Ошо. Автобиография духовно неправильного мистика
Под редакцией Сарито Кэрол Нейман

   Да, с меня начинается неизведанное.
   Но это не новая религия, а новая духовность, у которой нет границ, в которой нет зависимости.
   С меня начинается святость, которая знает лишь свободу духа, тишину внутреннего существа, развитие личного потенциала и, в конце концов, познание собственной божественности – не бога, живущего где-то далеко на небесах, а божественности, переполняющей каждого изнутри.
ОШО

   Osho
   The Autobiography of a Spiritually Incorrect Mystic
   Все права защищены.
   Публикуется на основе Соглашения с Osho International Foundation, Banhofstr/52, 8001 Zurich, Switzerland, www.osho.com

Предисловие редактора английского издания

   Не раз Ошо спрашивали о том, почему бы ему не написать автобиографию или не рассказать о себе тому, кто мог бы переложить историю его жизни на бумагу. Но Ошо только отмахивался и говорил, что важны вечные истины, а не обрывки газетных статей, которые мы собираем и называем «историей». Иногда он говорил, что его биографию можно восстановить по его работам, по сотням томов опубликованных бесед и тысячам преобразившихся жизней тех людей, которые когда-либо с ним соприкасались.
   Тем не менее, человеческий ум привык рассматривать жизнь как цепь определенных событий, следующих одно за другим во времени. Мы стремимся установить некие рамки, убеждая себя, что понимаем «смысл» происходящего, особенно если оно выглядит противоречивым, странным и необычным. Появление этой книги означает, что настала пора рассказать о жизни Ошо, учитывая временной контекст, чтобы лучше понять его самого и его работу.
   Прошло уже десять лет с тех пор, как Ошо был готов покинуть тело, служившее ему пятьдесят девять лет. Как вспоминает его личный врач, он собирался в последний путь «так спокойно, словно паковал чемоданы перед поездкой за город на выходные». В определенном смысле эта автобиография не могла быть составлена раньше, поскольку тогда, сразу после его ухода, в мире еще не произошли некоторые глобальные перемены. С тех пор как Ошо «собрал чемоданы и отправился за город», у нас появились CNN и Интернет. Довольно часто Ошо делился своей утопической мечтой о том, что в мире не будет границ, а люди перестанут враждовать из-за расовых, национальных, половых или религиозных различий. Сейчас эта мечта гораздо ближе к реальности, по крайней мере, она уже не кажется столь невероятной, как раньше. Медитация, на которой неустанно настаивал Ошо и которая лежит в основе его послания людям, перестала быть туманным и загадочным предметом интереса лишь немногих чудаковатых эксцентриков. Теперь люди во всем мире признают ее огромный потенциал и пользу для всех: от замученного работой бизнесмена до человека, больного раком. Иными словами, хотя Ошо все еще, безусловно, опережает время, сейчас все больше и больше людей начинают понимать уникальность его взглядов и идей.
   Современные технологии позволили хранителям огромного количества работ Ошо перевести их в электронную форму и распространить по миру. Нынешним искателям доступны в общей сложности более пяти тысяч часов записей его бесед на английском, а также сотни дискурсов, переведенных с хинди. Это значит, что буквально за одну секунду компьютер подсчитает для вас, что в своих беседах Ошо двадцать пять тысяч раз употреблял слово «медитация» и сорок две тысячи раз – слово «любовь». Вариации слова «секс», которое казалось просто кощунственным в 1960-х годах в Индии, появляются девять тысяч триста раз – на две тысячи раз больше, чем какие-либо упоминания о политике и ссылки на разных политических деятелей.
   Конечно, отбор тех моментов, когда Ошо говорил непосредственно о своей жизни, требует участия человеческого интеллекта. Никакая компьютерная программа с этим не справится. Понадобилось более трех лет упорного труда, чтобы эта книга увидела свет. В конце концов, составление автобиографии по имеющимся материалам, да так, чтобы она соответствовала представлениям Ошо об истине, а не о фактах, чтобы в ней была отражена вечность, а не эфемерность, требовало от нас огромной смелости и желания сделать невозможное.
   Приведем лишь один пример. После окончания университета Ошо несколько лет преподавал философию. Ум, стремящийся всему давать названия, немедленно скажет: «В прошлом Ошо был преподавателем философии». На этом он остановится, удовлетворившись тем, что теперь знает нечто важное об индийском мистике. Но Ошо с тем же успехом мог быть сапожником или плотником. Если вы действительно хотите понять мастера, то важным становится не то, что он делал, а то, каким человеком он был. Ум, ориентированный на факты, определяет людей по профессии, по тому, чем они занимаются, а не по их личностным качествам. Он определяет их по тому, сколько богатств они накопили за свою жизнь, а не по тому, насколько мудрыми они стали и сколько открытий и прозрений они унесут с собой после смерти. Но именно «бытие» интересовало Ошо больше всего, а вовсе не «занятие» или «обладание». И тот, кто оценивает жизнь по внешним событиям и опирается лишь на дела или приобретения, никогда не сможет по-настоящему глубоко проникнуть в мир Ошо.
   И, тем не менее, если на время отложить вечные ценности в сторону, то факт остается фактом: Ошо не стал учиться на сапожника или плотника, он совершенствовался в красноречии, в словесном выражении своих мыслей и идей. Друзья и враги Ошо единодушно отмечали, что высказывался он неизменно виртуозно, с удивительной проницательностью и чувством юмора. Подобрать верные слова для описания его жизни было бы вполне возможно, даже довольно легко, если бы он был последовательным в своем учении. Но это не так. Если бы Ошо придерживался какой-то определенной традиции или объявил бы себя каким-нибудь сверхъестественным мессией или пророком, который пришел, чтобы создать новую школу, то наша задача была бы значительно проще. Но все это очень далеко от истины. Напротив, Ошо постоянно подчеркивал, что он не только не принадлежит ни к одной традиции, но и делает все возможное, чтобы после его смерти из его учения не создали культ.
   Поэтому все, что написано в этой книге, не является, да попросту и не может быть по самой природе этого удивительного человека ответом на вопрос: «Кто такой Ошо?» Это скорее лишь указание направления, в котором стоит искать ответ, своего рода помощь на пути к вечному стремлению найти хоть какое-нибудь объяснение в контексте «вечности» и «эфемерности», в контексте «бытия» и «действий». В конце концов, Ошо сам говорил, что мы сможем понять его, только познав самих себя. Бросая нам этот вызов, он призывает нас учиться на примере его жизни, но учиться лишь тому, что поможет нам постичь самих себя.

   Сарито Кэрол Нейман

Предисловие

   Прежде всего, вы должны понять разницу между истиной и фактом. Обычно историков волнуют лишь факты – что произошло в материальном мире, каковы те или иные события. Они не заботятся об истине, потому что истина случается не в физическом мире, истина живет в сознании. Но люди еще не созрели для того, чтобы воспринимать события, творящиеся в их внутреннем мире.
   Они отмечают лишь то, что происходит во времени и пространстве, то есть факты. Они еще не достаточно мудры, чтобы обращать внимание на то, что существует за пределами времени и пространства, другими словами, на то, что выходит за рамки их ума, на то, чем наполнено их сознание. Однажды мы напишем целую историю в совершенно ином стиле, потому что факты тривиальны и не имеют никакого значения, несмотря на то, что отражают они материальное. Истина же не материальна, но лишь она одна и важна.
   Историки будущего станут больше интересоваться тем, что творилось в душе у Гаутамы Будды в тот момент, когда он просветлел, и что он испытывал в течение тех сорока двух лет, которые прожил после того. И потом его история не заканчивается лишь потому, что он оставил земное тело. Его жизнь не связана с телом, Будда – это сознание, а сознание не прерывается. Его путешествие бесконечно. И то, что происходило в сознании, внутри тела, происходит теперь уже вне тела. Это так легко понять.
   Эта история – о внутреннем путешествии.

Часть первая
Обычный человек, или Правда вместо легенды

   Вопрос: Кто вы такой?
   Ответ: Я – это просто я. Не пророк, не мессия, не Христос. Самый обычный человек… такой же, как вы.
   Вопрос: Но ведь не совсем такой же!
   Ответ: Это правда… не совсем! Вы все еще спите, но разница между нами не так уж велика. Когда-то я тоже спал. Однажды вы проснетесь. Вы можете проснуться прямо сейчас, вам никто не мешает. Сравнивать нас бесполезно.
Из беседы с Робертой Грин, «Санта Анна Реджистер», округ Оранж, Калифорния

Воспоминания золотого детства

   Я никогда не был духовным человеком в обычном смысле этого слова [1 - Выделенный таким образом текст открывает цитату. В конце книги вы можете найти список ссылок на источники. – Примеч. ред.]. Я не посещал церковь, не ходил в храмы, не читал священных писаний и не соблюдал обрядов в поисках истины, никогда не поклонялся Богу и ни о чем его не просил. Это совершенно не мой путь. Вы с уверенностью можете сказать, что я не делал ничего духовного. Но для меня духовность имеет совершенно иное значением. Чтобы быть духовным, нужно быть честным и обладать истинной индивидуальностью. Духовность не допускает зависимости. Наоборот: она создает свободу ради самой свободы, чего бы ей это ни стоило. Духовность не для толпы. Толпа слишком далека от истины. Истину можно познать лишь в одиночестве.
   Поэтому моя духовность отличается от вашей. Истории моего детства, если вы сможете понять их, так или иначе указывают на то, что значит духовность в моем понимании. Вы никогда бы не сказали, что эти истории полны духовности, но для меня это так, потому что в те моменты я получал все, о чем человек может только мечтать.
   Слушая рассказы о моем детстве, постарайтесь увидеть и услышать, что стоит за словами. Обращайте внимание не на события, а на нечто едва уловимое, что тонкой нитью пронизывает их всех. Именно эту тонкую нить я и называю духовностью.
   Для меня духовность – это просто-напросто поиски себя. Я никому не позволял делать это за меня, ведь это невозможно. И вам тоже придется искать себя самим.

1931–1939. Кучвада, Мадья-Прадеш, Индия

   Я вспоминаю небольшую деревню, в которой родился. Почему существование выбрало именно это место, непонятно. Но значит, так оно и должно было быть. Там было чудесно. Я много путешествовал, но нигде не встречал такой красоты. Впрочем, в мире не бывает повторений. Все приходит и уходит, и одно не похоже на другое.
   Я закрываю глаза и вижу ту маленькую тихую деревушку: всего несколько хижин вокруг пруда и высокие деревья, среди которых я играл. У нас не было школы. И это очень важно, потому что меня никто не образовывал почти целых девять лет. А это как раз тот возраст, когда закладывается основа человека. После этого, как ни старайся, уже ничего не изменишь. Поэтому в каком-то смысле я так и остался неучем, хотя теперь у меня много ученых званий – и не просто званий, а высших степеней. Но любой дурак может получить высшую степень в чем угодно. Каждый год степени получают так много дураков, что все их регалии не имеют никакого значения. Важно лишь то, что в первые годы моей жизни мне никто ничего не навязывал. В деревне не было ни школы, ни почты, ни вокзала, ни даже обычной дороги. Какое блаженство! Наша крохотная деревушка была оторвана от остального мира. И даже потом вдали от дома я так и остался необразованным.
   Я встречал множество людей, но жители той деревни остались для меня самыми невинными из всех лишь потому, что были очень простыми. Они ничего не знали о цивилизации. Они в жизни не видели ни одной газеты. Теперь вы понимаете, почему там не было школы. Не было даже начальной школы. Как мне повезло! Современным детям редко выпадает такое счастье.
//-- * * * --//
   В прошлом детей женили прежде, чем им исполнялось десять лет. Иногда родители устраивали их судьбу еще до того, как они появлялись на свет. Просто двое друзей решали между собой: «Наши жены беременны, и если у меня родится мальчик, а у тебя девочка, то пусть они поженятся. По рукам!» Никому даже в голову не могло прийти спрашивать согласия у детей, они ведь еще даже не родились! Но если у одного рождался мальчик, а у другого девочка, то все уже было решено. И родители держали слово.
   Мою мать выдали замуж, когда ей было семь лет. Отцу было не больше десяти, и он вообще не понимал, что происходит. Я часто спрашивал его: «Что тебе больше всего понравилось в твоей свадьбе?» А он отвечал: «Ехать верхом на лошади». Естественно! Впервые он был одет как раджа. За поясом у него висел кинжал, и он возвышался над остальными. Все смотрели только на него. Конечно, ему это страшно понравилось. Но больше он о своей свадьбе не помнил ничего. О медовом месяце не было и речи. В какое свадебное путешествие могут отравиться десятилетний мальчик с семилетней девочкой? В Индии нет такого понятия как медовый месяц. Впрочем, в прошлом его не было нигде.
   Когда моему отцу было десять, а матери – семь, умерла мать моего отца. И уже через год-два после свадьбы вся ответственность за семью легла на плечи моей матери, которой было всего девять лет. У моего отца было еще две сестры и брат – в их семье было четыре ребенка. И заботиться о них пришлось девятилетней девочке и двенадцатилетнему мальчику. Мой дед по отцовской линии не любил жить в городе, где он держал небольшую лавку. Он предпочитал жить в деревне. Когда его жена умерла, он оказался абсолютно свободным. В то время государство раздавало бесплатные земельные участки, поскольку земли было много, а обрабатывать ее было некому. Мой дед получил пятьдесят акров, а лавку отдал детям, моим родителям. Отцу было двенадцать, а маме – девять. Деду нравилось возиться в саду. Он наслаждался свежим деревенским воздухом. Жизнь в городе его совершенно не привлекала.
   Моему отцу так и не пришлось познать свободу, коей обладает современная молодежь. Он никогда не был беззаботным юношей. Еще до того, как он мог бы стать подростком, он уже стал взрослым, потому что заботился о братьях и сестрах и содержал лавку. Когда ему исполнилось двадцать, пришла пора устраивать браки своих сестер и брата и платить за их обучение.
   Я никогда не называл маму «мамой», потому что еще до моего рождения она уже была матерью троих детей, которые называли ее «бхабхи». Это значит «жена брата». Я тоже стал называть ее «бхабхи», услышав это имя от других детей.

   Однако воспитали меня дедушка и бабушка по материнской линии. Одинокие старики, они очень хотели, чтобы рядом был ребенок, который скрасил бы остаток их дней. Вот мои родители и решили отправить меня, их старшего сына, первенца, к ним на воспитание.
   Я почти не помню, как жил с родителями. Детство я провел среди стариков: дедушка, бабушка и их давний слуга, замечательный человек. Их было трое… но разница в возрасте была огромна, и я жил в полном одиночестве. Старики не могли составить мне компанию, как бы им этого ни хотелось. А никого другого рядом не было, потому что в этой маленькой деревушке наша семья была самой богатой. Жителей в округе было всего-навсего человек двести, и все они были такими бедными, что мои родители запрещали мне играть с местной детворой. Дети там были ужасно грязными и совсем нищими. В общем, дружить мне было не с кем. Это оказало на меня огромное влияние. За всю жизнь у меня так и не было настоящих друзей. Были знакомые, приятели, но не друзья.
   В детстве я был так одинок, что в итоге научился любить одиночество – это действительно блаженство. Одиночество не было каким-то проклятием для меня, оно приносило мне истинную радость. Я стал самодостаточным и научился ни от кого не зависеть.
   Игры меня никогда не интересовали по той простой причине, что в детстве я никогда не играл – вокруг меня не было других детей. Я все еще вижу себя маленьким: я просто сидел. Наш дом находился в чудесном месте. Он стоял прямо на берегу озера, протянувшегося на много миль вперед. Оно было таким прекрасным и безмолвным. Лишь изредка, время от времени, над головой пролетали стаи белых журавлей или раздавались крики птиц. Тогда покой нарушался, но в целом это было идеальное место для медитации. И даже если воздух прорезал крик влюбленной птицы… после этого тишина становилась только глубже.
   Озеро было усыпано лотосами, и я мог часами сидеть на берегу, такой довольный, словно в мире не было ничего, кроме лотосов, белых журавлей и тишины…
   Вскоре мои бабушка и дедушка заметили, что больше всего на свете мне нравилось одиночество. Они видели, что у меня не было желания идти в деревню и с кем-то знакомиться или с кем-то беседовать. Даже если они сами хотели со мной поговорить, я отвечал им кратко «да» или «нет». Мне было не интересно говорить. И поняв, что я люблю одиночество, они посчитали своим долгом охранять мой покой.
   Итак, целых семь лет никто не посягал на мою невинную, безмятежную жизнь. Было просто некому. Эти три старика, что жили в нашем доме, бабушка с дедушкой, да их слуга, защищали меня от внешнего мира, как могли. На самом деле с возрастом мне даже стало как-то неловко, что из-за меня они не разговаривали и были не такими, как все. Детям часто говорят: «Не шуми, папа работает» или «Дедушка отдыхает. Не болтай, сиди тихо». Со мной же все было наоборот. Сейчас я не могу сказать, почему и как это произошло. Но так уж вышло. Моей заслуги тут нет.
   Три старика постоянно делали друг другу знаки: «Не отвлекай его, ему так хорошо». И они тоже полюбили тишину.
   Тишина обладает особыми вибрациями. Молчание заразительно. Особенно детское, если в нем нет принуждения, если оно случается не потому, что кто-то приказал молчать или строго сказал: «Будешь шуметь – накажу», – это вовсе не тишина. В таком молчании нет радостных вибраций, о которых я говорю, нет того аромата, который ощущается, когда ребенок молчит просто так, просто потому что ему захотелось. Он счастлив безо всякой причины. И тогда все вокруг тоже испытывают блаженство.
   Итак, по простому стечению обстоятельств целых семь лет меня никто не трогал: никто от меня ничего не требовал, не пытался подготовить меня к миру бизнеса, политики или дипломатии. Бабушке с дедушкой очень хотелось, чтобы я рос естественным, – особенно бабушке. Она и была главной причиной. Это мелочь – но из подобных мелочей складывается целая жизнь. Именно благодаря ей я искренне уважаю женщин и женское начало в целом. Она была простой женщиной, необразованной, но чрезвычайно чувствительной. Деду и слуге она так прямо и сказала: «Мы прожили никчемную жизнь. Как были пустыми, такими и остались. А на пороге смерть. Давайте не будем мешать мальчику» Бабушка настаивала: «Что мы можем ему дать? Сделать такими же, как мы? Но мы – ничто. Так дайте хоть ему возможность быть самим собой».
   Я слышал, как ночами они спорили, думая, что я уже сплю. «Ты говоришь, что так лучше. Я, конечно, с тобой согласен – не унимался дед, – но он ведь не наш сын, и рано или поздно его заберут родители. Что они скажут? – „Вы его ничему не научили. Он абсолютно не воспитан, настоящий дикарь!“»
   Но бабушка была спокойна: «Ну что ты волнуешься? В этом мире все цивилизованны, у каждого есть манеры, и все знают этикет. Так и что с того? Вот ты – хорошо воспитан, но посмотри, чего ты достиг? В худшем случае родители просто разозлятся. Ну и что? Пусть себе злятся. Ничего страшного, а к тому времени мальчик станет уже сильным, и они не смогут сбить его с толку».
   Я чрезвычайно благодарен бабушке. Время от времени мой дед вновь заводил подобные разговоры, беспокоясь о том, что рано или поздно родители во всем обвинят именно его. «Вот приедут и скажут: „Мы доверили тебе ребенка, а ты его ничему не научил“».
   Но бабушка не хотела даже нанять мне учителя. В деревне был один человек, который мог бы научить меня основам чтения, математики и географии. Сам он закончил четыре класса – в Индии это называется начальной школой. В деревне этот человек считался самым умным. «Он мог бы приходить к нам и учить нашего мальчика. Пусть хоть алфавит выучит и считать научится. Чтобы потом родители не говорили, что мы впустую потратили семь лет», – убеждал дед бабушку.
   Но бабушка отвечала: «Вот заберут его и пусть делают, что хотят. А эти семь лет он будет таким, какой есть, и мы не станем ему мешать». Она всегда говорила одно и то же: «Ты ведь умеешь читать – и что? Умеешь считать – и..? Денег у тебя все равно нет, ты хочешь, чтобы у него тоже не было денег и чтобы он жил, как ты?»
   На этом их спор прекращался. А что было делать? Деду было трудно, потому что с этим не поспоришь. Он знал, что отвечать придется именно ему. Зять приедет и скажет: «Что ты наделал?» Так бы оно и было, но, к счастью для себя, дед умер еще до того, как меня забрали.
   Позже мой отец часто повторял: «Во всем виноват этот старик. Это он испортил мне ребенка». Но к тому времени я был уже достаточно независимым и сразу расставлял все точки над «i». «Не смей говорить при мне ни единого плохого слова о дедушке. Он спас меня от твоих нравоучений. И тебя это злит. У тебя есть другие дети, вот их и воспитывай. Потом посмотрим, кто из нас окажется испорченным».
   У него действительно были другие дети: они все рождались и рождались. Я даже иногда подшучивал над отцом: «Ну, пожалуйста, роди нам еще одного ребеночка. Пусть будет целая дюжина. Одиннадцать детей? Люди спрашивают: „Сколько у вас детей?“ Стыдно как-то говорить, что всего одиннадцать. Вот целая дюжина – это да. Впечатляет!» А позже я ему говорил: «Ты по-прежнему калечишь детей. А я – дикарь. Дикарем и останусь». И действительно, мне удалось избежать оков цивилизации.
//-- * * * --//
   Мой дедушка был очень щедрым человеком. Он был беден, но никогда не скупился. Он был готов отдать последнее. Именно он научил меня делиться с людьми всем, что у меня есть. Я никогда не видел, чтобы он отказал нищему, да и вообще кому бы то ни было.
   Я звал его «нана». В Индии так обращаются к отцу матери. А мать матери называют «нани». Я как-то спросил у деда: «Нана, где ты нашел такую красивую жену?» Лицо у нее было совсем не индийским, она была больше похожа на гречанку. Бабушка была сильной женщиной, очень сильной. Нана умер рано, ему не было и пятидесяти. А бабушка прожила до восьмидесяти. У нее было отменное здоровье. Никто и не думал, что она может умереть. Я обещал ей, что обязательно приеду на ее похороны. И я сдержал обещание. Она умерла в 1970 году. Тогда в последний раз я видел свою родню.
   Когда я был совсем маленьким, я считал нани своей мамой. Это были те самые годы, в которые происходит становление человека. Родная мать появилась позже. К тому времени я уже вырос, и у меня сложилось собственное отношение к жизни. Спасибо моей любимой бабушке. Дедушка тоже очень меня любил, но помочь мне не мог ничем. Он был любящим, но чтобы помогать, нужно обладать чем-то большим – нужно быть сильным. Он всегда боялся бабушки. В каком-то смысле он был подкаблучником. И все же он любил меня и помогал… что поделаешь, если он действительно был подкаблучником? Почти все мужья такие – девяносто девять и девять десятых процента. Так что это нормально.
//-- * * * --//
   Конечно, моего деда можно понять. Своим поведением я доставлял ему много неприятностей. Целыми днями он сидел на своем гадди – в Индии так называются кресла для богатых людей – и выслушивал жалобы на мой счет намного чаще, чем принимал заказы! Но он всегда отвечал: «Я готов возместить вам ущерб, однако наказывать его не стану».
   Я был очень непослушным ребенком, но он терпел все мои выходки… Даже я на такое не способен. Если бы мне пришлось воспитывать ребенка несколько лет… Упаси господи! Несколько минут – и я вышвырнул бы его за дверь навсегда. Возможно, те годы были для моего деда похожи на чудо. И он был вознагражден за свое невероятное терпение. Я видел, как с каждым днем он становился все более и более спокойным. Иногда я даже говорил ему:
   – Нана, почему ты меня не накажешь? Как ты можешь все это терпеть?
   И вы не поверите, но он плакал! Слезы сами катились у него из глаз. Он говорил:
   – Наказать тебя? Я просто не могу. Себя могу, а тебя – нет.
   Никогда, ни на одно мгновение я не видел в его глазах и тени обращенного в мою сторону гнева, хотя поверьте, я вытворял такое, что ни под силу даже тысяче детей. С самого утра, еще до завтрака, я уже начинал озорничать – и так до глубокой ночи. Домой я возвращался поздно, иногда в три-четыре часа утра… Каким замечательным человеком был мой дед! Он никогда меня не упрекал и ни разу не сказал: «Ты вернулся слишком поздно. Дети не должны гулять так долго». Ни разу! Наоборот, он даже старался не смотреть на часы.
   Он ни разу не повел меня с собой в храм, который посещал регулярно. Я вообще-то сам туда заглядывал, но только тогда, когда служба уже заканчивалась. Я воровал там пирамидки-призмы. В храме было много подсвечников с очень красивыми пирамидками. Думаю, что потихоньку я стащил их все. Когда дедушке об этом сказали, он ответил:
   – Ну и что! Я сам подарил храму эти подсвечники. Могу подарить еще. Он их не крал. Как он мог украсть то, что принадлежит его нане. Этот храм построен на мои деньги.
   Тогда священник перестал жаловаться. Какой смысл? Ведь он был всего лишь слугой моего наны.
   Нана ходил в храм каждое утро и ни разу не позвал меня с собой. Он не хотел навязывать мне какую-либо религию. И это здорово… не навязывать свои взгляды. Люди так часто внушают беспомощным детям те или иные религиозные истины. Но мой дед не поддавался этому искушению. Да, я называю это величайшим из искушений. Когда вы понимаете, что обладаете властью над кем-то, вы так или иначе начинаете этим пользоваться. Дед же ни разу не сказал мне: «Я – джайн, и ты должен быть джайном».
   Я очень хорошо помню один случай. В то время шла перепись населения, и к нам в дом пришел какой-то чиновник. Он задавал много вопросов и среди прочих спросил деда о том, какую религию тот исповедует.
   – Джайнизм, – ответил дед.
   Затем чиновник спросил о религии моей бабушки, а нана сказал:
   – Спросите у нее. Религия – это частное дело каждого. Лично я никогда ее об этом не спрашивал.
   Какой был человек!
   Бабушка же ответила так:
   – Я не придерживаюсь вообще никакой религии. Все это для меня детский лепет.
   Чиновник был в шоке. Даже я был потрясен. Она не исповедует никакой религии! В Индии найти нерелигиозную женщину попросту невозможно. Но она родилась в Каджурахо, скорее всего, в семье тантристов, а они не признают никаких религий. Они медитируют, но не относят себя ни к какой конфессии.
   Для западного человека это звучит абсурдно: медитация, не связанная с религией. Да, да, так и есть… на самом деле, если вы религиозны, вы не можете медитировать. Религия мешает медитации. Медитации не нужен бог, ей не нужен ни ад, ни рай, ни страх наказания, ни обещания вечного блаженства. Медитация не имеет ничего общего с мыслями, она случается тогда, когда их нет, а поскольку религия идет от ума, то она и существует исключительно в уме.
   Нани никогда не ходила в храм, но она научила меня одной мантре. Я еще никому об этом не рассказывал. Это джайнская мантра, но к джайнизму она имеет мало отношения. Ее связь с этой религией – чистая случайность…

   Намо арихантанам намо намо
   Намо сиддханам намо намо
   Намо увадджхайянам намо намо
   Намо лойе савва сахунам намо намо
   Аэсо панч наммукаро
   Савва паваппанасано
   Мангалам ча саввесам падхамам хавай мангалам
   Апиханте саранам павадджхами
   Сиддхе саранам павадджхами
   Саху саранам павадджхами
   Намо арихантанам намо намо
   Намо сиддханам намо намо
   Намо увадджхайянам намо намо
   Ом шанти, шанти, шанти…

   Теперь я попытаюсь ее перевести: «Я склоняюсь к стопам… припадаю к ногам ариханты…» Ариханта – так в джайнизме называют того, кого в буддизме зовут архатом: человека, достигшего наивысшей цели и которому больше ничего не нужно. Он обрел дом и отвернулся от остального мира. Он не создает религий или хотя бы учений. Он вообще ни о чем не рассказывает. Конечно, таких запоминают. Лучше всего запоминают тех, кто знает, но хранит безмолвие. Уважают не за слова, а за тишину, не за служение людям, а за познание самого себя. Не важно, отдавал он себя другим или нет, это уже второй вопрос. Главное, что он обрел себя, ведь в нашем мире это так трудно…

   Арихантой джайны называют того, кто познал свое «Я» и настолько погрузился в себя, настолько опьянен великолепием своего прозрения, что забыл обо всем на свете. В буквальном переводе «ариханта» означает «убивший врага», и этот враг – эго. Итак, первая строка мантры означает: «Я касаюсь стоп того, кто обрел себя».
   Вторая строка: «Намо сиддханам намо намо». Эта мантра не на санскрите, а на пракрите, языке джайнов. Он древнее санскрита. Само слово «санскрит» означает «улучшенный», «очищенный». Значит, до него уже был какой-то язык, иначе что было очищать? «Пракрит» означает «неочищенный», «естественный», «сырой», и джайны правы, когда утверждают, что их язык – самый древний. Их религия, между прочим, тоже самая древняя. Так вот, эта мантра с пракрита, сырого и неочищенного языка, переводится следующим образом: «Я касаюсь стоп того, кто стал своей сущностью». В чем же разница между первым человеком и вторым? Ариханта никогда не оглядывается, он никому не служит – ни в христианском смысле, ни в любом другом. Сиддха же иногда протягивает руку помощи тонущему человечеству – не всегда, а лишь время от времени. Для него это – не долг и не обязанность, а просто выбор. Он может помочь, а может и не помогать.
   Теперь третья строка: «Намо увадджхайянам намо намо…» «Прикасаюсь к стопам Учителей, увадджхайя». Они достигли того же, но обращены лицом к миру, они служат миру. Они одновременно и в этом мире, и вне его… и все же они здесь.
   Четвертая строка: «Намо лойе савва сахунам намо намо» – «Я касаюсь стоп учителей». Знаете, в чем разница между Учителем с большой буквы и просто учителем? Великий Учитель познал и делится своим Знанием, а просто учитель получил знания от кого-то другого и теперь несет их миру. Но сам он ничего не познал. Создатели этой мантры были гениальны: они припадали даже к стопам тех, кто не познал себя, но все же несет людям Знание Великих Учителей».
   Пятая строка – одна из самых глубоких по содержанию. За всю жизнь я встречал мало таких глубоких мыслей. Странно, что бабушка передала мне эту мантру, когда я был еще очень маленьким. Вы тоже увидите красоту этой фразы, как только я вам ее переведу. Только бабушка могла сделать мне такой подарок. Не знаю, кому еще хватило бы духу открыто провозглашать эту строчку… хотя все джайны произносят ее в своих мантрах. Но одно дело – повторять и совсем другое – передавать тому, кого любишь.
   «Я прикасаюсь к стопам всех, кто познал себя»… никаких различий, будь то индуист, джайн, буддист, христианин или мусульманин. В мантре так и говорится: «Прикасаюсь к стопам всех, кто познал себя». Насколько мне известно, это единственная мантра, никак не связанная с какой-то определенной религией.
   Предыдущие четыре строчки ничем не отличаются от пятой, они все в ней присутствуют. Однако пятая строка отражает ту широту, коей остальные не обладают. Она всеохватна. Эта фраза должна быть начертана на стенах всех храмов и церквей в мире, кто бы в них ни молился, потому что в ней сказано: «Я прикасаюсь к стопам всех, кто познал себя». Не «всех, кто познал бога». Даже слово «себя» можно опустить. Я сам добавил его в переводе. В оригинале сказано: «Прикасаюсь к стопам всех, кто познал», там нет слова «себя». Я добавил это слово лишь потому, что того требует грамматика вашего языка, ведь иначе вы спросите: «Познал что? Что именно стало объектом познания?» На самом деле нет никакого объекта познания – нет ничего, что можно было бы познавать, есть только познающий.
   Эта мантра и была единственной религией, – если ее вообще можно назвать религиозной, – которую передала мне моя бабушка. Не дедушка, а бабушка. Однажды она сказала:
   – Тебе не спится? Думаешь о том, как будешь завтра озорничать?
   – Нет, – ответил я. – Просто мне интересно. У всех есть какая-то религия, а когда меня спрашивают, во что я верю, я просто пожимаю плечами. Но ведь пожимать плечами – это же не ответ. Вот я и думаю, что мне отвечать в таких случаях?
   И она сказала:
   – Лично я не верю ни в какую религию, но мне нравится одна мантра, и это единственное, чему я могу тебя научить, – и совсем не потому, что она считается джайнской. Просто она красивая. Я повторяла ее миллионы раз, и эта мантра приносила мне удивительный покой… мне казалось, будто я сама припадаю к стопам всех, кто познал. Могу научить тебя только ей, больше ничему.
   Теперь я могу сказать, что она была великой женщиной. Когда речь заходит о религии, все начинают лгать. Христиане, иудеи, джайны, мусульмане… врут абсолютно все. Они говорят о боге, об ангелах, рассказывают про ад и рай и про всякую другую ерунду, даже не зная, что это такое. Но моя бабушка была действительно великой, и не потому, что она что-то знала, а потому, что попросту не могла соврать ребенку.
   Никто не должен лгать, особенно детям, это непростительно. Детей эксплуатируют много сотен лет только потому, что они всему верят. Соврите им, и они примут ваши слова за чистую монету. Если папа или мама что-то говорит, то ребенок считает слова родителя истиной в последней инстанции. Поэтому все человечество живет во лжи, в очень скользком, вязком вранье, которое внушается детям из поколения в поколение. Если бы мы могли хотя бы просто не врать, не врать детям, признаться им в собственном невежестве, мы стали бы гораздо более духовными и повели бы их за собой по пути святости. Невинны лишь дети, оставьте их в покое, не навязывайте им свои так называемые знания. Прежде всего, вам самим нужно стать невинными, искренними, настоящими.
//-- * * * --//
   Джайнизм – самая аскетичная религия в мире. Иными словами, самая мазохистская и садистская. Монахи-джайны так себя мучают, что порой кажется, что они просто сумасшедшие. Но это не так. На самом деле, они хорошие дельцы, и все, кто следуют религии джайнов, – отличные торговцы. Конечно, странно, что в Индии живут одни деловые люди. Однако все легко объяснимо, если учесть, что сама религия нацелена прежде всего на получение выгоды в ином мире. Джайны истязают себя, чтобы в ином мире получить все, чего у них нет в этом.
   Мне было, наверное, лет пять, когда я впервые увидел обнаженного джайнского монаха. Он пришел к нам в гости. Я просто не мог удержаться от смеха. Дедушка сказал мне:
   – Успокойся! Я знаю, что ты озорник. Я могу тебя простить, когда ты изводишь соседей, но если ты оскорбишь моего учителя, то пеняй на себя. Он – мой гуру. Это он посвятил меня в священные тайны нашей религии.
   – А мне нет дела до ваших священных тайн, – дерзко ответил я. – Зато я вижу его обычную тайну. Почему он голый? Он что, не мог надеть трусы?
   Даже мой дед рассмеялся.
   – Ты не понимаешь, – сказал он.
   – Ладно, я сам у него спрошу, – согласился я.
   Вся деревня собралась на даршан, который проводил тот монах. В самый разгар этой так называемой проповеди я встал и задал вопрос. Это было больше сорока лет назад, и с тех пор мне постоянно приходится воевать со всякими идиотами. Война началась в тот самый день, а закончится, боюсь, только когда меня уже не будет. А может быть, и вообще не закончится, ее продолжат мои ученики.
   Я задавал простые вопросы, на которые он не мог ответить. Я был озадачен. Мой дед покраснел от стыда. А бабушка похлопала меня по спине и сказала:
   – Молодчина! Я всегда знала, что ты это сделаешь.
   О чем я его спрашивал? Об очень простых вещах. Мне было интересно, почему он не хочет снова родиться. Люди даже выдумали целую науку, как избежать следующего рождения. Вот я его и спросил:
   – Неужели вы не хотите родиться еще раз?
   – Нет, ни в коем случае, – ответил он.
   Тогда я сказал:
   – Почему бы вам не совершить самоубийство? Зачем вы живете? Зачем едите и пьете? Ведь так просто взять и исчезнуть, покончить со всем этим. Зачем же так мучиться?
   Ему было не больше сорока…
   – Будете продолжать в том же духе, рискуете прожить еще лет сорок, а то и больше, – добавил я. Это ведь известный факт: кто мало ест, тот долго живет…
   Конечно, тогда я еще этого не знал, но спросил монаха:
   – Если вы не хотите снова рождаться, то зачем тогда живете? Почему не умрете? Совершите самоубийство, и все.
   Не думаю, что его когда-нибудь об этом спрашивали. В нашем обществе вежливых людей никто не осмеливается задавать действительно стоящие вопросы. А вопрос о самоубийстве один из самых важных.
   Марсель сказал: «Самоубийство – единственный по-настоящему философский вопрос». Тогда я не знал никакого Марселя. Возможно, в то время его еще и не было, и книга его не была написана. Но именно об этом я спросил монаха:
   – Если вы говорите, что не хотите больше рождаться, тогда зачем живете? Для чего? Покончите с этим раз и навсегда! Я знаю один хороший способ. И хотя я еще мало разбираюсь в жизни, но что касается самоубийства, могу дать вам отличный совет. Спрыгните со скалы на краю нашей деревни или утопитесь в реке.
   Я сказал тому монаху:
   – В сезон дождей я тоже могу спрыгнуть в реку с вами. Поплаваем немного вместе. Потом вы утонете, а я поплыву на тот берег. Я хорошо плаваю.
   Он посмотрел на меня с такой яростью, с такой злостью, что мне пришлось добавить:
   – Помните, если вы будете злиться, то родитесь снова. Так вы не избавитесь от мирских страданий. Почему вы смотрите на меня с такой ненавистью? Ответьте на мой вопрос спокойно. С радостью! А если не можете, то просто скажите: «Я не знаю». Зачем же злиться?
   Монах с трудом выговорил:
   – Самоубийство – это грех. Я не могу покончить с собой. Но я действительно не хочу снова рождаться. Отказываясь от всего, что у меня есть, я постепенно перейду в мир иной.
   И тогда я попросил:
   – Покажите мне, пожалуйста, что у вас есть. Вы же голый, и в руках у вас ничего нет. Так что же у вас есть?
   Дед попытался меня остановить, но я показал на бабушку и сказал ему:
   – Не забывай, нани мне разрешила, и никто мне не запретит, даже ты. Я у нее заранее спросил разрешения. Я боялся, что если прерву твоего гуру и его дурацкую проповедь, то ты на меня рассердишься.
   А бабушка сказала: «Если что, скажи, что я разрешила. Ничего не бойся, просто покажи на меня, и дедушка замолчит». Знаете, после этого он, как ни странно, действительно замолчал, хотя даже не посмотрел в сторону нани!
   Позже мы с нани долго смеялись. Я сказал ей:
   – Он даже не взглянул на тебя.
   – Он, наверное, боялся, что я скажу: «Замолчи, не мешай ребенку!» Вот и не посмотрел. А тебя не стал перебивать, чтобы со мной не связываться, – с улыбкой произнесла она.
   Вообще-то дед закрыл глаза, как будто медитировал. И я ему сказал:
   – Нана, ты молодец! Ты злишься, ты весь кипишь, и все равно сидишь с закрытыми глазами, словно просто медитируешь. Твой гуру злится на меня, потому что мои вопросы выводят его из себя, а ты злишься, потому что он не может на них ответить. Но, поверь мне, этот тип, который тут проповеди читает, – просто дурак.
   А мне было тогда всего пять или шесть лет!
   С тех пор я начал называть все своими именами. Идиотов я сразу вижу, как бы они ни маскировались. Никто не может укрыться от моего рентгеновского взгляда.
//-- * * * --//
   Я уже не помню имени того монаха. Кажется, его звали Шанти Сагар, что означает «океан блаженства». Конечно, ему было далеко до этого. Естественно, я забыл его имя. Он был всего лишь грязной лужей, но уж никак не океаном блаженства или покоя. В нем не было ни капли тишины. Вот он и разозлился.
   Слово «шанти» многозначно. Оно может означать «покой» и «тишину» – это два основных понятия. Но ничего такого не было в том монахе. В нем вообще не было ни покоя, ни тишины, одни лишь страдания. Он очень сильно на меня разозлился, стал кричать и велел заткнуться.
   А я сказал:
   – В моем доме никто не заставит меня замолчать. Это я могу попросить вас уйти. Вы не имеете права мне приказывать. Но я не стану вас прогонять, у меня еще есть вопросы. Пожалуйста, не сердитесь. Ведь вас зовут Шанти Сагар – океан покоя и тишины. Вы могли бы стать хотя бы маленьким озером? И не стоит сердиться на ребенка.
   Не дожидаясь, пока он успокоится, я обратился к бабушке, которая теперь уже не могла удержаться от смеха:
   – Ну что, нани? Спросить его еще о чем-нибудь или просто выгнать?
   Конечно, я задал этот вопрос не деду, потому что это был его гуру. Но бабушка сказала:
   – Спроси его, о чем хочешь. Если он не сможет ответить – вон дверь, она открыта.
   Я очень любил эту женщину. Именно она сделала из меня бунтаря. Даже дед был потрясен тем, что она тогда меня поддержала. Этот так называемый Шанти Сагар, как только понял, что бабушка на моей стороне, тут же замолчал. На самом деле, не только бабушка была за меня, но к тому времени уже вся деревня с интересом следила за развитием событий. Бедный монах остался в полном одиночестве.
   Я задал еще несколько вопросов. Я спросил:
   – Вы говорили, что нельзя верить тому, что не было познано на личном опыте. Мне кажется это верным, и вот мой вопрос…
   Джайны верят в существование семи кругов ада. С шестого круга еще можно вернуться, но, попадая на седьмой, вы остаетесь там навсегда. Возможно, седьмой – это христианский ад, потому что христиане говорят, что, попав в ад, вы не выберетесь из него никогда.
   – Так вот, – продолжал я, – вы рассказали о семи кругах ада. А сами-то вы были на седьмом круге? Ведь если бы вы туда попали, вас бы сейчас здесь не было. А если вы туда не попадали, то как вы можете утверждать, что он существует? Вернее было бы сказать, что есть шесть кругов ада, а не семь. Впредь будьте точнее в своих проповедях, говорите, что существует всего шесть кругов. А если вы все же настаиваете на существовании седьмого, то докажите мне, что по крайней мере один человек – Шанти Сагар – оттуда вернулся.
   Он был озадачен. Он не мог поверить, что этот вопрос задал ребенок. Сейчас я сам не могу в это поверить! Неужели я задал такой вопрос? У меня есть только одно объяснение: я был необразован и абсолютно ничего не знал. Знание делает людей умными и хитрыми. А я был простодушен. Я спросил о том, о чем мог бы спросить любой ребенок, если бы до этого ничему не учился. Образование – это величайшее преступление, совершаемое против несчастных малышей. Возможно, мир станет по-настоящему свободным, когда мы, наконец, перестанем навязывать детям мертвые знания.
   Я был абсолютно невинным ребенком, у меня не было никаких познаний. Я не умел ни читать, ни писать и считал только на пальцах. Даже сейчас, если пропущу палец, когда считаю, тут же сбиваюсь. Тот монах не мог ответить на мой вопрос. Бабушка встала и сказала:
   – Тебе все же придется ответить. Не думай, что это интересно только нашему малышу. Я тоже хочу знать, а я – хозяйка этого дома.
   Мне вновь нужно пояснить вам кое-что об учении джайнов. Когда джайнский монах приходит в чей-то дом и там его угощают, то после трапезы в знак благодарности монах читает проповедь. И эта проповедь адресована хозяйке. В тот день бабушка так и сказала:
   – Я здесь хозяйка. И я присоединяюсь к вопросу внука. Ты когда-нибудь был в аду? Если нет, то признайся честно и не говори потом, что существует семь кругов ада.
   Монах был смущен и подавлен, особенно после выступления этой прекрасной женщины. Он стал пробираться к выходу. Но нани воскликнула:
   – Стой! Куда ты? А кто ответит на вопрос моего мальчика? У него еще есть о чем спросить! Что ты за человек? Бежишь от детских вопросов?!
   Монах остановился. Тогда я сказал:
   – Ладно, забудем про этот вопрос. Он и на первый мой вопрос не ответил. Лучше я задам ему еще один, может, сейчас ему повезет, и он сможет хоть что-то сказать.
   Монах взглянул на меня, и я сказал:
   – Если вам хочется меня рассмотреть, смотрите мне прямо в глаза.
   Наступила тишина, никто не проронил ни слова. Монах отвел взгляд, а я сказал:
   – Я не буду задавать третий вопрос. Первые два остались без ответа, а третий я не буду задавать, мне не хочется позорить нашего гостя. Я ухожу.
   И я ушел и был ужасно рад, что бабушка пошла за мной.
   Дедушка остался, чтобы проститься с монахом. Но как только тот ушел, дед вбежал в дом и накинулся на бабушку:
   – Ты что, с ума сошла? Сначала ты вступилась за мальчишку, от которого одни неприятности, а потом еще и пошла за ним, даже не попрощавшись с Учителем!?
   – Он не мой Учитель, – ответила нани. – Так что мне все равно. А тот, кого ты считаешь отъявленным хулиганом, – это семя, и никто не знает, что из него вырастет.
   Сейчас я уже знаю, что выросло из того семени. Человек не может стать буддой, не будучи настоящим нарушителем спокойствия. А я – не просто будда, как Гаутама Будда. Это было бы слишком традиционно. Я – Зорба Будда. Во мне сливаются Восток и Запад. На самом деле я не разделяю мир на Восток и Запад, на большое и маленькое, на мужчин и женщин, на хорошее или плохое, на бога или дьявола. Нет, тысячу раз нет! Я ничего ни на что не делю. Наоборот, я соединяю все, что было разделено. Такова моя работа.
   То событие чрезвычайно важно для понимания всей моей жизни, потому что если вы познали семя, то сможете познать и древо, и его плоды, и даже луну, просвечивающую сквозь ветви.
   С того самого дня я сопротивляюсь всему, что отдает мазохизмом. Конечно, это слово я узнал гораздо позже, но слова ничего не значат. Уже тогда я был против аскетизма, несмотря на то, что и слов таких не знал. Но я чувствовал запах чего-то отвратительного. Знаете, у меня настоящая аллергия на любые самоистязания. Я хочу, чтобы все люди жили полноценной жизнью. Довольствоваться малым – не для меня. Живите, берите от жизни все, а если сможете взять больше – прекрасно. Давайте! Чего вы ждете? Не тратьте время на ожидания рая…
   Кстати, я не против самоубийства. Если человек решает положить жизни конец, это его право. Я только против пожизненной каторги. Перед смертью тот монах, Шанти Сагар, сто десять дней ничего не ел. Здоровый человек вполне может прожить без еды девяносто дней, а очень крепкий – и того больше.
   Запомните, я не был грубым с тем мужчиной. В той ситуации мои вопросы были абсолютно правомерны, возможно, еще и потому, что он не мог на них ответить. И как ни странно, с того самого дня я не только начал задавать вопросы, но и перестал получать на них ответы. Я встречал очень много так называемых духовных людей, но ни один из них не мог ответить на мои вопросы. В каком-то смысле то событие определило всю мою жизнь, ее особый аромат.
   Шанти Сагар покинул наш дом в ярости. Я же, наоборот, был невероятно счастлив и не скрывал этого от деда. Я сказал ему:
   – Нана, он может злиться сколько угодно, но я чувствую, что был прав. Твой гуру – серая личность. Тебе бы следовало выбрать в учителя кого-то более достойного.
   Дед не мог удержаться от смеха.
   – Возможно, ты и прав, но в моем возрасте не очень-то практично менять учителей. – И посмотрев на бабушку, добавил: – Ведь так?
   Нани была верна себе:
   – Никогда не поздно что-то менять. Если видишь, что принял неверное решение, выбери другое. Правда… поторопись, ты ведь уже не молод. Только не говори, что ты слишком стар. Это у молодых вагон времени, а у стариков его нет. Ты ведь не мальчик уже.
   Дедушка умер лишь несколько лет спустя, но так и не решился найти нового гуру. Все шло как прежде. Бабушка часто подтрунивала над ним, говоря:
   – Когда же ты поменяешь своего гуру и свои взгляды?
   А он отвечал:
   – Скоро, конечно, уже скоро.
   Однажды бабушка сказала ему:
   – Прекрати нести чушь! Если не изменишься прямо сейчас, то не сделаешь этого никогда. Хватит с меня пустых обещаний. Ты либо меняешься, либо нет. Только не нужно врать.
   Эта женщина могла бы стать невероятно влиятельным человеком. Роль домохозяйки была явно не для нее. Она не должна была жить в этой маленькой деревушке. Весь мир мог бы слушать ее, затаив дыхание. Возможно, я делаю то, что предназначалось ей. Может быть, я стал ее продолжением. Она любила меня так сильно, что была мне роднее матери. Я всегда считал нани своей настоящей мамой.
   Только ей я мог сознаться в каких-то дурных поступках. Только ей, больше никому. Я безмерно ей доверял. Я мог поведать ей все свои тайны, потому что однажды я осознал одну вещь: нани меня понимает.
   Мне кажется, что в тот день, когда я задавал монаху-джайну странные, неприятные, раздражающие вопросы, я не делал ничего плохого. Возможно, ему это было даже полезно. Может быть, в один прекрасный день он все поймет. Если бы у него хватило духу, он понял бы все уже тогда, но он оказался трусом и попросту сбежал. С тех пор это стало для меня привычным. Так называемые махатмы или святые – все оказываются малодушными лжецами. Еще ни разу я не встречал махатму – индуистского, исламского, христианского или буддийского, – про которого можно было бы сказать, что он обладает по-настоящему мятежным духом. Но если ты не бунтарь, ты не религиозен. Мятеж – вот истинная основа любой религии.
//-- * * * --//
   Нана был для меня не просто дедушкой, отцом матери. Трудно объяснить, кем он для меня был. Он называл меня «Раджа», что значит «царь». И в течение семи лет он делал все, чтобы я действительно жил по-царски. На мой день рождения он приводил из ближайшего города слона… В те дни в Индии слоны были только у двух сословий – у царей и священнослужителей, – потому что содержание слона, корм и уход за ним стоили очень дорого. Священники могли себе это позволить, так как у них было множество прихожан, которые жертвовали средства не только для них самих, но и для их животных. Неподалеку от нашей деревни жил один такой святой, у которого был слон. Дедушка договаривался с ним, и на мой день рождения слона приводили к нам. Нана усаживал меня сверху, а по бокам вешал два мешка с серебряными монетами.
   Когда я был маленьким, в Индии не было бумажных денег. Вместо рупий люди расплачивались серебром. Дедушка набивал деньгами два огромных мешка, вешал их на слона, и я катался по деревне, разбрасывая монеты во все стороны. Так мы отмечали мои дни рождения. Однажды я ехал впереди, а он сзади на телеге, запряженной буйволом. Телега тоже была полна денег. Он ехал и кричал: «Не скупись. У меня еще много. Бросай, не жалей».
   Он всеми силами пытался внушить мне мысль, что я королевских кровей.
//-- * * * --//
   В разлуке есть своя поэзия. Человеку просто нужно выучить ее язык и однажды испить эту чашу до конца. Тогда горечь сама по себе превратится в радость… невероятно, но факт. Я понял это, когда умер мой нана. То была окончательная разлука. Мы больше никогда не встретимся, но в этом есть особая прелесть. Он был стар. Похоже, у него не выдержало сердце. Он болел, но мы не знали чем, потому что в деревне не было ни врача, ни аптеки, ни хотя бы просто лекарств. Мы так и не узнали, от чего он умер, но думаю – от сердечного приступа.
   Когда он уходил, я наклонился к нему и спросил:
   – Нана, может быть, ты скажешь мне что-то на прощание? Каким будет твое последнее слово? Дай мне что-нибудь, что напоминало бы мне о тебе.
   Он снял с пальца кольцо и вложил в мою руку. Сейчас то кольцо у кого-то из саньясинов [2 - Обычно саньясином считается духовный искатель, отрекшийся от мира, но Ошо называет этим словом тех, кто остается в мире и пытается привнести в жизнь медитацию и просветление. – Примеч. ред. англ. изд-я.], я его кому-то подарил. Оно всегда было для меня мистическим. Дедушка никому не разрешал его рассматривать, хотя сам частенько это делал. Кольцо было с боковыми стеклышками, чтобы заглядывать внутрь. Сверху был бриллиант, а по бокам – прозрачные стекла, как будто окошки.
   Он никому не позволял смотреть через них, и никто не знал, что он там видит. Оказывается, внутри было изображение Махавиры, джайнского тиртханкары, очень красивая крохотная статуэтка. Стеклышки были увеличительными, и сквозь них статуя казалась огромной.
   Со слезами на глазах дедушка сказал:
   – Мне нечего тебе больше дать, потому что все остальное когда-нибудь станет тебе не нужно. Я могу оставить тебе только мою любовь к тому, кто познал себя.
   И хотя кольца у меня уже нет, но я выполнил его желание. Я тоже познал себя… самого себя. Какая разница, кто там, в кольце, и познал он себя или нет? Но мой бедный дедушка любил своего Учителя, Махавиру, и передал мне свою любовь. Я с огромным почтением отношусь к его любви к Учителю и ко мне. Последними его словами было:
   – Не волнуйся, я не умру.
   Мы все ждали, скажет ли он еще что-нибудь, но он больше уже ничего не произнес. Его глаза закрылись навсегда.
   Я все еще помню, какая наступила тишина. Было слышно, как телега, запряженная буйволами, катится вдоль реки и тихонько поскрипывает. Я помню каждую мелочь. Я ничего не сказал, потому что не хотел тревожить бабушку. А она тоже молчала. Через некоторое время я стал волноваться за нее и произнес:
   – Скажи что-нибудь, не молчи. Это невыносимо.
   Можете себе представить – она запела! Так я понял, что смерть может стать праздником. То была песня, которую она пела, когда влюбилась в моего дедушку.
   И это тоже очень много значит. Тогда, девяносто лет назад, в Индии она осмелилась влюбиться. Она вышла замуж в двадцать четыре года. Большая редкость!
   Однажды я спросил у нее, как ей удалось так долго не выходить замуж. Она была очень красивой… Как-то я пошутил, что сам царь Чхаттерпура, правитель того штата, в котором находится Каджурахо, мог бы предложить ей руку и сердце.
   А она улыбнулась и произнесла:
   – Удивительно, что ты говоришь об этом, потому что так оно и было. Но я ему отказала, и не только ему, но и многим другим.
   В те дни девочек выдавали замуж, когда им было семь лет, самое большее девять. Просто потому что люди боялись любви… Еще совсем немного, и девочка может влюбиться. Но отец моей бабушки был поэтом, его песни до сих пор поют в Каджурахо и в его окрестностях. Он сказал, что выдаст дочь замуж только тогда, когда она сама этого захочет. Судьбе было угодно, чтобы она влюбилась в моего дедушку.
   Тогда я спросил:
   – Странно, что ты отказала самому царю и вышла замуж за бедняка. Ради чего? Он не был таким уж красавцем или каким-то выдающимся человеком. Что ты в нем нашла? За что ты его полюбила?
   А она сказала:
   – Тут ты не прав. Влюбляются не «за что-то». Я просто увидела его и все. Я увидела его глаза и ощутила внутри глубокую веру, которая ни разу не пошатнулась.
   Потом я спросил дедушку:
   – Нани сказала, что влюбилась в тебя. Это я понимаю, но ты, почему ты решил жениться на ней?
   – Я не поэт и не мыслитель, – ответил он, – но я умею ценить красоту.
   В жизни я не видел женщины прекраснее моей нани. Я сам был влюблен в нее и любил ее всю жизнь. Она умерла в восемьдесят лет. Когда это случилось, я вошел в дом и увидел ее лежащей на постели, мертвой. Все ждали только меня: перед смертью она велела не сжигать ее тело до тех пор, пока я не приеду. Она хотела, чтобы именно я разжег погребальный костер. Вот меня и ждали. Я вошел и приподнял простыню, покрывавшую ее лицо… она была такая красивая! Еще прекраснее, чем в жизни, потому что теперь ее лицо озарял покой. Покой, который не могли нарушить ни дыхание, ни какие-либо земные страдания. Она была сама безмятежность!
   Разводить огонь под ее совершенным телом стало для меня настоящей мукой. Мне казалось, что я сжигаю неземное творение Леонардо или Винсента Ван Гога. Бабушка была для меня важнее самой Моны Лизы и прекраснее Клеопатры. Я нисколько не преувеличиваю. Для меня она была воплощением красоты! Благодаря ей я стал тем, кто я есть. Она всеми силами пыталась мне помочь. Без нее я сейчас был бы, наверное, лавочником, врачом или инженером.
   Мой отец был бедным, и у него не было денег на мое обучение. Но когда настала пора сдавать вступительные экзамены, он настоял на том, чтобы я поступил в университет. Он был готов одолжить любую сумму, лишь бы я учился. Я тоже хотел учиться, но только не на врача и не на инженера. Я попросту отказался поступать на медицинский или технический факультет. Я так и сказал отцу:
   – Если честно, я хочу быть странствующим саньясином.
   – Кем!? Бродягой? – воскликнул он.
   – Да, – сказал я. – Я хочу поступить на философский, чтобы стать странствующим философом.
   Отец был категорически против.
   – В таком случае я не стану занимать для тебя денег. Все равно никакого толку, – заявил он.
   Бабушка же сказала:
   – Не волнуйся, сынок. Давай, учись, чему хочешь. Я, слава богу, еще жива. Я продам все, что у меня есть, только бы ты оставался самим собой. Мне все равно, куда ты поступишь и чему будешь учиться.
   Она действительно ни разу не спросила меня о моей будущей профессии, а только посылала мне деньги, даже тогда, когда я стал преподавателем и сам начал зарабатывать. Мне пришлось убеждать ее, что теперь уже я должен помогать ей деньгами.
   Но она настаивала:
   – За меня не волнуйся, мне деньги ни к чему. Ты уж лучше потрать их на что-нибудь стоящее.
   И я тратил их на книги. Все вокруг удивлялись, откуда у меня столько денег. Я покупал книги кучами. Даже когда учился в старших классах, мой дом был завален книгами. Их было полно, и все только и гадали, где я беру деньги. Но бабушка меня предупредила:
   – Никому не говори, что эти деньги от меня. Если твои родители узнают, то тоже начнут просить, а я не смогу им отказать.
   И она давала деньги только мне. Представляете, даже в тот месяц, когда она умерла, я получил от нее очередную сумму. Утром, в день ее смерти, она подписала чек. Самое удивительное, что это были последние деньги на ее счету. Похоже, она знала, что «завтра» для нее никогда не наступит.
   Я счастливый человек во многих отношениях, но больше всего мне в жизни повезло с бабушкой и дедушкой… у меня было по-настоящему золотое детство.

Мятежный дух

   Сколько я себя помню, я любил только одну игру – спор. Я спорил по любому поводу. Мало кто мог со мной тягаться, а уж понять – об этом и вовсе речи не было.
   Учеба в школе меня никогда не интересовала. Школа для меня была худшим местом. В конце концов, меня заставили туда ходить, но я сопротивлялся, как мог. Моим одноклассникам было неинтересно то, что волновало меня, а их увлекало то, что меня вообще никак не трогало. Я чувствовал себя чужим.
   Меня по-прежнему интересовало одно: я стремился познать истину, смысл жизни, понять, для чего я живу. Что если бы вместо меня жил кто-то другой? Я знал, что не успокоюсь, пока не найду ответы на свои вопросы и не дам покоя никому вокруг.

