Стивен Ван Дайн
Злой гений Нью-Йорка

   © Depositphotos.com / sepavone, tuja66, zim90, обложка, 2018
   © Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2018
   © Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2018

Злой гений Нью-Йорка
Роман

Глава I
«Кто Кок-Робина [1 - Кок-Робин – детское название зяблика, лесной птички. – Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное.] убил?…»

//-- Суббота, 2 апреля, полдень --//
   Из всех уголовных дел, в которых Фило Вэнс принимал участие в качестве неофициального сыщика, самыми мрачными, самыми необычными, самыми запутанными и ужасными были дела об убийствах, раскрытием которых Вэнс занимался вместе со своим другом Джоном Маркхэмом, нью-йоркским следователем. Они стали известны под общим названием «Дело Епископа». Название очень неудачное, так как в этом списке разнузданных злодейств, вынудивших многих людей перечитать стихи из книжек для детей, не было ничего клерикального, и фамилию Бишоп [2 - Бишоп по-английски – епископ, а также шахматная фигура – слон.] не носило ни одно лицо, хотя бы отдаленно связанное с убийствами. Но до некоторой степени название все-таки оправдывало себя, так как убийца пользовался словом «епископ» с преступными намерениями. Именно это слово и привело Вэнса к открытию невероятной истины и дало возможность положить конец ряду самых изощренных в истории криминалистики преступлений.
   В прекрасный теплый весенний день, какие иногда случаются в Нью-Йорке в апреле, Фило Вэнс завтракал в садике на крыше своей квартиры на 38-й Восточной улице. Близился полдень. Вэнс работал и читал по ночам, поэтому вставал поздно. Он сидел, развалившись в удобном кресле, перед ним на низеньком столике стоял завтрак; грустными глазами смотрел он сверху на верхушки деревьев, росших на заднем дворе.
   Уже много лет я был другом и юридическим советником Вэнса, кем-то вроде компаньона и управляющего финансами. Я покинул нотариальную контору своего отца «Ван Дайн, Дэвис и Ван Дайн» и посвятил себя делам Вэнса, что находил более интересным, чем сидение в душной конторе. Хотя у меня была собственная квартира в западной части города, бóльшую часть времени я проводил у Вэнса.
   В то утро я пришел очень рано; Вэнс еще не вставал, и, просмотрев счета на первое число месяца, я лениво курил трубку, пока он завтракал.
   Едва Вэнс налил себе вторую чашку кофе, как в дверях с переносным телефоном в руках появился Карри, его старый камердинер и поверенный во всех делах.
   – Это звонит мистер Маркхэм, сэр, – извиняющимся тоном сказал старик. – Он требовал вас очень настойчиво, поэтому я и осмелился сообщить ему, что вы дома.
   Он поставил аппарат на столик.
   – Хорошо, Карри, – тихо произнес Вэнс и взял трубку. – Пусть хоть кто-нибудь нарушит эту дьявольскую скуку. – И он заговорил с Маркхэмом: – Ну что, старина, не спишь? А я ем яичницу, хочешь присоединиться? Или просто решил услышать мой голос?
   Вдруг он замолчал, и с его худощавого лица исчезло шутливое выражение. Внешне Вэнс был типичным северянином: длинное лицо с резкими чертами, серые, широко расставленные глаза, узкий орлиный нос и прямой удлиненный подбородок. Красиво очерченный рот выделялся на его бледном лице. Но была в нем черта какой-то циничной жестокости, делавшая его больше похожим на обитателя средиземноморского побережья, чем севера. Лицо его, волевое и привлекательное, нельзя было назвать красивым. Это скорее лицо мыслителя, отшельника, и строгость его выражения подчас мешала Вэнсу в общении с окружающими.
   Вэнс был флегматичен по природе и приучил себя к сдержанности в проявлении чувств, но в это утро я заметил, что он не в состоянии скрыть жадного интереса к тому, о чем говорилось по телефону. Лоб его наморщился. В глазах мелькнуло изумление. Время от времени он давал выход своим эмоциям любимыми восклицаниями: «изумительно!», «необычайно!», «честное слово!».
   Когда через несколько минут он заговорил сам, в его речи чувствовалось странное возбуждение.
   – О, конечно! – заявил он. – Это, право, безумно. Сейчас оденусь. До свидания. – Положив трубку на рычаг, он позвонил: – Подай мне серый костюм, – приказал он Карри, – темный галстук и шляпу. – Потом он опять принялся за яичницу, а через несколько мгновений вопросительно посмотрел на меня: – Вы знаете что-нибудь о стрельбе из лука, Ван? – спросил он.
   Я, конечно, не знал ничего, кроме того, что надо было пускать стрелы в мишень, о чем и сказал ему.
   – Ну, вы не очень-то осведомлены. – Он лениво закурил папиросу. – Я и сам не считаю себя авторитетом в этой области, но в Оксфорде немного упражнялся в стрельбе из этого средневекового оружия. Не такая уж интересная забава, гораздо скучнее, чем гольф, и столь же сложная. – Некоторое время он мечтательно курил. – Ван, будьте добры, принесите мне том словаря, где написано о стрельбе из лука.
   Я принес книгу, и почти на полчаса он погрузился в чтение раздела о стрелковых обществах, турнирах, состязаниях и знаменитых американских лучниках. Наконец он закончил и выпрямился в кресле. Очевидно, он нашел что-то смутившее его и заставившее напрячься его острый ум.
   – Это просто ерунда какая-то, Ван, – промолвил он, устремив глаза в потолок. – Средневековая трагедия в современном Нью-Йорке! Клянусь Юпитером! – Он внезапно привстал. – Нет, это совершеннейший абсурд. Маркхэм сообщил мне нечто безумное, а я поддался. – Он выпил еще кофе, но по выражению его лица я видел, что он не может освободиться от своей навязчивой идеи. – Окажите еще одну услугу, Ван, – наконец произнес он. – Принесите мне немецкий словарь и собрание стихотворений Стивенсона.
   Когда я принес оба тома, он посмотрел какое-то слово в словаре и отложил книгу в сторону.
   – К несчастью, все именно так, хотя я заранее знал это.
   Потом он отыскал в толстом томе Стивенсона раздел стихотворений для детей. Через несколько минут Вэнс закрыл эту книгу и, вытянувшись в кресле, стал пускать в потолок длинные ленты дыма.
   – Это нереально, – как будто возражая самому себе, сказал он. – Слишком фантастично, что-то демоническое и совершенно извращенное… Волшебная сказка в кровавых тонах. Нечто, противоречащее разуму… Немыслимое, как черная магия или колдовство. В общем, бред сумасшедшего…
   Он посмотрел на часы и вышел из комнаты, предоставив мне размышлять о причинах его необычного волнения. Трактат о стрельбе из лука, немецкий словарь, стихотворения для детей, непонятные восклицания Вэнса о безумии и фантастике – какая связь между всем этим? Я пытался подыскать объяснение, но безуспешно. Да и не удивительно, что мне это не удалось. Даже когда открылась правда, когда спустя недели были получены несомненные доказательства, нормальный человеческий ум отказывался воспринять эту правду – до того она была невероятна и омерзительна.
   Вэнс вскоре прервал мои размышления. Он уже оделся для выхода на улицу и, по-видимому, нетерпеливо ожидал задерживавшегося Маркхэма.
   – Мне очень хотелось чего-нибудь интересного, какого-нибудь славного, захватывающего преступления, – заметил он, – но, честное слово, я и не помышлял о таком кошмаре. Если бы я не знал так хорошо Маркхэма, то заподозрил бы, что он издевается надо мной.
   Когда через несколько минут Маркхэм поднялся в садик на крыше, стало более чем ясно, что он крайне взвинчен. Выражение его лица было мрачным, обычная приветливость заменилась сухой официальностью. Маркхэм и Вэнс уже пятнадцать лет тесно дружили, хотя по природе это были антиподы: один – суровый, быстрый, смелый, прямой, тягостно серьезный; другой – позитивный, медлительный, сдержанный, ироничный, смотревший на житейские мелочи отстраненно и свысока. Они хорошо дополняли друг друга, и именно на этой основе зиждилась их неразрывная, долговременная близость.
   В течение четырех лет Маркхэм служил окружным следователем Нью-Йорка, и в это время он много раз обращался к Вэнсу за советами в важнейших делах, и Вэнс ни разу не обманул доверия к своей способности правильно мыслить и схватывать все на лету. Действительно, Вэнс раскрыл большое количество крупных преступлений, случившихся за период четырехлетнего пребывания Маркхэма на его посту. Знание человеческой природы, большая начитанность, интеллект, острота логической мысли, чутье к скрытой под личиной истине делали Вэнса в высшей степени пригодным к работе сыщиком. Он выполнял ее неофициально, по доброй воле участвуя в уголовных делах, которые вел Маркхэм.
   Поэтому нет ничего удивительного в том, что в «Деле Епископа» Маркхэм с самого начала обратился к Вэнсу. Я заметил, что в расследовании крупных преступлений Маркхэм особенно полагался на помощь друга. Данный случай – не исключение, потому что только благодаря опыту Вэнса и его глубокому знанию ненормальных проявлений человеческого разума нью-йоркской полиции удалось раскрыть страшный, безумный замысел и узнать, кто его спланировал и осуществил.
   – Может, все это просто мистификация, – сказал Маркхэм без всякой, впрочем, убежденности. – Но я подумал, что, вероятно, ты захочешь размяться…
   – О, конечно! – саркастически улыбнулся Вэнс. – Я уже соскучился по настоящему делу. Присядь на минутку и изложи мне подробно всю историю. Труп ведь не убежит. И гораздо лучше привести в порядок все нам известное, прежде чем заняться остальным. Кто является, например, сторонами в этом преступлении? И почему к следователю обратились уже через час после смерти жертвы? Все, что ты мне говорил по телефону, кажется какой-то нелепицей.
   Маркхэм в раздумье сел на край стула и внимательно осмотрел кончик своей сигары.
   – Черт возьми, Вэнс, не делай из этого Удольфской тайны. Тут не готический роман. Преступление вполне ясное. Способ убийства, конечно, необычный, но в последнее время стрельба из лука вошла в моду. В каждом городе, в каждом колледже упражняются в этом виде спорта.
   – Полностью согласен. Но Робинов убивали из лука в очень отдаленные времена.
   Маркхэм прищурился и испытующе посмотрел на Вэнса.
   – Тебе тоже пришло это в голову?
   – А как же? Эта мысль вспыхнула в моем мозгу в ту минуту, как ты назвал имя погибшего. – Вэнс несколько раз затянулся. – Кто Кок-Робина убил? Причем стрелой из лука?! Удивительно, как стихи, заученные еще в детстве, долго держатся в памяти. Между прочим, назови мне имя мистера Робина.
   – Кажется, Джозеф.
   – Не слишком назидательно и невнушительно. А второе имя?
   – Послушай, Вэнс, – раздраженно пробурчал Маркхэм, – какое имеет отношение к делу второе имя убитого?
   – Ни малейшего. Но если уж сходить с ума, так до конца. Обрывки разума не имеют никакой цены. – Вэнс позвонил Карри и послал его за телефонной книжкой. Маркхэм запротестовал, но Вэнс сделал вид, что не слышит, и, когда книжка появилась, он несколько минут перелистывал ее страницы, пристально вглядываясь в убористые строчки. – Покойный жил на Риверсайдской аллее? – наконец спросил он, остановив палец на найденном имени.
   – Похоже, что так.
   – Хорошо, славно. – Вэнс закрыл книжку и устремил на окружного следователя торжествующий взор. – Маркхэм, – медленно произнес он, – в телефонном справочнике лишь один Джозеф Робин. Он живет на Риверсайдской аллее, и его второе имя – Кокрейн.
   – Что за вздор? – вскинул брови Маркхэм. – Ну и пусть его зовут Кокрейн; неужели ты серьезно предполагаешь, что этот факт имеет какое-нибудь отношение к убийству?
   – Честное слово, старина, я ничего не предполагаю. – Вэнс слегка пожал плечами. – Я только отмечаю, так сказать, некоторые факты в связи с этим случаем. Вот как обстоит дело: мистер Джозеф Кокрейн Робин, то есть Кок-Робин, убит стрелой из лука. Не кажется ли это даже твоему юридическому уму чертовски странным?
   – Нет, – коротко бросил Маркхэм. – Имя покойного очень обыкновенное, и удивительно, что благодаря этому ренессансу стрельбы из лука не убито или не ранено множество людей в стране. Кроме того, весьма возможно, что смерть Робина – просто несчастный случай.
   – Неубедительно. – Вэнс укоризненно покачал головой. – Этот факт, даже если так и произошло на самом деле, нисколько не разъясняет положения, а делает его еще более странным. Из тысяч поклонников стрельбы из лука в нашей стране только один, по имени Кок-Робин, случайно убит стрелой. Это уже пахнет чем-то потусторонним. Тут поневоле поверишь и в привидения, и в злых духов.
   – Мне, значит, надо быть медиумом, чтобы допустить возможность совпадения обстоятельств?
   – Дорогой мой! Совпадения не бесконечны, но, во всяком случае, теперешнее положение несравненно сложнее, чем ты думаешь. Например, по телефону ты сообщил мне, что последний человек, видевший Робина перед его смертью, именуется Сперлингом.
   – Какой же скрытый смысл заключается в данном факте?
   – А ты знаешь, что значит по-немецки sperling? – коротко спросил Вэнс.
   – Я ведь окончил высшую школу, – надулся Маркхэм.
   Вдруг глаза его широко раскрылись, и все тело напряглось. Вэнс моментально пододвинул к нему немецкий словарь.
   – Не сердись, сам отыщи это слово. Мы должны быть точными. Я лично все проверил, поскольку боялся, что мое воображение слишком разыгралось, – вот мне и захотелось увидеть слово, написанным черным по белому.
   Маркхэм молча раскрыл книгу и пробежал страницу глазами. Задержавшись несколько мгновений на слове, он решительно выпрямился, как будто стряхивая с себя наваждение. Затем недовольно произнес:
   – Sperling значит воробей. Каждый школьник знает это. Я тоже это знаю. Что же из этого вытекает?
   – Всё! – Вэнс медленно закурил другую папиросу. – И каждый школьник помнит наизусть стихотворение «Смерть и погребение Кок-Робина», ну так как же? – Он лукаво посмотрел на Маркхэма, на лице которого отражалось полное недоумение. – Раз уж ты стараешься показать, что тебе неизвестно это стихотворение, то разреши мне продекламировать первую строфу.
   Холод, точно от присутствия какого-то невидимого призрака, пробежал по моей спине, когда Вэнс повторил с детства знакомые строки:

     Кто Кок-Робина убил?
     – Я, – ответил Воробей. —
     Из лука я своей стрелой
     Кок-Робина сразил.

Глава II
На стрельбище

//-- Суббота, 2 апреля, 12 часов 30 минут --//
   Маркхэм медленно перевел на Вэнса тусклый взгляд.
   – Ну и что с того? – произнес он так, точно столкнулся с чем-то необъяснимым. – Какое отношение это имеет к убийству реального Джозефа Робина, не зяблика, а гражданина Америки, жителя Нью-Йорка?
   – Ну-ну, – Вэнс слегка помахал рукой. – Это плагиат, я и сам так думаю. – Он старался шутливостью замаскировать собственное неведение. – Наверное, тут есть и возлюбленная, оплакивающая смерть Робина. Может, ты помнишь четверостишие?

     Кто же будет горевать?
     Голубка отвечала: – Я!
     Погибла ведь любовь моя,
     Так буду горевать…

   Маркхэм нервно забарабанил пальцами по столу.
   – Представь себе, Вэнс! В этом деле фигурирует молодая девушка. Очень может быть, что в основе преступления лежит ревность.
   – Вот-вот, и я про то же. Боюсь, что это дело постепенно разовьется в живые картины для юного поколения. Но наша задача облегчается. Нам остается только найти муху.
   – Муху?
   – Ну да. Разве ты забыл продолжение стихотворения?

     Кто видел, как он умирал?
     Сказала Муха: – Я!
     Своим малюсеньким глазком
     Я видела сама.

   – Ладно, хватит, спустимся на землю, – резко сказал Маркхэм. – Это ведь не детская игра. Тут все серьезно.
   – Часто в жизни детская игра имеет самые серьезные последствия, – кивнул Вэнс. – А это мне не нравится, совсем не нравится. Слишком много в этом происшествии ребячества, но свойственного ребенку, впавшему в старческий маразм, с поврежденным рассудком. Это что-то отвратительно извращенное. – Он глубоко втянул дым папиросы. – Сообщи-ка мне подробности, надо же разобраться, каково наше положение в этом опрокинутом вверх ногами мире.
   – У меня немного деталей. Я уже почти все передал тебе по телефону. Перед тем как говорить с тобой, меня вызвал профессор Диллард.
   – Диллард? Неужели профессор Бертран Диллард?
   – Он самый. Трагедия произошла в его доме. Ты знаешь Дилларда?
   – Лично не знаком, но он известен всем как величайший из живущих физиков и математиков. У меня в библиотеке собраны почти все его книги. А зачем он вызывал тебя?
   – Я знаком с ним уже около двадцати лет. В Колумбийском университете я слушал у него курс математики, а позже вел кое-какие судебные иски для него. Когда нашли тело Робина, он тотчас же позвонил мне. Это было около половины двенадцатого. Я вызвал сержанта Эрнеста Хэса из бюро уголовных расследований Департамента полиции и передал ему дело, сказав при этом, что скоро приеду сам. Потом я позвонил тебе. Сержант и его сотрудники сейчас ожидают меня у Дилларда.
   – А какая там домашняя атмосфера?
   – Профессор покинул кафедру девять лет назад. С тех пор живет на 75-й Западной улице близ Риверсайдской аллеи. Он взял к себе пятнадцатилетнюю девочку, дочь брата. Теперь ей около двадцати пяти лет. У него также живет его протеже Сигурд Арнессон, мой давний товарищ по университету. Профессор его усыновил, когда он был еще юношей. Сейчас Арнессону около сорока лет, он преподает математику в Колумбийском университете. Его привезли трехлетним ребенком из Норвегии, а через пять лет он стал круглым сиротой. Он, выразимся так, математический гений, и, вероятно, Диллард, заметив в нем будущего математика и физика, усыновил его.
   – Я слышал об Арнессоне и его последней книге. Итак, данное трио – Диллард, Арнессон и молодая девушка – живет одиноко?
   – С двумя слугами. У Дилларда, по-видимому, очень приличное состояние, и наши господа совсем не одиноки. Этот дом является святилищем для математиков, а кроме того, у молодой леди, любительницы спорта, составилось свое небольшое общество. Я несколько раз бывал там и всегда встречал гостей: то серьезных студентов в библиотеке, то шумливых юношей внизу, в гостиной.
   – А Робин?
   – Он принадлежал к компании Белл Диллард – так, помятый жизнью молодой человек из общества, получивший несколько призов за стрельбу из лука.
   – Да, я нашел его имя в этой книге о стрельбе из лука. Он несколько раз становился победителем на соревнованиях. Я также вычитал, что мистер Сперлинг участвовал в ряде турниров. И мисс Диллард тоже стреляет из лука, притом со страстным увлечением. Она и организовала Риверсайдский стрелковый клуб. Основная арена находится в Скарсдейле, в имении мистера Сперлинга, но мисс Диллард устроила площадку для упражнений в стрельбе на боковом дворе усадьбы профессора.
   – Там и был убит Робин.
   – Ага! И последний, кто видел его перед смертью, мистер Сперлинг? А где же теперь наш Воробей?
   – Не знаю. Перед трагедией он находился вместе с Робином, а когда нашли тело, Сперлинга уже след простыл. Вероятно, у сержанта Хэса есть какие-нибудь сведения на этот счет.
   – А что по поводу ревности, о которой ты говорил? – Веки Вэнса лениво опустились, и он стал медленно, но тщательно закуривать, что случалось, когда он проявлял глубокий интерес к чему-либо.
   – Профессор Диллард намекнул на привязанность Робина к его племяннице, а когда я его спросил, кто такой Сперлинг и каково его положение в доме, он сообщил, что Сперлинг также добивался руки девушки. По телефону я не вникал в подробности, но у меня осталось впечатление, что Робин и Сперлинг являлись соперниками и что Робина предпочли.
   – Итак, Воробей убил Кок-Робина? – Вэнс с сомнением покачал головой. – Нет, это не подходит, слишком уж просто. Тут что-нибудь более темное и страшное. Между прочим, кто же нашел Робина?
   – Сам Диллард. Он вышел на балкон на задней стороне дома и увидел, что Робин лежит на площадке со стрелой в сердце. Он тотчас же спустился с большими затруднениями, так как старик ужасно страдает от подагры, и, увидев, что Робин уже мертв, позвонил мне. Вот и все мои предварительные сведения.
   – Не блестящие данные, но все-таки наводят на мысли. – Вэнс встал. – Маркхэм, старина, приготовься к чему-нибудь странному и скверному. Пока отставим случайности и совпадения. Хотя обыкновенная стрела и способна пробить одежду и грудную клетку, даже когда она пущена из лука среднего веса, но сам факт убийства, совершенного человеком по фамилии Сперлинг, другого человека, называвшегося Кокрейном Робином, стрелой из лука исключает случайное совпадение обстоятельств. Действительно, невероятная цепь событий указывает на наличие задуманного с дьявольской хитростью плана. – Он направился к двери. – Давай осмотрим место преступления.
   Мы поехали на автомобиле Маркхэма и через несколько минут были на 75-й Западной улице. Дом Дилларда под номером «391» находился справа от нас. Между ним и Риверсайдской аллеей возвышался громадный пятнадцатиэтажный дом. Казалось, профессорский домик приютился, как будто прося защиты, в тени этого огромного строения.
   Добротный дом Дилларда был выстроен из серого, потемневшего от времени известняка. Участок, на котором стоял особняк, был по фасаду в тридцать пять футов длиной, а сам дом занимал двадцать пять футов. Остальные десять футов отделялись от пятнадцатиэтажного дома каменной стеной с широкой железной дверью посредине.
   Несколько ступеней вели с улицы к узкому крыльцу, украшенному четырьмя коринфскими колоннами. Во всю ширину дома во втором этаже тянулся ряд окон с оправленными в свинец стеклами. Как я потом узнал, это были окна библиотеки. От дома веяло чем-то спокойным и старомодным; ни в коем случае нельзя было предположить, что он является местом убийства.
   Два полицейских автомобиля припарковались вблизи входа, и дюжина любопытных зевак собралась на улице. Караульный стоял у одной из колонн и скучающе смотрел на толпу.
   Нас впустил пожилой дворецкий и повел в гостиную налево от передней, где мы нашли сержанта Хэса и двух сотрудников бюро уголовных расследований Департамента полиции. Сержант курил у стола, засунув большие пальцы в проймы жилета. Он выступил вперед и дружески протянул руку Маркхэму.
   – Очень рад вашему приходу, сэр, – сказал он, и взгляд его холодных серых глаз как будто несколько смягчился. – Я ждал вас. В этом деле очень много непонятного. – Он увидел Вэнса, и его широкое лицо засияло добродушной улыбкой. – Как поживаете, мистер Вэнс? Мне с самого начала казалось, что вас тоже вовлекут в это дело. Чем вы занимались в последние месяцы?
   Между Вэнсом и сержантом давно уже установились теплые отношения, основанные на взаимном уважении и доверии друг к другу.
   Вэнс протянул руку, и улыбка затеплилась в уголках его рта.
   – По правде, сержант, я пытался возродить славу афинянина по имени Менандр. Глупо, не так ли?
   Хэс насмешливо фыркнул.
   – Ну, если уж вы в таком приподнятом настроении, так, наверное, и здесь добьетесь чего-нибудь убедительного.
   В первый раз я услышал комплимент, произнесенный Хэсом. Очевидно, кроме восхищения Вэнсом он испытывал некоторое смущение перед ним.
   Маркхэм почувствовал неуверенность сержанта и коротко спросил:
   – Что тебя затрудняет в этом деле?
   – Ничего такого, сэр, – возразил Хэс. – Справимся. Похоже, убийство этой птицы совершено по обычным стандартам, но все это, черт возьми, как-то неестественно, бессмысленно, что ли…
   – Я тебя понимаю. – Маркхэм с сочувствием посмотрел на сержанта. – Ты считаешь Сперлинга виновным в преступлении?
   – Конечно, он виновен, – заявил Хэс. – Но не это главное. Честно сказать, не нравится мне имя покойника, особенно потому, что убит он был стрелой из лука… – Сержант остановился, немного сконфузившись. – А вам это не кажется странным, шеф?
   Маркхэм быстро кивнул.
   – Ты, как я вижу, хорошо помнишь детские стихи, – произнес он и отвернулся.
   Вэнс устремил на Хэса лукавый взгляд.
   – Вот вы сейчас сказали «птица», сержант. Очень удачно. Sperling по-немецки – воробей. А ведь вы помните, что именно Воробей убил Кок-Робина стрелой…
   Сержант вытаращил глаза, и губа у него отвисла. Он смотрел на Вэнса с нескрываемым изумлением.
   – Я говорил, что это очень трудное дело.
   Маркхэм дипломатично вмешался в беседу.
   – Расскажи нам подробности, сержант. Я уверен, что ты уже допросил обитателей дома.
   – Поверхностно, сэр. – Хэс присел на угол стола и закурил погасшую сигару. – Я вас ожидал, я знал, что вы знакомы со старым джентльменом, поэтому я ограничился обычным допросом. В переулке я поставил человека, чтобы никто не касался тела, пока не приедет доктор Доремус; он прибудет сюда после завтрака. Потом я вызвал по телефону дактилоскопистов, они могут появиться тут каждую минуту, хотя я не знаю, что им здесь делать…
   – А что вы, сержант, скажете о луке, из которого была выпущена смертоносная стрела? – поинтересовался Вэнс.
   – Лук был бы для нас лучшей уликой, но старый мистер Диллард поднял его и принес в комнату. Его пальцы на нем, наверное, и отпечатались.
   – Но что со Сперлингом? – строго спросил Маркхэм.
   – Я узнал его адрес, он живет в загородном доме; я послал двух своих людей, чтобы они доставили его тотчас же, как найдут. Потом я поговорил со слугами: со стариком, впустившим вас, и с его дочерью, немолодой женщиной, работающей здесь кухаркой. Но никто из них, кажется, ничего не знает или, может, не хочет говорить. Потом я попробовал допросить барышню, хозяйку дома, но она была так подавлена горем, так плакала, что я решил предоставить вам удовольствие пообщаться с ней. Сниткин и Берк – Хэс указал пальцем на своих подчиненных у окна – обошли подвальный этаж, переулок и задний двор, но вернулись ни с чем. Вот и все, что мне известно. Когда судебно-медицинский эксперт и полицейские из бюро уголовных расследований прибудут сюда, когда я откровенно потолкую со Сперлингом, шар покатится дальше и дело сдвинется с мертвой точки.
   Вэнс громко вздохнул.
   – Вы ужасный сангвиник, сержант! Смотрите, не разочаруйтесь, если ваш шар окажется параллелепипедом и не захочет катиться. В этой ребячьей чепухе есть что-то дьявольски страшное, и, если предчувствие не обманывает меня, вам еще долго придется играть в жмурки.
   – Да? – Хэс лукаво, но доверчиво посмотрел на Вэнса. Очевидно, он и сам был более-менее того же мнения.
   – Не позволяй мистеру Вэнсу обескураживать себя, сержант, – подзадорил его Маркхэм. – Его всегда увлекает собственное воображение. – Потом с жестом нетерпения он повернулся к двери: – Отправимся лучше осмотреть местность, пока соберутся остальные. Потом я поговорю с профессором и другими членами семейства. Да, ты, сержант, не упомянул мистера Арнессона, его нет дома?
   – Он в университете, но скоро вернется.
   Маркхэм кивнул и пошел за Хэсом в переднюю. Когда мы ступали по мягким коврам, устилавшим проход в заднюю часть дома, на лестнице послышался шорох, и чистый, хотя и дрожащий, женский голос в полутьме спросил:
   – Это вы, мистер Маркхэм? Дяде показалось, что он узнал ваш голос. Он ждет вас в библиотеке.
   – Через несколько минут зайду к нему, мисс Диллард. – Тон Маркхэма был отеческий, с явной симпатией. – Пожалуйста, останьтесь и вы, я бы хотел видеть вас обоих.
   Девушка прошептала «да» и исчезла наверху.
   Мы пошли к задней двери. Перед нами лежал узкий проход, оканчивающийся деревянными ступеньками, ведущими в подвальный этаж. Спустившись по этим ступенькам, мы очутились в большой низкой комнате с дверью, выходившей прямо на площадку с западной стороны дома. Дверь эта была приоткрыта, а в проеме стоял полицейский из бюро уголовных расследований, поставленный там сержантом Хэсом для охраны трупа.
   Комната, очевидно, когда-то служила подвалом для провизии, теперь же была переделана, выкрашена и оборудована под клубную залу. Цементный пол покрывали кокосовые циновки, одну стену целиком увешивали изображения стрелков различных эпох. В комнате стояли пианино и фонограф, множество удобных плетеных кресел, пестрый диван, посредине – громадный плетеный стол, заваленный всевозможными спортивными журналами, и небольшой книжный шкаф, заполненный книгами о стрельбе из лука. В углу размещались несколько мишеней, и их позолоченные диски и разноцветные кольца образовывали яркие световые пятна в солнечных лучах, льющихся через окна.
   Часть стены возле двери была увешана длинными луками разного размера и веса, а возле них стоял большой старинный комод с инструментами. Над ним висел маленький шкафчик с разным необходимым в этом деле инвентарем вроде повязок, перчаток для стрельбы, колышков, наконечников и тетивы. На большой дубовой панели между дверью и западным окном располагались разнообразные и самые интересные, какие я когда-либо видел, коллекции стрел.
   Эта панель обратила на себя особое внимание Вэнса. Он тщательно поправил, подходя к ней, свой монокль.
   – Охотничьи и боевые стрелы, – заметил он. – Хороши. А одна из них куда-то исчезла. Вынута с большой поспешностью. Медная перекладина, удерживавшая ее на месте, сильно погнута.
   На полу стояли несколько колчанов, наполненных стрелами для попадания в мишень. Вэнс нагнулся и, вынув одну из них, протянул ее Маркхэму.
   – Не похоже на то, чтобы эта крепкая вещь могла пробить грудь человека, но на расстоянии восьми ярдов она насквозь пронзает оленя. Почему же не хватает охотничьей стрелы на панели? Очень интересно.
   Маркхэм нахмурился и ничего не ответил. Я понял: он все еще цепляется за угасающую надежду, что трагедия является лишь несчастным случаем. Он безнадежно швырнул стрелу на стол и пошел к выходу.
   – Посмотрим на тело и место убийства, – пробурчал он.
   Когда мы вышли на теплое весеннее солнце, я почувствовал себя совершенно одиноко. Узкая вымощенная площадка напоминала каньон между двумя отвесными каменными берегами. Она была футов на пять ниже уровня улицы, на которую можно было подняться по небольшой лестнице, ведущей к воротам в стене. Ровная, лишенная окон стена многоквартирного дома, высившегося напротив, вздымалась вверх на сто пятьдесят футов; да и дом Дилларда, всего лишь четырехэтажный, по теперешним архитектурным меркам равнялся по высоте шестиэтажному зданию. Хотя мы находились под открытым небом в сердце Нью-Йорка, нас ниоткуда нельзя было увидеть, кроме как из боковых окон профессорского дома и из выступающего окна дома на 76-й улице, задний двор которого примыкал к участку Дилларда. Дом этот, как мы вскоре узнали, принадлежал некоей миссис Друккер, и ему предстояло сыграть существенную и трагическую роль в раскрытии убийства Робина. Несколько больших деревьев замаскировали его задние окна, и только из этого выступающего окна открывался вид на ту часть площадки, где мы стояли.
   Я заметил, что Вэнс все время смотрит на это окно и что, по мере того как он изучает его, по лицу моего патрона пробегают тени. Но только спустя много времени я догадался, что именно привлекало его внимание.
   Стрельбище простиралось от стены участка Дилларда на 75-й улице до такой же стены участка миссис Друккер на 76-й улице. Расстояние между двумя стенами было в двести футов, что, как я узнал впоследствии, позволяло продлить стрельбище на шестьдесят ярдов, чтобы упражняться на нем в стрельбе на разные дистанции, доступные этому средневековому виду оружия.
   Часть высокой проволочной решетки, разделявшей оба двора в том месте, где она пересекала стрельбище, была деформирована. В конце стрельбища с западной стороны усадьбы миссис Друккер возвышался многоквартирный дом, занимавший угол 75-й улицы и Риверсайдской аллеи. Между этими двумя домами пролегал узкий переулок, отделенный от стрельбища забором, в котором была небольшая дверь с замком.
   Тело Робина находилось почти у самого входа в клубную залу. Несчастный лежал на спине, с раскинутыми руками и слегка согнутыми ногами, головой в сторону 76-й улицы. Робин был человек лет тридцати пяти, среднего роста, довольно полный, лицо у него было круглое, гладко выбритое, с узкими светлыми усами. Он был в спортивном костюме из светло-серой фланели, в голубой шелковой рубашке и в коричневых башмаках с резиновыми подошвами. Светло-серая шляпа валялась у его ног.
   Возле тела собралась большая лужа темной крови, принявшая форму громадной указующей руки. Но что всех нас повергло в ужас, так это тонкая стрела, торчавшая вертикально из левой части его груди.
   Стрела выдавалась дюймов на двадцать, и там, где она входила в тело, виднелось темное пятно от сгустившейся крови. Что придавало этому убийству особую нелепость – так это декоративное оперение стрелы. Перья были ярко-красного цвета, а вокруг стержня две бирюзовые полоски, украшавшие вестницу смерти. Я сразу почувствовал какую-то искусственность этой трагедии, словно присутствовал на театральном представлении.
   Вэнс стоял, засунув руки в карманы, и глядел на труп. Несмотря на кажущуюся небрежность его позы, я видел, что он напряжен и обдумывает все факты развернувшейся перед ним драмы.
   – Чрезвычайно странно. Вот эта стрела, – произнес он, – предназначенная для крупной дичи, несомненно, принадлежит этнологической выставке, которую мы только что видели. И выстрел меткий, прямо в сердце без малейшего уклонения. Необыкновенно! Маркхэм, это искусство. Случайный выстрел мог, конечно, сделать то же самое, но убийца Робина исключал случайности. Эта крепкая охотничья стрела, выдернутая, очевидно, из панели, указывает на преднамеренность действий преступника. – Вэнс нагнулся над телом. – А вот это интересно! Выемка на конце стрелы повреждена: стрела не могла держаться на тетиве. – Он повернулся к Хэсу. – Скажите-ка, сержант, где профессор нашел лук? Недалеко от окна клубной залы?
   Хэс вздрогнул от неожиданности.
   – Прямо под окном, мистер Вэнс. Теперь он лежит на фортепьяно в ожидании дактилоскопистов.
   – Боюсь, что они обнаружат лишь отпечатки пальцев профессора. – Вэнс открыл портсигар и взял папиросу. – Я даже склонен думать, что и стрела совершенно чиста от следов.
   Хэс пристально посмотрел на Вэнса:
   – Что привело вас к мысли, что лук был найден под окном?
   – Мне показалось, что это логически верное для него место в связи с положением тела мистера Робина.
   – Убит в упор, вы хотите сказать?
   Вэнс покачал головой:
   – Нет, сержант. Я просто отметил тот факт, что ноги покойного направлены к двери в подвальный этаж и что, хотя руки убитого вытянуты, ноги согнуты. Разве так падает человек, пронзенный в сердце?
   Хэс задумался.
   – Нет, – сказал он. – Робин, наверно, съежился бы больше, если бы даже рухнул на спину, но ноги у него были бы выпрямлены, а руки прижаты к телу.
   – Вот именно. Да посмотрите на его шляпу! Если бы он упал на спину, она лежала бы позади него, а не у ног.
   – Послушай, Вэнс, – спросил Маркхэм, – что у тебя на уме?
   – О, множество разных мыслей. Но все они сводятся к одной совершенно нерациональной гипотезе, что покойный джентльмен не был убит стрелой из лука.
   – Так зачем же тогда…
   – Совершенно правильно! – перебил Вэнс. – Зачем вся эта инсценировка? Честное слово, Маркхэм, в этом деле заключено что-то ужасное и не от мира сего.
   В это время открылась подвальная дверь, и доктор Эмануил Доремус, главный судебно-медицинский эксперт Департамента полиции Нью-Йорка, в сопровождении Берка вышел на площадку. Он приветливо раскланялся и всем пожал руки, а потом с упреком посмотрел на Хэса.
   – Право, сержант, – начал он жалобным тоном, – я только три часа из двадцати четырех отдаю на еду, и вы неизменно избираете один из этих часов, чтобы мучить меня трупами. Вы портите мне пищеварение. – Он лукаво улыбнулся и тихонько свистнул, увидев Робина. – Боже мой! На этот раз вы приготовили мне сюрприз – фантастическое убийство.
   Он опустился на колени, и его ловкие пальцы стали быстро ощупывать тело. Маркхэм повернулся к Хэсу.
   – Пока доктор занят делом, я поднимусь наверх и поболтаю с профессором Диллардом. – Затем он обратился к Доремусу: – Повидайтесь со мной перед уходом.
   Доктор кивнул, но даже не поднял головы. Он положил тело на бок и стал исследовать затылок.

Глава III
Забытое пророчество

//-- Суббота, 2 апреля, 1 час 30 минут пополудни --//
   В тот момент, когда мы вошли в холл, из главного полицейского управления приехали капитан Дюбуа, сыщик Беллами и дактилоскописты. Сниткин тотчас же повел их к лестнице в подвал, а Маркхэм, Вэнс и я поднялись на второй этаж.
   Библиотека была большая и роскошная, по крайней мере двадцати футов длиной и во всю ширину дома. Стены ее до потолка были уставлены полками с книгами, посредине западной стены возвышался массивный бронзовый камин в старинном стиле, громадный письменный стол был завален бумагами, газетами и брошюрами. Рядом стояли широкие кресла, обитые темной кожей.
   Профессор Диллард сидел за столом, одна нога его покоилась на бархатной скамеечке; в углу у окна на мягком кресле приютилась его племянница, молодая девушка с правильными чертами лица, в строгом костюме tailleur [3 - Английский дамский костюм (фр.).]. Старик не встал нам навстречу и даже не извинился. Он считал, что мы знаем о его болезненном состоянии. Маркхэм объяснил, зачем пришли Вэнс и я, его компаньон.
   – Очень сожалею, мистер Маркхэм, – заговорил профессор, когда мы все уселись, – что поводом для нашей встречи послужила трагедия, но видеть вас мне всегда приятно. Я полагаю, вы желаете допросить меня и Белл. Спрашивайте обо всем вас интересующем.
   Профессор Бертран Диллард – человек лет шестидесяти с небольшим, слегка сгорбленный от сидячей жизни, чисто выбритый, с густыми седыми волосами. Его маленькие глаза смотрели на редкость проницательно, морщины вокруг рта придавали ему суровое выражение, свойственное людям, сосредоточенным на решении трудных проблем. В чертах его лица виделся мечтатель и ученый: как известно всему миру, его дерзкие теории о пространстве и времени подтверждались новейшими научными фактами. Казалось, смерть Робина отвлекла светило науки от его абстрактных размышлений.
   Маркхэм ответил не сразу, но потом заговорил с явным почтением.
   – Пожалуйста, расскажите, сэр, что вам известно о происшествии, а уже потом я задам вопросы, которые сочту необходимыми.
   Профессор с усилием протянул руку за старой пенковой трубкой, не спеша набил ее, зажег, раскурил и уселся поудобнее в своем кресле.
   – Я уже почти все сообщил вам по телефону. Робин и Сперлинг пришли сегодня к Белл около десяти утра. Но она уже ушла играть в теннис, и они остались ждать ее внизу в гостиной. Я слышал, как они разговаривали там минут тридцать, а затем спустились в клубную комнату. Я провел больше часа за чтением, а потом, так как солнце ласково светило, решил выйти на задний балкон. Подышав свежим воздухом около пяти минут, я почему-то взглянул вниз на стрельбище и, к моему изумлению и ужасу, увидел мистера Робина, лежащего на спине со стрелой в груди. Я поспешил вниз, насколько мне позволяла подагра, и сразу понял, что бедняга мертв; я тотчас же позвонил вам. В доме не было никого, кроме Пайна, нашего дворецкого, и меня. Кухарка Бидл отправилась на рынок, Сигурд, мой приемный сын, в девять часов ушел в университет, а Белл играла в теннис. Я послал Пайна поискать Сперлинга, но того нигде не оказалось, и я опять вернулся в библиотеку и стал ждать вас. Незадолго до приезда ваших людей возвратилась Белл, а немного позже – кухарка. Сигурд придет лишь после двух часов.
   – Сегодня утром здесь никого не было: ни гостей, ни посторонних?
   Профессор покачал головой.
   – Только Адольф Друккер. Вы, кажется, видели его тут однажды. Он живет в доме за нашим и часто заходит, обычно чтобы повидаться с Арнессоном, так как у них общие интересы. Друккер обладает истинно научным умом. Когда он узнал, что Сигурда нет дома, то посидел немного со мной, мы поговорили об экспедиции, отправляемой Королевским астрономическим обществом в Бразилию, а потом Адольф ушел домой.
   – В котором часу это было?
   – Около половины десятого. Друккер покинул меня незадолго до прихода Робина и Сперлинга.
   – Для мистера Арнессона не совсем обычно отсутствовать утром по субботам? – спросил Вэнс.
   Старый профессор проницательно взглянул на сыщика и ответил не сразу:
   – Не совсем обычно, поскольку вообще-то по субботам он дома. Но сегодня утром ему надо было поискать кое-что в факультетской библиотеке – Сигурд работает вместе со мной – для моей новой книги.
   Наступило короткое молчание, затем Маркхэм произнес:
   – Утром вы сказали, что Робин и Сперлинг ухаживали за мисс Диллард, добиваясь ее руки.
   – Дядя! – Молодая девушка выпрямилась и сердито посмотрела на старика: – Это как-то нехорошо.
   – Но ведь это правда, моя милая, – почти с нежностью ответил он.
   – Да, до некоторой степени так и есть, – согласилась девушка. – Но не следовало упоминать об этом. Вы знаете, дядя, да и джентльмены тоже знали, как я к ним относилась. Мы были друзьями, вот и все. Еще вчера вечером я совершенно ясно заявила им обоим, что не буду больше выслушивать их глупых признаний. Робин и Сперлинг – просто молодые люди моего круга, и вот одного из них уже нет… Бедный Кок-Робин! – со слезами в голосе воскликнула девушка.
   Брови Вэнса поднялись, и он непроизвольно привстал.
   – Кок-Робин?
   – Да, мы его так поддразнивали, но он не любил это прозвище.
   – Прозвище было неизбежно, – сочувственно заметил Вэнс. – И, право, оно очень милое. Ведь Кок-Робина, зяблика, любили все лесные птички, и все оплакивали его смерть. – Говоря это, сыщик внимательно смотрел на молодую девушку.
   – Я знаю, – кивнула Белл. – Я даже однажды сказала ему это. И все любили Джозефа; его нельзя было не любить, он был такой добрый и славный.
   Вэнс откинулся в кресле, а Маркхэм продолжал допрос.
   – По вашим словам, профессор, вы слышали, как Робин и Сперлинг беседовали в гостиной. Вы уловили что-нибудь из их разговора?
   Старик покосился на племянницу.
   – Разве это имеет значение, мистер Маркхэм? – спросил он после некоторого замешательства.
   – При данном положении вещей весьма существенное.
   – Ну ладно. – Профессор задумчиво затянулся и выпустил густой клуб дыма. – Хотя мой ответ может произвести ложное впечатление.
   – Я полагаюсь на ваше доверие, а выводы сделаю сам, – настойчиво произнес Маркхэм.
   Опять наступило короткое молчание, прерванное молодой девушкой.
   – Отчего же не рассказать следователю, что вы слышали, дядя? Кому это повредит?
   – Я забочусь о тебе, Белл, – мягко ответил профессор, – но, может, ты и права. – Он с неудовольствием добавил: – Дело в том, что Робин и Сперлинг ссорились по поводу Белл. Я слышал немногое, но понял, что каждый из них считал другого соперником.
   – Нет, они не думали так, – вступилась мисс Диллард. – Они всегда друг друга не любили, между ними существовала вражда, но не я являлась ее причиной. Тут дело заключалось в их успехах в стрельбе из лука. Видите ли, Раймонд, то есть мистер Сперлинг, был лучшим стрелком, но в этом году Джозеф несколько раз побеждал его на состязаниях, и на итоговом годовом турнире его объявили чемпионом.
   – И, вероятно, Сперлингу показалось, что он упал в ваших глазах, – подытожил Маркхэм.
   – Какие глупости! – горячо возразила девушка.
   – Я полагаю, милая, что нам надо передать этот вопрос мистеру Маркхэму, пусть разбирается, – миролюбиво произнес профессор. – Какие у вас еще вопросы?
   – Я бы хотел узнать все, что вам известно о Робине и Сперлинге: кто они такие, каковы их связи и знакомства, как долго вы их знали?
   – Думаю, что Белл просветит вас лучше меня. Оба молодых человека из ее компании. Я лишь случайно встречал их.
   Маркхэм вопросительно взглянул на девушку.
   – Я знаю их несколько лет, – быстро заговорила она. – Джозеф был лет на восемь-десять старше Раймонда и жил в Англии, пока не умерли его родители, – это произошло пять лет назад. Тогда он переехал в Америку и снял квартиру на Риверсайдской аллее. У него имелось достаточно денег, и он жил без дела, увлекаясь рыбной ловлей, охотой и другими видами спорта. Он появлялся в обществе, но редко, и был хорошим другом, всегда готовым заменить отсутствующего гостя за обедом и войти четвертым в бридж…
   Она остановилась, точно ее сведения были оскорбительны для памяти погибшего, и Маркхэм, поняв ее чувства, просто спросил:
   – А Сперлинг?
   – Он сын богатого фабриканта, отошедшего от дел. Живет в шикарном загородном доме. Там наше основное стрельбище, а Раймонд – инженер-консультант в какой-то фирме, но, я думаю, он служит только ради удовольствия своего отца, потому что в конторе бывает раза два-три в неделю. Он окончил Бостонский политехнический университет, а я познакомилась с ним, когда он был первокурсником и приезжал домой на каникулы. Раймонд, конечно, не перевернет вселенной, но он представляет лучший тип американской молодежи: искренний, веселый, немного застенчивый и совершенно прямодушный.
   Из описания молодой девушки легко было представить себе Робина и Сперлинга и трудно связать кого-нибудь из них с мрачной трагедией, приведшей нас сегодня в этот дом.
   Маркхэм с минуту сидел нахмурившись. Наконец он поднял голову и обратился к Белл.
   – Скажите, мисс Диллард, нет ли у вас какой-либо версии, объясняющей смерть Робина?
   – Нет, – сорвалось с ее губ. – Кому понадобилось убивать Кок-Робина? У него во всем мире не было ни одного врага. Все это совершенно невероятно. Я не поверила случившемуся, пока не убедилась лично. Даже и теперь все кажется мне иллюзорным.
   – Но все-таки, милое дитя, – вмешался профессор, – он убит. Значит, было что-то в его жизни, чего ты не знала и не подозревала. Мы постоянно открываем новые звезды, в существование которых не верили прежние астрономы.
   – Не представляю себе, что Джозефа кто-то ненавидел, – настаивала она. – Никогда не поверю, это какая-то бессмыслица.
   – Вы полагаете, – осторожно уточнил Маркхэм, – что мистер Сперлинг ни в коем случае не причастен к смерти Робина?
   – Такое просто немыслимо! – обиделась девушка. – Раймонд не убийца, а приличный человек из хорошей семьи.
   – А знаете ли вы, мисс Диллард, – вкрадчиво промолвил Вэнс, – что sperling значит воробей?
   Девушка сидела неподвижно. Лицо ее побледнело, а руки сжали подлокотники кресла. Потом медленно, как будто с усилием, она кивнула, и тяжелый вздох поднял ее грудь. Вдруг она вздрогнула и прижала к лицу носовой платок.
   – Я боюсь, – прошептала она. – Все это как-то странно…
   Вэнс встал, подошел к ней и ласково погладил по плечу.
   – Что именно?
   Она подняла голову, и глаза их встретились. Казалось, взгляд сыщика успокоил ее, и она с трудом улыбнулась.
   – Накануне, – начала она напряженным тоном, – мы все были внизу на стрельбище. Раймонд собирался выстрелить, как вдруг отворилась дверь, и на площадку вышел Робин. Конечно, опасности не было, но Сигурд, то есть мистер Арнессон, смотрел на нас с заднего балкона. Когда я в шутку крикнула Джозефу «ай-ай», Сигурд наклонился к нам и сказал: «Вы не знаете, молодой человек, какой опасности подвергаетесь. Вы – Кок-Робин, а этот стрелок – Воробей. Помните, что случилось с вашим тезкой, когда Воробей выпустил стрелу из лука?» В то время никто не обратил внимания на эти слова. А теперь… – Ее голос понизился до шепота.
   – Перестань, Белл, не поддавайся тоске, – спокойно, но внушительно произнес профессор. – Просто это была одна из неловких шуток Сигурда. Он ведь постоянно смеется и подкалывает – это естественное желание отдохнуть от напряженной работы мозга.
   – Я тоже так считаю, – ответила девушка. – Конечно, это была шутка. Однако теперь она кажется каким-то страшным пророчеством. Только, – прибавила она, – Раймонд не способен на убийство. – Во время этой речи внезапно отворилась дверь, и на пороге появилась высокая худощавая фигура. – Сигурд, наконец-то! – воскликнула Белл Диллард с неподдельным облегчением.
   Сигурд Арнессон, ученик профессора Дилларда и его приемный сын, имел яркую внешность: ростом выше шести футов, прямой и гибкий, с непослушными светлыми волосами, орлиным носом и лукавым выражением серо-синих глаз, отражавших напряженную работу мысли, – облик, исключавший всякий намек на поверхностность характера. Я сразу почувствовал расположение и уважение к нему. В этом человеке таились могущественные возможности и богатейшая одаренность.
   Войдя в комнату, он сразу охватил нас быстрым, испытующим взглядом, кивнул мисс Диллард и посмотрел на профессора.
   – Скажите, пожалуйста, что случилось? Повозки и толпа на улице, страж у входа. Мне удалось проскользнуть мимо цербера, и Пайн впустил меня, а потом два человека в штатском потащили меня без церемоний наверх. Забавно, но неловко. А здесь, кажется, следователь. Здравствуйте, мистер Маркхэм.
   Не дав сыщику ответить на приветствие, Белл Диллард объявила:
   – Сигурд, пожалуйста, будь серьезен. Мистер Робин убит.
   – Кок-Робин? Так чего же мог ожидать несчастный с таким именем? – Казалось, это известие нисколько не тронуло Арнессона. – И кто отправил его к праотцам?
   – Кто это сделал, мы не знаем, – ответил Маркхэм с упреком в голосе. – Но мистер Робин был убит стрелой, пронзившей ему сердце.
   – Очень подходящая смерть. – Арнессон сел на подлокотник кресла и вытянул свои длинные ноги. – Так естественно, что Кок-Робин убит стрелой из лука.
   – Сигурд! – прервала его Белл. – Довольно ерничать. Ты знаешь, что Раймонд не мог такого натворить.
   – Конечно, сестричка. – Арнессон пристально посмотрел на нее. – Я имею в виду орнитологического предка мистера Робина. – Он медленно повернулся к Маркхэму. – Так здесь действительно произошло таинственное убийство, с трупом, нитями преступления и прочей атрибутикой? Можете посвятить меня в суть событий?
   Маркхэм вкратце обрисовал ему создавшееся положение, и математик выслушал с живым интересом. Когда отчет был окончен, он спросил:
   – А лук не нашли на стрельбище?
   – Ах! – заговорил Вэнс в первый раз после прихода Арнессона, как будто пробуждаясь от сна, и ответил за Маркхэма: – Очень дельный вопрос. Да, лук обнаружен как раз под окном клубной комнаты, меньше чем в десяти футах от трупа.
   – Это, наверное, упрощает дело, – несколько разочарованно произнес Арнессон. – Остается только снять отпечатки пальцев.
   – К несчастью, лук брали в руки, – объяснил Маркхэм. – Профессор Диллард поднял его и принес домой.
   Арнессон с любопытством повернулся к старику:
   – Чем вы руководствовались, сэр?
   – Дорогой Сигурд, какие руководства? Я не анализировал своих чувств и эмоций. Мне пришло в голову, что лук – важная улика, вот я и отнес его в подвал. В качестве меры предосторожности до прихода полиции.
   Арнессон сделал гримасу и подмигнул:
   – Хотел бы я знать, какая подсознательная идея блуждала в вашем уме.
   В дверь постучали, и Берк просунул голову в библиотеку.
   – Доктор Доремус ждет вас внизу, мистер Маркхэм. Он закончил освидетельствовать труп.
   Маркхэм встал и извинился.
   – Не буду вас больше беспокоить. Мне предстоит долгая работа. Но я попрошу вас некоторое время оставаться наверху. Я увижусь с вами перед уходом.
   Доремус нетерпеливо вышагивал туда-сюда, когда Маркхэм зашел в гостиную.
   – Ничего сложного, – начал он, не давая Маркхэму возможности вставить даже слово. – Наш спортивный приятель убит стрелой с очень острым наконечником, проникнувшей в сердце через четвертое междуреберное пространство. Сильное кровоизлияние, внутреннее и наружное. Смерть наступила часа два назад, приблизительно в половине двенадцатого. Конечно, это только гипотеза. Признаков борьбы я не обнаружил. Смерть застигла жертву внезапно. На том месте, где голова при падении тела ударилась о твердый цемент, у погибшего вскочила большая шишка.
   – Это весьма любопытно. – Тягучий голос Вэнса врезался в стаккато доктора. – Серьезный был удар?
   Врач с удивлением посмотрел на сыщика.
   – Достаточно серьезный, чтобы проломить череп. В затылочной части видна кровяная опухоль. Засохшая кровь в ноздрях и ушах, зрачки разной величины – все это указывает на пролом черепа. После вскрытия узнаю подробнее. – Он повернулся к следователю: – Есть еще вопросы?
   – Пока нет. Только представьте поскорее протокол вскрытия.
   – Вы получите его вечером. Сержант уже позвонил, чтобы прислали повозку.
   И, пожав всем руки, Доремус торопливо ушел. Хэс стоял позади.
   – Осмотр ничего особенного не дал, – пожаловался он, покусывая кончик сигары.
   – Не падайте духом, сержант, – подбодрил его Вэнс. – Этот удар по затылку заслуживает самого пристального внимания. Я полагаю, что он не является только следствием падения.
   Замечание произвело на сержанта заметное впечатление.
   – Кроме того, мистер Маркхэм, – сказал он, – не было отпечатков пальцев ни на луке, ни на стреле. Дюбуа говорит, что их начисто вытерли. Есть пятнышко только на том конце лука, за который его поднял профессор. Больше никаких следов.
   Несколько мгновений Маркхэм курил в мрачном молчании.
   – А скобка ворот, ведущих на улицу, ручка двери в переулок между двумя домами?
   – Ничего, – фыркнул Хэс. – Обе из грубого ржавого железа, на котором не остается отпечатков.
   – Маркхэм, – вступился Вэнс, – в этом деле вы идете по ложному пути. Конечно, не будет никаких отпечатков. Кто поставит театральную пьесу и бросит на виду у публики все подпорки? Нам интересно узнать, почему этот режиссер пустился на такие эффекты?
   – Не так-то это легко, мистер Вэнс, – вздохнул Хэс.
   – А разве я говорю, что легко? Нет, сержант, это чертовски трудно. И даже хуже, чем трудно, – это хитро, темно… здесь есть что-то от лукавого.

Глава IV
Таинственная записка

//-- Суббота, 2 апреля, 2 часа пополудни --//
   Маркхэм решительно уселся у большого стола посреди комнаты и распорядился:
   – Надо вызвать прислугу, сержант.
   Хэс выскочил в переднюю и отдал приказ одному из своих людей. Через несколько минут высокий хмурый человек как-то развинченно, точно на шарнирах, вошел и остановился на пороге в почтительном ожидании.
   – Это дворецкий, сэр, – объяснил сержант. – Его фамилия Пайн.
   Маркхэм внимательно рассмотрел мажордома. Ему было около шестидесяти лет; голова его отличалась неправильной формой, руки и ноги были велики и несуразны. Одежда была аккуратно выглажена, но сидела на нем мешковато, высокий крахмальный воротничок казался слишком широким. Глаза под седыми густыми бровями были бледно-водянистого цвета, рот выглядел на одутловатом нездоровом лице какой-то некрасивой щелью. Несмотря на полное отсутствие внешней привлекательности, слуга производил впечатление ловкого и смышленого человека.
   – Вы дворецкий профессора Дилларда? – спросил Маркхэм. – Как давно вы служите в этом доме?
   – Уже десять лет, сэр.
   – Значит, вы поступили сразу после того, как профессор оставил кафедру в университете?
   – Думаю, что так, сэр, – низким звучным голосом пробасил Пайн.
   – Что вам известно о трагедии, разыгравшейся сегодня утром?
   Хотя Маркхэм задал этот вопрос внезапно, надеясь, вероятно, чего-нибудь добиться таким приемом, Пайн выслушал следователя с завидным спокойствием.
   – Ничего, сэр. Я и не подозревал о случившемся, пока меня не позвал профессор Диллард из библиотеки и не велел поискать мистера Сперлинга.
   – Значит, ваш хозяин сообщил вам о трагедии?
   – Он сказал: «Мистер Робин убит, найдите мистера Сперлинга». И больше ничего, сэр.
   – Вы уверены, что он употребил слово «убит»? – вмешался Вэнс.
   Сначала дворецкий замешкался, но быстро овладел собой и с хитрецой произнес:
   – Да, уверен. «Убит» – именно так он выразился.
   – А вы видели тело мистера Робина во время поисков? – продолжал Вэнс, рассматривая какой-то рисунок на стене.
   Пайн опять ответил не сразу.
   – Да, сэр. Я отворил дверь из подвала, чтобы осмотреть стрельбище, и заметил бедного господина…
   – Вас это, конечно, поразило, – сухо заметил Вэнс. – Может, вы случайно прикоснулись к телу, или к стреле, или к луку?
   Водянистые глаза Пайна на мгновение оживились.
   – Нет, сэр, зачем бы я это сделал?
   – И вправду, зачем? – тяжело вздохнул Вэнс. – Но вы видели лук?
   Пайн покосился на сыщика, будто стараясь вызвать в памяти первое впечатление.
   – Я не помню, сэр, – пробормотал он.
   Вэнс, по-видимому, потерял к дворецкому всякий интерес, и тогда Маркхэм возобновил допрос.
   – Я слышал, что мистер Друккер, ваш сосед, заходил утром около половины десятого. Вы его видели?
   – Да, сэр. Он всегда приходит через подвальную дверь; мы столкнулись возле буфетной, и он поздоровался со мной.
   – Он покинул дом тем же путем?
   – Наверное, но я был наверху, когда он уходил. Он живет в особняке за нашим домом…
   – Знаю. – Маркхэм поерзал на сиденье. – Вы впустили мистера Робина и мистера Сперлинга сегодня утром?
   – Да, сэр, около десяти часов.
   – Может, вы слышали что-нибудь из их разговора, когда они ожидали в гостиной мисс Белл?
   – Нет, сэр. Большую часть утра я был занят на половине мистера Арнессона.
   – Это на втором этаже в задней части дома, – посмотрел на Пайна Вэнс, – комната с балконом, так?
   – Да, сэр, все верно.
   – Чрезвычайно интересно. С этого балкона профессор Диллард впервые увидел тело мистера Робина. Как же вы не слышали, что профессор входит в комнату? Вы ведь говорили, что узнали о трагедии, когда профессор позвал вас из библиотеки и велел отыскать мистера Сперлинга.
   Лицо дворецкого побелело; я заметил, что пальцы его нервно сжимаются и разжимаются.
   – Я мог отлучиться на минуту из комнаты мистера Арнессона, – с усилием объяснил он. – Да, скорее всего так. Вспоминаю, сэр, что я ходил в чулан за бельем…
   – Ну и дела, – впал в апатию Вэнс.
   Маркхэм курил, сосредоточенно разглядывая середину стола.
   – Кто-нибудь еще приходил сегодня в дом? – спросил он.
   – Никто, сэр, – поспешно ответил Пайн.
   – И вы не можете дать какого-либо объяснения тому, что случилось?
   Пайн покачал головой, устремив взгляд в пространство.
   – Нет, сэр. Мистер Робин был веселый, всеми любимый молодой человек. Он был не из тех, кто внушает мысли об убийстве; если вы понимаете, что я подразумеваю.
   Вэнс с удивлением поднял глаза.
   – Нет, я не вполне понимаю, что вы подразумеваете. А откуда вы знаете, что это убийство? Может, несчастный случай?
   – Я вообще ничего не знаю, сэр, – поправился слуга. – Но я кое-что понимаю в стрельбе из лука и сразу увидел, что мистер Робин убит охотничьей стрелой.
   – Вы наблюдательны, – заметил Вэнс, – и в искренности вам не откажешь.
   Стало очевидно, что никаких сведений от этого человека не добиться, и Маркхэм отпустил его, приказав Хэсу вызвать кухарку. Когда та вошла, я тотчас заметил внешнее сходство между отцом и дочерью. Это была некрасивая женщина лет сорока, высокая, угловатая, с продолговатым лицом и крупными руками и ногами. После нескольких предварительных вопросов выяснилось, что она вдова, фамилия ее Бидл, и пять лет назад, после смерти мужа, она поступила к профессору Дилларду по рекомендации Пайна.
   – В котором часу вы вышли сегодня из дома? – спросил ее Маркхэм.
   – В половине одиннадцатого или чуть позже.
   Она, видимо, чувствовала себя неловко, и в ее голосе звучали тревожные интонации.
   – А когда вернулись?
   – Около половины первого. Меня впустил вот этот человек, – она покосилась на Хэса, – и обошелся со мной, как с преступницей. Меня в чем-то подозревают?
   Хэс улыбнулся.
   – Время названо точно, мистер Маркхэм. Она обиделась, что я не пустил ее вниз.
   Маркхэм неодобрительно покачал головой.
   – Вы что-нибудь знаете о том, что произошло здесь утром? – продолжил он, внимательно разглядывая женщину.
   – Что же я могу знать? Я ведь была на рынке.
   – Видели ли вы мистера Робина или мистера Сперлинга?
   – Минут за пять до моего ухода они прошли мимо кухни в комнату для упражнений в стрельбе.
   – Слышали вы что-нибудь из их разговора?
   – Я не подслушиваю за дверьми.
   Маркхэм сердито поджал губы и собрался выпалить что-то резкое, но Вэнс опередил его:
   – Следователь полагал, что, вероятно, дверь была приоткрыта, и вы могли случайно уловить что-нибудь из их разговора, несмотря на ваше похвальное желание не подслушивать.
   – Да, дверь, вроде, была приоткрыта, но я ничего не слышала, – недружелюбным тоном ответила женщина.
   – Значит, вы не знаете, находился ли еще кто-нибудь в клубной зале?
   Бидл прищурилась и с недоверием поглядела на Вэнса.
   – Может, и был кто-нибудь. Я как будто слышала голос мистера Друккера, – ядовито произнесла она, и на ее губах обозначилась кривая ухмылка. – Он заходил нынче рано утром к мистеру Арнессону.
   – Точно? – удивился Вэнс. – Вы его видели?
   – Я видела, как он пришел, но не заметила, когда он вышел. Он постоянно толчется в доме.
   – Вот не подумал бы! Да, между прочим, через какую дверь вы отправились на рынок?
   – Через парадную. С тех пор как мисс Белл сделала из подвала клубную залу, я всегда хожу через парадную дверь.
   – Сегодня утром вы не входили в стрелковую комнату?
   – Нет.
   Вэнс выпрямился в кресле.
   – Спасибо за помощь. Вы свободны. – Когда кухарка вышла, он встал и подошел к окну: – Мы тратим силы впустую, Маркхэм, – сказал он. – Мы ничего не добьемся ни от прислуги, ни от членов семейства. Надо пробить психологическую стену и лишь тогда бросаться на приступ. В здешнем семействе у каждого свои сокровенные переживания, и каждый боится, чтобы они не просочились наружу. Каждый говорит меньше, чем знает. Неприятно, но верно. Все, что мы узнали, не связано одно с другим, и если хронологически события не совпадают, следовательно, они произвольно искажены. Во всех этих россказнях я не нашел ни намека на внутреннюю связь.
   – Может, и в самом деле связи нет, – ответил Маркхэм, – но мы никогда не найдем ее, если прекратим допросы.
   – Ты слишком доверчив. – Вэнс подошел к столу. – Чем больше мы задаем вопросов, тем больше запутываемся. Даже показание профессора Дилларда не вполне правдиво. Он что-то скрывает. Арнессон своим вопросом коснулся самого живого места. Ловкий парень этот математик. Девушка тоже старается выпутать себя и свою компанию, чтобы и пятнышка на них не осталось. У Пайна явно что-то на уме, хитрит и изворачивается. На лице его маска, которая прикрывает разные мысли, но никакими вопросами до них не докопаешься. Какая-то фальшь и относительно его утренних занятий. Он говорил, что провел все утро в комнате Арнессона, но явно не знал, что профессор дышал свежим воздухом на балконе своего приемного сына. Как такое возможно? И эта его отлучка в чулан более чем подозрительна. Из показаний Бидл следует, что она не любит слишком общительного мистера Друккера и постаралась вмешать его в это дело. Она думает, что слышала его голос в злополучной комнате. Но кто поручится, так ли это? Все это мы и должны разузнать. Надо вежливо поговорить с самим мистером Друккером…
   Послышались шаги на лестнице, и в дверях появился Арнессон.
   – Ну, кто же убил Кок-Робина? – насмешливо спросил он.
   Маркхэм встал с неприветливым видом и уже хотел выразить неудовольствие, но Арнессон поднял руку.
   – Простите, одну минуту. Я пришел предложить свои услуги благородному делу правосудия, обывательского правосудия, потому что с философской точки зрения никакого правосудия, никакой справедливости не существует. – Он сел напротив Маркхэма и цинично усмехнулся. – Печальный факт неожиданной кончины мистера Робина взывает к моей научной натуре. Это интересная проблема, в ней чувствуется математический привкус: имеется ряд точных данных, и из них надо определить некоторые неизвестные величины. Я как раз тот гений, который способен решить эту задачу.
   – А как вы будете ее решать, мистер Арнессон? – Маркхэм уважал ум и знания этого человека и чувствовал под его насмешливым легкомыслием серьезные намерения.
   – Я пока не составил уравнения. – Арнессон вытащил из кармана старую трубку и вертел ее в руках. – Мне всегда хотелось поработать в сыскном деле – ненасытное любопытство физика, – и у меня давно уже создалась теория, что математика выгодно приложима к решению пошлых, мелочных вопросов жизни на этой ничтожной планете. В мире есть закон, и я не вижу достаточных причин утверждать, что сущность и положение преступника не могут быть открыты таким же способом, каким открыли планету Нептун, то есть изучением нарушений правильности движения Урана по орбите. – Арнессон замолчал и стал набивать трубку. – Вот я и желаю применить к этой запутанной чепухе методы открытия Нептуна. Мне нужны данные, и я пришел просить довериться мне и сообщить факты; давайте организуем некое интеллектуальное товарищество. Решая эту проблему, я попутно докажу свою теорию, что математика лежит в основе всякой истины. Согласны?
   – Я с удовольствием изложу вам все, что мы знаем на сегодняшний день, мистер Арнессон, – ответил Маркхэм. – Но я не обещаю ставить вас в известность обо всем последующем. Вдруг это будет противоречить целям правосудия и затруднять следствие?
   Вэнс сидел с полузакрытыми глазами: по-видимому, предложение Арнессона в первый момент не понравилось ему, но вдруг он резко повернулся к Маркхэму и заявил:
   – Я не вижу причин препятствовать мистеру Арнессону перевести преступление на язык прикладной математики. Я уверен, что он будет скромен и воспользуется сведениями только для научных целей. Вероятно, его просвещенная помощь понадобится нам в этом противоречивом и запутанном деле.
   Маркхэм достаточно хорошо знал Вэнса, чтобы понять обдуманность его предложения, и я нисколько не удивился, когда следователь сказал Арнессону:
   – Ладно. Мы дадим вам все имеющиеся у нас данные для выработки вашей математической формулы. Что вас интересует в первую очередь?
   – Пока ничего. Я знаю то же, что и вы. Когда вы уйдете, я вытрясу кое-что из Пайна и Бидл, только не пренебрегайте тем, что я откопаю.
   В эту минуту парадная дверь отворилась, и полицейский, карауливший у входа, вошел в сопровождении какого-то человека.
   – Этот господин говорит, что ему надо видеть профессора, – доложил полицейский и, повернувшись к неизвестному, движением головы указал на Маркхэма. – Вот следователь. Передайте ему, что требуется.
   Вновь вошедший, по-видимому, смутился. Этот худощавый, отлично одетый господин, несомненно, принадлежал к высшему обществу. Ему было приблизительно пятьдесят лет, но выглядел он моложаво. У него были густые седеющие волосы, заостренный нос и небольшой, но развитый подбородок. Глаза его, над которыми возвышался широкий лоб, имели необычное выражение. Это были глаза разочаровавшегося в жизни человека, обиженного судьбой и очерствевшего душой.
   – А, здравствуйте, мистер Арнессон, – промолвил он спокойным мелодичным голосом. – Надеюсь, ничего дурного?
   – Просто смерть человека, а так все отлично, – с насмешкой ответил математик. – Буря в стакане воды, как гласит пословица.
   Маркхэму не понравилось вторжение в его компетенцию.
   – Что вам угодно, сэр? – сурово спросил он.
   – Полагаю, я не помешал, – извинился Парди. – Я друг семьи, живу как раз напротив и заметил: произошло что-то необычное. Вот и подумал, что, наверное, смогу быть чем-нибудь полезен.
   Арнессон усмехнулся:
   – Дружище Парди, зачем облекать свое любопытство в тогу риторики?
   Парди покраснел.
   – Право, я ничего такого… – начал он, но Вэнс перебил его.
   – Вы сказали, мистер Парди, что живете напротив. Вы не заметили что-нибудь особенное сегодня утром в этом доме?
   – Нет, сэр. Мой кабинет выходит на 75-ю улицу, и я все утро просидел у окна, все время писал. Когда после ленча я вернулся к работе, то увидел толпу, полицейские автомобили и одетого в униформу стража у дверей.
   Вэнс задумчиво рассматривал Парди, а потом спросил:
   – Кто-нибудь выходил из дома нынче утром?
   Тот медленно покачал головой.
   – Никого особенного. Около десяти явились двое молодых людей, приятели мисс Диллард, позже вышла Бидл с рыночной корзинкой. Вот и все, что я запомнил.
   – Вы видели, как ушли эти мужчины?
   – Не берусь утверждать. – Парди нахмурился. – Мне кажется, что только один из них направился через ворота на стрельбище. Но это лишь мое впечатление.
   – В котором часу это было?
   – Право, не ручаюсь за точность. Где-нибудь через час после его прихода.
   – Вы не припомните, кто-нибудь другой входил сегодня утром в дом профессора? Или, может, покидал его?
   – Я видел, как вернулась мисс Диллард с тенниса – это было около половины первого, и меня позвали завтракать. Белл даже помахала мне ракеткой.
   – И больше никого?
   – Вроде, никого, – с сожалением в голосе ответил Парди.
   – Один из молодых людей убит, – объявил Вэнс.
   – Мистер Робин, или Кок-Робин, – вставил Арнессон с комической гримасой, которая не понравилась мне из-за своей неуместности.
   – Боже! Какое несчастье! – искренне поразился Парди. – Робин? Чемпион стрелкового клуба мисс Белл?
   – Единственное его право на бессмертие. Именно он.
   – Бедная Белл! – Что-то в манере Парди заставило Вэнса внимательно посмотреть на него. – Надеюсь, она не слишком убита этой трагедией?
   – Разумеется, она эмоционально отнеслась к ней, – произнес Арнессон. – Но для таких происшествий существует полиция. Столько волнений из-за такого по сути пустяка! Вся земля покрыта крошечными движущимися комочками нечистых углеводов, подобных Робину; в общем и целом они носят название «человечество».
   Парди грустно и снисходительно улыбнулся; очевидно, он был хорошо знаком с циничными выходками Арнессона. Потом Парди обратился к Маркхэму:
   – Разрешите мне повидать мисс Диллард и ее дядю?
   – Да, конечно, – ответил Вэнс, прежде чем Маркхэм пришел к какому-либо решению. – Они в библиотеке.
   Пробормотав слова благодарности, Парди удалился.
   – Странный субъект, – промолвил Арнессон, когда шаги Парди затихли. – Куча денег. Живет, как хочет. Единственная страсть – шахматы. Любит решать задачи.
   – Шахматные задачи? – Вэнс с интересом взглянул на собеседника. – Так это Джон Парди? Изобретатель гамбита Парди?
   – Он самый. – Арнессон опять скорчил гримасу. – Он написал книгу о гамбите и вообще покровительствовал шахматной игре: устраивал турниры, носился по всему свету, чтобы присутствовать на всяких матчах. Его гамбит вызвал заметное волнение в шахматном мире. Парди организовал целый ряд соревнований, что стоило ему больших денег. Конечно, он по мере сил добивался, чтобы применяли его гамбит, но все закончилось кризисом. Все шахматисты, прибегавшие к его гамбиту, проигрывали. Это был ужасный удар для Парди. Он посыпал пеплом его голову и лишил упругости его мускулы. Теперь он надломленный человек.
   – Я знаю историю этого гамбита, – прошептал Вэнс, задумчиво рассматривая потолок. – Я сам его применял, Ласкер выучил меня…
   Полицейский снова появился в дверях и сделал знак Хэсу. Сержант быстро встал и вышел в переднюю. Через минуту он вернулся с листком бумаги в руках. Вид у Хэса был крайне растерянный.
   – Вот какая штука, сэр, – подал он листок Маркхэму. – Полицейский у парадных дверей только сейчас увидел, что из почтового ящика торчит бумажка, и взял ее посмотреть. Что вы думаете об этом?
   Маркхэм с недоумением некоторое время рассматривал бумажку, а затем без единого слова передал ее Вэнсу. Я встал и посмотрел через его плечо. Это оказался лист почтовой бумаги обычного размера, сложенный так, чтобы его легко было опустить в ящик для писем. На нем бледно-синими чернилами было отпечатано на машинке несколько строк. Первая из них гласила:
   «Джозеф Кокрейн умер».
   На второй я увидел вопрос:
   «Кто Кок-Робина убил?»
   А на третьей было следующее:
   «Sperling значит воробей».
   В нижнем правом углу на месте подписи стояло слово, набранное прописными буквами: «ЕПИСКОП».

