-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Екатерина Кордюкова
|
| Наши пути
-------
Екатерина Кордюкова
Наши пути
«Пути осознания»
Начав ознакомление с этим небольшим сборником, я умышленно проигнорировал информацию об авторе, и первые стихи показались мне детищами юного поэта, недавно вставшего на путь постижения магии слова, магии стихотворения. Но, чем дальше шёл я по исповедальным путям Екатерины Кордюковой, тем очевиднее становилось: звучат слова зрелого автора, с беспристрастно внимательным взглядом, который вполне осознаёт величину своего назначения и движется с ней, по мере сил изменяя мир:«Есть странный дар: менять реальность словом, Не засоряя речи чепухой…»
Осознание истины, выраженное ёмкой, талантливой строкой, воспринимается как девиз, до гениальности кратко сформулированная программа действий. Но это случилось в середине книги, а «в начале пути» автор успел изрядно поэкспериментировать. Как прямое обращение к читателю звучит своеобразная «беседа с богом», в которой Екатерина провозглашает свою самостоятельную и ответственную жизненную позицию: «Я отвечу: скручивая душу, Я из слов леплю себе крыла, Для меня, наверно, это лучше, Чем молить и прятаться от зла…»
Казалось бы, сегодня не модно в таком стиле обращаться к «высшим силам», но на то и существует поэт, чтобы находить нетривиальные ходы, пересекать общепринятые рамки и смотреть на мир иным, не массовым взглядом. Это нелегко. У оригинальных людей всегда много оппонентов, потому что большинство как раз – очень тривиально.
Вместе с тем у Екатерины Кордюковой есть все данные лидера, ведущего за собой. Её стихи не только вызывают живой отклик, но и достигают большего: их можно петь, а значит, следовать за мыслью автора, пройти какую-то часть жизни его путём. Автор знает об этом, и говорит в первом же стихотворении: «И в конце, и в начале пути Слово льнёт к колыбельным распевам».
Несомненный талант поэта помогает Екатерине Кордюковой тонко чувствовать поступь неумолимо надвигающихся неприятностей и катаклизмов, о чём свидетельствует истинно пророческое четверостишие: «Нам до горя – лишь дверь да порог, Может, меньше, чем ночь, И скрывающий истину Бог, Не готовый помочь».
Тут автор находится на высоте миропонимания ведущих европейских мыслителей 20-го века, обнаруживших глубокое лицемерие и безответственность современных им тоталитарных мировоззрений рушащегося мира. Кристаллизующей силой в стихах книги является своя, личная порядочность плюс беспристрастный взгляд, позволяющий называть вещи своими именами.
Яркое, музыкальное стихотворение: «Я сегодня уплываю, как река». В нём отражается мощная традиция народного творчества с его обращением к природным силам, духам природы, к её песенному укладу. Автор не только ассоциирует себя с осенью, более того, она «срастается» с нею, становится её воплощением. В этом свете вполне логично обращение героини к некогда любимому, но отдалившемуся человеку: «Я с тобою не прощаюсь, и зачем? Ты давно живёшь в плену у цифр и схем, Ты давно не видел осень во плоти И не сможешь меня, беглую, найти».
Трогательны и невероятно правдивы стремления автора осознать свою причастность к вселенской жизни, мировому бытию: «Я – камень на руке у мира, Мир – камень на моей руке…». Это сильное стихотворение, которому, наверное, суждено быть многократно повторённым многими людьми, неравнодушными к поэзии, умеющими ценить и использовать слово, проявляющими неразрывность «внутреннего я» со вселенной.
В поисках ответа на платоновский вопрос: «Зачем я живу?» – Екатерине Кордюковой удалось создать небывалой силы шедевры, насыщенные образностью, проникновенностью большой человеческой драмы – драмы непознаваемости мира: «Сколь я пота ни пью, а всё поле не пахано, Сколь я в дверь ни стучу – никому невдомёк, И рубаха моя на локтях перелатана, И затылок под пеклом июльским промок».
Яркие, выразительные, кинематографичные образы, делают стихи выпуклыми, запоминающимися и живыми, а вопрос ко вселенной – всплывает и всплывает вновь, естественно оставаясь безответным: «Что должная сделать в этом мире? Где мой путь и как его найти?»
Предельная откровенность прямоты и тонкое ощущение современности – сопровождают стихи Екатерины Кордюковой. Екатерина не прячется за словами, а выражает ими те истины, которые многие современники обходят молчанием: «Прославляя зелёную лодку, Из пустыни плывущую к нам, Надо знать: нам загонят в глотку Все слова, что не есть Ислам». Это сказано без паникёрства, без истерических настроений, а как чистая констатация, открытый взгляд специалиста на текущие перспективы. Способность Кордюковой к спокойному наблюдению придаёт её стихам силу неизбежности при точности попадания в цель: «Снег – это русская песня, Тихий, печальный напев, Снег – это добрые вести Ни для кого и для всех».
И даже удивительно, когда вслед за созерцательным прямодушием наваливается волна страстного до невозможности желания – переделать мир, вопреки твёрдости и непокорности «сопротивления материала»: «Не уходи, постой, Не погружайся в тень, Ты на сегодня – мой, Пусть на один лишь день. Пусть наплывает мгла, С речки ползёт туман, Слово моё – стрела, Руки мои – аркан».
В том и волшебство стихотворений, свитое Екатериной, что вслед за воинственным и непокорным призывом: «Когда душа, как ноющая псина, Ползёт на брюхе – только б всё прошло – И ты согласен жить наполовину, Плюнь ей в глаза и снова сядь в седло» тут же следует доброе и всеохватное напутствие, адресованное нам, попутчикам, то есть, читателям сборника стихов «Наши пути»:
«Пусть Вас любовь хранит от бед
И стелет ровные дороги…»
Вадим Шильцын,
поэт, режиссёр, сценарист,
член МГО Союза писателей России
Наши пути
И в конце, и в начале пути
Слово льнёт к колыбельным распевам,
Но в высоком полёте – прости —
Я дам ритм взбудораженным нервам.
Я спою под раскатистый гром,
Под дробинки дождя, под насмешки,
Потому что мы в связке со злом,
И напарник нас держит за пешек.
Я спою, потому что молчать
В этом страшном полёте нет мочи,
А земля всё торопится вспять,
И вернуть наше детство не хочет.
Подпевай, мой напарник, не спи,
Одному мне не выдержать ритма,
Белым росчерком наши пути
В небесах пребывают незримо.
Красота
Идёт по миру красота,
Скользит танцующей походкой,
Как будто с чистого листа
Сейчас начнётся век короткий,
Как будто мир махнул рукой
На неизбежность зла и смерти,
С улыбкой глядя, как прибой
Слова любви на пляже чертит,
Как обаятельно легки
Движенья ветра в танце мая,
Когда он с яблонь лепестки
Земле на волосы сдувает,
Как я безделья не стыжусь,
К иконам пламенных каштанов
Не ставлю свечи, не молюсь —
Лишь грежу в мареве их пьяном.
«Никто не теснит, не неволит…»
Никто не теснит, не неволит,
Россия раскинулась вширь:
Огромное стылое поле
И ветер, гоняющий пыль.
И в кои-то веки нет рабства
И смертного воя войны,
Кровавого пресса тиранства
И мысли всеобщей тюрьмы.
Свобода: гасить себя водкой
И сплевывать семечки дней,
Свобода быть брошенной лодкой,
Гниющей средь скользких камней.
