-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Марк Владимирович Кабаков
|
| Твое дыханье рядом... (сборник)
-------
Марк Кабаков
Твое дыханье рядом… (сборник)
Автор выражает искреннюю благодарность
Александру Шарфману
за помощь в издании этой книги
Предисловие и признание в любви одновременно
Я прожил с ней долгую и, как это обычно бывает, непростую жизнь. Она родила мне двоих сыновей, те, в свою очередь, подарили нам внуков. В таких случаях принято говорить: все, как у людей. Необычным было то, что я посвящал ей стихи. И книга, которая перед вами, только часть написанного.
Затянувшиеся признание? Может быть. Одна и та же гамма? Не исключаю. Заверяю вас в одном: и сегодня, жизнь спустя, я готов подписаться под каждой строкою. Ибо рукою автора водила Любовь. А она не может не быть искренней. В противном случае это нечто другое. И называется тоже по-другому…
В невероятно далеком 1948 году, зимой, молодой североморец приехал в свой первый офицерский отпуск в родную Москву. Как вы понимаете, это был автор. И отправился проведать тетю Фиру, которая лежала в клинике на Пироговке. Одет лейтенант был соответственно: больничный халат оттопыривал кортик, новенькая, с иголочки, тужурка сияла золотом нашивок и погон, позвякивали медали.
И надо же случится такому: с койки, что стояла рядом с тетушкиной, на него уставились опушенные длинными ресницами карие глаза. Девушка весело оглядывала диковинного посетителя, алые губы улыбались…
Признаюсь, автор тогда не разглядел ни каштановых локонов, закрывающих плечи, ни розовых щек. Он куда-то спешил. Да и студентке 4 курса МВТУ им. Баумана он не очень-то и понравился. Словом, две-три ничего не значащих фраз – и, поцеловав тетушку, лейтенант убежал. В зимнюю, скрипящую снегами, шумную Москву. И прошло полтора года. И в мамином подвале на Кировской автор увидел давешнюю студентку. Они с мамой курили и о чем-то оживленно разговаривали. Лейтенант был приятно удивлен встрече (как потом выяснилось, неожиданной только для него…), студентка и впрямь была хороша.
Лейтенант писал стихи и охотно читал их, даже если его об этом не просили. А тут приглашение последовало. И он начал читать. О боевом тралении, о соленых брызгах, которые долетали до рубки, о мерцающих полотнах полярных сияний…
Подперев щеку рукой, девушка слушала. Похоже, это ее заинтересовало…
Он пригласил ее в театр. Его другая тетушка, Ида, продавала театральные билеты, и он знал, что она постарается. Так оно и вышло. Они встретились. В Ленкоме давали «Сирано де Бержерак» с Берсеневым и Гиацинтовой, театр был полон. Но и в этой толпе они были заметны. Черноволосый моряк с неизменным кортиком и она, в длинном по тогдашней моде, крепдешиновом платье…
До конца отпуска оставалось немного, они стали встречаться едва ли не ежедневно. У него кружилась голова. От ее духов, сверкающих глаз. И случилось то, что должно было случиться. И он укатил на свой север, в неведомый ей город Полярный. И в бешенной предотъездной гонке, с вечеринками, тостами, речами, он забыл в Москве записную книжку, где был ее адрес и телефон! А когда сообразил, что то и другое можно узнать через маму и тетю Фиру, было поздно.
Он получил письмо, в котором она писала, что если он пошутил, то и она, разумеется, тоже, что можно и нужно забыть, что… Словом, она оказалась гордою девушкой, его ненаглядная Майя.
Он кинулся в Мурманск, на Почтамт, дозвонился. И прошел еще год. И старший лейтенант вернулся. А она как раз защитила диплом.
В гигантской коммуналке во Втором Обыденском, где она жила с родителями, подходящее помещение для свадьбы было только у Мориса Михайловича, соведа. Он-то и абонировал им «залу» с непременным условием: «Я даю ее вам только в первый и последний раз!». Что ж, они выполнили его просьбу, другого раза не требовалось.
Мы меняли флота, города, квартиры. Нашим последним причалом стала Москва. Пятьдесят два года – подумать только – мы были отчаянно счастливы!
У Александра Грина есть фраза: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день».
Она прекрасна, как и всякая сказка. В жизни такого не бывает…
Теперь я вижу ее каждый день. Я надеюсь, читатель, что прочитав эту книгу, вы тоже Ее увидите. Я очень хочу этого.
Автор
«Это только стихи…»
Это только стихи
для тебя и меня,
Я немало на лирику
чувств разменял,
Но для этих стихов
из написанных строк
Только самые лучшие
в сердце сберег.
Полярное. Октябрь 1949
«Я думаю так часто о тебе…»
Я думаю так часто о тебе,
Что стали для меня неразличимы
Судьба моя и ты в моей судьбе,
А остальное все проходит мимо.
Как на экране в памяти моей
Мелькают лица, чувств не вызывая,
Как будто в бесконечной ленте дней
Мир потускнел и только ты —
Живая.
Полярное. 29 декабря 1949
«Девочкой в зеленых босоножках…»
Девочкой в зеленых босоножках
Ты казалась мне
В тот поздний час,
Девочкой усталою немножко,
С очень грустным взглядом карих глаз.
Припадал перрон к вагонам тесным,
Закипал, бурлил людской поток…
Ты найти пыталась тише место,
Беспокойно теребя платок.
И решила видно проводница,
Проверяя у меня билет,
Что конечно это не годится:
Замуж выходить в семнадцать лет.
Вот тогда,
О том ты не узнала,
Понял я, как ты мне дорога,
На перроне шумного вокзала,
За одну минуту до гудка.
Москва. Июль 1951
«О, прильни к моей груди…»
О, прильни к моей груди
Головою в бигуди!
Алма-Ата. Март 1953
День рождения
Нынче солнце светит ласково
С бледно-синей высоты
И сиреневою сказкою
В нашей комнате цветы.
Это праздник твой, хорошая,
Праздник света и тепла,
Мне их ты, на май похожая,
В день счастливый принесла.
С той поры нам счастье яркое
Т не в судьбах дело тут:
Я видал, как за Игаркою
Летом лилии цветут.
Ну а нам считать ли месяцы?
Наше лето без конца.
И два карих солнца светятся
С ненаглядного лица.
Алма-Ата. 9 мая 1953
«А поезд мчится по степям…»
…………………
А поезд мчится по степям,
Как всадник в полный рост.
Мне до тебя, мне до тебя
Осталась тыща верст.
Поезд Алма-Ата – Москва. 7 июля 1954
«Не целуй меня публично…»
Не целуй меня публично:
Это слишком неприлично.
А целуй меня интимно —
Это менее противно.
Алма-Ата. Январь 1955
«Ну что из того, что я пил и гулял…»
Ну что из того, что я пил и гулял,
Ну что из того, что задаром,
Я душу свою и себя раздавал
Любым ресторанам и барам.
Ведь песню я вынес,
Ведь песню сберег
И ночью, порою осенней,
Любимой своей положил на порог
Цветущею веткой сирени.
Алма-Ата. 22 февраля 1955
«Одиночество – грустная штука…»
Одиночество – грустная штука.
Ну куда я сегодня пойду?
Мне уж поздно мальчишкой аукать
За сиреневой веткой в саду.
Вот и снова назойливый вечер
Раскраснелся, смущая покой,
И каштанов пушистые свечи
Одуряюще пахнут весной.
Небо с морем слились воедино,
Только там, где оранжевый дым,
Еще длится зари поединок
С тонким пламенем первой звезды.
На причалах влюбленные пары,
Чью-то песню качает волна,
Но со мною на карточке старой
Ты любимая, ты лишь одна.
Балтийск. 5 июня 1956
«Уже надорван лист последний…»
Уже надорван лист последний
На отрывном календаре,
Уже за областью соседней
Звенят бокалы —
В январе.
Я после вахты в этот вечер
Пишу, любимая, тебе.
Пусть будет радостью отмечен
Грядущий год в твоей судьбе.
А если я в судьбе не властен,
То пожелать одно хочу:
Встречать и солнце и ненастье
Всегда с тобой плечо к плечу.
Я знаю:
Ярче с годом каждым
Над необъятностью Земли
Горит звезда,
Что мы однажды
Руками нашими зажгли.
Балтийск. 30 декабря 1957
«Знаешь, я задумывался часто…»
Знаешь, я задумывался часто,
(Ночью тишина вдоль Апшерона),
Может быть по каплям наше счастье
Мы с тобой теряем на перронах?
Нет тебя,
Брожу, как неприкаянный,
Здесь луна огромная, как в сказке,
И поют в кустарнике отчаянно
Соловьи, охрипшие от ласки.
К берегам горячим, цвета меди,
Море льнет прозрачною волною.
Щедрый край!
А я душою беден,
Оттого, что нет тебя со мною.
Баку, Мардакяны. 18 октября 1960
«Как будто всегда хватает…»
Как будто всегда хватает
Времени для работы
И только не остается
Каких-то пяти минут,
Чтобы тебе поведать,
Кто для меня и что ты,
Чтобы назвать словами,
Какие в сердце живут.
Мне наплевать на годы,
На первый холод осенний:
С осени начиналась
Наша с тобой весна.
Помнишь:
Дачный поселок,
Крыльцо в четыре ступени?