Глава V
Женский крик

//-- Суббота, 2 апреля, 2 часа 30 минут пополудни --//
   Поглядев на странную записку с не менее странной подписью, Вэнс достал монокль и начал неторопливо прилаживать его, что всегда являлось признаком сдерживаемого интереса. Через монокль сыщик снова внимательно прочел бумагу и передал Арнессону.
   – Вот ценный материал для вашего уравнения.
   Арнессон бегло осмотрел записку и с кислой гримасой положил ее на стол.
   – Я уверен, что духовенство тут не у дел. Оно ужасно ненаучно. Их математикой не проберешь. Епископ, епископ… – раздумывал он. – Я не знаю ни одного епископа. Пожалуй, я выброшу эту абракадабру из своих вычислений.
   – Если вы это сделаете, мистер Арнессон, – серьезно возразил Вэнс, – то ваше уравнение обратится в пепел и разлетится по ветру. Мне, наоборот, это послание кажется весьма значительным. В самом деле, я полагаю, если вы разрешите высказать мнение непосвященному, что это пока единственная самая математическая вещь в данном процессе. Она исключает всякую случайность. Это некая постоянная величина, управляющая всеми уравнениями.
   Хэс с отвращением посмотрел на бумагу.
   – Это написал какой-то недоумок, мистер Вэнс, – заявил он.
   – Несомненно, с головой у него не все в порядке, сержант, – согласился Вэнс. – Но не отвергайте того факта, что этот субъект мог знать много интересных частных подробностей. Помните, что второе имя мистера Робина было Кокрейн, что он убит стрелой из лука, и во время его смерти где-то поблизости крутился мистер Сперлинг. Кроме того, этот хорошо осведомленный безумец предвидел убийство, поскольку бумажка с посланием опущена в почтовый ящик до появления на сцене вас и ваших людей.
   – Если только он не один из зевак на улице, бросивших записку, когда полицейский повернулся спиной.
   – Ну да, а сначала он сбегал домой и аккуратно отпечатал свое сообщение на машинке. – Вэнс с грустной улыбкой покачал головой. – Нет, сержант, боюсь, что ваше предположение неверно.
   – Так что же это, черт возьми, означает? – спросил Хэс.
   – Не имею ни малейшего представления. – Вэнс зевнул и встал. – Пойдем, Маркхэм, поговорим немного с этим мистером Друккером, которого так не любит Бидл.
   – С Друккером?! – с удивлением воскликнул Арнессон. – А он здесь при чем?
   – Мистер Друккер заходил сегодня сюда утром, чтобы повидаться с вами, – объяснил Маркхэм, – и вполне вероятно, что он встретил в доме Робина и Сперлинга. – Следователь сделал выразительную паузу. – Не желаете пойти с нами?
   – Нет, спасибо. – Арнессон выбил трубку и поднялся. – Мне еще надо проверить целую кучу студенческих работ. Думаю, вам лучше взять с собой Белл, учитывая, что леди Мэй немного чудаковата.
   – Леди Мэй?
   – Виноват. Забыл, что вы ее не знаете. Мы все зовем ее леди Мэй, так, из вежливости. Старушке это нравится. Я говорю о матери Друккера. Странная женщина. – Он покрутил пальцем у виска. – Немного тронулась, но совершенно безобидная. Она уверена, что солнце всходит и заходит только для Адольфа Друккера. Возится с ним, точно с младенцем. Печальное положение. Да, так пригласите с собой Белл. Леди Мэй ее обожает.
   – Хорошая мысль, мистер Арнессон, – похвалил Вэнс. – Вам не составит труда спросить мисс Диллард, не будет ли она так добра пойти с нами?
   – Ну конечно, – улыбнулся Арнессон и взбежал наверх.
   Через несколько минут мисс Диллард присоединилась к нам.
   – Сигурд сказал мне, что вы хотите видеть Адольфа. Он, конечно, не будет возражать, но бедная леди Мэй волнуется от малейших пустяков…
   – Надеюсь, мы не расстроим ее, – успокоил Вэнс. – Видите ли, мистер Друккер был здесь утром, и кухарка говорит, что она, вроде бы, слышала, как он беседовал с мистером Робином и мистером Сперлингом в стрелковой комнате. Может, он окажет нам содействие.
   – Наверное, если только у него получится, – пылко ответила молодая девушка. – Но, пожалуйста, будьте осторожны.
   В ее голосе прозвучали просительные нотки, и Вэнс с любопытством посмотрел на нее:
   – Расскажите нам что-нибудь о миссис Друккер. Почему мы должны держаться с ней настороже?
   – Жизнь ее сложилась трагично, – объяснила Белл. – Когда-то она была известной певицей. Не второстепенной артисткой, я имею в виду, а настоящей примадонной с блестящей карьерой впереди. В Вене она вышла замуж за известного музыкального критика Отто Друккера, а через четыре года родился Адольф. Когда ребенку миновало два года, она уронила его в Пратере, и с этого момента вся ее жизнь изменилась. Спина у Адольфа повредилась, и он стал горбатым. Это разбило сердце леди Мэй. Она считала себя виновницей несчастья, бросила сцену и посвятила себя сыну. Через год, когда ее муж умер, она переехала в Америку, где жила в девичестве, и купила дом, в котором они теперь живут. Вся ее жизнь сосредоточилась на Адольфе. Она пожертвовала ради него всем и ухаживала за ним, как за ребенком… – Тень пробежала по лицу Белл. – Иногда я думаю, да и все так считают, что он и в самом деле ребенок. Мать впала в болезненное состояние, и недуг ее – ужасная, потрясающая материнская любовь, безумие нежности, как говорит дядя. В последнее время она сделалась особенно странной. Я часто заставала ее с руками, прижатыми к груди, точно она держала ребенка; при этом она тихонько напевала старинные немецкие колыбельные песни. Она ужасно ревнива и ревнует сына ко всем. На прошлой неделе я пошла навестить ее вместе с мистером Сперлингом – мы часто ее навещаем, ведь она такая одинокая, несчастная. Так она свирепо посмотрела на него и сказала: «А почему он не калека, как мой бедный Адольф?» – Девушка замолчала и грустно посмотрела на нас. – Теперь вы понимаете, по какой причине я просила вас быть осторожнее? Не дай бог, леди Мэй подумает, что мы явились с дурными намерениями относительно ее бесценного сыночка.
   – Без нужды мы не станем ее терзать, я вам обещаю, – сочувственно произнес Вэнс. – А где расположена комната миссис Друккер?
   Девушка изумленно взглянула на него и тотчас ответила:
   – В западной части дома. Из ее балконного окна видно наше стрельбище.
   Вэнс вынул портсигар и тщательно выбрал папиросу.
   – А она часто сидит у окна?
   – Постоянно. Леди Мэй всегда смотрит, когда мы упражняемся в стрельбе. Я уверена, что ей тяжело наблюдать за этим, ибо Адольф недостаточно силен для стрельбы. Он пробовал несколько раз, но тотчас уставал и теперь совсем перестал заниматься.
   – Она, наверное, потому и смотрит на вас, что ее это мучает, самоистязание, знаете ли. Большое несчастье оказаться в таком положении. – Вэнс говорил мягко, что для меня, знающего его натуру, было немного непривычно. – Я думаю, – прибавил он, – будет лучше сначала на минутку зайти к миссис Друккер. Наш визит, вероятно, не так испугает ее. Можно без ведома мистера Друккера пройти в ее комнату?
   – Да, конечно. – Эта идея понравилась молодой девушке. – Мы проникнем через черный ход. Кабинет Адольфа находится в передней части дома.
   Миссис Друккер сидела у большого окна на старинной кушетке, вся обложенная подушками. Мисс Диллард поздоровалась с ней и нежно поцеловала ее в лоб.
   – У нас в доме сегодня утром произошел несчастный случай, леди Мэй, – сказала Белл, – и эти джентльмены пожелали навестить вас. Я предложила проводить их. Вы не сердитесь?
   Бледное печальное лицо миссис Друккер было повернуто к окну, но, когда мы вошли, на нем застыло выражение страха. Это была высокая, чрезвычайно худая женщина; кисти ее рук, лежавшие на подлокотниках, были испещрены жилами и морщинами, как лапы сказочных птиц. Лицо ее также выглядело изможденным, с глубокими морщинами, но не отталкивающим, потому что его украшали ясные живые глаза и прямой нос. Хотя ей, очевидно, перевалило далеко за шестьдесят, волосы у нее были темные, без заметной седины, и густые.
   Несколько минут она не двигалась и молчала. Наконец руки ее медленно сжались, губы пошевелились.
   – Что вам нужно? – раздался низкий звучный голос.
   – Миссис Друккер, – начал Вэнс, – как уже сообщила мисс Диллард, в их доме сегодня утром разыгралась трагедия. Поскольку из вашего окна хорошо видно стрельбище, мы подумали, что, вероятно, вы что-нибудь заметили и поможете нам в расследовании.
   Настороженность заметно ослабела, но прошло несколько минут, прежде чем пожилая дама заговорила:
   – А что же стряслось?
   – Убит мистер Робин. Вы знали его?
   – Стрелок из лука, чемпион Белл? Да, я его знала. Сильное, здоровое дитя, натягивал лук и не утомлялся. Кто его прикончил?
   – Не знаем. – Вэнс внимательно посмотрел на старую леди. – Но так как он погиб на стрельбище, которое хорошо видно из вашего окна, мы надеемся на ваше содействие.
   Веки миссис Друккер опустились, и она, будто с удовлетворением, сложила руки.
   – Вы уверены, что он умер на стрельбище?
   – Мы нашли там его тело, – пояснил Вэнс.
   – Чем же я вам помогу?
   – Вы никого не видели сегодня утром на стрельбище? – спросил Вэнс.
   – Нет, – быстро ответила она. – Никого. Я даже не смотрела туда.
   Вэнс встретился с ней взглядом и вздохнул.
   – Очень жаль, – пробормотал он. – Если бы нынче утром вы выглянули из окна, то, весьма возможно, увидели бы трагедию. Мистер Робин убит стрелой из лука, и, похоже, преступление совершено без всяких мотивов.
   – Вы уверены, что он убит стрелой из лука? – спросила дама, и легкая краска выступила на ее пепельных щеках.
   – Таково мнение врача. Из его сердца, когда мы нашли труп, торчала стрела.
   – Конечно. Это ведь так натурально! Стрела в сердце Робина!
   Она произнесла это надменно, с каким-то странным выражением лица. Наступило напряженное молчание, и Вэнс подошел к окну.
   – Разрешите посмотреть?
   – Нет, незачем. Оттуда ничего не видно, только деревья на 76-й улице и часть двора Диллардов. Кирпичная стена напротив очень угнетает. Когда не было этого высокого дома, открывался чудесный вид на реку.
   Вэнс задумчиво взглянул на стрельбище.
   – Да, – повторил он, – если бы сегодня утром вы сидели у окна, то заметили бы, что случилось. От вас хорошо видны и стрельбище, и дверь в подвал. Жалко! – Он вынул часы. – Ваш сын дома, миссис Друккер?
   – Мой сын! Адольф! Что вам от него надо? – Ее голос стал жалобным, а глаза с ненавистью устремились на Вэнса.
   – Ничего особенного, – спокойно промолвил сыщик. – Вдруг он видел кого-нибудь на стрельбище?
   – Никого он не видел. Он и не мог никого видеть, потому что его здесь не было. Он ушел рано утром и не вернулся до сих пор.
   Вэнс с состраданием поглядел на нее.
   – Он отсутствовал все утро? Вы знаете, где он?
   – Я всегда знаю, где он, – с гордостью отчеканила миссис Друккер. – Мой мальчик ничего от меня не скрывает.
   – Он сообщил вам утром, куда идет? – мягко настаивал Вэнс.
   – Конечно, но я забыла. Дайте подумать. – Ее длинные пальцы застучали по подлокотникам, глаза беспокойно забегали. – Не могу припомнить. Но я спрошу его, как только он появится.
   Мисс Диллард воззрилась на старую женщину с возрастающим недоумением.
   – Но, леди Мэй, Адольф был у нас сегодня утром. Он приходил к Сигурду.
   Миссис Друккер гневно выпрямилась на кушетке.
   – Ничего подобного! – крикнула она, метнув на девушку сердитый взгляд. – Адольф собирался куда-то в город. Он и близко не подходил к вашему дому, я уверена, что он там не был.
   Глаза ее засверкали, и она вызывающе посмотрела на Вэнса. Наступил неприятный момент, но дальнейшее оказалось еще тягостнее. Дверь тихо отворилась, и мгновенно руки миссис Друккер протянулись вперед.
   – Мой маленький мальчик, мой бэби! – закричала она. – Иди сюда, милый.
   Но вошедший мужчина не двинулся с места. Он щурил на нас свои блестящие глаза, как человек, проснувшийся в незнакомом месте. Ростом Адольф Друккер еле достигал пяти футов. У него был обычный для горбунов вид: тонкие ноги, а искривленное туловище венчалось большой куполообразной головой. Но лицо его поражало интеллигентностью и страстной пугающей одержимостью. Профессор Диллард считал Адольфа математическим гением, и никто не сомневался в его эрудиции.
   – Что все это значит? – спросил мистер Друккер тонким, дрожащим голосом. – Это ваши знакомые, Белл?
   Девушка начала что-то говорить, но Вэнс жестом остановил ее.
   – Дело в том, мистер Друккер, – пояснил он, – что рядом с вами случилась беда. Это мистер Маркхэм, окружной следователь Нью-Йорка, и сержант Хэс из бюро уголовных расследований. По нашей просьбе мисс Диллард привела нас сюда, чтобы расспросить вашу мать, не видела ли она сегодня утром на стрельбище чего-нибудь необычного. Инцидент имел место у подвальной двери дома Диллардов.
   Друккер повел головой и упрямо выставил вперед подбородок.
   – Что конкретно произошло?
   – Мистер Робин убит стрелой из лука.
   Лицо Друккера изменило выражение, желваки зашевелились.
   – Робин убит? Когда?
   – Вероятно, между одиннадцатью и двенадцатью часами.
   – Что вы говорите! – Друккер быстро взглянул на мать. Он как будто разволновался, и его большие плоские пальцы затеребили края куртки. – Ты что-то видела? – спросил он мать, и его глаза недобро засверкали.
   – Что ты, сынок? – испуганным шепотом спросила пожилая женщина.
   Лицо Друккера стало суровым, на губах обозначилась усмешка.
   – А то, что именно в это время я услышал крик в твоей комнате.
   – Ты не слышал! Нет! Ничего подобного! – Мать с трудом переводила дух, голова ее по-старчески тряслась. – Ты ошибаешься, мой милый. Я сегодня утром не кричала.
   – Ну, значит, кричал кто-нибудь другой. – Его голос прозвучал холодно и безжалостно. Он помолчал и прибавил: – Дело в том, что, услышав крик, я поднялся сюда и притаился у двери. Ты ходила и напевала какую-то песенку, и я вернулся к себе в кабинет.
   Мисс Друккер прижала к лицу платок, глаза ее увлажнились.
   – Так ты работал в кабинете между одиннадцатью и двенадцатью? А я звала тебя несколько раз, – с подавленной тревогой простонала леди Мэй.
   – Я слышал, но не ответил, поскольку был очень занят.
   – Ах, вот как. – Она медленно повернулась к окну. – А я-то думала, что тебя нет дома. Ты ведь сказал мне…
   – Да, сказал, что пойду к Диллардам. Но Сигурда не оказалось дома, и около одиннадцати я вернулся.
   – Я не видела, как ты вошел. – Энергия иссякла у бедной женщины, и она сидела тихо, устремив отрешенный взгляд на кирпичную стену за окном. – А раз ты не ответил на мой призыв, я, естественно, подумала, что тебя нет дома.
   – Я вышел от Диллардов через ворота в стене и отправился прогуляться в парк, – несколько раздраженно пояснил Друккер. – Домой я возвратился через парадную дверь.
   – Ты говоришь, что слышал мой крик. Но зачем мне было кричать, сынок? Спина сегодня утром у меня не болела.
   Друккер нахмурился, и его маленькие глазки быстро забегали от Вэнса к Маркхэму.
   – До меня явно донесся женский крик из этой комнаты, – упрямо повторил он. – Около половины двенадцатого.
   Он опустился на стул и недовольно уставился в пол. Разговор между матерью и сыном привел нас в недоумение. Хотя Вэнс, по-видимому, был поглощен рассматриванием старинной гравюры, я отлично знал, что ни одно слово, ни одна интонация не ускользнули от него. Он повернулся, сделал Маркхэму знак, чтобы тот помалкивал, и подошел к миссис Друккер.
   – Нам очень жаль, что мы побеспокоили вас, сударыня. Простите нас великодушно. – Он поклонился и обратился к мисс Диллард: – Вы согласитесь проводить нас обратно? Или мы сами должны найти дорогу вниз?
   – Я провожу, – с готовностью отозвалась девушка и, приблизившись к миссис Друккер, обняла ее: – Мне так жаль, леди Мэй.
   По дороге в переднюю Вэнс, как будто что-то вспомнив, остановился и оглянулся на Друккера.
   – Вам лучше пойти с нами, – сказал он спокойным, но настоятельным тоном. – Вы знали мистера Робина и, может быть, сообщите нам что-нибудь важное.
   – Не ходи с ними, сынок! – закричала миссис Друккер с искаженным от страха лицом. – Незачем! Это враги. Они погубят тебя…
   Адольф Друккер встал.
   – Почему же мне не пойти с ними? – дерзко возразил он матери. – Мне тоже хочется разобраться в этом деле. Вдруг, как они говорят, мне удастся принести пользу? – И он присоединился к нам.

Глава VI
«„Я“, – ответил Воробей…»

//-- Суббота, 2 апреля, 3 часа пополудни --//
   Когда мы снова оказались в гостиной у Диллардов и мисс Белл ушла к дяде в библиотеку, Вэнс без обиняков приступил к делу.
   – Мне жаль волновать вашу мать, мистер Друккер, допрашивая вас в ее присутствии, но так как вы заходили сюда утром незадолго до смерти Робина, нам необходимо осведомиться, что вы готовы сообщить по этому делу.
   Друккер сел у камина, осторожно поднял голову, но ничего не ответил.
   – Вы пришли сюда, – продолжал Вэнс, – около половины десятого, чтобы повидать Сигурда Арнессона.
   – Да, именно так.
   – Через стрельбище и дверь в подвал.
   – Я всегда прихожу оттуда. Мне незачем огибать большой дом.
   – Но мистера Арнессона не оказалось дома утром, так?
   – Он был в университете.
   – Узнав, что его нет дома, вы некоторое время пробыли в библиотеке у профессора, обсуждая астрономическую экспедицию в Южную Америку. Я не ошибаюсь?
   – Экспедицию Королевского астрономического общества в Собрал, – уточнил Друккер.
   – Сколько времени вы провели в библиотеке?
   – Меньше получаса.
   – А потом?
   – Я спустился в стрелковую комнату и пролистал один из журналов. В нем обнаружилась шахматная задача, я сел и занялся ею…
   – Одну минуту, мистер Друккер. – В голосе Вэнса послышалось удивление. – Вы интересуетесь шахматами?
   – До некоторой степени. Но я не трачу на них по многу часов, ведь эта игра не чисто математическая и недостаточно умозрительная для математического ума.
   – Как долго вы решали задачу?
   – Около получаса.
   – Скажем, до половины одиннадцатого.
   – Приблизительно так. – Друккер глубже уселся в кресло, но его скрытая настороженность не уменьшилась.
   – Следовательно, вы находились в стрелковой комнате, когда туда пришли мистер Робин и мистер Сперлинг? – Друккер ответил не сразу, и Вэнс, сделав вид, что не замечает его сомнений, прибавил: – Профессор Диллард говорил, что молодые люди появились около десяти часов и, подождав немного в гостиной, спустились в подвал.
   – А где же Сперлинг? – воскликнул Друккер, подозрительно переведя взгляд от Маркхэма к Вэнсу.
   – Мы ожидаем его с минуты на минуту, – сказал Вэнс. – Сержант Хэс послал за ним двух своих помощников.
   Брови у горбуна приподнялись:
   – Ах, так Сперлинга насильно приведут сюда! – Адольф сложил вместе свои плоские пальцы и стал их рассматривать, затем медленно поднял глаза на Вэнса: – Вы спрашивали, видел ли я Робина и Сперлинга в стрелковой комнате. Да, они спустились вниз почти в ту минуту, когда я уходил.
   Вэнс откинулся на спинку кресла и вытянул ноги.
   – Не создалось ли у вас впечатления – как бы это выразиться, – что они ссорились?
   Друккер несколько мгновений обдумывал вопрос.
   – Уж раз вы затронули эту проблему, – начал он, – я припоминаю, что между ними была какая-то холодность. Но я не утверждаю это. Видите ли, я покинул комнату сразу же после их прихода.
   – Вы вышли через подвальную дверь, а потом через ворота в стене на 75-ю улицу. Правильно?
   На мгновение показалось, что Друккеру не хочется отвечать, но потом он процедил сквозь зубы:
   – Так точно. Я решил прогуляться по берегу реки, прежде чем опять приняться за работу. Я свернул на аллею, а затем в парк.
   Хэс с обычным для него недоверием к показаниям допрашиваемых свидетелей задал следующий вопрос:
   – Вы не встретили кого-нибудь из знакомых?
   Друккер сердито повернулся к сержанту, но Вэнс быстро вмешался и сгладил ситуацию:
   – Это не так важно, сержант. Если понадобится, мы вернемся к этой теме попозже. – Он опять обратился к Друккеру: – Вы возвратились немного раньше одиннадцати, так вы, кажется, сказали, и вошли в дом через парадную дверь.
   – Совершенно верно.
   – Вы не заметили ничего необычного, когда были здесь утром?
   – Нет, кроме того, о чем я уже сообщил вам.
   – Вы уверены, что слышали, как вскрикнула ваша мать около половины двенадцатого?
   Вэнс не пошевелился, когда задавал этот вопрос, но какая-то особая нотка послышалась в его голосе, и это возбуждающе подействовало на Друккера. Он поднял свое широкое тело с сиденья и враждебно посмотрел на Вэнса. Его круглые маленькие глаза метали искры, тонкие губы конвульсивно дергались, руки сгибались и разгибались, словно перед болезненным припадком.
   – На что вы намекаете? – резко спросил он. – Я сказал, что слышал крик, и мне совершенно все равно, соглашается с этим мать или нет. Более того, я уловил звуки, как она ходила по комнате. Поймите, между одиннадцатью и двенадцатью она была в своей комнате, а я – в своей. И ничего другого вы не докажете. Кроме того, я не желаю подвергаться допросу вами или кем бы то ни было о том, где я был и чем занимался. Вам до этого нет никакого дела, черт возьми, вы меня поняли?
   Он был в такой ярости, что, казалось, сию минуту набросится на Вэнса. Хэс уже выступил вперед, чувствуя скрытую в этом человеке опасность. Но Вэнс даже бровью не повел. Он лениво курил и, когда бешенство Друккера иссякло, заговорил спокойно, без малейших признаков волнения или обиды.
   – Нам больше не о чем вас спрашивать, мистер Друккер. И, право, напрасно вы так переживаете. Мне просто пришло в голову, что крик вашей матери помог бы нам установить точное время убийства.
   – Какое отношение имеет ее крик ко времени смерти Робина? Ведь она же призналась вам, что ничего не видела.
   Утомленный допросом Друккер тяжело прислонился к столу. В эту минуту в дверях показался профессор Диллард, а за ним Арнессон.
   – В чем дело? – спросил профессор. – Я услышал шум и спустился. – Он холодно посмотрел на Друккера. – Белл уже достаточно настрадалась за сегодняшний день, но вам, кажется, этого мало?
   Вэнс встал, но не успел и рта раскрыть, как Арнессон с упреком погрозил Друккеру пальцем.
   – Вам надо научиться владеть собой, Адольф. Вы принимаете жизнь с ужасающей серьезностью. Зачем придавать так много значения булавочным уколам земного бытия?
   Друккер мотал головой и шумно дышал.
   – Эти свиньи… – начал он, но Арнессон быстро прервал его.
   – Адольф, все люди – в сущности свиньи. Для чего входить в подробности? Пойдемте, я провожу вас домой. – Он крепко взял Друккера под руку и повел его вниз по лестнице.
   – Нам очень жаль, что мы потревожили вас, сэр, – извинился Вэнс перед профессором. – По какой-то причине этот господин соскочил с рельсов. Допросы, конечно, не особенно приятная вещь, но мы надеемся, что скоро с ними покончим, а без них тоже никак не обойтись.
   – Постарайтесь завершить их как можно скорее, Маркхэм, и зайдите ко мне перед уходом.
   Когда профессор закрыл за собой дверь, следователь с нахмуренными бровями, заложив за спину руки, стал ходить взад-вперед по комнате.
   – Что ты думаешь о Друккере? – спросил он, останавливаясь перед Вэнсом.
   – Славный характерец, – сыронизировал сыщик. – Умственный и физический калека. Прирожденный лицемер. Но хитер, дьявольски хитер. Ненормальный мозг – такое часто встречается у субъектов подобного типа. Однако наш словесный бой не безрезультатен. Адольф Друккер что-то замалчивает и хотел бы рассказать, да не смеет.
   – Пожалуй, – с сомнением заметил Маркхэм. – Очень уж он нервничает по поводу времени между одиннадцатью и полуднем. Он, как кошка, все время следил за нами.
   – Как хорек, – поправил Вэнс. – Я отлично чувствовал его лестное внимание.
   – Во всяком случае, не похоже, чтобы он оказал нам большую услугу, хотя несколько раз повторил, что хочет помочь.
   – Да, – согласился Вэнс. – Пока мы не особенно продвинулись вперед, но кое-какой багаж попал на наше судно. Наш раздражительный математик обнаружил некие интересные особенности мышления. Миссис Друккер тоже не лишена перспектив. Если бы мы узнали то, что они оба скрывают, то нашли бы ключ к разгадке преступления.
   Хэс целый час молчал и скептически наблюдал за происходящим, но теперь вдруг горячо заговорил:
   – Знаете, мистер Маркхэм, мы попусту тратим время. Что ценного во всей этой болтовне? Нам нужен Сперлинг, и, когда мои молодцы приведут его, мы заставим его попотеть, и у нас соберется достаточно материала для обвинения. Он был влюблен в племянницу Дилларда и завидовал Робину не только из-за барышни, но и потому, что тот лучше него стрелял этими красными палками. В этой чертовой комнате он схватился с Робином, профессор слышал их, и, согласно показаниям, Сперлинг за несколько минут до смерти Робина был с ним внизу…
   – Да, – хмыкнул Вэнс, – вдобавок его зовут Воробей, что и требовалось доказать. Нет, сержант, уж очень это просто, а между тем убийство задумано весьма хитро.
   – Не нахожу тут никакого плана, – заартачился Хэс. – Картина ясна. Сперлинг выходит из себя, хватает лук, выдергивает из колчана стрелу, идет вслед за Робином из комнаты, стреляет и попадает ему прямо в сердце.
   Вэнс вздохнул.
   – Вы слишком прямодушны для этого испорченного мира, сержант. Если бы все случилось с такой наивной поспешностью, жизнь была бы очень проста и скучна. Но не таково убийство Робина. Во-первых, никакой стрелок, метя в движущуюся цель, не сумел бы с такой точностью попасть между ребрами в самое уязвимое место. Во-вторых, череп Робина проломлен. Конечно, такое бывает при падении, но мало на то похоже. В-третьих, шляпа лежала у ног, где она никак не очутилась бы, если бы Робин упал нормально. В-четвертых, выемка на конце стрелы так испорчена, что тетива не могла на ней держаться. В-пятых, Робин стоял лицом к стреле, так что, пока злодей натягивал лук и целился, несчастный успел бы позвать на помощь и укрыться. В-шестых… – Вэнс остановился, чтобы закурить папиросу. – Клянусь Юпитером, сержант, я что-то пропустил. Да, когда человек получает рану в сердце, тотчас же в изобилии хлещет кровь. С большой долей вероятности вы найдете кровавые пятна на полу в стрелковой комнате, где-нибудь около двери.
   Хэс не стал спорить. Опыт научил его, что к гипотезам Вэнса нельзя относиться свысока. С добродушным ворчанием он направился в заднюю часть дома.
   – Я, Вэнс, начинаю понимать тебя, – смущенно заметил Маркхэм. – Но боже милостивый! Если смерть Робина от стрелы была инсценировкой, то перед нами что-то дьявольски хитрое.
   – Это работа маньяка, – рассудительно промолвил Вэнс. – Конечно, не такого, который воображает себя Наполеоном, а того, чей разум доведен до нелепости.
   Маркхэм жадно курил, развалившись в кресле и погрузившись в размышления.
   – Я опасаюсь, что Хэс ничего не найдет, – грустно покачал головой следователь.
   – Почему? – возразил Вэнс. – Если не обнаружится вещественных доказательств, что смерть Робина произошла в стрелковой комнате, это только затруднит нашу задачу с юридической точки зрения.
   Но вещественные доказательства не заставили себя ждать. Через несколько минут сержант вернулся, усталый, но радостно возбужденный.
   – Черт возьми, мистер Вэнс, – воскликнул он. – Голова у вас золотая! – Хэс не скрывал восхищения. – На полу нет ни капли крови, но на цементе есть темное пятно, которое кто-то пытался сегодня затереть мокрой тряпкой. Оно и теперь еще не высохло и находится около двери, как вы сказали. А что еще более подозрительно: один из половиков постелен точно на это место. Но все-таки со Сперлинга нельзя снимать подозрений, – запальчиво прибавил он. – Он мог убить Робина и в комнате.
   – А потом замыть кровь, вытереть стрелу, перенести труп и лук на стрельбище и тогда только уйти? Так? Но стрельба из лука – не комнатное занятие, и Сперлинг был слишком хорошо знаком с ним, чтобы пытаться совершить убийство выстрелом из лука в замкнутом помещении.
   В это время Парди проходил по передней, возвращаясь домой. Не успел он дойти до двери, как Вэнс приблизился к арке, ведшей из гостиной в переднюю.
   – Мистер Парди, подождите, пожалуйста, одну минуту.
   – Да, конечно, – любезно повернулся к нему Парди.
   – Мы хотели бы задать вам еще один вопрос, – сказал Вэнс. – Вы говорили, что видели сегодня утром, как мистер Сперлинг и Бидл вышли из ворот в стене. А вы хорошо помните: больше никто не проходил в эти ворота?
   – Не припоминаю никого другого.
   – Я думал, в частности, о мистере Друккере.
   – Друккер? – Парди покачал головой. – Нет, я запомнил бы его. Но вы понимаете, что дюжина людей могла войти в дом и выйти из него, и я не заметил бы этого, ведь я же не следил за домом Диллардов неотрывно.
   – Совершенно верно, – безразлично пробормотал Вэнс. – А мистер Друккер хорошо играет в шахматы?
   Парди слегка удивился.
   – Не особенно, – с осторожностью заметил он. – Он отличный аналитик и изумительно знает теорию игры. Но у него мало практики в настоящей игре на доске.
   Когда Парди ушел, Хэс озорно подмигнул Вэнсу.
   – Я вижу, сэр, – добродушно сказал он, – что не я один желал бы пошатнуть алиби горбуна.
   В это мгновенье отворилась дверь на улицу и в дверях показались три человека. Двое из них, очевидно, были полицейские, а между ними стоял высокий, чисто выбритый молодой человек лет тридцати.
   – Мы привели его, сержант, – буркнул один из полицейских. – Отсюда он отправился прямо домой в имение и разбирал вещи, когда мы пришли за ним.
   Сперлинг сердито обвел глазами комнату. Хэс встал перед ним и устремил на него торжествующий взгляд.
   – Ну, молодой человек, вы рассчитывали ускользнуть от нас? – Сперлинг покраснел и упрямо сжал губы. – Ага, вам нечем оправдаться. – Хэс, грозно выставив подбородок, продолжал наступление. – Вы молчаливы? Так мы развяжем вам язык. – Он повернулся к Маркхэму: – Что с ним делать? Отвезти в главное управление?
   – Может, мистер Сперлинг согласится ответить на несколько вопросов? – спокойно предложил Маркхэм.
   Сперлинг некоторое время смотрел на следователя, а затем перевел взгляд на Вэнса, который ободряюще кивнул ему.
   – На какие вопросы? – спросил он, с трудом овладевая собой. – Ваши грубияны ворвались ко мне в комнату и притащили сюда без всяких объяснений, не дав мне даже навестить своих родных. Теперь вы хотите отослать меня в главное управление. – Он вызывающе взглянул на Хэса. – Ну и везите меня туда, черт с вами.
   – В котором часу вы вышли отсюда сегодня утром, мистер Сперлинг? – Голос Вэнса был мягок, манеры спокойны.
   – Около четверти двенадцатого, – прозвучал ответ. – Как раз вовремя, чтобы поспеть на поезд, отходящий в одиннадцать часов сорок минут в Скарсдейл с Центрального вокзала.
   – А мистер Робин?
   – Я не знаю, когда ушел Робин. Он сказал, что будет ждать мисс Диллард, и остался в стрелковой комнате.
   – Вы видели мистера Друккера?
   – Всего пару минут. Он был в стрелковой комнате, когда Робин и я спустились туда, но моментально нас покинул.
   – Вышел через ворота в стене? Или пересек все стрельбище?
   – Не помню, я не заметил. Да объясните, в чем дело?
   – Мистер Робин убит утром, – произнес Вэнс, – около одиннадцати часов.
   Казалось, глаза Сперлинга вот-вот выскочат из орбит.
   – Робин? Боже мой! Кто его убил? – Губы мужчины пересохли, и он поминутно облизывал их.
   – Мы пока не знаем, – ответил Вэнс. – Он сражен стрелой в сердце.
   Это известие вконец ошеломило Сперлинга. Взгляд его блуждал с предмета на предмет, и он нервно шарил в кармане папиросы. Хэс с демонстративным видом подошел к нему.
   – Может, вы сообщите нам, кто убил его стрелой из лука?
   – Почему же вы думаете, что я знаю? Почему? – еле слышно прошептал Сперлинг.
   – Потому, – безжалостно отчеканил Хэс, – что вы завидовали ему. Вы поссорились с ним из-за девушки вот в этой самой комнате. И вы оставались с ним наедине до самой его смерти. Вы – отличный стрелок из лука. Вам лучше сознаться в содеянном, у вас нет выбора. Кроме вас никто не мог этого совершить. Кто, кроме чемпиона, способен на столь меткий выстрел? Пожалейте себя и выложите все начистоту. Мы ведь уже изловили вас.
   Странный блеск появился в глазах Сперлинга.
   – Погодите, пожалуйста, – произнес он неестественным, напряженным голосом, – а вы нашли лук?
   – Конечно, – натужно засмеялся Хэс, – там же, где вы его бросили, в переулке.
   – Какой это был лук? – допытывался Сперлинг, незряче глядя куда-то вдаль.
   – Что значит какой? – опешил Хэс. – Самый обыкновенный…
   Вэнс, внимательно слушавший молодого человека, прервал сержанта.
   – Я понимаю ваш вопрос, мистер Сперлинг. Это был женский лук, легкий, легче тридцати фунтов.
   Сперлинг глубоко вздохнул, точно укрепляя себя в каком-то тяжелом решении. Потом на его губах появилась легкая усмешка.
   – Зачем скрывать? – беззвучно спросил он. – Я думал, что успею скрыться. Да, я убил Робина.
   Хэс довольно заворчал, и его воинственные манеры тотчас же исчезли.
   – У вас больше ума, чем я предполагал, – произнес он почти отеческим тоном, кивая полицейским. – Возьмите его, братцы, отвезите в моем автомобиле и посадите под замок, но пока не вносите в регистрационную книгу. Я сам улажу формальности, когда буду в конторе.
   – Пойдем, – приказал Сперлингу один из полицейских.
   Но молодой человек повиновался не сразу и просительно посмотрел на Вэнса.
   – Могу я… можно мне? – начал он.
   – Нет, мистер Сперлинг. Вам лучше не видеться с мисс Диллард, зачем теперь тревожить ее? Ей и так сейчас нелегко, поверьте мне. Будьте здоровы.
   Сперлинг без слов повернулся и зашагал между конвойными, лишившими его свободы, возможно, навсегда.

Глава VII
Вэнс делает заключение

//-- Суббота, 2 апреля, 3 часа 30 минут пополудни --//
   Когда мы остались одни в гостиной, Вэнс встал и, пошатываясь, пошел к окну. Сцена с арестом Сперлинга произвела на нас тяжелое впечатление. Всех занимала одна и та же мысль, и Вэнс очень точно выразил ее:
   – Мы будто вернулись в детство…

     Кто Кок-Робина убил?
     – Я, – ответил Воробей. —
     Из лука я своей стрелой
     Кок-Робина сразил.

   Он повернулся к столу и пристально посмотрел на Хэса.
   – О чем задумались, дружище? Вам надо плясать тарантеллу. Ведь ваш преступник сознался в своем темном деянии. Разве вы не рады, что скоро он будет томиться в камере?
   – По правде, мистер Вэнс, – угрюмо буркнул Хэс, – я не удовлетворен. Слишком легко досталось его признание; много я видел на своем веку разных молодцов, но этот вовсе не похож на убийцу.
   – Во всяком случае, – вмешался Маркхэм, – скоропалительное признание умерит любопытство газетчиков и даст нам спокойно продолжать следствие. Это дело наверняка поднимет страшный шум, но когда репортеры узнают, что преступник уже сидит в тюрьме, они не будут лезть к нам за дальнейшими сведениями.
   – Я не утверждаю, что Сперлинг виновен, – продолжал Хэс. – Однако лучше его задержать, чтобы не болтал лишнего. По-моему, он не такой уж немой, как кажется на первый взгляд.
   – Зря вы так, сержант, – нахмурился Вэнс. – Малый мыслит вполне логично. Сперлинг знал, что Робин хотел повидать мисс Диллард, равно как и то, что накануне вечером она обошлась с ним не слишком любезно. Сперлинг был, очевидно, невысокого мнения о Робине; когда он узнал про его смерть от руки кого-то, кто владел легким луком, ему пришло в голову, что Робин в своем ухаживании преступил границы порядочности и получил заслуженный выстрел в сердце. Что же оставалось нашему благородному Воробью, как не подставить свою мужественную грудь и заявить: «Я убил Робина». Очень печально.
   – А все-таки я его не выпущу, – проворчал Хэс. – Если мистер Маркхэм не захочет привлекать его к суду, это его дело.
   Маркхэм терпеливо выслушал сержанта и спросил:
   – Ты не откажешься продолжать следствие вместе со мной, даже если я не привлеку Сперлинга к суду?
   Хэс протянул ему руку.
   – Вы знаете ответ, сэр. К вашим услугам.
   Маркхэм с улыбкой пожал протянутую руку и встал.
   – Так, на время я передаю все дела тебе, а сам перед уходом зайду разъяснить положение мисс Диллард и профессору. Тебе есть что добавить, сержант?
   – Я буду искать тряпку, которой вытерли кровь. Кроме того, я хочу поговорить с прислугой, особенно с кухаркой Бидл. Она уж наверняка помогала кому-нибудь в этой грязной работе. Потом, как полагается, допрошу соседей.
   – Сообщи мне результаты. Сегодня вечером и завтра утром я буду в клубе. Жду тебя.
   В дверях Вэнс присоединился к Маркхэму.
   – Смотри, старина, – сказал он, – не умаляй значения таинственной записки, вынутой из почтового ящика. У меня сильное подозрение, что она и является ключом к разгадке. Расспроси профессора Дилларда и его племянницу, не имеет ли для них слово «епископ» какого-либо особенного значения. В этой епархиальной подписи кроется важный смысл.
   – Я в этом не уверен, – с сомнением возразил Маркхэм. – Мне она кажется совершенно идиотской. Но я сделаю, как ты советуешь.
   Но ни у профессора, ни у мисс Диллард не обнаружилось никаких воспоминаний, связанных со словом «епископ». Профессор, как и Маркхэм, склонялся к мысли, что к убийству записка никак не относится.
   – По-моему, – констатировал он, – это просто юношеская экстравагантная выходка. Не станет же убийца Робина выдумывать себе псевдоним и писать послания о своем преступлении? Я мало знаю разбойников, но мне такое поведение не кажется логичным.
   – Да ведь и само преступление нелогично, – шутливо заметил Вэнс.
   Маркхэм переменил тему разговора.
   – Я должен сообщить вам, профессор, что недавно заходил мистер Сперлинг, и, когда его известили о смерти Робина, он сознался, что совершил это убийство…
   – Раймонд сознался?! – задыхаясь, произнесла мисс Диллард и побледнела как полотно.
   Маркхэм сочувственно посмотрел на нее.
   – Откровенно говоря, я не поверил Сперлингу. Уверен, ложно понятое рыцарство внушило ему мысль взять вину на себя.
   – Рыцарство? – пробормотала она. – Что вы подразумеваете под этим, мистер Маркхэм?
   За следователя ответил Вэнс:
   – Найденный на стрельбище лук женский.
   Молодая девушка закрыла лицо руками, и тело ее содрогнулось от рыданий. Профессор растерянно посмотрел на нее. Его бессилие выразилось в форме раздражения:
   – Что за вздор, Маркхэм? Каждый стрелок способен пользоваться женским луком. Вот кретин, этот Сперлинг! Своим глупым признанием он принес Белл столько горя! Маркхэм, дорогой, сделайте для него все, что в ваших силах.
   Маркхэм пообещал и встал, прощаясь.
   – Надеюсь, профессор, – сказал Вэнс, задержавшись в дверях, – вы не истолкуете превратно мое предположение, что кто-нибудь, вхожий в ваш дом, позволил себе эту шутку с запиской. А вдруг здесь где-нибудь имеется пишущая машинка?
   Видно было, что профессору не понравились слова сыщика, но он ответил достаточно вежливо:
   – Нет, мистер Вэнс, и давно не было, насколько мне известно. Свою пишущую машинку я выбросил десять лет тому назад, когда покинул университет. Если нужно что-то напечатать, я обращаюсь в конторы.
   – А мистер Арнессон?
   – Сигурд никогда не пользуется машинкой.
   На лестнице мы встретили Арнессона, который возвращался от Друккера.
   – Доставил на место нашего Лейбница, – с комической гримасой прокомментировал он. – Бедный Адольф! Жизнь дается ему нелегко.
   – Вероятно, вам интересно будет знать, – сухо произнес Вэнс, – что мистер Сперлинг сознался в убийстве.
   Арнессон фыркнул и зажал рот рукой.
   – В совершенном соответствии со стихами: «„Я“, – ответил Воробей…» Очень мило. Но я не знаю, как это обработать математически.
   – Раз уж мы договорились насчет вашего участия в деле, – продолжал Вэнс, – то для ваших вычислений будет небесполезно знать, что, по нашему мнению, Робина убили в стрелковой комнате и потом вынесли на стрельбище.
   – Весьма рад таким сведениям. – Арнессон мгновенно сделался серьезным. – Да, это затрагивает мою проблему. Если вам понадобятся мои услуги, я готов.
   Вэнс остановился закурить папиросу, но по его вялому виду я догадался, что он принимает какое-то решение. Он медленно повернулся к Арнессону и произнес:
   – Вы не в курсе, не было ли у мистера Друккера или мистера Парди…
   Глаза Арнессона блеснули.
   – Я понял, эта епископская записка. Надо узнать. Совершенно правильно. Да, у обоих есть машинки. Друккер, не переставая, работает на ней. А у Парди обширная переписка, подобная любовному эпистолярию кинозвезды.
   – Вас не затруднит, – попросил Вэнс, – достать образцы, напечатанные на обеих машинках, а также образцы бумаги, употребляемой каждым из джентльменов?
   – Нисколько. – Арнессону, по-видимому, понравилось поручение. – Сегодня же вы их получите. Где вас найти вечером?
   – Мистер Маркхэм будет в клубе. Вы позвоните, и он устроит так…
   – Ах, чего там устраивать. Я сам занесу их мистеру Маркхэму. Захватывающая штука – быть сыщиком.

   В половине восьмого все сидели в клубе, в любимом уголке Маркхэма, и пили кофе. В вечерних газетах промелькнули лишь краткие сведения об убийстве Робина. Очевидно, Хэсу удалось подрезать крылья репортерам. Кабинет следователя весь день был заперт, так что газетчики не могли бомбардировать сыщика вопросами. Сержант отлично караулил дом Дилларда: журналисты не свиделись ни с одним из членов семейства. Маркхэм тщательно просматривал газеты, медленно потягивая кофе.
   – Ну вот, первое слабое эхо, – огорченно промолвил он. – Содрогаюсь при мысли, что выйдет завтра в утренних выпусках.
   – Ну что же, надо и это вытерпеть, – улыбнулся Вэнс. – Как только какой-нибудь веселый малый раскроет эту комбинацию: зяблик – воробей – стрела, так все издатели с ума сойдут от радости, и первые страницы газет приобретут вид титульных листов детских книжек.
   Маркхэм сердито ударил кулаком по подлокотнику кресла.
   – Иди к черту, Вэнс. Я не позволю тебе разжигать мое воображение какими-то ребячьими стишками. Это просто совпадение, говорю тебе, ничего тут особенного нет.
   – Что же, убеждай себя против своей воли, все равно ты такого же мнения, как и я, – вздохнул Вэнс и вынул из кармана бумагу. – А вот какую хронологическую таблицу я составил.
   Маркхэм несколько минут изучал написанный текст.

   «9 часов – Арнессон покинул дом и последовал в университетскую библиотеку.
   9 часов 15 минут – Белл Диллард отправилась играть в теннис.
   9 часов 30 минут – Друккер явился к Арнессону.
   9 часов 50 минут – Друккер спустился в стрелковую комнату.
   10 часов – Робин и Сперлинг пришли в дом и провели полчаса в гостиной.
   10 часов 30 минут – Робин и Сперлинг направились в стрелковую комнату.
   10 часов 32 минуты – Друккер, по его словам, вышел на прогулку через ворота в стене.
   10 часов 35 минут – Бидл ушла на рынок.
   10 часов 55 минут – Друккер, как он утверждает, вернулся домой.
   11 часов 15 минут – Сперлинг покинул имение через ворота в стене.
   11 часов 30 минут – Друккер услышал крик в комнате матери.
   11 часов 35 минут – профессор Диллард вышел на балкон Арнессона.
   11 часов 40 минут – профессор Диллард увидел труп Робина на стрельбище.
   11 часов 45 минут – профессор Диллард позвонил окружному следователю.
   12 часов 25 минут – Белл Диллард вернулась с тенниса.
   12 часов 30 минут – полиция прибыла в дом Дилларда.
   12 часов 35 минут – Бидл вернулась с рынка.
   2 часа пополудни – Арнессон возвратился из университета.
   Вывод: Робин был убит между 11 часами 15 минутами и 11 часами 40 минутами. Известно, что в доме в течение всего этого времени оставались Пайн и профессор Диллард.
   Другие же лица, имеющие какое-либо отношение к убийству, находились в это время согласно свидетельским и их личным показаниям:
   1. Арнессон с 9 часов утра до 2 часов пополудни – в университетской библиотеке.
   2. Белл Диллард с 9 часов 15 минут до 12 часов 25 минут – на теннисе.
   3. Друккер с 10 часов 32 минут до 10 часов 55 минут – в парке, а затем – в своем кабинете.
   4. Парди все утро – дома.
   5. Миссис Друккер все утро – в своей комнате.
   6. Бидл с 10 часов 35 минут до 12 часов 35 минут – на рынке.
   7. Сперлинг от 11 часов 15 минут до 11 часов 40 минут, когда он сел в поезд на Скарсдейл, – по дороге на Центральный вокзал.
   Заключение: если ни одно из семи алиби не подвергнется сомнению, вся тяжесть подозрений в убийстве падет на Пайна или профессора Дилларда».

   С жестом отчаяния Маркхэм закончил чтение бумаги.
   – Все это нелепо, – раздраженно сказал он, – заключение не ведет ни к каким последствиям. Твоя хронология устанавливает время смерти Робина, но вывод, что Робин убит одним из виденных нами сегодня лиц, – сущая наивность. Ты совершенно исключаешь вероятность убийства каким-нибудь лицом, не живущим в доме. Тремя способами можно проникнуть на стрельбище и в стрелковую комнату, не заходя в дом: через ворота в стене, выходящие на 75-ю улицу, через другие ворота, выходящие на 76-ю, и через переулок между жилыми домами, ведущий на Риверсайдскую аллею.
   – Не спорю, что одним из этих входов кто-нибудь и воспользовался, – возразил Вэнс. – Но не забывай, что самый подходящий в данном случае вход – это переулок, а на него выходит только одна запертая на замок дверь, ключ от которой имелся лишь у кого-нибудь из семейства Диллардов. Я не представляю себе преступника, входящего с одной из улиц: слишком велик шанс попасть кому-нибудь на глаза. – Вэнс напряженно наклонился вперед. – По совершенно определенным причинам я не допускаю возможности убийства посторонним лицом, случайным бродягой. Лицо, отправившее Робина на тот свет, должно было до мелочей знать, что происходило сегодня утром в диллардовском доме от четверти двенадцатого до без двадцати минут двенадцать. Оно знало, что только Пайн и профессор оставались дома, а Белл Диллард ушла. Знало также, что Робин – его жертва – находился в доме, а Сперлинг уехал. Кроме того, оно хорошо знало, где расположена стрелковая комната, ведь совершенно ясно, что Робина убили там. Говорю тебе, Маркхэм: это был кто-то очень близкий семейству Дилларда, отлично осведомленный обо всем, что в данное время творилось в доме.
   – Ну а крик миссис Друккер?
   – Действительно, почему она кричала? Окно миссис Друккер, очевидно, и было фактом, который убийца упустил из виду, либо он знал о нем, да решил рискнуть. С другой стороны, мы ведь не уверены, кричала эта дама или нет. Она говорит, что нет, сын утверждает, что да. Показания расходятся. Предположим, Друккер упомянул о крике как о доказательстве, что между одиннадцатью и двенадцатью он сидел дома, а миссис Друккер все отрицает из страха, что сына не было. Но это пустяки. Главное, надо доказать, что только близкий к дому Дилларда человек мог совершить это преступление.
   – Но у нас пока мало фактов, – упрямо гнул свою линию Маркхэм, – случай тоже иногда играет немаловажную роль.
   – Эх, старина, а записка в почтовом ящике? Убийца знал даже имя Робина.
   – Если, конечно, записку написал убийца. Ты уверен? Я – нет.
   – Ты допускаешь, что какой-то шутник узнал о преступлении при помощи телепатии или магического камня, побежал к машинистке, стремглав вернулся к дому и по неизвестной причине принял на себя страшный риск быть замеченным, когда он станет опускать записку в ящик.
   В эту минуту в комнате появился Хэс и быстро подошел к нашему столу. Видно было, что он в сильном волнении. Ни слова не говоря, он подал Маркхэму конверт с отпечатанной на машинке надписью.
   – С вечерней почтой это получила газета «Уорлд». Кинан, репортер, только что принес эту штуку мне и сказал, что «Таймс» и «Геральд» получили такие же письма. Судя по штемпелю, их бросили в ящик между одиннадцатью и двенадцатью где-то вблизи дома Друккера.
   Маркхэм вынул листок из конверта. Глаза следователя полезли на лоб, желваки напряглись, и он, остолбенев, передал письмо Вэнсу. На листе почтовой бумаги были отпечатаны те же слова, что и в предыдущей записке:

   «Джозеф Кокрейн умер.
   Кто Кок-Робина убил?
   Sperling значит воробей.
   ЕПИСКОП».

   Вэнс едва взглянул на бумажку.
   – В полном согласии со всем остальным, – равнодушно заметил он. – Епископ боялся, что до публики не дойдет его остроумная выходка, вот он и преподнес ее нашей прессе.
   – Выходка? – обиженно спросил Хэс. – Я к таким выходкам или шуткам не привык. Дело это становится все невероятнее.
   – Именно, сержант.
   Мальчик в униформе подошел к следователю и что-то прошептал ему.
   – Сейчас же проведите его сюда, – приказал Маркхэм. – Это Арнессон, – пояснил он нам, – наверное, принес машинописные образцы. Вэнс, я начинаю думать, что это дело действительно так ужасно, как ты обрисовал с самого начала. Неужели тот же шрифт?
   Но когда сравнили записку с принесенными образцами, никакого сходства не обнаружилось. Не только буквы и ленты были другими, но и бумага оказалась совсем иного сорта.

Глава VIII
Второй акт

//-- Понедельник, 11 апреля, 11 часов 30 минут --//
   Нет нужды говорить, какой резонанс получило убийство Джозефа Кокрейна Робина в Нью-Йорке, да и во всей стране. В прессе оно освещалось под различными заголовками, например «Убийство Кок-Робина». Но подпись под записками подстегнула воображение журналистов, и впоследствии это преступление получило название «Дело Епископа». Ужасная смерть мужчины от стрелы, связанная, как утверждали газетчики, с детскими стихами о зяблике и воробье, будоражила эмоции публики.
   Целую неделю полицейские из бюро уголовных расследований и сотрудники следственного отдела работали день и ночь не покладая рук. Получение дубликатов записки нью-йоркскими газетами совершенно развеяло подозрения Хэса в виновности Сперлинга. Правда, официально сержант и следователь пока не подтвердили невиновность задержанного, но со свойственным им жаром принялись за поиски истинного преступника.
   Хэс и его люди долго искали тряпку, которой была вытерта кровь в стрелковой комнате Диллардов, но улика бесследно исчезла. В подвальном этаже вновь провели тщательный обыск, но почти безрезультатно. Единственное, что удалось обнаружить: половики, которые прикрывали место на полу, вытертое тряпкой.
   Протокол вскрытия подтвердил официальную версию, что Робин был убит в стрелковой комнате и затем перенесен на стрельбище. Чрезвычайно сильный удар в затылок нанесли тяжелым тупым предметом. Стали искать этот предмет, но не нашли.
   Хэс несколько раз допрашивал Пайна и Бидл, однако ничего нового от них не добился. Пайн повторил свои прежние показания: он не прикасался ни к телу, ни к луку, когда профессор послал его искать Сперлинга. Но сержант не особенно верил дворецкому и относился к нему с неприязнью.
   – Эта остроглазая птица что-то скрывает, – говорил он Маркхэму. – Надо бы подвергнуть его пытке, тогда он выложил бы всю правду.
   Сыщики и полицейские обошли все дома на 75-й улице в надежде, что кто-нибудь из жильцов видел входящих или выходящих через ворота в стене диллардовского участка людей, но и этот утомительный опрос ничего не дал.
   Алиби семерых перечисленных Вэнсом лиц, вроде бы, подтвердились, но лишь частично. Результаты оказались таковы.
   Арнессона видели в университетской библиотеке несколько человек, в том числе помощник библиотекаря и два студента. Но точное время его пребывания там никто из свидетелей установить не смог.
   Белл Диллард сыграла несколько партий в теннис на 119-й улице, но так как в ее компании было более четырех игроков, она несколько раз уступала свое место партнерам. Ни один из игравших в то утро определенно не знал, оставалась ли Белл на площадке во время этих перерывов или куда-то уходила.
   Время ухода Друккера из стрелковой комнаты точно определил Сперлинг, но ни один человек не видел Адольфа потом. Сам он уверял, что не встретил в парке никого из знакомых, а лишь немного поиграл с детьми и вернулся домой.
   Парди якобы находился один в своем кабинете, его старая кухарка и японец-лакей хлопотали в задней части дома и не видели хозяина до ленча. В его алиби вообще верилось с трудом.
   Показания миссис Друккер о том, как она провела утро, тоже приходилось принять на веру, поскольку никто не видел ее между половиной десятого, когда Друккер ушел к Арнессону, и часом дня, когда служанка подала ей ленч.
   Только алиби Бидл подтвердилось вполне. Парди показал следствию, что она покинула дом в тридцать пять минут одиннадцатого, и несколько торговцев видели ее на рынке между одиннадцатью и двенадцатью часами.
   Поезд в Скарсдейл действительно отходил с Центрального вокзала в одиннадцать часов сорок минут, и, чтобы успеть на него, Сперлинг должен был уйти от Диллардов в одиннадцать часов пятнадцать минут, как он и утверждал. С него сняли подозрения, поскольку его отъезд был доказан.
   Сержант подробно ознакомился с историей жизни лиц, хоть как-то причастных к «Делу Епископа», и их взаимоотношениями. Это оказалось нетрудно: все они были хорошо известны, но не удалось разыскать ничего, что проливало бы свет на убийство Робина.
   Сперлинг продолжал сидеть в тюрьме: власти были шокированы его странным признанием и не торопились освободить его. У Маркхэма состоялось совещание с адвокатами, нанятыми отцом Сперлинга, и стороны пришли к соглашению подождать, пока не будет найден настоящий преступник.
   Маркхэм несколько раз виделся с Диллардами, стараясь заметить хоть какую-нибудь мелочь, которая направила бы следствие на верный путь; снова были допрошены Парди и миссис Друккер, но ничего существенного для следствия, увы, не прибавилось.
   Адольф Друккер на втором допросе изменил свои показания. Да, он слышал женский крик, но, может, тот доносился не из комнаты матери, а, например, с улицы или из какого-нибудь окна жилого дома. Маркхэм убедился, что ни от горбуна, ни от его матери ничего не добьешься, и сосредоточил внимание на доме профессора Дилларда.
   Арнессон присутствовал на неофициальных совещаниях у Маркхэма, и Вэнс поддразнивал его насчет математической формулы, но Сигурд настаивал на том, что ее можно вывести лишь в том случае, если в его распоряжении будут все факты. Ученый полагал, что «Дело Епископа» – чья-то юношеская шалость, хотя и зашедшая довольно далеко. Маркхэм не раз упрекал Вэнса в том, что он допустил Арнессона к участию в расследовании, но тот приводил веский аргумент:
   – Его криминально-математическая формула, конечно, вздор, но он знает семейство Диллардов даже лучше, чем мы предполагаем. Он знает также Друккеров и Парди, и, конечно, у человека с академическими почестями очень острый ум. Я уверен, что Арнессон принесет нам пользу.
   – Допускаю, что ты прав, но его шуточки действуют мне на нервы, – ворчал Маркхэм.
   Сам Вэнс относился к делу с необычайной для него серьезностью. Каждую ночь он часами читал в библиотеке нужные книги и изучал полицейские донесения. В субботу, на восьмой день после убийства Робина, он сказал мне:
   – Дело неимоверно запутанное, трудное, и самое в нем ужасное, удручающее – это его связь с чем-то детским. Смертью Кок-Робина эта история не закончится, поверьте мне. Извращенная фантазия преступника ненасытна, нам предстоит борьба еще со многими страшными шутками.
   Уже на следующее утро его предсказание сбылось. В одиннадцать часов мы вошли в кабинет Маркхэма, чтобы послушать донесение Хэса о текущей работе и обсудить дальнейшие действия. Прошло восемь дней, как Робина нашли мертвым, а дело не продвинулось ни на шаг. Газеты начали издеваться над полицией и над следователем, и Маркхэм был заметно подавлен, Хэс – тоже.
   – Мы бьемся лбом о стену. Куда бы мы ни повернулись, – с горечью сказал Хэс, – никакого намека на мотивы преступления. Я прихожу к выводу, что просто какой-то проходимец заварил всю эту кашу.
   – Проходимцы, сержант, – возразил Вэнс, – обычно лишены воображения и юмора, а отправивший Робина на тот свет, очевидно, обладает и тем, и другим. Ему мало было убить Робина, он еще обратил это дело в безумную шутку. Потом, чтобы публика узнала о ней, он разослал эти записки в газеты. Разве это похоже на поступки безумного бродяги?
   Хэс несколько минут молча курил, потом с безнадежной печалью посмотрел на Маркхэма.
   – Теперь ни в чем, что происходит в этом городе, нет никакого смысла. Сегодня утром какой-то Спригг убит в Риверсайдском парке вблизи 84-й улицы. Деньги лежат в кармане, ничего не украдено. Просто застрелен. Молодой человек, студент университета. Жил с родителями, никаких врагов. Пошел, как всегда, прогуляться перед лекциями. Через полчаса нашли мертвым. Вот теперь придется мучиться и с этим убийством. Газеты поднимут гвалт, если мы быстро не раскроем его, а ведь у нас нет абсолютно никакой зацепки.
   – Успокойтесь, сержант, – попросил Вэнс, – то, что человек застрелен, – самое обыкновенное преступление. Такие инциденты, как правило, совершаются по обыденным причинам. Джентльмены просто-напросто поссорились, и пиф-паф. Ведь в деле об убийстве Робина все наши выводы спутала театральность, драматический антураж, так сказать. Если бы не стихи для детей… – Внезапно Вэнс замолчал, веки его слегка опустились, и он судорожно скомкал папиросу. – Как, вы говорите, сержант, фамилия убитого? Спригг?
   – Да, – насупившись, кивнул Хэс.
   – А как его зовут? – напряженно спросил сыщик.
   Хэс поднял на Вэнса недоуменные глаза, но, порывшись в своей потрепанной записной книжке, ответил:
   – Джон Спригг. Джон Е. Спригг.
   Вэнс вынул другую папиросу и аккуратно зажег ее.
   – Он убит из револьвера 32-го калибра?
   Хэс вытаращил глаза.
   – Именно. Откуда вы узнали?
   – И пуля прошла через верхнюю часть головы?
   Сержант вскочил с места и, как зачарованный, уставился на Вэнса:
   – Правильно.
   Сыщик пристально смотрел перед собой куда-то в пространство. Кто не знал его, подумал бы, что он крайне испуган. Затем он подошел к окну и стал глядеть в него.
   – Не могу поверить, – прошептал он. – Кошмар какой-то. Но, конечно, это так.
   Раздался нетерпеливый голос Маркхэма:
   – Что ты там бормочешь, Вэнс? Из какого источника у тебя сведения, что Спригг убит выстрелом из револьвера 32-го калибра в верхнюю часть головы?
   – Да разве ты не понимаешь, – сказал Вэнс, – что это второй акт дьявольской трагедии? – И тихим голосом, погружая нас в невыразимый ужас, он продекламировал:

     Человечек жил да был,
     С ружьецом везде ходил,
     И однажды Джону Сприггу
     Паричок он прострелил.

Глава IX
Математическая формула

//-- Понедельник, 11 апреля, 11 часов 30 минут --//
   Маркхэм смотрел на Вэнса, как загипнотизированный. Хэс стоял неподвижно с разинутым ртом. Что-то комическое заключалось в его фигуре, и мне хотелось посмеяться над ним, но кровь точно застыла у меня в жилах, и я не мог пошевелиться. Маркхэм первым стряхнул с себя оцепенение.
   – Это еще что за безумие? Я начинаю думать, что дело Робина лишило тебя рассудка, Вэнс. Разве не могут убить человека с таким ходовым именем, как Спригг, без того, чтобы не приклеить к его смерти какой-то грубой шутки?
   – А все-таки, Маркхэм, тебе придется признать, что вот этот самый Джон Спригг застрелен из маленького ружья, то есть ружьеца, и пробита, фигурально выражаясь, середина его «паричка».
   – Да если и так, при чем тут детские стихи, которые ты лепечешь? Неужели ты серьезно допускаешь… – загорячился Маркхэм, но Вэнс перебил его:
   – Вот-вот, я серьезно полагаю, что убивший Кок-Робина перенес свой ужасный юмор на несчастного Спригга. Случайные совпадения я совершенно исключаю. Смерть Спригга возмутительна, но приходится считаться с фактом. И, сколько бы ты ни возмущался против невероятной путаницы, ты от нее никуда не денешься.
   Маркхэм встал и нервно зашагал по комнате.
   – Я согласен, в этой новой смерти есть элемент чего-то непостижимого. Но я не понимаю, чего мы добьемся, если уверим себя, что какой-то маньяк забавляется стишками из своего детства?
   Вэнс угрюмо курил.
   – Я склонен думать, что такое допущение даст нам твердую основу для следствия.
   – Отлично, – саркастически заявил Хэс. – Значит, нам надо всего лишь отыскать одного оборотня среди шести миллионов людей в городе. Легкая задачка.
   – Не поддавайтесь унынию, сержант. Наш неуловимый шутник является устойчивым энтомологическим видом. У нас даже имеются некоторые нити к пониманию его нрава и привычек…
   Маркхэм с удивлением обернулся.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – То, что второе преступление связано с первым не только психологически, но и географически. Оба убийства совершены очень близко друг от друга. Вывод: у нашего демона – слабость к месту, где находится дом Дилларда. Кроме того, сами обстоятельства обоих убийств исключают возможность прихода преступника издалека в незнакомую ему обстановку. Я уже научно доказал вам, что Робина отправил в мир иной некто, отлично осведомленный, что происходило в доме Дилларда в определенный час, и второе преступление не было бы так ловко инсценировано, если бы режиссер не знал об утренних прогулках Спригга.
   Последовало тягостное молчание, прерванное Хэсом.
   – Если вы правы, мистер Вэнс, то Сперлинга надо освобождать. – Затем сержант безнадежно посмотрел на следователя: – Что же нам теперь делать, шеф?
   Маркхэм ничего не ответил. Он сел за письменный стол и забарабанил пальцами по бювару. Потом, не поднимая глаз, спросил:
   – Кто ведет дело Спригга, сержант?
   – Капитан Питтс. Он только что вернулся из отпуска, и инспектор Моран поручил ему это расследование.
   Маркхэм нажал кнопку звонка под столом, и в дверях появился его молодой помощник Свэкер.
   – Соедини меня с инспектором Мораном, – приказал Маркхэм. Он несколько минут говорил по телефону, а повесив трубку, грустно улыбнулся Хэсу: – Теперь это дело официально ведешь ты, сержант. Сейчас прибудет капитан Питтс, и мы узнаем обстановку. Я убежден, что смерти Робина и Спригга тесно связаны между собой.
   Питтс, невысокий плотный мужчина с грубым лицом и черными торчащими усами, явился спустя несколько минут. Когда его представили Вэнсу, он подозрительно покосился на сыщика и нелюбезно поклонился. Но внезапно выражение его лица изменилось.
   – Мистер Фило Вэнс, это вы?! – воскликнул он.
   – К сожалению, я самый, капитан, – вздохнул Вэнс.
   Питтс осклабился и протянул знаменитому сыщику руку.
   – Рад видеть вас, сэр. Сержант постоянно говорит о вас.
   – Мистер Вэнс неофициально помогает нам в расследовании убийства Робина, – объяснил Маркхэм, – и, так как Спригг застрелен на том же участке, нам хотелось бы получить от вас предварительные сведения.
   – Инспектор сообщил мне, что у вас уже возникли кое-какие идеи насчет нового убийства. Признаться откровенно, я рад освободиться от этого дела. Что вам угодно узнать, сэр?
   – Садитесь и расскажите нам все, что выяснили, – велел Маркхэм.
   Питтс уселся в кресло.
   – Я был поблизости, когда обнаружили тело, – немного позже восьми часов утра. Я взял двух своих молодцов и отправился на место. Полицейские уже принялись за работу, в одно время со мной подъехал и врач…
   – Вы слышали его заключение, капитан? – осведомился Вэнс.
   – Да. Спригг убит выстрелом в верхнюю часть головы из револьвера 32-го калибра. Никаких следов борьбы и сопротивления.
   – Он лежал на спине, когда его нашли?
   – Точно так. Аккуратно вытянувшись посредине дорожки.
   – Не был ли его череп проломлен при падении на асфальт?
   Питтс хитро посмотрел на Вэнса.
   – Так вы уже кое-что знаете об этом деле? – Он кивнул. – Да, затылок у малого раздроблен. Видать, сильно ударился.
   – А сам выстрел не удивил вас, капитан?
   – Да, конечно, – согласился Питтс. – Пуля редко попадает в макушку, да и шляпа не задета, а она ведь должна бы упасть, прежде чем он грохнулся наземь. Очень странные факты, мистер Вэнс.
   – Чертовски странные, капитан. Выстрел сделан в упор?
   – Не больше чем с двух дюймов. Волосы вокруг раны опалены. Убитый, похоже, видел, что преступник вынимает оружие, и нагнулся вперед, уронив шляпу. Этим и объясняется выстрел в упор в верхнюю часть головы.
   – Так-так. Однако в этом случае он упал бы не на спину, а повалился ничком. Но продолжайте рассказывать, капитан.
   Питтс торопливо заговорил:
   – Прежде всего я обыскал убитого. На запястье у него были хорошие золотые часы и в кармане пятнадцать долларов. Значит, причина не в воровстве. Я оставил двух людей караулить тело, пока не приехала повозка, а сам пошел в дом Спригга на 93-й улице. Из найденных при нем писем я узнал его имя и адрес. Оказалось, что он студент университета, жил с родителями и по утрам всегда гулял в парке. Около половины восьмого он вышел из дому…
   – Значит, у него была привычка гулять по утрам, – прошептал Вэнс. – Интересно.
   – Но все это ни к чему нас не привело, – продолжал Питтс. – Ничего необычного в поведении Спригга в это утро никто из родных не заметил. Затем я побежал в университет, поговорил там с двумя студентами, знавшими его, и с преподавателем. Спригг был тихий малый. Ни с кем не дружил и держался особняком. Серьезный был парень, всегда занятый учебой. Хороший студент, не гулял с барышнями, не пропускал лекции. Согласно показаниям, он меньше, чем кто-либо, способен был вляпаться в дурную историю. Наверное, произошел несчастный случай. Беднягу приняли за кого-то другого – так я мыслю.
   – А в котором часу он найден мертвым?
   – Около четверти девятого. Каменщик со стройки на 79-й улице шел по набережной и увидел тело. Он сообщил постовому полицейскому, а тот позвонил в местный участок.
   – Выходит, у Спригга едва хватило времени дойти до того места в парке, где он был застрелен. Будто кто-то, хорошо знавший его привычки, поджидал его. Точность и быстрота. Ну что, Маркхэм, похоже, это все-таки не случайность?
   Словно не замечая насмешку, Маркхэм суровым тоном обратился к Питтсу:
   – Неужели не нашлось ничего, что дало бы нам хоть какое-нибудь указание? Хоть малейший след?
   – Нет, сэр, мы обшарили все это место, но ничегошеньки не оказалось.
   – А в карманах, среди его бумаг?
   – Ничего. Два обычных письма, разные мелочи – все это я отправил в Департамент полиции… – Питтс немного помолчал, а потом, точно вспомнив о чем-то, вытащил свою записную книжку. – Вот что еще обнаружили, – скромно произнес он и подал следователю треугольный обрывок бумаги. – Это лежало под трупом. Конечно, вещь нестóящая, но я по привычке сунул ее себе в карман…
   Клочок, очевидно, оторвали от листа обыкновенной нелинованной бумаги. На нем была напечатанная на машинке математическая формула.
   Маркхэм хотел что-то сказать, но, встретившись глазами с Вэнсом, раздумал и небрежно бросил бумажку на стол.
   – Это все, что вы нашли?
   – Да, сэр, все.
   – Очень вам благодарны, капитан; мы разберемся, пригодится ли это в деле Спригга.
   Когда Питтс ушел, Вэнс быстро встал и наклонился над бумажкой.
   – Честное слово, я поражен! – Вставив монокль, он принялся изучать клочок. – Весьма увлекательно. Где я недавно видел такую формулу? Ах да, в книге Друккера. Но на что она понадобилась Сприггу? Эта формула превышает познания студентов… – Вэнс рассмотрел клочок на свет. – Та же самая бумага, что и на записках Епископа. Ведь вы, наверное, заметили, что и шрифт машинки тот же?
   Хэс выступил вперед и тоже стал рассматривать бумажку.
   – Так точно. Все то же самое. – Этот факт совсем обескуражил сержанта. – Вот звено между двумя преступлениями.
   – Да, звено, – согласился Вэнс, – однако присутствие этой формулы под телом Спригга так же безумно, как и само убийство…
   Маркхэм беспокойно зашевелился.
   – Ты утверждаешь, что этой формулой пользовался Друккер в своей книге?
   – Но этот факт вовсе не свидетельствует о том, что формула создана им. Она известна всем серьезным математикам. Она чрезвычайно научна и отвлеченна и не может иметь прямого отношения к убийству Спригга. – Вэнс снова сел. – Арнессон будет в восторге от этой находки. Наверное, он извлечет из нее какой-нибудь поразительный вывод.
   – Я не вижу причины сообщать Арнессону о новом деле, – возразил Маркхэм. – По-моему, нужно держать в тайне данный инцидент как можно дольше.
   – Надеюсь, что Епископ нам этого не позволит, – покачал головой Вэнс.
   Маркхэм сжал челюсти.
   – Боже мой! – воскликнул он. – В какой ужас мы попали! Неужели я не стряхну с себя этот кошмар?!
   – Вряд ли, – прорычал Хэс. – Ну а теперь куда мы двинемся? Я не выношу бездействия.
   Маркхэм поднял глаза на Вэнса.
   – У тебя уже есть соображения об этом деле? Что ты предполагаешь?
   – Откровенно говоря, у меня в голове хаос. Маркхэм, дружище, тут напрашивается только один вывод. Оба преступления зародились в одном и том же мозгу, под одним и тем же импульсом, а так как первое из них совершено кем-то очень близким к семейству Диллардов, то это же лицо наверняка отлично знало об утренних прогулках Спригга в Риверсайдском парке. Найдя этого человека, мы установим время, место, обстановку и возможные мотивы преступления. Есть какая-то связь между Сприггом и Диллардами. Какая – я не знаю, но первой нашей задачей будет установить эту связь. Лучшая отправная точка – дом Дилларда.
   – Давайте сначала позавтракаем, – устало предложил Маркхэм, – а потом поедем туда.

Глава X
Отказ в помощи

//-- Понедельник, 11 апреля, 2 часа пополудни --//
   Вскоре после двух часов мы подъехали к дому Дилларда. Дверь отворил Пайн; если наш визит и удивил его, то он отлично сумел скрыть свое замешательство. Правда, на Хэса он посмотрел с некоторым волнением, но голос мажордома звучал спокойно и подобострастно – сразу было понятно, что перед нами хорошо вышколенный слуга.
   – Мистер Арнессон еще не вернулся из университета, – сообщил он.
   – По-моему, – сказал Вэнс, – вы неважно читаете чужие мысли. Мы пришли к профессору Дилларду и к вам.
   Пайн, вроде бы, встревожился, но ответить не успел – в дверях гостиной появилась мисс Диллард.
   – Мне послышался ваш голос, мистер Вэнс. – Она с улыбкой поклонилась всем нам. – Пожалуйста, входите. Леди Мэй тоже здесь, сейчас мы с ней поедем кататься.
   Миссис Друккер стояла у окна посреди комнаты, опершись рукой о спинку стула, с которого она, очевидно, только что встала. Она смотрела перед собой немигающими глазами, в которых читался страх, черты ее лица слегка исказились. Она даже рта не раскрыла, а стояла прямая и неподвижная, как подсудимый, ожидающий приговора.
   Веселый голос Белл Диллард слегка разрядил напряженную обстановку.
   – Сейчас побегу и скажу дяде, что вы тут.
   Как только она вышла, миссис Друккер приглушенно произнесла:
   – Я знаю, зачем вы явились. По поводу милого юноши, застреленного сегодня утром в парке.
   Слова ее прозвучали так неожиданно и так поразили нас, что Маркхэм не тотчас ответил. Вэнс опередил его.
   – Вы уже слышали о трагедии, миссис Друккер? Как быстро дошло до вас это печальное известие!
   Лицо пожилой леди приняло злобное выражение, и она стала похожа на ведьму.
   – Все об этом твердят, – сквозь зубы процедила она.
   – Да, неприятный инцидент. А почему вы полагаете, что мы здесь именно по данному делу?
   – Так юношу-то звали Джон Спригг! – произнесла дама с какой-то кривой улыбкой, от которой нам сделалось не по себе.
   – Вы правы, его имя – Джон Е. Спригг. Но разве это указывает на его связь с Диллардами?
   – А как же? – Леди вскинула брови и кивнула так, словно новость о гибели Спригга ее обрадовала. – Тут игра, детская игра. Сначала Кок-Робин, потом Джонни Спригг. Дети любят играть, и это нормально – все здоровые дети должны играть.
   Настроение пожилой женщины вдруг изменилось, лицо смягчилось, глаза подернулись печалью.
   – Это дьявольская игра, миссис Друккер.
   – Почему бы и нет? Разве жизнь не дьявольская игра?
   – Для некоторых – да, – послушно подтвердил Вэнс. – Скажите, пожалуйста, – быстро добавил он, – вы знаете, кто такой Епископ?
   – Епископ? – недоуменно нахмурилась она. – Нет, не знаю. Это тоже игра?
   – Что-то вроде того. Во всяком случае, Епископа интересовали Кок-Робин и Джонни Спригг. Может, Епископ и устраивает эти дикие игры? Мы его разыскиваем, миссис Друккер.
   Старуха недоверчиво покачала головой.
   – Я понятия не имею. Но не будет вам добра, если вздумаете доискиваться, кто убил Кок-Робина и Джона Спригга. Вы этого никогда не узнаете, никогда… – вся дрожа, отчеканила она громким и резким голосом.
   В эту минуту в комнату впорхнула Белл Диллард. Она подошла к миссис Друккер и обняла ее.
   – Пойдемте, леди Мэй, – успокоительно промолвила она, – поедемте за город, там так хорошо! – Повернувшись к Маркхэму, она холодно проронила: – Дядя просит вас в библиотеку, – и повела миссис Друккер в переднюю.
   – Я нахожу странным, – усмехнулся Хэс, обращаясь к нам, – что Джон Спригг все время у нее на уме.
   Вэнс понимающе кивнул.
   – Мы вообще ее чем-то напугали. Мысли у нее путаются, и вдобавок ее захлестывают эмоции. Постоянно думая об уродстве своего сына и о том времени, когда он был как все здоровые дети, она, похоже, совершенно случайно вспомнила про детские книжки, где описывается смерть Кок-Робина и Спригга. В этом деле существуют некие скрытые подземные толчки, и все до крайности запутано. Вероятно, профессор Диллард поможет нам нащупать более твердую почву.
   Профессор встретил нас без особой любезности. Стол его был завален бумагами – очевидно, мы потревожили его в самом разгаре работы.
   – По какому случаю столь неожиданный визит, мистер Маркхэм? – сухо спросил он, приглашая нас сесть. – Что-нибудь новое о смерти Робина? – Он заложил страницу в книге и нетерпеливо посмотрел на нас: – Господа, я очень занят…
   – К сожалению, – ответил Маркхэм, – ничего нового о гибели Робина я сообщить не готов. Но по соседству с вашим домом случилось другое убийство, и мы имеем основания полагать, что оно связано со смертью Робина. Сэр, вам знакомо имя Джон Е. Спригг?
   – Так звали убитого?
   – Именно. Человек по имени Джон Е. Спригг застрелен сегодня около половины восьмого утра в Риверсайдском парке близ 84-й улицы.
   Профессор уставился на камин и несколько мгновений молчал. Казалось, он с чем-то внутренне боролся.
   – Да, – наконец выдавил он из себя. – Я, то есть мы, знаем молодого человека с таким именем, но я не уверен, что это тот самый.
   – А кто он такой? – настойчиво полюбопытствовал Маркхэм.
   – Я подумал о лучшем ученике Сигурда, получившем премию по математике.
   – Как вы познакомились с этим юношей, сэр?
   – Арнессон несколько раз приводил его к нам, чтобы я поговорил с ним. Сигурд гордился им, и действительно молодой человек был необыкновенно талантлив.
   – Так, значит, все ваше семейство знало убитого?
   – Да. Белл, кажется, также встречалась с ним, и если в семейство вы включаете и Пайна с Бидл, то Спригга знали и они.
   – Друккеры тоже? – спросил Вэнс.
   – Не исключаю. Арнессон и Друккер часто видятся. Припоминается мне, что однажды вечером, когда к нам зашел Спригг, Друккер был здесь.
   – А Парди знал Спригга?
   – Вот этого я не берусь утверждать. Поясните, пожалуйста, – начал он с некоторой запальчивостью, – какой смысл таится в ваших вопросах? Ведь вы не собираетесь доказывать мне, что убитый – ученик Арнессона?
   – Боюсь, что так, – кивнул Вэнс.
   В голосе профессора послышались беспокойство и страх, которые он не мог скрыть.
   – Допустим, но какое нам до этого дело? И как вы связываете смерти Спригга и Робина?
   – Пока ничего определенного у нас нет, – ответил Маркхэм. – Но бесцельность обоих убийств, отсутствие мотивов делает их до странности похожими.
   – Это фундамент вашей теории? – благосклонно-презрительным тоном проговорил профессор. – Вы никогда не были хорошим математиком, Маркхэм, но все-таки вам следовало бы знать, что гипотезы не строятся на столь шатких основаниях.
   – Оба имени, – внезапно вмешался Вэнс, – и Кок-Робин, и Спригг встречаются в стихотворениях, которые печатались в книжках для детей.
   Старик посмотрел на сыщика с нескрываемым изумлением, и краска гнева стала постепенно заливать его лицо.
   – Ваша шутка совершенно неуместна, сэр!
   – Увы, это не моя шутка, – печально возразил Вэнс, – а Епископа.
   – Епископа? – Профессор едва сдержался, чтобы не вспылить. – Послушайте, Маркхэм, я не желаю, чтобы меня водили за нос. Уже второй раз вы упоминаете в моем доме о каком-то таинственном Епископе; я хочу знать, кто это такой. Если какой-то кретин послал в газеты дурацкое письмо по поводу смерти Робина, так до Спригга-то какое дело этому Епископу?
   – Под трупом Спригга нашли бумажку с математической формулой, отпечатанной на той же машинке, что и записка Епископа.
   – Что? – Профессор привстал от возмущения. – На той же машинке? Математическая формула? Какая именно?
   Маркхэм раскрыл записную книжку и протянул Дилларду клочок бумаги, найденный Питтсом.
   – Формула Римана. – Профессор долго смотрел на бумажку каким-то отчаявшимся взглядом, потом передал ее следователю. – Ничего не понимаю, – добавил он безнадежно-покорным тоном. – Может, вы и правы. Но что вам угодно от меня?
   Маркхэм заметил, что профессор изменился в лице: как-то осунулся и, казалось, постарел еще больше.
   – Я пришел к вам, чтобы удостовериться, имеется ли соединительное звено между Сприггом и вашим домом, – объяснил он. – Честно говоря, даже получив это звено, я не убежден, подойдет ли оно к нашей цепи. Во всяком случае, прошу позволить мне побеседовать с Пайном и Бидл.
   – Делайте, что хотите, Маркхэм. Вам не придется обвинять меня в том, будто я стоял у вас на пути. Однако надеюсь, – он выразительно взглянул на следователя, – что вы посоветуетесь со мной, прежде чем предпримете какие-либо решительные меры.
   – Обещаю, сэр, но, боюсь, мы еще очень далеки от всяких решительных мер.
   Он протянул профессору руку. Видно было, что он тревожится за старика и сочувствует ему. Диллард вместе с нами направился к дверям.
   – Не понимаю, какую роль тут играет эта формула, – бормотал он, покачивая головой. – Но если вам от меня есть хоть какая-то польза, спрашивайте, я готов…
   – Нам нужно прояснить один момент, профессор, – сказал Вэнс, останавливаясь в дверях. – В то утро, когда был убит Робин, мы беседовали с миссис Друккер, и, хотя она уверяет, будто не сидела у окна, все-таки существует вероятность того, что она видела происшедшее на стрельбище между одиннадцатью и двенадцатью часами.
   – У вас создалось такое впечатление? – удивился профессор.
   – Да, хоть и слабое. Утверждение Адольфа Друккера, что он слышал ее крик, и ее стойкое отрицание данного факта навели меня на мысль: очевидно, она что-то заметила, но предпочитает скрывать это от нас. Вот я и подумал: может, вы, имея на нее влияние, уговорите ее дать нам откровенное свидетельское показание?
   – О нет, не просите меня об этом. Если эта несчастная женщина и видела что-нибудь из своего окна, разузнавайте об этом сами. Я не хочу принимать участия в этой пытке и надеюсь, что и вы не станете терзать пожилую даму. Найдите другой способ докопаться до нужной вам информации. – Он посмотрел Маркхэму прямо в глаза и добавил: – Но миссис Друккер не из тех, кто болтает языком. Вам самим потом будет неприятно.
   – Мы обязаны сделать все, что в наших силах, – решительно заявил Маркхэм. – Какой-то злой дух скрывается в этом городе, а я пока не в состоянии защитить людей от опасности. Но, уверяю вас, без нужды я никого не собираюсь мучить.
   – А вы не подумали, – возразил профессор, – что истина, которой вы добиваетесь, окажется еще ужаснее, чем сами преступления?
   – Я вынужден идти на риск и если бы даже знал, что вы правы, то не остановился бы ни перед чем.
   – Конечно, я вас понимаю. Я гораздо старше вас, Маркхэм, я помню вас еще мальчиком, а когда жизнь клонится к закату, начинаешь находить в мире истинные пропорции. Все отношения меняются. Вещи теряют свое былое значение. Потому-то старики и становятся снисходительнее, что они знают: все созданные человеком ценности не суть важны.
   – Но пока мы живем человеческими ценностями, и я обязан поддерживать их, – парировал Маркхэм. – Чувство личной симпатии никогда не заставит меня свернуть с истинного пути.
   – Наверное, вы правы, – вздохнул профессор. – Но не просите меня о такой помощи. Я уже стар для подобных методов. Если откроете истину, будьте милосердны: убедитесь, что преступник виновен, прежде чем посылать его на электрический стул. На свете существуют и больные тела, и больные умы, и нередко они уживаются одновременно в одном и том же человеке.
   Вернувшись в гостиную, Вэнс жадно закурил папиросу.
   – Профессора, – начал он, выпуская дым, – огорчила смерть Спригга, и хотя Диллард это отрицает, но все-таки формула убедила его, что Робин и Спригг относятся к одному и тому же уравнению. Только очень уж легко он дал убедить себя в этом. Почему? Более того, он тотчас же сознался, что Спригга здесь, в доме, хорошо знали. Не берусь утверждать, будто он что-то подозревает, но, несомненно, он кого-то боится. Он, по-видимому, не желает мешать правосудию и в то же время решительно отказывается принять участие в крестовом походе против Друккеров. Не знаю, в чем причина его почтительности к миссис Друккер, – профессор вовсе не сентиментален. А эта пошлая фраза о больных телах и больных умах? Точно на лекции перед студентами. Ну ладно, давайте допросим Пайна.
   – Вряд ли мы от него чего-нибудь добьемся, – покачал головой Маркхэм. – Хотя попробуем. Сержант, приведи его сюда.
   Когда Хэс вышел, Вэнс с улыбкой сказал Маркхэму:
   – Да не отчаивайся ты! Согласен, проблема трудная… – Он снова сделался серьезен. – Мы имеем дело с неизвестными величинами. Мы столкнулись с какой-то странной, ненормальной силой, которая действует вопреки общепринятым законам. Она чрезвычайно запутана и непонятно на чем основана. Но мы знаем, что ее источник где-то вблизи этого дома; мы должны обыскать каждый уголок, каждую щель – я имею в виду психологически. Пожалуйста, не раздражайся теми вопросами, которые я задам Пайну. Мне придется заглянуть в самые укромные места его души.
   Послышались приближающиеся шаги, и через пару секунд Хэс ввел в комнату пожилого дворецкого.