И жаль мне, что души остыли,
И в час запоздалых свобод
Быть просто достойным России
Не в силах российский народ.
«Берёза – застывшая песня…»
Берёза – застывшая песня,
Под ласковый шёпот листвы
Рисует судеб перекрестья
На чистом листе синевы.
А тополь – прямая дорога
Для тех, кто не в силах свернуть,
Пустившись на поиски бога
В короткий, отчаянный путь.
И тихо янтарные слёзы
Скользят по сосновым щекам…
Я песню пою, как берёза,
Далёким и близким друзьям.
«Нам сегодня так близко до неба…»
Нам сегодня так близко до неба —
Потянись – и коснёшься рукой —
Словно спим мы под сумрачным пледом,
Словно жизнь – это стылый покой.
Эта серая зимняя сонность:
Начинаешь свой путь в темноте
И летишь целый день по наклонной,
Не стремясь, не желая лететь,
Потому что не веруешь в цели
И устал от убожества средств,
Потому что на зимней постели
Нам так близко до серых небес.
«Зачем опять? Зачем же в снег и вьюгу…»
Зачем опять? Зачем же в снег и вьюгу
И по глаза закутываться в шарф?
Зима мне сердце пашет белым плугом
И бороной ровняет жёсткий нрав.
Взметая слов колючие снежинки,
Бредёт январь по снежной целине,
И небо, словно серая косынка,
На плечи опускается ко мне.
И в лютости – проглядывает жалость,
И в холоде – мелькает красота.
О, жизнь моя, нечаянная радость,
Свети зимой, как льдистая звезда!
«Замерла на пороге зима…»
Замерла на пороге зима —
Не зовут её в дом.
Слишком сладко на печке дремать,
Когда снег – за окном,
А в печи – только искры да жар…
Не входи, не тревожь!
Эта ночь – не последний ли дар,
Золотистая ложь,
Перед тем, как ворвётся метель
И застудит сердца,
Посрывает все двери с петель,
Замутит образа?
Нам до горя – лишь дверь да порог,
Может, меньше, чем ночь,
И скрывающий истину Бог,
Не готовый помочь.
«Плыл вечер в ночь, река в тумане…»
Плыл вечер в ночь, река в тумане
Звала любовь,
Ты как всегда пришёл незваный
С котомкой слов,
То говорил, то жадно слушал
Сквозь тишину,
В тумане глаз увидев душу —
Совсем одну.
Ты мял мне пальцы с горькой страстью
И тихо звал,
Ещё не признанною властью —
Повелевал.
Мы снова выплыли на грани
Коротких снов.
Плыл вечер в ночь, река в тумане
Рвала любовь.
«Я сегодня уплываю, как река…»
Я сегодня уплываю, как река,
В просинь неба, в лёгкость песни, в облака,
В эту осень, что встаёт из синевы
В рваной радуге задумчивой листвы.
Я с тобою не прощаюсь, и зачем?
Ты давно живёшь в плену у цифр и схем,
Ты давно не видел осень во плоти
И не сможешь меня, беглую, найти.
А ведь помнишь, было время, мы вдвоём
Убегали в осень шляться под дождём,
И смывали с нас дождинки ветошь фраз,
Кем-то сказанных правдиво, но до нас.
Не прощаюсь, не прошу и не зову,
Ты останешься, как прежде, на плаву.
Чтоб взлететь, нужна отчаянность листка,
Что без крыльев хочет гладить облака.
«Я не буду стоять под иконой…»
Я не буду стоять под иконой
И о милости Бога просить.
Слишком жёстко штыками был порван
Окровавленный парус Руси.
Слишком колкой была дорога,
Слишком горьким был хлеб побед,
Слишком долго брели мы в ногу
И кровили широкий след.
Снова мир обрастает плотью,
Снова тянется к небу Русь,
Но короткой бессонной ночью,
Я мечтаю и всё ж – не молюсь.
«То сон иль шутка ювелира…»
То сон иль шутка ювелира,
Что точит жизни на станке:
Я – камень на руке у мира,
Мир – камень на моей руке.
Гляжу в себя, и мир беспечно
Ко мне спускается в ладонь,
Душа играет в бесконечность
И пьёт из ложечки огонь.
Мир на руке моей пылает,
И, взгляд не в силах отвести,
Я не спеша бреду по краю
Чьего-то Млечного пути.
«Жёлтый месяц, раскосый странник…»
Жёлтый месяц, раскосый странник
Тихо бродит средь мёртвых звёзд,
И стекает с него сиянье
На притихший ночной погост.
Ни к чему ему там подруга —
В одиночестве тает грусть,
Тяжелее ходить по кругу,
Никогда не меняя путь.
Никому он не пишет писем,
И, жалея, что я – не с ним,
Я брожу среди мёртвых листьев
И вдыхаю осенний дым.
«Сколь я пота ни пью, а всё поле не пахано…»
Сколь я пота ни пью, а всё поле не пахано,
Сколь я в дверь ни стучу – никому невдомёк,
И рубаха моя на локтях перелатана,
И затылок под пеклом июльским промок.
Для чего это всё, ты скажи мне без пафоса,
Для каких таких дел нас рожает земля,
Что течём мы, как сель, без руля и без паруса,
Чтоб устать и уснуть в бесконечных полях?
Ты прости, что стучу, не даю тебе выспаться,
Только мне без ответа уже не вздохнуть,
Доедает кострище последнюю ижицу,
И молчанье всё яростней давит на грудь.
И присев на крыльцо перед дверью не выбитой,
Я смотрю на поля и вдыхаю их жар,
И латаю собой страхи каждого ирода,
И на крестном пути – каждой плети удар.
«По белой, по скользкой дороге…»
По белой, по скользкой дороге,
По чёрствой краюхе зимы
Плетут неуверенно ноги
Узор наступающей тьмы.
И хочется выскоблить льдины
И травы скорей расстелить,
Чтоб все заскорузлые спины
Весна помогла распрямить,
Чтоб всех напоить до потери
Испуга и злобы в глазах,
Чтоб солнце в закрытые двери
Врывалось с цветами в руках.
Как хочется выпросить счастье,
Делимое ровно на всех —
Ещё не потрёпанный страстью
Апрельский безоблачный смех.
«Вот и зрелость стучит в мои окна…»
Вот и зрелость стучит в мои окна
Кулаками шаблонов и цифр…
Остаётся надуться и лопнуть,
Словно юности мыльный пузырь.
Лопоухая нежная зелень
Обрастает корою и мхом,
И всё реже взлетают качели
Над затянутым ряской прудом.
Всё проходит: мучительность слова,
Дрожь в коленях и свежесть обид…
И лишь в детской победой живого
Белокурая радость звенит.
«Прощайте! Легко, как подарок…»
Прощайте! Легко, как подарок,
Уходит оставленный берег,
И радостной россыпью марок
Багаж мой душевный обклеен.
И сердце вприпрыжку, как птичка,
По крошкам склевало разлуку,
И ноги забыли привычку
Тащиться сквозь пыльную скуку.
Домой я лечу перепёлкой,
Туда, где я – сила и знамя,
Где, как новогоднюю ёлку,
Я жизнь украшаю стихами.