Помнишь:
Луна над крышей
И первая ночь без сна?
Балтийск. 13 октября 1961
«Катера на слипе стынут…»
Катера на слипе стынут,
Стынут катера…
Скоро я тебя покину,
Мне давно пора.
Из-за мола ветер резок,
Ежится причал…
Мне бы сердце из железа —
Я бы не скучал.
Ведь живет без моря катер,
Сохнет,
А живет.
Серый ветер волны катит,
Скоро дождь пойдет.
Балтийск. 1962
«Я не очень-то шторма трушу…»
Я не очень-то шторма трушу,
Налетит волна – устою.
Но когда опоганят душу
Неожиданно устаю.
И не хочется ничего мне
На обманутом берегу.
О тебе, Единственной, помню
И навстречу тебе бегу.
Балтийск. 10 октября 1961
«Ты и мать…»
Ты и мать,
И кухарка, и прачка,
И учительница, и жена.
Нелегка эта чертова тачка
И надолго тебе суждена.
Я тебе, как могу, помогаю
И когда попадется овраг
И тяну я ее и толкаю —
И не требую мелочных благ.
Только жалко мне рук твоих белых
И каштановых теплых волос,
И чего бы я только не сделал,
Чтоб тебе по-иному жилось.
– По-иному?
А как же иначе? —
Как смеется твой голос звеня!
…Ты не стала покоем богаче,
Просто любишь, как прежде, меня.
Балтийск. 18 декабря 1961
«Женщина в расцвете нежных сил…»
Женщина в расцвете нежных сил,
Страстью полыхающее тело,
Женщина, которую Отелло
В общем-то, за дело
Задушил…
Мне бы так,
Инициативно, смело,
Но заполонила, завладела,
Женщина
В расцвете нежных сил.
Балтийск. 9 мая 1962
«А помнишь, было время…»
А помнишь, было время:
Два платьица на плечиках,
Но было нам не вредно
Бродить с утра до вечера?
Каштановые кудри
До самых плеч…
Плавали мы на мудрость:
Себя беречь
…………………………
Теперь в шкафу манто.
Не то.
Пионерск. 10 мая 1961
Не старей
Не старей.
Будь добрее или злей,
Если хочешь
Можешь мучить
Даже ревностью своей,
Только не старей.
Ради Бога,
Не старей.
Пусть состарюсь я скорей,
Пусть меня морщины метят,
А тебя – загар полей,
Только не старей.
Пионерск. 10 мая 1962
Прогулка в Крыму
Как нависли эти горы
Над прибрежною тропою!
Словно мамонты, которых
Потянуло к водопою.
Залегли на серой шкуре
Фиолетовые складки,
Брови каменные хмуря,
Наступают нам на пятки.
Ты коричневой рукою
Треплешь мамонтовы морды.
Никогда тебя такою
Не видал
В нарядах модных,
Не видал такою стройной,
Не видал такою спорой.
Небо трепетно
И знойно,
Слева море,
Справа горы.
Феодосия. 16 августа 1962
«И все-таки я не забуду Юг…»
И все-таки я не забуду Юг.
Пускай мы жили, как на бивуаке,
Пусть беды шли по следу
Как собаки —
И все-таки я не забуду Юг.
Здесь ты была.
Сквозь пыльную завесу
Я чувствовал глаза твои всечасно,
Нас цыпочках входило ночью счастье
И звезды загорались на воде.
И если я умру,
И вновь воскресну,
Не захочу ни почестей,
Ни власти,
А только чтоб опять полночный город,
И стук сердец.
И ты.
Всегда.
Везде.
Феодосия. 14 сентября 1963
«День уже до отказа выжат…»
День уже до отказа выжат,
В хлопотах,
Впопыхах.
Снова вечер ползет по крышам
С краюхой солнца в зубах.
Пусто и гулко в моей квартире,
Посвист ветра в трубе…
Я думаю с болью
О главном в мире,
Я думаю о тебе.
Феодосия. 26 сентября 1964
«…Смотрится в окна…»
…Смотрится в окна
Хмурая темень
И фотографии
В лаковых рамах,
Как эпитафии.
Слушай, как странно
Это звучит:
«Эпитафия»,
«Вечность»,
Словно поодаль
Зловещее нечто,
Словно оно
Сторожит за порогом.
Если и так,
Пусть помедлит немного,
Пусть подождет,
Нам с тобою
Не к спеху,
Ночь за окном.
И твой шепот, как эхо.
Феодосия. 31 октября 1963
«Все мне чудится…»
Все мне чудится
Едва глаза закрою,
Переулок у Кропоткинских ворот.
Там девчонка,
Незнакомая с бедою,
До сих пор еще невестою живет.
По безлюдному,
Полночному Арбату
В белом платье ходит об руку со мной.
…Тлеет море,
Подожженное закатом,
Наши мальчики уснули за стеной.
Феодосия. 5 июня 1964
«Томимый предчувствием чуда…»
Томимый предчувствием чуда,
Бреду по весне наугад.
С высоких небес отовсюду
Глаза голубые следят.
Наверно еще не остыли
Мечты о крылатых богах…
Вдруг вспомню!
Взлечу без усилий
На пятый этаж в облаках.
И буду глядеть изумленно,
И видеть иные черты.
– Ты знаешь,
Я встретил Мадонну,
Такую же точно, как ты.
Феодосия. 21 января 1965
«Порой бывает скверно…»
Порой бывает скверно
И кровоточит память,
Как будто в ней каверна
С которой трудно сладить.
Какие тут лекарства!
Все утешенья слабы.
Приди.
Скажи мне:
– Здравствуй!
Ну позвони хотя бы.
Феодосия. 6 мая 1965
«Стучите…»
Стучите,
стучите,
стучите колеса,
Но тише,
но тише,
по стыкам, откосам.
О, дикие мысли, нелепые бреды!
А вдруг не доедут?
А вдруг не приедут?!
Над будкой фанерной
Часы, словно камень.
Минуты по нервам:
Толчками, толчками.
Моя дорогая,
Мои дорогие,
Я вас ожидаю,
Как будто впервые,
Как будто ни разу
Меня не мотало
По мокрым причалам,
По гулким вокзалам.
Скорее,
скорее,
скорее,
скорее!
Любовь не стареет,
Тоска не стареет.
И вот он, грохочущий,
В сером дыму!
Давая, старина,
Я тебя обниму.
Феодосия. 29 мая 1965
«Как согрешивший инок…»
Как согрешивший инок —
На образа,
Гляжу,
Гляжу повинно
В твои глаза.
Гляжу в твои озера,
В их чистоту.
Прости мне наши ссоры
И суету,
Прости мне окаянство
Ночей хмельных,
Прости непостоянство
Речей моих.
Единственная в мире,
Навек одна!
Мы чашу не испили
С тобой до дна.
И верю я безбожно,
Но не судьбе,
Не догмам непреложным —
Одной тебе.
Феодосия. 15 мая 1965
«Второй отсек…»
Второй отсек
Жилой отсек,
Прилег на койке человек.
Он командир.
Коротким:
«Есть!»,
Встречают все его слова.
Ему,
Единственному здесь,
Доступна неба синева.
Когда всплывем под перископ,
Он в океане голубом
И свежий воздух видит впрок,
И ливень солнечный кругом.
Его глазами вижу я
тебя в зеленом городке…
Второй отсек,
Отсек жилья,
Спит командир накоротке.
Черное море. 15 сентября 1966
«Сквозь цветы…»
Сквозь цветы,
Сквозь кусты —
На такси,
Сквозь потоки весеннего воздуха!
Хочешь я соскочу
И без роздыха
По горам?
Только ты попроси,
Прикажи мне,
Скажи, что не в силах ты,
Начинает акация цвесть.
Ненаглядная,
жаркая,
милая,
Мне опять двадцать шесть.
Симферополь – Феодосия. 3 апреля 1968
«На планете обетованной…»
На планете обетованной,
Где споткнешься —
И сразу в кровь,
Просыпается утром рано
И смеется моя любовь.
И опять на земле порядок,
Репродуктору вопреки.
Теплота каштановых прядок,
Доброта горячей руки.
Москва. 20 мая 1969
«Полощет море кружева…»
Полощет море кружева,
Наверно ночью шторм нагрянет,
А красота твоя не вянет
И нежность давняя жива.
Я в синий сумрак окунусь,
Едва сыграют погруженье.
Твое лицо, твои движенья,
Твой взгляд я знаю наизусть.
Волна лизнула руку мне
И улеглась в тени, у пирса.
Я так давно в тебя влюбился
А ты со мной, на глубине.
Волна лизнула руку мне.
Феодосия. 3 июля 1970
«Огни уходят в воду…»
Огни уходят в воду
Вертикально,
На мачтах звезды,
В небе – ни одной.
Мелодией раздумчиво-печальной
Кончается сегодня выходной.
Уже красавцы шарового цвета
Спиной к причалам дремлют корабли…
Безмолвен рейд.
И ты уснула где-то,
От бед моих и радостей вдали.
Севастополь. 7 мая 1969
О сравнениях
Поэты в выдумках неистовы,
Они творят нерукотворно.
Любимых сравнивая с пристанью,
Куда приходят после шторма.
И с облаками,
И со звездами,
Не говоря уже о песне.
Любимым все сравненья розданы
И нет вакантного, хоть тресни.
