Эрл Дерр Биггерс
Чарли Чен ведет расследование

Глава I
Утро в порту

   Бесконечная гнетущая водная пустыня Тихого океана. Корабль плывет, словно затерявшись где-то между небом и водой. И лишь следуя с островов Южного Архипелага в Калифорнию, внезапно, на половине пути, оказываешься дома. Именно такое ощущение было у пассажиров, стоявших на палубе «Океаника». Вскоре после восхода солнца на горизонте, в утреннем тумане, выросли сказочные, единственные в своем роде коричневые вершины.
   На палубе, держась за поручни, стояла женщина и смотрела на мягкие очертания пляжа Вайкики, на высившиеся над ним белые стены Гонолулу, просвечивавшие сквозь зеленые купы деревьев. Эта красивая дама на протяжении всего плавания находилась в центре внимания, ведь во всем мире не существовало ни одного уголка, где бы ее не узнавали. То была знаменитая кинодива Шейла Фен. В течение восьми лет кинематографисты, упоминая ее имя, говорили: «Эта женщина – целое состояние!» В последнее же время дельцы, скептически покачивая головами, все чаще стали заявлять: «Она спеклась, сильно сдает».
   Кинозвезд, когда они начинают чувствовать приближение конца своей карьеры, мучают бессонные ночи. Шейлу Фен бессонница томила часто. Задумчиво смотрела она на расстилавшийся впереди берег и вдруг, услышав за спиной шаги, повернулась. Рядом с ней, улыбаясь, стоял крупный широкоплечий мужчина.
   – О, Аллан, – воскликнула она, – как вы себя чувствуете сегодня?
   – Я несколько взволнован, – ответил он.
   Лицо его не знало ни ослепительного блеска юпитеров, ни грима, и кожа его сильно загорела под лучами тропического солнца.
   – Вот наше путешествие и приближается к концу, Шейла, во всяком случае для вас. – И, коснувшись ее руки, добавил: – Вы не сожалеете об этом?
   Одно мгновение она колебалась:
   – Пожалуй, да. Мне кажется, я готова так путешествовать целую вечность.
   – Я тоже, – проговорил он и с интересом, свойственным всем англичанам, стал разглядывать порт Гонолулу.
   Пароход остановился и ожидал прибытия портовых и таможенных властей.
   – Но вы ведь не забыли о том, – продолжал Аллан, – что для меня путешествие еще не кончено… Вы знаете, что мне придется сегодня ночью расстаться с вами. В полночь я уплыву на этом пароходе, но до этого мне хочется услышать ваш ответ.
   Она кивнула:
   – Да, я дам вам его, прежде чем вы уедете. Обещаю вам это.
   Аллан испытующе взглянул на нее. С той минуты, когда показался берег, в ней произошла заметная перемена. Она почувствовала приближение большого мира, безгранично восхищавшегося ею, – а ведь это поклонение было для нее всем. В ее до той поры мечтательных глазах вспыхнуло нетерпение, и она нервно застучала по палубе носком туфельки.
   Внезапно его охватил страх: он испугался, что эта женщина, которую он успел полюбить за время их короткого путешествия, ускользнет от него навеки.
   – Зачем вы медлите? – спросил он. – Ответьте сейчас.
   – Нет-нет, – воспротивилась она, – не сейчас. Потом. – И, повернув голову в сторону приближавшейся к пароходу моторной лодки, спросила: – Уж не репортеры ли это?
   К Шейле Фен подбежал привлекательный юноша. Ветер трепал его светлые волосы. По-видимому, пребывание на этом романтическом солнечном острове не лишило его энергии.
   – Халло, миссис Фен. Вы меня не узнаете? Мы познакомились, когда вы плыли на юг. Я Джим Бредшоу, агент бюро путешествий, специалист по описанию здешних красот природы. Мы счастливы приветствовать вас, примите от нас вот это.
   И юноша набросил ей на плечи гирлянду из душистых цветов. Мужчина, которого она называла Алланом, молча отошел в сторону.
   – Это, право, очень мило с вашей стороны, – с улыбкой заметила Шейла Фен. – Разумеется, я помню вас. Мне кажется, что когда вы приветствовали меня в первый раз, то пребывали в таком же восторге.
   Он усмехнулся:
   – Я должен оставаться таким по роду деятельности. Ведь я, так сказать, коврик с надписью «Добро пожаловать!» на пороге Гавайских островов. Я должен заботиться о поддержании прославленного гостеприимного имиджа островитян. Но, когда имеешь дело с вами, это не составляет большого труда.
   Он уловил ее нетерпеливый ищущий взгляд и продолжил:
   – Мне действительно очень жаль, что благородные деятели печати все еще продолжают почивать в объятиях Морфея. Но разве можно их за это упрекать? «Убаюканные ласковым дыханием ветра, колеблющего вершины кокосовых пальм…» Как-нибудь, при случае, я остановлюсь на этом подробнее. А сейчас расскажите мне лучше о последних новостях, и я преподнесу ваше сообщение в надлежащем виде. Вы закончили съемки вашего нового фильма на Таити?
   – Не совсем, – ответила она. – Мы хотим отснять в Гонолулу несколько дополнительных сцен. Жить здесь, кажется, гораздо комфортнее, а что касается природы…
   – Я вас прекрасно понимаю, – восторженно воскликнул юноша. – Экзотические растения, вечнозеленые склоны, ослепительное синее небо, по которому плывут белые облака…

   – Вы очень красиво описываете ваш райский уголок, – улыбнулась Шейла.
   – Мисс Фен, вы некоторое время проведете в Гонолулу?
   Она кивнула:
   – Я выписала сюда прислугу, и для меня сняли виллу на берегу моря. Эта бесконечная жизнь в отелях и внимание любопытных обывателей утомили меня. Я надеюсь, что вилла достаточно велика…
   – О да, – подхватил он, – я вчера был там. Все готово и ожидает вашего прибытия. Я видел дворецкого и вашу секретаршу Джулию О’Нейл. Кстати, я хотел вас спросить, где вы находите таких секретарш?
   Шейла улыбнулась:
   – О, Джулия не простая секретарша. Она мне как дочь, хотя это звучит несколько странно, если вспомнить, что мы почти одного возраста.
   «Неужели?» – мысленно удивился Бредшоу.
   – Я была очень дружна с матерью Джулии и после ее смерти – это было четыре года назад – взяла Джулию к себе. Иногда ведь стоит делать добрые дела, – добавила она и скромно опустила глаза.
   – Разумеется, – согласился Бредшоу, – иначе не попасть на небо. Джулия рассказывала мне, с какой трогательной заботливостью вы…
   – Я в достаточной степени вознаграждена за это. Джулия очаровательна.
   – О да, если бы я захватил с собой словарь рифм, то написал бы в ее честь изумительное стихотворение.
   Шейла Фен кинула на Джима серьезный взгляд:
   – Но Джулия всего лишь два дня находится здесь…
   – И я тоже. Я ездил в Лос-Анджелес, и мы плыли сюда на одном и том же пароходе. Право, это было самое лучшее морское путешествие, которое когда-либо выпадало на мою долю. Лунный свет, залитые серебром волны, прекрасная девушка…
   – Мне кажется, что придется понаблюдать за ней, – шутя заметила Шейла.
   К собеседникам приблизились двое из спутников Шейлы. Усталый, разочарованный мужчина, словно сошедший со страниц голливудского модного журнала, и миловидная девушка. Шейла решила покориться неизбежному.
   – Мистер Бредшоу, агент бюро путешествий, – представила она его. – А это мисс Диана Диксон и Хантли ван Горн, мои партнеры по новому фильму.
   Мисс Диксон поспешила выразить должную степень восторга:
   – Гонолулу обворожителен! Я всегда счастлива возможности побывать здесь! Эта природа…
   – Не стоит об этом, – перебила ее Шейла, – мистер Бредшоу достаточно хорошо осведомлен о ней.
   Бредшоу склонил голову:
   – Но я рад лишний раз услышать подтверждение этого из уст наших гостей. – И, обратившись к ван Горну, добавил: – Я видел вас на экране.
   Ван Горн иронически усмехнулся:
   – Эта радость выпала даже на долю туземцев Борнео. Шейла вам что-нибудь сообщила о нашем последнем фильме?
   – Очень немного. У вас хорошая роль?
   – Роль недурна, но не исключена возможность, что у публики лопнет терпение. Вспомните-ка, сколько кинофирм, прежде чем обанкротиться, показывали на экране традиционную фигуру белого, приплывающего в тропические страны и опускающегося там все ниже и ниже. Вот такого белого я и играю: я опускаюсь все ниже и ниже…
   – На что еще, кроме этого, ты способен? – насмешливо спросила кинозвезда.
   – Я погрязаю окончательно и очень доволен своей участью, – невозмутимо продолжал ван Горн, – потом внезапно – хотите верьте, хотите нет – меня спасают! Меня реабилитируют, и в моем возрождении повинно это первобытное смуглое дитя.
   – Какое дитя? – удивился Бредшоу. – Ах, вы говорите о миссис Фен. Все это очень интересно, но, пожалуйста, не рассказывайте, что дальше. – И, обратившись к Шейле, он продолжал: – Разумеется, я очень рад, что вы хотите заснять несколько сцен в Гонолулу. Но теперь я вынужден покинуть вас: на борту находится еще несколько знаменитостей – некий Аллан Джейнс, отчаянно богат…
   – Я беседовала с ним в момент вашего появления, – заметила Шейла.
   – Благодарю вас, я попытаюсь разыскать его. Алмазные копи в Южной Африке – это звучит эффектно. Позже мы снова увидимся. – И он убежал.
   Трое киноартистов медленно пошли по палубе.
   – Вот Вал, – сказал Хантли ван Горн, – разве он не напоминает тропический рекламный плакат?
   К артистам приблизился режиссер Вал Мартино. То был коренастый седой человек в традиционном для тропиков белом костюме и шляпе. На нем был ярко-красный галстук, и полнокровное лицо его было приблизительно того же цвета. По-видимому, Мартино не признавал диеты и вопрос давления крови не смущал его.
   – Слава богу, что с Таити покончено, – заговорил он. – Тропики становятся сносными только при наличии ванной комнаты и прочих удобств. Шейла, с тобой беседовал кто-нибудь из журналистов?
   – Собственно говоря, нет. Был один из бюро путешествий.
   – Жаль. Следовало бы воспользоваться случаем и прорекламировать наш фильм.
   – Оставьте меня в покое с вашим фильмом, – вздохнула Шейла.
   «Океаник» медленно приближался к берегу. Шейла разочарованно оглядела набережную – она рассчитывала по меньшей мере на то, что ее встретит хор школьниц в белых платьях и с гирляндами цветов. Именно так это было в ее первый приезд, но претендовать на повторение этой церемонии не приходилось, тем более что было всего лишь семь часов утра.
   – Это Джулия! – внезапно воскликнула она и замахала платочком.
   – Но кто там рядом с ней? – спросил ван Горн. – Боже, похоже на то, что и Тарневеро здесь.
   – Да, это Тарневеро, – подтвердила Диана Диксон.
   – Но как он попал сюда?
   – Должно быть, он прибыл сюда потому, что я вызвала его, – невозмутимо заявила Шейла Фен. – Что случилось, Анна? – спросила она у приблизившейся к ней горничной в черном.
   – Явились таможенники и приступили к осмотру вещей. Было бы лучше, если бы вы лично присутствовали. Поговорите с ними.
   – Да, я поговорю с ними, – многозначительно сказала кинозвезда и вместе с горничной пошла в каюту.
   – Что ты скажешь на это? – вырвалось у ван Горна. – Она дошла до того, что посылает в Голливуд за этим несчастным ясновидцем и вызывает его специально к себе.
   – Несчастный ясновидец? – возмущенно перебила его Диана Диксон. – Тарневеро изумителен! Он рассказал мне множество любопытных вещей из моего прошлого и предсказал мне много интересного. Я не предпринимаю и шага без того, чтобы не посоветоваться с ним, и Шейла поступает точно таким же образом.
   Вал Мартино удрученно покачал головой:
   – Женщины в Голливуде окончательно помешались на своих гадалках и прорицателях. Вы бегаете к ним и выкладываете им все свои секреты. Представьте себе, что произойдет, если один из этих субъектов вздумает написать мемуары и выложить все ваши тайны. Мы все прилагаем огромные усилия, чтобы оградить кинематографию от сплетен и поддержать ее престиж, а потом оказывается, что это сизифов труд.
   – Бедная Шейла, – произнес ван Горн, задумчиво глядя на видневшийся вдалеке на берегу стройный силуэт ясновидца, – бедная Шейла, до чего трогательна ее вера в него. Мне кажется, она хочет спросить его, выйти ли ей замуж за Аллана или нет.
   – Разумеется, она вызвала его сюда ради этого. Она послала телеграмму Тарневеро на следующий же день после того, как Джейнс сделал ей предложение. В этом нет ничего удивительного: брак не шутка, – заявила Диана Диксон.
   Мартино пожал плечами:
   – С тем же успехом она могла спросить об этом у меня, и я дал бы ей исчерпывающий ответ. Я полагаю, что для фильма она безнадежно стара. Срок ее контракта истекает через шесть месяцев, и мне известно – разумеется, это должно остаться между нами, – что он не будет возобновлен. Ей следовало бы не упускать короля алмазов, а она, вместо того чтобы ухватиться за него, возится с этим шарлатаном. Как это похоже на вас, женщин!
   Формальности, связанные с прибытием парохода в порт, были окончены, и «Океаник» причалил к пристани. Первой на берег сбежала по проложенным мосткам Шейла Фен и заключила в объятия секретаршу. Джулия была молода, искренна и экспансивна, и радость ее была неподдельной.
   – Шейла, все для тебя готово. Вместе со мной прибыл Джессуп, и мы отыскали повара-китайца, который действительно чародей в своей области.
   Кинозвезда перевела глаза на стоящего рядом с секретаршей человека:
   – Тарневеро, как хорошо, что вы откликнулись на мой зов. Хотя я знала, что могу положиться на вас.
   – В этом не приходится сомневаться, – серьезно ответил ясновидец.
   Вслед за Шейлой Фен на берег сошли Аллан Джейнс и Бредшоу. Агент бюро путешествий поздоровался с Джулией с таким теплом, словно он возвратился к ней после многомесячного отсутствия. Джейнс, в свою очередь, поспешил к Шейле.
   – Я с нетерпением буду ожидать вашего ответа, – напомнил он. – Вы позволите мне прийти к вам после обеда?
   – Разумеется, – ответила Шейла. – А вот и Джулия – вы ведь слышали о ней. Джулия, дай, пожалуйста, мистеру Джейнсу наш адрес.
   Джулия назвала виллу кинодивы, и Аллан поспешил проститься.
   – Одну минуту, – остановила его Шейла, – я хочу познакомить вас с моим давнишним другом из Голливуда. Тарневеро, идите сюда.
   Ясновидец, отошедший было в сторону, приблизился, и Джейнс удивленно взглянул на него.
   – Тарневеро, я хочу познакомить вас с Алланом Джейнсом, – сказала артистка.
   – Очень приятно, – пробормотал англичанин и протянул ему руку.
   Но, когда он поднял глаза и взглянул на своего нового знакомца, на его лицо легла тень неприязни. Тарневеро производил впечатление сосредоточенной силы, но то была не мускульная сила, которой был наделен Аллан и которая была ему понятна, – то была сила совсем иного порядка, и она вызывала в магнате какое-то беспокойство.
   – Простите, но я тороплюсь, – поспешил он добавить и удалился.
   Джулия повела остальных к машине. Оказалось, что Тарневеро снял комнату в «Гранд-отеле», и Шейла предложила подвезти его.
   – Вы долго пробудете здесь? – спросил Тарневеро, проезжая по залитым солнцем улицам города.
   – Я полагаю задержаться здесь на месяц, – ответила Шейла. – Примерно две недели займет работа над фильмом, а потом мне хочется некоторое время отдохнуть. Тарневеро, вы мне нужны. Я так устала…
   – Вам незачем говорить мне об этом – я это вижу.
   И в самом деле, у Тарневеро были глаза, видевшие насквозь и своей проницательностью и холодом вселявшие страх.
   – Я так благодарна вам за то, что вы приехали, – сказала Шейла, обращаясь к своему спутнику.
   – Не за что, – спокойно ответил он. – Получив вашу телеграмму, я немедленно выехал. Я тоже почувствовал потребность в отдыхе, ведь моя работа – не детская игра. К тому же вы сообщили мне, что я вам нужен, – этого оказалось достаточно. Этого всегда будет вполне достаточно.
   Вдали показались розовые стены «Гранд-отеля».
   – Мне необходимо поговорить с вами, – робко начала Шейла. – Я хочу попросить у вас совета. Видите ли, я…
   Тарневеро прервал ее движением руки:
   – Не говорите мне ничего. Позвольте мне самому рассказать вам все.
   Шейла взглянула на него, и в ее глазах засветилось удивление.
   – О, разумеется. Но я нуждаюсь в вашем совете, Тарневеро. Вам придется снова помочь мне.
   Он кивнул:
   – В любом случае я попытаюсь вам помочь. Смогу ли – другой вопрос. Приходите ко мне в одиннадцать часов. Комната девятнадцать, на первом этаже. Я буду ждать вас.
   – Да-да, – ответила Шейла, голос ее дрогнул. – Я должна еще сегодня принять решение. Я приду.
   Тарневеро попрощался, и Шейла поехала дальше. После того как Тарневеро остался позади, она почувствовала на себе взгляд Джулии – взгляд, в котором сквозило неодобрение.
   В вестибюле отеля к Тарневеро обратился портье:
   – Простите, сэр, с вами хочет говорить какой-то господин. Он ожидает вас там.
   Ясновидец повернулся и с удивлением обнаружил перед собой непомерно широкого китайца, направлявшегося к нему изумительно легкой для столь громоздкой фигуры походкой. На желтом лице посетителя лежал отпечаток сонливой тупости, примерно такое впечатление и произвел этот желтолицый человек на Тарневеро. Китаец медленно поднес руки к груди и отвесил глубокий поклон.
   – Тысячу раз прошу прощения, – заметил он, – позвольте спросить, я имею честь говорить с великим Тарневеро?
   – Я Тарневеро, – коротко ответил тот. – Что вам угодно?
   – Прошу вас уделить мне несколько минут внимания, – продолжал китаец. – Меня зовут Гарри Винг, я скромный коммерсант, проживающий на этом острове. Не позволите ли вы мне побеседовать с вами с глазу на глаз?
   Тарневеро пожал плечами:
   – Чего ради?
   – У меня к вам очень важное дело. Быть может, вы согласились бы…
   Ясновидец вгляделся в совершенно неподвижное, лишенное всех признаков жизни лицо китайца и согласился.
   – Пойдемте, – сказал он и повел его за собой.
   Войдя в комнату, он повернулся к своему странному посетителю. Гардины на больших окнах были отдернуты. Тарневеро, по своему обыкновению, выбрал комнату на солнечной стороне, и теперь китаец стоял перед ним, ярко освещенный солнечным светом.
   Китаец под пристальным взглядом ясновидца сохранил спокойствие и терпеливо выжидал.
   – Итак? – заговорил Тарневеро.
   – Вы – знаменитый Тарневеро, – скромно начал свою речь Гарри Винг. – Весь Голливуд преклоняется перед вами. Вам дано было сорвать черную завесу и заглянуть в будущее. Для обыкновенного смертного будущее темно, как ночь, но для вас оно, говорят, прозрачно, как стекло. Позвольте мне сообщить вам, что ваша слава последовала за вами, словно тень, и на Гавайи. Слухи о вашей чудесной силе, словно вихрь, пронеслись по всему городу.
   – Вот как? Зачем вы мне рассказываете обо всем этом?
   – Как я уже сообщил вам, я скромный коммерсант. А теперь позвольте мне быть откровенным с вами до конца: в тихий мерный бег моей жизни вторглось нечто неожиданное и не дает мне покоя. Мне представилась возможность объединить свое дело с предприятием одного из моих двоюродных братьев из северной провинции. Будущее озарено ослепительным светом. И все же меня охватывают сомнения. Принесет ли мне это объединение радость? Столь ли честен мой двоюродной брат, как я полагаю? Или нет? Могу ли я довериться ему? Одним словом, я хочу приподнять завесу над будущим и готов щедро вознаградить вас.
   Тарневеро прищурил глаза и внимательно оглядел своего неожиданного клиента. Китаец продолжал хранить неподвижность, словно изваяние Будды. На мгновение взгляд Тарневеро застыл на незримой точке на жилете китайца – как раз под карманом для часов.
   – Это невозможно, – внезапно заявил он. – Я приехал сюда отдыхать и не склонен возобновлять здесь прием.
   – Но ходят слухи, – заметил китаец, – что вы все же допускали исключения из этого правила.
   – Да, но лишь в силу дружеского расположения к одному из директоров отеля, причем консультация была совершенно бесплатной. Я отнюдь не собираюсь предоставлять себя в распоряжение публики.
   Гарри Винг пожал плечами:
   – Увы, я вижу, что надежды мои не сбылись…
   На лице ясновидца промелькнула улыбка.
   – Садитесь, – сказал он. – Я прожил некоторое время в Китае и знаю, как там велик интерес ко всякого рода прорицателям. Когда вы мне сообщили о цели своего прихода, я на мгновение действительно поверил, что вы сказали правду.
   Китаец нахмурился:
   – К сожалению, я не понимаю смысл вашей речи.
   Тарневеро, не переставая улыбаться, опустился в кресло:
   – Да, мистер Винг… кажется, так вы назвали себя, – на мгновение вам удалось ввести меня в заблуждение. Но потом мне на помощь пришли мои скромные способности. Вы упомянули о моих успехах, совершенно верно, и я обязан ими тому, что я в некоторой степени психолог.
   – Мы, китайцы, тоже психологи.
   – Одно мгновение, мне внезапно пришла в голову мысль: я подумал о строгих людях, сидящих в полицейских управлениях и бдительно охраняющих закон. Я подумал о сыщиках, которые выслеживают преступников. Вот какие мысли во мне вызвали ваши слова. Не правда ли, странно?
   Внезапно с лица китайца исчезло тупое выражение, и в черных его глазах засветилось удивление.
   – Вы в самом деле пришли к изумительным выводам, но и от меня не укрылся ход ваших мыслей. Я заметил, как ваши глаза уставились на то место на моем жилете, где я еще недавно носил значок детектива. Булавка оставила чуть заметный след. Вы первоклассный детектив, и я спешу выразить вам свое восхищение.
   Тарневеро откинул назад голову и расхохотался:
   – Значит, попал в точку. Вы – детектив, мистер…
   – Меня зовут Чен, – ответил, широко осклабившись, грузный китаец, – инспектор Чарли Чен из полицейского управления Гонолулу. В недавнем прошлом – сержант, но в связи с происшедшими перемещениями в составе местной полиции мои скромные заслуги не были щедро вознаграждены. Для того чтобы не уронить себя в ваших глазах, я вынужден заметить, что это была не моя идея. Я уже ранее сказал своему шефу, что он недооценивает вас, предполагая, что вы попадетесь на эту удочку. И, разумеется, вы вычислили меня. Однако пусть это не породит вражды. Я пришел к вам только затем, чтобы обратить ваше внимание на одно из административных распоряжений, запрещающее без особого на то разрешения заниматься всякого рода магической практикой. После того как я высказал это скромное напоминание, я позволю себе удалиться.
   Тарневеро поднялся.
   – Я не стану практиковать в вашем городе, – поспешил он заверить своего гостя.
   Теперь он говорил совсем просто, отбросив свою несколько манерную таинственность, столь необходимую ему в обращении с падкими на сенсации голливудскими дивами. И перемена эта пошла ему на пользу – теперь он располагал к себе.
   – Я был очень рад познакомиться с вами, инспектор.
   – Вам следовало бы предоставить свои таланты в распоряжение должностных лиц. Ведь в Лос-Анджелесе произошло не одно убийство, ставшее на некоторое время всеобщей сенсацией, но так и не разгаданное. Какая цепь загадочных обстоятельств сопутствовала делу Тайлора, оставшемуся не раскрытым до сих пор! А дело Денни Майо, этого редкой красоты артиста, найденного однажды ночью мертвым в своем доме? Прошло три года, а полиция Лос-Анджелеса все еще не покарала убийц Майо.
   – И не покарает, – заметил ясновидец. – Нет, инспектор, меня подобного рода дела не интересуют. Я предпочитаю иметь дело с более безобидными явлениями жизни Голливуда.
   – Во всяком случае я был бы рад, если, очутившись перед одной из подобных загадок, мог бы рассчитывать на вашу помощь. А теперь позволю себе проститься с вами. Я надолго сохраню воспоминания о вашем выдающемся уме.
   Китаец бесшумно удалился, и Тарневеро, оставшись один, взглянул на часы. Со свойственной ему невозмутимостью он поставил посреди комнаты круглый столик и водрузил на него хрустальный шар, который достал из ящика письменного стола. Потом он задернул гардины, и комната погрузилась в полумрак. Разумеется, располагаясь в отеле, он не мог рассчитывать на то, что в его распоряжении окажется столь же эффектная приемная, как в Голливуде. Осмотрев еще раз комнату, он сел у окна и, вынув из кармана толстый конверт, погрузился в чтение письма.
   Ровно в одиннадцать раздался стук в дверь – это была Шейла Фен. Ее фигуру облегало белое платье, и она казалась теперь моложе, чем при встрече в порту. Тарневеро снова преобразился, – он стал деловит, холоден, сосредоточен. Посадив гостью за столик, ясновидец задернул наглухо гардины – сумерки в комнате сгустились.
   – Тарневеро, вы должны посоветовать, что мне следует предпринять, – сказала она.
   – Подождите, – резко прервал он и уставился на хрустальный шар. – Я вижу вас… вы стоите на палубе парохода… озарены луной. На вас блестящее вечернее платье… оно отливает золотым блеском, как ваши волосы. Рядом с вами стоит мужчина. Он смотрит вдаль и протягивает вам бинокль. Вы подносите бинокль к глазам и глядите на тающие в отдалении огни Папеэте. Вдали гавань, которую вы покинули несколько часов назад.
   – Это правда, – прошептала Шейла, – откуда вы знаете?..
   – Мужчина поворачивается к вам. Я не ясно вижу его, но мне кажется, что я узнаю его. Сегодня утром я видел его на набережной – кажется, это Аллан Джейнс. Он просит вас о чем-то… он просит вашей руки, но вы качаете головой… Вы колеблетесь… Вы хотите согласиться и в то же время боитесь. Я чувствую – вы любите этого человека.
   – Да, – ответила она, – в самом деле я люблю его. Я познакомилась с ним в Папеэте, всего лишь одну неделю провели мы вместе, но эта неделя была прожита в сказочном сне. В первую же ночь на корабле – вот как вы только что рассказали – он заговорил со мной о своей любви. До сегодняшнего дня я не дала ему окончательного ответа. Мне так хочется сказать ему «да», мне так хочется немного счастья. Ведь я заслужила его. И в то же время мне так страшно.
   Он пристально взглянул на нее:
   – Вы боитесь. В вашем прошлом есть что-то, что угрожает вашему счастью до сих пор.
   – Нет-нет, – воскликнула она.
   – Что-то случилось с вами в прошлом.
   – Нет-нет, это неправда.
   – Шейла, вы не сможете обмануть меня. Как давно это случилось? Я не могу точно указать срок, но я должен это знать.
   Ветер продолжал слегка колыхать гардины. Шейла Фен, словно затравленный зверь, огляделась по сторонам.
   – Как давно это было? – продолжал настаивать Тарневеро.
   Она глубоко вздохнула:
   – В минувшем месяце исполнилось ровно три года…
   Тарневеро, затаив дыхание, выслушал ее ответ. Мозг его напряженно работал… Июнь… три года назад. Он уставился в хрустальный шар, губы его дрогнули.
   – Денни Майо… – прошептал он. – Теперь я вижу…
   Неожиданно гардина под порывом ветра отлетела в сторону, и лучи солнца упали на лицо Шейлы. Взгляд ее в испуге застыл на лице ясновидца.
   – Мне не следовало обращаться к вам, – простонала она.
   – Что случилось с Денни Майо? – безжалостно продолжал он вопрошать. – Вы хотите, чтобы я заговорил, или вы сами скажете мне обо всем?
   Дрожащей рукой она указала в сторону:
   – Там балкон…
   Тарневеро направился к двери на балкон, словно Шейла Фен была ребенком, страхи которого он должен рассеять.
   – Да, там есть балкон, но на нем никого нет. Говорите!..

Глава II
Приморская вилла

   Сумерки на Вайкики очень мимолетны и быстро переходят в ночь. На вилле Шейлы Фен горит всего лишь одна лампа, скудным светом освещая комнату. По углам здесь стоит много пальм, мебель украшена своеобразной туземной резьбой по дереву. Большое окно, выходящее на улицу, наглухо закрыто. Стеклянная дверь распахнута, и за ней виден сад-терраса и слышится рокот прибоя.
   Шейла Фен быстрыми шагами входит в комнату. В ее глазах светится ужас, отчаяние. Что она сделала? Этот вопрос она задавала себе весь день. Напрасно полагала она, что ей удалось похоронить в тайниках своей души то, что сковывало ее ужасом. Какая таинственная сила разомкнула ее губы? Раскаяние пришло слишком поздно.
   – О, Джессуп, – воскликнула она, подняв глаза на бесшумно вошедшего в комнату дворецкого.
   Джессуп, пожилой англичанин, обретший в Голливуде спокойное и безбедное существование, нес ей завернутые в папиросную бумагу цветы.
   – О, Джессуп, мисс Джулия уже объявила вам о том, что ужин назначен на половину девятого?
   – Да, госпожа, – с достоинством ответил дворецкий.
   – Кое-кто из гостей хочет предварительно выкупаться в море. В числе изъявивших это желание и мистер Бредшоу. Предоставьте в его распоряжение голубую комнату, чтобы он мог там переодеться. Купальные кабинки на берегу моря еще не приведены в порядок, их следует вычистить. Мисс Джулия и мисс Диана переоденутся в своих комнатах.
   Джессуп отвесил поклон и в дверях столкнулся с Джулией. На ней было скромное послеобеденное платье, и от нее веяло свежестью и молодостью. Шейла взглянула на свою юную подругу и испытала легкое чувство зависти.
   – Оставь, Шейла, – радостно воскликнула Джулия, – я уже обо всем переговорила с Джессупом. Вот увидишь, тебя ожидает большой успех. Что это, Джессуп? Цветы?
   – Цветы для миссис Фен, – ответил Джессуп и удалился.
   Шейла внимательно оглядела комнату:
   – Я все время ломаю голову над тем, как бы мне поэффектнее обставить свое появление в этой проклятой комнате. Если бы здесь был хоть балкон или пара жалких ступенек!..
   Джулия расхохоталась:
   – Что бы ты сказала, если бы я предложила тебе появиться из сада с гирляндой в руках и под звуки сладкого гавайского напева?
   Кинодива приняла это предложение всерьез:
   – Это немыслимо, дорогая. Мое появление на одном уровне с гостями не произведет должного эффекта. Помни всегда: если ты хочешь произвести на кого-нибудь впечатление, ты должна внезапно появиться откуда-то сверху. Да, когда я в Голливуде…
   Девушка пожала плечами:
   – Ах, Шейла, выйди к гостям просто, без затей, как и остальные смертные! Это будет несколько необычно для тебя и тоже произведет впечатление. Какое великолепие, Шейла! Полюбуйся на эти орхидеи! – воскликнула девушка, сорвав с цветов окутывавшую их бумагу.
   Шейла едва удостоила цветы взгляда – в ее жизни орхидеи были весьма обыденным явлением.
   – Как мило со стороны Аллана, – бросила она.

   Но Джулия покачала головой:
   – Нет, кажется, эти цветы не от Аллана. – И, взяв в руки приложенную к цветам карточку, прочла: – «Привет и наилучшие пожелания от того, кого ты забыла». Кто бы это мог быть, Шейла?
   – Действительно, кто бы это мог быть… – улыбнулась Шейла. – Покажи-ка карточку.
   Внезапно она опознала почерк:
   – Да ведь это Боб! Славный мальчик! Ты подумай, после стольких лет разлуки…
   – Боб? – удивленно переспросила молодая секретарша.
   Шейла кивнула:
   – Да, Боб Файф, мой первый и единственный муж. Это было давно, и ты не знала о его существовании. В ту пору я была совсем молоденькой девчонкой и выступала в Нью-Йорке, в ревю. А Боб был артистом, и даже очень хорошим артистом. Я в ту пору молилась на него, потом мы попали в Голливуд – и разошлись. А теперь он пишет мне…
   – Что он делает в Гонолулу?
   – У него ангажемент в каком-то здешнем театре. Мне об этом успела сообщить по телефону Рита Баллоу. – И, схватив орхидеи, она добавила: – Сегодня вечером я буду иметь их при себе. Я думала, что он не захочет говорить со мной… Право, я тронута и буду очень рада возможности снова свидеться с ним.
   Тут на лицо ее набежало облачко:
   – Я бы хотела переговорить с ним – он такой умный и всегда был так внимателен ко мне. Который теперь час? – И, взглянув на браслет с часами, поспешила ответить: – Двадцать минут восьмого. В каком театре выступает он? Рита говорила, кажется, в Королевском…
   Вдруг раздался звонок, послышались голоса, и в комнату вбежал оживленный и радостный Джим Бредшоу.
   – О, миссис Фен, я надеюсь, что вы великолепно чувствуете себя на этом сказочном берегу.
   – Я действительно чувствую себя великолепно, – смеясь ответила Шейла. – Но вы извините меня, я покину вас на мгновение – хочу отыскать булавку для цветов.
   После ухода Шейлы Джим, по-прежнему сияя, обратился к Джулии:
   – Вы сегодня восхитительны. Это влияние местного климата. Разумеется, я не стану отрицать, что в начале нашего путешествия вы выглядели столь же восхитительно.
   Джулия перебила его:
   – Лучше расскажите мне, как вам нравится Шейла.
   – Шейла? – Он быстро обдумал ответ: – Она очень мила. Очень любезна, несколько искусственна – хорошая артистка в жизни и на экране. За последние два года я перевидал достаточное количество звезд для того, чтобы открыть свой собственный Голливуд. Честно говоря, по мне, они могли бы и не существовать.
   – Вы недостаточно хорошо знаете Шейлу.
   – Разумеется, вы правы. И, благодаря тому, что она столь любезна с вами, она вырастает в моих глазах вдвойне. Но что касается моего личного вкуса, то мой идеал совсем иного рода. Мой идеал молод, непорочен, приветлив, остроумен и удивительно напоминает вашу особу. Мой идеал однозначно должен быть похож на вас, и я готов в любую минуту подкрепить сказанное действиями.
   Неожиданно вошла Диана. Она тоже еще не успела переодеться.
   – Халло, Джим, не хотите ли отправиться со мной купаться?
   – Охотно! Купаться готов всегда. – И, переведя глаза на Джулию, добавил: – Пойдемте! Ничего не может быть лучше этих часов перед восходом луны. Кто-нибудь еще будет с вами или только мы трое пойдем купаться?
   Джулия покачала головой:
   – Вряд ли кто-нибудь присоединится к нам – остальные уже переоделись к ужину.
   – Пойдемте! – скомандовал Джим.
   Снова появилась Шейла; теперь цветы были прикреплены к плечу.
   – Мы как раз собираемся нырнуть в прославленные на весь свет воды Вайкики. Не хотите ли присоединиться к нам?
   – В другой раз, при более удобном случае. Как-никак я хозяйка.
   – Вы лишаете себя возможности обогатить жизнь новыми впечатлениями, – патетически-шутливо воскликнул Бредшоу. – С высоты небес льет свой свет луна, шелковые волны лижут берег, – регулярное пароходное сообщение с Сан-Франциско и Лос-Анджелесом, цены умеренные…
   Снова раздался звонок. Шейла проводила молодежь в вестибюль.
   – Ступайте за своим купальным костюмом, – велела Джулия Джиму, – я укажу вам, где вы сможете переодеться. Посмотрим, кто будет готов первый. Тот, кто раньше других очутится в воде, получит приз!
   – Этот приз достанется мне! – убежденно заявил юноша. – И я сам определю его!
   И вслед за этим все устремились из вестибюля.
   Снова раздался звонок. Шейла находилась в это мгновение у входных дверей, но сочла ниже своего достоинства отпирать дверь. Поэтому она поспешила удалиться и стала выжидать, пока Джессуп не исполнит своей обязанности. Вскоре появились два новых гостя – смуглая, несколько преждевременно начавшая блекнуть женщина тридцати лет и крупный блондин, производивший впечатление очень самоуверенного человека.
   – Рита Баллоу! – вырвалось у артистки. – Боже, сколько лет! И Вильки!.. Право, я очень рада.
   – Здравствуй, дорогая.
   Мужчина приблизился к хозяйке:
   – Скажите, Шейла, на который час назначен ужин?
   – На половину девятого, но это, право, не важно…
   Баллоу раздраженно обратился к жене:
   – Неужели ты не можешь отучиться от того, чтобы являться не вовремя?
   – Ничего дурного не случилось, – парировала она. – Мы сможем до прихода остальных гостей побеседовать с Шейлой. – И, обратившись к хозяйке добавила: – Как жаль, что мы не видели тебя во время первого твоего пребывания здесь, – мы в ту пору были на континенте.
   – Но на этот раз нам все же удалось повидать вас, – добавил Вильки Баллоу. – И вы действительно потрясающе выглядите и помолодели.
   – Как это тебе удается? – добавила Рита, завистливо оглядывая приятельницу.
   – Должно быть, она открыла эликсир вечной молодости, – льстиво заметил Вильки.
   Шейла улыбнулась:
   – Я полагала, что он находится на Гавайях.
   И, оглядев Риту, она подумала: «Но, по-видимому, это не так».
   Рита уловила мысль Шейлы.
   – Нет, – кисло заметила она, – источник вечной молодости находится не здесь. Он в институтах красоты в Голливуде. Здесь женщины увядают значительно быстрее…
   – Чепуха, – запротестовала Шейла.
   – Нет. Я поняла это, к сожалению, слишком поздно. Мне бы следовало остаться в Голливуде и не бросать своей профессии.
   – Но, дорогая моя, ведь ты же счастлива с Вильки!
   – Разумеется. Я все еще тщетно пытаюсь примириться с ним.
   Вильки пожал плечами:
   – Не принимайте этих слов всерьез, Шейла. Рита очень нервная.
   – Разумеется, я нервная. Хотела бы я поглядеть на женщину, которая не стала бы нервничать с таким мужем. Ты не имеешь представления о том, какая у него фантазия! Его тезка Шекспир, по сравнению с ним, – ничто! Ах, если бы он согласился расстаться со своей профессией и принялся бы за составление сценариев! Шейла, расскажи мне о Голливуде – ты и не подозреваешь, как я тоскую по нему!
   – Я останусь здесь на более продолжительный срок, чем прежде, и мы сможем не раз побеседовать с тобой о Голливуде. Кое-кто из гостей отправляется искупаться до ужина. Может быть, и ты хочешь присоединиться к ним?
   – О, нет. Мне надоело это вечное купание. Мне становится дурно при одном взгляде, брошенном на ванну. Ты не имеешь представления о местном населении. За три года замужней жизни в Гонолулу я поняла: здесь люди как рыбы. Они будто задыхаются на суше.
   Раздались твердые шаги, и в комнату вошел Аллан Джейнс. Он был очень элегантен в черном смокинге, и Шейла почувствовала, как болезненно сжалось ее сердце. Когда хозяйка знакомила вновь вошедшего с четой Баллоу, в комнату вбежали оживленные Джим и Джулия. На них уже были надеты купальные халаты, и они с явным неудовольствием подчинились необходимости познакомиться с остальными гостями Шейлы.
   – Где мисс Диксон? – осведомился после представления Бредшоу. – Уже на пляже?
   – Глупости! – ответила Джулия. – Она вечно запаздывает – возраст берет свое!
   – Значит, в состязании придется принять участие только нам обоим, – воскликнул он и бросился бежать.
   Джулия последовала за ним.
   – Какой красивый юноша, – заметила Рита. – Кто это?
   Шейла объяснила ей, какое место занимает в мироздании Бредшоу. Рита встала.
   – Не пойти ли нам на пляж? – предложила она.
   – На пляж? В такой обуви?
   – Я могу скинуть ее.
   – Придется пойти, – вздохнул Вильки и также поднялся.
   Шейла рассмеялась и обратилась к Аллану:
   – Бедный Вильки очень ревнив. Увы, у него имеются на то основания, или во всяком случае имелись раньше.
   Джейнс приблизился к Шейле:
   – Мне очень жаль, что я не видел вас днем. Ваша головная боль прошла?
   – Благодарю вас за беспокойство, мне значительно лучше.
   – Мне хотелось порадовать вас, – сказал он, протягивая ей цветы, – но, по-видимому, я опоздал: вы носите цветы другого.
   Шейла бережно положила цветы на стол и устремила на гостя полный грусти взгляд.
   – Да, Аллан.
   – Я надеюсь, – промолвил он нерешительно, – что в этом не таится особого смысла. Я… я не могу жить без вас.
   Она взглянула на него:
   – И все же вам придется примириться с этой мыслью. Мне очень жаль, но… я не могу выйти за вас замуж.
   Лицо Аллана омрачилось.
   – Так, значит, это правда?
   – Что правда?
   – То, что мне сообщил сегодня ван Горн. Я сперва не поверил ему – мне это показалось слишком ребяческим и глупым. Вы послали за этим шарлатаном, чтобы он решил, выйти вам замуж за меня или нет? И он отсоветовал вам?
   Шейла, не проронив ни слова, отвернулась. Аллан побагровел. С трудом сдерживая себя, он продолжал:
   – Я бы примирился с этим, если бы мог усмотреть во всем этом хоть один разумный довод. Это переходит все границы! Я не допущу, чтобы нас разлучил какой-то шарлатан! Когда я думаю о нашем путешествии и о том, что вы ответили на мою любовь…
   – Так оно и было, – печально отозвалась артистка.
   – В таком случае меня ничто больше не удерживает.
   – Прошу вас, Аллан, – воскликнула она, – не предпринимайте ничего. Ведь это решение принято мною ради вас. Поверьте мне, вы не могли бы быть счастливы со мной…
   – Это он вас уверил в этом?
   – Да, он сказал это, но он лишь озвучил то, что мне было известно ранее. Мне не вычеркнуть прошлого…
   – Я ведь сказал вам, что прошлое меня не касается.
   – Но ведь вы ничего не знаете о нем, Аллан. А я не могу о нем рассказать. Поверьте, я желаю вам блага. Вы такой хороший и славный, я бы ни за что не хотела, чтобы из-за меня ваше имя оказалось запятнанным. Прошу вас, Аллан…
   – Я ничего не желаю слышать, – воскликнул Аллан Джейнс. – Я знаю лишь, что люблю вас и хочу заботиться о вас. Поймите, Шейла, в полночь я должен уехать. Забудьте о том, что сказал вам этот плут. Я не могу понять, как вы можете верить ему… Забудьте о нем и скажите «да», Шейла…
   Шейла покачала головой:
   – Нет, я не могу.
   Джейнс окинул ее долгим взглядом и, не проронив ни слова, направился к дверям.
   – Куда вы?
   – Я не знаю, – ответил он глухим голосом. – Мне нужно подумать.
   – Но ведь я полагала, что вы останетесь у меня к ужину…
   – Я не знаю, – повторил он. – Я не могу сейчас никого видеть. Мне необходимо побыть несколько минут наедине с собой. Быть может, я вернусь.
   Шейла бросилась к нему и схватила его за руку:
   – Аллан, мне так больно… Я так несчастна…
   Он обнял ее:
   – Я знаю, что вы любите меня. Я буду бороться за вас. – Взгляд его упал на приколотые к платью орхидеи. – И не отдам вас никому.
   С этими словами он выбежал из комнаты. Шейла опустилась в кресло. Она чувствовала себя совершенно разбитой и глубоко несчастной. На сей раз это была не игра! Через несколько мгновений она снова овладела собой и взглянула на часы: три четверти восьмого. Она встала и поспешно направилась на террасу. Луна еще не взошла, сад и пляж были погружены во мрак. Издали доносились радостные возгласы Джулии и Джима, бросавшихся навстречу волнам. Шейла вышла в сад…
   Аллан Джейнс быстрыми шагами шел по направлению к «Гранд-отелю». Лицо его было мрачно. Не прошло и пяти минут, как он уже очутился в вестибюле отеля, прошел мимо любезно расплывшегося в улыбке швейцара, мимо стенда, возле которого он еще недавно покупал цветы, ныне забытые на столе Шейлы, и направился к лестнице.
   Вестибюль отеля был великолепен. Огромные сводчатые окна казались декоративными панно, на которых красовалась тропическая зелень. Но Аллан не замечал в эти мгновения окружающей его красоты. Большинство гостей обедало в этот час, и поэтому вестибюль был почти пуст. В одном из углов он увидел человека, которого искал: этот человек о чем-то беседовал с пожилой супружеской парой, по-видимому туристами. Аллан Джейнс направился к нему.
   – Встаньте! – хрипло приказал он.
   Тарневеро равнодушно поднял глаза на Аллана.
   – Вы могли бы говорить немного вежливее, – спокойно сказал он, – мы с вами едва знакомы.
   – Встаньте и ступайте за мной. Мне нужно побеседовать с вами.
   Прорицатель внимательно оглядел стоящую перед ним атлетическую фигуру, бросил несколько слов пожилой чете и последовал за Алланом.
   – Что все это значит? – заговорил он.
   Они остановились в дверях. За ними виднелся залитый лунным светом сад, похожий на неправдоподобную экзотическую декорацию. Но сцена была пуста – драма разыгрывалась не в саду, а в вестибюле.
   – Я требую объяснений, – вырвалось у Джейнса.
   – Каких объяснений? В чем?
   – Я позволил себе просить руки миссис Шейлы Фен. У меня были основания предполагать, что она примет мое предложение. Сегодня она обратилась к вам за советом, несмотря на то что вы никакого отношения ко всему этому не имеете. И вы посоветовали ей ответить мне отказом.
   Тарневеро пожал плечами:
   – Я никогда не беседую с посторонними людьми на темы, затрагивающие то, что происходит у меня на приеме.
   – Вам все же придется говорить со мной, и я прошу вас свыкнуться с этой мыслью.
   – Я говорю своим клиентам только то, что вижу в хрустале…
   – Глупости, – воскликнул Джейнс. – Вы говорите то, что вам вздумается. По какой причине вы отсоветовали миссис Шейле выйти за меня замуж? Уж не влюблены ли вы в нее?
   Прорицатель улыбнулся:
   – Мисс Фен, несомненно, обворожительна…
   – В вашем подтверждении это обстоятельство не нуждается.
   – Несомненно, обворожительна, – повторил Тарневеро, – но мне никогда не пришло бы в голову позволить себе роскошь питать какие-либо чувства по отношению к своей клиентке. Мой совет был вызван исключительно тем, что я не смог усмотреть в вашем браке никаких предпосылок для того, чтобы он был счастлив.
   В голосе его внезапно зазвучали серьезные нотки:
   – Не знаю, поверите вы мне или нет, но этим советом я оказал вам сегодня услугу.
   – В самом деле?! – иронично воскликнул Аллан. – Но я не нуждаюсь в услугах шарлатана и обманщика.
   Лицо Тарневеро залила густая краска.
   – Я полагаю, что не имеет смысла продолжать беседу, – коротко бросил он, но Джейнс схватил его за руку.
   – Вам все же придется продолжить ее. Вы немедленно же отправитесь к миссис Фен, признаетесь, что вы мошенник, и откажетесь от сказанных ей сегодня утром слов.
   Тарневеро отбросил руку Аллана:
   – А что, если я этого не сделаю?
   – Тогда я так разделаюсь с вами, что вы долго будете помнить об этом.
   – Я отказываюсь.
   Джейнс занес руку, но внезапно его кто-то обхватил сзади. Он круто повернулся: перед ним стоял Вал Мартино… Рядом с режиссером высился безукоризненно одетый улыбающийся ван Горн.
   – Это вы оставьте, дружище, – как ни в чем не бывало произнес режиссер. – Довольно таких историй случается в фильмах. Право, для нас подобные трюки больше не годятся, право, не годятся.
   Некоторое время все четыре действующих лица продолжали хранить неподвижность. Затем появилось пятое действующее лицо – очень полный китаец в смокинге.
   Тарневеро подозвал его:
   – Прошу вас, инспектор Чен.
   Чарли приблизился:
   – Ах, это вы, ясновидящий мистер Тарневеро?
   – Позвольте вам представить мистера ван Горна и мистера Мартино. А это мистер Джейнс. Инспектор Чен из полицейского управления Гонолулу.
   Чен поклонился с грацией, почти невероятной при его полноте.
   – Какая неожиданная честь! И какое изысканное общество!
   Джейнс бросил на Тарневеро злобный взгляд.
   – Недурно! Так, значит, вы предпочитаете спрятаться за спину полиции, – прохрипел он. – Впрочем, ничего другого от вас ожидать и не приходится.
   – Пустяки, – примирительно заметил Вал Мартино. – Всего лишь маленькое разногласие. Все утрясется – не станем же мы рисковать нашей репутацией! Я позабочусь, чтобы ничего не случилось.
   Ван Горн взглянул на часы.
   – Уже восемь часов, – объявил он. – Я направляюсь к Шейле. Кто-нибудь пойдет со мной?
   Режиссер покачал головой:
   – Я приду попозже, следом за вами.
   Ван Горн ушел. Вал Мартино, не выпуская руки Аллана, попытался увлечь его за собой:
   – Пойдемте-ка на террасу, там потолкуем.
   Джейнс обратился к ясновидящему.
   – Я уеду не ранее полуночи. И мы еще встретимся до того времени, – пригрозил он и позволил Мартино увести себя.
   – Боюсь, что это предсказание не сбудется, – заметил китаец, обращаясь к Тарневеро.
   Тарневеро рассмеялся:
   – Я совершенно непроизвольно обидел его. Вы появились, инспектор, как нельзя более кстати. Я как раз хотел разыскать вас. Что вы собирались делать сегодня вечером?
   – Я приглашен на ужин с членами Ротари-клуба. Ужин состоится здесь, в отеле.
   – Отлично. Значит, вы пробудете здесь еще некоторое время?
   Китаец утвердительно кивнул:
   – Я пробуду здесь до одиннадцати.
   – Я приглашен на ужин к своим друзьям, – ответил Тарневеро, – точнее говоря, я ужинаю у артистки Шейлы Фен. Может статься, что сегодня, еще до одиннадцати часов, я вам сообщу очень важную новость.
   В сонных глазах китайца появились огоньки.
   – Важную новость? Какого свойства?
   Тарневеро колебался.
   – Сегодня утром вы случайно упомянули об одном оставшемся нераскрытым убийстве в Лос-Анджелесе. Я ответил, что предпочел бы не впутываться в подобные истории. Однако обстоятельства не всегда благоприятствуют нашим намерениям.
   Китаец удержал Тарневеро:
   – Одну минуту. Вы разожгли мое любопытство. Позвольте мне задать конкретный вопрос: какую новость?
   Тарневеро внимательно посмотрел на своего собеседника:
   – Новость, которая сообщит вам, кто убил… Впрочем, сейчас я еще не вправе говорить об этом. Вы ведь по собственному опыту знаете, как часто мы ошибаемся в своих предположениях. Во всяком случае меня радует, что вы будете поблизости от меня, хотя бы до одиннадцати часов, а после этого часа, должно быть, я смогу застать вас дома?
   – В любое время.
   – В таком случае я буду рассчитывать на вашу поддержку, – многозначительно заметил Тарневеро и направился к своим знакомым.
   Чен внимательно поглядел ему вслед, пожимая плечами.