«Сердца гулкий метроном…»
Сердца гулкий метроном
Отбивает ритм,
Каждый плачет о своём
И ползёт к своим,
Каждый строит над землёй
Свой отдельный мост,
Чтоб подняться над толпой
Иль достать до звёзд,
Каждый хочет видеть свет
Даже в темноте
И купить себе билет
К золотой мечте,
Каждый хочет быть другим
И – самим собой,
И ползти, ползти к своим
Через сухостой.
«Душа, приросшая к кострищу…»
Душа, приросшая к кострищу,
И не пыталась убежать,
Она дарила близким пищу,
Стремилась греть и охранять.
И пересортицей иллюзий
Сама дышала по ночам,
Лавиной искр бросая музе
И боль, и крик, и сор, и хлам.
Так, бесталанные к свободе,
Мы все не знаем, для чего
Вокруг кострищ любимых бродим
И нянчим сонную любовь.
«Солнце дремлет в золотых пушинках…»
Солнце дремлет в золотых пушинках
На верхушках высохшей травы…
Словно жук беспомощный на спинке,
Я лежу под взглядом синевы.
На душе – затишье и безлюдье,
Пишет свет оранжевую вязь,
Я вдыхаю вечер полной грудью,
Ни о чём не плача, не молясь.
Что бы я ни думала о мире,
Мир простит младенчество моё,
Что бы мы в угаре ни свершили,
Всё пройдёт и порастёт быльём.
И царить останется безмолвно
Это поле с перьями травы,
Что покоем дышит под любовным
Взглядом бесконечной синевы.
«Бессонница, как мышка за стеной…»
Бессонница, как мышка за стеной,
Скребётся и шуршит, и сон мой гонит,
А темнота, вибрируя струной,
То вдруг затихнет, то опять застонет.
И мысленно уже в который раз
Ныряю я в обманчивый колодец
Твоих неисцелимо карих глаз,
По прихоти меняющих любовниц.
Зачем тебе я? Ты мне для чего?
Душа дрожит, но не даёт ответа…
Всё слушает, как, крадучись, любовь
Идёт ко мне с отточенным стилетом.
«Здравствуй, наблюдатель мой циничный!..»
Здравствуй, наблюдатель мой циничный!
Как живёшь? Давно ль из-под небес?
Не ждала, что ты захочешь лично
Посмотреть, как мир твой тащит крест.
Боги умирают от безверья,
И, конечно, хочешь ты спросить,
Где краду я золотые перья,
Чтоб без веры над землёй парить?
Я отвечу: скручивая душу,
Я из слов леплю себе крыла,
Для меня, наверно, это лучше,
Чем молить и прятаться от зла.
Не прошу ни помощи, ни кары —
Было время: я тебя ждала…
Ты молчал. А я покуда стала
Тем, кем без тебя я стать смогла.
Осеннее море
Снова осень, довольно раздумий!
Я бреду в зачарованный лес,
Где верхушки берёз, словно дюны,
Уходящие в море небес,
Где у сосен – смолистая влага,
И по пояс – сухая трава,
Где, склоняясь под рябиновым стягом,
Ива моет в реке рукава.
Все мы ищем любовь и находим
Вместе с ней невозделанный сад,
И мы пестуем хрупкие грозди,
Где хранит свой нектар виноград.
Но по осени сад, облетая,
Мне даёт на минуту вздохнуть
О верхушках берёз, что, взлетая,
В небеса открывают нам путь.
«Иду к тебе, тебя не понимая…»
Иду к тебе, тебя не понимая,
Из крошек дней слагая твой портрет,
Но жадных птиц курлычащая стая
Сметает всё и склевывает свет.
Я вновь крошу себя, слагая песни,
Пытаясь в звуке выразить любовь,
Но к песням глух души моей наместник,
Не тонет он в волшебном море слов.
Неистово, как может только ярость,
Сама я бью прозрачный лёд мечты…
Уйдёт любовь и дочь её, усталость,
Так сделай милость, уходи и ты.
«Ты – светило на моём пути…»
Ты – светило на моём пути,
Мой корабль вибрирует от боли,
Без потерь решив хоть раз пройти
Сквозь твоё мучительное поле.
Если мне не хватит сил уйти,
Не смогу потом тебя покинуть,
Знаю: ты не можешь не светить,
Только лучше в спину,
лучше в спину.
«От барьера до барьера…»
От барьера до барьера
Нас ведёт любовь и вера,
Но барьеры разрушает
Только ярость, только гнев;
И оттачивает нервы,
Тот, кто хочет выйти первым,
И всегда предпочитает
Масти власти: пик и треф.
От закона до закона
Разум бродит полусонный,
Собирая льдинки мыслей
В кристаллический узор.
Не слышны ему ни стоны,
Ни галдёж у ножек трона —
Только звон хрустальный чисел
И вселенной разговор.
От потери до потери
Жизнь распахивает двери
И ведёт тебя с любовью,
Не натруживая ног.
Но у двери рыщет горе,
И дорога станет морем,
И душа напьётся солью
И заплатит свой оброк.
От поэмы до поэмы
Я раскачиваю стены,
Чтобы слово на качелях
Поднималось в облака;
Только слово, только песня
Улетают в поднебесье,
Возвращаясь к нам в капелях,
В неуёмных птичьих трелях,
В побеждающем метели
Тёплом вздохе ветерка.
«Сизокрылое море летело…»
Сизокрылое море летело…
Мы на крылья не смели ступить
И своё неуклюжее тело
Его нежной прохладой укрыть.
Ты – любовь моя, море прохлады,
Бирюзовая, сизая даль…
Только рядом с тобой мне не надо
Всё, что дорого, прятать под сталь.
Ты – свобода, стряхнувшая морок,
Ветер силы в моих парусах,
Как шкафы без наскучивших створок
Мы впускаем восторг твой и страх.
Я не знаю, за что ты мне веришь,
Но, вдыхая солёный восторг,
Каждый день я ласкаю твой берег,
Не жалея натруженных ног.
«Так случилось: я верю в любовь…»
Так случилось: я верю в любовь
И от будничной лжи сатанею,
На продажу не ставлю основ
И не верю зелёному змею.
Ты сказал, что такая, как я,
Может горы скомкать и воздвигнуть,
Но за это свернуть мне нельзя
С горных троп, называемых жизнью.
«Ты агрессивно молода…»
Ты агрессивно молода
И вызывающе беспечна,
Ты пишешь драмы в никуда,
Руками грея бесконечность.
И жёсткость выкованных схем
Тебе простится, и не скрою:
Я твой портрет пишу затем,
Чтоб вспомнить и себя такою.
«Прославляя зелёную лодку…»
Прославляя зелёную лодку,
Из пустыни плывущую к нам,
Надо знать: нам загонят в глотку
Все слова, что не есть Ислам.
Надо знать, что солдат за веру —
Это, прежде всего, солдат,
И убитые – это мера
Его доблести и наград.
Надо знать и смотреть открыто,
Не боясь и не славя тех,
Кто бросает в глаза убитым
Свой холодный колючий смех.
«Мне снегом глаза залепила зима…»
Мне снегом глаза залепила
Зима,
Как будто жить дальше решила
Сама:
Любить без меня моих близких
И рвать
Скупые стихи, и записки
Сжигать.
И холод, её провожатый,
Меня
Спешит в ледяные объятья
Принять,
И нет уже сил воротиться
Назад —
Глаза умирающей птицы
Молчат.
«Тихое-тихое море…»
Тихое-тихое море…
В сети приходит улов,
Шёпот неспешных историй
Синий колышет покров.
