-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Сергей Аршинов
|
| Печальной маски полукруг
-------
Cергей Аршинов
Печальной маски полукруг
СТИХИ
Сборник посвящается моей учительнице русского языка и литературы Анне Александровне Трескуновой
Аршинов Сергей – поэт, член Союза писателей-переводчиков при Союзе писателей России, Международного общества им. А.П. Чехова, соавтор многочисленных поэтических сборников, номинант литературного конкурса «Книга Года» 2012.
Печальной маски полукруг
«Убывающей Луною – Рот Пьеро… »
С. Аршинов
В этом мире существует тонкая незримая нить, связывающая всех поэтов между собой, при этом задача каждого поэтического голоса привнести в огромный цветной (нерукотворный, но непрестанно ткущийся) ковер поэзии что-то свое, присущее только ему. На творчество Сергея Аршинова, как мне кажется, в большей степени повлияло поэтическое наследие А. Блока. Конечно, в сборнике читатель найдет стихотворения, посвященные и другим поэтам – А.С. Пушкину, С. Есенину, А. Вознесенскому, Е. Евтушенко, но в отдельную часть книги Сергей выделил именно посвящения Александру Блоку, да и любимые его персонажи – «Пьеро и Арлекины», живущие в «современном балаганчике». Что объединяет автора с великим поэтом Серебряного Века? Ответ звучит в строках стихотворения «Александру Блоку»: «Опять влечет тоска невнятная К тому, чего на свете нет…» И кажется, последующие строки, описывающие последние дни жизни А. Блока, Сергей будто прочувствовал сам и пишет о себе и о Блоке одновременно: «Поэту не хватает воздуха, И дни поэта сочтены…».
Мир в стихах Сергея Аршинова предстает довольно-таки жестоким и мрачным, где «все к кормушкам стремятся», очень часто автор режет слух жесткостью и не старается ее сгладить, потому что Слово должно быть живым: «Когда умирает Слово, на смену приходят штампы…» И автор буквально жонглирует словами в стихотворении «Морфы формы», посвященное поэту Славе Лен: «Заела/Егоза/За тело/Тело за». Сами же поэты, вернее, их сердца похожи на марионеток в кукольном театре судьбы: «Поэтов сердца Ахиллесовы, подвешенные за ниточки…».
Еще один лейтмотив сборника – созвучие души автора с наследием В. Высоцкого, И. Талькова и В. Цоя, а также с «героями ленинградского рок-подполья 80-х» {«Прошлое прогоркло, Пора, пророк! Порка порока. Русский рок… »), ведь он признается, у них – «группа крови одна», и они «пишут на заборе: «Ты не умер, Тальков», поминают Цоя и призывают каждого оставаться собой: «Кто хочет быть таким, как Цой? Попробуй стать самим собой. Останешься самим собой – Ты станешь Цоем.»
Конечно же, многие стихи этого сборника посвящены известным людям, но мы находим и слова, обращенные к обычным простым смертным, близким и знакомым автора, которых он не только вспоминает, но и просит о них у Бога, что не может не вызвать уважения читателя: «Просто прошу Родину: Радости дай родичам. Всей семье дяди Володиной, Дяди Толи сиротам-дочерям. Слезно молю Провидение дать матерям просимое. Там – Антонине Сергеевне, Здесь – Антонине Васильевне.»
Кто же такой, Сергей Аршинов? Его портрет четко вырисовывается (строчка за строчкой) в стихотворении «21 сентября 2009». И вот пред нами предстает его Храм Души, в который мы осторожно заглядываем в чуть приоткрытую дверь, ведь этот Храм обычно «закрыт от взглядов посторонних», и первое, что бросается в глаза, – царящий в нем полумрак, дающий ощущение горечи, обиды, опустошенности и усталости: «Мой взгляд угрюм, на сердце милосердья – Тяжелый груз. Темно от дум… Мне чашу предлагает На дне печаль… Никто, обидев, не просил прощенья, А я просил… » Несмотря на, казалось бы, полное разочарование и безысходность, мы внезапно находим слова, свидетельствующие о том, что автор все-таки принимает жизнь и свою судьбу такой, какая она есть, что удается далеко не всем людям: «А я шепчу, что жизнь, на самом деле, – Так хороша.» Действительно, сложно не потерять надежду на светлое будущее, когда жизнь постоянно хлещет тебя «наотмашь по щекам», в то время как кому-то дается все в этой жизни легко и очень просто, но Сергей Аршинов продолжает надеяться, верить и любить, и, как мне кажется, неслучайно выбирает для читателя последнее стихотворение в книге, где сопоставляет себя с образом «идеального парня» своей девушки: «Все делает он лучше, Гораздо лучше меня. Мне кажется, он – лучик, А темное царство – я. <…> Но пусть та моя девчонка Полюбит все же меня.» Стихотворение названо автором «Детские стихи» не без доли иронии над самим собой, но сразу же после его прочтения вспоминается фраза Христа: «Будьте как дети, ибо они наследуют Царствие Небесное…»
В заключении хотелось бы процитировать простые и мудрые строки Сергея Аршинова, которые говорят о долгих поисках смысла жизни и найденном им ответе как для себя самого, так и в качестве пожелания всем людям на земле:
А вы просто живите.
Надо жить, чтобы жить.
Александра Крючкова,
поэт, прозаик, член Союза Писателей России
лауреат международных конкурсов в области литературы
Часть 1
Театральный этюд
***
А на лице у Арлекина —
Печальной маски полукруг,
Ведь он по воле господина
С Пьеро попал в один сундук.
Сундук закроют, отодвинут,
Чтоб дать актерам поостыть.
И лицедеи маски снимут —
Начнут друг другу лица бить.
Сегодня изменилась труппа.
Нашла хозяйская рука
Два улыбающихся трупа
На дне большого сундука.
***
Навзрыд хохочет Арлекин
Над кротостью и простодушьем.
С холодным, сытым равнодушьем
Смеется злобно Арлекин.
Пьеро печален, прям и тих, —
Но никому его не жалко.
Среди всеобщей перепалки
Пьеро стоит, угрюм и тих.
В ночи, маяк всем маякам,
Луною бледный лик восходит.
А весельчак в бессильной злобе
Его —
наотмашь,
по щекам!
Капитан Фракасс
актеру Олегу Меньшикову
Помилуйте, куда же Вы, барон,
Неужто наплевать на мненье света?
Поступком Вашим всякий поражен:
Увозит вдаль повозка – не карета.
Иссушенный злодейкою – тоской,
Похожи Вы на аиста немного.
Но хорошо, что шпага под рукой —
С такой подругой можно и в дорогу.
Замерз в пути бедняга Матамор.
Взойдет теперь на райские подмостки.
Бахвалу крикнет: «Браво!» стройный хор —
Заплаканные Ангелы – подростки.
А Вы, барон, замените его
Не Херувимам – людям этим грешным.
Ваш капитан красив, как божество,
Да все смеются тут над ним, сердешным.
И бросит Вас, Фракасс, в холодный пот,
Когда заржут в лицо хлыщи и франты.
А окончательно и наповал добьет
Усмешка недоступной Иоланты.
Но Изабелла – Ангел во плоти!
Поймет, не оскорбит и не осудит.
Актер – барон, раздавленный почти,
Поймет, что значат «маленькие люди».
Тиранов – много, но Тиран – один,
И Блазиусов-пьяниц – единицы.
Хитер по-лисьи каждый господин,
Но плут Скапен – хитрей любой лисицы.