Тебе признаюсь откровенно я,
Что не грущу о том нисколько.
Ты есть и будешь несравненная,
Ты несравненная —
И только.
Севастополь. 7 октября 1968
«Хорошо быть богатым…»
Хорошо быть богатым
И деньгами, конечно.
Я б не строил палаты
Для подруги сердечной,
Я б не трясся над «Волгой»
Последней модели…
Я б уехал надолго
В начале апреля,
Когда пахнет весною
Земля голубая,
А забрал бы с собою
Тебя, дорогая,
Чтобы не было быта
В понимании грустном,
Ни кастрюль,
Ни корыта,
Ни засола капусты.
…Ты устало зеваешь:
– Ах, как это нескоро…
И опять называешь
Меня фантазером.
Москва. 25 июня 1968
«Кино в салоне крутят…»
Кино в салоне крутят,
День выпал штилевой…
Как много всякой мути
Осталось за кормой!
Быть надо в океане
Неделю или год —
И сам собою канет
Груз мелочных забот.
Познаешь бесконечность
И неба и воды,
И давнюю сердечность
В преддверии беды.
И слабы мы и грешны
На палубе стальной
И тяжко нам, конечно,
Без жизни остальной.
Но в самом главном где-то
Пред совестью чисты.
И я хочу, чтоб это
Почувствовала ты.
Атлантический океан. 24 февраля 1975
«Подумать только…»
Подумать только:
Четверть века,
Все так же ровно, не слабей,
Прикрыт ладонями от ветра,
Горит огонь любви твоей.
И если вдруг его не станет,
(Бывает всяко на Земле),
Моя душа в пучину канет
И затеряется во мгле.
Не оттого, что оробею
На опустевшем берегу,
А потому, что не умею
Жить без тебя.
И не могу.
Калининград – Москва. 7 марта 1974
Кафе «Лето»
Слушали вальс старинный,
Заказывали пломбир,
Падал пух тополиный
На вечнозеленый мир,
На вырез в платье цветастом,
Сводивший меня с ума…
Кафе – молодое царство,
Веселые терема.
Оно называлось
«Лето»,
Его уже нет в живых.
Пушинки падают в Лету
С деревьев сторожевых.
Алма-Ата. 25 мая 1973
«Подлетаю к Москве…»
Подлетаю к Москве,
Как могу самолет подгоняю,
Сотрясается сталь,
Над Вселенной надрывно трубя,
На воздушной тропе
Как над пропастью я повторяю,
Что спасенье мое:
Неизбывная вера в тебя,
Жили трудно с тобой,
Жили радостно,
Всякое было,
Я бродил по морям,
Ты растила двоих сыновей.
Я хочу, чтобы ты,
Только ты и ждала и любила,
Чтобы мне прилетать
К нестареющей песне моей.
Алма-Ата – Москва. 30 декабря 1972
«Я в гостиничной суете…»
Я в гостиничной суете,
Я слова говорю не те,
Я кому-то бездумно вру:
Мол, откажете, я умру.
Ах, какая все чепуха,
Нет ни благости,
Ни греха,
Есть один надоевший треп
И стаканы вина взахлеб.
Осуди меня,
Осуди,
Хоть насмешкою остуди;
Но ты занята,
Тыща дел.
– Ты бы сам за собой глядел.
…Я, как верный пес в конуру,
Прилечу домой поутру,
Положу без стука портфель,
Торопливо отмою хмель.
Скажешь весело:
– Мне пора,
А мы ждали тебя вчера.
Крикнешь:
– Завтрак на кухне есть,
Ты смотри, не забудь поесть!
Чебоксары. 25 апреля 1971
Мой капитан
Мой капитан,
Ведущий прямо
Корабль с названием «Семья»,
Так беззаветно, так упрямо,
Как никогда не смог бы я.
Во все заботы экипажа
Входя до самых мелочей,
В погоду радостную даже
Не досыпаешь ты ночей.
Всегда залатан и покрашен
Спешит кораблик в океан.
И в целом мире нету краше
Тебя одной,
Мой капитан!
Москва. 14 ноября 1975
«Тремя гудками провожало судно…»
Тремя гудками провожало судно,
Звало меня,
А не кого-нибудь.
Ты говоришь,
Что жить со мною трудно,
Но одного прошу, не позабудь,
Что где-то на далекой параллели,
Где ценят и карают без суда,
Со мною
Расставаться не хотели
Изъеденные штормами суда.
Севастополь. 25 августа 1975
«Не выдумал я порох…»
Не выдумал я порох,
А лишь тебя нашел:
Тюльпанов влажный ворох.
Волос душистых шелк.
Смеялась безыскусно
И пахла медом грудь…
Что врать:
Конечно грустно,
Немножечко, чуть-чуть.
Кто думал про невзгоды?
Кто верил, что Господь
Вколачивает годы
По шляпку в нашу плоть?
Москва. 9 ноября 1976
«Воспоминания преследуют меня…»
Воспоминания преследуют меня
И все тебя я вижу молодою,
Красивою,
Танцующей со мною
На плитах каменных
Средь бела дня.
Таинственной,
Дарующей тоску,
Хотя неделю только мы в разлуке,
И голоса чарующие звуки
И каждый локон твой по волоску.
Как хорошо,
Что время сберегло
Не молодость —
Она проходит быстро,
А улицы, где обжигают искры
От пламени,
Что нас когда-то жгло.
Алма-Ата. 19 марта 1977
«Вот так и надо жить, родная…»
Вот так и надо жить, родная,
Жить безоглядно, сгоряча,
Себя до капли отдавая
Хотя бы считанным лучам;
Наперекор любому ветру,
Каким бы холодом ни жгли,
Как эти двадцать километров
Едва оттаявшей земли!
Остров Большой Ляховский, мыс Кигилях.
19 августа 1977
«Надо было вернуться в прошлое…»
Надо было вернуться в прошлое,
Где была единственной в мире ты,
Чтобы пыль под моими подошвами
Обернулась бархатом Пириты.
Чтоб увиделось на мгновение:
Кареглазая,
в платье приталенном,
И сгорает от нетерпения
Золотое небо над Таллинном.
Таллинн. 11 мая 1979
«Я вспоминаю женщин…»
Я вспоминаю женщин.
Ни одна
Со мною так, как ты не говорила,
Не целовала так и не любила
И значит в этом есть моя вина.
А были ведь красивые.
О них
В полярной мгле я сочинять пытался
И верно только этим отличался
От моряков на палубах стальных.
Но женщины догадливее нас
И знали,
Что в лирической метели
Томлюсь по теплоте любимых глаз,
И быть они со мною
Не хотели.
Красково. 15 июня 1979
О тебе
Мне на пятые сутки скучно,
На шестые —
Тоска берет,
Но уже штурманец послушно
Репетует:
«Полный вперед!»
И курсограф на карте чертит
К Подмосковью прямую нить.
Ото всех причалов на свете
Тороплюсь я к тебе отплыть!
Что ж,
Теперь в оборотах дело,
Да еще в удаче слепой…
– Ты нисколько не постарела…
– Ты нисколечко не седой…
Красково. 9 июня 1980
«О, эти рижские огни!..»
О, эти рижские огни!
Они напомнили мне отдых
И беззаботные походы,
Которые весне сродни.
Когда вот-вот растает снег
И грянет солнце из-за башен,
И в узких улочках не страшен
Век нынешний и давний век.
Всего полгода…
Но вчера
Мы были оба молодыми.
И я твержу родное имя
У храма старого Петра.
Рига. 11 августа 1980
«Ты помнишь дом на барахолке…»
Ты помнишь дом на барахолке,
Куда мы въехали с тобой,
Порой голодные, как волки,
Но полны силы молодой?
Случайный спутник по вагону,
Кавказец, горный человек,
Нам помогал неугомонно
И клялся в верности навек.
Спала врачиха на матрасе
(Нас всех гостиница свела)
И летчик Ваня, или Вася,
Не выходил из-за стола.
А помнишь, как к друзьям ходили,
Как мы арыками брели
И солнце, тусклое от пыли.
Казалось, меркнуло вдали?
Но город каменно-саманный
И дребезжащий, как трамвай,
Он был землей обетованной,
Где дружба льется через край!
И расстоянье не помеха.
Уже за полночь? Не беда!
Но каждый все-таки уехал
И затерялся. Навсегда…
Ну что же,
Мы судить не будем,
Была весенняя пора
И рядом с нами жили люди.
Дай Бог им счастья и добра.
Алма-Ата. 29 мая 1980
Фирюза
Как ярки птичьи голоса!
В воде купают гривы кони,
И у чинары семь ладоней,
Протянутые в небеса.
Чинары, женщины, цветы —
Они похожи друг на друга.
Зеленая бушует вьюга
И мы с легендою на ты.
Давай, любимая, взойдем
На эту землю, как на ложе.
Благослови, всесильный Боже,
И нас, и синий водоем.
Давай, любимая, с тобой
Наполним радостно стаканы,
Мы на земле обетованной,
Она зовется Фирюзой.
Давай, любимая, любить,
Покуда роза не увянет.
Но нет тебя.
И мне в стакане
Уже тоски не утопить.
Приди, любимая!
Фирюза. 14 июня 1981
«Сколько женщин пленяло меня…»
Сколько женщин пленяло меня,
Старика!
Сколько женщин кружило меня,
Старика!