1939–1951. Гадавара, Мадья-Прадеш, Индия

   Смерть дедушки стала моей первой встречей со смертью. И не просто встречей, а чем-то неизмеримо большим. Если бы это было просто первым столкновением, я упустил бы ее истинный смысл. Но я увидел не только смерть, а и то, что никогда не умирает. Оно парило над телом, медленно покидая его… то была чистая стихия. Этот опыт определил всю мою дальнейшую жизнь. В тот день я обрел свой путь или, скорее, открыл для себя пространство, о котором прежде ничего не знал.
   Я слышал, как другие говорили о смерти, но сам ее никогда не видел. Даже если бы и видел, то это ничего бы для меня не значило. Только если теряешь любимого, очень близкого человека, то можешь понять, что такое смерть на самом деле. Я хочу это подчеркнуть: смерть можно познать только тогда, когда умирает тот, кого любишь.
   Когда любовь соединяется со смертью, происходит трансформация, такое невероятное преображение, словно рождаешься заново. И тебе уже никогда не стать прежним. Но люди не умеют любить. Они не способны воспринимать смерть так, как ощутил ее я. Без любви смерть не раскроет перед тобой тайну бытия. Но если любишь, и любишь по-настоящему, то смерть станет для тебя ключом ко всему сущему.
   Моя первая встреча со смертью была не простым событием. Во многих отношениях. Умер человек, которого я любил всем сердцем. Я считал его своим отцом. Он воспитал меня в духе абсолютной свободы. Он меня никогда не сдерживал, никогда не осуждал и не наказывал…
   Любовь и свобода! Если они у тебя есть, ты чувствуешь себя на вершине мира. Вот настоящий рай – любовь и свобода одновременно. Обладая любовью, ты крепко стоишь на земле. Свобода же дает тебе крылья.
   Дедушка дал мне и то, и другое. Он любил меня больше всех на свете. Он никого так не любил, ни свою дочь, ни даже мою бабушку. И он давал мне свободу – величайший дар из всех. Умирая, он подарил мне кольцо и со слезами сказал:
   – Мне нечего тебе больше дать.
   – Нана, ты уже подарил мне самое ценное, что может быть, – ответил я.
   Он открыл глаза и спросил:
   – Что же?
   – Разве ты не помнишь? – улыбнулся я. – Ты подарил мне любовь и свободу. Наверное, ни одному ребенку не давали столько свободы, как мне. Чего же еще мне хотеть? Мне больше ничего не нужно. Благодарю тебя от всего сердца. Ты можешь уйти спокойно.
//-- * * * --//
   Моя первая встреча со смертью была прекрасной. Для большинства детей во всем мире смерть – это что-то ужасное. Я же воспринял ее совершенно иначе. К счастью, я много времени проводил у дедушкиной постели, когда он болел. Он медленно угасал. Я чувствовал, как смерть постепенно окутывает его – я слышал поступь ее величественного безмолвия.
   Мне повезло еще и в том, что рядом была нани. Возможно, без нее я упустил бы всю красоту момента, ведь любовь и смерть всегда рядом… может, это вообще одно и то же. Она любила меня. Я купался в ее любви. И в то же время мы ясно ощущали приближение смерти. До сих пор слышу скрип той телеги, запряженной буйволами… Эти звуки так глубоко запечатлелись в моей памяти, что, кажется, они останутся со мной навсегда. Может быть, когда я буду умирать, я вновь услышу этот скрип.
   Нани держала меня за руку, я затаил дыхание. И хотя я не понимал, что происходит, я чувствовал, что вот-вот случится что-то очень важное. Я держал голову дедушки на коленях, а руками касался его груди и ощущал, как медленно, очень медленно угасает его дыхание. Когда его грудь стала совсем неподвижной, я сказал бабушке:
   – Нани, кажется, он не дышит.
   Она ответила:
   – Все в порядке, не бойся. Он прожил хорошую жизнь. Лучшего и желать нельзя.
   И добавила:
   – Запомни: никогда не желай большего. Всегда достаточно того, что есть. Прошу тебя, не забывай об этом.
//-- * * * --//
   Первые семь лет – самые важные в жизни. Никогда больше у человека не бывает стольких возможностей. В эти семь лет решается, какими станут остальные семьдесят. В этом возрасте закладывается самая основа личности. И по странному стечению обстоятельств судьба уберегла меня от моих родителей. Когда я вновь переехал в их дом, я уже был самостоятельным и независимым. Я научился летать. Я знал, что у меня есть крылья, и чтобы взлететь, мне не нужна ничья помощь. К тому времени в моем распоряжении было все небо.
   Я никогда с ними не советовался, и даже если они и учили меня чему-то, я никогда их не слушал. Я говорил: «Это оскорбительно. Неужели вы считаете, что я сам не справлюсь? Я понимаю, что нет ничего плохого в том, что вы хотите меня чему-то научить, за это я вам благодарен, но вы не понимаете одного: я могу это сделать сам. Дайте мне возможность себя проявить. Просто не мешайте».
   В те семь лет я стал настоящим индивидуалистом. Никто не мог навязать мне свое мнение.
   Лавка моего отца находилась на первом этаже дома, в котором мы жили. В Индии так всегда: дом и магазин располагаются в одном месте, чтобы легче было управлять. По дороге домой я проходил лавку, закрыв глаза.
   Отец как-то сказал:
   – Странный ты какой-то. Все время проходишь лавку, зажмурившись. Здесь идти-то нечего, метра четыре от силы. Это что, ритуал какой-то особый?
   – Что-то в этом роде, – ответил я. – Не хочу, чтобы эта лавка погубила меня так же, как тебя. Вот я и закрываю глаза. Мне вообще все равно, что здесь происходит, абсолютно неинтересно!
   Надо сказать, что это была одна из лучших суконных лавок в городе. Там продавались самые красивые ткани. Но я никогда не смотрел по сторонам. Просто зажмуривался и шел дальше.
   – Но тебе не обязательно закрывать глаза, здесь нет ничего плохого, – возразил отец.
   – Кто его знает, – ответил я. – Все это отвлекает, а я не хочу отвлекаться.
   Я был старшим сыном, и отец, естественно, хотел, чтобы я ему помогал. Он мечтал о том, что я выучусь, вернусь обратно и возьму управление лавкой на себя. Сам он справлялся неплохо. Постепенно лавка становилась все больше и больше.
   – Кому я все это оставлю, как не тебе? Я уже не молод. Что же, мне вечно стоять за прилавком? – порой говорил он.
   А я отвечал:
   – Нет, я не стану управляющим. Ты ведь можешь передать дела кому-нибудь другому. У меня есть младшие братья. Они уже давно положили глаз на твой магазин, вот только боятся, что ты все оставишь мне. Я уже говорил им, что меня опасаться не нужно. Я им не конкурент. Отдай лавку им.
   Но в Индии традиционно наследником становится старший сын. Мой отец сам был старшим, поэтому магазин достался ему. И все, чем он владел, должно было перейти ко мне. Естественно, он беспокоился. Как только он ни пытался меня уговаривать! Но у него ничего не вышло.
   Он говорил: «Даже если ты станешь врачом, ты за месяц не заработаешь столько, сколько я за один день. А сколько ты будешь получать как инженер? Даже если станешь профессором… Да любой профессор с радостью согласился бы у меня работать. Их теперь как собак нерезаных – этих ученых-академиков, и все они без работы».
   Сначала он уговаривал меня не поступать в университет, потому что боялся, что за шесть лет я стану совсем чужим и буду жить где-нибудь далеко от дома. Тогда он никак не сможет меня воспитывать. Он и так жалел, что они с матерью отправили меня на целых семь лет к бабушке с дедушкой. Но я ему сказал:
   – Ты не бойся. То, чего ты боишься, уже случилось. Там у меня была хорошая школа! Те семь лет… Ни одному университету меня не испортить. Я и так уже испорчен хуже некуда, совсем от рук отбился. Все твои уговоры – уважение, деньги, положение в обществе – все это для меня ничего не значит. Не волнуйся, я не собираюсь становиться ни врачом, ни инженером. Я хочу всю свою жизнь быть бродягой.
   – Час от часу не легче! – воскликнул он. – Уж лучше бы ты стал врачом или инженером. Но бродягой? Это что за новая профессия такая? Хватило же мозгов додуматься – бродягой! Да бродягам самим стыдно, когда их так называют. А ты своему родному отцу говоришь, что хочешь всю жизнь бродяжничать.
   – Да, хочу, – ответил я.
   Тут он вновь на меня накинулся:
   – Тогда зачем тебе университет?
   – А я хочу быть ученым бродягой, не тем бродягой, который скитается потому, что больше ничего не умеет, вот и скитается от безделья. Нет, я хочу быть другим бродягой. Сначала я хочу доказать миру, что могу быть кем угодно. Я просто хочу бродяжничать, но не из-за слабости характера, а из-за силы. Тогда меня будут уважать, даже если я – бродяга. Ведь уважают не за профессию или деньги, а за силу духа, четкость мысли и житейскую мудрость, – ответил я. – Пойми правильно: я хочу учиться в университете не для того, чтобы потом найти хорошую работу. Я рожден не для этих глупостей. В мире так много людей, которые готовы ими заниматься. Но вот образованных, мудрых и утонченных бродяг просто нет. А они нужны. Нищих-то полно, только все они – люди третьего сорта, попросту неудачники. Сначала я хочу стать очень успешным и только потом послать все к черту и стать странствующим философом.
   Отец сказал:
   – Не понимаю я твоей логики, но раз уж ты решил стать бродягой, тут ничего не поделаешь.
   Те семь лет… он снова и снова повторял: «Эта была наша самая большая ошибка. Уж мы-то сделали бы из тебя человека. Но эти старикашки тебя вконец испортили».
   После смерти наны бабушка уехала из деревни. Ее сердце было разбито. Я повидал много супружеских пар, когда путешествовал по Индии. Я жил в самых разных домах и видел их семейную жизнь изнутри, но ни разу не встречал мужа и жену, хоть чем-то похожих на моих стариков. Они действительно любили друг друга. То была настоящая любовь.
   Бабушка переехала в город, в котором жил мой отец, однако она предпочла жить отдельно. Она не любила всех этих шумных родственников: братьев моего отца, их жен, детей – целая толпа. «Мне тут не место, – сказала она. – Всю свою жизнь я прожила с мужем в тишине, не считая, конечно, тех семи лет, что ты был у нас. А так, мы не слишком много разговаривали… как-то было не о чем. Чаще всего мы просто сидели рядом и молчали». Она сказала: «Я хочу жить одна». И ей подыскали дом возле реки. Там было так же тихо и уютно, как в той деревне, в которой она жила вместе с дедом. В городе у нас не было озера, зато река была очень красивой.
   Целыми днями я то пропадал в школе, то бродил по городу, то был занят какими-то делами, но ночевать я приходил к нани. Много раз она говорила:
   – Твои родители, должно быть, обижаются. Мы забрали тебя на целых семь лет, и теперь они не могут нам этого простить. Мы-то думали, что должны вернуть тебя таким же нетронутым, каким ты был, когда к нам приехал. Мы не хотели тебе ничего навязывать. А они сердятся. Не говорят об этом, но я-то чувствую. Да и все вокруг считают, что мы тебя испортили. А теперь ты ночуешь не дома, с мамой и папой, а каждый вечер приходишь ко мне. Они наверняка думают, что я продолжаю тебя портить. Старик, мол, умер, но старуха-то жива.
   – А ты сможешь уснуть, если я не приду? – отвечал я. – Для кого ты каждый вечер расстилаешь вторую постель? Я ведь даже не говорю, что приду. Я никогда не знаю, что будет завтра, да и кто вообще знает? Зачем ты стелешь вторую кровать?
   У меня была давняя привычка. Позже моему психологу удалось меня от нее избавить, но на это ушло года два, а то и три. С самого детства, сколько себя помню, я любил есть сладкое перед сном. Иначе просто не мог уснуть. Бабушка не только готовила мне постель, но и заранее покупала все, что я любил. Сласти она ставила рядом с моей кроватью, чтобы я мог поесть в любую минуту, даже среди ночи, если мне захочется.
   Я спрашивал у нее:
   – Для кого ты все это покупаешь? Ты ведь не ешь сладкого с тех пор, как умер нана.
   Дедушка очень любил сласти. Скорее всего, это он меня к ним приучил, он всегда съедал что-нибудь вкусненькое перед сном. У джайнов так не принято. Они не едят на ночь, не пьют ни воды, ни молока. Но в нашей деревне был только один джайн – мой дед, поэтому у него не было проблем. Возможно, это он меня приучил. Когда он ел, то и меня звал. Постепенно это вошло в привычку. Конечно, целых семь лет мы ели сладкое перед сном!
   Я не хотел ночевать дома по двум причинам. Во-первых, дома сладкого не давали. Там было слишком много детей. Угощаешь одного, все остальные тут же начинают просить. К тому же просить было запрещено религией. А я никак не мог заснуть без чего-нибудь сладкого.
   Во-вторых, я чувствовал, что моей нани одиноко. В родительском доме было слишком много народу, прямо как на базаре. И я думал: «Никто и не заметит моего отсутствия». Это правда, никто по мне не скучал. Родители знали, что я ночую у нани, и не волновались.
   Поэтому и после семи лет жизни в деревне я был свободен от родительских нравоучений. Так уж вышло, что с самого детства я был предоставлен сам себе. Правильно я поступал или нет, никого не волновало. Я просто вел себя, как хотел. Постепенно это стало моим образом жизни. И так было во всем – например, в одежде.
   В городе я был единственным немусульманином, одевавшимся, как мусульманин. Отец говорил:
   – Ты можешь делать все, что угодно, но прошу тебя, не одевайся ты так. Все на нас смотрят! Подумай о своих братьях и сестрах. Что за бредовая идея взбрела тебе в голову!?
   В моем городе вместо индийской одежды дхоти мусульмане носили своего рода пижамы – шальвары. Такую одежду носят пуштуны в Афганистане и Пакистане – далеких странах за Гималаями. Этот наряд хоть и похож на обычную пижаму, но гораздо красивее и богаче, на нем много складок. Из настоящих шальвар можно сшить десяток пижам. Аккуратно подобранные складки придают шальварам особую прелесть. Кроме того, я носил пуштунскую куртку. В Индии куртки короткие, и рукава у них тесные. А у пуштунских курток рукава свободные и длинные, а сама куртка доходит почти до колен. Наконец, я носил турецкую феску.
   Отец говорил мне:
   – Ты все равно проходишь по лавке, зажмурившись. Почему ты не пользуешься задней дверью?
   Он говорил:
   – У нас есть черный ход, через него и ходи, избавь меня от необходимости отвечать на вопросы любопытных покупателей. Они вечно интересуются, кто этот мусульманин, что ходит тут с закрытыми глазами. Это же надо такое придумать! У нас магазин одежды, тут полно всего. Ты мог бы выбрать лучшее. Зачем ты ходишь, как мусульманин?
   В Индии считается, что нет ничего хуже исламского наряда. Я говорил отцу:
   – Именно потому, что все думают, что это ужасно. А я доказываю обратное: исламская одежда прекрасна. Так и есть, куда бы я ни пошел, все смотрят только на меня: в классе и на улице. На других вообще не смотрят, а меня замечают.
   А как я носил этот наряд!.. Он был воистину роскошным, особенно феска – такая вытянутая шапочка с кисточкой сбоку. Только богачи могли позволить себе носить такой головной убор. Тогда я был еще маленьким, но моя одежда приносила мне огромную пользу.
   Я мог, например, спокойно зайти в городскую управу. Солдат, охранявший ворота, видя меня в таком наряде, обычно говорил: «Проходите»… Иначе меня, мальчишку, никуда бы не пропустили. Возможно, солдат думал: «Так одет! Должно быть, шейх или сынок какой-нибудь важной шишки». При виде моей одежды даже комиссар [3 - Торговый уполномоченный, официальный представитель Великобритании в доминионах. – Здесь и далее примеч. пер.] вскакивал с кресла и говорил: «Шейх-джи, бетье» – «Присаживайтесь, достопочтенный шейх».
   Я говорил отцу:
   – Эта одежда мне очень помогает. Вот, например, недавно я ходил к министру. Он подумал, что я шейх из какой-нибудь богатой арабской или персидской семьи. А ты хочешь, чтобы я носил дхоти и куртку. Да меня вообще не будет видно!
   Я так и ходил до самых вступительных экзаменов. Родители изо всех сил пытались меня переубедить, но чем сильнее они настаивали, тем… Я им говорил:
   – Когда вы от меня отстанете, может быть, я и сменю наряд, но пока вы не угомонитесь, я буду одеваться только так.
   Однажды отец взял мои шальвары, куртки и три моих фески, отнес в подвал и спрятал там среди кучи ненужного хлама. А я, не найдя своей одежды после душа, так и вышел голым. Зажмурился и пошел себе через лавку. Иду и слышу, как отец кричит:
   – Стой! Вернись! Оденься, бесстыдник!
   А я сказал:
   – Верни мне мою одежду.
   – Никогда не думал, что ты на такое способен. Я-то думал, ты будешь искать свои вещи и не сможешь их найти. Ведь я спрятал их в надежном месте. Тогда ты, наконец, начнешь одеваться нормально. Никак не думал, что будешь разгуливать голым.
   – Предпочитаю не говорить, а действовать, – ответил я. – Пустые разговоры ни к чему.
   Я даже ни у кого не спросил, где мои вещи. А зачем спрашивать? Можно ходить голым, и тебя тоже будут замечать. Отец сказал:
   – Ладно, забирай свою одежду. Только голым не ходи, это еще хуже. Что люди подумают? «У его отца магазин одежды – а он, видите ли, голым разгуливает. Куда его отец смотрит?» О тебе уже и так дурная слава идет, а ты еще хочешь и меня в грязь втоптать? «Посмотрите, мол, бедный ребенок!» Все подумают, что я не могу одеть тебя как следует.
   Так все и продолжалось. Я не упускал случая отточить свою смекалку. При любой возможности я пытался найти что-то новое, необычное, проявить свою индивидуальность. Теперь, когда отдельные фрагменты складываются в общую картину, вам легче представить мой внутренний мир. Окружающие просто не в состоянии были понять, что я за человек – какой-то сумасбродный чудак, – но я делал все это умышленно и целенаправленно.
//-- * * * --//
   Я сказал отцу: «Нет». Это было первое, что я сказал у входа в начальную школу:
   – Нет, не хочу туда идти. Это не школа, это тюрьма.
   Сами ворота, цвет здания… Так странно, но в Индии школы и тюрьмы строят из одинакового красного кирпича и красят в одинаковый цвет. Очень трудно разобраться, где школа, а где тюрьма. Может быть, кто-то умный просто так пошутил? Ему это удалось!
   Я сказал:
   – И это называется школой? Посмотри на эти ворота! Ты хочешь упечь меня сюда на целых четыре года!?
   Отец сказал:
   – Этого-то я и боялся…
   Мы стояли у ворот, не во дворе, а снаружи, потому что я упирался и не хотел идти внутрь.
   – Я всегда боялся, – продолжил отец, – что дед и, главное, эта женщина окончательно тебя испортят.
   – И правильно боялся, – ответил я. – Но сделанного не воротишь. Прошу тебя, пойдем домой.
   – Что? – воскликнул он. – Ты должен учиться.
   – Да уж, вот все и началось, – сказал я. – Меня уже лишают права выбора. И это называется учебой? Если тебе так хочется, то возьми меня за руку и ни о чем не спрашивай. Просто втащи меня во двор. По крайней мере, я хоть буду думать, что учусь в этом ужасном заведении не по собственной воле. Пожалуйста, сделай это для меня.
   Конечно, отец очень расстроился, но все же затащил меня внутрь. И хотя он был человеком простым, тем не менее, понимал, что поступает неправильно.
   – Как-то не по-людски тащить куда-то собственного сына, – грустно произнес он.
   – Не переживай, – сказал я. – Ты поступил верно. Сам бы я никогда не пошел учиться, меня все равно пришлось бы тянуть силком. Если бы я принимал решения, то я бы сказал: «Нет». Но ты – мой отец, ты можешь решать за меня, потому что ты даешь мне еду и одежду, я живу в твоем доме. Естественно, у тебя – все преимущества.
   С поступлением в школу моя жизнь стала совершенно иной. До этого я довольно долго жил подобно дикому животному. Да, да, не могу назвать себя диким человеком, потому что диких людей не бывает.
   Очень редко на земле появляются дикие люди. Теперь я стал одним из них. Такими были Будда, Заратустра, Иисус. Но моя жизнь в деревне действительно была похожа на жизнь дикого животного.
   В школу я ходил не по своей воле, и я рад, что меня тащили туда насильно. Я сам никогда не стал бы ходить в школу. То было действительно кошмарное место. Да все школы ужасны. Было бы здорово, если бы мы могли детей учить, а не образовывать. Любое образование отвратительно.
   Как вы думаете, кого я увидел в школе первым? Конечно, своего будущего учителя. В жизни я встречал много разных людей: и красивых, и уродливых, но такого я не видел никогда: ни до, ни после школы! Он был преподавателем и собирался меня чему-то учить. А я не мог даже взглянуть на него. Должно быть, бог очень торопился, когда создавал такое лицо. Наверное, ему приспичило – он быстро слепил что-то непотребное и убежал. В итоге получился полнейший кошмар! У этого человека были только один глаз и нос крючком. Хватило бы и одного глаза, но нос делал его лицо по-настоящему безобразным. Он был просто огромным! И весил, наверное, килограммов сто пятьдесят, не меньше.
   Таким был мой первый учитель – точнее, преподаватель. Даже сейчас, встретив его, я бы испугался. Знаете, он скорее напоминал коня, чем человека!
   И вот этот первый учитель… Я, кстати, так и не знаю, как его звали на самом деле. Да и никто в школе не знал – я имею в виду детей. Мы прозвали его «учитель Кантар». Кантар по-индийски значит «одноглазый», но это еще и ругательство. Прямой перевод невозможен, слишком много нюансов. В общем, в лицо все обращались к нему «учитель Кантар», а за глаза звали просто Кантаром, «одноглазым».
   Однако безобразным было не только его лицо. Что бы он ни делал, все было отвратительно. Разумеется, мой первый день в школе не мог пройти без скандала. Кантар безжалостно наказывал детей. Я никогда больше не слышал о подобных жестокостях по отношению к детям.
   Это было на уроке арифметики. Я уже немного умел считать, бабушка потихоньку учила меня математике и чтению. И вот вместо того, чтобы слушать, я смотрел в окно на то, как солнце играет в ветвях чудесного фикуса. Никакое другое дерево так не сверкает на солнце, как фикус. Каждый листик дрожит в собственном танце, а все дерево превращается в бесподобный ансамбль, состоящий из тысячи блестящих певцов и танцоров, и при этом каждый ведет свою партию. Я глядел, как трепещет на ветру листва, как маленькие солнечные искорки отражаются в каждом листочке, как сотни попугаев прыгают с ветки на ветку, наслаждаясь жизнью. Еще бы, им ведь не нужно ходить в школу!
   Я сидел и смотрел, и вдруг учитель Кантар прямо-таки набросился на меня.
   – Нам стоит с самого начала прояснить некоторые вопросы, – прорычал он.
   – Совершенно с вами согласен, – отозвался я. – Я бы тоже хотел прояснить некоторые вопросы.
   – Почему же ты тогда смотришь в окно, когда я объясняю материал?
   А я сказал:
   – Арифметику нужно слушать, а не смотреть на нее. Я же не обязан рассматривать ваше прекрасное лицо, вот я и повернулся к окну. Что касается счета, то я все слышал. Спросите, и я вам отвечу.
   Он вызвал меня к доске, и это было началом целой череды долгих неприятностей – не для меня, а для него. Дело в том, что я ответил все верно. Он не мог поверить и сказал:
   – Прав ты или нет, но я тебя все равно накажу, потому как не положено на уроке смотреть в окно.
   Он велел мне подойти к учительскому столу, а сам вынул из ящика коробку карандашей. Я уже был наслышан об этих знаменитых карандашах. Он вставлял их между пальцами ученика и затем, сильно сжимая ладонь малыша, спрашивал: «Ну что? Теперь все понятно? Хочешь еще?» И это с маленькими детьми!
   Я посмотрел на карандаши и сказал:
   – Я уже слышал про ваши карандаши, но прежде чем вы начнете свои пытки, запомните – это будет вам дорого стоить. Вас даже могут уволить.
   Он рассмеялся. Это был сущий монстр, скажу я вам, подобно чудовищу из ночного кошмара.
   – Кто это может мне помешать? – ехидно спросил он.
   – Не в этом дело, – спокойно сказал я. – Я только хочу спросить: разве это незаконно – смотреть в окно во время урока? Если к тому же я правильно ответил на ваши вопросы и повторил все, что вы говорили, слово в слово, то все равно нельзя смотреть в окно? Тогда зачем в классе окна? Все равно же целыми днями кто-то кого-то учит, а ночью тут никого нет, и смотреть в окно просто некому.
   – Да ты отъявленный негодяй, – сказал Кантар.
   – Это правда, – согласился я. – И сейчас я пойду к директору. Хочу узнать, законно ли наказывать меня после того, как я все правильно ответил.
   Тут он немного смягчился. Я был удивлен, потому что слышал, что этого человека невозможно задеть.
   Тогда я добавил:
   – Потом я пойду к председателю городской управы, попечителю этой школы, а завтра приведу сюда комиссара полиции, и они увидят, какой здесь творится произвол.
   Кантар вздрогнул. Никто этого не заметил, но я хорошо вижу то, что скрыто от глаз большинства людей. Порой я не вижу чего-то большого, но ни одна самая маленькая, самая микроскопическая деталь не ускользнет от моего взгляда.
   – Вы дрожите, – сказал я, – хотя никогда в этом не признаетесь. Но мы еще посмотрим. Для начала я пойду к директору школы.
   Я действительно отправился к директору, и он сказал:
   – Я знаю, что он мучает детей. Это незаконно, но я ничего не могу поделать. Он здесь самый старый учитель, его учениками были почти все жители этого городка, их отцы и деды. Его все боятся.
   – А мне наплевать, – сказал я. – Мой отец и мой дед тоже учились у него. Но мне все равно, у кого учились мои родители. На самом деле, это не моя семья. Я вырос далеко отсюда, так что здесь я чужой.
   Директор кивнул:
   – Я сразу понял, что ты не здешний. Мальчик мой, не нарывайся на неприятности. Он тебя замучает.
   – Это будет непросто, – ответил я. – Я объявляю войну любым пыткам и буду бороться до конца.
   Я ударил кулаком по столу. Да, это был детский кулак маленького мальчика, но я сказал:
   – Мне наплевать на образование. Меня волнует свобода. Никто не смеет меня мучить. Покажите мне правила поведения в школе. Я еще не умею читать. Где тут написано, что ученик не имеет права смотреть в окно, даже если правильно отвечает на все вопросы?
   – Если ты ответил на все вопросы верно, то, естественно, не имеет значения, куда ты смотрел, – согласился директор.
   Тогда я сказал:
   – Пойдемте со мной.
   Директор всегда носил с собой потрепанную книгу со сводом школьных правил. Не думаю, правда, что ее вообще кто-нибудь читал. Придя в класс, директор сказал учителю Кантару:
   – Вы лучше его не наказывайте, это может аукнуться. Похоже, он не из тех, кто легко сдается.
   Но учитель Кантар тоже был не из тех. Если он чего-то боялся, то становился еще более агрессивным и жестоким.
   – Не беспокойтесь, я ему покажу, – процедил он сквозь зубы, – кому нужны эти правила. Я всю жизнь проработал в школе, а этот сопляк еще смеет меня учить!?
   – Завтра в этом здании будете либо вы, либо я, – предупредил я его. – Вместе нам здесь делать нечего. Так что подождем до завтра.
   Я побежал домой и рассказал все отцу.
   – Так я и думал, – со вздохом сказал отец. – Ты не только сам в беду попадешь, но и других за собой потянешь, и меня заодно.
   – Нет, – сказал я. – Я рассказываю тебе лишь для того, чтобы потом, когда тебя спросят, ты не говорил бы, что ничего не знал.
   Я отправился к комиссару полиции. Он оказался добродушным парнем. Я и не думал, что полицейские могут быть таким приветливыми. Он сказал мне:
   – Знаю я этого учителя. Он и моего сына наказывал. Просто никто на него не жаловался. Жестокое обращение с детьми противозаконно, но пока нет жалобы, ничего нельзя сделать. Я тоже не подавал иск… боялся, что он оставит сына на второй год. Всего несколько месяцев оставалось до средней школы, вот я и решил не связываться.
   – Тогда я подаю официальную жалобу, – сказал я. – Мне все равно, переведут меня дальше или нет. Я готов учиться в одном классе хоть всю жизнь.
   Он взглянул на меня, похлопал по плечу и сказал:
   – Здорово, что ты такой смелый. Завтра я пойду с тобой.
   Я тут же помчался к председателю городской управы, который оказался просто тряпкой.
   – Знаю, – сказал он. – Но ничего не могу сделать. Придется терпеть. Рано или поздно все привыкают.
   Тогда я сказал… я помню каждое слово:
   – Я не собираюсь терпеть то, что противоречит моим внутренним убеждениям.
   – Раз так, – сказал он, – я ничем не могу тебе помочь. Сходи к моему заместителю, может, он тебе чем поможет.
   За этот совет я ему до сих пор благодарен, потому что его заместитель по имени Шамбху Дубе оказался единственным достойным человеком во всем нашем городе. Я постучал в дверь его кабинета. Помните, мне было всего восемь или девять лет, а он был заместителем председателя городской управы.
   – Войдите, – услышал я.
   Скорее всего, он ожидал увидеть почтенного джентльмена и при виде меня слегка смутился.
   Я сказал:
   – Простите, что я еще маленький. Больше того, у меня нет никакого образования, но я бы хотел подать жалобу на учителя Кантара.
   Он внимательно выслушал мой рассказ о том, как этот человек издевается над первоклассниками, как он вставляет им карандаши между пальцев и потом сильно сжимает ладонь, как он засовывает ученикам иголки под ногти… Заместитель председателя просто не мог в это поверить!
   – Я, конечно, слышал некоторые сплетни, – сказал он. – Но почему же никто не жаловался?
   – Люди боятся, что он станет издеваться над их детьми еще больше.
   – А ты не боишься? – спросил он.
   – Нет, – ответил я. – Потому что я готов остаться на второй год. Это все, что он может сделать.
   Я сказал, что готов оказаться неуспешным и буду драться до последнего.
   – Либо он, либо я – вместе в этой школе нам не бывать.
   Шамбху Дубе подозвал меня к себе и взял меня за руку:
   – Мне всегда нравились смелые люди, но я никогда не видел столь юных бунтарей. Ты молодец!
   Мы подружились, и наша дружба продолжалась до самой его смерти. В нашем городке, по сути деревне… Двадцать тысяч жителей, по индийским меркам это еще деревня. В городе должно жить не меньше ста тысяч человек, и тогда он все еще будет маленьким городишкой. А там, где больше полутора миллионов, – вот это уже большой город. Так вот, в нашей деревне я ни разу не встречал человека, который мог бы сравниться с Шамбху Дубе по талантам и душевным качествам. Кому-то покажется, что я преувеличиваю, но я во всей Индии такого человека больше не видел. Он такой один.
   Пока я бродил по всей стране, он терпеливо, месяцами, дожидался, когда я вновь загляну в родной город хотя бы на денек. Он единственный встречал меня на вокзале, когда мой поезд приходил в ту деревню, – конечно, не считая моих отца и матери, они тоже приходили. Но Шамбху Дубе не был моим родственником, он просто меня любил. И эта любовь началась с той самой встречи, в день, когда я решил бороться против учителя Кантара.
   Шамбху Дубе был заместителем председателя городской управы, и он сказал:
   – Не волнуйся. Этот мерзавец будет наказан. Считай, что он уже уволен. Он подал заявление о продлении срока его деятельности, но мы ему откажем. С завтрашнего дня в школе его не будет.
   – Обещаете? – спросил я.
   Мы посмотрели друг другу в глаза, и он с улыбкой сказал:
   – Да, обещаю.
   На следующий день учителя Кантара уволили. С тех пор он ни разу не осмелился со мной заговорить. Я пытался – я много раз приходил к нему и стучал в дверь, чтобы попрощаться, но он оказался настоящим трусом, попросту овцой в шкуре волка. Но мой первый день в школе положил начало очень и очень многим событиям в моей жизни…
//-- * * * --//
   Отец тоже кое-чему меня научил… По правде сказать, это было единственное, чему он меня научил. Он научил меня любить маленькую речку, что текла на окраине нашего города. Он научил меня плавать. И это все. Но я ему безмерно благодарен, потому что эта любовь изменила мою жизнь. Подобно Сиддхартхе, я влюбился в ту реку.
   Почти каждый день я проводил у реки по меньшей мере часов пять, а то и восемь. Я приходил туда очень рано, когда все еще спали, и смотрел на небо, усеянное звездами, и на их отражение в воде. Река была чудесной… Вода в ней была такой вкусной, что в народе реку прозвали Шаккар, что означает «сахар». Так красиво!
   Я наблюдал за тем, как в звездной ночи река танцует меж берегов, прокладывая себе путь к океану. Я видел, как она светится в лучах восходящего солнца. Наблюдал за тем, как серебряный свет полной луны озаряет ее тихие воды и как на закате солнце теряется где-то в ее глубинах. Я сидел на берегу один или с друзьями, играл на флейте, танцевал, медитировал, катался на лодке или просто купался. И в сезон дождей, и зимой, и летом…
   Я понимаю Сиддхартху Германа Гессе и его безмерную любовь к реке, на берегу которой он жил. То же самое было и со мной: весь мир, вся вселенная постепенно проявлялись для меня в водах этой реки и медленно, очень медленно превращались в живой поток. Мне казалось, что существование утратило свою неподвижность и стало текучим.
   Я невероятно благодарен отцу. Он не учил меня ни считать, ни писать, я не слышал от него рассказов ни о географии, ни об истории. По большому счету, у него было много хлопот и без моего образования. Одиннадцать детей все-таки… Я часто наблюдал такую картину – его спрашивали: «В каком классе учится ваш старший?» – а он не мог ответить, потому что не знал, и тогда приходилось спрашивать у кого-то из домашних. Образование его мало волновало. Он преподал мне лишь одну науку – он научил меня сливаться с рекой, становиться с ней единым целым. Он сам очень любил нашу речку.
   Когда вы влюбляетесь в поток, в движение, жизнь предстает перед вами в ином свете. Современный человек живет среди асфальтовых дорог и бетонных зданий. Вслушайтесь в эти слова. Все это существительные, а не глаголы. Небоскребы не растут все выше и выше, дороги остаются теми же и ночью, и днем, при полной луне и в самую темень. Асфальтовой дороге и бетонным зданиям все равно, какое сейчас время суток.
   Человек создал целый мир существительных и сам попал в ловушку собственного творения. Он забыл, какими прекрасными бывают деревья, какими разными бывают реки, горы и звезды. Все они не знают существительных, они никогда существительных не слышали. Их жизнь – это глаголы, процесс, постоянное движение. И бог – это не что-то определенное раз и навсегда, это непрерывный процесс.
//-- * * * --//
   В моем городке была только одна христианская церковь. Христиан вообще было мало: четыре семьи или пять. А я был единственным нехристианином, посещавшим эту церковь. Впрочем, в этом не было ничего особенного, потому что я частенько захаживал и в мечети, и в гурудвары, и в индуистские храмы, и в джайнские. Я всегда считал, что все это принадлежит мне. Не я принадлежу какой-либо церкви, а наоборот: все религии, какие только есть на земле, – мои.
   Заметив меня, нехристианского мальчишку, приходившего в церковь каждое воскресенье, священник начал мной интересоваться. Как-то он спросил:
   – Кажется, тебе интересно? По правде сказать, из всех моих прихожан, а их очень мало, ты самый интересующийся. Остальные спят во время утренней службы, а ты всегда бодр и слушаешь с большим вниманием, наблюдаешь. Хотел бы ты стать таким, как Иисус Христос? – и указал на Христа, распятого на кресте.
   – Нет, что вы! – ответил я. – Не хочу, чтобы меня тоже казнили. Если человека распяли, значит, с ним что-то не так, иначе с чего бы его наказывать? Если все в его стране решили его распять, то он, наверное, как-то плохо поступил. Может быть, он был и хорошим человеком, но что-то же довело его до распятия. Может, у него была склонность к самоубийству?
   У людей, склонных к самоубийству, обычно не хватает духу самим покончить с собой, вот они и добиваются, чтобы их казнили. Никому и в голову не придет, что они сами того хотели и напросились на казнь, чтобы переложить всю ответственность на других.
   – Лично у меня нет тяги к самоубийству, – продолжил я. – У него, может быть, тоже не было, но он явно склонен к самоистязаниям. Только посмотрите на его лицо! Я видел много его изображений, он выглядит на них таким несчастным, таким жалким. Как-то я встал перед зеркалом и попытался сделать такое же лицо, но у меня ничего не вышло. Потом я попробовал еще раз, но никак. Разве я могу стать таким, как он? По-моему это невозможно. Да и зачем?
   Священник был потрясен.
   – А я-то думал, что Иисус тебе интересен, – разочарованно произнес он.
   – Конечно, интересен! Даже больше, чем вам. Вы-то просто священник. Получаете за это деньги. Если вам не будут платить, через три месяца вы отсюда сбежите, а ваше учение станет никому не нужно.
   В итоге так и получилось. Те христиане, что ходили к нему в церковь, были наемными рабочими, строили железную дорогу. И как только строительство закончилось, их куда-то перевели. А он так и остался один со своей крохотной церквушкой, и никто больше не давал ему денег, никто не приходил к нему на службу, кроме меня.
   По воскресеньям он все еще продолжал говорить: «Дорогие друзья…»
   Я как-то сказал ему:
   – Постойте! Здесь нет друзей, обращайтесь ко мне просто «дорогой друг». Это же не собрание верующих. Только вы и я. Давайте просто поболтаем. Идите сюда, садитесь. Зачем же стоять целый час и кричать?
   Так все и случилось. Через три месяца он ушел, потому что никто ему больше не платил… Хотя Иисус и сказал: «Не хлебом единым жив человек», люди все же не могут без еды. Им нужно что-то есть. Это далеко не все, людям много чего нужно, но остальное может подождать, а вот без хлеба не обойтись. К тому же люди могут жить только хлебом. Они не очень-то будут похожи на людей, но кто из нас действительно похож на человека? Никто не может жить без еды, даже Иисус не мог.
   Я ходил и в мечеть, туда меня тоже пускали. Христиане, мусульмане – они любят обращать в свою веру. Они хотят, чтобы люди других вероисповеданий приходили к ним. Они были очень рады моему появлению. Но служитель задал мне тот же вопрос: «Ты хотел бы стать таким же, как Хазрат Мохаммед?» И тогда я с удивлением понял, что никому не нужно, чтобы я оставался самим собой, никто не собирался мне в этом помогать.
   Все только и хотели, чтобы я стал кем-то другим, каким-то идеалом, и обязательно должен быть похож именно на их идеал. Но зачем мне становиться чьей-то копией? Разве бог не дал мне того, что ни на кого не похоже? Например, мое лицо – оно уникально. А мне предлагают жить с чужим лицом, с маской, да еще и понимать, что свое лицо я где-то потерял! Разве можно при этом быть счастливым? У тебя есть только лицо, да и то не твое.
   Разве можно испытывать счастье, не будучи собой?
   Мир прекрасен лишь потому, что камень – это камень, дерево – это дерево, река есть река, а океан есть океан. Им не нужно становиться чем-то другим, иначе они бы все сошли с ума. Именно это с человеком и случилось.
   С самого детства вас учат не быть собой и делают это очень тонко и хитро. Вам говорят: «Ты должен быть таким, как Кришна или как Будда». Изображают их так, что внутри вас возникает большое желание быть такими, как они. Вам рассказывают о том, какие это были великие люди. И тогда вам непременно нужно быть похожим на Будду, Иисуса или Кришну. Вот это ваше желание и есть корень всех бед.
   Мне говорили то же самое, что и вам, но я уже в детстве решил, что несмотря ни на какие последствия буду оставаться самим собой. Прав я или нет, я буду делать все, чтобы оставаться собой. И даже если я, в конце концов, попаду в ад, у меня, по крайней мере, останется чувство удовлетворенности от того, что я сам выбрал свой жизненный путь. И если эта дорога в ад, то так тому и быть. А следуя чужим советам, идеям и принципам, даже если в конце концов я бы оказался на небесах, я не смог бы быть счастливым хотя бы потому, что меня туда впихнули против моей воли.
   Поймите меня правильно. Даже рай покажется адом, если вы попали туда против своего желания. Если же вы следовали велениям собственной души, то вам и в аду будет хорошо, словно в раю.
   Рай там, где расцветает ваше истинное «Я».
   Ад же начинается тогда, когда ваше существо топчут и навязывают вам что-то другое.
//-- * * * --//
   В моей деревне, как и везде на Востоке, каждый год ставили «Рамлилу» – спектакль о жизни Рамы. Мужчина, который обычно исполнял роль Равана, врага Рамы и похитителя его жены, был известным в наших краях борцом. Он был чемпионом нашей области, а вскоре должен был отправиться на чемпионат всего штата. По утрам мы с ним почти в один и тот же час купались в реке и со временем подружились. Я как-то его спросил:
   – Каждый год вы перевоплощаетесь в Равану и каждый раз терпите поражение. В тот самый миг, когда вы собираетесь сломать лук Шивы, чтобы жениться на Сите, дочери Джанаки, появляется гонец и приносит весть о пожаре в столице вашей страны, Шри-Ланке. И вы спешите домой, а Рама тем временем сам ломает лук и женится на девушке. Вам не надоело каждый год играть одно и то же?
   – Но такова история, – возразил он.
   – История в наших руках, – не унимался я. – Я вот что предлагаю. Вы, наверное, заметили, что большая часть публики спит во время спектакля, потому что все видали это уже тысячу раз. Из года в год повторяется одно и то же. Сделайте что-нибудь иначе, добавьте в представление немного остроты.
   – Ты это о чем? – спросил он.
   – А вы попробуйте… – начал я…
   Он так и поступил.
   Когда в конце спектакля появился гонец и сказал: «Ваша столица, золотая Шри-Ланка, объята пожаром. Поспешите же на помощь», Равана громогласно произнес:
   – Заткнись, болван! – да еще и на английском.
   Именно это я тогда ему и предложил. Публика тут же проснулась: «Кто это говорит по-английски? Это же „Рамлила“!»
   А Равана продолжал:
   – Иди отсюда. Мне наплевать на столицу. Ты дурачишь меня каждый год. На этот раз я не поддамся. Я женюсь на Сите во что бы то ни стало.
   Тут он схватил лук Шивы, разломал его на куски и швырнул их куда-то в сторону гор. Лук-то был сделан из бамбука. А потом он спросил Джанаку:
   – Где дочь твоя? Веди ее сюда! Нас ждет авиалайнер!
   Это было ужасно смешно. Прошло уже сорок лет, но в моем городке, когда я кого-то встречаю, они до сих пор вспоминают то представление и говорят: «Никогда ничего подобного не видели».
   Директор театра тут же опустил занавес. Мой друг был отличным борцом, и целая дюжина парней с трудом утащила его со сцены.
   В тот день «Рамлилу» больше не играли, а на следующее утро моего друга уволили и нашли другого Равана.
   Встретив меня у реки, он сказал:
   – Из-за тебя моей актерской жизни пришел конец.
   – Но вы же видели, что люди хлопали, радовались, смеялись! – возразил я. – Много лет вы играли, и никто вам не радовался, не аплодировал. Вы правильно поступили!
   Религии нужны определенные религиозные качества. Но кое-чего ей все же не хватает. Ей недостает чувства юмора.
   Мне запретили встречаться с местными актерами. Администрация театра высказалась предельно ясно: если кого-то из них увидят в моем обществе, их не допустят до спектакля. Об этом не предупредили только одного работника, впрочем, он и не был актером… Он был плотником. Время от времени он приходил к нам в дом что-нибудь починить. Однажды я ему сказал:
   – В этом году мне не разрешают встречаться с актерами. Им хватило прошлого года! Но разве это кому-то навредило? Всем ведь понравилось, всему городу. А теперь они следят за актерами, и меня к ним на пушечный выстрел не подпускают. Но вы-то не актер, у вас совсем другая работа. Помогите мне.
   Он сказал:
   – Сделаю все, что смогу. В прошлом году было здорово! Чем тебе помочь?
   Я ему объяснил, и он это сделал…
   В истории о Раме его младшего брата Лакшмана пронзают отравленной стрелой. Рана смертельна. Но лекари говорят, что есть одна трава, которая растет на святой горе Аруначала, и что если ее не принести, то к утру Лакшмана умрет. В это время актер неподвижно лежит на сцене, а Рама рыдает.
   Но самый верный друг Рамы Хануман говорит: «Не волнуйся, я пойду в горы и к утру принесу эту траву. Мне лишь нужно знать, как она выглядит. На горе Аруначала растет великое множество трав, а времени мало, уже смеркается».
   Один лекарь ему отвечает: «Все очень просто. Эта особая трава обладает уникальным свойством. Ночью она светится, и ее легко заметить. Как увидишь светящуюся траву, сорви пучок и возвращайся назад».
   И вот Хануман отправляется в путь, но, подойдя к горе, он в изумлении останавливается, потому что вся гора усеяна святящимися травами. Оказывается, не только у этой травы есть это особое качество. Таких волшебных трав огромное множество.
   И бедный Хануман – а он по большому счету всего лишь обезьяна – не знает, что делать. В конце концов, он решает прихватить с собой всю гору, пусть лекари сами разбираются.
   В этом месте в спектакле плотник сидит на крыше и тянет веревку с Хануманом, который держит в руках картонный муляж горы с зажженными свечками. Я сказал ему:
   – Поднимите его ровно до середины. Пусть повесит там со своей горой и прочим скарбом.
   Он так и сделал!
   И вот представьте себе: директор вне себя. Зал сгорает от любопытства, что будет дальше. А Хануман весь вспотел – он ведь висит на веревке с «горой» в руке. Директор в полном замешательстве бежит к плотнику.
   – Не знаю, – говорит тот, – может быть, веревка где-то застряла?
   Не придумав ничего лучшего, директор лезет наверх и перерезает веревку. Хануман со своей горой шлепается на сцену. Актер, который его играет, естественно, кипит от ярости. Зато зрители в полном восторге! От этого актер еще больше бесится.
   В это время Рама продолжает произносить свои слова:
   – Хануман, ты мой самый верный друг…
   А Хануман ему заявляет:
   – Пошел ты черту со своей дружбой! Я, кажется, ногу сломал.
   Рама невозмутимо продолжает:
   – Мой брат умирает…
   А Хануман вопит:
   – Ну и черт с ним! Какой кретин веревку перерезал! Убью!
   И вновь, как и в прошлый раз, занавес пришлось опустить, а «Рамлилу» перенести на другой день. Организаторы спектакля во главе с директором заявили моему отцу:
   – Ваш сын снова все испортил. Он попросту издевается над нашей религией.
   А я сказал:
   – Да не издеваюсь я над вашей религией. Я просто хочу привнести в нее немного юмора. Мне нравится, когда люди смеются. Зачем из года в год повторять одно и то же? Люди спят на ваших спектаклях, потому что каждое слово наизусть знают. Какой в этом смысл?
   Но закоренелые консерваторы и ортодоксы не выносят смеха. В их храмах нельзя смеяться.
//-- * * * --//
   Мой дедушка по отцу очень любил меня именно за мои проделки. Он и сам был не прочь пошалить, несмотря на свой преклонный возраст. Он не очень-то ладил с моим отцом, да и с другими сыновьями, потому что те вечно читали ему нотации: «Тебе уже семьдесят. Веди себя прилично! Твоим детям за пятьдесят. Внуки уже женаты. Да у тебя даже правнуки есть, а ты что вытворяешь? Тебе не стыдно?»
   Только я его и понимал. Я любил этого старика по той простой причине, что он все еще был ребенком. Даже в семьдесят он озорничал, как мальчишка. Он и с детьми со своими всегда шутил, и не только с ними, но и с зятьями и невестками. Но их это только шокировало.
   Я был единственным, кому он доверял. Нам нравилось вместе проказничать. Конечно, многое он все-таки не мог себе позволить, и эти штучки вытворял я. Например, когда его зять спал, а нам нужно было забраться на крышу, это делал я, а не дедушка. Но мы помогали друг другу: он подставлял плечи, чтобы я мог забраться наверх и снять черепичную плитку. Потом мы брали бамбуковую палку, закрепляли на конце кисточку и ночью щекотали моему дяде лицо… Он с перепугу начинал орать и будил весь дом. Они толпой неслись в его спальню: «Что такое? Что случилось?» Но к тому времени мы уже исчезали, а он говорил: «Это, наверное, призрак был или вор. Я пытался его схватить, но не смог, уж очень темно».
   Мой дедушка был как невинное дитя. Он обладал огромной внутренней свободой. В нашей семье он был самым старым и по идее должен был быть самым серьезным, самым озабоченным, ведь вокруг столько проблем. Но все это его не трогало. Остальные о чем-то беспокоились, что-то постоянно решали, ему же было все равно. Была только одна вещь, которую я в нем не любил, и мне ужасно не нравилось спать с ним на одной кровати. Он вечно накрывался с головой так, что и я оказывался целиком под одеялом. Я задыхался.
   Однажды я ему так и сказал:
   – Я согласен с тобой во всем, но это для меня невыносимо. Тебе нужно укрываться с головой, а я так не могу. Я знаю, ты любишь меня, – дедушка обычно крепко прижимал меня к себе и накрывал одеялом. – И это здорово, но однажды утром мое сердце просто не выдержит, ты будешь жив, а я мертв. Так что дружба дружбой, но спать с тобой на одной кровати я больше не буду.
   Ему нравилось, когда я сплю рядом, потому что он любил меня, и время от времени спрашивал:
   – Почему бы тебе не поспать со мной?
   А я отвечал:
   – Ты же знаешь, я не хочу, чтобы меня кто-нибудь задушил, даже из самых лучших побуждений.
   А еще мы любили подолгу гулять по утрам или по ночам, когда на небе светила луна. Я никогда не позволял ему держать меня за руку. Он как-то спросил меня:
   – Почему? Ты же можешь упасть, споткнуться о камень или еще что.
   – Все равно не надо, – ответил я. – Насмерть я не убьюсь, зато смогу научиться падать. Я научусь быть внимательным и запомню каждый камень. Сколько можно меня оберегать? Ты ведь не можешь делать это вечно. Вот если пообещаешь, что сможешь, то я соглашусь.
   Дедушка был очень честным человеком:
   – Этого я тебе пообещать не могу. Даже не знаю, доживу ли я до завтра. Ясно только одно: я умру, а ты будешь жить еще очень долго. Так что я действительно не смогу все время водить тебя за руку.
   – Тогда я прямо сейчас начну учиться, – сказал я. – Потому что однажды тебя не станет, и что я буду делать? Дай мне самому справиться, позволь мне упасть и потом подняться. Просто подожди, ничего не делай. Этим ты поможешь мне больше, чем если будешь держать меня за руку.
   И он все прекрасно понял.
   – Ты прав, – сказал он. – Однажды меня не станет.
   Полезно несколько раз упасть, ушибиться, подняться и затем идти дальше. Можно даже заблудиться. Вреда никому не будет. Если понял, что сбился с пути, вернись назад и найди другую дорогу. Только так можно научиться жить, падая и ошибаясь.
   Я часто говорил отцу: «Не нужно давать мне советы, даже если я и прошу тебя о чем-то. Ты мне лучше скажи: „Разбирайся сам“. А советов мне не нужно». Ведь если есть готовый совет, зачем тогда искать что-то свое?
   Я и учителям постоянно твердил: «Прошу вас, запомните: не учите меня жить, дайте мне просто знания по вашему предмету. Вы географию преподаете или мораль? Разве география имеет какое-то отношение к морали?»
   Помню своего бедного учителя географии. Однажды я стащил что-то из кармана своего соседа по парте. Учитель заметил и сказал:
   – Нехорошо брать чужие деньги.
   – Это вас не касается, – возразил я. – Вы – преподаватель географии, вот и учите нас географии, а не морали. Если хотите, пойдем к директору. В учебнике по географии нигде про чужие карманы не сказано. Я читал, там не написано, что нельзя брать чужие деньги. А деньги – это всего лишь деньги. Они принадлежат тому, у кого они в руках. Сейчас они мои. Минуту назад они были его, но он их потерял. Это ему нужно быть внимательнее. Если уж вам так хочется дать совет, то советуйте ему, а не мне.
   Еще я сказал:
   – И вообще, зачем брать столько денег на урок географии? Здесь нечего покупать. Тут что, магазин? Зачем он их с собой взял? А уж если и взял, так пусть смотрит в оба. Я не виноват, что он такой растяпа. Я просто воспользовался подходящей ситуацией, а это уже мое право. Каждый вправе использовать свой шанс.
   Помню лицо моего бедного учителя. Ему всегда было со мной трудно. На перемене он обычно подходил и говорил:
   – Делай что хочешь, только не философствуй на уроках географии. Я в философии ничего не смыслю, я простой учитель географии. А ты все так повернешь, что я потом ночами не сплю, только и думаю, о чем был наш спор: о географии, о религии или о философии.
   Во дворе нашей школы росли два красивых дерева кадамбара. У них очень душистые цветы, и когда мне удавалось сбежать с урока, я обязательно забирался на одно из этих деревьев. Место было отличное: учителя, а иногда и сам директор, проходили подо мной, но никто и не догадывался, что среди ветвей может кто-то прятаться. Крона у этих деревьев была густой. Когда же мимо проходил учитель географии, я просто не мог удержаться и непременно бросал в него какой-нибудь камушек. Тогда он поднимал голову и спрашивал:
   – Ты что там делаешь?
   Однажды я сказал:
   – Мы сейчас не на географии. Не мешайте мне медитировать.
   – А эти камни что – сами свалились мне на голову? – спросил он.
   А я сказал:
   – Знаете, это чистая случайность. Я их нечаянно уронил, а тут вы. Вот я и думаю: странно, как это произошло? И вы тоже подумайте, с чего бы это все так совпало?
   Обычно он шел жаловаться моему отцу: «Ваш сын слишком многое себе позволяет!» Учитель географии был лысым, а на языке хинди лысый звучит как «мунде». Его настоящим именем было Чотелаль, но все его звали Чотелаль Мунде. Впрочем, достаточно было сказать Мунде, потому что он был единственным лысым в округе. Проходя мимо его дома, я обычно стучал к нему в дверь. Его жена или кто-то еще из домашних выходили и говорили мне: «Зачем ты его мучаешь? Ты только и делаешь, что издеваешься над ним: и в школе, и на базаре, даже у реки, когда он ходит купаться».
   Однажды его жена вышла и гневно спросила:
   – Ты когда-нибудь перестанешь издеваться над моим Мунде?!
   А он стоял у нее за спиной и все слышал.
   Он так рассвирепел, что схватил жену за шиворот и заорал:
   – Ты что?! Тоже зовешь меня Мунде?! Из-за этого мальчишки уже весь город думает, что меня зовут Чотелаль Мунде. И ты туда же. Моя собственная жена! Мне наплевать на других, но ты, как ты могла?! В моем собственном доме!..
   И все же я настойчиво просил учителей: «Пожалуйста, занимайтесь своим делом и не давайте советов, не имеющих отношения к вашему предмету. Со своей жизнью я как-нибудь сам разберусь. Да, будет много ошибок и неудач. Но я готов ошибаться, иначе я ничему не научусь».
//-- * * * --//
   Моего дедушку никак нельзя было назвать религиозным. Он был больше похож на грека Зорбу: ел, спал и веселился. Загробный мир? Нет никакого другого мира. Все это чушь. А вот мой отец был очень религиозным человеком. Возможно, именно потому, что дедушка всегда презирал религию, – знаете, дух противоречия, противостояние отцов и детей. В моей семье все было перевернуто с ног на голову: дед был убежденным атеистом, а отец – истово верующим. Каждый раз, когда отец собирался в храм, дед смеялся над ним и говорил: «Ну, ну! Давай, иди, трать свою жизнь на поклонение этим глупым идолам».
   Мне нравится Зорба по многим причинам. Во-первых, он напоминает мне моего деда. Он так любил поесть, что никому не доверял приготовление пищи и делал все сам. В Индии я бывал во многих домах, тысячи людей приглашали меня в гости, но нигде я не ел такой вкуснятины, как у моего дедушки. Он очень любил хорошую еду и каждую неделю устраивал для друзей целое пиршество. Ради этого он был готов стряпать целый день.
   Мою мать, моих теток, слуг и поваров он попросту гнал с кухни и никому не разрешал входить. Но со мной он был очень добр. Он разрешал мне смотреть, как он готовит, и часто говорил:
   – Учись не зависеть от других людей. Только ты знаешь, что тебе по вкусу, больше никто.
   А я отвечал:
   – Готовить – выше моих сил. Я слишком ленив. Наблюдать я еще могу, но целый день возиться на кухне? Нет уж, увольте.
   Так я ничему и не научился. Но наблюдать за ним было действительно здорово. Как он готовил! Он будто ваял скульптуру или писал музыку, или создавал картину. Приготовление пищи было для него настоящим искусством. Если ему что-то не нравилось, он тут же это выбрасывал и готовил заново. А я ему говорил:
   – Но это же было вкусно!
   – Понимаешь, – отвечал он, – оно, конечно, вкусно, но не настолько. Блюдо должно быть идеальным. Пока я не почувствую, что вкус действительно отменный, я не смогу кормить этим других. Я люблю то, что готовлю.
   А еще он сам готовил всякие напитки… но что бы он ни делал, семья всегда была против. Они считали, что от этого старика одни неприятности. Сначала он никому не разрешает на кухню входить, а вечером собирает всех городских безбожников. Чтобы насолить джайнам, он специально дожидался заката и только после этого накрывал на стол. В джайнизме запрещено есть после того, как стемнеет. Он, бывало, заставлял меня каждую минуту выбегать во двор и смотреть, не зашло ли солнце.
   Семью это очень раздражало. Но они не могли на него злиться, потому что он был главой семьи, самым старшим из нас. Тогда они срывали свою злость на мне. На ком же еще? Они говорили: «Чего ты все время бегаешь смотреть на солнце? Этот старик просто насмехается над тобой».
   Мне искренне жаль, что я прочитал книгу про грека Зорбу, только когда дедушка был уже при смерти. На его похоронах я смотрел на погребальный костер и с сожалением думал, что ему бы очень понравилась эта книга, если бы я смог перевести ее для него. Я читал ему множество разной литературы. Он-то сам был неграмотным. Он умел только расписываться и больше ничего – ни читать, ни писать, зато страшно этим гордился.
   Он говорил: «Хорошо, что отец не отдал меня в школу, там бы меня испортили. Все эти книги только портят людей». «Запомни, – говорил он мне, – твой отец испорчен, да и твои дяди тоже. Они все время читают религиозные книги, писания и прочую ерунду. А пока они читают, я живу. Лучше учиться у жизни, а не у книг».
   А еще он говорил: «Они не станут меня слушать и обязательно отправят тебя в университет. Тут я ничем не могу помочь. Уж если твои папа и мама решат, то они это сделают. Но ты запомни: никогда не доверяй книгам больше, чем самой жизни!»
   Для счастья ему было нужно немного. Он умел довольствоваться малым. Я как-то спросил его:
   – Баба, все верят в бога, почему же ты не веришь?
   Я называл его баба, что по-индийски значит «дедушка».
   – Потому, что я не боюсь, – ответил он.
   Вот так – очень просто.
   – Мне нечего бояться. Я не сделал ничего плохого. Никого не обидел. Я просто наслаждаюсь жизнью. Уж если бог действительно есть, и мы с ним когда-нибудь встретимся, то он не станет на меня сердиться. А вот я обязательно его спрошу: «Почему ты создал такой мир?» Я не боюсь.
   Когда он умирал, я снова задал ему вопрос… врачи сказали, что ему осталось несколько минут: пульс уже едва прощупывался, и сердце билось все реже, но он оставался в полном сознании, и я спросил его:
   – Баба, только один вопрос…
   Он открыл глаза и сказал:
   – Знаю, о чем ты хочешь меня спросить. Почему я не верю в бога? Я так и думал, что ты задашь мне этот вопрос, когда я буду умирать. Думаешь, мне страшно? Я прожил такую счастливую жизнь, настолько полную!.. Я взял от этой жизни все, что мог, и мне совсем не жаль умирать. Что бы я стал делать завтра? Я сделал все, что хотел. И если мой пульс замедляется, а сердце бьется все реже, значит, так надо. Я ощущаю невероятный покой, умиротворение и тишину. Не знаю, умру ли я прямо сейчас или поживу еще немного. Но ты помни: я по-прежнему ничего не боюсь.
//-- * * * --//
   Когда я окончил школу, мои родственники чуть не перессорились из-за моей будущей профессии. Всем хотелось, чтобы я выбрал что-нибудь стоящее. Одни советовали мне стать врачом, другие мечтали, чтобы я стал великим ученым, третьи прочили меня в инженеры – в Индии это престижные профессии, и специалистам хорошо платят.
   – Ты станешь богатым и знаменитым. Все будут тебя уважать, – твердили они на разные лады.
   Но я сказал твердо:
   – Буду изучать философию.
   – Что ты такое говоришь? – удивлялись они. – Ни один человек в здравом уме не станет изучать философию. Шесть лет потратишь на изучение какой-то ерунды? И что потом? Кому ты будешь нужен со своей философией? Ты не сможешь устроиться даже на самую низкооплачиваемую должность.
   И они были правы. В Индии если хочешь устроиться на какую-нибудь самую мелкую должность, вроде почтового клерка, тебе достаточно лишь школьного аттестата. Но если у тебя университетская степень по философии, ты был лучшим в университете и закончил его с красным дипломом, тебя никто не возьмет. Именно потому, что у тебя есть все эти регалии! Образование попросту мешает! Клерк не должен философствовать, иначе с ним хлопот не оберешься.
   В общем, мне говорили:
   – Ты потом всю жизнь страдать будешь. Подумай хорошенько.
   А я сказал:
   – Вы знаете, я никогда ни о чем не думаю. Я просто вижу. Мне не нужно выбирать, я знаю, чему буду учиться. И не важно, что эта профессия не сделает меня богатым. Мне все равно, я буду изучать философию, даже если мне придется стать нищим.
   – Далась тебе эта философия, – говорили они растерянно. – Что ты в ней нашел?
   – Я намерен посвятить свою жизнь борьбе с философами, вот и хочу знать о них все, – объяснял я.
   – Господи! Ты сам до этого додумался? – изумленно спрашивали они. – Подумать только, человек собирается изучать философию, чтобы потом всю жизнь бороться с философами! Да разве можно себе такое представить?
   Впрочем, они уже давно поняли, что я ненормальный.
   – Этого и следовало ожидать, – говорили они, но потом снова принимались меня уговаривать. – Еще есть время, подумай. Занятия начнутся только через месяц. Может, ты все-таки выберешь что-то другое?
   А я сказал:
   – Месяц, год, вся жизнь – какая разница. У меня нет выбора. Это мой долг.
   Один из моих дядей, окончивший университет, сказал:
   – Да с ним же говорить невозможно! Он несет какую-то ахинею: нет выбора… долг… Что ты будешь делать со всем этим в реальной жизни? На что купишь дом и станешь содержать семью? Деньги-то все равно нужны.
   – Не буду я жениться, – ответил я. – Да и дом мне не нужен. И вообще я не собираюсь никого содержать!
   Так и было: я никого никогда не содержал, и у меня нет собственного дома. Я самый бедный человек на свете!
   Им не удалось сделать из меня ни врача, ни инженера, ни ученого, и потому они ужасно разозлились. Но когда я стал странствующим учителем, начал скитаться по стране и делать то, ради чего я учил логику и философию – на самом деле я хотел досконально изучить своего врага, – то вскоре не было ни одного философа, который осмелился бы со мною спорить. И тогда мою родню замучила совесть. Они поняли, как хорошо, что я не стал врачом, инженером или ученым. Я доказал, что они ошибались. И они начали просить у меня прощения.
   – Все в порядке, – ответил я. – Я ведь не послушался ваших советов. Вы не смогли бы переубедить меня при всем желании. Я бы все равно стал философом, даже если бы весь мир был против меня. Поэтому не стоит переживать. Я ваших советов и не слушал. Я слышал, что вы говорили, но все равно не слушал. Во мне уже тогда созрело решение. Я уже видел свой путь.