Глава III
Цветы Шейле Фен

   Хантли ван Горн медленно шел в сторону к дому Шейлы. Все романтическое и напоминавшее о времени, когда на этом маленьком островке, затерявшемся в океане, властвовали туземцы, исчезло бесследно. Направляясь к Шейле Фен, ван Горн должен был признаться, что улица очень напоминала улицы Голливуда: та же бесконечная вереница автомобилей, асфальт и дуговые фонари. И вcе же надо всем этим навис покров пряной тропической ночи.
   Актер завернул на широкую подъездную дорожку, ведущую к вилле Шейлы. У поворота росло исполинское фиговое дерево, которое, вполне вероятно, было на два столетия старше кинематографии. Джессуп отворил дверь.
   – О, мистер ван Горн, – почтительно поклонился он, – очень рад снова видеть вас.
   – Как поживаете?
   – Благодарю вас, сэр, надеюсь, вы остались довольны пребыванием на Таити?
   Ван Горн отбросил соломенную шляпу, в которой он проделал путь к Шейле, и надел отливающий блеском шелковый цилиндр – именно в нем он был кумиром миллионов женщин различных стран мира.
   – Таити – очень примитивная страна, – заметил он с улыбкой. – И во многом напоминает Голливуд.
   Дворецкий позволил себе вежливо улыбнуться. Ван Горн прошел в гостиную.
   – Никого еще нет? – удивился он. – Неужели я оказался пунктуальнее всех?
   – О нет, мистер ван Горн, – ответил последовавший за ним дворецкий. – Кое-кто из гостей отправился купаться, а остальные гуляют на пляже.
   – Ну, что ж, подожду их здесь.
   – Как вам будет угодно, сэр. Уже четверть девятого, и мне скоро придется попросить их сюда.
   Ван Горн огляделся по сторонам:
   – Что такое? Нет коктейлей?
   – Произошла досадная заминка: наш поставщик спиртных напитков явился лишь минуту назад, и как раз, когда вы позвонили, я занялся составлением коктейлей.
   Ван Горн направился к стеклянной двери, ведущей на террасу.
   – Скажите, что это там? – спросил он, указывая Джессупу на видневшийся вдали огонек.
   – Это закрытая беседка, в Англии мы называли такие летним павильоном. Должно быть, там кто-нибудь из гостей.
   Ван Горн вышел в сад и небрежной походкой побрел в том направлении, где маячил свет. Внезапно со стороны моря, перекрикивая шум прибоя, зазвучали голоса, и ван Горн, не зная, куда тронуться, в нерешительности остановился.
   Джессуп снова возвратился в комнату – там его ожидал старый сгорбленный китаец.
   – Милый мой Ву Кно-Чинг, – заговорил дворецкий, – в приличном доме повару полагается оставаться на кухне.
   Старый китаец не обратил внимания на замечание дворецкого.
   – Когда садиться за стол? – осведомился он.
   – Как я уже сообщил вам, кушанье должно было быть подано в половине девятого, – церемонно ответил дворецкий, – возможно, что мы несколько запоздаем.
   Ву Кно-Чинг пожал плечами:
   – Что это за дом? Кушанье будет скоро готово. Кушанье готово – гости не готовы. Кушанье не годится! – И, направляясь к выходу, он забормотал по-китайски.
   Первым возвратился Вильки Баллоу. Джессуп заметил:
   – Я боюсь, что из-за купания гости несколько запоздают.
   – Вот как? Нет ли у вас сигарет? А то мой портсигар пуст.
   Джессуп предложил Баллоу сигареты, и тот, закурив, опустился в кресло. Вернувшись через четверть часа в комнату, дворецкий застал его в той же позе.
   – Я всегда полагал, что китайцы – на редкость терпеливый народ, – заметил Джессуп.
   – Так оно и есть.
   – Но наш повар вовсе не пытается соответствовать этому представлению о них, – вздохнул Джессуп. – Он беспрестанно напоминает мне о том, что пора садиться за стол и что он боится за свои кулинарные шедевры. Придется мне выйти на пляж и попытаться собрать гостей.
   Захватив с собой большой обеденный колокольчик, он удалился. Вскоре в отдалении послышался мелодичный звон. Баллоу закурил новую сигарету. Через некоторое время Джессуп возвратился обратно. Вместе с ним пришли ван Горн и Рита Баллоу.
   – Почему ты не остался, Вильки? – сказала Рита. – Я услышала самые интересные сплетни Голливуда.
   – Они меня не интересуют, – проворчал Баллоу.
   – Бедный Вильки, – улыбнулась его жена. – Уже пора ложиться спать, а ему еще не дали поесть. Утешься, теперь осталось недолго ждать.
   Запыхавшись, вбежала Диана Диксон.
   – Должно быть, уже страшно поздно, – воскликнула она, – но было так хорошо. Вам следовало бы пойти с нами. Я могла бы пробыть в море еще несколько часов. О, коктейль – великолепная идея!
   Она приняла из рук Джессупа стакан, остальные гости последовали ее примеру.
   – За здоровье нашей хозяйки! – провозгласил ван Горн.
   – Но где же Шейла? – удивилась Рита. – Когда мы пришли сюда, то мельком видели ее…
   – Шейла, – ответил насмешливо ван Горн, – должно быть притаилась где-нибудь и выжидает подходящего момента, чтобы выйти на сцену. Одно из двух: или она выедет к нам на белом коне, или же слетит с неба в раковине. Эффектный выход для нее – это все.
   Вбежали веселые, раскрасневшиеся, бесконечно счастливые Джулия и Джим.
   – Добрый вечер, мистер ван Горн. Больше никто не пришел? А где остальные? Вал Мартино, Джейнс, Тарневеро…
   – Тарневеро будет здесь? – переспросил, нахмурившись, ван Горн.
   Внезапно послышалось треньканье гавайских гитар, и зазвучали молодые голоса. Джулия восторженно воскликнула:
   – Серенада для Шейлы! Разве это не великолепно? Как она будет тронута!
   И секретарша побежала к двери. Перед домом выстроилась группа девушек с огромными букетами цветов. Они прервали свое пение, и из массы выступила маленькая японочка со словами:
   – Мы хотели бы видеть Шейлу Фен.
   – Разумеется. Я попрошу вас подождать немного, пока схожу за ней. Быть может, вы бы спели «Сказку Таити»? Это любимая песня миссис Фен.
   Возвратившись в дом, Джулия обратилась к Джиму:
   – Пойдемте разыщем Шейлу. Должно быть, она в павильоне.
   – Всегда готов следовать за вами.
   – Более эффектного выхода для Шейлы невозможно и придумать. Серенада восторженных почитательниц – она будет на седьмом небе.
   До слуха Джулии и Джима донеслись нежные аккорды любовной песни.
   – Поспешим, – бросила Джулия, – я хочу разыскать Шейлу, прежде чем они кончат петь.
   Они взбежали по ступенькам, которые вели в павильон, и Джим отворил дверь. Замерев на мгновение на пороге, он резко повернулся к следовавшей за ним девушке и произнес:
   – Ради бога, ни шагу дальше.
   – Почему? Что случилось? – боязливо спросила девушка.
   – Возвращайтесь назад.
   Но Джулия не послушалась, и, обеспокоенная его тоном, вбежала в павильон. Испуганный вопль девушки нарушил мирное звучание любовной песни. В павильоне, рядом с креслом, распростершись на полу, лежала Шейла. Кинжал поразил ее прямо в сердце, и ее вечерний туалет цвета слоновой кости был обагрен кровью. Где-то вдали продолжала звучать сладкая мелодия Таити.

   Джулия опустилась на колени перед мертвой подругой. Джим приблизился к потрясенной девушке и мягко повлек ее к двери.
   – Пойдемте. Мы ничем не можем помочь ей.
   – Но кто… кто? – прошептала сквозь слезы девушка.
   – Да, на этот вопрос будет нелегко ответить.
   В замочной скважине, с внутренней стороны двери, торчал ключ. Джим запер за собой дверь и положил ключ в карман. Словно оглушенный ужасным происшествием, он побрел обратно в дом. Издали до них донесся голос ван Горна:
   – Вы нашли Шейлу? Выход задуман блестяще – лучшей декорации и окружения и не придумать.
   Взглянув на Джулию, он оборвал поток слов.
   – Что случилось? – вырвалось у него.
   Бредшоу обвел глазами группу гостей. Вошел Джессуп и стал собирать опустошенные стаканы. В саду замер последний нежный аккорд гавайских гитар.
   – Шейла Фен убита… в павильоне, – тихо сказал Бредшоу.
   Поднос с грохотом упал на пол – впервые за сорок лет деятельности Джессупа.
   – Прошу прощения, – машинально вырвалось у него.
   В саду снова зазвучала музыка. Бредшоу ринулся к двери.
   – Перестаньте! – воскликнул он. – Мисс Фен не может выйти к вам – она… нездорова.
   – Мне жаль, – ответила маленькая японка. – Прошу вас, сэр, передайте ей эти цветы.
   И девушки вручили Джиму свои цветы. Медленными шагами возвратился он в комнаты, где его ожидала мертвенно бледная Джулия.
   – Цветы, – хрипло вырвалось у Джима. – Цветы для Шейлы Фен.
   Крик замер на губах Джулии – она рухнула без чувств к ногам Джима.

Глава IV
Черный верблюд смерти

   Чарли Чен, сохраняя невозмутимое спокойствие, воздавал должное роскошному меню банкета. Пора речей еще не пришла, и поэтому ничто не нарушало его умиротворения, и он мог по-прежнему безмятежно наслаждаться едой. Несмотря на то что инспектор не знал, какая именно рыба лежала перед ним на блюде, она все же пришлась ему по вкусу. Неожиданно покой Чена нарушил приблизившийся к нему официант.
   – Вас срочно требуют к телефону, – проговорил молодой человек.
   Направляясь по длинному коридору к телефону, инспектор Чен испытывал легкое недовольство. Охотнее всего он вел бы мирную, неспешную, не нарушаемую никакими тревожными событиями жизнь, но она воздвигала на его пути все новые и новые задачи и препятствия. Что ожидало его впереди? С этой мыслью он вошел в телефонную будку и плотно затворил за собой дверь. До его слуха донесся взволнованный голос:
   – Алло, Чарли, говорит Джим Бредшоу из бюро путешествий. Хантли ван Горн сообщил мне, что я застану вас здесь.
   – Что произошло? – спросил инспектор.
   Бредшоу в нескольких словах рассказал об ужасном происшествии. Чен, не прерывая, выслушал его.
   – Шейла Фен! – возбужденно повторил юноша. – Вы понимаете, что это значит? Сегодня ночью новость о ее смерти облетит весь мир. Всеобщее внимание будет обращено на вас, так что поспешите.
   – Я сейчас буду, – ответил Чарли и, вздохнув, прибавил: – Позаботьтесь о том, чтобы никто ни к чему не прикасался.
   Чен повесил трубку, вызвал полисмена и, отдав ему несколько распоряжений, направился к выходу, вытирая вспотевший от волнения лоб платком. Снова перед ним возникла тяжелая задача: раскрыть убийство. И, как справедливо заметил Джим, глаза всего мира устремятся на него.
   Шейла Фен! Ведь недаром многочисленные поклонники боготворили эту женщину, неожиданно обретшую смерть.
   При выходе из отеля он столкнулся с Тарневеро.
   – Халло, инспектор, вы уже поужинали? – окликнул его прорицатель.
   – Не то чтобы, – ответил китаец. – Дело необычайной важности заставило меня прерваться. Мне давно не случалось сталкиваться со столь значительным происшествием.
   – Вот как, – рассеянно заметил Тарневеро.
   Чен своими раскосыми глазами внимательно глядел на собеседника. Никогда не следовало пренебрегать возможностью собрать впечатления, чтобы прийти к определенным выводам.
   – Только что, – медленно заговорил он, – обнаружен труп Шейлы Фен. Ее убили на вилле.
   Впоследствии инспектор не один час пытался разгадать выражение, промелькнувшее на лице прорицателя, услышавшего это сообщение.
   – Шейла! – воскликнул Тарневеро. – Великий боже!
   – Должно быть, вы как раз направлялись к ней?
   – Да… то есть… я…
   – Не угодно ли вам проводить меня? Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
   К собеседникам подошел Вал Мартино:
   – Тарневеро, вы пойдете со мной на пляж?
   Ясновидец в нескольких словах поведал ему о случившемся.
   – Это ужасно! – воскликнул режиссер. – Полгода напряженной работы – псу под хвост! Фильм погиб. Никто не сможет заменить Шейлу и довести ее роль до конца!
   – Боже! – взволнованно крикнул Тарневеро. – Шейлы больше нет, а вы как ни в чем не бывало толкуете о своих делах.
   – Мне очень жаль ее, но кинематограф подчиняется тому же закону, что властвует и в театре: шоу должно продолжаться несмотря ни на что.
   – А где же Джейнс? – внезапно спросил Тарневеро.
   – Он ушел вскоре после вас и направился на пляж. Если бы вы видели, в каком он был состоянии! Он ни за что не хотел вернуться к ужину. Я думаю, что мне следует разыскать его, – проговорил режиссер.
   – Да-да, – поспешил сказать инспектор. – Я тоже хотел бы побеседовать с ним. Пойдемте, Тарневеро, нам лучше поторопиться.
   И Чен повел ясновидца к своей маленькой, безнадежно устаревшей машине.
   – Мой автомобиль не особенно элегантен, – заметил он, – но все же способен передвигаться.
   Тарневеро опустился на сиденье рядом с китайцем, и Чен нажал на рычаг.
   – Бедная Шейла! – пробормотал прорицатель. – У меня не укладывается в голове…
   Чарли пожал плечами:
   – Это дает повод к ряду философских замечаний. Быть может, вам известна древняя восточная поговорка: смерть – черный верблюд, нежданно останавливающийся перед каждым домом. Раньше или позже – какая разница?
   – Да, я знаю… вы правы, – продолжал Тарневеро, – но я чувствую, что во всем этом есть и моя вина. Чем больше я размышляю, тем сильнее во мне укрепляется убеждение, что это действительно так.
   – То, что вы говорите, очень интересно. Быть может, вы соблаговолите объяснить мне смысл ваших слов?
   – Сегодня вечером, – заговорил Тарневеро, – я сказал вам, что, по всей вероятности, прибегну к вашей помощи, чтобы арестовать одно лицо, замешанное в убийстве. Я был уверен в благополучном исходе моего начинания и попытаюсь как можно короче изложить вам основания, позволившие мне так думать. Шейла Фен вызвала меня сюда телеграммой, потому что мистер Джейнс сделал ей предложение, и она просила у меня совета. Весьма продолжительное время миссис Фен обращалась ко мне за помощью во всех важных моментах своей жизни. Шейла любила Джейнса и готова была выйти за него замуж, но в будущем присутствовало нечто такое, что могло омрачить ее счастье. Она боялась, что когда-нибудь откроется ужасная тайна, вот уже три года тяготившая ее.
   – Что это за тайна? – спросил Чен.
   – Сегодня утром мы заговорили об актере Денни Майо, найденном три года тому назад мертвым в своем доме. Убийство осталось нераскрытым, и только Шейла Фен знала, кто убил красавчика. В тот роковой вечер она была у него. Услышав звонок в дверь, она спряталась в соседней комнате и оказалась свидетельницей случившегося. Сегодня утром она призналась мне в этом и сообщила, что убийца Денни Майо в настоящее время находится в Гонолулу.
   В глазах китайца вспыхнули огоньки.
   – Она назвала вам его имя?
   Тарневеро сокрушенно покачал головой:
   – Увы, нет. Она не захотела, а я не счел возможным настаивать. Причины, побудившие ее молчать об этом в течение трех лет, совершенно понятны: она боялась за свою карьеру. Из-за опасений, что в любое мгновение ее тайна может раскрыться, Шейла не могла решиться выйти замуж за человека, которого действительно любила. Она боялась вовлечь его в скандал.
   – Это мне понятно, – произнес Чен, направляя автомобиль к дорожке, что вела на виллу кинодивы.
   Китаец остановил машину, но не спешил выходить.
   – И вы, конечно, постарались укрепить ее в этом решении?
   – Конечно. Прежде всего, я посоветовал ей освободиться от тяготившей ее тайны. Я заверил миссис Фен в том, что если она добровольно назовет имя виновника, то никто в мире не посмеет поставить ей в вину столь долгое молчание. Разве я был не прав?
   – Вы были абсолютно правы!
   – Я предложил ей пока отклонить предложение Джейнса и выполнить свой гражданский долг. Я сказал ей, что выходить замуж, пока ее счастье под угрозой, бессмысленно. Если Джейнс действительно любит ее, то он все равно женится на ней, несмотря на всю эту историю. А если его чувства недостаточно сильны для таких испытаний, то лучше порвать с ним.
   Они отошли от автомобиля и теперь стояли у исполинского дерева.
   – А если бы она не вышла замуж за Джейнса, то… – китаец недоговорил.
   Тарневеро пожал плечами:
   – Ваше подозрение необоснованно. Я не питал никакого интереса к Шейле Фен. Но я считал, что эта тайна будет слишком сильно тяготить ее и что ей необходимо снять с себя этот груз. Я настоял на том, чтобы она предала огласке имя виновного.
   – И она прислушалась к вам?
   – Не совсем. Эта мысль страшила ее, но она обещала все обдумать и к вечеру принять какое-то решение. «Напишите краткое объяснение и назовите имя убийцы, – посоветовал я ей, – а сегодня вечером передайте это письмо мне. Я сделаю все, чтобы облегчить ваше положение». Я был уверен, что она поступит так, как я ей посоветовал, иначе я не стал бы говорить вам об этом.
   – А теперь, – сказал китаец, – убийца Денни Майо заставил ее умолкнуть навеки.
   – Получается, так.
   – Но откуда он узнал, что Шейла решила заговорить?
   – На этот вопрос я не могу ответить, – произнес Тарневеро. – Конечно, у меня в комнате есть балкон… Но эта версия представляется мне маловероятной. Быть может, Шейла общалась с убийцей и объявила ему, что больше не будет молчать. Это похоже на нее: она так импульсивна и неосторожна.
   Они приблизились к дому.
   – Я надеюсь, что мои объяснения пригодятся вам. Теперь вам известны мотивы, и это облегчит проведение следствия. Я готов помочь вам. Я даже больше, чем вы, заинтересован в том, чтобы узнать, кто убил Шейлу Фен.
   – Я буду признателен, если вы поможете мне, – вежливо ответил Чен. – Ведь я уже сказал вам сегодня утром, что вы отличный детектив. Я и не предполагал, что нам так скоро придется поработать вместе.
   Джессуп впустил вновь прибывших в дом и провел их в гостиную, в которой в полной тишине сидели супруги Баллоу и ван Горн.
   Инспектор задумчиво оглядел присутствующих. В гостиную вошел Джим Бредшоу.
   – Чарли, – сказал он вполголоса, – вы очень нужны здесь. В саду, в павильоне, справа, – тихо добавил молодой человек. – Сразу же после того, как я обнаружил труп, запер его на ключ. Вот он.
   – Вы толковый парень, – признательно заметил Чарли. – Впрочем, в этом я никогда не сомневался.
   И, обращаясь к остальным гостям, сказал:
   – Я полагаю, всем понятно, что никто из присутствующих не вправе покидать дом без моего разрешения. Мистер Тарневеро, я попрошу вас сопровождать меня.
   Молча они пересекли газон, залитый лунным светом. Чен первый приблизился к дверям павильона, Тарневеро нерешительно следовал за ним.
   Инспектор опустился на колени перед трупом актрисы и произнес:
   – Я давно уже занимаюсь своей печальной профессией, но мои чувства все еще не притупились. Я никогда раньше не видел миссис Фен, и все же мне ее искренне жаль. – Он поднялся. – Сегодня черный верблюд смерти остановился у дома поистине знаменитой женщины!
   Тарневеро с трудом сохранял самообладание.
   – Бедная Шейла, – прошептал он, – как она любила жизнь!
   – Мы все ее любим, – сказал китаец. – Даже нищий не решается ступить на шаткие мостки, но все предопределено… До прибытия властей нам придется оставить здесь все как есть. Но давайте все же осмотрим место преступления, ведь вы обещали помочь мне, мистер Тарневеро.
   Инспектор снова опустился на колени и поднял левую руку Шейлы.
   – Здесь есть след. По-видимому, была борьба, во время которой разорвался браслет с часами.
   Он поднес часы к уху:
   – Пружина лопнула, и часы остановились. Стрелки показывают две минуты девятого. Таким образом, без особых трудностей нам удалось установить время совершения убийства. Как-никак, это конкретный результат.
   – Две минуты девятого, – задумчиво повторил Тарневеро. – В это время Джейнс, Мартино, ван Горн, вы и я находились в вестибюле отеля. Быть может, вы обратили внимание на то, что ван Горн взглянул на часы и, заметив, что уже восемь, собрался уходить.
   – Да, – ответил китаец. – Вместе с этим мы устанавливаем алиби ряда лиц.
   Он взглянул на пол.
   – Вот еще одно доказательство того, что здесь происходила борьба, – сказал китаец, указывая на смятые орхидеи.
   – Все это похоже на сцену ревности, – заметил, нахмурившись, Тарневеро.
   Чарли опустился на ковер.
   – Странно, – произнес он, – цветы были приколоты булавкой. Платье порвано, но булавки нет, она исчезла.
   Он еще раз внимательно осмотрел пол и букет.
   – Ее действительно нигде нет.
   Затем инспектор обратил внимание на туалетный столик красного дерева, некогда представлявший собой большую ценность, но сейчас за ненадобностью выставленный в павильон. Вынув из кармана лупу, Чен принялся разглядывать стекло, лежавшее на столе.
   – Вот еще один след, – сказал он. – Об это стекло нанесли сильный удар каким-то предметом. Чего ради?
   Ясновидец взял лежавшую на столе золотую сумочку и осмотрел ее содержимое.
   – Ничего особенного, – прокомментировал он, – несколько долларов и всякая мелочь. У меня промелькнула нелепая мысль: возможно, Шейла где-нибудь записала имя, которое хотела сообщить мне. Это было бы счастливой случайностью, и все бы разрешилось как нельзя проще.
   – На такое счастье мы не вправе надеяться, – вздохнул Чен. – Если при Шейле и находилось письмо для вас, то теперь оно в руках убийцы. Нам предстоит долгий путь. Пойдемте, сейчас здесь больше нечего делать. Потом мы еще сюда вернемся.
   Они вышли из павильона, и Чарли тщательно запер за собой дверь. По пути к дому он мысленно перебрал все установленные факты. В две минуты девятого, в пылу ожесточенной борьбы, остановились часы. В то же время кто-то сорвал орхидеи и бросил их на пол. Булавка, которой они были приколоты к платью, исчезла. На стеклянной поверхности стола заметна царапина. Для начала неплохо!
   По возвращении инспектор нашел в доме Вал Мартино и Аллана Джейнса. Последний был очень взволнован, лицо его казалось мертвенно бледным.
   – Присаживайтесь, – предложил китаец, – нам предстоит о многом поговорить.
   К Тарневеро приблизился Джессуп и, наклонившись, шепнул:
   – Прошу прощения, сэр, но из-за всех этих волнений я совсем забыл об этом.
   – О чем же?
   – Об этом письме. – И он вынул из кармана длинный изящный конверт. – Мисс Фен попросила меня передать его вам, как только вы прибудете сюда.
   Тарневеро протянул было руку, чтобы взять конверт, но китаец с молниеносной быстротой опередил его.
   – Я очень сожалею, что вынужден вмешаться, но в настоящее время здесь всем распоряжается полиция.
   – Разумеется, сэр, – согласился Джессуп и удалился.
   Чен в нерешительности стоял посреди комнаты. Неужели это правда? Неужели в его руках ключ к разгадке? Он обменялся с Тарневеро многозначительным взглядом. Все присутствующие поспешили присесть. Чарли собрался распечатать конверт и подошел поближе к единственной горевшей в комнате лампе, но в следующее мгновение свет потух, и помещение погрузилось во мрак.
   Сильный удар, за ним второй, чей-то возглас и падение грузного тела. Со всех сторон послышался взволнованный шепот: гости требовали включить свет. Наконец, лампы в стенных канделябрах вспыхнули.
   Чен медленно поднялся с пола, его правая рука была в крови.
   – Говорят, что порой даже Юпитер спит, – сказал он, обращаясь к Тарневеро. – Я должен признать, что совершил большую оплошность и проспал.
   Взглянув на крошечный обрывок конверта, оставшийся у него в руке, он добавил:
   – По-видимому, бо`льшая часть этого письма, и к тому же самая значительная, отправилась в путешествие.

Глава V
Человек в плаще

   Некоторое время Чен продолжал недвижно стоять посреди комнаты, уставившись на крошечный обрывок бумаги. На глазах у множества людей над ним, известнейшим детективом Гонолулу, зло подшутили.
   Чарли Чен в присутствии семи свидетелей «потерял лицо». Несмотря на то что инспектор уже давно жил на Гавайях, в глубине души он оставался все тем же азиатом и не мог не ощущать всей горечи поражения. Но Чарли попытался овладеть своими чувствами, так как знал, что гнев – это яд, разрушающий разум, а в предстоящем поединке ему надлежало быть во всеоружии и ни на минуту не поддаваться эмоциям. Впереди его ждала борьба с таким противником, который не только ставил на карту все, но к тому же молниеносно принимал решения и быстро действовал.
   «Тем лучше, – подумал Чен, – тем слаще будет вкус победы. Неизвестный преступник, убивший Денни Майо, а затем и лишивший жизни Шейлу Фен для того, чтобы сохранить свою тайну, понесет заслуженную кару, или мне никогда не обрести покоя».
   Тарневеро взглянул на него с нескрываемым сожалением.
   – В настоящее время здесь всем распоряжается полиция, – подчеркивая каждое слово, произнес прорицатель.
   Чен кивнул:
   – Ваше замечание как нельзя более справедливо. Никогда ничего подобного в моей практике не случалось. Но я даю вам слово, – и он медленно обвел взглядом всех присутствующих, – что виновный жестоко за это поплатится. Я сегодня не в настроении и другую щеку подставлять не намерен.
   И, вынув из кармана носовой платок, он поднес его к щеке. Красное пятнышко, оставшееся на кусочке материи, подтвердило его предположение о том, что на руке человека, нанесшего ему удар, было кольцо. Травма пришлась на правую щеку – по-видимому, злодей действовал левой рукой. Ван Горн носил на левой руке широкое кольцо с печаткой. На левой руке Вильки Баллоу поблескивал бриллиант. Непроизвольно Чен оглядел руки всех присутствующих, но ни Мартино, ни Джим Бредшоу, ни Тарневеро, ни Джейнс не носили колец.
   Прорицатель спокойно поднял руки.
   – Я попрошу вас начать с меня, – сказал он, – я полагаю, что вам придется обыскать нас всех.
   Китаец улыбнулся:
   – Уж не настолько я бездарен. Я не допускаю мысли, что лицо, столь неделикатно нанесшее мне удар, продолжает хранить письмо при себе. К тому же все это происшествие не имеет абсолютно никакого значения.
   Тарневеро опустил руки. Было очевидно, что он придерживался противоположного мнения и придавал исчезнувшему письму очень большое значение.
   Детектив внимательно оглядел лампу: шнур от нее шел вниз и там соединялся с контактом, расположенным почти на уровне пола с сетью. Штепсель лежал на полу, являясь доказательством того, как прост был по своему выполнению весь план: наступить на шнур, толкнуть носком штепсель, и лампа, отъединившись от сети, гасла. Все это было необычайно просто, и тем не менее кому-то удалось быстро оценить положение вещей и приступить к действиям. Чен снова зажег лампу и вышел на середину комнаты.
   – Мы не станем напрасно растрачивать время на бесплодные поиски письма. Я предпочту побеседовать с каждым из присутствующих здесь и выяснить, что каждый из вас делал сегодня в две минуты девятого.
   Осмотрев гостей, он добавил:
   – Не знаю, с кого начать. Мистер Баллоу, вы мне знакомы немного больше, чем все остальные, поэтому позвольте начать с вас. Не угодно ли вам сообщить мне, в каком качестве вы находитесь сегодня в этом доме?
   Миллионер с высокомерием, свойственным европейцу, прожившему всю свою жизнь в тропиках, ответил:
   – С какой стати я должен об этом говорить?
   – Здесь произошло убийство, – строго напомнил Чен. – Я воздаю должное положению, которое вы занимаете в обществе, и все же настаиваю на том, чтобы вы ответили на мой вопрос.
   – Мы прибыли сюда в качестве гостей, – сказал Баллоу. – Мы старые друзья миссис Фен.
   – Вы были знакомы еще с тех пор, когда жили в Голливуде?
   – Да.
   – Ваша супруга в прошлом киноактриса?
   – Совершенно верно… И что же?
   – Вильки, почему ты так резок? – вмешалась его жена. – Совершенно верно, инспектор, я снималась в фильмах, мое сценическое имя – Рита Монтен… И если позволите, мое имя пользовалось изрядной популярностью.
   Чен поклонился:
   – Это не могло быть иначе при вашей внешности… Позвольте спросить, как давно вы замужем?
   – В этом месяце исполнится ровно три года, – любезно ответила она.
   – Должно быть, до замужества вы жили в Голливуде?
   – Разумеется.
   – Быть может, вы вспомните, не бывал ли мистер Баллоу до женитьбы в Голливуде?
   – О да. В течение нескольких месяцев он угрожал общественному спокойствию своими постоянными просьбами о том, чтобы я пожертвовала артистической карьерой.
   – Какое все это имеет отношение к смерти Шейлы Фен? – недовольно проворчал Баллоу. – Инспектор, я полагаю, что вы превышаете свои полномочия. Берегитесь, мое слово обладает весом…
   – Простите, – мягко прервал его китаец, – в котором часу вы прибыли сюда сегодня вечером?
   – В половине восьмого, – ответил Баллоу, – но должны были приехать к половине девятого. Приглашение передали по телефону, и моя жена, как обычно, оказалась недостаточно внимательной.
   – В половине восьмого, – повторил инспектор, не дав Рите возможности вставить слово. – Расскажите, пожалуйста, о том, что вы делали с момента вашего прибытия на виллу до этой минуты.
   – К чему все это? – горячился Баллоу. – Уж не думаете ли вы, что я убил Шейлу? Честное слово, вы вынудите меня сообщить о вашем поведении кому следует. Знаете ли вы, кто я?..
   – Да, а кто ты такой? – вмешалась Рита. – Почему бы тебе не ответить на вопрос инспектора и не удовлетворить его любопытства? – И, обратившись к Чену, она продолжила: – Мы прибыли сюда в половине восьмого и после краткой беседы с Шейлой отправились на пляж посмотреть на купающихся. Я предполагаю, что мы пошли туда в три четверти восьмого.
   – И как долго вы пробыли там?
   – Я оставалась на пляже, пока Джессуп в половине девятого не пригласил нас пройти в дом. Примерно за десять минут до этого прибыл ван Горн, и мой муж пошел в дом.
   – Значит, в две минуты девятого вы находились в обществе своего мужа на пляже. Не слышали ли вы крика или чего-нибудь необычного?
   – Нет, не слышала. До меня доносились голоса и смех купающихся, но, как мне кажется, вы имеете в виду нечто иное.
   – Благодарю, вот и все, о чем я хотел спросить вас.
   В комнату в скромном платье медленно вошла Джулия О’Нейл. Она была бледнее, чем обычно. Чен поклонился:
   – Добрый вечер! Надеюсь, вы извините мое присутствие здесь. К сожалению, до сих пор я не имел чести быть представленным вам. Позволите поинтересоваться, кто вы?
   Бредшоу приблизился к китайцу и объяснил ему, какое положение в доме занимала Джулия.
   – Примите мои искренние соболезнования, – заметил Чен, – но есть определенные формальности, которые заставляют меня спросить у вас и мистера Бредшоу о том, что вы делали сегодня вечером.
   – Я прибыл сюда пораньше, – начал юноша, – так как договорился с мисс О’Нейл пойти искупаться. Примерно без двадцати восемь мы в последний раз видели здесь Шейлу Фен. Мы побежали на пляж, а она беседовала с мистером и миссис Баллоу.
   – И вы сразу же стали купаться?
   – Да, мы немедленно бросились в океан. Вода было просто великолепна, да простится мне эта маленькая реклама нашего пляжа. С той самой поры до момента, пока не раздался колокольчик Джессупа, мы с мисс О’Нейл не расставались. А вскоре нам стало известно об ужасной кончине Шейлы.
   – Вы все время пробыли в воде?
   – Нет, разумеется, мы выходили на берег. Там с нами была миссис Баллоу. Ее муж удалился несколько раньше, но зато к нам присоединился ван Горн.
   – Из всего этого следует, что в две минуты девятого вы с мисс О’Нейл могли быть только в воде или на пляже.
   И, обратившись к девушке, китаец добавил:
   – На миссис Фен сегодня были восхитительные орхидеи, не правда ли?
   – Да.
   – И, конечно же, они были приколоты к платью булавкой?
   – Разумеется.
   – Быть может, вам запомнилось, что это была за булавка?
   – К сожалению, нет. Но я припоминаю, как она сказала, что отлучится за ней в спальню. Не исключено, что ее горничная сможет вам помочь.
   – Вам не известно, кто прислал покойной эти орхидеи?
   – Этот человек не подписался, но Шейла узнала его почерк. Она сказала, что этот букет ей прислал бывший муж. Он сейчас в Гонолулу и работает в одном из театров.
   – Это Боб Файф, он выступает в Королевском театре, – пояснила Рита Баллоу. – Шейла была очень молода, когда вышла за него. Но, насколько мне известно, она и после развода продолжала питать к нему теплые чувства.
   Аллан Джейнс встал и, закурив сигару, стал нервно искать в комнате пепельницу.
   – Покинутый муж, – задумчиво проговорил Чен. – Подобного можно было ожидать. Его следовало бы оповестить о случившемся и пригласить сюда.
   – Вы хотите, чтобы я позаботился об этом? – спросил Джим.
   – Да, будьте так добры.
   Когда Бредшоу вышел, инспектор Чен обратился к остальным:
   – А теперь мы вернемся к нашей, увы, безрадостной беседе. Мистер ван Горн, вы актер, если я не ошибаюсь?
   – Как будто, – улыбнулся в ответ ван Горн. – То, что вам известно об этом, мне льстит, особенно если принять во внимание, что за моими плечами десять лет утомительной работы.
   – Эти десять лет вы живете в Голливуде?
   – Десять с половиной, если быть точным. Да, вот уже десять лет я провел в этом бесподобном месте.
   – А что вы делали до этого?
   – Вел весьма романтический образ жизни. Можете осведомиться об этом у моего секретаря.
   – Я хотел бы услышать факты от вас.
   – В таком случае мне придется признаться, что я приехал в Голливуд сразу же после окончания школы, невинный как младенец. Я собирался строить мосты, но страсть к прекрасному иначе устроила мою судьбу.
   – Вы и раньше бывали партнером Шейлы Фен?
   – Нет, – ван Горн посерьезнел, – до нашего последнего фильма я едва знал ее.
   – Я полагаю, что мне незачем спрашивать вас о том, где вы находились в две минуты девятого.
   – Нет, потому что мы в это время были вместе. Вы, должно быть, помните, что я взглянул на часы и, заметив, что уже восемь, сказал, что пойду к Шейле. По прошествии двух минут я не скрылся бы из виду.
   – Вы направились прямо сюда?
   – Да, оказался на вилле я в четверть девятого. Меня впустил Джессуп, и, поговорив с ним, я отправился на пляж, где и присоединился к миссис Баллоу.
   Вернулся Джим.
   – Я нашел Боба Файфа в театре, – сообщил молодой человек, – и мое сообщение страшно подействовало на беднягу. Он сказал мне, что, как только закончится второй акт, он немедленно явится сюда.
   – Благодарю вас. – И, обратившись к Мартино, китаец проговорил: – Вы ведь режиссер, не так ли?
   – Совершенно верно, – мрачно ответил Вал Мартино.
   – Как давно вы занимаетесь этим родом деятельности?
   – Не так много времени. Раньше я был актером и выступал в Англии, а потом попытал счастье в Голливуде.
   – Вы можете мне точно сказать, когда вы приехали в Голливуд?
   – Два года тому назад, в марте.
   – Я полагаю, что спрашивать вас о том, что вы делали сегодня в две минуты девятого, излишне?
   – Разумеется, ведь я находился в вашем обществе в отеле. Вскоре после восьми я вышел с мистером Джейнсом на террасу и попытался успокоить его, но мне это не удалось, и я отправился на пляж. Потом я снова встретился с вами, когда выходил из своей комнаты, – я возвращался за шляпой. Затем я собрался сюда.
   Чарли перевел взгляд на Аллана Джейнса. Тот ужасно нервничал.
   – Мистер Джейнс, – обратился к нему инспектор.
   Аллан поднялся и, бросив взгляд на часы, подошел к китайцу.
   – Мне кажется, что вас эта смерть потрясла сильнее, чем кого бы то ни было.
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Вы ведь любили Шейлу Фен…
   – Откуда вам это знать? – И миллионер метнул на Тарневеро яростный взгляд.
   – Это не важно. Вы просили ее стать вашей женой?
   – Да.
   – Так вы любили ее?
   – Послушайте, неужели это обстоятельство должно предаваться публичному обсуждению?
   – Простите, я и сам заметил, что мои вопросы становятся нескромными. Мистер Бредшоу сообщил мне, что после половины восьмого вы были в этой комнате. Это действительно так?
   – Да, я прибыл сюда к ужину.
   – Вы хотели поговорить с Шейлой Фен, не правда ли?
   – Совершенно верно. Но тема нашей беседы абсолютно вас не касается.
   Чарли улыбнулся:
   – Увы, мне приходится узнавать многое, что меня не касается. Шейла Фен ответила вам отказом, и вы решили, что в этом повинен Тарневеро. Поэтому вне себя от гнева вы ринулись в отель, чтобы посчитаться с ним. Итак, в две минуты девятого вы находились в вестибюле отеля, и ваше счастье, что это было именно так.
   – Я понимаю, о чем вы. По-видимому, вам удалось установить, что убийство произошло в две минуты девятого.
   – Да.
   Джейнс, облегченно вздохнув, отбросил окурок в пепельницу.
   – У вас имеются еще какие-нибудь вопросы?
   – В последний раз вы видели Шейлу Фен в три четверти восьмого?
   – Да, то была последняя наша встреча.
   – Затем вы покинули виллу и больше не возвращались сюда в течение получаса?
   – Нет.
   – Вы когда-нибудь бывали в Голливуде?
   – Никогда, – с горькой улыбкой ответил миллионер, – и, должно быть, никогда не побываю.
   – Это все, сэр, – заметил китаец, поклонившись.
   – Благодарю вас. В таком случае я могу продолжить свое дальнейшее путешествие? В полночь отплываю на «Океанике».
   Чен удивленно взглянул на миллионера:
   – Вы хотите сегодня покинуть Гонолулу?
   – Да.
   Китаец пожал плечами:
   – Я очень сожалею, но мне придется разочаровать вас. Само собой разумеется, что ваш отъезд совершенно немыслим.
   – Но почему?
   – Вы имеете слишком большое отношение ко всему случившемуся.
   – Но ведь вы сами только что сказали, что точно установили время убийства и знаете, что в эту минуту я находился с вами. Это же самое неопровержимое алиби.
   – Даже у самого неопровержимого алиби есть неприятное свойство внезапно утрачиваться. Я очень сожалею, но не могу разрешить вам уехать. Я установлю строгий надзор за «Океаником». Никто из присутствующих здесь не вправе покинуть Гонолулу без моего ведома.
   Краска гнева залила лицо Джейнса.
   – На каком основании вы пытаетесь удержать меня?
   – На том основании, что вы являетесь очень важным свидетелем, – твердо ответил Чен. – Если бы в ходе следствия выяснилась необходимость вашего присутствия, то я бы не остановился даже перед тем, чтобы арестовать вас.
   – Надеюсь, вы позволите мне хотя бы вернуться в отель? – смирился Джейнс.
   – Пока что я попрошу вас выбрать кресло и поудобнее расположиться здесь.
   Джейнс бросил на инспектора недовольный взгляд, но подчинился. Тем временем Джессуп ввел в комнату крупного широкоплечего американца и миниатюрного взволнованного японца.
   – Здравствуйте, доктор. И вы здесь, Кашимо, – сказал Чен. – Впрочем, как всегда, когда происходит что-нибудь интересное.
   Американец оказался врачом, служащим при полиции.
   – Кашимо послали разыскивать меня, – произнес он, – и его старания в конечном итоге увенчались успехом. Где произошло убийство, Чарли?
   – Я сейчас провожу вас туда.
   В следующий миг в комнате появилась Диана Диксон. На ней было белое вечернее платье, и весь ее облик как нельзя более понятно объяснял ее продолжительное отсутствие.
   Чен с любопытством посмотрел на новую гостью:
   – Кто-то, о ком мне пока ничего не известно.
   – Что тут происходит? – удивилась Диана.
   – Я попрошу вас сохранять спокойствие. Я инспектор местной криминальной полиции Чен. Вы ведь на Гавайях проездом?
   – Да, – настороженно ответила женщина.
   – И ваше имя?
   – Диана Диксон. Я гощу у Шейлы. Мы вместе снимались в фильме, и она была так любезна, что предложила мне стать ее гостьей.
   – Что вы делали сегодня вечером?
   – Ходила купаться, – все больше недоумевала Диана.
   – Когда вы в последний раз видели миссис Фен?
   – Перед тем как подняться наверх, чтобы переодеться. Я точно не знаю, в котором часу это было, но Джулия и Джим Бредшоу уже успели вернуться. Мы оставили Шейлу в вестибюле и слышали, как кто-то позвонил. Я переодевалась довольно долго и была готова лишь к восьми часам. Собираясь выйти, я случайно взглянула на часы и обратила внимание на то, который час. Я испугалась, что уже так поздно, и поспешила вниз…
   – И вы больше не видели миссис Фен?
   – Нет. Вестибюль был пуст, и я выбежала в сад.
   – Вскоре после восьми?
   – Да. И проходя через сад, я заметила, как из павильона выбежал какой-то мужчина.
   – Вы видели, как из павильона выбежал мужчина? Как он выглядел?
   – Не знаю… Я не видела его лица. Я подумала, что это кто-нибудь из гостей. Я окликнула его, но он мне не ответил.
   – Возможно, вы могли бы описать его внешность?
   – Повторяю, я не видела его лица, но на нем был плащ. Это бросилось мне в глаза, ведь ночь стояла теплая. Плащ распахнулся, и луч света, упавший на него, позволил мне разглядеть, что незнакомец был во фраке и на его белой рубашке…
   Вдруг она вся поникла и, опустившись в кресло, прошептала:
   – Боже, об этом я и не подумала!
   – О чем вы не подумали? – настойчиво спросил Чен.
   – Это пятно на груди – маленькое, алое пятно, – прошептала она. – То была кровь.