Синее-синее небо,
Горы – драконы во сне —
Дышат туманною негой,
Гулко храпят в глубине.
Белую-белую пену
Солнце хватает рукой…
Нету приятнее плена,
Чем упиваться тобой.
«Кричи – не выкричишь ни капли…»
Кричи – не выкричишь ни капли,
Проси любви, вина и хлеба,
Ты ведь сюда кричать поставлен?
Иль через боль расти до неба?
Когда в молитве душат слёзы,
Когда ответом ей – молчанье,
Невольно думаешь, что поздно
Просить у бога состраданья.
Нас всех поставили пред фактом
Самих себя и той свободы,
Что выливается в инфаркты,
В любовь и злость, в стихи и роды.
Зачем молитвы и вопросы?
Ты сам себе – и быль, и небыль.
Ведь невмешательство – лишь способ
Заставить нас расти до неба.
«Ты себя пускаешь под откос…»
Ты себя пускаешь под откос,
Ты себя взрываешь по вагонам:
Скучно гладить локоны берёз
И гудеть о правде глупым клёнам,
Скучно жить, завидуя дубам,
Сросшимся с землёй и небосводом,
И хлестать ветрами по щекам
Проводниц нахмуренных у входа.
Но по рельсам можно лишь вперёд,
Хоть сожги до пепла всё, что свято.
Тот, кто ищет смерти, тот умрёт…
Только жизнь ли в этом виновата?
«Есть странный дар: менять реальность словом…»
Есть странный дар: менять реальность словом,
Не засоряя речи чепухой,
Но сбрасывая пыльные покровы,
Вести людей по строчке золотой.
Есть странное спокойствие надрыва
И, складывая чувства по слогам,
Так хочется, чтоб было всё красиво,
И жизнь людей не превращалась в хлам.
Есть странная иллюзия всевластья
И тихая уверенность в себе,
Способность рисовать картины счастья
И к ним идти по всклоченной судьбе.
«Пусть море залижет раны…»
Пусть море залижет раны,
Которые мы наносим,
И смоет всю кровь с экранов,
Как листья смывает осень.
Пусть море дышит не кровью,
А только солёной пеной,
И в южном душистом зное
Не носится запах тлена.
И ты, приходя на берег,
Топи лишь свои печали…
Ту часть, где в душе мы – звери,
Мы долго не добивали.
Я тоже приду однажды
К порогу синего дома.
Ты, может, тогда мне скажешь,
Зачем мы с тобой знакомы.
«Спуск к реке. Песок течёт по склону…»
Спуск к реке. Песок течёт по склону
От моих размеренных шагов,
Свет играет в омуте зелёном,
Отмель горделиво супит бровь.
Никого. Бывает же такое! —
Только я и радуги стрекоз.
Лишь тебе, река, как аналою,
Я могу доверить свой вопрос:
«Что должна я сделать в этом мире?
Где мой путь и как его найти?»
Тишина. Слова мои уплыли —
Твой покой так просто не смутить.
И в твои объятья ледяные
Я вхожу, отфыркивая страх.
Оттого, что все слова уплыли,
Вновь течёт река в моих глазах.
«Я – тот, кто может не писать…»
Я – тот, кто может не писать
И, тупо глядя в центр экрана,
Предпочитает сам молчать
И утешать себя обманом.
Я – тот, кто бьётся не на смерть,
Кто не рискует постоянством,
Кто не готов дерзать и сметь
Ни для любви, ни для сектантства.
Я – тот, чья подпись не дойдёт
Ни до кого из ныне спящих,
И чей игрушечный полёт
Смешон для истинно парящих.
«В тумане плавают деревья…»
В тумане плавают деревья,
Дома дрожат, как миражи,
И, тяжелея от безделья,
Вороны бродят среди ржи.
Железный смерч несётся маршем,
Натужной бодростью урча,
До беззаботности бесстрашен,
Как шмель на лезвии меча.
Вперёд, вперёд, дробить и плавить
Спешим мы вымученный мир,
Чтобы живому крест поставить
От Петербурга до Курил.
«В разгар заслуженного счастья…»
В разгар заслуженного счастья
Нам стали сниться злые сны,
И мы бежали от проклятья
Когда-то нежной тишины
В безумный марш дождя и снега,
В слепое бегство ради бега.
Так мы впряглись в лихую тройку
Без понуканья и кнута
И поскакали: гривы бойко
По спинам принялись хлестать,
Вздувались вены, и сильнее
Сжималось сердце, каменея.
Мы тихо пали ближе к ночи
В каком– то поле без конца,
Почти без стона, тупо, молча,
Уже не в силах избежать
Ни снов, ни мёртвого покоя
Под тихий шелест сухостоя.
Слева и справа
Слева и справа жгут переправы,
Слева и справа – кровь и огонь,
Лава сметает ропот заставы,
Жизнь превращая в жжёную вонь.
Слева и справа выслужить славу
Не доведётся ни одному,
Кровь от бессилья стала отравой,
В ужасе солнце скрылось в дыму.
Слева и справа вечность коряво
Души из плоти бросилась рвать.
Может, мы в чём-то были не правы,
Только за что нам так умирать?
«Довольно вина, довольно…»
Довольно вина, довольно,
Не всё ещё ночь нам застит,
Я стала птицею вольной
Прекрасной вороньей масти.
Я стала птицей молчащей —
Останься один со словом,
Вставляющим камень в пращу,
Ощерившим лик свинцовый.
Я стала птицей бездомной —
Домой не несут обломки.
Чтоб больше тебя не помнить,
Ты льёшь мне вино до кромки.
«Тебя не вижу день, неделю, месяц…»
Тебя не вижу день, неделю, месяц —
Душа вздыхает и уходит в сон…
Вдруг снова ты: сметая груды лестниц,
Крушишь покоя хрупкий бастион.
И вновь уходишь, снова нет известий,
Нет ни строки, чтоб сердцу дать разбег —
Лишь солнце ровно над землёю светит,
Иль по полям метёт змеистый снег.
Нет, так нельзя с родными и чужими —
Чертить зарубки выверенных встреч…
Уйди совсем, и я забуду имя,
Что мне на сердце вырезал твой меч.
«В исподнем зимнею дорогой…»
В исподнем зимнею дорогой
Уходят странники твои,
И окна вслед глядят им строго,
Разлуки горькой не простив.
И тихо машут занавески,
И на прощанье гаснет свет…
И с тротуара счистят фрески —
Их ледяной последний след.
И ты следи за мной без муки,
Когда по стылой целине
Я проложу тропу разлуки,
Печалью вдавливая снег.
«В каких полях ты бродишь, ветер…»
В каких полях ты бродишь, ветер,
На чей погост сметаешь снег?
Зачем позволил мне заметить,
Что ты – отчасти – человек?
Зачем в лицо мне дуешь правдой
Своих походов и побед?
Ведь я с тобой была б, когда бы
Ты не хотел обнять весь свет.
«Надо писать на грани…»
Надо писать на грани
Страсти и волшебства,
Выменять кровь на знамя,
Знамя сплести в слова,
Строить словами храмы,
Строить мосты над злом.
Может, тогда мы станем
Больше ценить наш дом,
Может, тогда мы станем
Думать и не спешить.
Надо писать на грани
И не жалеть души!
«Милый, дальний собеседник…»
Милый, дальний собеседник,
Что ж давно не шлёшь письма?