И друг на помощь смело поспешит,
Когда за место в жизни будет драка.
И ненависть звездою заблестит
На острие клинка де Сигоньяка.
…Благополучно завершен роман:
Лукавый Гименей пробился к власти,
«Тиранит» всех теперь добряк Тиран,
Ну а супруги предаются страсти.
Но здесь у нас не осуждают ложь,
На теле смело делают надрезы,
И восхищается слепая молодежь
Оправданным коварством Валломбреза.
Уже на ком–то смокинг, даже фрак…
Наряд немоден скромный и неброский.
…Вы позвоните мне, де Сигоньяк,
Когда в ночи приедет к Вам повозка?
***
И сдернул маску Шут усталый,
Лишь звякнули два бубенца…
Презренного шута не стало:
Актер не изменил лица.
Принц день за днем меняет маски,
Чтоб трон наследовать отцов.
Но он сорвет в финале сказки
Отнюдь не маску, а лицо.
Часть 2
Трудно
О простоте
Зачем для мыслей картотеки?
Зачем сшиваются листы?
А ныне, присно и вовеки —
Для красоты, для простоты.
На все, что так по сути сложно,
Наклеивают ярлыки.
Ну вот и над тобой безбожно,
Вовсю хохочут знатоки.
И не надейся – не воскреснешь,
К листу пришпилен и распят.
А если вырвешься, исчезнешь,
Простак опять же будет рад.
Нет места в корабельной роще
Под корень срубленным стволам.
Так что же, сделаться попроще
Или исчезнуть? Думай сам.
Сброс
Девочки мальчики весело всем
Все улыбаются каждый для всех
Все оценили старания всех
Вольности вольности все здесь свои
Сброс
Все формируют сознание всех
Все к всем приходят узнать что почем
Кто-то сказал не хочу быть как все
Все засмеялись весело всем
Сброс
Кто-то задумался может он прав
Все это все а я это я
Мысль эту лучше держать при себе
Волю на вольности легче сменять
Сброс
Все знают все все знают всех
Все не как все но все это все
Все формируют сознание всех
Все улыбаются весело всем
Сброс
Трудно
Трудно ломиться в открытую дверь,
Трудно в закрытую выйти.
Трудно всю жизнь жить, как загнанный зверь,
Трудно по-волчьи не выть.
Трудно на пляже зимой загорать,
Будто от этого польза.
Трудно рожденному ползать – летать.
Трудно рожденному ползать.
Трудно помочь лицемеру бревно
Вынуть из хитрого глаза.
Трудно увидеть в Европу окно,
Глядя в жерло унитаза.
Трудно идти добровольно на нож
Ради чего – непонятно.
Смело вперед, ведь общественный дождь
Смоет кровавые пятна.
Трудно в своей убедить правоте,
Не зарядив пулемета.
Трудно опору искать в пустоте
И еще верить во что-то.
Трудно не лгать, не буянить, не красть,
Трудно все делать как надо.
Легче, в толпе растворившись, пропасть,
Словно кристалл рафинада.
Повеселей!
Зачем в себе ты замыкаешься?
Раскрепощайся, будь смелей,
А то все каешься и маешься.
Повеселей – повеселей!
Да станет смех всеобщей истиной:
Все зачеркнет наискосок.
Да станет смех пробойным выстрелом,
Пусть даже выстрелом в висок.
Идут уверенно веселые,
Смеются на виду у всех.
И камнем падает на головы
Небесный смех, небесный смех.
Засмейся – будешь прав до донышка.
Вперед и вверх – не спи, не стой!
Но лужу обойди – там Солнышко
Блестит огромною слезой.
Перечитывая Маркеса
Мясник гладко выбрит, упитан, надушен и чист.
Мясник продолжает свой путь через бойню в курятник.
Мясник ставит подпись на вязью заполненный лист.
Мясник – генерал, а не потный усатый урядник.
Мясник любит книги намазывать на бутерброд,
Слова смаковать, те, что так солоны, а не пресны.
Мясник промокает салфеткой запачканный рот:
– Ах, как все не ново! Помилуйте, все уж известно.
Мясник обожает глаза на молочном лице,
Яичницу он запивает клубничной настойкой.
Известно ему, что в любом неразбитом яйце
Зародыш куриный, а в сущности, куры не стойки.
Хохочет мясник на лукулловых пьяных пирах
И масло надежды бросает в спагетти из мыслей.
И запахом затхлым плывет над застолием страх…
Но мясо свежо, и еще молоко не прокисло.
6 октября
Молча слизывать слезы
В предвкушенье строки,
Не бояться угрозы
И плевать на плевки.
Кто-то снова споткнется,
Кто-то снова толкнет.
Все на круги вернется,
И отменят полет.
Что нам делать, скажите,
Как нам путь проложить?
А вы просто живите.
Надо жить, чтобы жить.
Жить при полном обзоре
Фишкой у игроков.
И писать на заборе:
«Ты не умер, Тальков.»
Евгению Евтушенко
Все над всеми ехидно,
Скаля зубы, трунят.
И любому завидно,
Если кто-то богат.
А богатые манят
Кошельком под полой.
А богатые ранят
Ядовитой стрелой.
Все к кормушкам стремятся,
Все толкаются, прут.
Все чего-то боятся,
Все клевещут и врут.
Все довольны собою,
Всех признал коллектив.
Управляет судьбою
Недалекий актив.
Они шествуют гордо,
Честь несут, как ружье.
Мощной лапищей твердой
Целят в сердце мое.
Оплюют и облают:
Все – равны и вольны.
И в упор расстреляют
У стены, у стены.
Быть бессмертным – не в силе,
Но надежда моя:
Если это – Россия,
Значит, это – не я.
Часть 3
Александру Блоку
Современный балаганчик
На лицах – не маски, а мины,
А зрительный зал сердит.
И валятся арлекины,
Споткнувшись о камни сердец,
Которые бросило время
Руками толпы присутствующей,
Узнав, что потеря веры
Приятней потери рассудка.
Замечена Коломбина.
Теперь – игра на снижение:
Манерна, жеманна, картинна
До выстрела на поражение.
И сорваны покрывала —
Суть обнажена донага.
Но публике этого мало.
– На бис! – ревет балаган.
…Толпа, проглотив надежду,
Ринется в гардероб.
Там верхнюю всем одежду
Раздаст усталый Пьеро.
Весна в Царском Селе
«Сердце с дрожью бесполезной
Укроти.
Вихри снежные над бездной
Закрути.
Взор твой ясный к выси звездной
Обрати.»
А.А.Блок «Ее песни»
посвящается Марине Н.
Царскосельскою школяркой
Та весна
Шла на встречу в старом парке —
Влюблена.
Солнце, мостик и скамейка,
Гладь прудов.
Яркий лучик шалой змейкой —
На ладонь.
Рань, рассвет и расставанье,
Рябь реки.
Розы, радуги сиянье
И стихи.
…Жизни жуть жеманной жестью
Жмет и жжет.
Ласка липнет лживой лестью,
Ливнем льет.
Нет ключа в заветной дверке,
Ты – один.
Выпрыгнет из табакерки
Арлекин.
И закружит в снежном танце
Круговерть.
И поманит в новобранцы
Дама – Смерть.
Маской снежной улыбнется
Вновь Луна.
Только больше не вернется
Та весна.
Кубок с ядом – деловито:
– За невест!
И… – комедии финита,
Занавес.
Все – не вечно, все – не ново,
Все – старо.
Убывающей Луною —
Рот Пьеро.