Глава VI
Фейерверк под дождем

   На некоторое время в комнате воцарилось молчание, после чего все присутствующие стали вполголоса обмениваться замечаниями по поводу неожиданного сообщения. Чарли Чен недоверчиво поглядывал на свидетельницу, словно не зная, насколько можно доверять ее показаниям.
   – Очень интересно, – сказал он, наконец, – так, значит, здесь сегодня вечером находился какой-то человек, о существовании которого я и не подозревал. Но действительно ли его рубашка была запятнана кровью?
   – Именно так, уверяю вас! – воскликнула молодая девушка.
   Чен пожал плечами:
   – Возможно, что это действительно так. Я прошу прощения, я вовсе не хотел усомниться в том, что вы говорите правду. Я только лишь хотел сказать, что вы могли ошибиться или вам могло показаться. Видите ли, я готов поверить в то, что убийца действовал несколько неосторожно и запятнал рубашку кровью, но чтобы он покинул место преступления, широко распахнув плащ… Это весьма сомнительно. Скорее можно было бы предположить, что он получше запахнулся, чтобы скрыть следы. Но, как бы то ни было, нам не следует терять этого человека из виду. Очень странно! Разгуливать в плаще в душную тропическую ночь. Скажите, как зовут дворецкого? – обратился он к Джулии.
   – Вы имеете в виду Джессупа?
   – Да, прошу вас, пригласите его к нам.
   Джулия вышла из комнаты, и Чен обратился к доктору:
   – К сожалению, я не смогу вас сейчас проводить на место преступления. Оно произошло в беседке в правой половине сада. Вот ключ, я прошу вас пойти туда и приступить к осмотру, а я присоединюсь к вам, как только закончу с допросом прислуги.
   – Вам удалось найти орудие убийства, Чарли? – спросил врач.
   – Нет, похоже, убийца прихватил его с собой. Мы имеем дело с исключительно умным преступником, вот увидите.
   Обратившись к японцу, он добавил:
   – Кашимо, быть может, вы тем временем осмотрите прилегающую к дому местность?
   Врач и маленький японец вышли, и в следующее мгновение в комнате появилась Джулия вместе с дворецким.
   – Вас зовут Джессуп? – приступил к допросу Чарли.
   – Да, сэр.
   – Вы знаете, с кем говорите?
   – Я полагаю, что да: вы из местной полиции.
   Чен усмехнулся:
   – Как давно вы служите миссис Фен?
   – Два года, сэр.
   – Как давно вы живете в Голливуде?
   – Примерно столько же. Перед тем, как перейти к миссис Фен, я сменил несколько мест. Я должен признаться, что повсюду чувствовал себя некомфортно.
   – Вам приходилось слишком много работать?
   – Нет, сэр. Но меня тяготила чрезмерная откровенность хозяев. Между слугой и господином всегда должна присутствовать некая дистанция. К сожалению, этого правила мои прежние хозяева не придерживались. Дамы, у которых я находился в услужении, позволяли себе плакать в моем присутствии и рассказывали мне о своей несчастной любви. Мужчины зачастую обращались со мной так, словно я был их потерянным, а потом вдруг вновь обретенным братом. Один из них называл меня не иначе как «старина», а будучи навеселе, позволял себе обнимать меня, и все это в присутствии гостей… У меня тоже есть свои понятия о человеческом достоинстве, сэр.
   – Так, значит, миссис Фен вела себя с вами иначе?
   – Совершенно верно. Она была настоящей леди в полном смысле этого слова, прекрасно осознававшей свое положение, так же как я свое.
   – Получается, что у вас не было никаких оснований быть недовольным своей службой?
   – Совершенно верно, сэр. Я позволю себе присовокупить, что прискорбное событие сегодняшнего вечера глубоко потрясло меня.
   – Скажите, был ли кто-нибудь из гостей, которых вы принимали сегодня вечером, в плаще?
   – В плаще? – Джессуп удивленно поднял брови.
   – Да. Не пришел ли кто-нибудь в плаще, накинутом поверх фрака?
   – Нет, сэр, – уверенно ответил дворецкий, – подобной безвкусицы я не заметил.
   Чен улыбнулся:
   – Я попрошу вас еще раз напрячь свою память. Скажите, был ли сегодня на вилле кто-нибудь еще, кроме тех, кого вы здесь сейчас видите?
   – Нет, сэр, – ответил Джессуп, внимательно осмотрев присутствующих.
   – Благодарю. Когда вы в последний раз видели миссис Фен?
   – Примерно без двадцати семь я внес сюда цветы. После этого я еще несколько раз слышал ее голос, но ее саму не видел.
   – Расскажите мне, пожалуйста, чем вы занимались все это время?
   – Исполняя возложенные на меня обязанности, я находился на кухне и в столовой. Я позволю себе довести до вашего сведения, что вечер оказался для меня очень утомительным. Наш повар-китаец проявил ряд скверных качеств, свойственных, прошу меня простить, этому языческому народу.
   – Этот языческий народ, – серьезно возразил Чен, – изобрел книгопечатание еще в ту пору, когда господа в Англии были заняты тем, что рубили друг другу головы мечами. Извините меня за этот маленький экскурс в историю. Так, значит, ваш повар оказался очень нетерпеливым?
   – Да, сэр. Его поведение ни в какой степени не соответствовало представлениям о терпении этого народа. К тому же наш поставщик алкоголя, или, как его здесь именуют, бутлегер, явился непростительно поздно.
   – Значит, у вас есть свой бутлегер?
   – Да… Миссис Фен никогда не увлекалась спиртным, но она понимала, к чему ее обязывает положение хозяйки. И поэтому наш повар Ву Кно-Чинг заключил соглашение с одним из своих приятелей на доставку напитков.
   – И приятель Ву позволил себе опоздать?
   – Совершенно верно, сэр. Я уже сказал вам, что я был очень занят с той минуты, как вручил миссис Фен цветы. В две минуты девятого…
   – Почему вы так точно запомнили это время?
   – Я не виноват в том, что слышал, о чем вы, перед тем как расспрашивать меня, беседовали с гостями. В эту минуту я находился в кухне.
   – Один?
   – Нет, сэр. Ву, разумеется, тоже был там. Там же находилась и Анна – горничная, явившаяся за чашкой чая, так как ужин грозил затянуться. Я обратил внимание Ву на то, что уже пробило восемь, и мы обменялись несколькими фразами по поводу этой непунктуальности. Втроем мы пробыли на кухне приблизительно до десяти минут девятого. К этому времени явился наш поставщик напитков, и я направился оборудовать бар. В четверть десятого я впустил в дом мистера ван Горна и после находился в этой комнате, пока не пошел сзывать гостей.
   – Я вам очень благодарен за обстоятельное повествование. Это все, Джессуп?
   Дворецкий колебался:
   – Мне хотелось бы сказать вам еще кое-что.
   – Я слушаю вас.
   – Не знаю, будет ли иметь для вас значение мое сообщение, но я вспомнил об этом после того, как услышал о том, что здесь произошло. Наверху есть небольшая библиотека, и вскоре после обеда я направился туда, чтобы выбрать себе книжку, за чтением которой я мог бы отдохнуть. Я застал там миссис Фен. Она разглядывала какую-то фотографию и горько плакала.
   – Чья же это была фотография?
   – Этого я не знаю. Она намеренно держала ее таким образом, чтобы я не смог разглядеть ее. Я могу сообщить вам лишь то, что фотография была довольно крупного формата и что она была наклеена на зеленый картон.
   Чен кивнул:
   – Благодарю. А теперь я попрошу вас доставить сюда повара-язычника.
   – Слушаюсь, сэр!
   Джессуп с достоинством удалился. Чарли оглядел присутствующих и любезно заметил:
   – К сожалению, дело затягивается. Я вижу на террасе уютные кресла. Рекомендую вам, господа, расположиться поудобнее, но напоминаю: покидать дом или сад вам запрещено.
   Гости поспешили устроиться в креслах, и в комнате остались только Бредшоу, Джулия, Тарневеро и Чен. Прорицатель пристально посмотрел на китайца.
   – Мне кажется, что все это время я пускал фейерверк под дождем, – недовольно проговорил Чарли.
   – Вы правы, – согласился с ним Тарневеро.
   – Но не будем терять мужества, – приободрился инспектор.
   – Верьте Чарли, – ревностно подхватил Бредшоу, – он один из лучших сыщиков Гонолулу. Инспектор обязательно добьется своего.
   Бесшумной походкой, что-то бормоча себе под нос, в комнату вошел Ву Кно-Чинг. Чарли заговорил с ним по-китайски. Ву поднял на земляка сонные глаза и не заставил ждать с ответом. Комната наполнилась экзотично звучащей китайской речью, тирады Ву стали длиннее и горячее.
   Слушателей очень заинтересовало это совещание. Им казалось, что они следят за драматическим представлением на мертвом языке. Зрители были лишены возможности следить за всем ходом действия и воспринимали лишь интонацию и жесты. Один раз Чен, совершенно спокойно выслушавший все показания, вдруг поднял голову, словно охотничья собака, почуявшая дичь. Он приблизился к старику повару и возбужденно взмахнул руками. Единственным понятным словом в этом потоке чужой речи было «бутлегер».
   – Что он говорит, Чарли? – оживился Бредшоу.
   – Что ничего не знает.
   – Почему он упомянул о бутлегере?
   Чарли искоса взглянул на молодого человека.
   – Старость сдержанна и рассудительна, молодость тороплива и болтлива, – сказал в ответ инспектор.
   – Подтверждаю получение вашего мудрого послания, в чем и расписываюсь, – шутливо заметил Джим, уловив смысл слов Чена.
   Чарли обратился к Джулии:
   – Вы упомянули, что у Шейлы Фен есть горничная. Она единственная, кого мы еще не допрашивали. Не будете ли вы столь любезны пригласить ее сюда?
   Джулия, послушно кивнув, вышла. Ву Кно-Чинг все еще не решался уйти и в дверях снова разразился непонятным потоком слов. Чарли, прислушавшись к нему, подтолкнул его к двери.
   – Ву жалуется, что никто не желает сесть за стол, – сказал инспектор, улыбаясь. – Он художник в своей области, и его злит отсутствие внимания к его произведениям.
   – Должно быть, мои слова прозвучат несколько неуместно, но я испытываю чувство голода, – заметил Тарневеро.
   Чен ответил:
   – В этом нет ничего предосудительного. Какая польза мертвым с того, что живые голодают?
   Джулия вернулась вместе с Анной. Горничная оказалась стройной и грациозной брюнеткой.
   – Назовите ваше имя, – приступил Чен к допросу.
   – Анна Родерик, – ответила девушка, и в ее голосе прозвучали неприветливые нотки.
   – Как давно вы работаете у миссис Фен?
   – Приблизительно полгода. Я поступила к ней сразу же после того, как попала в Голливуд.
   – Зачем вы приехали в Калифорнию?
   – Я работала в Англии, но узнала, что в Соединенных Штатах оплата труда значительно выше.
   – У вас были хорошие отношения с миссис Фен?
   – Конечно, сэр. В противном случае я перешла бы служить в другое место.
   – Она когда-либо позволяла себе вмешиваться в ваши личные дела?
   – Никогда. И я очень ценила это обстоятельство.
   – Когда вы видели ее в последний раз?
   – Незадолго до половины восьмого. Я собиралась пойти на кухню и выпить чашку чая, но миссис Фен, которая была в комнате, услышала, что я нахожусь поблизости, и позвала меня. Она попросила принести ей булавку, чтобы приколоть к платью орхидеи.
   – Опишите мне, пожалуйста, эту булавку.
   – Миниатюрная золотая булавка, усыпанная мелкими бриллиантами.
   – Она вам что-нибудь сказала о полученном букете?
   – Миссис Фен сообщила мне лишь о том, что цветы ей прислал человек, который некогда был ей очень близок. Мне показалось, что этот букет взволновал ее.
   – А что происходило потом?
   – Она подсела к телефону и, отыскав нужный номер в телефонной книге, получила соединение.
   – Может, вы слышали что-нибудь из последовавшего разговора?
   – Я не имею привычки подслушивать. Я тут же ушла из комнаты на кухню.
   – Так, значит, в две минуты девятого вы находились на кухне?
   – Да, сэр. Я точно это помню, потому что Джессуп и повар, обеспокоенные опозданием бутлегера, то и дело поглядывали на часы.
   – Когда в десять минут девятого этот бутлегер, наконец, явился, вы все еще находились там?
   – Да. А потом я направилась к себе в комнату.
   – Еще один вопрос. Вам ничего не показалось сегодня необычным в поведении миссис Фен? Вы не заметили, чтобы она после обеда держала в руках какую-то фотографию?
   – После обеда меня не было дома. В первый день нашего пребывания на суше миссис Фен была столь любезна, что отпустила меня на два часа.
   – Вы никогда не видели среди вещей миссис Фен фотографии какого-то мужчины, наклеенной на зеленый картон?
   – У миссис Фен был небольшой кожаный альбом, в котором хранились фотографии ее друзей. Возможно, что та фотография, о которой вы говорите, находится в нем.
   – Но вы ее не видели?
   – Я никогда не заглядывала в альбом. Это было бы с моей стороны неуместным любопытством.
   – Может, вам известно, где в настоящее время находится этот альбом?
   – Я полагаю, что он лежит в комнате миссис Фен. Вам угодно, чтобы я его принесла?
   – Возможно, что в дальнейшем он мне понадобится. Сейчас меня интересует другое: вы знаете, какие драгоценности обычно надевала покойная, когда у нее были гости?
   – Мне кажется, что я смогу ответить на этот вопрос.
   Чен, покинув гостей, прошел с горничной в павильон. Опустившись перед бездыханным телом, Анна на мгновение утратила самообладание, и из ее груди вырвался сдавленный крик.
   – Я попрошу вас тщательно осмотреть все и сообщить мне, все ли драгоценности на месте.
   Анна молча кивнула. К инспектору приблизился врач.
   – Это чертовски сложный случай, – сказал он. – Если нужно, я пришлю еще кого-нибудь вам в помощь.
   Чен улыбнулся:
   – К чему? Ведь у меня есть Кашимо. Лучшего помощника и не пожелаешь. Я попрошу вас передать шефу, что при первой возможности предоставлю ему обстоятельный доклад.
   Покинув павильон, они наткнулись на шарившего в кустах Кашимо.
   – Чарли, идите сюда скорее, – хрипло прошептал он.
   Инспектор вместе с доктором пошли за японцем, который повел их к противоположной стороне павильона, выходившей единственным своим окном на море. Кашимо подвел их к стене и осветил песок под ногами.
   – Следы!
   Чарли опустился на колени.
   – Совершенно верно, причем весьма своеобразные. Обувь очень сильно изношена, каблуки стоптаны, и на одной из подошв – большая дыра. Я полагаю, что владельцу этой обуви не всегда сопутствует удача.
   Они снова вернулись в сад.
   – Итак, Чарли, дальше дело за вами, – сказал врач. – Завтра утром мы побеседуем пообстоятельнее. Или, быть может, вы предпочли бы, чтобы я остался здесь?
   – Ваша работа окончена, – ответил Чен, – точнее, она будет окончена тогда, когда вы отдадите необходимые распоряжения в городе. Ведь тело будет перевезено в морг, не так ли?
   – Да. До свидания, удачи вам!
   Чен обратился к Кашимо:
   – Идите в дом и найдите комнату Шейлы Фен. У нее на столе вы обнаружите альбом с фотографиями. Меня интересует фотография мужчины, наклеенная на зеленый картон. Если фотографии в альбоме не окажется, поищите ее где-нибудь в комнате.
   Кашимо поспешил в дом, а Чен вернулся в павильон. Анна продолжала стоять на том же месте.
   – Вы все внимательно осмотрели? – спросил инспектор у девушки.
   – Да, но мне не удалось найти булавку, которой были прикреплены цветы.
   – Я так и думал. А все остальные драгоценности на месте?
   – Нет, – ответила она, – не все.
   В глазах Чена засветился интерес.
   – Чего-нибудь недостает?
   – Да, кольца с изумрудом. Обычно это кольцо миссис Фен носила на правой руке. Как-то она сказала мне, что это кольцо представляет для нее большую ценность. Оно исчезло.

Глава VII
Лопнувшее алиби

   Когда горничная ушла, Чен, задумавшись, опустился в кресло. Тело Шейлы Фен перенесли на диван. Одним ударом оборвалась жизнь этого прекрасного, познавшего торжество славы существа. Три года тому назад судьбе было угодно, чтобы Шейла Фен стала свидетельницей смерти Денни Майо. В течение трех лет она оберегала эту тайну, пока не заговорила о ней с Тарневеро, с этим – в чем не было никаких сомнений – шарлатаном-ясновидцем. И в ту же ночь черный верблюд смерти преклонил перед ней колени.
   Инспектор стал тщательно обдумывать полученные факты. Записной книжки при себе он не носил. Ее заменял обрывок конверта, на котором значилось несколько имен. Внезапно Чен услышал шаги, и перед ним возникло смуглое узкое лицо прорицателя. Тарневеро опустился в кресло, стоявшее напротив Чена, и взглянул на него с явным неодобрением.
   – Вы просили меня содействовать вам, и поэтому, я полагаю, вы не осудите меня за то, что я скажу вам: вы поступаете крайне легкомысленно.
   – Вот как? – вырвалось у Чарли.
   – Я имею в виду письмо миссис Фен, – продолжал прорицатель. – Ведь в нем мог содержаться ответ на все наши вопросы. Возможно, что в нем было даже имя того, кого мы тщетно разыскиваем. А вы даже не предприняли ни одной попытки отыскать это письмо.
   Чен пожал плечами:
   – По-видимому, вы полагаете, что имеете дело с идиотом. Вы искренне считаете, что негодяй, затратив столько усилий, чтобы овладеть письмом, даст нам обнаружить это письмо при нем? Вы ошибаетесь, и я считаю излишним доказывать вам на деле, как глубоко. Нет, письмо не находится ни у одного из этих людей, оно спрятано здесь, в комнате, и рано или поздно будет найдено. А если и нет, то все равно не важно. Я чувствую, что в этом письме нет ничего значительного.
   – На чем же, позвольте спросить, зиждется ваша уверенность?
   – У меня есть основания так считать. Неужели вы думаете, что Шейла Фен доверила бы такое важное сообщение слуге? Нет, несомненно, она улучила бы минуту, чтобы отдать его кому следовало. Мне кажется, вы уделяете этому безобидному письму гораздо больше внимания, чем оно заслуживает.
   – Но вы ведь не станете возражать против того, что преступник тоже придавал ему большое значение? Это нельзя отрицать.
   – Преступник находится в очень возбужденном состоянии и поэтому совершенно напрасно подверг себя опасности. Если он и впредь будет поступать точно так же, то наша задача значительно облегчится.
   Тарневеро не стал возражать и спросил:
   – Чего вам удалось добиться своим допросом?
   – Очень немногого. Должно быть, вы заметили, что я пытался установить, кто из присутствующих жил три года тому назад в Голливуде. Если предположить, что история, которую вам рассказала сегодня утром Шейла Фен, действительно правдива…
   – Почему бы нет? Вы считаете, что подобное признание можно придумать?
   – Разумеется, нет. Поэтому я и решил, что Шейла Фен сказала правду. И мне очень важно установить, где находились сегодняшние гости три года тому назад. В Голливуде тогда жили Вильки Баллоу, его жена Рита, Хантли ван Горн и Джессуп. Я очень сожалею, что из-за сообщения об окровавленной рубашке я совсем забыл спросить об этом мисс Диксон.
   – Она в Голливуде вот уже шесть лет, – ответил Тарневеро. – Мне об этом известно с ее слов. Она также является одной из моих клиенток.
   – Полагаю, что этот список я могу пополнить еще Джулией, хотя в те времена она была еще очень молода. Из них всех отпадают только двое, так как точно установлено, что они делали в две минуты девятого: Джессуп и ван Горн представили безукоризненное алиби. Странно, что Аллан Джейнс во что бы то ни стало хочет сегодня же уехать отсюда. Не забудьте, очень возможно, что убийца Денни Майо вообще никакого отношения ко всему этому не имеет. Джейнс пребывает в очень возбужденном состоянии.
   – Вероятно, он очень ревнив. Возможно, он увидел чужие орхидеи в руках у любимой женщины и…
   – Но ведь и у него есть алиби.
   Некоторое время собеседники молчали, а потом Тарневеро спросил:
   – Вы тщательно осмотрели часы?
   Чен поспешил встать и направился к телу Шейлы:
   – Вы обратили мое внимание на то, что мне давно следовало сделать.
   Тарневеро наклонился к покойной.
   – Нет, я сам сниму часы и осмотрю их, – предупредил его Чен, – хоть мне и совершенно непонятно, что вы хотели сказать вашим напоминанием.
   Расстелив платок, инспектор расстегнул браслет и бережно переложил часы на маленький кусочек материи.
   – У часов лопнула пружина, и ровно в две минуты девятого они остановились.
   – Позвольте, – сказал Тарневеро и через ткань платка коснулся головки часов.
   При первом же прикосновении минутная стрелка сдвинулась с места.
   – Вот! – возликовал ясновидец. – Я не смел и надеяться на такое. Преступник допустил оплошность: он выдвинул заводную головку, чтобы иметь возможность переставить стрелки по своему усмотрению, и в спешке забыл ее задвинуть. Я думаю, что вам ясно, какое значение имеет это обстоятельство.
   Чарли метнул на прорицателя восторженный взгляд:
   – Вы первоклассный детектив. Я буду благодарен вам вечно. Разумеется, мне теперь многое становится ясным.
   Тарневеро положил часы на стекло туалетного столика.
   – Я полагаю, – заметил он, – что одно тут совершенно ясно. Убийство произошло не в две минуты девятого. Преступник, убив Шейлу Фен, перевел часы – вперед или назад – и затем разбил их, чтобы создать иллюзию борьбы. Вот и объяснение тому, откуда взялась царапина на стекле. Преступник несколько раз ударил часы о столик, пружина лопнула, и они остановились.
   Чен внимательно осмотрел пол:
   – Но нигде не видно осколков.
   – Они и не будут видны. Разумеется, осколкам надлежит находиться там же, где лежит Шейла Фен. Однако неизвестный преступник сделал то же самое, что и вы: он завернул часы в платок. Благодаря этому осколки остались в платке, и он смог их высыпать там, где посчитал нужным.
   Чен был совершенно обескуражен:
   – Я в отчаянии оттого, что оказался таким недогадливым, и готов подать в отставку. Вы проявили себя великолепным детективом.
   Во взгляде Тарневеро засквозило сомнение.
   – Я боюсь, что вы преувеличиваете. Все очень просто. Мне показалось странным, что все с такой легкостью смогли установить алиби, и тогда мне пришло в голову, что преступник мог перевести часы. Но он был настолько взволнован, что допустил маленькую оплошность.
   Чен вздохнул:
   – И в результате рухнули все алиби – ван Горна, Мартино, Джейнса, да, наконец, и ваше алиби, Тарневеро. Теперь мне остается лишь распорядиться, чтобы тело покойной унесли отсюда, и запереть павильон до прибытия специалиста по дактилоскопии. Мы продолжим наши поиски на вилле, и я надеюсь, что вы будете так же внимательны и догадливы.
   Большинство гостей, примирившись со своей участью, разместилось в шезлонгах. Джулия и Джим находились в гостиной. У девушки глаза были заплаканы, и Джим Бредшоу, по-видимому, окончательно взял на себя роль утешителя. Чен передал Джулии ключ от павильона и постарался как можно деликатнее сообщить ей о предстоящей транспортировке тела Шейлы Фен на виллу. Девушка в сопровождении Джима вышла отдать кое-какие распоряжения.
   Чарли в задумчивости ходил по комнате. Он пересмотрел все ящика стола, пролистал несколько книг.
   – Скажите, вы обыскали спальню миссис Фен? – спросил Тарневеро.
   – Нет еще, у меня было более важное дело.
   И он несколько раз провел ногой по ковру. Потом инспектор вдруг наклонился и откинул ковер. Под ним лежал конверт, недавно вырванный у него из рук.

   – Мне кажется, что на этот раз наш неизвестный злодей не смог проявить свойственной ему находчивости. Но всему виной поспешность, с которой ему приходилось действовать.
   Тарневеро приблизился к китайцу. Глаза прорицателя вспыхнули.
   – Да это же письмо Шейлы! И, кажется, оно адресовано мне.
   – Мне придется напомнить вам, что я как представитель полиции обладаю преимуществом.
   – Это преимущество вам уже однажды принадлежало, – колко заметил ясновидец.
   – Этого больше не повторится, – парировал Чен и, распечатав письмо, пробежал его содержимое глазами.
   – На этот раз я оказался прав, – произнес он, пожав плечами, и протянул Тарневеро листок бумаги.
   Взгляду прорицателя представились круглые размашистые строки: эта женщина и в почерке была так же расточительна, как в жизни.
   «Дорогой Тарневеро! Я прошу вас выбросить из головы то, что я сказала вам сегодня утром. Я обезумела, и вы должны забыть о случившемся. Сегодня вечером, как мне это ни тяжело, я откажу бедному Аллану. Я останусь одна. Быть может, когда-нибудь я обрету немного счастья. Я так тоскую по нему. Вечно ваша, Шейла Фен».
   – Бедная Шейла! – Тарневеро задумчиво взглянул на письмо. – Пожалуй, мне не следовало настаивать. Убийца Денни Майо был в безопасности, ему незачем было вновь обагрять руки кровью. Бедная Шейла!..
   В комнату вошел Кашимо.
   – Вы что-нибудь нашли?
   – Вот, – гордо ответил японец, – это лежало в вазе под пальмами.
   Чен протянул руку и вместо фотографии, к своему удивлению, получил пригоршню клочков бумаги и зеленого картона: кто-то разорвал фотографию на мелкие кусочки и попытался спрятать остатки.
   – В чем же дело? – задумчиво произнес Чен. – Незнакомец ни за что не хочет допустить, чтобы я увидел фотографию человека, из-за которого сегодня плакала Шейла Фен. Почему? Уж не была ли это фотография человека, которого она собиралась выдать?
   – Очень может быть, – ответил Тарневеро.
   – Мои дальнейшие действия ясны. Я должен во что бы то ни стало увидеть эту фотографию. Мне придется вооружиться терпением и попытаться составить из этих обрывков единое целое.
   И он придвинул к окну маленький столик.
   – Я еще раз осмотрю все возле дома, – сказал Кашимо.
   Чарли в знак согласия кивнул, и японец исчез. Инспектор снял со столика скатерть и взялся за кропотливую работу. Он знал, что ему предстоит утомительный и скучный труд.
   – Я никогда не отличался умением складывать головоломки, – признался китаец. – Моя дочь Роза в этом отношении – предмет гордости всей семьи. Как жаль, что ее в данную минуту нет со мной рядом.
   Чен достиг очень незначительных успехов, и, прежде чем ему удалось восстановить фотографию, дверь, что вела на террасу, отворилась, и в комнату вошли несколько гостей: Вильки Баллоу, ван Горн, Мартино, Джейнс и Рита Баллоу. Последней, держась несколько особняком, вошла Диана Диксон. Вместе они напоминали собой какую-то делегацию.
   И действительно, все они пришли к Чену с определенным вопросом. Вести переговоры было поручено Баллоу, и он обратился к инспектору несколько более резким и повелительным тоном, чем следовало:
   – Мы обдумали создавшуюся ситуацию и пришли к выводу, что у вас нет никаких оснований задерживать нас здесь дольше. Вы допросили всех нас, мы сообщили вам все, что знали, и мы полагаем, что теперь мы вправе удалиться.
   Чен отложил обрывки фотографии в сторону и, поклонившись, ответил:
   – Я понимаю ваше нетерпение.
   – В таком случае мы можем идти?
   – К сожалению, я вынужден сообщить, что вам придется остаться, – сказал Чен. – К несчастью, дело принимает совсем иной оборот, и мне придется еще раз побеседовать с вами.
   – Вы переходите все границы! – воскликнул Баллоу. – Я позабочусь о том, чтобы вас отстранили от должности.
   Чен невозмутимо улыбнулся в ответ:
   – Разумеется, вы можете жаловаться, но только завтра утром. А сегодня вечером последнее слово будет за мной, и я говорю: вы останетесь здесь, пока я не позволю вам уйти.
   Джейнс прервал его:
   – Меня призывают на континент важные дела, и я должен сегодня же ночью уехать. Пароход отплывает в полночь, и я предупреждаю вас, что если вы действительно хотите воспрепятствовать мне, то вам придется применить грубую силу.
   – И я ее применю, – по-прежнему невозмутимо ответил Чен.
   – Боже! – воскликнул Джейнс и бросил на Вильки Баллоу беспомощный взгляд. – Что это за страна? Почему они не послали к нам какого-нибудь толкового белого?
   В глазах Чена вспыхнули огоньки ярости.
   – Человек, собирающийся пуститься вплавь через реку, не должен смеяться над матерью крокодила, – сказал он холодным тоном.
   – На что вы намекаете?
   – Вы еще не достигли противоположного берега.
   – Но у меня алиби! – возмущенно воскликнул Джейнс.
   Чен, окинув его взглядом, заметил со зловещим спокойствием:
   – Я в этом не уверен.
   – Да вы сами только что сказали, что установили время преступления…
   – Как это ни печально, но мы часто совершаем ошибки, – произнес Чен. – Я всего лишь простой смертный. Ваше алиби лопнуло как мыльный пузырь.
   – Что! – вскрикнул Джейнс.
   Ван Горн и Мартино поспешили подойти поближе и прислушались к разговору.
   – Советую вам сохранять спокойствие и больше не упоминать о вашем алиби. А то вы слишком уж часто на него ссылаетесь.
   Джейнс, словно пораженный ударом грома, покорно повиновался воле инспектора.
   Чен обратился к Рите Баллоу:
   – Прошу меня простить, я лишь сейчас вспомнил, что слуга уже давно сервировал ужин. Я предложил бы вам…
   – Я не смогу проглотить и крошки, – энергично запротестовала Рита.
   – Я прекрасно вас понимаю, и все же я бы посоветовал вам пройти в столовую и хотя бы выпить кофе. Господа, это немного успокоило бы ваши нервы и сократило бы время ожидания. Вы ведь знаете, какое благотворное влияние порой оказывает на нас кофе и как он способствует ясности мышления.
   – Пожалуй, идея недурная, – сказал Хантли ван Горн.
   – Прошу вас, Джулия, – попросил Чен.
   Молодая секретарша горько усмехнулась:
   – Я сейчас обо всем распоряжусь. Я совсем забыла о том, что у нас сегодня гости.
   И она бесшумно вышла из комнаты. Чарли снова направился к столику, на котором лежали обрывки фотографии. В следующее мгновение окно, выходившее на улицу, внезапно распахнулось, и комната оказалась усеянной мелкими обрывками бумаги, подхваченными порывом ветра, которые так старательно выкладывал китаец.
   В окне появилась голова Кашимо. Японец увидел, что он натворил, и поспешил затворить окно.
   Смирив гнев, Чен опустился на колени и попытался собрать обрывки фотографии. Гости стали помогать ему в этом занятии, и вскоре в руках Чена снова оказались драгоценные клочки. Он вновь сел за стол и попытался возобновить прежнюю работу. Через несколько минут инспектор с досадой пожал плечами и поднялся.
   – Что случилось? – спросил Тарневеро.
   Чарли взглянул на него.
   – Нет никакого смысла продолжать эту работу, – сказал он. – У меня осталось не больше половины фотографии.
   Инспектор обвел взглядом всех присутствующих, и на мгновение у него промелькнуло желание обыскать их. Но, когда он посмотрел на Баллоу, то понял, что исполнение этого намерения было бы сопряжено с долгой и упорной борьбой. Нет, ему следовало достичь цели совсем иным путем.
   Тяжело вздохнув и засунув остатки фотографии в карман, Чен перевел взгляд на вошедшего в дом Кашимо, на этот раз оказавшегося скорее усердным, чем удачливым помощником.
   – По-видимому, вы были единственным свободным детективом в полицейском управлении, когда вас решили послать ко мне, – печально заметил Чарли.
   В следующую секунду раздался продолжительный звонок в дверь. Так как Джессуп находился на кухне, то открывать пошел Бредшоу. До слуха гостей донесся шум голосов – это Бредшоу разговаривал с каким-то мужчиной. Через несколько минут посетитель вошел в комнату. На вид ему было лет сорок. Его виски уже тронула седина, но глаза все еще оставались живыми, на лице были заметны следы грима.
   – Добрый вечер! Я Роберт Файф, бывший муж Шейлы Фен, – представился незнакомец. – По телефону мне сообщили ужасную весть! Я сейчас же поспешил сюда, даже не переодевшись и толком не стерев грима. Прошу вас извинить меня.
   – Не хотите ли снять плащ? – спросил гостя Джим Бредшоу.
   – Благодарю.
   Роберт снял плащ и протянул его Джиму. Когда он снова повернулся к остальным, раздался пронзительный крик – это не выдержали нервы Дианы Диксон. Движением руки она указала на грудь Роберта Файфа. Поперек белой манишки горела ярко-красная лента Почетного легиона. Файф удивленно оглядел себя.
   – Ах да, – сказал он, – я ведь предупредил вас, что не успел переодеться. Я сегодня играл роль французского посланника.

Глава VIII
Стоптанные башмаки

   После сказанных артистом слов наступило томительное молчание. Все внимание было приковано к незнакомцу. Он, по-видимому, не отдавал себе отчета в том, что на его долю выпал самый эффектный выход из всех, которые ему приходилось делать за время работы в театре. Но, когда он заметил, что никто не решается нарушить молчание и обратиться к нему, Роберт Файф понял, что в сложившемся положении есть что-то зловещее и недоброе. И, как часто бывает в таких случаях, он попытался рассеять тягостное состояние словами:
   – Как все это могло произойти? Я прибежал, как только мне удалось освободиться. Хоть я и не видел Шейлу столько лет…
   – И сколько же? – перебил его Чен.
   Файф бросил на китайца надменный взгляд:
   – Извините, но по какому праву вы задаете мне такие вопросы?
   Чен безмолвно отвернул лацкан своего смокинга, и Файф увидел полицейский значок. Жест китайца был настолько эффектен, что сделал бы честь любому хорошему актеру.
   – Как видите, я вправе вас допрашивать, – произнес инспектор. – Вы сказали, что в прошлом были мужем Шейлы Фен и что вы долго не виделись. Так насколько долго?
   Файф раздумывал.
   – Мы разошлись девять лет тому назад, – проговорил он. – В ту пору мы оба выступали в Нью-Йорке: Шейла – в ревю Зигфельда, а я – в маленьком театре, где шли криминальные драмы. Однажды она пришла домой очень возбужденной: ей предложили ехать в Голливуд, и это было очень заманчиво. Я не решился отговаривать ее от поездки и когда через неделю провожал ее на пароход, то ясно сознавал, что теряю ее навсегда. Все случилось даже гораздо быстрее, чем я предполагал. Через год она поехала в Рено и подала там на развод. Кажется, для нее этот вопрос не был сопряжен с какими-либо душевными мучениями. Мне же пришлось совсем несладко, несмотря на то что я подготовил себя к мысли о таком конце.
   – Вы были после этого в Лос-Анджелесе? – спросил Чен. – Ваше пребывание там никогда не совпадало с пребыванием миссис Фен?
   – Разумеется, совпадало… Но мы никогда не встречались.
   – Вы не припомните, не приезжали ли вы на гастроли в Лос-Анджелес три года тому назад в июне?
   Чарли уловил взгляд, которым его одарил актер. Понял ли Роберт Файф смысл, таившийся в этом вопросе?
   – Нет, – решительно ответил бывший супруг кинозвезды.
   – Меня поражает ваша уверенность, – многозначительно заметил Чен.
   – Да, я запомнил это обстоятельство случайно. Три года тому назад я отправился в турне по восточным штатам, и мы не были на берегу Тихого океана.
   – И вы можете в любое время подтвердить свои слова документально?
   – Разумеется.
   – Значит, вы уверяете меня в том, что в течение девяти лет со времени отъезда Шейлы Фен из Нью-Йорка вы не видели ее?
   – Да.
   – И в течение сегодняшнего дня вы также не видели ее?
   – Нет.
   – И сегодня вечером тоже?
   После минутной паузы последовал ответ:
   – Нет.
   Вошла Джулия.
   – Кофе готов, – сказала она, – позвольте попросить вас перейти в столовую.
   – Я тоже присоединяюсь к этой просьбе, – подхватил Чен.
   Гости нехотя направились в столовую, уверяя друг друга в том, что даже сама мысль о еде им невыносима и что в лучшем случае они осилят только чашечку кофе. Лишь Тарневеро в нерешительности остался стоять посреди комнаты один.
   – Я попрошу вас также пройти в столовую, – обратился китаец к прорицателю. – Кофе пойдет вам на пользу, ведь я еще рассчитываю на вашу помощь.
   Тарневеро поклонился.
   – Мы скоро увидимся вновь, – сказал он и покорно удалился.
   Чарли обратился к Кашимо:
   – А вам сейчас лучше всего отправиться на террасу и там на досуге поразмыслить о вашем прегрешении.
   С этими словами он выпроводил своего помощника. Затем инспектор вернулся к Роберту Файфу.
   – Я рад, что остался с вами наедине, – признался Чарли. – По-видимому, вы не отдаете себе отчета в том, что вы самая интересная фигура этой загадочной драмы.
   – В самом деле?
   Актер казался совершенно спокойным.
   – Все это очень интересно, – продолжал Чен. – Я смотрю на вас и удивляюсь: почему он лжет?
   Файф вскочил:
   – Послушайте, что это значит?
   Чен пожал плечами:
   – Зачем так волноваться? Если вы явились в садовую беседку для того, чтобы украдкой встретиться со своей бывшей супругой, то вам следовало бы предварительно снять с груди орденскую ленту. А то некоторые утонченные особы легко могли принять ее за кровь.
   – Ах вот что, – мрачно произнес Файф, – теперь понимаю…
   Актер несколько мгновений просидел с опущенной головой. Потом он оторвал руки от лица и взглянул на Чена.
   – Быть может, для разнообразия вы скажете правду? – спросил тот.
   – Хорошо, – согласился Файф. – Но предупреждаю вас, она покажется вам несколько необычной. Я не виделся с Шейлой с той памятной ночи, когда простился с ней на вокзале. Но, когда сегодня утром я услышал о том, что она здесь, я испытал волнение, удивившее меня. Вы ведь не знали миссис Фен, мистер… мистер…
   – Инспектор Чен, – представился Чарли. – Нет, не пришлось.
   – Она была изумительна. Ее переполняла жажда жизни, и я любил ее безгранично. Мне никогда не удавалось полностью освободиться от этого чувства, и ни одна женщина после нее не имела для меня такого значения. Я не смог удержать ее, но я не осуждаю ее за это. Она жаждала приключений, смены впечатлений, разнообразия… Сегодня утром, когда я узнал о ее приезде, мне почудилось, что я после девятилетней разлуки снова услышал ее голос. И я послал ей цветы, приписав несколько слов. Она была очень переменчива в своих настроениях и действовала под влиянием импульса. Едва получив орхидеи, Шейла позвонила мне по телефону. Я был в театре и ожидал своего выхода. «Боб, – сказала она мне, – ты должен немедленно прийти ко мне. Ты должен. Я хочу видеть тебя».
   И, взглянув на Чена, он продолжал:
   – Любой другой женщине я бы сказал: «Хорошо, я приду после спектакля». Но Шейле я не мог ответить так. И я сказал: «Хорошо, я приду». Меня посетила сумасбродная мысль. Я уже был в костюме, до моего выхода оставалось еще некоторое время, так что в моем распоряжении было примерно три четверти часа. У меня есть автомобиль: я мог поехать к ней и вернуться, причем все это не заняло бы больше тридцати минут. И я отправился в гримерную, запер за собой дверь, вылез через окно на улицу и побежал к своей машине.
   Шейла сказала мне, что у нее гости, но что мы сможем увидеться наедине. Я приехал к ней в три четверти восьмого и встретил ее в саду возле виллы, откуда мы вместе направились к павильону. Она так странно разглядывала меня, что мне вдруг почудилось, будто я читаю в ее глазах не только обычный интерес к некогда близкому ей человеку.
   Ее взгляд тронул меня до глубины души, ведь я знал ее совершенно иной: всегда веселой, молодой, жизнерадостной. Голливуд изменил ее. Мы все стареем. За воспоминаниями о нашей совместной жизни время пролетело очень быстро. Мне почудилось, что и она была очень рада возможности вспомнить прошлое. Я очень нервничал, так как боялся опоздать в театр и то и дело поглядывал на часы. Наконец, наступила пора проститься.
   Файф умолк.
   – А что потом? – спросил Чен.
   – Когда Шейла звонила мне, мне показалось, что она нуждается в моем совете, что она хочет обсудить со мной какой-то важный для нее вопрос. Когда я объявил ей, что мне пора уходить, она печально взглянула на меня: в ее глазах отражалась полная беспомощность. «Боб, – сказала она удрученно, – ведь ты еще хоть немного любишь меня?» Она стояла рядом со мной, и я обнял ее. Это мгновение принадлежало мне, я был счастлив, и в тот миг никто не мог лишить меня Шейлы. Прошлое снова ожило во мне… И в то же время я не мог избавиться от мысли, что мне пора уходить, что я не могу дольше оставаться с ней. Я должен был вернуться в театр. Я сказал, что еще приду к ней, что мы будем ежедневно встречаться, что… Во мне снова зародилась надежда. Я поверил в то, что смогу снова вернуть ее себе… И, быть может, эта надежда действительно осуществилась бы… А теперь…
   Голос его дрогнул:
   – Бедная Шейла! Бедная Шейла!
   Чен сочувственно покачал головой.
   – Послушайте, – воскликнул Файф, – вы не должны оставлять меня в беде! Вы обязательно должны выяснить, кто виновен в ее гибели!
   – В этом и заключается цель моего пребывания здесь, – заметил Чен. – И вы, не теряя времени, вернулись в театр?
   – Да. Когда я уходил, она стояла посреди павильона и улыбалась. Улыбалась, а глаза ее блестели от слез. Я бросился прочь…
   – В котором часу это было?
   – Могу сказать совершенно точно: было четыре минуты девятого. Я выбежал на дорогу, сел в машину и с бешеной скоростью понесся в город. Я влез через окно в гримерную и услышал, как помощник режиссера отчаянно стучит в дверь. Я открыл ему и сказал, что уснул, потом побежал на сцену. Я опоздал на пять минут: когда помощник режиссера указывал мне на часы, на них было двадцать минут девятого. Однако мое опоздание не имело никаких последствий. Я сыграл свою роль, и в антракте после первого акта мне сообщили ужасную весть.
   Он встал.
   – Таковы мои показания, инспектор. Сегодняшняя встреча с Шейлой, быть может, породит для меня какие-нибудь осложнения, и все же я не сожалею о том, что примчался на свидание к ней. Я видел ее, держал в своих объятиях… За это счастье я готов заплатить любую цену. Я могу еще чем-нибудь вам помочь?
   Чен покачал головой:
   – На данный момент – нет, но я прошу вас не покидать виллы. Очень может быть, что у меня появятся дополнительные вопросы.
   – Разумеется, – согласился Файф.
   Раздался звонок, и Чарли направился к дверям. В темном проеме показалась высокая фигура полицейского.
   – Ах, это вы, Спенсер, входите.
   Полицейский вошел в вестибюль и ввел с собой человека, которого можно представить себе только в тропических странах.
   – Я подобрал его на Калакуа-авеню, – сказал Спенсер, – и решил, что вы будете рады возможности потолковать с ним. Он не мог мне объяснить, что делал сегодня вечером.
   Человек, о котором говорил Спенсер, поспешил стряхнуть с себя руку полицейского и приблизился к Чену.
   – Надеюсь, мы не опоздали к ужину, – учтиво произнес он.
   Оглядев присутствующих, он внезапно вспомнил о правилах приличия, некогда преподанных ему, и поспешил снять свою соломенную шляпу. Потом он сказал:
   – Мой шофер совершенно невыносим. Он умудрился заблудиться.
   Незнакомец говорил уверенным и любезным тоном светского человека, и тон этот совершенно не соответствовал его внешности. Помимо шляпы, которую он держал худой веснушчатой рукой, костюм его составляли грязные полотняные брюки, синяя рубашка без воротника, поношенная бархатная куртка, которая когда-то была красного цвета, и дырявые башмаки. Из последних торчали голые ноги.
   В столовой все затихло: видимо, находившиеся там гости прислушивались к тому, что происходило по соседству.
   – Прошу вас, проходите, – сказал Чен и жестом пригласил незнакомца войти.
   Тот взглянул на Файфа, и на его лице заиграла довольная улыбка.
   – Итак, – начал допрос Чарли, – кто вы такой и откуда взялись?
   Новый гость пожал плечами:
   – Я мог бы с успехом назваться Смитом.
   – Или Джонсом, – заметил Чен.
   – Это дело вкуса. Во всяком случае я предпочитаю быть Смитом.
   – Где вы живете?
   Смит замялся:
   – Если вы хотите, чтобы я был совершенно откровенен с вами, то должен сказать вам, что я живу на пляже.
   Чарли, улыбнувшись, направился к двери, что вела на террасу, и позвал Кашимо. Инспектор поручил незадачливому помощнику обыскать странного господина.
   – Совершенно верно, я тоже попрошу вас об этом, – сказал Смит, – и если вы найдете что-нибудь похожее на деньги, то, пожалуйста, дайте мне об этом знать.
   Труды Кашимо дали весьма скромные плоды: гребень, ржавый перочинный нож, веревка и какой-то предмет, походивший на монету, но при более близком рассмотрении оказавшийся медалью. Чарли взял медаль и прочел: «Бронзовая медаль. Третий приз по классу пейзажа. Академия изобразительных искусств. Пенсильвания».
   Чен вопросительно взглянул на Смита. Тот пожал плечами.
   – Да, – сказал он, – я должен сознаться в том, что я художник. Разумеется, не гениальный – как видите, я получил лишь третий приз. Первый был не из бронзы, а из золота, и при нынешних обстоятельствах пригодился бы мне больше. Но он мне, увы, не достался.
   И, приблизившись к Чену, он добавил:
   – Надеюсь, вы не сочтете за нескромность, если я поинтересуюсь, что породило это внезапное вмешательство в мои личные дела? Неужели, в этом городе частное лицо не гарантировано от того, что первый встречный полицейский может задержать его и подвергнуть обыску?
   – Мне очень жаль, что беспокою вас, но я вынужден просить вас ответить на мой следующий вопрос: вы сегодня вечером были на пляже?
   – Нет, я был в городе. Я пошел по своим личным делам, но меня задержал этот, толстый…
   – В какой части города вы находились?
   – В Аала-парке.
   – Вы кого-нибудь встретили там?
   – Да. Изысканным обществом их назвать, конечно, нельзя, но я не избалован.
   – Значит, вы не были на пляже, – задумчиво повторил Чен. – Кашимо, вы вместе со Спенсером отведете этого господина к павильону и сравните обнаруженные там отпечатки со следами его башмаков.
   – Слушаюсь, – поспешил отрапортовать японец и удалился вместе со Смитом и полицейским.
   Чен снова заговорил с Файфом:
   – Какая утомительная работа… Но чем был бы человек, если бы ему не приходилось трудиться? Человек стал бы Смитом. Прошу вас, располагайтесь поудобнее.
   Гости, наконец, пришли из столовой, и Чен пригласил их присесть. Аллан Джейнс взглянул на часы: было уже одиннадцать. Он вопросительно посмотрел на Чарли, но тот уклонился от его взгляда. К Чену приблизился Тарневеро.
   – Есть что-нибудь новое? – спросил он вполголоса.
   – Поле нашей деятельности расширилось.
   – Уж лучше бы ему сузиться, – едко заметил прорицатель.
   Вернулись Кашимо и Спенсер, за ними плелся Смит.
   – Ваше предположение подтвердилось, – сказал Спенсер, – следы у павильона могли быть оставлены только одной парой башмаков – этой. – И Спенсер указал на обувь Смита.
   Тот с улыбкой посмотрел на свои ноги и произнес:
   – Действительно, отвратительная обувь. Но что поделать? На Гавайях нет настоящих ценителей искусства. Если бы вы видели, какими картинами здесь украшают гостиные, если бы вы поглядели на местных Рембрандтов! Я сам третьесортный художник, но подобные картинки я не стал бы малевать, даже если бы мне предложили за них новую пару…
   – Послушайте, вы солгали мне!
   Смит равнодушно пожал плечами:
   – Вы говорите с прямотой, обычно несвойственной представителям вашей расы. Действительно, я несколько приукрасил настоящее положение вещей, полагая, что это пойдет на пользу…
   – Кому?
   – Как кому? Смиту. Я заметил, что здесь что-то не в порядке, и решил несколько уклониться от всего того, что у вас здесь происходит, – не люблю я вмешиваться в чужие дела.
   – Вы уже вмешались. Скажите, вы сегодня вечером были в садовом павильоне?
   – Нет, я могу подтвердить это под присягой. Но я был поблизости и простоял несколько минут под окном.
   – Что вы там делали?
   – Я размышлял о том, смогу ли я расположиться на песке под прикрытием павильона на ночь. Это одно из моих любимых мест…
   – Я попрошу вас повторить то, что вы сказали. И на этот раз говорите только правду.
   – Меня не было на пляже трое суток, – произнес Смит. – У меня появилось немного денег, и я провел эти дни в городе. Когда я был здесь в последний раз, тут никто не жил. Сегодня мои деньги закончились, я ожидал получения чека, но он не прибыл. – И после минутной паузы он возмущенно добавил: – Здесь на почте отвратительные порядки. Я буду жаловаться…
   – Итак, ваши деньги закончились. Что дальше? – Чарли не позволил увести себя в сторону.
   – Да, и мне пришлось ночевать под открытым небом. Я покинул город и вернулся на пляж…
   – В котором это было часу?
   – Господин лейтенант, ваш вопрос смущает меня. Порой, проходя мимо витрин «Стрит-отеля», я бросаю взгляд на часы и узнаю, который час. А вообще-то…
   – Итак, вы подошли к павильону и…
   – Я был очень удивлен, увидев, что в павильоне горит свет, и решил, что за время моего отсутствия кто-то снял виллу. Гардины оказались задернуты, но порыв ветра колыхал их. До меня донеслись голоса – мужской и женский. И я задался вопросом: уж не ошибся ли я в выборе места для ночлега?
   Он умолк. Чарли не сводил глаз с Роберта Файфа, который пристально смотрел на Смита, напряженно стиснув руки.
   – Я стоял у окна, гардины колыхались, – продолжал художник, – и я отчетливо мог различить находившегося в павильоне мужчину.
   – Кто же это был? – спросил инспектор.
   – Вот этот человек, – ответил Смит и указал пальцем на актера. – Я обратил внимание на красную ленту, которая была у него на груди. Я таких лент не видел со времен моего пребывания у Жюльена в Париже. Однажды меня как-то пригласил к обеду наш посланник, он был приятелем моего отца…
   – Это не имеет значения. Итак, вы стояли у окна и наблюдали за тем, что происходило в павильоне.
   – Что вы себе вообразили? – возмущенно воскликнул Смит. – Прошу вас не судить обо мне по моему нынешнему облику. Я вовсе не подсматривал. Если я что-то и увидел, то вовсе не потому, что таково было мое намерение. Они о чем-то быстро говорили… этот господин и дама…
   – Быть может – надеюсь, вы не истолкуете мои слова превратно, – быть может, вам удалось разобрать что-нибудь из их диалога?
   Из груди Файфа вырвался приглушенный вопль. Он вскочил, оттолкнул Смита в сторону и теперь стоял перед Ченом. Он был мертвенно бледен, но взгляд его оставался спокоен и полон решимости.
   – Перестаньте, – хрипло вырвалось у него. – Прекратите этот допрос. Я могу ответить на все ваши вопросы. Я убил Шейлу Фен и готов понести ответственность за свое деяние.
   Тягостное молчание повисло после этих слов. Чен пристально посмотрел в лицо актеру:
   – Вы убили миссис Фен?
   – Да.
   – Почему?
   – Я хотел, чтобы она снова вернулась ко мне… Я не могу жить без нее… Я умолял ее, но она не вняла моим мольбам. Она смеялась надо мной и ответила мне отказом. И я убил ее. Я не мог поступить иначе.
   – Как вы это сделали?
   – Кинжалом из театрального реквизита, который был при мне.
   – Куда вы дели орудие убийства?
   – На обратном пути в город я выбросил его в воду.
   – И вы можете отвести меня к этому месту?
   – Я попытаюсь…
   Чен направился к двери. Аллан Джейнс вскочил.
   – Десять минут двенадцатого! – вскрикнул он. – Я еще могу успеть на пароход, инспектор. Разумеется, теперь вы не станете удерживать меня.
   – Нет, я вынужден оставить вас здесь, – твердо ответил китаец. – Спенсер, – добавил он, – если кто-нибудь из господ попытается уйти, арестуйте их.
   – Вы с ума сошли? – вскрикнул Джейнс. – Ведь вы нашли убийцу, и теперь…
   – Я попрошу вас немного повременить. – И, обратившись к спокойно стоявшему рядом с ним Файфу, Чен сказал: – Ведь вы покинули павильон в четыре минуты девятого, господин Файф, не так ли?
   – Совершенно верно.
   – И Шейла Фен в это время была уже мертва?
   – Да.
   – Вы поехали в театр и снова были за кулисами в двадцать минут девятого?
   – Да, я уже говорил вам об этом.
   – И помощник режиссера может подтвердить, что в двадцать минут девятого вы были в театре?
   – Совершенно верно.
   Чен пристально посмотрел на него:
   – Но в двадцать минут девятого Шейла Фен еще была жива. Как вы объясните это противоречие?
   Файф опустился на стул и закрыл лицо руками.
   – Я не понимаю вас, – мягко продолжал Чен. – Вы хотите убедить меня в том, что убили Шейлу Фен. И все же вы единственный из всех, кто здесь находится, имеете действительно неопровержимое алиби!