Без тебя уже к обедне
Оттрезвонила зима,
Без тебя слетелись вьюги
Насвистеть мою судьбу,
Набивались мне в подруги,
Ударялись в ворожбу.
Без тебя добрей не стала
Западня моих морщин…
Просто я давно устала
Ждать обещанных вершин.
Не пиши мне, я на пристань
Не могу зимой смотреть.
Что же, снег – не хуже писем,
Всех снежинок не прочесть…
«Не плати молчаньем за любовь…»
Не плати молчаньем за любовь,
Не плати бесчувствием за нежность…
Неужель иссяк колодец слов
И уснул под одеялом снежным.
В бесконечной зимней тишине
Мне искать уж нечего, наверно.
Потому-то, вспарывая снег,
Я всё ближе к холоду вселенной.
Из конца в конец пройду весну,
Надышусь пионами и зноем
И, смирясь, колени преклоню
Пред осенним чистым аналоем.
Всё проходит, кроме тишины,
Даже боль не просит эпитафий,
Горше всех – молчание стены
Без улыбок старых фотографий.
И, как сок с берёзовых стволов,
Каплет в снег последняя надежда…
Не плати молчаньем за любовь,
Не плати бесчувствием за нежность.
«Ночь сдувает огоньки, как искры…»
Ночь сдувает огоньки, как искры,
Что летят и гаснут над костром.
Ночь молчит. И суетные мысли
Вслед за светом покидают дом.
Звёзды стали редкими гостями
В городе, где фары, как река,
Проливают золотое пламя
На дома, прохожих, облака…
Берега объятья не сомкнули,
И река по-прежнему течёт
По провалам монотонных улиц
Мимо скромных человечьих сот.
И в потоке мы с тобой, как льдины,
То несёмся порознь, то вдвоём…
Тает жизнь, уж нету половины,
Но плывём, пока ещё плывём.
«Ползут раскормленные тучи…»
Ползут раскормленные тучи
По истощённым небесам,
И солнце, как счастливый случай,
Неверный луч бросает нам —
Холодный луч. И, вжавшись в плечи,
Под хрусткий ропот мёртвых брызг,
Как пьяный ратник после сечи,
Я медленно сползаю вниз.
Всё ниже, ниже, стынут ноги,
И руки ловят редкий вздох…
Смотри, идя своей дорогой:
В канаве жалкий пёс издох.
«Пьёшь вино ты и пишешь романы…»
Пьёшь вино ты и пишешь романы,
Снова пьёшь и клянёшься в любви —
Ты скользишь по теченью в тумане
Меж оскаленных трещин земли.
В твою лодку принёс меня ветер,
Словно искру шального огня,
И туман мне не в силах ответить,
Почему ты не гасишь меня.
«Отпустите птицу…»
Отпустите птицу,
Чтоб глядеть ей вслед,
Даже, если лица
Не увидят свет,
Даже если в перьях
Был последний луч,
И во тьме от двери
Не найдётся ключ,
Это всё простится,
И не нужен свет,
Чтоб самой стать птицей
И лететь вослед.
«И тень, и свет, и боль, и счастье…»
И тень, и свет, и боль, и счастье —
Всё познаётся на границе.
Как не любить? Любовь – причастье,
И в ней нельзя остановиться
На полу-да и полу-нет.
В ней нет теней. Лишь тьма и свет.
«Я питаюсь дождём и снегом…»
Я питаюсь дождём и снегом,
Вспоминая прибрежную синь,
Годы ходят за мною следом
И за клином вбивают клин.
Я вслепую ищу ступени
Из ничто в неизвестно куда,
И душа не встаёт на колени,
Чтоб себя подороже продать.
«По дороге из бездны в бездну…»
По дороге из бездны в бездну
Я решила упасть в любовь —
Слишком рано смирилась нежность
С беззастенчивой скукой слов.
А от бездны до бездны вьётся
Слишком тонкая нить мечты,
Чтоб не видеть внизу уродства
Испугавшихся высоты.
Что же делать мне с этим счастьем:
Вечно падать и вечно звать?
Кто не хочет быть просто частью,
Может мир из любви создать.
Война
По туманному рассвету
Змейкой вьётся тишина,
С мёртвой точностью стилета
В этот мир пришла война.
Самолётами завыла,
Завизжала плетью бомб,
Чёрным облаком накрыла
Каждый угол, каждый дом.
День и ночь везут вагоны
Взрывы, смерть и крики «пли»,
А над полем рвутся стоны
Колесованной земли.
«Лес ли, поле ли ветер выстелил…»
Лес ли, поле ли ветер выстелил
Снежным кружевом, белым сном,
То ли треск ветвей, то ли выстрелы
Тишину дробят под окном.
Ночи длинные запорошены
Звёздным крошевом, вьюжной мглой…
Не стучись ко мне, гость непрошенный,
С одиночеством и тоской.
Я топила печь, грела сердцем сны,
И не дам тебе застудить
Мой мирок метелью твоей войны,
Душу страстью твоей сгубить.
Поищи свою ненаглядную,
Свет луны держа, словно нить.
Уходи, мне жаль, что не стану я
Утешать тебя и любить.
«Живи, как знаешь…»
Живи, как знаешь,
Гуляй на воле:
Мы повстречались,
Как зёрна в поле,
Росли бок о бок,
Тянулись к свету,
Пьянящим соком
В нас билось лето.
Мы жизнь не гнали,
И дни без счёта
Тянулись стаей
До горизонта.
Теперь созрели…
Даешь свободу! —
В пшеничном теле
Так много мёда.
Тебе ведь проще
Не видеть боли —
Живи, как хочешь,
Гуляй на воле.
«Прощайте, на лунную мачту…»
Прощайте, на лунную мачту
Серебряный парус взлетел,
В гранёное летнее счастье
Недолго я, братцы, глядел.
Довольно плескаться в дурмане
И синие волны взбивать,
Ловить золотистое пламя,
Упавшее в водную гладь.
И в краткости – видеть подарок,
И море вдыхать, как любовь,
И дуть на вечерний огарок
Дымком незатейливых слов.
Довольно! Наполнены трюмы,
Корабль подгоняют ветра…
На север, седой и угрюмый,
На родину, братцы, пора!
«Подумаешь, страсть! Всё – пустое…»
Подумаешь, страсть! Всё – пустое,
Затихнет неистовый шквал,
Останется то, что ногою
Ты раньше легко попирал:
Останется берег пустынный
И чайки гнездо на скале,
И взгляд укоризненный сына,
И твой неприкаянный след.
«Из суетных выдумок строим мы жизнь…»
Из суетных выдумок строим мы жизнь,
Чтоб неба пробить непроглядную синь…
Зачем? Для чего? Каждый пробует сам
Года, как ступени, лепить к небесам.
По лестнице этой карабкаясь вверх,
Внизу оставляем наивность и смех;
Всё выше ступени и лезть всё трудней,
И нет впереди путеводных огней.
Я лезу, как все, но порой оглянусь
И с облака выпью щемящую грусть;
Но прошлой себе не сумею сказать,
Как жить без ступеней и как умирать.
«По лагунам любви моя лодка скользит…»
По лагунам любви
Моя лодка скользит.
Тишина и полуденный зной.
И блестит, как слюда,
Золотая вода
Под обманчиво прочной кормой.