И свеча – бескровной жертвой —
На канун.
И парад планет из мертвых
Бледных лун.
…Кто-то с розовою краской
Все смешал!
Сонмы звезд в блестящих масках —
Карнавал.
Только новою весною
Та звезда
Позовет вдруг за собою
Навсегда.
11 апреля 2010 г., Кузьминки
Чёрный всадник
«Закат в крови! Из сердца кровь струится.
Плачь, сердце, плачь…
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!»
А.А.Блок «На поле Куликовом»
И разом копья тяжкие взметнутся!
Закат – вдали.
И неутешно о родную землю бьются
Степные ковыли.
И хмурый лик Спасителя со стяга
Посмотрит вслед.
Расправит крылья сердце под сермягой:
Назад дороги нет.
День ясный выдался, и Солнце освещает
Степную даль.
Он первый вызвался, и сердце предвкушает
Чужую сталь.
Душа крылатой птицею взметнется
До облаков.
И кобылица в русский стан вернется
С убитым седоком.
Останется в седле после удара
Он как живой.
И войско русичей стремительно и яро
Рванется в смертный бой.
Смежил глаза под схимою – шеломом,
Копьем пронзен.
А всюду над Непрядвою и Доном —
Мечей и сабель звон.
Кому охота солнечной порою
Лезть на рожон?
Темир Мурза предстал перед ордою,
С седла в ковыль снесен.
Сапог запутан в стремени, и тело
Влачит скакун.
А в небе вдруг виденье: оголтелый,
Без седоков табун!
И ниц падет игумен пред Пречистой
В тени креста.
Закат багров над степью серебристой
И ханской сабли сталь.
Но вечен род. И вечная молитва,
И вечный пост.
И снова инок начинает битву.
И многих ждет погост.
И мать умоется горючими слезами.
И скорбен лик.
И чернецы в мольбе пред образами.
И лютый враг возник.
Уюта нет, покоя нет. Но что же
Сегодня есть?
Одежды черные броней укроют кожу,
На схиме – белый крест.
И сердце во мгновение взорвется!
Броня крепка…
Но кобылица в княжий стан несется
Вернуть им всадника.
18 мая 2010 г., ночь
21 сентября 2009 года
посвящается храму Рождества Богородицы в Старом Симонове
Мой взгляд угрюм, на сердце милосердья
Тяжелый груз.
Темно от дум, ненужное усердье —
Трудов союз.
Мой путь далек, дорога убегает.
Как тайна – даль.
И вот итог: мне чашу предлагает
На дне печаль.
В земле зарыт, запрятан и схоронен
Мой скудный клад.
Мой храм закрыт от взглядов посторонних
Среди оград.
Зевнув, продаст, не ощущая грусти,
Шеф за пятак.
В ночь Пасхи сквозь людскую стену впустит
Сюда земляк.
И если призовут пред Судиею
Держать ответ,
То скажет: «Не cтрашись, иди за мною…»
Мой Пересвет.
Моя струна оборвана внезапно
Моей тоской.
Моя страна обобрана стократно
Чужой рукой.
Моя душа измучена, больная;
В томленье – дух.
Но все равно гармониям внимает
Мой чуткий слух.
Моя мечта хмельная смехотворна,
И все – обман.
Обязанностей список переполнен
И пуст карман.
Мои подруги требуют общенья,
Но нету сил.
Никто, обидев, не просил прощенья,
А я просил.
Нещадна тяжесть, часто непосильна —
Мой тонок стан.
Все думают: раз выжил, так двужильный,
Но я устал.
Не понимают, как в подобном теле
Живет душа.
А я шепчу, что жизнь, на самом деле, —
Так хороша.
Есть интерес ко мне? Обычно шкурный.
Глядит насквозь.
Взамен протянет вежливо, культурно
Без мяса кость.
Все визави, как в зеркало, глядятся
В мое лицо.
Заставят через силу улыбаться
В конце концов.
Все мои ночи, как всегда, бессонны,
Хоть ночь тиха.
Лишь четверо немного благосклонны
К моим стихам.
В очах прекрасных, томных и коровьих
Обычно – бык.
В его глазах, моей налитых кровью,
Поисковик.
Тяжелой дланью сдавливает сердце
Мне боль потерь.
Тяжелой данью облагают дверцы.
Куда теперь?
Сегодня наступило. Ну а завтра?
Вот в чем вопрос.
Чья сила тебя выдернет внезапно
Из-под колес?
Кого твоя судьба обеспокоит
В последний миг?
…В тот день ты был Той взгляда удостоен,
Чей светел лик.
25 апреля 2010 г., Неделя о расслабленном
Александру Александровичу Блоку
Храня свой дар, почти утраченный,
Темней, чем невская вода,
Он шел, Любови предназначенный,
Из ниоткуда в никуда.
Текла дорога бесконечная,
И ночь на лик бросала тень.
Бессонница, подруга встречная,
Встречала бесполезный день.
Входя под храмовые своды,
Приникнув к мрамору челом,
Шаги беззвучные свободы
Он слышал, обретая дом.
Туман сознанья помраченного
Спускался тяжкой пеленой.
И ночь своей крылаткой черною
Вновь укрывала город свой.
Пред ним – стена тумана ватная,
За ним – нежданная весна,
Недостижимо непонятная,
Над ним – холодная Луна.
Мечтами тянется и грезами
К тому, чего в сем мире нет.
Меж его вечными вопросами
Неясно брезжит странный свет.
Луна осклабится надменная,
Вода темна меж двух огней.
Лишь изредка мигнет Вселенная
Огнями бледных фонарей.
Ее неясное предчувствие,
Томленье духа и души.
Ее незримое присутствие,
Ее невольный вздох: «Дыши!»
В бездушной бездне безымянной
Изыска бесполезен иск.
А в безвоздушности обманной
Бессмысленно кривится диск.
Его сознанье слышит музыку,
Ее сознанье видит сны.
Поэту не хватает воздуха,
И дни поэта сочтены…
…Опять Луна на Солнце – пятнами,
И вечер выключает свет.
Опять влечет тоска невнятная
К тому, чего на свете нет…
25 марта 2010 г.
Пьеро, невеста, арлекины
Александре Крючковой
на ее книгу «Марина. Анна. Александра»
Пьеро, невеста, арлекины,
Сюзанна, Фигаро, Фаншетта.
Скапен, Зербина, Труффальдино.
Тибальт, Ромео и Джульетта.
Фракасс, Леандр и Смеральдина,
Белломбр, Матамор, Бригелла,
Клеант, Клариче, Коломбина,
Бенволио и Пульчинелла.
Офелия, Лаэрт, принц Гамлет.
Эль матадор и Карменсита.
Мальволио, Фальстаф и Макбет.
Тарталья, Агостен, Чикита.
Ковьелло, Скарамуш и Дзанни,
Рагонда, Доктор и Фантеска.
Шут, Сганарель и дон Джованни,
Лабриш, Паоло и Франческа.
Орацио и Панталоне,
Субретка, Флавио, Жакмен.
Флориндо, Гремио, Распони.
Графиня, Германн, Сен – Жермен.
Гуан, дон Карлос, Инезилья,
Клеант, Эльмира и Дамис.
Хлоя и Дафнис, Щен и Лиля,
Сашура, Люба и Борис.
…Парис, Елена, Киферея,
Сивиллы, Мойра и Кассандра.
РОССИЯ, ЛЕТА, ЛОРЕЛЕЯ…
Марина, Анна, Александра.