В поисках бессмертия

   Вопрос: Вы уверены, что будете существовать в какой-либо форме после ухода из этого мира?
   Ответ: Буду существовать, но без всякой формы.
   Вопрос: Вечно?
   Ответ: Вечно. Я был здесь вечно и буду вечно.
   Вопрос: После смерти ваше сознание сохранится?
   Ответ: Да, потому что смерть не имеет отношения к сознанию.
   Вопрос: Останется ли у вас после смерти та же личность?
   Ответ: Никакой личности.
Из беседы с Джоном Мак-Коллом, «Сиэттл пост-интеллидженсер»

   На Востоке принято обращать внимание на то, как человек умирает. Смерть отражает всю жизнь человека, то, как он жил. Если бы я увидел человека сразу после его смерти, то мог бы написать целый том его биографии, потому что жизнь концентрируется в одном этом мгновении. Смерть подобна молнии, высвечивающей все, что с человеком было.
   Жалкие люди умирают со сжатыми кулаками. Они цепляются за жизнь, не желая умирать. Они никак не могут расслабиться даже в самые последние минуты. Любящие люди умирают с раскрытыми ладонями, повернутыми к миру. Им хочется поделиться всем, что у них есть, поделиться своей смертью так же, как они делились своей жизнью.
   В момент смерти у человека на лице написано все. По его выражению можно понять, дышал ли он полной грудью, любил ли он эту жизнь, был ли он осознан и бдителен. Если это так, то на его лице отразится внутреннее сияние, и тело его будет слегка светиться. А подойдя к нему ближе, вы ощутите невероятный покой – не печаль, а покой, глубочайшую внутреннюю тишину. Иногда бывает даже, что если человек испытывает блаженство в момент смерти, если он благословен, то рядом с ним люди чувствуют себя счастливыми.
   Я понял это еще в детстве. В моем городке умер один праведник. Я был к нему привязан. Этот почти нищий человек был священником в маленьком храме. Каждый раз, когда я проходил мимо, – а это случалось дважды в день, по дороге в школу и обратно, – он подзывал меня и угощал фруктами или сладким.
   Когда он умер, я был единственным ребенком на похоронах. Весь город пришел проститься с ним. Я не мог поверить случившемуся и начал смеяться. Там был и мой отец. Ему стало ужасно стыдно: ведь на похоронах не принято смеяться. Он пытался меня остановить и постоянно твердил: «Тихо! Не смейся! Замолчи!»
   Никогда прежде я не испытывал такой безудержной радости. Кстати, и после этого у меня не было подобных приступов смеха. Я хохотал так, как будто произошло настоящее чудо. Я не мог сдержаться. Я смеялся громко, а все вокруг возмущались. Меня отправили домой, а потом отец сказал мне:
   – Никогда больше не пущу тебя на серьезные мероприятия! Ты всех нас опозорил. Почему ты смеялся? Что с тобой случилось? Разве можно смеяться над смертью? Это же надо – все плачут, а он хохочет во все горло!
   – Да, кое-что случилось, – ответил я. – В смерти этого старика было нечто невероятно прекрасное. Он умер в экстазе.
   Я, конечно, не совсем так сказал, но я пытался объяснить отцу, что для того человека смерть был приятной, она принесла ему огромное блаженство, он умер счастливым, и я хотел разделить с ним его радость. Умирая, он смеялся, и все вокруг было наполнено смехом.
   Мои родственники решили, что я попросту сумасшедший. Как может человек смеяться в момент смерти? С тех пор я видел много смертей, но с такой не сталкивался больше никогда. В момент смерти у человека высвобождается вся его энергия, а вместе с ней и его жизненный опыт. Был ли он печальным, счастливым, любящим, агрессивным, страстным, умел ли он сопереживать – все это отражено в вибрациях той энергии. Быть рядом со святым человеком в момент его смерти или сразу после – вот величайший дар судьбы. Просто находиться рядом и напитываться его энергией – это неземное благословение. Вы тут же окажетесь в совершенно ином измерении. Эта энергия увлекает, манит, опьяняет. Смерть может стать полнейшим счастьем, но только при условии, что вы были счастливы в жизни.
//-- * * * --//
   В детстве я любил следовать за каждой похоронной процессией. Мои родители постоянно беспокоились: «Ты же не знал этого человека, ты даже не был с ним знаком, что уж говорить про дружбу. Зачем ты попусту тратишь время?» – в Индии ритуал погребения занимает три, четыре, а то и пять часов.
   Сначала процессия движется за телом, которое провозят через весь город на окраину, а потом его сжигают на погребальном костре… Вы ведь знаете индийцев, у них вечно ничего не получается. Костер не разгорается, ветки едва тлеют, тело не хочет гореть, и собравшиеся начинают суетиться, потому что всем хочется поскорее покончить с этой тягостной церемонией. Но у покойников тоже есть свои хитрости. Они изо всех сил стараются задержаться тут как можно дольше.
   Я как-то сказал родителям:
   – Какая разница, родственник он мне или нет. Нас всех роднит смерть, и этого никто не станет отрицать. Не важно, кто умирает. Для меня это очень символично. Однажды я тоже умру и хочу понять, как живые ведут себя по отношению к мертвым, как мертвые ведут себя по отношению к живым. Как еще мне это узнать?
   – Ты как-то странно рассуждаешь, – говорили родители.
   А я сказал:
   – Убедите меня в том, что смерть не связана со мной, что я никогда не умру. Сможете мне это доказать? – я перестану ходить на похороны. А иначе дайте мне во всем разобраться.
   Но никто не осмеливался утверждать, что я никогда не умру, и потому я говорил:
   – Тогда успокойтесь. Я же не заставляю вас туда ходить. Мне просто нравится наблюдать за всем, что там происходит.
   Прежде всего, я заметил, что люди избегают говорить о смерти даже на похоронах. На погребальном костре сгорает чей-то отец или брат, или дядя, а может быть, чей-то лучший друг или заклятый враг. Собравшиеся были как-то связаны с ним при жизни. И теперь он мертв, а все вокруг болтают о пустяках.
   Обсуждают фильмы, политику, цены на рынке – говорят о чем угодно, только не о смерти. Люди собираются небольшими группками и рассаживаются вокруг погребального костра. Я же обычно переходил от одной компании к другой – никто из них не говорил о смерти. Я понимаю, люди болтают о мелочах только для того, чтобы отвлечься и не видеть горящего тела, – потому что это и их тело тоже.
   Если бы они умели хоть немного проникать в суть вещей, то поняли бы, что на этом костре горят их собственные тела. Это лишь вопрос времени. Завтра здесь будет лежать кто-то из них – люди умирают каждый день. Однажды и мое тело сожгут на костре, но что при этом будут делать собравшиеся? Люди пришли сказать умершему последнее «прости», а сами обсуждают повышение цен и девальвацию рупия – и это перед лицом смерти! Да к тому же еще и садятся спиной к костру.
   Они приходят потому, что так надо, а не потому, что им этого хочется. Вот они и сидят с отсутствующим видом, просто подчиняясь общественным нормам, показывая всем, что они добропорядочные граждане. И все это только для того, чтобы потом, когда они сами умрут, их отнесли на погребальный костер, а не повезли на бесплатном грузовике от городской управы. В самом деле, раз они ходили на чужие похороны, значит, и их обязаны похоронить честь по чести. Они прекрасно знают, зачем пришли – только ради того, чтобы на их похороны тоже кто-то пришел.
   Но что они там делают? Я спрашивал об этом знакомых. Один раз я встретил на похоронах школьного учителя. Вместе с другими собравшимися он обсуждал какую-то чушь вроде того, что один его приятель крутит роман с женой другого его приятеля… Я сказал ему:
   – Сейчас не время говорить о чужой жене и ее похождениях. Подумали бы лучше о жене покойного. Никому и дела до нее нет. Подумайте о своей жене, что она будет делать, когда вы умрете! С кем она заведет роман? Чем будет заниматься? Вы уже готовы к собственной смерти? Вы что, не видите всю абсурдность ситуации? Перед вами смерть, а вы всячески пытаетесь ее не заметить.
   Но так принято во всех религиях, и люди попросту слепо выполняют определенные ритуалы.
//-- * * * --//
   Мой дедушка, отец матери, рассказывал, что, когда я родился, он встречался с одним из лучших астрологов того времени. Тот должен был составить мой личный гороскоп, но, едва взглянув на него, он сказал: «Я смогу сказать что-то определенное только после того, как ребенку исполнится семь. По тому, что видно сейчас, он вряд ли протянет дольше. А у меня такое правило: я составляю натальную карту [4 - Натальная карта, персональный гороскоп или звездная карта рождения – это диаграмма, отражающая расположение светил на небесном своде в момент рождения человека.], только если она пригодится. Если ребенок не выживет, то и гороскоп ему не нужен».
   Он умер раньше, до моего седьмого дня рождения, и повторный гороскоп мне делал его сын. Однако он был озадачен не меньше своего отца. «Тут ясно видно, что ребенок не доживет до двадцати одного года. Смерть будет подстерегать его каждые семь лет». Поэтому мои родственники постоянно тревожились за мою жизнь. Как только подходил к концу очередной семилетний период, они начинали беспокоиться. Кстати, тот астролог кое в чем оказался прав. Мне удалось выжить, но в семилетнем возрасте я испытал острые переживания, связанные со смертью – только не своей, а моего дедушки по матери. Я был так сильно к нему привязан, что, когда он умирал, мне казалось, будто я умираю вместе с ним.
   По-своему, по-детски, я подражал его смерти. Целых три дня я ничего не ел и не пил. Мне казалось, что это будет форменным предательством. Дедушка стал неотъемлемой частью меня самого. С рождения я купался в его любви.
   Кода он умер, я почувствовал, что если буду есть, то предам его. Я тоже не хотел жить. Это было по-детски, но тот опыт привел меня к очень глубоким внутренним изменениям. Все эти три дня я пролежал в постели. Я сказал: «Теперь, когда он умер, я больше не хочу жить». Я, конечно, выжил, но те три дня стали для меня настоящим опытом смерти. В каком-то смысле я тоже умер. Именно тогда я осознал, – теперь я понимаю это отчетливо, хотя на тот момент это были всего лишь смутные догадки – я осознал, что смерти нет. Я это почувствовал.
   Когда же мне исполнилось четырнадцать, моя семья вновь стала беспокоиться за мою жизнь. Но я снова выжил, однако на этот раз я все воспринимал сознательно. Я сказал им: «Если уж мне суждено умереть, как предсказывал тот астролог, то стоит к этому подготовиться. Не хочу я, чтобы смерть настигла меня неожиданно. Лучше я пойду ей навстречу, подкараулю ее на полпути. Если уж умирать, так сознательно».
   И я решил отпроситься из школы на неделю. Я пошел к директору и сказал:
   – Я собираюсь умереть.
   – Что за бред ты несешь, – удивился он. – Ты что, хочешь покончить с собой? Что значит «собираюсь умереть»?
   – В моем гороскопе сказано, что смерть будет подстерегать меня каждые семь лет, – объяснил я. – Вот я и собираюсь уединиться на семь дней и подождать смерти. Если она придет, то мне необходимо быть осознанным, я хочу, чтобы это стало моим глубочайшим переживанием.
   Я пошел в храм на окраине нашего городка и договорился со священником, что никто не станет мне мешать. Это был старый полуразвалившийся храм, люди захаживали туда крайне редко. В общем, я сказал местному служителю: «Я пробуду здесь семь дней. Вы просто приносите мне еду и питье раз в день. А я буду лежать и ждать смерти».
   И я прождал ее целую неделю. В эти дни я получил ценнейший опыт. Смерть так и не пришла, хотя со своей стороны я делал все, чтобы умереть. И я испытывал странные, причудливые ощущения. Со мной происходило очень много всего. Но я понял главное: если ты соглашаешься со смертью, то становишься тихим и спокойным. Тебе не о чем беспокоиться, потому что все волнения связаны с жизнью. Жизнь – вот корень всех тревог. Но зачем беспокоиться, если знаешь, что однажды все равно умрешь?
   В общем, я так и лежал там, на полу храма. На третий или четвертый день в дверной проем заползла змея. Я ее заметил, но совсем не испугался. Наоборот, у меня вдруг возникли очень странные ощущения. Змея подползала все ближе и ближе, а я чувствовал себя на редкость спокойным. Страха не было, я только думал: «Ну, вот она и явилась в облике змеи. Чего тут бояться? Она уже так близко, просто дождись конца».
   Змея переползла через меня и скрылась в какой-то щели. Если раньше я, может быть, еще и думал о страхе, то теперь от него не осталось и следа. Когда полностью принимаешь смерть, страха просто нет. Страшно становится, если пытаешься удержаться в этой жизни.
   Мне досаждали полчища мух. Они ползали по мне, садились на лицо. Иногда меня это ужасно раздражало, мне хотелось их смахнуть, но потом я подумал: «Зачем? Рано или поздно я все равно умру, и тогда уже некому будет их отгонять. Пусть себе ползают».
   Стоило мне смириться с мухами, как мое раздражение исчезло. Они так и продолжали по мне ползать, но меня это ни капли не волновало, словно они ползали не по мне, а по кому-то другому. Я будто отделился от себя. Когда принимаешь смерть, тут же возникает дистанция. Жизнь с ее проблемами и заботами остается где-то в стороне. В каком-то смысле я действительно умер, но именно тогда я понял, что в человеке есть то, что не умрет никогда. Как только принимаешь смерть целиком и полностью, то начинаешь это осознавать.
   Когда же мне исполнился двадцать один год, мои родственники вновь засуетились, а я им сказал: «Чего вы еще ждете? Хватит уже. Не собираюсь я умирать».
   Конечно, когда-нибудь я все-таки умру физически. Но, так или иначе, предсказание астролога сослужило мне отличную службу. Благодаря ему я очень рано понял, что такое смерть. Я медитировал, пытаясь постичь ее, ощутить ее изнутри. И это помогло мне принять ее всем существом, смириться с ее неизбежностью.

Просветление: прошлое осталось позади

   Хочу рассказать вам чудесную буддийскую историю.
   В одном городе неожиданно появилась прекрасная девушка. Никто не знал, кто она и откуда. Она была такой красивой и обаятельной, что никому и в голову не пришло задавать ей подобные вопросы. Однажды жители городка собрались на совет, потому что все юноши – а их там было не меньше трехсот – мечтали жениться на той девушке.
   Девушка сказала:
   – Послушайте, вас так много, а я одна. Я могу выйти замуж только за одного из вас. Вот мое условие: вам нужно выучить сутру о лотосе Будды. Я даю вам один день и одну ночь. Завтра я вновь приду сюда. Тот, кто сумеет повторить сутру, станет моим мужем.
   Юноши бросились по домам. Позабыв о еде и сне, они всю ночь напролет учили сутру. И только десятерым из них удалось выучить ее наизусть. Наутро все вновь собрались на площади. Девушка слушала, а десять юношей поочередно декламировали сутру.
   И девушка сказала:
   – Прекрасно, но вас десять, а я одна. Я вновь даю вам один день и одну ночь. Я выйду замуж за того, кто сумеет разъяснить мне смысл сутры. Поймите меня правильно. Хорошо, что вы запомнили сутру, но постигли ли вы ее смысл? Может, вы повторяли ее механически.
   Времени было в обрез, всего день и ночь, а сутра о лотосе очень большая. Но когда человек теряет голову от любви, он становится способным на все. Юноши разошлись по домам, а наутро вперед вышли трое. И все трое верно поняли смысл сутры.
   Тогда девушка сказала:
   – И все же я не могу выйти замуж сразу за троих. Раньше вас было триста, теперь осталось трое, но мне нужен только один. Вот вам еще день и ночь. На этот раз вам нужно не только понять смысл сутры, но и ощутить его всем сердцем, всей душой. Тот, кому это удастся, станет моим мужем. Объяснения, которые вы мне дали, верны, но все это вновь слова. Да, сегодня уже лучше, чем вчера, потому что вы вложили в них свое понимание, но вы поняли сутру умом, я же хочу, чтобы вы поняли ее сердцем, чтобы ощутили ее аромат, ее потрясающую тишину. Я хочу, чтобы вы сами стали лотосом, чтобы я могла чувствовать ваше неповторимое благоухание. Итак, увидимся завтра.
   Наутро явился только один юноша. Он действительно постиг сутру всей душой. Девушка взяла его за руку и повела в свой дом, который находился неподалеку от города. Никогда раньше юноша не видел такого дома, настолько он был красив. О таком можно было только мечтать. У ворот их встретили родители девушки. Они обняли юношу и сказали, что очень рады его видеть.
   Девушка пошла в дом, а юноша остался с родителями. Немного погодя родители сказали:
   – Теперь ты можешь войти. Она ждет тебя. Вон ее комната.
   Юноша открыл дверь, но там никого не было. Дверь же вела не в комнату, а в прекрасный сад. Юноша огляделся: «Может быть, девушка спряталась среди деревьев? Да, она была здесь, вот ее следы». И он пошел по ее следам. Он прошел добрую милю – сад кончился, и юноша оказался на берегу чудесной реки. Но его возлюбленной нигде не было видно, только пара золотых туфелек стояла у самой воды.
   Юноша ничего не понимал. Что произошло? Он оглянулся, но не увидел ни сада, ни дома, ни родителей. Все исчезло. Он повернулся было к реке, но и река исчезла, и песок, и золотые туфли. Осталась лишь пустота. И тут он услышал звонкий веселый смех.
   Юноша тоже рассмеялся. Он, наконец, понял, на чем женился.
   Эта притча прекрасна. Юноша женился на пустоте, он взял в жены ничто. Это тот самый брак, которого ищут все великие святые. Так становятся невестами Христа или гопи Кришны. Исчезает все: и тропа, и сад, и дом, и женщина, и даже ее следы. Ничего не остается – только смех. Смех, исходящий из самого чрева вселенной.
//-- * * * --//
   С раннего детства я любил тишину. Я сидел молча, сколько хватало сил. Естественно, домашние считали меня бездельником. И они были правы! Я оказался совершенно непригодным для каких-то обычных дел, но ничуть об этом не жалею.
   Доходило до того, что я мог сидеть себе, а мама подходила и говорила, например:
   – Знаешь, дома никого нет, а мне нужно, чтобы кто-то сбегал на базар за овощами.
   А я продолжал сидеть и отвечал:
   – Если кто-то появится, я обязательно ему скажу.
   И все привыкли смотреть на меня как на пустое место, и не важно, был ли я при этом или нет. Время от времени они снова пытались поручить мне какие-то дела, но быстро поняли, что лучше оставить меня в покое и не обращаться ко мне с какими-либо просьбами, все равно я их не выполнял. Как-то мать все же отправила меня за овощами. Я вернулся вечером и сказал:
   – Мам, я забыл, за чем ты меня посылала, а теперь рынок уже закрыт…
   – Ладно, мы сами виноваты, – сказала она. – Мы прождали целый день, но дело не в этом. Просто не нужно было тебя просить. Интересно, чем же ты сегодня занимался?
   – Я вышел из дома и увидел чудесное дерево бодхи, – ответил я.
   Именно под таким деревом достиг просветления Гаутама Будда. Собственно поэтому теперь эти деревья и называются бодхи. Никто уже не помнит, как они назывались раньше. Какое-то название, конечно, было, но после Будды деревья переименовали в его честь.
   Возле нашего дома действительно росло красивое дерево бодхи. Оно просто манило меня к себе. Под его сенью всегда царили тишина и прохлада, и никто мне не мешал. Конечно, я просто не мог пройти мимо, чтобы не посидеть под ним несколько минут. Очень часто минуты превращались в часы, и я мог сидеть там целый день напролет.
   После нескольких подобных случаев родители решили вообще меня не трогать. Они вели себя так, будто я перестал существовать совсем, и меня это безмерно радовало. Это дало мне невероятную свободу. Никто от меня ничего не требовал. А когда никто от тебя ничего не ждет, ты погружаешься в молчание. Мир принял тебя, ему больше от тебя ничего не нужно.
   Когда я задерживался допоздна, они обычно искали меня в двух местах: у нани или под деревом бодхи. А поскольку они первым делом шли к дереву, то, чтобы отвязаться от них, я стал забираться на дерево и медитировать на самой верхушке. Они приходили и говорили: «Похоже, его здесь нет».
   А я кивал головой и мысленно говорил: «Это точно. Меня здесь нет».

   Моим первым внетелесным переживанием стало падение с дерева. Я медитировал обычно на задворках университета, на прекрасном холме с тремя высокими деревьями. Там было очень тихо, никто туда не ходил. В тот раз я сидел на одном из деревьев и медитировал. Вдруг я заметил, что сам сижу на дереве, а тело мое упало и теперь лежит на земле. Некоторое время я пытался сообразить, как же мне вернуться обратно в тело. К счастью, мимо шла женщина из соседней деревни. Она часто приносила в университет молоко. Она заметила меня и подошла ближе. Наверное, она знала, что, когда внутреннее тело отделяется от внешнего, нужно потереть человеку лоб около переносицы, там, где расположен «третий глаз», врата входа. Через них дух возвращается обратно.
   И она потерла мне лоб. Я видел, как она подносит руку к моей голове, а через мгновение я уже открыл глаза, поблагодарил крестьянку и спросил, как это ей удалось.
   А она сказала, что когда-то слышала об этом. Представляете, живя в малюсенькой деревушке, она знала о том, что «третий глаз» считается вратами входа и выхода из физического тела.
//-- * * * --//
   Я искал врата просветления, сколько я себя помню, с самого раннего детства. Должно быть, эта мечта осталась у меня еще из прошлых жизней, потому что я не помню ни дня, чтобы я не стремился к просветлению. Естественно, все считали меня не от мира сего. Я никогда не играл с другими детьми. Я не мог общаться с ровесниками. Для меня они все были какими-то глупыми, занимались странными, идиотскими вещами. Я не играл в футбол, волейбол или хоккей. Конечно, им казалось, что я сумасшедший. Но с возрастом я понял, что это не я, а весь мир вокруг сумасшедший.
   Год, предшествующий моему двадцать первому дню рождения, стал периодом душевных срывов и духовных прорывов. Разумеется, все те, кто меня любил – родители, друзья и преподаватели, – отчасти понимали, что со мной происходит. Почему я так отличался от остальных подростков? Почему часами сидел с закрытыми глазами? Зачем приходил на берег реки по ночам и смотрел на звездное небо? Естественно, люди, которые не понимали подобных вещей – да я и не ждал от них никакого понимания, – считали меня сумасшедшим.
   Даже мои родные с трудом замечали мое присутствие. Постепенно они и вовсе перестали со мной разговаривать, как будто меня действительно не было. Мне это очень нравилось – я превращался в ничто, в пустоту, в полное отсутствие чего-либо.
   То был удивительный год. Я окутал себя пустотой. Я утратил связь с внешним миром. Если кто-нибудь напоминал мне, что пора мыться, я шел в ванную и сидел там часами. Им приходилось стучать в дверь и кричать: «Эй, выходи. Ты уже на месяц вперед намылся. Вылезай!» Ел я тоже, только когда меня звали к столу. Если же обо мне забывали, то я мог не есть несколько дней подряд. Нет, я не постился, я просто не думал о еде вообще. Мне хотелось одного: как можно глубже уйти в себя. Мне очень хотелось найти врата, они манили меня, притягивали будто магнитом – современные физики назвали бы это феноменом «черной дыры».
   Говорят, что во вселенной есть «черные дыры». Если рядом случайно окажется звезда, то дыра втянет ее в себя. Сила притяжения настолько велика, что ей невозможно сопротивляться, и звезда гибнет, целиком пропадая в черной пустоте. Мы не знаем, что там, на другой стороне. Мне кажется – и однажды ученые найдут тому подтверждение, – что на другой стороне находится «белая дыра». У дыры не может быть только одной стороны – это тоннель. Я познал это на своем опыте. Возможно, так устроена и вся вселенная. Нам кажется, что звезда умирает, потому что ее больше нет. Но в тот же момент где-то рождается новое светило. Откуда оно берется? Где лоно вселенной? По-моему, не нужно быть великим ученым, чтобы понять, что черная дыра – это вселенское чрево: в нем гибнет старое и рождается новое.
   Я сам пережил это, хотя я и не физик. В тот год невероятная сила тянула меня все дальше и дальше от людей. Я настолько от них отдалился, что порой не узнавал своих родителей. Иногда забывал, как меня зовут. Я изо всех сил пытался вспомнить свое имя, но ничего не получалось. Естественно, в тот год все окончательно убедились, что я сошел с ума. Но для меня это безумие было медитацией, а на самом пике сумасшествия врата наконец-то отворились.
//-- * * * --//
   Меня повели квайдье, врачу-аюрведисту. Меня, на самом деле, водили к самым разным врачам, но только тот вайдья сказал отцу: «Он совершенно здоров. Вы попусту тратите время». Но меня все равно таскали то к одному специалисту, то к другому. Они выписывали мне разные средства, а я говорил отцу: «Чего ты беспокоишься? Со мной все в порядке». Однако никто мне не верил. Они только и твердили: «Помолчи. Выпей таблетку, хуже не будет». И я пил.
   По-настоящему мудрым оказался только тот вайдья, а звали его Пундит Бхагхират Прасад. Теперь старик уже умер, но тогда он был редкость проницательным человеком. Он посмотрел на меня и сказал:
   – Он вовсе не болен. – И заплакал.
   – Я сам уже давно стремлюсь к такому состоянию, – сказал он сквозь слезы, – парнишке просто повезло. Мне уже поздно, а вот ему… Не водите его к врачам. Не стоит. Он на пути к дому.
   Старик плакал от радости за меня.
   Он был искателем. В своих поисках он обошел всю страну. Сама его жизнь была путешествием от одного вопроса к другому. Он неплохо представлял себе, что именно он ищет. Он стал моим покровителем, защищал меня от других врачей. Он сказал моему отцу:
   – Предоставьте это дело мне. Я о нем позабочусь.
   Он никогда не назначал мне никаких лекарств, а когда отец возмутился, прописал мне безвредные пилюли из сахара. Он сам мне об этом рассказал:
   – Это просто сахар. Принимай их, чтобы успокоить родителей. Вреда от них не будет. Толку, правда, тоже никакого. Но тут никакие лекарства не помогут.
//-- * * * --//
   Когда впервые попадаешь в мир, который лежит за пределами человеческого разума, то кажется, будто ты действительно сошел с ума – наступает «темная ночь души», мрак безумия. Это отмечают все религии и поэтому настаивают на том, что прежде чем выходить за пределы ума, нужно найти себе Мастера, который и поможет тебе, и поддержит. Ты начнешь разваливаться на части, но Мастер тебя вдохновит. Он поможет тебе понять то новое, что с тобой происходит. Вот для чего нужен Мастер: он помогает понять то, что невозможно понять умом, он говорит о том, чего не выразишь словами, он показывает тебе то, что скрыто от глаз. Он всегда рядом, он изобретает новые способы и средства, которые помогут тебе идти вперед, иначе ты можешь испугаться и свернуть с пути.
   И помните: сворачивать некуда. Если вы захотите сбежать, то на самом деле сойдете с ума. Вы будете одержимы. Суфии называют таких людей маста. В Индии они известны, как безумные парамахансы. Вы не можете отступить назад, все мосты уже сожжены, позади ничего нет. Но и вперед вы тоже идти не в состоянии, потому что там сплошная тьма. Вы заблудились. Вот почему Будда говорит: «Повезло тому, кто нашел Мастера».
   У меня у самого Мастера не было. Я искал, но так и не нашел. Дело не в том, что я его не пытался найти, поверьте, я искал очень долго, но так и не нашел. Найти Мастера действительно тяжело. Практически невозможно отыскать существо, которое вышло за пределы существования, или обнаружить присутствие того, кого почти нет. Искатели редко находят того, кто представляет собой просто дверь к божественному – открытую дверь, через которую легко пройти. Это очень и очень трудно.
   Сикхи называют свои храмы гурудварами, дверьми к Мастеру. А Мастер и есть дверь. Иисус все время повторял: «Я – врата, я – путь, я – истина. Следуйте за мной, следуйте сквозь меня. Если не пройдете сквозь меня, ничего не достигнете».
   Да, порой бывает и так, что человек не находит Мастера. И если он его не нашел, то ему приходится идти в одиночку, но такой путь намного опаснее.
   Целый год я был в таком состоянии, что никто не мог бы предсказать, чем все это кончится. Целый год жизнь во мне едва теплилась. Самые элементарные вещи давались мне с огромным трудом. У меня пропал аппетит. Иногда проходила целая неделя, а я так ничего и не ел. Мог не пить несколько дней. Мне приходилось заставлять себя есть и пить. Тело стало таким нечувствительным, что мне приходилось щипать себя, чтобы ощутить себя живым. Я бился головой о стену, пытаясь понять, есть ли у меня еще голова. Только боль могла ненадолго вернуть меня в тело.
   По утрам и вечерам я бегал, пробегал километров по восемь, а то и по двенадцать подряд. Люди думали, что я сумасшедший. Зачем он так много бегает? Двадцать пять километров в день! Я делал это лишь для того, чтобы хоть как-то ощущать себя, чувствовать, что я еще существую, чтобы не лишиться связи с самим собой. Я ждал, пока глаза привыкнут к тому новому, что во мне зарождалось.
   Я старался изо всех сил. Я ни с кем не разговаривал, потому что внутри меня все перемешалось, мысли путались так, что мне с трудом удавалось строить элементарные фразы. Бывало, я прерывался на полуслове, потому что забывал, о чем только что говорил. Я застывал посреди дороги, потому что не мог вспомнить, куда шел. Я мог сидеть с книгой, прочесть полсотни страниц, а потом вдруг спросить себя: «О чем я читал? Ничего не помню». Мое состояние было на самом деле странным… как в том анекдоте…

   В кабинет психиатра врывается пациент и вопит:
   – Доктор! Помогите! Я схожу с ума. Я все забываю. Я не помню, что было год назад, я даже не помню, что было вчера. Я – сумасшедший!
   – Хм, – удивляется психиатр, – и давно у вас такие провалы в памяти?
   – Какие провалы в памяти? – озадаченно переспрашивает пациент.

   Со мной было то же самое! Я не мог даже закончить фразу. Я закрывался в своей комнате, ни с кем не разговаривал и сам ничего не говорил, потому что сказать что-либо означало признаться в своем безумии. Так прошел год. Я просто лежал на полу и смотрел в потолок, иногда считал от одного до ста и обратно. Тот факт, что я мог считать, был хорошим признаком. Но снова и снова я обо всем забывал. Мне понадобился целый год, чтобы вновь собраться воедино, снова научиться концентрировать внимание и обрести хоть какую-то точку отсчета.
   И это случилось. Это было настоящим чудом. Но рядом со мной не было никого, кто мог бы меня поддержать и рассказать о том, что происходит. Наоборот, все только мешали: учителя, друзья, доброжелатели – все они были против меня. Но они ничего не могли сделать, кроме как меня осуждать и спрашивать, что я такое делаю.
   Но я ничего не делал! Это было сильнее меня. Это просто происходило. Конечно, я все-таки что-то сделал. Сам того не подозревая, я постучал в дверь, и она открылась. Я много лет медитировал: сидел молча и ничего не делал. И постепенно я перенесся в пространство чистого существования, где можно быть и ничего не делать. Ты просто есть – чистое присутствие, наблюдатель. Ты даже не наблюдатель, потому что ты не наблюдаешь – ты просто есть. Словами это не выразить, потому что любое слово – это уже действие.
   А я ничего не делал. Я просто лежал, сидел, ходил, но там, в глубине, не было никого, кто совершал бы какие-то действия. Я напрочь утратил всякое честолюбие, у меня не было желания кем-то становиться или чего-то достигать. Я просто погрузился в себя и увидел пустоту. Пустота сводит с ума. Ивсе же это единственный путь к богу. Это значит, что просветлеть может только тот, кто готов пройти через безумие.
//-- * * * --//
   Меня часто спрашивают: что со мной происходило в тот момент, когда я просветлел?
   Я смеялся. Я хохотал от души, видя всю абсурдность жажды просветления. Это настолько глупо! Мы все рождаемся уже просветленными, а пытаться заполучить то, что у тебя уже есть, – просто смешно. Если у тебя уже что-то есть, это нельзя обрести. Обрести можно только то, чего у тебя нет, что не является неотъемлемой твоей частью. А просветление – это сама наша природа, наша сущность.
   Я боролся за него в течение многих жизней, просветление было заветной целью всего моего путешествия. Я делал все, чтобы его достичь, но каждый раз терпел неудачу. Я был обречен на провал, потому что просветления нельзя достичь. Это же ты сам и есть, это твоя природа, как же она может быть твоим достижением? Природу нельзя превратить в честолюбивое желание.
   Ум честолюбив. Он жаждет денег, власти, положения в обществе. Но однажды, когда он уже сыт по горло всей этой внешней деятельностью, он начинает стремиться к просветлению, освобождению, к нирване, к богу. Однако желание по-прежнему остается, меняется только цель. Вначале цели были внешние, теперь они стали внутренними. Но твое отношение, сам твой подход ничуть не меняется, ты остаешься прежним, со всеми своими старыми привычками.
   Фраза «день, когда я просветлел» означает только одно: в тот день я понял, что нечего достигать, некуда идти, не нужно ничего делать. Мы уже божественны, мы уже совершенны – это все. Не нужно ничего улучшать, вообще ничего не нужно. Бог не создает несовершенных людей. Даже если вам и повстречается несовершенный человек, вы тут же заметите, насколько совершенно его несовершенство. Бог просто не может создать что-то несовершенное.
   Я слышал об одном Мастере дзен по имени Бокудзю. Однажды он рассказывал своим ученикам о том, что все в этом мире совершенно. Но тут поднялся один человек, старый горбун. «А как же я? – спросил он. – Я – горбун. Что ты скажешь обо мне?» – «Никогда в жизни я не видел более совершенного горба, чем твой», – ответил ему Бокудзю.
   Говоря о том дне, когда я достиг просветления, я использую неверные слова. А других слов в нашем языке и не подобрать, ведь этот язык придуман человеком. В нем есть такие понятия, как «достижение», «обретение», «цель», «совершенствование», «прогресс» и «эволюция». Язык создавали отнюдь не просветленные люди. Даже если бы просветленные и захотели придумать какой-то язык, у них бы ничего не вышло, потому что просветление случается в тишине. Разве можно выразить тишину словами? Как ни старайся, но любые слова непременно нарушают безмолвие.
   Лао-цзы сказал: «Изреченная истина есть ложь». Истину невозможно выразить словами. Но нам все же нужно как-то общаться, другого выхода нет. Нам приходится пользоваться словами и при этом помнить, что никакое словесное описание не в состоянии заменить настоящее переживание. Поэтому я и говорю: «В тот день, когда я достиг просветления», – но это было не достижение, и то был не я.
   В тот день я смеялся над глупыми, нелепыми попытками просветлеть. Я смеялся над собой и над всем человечеством, потому что каждый пытается чего-то достичь, что-то заполучить, что-то исправить.
   Со мной это случилось в состоянии полнейшего расслабления. Так оно всегда и бывает. Я перепробовал все, что только было возможно. Но, видя тщетность любых усилий, я все бросил. Я забыл о своей мечте. Целую неделю я вел совершенно обычный образ жизни.
   Люди, у которых я жил, очень удивились, потому что впервые я начал вести нормальный образ жизни. До того вся моя жизнь была подчинена суровой дисциплине.
   Я жил в той семье целых два года, и они знали, что я встаю в три часа утра и иду на прогулку или пробежку. Я ходил, а иногда бегал по пять-восемь километров. После этого я шел купаться на реку. Так продолжалось изо дня в день. Простуда или другое недомогание – все это не имело никакого значения, я все равно следовал своему распорядку дня.
   Они знали, что я медитировал часами. До того дня я почти ничего не ел, не пил ни чая, ни кофе. Я строго следовал определенным правилам относительно того, что можно есть, а что нельзя. И вдруг на целую неделю я забросил все это и в первый же день проспал до девяти часов. А потом еще и чаю выпил. Хозяева дома были потрясены. «Что-то случилось? – осторожно спросили они. – Ты не заболел?» Они-то считали меня великим йогом.
   Я до сих пор помню один случай, произошедший в те дни. Из одежды у меня был один-единственный лоскут ткани: днем я ходил, завернувшись в него, а ночью использовал его как одеяло. Спал я на бамбуковой циновке. Вот и все удобства – одеяло и бамбуковая циновка. Больше у меня не было ничего. В то утро хозяева страшно удивились оттого, что я проснулся в девять.
   – Что-то не так? – спросили они. – Ты заболел? Может, ты чем-то расстроен?
   – Вовсе нет, – ответил я. – Я не заболел и не расстроен. Наоборот, все эти годы до сегодняшнего дня я был действительно болен, а теперь выздоровел. Отныне я буду просыпаться, когда захочу, и ложиться спать, когда меня начнет клонить ко сну. Я больше не буду рабом времени. И есть я буду только то, что захочет мой организм, и пить тоже. С меня хватит.
   За эту неделю я начисто позабыл о своей мечте о просветлении, забыл о ней навсегда.
   И на седьмой день оно случилось. Само по себе, безо всякой причины. Я расхохотался, и мой смех услышал садовник. Он и раньше думал, что я немного не в себе, но никогда не слышал, чтобы я вот так смеялся. Он прибежал ко мне и спросил:
   – Что-то случилось?
   – Не волнуйся, – ответил я. – Ты же знаешь, я всегда был слегка тронутым, теперь же я окончательно сошел с ума. И вот смеюсь над собой. Не обижайся и не сердись. Можешь спокойно спать дальше.
//-- * * * --//
   Я стремился к просветлению в течение многих жизней: я работал над собой, боролся, делал все, что только было можно, – но все напрасно. Теперь я понимаю, почему. Сами усилия стали препятствием, сама лестница мешала мне взойти на вершину, само желание достичь оказалось преградой. Однако это не значит, что человек может достичь просветления без поисков. Конечно, к просветлению нужно стремиться, его необходимо искать. Но в один прекрасный момент нужно отказаться от поисков. Чтобы пересечь реку, нужна лодка, но рано или поздно приходит время вылезти из лодки и оставить ее позади. Усилия нужны, без усилий ничего не получится. Но одних лишь усилий недостаточно.
   Перед самым двадцать первым марта 1953 года, буквально за неделю до этого дня, я перестал работать над собой. Наступил момент, когда я ясно понял всю тщетность моих усилий. Я уже сделал все, что было можно, но ничего не принесло плодов. Что еще оставалось? В полном отчаянии я бросил все попытки. И в тот самый день, когда поиск прекратился, когда я уже больше ничего не ждал и ни на что не надеялся – в тот самый день это и началось. Я наполнился совершенно новой энергией, которая взялась из ниоткуда. У нее не было источника. Она пришла из пустоты и распространялась повсюду. Она была в деревьях, в камнях, в небе, солнце и воздухе – везде. Я так долго искал и считал, что цель где-то далеко, – а все оказалось так близко, совсем рядом! Я-то искал где-то там, за горизонтом, и совсем разучился видеть то, что было вблизи.
   В тот день, когда исчезли все усилия, исчез и я сам, потому что человек не может существовать без усилий, без желаний и каких-либо стремлений. Эго, ваше «я», – это не статичное явление, это процесс. Это не какая-то внутренняя субстанция, вы сами создаете себя каждую секунду. Это все равно что кататься на велосипеде: вы едете, пока жмете на педали, как только вы перестаете давить, велосипед останавливается. Может быть, он еще и проедет некоторое расстояние по инерции, но потом остановится. У него больше не будет энергии, не будет силы. Он попросту упадет.
   Так же и эго существует потому, что мы жмем на педали желаний, стремимся чего-то достичь, постоянно хотим прыгнуть выше себя. В этом и кроется сама сущность эго – в желании перепрыгнуть себя, ворваться в будущее, перемахнуть в завтрашний день. Попытки добраться до того, чего нет, порождают эго. Ведь эго само по себе не существует, это мираж. В нем есть только желания и больше ничего. В нем есть одна лишь жажда.
   Эго не существует в настоящем, оно всегда в будущем. Конечно, если вы живете будущим, то эго кажется вам чем-то вполне реальным. Если же вы попадаете в настоящее, то мираж эго постепенно тускнеет, а потом и вовсе исчезает.
   В тот день, когда я перестал искать… на самом деле, правильнее было бы сказать не «я перестал искать», а «стремление исчезло». Так будет намного вернее, потому что слова «я перестал искать» означают, что «я» все еще остается, что отказ от попыток достичь просветления был очередным моим усилием, очередным моим желанием, только теперь желание стало едва различимым.
   Вы не можете остановить поток желаний, все, что вы можете, – лишь осознавать свои желания и понимать их. Само осознание желания ведет к его исчезновению. Запомните: никто не может перестать желать. Однако реальность начинается лишь тогда, когда желание исчезает.
   В этом-то и вся проблема. Что же делать? Внутри есть желание, а будды все время твердят, что нужно перестать желать, и в следующую же секунду заявляют, что перестать желать невозможно. Ну и что теперь? Люди сталкиваются с неразрешимым противоречием. Конечно, у них есть желания. А вы говорите им перестать желать – ну ладно. Но потом вы говорите, что отказаться от желаний невозможно. И как тогда быть?
   Желание необходимо понять. И вы на это способны. Вы можете увидеть всю его тщетность, нужно лишь прямое восприятие, непосредственное проникновение в суть вещей.
   В тот день, когда мои желания прекратились, я ощутил полнейшую беспомощность и отчаяние. Все… ждать больше нечего – будущего нет. Не на что надеяться – все усилия оказались напрасными. Я понял, что хожу по кругу. Мечта манит за собой, она все время впереди, она зовет: «Давай, беги быстрее, и все получится». Но как бы быстро ты ни бежал, мечта все так же далека. Она отдаляется, словно линия горизонта. Ты его видишь, но никогда не сможешь до него дойти. Стоит сделать шаг вперед, как он отдалится ровно на шаг. Чем быстрее побежишь, тем быстрее он станет отодвигаться. А замедлишь шаг, он тут же приостановится. Но совершенно ясно, что расстояние между ним и тобой всегда остается одинаковым. Оно не сократится ни на сантиметр.
   Мы не в силах сократить расстояние между собой и мечтой. Надежда – это горизонт. Мы пытаемся дотянуться до горизонта, до надежды, до желания чего-то в будущем. Желание – это мост, но мост воображаемый, потому что сам горизонт – это тоже мираж. Туда нельзя перебросить настоящий мост, его можно только вообразить. Человек не может коснуться того, чего нет.
   В тот день, когда исчезли желания, когда я заглянул в их сущность и понял, что они были тщетны, я ощутил себя беспомощным. Все мои надежды рухнули. Но в тот же миг что-то начало происходить. Началось то, к чему я стремился в течение многих жизней и чего никак не мог достичь. Единственная надежда – в ощущении безнадежности, единственное исполнение желаний – в отсутствии желаний. И когда ты ощущаешь эту невероятную беспомощность, существование вдруг начинает тебе помогать.
   Вселенная ждет. Она видит, как ты работаешь над собой, и не мешает тебе. Она просто ждет. Она может прождать целую вечность, потому что ей некуда торопиться. Она же бесконечна. И когда ты больше не можешь управлять процессом, когда ты отказываешься от мечты, когда ты исчезаешь, вселенная буквально набрасывается на тебя, она заполняет всего тебя, каждую твою клеточку, каждую твою частичку. И впервые в жизни ты познаешь настоящую реальность.
   Семь дней я жил в полной безнадежности, но, несмотря на беспомощность, я все же чувствовал, как что-то происходит. Говоря о безнадежности, я употребляю это слово не в обычном его смысле. У меня просто не было никаких надежд. Я не испытывал никакого горя или смятения. Напротив, я был счастлив – спокоен и собран. Внутри я ощущал тишину и безмятежность. Отсутствие всяких надежд, но в совершенно новом смысле. Для меня перестало существовать само понятие надежды – а следовательно, и безнадежности. Исчезло и то, и другое.
   Отсутствие надежды было абсолютным. Исчезла надежда, а вместе с ней и ее обратная сторона – безнадежность. То было совершенно новое ощущение – жизнь без каких-либо надежд. В этом не было ничего плохого. Мне просто приходится употреблять привычные слова, но ничего неприятного в этом состоянии не было. Наоборот, оно было радостным. Это было ощущение не утраты, а появления чего-то нового. Меня переполняло, окутывало нечто незнакомое.
   И когда я говорю о «беспомощности», я тоже имею в виду не словарное значение этого слова. Просто у меня пропало ощущение себя. Я просто признал, что меня нет, поэтому я не могу полагаться на собственные силы, не могу существовать самостоятельно. У меня пропала почва под ногами, внизу была только пропасть, бездонная пропасть. Но мне не было страшно, потому что нечего было терять. Страх исчез, потому что некому стало бояться.
   В эту неделю со мной произошло невероятное, полнейшее преображение. И в последний день я ощутил присутствие абсолютно новой энергии, нового света и нового восторга. Меня переполняло настолько, что я с трудом это выдерживал. Мне казалось, что я вот-вот взорвусь, сойду с ума от блаженства. На языке современной западной молодежи я «кайфовал», я «дурел от счастья».
   Невозможно было отыскать смысл происходящего. Я оказался в мире, где нет вообще никакого смысла, – этот мир нельзя понять или объяснить словами. Любые священные писания бессильны, а слова, которыми мы описываем существование, кажутся мертвенно-бледными по сравнению с той невероятной жизнью, которая там творится. Мои ощущения были похожи на неиссякаемый прилив блаженства.
   Весь тот день выдался каким-то странным, ошеломляющим, оглушительным. Прошлое исчезло, как будто у меня его никогда и не было, как будто я читал о нем в книге. Оно становилось похожим на давний забытый сон или на услышанный когда-то рассказ о чужой жизни. Мое прошлое уходило в небытие. Моя история меркла на глазах. Постепенно я терял свою биографию, я становился никем, тем, кого Будда назвал аннаттой. Исчезали границы, пропадали все различия.
   Исчезал сам разум, он отдалился от меня на тысячи миль. Было трудно собраться с мыслями, ум с огромной скоростью уносился все дальше и дальше, но у меня не было никакого желания его удерживать. Мне было все равно. Все шло как надо. Больше не нужно было цепляться за прошлое. Однако к вечеру это стало невыносимо больно. Я был похож на женщину, которая вот-вот родит. Начались родовые схватки, и они причиняли острые мучения.
   Всю ту неделю я ложился спать около двенадцати или часа, но в этот день я просто не мог высидеть так долго. Глаза слипались, я открывал их с огромным трудом. Я чувствовал, что непременно должно было случиться что-то грандиозное. Было трудно предугадать, что… «Может быть, сегодня я умру?» – но страха не было. Я был готов ко всему. Минувшие семь дней были такими прекрасными, что мне было совсем не жаль умирать, мне нечего было желать. Я испытывал неземное блаженство, невероятное удовлетворение – такое, что если бы наступила смерть, то я и ей был бы рад.
   Что-то обязательно должно было случиться, что-то похожее на смерть, некий решительный поворот судьбы, который мог закончиться смертью или новым рождением, распятием или воскресением. Прямо за углом меня поджидало нечто невероятно важное. Но я не мог заставить себя раскрыть глаза, я был будто одурманен.
   Я лег спать около восьми. Но то, что со мной происходило, было трудно назвать сном. Теперь я понимаю, что имел в виду Патанджали, говоря о том, что самадхи напоминает сон. С одной только разницей, что, испытывая самадхи, ты и пробужден, и спишь одновременно. Все тело расслабленно, каждая клетка твоего тела пребывает в покое, все твои функции замедляются, и в то же время свет осознанности заполняет всего тебя – чистый свет, у которого нет дыма. Ты пробужден и одновременно расслаблен, не напряжен и в полном сознании. Твое тело покоится в глубоком сне, а сознание возносится на пик активности. Происходит союз вершины осознанности и долины телесного покоя.
   Я уснул. Странный это был сон: тело спит, а я бодрствую. Это было так неожиданно – тебя как будто разорвали на две части, растянули в двух направлениях, разнесли по двум измерениям, и в то же время обе полярности действуют одновременно… как будто они, наконец, встретились. Положительное и отрицательное, сон и бодрствование, жизнь и смерть слились воедино. То была встреча создателя с его творением.
   Да, состояние было сверхъестественным. В первый раз оно потрясает до самой глубины души. После этого переживания тебе уже никогда не стать прежним. Оно несет с собой совершенно новое ощущение жизни, абсолютно другое качество.
   Около полуночи мои глаза открылись вдруг сами собой… во всяком случае, я не прилагал к этому никаких усилий. Что-то нарушило мой сон. Я ощутил рядом с собой, в своей комнате, чье-то грандиозное присутствие. Моя комнатка была маленькой, но я чувствовал повсюду вокруг биение жизни, мощные вибрации. Я словно попал в центр тайфуна и захлебывался в величественной буре света, радости и блаженства.
   Это было так реально, что нереальным стало все остальное: стены, дом, мое собственное тело – все отодвинулось на второй план, потому что тогда впервые в жизни я присутствовал в самой что ни на есть настоящей реальности.
   Вот почему Будда и Шанкара говорят, что мир – это майя, мираж. Нам трудно это понять, потому что мы знаем лишь один мир, нам попросту не с чем сравнивать. Для нас существует лишь одна-единственная реальность. «О чем это они нам толкуют? О какой-то майе, об иллюзии? Других-то миров нет». Пока вы не знакомы с настоящей реальностью, вы не сможете понять ни Будду, ни Шанкару. Их слова так и останутся для вас теорией, какими-то безликими гипотезами. Может, это просто заумная философия такая: «Весь мир – иллюзия»?
   Однажды западный ученый Беркли прогуливался с одним из своих друзей, человеком весьма логичным и полнейшим скептиком. В разговоре Беркли сказал, что мир нереален. Тогда его приятель поднял с дороги камень и больно ударил Беркли по ноге. Беркли вскрикнул. Из раны брызнула кровь, а его друг-скептик сказал: «Ну что, мир по-прежнему нереален? Ты ведь об этом говорил, не так ли? Тогда чего же ты кричишь? Камень-то нереальный. Чего же ты схватился за ногу и корчишься от боли? Ведь все это нереально!»
   Такие люди никогда не смогут понять слов Будды о том, что наш мир – это мираж. Будда не говорит, что вы можете проходить сквозь стены или есть камни и вам все равно, камни вы едите или хлеб. Нет, он имеет в виду совершенно другое.
   Он говорит, что существует иная действительность, и как только вы ее позна «ете, то эта ваша так называемая реальность попросту померкнет, станет нереальной. И сравнивать вы сможете только после того, как пробудитесь к высшей реальности, не раньше.
   Когда вы спите и видите сон, то происходящее кажется явью. Но как только вы просыпаетесь и понимаете, что это был всего лишь сон, вы говорите: «Да, это было не на самом деле». Следующей ночью вам вновь снится сон, и вы вновь ощущаете его реальность. Во сне трудно понять, что спишь, но утром все гораздо проще. Интересно, почему? Вы ведь никак не изменились. Во сне существует всего лишь одна реальность, и вам не с чем сравнивать. Разве можно тогда сказать, что сон нереален? По сравнению с чем? Реальность только одна. Все так же реально или нереально, как и все остальное. Но утром, открывая глаза, вы видите нечто иное. И теперь можете сказать, что сон был нереальным. По сравнению с этой реальностью он был простым миражом.
   Но однажды наступит иное пробуждение, и тогда вы поймете, что по сравнению с той реальностью эта – просто сон.
   В ту ночь я впервые в жизни постиг смысл понятия майя. Конечно, я и раньше знал это слово, но совершенно не осознавал его смысла. Я воспринимал его так же, как вы сейчас, но никогда прежде не понимал его по-настоящему. Разве можно понять, не ощутив это всем своим существом? Той ночью распахнулись двери иной действительности, совершенно нового измерения. Неожиданно я попал в другую реальность, особую реальность, настоящую реальность – как хотите, так и называйте. Можете назвать ее богом, истиной, дхармой или дао – как угодно. Она не имеет названия. Но она была там, в той комнате, такая прозрачная и в то же время столь осязаемая. Она чуть не задушила меня. Ее было слишком много, я еще не мог вобрать в себя столько всего.
   У меня возникло непреодолимое желание выбежать из комнаты на свежий воздух – я задыхался. Эта реальность была чересчур живой, и она убивала меня! Мне казалось, что, если я задержусь тут хоть на секунду, то задохнусь. Я выскочил из дома и помчался во двор. Мне хотелось просто оказаться под открытым небом, увидеть звезды, деревья и землю… быть на воле. Как только я вышел, удушье тут же прошло. Комната оказалась слишком маленькой для такого огромного явления. Да для него даже неба мало. Оно больше чем небо. Небо для него не предел. И все же я почувствовал себя лучше.
   Я направился к ближайшему саду. Меня охватывали совершенно новые ощущения. Я шел так, как будто не было никакой силы притяжения. Трудно сказать, то ли я шел, то ли бежал, а может, и вовсе парил над землей. Притяжения не было, я ничего не весил, меня словно толкала изнутри какая-то сила. Я оказался в объятиях неведомой мне энергии.
   Впервые в жизни я не был одинок, впервые в жизни я перестал быть отдельной личностью – капля достигла океана. Теперь весь океан был моим. Я сам стал океаном – безграничным, бесконечным океаном. Я ощущал невероятный прилив сил и был способен на все. Да меня там и не было, была лишь одна мощная энергия.
   Я подошел к саду, в котором совершал ежедневные прогулки. Он был закрыт на ночь. Было уже поздно, около часа ночи. Люди, работавшие в саду, уже давно спали. И мне пришлось, словно вору, перелезать через ограду. Что-то неумолимо влекло меня внутрь. У меня не было сил сопротивляться, я был захвачен мощным потоком.
   Именно это я имею в виду, когда говорю: «Плывите по течению, идите вместе с потоком, не пытайтесь повернуть реку вспять». Я был расслаблен, я доверился тому большему, что теперь управляло мной. Меня как такового больше не было, там было оно, можете называть это богом. Вместо меня был бог. Я бы лучше называл его оно или это, потому что слово «бог» слишком очеловечено, оно отяжелело от частого употребления, в нем слишком много разных идей. Христиане, индуисты, мусульмане, священники и политики – все искажают красоту этого слова. Поэтому позвольте мне называть эту силу – «оно». Оно было там, а меня смыло потоком, как приливной волной.
   В тот момент, когда я «вошел» в сад, все преобразилось. Деревья и цветы начали светиться. Неземное блаженство и благословение разливались повсюду. Такими деревья я еще не видел никогда. Я буквально чувствовал их зелень, их жизнь, их соки, бегущие по ветвям. Весь сад спал, и деревья тоже спали. Но я видел жизнь – каждая маленькая травинка была невероятно прекрасной.
   Я огляделся. Одно дерево светилось особенно ярко. Оно манило меня к себе, оно притягивало. Я сам ничего не выбирал, его выбрал бог. Я подошел к дереву и сел. И как только я оказался под деревом, все вокруг стало еще прекрасней. Вся вселенная стала благословенной молитвой.
   Трудно сказать, сколько времени я провел в саду, но когда вернулся домой, было уже около четырех часов утра. Так что, если опираться на земное время, то я просидел под деревом не меньше трех часов, но для меня времени не существовало. В той реальности попросту нет времени.
   Те три часа стали для меня бесконечностью, безбрежным океаном вечности. Не было ощущения, что прошло хоть сколько-нибудь минут. То была девственная реальность – ничем не тронутая, не поддающаяся ни исчислению, ни объяснению.
   То, что случилось со мной в тот день, так и не закончилось. Я, конечно, не остался в том состоянии, но я всегда ощущал присутствие той реальности где-то глубоко внутри меня. И каждый раз она всегда новая, она не стоит на месте, с каждым новым мгновением она рождается заново. И каждый миг в ней происходит чудо.
   С той поры я уже никогда не был по-настоящему в теле. И теперь я словно парю вокруг него. Я стал невероятно могущественным и в то же время очень хрупким. Я стал сильным, но это не та сила, которой обладал Мухаммед Али и которой обладают скалы. Моя сила похожа на ту, коей обладают прекрасные розы. Их сила в утонченности, хрупкости, нежности.
   Скала никуда не денется, а цветок может погибнуть в любую секунду. И все же он сильнее скалы, потому что он живой. Моя сила похожа на каплю росы на траве, сияющую в лучах утреннего солнца. Она изумительна, она неподражаема в своем величии, но налетит легкий ветерок, и через секунду она соскользнет на землю и исчезнет навсегда.
   Будда обладал неземной силой. Его сила в абсолютной любви, подобно розе или капельке росы. Их сила хрупка и уязвима. Это сила жизни, а не смерти. Их сила не убивает, она создает. Она соткана не из насилия или агрессии, она состоит из сострадания.
   Я уже никогда не возвращался в тело, я лишь парю над ним. Поэтому я и говорю, что это невероятное чудо. Каждый раз я удивляюсь, что все еще здесь, хотя вроде бы не должен быть. Я могу уйти в любой момент, но каждое утро я открываю глаза и поражаюсь: «Надо же, я все еще здесь?» И хотя это кажется невозможным, но чудо продолжается.
   Вот только недавно меня спросили: «Ошо, ты становишься все более и более возвышенным и утонченным. Ты стал очень чувствительным к разным ароматам, например, к запаху масла для волос. Кажется, что если мы все не побреемся наголо, ты от нас уйдешь». Кстати, нет ничего плохого в том, чтобы быть лысым, – это даже красиво! Черный цвет – тоже красиво, так что быть лысым – даже здорово. Но вы правы, и вам нужно быть внимательными на этот счет.
   Я утончен, хрупок и чувствителен. В этом моя сила. Если вы запустите камнем в цветок, то с камнем ничего не случится, а вот цветок погибнет. Но все же нельзя сказать, кто из них сильнее. Цветок умрет, потому что он живой. А камень останется таким, каким был, потому что он мертв. Цветок не способен что-либо разрушать, он просто исчезнет, уступая дорогу камню. Камень же может уничтожать, потому что сам мертв.
   Запомните: с того дня я уже не живу по-настоящему в теле, меня с ним соединяет лишь тончайшая нить. И меня все время удивляет, что Целое почему-то хочет, чтобы я оставался в этом мире, ведь я здесь уже не сам по себе, не по своей воле. Воля Целого держит меня здесь, она позволяет мне еще немного побыть на этом берегу. Возможно, через меня вселенная хочет с вами чем-то поделиться.
   С того дня мир стал для меня нереальным. Я познал другую действительность. Но когда я называю этот мир нереальным, я не хочу сказать, что эти деревья ненастоящие. Они абсолютно реальны. Нереально то, что вы видите. Сами по себе деревья существуют, они пребывают в боге, они живут в абсолютной реальности, но ваш взгляд… вы никогда не видели настоящих деревьев. То, что вы видите, – всего лишь мираж.
   Вы окружили себя собственными снами, и до тех пор, пока не проснетесь, сновидение не закончится. Мир нереален, потому что вы знаете лишь мир ваших снов. Когда сны рассеются, вы увидите новый мир, настоящий.
   Нельзя сказать: есть бог, и есть мир. Бог и есть мир. Но увидеть это можно, только если глаза чисты, если они не запорошены снами, не затянуты дымкой фантазий. Когда взор ясен, когда обострена чувствительность, становится очевидным, что есть только бог.
   И тогда в одном месте бог – это зеленое дерево, в другом – сияющая звезда, в третьем – кукушка, или цветок, или ребенок, или река – все есть бог. Как только начинаешь видеть, то понимаешь, что есть только бог.
   Но пока все, что вы видите, – это ложь, не истина, а лишь ваши мысли о мире. Это и есть мираж. Но как только увидите… Хотя бы на долю секунды, если бы вы только могли, если бы вы только позволили себе увидеть… Вы бы ощутили невероятное благословение, которым наполнено все сущее – и облака, и солнце, и земля.
   Мир прекрасен. Но я говорю не о вашем мире, я говорю о своем. Ваш мир ужасен, потому что сотворен вашим эго, ваш мир – всего лишь проекция. Для вас настоящий мир – это огромный экран, на который вы проецируете свои собственные идеи и представления.
   Когда я говорю, что мир реален, что он невероятно красив, что он сияет бесконечностью, что он есть свет и восторг, что это сплошное празднование, я говорю о своем мире. Он может стать и вашим, если вам удастся проснуться.
   Та ночь опустошила меня и наполнила одновременно. Я прекратил свое существование и в то же время обрел его. В ту ночь я умер и возродился. Но тот, кто возродился, был уже совсем не тем, кто жил прежде. Между ними не было никакой связи. Внешне эти два события вытекают одно из другого, но это не так. Тот, кто умер, умер навсегда, от него ничего не осталось.
   Я пережил много смертей, но то были лишь частичные смерти. С этой ни одна не сравнится.
   Иногда умирает тело, иногда часть разума, иногда часть эго, но личность остается. Многократно обновленная, многократно перекрашенная – что-то меняется тут, что-то там, – но сама личность остается, сохраняется некая непрерывность.
   Однако той ночью смерть была окончательной и бесповоротной. Это день моей смерти и день моего единения с богом.
//-- * * * --//
   Просветление – очень индивидуальный процесс, и из-за этого возникает множество проблем. Прежде всего, не существует никаких определенных стадий, через которые человек должен обязательно пройти. С каждым это происходит особенным образом, потому что в течение многих жизней человек накапливает свой индивидуальный опыт. У нас у всех разные условия жизни.
   Соответственно, дело не в просветлении, дело в обусловленности, которая определяет путь человека. Разные люди сталкиваются с разными событиями и по-разному их переживают, поэтому нет двух одинаковых путей. Вот почему я настойчиво повторяю: нет никакой широкой дороги, есть только узенькие тропинки, но и они чаще всего не хожены. Нельзя войти в жизнь и сразу отыскать свой путь, нет. Каждый сам прокладывает себе дорогу. Просто нужно идти вперед.
   Говорят, что путь просветления похож на полет птицы в небе: идущий по нему тоже не оставляет следов. Никто не может лететь в точности тем же путем, что и птица. Каждый раз она прокладывает путь заново, и ее след исчезает, как только она скрывается из виду. Вот и просветлеть невозможно, за кем-то следуя. Поэтому и Иисус, и Моисей, и Мухаммед, и Кришна – вообще все те, кто говорят: «Верь мне. Иди за мной», – ничего не знают о просветлении.
   Если бы они знали, то не предлагали бы другим за ними следовать. Тот, кто действительно просветлел, знает, что он не оставляет за собой следов, и слова «иди за мной» для него – полный абсурд.
   Поэтому совсем не обязательно, что с вами случится то же, что и со мной. Вполне возможно, вы будете жить обычной жизнью и в один прекрасный момент вдруг просветлеете.
   Если в комнате одновременно заснут пятьдесят человек, то каждому из них приснится свой собственный сон. Нельзя видеть один сон на всех, так не бывает. Это попросту невозможно, как ни старайся. Ваш сон будет вашим, а мой – моим. Мы перенесемся в разные миры, с нами будут происходить разные события. И проснемся мы в разное время. Сновидения не могут быть общими.
   Просветление – это не что иное, как пробуждение. Для просветленного человека все наши жизни похожи на сон. Сны могут быть хорошими или плохими, кошмарами или чудесными фантазиями, но это все равно только сны.
   Вы можете пробудиться в любой момент. Потенциальная возможность есть всегда. Порой, чтобы проснуться, приходится прилагать усилия. Вам может присниться страшный сон – вы хотите закричать, но голоса нет, хотите проснуться, но не можете: тело словно парализовано.
   Но, проснувшись, вы смеетесь над ночным кошмаром, хотя в те минуты, когда видели его, вам было совсем не до смеха. Все было так реально. Тело, казалось, омертвело, вы не могли пошевелить ни рукой, ни ногой, не могли произнести ни слова, не могли открыть глаза. Вы понимали, что все кончено! Но днем сон уходит на задний план, вам уже не до него. Чего бояться, если это был всего лишь сон? Какая разница, каким он был: кошмарным или чудесным?
   То же самое касается и просветления. Любые медитации, техники и практики, с помощью которых вы стремитесь просветлеть, направлены только на одно: нарушить ваш сон. Многое зависит от того, насколько вы вовлечены в то, что с вами происходит. Некоторые спят очень глубоким сном. И все же любые пути к просветлению нужны только для того, чтобы встряхнуть человека, заставить его проснуться. А когда именно это случится, не может сказать никто.
   Так что мой «срыв» и одновременно «прорыв» – это не показатель. Это лишь то, что случилось со мной. И на то были свои причины. Я шел в одиночку, у меня не было ни друзей, ни товарищей, ни наставников. А проходя духовный путь в одиночку, человек очень рискует, потому что существуют моменты, которые иначе как «кромешным адом души» не назовешь. Кругом сплошной мрак, опасности подстерегают на каждом шагу, кажется, что вот-вот ты умрешь, иногда кажется, что уже и вовсе умер, что впереди беспросветная тьма. Подобные переживания могут вызвать душевные расстройства.
   Ты один на один со смертью, рядом нет никого, кто мог бы тебя поддержать и сказать, что это пройдет или что это всего лишь ночной кошмар и утро уже не за горами. «Ты ведь знаешь, что самая темная ночь – перед рассветом. Не волнуйся, все будет хорошо». Но рядом нет никого, кому ты веришь и кто верит в тебя, – таковы причины душевных срывов. Однако мне это не причинило никакого вреда. На какой-то момент мое состояние действительно показалось опасным, но мрак души рассеялся, и показалось солнце – срыв превратился в прорыв.
   С каждым все происходит по-своему. И то же самое относится и к жизни после просветления: все очень индивидуально. Это тоже создает массу проблем.
   Представляете, если бы я решил создать новую религию, то основной ее догмой мог бы стать такой постулат: прежде чем просветлеть, человек должен пройти через нервный срыв, то есть прорыв возможен только после срыва. Именно так и создавались все религии: одна личность навязывала свои собственные переживания всему человечеству, не учитывая индивидуальных различий. Та же проблема остается и после просветления. Махавира ходил голым, и потому его последователи уже полторы тысячи лет тоже ходят голыми. Они верят, что именно это поможет им просветлеть! Личный опыт превращается во всеобщее необходимое условие. Какая глупость!
   Махавира прошел свой путь, у него был свой личный опыт. Он действительно был одним из самых красивых людей на земле, и скрывать такую красоту под одеждой было бы преступлением. На его тело стоило посмотреть!
   Он был сыном царя. Его отец обожал индийскую борьбу и мечтал, чтобы Махавира стал чемпионом всей страны. Он действительно мог бы стать лучшим, у него было стальное тело. Воспитатели заставляли его тренироваться круглые сутки. Он должен был стать непревзойденным борцом. Естественно, его тело было великолепным: пропорции идеальны, ни капли лишнего жира. Его тренировали величайшие борцы, ему регулярно делали массаж, врачи давали ему лучшие травы и снадобья – только бы он стал победителем.
   А потом он отрекся от мира. Вместо борьбы он выбрал медитацию. И когда он просветлел, то перестал носить одежду. У него ничего не было, кроме куска ткани на все случаи жизни. Однажды, уже после просветления, Махавира спустился с холма, и какой-то бродяга начал умолять его подать хоть что-нибудь. Вечер был прохладным, а бродяга был совсем нищим. Махавира посмотрел на себя – на нем был только этот лоскут. Он разорвал его и отдал половину нищему. Вторую половину он оставил себе, но она оказалась слишком мала, чтобы полностью укрыть его тело. Когда же Махавира проходил мимо куста роз, ткань зацепилась за шипы, и так и осталась висеть. Махавира оглянулся и со смехом сказал: «Слишком роскошно для меня! Я никогда никому не отказывал, так что пусть этот кусок останется здесь. Он мне теперь все равно не нужен. Зря я не отдал нищему всю накидку, что он будет делать лишь с половиной? Уж если меня этот кусок не прикрывает, то нищего и подавно. Пусть уж ткань останется здесь, может быть, он пойдет этой дорогой и заберет ее». Так Махавира остался голым.
   Но ему нравились прохлада и нежность утреннего солнца, ведь он жил в самой жаркой части Индии, в Бихаре. Ходить голым было так легко, что он подумал: «Зачем вообще одеваться?» И он никогда ни у кого ничего не просил. Наоборот, он был готов отдать последнее, если кто-то просил его о помощи. Вот он и ходил голым. Но это вовсе не значит, что так должен поступать каждый, кто мечтает о просветлении. Ни Будда, ни Лао-цзы, ни Кабир никогда не обнажались.
   Да, для религий это огромная проблема. Для них не существует никаких других просветленных, кроме их идейного вдохновителя, по той простой причине, что другие не вписываются в их религиозные представления, не соответствуют тем идеям, которые лежат в основе той или иной религии. Соответственно, все остальные провозглашаются лжепророками или просто обычными людьми.
   Просветление – это песня, которую слагает сам человек. Неизвестная, всегда новая, уникальная, неповторимая. Никогда не сравнивайте двух просветленных, иначе поступите несправедливо по отношению к одному из них или даже к обоим. И не нужно искать каких-то жестких правил. Помните лишь о том, что все течет, все меняется. И я говорю о вечно новом, никогда не стоящем на месте потоке, а не о чем-то твердом, установленном раз и навсегда.
   Например, просветленный человек обладает глубокой внутренней тишиной. Эта тишина почти осязаема. В его присутствии открытые, восприимчивые люди тоже начинают испытывать покой и умиротворение. Просветленный излучает неземное удовлетворение: что бы ни происходило, ничто не мешает ему радоваться существованию.
   У него нет вопросов, вопросы попросту исчезают. При этом нельзя сказать, что он знает все ответы, просто у него нет вопросов. В этом состоянии глубочайшей тишины, в состоянии, в котором работа ума останавливается, он способен давать точнейшие ответы на любые вопросы без всякой подготовки. Ему не нужно обдумывать ответ. Он не знает, что произнесет в следующую секунду, слова текут сами собой, иногда они его самого удивляют. Но это не значит, что у него есть готовые ответы на все вопросы. У него нет ответов, так же как нет и вопросов. Он обладает лишь ясностью, светом, который способен осветить любой вопрос. С его помощью он видит все грани вопроса и все возможные ответы.
   Именно поэтому иногда происходит так: вы задаете ему вопрос, а он отвечает вам что-то совсем другое. Это случается потому, что вы сами не осознаете подоплеки своего вопроса. Он откликается не на ваши слова, он откликается на вас лично. Он отвечает сознанию, у которого возник вопрос. Вопрос и ответ нередко кажутся абсолютно не связанными, но на самом деле одно вытекает из другого. Вам просто нужно посмотреть немного глубже, и тогда вы поймете, что ответ вам дали по сути, а не по форме. Часто бывает, что лишь после такого ответа вы вдруг впервые по-настоящему понимаете собственный вопрос, потому что прежде не осознавали какой-то грани, не замечали какой-то части своего подсознания – той стороны личности, из-за которой и возник вопрос.
   Но у просветленного нет ответов, нет священных писаний, нет любимых цитат. Он просто здесь, перед тобой, подобно зеркалу отражает тебя самого и делает это со всей силой и самоотдачей.
   Вот что я называю текучестью, а не отвердевшими признаками просветленного. Не обращайте внимания на мелочи: что он ест, во что одет, где живет, – все это не имеет никакого значения. Стремитесь ощутить его любовь, его сострадание, его веру. Его доверие не ослабеет, даже если им станут злоупотреблять. Его сострадание и любовь не обмельчают, даже столкнувшись с жестоким предательством, – все это не имеет значения. Это трудности других людей, а не его. Его доверие, его сострадание и любовь останутся прежними.
   В этой жизни его заботит лишь одно: как разбудить остальных. Что бы он ни делал, все подчинено единственной цели: помочь людям стать осознаннее, помочь им проснуться, потому что, проснувшись сам, он познал бесконечное блаженство и теперь хочет разделить его с другими.