Всё смела тишина,
И затихла волна,
Словно небо, немое от слёз.
И под ветром слегка
Шевелится река
Моих выжженных солнцем волос.
На поверку лишь смерть
Может память стереть
О плывущем в безвременье дне,
О желанье узнать,
Как любить и терять
И искать свою душу на дне.
«Молчанье – лучшее прощанье…»
Молчанье – лучшее прощанье,
И за ушедшую любовь
Дают гроши воспоминаний,
Пустые фантики от снов —
Дают всё то, чем не заполнить
Притихший дом моей души…
И всё ж тебя я буду помнить
И пересчитывать гроши.
«Ртутно-текучее племя…»
Ртутно-текучее племя
Кровью рисует свой путь,
То веселится, то дремлет,
То принимает на грудь,
То упирается в небо
Взглядом, не видящим звёзд,
То золотистые стебли
Стелет под ноги в покос.
Странные звери, которым
Ведомы песня и рык,
Голод неистовый своры,
Дружбы весёлый язык.
Жизнь прикрывая руками,
Могут другую отнять…
Это – не люди, а пламя —
С правом любить и сжигать.
«Из последних сил вгрызаюсь в небо…»
Из последних сил вгрызаюсь в небо,
За собой любимых волоча,
И к кому-то всё взываю: «Мне бы
Всё одно – врача иль палача».
То прошу кого-то: «Дай проснуться,
Не мытарь бессмысленной борьбой!
Я хочу руки твоей коснуться,
А не быть всё время под рукой».
Запалишь ты звёзды на закате,
Позовёшь улыбкою луны…
За любовь всегда мы жизнью платим —
И она уходит, словно сны.
«Пусть в вашей жизни плачет только дождь…»
Пусть в вашей жизни плачет только дождь,
Пусть близкие вас радуют вниманьем,
И брызжет соком золотая гроздь —
Души незатухающее пламя.
Пусть будет вам легко, как никогда,
Вершить и строить, улыбаться детям,
И всё, что вам захочется отдать,
Другим, как солнце ласковое, светит.
Ассоль
Я с тобою не буду спорить,
Даже взглядом не выдам боль:
Между нами разлилось море
И в глаза мне бросает соль;
И прибрежный песок поднялся,
Чтобы жалить горячий лоб
В бесконечном круженьи вальса
Потерявших значенье слов.
Это мёртвое море выжгло
Всё живое в единый миг,
Тот, кому я шептала «милый»,
Не услышит теперь и крик.
Шторм затихнет, и будет вечер,
Вместе с солнцем утонет боль,
Вновь толчками от встречи к встрече
Будет биться во мне Ассоль.
«Ищу всю жизнь и не найду утрату…»
Ищу всю жизнь и не найду утрату,
А кажется, вот-вот возьму в ладонь,
И время постепенно стало платой
Для этих нескончаемых погонь.
Могу я слово выкрасить цветами,
Могу жевать и пробовать на вкус,
Но как же поделиться словом с вами,
Чтоб вам закинуть в душу этот груз
И зацепить крючком, и выше, выше
Тянуть до синевы затёкших рук,
Чтоб вы могли мой пульс неровный слышать,
И, замерев, забыть про свой испуг.
Я вас люблю и души ваши вижу,
Они, как окна, светят мне в ночи,
И потому я буду вас до грыжи
Из омута болотного тащить,
И дам вдохнуть клокочущее слово
И выдохнуть, и выгнуться дугой.
Я знаю: вы давно в душе готовы
Без ропота последовать за мной.
«Не нужно слов, простимся молча…»
Не нужно слов, простимся молча,
Под скрип ворот,
На тишину визгливо ропщет
Лишь драный кот.
Он тоже вышел провожатым
И смотрит вслед,
Как ты идёшь слегка помятый
В миндальный свет,
И только утренняя сырость
Под звук шагов
Меня обнять не поленилась,
Гоня под кров.
И сушит ветер всё, что нужно
Мне утром скрыть,
Чтоб так же молча день ненужный
До дна допить.
«Твоя любовь, как льдинка за окном…»
Твоя любовь, как льдинка за окном,
От взмаха крыльев может отколоться,
Я не могу забрать её в свой дом,
Она и без меня умрёт от солнца.
Зачем мне эта хрупкая игра —
Твоих страстей застуженное пламя?
И всё же, словно к всполохам костра,
Меня к тебе слепая нежность тянет.
«Механизмы расстрельный и палочный…»
Механизмы расстрельный и палочный
Не ушли – затаились просто.
Почему я не слушала Галича?
Хорошо, хоть пела Высоцкого.
И фашизм, и вожди бессменные
Не ушли – лишь пообтесалися.
И по-прежнему строем военные
Голосуют за них до старости.
И судимы, как встарь, по должности,
И заносят коньяк им марочный.
Чтоб не спать со своею совестью,
Надо слушать, как прежде, Галича.
«Снег – это русская песня…»
Снег – это русская песня,
Тихий, печальный напев,
Снег – это добрые вести
Ни для кого и для всех.
Снег – это шанс затеряться
В скучных провалах дворов,
Пеной незримых акаций
Скрасить обыденность слов,
Снег – это слёзы без соли,
Грусть без горчинки в груди,
Голос потерянной воли
Ветром бездомным гудит.
Знаю: бредущий в метели
Ищет свиданья с собой,
Чтобы в полях асфоделей
Встретить желанный покой.
«Землю накрыл закат…»
Землю накрыл закат,
Словно шотландский плед,
Времени строгий взгляд
Скрасил миндальный цвет.
И золотая нить,
Вдетая в облака,
Душу зовёт уплыть,
Словно твоя строка.
Не уходи, постой,
Не погружайся в тень,
Ты на сегодня – мой,
Пусть на один лишь день.
Пусть наплывает мгла,
С речки ползёт туман,
Слово моё – стрела,
Руки мои – аркан.
Звёздам ведь всё равно,
Вместе мы или врозь.
Чтобы не быть одной,
Послан мне нынче гость.
«Наша жизнь – это исповедь бога…»
Наша жизнь – это исповедь бога
Перед теми, кто ходит под ним,
За мечту, что мы топчем убого,
И что в спину бросаем другим.
И нелепость жестоких творений
Для создателя – тяжкий укор,
Как настырный буравчик мигрени,
Как бессмысленный внутренний спор.
Слишком поздно он понял ошибку,
Слишком рано ушёл на покой,
Завещав нам пустую улыбку
И боязнь стать друг к другу спиной.
«А смерть – это чёрная туча…»
А смерть – это чёрная туча
Иль дождь, орошающий травы?
А жизнь – это сказочный случай
Иль плотный туман переправы?
А ты – не герой ли грустный?
Не озорной ли демон?
Зачем так на сердце пусто?
Зачем все вопросы немы?
«Мы чистим тропу в навозе…»
Мы чистим тропу в навозе
И знать не желаем истин,
Что кто-то пощады просит,
Что пули дырявят листья,
Что нет никому свободы
Быть тем, кем душа способна,
Что мир сотрясают роды
И рокот толпы утробный,
И ты, что решил без страха
Взглянуть на кусочек ада,
Ответь, для кого та плаха,
Кому же всё это надо?
«Вопреки всем россказням пророчеств…»
Вопреки всем россказням пророчеств
Женщины хранят любовь и гнев…
Шлейф невосполнимых одиночеств
Украшает платья королев.