1 апреля 2010 г.
Часть 4
Миниатюры
***
Напрасно, милый, трепыхаешься,
Сам видишь – некуда бежать.
Но зря об этом сокрушаешься:
Кто не упал, тому не встать.
Уже советуют подвинуться,
Уже поднявшийся не рад.
Все одинаково поднимутся,
Все одинаково стоят.
Раскольников
Попытки тщетны —
не пытайся
Презрев закон,
подняться ввысь.
Упал – лежи,
не поднимайся.
Пускай в грязи
проходит жизнь.
Ты, с чистотой и грязью
в ссоре,
Живешь
всему наперекор.
И аргумент
в неравном споре
Все тот же —
под полой топор.
***
Мечты насилуя, зеваешь,
Героем времени слывешь.
Умело с ног людей сбиваешь,
По ним идешь, по ним идешь.
Плевать на эти горе-шпалы:
Они упали – пусть лежат.
Но глаз бездонные провалы
Стволами в рот тебе глядят.
И грянут выстрелы, а поезд
Промчится, кости раздробя…
Так изнасилованная совесть
Сотрет с лица земли тебя.
***
Вусмерть упившейся
Правде своей
И опустившейся
Крикнул: «Не смей!»
Гнев этот праведный
Та приняла.
Стала рентабельной…
И солгала.
***
Иные оставляют след,
Те – наследили.
Поэтов русских просто нет.
Их всех убили.
Пиши: огрехи – не грехи.
Но вот законный,
И вместо русского в стихи —
Дух самогонный.
Антонимы
Тьма
Светлой личности,
Приятной во всех отношениях.
Свет
Темной лошадки,
Сорвавшейся с поводьев.
Ложь —
Пышнотелая и безликая
И оттого желанная оторва.
Правда —
Ласково отторгнутая
Мать-одиночка.
Порядок,
Хозяйски заглядывающий
И бьющий ниже пояса.
Бедлам,
Рождающий гармонию
Музыки Харрисона.
Энергия,
Такая земная,
И только поэтому
Уходящая в землю.
Покой,
Такой неземной,
И только поэтому
Вечный.
Рацио и социум
Рацио бледен и холоден,
Социум свеж и румян.
Рацио темен и опытен,
Социум светел и пьян.
Рацио радует разница,
Социум – волшебство.
Рацио празднует Радуницу,
Социум – Рождество.
Забудьте, господа…
Забудьте, господа, забудьте
Нагую суть избитых слов!
Идите, господа, и будьте
Творцами самых смелых снов.
К барьеру, господа, к барьеру!
Не зарядили пистолет.
Карьеру, господа, карьеру!
Дела, дела, а дела… нет.
Часть 5
Посвящения
Осенний месяц
Сергею Есенину
«Я потерял равновесие.
И – знаю сам —
Конечно, меня подвесят
Когда-нибудь
к небесам!»
С.А.Есенин
«Страна негодяев»– Номах
Глядится осенний месяц
В холодный зимний рассвет.
Но не теряй равновесия,
Пой песню, поэт!
Гроза, как каменья брани,
А заметь, как крик: «Убей!»
Нет пророка в Рязани:
Умолк Есенин Сергей.
Уж ярлыки навесили
К светлым его образам.
Со всеми уравновесили,
Путь перекрыв к небесам.
Вот звезды валятся с неба
В Лету и в забытье.
Но брезжит осенним рассветом,
Есенин, имя твое.
Обрюзг этот город вязевый:
Велеречивая вязь.
Ты был рожден, чтобы связывать…
Связь времен порвалась.
Теряешь, поэт, равновесие…
Кто удержит? Петля?
Жизнь отдана за песню —
Голос звучит звеня.
Звон металла в глаголах
Железных новых времен!
«Сережа», – зовет колокольный
Тихий малиновый звон.
Нет в гололед равновесия —
Знаешь сам.
Ангел, услышав песню,
Душу рвет к небесам!
Пой же, поэт, весело,
Разверни тальянку, поэт!
…Падает желтый месяц
В холодный багряный рассвет.
Венедикту Ерофееву
Рассчитанным ударом, отработанным,
Сменив ну все из мыслимых харизм,
Крушит мне печень ласковый, заботливый,
Расхристанный и новый
романтизм.
Раскинув руки, я нелепо падаю.
В который раз уже. Ну а пока
Всех втайне собственным паденьем радую,
И мне навстречу – острая строка.
К земле пришпилен словом многоопытным,
А сверху, лопоча и гомоня,
Мир горний оглашая звонким хохотом,
Рассматривают
ангелы
меня.
Из них любимый, названный хранителем,
Протянет долу белые крыла.
Я поднимусь, сверх дозы стану мнительным
И вверх рванусь.
Нет, не вернусь – дела.
Cвеча Курёхина
Всего лишь на час ощущение крова
Эта электричка создаст.
Спасет:
От Финляндского до Комарова
Унесет.
А зачем сюда можно приехать еще
В день свободный среди недели мне?
Не на пляж, не к заливу, а на кладбище
К Анне Андреевне.
Сосны, солнце и дождик накрапывает.
Высокий перрон.
Я не предполагал, что мемориал Ахматовой
Так удален.
Пристаю к старожилам, странный тип,
Не жду чудес.
На вопрос банальный: «Как пройти?»
Ответ: «По шоссе через лес.
Хоть слева и справа – жилые дачи,
Ты с лесом – один на один.
Но никуда не сворачивай:
Только
прямо
иди.»
Обгоняют велосипедисты одинокие —
Открыт пляжный сезон.
А мне вспоминаются ее строки,
Глаголы времен.
Этот пеший поход – замысел рисковый,
Как нерасчетлив сердца зов!
Уходит трасса сквозь лес сосновый
За горизонт.
Воздух чистейший, тишина и прохлада,
Время остановилось – волшебство.
Позади километры, впереди – ограда.
Никого.
Стрелка направление точно указала
К памяти поэта единственный маршрут.
Профиль царственный на стене мемориала.
Здесь ее последний приют.
Все предусмотрено: канун закрытый,
Чтоб порыв ветра свечу не погасил.
Горит огонек – ничто не забыто.
Кто-то путь к ней на выходе у меня спросил…
…Кресты сосновые, простые, короткие,
Площадка открыта, нет кануна на ней:
Курехины,
Лиза и Сергей.
Для Лизы я свечу зажигал пятикратно,
Пламя дрожащее ладонями закрывал.
Безрезультатно.
Огонь умирал.
У креста Сергея пламя заваливалось,
Почти исчезало, превращалось в точку.
Но ветер стихал – оно вновь проявлялось
Воочию.
Когда я думал, что ветер сильнее,
Свеча не закрыта, а порывы резки,
Огонек сжимался у креста Сергея
И вдруг раскрывался образом чудесным.
Вот так исчезал и вновь появлялся
Огонь свечи, доходя до финала.
А я стоял рядом и удивлялся:
Пламя Сергея не умирало.
Подошли очевидцы – два человека —
Листок нашли меж двумя камнями
С запиской: «Вы – Моцарт ХХ века,
И очень жаль,
что сейчас Вас нет с нами…»
Благодарю за науку точную.
Воистину есть чему поучиться!
Огонь Курехина, свернувшись в точку,
Вдруг разворачивается и к зениту стремится.
Мы тлеем в пошлости, дух угашая,
Талант закапываем на этом свете…
Пламя
волшебное
воскрешает.
Оно не гаснет
и после смерти.