Глава XI
Украденный револьвер

//-- Понедельник, 11 апреля, 3 часа пополудни --//
   – Садитесь, Пайн, – приветливо, но строго обратился Вэнс. – Профессор разрешил нам допросить вас, и мы уверены, что вы честно ответите на все вопросы.
   – Конечно, сэр, – заверил слуга. – Я убежден, что у профессора нет причины что-либо скрывать.
   – Отлично. – Вэнс непринужденно откинулся на спинку кресла. – Для начала скажите, в котором часу сегодня подали завтрак?
   – В половине десятого, сэр, как всегда.
   – Все семейство присутствовало за столом?
   – О да, сэр. Все без исключения.
   – Кто будит их по утрам и во сколько?
   – Я бужу, в половине восьмого я стучу в дверь каждому из них.
   – И ожидаете ответа?
   – Да, сэр.
   – Никто не опоздал к завтраку?
   – Все были вовремя, как обычно, сэр.
   – А вы не видели, чтобы кто-нибудь сегодня еще до завтрака выходил из дому или возвращался обратно?
   Вопрос был задан как будто вскользь, но я заметил, что тонкие веки Пайна слегка дрогнули.
   – Нет, сэр. Я не видел.
   – Не мог ли кто-нибудь из семейства отлучиться из дому и вернуться без вашего ведома?
   Первый раз за все время допроса Пайн ответил как-то неохотно:
   – Конечно, сэр, если бы кто прошел через парадную дверь, пока я накрывал стол в столовой, я бы не заметил. Кроме того, можно пройти и в дверь стрелковой комнаты, потому что моя дочь всегда запирает кухню, когда готовит завтрак.
   Вэнс помолчал, потом спокойно произнес:
   – У кого-нибудь в доме есть револьвер?
   Пайн сделал удивленные глаза:
   – Насколько я знаю, нет.
   – Вы когда-нибудь слышали о Епископе?
   Дворецкий побледнел.
   – Никогда, сэр. Это тот, кто послал в газеты записки и всех переполошил?
   – Я говорил просто о епископе, – пожал плечами Вэнс. – Вам известно что-нибудь о сегодняшнем убийстве в Риверсайдском парке?
   – Да, сэр. Дворник из соседнего дома рассказал мне.
   – Вы знали молодого мистера Спригга?
   – Я видел его здесь, в доме, один или два раза.
   – Он был тут недавно?
   – На прошлой неделе, сэр, кажется, в четверг.
   – Кто еще находился в доме в это время?
   Пайн наморщил лоб, как будто напрягая память.
   – Мистер Друккер, сэр. И, как я припоминаю, мистер Парди тоже наведывался. Они все допоздна разговаривали в комнате мистера Арнессона.
   – Арнессон всегда принимает посетителей в своей комнате?
   – Нет, сэр, но профессор работал в библиотеке, а мисс Диллард сидела в гостиной с миссис Друккер.
   Вэнс опять помолчал, о чем-то размышляя.
   – Теперь все, Пайн, – наконец вымолвил он, – и, пожалуйста, позовите сюда свою дочь.
   Бидл незамедлительно явилась и встала напротив нас с мрачным и воинственным видом. Ответы ее, по большей части односложные, не прибавили ничего нового. Но в конце краткой беседы Вэнс спросил, не выглядывала ли она из окна сегодня утром перед завтраком.
   – Пару раз я смотрела в окно, – с некоторым раздражением ответила она. – А что, нельзя?
   – Вы видели кого-нибудь на стрельбище или на заднем дворе?
   – Никого, кроме профессора и миссис Друккер.
   – Никого из посторонних? – безучастно уточнил Вэнс, делая вид, что не придал никакого значения присутствию ученого и старой леди на заднем дворе.
   – Нет, – грубо бросила Бидл.
   – В котором часу вы заметили мистера Дилларда и миссис Друккер?
   – Похоже, в восемь.
   – Они беседовали?
   – Вроде, да. Во всяком случае, – уточнила она, – они ходили взад-вперед.
   – У них так заведено – гулять во дворе до завтрака?
   – Миссис Друккер часто выходит по утрам и прохаживается среди цветочных клумб. Полагаю, что и профессор имеет право гулять на своем собственном дворе в любое время.
   – Я не спрашивал вас о его правах, – коротко парировал Вэнс. – Я хотел узнать, имеется ли у него привычка реализовывать свои права рано утром.
   – Да, сегодня утром он ими пользовался.
   Вэнс отпустил недовольную кухарку и подошел к окну. Маркхэм заметил, что его друг в недоумении.
   – Ну и что из всего этого вытекает? – спросил следователь. – Показания Бидл можно с чистой совестью игнорировать. Какой от них толк?
   – Ты не прав. В этом деле мы не должны пренебрегать ничем, – тихо проговорил Вэнс. – Допустим, в данную минуту показания Бидл кажутся несущественными, однако мы узнали, что два актера этой мелодрамы были на ногах вскоре после того, как Спригга отправили на тот свет. Моцион профессора с миссис Друккер – случайно ли это? Ты видишь тут простое совпадение, а я думаю, он как-то связан с сердечными чувствами пожилого господина к этой даме. Надо бы осторожно навести справки о его прошлом. А вон идет Арнессон, и, похоже, он немного взволнован.
   Спустя мгновение дверь распахнулась, в передней появился математик. Увидев нас, он быстро вошел в гостиную и, не поздоровавшись, сказал:
   – Правда, что Спригга застрелили? Вы здесь, чтобы расспросить меня о нем? Ну так начинайте. – Он бросил на стол набитый книгами и бумагами портфель и уселся на край стула. – Сегодня утром в университете был сыщик, задавал глупые вопросы и вел себя, как шут в комической опере. Очень таинственно. Ужасное убийство! Что мы знаем о Джоне Спригге? И так далее. Я слышал, что этот страж порядка имел наглость спросить, с какими женщинами встречался Спригг. Спригг и женщины! Да у него ничего на уме не было кроме учебы! Не пропустил ни одной лекции. Когда сегодня при перекличке его не оказалось, я сразу понял: случилось что-то серьезное. А потом распространился слух об убийстве. Что стряслось?
   – Никакой обнадеживающей информации, мистер Арнессон, у нас для вас, увы, нет. – Вэнс пристально посмотрел на собеседника. – Но имеется детерминант для вашей формулы: Джон Спригг убит из «ружьеца», и бедняге прострелили «паричок».
   Некоторое время математик сидел неподвижно и немигающими глазами глядел на Вэнса, потом криво усмехнулся:
   – Опять ваша чепуха? Как о смерти Кок-Робина? А поподробнее нельзя?
   Вэнс коротко изложил ему обстоятельства преступления.
   – Вот все, чем мы располагаем в данную минуту, – заключил он. – Не прибавите ли вы, мистер Арнессон, какие-нибудь детали?
   – Господи, да какие? Нет же их, нет! Спригг – один из лучших студентов. С ярким математическим талантом. И зачем родители назвали его Джоном?! Из-за этого какой-то маньяк прострелил ему голову; наверное, тот самый, кто убил Робина стрелой. Но абстрактный мыслитель взял верх. Отличная задача. Вы все мне сказали? Может, пока я бьюсь над ней, я изобрету новые математические методы? А вдруг формула, которую я выведу, решая эту задачу, откроет широкое поле для научных изысканий? Тогда Робин и Спригг окажутся мучениками.
   Ирония Арнессона показалась мне неуместной, но Вэнс как будто не заметил ее.
   – Да, вот еще одна вещь, которую я забыл упомянуть. – Он попросил у Маркхэма клочок бумаги с формулой и протянул его математику. – Это нашли под телом Спригга.
   Арнессон быстро прочел формулу.
   – Опять тут впутан Епископ, – покачал головой ученый. – Та же бумага, тот же шрифт. Но откуда у него эта формула? Я накануне обсуждал ее со Сприггом, и он ее записал.
   – Пайн признался, что Спригг заходил сюда в четверг, – сухо произнес Вэнс.
   – В четверг? Да, правильно. Были еще Парди и Друккер. Друккер первым завел речь об этой формуле. А Парди носится с безумной идеей применить принципы высшей математики к шахматной игре.
   – Вы сами играете в шахматы? – уточнил Вэнс.
   – Играл, но больше этим не занимаюсь. Прекрасна сама игра, но не игроки.
   – А вы изучали гамбит Парди?
   – Бедный старый Парди! – грустно улыбнулся Арнессон. – Он недурной элементарный математик. Привязался к шахматам. Я говорил, что его гамбит ненаучен, показал ему, как можно его разбить, но он не понял. Алехин, Капабланка, Видмар, Тартаковер разнесли его изобретение в пух и прах. Он несколько лет бился над другим гамбитом, но тоже ничего не вышло. Сломанная жизнь.
   – А Парди хорошо знал Спригга? – спросил Вэнс.
   – Нет. Встречался с ним пару раз. Парди водит знакомство с Друккером и все время говорит с ним о математике.
   – Парди заинтересовался этой формулой?
   – Не берусь судить.
   – Как вы думаете, почему формула найдена у Спригга?
   – Ничего не понимаю. Если бы она была написана рукой Спригга, я бы заключил, что она, то есть листочек с ней, выпал у него из кармана. Но кто напечатал формулу на машинке? И зачем?
   – Вероятно, Епископ.
   Арнессон вынул трубку изо рта и усмехнулся:
   – Епископ – это величина «икс». Постараемся найти этот «икс». Но он такой капризный. Превратное понятие о значениях.
   – Да, – подтвердил Вэнс и спохватился: – Чуть не забыл спросить, имеются ли у вас в доме револьверы?
   – Вот оно что! – засмеялся Арнессон с каким-то странным восхищением. – Вот откуда дует ветер. Придется вас разочаровать. Револьверов нет, как нет и скользящих дверей, и потайных лестниц. Все открыто, все наружу.
   Белл Диллард стояла в дверях. Она, очевидно, слышала вопрос Вэнса и ответ Арнессона.
   – В доме есть два револьвера, Сигурд, – объявила она. – Разве ты забыл, что в деревне я упражнялась, стреляя из них по мишеням?
   – Я думал, ты давно их выбросила.
   Арнессон поднялся и подвинул ей стул.
   – А вы сохранили их, мисс Диллард? – раздался спокойный голос Вэнса.
   – Да. Разве это запрещено?
   – Вообще-то несколько противозаконно. Но ведь сержант, – Вэнс с хитрецой посмотрел на Хэса, – наверняка не захочет обратить закон против вас. Где же они теперь?
   – Внизу, в стрелковой комнате, в ящике для инструментов.
   Вэнс встал и попросил девушку:
   – Мисс Диллард, покажите их нам.
   Арнессон кивнул, и Белл повела нас в стрелковую комнату.
   – Вот тут в комоде у окна. – Она выдвинула ящик. Под разным хламом лежал автоматический кольт-38. – Ой, как же так?! – воскликнула юная леди. – Тут только один. Другой исчез.
   – Он был поменьше? – уточнил Вэнс.
   – Да, поменьше.
   – 32-го калибра?
   Белл промямлила что-то утвердительное и обратила изумленный взгляд на Арнессона.
   – Ну пропал, что поделаешь? – пожал плечами математик. – Вероятно, кто-то из юных спортсменов взял его, чтобы продырявить себе голову в случае неудачи при стрельбе из лука.
   – Будь серьезнее, Сигурд, – испуганно прошептала девушка. – Куда мог подеваться револьвер? Я не представляю.
   – Пока это мрачная тайна, – сострил Арнессон.
   Видя беспокойство молодой леди, Вэнс переменил тему разговора.
   – Может, мисс Диллард, вы проводите нас к миссис Друккер? Нам надо побеседовать с ней. Я так понял, что ваша загородная поездка отложена.
   По лицу девушки скользнуло облако печали.
   – О, не мучайте ее сегодня, – умоляюще произнесла она. – Ей очень худо. С утра она чувствовала себя нормально, но, увидев мистера Маркхэма, вдруг изменилась, враз ослабела. Что-то тягостное овладело ее умом. Когда я укладывала ее в постель, она все время твердила страшным шепотом: «Джонни Спригг, Джонни Спригг…» Я вызвала по телефону доктора. Он велел не тревожить ее.
   – Но это нам не к спеху, – заверил Вэнс. – Мы подождем. А кто ее доктор?
   – Уитни Барстед. На моей памяти он всегда лечил ее.
   – Хороший человек, – кивнул сыщик, – и лучший невропатолог в Америке. Мы ничего не предпримем без его разрешения.
   Мисс Диллард благодарно посмотрела на Вэнса и вышла.
   Когда мы снова оказались в гостиной, Арнессон встал перед камином и насмешливо взглянул на Вэнса.
   – Джонни Спригг, Джонни Спригг? Леди Мэй сразу прониклась этой идеей. Может, она и с придурью, но некоторые доли ее мозга даже слишком деятельны.
   Вэнс сделал вид, что не расслышал, и повернулся к Маркхэму.
   – Кажется, нам здесь больше нечего делать, старина. Пойдем домой. Хотя нет, перед уходом надо бы перемолвиться с профессором. Вы подождете нас тут, мистер Арнессон?
   Математик удивленно вскинул брови, но тотчас же изобразил на лице скучающе-отстраненную гримасу.
   – Конечно, идите, – процедил он, набивая трубку.
   Профессор крайне раздосадовался нашим новым вторжением.
   – Мы только что узнали, – с порога сообщил Маркхэм, – что вы разговаривали сегодня утром, еще до завтрака, с миссис Друккер.
   Желваки на лице профессора сердито задвигались.
   – Разве общение с соседями в моем собственном саду подведомственно следователю?
   – Нет, сэр. Но я веду дело об убийствах, которое близко касается вашего дома. Мы просто хотим спросить: не показалось ли вам, что миссис Друккер догадывалась о происшествии в Риверсайдском парке?
   Профессор, на минуту задумавшись, сухо обронил:
   – Не показалось.
   – Она не выглядела беспокойной, взбудораженной?
   – Нет. – Профессор встал и в упор взглянул на Маркхэма. – Я понимаю, куда вы клоните, и мне это не нравится. Я уже говорил вам, мистер Маркхэм, что не приму участия в шпионстве и доносах, если речь идет об этой несчастной женщине. Вот и все, больше добавить нечего. – Он вернулся к письменному столу. – Извините, мне нужно работать.
   Мы спустились по лестнице и распрощались с Арнессоном. Когда мы вышли на тротуар, Вэнс остановился и закурил.
   – Ну, теперь осталось побеседовать с грустным, благородным мистером Парди.
   Однако джентльмена не оказалось дома. Его слуга-японец сообщил нам, что господин, вероятно, в шахматном клубе.
   – Ничего, у нас и завтра будет достаточно времени, – промолвил Вэнс, когда мы отошли от дома. – Утром я пообщаюсь с доктором Барстедом и попытаюсь повидаться с миссис Друккер. Сюда же мы включим и мистера Парди.
   – Надеюсь, – проворчал Хэс, – завтра мы достигнем большего, чем сегодня.
   – Вы упускаете три утешительных факта, – возразил Вэнс. – Первый: что все обитатели дома Дилларда знали Спригга и вполне могли быть осведомлены о его утренних прогулках; второй: мы установили, что профессор и миссис Друккер сегодня в восемь часов утра прогуливались по саду. Третий: мы докопались до того факта, что револьвер 32-го калибра куда-то улетучился из стрелковой комнаты. Немного, но все-таки кое-что.
   Когда мы ехали в город, Маркхэм, стряхнув с себя мрачность, сказал Вэнсу:
   – Я боюсь этого расследования, старина, потому и нервничаю. Уж очень зловещим оно становится. А когда газетчики узнают о детских стишках и свяжут воедино оба убийства, с нас полетят пух и перья.
   – Боюсь, ты прав, – вздохнул Вэнс. – Что-то подсказывает мне, что Епископ ознакомит прессу с этими стишками. Его новая шутка еще темнее, чем история с Кок-Робином. Негодяй уж расстарается, чтобы никто не пропустил ее, ему нужна аудитория. Но в этом и заключается слабое место его гнусных злодеяний. Это – наша единственная надежда. Тут прячется зацепка, отсюда нужно начинать распутывать клубок.
   – Сейчас позвоню Кинану, – спохватился Хэс, – и узнаю, не получено ли еще что-нибудь.
   Но сержанту не пришлось беспокоиться – репортер из «Уорлда» уже ждал нас в кабинете следователя.
   – Здравствуйте, мистер Маркхэм, – взволнованно поприветствовал сыщика Кинан. – У меня есть кое-что новенькое для вас и мистера Хэса. – Он пошарил в кармане и, вынув лист бумаги, передал его сержанту. – Видите, как я любезен с вами, мистер Хэс, и ожидаю взаимности. Взгляните на этот документ, только что полученный самым крупным американским журналом.
   На листе крупным шрифтом был напечатан машинописный текст – стихи о Джоне Спригге, а внизу, в правом углу, прописными буквами значилось: «ЕПИСКОП».
   Кинан опять полез в карман:
   – А вот и конверт, полюбуйтесь.
   На штемпеле была отметка: девять часов. Как и первую записку, это письмо утром бросили в ящик где-то вблизи дома профессора Дилларда.

Глава XII
Ночное посещение

//-- Вторник, 12 апреля, 10 часов --//
   Первые полосы утренних столичных газет были посвящены сенсационным известиям, превосходившим все ожидания Маркхэма. Город погрузился в страх и трепет, и хотя предпринимались попытки объяснить оба преступления странными совпадениями, а записки Епископа представить как шутки маньяка, основная часть публики твердо уверовала в то, что над Нью-Йорком установил свою власть какой-то страшный убийца.
   Репортеры осаждали Маркхэма и Хэса, но те упорно хранили молчание. Во всяком случае, в прессу не просочилась информация о том, что убийства как-то связаны с домом профессора Дилларда и что оттуда пропал револьвер 32-го калибра. Журналисты единодушно сочувствовали Сперлингу, считая его невиновным, а лишь жертвой трагических обстоятельств.
   В день убийства Спригга Маркхэм собрал совещание, на котором в частности присутствовали инспектор Моран и главный инспектор по уголовным делам О'Брайен. Участники еще раз обсудили подробности инцидента, и Фило Вэнс обосновал причины, по которым, как он полагал, решение задачи надо искать в семье Дилларда или его ближайшем окружении.
   – Мы установили контакты со всеми, кто обладал достаточно полными сведениями об образе жизни обоих жертв, что и сыграло на руку преступнику, – подытожил Вэнс. – Единственный наш путь – сосредоточить внимание на личностях, составлявших круг общения убитых.
   Инспектор Моран кивнул и скептически прибавил:
   – Так-то оно так, вот только ни одно из указанных вами лиц не тянет на роль кровожадного маньяка.
   – Убийца не является маньяком в привычном смысле слова, – возразил Вэнс. – Вероятно, во всех других отношениях он абсолютно нормален. Скажу больше: по-моему, мозги у него работают отлично, кроме одного пораженного участка.
   – Неужели такие кошмарные злодеяния можно совершить без всякого мотива? – удивился инспектор.
   – Мотив есть. Я уверен: в основе преступлений лежит какая-то ужасная движущая сила, и одно из ее проявлений – сатанинский юмор.
   Главный инспектор, выслушав мнения коллег, лишь покачал головой.
   – Все эти разговоры, – веско произнес он, – пригодны для прессы, а не для дела. Нам надо добиваться юридических доказательств, причем, я подчеркиваю, любыми способами.
   Вынесли вердикт: передать записки Епископа графологическому эксперту и выяснить, кто их печатал, на какой машинке и где продавалась такая бумага. Решено было разыскать всех свидетелей, которые посетили парк в утро убийства Спригга между семью и восемью часами, и составить подробный отчет об образе жизни и знакомствах студента. Постановили также допросить почтальона, вынимавшего письма, в надежде, что тот запомнил конверты, адресованные в газеты, и сможет указать, в какой именно ящик их опустили.
   Моран выступил с инициативой организовать вблизи места убийства пост в составе троих сотрудников полиции, чтобы следить за дальнейшими событиями и подозрительными поступками причастных лиц. Бюро уголовных расследований и окружной следователь взяли на себя обязательство работать рука об руку. Возглавить «Дело Епископа» поручили Маркхэму.
   На следующее утро, еще до девяти часов, он и сержант Хэс зашли к Фило Вэнсу.
   – Так дальше нельзя, – с ходу заявил Маркхэм. – Мы бродим в потемках, хотя я уверен: у этого дела, я имею в виду Спригга, есть свидетели. Пора расставить силки, и я сделаю это, а на последствия мне наплевать.
   – Непременно натяни лески и настрой мышеловки, – с усмешкой ответил Вэнс, – только я сомневаюсь, что это поможет. Чтобы разгадать эту загадку, нужны особые приемы. Между прочим, я с утра связался по телефону с доктором Барстедом, и он разрешил нам пообщаться с миссис Друккер. Но сначала я повидаюсь с ним самим. Мне хочется подробнее узнать о патологии Адольфа Друккера. Горбунами люди становятся не только при падении.
   Мы сейчас же поехали к доктору и были немедленно приняты. Барстед оказался спокойным и любезным человеком. Вэнс тотчас же приступил к делу.
   – Есть основания предполагать, доктор, что миссис Друккер, а может, и ее сын косвенно связаны с убийством Робина в доме профессора Дилларда. Но прежде чем задать вам вопросы, мы хотели бы получить от вас – насколько позволяет врачебная этика – кое-какие сведения о невропатологическом состоянии этих людей.
   – Пожалуйста, выражайтесь яснее, сэр, – строго произнес доктор Барстед.
   – Мне сообщили, – упорно продолжал Вэнс, – что миссис Друккер винит себя в физическом уродстве своего сына. Однако мне кажется, что подобная патология не обязательно является следствием механических повреждений.
   Доктор понимающе кивнул.
   – Совершенно верно. Сжатие позвоночника порой обусловлено вывихом или ударом, но гниение позвонков обычно туберкулезного происхождения, и туберкулез позвоночника чаще всего случается в детстве. Бывает, его диагностируют уже при рождении. Правда, какое-либо внешнее повреждение тоже возбуждает в организме негативный процесс, поэтому и возник предрассудок, будто удар сам по себе – причина болезни. Горб Друккера, несомненно, от туберкулеза.
   – Вы ведь объяснили миссис Друккер истинное положение вещей?
   – Несколько раз, но безуспешно. Какое-то извращенное стремление к мученичеству заставляет ее цепляться за мысль, что она сама виновата в несчастье, постигшем ее сына. Эта ложная идея сделалась ее паранойей.
   – До какой степени, – вкрадчиво спросил Вэнс, – данный психоневроз затронул ее рассудок?
   – Трудно сказать, да я и не готов заниматься обсуждением такого вопроса. Одно подтверждаю: моя пациентка больна, и мысли ее смутны. По временам, конечно, – сообщаю вам под строжайшим секретом – у нее бывали галлюцинации, касавшиеся ее сына. Она готова на все для его благополучия.
   – Мы ценим ваше доверие, доктор. Не логично ли предположить, что ее вчерашнее болезненное состояние вызвано страхом за благополучие мистера Друккера?
   – Не исключаю. Вне сына у нее нет никакой эмоциональной и умственной жизни. Но имел ли этот страх реальную или выдуманную причину, я не берусь судить. Моя пациентка давно живет на грани реальности и фантазии.
   После короткого молчания Вэнс поинтересовался:
   – А самого Друккера вы находите вполне ответственным за свои поступки?
   – Поскольку он тоже мой пациент и поскольку я до сих пор оставляю его на свободе, а не в психиатрической клинике или сумасшедшем доме, считаю ваш вопрос неуместным, – холодно проронил врач.
   Маркхэм вмешался и властно произнес:
   – Знаете, доктор, у нас нет времени подбирать корректные выражения. Мы расследуем жестокие убийства. Адольф Друккер причастен к одному из них, как именно – мы еще не выяснили. Но наш долг разобраться в этом.
   Доктор попытался возмутиться, но сдержался и ответил прежним спокойно-снисходительным тоном:
   – Существуют несколько степеней ответственности. Ум мистера Друккера слишком развит, как часто наблюдается у горбунов. Умственные процессы у него обращены внутрь себя, а недостаток нормальных физических реакций нередко ведет к заблуждениям. Но у Друккера я не заметил ничего, что указывало бы на такую особенность. Да, он раздражителен и склонен к истерии, но подобные психические состояния обусловлены его болезнью.
   – А как он отдыхает?
   – Увлекается детскими играми, я полагаю. Детские забавы, как правило, нравятся калекам. Друккер не имел нормального детства, вот он и хватается за все, что дает хоть малейшую возможность восполнить детские переживания. Эти детские радости удерживают в равновесии его чисто умственную жизнь.
   – Как миссис Друккер относится к этим играм?
   – Очень их одобряет. Часто, перегнувшись через стену, она смотрит на детскую площадку в Риверсайдском парке, когда сын там забавляется. И всегда возглавляет детские праздники и обеды, которые Адольф устраивает в доме.
   Мы поблагодарили доктора и через пару минут откланялись. Едва дверь за нами захлопнулась, Хэс испуганно прошептал:
   – Боже! Во что все это выльется?
   В доме Друккеров нас встретила высокая полная немка, с порога заявившая, что мистер Друккер никого не принимает.
   – Вы все-таки доложите ему, – настаивал Вэнс, – что с ним желает побеседовать окружной следователь Нью-Йорка.
   Сию же секунду, точно в паническом страхе, экономка ринулась по лестнице. Мы услышали стук в дверь, затем голоса, а через несколько мгновений она вернулась и сообщила, что мистер Друккер ждет нас в своем кабинете.
   Когда мы проходили мимо, Вэнс повернулся к женщине и невзначай спросил:
   – В котором часу мистер Друккер встал вчера утром?
   – Не знаю, – испуганно пролепетала она. – Наверное, в девять, как всегда.
   Друккер принял нас, стоя у большого стола, заваленного книгами и рукописями. Вэнс пристально посмотрел на него, точно стараясь разгадать, какая тайна скрывается за его тревожными впалыми глазами.
   – Мистер Друккер, – начал он, – нам неловко причинять вам лишние беспокойства, однако мы выяснили, что вы были знакомы с погибшим Джоном Сприггом. Как вы мыслите, кто и по какой причине мог желать ему смерти?
   Друккер побледнел и, несмотря на старание овладеть собой, заговорил дрожащим голосом:
   – Я знал Спригга весьма поверхностно. Что касается его смерти, у меня нет никаких версий.
   – Под телом нашли клочок бумаги с математической формулой Римана, которую вы в своей книге включили в главу о предельности физического пространства.
   С этими словами Вэнс незаметно пододвинул к себе по столу одну из отпечатанных на машинке бумаг Друккера и стал разглядывать ее. Адольф даже не заметил – настолько сильно его поразило сообщение Вэнса про формулу.
   – Не возьму в толк, – опешил он. – Позвольте посмотреть на запись?
   Друккер буквально впился глазами в бумажку, после чего вернул ее обратно и недобро прищурился.
   – Понятия не имею, – процедил он. – Спросите Арнессона. На прошлой неделе он обсуждал со Сприггом эту тему.
   – Мы в курсе, – коротко бросил Вэнс. – Однако мистер Арнессон не смог нам помочь, и мы надеялись на вас.
   – Сожалею, но я тоже вряд ли принесу вам пользу, – усмехнулся математик. – Формулу вправе применить кто угодно. Почему вы обратились именно ко мне?
   – Дело не только в ней. У нас, например, есть очень веские причины допускать, что смерть Спригга связана с убийством Робина.
   Друккер ухватился своими длинными руками за край стола и вытаращил глаза, изобразив негодование:
   – Спригг и Робин? Связаны? Да вы что? Это отвратительная ложь! – Лицо его скривилось, голос стал пронзительным. – Вы верите дурацкой газетной болтовне? Это бред сумасшедшего! Нет никаких доказательств, даже намека на доказательства!
   – Не горячитесь, мистер Друккер, – тихо, но проникновенно произнес Вэнс. – Доказательства есть, например Кок-Робин и Джонни Спригг.
   – Чепуха. Бессмысленная чепуха! Боже мой, да неужели весь мир помешался?!
   Друккер качался взад-вперед и бил рукой по столу, разбрасывая бумаги в разные стороны.
   – А вы не знакомы с Епископом? – в упор спросил Вэнс.
   Качание вмиг прекратилось, и Друккер уставился на сыщика.
   – Вы тоже сошли с ума?! – Он обвел нас диким взглядом. – Вы глупцы, господа! Вы мелете полную чушь. Никакого Епископа не существует. Как не было Кок-Робина и Джона Спригга. И вы, взрослые люди, пытаетесь испугать меня – меня, математика, – детскими сказками?!
   Он истерически захохотал.
   Вэнс быстро подошел, взял его за плечо и повел к креслу. Понемногу смех прекратился, и мужчина с трудом пошевелил рукой.
   – Нехорошо, что Робин и Спригг убиты, – медленно и как-то бесцветно промолвил он. – Но только дети и стоят внимания. Вы, наверное, найдете убийц. Я тоже постараюсь помочь вам. Однако не позволяйте воображению увлекать вас. Держитесь фактов. Фактов!
   Друккер очень утомился, и мы поскорее покинули его кабинет.
   – Он напуган, Маркхэм, напуган не на шутку, – заметил Вэнс, когда мы очутились в передней. – Как бы я хотел знать, что таится в этом остром, но сбитом с пути уме! – По дороге к двери миссис Друккер он добавил: – Конечно, мы выбрали не лучший способ наносить визиты дамам. Право, я не рожден быть полицейским, я ненавижу шпионаж.
   На наш стук в дверь послышался слабый голос. Миссис Друккер, бледнее обычного, лежала на кушетке у окна. Она тут же заговорила испуганным голосом:
   – Я знала, что вы придете, чувствовала, что вы еще не закончили мучить меня…
   – Мучить вас, – мягко возразил Вэнс, – никоим образом не входит в наши намерения. Мы пришли попросить вас помочь нам.
   Слова Вэнса немного успокоили ее.
   – Будь это в моих силах… – горько прошептала она. – Но ничего нельзя поделать, ничего…
   – Сообщите нам, что вы видели из окна в день смерти мистера Робина.
   – Нет-нет! – Ее глаза подернулись ужасом. – Я ничего не видела, я в то утро вообще не подходила к окну. Хоть убейте, но последнее мое слово будет: нет.
   Вэнсу ничего не оставалось, как отступить.
   – Бидл, кухарка, сказала нам, – продолжил он, – что вы рано встаете и гуляете по саду.
   – Да. Я плохо сплю и часто просыпаюсь от боли в спине. Тогда я поднимаюсь на заре и, если позволяет погода, прохаживаюсь по двору.
   – Бидл видела, как вчера утром вы гуляли с профессором Диллардом.
   Дама кивнула, но тотчас вопросительно и неприязненно посмотрела на Вэнса.
   – Случается, мы иногда прохаживаемся вместе, – торопливо объяснила она. – Профессор жалеет меня и восхищается Адольфом; он считает, что мой мальчик – гений, и это действительно так. Он стал бы великим ученым, как профессор Диллард, если бы не болезнь. Все это по моей вине. Я уронила его, когда он был ребенком…
   Рыдание сотрясло изможденное тело женщины. Вэнс выдержал паузу и спросил:
   – О чем вы беседовали с профессором вчера в саду?
   На ее лице появилось лукавое выражение:
   – По большей части об Адольфе.
   – А кого-нибудь еще вы не заметили в саду или на стрельбище?
   – Нет! – опять испугалась она. – Но кто-то был там, не правда ли? Кто-то, кто не хотел, чтобы его видели. Да, кто-то был, и он думает, что я его видела. Но это не так! Боже милостивый! Я ничего не видела! – Она закрыла лицо руками, и ее тело конвульсивно задергалось. – Если бы я видела! Если бы знала! Но это не Адольф. Мой маленький мальчик спал, слава богу, он спал…
   Вэнс опять умолк и дал женщине время прийти в себя, после чего осторожно, почти ласково поинтересовался:
   – Почему вы благодарите Бога, что это был не ваш сын?
   Она с удивлением посмотрела на сыщика.
   – Да разве вы не понимаете? Человечек застрелил Джона Спригга из ружьеца – тот же самый маленький человечек, который убил Кок-Робина стрелой из лука. Ах, это ужасная игра, и я боюсь. Я не могу говорить, а то маленький человечек натворит что-нибудь ужасное. Вдруг он подумает, что я – старуха из башмака?!
   – Какая старуха? – изумился Вэнс.
   – Как какая? Из «Стихов и песенок матушки Гусыни». – И она пробормотала:

     Жила-была старушка
     В дырявом башмаке…

   – Успокойтесь, миссис Друккер, – принялся утешать ее Вэнс. – Все это бессмысленная болтовня. Для всего отыщется разумное объяснение. И мне кажется, что именно вы поможете нам его найти.
   – Нет-нет! Я не должна, да я и сама ничего не понимаю.
   – Почему вы нам не откроетесь? – упорствовал Вэнс.
   – Потому что ни в чем не уверена! – воскликнула она. – Я хотела бы во всем разобраться, клянусь Богом! Но знаю только, что должно случиться что-то страшное. Какое-то проклятье тяготеет над этим домом.
   – Откуда такая убежденность?
   – По той причине, – еле слышно прошептала она, – что нынче ночью приходил маленький человечек.
   Холодок пробежал у меня по спине, и я поразился, что даже невозмутимый сержант глубоко вздохнул и изменился в лице. Вэнс, однако, спокойно вел беседу:
   – Вы уверены, что он был здесь? Вы видели его?
   – Нет, не видела, но он пытался войти ко мне в комнату через эту дверь.
   – Вы обязаны все рассказать нам, – взмолился Вэнс, хватаясь за последнюю соломинку, – а то мы решим, что всю эту историю вы выдумали на ходу.
   – Нет, я не обманщица, Бог свидетель. Я лежала в постели, но не спала. Часы на камине пробили полночь, и я услышала мягкий шорох в передней за моей дверью. Я повернулась в ту сторону – на столе горел ночник – и увидела, как ручка двери медленно и бесшумно поворачивается, словно кто-то хочет войти так, чтобы не разбудить меня…
   – Простите, миссис Друккер, прерву вас на секунду. А вы запираете дверь на ключ?
   – Я никогда до последнего времени, то есть до смерти мистера Робина, не делала этого. Но теперь чувствую себя в опасности. Почему – трудно объяснить…
   – Понимаю. Продолжайте, пожалуйста. Что случилось потом?
   – Ручка двигалась взад-вперед, и я застыла от ужаса. Наконец мне удалось крикнуть, ручка мгновенно перестала шевелиться, и я различила быстрые шаги. Я встала, подошла к двери и замерла. Я боялась за Адольфа. Я слышала, как кто-то быстро и легко спускался по лестнице…
   – По какой лестнице?
   – По кухонной. Затем хлопнула наружная дверь, и все снова стихло. Что-то подсказало мне, что надо непременно открыть дверь. Хотя я была в смертельном страхе, я тихонько повернула ключ и взялась за ручку. Как только я потянула дверь к себе, что-то, лежавшее на ручке с другой стороны, с шумом упало к моим ногам.
   Женщина задыхалась от волнения и, откинувшись на подушки, долго сидела в безмолвии. Спокойный голос Вэнса вернул ее к действительности.
   – Что лежало на полу, миссис Друккер?
   Она с трудом поднялась и пошла к туалетному столику. Выдвинув маленький ящик, засунула туда руку и принялась искать. Потом протянула раскрытую ладонь. На ней лежала маленькая шахматная фигурка из черного дерева. Это был епископ [4 - Так англичане называют шахматного слона.].

Глава XIII
Под знаком Епископа

//-- Вторник, 12 апреля, 11 часов --//
   Маркхэм, Хэс и я едва не раскрыли рот от изумления, но Вэнс хладнокровно взял фигурку епископа и положил к себе в карман.
   – Вы окажетесь в опасности, сударыня, – проникновенно произнес он, – если о случившемся здесь этой ночью кому-то станет известно. Если лицо, сыгравшее с вами недобрую шутку, узнает, что вы известили полицию, оно попробует напугать вас снова. Поэтому никому ни слова о том, что вы нам рассказали.
   – Даже Адольфу? – спросила она.
   – Никому! Сыну тоже не говорите. Полное молчание.
   Я не мог понять, почему Вэнс так настаивает на этом пункте, но очень скоро правильность его совета подтвердилась, правда, трагически.
   Через несколько минут мы простились, спустились по кухонной лестнице и вышли на залитое солнцем крыльцо. Маркхэм заговорил первым.
   – Ты думаешь, Вэнс, что тот, кто принес сегодня ночью эту фигурку, и есть убийца Робина и Спригга?
   – Вне всякого сомнения. Цель ночного визита предельно ясна. Во всем кошмаре – это единственное обстоятельство, которое трудно назвать проявлением помраченного ума. Теперь у нас хотя бы есть нечто определенное.
   – Что же это такое? – полюбопытствовал Хэс.
   – Прежде всего, наш шахматный трубадур хорошо знаком с планом этого дома. Он также знал, когда в эту ночь вернется Друккер, иначе не отважился бы нанести визит старой даме.
   – Но мы и раньше уже установили, что убийца вхож в эти дома, – проворчал Хэс.
   – Верно. Но можно близко знать семью и не уметь незаметно пробраться в ее жилище. Кроме того, ночной посетитель был осведомлен, что обычно миссис Друккер не запирает на ночь дверь; он собирался войти в комнату, оставить там фигурку и исчезнуть. То, как он поворачивал ручку двери, доказывает именно это его намерение.
   – А вдруг он хотел просто разбудить миссис Друккер, чтобы она тотчас же нашла злополучную фигурку? – предположил Маркхэм.
   – Зачем же он так осторожно повертывал ручку, как будто старался никого не разбудить? Нет, Маркхэм, у него на уме было что-то более зловещее, но когда дверь оказалась запертой и миссис Друккер вскрикнула, он положил епископа там, где старушка его нашла, и убежал.
   – Но, сэр, – вмешался Хэс, – ведь и кто-нибудь другой мог прослышать, что дама не запирает на ночь дверь, и настолько хорошо знать планировку дома, чтобы ходить по нему впотьмах.
   – А откуда у него ключ от двери на крыльцо, сержант?
   – Допускаю, что ключа не было; наружную дверь, видимо, не запирали, – упорствовал Хэс. – Вот когда мы проверим все алиби, тогда у нас появится путеводная нить.
   Вэнс вздохнул.
   – Вероятно, вы найдете двух-трех человек без алиби, а если ночной визит намечался заранее, то и алиби наверняка подготовлено. Мы ведь имеем дело не с дураком, сержант. Мы играем в смертельную игру с хитрым, находчивым убийцей, который соображает так же быстро, как и мы, и так же искушен в тонкостях логики.
   Внезапно Вэнс встал, а за ним и мы, и все пошли на кухню. У стола хлопотала немка и что-то готовила.
   – Что вам угодно? – с опаской покосилась она на нас.
   Вэнс с улыбкой посмотрел на нее:
   – Как вас зовут?
   – Менцель, – ответила она. – Грета Менцель.
   – Вы давно служите у Друккеров?
   – Двадцать пятый год.
   – Ого! – удивился Вэнс. – Давно. А почему вы так боитесь нас?
   – Я вас нисколько не испугалась, но мистер Друккер с утра был занят и велел мне никого не…
   – Вы, наверное, подумали, что мы пришли его арестовать? – перебил Вэнс.
   Ее зрачки слегка расширились, но она промолчала.
   – В котором часу вчера встал ваш хозяин? – продолжал допрашивать Вэнс.
   – Я уже говорила вам: в девять, как всегда.
   – В котором часу встал мистер Друккер? – настойчиво повторил вопрос сыщик.
   – Я ответила вам.
   – Die Wahrheit Frau Menzel! Um wie viel Uhr ist er aufgestanden?
   Едва вопрос прозвучал по-немецки, с женщиной произошло что-то странное. Она закрыла лицо руками, и у нее вырвался сдавленный крик.
   – Не знаю, – простонала она. – Я будила его в половине девятого, но он не ответил. Я приоткрыла дверь, она не была заперта, и – Du, lieber Gott! – его там не было.
   – Когда вы снова его увидели?
   – В девять. Я пошла наверх, чтобы сообщить ему, что завтрак готов. Он сидел в кабинете за столом, работал, как сумасшедший, и был взволнован. Он приказал мне уйти.
   – Он спустился к завтраку?
   – Ja, ja. Он сошел вниз через полчаса.
   – Почему вы солгали мне, будто ваш хозяин встал в девять часов? – нахмурил брови Вэнс.
   – Я была вынуждена, мне так велели, – забормотала немка, оправдываясь. – Когда миссис Друккер вернулась вчера от мисс Диллард, она строго-настрого наказала мне: если будут задавать этот вопрос, отвечать, что мистер Друккер проснулся в девять часов. Она заставила меня поклясться…
   – В том, что вы нам рассказали, – сухо произнес Вэнс, – нет ничего предосудительного и такого, что повредило бы вам. Вполне естественно, что пожилая больная женщина вбила себе в голову, будто ей нужно защитить своего единственного любимого сына от подозрений, ибо по соседству совершено убийство. Вы ведь знаете, что миссис Друккер многократно преувеличивает любую мелочь, если она способна повредить благополучию ее сына. Мне интересно вот что: вы лично, Грета Менцель, не подозреваете мистера Друккера в преступлениях?
   – Нет, что вы! – замахала руками женщина и затрясла головой, как сумасшедшая.
   – Где вы были в то утро, когда убили мистера Робина? – сурово спросил сыщик.
   Лицо немки побледнело, губы задрожали, ладони судорожно сжались. Она старательно прятала от Вэнса глаза, но он был неумолим:
   – Где вы были, фрау Менцель? Отвечайте!
   – Здесь… – начала она, но внезапно запнулась, поймав на себе колючий взгляд сержанта Хэса.
   – На кухне?
   Она кивнула, казалось, потеряв дар речи.
   – И вы заметили, как мистер Друккер вернулся от Диллардов? – напирал Вэнс. – Он прошел по черному ходу и поднялся наверх, так? Он не знал, что вы видели его через кухонную дверь. А позже он спросил, где вы находились в это время. За несколько минут до его прихода вы узнали о смерти мистера Робина. Вчера, когда миссис Друккер приказала вам говорить всем, будто ее сын встал в девять часов, до вас дошел слух, что по соседству убит еще один человек, и у вас возникли подозрения. Я правильно излагаю, фрау Менцель?
   Женщина громко заплакала и уткнулась в передник. Хэс с негодованием посмотрел на нее.
   – Вот как! – закричал он. – Вы лгали, когда я вас допрашивал, то есть сопротивлялись правосудию!
   – Погодите, сержант, – вмешался Вэнс. – Фрау Менцель не имела никакого намерения обманывать правосудие, теперь она во всем призналась. – И, не дав Хэсу времени возразить, он деловым тоном обратился к перепуганной немке: – Вы каждую ночь запираете наружную дверь на крыльцо?
   – Да, каждую.
   – Вы уверены, что запирали ее сегодня ночью?
   – Я сделала это в половине девятого, когда пошла спать.
   Вэнс приблизился к двери и осмотрел замок.
   – У кого есть ключ от него?
   – Ни у кого, кроме мисс Диллард.
   – Вот как? – удивился Вэнс. – А зачем он ей?
   – Он у нее уже несколько лет. Она приходит к нам по два-три раза в день. Когда я отлучаюсь, то запираю дверь, а так как у мисс Диллард имеется свой ключ, миссис Друккер не приходится беспокоиться и спускаться по лестнице.
   – Ну что же, все логично, – пробормотал Вэнс. – Больше мы вас не побеспокоим, фрау Менцель. – Когда мы вышли, он указал на дверь, ведущую во двор. – Заметьте, пожалуйста: в одном месте проволочная сетка оторвана от рамы. Зачем? Явно для того, чтобы легко просунуть руку внутрь и отомкнуть щеколду. Дверь на крыльцо открывали ключом миссис Друккер или мисс Диллард, вернее, я почти уверен, что ключом Белл.
   Хэс кивнул, а Маркхэм стоял в отдалении и сердито пыхтел папиросой. Вдруг он решительно повернулся и направился назад к дому, но Вэнс схватил его за рукав.
   – Нет, Маркхэм. Смири свой гнев. Иначе это сильно повредит делу.
   Маркхэм стряхнул с себя его руку.
   – Черт возьми, Вэнс. Друккер соврал нам, что ушел от Диллардов через ворота еще до убийства Робина.
   – Конечно, соврал. Я все время сомневался в правдивости его показаний о событиях того утра. Тем не менее, не нужно идти к нему с расспросами. Он возмутится и заявит, что экономка ошиблась.
   Однако Маркхэм никак не желал угомониться и кричал:
   – Я хочу знать, где он шатался вчера утром! Почему его мать старается уверить нас, что он спал?
   – Наверное, она тоже входила в его комнату и видела, что его там нет. Когда она узнала о смерти Спригга, то стала придумывать достоверное алиби. Но если ты сейчас пойдешь изобличать несообразность ее показаний, из этого не выйдет ничего хорошего.
   – Вот тебе раз! – упорствовал Маркхэм. – Наоборот, я стараюсь быстрее нащупать все концы и наконец-то распутать этот омерзительный клубок.
   Вэнс задумался и тихо сказал:
   – Все-таки не надо рисковать. Если то, что ты думаешь, правда, и вы с сержантом сообщите Друккеру только что полученные нами сведения, в другой раз маленький человечек не ограничится оставлением шахматной фигурки у дверей.
   Маркхэм с тревогой посмотрел на Вэнса.
   – Ты считаешь, что если я сейчас воспользуюсь уликой против Друккера, жизнь немки окажется в опасности?
   – Пока мы не добьемся правды в этом деле, опасность будет ходить по пятам. Мы не вправе ставить под удар кого бы то ни было.
   Дверь на крыльцо отворилась, и на пороге появился Друккер. Его взгляд сфокусировался на Маркхэме, и хитрая, злобная усмешка скривила рот горбуна.
   – Надеюсь, я не помешал? Но служанка только что сообщила мне, что сказала вам, будто бы она видела, как я вошел через черный ход утром в день убийства Робина.
   – Так что же из этого, мистер Друккер? – спросил Маркхэм.
   – Я только хотел уведомить вас, что Грета ошибается. Она, очевидно, перепутала дни – я часто возвращаюсь домой через заднюю дверь. Я уже говорил вам, что ушел со стрельбища через ворота, выходящие на 75-ю улицу, и после короткой прогулки в парке вернулся домой через парадный вход. Я убедил Грету, что она заблуждается.
   Вэнс внимательно выслушал Друккера, потом поднял на него глаза и встретил его кривую улыбку ясной, приветливой улыбкой.
   – Вы убедили фрау Менцель при помощи шахматной фигурки?
   Друккер дернул головой и побледнел. Его уродливое тело напряглось, веки и губы задрожали, жилы на шее вздулись, как веревки. На одно мгновенье я подумал, что он утратил контроль над собой, но с огромным усилием он принял прежний сдержанный вид.
   – Я не понимаю вас, сэр, – глухо произнес он. – Какая шахматная фигурка? О чем вы?
   – Фигурки носят различные названия, – пояснил сыщик.
   – Вы будете учить меня шахматам? – Друккер ухмыльнулся, и в голосе его послышалось презрение. – Конечно, у них разные названия: король, ферзь, ладья, конь… – Он вдруг остановился. – Епископ… – Он прижался головой к двери и захохотал: – Так вот что вы подразумеваете! Епископ! Да вы просто сборище глупых детей, играющих в какую-то дурацкую игру.
   – У нас есть основания полагать, – чеканя каждое слово, промолвил Вэнс, – что играет в эту игру кто-то другой, а шахматный епископ в этой забаве имеет некое символическое значение.
   Друккер махнул рукой и заговорил немного дружелюбнее.
   – Не принимайте всерьез речи моей матери, – укоризненно и вместе с тем просительно сказал он. – Нездоровое воображение часто заводит ее в какие-то тупики.
   – Почему вы упомянули о вашей матушке?
   – Да ведь вы только что беседовали с ней? И ваши рассуждения напоминают мне ее галлюцинации.
   – Понимаете, – мягко заметил Вэнс, – ваша мать, похоже, имеет серьезные основания для страхов.
   – Вздор! Она всегда чего-нибудь боится.
   – Но все-таки, мистер Друккер, мне очень важно знать, где вы были вчера утром между восемью и девятью часами?
   Друккер, вроде бы, хотел ответить, но потом губы его сжались, и он долго смотрел на Вэнса, словно что-то высчитывая и прикидывая в уме. Наконец он громко произнес:
   – Я работал у себя в кабинете с шести утра до половины десятого. Уже несколько месяцев я изучаю интерференцию света. – В его глазах загорелся фанатический огонь. – И только вчера утром я проснулся с ясным представлением некоторых факторов моей теории, тотчас же встал и пошел в кабинет.
   – Значит, вы там и были, – спокойно сказал Вэнс. – Это не особенно важно. Простите, что потревожили. – Он кивнул Маркхэму, и мы пошли на стрельбище. По дороге Вэнс обернулся и, улыбаясь, добавил: – Фрау Менцель под нашим покровительством. Кому-то не поздоровится, если с ней что-нибудь случится.
   Друккер глядел нам вслед, как загипнотизированный.
   Когда мы отошли достаточно далеко, Вэнс обратился к Хэсу.
   – Сержант, – несколько взволнованно произнес он, – эта честная немецкая фрау сунула голову в петлю. Право слово, я боюсь за нее. Поставьте-ка около дома Друккера на ночь, вон под теми деревьями, очень надежного человека. При первом крике или призыве о помощи пусть он сразу ломится в дом. Я буду спать спокойнее, согретый мыслью, что «ангел» в штатском платье охраняет сон фрау Менцель.

Глава XIV
Игра в шахматы

//-- Вторник, 12 апреля, 11 часов 30 минут --//
   По дороге к дому Дилларда я решил, что нужно навести справки о том, где провел ночь каждый из фигурантов, хоть сколько-нибудь связанных с этой трагедией.
   – Не надо никому ничего сообщать о случившемся с миссис Друккер, – предупредил Вэнс. – Наш полуночный странник, оставивший у дверей шахматного епископа, вовсе не желал, чтобы мы знали о его визите. Он был уверен, что бедная старушка от страха не решится рассказать нам об этом.
   – Я думаю, – возразил Маркхэм, – что ты приписываешь черному епископу слишком большое значение.
   – Э, погоди, старина. – Вэнс остановился и положил обе руки на плечи Маркхэма. – Поэзия твоей души слишком резко обратилась в прозу. Я же даю полную свободу своему воображению и говорю тебе, что шахматный епископ у дверей миссис Друккер – отчаянный поступок отчаявшегося человека. Это предупреждение.
   – Ты полагаешь, она что-то знает?
   – Я почти уверен, что она видела тело Робина на стрельбище. Кроме того, я считаю, что она заметила кое-что другое и отдала бы жизнь, чтобы не быть свидетельницей.
   Когда мы проходили мимо стрелковой комнаты, дверь в подвальный этаж отворилась, и перед нами предстала встревоженная Белл Диллард.
   – Я видела, как вы шли по стрельбищу, – торопливо обратилась она к Маркхэму. – Больше часа я ждала вас, звонила вам. Случилось нечто странное. Сегодня утром по дороге к леди Мэй я из любопытства выдвинула ящик с инструментами, и револьвер снова лежал там. – Она с трудом переводила дыхание. – Мистер Маркхэм, уверяю вас: кто-то подходил нынешней ночью к этому ящику.
   На Хэса эта новость подействовала, как электрический ток.
   – Вы трогали револьвер? – порывисто спросил он.
   – Нет. Зачем?
   Хэс бросился в комнату и выдвинул ящик. Маленький револьвер лежал рядом с большим. Сержант рассмотрел «ружьецо» на свет и подул в дуло.
   – Одна камера пустая, – заявил он, – и стреляли совсем недавно.
   Он небрежно завернул револьвер в носовой платок и положил себе в карман.
   – Неужели вы допускаете, сержант, – начал Вэнс, – что джентльмен, которого мы ищем, вытер лук и стрелу, но оставил отпечатки своих пальцев на револьвере? – Он обернулся к Белл Диллард: – Мы, собственно, пришли к профессору и мистеру Арнессону. Но кое о чем хотели бы поговорить и с вами. У вас есть ключ от задней двери дома Друккеров?
   Белл изумленно посмотрела на сыщика.
   – Да, он у меня уже несколько лет. Ведь я бегаю взад-вперед, и это избавляет миссис Друккер от беспокойства.
   – Нам интересно, не брал ли ключ кто-нибудь, кто не имеет на это права.
   – Нет, я никогда не давала его никому. Он всегда в моей сумочке.
   – Известно ли кому-либо, что у вас имеется ключ от дома Друккеров?
   – Не исключаю, что да, – в недоумении пробормотала она.
   – Вы упоминали о ключе при посторонних?
   – Я не помню такого случая, но мало ли что… Вдруг я где-нибудь обмолвилась невзначай?
   – А вы уверены, что ключ и теперь у вас?
   Она испуганно посмотрела на Вэнса и взяла со стола маленькую кожаную сумочку. Раскрыв ее, она пошарила во внутреннем карманчике.
   – Здесь! – объявила она с видимым облегчением. – Там, где я его всегда держу. Но почему вы спрашиваете меня об этом?
   – Нам важно знать, кто имел доступ в дом Друккеров, – пояснил Вэнс и быстро спросил: – Не могло ли так случиться, что сегодня ночью кто-то вынул ключ у вас из сумочки, а вы не заметили?
   – Да что все-таки произошло? – с тревогой воскликнула девушка, но Вэнс перебил ее:
   – Пожалуйста, не волнуйтесь, мисс Диллард. Просто ответьте: мог ли кто-нибудь вытащить ключ у вас из сумочки нынешней ночью?
   – Никто, – твердо произнесла она. – Вчера в восемь часов вечера я уехала в театр, и сумочка все время висела у меня на руке.
   – Когда вы в последний раз пользовались ключом?
   – Вчера после обеда. Я сбегала узнать, как себя чувствует миссис Друккер, и пожелать ей спокойной ночи.
   Вэнс слегка нахмурился.
   – Вы открывали дверь ключом вчера после обеда, – повторил он. – И весь вечер не расставались с сумочкой. Правильно, мисс Диллард?
   Девушка кивнула и прибавила:
   – Даже во время спектакля сумочка лежала у меня на коленях.
   Вэнс задумчиво посмотрел на сумочку.
   – Значит, конец роману с ключом. А теперь пойдемте надоедать вашему дяде.
   – Его нет дома. Он ушел на длительную прогулку по аллее.
   – Мистер Арнессон еще не вернулся из университета?
   – Нет, но он придет к ленчу. У него по вторникам нет лекций после полудня.
   – Ладно, тогда мы пока побеседуем с Бидл и Пайном. Я думаю, что для миссис Друккер было бы очень полезно, если бы вы навестили ее.
   Девушка с легким поклоном удалилась через подвальную дверь, а Хэс тотчас же отыскал Бидл и Пайна, но от них не удалось получить никаких значимых сведений. По их словам, оба легли спать в десять часов. Их комнаты расположены на четвертом этаже, и оба даже не слышали, когда мисс Диллард вернулась из театра. Вэнс поинтересовался, не донесся ли до них шум со стрельбища, и сообщил им, что дверь дома Друккеров с грохотом захлопнулась около полуночи. Однако отец и дочь лишь покачали головами: они ничего не знают, так как спали в это время. Их отпустили с предупреждением, чтобы они никому не говорили, о чем их расспрашивали.
   Через пять минут вернулся профессор и, несмотря на удивление при виде нас, дружески пожал нам руки.
   – Слава богу, Маркхэм, наконец-то вы выбрали такое время, когда я не занят работой. Пойдемте в библиотеку – для инквизиции там удобней, – пошутил он и повел нас наверх, а когда мы уселись, предложил нам по рюмке портвейна, который достал из шкафа.
   – Жаль, что нет Друккера, он очень любит мой портвейн. Бедный малый! Его ум, как костер, пожирает его тело. Если бы его физические силы равнялись мощи его ума, он стал бы одним из величайших ученых в мире. Но вы, наверное, пришли сюда не для разговоров о Друккере. Чем я могу быть вам полезен? Вы принесли какие-нибудь новости?
   – К сожалению, нет. Мы опять пришли просить о содействии.
   Маркхэм не знал, как продолжать, и замялся. Вэнс взял инициативу в свои руки.
   – Со вчерашнего дня, – начал он, – положение несколько изменилось. Скажем так, слегка улучшилось. Вот если бы мы еще точно знали, кто из вашего семейства и куда именно выходил сегодня ночью, следствие значительно продвинулось бы.
   Профессор удивленно посмотрел на сыщика:
   – Это нетрудно установить. Кто конкретно вас интересует?
   – Все, – поспешно ответил Вэнс.
   – Хорошо, подождите… – Он взял трубку и стал набивать ее табаком. – Так, приступим. Белл, Сигурд и я обедали втроем в шесть часов. В половине восьмого явился Друккер, а немного погодя – Парди. В восемь часов Белл и Сигурд уехали в театр, а в половине одиннадцатого Друккер и Парди ушли. Около одиннадцати я запер дом и отпустил Бидл и Пайна. Вот и все, что я могу сообщить вам.
   – Мисс Диллард и мистер Арнессон вместе поехали в театр?
   – Да. Сигурд редко бывает в театре, но если посещает, то всегда берет с собой Белл. Большей частью на пьесы Ибсена. Американское воспитание нисколько не уменьшило его восхищения всем норвежским. В сердце он сохранил верность своей родине.
   – Вчера они тоже были на постановке Ибсена?
   – Да; кажется, они смотрели «Росмерсхольм».
   – Вы видели мистера Арнессона или мисс Диллард, когда они вернулись из театра?
   – Нет, они возвратились, по-моему, очень поздно. Белл сегодня утром сказала, что они ужинали в ресторане. Но Сигурд сейчас придет, и от него вы узнаете все подробности.
   – Будьте так добры, сэр, – продолжал Вэнс, – изложите нам все обстоятельства, связанные с пребыванием здесь мистера Друккера и мистера Парди вчера после обеда.
   – Ничего необыкновенного в их визите не было. Они часто заходят сюда по вечерам. Друккер намеревался обсудить свою работу, но когда пришел Парди, мы прекратили этот разговор.
   – Друккер или Парди видели мисс Диллард до ее отъезда в театр?
   Профессор вынул трубку изо рта, и на лице его появилось неприятное выражение.
   – Я не понимаю, – желчно выдавил он, – почему я должен отвечать на такие вопросы. Но все-таки, – прибавил он более снисходительно, – если подробности моей домашней жизни полезны следствию, я, конечно, охотно вам их сообщу. Да, и Друккер, и Парди видели Белл вчера вечером. Мы все, включая Сигурда, посидели здесь с полчаса и поговорили об Ибсене.
   – Значит, в восемь часов мистер Арнессон и мисс Диллард уехали, оставив вас с Парди и Друккером?
   – Совершенно верно.
   – А в половине одиннадцатого Парди и Друккер покинули дом. Они ушли вместе?
   – По лестнице они спускались вместе, – с кислой физиономией ответил профессор. – Друккер, кажется, отправился домой, а у Парди была назначена встреча в шахматном клубе. Друккеру, кстати, нездоровилось, – добавил профессор каким-то особенным тоном. – Вчера вечером он говорил, что очень устал и сразу ляжет в постель, как вернется домой.
   – Да, все так и есть, – прошептал Вэнс. – Несколько минут тому назад он сказал нам, что встал сегодня в шесть часов утра.
   – Меня это нисколько не удивляет. Раз какая-нибудь проблема овладела его умом, он будет дотошно и непрерывно трудиться над ней. Было время, когда я опасался за его рассудок, Адольф ведь ни в чем не знает меры.
   Вэнс почему-то сменил тему разговора и поинтересовался:
   – Вчера у мистера Парди состоялась встреча в шахматном клубе, так? А он не объяснял, с какой целью?
   – Он твердил об этом целый час. Джентльмен по фамилии Рубинштейн – шахматный гений, посетивший наше отечество, – пригласил Парди на три показательные партии. Первую Парди проиграл, вторую затянул и отложил, но вчера ночью надеялся взять реванш.
   – Да, для Парди большая честь обыграть Рубинштейна. Несмотря на свой гамбит, Парди никогда не удостаивался звания маэстро. Вы слышали, профессор, чем закончилась вчерашняя партия?
   – Нет, – ответил Диллард, – я не спрашивал. Но думаю, что Парди проиграл. Друккер заранее указал ему на слабые стороны его положения.
   Вэнс погасил папиросу в пепельнице, встал и подошел к шахматному столу, расположенному в углу комнаты.
   – Значит, Парди обсуждал свою позицию вот на этой доске, когда к нему подошел Друккер?
   – Именно так, – с наигранной любезностью процедил профессор. – Друккер сидел и изучал его ходы. Он попытался сделать замечание, но Парди попросил его помалкивать. Через четверть часа Парди убрал фигуры, и только тогда Друккер заявил ему, что его партия будет проиграна.
   Вэнс рассеянно водил пальцами по доске, потом взял из ящика две или три фигуры и снова положил их обратно.
   – Вы не помните, как именно выразился мистер Друккер?
   – Я не особенно вслушивался, но, по-моему, Друккер утверждал, что Рубинштейн – медлительный и осторожный игрок и неизбежно нащупает в стратегии Парди слабое место.
   – Эта критика не рассердила Парди?
   – Очень рассердила. У Друккера неприятная манера высказывать свое мнение в лоб, а Парди – комок нервов, если речь идет о шахматах. Он дошел до белого каления и расценивал замечания Друккера как издевательства.
   Мы еще немного побеседовали с профессором, и Маркхэм извинился за беспокойство, причиненное нашим визитом. Следователю не понравились праздные и бесполезные, по его мнению, вопросы Вэнса касательно деталей шахматной партии Парди, и, когда мы спустились в гостиную, Маркхэм обрушился на Вэнса с критикой. На это сыщик лукаво улыбнулся и ответил:
   – Моя болтовня отнюдь не пустозвонная – она подчинялась весьма важному методу. Я, как ты говоришь, молол языком, но зато узнал…
   – Что ты узнал? – насторожился Маркхэм.
   – То, что в ящике с шахматами не хватает черного епископа, а найденная у дверей миссис Друккер фигура вполне подходит к тем, которые я видел.

Глава XV
Беседа с мистером Парди

//-- Вторник, 12 апреля, 12 часов 30 минут --//
   Маркхэм удивился и пожал плечами, но в этот миг дверь в переднюю отворилась, послышались легкие шаги, приближавшиеся к гостиной. В дверях появилась Белл Диллард – она возвратилась от миссис Друккер. Вид у девушки был смущенный, и, остановив взгляд на Маркхэме, она спросила:
   – Что вы наговорили Адольфу сегодня утром? Он в ужасном состоянии. Ходит и проверяет все двери и окна, точно ожидает нападения разбойников; он насмерть напугал бедную Грету, приказав ей нынче ночью заложить дверь на засов.
   – Значит, он предупредил фрау Менцель? – перебил Вэнс.
   Девушка удивленно уставилась на сыщика:
   – Да, но он ничего не желает объяснить мне. Он так возбужден, так таинственен! А самое странное в его поведении, что он близко не подходит к матери. Что это такое, мистер Вэнс? Мне кажется, произойдет что-то ужасное.
   – Не знаю, чему приписать его поведение, – грустно произнес Вэнс. – Я даже боюсь попытаться что-либо предположить. Надо подождать. Как себя чувствует миссис Друккер?
   – Ей, по-видимому, гораздо лучше. Но все-таки что-то ее мучает. Она все время твердила об Адольфе и спрашивала, не заметила ли я в нем чего-нибудь непривычного.
   – При теперешних обстоятельствах это совершенно естественно, – ответил Вэнс, – но давайте отвлечемся от данной темы. Я слышал, что вчера вечером перед отъездом в театр вы полчаса провели в библиотеке. Скажите, пожалуйста, где находилась ваша сумочка в течение этого времени?
   – Войдя в библиотеку, я положила сумочку вместе с манто на столик у двери.
   – Это была та же сумочка с ключом?
   – Конечно.
   – То есть целых полчаса сумочка лежала на столе, а потом весь вечер вы держали ее при себе. А сегодня утром?
   – До завтрака я гуляла, и она была при мне. Потом я оставила ее на полке для шляп в передней, и она лежала там примерно час. Когда в десять часов я пошла к леди Мэй, то взяла сумочку с собой. В это время я узнала, что револьвер опять на месте, и отложила свой визит. Сумочка оставалась в стрелковой комнате до вашего прихода, а с тех пор она все время при мне.
   Вэнс задумчиво посмотрел на девушку.
   – Теперь, когда странствия вашей сумочки прослежены от и до, постарайтесь о ней забыть. Вчера вы ужинали в ресторане – так сказал ваш дядя. Значит, вы поздно вернулись домой?
   – Я никогда не возвращаюсь слишком поздно, когда бываю где-нибудь с Сигурдом. Мы вернулись в половине первого.
   Вэнс встал и добродушно раскланялся.
   – Благодарю вас за подробные разъяснения. Дальше мы пойдем к мистеру Парди в надежде, что он просветит нас и приблизит к истине. Кажется, он обычно дома в это время?
   – Наверное. Он только что был здесь и сказал, что пойдет домой.
   Мы уже хотели выйти, как вдруг Вэнс задержался в дверях.
   – Мисс Диллард, я забыл уточнить одну вещь. Как вы узнали, что возвратились домой в половине первого? Ведь вы не носите часов.
   – Сигурд мне сообщил, – ответила она.
   В эту минуту дверь с улицы отворилась, вошел Арнессон. Он поглядел на нас с насмешливым изумлением, тем более что с нами была Белл.
   – Сестричка, – шутливо заговорил он, – попала в лапы полицейских. Вот незадача! Что новенького? Темы все те же: талантливый юноша убит своим завистливым профессором и тому подобное? Надеюсь, вы не подвергли нашу Диану-охотницу испытаниям на соискание ученой степени?
   – Ничего такого, Сигурд, – обронила девушка и тут же исчезла, а Арнессон обратился к Маркхэму:
   – Ну, какие благие вести вы принесли? Есть информация о последней жертве? Как же мне недостает этого мальчика! Он далеко пошел бы в науке. Как неудачно, что его фамилия – Спригг! Боже мой! И зачем только родители назвали его Джоном?!
   – Нам пока нечего добавить к этому делу, – прервал математика Маркхэм, которого раздражало ехидство Арнессона, – положение осталось прежним.
   – Жаль. Значит, вы пришли со светским визитом? Может, останетесь на ленч?
   – Наше право, мистер Арнессон, – холодно парировал Маркхэм, – вести следствие так, как мы, профессионалы, находим нужным. Мы не обязательно должны учитывать мнение окружающих.
   – Все ясно. Случилось нечто досадное, – саркастически воскликнул Арнессон. – Я-то думал, что меня приняли в сотрудники, а оказывается, держат впотьмах. Увы, что поделаешь! Навязываться не стану, – вздохнул он с напускной печалью.
   Вэнс подошел к нему поближе и примирительно сказал:
   – Произошло недоразумение, мистер Арнессон. Мой друг Маркхэм погорячился. Мы обещали вам работать вместе, и, конечно, вы сможете принести пользу только в том случае, если будете знать все факты. Я уверен в вашей порядочности и выдержанности, поэтому позволю себе полную откровенность.
   Вэнс подробно рассказал Арнессону то, что произошло ночью с миссис Друккер. Математик слушал с жадным вниманием.
   – Действительно, вот очередное неизвестное в нашей задаче, – наконец произнес он. – Зачем этот Епископ явился к леди Мэй?
   – Она вскрикнула как раз в момент смерти Робина.
   – Ага, понимаю. Она увидела Епископа из окна, а потом он уселся на ручке ее двери в знак предупреждения, что она должна помалкивать.
   – Может, и так. Теперь у вас достаточно данных, чтобы вывести формулу?
   – Позвольте посмотреть на этого черного епископа. Где он?
   Вэнс достал из кармана шахматную фигурку и повертел ее в руках.
   – Вы, наверное, узнаете этого епископа, – коротко обронил сыщик. – Он взят из шахматного ящика в библиотеке.
   Арнессон утвердительно кивнул.
   – Так вот почему вы мне не доверяли! Я под подозрением? Какое же наказание полагается за преступное распространение шахматных фигур среди соседей?
   – Вас никто не подозревает, мистер Арнессон, – с вызовом ответил Маркхэм. – Епископа оставили у дверей ровно в полночь.
   – Ах, незадача! На полчаса опоздал. Простите, что разочаровал вас.
   – Сообщите нам, если ваша формула начнет вырисовываться, – строго предупредил Вэнс, когда мы уходили.

   Парди встретил нас с обычной спокойной вежливостью. Выглядел он неважно, словно приключилась какая-то беда.
   – Мы пришли к вам, мистер Парди, – начал Вэнс, – узнать об убийстве Спригга в Риверсайдском парке. У нас есть основательные причины для каждого вопроса, который мы собираемся вам задать.
   Парди покорно склонил голову.
   – Где вы были вчера утром между семью и восемью часами?
   – В постели. Я встал около девяти.
   – Вы не имеете привычки гулять в парке до завтрака?
   – Да, иногда гуляю. Но не вчера. Я очень долго работал ночью.
   – Когда вы в первый раз услышали о смерти Спригга?
   – За завтраком. Служанка передала мне сплетни на этот счет. Потом я прочел в газетах.
   – Вы, конечно, видели репродукцию с записки Епископа. Какое у вас сложилось мнение по данному факту?
   – Вряд ли я сообщу вам что-то дельное, – ответил Парди, и впервые с начала нашей беседы его угасшие глаза слегка оживились. – Невероятная ситуация.
   – Да, – согласился Вэнс. – А вам известна математическая формула Римана?
   – Разумеется. Друккер приводит ее в своей книге.
   Вэнс весь обратился в слух и уверенно заявил:
   – Вы, как мы выяснили, были у Диллардов в прошедший четверг, когда Арнессон разбирал эту формулу с Друккером и Сприггом.
   – Я припоминаю этот разговор.
   – Вы хорошо знали Спригга?
   – Поверхностно. Я видел его два раза у Арнессона.
   – Спригг тоже, похоже, имел привычку гулять по утрам в парке, – попутно заметил Вэнс. – Вам никогда не доводилось встречать его там?
   Веки Парди слегка дрогнули, и он ответил не сразу.
   – Никогда, – наконец выдавил он.
   Вэнс как будто бы не придал значения его словам. Он встал, подошел к окну и выглянул.
   – Я думал, что отсюда видно стрельбище. Оказывается, оно скрыто за углом, – разочарованно добавил сыщик.
   – Вот именно, стрельбище мне не видно. Вы, вероятно, полагали, что я – свидетель убийства Робина?
   – И это, и кое-что другое. – Вэнс вернулся на место. – Вы ведь не стреляете из лука, так?
   – Меня утомляет это занятие. Мисс Диллард пыталась меня заинтересовать, но я оказался неспособным учеником. Несколько раз я был с нею на турнирах.
   В голосе Парди зазвучали оттенки нежности, и я вдруг почувствовал, что он любит Белл Диллард. Вэнс, очевидно, ощутил то же самое, потому что после короткого молчания сказал:
   – Вы, конечно, понимаете, что в наши намерения не входит ненужное вмешательство в частную жизнь людей. Однако мотивы обоих убийств еще не выяснены. В самом начале расследования прозвучало ни на чем не основанное предположение, будто убийство совершено вследствие соперничества мужчин за благосклонное внимание мисс Диллард. Нам важно узнать истинное положение вещей в том, что касается сердечных чувств этой леди.
   Парди слегка вздохнул и посмотрел в направлении окна.
   – Я всегда догадывался, что Белл и Арнессон рано или поздно поженятся, но это только мое мнение.
   – Стало быть, – продолжал Вэнс, – вы не думаете, что сердце мисс Диллард было тронуто мистером Сперлингом?
   – Нет, – покачал головой Парди.
   – Мисс Диллард сообщила, что вы заходили к ней сегодня утром.
   – Я обычно забегаю туда ежедневно, – смущенно улыбнулся он.
   – Вы хорошо знаете миссис Друккер?
   Парди вопросительно посмотрел на Вэнса.
   – Не особенно. Конечно, я встречался с ней много раз.
   – Вы посещали ее дом?
   – Очень часто, но всегда с одной целью: повидаться с Адольфом. Я ведь уже много лет занимаюсь вопросами взаимодействия высшей математики и шахматной игры.
   Вэнс понимающе кивнул.
   – Чем закончилась ваша вчерашняя партия с Рубинштейном?
   – Я сдался на сорок четвертом ходу. Рубинштейн открыл слабое место в моей атаке, которое я проглядел.
   – Профессор Диллард рассказал нам, что Друккер заранее предвидел исход поединка, когда вчера вечером вы обсуждали шахматные позиции.
   Я никак не мог понять, почему Вэнс так настойчиво твердит о шахматных неудачах Парди, хотя знает, что это его больное место.
   Парди покраснел и заерзал на стуле.
   – Друккер вчера вечером болтал много лишнего, – ядовито заметил шахматист. – Хотя он и не игрок, но все-таки пора бы усвоить, что подобные дискуссии не допустимы, пока матч не окончен. Но его анализ шахматных партий всегда чрезвычайно глубокомыслен – это я признаю.
   Зависть слышалась в его тоне, и я почувствовал, что он ненавидит Друккера, насколько ему позволяет его кроткая натура.
   – Когда окончилась игра? – уточнил Вэнс.
   – Чуть позже часа ночи.
   – Было много зрителей?
   – Необычайно много, принимая во внимание столь позднее время.
   Вэнс положил папиросу в пепельницу и встал. Но около выхода он вдруг остановился, взглянул на Парди и ничего не значащим тоном пробормотал:
   – А ведь черного епископа опять выпустили на свободу сегодня около полуночи.
   Эффект от его слов оказался поистине поразительным. Парди вдруг подскочил, точно его ударило током, и побелел, как мел. С усилием он повернулся к двери и широко распахнул ее, словно выпроваживая нас.
   Пока мы шли по Риверсайдской аллее к автомобилю следователя, Маркхэм допытывался у Вэнса, зачем тот упомянул про черного епископа, выпущенного на свободу.
   – Я надеялся, – объяснял Вэнс, – что Парди хоть взглядом выдаст себя. Но такой реакции я никак не ожидал.
   Он задумался, но когда автомобиль выехал на Бродвей, словно очнулся и велел шоферу отправляться в отель Шермана.
   – Я непременно хочу выяснить все подробности этой партии Парди и Рубинштейна. Никаких причин, просто мой каприз. С одиннадцати утра до половины первого ночи – чертовски много времени для неоконченной игры.
   Мы остановились на углу, и Вэнс исчез в шахматном клубе. Когда он вернулся, в руке он держал лист бумаги с какими-то отметками. Но в выражении его лица мы не разглядели ничего обнадеживающего.
   – Моя далеко ведущая теория, – заявил он с гримасой недовольства, – рухнула вследствие весьма прозаических обстоятельств. Я сейчас говорил с секретарем клуба: оказывается, вчерашняя вечерняя игра продолжалась два часа девятнадцать минут. Около половины двенадцатого казалось, что выиграет Парди, но мастерским ходом Рубинштейн разбил его стратегию в пух и прах, как и предсказывал Друккер.

Глава XVI
Третий акт

//-- Со вторника, 12 апреля, до субботы, 16 апреля --//
   После ленча Маркхэм и Хэс продолжили колесить по городу. Им предстоял тяжелый день. У Маркхэма накопилось множество текущей работы, а сержанту кроме следствия о Робине прибавилось еще дело Спригга. В половине восьмого вечера состоялось неофициальное совещание с участием Хэса и инспектора Морана; оно затянулось до полуночи, но ничего существенного из этого не получилось.
   Следующий день тоже принес одни разочарования. Поступил рапорт капитана Дюбуа, что на присланном Хэсом револьвере нет никаких отпечатков пальцев. Капитан Хагедорн установил, что выстрел в Спригга был произведен именно из этого оружия. Полицейский, дежуривший на посту у дома Друккеров, за всю ночь не заметил ни малейшей подозрительной детали. В начале девятого утра миссис Друккер спустилась в сад, а в половине десятого через парадную дверь вышел Адольф Друккер, отправился в парк и просидел там два часа за чтением.
   Миновало еще два дня, но расследование не продвинулось ни на шаг. Газеты старались перещеголять друг друга в собственных версиях, одна другой невероятнее, и упрекали сыщиков в бездействии.
   Вэнс заходил и к профессору Дилларду, и к Арнессону, и два раза в шахматный клуб к Парди, который вел себя вежливо, но сдержанно, даже с холодком. С Адольфом Друккером и его матерью Вэнс не встречался, а когда я спросил почему, он ответил:
   – Теперь от них не добьешься правды, оба чрезвычайно напуганы. Пока у нас нет определенных улик, не стоит допрашивать Друккеров, может выйти не лучше, а хуже.
   Несомненная улика была получена на следующий день из самого неожиданного источника. Ею отмечено начало последней фазы нашего расследования этих преступлений – таких ужасных, жестоких и чудовищных, что и теперь, спустя много лет, мне не верится, что все это случилось наяву, а не было плодом чьей-то изощренной больной фантазии или кошмарным сном.
   В пятницу Маркхэм от отчаяния опять созвал совещание, и в четыре часа пополудни все мы, включая инспектора Морана, собрались в кабинете следователя. Арнессон был необыкновенно молчалив и внимательно слушал все, что говорилось. Он как будто умышленно избегал высказывать свое мнение.
   Мы заседали уже около получаса, когда тихо вошел секретарь и положил перед Маркхэмом какую-то бумагу. Тот заглянул в нее и нахмурился. Через минуту он подписал два печатных бланка и передал их Свэкеру.
   – Заполни и отнеси Бену, – приказал он. Когда секретарь вышел, он объяснил нам причину перерыва: – Сперлинг прислал записку с просьбой переговорить со мной: якобы у него есть на то важные причины.
   Через десять минут ввели Сперлинга. Он приветливо улыбнулся Маркхэму, кивнул Вэнсу и мне. Следователь велел ему сесть, а Вэнс предложил папиросу.
   – Я хотел сообщить, мистер Маркхэм, об одной вещи, которая, по-моему, вам поможет, – начал он. – Помните, когда вы меня спросили, куда направился Друккер из стрелковой комнаты, я ответил, что он, вроде бы, вышел через подвальную дверь? За последние дни у меня было много времени для размышлений, и я кое-что освежил в памяти. Одно из этих воспоминаний относится к Друккеру, вот почему я и попросил вас вызвать меня сюда. Сегодня днем мне представилось, что я снова в стрелковой комнате и разговариваю с Робином. И вдруг в моем мозгу промелькнуло нечто особенное. Меня озарило, что когда я выглянул в окно, чтобы узнать, какова погода, – я ведь собирался в поездку, – то увидел в беседке за домом Адольфа Друккера…
   – В котором часу это было? – быстро спросил Маркхэм.
   – За несколько секунд перед моим отъездом на станцию.
   – Вы полагаете, что Друккер, вместо того чтобы уйти со двора, пошел в беседку и просидел там, пока вы не уехали?
   – Как будто так, сэр.
   – Вы вполне уверены в том, что не обознались?
   – Да, сэр. Я отчетливо помню данный факт.
   – Поклянитесь, – сурово произнес Маркхэм, – ведь от вашего показания зависит жизнь другого человека.
   – Клянусь честью.
   Когда заключенного увели, Маркхэм посмотрел на Вэнса и устало промолвил:
   – Это дает нам хоть какую-то надежду и зацепку.
   – Ты прав. Показания экономки не имели смысла. Друккер просто-напросто открестился от них, изобразив, что фрау Менцель – безмозглая дурочка. Но теперь мы вооружены по-настоящему.
   – Мне кажется, – заявил Маркхэм после некоторого молчания, – что сейчас у нас достаточно данных против Друккера. Он был во дворе Диллардов за несколько секунд до того, как убили Робина. Он легко мог проследить, как уходил Сперлинг, и так как сам только что вышел от профессора, то знал, что дома никого нет. Миссис Друккер уверяет, что никого не видела из окна, хотя вскрикнула в момент смерти Робина, а потом испугалась, когда мы пришли допрашивать ее любимого Адольфа. Она вела себя с нами, как с врагами. Я думаю, что она заметила, как ее дорогой сыночек возвращался домой тотчас же после того, как тело Робина вынесли на стрельбище. Друккера не было в его комнате, когда застрелили Спригга, и оба, мать и сын, изо всех сил стараются скрыть этот факт. Многие из поступков Друккера чрезвычайно подозрительны. Мы узнали также, что он имеет пристрастие к детским играм. Очень возможно, что он, как объяснил доктор Барстед, перепутал фантазию с действительностью и совершил преступления в момент временного помешательства. Формулу Римана он какими-то безумными ассоциациями связывал со Сприггом, потому что Арнессон и Спригг обсуждали ее при нем. Что касается записок Епископа, то они тоже связаны с сумасбродными играми горбуна: детям всегда хочется внимания и одобрения, особенно когда они выдумывают новую забаву. То, что Друккер выбрал слово «епископ» для подписи, есть результат его интереса к шахматам. Эта версия подтверждается появлением шахматного епископа у дверей его матери. Вероятно, он боялся, что старушка видела его в то утро, и таким способом хотел внушить ей, чтоб она держала язык за зубами. Он легко мог захлопнуть дверь на крыльцо, без ключа и создать впечатление, будто неизвестный, принесший епископа, удалился через черный ход. Друккеру проще простого было взять фигурку епископа из библиотеки в тот самый вечер, когда Парди разбирал свою партию в доме профессора.
   Маркхэм говорил веско и четко, будто заколачивал гвозди, и перечислил все улики против Друккера едва ли не в хронологическом порядке. Возразить было нечего, поэтому вслед за его отчетом в кабинете повисло долгое молчание.
   – Может, ты и прав, Маркхэм, – наконец проронил Вэнс, – но мое главное возражение против твоего резюме состоит в том, что очень уж все как-то просто получается. Ум, замысливший эти гнусные убийства, слишком изощрен, чтобы запутаться в сети косвенных улик. Не забывай: у Друккера поразительные умственные способности; кроме того, совершенно ясно, что Друккер, если он и невиновен, знает что-то, имеющее прямую и тесную связь с преступлениями. И мое скромное мнение: мы должны во что бы то ни стало добиться от него этих сведений. Показание Сперлинга дало нам толчок в этом направлении. Мистер Арнессон, каково ваше мнение?
   – У меня нет никакого мнения, – понуро ответил математик, – я посторонний зритель, но мне трудно заподозрить бедного Адольфа в такой мерзости.
   Хэс предложил тотчас же, не медля, приступить к действию:
   – Если у Друккера есть что сказать, так он заговорит, как только его возьмут под стражу.
   – У нас весьма тяжелое положение, – подвел итог инспектор Моран, – и нет права на ошибку. Если потом окажется, что преступник не Друккер, а кто-то другой, мы сделаемся посмешищем.
   Вэнс внимательно посмотрел на Маркхэма и произнес, точно размышляя вслух:
   – Почему бы сначала не допросить Друккера? Я не исключаю, что нам удастся убедить его открыть перед нами свою душу.
   Нервно попыхивая сигаретой, Маркхэм велел Хэсу:
   – Приведи сюда Друккера завтра в девять утра.
   На этом совещание закончилось, и все разошлись.
   Мы с Вэнсом приехали к следователю ранним туманным утром. Ни Друккера, ни Хэса в кабинете еще не было. Вэнс уселся в комфортабельное кожаное кресло и закурил.
   – Сегодня я чувствую себя в приподнятом настроении, – признался он. – Если Друккер расскажет то, что мы ожидаем, мы закончим это ужасное расследование.
   Едва он договорил, как в кабинет ворвался Хэс.
   – Ну, господа, я вас огорчу: нам не удастся допросить Друккера, – в отчаянии крикнул он. – Он сорвался со стены в Риверсайдском парке и сломал шею. Его нашли только в семь часов утра…
   Маркхэм посмотрел на сержанта так, словно не верил своим глазам и ушам.
   – Как?! – в ужасе завопил он. – Ты не шутишь?
   – Какие шутки? Я был на месте, пока не убрали труп.
   – Что ты узнал?
   – Да там нечего узнавать. Ребятишки в парке нашли тело около семи часов утра. Детей там куча, нынче ведь суббота, выходной день. Местный участковый вызвал врача. Тот констатировал, что Друккер упал со стены накануне около десяти часов вечера и мгновенно умер вследствие повреждения шейных позвонков. Стена в этом месте – напротив 76-й улицы – возвышается над детской площадкой на тридцать футов.
   – Миссис Друккер уже оповестили?
   – Нет. Я сказал, что сам позабочусь об этом, но решил, что сначала зайду к вам.
   – Не вижу, чем мы тут можем помочь, – уныло пробурчал Маркхэм.
   – Надо сообщить Арнессону, – оживился Вэнс. – Честное слово, Маркхэм, это дело – настоящий кошмар. На Друккера была вся наша надежда, а он упал со стены… – Вэнс вдруг запнулся и воскликнул: – Горбун рухнул со стены! Горбун! – Он повернулся к Маркхэму и добавил странно изменившимся голосом: – Так ведь это еще одна безумная мелодрама. Стишок из книжки. Вроде загадки-считалки.
   – Это нелепость, а не загадка, – сурово объявил Маркхэм. – Дружище, я тебя понимаю: ты так устал от этого ужасного следствия, что скоро сойдешь с ума. Предоставь разгребать его мне и сержанту, мы – люди стойкие и привычные, а ты поезжай куда-нибудь отдохнуть. Например, в Европу, а? Тебе надо развеяться.
   – Верно, ты прав. Я сдаюсь. На наших глазах разыгран третий акт невероятной трагедии, а мы до сих пор топчемся на месте.
   В комнату заглянул Свэкер и обратился к сержанту:
   – Вас ждет Кинан из газеты «Уорлд».
   – Где он? – крикнул Маркхэм. – Веди его сюда скорее!
   Вошел репортер и подал Хэсу письмо.
   – Очередная billet doux [5 - Любовная записка (фр.).], получена сегодня утром.
   Хэс вскрыл конверт, и я сразу же узнал бумагу и бледно-синие буквы крупного шрифта. Текст был такой:

   Раз Горбун залез на стену.
   Бух! – и рухнул, как полено.
   Никто спасти его не смог:
   Ни глас царя, ни ратный рог.