Глава IX
Восемнадцать минут

   И снова воцарилось молчание. Издали доносился глухой шум прибоя, на фоне которого мерно тикали каминные часы. Джейнс направился к столу и закурил. Чарли опустил руку на плечо Файфа.
   – Почему вы взяли на себя деяние, которого не совершали? – спросил инспектор. – Вы дадите мне ответ на этот вопрос?
   Актер продолжал хранить молчание.
   – Так, значит, кто-то видел Шейлу Фен в живых в двенадцать минут девятого? – чрезвычайно вежливо поинтересовался Тарневеро. – Быть может, вы будете столь любезны и не откажетесь сообщить, откуда вам это известно?
   Чарли улыбнулся:
   – Если бы вы понимали по-китайски, то мне не пришлось бы объяснять вам это.
   Чен направился к двери и приказал Джессупу позвать Ву Кно-Чинга.
   – Я это делаю только ради вас, мистер Тарневеро, – добавил китаец.
   – Я очень вам признателен.
   В комнату вошел хмурый повар. Старательно приготовленный ужин грозил окончательно погибнуть, и это обстоятельство заставило Ву КноЧинга совершенно позабыть о том, чему учит Конфуций в отношении терпения и спокойствия.
   Чен проговорил что-то по-китайски и пояснил для Тарневеро:
   – Я попросил его еще раз подтвердить то, что он мне ранее сообщил на китайском языке. Ву, – обратился он к повару, – ты сказал мне, что Джессуп и Анна находились на кухне, когда часы пробили восемь. Ты отсчитывал минуты, потому что беспокоился из-за того, что твой бутлегер все еще не появлялся?
   – Бутлегер пришел очень поздно, – ответил Ву Кно-Чинг.
   – Но десять минут спустя он все же явился, и, пока Джессуп возился с коктейлями, ты отправился на поиски хозяйки.
   Чарли, взглянув на прорицателя, вновь пояснил ему:
   – Ву принадлежит к разряду тех разговорчивых слуг, которые совершенно неожиданно появляются и докладывают свои новости. – И, снова обратившись к китайцу, он продолжал: – Ты застал миссис Фен в павильоне одну и удовлетворенно заявил, что бутлегер наконец явился. Что на это ответила твоя госпожа?
   – Она взглянула на часы и сказала: «Давно пора, сейчас уже двенадцать минут девятого». Я сказал: «Пришло время ужинать».
   – А дальше? Она приказала тебе оставить ее в покое и попусту не надоедать разговорами? После этого ты отправился на кухню, не так ли? Ведь именно это ты сообщил мне ранее?
   – Да.
   – И это чистая правда, Ву?
   – Да. Зачем мне лгать?
   – Хорошо, можешь идти.
   – Могу идти.
   Китаец исчез так же бесшумно, как и появился. После ухода повара Тарневеро бросил на Чарли испытующий взгляд и сказал ледяным тоном:
   – Очень интересно. Ко всему этому я присовокуплю лишь одно: напрасно я стал вдаваться в объяснения по поводу этой истории с часами. Вы тогда уже знали, что Шейла Фен не была убита в две минуты девятого.
   Чарли мягко коснулся руки Тарневеро:
   – Прошу вас, не сердитесь, – произнес инспектор. – Я знал, что миссис Фен видели живой после этого времени, но я не был уверен в этом. Я внимательно следил за ходом ваших рассуждений. Неужели вы считаете, что после вашего объяснения я мог огорчить вас, сказав, что все обстояло несколько иначе, чем вы предполагали? Надо оставаться учтивым в любой ситуации. Я поступил гораздо лучше: я похвалил вас и дал вам возможность продолжать путь с гордо поднятой головой.
   – Вот как, – коротко заметил Тарневеро.
   Чарли переключился на Смита:
   – Мистер Смит?
   – Да, господин лейтенант, – поспешил откликнуться Смит. – Я было испугался, что вы совсем забыли обо мне. Что прикажете?
   – Вы начали рассказывать мне, о чем шла речь в павильоне. Я очень интересуюсь той беседой между покойной и господином с красной лентой на груди. Вас прервали самым неожиданным образом, и теперь я прошу вас продолжить повествование.
   Файф не спускал глаз с оборванца в обтрепанной бархатной куртке. Смит выдержал его взгляд и сказал:
   – Совершенно верно, меня прервали. К сожалению, со мной это случается не в первый раз. Но добавить к тому, что я вам уже сообщил, мне почти нечего – этот господин рассказал вам все.
   Файф вздрогнул.
   – Он уверял ее в своей любви, умолял вернуться к нему и говорил тому подобные вещи. А она и слышать не хотела о нем. Мне стало жаль его, ведь мне порой тоже случалось находиться в таком положении. Я слышал, как она сказала: «О, Боб, к чему все это?» Но он продолжал настаивать. Временами он поглядывал на часы. Наконец, он сказал: «Мне пора. Мне надо вернуться в театр, но мы поговорим обо всем позже». И я слышал, как за ним захлопнулась дверь.
   – И миссис Фен осталась в павильоне целой и невредимой? Вы в этом уверены?
   – Да, гардины колыхались, так что, заглянув в окно, я видел, как она принялась расхаживать по комнате после ухода этого господина.
   Чарли, нахмурившись, посмотрел на Файфа:
   – Я вижу, вы недовольны своим собственным алиби. Теперь вы имеете еще одно. Мне не совсем понятно ваше поведение, мистер Файф.
   Актер пожал плечами:
   – Мне оно тоже не совсем понятно. По-видимому, во всем виновен мой необузданный артистический темперамент.
   – Так, значит, вы берете обратно свое признание?
   – Что же мне еще остается делать при таких обстоятельствах?
   Чен заметил, что актер обменялся взглядом с оборванцем Смитом.
   – Меня вынудили отказаться от признания другие. Я не убивал Шейлу. Я солгал, но я думал, что будет лучше, если я скажу…
   – Что?
   – Ничего.
   – Вы полагали, что будет лучше, если мои розыски прекратятся в самом начале?
   – О, нет.
   – Во время беседы со своей бывшей женой вы выяснили нечто такое, что могло стать известно этому человеку, Смиту? И вы опасались, что сведения, которые ему удалось подслушать, в случае дальнейших розысков будут преданы огласке?
   – У вас очень смелая фантазия.
   – Помимо фантазии, я обладаю способностью устанавливать факты, обычно ускользающие от внимания людей. До сих пор вы следовали тому, что себе наметили, но наша игра еще не окончена.
   – Я полностью в вашем распоряжении.
   – Благодарю и надеюсь, что наша следующая встреча окажется для следствия более полезной, чем эта. А что касается вас, – и он взглянул на Смита, – то мне приходится заявить, как мне это ни неприятно, что вы вплели в свои показания изрядную долю вымысла и лжи.
   Смит пожал плечами:
   – Вот видите, как плохо, когда человек скверно одет. Вы судите обо мне по моему внешнему облику.
   – Я сужу о вас не по одежде, которая нема, а по вашему языку, – заметил китаец. – Спенсер, отведите художника в управление, пусть там снимут его отпечатки.
   – Какое внимание оказывают моей скромной персоне, – заметил Смит, – надеюсь, оно не вскружит мне голову.
   – Потом его можно отпустить, – добавил Чен. – Он мне больше не нужен.
   – Но, прежде чем вы уйдете, Спенсер, – продолжал Чарли, – я должен представить вам всех присутствующих. Повара и дворецкого вы уже видели. Кроме того, здесь есть горничная, вам придется отыскать ее. Постарайтесь запомнить ее облик. Затем я попрошу вас пройти на набережную: сегодня в полночь отплывает «Океаник». Ни одно из находящихся здесь лиц не должно отплыть с этим кораблем. Вы меня поняли?
   – Слушаюсь.
   В разговор вмешался Джейнс:
   – Я должен сообщить вам, что на пароходе находятся мои вещи. Часть из них сдана на хранение.
   – Вы правильно сделали, что напомнили мне об этом. Спенсер, позаботьтесь, чтобы вещи мистера Джейнса выгрузили, и примите их на хранение. Объясните капитану, что этого пассажира задержали на островах дела чрезвычайной важности. Вы удовлетворены, мистер Джейнс?
   – Абсолютно не удовлетворен, – проворчал он, – но боюсь, что мне придется смириться с этим.
   – Очень благоразумно с вашей стороны. Кашимо, вы будете сопровождать Спенсера.
   После того как Смита увели, Файф обратился к Чену:
   – Скажите, я вам еще нужен?
   Чарли задумчиво посмотрел на актера и ответил:
   – Нет, можете идти. Как-нибудь на досуге мы еще с вами потолкуем.
   – Я всегда к вашим услугам.
   Роберт Файф направился к выходу и, обернувшись в проеме, добавил:
   – Буду очень рад видеть вас у себя. Я живу в «Вайоли-отеле» на Форт-стрит. Загляните ко мне как-нибудь.
   Актер пересек зал, куда доносился голос Спенсера, о чем-то беседовавшего с горничной, и удалился. Вскоре покинули виллу и полицейские со Смитом.
   Чарли с сожалением оглядел сидевших в комнате людей, не скрывавших своей усталости.
   – Соберитесь с силами, – посоветовал он. – Вам придется подождать, пока Спенсер дойдет до набережной, а затем я не стану вас дольше задерживать. А пока мы сможем выяснить еще несколько обстоятельств. Я изменил свое прежнее мнение и пришел к выводу, что убийство произошло не в две минуты девятого, а между двенадцатью минутами девятого и половиной девятого. Итого восемнадцать минут. Теперь каждый из вас должен сконцентрироваться и спросить себя: «Что я делал в эти восемнадцать минут и где я находился в течение этого времени?»
   Глаза Чена заблестели, в его движениях появилась несвойственная ему до этих пор проворность. Он принадлежал к числу тех людей, активность которых с наступлением ночи повышается, и тем самым резко контрастировал с гостями, утомленными и обессиленными. Особенно жалкое зрелище представляли собой женщины.
   – Восемнадцать минут! – повторил Чен. – Это время мисс Диксон, мисс О’Нейл и мистер Бредшоу провели в воде, изредка показываясь на берегу, где их ожидала миссис Баллоу. За десять минут до убийства мистер Баллоу покинул пляж и ушел неизвестно куда…
   – Я могу сообщить, куда я ушел. Я вернулся в комнату, в которой мы находимся в настоящее время. Мне захотелось выкурить сигарету, и это может подтвердить дворецкий, который видел меня здесь.
   – Джессуп присутствовал здесь все то время, пока вы курили?
   – Нет, он подал мне огня и вышел. Когда он вернулся, я продолжал сидеть все в том же кресле…
   – Вы хотите обратить мое внимание на это обстоятельство? – улыбнулся Чен.
   – Мне совершенно безразлично, обратите вы на это внимание или нет, – недовольно проворчал Баллоу.
   Чен вынул из кармана платок и отер им вспотевший лоб.
   – Теперь я обращусь к тем четырем гостям, чье алиби так внезапно рассыпалось. Я знаю, где вы находились в две минуты девятого, но мне совершенно неизвестно, что вы делали позже.
   – Разрешите мне первому высказаться, – попросил Тарневеро. – Вы видели, как я вернулся к почтенной пожилой паре, с которой беседовал ранее. Это мои давние друзья, приехавшие из Австралии. Мы пробыли несколько минут в вестибюле отеля, а потом я предложил им выйти на террасу и полюбоваться пейзажем. Устроившись там, мы продолжали беседовать. Когда я взглянул на часы, была ровно половина девятого. Я сказал вслух, который час, и выразил сожаление насчет того, что мне придется уйти. Мы вышли вместе, после чего я поднялся наверх за шляпой и, снова спустившись в вестибюль, случайно встретился с вами в дверях.
   Чен внимательно посмотрел на ясновидца:
   – И ваши старые друзья смогут подтвердить эти показания?
   – Я не вижу причин, которые способны им помешать. Все, что я сказал, – правда…
   Чен улыбнулся:
   – С чем вас и поздравляю. Мистер Джейнс?
   – У меня нет алиби, – беспомощно ответил тот. – Я провел эти восемнадцать минут в одиночестве на пляже. Вы можете предполагать все, что вам угодно, но я не возвращался сюда.
   – Но вы, ван Горн, вернулись сюда, – обратился Чарли к актеру.
   – Да, то был первый случай в моей жизни, когда я появился в обществе ранее назначенного часа. И это послужит мне уроком на будущее.
   – Насколько мне известно, вас впустил в дом Джессуп и это было в четверть девятого?
   – Примерно так. Он сообщил мне, что остальные гости ушли на берег. Я спустился в сад и заметил в павильоне свет. Мне захотелось пойти взглянуть на павильон, и я очень сожалею о том, что не осуществил своего намерения. Услышав голоса, доносившиеся до меня с берега, я направился к морю и встретил там Риту Баллоу. Но об этом вам уже известно.
   Чен кивнул:
   – Итак, теперь очередь за вами, Вал Мартино.
   Режиссер нахмурился:
   – Так же, как и у Хантли, и у Джейнса, у меня нет алиби. Оно развалилось вместе с вашей теорией о двух минутах девятого. – И, вынув из кармана платок, он вытер им лицо. – Выйдя на пляж, я присел на скамейку. Было бы неплохо, если бы я в ту минуту подумал о том, что мне понадобится алиби. Но, по-видимому, я не так умен, как Тарневеро. – С этими словами он бросил на прорицателя ядовитый взгляд. – Я сидел в одиночестве и любовался закатом. Он показался мне очень привлекательным, словно созданным для экрана. Особенно хорош этот вид был бы в цветном фильме. Я сидел один и обдумывал сценарий – полагаться на авторов не следует. Внезапно я взглянул на часы. Было двадцать пять минут девятого, и я решил пройти к себе в комнату и привести себя в порядок. Возвратившись, я встретил вас и Тарневеро и узнал о том, что Шейлы Фен больше нет.
   Чарли задумчиво посмотрел на режиссера. Внезапно Тарневеро воскликнул:
   – Как вы расцарапали лоб, Мартино!
   Режиссер, недоумевая, провел рукой по лбу – на его пальцах показалась кровь.
   – Честное слово, я не понимаю…
   – Советую вам передать инспектору Чену платок, который вы только что спрятали в карман.
   – Какой платок?
   Мартино опустил руку в карман и, вытащив платок, которым он только что вытер лоб, передал его Чену. Тот расстелил шелковую ткань на столе, вынул лупу и внимательно осмотрел кусок материи. Проведя пальцем по середине платка, он поднял голову и промолвил:
   – Странно, я обнаружил здесь несколько осколков стекла. Как вы объясните это обстоятельство, мистер Мартино?
   Режиссер поднялся и внимательно осмотрел платок. Лицо его стало серьезным.
   – Я не нахожу этому разумного объяснения, – сказал он. – Более того, я не могу объяснить вам, как это попало ко мне в карман.
   Чен пристально глядел на Мартино:
   – Это не ваш платок?
   – Нет, – решительно заявил режиссер. – Я обычно ношу при себе два платка – один в наружном кармане, – и он указал на платок, видневшийся из кармана смокинга, – а второй – вот этот, – и режиссер вытащил еще один платок. – Как видите, он лежал у меня в нагрудном кармане. Совершенно случайно я опустил руку во внутренний карман смокинга и нашел там платок. Не обратив на это внимания, я вытер им лоб. Но смею вас уверить, что этот платок мне не принадлежит и я понятия не имею о том, как он ко мне попал.
   – Весьма маловероятно, – насмешливо сказал Тарневеро.
   – Дорогой Тарневеро, – вежливо заметил режиссер, – если бы вы на своем веку накрутили столько фильмов, сколько накрутил их я, то вы бы знали, что правда порой кажется гораздо менее невероятной, чем любой вымысел. Впрочем, там есть отметка прачечной.
   – Я знаю, – сказал Чен и указал на крошечное, наведенное чернилами «Б» в уголке платка.
   Инспектор задумчиво перевел взгляд на Вильки Баллоу, который не сводил с него глаз. Тот машинально вытащил из кармана платок и вытер им лоб.

Глава X
«Шейле от Денни»

   Чарли пожал плечами и снова обратился к Мартино:
   – Быть может, вы сообщите мне какие-нибудь сведения о том, как этот платок попал к вам в карман?
   Мартино задумался:
   – Когда я выходил из столовой, мне показалось, что кто-то коснулся моего кармана.
   – Кто находился в это мгновение поблизости от вас?
   – На этот вопрос нелегко ответить. Все мы стояли достаточно близко друг к другу. Это слишком важное обстоятельство, чтобы я мог рискнуть и ответить наугад.
   Он умолк и взглянул на прорицателя:
   – Во всяком случае мне помнится, что Тарневеро находился около меня.
   – Вы подозреваете меня? – холодно осведомился Тарневеро.
   – Нет, я не имею достаточных оснований, чтобы…
   – Я полагаю, что вы были бы счастливы, если бы могли обосновать свои подозрения, – бросил прорицатель.
   Мартино рассмеялся:
   – Совершенно верно, милейший! Всем известно, что я недолюбливаю вас. Если бы это зависело от меня, то вам давно бы уже пришлось оставить Голливуд.
   – Но так как это не в вашей власти, то вы ограничились тем, что обежали весь Голливуд и исподтишка попытались восстановить всех женщин против меня.
   – Почему же исподтишка? Я делал это совершенно открыто, и вам об этом было прекрасно известно. Я просто советовал им держаться от вас подальше, – защищался Вал Мартино.
   – Почему?
   – Мне не нравятся ваши глаза. Что вы сегодня сообщили бедной Шейле? Что она поведала вам?
   – Уж с вами-то я точно не буду это обсуждать. Если не ошибаюсь, вы в эти восемнадцать минут находились на пляже?
   – Кичитесь своим великолепным алиби? – воскликнул взбешенный Мартино. – Откуда оно у вас? Уж не держали ли вы его наготове, заглянув в будущее?
   – Господа, – запротестовал Чен, – это совершенно недопустимо. Я вижу, что у вас всех нервы на пределе, и рад возможности отворить двери и положить конец этим пререканиям. Я вас больше не задерживаю.
   Все, не дожидаясь повторного приглашения, бросились вон из комнаты, и Чен последовал за ними.
   – На прощание позвольте предупредить вас о том, что никто не должен предпринимать попыток к отъезду. Вам всем еще некоторое время придется пробыть на этом острове. И я полагаю, вам ясно, что всякая попытка уехать возбудит лишь самые серьезные подозрения против данного лица. Я прошу вас оставаться на острове и рекомендую насладиться сполна красотами этого райского уголка. Более подробно вам о них расскажет мистер Бредшоу.
   – Конечно, – согласился тот. – Как приятно грезить в тени слабо колышащихся пальмовых листьев? Когда в других странах воют снежные бури…
   – Это в июле-то месяце? – удивился ван Горн.
   – Ну да, – не смутился молодой человек, – например, на Южном полюсе. Забудьте о Голливуде, ведь Гавайи обладают таким климатом, которому завидует даже Калифорния…
   Первыми удалились Вильки Баллоу с супругой, за ними ван Горн, Мартино, Джейнс. Бредшоу вернулся в гостиную, где сидели Диана и Джулия, оставив Тарневеро с глазу на глаз с Ченом.
   – Примите мои соболезнования, – сказал на прощание прорицатель, – вы стоите перед неразрешимой загадкой.
   – Но я располагаю вашей помощью и содействием, – ответил китаец, – и эта мысль утешает меня.
   Тарневеро покачал головой:
   – Я боюсь, что вы переоцениваете мои способности. Во всяком случае я в вашем распоряжении. Когда я буду иметь удовольствие снова видеть вас?
   – Завтра утром, – ответил Чен. – Быть может, за ночь вас посетит какая-нибудь новая мысль, и тогда…
   – Я постараюсь оказаться вам полезным. – И с этими словами Тарневеро удалился.
   Некоторое время китаец задумчиво смотрел вслед прорицателю, а затем прошел в гостиную.
   – Мисс Диксон, – сказал он, – вы позволите мне еще раз побеспокоить вас? Я прошу вас подняться со мной наверх и показать мне комнаты. Прежде чем уйти, мне надо произвести небольшой обыск.
   – Я молю вас лишь об одном, – произнесла актриса, – начните осмотр с моей комнаты. Я едва держусь на ногах.
   Диана вместе с Ченом поднялась наверх, а Джулия устало опустилась в кресло.
   – Бедное дитя! – прошептал Бредшоу.
   – Джим, как это ужасно!
   – Джулия, ведь вы были Шейле ближе, чем кто бы то ни было. Неужели и вы не можете предположить, кто виновен в этом ужасном преступлении?
   Она покачала головой:
   – Я понятия не имею. Разумеется, у Шейлы были враги – они есть у всех успешных людей. Ей завидовали, быть может, кто-то даже ненавидел ее. Но я никогда не думала, что на ее долю выпадет такой ужасный конец.
   – Джулия, забудьте на мгновение о том, что произошло. Подумайте о себе. Что теперь станется с вами? Что вы будете делать?
   – О… я думаю, что вернусь туда, где жила до встречи с Шейлой.
   – Что это за место? Я о нем ничего не знаю.
   – Я училась в театральной студии в Чикаго, мои родители были актерами. Мама не раз говорила, что ее родина – Сан-Франциско. Там у меня живет бабушка. Я думаю, что мне надо поехать к ней и попытаться получить какую-нибудь работу. Мне кажется, что я окажусь неплохой секретаршей или стенографисткой. Бабушка была бы очень рада, если бы я приехала к ней.
   – А если бы я попросил вас остаться здесь?
   Наступило длительное молчание.
   – Быть может, вас удивляет моя прямота? Да, я люблю вас, и, прежде чем вы решите написать своей бабушке о том, что вы собираетесь приехать к ней, я прошу вас подумать обо мне и о Гавайях. Джулия, дорогая, вы обещаете мне это?
   Девушка кивнула:
   – Да, Джим.
   – Для меня этого более, чем достаточно, – сказал он и улыбнулся.
   В комнату бесшумно вошел Чен.
   – Итак, Чарли, вы закончили? – поинтересовался Бредшоу. – Я сегодня без машины и если вы подбросите меня…
   – Буду очень рад, – ответил китаец, – но мне надо задержаться здесь еще на мгновение.
   В комнату поспешно вошла горничная.
   – Мисс Диксон сказала, что вы хотели поговорить со мной, – обратилась она к Чену.
   Он кивнул:
   – О, сущие пустяки. Вы ранее сообщили мне, что недостает кольца с изумрудом, которое носила миссис Фен.

   Джулия О’Нейл от волнения затаила дыхание.
   – Скажите, это оно? – спросил Чен, доставая платиновое кольцо с великолепным изумрудом.
   – Да, – ответила Анна.
   Чарли обратился к Джулии:
   – Мне очень жаль, что я вынужден снова побеспокоить вас, но, может, вы объясните мне, каким образом это кольцо попало в ящик вашего туалетного столика?
   Девушка тяжело дышала. Джим удивленно взглянул на нее.
   – Я очень сожалею, что мне приходится спрашивать вас об этом, но обстоятельства требуют разъяснения.
   – Все очень просто, – взволнованно прошептала Джулия.
   – Разумеется, – согласился китаец и поклонился, – мне остается лишь услышать от вас, в чем заключается эта простота.
   – Видите ли… – нерешительно начала девушка. – Я буду с вами совершенно откровенна. У Шейлы не было денег. Они для нее не имели никакого значения, но утекали как вода. И, разумеется, она вернулась из поездки без денег. Любой мог обмануть ее…
   – Вы имеете в виду прислугу? – спросил китаец.
   – Собственно, это не так важно… Шейла нуждалась в деньгах. Раньше она брала крупные авансы за съемки, но в последнее время ей стали отказывать. Вернувшись, она сообщила, что у нее нет денег. Шейла дала мне это кольцо и попросила продать его. Я должна была еще днем отправиться к ювелирам, но отложила это поручение, потому что оно мне совершенно не нравилось. Я решила, что пойду завтра. Вот так кольцо и очутилось у меня.
   Чен размышлял:
   – Миссис Фен дала вам кольцо сразу же после прибытия на Гавайи? И с тех пор оно все время находилось у вас?
   – Она дала мне кольцо сегодня утром, в восемь часов, если быть точной. Я убрала его в ящик, чтобы оно осталось в целости и сохранности.
   – Это все, что вы можете мне сказать?
   – Да.
   Девушка была готова расплакаться. Чарли обратился к горничной:
   – Ступайте, вы можете идти.
   – Слушаюсь, – ответила Анна и, бросив многозначительный взгляд на Джулию, вышла из комнаты.
   Чарли тяжело вздохнул. По-видимому, и его начала одолевать усталость. Он поднес кольцо к свету и внимательно осмотрел его. На внутренней стороне была надпись «Шейле от Денни». Существовала ли какая-то взаимосвязь между этими двумя убийствами?
   Обернувшись, Чарли увидел, что Джулия тихо плачет. Бредшоу тщетно пытался утешить ее.
   – Успокойтесь, дорогая, Чарли верит вам. Не так ли, инспектор Чен?
   Тот низко поклонился:
   – Разве я смею сомневаться? Уверяю вас, мисс О’Нейл, меня гораздо больше заботит ваше состояние. Вы устали. Мы с мистером Бредшоу сейчас уйдем и предоставим вам возможность отдохнуть. Сон пойдет вам на пользу. От всего сердца желаю вам спокойной ночи.
   С этими словами он исчез. Бредшоу последовал за ним. Джессуп, провожая последних гостей, с трудом сдерживал зевоту. Очутившись на улице, Чен возвел глаза к небу и, глубоко вздохнув, сказал:
   – Пока мы томились там, в доме, здесь мирно сияли звезды. В этом есть некоторое утешение. Как много тяжелой работы нам пришлось проделать!
   У дома стояла маленькая спортивная машина Чена.
   – Да, нелегкое дело! – заметил после короткого молчания Бредшоу.
   Чен кивнул.
   – Я сделал множество наблюдений и все же ничего конкретного не добился, – признался инспектор.
   – В одном я уверен абсолютно точно, – решительно заявил юноша.
   – В чем же?
   – В том, что Джулия совершенно не причастна к этому.
   Чен улыбнулся:
   – Ваши слова оживляют во мне некоторые воспоминания.
   – Какие?
   – О моей молодости. И том времени, когда я был влюблен. Разумеется, с тех пор много воды утекло. Теперь я отец одиннадцати детей, но воспоминания о тех прекрасных днях продолжают жить во мне. Я тоже когда-то витал в облаках.
   – Уверяю вас, я сужу обо всем совершенно беспристрастно. Я всего лишь сторонний наблюдатель.
   – В таком случае мне остается только прийти к выводу, что луна на Гавайях нуждается, чтобы ее срочно отправили в починку. Она утратила свою волшебную силу.
   Чен затормозил, и машина остановилась перед зданием, где помещалась редакция газеты. Джим, собираясь проститься с Ченом, бросил на него осторожный взгляд и спросил:
   – Я полагаю, что пока не могу получить его обратно?
   – К сожалению, нет, – ответил китаец.
   – А вы, собственно, о чем? – невинно осведомился Джим.
   – О том же, о чем и вы, – усмехнулся инспектор.
   – Я имел в виду мой платок, который вы забрали у Мартино.
   – Я это понял.
   – Так, значит, вы знали, что платок принадлежит мне?
   – Да, я заметил в уголке маленькую букву «Б». У вас не было платка, которым вы могли отереть пот, и я восхищался вашим самообладанием. Вы даже не сделали попытки вытереть лоб рукавом. Вы считаете, что платок вытащили у вас из кармана?
   – Да, полагаю, что все было именно так.
   – И когда это случилось?
   – Не знаю. Возможно, пока я был в воде.
   – Вы так думаете?
   – Во всяком случае это единственное объяснение, которое приходит мне в голову, хоть я и обнаружил пропажу значительно позднее.
   – А мне вы сообщили о ней еще позже.
   – Это все моя проклятая застенчивость, Чарли, – объяснил юноша. – Не люблю я оказываться в центре внимания. Но позвольте мне взглянуть на платок.
   Чен протянул юноше лоскуток ткани, и тот поднес его к фарам машины.
   – Да, это действительно мой платок. Вот метка моей прачки. Вся эта история представляется мне очень загадочной.
   Чарли спрятал платок в карман:
   – Как видите, у меня достаточно улик для того, чтобы немедленно препроводить вас в тюрьму.
   – Не шутите так с представителем прессы, – сказал Джим. – Поверьте, я не убивал самую прославленную гостью нашего острова. Я несколько иначе понимаю законы гостеприимства.
   Немного помолчав, он добавил:
   – Этот платок мог бы мне еще сегодня пригодиться.
   – И мне тоже, – вежливо ответил Чен.
   – В таком случае мне придется смириться с тем, что, пока я буду писать статью, на нее будут падать капли пота. До свидания!
   – До свидания. У меня есть к вам одна просьба: не говорите никому об этом платке, иначе мне придется принять серьезные меры.
   – Хорошо, этот платок останется нашей тайной. И тайной прачки.

Глава XI
Полночь в Гонолулу

   Чен поехал в полицейское управление и поспешил к своему начальнику.
   – Халло, Чарли, – приветствовал его тот, – я ждал вас. Вам удалось что-нибудь выяснить?
   Инспектор печально покачал головой.
   – Дело не из легких. Боюсь, что мой отчет займет немало времени, – сказал он, взглянув на часы.
   – И все же я хочу его выслушать прямо сейчас, – оживился шеф.
   Чарли подчинился и, присев, принялся за изложение событий этого вечера. Он начал с описания места преступления, упомянул о том, что орудие убийства не нашли, а также о провалившейся попытке преступника убедить всех в том, что жертву лишили жизни в две минуты девятого. Перечисляя различные факты, он не забыл и про исчезновение булавки, которой были приколоты орхидеи.
   – Весьма любопытно, – заметил шеф, закуривая сигару.
   Чен, пожав плечами, поведал начальнику о том, что Шейла Фен была свидетельницей смерти Денни Майо, и о той истории, которую покойная утром открыла прорицателю.
   – Великолепно! Вот вам и мотив! Если бы она написала имя убийцы, как ей посоветовал этот Тарневеро, то…
   Чен с неудовольствием приступил к рассказу о том, как в его руки попало письмо и как он его глупо лишился. Шеф неодобрительно покачал головой:
   – Никогда бы не поверил, что с вами могла приключиться такая история.
   – Но это письмо не имело того значения, которое вы ему приписываете, – продолжал Чен.
   Затем он поведал о своей находке под ковром. Потом рассказал, что фотографию, находившуюся в руках Шейлы после обеда, кто-то уничтожил.
   – Кто-то хотел лишить вас возможности увидеть эту фотографию, – заметил шеф.
   – Вот и я пришел к тем же выводам.
   Затем Чен сообщил о появлении актера Роберта Файфа и Смита.
   – Мы сняли отпечатки пальцев художника и отпустили его, – заметил шеф. – Смит не смог бы убить даже мухи.
   Чен кивнул:
   – Несомненно, вы правы.
   Сообщение о неожиданном признании Файфа, к тому же оказавшемся ложным, заставило шефа призадуматься. Чарли доложил также о платке, который очутился в кармане Мартино и в котором были обнаружены осколки стекла. Рассказал он и о несколько запоздалом признании Бредшоу.
   – Вот так обстоят дела на данный момент, – закончил свое повествование инспектор.
   Шеф взглянул на него и улыбнулся:
   – Мне казалось, что в последнее время вы заскучали, истосковались по интересным делам. Ваши способности достойны большего, чем то, что у нас обычно происходит.
   – Мне кажется, что этот случай слишком сложен, – заметил Чен. – Из-за него я могу лишиться своей репутации. Над этим следует хорошенько поразмыслить.
   – Что за человек этот Тарневеро? – спросил после некоторых раздумий шеф.
   Лицо Чена просияло.
   – Это наиболее интересная фигура из всех. Он загадочен и темен, как безлунная ночь, но таким он и должен быть в силу своей профессии. У него прекрасное самообладание, и он хорошо ориентируется в сложившейся обстановке. По каким-то неизвестным мне причинам Тарневеро считает необходимым помогать мне в расследовании.
   – Вам это не кажется подозрительным?
   Чарли кивнул:
   – Я уже думал об этом. Но у него неопровержимое алиби, которое может подтвердить одна почтенная пожилая пара. Завтра я проверю его показания, но я убежден, что они соответствуют истине. Несомненно, он явился в дом Шейлы лишь тогда, когда я позвал его. Все говорит за это.
   – Что именно?
   – Я уже упоминал о том, что ранее ясновидец уже предсказывал какой-то арест. Если бы Тарневеро был убийцей, то он не стал бы загодя говорить об этом. Затем, в истории с часами, он доказал свое искреннее желание помочь мне. Тарневеро дал очень разумное объяснение, правда, я уже знал его благодаря старому Ву Кно-Чингу. Итак, все поступки этого прорицателя указывают на то, что он хочет содействовать… Нет, я не думаю, что он убийца, но все же…
   – У вас есть что-нибудь на него?
   – Нет. Нет никаких сомнений, что в момент совершения убийства он находился совершенно в другом месте.
   Вошел полисмен и доложил о прибытии Спенсера. Чен взглянул на часы.
   – «Океаник» ушел? – обратился инспектор к Спенсеру.
   – Да.
   – И никто из наших друзей не сел на корабль?
   – Аллан Джейнс приехал на пристань, чтобы забрать свои вещи. Я слышал, как он сыпал проклятиями, увидев, что пароход отходит. Когда я помогал ему выгружать вещи, он просил передать вам, что уедет со следующим пароходом и ничто не сможет удержать его на нашем острове.
   Чен покинул полицейское управление и немало удивился, увидев Смита, стоявшего рядом с его машиной.
   – Я полагаю, что вы могли бы захватить меня с собой и отвезти на вокзал, – непринужденно заметил Смит, – иначе мне не попасть к месту ночевки.
   Чарли опустил руку в карман и, вынув монету, протянул ее Смиту.
   – Вы отлично сможете доехать на автобусе, – сказал он.
   Смит отбросил монету.
   – Десять центов! – заметил он. – Не могу же я предложить шоферу десять центов! Мне нужен хотя бы доллар. Меньшей суммы джентльмен не может принять от джентльмена.
   Несмотря на усталость, Чен не удержался от смеха:
   – Быть может, вы правы. Но я полагаю, что лучше всего будет, если на этот раз я ограничусь суммой, которая вам действительно необходима для проезда. Доллар вам нужен, чтобы выпить. Если вы сочли мои скромные десять центов ниже вашего достоинства, то я смиренно беру их обратно. И очень сожалею, что путь мой лежит в другую сторону.
   Смит последовал за ним.
   – Ладно, – сказал он, – наверное, я слишком щепетилен. Так и быть, я возьму десять центов, но, разумеется, лишь в качестве займа. Я запишу эту сумму и впоследствии верну ее вам.
   Смит взял деньги и удалился. Чен посмотрел ему вслед и уже садился в машину, но вдруг передумал ехать и пошел за бродягой.
   Лунный свет заливал безлюдные улицы, и инспектору было непросто укрыться от внимания Смита. Но Чен хорошо знал свое дело и, словно тень, преследовал оборванца. Смит свернул на Кинг-стрит. Китаец, искусно использовавший любое прикрытие, увидел, что Смит остановился. Чарли наблюдал: он хотел знать, действительно ли Смит сядет в автобус и уедет. В последнем случае попытка Чена проследить за бродягой провалилась бы.
   Но Смит не стал ждать автобуса. Он пересек улицу и пошел дальше. Интерес Чарли возрос. Чего ради этот человек вздумал скитаться ночью по улицам? Чен увидел, как Смит направился к «Вайоли-отелю». Остановившись у подъезда, хитрец опасливо огляделся по сторонам и после некоторых колебаний развернулся и пошел обратно. Чарли поспешил спрятаться в одном из подъездов. Смит не пошел в отель и теперь торопился к месту стоянки автобусов, чтобы уехать из города.
   Немного погодя инспектор вернулся в полицейское управление. Что все это значило? По-видимому, Роберт Файф назвал свой адрес не только для одного Чена, но и для Смита, и тот, похоже, был не прочь о чем-то побеседовать с актером.
   У полицейского управления китаец столкнулся со своим начальником.
   – Я полагал, что вы уже дома, Чарли.
   – Меня посетила одна мысль, – ответил Чен.
   – Есть какие-то новости? – спросил шеф.
   – Я по-прежнему продвигаюсь на ощупь.
   – Мне кажется, что на самом деле вы прекрасно осведомлены, просто не хотите распространяться об этом, – предположил шеф.
   – Человек, сидящий в колодце, едва видит клочок неба, – глубокомысленно заметил Чен и, заведя мотор, тронулся в путь.

Глава XII
Не дурак!

   Ночь близилась к концу, и на пляж Вайкики опустился предутренний туман. Смит беспокойно зашевелился на своем песчаном ложе и, почувствовав холод, стал нащупывать рукой, словно желая натянуть на себя отсутствующее одеяло. Потом, повернувшись на другой бок и что-то пробормотав себе под нос, он снова заснул.
   Седой туман постепенно окрашивался в розовый цвет. На востоке над очертаниями гор обозначилась золотая кайма. Смит открыл глаза и стал постепенно приходить в себя.
   На лице его заиграла улыбка: в его жизни случилось нечто такое, что предвещало перемену к лучшему. Выпрямившись, он сбросил с себя поношенное платье и, развернув лежавший рядом небольшой сверток, достал из него плавки. Натянув их, художник побежал к морю.
   Нежное прикосновение воды всколыхнуло в нем жажду жизни, он ощутил небывалый прилив сил. Погружаясь в море, он пытался забыть о бесплодно проведенных годах и строил планы на будущее. В нем снова проснулось честолюбие, он хотел работать и творить. Он обязательно покинет этот сонный клочок земли и снова станет человеком. Деньги дадут ему возможность возродиться – теперь они были у него под носом.
   Выйдя на берег, Смит опять расположился у опрокинутой лодки, служившей ему ночным укрытием, и стал нежиться под лучами солнца. Его охватило чувство приятной усталости. Потом он оделся, обломком гребня расчесал волосы и хотел было приняться за завтрак. Над его головой висели кокосовые орехи, не раз заменявшие ему утренний кофе, но сегодня художник решил позавтракать иначе. Он медленно побрел к отелю «Моана». Красота этих утренних часов не единожды жестоко разочаровывала Смита. Каждый раз, когда он брался за кисть, ему приходилось отбрасывать ее из-за осознания своего полного бессилия и невозможности передать все очарование красок.
   На пригорке, у входа в отель лежал юноша, напевавший под аккомпанемент гавайской гитары какую-то песенку.
   – С добрым утром, Фрэнк! – поздоровался Смит.
   Фрэнк лениво повернул голову и едва удостоил ответом это приветствие. Смит присел рядом с юношей.
   – Я сегодня не буду петь для чужестранцев, – мечтательно произнес Фрэнк, – сегодня я пою для голубого неба.
   Смит кивнул. Где-то в другом месте это замечание показалось бы неестественным и надуманным, но на Гавайях в нем не было ничего удивительного. Смит не раз наблюдал за туземцами, по утрам приходившими к морю и смотревшими на него так, словно они впервые узрели эту красоту. Незадачливому художнику не раз доводилось слышать восторженные возгласы этих сынов природы, когда они бросались навстречу волнам. Это фанатичное поклонение красоте своей земли было изумительно.
   – Ты прав, Фрэнк, – согласился с ним Смит. – У тебя есть деньги? – деловым тоном осведомился он.
   Юноша нахмурился: ему был непонятен интерес чужестранцев к деньгам. Для него эти бумажки никогда не имели значения.
   – Кажется, у меня есть доллар, – ответил он. – В плаще.
   Глаза Смита заблестели.
   – Одолжи мне его. Я тебе верну его сегодня вечером. И вообще я верну тебе все, что тебе должен. Сколько набралось за мной?
   – Понятия не имею, – мечтательно ответил Фрэнк.
   – Сегодня вечером я буду утопать в деньгах, – продолжал Смит, и в его голосе зазвучало волнение.
   Фрэнк наигрывал и думал: «Что за сумасшедшим надо быть, чтобы волноваться из-за денег, когда небо такое синее, вода такая теплая, а сама жизнь – дивный сон на золотистом пляже?!»
   – Ты говоришь, доллар лежит в кармане плаща? – переспросил Смит.
   – Да, иди возьми.
   Смит так и сделал. Когда он вернулся, в одной руке у него была долларовая банкнота, а в другой – небольшая картина.
   – Я возьму ее с собой. Внутренний голос подсказывает мне, что я смогу ее продать.
   Он окинул свое произведение критическим взглядом. На картине была изображена смуглая туземка, зажавшая в блестящих зубах ярко-красный цветок. Эта картина была пропитана пряной духотой тропических ночей и томительной медлительностью дней.
   – Хм, вовсе не так плохо, – удивленно резюмировал Смит.
   Фрэнк только хмыкнул в ответ.
   – Право, неплохо, – повторил Смит. – Ведь все они утверждали, что у меня есть талант, – и в Нью-Йорке, и в Париже. Талант – искра гениальности, и только. Однако в жизни, помимо этого, еще нужно обладать волей и характером.
   Фрэнк снова хмыкнул.
   – Вспомни о Коро. Он продал за всю свою жизнь только одно произведение. А Мане? Ты знаешь, что говорили о нем критики? Да они смеялись над ним.
   Хмыкнув в третий раз, Фрэнк отбросил гитару, вскочил и бросился к морю.
   Смит покачал головой.
   – В нем нет ни капли интереса к живописи, – пробормотал он. – Для него существует только музыка. Ну хоть что-то…
   Спрятав доллар в карман, Смит взял картину и пошел по направлению к городу. Увидев омнибус, он занял место и протянул кондуктору доллар – пусть знает, что не стоит судить о людях по одному только внешнему виду. Во время поездки он все посматривал на картину, которая нравилась ему все больше и больше.