Оттачивая меч

   С самого детства я любил рассказывать разные истории, были и небылицы. Тогда я и не подозревал, что это поможет моей речи стать ясной и четкой и будет неоценимым подспорьем после просветления.
   Просветленных довольно много, не все они становятся Учителями или Мастерами, по той простой причине, что не все умеют передавать свои чувства, описывать свои переживания. Я научился этому случайно, и я думаю, что и те немногие, что стали великими Мастерами, тоже ничему особо не учились, потому что этому нигде специально не учат. Впрочем, с уверенностью могу говорить только о себе.
   После просветления я целую неделю молчал. Тишина была столь глубокой, что у меня не возникало ни малейшего желания что-либо говорить. Но постепенно я привык к тишине, к тому невероятному блаженству и счастью, что я испытывал благодаря ей. И мне захотелось поделиться своими переживаниями с теми, кто был мне близок. Вообще-то внутреннее стремление делиться счастьем с теми, кого любишь, очень естественно.
   Я начал говорить с друзьями, с теми, кто был мне небезразличен. Я знал этих людей уже много лет, и мы часто беседовали с ними на разные темы. Раньше мне нравилось только одно упражнение – совершенствовать свое красноречие, поэтому сейчас мне было довольно легко рассказывать им о просветлении, но чтобы наполнить свою речь словами, хоть сколько-нибудь отражающими ту глубокую внутреннюю тишину и радость, которые теперь наполняли меня, мне потребовались годы.

1953–1956. Студент университета

   Своими комментариями, толкованиями и детальным анализом ученые ловко уничтожают все прекрасное в этом мире. Из-за них красота становится тяжеловесной, даже поэзия теряет свое неизъяснимое очарование. В университете я никогда не ходил на лекции по поэтике. Меня то и дело вызывали в деканат, чтобы прочитать очередную нотацию.
   – Ты ведь посещаешь другие лекции, почему же на эти не ходишь? – удивленно спрашивал меня декан.
   А я отвечал:
   – Потому что я хочу сохранить любовь к поэзии. Я ее искренне люблю – вот почему. А ваши профессора абсолютно лишены внутренней музыки, их жизнь совершенно непоэтична. Я знаю нашего преподавателя поэтики. Каждое утро я вижу, как он идет в университет, и ни разу не видел, чтобы он любовался деревьями, слушал пение птиц, восхищался красотой восходящего солнца.
   В тех местах, где я учился, рассветы и закаты были необыкновенными. Университет стоял на возвышенности, в окружении небольших холмов. Я побывал почти во всех уголках Индии, но нигде больше не видел таких красивых закатов и восходов. По какой-то непонятной, таинственной причине в окрестностях нашего университета на рассвете и в сумерках постоянно собирались разноцветные облака. Кругом стояла такая невообразимая красота, что даже слепой мог ощущать, что происходит что-то неописуемо прекрасное.
   Но я никогда не замечал, чтобы преподаватель поэтики любовался закатом или останавливался хотя бы на секунду. А увидев, как я смотрю на небо, деревья или птиц, он все время спрашивал:
   – Чего сидишь? Раз уж вышел на утреннюю прогулку, так занимайся зарядкой, делай упражнения!
   А я отвечал:
   – Для меня это вовсе не упражнения. Может быть, для вас это упражнения, а для меня это настоящий любовный роман.
   В дождь он и носа на улицу не показывал. Я подходил к его дому, стучал в дверь и кричал:
   – Выходите!
   – Но ведь на улице дождь! – слышал я в ответ.
   – Это лучшее время для прогулки, на улицах ни души, – восклицал я. – Только никаких зонтиков, ведь дождь – это так чудесно, так поэтично!
   Он считал меня сумасшедшим. Но человек, который никогда не гулял под дождем, никогда не сидел в тени деревьев, просто не может понять поэзию. И я объяснял декану: «В этом человеке нет ни капли поэзии, он лишь губит стихи своим научным подходом, а поэзия отнюдь ненаучна. Поэзия и наука – эти явления несовместимы».
   Университеты отбивают всякий интерес к поэзии. Они уничтожают ваши представления о жизни и насаждают свои, считая, что жизнь – это сплошные удобства. Они учат вас зарабатывать деньги, но ничего не говорят о том, как глубоко переживать происходящее, как жить в полную силу – а ведь только так вы сможете хотя бы на долю секунды почувствовать, что значит просветление. Ведь именно эти мгновения оказываются крошечными окошками, за которыми скрывается вселенная. Вам рассказывают о ценности денег, но ни слова не говорят о бесценных дарах роз. Вас учат тому, что престижно быть премьер-министром или президентом, и ничего не говорят об истинном вдохновении, нисходящем на художников и поэтов, на певцов и танцоров. Считается, что эти профессии подходят лишь сумасшедшим.
//-- * * * --//
   Получив степень бакалавра, я уехал из Джабалпура, потому что один из преподавателей Сагарского университета по фамилии Рой настойчиво звал меня в аспирантуру. Как он только меня ни уговаривал: он писал мне письма, звонил мне по телефону и каждый раз при встрече говорил: «Ты просто обязан учиться дальше».
   Джабалпурский университет располагается не очень далеко от Сагарского – каких-то сто шестьдесят километров. Но Сагарский университет по-своему уникален. По сравнению с университетами Бенареса или Алигарха, в которых учится по десять-двенадцать тысяч студентов, университет Сагара довольно маленький. Те университеты большие и известные, вроде Оксфорда или Кэмбриджа. В Сагарском же университете всего тысяча студентов и сотни три преподавателей, то есть на каждого преподавателя приходится всего три ученика. Это очень редкое явление. На свете вряд ли найдется еще один университет с таким соотношением числа студентов и преподавателей.
   Основатель этого университета был знаком почти со всеми лучшими преподавателями мира. Сам он был родом из Сагара. Звали его доктор Харисингх Гаур. Он был известным светилом в области права, зарабатывал огромные деньги – но ни разу не подал нищему ни единого пая. Он не жертвовал средств ни единой организации, ничего не отдавал на благотворительность. Во всей Индии трудно было сыскать большего скупердяя. А потом он вдруг основал университет и вложил в него все свои сбережения, миллионы долларов.
   Он мне как-то сказал: «Вот почему я был таким скрягой. Иначе ничего бы не вышло. Я ведь был нищим, родился в бедной семье. Если бы я занимался благотворительностью и жертвовал деньги разным больницам, сиротским приютам или просто нищим, этого университета никогда бы не было». Всю свою жизнь он лелеял лишь одну мечту, что когда-нибудь он откроет лучший в мире университет. Так оно и вышло. Его университет действительно был одним из лучших. Еще при жизни ему удалось собрать в его стенах самых блестящих преподавателей со всех уголков земного шара. Все они получали двойную, иногда даже тройную плату, он давал им все, что они хотели, за не очень-то тяжелый труд – ведь в университете училась всего тысяча студентов. Зато там было столько факультетов, сколько может позволить себе лишь учреждение вроде Оксфорда. Десятки факультетов! На некоторых никто не учился. Преподаватели, профессора, деканы и лаборанты были, а студентов не было. Но доктор Гаур говорил: «Не волнуйтесь! Сперва нужно, чтобы наш университет стал лучшим, тогда и студенты пойдут. Куда они денутся?»
   Вот преподаватели и искали себе лучших студентов. А профессор Рой, возглавлявший кафедру философии, почему-то положил глаз на меня.
   До этого я несколько лет подряд приезжал в Сагар на ежегодные межуниверситетские состязания в искусстве спора. Четыре года подряд я выигрывал главный приз, а профессор Рой все это время был членом жюри. На четвертый год он пригласил меня к себе домой и сказал: «Послушай, я ждал целый год. Я нисколько не сомневался, что ты будешь участвовать в конкурсе и в этом году».
   «Ты рассуждаешь довольно странно, – продолжал он, – твои аргументы порой настолько неожиданны, что диву даешься, как это тебе удалось взглянуть на вопрос именно с этой точки зрения! Я сам размышлял над некоторыми проблемами, которые мы обсуждали на конкурсе, но чтобы рассматривать их именно так… я бы никогда не додумался. И тут я понял, что ты просто отбрасываешь все, что может прийти в голову обычному человеку, и намеренно выбираешь нечто совершенно непредвиденное.
   Четыре года подряд ты забираешь главный приз по одной простой причине: твои доводы уникальны. Нет никого, кто мог бы тебе возразить, потому что люди попросту никогда не думали на эту тему и совершенно не готовы отвечать. Они впадают в шок. Ты ведешь жесткую игру, и твоих оппонентов остается только жалеть, но что тут поделаешь. Я поставил тебе девяносто девять баллов из ста возможных. Да я бы и больше дал, хотя и девяносто девять… Многие решили, что ты у меня в любимчиках. На наших соревнованиях еще никто не набирал больше пятидесяти.
   Послушай, я пригласил тебя на ужин потому, что у меня есть к тебе предложение. Переводись из Джабалпура к нам. Ты на четвертом курсе, скоро заканчиваешь, приходи к нам в аспирантуру. Я не могу упустить возможность заполучить такого студента. А если ты не приедешь сюда, я сам готов устроиться в Джабалпурский университет!»
   Он был известным уважаемым профессором, и если бы он только захотел работать в Джабалпуре, руководство университета с радостью бы отдало ему место декана. Но я сказал: «Нет, не стоит беспокоиться. Я приеду к вам. Мне здесь нравится». Думаю, этот университет расположен в самом красивом месте на земле: среди холмов на берегу огромного озера. Там такая тишина кругом и высоченные старые деревья. Одного этого уже достаточно для отличной учебы.
   Доктор Харисингх Гаур, должно быть, был великим почитателем книг. Он умудрился собрать целую библиотеку, в которой были книги со всех уголков мира. Это такая редкость: усилиями одного-единственного человека… Он один создал целый Оксфорд. Разница лишь в том, что Оксфорд создавался веками усилиями огромного числа людей. Но доктор Гаур в одиночку сотворил подлинный шедевр. Собственноручно, на свои деньги… Он целиком посвятил себя этому делу.
   Мне очень понравилось это место, и я сказал: «Не волнуйтесь, я приеду. Но вы видели меня только на соревнованиях. Вы многого обо мне не знаете, я могу причинить вам множество неприятностей, порой я бываю невыносимым. Я бы хотел, чтоб вы об этом знали до того, как примите окончательное решение».
   «Я ничего не хочу о тебе знать, – возразил профессор Рой. – Мне хватит и того, что я видел; твои глаза, твоя манера говорить, твой подход к реальности – этого вполне достаточно. И, пожалуйста, не пытайся пугать меня разными неприятностями, здесь ты сможешь делать все, что захочешь».
//-- * * * --//
   Первая лекция профессора Роя, которую я посетил в Сагарском университете, была посвящена принципу абсолюта. Речь шла о Брэдли и Шанкаре. Оба верили в абсолют – так они именовали бога.
   Я задал ему вопрос о том, во что он сам верит, и профессор ответил мне очень искренне, со всей душой. Я спросил его:
   – А ваш «абсолют» совершенен? Он уже прекратил свое развитие или все еще продолжает расти? Если он развивается, значит, он не абсолют, потому что ему чего-то не хватает, ведь только тогда он может расти. Но если он может давать новые ветви, новые плоды, значит, «абсолют» жив. А если он остановился в развитии и больше ему ничего не нужно, он завершен, исполнен до конца, а ведь именно это и подразумевается под словом «абсолют», то выходит, что он мертв. Объясните мне, пожалуйста, Брэдли и Шанкар называют «абсолют» богом. Так какой же он, ваш бог, – живой или мертвый? Прошу вас, ответьте.
   Профессор Рой оказался честным человеком. Он сказал:
   – Мне нужно подумать.
   В Оксфорде он защитил докторскую, посвященную философии Брэдли, вторую докторскую по трудам Шанкары он защитил в Бенаресе. Он считался лучшим знатоком учений этих философов. Он показал, что Брэдли на Западе, а Шанкара на Востоке пришли к одним и тем же умозаключениям. Но теперь он ответил: «Мне нужно подумать».
   – Всю жизнь вы изучаете теории Брэдли и Шанкары и пишите об абсолюте. Я читал ваши книги. Я даже читал вашу неопубликованную диссертацию. Вы уже много лет рассказываете об этом студентам. Неужели до сих пор никто не задавал вам такого простого вопроса?
   – Представляете, никто, – признался он. – Более того, я сам никогда об этом не думал. А ведь, правда, совершенное непременно должно быть мертвым, а живое – несовершенным. Такая идея никогда не приходила мне в голову. Мне нужно это обдумать.
   – Думайте, сколько угодно, – сказал я. – Я подожду.
   И он стал размышлять. В течение почти целой недели он каждый день входил в аудиторию, здоровался, а я вставал и напоминал ему о своем вопросе.
   В конце концов он сказал:
   – Простите, но я не нашел ответа. Невозможно совместить несовместимое. Я не могу сказать, что бог несовершенен, и в то же время не могу утверждать, что он мертв. Что касается тебя, молодой человек, то ты навсегда завоевал мое уважение.
   Он уговорил меня переехать из общежития к нему в дом. «Нечего тебе там делать, – заявил он. – Переезжай, будешь жить у меня. Я могу многому у тебя научиться. Ведь сам-то я не додумался до такого простого вопроса. Одним махом ты отнял у меня все докторские степени».
   И я прожил у него почти полгода, пока он не перевелся в другой университет. Он хотел, чтобы я перешел вместе с ним, но наш проректор был категорически против. «Профессор Рой, – сказал он, – вас я не могу задерживать. Преподаватели приходят и уходят, но такого студента у нас больше не будет никогда. Я не позволю ему уйти, просто не выдам ему необходимых бумаг. И в ваш новый университет напишу, что они не имеют права переманивать чужих студентов!»
   Но наша дружба на этом не закончилась. Такое действительно редко случается: он каждый месяц приезжал ко мне в гости, а жил он теперь почти за триста километров от Сагара. Но он все равно приезжал только ради того, чтобы увидеть меня, чтобы просто посидеть рядом. Однажды он сказал:
   – Сейчас мне платят больше, да и условия гораздо лучше, но мне ужасно не хватает там тебя. Студенты мои вообще какие-то неживые. Никто не задает мне таких вопросов, на которые невозможно дать ответ.
   И я сказал ему:
   – Давайте условимся, что вопросом будет считаться только тот, на который нельзя ответить. Иначе зачем задавать вопрос, если на него уже есть ответ?
//-- * * * --//
   В ту пору я носил индийские деревянные сандалии. Такую обувь носят саньясины уже почти десять тысяч лет, а то и больше. Деревянные сандалии… в них нет ни кусочка кожи, ведь кожу снимают с животных, которых приходится убивать. А самой мягкой считается кожа новорожденных детенышей. Вот саньясины и носят исключительно деревянную обувь. Но проблема в том, что она очень громко стучит при ходьбе. Человека в такой обуви слышно за добрых полмили. А если он идет по бетонной дороге или по мраморному полу университета, то весь университет об этом знает. Все – и студенты, и преподаватели – знали, когда я иду. Для этого им не нужно было меня видеть, хватало и грохота сандалий.
//-- * * * --//
   Когда я только появился на кафедре философии, то первым делом познакомился с доктором Саксена. В моей жизни было всего несколько преподавателей, которых я действительно любил и уважал. Доктор Саксена и доктор Рой были моими любимыми учителями по той простой причине, что они относились ко мне не как к студенту.
   Когда я вошел в класс, громыхая своими сандалиями, доктор Саксена был очень удивлен. Глядя на мою обувь, он спросил:
   – Почему вы носите деревянные сандалии? Они ведь жутко стучат.
   – Чтобы сознание не уснуло, – ответил я.
   – Сознание? – переспросил он. – А как еще вы мешаете своему сознанию спать?
   – Я делаю это круглые сутки всеми доступными мне средствами, когда хожу, сижу, ем и даже когда сплю. Хотите верьте, хотите нет, но совсем недавно мне удалось оставаться пробужденным даже во сне.
   – Все остальные свободны, – заявил доктор Саксена, – а вас прошу зайти в мой кабинет.
   Весь класс подумал, что в первый же день учебы я нарвался на неприятности. Но мы пришли в его кабинет, и он достал свою докторскую диссертацию, которую написал тридцать лет назад. Темой его работы было сознание.
   – Вот, возьмите, – сказал он. – Я написал ее на английском. Многие хотели бы перевести ее на хинди. Среди желающих были известные ученые, прекрасно знающие оба языка. Но я никому не доверил свое детище, потому что вопрос не в том, насколько хорошо они знают язык. Мне нужен был человек, который разбирается в том, что такое сознание. А по вашим глазам, выражению лица и тому, как вы мне ответили, я вижу, что вы знаете, что это такое… Прошу вас, переведите эту работу.
   – Для меня это довольно трудно, – ответил я. – Я не очень-то силен в английском, да и в хинди тоже. И хотя хинди – мой родной язык, но я знаю не больше обычного человека. Не зря же говорят – «родной язык». На нем говорят мои родные. Знаете, как это бывает: мать говорит, отец слушает, а ребенок учится. Так вот и я учился.
   Мой отец – человек молчаливый. Мать говорила, а он только слушал. Так я выучил язык. Это всего лишь мой родной язык. Тонкостей я не знаю. Английский же я знаю лишь на уровне вступительных экзаменов, но чтобы перевести докторскую… это вряд ли. Да к тому же я всего лишь студент.
   – Не волнуйтесь, – заверил он меня, – я знаю, что вы справитесь.
   – Ну, если вы мне доверяете, я, конечно, сделаю все, что смогу, – согласился я. – Но хочу вас кое о чем предупредить. Если я буду с чем-то не согласен в тексте, то на полях буду делать пометки, и эти добавления нужно будет учесть. Если мне покажется, что чего-то не хватает, я тоже буду отмечать такие места, чтобы потом можно было дописать.
   – Согласен, – сказал он. – Я знаю, там много чего недостает. Но откуда вы знаете, что там чего-то не хватает? Вы ведь даже не раскрыли книгу.
   – Я понял это, глядя на вас, – пояснил я. – Точно так же как вы поняли, что я смогу перевести вашу работу, просто глядя на меня. Так и я вижу, что вы, доктор Саксена, не тот человек, который мог бы написать о сознании абсолютно все!
   Мои слова ему так понравились, что он потом всем об этом рассказывал! Скоро весь университет знал о нашей беседе. Я перевел диссертацию за время летних каникул и, конечно же, добавил редакторскую правку. Когда доктор Саксена увидел перевод, у него на глаза навернулись слезы радости. Он сказал:
   – Я прекрасно понимал, что чего-то не хватает, – признался он. – Но я никак не мог понять, чего именно. Дело в том, что я не практик, я просто собрал все, что говорится о сознании в различных восточных писаниях. Я набрал огромное множество материала и затем попытался его упорядочить. Я писал диссертацию целых семь лет.
   Да, на самом деле это был великолепный научный труд. Великолепный – но сугубо научный.
   – Ваша диссертация – чистая наука, она не имеет ничего общего с медитацией. Вот я и отметил места, где теория не совпадает с практикой, и написал, что труд выполнен теоретиком, тем, кто не знаком с медитацией.
   Он посмотрел мои заметки и сказал:
   – Если бы ты был в ученом совете на моей защите, я бы никогда не стал доктором наук! Ты отметил как раз те места, в которых я сам сомневался, но те идиоты из университета ничего даже не заподозрили. Наоборот, они меня бесконечно хвалили.
   Он много лет преподавал в Америке, и эта работа была его фундаментальным трудом, символом его научного авторитета. Никто никогда ее не критиковал, всем было все равно, что одно с другим не сходится. Поэтому я спросил его:
   – Что вы будете делать с переводом?
   – Я не могу его опубликовать, – сказал он. – Наконец-то я нашел переводчика, но ты, скорее, экзаменатор, чем переводчик! У меня есть перевод, но я не могу его издать. Твои примечания… они погубят мою репутацию. Но я согласен с тобой целиком и полностью. По мне, – добавил он, – так я бы лучше тебе дал ученую степень за одни твои добавления. Ведь ты нашел именно те ошибки, которые смог бы увидеть лишь настоящий практик медитации. Тот, кто никогда не медитировал, ничего бы и не заметил.
   Да, всю свою жизнь с самого детства я не допускал, чтобы мне навязывали нечто неразумное, я боролся с любыми проявлениями глупости, невзирая на последствия, стремился быть рациональным, логичным до конца. Но это была лишь внешняя сторона моей жизни, которая проявлялась в общении с окружающими. Другая же сторона была глубоко личной, только моей: я стремился стать все более и более осознанным, потому что не хотел быть чистым интеллектуалом.
//-- * * * --//
   Помню одного из наших руководителей. Он был знаменитым на весь мир историком. Он почти двадцать лет преподавал в Оксфордском университете, а выйдя на пенсию, вернулся в Индию. И вот эту знаменитость мировой величины выбрали ректором нашего университета. Человеком он был прекрасным, с чудесным характером и невероятно обширными познаниями. Помимо учености, он обладал глубокой проницательностью.
   Как-то так вышло, что он вступил в должность как раз в день рождения Гаутамы Будды. А это весьма значительная дата, потому что Будда не только родился в этот день, но и просветлел, а потом и ушел из тела. Одна и та же дата – и день рождения, и день просветления, и день смерти.
   Весь университет собрался, чтобы послушать, как новый руководитель произнесет речь, посвященную Будде. Ведь он был великим историком, даже написал несколько книг о Будде. Его речь была очень эмоциональной. Со слезами на глазах он сказал:
   – Мне всегда казалось, что если бы я родился во времена Будды, то непременно следовал бы за ним повсюду.
   По своему обыкновению я встал и попросил:
   – Будьте добры, заберите свои слова обратно.
   – Почему это? – изумился он.
   – Потому что это вранье. Вы ведь жили во времена Рамана Махарши. А он такой же просветленный, как и Будда, но, насколько мне известно, вы с ним ни разу не встречались. Кого вы хотите обмануть? Вы и к Гаутаме Будде тоже не пришли бы. Вытрите ваши слезы. Вы простой ученый и ничего не знаете ни о просветлении, ни о таких людях, как Гаутама Будда.
   В аудитории стояла гробовая тишина. Мои преподаватели испугались, что он выгонит меня из университета. Они все время этого боялись. Они любили меня и хотели, чтобы я продолжал учиться. Но своими вопросами я вечно ставил людей в неловкое положение… и никто не знал, что делать, как нарушить воцарившееся молчание. Несколько секунд безмолвия, казалось, растянулись на целый час. И все смотрели на нового ректора. Но он был замечательным человеком. Он вытер слезы и попросил прощения, сказав, что действительно погорячился. А потом пригласил меня к себе домой, чтобы обсудить этот случай подробнее.
   Тогда, перед лицом всего университета, он сказал:
   – Да, ты прав, я вряд ли пошел бы к Гаутаме Будде, я знаю. Я сам не понимал, что говорю, меня переполняли эмоции, меня просто понесло. Да, я не встречался с ныне покойным Раманой Махарши, хотя мог бы, я ведь не раз оказывался неподалеку от его дома. Я читал лекции в Мадрасском университете, а оттуда до Махарши было рукой подать, он жил в Аруначале. Мне друзья говорили: «Ты непременно должен познакомиться с этим человеком», а я почему-то тянул, чего-то ждал, пока он не умер.
   Мои преподаватели не поверили своим ушам. Все присутствующие просто онемели от удивления. Но его честность покорила всех. Мое уважение к нему тоже безмерно возросло, и мы стали друзьями. Он был уже стар, ему было тогда шестьдесят восемь лет, а мне всего двадцать четыре, но это нисколько не мешало нашей дружбе. Общаясь с ним, я никогда не чувствовал, что он – именитый ученый, ректор университета и годится мне в дедушки.
   Наоборот, он как-то сказал мне:
   – До сих пор не понимаю, что со мной случилось в тот день. Я ведь не такой уж и покладистый. Двадцать лет преподавания в Оксфорде, профессорская степень, лекции по всему миру сделали меня довольно заносчивым и эгоистичным. Но одним своим замечанием ты уничтожил все мои степени. И я тебе чрезвычайно благодарен. Если бы ты тогда не встал и не возразил мне, я бы и дальше верил в то, что смог бы стать учеником Будды. Но теперь я очень хочу познакомиться с просветленным… знаешь, если ты посоветуешь кого-то, я готов сидеть у ног этого человека и слушать его речи.
   Тогда я сказал:
   – Садитесь рядом со мной и слушайте…
   – Что?! – только и воскликнул он.
   – Посмотрите на меня. Забудьте о моем возрасте. Садитесь и слушайте, – повторил я.
   И – вы не поверите, но этот человек действительно сел и выслушал все, что я хотел ему сказать. На свете очень мало таких храбрых и открытых людей!
   После этого он довольно часто приходил ко мне в общежитие. Окружающие удивленно спрашивали: «Что между вами произошло? Ты же его так опозорил!» Но он не только приходил ко мне, но и нередко звал меня к себе в гости. Мы садились рядом, и он просил: «Расскажи о чем-нибудь, а я послушаю. Всю свою жизнь я только и делал, что говорил. Я уже и слушать-то разучился. Да и говорил я о том, чего сам не знал». И он слушал меня подобно ученику, внимающему словам Мастера.
   Преподаватели ничего не понимали.
   – Чем же ты его так очаровал? – спрашивали они. – Он что, из ума выжил? В чем тут секрет? Нам, чтобы поговорить с ним, нужно записываться на прием, а потом еще ждать неизвестно сколько. А к тебе он сам приходит, да еще молчит и слушает. Что с ним такое случилось?
   – С вами это тоже могло бы случиться. Вы просто не столь разумны, не столь восприимчивы и чувствительны, как он. Этот старик – редкое исключение!

1957–1966. Преподаватель

   Мне очень нравилась моя студенческая жизнь. Окружающие относились ко мне по-разному: кто-то был «против» меня, кто-то – «за», кому-то я вообще был безразличен, кто-то по-настоящему меня любил и уважал. Но как бы люди ко мне ни относились – любые их проявления были прекрасными. Все это очень пригодилось мне, когда я сам стал преподавателем, потому что теперь, когда я о чем-то говорил, я мог воспринимать свои же слова с точки зрения студента.
   Мои семинары превращались в дискуссионные клубы. Всем разрешалось сомневаться и спорить. Время от времени кто-нибудь начинал сомневаться:
   – А успеем ли мы пройти весь материал? – потому что любой вопрос становился предметом бурных дебатов.
   – Не волнуйтесь, – уверял я своих студентов. – Моя задача – помочь вам отточить свой разум. Предмет изучения не так важен, все, что нужно, вы можете прочитать и в книгах. Обладая острым умом, даже не читая книг, вы сможете ответить на любой вопрос. Если же мысли едва ворочаются, то никакие книги вам не помогут, вы не сможете найти в них ответ. В книге на полтысячи страниц ответ может скрываться в одном-единственном абзаце.
   Мои занятия были совершенно особыми. Все можно было обсуждать, анализировать, мы рассматривали предметы разговора со всех мыслимых и немыслимых точек зрения. Ответ мы принимали только тогда, когда чувствовали, что он соответствует нашему внутреннему видению. Если же этого не происходило, мы продолжали обсуждение на следующем занятии.
   Тогда я с удивлением обнаружил, что если действительно задумываешься над вопросом, исследуешь его со всех сторон, когда проникаешь в его суть и, наконец, находишь ответ, то вовсе не нужно ничего зубрить, потому что это твое собственное открытие. Оно запоминается навсегда.
   Естественно, студенты меня любили. Никто другой не предоставлял им столько свободы и не относился к ним с бóльшим уважением. Никто не дарил им столько любви и не помогал им оттачивать интеллект.
   Обычных преподавателей волнует только их собственная зарплата. А я вообще никогда не ходил за деньгами. Я доверял это дело кому-нибудь из студентов. «В первых числах месяца, – говорил я, – забери, пожалуйста, мою зарплату и принеси сюда. Можешь взять оттуда, сколько тебе нужно».
   За все годы работы в университете я ни разу не получал зарплату лично. Однажды ко мне пришел бухгалтер и сказал:
   – Вы никогда не показываетесь в моем кабинете. Я надеялся, что хотя бы раз вы придете лично, и я смогу с вами познакомиться. Но потом я понял, что ждать бесполезно, и вот решил сам к вам зайти. Знаете, учителя обычно уже первого числа с утра пораньше занимают очередь в кассу, но вас среди них никогда не видно. Прибегает какой-то студент с доверенностью, и не знаешь, доходят до вас деньги или нет. Вот, хотел убедиться.
   – Не беспокойтесь, – сказал я. – Деньги мне приносят в целости и сохранности.
   Когда человеку доверяешь, он не станет тебя обманывать.
   За все то время, пока я преподавал, ни один студент не взял из моей зарплаты ни единого пая, хотя я каждый раз говорил им: «Берите, если нужно. Я разрешаю, можете взять хоть все деньги. Возвращать не придется, я даю не в долг. Мне лень запоминать, кто и сколько должен. Я отдаю деньги просто так». Но никто ни разу так и не взял.
   Практически всех учителей заботят исключительно зарплата и, естественно, повышение в должности. Ни у одного преподавателя я не видел искренней заинтересованности в своих студентах, в их будущем, а уж тем более в их духовном развитии.
   Видя это, я открыл свою небольшую школу медитации. Один из моих друзей предложил мне использовать его красивейшее бунгало, а в саду он выстроил из мрамора храм для медитаций, в котором могли медитировать, по меньшей мере, человек пятьдесят. Многие студенты и преподаватели приходили на мои занятия, даже ректор начал понимать, что такое медитация.
//-- * * * --//
   В Индии мусульмане ходят в одном наряде, а индуисты – в другом. Пенджабцы носят одно, бенгальцы – другое, а выходцы из Южной Индии – третье. Например, в Южной Индии надевают набедренные повязки, так называемые лунги – это обычные дхоти, такие полоски ткани, которые оборачивают вокруг бедер, а потом подбирают к поясу так, что ткань поднимается выше колен. Так принято ходить даже в университетах, где преподаватели нередко читают в таком наряде лекции.
   Я любил носить лунги, потому что это самая простая одежда. Не нужно ничего шить и кроить. Просто берешь кусок ткани и заворачиваешься в него. Но я жил не в Южной Индии, а в Центральной, где лунги носили только бродяги, нищие и прочие асоциальные элементы. Это знак того, что человеку плевать на общественное мнение, что ему все равно, что о нем подумают.
   Когда я впервые появился в университете в набедренной повязке, все просто остолбенели. Студенты и преподаватели высыпали из аудиторий посмотреть на это зрелище. Представляете, иду я себе по коридору, а они замерли и смотрят на меня во все глаза. А я машу им рукой. Всеобщее внимание всегда приятно!
   Вышел и проректор.
   – В чем дело? – строго спросил он. – Что за столпотворение среди бела дня?
   И тут он увидел меня. Я тоже помахал ему рукой, а он растерялся и даже забыл помахать мне в ответ.
   – Могли бы и поздороваться, – сказал я. – Видите, всем интересно посмотреть на мои лунги.
   Кстати, я думаю, что моя набедренная повязка действительно всем понравилась. Обычно преподаватели приходят на занятия в дорогих, роскошных костюмах. Зайдешь к ним в гости и диву даешься – повсюду одна одежда, весь дом ею завален. В доме только и есть: хозяин, слуга и горы тряпок.
   – Вот если вы в коридоре появитесь, – продолжал я, – никто не выйдет на вас посмотреть. Но бедняга в лунги, в нищенской одежде, собрал вокруг себя весь университет! Пожалуй, отныне я все время буду ходить только так.
   – Ну все, пошутил и хватит, не стоит заходить слишком далеко, – заявил проректор.
   – Вы ведь знаете, – возразил я, – если уж я что-то решил, то непременно довожу дело до конца.
   – Что ты имеешь в виду? Ты что, и впрямь собрался все время ходить в набедренной повязке?
   – Именно так, – кивнул я. – А если будете мне мешать, то приду без нее. Поверьте мне на слово, так я и сделаю, если хоть кто-то попробует запретить мне надевать лунги и начнет говорить, что преподавателю это не к лицу… Мне-то что? В общем, если никто не возражает, я буду ходить в этом наряде. Если кому-то это не нравится, я его тут же сниму. Представляете, что тогда начнется?
   Это было ужасно весело! Студенты слышали наш разговор и захлопали в ладоши. А проректор был так смущен, что молча удалился в свой кабинет. И потом он ни слова не проронил насчет моей одежды. Я его даже спрашивал:
   – Так вы собираетесь предпринимать какие-то меры?
   Но он только отмахивался:
   – Оставь меня в покое, – говорил он. – Делай, что хочешь. Я лучше промолчу. С тобой вообще разговаривать опасно, ты иногда так все повернешь, что даже не знаешь, куда деваться… Я ведь не просил тебя снимать лунги, я всего лишь попросил тебя вернуться к прежней одежде.
   – Мой прежний наряд износился, а для меня все старое навсегда остается в прошлом. Я никогда не оглядываюсь назад. Теперь я буду носить лунги.
   Так я и ходил. Сначала я носил набедренную повязку и длинную рубаху, а потом вместо рубахи стал носить накидку. И вновь дело чуть не дошло до скандала. Но проректор сумел сохранить самообладание. Все опять выскочили в коридор, но он так и не появился – боялся, наверное, что я все-таки снял лунги! Он попросту не вышел из своего кабинета. Тогда я сам к нему постучал.
   – Ты все-таки это сделал? – поинтересовался он из-за двери.
   – Нет еще. Выходите, не бойтесь.
   Он открыл дверь и окинул меня взглядом.
   – Но кое-что все же изменилось – ты снял рубашку.
   – Верно, – согласился я. – Хотите что-то сказать по этому поводу?
   – Нет, – коротко бросил он. – О тебе я даже с другими не разговариваю. Мне уже журналисты звонят и спрашивают: «Как вы допускаете такое в своем университете? Ведь это же прецедент, теперь и студенты начнут ходить в набедренных повязках, и профессора!» А я им говорю: «Пусть хоть все начнут так одеваться, мне все равно. Только я не буду связываться с этим парнем. Он пригрозил, что начнет ходить голым. А еще он сказал, что в Индии нагота – это признак духовности. Махавара ходил голым, и все двадцать четыре тиртханкары джайнизма тоже ходили голыми. Тысячи монахов до сих пор не скрывают своей наготы. Так что если уж тиртханкары ходили обнаженными, то почему бы и преподавателям университета не последовать их примеру? В Индии нагота никогда не считалась чем-то зазорным».
   А потом он добавил:
   – Я так им и сказал: «Ему, видимо, очень хочется создавать вокруг себя хаос… Более того, у него уже есть последователи. Многие студенты готовы выполнять любые его указания. Лучше оставить его в покое».
   Знаете, что я замечал на протяжении всей жизни? Если ты готов хоть немного пожертвовать общественным мнением, то можешь с легкостью делать то, что считаешь нужным. Общество сыграло с вами злую шутку. Оно возвело светские условности на пьедестал, а к подножию бросило все, что ему в вас не нравится. Так что если вам вздумается вести себя неприлично, люди перестанут выказывать вам свое почтение. Но как только вы готовы сказать: «Чихать я хотел на ваше почтение», окружающие ничего не смогут с вами сделать, им будет нечего вам противопоставить.
//-- * * * --//
   Как только я начал преподавать в университете, то первым делом… Я вошел в класс и увидел, что девушки сидят по одну сторону, а юноши – по другую. К тому же первые пять-шесть рядов передо мной были совершенно пусты.
   – Кого я буду учить, – спросил я, – пустые столы и стулья? Что это такое? Кто вам сказал, что садиться нужно как можно дальше от преподавателя? Давайте-ка, садитесь ближе и вперемешку.
   Студенты заколебались. До этого никто из преподавателей не настаивал на том, чтобы юноши и девушки сидели вместе.
   – Давайте, давайте, живо, – повторил я. – Иначе мне придется доложить декану, что тут творится нечто совершенно неестественное, противоречащее здравому смыслу.
   Медленно, с большой неохотой начали они вставать со своих мест.
   – О чем тут думать! Просто пересядьте на другой стул и все. На моих занятиях вы не будете сидеть отдельно. Кстати, я не буду возражать, если мальчик коснется девочки, а девочка дернет его за рубашку. Я приветствую все, что естественно. Мне не нужно, чтобы вы сидели тут замороженные. На моих занятиях этого не будет. Я хочу, чтобы нам было хорошо вместе. Я знаю, что вы все равно перебрасываетесь записочками. Теперь в этом нет нужды. Просто сядьте рядом, вручите девушке письмо или скажите ей то, что хотите сказать. Может быть, для вас это новость, но вы уже взрослые, половозрелые люди. Вам уже пора действовать. А вы тут философствуете! Это же безумие! В вашем возрасте нужно заниматься совершенно другим. Нужно гулять и влюбляться! Философия – это удел стариков, которые уже ни на что не способны. Вот состаритесь, тогда и будете ее изучать.
   Они, конечно, жутко испугались, но постепенно расслабились, и тогда другие группы стали им завидовать. А преподаватели как один начали докладывать декану: «Это опасно. Он позволяет юношам и девушкам делать что-то невообразимое! Вместо того чтобы мешать их общению, он им только поддакивает. Представляете, он им говорит: „Если не знаете, что написать в любовном письме, обращайтесь ко мне, я вам помогу! Я вас научу. Философия – дело второстепенное, мы ее с вами за полгода пройдем. А оставшееся время будем веселиться, петь и танцевать. Давайте, не стесняйтесь“».
   В конце концов, декан вызвал меня к себе.
   – До меня доходят разные слухи. Что вы на это скажете?
   – Вы помните, как сами были студентом? – поинтересовался я.
   – Конечно, помню, – не понимая, к чему я клоню, ответил он. – Иначе как бы я стал деканом?
   – Ну так вспомните, как девочки сидели за километр от вас. О чем вы тогда думали?
   Он с недоверием посмотрел на меня.
   – Вы – странный тип, – сказал он. – Я вызвал вас, чтобы получить ответ на конкретный вопрос.
   – Успеется, – сказал я. – Сначала ответьте на мой вопрос, только честно, иначе я задам его завтра при всех. Я соберу всех преподавателей и студентов. Мы обсудим вопрос открыто и даже можем проголосовать.
   – Не кипятитесь, – заволновался он. – Возможно, вы и правы. Я помню молодость. Теперь я уже стар, но – надеюсь, вы этого никому не расскажете, – я действительно только о девушках и думал. А учителей я не слушал. Мы перебрасывались записочками, любовными письмами.
   – Значит, я могу идти?
   – Идите, – махнул он рукой. – Идите и делайте, что хотите. Я не собираюсь дискутировать с вами при всех. Вы все равно выиграете, потому что вы правы. Но вы меня тоже поймите, мне дорога моя должность, и если я начну допускать подобные вольности, государство попросту вышвырнет меня на улицу.
   – Ваша должность меня не интересует, – заявил я. – Хочется вам быть деканом – будьте, но меня лучше к себе не вызывайте. Пусть жалуются сколько угодно – вы ведь понимаете, что я прав.
   – Понимаю, – вздохнул он.
   А потом студенты с других потоков, не посещавшие мои занятия, тоже стали проситься на мои лекции. «Можно, мы тоже будем ходить?» – спрашивали они.
   «Конечно, – говорил я. – Приходите! Где еще вы сможете так весело изучать философию? Пусть приходят все, кому захочется. Я не проверяю посещаемость, а ежемесячные отчеты заполняю наугад: отсутствовал, присутствовал, отсутствовал, присутствовал… Главное, чтобы у каждого студента было не меньше семидесяти пяти процентов посещаемости, иначе к экзаменам не допустят. Остальное меня не волнует. Так что приходите».
   На моих занятиях в аудитории яблоку негде было упасть. Студенты сидели даже на подоконниках, хотя в это время должны были быть на других лекциях.
   Опять пошли жалобы, а проректор сказал: «Ничего не хочу слышать. Если студенты ходят к нему, а не к вам, то это ваши проблемы. Что я могу сделать? Интересно, почему они выбирают его занятия? У них в программе философии нет, но почему-то они ходят к нему, а не на историю, экономику и политику. С чего бы это? К тому же этот парень мне уже сказал: „Не связывайтесь со мной, иначе устрою публичный диспут“».
   Но жалоб было так много, что ему все же пришлось появиться в моей аудитории. Он знал, что лучше не вызывать меня к себе, поэтому сам ко мне пришел и не смог поверить своим глазам.
   Дело в том, что на курс по философии мало кто записывается. Эта профессия не приносит особого дохода. Но аудитория была переполнена, и он с трудом смог протиснуться внутрь. Я увидел, как он стоит в дверях, позади студентов, и сказал:
   – Ребята, пропустите декана. Пусть он тоже получит удовольствие вместе с нами.
   Он вошел и просто онемел от удивления, увидев, что девушки сидят вместе с юношами и с интересом слушают. Никакого шума – я это в корне пресекал. К тому же теперь парни сидели вместе с девушками, и им не нужно было перебрасываться записками.
   Придя в себя, он сказал:
   – Не могу поверить, что при таком столпотворении в классе царит полная тишина.
   – А как иначе, – улыбнулся я, – ведь здесь на них никто не давит. Я им сразу сказал, что они могут уходить в любой момент, не спрашивая разрешения. Любой может просто встать и выйти, а может войти и сесть. Мне все равно, сколько их тут. Мне нравится преподавать, и я буду это делать. И если студент хочет слушать, пусть слушает или катится на все четыре стороны. Но, честно говоря, мало кто уходит во время лекции.
   – Эх, – грустно произнес декан, – хотел бы я, чтобы в каждом классе так было. Но я не такой смелый, как ты. Я не могу заявить этим чиновникам, что сидят у себя в кабинетах, что такой подход лучше.
//-- * * * --//
   Однажды меня пригласили на семинар, на котором присутствовали деканы и ректоры разных университетов. Их беспокоил низкий уровень дисциплины в школах, колледжах и университетах, а также то, что молодое поколение не питает должного уважения к учителям.
   Я послушал, что они говорят, и заявил:
   – На мой взгляд, вы упускаете из виду самое главное. Настоящего учителя уважают всегда. Учитель не должен требовать к себе уважения. И если его не уважают, значит, он попросту не учитель. Он выбрал не ту профессию, обучение других – не его призвание. Учитель, по определению, – тот, кого уважают. Это естественная реакция на то, что он делает. Нельзя требовать уважения. Разве почтение может быть искренним, если навязывается извне? Если ученик обязан уважать учителя… Теряется весь смысл, вся красота этого чувства. Когда уважение есть, оно воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Оно просто есть.
   И я спросил собравшихся:
   – Вместо того, чтобы требовать от учеников почтения, вы бы лучше подумали – может, в школах работают плохие учителя? Может, они и не учителя вовсе?
   Учителем, как и поэтом, нужно родиться. Это великое искусство. Настоящим учителем может стать далеко не каждый. Но из-за идеи всеобщего образования обществу нужны миллионы учителей. Представьте себе на минуту страну, правительство которой решило, что все жители должны изучать поэзию. Им потребуются миллионы поэтов! Конечно, они непременно откроют университеты по поэтической подготовке, но их «обученные» поэты будут фальшивыми. И они начнут требовать: «Аплодируйте! Мы ведь поэты! Почему вы нас не уважаете?» То же случилось и с учителями.
   В прошлом учителей было очень мало. Людям приходилось странствовать годами, проходить тысячи миль, прежде чем они могли найти учителя. К таким учителям относились с невероятным почтением, но это чувство рождалось благодаря душевным качествам самого учителя. Никто не требовал уважения от учеников и студентов. Оно возникало само собой.