Но одну я любил,
Как огонь маяка,
Я любил ненаглядную Майю.
Я теперь я сижу
Среди братьев своих,
Среди старых друзей —
Сочинителей книг,
Старый Таллинн притих,
И рождается стих
Про мою ненаглядную Майю.
Таллинн. 19 февраля 1981
«Московский вечер…»
Московский вечер
Отражен водой
И лебеди плывут неторопливо.
И мы одни любуемся с тобой
На это зеленеющее диво.
Когда уже усталость
Валит с ног,
Забудем все,
Что нам недоставало
И он всегда найдется:
Островок,
Горбатый мостик,
Полумрак канала.
Москва. 8 июля 1981
«Не обижайся, ради Бога…»
Не обижайся, ради Бога,
Когда опять в моих стихах
Девчонка рыжая у стога
И небо в рыжих петухах.
Я видел дни любого цвета,
Но, откровенно говоря,
Мне снятся синие рассветы
И кареглазая заря.
Москва. 8 января 1982
«Опять весна заполонила…»
Опять весна заполонила
Мое печальное окно
И все, что не было иль было,
Все будет снова суждено.
И птицы грянули на ветках
Закоченевших тополей;
И пронеслись в квартирных клетках
Гудки далеких кораблей.
А ты с трудом раскрыла очи,
Не замечая ничего.
– Который час?
– Какой захочешь.
– А день?
– Рожденья твоего.
Москва. 10 мая 1982
Здравствуй!
Здравствуй, город стародавний,
Крон тяжелых красота…
Ярким лучиком сквозь ставни
Светишь мне, Алма-Ата.
И становится теплее,
И поют на все лады
Наши встречи на аллее
У смеющейся воды.
С каждым годом чаще, чаще
Оборачиваюсь вспять,
Чтобы в серой, гулкой чаще
Встретить молодость опять.
Будто сделается лучше
Этой жизни маета…
Яркий лучик,
Теплый лучик,
Город мой, Алма-Ата!
Алма-Ата. 6 ноября 1982
«Бродят веселящиеся пары…»
Бродят веселящиеся пары,
Медленно мерцают фонари…
– Мы еще с тобой совсем не стары.
– Старые мы, что ни говори. —
– Но ведь кровь бежит еще по жилам! —
– Но умчалась жизнь куда-то вскачь! —
– Ты меня опять приворожила.
Ты меня… Пожалуйста, не плачь.
Лиепая. 13 марта 1983
«Снова прошлое в голову лезет…»
Снова прошлое в голову лезет,
Настоящим никак не живу,
Словно нынешний день бесполезен,
Если ты не со мной наяву.
Т опять меня мучит и гложет,
Что еще лет каких-нибудь пять,
Ты была всех на свете моложе
И такою не будешь опять.
Как сгущались за окнами тени!
Как мы были с тобою пьяны!
Как мне хочется стать на колени,
Хоть не чувствую вовсе вины…
Рига. 13 марта 1983
«Я не воспел твоих волос…»
Я не воспел твоих волос,
Как говорят: не довелось.
Румянец щек
И губ овал,
Меня сразивший наповал…
И не воспел я стройных ног…
Но дальше чувства —
На замок!
Затем, что далее интим,
А мы интима не хотим.
Ленинград. 23 мая 1983
Сычевка
И где бы я по свету не кружил,
Едва повеет стылая прохлада,
Увижу я поля из рафинада
И в серебре морозном этажи.
И синее тугое полотно,
Пронизанное желтыми лучами,
Тела берез оплывшими свечами
И старенькое здание кино.
И я держу тебя за локоток,
И ты прижалась, чтобы не споткнуться…
А с высоты такие струи льются,
Что хочется на память хоть глоток.
Сычевка. 24 ноября 1983
Моя любовь
Моя любовь,
Мой круг спасательный!
Ты из такого полотна,
Что будешь рядом обязательно,
Едва обступит глубина.
Когда завоют ветры вражие,
Вздымая пенную гряду,
Я за тебя хватаюсь сразу же
И знаю:
Я не пропаду!
Москва. 14 декабря 1983
«Я атакован невезением…»
Я атакован невезением.
Бывает чертова пора,
Когда тебя с постыдным рвением
Куда-то тянет со двора.
Когда на все на свете зарится
Водоворот постыдных дел…
А ты уже сумел состариться
И откровенно поседел.
Опомнись, брат!
От мельтешения
Не превращалась никогда
В необычайные творения
Золотоносная руда.
Опомнись, брат!
Не утро раннее,
А жизнь проходит стороной…
Есть путь один,
Одно призвание
И нежность к женщине одной.
Москва. 25 марта 1984
«От Одессы до Москвы…»
От Одессы до Москвы
Облака,
Солнце скрылось черт-те знает
Куда.
Погуляй в районе Дюка
Пока,
Если поздно прилечу
Не беда.
Ты увидишь, как сияют
Огни,
Как прекрасны корабли
На воде.
Ты поймешь: они нам тоже
Сродни
И еще одной далекой
Звезде.
Скоро волны их возьмут
За бока,
Ураганы тишину
Раздробят…
От Одессы до Москвы
Облака,
А в просвете корабли
Говорят.
Москва – Одесса. 27 марта 1984
«Разве можно так терзать…»
Разве можно так терзать
Это маленькое тело?
Что тебе я, Боже, сделал?
Как себя мне наказать?!
Может биться головой
О чугунные ступени?!
Я впервые на колени
Опускаюсь пред тобой.
Измаил. 31 марта 1984
«А я не знал…»
А я не знал,
Вот в чем загвоздка,
Покуда ждал у перекрестка;
Когда входил в театральный зал
С тобою под руку —
Не знал.
Когда ты мне детей рожала,
Когда в походы провожала,
Встречать бежала на вокзал,
Я и тогда
Не знал,
Не знал.
Не знал, подумать только,
Малость,
Что мне красавица досталась,
Что так завиден мой удел…
Узнал,
Когда я поседел.
Алма-Ата. 5 июня 1984
«Форточки белый квадрат…»
Форточки белый квадрат
Синим платком занавешен…
Контур ствола.
Звездопад.
Я неожиданно рад,
Я на минуту утешен.
Сычевка. 4 сентября 1984
«Ах, провинция…»
Ах, провинция,
Дивное диво!
С двух сторон мостовой
Дерева.
Добродушно, тепло, молчаливо
И еще грустновато,
Слегка.
Оттого, что покой этот робок,
Как вечерний туман —
Невесом.
Проплываем с минувшим
Бок о бок,
Синеву не тревожа веслом.
Сычевка. 4 сентября 1984
«Ты по перрону шла одна…»
Ты по перрону шла одна,
А душу разрывала жалость,
Единственное, что осталось
Еще не выпитым до дна.
Ты по перрону шла одна,
А мне казалось,
Мне казалось
Твоя безмерная усталость
За тридевять земель видна.
Ты по перрону шла одна,
В Москве тихонько растворялась…
Москва – Феодосия. 16 декабря 1984
«Плывем при свете фонаря…»
Плывем при свете фонаря
Шуршащею лыжней,
Сквозит лимонная заря,
Уводит в мир чужой,
Где в окнах крохотных огни,
Где разожгли очаг,
Где за стеной, как искони,
Знай, ходики стучат.
Переделкино. 5 марта 1985
На взлете
Опять мы с тобой
Мой дюралевый друг,
На взлете.
Опять в мою грудь
Лихорадочный стук
Колотит.
Я снова отбился
От рук золотых
Любимой…
Но если б из плена
Не вырвался их —
Все мимо.
Не я так придумал.
Так было всегда,
Дружище.
Вот мы и рванулись
С тобой из гнезда,
Посвищем.
Авось обнаружим
На круглой земле
Площадки.
Не плачь, моя радость.
Я даже во мгле
В порядке.
Москва, Шереметьево, Борт ИЛ-62.
14 апреля 1985
«Не то, чтобы я меньше стал любить…»
Не то, чтобы я меньше стал любить,
Не то, чтоб годы
Чувства одолели,
Но я,
На отдаленной параллели
Уже не стану время торопить.
На койке,
В раскаленной тишине
Не буду я бессонницей захвачен.
Была бы ты здорова,
А иначе
Круша борта
Ворвется шторм ко мне.
Была бы ты здорова!
Ночью, днем
Готов молить
Кого не зная толком.
Была бы ты здорова в рейсе долгом!
Все остальное
Мы переживем.
«Я опять, сынок, с тобой…»
Я опять, сынок, с тобой
Старой улицей гуляю,
Стерегу и забавляю,
Говорю тебе:
– Постой.
Видишь, яблоки везет
По дороге черный ослик?
Он тебя прокатит после
И морковку погрызет.
Ты смеешься. И дрожит
На ресницах крошка хлеба.
Ослик,
Улица
И небо —
Все тебе принадлежит.
Даже папа —
Только твой.
И держась за флотский китель
Мимо солнышка в зените
Поведешь его домой.
И она откроет дверь
Всех красивей в мире целом!
Как все быстро отзвенело,
Как все помнится теперь…
Алма-Ата. 11 июня 1985
«Словно возле зияющих трещин…»
Словно возле зияющих трещин,
Словно грянул веселый набат!
О, июль,
Раздевающий женщин,
В этой одури ты виноват.
Еле-еле прикрытые тканью,
Проплывают одна за другой,
Откровенно-доступны желанью,
так мучительно-схожи с тобой.