   В городе художник подкрепился – позавтракал так, как давно не завтракал, а потом пошел в «Вайоли-отель».
   Его появление там особой радости не вызвало. Швейцар, окинув его неодобрительным взглядом, высокомерно спросил:
   – Что вам?
   – Здесь живет мистер Файф? – спросил Смит.
   – Да. Он спит и приказал его не будить.
   – Советую вам все же сделать это, – самоуверенно ответил Смит. – Я договорился встретиться с ним по очень важному делу. Мистер Файф заинтересован в этой встрече больше, чем я.
   Швейцар, немного подумав, направился к телефону. Вернувшись, он заявил:
   – Мистер Файф сейчас спустится.
   Смит удовлетворенно опустился в глубокое кресло и стал ожидать появления актера. Вскоре показался Файф. У него был очень усталый вид.
   – Вы хотели меня видеть? – спросил он Смита. – Я направляюсь в театр. Быть может, вы пойдете со мной?
   Файф, не дожидаясь ответа, отдал ключ от своей комнаты и направился к выходу. Смиту не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Некоторое время они шли молча. Наконец, актер обратился к своему спутнику:
   – Почему вы были так неосторожны? Вы могли бы позвонить мне по телефону, и мы бы договорились о месте встречи.
   Смит пожал плечами.
   – Телефонные разговоры стоят денег, – заметил он, – а у меня их нет. Вернее, до сих пор не было.
   Последние слова Смит произнес особенно выразительно. Файф шел к кварталу, который населяли местные жители, минуя лавки, где продавались шелка и цветная вышивка, бусы и фарфор. Перед торговцами на улице стояли корзины с экзотическими фруктами и лакомствами.
   – Мне кажется, вы рассчитываете на мои деньги, – нарушил, наконец, молчание Файф.
   Смит улыбнулся:
   – Почему бы и нет? Ведь вчера я оказал вам услугу. О, я не дурак! Я отлично понял, почему вы сделали ложное признание. Вы испугались, что я расскажу о том, что услышал, когда стоял под окном. Не так ли?
   – А что вы, собственно говоря, слышали?
   – Достаточно, можете не сомневаться. Я слышал, как эта женщина, которую затем кто-то убил, рассказала вам…
   – Ладно, – прервал его актер и боязливо оглянулся, но поблизости находились лишь безразличные ко всему аборигены.
   – Я полагаю, что вчера оказал вам большую услугу. Когда инспектор Чен раскрыл ваше ложное признание и снова обратился ко мне, разве я не сказал то, что вы хотели от меня услышать? Я произнес именно то, что вам было желательно. Своими показаниями я мог спутать все ваши карты, но я этого не сделал, не забывайте.
   – Я помню и признаюсь вам, что ждал вас сегодня. Я предполагал, что вы явитесь ради маленького вымогательства.
   – Господин! – Смит предостерегающе поднял свою худую, усеянную веснушками руку. – Вы могли бы избавить мой слух от подобных выражений. Во мне не угасло чувство собственного достоинства, и я вовсе не склонен делать то, что вы мне приписываете. Я предположил лишь, что вы, будучи интеллигентным человеком с тонким художественным вкусом, оцените мои произведения, как они того заслуживают.
   Указав на картину, он добавил:
   – Я как раз случайно захватил с собой один из своих шедевров.
   Файф расхохотался:
   – Вы хитрый парень, Смит! А если я куплю у вас одно из ваших произведений, что вы сделаете с деньгами?
   Смит облегченно вздохнул:
   – Я навсегда покину эти края. Я не могу больше жить на острове. Вот уже год я ломаю себе голову над тем, как мне выбраться отсюда в Кливленд, к своим родителям. Я не знаю, обрадует ли их мое появление, но если я буду прилично одет и у меня в кармане будет несколько долларов, то весьма возможно.
   – Как вы сюда попали? – поинтересовался актер.
   – Я приехал в Гонолулу, чтобы заняться живописью. Быть может, кому-то и понравилась бы жизнь на этом острове, но только не мне. Во всяком случае мне это стало ясно лишь после того, как у меня в кармане не осталось ни гроша. Родители прислали мне денег на обратный путь. Но… Вы никогда не пробовали околегау? Это местный спиртной напиток.
   Файф улыбнулся:
   – Я понимаю: вы попросту забыли о том, что ваш корабль уходит.
   – Я забыл обо всем на свете. И когда я снова вспомнил о том, что собирался уехать, мой корабль уже двое суток бороздил открытое море. Отец был очень огорчен моим поведением – он оказался не очень-то терпелив.
   Файф и Смит пересекли реку и прошли в Аала-парк. Там, опустившись на скамью, Смит протянул Файфу картину.
   – Черт побери! – вырвалось у Файфа. – Ведь это великолепно.
   – Очень рад это слышать, – сказал Смит. – Не правда ли, вы такого не ожидали? Я не слишком высокого мнения о себе, но, возможно, когда-нибудь наступит день, когда эта картина действительно приобретет большую ценность. Подумайте, с какой гордостью вы сможете тогда сказать своим друзьям: «Вот видите, я был одним из первых, кто признал его талант и приобрел его произведение».
   – Это ваше настоящее имя, здесь, внизу, слева? – спросил Файф.
   Художник опустил голову и прошептал:
   – Да, это мое настоящее имя.
   – Сколько стоит эта картина?
   – А что вы можете предложить мне за нее? – спросил Смит.
   – Если вы действительно хотите вернуться на родину, то я готов помочь вам. Разумеется, не сейчас: полиция все равно вам не позволит сделать это. После того как здесь все уляжется, я куплю вам билет и снабжу деньгами на дорогу. Разумеется, эту сумму вы получите в качестве гонорара за произведение.
   – Сколько же вы хотите мне дать?
   – Двести долларов.
   – Я, право, не знаю…
   – Ну, двести пятьдесят. Ведь я не миллионер. Я актер и получаю не слишком высокое жалованье. Мне удалось скопить немного денег, и я предлагаю вам почти все, что у меня есть. Мне было бы очень жаль, если вы сочтете эту сумму недостаточной.
   – Эта сумма вполне меня устраивает, – медленно сказал Смит. – Я не хочу вымогать у вас деньги. Мне вся эта история чрезвычайно неприятна, но для меня это единственная возможность выбраться отсюда, и я не вправе ее упускать. Итак, я получаю билет, как только здесь все успокоится, и двести пятьдесят долларов сверху. Но пока что мне потребуется небольшой аванс.
   – Вы снова будете пить?
   – Нет, мне бы этого не хотелось. Я чего доброго сболтну лишнего и все испорчу. Я не столько боюсь за вас, сколько за себя. Нет, я не буду пить, даю вам слово джентльмена.
   Файф с сомнением посмотрел на него, но потом вынул бумажник и сказал:
   – Мне придется поверить вам. Пока я даю вам пятьдесят долларов.
   Глаза Смита заблестели.
   – Это все, что у меня есть при себе. Но помните, – он отвел жадно потянувшуюся к деньгам руку Смита, – вы должны соблюдать осторожность. Если полиция заметит, что вы разжились деньгами, то у нее появятся подозрения.
   – Мне хотелось бы приобрести новый костюм, – задумчиво сказал Смит.
   – Нет, сейчас этого делать нельзя, – предостерег художника Файф. – Я сам позабочусь о костюме, когда придет время. Пока что вы должны сохранить свой прежний облик. Я полагаюсь на вас. Человек, способный писать такие картины, не может быть дураком. Так не будьте же им!
   – Я сделаю все, что вы хотите, – поспешил ответить Смит и убежал.
   Файф посмотрел ему вслед и, захватив приобретенную при столь странных обстоятельствах картину, направился в театр.
   Смит поспешил на Беретания-стрит и вошел в дом с вывеской «Отель Ниппон». За конторкой стоял маленький вежливый японец, над головой которого висела картина с изображением парохода, рассекавшего волны. Под ним имелась надпись: «Ниппон Юзен Кайша».
   – Халло, Нада, – весело приветствовал японца Смит, – что, моя старая комната свободна?
   – Сожалею, но…
   – Вот десять долларов. Плачу вперед. – И Смит швырнул на стойку банкноту.
   – Жаль, что вас так долго не было у нас, – поспешил сказать вежливый японец. – Комната в вашем распоряжении.
   – Я приведу себя в порядок. Мои вещи прибудут несколько позднее, – добавил Смит.
   – По-видимому, вам прислали из дому деньги, – улыбнулся японец.
   – Из дому? – переспросил Смит. – Да ничего подобного. Я продал одну из своих картин. Знаете ли вы, Нада, что это больше, чем удалось достичь при жизни Коро? – И, наклонившись к японцу, он добавил: – Старику Коро не удалось продать ни одной картины. Теперь я понимаю, как важно порой оказаться в нужную минуту под окном.
   – Должно быть, вы правы. Советую вам отправиться наверх. Номер семь, как всегда.
   – До чего приятно снова иметь настоящее жилище! – заметил Смит и, весело насвистывая, поднялся наверх.

Глава XIII
Завтрак Чена

   Со времени утреннего купания Смита прошел целый час, прежде чем Чарли Чен поднялся и, встав у окна своей спальни, взглянул на море. Перед ним расстилался изумительный вид, – Чарли любил смотреть на морскую гладь и теперь целиком погрузился в ее созерцание.
   Сегодня у него не было времени размышлять над такими понятиями вселенского масштаба, как счастье и смысл жизни, – мысли его были поглощены событиями, что произошли минувшей ночью. Он хорошо выспался, и сон освежил его, вернул ему силы и мужество. Задача, стоявшая перед ним, должна была иметь решение, и не было оснований предполагать, что решение это ускользнет от Чена. Ему надлежало действовать быстро и решительно, и он вспомнил поговорку об аисте, который уморил себя голодом, тщетно дожидаясь, пока высохнет море, чтобы c наибольшими удобствами ловить рыбу. Чен решил не следовать его примеру.
   Жилище Чарли Чена никоим образом нельзя было назвать цитаделью покоя и оплотом тишины. Одиннадцать его детей превращали это пристанище по утрам в сумасшедший дом. Вечно отовсюду слышались голоса, восклицания, смех, крики, а порой и плач. Прислушавшись к этому привычному шуму и удостоверившись, что день начался как обычно, Чарли начал одеваться.
   В столовой он застал сидящих за столом трех своих старших детей. На этот раз они проявили к отцу необычайный интерес. Обычно отпрыски игнорировали его присутствие, но сегодня появление отца вызвало бурный поток восклицаний и вопросов. В этом были повинны крупные заголовки утренних газет. Дети прочли об убийстве своей любимой кинозвезды и теперь в самом категорическом тоне потребовали от отца сурового наказания для преступника. Тщетно пытались они добиться ответа на вопрос, почему злоумышленник до сих пор еще не обнаружен и не наказан.
   – Тише! – приказал Чарли своим великовозрастным чадам. – Разве человек может размышлять, сидя под деревом, на котором чирикают воробьи?
   И он обратился к своему старшему сыну, одетому, как всегда, безукоризненно, в соответствии с манерой одеваться, привитой ему в колледже.
   – Тебе давно пора быть на занятиях.
   – Я сейчас ухожу! – ответил Генри. – Но сперва, отец, ты должен мне объяснить, что, собственно, произошло с Шейлой Фен?
   – Вы ведь читали газеты? Кто-то ее убил. А теперь ступайте, принимайтесь за дела.
   – Но кто убийца? – приступила к расспросам старшая дочь Рози. – Мы очень хотели бы получить ответ на этот вопрос.
   – Здесь ваше желание совпадает с желанием многих людей.
   – Ведь ты ведешь это дело?
   – А кто еще из находящихся в Гонолулу сыщиков мог бы взяться за его расследование?
   – И когда же ты собираешься накрыть преступника? – бесцеремонно продолжал Генри.
   Чарли тяжело вздохнул:
   – Я не раз говорил тебе, что твоя манера выражаться ни в малейшей степени не соответствует тому почтению, которое ты должен питать к своему бедному отцу. К сожалению, мне до сего времени не удалось установить, кто преступник, поэтому я лишен возможности назвать тебе его имя.
   – Тем не менее ты поймаешь его? – настаивала Рози.
   – Когда я был молод, – строгим тоном перебил ее отец, – я полагал, что нет более тяжкого греха, чем подвергать сомнению безграничную мудрость своего отца. Мы, дети, боялись его и почитали. Подобные вопросы и недоверие были тогда немыслимы.
   Рози встала из-за стола и, улыбаясь, направилась к отцу:
   – Времена изменились. Разумеется, тебе удастся установить, кто убийца, мы в этом не сомневаемся. Просто нам не терпится узнать, кто этот злодей, и мы умоляем тебя поторопиться с его поимкой.
   И Рози нежно поцеловала отца. Затем она направилась в банк, в который на время каникул устроилась практиканткой. Генри медленно поднялся и тоже собрался уходить.
   – Отец, тебе сегодня вечером машина понадобится? – спросил он Чена.
   – Да, сегодня она мне будет нужна.
   Генри нахмурился.
   – По-видимому, мне все-таки придется купить собственную, – сказал он задумчиво. – Мне предлагают купить в рассрочку изумительную, разумеется, подержанную машину.
   Чен пожал плечами и принялся просматривать газеты.
   На смену детям явилась жена Чарли. Своей фигурой она в полной мере соответствовала супругу; спокойный взгляд и не сходившая с ее лица улыбка свидетельствовали о душевном равновесии достойной матроны.
   – Какая ужасная история случилась с Шейлой Фен! – заговорила она.
   – А что ты знаешь о Шейле Фен? – перебил ее супруг.
   – Я постоянно слышала, как дети говорят: «Шейла Фен, Шейла Фен». Я думаю, что Шейла Фен была действительно замечательной женщиной. Ты должен поймать преступника.
   – Кажется, если я не поймаю преступника, то лишусь покоя даже в собственном доме.
   И, допив чай, Чарли встал. Эвелин поспешила принести отцу шляпу – казалось, все не могли дождаться, когда он наконец приступит к решительным действиям. На пороге он чуть не споткнулся о маленького черноглазого мальчугана, еще одного из своих наследников.
   Выйдя на улицу, сыщик сел в машину и тронулся в путь. Мысли его были поглощены детьми. Он гордился тем, что все они были американскими гражданами, но это обстоятельство одновременно отдаляло их от него. Дети росли и становились чуждыми его расе. Их резкая манера разговаривать была неприятна любящему отцу до такой степени, что иногда, казалось, причиняла ему физическую боль.
   Чен проехал мимо причудливых надгробных плит китайского кладбища. На этом кладбище покоилась его мать, прожившая последние годы жизни у него в доме. Что сказала бы она о своих внуках и внучках: об элегантном Генри, о живой и развитой Рози, осенью возвращающейся к занятиям в американском университете, о небрежной, очень вольной речи Эвелин, усвоенной ею в колледже? Всего этого бабушка не одобрила бы. И, несомненно, она стала бы печалиться о прежних временах и безвозвратно утраченных старых нравах. Впрочем, и он сам сожалел о происшедших переменах. Но не в его силах было изменить ход событий.
   Приехав в деловую часть города, сыщик отвлекся от своих размышлений и занялся разрешением стоявшей перед ним задачи. Мысли его сосредоточились на Роберте Файфе, и он направился к «Вайоли-отелю». Швейцар сообщил сыщику, что артиста нет дома – Роберт Файф ушел в сопровождении какого-то человека. Описание, данное швейцаром, рассеяло все сомнения относительно того, кто был спутником Файфа.
   Чего ради этот Смит навестил артиста? Что удалось ему услышать, стоя под окном? И чего ради Файф признался в преступлении, которого не совершал? Ведь он не мог быть убийцей, если только его показания о том, что он возвратился в театр, соответствовали действительности. Однако последнее обстоятельство требовало проверки.
   Чен направился в театр. На сцене полным ходом шла репетиция. Инспектор вошел в зрительный зал и направился к рампе.
   – Что вам угодно? – недружелюбно спросил его режиссер в нахлобученной на лоб шляпе.
   – Я хотел бы сказать несколько слов мистеру Файфу.
   Актер, услышав свое имя, вышел на авансцену и начал вглядываться в погруженный во мрак зрительный зал.
   – Ах, это вы, инспектор Чен. Я попрошу вас подняться сюда. Чем могу служить? – любезно спросил он с трудом взобравшегося на сцену Чена.
   Чарли испытующе взглянул на Файфа:
   – Вам, должно быть, помнится, что вчера я обеспечил вас великолепным алиби. Я желал бы, формальности ради, удостовериться в нем.
   – Разумеется. Эй, Вайн!
   Мужчина в фетровой шляпе лениво приблизился к собеседникам.
   – Это наш режиссер, мистер Вайн. Инспектор Чен желал бы установить, когда вы дали вчера сигнал начинать представление?
   – В двадцать минут девятого, – проворчал режиссер, – мы опоздали на пять минут.
   – Я ведь стоял рядом с вами, когда вы позвонили?
   – Совершенно верно. Но где вы изволили находиться, когда мы барабанили в дверь вашей уборной, ведомо лишь одному дьяволу.
   – Инспектору это также известно, – ответил Файф. – Это все, инспектор?
   – Нет, у меня имеется еще один вопрос. Скажите, полагается ли мистеру Файфу по ходу пьесы иметь при себе кинжал?
   – Кинжал?! – удивился режиссер. – В этой пьесе вообще нет никаких кинжалов. Это салонная комедия.
   – Благодарю вас, – задумчиво проронил Чен и пригласил артиста следовать за собой.
   Мозг Чена лихорадочно работал. В двенадцать минут девятого Шейла Фен еще была жива. В двадцать минут девятого Роберт Файф ожидал за кулисами своего выхода. За восемь минут было совершенно немыслимо попасть с пляжа Вайкики в город. Алиби Файфа выглядело безупречным. И все же…
   – Я все еще размышляю над тем, почему вы вздумали возвести на себя обвинение в убийстве Шейлы Фен, – проговорил инспектор.
   – Я и сам размышляю над этим.
   – Мне совершенно ясно, что вы не причастны к этому убийству.
   – Боюсь, вы решите, будто я не совсем в своем уме.
   – Как раз наоборот. Я считаю вас очень умным человеком. Несомненно, у вас были какие-то веские причины сделать это признание.
   – Увы, я уже успел забыть об этих причинах.
   – Вы напрасно пытаетесь усложнить мне работу.
   – Это совсем не так, инспектор. Я с нетерпением ожидаю результатов вашего расследования.
   – Что-то не верится. Вы виделись сегодня утром с художником Смитом?
   Актер ответил не сразу. Он уже сожалел о том, что оказался на улице в обществе бродяги.
   – Да, я виделся с ним. Он заходил ко мне сегодня утром.
   – Зачем?
   – Разумеется, за деньгами. Я подозреваю, что он попытался призанять немного денег у всех, с кем ему пришлось вчера встретиться.
   – И вы снабдили его деньгами?
   – Да, я дал ему несколько долларов. Мне стало жаль беднягу. Он ведь неплохой художник… – Файф внезапно умолк.
   – Откуда вам об этом известно?
   – Он… оставил мне одно из своих произведений…
   – Не это ли? – И Чен направился к одному из стульев, на который актер впопыхах поставил картину Смита. – Я уже обратил на нее внимание. Позволите взглянуть?
   – Вы правы, – добавил сыщик после непродолжительного молчания. – Он, несомненно, талантлив. Как жаль, что он опустился до шантажа.
   – До шантажа?
   – Ну да. Я мог бы вас арестовать, несмотря на ваше безупречное алиби. Вы препятствуете расследованию. Я вас спрашиваю в последний раз: что удалось подслушать Смиту из вашей беседы с бывшей супругой?
   Режиссер приблизился к рампе и окликнул Файфа.
   – Простите меня, инспектор, – проговорил артист, – но я задерживаю своих коллег и срываю репетицию. Мне, право, пора.
   Чен пожал плечами и отпустил Файфа. Выйдя на улицу, он почувствовал, что за показной любезностью Файфа скрывается какая-то важная тайна. Однако не было никаких оснований предполагать, что актер может внезапно заговорить.
   Когда Чен проезжал мимо городской библиотеки, его осенила новая мысль. Небесполезно было бы ознакомиться с газетными сообщениями, появившимися в прессе три года тому назад по случаю убийства Денни Майо. Быть может, пожелтевшие листы газет наведут его на след. Не теряя ни минуты, инспектор выскочил из машины и поспешил в читальню.
   – Могу я получить комплект лос-анджелесских газет за июнь?
   – Прошлого года?
   – Нет, вышедших три года тому назад.
   – Разумеется. Попрошу вас заполнить бланк.
   Чен написал требование на газеты, и бланк был вручен одной из юных помощниц библиотекарши. Девушка взглянула на требование и сказала:
   – К сожалению, этот комплект «Лос-Анджелес Таймс» я недавно выдала одному из посетителей.
   – Выдали посетителю? – удивился Чен. – Быть может, вы опишете мне его внешность?
   Девушка оглядела зал:
   – Он еще здесь. Этот господин сидит у окна.
   Инспектор сделал несколько шагов и осторожно взглянул на посетителя. Низко склонившись, за зеленым столом сидел Хантли ван Горн. Ван Горн не подымал головы – он целиком погрузился в чтение. Чен сообщил библиотекарше, что его интерес к комплекту запрошенных им газет внезапно исчез, и поспешил бесшумно удалиться.

Глава XIV
Окно павильона

   Чен быстро мчался по направлению к Вайкики. Что представлял собой Хантли ван Горн? Ведь у него имелась возможность в роковые минуты минувшего вечера оказаться в павильоне и заставить Шейлу Фен умолкнуть навеки.
   Чен пожалел, что он до сих пор не интересовался киножурналами, в большом количестве попадавшими, благодаря детям, в его дом. Право, Хантли ван Горн заслуживал особого внимания. Но в настоящий момент размышлять об этом было бессмысленно. Чен подъехал к большому отелю на авеню Калакуа.
   Швейцар, молодой китаец, почтительно поприветствовал Чена на родном языке. Инспектор миновал просторный вестибюль и вышел на террасу. В этот час здесь было пустынно, лишь за одним из столиков сидела почтенная пара, о которой накануне упоминал Тарневеро.
   Чен направился к супругам. Пожилой господин отложил в сторону газету и удивленно взглянул на пришельца. Чен низко поклонился:
   – Позвольте пожелать вам доброго утра.
   – Доброе утро, – вежливо ответил старик; он говорил с сильным шотландским акцентом.
   Чен представился и сказал:
   – Вы, должно быть, читали в газетах сообщение о том, что произошло вчера. Один из ваших знакомых входил в число друзей покойной, и я вынужден задать вам несколько вопросов.
   – Я к вашим услугам, инспектор. Я – Томас Мак-Мастер из Квинсленда в Австралии, а это – миссис Мак-Мастер.
   – Надеюсь, вы себя отлично чувствуете в Гонолулу?
   Внезапно Чен заметил показавшегося в дверях Тарневеро. При виде инспектора, беседовавшего с четой Мак-Мастер, Тарневеро удовлетворенно улыбнулся. Быстрыми шагами приблизился он к троице и поздоровался с ними.
   – Очень рад видеть вас в столь ранний час за работой, – приветствовал Тарневеро инспектора. – По-видимому, вы приехали проверить мое алиби. Вы уже успели расспросить моих друзей?
   – Я как раз собирался побеседовать с вашими друзьями на эту тему.
   – Мистер Мак-Мастер, – заговорил Тарневеро, – я являюсь одним из приятелей, которыми покойная Шейла Фен обзавелась на этом острове. Поэтому инспектору очень важно установить, где я находился в момент совершения убийства. К счастью, я могу это сделать при вашей помощи. – И, обратившись к Чену, он добавил: – После того как я распростился с вами в вестибюле, я вернулся к своим друзьям. О том, чем я был занят потом, вам сообщит мистер Мак-Мастер.
   Шотландец задумался:
   – Мистер… гм… Тарневеро предложил нам выйти в сад. Мы посидели около получаса, беседуя о днях, проведенных в Квинсленде. Потом я взглянул на часы. Была половина девятого, и мистер Тарневеро поспешил с нами проститься, поскольку был приглашен в гости. Мы поднялись и…
   – Я вынужден вас перебить. Вы взглянули на свои собственные часы?
   – Да. Я вынул часы и посмотрел на них. – Почтенный шотландец говорил очень серьезно и тщательно подбирал слова, стараясь насколько возможно точнее придерживаться истины. – Мои часы несколько спешат. «Уже тридцать пять минут девятого, – сказал я своей старухе. – Пора спать». У себя на ферме я привык рано ложиться, и здесь мне было трудно бороться с собой и менять привычки. Мы пошли к себе, а мистер Тарневеро направился в свою комнату. По дороге я проверил у швейцара часы – было тридцать две минуты девятого. Вот и все, инспектор, и я готов сказанное повторить под присягой.
   Чен кивнул:
   – Вы давно знакомы с мистером Тарневеро?
   За шотландца поспешил ответить сам Тарневеро:
   – Десять лет назад я гастролировал в составе актерской труппы в Мельбурне. Я ведь был актером. Наш театр обанкротился, и я пристроился на ферме мистера Мак-Мастера. Я прожил там целый год, и он был счастливейшим годом моей жизни. Мистер Мак-Мастер и его супруга были внимательны ко мне, словно отец и мать…
   – Право, мы ничего особенного не делали, – скромно заметила пожилая женщина, – мы были так рады, что вы…
   – Можете себе представить, как я был рад, снова встретившись с этими людьми.
   Инспектор поднялся:
   – Позвольте поблагодарить вас и выразить искреннее пожелание, чтобы время на этом острове всегда текло так же мирно, как в это прекрасное утро.
   Чен попрощался с почтенной парой и удалился в сопровождении Тарневеро.
   – Боги благоволят к вам, – проговорил сыщик Чен, обращаясь к своему спутнику. – Если бы мне понадобилось когда-нибудь алиби, то я даже не мечтал бы о лучшем, чем то, которое имеется в данное время у вас.
   – Итак, вы установили, где находился я в течение этих столь важных восемнадцати минут. Скажите, а что поделывали в этот промежуток времени остальные?
   – Мне известно также, где находился в это время Роберт Файф, хоть его поведение и заставляет меня призадуматься над многим. Что касается остальных, то им не повезло: ни у одного из них нет достойного алиби.
   Тарневеро кивнул:
   – Многим из них алиби пригодилось бы. Скажите, вам удалось установить что-либо о Хантли ван Горне?
   – Мне приходится с сожалением констатировать, что у него нет алиби. Больше я ничего о нем сообщить не могу. Быть может, вы выскажете свое мнение о нем?

   – Собственно, я не уделял ему особого внимания. Я знаю лишь, что он закоренелый холостяк, чем приводит в отчаяние немалое количество женщин. Он никогда не бывал замечен в каких-нибудь скандальных историях, и хоть он и не был особенно любезен со мной, я тем не менее его ценю. Он образован, обладает хорошим вкусом, чересчур высокого мнения о себе, но в этом нет ничего необыкновенного, если принять во внимание, как его превозносят многочисленные поклонницы.
   И после некоторых раздумий он добавил:
   – Я должен сказать вам, что не допускаю даже мысли, что Хантли ван Горн может оказаться дичью, за которой мы охотимся.
   – Благодарю вас за столь интересную информацию, – проговорил инспектор. – Но теперь мне нужно спешить на виллу Шейлы Фен. Вы составите мне компанию?
   – К сожалению, я не располагаю достаточным временем, – ответил Тарневеро. – Но вы сообщите мне обязательно, в каком состоянии находится это дело. Я интересуюсь не из праздного любопытства. Я должен знать по возможности все, чтобы хоть чем-то помочь вам.
   – Мы, несомненно, будем и дальше поддерживать связь друг с другом, – ответил Чен, и собеседники направились к выходу.
   Швейцар обратился к Тарневеро и вежливо сказал ему несколько слов по-китайски. Тарневеро удивленно уставился на швейцара.
   – Что он говорит? – спросил он Чена.
   – Он позволил себе спросить о вашем самочувствии, – пояснил инспектор.
   – Благодарю вас, я чувствую себя отлично, – ответил с улыбкой прорицатель.
   Швейцар поклонился и скромно отошел в сторону.
   – Я прошу вас позвонить мне по телефону, как только вам станет известно что-нибудь новое по делу. В любое время я к вашим услугам. Можете на меня рассчитывать. До свидания.
   – Благодарю вас.
   И Чен направился к своей машине. Через некоторое время он уже подъезжал к вилле. Тут сыщика поприветствовал Джессуп.
   – Как поживаете, инспектор? Какая чудесная погода! – сказал он бесстрастным тоном.
   – Погода действительно великолепна, – ответил Чен, – но, к сожалению, нам сейчас не до нее.
   Чарли оглядел пустынный зал.
   – Мисс Джулия и мистер Бредшоу вышли на пляж, – заметил Джессуп, – в павильоне находится, если не ошибаюсь, один из ваших сотрудников, мистер Геттик.
   – Совершенно верно, мистер Геттик – специалист по дактилоскопии, – пояснил Чарли. – Я сейчас пройду к нему.
   В саду Чен встретил Джулию и Джима и тепло поздоровался с ними.
   – Что вы скажете о моем сегодняшнем отчете? – спросил Джим.
   – Я успел лишь мельком просмотреть его, но полагаю, что он в полной мере отражает все обстоятельства дела.
   – Особенно недовольны были репортеры вечерних газет. Они досадуют, что все это случилось в такое время, что первые сообщения о происшествии попали не в их издания. Что вы собираетесь теперь предпринять?
   – Я хочу еще раз детально исследовать павильон при дневном свете.
   – Я помогу вам, – ответил Бредшоу. – Джулия, – обратился он к спутнице, – а вас я попрошу сесть и отдохнуть. Не думайте ни о чем, вы должны собраться с силами.
   – Для девушки происшедшее оказалось тяжелым ударом, – добавил Джим, обращаясь к Чену. – Мне хотелось подбодрить ее. Я уверен, что ей удастся со временем справиться со своим состоянием. Разумеется, если она выйдет за меня замуж.
   – Вы о себе очень высокого мнения, – улыбнулся инспектор.
   – Почему бы и нет? Я себя хорошо знаю.
   В павильоне прибывших встретил Геттик.
   – Ваши исследования успешны? – осведомился у него Чен.
   – Увы, я ожидал значительно большего. Я обнаружил множество отпечатков, но большинство из них оставлены самой покойной. Я думаю, что нетрудно будет установить, кому принадлежат остальные отпечатки. Попрошу вас пройти в павильон, чтобы я имел возможность более детально…
   – Сейчас. Я хочу лишь еще раз ознакомиться с павильоном снаружи…
   В сопровождении Бредшоу Чен направился к окну, у которого стоял в тот памятный вечер Смит. На песке виднелись различные следы, среди которых пусть и с трудом, но еще можно было различить следы ног Смита. Чен опустился на колени и стал ворошить белый сыпучий песок. Внезапно у него вырвался удивленный возглас.
   – Важное открытие, – произнес сыщик, указывая Бредшоу на окурок сигариллы. – Я никак не предполагал найти это, – добавил он.
   – Боже! Я знаю здесь лишь одного человека, который курит этот сорт, – оживленно воскликнул Бредшоу. – Я обратил внимание на это еще вчера вечером…
   – Совершенно верно, – просиял Чен. – Только один человек курит здесь сигариллы. И кто бы мог предположить, что он поступит так неосторожно? Я очень удивлен. Когда успел побывать здесь, под окном, Аллан Джейнс? И чего ради он пришел сюда?

Глава XV
Два стакана оранжада

   Чарли вынул из кармана конверт и бережно положил в него ценную находку. Затем он в сопровождении Бредшоу направился ко входу в павильон. Геттик сидел у туалетного столика, где были разложены необходимые ему для работы принадлежности.
   Чен опустился в плетеное кресло и оглядел помещение, в котором накануне разыгралась ужасная драма. Лицо его продолжало хранить выражение полной безучастности, и, наблюдая за ним со стороны, можно было предположить, что он лениво ожидает удара гонга, который позовет его к трапезе.
   – Вам не повезло, мистер Геттик? – спросил он полицейского чиновника.
   – Увы, я обнаружил на туалетном столике множество отпечатков, но большинство из них принадлежит жертве. Я установил это, сличив их с отпечатками, снятыми с пальцев покойной.
   Чен равнодушно окинул помещение. Взгляд его остановился на подоконнике, который совсем недавно был выкрашен. Инспектор оживился и, вскочив с места, спросил эксперта:
   – Скажите, а подоконник вы осматривали?
   – Нет. Я собирался исследовать его позже, но как-то совершенно упустил его из виду.
   – Я прошу, восполните, пожалуйста, этот пробел сейчас же.
   Геттик покрыл поверхность подоконника сажей, затем опытной рукой осторожно смахнул ее щеткой. Заинтересованные действиями Геттика, Бредшоу и Чен приблизились к подоконнику. У Геттика вырвался торжествующий возглас – на подоконнике отчетливо проступили отпечатки пальцев.
   – Скажите, не Шейла ли Фен оставила здесь следы? – спросил инспектор.
   – Нет, эти оттиски оставлены рукой мужчины.
   Чен погрузился в размышления:
   – Они совершенно свежие. Кто-то отворил окно и забрался на подоконник. Зачем? Разумеется, для того, чтобы проникнуть внутрь. Когда? Вчера вечером, когда здесь произошло убийство. Мы начали продвигаться вперед. Но кто был этот человек?
   Коснувшись лежавшего в кармане конверта, куда был спрятан найденный под окном окурок, он решительно добавил:
   – Одно во всяком случае совершенно ясно: я должен раздобыть отпечатки пальцев Аллана Джейнса.
   Обращаясь к Джимми Бредшоу, сыщик добавил:
   – Нам удалось установить очень важные обстоятельства. Если что-нибудь из того, чему вы стали свидетелем, попадет в газеты, я воспользуюсь вашим платком и упрячу вас в тюрьму.
   – Я не стану злоупотреблять вашим доверием, Чарли, – ответил юноша. – А что вы собираетесь предпринять теперь?
   – Покинуть вас. А вы, мистер Геттик, задержитесь здесь и будете ждать меня – мне еще понадобится ваш острый глаз.
   С этими словами он оставил павильон, а Джим Бредшоу отправился к Джулии.
   – Что, этот забавный инспектор уже ушел? – спросила Джима девушка.
   – Он появится здесь снова через несколько минут.
   Джиму почудилось, что на ее лице промелькнуло выражение страха.
   – Чарли только что сделал очень важное открытие, – добавил он.
   – Какое? – спросила Джулия.
   – Мне кажется, что ему было бы нежелательно, если бы оно стало сейчас предметом разговора, – сказал он. – Скажите, насколько хорошо вы знакомы с Алланом Джейнсом?
   – Почти совсем не знакома. Я видела его вчера в первый раз в жизни. Шейла познакомилась с ним на Таити. Мне кажется, что она любила его. Но Шейла любила многих людей – она любила и меня. – И девушка разразилась рыданиями.
   Бредшоу тотчас вскочил и попытался ее успокоить.
   – Не плачьте, – уговаривал он ее. – Своими слезами вы опровергаете мои рекламные статьи. Вайкики не знает слез. Вы только представьте себе, что скажут туристы, если окажутся здесь и увидят, как вы плачете.
   – Простите, – пролепетала девушка, – но я не могла удержаться от слез. Мне уже никогда больше не быть счастливой.
   – Глупости, я постараюсь внести в вашу жизнь столько же радости, сколько радости я сулю в своих статьях всем туристам, приезжающим на остров. Когда мы поженимся…
   Она отпрянула от юноши:
   – Мы никогда не поженимся! Я ужасный человек… Вы не представляете себе, какая я скверная. Если бы вы знали все, вы бы меня возненавидели!
   – Тогда немедленно расскажите мне все, – потребовал Джим. – Но сперва взгляните на меня.
   Нежно коснувшись подбородка, он поднял ее лицо и осторожно поцеловал.
   – Не надо, – пыталась Джулия сдержать его порыв.
   – Я должен был поступить так, это была моя обязанность. Послушайте, через неделю, а быть может, и еще раньше, все скверное уже останется позади. И вы позабудете об этом. Чарли Чен с минуты на минуту приблизится к разрешению этой ужасной загадки.
   – Вы действительно верите в это?
   – Разумеется.
   Впрочем, сам инспектор не разделял оптимизма Джима. Явившись в отель, он подозвал швейцара.
   – Я снова здесь, – проговорил он. – Полагаю, что в качестве гостя я бываю здесь слишком часто. Укажите мне, в каком номере проживает мистер Аллан Джейнс.
   Швейцар сообщил сыщику необходимые сведения. Чен позвонил Джейнсу по телефону и попросил принять его. Магнат в ответ пообещал незамедлительно спуститься в холл.
   Чарли отправился в холл и, подозвав слугу-малайца, сказал ему:
   – Мне нужны два стакана вашего великолепного оранжада.
   – Слушаю, сэр, – ответил бой.
   – Я пойду вместе с тобой за ними, – заявил Чен удивленному слуге.
   Мальчуган не стал возражать. Хоть это и противоречило его понятиям, но за время пребывания в отеле он уже успел усвоить ту нехитрую истину, что клиент всегда прав, и провел Чарли к бару.
   – Инспектор Чен из полицейского управления Гонолулу, – представился Чен бармену. – Я заказал две порции оранжада, – сказал он. – Позвольте взглянуть на стаканы, в которых вы собираетесь подать мне ваш великолепный напиток.
   Бармен был слишком ленив, чтобы выразить удивление. Климат лишил его остатков энергии. Он подал два бокала, и инспектор принялся полировать их своим платком.
   – Мои действия отнюдь не имеют цели задеть вас, – произнес сыщик, – я не собираюсь брать под сомнение вашу чистоплотность, но осторожность никогда не повредит. Ведь нас окружает такое множество бактерий.
   По-видимому, Чена волновало лишь то, чтобы не было бактерий на наружной стороне посуды. Потом он осторожно поставил бокалы на поднос и, вынув из кармана несколько монет, опустил их в ладонь боя.
   – Вы окажете мне большую услугу, если наполните бокалы, не прикасаясь к ним, – обратился он к бармену. – И ты тоже не должен притрагиваться к ним, – предупредил он боя. – Ты поставишь поднос на стол, не прикасаясь к бокалам.
   Сказав это, Чен возвратился в холл, где его ожидал Джейнс. Сыщик вежливо поздоровался с англичанином и спросил, как тот провел ночь. Джейнс удрученно ответил, что почти не сомкнул глаз.
   – Чем могу быть полезен, инспектор?
   – Прежде всего, прошу вас принять мои искренние извинения в том, что задержал вас на нашем чудесном острове. Эти места принято считать земным раем, но я отлично понимаю, что даже рай может утратить свою привлекательность, если есть необходимость оказаться в другом месте. Смею вас заверить, что я со всем свойственным мне пылом погрузился в расследование этого ужасного дела, чтобы в самом непродолжительном времени возвратить всем участникам процесса возможность свободного передвижения.
   – Очень рад слышать это, – ответил Джейнс.
   Вынув из кармана портсигар, он протянул его Чену. В портсигаре лежали сигариллы.
   – Вы не курите? Надеюсь, ваши изыскания продвигаются успешно?
   – Мне приходится постоянно сталкиваться со всевозможными трудностями. Те, кому что-либо известно, предпочитают молчать, а те, кто готов говорить, ничего не знают. Но все же мне кажется, что час тому назад окутывавший дело мрак стал рассеиваться. А!..
   К беседовавшим подошел бой и поставил на столик поднос с наполненными бокалами.
   – Я забыл сказать вам, мистер Джейнс, что мне предписано соблюдать диету и что это единственный напиток, который мне дозволено пить в этот час. Я позволил себе заказать и для вас стакан оранжада.
   – О, нет, благодарю вас, – запротестовал англичанин.
   – Но напиток уже подан, – возразил Чен, и в голосе его послышалась затаенная обида. – Это совершенно безобидный напиток, и вы, надеюсь, не станете от него отказываться.
   – Благодарю вас, – ответил Джейнс.
   Он не испытывал ни малейшего желания пить, но знал, как обидчивы китайцы, и ему не хотелось ссориться с инспектором. Поэтому он поднес бокал к губам.

   – Выпьем за то, чтобы рано или поздно мои старания увенчались успехом, – проговорил Чен. – Ведь этого в равной мере желаем мы оба. А теперь позвольте задать вам несколько вопросов. К сожалению, у вас не имеется алиби, подтверждающего ваше местонахождение во время совершения убийства. Вы были очень взволнованы и, должно быть, в этот роковой час бесцельно бродили по пляжу, поддавшись своим чувствам, не так ли?
   – Совершенно верно.
   – Вы находились там в одиночестве в течение всего времени с минуты, когда расстались с Вал Мартино, и до той поры, когда вы снова с ним встретились?
   – Да.
   – И как далеко вы ушли?
   – До отеля «Моана». Я присел там, чтобы отдохнуть и подумать над тем, что мне следует предпринять.
   – Вы не дошли до виллы Шейлы Фен?
   – Я вам уже говорил, что остался у отеля «Моана». Я собрался с мыслями и несколько успокоился. Поразмыслив, я пришел к выводу, что если женщина настолько легко поддается влиянию какого-то шарлатана-ясновидца, то, быть может, она и недостойна того, чтобы на ней останавливать свой выбор. Ведь сам образ ее жизни был мне совершенно чужд. Чем больше я размышлял над всем этим, тем яснее мне становилось понятно, что свое чувство к ней я должен рассматривать как мимолетное безрассудное увлечение, которое необходимо преодолеть. Я решил, что сегодня же двинусь дальше, и, приняв это решение, почувствовал заметное облегчение. Я направился в отель и встретил там Мартино, который сообщил мне ту ужасную весть.
   – Может быть, вас кто-нибудь видел, когда вы сидели у отеля «Моана»?
   – Вряд ли – уже было темно.
   – Вы не бывали прежде в павильоне, в котором произошло убийство?
   – Нет, я никогда там не был.
   – И вы никогда не приближались к павильону? Не стояли под его окнами?
   – Нет.
   Не дожидаясь приглашения, Джейнс потянулся к стакану и отпил глоток. Потом, внезапно вздрогнув, он спросил:
   – Послушайте, почему вы спрашиваете меня об этом?
   – Я лишь стараюсь как можно быстрее закончить расследование. Я отдался этому делу всей своей душой и направил на поиск виновного все свои силы. Вы, случайно, не знаете, когда уходит следующий пароход?
   – Разумеется, знаю. Следующий пароход отплывает завтра в полдень, и я надеюсь, что мне удастся…
   – Я также приложу все старания, чтобы покончить с розысками к этому сроку.
   – Я не сомневаюсь в том, что вы сделаете все возможное. Должен признать, что вчера был несколько резок с вами, но мне было необходимо уехать отсюда. На то был ряд причин. И не только делового свойства. Мне не хотелось иметь ничего общего с разыгравшейся здесь ужасной историей. Надеюсь, что вы меня понимаете?
   – Да-да, я вас понимаю, – ответил Чен, нащупывая в кармане конверт с подобранным у павильона окурком. – Что ж, до свидания.
   Чен проводил Джейнса взглядом и внезапно, словно кто-то подсказал ему это, резко обернулся, и как нельзя вовремя. Чен увидел, что к бокалам протянул руку пожилой китаец, намеревавшийся убрать посуду.
   – Не прикасайся к посуде, или тебя поразит гнев семерых богов! – вскрикнул инспектор, затем вынул платок и бережно завернул в него бокал, из которого пил Аллан Джейнс. – Я сам все уберу, тебе нечего беспокоиться о них!
   Чен направился к буфетчику и заявил:
   – Я хочу купить этот бокал. Скажите, сколько он стоит?
   – Пожалуйста, господин Чен, можете забрать бокал с собой, если вам так угодно. Должно быть, снова собираете отпечатки пальцев наших безобидных гостей.
   – Вы почти угадали, – ответил Чен, – ошиблись лишь в определении «безобидные».
   Инспектор с бокалом направился в павильон Шейлы Фен. Если окажется, что отпечатки пальцев на нем совпадают с отпечатками, оставленными на подоконнике, то можно будет признать, что сыщик вплотную приблизился к решению стоявшей перед ним задачи.
   Чен передал свою драгоценную добычу Геттику, и не прошло и нескольких минут, как тот сличил отпечатки на стекле с отпечатками, оставленными на подоконнике. Инспектор приблизился к помощнику и не без волнения ожидал его вердикта, однако эксперт покачал головой.
   – Ничего похожего, – объявил он, – вы оказались на ложном пути, инспектор.
   Ответ Геттика вызвал у Чена тяжелое разочарование. Так, значит, в павильоне побывал не Аллан Джейнс. У сыщика не было никаких сомнений, что он выбрал верное направление расследования. Его даже не задело легкое злорадство, прозвучавшее в словах Геттика. Успехам Чена завидовали, и не раз инспектор улавливал в словах своих сослуживцев нотку враждебности.
   Чен оказался на ложном пути. Но кто из людей не ошибается? Кому из его коллег не приходилось временами делать ложные выводы?
   Итак, Джейнс побывал у павильона и простоял под его окном некоторое время, об этом ясно свидетельствовал найденный окурок. С другой стороны, отпечатки на подоконнике принадлежали не ему, а другому лицу. Но кто мог быть тем человеком, открывшим окно и забравшимся в павильон? Кто он, черт побери?
   Внезапно Чен хлопнул себя ладонью по лбу.
   – Каким я был идиотом! – воскликнул Чарли. – Я действую слишком поспешно, не обдумав всего тщательно. Меня все подхлестывают, даже собственная семья, а я не гожусь для поспешных действий.
   Сыщик обратился к Геттику:
   – Что сталось с отпечатками пальцев Смита, снятыми вчера в полицейском управлении?
   – О, они при мне, – ответил эксперт.
   Вынув оттиски, он стал сличать их с отпечатком, сохранившимся на подоконнике.
   – Вы только подумайте! – воскликнул он через некоторое время.
   – Да, я думаю. Иногда, правда, с запозданием, – ответил Чен.
   – Эти отпечатки совпадают с отпечатком на подоконнике.
   Инспектор с торжествующим видом оглядел коллегу:
   – Наконец-то нам удалось продвинуться вперед. Вчера вечером в павильоне побывал Смит. Надеюсь, теперь я на правильном пути!