   А внизу стояла знакомая подпись прописными буквами: «ЕПИСКОП».

Глава XVII
Свет, горевший всю ночь

//-- Суббота, 16 апреля, 9 часов 30 минут --//
   Когда Хэсу удалось отделаться от Кинана и выпроводить его, в кабинете несколько минут царило безмолвие. А о чем было говорить? Все думали лишь об одном: Епископ снова взялся за свою смертоносную работу.
   Вэнс, мрачно шагавший туда-сюда, наконец дал выход своим эмоциям:
   – Дьявольское дело, Маркхэм, квинтэссенция зла. Дети в парке в выходной день резвились, радовались жизни, придумывали всякие забавы – и вдруг эта страшная, ошеломляющая действительность. Ты осознаешь всю гнусность злодейства? Эти ребятишки нашли Горбуна, про которого родители читали им в книжке, мертвым у подножия стены. И это не вымышленный герой, которого, конечно, жалко, но при этом ты знаешь, что он ненастоящий, а стихи шутливые, – это реальный взрослый человек, мужчина, преднамеренно убитый каким-то чудовищем в человеческом обличье.
   – Да уж, – посетовал Маркхэм, – хуже некуда. Но не будем слишком сентиментальными, – с грустной улыбкой обратился он к нам, – иначе наш разум ослабеет, а он нам сейчас нужен как никогда.
   – Чем скорее и энергичнее мы примемся за дело, тем лучше, – подхватил сержант.
   Воодушевленные этими призывами, мы стряхнули с себя апатию. Маркхэм позвонил инспектору Морану, и они условились передать дело об убийстве Друккера сержанту Хэсу. Следователь также потребовал протокол вскрытия.
   – Твои люди, – мрачно бросил он сержанту, – должны были следить за домами Дилларда и Друккера. Получены какие-то сведения от наблюдателей?
   – У меня не было времени пообщаться с ними, сэр, кроме того, они не сразу сообразили, что Друккер убит, думали – это несчастный случай. Но я приказал им не уходить, пока я не вернусь.
   – Известно хотя бы заключение врача?
   – Он установил время смерти: десять часов тому назад. Подозрение на несчастный случай.
   – В экспертизе упоминается о проломленном черепе? – поинтересовался Вэнс.
   – Да, череп проломлен, как у Робина и Спригга.
   – Ну, картина ясна, – покачал головой сыщик. – Техника убийцы проста. Он наносит жертвам удар по голове, оглушает их, убивает, а потом придает им положения, соответствующие той роли, которая назначалась им в его мерзкой вакханалии. Друккер, похоже, стоял у края и смотрел вниз. Висел густой туман, и бедняга смутно различал окружающие объекты, как вдруг его ударили по голове, и он перевалился через парапет.
   – Меня злит, – рассердился Хэс, – что Гилфойл, который по моему приказу дежурил на посту позади дома Друккеров, не сообщил мне, что Адольфа Друккера всю ночь не было дома. Как вы полагаете, не лучше ли нам сейчас же побеседовать с Гилфойлом? Пусть выкладывает все, что заметил.
   Маркхэм кивнул. Хэс подбежал к телефону, отдал распоряжение, и через десять минут Гилфойл появился в дверях. Хэс набросился на него с упреками.
   – Почему не доложил мне, в котором часу Друккер ушел из дому вчера вечером?
   – Я не придал этому значения. Он часто отлучается, а вчера ушел около восьми, сразу после обеда.
   – Куда он направился?
   – Вышел через заднюю дверь, пересек стрельбище и, миновав стрелковую комнату, попал в дом Дилларда.
   – С какой целью? Не знаешь?
   – Нет. Но он регулярно ходит в тот дом и проводит у Дилларда много времени.
   – Когда он вернулся?
   Гилфойл покраснел и стушевался.
   – Он, похоже, совсем не возвращался, сержант.
   – Вот как! Не возвращался… – ехидно передразнил Хэс своего подчиненного. – Еще бы, после того как он сломал себе шею, сорвавшись с высоты, ему, конечно, было несподручно куда-то возвращаться!
   – Я хотел сказать, сержант…
   – Поздно оправдываться. Друккер, с которого я велел тебе глаз не спускать, в восемь вечера отправился к Дилларду, а ты, вместо того чтобы следить за обитателями дома, уселся в беседке и задремал от трудов праведных. Правильно излагаю? Когда же ты изволил пробудиться?
   Гилфойл вспылил:
   – Я не спал всю ночь. То, что я не заметил, как этот тип вернулся домой, не означает, что я не караулил.
   – Почему же не позвонил мне, что Друккер развлекается где-то в городе?
   – Я думал, что он возвратился через парадную дверь.
   – Слишком много думаешь, так и мозг, чего доброго, утомится.
   – Послушайте, сержант, вы не приказывали мне ходить за Друккером по пятам. Вы велели караулить дом и следить, кто в него входит и выходит, а при малейшем шуме вломиться внутрь. Друккер ушел к Диллардам в восемь вечера, и я не сводил глаз с окон его дома. Около девяти часов экономка поднялась наверх и зажгла свет в своей комнате. Через полчаса огонь погас. Потом, около десяти часов, свет вспыхнул в комнате Друккера.
   – Что? Ты ничего не путаешь?
   – Нет. В десять часов в комнате Друккера загорелся свет, и я четко различил движущуюся тень. В чем же вы обвиняете меня, сержант? Вы тоже на моем месте сочли бы, что горбун вернулся домой через парадную дверь.
   – Ладно, – буркнул Хэс. – А ты уверен, что дело происходило в десять часов?
   – Да, я уверен: было около десяти часов.
   – И что дальше? Когда свет в комнате Друккера погас?
   – Он горел всю ночь. Друккер ведь не следит за временем; уже два раза у него и прежде окна светились до утра.
   – Я понял, – вмешался Вэнс. – Вчера наш гений решал трудную задачу. А в комнате миссис Друккер горел свет?
   – Как всегда. Старая дама оставляет свет на всю ночь.
   – Кто-нибудь наблюдал за парадной дверью Друккеров сегодня ночью? – спросил Маркхэм.
   – Только после шести часов. Наш сотрудник следит за домом Друккеров весь день, но он заканчивает дежурство в шесть, когда Гилфойл заступает на свой пост за домом, – пояснил Хэс.
   – А на каком расстоянии от двери в переулок вы стояли ночью? – поинтересовался Вэнс.
   – В сорока или пятидесяти футах.
   – И между вами и переулком располагались железная решетка и ветви деревьев?
   – Да, сэр, – подтвердил Гилфойл. – Вид был несколько закрыт, если вы на это намекаете.
   – Можно ли выйти из дома Дилларда и вернуться через эту дверь так, чтобы никто не заметил?
   – Пожалуй, сэр, – согласился Гилфойл, – особенно, если малый не хотел, чтобы я его видел. Было туманно и темно, шум с Риверсайдской аллеи заглушал его шаги, и если он соблюдал осторожность, то мог проскользнуть незамеченным.
   Когда Гилфойл ушел, Вэнс принялся громко рассуждать вслух:
   – Дьявольски сложная ситуация. Друккер зашел к Диллардам в восемь часов, а в десять его сбросили со стены. На записке, которую принес Кинан, стоит штемпель: одиннадцать часов вечера, – значит, она была отпечатана еще до преступления. Епископ заранее обдумал свою «комедию» и приготовил заметку в газеты. Поразительная дерзость! Возможно только одно допущение: убийца в точности знал все, что касалось Друккера, даже то, что произойдет между восемью и девятью часами вечера.
   – Насколько я понял, – вмешался Маркхэм, – твоя теория заключается в том, что убийца вошел и вышел через переулок между большими домами.
   – У меня нет никакой теории. Я спросил о переулке, чтобы убедиться, что никто не проходил через него в парк, кроме Друккера. В таком случае напрашивается гипотеза, что убийца проник в парк по этому переулку и таким образом ускользнул от наблюдения.
   – Если этот путь был доступен для убийцы, то неважно, кого видели вместе с Друккером, – мрачно заметил Маркхэм.
   – Совершенно верно. Тот, кто инсценировал этот фарс, мог смело войти в парк на глазах у полицейского или тихонько пробраться туда по переулку. Но что меня сбивает с толку, – продолжал Вэнс, – так это свет в комнате Друккера в течение всей ночи. Он загорелся почти в то мгновение, кода бедный малый сорвался в пропасть. И еще Гилфойл говорил, что ночью видел тень. – Вэнс многозначительно поднял палец. – Сержант, вам известно, лежал ли ключ от парадной двери в кармане у Друккера, когда нашли тело?
   – По правде, не знаю, но постараюсь выведать. – Хэс с кем-то заговорил по телефону и через несколько минут повесил трубку. – Никакого ключа при Друккере не обнаружено.
   Вэнс затянулся сигаретой и медленно выпустил дым.
   – Я подумал, что Епископ стянул ключ у Друккера и ночью после убийства проник в его комнату. Невероятно, но в этом фантастическом деле все допустимо. Когда мы узнаем мотивы убийств, то поймем и причину ночного визита.
   Маркхэм встал и вынул шляпу из шкафа:
   – Нам пора на место преступления.
   – Погоди, старина, – возразил Вэнс. – Давай сначала повидаем миссис Друккер. Может, она откроет нам то, что таится в глубинах ее мозга. Возьмем с собой Барстеда и поедем к ней.
   Мы тотчас же вышли, заехали за доктором и явились в дом Друккеров. Нам отворила фрау Менцель, по лицу которой мы догадались, что она знает о смерти хозяина. Вэнс спросил ее:
   – Миссис Друккер сообщили?
   – Нет, – дрожащим голосом прошептала она. – Мисс Диллард заходила около часа назад, но я сказала, что госпожа вышла. Какое несчастье!
   – Что-то еще стряслось, фрау Менцель?
   – Не знаю, к завтраку хозяйка не спустилась…
   – Когда вы узнали о происшествии?
   – Почти в восемь. Разносчик газет сообщил мне.
   – Не бойтесь, – успокоил ее Вэнс, – с нами доктор, и мы обо всем позаботимся.
   Мы подошли к комнате миссис Друккер. Вэнс постучал. Ответа не последовало. Мы заглянули внутрь – пусто. Не говоря ни слова, мы вернулись в переднюю. Одна из двух дверей вела в спальню Друккера. Вэнс, не постучав, отворил ее. Свет, о котором сообщил Гилфойл, так и не был погашен.
   Вэнс остановился на пороге, а Маркхэм прошел вперед, но тотчас отступил. На узкой постели лежала миссис Друккер, полностью одетая. Лицо ее было пепельно-бледным, глаза закрыты, руки стиснуты и прижаты к груди. Барстед приблизился и наклонился над ней, потом выпрямился и покачал головой.
   – Скончалась, видимо, еще вечером. – Он снова нагнулся над телом и стал производить осмотр. – Она уже много лет страдала хроническим нефритом, атеросклерозом и гипертрофией сердца. Она умерла примерно тогда же, когда и Друккер, – около десяти…
   – Естественной смертью? – спросил Вэнс.
   – Несомненно.
   – Никаких признаков насилия?
   – Ни малейших. Совершенно ясный, типичный случай.

Глава XVIII
Стена в парке

//-- Суббота, 16 апреля, 11 часов --//
   Когда доктор закончил освидетельствование тела миссис Друккер и прикрыл его простыней, мы спустились вниз.
   – С медицинской точки зрения совершенно правильно говорить о естественной смерти от потрясения, – рассуждал Вэнс, – но наша ближайшая задача – определить причину этого состояния. Очевидно, оно связано со смертью сына.
   Вэнс направился в гостиную, мы – за ним. Грета Менцель сидела там же, где и раньше. Сыщик подошел к ней и тихо сказал:
   – Ваша хозяйка умерла ночью от разрыва сердца. Хорошо, что она не пережила своего сына.
   – Gott gebe ihr die ewige Ruh! [6 - Дай, Боже, ей вечный покой! (нем.).] – набожно прошептала Менцель. – Ja, так лучше.
   – Смерть наступила в десять часов. Вы не спали в это время, фрау Менцель?
   – Я всю ночь не сомкнула глаз, – испуганно пролепетала служанка.
   – Что вы слышали?
   – Кто-то приходил в дом.
   – Да, кто-то проник сюда около десяти часов вечера через парадную дверь. Вы насторожились?
   – Сперва я ничего не заметила, но когда легла, то услышала в комнате мистера Друккера голоса.
   – Разве раньше в это самое время вам не доводилось слышать голоса в комнате хозяина?
   – Но это был не его голос! У него высокий, а этот низкий и грубый. Еще я различила голос миссис Друккер, а она никогда не заходила ночью к сыну.
   – Как вы все так ясно слышали через закрытую дверь? Вы подходили к ней?
   – Нет, но моя комната расположена как раз над комнатой мистера Друккера.
   – Что же вы услышали еще? – допытывался Вэнс. – Для нас сейчас важна каждая подробность.
   – Сначала мне показалось, что хозяйка плачет. Потом – что она смеется. А дальше, не поверите, мне почудилось, будто она произносит какие-то стихи.
   – Вы бы их узнали, если бы опять услышали? Вот эти?

   Раз Горбун залез на стену.
   Бух! – и рухнул, как полено.
   – Bei Gott, das sind diselben, [7 - Ей-богу, эти самые (нем.).] – произнесла Менцель с неописуемым ужасом.
   – Что случилось потом?
   – Ничего. Все затихло.
   – Кто-нибудь выходил из комнаты мистера Друккера?
   – Через несколько минут кто-то очень тихо открыл и закрыл дверь, и до меня донеслись шаги в передней.
   – Не переживайте, фрау Менцель, все закончилось, – успокаивающе сказал Вэнс, – вам больше нечего бояться. Теперь у нас есть основания сделать некоторые выводы о том, что произошло здесь вчера ночью. Убийца взял у мистера Друккера ключ и проник в дом через парадную дверь. Зная, что комната леди Мэй находится в дальней половине, он рассчитывал незаметно пробраться к вашему хозяину, исполнить задуманное и ловко исчезнуть тем же путем. Но миссис Друккер услышала посторонние звуки и направилась к сыну. Дверь, похоже, была приоткрыта: ваша хозяйка увидела пришельца и узнала его. Она вошла в комнату и спросила, что ему надо. Предположим, он ответил ей, что явился известить ее о смерти сына, – вот причина ее стонов и истерического смеха. Но главная цель заключалась не в этом: он обдумывал, как ее убить. Он не мог допустить, чтобы она вышла живой из комнаты. Вероятно, он ей пригрозил – отсюда грубый голос. А потом он рассмеялся. Он терзал ее в порыве безумного эгоизма, он рассказал ей всю правду, а ей оставалось лишь в отчаянии твердить: «О Боже! О Боже!». Я не исключаю, что он вспоминал стихи о Горбуне: трудно найти лучшего слушателя для его чудовищной шутки. Старая женщина в припадке ужаса повторяла строчки, но сердце ее не выдержало, и она упала поперек кровати. Злодей убедился, что она мертва, и спокойно покинул дом.
   – Самое непонятное в трагедии сегодняшней ночи – почему этот тип явился сюда после убийства Друккера? – произнес прежде молчавший Маркхэм.
   – Попросим Арнессона разъяснить нам этот факт, – сказал Вэнс, попыхивая сигаретой.
   – Да, пожалуй, – кивнул Хэс. – Но ведь тут поблизости было несколько моих людей, которые тоже могли что-то видеть.
   – А сколько конкретно? – оживился Маркхэм. – Всех завтра ко мне. Как ты их расставил?
   – Их было трое, кроме Гилфойла. Эмери я приказал следить за Парди; Сниткин дежурил на Риверсайдской аллее, наблюдал за домом Друккера. Хеннеси стоял на 75-й Западной улице. Все они ждут у того места, где обнаружили труп Друккера, я сейчас их приведу.
   Через пять минут он вернулся с троими полицейскими. Первым Маркхэм вызвал Сниткина, и вот что тот сообщил о вечерних событиях:
   В 6 часов 30 минут Парди вышел из дому и отправился к Дилларду. В 8 часов 30 минут Белл Диллард в вечернем туалете села в такси и поехала по Западной улице. Арнессон провожал ее, усадил в машину и тут же вернулся домой.
   В 9 часов 15 минут профессор Диллард и Друккер вышли из диллардовского дома и медленно побрели по Риверсайдской аллее, пересекли ее у 74-й улицы и свернули на дорожку для верховой езды.
   В 9 часов 30 минут Парди вышел из диллардовского дома, проследовал по аллее и повернул в город.
   Немного позже 10 часов профессор возвратился один, перейдя через аллею у 74-й улицы.
   В 10 часов 20 минут Парди вернулся домой по той же дороге, по какой ушел.
   В 12 часов 30 минут Белл Диллард возвратилась домой в лимузине, наполненном молодежью.
   Следующим докладывал Хеннеси, но его сведения только подтвердили то, что изложил Сниткин.
   Эмери сообщил, что днем Парди долго находился в шахматном клубе и вернулся домой около четырех часов. В половине седьмого он пошел к Дилларду и оставался там до половины десятого. Когда он вышел оттуда, Эмери незаметно последовал за ним. Пройдя по аллее до 79-й улицы, Парди вошел в верхний парк…
   – Не направился ли он по дорожке, на которой был убит Спригг? – спросил Маркхэм.
   – Он наверняка шел по ней. В этом месте нет другого пути наверх.
   – Далеко он ушел?
   – Нет, он остановился на том месте, где убили Спригга, а потом тем же путем двинулся назад и свернул в малый парк, где расположена детская площадка. Он медленно прогуливался вдоль дороги для верховой езды и, когда проходил по верху стены, натолкнулся на старика и Друккера, которые разговаривали, опершись о балюстраду.
   – По твоим словам, ты заметил профессора и Друккера на том самом месте, откуда потом Друккер свалился вниз? – уточнил Маркхэм.
   – Да, сэр. Парди остановился побеседовать с ними, а я пошел дальше. Когда я проходил мимо них, то слышал, как Друккер сказал: «Почему вы сегодня не играете в шахматы?» Как мне показалось, Друккер был недоволен тем, что Парди вмешался в их с профессором разговор, и намекнул ему, что он тут лишний. Я пробрался дальше по стене до 74-й улицы, где растут деревья, в зарослях которых можно спрятаться…
   – Ты хорошо видел оттуда Парди и Друккера? – прервал его Маркхэм.
   – По правде говоря, сэр, я совсем их не видел. Сгустился туман, а в этой части парка нет ни одного фонаря. Но я рассчитал, что Парди скоро поравняется со мной и стал ждать его.
   – Было около десяти?
   – Полагаю, сэр, без четверти десять.
   – Находился ли еще кто-нибудь на дорожке в это время?
   – Я не разглядел ни души. Туман вынудил всех сидеть дома. Вот именно потому, что кругом никого не было, я и продвинулся так далеко вперед. Парди не дурак, и я уже заметил: он пару раз покосился на меня, точно заподозрил, что я его выслеживаю.
   – Сколько времени прошло, пока ты снова его увидел?
   – Я допустил ошибку в своих расчетах, – сознался Эмери. – Парди должен был идти назад тем же путем и пересечь аллею у 79-й улицы; через полчаса, а может, попозже, я увидел, что он возвращается домой с угла 75-й улицы.
   – Погодите, мистер Эмери, если вы стояли у входа в парк с 74-й улицы до четверти одиннадцатого, то должны были заметить профессора Дилларда. Он ведь вернулся домой около десяти часов, причем именно по этой дороге, – резонно заметил Вэнс.
   – Так точно, сэр, я его видел. Я уже минут двадцать ожидал Парди, когда профессор один проследовал мимо меня, пересек аллею и зашагал домой. Я подумал, что Парди и Горбун все еще разговаривают, и не вернулся назад, чтобы проверить.
   – То есть получается: минут через пятнадцать после того, как профессор прошел мимо вас, Эмери, вы увидели, что Парди возвращается домой в обратном направлении? – спросил Вэнс.
   – Да, сэр. Потом, конечно, я снова занял свой пост на 75-й улице.
   – Ты хоть понимаешь, Эмери, – недовольно пробурчал Маркхэм, – что, пока ты ждал на 74-й улице, Друккер упал со стены?
   – Да, сэр. Но ведь нелегко наблюдать за человеком в туманную ночь на открытой местности, где нигде нельзя спрятаться. Приходится прибегать ко всяким хитростям и все просчитывать, чтобы не попасться.
   – Я прекрасно осознаю твои трудности, – уже более мягко произнес Маркхэм, – и не собираюсь тебя ругать. Просто мне нужна ясная картина происшедшего.
   Когда все сыщики отчитались, Хэс, явно недовольный их работой, отпустил их, бросив напоследок:
   – Чем дальше, тем более скользким становится это дело.
   – Успокойтесь, сержант, – ободрил его Вэнс. – Не позволяйте мрачному настроению овладеть вами. Когда Парди и профессор дадут показания о том, что произошло, пока Эмери стоял под деревьями на 74-й улице, мы сумеем связать воедино отдельные части расследования.
   В это время Белл Диллард вошла в переднюю через черный ход. Она заметила, что мы в гостиной, и сразу вбежала туда.
   – Где леди Мэй? – тревожно спросила она. – Час назад я заходила к ним, и Грета сказала, что миссис Друккер вышла. Но ее до сих пор нет в комнате…
   Вэнс поднялся и предложил девушке присесть на стул.
   – Миссис Друккер умерла сегодня ночью от разрыва сердца. Фрау Менцель побоялась пустить вас наверх.
   Несколько минут Белл сидела молча, потом у нее на глазах выступили слезы.
   – Наверное, она узнала об ужасном несчастье с Адольфом?
   – Вероятно, но пока еще не вполне ясно, что случилось ночью. Доктор Барстед полагает, что леди скончалась в десять часов вечера.
   – Почти в то же время, что и Адольф, – прошептала девушка. – Что-то странное заключено в его смерти.
   – Вы о чем, мисс Диллард? – удивился Вэнс.
   – Я и сама не знаю, – подавленно ответила она. – Еще только вчера миссис Друккер говорила со мной об Адольфе и… о стене.
   – Что же она вам сообщила? – предельно спокойно поинтересовался Вэнс, хотя каждый его нерв был напряжен до крайности.
   – Вчера мы гуляли по дорожке над детской площадкой – миссис Друккер любит смотреть оттуда, как Адольф играет с детьми, – и долго стояли, перегнувшись через каменную балюстраду. Около Адольфа собралась группа детей, и он показывал им игрушечный аэроплан. Дети держались с ним как с равным. Леди Мэй очень этим гордилась и была веселой. Она следила за сыном сияющими глазами, а потом сказала: «Дети не боятся его, хотя он и горбатый. Они даже называют его Горбуном, он их старый друг из детской книжки. Бедный мой Горбун! Это моя вина, я его уронила, когда он был маленьким…» – Голос девушки дрогнул, и она приложила к глазам платок. – А потом леди Мэй задрожала и отодвинулась от стены. Я спросила ее, в чем дело, и она ответила испуганным голосом: «Белл, вдруг Адольф упадет со стены, как тот Горбун из книжки?» Я и сама испугалась, но принудила себя улыбнуться и назвала эту мысль безрассудной. Но миссис Друккер покачала головой и так взглянула на меня, что дрожь пробежала по моему телу. «Я не безрассудная, – парировала она, – разве не убит стрелой из лука Кок-Робин и не застрелен из ружьеца Джон Спригг здесь, в Нью-Йорке?» – И девушка со страхом посмотрела на нас.
   – Да, так и случилось, – согласился Вэнс. – Но не нужно верить в мистицизм. Воображение миссис Друккер работало лихорадочно, нередко впадая в крайности. А вы, мисс Диллард, – добавил он, – случайно не пересказывали кому-нибудь свой вчерашний разговор с леди Мэй?
   Девушка с удивлением посмотрела на Вэнса и тихо произнесла:
   – Да, я говорила об этом у нас за обедом.
   – Какие же последовали комментарии?
   – Дядя посоветовал мне не проводить столько времени с миссис Друккер – дескать, она не совсем в себе. Мистер Парди согласился с дядей.
   – А мистер Арнессон?
   – О, Сигурд никогда ни к чему не относится серьезно.
   – Он сейчас дома?
   – Он рано утром ушел в университет и вернется к ленчу. Я уверена, что он обо всем позаботится, ведь мы были единственными друзьями Друккеров. Я пока прослежу, чтобы Грета привела дом в порядок.
   Через несколько минут мы попрощались и пошли поговорить с профессором.

Глава XIX
Красная книжка

//-- Суббота, 16 апреля, полдень --//
   Диллард был крайне взволнован, когда в полдень мы вошли в его библиотеку. Он сидел в кресле спиной к окну, на столе перед ним стояла рюмка его великолепного портвейна.
   – Я ожидал вас, Маркхэм, и ваших людей, – сказал он, прежде чем мы успели заговорить. – Нечего притворяться. Смерть Друккера не случайна. Не утаю от вас: прежде мне казались нелепыми предположения касательно гибели Робина и Спригга, но как только Пайн сообщил мне подробности падения Адольфа со стены, я сразу понял, что за этими смертями скрывается некий план и любая случайность исключена. Вы это знаете так же, как и я, иначе не пришли бы ко мне.
   – Совершенно верно. – Маркхэм сел в кресло напротив профессора. – Перед нами труднейшая проблема. Кроме того, миссис Друккер сегодня ночью умерла от сердечного приступа.
   – Это божья милость, – помолчав, промолвил старик. – Хорошо, что она не пережила сына, ее рассудок помутился бы окончательно.
   – За исключением убийцы вы последний видели Друккера живым, и нам хотелось бы знать ваше мнение о том, что случилось этой ночью.
   Профессор кивнул, соглашаясь.
   – Друккер пришел ко мне после обеда, около восьми часов. Парди обедал у нас, и Друккер был так раздражен его присутствием, что даже не скрывал своей злобы. Сигурд безобидно подтрунивал над Адольфом, что рассердило его еще больше. Так как я понимал, что Друккеру нужно обсудить со мной решение очень сложной задачи, я предложил ему прогуляться по парку.
   – И долго вы гуляли? – спросил Маркхэм.
   – Нет. Произошел неприятный инцидент. Мы дошли почти до того самого места, где застрелили несчастного Спригга, простояли там около получаса, как вдруг появился Парди. Он задержался поговорить с нами, но Друккер повел себя с ним так грубо, что тот повернулся и зашагал домой в том же направлении, в каком пришел. Друккер выглядел подавленным, и я предложил ему отложить нашу беседу. Он обиделся и не захотел идти домой. Тогда я распрощался с ним и вернулся к себе.
   – Вы обсуждали этот эпизод с Арнессоном?
   – Я не видел Сигурда по возвращении. Он, наверное, уже лег спать.
   Когда мы поднялись, чтобы проститься, Вэнс словно невзначай спросил:
   – Где обычно хранится ключ от двери, ведущей в переулок?
   – Это мне не ведомо, сэр, – сердито ответил профессор, но потом прибавил более мягко: – Хотя припоминаю: он висел в стрелковой комнате на гвозде у двери.
   От профессора мы отправились прямо к Парди. Он принял нас в своем кабинете, но вел себя скованно и резковато. Предложив нам сесть, он остался стоять и недружелюбно поинтересовался, что нам угодно.
   – Известно ли вам, мистер Парди, – начал Маркхэм, – что Адольф Друккер сорвался со стены в парке в десять часов вечера, то есть вскоре после разговора с вами?
   – Утром я узнал об этом несчастном случае, – заметно побледнел Парди. – Большая беда. Вы беседовали с Диллардом? Он ведь был с Друккером…
   – Да-да, мы только что от профессора, – перебил его Вэнс. – Он сказал, что у вас с покойным сложились натянутые отношения.
   Парди медленно подошел к столу и сел.
   – Друккеру не понравилось мое присутствие у Диллардов, когда я пришел к ним после обеда, и он держался крайне желчно. Но, зная его характер, я старался не замечать этого. Вскоре профессор позвал его прогуляться.
   – Но ведь и вы недолго оставались в доме после их ухода?
   – Около четверти часа. Арнессон утомился, и я тоже решил пройтись. На обратном пути я выбрал маршрут не по аллее, а свернул на дорожку и наткнулся на профессора и Друккера, которые беседовали у края стены. Не желая показаться невежливым, я на минутку задержался переброситься с ними парой слов, но Друккером овладела такая агрессия, что он принялся дерзить мне. Я развернулся и пошел назад к 79-й улице, пересек аллею и поспешил домой.
   – Вы не останавливались на тротуаре?
   – Я присел у выхода на 79-ю улицу и выкурил папиросу.
   Когда мы вышли на улицу, из парадной двери диллардовского дома нас окликнул Арнессон и устремился нам навстречу.
   – Я только что услышал печальное известие. Я возвратился из университета немного раньше, и профессор сообщил мне, что вы отправились к Парди. Узнали что-нибудь? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Вот каша-то заварилась! И никаких путеводных нитей из этого лабиринта!
   – Ариадна еще не смилостивилась над нами, – пошутил Вэнс. – Вы не посланник с Крита?
   – Неизвестно. Допрашивайте.
   Вэнс повел нас к воротам в стене в сторону стрельбища.
   – Вернемся к Друккерам; вы, вероятно, займетесь организацией похорон?
   – Да. Но постараюсь там не присутствовать – тяжелое это зрелище. Тем не менее, Белл и я присмотрим за всем. Леди Мэй, наверно, оставила завещание, надо его найти. Кстати, где пожилые дамы, как правило, хранят свои завещания?
   Вэнс остановился у подвальной двери дома Диллардов и вошел в стрелковую комнату. Осмотрев дверь, он вернулся к нам на стрельбище.
   – Ключа там нет. Вы ничего о нем не знаете, мистер Арнессон?
   – Вы про ключ от внешних ворот? Не имею ни малейшего представления. Сам я никогда не хожу по переулку, гораздо проще и удобнее пользоваться парадной дверью. Да и другие наши соседи и знакомые не любили эти ворота. Несколько лет тому назад Белл заперла дверь, чтобы кто-нибудь не забрался со стороны переулка и не получил стрелу в глаз. Я говорил ей, чтобы она не мешала любопытным залезать сюда: так им и надо, пусть не интересуются стрельбой из лука!

   Мы вошли в дом Друккера через черный ход. Белл Диллард и Грета Менцель хлопотали на кухне.
   – Хэлло, сестричка, – приветствовал ее Арнессон, и в голосе его я не уловил привычной развязности. – Трудная работа для такой девочки. Иди-ка домой, а я приму командование на себя. – И, по-отечески взяв ее за руку, повел к двери.
   Она пробовала протестовать и посмотрела на Вэнса, точно ища у него поддержки.
   – Мистер Арнессон прав, – кивнул тот. – Но разрешите прежде задать один вопрос. Вы всегда держите ключ от ворот в переулок на гвозде в стрелковой комнате?
   – Всегда. А разве его там нет?
   – Пропал! Исчез! Чрезвычайная досада! – с шутовской иронией твердил Арнессон. – Верно, какой-нибудь коллекционер редких ключей бродил вокруг дома и похитил такое «сокровище». – Когда девушка ушла, он подмигнул Вэнсу: – Неужели старый ржавый ключ так важен в этом деле? Да кто на него позарится?!
   – Может, и никто, – пожал плечами Вэнс. – Пойдемте в гостиную, там удобнее. – Он прошел через переднюю. – Расскажите все, что вы знаете о сегодняшней ночи.
   Арнессон сел в кресло у окна и вынул трубку.
   – О сегодняшней ночи? Ну вот, Парди пришел к обеду – по пятницам это вошло у него в привычку. Затем Друккер, обуреваемый муками творчества над своей новой книгой, явился выкачать из профессора все, что можно, и присутствие Парди разозлило его. Профессор предотвратил бурю, уведя Друккера на свежий воздух. Парди болтался в доме еще минут пятнадцать, пока я делал нечеловеческие усилия, чтобы не заснуть от скуки. Затем он смилостивился и ушел, а я просмотрел несколько студенческих работ и отправился в постель. А как трогательное поэтическое произведение объясняет смерть Друккера? Есть стихи на эту тему?
   – Никак, – ответил Вэнс, – но стихи существуют и не лишены интереса. Вы слышали, как вернулся профессор?
   – Еще бы! – засмеялся Арнессон. – Когда он шаркает больной ногой, стучит палкой и сотрясает перила, трудно усомниться в его возвращении. Нынче ночью он превзошел сам себя – такой устроил грохот!
   – Каково же ваше мнение о дальнейшем развитии событий?
   – Я пока не посвящен в детали. Профессор не особенно со мной откровенничал. Мне известно только, что вчера около десяти вечера Друккер рухнул со стены, как Горбун из какой-то детской книжки, а сегодня утром найден мертвым. Но при каких обстоятельствах скончалась леди Мэй? Что довело ее до сердечного приступа?
   – Убийца, похоже, взял ключ Друккера и тотчас же после совершения преступления пришел сюда. Миссис Друккер застала его в комнате сына. По словам служанки, слышавшей все с лестницы, между ними произошло бурное объяснение, и старая леди умерла от разрыва сердца.
   – И таким образом избавила джентльмена от неприятности убить ее?
   – Вот именно, – подтвердил Вэнс. – Но причина, по которой убийца явился в дом Друккеров, не выяснена. Есть ли у вас какая-то версия?
   Арнессон задумчиво дымил трубкой.
   – Непостижимо, – наконец промолвил он. – У Друккера не было ни ценностей, ни компрометирующих документов. Ни в какие темные дела он не вмешивался. Никакой причины забираться в его комнату я не усматриваю.
   – А что это за теория, над которой работал Друккер?
   – О, великое открытие. Оно произвело бы революцию в физике, прославило бы его. Жаль, что он ушел, не закончив главное дело своей жизни.
   – Не знаете ли вы, где он хранил результаты своих исследований?
   – В записной книжке с несшитыми листами, все в виде таблиц, с нумерацией и указателями. Адольф был методичен и аккуратен во всем.
   – Как выглядит эта книжка? Вы ее видели?
   – Конечно, он столько раз мне ее показывал! Гладкий красный кожаный переплет, тонкие желтоватые листы; на переплете золотом вытиснено его имя.
   – Где может лежать теперь эта книжка?
   – Или в ящике его стола в кабинете, или на письменном приборе в спальне. Днем он работал в кабинете, но когда увлекался какой-нибудь проблемой, то трудился и день, и ночь. В спальне у него стоял письменный прибор; Адольф тотчас же записывал свои мысли, как только его посещало вдохновение, а утром уносил заметки в кабинет. Настоящая машина в смысле систематичности.
   Пока Арнессон говорил, Вэнс лениво смотрел в окно, вроде бы, даже не слушая описание привычек Друккера, как вдруг сыщик вздрогнул и с решительным видом повернулся к собеседнику:
   – Вы можете подняться наверх и принести красную книжку Друккера? Поищите ее, пожалуйста, и в кабинете, и в спальне.
   С полминуты Арнессон медлил, и мне показалось, что он в чем-то сомневается, но потом он быстро встал и произнес, выходя из комнаты:
   – Конечно, хорошая идея. Такой важный труд не должен оставаться без присмотра.
   Пока мы его ждали, в гостиной сохранялась напряженная атмосфера, никто не проронил ни звука. Через десять минут Сигурд появился, пожал плечами и показал пустые руки.
   – Красная книжка пропала, – посетовал он. – Я осмотрел все и не нашел ее. – Он бросился в кресло и снова закурил трубку. – Вот черт, ничего не понимаю… Такое впечатление, что Адольф ее спрятал.
   – Очень возможно, – пробормотал Вэнс.

Глава XX
Немезида

//-- Суббота, 16 апреля, 1 час пополудни --//
   Мы договорились встретиться в шахматном клубе. У Маркхэма на три часа было назначено совещание с комиссаром по уголовным делам из Департамента полиции. Вэнс и я после ленча отправились в картинную галерею, а потом на концерт. Когда мы очутились на 5-й улице, уже начало темнеть, и Вэнс велел шоферу ехать в шахматный клуб, где Маркхэм ждал нас к чаю.
   – Впервые в жизни я чувствую себя каким-то наивным простаком, – жаловался Вэнс. – Произошло столько событий, спланированных так хитро и изощренно, что даже я с моим опытом никак не могу в них разобраться. Это меня обескураживает, выбивает из привычного ритма. Я устал, и, честно признаться, больше всего жизненной энергии у меня отнимает не работа, а сознание собственного бессилия, – тяжело вздохнул он, отхлебывая чай.
   – Ты излишне драматизируешь свое положение, – ответил Маркхэм. – Мне, старина, поверь, ничем не легче. Вдобавок меня еще и упрекают все кому не лень: и начальство, и репортеры.
   – Не сердись, пожалуйста, – примирительно добавил Вэнс. – Волнения, страсти и тем более ссоры не приведут нас к решению этой задачи. Надежда только на мозги. Нужно спокойствие, рассудительность, смекалка и железная логика. Преступления совершил виртуоз. Никаких зацепок. Но все-таки что-то так и пытается пробиться наружу. Неясный голос старается что-то сказать и срывается. Уже много раз я испытывал присутствие некой напряженной силы, которая, как невидимый призрак, стремится воздействовать на меня, не обнаруживая своей сущности.
   Маркхэм безнадежно махнул рукой:
   – Утешительное известие, тоже мне! Не обратиться ли нам к медиуму?
   – Не насмешничай, мы что-то проглядели, – печально ответил Вэнс. – Давай попробуем привести факты хоть в какой-то порядок. Аккуратность – вот что нам нужно. Первое – убит Робин. Следующее – застрелен Спригг. Миссис Друккер напугана черным епископом. Дальше – сброшен со стены Друккер. Вот четыре эпизода в этой смертельной вакханалии. Три преступления были обдуманы, но подбросить к дверям миссис Друккер шахматную фигурку убийцу что-то вынудило, и он сделал это без подготовки.
   – Пожалуйста, излагай яснее.
   – Милый мой, тот, кто принес черного епископа, действовал в целях самозащиты. Какая-то неожиданная опасность угрожала дальнейшему развитию начатой им кампании, и он прибегнул к этому средству, чтобы предотвратить угрозу. Перед смертью Робина Друккер вышел из стрелковой комнаты и устроился в беседке во дворе, откуда прекрасно просматривается все помещение. Чуть позже он услышал, что кто-то беседует с Робином в комнате. Он отправился домой, а в это время тело Робина выбросили на стрельбище. Миссис Друккер видела это в окно и в то же время заметила, вероятно, и сына. Она вскрикнула: очень естественно, не правда ли? Друккер услышал крик, о чем он потом сообщил нам, стараясь упрочить свое алиби. Убийца понял: старая леди что-то видела, но что именно, он не знал. В полночь он отправился к ней в комнату, чтобы заставить ее замолчать навсегда, и захватил с собой черного епископа, рассчитывая бросить его возле ее тела как подпись. Но дверь оказалась заперта, и он положил фигурку с наружной стороны как предупреждение, что пожилая дама под страхом смерти обязана держать язык за зубами. Он догадывался, что бедная женщина беспокоится за своего сына: а вдруг его обвинят?
   – Почему же Друккер не сказал нам, кого он видел в стрелковой комнате?
   – Мое мнение – потому, что находившееся там лицо он даже помыслить не мог в качестве преступника. Не исключаю, что он сказал ему об этом, чем и подписал себе смертный приговор.
   – Допустим, твоя теория правильна. Куда же она нас ведет?
   – К единственному эпизоду, который не был предусмотрен заранее. А когда убийство подготовлено не идеально, всегда найдется слабое место в деталях. Заметь, пожалуйста, что во время совершения каждого из трех убийств любой из участников этой жуткой драмы мог присутствовать на месте преступления. Ни у кого нет алиби. Все было искусно рассчитано: убийца выбирал такое время, когда актеры, так сказать, уже ожидали выхода. Но полуночный визит – совсем другое дело. Уже не оставалось времени на то, чтобы продумать ряд обстоятельств, опасность приближалась. И что же вышло? Только Друккер и профессор в полночь находились дома. Арнессон и Белл Диллард вернулись из театра в половине первого. Парди от двенадцати до часу ночи сидел за шахматной доской. Друккер исключается, он умер. Каков же вывод?
   – Позволь напомнить тебе, – сердито пробурчал Маркхэм, – что алиби других лиц не состоятельны.
   – Ладно, не спорю. – Вэнс спокойно выпустил к потолку несколько клубов дыма, потом посмотрел на часы и вскочил: – Еще нет и шести. Вот когда Арнессон может принести нам пользу! Пойдем и уничтожим алиби Парди.
   Через полчаса мы сидели с профессором и Арнессоном в библиотеке дома Дилларда.
   – У нас к вам не совсем обычное дело, – объяснил Вэнс, – но оно способно оказать огромное влияние на следствие. – Он открыл бювар и достал лист бумаги. – Просмотрите этот документ, мистер Арнессон. Это копия с официальной стенограммы шахматной партии Рубинштейна и Парди.
   Сигурд взял бумагу и с интересом стал ее разглядывать.
   – Ага! Бесславный отчет о поражении нашего друга Парди.
   – Какое отношение к убийствам имеет эта бумажка? – скептически спросил профессор.
   – Мистер Вэнс полагает, что она принесет пользу полиции.
   – Глупости.
   Профессор налил себе еще одну рюмку портвейна и погрузился в чтение, совершенно игнорируя нас. Арнессон внимательно прочел стенограмму и сказал:
   – Странно. Игра продолжалась два часа тридцать минут для белых, то есть для Парди, и три часа тридцать две минуты для черных. Отсюда вытекает, что после перерыва белым потребовалось лишь сорок пять минут, тогда как черным понадобился час и тридцать четыре минуты.
   Вэнс кивнул, соглашаясь.
   – Правильно. Игра длилась два часа девятнадцать минут: от одиннадцати часов вечера до девятнадцати минут второго ночи. Но попробуем закончить партию: мне хотелось бы знать ваше мнение о ней.
   Арнессон тотчас же направился к шахматному столику и выложил из ящика фигуры.
   – Ого, не хватает черного епископа. Когда же я получу его обратно? Но ничего, он здесь не нужен, он уже обменян.
   Сигурд расставил фигуры, сел и принялся изучать позиции.
   – Положение Парди не кажется мне безнадежным, – заметил Вэнс.
   – Мне тоже. Не понимаю, почему он проиграл. Посмотрим! – Арнессон взял лист с записями и сделал несколько ходов; через короткое время он издал радостное восклицание: – Ага, вот так Рубинштейн! Умно и тонко. Насколько я знаю Рубинштейна, эта комбинация потребовала много времени. Он ведь медлительный.
   – Вероятно, обдумывание данной стратегии и привело к такому несоответствию во времени, – предположил Вэнс.
   – Несомненно, оно заняло все эти сорок пять минут.
   – А как вы думаете, в котором часу Рубинштейн воспользовался этими сорока пятью минутами? – спросил Вэнс.
   – Посмотрим… – Арнессон долго вычислял и наконец объявил: – Обдумывание уложилось в промежуток между половиной двенадцатого и половиной первого.
   – Из любопытства, – продолжал Вэнс, – я разыграл всю партию до мата, может, и вы, мистер Арнессон, сделаете то же самое? Интересно, что вы на это скажете.
   Математик несколько минут изучал позицию, после чего поднял на Вэнса лучистые глаза и широко улыбнулся:
   – Я понял, в чем дело. Вот так позиция! В пять ходов черные выигрывают. Почти неслыханный финал. Парди был побит черным епископом! Невероятно!
   Маркхэм нахмурился и с видом глубокого недоумения спросил:
   – Вас удивляет, что епископ решил исход матча?
   – Я не припомню подобной комбинации. Именно с Парди это случилось. Волей-неволей начинаешь верить в Немезиду. Двадцать лет Парди возился с епископом и погиб вместе с ним.

   Через несколько минут мы простились и пошли по направлению к Западной улице, где вызвали такси.
   – Не удивительно, Вэнс, – рассуждал по дороге Маркхэм, – что Парди побледнел, когда ты сказал, будто черного епископа в полночь выпустили на свободу. Похоже, наш шахматист подумал, что ты нарочно бросаешь ему в лицо ошибку всей его жизни, чтобы унизить его.
   – Весьма вероятно, – сонно ответил Вэнс. – Как забавно, что епископ все эти годы был злым роком Парди! Такие неудачи негативно действуют даже на самые сильные умы и вызывают жажду мести.
   – Трудно представить себе Парди в роли мстителя, – возразил Маркхэм. – А почему ты так заинтересовался расхождением во времени? Не думаю, чтобы визит к Арнессону хоть сколько-нибудь продвинул нас в расследовании.
   – Это потому, что ты не знаком с привычками шахматистов. Во время такой партии игрок не сидит за столом, пока его противник обдумывает свой ход. Он разгуливает по комнате, рассматривает развешанные по стенам картины, выходит подышать, общается с дамами, пьет воду, а иногда и ест. На последнем шахматном турнире маэстро в комнате стояли четыре стола, и всегда по крайней мере три стула пустовали. Парди – нервный человек. Он не смог бы спокойно высидеть, пока Рубинштейн размышлял над своими комбинациями. – Вэнс закурил папиросу и добавил: – Маркхэм, разбор Арнессоном этой партии установил тот факт, что у Парди около полуночи образовались три четверти часа свободного времени.

Глава XXI
Математика и убийство

//-- Суббота, 16 апреля, 8 часов 30 минут пополудни --//
   За обедом мы не говорили о нашем деле, но когда уселись в укромном уголке клубного зала, Маркхэм вернулся к больному месту.
   – Не уверен, – начал он, – чтобы слабый пункт в алиби Парди хоть сколь-нибудь помог нам. Наше положение только осложнилось и стало невыносимым.
   – Да, – вздохнул Вэнс, – печален и жалок наш мир. С каждым шагом мы запутываемся все больше и больше. А самое удивительное то, что истина стоит перед нами, а мы ее не видим.
   – Но у нас даже нет оснований подозревать кого-нибудь.
   – Ну, я бы так не утверждал. Убийства совершены математиком. Да и что тут особенного? Вокруг сплошные математики.
   За весь период следствия имя предполагаемого преступника не прозвучало ни разу, но в глубине души каждый из нас был уверен, что один из тех, с кем мы мирно беседовали, – убийца. Мысль эта так тяготила нас, что мы инстинктивно избегали выражать ее словами.
   – Преступление совершено математиком? – вскинул брови Маркхэм. – Неужели? А мне кажется, что эта серия бессмысленных убийств – дело рук маньяка, вырвавшегося на свободу.
   Вэнс покачал головой.
   – Нет, преступник более чем здоров умственно, и поступки его гнусно логичны и точны.
   – Как могут сочетаться убийства на сюжеты детских страшилок с математическим умом? – недоумевал Маркхэм.
   Вэнс приступил к подробному разбору дела и свел воедино все события и всех действующих лиц. Точность его анализа всего через несколько дней блестяще подтвердилась.
   После продолжительного молчания Маркхэм спросил:
   – Почему Парди, если гипотетически признать его виновным, взял у Арнессона черного епископа, а не принес фигуру из клуба, где ее отсутствие никто не заметил бы?
   – Мы точно не знаем мотивов преступления, поэтому затрудняемся ответить на данный вопрос. Да и какие у нас доказательства его вины? Каковы бы ни были наши подозрения, мы пока не в состоянии принять против Парди никаких действенных мер. Если бы мы даже наверняка убедились, что он – убийца, то все-таки оказались бы совершенно беспомощными. Я уже говорил тебе, Маркхэм: мы столкнулись с умом необычайной остроты, который вычисляет все вероятности, обдумывает каждый шаг. У нас только одна надежда: найти слабое место в комбинациях убийцы.
   – Завтра же утром, – решительно заявил Маркхэм, – я прикажу Хэсу заняться алиби Парди. Если мы допросим всех зрителей игры, то к полудню у нас будет двадцать свидетелей против него, а если вдобавок нам удастся найти кого-нибудь, кто действительно видел Парди в полночь близ дома Друккеров, у нас образуется весьма серьезная косвенная улика.
   – Да, – согласился Вэнс, – Парди, наверное, затруднился бы объяснить, почему он очутился за шесть кварталов от клуба во время партии с Рубинштейном, причем именно тогда, когда к дверям миссис Друккер подбросили черного епископа. Непременно прикажи Хэсу и его помощникам проработать алиби Парди. Это будет шаг вперед.
   Но Маркхэм не успел ничего приказать сержанту. Наутро, еще до девяти часов, следователь явился к Вэнсу с известием, что Парди покончил жизнь самоубийством.

Глава XXII
Карточный дом

//-- Воскресенье, 17 апреля, 9 часов --//
   Неожиданная весть о смерти Парди произвела на Вэнса потрясающее впечатление. Несколько минут он вообще не мог вымолвить ни слова, точно онемел, потом стал поспешно одеваться.
   – Честное слово, Маркхэм, – бормотал он на ходу, – это невероятно. Как ты узнал?
   – Полчаса назад мне позвонил Диллард. Парди убил себя в стрелковой комнате. Утром Пайн нашел тело и сообщил профессору. Я известил Хэса и поехал к тебе. Нам надо побывать на месте. Кажется, следствие идет к концу. Не особенно удовлетворительный финал, но, по-моему, так оно и лучше для всех, причастных к данному делу.
   Вэнс ничего не ответил. Он задумчиво выпил кофе, потом встал, взял шляпу и трость.
   – Самоубийство… – ворчал он, когда мы спускались по лестнице. – Да, это логично, но, как ты говоришь, неудовлетворительно, весьма неудовлетворительно…
   Мы поехали к Диллардам. Пайн впустил нас в дом. Не успел профессор выйти к нам в гостиную, как у входной двери раздался звонок и в комнату влетел Хэс.
   – Ну, теперь все чисто, шеф, – обратился он к Маркхэму. – Ох уж эти тихони! Кто бы подумал? Хотя мне, если честно, этот самовлюбленный шахматист сразу не понравился.
   – Давайте, сержант, пока не будем думать, – предложил Вэнс. – Слишком утомительно. Тут нужен открытый ум, бесплодный, как пустыня.
   Диллард провел нас в стрелковую комнату. Все шторы были опущены, и электричество еще горело. Я заметил, что окна плотно закрыты.
   – Я оставил все так, как было, – объяснил профессор, проследив за моим взглядом.
   Маркхэм подошел к большому плетеному стулу посредине комнаты.
   Парди сидел на нем напротив двери на стрельбище. Его голова и плечи лежали на столе, правая рука свисала вниз, пальцы сжимали револьвер. В правом виске зияла рана, а под головой собралась лужа запекшейся крови.
   Но мы недолго смотрели на труп: наше внимание приковала поразительно нелепая вещь. Журналы на столе были сдвинуты в сторону, и на освободившемся месте возвышался большой, с удивительным искусством воздвигнутый карточный дом. Четыре стрелы изображали двор; спички, уложенные одна на другую, обозначали дорожки. Эта постройка привела бы в восторг любого ребенка, и я вспомнил, как накануне вечером Вэнс говорил нам, что очень серьезные умы ищут отдыха в детских играх. Было что-то невыразимо ужасное в сочетании детской игрушки со страшной смертью.
   Вэнс печально посмотрел на погибшего.
   – Здесь покоится Джон Парди, – прошептал он с каким-то странным благоговением. – А это построенный им карточный дом…
   Сыщик подошел ближе, но едва он коснулся края стола, как послышался легкий шелест, и вся воздушная постройка рассыпалась.
   Маркхэм строго спросил Хэса:
   – Ты известил врача?
   – Так точно.
   Сержант с трудом отвел глаза от стола, поднял шторы на окнах, снова вернулся к телу Парди и продолжил осмотр. Потом он опустился на корточки и нагнулся.
   – Ого! Похоже на револьвер 38-го калибра, который лежал в ящике с инструментами, – заявил он.
   – Без всякого сомнения, – подтвердил Вэнс.
   Хэс поднялся, подошел к комоду и осмотрел содержимое ящика.
   – Вроде, все на месте. Пусть мисс Диллард удостоверит это, когда уйдет доктор.
   В это мгновение Сигурд Арнессон в красно-желтом халате вбежал в комнату. Он был в ужасном смятении.
   – Тысяча чертей! – закричал он. – Только что Пайн сообщил мне эту жуткую новость. – Он подскочил к столу и долго смотрел на труп. – Самоубийство? Но почему Парди не предпочел собственный дом для этого представления? По-моему, неприлично забираться с такой целью в чужие дома. Необдуманный поступок, такой же нелепый, как его последняя игра в шахматы. – Арнессон взглянул на Маркхэма. – Надеюсь, это не навлечет на нас новых неприятностей? Мы и так уже достаточно «прославились». Голова идет кругом. А когда вы уберете останки? Я не хотел бы, чтобы труп увидела Белл.
   – Тело увезут, как только врач освидетельствует его, – ледяным тоном ответил Маркхэм. – Нет необходимости приводить сюда мисс Диллард.
   – Все ясно. – Арнессон опять покосился на мертвеца. – Бедняга! Жизнь оказалась ему не по силам. Что поделаешь? Сверхчувствительность. Не хватило душевных сил. Он относился ко всему слишком серьезно, а после неудачи со своим гамбитом вообще тяготился жизнью. Ему везде мерещился черный епископ – может, он и лишил его рассудка. Мне думается, Парди вообразил, что он сам – шахматный епископ.
   – Интересная идея, – заключил Вэнс. – Между прочим, когда мы увидели труп, на столе был сооружен карточный дом.
   – Карты? – изумился Арнессон. – Откуда и зачем они здесь? Карточный дом. Какая пошлость! Вы сами это понимаете?
   – Не совсем. Дом, который построил Джек, мог бы кое-что объяснить.
   – Опять детские игры! Парди забавлялся ими до конца своей жизни, потешаясь даже над самим собой.
   Арнессон зевнул и пошел одеваться. Профессор все это время печально смотрел на него, затем сказал Маркхэму:
   – Сигурд всегда скрывает свои чувства, словно стыдится их. Не принимайте его шутки всерьез.
   В это время Пайн ввел сыщика Берка, и Вэнс воспользовался случаем, чтобы расспросить дворецкого, как он обнаружил тело Парди.
   – Зачем вы явились сегодня утром в стрелковую комнату? – поинтересовался он.
   – В кладовой было душно, сэр, – ответил Пайн, – и я отворил дверь на лестницу, чтобы немного проветрить. Тогда я и заметил, что все шторы опущены.
   – Значит, обычно вы не опускаете шторы на ночь?
   – В этой комнате нет.
   – А окна?
   – Я всегда на ночь оставляю их слегка приоткрытыми.
   – И вчера тоже?
   – Да, сэр.
   – Что вы стали делать дальше?
   – Я сейчас же пошел гасить свет, полагая, что мисс Диллард забыла, уходя, повернуть выключатель. Вот тогда я и увидел бедного господина за столом и доложил об этом профессору.
   – Бидл знает о трагедии?
   – Я сказал ей тотчас же после вашего прибытия.
   – В котором часу вы и Бидл ушли к себе в комнаты вчера вечером?
   – В десять, сэр.
   – Изложите нам все известные вам подробности, пока не прибыл врач, – обратился Маркхэм к профессору, когда Пайн вышел. – Может, поднимемся наверх?
   Берк остался в стрелковой комнате, а мы пошли в библиотеку.
   – Боюсь, что смогу сообщить лишь очень немногое, – вздохнул профессор, усаживаясь в кресло. В манерах его чувствовалась особая сдержанность. – Парди пришел сюда вчера вечером якобы поболтать с Сигурдом, но я думаю – с целью повидать Белл. Однако Белл рано отправилась спать, у нее болела голова, а Парди оставался почти до половины двенадцатого. Потом он удалился – это была наша последняя встреча. Больше я его живым не видел, а увидел лишь труп, когда Пайн известил меня об ужасном происшествии.
   – Если мистер Парди, – вставил Вэнс, – приходил повидаться с вашей племянницей, как вы объясните тот факт, что он задержался так надолго, хотя девушка уже ушла?
   – Никак не объясню. Он производил впечатление человека, у которого висел камень на душе и тяготил его, – вот ему и хотелось человеческой близости. Мне пришлось намекнуть ему, что я очень устал, – только тогда он покинул дом.
   – А где был мистер Арнессон вчера вечером?
   – После того как Белл ушла, Сигурд поговорил с нами еще полчаса, а потом удалился в свою комнату.
   – В котором часу?
   – Около половины двенадцатого.
   – Вы сказали, – продолжал Вэнс, – что Парди производил впечатление человека с камнем на душе. Вероятно, и ум его был сильно утомлен?
   – Дело не в утомлении. Парди постоянно выглядел расстроенным и подавленным.
   Вэнс замолчал, что-то обдумывая, и тогда вопросы принялся задавать Маркхэм.
   – Я полагаю, – начал он, – бесполезно спрашивать вас, не слышали ли вы звука, напоминавшего выстрел?
   – Было очень тихо, – ответил профессор, – да и никакой звук не донесется сюда из стрелковой комнаты: стены в моем доме очень толстые.
   – Последние минуты жизни самоубийцы еще недостаточно изучены, – небрежно бросил Вэнс. – О чем вы разговаривали с мистером Парди в течение часа, предшествовавшего его уходу?
   – Мы перебросились от силы двумя-тремя фразами. Парди мучила какая-то навязчивая мысль, и большую часть времени он провел за шахматной доской.
   Вэнс посмотрел на доску. Некоторые фигуры по-прежнему стояли на черных и белых квадратах.
   – Любопытно, – тихо промолвил он. – Очевидно, Парди размышлял над концовкой партии с Рубинштейном. Фигуры расставлены так, как в тот злополучный момент, когда Парди на пятом ходу сдался с неизбежным матом черным епископом.
   Профессор обратил взгляд на шахматный стол.
   – Черный епископ, – повторил он. – Вот что занимало Парди вчера ночью. Как могла столь банальная вещь подействовать на него так губительно?! Застрелиться из-за шахматной фигурки, по-моему, это верх безрассудства.
   – Не забывайте, сэр, – напомнил Вэнс, – что черный епископ – символ поражения Парди. Он символизировал крушение его надежд. Сломанную жизнь, понимаете? Гораздо менее серьезные причины – и те порой доводили людей до самоубийства.
   Через несколько минут Берк доложил о прибытии врача. Простившись с профессором, мы опять спустились в стрелковую комнату, где доктор Доремус освидетельствовал труп Парди. На этот раз доктор был совсем не в веселом настроении.
   – Послушайте, господа, – обратился он к нам, заметно волнуясь, – когда вы наконец-то завершите это дело? Да тут сама атмосфера, словно губка, пропитана смертью! Убийства, страхи, сердечные приступы, хандра, самоубийство – всего этого достаточно, чтобы и здорового человека довести до помешательства.
   – Мы надеемся, что расследование идет к концу, – буркнул Маркхэм.
   – Очень хорошо, – проворчал врач, наклонился над трупом и, разогнув ему пальцы, высвободил и бросил на стол револьвер. – Для вашей коллекции, сержант.
   Хэс тотчас взял оружие и засунул в карман.
   – Когда он умер, доктор?
   – В полночь или около того: чуть раньше или немного позже. Есть еще вопросы?
   – Это точно самоубийство?
   Лицо доктора приняло недовольное выражение.
   – Оружие зажато в руке покойного. На виске я обнаружил следы пороха. Положение тела вполне естественное. Какие могут быть основания сомневаться?
   – Мы согласны, доктор, – кивнул следователь. – Мы тоже считаем, что все признаки указывают на самоубийство.
   Хэс помог Доремусу переложить тело, и мы все пошли в гостиную, куда скоро явился и Арнессон. Ему вкратце объяснили суть дела.
   – Конечно, все уравнение нарушилось, – посетовал он. – Но вот чего я не могу понять: почему Парди выбрал нашу стрелковую комнату? У него и в своем доме достаточно места.
   – В стрелковой комнате имелось подходящее оружие, – предположил Вэнс. – Вот, кстати, сержант Хэс желал бы, чтобы мисс Диллард удостоверила подлинность револьвера. Такова формальность.
   – Ладно. А где он?
   Хэс подал математику револьвер, и Арнессон направился к двери, но Вэнс с порога окликнул его:
   – Погодите секунду! Спросите у мисс Диллард: в стрелковой комнате были карты?
   Через несколько минут Арнессон вернулся и сообщил, что револьвер именно тот, который лежал в ящике для инструментов; в стрелковой комнате в ящике стола всегда лежали карты, и Парди знал об этом.
   Вскоре появился доктор и подтвердил свое заключение: мистер Парди застрелился.
   Маркхэм кивнул с нескрываемым удовлетворением:
   – У нас нет причин не доверять вашей экспертизе. Наконец-то эта смертельная оргия, эта череда зловещих убийств подходит к завершению.

   Вечером Вэнс, Маркхэм и я сидели в длинном зале клуба; в газеты были отправлены сообщения о самоубийстве Парди и предположения о том, что «Дело Епископа» заканчивается. Весь день Вэнс помалкивал, а теперь высказал свое мнение:
   – Слишком просто, Маркхэм, дружище, слишком просто. Все логично, но неубедительно. Трудно представить, чтобы Епископ закончил свои дьявольские шутки таким банальным образом. Я, признаться, разочарован.
   – Может, его воображение уже исчерпалось? Он и так изощренно убил троих и стал причиной смерти миссис Друккер. Пьеса окончена, и надо опускать занавес. Поражение и разочарование не раз являлись причиной самоубийств – это знают все криминалисты.
   – Правильно. Самоубийство Парди поддается разумному обоснованию, но мы так и не знаем, чем мотивированы предыдущие убийства.
   – Парди был влюблен в мисс Диллард, – возразил Маркхэм, – и, вероятно, знал, что Робин претендует на ее руку и сердце. Не исключаю, что к Друккеру шахматист тоже испытывал ревность.
   Вэнс нахмурился:
   – Нет, я убежден, что все преступления – следствие одного импульса, они совершены под влиянием одной страсти.
   Маркхэм нетерпеливо заерзал на стуле:
   – Если даже самоубийство Парди и не связано с теми убийствами, то, во всяком случае, мы дошли до мертвой точки и буквально, и фигурально.
   – Да-да. До мертвой точки. Но подожди спорить. Смерть Парди однозначно связана с убийствами Робина, Спригга и Друккера. Слишком тесно связана, поверь мне.
   Маркхэм испытующе посмотрел на Вэнса:
   – Выходит, ты сомневаешься, что Парди совершил самоубийство?
   Вэнс помолчал, что-то обдумывая, затем произнес:
   – Мне хочется знать, почему карточный дом моментально развалился, когда я слегка облокотился о стол, но, тем не менее, дом уцелел, когда голова Парди упала на столешницу, после того как бедняга выстрелил в себя.
   – Так что из этого? – заартачился Маркхэм. – Первый же толчок разъединил карты. Нет, стоп, – добавил он, прищурившись: – Ты считаешь, что карточный дом построили после смерти Парди?
   – Я не тороплюсь с выводами, дорогой друг, а просто даю волю своему юношескому любопытству, – добродушно улыбнулся Вэнс.

Глава XXIII
Поразительное открытие

//-- Понедельник, 25 апреля, 8 часов 30 минут пополудни --//
   Прошло восемь дней. Друккеров похоронили. Печальная церемония состоялась в доме на 76-й улице в присутствии профессора Дилларда, Белл, Арнессона и коллег из университета, пришедших отдать ученому, работами которого они восхищались, последний долг.
   Вэнс и я тоже присутствовали на траурном мероприятии и видели, как какая-то маленькая девочка принесла пучочек весенних цветов, которые она собрала сама, и попросила Арнессона передать их Горбуну.
   – Я сейчас же отнесу их ему, Медлин. Горбун благодарит тебя за память. – Когда гувернантка увела девочку, он пояснил нам: – Это любимица Адольфа. Чудак, он никогда не ходил в театр, ненавидел путешествовать. Единственным его отдыхом и развлечением было общение с детьми.
   Я упоминаю об этом эпизоде, несмотря на его кажущуюся незначительность, потому что именно он дал недостающее звено в цепи улик, которое не оставило места для сомнений в «Деле Епископа».
   Смерть Парди создала беспрецедентное положение в ряду преступлений Епископа. Но никаких доказательств причастности покойного шахматиста к убийствам Робина, Спригга и Друккера у нас не было. В официальном заключении следователя указывалось лишь на возможность виновности Парди. Однако с этого момента клубок начал стремительно раскручиваться. На следующий день после смерти Парди освободили Сперлинга, а Департамент полиции, несмотря на возражения Вэнса, снял с дома Диллардов охрану.
   В течение недели после смерти Парди Вэнс был сам не свой: он выглядел рассеянным, его что-то тревожило, и он как будто чего-то ожидал. В нем чувствовалась некая настороженность, почти страх.
   В пятницу после похорон Друккера Вэнс зашел к Арнессону, и они отправились на спектакль – в тот день давали «Привидения» Ибсена. Я, признаться, немало удивился, поскольку точно знал, что Вэнс терпеть не может этой пьесы. Белл Диллард в то время в городе не было: она на целый месяц уехала к родным, потому что страхи и переживания стали не лучшим образом сказываться на ее здоровье и ей потребовалась срочная перемена места. Арнессон грустил в отсутствие «сестрички» и по секрету сказал Вэнсу, что в июне они с Белл собираются обвенчаться. От Сигурда Вэнс услышал также новость о завещании миссис Друккер: пожилая дама оказалась даже слишком предусмотрительной. В случае смерти ее сына все имущество Друккеров отходило Диллардам – профессору и Белл. Узнав о последней воле леди Мэй, Вэнс пришел в изумление и сделался еще задумчивее.
   Начало конца этой истории относится к 25 апреля. Мы обедали втроем в клубе. Маркхэм так волновался, что с трудом держал себя в руках. Едва мы уселись в клубной гостиной, он сообщил нам о телефонном разговоре с профессором Диллардом.
   – Он настоятельно просил меня явиться к нему сегодня вечером. Сказал, что Арнессон на весь вечер уйдет из дому и что второй такой благоприятный случай представится, быть может, тогда, когда уже будет поздно.
   Вэнс с интересом выслушал и понимающе покачал головой:
   – Вот что. Нам надо пойти к Дилларду вместе. Я ждал подобного приглашения. Почему – объясню потом. Надеюсь, на этот раз мы найдем ключ к истине.
   – К какой истине? – с недоумением уставился на него Маркхэм. – Виновности Парди?
   В половине девятого мы позвонили у дверей профессорского дома, и Пайн тотчас же проводил нас в библиотеку. Профессор держался с плохо скрываемой нервозностью.
   – Спасибо, что пришли, – произнес он, не вставая из кресла. – Садитесь. У меня есть время, и мне нужно поторопиться им воспользоваться, хотя все это очень затруднительно…
   Мы сели в ожидании.
   – Не знаю, как и приступить к разговору, потому что речь пойдет не о фактах, а о чем-то невидимом, хотя и сознаваемом. Я считаю правильным обсудить с вами свои соображения в отсутствие Арнессона. Он ушел в театр, сегодня идут «Претенденты на корону» Ибсена – это любимая пьеса Сигурда, – вот я и решил позвать вас сюда.
   – Каковы же ваши соображения? – спросил Маркхэм.
   – Ничего определенного. Я подчеркиваю: они весьма смутны, и, тем не менее, они овладели мной, причем настолько, что я счел за лучшее на некоторое время удалить Белл. Меня мучают сомнения…
   – Сомнения? – Маркхэм весь подался вперед и обратился в слух. – Так-так. Какие сомнения?
   – Позвольте мне ответить вам вопросом на вопрос: в глубине души вы совершенно убеждены, что в ситуации с Парди все обстоит согласно общепринятому мнению?
   – Вы имеете в виду подлинность его самоубийства?
   – Именно, а также версию о его виновности в убийствах.
   Маркхэм задумался и вкрадчиво спросил:
   – Чем вы не удовлетворены, мистер Диллард?
   – Мне трудно объяснить вот так с ходу, – уклончиво произнес профессор. – К тому же вы не имеете права допрашивать меня. Я просто хотел удостовериться, что власти, имея необходимые данные, убедились, что это ужасное дело – закрытая книга, прочтенная от корки до корки. Если бы я знал, что это так, то наверняка поборол бы предчувствия, терзавшие меня день и ночь всю эту неделю. Я и в самом деле не удовлетворен, – вдруг заявил профессор, и его глаза приняли печальное выражение, а голова склонилась как будто под тяжестью, и он глубоко вздохнул. – Самая трудная вещь в мире, – продолжал он, – это понять, в чем заключается твой долг; долг – это ведь механизм ума, а сердце часто издевается над его заключениями. Вероятно, я поступил неправильно, пригласив вас сюда, поскольку способен говорить лишь о неясных подозрениях и туманных идеях. Но все-таки ведь существуют какие-то глубоко скрытые основания для моего беспокойства? Те, о которых я и не подозревал. Вы понимаете, что я пытаюсь выразить?
   Как ни расплывчаты были его рассуждения, не оставалось сомнений: чей-то образ неясно вырисовывался в глубине его сознания.
   Маркхэм сочувственно кивнул.
   – Нет причин подвергать сомнению заключение врача, – сказал он принужденно-деловым тоном. – Я понимаю, что все эти трагедии создали атмосферу, способствующую недоверию и опаскам. Но я полагаю, что у вас не должно быть дурных предчувствий.
   – От души надеюсь, что вы правы, – тихо промолвил профессор, но видно было, что он страдает от каких-то внутренних противоречий.
   Во время этой беседы Вэнс безмолвно курил, но слушал чрезвычайно внимательно, а в конце осторожно спросил:
   – Профессор, не могли бы вы хоть намекнуть на то неопределенное, что мешает вашему спокойствию и лишает вас прежней уверенности в себе?
   – Нет, ничего такого, – последовал быстрый ответ. – Я только проверяю все варианты. Строгая логика хороша для принципов, которые не касаются человека лично. Но когда дело доходит до собственной безопасности, наш ум требует осязаемых доказательств.
   Маркхэм больше не видел смысла продолжать этот беспредметный разговор, тем более что в ощущения и смутные тревоги он не верил, поэтому стал прощаться, но профессор вдруг сам попросил его задержаться еще на несколько минут.
   – Скоро вернется Сигурд. Он будет рад повидаться с вами. А знаете, мистер Вэнс, Сигурд рассказывал мне, что вы вместе ходили на «Привидения». Вам тоже нравится Ибсен? Я и понятия не имел, что вы увлекаетесь этим автором.
   Я заметил, что Вэнсу стало неловко, но в его голосе я не уловил и намека на смущение.
   – Я много читал Ибсена; несомненно, он гениален, но я не нахожу в его творчестве ни красоты формы, ни философской глубины, свойственных, например, «Фаусту» Гете.
   – Понятно, – разочарованно произнес профессор. – Я вижу, у вас и Сигурда есть определенные расхождения во взглядах и вкусах.

   Через несколько минут мы уже шли по улице, вдыхая свежий апрельский воздух.
   – Заметь, Маркхэм, – лукаво сказал Вэнс, – что профессора нисколько не успокоили твои заверения. Он сидел как на иголках.
   – Его нервозность вполне понятна. Ведь все эти убийства коснулись его дома, соседей, знакомых – в общем, близких ему людей.
   – Нет, это не объяснение. Он что-то знает, а открыться нам не хочет или боится.
   – Не думаю, что ты прав.
   – Маркхэм, старина, опять ты споришь? Ведь ты же слышал его сбивчивый рассказ. Диллард – крупный ученый, светило науки, а не мог связать слово со словом. Мямлил, как косноязычный обыватель. Причина ясна: он волновался, почти дрожал от страха и рассчитывал, что мы сами обо всем догадаемся. Да! Именно поэтому он и позвал нас, пока Арнессона нет дома. – Вэнс вдруг замолчал и хлопнул себя по лбу: – Боже мой! Так вот почему он завел речь об Ибсене! Выходит, я свалял дурака. – Вэнс уставился на Маркхэма. – Я, кажется, нашел истину, – тихо и проникновенно произнес он. – И решением задачи мы обязаны не самим себе, сыщикам, не полиции, а норвежскому драматургу, умершему двадцать лет назад. У Ибсена ключ к этой тайне…
   – С тобой все в порядке? Может, поедешь домой и полежишь? Ты очень утомился, твой мозг должен отдохнуть, – с опаской за здоровье друга посоветовал Маркхэм, но Вэнс лишь отмахнулся и вызвал машину.
   – Я не сошел с ума, если ты на это намекаешь. Сейчас приедем ко мне, и я тебе кое-что покажу. Невероятно страшная действительность. Я сразу понял, что потенциальных виновников трое, – заявил Вэнс. – Психологически любой из этих троих способен на убийство, так как эмоциональные порывы, которым был подвержен каждый из них, могли нарушить их умственное равновесие. Одним из подозреваемых являлся Друккер, но его убили; остались двое других. Парди, вроде бы, совершил самоубийство, но мне понятно, почему его смерть до сих пор воспринимается как доказательство его причастности к преступлениям. Однако смерть Парди, по-моему, не завершает цепочку событий, и доказательство тому – карточный дом. Беру на себя смелость утверждать, что Парди ни в чем не виноват и не убивал себя. Я убежден, что настоящий убийца потешается над нашим легковерием. Мы и вправду ведем себя как наивные мальчишки, хуже студентов.
   – Какие же рассуждения довели тебя до таких фантастических выводов? – съязвил Маркхэм.
   – Дело не в рассуждениях. Я нашел убедительное объяснение всем этим преступлениям и докопался до смысла подписи «Епископ».
   Маркхэм был так шокирован, что всю оставшуюся дорогу угрюмо молчал. Вэнс, напротив, находился на подъеме и, когда мы приехали к нему, повел нас прямо в библиотеку и снял с полки второй том полного собрания сочинений Ибсена. Найдя «Претендентов на корону», он открыл страницу, на которой был перечень действующих лиц; среди них значилось имя: Николай Арнессон, епископ в Христиании.
   Зачарованный, я не мог отвести глаз от этой строчки, а потом вспомнил: епископ Арнессон – один из самых ужасных злодеев во всемирной литературе, циничное, над всеми издевающееся чудовище, коверкающее все жизненные ценности, обращая их в гнусное шутовство.