…Я вышел с погоста. Свеча догорела.
«Донна Анна» звенела вокруг.
И строчка с листка,
пришпиленного к его кресту,
в моем сердце болела:
«Спи спокойно:
очерчен круг…»
6 января 2011 года. Рождественский сочельник.
В церкви на Конюшенной площади
настоятелю Храма
митрофорному протоиерею
о. Константину Смирнову
«…и славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.»
А.С.Пушкин «Памятник»
«Матерь Владимирская, Единственная,
Первой молитвой, молитвой последнею
Я умоляю: стань нашей посредницей…»
А.А.Вознесенский «Оза»
Чувство покаянное, исповедальное
Повлекло к истине в начале дня.
Дорога к храму, но не кафедральному,
Выбрала внезапно утром меня.
Слонялся неприкаянный по центру Питера.
Соборы величественные – потом когда-нибудь…
Матушка Смоленская —
Одигитрия —
Незримо указала единственный путь.
В день Ее памяти, Путеводительницы,
Был каждый собор в ранний час закрыт.
Но верил и надеялся в реальной действительности,
Что сегодня жив будет, один пиит.
И вдруг я церкви увидел двери,
Уже отчаявшись, почти невзначай.
Доска мемориальная, глазам не верю:
«Здесь отпевали Александра Сергеевича».
Храм моего сердца – пуст практически…
Пожилой священник у окна стоит.
Я к нему на исповедь – автоматически,
Надеясь, что жив будет один пиит.
Поначалу строго со мной обошелся,
Но все же исповедовал у высокого окна.
Потом спросил: «А зачем вообще вошел сюда?»
Я ответил,
что почитаю Пушкина.
Признался, что в жизни ищу дорогу,
Всего страшась,
падая и скорбя.
Вдруг молвил священник,
исповедовавший и отпевавший Курехина:
«Имя хорошее у тебя».
Имя мое почти никому не известно.
Путь к земной славе, к счастью, перекрыт.
Имя малодушного не может быть честным,
Но в преступном мире я только пиит.
Я еще не знал, что это – настоятель.
Я еще не знал, что он служит по Есенину…
Я просто понял: здесь – настоящее,
И надеялся не обмануть.
Я спросил его имя
после исповеди
Дрожащим голосом, как папу сын.
А он вздохнул, как-то очень искренне
Помолчал и ответил: «Отец Константин».
В непостоянстве подчас захлебываясь,
Надеясь выплыть, часто тону.
И из темной воды немножко высовываясь,
Цепляюсь за русскую старину.
Хватаюсь отчаянно за веру русскую,
Ведь путь спасительный пока открыт.
Как за соломинку, за строчку пушкинскую
О том, что жив будет хоть один пиит.
Припадаю к имени
раба Божия Александра,
Когда кто-нибудь уважаемый его честит.
Но если вообще не останется читателей
первого таланта,
Я надеюсь, что я и буду
тот самый пиит.
Когда говорят,
что его забудут,
когда навязывать перестанут,
Что его очень много
и голова уже болит,
Что всем надоел и от него устали.
Я молчу, но знаю:
он один – Пиит.
Когда велеречиво его славят
И чад от фимиама
плотной стеной стоит,
Диссертации на нем делают,
памятники рукотворные ставят,
По-моему, забывают,
что он – пиит.
Я представляю, как до церкви
Образа Спаса Нерукотворенного
В февральский день морозный
все шли к нему.
А когда выносили тело,
рвалась душа зареванная
К памятнику
нерукотворному
своему.
И я приду в Москве
к его памятнику,
Подавленный и угрюмый,
совсем не монолит.
И вспомню, как он сказал,
что не надо лучшей памяти,
Главное, чтоб
был жив хоть один пиит.
Попавшему в мышеловку – уже не до сыра!
Возлагала надежды моя семья…
Но так уж вышло, что меж детей ничтожных мира,
Так или иначе,
но всех ничтожней – я.
А поэтов – много
и книг у них – много,
Их гениальность в банках на счетах лежит.
Путь их к славе и почету —
туда им и дорога,
Но на этой дороге они – поэты, а он – пиит.
Я подчас забываю даже,
что дважды два – четыре.
И меня забудут,
как только рот мой будет закрыт.
Но славен буду и я,
доколь в подлунном мире
Во мне жив будет этот один пиит.
29 августа 2010 года, Успение Божией Матери, утро
Cтихи для турнира поэтов в школе 353 им. А.С. Пушкина
Памяти А.С.П.
В те дни, когда мне были новы
Все впечатленья бытия,
Средь повседневности суровой
Беспечно плыл по жизни я.
Шли годы, бурь порыв мятежный
Унес и грезы и мечты,
Но в вихре круговерти снежной
Мерцает свет из темноты.
Здесь карнавал знакомцев праздных,
Надменных масок снежный ком
И сонм личин разнообразных…
Прочь маску – ты и с ней знаком!
И шум друзей многоголосый,
И пестрых мнений череда,
О главном вечные вопросы
И мелких мыслей чехарда —
Все пробежало вереницей,
Все прошумело, улеглось.
Уже пора остепениться,
Не полагаться на «авось»:
Именьем заручась и чином,
Всем снисходительно кивать,
Быть основательным и чинно
О прописном младым вещать.
Отягощен всесильным златом,
Встает иной властитель дум.
Циничный демон, вороватый,
Как аспид, обвивает ум.
И, хладной мыслью отрезвленный,
Влекомый к верным сундукам,
Сей ум зовет к богатствам тленным,
Забыв дорогу к облакам.
Но вновь душа свободой дышит,
Стряхнув сей суетный покров,
Небесных сфер музыку слышит,
Гармонии иных миров.
И хоть ковчег мой недостроен,
Остался утлым челноком,
Мой парус ветра удостоен!
Что ж, буря? Я и с ней знаком.
20 октября 2010 г.
Памяти А. А. Вознесенского
«Прости меня, жизнь.
Мы – гости,
где хлеб и то не у всех.
Когда земле твоей горестно,
позорно иметь успех.
Провала прошу, аварии.
Будьте ко мне добры.
И пусть со мною провалятся
все беды в тартарары».
А.А.Вознесенский «Монолог актера»»
Формы прошу,
формы,
За панцирем скрыть отчаяние.
В латах Ладу – комфортней:
Мчат табуны одичания!
Провала прошу правды:
Порадуются порнокопытные.
Прорыва продажных партий
Потребуют парни пропитые.
Удара попросят, агрессии,
Скорей обрести охранку.
Прогресс похоронной процессии
Завтра залечит загранку.
Рима прошу,
романтики!
Лиры прошу,
кифары.
Кармические
карманники
От космического
кидалы.
Школы прошу, то есть
К свету тропы торной.
Но засветло заи топлесс
Пожнут разумное, доброе.
Крика прошу, крайности!
Ора прошу, оргии,
Чтоб голос сорвать сразу!
Взамен – ни орден, ни ордер.
Пусть,
даже сорванный,
голос
Страх твой
стреножит
строками.
Поля прошу для колоса
тонкого,
одинокого.
Просто прошу Родину:
Радости дай родичам.
Всей семье дяди Володиной,
Дяди Толи сиротам-дочерям.
Слезно молю
Провидение
дать матерям просимое.
Там —
Антонине Сергеевне,
Здесь —
Антонине Васильевне.
Прощенья прошу,
спасения,
Чтоб вынес вериги в вере я.
За душу прошу
Вознесенского.
За папу прошу —
Валерия.
Простите нас.
Все мы – гости.