Глава XVI
Предостережение

   Чен, возбужденный и словно наэлектризованный своим открытием, бегал взад-вперед. Геттик собрал свои принадлежности и попрощался с инспектором.
   – Я возвращаюсь в управление, – сказал он, – я обеспечил вас всем необходимым, и теперь вы сами позаботитесь о том, чтобы достичь единственно правильных результатов.
   – Вы отличный детектив, – ответил Чарли Чен. – Правда, порой кое-что важное и ускользает от вашего внимания, но, если содействовать вам в изысканиях и направлять ваше внимание на новые факты, то вы всегда оказываетесь на высоте положения и снабжаете меня отличным материалом. Я вернусь в управление несколько позднее. Прошу вас распорядиться, чтобы приступили к поискам Смита. Немедленно доставьте его в управление. Пусть обыщут все притоны. Поручите это дело Кашимо. Он, как никто другой, осведомлен обо всех тайных пристанищах подобного сброда.
   После ухода эксперта Чен направился в сад и снова встретил там Джима и Джулию. Он поинтересовался у юноши, не хочет ли тот поехать с ним в город, но Джим ответил, что он добрался до виллы на собственном автомобиле и к тому же Джулия уговорила его остаться здесь на обед.
   Чен проследовал к воротам и в то мгновение, когда уже собирался направиться в город, был задержан Джессупом. Дворецкий подошел к сыщику и с таким важным видом попросил уделить ему несколько минут внимания, что Чен посчитал нужным удовлетворить эту просьбу.
   – Вы хотите мне что-нибудь сообщить? – поинтересовался китаец.
   – Да, сэр. Я попрошу вас пройти со мной в дом.
   Джессуп в сопровождении Чена вошел в маленькую приемную, примыкавшую к передней, и, прежде чем заговорить, осторожно закрыл за собой дверь.
   – К сожалению, я не располагаю большим количеством свободного времени, – заметил инспектор, удивленный медлительностью и долгими приготовлениями Джессупа.
   – Об этом мне известно, и я не задержу вас надолго.
   Однако Джессуп все не мог приступить к основной теме беседы.
   – Мой отец, в течение сорока лет прослуживший камердинером у очень почтенного и взыскательного герцога, не раз говорил мне: «Хороший слуга видит все, слышит все, но ничего не говорит!» После продолжительных размышлений я решил все же, что сейчас именно тот единственный случай, когда необходимо нарушить совет моего почтенного отца.
   Чен кивнул в знак согласия:
   – При существующем положении дел ваше решение можно лишь приветствовать.
   – Я всегда относился с большим почтением к закону, и мне очень хочется, чтобы вам как можно скорее удалось раскрыть это неслыханное злодеяние. Вчера вечером я присутствовал при том, как вы расспрашивали мисс Джулию относительно кольца с изумрудом. Прошу вас, не думайте, что я подслушивал, – смею вас заверить, что у меня не было такого намерения. Я слышал, как мисс Джулия сказала вам, что покойная миссис Фен вручила ей утром кольцо и что оно весь день было в ее комнате.
   – Да, совершенно верно, мисс Джулия это сказала.
   – Я не могу понять, почему она вам это сказала. Я знаю лишь одно: когда миссис Фен вчера вечером в семь часов позвала меня, чтобы передать письмо, адресованное мистеру Тарневеро, я отчетливо видел, что кольцо, как и прежде, было у нее на руке. Я совершенно уверен в этом и готов подтвердить свои слова под присягой.
   Чен молчал. Перед его мысленным взором как живая предстала очаровательная Джулия О’Нейл, изящная девушка с невинным взглядом.
   – Благодарю вас, – произнес он, наконец, – вполне возможно, что ваше сообщение имеет немалое значение для раскрытия убийства.
   – Мне очень не хотелось говорить об этом, – добавил Джессуп. – Я отнюдь не питаю неприязни к мисс Джулии – я считаю ее очень симпатичной и во всех отношениях достойной девушкой. Я долгое время пытался сохранить это в тайне, но мне стало совершенно ясно, что я обязан сообщить об истинном положении дел. Я так же, как и вы, желаю, чтобы преступник не избежал справедливого возмездия. Миссис Шейла всегда была очень внимательной и доброй госпожой.
   Чен направился к двери:
   – Я немедленно приму все необходимые меры, вытекающие из вашего сообщения.
   Джессуп беспокойно огляделся по сторонам:
   – Если бы при этом было возможно не упоминать моего имени…
   – Боюсь, что удовлетворить вашу просьбу не представится возможным…
   Джессуп вздохнул:
   – Я понимаю, инспектор. Во всяком случае позвольте вторично вас заверить, что я действительно видел кольцо на пальце у миссис Шейлы. У меня отличное зрение. Быть может, это и редкое явление для человека моих лет, но тем отраднее мне сознавать, что это действительно так.
   Чен в сопровождении Джессупа вышел в вестибюль. Навстречу им медленно спускалась по лестнице горничная Анна.
   – Благодарю вас, больше вы мне сегодня не понадобитесь, – обратился Чен к дворецкому.
   Когда Джессуп удалился, инспектор поздоровался с Анной и попросил ее задержаться на несколько минут.
   – Вы помните, какие показания давала мисс Джулия относительно кольца миссис Фен?
   – Разумеется.
   – Кольцо было вручено мисс Джулии утром и в течение всего дня хранилось у нее. Вы можете прибавить что-нибудь к услышанному?
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Не видели ли вы в течение дня на миссис Фен этого кольца? Не заметили ли кольца, когда ходили за булавкой для орхидей?
   – Во всяком случае я не обратила на него внимания.
   – И вы допускаете, что, быть может, вы могли видеть это кольцо?
   – Вполне возможно: когда свыкаешься с вещами, то перестаешь их замечать. Боюсь, что в данном случае я не могу дать вам совершенно точного ответа.
   – Благодарю вас.
   Чен отпустил Анну и вышел в сад. Ему было не по себе, и инспектор очень неохотно приступил к тем действиям, что входили в его обязанности.
   – Мисс Джулия, – заговорил сыщик.
   Девушка взглянула на него и, заметив, что Чен очень серьезен, побледнела.
   – Я слушаю вас, инспектор, – почти беззвучно прошептала она.
   – Мисс Джулия, вы рассказали мне, что Шейла Фен вручила вам кольцо с изумрудом вчера утром, немедленно после прибытия сюда. Почему вы рассказали мне об этом?
   – Потому что это правда, – уверенно ответила девушка.
   – Как вы объясните в таком случае, что в семь часов вечера это кольцо видели на Шейле Фен?
   – Кто это утверждает?
   – Мне сообщило об этом лицо, вполне заслуживающее доверия.
   – Но вы не в состоянии судить о том, до какой степени можно верить упомянутому вами лицу. Мисс Диксон не могла об этом вам сказать – она здесь сегодня еще не появлялась. Значит, это кто-нибудь из прислуги. Быть может, вам сказал об этом Джессуп?
   – Не все ли равно…
   – Смею вас заверить, что мне это далеко не безразлично. Видите ли, я нахожусь в не особенно хороших отношениях с Джессупом. У нас давняя неприязнь, вернее, он питает ко мне неприязнь.
   – Объясните мне, что вы хотите этим сказать.
   – Вчера вечером я вам уже говорила, что прислуга миссис Фен злоупотребляла ее доверием. На первых порах, когда я стала ее секретарем, я не обращала внимания на это обстоятельство, поскольку мне не хотелось усложнять отношения. Но год тому назад финансовые дела миссис Шейлы оказались запутанными настолько, что я уже не могла мириться с подобным положением вещей. Я установила, что Джессуп вступил в соглашение со всеми поставщиками, что все товары, поступавшие в дом, оценивались и оплачивались по ценам, значительно превышавшим рыночные, и что дворецкий получал за это высокий процент комиссионных с поставщиков.
   Я не рассказала об этом миссис Фен, поскольку заранее знала, к чему это приведет. Произошла бы резкая вспышка, разыгралась бы бурная сцена со слезами и упреками, а затем все закончилось бы примирением.
   Шейла всегда была слишком мягкосердечна. Поэтому я направилась к Джессупу, сказала ему, что мне обо всем известно и что подобному хозяйничанью следует положить конец. Дворецкий был очень оскорблен. Он заявил, что все служащие в Голливуде поступают точно таким же образом и что подобный порядок стал своего рода неписаной привилегией. Лишь когда я пригрозила ему, что расскажу обо всем Шейле Фен, плут изменил тон, попросил меня не предавать огласке происшедшее и обещал, что больше этого не повторится.
   Я полагаю, что он действительно сдержал свое обещание. Но с тех пор стал очень холоден со мной и до сего дня не может простить мне моего вмешательства. Теперь вы понимаете, почему я спросила, не Джессуп ли поделился с вами этим вымыслом о кольце?
   – А в каких отношениях вы состоите с горничной Анной? Я спрашиваю вас об этом, поскольку вижу, что вы придаете большое значение тому, какие у вас установились отношения с персоналом покойной.
   – С Анной мои отношения всегда носили очень ровный характер. Она спокойная, порядочная девушка, понемногу откладывающая сбережения из своего жалованья. Ее нельзя ни в чем обвинить, ведь через ее руки счета не проходят.
   Чен внимательно посмотрел на девушку:
   – Итак, вы утверждаете, что вчера утром миссис Шейла Фен отдала вам кольцо?
   – Да, это действительно было так.
   – Я готов допустить, что противоположное утверждение исходит от лица, которое намеренно хочет навлечь на вас подозрения. Я сразу решил, что это действительно так, мисс Джулия слишком мила и прямодушна, чтобы ее можно было заподозрить в чем-нибудь дурном. Вы замечаете, Джим, что вкусы наши сходятся?
   – Это только делает нам честь, – заметил Бредшоу.
   – Больше я не стану вас задерживать.
   Чен распростился с девушкой и журналистом и направился в отель. Теперь все его помыслы были направлены на Хантли ван Горна. Инспектор прошел в сад, что раскинулся перед отелем и заканчивался у самого моря пальмовой аллеей. Вдали, у наиболее высокой пальмы, сыщик заметил группу туристов, наблюдавших за тем, как подросток-туземец в красном купальном костюме с ловкостью обезьяны взбирался на вершину пальмы. Чен залюбовался грацией и ловкостью мальчика и вдруг услышал за спиной голос ван Горна:
   – Не правда ли, прелестный мальчуган? – проговорил, бесшумно приблизившись, артист.
   – Какая счастливая встреча, мистер ван Горн. Я специально явился сюда, чтобы повидаться с вами.
   – В самом деле? У вас очень озабоченный вид. По-видимому, у вас забот побольше, чем у этого прелестного подвижного мальчугана.
   – Вы правы.
   Чен взглянул на артиста и решил, что ему следует играть с открытыми картами.
   – У меня много забот. И одна из моих забот – вы.
   Это замечание нисколько не взволновало его собеседника.
   – Очень лестно это слышать. Почему же вы озабочены мною?
   – Потому, что во всей этой истории с Шейлой Фен вы ничего не можете представить в свое оправдание. Вы не имеете алиби, в роковой момент вы были ближе остальных к месту преступления. Вполне понятно, что все это вызывает во мне беспокойство о вас.
   Ван Горн усмехнулся:
   – Очень мило с вашей стороны, и я вам весьма за это благодарен. Я действительно оказался замешанным в это неприятное дело. Но я готов целиком доверить свою судьбу вам. Вы умный человек и прекрасно понимаете, что у меня не было никаких оснований убивать несчастную Шейлу Фен. Я познакомился с ней, лишь когда мы приступили к съемкам нашего фильма, и между нами никогда не было никаких столкновений.
   – Совершенно верно, – произнес инспектор и, пристально глядя в глаза артиста, добавил: – Скажите, вы были в таких же хороших отношениях с Денни Майо?
   – Какое отношение ко всему этому имеет Денни Майо? – спросил ван Горн.
   – Очень возможно, что он имеет самое прямое отношение к той страшной драме, что разыгралась на нашем острове. Я надеюсь, что вы поможете мне в моих изысканиях и ответите на интересующий меня вопрос. Итак, в каких вы были отношениях с покойным Денни Майо?
   – Я знал его довольно хорошо, – ответил ван Горн. – Это был очаровательный темпераментный ирландец, способный на самые неожиданные поступки. Он пользовался всеобщей симпатией, и его смерть огорчила многих.
   – Кто его убил? – мягко спросил Чен.
   – Я был бы рад возможности ответить на этот вопрос, – ответил актер. – Когда вы вчера стали расспрашивать всех о том, не бывали ли они три года тому назад в Голливуде, я понял, что случившееся вчера имеет какое-то отношение к смерти Денни Майо. Мне было лишь не ясно, в чем заключается эта связь, и я очень хотел бы узнать это теперь.
   – По-видимому, это и послужило для вас поводом пойти сегодня утром в библиотеку и засесть за чтение старых подшивок газет?
   Ван Горн улыбнулся:
   – Ах, вы видели меня за чтением газет? Если бы здесь был мой секретарь, он рассказал бы вам о том, что я всегда питал интерес к печатному слову и для меня не существует большего наслаждения, как забиться в угол с книгой, разумеется, хорошего автора…
   – Что бы ни говорил ваш секретарь, вам придется откровенно мне рассказать, что побудило вас отправиться сегодня утром в библиотеку и потребовать комплект старых газет, – строго перебил его сыщик.
   – Вы были со мной откровенны, инспектор, и я буду столь же откровенен с вами. Хотя мне кажется, что вам станет еще труднее ориентироваться во всем происходящем.
   С этими словами он вынул из кармана конверт и протянул его Чену. На конверте было напечатано название «Гранд-отеля».
   – Не угодно ли вам ознакомиться с этим письмом?
   Письмо было напечатано на пишущей машинке и не имело подписи:
   «Дружеское предостережение. Советую вам немедленно отправиться в городскую библиотеку Гонолулу и потребовать комплект «Лос-Анджелес Таймс» за прошедшие годы. Удалите из него угрожающие вашей безопасности сообщения о смерти Денни Майо».
   Чен взглянул на артиста:
   – Когда вы получили это письмо?
   – Я нашел это послание сегодня утром перед дверью.
   – И вы немедля направились в библиотеку?
   – Сейчас же после завтрака. Кто бы поступил на моем месте иначе? Я не помню, чтобы мое имя упоминалось в связи со смертью Денни Майо, да к этому и не было никаких оснований. Но, разумеется, во мне пробудилось любопытство. Я направился в библиотеку и прочел все, что там имелось относительно убийства Майо. И, как и следовало ожидать…
   – Что?
   – Мое имя ни разу не было упомянуто в сообщениях. Для меня все это остается непостижимой загадкой.
   – В самом деле, очень странно. И вы не имеете ни малейшего понятия о том, кто писал эти строки?
   – Ни малейшего. Но мне ясно, какую цель преследовал автор этих строк: он хотел навлечь на меня подозрение. Лицо, написавшее мне это письмо, было уверено в том, что я побываю в библиотеке и выпишу требование на комплект газет. Оно предполагало, что рано или поздно вы побываете в библиотеке и установите это обстоятельство и что в связи с этим в вас зародятся подозрения против меня. Я очень рад, что вы избрали прямой путь и высказали мне открыто свои подозрения, так что я смог дать вам исчерпывающий ответ. Я даже сохранил при себе это письмо.
   – Это письмо могло быть написано и вами самим, – заметил Чен.
   Ван Горн расхохотался:
   – Я не настолько хитер и предусмотрителен! Записка лежала перед моей дверью, и если вам удастся установить, кто ее написал, то тем самым вы установите и того, кто убил Шейлу Фен.
   – Возможно, что вы правы. Во всяком случае я сохраню это письмо. Благодарю вас за сообщение и за вашу откровенность. Я расстаюсь с вами, обретя новую тайну. Если случится еще что-нибудь, меня сразит удар.
   Чен поспешил в город. Он размышлял над теми словами, что сказал Хантли ван Горн. Несмотря на свойственную артисту ироническую манеру разговаривать, сыщик был убежден, что ван Горн был совершенно откровенен с ним и не вводил его в заблуждение. Но мог ли Чен целиком довериться ему? И кто же был автором этого странного письма?
   Инспектору стало ясно, что какой-то неизвестный и весьма сильный противник принял его вызов и что теперь ему предстоит борьба не на жизнь, а на смерть. Его противник был хитер и расчетлив, он был умнее всех тех, кто до сих пор встречался на пути Чена. Какие из следов, попавшихся на его пути, были ложными, призванными сбить его с истинного пути, а какие следы были настоящими?
   Чарли Чен решил на время забыть обо всем и отправиться позавтракать. Но, проезжая мимо библиотеки, он переменил принятое решение. Инспектор ощутил острую необходимость лично ознакомиться с газетными сообщениями о смерти Денни Майо. Смирив голод, он остановил машину и прошел в читальню. Чен надеялся, что комплект газет все еще продолжает лежать на столе и пока не вернулся на свое место на полке. Надежды его оправдались – подшивка лежала там, где ее и оставил ван Горн.
   В читальне было немного посетителей. Сыщик пересек ее и направился к месту, где недавно сидел артист. Чарли знал дату смерти Денни Майо и поэтому без труда нашел соответствующий номер газеты. Однако он с удивлением обнаружил, что чья-то рука вырезала часть газеты, как раз над подписью: «Убийство знаменитого киноартиста».
   Чен поспешно перелистал комплект и печально опустил голову: некто вырезал из газет все фотографии Денни Майо и проделал это с удивительной тщательностью и систематичностью.

Глава XVII
Как умер Денни Майо

   Чен долго размышлял. Кто-то стремился любой ценой лишить его возможности увидеть лицо Денни Майо. Под дырами, зияющими в некоторых номерах подшивки «Лос-Анджелес Таймс», можно было прочесть следующие подписи: «Денни Майо по прибытии в Голливуд», «Денни Майо в фильме «Неизведанный грех».
   Кто же изуродовал газетные листы? Ван Горн? Быть может. Но подобные действия совершенно не были характерны для него. Явиться в библиотеку, потребовать комплект газет и попросту уничтожить все материалы, касающиеся Денни Майо, было наивно. Ведь несомненно было одно: рано или поздно этот поступок обнаружат и можно будет без труда установить, кто его совершил.
   Чарли тяжело вздохнул и погрузился в чтение газетных сообщений – ему больше ничего не оставалось. Покойный артист, до того как он стал сниматься в Голливуде, выступал на сцене в Англии. Он жил с единственным слугой в особняке, окруженном большим садом.
   В роковой вечер в восемь часов слуга, закончив всю работу, ушел из дома. Денни Майо пребывал в прекрасном настроении, и ничего подозрительного слуга не заметил. Возвратившись обратно в полночь, слуга прошел в дом через черный ход. В гостиной горел свет, и он направился туда, чтобы спросить у хозяина, не будет ли каких-нибудь распоряжений. Он обнаружил артиста распростертым на полу. Денни Майо был мертв. По-видимому, смерть наступила около двух часов назад. Майо почти в упор был застрелен из мелкокалиберного револьвера, обычно хранившегося в ящике его письменного стола. Револьвер лежал рядом с убитым, на оружии не было обнаружено никаких отпечатков пальцев – ни самого Майо, ни какого-либо другого лица. Кто побывал в особняке артиста в отсутствие слуги, так и осталось невыясненным.
   К несчастью, полиция не приняла должных мер, и следующим утром в доме покойного побывало значительное количество народа, что еще больше усложнило ситуацию и существенно снизило возможность обнаружения хоть каких-нибудь следов. Все попытки раскрыть это убийство оказались безрезультатными и ни к чему не привели.
   О прошлом Майо было известно очень немногое. Он был в Голливуде чужаком, и разыскать кого-либо из его родственников так и не удалось. Прошел слух, что в свое время, еще живя в Англии, он вступил в брак, но в течение ряда лет актер не только не виделся со своей женой, но даже не упоминал о ней. Предполагали, что супруги развелись. В общем, он вел мирный, размеренный образ жизни. Денни Майо был избалован вниманием прекрасного пола, но с его именем не связывали никаких романических историй. Врагов у него тоже не было.

   В одной из заметок внимание Чена привлекло упоминание о Рите Монтен. Актриса снималась вместе с Майо и была невестой Вильки Баллоу из Гонолулу. Поговаривали о том, что у последнего с покойным артистом произошла размолвка. Причиной послужило то, что Денни Майо пригласил Риту Монтен принять участие в увеселительной прогулке. Однако утверждать, что за этим недоразумением таилось что-то серьезное, не было никаких оснований.
   Затем Баллоу и его невеста исчезли с горизонта. Инспектор продолжал знакомиться с отчетами по делу, но полиция проявила полную беспомощность, и все его изыскания оказались безрезультатными.
   Чен закрыл пухлый том и понес его библиотекарше. Раскрыв комплект, он молча указал на порезанные страницы. Библиотекарша негодующе воскликнула:
   – Кто это сделал, мистер Чен?
   Чарли улыбнулся.
   – Благодарю вас за доверие к моим криминалистическим способностям, – заметил он, – но я не в состоянии ответить на ваш вопрос.
   – Этот комплект последним перед вами брал артист ван Горн. Делать вырезки строжайше запрещено. Пожалуйста, примите какие-нибудь меры.
   Чен пожал плечами:
   – Эта подшивка оставалась лежать на столе и после его ухода из вашего читального зала. Какие у вас имеются доказательства, что виновен именно ван Горн? Я не считаю его способным на такую глупость.
   – Но…
   – Я допрошу его. Быть может, ему удастся пролить свет на эту историю.
   Чен направился к телефону и сообщил ван Горну, в каком виде обнаружил интересовавший его комплект газет.
   – Что вы об этом думаете? Ведь, полагаю, когда вы уходили, подшивка была в полном порядке? – спросил Чен.
   – Да. Я оставил газеты на столе.
   – Вы никого из знакомых не заметили поблизости?
   – Нет. Но мне пришло в голову, что между вашим открытием и полученным мною письмом имеется определенная связь. Быть может, мой неизвестный корреспондент не столько стремился этим письмом навлечь на меня подозрение, сколько без труда завладеть комплектом. Он совершенно правильно рассчитал, что подшивка останется на столе и что ему самому не придется обращаться за ней к библиотекарю. Вам это не приходило в голову?
   – Неплохое предположение!
   Закончив разговор и простившись с артистом, Чен возвратился к библиотекарше.
   – Ван Горн оставил комплект на столе в неповрежденном состоянии. Он уверен в том, что, когда просматривал газеты, в них еще ничего не было вырезано. Вы не обратили внимания, возможно, кто-нибудь воспользовался этим комплектом после ван Горна?
   – Я не знаю, – ответила библиотекарша. – Моя коллега, дежурившая утром, ушла на обед. Мистер Чен, вы обязательно должны выяснить, кто позволил себе совершить такой вандализм и сделать эти вырезки.
   – В настоящее время я занят более важным делом, – ответил Чен.
   Взглянув на часы, он убедился в том, что нечего было даже помышлять об обеде – необходимо было ехать в полицейское управление.
   – Халло, Чарли, – воскликнул при виде китайца его шеф, – я уже удивлялся, куда вы пропали! Должно быть, вы были очень заняты? Вы что-нибудь установили?
   – Я установил очень многое и тем не менее все еще не знаю, кто убил Шейлу Фен.
   – Именно это нам и требуется выяснить.
   – Мне тоже. Я расскажу все, что мне стало известно за сегодняшний день. Быть может, ваша проницательность поможет мне.
   И инспектор подробно рассказал начальнику о безупречном алиби Роберта Файфа, о его признании и купленной им у Смита картине. Он упомянул также о посещении библиотеки и о том, что изучал там старые газеты. Наконец, он рассказал о почтенной пожилой паре, подтвердившей показания Тарневеро.
   – Быть может, они солгали? – высказал предположение шеф.
   Чарли отрицательно покачал головой:
   – Если бы вы их видели, вы бы не стали так говорить. Эти почтенные супруги-австралийцы – воплощение добропорядочности.
   – Все же я проверю их показания. Кажется, фамилия этой четы – Мак-Мастер? Продолжайте.
   Чарли рассказал также о найденном под окном павильона окурке. Этот сорт сигарилл среди окружавших Шейлу Фен курил лишь Аллан Джейнс.
   – О боже! – простонал шеф. – Не могли же все они… Нас, несомненно, водят за нос. У вас имеются отпечатки пальцев Джейнса?
   – Да. Мне удалось получить их, не вызвав в нем подозрений. Но оказалось, что на подоконнике оставил свои отпечатки этот несчастный художник Смит.
   – Я уже распорядился, чтобы его разыскали и доставили сюда.
   Чарли доложил шефу также о сообщении Джессупа относительно кольца, предъявил полученное ван Горном письмо, побудившее последнего отправиться в библиотеку, рассказал о том, что кто-то вырезал из комплекта газеты «Лос-Анджелес Таймс» все портреты Денни Майо, и закончил свое повествование упоминанием о том, что в свое время в связи с убийством Майо был подвергнут допросу Вильки Баллоу.
   Чен закончил свой доклад, и его шеф погрузился в продолжительное молчание.
   – Да, материал, которым вы располагаете, возбуждает подозрения против самых различных лиц. Быть может, вы со мной поделитесь своими умозаключениями?
   – Ничего определенного я пока сказать не могу. Возможно, вы пришли к какому-либо выводу? – спросил лукаво Чен.
   – Я пока не могу сделать конкретного заключения. Но вы… вы-то ведь – гордость нашей полиции…
   – Вспомните, что я никогда не отличался поспешностью в своих действиях. Толстые люди всегда медлительны, и вы должны предоставить мне достаточно времени для размышлений.
   – Что же вы намерены теперь предпринять?
   – Я собираюсь навестить чету Баллоу.
   – Ради бога, Чарли, будьте осторожны. Баллоу пользуется большим влиянием и не особенно благоволит к нам.
   – Я постараюсь действовать деликатно, насколько это будет возможно. Пусть вас это не беспокоит.
   Тут в кабинет вошел Кашимо. По растерянному выражению его лица можно было предположить, что он потерпел неудачу.
   – Где Смит?
   – Неизвестно, – ответил Кашимо. – Он как в воду канул.
   – Быть может, мои поиски окажутся более успешными, – добродушно заметил Чен и написал на клочке бумаги несколько слов. – Обыщите эти места.
   Кашимо принял указания и поспешил уйти. Следом за ним удалился и Чен, решивший нанести визит супругам Баллоу. Он покинул деловую часть города и направился в пригород, в квартал роскошных вилл. Быстро сгустившиеся сумерки окутали район мраком.
   Инспектора встретила Рита Баллоу. Она сообщила, что ее муж наверху, переодевается после гольфа. Рита приняла Чена чрезвычайно любезно, и сыщик почувствовал небывалое облегчение.
   – Мне очень жаль, что я снова вынужден вас побеспокоить, – выразил сожаление Чен. – Я знаю, вы предпочли бы не встречаться со мной больше. Но возникла необходимость еще раз побеседовать со всеми лицами, находившимися вчера в доме Шейлы Фен.
   Рита кивнула:
   – Бедная Шейла! Как продвигается ваше расследование?
   – Я достиг некоторых результатов, но сейчас мне хотелось бы побеседовать с вами о том времени, когда вы блистали в Голливуде и ваша карьера была отмечена чередой успехов.
   – Прошу вас, спрашивайте, я к вашим услугам.
   – Я позволю себе сообщить вам, что моя старшая дочурка по сей день не может успокоиться, что вы покинули экран. Она вспоминает вас очень часто и говорит, что никто никогда не сможет вас заменить.
   Лицо Риты просияло.
   – Неужели она еще помнит меня? Это так мило!
   – Вас никогда не забудут, – воскликнул Чарли Чен, зная, что этой фразой он навеки завоюет симпатию Риты.
   – Итак, чем я могу быть вам полезна?
   Инспектор задумался:
   – Ведь вы знавали в свое время в Голливуде миссис Фен?
   – О, да!
   – Нехорошо говорить об ушедших в другой мир дурно, но иногда обстоятельства вынуждают пренебрегать этим правилом. Скажите, не упоминалось ли когда-либо имя покойной в связи с какой-нибудь скандальной историей?
   – Никогда. Подобные истории ей всегда были чужды.
   – Но ведь у нее бывали романы?
   – Разумеется, она была увлекающейся натурой, но увлечения эти носили совершенно безобидный характер.
   – Не приходилось ли вам слышать, чтобы ее имя связывали с именем Денни Майо?
   Чен внимательно наблюдал за своей собеседницей, и ему почудилось, что на лице ее промелькнуло выражение испуга.
   – Мне кажется, что действительно в свое время она была влюблена в Денни Майо. Я помню, что его смерть сильно потрясла Шейлу. Вы, должно быть, слышали об этом?
   – Да, я о многом слышал, – медленно и со значением проговорил Чен.
   Но слова его, казалось, не произвели особого впечатления на хозяйку дома.
   – Насколько мне известно, вы знавали и Денни Майо, – продолжал сыщик после некоторой паузы.
   – Да, я участвовала в съемках его последнего фильма.
   Внезапно Чена осенила мысль:
   – Скажите, нет ли у вас, случайно, фотографии Майо?
   Она покачала головой:
   – Нет, у меня хранилось несколько его фотографий, но мистер Баллоу заставил их сжечь. Ему не хотелось, чтобы хоть что-нибудь связывало меня с прошлым.
   Женщина умолкла и взглянула на дверь. На пороге стоял Вильки Баллоу и гневно глядел на Чарли.
   – В чем дело? Кто тут говорит о Денни Майо? – спросил Баллоу.
   – Инспектор Чен хотел выяснить, была ли я с ним знакома, – ответила Рита.
   – Я бы посоветовал инспектору Чену не задавать бессмысленных вопросов. Денни Майо нет в живых.
   Чен покачал головой.
   – Я очень сожалею, если мой вопрос был вам неприятен, – сказал он. – Я надеялся, что мне удастся получить у вас фотографию Денни Майо.
   – Зачем она вам?
   – Кто-то хочет лишить меня возможности увидеть ее.
   – В самом деле? У меня в доме вам не найти фотографии Денни Майо. Всего хорошего, инспектор. Я попрошу вас больше не беспокоить нас своими посещениями.
   Чен пожал плечами:
   – Разумеется, я вместо этого предпочел бы дремать у себя дома, но разве можно научиться плавать, лежа на ковре? Нет, надо броситься в воду. Всего хорошего.
   Рита Баллоу пошла проводить Чена.
   – Боюсь, что я ничем не смогла быть вам полезной, – заметила она. – Мне очень хотелось бы, чтобы ваши старания увенчались успехом. Если бы я могла вам хоть чем-нибудь помочь…
   – Вы можете мне помочь, – заметил сыщик, взглянув на украшенные кольцами руки Риты.
   – А именно?
   – Вчера вечером вы видели миссис Фен впервые после долгой разлуки. Порой женщина замечает то, что ускользает от взгляда мужчины. Вы помните, как она была одета?
   – Разумеется. На ней было очаровательное вечернее платье цвета слоновой кости, из креп-сатина…
   – В данную минуту я имею в виду драгоценности, – заметил Чарли. – Разве могла бы женщина не обратить внимания на драгоценности Шейлы Фен?
   Рита улыбнулась в ответ:
   – На ней было жемчужное ожерелье и усеянный бриллиантами браслет.
   – Неужели кольца не привлекли вашего внимания?
   – О да, но лишь одно: я заметила у нее на правой руке кольцо с огромным изумрудом.
   – А это кольцо было на ней, когда молодежь отправлялась купаться?
   – О да…
   Чен церемонно поклонился.
   – Моя благодарность не знает границ, – проговорил он. – А теперь мне пора. До свидания.
   И Чен поспешил в обратный путь.

Глава ХVIII
Показания швейцара

   Джулия и Джим сидели на пляже и глядели на расстилавшуюся перед ними голубую даль.
   – Мне все-таки придется пройтись в город, – заметил лениво Джим, зевнул и, опустившись на песок, стал наблюдать за облаками.
   – Портрет юноши, полного энергии и жажды деятельности, – сыронизировала Джулия.
   – Подобные слова вносят дисгармонию на Вайкики. Мне кажется, что вы еще не постигли духа нашего острова. Здесь царят сонная лень и сладкое безделье.
   – Но таким образом, к сожалению, ничего нельзя достичь.
   – Зачем мне напрягаться? Я достиг уже всего. На Гавайях можно отказаться от какой-либо активной деятельности и отдыхать.
   – Мне кажется, что я никогда не соглашусь с вами. Все это очень хорошо для кратких каникул, но жить здесь всегда… Это ужасно!
   Джим вскочил и удивленно взглянул на девушку:
   – Боже! Неужели я, самый выдающийся гений описательной литературы, потерпел поражение? Неужели я недостаточно ярко описал вам красоту этого острова?
   – Здесь все восхищает, но я не могу примириться с тем, как пагубно влияет эта красота на волю человека. В то мгновение, когда человек перестает стремиться вперед, он начинает деградировать.
   – Итак, вы ратуете за то, чтобы я возвратился к продуктивной деятельности. Вы не хотите примерить на себя роль Евы в раю, вы предпочитаете роль змия-искусителя…
   – Скажите, вы предполагаете остаться на Гавайях на всю жизнь?
   – Я?.. Лучше не спрашивайте об этом.
   – Вы опустились, раз не чувствуете потребности возвратиться в Америку и заняться деятельностью, достойной вас.
   – Передо мной стоит более важная задача. Я безумно влюблен в вас и должен завоевать ваше сердце.
   Джулия покачала головой:
   – Я совсем не такая, какой вы меня представляете. Я плохая, Джим. Вы не можете любить лгунью.
   – Надеюсь, вы не профессиональная лгунья. Я полагаю, что на этом поприще вы – жалкий новичок и еще не успели приобрести никакого более-менее значительного опыта.
   – Что вы хотите этим сказать? – удивилась девушка.
   – Я имею в виду историю с кольцом. Чего ради вы вздумали настаивать на своих показаниях? Чен знал, что ваши слова не соответствуют действительности, и мне оставалось лишь удивляться его сдержанности и такту. Он сразу все понял.
   – Боже, а я думала, что моя выдумка весьма удачна.
   На глаза девушки выступили слезы, и она продолжила:
   – Все это из-за бедной Шейлы. Она приютила меня, когда я чувствовала себя одинокой. Она всегда была так трогательно добра ко мне. Я готова была ради нее на все, не говоря уже о маленькой лжи.
   – Я не хочу сейчас ничего слушать, – перебил ее Джим. – Сюда направляется инспектор Чен. Соберитесь с силами, дорогая! И побольше мужества, ведь я с вами.
   На лице инспектора сияла приветливая улыбка.
   – Должно быть, я появился очень некстати? И все же позволю себе присоединиться к этой прелестной группе. – И, опустившись в кресло, он добавил: – Как вам нравится наш пляж, мисс Джулия?
   Джулия стойко выдержала его взгляд:
   – Инспектор, вы пришли сюда не для того, чтобы говорить о местных красотах.
   – Вы правы. Но я всегда был сторонником вступительных предложений. Они смягчают последующие вопросы. Ведь с моей стороны было бы невежливо, если бы я начал беседу с вопроса: мисс Джулия, почему вы мне солгали, говоря о кольце?
   Джулия покраснела:
   – Вы полагаете, что я солгала вам?
   – Я не полагаю этого – я знаю. Не только Джессуп видел вечером кольцо на пальце Шейлы Фен.
   Она молчала.
   – Джулия, будет лучше, если вы расскажете все как есть, – сказал Джим. – Чарли по-прежнему останется нашим другом.
   – Смею вас заверить, что ваша откровенность лишь укрепит мое дружеское к вам расположение, – вмешался Чарли Чен. – Мисс Джулия, ведь это неправда, что миссис Фен отдала вам это кольцо, чтобы вы смогли его продать?
   – Нет, это было именно так.
   – Но в таком случае она потом забрала его обратно?
   – Да, она взяла его обратно после обеда, возвратившись от Тарневеро.
   – Она получила от вас кольцо и снова надела на палец?
   – Да.
   – И после ее ужасной кончины вы забрали кольцо снова?
   – Да. Я сняла кольцо с ее руки, когда отправилась с Джимом к ней в павильон.
   – Зачем вы это сделали?
   – Этого я не могу вам сказать.
   – Вернее, не хотите.
   – Я и не могу, и не хочу. Право, я очень сожалею об этом, мистер Чен.
   – И я очень сожалею об этом. – Чарли задумался. – Быть может, причина кроется в том, что на кольце выгравировано имя Денни Майо?
   – Что вы знаете о Денни?
   Чен с интересом взглянул на девушку:
   – Я расскажу вам все, что мне известно. Я слышал, что в ночь убийства Денни Майо Шейла Фен побывала у него в доме. Отсюда следует, что ей было известно, кто его убийца. Эту тайну она тщательно оберегала, и по той же причине вы постарались сделать все возможное, чтобы имя Денни Майо не фигурировало в расследовании. Это совершенно понятное желание оградить от кривотолков доброе имя вашей подруги. Но, как видите, ваши старания оказались напрасными. Теперь вы можете свободно говорить обо всем, ничем не погрешив перед вашей благодетельницей.
   Девушка беззвучно расплакалась:
   – Кажется, я на самом деле уже могу говорить обо всем. Мне очень жаль, что вам все стало известно. Я была бы счастлива, если бы мне удалось умолчать о Денни Майо.
   – Так, значит, вам была известна эта история из прошлого вашей подруги?
   – Я подозревала, что случилось нечто скверное, но ничего определенного не знала. Я была еще совсем молода, когда умер Денни Майо. В ту ночь Шейла возвратилась домой в ужасном состоянии. Я сделала что могла. Несколько недель она была совершенно неузнаваемой. Я знала, что все, происходившее с ней в то время находилось в какой-то связи со смертью Майо, но до сих пор мне не было известно ничего конкретного. Несмотря на свою молодость, я понимала, что лучше ни о чем не спрашивать Шейлу.
   – А вчера?..
   – Вчера утром Шейла объявила, что ей необходимы деньги, и дала мне кольцо, чтобы я продала его. Потом она отправилась в отель к Тарневеро. От него она вернулась очень взволнованная и попросила меня зайти к ней в комнату. Я не имела понятия о том, что произошло. «Этот Тарневеро – сущий дьявол! – кричала она. – Зачем я обратилась к нему? Он рассказал о моем пребывании на Таити и на пароходе такие детали, которые ему не могли быть известны. И я совершила непростительную глупость, я не отдавала себе отчета в том, что делала…» Ее фразы становились все более и более отрывистыми и бессвязными. Я спросила ее, что произошло. «Принеси мне кольцо с изумрудом, – распорядилась Шейла, – я не должна его продавать. На нем выгравировано имя Денни Майо, а его имя в сложившейся ситуации не должно упоминаться ни при каких обстоятельствах».
   – Вы сказали, что Шейла порой бывала несколько истерична…
   – Да, порой она находилась в весьма нервном состоянии, но такой, как вчера, я ее никогда прежде не видела. «Денни Майо все никак не хочет умирать, – проговорила она. – Он готов восстать из гроба, только чтобы навредить мне». И она вынудила меня вернуть ей кольцо. Она сказала, что продаст что-нибудь другое. После обеда я застала ее плачущей над фотографией Денни Майо.
   – Так, значит, на зеленом картонном паспарту была наклеена фотография Денни Майо?
   – Да.
   – Я прошу вас продолжать.
   – Когда вчера вечером мы с Джимом сделали в павильоне это ужасное открытие, я тотчас же вспомнила о том, что мне говорила Шейла. Я решила, что смерть Шейлы находится в какой-то связи со смертью Денни Майо и если об этом станет известно, то история спровоцирует скандал. Поэтому я сняла кольцо с руки Шейлы, а когда впоследствии заговорили о фотографии Майо, то поспешила порвать ее и спрятать клочки.
   Чен с удивлением взглянул на девушку:
   – Так, значит, вы сделали это? И вы же потом спрятали часть клочков, разлетевшихся по ветру?
   – О нет. Вы забыли, что меня вовсе не было в комнате в то мгновение. И потом мне бы попросту не пришло в голову сделать это. Кто-то в критическое мгновение пришел мне на помощь. Кто? Я не имею о том ни малейшего понятия, несмотря на то что я очень благодарна этому неизвестному.
   Чен вздохнул:
   – Вы задержали ход расследования, и я потерял много драгоценного времени. Меня трогает ваша привязанность к покойной. Я очень сожалею, что мне не суждено было познакомиться с ней. Как же все любили эту женщину! Молодая девушка из любви к ней противодействует стараниям полиции, невиновный добровольно сознается в совершении убийства и делает это по той же причине, что и вы.
   – Вы думаете, что часть обрывков фотографии забрал Роберт Файф? – спросил Бредшоу.
   Инспектор покачал головой:
   – Это невозможно: его тогда еще там не было. И к тому же все происшедшее не настолько просто, как кажется.
   И, оставив влюбленных наедине друг с другом, Чен направился к машине. Сыщику удалось раскрыть историю с кольцом, но другое обстоятельство в действиях Джулии было значительно интереснее.
   До сих пор он предполагал, что фотографию порвали, чтобы скрыть от него, над чьим изображением проливала слезы Шейла. Но не один ли и тот же мотив руководил и Джулией, порвавшей фотографию, и неизвестным, изуродовавшим подшивку старых газет? Кто-то хотел во что бы то ни стало лишить Чена возможности увидеть портрет Денни Майо.
   Почувствовав навалившуюся усталость, инспектор решил поехать в «Гранд-отель» и отдохнуть в холле. В этот час в отеле никого не было. Стоявший у входной двери китайчонок Сам приветливо улыбнулся своему земляку. Чен вспомнил, что ему следовало выяснить еще одно обстоятельство.
   – Как поживаешь? – спросил он Сама; Чен, как известно, всегда был сторонником вступительных фраз. – Ведь ты знаешь Тарневеро?
   – Конечно, знаю. Мы с ним большие приятели.
   Чарли пристально посмотрел на боя:
   – Сегодня утром ты заговорил с ним по-китайски. Почему ты это сделал?
   – В день своего приезда он рассказал мне, что долгое время жил в Китае и понимает наш язык. Он говорил со мной по-китайски. Говорил, правда, не очень хорошо, но понимал все.
   – Но сегодня утром, как мне кажется, он тебя не понял?
   Сам пожал плечами:
   – Я не знаю. Я заговорил с ним, как всегда, а он вдруг сказал, что не понимает.
   – Да, туристы порой оказываются со странностями.
   – Но он дает большие чаевые, – попытался защитить своего приятеля мальчуган.
   Слова боя сильно упростили задачу Чена. Широкая улыбка расплылась на лице Чарли – он вспомнил тот единственный раз, когда Тарневеро показал серьезность своих намерений в деле поддержки инспектора. Это было в тот момент, когда он объяснил детективу, что версия о том, будто убийство произошло в две минуты девятого неправильна, и что подтверждающее ее алиби – часы – нельзя принимать во внимание, поскольку оно сфабриковано.
   Но стал ли бы Тарневеро говорить об этом, если бы не оказался свидетелем разговора Чена с поваром и не понял бы, что Ву Кно-Чинг видел Шейлу Фен живой и невредимой в двенадцать минут девятого? Вчера сыщик, выслушав объяснение Тарневеро, поверил в его искренность. Но если Тарневеро были еще ранее известны слова повара, то тем самым поступок мнимого прорицателя принимал другой характер. Он ловко использовал сложившуюся обстановку, породил доверие к себе и одновременно ничем не облегчил Чену стоявшей перед ним задачи.
   Инспектор тщетно размышлял и все не мог найти ответа на томивший его вопрос. На самом ли деле Тарневеро так ревностно стремился помочь ему в расследовании, как это казалось?

Глава XIX
Кто помогал Тарневеро

   В вестибюль спустился кинорежиссер Вал Мартино. На нем был белый полотняный костюм, колониальный шлем и ярко-красный галстук. В таком виде он казался ожившим персонажем с рекламного плаката бюро путешествий. Заметив отдыхавшего в кресле Чена, режиссер подошел к сыщику:
   – Я никак не предполагал, что встречу вас, инспектор, в таком безмятежном состоянии. Неужели вам удалось отыскать убийцу?
   Чен покачал головой:
   – Увы, тайна по-прежнему остается тайной. Но пусть вас не вводит в заблуждение мое спокойствие. Мой мозг работает даже тогда, когда тело отдыхает.
   – Вот и отлично. Я надеюсь, что вам уже скоро удастся добиться определенных результатов. Должен вам сказать, что скоропостижная смерть Шейлы сделала невозможными съемки фильма, работа над которым уже обошлась фирме в двести тысяч долларов. Собственно, мне следует с первым же пароходом, отходящим в Соединенные Штаты, отплыть в Голливуд и попытаться спасти то, что еще можно спасти. Я не знаю, кто убил Шейлу Фен, остается лишь констатировать, что убийца не пожелал учесть интересы нашей фирмы. В противном случае он повременил бы, пока мы не закончили бы съемки. Я должен сказать вам, что вынужден поторопиться с отъездом, и поэтому я надеюсь, что вы сделаете все возможное, чтобы поскорее разобраться в этом деле.
   Чен тяжко вздохнул:
   – Мне кажется, никогда еще общественность не проявляла такого нетерпения, как в деле убийства миссис Шейлы. Это совсем не свойственно гавайцам. Позвольте спросить, каково ваше личное мнение относительно этого случая?
   Мартино закурил сигарету:
   – Право, не знаю, что вам ответить. А каково ваше мнение?
   – Я еще не пришел к определенным выводам, но я убежден в одном: в дело замешана особа необычайного ума. Я буду с вами совершенно откровенен: я имею в виду Тарневеро. Я недолюбливаю этого человека, но считаю его чрезвычайно ловким и умным противником.
   Мартино кивнул:
   – Он поразительно быстр в своих действиях и в умении схватывать обстановку. В Голливуде проживает множество прорицателей и ясновидящих, пользующихся легковерием своих ближних. Но этот человек на голову выше всех остальных. Когда к нему приходят наши дамы, он рассказывает им такие вещи, о которых, казалось бы, никто из посторонних не может знать.
   – Откуда ему обо всем этом известно?
   – Я убежден, что на него работает множество частных детективов, сообщающих этому ловкачу обо всем, что при случае может представлять для него интерес. И наивные женщины, уверенные, что он действует в союзе с потусторонними силами, под впечатлением от его познаний сами рассказывают все остальное. Этот человек знает такое множество секретов, что, если бы он вздумал заговорить, не поздоровилось бы всему Голливуду. Мы пытались обезвредить его и выдворить из Голливуда, но он оказался слишком хитер. Право, мне жаль, что я воспрепятствовал Джейнсу как следует его отколошматить. Мне бы это доставило огромное удовольствие. Но тогда оказалась бы впутанной в эту историю Шейла Фен, и поэтому я счел нужным удержать Джейнса от рукоприкладства.
   Я по профессии – кинематографист, а в этой отрасли трудится достаточное количество порядочных людей, которых нужно было бы оберегать от скандальных разговоров. И этим людям обычно более всего и приходится страдать за грехи других.
   – Скажите, должен ли я понять ваши слова таким образом, будто вы допускаете возможность, что Тарневеро убил Шейлу Фен? – осторожно спросил Чен.
   – Нет, – решительно ответил Мартино. – Я не хочу, чтобы вы ложным образом истолковали мои слова. Я хотел лишь подчеркнуть, что, разыскивая своего хитроумного противника, вы не должны упускать из виду Тарневеро. Я не думаю, что вы часто встречали на своем пути людей, которые были бы так же умны, как этот прорицатель-шарлатан. Больше я ничего не стану говорить. Не имею ни малейшего понятия о том, кто совершил убийство.
   – Тарневеро обладает неопровержимым алиби, которое подтверждает его местонахождение в промежуток времени от восьми часов до половины девятого.
   Мартино поднялся:
   – Разумеется. Тарневеро ловок, как угорь. До свидания! И от души желаю вам счастья.
   С этими словами режиссер, распрощавшись с инспектором, покинул его. После некоторых раздумий детектив направился к телефонной кабинке и позвонил своему шефу.
   – У вас много работы? – поинтересовался он.
   – Нет, я свободен. В половине шестого мне еще предстоит встретиться с супругами Мак-Мастер, но до того часа я полностью располагаю своим временем. Случилось что-нибудь серьезное?
   – Пока я не могу вам дать определенного ответа. Но мне хотелось заручиться вашим содействием, поскольку мне еще предстоит произвести обыск в «Гранд-отеле». Я был бы очень рад, если бы вы приехали ко мне в отель.
   – Я немедленно выезжаю.
   Чарли позвонил Аллану Джейнсу и сообщил, что собирается вскоре явиться к нему. Потом Чен направился к стоявшему за конторкой портье:
   – Не могли бы вы сообщить, у себя ли сейчас мистер Тарневеро? Но я прошу вас не выяснять у него это по телефону.
   Швейцар взглянул на доску, на которой висели ключи от номеров, и ответил:
   – Ключа здесь нет. По-видимому, мистер Тарневеро у себя, наверху.
   – Отлично. В таком случае я прошу вас позвонить мистеру Тарневеро и сообщить, что о нем осведомлялся инспектор Чен. Инспектор Чен очень спешил, поэтому был лишен возможности подняться к нему наверх и просил передать, что будет ожидать мистера Тарневеро в вестибюле «Ионг-отеля», чтобы там с ним побеседовать.
   Портье удивился:
   – Вы будете дожидаться Тарневеро в «Ионг-отеле»?
   – Да. Мне необходимо на некоторое время удалить мистера Тарневеро отсюда.
   – Ах вот в чем дело! Я исполню все, как вы того желаете.
   Чарли поднялся наверх, к заспанному Аллану Джейнсу. Тот был в халате и в ночных туфлях, постель была смята.
   – Входите, инспектор. Я позволил себе немного вздремнуть. Как подвигается дело?
   – Мистер Джейнс, я пришел к вам, чтобы побеседовать совершенно откровенно. Я намереваюсь открыть вам все свои карты.
   – Отлично, – сердечно ответил Джейнс.
   – Сегодня утром вы рассказали мне, что ни разу не бывали в павильоне и даже не приближались к нему.
   – Совершенно верно.
   Чарли вынул из кармана конверт и выложил на стол окурок.
   – Как вы можете объяснить, что я нашел под окном павильона, в котором была убита Шейла Фен, этот окурок?
   Несколько мгновений Джейнс молча рассматривал улику, а затем, повернувшись к сыщику, с разгоревшимся от гнева лицом сказал:
   – Садитесь. Я сейчас вам все объясню.
   – Буду очень рад выслушать ваше объяснение.
   – Когда сегодня около восьми часов утра я принимал ванну, кто-то постучал в дверь. Я предположил, что это бой, и крикнул: «Войдите». Дверь отворилась, и в комнате послышались шаги. Я окликнул вошедшего… Ох, почему я не сломал ему шею вчера?..
   – Вероятно, вы имеете в виду шею Тарневеро?
   – Совершенно верно. Ко мне в комнату вошел Тарневеро и сказал, что хочет поговорить со мной. Я был очень удивлен и попросил его подождать. Тотчас же я выбрался из ванны и поспешил привести себя в порядок. Не угодно ли вам будет пройти со мной в ванную комнату, инспектор?
   Чарли, недоумевая, пошел за Джейнсом.
   – Обратите внимание на это большое зеркало, висящее на внутренней стороне двери в ванную. Когда дверь немного приотворена и вы стоите возле ванны, то можете видеть в образовавшуюся щель часть комнаты и письменный стол. Мое внимание привлекло следующее обстоятельство. Я оставил свой портсигар, в котором лежали мои любимые сигариллы, на письменном столе. В зеркале я заметил, что Тарневеро осторожно вынул из портсигара несколько штук и спрятал их в карман.
   – Действительно, это зеркало сослужило вам хорошую службу.
   – Сперва я решил, что поступок Тарневеро, конечно, неприятен, но довольно безобиден. Однако меня разозлило его поведение, и я почувствовал острое желание выбросить его вон из моей комнаты. А потом мне пришло в голову, что, быть может, этот странный поступок Тарневеро имеет какой-то тайный смысл. Поэтому я решил выждать и попытаться выяснить, каковы подлинные намерения моего незваного гостя. Признаюсь, мне и в голову не могло прийти, что он попытается навлечь на меня подозрения. Я знал, что он меня недолюбливает, но не мог даже предположить, что он зайдет настолько далеко.
   Я вышел к этому нежелательному визитеру и спросил, что ему угодно. Он взглянул на меня и, ничуть не смутившись, ответил, что явился ко мне для того, чтобы положить конец нашей размолвке. Еще он сказал, что у нас нет никаких оснований для этого затяжного конфликта. Я почувствовал жгучее желание выбросить его в окно, но сдержался. Чтобы проверить результаты своих наблюдений, я протянул ему портсигар и предложил закурить. «Нет, благодарю вас, – как ни в чем не бывало проговорил Тарневеро, – я не курю».
   Я продолжал оставаться сдержанно вежливым и на прощание даже протянул ему руку. После его ухода я глубоко задумался над тем, что минуту назад произошло у меня в номере. Чего ради он позволил себе эту выходку? Как я вам уже говорил, я не мог найти этому разумного объяснения. Теперь-то мне, конечно, стало все совершенно ясно: он решил направить ваше расследование по ложному следу. Но чего ради он это делает? На этот вопрос я нахожу лишь единственный ответ: не кто иной, как он, убил Шейлу Фен.
   Чен пожал плечами:
   – Я охотно присоединился бы к вашим рассуждениям, но, к сожалению, мне для начала предстоит разрешить ряд сомнений и объяснить кое-какие обстоятельства. А в число последних входит и его неопровержимое алиби.
   – Какое значение имеет это проклятое алиби? Хитрый человек может без труда обзавестись алиби. Только попадись мне снова этот псевдоясновидец, я…
   – Вы будете вести себя совершенно спокойно, – продолжил за него инспектор, – и послушаетесь меня, если вы действительно хотите помочь следствию.
   Джейнс колебался.
   – Хорошо, – сказал он, наконец, – я подчиняюсь вашему желанию, но мне это будет весьма непросто сделать. Если вы считаете, что так будет правильно, то я ничего не предприму. Вы хотели бы еще что-нибудь выяснить?
   – Нет, благодарю вас! Сведения, которые вы мне предоставили, весьма ценны. Сейчас я приступлю к своему расследованию с новыми силами.
   В ожидании лифта Чен обдумал все, что ему только что довелось услышать. Было ли сказанное Джейнсом правдой? Возможно. Но разве нельзя предположить, что вся эта история была от начала и до конца выдумана Джейнсом? Конечно, особой быстротой мышления и умением ориентироваться в обстановке он не отличался, но кто знает? Во всяком случае перед Чарли выросла еще одна непростая задача.
   Спустившись, Чен незаметно осмотрел вестибюль и прошел к швейцару.
   – Скажите, мистер Тарневеро ушел? – спросил он служащего отеля.
   Тот утвердительно кивнул:
   – Да, он ушел несколько минут тому назад и очень торопился.
   – Благодарю вас, – проговорил сыщик.
   Увидев входящего в вестибюль шефа, он поспешил навстречу и провел его в укромную нишу, в которой они могли без помех побеседовать.
   – Что у вас случилось? – спросил шеф.
   – Очень многое, – ответил Чен. – Личность Тарневеро все чаще и чаще фигурирует в моих изысканиях, и, несомненно, он заслуживает пристальнейшего внимания.
   – Этот Тарневеро всегда казался мне очень подозрительным. Так в чем же, собственно, дело?
   – Прежде всего, он понимает по-китайски. – И Чен рассказал о том, что ему стало известно со слов китайчонка. – Но после того, как я позвонил вам, выяснилась еще одна гораздо более важная деталь. – И Чен сообщил об обстоятельствах, при которых Тарневеро похитил у Джейнса сигариллы.
   – Вы приближаетесь к цели своих поисков, – заметил шеф и тихонько свистнул.
   Чен пожал плечами:
   – Вы забываете об алиби Тарневеро.
   – Нет, я о нем не забыл. Если вы вдруг встретите почтенную чету из Австралии, я попрошу вас на всякий случай, чтобы вы постарались держаться от нее подальше. Я пригласил их ко мне в управление, и мне не хотелось бы беседовать с ними здесь. Быть может, нам удастся в официальной обстановке заставить их разговориться. А теперь скажите, что вы собирались предпринять?
   – Я хотел бы произвести обыск в номере Тарневеро.
   Шеф нахмурился:
   – Ваши намерения не совсем согласуются с нашими предписаниями. Во всяком случае вы должны оставить все в том виде, в каком предметы пребывали до осмотра, и позаботиться о том, чтобы Тарневеро ничего не узнал об обыске. Где он находится в настоящее время?
   Чен ответил, что ему удалось сделать так, чтобы Тарневеро удалился из отеля на некоторое время. Шеф одобрительно кивнул головой:
   – Это была отличная идея. Подождите, я переговорю с дирекцией.
   Вскоре шеф возвратился в сопровождении высокого стройного мужчины.
   – Все в порядке, – объявил шеф. – Чарли, вы ведь знакомы с Джеком Мердоком? Он отправится вместе с нами.
   – Мистер Мердок – давнишний мой друг, – ответил Чен.
   – Приветствую вас, Чарли! – воскликнул Мердок, ранее служивший в полиции и перешедший впоследствии на службу в отель.
   Отперев дверь в комнату Тарневеро, Мердок спросил:
   – Чарли, неужели вы собираетесь лишить нас одного из наших привилегированных гостей?
   – Там видно будет, – неопределенно ответил инспектор.
   Чен и начальник полиции приступили к тщательному осмотру всех предметов, находившихся в номере. Мердок преспокойно опустился в кресло и, попыхивая сигарой, наблюдал за действиями своих бывших сослуживцев.
   Сыщик приблизился к большому чемодану.
   – Заперт, – констатировал он.
   Мердок встал:
   – Это не имеет значения.
   Вынув соответствующие инструменты, он без труда отпер чемодан. Чен взглянул на содержимое чемодана и воскликнул:
   – Я, кажется, обнаружил кое-что интересное! – И вынул из него портативную пишущую машинку.