На пути

   Представьте себе мою жизнь – много лет я скитался по всей Индии, а в меня бросали камни, старые ботинки, ножи. Вы еще не знаете, что такое индийские железные дороги и залы ожидания. Страшно подумать, как живут в Индии. Повсюду грязь, уродство, убожество, но люди к этому привыкли. Все эти годы я страдал не меньше, чем Иисус на кресте. А может даже больше, потому что он провисел всего несколько часов. А если в тебя стреляют, то все кончается очень быстро. Но быть бродячим философом в Индии очень тяжело.
//-- * * * --//
   Мир изменился очень сильно. Каких-то триста лет назад мир был просто огромным. Если бы Гаутама Будда пожелал обратиться ко всему человечеству, у него бы ничего не вышло, потому что тогда не было современных средств связи. Люди жили в разных мирах, практически изолированных друг от друга. И все было просто.
   Иисус был евреем и потому обращался к своим сородичам, а не ко всему миру. Верхом на осле он просто не смог бы объехать весь мир. Даже маленькую Иудею обойти – это уже был подвиг. Люди мало что знали. Многие даже не подозревали о существовании каких-то других стран и уж тем более континентов.
   Гаутама Будда в Индии, Лао-цзы в Китае, Сократ в Афинах – все они жили примерно в одно и то же время, но никогда не слышали друг о друге.
   До технической революции, до появления транспорта и средств связи на земле было огромное количество отдельных миров. Их жители практически никогда не задумывались о существовании своих соседей. Но когда люди начали все больше и больше узнавать друг друга, мир стал постепенно уменьшаться. Однако с нынешним миром не справился бы ни Будда, ни Иисус, ни Моисей, ни Конфуций. Их взгляды были слишком привязаны к местности, их культура была слишком узкой.
   Нам повезло: наш мир стал настолько крошечным, что все уголки планеты теперь тесно связаны. Как ни старайся, ты уже не можешь жить исключительно интересами той местности, откуда ты родом. Поневоле приходится учитывать весь мир. Изучая конфуцианство, ты не можешь не знать и о Кришне, и о Сократе, и о Бертране Расселе. Если не воспринимаешь мир как единое целое, если не учитываешь вклад всех гениев человечества, ты уже не можешь понять современного человека. Пропасть между тобой и им будет слишком велика – двадцать пять веков, двадцать веков… ее невозможно преодолеть.
   Есть только один способ хоть как-то сократить разрыв – тебе нужно понять, что ты уже не можешь довольствоваться лишь тем, что знаешь, и простым выражением своих знаний. Тебе нужно преодолеть себя и научиться говорить на всех языках мира.
   Изучение человеческого гения с разных сторон требует огромных усилий, но вместе с тем это невероятно интересно. Если внутри тебя горит огонь понимания, ты легко можешь свести все к единому знаменателю. И такой синтез должен охватить не только религиозных мистиков – это лишь полдела. Все художники, музыканты, танцоры и поэты, а также и все их творения должны сосуществовать вместе. Нужно учитывать всех, кто внес в нашу жизнь что-то новое, чем-то обогатил человечество. Однако никто никогда не считал людей искусства и то, что они делают, чем-то духовным.
   И все же важнее всего – развитие науки. В прошлом наука стояла особняком от религии и искусства. Да и науки-то как таковой не было. Но теперь благодаря научному прогрессу наша жизнь изменилась в корне, и наш мир уже никогда не станет прежним.
   На мой взгляд, наука, религия и искусство неразрывно связаны и образуют единый треугольник. И хотя эти области совершенно разные, и люди религии, искусства и науки говорят на разных языках и порой противоречат друг другу, тем не менее, их разрозненность поверхностна. Когда проникаешь в самую суть, то понимаешь, что они – всего лишь грани единого целого.
   Вот я всю жизнь и пытаюсь делать то, что почти невозможно.
   Когда я учился в университете, многих удивлял мой выбор предметов. Я был студентом философского факультета, но одновременно посещал семинары и по физике, и по химии, и по биологии.
   – Зачем тебе химия, если ты собираешься стать философом? – удивленно спрашивали преподаватели.
   – Я не собираюсь становиться химиком, – отвечал я. – Я просто хочу знать, какой вклад в научный прогресс внесли химики, чего достигли физики, о чем говорит биология. Мне не нужны подробности, мне лишь нужно знать главное.
   Впрочем, на лекции я ходил редко, большую часть времени я проводил в библиотеке. Преподаватели спрашивали:
   – Чем ты занимаешься там целыми днями?
   Дело в том, что сотрудники библиотеки часто на меня жаловались. По утрам я появлялся в читальном зале первым, а вечерами меня приходилось выпихивать оттуда чуть ли не силой. Я просиживал там все дни напролет и читал книги не только по философии. Я рылся на всех полках, во всех отделах, читал книги на самые неожиданные темы.
   И я отвечал:
   – Трудно объяснить, но в будущем я намерен свести все, в чем есть хоть малая толика истины, в единое целое. Я хочу, чтобы жизнь людей стала всеохватной, чтобы она была основана не на противоречиях и спорах, а на умении человека смотреть вглубь и видеть суть вещей, чтобы люди учились на лучших достижениях всех сфер человеческого знания и мудрости.
   Меня считали сумасшедшим, потому что такая непосильная задача, которую я выбрал, кого хочешь сведет с ума. Но эти люди не знали, что безумие мне не грозит, потому что я уже давно жил в состоянии вне ума и был простым наблюдателем.
   Ум – это тонкий и сложный механизм, подобный компьютеру. Но какие бы великолепные вычислительные машины ни создавали люди, ни одна из них не сравнится с человеческим умом. Мозг человека способен вместить в себя знания из книг, собранных во всех библиотеках мира. А представьте себе, что лишь в одной библиотеке Британского музея хранится столько книг, что если выложить их одну за другой, то получившийся ряд трижды обойдет вокруг земного шара! И это только одна библиотека! В Москве и Гарварде есть библиотеки не меньше, а то и больше. Но любой человек может запомнить все, что говорится в этих книгах. В мозге миллиарды клеток, и каждая из них способна сберегать миллионы единиц информации. Разумеется, от такого обилия сведений любой свихнется. Любой, кроме того, кто уже отстранился от собственного ума. Если не умеешь медитировать, безумие тебе гарантировано. В этом мои преподаватели были правы. Но они не знали, сколько усилий я трачу на медитацию.
   Вот я и читал самые неожиданные книги, самые странные священные писания со всех уголков нашей планеты. И при этом я был наблюдателем, потому что я уже обрел свой дом, мне нечего было искать в этих книгах, нечему учиться. Я читал с совершенно другой целью. Я хотел, чтобы мое послание миру было универсальным, свободным от узости местечкового сознания. И я рад, что мне это удалось.
   Люди любят меня, они называют меня «Мастером всех Мастеров». И делают они это с большой любовью. Что до меня, то я считаю себя обычным человеком, которому хватило силы и мужества остаться независимым, противостоять условностям, не принадлежать ни к одной религии, ни к одной политической партии, ни к одной организации, ни к какой нации и расе. Я делаю все возможное, чтобы оставаться собой и ни от кого не зависеть. Это дало мне невероятную целостность, уникальность и подлинность, а заодно и неземное блаженство.
   Однако чтобы быть таким, мне нужно было много чему научиться. Любому, кому захочется стать Мастером после меня, все равно придется пройти огромный путь, иначе он не сможет называться Мастером. Он так и останется исключительно в рамках своей культуры, станет индийским гуру, или христианским миссионером, или мусульманским муфтием, но не Учителем всего человечества. Да, после меня трудно будет стать Мастером!
//-- * * * --//
   Просветленный человек очень глубоко понимает людей. Он постиг себя и потому знает, в каком ужасном состоянии пребывает все человечество. Ему жаль людей, он полон сострадания. И он не расплачивается злом за зло – прежде всего потому, что никогда не обижается. Кроме того, он сопереживает другим и потому не испытывает к обидчикам никакой враждебности.
   Однажды в Бароде со мной произошел такой случай. Я выступал перед большим собранием народа. Одного мужчину, сидевшего в первом ряду, мои слова так задели, что он вышел из себя, полностью потерял контроль над собой и швырнул в меня туфлей. В тот миг я вспомнил, как студентом играл в волейбол. Я поймал туфлю и попросил бросить мне вторую. Мужчина растерялся. Я сказал:
   – Бросайте вторую. Что мне делать с одной? Если уж вам так хочется мне что-то подарить…
   Но он чего-то ждал, и тогда я добавил:
   – Чего вы ждете? Бросайте мне вторую туфлю, я же не смогу ходить в одной, правда? Да и вам одной не обойтись. А эту я вам не отдам, потому что не собираюсь платить злом за зло! Так что бросайте мне и вторую туфлю.
   Мужчина был в шоке. Он не мог поверить. Во-первых, он сам от себя не ожидал такого поступка, потому как был человеком приличным, известным ученым, исследователем санскрита, пандитом. Ему не пристало так себя вести. И все же это произошло. Вот она – власть подсознания. Если бы я поступил в соответствии с тем, на что рассчитывало его подсознание, все было бы в порядке. Но я попросил его бросить мне вторую туфлю, и он был сражен наповал. Он был потрясен. Я обратился к его соседу:
   – Помогите ему снять вторую туфлю. Я так просто не отстану. Мне нужны обе. Представляете, я как раз думал о том, чтобы купить себе новую пару, но раз этот парень такой щедрый!..
   А туфли действительно были совсем новые.
   Вечером тот мужчина пришел ко мне, встал на колени и попросил прощения.
   – Я уже давно обо всем забыл, – сказал я. – Я нисколько не обижен, за что мне вас прощать? Чтобы простить, сперва нужно рассердиться. А я нисколько не злился, наоборот, мне понравилось. Здорово получилось! Вам удалось разбудить тех, кто заснул на лекции. Вообще, я подумал, что это отличная идея: в следующий раз я специально посажу в зале своих людей, чтобы они время от времени швыряли в меня обувью и будили спящих! Во всяком случае, это поможет слушателям быть хоть немного внимательнее. Так что я вам очень благодарен.
   Потом он долгие годы писал мне письма: «Прошу вас, простите меня! Я буду писать, пока не получу прощения».
   Но я отвечал ему: «Прежде всего меня нужно разозлить. Простить вас означает, что я обиделся. Как я могу вас простить? Это вы меня простите, что я не могу на вас обижаться и поэтому мне вас не за что прощать, – простите меня!» Не знаю, простил он меня или нет, но, очевидно, он меня позабыл, потому что больше не пишет.
//-- * * * --//
   Я бы очень не хотел, чтобы мое имя хоть как-то связывали с понятием «религия». Взять хотя бы ее историю. Она отвратительна и демонстрирует лишь деградацию человечества, а это ужасно. И речь идет не о какой-то конкретной религии. Одно и то же повторяется по всему миру: человека эксплуатируют во имя бога. Поэтому когда меня причисляют к той или иной религии, я чувствую себя неуютно. Впрочем, есть и другая проблема: в жизни человеку все же иногда приходится решать, что именно он ненавидит.
   В молодости, когда я учился в университете, и потом, когда я преподавал, меня называли атеистом, нерелигиозным человеком, противником любой морали. Такова была моя позиция, и такой же она остается и сейчас. Я нисколько не изменил своих взглядов. Однако репутация человека неверующего и аморального создавала немало трудностей. Мне было сложно, практически невозможно общаться с людьми. Аморальность, безверие и многое другое в том же духе – все это создавало практически непроницаемую стену между мной и окружающими. Честно говоря, я бы таким и остался, для меня это вовсе не было проблемой, но мешало рассказывать о своих переживаниях, делиться с другими своим опытом.
   Если только люди слышали, что я атеист и не признаю никакой морали, они тут же начинали относиться ко мне с большой настороженностью. Я не верю в бога, не верю в существование ада и рая – этого было достаточно, чтобы обходить меня стороной. Даже людям образованным. Я работал в университете, и вокруг меня было много преподавателей, ученых, исследователей, разумных и толковых людей. Но и они избегали меня – им не хватало смелости отстаивать собственные убеждения, им было нечего мне противопоставить.
   А я спорил везде и всюду: на улицах, в университете, в магазинах – везде, где можно было с кем-то поговорить. Я безжалостно критиковал религию и пытался освободить людей от чуши, которую она навязывала. Но в результате я оказался в одиночестве, словно остров среди людей. Никто не хотел со мной говорить. Даже здороваться со мной считалось опасным – никто не знал, к чему это приведет. В конце концов, я решил действовать иначе.
   Я обнаружил, что каким-то странным образом люди, которых занимает поиск истины, рано или поздно обращаются к религии. Но, поскольку я имел репутацию атеиста, они думали, что нам не о чем разговаривать. И ведь это были люди, действительно заинтересованные в познании истины. Именно они могли бы отправиться вместе со мной в путешествие по неизведанным мирам. Но у них уже была своя религия, своя секта или философия, а меня они считали неверующим. И между нами стоял непреодолимый барьер. Но именно таких людей я искал.
   Конечно, вокруг меня были люди, не относящие себя ни к какой религии, но они и не были искателями. Их занимала обыденность: как заработать больше денег, как стать великим политиком, например, премьер-министром или президентом. Их волновали лишь материальные блага и престиж. Такие люди мне были не нужны, а им было не нужно то, что я мог им предложить. Человеку, жаждущему стать премьер-министром, не нужна истина. Если бы ему предложили на выбор истину и пост премьера, он без колебаний выбрал бы министерскую должность. А про истину сказал бы так: «К чему торопиться? Впереди целая вечность. А вот заполучить портфель премьера когда еще удастся? Не каждому выпадает такое счастье. Истина – она же доступна всегда и для всех. Так что когда-нибудь я обязательно займусь ее поисками. Но сначала давайте позаботимся о мимолетном, преходящем. Это похоже на прекрасный сон! Настоящая действительность никуда не денется, а чудесный сон так короток».
   Их занимали лишь сны, мечты и воображение. То были «не мои» люди. С ними я тоже не мог общаться, потому что наши интересы были диаметрально противоположными. Я как-то пытался увлечь их за собой, но им было глубоко наплевать и на религию, и на поиски истины, и вообще на все по-настоящему важное.
   Люди же, которых все это действительно интересовало, уже были либо христианами, либо индуистами, мусульманами или буддистами. Они придерживались той или иной идеологии, той или иной религии. И я понял, что мне нужно сыграть с ними в эту игру: притвориться человеком религиозным. Иного выхода не было. Только так я мог встретиться с настоящими искателями.
   Ненавижу религию и всегда ненавидел, но мне пришлось о ней говорить. Однако то, о чем я говорил под вывеской «религия», было совсем не то, что люди обычно вкладывают в это понятие. Это была просто моя стратегия. Я говорил о боге, о религии, о спасении, о мокше, но вкладывал в эти слова свое собственное видение. И мне удалось привлечь людей. Ко мне начали приходить.
   И только через несколько лет я смог освободиться от репутации атеиста-негодяя. Но люди слушают исключительно слова, совершенно не вникая в их суть. Они понимают лишь буквальное значение, глубинного содержания они не замечают. И я обратил их собственное оружие против них! Я комментировал религиозные писания, одновременно придавая им особый смысл.
   Все то же самое я мог сказать и без всяких священных текстов, и было бы куда проще, потому что тогда я говорил бы с людьми напрямую. Нет смысла брать себе в помощники Кришну, Махавиру или Христа и приписывать им слова, которых они никогда не говорили. Но такова уж человеческая глупость! Ведь то же самое я говорил и раньше, только тогда никто не хотел меня слушать. Теперь же вокруг меня собираются тысячи людей, пришедших поучаствовать в беседе о Кришне.
   Какое мне дело до Кришны? Что он такого для меня сделал? Какая связь между мной и Христом? Если бы я встретил его в те времена, то непременно сказал бы ему: «Ты – фанатик, ты не в себе! Мне кажется, что распявшие тебя не были так уж неправы. У них просто не было другого выхода».
   И у меня тоже не было иного выхода. Как только я начал говорить про Христа, меня стали приглашать в разные христианские семинарии и богословские академии. Но в глубине души я смеялся над ними, потому что эти глупцы искренне верили в то, что я опираюсь на слова Христа. Да, я действительно говорил его словами. Но вы ведь понимаете, что словами можно играть и придавать им любое значение? А они слушали и были убеждены в том, что именно это Иисус имел в виду. «Ты сделал для Иисуса больше, чем наши собственные миссионеры и священники», – говорили они.
   Я их не разубеждал, зная, что ничего такого я для него не сделал, и что Христос сам, возможно, даже не понял бы, о чем я говорю. На самом деле, прикрываясь именем Иисуса, я говорил то же самое, что и раньше, но прежде ни одна христианская община, ни одна семинария или академия не пригласила бы меня к себе. Да что там говорить! Даже если бы я просто захотел войти к ним, они заперлись бы на замок и выставили бы охрану. Между прочим, так и было: мне не разрешали входить в центральный городской храм. Они заручились поддержкой местной полиции, и когда в храме шла служба, когда какой-нибудь индуистский монах читал проповедь, в дверях стоял охранник – на тот случай, если мне вздумается войти.
   Я подошел как-то и сказал:
   – Мне хочется послушать!
   – Неужели? Всем известно, что, где бы ты ни появился, ты хочешь, чтобы слушали только тебя, – ответил полицейский. – Нас специально здесь ставят, чтобы тебя не пускать. Всех пускаем, а тебя нет. Сделай милость, не появляйся тут больше, чтобы нам не торчать здесь зря по три-четыре часа в день. И учти: пока идет служба, я буду охранять вход исключительно от тебя, от одного-единственного!
   Но потом меня пригласили в тот самый храм. И вновь вход пришлось охранять с полицией, только теперь уже, чтобы избежать столпотворения! И тот же самый офицер сказал мне: «Ты странный человек! Раньше мы охраняли вход от тебя, а теперь от толпы, которая жаждет тебя слушать. Здание-то старое. Слишком много народу – может не выдержать!»
   Внутри могло поместиться около пяти тысяч человек. Но на мое выступление народу набилось в три раза больше. Люди занимали балконы, и это было действительно опасно, потому что здание было древним, и балконы могли обрушиться – они не были рассчитаны на такое количество прихожан. Естественно, в следующие дни власти пропускали в храм строго ограниченное число желающих.
   Это вызвало очередное недовольство. Офицер сказал: «Опять у нас из-за тебя проблемы! Твое выступление длится два часа, но люди приходят за два, за три часа до начала, чтобы успеть занять место. Странно все это! Я-то думал, что ты не веришь в бога».
   Я наклонился и тихо сказал ему на ухо: «Так и есть. Только никому не рассказывай, тебе все равно не поверят. Я всегда буду против религии. И пока я жив, я буду делать все, чтобы люди поняли, насколько все религии лживы. Но не стоит об этом рассказывать, никто не станет тебя слушать. А уж если меня спросят, то я скажу, что ничего подобного не говорил».
   Да, мне приходилось подстраиваться под людей, чтобы иметь возможность делиться с ними своими идеями. Я говорил о боге и в то же время утверждал, что слово «божественность» гораздо лучше, что оно вернее отражает действительность. Так я избавлялся от понятия «бог». Но благодаря тому, что мои беседы были посвящены богу, люди – настоящие искатели, которые отчаялись найти правду в той или иной религии и уже не верили в то, что им говорили их священники, – все больше и больше интересовались моими выступлениями. В итоге я собрал вокруг себя лучших людей – самые сливки всех религий!
   Другого пути не было, иначе я не смог бы войти в их церкви, мечети и храмы, а они не пришли бы ко мне. Пары слов обо мне было достаточно, чтобы они закрывали передо мной двери. И я не мог их в этом винить. Я понимал, что мне нужно изменить тактику. И тогда я стал искать обходные пути. И я нашел. Все оказалось очень просто. Я подумал: «Говори на их языке, используй их слова, их писания. Ведь если ты стреляешь из чужого ружья, это не значит, что и патроны в нем должны быть чужие. Не важно, чье ружье, главное, патроны – мои! Ведь основную работу выполняет пуля, а не пистолет».
   И все действительно было просто. Я использовал понятия индуизма, слова ислама, цитировал Библию и при этом вел свою игру.
   Кроме простых людей, ко мне приходили и священнослужители самых разных религий: монахи-джайны, индуисты и буддисты, христианские миссионеры и пастыри – самая разношерстная публика. Вы не поверите, но… никто не видел, как я смеялся, потому что я хохотал внутри и мой смех был таким громким и заливистым, что даже можно было и не улыбаться. Я до сих пор рассказываю разные анекдоты и смешные истории, но сам не смеюсь только потому, что я всю свою жизнь превратил в шутку! Что может быть смешнее? Оказывается, так легко дурачить всех этих монахов и великих ученых! Они стали приходить ко мне и задавать вопросы, а мне оставалось лишь быть внимательным и переходить на их язык. Но между слов, между строк я вставлял то настоящее, чему хотел научить.
   Этому искусству я научился у одного рыбака.
   В детстве много времени я проводил на берегу реки. Там было чудесно. Я любовался удивительными восходами и закатами. Под густой сенью деревьев, ветви которых склонялись к самой воде, я укрывался от летнего зноя… А иногда просто залезал в прохладную речную воду и тут же забывал о жаре.
   Однажды я сидел на берегу и смотрел, как утреннее солнце отражается в воде. Рядом со мной какой-то парень удил рыбу. Время от времени он доставал из банки насекомое и насаживал его на крючок… Вот как это происходит: рыба видит наживку и заглатывает ее, а вместе с ней и крючок. Рыба-то клюет на наживку, но тут же повисает на крючке, и ее можно вытаскивать из воды.
   Глядя на этого парня, я подумал: «Вот как я могу привлечь народ на свою сторону. Сейчас они все по разным лагерям. Рядом со мной никого нет». Я действительно был один. Люди боялись одного лишь упоминания моего имени рядом со своим. Видя меня, они переходили на другую сторону улицы, чтобы никто не подумал, что они со мной заодно. Я считался человеком пропащим.
   Но я нашел наживку. Я использовал их же слова. Поначалу все очень удивлялись. Те, кто знали меня давно и помнили, что раньше я был атеистом, не могли ничего понять. Они были в шоке. Я часто это замечал.
   Однажды я выступал в исламском институте Джабалпура. Директором института был один из моих прежних учителей. Но он не знал, что именно я, его бывший ученик, должен был выступать у них в тот вечер. Просто кто-то сказал ему, что слышал мою речь о суфиях и остался в восторге: «Мы никогда не думали о суфиях с этой точки зрения. Вы должны пригласить этого удивительного человека. Это сделает честь нашему институту».
   Если мусульманин начнет говорить о Библии, христиане будут польщены, их эго раздуется до небес. То же самое случится, если индуист или буддист упомянет Христа и начнет его восхвалять. А в Индии, где мусульмане и индуисты постоянно убивают друг друга, если немусульманин вдруг заговорит о суфиях, то мусульмане будут просто счастливы. И директор с удовольствием пригласил этого парня, то есть меня, выступить перед студентами. Я же принимал любые приглашения, потому что стремился найти «своих» людей, которые могли принадлежать к самым разным религиям.
   Когда мой учитель понял, что выступать буду именно я, он очень удивился.
   – Я, конечно, слышал о чудесах, – признался он, – но это действительно чудо из чудес! Ты говоришь о суфиях, об исламе, об основах исламской религии?!
   – Вам я не стану врать, ведь вы были моим преподавателем, – ответил я. – На самом деле, я буду говорить о своей личной философии. Знаете, я просто научился время от времени вставлять кое-где слово «ислам» и все.
   – Господи! – воскликнул он. – Что же делать? Там уже полно народу. А ты как был безобразником, так им и остался. Скажи, что ты пошутил. Знаешь, один из наших глубокоуважаемых преподавателей слышал твою речь о суфизме и очень тебя хвалил. Вот я тебя и пригласил.
   – Он говорил искренне, – улыбнулся я. – Вам мое выступление тоже понравится. Но запомните: я всегда говорю только то, что хочу сказать, неважно, где я выступаю. Все ведь так просто: если меня приглашают буддисты, я лишь меняю несколько слов. Вместо суфизма говорю о дзен. Но суть моего выступления от этого не меняется. Главное – не забыть, с кем я говорю в данный момент.
   И я выступил. Конечно, директор сел на свое место с самым несчастным видом, но как только он услышал мои слова, его лицо просветлело. После беседы он подошел ко мне, обнял и спросил:
   – Ты, наверное, пошутил тогда в моем кабинете?
   – А я всегда шучу, – ответил я. – Не принимайте это близко к сердцу.
   – Ты – настоящий суфий! – воскликнул он.
   – Да, люди считают меня суфием, – согласился я.
   Как-то я выступал в Амристаре, Золотом Храме сикхов. Вообще, где бы я ни появлялся, люди постоянно спрашивали меня: «Почему вы носите бороду?» Я уже привык к этому вопросу, но мне нравилось каждый раз отвечать на него по-разному. В Золотом Храме, где я говорил о Нанаке и его послании миру, ко мне подошел один дряхлый сардар. Он коснулся моих ног и спросил:
   – Сардар-джи, почему ты остригаешь волосы? – Это был неожиданный вопрос. Такого я еще не слышал. – У тебя чудесная борода, но зачем ты стрижешь волосы? Ты ведь такой набожный!
   Чтобы стать сикхом, достаточно выполнить всего пять условий. Они очень просты. Любой может с ними справиться. Это так называемые «пять К», поскольку все слова начинаются с буквы «к». Кеш – что значит «волосы», катар означает «нож», карччха – «белье»… Кстати, я так и не смог понять этого требования. Что имеется в виду? Наверняка должно быть какое-то объяснение. Я спрашивал у сикхов и даже у самого главного их монаха: «Ну, с волосами и ножом все понятно: расти волосы и носи меч или нож. Но карччаха – какое философское значение имеет это понятие?»
   «Никто никогда не задавал нам подобного вопроса, – удивленно разводили они руками. – Мы просто следуем этим правилам, и все».
   И вот этот старый-престарый сардар думал, что я тоже сардар, потому что никогда прежде представители других религий не выступали в Золотом Храме. Такого еще не бывало. Естественно, он был удивлен тем, что я, такой духовный человек, стригу волосы. А на тот момент мне было всего лишь около тридцати.
   И я ему ответил:
   – У меня есть на это свои причины. Я пока не считаю себя умудренным сардаром и не хочу изображать из себя того, кем еще не стал. Поэтому я выполняю всего лишь четыре условия, а от пятого пока отказываюсь. Я обязательно отращу волосы, когда почувствую себя настоящим сардаром.
   – Да, да, конечно, ты прав, – воскликнул старик. – Очень важно, чтобы люди не изображали из себя тех, кем они не являются. Ты – лучший сардар из нас всех! Мы-то думаем, что уже совершенны лишь потому, что соблюдаем пять условий.
   Именно среди таких людей я и находил «своих». Это было совсем не трудно, скорее даже очень легко. Я говорил на их языке, использовал их понятия, цитировал их писания и при этом делился своими идеями. Разумные люди все тут же понимали и начинали собираться вокруг меня.
   Я создал такие группы по всей Индии. После этого мне уже не нужно было говорить ни о сикхизме, ни об индуизме или джайнизме. Я и так говорил о них целых десять лет. Когда у меня появились свои люди, я постепенно прекратил говорить о религиях. Перестал я и путешествовать, в этом больше не было необходимости. Теперь у меня были свои люди. Когда им хотелось, они могли сами прийти ко мне.
   Да, разговоры о религии были абсолютной необходимостью. Иначе я не смог бы увлечь людей своими идеями. Все они уже были распределены по отдельным миркам, двери которых закрыты для посторонних. Одни были христианами, другие – индуистами, третьи – мусульманами. Трудно найти человека, ищущего истину и не принадлежащего ни к одной религии. Среди закрытых «каст» я и искал «своих» людей. Но чтобы попасть в эти «касты», я должен был притвориться «их» человеком. Постепенно, шаг за шагом, я перестал изображать из себя религиозного деятеля и начал говорить на своем собственном языке. И по мере того, как я отказывался от их языка, мое послание становилось все четче и яснее.
   В те же дни я был вынужден говорить от лица религии и рассуждать о боге. Это было неизбежно, другого варианта у меня не было. Не то чтобы я не пытался его найти – я пытался, но люди попросту избегали меня и запирали передо мною двери на все замки.
   Даже мой отец поражался, и, возможно, больше, чем все остальные. Ведь он знал меня с самого детства и помнил, что я всегда был против религии и духовенства. Когда я начал выступать на религиозных собраниях, он спросил меня:
   – Что происходит? Ты что, изменил свои взгляды?
   – Нет, совсем нет, – ответил я. – Я изменил не взгляды, а стратегию. Иначе я бы не смог выступить на Международной индуистской конференции. Они не выпустили бы атеиста на сцену, а уж безбожника и противника морали – тем более. Но – видишь, они пригласили меня. И, прикрываясь религией, я высказался против нее.
   На той конференции присутствовал Шанкарачарья, глава индуистской веры. Церемонию открывал король Непала, единственного на свете индуистского государства. Шанкарачарье пришлось туго: в своем выступлении я, по существу, саботировал саму идею конференции. Но я так все представил, что произвел большое впечатление на участников. Шанкарачарья ужасно злился. Он даже встал и попытался вырвать у меня микрофон. Но я сказал:
   – Одну минуту, я уже заканчиваю.
   Он дал мне ровно минуту – но я успел сказать, все хотел!
   Я спросил у аудитории… В зале собралось не меньше ста тысяч человек. Я спросил их:
   – На чьей вы стороне? Председатель может прервать мое выступление, и он это сделает, если захочет, но вы пришли сюда, чтобы выслушать разных людей, и если хотите слушать меня, то поднимите руку, а еще лучше – сразу обе руки, чтобы было хорошо видно.
   Двести тысяч рук… Я посмотрел на старика Шанкарачарью и сочувственно покачал головой:
   – Возвращайтесь, пожалуйста, на свое место. Вы больше не председатель. Двести тысяч рук только что отстранили вас от должности. Теперь я буду говорить столько, сколько захочу.
   Иначе было невозможно. На том собрании несколько сот человек меня поддержали по-настоящему. И потом у меня было очень много саньясинов из Бихара.
   Таким образом я путешествовал по стране и искал «своих». Я выступал на разных религиозных конференциях и собраниях, и многие принимали мои идеи. И как только в том или ином городе появлялась группа моих последователей, я прекращал выступать там на религиозных собраниях. Мои люди сами проводили свои собственные конференции и собрания. Но на это ушло немало времени…
//-- * * * --//
   Однажды меня пригласили на конференцию вместе с Чандан Муни, известным и очень уважаемым среди джайнов монахом. Он выступал первым и говорил о нашем истинном «Я», о его постижении и блаженстве. Я сидел рядом и наблюдал за ним. Его слова были пустыми, они не отражали его собственные переживания. А в глазах его не было никакой глубины.
   Я выступал сразу после него. Первым делом, выйдя на сцену, я сказал: «Все, что говорил Чандан Муни, – бессмысленное повторение священных писаний. Он, конечно, неплохо потрудился. У него отличная память, но сам он ничего подобного не испытал».
   После такого моего заявления в воздухе повисло напряженное молчание, ведь это было собрание джайнов. Некоторые уже встали со своих мест, чтобы уйти. Но я добавил: «Постойте! Уйти вы всегда успеете. Я для вас человек новый, я здесь впервые. Дайте мне пять минут. Я расскажу немного о себе и о своих взглядах. Когда вы поймете, кто перед вами, то сможете решить, уходить вам или остаться».
   И пяти минут мне хватило. Когда время вышло, я сказал: «Ну вот, а теперь все желающие могут уйти».
   Но никто не ушел. Я говорил почти два часа. Вообще-то я не планировал выступать так долго. Меня просили произнести речь минут на десять. Но, видя, что люди слушают меня с интересом – даже Чандан Муни слушал меня довольно внимательно – и никто не собирается уходить, председатель собрания не решился прервать мое выступление, потому что знал меня как человека, с которым лучше не спорить. А я останавливаться вовсе не собирался и был готов, если понадобится, вышвырнуть председателя из зала. Он это понял и сидел тише воды ниже травы.
   Выслушав мою двухчасовую речь, Чандан Муни передал мне записку, в которой говорилось: «Я хочу встретиться с вами наедине. Я не могу прийти к вам, потому что нам, джайнам, можно входить только в храм. Простите меня за это, но я очень прошу вас, придите ко мне».
   «Хорошо, – передал я посыльному. – Скажите, что я приду».
   И я пришел. У храма собралась толпа, человек двести, но Чандан Муни хотел говорить наедине. Он проводил меня внутрь, запер двери, сел рядом со мной на пол и сказал:
   – Вы были правы. Я не осмелился признаться в этом при всех, но вам хочу сказать: вы совершенно правы. Я на самом деле не знаю, что такое истинное «Я», я никогда ничего подобного не испытывал. И я не знаю, существует ли оно вообще, это «Я». Вы были правы, я лишь, как попугай, повторяю слова, прочитанные в книге. Но, прошу вас, – продолжал он, – помогите мне. Я чувствую себя будто в тюрьме. Мне некуда идти. Я – глава этой общины, но при них боюсь задать даже самый невинный вопрос. Они считают, что я уже познал себя, а значит, не должен задавать вопросов, ведь у познавших уже есть все ответы. – В его глазах я увидел слезы.
   – Я сделаю все, что смогу, – сказал я. – Я видел много высокопоставленных священников, но никто из них не был таким искренним, как вы. Я знаю, что вы уже больше не можете выносить эти оковы. Вы, наконец-то, встретились с опасным человеком. Между прочим, вы сами его пригласили!
   И через два года это случилось. Все это время после нашей встречи он писал мне письма, изучал и практиковал медитацию и через два года покинул свою джайнскую общину. Он был там очень уважаемым человеком и жил в достатке… но он бросил все это и приехал ко мне.
   Я очень удивился и поначалу даже не узнал его. Когда он вошел в дом и сказал: «Я – Чандан Муни», я воскликнул:
   – Вы очень изменились!
   – Наконец-то я освободился от тюремных оков, сбросил с себя ярмо чужих знаний. Это такое облегчение! Я снова чувствую себя молодым.
   А ему было уже около семидесяти.
   – Теперь я готов делать все, что вы скажите, – продолжал он. – Я поставил на карту все. Когда-то я был очень богат, но отрекся от того, что имел, и стал монахом. Теперь я отрекся от джайнизма и монашества, чтобы стать никем, но быть свободным и получать свой собственный опыт…
//-- * * * --//
   Когда люди сидят молча и внимательно слушают, впитывая каждое мое слово, когда они сосредоточены и медитативны, я могу говорить о гораздо более тонких и возвышенных явлениях и знаю, что они в состоянии меня понять.
   Но если передо мной не мои друзья, то я всегда начинаю с самых азов, но тогда самолет не может взлететь. Ему приходится исполнять роль автобуса, потому как он сможет взлететь, только когда наберет скорость, а для этого нужны определенные условия.
   В Индии я выступал перед миллионами людей. Иногда я говорил с несколькими тысячами сразу – на некоторые мои выступления собиралось тысяч по пятьдесят человек. Пятнадцать лет я скитался по стране, от края до края. И я устал. Устал от того, что каждый день мне приходилось начинать с самого начала, с самых азов: только «АБВ» и не больше. В определенный момент я понял, что так я никогда не доберусь до конца алфавита, и я перестал путешествовать.

Передавая непередаваемое: паузы между словами

   Тридцать пять лет я говорю совершенно бесцельно. Я уже давно мог бы стать президентом или премьер-министром. Легко. Благодаря моим речам у меня не было бы никаких проблем. Я мог бы добиться чего угодно. Ну и чего же я добился?
   Во-первых, я говорю, вообще не думая ни о какой выгоде, мне просто нравится разговаривать с людьми. Для меня это как писать картину или петь песню. Это моя поэзия. Когда я говорю, я чувствую единение со слушателями, когда я вижу, как загораются ваши глаза, когда я вижу, что вы меня понимаете… Эти моменты дарят мне столько радости, что мне больше нечего хотеть.
//-- * * * --//
   Вы ничего не знаете о тысячах просветленных, которые жили и ушли из этого мира. Они так и остались неизвестными лишь потому, что не обладали особым даром, заметным для обычных людей. Конечно, у них были какие-то необычные способности – например, поразительное умение молчать. Но на это люди редко обращают внимание.
   Когда я был в Бомбее, то познакомился с одним таким просветленным. Его единственным талантом было умение создавать невероятно красивые песчаные скульптуры. Никогда прежде я не видел таких изумительных произведений искусства. Целыми днями он сидел на берегу и творил. Тысячи людей приходили к нему, чтобы полюбоваться его работами. То были несравненные статуи Гаутамы Будды, Кришны, Махавиры. К тому же этот человек работал не с мрамором, а с песком. Люди бросали ему деньги, но он не обращал на это никакого внимания. Я видел, как некоторые подходили и забирали брошенные ему монеты. Но это его тоже не волновало. Он был целиком поглощен работой. Однако его статуям был уготовлен недолгий век. В один прекрасный момент набегала волна, и на берегу больше не было ни Будды, ни Кришны, ни Махавиры.
   До просветления он этим зарабатывал себе на жизнь: переезжал из одного приморского города в другой и создавал песчаные скульптуры. Они были такими чудесными, что трудно было не дать ему денег или еще чего-нибудь. И денег у него было много. Во всяком случае, вполне достаточно для одинокого человека.
   А теперь он просветлел. Но у него так и остался всего лишь талант скульптора. Конечно, теперь его скульптуры стали поистине неземными, но это единственное, что он может предложить миру. И существованию нужны его работы. Теперь они более медитативны. Даже если вы просто будете сидеть рядом с его статуями и рассматривать их точные пропорции, любуясь формами и выражением лиц, что-то внутри вас изменится.
   Я как-то спросил его:
   – Почему вы все время лепите Гаутаму Будду и Махавиру? Вы могли бы заработать больше денег. Ведь буддизм здесь не распространен, да и джайнов довольно мало. Вы могли бы создавать статуи Рамы или Кришны.
   – Они не отражают того, что я хочу сказать. Они не указывают на луну, – объяснил он. – То будут просто красивые статуи. Раньше я их делал. Но теперь я творю лишь то, что чему-то учит, хотя, конечно, многие этого не замечают.
   Когда я обосновался в Бомбее, тот скульптор уже умер. Но до этого каждый раз, когда я приезжал в этот город, я всегда его навещал. Он работал на берегу в местечке под названием Джуху. Днем там было очень тихо и уединенно, народ собирался лишь к вечеру, а к тому времени его скульптуры уже были готовы. Так что он мог работать, не отвлекаясь.
   – Ты – потрясающий скульптор, – говорил я ему. – Почему же ты не работаешь с мрамором? Это увековечило бы твои произведения.
   – Ничто не вечно, – отвечал он. – Так сказал Будда. И мои песчаные статуи отражают его слова лучше, чем если бы они были сделаны из мрамора. В мраморных скульптурах нет движения. А здесь оно присутствует всегда. Достаточно сильного ветра, чтобы они рассыпались, да и океанская волна может смыть их в любой момент. Иногда сюда приходят дети и рушат мои творения.
   – А тебе не жаль своего труда? Ты работаешь целый день, а потом в один миг вся твоя работа насмарку? – поинтересовался я.
   – Вовсе нет, – ответил он. – Все в этом мире преходяще. Тут не на что обижаться. Мне нравится их создавать. А если океану нравится их разрушать, что ж, пусть так. Зато нам обоим хорошо! Мне хорошо, когда я делаю скульптуры, а ему хорошо, когда он их разрушает. Чего ж мне расстраиваться. Волна имеет над песком не меньше власти, чем я. Может быть, даже больше.
   Как-то раз во время нашей беседы он сказал: «Ты такой странный. Никто не разговаривает со мной. Люди только деньги бросают и наслаждаются моими скульптурами. Но никто не интересуется мною лично. А когда появляешься ты, я чувствую невероятную благодать оттого, что есть кто-то, кому нравлюсь я, а не только мои работы, кто хочет понять, что же именно я делаю и почему. Ничего другого я не умею. Всю свою жизнь я творю из песка, это единственное искусство, которому я обучился. И теперь я полностью отдался существованию, оно может пользоваться мною, как пожелает».
   Такие люди всегда остаются незаметными. Буддой может оказаться и танцор, и певец, но мы ничего о них не знаем по той простой причине, что их способ выражения себя в этом мире не может стать определенным учением. Они не могут помочь людям очнуться ото сна. Но они делают все, что в их силах, все, на что они способны.
   Очень немногие из просветленных за огромное количество жизней научились определенному красноречию. Немногие умеют понимать язык. Немногие чувствуют звучание слов, их симметрию и поэзию. И это совсем другое дело. Вопрос не в фонетике или грамматике. Тут нужно уметь в обычном слове найти необычную музыку, превратить земную прозу в неземную поэзию. Немногие знают, как играть словами, чтобы вы могли слышать то, что за ними стоит.
   Дело не в том, что они сами решили стать Мастерами, и даже не в том, что существование выбрало именно их. На самом деле, это простое совпадение. До просветления они были хорошими учителями, а, просветлев, превратились в великих Мастеров. Теперь их учительский дар стал искусством. И это, конечно же, самое трудное.
   Многие просто молчат и уходят с миром. И никто их не знает. Естественно, так проще. Однако я не из тех, кто ищет легких путей. Мне было тяжело, когда я был преподавателем. А теперь – вы думаете легче быть Мастером? Ничуть. Это всегда трудно и всегда будет трудно.
//-- * * * --//
   Почти все, кто когда-либо слышали мою речь, задумываются о том, что я говорю как-то странно. Ни один оратор на свете так не говорит. Я говорю технически неправильно, выражаю мысль вдвое дольше необходимого! Но у обычных ораторов иные цели. Моя цель совершенно особая. Ораторы готовятся к выступлениям и просто повторяют заученную речь. Кроме того, они пытаются навязать слушателю свою идеологию, какие-то свои идеи. Наконец, для них ораторство – это искусство, в котором они совершенствуются.
   Что же касается меня, то я никогда не был оратором в общепринятом смысле. Для меня это не искусство и не ремесло, которым я могу зарабатывать на жизнь. Технически мои выступления с каждым разом становятся только хуже! У нас совершенно разные цели. Я не пытаюсь произвести на вас впечатление, чтобы потом вами манипулировать. У меня нет цели в чем-то вас убедить. Я не хочу обращать вас ни в христианство, ни в индуизм, ни в ислам. Мне все равно, верите ли вы вообще во что-нибудь. Это меня не волнует.
   Речь для меня – это инструмент медитации. Никто еще не использовал выступления для таких целей. Я говорю не для того, чтобы поделиться с вами какими-то мыслями, я как раз говорю для того, чтобы вы перестали думать, чтобы работа вашего ума прекратилась.
   Мои выступления абсолютно спонтанны. Я даже не знаю, каким будет мое следующее слово. Поэтому я никогда не ошибаюсь. Ошибки допускают только те, чья речь подготовлена заранее. Я никогда ничего не забываю, потому что мне нечего помнить. Моя речь льется совершенно свободно. Возможно, никто до меня не говорил настолько раскованно.
   Меня не интересует даже то, насколько я последователен, потому что цель не в этом. Последовательным должен быть тот, кто хочет в чем-то убедить слушателей, донести до них свои взгляды. Тут уж, хочешь не хочешь, нужно быть логичным и рациональным, иначе не удастся завладеть вашими умами. А если это необходимо, то этого можно добиться посредством слов.
   Одна из самых известных книг Дейла Карнеги написана именно об искусстве говорить и убеждать других людей. Между прочим, по популярности она уступает разве что Библии. Так вот, на его экзаменах я бы с треском провалился. Когда-то он проводил в Америке обучающие курсы для миссионеров, преподавателей и ораторов. И я, без сомнения, потерпел бы неудачу по всем статьям. Прежде всего, у меня совершенно нет цели кого-то в чем-то убедить, нет желания производить нужное впечатление. Я даже не помню, о чем говорил вчера. Соответственно, о последовательности не может быть и речи. Мне не хочется тратить на это силы. Я очень часто сам себе противоречу, потому что в своих речах обращаюсь совсем не к интеллекту и не к рациональному мышлению.
   Моя цель уникальна – я использую слова лишь для того, чтобы создавать между ними паузы, дабы вы могли слушать тишину. Неважно, что я говорю. Я действительно могу сказать что-то очень противоречивое или вовсе абсурдное, что-то совершенно не относящееся к теме, потому что главное для меня – это тишина, которая звучит между словами. Моя речь – это способ дать вам почувствовать, что такое медитация. И как только вы уловили эту тишину, дальше вы можете путешествовать в свой внутренний мир сами, потому что и так уже прошли немалый путь.
   Большинство людей в мире считает, что мышление остановить невозможно. А раз так, значит, и нечего пытаться. Я же начал выступать, потому что хотел дать людям возможность почувствовать вкус медитации. Поэтому я могу говорить бесконечно – неважно, о чем. Самое главное – я помогаю вам ощутить внутреннюю тишину, потому что это всегда трудно в самом начале.
   Я не могу заставить ваш ум замолчать, но я могу дать вам инструмент, используя который, вы вдруг, совершенно спонтанно, ощущаете тишину. Я говорю и неожиданно останавливаюсь на полуслове… Вы ждете, что я скажу дальше, но дальше ничего нет, есть только пауза, есть тишина. Вы слушаете внимательно, ждете, что будет дальше, не хотите ничего упустить, и естественным образом ваш ум замолкает. А что еще ему, бедняге, остается? Если бы вы знали заранее, в какой момент я остановлюсь, если бы вам сказали, что вот тогда-то и тогда-то ждите тишины, то именно в эти моменты вы продолжали бы думать. Вы бы знали: «Ага, вот сейчас он замолчит, и я смогу поболтать сам с собой». Но лишь потому, что мои паузы случаются совершенно неожиданно, спонтанно… Да я и сам не знаю, когда остановлюсь, просто почему-то вдруг перестаю говорить.
   Когда замолкает обычный оратор, все спешат его осудить. Если его речь все время прерывается, значит, он плохо подготовился, не выполнил домашнего задания. Память его подводит, он не может подобрать подходящего слова. Но я не стремлюсь стать хорошим оратором, и меня не волнуют люди, которые меня осуждают. Меня волнуете вы.
   Кстати, происходит это не только здесь. Повсюду, где будут слушать аудиозаписи или смотреть видео с моими выступлениями, наступит такая же тишина. Моя цель – не убеждать, а помочь вам ощутить новый вкус, помочь вам поверить в медитацию, пережить на своем опыте, что она – никакой не вымысел, что безмолвие ума – не просто философская идея, а самая настоящая реальность. И вы тоже способны медитировать, причем это не требует особой подготовки.
   Вы можете быть грешником или святым, нет никакой разницы. Грешник точно так же может стать осознанным, как и святой.
   Существование вовсе не так мелочно, как учат нас религии. Оно не похоже ни на КГБ, ни на ФБР, оно не следит за тем, что вы делаете. Ему все равно, с женой или с любовницей вы ходили в кино. Ему на это наплевать. Люди сами делают из этого проблему. Для существования нет такого понятия, как брак. Крадете ли вы деньги, берете ли вы их из чужого сейфа или из своего – вселенной все равно. Есть лишь факт, что вы взяли деньги, но кому принадлежит сейф, ей безразлично.
   Бернарда Шоу как-то спросили: «Может ли человек жить без забот, просто сунуть руки в карманы и радоваться?» – «Может, – ответил Бернард Шоу, – если карманы – чужие».
   Нельзя выжить, сунув руки в собственные карманы! Факт состоит в том, что практически все лезут в чужие карманы. А тот парень, в чьем кармане сейчас лежит ваша рука, не может вам возразить, потому что сам залез в чей-то карман. Вот он и сидит тише воды ниже травы. А если он при этом залез в очень богатый карман, так ему вообще не до вас. «Давайте, делайте, что хотите, только шума не поднимайте».
   Существование не знает нравственности. Оно аморально. Оно не разделяет явления на правильные и неправильные. Для него правильно только одно: ваша бдительность, ваша осознанность. И тогда вы испытываете блаженство.
   Как ни странно, но ни одна религия не считает «блаженство» чем-то «праведным» или «благим». Да они и не могут так считать, иначе все поймут, что грешники намного счастливее святых! Вы заметили, что святые всегда выглядят несчастными? Если критерием хорошего или плохого считать блаженство, то вся религия просто рухнет. Святые окажутся грешниками, и наоборот!
   Но это мой собственный критерий. Мне все равно, что написано в разных священных книгах, мне все равно, что говорят пророки, меня не волнует прошлое – все это их дела и их заботы. У меня есть свои глаза, зачем мне чужие? У меня есть свое собственное сознание, зачем мне полагаться на Гаутаму Будду, или на Бодхидхарму, или на Иисуса Христа? Они жили давно, и у них было свое понимание действительности. Я же живу исходя из того, что я вижу, из того, что чувствую и переживаю. У меня есть собственный опыт.
   Все, что я хочу, – дать вам возможность понять, что вы тоже можете выйти за пределы ума, как Гаутама Будда. Это не какое-то особое достоинство небольшой кучки людей, для этого не нужно иметь какой-то необычайный дар или способности. Конечно, не каждый может быть художником или поэтом. Для этого нужен талант. Не каждый может стать гением – все это качества, дающиеся человеку от рождения. Но просветлеть может любой, здесь все равны. Это единственное, в чем коммунисты были правы. Однако, как ни странно, именно это явление они и отрицали.
   Просветление – вот единственное, в чем все равны, на что все способны в равной степени. И оно не зависит от того, что вы делаете: молитесь ли вы каждый день, верите ли вы в бога, или все это вам чуждо, и вы занимаетесь чем-то совершенно другим. Просветление зависит лишь от умения ощутить его вкус – и тогда вы вдруг понимаете, что все получится, все возможно. Вот я и беседую с вами, чтобы дать вам эту уверенность. Я могу говорить о чем угодно, могу рассказать притчу, могу анекдот – неважно. Главное здесь не слова!
   Интеллектуалы и логики меня не любят. «Ну у него и речь!» – восклицают они. Только они не понимают, что это не подготовленное выступление и не лекция. Это просто средство, которое помогает вам наполниться уверенностью в том, что однажды вы тоже сможете услышать тишину. И чем увереннее вы становитесь, тем легче вам это дается. Без моих разговоров вы нашли бы другое средство. Например, вы можете слушать пение птиц – они то умолкают, то вновь начинают щебетать. А вы просто слушаете… вон, та ворона каркает и умолкает без всяких причин. Она просто дает вам шанс. Ищите любую возможность. Как только вы ощутите вкус внутреннего безмолвия, вы сможете слышать тишину даже на базаре, где царит постоянный гул и хаос, от которого можно сойти с ума.
   Итак, мои выступления – это отнюдь не произведения ораторского искусства. Я не проповедую и не навязываю вам никаких доктрин. Моя речь – это лишь инструмент. С ее помощью вы можете почувствовать вкус тишины и узнать, что для просветления не нужен особый талант, что этому не нужно специально учиться, что не только обученные люди могут просветлеть, что для этого не нужно быть аскетом и соблюдать строжайшую дисциплину, не нужно быть праведником и избегать грехов. Просветлеть может любой, нужно только это осознать. Вот в чем цель моих бесед с вами.
   Стоит только поверить, что ваш ум способен молчать, – и все тут же меняется. Вопрос не в дисциплине, не в молитвах, не в вере в бога и прочей ерунде. Главное – ощутить в себе эту способность. А когда вы уверены в себе, вся картина сразу приобретает иную окраску.
   Я убедился на своем опыте, что если умеешь молчать, если можешь отстраниться от мыслей и расширить свое сознание, то совершенно неважно, что при этом делать. Ваши поступки никого не волнуют, важно лишь ваше сознание. Поступки – это вообще мелочь. Но все религии оценивают человека лишь по его делам и вовсе не учитывают уровень его осознанности. Религии учат вас, что делать и как поступать. Но никто не говорит о том, что, пока вы не станете осознанными, вы не сможете быть по-настоящему религиозным.
   Меня самого удивило, что когда ум замолкает и человек становится более осознанным, более бдительным, меняются и его поступки, – но не наоборот. Вы можете изменить образ жизни, но это никак не изменит вашего сознания. А вот осознанность изменяет вас настолько, что вы и действовать начинаете по-другому. Это очень просто и, между прочим, вполне научно. Вы совершаете кучу глупостей, но когда вы внимательны и осознанны, вы просто не можете поступить неверно.
   И дело не в поощрении и наказании. Просто вы осознанны, ваш ум молчит, вы испытываете внутреннее умиротворение и соответственно видите больше и глубже. Вы видите все свои действия и их последствия. Вы уже просто не можете кого-то обидеть, не в силах быть жестоким, не в состоянии злиться, жадничать или тешить свое самолюбие. Осознанность приносит столько блаженства! А что может дать жадность, кроме лишнего беспокойства? Что вы получите от своих амбиций? Только бесконечную борьбу в попытках забраться на очередную ступеньку.
   Когда сознание укрепляется, меняется и весь образ жизни. Если говорить религиозными терминами, вы перестаете грешить, а то, что называется добродетелью, становится неотъемлемой частью вас самих и ваших поступков. Но религии все перепутали. «Сначала измени свои действия», – говорят они. Представляете, вы находитесь в темной комнате и постоянно натыкаетесь на разную мебель, и вам говорят, что свет в комнате не загорится до тех пор, пока вы не перестанете спотыкаться. Я же утверждаю обратное: «Зажгите лампу – и вам не нужно будет бродить в темноте на ощупь». Кто же станет спотыкаться о мебель, когда ее прекрасно видно? И, между прочим, удариться об угол шкафа довольно неприятно, иногда даже очень больно. Это уже само по себе наказание. Неверное действие ведет к боли. И при этом, заметьте, никто вас специально на шкаф не толкал, вы ударились сами. Так что вселенная не следит за каждым вашим поступком. А любой прекрасный поступок – сам по себе уже награда. Но сначала нужно озарить свою жизнь светом.
   Медитация – это попытка обрести свет и радость, ощутить безмолвие и блаженство. В чудесном мире медитации вы просто не можете делать ничего плохого и неправильного.
   Именно поэтому я настаиваю на обратном порядке. Религии преклоняются перед поступками, я же делаю акцент на расширении сознания. Но осознанность может расти только в тишине. Это самая благоприятная почва. Когда вы бдительны и осознанны, вы просто не можете шуметь. Шум и осознанность не уживаются вместе.
   Поэтому мои выступления, мои беседы не подходят ни под одну категорию ораторского искусства. Это просто инструмент медитации. Так я помогаю вам набраться уверенности, которую отняли у вас религии. Вместо этого они навязали вам чувство вины, а оно давит и заставляет грустить. Как только вы поверите в то, что способны на великие свершения, так сразу перестанете испытывать чувство неполноценности – вместо этого придет ощущение благословения. Вы почувствуете, что существование великолепно подготовило вас к восхождению на вершины осознанности.
   Конечно, чтобы вернуть уверенность, нужно время, вот поэтому я и говорю с утра до ночи уже почти тридцать лет. Возможно, за эти годы я и остановился раза два или три – просто потому, что чувствовал себя неважно. Но именно из-за того, что я не могу вам помогать постоянно, я хочу, чтобы вы взяли на себя ответственность и сами научились медитировать. Вам поможет вера в то, что вы действительно способны ощутить внутреннюю тишину. Зная, на что каждый из вас способен, а способности проверяются на практике, только так.
   Будьте внимательны. Отмечайте, что помогает вам останавливать мысли. Не полагайтесь только на меня, практикуйтесь сами. Что вы будете делать, когда меня не станет? Мои беседы могут превратиться во что-то вроде наркотика, но я не хочу, чтобы вы от меня зависели. Я не хочу стать вашим героином.
   Так называемые мастера и учителя разных религий… А уж я за свою жизнь повидал немало самых разных преподавателей, учителей, мастеров и гуру. Так вот эти мастера хотят, чтобы их ученики зависели только от них. Это дает им власть. Но мне власть не нужна. Я люблю вас независимо от того, со мной вы или нет. Я хочу, чтобы вы были уверенными в себе и независимыми, чтобы вы могли сами создавать для себя эти удивительные, драгоценные мгновения.
   Раз вы можете достичь состояния внутренней тишины вместе со мной, значит, можете прийти к этому и вполне самостоятельно. Я тут не при чем. Вам нужно лишь понять, что происходит. Слушая меня, вы перестаете мыслить. Прислушиваясь к рокоту океана, или грому среди туч, или шуму ливня, вы забываете о себе, отодвигаете свое эго в сторону, оно вам просто не нужно… Океан не собирается на вас нападать, равно как и дождь, и деревья – им от вас ничего не нужно. Вот вы и не защищаетесь. И чем чаще вы доверяете жизни как таковой, доверяете существованию и открываетесь ему навстречу, тем лучше вы понимаете язык тишины, и в один прекрасный момент вы просто уже больше не выходите из состояния медитации, и внутренняя тишина оказывается самой вашей сутью.

Часть вторая
Отражения в пустом зеркале: сотни лиц человека, которого никогда не было

   Вопрос: Кто вы?
   Ответ: Тот, кем меня считают. Все зависит от вас. Если вы посмотрите на меня, отбросив в сторону любые представления обо мне, если вы посмотрите на меня, ощущая внутри полнейшую пустоту, то я покажусь вам одним человеком. Если же ваш взгляд затуманен определенным мнением на мой счет, то я покажусь вам совершенно другим, а уж если вы меня заранее осуждаете, то увидите кого-то третьего. Я – всего лишь зеркало, в котором отражается ваше собственное лицо. Говорят, что если обезьяна посмотрит в зеркало, то не увидит там апостола. На нее будет смотреть все та же обезьяна.
   Все зависит от того, как вы на меня смотрите. Я сам уже давно исчез, поэтому не могу сказать вам, кто я такой. Мне нечего вам предъявить. Внутри меня лишь пустота, зеркало. Вы абсолютно свободны в своем выборе. Кем хотите, тем меня и считайте.
   Чтобы узнать меня настоящего, вам придется стать таким же пустым, как я. Тогда два зеркала будут смотреться друг в друга и увидят лишь пустоту – бесконечную, безграничную, нескончаемую пустоту. Два зеркала смотрят друг на друга. Но если у вас есть какие-то мысли, то именно их вы и увидите.
Секс-гуру

   Вопрос: О вас пишут и говорят как о «гуру свободного [5 - Англ. free – свободный, бесплатный.] секса», который верит в спонтанный секс и считает, что секс должен быть страстным. Правда ли это?
   Ответ: А вы считаете, что за секс нужно платить? Разве он не должен быть свободным, бесплатным? Лично для меня секс – простое, прекрасное и естественное явление. Но вы, говоря про «свободный секс», думаете, что секс является товаром, который можно купить, например, у проститутки на одну ночь или у вашей жены на всю жизнь. Вы думаете, что это платная услуга?
   Да, я верю в свободный секс. Я верю, что каждому от рождения дано право делиться энергией, наслаждаться сексом. Это здорово. В сексе нет ничего серьезного. Но те, кто называют меня «гуру свободного секса», – это жалкие, сексуально неполноценные люди.
Из беседы с Кеном Кашивахарой, «Эй-Би-Си», «Доброе утро, Америка»

   Я написал книгу… Не сам написал, ее составили на основе моих выступлений. Книга называется «От секса к сверхсознанию» [6 - Ошо. Секс имеет значение. От секса к сверхсознанию. СПб.: ИГ «Весь», 2007.]. С тех пор были изданы сотни других моих книг, но такое впечатление, что все читают только ее одну. По крайней мере, в Индии. Все читают «От секса к сверхсознанию». И все ее критикуют, все против нее. До сих пор появляются разгромные статьи и даже целые книги. Махатмы выступают с гневными реакциями. И никто не упоминает о других моих работах. Понимаете, в чем штука? Словно я только одну эту книгу и написал.
   Люди страдают от тяжких мук. Секс стал кровоточащей раной, которую нужно лечить.
   Я считаю, что сексуальный оргазм дает людям первое представление о медитации, поскольку именно в этот момент в голове нет никаких мыслей и нет ощущения времени. На несколько секунд останавливаются и ум, и время – человек погружается во внутреннюю тишину и испытывает невероятное блаженство. Если бы не секс, мы бы так никогда и не узнали, что можем выйти за пределы ума и времени. Я уверен, что именно благодаря сексу мы испытали первые мгновения настоящего счастья и поняли, что такое медитация. Но все вокруг ругают меня за то, что я говорю людям правду.
   Никто ни разу не высказал иных предположений о том, как люди открыли медитацию. Ее ведь так просто не найдешь. Нельзя идти по обочине и найти ее в канаве. Как люди придумали медитацию?
   Меня ругают все кому ни лень лишь потому, что я рассказал людям о движении энергии от секса к сверхсознанию. Никто, кстати, не поясняет, в чем именно я виноват. Но мою книгу, которая переведена на тридцать четыре языка и уже десятки раз переиздавалась, читают все без исключения священники и монахи! Среди них больше всего индуистских, джайнских, христианских и буддийских служителей бога! В Пуне буквально пару месяцев назад состоялась конференция джайнов, и мой секретарь сказала мне: «Знаете, приходили джайнские монахи, и все просили только одну книгу – „От секса к сверхсознанию“. Прятали ее в складках одежды и молча выходили, стараясь не привлекать внимания».
   Однако эта книга совсем не о сексе, она о сверхсознании. У людей есть только один способ понять, что есть некая дверь, некий путь, ведущий за пределы мышления в безбрежную тишину, – и это сексуальный оргазм. И несмотря на то, что он длится всего лишь мгновение, это миг вечности – все вокруг замирает, и ты забываешь обо всем на свете.
//-- * * * --//
   Когда я говорю: «Человек может перейти от секса к сверхсознанию», – все просто счастливы! Но люди слышат лишь только слово «секс», и никто не обращает внимания на «сверхсознание».
   Это касается и тех, кто «против» меня, и тех, кто «за». Все реагируют одинаково. Люди вообще очень похожи. Порой друзья мало чем отличаются от врагов. И знаете, вполне естественно, что меня неверно поняли мои противники, но вот то, что и мои сторонники неверно толкуют мои слова, это уже странно. Противников можно простить, но как простить непонятливых сторонников?!
   Только из-за того, что я сказал, что секс – это глупость, на меня обрушилось огромное количество гневных вопросов и комментариев. Одна саньясинка написала мне: «У вас хватило наглости назвать секс глупостью!» Похоже, это ее сильно задело. Конечно, если ведешь определенный образ жизни, тебе не хочется, чтобы твое поведение считали глупым. А раз ты поступаешь не слишком умно, значит, ты и сам не очень умен. А кому нравится, когда его называют глупым? Это обидно. Но я вынужден говорить правду, даже если мои слова кому-то неприятны, потому что только так можно заставить вас осознать, что в этой жизни есть нечто гораздо большее. Оно возвышеннее, величественнее и приносит намного больше удовольствия и удовлетворения, чем сексуальный оргазм.
   Секс – это всего лишь начало и вовсе не конец. И если вы выбираете такое начало, это совершенно естественно, в этом нет ничего плохого. Ошибкой будут ваши попытки уцепиться за это и не хотеть ничего большего.
   Посидите в дза-дзен хотя бы час после занятий любовью, и вы сами все поймете. Вы поймете, почему я сказал, что секс – это глупость. Заведите такую привычку: час дза-дзэн после секса – и посмотрите, что получится. Были ли вы в этот раз хозяином секса или оказались его рабом? Если властвуешь над сексом, он – не глупость. Если ты его раб, он глуп – хотя бы потому, что каждый раз, идя на поводу у своей похоти, вы усиливаете эту рабскую зависимость, сами укрепляете свои оковы.
   Только медитируя, вы сможете меня понять. Споры и логические рассуждения вам не помогут. Вы получите ответ, только если начнете медитировать. Тогда у вас появится свое собственное внутреннее ощущение, своя осознанность.
//-- * * * --//
   Я никогда не учил «свободному сексу». Я говорил о святости секса, о том, что его нельзя отделять от любви и низводить до правонарушения или, наоборот, делать его законным. Если ты спишь с женщиной потому, что она твоя жена, а не потому, что ты ее любишь, то ваши отношения становятся проституцией – пусть и законной, но все же проституцией. Я всегда был против проституции, законна она или нет. Я верю в любовь. Если двое любят друг друга, пусть живут вместе, пока между ними есть любовь. Но если любовь исчезает, им лучше поблагодарить друг друга и мирно разойтись.
   Я никогда не призывал к свободному сексу. Это все из-за идиотской желтой прессы, которая свела мою философию к двум словам. Мои беседы записаны в четырехстах томах, и только один из них – на тему секса. Остальные триста девяносто девять никого не волнуют. Все хотят читать только о сексе. Хотя и эта книга совсем не о сексе. В ней говорится о том, как трансформировать сексуальную энергию в духовную. По сути, это антисекс!
   Все это время вас попросту дезинформируют, и вы на меня нападаете, используя свои же недостоверные сведения. Впрочем, критики никогда не представляли меня в истинном свете. Я и не думал, что Индия – такая глупая, неразвитая страна! Страна, где родилась философия тантры, где построили Каджурахо и Конарак, – люди в этой стране не могут быть настолько глупы, чтобы не понять мои слова! Каджурахо – вот живое свидетельство. Тантрические культы – вот мои доказательства. Между прочим, это единственная страна, где существует традиция тантры. Во всем мире никто больше не пытался превращать сексуальную энергию в духовную – а именно об этом я и говорю. Но газетчиков не интересует действительность, им нужны только сенсации.

Основатель секты

   Вопрос: Все, что вас окружает, газеты представляют как некий культ, секту. Так ли это? Если нет, то как можно это назвать?
   Ответ: Это просто движение. Не культ, не секта, не религия, а движение за медитацию, попытка создать науку о внутреннем мире. Это учение о сознании. Обычная наука занимается миром объективным, а это движение создает науку о субъективном мире.
   Ученый исследует все, что вокруг, мы же намерены исследовать самого ученого. Должна же когда-нибудь дойти очередь и до него? Анализируя окружающий мир, он может познать все, кроме себя. Очень обидно, что Альберт Эйнштейн знал о физике так много, что только еще с десяток ученых во всем мире смогли его понять, и в то же время ничего не знал о самом себе. Это просто катастрофа!
   Моя задача – не создавать очередную религию, а научить людей быть религиозными. Для меня религиозность – это внутреннее качество человека. Не его принадлежность к той или иной организации, а его внутренний опыт, его переживание собственного бытия.
Из интервью для Пятого канала частной общенациональной кабельной сети Италии

   Конечно, я прочищаю людям мозги. Я похож на машину в химчистке. Я не старомоден. Разумеется, ко мне привязываются. А почему бы и нет? Привязанность – это не всегда плохо. Вы же привязаны к красоте или к поэзии, к театру, к скульптуре или к живописи. Никто не станет уговаривать вас от этого отказаться. Привязанность нужно разрывать только в том случае, если она лишает вас сознания. Например, алкоголь. От такой привычки, конечно, нужно избавляться. Но мое учение делает вас все более и более осознанными – привязывайтесь к нему, пусть это станет вашей привычкой, от которой вы не можете отказаться.
   И что плохого в том, что ваши мозги станут чище? – прочищайте их каждый день, пусть ваша голова будет светлой. Разве вам нравятся тараканы? Прочищая людям мозги, я повсюду нахожу тараканов. Это особые насекомые. Ученые доказали, что они живут везде, где есть люди, а там, где живут люди, будут и тараканы. Мы всегда вместе, как старые друзья.
   Посмотрите, что у вас в голове? Вам просто необходимо прочистить сознание. Но люди стали понимать этот процесс неверно.
   Христиане боятся, что кто-то начнет промывать мозги христианам, и тогда они перестанут верить в Христа. Индуисты тоже боятся, что люди начнут отказываться от индуизма. Мусульмане, коммунисты – все боятся.
   Я же только «за».
   Есть такая старая поговорка: «Чистота приближает к богу». А если бога нет, то остается лишь чистота. Соответственно она и есть бог.
   Я не боюсь промывания мозгов, потому что не забиваю ваши головы тараканами. Я даю вам возможность познать на своем опыте, что такое чистое сознание. И как только вы почувствуете прелесть чистого ума, вы уже никогда никому не позволите засорять вам мозги. Люди, захламляющие ваше сознание, – преступники.
   А промывание мозгов – никакое ни преступление. Те, кто пытаются забить ваше сознание разной чушью, – вот настоящие нарушители закона. Все религии и политические деятели пользуются вашим мозгом как туалетом. Именно эти ужасные люди и осуждают промывание мозгов, хотя на самом деле оно совершенно необходимо.
   Я помогаю людям обрести чистое сознание.
   И те, кто приходят ко мне, должны понимать, что идут к человеку, который намерен промыть им мозги, избавить их сознание от всяких тараканов. Индуисты, мусульмане, христиане против меня именно потому, что они засоряют ваши мозги, я же только и делаю, что их чищу.
   Такая вот современная религиозная прачечная.
//-- * * * --//
   Моя задача – помочь вам избавиться от любых традиций, условностей, предрассудков и верований для того, чтобы вы могли достичь состояния вне ума, состояния предельной внутренней тишины, когда в голове нет ни единой мысли, ни малейшего движения – только чистая гладь озера вашего сознания.
   Но до всего этого вы должны дойти сами. Я не говорю: «Идите за мной. Я – ваш спаситель, я вас спасу». Все это чушь собачья. Никто вас не спасет, если только вы сами себя не спасете. А духовная свобода – это единственная свобода, достойная называться свободой. Все остальные свободы – политическая, экономическая и так далее и тому подобное – попросту поверхностны. Истинная независимость наступает тогда, когда вы не зависите от кого-либо в своем духовном, внутреннем росте.
   И те, кто приходят ко мне, становятся более независимыми, более свободными. Они становятся самими собой. Поэтому меня и любят. Я не пытаюсь сделать из них толпу. Я хочу, чтобы каждый из них обрел свою индивидуальность, стал абсолютно уникальной личностью. Я не навязываю идеологий и правил. Я лишь делюсь своим собственным опытом, благодаря которому они сами придумывают себе правила.
   Мы – одна компания, среди нас нет Мастера и учеников, есть только Мастер и потенциальные Мастера.

Мошенник

   Мне приходится работать сразу в двух направлениях, на двух уровнях: один уровень – это ваша жизнь, то, где вы находитесь, а второй уровень – это то, где нахожусь я и куда я вас приглашаю.
   Я вынужден спускаться с вершины холма к вам в долину, иначе вы меня просто не услышите, не поверите, что вершина залита солнцем. Я беру вас за руку, и мы идем вместе, а по пути я рассказывают всякие небылицы! Но это вас развлекает, так легче идти в гору – вы шагаете, поглощенные рассказом. И лишь попав на вершину, вы, наконец, понимаете, зачем я рассказывал вам такие длинные истории, и чувствуете благодарность, потому что иначе не смогли бы пройти такой долгий путь и оказаться так высоко.
   Об этом следует помнить. Во всем мире Мастера рассказывают истории и притчи. Как вы думаете, зачем они это делают? Ведь истина проста, и не нужно столько болтать. Но ночь длинна, а спать нельзя. Если бы не притчи, вы бы уже давно уснули.
   До утра вас нужно чем-то занять, а истории, которые рассказывают учителя, всегда интересны, они помогают скоротать время.
   Истину нельзя выразить словами. Можно только привести вас туда, откуда вы увидите ее сами.
//-- * * * --//
   Я вспомнил одну историю. Один король ходил по ночам в город, чтобы узнать, как живут его подданные. Конечно же, он делал это тайком. Его очень заинтересовал один молодой красивый юноша, который все время стоял на улице под деревом. Каждую ночь под одним и тем же деревом. В конце концов, любопытство победило, и король остановился возле юноши.
   – Почему ты не спишь? – спросил король.
   А парень ответил:
   – Люди спят, потому что им нечего беречь, а у меня столько сокровищ, что я просто не могу лечь спать, их нужно охранять.
   – Странно, – сказал король, – я не вижу здесь никаких сокровищ.
   – Они во мне, – ответил юноша. – Их так просто не увидеть.
   С тех пор король каждую ночь останавливался возле юноши, чтобы поговорить с ним. Молодой человек был очень красив, и к тому же король потом часами размышлял над каждым его словом. Король очень привязался к юноше и решил, что тот – настоящий святой, потому что бережет осознанность, любовь, тишину, медитацию и просветление. Обладая такими сокровищами, он не мог спать. Крепко спать могут лишь нищие.
   Все началось с любопытства, но постепенно король проникся большим уважением к молодому человеку, тот превратился для него в духовного наставника. Однажды король сказал:
   – Знаю, что ты не согласишься жить в моем дворце, но я думаю о тебе день и ночь. И мне очень хочется, чтобы ты хотя бы некоторое время погостил в моем доме.
   Король думал, что юноша не согласится, по его представлениям святые должны отрекаться от всего мирского. Но парень ответил:
   – Если это правда, то почему ты раньше не сказал, что скучаешь без меня? Приведи еще одного коня, и мы поедем к тебе.
   Тут у короля возникли подозрения. «Что же он за святой такой? Уж очень быстро он согласился…» Но было уже поздно, ведь он сам предложил. Король предоставил юноше лучшую комнату, предназначенную для самых почетных гостей – других монархов. Король думал, что тот откажется от такой чести, скажет: «Я святой, роскошь – не для меня». Но юноша только и сказал:
   – Вот и славно.
   Всю ночь король не мог уснуть. Он думал: «Похоже, парень меня надул. Никакой он не святой…» Пару раз король заглядывал к юноше в комнату – святой спал. Прежде он никогда не спал, стоял себе под деревом, но теперь перестал охранять свои сокровища. «Вот негодяй! – подумал король. – Настоящий мошенник!»
   На следующий день они вместе обедали. Изысканные блюда, ничего скромного и простого. Юноша явно наслаждался едой. Король предложил ему переодеться в наряд, достойный императора, и парень с удовольствием облачился в новые одежды. А король подумал: «Как же теперь от него избавиться?» За следующие семь дней он так устал от своих подозрений, что твердо решил: «Это чистой воды шарлатан. Как же ловко он обвел меня вокруг пальца!»
   И на седьмой день он заявил этому странному юноше:
   – Я хочу задать тебе один вопрос.
   – Знаю, о чем ты хочешь меня спросить, – ответил тот. – Ты думаешь об этом уже целую неделю, но никак не решишься со мной поговорить. Вежливость, воспитание и все такое… Я ведь вижу. Но не стану отвечать тебе прямо здесь, в этом месте. Задавай вопрос, а потом мы отправимся покататься верхом, я найду подходящее место и отвечу.
   – Хорошо, – согласился король, – мой вопрос таков: в чем разница между мной и тобой? Ты теперь живешь, как император. Раньше ты жил иначе. Ты что, уже больше не святой?
   – Прикажи седлать лошадей! – предложил юноша.
   Они поскакали вперед. По дороге король несколько раз спрашивал:
   – Зачем ехать так далеко? Почему нельзя ответить прямо здесь?
   Но они скакали вперед, пока не достигли реки, на другом берегу которой начиналось соседнее королевство. И король сказал:
   – Мы добрались до самых границ моих владений. Дальше я не поеду. Ответь же мне, наконец.
   – Знаешь, я хочу перебраться на ту сторону, – промолвил юноша. – Если хочешь, забирай моего коня себе. А, может, пойдешь со мной?
   – Куда же ты? – взмолился король.
   Но парень лишь улыбнулся и сказал:
   – Мои сокровища со мной. Где бы я ни был, они всегда при мне. Так ты идешь или нет?
   – Куда же я пойду? Здесь мое королевство, мой дом, здесь вся моя жизнь, – грустно промолвил король.
   Юноша рассмеялся и ответил:
   – Теперь ты понимаешь разницу между нами? Я могу стоять полуголым под деревом, а могу жить во дворце, потому что мои сокровища всегда со мной. Сень дерева или своды дворца – мне все равно. Можешь идти назад, а я отправлюсь туда, в другое королевство. Здесь меня уже ничто не держит.
   Король почувствовал угрызения совести. Он коснулся ног юноши и сказал:
   – Прости меня. Я сомневался в тебе. Поистине, ты – великий святой! Не уходи, не оставляй меня. Если ты уйдешь, я буду горевать всю оставшуюся жизнь.
   – Это нетрудно, – ответил юноша. – Я могу остаться с тобой. Но я хочу, чтобы ты научился прислушиваться к себе. Стоит нам вернуться во дворец, как у тебя вновь возникнут подозрения. Лучше отпусти меня. Я дам тебе время подумать. Я могу вернуться. Для меня это не имеет значения. Но для тебя будет лучше, если я уйду. Во всяком случае, тогда ты все-таки будешь считать меня святым. А во дворце ты снова начнешь сомневаться, будешь гадать, не мошенник ли я. Но если ты так настаиваешь, я готов. Я ведь могу уйти и через неделю, когда ты опять начнешь ломать голову над своим вопросом.