С той далекой,
Безмерно-красивой,
Без которой ни ночи, ни дня…
Старый тополь зеленою гривой
От беды укрывает меня.
Алма-Ата. 14 июня 1985
«Я шагаю узкой тропкой…»
Я шагаю узкой тропкой,
Где какой-нибудь Ахилл
Продирался с девой робкой
И с богами говорил.
И не мелочи, которых
Накопилось на века…
Возвышают душу горы,
Окрыляют облака.
Прах летучий под ногою,
Краски жаркие дерев…
Ты пришла ко мне нагою,
Долгий путь преодолев
От неведомой Эллады
До райцентра Старый Крым…
Все под звездами как надо,
Каждый шаг неповторим.
Старый Крым, Щебетовка. 27 сентября 1985
«Никаких воспеваний природы…»
Никаких воспеваний природы,
Никаких объяснений в любви,
Если пляшут в округе уроды,
Как, соколик, душой на криви.
Не заздравная песнь – клокотанье!
Не живительный дождь – камнепад,
Если честность уходит в изгнанье,
А свидетели хлопают в лад.
Только ты мне ладони положишь
На пылающий лоб,
Чтобы я
Ощутил, что на свете быть может,
Не иссякнула песнь соловья,
Что не все искорежено рядом,
Что остались цветы на лугу
И хотя бы нечаянным взглядом
Я к тебе прислониться могу.
Москва. 22 февраля 1986
«Почему-то Колька Махин…»
Почему-то Колька Махин
Мне привиделся сегодня,
Человек он был что надо,
Дон-Жуан и весельчак.
Как отважно мы шутили!
Не боялись преисподней
И унылые заботы
Не весели на плечах.
Неподвижные руины
Багровели над Преголью,
Золотым казалось небо
В невесомых облаках…
Громыхающая гавань
Пахла парусом и солью,
И спешила королева
На высоких каблуках.
Знаю, не было такого,
Было все гораздо проще:
Ты в халатике домашнем,
Наш нетопленный очаг…
Но мне видится все то же:
Ветер крыльями полощет
И спешит навстречу Колька,
Дон-Жуан и весельчак.
Море Лаптевых. 28 июля 1986
«И вот уже полярный день…»
И вот уже полярный день
Пошел на убыль…
Не только рейд закрыла тень —
Глаза и губы.
Мне берег кажется чужим
И даже судно,
И что твой город достижим
Поверить трудно.
Восточно-Сибирское море, рейд Певека.
6 августа 1986
«На пляже, проветренном вдоволь…»
На пляже, проветренном вдоволь,
Опять заплутал ветерок
И чайки, печальные вдовы,
Садятся на мокрый песок,
И солнца зрачок воспаленный
Таращит на желтую тишь…
И я засыпаю влюбленный,
А ты безмятежно молчишь.
И хлопают волны в ладоши,
Вздыхают, песками скользя…
И полдень настолько хороший,
Что выдумать лучше нельзя.
Баку, Мардакяны. 19 октября 1986
«Я воздух вдыхал лекарственный…»
Я воздух вдыхал лекарственный
На улице завитой,
И вдруг,
Совершенно явственно
Голос услышал твой!
Откуда апрельским вечером,
Бесхитростным, как трава,
Таинственно и расцвечено
Выдохнулись слова?
Каким ты явилась облаком?
Где,
За каким углом?
О, если бы годы по боку,
О, если бы, рука об руку,
За радостью напролом.
Москва. 4 апреля 1987
«Я впервые заметил…»
Я впервые заметил:
Все, что зовется небо —
Безмолвие голубое,
Облако – белый гном,
На голубые ломти,
Словно краюху хлеба,
Разрезало ненароком
Дерево за углом.
А я на окошко это
Бывало, глядел часами,
А я ничего не видел,
Кроме нагих ветвей!
Но переполнен полдень
Добрыми чудесами,
Но повернулся дважды
Ключик в руке твоей.
Москва. 3 мая 1987
«Нам были узкими постели…»
Нам были узкими постели
От койки, выделенной КЭЧ
До белой роскоши в отеле,
Где как угодно можно лечь.
Летели на пол одеяла,
Нам не хватало простыни.
Нам было мало,
мало,
мало
В те приснопамятные дни!
И что ж теперь грустить об этом?
Твердить на мокром берегу,
Что вновь от нас уходит лето
И дни осенние бегут?
Да нет же,
Все у нас как надо
И там, где лист багровый смят,
Над желтым прахом листопада
Еще порой костры горят…
Москва. 20 октября 1988
«Как жаль, что нет тебя со мной…»
Как жаль, что нет тебя со мной.
Я переполнен чудесами,
Но я гляжу на шар земной
Твоими карими глазами.
Двойное зренье мне дано,
Душа дарована двойная,
Когда со мною заодно
Ты по земле идешь, родная.
Алма-Ата. 30 мая 1987
«Ветка сирени…»
Ветка сирени
На сумрачном камне,
Если бы знала,
Как ты дорога мне!
Солнечный лучик,
Добрая птица,
Как ты на круче?
Что тебе сниться?
Ты отвечаешь
Громко и гневно:
Не выключаешь
Свет ежедневно!
Москва. 7 марта 1989
«Прежде чем кануть в тяжкую мглу…»
Прежде чем кануть в тяжкую мглу,
Мечется пламя огарка…
Добрые люди свалят в углу
Все, что пропел и накаркал.
Нет никого, кто бы тронул листы,
Пыли и плесени кроме…
Годы пройдут.
И появишься ты
В развороченном проеме.
– Милый, я раньше никак не смогла…
Там,
Где бумага истлела,
Пальцы протянет тебе из угла
Ветка акации белой.
Переделкино. 28 марта 1989
Я утром шел…
Я утром шел по Малой Бронной,
По сохранившейся Москве,
Весною одухотворенный
И от любви на волоске.
Дома смотрели равнодушно,
Спешили люди по делам,
И сердце билось непослушно,
и пахло свежестью воздушной
С горчинкой вербы пополам.
Москва. 8 апреля 1998
«Господь, спаси мою жену и покарай меня!..»
Господь, спаси мою жену и покарай меня!
Ее болезнями меня,
Всеблагой, награди.
Пускай на потных простынях
Я до конца пожну
Все то, что сеял очертя,
И что нагородил.
Господь, жену мою спаси,
Мне без нее не жить!
А если жалости в тебе,
К несчастью нет на грош,
То тело бренное мое,
Как свечку погаси
И только кроткую, ее,
Пожалуйста, не трожь!
Москва. 25 августа 1989
Давным-давно на Балтике
И деревья и камни все те же,
И полно порыжелой травы…
Здравствуй,
Дней молодых побережье,
До сих пор незабытых, увы.
Это лето ласкало, звенело
В стороне от проезжих дорог,
И разлуку пускать не хотело
На еще необжитый порог.
И была наша мебель казенной,
И трофейной считалась земля…
И порой над волною зеленой
Возникал силуэт корабля.
Янтарное ‒ Калининград. 29 августа 1989
Сон о Балтике
Подойди тихонечко
К нашей маме, Ленечка,
Поиграй украдкою
С ее карей прядкою.
Притомилась мамочка,
Поостыла ванночка.
Но зато над печкою
Запахи колечками,
Просто невозможные
Запахи пирожные!
Словно роза алая
Спит жена усталая.
Ходят волны голыми
За входными молами.
1989
«Не пишу и почти не читаю…»
Не пишу и почти не читаю,
Только тянет уйти со двора.
Я себя из себя вычитаю,
Что поделать —
Такая пора.
Что поделать, такая планида,
Ведь не зря исчезают в дыму
Коктебель, Петропавловск и Нида,
Не завещаны мной никому.
Повезло,
Я их видел такими,
Как никто не увидит уже,
Потому что любимое имя
На любом различал этаже.
Потому что была ты со мною,
Даже если со мной не была…
В небывалое и голубое
Бьют воскресные колокола.
Москва. 23 марта 2002
«Это ж надо было…»
Это ж надо было,
влюбиться в моряка…
Из разговора
А я таких не слышал слов,
Наверно, сорок лет,
Когда я был вполне здоров
И в плащ-пальто одет.
Когда
Фуражка набекрень,
И важные дела,
И не выходишь целый день
Потом из-за стола.
Такие были времена,
Такие корабли…
Нас реки, полные вина,
Угробить не смогли.
И все у нас на высоте,
Любая ложь – права.
И ты шептала в темноте
Волшебные слова.
Москва. Март 2003
«Не стареет душа, как назло…»
Не стареет душа, как назло,
Тело дрябнет —
Душа не стареет.
Над осенними тучами реет,
Чудаки говорят:
– Повезло!
Обещают любовь, чудаки,
Если крылья видны в поднебесьи.
Ни к чему эти глупые песни
Обмелевшему руслу реки.
Только может быть есть правота
Даже в этой браваде нелепой,
Если снова, отчаянно, слепо,
Между нами гудят провода?
Москва. 21 сентября 1989
Вечеринка в декабре 1989
Без должностей и званий,
Морщинам вопреки,
Кружатся Зоя с Ваней,
Танцуют старики.
А в переулке старом,
Где дом полуживой,
Закоченевшей фарой
Луна над мостовой.