Глава XXIV
Последний акт

//-- Вторник, 26 апреля, 9 часов --//
   Одновременно с этим потрясающим открытием «Дело Епископа» вступило в последнюю и самую страшную фазу. Хэса известили о догадке Вэнса, и на другой день рано утром мы планировали собраться у следователя для стратегического совета. Вэнс и я пришли на несколько минут позже девяти. Свэкер встретил нас и попросил подождать в приемной, так как Маркхэм был занят. Едва мы уселись, появился Хэс, хмурый и недовольный.
   – Я передам это дело вам, мистер Вэнс, – запальчиво объявил он. – Мы не вправе арестовать человека только потому, что его фамилия напечатана в какой-то книжке. Других оснований у нас нет.
   – Не торопитесь, мы поищем какой-нибудь выход, – возразил Вэнс. – По крайней мере, мы теперь точно знаем, в каком направлении искать.
   Через десять минут Свэкер сообщил нам, что Маркхэм освободился.
   – Простите, что заставил вас ждать, – извинился он. – Новая беда, и опять в той же части Риверсайдского парка, где погиб Друккер. Вчера с детской площадки исчезла девочка, и нашлись те, кто видел, что незадолго до инцидента она разговаривала с неизвестным мужчиной. Но этим делом будем заниматься не мы, а наши сослуживцы из другого бюро. Это их специализация – разыскивать пропавших людей. Так я и объяснил отцу ребенка. Ну что, приступим к нашему делу. Или у тебя какие-то вопросы, Вэнс?
   – Да, мне важны подробности исчезновения девочки, – упрямо сказал Вэнс. – Эта часть парка обладает особой притягательной силой, по крайней мере для меня.
   – Ну ладно, – согласился Маркхэм. – Девочку зовут Медлин Маффет, ей пять лет, вчера около половины шестого она играла с детьми в парке. Несмотря на запрет гувернантки, взобралась на высокий вал у стены. Гувернантка пошла за ней, думая, что Медлин спустилась на другую сторону, но ее нигде не оказалось. Опросили детей. Двое или трое из них признались, что видели, как Медлин беседовала с каким-то «дядей», а потом пропала.
   – Медлин, – задумчиво повторил Вэнс. – Слушай, Маркхэм, это же та самая девочка, которая знала Друккера?
   – Да, – кивнул следователь. – Отец сказал, что она часто ходила к мистеру Друккеру в гости.
   – Я ее видел. Очаровательное создание. Вспомни: когда хоронили Друккера, она принесла пучочек весенних цветов. Выходит, теперь она исчезла?
   – Что у тебя на уме? – раздраженно выпалил Маркхэм. – Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать детские шалости. Найдется девочка, куда она денется! Мы не можем закрыть «Дело Епископа» – вот что главное!
   Вэнс повернул голову, и я увидел на его лице выражение неописуемого ужаса. Он нервно зашагал по комнате взад-вперед.
   – Да-да, – забормотал он, – именно так, и время подходящее, и все остальное… – Он обернулся и схватил Маркхэма за рукав. – Поедем скорее! Нельзя терять ни минуты. Я боялся этого всю неделю.
   Маркхэм высвободил руку.
   – Я и шагу не сделаю, пока ты не возьмешь себя в руки и толком не объяснишь, что происходит.
   – Клянусь тебе, это последний акт драмы. – В глазах Вэнса загорелось нечто такое, чего я раньше никогда не видел. – Он называется «Маленькая мисс Маффет». Имя у нее, правда, несколько иное, но это несущественная деталь. Для злодейских выходок Епископа оно вполне сойдет.
   Через пару минут мы мчались в автомобиле следователя.
   – Даже если я ошибаюсь, – твердил Вэнс, – мы все-таки должны рискнуть. Злодей ведь убежден, что мы еще ничего не знаем, и это наш единственный шанс…
   Едва автомобиль затормозил у подъезда дома Дилларда, Вэнс выскочил первым и бросился по ступенькам. Пайн открыл парадную дверь.
   – Где мистер Арнессон? – спросил Вэнс.
   – В университете, сэр, – спокойно ответил дворецкий.
   – Тогда проводите нас к профессору.
   – Простите, сэр, но его тоже нет дома.
   – Вы здесь один?
   – Вот именно. Бидл пошла на рынок.
   – Тем лучше. Мы сейчас же произведем обыск. Ведите нас.
   Начали с подвального этажа. Каждый угол, каждый шкаф – все было внимательно осмотрено. Мы постепенно переходили с одного этажа на другой. Библиотеку и комнату Арнессона мы обшарили вдоль и поперек, но ничего не обнаружили. Случайно нам бросилась в глаза дверь на верхней лестничной площадке.
   – Куда она ведет? – быстро спросил Вэнс слугу.
   – На чердак, сэр. Но хозяева им не пользуются.
   – Заперта? Отоприте.
   Несколько мгновений Пайн мешкал, неловко перебирая ключи.
   – Не нахожу ключа, сэр, а мне казалось, что он был здесь…
   – Когда вы пользовались им в последний раз?
   – Не помню. Насколько я знаю, уже несколько лет никто не был на чердаке.
   Не медля ни минуты, мы выбили дверь. На чердаке стояла духота. Электричества не было, и нам пришлось сначала привыкнуть к темноте. Вэнс быстро осмотрелся, и на его лице выразилось разочарование. Еще раз оглядев помещение, он подошел к маленькому окошку в углу и заметил на полу старый чемодан. Наклонившись, он поднял крышку.
   – Все-таки я нашел для тебя, Маркхэм, кое-что интересное, – с удовлетворением произнес сыщик.
   Мы столпились вокруг. В чемодане стояла старая пишущая машинка. В нее был вправлен лист бумаги, а на нем отпечатаны две бледно-голубые строчки:

     Мисс Маффет, присев на кочке,
     Горбуну рвала цветочки…

   – Похоже, в этот раз нашему любителю поэзии кто-то помешал, – покачал головой Вэнс. – Видите, он не допечатал четверостишие.
   – А что это такое? – растерянно пробормотал Маркхэм.
   – Новая заметка Епископа в газеты, – пояснил Вэнс. – Ба! Да тут еще находка! – Он поднял со дна чемодана записную книжку в красном переплете и передал ее Маркхэму со словами: – Это вычисления Друккера для его последней книги.
   Мы со следователем потеряли дар речи, но Вэнс вовсе не ощущал себя победителем и никак не демонстрировал свое торжество, а продолжал внимательно осматривать чердак. Он подошел к старому туалетному столику у стены напротив окошка. Наклонившись, чтобы заглянуть за столик, Вэнс вдруг отпрянул и, подняв голову, несколько раз втянул носом воздух. В то же время он разглядел на полу какой-то предмет и отшвырнул его ногой на середину помещения. Мы увидели, что это противогаз, какой используют химики.
   – Отойдите! – крикнул Вэнс и, зажав нос и рот рукой, отодвинул стол.
   За ним показалась дверца шкафа, устроенного прямо в стенной нише. Вэнс быстро распахнул ее, посмотрел внутрь и тотчас захлопнул, но краем глаза я успел заметить, что на верхней полочке стояли бутыль на железной подставке, спиртовая лампа, прибор для сгущения газов, стеклянный бокал и два пузырька.
   – Уходим, больше тут нет ничего особенного, – огорченно вздохнул Вэнс.
   Мы вернулись в гостиную, а Хэс задержался у двери чердака.
   – Ты был прав, затеяв этот обыск, – серьезно произнес Маркхэм.
   – Да ладно, ничего существенного, – проворчал Вэнс себе под нос.
   – Вот как? – удивился Маркхэм. – Ты нашел потрясающую улику, дружище. Теперь я вправе арестовать Арнессона, когда это светило математики вернется из университета.
   – Конечно. Но я не думал ни об Арнессоне, ни об аресте. Я надеялся… – Он вдруг запнулся и побледнел. – Как бы нам не опоздать! Боже, я не просчитал все до конца! Надо обыскать дом Друккера. Быстро, быстро! Это крайне важно!
   Мы едва ли не кубарем скатились по лестнице, промчались через стрелковую комнату и вылетели на стрельбище. Как только мы оказались на границе участка Друккеров, Вэнс просунул руку в проволочную сетку в том месте, где она была разодрана, и отодвинул щеколду. Дверь кухни, к моему удивлению, была не заперта, но Вэнс, похоже, ожидал этого, потому что без малейшего колебания дернул ручку, и дверь отворилась.
   – Стойте! – крикнул он, когда мы ворвались в переднюю. – Нет нужды обшаривать весь дом. Самое подходящее место наверху, в каком-нибудь чулане.
   Мы побежали за Вэнсом на третий этаж. На верхней площадке было две двери: одна, массивная, – в самом конце, другая, поменьше, – посредине правой стены.
   Вэнс подскочил к маленькой двери. В замке торчал ключ. Повернув его, он распахнул дверь. Внутри царила полная темнота. Через мгновение Вэнс уже ползал на коленях во мраке.
   – Скорее! Дайте фонарь!
   Когда вспыхнул свет, мы увидели на полу девочку, которая приносила цветочки Горбуну. Казалось, ребенок не дышал. Вэнс приложил ухо к сердцу девочки, потом заботливо взял ее на руки.
   – Она жива. Идите в дом профессора и ждите меня там, – бросил он нам вдогонку, когда мы вышли из помещения.

Глава XXV
Занавес падает

//-- Вторник, 26 апреля, 11 часов --//
   Минут через двадцать Вэнс вернулся и застал нас в гостиной в доме Дилларда.
   – Серьезной опасности нет, – объявил он. – У девочки обморок от потрясения и страха.
   Маркхэм с восхищением посмотрел на друга:
   – Ты великолепен! Ты спас ее. Значит, ты верил, что она жива, и потому так торопился?
   – Да. Я был убежден, что она не умерла, ведь это противоречило бы стихотворению, строчки из которого мы с вами видели отпечатанными на машинке.
   – В моей голове никак не укладывается, что этот Епископ оставил дверь в дом Друккеров незапертой, – признался Маркхэм.
   – Видишь ли, заранее предполагалось, что мы отыщем девочку, – пояснил Вэнс. – Нам, вроде как, расчистили путь. Но по сюжету мы должны были найти бедняжку завтра, после того как в газетах появится заметка о «Маленькой мисс Маффет».
   – Почему же Епископ еще вчера не послал в газеты эту чертову бумажку?
   – Он наверняка хотел отправить ее вчера вечером, но, по моему мнению, решил, что сначала надо дать разгореться любопытству публики. Ведь на сей раз речь идет о ребенке, значит, – рассудил злодей, – люди будут особенно сильно переживать.
   Маркхэм посмотрел на часы, встал и решительно заявил:
   – Так, хватит о стихах, пора брать Арнессона. Какого дьявола его дожидаться? Чем скорее мы его арестуем, тем лучше.
   – Не торопись, Маркхэм, и помни: у тебя нет улик против этого человека.
   Маркхэм сжал кулаки и свирепо произнес:
   – Человека?! Да у меня руки чешутся остановить этого маньяка. Я еле сдерживаюсь!
   – Остановить маньяка надо, ты прав. – Вэнс опять нервно зашагал по комнате. – Может, нам удастся вырвать признание хитростью? Арнессон ведь понятия не имеет, что мы нашли девочку. Кроме того, я полагаюсь на помощь профессора.
   – Ты думаешь, Диллард знает больше того, что он нам сообщил?
   – Несомненно. Я тебе уже говорил об этом.
   – Ну, это неизвестно, – пессимистично добавил следователь, – хотя попытаться не помешает.
   В этот момент парадная дверь отворилась – в передней появился профессор. Он пристально посмотрел на нас, будто стараясь прочесть на наших лицах причину столь неожиданного визита. Наконец он спросил:
   – Вы обдумали то, о чем мы беседовали вчера вечером?
   – Не только обдумали, – ответил Маркхэм, – но мистер Вэнс даже выяснил, что именно вас так беспокоило. Он показал мне текст «Претендентов на корону».
   – Ах! – воскликнул старик то ли с горечью, то ли с облегчением. – Столько дней эта пьеса Ибсена не выходила у меня из головы! – Он со страхом покосился на нас: – Так что все это значит?
   – Это значит, сэр, что вы привели нас к истине, – заявил следователь, – и теперь мы ждем мистера Арнессона. Пока же разрешите поговорить с вами. В ваших силах нам помочь.
   – Я не думал, что стану орудием в деле осуждения близкого мне человека. – Проведя нас в библиотеку, он задержался у шкафа и налил в рюмки портвейн, потом, точно извиняясь, поглядел на Маркхэма: – Простите, я слишком рассеян. – Он выдвинул шахматный столик и поставил на него рюмки. – Расскажите мне все как есть, – попросил он, – не щадите меня.
   Вэнс сочувственно посмотрел на старика и тихо произнес:
   – Мы нашли пишущую машинку, на которой Епископ печатал свои заметки. Она лежала в старом чемодане на чердаке.
   Странно, но профессор не выказал никаких признаков удивления:
   – Вы убеждены, что это действительно та самая?
   – Вне всякого сомнения. Вчера маленькая девочка по имени Медлин Маффет исчезла с детской площадки в Риверсайдском парке. В машинку был вправлен лист бумаги, и на нем отпечатано:

     Мисс Маффет, присев на кочке,
     Горбуну рвала цветочки…

   Голова профессора сникла на грудь:
   – Еще одно безумное зверство. Если бы я не затянул своего сообщения до вчерашнего дня…
   – Не терзайте себя, профессор. На этот раз Бог отвел беду. Мы вовремя нашли девочку, и сейчас она вне опасности.
   – Ах! Господи!
   – Она была на верхнем этаже дома Друккеров. Мы предвидели этот факт или что-то подобное, поэтому обыскали и ваш чердак, и чулан ваших соседей.
   Повисло тяжелое молчание, после чего Диллард спросил:
   – Что еще вы обнаружили?
   – Красную записную книжку Друккера с вычислениями для его последней книги. Она была украдена в день его смерти. Мы нашли ее на чердаке вместе с пишущей машинкой.
   – Он унизился даже до этого! – Это был не вопрос, а возмущенное восклицание. – Вы уже сделали выводы? Может, если бы мои вчерашние намеки не посеяли семена подозрения…
   – У нас, сыщиков, нет никаких сомнений, – сухо подчеркнул Вэнс. – Мистер Маркхэм арестует Арнессона, как только тот вернется из университета. Но, по правде сказать, сэр, в деле маловато улик, и мой коллега даже сомневается, поддержат ли его судебные органы. Закон обязывает нас к точности. – Вэнс закурил и постарался говорить веско, но спокойно: – Если бы Арнессон убедился, что у нас имеется против него несомненная улика, он мог бы совершить самоубийство. Чем не выход из положения?
   Профессор кивнул и только открыл рот, чтобы что-то добавить, как парадная дверь отворилась. На пороге стоял Сигурд Арнессон.
   – Опять совещание? – Он вопросительно посмотрел на нас. – Разве самоубийство Парди не положило конец делу?
   Вэнс взглянул ему прямо в глаза и без всяких предисловий заявил:
   – Мы нашли «Маленькую мисс Маффет», мистер Арнессон.
   Математик с веселой иронией вскинул брови:
   – Это какая-то шарада? Что я должен ответить?
   – Мы обнаружили ее в чулане дома Друккеров, – добавил Вэнс ровным бесцветным голосом.
   Сначала ученый нахмурился, потом его губы медленно расплылись в улыбке.
   – Ужасно деятельный народ эти полицейские, – проворчал он. – Какой же следующий ход?
   – Мы отыскали также пишущую машинку, – продолжал Вэнс, не меняя тона и словно не замечая реплик Арнессона, – и красную книжку Друккера.
   – В самом деле? Где же хранились эти сказочные предметы?
   – На чердаке в этом доме.
   – Я не уверен, – презрительно усмехнулся Арнессон, – что у вас имеются неопровержимые улики против кого бы то ни было. Пишущей машинкой в наше время пользуются все кому не лень. И откуда нам знать, как записная книжка Друккера попала на наш чердак?
   – Есть еще одна улика, о которой я не упомянул, – заявил Вэнс. – Маленькая мисс Маффет жива и наверняка опознает «дядю», который привел ее в дом мистера Друккера и бросил в чулан.
   Арнессон долго молчал, потом спросил:
   – А если вы все-таки ошибаетесь?
   – Нет, мистер Арнессон, я определенно знаю виновного, – жестко отреагировал Вэнс.
   – Вы меня пугаете. Будь я Епископом, мне пришлось бы признать свое поражение. Совершенно ясно одно: в полночь Епископ принес к дверям комнаты миссис Друккер шахматную фигуру, а мы с Белл вернулись домой в половине первого.
   – Это ваша версия. Не желаете сказать правду: который был час на самом деле?
   – Я говорю чистую правду: половина первого.
   Вэнс вздохнул и задал следующий вопрос:
   – А вы хороший химик, мистер Арнессон?
   – Один из лучших, – усмехнулся тот. – Я награжден именной премией.
   – Когда я обыскивал сегодня утром чердак, то нашел маленький потайной шкафчик в стене.
   – Ну и что?
   – А то, что в нем кто-то выделял циан из железосинеродистого калия.
   – Вот так чердак у нас дома! Настоящая сокровищница! Обиталище бога Локи.
   – Да, – серьезно подтвердил Вэнс, – я бы выразился точнее: пещера Злого Духа.
   Во время этого мрачного диалога профессор сидел, прикрыв глаза рукой, как будто от боли. Наконец он со скорбным лицом взглянул на человека, которого столько лет считал своим сыном.
   – Многие великие люди, Сигурд, оправдывали самоубийство, – тяжело вздохнул старик. – Никто не знает, что творится в сердце человека в его последний темный час.
   Я наблюдал всю сцену и пришел к заключению, что профессор вовсе не стремился поскорее посадить Арнессона в тюрьму. Я заметил также, что за его внешним спокойствием скрывается чрезвычайное напряжение.
   Развязка не заставила себя долго ждать. После реплики профессора повисло молчание, которое нарушил Арнессон:
   – Вы утверждаете, мистер Вэнс, будто вам известно, кто такой Епископ. Если это правда, так зачем лишние пересуды?
   – Нам некуда торопиться, – небрежно бросил Вэнс. – И потом, я надеюсь связать кое-какие концы с концами: удовлетворить судей нелегко. Но какой чудесный портвейн!
   Арнессон посмотрел на рюмки и обиженно повернулся к профессору:
   – С каких пор я стал трезвенником, сэр?
   – Извини, Сигурд. Мне не пришло в голову… ты ведь никогда не пьешь по утрам.
   Старик подошел к шкафу и, налив еще одну рюмку, нетвердой рукой поставил ее перед Арнессоном. Не успел он сесть, как Вэнс издал возглас удивления:
   – Честное слово! Раньше я этого никогда не замечал. Поразительно!
   Его восклицание было так неожиданно и движение столь порывисто, что в этой напряженной атмосфере все разом обернулись и посмотрели в ту сторону, куда был устремлен его взгляд.
   – Рельеф Челлини! – вскричал он. – Нимфа Фонтенбло! Мне сказали, что ее уничтожили в семнадцатом веке. Я видел пару к ней в Лувре…
   Профессор исподлобья посмотрел на сыщика. На лице Дилларда был написан страх.
   – Вы выбрали странное время, сэр, для выражения восторгов произведениями искусства, – сухо обронил он.
   Как будто желая скрыть свое замешательство, Вэнс поднес рюмку к губам. Нам всем было не по себе, нервы были натянуты, как струны, и мы, машинально повторяя жест Вэнса, тоже подняли свои рюмки.
   Вдруг Вэнс встал, направился к окну и повернулся к комнате спиной. Почти в тот же миг край стола с силой ударил меня в бок, от неожиданности я потерял равновесие и выронил рюмку – раздался звон разбитого стекла. Я тотчас принял прежнее положение и с ужасом увидел напротив себя неподвижное, в упор смотрящее на меня лицо профессора. Его руки судорожно вцепились в ворот халата. Мы все застыли, точно парализованные.
   – Боже милосердный! – воскликнул Арнессон.
   – Вызовите быстрее доктора, – приказал Маркхэм.
   В ту же минуту грузное тело профессора рухнуло на пол. Вэнс медленно отошел от окна и сел в кресло.
   – Его не спасешь, это бесполезно, – устало вздохнул он. – Профессор подготовил себе быструю безболезненную смерть с помощью цианистого калия. «Дело Епископа» завершено.
   Маркхэм уставился на Вэнса, ничего не понимая.
   – Я заподозрил его со дня смерти Парди, – объяснил Вэнс. – Но до вчерашнего дня, когда Диллард вдруг начал перекладывать преступления на мистера Арнессона, уверенности у меня не было.
   – Что? На меня?! – опешил Арнессон.
   – Увы, это так, – подтвердил Вэнс. – Вам предстояло расплачиваться за него. Именно вас выбрали жертвой. Диллард всеми путями внушал нам, что вы виновны в убийствах.
   Арнессон нахмурился и помрачнел, но мне показалось, что он не слишком удивился.
   – Я знал, что профессор меня ненавидел, – начал он. – Он ревновал меня к Белл. Кроме того, он стал слабеть умом, что я заметил несколько месяцев назад. Выходит, он пытался отправить меня на электрический стул?
   – Конечно, такая опасность вам не угрожала, – ободряюще прибавил Вэнс. – Извините меня за то, как я держался с вами в предыдущие полчаса. Это была тактика, понимаете? Я заставил старика поторопиться.
   – Не надо извинений, мистер Вэнс, – кисло улыбнулся Арнессон. – Я ведь догадывался, что вы метите не в меня. Когда вы набросились на меня с обвинениями, я постарался подыгрывать вам в том же тоне. Одного не понимаю: почему он отравился цианистым калием, если думал, что вы подозреваете меня?
   – Этого мы никогда не узнаем, – ответил Вэнс. – Вероятно, он боялся, что девочка опознает его, или он догадался, что мы открыли его карты. А может, он вдруг почувствовал отвращение при мысли, что уготовил вам такую страшную участь. Он ведь сам признался: никто не знает, что творится в сердце человека в его последний темный час.

Глава XXVI
Разъяснения Вэнса

//-- Вторник, 26 апреля, 4 часа пополудни --//
   Когда мы покидали дом Дилларда, я был уверен, что «Дело Епископа» окончено. Но открылся еще один факт – самый изумительный из всех, что мы выяснили за этот день.
   После ленча к следователю зашел сержант Хэс, и Вэнс в присутствии обоих снова детально разобрал «Дело Епископа», разъяснив наиболее сложные ситуации.
   – Арнессон отчасти указал на мотивы этих безумных преступлений, – начал сыщик. – Диллард понимал, что его место в научном мире скоро займет молодой талантливый соперник. Ум профессора уже утратил прежнюю силу и остроту. Только благодаря приемному сыну он смог завершить свою книгу о строении атома. Интеллектуальная зависть усиливалась ревностью. Профессор любил Белл и, поскольку был человеком одиноким, все чувства отдавал исключительно племяннице.
   – Мотив понятен, – сказал Маркхэм, – но он не объясняет убийств.
   – Мотив этот пагубно повлиял на болезненную психику Дилларда, – продолжал Вэнс. – Размышляя, как погубить Арнессона, профессор придумал дьявольскую вакханалию с Епископом. Эти убийства выпустили на волю его затаенную злобу, пагубную энергию. Таким способом он избавлялся от своей подавленности, и ему становилось легче.
   – Но почему все так сложно? – удивился Маркхэм. – Он ведь просто-напросто мог убить Арнессона и решить все свои проблемы.
   – Ты не учитываешь его психологию. Ум профессора от постоянного напряжения стал разрушаться. Природа потребовала разрядки. Постепенно усиливавшаяся ненависть к Арнессону довела давление до взрыва. В итоге два импульса объединились. Совершая убийства, Диллард ослаблял внутреннее напряжение и давал выход своей злобе против Арнессона, потому что он изначально вынашивал план возложить кару за свои чудовищные преступления на приемного сына. Но в этом адском плане был досадный изъян, а профессор его не заметил. Прибегнув к психологическому анализу, я с самого начала следствия предположил, что преступник – математик. Один лишь Арнессон оставался вне моих подозрений, поскольку он в любых ситуациях сохранял психическое равновесие.
   – Что же, разумно, – согласился Маркхэм. – Но как у Дилларда зародилась в голове фантастическая идея о серии убийств?
   – Стихи про смерть Кок-Робина профессор, очевидно, вспомнил под влиянием Арнессона. Сигурд ведь говорил нам, что в шутку советовал Робину остерегаться стрелы Сперлинга. Профессор случайно услышал эти слова, нашел и перечитал стихотворение, воспринял его буквально – и в его больном мозгу зародилась мысль об удачной инсценировке преступления. Когда он увидел, что Сперлинг переходит через улицу, то понял: Робин остался в стрелковой комнате совершенно один. Диллард спустился, завел с молодым человеком разговор, потом внезапно ударил его по голове, воткнул ему в сердце стрелу и вытащил тело на стрельбище. После этого злодей вытер кровь, уничтожил тряпку, бросил в почтовый ящик записку, в которой намекал на то, что убийца – Сперлинг, вернулся в библиотеку и позвонил тебе по телефону.
   – Интересный сюжет, – вмешался Хэс, – а как вы догадались, что Робин убит не стрелой из лука? Ведь стрела торчала у него из сердца?
   – Я рассмотрел конец стрелы, заметил выемку – она была деформирована – и понял, что стрела вбита в сердце Робина молотком. Поскольку «шутка» Епископа удалась, он больше ни о чем не беспокоился.
   – Ну а Спригга зачем было убивать?
   – С этого момента проснулся злодейский азарт. Дилларду понравилось убийство по сценарию – дерзко и нетривиально, и он, видимо, перечитал другие стихи с печальным концом. Иными словами, он стал целенаправленно подбирать материал для следующего преступления по аналогии с предыдущим. Так он наткнулся на стихотворение о человечке с ружьецом, где фигурировала фамилия Спригг. О привычке настоящего Спригга гулять по утрам в парке Епископ знал от Арнессона, а может, и от самого студента – Спригг ведь бывал в профессорском доме.
   – Но под телом нашли клочок бумаги с формулой Римана. Какую роль она играет?
   – Это тоже объяснимо. Профессор слышал, как Арнессон обсуждал формулу со своим учеником Сприггом, и подложил ее под труп, чтобы привлечь внимание полиции к своему приемному сыну. Теперь мы подходим вплотную к ночному визиту Епископа в дом Друккера. До Дилларда донеслась новость, что миссис Друккер вскрикнула в момент его первого преступления. Он боялся, что леди Мэй видела в окно, как он вытаскивал тело Робина на стрельбище. Чтобы запугать старушку, он подбросил ей под дверь черного епископа.
   – Какой ужас! – вскричал Хэс. – Значит, и беднягу Парди Диллард заранее решил впутать в свои злодейства?
   – О нет. Эта идея пришла в его безумную голову лишь тогда, когда анализ шахматной партии Рубинштейна и Парди, сделанный Арнессоном, выявил тот факт, что епископ уже давно является своего рода Немезидой Парди. Что же касается убийства Адольфа Друккера, тут сама несчастная леди Мэй помогла Дилларду разработать сценарий. Как всем одиноким старушкам, ей нужен был собеседник, и она отводила душу в болтовне с мисс Диллард о своих воображаемых страхах, а ничего не подозревавшая девушка делилась за обедом этими сведениями и с Сигурдом, и с дядей – в итоге план Епископа обрел законченную форму. После обеда он отправился на чердак и отпечатал на машинке записку про Горбуна. Вечером он предложил Друккеру прогуляться, зная, что Парди долго не просидит с Арнессоном. Когда профессор увидел Парди на верхней дорожке, то понял, что Сигурд остался один. Едва Парди отошел от них, он ударил Друккера, столкнул его с высокой стены, сию же минуту выбрался на Риверсайдскую аллею, перешел 76-ю улицу и по той же дороге направился к дому Друккеров.
   – Чего моя голова не переваривает, – пожаловался Хэс, – так это – почему Диллард убил Парди.
   – Инсценированное самоубийство – самая дерзкая выходка профессора. В ней и ирония, и презрение, но она преследовала ту же цель – погубить Арнессона. Ведь тем фактом, что на сцене появился подозреваемый, ослаблялась наша бдительность. Однако это проявление свирепого шутовства еще не являлось финалом – им должен был стать эпизод с «Маленькой мисс Маффет». Вот настоящая развязка! Диллард искусно рассчитал все, чтобы обратить громы небесные на Арнессона. Потом он заманил девочку в пустующий дом Друккеров и бросил ее там, а бедняжка от страха потеряла сознание.
   Маркхэм молчаливо курил.
   – Ты говорил, что убедился в виновности Дилларда вчера вечером, когда вспомнил про епископа Арнессона, героя Ибсена…
   – Да, это действительно послужило толчком. В ту минуту я отчетливо понял, что цель профессора – взвалить все убийства на Арнессона, и подпись под своими мерзкими посланиями Диллард выбрал далеко не случайно.
   – Послушайте, мистер Вэнс, – неожиданно спросил Хэс, – почему, когда вы указали на рельеф на камине, а мы все инстинктивно посмотрели в ту сторону, вы мгновенно переменили рюмки Арнессона и профессора?
   Вэнс глубоко вздохнул и поник головой.
   – Пока я вел допрос, то притворялся, что согласен с профессором и подозреваю Арнессона. Сегодня утром я нарочно указал Дилларду на то, что у нас мало улик, и даже если мы арестуем Арнессона, нам вряд ли удастся добиться официального обвинения. Я знал, что при сложившихся обстоятельствах профессор вынужденно начнет действовать. Так оно и вышло. Наливая Сигурду рюмку портвейна, Диллард подсыпал туда цианистого калия, что не ускользнуло от моего внимания.
   – Но ведь это убийство! – с негодованием воскликнул Маркхэм.
   – Разумеется, – грустно усмехнулся Вэнс. – Конечно, убийство. Что же, я, может быть, арестован?

   Самоубийство профессора Дилларда, злого гения Нью-Йорка, положило конец «Делу Епископа». На следующий год Сигурд Арнессон и Белл Диллард тихо обвенчались и уплыли в Норвегию, где и поселились навсегда. Старого диллардовского дома на 75-й улице уже нет, а на его месте стоит современное многоквартирное здание, на фасаде которого красуются два громадных терракотовых медальона, очень похожих на мишени для стрельбы из лука. Хотелось бы знать, умышленно ли выбрал архитектор эти украшения?

Дело о Драконе-убийце
Роман

Глава 1
Трагедия

   То жаркое лето в Нью-Йорке навсегда останется в моей памяти в связи со зловещим преступлением, известным как «Дело о драконе-убийце». Мой друг и компаньон Фило Вэнс собирался в августе на рыбалку в Норвегию, но убийства на 75-й Западной улице помешали ему уехать. Зато его страсть к разгадке разного рода головоломок была вполне удовлетворена. Вообще, по-моему, расследовать преступления нравилось Вэнсу больше всего в жизни, поскольку криминалистика давала ему возможность изучать человеческие характеры и психические состояния, а это Вэнс обожал.
   «Дело о драконе-убийце» было очень загадочным и, на первый взгляд, выходило за рамки научных знаний, соприкасаясь с мифологией, точнее демонологией, и фольклором. Драконы, как известно, – непременный атрибут древних религий и суеверий. Но чтобы в Нью-Йорке в XX веке полиции довелось распутывать преступления, в которых, казалось, участвовали потусторонние силы, – это не укладывалось у меня в голове. Современному человеку трудно поверить в существование этих сил, и я не исключение, но тем не менее приходится признать: смерть Стэнфорда Монтегю привела в ужас многих людей, а следствию предстояло столкнуться с неким мифическим существом.
   Даже энергичный и твердолобый сержант Эрнест Хэс из бюро уголовных расследований Департамента полиции был потрясен таинственными, необъяснимыми обстоятельствами этого дела. С самого начала Хэс, человек, не страдающий избытком воображения, ощутил присутствие на месте преступления некоей злой силы, и его, человека отчаянного и храброго, охватил страх. Справедливости ради, если бы не это обстоятельство и не упорство Хэса, вовлекшего сыщиков в эту зловещую историю, дракон-убийца, наверное, никогда не привлек бы к себе внимания полиции, а исчезновение Стэнфорда Монтегю в Луже Дракона навсегда осталось бы загадкой для общества.
   Все началось поздно вечером 11 августа. Джон Маркхэм, окружной следователь Нью-Йорка, и я ужинали на крыше квартиры Фило Вэнса на 38-й Восточной улице, а потом беседовали на разные темы, наслаждаясь ночной прохладой после дневной духоты. Вэнс разливал шампанское, когда в дверях появился его камердинер и дворецкий Карри с переносным телефоном в руках.
   – Вас требуют с таким нетерпением, мистер Маркхэм, – сказал он, – что я взял на себя смелость принести аппарат. Это сержант Хэс, сэр.
   Маркхэм поморщился, взял трубку, перемолвился с сержантом парой фраз и, положив трубку, нахмурился.
   – Странно, – пожал он плечами. – На Хэса это не похоже. Он чем-то крайне обеспокоен и хочет приехать прямо сюда, ты не возражаешь?
   – Конечно, нет, – отозвался Вэнс. – Я давно не видел бравого сержанта. Карри, – позвал он, – принеси шотландский виски и содовую. Сержант Хэс присоединится к нам. – Он снова повернулся к Маркхэму: – Надеюсь, ничего страшного. Может, жара вызвала у Хэса галлюцинации?
   – Нет, он не подвержен таким состояниям, – покачал головой Маркхэм. – Ладно, скоро узнаем.
   Через двадцать минут появился сержант Хэс, на ходу вытирая лоб огромным носовым платком. Поздоровавшись, он плюхнулся в кресло и жадно осушил полстакана виски, заранее налитого Вэнсом.
   – Я только что из Инвуда, шеф, – доложил он Маркхэму. – Там исчез парень, и все это очень странно.
   – Что именно? – спросил Маркхэм.
   – Чертовщина какая-то. Вроде, обычное дело, однако… – Хэс запнулся и поднес стакан к губам.
   – Ну, Маркхэм, – улыбнулся Вэнс, – поздравляю: у твоего сержанта появилась интуиция.
   Хэс выпрямился в кресле со стаканом в руке:
   – Если вы имеете в виду, мистер Вэнс, что у меня возникло подозрение, то вы правы.
   – Какое подозрение? – вскинул брови Вэнс.
   – Сейчас расскажу, можете смеяться. Итак… – Он вполоборота повернулся к Маркхэму. – Без четверти одиннадцать к нам в бюро позвонил какой-то субъект по фамилии Лиленд и сообщил о трагедии в поместье мистера Штамма в Инвуде. Он попросил меня срочно туда приехать.
   – Подходящее место для преступления, – заметил Вэнс. – Ты не находишь, Маркхэм, что старинные нью-йоркские особняки так и притягивают к себе убийства. И действительно в этих домах, построенных сотни лет назад, произошло немало громких убийств, вошедших в историю криминалистики.
   – Да, сэр, – кивнул Хэс. – Я почувствовал то же самое, когда попал туда. Но сначала я расспросил Лиленда о случившемся. Оказывается, некий мистер Монтегю купался в пруду на территории поместья. Он нырнул с вышки в воду, но так и не вынырнул.
   – Случайно, не в Луже Дракона? – поинтересовался Вэнс, закуривая.
   – Именно, – подтвердил Хэс, – хотя я не знал, что пруд так называется, пока не побывал в усадьбе. Ну, я заявил Лиленду по телефону, что этот инцидент не по нашей линии, а он стал уверять, что дело крайне серьезное и отлагательства не терпит. Говорил он на хорошем английском, без акцента, но мне показалось, что он не американец. Я спросил, почему именно он звонит в полицию, и он ответил, что является старинным другом семьи и был свидетелем трагедии. Я задал другой вопрос: почему не звонит сам хозяин, и Лиленд заверил меня, что Штамм не в состоянии звонить по телефону, и ему, как другу, пришлось взять это на себя. Я не смог отказать.
   – Ты что, туда поехал? – нахмурился Маркхэм.
   – Да, шеф, и взял с собой Хеннеси, Берка и Сниткина.
   – Делать вам нечего. Ладно, что нашли?
   – Ничего особенного, сэр, но поняли, что Лиленд говорил правду. В поместье на уикенд собрались гости, и одним из них был этот Монтегю. Они все купались в пруду. Видно, выпили, а потом решили освежиться.
   – Одну минуту, сержант, – перебил Вэнс. – Лиленд был пьян?
   – Нет, – помотал головой Хэс, – и держался как-то странно. Вроде, почувствовал облегчение, как только меня увидел. Он взял меня под руку и посоветовал смотреть на все широко раскрытыми глазами. Я спросил его, что это значит, и он пояснил: в старину на этом месте случались странные происшествия, и, возможно, нынешняя трагедия – из их числа.
   – Кажется, я догадываюсь, что он имел в виду, – кивнул Вэнс. – О той части города ходит множество легенд, подчас наивных и нелепых. Сказки и суеверия, дошедшие до нас от индейцев и первых поселенцев.
   – В общем, – продолжал Хэс, – гости напились и пошли к пруду. Монтегю прыгнул с вышки и не вынырнул…
   – Почему все в этом уверены? – спросил Маркхэм. – Может, он вынырнул, но гости спьяну этого не заметили? К тому же после дождя стало темно: смотрите, вон какие тучи на небе.
   – Возле пруда достаточно светло, – возразил Хэс. – Там хорошее освещение, дюжина прожекторов.
   – Ладно, давай дальше, – кивнул Маркхэм.
   – Дальше ничего особенного, – вздохнул Хэс. – Остальные мужчины нырнули за Монтегю, пытаясь искать его в воде, но вскоре отступились. Лиленд сказал, что им лучше вернуться в дом, а он позвонит в полицию. Что он и сделал.
   – Я не пойму, – хмуро произнес Маркхэм, – к чему эти рассказы? В них нет и намека на преступление.
   – Конечно, все это неубедительно. Но потом я еще кое-что заметил… – тихо добавил Хэс.
   – О, это интригует! – Вэнс откинулся на спинку кресла и выпустил струйку дыма. – Готическая часть Нью-Йорка с давно сложившейся зловещей репутацией. Так что вы обнаружили, сержант?
   – Начну с того, что сам хозяин Штамм был вдрызг пьян, и врач пытался привести его в чувство. Младшая сестра Штамма, милашка лет двадцати пяти, билась в истерике и несколько минут провалялась в обмороке. Остальные четверо или пятеро пытались нырять и искать Монтегю. Один только Лиленд, похожий на ястреба, был холоден и невозмутим и усмехался – в общем, он, похоже, знает гораздо больше, чем говорит. Там крутился также пожилой дворецкий из тех, что появляются и исчезают бесшумно, как привидения.
   – Да, – кивнул Вэнс. – Черт возьми, все так таинственно! И ветер стонал среди сосен, и где-то вдалеке кричала сова, хлопала калитка, скрипела дверь, и раздавался непонятный стук, верно, сержант? Давайте выпьем еще виски, – предложил сыщик веселым тоном, но вид у него сделался серьезным.
   Я ожидал, что сержант рассердится, что его заденет ирония Вэнса, но Хэс оставался спокоен, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
   – Вы, как всегда, проницательны, мистер Вэнс, – сказал он. – Все так и было. Согласитесь, это ненормально.
   – Я не вижу тут ничего ненормального, – начал раздражаться Маркхэм. – Человек нырнул в пруд, ударился головой о дно и утонул, потому что напился и не контролировал себя. По-моему, типичный случай. Женщина впала в истерику – ничего удивительного после трагедии. Остальные гости пытались найти утонувшего – вполне естественное поведение. Что касается Лиленда, то и им двигали какие-то вполне объяснимые мотивы. Зачем же ты, сержант, влез в это дело, когда здесь достаточно самой простой процедуры? Что там делать полицейским по уголовным делам? Монтегю никуда мистически не исчезал. Он собрался купаться, сам решил нырнуть – заметьте, его никто не толкал в воду – и утонул, бедняга. Жаль его, но преступного намерения я не усматриваю.
   – То же самое я говорил себе час назад, – возразил Хэс. – Но ситуация в доме Штамма напряженная.
   Маркхэм поджал губы и строго посмотрел на сержанта:
   – Что еще тебя беспокоит?
   Хэс ответил не сразу, словно не решался, но по его состоянию было видно: что-то его мучает. Наконец он произнес:
   – Мне не нравятся рыбы.
   – Рыбы? – изумленно повторил Маркхэм. – Какие рыбы?
   Хэс в замешательстве взглянул на шефа и не нашелся, что ответить.
   – Я помогу вам, сержант, – вступил в разговор Вэнс. – Рудольф Штамм – один из известнейших аквариумистов Америки. У него прекрасная коллекция тропических рыб, странных и малоизвестных. Это его хобби вот уже двадцать лет, и он постоянно бывает в экспедициях на Амазонке, в Сиаме, Индии, Парагвае, Бразилии, на Бермудах. Он также странствовал по Китаю и рыскал на Ориноко. Около года назад газеты писали про его путешествие от Либерии до Конго.
   – Очень странные рыбы, – добавил Хэс, – похожие на морских чудовищ.
   – У них красивая форма, приятный цвет, – улыбнулся Вэнс.
   – Но это еще не все, – продолжал Хэс. – У Штамма имеются ящерицы и крокодильчики.
   – Наверное, также черепахи, лягушки и змеи.
   – Да он сам, как змея! – воскликнул сержант, скорчив гримасу отвращения.
   – Я не исключаю, что у Штамма есть и террариум, – кивнул Вэнс Маркхэму. – Аквариумы и террариумы часто располагаются рядом.
   Маркхэм усмехнулся и лениво сказал:
   – Ну, значит, этот Монтегю просто устроил гостям розыгрыш. Откуда ты знаешь, Хэс, что он не проплыл под водой до другого берега и не спрятался там?
   – Да, прожекторы освещают не все пространство. Но ваше объяснение, шеф, не подходит. Я сам думал, что случилось нечто подобное, и осмотрел все вокруг. С противоположной стороны пруда возвышается почти отвесная скала в добрую сотню футов. По краям установлены фильтры, и если бы кто-нибудь оказался там, его тут же заметили бы. Нет, это нереально. Берега пруда облицованы, и вылезти из воды непросто. Со стороны дома легко выйти на берег, но там прожекторы освещают каждый дюйм.
   – И нет никакого пути, которым Монтегю мог бы выбраться из воды незамеченным?
   – Есть один, но наш ныряльщик им не воспользовался. Между краем фильтра и скалой на противоположном берегу лежит низинка, где очень темно, и с этого берега трудно разглядеть, что там творится.
   – Ну вот, пожалуйста, и объяснение.
   – Нет, мистер Маркхэм, оно не годится, – подчеркнул Хэс. – Мы с Хеннеси обшарили все. Весь вечер шел дождь, и земля стала влажной. Если бы в низинке кто-то был, обязательно остались бы отпечатки ног. Но земля абсолютно ровная. Более того, мы с Хеннеси осмотрели в бинокль скалу, так как предполагали, что Монтегю взобрался на нее. Но и там ничего не обнаружили.
   – Вызовут искателей, обшарят пруд и найдут тело. Кстати, ты распорядился на этот счет?
   – Пока нет, ночью вряд ли стоит этим заниматься.
   – Одним словом, – подытожил Маркхэм, – пока я ничем не могу быть полезен тебе и твоим людям. Как только найдут тело, я вызову врача для освидетельствования, и он наверняка установит, что смерть наступила в результате утопления, то есть несчастного случая.
   Слова шефа прозвучали как приказ, и Хэсу следовало бы встать и удалиться, но он медлил, что меня удивило: сержант обычно строго соблюдал дисциплину и никогда не отличался упрямством.
   – Может, вы и правы, шеф. Но я пришел сюда просить вас осмотреть место происшествия.
   В голосе Хэса прозвучало нечто такое, что заставило Маркхэма с изумлением уставиться на подчиненного.
   – Что с тобой? Ты меня не слышишь?
   – Слышу, шеф, – упорствовал Хэс. – У меня, правда, было мало времени, но я узнал имена и адреса всех гостей и, конечно, задал всем шаблонные вопросы. Мне не удалось поговорить со Штаммом, потому что он был пьян и с ним возился врач. Но пруд я осмотрел достаточно внимательно и сделал вывод, что Монтегю не шутил и не разыгрывал своих друзей. Потом я вернулся в дом, позвонил вам и велел всем свидетелям происшествия оставаться в поместье до моего возвращения. Вот и весь отчет. Я зашел в тупик.
   Речь Хэса звучала сбивчиво, но при этом он продолжал настойчиво смотреть на Маркхэма. Тому явно стало не по себе, и он старался отвести взгляд.
   – Ты убежден, что это преступление? – процедил он сквозь зубы.
   – Я ни в чем не убежден, – ответил Хэс. – У меня зародилось подозрение, вот и все. Между этими людьми недобрые отношения. Двое парней втюрились в одну девчонку, и никого не интересует – кроме сестры Штамма, – что Монтегю не вынырнул из пруда. По-моему, это им даже понравилось. Да и мисс Штамм не особенно переживает за Монтегю. Я не берусь точно выразить свои ощущения, но она кажется расстроенной чем-то другим, связанным с его исчезновением, но не его смертью.
   – Я не усматриваю ничего существенного в этом деле, – заявил Маркхэм. – Твое поведение необъяснимо, сержант. Самое лучшее, по-моему, подождать до завтра.
   – Наверное, – замялся Хэс, но опять не ушел, а плеснул себе еще виски и раскурил погасшую сигару.
   Пока следователь препирался с сержантом, Вэнс, развалившись в кресле, пускал клубы дыма и внимательно разглядывал на свет бокал с шампанским, но по некоторым признакам я понял, что он заинтересовался рассказом Хэса. Когда разговор закончился, он потушил сигарету, поставил бокал и поднялся из кресла.
   – Знаешь что, мой дорогой Маркхэм, – сказал он, – давай-ка поедем с сержантом и осмотрим то место, иначе я не успокоюсь. Небольшая эмоциональная встряска позволит нам забыть о дождливой погоде, и мы пропитаемся той зловещей атмосферой, которая так подействовала на мистера Хэса.
   – Черт возьми! Неужели ты всерьез? Ты хочешь тащиться в поместье Штамма?
   – По одной важной и огромной для меня причине: я давно мечтаю ознакомиться с коллекцией рыб Штамма. Я ведь сам одно время занимался рыбами. Да-да, держал аквариум, разводил прекрасных вуалехвостов и другие виды и получал призы общества аквариумистов при музее естествознания.
   Маркхэм несколько мгновений молчал, рассерженно глядя на своего друга. Однако он хорошо знал Фило Вэнса и понимал, что не только рыбы, но и сведения сержанта заинтересовали сыщика. И он также знал, что в данную минуту Вэнс не будет отвечать ни на какие вопросы. Через минуту Маркхэм встал, взглянул на часы и пожал плечами.
   – Ну что ж, – вздохнул он. – После полуночи самое время осматривать рыб. Сержант, машина здесь?
   – Хэс пусть едет с нами, – попросил Вэнс и вызвал Карри, чтобы тот принес шляпу и трость.

Глава 2
Поразительное обвинение

   Через пару минут мы уже мчались по Бродвею: сержант Хэс с Маркхэмом – впереди в маленькой полицейской машине, а мы за ними – в «испано-сюизе» Вэнса. Миновав Дайкман-стрит, мы свернули на Пейсон-авеню, потом на Болтон-роуд и вскоре оказались на частном шоссе, ведущем к поместью Штамма.
   Силуэт деревянного дома в готическом стиле отчетливо выделялся на фоне неба. Со всех сторон поместье было окружено современным Нью-Йорком, но выглядело таинственно и загадочно. Инвуд казался неким анахронизмом, прятавшимся от мира в самом центре большого города. Подъехав к автостоянке, мы увидели старомодный «форд», припаркованный в пятидесяти ярдах от широкой балюстрады, ведущей к особняку.
   – Это машина доктора, – пояснил Хэс.
   Он первым вылез из автомобиля и направился по ступенькам к массивной бронзовой двери, над которой горела лампа. Мы последовали за ним и увидели детектива Сниткина, расхаживавшего по вестибюлю.
   – Хорошо, что вы прибыли, – сказал Сниткин, почтительно кланяясь Маркхэму и нам с Вэнсом.
   – Вас удручает здешняя обстановка, мистер Сниткин? – поинтересовался Вэнс.
   – Да, сэр, – ответил тот, – она заставляет меня беспокоиться.
   – Еще что-то стряслось? – встревожился Хэс.
   – Штамм пришел в себя.
   Хэс постучал в дверь, которая тут же отворилась. Дворецкий в ливрее подозрительно уставился на нас.
   – Разве все это так необходимо, сэр? – спросил он у Хэса. – Видите ли, сэр, мистер Штамм будет недоволен…
   – Вас это не касается, – перебил Хэс. – Вы тут для того, чтобы получать и выполнять приказания, а не задавать вопросы и не рассуждать.
   Дворецкий учтиво поклонился, попятился, пропустил нас вперед и закрыл за нами дверь, сухо осведомившись, какие же будут приказания.
   – Стойте у двери, – грубо сказал Хэс, – и никого не пускайте. – Он обернулся к Сниткину, который тоже вошел в дом вслед за нами: – Где вся банда и чем занимается?
   – Штамм у себя, при нем доктор. Остальных я отправил по своим комнатам – их сторожит Берк. Хеннеси несет караул у пруда.
   – Это хорошо, – усмехнулся сержант и обратился к Маркхэму: – С чего начнете, шеф? Показать вам пруд и окрестности? Или сперва опросите людей?
   Маркхэм замешкался, но Вэнс сразу принял правильное решение:
   – Надо бы по горячим следам познакомиться с купальщиками, а пруд никуда не убежит.
   – Я не возражаю, – вяло отозвался Маркхэм. – Чем скорее мы узнаем, зачем сюда явились, тем быстрее освободимся.
   Вэнс внимательно осмотрел холл с массивной, потемневшей от времени мебелью. На стенах висели портреты, все двери были завешены портьерами. В помещении стоял затхлый воздух, и выглядело оно несовременным, мрачным и нежилым, с множеством затененных углов.
   – Что ж, ваши опасения, сержант, мне вполне понятны, – заметил Вэнс. – Таких старых домов в Нью-Йорке осталось очень мало, но я не знаю, радоваться этому или нет.
   – Давайте пройдем в гостиную, – предложил Маркхэм. – Где она, сержант?
   Хэс указал на занавешенный проход справа от нас. Едва мы направились туда, как с лестницы послышались шаги и чей-то голос спросил:
   – Может, вам помочь, джентльмены?
   К нам приблизился высокий мужчина, и, когда на него упали лучи света, я увидел человека необычной и, как мне тогда показалось, зловещей наружности. Примерно шести футов ростом, стройный и жилистый, он казался необыкновенно сильным и чем-то походил на ястреба. У него было смуглое лицо с блестящими черными глазами, римский нос и широкие скулы, под ними – резкие впадины. Тонкие губы были сжаты в прямую линию, а раздвоенный подбородок свидетельствовал о силе воли и властности. Зачесанные назад черные волосы открывали широкий лоб. Одет он был со вкусом и держался очень свободно.
   – Моя фамилия Лиленд, – представился он. – Я старый друг этого дома и волею судьбы оказался свидетелем трагедии.
   Он произносил фразы со странной размеренностью, и я понял, что имел в виду сержант Хэс, когда рассказывал о первом разговоре по телефону с Лилендом. Вэнс критически оглядел его.
   – Вы живете в Инвуде, мистер Лиленд? – вежливо спросил он.
   Тот едва заметно кивнул:
   – Я живу в коттедже в Шараканкоке на месте древней индейской деревни, возле залива Спайтен-Дайвил.
   – Возле Индейских пещер?
   – Да, вблизи места под названием Шелл-Бед.
   – Вы давно знаете мистера Штамма?
   – Лет пятнадцать. Я участвовал вместе с ним во многих экспедициях за тропическими рыбами.
   Вэнс не сводил глаз с этого загадочного субъекта и, казалось, с трудом заставил себя продолжать допрос:
   – Вы сопровождали мистера Штамма в его экспедиции за пропавшими сокровищами, не так ли? По-моему, ваше имя упоминалось в газетах в связи с этим романтическим приключением.
   – Вы правы, – отозвался Лиленд без всякого выражения.
   – Так-так, – оживился Вэнс. – Я думаю, вы единственный человек, способный оказать нам неоценимую помощь в этом деле. Давайте перейдем в гостиную и спокойно побеседуем.
   Дворецкий опередил нас, прошмыгнул в гостиную и включил свет. Мы оказались в огромной комнате с высоким, в двадцать футов, потолком. Большой ковер покрывал пол, тяжелая разукрашенная мебель в стиле Людовика XV громоздилась вдоль стен. Здесь стоял тот же затхлый воздух, что и в холле. Вэнс оглядел помещение и, пожав плечами, пробормотал как бы про себя:
   – Похоже, эта комната не популярна в доме.
   Лиленд обернулся и ответил немного резковато:
   – Да, гостиная, с тех пор как умер Джошуа Штамм, используется редко. Самые обжитые помещения – это библиотека и виварий, который Штамм пристроил к дому десять лет назад. Там хозяин проводит все дни напролет.
   Вэнс кивнул, сел в кресло и закурил.
   – Поскольку вы были так добры, что предложили помощь, мистер Лиленд, – начал он, – попрошу вас рассказать о гостях дома и тех событиях, которые предшествовали трагедии. – Прежде чем тот успел открыть рот, Вэнс прибавил: – Насколько я знаю от сержанта Хэса, вы очень настаивали, чтобы полиция взяла это дело в свои руки. Я ничего не путаю?
   – Нет, все верно, – произнес Лиленд без малейшего колебания. – Исчезновение Монтегю после прыжка в воду насторожило меня. Он был превосходным пловцом и вообще много занимался спортом. Кроме того, он знал каждый квадратный фут в пруду и никак не мог удариться головой о дно, тем более что с той стороны, где расположена вышка для прыжков, глубина около двадцати пяти футов.
   – Иногда люди теряют сознание при ударе о воду, или с ними случается судорога, – рассудительно заметил Вэнс и пристально поглядел на собеседника: – Почему вы так настаивали, чтобы делом занялась полиция?
   – Это мера предосторожности… – начал Лиленд, но Вэнс перебил его:
   – Да-да, правильно. Тогда поставим вопрос иначе: отчего вы почувствовали, что при данных обстоятельствах требуется предосторожность?
   На губах Лиленда зазмеилась циничная улыбка.
   – Здесь не тот дом, где протекает нормальная жизнь, – ответил он. – Штаммы, как вы, возможно, знаете, – вырождающаяся семья. Джошуа Штамм и его жена – двоюродные брат и сестра, обе четы их родителей тоже были кровными родственниками. В натурах двух последних поколений нет ничего постоянного, и в их жизни часто происходят всякие неожиданности, нарушающие обычное семейное равновесие. Эти люди, таким образом, и психически, и интеллектуально нестабильны.
   – Пусть так, – согласился Вэнс. – Но какое отношение плохая наследственность Штаммов имеет к исчезновению мистера Монтегю?
   – Монтегю, – ровным голосом пояснил Лиленд, – был помолвлен с сестрой Штамма Бернис.
   – Вот как! – Вэнс глубоко затянулся сигаретой. – Вы считаете, что Штамм возражал против помолвки?
   – Я ничего не считаю. – Лиленд достал трубку и начал набивать ее табаком. – Если Штамм и протестовал против этого брака, мне он в этом не отчитывался. Он не из тех людей, которые делятся с окружающими своими мыслями и переживаниями. Но он вполне мог ненавидеть Монтегю, и этот факт нельзя оставлять без внимания, – закончил Лиленд и раскурил трубку.
   – А другие факты?
   – Пожалуйста. Начнем с того, что последние двадцать четыре часа здесь царил сплошной пьяный разгул.
   – Понимаю, алкоголь раскрепощает.
   – Дело не только в алкоголе. – Лиленд перегнулся через стол и зловеще прошептал: – Все эти люди и заслуживают подобного конца.
   – Звучит многообещающе, – усмехнулся Вэнс. – А почему, собственно? Расскажите, пожалуйста, об этих господах.
   – Их здесь не так много, – ответил Лиленд. – Кроме Штамма и его сестры в доме находится Алекс Грифф – биржевой маклер, который, без сомнения, покушается на благосостояние Штаммов. Затем Кируин Татум, неприятный тип с плохой репутацией. Насколько я осведомлен, у него вошло в привычку жить за счет своих друзей. Между ним и Бернис Штамм что-то было…
   – А каковы чувства мистера Гриффа к мисс Штамм?
   – Понятия не имею. Он считается финансовым советником семьи, и мне известно, что по его рекомендации Штамм вложил крупные суммы в некоторые проекты. Но вопрос о его намерении жениться на деньгах Штамма весьма проблематичен.
   – Хорошо. А остальные?
   – Миссис Мак-Адам – они называют ее Крошкой – типичная вдова, болтливая, веселая. Ее прошлое покрыто мраком. Она – хитрая светская дама, всегда вносит в дом Штамма суматоху и пытается влиять на хозяина. Татум в пьяном виде проболтался, что она – бывшая любовница Монтегю.
   Вэнс неодобрительно щелкнул пальцами.
   – Я начинаю входить во вкус и оценивать всю остроту ситуации. Весьма интересно. Есть еще кто-нибудь в этом ковчеге?
   – Да, мисс Руби Стил. Пылкое создание неопределенного возраста, одевается эксцентрично и всегда притворяется доброй. Она неплохо рисует, поет и беседует об искусстве. Вероятно, когда-то выступала на сцене. Была приглашена еще какая-то женщина – так сказал мне Штамм, – но она в последний момент отказалась.
   – Очень интригует. Мистер Штамм упоминал ее имя?
   – Нет, вы спросите у него, когда разрешит врач.
   – Что же насчет Монтегю? – продолжал Вэнс. – Любые сведения о его прошлом и привычках окажут огромную помощь следствию.
   Лиленд неожиданно умолк, потом не спеша выбил пепел из трубки и снова набил ее. Закончив эту процедуру, он с неохотой произнес:
   – Монтегю как раз тот, кого называют профессиональными красавцами. Он актер, но, кажется, ничего особенного не добился, хотя снялся в Голливуде в одном или двух фильмах. Он всегда жил в модных и дорогих отелях, посещал ночные клубы и злачные места. У него привлекательные манеры, которые нравятся женщинам… – Лиленд помолчал, закурил трубку и добавил: – Я действительно мало знаю об этом человеке.
   – Я знаком с таким типом людей, – промолвил Вэнс, доставая новую сигарету. – Однако во всем, что вы мне рассказали, я пока не нащупываю нить трагедии.
   – По-моему, весьма вероятна попытка убрать Монтегю, пользуясь сегодняшним приемом.
   Вэнс вопросительно поднял брови:
   – Неужели?
   – Начнем хотя бы с самого Штамма. Он мог ненавидеть Монтегю из-за своей сестры. Он любит ее и достаточно умен, чтобы понимать, что этот брак – пошлый мезальянс. Татум – тоже кандидат в убийцы из-за соперничества. Грифф – из тех людей, которых ничто не остановит, а женитьба Монтегю на мисс Штамм, безусловно, лишила бы его контроля над финансовым положением Штамма. Не исключено, что он сам рассчитывал жениться на Бернис. Что-то, без сомнения, было между миссис Мак-Адам и Монтегю: я заметил это, после того как Татум намекнул на их прежнюю любовную связь. Она легко могла приревновать Монтегю к другой женщине. К тому же у нее имелись матримониальные намерения к Штамму, и она наверняка опасалась, что Монтегю сообщит Штамму об ее прошлом.
   – А мисс Стил?
   На лице Лиленда появилась нерешительность. Он пожал плечами и недружелюбно ответил:
   – Между ней и Монтегю существовали какие-то трения. Она постоянно отпускала по его адресу обидные реплики, колкие замечания и часто высмеивала его при всех. Когда Монтегю предложил искупаться, она зачем-то пошла с ним в кабину. Я не знаю, что там происходило, но уверен: она его за что-то бранила. Когда мы все переоделись в купальные костюмы и Монтегю собрался нырнуть, она подошла к перилам и заявила тоном, который мне не понравился: «Надеюсь, ты больше не вынырнешь». Когда Монтегю действительно исчез, эта фраза показалась мне подозрительной. Возможно, теперь вы поймете…
   – Да-да, – пробормотал Вэнс. – Милое сборище, не так ли? – Он выразительно взглянул на собеседника: – Что же вы скажете о себе самом, мистер Лиленд? Какие у вас основания желать Монтегю смерти?
   – У меня их даже больше, чем у других, – с мрачной откровенностью заявил Лиленд. – Мне не нравился этот человек, и я был оскорблен тем, что он собирался жениться на Бернис. Я открыто выражал свое недовольство не только ей самой, но и ее брату.
   – Почему вы принимаете такое сердечное участие в этом деле? – вкрадчиво поинтересовался Вэнс.
   Лиленд уселся на край стола и вытащил изо рта трубку.
   – Мисс Штамм – красивая молодая девушка. – Он говорил медленно, тщательно подбирая слова. – Я восхищен ею и знал ее еще ребенком. За последние несколько лет мы стали добрыми друзьями. Я не верю, что Монтегю, легкомысленный тип, избалованный женским вниманием, хорошо бы относился к ней.
   Он замолчал и задумался. Вэнс пристально наблюдал за ним.
   – Вы прозрачны, как стеклышко, мистер Лиленд, – наконец произнес Вэнс и уставился в потолок. – Мне нравится ваше откровенное признание в том, что у вас были и желание, и мотив избавиться от Монтегю.
   В этот момент на лестнице послышались торопливые шаги, и спустя мгновение на пороге гостиной появилась высокая импозантная женщина лет тридцати пяти, с очень бледным лицом, ярко накрашенными губами и черными волосами, собранными в тугой узел. На ней было черное шелковое платье, подчеркивавшее ее стройную фигуру. Из украшений – только ниточка нефрита вокруг шеи, нефритовый браслет на запястье и кольцо с нефритом на пальце. Недобрый взгляд ее был устремлен на Лиленда, и, войдя в комнату, она продолжала двигаться вперед, не сводя с него глаз. Она чем-то напоминала тигрицу, готовую к прыжку. Затем женщина бегло оглядела нас, и ее взгляд вернулся к Лиленду, который встал ей навстречу. Тогда она медленно подняла руку, направила ее на мужчину и коварно прищурила глаза.
   – Вот этот человек! – вскрикнула она грудным вибрирующим голосом, как актриса на сцене.
   Вэнс тоже поднялся из кресла, поднес к глазу монокль и критически обозрел экзальтированную особу.
   – Большое спасибо, – спокойно отреагировал он, – но с мистером Лилендом мы уже познакомились, а вот с вами еще не имели чести…
   – Меня зовут Руби Стил, – с вызовом сказала она, – и я слышала кое-что из того, что наплел вам этот господин. Ложь от начала до конца! Он старался защитить себя и все свалить на других. – Она гневно взглянула на Вэнса и снова впилась глазами в Лиленда, продолжая указывать на него рукой: – Этот человек виноват в смерти Стэнфорда Монтегю! – опять вскричала она. – Он все задумал и осуществил. Он ненавидел Монти, потому что сам любит Бернис Штамм. Он предупредил Монти, чтобы тот держался подальше от Бернис, иначе он его убьет. Монти сам поделился со мной в порыве откровенности. С тех пор как вчера утром я приехала сюда, я чувствую, – она драматически прижала руки к груди, – что тут творится что-то ужасное, что этот человек исполнит свою угрозу. – Она театральным жестом схватилась за голову. – Он это сделал! Это он! Он хитрый…
   – Могу я узнать, леди, каким образом, по-вашему, мистер Лиленд осуществил свой замысел? – холодно спросил Вэнс.
   Женщина презрительно посмотрела на него.
   – Техника совершения преступления, – надменно выпалила она, – меня не касается. Вы должны сами выяснить, как он это сделал. Вы же полицейские, не так ли? Этот человек звонил вам. Он хитрый, я же сказала! Он думает, что вы не станете его подозревать, потому что именно он сообщил вам о трагедии.
   – Любопытное заключение, – иронически кивнул Вэнс. – Значит, вы обвиняете мистера Лиленда в разработке плана убийства мистера Монтегю?
   – Да! – напыщенно воскликнула она. – И я знаю, что я права, хотя мне неизвестно, как он это устроил. Но он обладает страшными способностями. Он может назвать время, когда люди прошли под определенным деревом, и узнать, кто в Инвуде обломал ветку или сорвал листок; по мху на камне он вам расскажет, кто проходил мимо. По золе и пеплу он вычисляет, когда погас огонь. По запаху шляпы или какой-нибудь вещи он безошибочно называет ее хозяина. Он читает невидимые знаки и предрекает дождь. Он вытворяет такие вещи, о которых белые не имеют никакого понятия. Он впитал в себя все тайны этих холмов, как будто его предки жили тут целыми веками.
   – Успокойтесь, моя дорогая леди, – мягко запротестовал Вэнс, – вы, право, кричите слишком громко. А все те качества, что вы приписываете мистеру Лиленду, не являются сверхъестественными, и знание законов природы – не преступление. Наоборот, тысячи людей избежали бы опасностей, если бы имели такие познания окружающего мира.
   Женщина помрачнела и сжала губы. На мгновение она покорно сложила руки, но тут же злорадно засмеялась.
   – Если вам нравится, когда вас дурачат, пожалуйста, – заявила она. – Но в один прекрасный день вы придете ко мне и признаете, что я была права.
   – Это будет забавно, – улыбнулся Вэнс. – Forsan et haes olim meminisse juvabit [8 - Когда-то, быть может, припомним спасения миг (лат.).], как сказал Вергилий. Но сейчас я вынужден проявить невежливость и попросить вас подождать в своей комнате, пока до вас не дойдет очередь. У нас есть еще кое-какие дела.
   Она повернулась и величественно вышла.

Глава 3
Плеск в пруду

   Во время обличительной речи Руби Стил Лиленд спокойно курил трубку и с напускной гордостью смотрел на женщину. Казалось, его нисколько не трогали ее обвинения, и, когда она вышла, он лишь пожал плечами и тускло улыбнулся.
   – Теперь вы поняли, – печально спросил он, – почему я вызвал полицию и настаивал на ее скорейшем прибытии?
   Вэнс пристально посмотрел на него и тоже задал вопрос:
   – Вам неприятно, что вас обвиняют в исчезновении Монтегю?
   – Не совсем так. Я ведь заранее знал, какие здесь могут возникнуть сплетни, и считал, что будет лучше, если полиция с самого начала вмешается в эти темные дела. Однако я не ожидал подобной сцены. Впрочем, это обычная истерическая выходка мисс Стил. Она поведала вам все, кроме правды, вернее, только полуправду. Моя мать – алгонкинская индианка по имени Принцесса Белой Звезды, гордая, благородная женщина, которая бросила свое племя и с юности жила на юге. Мой отец был архитектором, он потомок старинного нью-йоркского рода. Он был намного старше матери. Оба они уже умерли.
   – Вы родились здесь?
   – Да, в Инвуде, на территории старой индейской деревни Шараканкок. Но наш дом давно разрушен. Я живу тут, потому что люблю это место. С детством у меня связано много счастливых воспоминаний.
   – Я понял, что в ваших жилах течет индейская кровь, как только увидел вас. – Вэнс скрестил вытянутые ноги и глубоко вздохнул. – Но расскажите нам, мистер Лиленд, что все-таки предшествовало трагедии? Кажется, вы упомянули, что Монтегю сам предложил искупаться.
   – Да, это правда. – Лиленд придвинул к столу кресло и сел в него. – Обедали мы около половины восьмого, до этого выпили много коктейлей, а во время обеда Штамм выпил много вина. После кофе мы пили бренди и портвейн. Как вы знаете, в это время лил дождь, и выйти на улицу мы не могли. Потом мы перешли в библиотеку, пили виски с содовой и слушали музыку. Татум играл на пианино, а мисс Стил пела. Но это длилось недолго, начало действовать опьянение, и все почувствовали себя нехорошо.
   – А Штамм?
   – Штамм был пьянее всех. Я редко видел его в таком состоянии. Он начал пить виски прямо из бутылки, и мне пришлось отобрать ее у него. Он немного успокоился, но после десяти часов снова дорвался до спиртного. Его сестра тоже пыталась повлиять на него, но безуспешно.
   – В котором часу вы отправились купаться?
   – Где-то после десяти. К этому времени дождь затих. Монтегю с Бернис сидели на террасе, затем присоединились к нам, и Монтегю объявил, что дождь прекратился и пора искупаться. Все, кроме Штамма, согласились. А Штамм был не в состоянии не только купаться, но и передвигаться. Бернис и Монтегю, правда, пытались уговорить его немного окунуться: видимо, они думали, что вода протрезвит его, – но он отказался и велел Трейнору подать еще бутылку виски.
   – Трейнору?
   – Дворецкому. В общем, Штамм одурел от пьянства и был настолько беспомощен, что я сказал остальным, чтобы его оставили в покое, и мы пошли к кабинам. Я сам включил все прожекторы возле пруда. Монтегю раньше всех надел купальный костюм, а мы отстали от него, наверное, на минуту, не больше. Потом произошла трагедия…
   – Секундочку, мистер Лиленд, – прервал Вэнс, стряхивая пепел в камин. – Монтегю первым оказался в воде? Вы это точно помните?
   – Да. Он стоял на вышке и готовился к прыжку, когда все прочие вышли из кабинок. Он любовался собой и красовался перед гостями. По-моему, тщеславие и заставило его прыгнуть в воду на виду у всех.
   – Что было потом?
   – Он грациозно изогнулся и прыгнул. Естественно, мы ждали, когда он вынырнет. Наверное, это длилось с минуту, но нам казалось, что прошло больше времени. И тогда миссис Мак-Адам закричала, а мы бросились в воду искать его. Мы поняли: что-то случилось. Ни один человек не способен так долго оставаться под водой. Мисс Штамм вцепилась в мою руку, но я вырвался, метнулся к вышке и нырнул, стараясь попасть в то место, где исчез Монтегю. – Лиленд облизнул сухие губы. – Я нырял, пытаясь достать дно. В воде возле меня кто-то был, и сначала я подумал, что это Монтегю, но это оказался Татум, который присоединился ко мне в поисках. Он тоже нырял, а Грифф возился возле берега: он хотя и плохой пловец, но пытался помочь. Однако мы ничего не добились. Мы провели в воде минут двадцать, а потом вылезли…
   – Что вы чувствовали в той ситуации? – допытывался Вэнс. – У вас были какие-нибудь подозрения?
   Лиленд некоторое время подумал и сказал:
   – Не могу выразить, что конкретно я чувствовал. Скорее, ошеломление. Но что-то шевельнулось в глубине моей души. Инстинктивно я рвался в дом к телефону – позвонить в полицию, я не размышлял о случившемся, так как был потрясен. К тому же, – прибавил он, уставившись в потолок, – о Луже Дракона существует много странных историй. Мать рассказывала мне их, когда я был ребенком.
   – Да-да, это легендарное место, – пробормотал Вэнс. – Как вели себя и что делали женщины?
   – Женщины? – Нотка удивления прозвучала в голосе Лиленда, и он с недоумением посмотрел на Вэнса. – Ах да, понимаю, вы имеете в виду, после трагедии. Ну, мисс Штамм бегала по берегу пруда, закрыв лицо руками, и отчаянно рыдала. Вряд ли она видела меня или кого-нибудь другого. Мне кажется, она была больше испугана, чем расстроена. Мисс Стил стояла на берегу, запрокинув голову и вытянув руки.
   – Звучит так, будто она репетировала роль для «Ифигении в Авлиде». А что насчет миссис Мак-Адам?
   – Здесь есть одна странность, – нахмурился Лиленд. – Она первая закричала, когда Монтегю не вынырнул. Но когда я выходил из пруда, она стояла на берегу спиной к воде и была так спокойна, словно ничего не случилось. Она смотрела мимо всех и улыбалась безжалостной улыбкой. «Мы не нашли его», – пробормотал я, подходя к ней. Сам удивляюсь, почему я произнес эти слова. А она ответила, не оборачиваясь: «Так и есть».
   – Вы вернулись в дом и позвонили в полицию? – уточнил Вэнс.
   – Немедленно. Я сказал другим, что им лучше одеться и разойтись по комнатам, а сам позвонил вам и только потом пошел в кабину одеваться.
   – Кто вызвал врача к Штамму?
   – Я позвонил доктору, когда переоделся. Сначала я побежал к Штамму в библиотеку, надеясь, что он в состоянии отреагировать на ужасное событие. Но Штамм был пьян в стельку, а рядом лежала пустая бутылка. Я попытался растолкать его, но безрезультатно. – Лиленд помолчал и хмуро продолжил: – Я повторяю, что никогда прежде не видел Штамма в таком состоянии, хотя он, конечно, в меру выпивал. На этот раз он едва дышал и был смертельно бледен. В тот же момент в комнату вошла Бернис. Увидев брата, она воскликнула: «Ой, он тоже умер?! О Боже мой!» – и упала в обморок. Я передал ее на попечение миссис Мак-Адам, которая удивительно стойко держалась в той ситуации, и позвонил доктору Холлидею – семейному врачу Штаммов; он лечит их уже много лет и живет недалеко отсюда, на 207-й улице. К счастью, он был дома и сразу поспешил сюда…
   Хлопнула дверь из холла, и раздались шаги. В дверях появился Хеннеси. Он поприветствовал Маркхэма и обратился к сержанту.
   – В пруду что-то случилось, – объявил он, указывая рукой куда-то позади себя. – Я стоял у вышки, как вы мне приказали, и курил, когда услышал странный грохот на вершине скалы, после чего раздался плеск в пруду, словно тонна кирпичей рухнула со скалы в воду. Я подождал пару минут, чтобы узнать, что это такое, а потом подумал: лучше доложить вам.
   – Ты видел кого-нибудь? – спросил Хэс.
   – Никого и ничего, сержант. Возле скалы темно, а к краю фильтра я не подходил, ведь вы предупредили, что там скользко.
   – Я не хотел, чтобы Хеннеси затоптал следы в низинке, – пояснил Хэс Маркхэму и Вэнсу. – Утром мы их внимательно осмотрим. – Он повернулся к полицейскому: – Так что там был за шум?
   – Понятия не имею, – ответил Хеннеси. – Я доложил все, что знаю.
   – Позвольте объяснить, – вмешался Лиленд. – На вершине утеса лежат несколько больших глыб, и они еле держатся. Я всегда боялся, что они когда-нибудь рухнут в пруд. Утром я и мистер Штамм влезали на вершину и осматривали эти камни. Мы даже попытались столкнуть один из них вниз, но нам это не удалось. Видимо, дождь размыл землю, на которой они находились.
   – Правдоподобно, – кивнул Вэнс.
   – Не верится, мистер Вэнс, – возразил Хэс. – Интересно узнать, почему это случилось именно сегодня ночью?
   – Мистер Лиленд сообщил, что он и мистер Штамм пытались сегодня утром – вернее, уже вчера – столкнуть камни. Они их расшатали, а дождь подмыл землю, и те упали.
   Хэс задумчиво пожевал сигару.
   – Возвращайся на свой пост, – приказал он Хеннеси. – Если там произойдет еще что-нибудь, немедленно поставь нас в известность.
   Хеннеси ушел, как мне показалось, с большой неохотой. Маркхэм все это время со скукой поглядывал по сторонам, проявляя мало интереса к происходящему.
   – К чему все эти рассуждения, Вэнс? – спросил он. – Ситуация вполне очевидная. Здесь нет никакой тайны. Мы зря тратим время. Нам надо разойтись по домам и предоставить сержанту и его людям вести дело надлежащим образом. Как можно предполагать какой-то злой умысел, если Монтегю сам предложил искупаться и первым нырнул?
   – Ты чересчур логичен, старина, – запротестовал Вэнс. – Конечно, это следствие твоей профессии, но в мире не все подчиняется логике. Лично я предпочитаю эмоции. Подумай, разве родились бы на свет истинные поэтические шедевры, если бы их авторы руководствовались голой логикой? Что сталось бы, например, с «Одиссеей», с сонетами Петрарки?
   – Что ты конкретно предлагаешь? – раздраженно спросил Маркхэм.
   – Для начала осведомиться у Холлидея о здоровье нашего хозяина.
   – Какое отношение имеет Штамм к этому делу? – негодующе воскликнул Маркхэм.
   Но Хэс нетерпеливо направился к двери:
   – Я позову доктора.
   Через несколько минут он вернулся в сопровождении пожилого господина, похожего на Ван Дейка, в черном костюме с высоким старомодным воротничком. Доктор был высок и строен, и в его манерах сквозило что-то располагающее. Вэнс встал, приветствуя его, и после объяснения причины нашего визита в дом сказал:
   – Мистер Лиленд сообщил нам о плохом состоянии мистера Штамма сегодня ночью, и мы хотели бы узнать, как он чувствует себя сейчас.
   – Ему, конечно, лучше, – ответил доктор и немного замялся, а потом добавил: – Раз уж мистер Лиленд информировал вас по этому поводу, я не стану ссылаться на профессиональную этику. Когда я прибыл сюда, мистер Штамм был без сознания, пульс – медленный и вялый, дыхание затрудненное. Узнав о количестве выпитого им спиртного, я немедленно сделал ему инъекцию апоморфина – десять гран. В результате его желудок быстро очистился, и пациент спокойно уснул. Он выпил слишком много, и это первый случай в моей практике: я еще не встречал людей, которые способны поглотить столько алкоголя. Когда этот джентльмен пришел за мной, – он указал на Хэса, – я как раз собирался вызвать к Штамму сиделку.
   Вэнс понимающе кивнул.
   – Можем ли мы сейчас поговорить с мистером Штаммом?
   – Лучше немного позже. Я помог ему подняться, и он лег в постель. Конечно, дар речи он не потерял, но еще очень слаб.
   – Спасибо, доктор. Вы дадите нам знать, когда наступит подходящий для беседы момент?
   – Конечно, – улыбнулся Холлидей.
   – А мы тем временем, – обратился Вэнс к Маркхэму, – немного поболтаем с мисс Штамм.
   – Прошу прощения, – вмешался доктор уже от двери. – Я бы попросил вас, сэр, сейчас не тревожить мисс Штамм. Когда я пришел сюда, с ней была истерика – молодая леди потрясена случившимся. Я дал ей снотворное и уложил в постель. Сейчас она не в состоянии разговаривать. Подождите до утра.
   – Верно, – согласился Вэнс. – Утро вечера мудренее.
   Доктор вышел в холл, и вскоре мы услышали, как он звонит по телефону.