И там, на краю дорог,
Вновь Алчь,
обглодав чьи-то кости,
Их сбросит лопатой
В Ров.
Рано прошу,
рано
Тепла у людей
резиновых.
Распятия рваные раны.
Развития рты разинутые.
Касты прошу,
кастинга.
Клана прошу,
холода.
Класса прошу
Мастера,
Но не Иуды,
не Воланда!
Песни,
стихотворения
Новых ритмов грядущих.
Прошу я
сердцебиения
Для всех поэтов живущих.
Прошу у Мессии
мессы,
Чтоб теплились,
словно светлячки,
Поэтов сердца
Ахиллесовы,
Подвешенные
за ниточки…
3 июня 2010 г., Таганка.
Весёлая судьбоносная – вариации на темы Высоцкого
Судьба моя веселая,
То добрая, то злая,
Крадешься ты волчицею
И стелешься лисой.
То вдруг не узнаю тебя,
Когда тебя узнаю.
А то своей становишься,
Когда я – сам не свой.
Судьба моя, к тебе иду —
Ты прочь бежать стремишься.
А то зовешь домой беду
И с нею веселишься.
Судьба моя, ведешь меня:
Виляешь и кружишь,
Запутываешь, вертишься,
Блуждаешь и петляешь.
Петлей на шею пальцы мне
Накинуть норовишь
И от удушья предостерегаешь.
Все обо мне заботишься,
Меня не оставляешь:
То в дверь ко мне колотишься,
То в форточку влетаешь.
Судьба моя красивая,
Изменчивый мираж,
И золотыми косами
Ты вяжешь, как цепями.
То подтолкнешь к обрыву,
А то – на абордаж,
То сзади грубо —
В спину вдруг пинками.
Судьба моя расскажет мне
Про щедрые подарки,
Я их увижу, но во сне
И радужном, и ярком.
Судьба моя затейница,
Чего тебе не спится?
Чем ты еще порадуешь,
Застанешь где врасплох?
Хоть я как белка в колесе —
Я в колесе – не спица,
А ты пообещаешь мне
Второе колесо.
Судьба моя обманщица,
Неверная блудница,
В камин мой угль тащи в щипцах —
Мне от тебя не скрыться.
27 ноября 2011 г.
Выпускникам школы Эц Хаим
прочитано 23 июня 2010 г. на выпускном вечере в Школе «Лаудер Эц Хаим» г.Москвы
Владимиру Ильичу Скляному
У каждого – свой путь,
Но это не мешает
На разные лады
Копировать одно.
Вам хочется уснуть?
Прекрасно усыпляет
То, что в миру зовут
Названьем кратким «дно».
На дне – всегда теплей,
Свободней, безмятежней.
И что б ни натворил,
Всегда тебя простят.
Но вверх взгляни скорей:
Там в небесах надежды
Свободны и легки
Мечты твои парят.
Вы – взрослые. Почти.
Но детство сохраните,
Как хрупкого птенца —
Любимца певчих птиц.
Есть разные пути,
Невидимые нити.
И много на земле
Прекрасных светлых лиц.
Сегодня Школа всем
Вам говорит: «Прощайте!»
Цветы, улыбки, грусть,
И… слез не удержать.
Учителям своим
Терпенья пожелайте.
Учителей своих
Не стоит забывать.
Морфы формы
поэту Славе Лен
Морфы формы,
Форман – «Фарман».
Фрагменты диафрагмы оформлены,
Морды в форме,
Афористический фонтан.
Фразеры фраппируют.
Фишфиле.
Фаланги с флангов фланируют
Неополитическое дефиле.
Створ ствола ситуацию стабилизирует:
Стоп.
Пора коры. Проказа прогрессирует.
Иссяк исток.
Мерзости мерзлота морозоустойчива.
Мир взят.
Дерзости дерганье настойчиво.
Взаимовзятка.
Шугают шкурники.
Антраша.
Холодеет под шубою
Перепуганная душа.
Тотальное опрощение солистов,
Телесвятцы.
Доморощенные садисты
Заморачиваются и садятся.
Травля, травеллинг,
Траст.
Треплется затравленный
Тарас.
Морфология исправляется.
Морфем мор.
Формы голые изгаляются.
Ферм ром.
Знать узнанная.
Узы.
Бузы обуза.
Союзы.
Концы цыкают.
Циклы.
Кацо цокает.
Магацитлы.
Мата тема.
Мать.
Мегатело.
Мигать – кровать.
Забудьте.
Будьте за.
Задуйте.
Прочь тормоза.
Мелкотемье.
Темен мел.
Междометье.
Имел – не имел.
Существительные
Несущественны.
Челобитные
Неуместные.
Финал не факт.
Фак на фиг.
Антракт.
Трансактинг.
Никогда.
Когда-нибудь.
Звезда.
Млечный Путь.
Заела
Егоза.
За тело:
Тело за.
Зачем все?
Смысл?
Зайчонок
Смылся.
Чистота.
Тайна числ.
Чисто та:
Той начисли.
Окончание,
Флексия.
Окон чаяния.
Дислексия.
Испарись,
Сверни парус.
Исполнись,
Свет фары.
Белый свет —
Копейка.
Жив зверь.
Убей-ка!
30 августа 2010 г.
5 ноября – песня для друзей
Самойлову Олегу Владимировичу
Остался в детских мечтах апрель,
И нет свободных недель,
Теперь во сне лишь огня метель,
А пробужденье – хмель.
Когда расширил общенья круг,
А старых друзей потерял,
И на висках серебро – вспомни, друг,
Про 5 ноября.
Когда ты телом вроде бы цел,
За душу – реестр цен,
Когда заданье – смысл жизни и цель,
И сам ты – в прицеле – цель,
Их не сосчитать, кому ты помог,
Так что же – все было зря?
Надеюсь, друга услышишь звонок
5 ноября.
Давит на плечи груз тех дорог —
Огромный твой вещмешок.
Леса и горы, огонь и смог
Пройти и выдержать смог.
Когда одно только чувство – боль,
Но всем все – до фонаря,
Тебе насыплет на раны соль
5 ноября.
Когда все шире – общенья круг,
Но только враги – вокруг,
Когда давно не звонит твой друг,
Лишь – трезвый расчет подруг,
Когда на плетень ляжет смерти тень,
И пешки бьют короля,
Награды есть, залп на могиле и день —
5 ноября.
Когда все тьму одолеть не прочь,
Но что-то им страшно очень,
Когда над всеми – всегдашняя ночь,
То только ты сможешь помочь им.
Пусть над головой этой ночи – тень,
И выгорает заря,
Надеюсь, что будет солнечным день
5 ноября.
5 ноября 2011 г.
Военная песня
Анищенко Игорю Валентиновичу
Кем ты в жизни хочешь стать,
Ну а кем придется?
Ты – солдат, чтоб не пришлось
Горевать.
Места может не хватить
Для тебя под Солнцем,
Потому судьба твоя —
Воевать.
Эх, война, война,
Ну а в чем – твоя – вина?
Так зачем же воевать,
Подскажи?
Эх, война, война,
За спиной – твоя страна.
Снова бой, ну а с тобой —
Миражи.
Ты – хирург или боец?
Cкальпель или воин?
Чтобы выжить, здесь нельзя
Унывать.
И послушный твой резец
За тебя спокоен,
Ведь найдешь ты, где ему
Погулять.
Эх, война, война,
Нам дороже тишина.
Говорили: «Воевать
Не спеши.»