И пьют под звон хрустальный,
И смотрят в полумрак
Конструктор генеральный,
Пенсионер-чудак…
Гудит сегодня группа,
Прошло лишь сорок лет…
И не встречаться глупо,
И сил, конечно, нет.
Но вертятся в кассете
Студенческие дни,
Но ждать устали дети.
Что сделают они?
Москва. 11 декабря 1989
«Целýю фотографию твою…»
Целýю фотографию твою.
Безжизненную старую бумагу,
Как будто с коньяком заветным флягу,
Я в тишине из шкафа достаю…
Не все еще прошептаны слова,
А новые придумаю едва ли…
Но как же мы друг друг-друга целовали,
Пока не поседела голова…
Москва. 14 ноября 1990
«Мне бы зонтик, да побольше…»
Мне бы зонтик, да побольше
Сыктывкара или Польши
Чтобы самых дорогих
От дождя укрыть и града
И промозглого заряда,
Если шторм не стих.
Мне ли горбиться устало,
Потому что не пристало
Тех, кого люблю,
Взять и бросить в стылый вечер…
И бегу я к ним навстречу,
Время тороплю…
Переделкино. 31 марта 1991
«Как нам смеялось, черт возьми…»
Как нам смеялось, черт возьми,
Как нам шутилось!
Что от нуля и до семи
У нас творилось!
Червонцы сыпались на стол,
Соседи кисли,
И ночь глотала валидол
В буквальном смысле.
И ты вставала поутру
С бессонной синью,
И пахло липою в жару,
А не полынью…
Не повторится,
Я клянусь,
Такое с вами,
Хотя тогда тоску и грусть
Везли возами.
Мы просто жили днем одним,
Одною ночью.
А что за нею и за ним —
Мы рвали в клочья!
Москва. 24 мая 1990
«Любовные игры собак…»
Любовные игры собак,
Вода изо всех водостоков.
И небо глядит синеоко
На весь всероссийский кабак.
И радостно так на душе,
Как будто увидел впервые
Весну.
И лучи золотые
На нашем втором этаже.
Москва. 1996
«Весна приходит в переулки…»
Весна приходит в переулки,
Не в улицы, а в переулки.
Они обглоданы, как булки
И пахнут коркою ржаной.
Их грызли годы-горемыки,
И у часовен стерты лики,
Но здесь, нисколько не великий,
Я с молодой гулял женой.
Не камни помню,
А фасады
И воздух, радостней рассады,
И даже облако над садом
Казалось чашей расписной…
Все жду:
Калитка отвориться —
И ахнет древняя столица!
…Домов морщинистые лица
Умыты девочкой-весной.
Москва. 7 апреля 1991
«…Да…»
…Да,
Время было непростое:
На стенку стенка,
Зуб за зуб…
Вся эта суетность не стоит
Твоих горящих, нежных губ!
Москва ‒ Симферополь. 8 Сентября 1991
«Трясешься на чем не попало…»
Трясешься на чем не попало,
Бредешь по колено в грязи
И слышишь,
Как рев самосвала:
– Куда побежал?!
Тормози!
А я, как и прежде, все еду
За некой мечтою вдогон,
Кружу по туманному следу,
Меняю крыло на вагон.
И все, что найду я в дороге:
Мелодию, строчку, зарю,
Кладу на родимом пороге,
Любимой, как прежде, дарю!
Судак. 8 сентября 1991
«Молю стечение светил…»
Молю стечение светил,
Расположение созвездий:
Да будет мир в моем подъезде,
В котором ветер закрутил.
Безвестных пращуров молю,
Что шли синайскою пустыней:
Пускай очаг мой не остынет,
Удача будет кораблю.
А ты, красивая моя,
Не постарей душой хотя бы,
Когда российские ухабы
Не украшают бытия.
За тыщу миль,
Ты мне поверь,
Еще горит огонь маячный!
И Новый год, как новобрачный,
Сейчас в твою стучится дверь.
Атлантический океан. 31 декабря 1991
«Мне приснилось, что я…»
Мне приснилось, что я
Окликаю тебя,
Продираю глаза —
Окликаю любя.
Ты приснилась на самом восходе —
И спасибо за это Природе.
А за тонкою стенкою
Ветер крепчал
И над бортом свистел,
И железо качал,
И уж если по чести признаться,
Не хотелось совсем просыпаться.
Потому не хотелось,
Что как не крути,
До тебя еще семьдесят суток пути,
И не видно в тумане порога,
И забита штормами дорога.
Атлантический океан. 1 января 1992
«Била наотмашь вода…»
Била наотмашь вода,
Всхлипнул —
И замер движок!
Нас понесло в никуда,
В пропасть,
В последний прыжок!
Ты вдруг предстала во мгле,
Где ни спасти, ни помочь,
Лучшей на этой земле,
Сладкой, как первая ночь.
Как мы тогда прорвались —
Я до сих пор не пойму.
Только сказал моторист
Мне на борту,
Одному:
– Знаешь, механик, когда
Нас заливало с тобой,
Глянула баба со дна,
Вся золотая собой!
…В проклятой Богом губе,
Где цепенеет Ямал,
Так я узнал о тебе,
Мучился и вспоминал.
Москва. 1981
«Любимая, жди и надейся…»
Любимая, жди и надейся
На радости долгого рейса,
На блестки нежданных удач.
Такая погода сегодня,
Что кажется:
Черт в преисподней
Устал от сплошных незадач.
Июльское солнце в избытке,
Кораблики, как на открытке,
А море небес голубей…
И перышки чистят бакланы,
Слетев на уснувшие краны
И ни ветерка,
Хоть убей!
Тебя бы на палубу эту
Поближе к балтийскому лету,
С каштанами по сторонам…
Пусть так не бывает на свете,
Но счастье кому-нибудь светит,
Глядишь —
Улыбнется и нам.
Балтийское море. 2 июля 1995
Похвальное слово главному двигателю
Годами проверенный друг,
Пятицилиндровый трудяга.
Хожу ли по палубе,
Лягу —
Мне слышен твой истовый стук.
Когда капли пота блестят
На ребрах чугунных и крышках
И дышишь ты хрипло,
С одышкой,
Я вижу, как в пене до пят
Нас волны берут в оборот,
То гребнем накроют,
То яма,
Покуда из рубки упрямо
Командуют:
«Полный вперед!»
Он дремлет в порту даже днем,
Блаженно тепло излучая…
Родная, за чашкою чая
Ты все-таки вспомни о нем.
Северное море. 6 июля 1995
«Играться с нами в поддавки…»
Играться с нами в поддавки
Кому-то видно надоело.
Громада,
Весу вопреки,
Подпрыгивает неумело.
Зима. Атлантика. Шторма.
Норд-вест выламывает рамы.
Об остальном прочти сама
На поплавке радиограммы.
Атлантический океан. 3 января 1992
«Ну, что тебе стоит…»
Ну, что тебе стоит
На улицу выйти,
Где в праздничной хвое —
Морозные нити,
Где в зданье незрячем
Скучает охрана,
Где голуби скачут
У белого храма?
Ну что тебе стоит
На бланке почтовом
Оставить простое
И нежное слово?
Чтоб там, где циклоны
Ревут окаяно,
Где судно поклоны
Кладет океану,
На той стороне
Одинокого шара
Разлука на миг
Свои когти разжала.
Атлантический океан. 7 января 1992
У бассейна
У подножия трубы
Мягко плещется прохлада,
Выпадает грусть в осадок
У подножия трубы.
А еще приносит кок
Из каюты магнитолу,
И уже звенит твой голос
В духоте морских дорог.
И не палуба, а пляж,
Где я ждал благоговейно…
В океане, у бассейна, мы вдвоем.
И экипаж.
Атлантический океан. 20 июля 1995
«Как много бед…»
Как много бед,
А до сих пор
Красивая моя…
Да-да, я вовсе не солгал
На суше и воде.
У аргентинских берегов
Мы бросим якоря,
Но я красивее тебя
Не отыщу нигде.
И каждый день я жду, когда
На штурманском столе
Увижу карту, а на ней
К тебе проложен курс.
И нет дороже на земле
Березовых аллей,
И ты бежишь,
И губ твоих
Чуть горьковатый вкус.
Атлантический океан. 31 июля 1995
«Ни летающих рыбок, ни чаек…»
Ни летающих рыбок, ни чаек,
Купол неба, вода, корабли.
Мы себя
Лишь удаче вручая,
Черт-те знает куда забрели.
То, что дальше случится —
Не знаю,
Если знаю, то только одно:
Ты всегда для меня дорогая
И тебя позабыть не дано.
Когда льдины давили до хруста,
Когда штормы сводили с ума,
Я хранил это светлое чувство…
Остальное ты знаешь сама…
Не разъехаться, ни разлететься,
Как не била судьба – не смогли.
Ты – судьба моя, ты – мое сердце.
Купол неб. Вода. Корабли.
Атлантический океан. Экватор.
1 сентября 1995
Домой
Иллюминатор – настежь!
Как снежно за кормой,
Какое это счастье:
Домой, домой, домой!
На койке деревянной,
Унылой, как черта,
Ворочается пьяный,
Не пивший ни черта.
Он с нею, с нею, с нею,
Он хочет одного!
Труба – и та краснеет
От помыслов его.
Отдраенный, отмытый,
Несется сухогруз,
В когда-то знаменитый,
Немеряный Союз.