   Сев за стол, он напечатал на листе бумаги несколько строк:
   «Дружеское предупреждение. Ступайте немедленно в городскую библиотеку Гонолулу и…»
   Закончив печатать, он вытащил из кармана оригинал и сличил его с тем текстом, что только что напечатал на пишущей машинке. Затем с чувством полного удовлетворения протянул оба листка бумаги шефу.
   – Я прошу вас сличить эти два послания и сказать, что привлекло ваше внимание, – сказал он.
   Шеф ознакомился с обоими листками и после минутного молчания ответил:
   – Все очень просто: оба письма напечатаны на одной и той же пишущей машинке. Верхняя половина «е» загрязнена, и буква «т» несколько искривилась.
   Чен улыбнулся и спрятал оба письма в карман:
   – Вы совершенно правы. Эти письма напечатаны на обнаруженной нами пишущей машинке. Я очень рад, что наши старания увенчались успехом. Я поставлю машинку на место и надеюсь, что Тарневеро ничего не заметит. Я боюсь лишь, что нас может выдать аромат сигары нашего друга Мердока.
   Мердок смущенно взглянул на своего старинного приятеля:
   – О, Чарли, я совершенно упустил из виду…
   – Можете спокойно докуривать свою сигару – теперь беды уж не поправить.
   Но гостиничный детектив поспешил прервать процесс курения. Сыщик же продолжал знакомиться с содержимым чемодана. Его внимание также привлекло лежавшее в самой глубине чемодана кольцо с крупным бриллиантом.
   Чен протянул обнаруженное украшение шефу и сказал:
   – Я прошу вас запомнить это кольцо.
   – Опять кольцо? У меня такое впечатление, словно мы расследуем ограбление ювелирного магазина. Впрочем, это понятно – мы имеем дело с людьми из Голливуда.
   Чен положил кольцо на место и запер чемодан.
   – Мы закончили свой осмотр, мистер Мердок.
   С этими словами полицейские покинули комнату Тарневеро и спустились вниз.
   – Чарли, отчего вы придаете этому кольцу какое-то особое значение? – спросил, садясь в машину и собираясь уезжать, начальник полиции.
   – Мне не хочется возвращаться к этой теме, – ответил Чен, – поскольку она вызывает во мне очень неприятные воспоминания. Вы помните, что накануне, когда я находился на вилле Шейлы Фен, ее письмо уже было у меня в руках. Внезапно свет погас, и кто-то нанес мне сильный удар в лицо. При этом нападавший расцарапал мне щеку – это свидетельствует о том, что на его руке было кольцо. Потом свет снова вспыхнул, но письма у меня в руках уже не оказалось.
   – Ну и что же? – вырвался у шефа возглас нетерпения.
   – Я пристально рассмотрел всех присутствующих, пытаясь установить, кто из них носит кольца. Я заметил кольца лишь на руке у Баллоу и ван Горна. У остальных колец не было, в том числе и у Тарневеро. Но вчера утром я обратил внимание на то, что он носил кольцо – то самое, которое теперь оказалось спрятанным в чемодане. Я видел это кольцо и позднее, когда мы производили обыск в павильоне. Но после инцидента с письмом кольца у него на руке больше не было. К каким выводам вы пришли бы после всего сказанного?
   – Я предположил бы, что в темноте удар вам нанес Тарневеро.
   Чарли задумчиво потер щеку:
   – Представьте себе, что я пришел к такому же выводу.

Глава XX
Завеса начинает спадать

   – Я ничего не понимаю. Чего ради Тарневеро нанес вам удар? – спросил начальник полиции.
   – Не знаю. Быть может, для того, чтобы испробовать свои силы.
   – Он сам рассказал вам о письме и в тот момент, когда письмо появляется на сцене, наносит вам удар и отбирает его. Но почему?
   – По-видимому, он хотел сперва сам ознакомиться с его содержанием.
   Шеф покачал головой:
   – Мне все это совершенно непонятно. Он крадет у Джейнса сигариллу и подбрасывает ее под окно павильона. Он пишет письмо ван Горну и направляет его неизвестно почему в библиотеку. Потом он… он… что он еще натворил?
   – Быть может, он убил Шейлу Фен? – произнес Чен.
   – Я в этом убежден.
   – И тем не менее у него имеется неопровержимое алиби.
   Шеф взглянул на часы:
   – Это алиби я проверю сегодня в половине шестого, когда объявятся наши почтенные старички. А что еще вы собираетесь предпринять сегодня?
   – Я прибуду в управление для того, чтобы присутствовать при вашей беседе с супругами Мак-Мастер. Но прежде мне следует побывать в библиотеке.
   В библиотеке инспектор обратился к девушке, дежурившей утром в читальном зале. Она была очень взволнована происшедшим и поспешила заверить Чена, что впредь она никаких изданий не будет оставлять на столах. Но сегодня помощник-японец, в обязанности которого входило убирать книги на место, получил выходной день. Сыщик спросил у девушки, кто побывал сегодня утром в читальне, кроме ван Горна, известного ей по ряду фильмов.
   Бедняжка после некоторых раздумий стала описывать внешность нескольких посетителей и в том числе описала наружность одного человека, в котором особенно примечательны были его глаза. Описание получилось настолько точным, что у Чена не осталось никаких сомнений в том, кто еще успел побывать сегодня утром в читальне.
   – Вы не заметили, случайно, не просматривал ли этот посетитель комплекта газет, выданного ван Горну?
   – Нет. Он пришел сейчас же после ухода ван Горна и просматривал множество различных изданий. Он пробыл в библиотеке все утро, и у меня сложилось впечатление, словно он хочет таким образом убить время.
   – Когда он ушел?
   – Не знаю. Он оставался здесь и после того, как я ушла обедать.
   – Я так и предполагал.
   – Вы считаете, что это он позволил себе сделать вырезки?
   – У меня нет никаких доказательств, и боюсь, что мне не удастся их получить. Но я убежден, что это дело его рук.
   – Мне бы очень хотелось, чтобы его посадили в тюрьму! – наивно воскликнула девушка.
   – Наши желания совпадают. Благодарю вас за сообщение.
   Чен поспешил в управление и застал своего шефа беседующим по телефону. Положив трубку, тот воскликнул:
   – Мне кажется, будто весь мир задался целью свести нас с ума. Все интересуются, кто убил Шейлу Фен. Утренняя газета получила сотню телеграфных запросов. Только что мне звонил Спенсер, старания его не увенчались успехом, и он нигде не может отыскать Смита. А ведь художник играет очень важную роль во всей этой истории.
   Чарли кивнул:
   – Смита следует разыскать во что бы то ни стало. Я не располагаю свободным временем, но, по-видимому, мне придется лично заняться его поисками.
   – Скажите, каких результатов вы добились в библиотеке?
   – Нет никаких сомнений в том, что фотографии Денни Майо уничтожены Тарневеро.
   – Не понимаю, почему он не хочет, чтобы мы узнали, как выглядел Денни Майо! Мне теперь совершенно ясно одно: то лицо, которое мы разыскиваем, не кто иной, как Тарневеро. Он убил Шейлу Фен, и мы должны раздобыть доказательства этого.
   Инспектор хотел возразить своему начальнику, но тот продолжал:
   – Да, я знаю: вы скажете, что у него великолепное алиби, но это алиби я разрушу.
   – У меня имеется не только это возражение.
   – Что еще?
   – Если это действительно он убил Шейлу Фен, то почему он первым заговорил о том, что нам предстоит арестовать убийцу Денни Майо? Почему он первым возбудил разговоры об этом деле?
   Шеф схватился за голову:
   – Великий боже, не знаю! Чарли, это нелегкое дело.
   Вошел полисмен и доложил, что явилась чета Мак-Мастеров.
   – Быть может, нам удастся разрушить его алиби, – воскликнул шеф, – и тогда задача наша упростится.
   Но при виде почтенной супружеской пары начальник полиции испытал сильное разочарование. Мистер Мак-Мастер поздоровался с Ченом, и последний представил ему начальника полиции и сообщил Мак-Мастеру, что шеф хочет задать ему несколько вопросов.
   – Мы с удовольствием ответим на все ваши вопросы. Хоть до сих пор нам никогда не приходилось иметь дел с полицией, но мы добропорядочные граждане и рады возможности помочь представителям закона.
   – Вот и отлично, – проговорил шеф. – Насколько мне известно со слов инспектора Чена, вы давно знакомы с мистером Тарневеро.
   – Да, мы с ним уже встречались несколько лет тому назад. Он очень симпатичный человек, и за время нашего знакомства мы полюбили его.
   – Если не ошибаюсь, вчера вы провели весь вечер в его обществе и просидели с ним на террасе отеля примерно до половины девятого. Встретились вы незадолго до восьми.
   – Совершенно верно. И я готов присягнуть перед судом, что так оно и было.
   Начальник полиции пристально взглянул на старого шотландца:
   – Этого не могло быть.
   – Почему?.. Что вы хотите этим сказать?
   – Я хочу сказать, что в ваши утверждения вкралась какая-то ошибка. Вы заявляете, что Тарневеро покинул вас в половине девятого. Вы взглянули при этом на свои собственные часы?
   – Да.
   – Быть может, часы ваши шли неверно?
   – Да, они шли неверно.
   – Что?!
   – Они спешили на три минуты, и это выяснилось, когда я взглянул на часы в вестибюле отеля. Мои часы показывали тридцать пять минут девятого. Мистер Тарневеро простился с нами ровно в половине девятого. После того как мы отужинали, он покидал нас лишь на несколько минут, которые он провел в обществе какого-то господина в вестибюле отеля. Но и тогда мы не теряли его из виду.
   После некоторых раздумий начальник полиции обратился к миссис Мак-Мастер:
   – И вы полностью подтверждаете показания вашего супруга?
   – Да.
   Шеф пожал плечами и дал понять, что для него вопрос исчерпан. Чен приблизился к почтенной паре и спросил своего начальника:
   – Вы позволите мне задать несколько вопросов нашим посетителям?
   – Прошу вас.
   – Вы сказали, мистер Мак-Мастер, что Тарневеро был очень молод, когда оказался у вас на ферме.
   – Совершенно верно.
   – Он был артистом?
   – Да, но ему не везло в сценической деятельности, и он был очень рад, когда нашел себе применение у нас.
   – Тарневеро – очень странное имя. Скажите, он и тогда назывался так же?
   Почтенный шотландец обменялся взглядом со своей женой:
   – Нет, в ту пору его звали иначе.
   – Какое имя носил он тогда?
   Мак-Мастер сжал губы и продолжал молчать.
   – Повторяю: как его звали, когда он жил у вас на ферме?
   – Я очень сожалею, инспектор, но он просил меня об этом не распространяться.
   В глазах Чена вспыхнул живейший интерес.
   – Он просил вас не называть его настоящего имени?
   – Да. Он сказал, что отныне он – Тарневеро, и просил нас называть его именно так.
   Чен осторожно продвигался вперед.
   – Мистер Мак-Мастер, вы стали свидетелями в очень серьезном и значительном деле. Вчера ночью здесь произошло убийство. Мистер Тарневеро не повинен в нем. Об этом неопровержимо свидетельствуют ваши показания, которым мы верим, как и всему, что вы говорите. Вы оказали правосудию большую услугу, и мы очень рады тому, что вы стоите на стороне правды. Будьте последовательным до конца и скажите мне, какое имя носил мистер Тарневеро, когда он попросил у вас пристанища в Австралии.
   Мак-Мастер нерешительно взглянул на свою жену:
   – Я, право, не знаю…
   – Ваш ответ не может навлечь на него подозрений в убийстве – вы навсегда освободили его от этого обвинения своими показаниями. Но ваше молчание может воспрепятствовать дальнейшему ходу нашего расследования, а я убежден в том, что вам это менее всего желательно.
   – Я, право, не знаю…
   – Мне кажется, что инспектор Чен совершенно прав, – поддержала Чарли миссис Мак-Мастер. – Мы достаточно сделали для Тарневеро, подтвердив его алиби. Я не вижу причин, почему человек должен стыдиться своего настоящего имени? А я убеждена, что тогда он назывался своим настоящим именем.
   – Вы совершенно правы. Итак, как звали тогда Тарневеро?
   – Когда мы познакомились с мистером Тарневеро, он носил имя Артур Майо.
   – Майо! – воскликнул Чен и бросил на своего начальника торжествующий взгляд.
   – Да. Мне непонятно еще одно обстоятельство. Сегодня утром в разговоре с вами он сказал, что прибыл к нам на ферму один. Это не так – он прибыл к нам вместе со своим братом.
   – Со своим братом?
   – Да, со своим братом Денни Майо.

Глава XXI
Король тайн

   Неожиданное открытие поразило Чена. Итак, Тарневеро был братом покойного Денни Майо. В таком случае неудивительно было, что он настаивал перед Шейлой Фен, чтобы она назвала ему имя того, кто убил Денни. Неудивительно, что он предложил помочь Чену в его розысках. Но как соотнести все это с поступками Тарневеро? Действительно ли он помогал Чену? Разве не он нагромождал самые различные препятствия на пути детектива? Чен провел рукой по вспотевшему лбу. Этот Тарневеро был воплощением таинственности.
   Наконец, Чен заговорил снова:
   – То, что вы нам сообщили, чрезвычайно интересно. Скажите пожалуйста, были ли братья похожи друг на друга?
   Миссис Мак-Мастер тотчас кивнула в знак согласия:
   – Они были очень похожи, хоть и не все обращали внимание на это сходство – слишком велика была разница в летах и в цвете волос. Денни был блондин, а Артур – брюнет. Но, когда я впервые увидела их, я сразу поняла, что передо мной стоят братья.
   Инспектор любезно улыбнулся:
   – Вы очень много сделали для выяснения обстоятельств того дела, которое я расследую, хотя мне пока совершенно не ясно, к каким результатам меня приведут эти сведения. Мне кажется, вы сообщили все, что мы хотели бы узнать от вас. Или, быть может, у вас есть еще какой-нибудь вопрос? – обратился он к своему шефу.
   – Нет, Чарли, это все. Благодарю, мистер Мак-Мастер, вас и вашу супругу за то, что вы откликнулись на мое приглашение.
   – Не за что. Уж не наговорили ли мы чего лишнего? – спросил жену Мак-Мастер.
   – Глупости, Томас. Честному человеку не приходится стыдиться своего имени, а Артур Майо – несомненно, честный человек.
   – Я еще раз напомню вам, господа, – упрямо продолжал Мак-Мастер, – что до половины девятого мистер Тарневеро пробыл в нашем обществе. Если угодно, я скажу это и под присягой.
   – Да-да, нам об этом известно. Еще раз благодарю вас за визит к нам в управление.
   Не успела дверь захлопнуться за пожилыми супругами, как шеф вскочил со своего места и поспешил к сыщику:
   – Что вы скажете теперь?
   – На этот вопрос я пока не могу ответить, как и на множество других. Я знаю лишь одно: Тарневеро ожидает меня в Ионг-отеле. Я позвоню ему по телефону и попрошу явиться сюда. Дело все более и более осложняется. Итак, Тарневеро оказался братом Денни Майо. Казалось бы, подобное сообщение должно приблизить нас к раскрытию загадки. На самом же деле все еще более запуталось. Почему он не сказал мне об этом? Почему он так старательно скрывал свое сходство с покойным Денни? Тарневеро сделал все возможное, чтобы скрыть от нас свое родство. Если это и не объясняет многого, то теперь нам хотя бы известно, почему так старательно уничтожались фотографии Майо.
   – И снова загадка! Ведь убили его родного брата. Шейла Фен должна была назвать имя убийцы. Почему в таком случае он скрывал свое родство? Ведь если бы Тарневеро заговорил о нем, особенно после смерти Шейлы Фен, то тем самым разъяснилось бы, почему он питал такой большой интерес к нашим действиям. А вместо этого он старается все сохранить в тайне. Удивительно, что никто в Голливуде не обратил внимания на сходство Тарневеро с покойным Денни Майо.
   – В этом нет ничего удивительного. Оба они были там в разное время, и их никогда не видели вместе. Ведь миссис Мак-Мастер сказала, что очень многие не обращали внимания на это сходство, и Тарневеро мне очень польстил, решив, что от моего внимания это сходство не укроется.
   – Какую вы собираетесь занять позицию по отношению к этому прорицателю?
   – Я собираюсь пробираться вперед как можно более осторожно. Я полагаю, что мы предоставим ему действовать, скрыв от него наше открытие.
   – Хорошо, поступайте как знаете.
   Вскоре за тем в управлении полиции появился Тарневеро.
   – Инспектор Чен, я тщетно ждал вас в назначенном месте и уже потерял надежду, что нам удастся свидеться.
   – Прошу меня извинить. Вы разрешите представить вам моего шефа?
   – Очень приятно познакомиться. Как продвигаются ваши изыскания? Я с нетерпением жду вашего сообщения.
   – Это вполне понятно. Лишь несколько минут тому назад нам удалось установить обстоятельство, объясняющее, почему вы питаете такой интерес к этому делу.
   Тарневеро оживился и взглянул на сыщика:
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Мы установили, что Денни Майо – ваш брат.
   Тарневеро сделал несколько шагов вперед и бережно положил свою трость на стол. По-видимому, этим он хотел выиграть некоторое время, необходимое ему для обдумывания сложившейся ситуации.
   – Это правда, инспектор, – проговорил он, не сводя глаз с Чена, – я не знаю, как вам удалось открыть это обстоятельство…
   Чарли удовлетворенно улыбнулся.
   – Вряд ли многое могло бы остаться скрытым при той тщательности, с которой мы ведем расследование этого дела, – мягко заметил он. – Должно быть, у вас были основания скрывать это родство.
   – Да, у меня был ряд оснований. Во-первых, я не предполагал, что это обстоятельство могло бы пойти вам на пользу.
   – Очень разумное соображение, – согласился Чен. – Во всяком случае я вам откровенно скажу, что почувствовал себя задетым. Я более всего ценю в дружеских отношениях откровенность.
   Тарневеро кивнул в знак согласия и опустился на стул:
   – Я очень сожалею, что умолчал о нашем родстве, и прошу вас извинить мне это прегрешение. Если еще не поздно, то я охотно сообщу вам все.
   – Разумеется, не поздно.
   – Денни Майо был моим братом, младшим братом. Разница в годах была так велика, что наши отношения больше походили на отношения отца и сына. Я безумно любил его, опекал, помогал, гордился его успехами. Его смерть явилась для меня ужасным ударом. Поэтому вам будет понятно, что в течение трех лет я жил надеждой отомстить за его смерть. Если окажется, что Шейла Фен пала от той же руки, что и Денни Майо, то я не успокоюсь, пока не покараю убийцу.
   Он поднялся с места и зашагал по комнате.
   – О смерти Денни Майо я узнал в бытность свою в Лондоне. Я ничего не мог предпринять на таком расстоянии и вынужден был выждать некоторое время. При первой же возможности я выехал в Голливуд, твердо решив раскрыть тайну смерти моего брата. Мне казалось, что мои старания скорее увенчаются успехом, если я скрою в Голливуде свое происхождение и никто не будет знать, что я брат покойного Денни Майо. Поэтому я назвался Генри Смолвудом – это имя я позаимствовал из одной пьесы.
   В Голливуде я убедился, что полиция бродит впотьмах. На меня, пришельца издалека, произвела сильное впечатление целая армия прорицателей и ясновидцев, заполонивших Голливуд. Они все отлично зарабатывали и были поверенными всех секретов голливудских див.
   Внезапно меня осенила смелая мысль. В юные годы я разъезжал с известным профессором магии Макелием, весьма способным и ловким человеком. Я кое-чему научился у него, и порой мои попытки чтения мыслей и прорицания увенчивались успехом. Мне казалось, что я смогу сыграть эту роль с не меньшим успехом, чем все подвизавшиеся в Голливуде ясновидящие. И я решил, что мне скорее удастся раскрыть интересовавшую меня тайну, если я займусь этим ремеслом, которое позволит мне проникнуть во множество секретов Голливуда. Все это казалось мне простым и несложным. Для меня важным было лишь одно – отыскать убийцу Денни Майо.
   И вот я стал Тарневеро. В течение двух лет я терпеливо выслушивал любовные истории, признания честолюбивых сердец, слова ненависти, зависти, отчаяния. Все эти излияния были довольно интересны. Но, несмотря на все мои старания, мне никак не удавалось узнать ничего, что было бы связано с тем делом, которое – единственное – меня по-настоящему интересовало.
   Вчера утром совершенно неожиданно наступило то мгновение, которого я так долго тщетно ожидал. Наконец-то я напал на след, ведущий к Денни Майо и его убийце. Мне пришлось напрячь все свои силы, чтобы не выдать себя и не дать заметить, с каким интересом я прислушивался к словам Шейлы. Ведь она находилась в том же самом доме, в котором произошло убийство, была свидетельницей его. Охотнее всего я набросился бы на нее и вынудил бы ее сделать признание, заставил бы ее произнести имя, которое она так долго скрывала. Три года тому назад я поступил бы именно таким образом, но с годами мы становимся спокойнее и сдержаннее.
   Вчера вечером, когда я говорил с вами, я был совершенно уверен в своей победе, иначе я не отпустил бы ее. Я пригласил вас пройти к ней и был убежден, что нам удастся вынудить ее открыть столь долго и тщательно скрываемое имя. Я предполагал немедленно выдать вам виновного, потому что я решил именно таким путем покарать убийцу. Я хотел передать убийцу Денни Майо в руки правосудия – это был единственный мыслимый путь.
   – Совершенно верно, единственно возможный путь.
   Тарневеро обратился к Чену:
   – Вы знаете, что произошло потом. Каким-то образом это лицо узнало, что Шейла готова заговорить, и хладнокровно заставило Шейлу умолкнуть навсегда. За шаг до своего триумфа я утратил все надежды на торжество справедливости. Если вам не удастся установить, кто убил Шейлу Фен, то мое пребывание в Голливуде окажется бесполезным. И поэтому, – голос его задрожал, – я никогда не испытывал более сильного желания, чем выяснить наконец, кто же убийца Шейлы Фен!
   Чарли взглянул на него, и во взгляде его сквозило удивление. Неужели этот искренний, чистосердечный человек был тем самым субъектом, который с такой ловкостью запутал все следы, воздвиг перед ним столько препятствий?
   – Меня радует ваша откровенность, хоть я и сожалею, что она пришла так поздно, – проговорил, странно усмехнувшись, детектив.
   – Да, мне следовало сразу говорить с вами таким образом, – продолжал Тарневеро. – И я был близок к этому, когда мы ехали к Шейле вчера вечером. Но я решил, что эти сведения ни в коей степени не облегчат вам ваших розысков. А мне не хотелось говорить о том, что побудило меня заняться в Голливуде своей деятельностью. Ведь это было бы равносильно ее прекращению. Я сказал себе: ведь если поиски инспектора Чена не увенчаются успехом, то мне придется возвратиться в Голливуд и продолжать начатое. Ведь в Голливуде все обращаются ко мне со своими секретами. Вот, например, сегодня ко мне явилась Диана Диксон. И поэтому, пока не будет найден убийца Денни Майо, я хотел бы продолжать носить имя Тарневеро. Я уверен в том, что вы не выдадите меня.
   – Разумеется. И мы найдем убийцу Шейлы Фен и таким образом узнаем, кто убил вашего брата.
   – Значит, вы успешно продвигаетесь вперед? – живо спросил прорицатель:
   Чарли испытующе взглянул ему в глаза:
   – Мы с каждым шагом все больше приближаемся к цели. Еще два-три усилия, и мы победим.
   – Отлично! – искренне воскликнул Тарневеро. – Вы знаете, как я заинтересован в этом! Надеюсь, вы простите мне, что я не сразу рассказал вам обо всем.
   – Ваше поведение мне теперь совершенно понятно. И ваше прегрешение прощено и забыто.
   – Благодарю вас.
   Тарневеро взглянул на часы:
   – Пора обедать. Мне очень жаль, что мое повествование в такой ничтожной мере может помочь вам в расследовании. Если бы я знал, что вам действительно может серьезно помочь, то я бы…
   Чен кивнул:
   – Я вас прекрасно понимаю. Но кто знает, быть может, именно вам представится случай мне помочь.
   Он проводил Тарневеро до выхода и, возвратившись в кабинет, застал своего шефа сидящим в глубоком кресле. Улыбнувшись Чену, тот спросил:
   – Вы можете мне разъяснить, что в этой исповеди любящего братского сердца было правдой, а что ложью?
   Чен улыбнулся:
   – Тарневеро действительно очень своеобразная личность. Он хочет помочь мне и крадет сигариллы у Джейнса, чтобы подбросить их под окно павильона. Он с нетерпением ожидает моей победы, а сам пишет письма, результатом которых является то, что я трачу свое время на ни в чем неповинного ван Горна. Его удерживает от признания в том, что Денни Майо – его брат, очень незначительная причина, и в то же время он развивает бурную деятельность, чтобы не дать мне возможности установить это обстоятельство. Появляется письмо, в котором содержится имя человека, убившего его брата, и он заставляет комнату погрузиться во мрак и самым непочтительным образом наносит мне удар. Да, этот Тарневеро – очень своеобразная личность.
   – Что вы теперь собираетесь предпринять?
   Сыщик пожал плечами:
   – В настоящее время меня более всего интересует Смит. Я вернусь сюда к семи часам.
   Чен подошел к телефону и позвонил домой. К телефону подошла его дочурка Рози. Когда он сообщил ей, что не придет домой к обеду, она разочарованно сказала:
   – Но, папа, ты должен вернуться, мы с нетерпением ждем тебя.
   – Наконец-то ты начинаешь проявлять интерес к своему бедному отцу.
   – Разумеется. Нам всем очень любопытно знать, кто…
   – Я попрошу тебя повременить с твоими расспросами. Пока что я ничего не могу тебе сообщить.
   – Но что же в таком случае ты делал весь день?
   Чен вздохнул и повесил трубку. Перекусив в ресторане по соседству, он с новыми силами принялся за работу. Инспектор направился в Аала-парк на поиски Смита, но там его старания не увенчались успехом. Поэтому он завернул в одну из улиц, на которой были расположены дешевые лавчонки, тщетно пытавшиеся придать этой части города блеск, свойственный европейским торговым городам. На миниатюрном балконе одного из домов восседала грузная уроженка Филиппинских островов, попыхивая сигарой. Здесь начиналась часть города, обычно не привлекавшая внимания туристов, поглощенных красотой пляжа Вайкики.
   В этом квартале не было ничего интересного, – здесь царили нищета и убожество, здесь влачили жалкое существование представители всех семи рас мира. Над одной из входных дверей красовалась надпись: «Восточное кабаре». Чен на мгновение остановился у этих дверей и пропустил мимо себя стройную туземную девушку, зашедшую внутрь дома.
   Инспектор взглянул на девицу и поспешил следом за нею. Он прошел в зал с низким потолком, в которой стояло несколько столиков, покрытых сине-белыми клетчатыми скатертями. В глубине зала сидели и закусывали несколько подкрашенных девушек. Навстречу Чену вышел небольшой человечек, тщетно пытавшийся скрыть охватившее его беспокойство и потиравший в волнении руки.
   – Что вам угодно, господин инспектор?
   Чен отодвинул его в сторону и последовал за туземкой, которую увидел на лестнице. Она приблизилась к противоположной стене и повесила свою шляпу на крюк. Судя по всему, она работала в этом заведении.
   – Простите, – заговорил он.
   Девушка взглянула на него, и в глазах ее засветились одновременно и испуг, и вызов.
   – Вы ведь знаете Смита, художника? Он написал ваш портрет. Надо сказать, очень удачный портрет.
   Она небрежно пожала плечами:
   – Да, он иногда приходил сюда – писать. Что с того?
   – Как давно вы виделись с мистером Смитом?
   – Давно.
   – Где он живет?
   – Кажется, на пляже.
   – А когда у него водятся деньги, тогда где?
   Девушка промолчала. К беседовавшим приблизился хозяин заведения и сказал:
   – Да отвечай же, Леонора, скажи господину инспектору все, что он хочет знать.
   – Хорошо. Иногда он бывает в отеле «Ниппон» на Британия-стрит.
   Чен поклонился:
   – Благодарю вас.
   Не теряя времени, он вышел на улицу и поехал по указанному адресу. Миниатюрный японец в вестибюле отеля «Ниппон» поздоровался с детективом с преувеличенной вежливостью, в искренность которой не приходилось верить.
   – Какая честь для нас, господин инспектор!
   – Скажите, у вас живет Смит?
   Миниатюрный японец потянулся к большой книге и сказал:
   – Я сейчас справлюсь.
   Чарли, не обращая внимания на сопротивление японца, взял у него из рук книгу и сказал:
   – Я предпочитаю сам взглянуть. Арчи Смит – комната № 7. Проведите меня к нему.
   – Мне кажется, что мистера Смита нет дома.
   – А мы посмотрим. Я попросил бы вас поторопиться.
   Японец с неудовольствием повел сыщика через грязный двор ко второму зданию. Они вошли в слабо освещенный коридор и приблизились к двери, на которой красовалась цифра 7.
   – Вот здесь, – сказал японец и, бросив на Чена недружелюбный взгляд, исчез.
   Чарли отворил дверь и очутился в низкой мрачной комнате. На столе стояла жалкая лампа, а рядом сидел Смит и держал на коленях натянутый на подрамник холст.
   Он с удивлением взглянул на вошедшего:
   – Ах, это вы?
   Чен спросил:
   – Где вы пропадали все это время?
   Смит указал на полотно:
   – Вот вам ответ на вопрос, господин инспектор. Я сидел в моем великолепном ателье и писал двор. Хорошо, что вы пришли, а то мне стало очень скучно, после того как я закончил свою работу.
   И, откинув голову, он полюбовался своим произведением:
   – Взгляните-ка, господин инспектор. Мне кажется, что картина хороша и что мне удалось выразить эту болезненную атмосферу двора. Вам никогда не приходило в голову, что цветы могут производить безрадостное, жалкое впечатление? Если нет, то взгляните на них во дворе отеля «Ниппон».
   Чен взглянул на пейзаж.
   – Действительно, она очень хороша, – согласился он, – но я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать ваше творчество. Возьмите шляпу и следуйте за мной.
   – Куда же вы хотите повести меня – обедать? В таком случае я порекомендую вам ресторан на бульваре Сен-Жермен…
   – Мы пойдем в полицейское управление.
   – Хорошо, пойдем куда вам будет угодно.
   По пути в управление полиции Чен бросал на своего спутника взгляды, в которых сквозила едва ли не нежность. Прежде чем они расстанутся вновь, художник расскажет ему многое, что позволит Чену приблизиться к окончательному разрешению загадки.
   Начальник полиции находился в своем кабинете. Увидев приближающегося в сопровождении художника Чена, он просветлел лицом:
   – Вам все же удалось разыскать его!
   – Итак, в чем дело? – попытался завести разговор в возможно более непринужденном тоне Смит. – Разумеется, я очень польщен вашим вниманием, но…
   – Садитесь, – велел шеф. – Вчера вечером в садовом павильоне была убита женщина. Скажите, что вы делали в этом павильоне?
   Смит побледнел и провел языком по запекшимся губам:
   – Я не был в павильоне.
   – Вы лжете. Мы нашли отпечатки ваших пальцев на подоконнике. Что вы там делали?
   – Я… я…
   – Решайтесь. Вы в наших руках. Скажите всю правду, иначе вам придется худо. Что вы там делали?
   – Хорошо, – прошептал Смит. – Я вам все расскажу. Только дайте мне высказаться, не перебивайте. Я никого не убивал. Это правда, я был там… в некоторой степени…
   – В некоторой степени?
   – Да. Я отворил окно и влез на подоконник. Видите ли…
   – Я прошу вас приступить к рассказу с начала, – сказал Чен. – Нам известно, что вы стояли у окна и слышали, как миссис Фен беседовала с каким-то мужчиной. О чем шел разговор, нас пока не интересует, и мы опустим эту подробность. Потом мужчина покинул павильон…
   – Да. И я последовал за ним. Я хотел поговорить с ним, но он быстро побежал к своей машине и уехал. Мне не удалось его догнать. Тогда я возвратился на пляж и сел на песок. Внезапно я услышал вопль – кричала женщина, и этот крик доносился из павильона. Я не знал, что мне предпринять. Прошло несколько мгновений, прежде чем я определился со своим решением и, подойдя к павильону, заглянул в окно. Занавеска была задернута, но ветер колыхал ее. Все было тихо, и я решил, что павильон пуст. И тогда… мне очень тягостно об этом говорить, никогда ничего подобного я не делал… У меня не было никаких средств, и я подумал, что… Рядом с окном я заметил поблескивавшую булавку с бриллиантом. Я решил, что в комнате никого нет, поднялся на подоконник и соскочил внутрь. Я нагнулся, чтобы поднять булавку, и увидел, что на полу лежит женщина. Она была мертва. Заколота кинжалом… Я тотчас же понял, что мне не следует здесь оставаться, и поспешил ретироваться. Булавку я спрятал в стальную шкатулку, которую я храню в потайном месте на пляже, и после этого направился в город. Не прошло и часа, как меня задержали.
   – Булавка все еще находится на пляже?
   – Нет, сегодня утром я забрал ее оттуда.
   Смит опустил руку в карман и вытащил булавку:
   – Пожалуйста, заберите, я не могу больше ее видеть. Мне кажется, у меня помутился рассудок в то мгновение, когда я ее взял. Но, когда находишься в таком положении, в каком очутился я…
   Чарли внимательно оглядел миниатюрную булавку. На платиновом острие было несколько крупных бриллиантов. Внимание Чена привлекло то обстоятельство, что самый кончик булавки был отломан.
   Начальник полиции оглядел Смита и строго сказал:
   – Я полагаю, что вам известно, какие последствия должен иметь ваш поступок. Мы вынуждены будем вас задержать.
   – Позвольте вас прервать, – проговорил сыщик. – Разумеется, очень приятно, что мы обнаружили местонахождение булавки, но мне гораздо важнее установить, о чем беседовала покойная Шейла Фен с Робертом Файфом. Содержание этой беседы имеет большое значение для Роберта Файфа, поскольку он готов был заплатить Смиту за молчание довольно крупную сумму. Но мистер Смит одумался и больше не станет молчать.
   – Право, ничего особенного не было сказано…
   – Вы в наших руках, – строго продолжал Чен. – Я не думаю, чтобы вас прельщала перспектива отправиться в тюрьму по обвинению в краже. При некоторых обстоятельствах мы могли бы навсегда забыть об этом неприятном происшествии и не напоминать о вашем прегрешении. Разве я не прав? – обратился Чен к своему шефу.
   Начальник полиции нерешительно взглянул на своего подчиненного:
   – Вы полагаете, что это обстоятельство действительно имеет настолько большое значение?
   – Несомненно.
   – В таком случае хорошо. Расскажите нам совершенно откровенно о том, что вы слышали вчера вечером, и мы оставим вас в покое. Я ничего не стану предпринимать против вас. Но вы обязаны рассказать нам абсолютную правду.
   Было видно, что Смит колеблется. Вновь перед ним предстало, словно видение, возвращение на родину, новая жизнь, достойное существование. С другой стороны – тюрьма и бесконечное прозябание на этом острове.
   – Хорошо, – согласился он, наконец, – я расскажу вам все как было. Мне не хотелось бы этого делать, но у меня в Кливленде отец… Ради него… Итак, когда я подошел к окну…
   Чен остановил его движением руки:
   – Повремените мгновение. Мне бы хотелось, чтобы Роберт Файф присутствовал при вашем рассказе.
   Инспектор взглянул на часы:
   – Я полагаю, что мне удастся застать его в отеле.
   Позвонив по телефону, он пригласил артиста приехать в полицейское управление.
   – Теперь устраивайтесь поудобнее, – снова обратился он к художнику. – Вы должны будете рассказать нам все, что вам известно. Правду и только правду.
   Смит согласно кивнул:
   – Вы победили, господин инспектор. Я расскажу вам всю правду.
   И, разглядывая свои стоптанные башмаки, он добавил:
   – Я так мечтал о том, чтобы наконец уехать домой. Это был прекрасный сон, но он был слишком прекрасен для того, чтобы стать явью. Нет ли у вас сигареты? Нет? К сожалению, у меня тоже нет. Увы, такова жизнь…