Эх, война, война,
Вот и кончилась она.
Оглянулся, а вокруг —
Ни души.
Я – такой же, как и ты,
Воин поневоле.
Только вот в запасе нет
Даже дня.
Каждый день идет война
И в душе, и в поле.
Нет покоя и во сне
У меня.
Эх, война, война,
Да зачем она нужна?
Говорят ведь: «Не воюй,
Не греши!»
Эх, война, война…
Нашей жизни – грош цена.
Нет спасенья и тепла
Для души.
У кого крепки друзья
И верны подруги?
У кого надежен ствол
И остер клинок?
А тебя опять война
Выбрала в супруги.
Вновь на камень ты набрел
Среди трех дорог.
Эх, война, война!
Здесь родная сторона, —
Черный ворон, надо мной
Не кружи.
Эх, война, война…
Как дорога, жизнь – одна.
И всего лишь – два пути
У души.
Третий Московский кадетский корпус, Таганка.
Памяти Татьяны Николаевны Роговик
Когда умирает совесть,
Глас Божий в душе человека,
То продают за деньги
Все, что можно продать.
Когда умирает память,
Приходит мысль о величье.
Но дело все в том, что великим
Каждый считает себя.
Когда умирает Время,
Восходят иные звезды,
И светят сверху, и слепят,
И в бездну ведут слепых.
Когда умирает Слово,
На смену приходят штампы
И ставят на сложном клейма
Под площадную брань.
Когда умирают люди,
То в церкви заплачут свечи.
И тает воск, пропадая,
Но теплится огонек.
Когда умирает Личность,
На смену приходит… смена.
Их много, они все правы,
Но им на тебя наплевать.
Но если тебя кто-то понял
И руку помощи подал,
Хоть часто ругал за дело,
Но втайне тебя любил,
Тогда огонек родится,
И в сердце затеплится память,
И память та будет вечной,
Как вечна ее душа.
Когда ушла она, что-то
Вдруг оборвалось и исчезло.
Мы тоже осиротели,
Мы тоже остались одни.
И боль, что терзала тело,
Пронзила острым осколком
Сердца, что ее любили,
Всех тех, кто был рядом с ней.
Да, нам без нее будет трудно,
Порою невыносимо,
И часто начнет казаться,
Что помощи нечего ждать.
Она была славной и сильной,
Великодушной и умной.
Тесны были ей горизонты,
Звала ее высота.
Я знаю: она – с нами рядом,
Но нам без нее одиноко.
Как Солнце, улыбка с фото
Вселяет веру в тебя.
Так пусть 40 дней плачут свечи,
Летит к небесам молитва.
ТА жизнь будет бесконечной,
И помощь ее придет.
написано в день похорон 5 марта 2012 г.
Автор выражает глубокие соболезнования Сергею Анатольевичу и Юлии Роговик
Лицо
поэту Александре Крючковой
Глядят со стен,
Кто надменно, кто – нет,
Портреты кумиров,
Бумажные лица – основы.
И все–таки в этой комнате
Отсутствует главный портрет.
Подойди к зеркалу —
Это твое лицо.
Оно стоит портрета любого.
Часть 6
Рок–н–ролл – детонатор идей
Башлачёву
Жили-были мужики,
Руки – что лопаты.
Перли стадом, как быки,
В угловой с зарплатой.
Брали баб на абордаж,
Пока были в силе,
И презрительно: «Не наш», —
Прочим говорили.
Жили-были пареньки
Клево упакованные
И во всем на две ноги
Накрепко подкованные.
Душу – к черту, жизнь как пляж,
Отвращенье к слову,
Кроме этого: «Не наш», —
Чтоб отшить чужого.
Жили-были болтуны.
Сладко, складно пели
И за розовые сны
Выдать жизнь хотели.
Главный стимул болтовне —
В головах болтанка,
А в разграбленной стране —
Мрак, бардак и пьянка.
Сверху воду ливнем льют,
Посередке – пляжничают,
А внизу лопатой бьют
По лицу и бражничают.
Жижа, грязь, а не земля.
Сад не плодоносит,
Как спасенья – не дождя —
Только Солнца просит.
Вне крутых друзей-подруг
Жил-был одиночка.
Дух – колчан, гитара – лук,
Стрелы – это строчки.
К самой плотной из завес
Стрелы те взмывали
И серятину с небес
Запросто срывали!
Солнце било в дыры те —
Сытых крыс слепило.
В первозданной чистоте
Небо проступило.
…Когда певец, почти мертвец,
Рванулся вверх из тьмы,
Решил народ: «Так не пойдет,
Назад! Живи, как мы.»
Вместе с Цоем
А в кабаке все жрут и пьют.
Блатной уют: здесь каждый – крут,
Здесь деньги лабуху суют:
«Парнишка, спой нам!»…
И он в клубах табачных туч
Меж столиков – навозных куч —
Гитарой ловит Солнца луч.
Спой вместе с Цоем.
Дык, елы-палы, он, смутьян,
Собой доволен, сыт и пьян,
И хоть не счесть душевных ран —
Не ходит строем.
К тому ж патлатый сукин сын —
Всегда один, один, один
И мерит всех на свой аршин.
Спой вместе с Цоем.
Среди державного дерьма
Как прежде – горе от ума.
Лежит сума да ждет тюрьма,
И пьешь запоем.
Когда в почете клевета,
Тебе подведена черта
И не выходит ни черта —
Спой вместе с Цоем.
Когда с небес на землю сбит,
Когда подонками избит,
Потом отвержен и забыт
И стал изгоем,
Ты на своем, как раньше стой.
Уединись, струну настрой,
Не нервничай, а просто спой.
Спой вместе с Цоем.
В огромной сказочной стране
Живем со всеми наравне.
Любой из нас – в большой цене:
Гроша не стоим.
Кто хочет быть таким, как Цой?
Попробуй стать самим собой.
Останешься самим собой —
Ты станешь Цоем.
Вальс для Майка Науменко
Город N никогда не меняет названия улиц.
Обитают в нем звезды в квартирах с глазками в дверях.
Звезды спят – не будите. Они, если б даже проснулись,
Не восторг ощутили, а страх. Вожделенье и страх.
Питер мрачен, туманен, расчетлив, логичен и точен:
Конквистадор в личине пророка лабает музон.
Так что спите, маэстро, Ваш выход на сцену не срочен,
И Ваш медленный поезд на Завтра уже отменен.
Все, кто злее, сильнее, чья хватка надежна – бульдожья,
Первым делом стремятся освоиться, вширь разрастись.
Но не гаснет, не гаснет и слепит их искорка Божья,
От которой они норовят поскорее спастись.
Жизнь заставит на угольях быта плясать буги-вуги
Каждый день, каждый час, каждый вздох – это право на Рок.
Но уже протрезвели друзья, вышли замуж подруги,
Для которых ты был, вероятно, чуть больше, чем Бог.
Спел ты СЛИШКОМ о многом. Пил много
и знал слишком много.
А не знали лишь мы. Так скажи, боддисатва, давай!
Но Поэт не успел, и стоит гробовщик у порога.
И увы уже в прошлом явленье великое – Майк.
А что толку доказывать, спорить, беситься и биться?
Все равно поломают всем кайф и задвинут – облом.
Жить. Работать. Пробиться. Крутиться. Удачно жениться.
Кабинет, телефон, что отнюдь – не лопата и лом.
Только ЭТА гитара не стала той самой лопатой
Для сгребанья зеленой волны в мутном море лавэ.