А жены, жены, жены,
Прически берегут,
На трижды напряженном,
Бессонном берегу.
И шторм пути не застит,
И чисто за кормой.
Какое это счастье:
Домой, домой, домой!
Балтийское море. 24 сентября 1995
«Ты родилась…»
Ты родилась.
И земля стала красивей
На пять человек.
Я могу все вообразить,
Кроме одного:
Что этого не случилось.
Красково. 10 мая 1992
«Тебя так много было…»
Тебя так много было,
А я был тощ, как хвощ.
Но ты меня любила
Во всю, признаться, мощь.
Потом случилось вот что:
Я быстро стал жиреть,
А ты, как бы нарочно,
Уменьшилась на треть.
Теперь одни остатки,
Как опустевший зал…
Но мне остатки – сладки,
Как Лермонтов сказал.
Москва. 17 января 1993
«Ветер дереву выламывает руки…»
Ветер дереву выламывает руки.
Спит жена.
Спят сыновья мои
И внуки.
Где-то пламя поднимается и пышет,
Их дыханье даже ткани не колышет.
Я готов сказать бессоннице спасибо,
Я готов ей даже радоваться, ибо
Я впервые согреваюсь, понимая,
Чем вращается юдоль моя земная.
Москва. 24 декабря 1994
«Поразительная веха…»
Поразительная веха:
Без торжественных речей
Вот уже почти полвека
Спит у мужа на плече.
Исключительно на левом,
А на правом – никогда!
В первый раз ложилась девой,
Встала дамой, господа!
Дальше – дети,
Дальше – внуки,
Кухня, стирка да шитье,
Вовремя погладить брюки…
Дом, работа…е-мое!
Только ангелы без гнева
Обсуждают при свече:
– Быть не может,
Все на левом,
Поглядите, на плече!
Москва. 24 апреля 1996
«Голубизной наполненная чаша…»
Голубизной наполненная чаша
И мы на дно ее погружены,
За что судьбу благодарить должны:
Уже темно, а свет все не погашен.
А чашу охрой выкрасил ноябрь,
А наверху зеленой краской – ели
Как хорошо, что мы сюда успели,
Как хорошо, любимая моя!
Кисловодск. 14 ноября 1996
«Скамейка на двоих…»
Скамейка на двоих
Нас в полдень привечала,
Нежданная, как стих,
На тропке одичалой.
Была в руке рука,
И мысли были вместе.
Два старых голубка
Сидели на насесте.
Переделкино. 11 марта 1997
Майе
Мы остались с тобою один на один,
Ты моя госпожа,
Ну, а я господин,
Только все это где-то далече.
Нам никто не поможет,
Никто не спасет,
Только ты, только я,
Если нам повезет,
Если то, что сегодня —
Не вечер.
Но покуда мне жить
На планете дано,
Я с тобою всегда и во всем
Заодно,
И тебе это тоже известно.
И пока существует любовь на Земле
Ты ее отражение.
Даже во мгле
Для меня ты сияешь воскресно.
Москва. 25 апреля 1997
«Я помню этот славный путь…»
Я помню этот славный путь,
Я помню этот сладкий путь,
Казалось, не снега по грудь,
А цвет черемух.
Мне в пояс кланялись дома,
Мне птицы пели задарма,
И ты могла сводить с ума,
И я не промах.
Так отчего тогда, скажи,
Холодный ветер закружил,
Как будто я с тобой не жил
Под небом самым.
И не касался жарких щек,
И не твердила ты:
– Еще!
Когда все двери на крючок
И настежь рамы!
Ты отвечаешь:
– Не беда,
Но подступили холода,
И голова твоя седа
Не без причины.
А я ору:
– Неправда, нет!
Ты для меня в окошке свет,
И я сегодня твой поэт —
И до кончины!
Москва. 1995
«Подоконник холодный, как лед…»
Подоконник холодный, как лед.
И больничная койка плывет,
Так покинуто, так одиноко!
Я у Бога тебя отмолил,
Утро каждое с ним говорил
Я словами Пророка.
Будто маятник
Вечных часов,
Как в молитвах моих праотцов,
Я качался, качался, качался,
Чтоб слова обратились во плоть,
Чтоб простер Свою руку Господь,
Чтобы морок умчался.
1998–2003
«Мы собирали грибы…»
Мы собирали грибы
Во дворе хирургии
Нас отделяли от города
Стены нагие.
Травы росли,
Орошенные болью и плачем…
Мы собирали грибы
И мечтали о нашей удаче.
Нам на двоих
Сыроежек конечно же хватит
На кипятильнике их
Ты готовила после в палате
Снова сирень,
Но, увы,
Времена наступили другие…
Помнишь:
Пестрели грибы
Во дворе хирургии?
Москва. 15 июня 2002
«Какая боль!..»
Какая боль!
Какая злая боль.
Поверишь ли,
Мне некуда деваться,
Не спрятаться,
Прохожим не назваться,
Не выучить спасительную роль.
Любимая,
Откуда столько слез?
Поверишь ли,
Я каждый вечер плачу.
Любимая,
Я не могу иначе,
Я до разлуки нашей не дорос.
Москва. 2003
«Простите меня, сыновья…»
Простите меня, сыновья,
И внуки, пожалуйста, тоже,
Что маюсь по прежнему я,
До слез, до озноба по коже,
Что я до сих пор не могу
Смириться с бедой неизбежной,
Что все перед нею в долгу,
Моей ненаглядной и нежной.
Кисловодск. 5 октября 2004
«Когда приехали впервые в Кисловодск…»
Когда приехали впервые в Кисловодск,
Зашли сюда впервые выпить воду.
Светило солнце. Не было народу.
И жизнь была податлива, как воск.
Веселый, обихоженный Кавказ,
Нарзанное дыхание бювета.
А был это все в последний раз,
В последний раз случилось с нами это.
Кисловодск. 7 октября 2004
«Мне не спалось в твоей квартире…»
Мне не спалось в твоей квартире,
Как впрочем, всюду не спалось,
Где я касался лучших в мире
Ее каштановых волос.
Собаки лаяли. Светлело,
Весна стучалась о стекло,
Ее божественное тело
Струило нежное тепло.
И я не выдумал такое,
Все это было наяву…
Не нахожу нигде покоя.
Не нахожу.
А все живу…
Феодосия. Утро 14 мая 2005
«А здесь ты не была ни разу…»
«А здесь ты не была ни разу
Со мной…»
Твержу одну лишь эту фразу,
Больной.
Где кейсарийские обломки
Камней,
Не долетит твой голос звонкий
Ко мне
Мне говорить с самим собой
Впредь.
Мне не даровано судьбой
Переболеть.
Кейсария – Кфар-Саба. 19 декабря 2004
«Я умру на бегу…»
Я умру на бегу
Это будет, наверно, пристойно,
Потому что я с самого детства
Куда-то бежал,
Потому что родился в стране,
Где всегдашние войны,
И за каждым забором
Твой недруг, казалось, лежал.
Но я в этой стране счастлив был,
Как нигде на планете,
Потому что с любимою жил,
Потому что с друзьями дружил.
Я умру на бегу.
Вы меня помяните в буфете.
И прочтите стихи.
Те, что я мимоходом сложил.
Москва. 6 марта 2005
«Отвыкаю от тебя…»
Отвыкаю от тебя.
От твоих прикосновений,
Взглядов, недоразумений…
Привыкаю без тебя.
Может, встретимся?
Бог весть.
Не хочу ни бить посуду,
Ни искать тебя повсюду.
Пусть все будет так, как есть.
Пели песню неспеша,
Видно, слишком долго пели.
В синем небе млеют ели.
Жизнь, как прежде, хороша.
Москва. 2004
«Зеленый туман…»
Зеленый туман
Опустился на кроны
На Малой Ордынке,
Остоженке,
Бронной…
На улицах, где
Дерева сохранили
Московские сказки,
Московские были.
Где я ощущаю
Непрочное счастье.
Где старое сердце
Не рвется на части…
Москва. 30 апреля 2005
Нене
А теперь я не нужен тебе,
Я теперь одинок, как Тибет…
Ни на завтрак,
Ни даже на ужин
Я тебе совершенно не нужен.
А была золотая пора,
Это, кажется, было вчера:
Зеленел колосок,
И звенел голосок,
И с утра начиналась игра.
Это слово волшебное:
«Дед» —
Словно вешнего солнца привет!
И куда я спешил
В пятьдесят с небольшим,
Когда был недостаточно сед?
Что теперь?
Ожидание дня,
Когда даль распахнется, звеня,
Когда провод задышит,
Когда сердце услышит,
Что ты вспомнила вдруг про меня.
26 января 2002
Нене
Щелкает счетчик,
Следит за лавиною.
Щелкай, пожалуйста, не уставай.
Снова я вижу квартиру старинную,
Наш коммунальный, взлохмаченный рай.
Вижу я утро морозное, снежное,
Ты коридором на кухню идешь.
Нет, не идешь, ты танцуешь,
Ты нежное,
Самое нежное что-то поешь.
Слово одно различаю я:
«Внученька!»
Крепко целую у всех на виду…
……………………………
Так ты явилась к нам
Солнечным лучиком
В обыкновенном таком-то году.
Ты извини сантименты излишние,
Я понимаю, что жизнь непроста,
Я не надеюсь по воле Всевышнего
Топать по белому свету до ста.