Бхагван-самозванец

   Настроенные против меня критики все время подчеркивают, что я сам назвал себя Бхагваном, так сказать, присвоил себе это имя. Интересно, а кто назначил таковым Раму, Кришну, Будду или Мухаммеда? Если есть тот, кто их так назвал, – значит, он выше их по рангу, и он же может их разжаловать?
   Все это глупо. Эти люди не понимают простейшей вещи: «бхагван» – это не звание, это состояние непосредственного восприятия окружающей действительности. Бхагваном не назначают, его не выбирают, это вовсе не ученая степень. Это всего лишь прямое переживание бхагваты, божественной благодати. Это понимание того, что все сущее наполнено благодатью и нет ничего, кроме нее.
   Нет никакого отдельно взятого бога. Но в каждом цветке, в каждом дереве и камне есть то, что можно назвать божественностью. Но увидеть, почувствовать и пережить ее вы сможете только тогда, когда познаете это качество в самом себе, иначе вам этот язык не одолеть.
//-- * * * --//
   В каком-то смысле я очень странный человек, потому что не отношусь ни к какой категории людей – ни к теистам, ни к атеистам, ни даже к агностикам. Я принадлежу к четвертому типу, у которого пока еще нет названия. Я искал и нашел, но не бога, а кое-что поважнее – я обрел божественность, божественную благодать.
   Я – не атеист, не теист и не агностик. У меня совершенно четкая позиция.
   Итак, если бога нет, то почему мои люди называют меня Бхагваном?
   Все не так просто. Нам придется обратиться к значению слова «бхагван». Это довольно странное слово. В индийских священных текстах оно используется почти как синоним понятия «бог». Я говорю «почти», потому что в английском есть только одно слово: «бог». В санскрите же их целых три: бхагван, ишвар и параматма. И эти слова имеют разные смысловые оттенки.
   Параматма означает «высшая душа»: парам и атма. И те, кто по-настоящему понимают, называют бога параматмой.
   Ишвар – тоже прекрасное слово. Оно означает «богатейший» – буквально: «тот, у кого есть всё, кто сам есть всё». И это правда! Когда переживаешь благодать, когда познал в себе божественное начало, всё становится твоим, и всё приобретает ценность. Возможно, у тебя чего-то и нет, но это не имеет значения – у тебя есть всё, что только важно в жизни.
   Наконец, третье слово – бхагван. Его труднее всего перевести на другие языки, труднее всего объяснить. В индийских писаниях… Обратите на это внимание, ведь в Индии слово бхагван используют два типа людей: индуисты – раз и джайны с буддистами – два. Джайны и буддисты в бога не верят, но все равно пользуются словом бхагван. Буддисты называют так Будду: Бхагван Гаутама Будда. Джайны тоже не верят в бога, но Махавиру называют Бхагван Вардхман Махавира. Так что они употребляют это слово в ином значении, нежели индуисты.
   Индуисты – очень приземленные люди. Вы, наверное, очень удивитесь – кое-кого это даже шокирует, – но корень этого слова, бхаг, означает «влагалище». Трудно себе представить, правда? А бхагван означает «тот, кто творит посредством влагалища вселенной», то есть «творец». Индуисты поклоняются влагалищу и фаллическому символу, шивалингаму. Вы, должно быть, видели шивалингам – такой мраморный столб, символ мужского полового органа. Этот фаллический символ поднимается из влагалища. С точки зрения индуистов, он олицетворяет тот факт, что во всем сотворенном сливаются мужское и женское начала, инь и ян. И потому они называют творца бхагваном. Но происхождение этого слова все равно весьма странное.
   Буддисты и джайны не верят ни в бога, ни в то, что кто-то один сотворил весь этот мир, однако они тоже используют слово «бхагван». По их версии, это слово имеет иное происхождение: бхаг означает «удача», а бхагван – тот, кому эта удача улыбнулась, то есть «счастливчик», «благословенный» – тот, кто исполнил свое предназначение, тот, кто созрел и повзрослел.
   Так вот, тридцать четыре года назад, когда я начал делиться своим опытом, люди и присвоили мне это «звание». Знаете, в Индии, если ты уважаешь человека, то не называешь его по имени. Почему-то это кажется непочтительным. Поэтому с тех пор, как я стал беседовать с людьми и они начали испытывать ко мне определенные чувства, они сами по своей воле начали называть меня Ачарья, что значит «Мастер», но не просто мастер, а Мастер с большой буквы, то есть человек, который говорит только о том, что пережил сам, познал на своем опыте. Мысли и действия такого человека абсолютно согласованны, гармоничны. И вот в течение почти двадцати лет люди обращались ко мне «Ачарья». До тех пор, пока я не начал проводить посвящения.
   В течение многих лет люди обращались ко мне с просьбой посвятить их в саньясу, но я отказывался. «Подождите, – говорил я. – Пусть наступит время, когда я почувствую, что действительно могу это делать». И этот день настал. Я проводил медитационный лагерь высоко в Гималаях, в Кулу Манали, в одном из прекраснейших мест на свете. За свою неземную красоту оно называется Долиной богов. Оказавшись в Кулу Манали, каждый чувствует себя так, будто попал в совершенно иной мир. И вот в последний день лагеря я понял, что время посвящения пришло. «Я готов, – торжественно объявил я. – Кто хочет принять саньясу, подойдите ко мне». Тут же с места встали двадцать один человек. После ритуала у них возник вопрос, как им теперь ко мне обращаться. Раньше меня называли Ачарьей, но теперь этого было мало. Я стал для них кем-то гораздо более важным, человеком значимым и близким. Они вплотную приблизились к моей сущности и решили, что отныне будут называть меня Бхагваном.
   Они спросили моего мнения, и я сказал: «Отлично. Мне нравится значение этого слова: благословенный».
//-- * * * --//
   Для меня бхагван – это не бог и не создатель, это просто тот, кто испытывает неземную благодать, тот, кто вернулся домой, тот, кто познал самого себя. После этого нет ничего – одно лишь благословение, одна лишь благодать, изливающаяся, словно золотой дождь. Только и остается, что купаться в этой благодати, день за днем. Помните, слово «бхагван» не имеет ничего общего с богом. Оно тесно связано только с ощущением божественности внутри себя, с ощущением божественной благодати, потому что именно ее испытываешь, когда возвращаешься домой. И тогда ты становишься Благословенным.
//-- * * * --//
   У слова «бхагван» нет степеней сравнения. Нельзя быть божественнее бога, благословеннее благодати. Тут не с чем сравнивать. «Бхагван» не означает какого-то достижения, это слово лишь показывает вашу природу. Человеку не нужно становиться богом, он уже и есть бог, ему лишь нужно это осознать.
   Если человека называют «бхагван», это не значит, что у него есть какие-то особые таланты. В этом мире есть прекрасные поэты, мудрейшие провидцы и предсказатели, величайшие художники и музыканты – у каждого из них есть особый дар. Не всем дано танцевать, как Нежинский, писать картины, как Ван Гог, или сочинять поэмы, как Тагор и Пабло Неруда.
   А вот бхагваном может стать каждый. Да и становиться им не нужно, вы уже и есть бхагваны. Это никакое не достижение. Это слово просто говорит о вашей связи со вселенной, о самой вашей природе, о том, что вы – боги.
   Когда люди стали называть меня Бхагваном, мне это понравилось. «Прекрасно, – сказал я. – Называйте меня так, а там посмотрим. Если не понравится, придумаем что-то другое».
   Я выбрал это слово неспроста. Оно сослужило мне неоценимую службу, потому что многие люди, приходившие ко мне исключительно за знаниями, перестали приходить. Стоило мне объявить себя Бхагваном, и они ушли в тот же день. Им показалось, что это уж слишком. Их самолюбие этого не выдержало: «Как это? Сам объявил себя Бхагваном?!» Им стало обидно, и они ушли. Раньше они приходили ко мне за знаниями, но в тот день я перешел к совершенно иному занятию. Я начал работать на новом уровне, в другом измерении. Теперь я делюсь самим существованием, а не просто знаниями. Когда я был Ачарьей, они были учениками. Они приходили учиться. Но я больше не преподаватель, и вы – уже не студенты.
   Те, кто приходят сюда как ученики, со временем уходят. Они понимают, что ошиблись адресом, это место не для них. Со мной остаются только последователи, потому что теперь я даю нечто большее. Если вы явились сюда за знаниями, то рано или поздно сами поймете, что попали не по адресу.
   Я делюсь с вами самим бытием, я делаю все, чтобы вы пробудились. Я не даю искусственных знаний, я хочу передать вам внутреннее Знание – а это уже нечто совершенно иное. Бхагван – это просто символ того, что теперь я работаю на другом уровне. И это имя оказало мне неоценимую услугу: все те, кто пришли за советом, разбежались, со мной остались только люди особого склада.
   Мое новое имя способствовало четкому отбору. Рядом остались только те, кто готов был отложить в сторону все свои интеллектуальные знания, остальные попросту сбежали. Вокруг меня стало намного просторнее. Ведь в слишком большой толпе истинным искателям было бы ко мне не пробиться. Но толпа растворилась. Слово бхагван оказалось чем-то вроде атомного взрыва. И я рад, что выбрал именно это обращение.
   Люди, которые приходят ко мне с тех пор, уже ни о чем не спорят. Меня окружают великие путешественники по миру души, искатели, готовые поставить на карту все.
   Да, я называю себя бхагваном, но это только средство. Рано или поздно, когда вы вырастите, вы все поймете. Вы постигнете смысл этого слова, когда, присутствуя здесь, вы начнете излучать вибрации совершенно особого качества. Вот тогда я и перестану называться бхагваном. Это уже будет ни к чему. Тогда всё вокруг начнет излучать божественность, и люди, пришедшие позже, тоже будут купаться в ее безбрежном океане. Она будет изливаться на них вечным дождем, она наполнит их сердца. И тогда вам не нужно будет меня как-то называть, – вы сами все поймете. Но пока имя нужно, и в свое время оно мне очень помогло.
   И вот еще, напоследок: я – не философ. Помните: я – поэт. Я воспринимаю жизнь как прекрасную поэзию, наполненную невероятной романтикой. Да, я романтичен, я наслаждаюсь игрой воображения. Я хочу, чтобы вы все были богами и богинями. Я хочу, чтобы вы раскрыли свою истинную сущность. Называться богом – да, это вызов, но вызов утонченный, брошенный всем вокруг. И справиться с ним можно только двумя способами. Одни говорят: «Этот тип – никакой не бог. Пойду-ка я отсюда. Что мне тут делать? Только зря время терять», – и уходят. Другие говорят: «Да, он – бог» – и остаются со мной, после чего на свет пробиваются ростки их собственной божественности.
   Однажды вы тоже станете богом или богиней. Признав во мне бога, вы допускаете возможность того, что тоже являетесь богами, только и всего. Само согласие с этим пробуждает в душе нечто, прежде дремавшее, и вы уже не можете оставаться такими, какими были раньше, вам хочется что-то делать. Вам хочется что-то изменить, что-то понять…
   Решившись идти со мной, постепенно вы станете все более и более внимательными, вы научитесь наблюдать, начнете все глубже и глубже понимать меня, понимать, что происходит вокруг и что творится в моей душе. Постепенно вы и сами начнете участвовать в этом свершении, в этом невообразимом танце, в этой прекрасной песне бытия.
   Со временем вы почувствуете приближение своего Мастера. И он придет к вам не извне, он покажется из самых глубин вашего существа. Я смотрю внутрь и вижу его. Мое послание миру очень простое – я обнаружил бога внутри себя. И теперь изо всех сил помогаю вам заглянуть внутрь. Главное – стать наблюдателем, научиться смотреть вглубь, сидя на вершине холма. Станьте свидетелем своего бытия, проснитесь – и вы ощутите блаженство.
//-- * * * --//
   Кстати, я согласился, чтобы ко мне обращались «бхагван», исключительно ради вызова, который я бросил христианам, мусульманам, индуистам. Они осуждают меня, но никто из них так и не набрался мужества объяснить, что же именно их во мне не устраивает. Из разных стран мира ко мне приходят статьи и письма, где задается один и тот же вопрос: «Почему вы называете себя бхагваном?» А я смеюсь. Почему Рама называл себя бхагваном? Его что, какой-то комитет назначил? Бхагван, которого назначили на общем собрании, едва ли будет настоящим, потому что само собрание состоит отнюдь не из бхагванов. Но тогда какое у них право назначать кого-то богом?
   Разве народ выбирал Кришну бхагваном? Это что, вопрос всеобщих выборов? И кто тогда был счетной комиссией? Но у индуистов нет ответа. А Кришна, между прочим, увел шестьдесят тысяч женщин – чьих-то невест, жен, матерей. Он охмурял всех без разбору, но ни одному индуисту не хватает смелости заявить, что такой тип не имеет права называться бхагваном. Больше того, они называют бхагваном даже его коня Калки! Странные люди… Но меня они спрашивают, почему я называл себя бхагваном. Кстати, я не питаю к этому слову никакого уважения. На самом деле у меня к нему много претензий. Его и красивым-то не назовешь. Я пытался изменить его по-своему, но глупые индуисты не позволили. Я хотел придать ему иное звучание, новый смысл, новое содержание. Я сказал, что оно означает «благословенный» – человек с благословенной сущностью. На самом деле, это исключительно мое изобретение.
   Слово «бхагван» отвратительно. Но индуисты этого не замечают. Они думают, что оно какое-то особенное. А на самом деле его корень бхаг означает женские половые органы, а ван – мужские! Его буквальный смысл состоит в том, что бхагван своей мужской шовинистической энергией творит сущее, используя женскую энергию воплощения.
   Ненавижу это слово! Все это время я ждал, что появится какой-нибудь идиот-индуист и сам захочет называться бхагваном. Но они думают, что это слишком большая честь для них, и я тоже не имею право себя так называть. Но сегодня я твердо заявляю: «Согласен, и у меня есть право отказаться от этого слова!» Никто мне не запретит! Отныне я не хочу, чтобы меня называли бхагваном! Надоело! Пошутили – и хватит!

Гуру богатых людей

   Я всегда трачу деньги еще до того, как они у меня появляются. Как только я вижу на горизонте деньги, я говорю своим людям: «Начинайте тратить! Кто знает, что будет завтра? Тратить нужно сегодня. У нас нет денег, но нам всего хватает. У нас есть все, что нужно». Деньги приходят и уходят. Я тридцать пять лет не забочусь о деньгах, и они у меня всегда есть. Кому-то захотелось прислать определенную сумму – и вот, деньги уже тут. Мне порой кажется, что сама вселенная обо мне заботится, хотя такой транжира, как я, обходится ей довольно дорого.
//-- * * * --//
   Меня спрашивают: «Вы ведь гуру для богатых?» Конечно! Только богатый человек может последовать за мной. Знаете, настоящие богачи обычно бедны внутренне, поэтому я называю богачами тех, кто богат умом. Я имею в виду тех, кто получил все, что только способен дать мир, и понял, что все это – суета.
   Да, только богатый человек может стать по-настоящему религиозным. Конечно, бедняк тоже может, но это редкое исключение. Бедные люди все время на что-то надеются. Они не знают, что такое богатство, они еще не успели им насладиться и разочароваться. Они не могут отказаться от материальных благ лишь потому, что они ими еще не пресытились. Ко мне иногда приходят бедняки, но они вечно хотят того, чего я не могу им дать. Кто-то из них просит успеха. У другого сын – безработный, и вот он просит меня: «Благослови его, Ошо». У третьего жена больна, или он разорился. Все это признаки бедных людей, людей, все еще жаждущих чего-то в этом мире.
   У богатых людей есть деньги, работа, дом и здоровье – у них есть все, что только можно иметь. Но в какой-то момент они понимают, что все это – ерунда, что внутри они не чувствуют настоящего удовлетворения. Вот тут и начинаются поиски бога.
   Да, иногда и бедный человек может стать религиозным. Но для этого он должен обладать светлым умом. Богачи же, если не религиозны, то глупы. А вот религиозный бедняк необычайно разумен. Если бедняк не религиозен, его еще можно простить. Но нерелигиозным богачам прощения нет.
   Да, я – гуру богатых людей. Это правда!
   Если бы не ваши деньги, вас бы здесь не было. И вы пришли именно потому, что устали от своих денег. Вам надоел успех. Вы здесь потому, что разочаровались в жизни. Нищий сюда не придет, он все еще на что-то надеется.
   Религиозность – это роскошь. Большей роскоши не бывает, потому что это самое ценное, что может быть. Когда человек голоден, ему не до музыки, он только о еде и думает. А если кому-то взбредет в голову поиграть ему на ситаре, он этого человека просто придушит! «Ты, что, издеваешься надо мной? – разгневанно спросит он. – Я есть хочу, а ты на ситаре играешь. Тоже мне, нашел время! Лучше бы поесть дал! Катись ты со своей музыкой. Не видишь? – я умираю». Когда человек умирает от голода, какой там, к черту, Ван Гог или Будда! Ему наплевать на Упанишады. Ему нужен только хлеб.
   Когда человек сыт и здоров, когда у него есть крыша над головой, вот тогда у него и появляется интерес к музыке, поэзии, литературе, живописи и искусству вообще. Возникает голод иного рода. О теле он позаботился, пора приниматься за пищу духовную. Существует иерархия потребностей: сначала тело – это основа, это фундамент человеческого бытия. Без фундамента ни одно здание не построишь.
   Когда удовлетворены потребности телесные, наступает черед потребностей психологических. Когда и они удовлетворены, возникают духовные нужды. Человек переслушал всю музыку на свете, повидал все прекрасное и понял, что это сон. Он услышал все стихи и понял, что поэзия – это путь в забытье, она опьяняет, но тоже ничего не дает. Он увидел все великие картины мира, пересмотрел все творения искусства, испытал все возможные развлечения и удовольствия… И что теперь? Внутри он ощущает все ту же пустоту, но теперь острее, чем прежде. Выходит, одной музыки и стихов не достаточно. И тогда появляется желание медитировать, молиться. Человека тянет к божественному, он жаждешь истины. Его охватывает непреодолимая страсть, и он отправляется в путь, потому что уже знает: ничто не принесет удовлетворения, если не постичь тайну бытия. Ничто не насытит его так, как познание самого себя. Все остальное ничего не дает.
   Религия – высшая роскошь, и для того, чтобы владеть ею, вы должны быть либо очень богаты, либо невероятно умны. Но в обоих случаях вы богаты либо деньгами, либо умом. Я ни разу не видел, чтобы человек, по-настоящему бедный умом или деньгами, стал бы религиозным.
   Кабир стал религиозным. Он не был миллионером, но он был человеком потрясающего ума. Будда стал религиозным, потому что он был сказочно богат. Кришна, Рама и Махавира тоже были очень богаты. Даду, Райдас, Фарид – все это люди, одаренные умственно. Все-таки богатство необходимо.
   Да, вы правы. Я – гуру богатых людей.

Шутник

   Вопрос: Кто, по вашему мнению, лучший клоун, в метафизическом смысле, если угодно, – вы или Рональд Рейган?
   Ответ: Со мной никто не сравнится! Я – лучший клоун за всю историю человечества!
   Вопрос: Если это так, то к чему относится ваше шоу – к театру или цирку?
   Ответ: Это мой цирк, мой карнавал. И мне он очень нравится!
Из беседы с Джеффом Мак-Малленом, Австралия, программа «60 минут»

   Вопрос: На одной пресс-конференции вы рассказывали о своей общине и назвали ее цирком, а себя – величайшим в мире клоуном. Это была шутка над самим собой? Почему вы так сказали?
   Ответ: Это было давно. Забудьте обо всей этой чепухе. Разве я даю представления? Разве моя община – цирк? Я это полностью отрицаю.
   Вопрос: И как бы вы назвали это теперь?
   Ответ: Здесь вовсе не цирк. Это, пожалуй, единственное место, где никто ничего из себя не изображает.
   Вопрос: Значит, вы серьезный учитель?
   Ответ: Я – учитель абсолютно несерьезный! Да я уже не помню, о какой пресс-конференции вы говорите! Я отвечаю вам. К чему ворошить прошлое, копаясь в древних могилах? Пусть мертвые спят спокойно. Вы живы, я жив, так давайте говорить о жизни.
   Я вижу в вас определенный потенциал. Именно поэтому я вам так и отвечаю. Другому я сказал бы иначе. У меня уже несколько недель подряд каждый вечер берут интервью, но другому журналисту я бы не предложил забыть прошлое. Я вижу, что вы не просто журналист, в вас есть что-то от искателя. Я вижу перед собой не просто человека. Ваше сердце бьется в унисон с моим, потому я так и ответил. Другому журналисту я начал бы рассказывать о прошлом, говорил бы, что в голову взбредет, я так часто делаю.
   Я вообще люблю шутить. Знаете, смеяться над другими не очень хорошо, некрасиво. И потому время от времени я подшучиваю над самим собой, иногда – над своей общиной. Это была просто шутка, но те идиоты решили, что я говорил серьезно. Неужели вы думаете, что настоящий клоун станет сидеть тут, в пустыне? Что ему здесь делать? Да я бы прямиком в Голливуд рванул! Но я поступил наоборот – всех моих людей из Голливуда собрал здесь, среди кактусов и колючек.
   Оглянитесь вокруг: здесь – пустыня. Сто двадцать шесть квадратных миль. Я целыми днями сижу в своей комнате и выхожу к людям всего лишь дважды в день: утром – чтобы побеседовать с саньясинами, и вечером – чтобы дать интервью. Разве я похож на циркача? Нет, их жизнь совсем другая.
   К тому же мне некогда давать представления. Я расскажу вам о том, как провожу день, а вы уж сами судите, есть у меня время для шоу или нет. Шесть часов утра – я просыпаюсь. Более того, меня будит моя помощница Вивек. Если бы не она, я, наверное, вообще бы не просыпался. А зачем? Я полвека просыпаюсь каждое утро, может, уже хватит?
   Но она будит меня и приносит мне чашку чаю. Я пью его только из уважения к ней. Это и чаем-то назвать трудно – вода и пара чайных листочков. Ни сахара, ни молока. Если бы такой чай подавали в раю, все святые сбежали бы в ад. А потом… Знаете, я всегда любил воду, с самого детства, и потому по утрам моюсь целых полтора часа – то в ванне полежу, то под душем постою. И то же самое вечером – не меньше полутора часов.
   После купания я сразу же сажусь в машину и еду в лекторий, где меня уже ждут. Домой возвращаюсь к обеду в одиннадцать часов. Потом я снова ложусь спать… это то, чему я посвятил бóльшую часть жизни. Даже будучи студентом, я частенько пропускал занятия. Преподавателям пришлось смириться с моей привычкой, потому что иначе я засыпал прямо на лекции. Я так и сказал: «Ничего не могу поделать. Двухчасовой послеобеденный сон мне совершенно необходим».
   В два часа пополудни я просыпаюсь и примерно час катаюсь на машине. Я это дело очень люблю. Представляете, у меня одна из лучших дорог в мире – мои саньясины проложили ее специально для меня. По ней никто не ездит, так что мне все равно, по какой стороне ехать, по правой или по левой. Вся дорога – моя. Через час я возвращаюсь домой.
   Полтора часа я просто сижу молча в кресле и ничего не делаю. Я отключаюсь от мира. Затем снова ванна.
   После купания я ужинаю и иду давать очередное интервью. Около девяти-полдесятого я вновь возвращаюсь домой, и тут приходит моя секретарша с письмами со всего мира, с вырезками газетных статей обо мне, со всякими новостями, за которыми она обязана следить, потому что сам я уже давно ничего не читаю: ни книг, ни газет, ни журналов – вообще ничего. Она зачитывает мне все, что считает нужным, а я просто слушаю. Около одиннадцати я ложусь спать. Вот и скажите, пожалуйста, есть у меня время для шоу? Посмотрите на мою одежду – вы думаете, она годится для клоуна? Нет, это вовсе не клоунский наряд, это любовь к моим саньясинам. Я ради них так одеваюсь. Они шьют и дарят мне чудесную одежду. Им приятно, а я не хочу им отказывать. Кстати, для кого я вообще могу устраивать представления? Я ведь никуда не хожу, я всегда дома.
   Видите мои часы? У меня их сотни. Их сделали специально для меня. Мои саньясины – умнейшие люди. Ни один Мастер в истории не мог бы похвастаться такими разумными последователями. Все эти часы сделаны моими саньясинами. Они превзошли самого Пиаже, хотя часы и не с алмазами – в них обычные камни.
   Вопрос: Обычные камни?
   Ответ: Да, посмотрите, это не алмазы, это настоящие камни. Так что не думайте, что эти часы поддельные. Настоящие камни такие же настоящие, как и алмазы. Я недавно слышал, как один тупой телеведущий заявил, что у меня часы с искусственными камнями. Не могу понять: самые натуральные камни… Зачем их называть фальшивыми. Эти часы ходят идеально, через год они будут отставать самое больше на секунду. Вы когда-нибудь видели часы лучше? И выглядят они не хуже алмазных. Такие же часы от Пиаже стоят полмиллиона долларов – и все только потому, что весь мир считает алмазы чем-то ценным. Эти часы ничего не стоят, но я их и за десять миллионов не отдам, для меня они – бесценны. В них вложено столько любви! А любовь не продается.
   Перед кем мне хвастать этими часами? Мои саньясины прекрасно знают, как я одеваюсь, какие у меня часы. Они уже давно изучили мои привычки. А ни с кем другим я не общаюсь, потому что никуда не хожу. Насколько я знаю, миру грозит третья мировая война, и это единственное безопасное место. Так что идти больше некуда…
   Я пошутил. Мои люди работают по двенадцать-четырнадцать часов в день, пытаясь превратить этот кусок пустыни в оазис. Вы думаете, они строят цирк? Нигде в мире больше нет таких трудолюбивых людей. И ведь знаете, им никто не платит. Мы считаем, что деньги в общине ни к чему. Они и вправду нам не нужны. Если кому-то что-то надо, он просто идет и берет это. Мои люди очень много работают. Вы полагаете, они делают это ради чужого веселья? Это творческие люди. Они любят меня и хотят воплотить мою мечту.
Из беседы с Виллемом Шеером, «Pers Unie» Гаага, Нидерланды

   Я вынужден шутить, потому что боюсь, что вы находитесь в плену у религии. А это значит, что вы пытаетесь быть серьезными. Вот мне и приходится время от времени вас щекотать, чтобы вы хоть иногда забывали о своей религии, обо всех своих философиях, теориях и системах. Я шучу, чтобы вернуть вас на землю. И делать мне это приходится постоянно, потому что со временем вы становитесь все серьезнее и серьезнее. А серьезность разрастается подобно злокачественной опухоли.
   Да даже ученые говорят, что смех – это самое лучшее природное лекарство. Если вы сможете смеяться во время болезни, то приблизите свое выздоровление. Подавленный человек, будь он трижды здоров, рано или поздно все равно заболеет.
   Смех поднимает на поверхность энергию из самого центра вашего существа. Он ее пробуждает, и она следует за ним как тень. Замечали? Когда вы смеетесь от всей души, то на несколько мгновений погружаетесь в глубокую медитацию: вы перестаете думать. Невозможно смеяться и мыслить одновременно. Это два диаметрально противоположных действия. Вы либо смеетесь, либо думаете. Когда вы смеетесь искренне, то работа ума прекращается. А если некоторые мысли все же остаются, то и смех получается натянутым и ненатуральным.
   Когда смешно по-настоящему, вы вдруг перестаете думать. Главная задача дзен – отсутствие каких-либо мыслей, и смех открывает перед вами дверь в это состояние. Кстати, это одна из самых прекрасных дверей.
   Насколько я знаю, лучше всего танцевать и смеяться. Вот два самых естественных и самых простых пути к безмолвию ума. В танце – в настоящем танце! – вы перестаете думать. Вы кружитесь и кружитесь и постепенно сами становитесь одним сплошным вихрем. Стираются все границы, теряются различия. Вы перестаете понимать, где заканчивается ваше тело и начинается существование. Вы растворяетесь во всем сущем, а оно растворяется в вас. Все кружится в дивном танце. И если вы танцуете по-настоящему и не пытаетесь собой управлять, если отдаетесь танцу целиком и полностью и позволяете ему собой овладеть, то мышление останавливается.
   То же касается и смеха. Когда вы смеетесь и не можете остановиться, все мысли куда-то улетучиваются. А если вы хоть на несколько секунд пережили состояние вне ума, то можете себе представить, какие награды обещают вам эти мимолетные мгновения в будущем. Вам просто нужно постепенно усиливать это ощущение. Со временем вы сможете останавливать работу мысли все чаще и чаще.
   Смех может стать отличным помощником в нашем стремлении выйти за пределы ума.
//-- * * * --//
   Мне приходится шутить, потому что я говорю о вещах таких тонких, таких глубоких и сложных, что вы просто уснете от скуки, если говорить о них напрямую. И тогда вы не сможете ни выслушать меня, ни понять, и так и останетесь глухи к моим словам.
   Чем сложнее понятия, тем грубее я выбираю анекдот. Чем возвышеннее истина, тем ниже мне приходится опускаться, чтобы найти подходящую шутку. Вот почему иногда я рассказываю очень пошлые анекдоты… Но это неважно. Даже откровенные сальности порой приносят пользу, потому что шокируют вас до глубины души, задевают самое нутро. Именно этого я и добиваюсь! Тут уж вам не до сна. Они вновь и вновь пробуждают вас к жизни. Когда я вижу искру внимания в ваших глазах, то перехожу к тому, что хотел сказать. Если же я замечаю, что вы вновь погружаетесь в сон, то рассказываю вам какую-нибудь смешную историю.
   Если бы вы всегда слушали внимательно, мне не нужно было бы рассказывать анекдоты, я бы мог излагать истину напрямую. Но постичь ее нелегко, и тогда вам становится скучно, у вас начинают слипаться глаза… Знаете, уж лучше смеяться, чем зевать.

Гуру в «роллс-ройсе»

   Я хочу, чтобы люди в этом мире жили в такой роскоши, чтобы она им попросту надоела, чтобы они устали от нее настолько, что прекратили бы за ней гоняться. Спросите меня, не устал ли я от своих «роллс-ройсов».
   Вопрос: Вы не устали от ваших «роллс-ройсов»?
   Ответ: Девяносто «роллс-ройсов»! Да кому угодно надоест! А саньясины продолжают мне их дарить, хотят, чтобы их было триста шестьдесят пять. Они намерены меня доконать. Но что я могу сделать? Впервые за всю историю мир способен достичь такого благосостояния, что людям не нужно будет беспокоиться о хлебе насущном. А когда все материальные потребности удовлетворены, что тогда? Только медитировать и остается. Это единственная дверь, которая еще открыта, и за ней вы еще не были. За всеми остальными вы уже побывали, но ничего не нашли. А эта пока открыта и манит своей таинственностью.
   И тот, кто переступал ее порог, никогда не возвращается неудовлетворенным или разочарованным. За всю историю человечества не было такого, чтобы человек, добравшись до центра собственного существа, ощутил бы бессмысленность и жалость к себе. Никто из тех, кто занимался медитацией, не покончил с собой. Исключений не было! Вот я и говорю: медитация – штука научная. Так уж принято в науке, если видишь то, у чего нет исключений, значит, это закон. Медитация сродни научному методу, потому как не было таких людей, которые бы сказали, что она не ведет к высшему блаженству.
Из беседы с Тедом Вирамонте, Madras Pioneer, Мадрас, штат Орегон

1978 год. Пуна, Индия

   Недавно я попросил свою секретаршу Лакшми купить мне самую дорогую машину в нашей стране. Лакшми прекрасно справляется со своими обязанностями. Главное – она никогда не спрашивает, зачем я даю ей то или иное поручение. И вот она купила такую машину. На самом деле, это был стратегический ход. Чтобы достать деньги на общину, ей пришлось обойти несколько банков в поисках кредита, но все они отказали. А нам нужно очень много денег, около миллиона долларов. Конечно, кто же решится дать деньги такому человеку, как я? Но в тот день, когда она купила машину, увидев, что у нас есть средства, банкиры сами начали к нам приходить. «Мы дадим вам ссуду, – говорят они. – Сколько нужно?» Теперь Лакшми озадачена другим вопросом: у кого именно брать кредит! Банки наперебой предлагают свои услуги, ходят за ней по пятам, обещают самые выгодные условия.
   Я уже двадцать лет тружусь на благо Индии. За это время тысячи людей преобразились, миллионы выслушали меня и еще больше прочли записи моих бесед. Но «Times of India» – самая консервативная и самая пробританская газета в Индии – не опубликовала ни одной статьи обо мне, ни одной рецензии на мои книги. Первые строки появились в тот самый день, когда Лакшми купила ту машину, – но статья была не обо мне, а о машине!
   Всем стало интересно. Новость разнеслась по всей стране, ее повторяют во всех газетах на всех языках. Ну что за люди? Им не интересны ни я, ни медитации, ни тысячи моих последователей. Люди не имеют ни малейшего представления о том, что здесь происходит, зато они хотят знать, на какой машине я езжу!
   И вот они мчатся сюда со всех ног. Целые толпы ломятся в кабинет Лакшми, но не для того, чтобы поговорить со мной или с членами общины. Всем им нужно только одно. «А можно взглянуть на машину?» – спрашивают они. Но Лакшми каждый раз отвечает: «Приходите на утреннюю лекцию, там вы, помимо прочего, увидите и машину». Бедняги! Им приходится целых полтора часа слушать – и все ради того, чтобы увидеть машину! Какая пытка! И это обеспеченные, образованные люди. Можете себе представить более материалистическую страну?
   Все так разволновались, что о моей машине пишут на первых страницах национальных газет. И каждый спрашивает: «Зачем вам машина? Неужели вы не можете жить простой жизнью?» Моя жизнь совершенно проста – настолько проста, что я всегда довольствуюсь лучшим. Это очень просто, что может быть проще? Все сказано одним словом – «лучшее». В этом нет ничего сложного. Я ценю качество. Цена меня не волнует абсолютно, меня интересует только качество. И в людях я ценю качество, а не количество. И так во всем! Вместо одной машины мы могли бы купить целых тридцать, попроще, но от них не было бы никакого толку.
   Люди не могут меня понять только потому, что притворяются религиозными, но по большому счету их волнует лишь материальная сторона дела. Это лицемерие и, чтобы скрыть от самих себя горькую правду, весь религиозный мир Индии вынужден идти на компромисс. Если кто-то объявляет себя святым, он обязан жить в полной нищете. Это своего рода мазохизм, он сам себя мучает. И чем большим пыткам он себя подвергает, тем убедительнее выглядит его религиозность в глазах обычных людей. «Посмотрите, как он живет, он просто святой!» – восклицают они.
   Быть религиозным – значит быть радостным, медитативным, значит воспринимать эту жизнь как великий подарок бога! Но они думают только об одном и поэтому не могут понять. Как только мы достигнем того, ради чего купили машину, мы ее продадим.
   Я же могу ездить и на телеге, запряженной буйволами! Это будет даже колоритнее, да и удовольствия не меньше.
   Они приезжают сюда, смотрят вокруг, и у них возникает только один вопрос: «А почему это у вас такой красивый ашрам?» Для них по-настоящему священное место должно быть грязным, облупленным и заплесневелым. В их сознании никак не укладывается то, что ашрам может быть чистым, красивым, с великолепными деревьями вокруг и цветами, да еще и со всеми удобствами. Они не верят своим глазам. И не потому, что они не хотят чувствовать себя уютно. На самом деле только этого они и хотят. Вот и завидуют. Индусы стали очень материалистичной нацией, иногда даже чересчур.
   Для истинно духовного человека нет никакой разницы между материей и духом – их нельзя отделить одно от другого. Существование едино – именно так его воспринимает по-настоящему духовное сознание. А материалист, даже если и любит женщину, все равно низводит ее до уровня вещи. Но кого тогда можно называть духовным? Скорее всего, того, кто может почувствовать душу даже какой-нибудь простой вещи.
   Да, мое определение нетрадиционно. Когда духовный человек ведет машину, он относится к ней как к человеку. Он ее чувствует, прислушивается к ее звукам. Он ее любит, заботится о ней. В его руках мир оживает, потому что он пребывает в единстве со всем сущим, он чувствует родство даже с вещами. А материалист, наоборот, превращает в вещи все – даже любимого человека. Женщина становится женой, а жена – это вещь. Мужчина становится мужем, а муж – это тоже вещь, право на которую узаконено. Но все узаконенное – уродливо и мертво.

1982–1985. Орегон, США

   Американцы считают себя самой богатой нацией на земле. Но я над ними пошутил: приобрел девяносто три «роллс-ройса», и вся их гордость мигом улетучилась. Даже президент начал мне завидовать, не говоря уж о губернаторах и духовных лицах. Один пастор из округа Васко каждое воскресенье напрочь забывал о Христе, зато никак не мог выбросить из головы мои «роллс-ройсы» и вместо проповеди поноси «л меня на чем свет стоит. Зато когда за меня заплатили залог и выпустили из тюрьмы, он написал мне письмо. Знаете, что он написал? «Теперь, когда вы собираетесь вернуться на родину, может быть, вы пожертвуете хотя бы одну машину нашей церкви? Это будет прекрасным актом благотворительности с вашей стороны».
   Понимаете?.. Тысячи людей приходили ко мне, чтобы научиться медитации, но Америку это не интересовало. Тысячи людей жили в моей общине, но Америке было все равно. Тысячи людей со всего мира каждый год приезжали на наши фестивали, но Америке было на это наплевать. Пресса мусолила только один факт: девяносто три «роллс-ройса».
   А я-то думал, что такое возможно только в нищей стране… Но я разрушил миф о превосходстве Америки! Мне, конечно же, не нужно столько машин. Это была просто шутка.
//-- * * * --//
   Люди печалятся. Люди завидуют. Они думают, что «роллс-ройсы» и духовность несовместимы. Я же не вижу никакого противоречия. Сидя за рулем «роллс-ройса», я всегда медитирую… Честно говоря, в телеге медитировать почти невозможно. Так что «роллс-ройс» – это именно то, что нужно для духовного роста.

Мастер

   В одно прекрасное утро Гаутама Будда отправился на прогулку со своим помощником, учеником Анандой. Стояла осень. Деревья были почти голыми, а тропинка сплошь усыпана опавшей листвой. Ветер играл в ветвях, а листья шелестели под ногами. Будда прислушивался к шороху и был невероятно счастлив. То была музыка сухой листвы!
   Будда наклонился и поднял несколько листьев.
   – Бхагван, – обратился к нему Ананда, – я давно хотел тебя спросить, но мне не удавалось остаться с тобой наедине, рядом с тобой всегда столько людей… Но сегодня мы одни в этом чудесном лесу, и я не могу удержаться от искушения. Вот о чем я хочу спросить: ты рассказал нам все или оставил что-то в тайне?
   – Видишь эти листья у меня в руке? – спросил Будда. – А теперь посмотри вокруг.
   – Вижу, – ответил Ананда, – но пока не понимаю.
   – Сейчас поймешь, – сказал Будда. – В руке у меня то, о чем я рассказал, а вокруг нас то, что осталось в тайне.
   Я же рассказал вам о целом лесе и лишь один листочек оставил при себе. Это мой секрет.
   Перед смертью Будда объявил, что вновь вернется на землю через двадцать пять веков, и его будут звать Майтрейя. Майтрейя означает «друг». Но будды не возвращаются. Просветленные никогда не приходят снова. Это просто так говорится…
   Однако его слова чрезвычайно важны. Он не имел в виду, что вернется на самом деле. Он этого не может. Но он говорил о древних как мир отношениях между Мастером и учениками, о том, что в будущем эти отношения утратят свое значение. Он обладал прямым восприятием. Не то чтобы он предсказывал будущее, он просто ясно понимал, что все меняется. Все менялось в прошлом и будет меняться и дальше. И через двадцать пять веков отношения Мастера и его последователей выйдут из моды. Просветленный Учитель станет просто Другом.
   Я никогда не хотел быть Мастером. Но людям нужен учитель, а сами они хотят быть учениками, в лучшем случае – последователями. Вот мне и пришлось играть эту роль.
//-- * * * --//
   Мастера не сообщают вам истину. Даже если они и захотят, у них это не получится, потому что выразить истину словами невозможно. Тогда зачем вообще они нужны, эти Мастера? Что же они такого делают? Конечно, они не передают вам истину напрямую, но они взывают к той истине, что спит у вас внутри. Они ее провоцируют, они ее пробуждают. Они могут потрясти вас за плечо, чтобы вы, наконец, проснулись. Они не могут дать вам бога, истину, нирвану, потому что все это у вас уже есть, оно внутри вас, это ваши врожденные свойства, неотъемлемая часть вашего существа. Это ваша истинная природа. Поэтому любой, кто притворяется всеведающим светилом, возвещающим истину, попросту эксплуатирует вашу глупость и наивность. Он – коварный обманщик и сам такой же невежда, как и вы. У него не было ни единого проблеска понимания истины. Он – лжеучитель.
   Истину нельзя передать, она уже в вас. До нее можно только «достучаться», к ней можно воззвать. Можно создать ситуацию, особую обстановку, в которой вы почувствуете ее изнутри, в которой вы не сможете спать, вы проснетесь.
   Задача Мастера гораздо более сложная, чем можно себе представить. Было бы куда легче просто передавать истину из уст в уста. Но ее нельзя сообщить. Вот и приходится искать обходные пути и маневры.
   В Новом Завете есть прекрасная история о Лазаре. Однако христиане понимают ее совершенно неверно. Христу сильно не повезло с последователями. Ни один христианский теолог не смог открыть подлинного смысла этой притчи о смерти и воскрешении.
   Лазарь умер. Он был братом Марии Магдалины и Марты, а также ревностным приверженцем Христа. Иисус же в тот момент находился далеко. Когда ему принесли весть о смерти Лазаря и просьбу поскорее вернуться, прошло уже два дня. Еще два дня Иисус шел к дому Лазаря. Но Мария с Мартой ждали – такой силы была их вера. Над ними смеялось все селение. Люди считали, что это глупо, потому что сестры держали тело в пещере. Днем и ночью они сидели рядом, охраняя тело брата, а оно уже начало разлагаться.
   «Вы – глупые женщины, – говорили им соседи. – Иисус ничего не сможет сделать. Если человек умирает, то умирает навсегда!»
   И вот появился Иисус. Он тут же отправился в пещеру, но внутрь не вошел. Остановился подле нее и стал звать Лазаря. Вокруг собралась толпа. Наверное, люди начали смеяться, думая, что Иисус – сумасшедший.
   Кто-то спросил: «Что ты делаешь? Он ведь мертв. Он умер четыре дня назад!» В пещеру-то уже трудно было войти из-за удушающей вони. «Это невозможно! Кого ты зовешь?»
   Но Иисус невозмутимо кричал: «Лазарь, выходи!»
   Вдруг по толпе прокатился изумленный рокот. Из пещеры вышел Лазарь – трясущийся, ошеломленный, как будто он очнулся от оцепенения и вышел из комы. Он сам не мог поверить в происходящее и не понимал, почему он оказался в пещере.
   По существу, это иносказательное описание роли Мастера. Не важно, умер Лазарь или нет. Не важно, умел ли Иисус воскрешать мертвых. Все это глупые вопросы, и обсуждать их бессмысленно. Такими глупостями могут заниматься разве что ученые. Ни один понимающий человек не станет считать это событие историческим. Нет, это нечто большее! Это не просто факт, это – истина. Это не событие, произошедшее с отдельно взятым человеком, а нечто большее – то, что происходит в вечности.
   Вы все мертвы, как Лазарь, лежащий в пещере. Вы живете в темных подземельях, разлагаетесь и источаете гнилостный запах. Потому что смерть не наступает внезапно, в определенный день и час. Вы умираете каждый день. Умираете постепенно, начиная с самого рождения. Это длительный процесс, на него уходит семьдесят, восемьдесят, а то и девяносто лет. Каждое мгновение умирает какая-то ваша часть, но вы об этом даже не догадываетесь. Вы продолжаете считать, что живете, продолжаете верить, что знаете, что такое жизнь.
   Задача Мастера как раз в том и состоит, чтобы вызволить вас из ваших «пещер». «Лазарь, выходи! Выходи из пещеры! Восстань ото сна!» – громким голосом восклицал Иисус.
   Мастер не может передать вам истину, но он может воззвать к ней. Он может сделать так, чтобы внутри вас что-то ожило, что-то начало шевелиться в вашей душе. Он может начать процесс, помочь вам найти ту искру, из которой возгорится пламя. Вы и есть Истина. Просто за долгое время вы покрылись толстым слоем пыли. Вот Мастер и совершает обратное: он ведет вас в ванну и предлагает душ, чтобы освободить вас от векового тлена, что скопился вокруг вашего существа.
   Таков истинный смысл христианского крещения. Иоанн Креститель делал это в реке Иордан. Но люди и тут все перепутали. Сегодня обряд крещения, который совершается в церкви, потерял свое первоначальное значение. Иоанн Креститель готовил людей для внутреннего омовения. А когда человек был готов, Иоанн окунал его в воды символического Иордана. Иордан – такая символическая ванна, в которую Мастер окунает учеников, чтобы помочь им очиститься от пыли веков. Неожиданно вы чувствуете себя абсолютно чистыми, и наступает полнейшая ясность. Эта ясность и есть просветление.
   Великий Мастер дзэн Дайе говорит: «Учения мудрецов, святых и учителей сводятся только к одному. Все это – лишь комментарии к неожиданному восклицанию: „Я понял!“»
   Когда неожиданно наступает ясность, вы чувствуете великую радость и воодушевление. Все ваше существо, каждая клеточка вашего тела, ума и души поет и танцует, восклицая: «Ура!!! До меня, наконец, дошло!» Радостный возглас вырывается из самого вашего центра – это и есть просветление. В небе загораются звезды. Вы поднимаете голову и видите мириады светил, приветствующих вас в дивном танце бытия. И вы становитесь частью этого божественного экстаза.
   Оден говорит:
   Танцуй, пока не посыплются звезды!
   Танцуй, танцуй и танцуй, пока не упадешь без сил! [7 - Dance, dance, dance till you drop! (англ.) – Пока ты не упадешь, то есть пока не исчезнет эго.]
   Да, такое бывает. И вам не нужно для этого что-то делать. Это то, что случается даже тогда, когда вы этого не хотите. Оно происходит само собой. Вы не можете этому противостоять… И вот вы уже танцуете.
   Красота здесь, красота сейчас, радость оттого, что мир есть и в нем есть вы. Да, звезды падают с небес. Они так близко, что до них можно дотянуться рукой.
   Дайе прав, утверждая, что «все учения всех святых – лишь комментарии к внезапному восклицанию: „Я понял!“»
   Вы говорите: «Ага!» от всей души, а затем наступают тишина, мир и покой, радость и удовлетворение, встреча и погружение в экстатический опыт переживания бытия…
   Мастера не учат вас истине. Ее нельзя преподать. Передача знания происходит за пределами различных писаний, за пределами любых слов. Это прямое познание. Энергия Мастера провоцирует вашу внутреннюю энергию. Это своего рода синхронность.
   Самого Мастера как такового просто нет, его эго растворяется. Остается только радость. Искатель сидит рядом с Мастером и постепенно, постепенно вбирает в себя его радость, насыщается его присутствием. Ест и пьет из вечного неиссякаемого источника – Аэс Дхаммо Санантано. Однажды – никто не может сказать, когда именно, – но однажды такой день придет. Неожиданно вы почувствуете, как перед вами раскрывается истина вашего бытия. Вы оказываетесь лицом к лицу с самими собой. И бог уже не где-то там, он здесь и сейчас.
   К Мастеру нужно идти с большой любовью, доверием и открытым сердцем. Вы не знаете, кто вы. Он же познал себя и понимает, кто вы. Можно сказать, что гусеница не ведает, что когда-нибудь станет бабочкой. Вы – гусеницы – бодхисатвы. Все гусеницы – бодхисатвы. А все бодхисатвы – гусеницы. Бодхисатва – это тот, кто может стать бабочкой, стать буддой, он – будда в потенциале, будда по своей сути. Но как гусеница может осознать, что вскоре станет бабочкой? Она поймет только, если будет смотреть на бабочек, порхающих на ветру, сверкающих на солнце. Если будет наблюдать за тем, как они перелетают с цветка на цветок, любоваться красотой их расцветки. И тогда у нее возникнет желание самой стать такой же – ее охватит величайшее стремление, идущее из самых глубин ее существа. У нее возникнет вопрос: «А не могу ли я сама стать бабочкой?» И это станет началом ее пробуждения.
   Отношения Мастера и последователя – это отношения бабочки и гусеницы, их дружба. Бабочка не может доказать, что однажды гусеница тоже станет бабочкой. В этом нет никакой логики. Но бабочка может зажечь в гусенице огонь желания, пробудить ее внутреннее стремление к трансформации. Это вполне возможно.
   Мастер помогает вам получить собственный опыт. Он не читает вам Веды, Коран или Библию – он сталкивает вас с самими собой. Он помогает вам добраться до внутреннего источника, почувствовать свою энергию, осознать свою божественную природу. Он освобождает вас от священных писаний. Он освобождает вас от чужих мнений и толкований. Он освобождает вас от любых верований. Он освобождает вас от любых логических рассуждений и догадок. Он освобождает вас от философии, религии и теологии. Короче говоря, он освобождает вас от всего мира слов. Потому как именно из-за слов у нас возникают проблемы.
   Люди одержимы словом «любовь», но они забыли, что «любовь» – это переживание, а не просто слово. Людей завораживает слово «бог», но они забывают, что бог – это тоже переживание, а не отвлеченное понятие. Слово «бог» – вовсе не сам бог. Слово «огонь» не даст вам тепла, а слово «любовь» не сделает вас счастливее.
   Мастер освобождает вас от слов, от разного рода вымышленных философий. Он помогает вам ощутить безмолвие, внутреннюю тишину.
   Религии и философии терпят крах только потому, что пытаются дать вам лишь заменители истинного опыта. Помните об этом!
//-- * * * --//
   Мастер похож на врача. Только он излечивает вас не от обычных болезней, а от внутренних, экзистенциальных конфликтов.
   Вот мне и приходится бороться сразу на двух фронтах. Во-первых, я воюю с устаревшими традициями, религиями, закостенелыми ортодоксальными догмами, которые не позволяют вам чувствовать себя здоровыми и целостными, а только больше калечат. Чем сильнее человек изуродован, тем более великим святым его считают все остальные. Поэтому я борюсь с любым образом мышления, который разделяет вас надвое.
   Во-вторых, я работаю над развитием вашего внутреннего существа.
   Это две стороны одного процесса: я хочу помочь вам стать целостными людьми, выкинуть весь ненужный хлам, мешающий вам прийти к единству, – это одна сторона. А другая заключается в том, чтобы помочь вам зажечь внутри себя огонь медитации, наполниться тишиной, любовью, радостью и покоем.
   Со второй частью моей работы нет никаких проблем. Я бы мог весь мир обойти, обучая людей медитации, покою, любви и тишине. Здесь со мной никто не будет спорить.
   Но если бы я делал только это, то кто бы занимался уничтожением всякого мусора, которым забиты ваши головы? Сначала нужно очистить сознание, ибо кто и где будет медитировать, если в голове одни тараканы?
//-- * * * --//
   Мудрый Учитель хочет от вас только одного: чтобы вы умели смотреть вглубь, чтобы вы могли постичь свой собственный свет. Но вы не хотите учиться видеть, вам нужны лишь точные указания, что и как делать. Вы не хотите познавать себя, вам нужно, чтобы вас вели. Вы не хотите брать на себя ответственность за самих себя, вы жаждете переложить ее на плечи Мастера, мудреца. Так проще. Теперь он за все отвечает, если что-то пойдет не так, это его вина. И на самом деле все идет не так, потому что пока вы не научитесь сами за себя отвечать, ничего хорошего не будет.
   Никто, кроме вас самих, не в силах вам помочь.
   Истинная религиозность зарождается в тот миг, когда вы берете за себя ответственность, когда вы говорите: «Я сам выбираю, каким мне быть. Не важно, что было в прошлом. Главное то, что происходит со мной сейчас. Я выбираю это прямо сейчас, и если мне захочется что-то изменить, у меня есть полная свобода действий. Никто не может мне помешать, ни общество, ни государство, ни история, ни экономика, ни мое подсознание – никто. Если уж я что-то решил, то смогу это сделать!»
   С самого детства вас учат безответственности. Вам внушают, что вы должны зависеть от других: от отца, от матери, от семьи, от родины, от всей этой чепухи. Вам никто никогда не говорил, что нужно самому уметь отвечать за себя, потому что никто не станет за вас этого делать…
   Я же говорю: вы никому ничего не должны: ни отцу, ни матери, ни религии, ни политической партии – никому. Никогда!
   Будьте ответственны только перед собой. Делайте то, что считаете нужным. Если вы поступите неверно, наказание последует незамедлительно. Если вы правы, то награда тут же отыщет героя. По-другому никак. Только так вы сможете понять, что для вас правильно, а что нет. Вы разовьете в себе новую чувствительность. Индусы называют это третьим глазом. Вы начнете по-другому воспринимать действительность, иначе смотреть на происходящее. Вы научитесь мгновенно отличать хорошее от плохого, потому что в прошлом вы уже много раз ошибались и тут же получали результат. Вы начнете понимать, что для вас верно, а что нет, опираясь на собственный опыт. Когда вы идете в верном направлении, вселенная изливает на вас свое благословение. Причина и следствие всегда связаны, между ними не существует долгих лет или многих жизней…
   Вот что я имею в виду, когда призываю вас отвечать за самих себя. Нет никакого бога, на которого можно взвалить этот груз. Вы же постоянно ищите виноватых. Вы готовы свалить ответственность на кого угодно, даже на такого беднягу, как я, хотя я постоянно твержу, что не отвечаю ни за что и ни за кого. Но в глубине души вы надеетесь, что я шучу. А я не шучу! Вы, наверное, думаете: «Он – наш Мастер! Как это он не в ответе за нас?» Но вы не понимаете. Перекладывая ответственность на меня, вы так и остаетесь детьми, так и не взрослеете.
   Единственный способ повзрослеть – смириться со всем хорошим и плохим, со всем радостным и печальным, что происходит в вашей жизни. Что бы с вами ни случилось, все это только ваша ответственность. И это дает ощущение невероятной свободы.
   Если я за вас отвечаю, то ключ от ваших действий и вашего состояния у меня в руках. А вы превращаетесь в моих рабов, в марионеток. Я дергаю за нити. Скажу вам: «Пляшите», и вы начнете плясать, скажу: «Стойте», вы тут же замрете на месте. Естественно, кукла ни за что не отвечает. Во всем виноват лишь кукловод, спрятавшийся за ширмой. Бог – самый великий на свете кукольник.
   Когда я говорю, что нет никого, кто дергал бы за нити, нет ни бога, ни святых, что все это великая чушь, я предлагаю вам свободу, абсолютнейшую свободу, какая только может быть. Только вы несете полную ответственность за все, что с вами случается и не случается. Радуйтесь этой свободе! Радуйтесь пониманию того, что вы сами распоряжаетесь своей жизнью. Это сделает вас уникальным, вы обретете свою индивидуальность. А чтобы стать таким, нужно познать все, что стоит познать, и пережить все, что стоит пережить. Быть индивидуальностью значит быть свободным, просветленным.
//-- * * * --//
   Не я придумал движениесаньясы. Оно не мое и не ваше. Оно существовало до меня и будет существовать после меня. Саньясины – это попросту искатели истины. А таковые были всегда. Да, их всегда мучила невежественная толпа. Их убивали, сжигали на кострах, их распинали или им поклонялись. Запомните: распинать и поклоняться – одно и то же. Это лишь способы избавиться от неугодных вам людей. Разве что поклонение – более цивилизованный способ. Вы говорите: «Ты – воплощение бога на земле. Мы будем тебе поклоняться. Но мы не станем делать то, что ты говоришь. Нам это не под силу. Мы ведь простые люди, не такие выдающиеся, как ты. Ты – пророк, посланник божий, ты – его Сын, воплощение божества. Ты можешь сотворить чудо!»
   В прошлом все эти чудеса нужны были лишь для того, чтобы отделить тех, кто ищет истину, от тех, кто ее уже нашел. Первые были не готовы идти за вторыми.
   Однако сообщество искателей истины существовало всегда. Я называю его саньясой. И не я это придумал.
   Миллионы людей вносили свой вклад в это движение. Я тоже внес свою лепту. Это сообщество будет богатеть. Я уйду, но появятся другие и сделают его богаче. Древняя саньяса была очень серьезной, я же добавил в нее чувство юмора. Прежняя саньяса была печальной, а я дополнил ее пением, танцами, смехом… Я сделал ее более человечной.
   Раньше саньясины отрекались от всего мирского, «отказывались» от жизни. Я же сделал это движение более жизнеутверждающим. Но саньяса так и осталась саньясой. Это все те же поиски. Я просто сделал их богаче, более укорененными в этом мире, поскольку все мое учение заключается в такой фразе: «Живи в мире, но не будь мирским, научись не зависеть от мира» [8 - «Be in the world but don’t be of the world» (англ.).].
   Нет необходимости отрекаться от мира. Так поступают только трусы. Живите в мире, наслаждайтесь полной жизнью. Это ваша школа. Вы не сможете обрести зрелость и стать мудрее в Гималаях, это возможно только в мире среди людей.
   Каждый новый шаг – это проверка, своего рода экзамен, который вы сдаете самому себе. Жизнь дает вам такую возможность.
   Однажды я уйду. Но это не значит, что движение саньясы перестанет существовать. Оно никому не принадлежит.
   Так же, как наука – это не только Альберт Эйнштейн. Разве кто-то имеет исключительное право на истину? Гаутама Будда? Кришнамурти? Я? Вы?
   Наука продолжает развиваться, и каждый ее гений вносит свой вклад, и ее Ганг становится все полноводнее и шире. Внутреннему миру тоже нужна наука. У объективного мира есть свои способы познания, так и у субъективного мира должны быть свои инструменты. Я называю саньясу наукой внутреннего мира. Она тоже разрастается, но сталкивается с привычками человечества, невежеством людей и суевериями, так называемыми религиями, церквями, священниками, попами, шанкарачарьями и другими. Все это враги внутреннего поиска, потому что для познания истины не нужны никакие организации.
   Саньяса – это не организация, поэтому я и называю ее «движением». Она индивидуальна. Конечно, люди объединяются… Я начинал в полном одиночестве, а затем ко мне стали присоединяться другие. Постепенно этот караван становится все длиннее и длиннее. Но это не организация, и я не лидер. Никто не должен за мной следовать. Я благодарен тому, что вы позволяете мне делиться с вами моим блаженством, моей любовью, моим экстазом. Я благодарен каждому из вас. Но у меня нет людей, идущих за мной, нет тех, кто был бы ниже меня, мы все равны. У нас нет иерархии. Это не религия, это чистая религиозность, сама суть. Не цветок, а его аромат, который вы не можете удержать в руке. Аромат можно только почувствовать, можно лишь наслаждаться им, погружаться в него, окутывать себя им со всех сторон, но его нельзя удержать.
   Религии похожи на засохшие цветы, а священные писания – Библия, Гита – на папки для гербария… Когда цветы вкладывали в Библию, они еще были живыми, они благоухали, но теперь это лишь сухие останки. Все священные книги – лишь сухие останки, мертвые цветы, не более того.
   Истина жива! Ее можно лишь ощутить, и сделать это может человек только сам. Никто не может вам ее дать.
   Да, тот, кто познал, может спровоцировать ваше желание, ваше внутреннее стремление тоже познать. Я не могу дать вам истину, но могу зажечь в вас огонь желания.
   Я не могу дать вам истину, но могу показать луну… пожалуйста, смотрите не на палец, а на саму луну. Рано или поздно палец исчезнет, луна же останется, и желание взмыть ввысь продолжит вести вас по пути поиска.
   Цветы саньясы будут распускаться до тех пор, пока на земле жив хотя бы один человек…

Часть третья
Наследие

Возможно, я скоро уйду, но круги на воде, созданные мной, точно останутся. Вы тоже когда-нибудь уйдете, но вы любили, и ваша любовь создает все те же круги на воде, которые будут распространяться все дальше и дальше. Они никогда не исчезнут, возникнут новые, отраженные от прежних. Водная гладь никогда не утихнет. Бросьте в озеро камешек – по воде пойдут круги. Камень очень скоро ляжет на дно, а волны будут распространяться, пока не достигнут берега. Но вселенная безбрежна.
Вот я с вами говорю… И в эти мгновения что-то между нами происходит, что-то проявляется и распространяется вокруг. Я уйду, уйдете вы, но то, что случилось между нами, останется навсегда. Сказанные слова будут повторяться эхом, кругом будут витать отголоски. Уже давно нет ни говорящего, ни его слушателей, но то, что возникло в момент беседы, становится частицей вечности. А вселенная бесконечна, и потому круги на воде уходят в бесконечность…