Женщине быть трудно королевой,
Если не осталось королей:
Первый стал похаживать налево,
А второй был тих, как мавзолей,
Третий создал храбрости заклятье
И ушёл бороться с темнотой,
А четвёртый видел своё счастье
В тихом любовании собой,
Пятый был придирчив и заносчив,
Мелочен и жаден был шестой…
Хватит! Королева уж не против
Королей отправить на покой.
Лучше оставаться королевой,
Чем идти с таким поводырём,
Лучше быть непонятой, но первой,
И мечтать и плакать о своём.
Доля всех величеств и высочеств
Быть скалой в обличье нежных дев…
В облаке вечерних одиночеств
Гаснет свет в покоях королев.
«А в глазах непонятного цвета…»
А в глазах непонятного цвета
Плещут волны, и камни, и муть,
В них встают золотые рассветы,
И алеет закатная грусть.
И в глазах непонятного цвета
Не ищи отраженье своё,
Не найти в них привычных ответов
И сочувствия искренних слёз.
Это просто – зовущая пропасть,
Безразличная к павшим на дно,
Это – чистая сила, и робость
Испытать ей, увы, не дано.
А в глазах непонятного цвета
Ты легко потеряешь себя
И летать будешь стонущим ветром
По их вечно холодным морям.
«Я тебя не люблю, и странно…»
Я тебя не люблю, и странно,
Что тебе я пишу стихи,
Видно, что-то сродни капкану
Есть в пожатье твоей руки,
Волшебство – в восхищённом взгляде
Лишь за мною следящих глаз,
И внезапно сбежавшей правде
Из квартиры красивых фраз.
Видно есть для любой из женщин
Немудрящий набор чудес,
Что ложится рукой на плечи
И в глазах зажигает блеск.
«Весна мечтой спускается на землю…»
Весна мечтой спускается на землю —
Всеобщей болью выстраданный свет —
И зимнюю раскрашивает келью,
Рукой любви снимая вьюжный бред.
И вновь листвы слепое появленье,
Как яркий цвет незапылённых душ,
И вишен беззаботное цветенье,
И сдержанная прелесть стройных груш.
И лепестки, как маятники света,
Неспешно покидают небеса,
Чтоб умереть, приблизив царство лета,
И возродиться в птичьих голосах.
«Когда любовь смирилась с пораженьем…»
Когда любовь смирилась с пораженьем
И трётся о мерцающую сталь,
Зарой поглубже чёрное смиренье —
Упавших никому потом не жаль.
Когда душа, как ноющая псина,
Ползёт на брюхе – только б всё прошло —
И ты согласен жить наполовину,
Плюнь ей в глаза и снова сядь в седло.
Когда покой покажется спасеньем,
И сон предложит тряпку на глаза,
Сожги её, пусть вечным будет бденье
И твёрд твой взгляд навстречу образам.
Пой песню до последнего припева —
Она другим в ночи проложит путь…
И камень, что смиренных гнал налево,
Тебе позволит к счастью повернуть.
«Все поезда уйдут и не вернутся…»
Все поезда уйдут и не вернутся,
Пока ты будешь ждать своей судьбы,
И станет домом полустанок куцый,
А садом будут серые столбы.
И ход часов, и стук колёс недаром
У сердца твоего украли ритм,
В крови гудят неистовства пожары,
И разум заволакивает дым.
И если не догнать ушедший поезд,
Иди пешком на север иль на юг…
Любая жизнь – таинственная повесть,
Любая смерть – лишь временный приют.
«Пусть Вас любовь хранит от бед…»
Пусть Вас любовь хранит от бед
И стелет ровные дороги…
Мы все – любви горячий след,
Любовью платим мы налоги.
Пусть будут праздником для Вас
Её плоды, её находки,
И в тёплом море Ваших глаз
Скользит её простая лодка.
Там
Из ниоткуда тёплый дождь
И белый снег, и свежий ветер,
Туда ты искренне идёшь,
Когда тебя не гонят плети,
И там однажды пьёшь закат,
Прощаясь с молодостью терпкой,
Там ночь не требует заплат,
Уснув за чёрной занавеской,
Там ты, любивший просто так,
Всё отдававший за мгновенье,
Там я, сошедшая во мрак,
Чтоб получить другое зренье.
Там все мы пьём тягучий сон,
А пробуждаясь, всё теряем…
Один шутник в пыли времён
Назвал то место просто: раем.
Коридоры
1.
Узкими коридорами,
Крылья отбросив в сторону,
Рыщут сороки сворами,
Гордо шагают вороны.
Свет выдают по записи,
Воздух – по расписанию,
Души горят от зависти
Ярче, чем краски знамени.
Сгнило без крыльев мужество,
Проданы все решения,
И отпускают с ужасом
Трусости прегрешения.
Сами себя загнавшие
В схемы вождей и в камеры,
Люди бредут уставшие,
Время в глазах их замерло.
2.
Здесь коридоры тихие,
Узкие окна – бойницы,
Нервно минуты тикают,
Быстро мелькают лица.
Хочется в окна вылететь,
Полем дышать и памятью,
Тихо стоять над Припятью
С чёрной зовущей заводью.
Хочется – значит, вырвешься
Словом, ресничкой вечности…
Жаль, что душа на привязи
Собственной человечности.
«Долго растёт человек…»
Долго растёт человек,
Хрупок росток…
В прошлом остался разбег…
Где же прыжок?
Призрачно долгую жизнь,
Словно листву,
Ветры сдувают с межи,
Топчут и рвут.
Прихотью ветра порой
Листья летят,
Чтобы расстаться с мечтой,
Прячущей взгляд,
Чтоб, заглянув в облака
Только на миг,
Пылью растаять в веках,
Сбросив свой лик.
«Тридцать пять, а все веришь в любовь!…»
Тридцать пять, а все веришь в любовь!
Боже правый, какая наивность,
Ворохами безжизненных слов
Твоя ранняя осень укрылась
От ветров и дождей – от всего,
Что способно нас вырвать из каши.
Ты по-прежнему веришь в любовь
И в душе не становишься старше.
Тебя греет истлевшая страсть,
Ты бежишь от намёка страданья,
Ты не знаешь, зачем тебе власть
И тончайшая шаль обаянья.
Вдалеке от вселенских костров
Ты живёшь среди нежных мелодий…
Может, к тем, кто так верит в любовь,
Неприметное счастье приходит.
«Как много стихов, недостойных сожженья…»
Как много стихов, недостойных сожженья:
Два клика – дорога до их удаленья.
Два клика – и легче дышать на земле,
И мягче ступать по словесной золе.
«В любви мужчина подобен ветру…»
В любви мужчина подобен ветру:
Приносит искру, вздувает пламя,
Углём и кровью нам сердце чертит
И прочь уносит воспоминанья.
Хранители любви
Взаимность – лучшее причастье,
И с губ я пью росу любви,
И по плечам бежит твоим
Веселое земное счастье.
В любой стране, в любых веках,
Когда тираны топчут души,
Дробят тела, и стены глушат
И чей-то стон, и чей-то страх,
Живут хранители любви:
Они врачам врачуют раны,
Их опасаются тираны,
Хоть и мечтают раздавить.
Мы сохраним любви язык —
Противоядье от злословья.
И пусть мы чье-то предисловье —
Без предисловий нету книг.
Почти забытые стихи,
напевы юности ушедшей…
Московский март
Деревья, словно льдины неживые,
Топорщатся в объятиях дождя,
Посверкивают ветками стальными
И ватный полог неба бередят.