Глава XXII
Что слышал Смит

   Время тянулось медленно. Смит сидел, безучастно вперив в пространство взгляд. Впереди его ожидало безрадостное будущее, жалкие скитания, вечное прозябание на Гавайях. Начальник полиции закурил огромную сигару и погрузился в чтение вечерней газеты. Чарли Чен разглядывал найденную булавку.
   Прошло десять минут, прежде чем Роберт Файф очутился в кабинете шефа полиции. Появление его было радостным и самоуверенным, словно ему предстояло выйти на сцену. Но, завидев Смита, он побледнел, улыбка застыла на его губах, и он нахмурился.
   – Добрый вечер, – поприветствовал артист Чена, – я могу предоставить в ваше распоряжение двадцать минут моего времени, а затем мне придется снова возвратиться в театр. Я не вправе опаздывать.
   – Двадцати минут будет более чем достаточно, – ответил Чен. – С мистером Смитом вы знакомы, а это мой шеф.
   Файф поклонился:
   – Очень приятно. Я полагаю, что вы вызвали меня сюда по вполне определенным веским причинам?
   – Да. Я не стану понапрасну тратить слова. Вчера у вас состоялась беседа с вашей бывшей супругой в садовом павильоне. О чем вы говорили – до сегодняшнего дня продолжает оставаться тайной. Когда следствию представилась возможность услышать, о чем вы беседовали, вы предпочли возвести на себя обвинение в тяжелом преступлении, которого не совершали. Вы это сделали для того, чтобы отвлечь наше внимание от этого разговора. Сегодня мы установили, что вы внезапно воспылали большим интересом к живописи и стали скупать картины. Вы это сделали затем, чтобы Смит не проболтался. Я очень рад, что вы купили этот действительно прекрасный портрет, поскольку картина эта будет вашим единственным приобретением у Смита. Смит больше не вправе молчать и вынужден говорить.
   По лицу артиста пробежало облако. Подавив вспышку гнева, он прошептал, обратившись к художнику:
   – Несчастный вы…
   Смит, защищаясь, поднял руку.
   – Я знаю, я знаю… – пролепетал он. – Меня это удручает не менее, чем вас. Но у этих лукавых людей имеется против меня оружие. Я вынужден говорить, иначе меня ожидает тюрьма. Мне очень жаль, но мне придется рассказать обо всем. Впрочем, не найдется ли у вас сигареты?
   Файф на мгновение замер, пораженный бесцеремонностью художника, а потом, пожав плечами, протянул ему свой портсигар.
   – Благодарю вас. Все это, мистер Файф, чрезвычайно неприятная история; чем скорее нам удастся перешагнуть через нее и чем скорее она канет в прошлое, тем будет лучше.
   Закурив, художник продолжал:
   – Вчера вечером я подошел к павильону и, стоя у окна, увидел, что в павильоне находятся Шейла Фен и мистер Файф. Я услышал голоса. Беседу вела миссис Шейла. Она была очаровательна, и я был бы рад возможности написать ее портрет…
   – Продолжайте, ближе к делу.
   – Я продолжаю. Мне хотелось лишь подчеркнуть исключительную красоту этой женщины. Она была настолько хороша, что мы должны были бы простить ей один выстрел…
   Чен вскочил:
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Я хочу сказать, что она позволила себе этот выстрел. Я слышал, как она рассказала Роберту Файфу о том, что три года тому назад убила в Голливуде…
   Роберт Файф с глухим стоном поник и закрыл лицо руками.
   – Кого убила? – спросил шеф.
   – Ах, вы хотите знать его имя… – Смит заколебался. – Как будто она назвала его Денни… Совершенно верно, Денни Майо.
   На мгновение в кабинете воцарилась ничем не нарушаемая тишина. Затем ее прервал резкий возглас Файфа.
   – Позвольте мне досказать, – воскликнул он. – В его устах все это прозвучит слишком ужасно. Я попытаюсь разъяснить вам… Шейла была такой увлекающейся натурой, такой импульсивной… Вы поймете…
   – Мне совершенно безразлично, кто будет продолжать повествование, – заметил шеф, – но я требую, чтобы оно велось самым тщательным и подробным образом.
   Файф обратился к Чену:
   – Я уже рассказал вам о том, как она позвонила мне в театр и сказала, что ей необходимо меня увидеть. В ее голосе звучала такая мольба, что я не в силах был отказать. Сперва я ответил, что приду к ней после представления, но Шейла крикнула: «Нет, тогда может оказаться уже слишком поздно!» Она требовала, чтобы я, если я действительно когда-нибудь любил ее, пришел немедленно. Шейла сказала, что она должна сообщить мне нечто чрезвычайно важное, должна попросить моего совета, – я чувствовал, что она в отчаянии. И я поспешил на ее зов.
   Я встретил ее в саду и заметил, что она охвачена диким безотчетным страхом. Мы прошли в павильон, и там разрозненными отрывистыми фразами она поведала мне о том, что угнетало ее все эти годы. Несколько лет спустя, после того как мы разошлись, она повстречала Денни Майо и безрассудно влюбилась в него. Мне был понятен ее порыв, я знал ее способность увлекаться. Казалось, Майо отвечал на ее любовь. У него где-то в Англии была жена, выступавшая в оперетте, но он обещал развестись с ней и жениться на Шейле. Некоторое время она была безгранично счастлива. Но однажды Майо не пригласил ее вечером прийти к нему.
   Было это три года тому назад, в июне. Она явилась к нему в условленный час, и он сообщил ей, что они должны расстаться. С его женой произошел несчастный случай, и она утратила возможность выступать на сцене. Он считал себя обязанным позаботиться о ней и решил предложить супруге приехать к нему в Голливуд. Сообщение это произвело на Шейлу огромное впечатление. Она утратила самообладание, схватила револьвер, лежавший в выдвинутом ящике письменного стола, и, направив его на Майо, пригрозила, что застрелит его и затем покончит с собой. Я хорошо знал Шейлу – в такие мгновения она не отдавала отчета в своих поступках. Майо попытался успокоить ее и отобрать у нее оружие. Во время борьбы револьвер выстрелил, и Майо замертво рухнул к ее ногам.
   Трагическая развязка заставила ее прийти в себя. Она достала платок и тщательно вытерла рукоятку револьвера и затем никем не замеченная выбралась из дома. Она была спасена. Во время следствия никто не заподозрил в Шейле Фен виновницу преждевременной смерти Майо, она была спасена, но навсегда потеряла покой. С этого дня она жила, постоянно испытывая непреодолимый гнет совершенного преступления.
   Несколько недель тому назад на Таити она познакомилась с Джейнсом. Она с радостью вышла бы за него замуж, но мысль о прошлом не давала ей покоя. У Шейлы вошло в привычку во всех чрезвычайных случаях советоваться с Тарневеро, его ум производил на нее большое впечатление, и она всецело ему доверяла. Она условилась встретиться с прорицателем и вчера направилась к нему в отель.
   Явившись к ясновидящему, она не собиралась говорить с ним о смерти Денни Майо. Ей хотелось лишь услышать мнение Тарневеро, получить от него совет, узнать, будет ли она счастлива в браке с Алланом Джейнсом. Но он подчинил бедняжку своей воле. Возможно, что он загипнотизировал ее. Во всяком случае это дошло до ее сознания лишь после того, как она поведала обо всем, о чем говорить не собиралась.
   – Стоп! – вскрикнул Чен с несвойственной ему резкостью и силой. – Вы хотите сказать, что она сообщила Тарневеро и о том, что она убила Майо?
   – Да, она это сделала. Я…
   – Но Тарневеро утверждал совсем иное.
   – В таком случае Тарневеро лгал. Шейла призналась ему в том, что убила Денни Майо. Неужели вам непонятно, почему она так хотела поговорить со мной, почему она испытывала такой сильный страх? Ведь я был единственным человеком, сказала она, к которому она могла обратиться. Она заметила, как загорелись глаза Тарневеро, когда она сделала свое признание. И теперь она дико боялась прорицателя. Она была убеждена в том, что ясновидец использует ее признание для того, чтобы разрушить ее счастье, ее жизнь, карьеру. Она умоляла меня не покидать ее, помочь ей. Но что я мог предпринять?
   Обессиленный Файф опустился на стул и затем продолжил свой рассказ:
   – Я попытался вселить в нее мужество, обещал ей помочь и сделать все, что будет в моих силах, но в данную минуту, сказал я, мне необходимо возвратиться в театр. Она просила меня остаться с ней, но вы ведь знаете законы театра – спектакль должен продолжаться. Никогда в жизни я не разочаровывал публику – не решился я и вчера обмануть ее ожидания. Я покинул Шейлу и помчался в город.
   Файф закрыл лицо руками:
   – Если бы я мог остаться с ней! Почему я не остался с ней?! Потом я услышал сообщение о ее смерти. Первым моим побуждением было оповестить обо всем полицию, но потом я счел это невозможным. Шейла всегда была моим верным, преданным другом. То, что я мог сообщить, неминуемо навлекло бы тень на ее прошлое, я запятнал бы ее имя позором. Я представил, как телеграфные провода всего мира понесут весть об этом злосчастном мгновении, о том, как она согрешила. Она была мертва. Ничто не в силах было вернуть ей жизнь. Что с того, если будет найден ее убийца? Не лучше ли было сохранить имя и память Шейлы Фен незапятнанными и чистыми? Это было единственное, что я мог для нее сделать.
   Потом появился Смит. Я всегда любил Шейлу. Вчера вечером, когда она снова была в моих объятиях и молила меня о помощи, я любил ее более, чем когда-либо прежде… Я был в отчаянии и решил взять на себя это преступление, чтобы положить конец вашим розыскам. Я не знаю, выполнил ли бы я взятое на себя до конца, – признаюсь, что сегодня утром, когда я обдумал то, что сделал вчера, я почувствовал, что принял на себя слишком большую ответственность. Но, к счастью, я не должен был испить чашу испытаний до дна. Мистер Чен с неопровержимой ясностью установил необоснованность обвинения, которое я на себя возвел. Но одного я все же достиг – мое поведение дало понять Смиту, что` мне было дороже всего на свете. Когда он сегодня утром явился ко мне, я был готов любой ценой купить его молчание. Я не мог допустить, чтобы Шейла, которой поклонялся весь мир, внезапно оказалась обесчещенной.
   Чарли встал и положил руку на плечо Файфа:
   – Вы мне доставили немало хлопот, но я от всего сердца прощаю вас, вы – джентльмен. И вы простите мне, если я окажусь вынужденным продлить столь мучительную для вас беседу. Вы убеждены в том, что покойная Шейла Фен действительно все рассказала Тарневеро?
   – Я уверен в этом. И если бы вам удалось установить какую-нибудь связь между Тарневеро и покойным Денни Майо, то не осталось бы никаких сомнений в том, что бедную Шейлу убил именно он.
   Чарли обменялся с шефом многозначительным взглядом:
   – Ступайте, – сказал он, обращаясь к художнику, – и надеюсь, что больше у нас не будет причин приглашать вас сюда.
   Смит поднялся и поспешил ответить:
   – Я буду очень рад возможности больше не появляться здесь.
   Подойдя к Файфу, он сказал:
   – Мне, право, очень жаль, сэр, что обстоятельства сложились таким образом. Но я хочу, чтобы вы знали, что я сдержал свое слово. Я за весь день не выпил ни капли. Я сидел у себя в комнате и работал, а глотка моя была суха, как пустыня Сахара. Это было тяжелое испытание, но я его выдержал. Кто знает, быть может, мне еще представится возможность снова стать достойным человеком. Вот, – сказал он и вынул из кармана банкноты, – эти деньги принадлежат вам.
   – Что это? – спросил Файф.
   – Здесь тридцать два доллара – все, что осталось от ваших пятидесяти долларов. Мне очень жаль, что я истратил столько денег, но я купил холст, несколько кистей и краски.
   Файф отстранил руку Смита:
   – Нет, эти деньги принадлежат вам, вы мне продали великолепную картину. Оставьте их себе и купите себе приличный костюм.
   В светло-серых глазах Смита засветилась благодарность.
   – Честное слово, вы воистину джентльмен. И знакомство с вами пойдет мне на пользу. Я чувствую, что приму решение, которое мне давно следовало принять. Я слышал, что в последнее время на пароходах часто бывают вакансии стюардов. Завтра утром я приведу себя в порядок и постараюсь отправиться в путешествие. Я поеду в Сан-Франциско. Оттуда добраться до Кливленда – сущий пустяк. Да, я решил, и я это сделаю.
   – Счастливого пути! – пожелал ему Файф.
   – Благодарю вас. Вы позволите мне попросить у вас еще одну сигарету? Благодарю, вы очень любезны.
   Подойдя к двери, Смит остановился и обратился к начальнику полиции:
   – Господин шеф, можно попросить вас оказать мне услугу? Мне очень тягостно таким образом расставаться с вами.
   Шеф засмеялся:
   – Я слушаю вас.
   – Пожалуйста, посадите меня до утра под замок… Не отсылайте меня прочь таким бессердечным образом. Ведь на улице не спрятаться от соблазнов. Не могу же я, имея в кармане столько денег… Одним словом, заприте меня и выпустите только утром, когда пора будет собираться в путь.
   – С удовольствием. Прошу вас.
   Смит пошел за шефом полиции и на прощание, кивнув Чену, добавил:
   – Пожалуйста, напомните мне завтра утром, что я должен вам десять центов.
   Инспектор обратился к Файфу:
   – Должно быть, вас ожидают в театре. Благодарю вас от всего сердца за исчерпывающие показания.
   – Я был бы вам очень признателен, если бы вы сохранили в тайне все, что я вам только что рассказал.
   – Боюсь, что мне не удастся исполнить эту просьбу. Ваше повествование непосредственно связано со смертью Шейлы Фен.
   – Я тоже опасаюсь, что вы правы. Во всяком случае я вам очень обязан за все ваше внимание ко мне. Вы вели себя чертовски деликатным образом.
   Чен остался в одиночестве. Через несколько мгновений возвратился шеф:
   – Итак, все рассказанное Тарневеро оказалось ложью. А вы построили следствие именно на его показаниях. Как это не похоже на ваши обычно осторожные методы работы!
   Чен кивнул в знак согласия.
   – Будь у меня много свободного времени, я закрыл бы лицо и забился бы в угол, чтобы там, в тиши, пережить свой позор. Но я предпочту в данном случае не думать об этой возможности и с удвоенной силой примусь за расследование. Дело принимает совершенно иной оборот…
   – Что вы хотите этим сказать? – изумился шеф. – Я считаю, что дело закончено. Разве вы это еще не осознали?
   – Вы так полагаете?
   – Я в этом убежден. Утром Шейла Фен рассказала прорицателю, что убила Денни Майо. Последний был его братом. Вечером мы находим ее мертвой. Ответ напрашивается сам собой. Я немедленно отдам приказ об аресте Тарневеро.
   Чен протестующе поднял руку:
   – Нет-нет, советую вам этого не делать. Вы забыли о том, что у него есть алиби, незыблемое, как каменная скала.
   – Это алиби должно быть поколеблено. Я не сомневаюсь в том, что оно сфальсифицировано. Или старики лгут, чтобы защитить его, или ему удалось обмануть их так же, как удалось обмануть остальных…
   – Мне эта версия представляется очень мало вероятной.
   – Что с вами, Чен? Никогда еще у нас не было более ясного дела. Это алиби – сущий пустяк…
   – Вы забываете еще об одном «пустяке». Почему Тарневеро сказал мне, что позовет меня вечером арестовать убийцу? Эта фраза пылает в моем мозгу, и я не могу от нее избавиться. Я утверждаю, что задача еще не разрешена.
   – Я не понимаю вас, Чарли.
   – Показания мистера Файфа лишь объясняют одно обстоятельство. Мне теперь понятно, почему Тарневеро не хотел допустить, чтобы я ознакомился с письмом Шейлы Фен. Он опасался, что, прочтя это письмо, я уличу его, что он сообщил мне о своей беседе с кинодивой в самом извращенном свете. Если бы это письмо попало ко мне в руки, то карточный домик его лживых построений мог бы рухнуть. На его счастье, текст письма оказался таков, что оно могло быть воспринято как подтверждение его слов. «Я прошу вас выбросить из головы то, что я сказала вам сегодня утром. Я обезумела, и вы должны забыть о случившемся». Потом он увидел, что нанесенный мне во мраке удар оказался излишним.
   После некоторых раздумий сыщик добавил:
   – Тарневеро со свойственным ему умом и изворотливостью попытался запутать все мои нити. И все же я не думаю, что это он убил Шейлу Фен.
   – Но что вы собираетесь предпринять? Неужели сидеть здесь и гадать на пальцах?
   – Нет, это не входит в мои планы. Я собираюсь действовать.
   – В каком направлении? Ведь у нас больше нет никаких других исходных точек.
   – У нас есть вот это, – проговорил детектив и вынул из кармана булавку с бриллиантами. – Я попрошу вас внимательно ее осмотреть.
   Шеф полиции тщательно исследовал дорогое украшение.
   – Булавка сломана, и, очевидно, часть ее отсутствует.
   Чен кивнул:
   – Вы правы. И если нам удастся найти недостающую часть булавки, то тем самым мы достигнем цели.
   – Что вы хотите этим сказать? – Шеф беспомощно взглянул на инспектора.
   – Как случилось, что булавка оказалась сломана? Когда сломались часы, преступник постарался создать иллюзию схватки. Поэтому он сорвал орхидеи с плеча Шейлы Фен и растоптал их. Должно быть, при этом он наступил на булавку, булавка вонзилась в каблук и сломалась. По всей вероятности, злоумышленник не заметил этой мелочи. Тем самым царапины на полу в доме Шейлы Фен приобретают особый смысл, и мне следует поскорее ознакомиться с ними. Возможно, что они приведут меня к цели.
   Начальник полиции погрузился в размышления:
   – Очень возможно, что все произошло именно так, как вы предполагаете. Я жду продолжения вашего расследования. И поспешите сообщить мне о достигнутых результатах.
   Выходя из здания полицейского управления, Чен столкнулся с Кашимо.
   – Смит как сквозь землю провалился, – объявил запыхавшийся японец.
   – Вы ловкий детектив, – язвительно ответил начальник полиции. – Смит сидит в камере, Чарли давно нашел его.
   На лице маленького японца отразилось искреннее разочарование. Чарли поощрительно похлопал его по плечу.
   – Совершенных людей на свете не существует, – произнес он. – Я работаю вот уже двадцать семь лет и все еще не добился того, чтобы не делать ошибок.
   С этими словами он вышел на улицу.

Глава XXIII
Таинственный стул

   Чарли ехал на виллу Шейлы Фен, втайне надеясь, что это посещение будет последним. Луна еще не взошла, и окрестности были погружены во мрак. Ровно двадцать четыре часа тому назад черный верблюд смерти преклонил колени перед домом знаменитой кинодивы и унес ее из этого мира.
   Несмотря на то что Чену была известна тайна ее прошлого, несмотря на то что он знал, какое ужасное деяние она совершила, инспектор испытывал глубокую жалость к ней. Сколько мук должна была она пережить за последние три года своей бурной жизни… «Быть может, когда-нибудь я обрету немного счастья. Я так тоскую по нему…» – писала она в последнем своем письме, полном отчаяния. И теперь безжалостная рука смерти вырвала это цветущее растение из благодатной почвы и бросила в небытие.
   Какими бы мотивами ни руководствовался убийца, поступок его был жесток и бессердечен. Сыщиком безраздельно владело только одно желание – установить, кто был виновником этого страшного преступления, и предать его в руки правосудия.
   Мог ли он надеяться на то, что булавка, лежавшая у него в кармане, приведет его к цели? Он верил в успех своего начинания, ибо знал, что это был последний его шанс.
   Дверь Чену отворил, как обычно, серьезный и державшийся с большим достоинством Джессуп:
   – Сэр, я ожидал вашего визита. Какая прекрасная погода для прогулки на автомобиле!
   Инспектор улыбнулся в ответ:
   – Я слишком занят, чтобы обращать внимание на погоду.
   – О, я знаю, как вы перегружены работой. Позвольте осведомиться, не появилось ли чего-нибудь нового в нашем деле?
   Чен покачал головой:
   – Увы, нет.
   – Мне очень печально слышать от вас это. Мисс Джулия и мистер Бредшоу пошли на пляж. Кого вам угодно повидать?
   – Мне угодно повидать пол в этом доме, – приветливо ответил сыщик.
   Джессуп удивленно вздернул брови:
   – В самом деле, сэр? Мой почтенный отец говаривал, что у стен есть уши, но чтобы пол…
   – Порой и пол может сообщить вам кое-что любопытное, – проговорил Чен. – И если вы со своей стороны не видите препятствий, то я начну с гостиной.
   Детектив прошел в гостиную. За роялем сидела Диана Диксон и тихо наигрывала незатейливую английскую мелодию.
   – Вы кого-нибудь ищете? – спросила она вошедшего Чена.
   – Да, я кое-кого разыскиваю и должен вам сказать, что надеюсь в конечном итоге его найти.
   – Так, значит, пока вам еще не известно, кто убил бедную Шейлу?
   – Пока мне об этом не известно. Но не будем говорить о печальном. Скажите лучше, почему вы не пошли на пляж? Там так хорошо в этот час.
   – Что мне там делать без спутника? А для меня, кажется, никого не осталось.
   – Я полагаю, что вам очень редко приходится оказываться в таком положении?
   Заметив нетерпеливый взгляд Чена, Диана спросила:
   – Что вы собираетесь теперь предпринять?
   – Нечто весьма бессердечное. Как это ни странно, но я хотел бы остаться здесь в одиночестве. Можно вас попросить пройти на террасу, пока я не покончу с осмотром в гостиной?
   – Я полагала, что вам может понадобиться моя помощь.
   – Боюсь, что в присутствии такого очаровательного существа я не смогу полностью сконцентрировать свои мысли на работе.
   И, отворив дверь, инспектор добавил:
   – Право, этим вы сделаете мне большое одолжение…
   Диана с явной неохотой послушалась и прошла на террасу. Чен старательно запер за ней дверь. Он не любил выставлять себя в смешном виде и в то же время сознавал, что порой, в силу своей полноты, он мог производить довольно смешное впечатление, особенно на людей, мало с ним знакомых.
   Включив свет по всей гостиной, сыщик не без труда опустился на колени и, вынув из кармана лупу, принялся тщательно осматривать пол.
   Чен уже изрядное количество времени ползал по полу и стал ощущать боль в коленях, но он не обращал на это внимания. Поиски его оказались небезрезультатными – ему удалось обнаружить несколько царапин недавнего происхождения. Детектив тяжело дышал, и глаза его лихорадочно блестели.
   Внезапно его посетила новая мысль. Он с трудом распрямился и прошел в столовую. Стол был все еще сервирован и находился в том же самом виде, в каком пребывал накануне. Важный Джессуп стоял у буфета и бережно раскладывал столовое серебро.
   – Я вижу, что вы еще не сдвигали обеденного стола и что он стоит в прежнем виде, – проговорил Чен.
   – Стол не сдвигается вовсе – средние доски закреплены в нем наглухо. По-видимому, прежние хозяева виллы были очень гостеприимные люди и садились за стол только в присутствии большого количества гостей.
   – Тем лучше, – заметил Чен и с удовлетворением обнаружил, что стол стоит непосредственно на паркетном полу и что лишь у дверей лежит небольшой коврик. – Я попрошу вас сделать мне одолжение и расставить вокруг стола десять стульев, – произнес инспектор, обращаясь к Джессупу. – Расставьте стулья точно так, как они стояли накануне.
   Джессуп невозмутимо послушался – дисциплинированный слуга не стал показывать своего изумления. Чен молча наблюдал за его действиями. По-видимому, он придавал немалое значение тому, насколько точно дворецкий исполнит его приказание.
   – Скажите, мой друг, а теперь стулья расставлены точно так, как они стояли накануне, когда вы подавали гостям кофе?
   – Совершенно точно.
   Сыщик, не проронив больше ни слова, ухватился за спинку соседнего с ним стула, отодвинул его в сторону и довольно ловко исчез под столом. Затем он принялся поочередно отодвигать остальные стулья, весь погрузившись в свои таинственные манипуляции.
   Чен сделал, таким образом, полный круг, выключил свой карманный фонарик и снова показался из-под стола.
   – Скажите, вчера гости рассаживались за столом в каком-то определенном порядке? У вас были заготовлены для каждого карточки?
   – Нет, сэр. То был неофициальный прием, и миссис Фен объявила мне, что гости рассядутся, как сами того пожелают.
   – Быть может, вы в силах припомнить, в каком порядке они сидели?
   Джессуп сокрушенно покачал головой:
   – К сожалению, я этого не запомнил. Вчерашний вечер был сопряжен со слишком большими волнениями.
   Чен положил руку на стул, стоявший во главе стола и, несомненно, предназначавшийся для хозяйки дома, и указал на стул, стоявший по правую от него сторону.
   – Можете ли вы сказать мне, кто сидел на этом стуле?
   – Боюсь, что не смогу. Кажется, на этом месте сидел кто-то из мужчин.
   Детектив задумался:
   – Благодарю вас. Скажите, а где у вас находится телефон? В вестибюле?
   – Да. Вы разрешите мне…
   – Право, не беспокойтесь. Я сам пройду и позвоню.
   Сыщик спустился к телефону и после того, как переговорил по телефону с рядом лиц, позвонил своему шефу:
   – Говорит инспектор Чен. Не могли бы вы немедленно прибыть в дом Шейлы Фен в сопровождении одного из наших чиновников?
   – Что случилось, Чарли?
   Чен тщательно затворил за собой дверь и понизил голос. На лбу у него от напряжения проступили бисеринки пота.
   – Сломанная булавка приведет нас к конечной цели, – проговорил он вполголоса. – На полу в столовой я обнаружил несколько свежих царапин. Мне удалось установить нечто очень важное: вчера вечером, пока я вел расследование, гости прошли в столовую и уселись за стол пить кофе. Под одним из стульев, и только под одним, я обнаружил некоторое количество царапин.
   – Кто сидел на этом стуле?
   – Убийца Шейлы Фен, – уверенно ответил Чен. – Его имя пока что мне не известно. Но я позволил себе пригласить всех, кто побывал вчера у Шейлы Фен, и вскоре они прибудут сюда. Когда вчерашние гости явятся, я попрошу их усесться за стол точно в таком же порядке, в каком они располагались вчера вечером. Во главе стола стоит стул, предназначавшийся для хозяйки дома. Обратите внимание, кто сядет на стул, стоящий с правой стороны от этого места, – это и будет то лицо, которое мы так долго разыскиваем.
   Шеф рассмеялся:
   – Я вижу, вы собираетесь разыграть некий спектакль и придать развязке этого непростого дела особый драматизм. Ну что ж, почему бы и нет? Лишь бы это привело нас к необходимым результатам. Ждите, я скоро прибуду.
   Чен возвратился в столовую и прошел на террасу. Там он обнаружил мисс Диану.
   – Все комнаты снова в вашем полном распоряжении, – объявил он ей.
   – Вы нашли то, что так тщательно искали? – живо поинтересовалась она.
   Инспектор пожал плечами:
   – Разве есть в этом мире люди, которым суждено разыскать все, что ищут? Что такое успех? Мыльный пузырь, лопающийся при малейшем прикосновении.
   И Чен продолжил прогулку. Павильон был погружен во мрак. На берегу моря сыщик встретил Джулию и Джима.
   – Халло, Чарли. Что нового?
   – Единственная новость, которую я могу вам сообщить, заключается в том, что, по-видимому, красота этих мест начинает оказывать на меня свое действие. Простите, что я нарушил вашу идиллию.
   Бредшоу протянул ему руку:
   – Послушайте, Чарли, вы будете первым, кому я сообщу об этом. Я женюсь… мисс Джулия выходит за меня замуж.
   – Очень приятно слышать об этом. Большего счастья пожелать, чем я вам желаю, невозможно.
   – Благодарю вас, – проговорила Джулия.
   – Вы славный парень, – продолжал Бредшоу. – Я буду скучать без вас, так же как буду скучать по этому пляжу…
   – Вы собираетесь покинуть Гонолулу?
   – Разумеется.
   – Вы собираетесь бросить этот очаровательный уголок земли, о котором написали столько прекрасного?
   – Я должен уехать отсюда. Неужели, Чарли, вы никогда не задумывались над тем, какое влияние имеет пребывание здесь на характер молодого энергичного человека? Здесь слишком хорошо – здесь погружаешься в спячку. Довольно с меня кокосовых пальм, хочу оказаться в сосновом лесу. Сосны придают человеку мужества. Отныне мой идеал – энергичные люди, охваченные жаждой деятельности.
   Инспектор улыбнулся:
   – Вам так и не удалось уговорить мисс Джулию остаться на Гавайях?
   – Мне удалось соблазнить красотой этого уголка пятьдесят тысяч туристов, но с женщиной, которую люблю, я потерпел поражение. Такова жизнь.
   – Уезжая отсюда, вы оставите здесь много прекрасного, но одновременно увезете с собой много прекрасного, поскольку мисс Джулия уезжает вместе с вами.
   В отдалении кое-где светились огоньки. Издали доносились всхлипы гавайской гитары.
   – Что может быть прекраснее, чем молодость, влюбленность и этот остров? Все это неповторимо. Время пролетает так быстро.
   – Чарли, вы становитесь сентиментальным.
   Чен кивнул:
   – Я вспоминаю времена своей молодости. Увы, они давно прошли – теперь я отец одиннадцати детей.
   – Вы можете гордиться своим потомством.
   – Я могу гордиться лишь тем, что сделал все возможное, чтобы связать свое прошлое с будущим. Кто упрекнет меня в том, что я не жил и ничего не оставил после своей смерти, если я оставлю после себя одиннадцать потомков?
   – Вы правы, – поспешил заверить китайца Джим.
   – Вы разрешите мне сказать вам несколько слов с глазу на глаз? – обратился к юноше сыщик.
   – Что случилось? – поинтересовался Джим, отойдя с Ченом в сторону.
   – В любое мгновение может случиться нечто очень важное. Не позднее чем через час я сообщу вам, кто убил Шейлу Фен.
   – Боже! – вырвалось у юноши.
   – Но сперва я хочу дать вам одно задание. Мисс Джулия была самой близкой подругой покойной. Ступайте к ней и постарайтесь осторожно сообщить, что Денни Майо застрелила Шейла Фен. Это обстоятельство установлено совершенно точно и неопровержимо.
   – Неужели такое возможно?
   – Да. Постарайтесь сообщить ей об этом как можно деликатнее. Для нее эта новость станет источником немалых страданий, но ведь вы будете рядом с ней, и она сможет их преодолеть. Затем, после того как вы переговорите с ней, приходите вдвоем в гостиную, я буду ждать вас там.
   Возвратившись в дом Шейлы Фен, инспектор обнаружил там Мартино, ван Горна и Аллана Джейнса, вместе прибывших из отеля. С большим удовлетворением Чен констатировал, что все трое, как и накануне, были в смокингах. Возможно, он мог бы даже надеяться, что гости пришли в той же самой обуви, в какой они были накануне?
   – Мы немедленно откликнулись на ваше приглашение, инспектор, – заговорил от имени всех Мартино. – Вы ожидаете установить что-нибудь новое в этом деле?
   – Мне предстоит проделать маленький эксперимент. Быть может, сегодняшний вечер приведет нас к желанному результату в этом непростом расследовании.
   Джейнс закурил сигариллу:
   – Я надеюсь, что ваши ожидания оправдаются. Я заказал каюту на пароходе, отплывающем завтра днем. Я всем сердцем уповаю на вас, инспектор.
   Ван Горн пожал плечами:
   – Чем дольше я живу в этом райском уголке, тем более преисполняюсь желанием остаться здесь.
   – Вас влечет к примитиву? – улыбнулся Мартино. – По-видимому, в этом сказывается влияние вашей роли в фильме, который мы снимали на Таити.
   – Нет, это желание зародилось во мне при мысли о Голливуде.
   – Вы позволите мне изложить вашу мысль следующим образом? – подхватил Джимми, входя в сопровождении Джулии. – «Известный киноартист предпочитает райскую простоту Гонолулу искусственной красоте киностолицы».
   – Если вы напечатаете подобное сообщение, то я вынужден буду выступить с опровержением.
   – Старая история. Самое интересное, что можно написать в интервью с кинозвездой, всегда приходится вычеркивать.
   Вильки Баллоу явился в сопровождении своей супруги. На нем был полотняный костюм и белые туфли. Последнее обстоятельство вселило в Чена легкое беспокойство: что, если именно Баллоу сядет на роковой стул? Каким образом удастся сыщику доказать его виновность?
   – Что произошло? – поинтересовался недовольным голосом Баллоу. – Я собирался лечь спать…
   – Мой бедный Вильки не в состоянии перенести столько волнений, – заметила Рита. – А что ты поделывала весь день, Диана?
   В комнату неслышными шагами вошел Тарневеро. Он оглядел всех присутствующих, и в его темных глазах отразилось беспокойство.
   – Ах вот как, – заметил он, – мы снова все в сборе.
   Джейнс медленно поднялся, направился к прорицателю и протянул ему портсигар.
   – Добрый вечер, – проговорил он, – не угодно ли вам закурить?
   – Благодарю вас, – дружелюбно ответил Тарневеро. – Я не курю.
   – Простите, я полагал, что вы курите.
   Чен поспешил к говорившему:
   – Разрешите просить вас присесть. Мы все в сборе, недостает лишь одного шефа полиции. Он должен прибыть с минуты на минуту.
   Все сели, воцарилось напряженное молчание. Вскоре послышались грузные шаги, и в комнату вошел в сопровождении Спенсера начальник полиции.
   – О, шеф, теперь мы можем начать. Я уже сообщил всем, что нам предстоит проделать маленький эксперимент. С некоторыми из присутствующих вы уже знакомы…
   Вильки Баллоу пожал руку шефа.
   – Очень рад видеть вас, – сказал он, бросив косой взгляд на Чена.
   – С мистером Тарневеро вы также знакомы, – продолжал невозмутимо инспектор. – Позвольте вам представить остальных гостей. А теперь разрешите просить всех вас пройти в столовую.
   – Что? Снова ужинать? – вырвалось у Риты Баллоу.
   – Не совсем так. Прошу вас, господа.
   Все последовали приглашению сыщика и направились в столовую. Присутствие начальника полиции и Спенсера, явившегося в мундире, заставляло предполагать, что случилось нечто важное и что за приглашением Чена скрывается какой-то замысел.
   Неужели все это было искусно расставленной ловушкой? В дверях стоял торжественный и невозмутимый Джессуп, готовый сегодня исполнять свои обязанности с тем же церемонным рвением, с каким выполнял их накануне.
   – Теперь я позволю себе объяснить вам, чего я от вас ожидаю, – с расстановкой заговорил сыщик. – Позвольте вам напомнить, что дело это большой важности и что вам надлежит избегать даже малейших ошибок. Я попрошу вас сесть на те же самые места, на которых вы сидели накануне.
   На лицах присутствующих выразились недоумение и растерянность.
   – Но я была так взволнована, что совершенно не помню, на каком месте сидела, – вырвалось у Дианы.
   Остальные подхватили ее возглас. Гости заметались вокруг стола, тщетно силясь вспомнить порядок, в котором они сидели. Наконец Джим Бредшоу первым опустился на стул, стоявший в конце стола, как раз против стула, заготовленного для хозяйки дома.
   – Я сидел здесь, – объявил он. – Я вспомнил, Джулия, ты сидела рядом со мною, с правой стороны. А слева от меня находился ван Горн.
   Джулия и ван Горн поспешили занять указанные Джимом места.
   – Мистер Баллоу, вы сидели здесь, – сказала Джулия, указывая на место рядом с собой.
   У Чена вырвался вздох облегчения – Вильки Баллоу занял место рядом с Джулией.
   – Совершенно верно, – согласилась Диана. – Рядом со мной сидел Вал Мартино.
   Теперь одна сторона стола оказалась заполненной, но Чена интересовала другая сторона, остававшаяся незанятой.
   – Рита, ты сидела напротив меня, – напомнила Диана.
   Миссис Баллоу заняла указанное место. Кроме стула, стоявшего во главе стола, оставались свободными еще два места… Из всех присутствующих гостей продолжали стоять лишь Джейнс и Тарневеро.
   – Мне кажется, миссис Баллоу, что я имел удовольствие сидеть по правую руку от вас, – проговорил Тарневеро и занял упомянутое место.
   – Совершенно верно. А мистер Джейнс сидел по другую руку, – заметила Рита Баллоу и указала на стул, под которым Чен обнаружил роковые царапины.
   – Теперь, я полагаю, все в порядке, – заметил, безмятежно улыбаясь, Джейнс и опустился на стул.
   Несколько мгновений ничто не нарушало установившейся тишины.
   – Вы сидите сейчас точно в таком порядке, в каком сидели вчера вечером? – подчеркивая каждое слово, спросил сыщик.
   – Нет, – внезапно ответил Хантли ван Горн.
   – Что-нибудь не так?
   – Да. Мистер Тарневеро сидит по левую руку от меня, а вчера на этом месте сидел мистер Джейнс.
   – Совершенно верно, – воскликнула Рита Баллоу и, обратившись к Тарневеро, добавила: – Вы поменялись местами с мистером Джейнсом.
   – Возможно, что вы правы, – любезно ответил прорицатель и поднялся.
   Джейнс занял его место, и Тарневеро после некоторого колебания опустился на роковой стул.
   – Я полагаю, что теперь мы сидим точно в таком же порядке, в каком сидели накануне, – сказал он. – Джессуп, подавайте ужин.
   Чен обменялся взглядами с шефом и вышел вместе с ним в гостиную.
   – Тарневеро! – сказал вполголоса шеф. – Я так и знал. Взгляните на его обувь.
   Но Чен упрямо покачал головой.
   – Здесь что-то не так, – заявил он.
   – Что такое? Что вам взбрело в голову?
   – Вы не можете предъявить обвинение человеку, который обладает таким безукоризненным алиби. Все сломанные булавки мира не помогут вам добиться его осуждения.
   – В таком случае вы полагаете, что мы снова потерпели неудачу?
   Сидевшие за столом продолжали выжидать и хранили молчание.
   – Я попрошу вас не вставать из-за стола, – обратился к ним Чен, – я сейчас вернусь.
   Он прошел в кухню и несколько минут вполголоса беседовал с Ву Кно-Чингом. Сидевшие в столовой хранили молчание и лишь боязливо переглядывались. Чарли возвратился в столовую, он выглядел оживленным, и лицо его ясно выражало решимость.
   – Джессуп! – позвал он.
   – Слушаю, господин инспектор, – откликнулся встревоженный дворецкий.
   – Джессуп, после того как гости окончили ужин и встали из-за стола, кто-нибудь еще садился за этот стол?
   Джессуп виновато опустил голову:
   – Прошу прощения, сэр. Это вообще-то совершенно недопустимо, и, разумеется, я не стал бы этого позволять, но вчера все пошло кувырком… Мы ничего не ели и поэтому позволили себе присесть к столу и выпить по чашке кофе…
   – Кто сидел за столом?
   – Анна и я, сэр.
   – Так, значит, вы и Анна после ухода гостей присели за этот стол? Где вы сидели?
   – Там, где теперь сидит мистер Вал Мартино.
   – А Анна? Где сидела Анна?
   – Она сидела здесь. – И Джессуп указал на стул, который занимал Тарневеро.
   Несколько мгновений Чен хранил молчание, продолжая глядеть на дворецкого невидящим взглядом. Потом он тяжело вздохнул – цель была уже совсем близко.
   – Где находится Анна в настоящее время?
   – Я полагаю, что она у себя в комнате.
   Чарли кивнул и приказал Спенсеру пригласить горничную немедленно явиться в столовую. Затем он обратился к сидевшим за столом:
   – Наш маленький эксперимент окончен. Я попрошу вас возвратиться в гостиную.
   Все встали и послушно вышли в гостиную. Шеф ни о чем не спрашивал Чена, а тот, по-видимому, не был склонен к откровенности.
   Вскоре показался Спенсер в сопровождении Анны. Медленно приблизилась она к инспектору. Китаец пристально взглянул ей в глаза – девушка холодно и невозмутимо выдержала его взгляд.
   – Следуйте за мной, – проговорил он и прошел с ней в соседнюю комнату.
   На горничной были зашнурованные ботинки, гармонировавшие с ее простым черным платьем.
   Сыщик задумчиво смотрел на ее ноги: правый ботинок в подъеме казался несколько больше левого.
   – Анна, у меня будет к вам странная просьба, – сказал Чен. – Я попрошу вас снять правый ботинок.
   Не проронив ни слова, она опустилась на стул и принялась расшнуровывать обувь. К Чену приблизился Тарневеро и встал рядом с ним. Не обращая внимания на присутствие прорицателя, Чен взял из рук Анны тяжелый ботинок и ножом разрезал резиновый каблук. Торжествующим движением он вынул из каблука обломок золотой булавки.
   – Вы все свидетели, – воскликнул он и обратился к женщине: – Однако вы были очень неосторожны. Когда вы растоптали орхидеи, вы не обратили внимания на эту крошечную улику. Не будь этой маленькой оплошности, мне было бы крайне затруднительно продолжать свое расследование.
   И, внимательно осмотрев ботинок, детектив добавил:
   – Я вижу, что у вас повреждена правая нога. Должно быть, вы растянули в свое время связки?
   – Да… это было очень давно… я вывихнула ногу…
   – Вывихнули? – оживился Чен. – Когда? Где? Вы танцевали на сцене? Конечно, это так. Ведь некогда вы были женой Денни Майо.
   Анна встала и сделала шаг по направлению к инспектору. Выражение ее глаз было по-прежнему холодным и безучастным, но кровь отлила от ее лица, и оно стало белым, как песок на пляже Вайкики.

Глава XXIV
Завеса спадает

   Чарли взглянул на Тарневеро и прочел в его глазах удивление, смешанное с восторгом. Сыщик улыбнулся и обратился к ясновидцу:
   – Я полагаю, что присутствие этой женщины здесь не случайно. Когда вы прибыли в Голливуд, вам прежде всего понадобились шпионы – люди, готовые сообщать вам все сплетни, которыми живет этот кинематографический мирок. Жена вашего брата лишилась возможности танцевать, осталась без средств. И вы помогли ей получить неплохое место, чтобы она в свою очередь помогла вам.
   Тарневеро пожал плечами:
   – У вас потрясающая фантазия, Чен.
   – Нет-нет, не льстите мне! – воскликнул сыщик. – Обстоятельства показали, что у меня довольно скудная фантазия. Анна очутилась в Голливуде не только для того, чтобы служить для вас источником информации, но и для того, чтобы помочь вам раскрыть тайну убийства вашего брата, Денни Майо. Вчера утром покойная Шейла призналась вам частично. Вы сообщили Анне, что наконец-то вплотную приблизились к цели. Вы хотели передать Шейлу в руки правосудия – в противном случае вы бы не стали упоминать в разговоре со мной о предстоящем аресте. А что случилось затем?
   – Вы сами можете ответить на этот вопрос.
   – Да, это я и сделаю. Вы услышали о том, что Шейла Фен убита. Вам сразу стало ясно, кто мог совершить это преступление. Ваше положение оказалось не из легких, но вы ориентируетесь в ситуации со свойственной вам быстротой и приступаете к действиям. Вы измышляете новую версию относительно вашей беседы с Шейлой Фен и направляете меня по ложному следу. Вы рассказываете мне о таинственном письме, которое Шейла должна была вам написать. К вашему изумлению, оказывается, что это письмо действительно существует. Послание грозит вам смешать все карты, и поэтому вы решаете овладеть им и наносите мне удар. Потом выясняется, что ваши старания оказались совершенно излишними. Вы уничтожаете фотографии Денни Майо, чтобы лишить меня возможности обнаружить сходство покойного с вами. Затем вы навлекаете подозрение на совершенно не повинных ни в чем людей. Вам пришлось немало потрудиться – я готов простить вам все ваши старания, но не могу простить себе своей наивности.
   – Кто смеет утверждать, что вы были наивны? – спросил шеф.
   – К сожалению, я смею это утверждать, – ответил Чен. – Мой поединок с Тарневеро мог бы кончиться несколькими часами раньше. Все было значительно проще, чем я предполагал. Я знал, что на него работают шпионы. Я должен был догадаться, что кто-то на Таити и на пароходе наблюдал за миссис Фен. Мне было известно, что Анна покупала акции, а это свидетельствовало о том, что ее заработки больше, чем обычно бывают у горничных. У Тарневеро оказалось неопровержимое алиби, и не было никаких сомнений в том, что не он убил Шейлу Фен. В таком случае чем вызвана его активная деятельность? Тем, что он пытается кого-то защитить. Кого? Я прочел в газете, что Денни Майо был женат. Мне известно, что Тарневеро – брат покойного Майо, мне известно также, что Шейла убила Майо, кроме того – что жена Майо повредила себе ногу и не может больше выступать на сцене. Неужели я не мог сосчитать, чему равняется дважды два? Неужели я не мог прийти к такому очевидному результату? Вместо того чтобы непосредственно направиться к цели, я тщетно ходил вокруг да около… Но теперь я наконец у цели.
   И, обратившись к Анне, безмолвно внимавшей его рассуждениям, Чен спросил:
   – Ведь я прав, не так ли? Это вы убили Шейлу Фен?
   – Да, – просто ответила Анна.
   – Анна, не глупи!.. – воскликнул Тарневеро.
   Женщина устало опустила голову:
   – К чему сопротивляться? Все это бесполезно. К чему мне жизнь? Мне совершенно безразлично, что теперь со мной станется. Да, я убила. Почему бы и нет? Она…
   – Одно мгновение, – перебил ее шеф. – Я должен вас предупредить: все, что вы теперь скажете, будет включено в протокол.
   – Ваше предупреждение несколько запоздало. Ей следовало бы обзавестись адвокатом… – вставил Тарневеро.
   – Мне не нужен адвокат, – упрямо ответила Анна. – Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Я убила ее. Она украла у меня мужа – ей оказалось недостаточно его любви, и она лишила его жизни. Я отомстила и готова понести кару. Я признаюсь во всем.
   – Отлично, – заметил шеф.
   – Анна, ты сошла с ума! – воскликнул прорицатель.
   Женщина устало пожала плечами:
   – Оставь меня в покое. Я спутала все твои карты, разрушила все твои расчеты. Оставь меня и иди своей дорогой.
   Тарневеро выслушал эти резкие и печальные слова и отошел в сторону. Чарли поспешил придвинуть к ней стул:
   – Прошу вас, садитесь. Мне придется задать вам несколько вопросов. Правда ли, что Тарневеро привез вас в Голливуд?
   – Да. Лучше всего будет, если я вам расскажу обо всем по порядку. Денни снимался в фильмах, а я продолжала выступать в Лондоне. Я пользовалась успехом и отлично зарабатывала, пока со мной не произошло несчастье: я лишилась возможности танцевать. Я написала Денни и спросила его, можно ли мне приехать к нему. Ответа я не получила, а вскоре затем узнала, что он убит.
   Брат Денни, Артур, в ту пору тоже выступал в Лондоне. Он был всегда очень внимателен ко мне, ссужал меня деньгами и однажды объявил, что собирается переехать в Америку, чтобы установить, кто убил бедного Денни. Некоторое время спустя он написал мне, что поселился в Голливуде под именем прорицателя Тарневеро и что он нуждается в помощи. Он спросил меня, не хочу ли я приехать к нему. Тогда я работала в гардеробной театра, в котором раньше выступала. Работа была ужасная, к тому же воспоминания о прошлом терзали мне душу – я была очень рада возможности вырваться оттуда.
   – И вы отправились в Голливуд?
   – Да. Там я тайно встретилась с Тарневеро, и он объявил мне, что устроит меня на службу к Шейле Фен. Он посоветовал ей уволить прежнюю горничную и направил к ней меня. Тарневеро установил, что некогда Денни и Шейла Фен были очень близки, и предположил, что, быть может, мне удастся у нее в доме напасть на какой-нибудь след. Он посоветовал мне изменить внешность и прежде всего переменить прическу. Ведь можно было допустить предположение, что Денни показал Шейле мои фотографии. Я его послушалась, но предосторожность оказалась излишней. Мисс Фен приняла меня на службу и была очень мной довольна. Полтора года служила я у нее и тщетно пыталась обнаружить что-либо, что могло бы помочь Тарневеро.
   Вчера после обеда я встретилась с Тарневеро на пляже. Он рассказал мне, что Шейла Фен призналась ему в убийстве Денни Майо. Он хотел заставить ее повторить это признание в присутствии свидетелей. Он рассчитывал, что ему удастся осуществить задуманное вечером в павильоне. Тарневеро хотел поговорить с ней наедине, а я должна была где-нибудь спрятаться и подслушать ее признание. Затем он собирался послать за полицией.
   Я была вне себя от боли и гнева. Ведь эта женщина лишила жизни моего мужа, разбила мою жизнь. Оставшись в одиночестве, я принялась размышлять. План Тарневеро был нелеп. Полиция? Разве можно было сомневаться в том, что судьи вынесут этой прелестной прославленной женщине легкий приговор? Нет, отомстить следовало иным путем. Я продолжала обдумывать положение. Мне пришло в голову обеспечить себе алиби с помощью часов. Вечером у хозяйки должны были собраться гости, все облегчало мне осуществление моего намерения. Когда-то Денни играл в пьесе, в которой был точно такой же трюк с часами. Я пробыла в кухне с семи часов сорока минут до десяти минут девятого. Кроме меня, там же находились Джессуп и повар. В четверть девятого я узнала от повара, что Шейла находится в павильоне одна, что она там готовится к эффектному выходу к гостям – она всегда любила эффектные выходы.
   Я пришла в ее комнату и взяла кинжал – этот кинжал она купила на Таити. Мне нужен был платок, в который я могла бы спрятать нож, поэтому я прошла в синюю гостиную, где лежали мужские вещи, и вынула из кармана лежавшего там костюма носовой платок – то оказался платок Бредшоу.
   Потом я прошла в павильон. Шейла ничего не подозревала. Я подошла к ней вплотную и… – Анна закрыла лицо руками. – Нет, об этом я никогда не смогу говорить. Затем я разбила часы, предварительно завернув их в платок, и снова надела их ей на руку. Для того чтобы создать видимость борьбы, я сорвала с нее орхидеи и растоптала их. Потом я отправилась на пляж и закопала кинжал в песок. До меня донеслись голоса, я испугалась и убежала к себе в комнату.
   – А платок? Вы его передали Тарневеро?
   – Одну минуту, – перебил Тарневеро, – Анна, когда мы говорили с тобой в последний раз?
   – Вчера после обеда, на пляже.
   – После этого ты поддерживала каким-нибудь образом связь со мной?
   Женщина покачала головой:
   – Нет.
   – Была ли у меня возможность ранее каким-нибудь образом услышать твое признание в том, что ты убила Шейлу Фен?
   – Нет.
   Прорицатель взглянул на Чена:
   – Я считаю эти заявления очень важными.
   – Но носовой платок?..
   – Я уронила его на газон… Мне хотелось, чтобы его нашли там…
   – Совершенно верно. Я нашел платок на газоне, – подтвердил Тарневеро.
   – И сунули платок в карман Мартино, – вмешался Чен. – Впрочем, вы не одного только Мартино почтили своим вниманием.
   Начальник полиции приблизился к Анне:
   – Я попрошу вас подняться к себе, наверх, и приготовиться к отъезду. Вам придется отправиться вместе со мной в город. В полицейском управлении вы вторично изложите свою историю. – И кивком головы он приказал Спенсеру сопровождать ее.
   Чен перевел взгляд на шефа, который задумчиво разглядывал Тарневеро.
   – Что же мы предпримем по отношению к нашему приятелю? – спросил шеф.
   Инспектор не сразу ответил на вопрос. Тарневеро улыбнулся:
   – Право, мне очень жаль, что я доставил вам столько хлопот. Но положение мое было не из легких. Быть может, мне следовало отступиться от задуманного и оставить Анну одну, но я вам уже сказал, что считал себя ответственным за нее. Мне не следовало говорить ей о том, кто убил Денни. Но я нуждался в свидетеле. Я никогда не предполагал, что она настолько утратит самообладание и решится на такой отчаянный шаг. Анна очень любила Денни, и, когда я увидел, как безгранично ее страдание, я понял, что не могу предать ее. Таким образом мы начали свой поединок. Я бился с вами до последней возможности и оказался побежденным.
   Он протянул Чену руку, и тот ответил дружеским крепким пожатием. В дверях выросла фигура Спенсера.
   – Иду, Спенсер, – сказал шеф. – Мистер Тарневеро, не хотите ли проводить меня? Я собираюсь поговорить относительно вас с прокурором. Но не беспокойтесь, мы не склонны тратить государственные деньги и наше внимание на мимолетных гостей.
   Тарневеро поклонился:
   – Право, вы очень любезны.
   Дверь за начальником полиции и Тарневеро захлопнулась. Чен огляделся по сторонам, еще раз осмотрел комнату, в которой он закончил свою работу, и, вздохнув, направился к двери. Внезапно на пороге возник старый Ву Кно-Чинг. Чарли взглянул на сморщенное желтое лицо своего земляка:
   – Скажи мне, Ву, – воскликнул он, – как случилось, что я избрал этот путь? Почему одному из сынов нашего народа приходится заниматься злыми делами и бороться с ненавистью, порожденной белыми?
   – Что с вами случилось? – спросил старый китаец.
   – Я устал, – вздохнул Чен. – Я хочу мира, покоя. Славный Ву Кно-Чинг, на мою долю выпала нелегкая задача. Но… – и улыбка озарила широкое лицо сыщика, – тебе известна мудрая пословица: нет драгоценных камней, которые не нуждались бы в шлифовке. А человек становится совершеннее только тогда, когда проходит через тяжелые испытания.
   И мягким движением он затворил за собой дверь.

Эрл Дерр Биггерс Чарли Чен ведет расследование

Глава I Утро в порту

Глава II Приморская вилла

Глава III Цветы Шейле Фен

Глава IV Черный верблюд смерти

Глава V Человек в плаще

Глава VI Фейерверк под дождем

Глава VII Лопнувшее алиби

Глава VIII Стоптанные башмаки

Глава IX Восемнадцать минут

Глава X «Шейле от Денни»

Глава XI Полночь в Гонолулу

Глава XII Не дурак!

Глава XIII Завтрак Чена

Глава XIV Окно павильона

Глава XV Два стакана оранжада

Глава XVI Предостережение

Глава XVII Как умер Денни Майо

Глава ХVIII Показания швейцара

Глава XIX Кто помогал Тарневеро

Глава XX Завеса начинает спадать

Глава XXI Король тайн

Глава XXII Что слышал Смит

Глава XXIII Таинственный стул

Глава XXIV Завеса спадает