Нерелигиозная религия

   Я постоянно только и делаю, что противоречу сам себе, чтобы вы не смогли превратить мои слова в догму. Даже не пытайтесь, иначе с ума сойдете. Я оставлю ученым совершенно ужасающее наследие, они никогда не смогут найти в нем хоть какой-нибудь смысл. Они свихнутся! И они этого заслуживают. Никто не сможет сделать из меня культ или традицию. Это невозможно. Мои слова порой обжигают, но в них нет ничего похожего на теологию или догматизм.
   Я предлагаю вам образ жизни, а не догмы, которые вы сможете цитировать. Я предлагаю вам бунт, мятежный дух, но в моих словах вы не найдете призыва к революции. Мои слова не просто обжигают, я повсюду рассыпал порох, и он будет взрываться еще очень долго. В свои слова я вкладываю больше, чем нужно, потому что не хочу рисковать, не хочу оставлять ученым ни одной лазейки. У того, кто попытается организовать вокруг меня религию, будут большие проблемы с каждой моей фразой.
   Да, вы можете жить в свободном сообществе, в коммуне. Но всегда помните смысл слова «свободный» [9 - Англ. loose – свободный, несвязный, неопределенный, ненатянутый.] – в коммуне все независимы, каждый волен жить, как хочет, толковать мои слова, как ему угодно, и находить в них смысл, который является его личной правдой. И каждый может сам искать свой путь, свой образ жизни, не навязывая его никому другому.
   Не ищите в моих словах какую-то религию. Я абсолютно открыт для всего. Вы, конечно, можете дать мне какое-то определение, но используйте его только для себя, и лучше, если это определение будет время от времени меняться. Чем глубже вы станете меня понимать, тем чаще будет меняться ваше определение. Вы не сможете придерживаться его очень долго лишь потому, что без движения оно окажется бесполезным и умрет. Вам придется менять свои представления обо мне, и при этом вы будете меняться сами.
//-- * * * --//
   Христианство, индуизм, буддизм, джайнизм, ислам – все это лишь идеологии, догмы, символы веры. У истинной религии нет названия. У нее не может быть имени. Будда жил ею. Иисус жил ею. Но запомните: Иисус не был христианином, а Будда не был буддистом, они даже слов-то таких не знали. По-настоящему религиозные люди просто получают опыт, они никогда не опираются на чьи-то чужие представления о мире. Люди создали более трехсот религий – какой абсурд! Если истина одна, зачем тогда так много учений? Есть только единая наука и триста религий! Зачем?
   Если наука, которую интересует объективная истина, едина, то и религия, интересующаяся истиной субъективной, то есть другой стороной все той же истины, должна быть единой. Но у нее не может быть ни названия, ни идеологии.
   Вот единственная религия, которой я учу. Поэтому если кто-то спросит вас, в чем же заключается суть учения этого парня, вы не сможете ответить на этот вопрос в двух словах, потому что я не учу вас никаким определенным принципам, идеологиям, догмам или доктринам. Я учу вас религиозной религии. Я помогаю вам ощутить ее вкус. Я даю вам лишь методы, с помощью которых вы сможете стать более восприимчивыми к божественному началу. Я ничего не говорю о том, что такое божественное начало, я просто говорю вам: «Вот окно, откройте его, и вы увидите звездное небо».
   Красоту звездного неба невозможно описать. Но стоит увидеть небо через открытое окно – и все сразу ясно. Видение и есть познание, и оно же и есть бытие. Нет никакой другой веры.
   Так что все мои усилия экзистенциальны, а вовсе не интеллектуальны. И истинная религия экзистенциальна. Она всегда случается лишь с несколькими людьми и затем исчезает с земли, потому что интеллектуалы тут же хватают ее и начинают создавать идеологии, такие стройные и аккуратные, такие логичные. Но именно это и уничтожает подлинную красоту. Философия появляется, а религия исчезает. Пандиты, ученые, богословы – враги настоящей религии.
   Помните: вы получаете посвящение не в определенную религию, а в чистую религиозность, обширную, бескрайнюю, безграничную, как все небо.
   Даже небо – не предел. Так что ничего не бойтесь, расправляйте крылья. Все существование ваше. Бытие – вот ваш храм, вот ваше священное писание. Все остальное сделано человеком искусственно. Где и кем оно сделано, не имеет особого значения. Остерегайтесь сконструированных, сфабрикованных религий, чтобы не свернуть с пути истины ради чего-то неестественного. А истина – вот она, среди деревьев, среди гор и рек, среди звезд. Она внутри вас, она – в людях, которые вас окружают. Она – везде.
//-- * * * --//
   Наука занимается поисками истины в объективном мире. Религия делает то же самое, только в мире субъективном. На самом деле это два крыла одной птицы, две стороны одной дороги. По большому счету, можно убрать одно из названий. Мне кажется, что достаточно и одного. По-моему, «наука» – отличное слово, так как оно означает «познание». Итак, у науки, как и у медали, есть две стороны. Познание мира материального можно называть объективной наукой, а познание мира внутреннего – мира человеческой души, его сознания – наукой субъективной. Слово «религия» можно убрать вообще.
   Наука – замечательное явление. Тот же поиск, только с другой стороны. И будет здорово, если мы создадим высшую науку, которая была бы синтезом, некой синхронностью между наукой внешней и наукой внутренней. Тогда необходимость в огромном количестве религий отпадет. Не нужны будут и атеисты. Когда исчезнут теисты, не останется и атеистов, ведь они возникли только в противовес искателям внешнего бога. Сейчас есть те, кто верят в бога, и те, кто в него не верят. Когда верующие исчезнут, не будет и неверующих.
   Нет необходимости во что-то верить – вот основа науки. Научный подход к реальности таков: ни во что не верь, все проверяй. Когда начинаешь истово во что-то верить, перестаешь искать. Будьте открытыми – не принимайте на веру, но и не отвергайте. Просто оставайтесь бдительными, ищите дальше, сомневайтесь во всем до тех пор, пока не дойдете до точки, в которой то, о чем спрашивали, не станет очевидным. Это и есть истина. В ней просто невозможно усомниться. И это не вопрос веры, это совершенно иное явление. Это настолько бесспорно, настолько неопровержимо правильно для вас, что внутри не остается никаких сомнений, их просто нет. Это внутреннее знание. А знание превращает человека в будду, в просветленного. Вот цель всего человеческого развития.
//-- * * * --//
   Качественный скачок во взгляде на религию был сделан за двадцать пять веков до Гаутамы Будды. Эта честь принадлежит Адинатхе, который впервые начал проповедовать религию без бога. Это была настоящая революция, ведь до него никто на свете даже вообразить себе не мог безбожную религию.
   Бог – это ядро любой религии: христианства, иудаизма, ислама. Но если в центре – бог, то человеку остаются лишь окраины. И если бог – творец всего сущего, значит человек – просто кукла.
   Вот почему в древнееврейском языке, языке иудаизма, человека называют адам. Это слово означает «глина, грязь». В арабской культуре человека называют адми – слово происходит от того же корня и тоже означает «грязь». В английском, который ныне стал основным языком христианства, слово human сродни слову humus, что тоже означает «грязь». Естественно, если бог – творец, то для создания человека ему нужен был какой-то материал. Он вылепил его, словно статую, из глины и грязи, а потом вдохнул в него жизнь. Если согласиться со всем этим, то человек лишен каких-либо достоинств…
   И если бог создал человека и все остальное… Эта мысль совершенно фантастична! Чем же он занимался целую вечность до этого? По мнению христианства, бог сотворил человека всего за четыре тысячи четыре года до рождения Иисуса Христа. А до этого что он делал? Все это так нелепо… И кстати, у него не должно было быть никаких причин для сотворения мира, ведь если нечто заставило бога создать вселенную, то это нечто должно обладать высшей властью. Есть иная версия: у бога вдруг возникло такое желание – звучит, правда, не очень по-философски, ведь до того у него целую вечность не было никаких желаний. А не иметь никаких желаний – это такое блаженство! Трудно себе представить, что, испытывая невероятную благодать, наполненность и удовлетворенность, он вдруг захотел чего-то еще. Желание есть желание, и тут неважно, чего ты хочешь – дом построить, стать премьер-министром или сотворить мир. Разве у бога вообще могут возникать желания? Остается только одно: он эксцентричный чудак, и это был его каприз. Не требовалось ни причин, ни желания – просто каприз.
   Но если все сущее – это всего лишь чья-то прихоть, то в нем нет никакого смысла, никакого значения. Завтра богу может прийти в голову что-то еще, и он разрушит то, что создал, рассеет целую вселенную. Выходит, что мы простые марионетки в руках деспотичного бога, обладающего полной властью, который еще и не в себе, «с приветом».
   Адинатха, судя по всему, много медитировал, размышлял и погружался в глубины созерцания. Это привело его к выводу, что если бог есть, то в мире нет никакого смысла. И если мы хотим, чтобы наше существование имело хоть какое-то значение, нам нужно избавиться от представления о боге. Адинатха был очень смелым. Люди до сих пор молятся в церквах, синагогах и храмах, а он еще пять тысяч лет назад пришел к точному научному заключению о том, что нет ничего выше человека, и любая эволюция неразрывно связана с его внутренним миром и его сознанием.
   Адинатха был первым из двадцати четырех Мастеров джайнизма, а развенчание мифа о боге было первым качественным скачком в истории человечества. И благодарить за это нужно не Будду, ведь он появился только через двадцать пять веков после Адинатхи. Но Будда тоже сделал немало. Адинатха сместил бога, но не создал медитации. Наоборот, он призывал к аскетичности, воздержанности, самоистязанию: постам, наготе, скромному питанию один раз в день. Он считал, что нельзя есть и пить после захода солнца, и вообще человек должен употреблять в пищу только определенные продукты. Адинатха пришел к прекрасному философскому выводу, но, похоже, этот вывод так и остался для него чистой философией, а не медитацией.
   Отказываясь от бога, вы лишаетесь всех обрядов, вам больше некого почитать, некому молиться. Конечно, взамен нужно что-то другое. И Адинатха заменил все это аскетизмом, потому что центром религии стал человек, а человеку нужно очищаться. По его мнению, очищение означало отрешенность от мира, отстраненность от собственного тела. И это все испортило. Он пришел к важнейшему выводу, но для него самого этот вывод остался сугубо философской концепцией.
   Адинатха отменил бога, но оставил после себя вакуум, и Будда заполнил освободившееся пространство медитацией. Адинатха создал религию без бога, а Будда – религию медитативную.
   Медитация – вот вклад Будды. Смысл не в том, чтобы мучить тело, а в том, чтобы услышать внутреннюю тишину, расслабиться, наполниться покоем и умиротворением. Это путешествие внутрь себя, путешествие к центру своего сознания. А центр человеческого сознания – это центр всего бытия в целом.
   И вновь прошло двадцать пять веков. Революционная идея Адинатхи о религии без бога затерялась в пустыне аскетичности и самоистязания. Затем то же самое случилось с идеей Будды о медитации, о том внутреннем, что никто, кроме тебя, не в силах увидеть, и только ты знаешь, где оно, только ты понимаешь, идешь ли ты вперед или нет, – эта мысль затерялась в иной пустыне: среди глыб организованной религии.
   Религия утверждает, что нельзя доверять одной личности независимо от того, медитирует она или нет. Нужно сообщество, нужны учителя, нужны монастыри, чтобы те, кто пребывает на высших уровнях сознания, могли наблюдать за остальными и помогать им. Стало важно, чтобы религии не оказались в руках одного человека. У религий должна быть строгая структура, а принадлежать они должны тем, кто достиг вершин медитации.
   Вначале это было правильно. Пока Будда был жив, многие люди достигли самореализации и просветления. Но когда Будда и эти люди ушли, те самые организации, которые были призваны помогать людям медитировать, оказались в руках духовенства. И вместо того, чтобы помогать медитации, они начали создавать ритуалы вокруг образа Будды. Будда стал новым богом. Адинатха отменил бога, Будда тоже не признавал его существования, но священники не могут жить без бога. И если создателя как такового нет, то есть хотя бы Будда, возведенный в ранг бога. Так людям остается только поклоняться Будде, верить в него, следовать его принципам, жить в согласии с его доктриной. Будда растворился в организации, из живого человека превратился в идола. Все позабыли о главном – о медитации.
   Все мои усилия направлены на создание нерелегиозной религии. Мы уже видели, что произошло с религиями, в центре которых стоит бог. Мы уже видели, что случилось с революционной идеей Адинатхи, с его системой, во главе которой нет бога. Мы видели, что случилось с Буддой, с организованной религией без бога.
   Они отменили бога, я же хочу отменить религию вообще. Давайте оставим только медитацию, чтобы ее уж точно никто не забыл. Нет ничего другого, чем бы можно было ее заменить. Нет бога, нет религии. Кстати, под религией я понимаю организацию, основанную на определенной доктрине, ритуалах и священнослужителях.
   Впервые я хочу, чтобы религия стала абсолютно индивидуальной, поскольку все организованные религии, с богом или без него, приводят человечество в тупик. И главная причина заключается в самой организации, потому что у любой системы есть свои правила, идущие вразрез с медитацией. Организация – это явление скорее политическое, а не религиозное. Это просто еще один способ обрести власть. Организации создаются людьми, стремящимися к власти. В наше время любой католический священник мечтает дослужиться хотя бы до епископа, а возможно, и до кардинала, а то и до самого папы. Это все та же иерархия, еще одна бюрократия. Но из-за того, что дело касается духовности, им никто не смеет возражать. Вы можете быть епископом, можете быть папой, да кем угодно! Лишь бы вы никому не мешали. А все ваши чины – всего лишь абстракция.
   Я хочу полностью уничтожить духовенство. Сначала у священников был бог, потом у них была религия без бога. Теперь остается только одно: уничтожить сразу и бога, и религию, чтобы не было никаких священников. Тогда человек станет абсолютно свободным и начнет сам отвечать за свое духовное развитие.
   Мне кажется, что чем человек ответственнее, тем дальше он продвинется по пути духовного роста. Потому что если тебе плохо, то отвечаешь за это ты. Если чувствуешь напряжение, это тоже твоя ответственность. Если тебе плохо, то причина твоих страданий в тебе самом. Нет бога, нет священников, не к кому бежать за отпущением грехов. Ты один на один со своей бедой. А страдать никому не хочется.
   Священники подсовывают вам опиум, дают надежду: «Не волнуйтесь, – говорят они. – Это просто испытание вашей веры. Если вы будете терпеть и молчать, то после смерти получите награду». А когда священников не станет, вам придется понять: что бы ни происходило в вашей жизни, отвечаете за это только вы и никто другой. А осознание собственной ответственности откроет перед вами нужную дверь. Вы начнете искать пути выхода из своего бедственного положения.
   Вот что такое медитация. Это попросту противоположное страданию, мучениям и терзаниям состояние. Это состояние внутреннего умиротворения, благословенного цветения вашего существа, такой тишины, такого покоя, что ничего лучше и представить себе нельзя. Ничего лучше и нет.
   Итак, можно сказать, что были три качественных скачка.
   Адинатха отказался от бога, потому что понял, что это понятие слишком давит на человека. Вместо того чтобы помогать человеку расти, бог превратился в тяжкую ношу. Но Адинатха забыл найти богу замену. В тяжелые моменты человеку просто необходима помощь. Обычно в таких ситуациях люди начинают молиться. Но если бога нет, то некому и молиться. Что же тогда делать, ведь у джайнов нет медитации.
   Именно Будда понял, что после отмены бога появился пробел, пустота, которую необходимо чем-то заполнить, иначе она поглотит человека. Он сделал акцент на медитации, на чем-то действительно настоящем, что может изменить саму суть человека. Однако он не понимал – возможно, и не мог понимать, ведь мы видим только то, что есть, – что не нужно никакой организации и священников, что религия должна уйти вместе с богом. Будду можно простить. Он вообще об этом не думал, ведь у него не было перед глазами примеров прошлого. Все случилось уже после него.
   Священники – вот корень всех бед. Именно они выдумали бога. До тех пор, пока есть духовенство, вы можете хоть триста раз отменять бога, но священники найдут лазейку: выдумают новые ритуалы, создадут новых богов.
   Я же хочу оставить вас наедине с медитацией без каких-либо посредников между вами и существованием. Вне медитации вы отделены от целого, и это причиняет много страданий. Как будто рыбу вынули из вод и бросили на песок. Представьте, какие муки ей приходится выносить. Она жаждет вновь попасть в океан. Она бьется, пытаясь добраться до воды, потому что океан – ее дом, то, к чему она принадлежит. Она – часть океана, без него она не может существовать. Любое страдание – это просто знак того, что вы отделены от вселенной, как рыба, выброшенная на берег, – от океана.
   Медитация – это стирание всех границ: мыслей, чувств и эмоций, которые подобны стене, отгораживающей вас от существования. Как только стена рушится, вы вдруг обнаруживаете себя в единстве с целым, и не только в единстве, вы понимаете, что сами и есть целое. Капля росы, скатившаяся с листа лотоса в океан, не ощущает себя частицей океана – она становится океаном. И понять это – и есть конечная цель нашего путешествия, наша окончательная реализация, за пределами которой уже ничего нет.
   Адинатха отбросил бога, но так и остался в организации. А поскольку бога у джайнов больше не было, они придумали новые обряды. Видя, что творится с джайнизмом, который превратился в набор механистических ритуалов, Будда отказался от бога, отменил все ритуалы и настаивал только на медитации. Но он не подумал, что священники, извратившие джайнизм, могут сделать то же самое и с медитацией. Так и вышло. Они превратили в бога самого Будду. Они, конечно, говорят о медитации, но, по сути, просто поклоняются Будде. Они ходят в храмы, в которых вместо икон с изображением Христа или Кришны возвышаются статуи Будды. После отмены бога им было трудно создавать ритуалы. Вокруг медитации церемоний не создашь. Вот они и воздвигли статую, и начали внушать людям все то, что твердят остальные религии: «Верьте в Будду, положитесь на Будду – и будете спасены».
   Обе революции так и окончились ничем. Я очень хочу, чтобы мои усилия не пропали даром. Поэтому делаю все, чтобы уничтожить барьеры, которые в прошлом не позволили революциям увенчаться успехом. Я не хочу, чтобы кто-то или что-то стояло между человеком и существованием – ни молитва, ни священники. Чтобы наслаждаться утренней зарей, вам не нужны помощники, рассказывающие о том, что восход – это красиво. Вы вполне можете почувствовать это самостоятельно.
   Вы здесь, и каждый человек здесь – и в вашем распоряжении все существование. Все, что вам действительно нужно, – просто погрузиться в тишину и слушать, ощутить живое присутствие бытия. Зачем вам религия, зачем вам бог? Не нужны вам никакие священники или организованные сообщества!
   Я целиком и полностью доверяю личности. Никто еще не верил в индивидуальность так сильно, как я. Все прочее можно отбросить. Остается только состояние медитации, а оно означает просто внутреннее безмолвие. Само слово «медитация» звучит громоздко, слишком наукообразно. Есть другое, более простое и менее нагруженное всякими интерпретациями слово – «тишина». Именно в тишине существование предстает перед вами во всей своей неизъяснимой красе и раскрывает вам свои объятия.
   А когда все сущее развивается, вместе с ним растете и вы. И наступает миг, когда вы достигаете вершины собственного бытия, раскрываете весь свой потенциал. Называйте это состоянием будды, просветлением, бхагаваттой, благодатью – как угодно. Это состояние не поддается описанию, так что сгодится любое слово.

Медитация XXI века

   Десять лет подряд я учил людей непосредственному расслаблению. Расслабляться мне легко, и я думал, что остальным тоже. Но постепенно я понял, что это не так. Я ошибся. Я говорил своим ученикам: «Расслабьтесь». Мне казалось, что они понимают смысл этого слова, но расслабляться почему-то не могут. Тогда мне пришлось придумать новый подход к медитации. Сначала человек напрягается, очень сильно напрягается. У него возникает такое напряжение, что можно с ума сойти. И только потом я говорю: «Расслабьтесь».
   Когда напряжение достигает самого пика, тогда каждая клеточка вашего тела и сознания просто жаждет расслабления. Вы доходите до определенной точки, и у вас возникает желание остановиться, но я настаиваю на том, чтобы вы продолжали до тех пор, пока уже действительно не останется никаких сил. Делайте что угодно, лишь бы вызвать сильное напряжение, и, в конце концов, вы просто рухнете с этой вершины в бездну расслабленности. Отсутствие каких-либо усилий вообще – вот наша цель, а напряжение может стать отличным помощником на пути к этой цели.
//-- * * * --//
   Когда я работал преподавателем в университете, один из моих коллег захотел научиться медитации. А я как раз в то время вел такие занятия. Он пришел ко мне и в первый же день ощутил внутреннюю тишину. Но это было для него такое сильное и новое переживание, что он выскочил из маленького храма, где мы собирались, и пустился наутек! Я не мог понять, что произошло, и бросился за ним. Он оглянулся и, увидев, что я бегу следом, помчался еще быстрее. «Вот это да! – подумал я. – Что с ним такое?»
   – Нитьянанда, постой! – крикнул я. Его звали Нитьянанда Чаттерджи. – Погоди, ты куда?
   Он только рукой махнул в знак того, что все кончено.
   – Я не хочу медитировать. Ты – опасный человек! – только и крикнул он.
   Но я все же поймал его прямо у дверей его дома. А куда еще ему было бежать?
   – Объясни, что произошло, – попросил я.
   И он сказал:
   – Не знаю, что ты сделал, но во мне наступила такая тишина! Ты ведь меня знаешь, я люблю поболтать, – наверное, потому его и звали Чаттерджи [10 - Chatter (англ.) – болтовня.]. Он был родом из Бенгалии. – Утром, сразу, как только просыпаюсь, я начинаю говорить, а вечером засыпаю на полуслове. Я только и делаю, что болтаю с кем-нибудь. Тогда я чувствую, что чем-то занят, и тревога уходит. Я знаю, что у меня есть проблемы, но когда я говорю с кем-то… а если нет никого, то я разговариваю сам с собой. Но когда я сел рядом с тобой, я вдруг замолчал. Я стал пустым! И тогда я подумал: «Боже мой. Так и с ума сойти недолго! Если я двадцать четыре часа буду молчать, то мне конец! И нет Нитьянанды Чаттерджи! Жизнь кончена». И тогда я сказал себе: а вдруг мысли не вернутся… пока эта тишина не слишком затянулась, беги отсюда. И как эти люди, сидящие с закрытыми глазами, все это выдерживают? Ну, это уже их трудности. Каждый сам за себя. И я сбежал.
   – Не бойся, – ответил я. – Тишина не разрушает ум, она просто помогает ему отдыхать. А у тебя все получилось с первого раза именно потому, что ты – болтун. Твой мозг уже давно очень устал. Большинству из тех, кто ко мне ходит, это дается намного труднее. Редко кому выпадает шанс услышать тишину с первой попытки. Не так-то это просто.
   А ты настолько сильно напрягаешь мозги, что все от тебя просто шарахаются. Твоя жена, дети – никто уже не в силах слушать твои россказни. Да и преподаватели в университете от тебя устали. Стоит тебе зайти в комнату, как все, кто в ней был, тут же куда-нибудь исчезают. И все потому, что ты не даешь себе передохнуть. Ум – это же механизм. Его нужно время от времени выключать.
   Ученые говорят, что даже металлы устают. Ум – очень сложная штуковина, самая сложная во всей вселенной, а ты его так перегружаешь, что при первой же возможности он мгновенно замолчал. Так что радуйся!
   – Но его потом можно будет включить? – с опаской спросил он.
   – Ну, конечно, в любой момент, когда захочешь, – ответил я.
   – Я испугался, что он отключится навсегда… тогда жизнь Нитьянанды Чаттерджи будет кончена. Меня упекут в дурдом. И еще я подумал, а с чего я вообще захотел учиться медитации?
   – Да, я тоже об этом думал, – сказал я.
   – Да я просто сболтнул, как обычно, – продолжал он. – А ты потащил меня с собой. Сказал, что это как раз то, что мне нужно. Посадил меня в машину и повез. А я и не думал… Я вообще болтаю обо всем, что в голову взбредет, о чем знаю и о чем не знаю. Не важно. Я на любую тему могу говорить часами. Просто ты сидел в учительской, а больше никого не было, вот я и подумал: о чем бы таком с ним поговорить? Мне показалось, что медитация – это единственное, что тебя увлекает. Вот я и сказал, что тоже хочу научиться медитировать. А ты схватил меня и потащил в машину. Я подумал: что плохого этот парень может мне сделать? Мой дом в двух шагах от его, так что, считай, мне повезло: подвезут до дома на машине, а заодно будет с кем поговорить. И всю дорогу я говорил о медитации. Так и попался на твою удочку, а потом было уже не отвертеться. Ты втолкнул меня в храм, в котором сидело человек сорок. Мне ничего не оставалось, как тоже сесть и сидеть молча. Да я уже с самого начала был готов оттуда сбежать! Если честно, я не хотел медитировать и не хочу, потому что не хочу ни во что ввязываться. Кто знает, к чему это приведет?
   И вот я сижу, а кругом тишина. Приоткрыл глаза, смотрю – все сидят молча, с закрытыми глазами. А я думаю: самое время делать отсюда ноги. Но понимаю, что просто так уйти мне будет сложно – ты не тот человек, от которого можно сбежать. И тут же я представил себе, как бегу по улице, а ты за мной, и все смотрят. Ладно, думаю, посижу еще. И вдруг… Я перепугался до смерти! Я ужасно боюсь тишины. Хоть бы какой-то звук!
   – Тебе невероятно повезло. Ты так много говорил, что твой ум был готов расслабиться почти мгновенно. Не упускай такой возможности, не бойся! Посмотри на меня – я же разговариваю. И ты сможешь, когда захочешь. Сейчас у тебя слова сами изо рта выскакивают. Ты иногда даже не можешь остановиться. Ты как заведенная пластинка. А тишина поможет тебе самому стать хозяином, научиться управлять своей речью.
   – Ну, если так… – произнес он, – смотри, я тебе верю и стану приходить каждый день. Но запомни: я не хочу лишиться рассудка. У меня жена и дети, и родители уже старые…
   – Не волнуйся, – успокоил я его, – с ума не сойдешь.
   И представляете, за короткое время он продвинулся дальше, чем все остальные. Это навело меня на мысль, что можно медитировать иначе, по-особому. И я создал новую технику, джиббериш [11 - Тарабарщина.]. Вообще-то она не была такой уж новой, просто никто прежде не использовал этот прием именно для медитации в группе…
   Тогда я сказал Нитьянанде Чаттерджи: «Тебе нечего бояться. Ты нес столько чепухи, что теперь без труда сможешь погрузиться в глубочайшее безмолвие».
   Так и случилось. В университете все были потрясены. Они не могли поверить. Что я такого с ним сделал? Теперь люди сами стали к нему подходить, чтобы пообщаться. Но он отвечал: «Ну все, хватит. Когда мне хотелось с кем-то поговорить, все отворачивались. А теперь мне уже не хочется. Так что оставьте меня в покое».
   Ему предложили повышение, но он отказался и ушел на пенсию, которой хватало для того, чтобы его жена и дети могли жить, и продолжал практиковаться в молчании. Я встретил его лет через десять. Он совершенно преобразился и выглядел так молодо и свежо. Он был похож на только что раскрывшийся бутон розы! И он по-прежнему молчал. Приходил ко мне и молчал.
   Ум – это всего лишь механизм. Он может говорить, а может молчать. Проблема лишь в том, что ему следует быть не хозяином, а слугой. Кстати, он – отличный слуга. А вот хозяин из него никудышный, даже опасный. Вам надо взять бразды правления в свои руки.
//-- * * * --//
   Медитацией нельзя заниматься, в ней можно только пребывать. Медитация не учит вас что-то делать, она помогает вам быть. Это не действие, это состояние.
//-- * * * --//
   Очень часто ко мне приходят атеисты и спрашивают: «А мы тоже можем медитировать?» Считается, что медитировать могут только верующие. Но это же абсурд! Медитация не имеет никакого отношения ни к богу, ни к религии. На самом деле, если вы верите в бога, то вам гораздо труднее медитировать. И именно вера оказывается препятствием.
   Человеку, который ни во что не верит, легче выйти за пределы мышления. Верующий же цепляется за мысли, потому что его вера находится в голове, она – часть его ума. Если вы слишком сильно верите в бога, то не сможете остановить работу ума, потому что вместе с этим вам придется отказаться и от своих убеждений. Позиция атеиста в этом плане выгоднее.
   И помните: западное слово «медитация» не передает точного смысла того, что с вами происходит. Вам кажется, что медитировать нужно над чем-то или на что-то. У вас есть объект медитации. В этом-то вся и проблема. На Востоке у нас есть другое слово: дхьяна, которое значит, что вам не нужно на чем-то фокусироваться, на чем-то сосредотачиваться. Вы отбрасываете все содержимое ума и превращаетесь в одно сплошное бытие. В состоянии дхьяны вам не нужен объект. Объекта просто нет – чистое сознание. И вы продолжаете очищать ум от его содержимого – нети-нети, «ни то, ни это», не цепляясь ни за одну мысль, ни за хорошую, ни за плохую. А когда мыслей нет вообще, что остается? Только вы сами – ваше божественное начало.
   Но, в принципе, неважно, как это называть. Можете употреблять слово «бог», если оно вам нравится. Если нет, называйте это состояние «нирваной», «дао» – как угодно. И пусть вас не пугает, что для этого состояния бог не нужен. Это хорошо. Когда кто-то заявляет: «Я верю в бога», я говорю: «Прекрасно, с этого мы и начнем». Если человек говорит: «Я не верю в бога», я тоже отвечаю: «Замечательно, давайте начнем».
   Начинать всегда приходится с того места, в котором вы сейчас находитесь. И неважно, где вы, поскольку все «места» расположены на окружности. Из любой точки можно попасть в центр. Направляйтесь к центру и не заботьтесь о том, с чего начинать.
   Однажды Мулла Насреддин зашел в парикмахерскую, посмотрел на расценки и увидел, что в списке услуг значится: «Опаливание – 5 долларов». Он спросил, почему так дорого.
   – Каждый волосок – это крошечная полая трубка, – пояснил парикмахер. – Когда кончики открыты, энергия тела просачивается наружу. После стрижки полезно опаливать волосы, чтобы дырочки на кончиках волос закрылись и энергия не протекала. Иначе с каждой стрижкой волосы и все тело будут слабеть.
   – Постойте-ка, – воскликнул Мулла Насреддин, – а как же мой подбородок? Я бреюсь каждый день, а щетина все гуще и жестче. Как вы это объясните?
   – Легко, – ответил парикмахер. – Просто вы не из тех, для кого предназначены мои сказки.
   Все это просто сказки. Если они вам нравятся – хорошо, если нет – тоже хорошо. Нет необходимости в них верить. С ними вообще ничего не нужно делать. Не теряйте зря времени на бога. Из-за него огромное количество людей попусту растрачивают свою жизнь. Одни пытаются доказать его существование, другие пытаются опровергнуть мнение первых, третьи пишут опусы и научные трактаты. О боге написано больше, чем обо всем остальном. Библиотеки переполнены священными писаниями и теософскими трудами. Не теряйте зря времени. Если не верите в сказки, значит, они не для вас. Для вас найдутся другие. У безбожников тоже есть свои истории.
   Мой же путь подходит любому. Я принимаю всех, кто ко мне приходит: индуистов, мусульман, христиан, джайнов, сикхов, буддистов, парси. Кто бы ни пришел, я всех приму. Я люблю разные сказки! Не важно, с чего начинать, главное – сделать первый шаг. Не останавливайтесь на достигнутом, двигайтесь все глубже и глубже в центр. Медитируйте, и однажды окажетесь дома. И тогда можете назвать это состояние, как хотите, мне все равно. Пусть это будет именно ваше слово.
//-- * * * --//
   Существует сто двенадцать способов медитации [12 - Ошо подробно рассказывает об этих ста двенадцати методах в сборнике «Книга тайн». – Примеч. ред. англ. изд-я.]. Все они были созданы десять тысяч лет назад. Я создал несколько новых техник для современного человека, потому что прежние методы предназначены для совершенно других людей, очень простых и гораздо более невинных. Современный человек далеко не прост, он искушен во многих областях. Те методы годились для людей прошлого. Их жизнь не сопровождалась постоянным стрессом, и они были гораздо более естественными. За десять тысяч лет религии сделали свое дело, подавили человека практически во всем – и в сексуальном плане, и во всех остальных отношениях. Они настроили человека против своего естества.
   Поэтому я создал новые техники: катарсические, чтобы вы могли высвободить все подавленное, выбросить из себя весь мусор, мешающий проявлению вашей истинной природы, стать чистым листом, tabule rasa. После этого можно переходить к любому из ста двенадцати методов. И если он вам по душе, то он обязательно приведет вас к трансформации.
//-- * * * --//
   Ежедневно хотя бы час посвящайте себе, забывайте обо всем свете. Пусть целый мир растворится и исчезнет, останетесь только вы. Обернитесь на сто восемьдесят градусов и загляните внутрь. Сначала вы увидите одни лишь облака. Но не волнуйтесь. Это облака того, что было подавлено. Вам придется пройти через гнев, ненависть, жадность и прочие «черные дыры». Все это подавлялось веками и вот теперь выходит наружу. Ваши так называемые религии учат подавлять подобные проявления. От этого ваше существо покрывается ранами, которые вам приходится скрывать.
   Именно поэтому я настаиваю прежде всего на катарсисе. До тех пор пока вы не пройдете через великое очищение, вам предстоит встретиться с разного рода тучами. Движение среди облаков быстро утомляет, и у вас может не хватить терпения. Вернувшись в «обычный» мир, вы даже можете сказать: «Ну, и… где лотос, где цветение?! Да там один мусор и жуткая вонь!»
   Так и есть. Что вы увидите, если закроете глаза и погрузитесь в себя? Никаких прекрасных земель, о которых рассказывают будды. Вы увидите лишь круги ада, перед вами предстанут мучения от подавления собственных чувств. Вы увидите гнев, накопленный в течение многих жизней. В вашем внутреннем мире царит полный кошмар. Неудивительно, что вам не хочется идти вглубь. Естественно, вы предпочтете сходить в кино, в клуб или встретиться с друзьями, чтобы посплетничать. Вам обязательно нужно себя чем-то занять, прежде чем свалиться с ног от усталости и уснуть. Вот как вы живете.
   Когда же человек заглядывает внутрь, естественно, у него возникает страх и появляется множество вопросов. Будда говорит, что, погружаясь в себя, вы испытываете великое блаженство, ощущаете неземной аромат цветущих лотосов, что время останавливается, и вы попадаете в вечность. Другие говорят о райском саде, о царствии божьем. И что? Когда вы уходите внутрь, вы обнаруживаете там ад. Вы видите не пейзажи, описанные Буддой, а концентрационные лагеря Адольфа Гитлера. Естественно, вы начинаете думать, что то, что наплел Будда, все это – полная чушь. Уж лучше оставаться снаружи. Зачем расковыривать старые раны? Это же больно. Да еще этот гной пачкает все вокруг.
   Но катарсис помогает. Проходя через очищение, через хаотическую медитацию, вы выбрасываете из себя весь мусор, и тогда вам легче быть внимательными к себе. Туман рассеивается, и мысли проясняются. Вот почему я настаиваю в первую очередь на хаотической медитации. Только после нее вы можете погружаться в тишину. Сначала нужна активность, а уже потом пассивность. Вы можете стать пассивными после того, как расчистите внутреннее пространство. Вам необходимо прожить свой гнев, слой за слоем, потому что он все еще внутри вас. Но как только вы освободитесь от всего лишнего, то без помех, легко сможете проникнуть внутрь.
   И внезапно перед вами вспыхнет яркий свет земли Будды, вы окажетесь в совершенно ином мире.

1972 год. Медитационный лагерь на горе Абу, Раджастан, Индия

   Утренняя медитация состоит из четырех стадий. Первые десять минут – учащенное дыхание. Вы погружаетесь в существование через вдох и выдох, вы наполняете дыхание энергией и силой. Вы отдаетесь этому процессу целиком. Кажется, что с каждым выдохом у вас отлетает душа, а с каждым вдохом в вас входит само существование. Вы дышите так интенсивно, что не можете думать ни о чем другом. Вы становитесь одним сплошным дыханием.
   Десять минут напряженного дыхания пробуждают внутреннюю энергию, активизируют все силы организма – даже те, о существовании которых вы раньше и не подозревали. Но здесь нельзя халтурить. Не стоит думать, что медленного дыхания будет достаточно, что уж если не вся энергия, то хоть какая-то ее часть да проснется. Это вовсе не так. Процесс пробуждения начинается только после достижения определенного потенциала. Это похоже на воду, которая закипает и превращается в пар только при ста градусах. Нельзя нагреть ее лишь чуть-чуть и надеяться получить хоть немного пара. Простая арифметика здесь не работает. Пар появляется только при ста градусах, и не стоит думать, будто при пятидесяти градусах в пар превратится половина воды. Только при ста!
   А что такое сто градусов? Это температура кипения воды практически в любой точке мира. И неважно, откуда эта вода: из пруда, из реки, из-под крана или из лужи. Вода же не станет настаивать на том, что она из колодца или из реки и потому она будет кипеть при другой температуре.
   С человеком дело обстоит сложнее, поскольку у него есть личность, индивидуальность. У каждого своя «температура кипения», своя шкала измерения. Иными словами, у каждого свои сто градусов, свои сто процентов. Поэтому трудно сказать, в какой момент вы начнете преображаться. Но одно несомненно: вы сами можете определить свою «точку кипения». Критерий прост: если вы чувствуете, что не сдерживаете себя, то считайте, что достигли этой точки. Если вы вкладываете всего себя, если больше ничего в себе не держите, то вы «кипите». И другие люди здесь не при чем. Вы должны сами для себя решить. Никто со стороны не может вам сказать, что вот сейчас вы тотальны, а минуту назад этого не было. Только вы знаете, сдерживаете вы себя или нет. Когда у вас это получается, то это и есть ваши сто процентов. И тогда не о чем беспокоиться.
   Случается и так, что ваш сосед прилагает больше усилий, чем вы, и все равно не достигает ста процентов, в чем-то еще себя сдерживает. А иногда он вообще почти ничего не делает и этого ему достаточно, чтобы ощутить себя свободным. Выходит, не стоит оглядываться на других. Вам бы с самим собой разобраться, все ли вы поставили на карту или нет.
   Медитация – это азартная игра. В обычных играх на кон ставятся деньги, а в медитации вы ставите самих себя. Медитация определенно больше подходит игроку, нежели деловому человеку, потому что последний всегда заботится о том, чтобы свести риск к минимуму даже при очень маленькой прибыли. Игрок всегда рассчитывает на максимальный выигрыш даже при угрозе потерять все. Вот в чем разница между азартной игрой и коммерцией.
   Медитация не для предпринимателей. Она хороша только для игроков, которые готовы поставить на карту самого себя, и неважно, чем все это кончится!
   Здесь есть только одно отличие. Играя в обычные азартные игры, вы, пожалуй, редко выигрываете. Я говорю «пожалуй», потому что каждый игрок верит, что полоса везения никогда не кончится, несмотря на то что удача рано или поздно отворачивается. В азартных играх даже выигрыш становится лишь началом более крупного проигрыша. Выигрыш вызывает искушение, игра продолжается, в итоге игрок теряет все. Обычный игрок не выигрывает никогда. Сколько бы он ни старался, победителем ему не стать, потому что рано или поздно он все равно проиграет.
   В медитации все наоборот: даже поражение может оказаться преддверием очень крупного выигрыша. Медитирующий человек в итоге всегда выигрывает. По ходу дела он может проигрывать сколько угодно раз, но, в конце концов, его ждет великая награда. Не думайте, что Махавира или Будда, Мухаммед или Христос получили главный приз в свой первый день. Нет, сразу никто не выигрывает. Поначалу каждому из них пришлось пройти немало испытаний. Но в итоге победа оказалась за ними.
   Итак, десять минут учащенного дыхания и полная сосредоточенность на процессе.
   Затем, после того как ваша энергия пробудилась, ее нужно из себя выплеснуть, выбросить из себя все, что отравляет вам жизнь. И неважно, каким путем вы это сделаете: можете начать прыгать, танцевать, плакать, кричать, рычать. Со стороны будет казаться, что вы сошли с ума. Но не заботьтесь об этом. Не сдерживайте себя, продолжайте. Отдавайтесь всему, что идет, усиливайте это. Если тело сходит с ума, пусть сходит.
   Зачем? Чтобы освободиться от накопившегося внутри вас безумия. Вам придется разойтись по-настоящему. «По-настоящему» значит без страха: «Ой, что это я делаю? Кричу? Да как можно, я же преподаватель колледжа! Что же это я такое делаю?» – или: «Я – уважаемый врач. И вот прыгаю здесь, как ребенок. А вдруг меня увидят мои пациенты?!!»
   Врач боится пациентов, преподаватель оглядывается на студентов, а торговец лавки думает о покупателях. Неважно, кого вы боитесь. Выйти из себя, разозлиться по-настоящему – значит отказаться от любых страхов, чего бы вы ни боялись. Муж боится жены, а жена – мужа. Отец стесняется сына, а сын – отца. Каким бы ни был ваш страх, пройдите сквозь него. Перестаньте себя сдерживать, станьте по-настоящему свободным, просто скажите себе: «Все, хватит! Отбрасываю все свои страхи». А когда страха нет, вы можете делать все, что угодно. Пусть произойдет то, что должно произойти.
   Безумие накапливается внутри нас постепенно, изо дня в день. Это как мусор, который собирается в доме и который мы, вместо того чтобы выбросить, прячем в укромном месте. Но грязь-то никуда не исчезает. Со временем она начинает разлагаться и вонять. В один прекрасный момент в доме не остается ни одного чистого уголка, и наше жилище превращается в большую помойку. Вот что мы с собой делаем. Таковы мы сейчас.
   И весь этот мусор копится в нашем сознании. Злость, позор, ненависть – все остается, все распихивается по углам.
   Рано или поздно грязи становится так много, что мы с трудом скрываем ее от остальных: «А вдруг что-то обнаружится, а вдруг кто-то увидит, а вдруг узнает». И ничего другого в нашей жизни не остается, только жалкие попытки удержать всю свою грязь внутри. В какой-то момент нам становится так страшно, что мы вообще перестаем заглядывать внутрь. А что там можно увидеть? – один сплошной ужас от помойки и от того, что все это рано или поздно может оказаться снаружи.
   Но в медитацию способен погрузиться лишь тот, кто готов от всего этого избавиться. И по мере того, как вы разгребаете завалы, ваше внутреннее пространство становится все светлее и светлее. Поэтому вторая стадия – катарсис, очищение от грязи, которая сменяется чистотой. Для этого нужно быть смелым, иначе избавиться от мусора не удастся. Но как только у вас это получится, вы совершенно преобразитесь, станете абсолютно другим человеком. Второй этап – это полное безумие.
   Третья стадия – звук «Ху!». В течение десяти минут вы подпрыгиваете и повторяете этот звук. Он похож на удар молота, вы словно припечатываете что-то этим возгласом. В теле есть энергия, которая располагается неподалеку от сексуального центра и которую йоги называют кундалини. Впрочем, называть ее можно как угодно. В наше время ученые называет это явление биоэлектричеством. Но она таится в нижней части тела, а глубокий и мощный звук «Ху!» пробуждает, приводит в действие эту дремлющую энергию. Древние сравнивали ее со свернувшейся кольцами змеей. Если змею ударить, она поднимется, расправит кольца, раскроет капюшон. Она вытянется во всю длину, едва касаясь земли кончиком хвоста. Наша дремлющая энергия ведет себя так же. Когда ее бьют, она просыпается и поднимается вверх.
   Но удары можно совершать, только если перед этим вам удалось освободиться от накопившегося безумия. Иначе, поднимаясь, энергия начнет питать ваш внутренний хаос, и вы на самом деле сойдете с ума. Искатели не раз лишались рассудка, и причиной тому были преждевременные попытки поднять кундалини. Их подход был не научным. Прежде всего, нужно навести внутри порядок.
   Поэтому первые две стадии посвящены очищению. Сначала вы пробуждаете энергию, затем освобождаетесь от всего лишнего. И только потом вы поднимаете кундалини.
   Десять минут вы с силой выкрикиваете: «Ху!» и вновь выкладываетесь на сто процентов. Четвертая стадия – стадия покоя. Вы лежите совершенно неподвижно, словно труп, будто вас нет вообще. Тело должно полностью расслабиться, как будто вы и в самом деле умерли. Вы закрываете глаза и погружаетесь в тихое ожидание и наблюдение. Многое может случиться в эти мгновения внутреннего ожидания [13 - Позже Ошо изменил четвертую стадию «Динамической медитации». Теперь она называется «Стоп!». Вместо того чтобы лежать расслабленно на полу, в определенный момент вы замираете на месте и стоите так какое-то время. Затем Ошо добавил пятую стадию – танец и празднование. Динамическую медитацию следует практиковать по утрам. Вечером же очень хорошо делать «Кундалини» – медитацию, которую Ошо специально разработал для второй половины дня. Эти две техники и ряд других созданных им медитаций сопровождаются музыкой. Подробнее об этой работе Ошо вы можете прочитать в его книге «Медитация – первая и последняя свобода» (СПб.: ИД «Весь», 2003).].
//-- * * * --//
   Насколько я понимаю, рано или поздно этот вид медитации превратится в чрезвычайно важную форму терапии. С его помощью будут лечить душевнобольных. Если дети начнут заниматься этой медитацией в школах, она до конца жизни обезопасит их от безумия. Такой ребенок никогда не сойдет с ума. У него выработается иммунитет к душевным болезням, потому что он еще в детстве станет хозяином себя, своего ума и тела.
//-- * * * --//
   Погружаясь в медитацию, человек освобождается от всех тревог и волнений. Он перестает о чем-либо думать, его тело обездвижено, он превращается в мраморную статую… абсолютно неподвижную и устойчивую. В этот момент он полон энергии, у него очень много сил. Если вам посчастливится посидеть рядом с медитирующим человеком, вы это почувствуете. Вы сами начнете погружаться в состояние медитации. Его энергия поможет вам освободиться от внутренней суеты. Медитация – это не что иное, как абсолютный покой, отдых.
   Достигать подобного состояния можно по-разному. Существует тысяча и один способ. Мои техники таковы: сначала вы доводите себя до крайности, даете себе мощную встряску, высвобождая таким образом подавленную энергию. Все, что вы когда-либо сдерживали, находит свое выражение и уходит. В итоге ничего не остается, кроме покоя, абсолютного покоя, поскольку все помехи устраняются в самом начале.
   Во времена Будды не было необходимости изобретать динамические методы. Люди были простыми и естественными. Их жизнь была настоящей. Современные люди очень подавлены, они живут среди сплошного притворства. Улыбаются, когда не до смеха. Сочувствуют, когда внутри все кипит от ярости. Люди стали фальшивы, вся их жизнь – одна большая ложь, а культура – это глобальная профанация. Люди играют роли, а не живут по-настоящему. В их умах постоянно скапливаются какие-то отбросы, не до конца пережитые ощущения наслаиваются одно на другое.
   Поэтому, если вы просто будете сидеть в тишине, вам это мало поможет. Ведь как только вы сядете и замолчите, вы почувствуете, как внутри вас происходит постоянное движение, одна картинка сменяет другую. Практически невозможно остановиться и уж тем более – услышать тишину. Сначала выбросите все это из себя, чтобы вернуться к своему естеству. Настоящая медитация начинается только в полном покое.
   Разного рода динамические техники – это лишь подготовка к настоящей медитации, лишь необходимые условия. Не стоит считать их медитациями. Они – лишь предисловие, своего рода введение в тему. Настоящая медитация случается только тогда, когда нет ни малейшего движения, когда тело и ум пребывают в покое.
//-- * * * --//
   Вы медитируете не над чем-то или на что-то, вы просто остаетесь собой, пребываете в центре и никуда из него не уходите. «Оставаться собой» означает «не меняться ни капли». Огонек внутреннего пламени не шелохнется. Все прочее исчезает. Есть только вы. Нет ни единой мысли. Мир исчезает. Мышления нет, есть только вы во всей своей первозданной чистоте.

Третья психология – психология будды

   В моей общине открыты сотни разных терапевтических школ, но я стремлюсь уничтожить любую терапию. Терапевты помогают избавляться от проблем, а я хочу избавиться от терапии и терапевтов! Терапия приносит лишь временное облегчение, а помощь терапевтов почти всегда поверхностна.
//-- * * * --//
   Зигмунд Фрейд познакомил мир с психоанализом, в основе которого лежит анализ ума. И потому психоанализ Фрейда не может выйти за рамки ума ни на миллиметр. Наоборот, психоаналитик погружается в сознание клиента все глубже и глубже, слой за слоем, исследует тайные уголки его подсознания, стремясь найти пути и средства, которые вернули бы клиента к нормальной жизни.
   Цель психоанализа Фрейда не так уж велика: всего лишь помочь человеку стать нормальным. Но этого мало. Быть нормальным совсем не трудно – это просто обычное восприятие жизни и умение подстраиваться под других. Психоанализ не объясняет смысла жизни, не показывает ее значения. Он не помогает человеку ощутить вкус настоящей реальности, не ведет его за пределы времени и смерти. Это просто способ вернуться к нормальному существованию, в случае если человек перестал справляться с действительностью, если он не может жить в обществе, не может работать, если его психика расщеплена. Психотерапия собирает отдельные части человека вместе. Однако заметьте: она не дает ему ощущения полного единства, она лишь помогает ему прийти к пониманию своей относительной целостности. Психоанализ собирает отдельные частички личности и связывает их в один большой пучок. Но части так и остаются частями, они не трансформируются в нечто большее, из них не рождается цельная душа. Человек становится не счастливым и благословенным, а лишь чуть менее жалким и несчастным.
   Психология помогает человеку смириться с отсутствием счастья. Она заставляет его поверить в то, что нечего рассчитывать в этой жизни на большее, что не к чему стремиться, нечего хотеть. В каком-то смысле это губительно для внутреннего роста, потому что человек отправляется на поиски духовности только тогда, когда ощущает в душе тоску по чему-то истинному и настоящему. Только если его абсолютно не устраивает то, что творится вокруг, только в этом случае он отправляется в путь, начинает подниматься выше, стремится вытащить себя из обыденного болота.
   Юнг двинулся еще глубже в подсознание и дошел до коллективного бессознательного. Это еще более мутные воды, и погружение в них большой пользы не приносит. Ассаджиоли же пустился в другую крайность. Обнаружив, что психоанализ не работает, он создал психосинтез. Но основная идея так и осталась прежней, просто он заменил анализ синтезом.
   Психология будд – не анализ и не синтез. Это трансцендентальность, выход за пределы ума. Психология будд не копается в уме, а выводит человека за его рамки. Кстати, первоначальный смысл слова «экстаз» – «стоять вне чего-либо».
   Если вы можете пребывать вне собственного ума, если между вашим умом и внутренним существом есть дистанция, то считайте, что вы уже сделали первый шаг к психологии будд. Это же настоящее чудо: вы выходите за рамки ума, и все ваши проблемы, связанные с теми или иными мыслями, исчезают, потому что ума больше нет, он больше не держит вас в своих тисках.
   Психоанализ похож на подрезание листьев на больном дереве. Но со временем новые листья тоже заболевают. Психоанализ не отсекает корни. Психосинтез пытается прилепить опавшие листья обратно, как-то приклеить их к дереву. Но они уже никогда не будут живыми, так и останутся желтыми, высохшими и уродливыми заплатками. Им никогда не стать неотъемлемой частью дерева.
   Психология будды осекает те корни, которые вызывают психозы и неврозы, которые расщепляют личность, превращают человека в робота, механизм.
   На психоанализ уходят годы, но человек все равно остается прежним. Это всего лишь попытка подкрасить старое здание, залатать крышу, побелить стены. Но от этого дом не становится новым, ничего в нем, по сути, не меняется. Психоанализ не трансформирует сознание человека.
   Психология будды не углубляется в сознание человека. Ей не интересны ни анализ, ни синтез. Она помогает человеку освободиться от мышления: выйти за его пределы и посмотреть на него со стороны. А взгляд сам по себе уже является трансформацией. В тот момент, когда вы сможете взглянуть на свой ум как на объект, между ним и вами появится дистанция, и корни будут отсечены.
   Почему они отсекаются именно так? Да потому что вы сами питаете свой ум. Отождествляясь с ним, вы даете ему силу. Отстраняясь от него, вы перестаете подливать масла в огонь, и тогда без топлива он останавливается сам по себе.
   Есть такая замечательная история. Я ее очень люблю…
   Однажды Будда шел по лесу. День выдался жаркий, и ему хотелось пить. Он сказал Ананде, своему старшему ученику:
   – Прошу тебя, Ананда, вернись назад. Мы проходили мимо ручья, это в трех-четырех милях отсюда. Принеси немного воды – вот тебе моя чаша для подаяний. Я устал и хочу пить. – В то время Будда был уже стар.
   Ананда вернулся к ручью и увидел, что через него недавно переезжали телеги. Вода стала мутной и грязной, на поверхности плавали сухие листья. Пить эту воду было уже нельзя, и Ананда вернулся с пустыми руками.
   – Потерпи еще немного, – сказал он Будде. – Я слышал, что где-то впереди есть большая река. Я пойду и наберу воды там.
   – Но я хочу воды именно из того ручья, – настаивал Будда.
   Ананда не понял его упрямства, но, если Мастер велит, ученик обязан подчиниться. Ананда знал, что это глупо – снова идти три мили туда и обратно ради воды, которую нельзя пить, – но все же смирился. Будда бросил ему вслед:
   – С грязной водой можешь не возвращаться. Если она еще мутная, сядь у ручья. Ничего не делай, не входи в воду, просто сядь на берегу, смотри и жди. Рано или поздно ил осядет, тогда и наполнишь чашу.
   Ананда ушел. Будда оказался прав: вода была уже почти прозрачной, листья прибило к берегу, а муть осела. Но для питья вода была еще не хороша, и потому Ананда сел на берегу и стал ждать, любуясь весело бегущим вперед потоком. Постепенно вода в ручье стала кристально чистой. На обратном пути Ананда танцевал от радости. Он понял, почему Будда был так настойчив. В его просьбе был определенный смысл, и Ананда его понял. Он протянул Будде чашу и поблагодарил Учителя, коснувшись его ног.
   – Что ты? – удивился Будда. – Это я должен тебя поблагодарить за то, что ты принес мне воды.
   – Я понял, – ответил Ананда. – Сначала я рассердился. Я хотел скрыть раздражение, хотя внутри у меня все кипело. Глупо было возвращаться назад к ручью. Но я усвоил урок. Именно это мне и нужно было в тот момент. Я понял: то же самое относится и к моему сознанию. Если войдешь в воду, то поднимешь грязь, и ручей станет мутным. Если начнешь погружаться в собственный ум, то услышишь еще больше шума, еще больше проблем выйдет на поверхность. Когда я сидел на берегу ручья, меня осенило. Теперь я буду сидеть рядом с потоком моих мыслей, буду смотреть, как проплывают мимо, словно листья, разные заботы и тревоги, воспоминания и желания. Но я буду сидеть в стороне, безучастно, и ждать, пока вода вновь не станет чистой.
   Это случится само собой, потому что, когда вы сидите в стороне от потока сознания, вы перестаете питать свои мысли, перестаете снабжать их энергией. Это настоящая медитация, искусство выхода за пределы.
   Фрейд анализировал, Ассаджиоли синтезировал, а будды медитируют.
   Медитация, осознанность, наблюдение, свидетельствование – вот в чем уникальность третьей психологии. Вам не нужен никакой психоаналитик. Вы прекрасно можете справиться сами. Да никто, кроме вас, и не сможет этого сделать. Нельзя медитировать за другого. Вам также не нужны никакие правила или особые инструкции – все очень просто. Медитировать несложно. Со стороны кажется, что медитация – это что-то невообразимое, требующее больших усилий. Многих пугает даже само слово «медитация». В принципе так оно и есть, если вы не медитируете. Тогда это действительно трудно и непонятно. Плавать тоже сложно, если вы не умеете. Но, однажды научившись, вы вдруг понимаете, что это очень просто. Нет ничего проще. И тут не нужно какого-то особого таланта, будьте спонтанными и естественными, и у вас все получится.
   Наблюдайте за тем, что приходит вам в голову, и каждый раз отмечайте, что вы – это не ваши мысли. И все внутри вас начнет меняться, вы начнете двигаться вверх. Вы уже не будете прикованы к своему уму. Мысли – они как камни, тянущие вниз, как сила тяготения, удерживающая вас на земле. Но стоит разорвать эту связь, как вы тут же окажетесь в стране, где живут будды. Когда гравитация теряет над вами власть, вы попадаете в мир левитации. Вас захватывает ощущение полета, вы парите, поднимаясь все выше и выше. А ум тянет вниз.
   Поэтому дело не в анализе и не в синтезе. Дело в осознанности. Вот почему на Востоке никогда не было психотерапии, подобной той, что изобрели Фрейд, Юнг или Адлер. На Западе их целая куча, а у нас – ни одной. Просто потому что психотерапия не способна исцелить человека. Она может помочь осознать и принять свои раны, но не излечить. Исцеление наступает только тогда, когда вы больше не привязаны к своим мыслям, когда они теряют над вами власть.
   Выход за пределы – вот настоящая терапия. И она лечит не только психику, она не ограничивается одной лишь психологией. Она влияет на нечто гораздо большее. Это настоящая духовность. Она исцеляет все ваше существо. Ваш ум – всего лишь периферия, а не центр.
//-- * * * --//
   Существует два вида духовного роста. Можно расти в одиночестве, а можно это делать в группе, в какой-то определенной школе или традиции. Оба типа всегда были представлены на Востоке. Суфии, например, пользовались групповой формой. В Индии группы тоже были, но не преобладали, как в суфизме.
   Однако западные искатели предпочитают исключительно групповой метод. Никогда раньше не было столько разных школ и общин, как сейчас. Поэтому можно сказать, что люди на Западе больше ориентированы на развитие в группе, а восточные искатели скорее стремятся к индивидуальному развитию. Почему это так и в чем различия этих методов? И почему вообще они различаются?
   Расти духовно в группе можно, только если эго превратилось в обузу. Когда эго становится непосильной ношей, одиночество доставляет невероятные муки, и группа тогда становится своего рода спасательным кругом.
   Если же эго не очень развито, возможен и индивидуальный подход. Вы можете отправиться в горы, уйти в лес, закрыться от всего мира. Даже живя в ашраме и встречаясь с Мастером, вы все равно можете работать над собой в одиночестве. Допустим, вы медитируете сами по себе, независимо от других.
   Изначально индусы не молились группами. Совместная молитва пришла в Индию вместе с исламом, в котором люди молятся целыми толпами в определенное время суток. Индусы даже в храме всегда молились поодиночке. Для них отношения с богом – это личное дело каждого.
   Да, так бывает, что эго еще не доросло до того, чтобы стать обузой. В Индии этого не случилось, потому что индусы всегда были против эго. Они, конечно, ощущают свою индивидуальность, но как-то всегда неясно, размыто. Люди, воспитанные в индийской культуре, предпочитают оставаться в тени, а не выставлять себя напоказ. Эго внутри них – не вершина, на которую необходимо взойти, а лишь плоская земля под ногами. Они, конечно, эгоисты в какой-то степени, потому что таковы все люди, но не абсолютные эгоисты. Индусам всегда кажется, что эгоизм – это плохо, и они без конца себя одергивают. Да, в каких-то ситуациях их эго раздувается, но чаще всего оно спит где-то в стороне.
   В Индии эго больше похоже на чувство злости. Если человека выводят из себя, он злится, если нет – то гнев уходит. На Западе же эго стало постоянной величиной. Оно больше похоже не на гнев, а на естественное дыхание. Человека даже не нужно провоцировать, его эго всегда бежит впереди него.
   И потому для западных людей очень полезна работа в группе. В слиянии с другими людьми намного легче отбросить эго. Кстати, то же творится и в политике. Некоторые движения могут распространяться только на Западе. Фашизм, например, мог появиться исключительно в Германии, в самой эгоистической стране Европы. С немецким эго не сравнится никакое другое. Именно поэтому Гитлеру удалось прийти к власти – немцы настолько эгоистичны, что каждому из них просто необходимо хоть как-то обуздать свое эго, например, раствориться в толпе.
   Представьте себе нацистский митинг: миллионы марширующих людей – в толпе легко затеряться, вас как будто нет. Вы растворились и стали самим маршем: гремит оркестр, кругом музыка и впереди – завораживающая фигура Гитлера. Все смотрят только на него, толпа бушует, как океан, и вы становитесь волной в этом море людей. Вам хорошо, вы чувствуете себя свежими, молодыми, счастливыми, забываете обо всех тревогах, об одиночестве и отчужденности. Вы не одни. С вами огромная толпа, а вы – ее части. Все личное, частное забывается. Впереди зажигается свет – и вы чувствуете себя невесомыми, вы парите…
   Гитлер добился успеха не потому, что у него была какая-то утонченная философия – его идеи были полной чушью, бредом. И не потому, что он умел убеждать людей в своей правоте. Дело не в этом. Немцам вообще трудно что-либо доказать, ведь они чрезвычайно рассудительны и логичны. Они оспорят любой ваш довод. Гитлер не смог бы их убедить, даже если бы очень захотел. Но ему это было и не нужно. Он использовал эффект массового, коллективного гипноза. И уже это их убедило!
   Важно было не то, что говорил Гитлер, а то, что люди чувствовали, находясь в толпе. Их переживания были просто невероятными, они испытывали эйфорию от того, что наконец-то могут освободиться от груза эго. Конечно же, их тянуло к тому, кто давал им такую возможность. Людям было все равно, что он говорил – правду или ложь, и была ли в его словах хоть капля логики и здравого смысла – какая разница? Им хотелось за ним следовать. Немцам было так скучно наедине с собой, что они мечтали раствориться в толпе. Вот почему фашизм, нацизм и прочие формы коллективного безумия возможны только на Западе.
   На Востоке подобное может случиться разве что в Японии, потому что японцы – восточная копия немцев. Япония – самая «западная» страна на Востоке. Японцы устроены примерно так же, потому-то они и воевали на стороне Гитлера.
   Рассуждения относительно растворения эго в группе касаются и других областей нашей жизни – религии и психологии. На Западе теперь модно медитировать в группах, и еще долгое время это будет так. Сотни людей садятся в круг, берутся за руки и впадают в экстаз. Для восточных людей, особенно для тех, кто не знаком с западным мышлением, это покажется полнейшим абсурдом. Они не испытают ничего подобного оттого, что просто сядут рядом с другими людьми и возьмутся за руки. «Ну и что? – удивится индус. – Вы садитесь, беретесь за руки и все? Какое же тут блаженство? Только потную ладонь соседа и чувствуешь!»
   Но на Западе люди держатся за руки, и им хорошо. Почему? Да потому, что даже прикоснуться к кому-то становится благословением, когда ты по-настоящему одинок из-за собственного эго. Даже мужья и жены больше не живут вместе. Единство семьи исчезло, потому что это было коллективным явлением. Западное общество распадается, да его уже и нет как такового. Каждый сам за себя. Я читал статистику: американцы переезжают в другой город в среднем раз в три года.
   А теперь возьмем жителя индийской деревни – он всю жизнь живет в одном месте, никуда не переезжая. В этой же деревне уже несколько веков подряд живет и вся его семья. Здесь его корни. Он всех знает, и почти все жители – его родственники. Он здесь свой. Он всегда был неотъемлемой частью этой местности. Тут он родился, тут он и умрет.
   В Америке люди меняют место жительства каждые три года. Это, пожалуй, самые неугомонные кочевники на свете, настоящие бродяги – ни дома, ни семьи, ни родного города. Разве за три года человек успеет пустить корни? Где бы он ни находился, он всюду чужой. Вокруг толпы людей, но его с ними ничего не связывает. У него нет близких друзей, и ему не с кем разделить свою тяжкую ношу.
   Но, сидя в группе, касаясь плечом другого человека, он становится частью целого. Участники берутся за руки, просто лежат рядом или валятся друг на друга кучей. В такие моменты они ощущают единение, и это вызывает религиозный восторг. Сотня людей танцует, движется в одном ритме, сливается воедино!.. И в этом движении все их эго на несколько мгновений исчезают. Это состояние сравнимо с молитвой.
   Политики используют этот эффект в корыстных целях. Но если применять его для развития духовности, то подобное единение людей ведет к великому творчеству, к настоящей медитации.
   На Востоке люди и так живут в слишком тесных сообществах. Поэтому, когда у кого-то из них возникает желание познать собственную духовность, он отправляется в Гималаи. В городе или в деревне вокруг него слишком много людей. Вот в чем разница.
   На Западе люди устали сами от себя, им недостает близости. Теперь они вновь учатся общаться друг с другом. Им нужно знать, как забыть о себе хотя бы ненадолго и быть с другими. На Востоке же людям надоело общество. Они уже так давно живут рядом с одними и теми же людьми – родственниками, знакомыми, приятелями, коллегами. И все друг друга знают. Слишком много людей вокруг, никакой свободы. Поэтому когда восточный человек хочет побыть в тишине, наедине с собой, он удаляется в горы.
   На Западе люди жаждут общения, им нужно общество. На Востоке же людям не хватает личного пространства. Вот почему индивидуальный подход характерен для восточных искателей, а групповой – для западных.
   Что же касается меня, то я предлагаю синтез того и другого. Во время первых стадий Динамической медитации вы находитесь в группе, а на последних этапах группа исчезает, и вы оказываетесь наедине с собой. Так было задумано специально, потому что теперь неважно, где вы живете. Восток повернулся лицом к Западу, а Запад – лицом к Востоку. Вскоре в мире не останется ни Запада, ни Востока.
   Это географическое деление существует слишком давно. Но мир с огромной скоростью объединяется. Новые технологии уже разрушили все границы. Однако люди по привычке продолжают делить мир на две половины, хотя теперь это чисто умозрительное явление. На самом деле разделения уже давно нет. Скоро не будет ни Запада, ни Востока – мир станет единым. Люди понимающие видят, как это происходит.
   Нам нужен синтез коллективного и индивидуального. Вы начинаете свое развитие в группе – и в итоге приходите к себе, погружаетесь в свое собственное существование. Начинаете с общества и возвращаетесь к себе. Не избегайте других людей, живите в мире, но не становитесь мирским человеком, научитесь не зависеть от мира. Поддерживайте отношения, но не забывайте о себе. Любите и медитируйте, медитируйте и любите – не нужно делать одно в ущерб другому. Вам незачем отдавать предпочтение чему-то одному. Любовь и медитация – вот мой подход.
//-- * * * --//
   Все древние виды медитации придуманы на Востоке. Но там никогда не думали о западных людях. Я же создал техники, подходящие не только для восточных людей. Они предназначены для всех, кто ищет истину. На самом деле восточное сознание отличается от западного. Например, на Востоке люди очень терпеливы. Тысячелетиями они учились сохранять самообладание в любых ситуациях. Западные же люди все время куда-то спешат. Соответственно, восточные техники принесут им мало пользы.
   На Востоке людей учат быть уравновешенными и спокойными в любых обстоятельствах: и в моменты успеха, и в периоды неудач, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, при жизни и даже столкнувшись со смертью. У западных людей нет стремления к равновесию, для них это слишком сложно. Для них все сложно. Даже тогда, когда они добились успеха и чувствуют себя на вершине мира, их настигают звездная болезнь и комплекс превосходства. При поражении они впадают в другую крайность, сваливаются с небес прямиком в ад, чувствуют себя глубоко несчастными, мучаются и страдают. В такие периоды у них возникает комплекс неполноценности. Западные люди постоянно мечутся между ощущением удачи и провала.
   А жизнь – это и то, и другое. Иногда все прекрасно, а порой все просто отвратительно. Вы то любите, то злитесь, а бывает, что ужасно кого-то ненавидите. На Западе человек подчиняется обстоятельствам. Он вечно чем-то терзается. Восточные люди научились сохранять самообладание. Но на самом деле это привычка, а не талант, дело лишь в подготовке, в дисциплине, в постоянной практике. По существу, внутри у всех творится одно и то же, но мощная привычка помогает восточным людям поддерживать определенное равновесие.
   Люди на Востоке никуда не спешат. Им некуда торопиться. Жизнь идет своим чередом, все предопределено судьбой. Так что спешка ни к чему. То, что должно случиться, все равно произойдет в назначенный день и час – ни секундой раньше, ни секундой позже.
   От этого жизнь на Востоке течет очень-очень медленно. Иногда даже кажется, что она застыла на месте. Более того, восточные люди верят в то, что уже прожили миллион жизней и еще проживут столько же. Так что человеку отпущено не семьдесят лет, а намного больше. Куда спешить, когда у тебя столько времени? Если не в этой жизни, то в следующей…
   Скорость же мышления западных людей огромна, потому что по их представлениям у них есть только одна жизнь, всего семьдесят лет, и нужно успеть как можно больше. При этом целая треть жизни уходит на сон, еще одна треть – на обучение, и что остается?
   Очень много времени отнимает добывание денег. В общем, если все подсчитать, то результат окажется поразительным: из семидесяти отпущенных им лет у них едва ли останется лет семь на любимые занятия. Естественно, они будут спешить. Это гонка не на жизнь, а на смерть. Это такое безумие, что в итоге они вообще забывают, куда так несутся, и ради чего все затевалось. Они думают только о том, чтобы бежать быстрее. И тогда средство становится целью.
   Восточные люди воспитываются не так, как западные. Созданные на Востоке сто двенадцать видов медитации не рассчитаны на западного человека и его мышление. Трактат «Вигьяна Бхайрава Тантра», где эти сто двенадцать видов медитации доведены до совершенства, был написан почти пять тысяч лет назад, а в то время не было еще ни западного человека, ни западного общества, ни западной культуры. Запад тогда был примитивным, варварским, его вообще не стоило принимать в расчет. Весь мир сосредотачивался на Востоке, который тогда уже поднялся на вершины развития, изобилия и цивилизованности.
   Я разработал новые медитационные техники в силу абсолютной необходимости. Я хочу, чтобы мы перестали делить мир на Восток и Запад.
   После «Вигьяна Бхайрава Тантры» Шивы – за целых пять тысячелетий! – никто не придумал ни одного нового метода. Но я вижу разницу между Востоком и Западом и понимаю, что одни и те же техники нельзя практиковать и там, и там. Прежде всего, нужно помочь людям с Востока и Запада найти точки соприкосновения, прийти к одному состоянию. Динамическая медитация, Кундалини и другие мои техники – все построены на основе катарсиса.
   Прежде всего вам необходимо избавиться от накопившегося в голове мусора. Пока это не будет сделано, вы не сможете сидеть спокойно. Это как посадить ребенка на стул и приказать ему сидеть тихо. Но это для него очень трудно, он полон энергии. Он будет сидеть на стуле, словно сдерживаемый вулкан! Лучше, если вы сначала попросите его пробежать десять раз вокруг дома. Тогда, вернувшись, он будет вести себя спокойно.
   Вы получите то, к чему стремились. Он сам захочет посидеть и расслабиться. Он устал, его силы на исходе, и теперь, сидя тихо, ему не придется подавлять избыток энергии – он выплеснул ее, бегая вокруг дома. Теперь ему легко не баловаться и не шуметь.
   Катарсис нужен для того, чтобы освободиться от нетерпения, от спешки и суеты, а также от всего, что вы подавляете.
   Это необходимое условие. Иначе западный человек просто не сможет практиковать что-то вроде випассаны – сидеть молча, ничего не делать и наблюдать за тем, как все происходит само собой [14 - В оригинале: Let the grass grow (англ.) – буквально: позволить траве расти самой.]. Но для того, чтобы события развивались сами по себе, нужно сидеть очень тихо и действительно ничего не делать. Чуть шевельнувшись, вы вмешиваетесь и нарушаете ход вещей.
   Я всегда любил цветы и деревья, и где бы я ни жил, я создавал прекрасные сады и лужайки. Иногда я беседовал с людьми на открытом воздухе и подметил, что очень часто люди, слушая, машинально выдергивают траву… Такая лихорадочная у них энергия! Если им нечего делать, то они принимаются срывать травинки. Мне постоянно приходилось их предупреждать: «Если вы будете продолжать в том же духе, то в следующий раз наша встреча будет проходить в доме. Не хочу лишиться прекрасной лужайки».
   И какое-то время они сдерживались и даже начинали меня слушать, но потом снова принимались дергать траву. В общем, сидеть молча и ничего не делать – это не просто молчать и бездельничать, это значит оказывать траве огромную услугу! Ведь она не может расти, когда ей мешают. Если вы будете двигаться, то все будет происходить совсем не так, как должно, трава не сможет расти, вы ее просто выдернете.
   Поэтому мои медитации совершенно необходимы западным людям. Однако оказывается, что и восточным людям они тоже необходимы. Когда Шива писал свой трактат о ста двенадцати видах медитации, сознание людей было совершенно иным. Сейчас таких людей уже давно нет. Современный Восток очень сильно подвержен влиянию западной культуры. Люди стали другими. Во времена Шивы западной цивилизации просто не было. Восток был на пике славы, его называли «золотой птицей». Там царили роскошь и изобилие. Восток был воистину велик.
   Теперь все наоборот: уже две тысячи лет, как Восток находится в рабстве. Сюда вторгаются все кому не лень, страны Востока постоянно грабят, города сжигают, людей подвергают насилию. Восток стал нищим.
   Триста лет британского господства полностью уничтожили индийскую систему образования, которая коренным образом отличалась от западной. Британцы заставляют индийцев учиться по западным меркам. Индийские интеллигенты превратились в людей второго сорта. Запад заразил нас своей спешкой, суетой, торопливостью, постоянными тревогами и заботами.
   Если хотите увидеть настоящий Восток, взгляните на храмы Каджурахо и Конарака.
   В одном только Каджурахо было около ста храмов. Сейчас осталось всего тридцать. Остальные семьдесят были уничтожены мусульманами. Они разрушили тысячи храмов невероятной красоты, десятки тысяч скульптур. И только по большой случайности тридцать храмов остались нетронутыми – они стояли в лесу, и, возможно, захватчики их просто не заметили.
   Но британское влияние на индийские умы было настолько велико, что даже такой разумный человек, как Махатма Ганди, хотел замазать эти храмы глиной, чтобы никто не мог ими любоваться. Только представьте себе тех, кто создавал эти храмы. На постройку одного лишь здания уходило, наверное, лет сто. Храмы так изящны и пропорциональны! Их красота ни с чем не сравнима.
   А теперь подумайте: ведь храмы не могли существовать просто так. Значит, рядом с ними был город, в котором жили тысячи людей. Иначе зачем было строить столько храмов. Где все эти люди? Их уничтожили вместе с храмами.
   Я рассказал об этих храмах, потому что их скульптуры казались западным людям порнографией, да и Махатма Ганди тоже считал их неприличными.
   Индия очень многим обязана Рабиндранату Тагору. Он не позволил Махатме Ганди и другим политикам, страстно жаждущим уничтожить оставшиеся храмы, осуществить свои планы. Рабиндранат Тагор сказал: «Это же абсурд! Эти храмы совершенны в своей красоте, где вы видите здесь порнографию?»
   Грань между красотой и пошлостью очень тонка. Изображения обнаженных женщин и мужчин – не всегда порнография. Обнаженные красивые мужчины и привлекательные женщины могут служить примерами истиной красоты, здоровья и грации. Это самые совершенные творения природы. Олени в лесу бегают голыми, но никто не считает их средоточием порока и разврата. Так почему же в обнаженном человеческом теле так трудно увидеть то же совершенство?
   В викторианскую эпоху английские леди даже ножки стульев прикрывали – лишь потому, что это были «ножки»! Из-за одного названия считалось некультурным, нецивилизованным оставлять их без чехла. Во время правления королевы Виктории даже собак на прогулку одевали в специально сшитую для таких случаев одежду, потому что даже собаки не должны были ходить голыми. Как будто обнаженная натура – уже само по себе порнография. Но дело не в натуре, вся загвоздка в пошлости ума.
   Я был в Каджурахо сотни раз и не заметил там ни одной порнографической скульптуры. Картины и скульптуры обнаженной натуры можно считать пошлыми, только если они провоцируют вашу сексуальность. Это единственный критерий. Если вы возбуждаетесь, если вы попадаете во власть своих инстинктов… Но в Каджурахо этого вовсе нет. На самом деле храмы в этом городе были построены как раз с противоположной целью.
   Они были созданы для медитации и созерцания любви между мужчиной и женщиной. И камни оживали в руках талантливых скульпторов! Строители этих храмов были, пожалуй, гениальнейшими художниками на свете. Они строили храмы для медитации.
   И человек, приходивший молиться, должен был сначала медитировать, глядя на любовные сцены и наблюдая за собой, отмечая, возникает ли внутри него сексуальное желание. И это было своего рода пропуском в храм. Внутрь могли войти только те, кто овладел сексуальной энергией и не испытывал возбуждения, глядя на скульптуры, поскольку любовные сцены присутствуют лишь в оформлении внешних стен храмов, внутри ничего такого нет.
   Прихожане должны были медитировать, освобождая себя от сексуального желания, чтобы внутри храма их ничто не отвлекало от настоящей молитвы. Скульптуры на стенах были призваны не вызывать возбуждение, а вытеснять его. Только тогда человек мог войти в храм. Если желание возникало, он продолжал медитировать. Входить в храм с мыслями о сексе было бы святотатством. Это загрязнило бы атмосферу храма, стало бы оскорблением.
   Люди, создававшие храмы, оставили после себя еще и величайшее литературное наследие. На Востоке никогда не подавляли сексуальность. До Будды и Махавиры люди могли свободно выражать свои желания. Воздержание стало духовным подвигом только во времена Будды и Махавиры. Все мудрецы, авторы вед и упанишад, были женатыми. У них были дети, они не соблюдали обет безбрачия.
   Они не отрекались от мира, а жили в достатке и комфорте. Их храмы стояли в лесах, но у этих людей было все. Их ученики, короли, любовники и любовницы давали им все, о чем можно было только мечтать. Их ашрамы, школы и академии буквально утопали в роскоши.
   С приходом Будды и Махавиры на Востоке зародилась отвратительная традиция воздержания, подавления. А проникшее сюда христианство научило индийцев подавлять и все остальное. После трехсот лет христианства восточные люди стали такими же подавленными, как и западные. Поэтому мои техники пригодны для всех. Я называю их вводными. Они призваны уничтожить все, что мешает вам погрузиться в глубокую медитацию. Динамическая медитация и Кундалини очищают, выпускают все подавленное на волю, избавляют от суетливости, нетерпения и спешки. Только после этого вы получаете право войти в храм.
   Именно по этой причине я говорил и говорю о принятии секса. Без этого вы не сможете избавиться от подавленных инстинктов. Я же хочу, чтобы вы были абсолютно чистыми, естественными. Я хочу, чтобы вы пребывали в таком состоянии, в котором все сто двенадцать методов «Вигьяна Бхайрава Тантры» были бы вам полезны.
   Вот для чего я разработал свои медитации – это просто очищающие процедуры.
   Кроме того, я пользуюсь западными терапевтическими приемами, потому что западное мышление и – под его влиянием! – восточное мышление слишком больны. В наши дни очень редко встретишь человека действительно в здравом уме и твердой памяти. Каждый страдает каким-нибудь душевным расстройством, испытывает недомогание, внутреннюю опустошенность, похожую на ноющую рану. Жизнь современных людей напоминает ночной кошмар. Все слишком беспокойны, слишком боятся смерти – и не только смерти, но и самой жизни.
   Люди живут вполсилы, их внутренний огонь едва теплится, а не горит, как у грека Зорбы. Виной всему больное сознание людей. Они влачат жалкое существование, просто чтобы выжить. Надо жить, вот они и живут. Надо любить, вот они и любят. Нужно что-то делать, вот они и делают. Они живут потому, что надо, а не потому, что хочется.
   Их не переполняет энергия, они не рискуют жить на всю катушку. В них пропал дух авантюризма. А если человек не стремится к здоровому риску, значит, с ним что-то не так. Жажда приключений, любопытство – вот критерий; стремление постичь что-то новое, проникнуть в неизведанные дали… Люди стареют уже в детстве. Они не знают, что такое свежесть восприятия и юность.
   Западная терапия не обеспечивает духовный рост, но она подготавливает почву. С ее помощью вы не сможете посадить цветы, но подготовите грунт под посадки. Именно по этой причине я тоже пользуюсь терапевтическими приемами.
   Есть и еще одна причина: я хочу объединить Восток и Запад.
   Медитация была создана на Востоке, терапия – на Западе. Чтобы заинтересовать западного человека медитацией, а восточное мышление приблизить к западному, нужно взять медитацию и соединить с терапией. Универсальный подход не должен быть только восточным. Развитие западного сознания тоже принесло свои плоды, которыми мы можем пользоваться. Опыт показал, что терапия может быть чрезвычайно полезной. С ее помощью человек не может дойти до самых глубин, но для начала этого и не нужно. А после терапии можно приступать к медитации.
   Я хочу, чтобы и западные люди чувствовали, что некоторые из их изобретений тоже используются, что слияние не происходит только с одной стороны, что их вклад имеет огромное значение, и что они тоже создали что-то полезное.
   Я часто прибегаю к терапевтическим методам, и всегда успешно. Терапия помогает людям очистить сознание, готовит их к входу в храм медитации. Я очень хочу, чтобы люди перестали делить мир на Восток и Запад. Земля должна быть единой, и не только политически, но духовно.
   Некоторые думают, что это такой изощренный способ промывания мозгов. Нет, это нечто большее: это промывание сознания. Мозг – всего лишь механизм, которым человек пользуется, чтобы думать. Его помыть очень легко, как и любую машину: помыл да смазал, чтобы лучше работала. Но загрязнено сознание, управляющее мозгом. Оно отравлено, оно полно подавленных желаний и отвратительных мыслей. Очень скоро мозг уже не сможет весь этот хлам вмещать.
   Не вижу ничего плохого в промывании мозгов. Помыться всегда хорошо. Между прочим, сейчас уже появились разные современные химчистки. Так что я не пользуюсь устаревшими методами.
   Да, люди порой чувствуют себя обманутыми, когда им кажется, что их начисто лишили рассудка. Ведь по их представлениям, это все, что у них было. Но так происходит только в самом начале. Как только ум прекращает работу, на поверхность выходят настоящие сокровища, и люди удивляются, откуда у них все это взялось. А оно всегда было, потому что это их сущность, просто ум мешал им это увидеть.
   Вот зеркало может вас обмануть. Вы видите отражение, а кажется, что это – настоящий мир. Поэтому работу ума нужно остановить. И в этом вам поможет медитация. Медитируя, вы погружаетесь в состояние не-ума. Во время медитации зеркало исчезает, и у вас появляется шанс увидеть не отражение, а само свое существо – то самое драгоценное, что у вас есть, ваше истинное сокровище.