Вот и спешу на прощание
Высказать,
Снова слова говорю невпопад…
Смотрит луна
На слова мои искоса,
Душу мою теребит звездопад.
Кфар-Саба. 31 января 2008
Сонечке
Красивее роз Шарона
Мне цветы не попадались
И к тому же этим розам,
Говорят три тыщи лет,
Говорят, что розы эти
Суламифи улыбались
И на фресках Иудеи
Их немеркнущий рассвет.
Уверяют специалисты,
Что ослабла оборона,
Экономика ни к черту
И арабы у дверей…
Но по прежнему смеются
Розы дивные Шарона
Если только их коснуться
Руки наших дочерей.
Кфар-Саба. 8 февраля 2006
«Говорила о детях, о муже…»
Говорила о детях, о муже,
О вечности,
Преисполнена радостной
Добросердечности.
И советы давала
С улыбкой, как правило.
Всем, кто только не просит.
Себе не оставила…
До сих пор еще вижу,
Встречаю на улице
Тех, кто вспомнив ее
Говорит и волнуется.
Потому что была она
Самая-самая…
И не только семью озаряла
Звезда моя…
Москва 22 мая 2005
«Бухты одни и те же…»
Бухты одни и те же,
Одни и те же заливы…
Наверное на побережье
Я стал бы опять счастливым.
Этот соленый воздух
И днем и ночью вдыхая
Я вспоминал бы бесслезно
Тебя, моя дорогая.
Рокпорт. 6 июня 2005
«Мне мама даровала слух…»
Мне мама даровала слух,
А он не нужен оказался
Я нот не выучил и двух
Живя от галса и до галса.
И все же музыка была
В моей душе на всех широтах
Как незаметные крыла
Непоэтического флота.
И строки строились в ряды
Под грохотание наката.
И я в двух метрах от воды
Писал о девушке с Арбата…
Москва 8 августа 2005
«Ни грусти…»
Ни грусти,
Ни злобы,
Ни страха.
Один безразмерный покой.
Чирикает черная птаха
Над белой моей головой.
И боязно даже движеньем
Нарушить блаженную тишь
Где жизни моей отраженьем
Ты в синюю воду глядишь.
Ничто не воскреснет из праха,
Не скажет, хоть в голос завой…
Чирикает черная птаха,
Опять над моей головой.
Пляж. Бостон. 8 июня 2005
«Тишина. Голоса за окном…»
Тишина. Голоса за окном.
Может быть, говорят об одном:
О домах, где тепло по утру,
И о том, что знобит на ветру.
Ну, а вдруг,
Ну, а вдруг,
Ну, а вдруг,
Я услышу твой голос, мой друг?
Ну, хотя бы на пару часов,
Среди хора чужих голосов,
Раздвигая дремоту и темь,
Он войдет в наступающий день.
Но, увы, и на четверть часа
Не случаются здесь чудеса.
Тишина.
Мой товарищ сопит,
За стеною Звенигород спит.
И опять.
И опять я один.
Как еще до тебя,
Среди льдин.
Москва. 2004
«Ну вот и закончилось лето…»
Ну вот и закончилось лето,
Где не было вовсе рассвета,
Один бесконечный закат.
Где вовсе истаяло тело,
Которое пело и грело,
Которое душу согрело,
Не месяц – полвека назад.
А я отвергал неизбежность,
Я верил в последнюю нежность,
В безумное слово: «Живи!..»
Ты видишь меня, золотая?
Скажи, до тебя долетают
Слова бесконечной любви?
Было
Когда тебе стало вдруг невмоготу,
Когда я проснулся в холодном поту
Предчувствуя боли и муку,
Я вдруг различил,
Как по ночи слепой,
Ты снова идешь
Васильковой тропой
И арфы послышались звуки.
И я ощутил каждый шаг твой в ночи,
И каждая клетка кричала:
– Молчи!
Мгновенье – и снова отрада.
Но вянули звуки,
Как вянут цветы
И был и во власти
Больной маяты
Когда даже ласки не надо.
Москва. 2004
«По эскалатору – и вверх…»
По эскалатору – и вверх,
Где птичье пенье,
Зеленоглазый фейерверк
Листвы весенней,
Где наших внуков голоса
Всего слышнее,
Где мы с тобой на полчаса
Одни в аллее.
Как это, в сущности, старо…
Но слышу, грешный,
На каждой станции метро
Твой шаг поспешный.
Свистела флейта, пел гобой,
Труба трубила.
И ты тогда была со мной.
И счастье было.
Москва. Апрель 2006
«Мне скоро не с кем…»
Мне скоро не с кем
Вспомнить будет
И даже переговорить.
Уходят мне родные люди,
За нитью следом рвется нить.
Кому сегодня расскажу я,
Что снова видел я во сне
Палату шестьдесят восьмую,
Больничный корпус по весне…
С кем поделюсь,
Как ты смеялась,
Когда вбежал я наугад,
Что позабыл такую малость:
Какого цвета твой халат.
……………………………
Но я приду к тебе по следу
И грянет радостная дрожь!
И никуда я не уеду,
И никуда ты не уйдешь.
Москва. 15 октября 2007
«Сыну пятьдесят шесть лет…»
Сыну пятьдесят шесть лет.
Это возраст, я не спорю
Вот и думаю порою,
Что былого больше нет.
Больше нет уже давно,
А я даже не заметил,
Что уже не нужен детям,
Как прокисшее вино.
Я теперь как раритет,
Экспонат почти музейные,
И меня благоговейно
Препроводят на тот свет.
Вставят в рамку за стеклом
Чтобы внук припомнил тоже,
Как с морщинистою рожей
Я в его стучался дом.
Так что, милый мой, смирись,
Так придумано Всевышним
До свиданья, третий лишний,
Здравствуй, молодая жизнь.
Москва 4 июня 2007
«Человечество вряд ли…»
Человечество вряд ли
С уходом моим оскудеет,
Но мечтаю остаться
Я в памяти внуков моих.
И еше я надеюсь,
Что некий потомок сумеет
Отыскать среди прочих
И мой незатейливый стих.
На планете Земля
По иному, увы, не бывает,
Бесконечным погостом
Несется израненный шар
Но он цел потому,
Что его до сих пор согревает
Всех рожденных на нем
Никуда не исчезнувший жар.
Москва. 21 сентября 2007
«Дорога мне станции кажет…»
Дорога мне станции кажет,
За окнами дуют ветра.
Никто даже в полдень не скажет,
Что мне просыпаться пора.
И спутникам вовсе нет дела
Куда и зачем мы идем…
И каждое бренное тело
На полке, как в склепе своем.
Дорога, твоим перегонам
Я верен покуда живой,
Купейным и общим вагонам
Ныряющим в холод и зной.
И все потому, что хочу я
В закрытом окне рассмотреть,
Как вольные птицы кочуют,
Как льется закатная медь.
Поезд Москва-Новороссийск. 25 апреля 2008
«Всему приходит срок…»
Всему приходит срок,
Былинка срок имеет.
И тот не одинок,
Кто это разумеет.
Он знает:
Чисел ряд
Его сопровождает.
И числа говорят,
Чем он располагает.
Да славится Творец
Отныне и вовеки,
Не тем, что наконец
Явились человеки,
А тем, что он явил
Спасительные числа.
И этим сохранил
Наш мир,
Лишенный смысла.
Адлер. 12 ноября 2007
«Я погладил изгородь живую…»
Я погладил изгородь живую,
Можжевельник, стриженный под ноль…
В этом доме больше не живу я,
Мучит незалеченная боль.
Не забыть, как в первый раз приехал,
В эту пору счастлив был я впрок…
Потому что ночью слышал эхо
Радостного: «Ты не одинок».
И она со мною в доме этом
Пусть хотя бы месяц, но жила…
По Москве метелица мела,
А в Кфар-Сабе веселилось лето…
И надежды крохотная птица
Норовила на ладони сесть.
Этот дом не перестанет сниться,
А приду ли я еще… Бог весть…
Кдумим. 21.01.2009
«Воскресни и снова умри я…»
Воскресни и снова умри я,
Всегда, до скончания дней,
Пребудет такой Самария,
Как в день, когда встретился с ней.
Все те же холмы и долины,
Где камня извечная мощь,
И те же кувшины из глины
В прохладе оливковых рощ.
И там, где тропинка любая,
Найдется твой письменный стол,
Над ним тишина голубая,
Под ним ливнем вымытый пол.
И думать не надо о чуде,
Оно у тебя на дому…
Но как заражен многолюдьем!
Но как тяжело одному!
Кдумим. 12 января 2009
«Больше в мире никем не любим…»
Больше в мире никем не любим
Кое-как доживаю свое
Укрываюсь я пледом твоим,
А над домом кружит воронье.
И накатит такая тоска,
Что как выход:
Скорей бы конец…
Как любил я тебя,
Как ласкал,
Не расскажет ни сын,
Ни отец…
Есть свидетельство с черной каймой
И на нем имя, дата, печать…
Остается ночами кричать:
«Отчего ты сейчас не со мной?!»
Кдумим. 9 января 2009
«Твое дыханье рядом…»
Твое дыханье рядом.
Неужели
Я должен был седины заработать
И волосы украсить сединой,
Чтобы понять:
Во всем подлунном мире
Единственная формула для счастья
Вот эти три
Невероятных слова:
«Твое дыханье рядом».