Короткое затмение природы
До взрыва лип, до смерча тополей…
Как в сказке, превращаются уроды
В лебяжий дым, в зелёных журавлей.
«Вкрадчивая лунная дорожка…»
Вкрадчивая лунная дорожка
По волнам усталым расплескалась,
И луна брильянтовой серёжкой
В чёрных косах ночи затерялась.
Мы – одни, и море под ногами
Серой птицей вскидывает крылья,
Мы с тобой – как вспыхнувшее пламя,
Золотая лунная мантилья,
И в любовь мы входим, словно в море,
Не спеша прощупывая камни,
И для нас в полуночном соборе
Окна звёзд распахивают ставни.
Для Вас
Из нитей нежных слов
Я Вам сплела бы шаль,
Чтоб груз таких оков
Вам сбросить было б жаль.
Замком из нежных рук
Я цепь свою скреплю,
Измен холодный круг
Дыханьем растоплю.
И выпадет росой
Средь утреннего сна
Любви моей слепой
Густая пелена.
«Ты во сне мне нежно шлёшь приветы…»
Ты во сне мне нежно шлёшь приветы,
А глаза – холодный небосклон…
Дни и ночи ты проводишь где-то
В шумном марше бешеных времён.
Не грусти, что дни твои несутся,
Словно вихрь на сером скакуне…
Все пройдёт, а годы разольются
Струйкой фотографий по стене.
«Раскрыли глаза тополиные почки…»
Раскрыли глаза тополиные почки,
Заслышав неспешную поступь весны,
И вмиг небеса рассекли на кусочки
Тяжёлые ветви, стряхнувшие сны.
Растрескались тучи, и вспыхнуло солнце
Платком золотистым в седых волосах…
Да, можно и нужно за счастье бороться,
И взгляды любимых искать в небесах,
И шарить ветвями по звёздной дороге,
Ища медяки заколдованных встреч,
И, жизнь раздавая, делиться немногим, —
Что нам от зимы удалось уберечь.
«Я Вас люблю за внешность и за суть…»
Я Вас люблю за внешность и за суть,
Наощупь и на расстоянье взгляда,
За то, что Вы не в силах зачеркнуть
Те годы, что прошли со мною рядом.
И, став воспоминаньем о себе,
Мы будем этой памятью питаться…
Не зря ж на узкой жизненной тропе
Однажды нам случилось повстречаться.
Не зря ж мы рисовали на песке
Две линии скупого состраданья
И в облаках, как в розовой реке,
Ловили отблеск первого свиданья.
«С душевной болью, с нежной силой…»
С душевной болью, с нежной силой
Я наше прошлое люблю
Не потому, что день постылый
Своей душой теперь кроплю,
Но потому, что с каждым часом
Пустеет сад моей любви,
И только в прошлом трубным гласом
Ещё звучат шаги твои.
Но плеск листвы непостижимо
Нас отправляет снова в путь
За тем единственно-любимым,
Что может осень обмануть.
Щенок
Молчаливый, как вода,
Безупречный, как икона…
Нет, не стоило труда
Ждать ответного поклона.
Успокойся, я твоей
Томной грусти не нарушу,
Ты, как коршун, средь полей
Ищешь брошенную душу.
А душа твоя – щенок —
И не думала скитаться,
У моих свернулась ног
И с тобой не хочет знаться.
Поздняя любовь
Престарелый мальчик,
Девочка под сорок,
Поздняя удача
И любовь, как морок.
Как расправить плечи,
Чтобы не заметить
Хрупкость этой встречи
В мельнице столетий?
Слабый треугольник
Стонет без опоры:
Время, мятый школьник,
Девочка под сорок.
«Солнце цыганочку пляшет…»
Солнце цыганочку пляшет
В огненном платье рябин…
Счастье забытое наше
Машет платком мне своим:
Снова рябиновый вечер
Снегом янтарным метёт,
Хищное время, как кречет,
Жадно минуты клюёт,
Снова дрожат наши ноги
В ужасе первых шагов
Бывших детей по дороге,
Их уводящей в любовь.
Рано с собой я простилась,
С той, что смотрела сквозь дым,
Как её сердце клонилось
К нежным ладоням рябин.
«Лунным пеплом осыпаны крыши…»
Лунным пеплом осыпаны крыши,
Угольком нарисована тень,
И, застыв на морозе, не дышит
Император поверженный – день.
Это годы мои, как опалы,
На заснеженных крышах лежат,
Промежутки любви, интервалы
И в тумане растаявший взгляд.
Это годы сжимают мне руки
Ледяными верёвками звёзд,
Это – торжище правды и скуки,
Это – грань непролившихся слёз…
И по белому сбитому тракту
Я иду за тобой, седина…
Моему предпоследнему такту
Улыбается сверху луна.
Продажа
Ничего мне не надо…
И куда я бегу
Сквозь огонь листопада
И седую пургу?
Бесполезно, бесцельно
За кусок пустоты
Продаю себя сдельно,
Как любовь, как цветы.
Отсекаются нитью
Перекрёстки судьбы,
Вдоль литого покрытья
Годы ставят столбы.
Впереди – паутина
На распятье лица… —
Так и старится глина
В ожиданье творца.
«Врастая корнями в пушистое небо…»
Врастая корнями в пушистое небо,
Напьюсь я ветрами и скошенным снегом
И буду к земле недоступной стремиться…
Скажите мне, кто я: звезда или птица?
Зачем я в грозу продолжаю купаться
В безумии дружбы и честном злорадстве,
И в тайной любви нерастраченных вёсен…
Скажите, зачем я – глубокая осень?
«Из неприглядной дорожной пыли…»
Из неприглядной дорожной пыли
Нас, не лукавя, слепцы лепили
И долго гнали то врозь, то скопом
По бесприютным колючим тропам,
Потом однажды в рядах походных
Столкнули в яму для непригодных
И вновь лепили из той же пыли
Всё те же клетки, всё те же крылья.
Дочери
Прижмусь с мороза
К шершавой печке,
Потянет прозой:
Тушёнкой с гречкой,
Печёным тестом,
Капустой с перцем —
Потянет детством
И чистым сердцем,
И той любовью,
Что, словно крест свой,
Отдам я с болью
Тебе в наследство,
Чтоб ты любила
С шершавой печкой
Мечтать о милом,
Дрожа сердечком,
И чтоб осталось
Храниться в сердце
Такая малость —
Печное детство.
«В сетях осеннего безволья…»
В сетях осеннего безволья
Опустошённая земля,
Уже нет сил начать с нуля,
Но есть надежда, что не ноль я.
Не ноль, но кто? Какая подпись
Под этим почерком косым?
Мне эта осень – как весы,
Свои оценки преподносит
И тут же с листьями уносит
Намёк на искренний ответ:
«Нет, ты – не ноль, ты – тихий свет,
Ты – эта призрачная осень…»
Гранат
Твои брови – изгибы дорог,
Словно глинистый росчерк во ржи…
Под полуденным маревом строк
Я с тобою хотела бы жить.
Пред штыками ржаных стебельков
Свою голову гордо сложить,
Но сдержать корабли васильков
У последней заветной межи,
А потом полететь на закат,
Позабыв про отчаянный бой,
И любовь, словно спелый гранат,
Преломить, не смущаясь, с тобой.