Глава 4
Заминка

   Маркхэм устало вздохнул, потянулся, посмотрел на Вэнса и спросил с плохо скрываемым недовольством:
   – Ты все еще не успокоился?
   – О, мой дорогой Маркхэм! – протянул Вэнс голоском капризного ребенка. – Я никогда не прощу себе, если уйду из этого дома, не познакомившись с миссис Мак-Адам. Честное слово! Разве ты не жаждешь пообщаться с такой приятной дамой?
   Маркхэм сердито хмыкнул и откинулся на спинку кресла. Вэнс повернулся к Хэсу:
   – Пригласите сюда дворецкого, сержант.
   Хэс бросился исполнять и тут же привел высокого полного человека лет за пятьдесят, с гладким круглым лицом, маленькими хитрыми глазками и длинным крючковатым носом. Выглядел лакей неопрятно: парик сдвинут набок, ливрея давно не стирана и не глажена.
   – Насколько мне известно, ваша фамилия Трейнор? – строго спросил Вэнс.
   – Да, сэр.
   – Так вот, Трейнор, в поместье случилась беда, у свидетелей возникли кое-какие подозрения, поэтому следователь Маркхэм и я, сыщик Вэнс, прибыли сюда.
   – Позвольте мне выразить свое мнение, сэр, – фальцетом заговорил Трейнор. – Ваш приезд – это замечательно. Никто, кроме вас, не разберется в этих таинственных событиях.
   – Вы полагаете, тут кроется какая-то тайна? – поднял брови Вэнс. – Поясните, пожалуйста, свои слова – это может принести пользу следствию.
   – Сэр, я никого не подозреваю, вы не подумайте, – забормотал слуга, переминаясь с ноги на ногу. – Благодарю вас за честь, которую вы мне оказываете, слушая меня.
   – Доктор Холлидей только что сообщил нам, что мистер Штамм был на волосок от гибели, поскольку выпил слишком много. А со слов мистера Лиленда нам известно, что ваш хозяин приказал подать ему бутылку виски в то время, когда все гости уже пошли купаться в пруду, это верно?
   – Да, сэр, я принес ему бутылку его любимого шотландского виски, хотя в том состоянии мистеру Штамму не следовало бы пить. Я пробовал возразить, но он начал ругаться и кричать: «Каждый человек имеет право пить любой яд» – кажется, так он выразился. Поймите, мой долг – выполнять волю хозяина.
   – Конечно, понимаем. Мы вас ни в чем не обвиняем, – успокоил Вэнс дворецкого.
   – Благодарю, сэр. Должен еще прибавить, что в последние несколько недель хозяин был чем-то очень расстроен или обеспокоен, а в четверг даже забыл покормить рыб.
   – Ого! Действительно, это серьезный повод задуматься. Что же, Трейнор, рыбы остались голодными?
   – О нет, я сам люблю рыб, сэр, и, позвольте признаться, разбираюсь в них. Я не согласен с хозяином по поводу ухода за некоторыми редкими видами. Иногда я без его разрешения проверяю воду на кислотность и щелочность и, если нужно, уменьшаю кислотность воды в резервуаре, где находится Scatophagus argus.
   – Я сам часто меняю воду для Scatophagus argus, – с дружеской улыбкой заметил Вэнс. – Но мы отвлеклись от дела. Вы пока свободны, Трейнор, и позовите сюда, в гостиную, миссис Мак-Адам.
   Дворецкий поклонился и вышел, а несколько минут спустя в комнате появилась маленького роста пухлая дама лет сорока, но, судя по одежде и манерам, она молодилась. Несмотря на миниатюрность, в ней чувствовалась твердость характера, которую никак нельзя было замаскировать. Вэнс кратко проинформировал ее, кто мы и зачем приехали в поместье, и меня тогда же поразила безучастность этой женщины.
   – Расследование еще только в самом начале, – пояснил Вэнс. – Поэтому нам важно осмотреть место трагедии и опросить всех свидетелей исчезновения мистера Монтегю.
   Женщина холодно улыбнулась, но промолчала.
   – Свидетели всегда замечают детали, важные для следствия, – продолжал Вэнс. – Вы, например, миссис Мак-Адам, что готовы нам сообщить? Не терзают ли вас какие-то сомнения по поводу произошедшего?
   – Сомнения? Какие сомнения? Я понятия не имею, о чем вы, – произнесла она холодным равнодушным голосом. – Монтегю умер – в чем тут сомневаться? Если бы это случилось с кем-то другим, еще можно было бы предположить, что это шутка, что нас разыграли. Но Монтегю никогда не слыл шутником. Он слишком самонадеян, чтобы иметь чувство юмора.
   – Вы, как я вижу, давно знаете его.
   – Слишком давно, – с неприязнью ответила она.
   – Вы закричали, когда он не появился на поверхности воды, верно?
   – Чисто импульсивно, – спокойно сказала она. – В моем возрасте мне полагается вести себя сдержанно.
   Вэнс затянулся сигаретой и спросил:
   – Вы не предвидели смерти этого молодого человека?
   Женщина пожала плечами, и глаза ее заблестели.
   – Нет, не предвидела, – произнесла она с гримасой горечи. – Но всегда надеялась на это, как и многие другие.
   – Вот оно что, – пробормотал Вэнс. – А куда вы так внимательно глядели, после того как Монтегю не вынырнул?
   Она как-то хищно прищурилась:
   – Я не помню своих действий в то время. Вероятно, осматривала поверхность пруда. Разве это противоестественно?
   – В некотором роде. Вы утверждаете, что инстинктивно осматривали поверхность воды, когда пловец исчез в ней. А у меня есть данные, что ваше поведение было совсем иным: на самом деле вы глядели в сторону скал.
   Женщина метнула на Лиленда испепеляющий взгляд, и злобная усмешка скривила ее губы.
   – Я понимаю, о чем вы. Этот полукровка пытается отвести от себя подозрения, – процедила она сквозь стиснутые зубы. – Я считаю, сэр, что мистер Лиленд способен поведать вам об этой трагедии гораздо больше, чем любой из нас, а то и все мы вместе взятые.
   – Мистер Лиленд уже пролил свет на множество любопытных вещей и обстоятельств. – Вэнс наклонился вперед и улыбнулся. – Кстати, миссис Мак-Адам, вам, возможно, будет интересно узнать, что несколько минут назад в пруду раздался ужасный всплеск. Как раз в том месте, которое вы так внимательно разглядывали.
   Крошка Мак-Адам внезапно побледнела, ее тело напряглось, руки вцепились в подлокотники кресла, и она глубоко вздохнула.
   – Вы уверены? – прошептала она странным голосом, и взгляд ее впился в Вэнса. – Это точно?
   – Совершенно уверен. Но почему это вас так изумляет?
   – Об этом пруде рассказывают столько странных историй… – начала она, но Вэнс перебил:
   – Вы, я надеюсь, не суеверны?
   – О нет, я слишком стара для этого. – Она выдавила из себя кислую улыбку, но потом снова заговорила холодно и сдержанно: – Я просто нервничаю, поймите. Этот дом и его окружение неблагоприятно действуют на психику. Так в пруду был всплеск? Господи, не могу себе представить, что это такое. Наверное, одна из летающих рыб Штамма? – предположила она с претензией на юмор. Потом лицо ее застыло, как маска, и она свысока взглянула на сыщиков: – У вас ко мне что-нибудь еще?
   Она явно не желала делиться с нами своими опасениями, страхами и предположениями.
   – Нет, миссис Мак-Адам, – ответил Вэнс, вставая. – Мои способности как следователя исчерпаны. Однако я попрошу вас некоторое время оставаться в своей комнате.
   Крошка Мак-Адам облегченно вздохнула и направилась к выходу, но уже у порога обернулась и сказала:
   – О, я так и думала. Когда кто-нибудь умирает, так много беспокойства и неприятностей! Не будет ли нарушением правил, если Трейнор принесет мне выпить?
   – Конечно, нет, – галантно поклонился Вэнс. – Сочту за честь приказать ему подать вам все, что хотите, если, конечно, это все припасено в погребе.
   – Вы более чем добры, – с сарказмом ответила она, уловив издевку Вэнса. – Я уверена, что Трейнор найдет для меня виски с содовой.
   Она шутливо раскланялась и вышла. Вэнс снова послал за дворецким и предупредил его:
   – Послушайте, Трейнор, миссис Мак-Адам желает виски с содовой. Лучше смешайте ей бренди с мятным ликером.
   – Понимаю, сэр, – ухмыльнулся дворецкий.
   Едва он покинул гостиную, как на пороге появился доктор Холлидей.
   – Я только что от мистера Штамма, – сообщил он. – Сиделка скоро придет. Если вам нужно поговорить с ним, лучше сделать это сейчас.
   Спальня хозяина находилась на втором этаже возле лестницы. Когда мы вошли туда, Штамм лежал в постели. Лицо его было бледно, щеки впалые, под глазами темные круги. Это был совершенно лысый мужчина с густыми, мохнатыми, почти черными бровями. Несмотря на бледность и слабость, в нем проглядывался выносливый и энергичный человек.
   – Эти джентльмены хотят видеть вас, – сказал доктор Холлидей и назвал нас по именам.
   Штамм осторожно повернул голову на подушке и внимательно осмотрел нас, после чего спросил тихо и раздраженно:
   – Что вам нужно?
   Вэнс объяснил, кто мы, и прибавил:
   – Сегодня ночью в вашем поместье произошла трагедия, мистер Штамм, и мы явились сюда, чтобы расследовать ее.
   – Трагедия? Какая еще трагедия? – застонал Штамм, уставившись на Вэнса.
   – Один из ваших гостей утонул.
   Штамм вдруг оживился, и его руки нервно сжали одеяло. Он с трудом оторвал голову от подушки, и глаза его лихорадочно заблестели.
   – Кто утонул?! – воскликнул он. – Где утонул? Надеюсь, это Грифф – как он мне надоел за последние недели!
   – Не Грифф, – покачал головой Вэнс, – а Монтегю. Он нырнул в пруд и не вынырнул.
   – Монтегю! – Штамм вновь откинулся на подушку. – Этот тщеславный осел?! Ой, как Бернис?
   – Она спит, – успокоил его доктор. – Естественно, она расстроена, но сейчас спит.
   Штамм немного успокоился и тотчас обратился к Вэнсу:
   – Вы собираетесь задавать мне вопросы?
   Вэнс критически оглядел хозяина поместья. Мне тоже показалось, что Штамм ведет себя неестественно и его слова звучат наигранно, но я не берусь объяснить, почему у меня создалось такое впечатление.
   – Насколько нам известно, – заговорил Вэнс, – вы пригласили к себе на уикенд еще одну даму, но та отказалась.
   – Ну и что? Что в этом необычного?
   – Ничего необычного нет, – согласился Вэнс, – однако это интересно следствию. Как зовут леди?
   – Элен Брюетт, – промямлил Штамм после недолгой паузы.
   – Вы можете что-нибудь рассказать о ней?
   – Очень мало, – ответил тот с явной неприязнью. – Я познакомился с ней на пароходе, когда плыл в Европу, потом много лет не видел ее. Я ничего не знаю лично о ней, кроме того, что она чрезвычайно привлекательна и мила. На прошлой неделе она, к моему изумлению, сама позвонила мне, сообщила, что недавно вернулась с Востока, и намекнула, что было бы неплохо возобновить наше знакомство. Вот я и пригласил ее на прием. Но в пятницу утром она снова позвонила и извинилась: прийти не сможет, поскольку неожиданно уезжает в Южную Америку. Больше мне добавить нечего.
   – Вы не называли ей имена других приглашенных? – спросил Вэнс.
   – Я сказал ей, что будут Руби Стил и Монтегю. Они оба выступали на сцене, и я думаю, что она их знает.
   – Почему?
   – Она как-то раз обмолвилась, будто встречалась с Монтегю в Берлине.
   – Любопытное совпадение, – проворчал Вэнс, подходя к окну.
   – Что тут любопытного? – удивился Штамм, не сводя тревожных глаз с сыщика.
   Вэнс пожал плечами и не спеша приблизился к постели:
   – А разве вы сами не понимаете?
   – Ей-богу, нет, – застонал Штамм, с трудом отрывая голову от подушки.
   – Только то, – тихо сказал Вэнс, – что каждый, с кем мы беседовали, мистер Штамм, имел основания желать Монтегю смерти.
   – Кстати, как обстоит с его телом? – прервал сыщика Штамм. – Вы еще не нашли его? Это многое прояснило бы. Может, он сильно ударился о воду, когда пытался произвести впечатление на дам?
   – Нет, тело пока не найдено. Было слишком поздно, чтобы искать его в пруду.
   – Ничего подобного! – огрызнулся Штамм. – Возле фильтра есть два шлюза, их надо открыть и спустить воду из пруда. Для этого там приспособлен вентиль. Я каждый год спускаю воду, чтобы прочистить пруд.
   – Весьма ценное указание, да, сержант? – Затем Вэнс опять переключился на Штамма: – Этим вентилем трудно манипулировать?
   – Четверо или пятеро мужчин справятся за час.
   – Значит, поутру мы сразу же приступим. – Вэнс задумчиво посмотрел на нас и перевел взгляд на Штамма: – Кстати, один из сотрудников полиции некоторое время назад слышал в пруду громкий всплеск.
   – Наверно, упала часть скалы, – спокойно пояснил Штамм. – Она давно уже едва держалась. А какое это имеет значение?
   – Миссис Мак-Адам, кажется, сильно расстроилась.
   – Истеричка, – пробурчал Штамм. – Видно, Лиленд наболтал ей всяких сказок о пруде. Но к чему вы клоните?
   – Честное слово, я не знаю, – улыбнулся Вэнс. – Сам факт исчезновения человека в Луже Дракона кажется некоторым людям зловещим и пугающим. Никто не верит, что это несчастный случай.
   – Вздор! – Штамм приподнялся на локтях, лицо его сморщилось, глаза слабо заблестели. – Сколько людей на свете тонут каждый год, и никого это не тревожит. Почему полиция вмешивается в частное дело? – Голос его зазвучал громко и хрипло. – Монтегю! Ха! Подумаешь, потеря! В мире без него будет лучше. Надеюсь, он не понравится моим гуппи, тем более что я кормлю их скаляриями. – Штамм возбуждался все больше и больше, и голос его переходил в крик. – Монтегю прыгнул в пруд. Так? И не вынырнул оттуда, так? Неужели это веская причина, чтобы беспокоить меня, когда я болен?
   Мы промолчали, и наступила заминка, как вдруг дверь в холл распахнулась, и весь дом пронзил ужасающий, леденящий кровь женский крик.

Глава 5
Водяное чудовище

   Крик повторился. Затем повисла тишина. Хэс рванулся к двери спальни и машинально сунул руку в правый карман плаща, где у него лежал пистолет. Но едва он выскочил в коридор, его нагнал Лиленд и положил руку ему на плечо.
   – Не беспокойтесь, сержант, – попросил он. – Все в порядке.
   – Черт возьми! Что творится в этом содоме? – прорычал Хэс и широкими шагами направился в холл.
   В доме хлопали двери, слышались изумленные восклицания.
   – Вернитесь в комнаты! – заорал сержант. – Всем оставаться на местах!
   Очевидно, испуганные криком гости пытались выяснить, в чем дело. Но повинуясь грозной команде полицейского, они вновь скрылись за дверями. Сержант со свирепым лицом обернулся к Лиленду, который стоял возле лестницы, побледневший и встревоженный.
   – Откуда кричали? – сурово спросил Хэс. – Что за вопль на весь дом?
   – Вернемся в спальню, я сейчас все объясню.
   Но Лиленда опередил Штамм: приподнявшись на локте, он быстро забормотал:
   – Ради бога, джентльмены, уходите, вы уже достаточно навредили. Уходите, я вас прошу! Уходите, умоляю! – Потом он обратился к Холлидею, который стоял неподалеку: – Доктор, поднимитесь, пожалуйста, к матери и дайте ей что-нибудь. У нее опять разразился приступ в этом сумасшедшем доме.
   Доктор ушел, а Вэнса, казалось, ничуть не удивил этот инцидент. Он продолжал спокойно сидеть на своем месте и курить, задумчиво разглядывая хозяина.
   – Нам жаль, что мы растревожили ваших домочадцев, – сдержанно произнес сыщик. – У всех, похоже, слабые нервы. Надеюсь, утром им станет легче. Сойдемте вниз, мистер Маркхэм.
   Лиленд с пониманием посмотрел на нас и кивнул.
   – Да, так будет лучше, – сказал он и пошел впереди, указывая дорогу.
   Мы покинули спальню Штамма и спустились на первый этаж. Хэс задержался в холле и, задрав голову, рассматривал площадку третьего этажа.
   – Идемте, сержант, – позвал его Вэнс, – вы, наверное, переутомились.
   Мы снова уселись в гостиной, и Вэнс вопросительно посмотрел на Лиленда, ожидая объяснений. Тот достал трубку и стал медленно набивать ее.
   – Кричала мать мистера Штамма, Матильда Штамм, – наконец заговорил он. – Она занимает третий этаж. Миссис Штамм немного неуравновешенна… – Лиленд покрутил пальцем у виска. – Нет, не опасна, но у нее случаются галлюцинации. Временами, когда у нее приступы, ее речь бессвязна.
   – Похоже на паранойю, – заметил Вэнс. – Очевидно, ее мучают необъяснимые страхи?
   – Да, кажется, – уклончиво ответил Лиленд. – Некоторое время назад психиатры предлагали поместить ее в санаторий, но Штамм и слышать не захотел. Вместо этого он устроил ее на третьем этаже, она там живет постоянно. Ее физическое состояние не вызывает опасений, и значительную часть времени она в своем уме. Однако покидать комнату ей не разрешается. В ее распоряжении балкон на третьем этаже, где она дышит свежим воздухом, и оранжерея, где она с удовольствием разводит редкие растения.
   – Как часто у нее приступы?
   – Два-три раза в год, насколько мне известно, хотя голова ее всегда полна странными идеями насчет людей и вещей. Впрочем, ничего неприятного.
   – Как протекают приступы?
   – По-разному. Иногда она разговаривает и спорит с воображаемыми собеседниками. В другой раз она начинает рыдать и переживать события, происшедшие с ней еще в детстве. Потом она снова бранится с незнакомыми людьми без всякой на то причины и даже угрожает им.
   – Типично, – покачал головой Вэнс. Некоторое время он молча курил, потом неожиданно спросил: – На какой стороне располагаются балкон и оранжерея миссис Штамм?
   – На северной, – ответил Лиленд, наклонив голову.
   – Так! – Вэнс вынул изо рта сигарету. – То есть на стороне пруда?
   Лиленд кивнул и добавил:
   – Пруд странно действует на нее. Он – основной источник ее галлюцинаций. Она часами сидит и смотрит на воду, немка – ее сиделка и компаньонка по фамилии Шварц – говорила мне, что хозяйка никогда не ложится спать, не бросив последний взгляд на пруд.
   – Очень ценное замечание, похвально. Кстати, мистер Лиленд, вы не знаете, когда пруд реконструировали?
   – Точно сказать не берусь. Он был сооружен дедом Штамма, тогда же построена дамба. Отец Штамма, Джошуа Штамм, облицевал берега, чтобы вода не уходила в землю. А сам Штамм устроил фильтры и шлюзы, поскольку стал использовать пруд для купания. Вода не отличалась чистотой, и он хотел, чтобы она фильтровалась, чтобы в любой момент ее легко было слить.
   – Как называется пруд? – спросил Вэнс.
   – Бог его знает, – пожал плечами Лиленд. – Местные индейцы звали его по-разному, но чаще всего Amangaming, что на диалекте алгонкинов означает «место водяного чудовища». Когда я был ребенком, мать всегда называла пруд именно так, хотя в то время все именовали его Лужей Дракона. Но это, конечно, неправильный перевод. С прудом связано множество сказок и суеверий. Водяным драконом часто запугивают непослушных детей…
   Маркхэм встал и нетерпеливо посмотрел на часы:
   – Сейчас не время разговаривать про мифы.
   – Погоди-погоди, дорогой, – успокоил его Вэнс. – По-моему, самое время, и этим этнологическим сведениям цены нет. Впервые за всю ночь мы, кажется, продвинулись хоть на шаг. Я начинаю понимать, почему все в этом доме такие нервные, все чего-то боятся, в чем-то сомневаются и кого-то подозревают. – Он улыбнулся и спросил Лиленда: – Миссис Штамм и раньше издавала такие крики?
   – Да, всегда. Но она не связывает это со своим нервным расстройством. Я как-то присутствовал, когда Штамм пытался добиться от нее объяснений, но она твердила, что не понимает, о чем речь. Похоже, она чего-то боится, ее что-то волнует. Причина всему – какая-то проекция ее воображения, я бы так выразился. Без определенного воплощения в материальный образ…
   В этот момент портьера на двери отодвинулась, в комнату вошел доктор Холлидей. Вид у него был обеспокоенный.
   – Хорошо, что вы еще здесь, джентльмены, – обратился он к нам. – Миссис Штамм требует встречи с вами. У нее иногда случаются приступы, но, уверяю вас, ничего серьезного. Она сильно встревожена и отказалась принять успокоительные лекарства. Я бы не стал посвящать вас в такие детали, но при подобных обстоятельствах…
   – Дорогой доктор, я уже рассказал джентльменам о состоянии миссис Штамм, – спокойно произнес Лиленд.
   – Тем лучше, – вздохнул доктор. – Должен совершенно откровенно заявить, что я волнуюсь за свою пациентку. К тому же она настойчиво желает видеть полицию, если вы не возражаете. Но поскольку миссис Штамм прониклась этой мыслью, разговор с вами может привести к сильной реакции. Я предупреждаю, что пациентка склонна к галлюцинациям, психика ее неустойчива, и надеюсь, что вы поведете себя осторожно и осмотрительно.
   – Мы все понимаем, доктор, – кивнул Вэнс, – тем не менее, для всех будет лучше, если мы побеседуем с ней.
   Мы поднялись на третий этаж. Доктор провел нас по широкому коридору, и мы попали в ярко освещенный огромный холл, убранный в викторианском стиле. На полу лежал темно-зеленый потрепанный ковер, на стенах – старые темно-зеленые обои. Зеленая атласная обивка кресел давно выцвела и выглядела белесой. В таком же стиле была обставлена и комнате миссис Штамм. Справа у двери находилась огромная кровать. Напротив нее – камин. На стенах висело несколько картин.
   Когда мы вошли, высокая седая женщина в переднике сделала попытку подняться с кресла. Она недружелюбно разглядывала нас.
   – Вам лучше остаться здесь, миссис Шварц, – сказал доктор.
   В дальнем конце у окна стояла миссис Штамм в шелковом красном кимоно, спускавшемся до пола. На меня повеяло странным холодом. Обеими руками пожилая дама держалась за спинку кресла и смотрела на нас с затаенным страхом. Она была высокой, стройной и производила впечатление энергичной, подвижной и сильной женщины. У нее был римский нос, на губах играла сардоническая улыбка. В черных волосах виднелись седые пряди. Ее руки больше походили на мужские. Мне пришла в голову мысль, что она легко может поднять кресло и швырнуть в нас.
   Доктор Холлидей кратко представил нас, но миссис Штамм, казалось, не обратила на это внимания. Она продолжала рассматривать нас и насмешливо улыбаться, как будто знала что-то такое, чего нам не постичь. Потом улыбка стерлась с ее губ, лицо исказила гримаса ужаса, глаза засверкали.
   – Это сделал дракон! – были первые слова, которыми она нас встретила. – Я говорю вам, что это сделал дракон. Вы ничего не сможете предпринять.
   – Какой дракон, миссис Штамм? – спокойно спросил Вэнс.
   – Какой дракон? – презрительно улыбнулась она. – Дракон, который живет в пруду под моими окнами. – Она указала рукой вниз. – Как вы думаете, почему это место называется Лужей Дракона? Я объясню вам. Потому что это дом старого водяного дракона, который охраняет жизнь и счастье Штаммов. Когда опасность угрожает моей семье, дракон в ярости поднимается и поражает врага.
   – Отчего же вы полагаете, – голос Вэнса звучал мягко и вежливо, – что дракон проявил свою ярость сегодня ночью?
   – О, я знаю, знаю! – Фанатичный свет зажегся в ее темных глазах, таинственно-зловещая улыбка появилась на лице. – Я годами сижу здесь одна у окна, но знаю все, что происходит. Они пытаются все скрывать от меня, но это им не удается. Я знаю все, что случилось за последние два дня, я знаю обо всех интригах, которые плетутся в моем доме. И когда я недавно уловила незнакомые голоса, то подошла к лестнице и прислушалась. Я слышала, что сказал мой бедный сын. Стэнфорд Монтегю нырнул в пруд и не вынырнул. Он не мог вынырнуть! Он никогда не вынырнет! Дракон убил его – схватил и утащил под воду, пока тот не захлебнулся.
   – Но мистер Монтегю не был врагом, – деликатно возразил Вэнс. – За что же защитник вашей семьи убил его?
   – Мистер Монтегю был врагом! – заявила женщина, отодвинула кресло и выступила вперед. – Его очаровала моя маленькая девочка, и он собирался жениться на ней. Но он недостоин ее. Он всегда лгал ей, а стоило ей отвернуться, как он уже крутился возле других женщин. О, я так много видела за последние два дня!
   – Я понимаю, что вы имеете в виду, – кивнул Вэнс. – А не может быть так, что дракон – это миф?
   – Миф? Нет, он не миф, – с холодной убежденностью произнесла женщина. – Я слишком часто видела его, даже когда была ребенком. А когда я стала молодой девушкой, то не раз встречала людей, которые видели его. Старые индейцы из деревни тоже видели его. Они говорили мне о нем, когда я посещала их хижины. В длинные летние сумерки я сидела на вершине утеса и наблюдала, как он выходит из пруда. Водяные драконы всегда выходят из воды после захода солнца. Иногда, когда тени ложились глубже, а над рекой стлался туман, дракон поднимался из воды и улетал вон туда – на север. А я сидела у окна и ждала, когда он вернется. Я знала, что он друг и защитит меня, и боялась уснуть и пропустить его возвращение обратно в пруд. Порой, когда я ждала его на скале, он вообще не выходил из воды, но заставлял ее бурлить, чтобы я знала, что он тут, и засыпала спокойно.
   Голос миссис Штамм звучал возвышенно, как будто она читала стихи. Она стояла перед нами, уперев руки в бока, и глаза ее блестели.
   – Все это очень интересно, – вежливо пробормотал Вэнс, оценивающе всматриваясь в лицо женщины. – Но не является ли все, что вы нам рассказали, плодом детского воображения? Существование драконов не укладывается в рамки современной науки.
   – Современной науки! Ха! – Она презрительно посмотрела на Вэнса и заговорила с явным сарказмом: – Наука! Милое слово, прикрывающее человеческое невежество. А что людям известно о законах рождения, роста, жизни и смерти? О подводной жизни? Самая существенная часть мира находится под водой. Мой сын собрал богатую коллекцию рыб из разных морей и рек, но разве у него есть что-нибудь из глубин океана? Откуда ему знать, что в глубинах не живут чудовища? Даже то мизерное количество видов рыб, которое он собрал, является тайной для него. Ни он, ни любой другой коллекционер рыб ничего не знает о них. Не говорите мне о науке, молодой человек. Я знаю то, что видели мои старые глаза.
   – Все, что вы сказали, правда, – тихо согласился Вэнс. – Но даже если допустить, что эта летающая гигантская рыба временами посещает ваш пруд, все равно ее нельзя считать настолько умной, чтобы она разбиралась в ваших домашних делах.
   – Вы не вправе оценивать ум создания, о котором ничего не знаете. Людям нравится считать себя умными и развитыми, и они не желают верить, что бывают существа умнее их.
   – Я полагаю, вы не любите человечество.
   – Я ненавижу человечество, – с горечью выкрикнула она. – Мир был бы лучше и чище, если бы люди отказались от своих шаблонов.
   – Но позвольте все-таки узнать, почему в такой поздний час вы, миссис Штамм, пожелали увидеться с нами?
   Она напряглась и наклонилась вперед, глаза ее по-прежнему блестели.
   – Вы ведь из полиции, да? И вы пытаетесь разобраться. Я знаю, как Монти расстался с жизнью. Он был убит драконом, вы понимаете это? Никто в этом доме не имеет отношения к его смерти. Вот это я и хотела вам внушить.
   – Но почему вы так уверены, – спросил Вэнс, – что мы подозреваем кого-то в смерти Монтегю?
   – Разве вы явились бы сюда, если бы думали иначе? – сердито произнесла она.
   – Вы услышали об этой трагедии от своего сына и потом закричали, не так ли?
   – Да! – воскликнула она и добавила более холодно: – Я давно предчувствовала, что в этом доме произойдет трагедия.
   – Тогда почему вы закричали?
   – Я была изумлена и ужаснулась, когда поняла, что это сделал дракон.
   – Дракон повинен в исчезновении Монтегю? Откуда такая убежденность?
   – Примерно час назад я стояла у окна и смотрела на пруд. Я не могла уснуть и встала. Неожиданно я заметила на небе большую тень и услышала знакомое хлопанье крыльев… все ближе и ближе. А потом я увидела дракона, который подлетал к утесу из-за деревьев. Я видела, как с громким всплеском он нырнул в пруд, видела белый столб воды в том месте, где он исчез. Затем снова наступила тишина. Дракон вернулся домой.
   Вэнс подошел к окну и выглянул из него.
   – Сейчас достаточно темно, – объявил он. – Сомневаюсь, можно ли увидеть отсюда не только утес, но и воду.
   – Я могу многое видеть, чего не видят люди! – хрипло закричала она и погрозила Вэнсу пальцем. – Говорю вам: я видела, как дракон вернулся домой.
   – Вернулся? Откуда? – изумленно спросил Вэнс.
   – Я не скажу вам, – лукаво улыбнулась она. – Я не могу выдать секрет дракона, но он прятал тело.
   – Тело мистера Монтегю?
   – Конечно. Дракон никогда не оставляет в пруду тела своих жертв.
   – Значит, были и другие жертвы? – опешил Вэнс.
   – Много жертв, – замогильным голосом произнесла женщина. – И дракон всегда прятал их тела.
   – Ваша теория, миссис Штамм, может немного расстроиться, если мы найдем тело мистера Монтегю в пруду.
   Она так усмехнулась, что у меня мороз прошел по коже:
   – Вы найдете его тело в пруду? Его там нет!
   Вэнс помолчал, потом поклонился:
   – Спасибо за информацию и помощь, миссис Штамм. Надеюсь, этот эпизод не слишком вас расстроил и вы будете спокойно спать эту ночь.
   Он повернулся и пошел к двери. Мы – за ним, кроме Холлидея.
   – Я останусь с ней на время, – шепнул он Вэнсу у порога. – Думаю, что сумею уложить ее спать. Ради бога, не принимайте ее слова всерьез. У нее часто бывают подобные галлюцинации.
   – Я все понимаю, – сказал Вэнс, пожимая ему руку.

Глава 6
Непредвиденное осложнение

   Мы спустились в гостиную. Рассказ миссис Штамм так потряс нас, что несколько минут все молчали, словно оцепенев, и даже не курили. Наконец Маркхэм раздраженно спросил:
   – Ну и во что мы вляпались? Я же предупреждал! Зачем мы сюда явились? К чему этот маскарад? Драконы эти чертовы!
   Вэнс промолчал. Он редко бывал таким серьезным и неразговорчивым во время следствия. Я видел, что он заинтересовался рассказом миссис Штамм, но не мог понять причину, заставлявшую его продолжать расспросы, казавшиеся Маркхэму и мне бесполезными. Он, наморщив лоб, стоял у камина и о чем-то думал, наблюдая за дымом своей сигареты. Внезапно он тряхнул головой, как будто отгоняя мысли, и повернулся к Лиленду.
   – Что имела в виду миссис Штамм, когда говорила о других жертвах дракона? – спросил он.
   – В этом есть капелька правды, – ответил Лиленд. – Здесь были две подобные смерти. Но миссис Штамм, очевидно, вспомнила сказки, которые слышала от старух.
   – Это напоминает сказки о дыре Кехо в Ньюмарке [9 - Дыра Кехо в Ньюмарке – большое болото, которое называли Болотом Магнолии и Прудом Черепахи, а предприимчивые репортеры – Озером Самоубийц. Его считали бездонным и говорили, что там бесследно исчезали люди, пропадали даже лошади с телегами. В действительности все дело было в зыбучих песках, и известен лишь один достоверный случай исчезновения в том болоте человека. – Примеч. автора.]. Так о каких двух смертях идет речь?
   – Один случай произошел лет семь назад, вскоре после того, как мы со Штаммом вернулись из экспедиции на остров Кокос. Два подозрительных типа рыскали возле поместья с целью грабежа; один из них сорвался со скалы в пруд и, видимо, утонул. Две школьницы, проходившие поблизости, видели падение тела, а позже полиция нашла второго воришку, сообщника утонувшего, и тот на допросе твердил об исчезновении своего товарища.
   – Об исчезновении?
   – Да. Его тело так и не нашли.
   – Как вы сами объясните это?
   – Иногда уровень воды в пруду повышается, и она переливается через дамбу. Тело этого парня вода, возможно, перенесла через дамбу в Гудзон.
   – Логично. А другой случай?
   – Однажды несколько ребят пробрались в поместье и самовольно купались в пруду. Один из них нырнул в воду с края скалы и не вынырнул. Как только полиция узнала об этом – ее известил некто, не назвавший себя, – из пруда спустили воду, но тело не обнаружили. Два дня спустя в газетах появилось сообщение, что тело мальчика нашли в Индейской впадине на другой стороне Клоува. Кожа была сильно разодрана.
   – Ваше мнение по этому эпизоду? – спросил Вэнс.
   – Думаю, мальчишка ударился головой, а его товарищи, испуганные его смертью, перетащили труп и спрятали. Возможно, один из них и позвонил в полицию.
   – Похоже, оба эти случая сильно повлияли на слабую психику миссис Штамм, – покачал головой Вэнс.
   Повисло короткое молчание. Вэнс медленно прошелся взад-вперед по комнате, засунув руки в карманы и опустив голову. Зубами он крепко сжимал сигарету. Я знал, что в такие моменты его ум напряженно работает. Он остановился у камина, бросил туда сигарету и повернулся к Лиленду.
   – Вы упоминали о своей экспедиции на остров Кокос, – сказал он. – Вас, конечно, интересовали сокровища «Дорогой Мэри»?
   – Да. Все другие тайники слишком иллюзорны, а сокровища капитана Томпсона в действительности существовали, и, без сомнения, они огромные.
   – Вы пользовались картой Киттинга [10 - Карта Киттинга (имеет хождение во множестве копий) издавна используется искателями сокровищ Лимы. Ее составил капитан шхуны «Дорогая Мэри» Уильям Томпсон, организовавший первую экспедицию за сокровищами на остров Кокос, расположенный в 360 милях к юго-западу от Коста-Рики. Во время плавания Томпсон умер от болезни и передал карту своему другу, капитану Джону Киттингу. Киттинг вместе с капитаном Боугом нашли сокровища, но на корабле вспыхнул мятеж, так как матросы требовали свою долю. В результате Боуг был убит, а Киттинг с небольшой частью драгоценностей бежал и долгое время прятался. Незадолго до смерти он отдал карту своему знакомому Фицджеральду, а тот завещал ее коммодору британского флота Керзон-Хоу. – Примеч. автора.]?
   – Не совсем, – ответил Лиленд, немного удивленный интересом Вэнса к теме, вроде бы, далекой от расследования. – Во время своих путешествий Штамм случайно приобрел копию с английской карты 1838 года. Позже в нее были внесены поправки гидрографического управления Министерства Военно-морского флота США.
   – На этой карте отмечено, что сокровища спрятаны в одной из пещер?
   – Карта вообще поразила и Штамма, и меня. Например, там, где на морской карте США указан залив Уэйфер, на старинной карте отмечен берег, где должны быть сокровища.
   Глаза Вэнса блеснули от удовольствия:
   – Клянусь Юпитером, как захватывающе! Несомненно, оползни и тропические дожди изменили топографию, множество ориентиров исчезло. Я полагаю, мистер Штамм был уверен, что сокровища лежат на дне залива под водой.
   – Верно. Даже на французской карте 1889 года не указано такого большого залива, как на американских картах 1891 года, и Штамм считает, что сокровища таятся на дне залива.
   – Трудно достать их оттуда, – посетовал Вэнс. – Вы долго были на острове?
   – Почти три месяца, – улыбнулся Лиленд. – Этого времени оказалось достаточно, чтобы Штамм понял, что у него нет соответствующего оборудования. Масса оползней, странные отверстия на дне, геологические изменения, плохое оснащение для подводных работ – все это препятствовало успеху. Нам нужен был специальный колокол – что-то вроде батисферы мистера Биба. Кроме того, нам понадобилась бы мощная драга. Так что мы остались не у дел…
   Маркхэм, который нетерпеливо ерзал в кресле, пока длился рассказ, встал, подошел к Вэнсу и с негодованием произнес:
   – К чему все эти разговоры? Если ты, дружище, собираешься на остров Кокос, мистер Лиленд проконсультирует тебя в другое время. Что касается нашего дела, для него эта увлекательная история вряд ли важна. Я лично не извлек из нее никакой пользы для следствия.
   Но Хэс, который до этого молчал, вдруг выступил вперед:
   – Нет, погодите, мистер Маркхэм. Я взялся за это дело, и надо довести его до конца. Слишком много странного тут накручено, и мне это не нравится.
   – Молодец! – улыбнулся Вэнс сержанту и грустно посмотрел на Маркхэма: – Ну не волнуйся, еще полчаса, и поедем домой.
   – Что ты хочешь делать? – с нажимом на каждом слове спросил Маркхэм.
   – Побеседовать кое с кем. Сержант, скажите дворецкому, чтобы он прислал сюда мистера Гриффа.
   Через несколько минут в гостиную в сопровождении Трейнора вошел Алекс Грифф, высокий, крепко сложенный мужчина с грубым красным лицом. У него были широко посаженные глаза, короткий толстый нос, большие зубы и квадратный подбородок. Даже элегантный дорогой костюм выглядел на нем вульгарно. Грифф шагнул нам навстречу, не вынимая рук из карманов и глядя на нас сердито и раздраженно.
   – Насколько я понимаю, джентльмены, один из вас окружной следователь? – развязно произнес он.
   – Совершенно верно, – ответил Вэнс и указал на Маркхэма.
   Грифф обернулся к нему и воинственно заявил:
   – Может, вы объясните мне, сэр, почему я должен сидеть, как заключенный, в этом доме? Этот человек, – он посмотрел на Хэса, – приказал мне оставаться в комнате и отказался выпустить меня из поместья. Что за беспредел?
   – Здесь ночью произошла трагедия… – начал Маркхэм, но Грифф перебил его:
   – Скорее, несчастный случай. Но почему меня держат пленником в нарушение всех законов?
   – Обстоятельства дела, которое мы расследуем, вынуждают сержанта Хэса задерживать всех свидетелей, пока мы их не допросим.
   – Так допросите меня, – чуть мягче добавил он.
   – Садитесь, мистер Грифф, и закуривайте, – предложил Вэнс. – Мы не отнимем у вас много времени.
   Грифф подозрительно покосился на Вэнса, пожал плечами и сел в кресло. Вэнс подождал, пока он вставит в инкрустированный бриллиантами мундштук сигарету, и спросил:
   – Вы заметили что-нибудь странное в исчезновении Монтегю?
   – Странное? – прищурился Грифф. – С какой точки зрения? Хотя, наверное, нечто странное в этом есть, но будь я проклят, если хоть что-то понимаю.
   – Это общие слова, а мы надеемся, что вы будете более точным, чем остальные свидетели.
   – Более точным? В каком смысле? – сделал Грифф удивленное лицо, прикидываясь простаком. – По-моему, все достаточно ясно, если такой парень, как Монтегю, нырнул и не вынырнул. Правда, когда это случилось, мы склонялись к мысли, что это действительно странно.
   – Мне известно, – продолжал сыщик, – что в последние два дня в доме произошли события, которые подстегнули трагедию, и они целиком исключают несчастный случай.
   – Насчет обстановки в доме вы правы, – кивнул Грифф. – Убийство висело в воздухе. Монтегю как будто предназначено было расстаться с жизнью. Конечно, следствие должно разбираться. Но Монтегю не отравили, в него не стреляли, он не вывалился из окна, не поскользнулся на лестнице и не сломал себе шею. Он просто на глазах у всех нырнул с вышки.
   – В этом-то вся сложность. Насколько я знаю, вы, мистер Лиленд и Татум ныряли, чтобы найти его.
   – По крайней мере, мы исполнили свой долг, – произнес Грифф с оттенком самолюбования. – С моей стороны это было скорее жестом, поскольку я плохо плаваю, и если бы мне удалось найти его, он мог бы утащить меня с собой. Но неприятно видеть, как на ваших глазах этот бренный мир покидает человек, и трудно удержаться от попытки спасти его.
   – Это весьма благородно с вашей стороны, – похвалил Вэнс. – Кстати, мистер Монтегю ведь был помолвлен с мисс Штамм?
   Грифф опять кивнул и затянулся сигаретой:
   – Я никогда не понимал, почему красивые женщины всегда влюбляются в подобных мужчин, но ожидал, что помолвка рано или поздно будет расторгнута.
   – А каковы ваши чувства к мисс Штамм?
   Грифф удивился неожиданному вопросу, а потом засмеялся:
   – Понимаю, куда вы клоните. Я не опереточный злодей – я люблю Бернис. Все, кто ее знают, без ума от нее. Что же касается всего прочего, то я слишком стар для этого. Мои чувства к Бернис, скорее, отцовские. Она часто приходила ко мне за советами, когда Штамм бывал подшофе. И я давал ей хорошие советы, клянусь Богом. Только вчера я предупредил ее, что она делает большую глупость, собираясь замуж за Монтегю.
   – Как она восприняла ваши слова?
   – Как все дамы – высокомерно и презрительно. Ни одна женщина не нуждается в подобной опеке. Даже когда юные леди спрашивают совета, они поступают так, как заранее решили, а потом еще и обижаются.
   – Что вы думаете о случившемся с Монтегю?
   Грифф неопределенно развел руками:
   – Ударился головой о дно – и готов. А что еще могло с ним приключиться?
   – Я понятия не имею, – сказал Вэнс, и его холодный взгляд замер на собеседнике, – и надеюсь, что вы поможете нам выбраться из темноты на свет.
   – Лучше бы вы забыли об этом, – усмехнулся Грифф. – Мистер Монтегю получил то, что заслужил. Этот несчастный случай совпал с желаниями многих. Даже если вы, господа сыщики, просидите здесь до второго пришествия, факт останется фактом: Монтегю просто утонул в пруду.
   – Боже мой! – воскликнул Вэнс. – Уж не думаете ли вы, что смерть Монтегю – идеальное преступление, которое никто и никогда не раскроет?
   Грифф наклонился вперед и погладил челюсть:
   – Я ничего не думаю, а всего-навсего рассуждаю вслух.
   – За что мы вам дьявольски благодарны, – съязвил Вэнс и отбросил сигарету. – Кстати, нам надо тут немного осмотреться…
   Он не договорил. На лестнице послышался шум, и в тот же момент до нас донесся сердитый вопль Штамма:
   – Отпустите меня, я знаю, что делаю!
   Штамм влетел в гостиную и уставился на нас. Позади него стоял доктор Холлидей, пытавшийся утихомирить его. Штамм был в пижаме, волосы всклокочены, из глаз едва не сыпались искры, которыми он старался испепелить Гриффа.
   – Что ты наболтал полицейским? – спросил он, прислонившись к стене.
   – Что с тобой, Рудольф? – Грифф встал из кресла. – Я ничего особенного не говорил. А разве нам есть что скрывать?
   – Ты врешь, – огрызнулся Штамм. – Ты, как всегда, хочешь навредить мне. Ты пытался настроить против меня Бернис и теперь, я ручаюсь, науськиваешь на меня полицейских. – Его колотила дрожь. – Ты решил шантажировать меня… – Голос Штамма упал до шепота, и слова стали неразборчивыми.
   Доктор Холлидей взял его под руку и попытался вывести из комнаты, но Штамм с силой вырвался и шагнул вперед. Грифф все это время стоял на месте и с сочувствием, даже жалостью смотрел на своего обвинителя.
   – Ты глубоко ошибаешься, старина, – тихо произнес он. – Сегодня ты сам не свой, а завтра поймешь всю несправедливость своих упреков и убедишься, что я не предавал тебя.
   – Правда? – Штамм вдруг успокоился или устал скандалить, но видно было, что он все еще не верит Гриффу. – То есть ты не сообщил этим людям, – он кивнул в нашу сторону, – то, что я сказал тебе о Монтегю…
   Грифф, точно в знак протеста, поднял руки и собирался ответить, но Штамм опередил его:
   – Допустим, я сказал это. Ну и что? Я имею право больше, чем любой другой, говорить такие вещи. Ты порой позволяешь себе намного худшие поступки. Ты ненавидел его больше, чем я. – Штамм неприятно хихикнул. – И я знаю почему. Ты меня не обманешь насчет своих чувств к моей сестре. – Он поднял руку и указал пальцем на Гриффа: – Вот, господа полицейские, если Монтегю кто-то и убил, так это он!
   Штамм выдохся и упал в кресло. Вэнс быстро подошел к нему.
   – Вы совершили серьезную ошибку, мистер Штамм, – произнес он мягко, но строго. – Мистер Грифф не обмолвился ни словом из того, что вы предполагаете. Ни одну его фразу нельзя назвать нелояльной по отношению к вам. Боюсь, вы неправы.
   Штамм покосился на Гриффа. Тот подошел и положил руку ему на плечо.
   – Пойдем, старина, – попросил он, – тебе нужно отдохнуть.
   Штамма, видимо, начали терзать угрызения совести, тяжелые рыдания сотрясли его тело, и он позволил Гриффу и Холлидею увести себя.
   – Мистер Грифф, – промолвил Вэнс напоследок. – Наш разговор не закончен, поэтому просим вас остаться в доме до завтра.
   – Хорошо, – кивнул Грифф, и все трое ушли.
   Примерно через минуту в парадную дверь позвонили, и Трейнор впустил сиделку, которую Холлидей вызвал для Штамма, а Вэнс подошел к Лиленду, остававшемуся во время скандальной сцены лишь пассивным наблюдателем, и поинтересовался:
   – У вас есть комментарии к этому инциденту?
   Тот нахмурился и перевел взгляд на свою трубку.
   – Нет, – пробормотал он после паузы, – кроме того, что Штамм напуган и находится в шоковом состоянии после пьянства. В трезвом виде он не такой. Возможно также, – добавил он, – что в глубине души Рудольф подозревает своего компаньона в каких-то финансовых сделках, которые очень беспокоят Штамма.
   – Звучит убедительно, – признался Вэнс. – Штамм обвинил Гриффа в убийстве Монтегю – я не ослышался?
   – Ну что вы, джентльмены! Штамм возбужден, еще не протрезвел, кроме того, он боится вас. Вот и объяснение. Он не был свидетелем трагедии и не в курсе всех деталей происшествия.
   Вэнс подошел к камину и стал рассматривать стоявшие на нем золотые часы, затем повернулся к нам. Вид у него был предельно серьезный.
   – По-моему, нам придется пробыть здесь всю ночь, – сказал он ровным тоном. – Благодарю вас за помощь, мистер Лиленд, но и вас мы вынуждены попросить остаться до завтра.
   Когда Лиленд поклонился и вышел, Маркхэм дал волю гневу:
   – Просидеть тут до утра? Что ты задумал?
   – Да, дорогой, – улыбнулся Вэнс, – и мне, и тебе здесь работа найдется. Обещаю тебе одно из самых увлекательных дел. Беру на себя смелость утверждать: когда найдут тело Монтегю, заключение медэксперта будет содержать совсем не то, что ты ожидаешь.
   Маркхэм, похоже, заинтересовался, потому что пристально посмотрел на Вэнса:
   – Ты считаешь, Монтегю пропал не в результате несчастного случая?
   – О, я открыл кое-что удивительное, – важно изрек Вэнс, но Маркхэм не стал расспрашивать: он слишком хорошо знал своего друга и понимал, что в данную минуту Вэнс больше ничего не расскажет.

Глава 7
Дно пруда

   Вэнс ночевал в доме Штамма, а Маркхэм отправился к себе, но уже в половине десятого утра Вэнс поехал к своему другу на квартиру, чтобы привезти его обратно в поместье. Вэнс обладал обостренной интуицией и железной логикой, а его решения, которые часто казались нам интуитивными, основывались на знании сложной и запутанной человеческой натуры. В начале любого расследования он неохотно говорил Маркхэму о своих подозрениях, поскольку предпочитал выждать и иметь на руках все факты. Маркхэм понимал это и мирился с неожиданными выводами своего друга, и эти выводы, насколько я знаю, очень редко оказывались неточными. Они всегда базировались на том, чего не замечали ни свидетели, ни другие сыщики. Так вышло и на этот раз. Длительный опыт сотрудничества с Вэнсом убедил окружного следователя, что он неправ, и утром следующего дня отдохнувший и посвежевший Маркхэм уже был во многом на стороне Вэнса.
   Вэнс велел сержанту Хэсу караулить все двери и обитателей дома. Сам он решил в первую очередь исследовать тропинку, ведущую к фильтру, где Хэс и Хеннеси видели следы. Доктору Холлидею позволили уйти, но Вэнс настоял, чтобы сиделка оставалась в доме до особого распоряжения. Трейнору приказали передать другим слугам – их было двое: повар и горничная, – чтобы они не покидали дом. Вэнс дал команду людям Хэса расположиться вокруг особняка так, чтобы они могли видеть друг друга и любого, кому вздумается выйти или войти в двери. Особенно тщательно охранялось то место, откуда открывались шлюзы.
   Я еще никогда не видел Хэса таким озабоченным и деловитым. Он выполнял все указания с одержимостью фанатика, хотя и признавался, что не верит в эффективность этих действий. Я также был изумлен неистовым интересом Вэнса к данному расследованию. Обычно он относился к уголовным делам Маркхэма весьма спокойно, даже с некоторой профессиональной небрежностью, но тут наблюдалось нечто совсем другое. Несомненно, Вэнс уже тогда видел и чувствовал что-то недоступное нам. Его поведение стало понятно лишь тогда, когда дело предали гласности и факт ужасной смерти Монтегю прозвучал как национальная сенсация. Маркхэм позже говорил, что если бы не настойчивость Вэнса в первую ночь, один из самых хитрых и изобретательных убийц нашего времени избежал бы правосудия.
   Хотя Вэнс лег спать после трех часов ночи, утром он выглядел очень бодрым. Он поехал к себе переодеться и, когда я прибыл к нему, играл фрагменты из сонаты Бетховена. Взяв последний аккорд, он сказал мне:
   – Что, не спится, Ван? Впереди у нас трудный день. Я немного почитаю, чтобы прийти в себя.
   Он налил себе виски с содовой и устроился в библиотеке. Я раскрыл философский роман под названием «Марий-эпикуреец» и уселся у окна. Время от времени я заходил в библиотеку, где сидел Вэнс, вцепившись пальцами в волосы и уставившись в фолиант. Перед ним в беспорядке громоздилось еще десятка два книг, и он поминутно разглядывал какие-то пожелтевшие карты. Оторвавшись от чтения, он посмотрел на меня и предложил:
   – Не мешало бы еще виски с содовой, а, Ван? Это помогает.
   Я налил ему и себе, поставил перед ним стакан и заглянул ему через плечо. На столе лежали книги: «Эволюция дракона» Эллиота Смита и «Демонолатрия» Николя Реми. По другую сторону от него я заметил монографию Конуэя «Демонология и наука о дьяволе».
   – Мифология – занимательнейший предмет, Ван, – заметил он. – Большое спасибо за виски.
   Он снова уткнулся в книги, а я отправился поспать, а когда проснулся, он, уже переодетый, пил турецкий кофе и курил сигарету.
   – Карри, подавай завтрак, – велел он камердинеру. – А то нам скоро ехать за мистером Маркхэмом.
   Через двадцать минут мы встретились с окружным следователем. Маркхэм напустил на себя важность и по привычке ворчал.
   – Чем больше я думаю о вчерашних событиях, Вэнс, – сразу же заявил он, – тем больше убеждаюсь, что ты напрасно тратишь свое и мое время.
   – У тебя срочные дела на сегодня? – спросил Вэнс.
   – Я хочу выспаться, – насупился Маркхэм. – Это как раз то, чего ты не даешь мне делать. Я мирно посапывал и видел сны, когда меня разбудил слуга и объявил, что вы с Ваном уже приехали.
   – Печально, – покачал головой Вэнс. – Но клянусь Юпитером, ты не разочаруешься!
   Маркхэм усмехнулся и до самого дома Штаммов не проронил ни слова. Когда мы подъехали к поместью, Хэс уже ждал нас, усталый и недовольный. Он был настроен так скептически, словно это не он прошлой ночью заварил всю эту кашу.
   – Время идет, – сказал он, – а ничего не происходит. Гости сидят по комнатам и ведут себя, как нормальные люди. Позавтракали все вместе.
   – Это интересно, – улыбнулся Вэнс. – А как Штамм?
   – Оклемался, вроде, но физиономия у него зеленая. Успел уже пару раз тяпнуть виски.
   – Мисс Штамм чувствует себя лучше?
   – О да, – хихикнул сержант, – но с этой милашкой происходит нечто странное. Ночью она, как рассказывают, билась в истерике и несколько раз падала в обморок, а сегодня утром выглядит здоровой и свежей, словно рада, что ее жених отправился на тот свет.
   – На кого она обратила особое внимание?
   – Откуда я знаю? – удивился Хэс. – Они не приглашали меня завтракать с ними. Однако я заметил, что после еды она и Лиленд уединились в гостиной и долго совещались.
   – Все это весьма разумно и предсказуемо, – загадочно вымолвил Вэнс, разглядывая кончик своей сигареты.
   – Ну и ну, – покачал головой Маркхэм, слушая беседу Вэнса и Хэса. – Вы считаете, в доме завелись заговорщики?
   – Мой дорогой Маркхэм, – весело заметил Вэнс, – заговор, если он и существовал, то определенно застопорился. – Он снова обратился к сержанту: – Что нового насчет миссис Штамм?
   – Короче, она в порядке. Недавно у нее был доктор, осмотрел ее и сказал, что в его присутствии больше нет необходимости. Днем он приедет снова. Кстати, о докторах: я позвонил доку Доремусу и попросил его примчаться сюда. Нынче воскресенье, и я боялся, что он успеет удрать куда-нибудь, а мы скоро начнем искать Монтегю, значит, у нас появится труп.
   – Ваши люди все еще охраняют ворота шлюза?
   – Конечно. Ворота одного из шлюзов пропускают воду. К счастью, она вытекает тоненькой струйкой. Старый запор проржавел, но мы сбили его молотком. Если верить Штамму, вода сойдет примерно через час. Он сам хотел присутствовать при этой операции, но я заверил его, что мы обойдемся своими силами.
   – Хорошо, – кивнул Вэнс. – Вы поставили людей по ту сторону ворот шлюза? А то труп может проплыть туда.
   – Я предусмотрел этот момент, – самодовольно ответил Хэс. – Там дежурят мои сотрудники.
   – Кто-нибудь приходил в дом утром?
   – Нет, сэр, да и никого бы не впустили. Берк, Сниткин и Хеннеси отправились утром в полицию, и я временно поручил охрану дома другим ребятам. Сейчас все трое вернулись. Сниткин караулит восточные ворота, Берк – вестибюль, а Хеннеси следит, чтобы никто не приближался к пруду. – Хэс вопросительно взглянул на Вэнса: – Что вы предпримете в первую очередь, сэр? Желаете поговорить с мисс Штамм и Татумом? По-моему, с ними не все ладно.
   – Нет, – задумчиво произнес Вэнс. – Пока не вижу смысла заниматься с ними. Надо сначала осмотреть местность. Попросите мистера Штамма присоединиться к нам.
   Хэс удивленно посмотрел на сыщика и направился к дому. Через несколько минут он вышел в сопровождении Рудольфа Штамма, одетого в серые твидовые брюки и серую рубашку с короткими рукавами и открытым воротом. Ни пиджака, ни шляпы Штамм не надел. Он был бледен, лицо опухло, под глазами темные круги, но передвигался быстро. Штамм вежливо и как-то виновато поздоровался с нами.
   – Доброе утро, джентльмены. Простите мое вчерашнее поведение, я плохо себя чувствовал.
   – Ничего, – успокоил его Вэнс, – мы все понимаем. Давайте осмотрим ваше поместье, особенно участки, прилегающие к пруду. Будьте, пожалуйста, нашим проводником.
   – Согласен, – ответил Штамм и повел нас по тропинке мимо северной стороны дома. – Это уникальное место. Ничего подобного нет не только в Нью-Йорке, но и в других городах. Видите, тропинка переходит в большую дорогу? Это Ист-роуд, – пояснил Штамм. – Ее построил много лет назад мой отец. Она петляет по холмам и соединяется с одной из старых дорог за границами поместья.
   – А куда ведет эта дорога? – поинтересовался Вэнс.
   – Да никуда. Она проходит вдоль Берд-Рифьюж к южной стороне Клоува и там разделяется: одна ветвь идет к Шелл-Бед, другая огибает поля и смыкается с Ривер-роуд. Есть еще одна ветвь: она тянется мимо Грин-Хилл, Пейсон-авеню и сворачивает к северу. Но мы редко пользуемся ею – она в плохом состоянии.
   Мы пошли вдоль дамбы. На юго-восточной стороне дома располагался гараж.
   – Неудобное место, – прокомментировал Штамм, – но лучшее, что мы нашли. Перед домом я не хотел устраивать гараж – он портил бы весь вид. Кстати, я планирую провести сюда от дома вдоль южной стороны асфальтированную дорогу.
   – Ист-роуд проходит мимо пруда? – спросил Вэнс.
   – Да, – кивнул Штамм, – но на этом участке она такая короткая, что ее трудно назвать дорогой.
   – Давайте сойдем вниз, – предложил Вэнс, – а потом вернемся к дому по дороге от пруда.
   Штамм кивнул, гордый тем, что может похвастаться своим поместьем. Мы добрались до мостика и свернули налево на узкую, шириной всего дюймов в восемнадцать, цементированную дорожку, которая привела нас прямо к пруду. Штамм шел впереди, мы – за ним. Справа до самой скалы и вдоль берега росли деревья и кустарники. По диагонали через пруд мы видели дом Штаммов, расположенный на возвышенности.
   Уровень воды в пруду сильно понизился. Вода пенилась возле дамбы, где были раскрыты ворота шлюза. Слева от нас находился фильтр с воротами, через который в пруд попадала вода из реки. К счастью, в это время года река обмелела, и не приходилось опасаться, что она прорвет ворота фильтра. Но, хотя уровень воды в пруду неуклонно падал, труп пока не было видно. Сержант Хэс с беспокойством крутил головой, разглядывая поверхность. Прямо над нами возвышались скалы. Штамм указал на них.
   – Вот эта чертова скала, о которой я говорил, – пояснил он. – Отсюда вчера сорвался камень. Я давно ожидал этого и предупредил всех, чтобы сюда не подплывали. Наверное, его трудно будет извлечь.
   Его глаза тоже блуждали по воде. Теперь лишь тонкая струйка вытекала из пруда, и нигде не просматривалось ни следа мертвого человека.
   – Я полагаю, Монтегю ударился головой о дно возле самой вышки, – поделился мнением Штамм. – Очень жаль, если так произошло. Этот пруд приносит несчастья, как сам дьявол.
   – Какой дьявол? – уточнил Вэнс, не глядя на собеседника. – Пиаза? [11 - В брошюре под названием «Пиаза, или Дьявол среди индейцев», написанной П. А. Армстронгом и опубликованной в 1887 году, описывается Пиаза – чудовище с головой дракона, оленьими рогами, рыбьей чешуей, когтями, большими крыльями и длинным, как у морского змея, хвостом. Наскальные изображения этого дьявола-дракона впервые были найдены патером Маркеттом в долине Миссисипи в 1665 году. У Армстронга читаем: «Они большие, как телята, с головой и рогами, как у козла, у них красные глаза, борода, как у тигра, и лицо, как у человека. У них настолько длинные хвосты, что они обматывают все свое тело, а кончик болтается, как рыбий хвост». – Примеч. автора.]
   Штамм бросил на него подозрительный взгляд и усмехнулся.
   – Вы тоже наслушались этих россказней, – посетовал он. – Боже мой! Скоро эти старые бабы заставят меня поверить, что в пруду живет дракон-людоед. Кстати, откуда вы знаете слово «Пиаза»? Я уже много лет его не слышал. Его употреблял старый индейский вождь с Запада, когда гостил в здешних краях. Очень впечатлительный старик. Насколько я помню, он постоянно твердил про этого Пиазу.
   – Пиаза и Амангемокдот – одно и то же, чудовище-дракон, – тихо сказал Вэнс, не отрывая взгляда от остатков воды.
   – Теперь пойдем туда. – Штамм двинулся в сторону ровной площадки на краю пруда, но Вэнс удержал его:
   – Мне жаль, но туда сначала пройдем мы, чтобы осмотреть следы на земле. – Видя изумленный взгляд хозяина, Вэнс прибавил: – Я понимаю, это глупая идея, но могло случиться, что Монтегю проплыл до этого края пруда и вылез на берег.
   – Боже мой! Да зачем бы он стал это делать?
   – Понятия не имею, – спокойно признался Вэнс. – Вероятно, он этого и не делал. Но если в пруду не окажется тела, это будет самым интересным.
   – Вздор! – с негодованием воскликнул Штамм. – Тело здесь, я уверен!
   – Кстати, – спросил Вэнс, – какая почва на дне пруда?
   – Твердая и песчаная. В свое время я хотел зацементировать дно, но передумал. Вода все равно остается чистой. Дно настолько утрамбовалось, что, когда вода сойдет, вы сможете пройти по нему, не испачкав ботинок.
   Сейчас воды в пруду осталось не больше трех футов; еще несколько минут, и дно обнажится. Мы впятером – Вэнс, Маркхэм, Штамм, Хэс и я – стояли у края и смотрели на воду. Я ощущал, как напряжены мои нервы. Вот обнажилось основание вышки. Остатки воды скопились у дамбы. Странное чувство охватило всех нас. Мы не отрывали взгляда от воды… Штамм, как загипнотизированный, смотрел в одну точку. Маркхэм нахмурился и тяжело дышал. Вэнс хладнокровно усмехался. Я перевел взгляд в сторону дамбы. Все, воды нет…
   В этот момент раздался зловещий смех. Мы в изумлении обернулись. На балконе третьего этажа стояла Матильда Штамм с вытянутыми в сторону пруда руками. Ужас охватил меня. Оттуда, где мы стояли, можно было разглядеть каждый квадратный дюйм дна. И нигде не было и следа человеческого тела!

Глава 8
Таинственные следы

   Результат спуска воды из Лужи Дракона оказался настолько неожиданным, что на некоторое время мы словно онемели. Маркхэм был глубоко потрясен – это чувствовалось по его испуганному и смущенному виду. Хэс нервно жевал сигару. Штамм неподвижно замер на месте. Только Вэнс выглядел почти спокойным. Он курил сигарету, но усмешка исчезла с его лица. Мне показалось, что он даже удовлетворен случившимся. Первым заговорил Штамм:
   – Будь я проклят! Это невероятно! – Он полез в карман и дрожащей рукой достал маленькую черную южноамериканскую сигарету, прикурить которую ему удалось с большим трудом: так дрожали руки.
   – Ну что ж, сержант, – обратился Вэнс к Хэсу, – теперь поиск следов будет иметь главное значение.
   – Может, да, а может, нет, – скривился Хэс. – А что насчет скалы, которая обрушилась? Вдруг этот парень оказался под ней?
   – Нет, сержант, – покачал головой сыщик. – Видите, этот камень не больше восемнадцати дюймов, и под ним не скроется тело человека.
   Штамм вынул изо рта сигарету и повернулся к Вэнсу.
   – Тут вы правы, – сказал он. – Это не особенно приятная тема для разговора, но дно пруда достаточно твердое, и в него не могло вдавиться тело. – Он посмотрел в сторону дамбы. – Мы найдем другое объяснение.
   – Все это хорошо, – пробормотал Хэс. – Но ночью мы, то есть я и Сниткин, не обнаружили никаких следов.
   – Попробуем проверить еще раз, – решительно произнес Вэнс. – И неплохо бы пригласить Сниткина. Мы сумеем все тщательно обследовать.
   Хэс отправился к дороге, откуда стал громко звать Сниткина, дежурившего в ста футах на Ист-роуд. Маркхэм нервно прохаживался взад-вперед.
   – У вас есть соображения об исчезновении Монтегю, мистер Штамм? – строго спросил он.
   Штамм, не отрывая глаз от дна пруда, помотал головой.
   – Немыслимо, – прошептал он, – куда он мог деться, если, конечно, он не выбрался из пруда с этой стороны.
   Вэнс иронически посмотрел на Маркхэма и весело заметил:
   – Значит, как одна из версий остается дракон.
   Штамм покраснел от злости и обиды, губы его задрожали.
   – Ради бога, замолчите! – воскликнул он. – Дела плохи и без нечистой силы. Рациональное объяснение должно существовать!
   – Да-да, без сомнения, – вздохнул Вэнс. – Рационализм – превыше всего.
   В этот момент я бросил случайный взгляд на балкон третьего этажа и увидел, как доктор Холлидей уводит миссис Штамм в дом. Несколько секунд спустя Хэс и Сниткин присоединились к нам. Поиск следов занял много времени. Начиная с фильтра, расположенного слева от нас, Вэнс, Сниткин и Хэс методично осматривали землю на участке площадью около пятнадцати квадратных футов. Когда Вэнс вернулся, на лице его читалось изумление.
   – Никаких следов, – резюмировал он. – Вывод: с этой стороны Монтегю не выходил на берег.
   – Не думаю, что мы найдем что-нибудь, – нахмурился Хэс. – Сниткин и я уже вдоль и поперек обшарили тут все.
   Внимательно разглядывая скалу, Маркхэм спросил, словно ни к кому не обращаясь:
   – А не мог Монтегю именно здесь выбраться на сушу?
   – Монтегю был спортсменом, но не птицей, – возразил Вэнс.
   – Если он не вылез из пруда, – мрачно рассуждал Штамм, – то куда же он, черт возьми, делся?
   – Он не выходил отсюда. Надо еще разбираться, – сказал Вэнс и зашагал прямо к фильтру.
   Мы последовали за ним, не зная, чего ожидать. На полпути Вэнс остановился и стал рассматривать ватерлинию, проходившую в шести футах от гребня фильтра и на восемь футов ниже верха ворот. Фильтр состоял из оцинкованных проволочных ячеек, заполненных пористым материалом. Очевидно, ни один человек не смог бы преодолеть фильтр без посторонней помощи. Вэнс перешел через фильтр и отправился к кабинам на другой стороне пруда. Бетонированная подпорная стенка выступала на четыре фута над обычным уровнем воды и тянулась от фильтра до дамбы.
   – Монтегю не вылезал здесь, – заключил Хэс. – Все это место ярко освещается прожекторами, и его обязательно увидели бы.
   – Совершенно верно, – подтвердил Штамм. – С этой стороны пруда он не мог уйти.
   Мы прошли к дамбе, и Вэнс тщательно осмотрел все вокруг. Потом он заглянул на другую сторону дамбы, где сейчас без воды поникли водоросли.
   – Там бесполезно искать, – заявил Штамм. – Течение слабое, и тело запуталось бы в водорослях.
   – Верно, – согласился Вэнс, озираясь по сторонам. – Я действительно нигде не вижу труп. Даже если через дамбу было сильное течение, тело всплывет не раньше, чем через двадцать четыре часа после смерти утопленника.
   – Так что же мы ищем? – раздраженно спросил Маркхэм.
   – Не знаю, старина, – ответил Вэнс. – Я просто смотрю и надеюсь. Давайте перейдем на другой берег.
   Мы перешагнули через подпорную стенку.
   – Что ты хочешь обнаружить, Вэнс? – не унимался Маркхэм. – Там нет никаких следов.
   – Пока нам вообще неизвестно, где тут могут оказаться следы. – Вэнс безнадежно махнул рукой. – Но человек не способен улететь из пруда.
   Неожиданно он замолчал, уставившись на клочок травы у нас под ногами. Вэнс нагнулся и стал пристально рассматривать землю, потом выпрямился и догнал нас.
   – Я подумал, что это след ноги в виде зубца, – пояснил он. – Но этот прямоугольник не является отпечатком стопы.
   – Ночью я видел его, – сообщил Хэс. – Похоже, кто-то поставил на землю коробку или тяжелый чемодан. Но не удивлюсь, если этот след оставлен несколько недель или месяцев назад. Во всяком случае, он в двенадцати футах от пруда и никак нам не поможет.
   Штамм выплюнул сигарету и сунул руки в карманы.
   – Я ошеломлен, джентльмены, – признался он, – и, по правде говоря, мне это не нравится. Такая ситуация грозит вылиться в крупный скандал, а я уже сыт по горло скандалами.
   Вэнс задрал голову к скалам и спросил:
   – Как вы думаете, мистер Штамм, Монтегю не забрался ли туда? Я вижу отсюда несколько выступов.
   – Нет, никакой нормальный человек до них не дотянется. К тому же они не связаны между собой и находятся в разных местах. Когда я был маленьким, я залез на один из них и не мог ни спуститься, ни подняться выше, мне пришлось ждать полдня, пока отец снимет меня.
   – А если вдруг Монтегю воспользовался веревкой?
   – Ну, это еще куда ни шло. Он был хорошим спортсменом и сумел бы забраться по веревке. Но, черт возьми, я не понимаю…
   – В твоей версии есть зерно истины, Вэнс, – перебил Маркхэм. – Это единственный путь из пруда. К тому же Лиленд рассказывал нам, что во время исчезновения Монтегю миссис Мак-Адам разглядывала эту скалу. А позже, услышав о всплеске, она встревожилась, чему мы сами были свидетелями. Не исключено, что она действовала по плану Монтегю.
   – Слишком натянуто, – пожал плечами Вэнс. – Но все-таки он исчез, не так ли? Впрочем, давайте проверим. Мистер Штамм, – обратился он к хозяину, – как отсюда попасть на скалу?
   – Надо вернуться на Ист-роуд и немного сойти вниз. Эта скала самая высокая, и на нее лучше забираться с противоположной стороны. Десять минут ходьбы, и мы на месте.
   – Давайте, это пойдет на пользу. Мы установим, есть ли какие-нибудь следы на скале.
   Мы вслед за Штаммом отправились на Ист-роуд через ворота, ведущие в поместье. Пройдя около сотни ярдов, свернули на запад и пошли по тропинке. Потом совершили восхождение и через несколько минут стояли на скале, глядя с высоты на пруд. Дом Штаммов казался на одном уровне с нами. Всю дорогу Вэнс, Хэс и Сниткин смотрели под ноги, пытаясь обнаружить что-нибудь интересное. Площадка на вершине занимала не более десяти футов в диаметре, и на ней не было никаких следов, даже я это видел.
   – Опять безрезультатно, – разочарованно вздохнул Маркхэм.
   – Верно. – Вэнс достал сигарету и закурил. – Если Монтегю покинул пруд, то только по воздуху.
   – На что вы намекаете, сэр? – повернул к нему побледневшее лицо Штамм. – Вы снова возвратились к этой нелепице с драконом?
   – Боюсь, я выразился не совсем точно, – вскинул брови Вэнс, – но я понимаю, о чем вы. О драконе Пиазе, имеющем крылья?
   Штамм сердито посмотрел на него и невесело рассмеялся:
   – Эти сказки о драконах действуют мне на нервы, а сегодня я особенно не в своей тарелке. – Он достал сигарету и подошел к краю скалы. – Об этой скале я вам рассказывал. – Штамм указал на валуны. – Верхний валун упал вчера ночью в пруд. Остальные тоже когда-нибудь ухнут вниз. Вчера мы с Лилендом пытались свалить их. У нас ничего не вышло, и я не предполагал, что камень рухнет сам по себе. Но остальные, кажется, пока держатся крепко.
   Когда мы возвращались, Вэнс, к моему удивлению, снова свернул на цементированную тропинку к пруду. Маленький участок земли между фильтром и скалой прямо-таки заворожил его. Вэнс в задумчивости прохаживался вдоль пустого пруда и рассматривал дно. Позади нас, чуть правее тропинки, я заметил небольшой камень площадью примерно в десять квадратных футов, почти полностью закрытый английским плющом. Едва взглянув, я тотчас забыл о нем, но Вэнс внезапно спросил Штамма:
   – А что это за сооружение, похожее на склеп?
   – Это и есть наш семейный склеп, – ответил хозяин. – Мой дед хотел быть похороненным здесь и мечтал, что рядом упокоятся и другие члены нашей семьи. Мой отец возражал против похорон и предпочитал кремацию, и за время моей жизни склеп ни разу не открывали. Однако мать настаивает, чтобы ее похоронили тут. В результате я не знаю, что делать. Со временем все это отойдет к городу, ведь старые поместья недолго просуществуют в таком виде, как сегодня. Здесь, видите ли, не Европа.
   – Таков курс нашей коммерческой цивилизации, – пробормотал Вэнс. – А кроме вашего деда, там похоронен кто-нибудь?
   – Да, – равнодушно произнес Штамм. – Моя бабушка, две тетки и, кажется, младший брат деда. Они умерли до моего рождения. Это все отмечено в семейной хронике, хотя я никогда не интересовался датами. Если бы я захотел попасть в склеп, мне пришлось бы прибегнуть к помощи динамита, ибо я понятия не имею, где ключ.
   – Наверное, ваша мать знает? – спокойно спросил Вэнс.
   – Вы попали точно в цель, – удивился Штамм. – Мать однажды призналась мне, что спрятала ключ, чтобы никто не проник в склеп. У нее странные идеи, связанные с семейными традициями.
   – Что-нибудь насчет дракона?
   – Да, черт бы его побрал! – Штамм заскрежетал зубами. – Ее мучает наваждение, что дракон охраняет души умерших и что она поможет ему заботиться об остальных Штаммах. Вы же понимаете, как сильны предрассудки стариков. – Он говорил с раздражением, но вместе с тем извиняющимся тоном. – Что касается ключа, она действительно куда-то засунула его и сейчас наверняка уже не помнит, где он.
   – Ладно, это не имеет значения, – махнул рукой Вэнс. – Кстати, вы когда-нибудь упоминали о склепе при гостях?
   – Нет, – ответил Штамм, подумав мгновение. – Сомневаюсь, чтобы кто-то знал о его наличии. Кроме Лиленда, конечно. Вы видите, что склеп расположен в стороне от дома и закрыт деревьями, а из моих знакомых никто не был на этом берегу.
   – Позвольте мне взглянуть на склеп, – внезапно попросил Вэнс. – Это очень романтично. – Он направился к деревьям, а Штамм со скучающим видом поплелся за ним. – Туда есть тропинка?
   – Да, она ведет прямо с Ист-роуд, но, наверное, вся заросла травой.
   Вэнс прошел десять-двенадцать футов от дорожки до склепа и остановился перед квадратным камнем. Он имел наклонную поверхность – для стока воды, и его со всех сторон окружал плющ. Камень был точно такой же, как стены дома Штаммов. С западной стороны находилась массивная железная дверь, казавшаяся неприступной. К ней вели три ступеньки, поросшие мхом. Как объяснил Штамм, склеп был выстроен под землей и возвышался над ней лишь на пять футов. Возле одной из стен лежала груда сырых, покоробившихся досок. Вэнс обошел сооружение и остановился возле них.
   – Для чего предназначен этот хлам? – спросил он.
   – Доски остались от строительства шлюзовых ворот над фильтром, – ответил Штамм.
   – Изумительно, – рассуждал Вэнс, шагая обратно к цементированной дорожке. – Подумать только, что все это находится в городе!
   Маркхэм так вымотался в пути, что, казалось, вот-вот набросится на Вэнса с кулаками, но, сдержав свой порыв, он осторожно заметил:
   – Вэнс, дружище, мы ничего больше не найдем. Да, отпечатков нет, но Монтегю все-таки выбрался из пруда. Как это произошло, мы узнаем позже. Нам пока лучше уйти.
   В тот момент мне показалось, что Маркхэмом руководит здравый смысл, и я готов был согласиться с ним. Вэнс, однако, ответил:
   – Маркхэм, твое заключение рационально, но в исчезновении Монтегю кроется какая-то дьявольская иррациональность. И если ты не возражаешь, я суну нос в пруд. – Он повернулся к Штамму: – Сколько времени пруд останется пустым?
   Штамм поднялся на фильтр и заглянул вниз.
   – Еще примерно полчаса будет сухо, – сообщил он. – Пруд пустует уже часа полтора, и если через полчаса не открыть ворота шлюза, вода не только хлынет через край фильтра, но и разольется по берегу и затопит всю низину вдоль Ист-роуд.
   – Полчаса мне хватит, – пробормотал Вэнс. – Сержант, распорядитесь, чтобы от склепа сюда принесли доски и разложили их по дну пруда до того места, где Монтегю вошел в воду.
   Хэсу не требовалось повторять дважды. Он позвал Сниткина, и они отправились к склепу. Через десять минут доски разложили по дну пруда, как просил Вэнс, и мы собрались на середине, чтобы следить за действиями нашего сыщика. Каждая доска была шириной в фут и толщиной в два дюйма, и они образовывали нечто вроде мостков. Все это время Маркхэм угрюмо стоял на месте и нервно пускал в небо клубы дыма.
   – Опять трата времени, – пробурчал он, глядя, как Вэнс подвернул брюки и пошел по дну. – Бог мой! Неужели ты надеешься что-то найти? Так ведь и отсюда видно все дно!
   – Если откровенно, Маркхэм, – хитро подмигнул Вэнс, – то я не надеюсь ни на что. Но этот пруд очаровывает меня. Я терпеть не могу, когда есть что-то, чего я не разгадал. Иди сюда, здесь сухо.
   Маркхэм неохотно последовал за ним, ворча:
   – Я рад, что ты ни на что не надеешься. А сначала я подумал, что ты ищешь дракона.
   – Увы, – улыбнулся Вэнс, – судя по традициям, Пиаза никогда не позволит увидеть себя, хотя в восточной мифологии драконы часто превращаются в прекрасных женщин.
   Штамм, который шел впереди меня, резко остановился и потер рукой лоб.
   – Я бы попросил, джентльмены, чтобы вы прекратили всякое упоминание этих чертовых драконов, – взмолился он. – Мои нервы больше не выдерживают.
   – Простите, – сказал Вэнс, – я не хотел вас расстраивать.
   Теперь он стоял на конце последней доски и смотрел себе под ноги. Мы находились рядом. Солнце безжалостно припекало, и дышать было трудно. Все действия Вэнса казались мне бесполезными. Несмотря на мое уважение к нему, я почти соглашался с Маркхэмом, что все это впустую. Внезапно Вэнс опустился на колени и наклонился в сторону вышки, а потом сделал нечто совсем удивительное: нацепил монокль и пополз по грязи.
   – Что ты отыскал, старина? – нетерпеливо спросил Маркхэм.
   – Одну минуту, – возбужденно крикнул Вэнс. – Не подходите сюда!
   Он поднялся и двинулся дальше, а мы остались на месте. Затем он повернул обратно, прошелся в сторону скал и параллельно берегу. Глаза его не отрывались от дна. Наконец он замер.
   – Сержант, – приказал он, – передвиньте конец доски сюда.
   Хэс с готовностью повиновался. Когда доска легла на место, Вэнс сделал нам знак приблизиться. Со странным волнением мы направились к нему. Взбудораженный вид Вэнса показывал: он что-то обнаружил. Но даже подойдя вплотную, никто из нас не разглядел ничего необычного. Вэнс склонился над дном.
   – Смотри, Маркхэм, – указал он. – Эти следы ведут от середины пруда, начиная от вышки и до дамбы. Потом они запутываются, а в самом центре образуют круги.
   Сначала мы ничего не видели, но палец Вэнса указал, куда смотреть. Ужас охватил нас. Перед нами был рифленый отпечаток большого копыта дюймов четырнадцати длиной. Дальше виднелись парные отпечатки – левые и правые. Это были трехпалые следы легендарного чудовища.

Глава 9
Новое открытие

   Хэс и Сниткин обалдело уставились друг на друга. Маркхэм нервно хихикал. Я в ледяном поту замер на месте. Но более всех был шокирован Штамм. Я никогда в жизни не видел столь потрясенного человека. Его лицо сделалось еще бледнее, чем ночью, и он весь дрожал. Потом его щеки побагровели, из горла вырвался хрип. Спокойный, равнодушный голос Вэнса заставил нас очнуться.
   – Красивые следы, – с легким сарказмом похвалил он. – Они говорят о возможности… Чего? Ладно, давайте вернемся на сушу.
   Мы выбрались на берег. Оказавшись на тропинке, Штамм судорожно схватил Вэнса за руку.
   – Что вы собираетесь делать? – заикаясь, спросил он.
   – Пока ничего, – небрежно ответил Вэнс и обратился к Хэсу: – Сержант, мне нужны фотографии этих следов.
   – Сию минуту, сэр. – Стряхнув оцепенение, Хэс приказал Сниткину: – Зарисуй следы и измерь их. Сделай это быстрее, потом сфотографируй и немедленно отдай размножить. Когда закончишь, предоставь отчет.
   Вэнс улыбнулся серьезной деловитости Хэса и сказал:
   – С этим вопросом мы разобрались. Вернемся в дом. Здесь нам больше делать нечего. Насыщенная впечатлениями прогулка, да?
   Мы прошли через фильтр по направлению к кабинам. Уровень воды поднялся примерно до фута от верхней кромки шлюзовых ворот. Обернувшись, я увидел, как Сниткин ловко орудовал на дне пруда возле следов дракона. Во всем Департаменте полиции не было человека, который работал бы со следами лучше и быстрее, чем Сниткин.
   Миновав кабины, мы свернули к каменной лестнице, ведущей к дому. Вэнс резко остановился.
   – Сержант, вы забрали вещи Монтегю из кабины? Если нет, сейчас возьмем их с собой. Вероятно, в них есть какой-либо секрет: записка о самоубийстве, например, или угрожающее письмо от женщины, или некий намек из тех, что любят репортеры.
   Я знал, что, несмотря на шутливый тон, Вэнс серьезно встревожен и пытается прояснить эту невероятную ситуацию. Хэс с усмешкой начал осматривать кабины. Вскоре он нашел вещи Монтегю, и мы направились к дому. Поднявшись на последнюю ступеньку, мы увидели доктора Эмануила Доремуса, главного судебно-медицинского эксперта Департамента полиции Нью-Йорка. Он раздраженно прохаживался по лужайке перед домом и, увидев нас, кинулся навстречу. На нем был светлый спортивный костюм, соломенная шляпа боком торчала на его голове. Он фамильярно поздоровался и остановился, расставив ноги и сунув руки в карманы. Его глаза недобро взглянули на сержанта Хэса.
   – Самое милое дело помешать мне уехать за город, – язвительно начал он. – Вы считаете, что я не нуждаюсь в отдыхе даже по воскресеньям? Где труп? Давайте сюда, чтобы я успел быстрее все закончить, оформить и вернуться домой к ленчу.
   Он раскачивался на носках, пока Хэс смущенно кашлял.
   – Видите ли, док, – с робкой улыбкой сказал сержант, – фактически здесь нет трупа.
   Доремус замер на месте.
   – Что?! – рявкнул он. – Нет трупа? – Он хлопнул себя кулаком по шляпе. – А чью это одежду вы тащите?
   – Это одежда того парня, ради которого я вас потревожил, – с заминкой пролепетал Хэс. – Но самого парня мы не нашли.
   – А, понятно. Труп, наверное, убежал, пока вы мне звонили, – издевательски заговорил Доремус. – Труп сказал вам «ку-ку», помахал рукой и смылся. Что за дурацкие шутки?
   Маркхэм дипломатично вмешался в разговор:
   – Простите, что побеспокоили вас, доктор. Но все объясняется просто. Сержант полагал, что этот человек утонул, нырнув с вышки в воду. Когда из пруда спустили воду, тела там не оказалось.
   Доктор понимающе кивнул и повернулся к сержанту, который с несчастным видом взирал на него.
   – Я не работаю в бюро розыска пропавших людей, – заявил Доремус. – Я – главный судебно-медицинский эксперт.
   – Я думал… – промямлил Хэс, но доктор перебил его:
   – Боже милостивый! – Он с изумлением посмотрел на сержанта. – Вы «думали»… Оказывается, сотрудники бюро уголовных расследований умеют думать. Воскресенье! Выходной! А меня оторвали от отдыха только потому, что вы «думали». Мне не нужны мысли – мне нужны трупы. А поскольку у вас нет трупа, мне здесь делать нечего.
   Хэс обиделся, но опыт работы с медэкспертом подсказывал ему, что не следует принимать всерьез его выпады, и он понимающе улыбнулся.
   – Когда у меня есть для вас труп, вы недовольны. Сейчас у меня нет трупа, вы все равно недовольны. Честное слово, док, мне жаль, что я вас потревожил, но будь вы на моем месте…
   – Бог вас простит, – снисходительно прибавил Доремус и грустно покачал головой: – Тоже мне сыщики: дело есть, а трупа нет.
   – Ситуация весьма серьезная, доктор, – сказал Маркхэм, несколько раздосадованный легкомысленным тоном Доремуса. – По логике вещей тело утопленника должно быть в пруду, а все обернулось так, что действует мне на нервы.
   – Но, мистер Маркхэм, – развел руками Доремус, – я не умею вскрывать теоретические трупы. Я врач, а не философ.
   – На ленч вы еще успеете, – рассудил Вэнс. – Радуйтесь, что больше мы вас не задерживаем.
   – Гм… Вы, пожалуй, правы, – усмехнулся Доремус, вытирая лицо платком. – Ну тогда я пошел.
   – Если мы найдем труп… – начал Хэс.
   – Не выводите меня из себя, – перебил доктор. – Меня не волнует, найдете вы труп или нет. Но если вы его отыщете, ради бога, не трогайте меня во время еды, – добавил он, помахал нам рукой и направился через лужайку к своей машине.
   Штамм отпер дверь своим ключом, и мы вошли в холл. Даже днем здесь царил полумрак и по-прежнему чувствовалась затхлость. Из библиотеки доносились голоса, но потом наступила внезапная тишина. Навстречу нам вышел Лиленд. После кратких приветствий он обеспокоенно спросил:
   – Вы обнаружили что-нибудь?
   – Кое-что, – весело ответил Вэнс. – Но Монтегю улизнул от нас самым необыкновенным образом.
   – Его нет в пруду?
   – Абсолютно, – лукаво подмигнул Вэнс. – Полностью отсутствует. Таинственно, да?
   Лиленд хмуро поглядел на Вэнса и повернулся к нам. Чувствовалось, что слова застряли у него в горле.
   – Кстати, – продолжал Вэнс, – мы собираемся в комнату Монтегю для небольшой портновской экспертизы.
   Лиленд на секунду остолбенел, но потом заметил сверток под мышкой у сержанта.
   – Боже мой! – воскликнул он. – Я совсем забыл о его вещах. Надо было еще вчера забрать их. Вы думаете, они прольют свет на его исчезновение?
   – Заранее трудно что-либо предугадать, – пожал плечами Вэнс.
   Штамм вызвал Трейнора и приказал подать Вэнсу обувь, так как его запачканные ботинки следовало вычистить. Когда Вэнс переобулся, мы поднялись наверх. Комната Монтегю с окном на пруд находилась в конце второго этажа на северной стороне дома, по-моему, прямо под спальней миссис Штамм. Комната была небольшая, чистая, но вид имела какой-то нежилой. На низком столике у комода лежал небольшой кожаный чемодан, набитый обычными предметами мужского туалета. На спинке кровати висела фиолетовая пижама, рядом на кресле валялся алый халат.
   Хэс положил принесенную из кабины одежду на середину стола и начал методично обыскивать ее. Вэнс подошел к раскрытому окну и посмотрел на пруд. Четверо мужчин возились у шлюзовых ворот, а Сниткин тащил последнюю доску обратно к склепу. Некоторое время Вэнс задумчиво курил у окна, разглядывая фильтр и скалу напротив.
   – Надо было вытащить из пруда упавший камень, – сказал он Штамму.
   – Сейчас уже поздно, – ответил расстроенный хозяин, – он глубоко под водой. А остальные камни я рано или поздно тоже сброшу со скалы.
   Хэс вывернул все карманы на одежде Монтегю, но ничего особенного не обнаружил. Вэнс без всякого интереса осмотрел лежащие на столе предметы: платиновые часы с цепочкой, небольшой перочинный нож, несколько ключей, два носовых платка, серебряные монеты и банкноты, золотой портсигар с зажигалкой. Потом он занялся чемоданом, выдвинул ящики стола, разобрал постель, пошарил в карманах пижамы и халата.
   – Все самое обычное, – вздохнул он и сел в кресло у окна. – Боюсь, что ключи к разгадке этого дела надо искать в другом месте.
   Штамм отворил дверцу стенного шкафа. Лиленд подошел к нему.
   – И здесь ничего, – равнодушно произнес он, – только его костюм.
   – Черт возьми! – вскочил Вэнс. – Я совсем забыл о нем. Сержант, достаньте костюм.
   Хэс торопливо снял костюм и положил на стол. В карманах не оказалось ничего, кроме бумажника и трех писем: два в конвертах и одно просто сложенное. В конвертах лежали счет от портного и просьба о займе. Сложенное письмо, однако, стало важной зацепкой в деле о драконе-убийце. Вэнс с изумлением прочел его и передал нам. Это была записка, датированная девятым августа, то есть накануне приема у Штамма, и написанная типичным женским почерком на бледно-голубой надушенной бумаге.