Строй совсем поредел, и ушли рок-н-ролла солдаты,
Лишь снуют генералы FM на своих BMW.
Как все это случилось? А так, как обычно бывает.
Постарел, надорвался да умер – плевать и забыть.
Что ушел он – не верю. Куда он ушел – я не знаю.
Да и кто я такой, чтобы знать и судить, и рядить?
«Зоопарк»? Зоология, «Звери». Но звери – не в клетке.
И тотальное ржанье опять на дебильный прикол.
Наглый ор гопоты на концертах, сражающий метко
Тех, кто рубит опять бесполезный сейчас рок-н-ролл.
Москва Центр Шумову
Прощелкал проморгал прошляпил пролетел
Профукал прозевал прохлопал просвистел
Проплакал проворчал прошлепал пропустил
Проехал промотал проспал проел пропил
Бесшумно
Ущучил усмотрел умаслил умыкнул
Усек урвал угнал упрятал утянул
Услышал ухватил уделал убедил
Увидел уломал утешил уложил
Бесшумно
Плач по Невской Волне
героям ленинградского рок-подполья 80х
Божьи скоморохи,
Все – еще никто.
Здесь ходит Курехин
В советском пальто.
Душа – нараспашку:
То ад, то рай.
Борис в тельняшке,
Манерный Майк.
Мысль глубже, но короче.
Направленный свет.
Белая ночь.
Ленинград. Флэт.
Чаша терпенья
Переполнена.
Сердцебиенье,
Группа крови одна.
Правда открыта.
В коллапсе страна.
На берегу – корыто.
Волна.
Прошлое прогоркло,
Пора, пророк!
Порка порока.
Русский рок.
Струны Солнца,
Сокровенный звук.
Стоны сердца.
Ритм вокруг.
Фортуна бросит кости
С правого фланга.
Демон – Костя,
Витя – Ангел.
И ночь отвернется
От сбывшихся снов.
И она проснется
В Центре Городов.
Вот месяц неяркий
В ночи возник.
Приглашает Шклярский
На пикник.
В гостях сегодня – небо,
Благая весть.
Было или не было?
Бог весть.
Питерская сказка —
Птицею в окно.
Ночь погасла.
От света темно.
Было или не было?
Всерьез, не шаля.
Отпустило небо.
В лицо – земля.
Блеянье, ржанье…
В форме – зло.
А содержанье? —
В карманах козлов.
Властителям Думы —
С цен процент.
Лишь москвич Шумов
Целит в Центр.
Нужна ли виза
На поднятье крыл?
Питер, «Телевизор»,
Михаил.
Пиара пар запарил
Россию,
Но есть козырный парень
Василий.
И сердце оцарапает
Бред строки.
Не отдадут Шарапова
Вам митьки.
А старые раны
Начнут саднить…
Митьки никого не хотят победить.
Было или не было? —
Ремейка нет.
…Твоей свечи в небо
Направлен свет.
22 апреля 2010 г., Шаболовка.
Невский рок
Играет ветер перемен на нервах струн,
Горячим льдом их нити обжигая.
И слышится протяжный тихий стон…
Так струны плачут, боль превозмогая.
Когда барометр споткнется на нуле, —
Туман сгущается и, всех пугая, манит.
Штиль воцаряется на море и Неве…
Как тетива, струна звенит в тумане.
Часть 7
Добро должно быть
***
Не жди от окружающих подмоги,
Когда в момент откажут тормоза.
У Слая в сериале «Рокки»
Маккартниевские глаза.
Мой Рокки
(поэма)
образу Сильвестра Сталлоне
Дремлет у видео собственник-сноб…
Скоро уснет, руки в боки.
А на экране решительный жлоб
Бьет неуклюжего Рокки.
Всем, кто удачлив, здоров и богат,
Крепко и сладостно спится.
Спи – отдыхай, «натрудившийся» хват…
Скоро Мадонна приснится.
…Рок, а твой рок не дает тебе спать
В тесной вонючей квартире.
Ты – человек, и тебе нужно встать.
Каждое утро – в четыре.
Бьют по лицу. Разве это – лицо? —
Просто боксерская рожа,
Месивом станет в конце-то концов.
Врач тут навряд ли поможет.
Рок, ты не прятал лица никогда,
А уж они как старались!
Все заживет, зарастет – не беда…
И на тебе отыгрались.
Мяса на ринге хватает пока:
Бык ведь кормушке послушен.
Только потом освежуют быка, —
В бойне болтается туша.
Рок, пусть для них ты всегда в дураках —
Боксинг без Божьего дара.
Время пришло – оторвись на быках,
В мясо всю силу удара!
Рвись, Жеребец! Не ходи в поводу
Даже у старого Микки.
Пусть они годы и силы крадут,
Плюй на угрозы и крики.
Публика любит истошно вопить,
Если ей не угодили.
Надо казаться, а вовсе не быть —
Накрепко все заучили.
Все-таки трудно наоборот.
А вы попробуйте сами:
Джеб, боковой, снова свинг, апперкот!
Боль, ужас, что-то с глазами.
Не отводи глаз, не отводи,
Вот посмотри, полюбуйся:
Лупят судьбу по открытой груди,
Так что навстречу не суйся.
С детства внушали: ты – мелок и слаб,
Все предначертано свыше.
Если не любишь пойла и баб,
Значит, поехала крыша.
Жлоб улюлюкал, не уважал,
Шкафчик и тот отбирая.
А ты пахал. Ты бежал. Побеждал,
Честно, открыто играя.
Веки в крови разлепила судьба.
Сколько же было мороки!
…Вон за канатами воет толпа.
«Рокки! – встает она. – Рокки!»
Помнишь, как ты танцевал рок-н-ролл
С другом Аполло в подвале?
Будто бы Бог сквозь подошвы вошел, —
Ноги подвижными стали.
Бьет неритмичный железный кретин
Драго, общинная школа.
Лучший был друг, во всем мире один,
Вот и убит он – Аполло.
Рок в тебе поднял души карнавал.
Из аутсайдеров – в принцы!
Рок мастерски тебя тренировал
В чреве зловонном зверинца.
Жаждут они: «И тебя мы убьем,
Вышли последние сроки.»
А победителем в схватке с жлобьем
Рокки выходит, мой Рокки.
Звери лютуют, под ложечку бьют.
Звери – в почете и силе.
Звери хотят, чтоб покой и уют
Живо нашел ты в могиле.
Но усмиряет звериную злость
Ритм негритянского танца.
Рокки, не вешай перчатки на гвоздь.
Рокки, останься!
Не просыпается жизненник-хват.
Спит как сурок – все законно.
Всем, кто удачлив, здоров и богат,
Снится, наверно, Мадонна.
Часть 8
Детское
Детские стихи
Марине Н
Я этого парня не видел,
Но знаю, что – рядом он.
Во всех компаниях лидер,
Во всем и везде чемпион.
Все делает он лучше,
Гораздо лучше меня.
Мне кажется, он – лучик,
А темное царство – я.
Он большего в жизни добьется,
Зажжет яркий свет во мгле.
Он к дальним звездам пробьется,
А я буду ждать на Земле.
Он песни подарит людям,
Что я никогда не спою.
Его та девчонка полюбит,
Которую я полюблю.
Я этого парня не видел,
Но знаю, что – рядом он.
Во всех компаниях лидер,
Во всем и везде чемпион.
Хоть лидером быть и почетно,
Смирюсь с его лидерством я.
Но пусть та моя девчонка
Полюбит все же меня.