   «Дорогой Монти!
   Я буду ждать тебя в машине возле ворот на Ист-роуд в десять часов.
   Всегда твоя Элен».

   Штамм прочел записку последним, и, когда он возвращал ее Вэнсу, его рука дрожала. Но Вэнс ни на что не обращал внимания: его интересовала только подпись.
   – Элен, Элен… – бормотал он. – Это не та ли женщина, мистер Штамм, которая отказалась посетить ваш прием, сославшись на неожиданный отъезд в Южную Америку?
   – Да, это она, – хрипло ответил Штамм. – Элен Брюетт. Она говорила мне, что знакома с Монтегю. Ничего не понимаю. Почему она ждала его в машине?
   – По-моему, – мрачно заметил Лиленд, – Монтегю хотел удрать с этой дамой. Но он был трусом, и у него не хватило смелости прийти к Бернис и открыто заявить о разрыве помолвки в связи с тем, что он полюбил другую женщину. Более того, он был актером и состряпал этот драматический эпизод, дабы избежать упреков. Он всегда обожал эффекты. Лично меня не удивляет такой финал.
   – Видите ли, мистер Лиленд, никакого финала еще нет… – усмехнулся Вэнс.
   – Но разве эта записка не проясняет ситуацию? – возразил Лиленд.
   – Она многое объясняет, – согласился Вэнс, – но не то, как Монтегю выбрался из пруда на свидание, не оставив следов.
   Лиленд задумчиво посмотрел на Вэнса и полез в карман за трубкой.
   – А вы уверены, что там нет отпечатков? – спросил он.
   – Они есть, – признался Вэнс, – но их оставил не Монтегю. Более того, они вовсе не в той стороне, откуда ближе всего до Ист-роуд. Эти отпечатки, мистер Лиленд, находятся на дне пруда.
   – На дне? – изменился в лице Лиленд, и его рука дрогнула. – Какого же вида эти следы?
   – Трудно судить. Они похожи на следы гигантского животного…
   – Дракона! – почти невольно сорвалось с губ Лиленда, он сделал страшные глаза и нервно засмеялся. – Нет, я никогда не соглашусь, – добавил он, – что исчезновение Монтегю относится к области мифологии.
   – Я тоже убежден, что с мифологией оно не связано, – заверил Вэнс, – и, тем не менее, с этими замечательными трехпалыми следами на дне пруда нужно считаться.
   – Я хотел бы увидеть их, – вздохнул Лиленд, – но теперь уже поздно. – Он подошел и выглянул из окна. – Да, воду пустили.
   В этот момент в коридоре раздались шаги, и вскоре в комнату вошел Сниткин.
   – Вот снимки, сержант, – доложил он Хэсу. – Ребята остались у ворот шлюза. Что делать дальше?
   – Когда пруд заполнится, закройте шлюзы и отпусти ребят по домам, а сам займи пост у ворот на дороге.
   Сниткин отдал честь и вышел. Вэнс нацепил монокль и подошел к Хэсу, чтобы посмотреть снимки.
   – Бог ты мой! – восхитился он. – Да он настоящий мастер! Ой, как выразительно получилось! Мистер Лиленд, взгляните на следы на дне пруда, они тут как настоящие.
   Лиленд с опаской подошел к Хэсу и глянул через плечо. Я внимательно следил за ним, но не заметил, чтобы хоть что-нибудь изменилось в его поведении. Он холодно посмотрел на снимки и на Вэнса.
   – Да, красиво, – процедил он бесцветным тоном. – Я и не представлял себе, что на дне пруда можно отыскать такое.

Глава 10
Исчезнувший человек

   Был час дня. Штамм приказал приготовить ленч, и Трейнор накрывал стол в гостиной. Сам хозяин и Лиленд поели вместе со всеми в столовой. Когда мы остались одни, Маркхэм сказал Вэнсу:
   – Что все это значит? Я не понимаю происхождения следов в пруду. Они ужасны.
   Вэнс покачал головой и безрадостно ответил:
   – Не нравится мне все это. В деле, которое мы расследуем, таится что-то зловещее, не подвластное уму обычного человека.
   – Если бы не болтовня насчет дракона, мы просто не обратили бы внимания на эти отпечатки.
   – Совершенно верно, дружище Маркхэм. Некоторые из следов, конечно, можно приписать воздействию воды, особенно расположенные вдоль по течению. Но те, которые находятся под углом к течению, не так-то просто объяснить. Кроме того, течение скорее смоет всякие следы с земли, чем оставит…
   Внезапно Вэнс вскочил, подкрался к портьерам, прикрывавшим дверь, и отдернул их. Перед ним стоял Трейнор. Его пухлое лицо смертельно побледнело, глаза замерли на одной точке. В руке он держал ботинки Вэнса. Сыщик смерил его ироничным взглядом, но промолчал, а тот, дрожа, шагнул вперед.
   – Я… простите, сэр, – забормотал он. – Я… слышал, как вы говорили, но не хотел вам мешать… и решил подождать. Я принес ваши ботинки, сэр.
   – Ладно, Трейнор. – Вэнс снова уселся в кресло. – Просто мне стало любопытно, кто это прячется за портьерами. Спасибо за ботинки.
   Дворецкий подошел к Вэнсу, опустился на колени и стал менять ему обувь. Когда он завязывал шнурки, руки у него дрожали. Едва он вышел, забрав поднос с грязной посудой, Хэс выругался:
   – И чего этот чертов тип крутится под ногами? У него на уме что-то есть.
   – Несомненно, – грустно улыбнулся Вэнс. – Я бы выразился так: дракон – это он.
   – Вэнс, – вмешался Маркхэм, – хватит нести чепуху о драконе, лучше поговорим о записке. Что, по-твоему, она означает?
   – Честное слово, Маркхэм, я не прорицатель. – Вэнс откинулся на спинку кресла и закурил. – Даже если все эти трюки – актерский замысел Монтегю, некая драматическая выходка, мне не хватает воображения представить, как ему удалось соединиться с возлюбленной и исчезнуть, не оставив следов. Это явление из ряда вон.
   – Птичка улетела, – добавил Хэс с присущей ему прямолинейностью. – И если мы не сумеем найти доказательств, значит, парню удалось нас одурачить.
   – Тише, сержант. Тут нельзя громко разговаривать. Я допускаю наличие какого-то простого объяснения, но пока оно мне неведомо.
   – Тем не менее, – горячился Маркхэм, – записка Элен Брюетт к Монтегю и его исчезновение взаимосвязаны.
   – Я согласен, – Вэнс встал и прошелся по комнате, – но следы в пруду и отсутствие их на берегу – два противоречивых факта. А теперь еще эта таинственная машина, в которой ждала дама. Я думаю, разговор с юной леди нам поможет. Сержант, обратитесь, пожалуйста, к дворецкому с просьбой пригласить к нам мисс Штамм.
   Минут через пять мы увидели Бернис Штамм в светлом теннисном костюме, белых носочках и босоножках на стройных загорелых ногах. Ее нельзя было назвать красавицей, но девушка показалась мне очень привлекательной, и меня после всех рассказов о ее вчерашней истерике поразил ее цветущий безмятежный вид. В ней чувствовалась та же жизненная энергия, как у брата. Вэнс указал ей на кресло, но она предпочла стоять.
   – Может, закурите? – протянул он свой портсигар.
   Она с легким поклоном приняла сигарету. Вэнс поднес ей зажигалку. Ее манеры так не согласовывались с обстоятельствами, что не верилось, будто в этом доме произошла трагедия. Видимо, Вэнс подумал то же самое, потому что задал такой вопрос:
   – Как вы себя чувствуете, мисс Штамм, после вчерашней трагедии?
   – Даже не знаю, что ответить, – улыбнулась она. – Конечно, я была ужасно расстроена. Мы все расстроились.
   – Но вы должны переживать больше остальных. Ведь, насколько я знаю, вы были помолвлены с мистером Монтегю.
   – Да, – кивнула она, – но это было ошибкой с моей стороны.
   – Вы считаете, это несчастный случай? – чуть резковато спросил Вэнс.
   – Как же иначе? – удивилась девушка. – Я слышала сплетни, которые ходят по дому, но это совершенно невероятное объяснение причины смерти Монтегю.
   – Значит, вы не верите в дракона, поселившегося в вашем пруду?
   – Разумеется, я не верю в сказки. А вы?
   – Это не имеет значения, – отозвался он. – Гораздо важнее то, что в пруду не оказалось тела джентльмена, который вчера нырнул туда. Мистер Монтегю бесследно исчез.
   Она изумленно посмотрела на сыщика:
   – Но за ленчем брат сказал… Вы уверены, что Монти исчез?
   – Конечно, мы ведь спустили воду из пруда, и все, что нам удалось найти, это какие-то фантастические отпечатки.
   – Какие отпечатки? – полушепотом спросила она, широко раскрыв глаза.
   – Я никогда ничего подобного не видел, – продолжал Вэнс. – Если бы я верил в существование мифических подводных чудовищ, то рискнул бы утверждать, что одно из них оставило там следы.
   Бернис схватилась за портьеры, словно боялась упасть, но мгновенно взяла себя в руки. Она принужденно улыбнулась, прошла в глубину комнаты и остановилась у камина, затем заговорила, делая над собой усилие:
   – Я прагматик по натуре, поэтому не верю ни в каких мифических драконов.
   – Понятно, мисс Штамм, – усмехнулся Вэнс. – Раз вы прагматик, вот это послание будет вам интересно.
   Он достал из кармана голубую надушенную записку, которую нашли в костюме Монтегю, и протянул ей. Девушка спокойно прочла ее.
   – Эта записка – куда более реальное объяснение, чем отпечатки дракона, – грустно заметила она.
   – Сама по себе записка реальна, – согласился Вэнс, – но здесь есть некоторые неувязки. Например, машина, в которой ждала Элен. Поскольку ночью в Инвуде очень тихо, то шум мотора был бы слышен за несколько сотен ярдов.
   – Он был! – возбужденно закричала она. – Я слышала его! – Щеки ее раскраснелись, глаза заблестели. – Когда мистер Лиленд и другие бегали у пруда и искали Монти – минут через десять после того, как он нырнул, – я услышала шум мотора со стороны Ист-роуд.
   – Машина выезжала из поместья?
   – Да, именно! Она двигалась в сторону Спайтен-Дайвил. Теперь я вспомнила. Я стояла на коленях на краю пруда и дрожала от испуга. Шум машины донесся до меня и слился с плеском воды. Тогда я не думала о машине, это казалось неважным. Вы понимаете, что я хочу сказать? Я совсем забыла о таком пустяке, как звук мотора, пока эта записка не напомнила мне.
   – Отлично, – сказал Вэнс. – Ваши показания о звуке мотора окажут нам огромную помощь. Благодарим вас.
   Во время разговора он стоял у стола, а теперь с дружелюбным видом подошел к девушке и протянул ей руку, и мисс Штамм доверчиво вложила в нее свою ладонь. Вэнс проводил юную леди до двери.
   – Мы больше вас не побеспокоим, – пообещал он. – А вы, будьте добры, попросите мистера Лиленда зайти сюда.
   Она кивнула и направилась в библиотеку.
   – Ты думаешь, она сказала правду про машину? – спросил Маркхэм.
   Вэнс некоторое время молчал и курил. Потом на его лице появилось удивленное выражение:
   – Я сомневаюсь, что она верит в бегство Монтегю на этой машине, но шум мотора она, очевидно, слышала. Интересно… Может, она пытается прикрыть кого-то? Прекрасная девушка, Маркхэм.
   – Ты считаешь, ей что-то известно?
   – Не берусь утверждать. – Вэнс опустился в ближайшее кресло. – Но она кого-то подозревает.
   В этот момент в гостиную вошел Лиленд с трубкой во рту.
   – Вы хотели меня видеть? – Он остановился у камина. – Надеюсь, вы ничем не расстроили мисс Штамм?
   – Мисс Штамм не выглядит особенно расстроенной из-за того, что Монтегю удрал с Элен Брюетт, – холодно парировал Вэнс.
   – Бернис еще поймет… – начал Лиленд и запнулся. – Вы показали ей записку?
   – Конечно, – ответил Вэнс, не сводя глаз с собеседника.
   – Записка кое-что напомнила мне, – продолжал Лиленд. – Автомобиль, знаете ли. Я все думаю о нем, с тех пор как увидел записку. По-моему, когда я плавал в пруду, я слышал шум мотора в стороне Ист-роуд. В тот момент я, естественно, не придал ему никакого значения, так как был слишком занят поисками. А теперь записка пробудила мою память.
   – Мисс Штамм тоже вспомнила шум мотора, – сказал Вэнс. – Кстати, через какое примерно время после прыжка Монтегю в воду вы услышали этот шум?
   – Минут через десять. – Лиленд задумался и прибавил: – Трудно судить о времени в подобной ситуации.
   – Совершенно верно, – пробормотал Вэнс. – Но вы уверены, что это было не раньше, чем через две-три минуты?
   – Я сейчас объясню. Примерно две-три минуты мы ждали, что Монтегю появится на поверхности, и я собрался лезть в воду на его поиски до того, как послышался звук машины.
   – Значит, шум мотора не получится увязать с исчезновением Монтегю и Элен Брюетт, – вздохнул Вэнс. – Монтегю не успел бы добежать до своей Джульетты у ворот.
   – Да, пожалуй, ему ведь надо было что-нибудь надеть на себя.
   Разговор был прерван появлением Холлидея и Штамма.
   – Простите, что снова беспокою вас, джентльмены, – хмуро произнес доктор. – Когда я утром зашел к миссис Штамм, у нее было хорошее настроение, и я полагал, что вскоре она поправится. Но когда я вернулся чуть позже, у нее открылся рецидив. События вчерашней ночи сильно повлияли на нее, и теперь она в невероятном нервном возбуждении: твердит что-то насчет осушения пруда, отказывается разговаривать со своим сыном и со мной. По-моему, у нее опять галлюцинации. Не могли бы вы побеседовать с ней? Я считаю, что это улучшит ее состояние.
   – Мы будем рады увидеть миссис Штамм, – ответил Вэнс. – Вы отпустите нас к ней одних?
   Доктор немного подумал и решительно кивнул, и мы поднялись к пожилой леди. У двери нас ожидала миссис Шварц: очевидно, Холлидей предупредил ее о нашем визите. Миссис Штамм сидела у окна, сложив руки на коленях. Она выглядела спокойной и с добродушным удовлетворением смотрела на нас.
   – Я так и думала, что вы вернетесь, – торжествующе произнесла она вместо приветствия. – Я ведь вам сказала: его убил дракон. И я предупреждала: тело вы не найдете. Но вы мне не поверили, решили, что это бред сумасшедшей старухи. Теперь вы убедились в моей правоте и пришли, чтобы узнать больше. Ваша дурацкая наука подвела вас. – Она зловеще захихикала, и ее смех напомнил мне сцену с ведьмами в «Макбете». – Я наблюдала, как вы разглядывали следы в пруду. Однако дракон поднимается на поверхность воды и улетает со своей жертвой. Я часто это видела. Я стояла на балконе, когда вытекала вода из пруда, и смотрела, как вы ждете и ищете то, чего там нет. А потом вы бродили по берегу, не веря своим глазам. – Она вцепилась в подлокотники кресла. – Вы меня не послушали, вообразив, будто найдете что-нибудь.
   – Но мы и нашли кое-что, миссис Штамм, – мягко заметил Вэнс, – а именно странные отпечатки на дне.
   – Я заранее могла сказать вам об этом, – засмеялась она над нами, как над детьми. – Это отпечатки лап дракона. Неужели вы не узнали их? – спросила она таким тоном, что у меня побежали мурашки по телу.
   – Куда дракон унес тело убитого? – вкрадчиво спросил Вэнс.
   Старуха лукаво взглянула на него:
   – Я предвидела этот вопрос. Но я никогда не скажу вам. Это наш секрет – дракона и мой!
   – Разве у дракона есть другой дом, кроме вашего пруда?
   – Есть, но его настоящий дом – здесь. Поэтому пруд называют Лужей Дракона. Иногда дракон улетает и скрывается в водах Гудзона, а в другой раз он лежит на дне залива Спайтен-Дайвил. В холодные ночи он скрывается в Индейских пещерах, но его жертв там нет. Он прячет их в разных потайных местах. Это старинная история. Он устроил себе пещеры, когда мир был молодым, – договорила она с фанатичным огнем в глазах.
   – Вы великолепно рассказываете, миссис Штамм, – похвалил Вэнс, – но нам нужна помощь. Без вас нам не справиться. Где все-таки дракон спрятал тело Монтегю?
   – Никогда вам не открою! – заявила она, упрямо сжав губы и вперив зрачки прямо в глаза сыщика.
   Вэнс с сочувствием взглянул на нее, и мы откланялись. В гостиной он кратко изложил Холлидею, о чем шла беседа, а когда доктор и Штамм вышли, произнес, точно размышляя вслух:
   – Странные у нее предсказания. Как вы полагаете, мистер Лиленд, что это означает?
   – Старые сказки содержат много сведений о том, где обитает дракон, – пояснил Лиленд. – И в тех местах, о которых вам сообщила миссис Штамм, его тоже якобы видели. Помню, в детстве я слышал, что дракон живет в Индейских пещерах. Но обычно считалось, что его дом здесь, в пруду.
   – Меня поразила одна деталь. На вопрос, где дракон прячет тела своих жертв, миссис Штамм ответила, что у дракона много потайных мест и что он устроил их, когда мир был молодым. Что она имела в виду?
   Лиленд задумался, и вдруг его лицо озарилось догадкой.
   – Это выбоины! – воскликнул он. – Речь идет о ледниковых выбоинах возле Клоува. Остатки ледникового периода. Ничего особенно они собой не представляют – просто цилиндрические отверстия в скалах.
   – Да-да, я читал что-то подобное, – возбужденно перебил его Вэнс. – Но разве они в Инвуде? Как далеко отсюда?
   – Десять минут ходьбы в сторону Клоува, чуть западнее Ист-роуд.
   – На машине гораздо быстрее. – Вэнс вскочил с места. – Поехали, Маркхэм. Вы согласитесь быть нашим гидом, мистер Лиленд?
   В два прыжка Вэнс был у двери. Мы поспешили за ним, удивленные его неожиданной активностью.
   – Что за бред, Вэнс? – по привычке ворчал окружной следователь.
   – Понятия не имею, старина, – отозвался Вэнс уже из холла. – Очень хочется осмотреть древние достопримечательности.
   Он вскочил в машину, мы – за ним. Через пару минут мы ехали по Ист-роуд. Миновав ворота поместья, Вэнс прибавил газу, и мы помчались в сторону Клоува. Не доезжая пятисот ярдов, Вэнс по знаку Лиленда остановился и припарковался у обочины. В пятидесяти футах от нас возвышалась каменная гряда, которая переходила в скалу, ограждавшую с севера пруд Штаммов.
   – Теперь небольшая геологическая рекогносцировка, – весело промолвил Вэнс.
   – Здесь несколько выбоин, – сообщил Лиленд, направляясь к скалам. – В одной из них вырос огромный дуб, другие успели покрыться зарослями, а есть одна пустая – как по заказу, своего рода пример действия ледников. Идемте за мной.
   Мы подошли к скале и увидели неровное овальное отверстие шириной примерно в фут и глубиной футов в двенадцать. Вся передняя часть скалы, где находилась эта выбоина, была тщательно отполирована.
   – Это самая интересная выбоина, – объяснил Лиленд. – Посмотрите, какая полировка! Природа – лучший мастер.
   Вэнс отбросил сигарету и подошел поближе, за ним – Маркхэм.
   – Вэнс, что мы тут ищем? – чертыхался следователь. – Неужели ты всерьез принимаешь слова полоумной старухи?
   Вэнс успел вскарабкаться на небольшой уступ и заглянуть в отверстие. Мы сделали то же самое и увидели тело мужчины в купальном костюме. На голове у него с левой стороны зияла глубокая рана; кровь, которая стекала по плечу, засохла и почернела. На груди виднелись три продольные раны. Скрюченные ноги были неестественно подогнуты, а руки как будто оторваны от тела. На первый взгляд казалось, что погибший свалился в это отверстие с огромной высоты.
   – Это бедный Монтегю, – тихо произнес Лиленд.

Глава 11
Зловещее пророчество

   Несмотря на ужас, охвативший нас при виде тела Монтегю, мы не особенно поразились. Маркхэм, который вначале отрицал убийство, наконец-то убедился, что был неправ. Вэнс впал в задумчивость, хотя давно догадывался, что за исчезновением Монтегю скрывается трагедия. Сержант Хэс, сразу усмотревший в этой истории нечто зловещее, нахмурился, понимая, что теперь, когда найден труп, начнется настоящее расследование. Лиленд помрачнел, отошел в сторону и уставился на скалу слева.
   – Теория дракона работает, и весьма основательно, – негромко сказал он.
   Мы понуро вернулись в машину, и Маркхэм нервно закурил.
   – Ну и ну, – произнес он, выпуская клубы дыма. – Черт возьми, как он попал в эту дыру?
   – Во всяком случае, мы нашли то, что искали, – бодро отозвался Хэс. – Пора приступать к серьезной работе. Мистер Вэнс, довезите меня поскорее до ворот, мне надо срочно вызвать сюда Сниткина.
   Вэнс кивнул и сел в машину. Он по-прежнему находился во власти своих дум. Я чувствовал, что его мысли сейчас где-то далеко и знал: что-то, связанное с обнаружением тела Монтегю, очень волнует его. Мы доехали до ворот, посадили Сниткина и оставили его охранять труп, а сами вернулись к дому Штамма. Вылезая из машины, Вэнс просил пока никому не сообщать о нашей находке, поскольку ему нужно кое-что проверить. Когда мы вошли в дом, Хэс попросил Маркхэма:
   – Вы не могли бы вместо меня позвонить доку, шеф? Боюсь, что он не поверит мне и начнет ругаться.
   – Звони сам, сержант, – отмахнулся Маркхэм, потому что настроение у него было хуже некуда, но, увидев растерянное лицо Хэса, он сменил гнев на милость и вызвал по телефону Доремуса.
   Похоже, Штамм слышал, что именно говорил Маркхэм, ибо тотчас же спустился в холл вместе с Холлидеем.
   – Я видел, как вы ехали по Ист-роуд, джентльмены, – сказал он нам. – Вы отыскали что-нибудь?
   – Да, кое-что мы раскопали, – ответил Вэнс, – но для всех остальных это пока секрет.
   – Вы… нашли тело Монтегю? – пролепетал Штамм и побледнел так, что я заметил это даже при тусклом освещении. – Где именно?
   – Внизу, у дороги, – равнодушно произнес Вэнс, закуривая новую сигарету. – Картина неприятная. У парня безобразная рана на голове и три длинных разреза на груди.
   – Три разреза?! – воскликнул Штамм. – Какие разрезы? Почему вы молчите?
   – Любой суеверный человек на моем месте, – спокойно отозвался Вэнс, – решил бы, что разрезы сделаны когтями лапы. Теми же, что оставили следы в пруду.
   Вэнс вдруг впал в игривое настроение, и я не понимал причину столь разительной перемены. Зато Штамм от потрясения на несколько минут лишился дара речи.
   – Что за вздор! – наконец прохрипел он. – Вы просто пытаетесь вывести меня из равновесия. Зачем вам это надо? С какой целью вы утаиваете от меня правду?
   – Мистер Вэнс сказал тебе правду, Рудольф, – холодно вмешался Лиленд. – Конечно, эти разрезы сделал не дракон, но на теле они присутствуют.
   Штамма немного успокоили слова Лиленда. Он выдавил из себя улыбку и со словами: «Мне надо немного выпить» – быстро направился в библиотеку. Вэнс никак не отреагировал на поведение Штамма и обратился к Холлидею:
   – Нельзя ли нам снова несколько минут повидаться с миссис Штамм?
   Доктор удивился, но разрешил, попросив долго не задерживаться в комнате его пациентки, и мы немедленно поднялись наверх, а Холлидей и Лиленд пошли в библиотеку. Миссис Штамм сидела в том же кресле и в той же позе. Она не выразила удивления, но внимательно посмотрела на нас.
   – Миссис Штамм, не слышали ли вы вчера около десяти часов вечера шум автомобиля на Ист-роуд? – спросил Вэнс.
   Она неопределенно покачала головой:
   – Нет, ничего такого. Я даже не слышала, как гости моего сына пошли купаться. Я дремала в кресле после ужина.
   Вэнс подошел к окну и выглянул наружу.
   – К несчастью, отсюда прекрасно виден пруд и Ист-роуд, – сказал он.
   Старуха промолчала, но я заметил нечто вроде слабой улыбки у нее на лице. Вэнс отошел от окна и встал перед ней.
   – Миссис Штамм, – многозначительно произнес он, – у нас есть убедительные основания полагать, что вам известно, где дракон прячет тела своих жертв. Это не выбоины ледникового периода вы имели в виду, когда говорили о потайных местах дракона?
   – Если вы нашли эти потайные места, – загадочно улыбнулась она, – зачем спрашиваете меня об этом?
   – Потому что эти выбоины были открыты совсем недавно и, насколько мне известно, совершенно случайно.
   – Но я знала о них с детских лет, – возразила она. – Мало того, мне ведомы такие вещи, каких вам никогда не узнать. – Она снова улыбнулась, и в ее глазах зажегся странный свет. – Вы нашли тело этого человека?
   – Нашли, – кивнул Вэнс.
   – Разве на нем не было следов дракона? – оживилась она.
   – Да, на теле есть раны, а обнаружили мы его в большом отверстии на скале возле Клоува.
   – Я вас не ввела в заблуждение, верно? – воскликнула она. – Он был врагом нашей семьи, и дракон убил его, отнес подальше отсюда и спрятал.
   – Но, похоже, дракон не очень-то стремился спрятать тело Монтегю, – заметил Вэнс, – раз мы нашли его.
   – Вы нашли его только потому, – ответила старуха, – что это входило в намерения дракона.
   Вэнс сделал неопределенный жест рукой.
   – Миссис Штамм, а почему самого дракона не оказалось в пруду, когда спустили воду?
   – Он улетел рано утром. Я видела его силуэт при первых отблесках зари. Он всегда покидает пруд после убийства врагов Штаммов – он знает, что воду из пруда спустят.
   – Ваш дракон сейчас в пруду?
   – Нет, он вернется только в сумерках, ближе к ночи. Его работа еще не закончена.
   От ее пророчества у меня по спине пробежала дрожь. Вэнс тоже опешил и несколько секунд внимательно изучал выражение лица миссис Штамм.
   – Когда же он закончит свою работу? – спросил он.
   – Скоро, – ответила она с жестокой улыбкой и добавила: – Я думаю, сегодня ночью.
   – В самом деле? Это интересно. Кстати, миссис Штамм, как связан этот дракон с вашим семейным склепом?
   – Дракон, – изрекла она, – охраняет мертвых так же, как и живых.
   – Ваш сын сказал мне, что ключ от склепа вы спрятали и что никто, кроме вас, не знает, где он.
   – Да, я спрятала его, чтобы никто не осквернил трупы, которые там покоятся.
   – Но, насколько я понимаю, вы хотите, чтобы и вас погребли там. Как же удастся выполнить вашу волю, если ни у кого нет ключа?
   – О, это я продумала. Когда я умру, ключ найдется. Только тогда, но не раньше.
   Вэнс больше не задавал вопросов, но неотрывно глядел на женщину. Я не мог взять в толк, почему его так тянет смотреть на нее. Мне лично после общения с миссис Штамм сделалось до того нехорошо, что я едва дождался, когда мы вернемся в гостиную. Маркхэм, очевидно, чувствовал то же самое, потому что, когда мы остались одни, сразу же спросил:
   – Что тянет тебя, дружище, к этой несчастной больной старухе? Ее болтовня не имеет никакой цены.
   – Ты ошибаешься, старина. – Вэнс сел в кресло, положив ногу на ногу, и уставился в потолок. – Я чувствую, здесь надо искать ключ к разгадке тайны. Она проницательная женщина, несмотря на галлюцинации, и знает гораздо больше, чем говорит. И не забудь: ее окно выходит на пруд и Ист-роуд. Она ничуть не расстроилась, когда я объявил, что мы обнаружили тело Монтегю в одной из выбоин. У меня создалось впечатление, что, хотя она имеет иллюзии насчет дракона, который, без сомнения, является плодом ее больного ума, эти иллюзии не заходят дальше, чем нужно ей самой. Одним словом, ей нравится верить в существование дракона, и она твердо убеждена, что дракон живет в пруду и защищает Штаммов от их врагов. Но в ее вере в дракона есть и другой элемент – что-то очень интимное. Интересно… – Голос Вэнса дрогнул, и он глубоко задумался.
   – А почему ты заговорил о ключе к склепу? – хмуро спросил Маркхэм.
   – Понятия не имею, – признался Вэнс и развел руками. – Наверное, потому, что склеп расположен близко к пруду и туда ведут следы. – Он стряхнул пепел с сигареты. – Гробницы притягивают меня. А этот склеп занимает важное стратегическое положение. Господствующая высота – я бы так выразился.
   – Какая высота? – с недоумением произнес Маркхэм. – С прудом не связана ни одна улика, а труп вообще оказался в другом месте.
   – Мне трудно бороться с твоей логикой, мой друг. Она непоколебима. Только я хотел бы, чтобы этот склеп находился в другой части поместья. Видишь ли, все развивается на одной линии между домом и воротами на Ист-роуд. И на этой линии есть только один участок, который имеет выход на поверхность.
   – Ты плетешь какую-то ерунду, сочинитель, – устало отмахнулся Маркхэм.
   Вэнс встал и выбросил сигарету.
   – Я говорю о мифологии, где не действуют законы физики и существуют чудовища. Я совсем впадаю в детство.
   Маркхэм обеспокоенно уставился на Вэнса. Такое легкомыслие в середине серьезного разговора означало только одно: Вэнс увидел проблеск света в темноте и ждет момента, чтобы проникнуть к самому источнику. Окружной следователь понял это и решил форсировать события:
   – Ты продолжишь расследование или подождешь, пока Доремус произведет вскрытие?
   – Сейчас надо задать Лиленду пару вопросов. Далее я страстно желаю перемолвиться с Татумом. И, наконец, я давно мечтаю ознакомиться с коллекцией тропических рыб мистера Штамма. Глупо, да?
   Маркхэм побарабанил пальцами по подлокотнику и покорно спросил:
   – С чего начнешь?
   – С Лиленда. Этот человек набит полезными сведениями. Сержант, позовите его, пожалуйста.
   Мистер Лиленд вошел в гостиную чем-то сильно расстроенный.
   – Грифф и Татум чуть не подрались, – сообщил он. – Они обвиняют друг друга в причастности к исчезновению Монтегю. Татум упрекнул Гриффа, что тот вчера плохо искал тело в воде. Не знаю, к чему он клонил, но Грифф рассердился, и только вмешательство Холлидея и меня удержало их от потасовки.
   – Очень показательно, – пробормотал Вэнс. – Кстати, Штамм и Грифф помирились после вчерашнего недоразумения?
   – По-моему, нет. Между ними весь день происходили стычки. Штамм по-прежнему не доверяет Гриффу и относится к нему с подозрением. Я не разбираюсь в их отношениях, но мне кажется, что Грифф владеет чем-то, – возможно, информацией, – что компрометирует Штамма, поэтому Рудольф боится его. Однако это лишь гипотеза.
   Вэнс подошел к окну и выглянул из него.
   – А вы случайно не знаете, – спросил он, не оборачиваясь, – какие чувства питает миссис Штамм к Гриффу?
   – Негативные. Месяц назад я слышал, как она настраивала своего сына против Гриффа.
   – То есть она считает Гриффа врагом Штаммов?
   – Несомненно, хотя мне не ясна причина ее предубеждения. Она очень многое знает, в том числе то, о чем ее сын и дочь даже не догадываются.
   Вэнс отошел от окна и остановился у камина.
   – К разговору о Гриффе. Как долго он действительно искал Монтегю в пруду?
   – Вот этого я не помню, – признался Лиленд. – Я нырнул первым, а Грифф и Татум за мной. Искали минут десять или чуть больше.
   – Но Гриффа вы видели все это время?
   – Нет, – серьезно ответил Лиленд. – Он нырнул раз или два, а потом отплыл в сторону скал. Он крикнул мне из темноты, что ничего не нашел. Как раз этот эпизод Татум и вменял в вину Гриффу во время скандала. Это, несомненно, основа его обвинений против Гриффа. – Лиленд помолчал и покачал головой, как бы отгоняя неприятные мысли. – По-моему, Татум неправ. Грифф не особенно хороший пловец и чувствует себя безопасно лишь тогда, когда ощущает дно под ногами. Естественно, он все время держится на мелководье.
   – А сколько времени прошло между его криком вам и возвращением обратно?
   – Ну и вопросы вы задаете! Я был ужасно взвинчен: где уж тут уследить за хронологией событий? У меня осталось в памяти только то, что, когда я прекратил поиски и вернулся на подпорную стенку, Грифф вскоре тоже появился. Татум, кстати, первым вышел из воды. Он много пил и был не в форме.
   – Но Татум не переплывал пруд?
   – Нет, мы с ним долго находились рядом. Хотя я не люблю его, но должен отметить: он вел себя мужественно и хладнокровно.
   – Я поговорю с Татумом. Ваше описание изначально настроило меня против него, и я надеялся избежать встречи с ним. Но теперь он внес в дело новую струю. Драка с Гриффом? Забавно. Грифф определенно персона нон грата в этом доме. Никто его не любит. Печально, но факт.
   Вэнс сел в кресло, закурил и долго молчал. Лиленд с любопытством наблюдал за ним. Наконец последовал вопрос:
   – Что вам известно о ключе от склепа?
   – Ничего, кроме того, что рассказал Штамм, – ответил Лиленд. – Ключ потерян много лет назад, но миссис Штамм уверяет, что спрятала его. Я видел его только в детстве.
   – А вы бы узнали его сейчас?
   – Конечно. На нем японский орнамент. Сам ключ очень длинный, около шести дюймов, и немного изогнутый в виде буквы «S». Раньше он висел на крючке в кабинете Джошуа Штамма. Миссис Штамм, наверное, знает, где он сейчас, но я не исключаю, что это ее очередная выдумка. Разве для вас так важен этот ключ?
   – Да не особенно, – стушевался Вэнс. – Я очень благодарен вам за помощь. Судебно-медицинский эксперт едет сюда, а я тем временем побеседую с Татумом. Пришлите его ко мне, пожалуйста.
   Лиленд поклонился и вышел из комнаты.

Глава 12
Допросы

   Кируин Татум оказался человеком лет тридцати, стройным, подтянутым и франтоватым – в элегантном костюме с тяжелой золотой цепью, которая вела к карману жилета. Узкое худощавое лицо Татума поразило нас своим измученным выражением, что являлось результатом либо страха, либо беспутного образа жизни. Но в озорных глазах его застыло упрямо-лукавое выражение, светлые волосы были тщательно напомажены и игриво спускались на лоб. Мужчина на несколько мгновений задержался в дверях, чем-то встревоженный, затем твердо прошел в комнату. Вэнс холодно осмотрел его, словно изучал насекомое под микроскопом, и указал на кресло у стола. Татум сел, стараясь казаться беззаботным.
   – Что вам нужно? – спросил он, разглядывая комнату.
   – Я хочу, чтобы вы сыграли нам на пианино, – хладнокровно ответил Вэнс.
   Татум забеспокоился еще больше, и развязность мигом слетела с него. – Вас интересует игра?
   – Еще как! И очень серьезная игра. Говорят, вас сильно расстроило исчезновение Монтегю, вашего соперника?
   Татум прикусил сигарету, которую держал во рту.
   – А почему бы и нет? Но я не проливал крокодиловых слез из-за Монти, если вы об этом. Он был дрянью, и это так же верно, как и то, что он убрался.
   – Вы полагаете, он вернется? – равнодушно спросил Вэнс.
   – Нет, я не такой дурак. Вы решили, что он сам спланировал свое исчезновение? Для этого у него не хватило бы ни ума, ни мужества. Кто-то устранил его.
   – Кто же? Ваша версия? Например, Грифф…
   – Да хоть бы и Грифф, – сквозь зубы процедил Татум. – У него была веская причина.
   – А у вас нет «веской причины»?
   – Есть. – Татум хищно улыбнулся, но моментально сделал серьезный вид. – Но я умный, и вы мне ничего не приклеите. – Он наклонился вперед и впился взглядом в Вэнса. – Я едва успел переодеться, когда Монти прыгнул с вышки, и я даже сам нырял в эту лужу, чтобы спасти его. Я все время был на глазах у всех. Спросите у них.
   – Спросим, не сомневайтесь, – строго произнес Вэнс. – Но если вы настолько безупречны, то почему предполагаете, что Грифф приложил руку к этому делу? Он ведь во всем следовал за вами.
   – Грифф? – Татум презрительно хмыкнул: – Черта с два!
   – Вас волнует, что Грифф отплыл на противоположную сторону пруда, где мелко.
   – Ах, уже донесли, – ощетинился Татум. – А вы знаете, что он делал там целых пятнадцать минут, пока его никто не видел? За это время можно такое натворить!
   – Даже утащить тело Монтегю из пруда? Сомневаюсь. На том единственном месте, где Грифф предположительно вышел бы из воды, не найдено отпечатков ног. Этот факт установлен вчера ночью и сегодня утром.
   – Ну и что? Грифф хитер, как змей. Он нашел способ, как выбраться, не оставив следов.
   – Звучит неубедительно. Ну хорошо, допустим ваша теория верна. Что же он, по-вашему, сделал с телом за такой короткий промежуток?
   Пепел с сигареты Татума упал на его пиджак. Он наклонился и сдул его.
   – У меня нет сомнений, что вы найдете тело на другой стороне лужи.
   – Если оставить в покое Гриффа, у вас есть другие подозреваемые?
   – Сколько угодно. Не плавай Лиленд все это время рядом со мной, я не поручился бы и за него. Штамм тоже мечтал ухлопать Монти, но слишком перебрал. Да и эти бабы, Мак-Адам и Стил, при удобном случае расправились бы с признанным красавчиком и баловнем женщин.
   – Да вы просто набиты подозрениями! – удивился Вэнс. – А что вы скажете по поводу старой миссис Штамм?
   Татум судорожно вздохнул, как рыба на берегу, и побледнел. Его длинные пальцы вцепились в подлокотники кресла.
   – Это дьявол в юбке, а не женщина, – хрипло пробормотал он. – Все говорят, что она безумная. Но она слишком много видит и слишком много знает. – Он вздрогнул. – Она способна на все! Слава богу, я видел ее всего два раза, но она шляется по дому, как привидение. Нигде от нее не скрыться.
   – У вас, мистер Татум, сильно расстроены нервы, – заключил Вэнс. – Вы случайно не знакомы с теорией миссис Штамм, что Монтегю убил дракон и спрятал его тело?
   – О, эту дикую историю я слышал и раньше, – произнес Татум, закатив глаза. – С таким же успехом Монти мог сожрать и единорог.
   – Наверное, вам будет интересно узнать, что тело Монтегю мы все же нашли.
   – Где? – привстал Татум.
   – В одной из выбоин в скале на Ист-роуд. На груди погибшего три глубоких разреза, как будто от лапы мифического дракона.
   Татум вскочил, сигарета выпала у него изо рта. Он истерически завопил:
   – Не пытайтесь меня запугивать! Я знаю, что вы хотите сделать! Надавить на меня, подействовать мне на нервы и вынудить, чтобы я в чем-нибудь признался. Но я не скажу, вы понимаете, ничего не скажу!
   – Тише, Татум, – приказал Вэнс. – Сядьте и успокойтесь. Я говорю вам правду и стремлюсь разгадать тайну убийства Монтегю. Мне кажется, вы в состоянии нам помочь.
   – Ладно. – Татум сел на место и закурил другую сигарету.
   – Вы заметили что-нибудь странное в поведении Монтегю прошлой ночью перед купанием?
   – Он нажрался виски, если вы про это. Хотя, надо признать, Монти легко переносил попойки. Он не был пьян больше, чем остальные. Во всяком случае, меньше, чем Штамм.
   – Вы слышали об Элен Брюетт?
   – Знакомая фамилия. О, я вспомнил, где ее слышал. Штамм приглашал меня приехать и сообщил, что с нами будет Элен Брюетт. Вроде как я предназначался ей в кавалеры. Слава богу, что она не явилась. А какое отношение она имеет к случившемуся?
   – Она знакомая Монтегю – так сказал Штамм, – пояснил Вэнс и быстро спросил: – Вы слышали прошлой ночью шум автомобиля?
   – Может, слышал, но не помню. Я искал Монтегю в воде.
   – До купания вы чувствовали, что обстановка в доме неблагоприятная?
   – Да! – уверенно кивнул Татум. – Фактически я весь день ожидал, что вот-вот случится какая-нибудь мерзость. Я даже собирался днем удрать, но не вышло.
   – Почему у вас появилось ощущение близкой беды?
   – В двух словах не объяснить. Тут всего понемногу. Но особенно эта сумасшедшая на лестнице. Она любого доведет до истерики. Знаете, у Штамма есть привычка представлять матери своих гостей. Когда я в пятницу приехал сюда, Мак-Адам, Грифф и Монти стояли наверху около нее. Миссис Штамм казалась достаточно милой, улыбалась им и держалась вполне приветливо, но ее странный изучающий взгляд – предвестник несчастья… Я сообразил, что эта старуха себе на уме и что она всех нас ненавидит. Ее взгляд остановился на Монти, и я обрадовался, что она не смотрит на меня так же, как на него. Когда мы уходили, она пожелала нам приятно провести время. Так кобра желает своим жертвам здоровья. Только три порции виски привели меня в норму.
   – Другие почувствовали то же самое?
   – Они не говорили об этом, но я знаю, что она им не понравилась. И уж, конечно, весь этот прием проходил в атмосфере злословия, клеветы и злобы.
   – Ладно, спасибо, Татум, вы свободны, – сказал Вэнс. – Но предупреждаю вас, чтобы вы никому не говорили, что мы нашли тело Монтегю. И вы останетесь здесь со всеми, пока не поступят другие указания окружного следователя.
   Татум что-то пробормотал и выскочил из комнаты. Вэнс несколько раз прошелся туда-сюда и поделился с Маркхэмом своими впечатлениями:
   – Хитрый беспринципный парень, безжалостный, как гремучая змея. Он знает что-то очень важное о смерти Монтегю. Ты обратил внимание? Еще до того, как я сообщил ему об обнаружении тела, он выразил уверенность, что его найдут по другую сторону пруда. Это не просто догадка с его стороны. Он говорил уверенно. Столь же убедительны его показания насчет времени пребывания Гриффа на мелководье. Его рассказ о миссис Штамм тоже довольно интересен. Татума беспокоит, что она слишком много знает, но чего он в таком случае боится? Выходит, ему есть что скрывать? И вот еще что: он утверждает, что не слышал шума машины, хотя другие его слышали…
   – Парень противоречивый, – согласился Маркхэм. – Я хотел бы подробнее узнать о действиях Гриффа в тени скалы.
   – Да, с этим связан главный вопрос: как Монтегю выбрался из пруда и попал в выбоину? Надо подождать Доремуса, а пока еще раз побеседовать с Гриффом. Сержант, пригласите его.
   Вскоре появился Алекс Грифф в легком костюме с гарденией в петлице. Вид у него был возбужденный, и, как мне показалось, он уже успел выпить. Его прежняя воинственность поубавилась, пальцы слегка дрожали, когда он подносил свой длинный мундштук ко рту. Вэнс поздоровался, пригласил его сесть и сразу приступил к делу:
   – Мистер Лиленд и мистер Татум сообщили нам, что во время поиска тела Монтегю вы уплыли на мелководье под скалу.
   – Не сразу, – запротестовал Грифф. – Я сделал несколько попыток спасти парня. Но, как я уже говорил, я плохо плаваю, и мне показалось, что его тело надо искать там, поскольку он нырнул в том направлении. – Грифф бросил быстрый взгляд на Вэнса: – А что, мне не следовало так поступать?
   – Речь не о том. Нас просто интересует, чем занимались все это время другие участники приема. Кстати, когда вы находились на мелководье, то случайно не слышали шум мотора автомобиля?
   Грифф удивленно посмотрел на сыщика, побледнел и вскочил с криком:
   – Да, клянусь Богом, я слышал шум! Я еще тогда подумал, что это очень странно. Но я совсем забыл о данном факте. Только ваш вопрос помог мне вспомнить.
   – Мистер Лиленд и мисс Штамм тоже слышали этот шум, но их показания немного расходятся.
   – Шум был, я вас уверяю, – твердил Грифф. – Мне даже стало интересно, чья это машина.
   – Мне тоже, – кивнул Вэнс, стряхивая пепел с сигареты. – А в какую сторону ехал автомобиль?
   – В сторону Спайтен-Дайвил, – уверенно заявил Грифф. – Началось движение откуда-то с востока, от пруда. Когда я подплыл к скале, все было тихо, и мне это не понравилось. Я позвал Лиленда и сделал еще одну попытку найти Монтегю, но безуспешно. Когда я стоял там – вода доходила мне до груди, – то услышал на расстоянии звук мотора.
   – Машина находилась на дороге? – перебил его Вэнс.
   – Точно. Потом она прибавила газу и помчалась по Ист-роуд, а я поплыл назад, удивляясь, что кто-то покинул поместье.
   – Судя по записке, которую мы нашли в кармане костюма Монтегю, некая дама ждала его в десять часов в автомобиле у восточных ворот.
   – А что тут удивительного? Монти – дамский угодник. – Грифф неприятно захихикал. – Значит, ветер умчался?
   – Нет, вы ошибаетесь, – добавил Вэнс. – Мы нашли тело Монтегю возле Клоува в одной из выбоин.
   Грифф в буквальном смысле раскрыл рот, а глаза его превратились в две узенькие щелки:
   – Вот оно что! Как он умер?
   – Пока не знаем. Сюда едет судебно-медицинский эксперт. Но вид у тела ужасный: голова разбита, на груди тройная царапина, как от лапы…
   – Погодите! – хрипло закричал Грифф. – Эти три царапины расположены рядом?
   – Да, три царапины на небольшом расстоянии друг от друга.
   Грифф тяжело опустился в кресло и обхватил голову руками:
   – Боже мой! Вы сообщили Штамму?
   – Мы все рассказали ему менее часа назад, как только вернулись в дом. Мистер Грифф, вы сопровождали Рудольфа Штамма в его экспедициях за сокровищами либо за рыбами?
   – Нет, – пролепетал Грифф, удивленный резкой переменой темы разговора. – Я никогда не принимал участия в подобных делах, хотя я финансировал Штамма и снарядил пару экспедиций. Я ссужаю своих клиентов деньгами. Но Штамм расплатился со мной…
   – Стоп, – прервал Вэнс. – Вы сами интересуетесь тропическими рыбами?
   – Не особенно, – в замешательстве произнес Грифф. – Они, конечно, красивые и все такое, но какой от них толк?
   – В коллекции Штамма есть драконоподобные рыбы?
   Грифф побледнел и выпрямился в кресле.
   – Да, черт возьми! – воскликнул он. – Только они не живые. Штамм законсервировал парочку таких чудовищ. Они около двенадцати дюймов длиной, но выглядят, как дьяволы. У них длинное название…
   – Chauliodus sloani?
   – Что-то в этом роде. У него есть морские коньки и коралловый морской дракон. Но я не понимаю, какое отношение они имеют к делу?
   – Я пока тоже не понимаю, но меня весьма интересует коллекция тропических рыб Штамма.
   В это время в гостиную вошел сам хозяин и несколько мгновений неотрывно смотрел на Гриффа.
   – Подливаешь масла в огонь? – с сарказмом произнес он.
   Грифф пожал плечами, словно показывая, что никакие его доводы и оправдания не будут приняты во внимание.
   – Мы с мистером Гриффом обсуждаем ваших рыб, – успокоил Вэнс Штамма.
   Тот недовольно посмотрел на нас, повернулся и вышел вон. Вэнс отпустил Гриффа. Мы долго молчали, пока в дверь не заглянул Берк и не объявил о прибытии судебно-медицинского эксперта.

Глава 13
Три женщины

   Доктор Доремус скептически осмотрел нас, остановил взгляд на сержанте и с соболезнованием покачал головой:
   – Ну и ну. Значит, труп вернулся? Может, быстрее осмотрим его, пока он снова не удрал?
   – Он не здесь, а на Ист-роуд, и нам лучше поехать туда на машине, – предложил Вэнс.
   У скалы дежурил Сниткин. Подойдя к выбоине, Вэнс указал на нее пальцем:
   – Труп вон там. Мы к нему не прикасались.
   – Ого! Хорошо бы иметь лестницу, – сказал врач, подбираясь поближе и заглядывая в отверстие: – Вижу. Его надо вытащить и положить на землю, – распорядился Доремус.
   – Какова причина смерти? – нетерпеливо спросил Вэнс, когда Сниткин, Хэс и Берк с трудом извлекли тело из выбоины.
   – Не торопитесь, – пробормотал врач. – Жертву ударили по голове тупым предметом; кроме того, еще и задушили. Посмотрите на щитовидный хрящ. Такое впечатление, что убивали не человеческой рукой. Обратите внимание на выпученные глаза мертвеца, почерневшие губы и язык.
   – Так он не утонул? – спросил Хэс.
   – Еще раз повторяю: его ударили по голове и удавили. Если он не смог набрать в легкие воздух, как вода попала бы туда?
   – Доктор, – вмешался Маркхэм, – сержант имеет в виду, что этот человек сначала утонул в пруду, а потом его труп обезобразили.
   – Нет, – твердо возразил Доремус. – В этом случае характер ран был бы иной. Отсутствовало бы обильное кровотечение, а следы на шее приобрели бы совсем другой цвет. – Врач осмотрел разрезы и нахмурился. – На груди странные раны, но неопасные для жизни: задеты лишь кожа и некоторые мышцы, грудная клетка не повреждена. Надрезы сделаны перед смертью: я заключаю это по состоянию крови на поверхности ран.
   – Как же его ненавидели! – воскликнул Хэс.
   – Но это еще не все, – продолжал доктор. – На левой ноге сломаны большая и малая берцовые кости. Правый плечевой сустав разбит. С правой стороны груди серьезно повреждено несколько ребер.
   – Это, наверное, результат падения в выбоину, – заметил Вэнс. – Швыряли с размаху.
   – Вероятно, – согласился Доремус. – Но некоторые царапины посмертные, как будто тело волокли по неровной поверхности.
   – Ну что же, доктор, – поблагодарил Вэнс, – ваши комментарии открыли мне новые горизонты.
   – А чем нанесены эти полосы на груди? – с опаской спросил сержант Хэс.
   – Я врач, а не детектив, – огрызнулся Доремус. – Полагаю, что любым острым инструментом.
   – Видите ли, доктор, – улыбнулся Вэнс, – сержант беспокоится потому, что существует версия, будто этого парня убил дракон, живущий в пруду владельца усадьбы.
   – Дракон?! – Доремус на мгновение смутился, потом посмотрел на Хэса и засмеялся: – Вы серьезно считаете, что эти царапины сделаны лапой дракона? Что ж, в таком случае есть только один путь решения: ищите дракона. Боже мой! Куда катится мир? А в эльфов вы не верите? Вдруг это натворили они? Есть еще сатиры, да и гномы могли убить парня. Какая великолепная получится экспертиза, если я в отчете напишу про дракона! Право, я войду в историю судебной медицины.
   – И все-таки, – серьезно произнес Вэнс, не обращая внимания на ернические реплики Доремуса, – не исключено, что этот человек умерщвлен некоей разновидностью дракона.
   – У вас свой путь, – развел руками медэксперт, – но как невежественный лекарь я считаю, что парня сперва стукнули по черепу и волокли по земле, потом задушили и сунули в эту дыру. Если вскрытие покажет что-то новое, я вас извещу. – Он достал карандаш, нацарапал несколько слов на бланке и протянул Хэсу. – Пока вам хватит этого, сержант. Результаты вскрытия появятся не раньше завтрашнего дня. Возьмите на подмогу святого Георгия и идите вместе с ним ловить дракона.
   – Мы как раз и собираемся этим заняться, – улыбнулся Вэнс.
   – А время смерти… – начал Хэс, но доктор перебил его:
   – Знаю-знаю. Боюсь, что сам скоро умру от ваших вопросов. Предположительно убитый скончался не позднее двенадцати часов назад и не раньше двадцати четырех.
   – У нас есть основания полагать, что это произошло вчера около десяти часов вечера, – заявил Маркхэм.
   – Выходит, я прав. – Доремус посмотрел на часы. – С тех пор прошло восемнадцать часов. – Он повернулся к машине. – Ладно, мне пора. Ну и денек! Меня хватит солнечный удар, если я задержусь тут хоть на минуту. Поеду домой мимо Спайтен-Дайвил и Пейсон-авеню. Не хочу проезжать возле пруда. – Он помахал нам рукой и подмигнул Хэсу: – Боюсь попасть в лапы дракона!
   Хэс приказал Сниткину и Берку оставаться возле тела Монтегю, пока его не увезут, а мы возвратились в дом Штамма.
   – Ну и чем мы теперь займемся? – беспомощно спросил Маркхэм, когда мы снова уселись в гостиной. – Каждое новое открытие все глубже и глубже увлекает это дело в трясину тайны. По-моему, расследование заходит в тупик.
   – Ничего подобного, – весело откликнулся Вэнс. – Наоборот, теперь мы получили более реальное освещение событий. Доремус убедил меня в уникальности техники этого убийства. Видишь ли, Маркхэм, сначала я не верил, что мы найдем тело. Иначе зачем было так тщательно прятать его? Убийца пытался убедить нас, что Монтегю просто-напросто исчез отсюда.
   – Вы правы, мистер Вэнс, – вмешался Хэс. – Например, эта записка в костюме Монтегю. Я считаю, что дама, написавшая ее, сидела в машине, и это она выполнила самую грязную работу, сунув тело в выбоину.
   – Вы ошибаетесь, сержант, – мягко возразил Вэнс. – В таком случае мы нашли бы возле пруда отпечатки стоп Монтегю.
   – А почему мы их не нашли? – спросил Маркхэм. – Тело Монтегю мы обнаружили на Ист-роуд. Но ведь он должен каким-то образом попасть туда из пруда?
   – Да, у него имелся способ, – хмуро ответил Вэнс. – Это дьявольская часть плана. Мне кажется, Маркхэм, что Монтегю не оставил никаких следов потому, что не в состоянии был оставить.
   – Господи! – вздохнул Маркхэм. – Ты веришь в летающего дракона?
   – Да, мой дорогой, но не в того, которого ты себе представляешь. Пока я только констатирую факт, что Монтегю убили в пруду и засунули в выбоину.
   – Эта спорная теория лишь усложняет дело, – горячо запротестовал Маркхэм.
   – Я тоже опасаюсь этого, – посетовал Вэнс. – Но парень так или иначе совершил путешествие из пруда в выбоину, причем, я уверен, не по своей воле.
   – Вы намекаете на шум машины, который слышали свидетели? – поинтересовался Хэс.
   – Верно, – кивнул Вэнс. – Присутствие в деле машины не дает мне покоя. Велика вероятность того, что она явилась средством транспортировки Монтегю. Черт возьми! Но как он попал из пруда в машину? И почему его так изувечили? – Некоторое время Вэнс молчал и курил, потом обратился к Маркхэму: – Несколько человек в доме еще не информированы о том, что мы нашли тело: Руби Стил, миссис Мак-Адам и Бернис Штамм. Пришла пора сказать им правду. Не исключаю, что их реакция на это известие окажется для нас полезной.
   Послали за тремя женщинами, и, когда они уселись в гостиной, Вэнс кратко изложил обстоятельства обнаружения трупа. Он говорил самым обыденным голосом, но я видел, что он внимательно разглядывает слушательниц. В то время я не понимал, почему он избрал такую форму общения со свидетельницами, но вскоре до меня дошло.
   Три дамы внимательно выслушали сыщика. Повисло молчание, после чего Руби Стил нравоучительно изрекла:
   – Это только подтверждает мои предположения. То, что отпечатки не найдены, ничего не значит. Такой недочеловек, как Лиленд, способен сотворить любое чудо. А он, кстати, последним вернулся в дом с пруда.
   Я думал, Бернис Штамм возмутится при таких словах, но она лишь задумчиво улыбнулась и сказала:
   – Мне жаль бедного Монти, я знала, что тело обнаружат, но сомневаюсь, что чудеса имеют какое-то отношение к его смерти. – Голос ее дрогнул, и она с трудом договорила: – Одного не пойму: откуда надрезы у него на груди?
   – То есть другие обстоятельства дела вам понятны, мисс Штамм? – спокойно спросил Вэнс.
   – Нет, конечно! – В ее голосе зазвучали истерические нотки. – Я ничего не соображаю, – всхлипнула она и поднесла платок к глазам.
   – Не волнуйтесь, – успокоил ее Вэнс. – Вам нечего бояться.
   – Можно мне уйти? – с мольбой попросила она.
   – Конечно, – ответил Вэнс, встал и проводил ее до двери.
   Все это время Крошка Мак-Адам курила с отсутствующим видом, и мне казалось, что она вообще не слышит Бернис.
   – Послушайте, – начала она глухим голосом, – меня уже тошнит от всего этого. Монти умер, вы нашли его тело, и я вам кое-что скажу. Алекс Грифф ненавидел Монтегю. Я слышала, как в пятницу вечером он сказал ему: «Ты никогда не женишься на Бернис Штамм, я помешаю этому». Монти засмеялся: «А что ты сделаешь?» Мистер Грифф ответил: «У меня достаточно средств. Если, конечно, сперва тебя не прикончит дракон». Монти обозвал его неприличным словом и отвернулся.
   – Что, по-вашему, подразумевал мистер Грифф, упоминая дракона?
   – Без понятия. Он мог обратиться за помощью к мистеру Лиленду.
   – Поэтому вы и закричали, когда Монтегю не вынырнул из пруда?
   – Да. Я беспокоилась весь день. А когда Грифф прыгнул в пруд, сделав вид, что ищет Монти, я наблюдала за ним. Он моментально отплыл к скале на другой стороне…
   – Вы смотрели в ту сторону?
   – Конечно, – нетерпеливо кивнула миссис Мак-Адам. – Я не понимала, что он делает, и не доверяла ему. Когда он вернулся, то прошептал мне: «Монтегю исчез, и скатертью дорога». Даже тогда я не догадалась, что он причастен к этому делу. Но теперь, когда вы нашли труп, я рассказала вам всю правду.
   – Почему вы расстроились, когда я сообщил вам о всплеске в пруду?
   – Я растерялась… – заговорила она торопливо и возбужденно, – …и подумала, что это, наверное, часть заговора против Монтегю, или, может быть, тело Монти упало со скалы, или в воде кто-то вытворял ужасные вещи. Боже, я испугалась… – Голос ее замер, и она тяжело задышала.
   – Благодарю за информацию. – Вэнс встал и поклонился. – Простите за беспокойство. – Вы и мисс Стил можете вернуться к себе. У меня есть неотложные дела, но я надеюсь, что, если нам понадобится ваше содействие, вы обе окажете его.
   После ухода женщин мы кратко обсудили ситуацию. Увы, мы не располагали ни одной зацепкой. Да, тело Монтегю нашли, были подозреваемые, имевшие мотив для убийства. Но звенья эти никак не связывались в единую цепь. У нас не получалось выработать общую линию. Сержант Хэс настаивал на традиционных методах полицейского расследования, и Маркхэм соглашался с ним. Вэнсу ничего не оставалось, как смириться. Дело о драконе-убийце произвело на него неизгладимое впечатление, и он не хотел ни минуты тратить на рутинную полицейскую работу. В его голове уже наметились какие-то ключевые идеи, и я был уверен, что они постепенно сложатся в законченную стратегию.
   – Мне нужен простой ключ, – резюмировал Вэнс, – чтобы отпереть эту фантастически таинственную дверь. Но без ключа мы беспомощны. Честное слово, удивительная ситуация! Сразу несколько человек признают, что при удобном случае расправились бы с Монтегю, и каждый из них уверяет, что непричастен к этому делу. В то же время бедняга сам предложил пойти купаться и нырнул в пруд на глазах у всех. Однако, Маркхэм, я твердо убежден: убийство тщательно спланировано и устроено так, чтобы все выглядело случайностью.
   – Ты готов предложить какой-нибудь метод, отличный от тех, на которых настаивает сержант Хэс?
   – В данный момент нет, – огорченно произнес Вэнс. – Однако сегодня я надеюсь ознакомиться с коллекцией тропических рыб Штамма.
   – Рыбы подождут до завтра, – фыркнул Маркхэм, – а тем временем сержант займется обычными делами. Действуй, Хэс!

Глава14
Неожиданное развитие

   Около половины шестого Маркхэм, Вэнс и я покинули дом Штамма и поехали к Вэнсу на квартиру. Гости и хозяева поместья получили приказ оставаться на местах и никуда не отлучаться без разрешения. Штамм спокойно отреагировал на это. Грифф пытался возражать и грозил нам своим адвокатом, но все-таки согласился остаться еще на двадцать четыре часа. Остальные не протестовали. Все входы и выходы охранялись людьми Хэса. Слуг допросили, но ничего важного от них не узнали.
   Сержант решил безотлучно находиться в доме Штамма и действовать по обстоятельствам. К делу подключились и другие сотрудники бюро уголовных расследований: изучали связи Монтегю, разыскивали Элен Брюетт, опрашивали жителей Инвуда в надежде обнаружить машину, шум которой мог доноситься со стороны Ист-роуд.
   – Будем работать полицейскими методами, другого пути продолжить дело я не вижу, – сказал Маркхэм, когда мы уселись в садике на крыше квартиры Вэнса.
   – Ключ к решению мы найдем в поместье Штамма, – заверил нас Вэнс. – Это странное место с причудливыми традициями, суевериями, запахом старины и смерти, безумием, фольклором и демонами. Удивительный дом, любой посетитель которого сразу же попадает в гнетущую атмосферу. Она сама по себе способна породить преступление, ею отравлены все обитатели.
   – Кого ты имеешь в виду? – удивился Маркхэм.
   – Я не собираюсь останавливаться на конкретных личностях. Пока мы не разберемся в истории с драконом, мы не продвинемся ни на шаг. Карри, – обратился Вэнс к камердинеру: – Принеси, дружище, виски. Драконы, – продолжал он, – присутствуют в большинстве религий, а фольклор битком набит ими. Дракон – не просто миф; с самых ранних времен он стал частью человеческого существования: он вызывает страх, является символом, будоражит воображение. Все мы подвержены влиянию мифа о драконе, поскольку в глубинах нашего подсознания слишком много примитивного. Потому-то я и утверждаю: нельзя игнорировать факт участия дракона в уголовном преступлении.
   Вэнс откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился на линию Манхэттена, которая вырисовывалась на горизонте.
   – Дракон – одно из древнейших суеверий. Конуэй в своей «Демонологии и науке о дьяволе» считает драконов результатом древних воспоминаний о доисторических ящерах. Но даже и христианский дьявол – это модифицированный дракон из фольклора.
   – Будешь читать нам лекцию? – вскинул брови Маркхэм.
   Вэнс отхлебнул виски и спокойно сказал:
   – А ты послушай, это интересно и полезно. Каждый народ имеет своих драконов. В мифологии Древнего Египта дракон предстает в виде водяного чудовища. Он связан с Сетом и борется с Гором. Апол, огнедышащий дракон, от которого произошло зло, упоминается в папирусе Ани – свитке «Книги мертвых». В китайской мифологии мудрый волшебник обращается в дракона, чтобы победить великанов тьмы. В буддийской религии множество упоминаний о драконах в виде рыб.
   – Я знаю, куда ты клонишь, – мрачно перебил Маркхэм.
   – Нет, – возразил Вэнс. – Дело не только в коллекции Штамма. Мифы о драконах сами по себе очаровывают меня. В Покхаре есть священное озеро, которому поклоняются, потому что там живет дракон, охраняющий храм. В легендах Сиама встречается дракон в облике змеи, который обитает под водой. Водяной дракон существует в суевериях многих народов – я подчеркиваю это. В японской сказке говорится о художнике, который изобразил дракона, и, как только рисунок был закончен, дракон ожил и скрылся в реке. Когда-то Бог разгневался на драконов, они улетели с неба и спрятались в воде. С тех пор вода – их стихия. А в древнеперсидском памятнике «Шахнаме», который, кстати, хранится в одном из музеев Нью-Йорка, на картинке изображен герой, дерущийся с драконом. Не исключено, что и нам с вами предстоит такая роль.
   – Надеюсь, ты не собираешься водить нас по музеям и показывать иллюстрации из старинных манускриптов? – вздохнул Маркхэм.
   – Герой армянского эпоса носит имя Аждахак, и оно означает «дракон», – продолжал Вэнс, не обращая внимания на ворчание Маркхэма. – Ваан, или Вахан, покровитель защитников Армении, известен также как дракон-жрец и в более поздние времена отождествлялся с Гераклом. – Вэнс сделал глоток и посмотрел на Маркхэма и на меня: – Я вам ужасно надоел?
   Маркхэм поджал губы и ничего не ответил. Вэнс вздохнул и удобнее уселся в кресле.
   – В шумеро-вавилонской мифологии мы читаем о драконах, которые вышли из чрева богини-прародительницы Тиамат и стали богами изначальной религии, чьи имена использовались астрологами для обозначения созвездий. – Вэнс помолчал, попыхивая сигаретой. – Греки и римляне тоже имели своих драконов. Изрыгавшая пламя трехликая Химера, побежденная Беллерофонтом, была драконом. Золотые яблоки Гесперид охранял дракон с головой гидры. В кельтской мифологии дракон – символ величия и власти, кельтские короли носили титул «Дракон». Имя отца короля Артура – Утер Пендрагон, то есть Голова Дракона. Драконы Мерлина спали в узких ущельях, а когда просыпались, устраивали между собой бои. Один из них вылезал прямо из земли, играя на арфе…
   – Но в нашем деле нет никакой арфы, – ехидно заметил Маркхэм.
   – Мой дорогой друг! – воскликнул Вэнс. – Боюсь, ты не способен к классическим знаниям. Мы имеем дело с драконом того же сорта, и не стоит пренебрегать суевериями, которым пять тысяч лет. Драконы меняются сообразно с обстоятельствами.
   – Ты хочешь напугать меня? – усмехнулся Маркхэм.
   – Ни в коем случае. Просто делюсь с тобой историческими сведениями, полезными для нашего дела.
   – Какое отношение имеют мифы о драконах к смерти Монтегю?
   – Я сам понятия не имею. Но легенды и сказания алгонкинских индейцев не противоречат эпосу других народов. Индейцы назвали этот пруд Лужей Дракона, значит, причина была, ты не находишь? Именно отсюда берут начало все здешние суеверия, связанные с драконами. Мы не должны забывать об этом.
   Маркхэм хотел возразить, но сдержался. Расстроенный и обиженный, он подошел к парапету и долго разглядывал город.
   – Ладно, – беспомощно развел он руками. – Допустим, мифология приложима к нашему расследованию. Но как?
   – Сию минуту у меня нет конкретного плана, но завтра рано утром я вернусь в дом Штаммов.
   – Если ты считаешь необходимым, пожалуйста, возвращайся, – заявил окружной следователь. – Но ты поедешь туда один. Завтра я целый день занят на службе.
   Но Вэнсу не пришлось ехать туда одному. Наутро Маркхэм сам позвонил ему и сообщил страшное известие, полученное от сержанта Хэса: Алекс Грифф исчез в неизвестном направлении.

Глава 15
Шум в ночи

   Новость об исчезновении Гриффа поразила Маркхэма и пробудила в нем острую потребность действовать. Сразу после звонка Вэнсу он заехал за нами, и около десяти утра мы прибыли к Штамму.
   – Я с самого начала подозревал Гриффа, – говорил он по дороге. – По-моему, он замешан в смерти Монтегю. Теперь он исчез, и надо его искать. Это выведет нас на след убийцы.
   – Ничего не понимаю, – терялся в догадках Вэнс. – Зачем Гриффу навлекать на себя подозрения, покидая поместье? У нас нет против него никаких улик. Очень глупо с его стороны, а мне Грифф глупым не показался.
   – Факт остается фактом: он покинул поместье. Подробности узнаем, когда приедем.
   Хэс встретил нас у ворот, провел в гостиную и посвятил в курс дела.
   – Сначала я сообщу, что произошло со вчерашнего дня, – сказал он. – Мы пытались найти Элен Брюетт, но ничего не вышло. Более того, за последние четыре дня ни один корабль не отплывал в Южную Америку, так что рассказ Штамма об отъезде Элен – выдумка. Мы проверили все отели – безрезультатно. В списках пассажиров, прибывших из Европы за последние две недели, такая особа не значится. В общем, с этой дамой что-то не так, и ей придется многое объяснить, когда мои ребята разыщут ее.
   – Я приветствую ваше служебное рвение, – заметил Вэнс сержанту, – но даму вы вряд ли найдете. Сведения о ней слишком поверхностны.
   – О чем ты? – разозлился Маркхэм. – На Ист-роуд шумел автомобиль во время, указанное в записке.
   – За рулем мог сидеть кто угодно, – объяснил Вэнс. – На вашем месте, сержант, я не стал бы тратить время на Элен Брюетт.
   – Я ищу ее и буду продолжать поиски, – воинственно заявил Хэс. – О Монтегю мы не узнали ничего нового: имел многочисленные связи с женщинами, но ведь он актер, и к тому же красавец, так чему удивляться? Он любил роскошь, жил на широкую ногу, но в кино снимался мало – в общем, никому неведомо, откуда он брал деньги.
   – Что ты выяснил насчет машины на Ист-роуд? – вмешался Маркхэм.
   – Ничего, – признался Хэс. – Мы не нашли в Инвуде никого, кто бы видел ее или слышал звук мотора. Постовой на Пейсон-авеню сообщил, что после девяти вечера со стороны Инвуда не показалось ни одного автомобиля. Он дежурил с восьми часов и наверняка заметил бы машину, если бы она ехала по той дороге. Но я думаю, – добавил он, – что машина двигалась с потушенными фарами.
   – Или она вообще не выезжала из Инвуда, – подхватил Вэнс.
   – Погоди, не перебивай его, – попросил Маркхэм. – Что еще, сержант?
   – Мы допросили повара и горничную, и я снова поговорил с дворецким. Те же песни, что и пару дней назад. Они ничего не знают, и мы вычеркнули их из нашего списка.
   – Дворецкого оставьте, сержант, – посоветовал Вэнс. – Он любопытен по натуре, следовательно, наверняка кого-то подозревает.
   – Скользкий тип. Какая от него польза? – возразил Хэс.
   – Я не пытаюсь вставлять вам палки в колеса, сержант, – ответил Вэнс, – но, по-моему, этот любитель экзотических рыб полон идей. А что вы думаете по поводу исчезновения Алекса Гриффа?
   Хэс тяжело вздохнул.
   – Он ускользнул от меня ночью и сделал это дьявольски хитро. Я пробыл в доме до одиннадцати, после чего все разошлись по своим комнатам. Тогда я, оставив на посту Сниткина, поехал домой. У всех ворот поместья дежурили мои люди: Хеннеси охранял южную сторону, другой парень сторожил Болтон-роуд. Я вернулся в половине девятого утра, но Гриффа уже и след простыл. Я связался с его конторой и квартирой: ни в одном из этих мест он не показывался. Растворился.
   – А кто известил вас о его пропаже? – спросил Вэнс.
   – Дворецкий. Он встретил меня у двери.
   – Дворецкий? – Вэнс на мгновение задумался. – Ведите его сюда. Я хочу сам послушать его песню.
   Трейнор предстал перед следователем бледный, как мертвец, с черными кругами под глазами, словно не спал несколько ночей.
   – Это вы обнаружили исчезновение мистера Гриффа? – спросил Вэнс.
   – Да, сэр. – Он всячески старался избегать взгляда Вэнса. – Когда мистер Грифф не явился к завтраку, хозяин послал меня позвать его.
   – В котором часу это было?
   – Около половины девятого.
   – Все остальные присутствовали за завтраком?
   – Все сидели в столовой. Завтракали рано, но в ту ночь никто и глаз не сомкнул. Мистер Лиленд и мисс Штамм спустились вниз около семи утра, а вскоре пришли и остальные. Все, кроме мистера Гриффа, сэр.
   – Во сколько часов вечером они разошлись по комнатам?
   – Я погасил свет на лестнице около одиннадцати.
   – Кто уходил последним?
   – Мистер Штамм. Он снова много выпил. Прошу прощения за такие слова, но сейчас не время утаивать что-либо, так ведь, сэр?
   – Да, Трейнор. Любая деталь может помочь нам, и я уверен, что мистер Штамм не осудит вас за то, что вы передаете нам важную информацию. А теперь расскажите об утренних событиях подробнее. В половине девятого мистер Штамм послал вас за мистером Гриффом. Что дальше?
   – Я пошел в его комнату, расположенную недалеко от холла, и постучал в дверь. Ответа не было. Я постучал еще несколько раз и забеспокоился. В этом доме случаются такие странные вещи, сэр…
   – Да-да, весьма странные. Продолжайте, пожалуйста. Что вы сделали потом?
   – Я нажал на ручку. Дверь оказалась незапертой, и я вошел. Мистера Гриффа не было. Я вернулся в столовую, вызвал мистера Штамма в холл и сообщил ему, что мистер Грифф исчез.
   – Что сказал ваш хозяин?
   – Ничего, но он стал чернее тучи. Через несколько секунд он поднялся наверх, а я вернулся в столовую сервировать завтрак.
   – Я был в холле, когда там появился Штамм, – вмешался Хэс. – Выглядел он и вправду мрачновато, но, заметив меня, сразу принял обычный вид и сказал, что Грифф пропал. Я осмотрел все вокруг и опросил своих людей: по их словам, никто не покидал территорию поместья. Тогда я позвонил мистеру Маркхэму.
   Вэнс долго разминал сигарету. Наконец, прикурив, обратился к дворецкому:
   – В котором часу Грифф отправился спать?
   – Точно не знаю, сэр. Но он ушел одним из последних.
   – А когда вы закончили работу?
   – Вскоре после одиннадцати. Я запер парадную дверь, как только этот джентльмен, – он кивнул в сторону Хэса, – покинул дом. Тогда я лег спать. Моя комната возле кухни, сэр.
   – Что вы слышали в эту ночь?
   – Скрежет дверного засова, – испуганно ответил Трейнор.
   – На двери, ведущей к пруду?
   – Да, сэр. Час спустя я снова услышал, как засов сдвинулся. И еще я уловил чьи-то шаги, очень тихие: кто-то поднимался по лестнице. Но куда – я не разобрал.
   – Кто, по-вашему, это мог быть? – спросил Вэнс.
   – Мне показалось, мистер Штамм.
   – А почему вы тогда так напуганы? Ладно, я все понял. Передайте, пожалуйста, мистеру Лиленду, что мы здесь и рады его видеть.
   Лиленд не заставил себя долго ждать, вошел и сдержанно поздоровался.
   – Вы, конечно, знаете, – сказал Вэнс, – что Гриффа с утра нет в доме. Как вы это объясните?
   – Я не вижу причин, заставивших его уйти. Просто так он не сбежал бы.
   – Вы обсуждали с кем-нибудь в доме факт его исчезновения?
   – Об этом говорилось за завтраком и позже. Все удивились.
   – Вы слышали ночью подозрительные звуки?
   – Да, – подтвердил Лиленд. – Вскоре после полуночи кто-то вышел из дому, но быстро вернулся. Я не спал, поэтому слышал.
   – Трейнор тоже так говорит, – признался Вэнс. – Но он не знает, в какую комнату возвратился полуночник, а вы?
   – Моя комната на третьем этаже, и звуки из холла и нижних этажей туда почти не доносятся. Вероятно, этот человек двигался осторожно.
   – Но ваши окна выходят к пруду. Снаружи до вас долетел какой-нибудь шум?
   – Два человека о чем-то шептались.
   – Мужчины или женщины?
   – Понятия не имею. Говорили очень тихо и всего несколько секунд, после чего со стороны пруда раздался неприятный звук, который перемещался в сторону Ист-роуд.
   – Опишите, его, пожалуйста, подробнее, – попросил Вэнс.
   – По-моему, это был металлический скрежет, потом на несколько минут все замерло. Дальше мне показалось, будто по песку волочили тяжелый предмет. Этот звук постепенно затих вдали. Примерно на полчаса опять воцарилось безмолвие, а вскоре открылась и закрылась входная дверь. Я знал, что у ворот на Ист-роуд дежурит ваш человек, поэтому не особенно тревожился. Но когда утром мне сказали об исчезновении Гриффа, я, честно говоря, испугался.
   – Как вы объясните происхождение этих звуков?
   – Металлический скрежет похож на скрип ворот, которые открыл Грифф, чтобы удрать. Но у меня создалось ощущение, что звуки были ближе к дому, чем к воротам, да и зачем бы Грифф побежал через ворота, которые охранялись? Неужели он стал бы создавать себе неприятности?
   – Шум автомобиля вы не слышали?
   – Нет, – покачал головой Лиленд. – Пока я не заснул, а это было не раньше двух часов ночи, ни одна машина не проезжала по Ист-роуд.
   – Что-нибудь в поведении Гриффа говорило о том, что он собирается сбежать? – спросил Вэнс.
   – Напротив. Он ворчал, что у него много дел и что ему надо быть у себя в конторе, но со вздохом добавил: «Дела придется на время отложить». Он выпил больше обычного, много шутил и значительную часть времени провел со Штаммом, обсуждая финансовые дела. Рудольф держался с ним дружелюбно, как будто начисто забыл о прежних разногласиях и упреках. В общем, по-моему, они помирились.
   – А как вели себя другие обитатели дома?
   – Мисс Штамм и я ходили прогуляться к пруду. Миссис Мак-Адам, мисс Стил и Татум сидели на террасе и пили пунш, который приготовил Трейнор.
   – А Штамм и Грифф?
   – Оставались в библиотеке и, вроде бы, вообще не выходили из дому.
   – Спасибо, – сказал Вэнс и потушил сигарету. – Это пока все, вы свободны.
   – Что ты придумал? – спросил Маркхэм, когда Лиленд вышел.
   – Не нравится мне все это, – ответил Вэнс, глядя в потолок. – Слишком много странностей в этих древних трущобах. Не похоже, чтобы Грифф любил полуночные прогулки.
   На лестнице послышались торопливые шаги, и вскоре из холла донесся голос Штамма – он звонил по телефону доктору Холлидею.
   – Приезжайте быстрее! – нервно кричал он.
   Вэнс поднялся, подошел к двери и позвал его. Штамм находился в крайнем возбуждении. Глаза его лихорадочно блестели, желваки дергались.
   – Миссис Штамм стало хуже? – поинтересовался Вэнс.
   – Да, – кивнул он, – и, возможно, по моей вине. Я упомянул в разговоре с ней, что Грифф исчез, и у нее опять начались галлюцинации. Она заявила, что его унес дракон, и уверяла меня, будто видела, как ночью дракон поднялся из пруда и полетел к Спайтен-Дайвил.
   – Ваше мнение: куда подевался Грифф?
   – Ума не приложу, – в замешательстве пробормотал Штамм. – Мы с ним долго беседовали вчера, и покидать поместье без разрешения полиции он не собирался.
   – Вы сами поздно вечером не выходили из дому?
   – Я после обеда никуда не отлучался, – серьезно заверил он. – Мы с Гриффом сидели в библиотеке и обсуждали дела, пока не разошлись по комнатам спать.
   – Кто-то отодвигал дверной засов и выходил во двор, – сообщил Вэнс.
   – Грифф, по-вашему?
   – Вряд ли. Час спустя человек вернулся в дом и поднялся по лестнице.
   Штамм изумленно посмотрел на сыщика и прикусил нижнюю губу:
   – Вы уверены?
   – Мистер Лиленд и ваш дворецкий слышали скрежет и шаги, – пояснил Вэнс.
   – Лиленд вам так сказал? – удивился Штамм. – Значит, и вправду кто-то выходил подышать свежим воздухом.
   – Вполне подходит и такое объяснение, – ответил Вэнс. – Простите, что потревожили вас.
   – Ничего. Я, пожалуй, поднимусь к матери, если вы не возражаете. Меня весьма беспокоит ее психическое состояние. Доктор придет прямо туда. Понадоблюсь – ищите меня там, – добавил он и торопливо зашагал по лестнице.
   Когда звук его шагов стих, Вэнс встал и швырнул сигарету в камин.
   – Пора, Маркхэм, – оживился он, и глаза его лихорадочно заблестели. – Поедем осматривать выбоины.

Глава 16
Кровь и гардения

   – Боже мой! – завопил окружной следователь. – Ты с ума сошел! С чего ты вообразил? Постой, пожалуйста, и объясни, что к чему.
   Но Вэнс, не отвечая на вопросы, устремился к выходу, выбежал во двор и дернул дверцу машины. Маркхэм, Хэс и я в недоумении последовали за ним. Мы выехали из ворот и помчались по Ист-роуд в сторону Клоува. Возле выбоин Вэнс остановился и торопливо вылез. Мы направились туда, где нашли тело Монтегю. На мгновение Вэнс замер у края и повернулся к нам. Выглядел он хмуро и сосредоточенно. Ни слова не говоря, он махнул рукой в сторону дыры. Хэс посмотрел вниз и с ужасом прошептал:
   – Матерь Божья!
   Маркхэм и я задрожали, как от холода, в это жаркое августовское утро. В глубине выбоины лежало скрюченное тело Алекса Гриффа. Его положение было таким же, как и у Монтегю, словно он тоже упал в эту дыру с высоты. На левой стороне головы виднелась рана, а вокруг шеи – длинная черная борозда. Пиджак был расстегнут, рубашка спереди порвана, на груди – чудовищный трехпалый след. Стоя возле отверстия, я снова вспомнил все легенды о драконах, и мороз пробежал у меня по коже.
   – Как ты узнал, что он здесь? – спросил Маркхэм у Вэнса.
   – Догадался, – ответил тот. – Как только Штамм напомнил нам о своей матери и о том, что при известии об исчезновении Гриффа у нее начались галлюцинации, я сразу подумал, что надо идти сюда…
   – Снова дракон, – проговорил Маркхэм, и в его голосе прозвучал страх. – Надеюсь, ты не считаешь, что бред полубезумной старухи имеет под собой какие-то основания?
   – Нет, – спокойно произнес Вэнс, – но ее предсказания всегда сбываются.
   – Совпадение, не более того, – запротестовал Маркхэм. – Пошли отсюда. Убийство Гриффа только усложнило дело. Теперь у нас две проблемы вместо одной.
   – Нет, старина. – Вэнс медленно двинулся к машине. – Это та же самая проблема, и сейчас она яснее, чем раньше. Начал вырисовываться образ дракона.
   – Не болтай чепуху, – вспылил Маркхэм.
   – Отпечатки на дне пруда, – рассуждал Вэнс, садясь в машину, – следы на груди Монтегю и Гриффа и зловещее предсказание миссис Штамм – все это мы должны связать в единую теорию дракона. Потрясающая ситуация!
   Пока разогревался мотор, Маркхэм молчал, потом вымолвил не без сарказма:
   – Я полагаю, нам надо сосредоточиться на линии антидракона.
   – Это зависит от типа дракона, с которым мы имеем дело, – возразил Вэнс, разворачивая машину в сторону поместья.
   Как только мы вернулись в дом Штамма, Хэс бросился к телефону, чтобы известить Доремуса о новой ужасной находке. Закончив разговор, он с отчаянием посмотрел на Маркхэма и уныло протянул:
   – Я не знаю, как продолжать эту работу, шеф.
   – Понимаю тебя, сержант. – Маркхэм достал сигару, тщательно обрезал кончик и закурил. – Обычные методы расследования тут не годятся.
   – Верно, – кивнул Вэнс, прохаживаясь по холлу и ни на кого не глядя. – Традиционные подходы здесь бесполезны. Корни этих двух преступлений гораздо глубже, чем кажется. Эти дьявольские убийства странным образом связаны с нездоровым укладом и гнетущей атмосферой дома Штаммов.
   Он внезапно замолчал и повернулся к лестнице. Со второго этажа спускались Штамм и Лиленд. Вэнс направился им навстречу и пригласил в гостиную, так как появились новости. В помещении было жарко, поскольку солнце освещало именно эту сторону дома. Вэнс подошел к западному окну и несколько мгновений смотрел из него. Все остальные тревожно ждали, когда он начнет говорить.
   – Мы нашли Гриффа, – объявил он, – в той же самой выбоине, где и Монтегю.
   Штамм судорожно вздохнул. Лиленд не изменился в лице, лишь вынул изо рта трубку и полуутвердительно спросил:
   – Убит, разумеется?
   – Да, – кивнул Вэнс. – Грязное дело. Такие же раны, как и на теле Монтегю. Одинаковая техника.
   Штамм пошатнулся, словно его ударили, и пробормотал с дрожью в голосе:
   – Боже мой!
   Лиленд быстро подхватил его под руку и усадил в кресло.
   – Возьми себя в руки, Рудольф, – попросил он. – Мы с тобой с самого начала, едва узнали об исчезновении Гриффа, предполагали такой конец.
   Штамм откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и тихо застонал.
   – Я предчувствовал, что Алекс не по своей воле покинул дом, – чуть не всхлипнул он. – Вы разузнали какие-то подробности?
   – Нет, больше ничего. Мы собираемся осмотреть комнату Гриффа. Где она? Покажете, мистер Лиленд?
   Едва мы дошли до двери, как Штамм выпрямился в кресле и хрипло закричал:
   – Подождите минуту! – Он с трудом поднялся на ноги. – Мне нужно вам кое в чем признаться, но, видит Бог, я боюсь!
   – Что такое? – удивился Вэнс.
   – Это насчет прошлой ночи. – Штамм судорожно вцепился в кресло. – После того как я ушел к себе в комнату, явился Грифф и постучал в мою дверь. Он не мог уснуть и предложил выпить. Я не отказался, и мы беседовали час или около того…
   – О чем? – полюбопытствовал Вэнс.
   – Обсуждали всякие финансовые вопросы и предстоящую экспедицию в южные моря следующей весной. Вдруг Грифф посмотрел на часы и сказал: «Ого, уже полночь! Я думал, еще рано. Пора укладываться». Он вышел, но почему-то спустился в холл и отпер входную дверь. Это точно: моя комната расположена неподалеку от лестницы, и я все отчетливо слышал. Я устал, лег в постель и скоро заснул.
   – Почему вы не упомянули об этом раньше? – с упреком спросил Вэнс.
   Штамм вздрогнул и снова опустился в кресло:
   – Вчера ночью я и в мыслях не допускал никакой беды, но когда Алекс не явился к завтраку, я понял, что был последним, кто видел его и разговаривал с ним. Утром меня терзали сомнения, но после того, что вы рассказали – про тело в выбоине, – я счел необходимым выложить всю правду до мельчайших подробностей.
   – Вы поступили правильно, – мягко заметил Вэнс, – и ваши чувства вполне естественны при данных обстоятельствах.
   Штамм благодарно улыбнулся, вызвал Трейнора и велел подать себе виски, а мы поднялись в комнату Гриффа, которая оказалась незапертой. На постель явно никто не ложился, шторы на окнах не поднимали. Помещение было тесноватым, как и комната Монтегю, правда, обставлено чуть лучше. На столике мы увидели склянки с парфюмом, на постели – чесучовую пижаму, на кресле у окна – костюм. Осмотр вещей не занял много времени. Прежде всего Вэнс раскрыл шкаф, где висели коричневый повседневный и спортивный костюмы. В карманах не содержалось ничего важного. Обыск парадного костюма также не дал результатов: в карманах лежали портсигар и два носовых платка. В ящиках стола вообще не было вещей, принадлежащих Гриффу, а в ванной стояли самые обычные предметы: помазок для бритья, мыльница и коробочка с пудрой. В чемодане мы не нашли ничего особенного. Во время обыска Вэнс молчал, не скрывая разочарования. Он медленно покачал головой, пожал плечами и направился к двери.
   – Похоже, здесь нет того, что нам поможет, – произнес он таким странным тоном, что я насторожился.
   – А что ты рассчитывал найти, дружище? – с издевкой заметил Маркхэм.
   – Тут что-то должно быть, – отозвался Вэнс, никак не реагируя на насмешку. – Только не выпытывай, ибо точный ответ я дать не готов.
   Он улыбнулся и вышел, мы – за ним. На лестнице нас приветствовал Холлидей, и, увидев его, Вэнс внезапно остановился.
   – Доктор, – обратился он, – разрешите и нам подняться с вами к миссис Штамм? Есть важные вопросы, просто так я не стал бы ее беспокоить.
   – Пойдемте, – кивнул доктор, и мы отправились на третий этаж.
   Когда служанка Шварц открыла дверь, миссис Штамм стояла у раскрытого окна спиной к нам и смотрела в сторону пруда. При нашем появлении она повернулась. На этот раз она не улыбалась, и холодное выражение ее лица несколько смутило нас. Вэнс прошел прямо к ней и остановился на расстоянии не более фута. Его глаза серьезно и требовательно посмотрели на женщину.
   – Миссис Штамм, – начал он, – здесь случилось несчастье, и, если вы нам не поможете, произойдут еще более ужасные вещи. Неужели они доставят вам удовольствие? А если беда коснется тех, кто не является врагом Штаммов? Вам безразлично? Или вы рассчитываете, что всесильный дракон – защитник вашей семьи – спасет вас и ваших близких?
   Женщина вскинула голову, и в ее взгляде промелькнул испуг.
   – Какая вам от меня польза? – произнесла она монотонным голосом, как будто слова помимо воли срывались с ее губ.
   – Нам нужно знать, где вы прячете ключ от семейного склепа, – твердо заявил Вэнс.
   Старуха замерла и вздохнула, как мне показалось, с облегчением.
   – И это все, что вы желаете? – холодно осведомилась она.
   – Это жизненно важно. Даю вам слово, что могилы никто не осквернит.
   Несколько мгновений пожилая дама внимательно изучала Вэнса. Потом придвинула кресло к окну, села и, сунув руку под подол, достала небольшой замшевый кошелек. Раскрыв его, она вытряхнула на ладонь изящный ключик.
   – Миссис Шварц, – позвала она немку-служанку, – вот ключ, и отправляйтесь в чулан к моему дорожному сундуку.
   Шварц поспешно взяла ключ и метнулась к маленькой двери в восточной стене комнаты. Отперев замок, она исчезла в темноте.
   – Яволь, фрау Штамм, – прокричала она оттуда.
   – Отоприте сундук и поднимите крышку, – приказала миссис Штамм. – Там, под скатертью, стоит коробка. Осторожно поднимите скатерть и принесите мне эту коробку.
   Прошло минут пять, в течение которых Вэнс неподвижно стоял у окна, после чего появилась служанка с небольшой коробкой в руках.
   – Возьмите коробку, джентльмены, – велела нам старуха. – Ключ от склепа лежит внутри.
   Вэнс выступил вперед и торопливо поднял крышку. Маркхэм стоял рядом и глядел ему через плечо. Осмотрев, Вэнс вернул коробку миссис Шварц и попросил:
   – Положите ее на прежнее место. – Потом он повернулся к миссис Штамм и расплылся в улыбке: – Мы чрезвычайно признательны вам за помощь, леди.
   На губах миссис Штамм промелькнула циничная улыбка.
   – Вы довольны? – спросила она с сарказмом.
   – О да, – заверил Вэнс и поспешил к выходу, а Холлидей остался со своей пациенткой.
   Едва мы вышли в коридор, Маркхэм схватил Вэнса за руку:
   – Что за идея пришла тебе в голову? Коробка ведь пустая?
   – Но мать Штамма понятия не имеет, что в коробке ничего нет, – возразил Вэнс. – Старушка думает, что ключ там. Зачем же ее расстраивать?
   – Значит, ключ потерян, – сердито резюмировал Маркхэм.
   – Что я и пытался выяснить, – ответил Вэнс и, не слушая ворчание друга, попросил Лиленда показать нам комнату Кируина Татума.
   – Хорошо, – кивнул Лиленд, не скрывая недоумения, и мы вслед за ним сошли на второй этаж. – Вот она, между комнатами Штамма и Гриффа.
   Вэнс дернул ручку двери и вошел внутрь, а мы, как обычно, – за ним. Маркхэм в крайнем изумлении пробормотал что-то неразборчивое, однако решил выждать и посмотреть, что произойдет дальше. Вэнс остановился посреди комнаты и принялся разглядывать обстановку.
   – Мистер Вэнс, мне обыскать одежду этого типа? – вовремя подоспел сноровистый Хэс.
   – Нет, погодите, сержант. Осмотрите пол под кроватью и в чулане.
   Сержант без лишних слов зажег карманный фонарик и опустился на пол. Через минуту он встал, отряхиваясь, и со вздохом произнес:
   – Кроме шлепанцев там ничего нет. – Затем полез в чулан и прокричал оттуда: – Здесь только ботинки!
   Вэнс подошел к письменному столу у окна и выдвинул ящики, потом направился к туалетному столику и повторил операцию. Закончив осмотр, он закурил. Взгляд его беспокойно блуждал по комнате. Наконец он приблизился к прикроватной тумбочке.
   – Последний шанс, – прошептал он, выдвигая небольшой ящик. – Вот так-то! – радостно воскликнул он, достав какой-то предмет и показав его Лиленду. – Это ключ от склепа, мистер Лиленд? Он самый?
   – Да, – спокойно ответил тот.
   – Откуда ты узнал, что ключ здесь? – побагровел Маркхэм. – И что это нам дает? – сердито добавил он.
   – Я понятия не имел, что он в комнате Татума, старина, – мягко ответил Вэнс. – И разрази меня гром, если я прямо сейчас готов объяснить, что это нам дает. Первое, что приходит мне в голову: надо заглянуть в склеп.
   Когда мы снова спустились на первый этаж, Вэнс с озабоченным видом попросил Лиленда оставить нас одних и никому не говорить, что мы обнаружили ключ от склепа. Лиленд не стал спорить, кивнул в знак согласия и направился в библиотеку, а Вэнс, Маркхэм, Хэс и я обошли вокруг дома, спустились к пруду, перескочили через фильтр и свернули на узкую цементированную тропинку. Когда мы очутились среди кустов, где нас никто не заметил бы, Вэнс устремился к склепу. Достав из кармана ключ, он вставил его в замочную скважину и повернул. Я удивился, как легко ключ отпер ржавый замок. Вэнс толкнул тяжелую дверь и медленно двинулся вперед. Тяжелый запах пыли ударил нам в ноздри.
   – Дайте фонарь, сержант, – распорядился Вэнс.
   Хэс поспешно выполнил команду, и мы шагнули внутрь склепа. Вэнс закрыл за нами дверь и осветил пол, стены и потолок. В этот жаркий день здесь было удивительно прохладно, а вид гробов вовсе не нагонял тоску. Вэнс опустился на колени и начал осматривать пол.
   – Кто-то недавно ходил тут, – указал он на следы и вплотную приблизился к гробам, на одном из которых мы заметили два небольших пятна. Вэнс провел пальцем по одному из них. – Тут кровь, Маркхэм, – сообщил он и снова присел на пол. Внезапно он выпрямился, направился к северной стороне склепа и поднял что-то такое, чего я не успел рассмотреть: – Ого! Вот так находка! – Он быстро высветил фонарем участок пола: – Смотрите!
   Мы подошли и увидели белый цветок гардении, края которого чуть свернулись и потемнели.
   – Это гардения покойного Гриффа, – тихо и зловеще промолвил сыщик. – Вы помните, что вчера у него в петлице красовалась гардения? А сегодня, когда мы нашли его тело в выбоине, гардении не было.

Глава 17
Двойная смерть

   Мы выбрались из мрачного склепа на свежий воздух, где ярко светило солнце и пели птицы.
   – Это пока все, возвращаемся в дом. – Вэнс запер дверь склепа и убрал ключ в карман. – Подумать только: кровь и гардения!
   – Слушай, старина, – нарушил тягостное молчание Маркхэм, – эти трехпалые метки на теле Гриффа… Он ведь прошлой ночью не был в пруду. Его одежда совершенно сухая, нет и намека на то, что она промокла.
   – Я понимаю, о чем ты, – перебил Вэнс. – Ты совершенно прав. Вероятно, Гриффа, в отличие от Монтегю, убили в склепе. Это самая трудная и неопределенная часть дела. Давай немного подождем и подумаем.
   Он махнул рукой и зашагал прочь. Когда мы подходили к каменным ступеням, ведущим от пруда к дому, я случайно посмотрел вверх. На балконе третьего этажа стояла миссис Штамм, обхватив голову руками, а за ней – ее служанка Шварц. В этот момент Вэнс, который был уже у двери, повернулся к нам и попросил:
   – Никому ни слова о посещении склепа. Еще не время. – Он с беспокойством взглянул на Маркхэма: – Страшно представить, что случится, если кто-то пронюхает о нашем открытии. Однако Лиленду, по-моему, надо сообщить. Он ведь и так знает, что мы нашли ключ. Да и в целом мне интересно его мнение.
   Лиленд как будто ждал нас, стоя в холле возле лестницы.
   – Я ушел из библиотеки, – признался он. – Татум начал тренькать на пианино, и я не выдержал. Ужасно раздражает. Он, конечно, обиделся.
   – Переживет, – пробормотал Вэнс. – Во всяком случае, я рад, что вы здесь, нам нужно поговорить, и как раз о Татуме. Пройдемте в гостиную. Кстати, Татум не участвовал со Штаммом в каких-нибудь экспедициях?
   – Вы угадали, – улыбнулся Лиленд. – Татум вместе с Рудольфом и со мной отправился на остров Кокос. Кажется, его дядя финансировал эту экспедицию. Но наш «герой» недолго пробыл там: ему стало плохо. Говорили, что он не вынес климата, но я уверен: причина в регулярных алкогольных возлияниях. Мы хотели взять его на подводную охоту, но он отказался. В общем, этот субъект стал бременем для команды. С ближайшим китоловом мы отослали его в Коста-Рику, откуда он лайнером добрался до Штатов.
   Вэнс достал портсигар, не спеша выбрал сигарету и закурил.
   – Мы посетили склеп, мистер Лиленд, – сухо произнес он.
   – Я никогда там не был, – ответил Лиленд. – Полагаю, ничего особенного? Гробы и только…
   – Вы правы, – сказал Вэнс и некоторое время молчал, собираясь с мыслями. – Однако пара интересных вещиц там обнаружилась. Пятна крови и гардения, еще вчера украшавшая петлицу Гриффа.
   Лиленд замер и долго смотрел в пол.
   – Больше вы ничего не нашли? – задал он странный вопрос, по-прежнему не поднимая головы.
   – Вы полагаете, мы что-то упустили? – воззрился на него Вэнс и усмехнулся: – Там, вроде бы, нет укромных уголков.
   – Нет, что вы, это я так, от изумления, – спохватился Лиленд. – Я потрясен вашим сообщением и пока не в силах осознать его.
   – У вас нет подходящего объяснения? – спокойно осведомился Вэнс.
   – Я бы рад вам помочь, – растерялся Лиленд и опять уставился в пол, как будто хотел там прочитать ответ на вопрос сыщика.
   – Кстати, – продолжал Вэнс, – металлический скрежет, который вы слышали ночью, очень походит на скрип двери склепа.
   – Да, – покорно пролепетал Лиленд, не поднимая головы. – Звук, кажется, шел с той стороны.
   – Хорошо, спасибо. Теперь очередь Татума. Пожалуйста, пригласите его сюда, а о нашей с вами беседе не должна знать ни одна живая душа.
   Лиленд направился к двери, но остановился и нерешительно спросил:
   – По-вашему, это Татум ночью ходил в склеп?
   – Я этого не говорил, – холодно проронил Вэнс.
   Лиленд сделал шаг вперед, но снова замер:
   – Вы заперли дверь склепа?
   – Я принял все меры предосторожности, – заверил его Вэнс, – и туда никто не попадет. – Он помолчал и добавил: – Ключ от склепа у меня в кармане и останется там, пока не завершится расследование.
   – Мудро, – кивнул Лиленд и вышел.
   Татум пребывал в мрачном настроении и, войдя, даже не поздоровался, а топтался у двери с циничной улыбкой на лице. Вэнс встал и жестом велел мужчине приблизиться. Затем вынул ключ от склепа и положил на стол.
   – Вы видели когда-нибудь этот предмет? – спросил он.
   Татум уставился на ключ, пожал плечами и скривил губы.
   – Нет, не имел удовольствия, – развязно процедил он. – Какую тайну он открывает?
   – Пока небольшую. Мы взяли его сегодня утром в вашей комнате.
   – Ага, так это ключ к таинственным убийствам? – усмехнулся Татум.
   – Верно, и лежал он в тумбочке у изголовья вашей кровати.
   – Ну и что? – равнодушно бросил Татум, продолжая курить. – В этом доме полно всякого барахла. Мне до него нет дела: я тут не живу, а всего лишь в гостях. Так чего мне пугаться или впадать в истерику, если вы нашли в спальне, которую я временно занимаю, какой-то чертов ключ? И куда вы хотите повести меня с ним? – презрительно сморщился Татум.
   – В фамильный склеп Штаммов, – равнодушно ответил Вэнс.
   – Где он находится?
   – На другом берегу пруда возле деревьев, позади короткой цементированной дорожки.
   Татум прищурился, и лицо его застыло, как маска.
   – Вы издеваетесь надо мной? – воскликнул он, повышая тон.
   – Боже упаси, – заверил Вэнс. – Я просто отвечаю на ваш вопрос. Разве вы не знали, что поблизости расположен склеп?
   – Впервые слышу. – Татум уставился на Вэнса. – В чем дело? Вы собираетесь мне что-то приклеить?
   – Если только гардению… – вкрадчиво проговорил сыщик.
   – Так вот в чем дело, – побледнел мужчина. – Грифф носил гардению в петлице, да? Может, вы и ее обнаружили в моей комнате?
   – Нет, – ответил сыщик, – гардении там не было, хотя, случись такое, я лично не удивился бы: у грязных игр нет правил, для них все средства хороши.
   – Это точно, – выругался Татум. – Грифф устраивал свои мерзкие делишки и плел интриги не хуже Монтегю. В этом доме немало людей, которые в равной степени ненавидели их обоих.
   – И один из них вы, не так ли? – улыбнулся Вэнс.
   – Не отрицаю, – сердито буркнул Татум. – Но это не имеет значения.
   – Сейчас все имеет значение, и на вашем месте я воздержался бы от музицирования. Мистера Лиленда это раздражает.
   – Боже, какая важная птица! Жалкий полукровка! – Татум изобразил, что плюет в сторону, поднялся и вышел из комнаты.
   – Грубый парень, – сказал Маркхэм.
   – К тому же он хитрый. Продувная бестия!
   – Слушай, – заметил следователь, вставая и прохаживаясь по комнате, – если мы докопаемся, кто вытащил ключ у старухи, то поймем, кто прогуливался вчера ночью.
   – Сомневаюсь, что ключ вообще лежал у нее в сундуке. Его там наверняка никогда не было. Спрятанный ключ и всякие секреты – это галлюцинации миссис Штамм, связанные с драконом.
   – Как же, черт возьми, ключ очутился у Татума? Я склонен поверить, что парень его отродясь не видел.
   – Парень весьма уверенно все отрицает…
   – Короче, у нас ни малейшей зацепки, – уныло промямлил Маркхэм. – В этом деле нет твердой почвы под ногами, и, даже зная о возможности события, его нельзя предотвратить.
   – Не теряй мужества, старина, – ободрил Вэнс. – Во всяком случае, это не химеры. Трудность проблемы в ее необычности. Мы пытались вести расследование обычными методами, позабыв о зловещих элементах, которые с ним связаны.
   – Боже мой, Вэнс, – устало промолвил Маркхэм, сжимая виски. – Неужели ты снова заведешь песню о замешанном в убийствах драконе?
   Вэнс не успел ответить, как послышался шум подъехавшего автомобиля, а спустя минуту Сниткин пропустил в гостиную судмедэксперта Доремуса.
   – Еще один труп? – хихикнул он и помахал рукой в своем обычном приветствии. – Сержант, неужели нельзя сразу собрать все трупы? Где он? Что это вы такие взволнованные? – Он ехидно подмигнул Хэсу: – Опять дракон?
   – Похоже на то, – вместо сержанта ответил сыщик.
   – Что? – всполошился доктор. – Где тело?
   – В той же самой дыре.
   Вэнс взял шляпу и направился к выходу. Доремус безмолвно потащился за ним. Мы снова поехали по Ист-роуд, а потом стояли в сторонке, борясь с тошнотой, пока Доремус исследовал труп. На этот раз медэксперт не смеялся и никого не вышучивал.
   – Боже мой! – твердил он. – Ну и дельце! – Он кивнул Хэсу: – Вытащите тело.
   Сниткин и Хэс извлекли труп из выбоины и уложили на земле. После осмотра Доремус заявил следователю:
   – То же самое, что и со вчерашним парнем. Аналогичные царапины, сходные повреждения на руках и груди, соответствующая окраска горла. Жертву оглушили тяжелым предметом и задушили. Разница одна, – прибавил он, – с момента его смерти прошло меньше времени.
   – Он умер в двенадцать ночи? – уточнил Вэнс.
   Доремус снова склонился над телом.
   – Судя по меткам, смерть наступила примерно двенадцать часов назад. Да, около полуночи. – Он выпрямился, что-то нацарапал на бланке, передал сержанту и распорядился: – Тело доставьте в морг. Завтра я проведу вскрытие. – Я еще никогда не видел Доремуса таким серьезным. – Что же, все это дьявольски странно, и я даже готов поверить в существование дракона, – пробормотал он, направляясь к машине. – Кстати, газеты невероятно раздули убийство Монтегю. Репортеры словно с ума посходили. Пишут о каком-то гигантском морском змее, который нападает на людей в Луже Дракона. Почитайте, кровь стынет в жилах, – добавил он напоследок, торопливо влез в машину и уехал.
   Оставив Сниткина охранять тело, мы вернулись в дом.
   – Что предпримем дальше? – беспомощно развел руками Маркхэм.
   – Я планирую осмотреть рыб Штамма, – ответил Вэнс. – Пошли и ты со мной. Эти тропические создания удивительны, сам убедишься. Трейнор, – обратился Вэнс к дворецкому, стоявшему у входа: – Можно нам увидеться с мистером Штаммом?
   Трейнор испуганно покосился на сыщика и куда-то убежал.
   – Объясни, Вэнс, – насупился следователь, – зачем тебе эти чертовы рыбы? У нас полно серьезной работы, убиты два человека, сейчас не до развлечений.
   – Ты не прав, – помотал головой Вэнс. – Знакомство с коллекцией Рудольфа Штамма положительно скажется на нашем образовании.
   В этот момент из библиотеки показался сам мистер Штамм и, улыбаясь, направился нам навстречу.
   – Вы не откажетесь показать нам свою замечательную коллекцию? – спросил Вэнс.
   – Пожалуйста, – вежливо промолвил хозяин. – Я буду только рад, пойдемте, – махнул он рукой в сторону библиотеки.

Глава 18
Повышение образования

   Библиотека занимала просторное, со вкусом обставленное помещение. Окна выходили на запад и восток, а в северной стене располагалась дверь в коридор, ведущий к аквариумам и террариуму. За столом сидел Лиленд, листая толстый справочник. За другим столом в углу пристроились миссис Мак-Адам и Кируин Татум. Я заметил перед ними доску для криббеджа. Все трое с любопытством уставились на нас, но промолчали. Мы прошли через библиотеку к первому аквариуму. Аквариумы размещались в огромной зале, гораздо большей по площади, чем библиотека. Западная и восточная стены залы были полностью застеклены. Далее коридор вел ко второму аквариуму, такому же обширному, как и первый.
   Штамм начал экскурсию с ближайшего к нам отсека. Здесь находились экзотические плятипецилии (Platypoecilus maculatus), широкоплавничные пецилии (Mollienesia latipinna) и меченосцы (Xiphophorus helleri). Чуть поодаль – великолепные барбусы: опаловые Oligolepis, розовые Conchonius, с черно-золотистыми разводами Lateristriga и многие другие. Отдельные отсеки занимали трехлинейные расборы (Rasbora trilineata), эффектные рыбы-бабочки (Chaetodontidae), а также желтые, красные и зеленые тетра-фонарики (Hemigrammus ocellifer). В центре залы Штамм держал гордость своей коллекции – красных циклазом (Cichlasoma meeki), циклазом северум, чернополосных циклазом (Nigrofasciatum) и мезонаутов (Festivum). Он показал нам несколько образцов загадочных голубых дискусов (Symphysodon aequifasciata haraldi).
   – Я работаю с этими видами, – с гордостью заявил хозяин дома. – Они родственники скалярий Pterophyllum. Когда-нибудь я удивлю всех аквариумистов.
   – Вам не доводилось разводить Pterophyllum? – с интересом спросил Вэнс.
   – Я был одним из первых, кто узнал их секрет. Смотрите, – он указал на огромный аквариум вместимостью в добрую сотню галлонов, – вот и объяснение: им постоянно нужна теплая вода.
   С энтузиазмом фанатика он повел нас дальше, и мы увидели акар (Aequidens), пару похожих на пики белонесоксов (Belonesox belizanus), ярких хаплохромисов (Haplochromis), двухцветных лабео (Labeo bicolor), пятнистых этроплюсов (Etroplus maculatus), макроподов (Macropodus opercularis), ктенопом (Ctenopoma argentoventer) и многие сотни других рыб.
   – И все-таки, – вскользь заметил Вэнс, – из всех тропических рыб самая красивая – гуппи.
   Штамм усмехнулся и пригласил нас во вторую залу:
   – Пойдемте туда, там действительно сто`ящие рыбы.
   Второй аквариум был точно такой же, как и первый, лишь разделен на меньшие отсеки.
   – Здесь, – Штамм указал на первый отсек, – содержится рыба-ласточка, или монодактилус серебряный (Monodactylus argenteus).
   – Эти рыбы живут в соленой воде? – поинтересовался Вэнс.
   – О да. – Штамм бросил на сыщика любопытный взгляд. – Во многих моих аквариумах морская вода. Например, соленая вода необходима полосатым тигровым брызгунам (Toxotes jaculatrix) и черноплавничным хелонам (Mugil oligolepis).
   Вэнс взглянул на отсек, куда указывал Штамм, и сказал:
   – Mugil oligolepis с двумя плавниками напоминают мне барсуков.
   – Оригинальное сравнение, – кивнул Штамм. – Очевидно, вы увлекаетесь рыбами?
   – Чуть-чуть, – ответил Вэнс, – в недалеком прошлом.
   – А здесь самые лучшие. – Штамм подвел нас к ряду аквариумов в середине залы. – Вот полюбуйтесь: звездчатые астролебиасы (Colossoma nigripinnis), золотистые милоссомы (Mylossoma aureum) и серебристые метиннисы (Metynnis argenteus).
   – Как вы умудряетесь управляться со всей этой коллекцией? – удивился Вэнс.
   – Это секрет, – хитро улыбнулся Штамм. – Высокая температура воды, большие аквариумы, хорошая пища… и другие вещи. – Он повернулся к следующему ряду. – Тут рыбы, о которых я мало знаю. – Он с удовлетворением посмотрел на экспонаты. – Интерес представляют клинобрюшки (Gasteropelecus sternicla) и мраморные карнегиеллы (Carnegiella strigata). Эксперты станут уверять вас, что повадки этих рыб не изучены, что их нельзя разводить в аквариумах. Чепуха! У меня они живут.
   Мы двинулись дальше.
   – Вот весьма забавные существа. – Штамм постучал по стеклу одного особенно красивого аквариума. – Это рыба-мяч. Смотрите! – Небольшим сачком он поймал маленькую рыбку, и она тут же раздулась в шар. – Tetraodon. Неплохая идея – в случае опасности раздуваться в шар.
   – О, это вполне по-человечески, – согласился Вэнс. – Наши политики делают то же самое.
   – Я никогда не думал об этом, – хихикнул Штамм. – Справа рыбы-бабочки пантодон (Pantodon buchholzi), я привез их из Западной Африки. А вот это крапчатый аргус с бронзовым телом (Scatophagus argus), левее – хищный щукоглав (Luciocephalus pulcher).
   Вэнс внимательно осмотрел этих рыб и сказал:
   – Кажется, они близки к лабиринтовым, или анабасовым, рыбам вида Anabantidae. Но я мало осведомлен о них.
   – Кроме меня, никто о них ничего не знает, – похвастался Штамм. – Между прочим, эти рыбы – живородящие.
   – Удивительно, – пробормотал Вэнс.
   Впереди мы увидели еще целый ряд аквариумов.
   – Здесь живут пираньи, – прокомментировал экскурсовод. – Ценные образцы. Настоящие дьяволы. У них крепкие зубы. Они редко попадали в Штаты живыми. Я привез их из Бразилии, причем каждую в отдельном сосуде: иначе они съели бы друг друга. Проклятые каннибалы. У меня есть парочка длиной около тринадцати дюймов, хотя обычно они редко превышают дюйм. Таким образом, – резюмировал Штамм, – я собрал богатую коллекцию морских рыб. Даже лучше, чем в нью-йоркском музее естествознания.
   – У меня просто нет слов! – восхищался Вэнс.
   – Вот тоже интересные рыбы: гимнотообразные (Gymnotoidei) – драчливые и опасные. Я держу их отдельно. У меня представлены электрические угри (Electrophorus electricus), хотя они, скорее, родственны харациновым (Characinoidei). Они достигают трех футов в длину.
   Вэнс внимательно осмотрел их и заметил вслух:
   – Я читал, что при непосредственном контакте они в состоянии убить электроразрядом человека.
   К нам присоединились Лиленд, миссис Мак-Адам и Татум.
   – Как насчет небольшой баталии? – с усмешкой предложил скучающий пианист. – Мы с Крошкой просто воем от тоски, хочется развлечься.
   – Ох, эти ваши забавы, – проворчал Штамм. – Я уже истратил восемь лучших рыб. Ну ладно.
   Он подошел к западной стене, где стояло несколько аквариумов с сиамскими летающими рыбами. С потолка свисали цепи, на которых в пяти футах от пола висел круглый аквариум. Штамм достал небольшой сачок и выловил двух вуалехвостов – голубовато-зеленого и пурпурного. Перед атакой две рыбки с любопытством рассматривали друг друга. Они плыли рядом, описывая в воде круги. Предварительные маневры длились пару минут, после чего последовал бой. Рыбы неистово наскакивали друг на друга и бились хвостами. Пятна крови появились на их боках. Мне стало очень жалко рыбок.
   – Вам это доставляет удовольствие? – спросил Вэнс у Татума.
   – За неимением лучшего и такое сойдет, – хамовато ответил Татум и прыснул. – Вообще-то я предпочитаю петушиные бои.
   – По-моему, это жестокая игра, – угрюмо произнес Лиленд. – Самое натуральное зверство.
   Пурпурная рыбка из последних сил билась на дне, а зеленая продолжала нападать на нее. Лиленд быстро взял сачок и, поймав зеленую хищницу, отсадил ее в пустующий аквариум, а затем торопливо возвратился в библиотеку. Татум пожал плечами и взял миссис Мак-Адам под руку.
   – Пошли, Крошка, сыграем во что-нибудь другое.
   – Приятные гости, – усмехнулся Штамм, когда парочка удалилась. – Теперь давайте осмотрим террариум.
   – Не сегодня, – покачал головой Вэнс. – Большое спасибо.
   – У меня есть несколько замечательных жаб, – обиделся хозяин. – Я впервые привез из Европы жабу-повитуху (Alytes obstetricans).
   – Мы обязательно осмотрим их в другой раз, – заверил Вэнс. – Сейчас меня больше всего интересуют ваши морские дьяволы.
   Под окнами стояли стеллажи с грозными заспиртованными существами. Штамм повел нас к ним.
   – Взгляните, какой забавный парень, – указал он на одну из огромных банок. – Это Omosudis lowii. Какие клыки! Будто сабли.
   – Типичный вид дракона, – подивился Вэнс. – Но не так уж страшен, как кажется. А на соседней полке – черный живоглот (Chiasmodon niger), правильно?
   – Совершенно верно, – кивнул Штамм. – Вы отлично в них разбираетесь.
   Вэнс, смущенно улыбнувшись, указал на другой образец:
   – Это Chauliodus sloani?
   – Именно, – ответил коллекционер, избегая взгляда собеседника.
   – У вас, кажется, их два? Грифф упоминал о двух.
   – Грифф? – напрягся Штамм. – А с какой стати он говорил о них?
   – Понятия не имею, – ушел от ответа Вэнс и принялся разглядывать стеллажи. – Что это за экспонат?
   – Так называемая рыба-дракон, редкая находка, – неохотно пояснил Штамм. – Grammatostomias flagellibarba. Зеленовато-черное чудовище.
   Перед нами предстали и другие образцы, напоминавшие легендарных драконов: идиакант (Idiacanthus fasciola) – змееподобная рыба, почти черная, с золотым хвостом; линофрин (Linophryne arborifer) – рыба, похожая на волка, с огромным ртом и крепкими зубами; Photocorynus spiniceps, лучеперая рыбка с огромной головой; рыба Аглера с мощной челюстью, из которой торчали зубы-крючья.
   – У вас бесподобная коллекция, – похвалил Вэнс. – Меня нисколько не удивляют все эти суеверия насчет драконов.
   Штамм помрачнел, явно расстроенный замечанием сыщика. Он хотел что-то возразить, но только махнул рукой и направился обратно в библиотеку. Вэнс с любопытством озирался по сторонам.
   – О, у вас здесь редкие ботанические образцы! – воскликнул он.
   – Да, – равнодушно отозвался Штамм, – но я не слишком интересуюсь ими. Я тоже привез их из путешествий, но захватил просто так, заодно.
   – Они требуют специального ухода?
   – Да, и многие из них погибли. В доме холодновато для тропических растений, хотя в библиотеке обычно жарко даже зимой.
   Вэнс с упоением рассматривал диковинные цветы и под конец остановился у невысокого растения, зелень которого выглядела явно бледнее, чем в естественной природе.
   – Что это за вид? – спросил он.
   – Понятия не имею. Я привез его из Гуама.
   Вэнс подошел к столу, за которым читал Лиленд. Рядом росло дерево с продолговатыми блестящими листьями. Оно походило на гевею, но имело меньше листьев.
   – Фикус эластика? – уточнил сыщик.
   – Кажется, так, – вздрогнул Штамм. – Любопытный сорт из Бирмы.
   – Применяете специальную почву?
   – Нет, тут обычная смесь земли.
   Лиленд оторвался от книги, покосился на Вэнса, встал и направился к аквариумам. Сыщик достал носовой платок и вытер с пальцев землю.
   – Нам пора ехать, мистер Штамм, скоро время ленча. Мы вернемся к вам позже и надеемся на ваше гостеприимство.
   – Как пожелаете, – натянуто улыбнулся Штамм, откровенно выпроваживая нас в холл. – Я планирую сегодня спустить воду в пруду. Так, небольшой эксперимент. – Он открыл входную дверь, выпуская нас: – Стало быть, я не прощаюсь. До встречи.
   По пути к автомобилю Маркхэм упрекнул Вэнса:
   – Что за глупость тратить время на этих рыб?!
   – Я занимаюсь серьезной работой, старина, – парировал сыщик. – За последние полчаса я разузнал множество важных вещей.
   Маркхэм сердито посмотрел на Вэнса, но промолчал.
   – Садись в машину, дружище. Приглашаю тебя и Вана к себе на ленч. Сержант, посторожите дом до нашего возвращения, – обратился сыщик к Хэсу, курившему в сторонке. – И, пожалуйста, пошлите своих людей в район выбоин. Пусть осмотрят деревья, кустарники и цветы. Я буду весьма доволен, если они найдут тележку, тачку или что-нибудь подобное.
   – Будет сделано, сэр, – понимающе улыбнулся Хэс.

Глава 19
Следы дракона

   По пути к дому Вэнса мы попали под сильный ливень, и машину чуть не смыло на обочину. Но когда мы приехали, гроза закончилась, снова засияло солнце, и мы с аппетитом позавтракали в садике на крыше квартиры. Во время еды Вэнс намеренно избегал любых упоминаний о деле, и Маркхэм после неудачных попыток втянуть его в разговор погрузился в молчание. Вскоре Вэнс встал из-за стола и объявил, что покидает нас на несколько часов. Окружной следователь не обрадовался такому известию.
   – Старина, – запротестовал он, – надо немедленно принимать меры касательно убийств Монтегю и Гриффа. Разве тебе обязательно уезжать? Нельзя отложить на потом?
   – Я еду за покупками, – решительно заявил Вэнс.
   – Боже мой! – чуть не взвыл Маркхэм. – В такое время? Какие товары тебе так срочно понадобились?
   – Кое-что из одежды, – заговорщически улыбнулся сыщик. Маркхэм хотел возразить, но Вэнс опередил его: – Я позвоню тебе в контору чуть позже.
   Хлопнув дверью, он исчез, а Маркхэм сел в кресло, допил вино и, покурив, отправился на службу в Департамент полиции. Я остался у Вэнса и коротал время, разбирая счета своего компаньона, однако никак не мог сосредоточиться на цифрах. В результате я пошел в библиотеку и включил радиоприемник: из Берлина передавали прекрасный концерт Брамса. Насладившись музыкой, я засел за шахматные задачи, которые составил Вэнс. Мой патрон вернулся около четырех часов. В руках он держал большой пакет, завернутый в коричневую бумагу. С самым серьезным видом сыщик выложил покупку на стол и передал Карри шляпу и трость.
   – Я скоро уеду, – предупредил он. – Вскрой пакет и переложи все вещи оттуда в мой саквояж.
   – Слушаюсь, – сказал Карри, взял пакет и вышел, а Вэнс уселся в любимое кресло и задумчиво закурил.
   – Маркхэм пока в конторе, – пробормотал он как бы про себя. – Я звонил ему с Уайтхолл-стрит и предложил встретиться у меня в четыре часа. Он разозлился, но, надеюсь, все-таки придет. Нас ждет интересная операция.
   Вэнс встал и прошелся по комнате. Я понял: его ум занят чем-то очень важным. Появился камердинер с саквояжем и остановился у двери, ожидая дальнейших приказаний.
   – Отнеси это вниз и положи в багажник машины, – распорядился Вэнс, и тут раздался звонок в дверь. – Открой, Карри, наверное, пришел мистер Маркхэм.
   – Вот и я, – громко пробасил из передней окружной следователь, – хотя сам удивляюсь, зачем я тебя послушался? Может, покажешь покупки? – иронично спросил он.
   – Да, конечно, – согласился Вэнс, – но я принес с собой не все: только перчатки и ботинки. Карри сейчас укладывает их в машину.
   Маркхэм удивленно посмотрел на друга и заметил в выражении его лица что-то такое, что заставило следователя вести себя сдержанно.
   – Старина, – серьезно произнес Вэнс, – я, кажется, нашел объяснение ужасным событиям в поместье Штаммов.
   – Ты нашел его в магазине мужской одежды? – усмехнулся Маркхэм.
   – Представь себе, одежда играет в этом деле не последнюю роль. Если я прав, то вся эта дьявольщина скоро прекратится. Я связал воедино ряд фактов, которые складываются в весьма непротиворечивую теорию.
   – О каких фактах и теории идет речь? – удивленно спросил Маркхэм.
   – Теория пусть подождет, – ответил Вэнс, не глядя на собеседника, – а факты нельзя интерпретировать по-другому. – Он встал, взял шляпу и трость. – Поехали, машина ждет. Только, пожалуйста, не мучай меня расспросами по дороге.
   Я никогда не забуду эту поездку в поместье Штаммов. За весь путь никто не проронил ни слова. Недобрые предчувствия овладели мной, и мне показалось, что Маркхэм испытывает то же самое. Едва мы въехали в ворота, навстречу нам бросился сержант Хэс.
   – Тело Гриффа увезли, – доложил он. – Ничего нового нет. Как были в тупике, так и остались.
   – И вам больше нечего добавить, сержант? – вскинул брови Вэнс.
   – Конечно, кое-что есть, сэр. Я ждал, что вы спросите, – хитро улыбнулся Хэс. – Мы нашли тачку в кустах возле Ист-роуд, примерно в пятидесяти футах от выбоин. Вы знаете пески между Клоувом и Берд-Рифьюж? Именно там мы заметили узкий след колеса и несколько углублений, похожих на подошвы обуви. Вы были правы, сэр.
   Маркхэм в полном недоумении переводил взгляд с Хэса на Вэнса.
   – Правы в чем? – раздраженно спросил он.
   – В одной из деталей, связанных со смертью Гриффа, – пояснил Вэнс. – Но подожди, старина, пока я приведу в соответствие все факты с последним эпизодом…
   Едва мы ступили на порог, дверь гостиной распахнулась и оттуда вышли Лиленд и Бернис Штамм.
   – Мисс Штамм и я, – смутился друг дома, – не любим шума, поэтому покинули библиотеку и побеседовали в гостиной. На улице жарко, а здесь приятная прохлада.
   – Гости сейчас в библиотеке? – уточнил Вэнс.
   – Да, все, а Рудольф весь день провел у лебедки возле пруда. Он собирался вытащить упавший камень и просил меня поучаствовать, но я отказался работать в такое пекло, да и настроения нет, – добавил он.
   – Я, пожалуй, поднимусь к себе и полежу, – сказала Бернис и зацокала каблучками по лестнице.
   Лиленд проводил ее долгим взглядом и спросил у сыщика:
   – У вас есть ко мне какие-то срочные дела? Я все-таки должен помочь Рудольфу и уделить внимание мисс Штамм. Она тяжело переживает все эти события, и на самом деле ей очень худо – просто она изо всех сил сдерживается и не подает виду. У нее депрессия, ее мучают страшные предчувствия, и мне нужно оставаться в ее обществе как можно дольше.
   – Вы абсолютно правы, – подтвердил Вэнс, внимательно разглядывая Лиленда. – А что стряслось и так сильно расстроило мисс Штамм?
   – Вскоре после ленча ее мать вызвала меня к себе. Она видела, что Рудольф направился к пруду, и устроила мне истерику, требуя, чтобы я немедленно отговорил его спускать воду. На мои доводы она бормотала что-то бессвязное: дескать, сыну грозит опасность. Похоже, в ее сознании опять поселился образ дракона. В общем, у нее случился нервный припадок, служанка Шварц не справилась, и я позвонил доктору Холлидею. Сейчас он у нее на третьем этаже.
   – Мистер Лиленд, пожалуйста, не покидайте поместье, – серьезно предупредил Вэнс.
   – Я никуда не уеду, – заверил тот. – Если я вам понадоблюсь, я на северной террасе.
   Когда дверь за ним закрылась, Вэнс позвал Берка.
   – Оставайтесь в холле до нашего возвращения, – велел он, – и следите, чтобы никто не подходил к пруду.
   – Есть, – козырнул полицейский.
   – Где Сниткин, сержант?
   – Отвозит труп Гриффа, – доложил Хэс. – Я приказал ему сдать тело медэксперту и немедленно вернуться к воротам поместья. Наверное, он уже там.
   – Маркхэм, Ван и вы, Хэс, – обратился Вэнс. – Мы отправляемся к пруду, но не пешком. Доберемся на машине до цементированной дорожки и там выйдем.
   Следователь изумленно посмотрел на него, но промолчал, мы пошли за Вэнсом к машине и помчались по Ист-роуд. У ворот мы развернулись, взяли с собой Сниткина, вернувшегося из морга, и подъехали к цементированной дорожке. Здесь Вэнс заглушил мотор, скомандовал нам вылезти и достал из багажника саквояж. Потом он повел нас к северному берегу пруда. Слева от нас около фильтра стояла большая деревянная лебедка, рядом лежала крепкая веревка, но Штамма нигде не было.
   – Крепкий парень, этот Штамм, – проговорил Вэнс, глядя на лебедку. – Ему придется затратить много энергии, чтобы очистить пруд. Хорошее упражнение для поддержания физической формы.
   Маркхэма одолевало нетерпение, и он сердито спросил:
   – Ты привез нас сюда обсудить пользу физических упражнений?
   – Мой дорогой друг, – подчеркнуто ласково промолвил Вэнс, – не исключено, что я доставил тебя сюда с еще более глупой целью. И, однако, не суди прежде времени. – Вэнс направился к берегу. – Останьтесь на дорожке на несколько минут, – попросил он нас. – Мне нужно проделать один эксперимент.
   Подойдя к воде, Вэнс наклонился, держа перед собой саквояж. С того места, где я стоял, было видно, как он щелкнул замком и что-то достал изнутри, после чего стал водить рукой по гладкой поверхности берега. Наконец он снова взялся за саквояж. Маркхэм беспокойно топтался возле меня, стараясь разобраться в действиях Вэнса, но, похоже, ничего не понимал, потому что пожимал плечами, тяжело вздыхал и нервозно щелкал суставами пальцев. Хэс и Сниткин неотрывно следили за сыщиком, не выражая никаких эмоций.
   Я вновь услышал щелчок замка и увидел, что Вэнс стоит на коленях, разглядывая край водоема. Внезапно он встал, вынул из кармана сигарету и закурил, затем повернулся к нам и махнул рукой, чтобы мы подошли ближе. Когда мы очутились возле него, он указал на берег и задал странный вопрос:
   – Что вы видите?
   Мы вгляделись и заметили у самого берега две четкие метки: одна из них напоминала след чешуйчатого копыта, а вторая походила на след трехпалой лапы.
   – Боже мой, Вэнс! – воскликнул Маркхэм. – Что это такое? Это похоже на отпечатки, которые мы обнаружили на дне пруда!
   Хэс изумленно посмотрел на сыщика, но даже рта не раскрыл, а Сниткин, опустившись на колени, тщательно изучал следы.
   – Ваше мнение? – обратился к нему Вэнс.
   – Это такие же следы, как те, что я рисовал и фотографировал, – уверенно заявил Сниткин. – Ошибка исключена, сэр. – Он вопросительно взглянул на Хэса: – Но раньше я не видел тут таких следов.
   – Тогда их и не было, – усмехнулся Вэнс. – Я хотел, чтобы вы их увидели и убедились, что это точно такие же следы. Их только что сделал я сам.
   – Ты? – испуганно воскликнул Маркхэм. – Но как тебе это удалось?
   – С помощью тех вещей, за которыми я сегодня ездил в магазин, – спокойно ответил Вэнс. – Я приобрел новые перчатки и новые ботинки, – улыбнулся он, но тотчас посуровел, взял саквояж и свернул к цементированной дорожке. – Пойдем, старина, – позвал он следователя, – я покажу тебе кое-что интересное. Но нам лучше сесть в машину, а то после дождя здесь дьявольски сыро.
   Вэнс, Маркхэм и я влезли в автомобиль, а Хэс и Сниткин остались стоять у дверцы. Вэнс открыл саквояж и достал самую обычную пару перчаток из грубой резины. Точнее, это были рукавицы с отростком только для большого пальца. Они действительно походили на лапу мифического чудовища.
   – Эту штуку так и называют: трехпалые рукавицы, – пояснил Вэнс. – Стандартный образец для американского военно-морского флота. Применяются, в частности, для подводных работ. Ими я пару минут назад сделал один из отпечатков.
   Маркхэм в изумлении разглядывал незнакомые вещи.
   – Ты полагаешь, следы на дне пруда оставлены именно такими рукавицами?
   – Да, и я наглядно продемонстрировал это всем вам. А вот с помощью чего я изобразил следы копыт дракона. – Он снова сунул руку в саквояж и извлек пару огромных ботинок. – Это тоже атрибут водолазного снаряжения. Обратите внимание на гофрированные подошвы. – Вэнс вылез из машины и приложил ботинок к земле. – Видите, что получается?
   Наступило долгое молчание. То, что показал Вэнс, дало нам толчок для новых размышлений. Сниткин взял ботинки в руки и вертел со всех сторон. Первым заговорил Маркхэм:
   – Боже мой, теперь я начинаю понимать. Кстати, ты упоминал еще про какой-то костюм?
   – Я видел его в том же магазине, где ботинки и рукавицы, – ответил Вэнс. – Брать его я не стал, поскольку мне достаточно того, что моя идея верна. Но ради чистоты эксперимента я купил рукавицы и ботинки. Я хотел доказать себе и вам, что прав в своих предположениях.
   – Выходит, в поместье Штамма хранится полное водолазное оборудование: костюм, ботинки и рукавицы? – недоверчиво спросил Маркхэм.
   – Думаю, что так, дружище, – улыбнулся Вэнс. – Они где-то поблизости от нас, эти водолазные вещи. Плюс баллоны с кислородом. – Вэнс прикрыл глаза. – По моим расчетам, все это спрятано недалеко от берега, и хорошо бы установить, где именно.
   – Снаряжение дракона, – пробормотал Маркхэм.
   – Точно, – кивнул Вэнс и выбросил в окно сигарету. – Надо отыскать его. У убийцы не было времени тщательно убрать его, а заносить такие громоздкие вещи в дом слишком рискованно. Вот так задумывались эти преступления. Ничего особенного, сверхъестественного. Ладно, давайте продолжать расследование, – оживился сыщик. – Клянусь Юпитером, у нас появился реальный шанс! Эти предметы лежат где-то в одном-единственном месте, и больше нигде. Кощунственная мысль, но, кажется, я догадываюсь, где именно они могут быть…

Глава 20
Последнее звено

   Вэнс торопливо зашагал по дорожке к пруду, и мы едва поспевали за ним, не понимая, куда он нас ведет. Однако голос его звучал так сурово, что мы не рискнули расспрашивать. В тот момент и Маркхэм, и Хэс, и я вдруг с облегчением почувствовали, что близится финал этого ужасного и запутанного дела. На полпути Вэнс нырнул в кусты.
   – Осторожнее! – приказал он. – Не в наших интересах, чтобы нас заметили из дома.
   Он почти бегом устремился к склепу. Остановившись у входа, внимательно осмотрелся вокруг, достал ключ и отпер замок. Мы вошли внутрь, стараясь не шуметь. Хэс плотно прикрыл за собой дверь и включил фонарь.
   – Дайте его мне, – попросил Вэнс и, медленно водя лучом света по гробам, стал внимательно рассматривать их и читать таблички. У старого дубового гроба он остановился. – «Сильваниус Энтони Штамм, 1790–1871», – громко процитировал он и потрогал крышку. – Похоже, это здесь, – пробормотал он. – Тут меньше всего пыли, и это самый старый из гробов. Тело давно разложилось, а кости не мешают. – Он повернулся к Хэсу. – Сержант и вы, Сниткин, опустите, пожалуйста, гроб на землю. Я должен заглянуть внутрь.
   – Ты не имеешь права на эксгумацию, – завелся Маркхэм. – Для этого нужны официальные полномочия…
   – Сейчас не время для формальностей, – властно прервал его Вэнс. – Действуйте, сержант, я помогу.
   – Я на вашей стороне, сэр, – поддержал сыщика Хэс. – Я знаю, что вы хотите там найти.
   Маркхэм посмотрел на Вэнса и отвернулся. Я понял это как молчаливое согласие. Гроб поставили на землю, и Вэнс склонился над ним:
   – Ага, никаких креплений. Это облегчает задачу.
   С помощью сержанта он снял тяжелую крышку. Я увидел большую голову и неестественно скрюченное тело и едва сдержал крик – настолько был потрясен и напуган. Какое чудище!
   – Перед вами точная копия костюма, который я видел сегодня в магазине, – уверенно произнес Вэнс. – Водолазный костюм, обычно используемый для добычи жемчуга. Шлем с тремя окошками, а здесь метка «ВМС США». Рядом лежат рукавицы и ботинки, аналогичные приобретенным мною. С помощью этого оборудования на дне пруда были оставлены отпечатки следов дракона.
   – Надо же умудриться спрятать все это в гробу! – возмутился Маркхэм.
   – Видимо, это самое безопасное место в усадьбе, – заметил Вэнс. – Кислородный баллон крепится к спине водолаза, и кислород поступает прямо в костюм. – Сыщик указал на металлический цилиндр, который я только что разглядел. – Если поместить баллон на груди, он тоже не будет мешать работе. – Вэнс склонился над баллоном и попытался приподнять его. Раздался металлический стук. – Вот это да! – послышалось изумленное восклицание.
   Вэнс убрал из гроба баллон и вытащил какой-то предмет. Я всмотрелся: металлическая пластина с тремя крюками. Вэнс потрогал крюки пальцем, и его палец окрасился чем-то красным. Кровь!
   – Лапа дракона, – прокомментировал Вэнс, передавая пластину Маркхэму. – Именно она оставила след на груди Монтегю и Гриффа. На самом деле это абордажный крюк, недостающее неизвестное нашего уравнения. Что же, ситуация прояснилась. – Он убрал все снаряжение в гроб, а Хэс и Сниткин поставили гроб на место. – Пойдемте отсюда, – заторопил Вэнс. – Нам надо быстрее вернуться в дом. Разгадку тайны мы отыскали…
   Мы вышли на свежий воздух. Вэнс запер склеп и положил ключ в карман. Закурив сигарету, сыщик мрачно посмотрел на Маркхэма.
   – Вот видишь, – сказал он, – в этом деле и вправду замешан дракон. У него мстительное и жестокое сердце. Он способен жить под водой и уносить свои жертвы в стальных когтях. Но кроме всего прочего у него проницательный человеческий ум, а когда умный человек извращен и жесток, он становится самым опасным из всех существ на свете.
   – Дело близится к концу, – проворчал Маркхэм, – но еще слишком многое нужно объяснить.
   – Я готов, – заверил его Вэнс, – теперь все расставлено по своим местам.
   Хэс с восхищением следил за сыщиком.
   – Если не возражаете, мистер Вэнс, приоткройте нам завесу прямо сейчас, – попросил он. – Как этот парень вылез из пруда, не оставив следов? Вы, вроде бы, не говорили, что у него есть крылья.
   Вэнс махнул рукой в сторону досок, наваленных возле склепа.
   – Вот вам и ответ. Зная, что человек мог уйти из пруда только тем путем, которым явился туда, я рано или поздно пришел к выводу: здесь должно быть простое и рациональное объяснение, особенно если учесть тот факт, что водолазный костюм достаточно тяжел. Когда мы несколько минут назад подошли к склепу, меня неожиданно озарила истина. – Он слабо улыбнулся. – Мы сами себе продемонстрировали этот способ, когда с помощью досок передвигались по дну пруда. Убийца раскладывал доски от края цементированной дорожки до берега пруда и спускался по ним в воду, а выходя обратно, собирал и тащил всю груду к склепу.
   – Вот так трюк! – присвистнул Хэс. – А мы думали, что это след от чемодана.
   – Нет, – ответил Вэнс. – Это след от края доски, когда на нее наступил человек в водолазном костюме.
   – Технические детали преступления ясны, – вмешался Маркхэм. – Но кто этот тип, совершивший такие чудовищные преступления? Мы должны немедленно арестовать его.
   – Нет-нет, погоди, Маркхэм, и не торопи события, – серьезно предупредил Вэнс. – Здесь еще много запутанного и нерешенного. Мы должны избегать опрометчивых поступков, иначе наше расследование потерпит крах. Одно дело – знать, кто убийца и как он действовал, другое – доказать вину преступника.
   – Что же ты намерен предпринять?
   – Это деликатный вопрос, и до того как созреет решение, нам нужно обсудить ситуацию. Время в запасе у нас имеется. – Он посмотрел на часы. – Пойдемте в дом и спокойно выработаем правильный курс.
   Маркхэм кивком выразил согласие, и мы стали пробираться сквозь кусты к машине. Когда мы очутились на Ист-роуд, со стороны Спайтен-Дайвил показался автомобиль. За рулем сидел Штамм, а с ним – двое мужчин, по виду рабочие. Штамм притормозил чуть впереди нашей машины, вылез и подошел к нам.
   – Что-нибудь новое? – поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, добавил: – Я решил вытащить из пруда рухнувший камень.
   – У нас есть для вас кое-какие новости, – признался Вэнс. – Когда закончите работу и вернетесь, мы поговорим.
   – Ладно, – улыбнулся Штамм. – Я освобожусь примерно через час.
   Он вместе с рабочими зашагал к цементированной дорожке, а мы быстро доехали до дома и по указанию Вэнса тотчас же направились на северную террасу, выходившую к пруду. Там в большом плетеном кресле сидел Лиленд и задумчиво разглядывал скалу. Он едва кивнул нам. Вэнс закурил и уселся рядом с ним.
   – Игра окончена, – мрачно усмехнулся сыщик. – Мы знаем правду.
   Выражение лица Лиленда не изменилось.
   – Какую правду? – равнодушно спросил он.
   – Правду об убийстве Монтегю и Гриффа.
   – Я и не сомневался, что вы до нее докопаетесь, – холодно произнес мужчина, и меня поразило его самообладание. – Я видел вас у пруда некоторое время назад и догадался, чем вы там занимались. Осматривали склеп, верно?
   – Именно. В гробу Сильваниуса Энтони Штамма мы обнаружили водолазное снаряжение, абордажный крюк…
   – …и баллон с кислородом, – спокойно закончил Лиленд, опустил голову и дрожащей рукой вынул трубку изо рта. – Ну что же, я рад, – прошептал он. – Наверное, так лучше для всех.
   Вэнс с сожалением посмотрел на него.
   – Одну вещь я не понимаю, мистер Лиленд, – сказал он. – Почему вы позвонили в полицию после исчезновения Монтегю? Вы ведь сами посеяли семена подозрений, хотя все это вполне могло сойти за несчастный случай.
   Лиленд нахмурился и покачал головой:
   – Я не знаю, почему я позвонил. У меня нет объяснения.
   – Что вы собираетесь делать? – спросил Вэнс после долгой паузы.
   – Мне нужно подняться к мисс Штамм с вашего разрешения, – ответил Лиленд и встал. – Лучше, если она узнает страшную весть от меня.
   – Идите, – кивнул сыщик.
   Едва Лиленд вошел в дом, как Маркхэм вскочил и хотел броситься за ним, но Вэнс удержал его.
   – Останься на месте, – велел он.
   – Ты собираешься помешать правосудию?! – с пеной у рта закричал следователь.
   Вэнс изумленно оглядел нас.
   – Боже мой, друзья мои, – опешил он. – Да вы ничего не поняли! Подождите-ка. Маркхэм, сядь, пожалуйста, в кресло.
   Через несколько минут у одной из кабин для переодевания появился Штамм и направился к лебедке. Рабочие уже прикрепили веревку и ожидали распоряжений. Штамм со свободным концом веревки полез в воду и подплыл к обвалившемуся камню. Дважды веревка срывалась, с большим трудом ему удалось закрепить ее на камне. По сигналу хозяина рабочие принялись крутить лебедку. В этот миг на террасу вернулся Лиленд и снова уселся рядом с Вэнсом, бледный и печальный. Маркхэм облегченно вздохнул и с любопытством посмотрел на него, а Лиленд равнодушно уставился на пруд.
   – Бернис с самого начала подозревала правду, – прошептал Лиленд Вэнсу. – По-моему, – прибавил он, – теперь, узнав, что все открылось, она чувствует себя гораздо лучше. Она стойкая девушка.
   Со стороны пруда раздался страшный звук наподобие грома. Взглянув туда, я с ужасом увидел накренившуюся в сторону Штамма вершину скалы, которую мы вчера осматривали. Дальше все произошло настолько быстро, что и сегодня мне трудно разобраться в деталях. Вершина буквально развалилась на куски, и они начали падать прямо на Штамма. Тот смотрел на огромные глыбы не в силах сдвинуться с места: его рука запуталась в веревке, которую он привязал к камню. Обломки скалы с грохотом обрушились в пруд и погребли под собой Штамма. За этим последовал дикий, леденящий душу крик, и я понял, что старая миссис Штамм стояла на балконе и наблюдала за трагедией от начала до конца. Несколько секунд мы сидели неподвижно. Потом в тишине прозвучал проникновенный голос Лиленда:
   – Милосердная смерть.
   Рабочие бросились в воду и поплыли к тому месту, где совсем недавно стоял хозяин, но было ясно, что все их усилия напрасны. Огромная масса скальной породы плотно накрыла Штамма, и не оставалось никакой надежды на его спасение. Шок после катастрофы прошел. Мы встали и увидели бледного, как смерть, доктора Холлидея, бежавшего нам навстречу.
   – Мистер Лиленд, – пробормотал он. – Миссис Штамм только что скончалась. Внезапная остановка сердца. Она видела все, что случилось с ее сыном. Вы сами сообщите ее дочери?

Глава 21
Конец дела

   Поздно вечером Маркхэм, Хэс и я сидели в садике на крыше квартиры Вэнса и пили шампанское. Мы недолго оставались в поместье Штамма после его смерти, лишь Хэсу предстояло задержаться там и взять под свой контроль последние детали расследования. Воду в пруду спустили, и тело Штамма, обезображенное до неузнаваемости, извлекли из-под камней. Управление поместьем взяли на себя мистер Лиленд и мисс Штамм.
   Едва мы втроем – Вэнс, Маркхэм и я – поужинали около десяти часов вечера, как к нам присоединился Хэс. По случаю окончания дела о драконе-убийце Вэнс велел Карри подать на стол шампанское 1904 года.
   – Изумительное и очень логичное расследование, – заметил Вэнс, вальяжно развалившись в кресле. – Мы молодцы.
   – Но мне так и не ясны кое-какие детали, – признался Маркхэм.
   – Зато известно основное, и все, как в мозаике, становится на свои места. Первое убийство Штамм осуществил сравнительно легко. Он устроил в поместье прием, пригласив людей, ненавидевших Монтегю, следовательно, каждого из них при случае можно было заподозрить в преступлении. Он предвидел, что, когда гости пойдут купаться, тщеславный актер захочет прыгнуть с вышки первым. Штамм специально организовал попойку и симулировал собственное опьянение, а на самом деле еще ни разу в жизни, наверное, не был таким трезвым, как в тот день. Во время кутежа в библиотеке он незаметно выливал спиртные напитки в почву под одним из растений.
   – Так вот почему ты так заинтересовался тем фикусом!
   – Разумеется. Штамм выплескивал виски в землю под кустом. Я потрогал ее пальцем и понюхал: она сильно пахла крепким алкоголем.
   – Но показания Холлидея…
   – Штамм действительно изрядно поднабрался к тому моменту, когда его осматривал доктор. Помните, он приказал Трейнору принести виски, перед тем как все ушли купаться? Вернувшись в библиотеку после убийства, он выпил целую бутылку, и, когда Лиленд обнаружил его, опьянение было настоящим. В итоге все выглядело очень правдоподобно. – Вэнс встал, разлил по бокалам шампанское и снова уселся в кресло. – Снаряжение и абордажный крюк Штамм заранее спрятал в своей машине в гараже, – продолжал сыщик. – Затем, притворившись пьяным, он выждал, когда все пойдут к пруду. Сию же минуту он бросился в гараж, сел в автомобиль и поехал по Ист-роуд до цементированной дорожки. Надеть водолазный костюм прямо на вечерний и прикрепить баллон с кислородом – на это специалисту со стажем, каков Штамм, нужно мало времени. Он разложил доски и полез в пруд. Он знал, что Монтегю прыгнет первым, и успел выбрать удобное место, чтобы метнуть абордажный крюк в ту самую секунду, когда актер будет готов вынырнуть. Техника преступления, на первый взгляд, сложная, но не для такого опытного водолаза, как Штамм.
   – Что же случилось дальше? – нетерпеливо спросил Хэс.
   – Здесь у меня есть некоторые сомнения, – продолжал Вэнс. – Монтегю нырнул, и Штамм бросил крюк, который и расцарапал жертве грудь. Очевидно, преступник тащил под водой тело актера на крюке, после чего впихнул в машину, убрал доски, снял водолазный костюм, спрятал его в старом гробу в склепе и отвез труп к выбоине, куда и сбросил. Все повреждения на теле Монтегю от волочения по дну и камням до машины. Далее Штамм поставил автомобиль в гараж, вернулся в библиотеку и напился. Лучшего алиби и пожелать нельзя, – заключил Вэнс.
   – Но элемент времени, Вэнс… – возразил Маркхэм.
   – Штамм располагал временем. Подвыпившие гости минут пятнадцать переодевались, а Штамму это не требовалось. У меня нет сомнений в том, что с его физической подготовкой участника многих труднейших экспедиций он потратил менее четверти часа, чтобы убрать доски, спрятать водолазный костюм, отвезти тело, швырнуть его в выбоину и возвратиться домой.
   – Но все-таки он отчаянно рисковал, – покачал головой Маркхэм.
   – Ничуть. Все обстоятельства играли ему на руку: снаряжение он приготовил, свидетелей не было: они сначала переодевались, а потом метались, ошарашенные исчезновением Монтегю, и ничего не соображали. Если бы актер не нырнул в этот раз, Штамм перенес бы убийство на более удобный момент. Он просто вылез бы из пруда и пошел домой. – Вэнс нахмурился. – Однако в его расчеты вкралась роковая ошибка. Штамм очень осторожничал, но переиграл, упустив из виду, что некоторые из гостей знали о его подводных экспедициях. Эти люди могли догадаться, как именно совершено преступление.
   – Ты считаешь, Лиленд первым заподозрил его? – спросил Маркхэм.
   – Я почти не сомневаюсь, что, когда тело Монтегю не нашли, Лиленд понял, кто убийца. Ему не давало покоя чувство справедливости, но его останавливала любовь к Бернис Штамм. Он не желал укрывать убийцу, пусть даже своего друга, но донести на брата любимой девушки он не мог. В итоге Лиленд принял компромиссное решение: позвонил в полицию и настоял на расследовании. Когда я сегодня днем сообщил ему, что знаю правду, у него словно камень с души свалился. Подозрения имелись и у Бернис Штамм – Лиленд сам признался в этом. Вот почему у сержанта, когда он впервые увидел девушку, создалось впечатление, что она не очень-то горюет по поводу исчезновения своего жениха. Татум тоже догадывался, кто убийца: не забывайте, этот парень путешествовал со Штаммом на остров Кокос и наблюдал за подводными экскурсиями. Наверняка сложившаяся ситуация беспокоила Татума, но у него не было доказательств. То же самое относится к Гриффу: по-моему, он осознал роль Штамма в этом деле – это объясняет, почему наш нервный водолаз регулярно набрасывался на своего компаньона с упреками и ругательствами, а потом расправился с ним физически.
   – А женщины тоже что-то подозревали? – спросил Маркхэм.
   – Вряд ли, хотя миссис Мак-Адам и Руби Стил ощущали зловещую атмосферу в доме. Мисс Стил была увлечена Монтегю и ревновала его к Бернис Штамм. Когда актер исчез, она с досады возненавидела не только Бернис, но и Лиленда. Миссис Мак-Адам вообще не любит людей или равнодушна к ним – отсюда ее наветы на Гриффа и Лиленда. Но к Монтегю она, видимо, испытывала искреннее чувство. Когда я сообщил ей о всплеске в пруду, она решила, что с ее бывшим любовником случилось нечто ужасное, и женское сердце дрогнуло.
   – Машина, шум которой слышали Лиленд, Грифф и мисс Штамм, принадлежала Штамму? – уточнил Маркхэм.
   – Несомненно, – кивнул Вэнс.
   – Ты ни словом не упомянул про записку от Элен Брюетт.
   – Мой дорогой Маркхэм, такой дамы нет на свете. Штамм создал ее силой воображения только ради осуществления своего замысла. Он надеялся, что эта цепочка уведет нас в другую сторону. Записку о свидании он написал сам, когда вернулся с пруда. Вас с сержантом не насторожило, что он первым открыл шкаф в комнате актера и привлек наше внимание к его костюму? А почему? Потому что Штамм собственноручно сунул эту записку в карман Монтегю.
   – Так вот отчего мои ребята не нашли и следа этой загадочной Элен! – воскликнул Хэс.
   – Ладно, – сдался следователь, – насчет Брюетт я с тобой согласен. Но как быть с жуткими предсказаниями миссис Штамм?
   – Это не предсказания, старина, – мягко заметил Вэнс, – а лишь отчаянное стремление старой матери защитить своего сына. Миссис Штамм многое подозревала и почти все, что она нам говорила, имело целью отвлечь нас от линии правды. Конечно, ее посещали галлюцинации, и частично ее попытки спасти сына основывались на них. – Вэнс вздохнул и добавил: – Трагические попытки, Маркхэм. Женщина старалась ухватиться, как за соломинку, за легенду о драконе, потому что ничего лучшего не придумала. Более того, она догадалась, что сын вытащил тело Монтегю из воды и спрятал, поэтому и предсказала, что в пруду ничего не окажется. Ее прогнозы относительно второго убийства преследовали цель отстоять идею о мести дракона врагам Штаммов. Она поняла, что если ее сын разделался с Монтегю, то при удобном случае не пощадит и Гриффа. Она знала о финансовых махинациях Гриффа и чувствовала, что сын его ненавидит. Я не исключаю, что она видела и слышала, как Штамм прошлой ночью ходил с Гриффом к пруду, и сообразила, чем закончилась эта прогулка. Вы помните, как она цеплялась за легенду о драконе, когда услышала об исчезновении Гриффа? Я буквально прочел в ее глазах, что Гриффа уже нет в живых, поэтому сразу решил осмотреть выбоины. Да, старуха, несомненно, знала, что ее сын – преступник.
   – Возмездие настигло его, – с чувством удовлетворенной справедливости произнес сержант. – Но с отпечатками, точнее, их отсутствием, он долго морочил нам головы.
   – Штамм защищал себя, – вздохнул Вэнс. – Любой след водолазного ботинка немедленно бросил бы на него тень подозрения. Вот он и принял меры предосторожности, подложив доски.
   – Но он не скрыл следы на дне пруда, – вмешался Маркхэм.
   – Это не пришло ему на ум. Увидев их, он очень испугался, что его сейчас же разоблачат. Должен признаться, в тот момент я не подумал о водолазном костюме. Догадка пришла ко мне позже, и я решил проверить ее, отыскав в продаже костюм, ботинки и перчатки для подводных работ. В нашем штате мало компаний, выпускающих водолазное оборудование, и мои поиски быстро увенчались успехом: я нашел фирму, где Штамм покупал свое снаряжение.
   – Но почему Лиленд не опознал следы? – рассердился Маркхэм. – Ведь он тоже опытный водолаз! Из-за его молчания мы потеряли много времени.
   – Как только я сообщил ему про странные следы и показал зарисовки Сниткина, он тут же понял, какого они происхождения. По-моему, он надеялся, что мы сами обо всем догадаемся, и из-за преданности Бернис Штамм не стал разоблачать ее брата. Девушка тоже встревожилась, когда я упомянул про следы чудовища, и миссис Штамм поняла природу этих отпечатков – вот почему она быстро повернула дело в свою пользу и запугала нас драконом.
   – Как ты думаешь, убийство Гриффа тоже было запланировано? – спросил Маркхэм.
   – Мне сложно судить об этом. Есть вероятность того, что решение расправиться с Гриффом пришло внезапно. Но не вызывает сомнений тот факт, что Штамм ненавидел и боялся Гриффа и не видел иного способа избавиться от него, кроме убийства. Я полагаю, что Штамм завел с Гриффом разговор о драконах и трехпалых следах, – благодаря этой фантастической ерунде убийца чувствовал себя в безопасности. Гриффа заинтересовала данная тема, и любопытство привело его к гибели. Штамм выманил его к пруду и ударил по голове, а остальное – дело техники.
   – Да, с Гриффом он поторопился и не выждал удобного момента, – посетовал Маркхэм.
   – Ему показалось, что убить Гриффа проще простого. После гневной вспышки Штамма в субботнюю ночь его компаньон был только рад помириться и пообщаться в библиотеке. Помните, Лиленд рассказывал, как долго они беседовали перед сном? Не исключено, что они обсуждали новую экспедицию, и Грифф предлагал финансовую помощь. В заключение Штамм наверняка пригласил Гриффа к себе в комнату выпить, и они продолжили разговор, а потом пошли прогуляться. В это время Лиленд и Трейнор слышали, как отодвигали засов на двери. – Вэнс отпил шампанского. – Каким образом Штамм уговорил Гриффа пойти в склеп, мы не узнаем никогда. Может, он пообещал Гриффу, что раскроет ему тайну смерти Монтегю? Так или иначе, Грифф пошел с ним и поплатился жизнью.
   – Кровь и гардения, – пробормотал Маркхэм.
   – Убив Гриффа, Штамм проделал все то же самое, что и с Монтегю, только он шел не по Ист-роуд, где стояла охрана, а по пескам вдоль скал, поэтому и остался незамеченным.
   – Он бросил тачку в кустах и пешком потопал домой, – усмехнулся Хэс.
   – Верно, сержант, а режущие слух звуки, о которых сообщил Лиленд, напоминают скрип двери склепа и колес тачки. Штамм возвратился в дом, Лиленд и Трейнор не спали и уловили, как закрылась дверь и на лестнице раздались шаги. Убийство Гриффа не назовешь идеальным, друзья мои, а скорее наглым, – рассудил Вэнс. – Глупо и опрометчиво совершать два одинаковых убийства подряд.
   – Я задам сложный вопрос, Вэнс: как ключ от склепа очутился в комнате Татума?
   – Это и есть основная ошибка Штамма, дружище Маркхэм. Как я уже говорил, преступник осторожничал. Один раз использовав ключ, он не стал его выбрасывать: Штамму ведь еще предстояло избавиться от водолазного костюма, спрятанного в гробу. В целях самозащиты убийца держал ключ сначала в комнате Гриффа, чтобы в случае опасности на того пали все подозрения, а когда представился случай расправиться с Гриффом, Штамм положил ключ в тумбочку у кровати Татума. Лиленда преступник любил и хотел, чтобы тот женился на Бернис, поэтому его он не мог подставить под удар. Когда я обыскивал спальню Гриффа, я надеялся найти ключ именно там, но его не оказалось. Путем несложных умозаключений я пришел к выводу, что ключ подброшен Татуму.
   – Почему тебя с самого начала заинтересовал этот ключ?
   – Я внушил себе, что ключ от склепа – это ключ к разгадке тайны. Мне понравилась такая аналогия, и я много размышлял над ней. Мысль о склепе прочно обосновалась в моем сознании, поэтому я спросил у миссис Штамм, где она прячет ключ. Когда я удостоверился, что ключа у старой леди нет, то есть его, вероятно, выкрали и он в руках злодея, я понял, что разгадка – в нем.
   – Но как ты догадался, что убийца – Штамм, ведь, в отличие от других, он имел непоколебимое алиби?
   – Нет, дорогой Маркхэм, у него вообще отсутствовало алиби. По этой причине я с самого начала не спускал с него глаз. Штамм, конечно, гордился своим безупречным алиби, но посуди сам: хозяин поместья – единственный из участников приема, кто не был у пруда в момент прыжка Монтегю. Анализ всех возможностей дал мне первый шаг к правде. Вслед за этим я заподозрил симуляцию опьянения, а когда узнал, что гостеприимный джентльмен участвовал в общей попойке, то заинтересовался, куда он выливал невыпитое спиртное.
   – Но если ты с самого начала подозревал Штамма, то зачем слушал и поддерживал дурацкую болтовню о драконе?
   – Я не принимал всерьез никакого дракона, но считал необходимым осмотреть коллекцию Штамма. Правда, с его рыбами я более-менее ознакомился по книгам, а вот в почве под фикусом я обнаружил следы алкоголя. Друзья, а может, хватит расспросов? Как насчет еще одной бутылки шампанского? Карри, подавай!

   Не прошло и года после ужасных убийств и смертей, как Лиленд и Бернис Штамм поженились. Они были сильными людьми, но печальные события надолго засели у них в памяти и омрачали их во всем остальном счастливую жизнь. Молодые супруги покинули старый дом Штаммов и поселились в новом – на холмах возле Уэстчестера. Мы с Вэнсом побывали у них в гостях вскоре после свадьбы. Усадьба отошла к городу, и сейчас на этом месте Инвуд-Хилл-парк. Дом был разрушен, и от него остался лишь фундамент. Лужи Дракона больше не существует, воду отвели в сторону, русло засыпали, и теперь там растут цветы. Ничто сегодня не напоминает о страшной трагедии.

Стивен Ван Дайн Злой гений Нью-Йорка

Злой гений Нью-Йорка Роман

Глава I «Кто Кок-Робина [1 - Кок-Робин – детское название зяблика, лесной птички. – Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное.] убил?…»

Глава II На стрельбище

Глава III Забытое пророчество

Глава IV Таинственная записка

Глава V Женский крик

Глава VI «„Я“, – ответил Воробей…»

Глава VII Вэнс делает заключение

Глава VIII Второй акт

Глава IX Математическая формула

Глава X Отказ в помощи

Глава XI Украденный револьвер

Глава XII Ночное посещение

Глава XIII Под знаком Епископа

Глава XIV Игра в шахматы

Глава XV Беседа с мистером Парди

Глава XVI Третий акт

Глава XVII Свет, горевший всю ночь

Глава XVIII Стена в парке

Глава XIX Красная книжка

Глава XX Немезида

Глава XXI Математика и убийство

Глава XXII Карточный дом

Глава XXIII Поразительное открытие

Глава XXIV Последний акт

Глава XXV Занавес падает

Глава XXVI Разъяснения Вэнса

Дело о Драконе-убийце Роман

Глава 1 Трагедия

Глава 2 Поразительное обвинение

Глава 3 Плеск в пруду

Глава 4 Заминка

Глава 5 Водяное чудовище

Глава 6 Непредвиденное осложнение

Глава 7 Дно пруда

Глава 8 Таинственные следы

Глава 9 Новое открытие

Глава 10 Исчезнувший человек

Глава 11 Зловещее пророчество

Глава 12 Допросы

Глава 13 Три женщины

Глава14 Неожиданное развитие

Глава 15 Шум в ночи

Глава 16 Кровь и гардения

Глава 17 Двойная смерть

Глава 18 Повышение образования

Глава 19 Следы дракона

Глава 20 Последнее звено

Глава 21 Конец дела