Зорба-будда: целостный человек

   Относитесь к жизни, как к игре, и вы сможете объединить оба измерения: и духовное, и материальное. У вас появится возможность совместить несовместимое (а это уже настоящее искусство!). Этот мир и потусторонний, звук и тишина, любовь и медитация, отношения и одиночество – все это должно присутствовать в вашей жизни одновременно. Только так можно познать бездонные глубины своего существа и вознестись вместе с тем на заоблачные вершины бытия.
//-- * * * --//
   Адвокат подошел к краю котлована, где трудилась бригада рабочих, и крикнул:
   – Тимоти О’Тул?!
   В ответ раздался грубый голос:
   – Кому это я понадобился?
   – Мистер О’Тул, – сказал адвокат, – вы родились в Каслбаре, округ Майо?
   – Да.
   – Вашу матушку звали Бриджит, а отца – Майкл?
   – Точно.
   – Мистер О’Тул, – продолжал адвокат, – я обязан вас известить о том, что в Айове скончалась ваша тетушка Мэри, оставив вам в наследство двести тысяч долларов.
   Внизу воцарилась полная тишина, после чего оттуда раздались оживленные крики.
   – Вы поднимаетесь, мистер О’Тул? – спросил адвокат.
   – Минутку, – проревел в ответ громкий бас. – Хочу сперва дать в морду нашему бригадиру.
   Чтобы промотать двести тысяч долларов, О’Тулу понадобилось всего полгода разгульной жизни. Основным его занятием было удовлетворение передавшейся ему по наследству неутолимой жажды. После этого он вернулся на прежнюю работу. Через некоторое время вновь появился тот же адвокат.
   – Мистер О’Тул, на этот раз я извещаю вас о смерти вашего дядюшки Патрика. Он скончался в Техасе и оставил вам четыреста тысяч долларов.
   О’Тул задумчиво оперся на свою кирку и утомленно покачал головой.
   – Не думаю, что мне стоит их брать, – заявил он. – Я уже не так силен, как прежде… Сомневаюсь, что смогу выжить с такими деньгами.
   То же самое случилось и с Западом. Западным людям доступны любые материальные блага, о которых можно только мечтать. Запад достиг изобилия, но люди там истощены, слишком утомлены. Бесконечная гонка за комфортом доконала западных людей, вытянула из них всю душу. У них есть все, но какой ценой они этого добились! Контакт с собой, со своим внутренним миром они утратили. Внешних удовольствий – хоть отбавляй, а внутри пусто. Теперь у человека есть все, что ему надо, только самого человека больше нет. Есть имущество, но нет владельца. Возникло огромное несоответствие. Богатства есть, но человек не чувствует себя богатым – напротив, он ощущает себя нищим, полностью разоренным.
   Задумайтесь, каков парадокс: вы начинаете сознавать бедность своего внутреннего мира, только когда обладаете огромными богатствами – по контрасту. При внешней нищете человеку трудно понять, насколько он беден внутренне. Мелом пишут на черной доске, а не на белой. Почему? Потому что белая надпись становится заметной только на черном фоне.
   Если вы богаты, то в один прекрасный момент можете осознать: «Внутри пусто. Внутренне я беден». И тогда, словно тень, возникает безысходность. «Я достиг всего, чего хотел. Все мои мечты и фантазии исполнились, но это не принесло мне ни удовлетворения, ни блаженства».
   Люди на Западе пребывают в страшном смятении. И это замешательство породило огромное желание вновь обрести связь с собственным «Я».
   А медитация – не что иное, как возвращение к своим корням, обращение к внутреннему миру. Вот почему западные люди проявляют такой интерес к медитации и к Востоку.
   Восточные люди тоже медитировали, когда жили в достатке. И это нужно понимать. Именно поэтому я не против богатства. Я не считаю, что бедность несет в себе оттенок духовности. Я не приветствую бедность, потому что как только страна нищает, ее жители тут же забывают о медитации. Какой уж тут духовный рост, когда нечего есть. Люди забывают о внутреннем мире, и его бедность теряется на фоне всеобщей нищеты.
   По этой же причине в лицах индийцев угадывается удовлетворенность, не характерная для западного человека. Но это не истинная удовлетворенность, это просто отсутствие осознания собственной бедности. Индусы думают: «Посмотрите, насколько беспокойны и напряжены люди на Западе. Вот мы хоть и бедный народ, но всем довольны». Абсолютная чушь! На самом деле они недовольны. Я видел тысячи людей – их нельзя назвать благодушными и удовлетворенными. Несомненно одно: они не осознают собственного недовольства. Ведь для того, чтобы его осознать, нужно быть по-настоящему богатым. Без внешнего богатства внутренняя неудовлетворенность просто не видна. И тому есть немало доказательств.
   Все три индийские традиции убедительно доказывают, что это так. Все индийские аватары были царями или царевичами. Все индийские титханкары, все джайнские мастера были царями, и Будда в том числе.
   Почему Будда разочаровался в жизни, почему начал поиски, почему пришел к медитации? Да потому что был баснословно богат. Он жил в невероятной роскоши. У него было все, о чем только можно мечтать. Но неожиданно, еще довольно молодым человеком, он осознал собственную пустоту. Ему было всего двадцать девять лет, когда внутри себя он вдруг увидел черную дыру. Свет, идущий извне, позволяет увидеть внутреннюю тьму. На белой рубашке заметно даже небольшое пятнышко. Именно это и произошло. И Будда покинул свой дворец и удалился в леса.
   Подобное случилось и с Махавирой. Он тоже сбежал от своего богатства. Почему с нищими такого не происходит? Попрошайки были и во времена Будды. На самом деле Будда отрекся от мира, когда впервые увидел нищего, старика, мертвеца и саньясина. Нищих и тогда хватало.
   Вот как это было. Будда собирался принять участие в молодежном фестивале. Ему предстояло открыть его. Со своей золотой колесницы он увидел нищего – впервые в жизни, потому что его отец тщательно заботился о том, чтобы Будда ничего не знал о нищих, больных, стариках и мертвых. Когда Будда родился, астрологи предсказали, что, если он хоть раз увидит что-то подобное, то немедленно отречется от мира, и потому его отец не допускал этого. Когда бы Будда ни выезжал из дворца, всех нищих прогоняли, всех стариков заставляли разойтись по домам. В саду Будды не было даже увядших листьев. По ночам их убирали, чтобы утром, когда там появится Будда, он мог наслаждаться юностью – молодой листвой и свежими цветами. Он никогда не видел увядшего цветка.
   Когда же он впервые повстречал нищего… Эта легенда прекрасна, в ней рассказывается, что боги обеспокоились: «Отец Будды слишком усердствует. Прошло уже двадцать девять лет, а Будда – человек, который мог бы стать одним из самых великих просветленных на свете, все еще не постиг абсолютную истину». И боги заволновались: «Его отец так старается, что Будда может никогда не увидеть ни нищего, ни старика». И боги решили разыграть спектакль. Один из них притворился нищим, другой – стариком, третий – мертвым, а четвертый надел робу саньясина.
   Так что и во времена Будды нищих было предостаточно, но они почему-то не отрекались от мира. Им не от чего было отрекаться, они радовались тому, что у них хоть что-то есть. Неудовлетворение возникло у Будды.
   Когда Индия была богатой страной, медитацией интересовалось гораздо больше народу, почти все медитировали. Рано или поздно каждый задумывался о луне, о запредельном, о внутреннем. Теперь же наша страна бедна – настолько бедна, что никакой разницы между внешним и внутренним мирами нет. Люди бедны и внутренне, и внешне. Их внутренний мир под стать внешнему – бедность и там, и там. Поэтому удовлетворенность на лицах индусов не истинная, а скорее похожа на маску, прикрывающую их общую нищету. Более того, люди начали верить, что бедность сродни духовности.
   В Индии к нищете относятся с каким-то благоговейным пиететом. И это одна из причин, почему меня постоянно ругают: я не приветствую бедность ни в каком виде. Нищета и духовность совершенно разные вещи. На самом деле духовность исчезает именно из-за бедности.
   Я бы хотел, чтобы весь мир утопал в изобилии. Чем больше богатых людей, тем больше на земле духовности. Богатым людям ничего не остается, как обратиться к себе, потому что только внутренняя полнота приносит истинное удовлетворение.
   Обогащая себя внутренне, постепенно вы восстанавливаете баланс между внутренним и внешним, и ваше существование вновь оказывается гармоничным. И тогда вы испытываете настоящее удовлетворение и блаженство. Когда же внешняя нищета соединяется с внутренней, наступает ложное удовлетворение. И то, и другое означает гармонию. Внешнее и внутреннее совпадает – что еще нужно? Индусы выглядят довольными лишь потому, что нищета царит по обе стороны. Да, это настоящая гармония внутреннего и внешнего, но такая удовлетворенность уродлива. На самом деле это отсутствие жизни и жизненных сил. Такое удовлетворение глупо, в действительности кроме усталости и скуки за ним ничего нет.
   Рано или поздно Запад должен заинтересоваться медитацией, у него просто нет другого выхода. Христианство все меньше и меньше влияет на сознание западных людей. Его проповедникам не удалось создать учения о медитации. Поэтому эта религия, равно как иудаизм, так и осталась заурядной.
   Запад был беден – вот в чем причина. Вплоть до наших дней люди на Западе жили в полной нищете. Когда Восток был богат, Запад был беден. Иудаизм, христианство и мусульманство – все три неиндийские религии зародились в нищенском обществе. Они и не могли развить методы медитации, в этом не было нужды.
   Но Запад разбогател, и возникло несоответствие.
   Западные религии возникли из нищеты, и поэтому им нечего дать богатым людям. Для богатого человека западные религии – просто детский лепет, не приносящий особого удовольствия. Восточные же религии были созданы людьми богатыми. Поэтому западные искатели истины теперь все больше и больше интересуются Востоком. Действительно, буддизм приобрел огромную популярность на западе, а дзен распространяется, как лесной пожар. Почему? Да потому что и буддизм, и дзен зародились в богатстве и достатке.
   Сознание современного западного человека очень схоже с сознанием буддиста. Запад оказался в том же положении, в каком был Будда, когда его заинтересовала медитация. Это были искания богача. То же касается индуизма и джайнизма. Эти три великие индийские религии родились среди изобилия, и потому Запад неизбежно должен был обратить внимание на эти восточные религии.
   Религии Запада теряют свое значение. Индия же не может позволить себе понять Будду из-за своей бедности. На самом деле бедные индусы сейчас все чаще и чаще обращаются к христианству. Богатые американцы интересуются буддизмом, индуизмом, изучают веданту, а неприкасаемые, беднейшие из беднейших, становятся христианами. Понимаете, почему? Западные религии имеют особое очарование для бедных. Но у них нет будущего, потому что рано или поздно богатым станет весь мир.
   Я не почитаю бедность. Я ее не уважаю. Человек должен быть богатым во всех отношениях. Наука с ее технологиями дала нам возможность стать богаче внешне. У религии тоже есть технологии, которые обогащают внутренний мир. Йога, тантра, даосизм, суфизм, хасидизм – все это внутренние технологии.
   Вспоминается такая история.
   Ее главным действующим лицом является один из тех людей, которые считают, что все случается по воле божьей, и сомневаться в этом – большой грех.
   Так вот, всю жизнь он страдал и при этом никогда не жаловался. Он был женат, но жена его сбежала с одним из слуг. У него была дочь, но она вышла замуж за негодяя. У него был сын, но его казнили. Пожар уничтожил амбар, в котором хранились запасы еды, ураган снес его дом, град побил все посевы, а банкиры растащили по закладным его ферму. И каждый раз, когда судьба нещадно била его, он опускался на колени и благодарил «Бога всемогущего за Его бесконечную милость».
   Со временем, без гроша в кармане, но по-прежнему покорный воле небес, он оказался в местной богадельне. Однажды настоятель отправил его пахать картофельное поле. Налетела буря, и, когда она уже была на исходе, неожиданно с небес ударила молния. Она расплавила плуг, сожгла на человеке почти всю одежду, спалила ему бороду, выжгла на его голой спине клеймо соседа-скотопромышленника и отбросила на ограду из колючей проволоки.
   Вернувшись в сознание, он медленно опустился на колени, сложил ладони, вознес глаза к небу и вдруг… впервые в жизни возмутился: «Господи, – воскликнул он, – да когда же все это кончится?! Я так больше не могу!»
   То же самое происходит сейчас с Востоком: «Это просто возмутительно?!» Но люди продолжают стоять на коленях и благодарить господа. А благодарить-то уже не за что! Вокруг нищета, болезни и голод, нет никакой божьей милости. Но люди забыли, как отстаивать свои права, им и в голову не приходит, что можно хоть как-то улучшить положение.
   Восток разучился медитировать и пребывает в почти бессознательном состоянии. Он слишком голоден для медитации, слишком беден для молитвы. Его интересуют только хлеб, крыша над головой и одежда. Поэтому, когда христианские миссионеры открывают на Востоке больницы и школы, это производит неизгладимое впечатление на местных жителей. Они считают такие поступки настоящей духовностью. А мои речи о медитации никому неинтересны – наоборот, люди настроены против меня. «Разве же это духовность?» – говорят они. И я их понимаю – им нужны хлеб, жилье и одежда. Но причины их проблем – в них самих, точнее, в их мышлении. С одной стороны, им нужны хлеб, жилье и одежда, дома побольше и дороги получше, а с другой стороны – они возводят бедность на пьедестал. Сами же себе противоречат.
   Восток еще не готов к медитации. Прежде всего ему нужно научиться использовать последние достижения научной мысли, чтобы хоть немного улучшить условия жизни. Западу нужны религиозные технологии, а Востоку – научные.
   Я – за единый мир, где Запад сможет удовлетворить нужды Востока, а Восток – потребности Запада. Разделение на Запад и Восток существует уже очень давно, но теперь оно не имеет смысла. Давно пора отменить Восток и Запад. Мы дошли до той черты, когда весь мир может и должен стать одним целым, потому что иначе мы просто не выживем.
   Очень скоро не будет отдельных наций, мы перестанем делить людей по национальному признаку, вместе с этим исчезнут и политики.
   Мы стоим на пороге совершенно нового мира, новой ступени развития всего человечества, вступаем в эпоху единства людей, благодаря которому произойдет высвобождение огромных запасов энергии.
   У Востока есть свои сокровища – религиозные технологии, а у Запада свои – научные технологии. Если Восток и Запад объединятся, весь мир превратится в рай. Нет смысла стремиться в иной мир, впервые в истории мы сами можем сотворить рай на земле. А если у нас это не получится, то виноваты будем только мы сами.
   Я за единый мир, за единое человечество, единую науку, которая вберет в себя еще и религию, станет союзом между поиском внутренним и внешним.
   Именно этим я здесь и занимаюсь. В этих стенах происходит слияние Востока и Запада, зарождение нового человечества. Здесь лоно новой жизни на Земле.
//-- * * * --//
   Жизнь состоит из полярностей. Медитация и любовь – вот два основных полюса.
   Наша жизнь полна противоречий: позитивное отношение и негативное, рождение и смерть, мужчина и женщина, день и ночь, зима и лето… всюду мы сталкиваемся с явлениями, противоположными друг другу. Но эти полярности не просто противостоят одна другой, они еще и дополняют друг друга, поддерживают и помогают друг другу.
   Они похожи на кирпичи в арочном своде. В арках кирпичи укладываются так, чтобы они подпирали друг друга. Кажется, что каждый уложен в направлении, противоположном соседнему, но именно такое противостояние дает своду устойчивость. И именно от распределения веса упоров и зависит прочность арочного свода.
   Так вот, главными полярностями в жизни являются медитация – искусство быть наедине с собой – и любовь – искусство быть вместе с другим. Целостным может быть только тот человек, который познал оба этих состояния и который может легко переходить от одиночества к общению. Ему это дается без особого труда, как вдох и выдох, которые тоже противоположны друг другу, но составляют единый цикл дыхания.
   Медитация – это вдох, а любовь – выдох. С любовью и медитацией ваше дыхание становится полным, совершенным, целостным.
   В течение многих веков религии пытались достичь одного полюса за счет отрицания другого. Буддизм и джайнизм, например, основаны на медитации. А суфизм и хасидизм – это религии бхакти, религии посвящения себя кому-то или чему-то. Они основаны на любви, но на любви к другому. Таким религиям нужен бог, чтобы его любить и ему молиться. Без бога нет и религии, человеку нужен объект любви. Религия же, основанная на медитации, может существовать и без бога. Эта гипотеза оказывается для нее лишней. Вот потому буддисты и дажйны не верят в бога. Им не нужен кто-то «другой». Достаточно научиться пребывать в одиночестве, в тишине, никуда не двигаться, быть полностью расслабленным и удовлетворенным. «Другого» же, напротив, следует отбросить, забыть про него. Поэтому эти религии ищут не бога, а божественное начало, причем не где-то там, а внутри самого человека.
   Когда западные богословы впервые прочитали священные тексты буддизма и джайнизма, они попросту растерялись: разве могут эти безбожные философии быть религиями? Философиями их еще можно назвать, но религиями… Безбожная религия – это было выше их понимания. Традиции иудаизма и христианства предполагали, что важнейшим для религии является представление о боге. Религиозен тот, кто боится бога, но на Востоке говорили, что бога нет, и потому просто не могли его бояться.
   На Западе несколько тысячелетий считалось, что человек, не верящий в бога, – атеист, безбожник. Такой человек не может быть религиозным. Но тогда получается, что Будда – самый настоящий атеист, и при этом он религиозен. Для западных умов это было очень странным. Они не знали о существовании религий, в основе которых лежит медитация.
   То же касается и последователей Будды и Махавиры. Они смеются над глупостью религий, признающих понятие внешнего бога, потому что это понятие само по себе абсурдно. Это лишь фантазия, игра воображения, нелепая проекция. Но для меня правдой является и то, и другое.
   Я не отношу себя ни к одному, ни к другому полюсу. Я воспринимаю их как нечто единое. Я исследовал истину с обеих сторон: я любил и медитировал. И личный опыт показал мне, что человек становится целостным, только когда постигает и то, и другое. В противном случае он так и остается однобоким, чего-то в нем не хватает.
   Будда и Христос – это всего лишь две половины. Христос знает, что такое любовь, Будда знает, что такое медитация, но если бы они встретились, то не нашли бы общего языка. Они просто не поняли бы друг друга. Иисус бы говорил о царствии божьем, а Будда начал бы смеяться: «Что за ерунда? Какое еще царствие?». «Исчезновение „Я“, растворение „Я“ – вот что важно!» – сказал бы Будда. «Исчезновение „Я“? Растворение? – удивился бы Иисус. – Но это же самоубийство, полное и окончательное! Что это за религия?! Нужно думать о бессмертии души!»
   Они просто не поняли бы друг друга. При встрече им понадобился бы переводчик вроде меня, иначе они просто не смогли бы общаться. А мне пришлось бы переводить так, что я искажал бы обоих! Слова Иисуса «царство божье» я переводил бы как «нирвана» – и тогда Будда понял бы, о чем идет речь. А «нирвану» Будды я бы назвал «царствием божьим» – и тогда понял бы Иисус.
   Сейчас человечеству нужно целостное видение. Мы слишком долго довольствовались половинами. В прошлом это было необходимо, но теперь люди выросли. Мои саньясины могут медитировать – и в то же время молиться, медитировать – и в то же время любить, пребывать в тишине и исполнять безумный танец, праздновать существование. Их внутреннее безмолвие стало для них праздником, а веселье – тишиной. У них самая трудная задача из тех, что когда-либо давали Мастера своим последователям. Им нужно объединить противоположности в единое целое.
   И встретившись, противоположности перестанут быть чем-то отдельным друг от друга. Запад и Восток, мужчина и женщина, материя и сознание, этот мир и запредельное, жизнь и смерть – все противоположности сольются в неразделимый сплав. Это и есть окончательная полярность – она содержит в себе все остальные полярности.
   Из целостности родится новый человек – Зорба-Будда. Так я называю нового человека. Моим саньясинам необходимо сделать все, чтобы добиться такой текучести и подвижности и, охватив оба полюса, поделиться этим с вами.
   И тогда вы сможете ощутить вкус целостности. Ведь чтобы познать святость, нужно познать целое. Только так и никак иначе.
//-- * * * --//
   Мое послание миру просто. Я хочу, чтобы человечество перешло на новый уровень развития, чтобы появился homo novus. Прежде человека считали либо материалистом, либо духовным, он был либо моральным, либо аморальным, грешником или святым. Но такое восприятие основывается на разделении. Из-за этого все человечество страдает шизофренией. Сейчас человек болен, он не в себе. За три тысячи лет случилось пять тысяч войн. Просто безумие какое-то! В это трудно поверить. Это глупо, неразумно, не по-человечески.
   Разделяя человека, мы создаем страдания, ведем его прямиком в ад. Теперь ему никогда не выздороветь, никогда не обрести гармонию. Та его часть, которую он отрицает, постоянно стремится отомстить. Она находит любые пути и средства, лишь бы занять главенствующее положение. И человек превращается в поле битвы. Внутри него идет непрекращающаяся гражданская война. Но это должно остаться в прошлом.
   Раньше на земле было мало настоящих людей, мир был полон гуманоидов, которые только выглядели как люди, но на поверку оказывались искалеченными парализованными уродцами. Им не разрешалось цвести, наслаждаясь зрелостью и целостностью. Они были людьми лишь частично, и эта разделенность вызывала адские муки, нестерпимое напряжение. Такие люди не могли радоваться, потому что наслаждаться бытием способен только целостный человек. Радость – это благоухание целостности.
   Цвести может лишь здоровое дерево. Но человек пока еще болен.
   Прошлое было мрачным и унылым. То была темная ночь души. И поскольку люди чувствовали себя подавленными, в них накопилось много агрессии. То, что подавляется, всегда перерастает в гнев. Если человек не выражает себя полностью, то становится жестоким, лишается присущей ему мягкости. Так было всегда вплоть до нашего времени. Но теперь настала пора отбросить старое и провозгласить новое.
   Новый человек уже не будет «тем или другим», он станет «и тем, и этим». Новый человек будет близок к земле и одновременно возвышен, он будет жить сразу в обоих мирах. Он примет свою целостность и не будет испытывать муки разделенности. Его бог не станет противостоять дьяволу, его нравственность не окажется на пути безнравственности. Он не будет мыслить противоположностями. Он возвысится над двойственностью, исцелится от шизофрении. И с появлением нового человека возникнет новый мир, потому что новый человек будет видеть мир совсем иначе. Жизнь станет другой, такого на земле еще не было. Человек будет мистиком, поэтом и ученым одновременно. Ему не нужно будет выбирать, у него не останется других вариантов, кроме как быть собой.
   Вот чему я учу: homo novus, новый человек, а не человекоподобное существо, неестественное и однобокое. Общество полулюдей возникло из-за священников, политиков и педагогов. Человекоподобные существа штампуются, производятся. Каждый ребенок приходит в этот мир целостным, полным жизненной энергии, тотальным, в нем нет никакого разделения. И тут же общество принимается его душить, зажимать в тиски и расщеплять его личность. Ребенку постоянно указывают на то, что можно делать, а чего нельзя, каким следует быть, а каким быть нельзя ни при каких обстоятельствах, и его целостность разрушается. Ребенок начинает сам себя стыдиться. Он отрицает свое естество и таким образом губит любые свои творческие способности. Теперь он – лишь кусочек самого себя, он не в силах танцевать и петь. И у него постоянно возникает желание покончить с собой, потому что он не в состоянии понять, что такое жизнь. К тому же получеловек не в силах принимать самостоятельные решения. Все за него решают другие: родители, наставники, политики, попы. Они отнимают у него право принимать решения. Они отдают приказы, а он просто подчиняется. Получеловек всегда остается рабом.
   Я же учу вас быть свободными. Пришло время разорвать цепи, разбить оковы и выйти из тюрьмы. Хватит быть рабами. Пора обретать индивидуальность, становиться мятежниками, бунтарями. Когда человек восстает против рабства… Некоторым и раньше удавалось избежать тирании, но то были единицы. Очень редко на земле рождались такие люди, как Христос и Будда. По сути, они – исключение. Но даже они, и Будда, и Христос, не могли жить в полную силу. Они пытались, но общество было против них.
   Мое видение нового человека таково: он будет греком Зорбой и в то же время – Гаутамой Буддой. Это будет Зорба-Будда. Он будет чувственным и духовным: материальным, абсолютно материальным, ощущающим все вокруг, предающимся всем телесным наслаждениям, какие только бывают, и все же человеком великой осознанности, умеющим свидетельствовать своему бытию. Он будет и Христом, и Эпикуром.
   Прежним людям приходилось постоянно от чего-то отрекаться, новые же люди будут радоваться всему, что есть. Новое человечество рождается уже сейчас, его эра придет со дня на день. Люди просто этого еще не осознают. Но на самом деле восхождение нового уже началось. Старое человечество умирает, оно уже на смертном одре. И я отнюдь не скорблю по нему – пусть умирает. Благодаря его смерти новое появится само собой. Смерть старого – это всегда начало чего-то нового. Но новое приходит только тогда, когда к старому вернуться уже невозможно.
   Помогите прежнему человечеству умереть, а новому родиться. И помните: стариков нужно уважать, они будут пользоваться авторитетом прошлого, а все новое обычно воспринимается в штыки. Новое человечество будет настолько новым и непривычным, что к нему вряд ли проявят хоть какое-то почтение. Скорее, все силы будут направлены на его уничтожение, но за ним – будущее всего человечества. Новому придется прокладывать себе путь.
   Я стремлюсь создать поле Будды – особое энергетическое поле, в котором новому будет легче родиться. Я – всего лишь повивальная бабка, помогающая новому человечеству выжить в этом враждебном мире. Ему потребуется поддержка со стороны всех, кто мечтает о революции. Время пришло, и роды вот-вот начнутся. Сейчас самый подходящий момент – плод уже созрел. Он в состоянии выжить и утвердить себя. Прорыв уже очень близок.
   Старое общество прогнило настолько, что даже при поддержке самых ревностных хранителей его дни сочтены. Оно обречено! Мы можем лишь тянуть время, можем поклоняться прошлому, но это будет лишь отсрочка неизбежного. Новое человечество уже в пути. Все, что мы можем, – это либо ускорить его появление, либо задержать. И лучше, если мы ему поможем, потому что тогда человечество ждет великое будущее – будущее свободы, радости и любви.
   Я учу вас новой религии, не похожей ни на христианство, ни на иудаизм, ни на индуизм. У этой религии не будет названия. Это будет сугубо религиозное качество человеческой целостности.
   И мои люди станут первыми лучами солнца, встающего над горизонтом. Это сложнейшая задача, практически невыполнимая, но именно из-за того, что она так сложна и труднодостижима, она привлечет всех, у кого еще осталась душа, тех, кого манят приключения, и тех, кто полон отваги, ведь новый мир будет по-настоящему дерзким.
   Я говорю о Будде, о Христе, о Кришне, о Заратустре для того, чтобы сохранить все лучшее, что было в прошлом. Но таких людей на земле были единицы. В основном люди жили в рабстве, в кандалах, их сознание было расщеплено и от этого безумно.
   Мое послание просто, но вместе с тем трудновыполнимо. Однако чем оно сложнее и невероятнее, тем сильнее вызов. Сейчас настал подходящий момент: наука и религия уже потерпели неудачу. Да, время пришло. Ни Востоку, ни Западу не удалось доказать свою состоятельность. Мир нуждается в чем-то большем, ему нужен синтез, встреча Востока и Запада, объединение науки с религией.
   Религия оказалась несостоятельной, потому что ее приверженцы интересовались исключительно миром загробным, а про тот, в котором мы живем, они почти забыли. Но этот мир нельзя отрицать, потому что здесь наши корни. Наука же потерпела крах потому, что отрицала существование иных миров и уделяла внимание только миру материальному, а о мире внутреннем, о цветении человеческого существа она даже и знать не хотела. Человеку, как и дереву, нужны корни и земля, в которой эти корни могут укрепиться. Дереву нужно небо, чтобы расти, чтобы раскинуть ветви и цвести. И только тогда дерево может быть счастливо, лишь тогда оно станет настоящим, а его жизнь приобретет смысл и значение.
   Человек подобен дереву. Религия не смогла полностью удовлетворить человека потому, что говорила исключительно о цветах. Но эти разговоры так и остались философской абстракцией, не имеющей никакого материального воплощения. Религиозные идеи и не могли стать реальными, так как существовали в отрыве от земли. А науке ничего не удалось, потому что ее заботили только корни. Но корни уродливы, они не цветут и не приносят плодов.
   Запад страдает от избытка науки, а Восток – от засилья религии. Теперь нам нужно новое человечество, в котором религия и наука станут двумя сторонами единого бытия. А мостом между ними станет искусство. Поэтому я и говорю, что новые люди будут мистиками, поэтами и учеными.
   Искусство – поэзия, музыка, скульптура – единственное, что может связать науку и религию воедино. И когда мы поможем новому человеку появиться на свет, земля впервые станет такой, какой должна была быть изначально. Она станет раем, в котором человеческое тело будет телом Будды, а сама земля – прекрасным райским садом.

Приложение
О жизни и работе Ошо

Я – центр циклона, поэтому мне все равно, что творится вокруг, меня это никак не задевает. Шум толпы или нежное журчание ручья – я просто свидетель, я одинаково спокойно наблюдаю и за тем, и за другим. Что касается моего глубинного существования, то какими бы ни были обстоятельства, я всегда остаюсь собой. В этом заключается мое учение: все вокруг меняется, но сознание должно оставаться неизменным. В жизни всегда есть место переменам, таков наш материальный мир. Сегодня вы успешны, завтра терпите поражение, в какой-то момент вы находитесь на самом дне, но со временем оказываетесь на вершине. Однако что-то внутри вас не меняется никогда, и это «что-то» и есть ваша внутренняя реальность. Я живу в своей реальности, а не во всех этих снах и кошмарах, что творятся вокруг меня.

11 декабря 1931 года

Ошо родился в поселке Кучвада в центральном индийском штате Мадья-Прадеш, там, где жили родители его матери.

1932–1939. Кучвада

После смерти матери отца заботы о младших детях и семейном бизнесе ложатся на плечи молодых родителей Ошо. Самого Ошо отправляют жить к бабушке с дедушкой по материнской линии. Те создают вокруг мальчика атмосферу необычайной свободы и уважения. По его собственным словам и по рассказам тех, кто знал его в детстве, Ошо был сорвиголовой и озорником, никогда не упускавшим возможности проверить свои физические возможности и бросить вызов человеческому самомнению и лицемерию.

1938–1951. Гадавара

После смерти дедушки, отца матери, Ошо с бабушкой переезжают жить в Гадавару, город, в котором живут родители Ошо. Там он впервые идет в школу. В те минуты, когда он не озорничает и не дразнит учителей, Ошо продолжает следовать своему дерзкому и зачастую уединенному образу жизни, сложившемуся в первые годы жизни с бабушкой и дедушкой. В 1945 году, в четырнадцатилетнем возрасте, он решается на семидневный эксперимент – ожидает предсказанной астрологом смерти, построившим некогда его персональный гороскоп.
//-- 21 марта 1953 года. Просветление --//

1951–1956. Студент университета

Ошо изучает философию и получает многочисленные награды за победы в дискуссионных состязаниях. Он с отличием заканчивает джайнский колледж, после чего профессор Рой приглашает его в аспирантуру Сагарского университета.

1957–1970. Преподаватель и официальный оратор [15 - Официальный оратор – представитель университета, который произносит вступительное слово на открытии торжественных собраний, представляет университет на различных торжествах.]

Вначале Ошо работает преподавателем в колледже санскрита в Райпуре, а затем в Джабалпурском университете, где читает лекции по философии. Благодаря его нетрадиционному и уникальному подходу к преподаванию на его занятия собирается множество студентов – даже тех, кто вообще не записывался на уроки философии. Со временем он посвящает все больше времени публичным выступлениям, начинает путешествовать по Индии.

1962 год. Первые центры медитации

   В поездках Ошо все чаще завершает свои выступления медитациями. Первые медитационные центры, возникшие благодаря его учению, известны под названием Дживан Джагрути Кендра (Центры пробуждения жизни), а само движение последователей Ошо именуется Дживан Джагрути Андолан (Движение пробуждения жизни).
   С помощью храмов, или центров медитации, я хотел научным образом познакомить современного человека с медитацией, дать ему не только умозрительное, но и практическое представление о том, что такое медитация. Некоторые явления можно понять, лишь испытав их на личном опыте.
   Центр медитации – это научное заведение, в котором медитация преподается на доступном современному человеку языке, а также посредством понятных ему символов. Более того, в моих центрах у людей есть возможность практиковаться в медитации, получать свой собственный опыт. Нам известны описания ста двенадцати методов медитации. Я бы хотел дать каждому из них научное обоснование, чтобы люди могли не только понимать их назначение, но и применять их на практике.

1962–1974. Кэмпы – медитационные лагеря

   Помимо лекций и бесед, Ошо начинает проводить трех-десятидневные кэмпы на природе – выездные медитационные лагеря; там он проводит ежедневные беседы и работает с каждым человеком индивидуально.
   Мне доводилось говорить, обращаясь к пятидесяти, а иногда и к стотысячной аудитории, и я знал, что творится у людей в голове: они меня не слушали, просто присутствовали. Этим людям нравилось приходить ко мне не потому, что они понимали мои слова. Они наслаждались тем, как я говорю. Им нравилось смотреть на меня, но они не были настоящими искателями.
   Я понял, что говорить с целой толпой бессмысленно, и начал собирать небольшие группы. Только так мне удалось избавиться от полчищ народу. Я уходил в горы и говорил, что любой, кто пожелает, может пойти со мной и провести там семь или десять дней. Естественно, если человек готов бросить на целую неделю все свои дела, его интерес не подделен, это уже не праздное любопытство. Когда человек на целых десять дней оставляет работу, жену и детей, это, по меньшей мере, признак того, что он действительно жаждет что-то понять. Так и родились кэмпы – медитационные лагеря.

Июнь 1964 года. Медитационный лагерь в Ранакпуре

   Медитационный лагерь в Ранакпуре стал своего рода поворотной вехой в работе Ошо. Именно там его беседы и комментарии к медитациям были записаны и опубликованы в виде книги «Путь к самореализации», вызвавшей в Индии немало одобрительных откликов. Позже Ошо сказал, что эта книга охватывает все его учение, которое никогда не меняло своей сути. Сейчас книга переиздана под названием «Совершенный путь». На открытии кэмпа Ошо описал три основных правила участия в его занятиях:
   Первое правило: живите настоящим. Только оно реально, только в нем можно черпать энергию. Если и можно познать истину, то лишь присутствуя в настоящем моменте.
   Правило второе: будьте естественными. Как актеры после спектакля снимают костюмы и смывают грим, так и вам в эти пять дней (во время медитационного лагеря в Ранакпуре) следует снять с себя маски и отложить их в сторону. Позвольте себе выражать то, что идет изнутри. Пусть самое главное, самое естественное будет на виду.
   Правило третье: погрузитесь в одиночество. Не допускайте, чтобы внутри вас собралась целая толпа. То же касается и внешнего мира – живите сами по себе, как будто вы здесь одни. Вам не нужно поддерживать отношения с другими людьми.

Июнь 1966 года. Журнал «Джоти Сикха» («Пробуждение жизни»)

Бомбейский медитационный центр Дживан Джагрути Кендра начинает издавать на хинди ежеквартальный журнал. Этот центр становится также официальным издателем книг, составленных на основе записей бесед Ошо. К этому времени Ошо известен как Ачарья Раджниш.

1968 год. «От секса к сверхсознанию»

   Ошо приглашают в Бомбей, где в престижном лекционном зале Бхаратийя Видья Бхаван он должен был провести серию дискурсов на тему «Любовь». На первом же выступлении, состоявшемся 28 августа, Ошо рассказывает о том, что любовь и медитация возникают в результате преобразования сексуальной энергии и что подавленный секс невозможно трансформировать. Услышав разговоры о сексе, многие из присутствовавших пришли в ярость, и организаторы отменили следующие встречи.
   28 сентября Ошо возвращается в Бомбей, чтобы завершить цикл дискурсов. Теперь его выступления проходят перед огромной аудиторией на площади Гвалия Танк. Позже цикл этих бесед издается под названием «От секса к сверхсознанию». Книга становится самым читаемым изданием выступлений Ошо, а индийская пресса начинает величать его «секс-гуру».
   Если вам нужна самая главная и самая простая правда о любви, то знайте: чтобы научиться любить, прежде всего нужно постичь святость секса, поверить в его божественность так же, как вы верите в существование самого бога – всей душой. И чем полнее, чем искреннее вы принимаете секс, тем меньше он вас волнует. Но чем мощнее вы подавляете свою сексуальность, тем сильнее вы от нее зависите…
   …Когда наша беседа закончилась, я спустился со сцены и увидел, что все руководители и общественные деятели – мои друзья, которые организовали эту встречу и были вместе со мной на сцене, куда-то исчезли! Испарились! Я не встретил ни одного из них, пока шел к выходу. Даже главный администратор не вышел сказать мне «спасибо». Люди в белых шапочках [16 - Гандийцы, многие из которых до того дня поддерживали Ошо. – Примеч. ред. англ. изд-я.] и нарядах из кхади разбежались, причем задолго до окончания беседы. Все руководители ушли. Общественные деятели, признаться, – особы очень слабые. Но быстрые! Они исчезают раньше своих приверженцев.

1970–1974. Бомбей

   27 июня 1970 года в Джабалпуре, где Ошо долгое время жил и преподавал в университете, была устроена вечеринка в честь его отъезда. 1 июля Ошо перебрался в Бомбей, где начал проводить регулярные вечерние выступления, на которые собиралось около 50 человек. Беседы нередко завершались медитацией, пением и танцами. С тех пор Ошо выезжает из города только по самым значительным поводам, а с 1 декабря вообще прекращает выездные дискурсы.
   Постепенно я ограничу себя пространством одного помещения. Я перестану ездить по стране и буду работать только с теми, кого знаю лично. Я обучу их, и они смогут ездить вместо меня. Они будут посещать разные города и страны, то есть делать то, чего я уже не могу. Таким образом я подготовлю десять тысяч человек.
   Для меня религия – это наука, и потому я разработал целую научную технологию. Как только люди будут готовы, я им ее передам. И с помощью этой технологии они смогут работать с другими людьми. Мое присутствие будет уже не нужным. Сейчас моя задача – найти таких людей, которые смогут объединить духовность и науку и работать с людьми именно в этом ключе.

1970 год. Первая Динамическая медитация

   В апреле 1970 года Ошо впервые проводит Динамическую медитацию – революционную катарсическую технику. В мае, во время медитационного кэмпа под Нарголем, он экспериментирует с этой техникой, а затем оттачивает ее на протяжении трех лет. Динамическая медитация становится визитной карточкой Ошо, его самой знаменитой и широко распространенной формой медитации.
   Однажды мой друг спросил меня: «Раньше во время медитации ты предлагал нам быть расслабленными, тихими и осознающими. Теперь же, когда мы усиленно дышим и спрашиваем себя „Кто я?“, ты призываешь нас напрягаться изо всех сил. Так что лучше?»
   Дело не в том, что лучше или хуже. Я понимаю суть вопроса, просто сравнение здесь неуместно. Вам нужно найти ту особую технику, которая поможет именно вам ощутить внутреннее умиротворение и проникнуть глубже в собственное бытие. Для каждого это что-то свое. Есть люди, которые расслабляются только после того, как устанут до изнеможения. А есть и другие, которые способны мгновенно погрузиться в тишину, но таких – единицы. Трудно сразу отключиться от всего, что происходит вокруг. Большинству людей сначала нужно перенапрячься, а уже затем расслабляться. Но в обоих случаях конечная цель одна и та же – внутренний покой и расслабление.

1970 год. Новое определение саньясы

   С 26 сентября по 5 октября 1970 года. Ошо проводит медитативный кэмп в Кулу Манали, у подножия Гималайских гор. 26 сентября он посвящает первую группу учеников в саньясу и называет их «нео-саньясинами». Его версия древнеиндийской традиции коренным образом отличается от устоявшихся представлений, по которым искатель отрекается от всего имущества и всех земных связей, дает обет воздержания и живет подаяниями мирян. Дав новое определение саньясы, Ошо очередной раз бросает вызов традиционным взглядам.
   Я хочу отделить саньясу будущего от саньясы прошлого. Думаю, что традиция саньясы – такая, какой она была прежде, уже при смерти – туда ей и дорога. У нее нет будущего. Но суть саньясы все же следует сохранить. Это настолько ценное достижение человечества, что мы не можем его потерять. Саньяса – тот редкий цветок, который распускается раз в тысячелетие. Он очень нежен и потому требует особой заботы. Он непременно погибнет, если ухаживать за ним будут по-старому.
//-- * * * --//
   В древности саньясины отрекались от мира. Я не против этого.
   Но все же я использую слово «саньяса» потому, что вижу еще одно его значение, гораздо более древнее и значительное. Я имею в виду отречение от всех условностей внешнего мира, от религий, каст, брахминизма, джайнизма, христианства, бога, священных писаний.
   Для меня саньяса означает такую клятву: «Я намерен полностью освободиться от всего, что мне навязывали. Я буду жить сам по себе и делать все, чтобы мое сознание всегда оставалось ясным и юным». Саньяса – это посвящение в невинность.
//-- * * * --//
   Начиная с 1970 и вплоть до 1985 года саньясины Ошо носят одежду красных и оранжевых тонов. При посвящении им дается ожерелье под названием мала, состоящее из ста восьми бусин и медальона с портретом Ошо. Кроме того, Ошо каждому дает новое имя. У всех имен одинаковые приставки: «свами» – для мужчин и «ма» – для женщин.
   Мужской путь – это путь осознанности. Осознанность помогает мужчине стать хозяином самому себе. Таково значение слова «свами». Женский путь – путь любви, благодаря которой женщина становится матерью всего сущего. Именно это означает слово «ма». Женщина в своем расцвете источает материнскую энергию… она – мать вселенной. Она благословенна и распространяет благость на всех вокруг. Когда мужчина достигает наивысшей точки развития, он не становится ни отцом, ни матерью, он оказывается Мастером, хозяином самому себе.
   Любовь и осознанность – две дороги. Говоря о мужском пути, я не имею в виду, что всем мужчинам нужно развиваться именно в этом направлении. То же касается и женского пути. Не все женщины должны становиться матерями. Некоторым из них нужно пройти путь осознанности. Таких женщин я бы назвал «свами». Но это может привести к путанице. Да у нас тут и так сплошное безумие… Поэтому я не стану этого делать. И все же иногда ко мне приходят женщины, чтобы принять саньясу, а мне хочется называть их «свами» вместо «ма». А порой, наоборот, приходят мужчины, у которых сущность женственнее, чем у многих женщин.
//-- * * * --//
   Позже, в 1985 году Ошо сказал:
   Несколько лет назад я начал отделять своих людей от всех остальных. Я посвящаю их в саньясу лишь для того, чтобы узнавать их, различать в толпе. А имена даю, чтобы помнить, как их зовут, потому что ко мне приходят люди со всего света, и часто у них такие трудные имена, что запомнить их просто невозможно. Так что истинная причина посвящения – это просто мое желание называть людей так, как мне удобно. Иначе я запутаюсь. Тут собрались представители всех континентов, говорящие на разных языках, я просто не могу запомнить всех.
   Когда я сам называю человека, все становится намного проще. Я выбираю имя не просто так. Я вижу в человеке определенное качество, его особые возможности, и у меня возникает ассоциация. И тогда, когда я обращаюсь к человеку, называя его по-новому, я вижу его жизненный стиль, его потенциал, его модели поведения. Мне легче запомнить имя, когда я знаю его смысл. Иначе это было бы слишком трудно, практически невозможно.
   И одежду красных тонов они носят лишь для того, чтобы их было видно. Все прочие мои объяснения – полнейшая чушь. Главное веско обосновать. Их ведь спрашивают, почему они ходят в такой одежде, и им нужно что-то отвечать. Вот я и придумал целую философию. Но на самом деле все эти идеи высосаны из пальца. Истина же проста: я хочу помнить их имена и отличать от остальных.
//-- * * * --//
   В 1986 году Ошо вновь отметил, что внешняя атрибутика саньясинов не имеет большого значения.
   У людей еще слишком неразвитое сознание. Они постоянно цепляются за внешние символы. То же происходит и в мире религии. Начинается поиск всегда красиво, но потом люди сбиваются с пути. А все потому, что чересчур много внимания уделяется миру внешнему, и люди забывают о мире внутреннем. Исполнение ритуалов отнимает у них все силы, и не остается времени хотя бы подумать о внутреннем пути, который, по существу, и является основой любой религиозности.
   Я хочу, чтобы мои люди ясно это понимали. Ни вступление в традицию, ни одежда, ни внешняя дисциплина, ни что-либо другое, что дается саньясой и что приходится принимать на веру, – ничто из этого вам не поможет. Единственное, что способно вас трансформировать, вызвать внутреннюю революцию – это выход за пределы ума в мир сознания. Все прочее не имеет никакого отношения к религиозности.
   Из-за того, что наш мир слишком одержим внешними признаками, мне тоже пришлось снабдить своих саньясинов некой атрибутикой: оранжевыми одеждами, малой, медитацией. Хотя главным все же остается медитация. Я понял, что люди с легкостью меняют одежду, но изменить мышление им очень трудно. Они могут носить малу, но не способны погрузиться в собственное сознание. И только потому, что они ходят в оранжевом, носят малу и теперь у них новое имя, они начинают верить, что теперь стали настоящими саньясинами.
   Так дешево саньясу не купишь. Вы уже достаточно повзрослели, чтобы закончить первый этап. Если вам нравится оранжевый или красный цвет – отлично, вреда это не принесет. Пользы, впрочем, тоже. Нравится вам носить малу с моим портретом – носите, но помните, что это просто безделица, с религией она не имеет ничего общего. Отныне я свожу религию к ее абсолютной сущности – медитации.
//-- * * * --//
   В тот день, когда я начал проводить посвящения, я боялся только одного: смогут ли когда-нибудь мои последователи стать моими друзьями? Накануне ночью мне не спалось. Я снова и снова думал: «Как мне этого добиться? Ученик, последователь никогда прежде не становился другом». И той ночью в Кулу Манали, на Гималайских склонах, я сказал себе: «Не воспринимай все так серьезно. Ты справляешься со всем на свете, хоть и не знаешь основ управленческой науки» [17 - You can manage anything, although you don’t know the ABC of managerial science. – Игра слов: англ. manage – справляться с чем-то, а также управлять, руководить.].
   Я вспомнил книгу Берна «Революция в науке управления». Я прочитал ее не потому, что в ее названии было слово «революция», меня привлекло слово «управление». И хотя книга мне понравилась, в целом я был разочарован, потому что не нашел в ней того, что искал. Я так и не понял, как нужно справляться с возникающими обстоятельствами. И потому в ту ночь в Кулу Манали я решил не быть серьезным и просто смеялся.

Лесной массив

   Ошо перебирается в большую квартиру в Лесном массиве Бомбея, где живет до марта 1974 года. После того, как он обосновывается в этом районе, у него появляется возможность работать с каждым последователем лично. Он принимает их поодиночке или небольшими группами, и в то же время проводит регулярные встречи-беседы, в том числе рассказывает о ста двенадцати медитационных техниках, описанных в Вигьяна Бхайрава Тантре. Впоследствии из цикла этих бесед составлена книга под названием «Книга тайн». Саньясины и другие последователи Ошо собираются по утрам неподалеку, на пляже, и вместе выполняют Динамическую медитацию. Время от времени Ошо проводит медитационные кэмпы за городом. К нему приезжает все больше людей с Запада, и многих из них он посвящает в саньясу.
   Меня гораздо больше интересуют медитации, чем разговоры. Обсуждения нужны лишь для того, чтобы дать вам толчок, удовлетворить ваш интеллект, чтобы вы чувствовали, что занимаетесь чем-то очень разумным, логичным. Но это не так.
   Поэтому все, что я говорю, в какой-то мере противоположно тому, во что я пытаюсь вас вовлечь. Во время бесед я стараюсь быть рациональным только для того, чтобы вы не разочаровались. Я даю вам игрушки, предлагаю отвлечься, чтобы незаметно подтолкнуть вас к чему-то другому. И это «другое» совершенно нелогично.
   Медитация – это прыжок в иррациональную реальность. Существование на самом деле иррационально – это великая тайна, сплошная мистика. Прошу вас, не цепляйтесь за мои слова, обращайте больше внимания на действия, к которым я вас призываю. Совершайте их, медитируйте, и в один прекрасный день вы поймете все, о чем я говорю. Благодаря вниманию к букве вы, конечно, сможете получить некоторые сведения, но они не станут вашим настоящим внутренним знанием. Более того, мои слова могут даже мешать.

1971 год. От Ачарьи к Бхагвану

   В мае 1971 года Ошо меняет имя с Ачарья Шри Раджниш на Бхагван Шри Раджниш и впервые публично заявляет о своем просветлении.
   Время от времени меня спрашивали, почему я умалчиваю о факте своего просветления в 1953 году. Почти двадцать лет я никому не рассказывал о том, что со мной произошло. Некоторые, правда, что-то подозревали и спрашивали меня: «Мы чувствуем, что с тобой что-то произошло. Непонятно, правда, что, но что-то случилось – это точно. Ты стал каким-то другим, не таким как мы. Почему ты это скрываешь?»
   За все эти годы меня и спросило-то не больше десяти человек. Но даже тогда я уклонялся от ответа, если не чувствовал, что этим людям действительно интересен я и моя жизнь. Я рассказывал правду, только когда они обещали хранить ее в тайне. И все они сдержали обещание. Теперь они мои саньясины, но все равно никому не раскрывают моего секрета. Я как-то сказал им: «Подождите. Придет время, и я сам расскажу об этом людям».
   Я многому научился у просветленных прошлого. Если бы Христос не трубил на каждом углу о том, что он Сын Божий, он принес бы человечеству гораздо больше пользы. Я же решил, что до тех пор, пока не перестану путешествовать по стране, я буду скрывать этот факт, иначе меня бы убили, и я уже ничем не смог бы помочь людям.
   Как только я оставил путешествия, перестал появляться среди толпы, переезжая из города в город… у меня же не было телохранителей. Убить меня было проще простого, никаких проблем вообще. Вот я и скрывал свое состояние почти целых двадцать лет. И объявил об этом только тогда, когда понял, что вокруг меня достаточно людей, способных меня понять. Я убедился, что создал вокруг себя свой маленький мир, что мне больше не нужно появляться на людях, бывать среди полчищ народу в поле зрения всяких бандитов.

1973–1975. Активные медитации и музыка

   В июле 1973 года Ошо проводит медитационный лагерь, куда приглашает квинтет барабанщиков. Позже, окончательно поселившись в Пуне, он совместно с учениками сочиняет музыку к каждой из разработанных им активных медитаций.
   У вас в голове царит полнейший хаос. Его нужно оттуда «достать», пережить его и распрощаться с ним хотя бы на некоторое время. Хаотическая музыка провоцирует ваш внутренний кавардак, «вытаскивает» его наружу. Вы покоряетесь музыке и уже не боитесь себя выражать. Музыкальный хаос затрагивает ваш хаотичный ум и помогает вам «выплеснуть» весь ваш «беспорядок» наружу. Это и в самом деле помогает.
   Рок, джаз и любая другая хаотическая музыка помогают выразить то, что было подавлено, а именно вашу сексуальность. Но меня волнует вообще все, что вы подавляете, а не только зов плоти. Современная музыка, конечно, больше заботится о выражении сексуальности, хотя и с другими видами подавленности она тоже может справиться. Меня интересует не только ваша подавленная сексуальность, но и все остальное, связано оно с сексом или нет.
   Хаос в голове – это признак невроза. Все наше общество невротично. Именно поэтому я и настаиваю на хаотической медитации. Станьте свободными, выплесните из себя все, что навязано вам извне, все, что вы подавляете. Пройдите через катарсис, очиститесь. А музыка вам в этом поможет.

1974–1981. Пуна-1

   21 марта 1974 года ровно через двадцать один год после просветления Ошо переезжает в Корегаон Парк в Пуне. Там куплены два дома и прилегающие к ним земли общей площадью в шесть акров. Отныне Ошо беседует на лужайке только со своими саньясинами и не принимает тех, кто пришел за личным советом или просто хочет поговорить.
   Я специально решил стать недосягаемым. Раньше ко мне мог прийти любой желающий. Но постепенно я понял, что это ничего не дает. Я просто не в состоянии помочь всем людям. Когда у человека есть целый час, он несет всякую ахинею. Но если дать ему всего минуту, он скажет самое главное – так уж устроен наш ум.
   Если вам дать возможность проговорить со мной целый день, то мне придется говорить с пустым местом. Если же заставить вас ждать встречи целую неделю, а то и все десять дней, то у вас будет время настроиться, понять, что же на самом деле вас волнует.
   Я уже не раз замечал: если вы попадаете в затруднительное положение и тут же бежите ко мне, то чаще всего начинаете говорить о всяких пустяках. За день у каждого бывает тысяча и одна проблема – мелочи, которые в первые минуты кажутся чем-то значительным и непреодолимым. Но если хотя бы час подождать, то обычно ситуация разрешается сама собой. Ну а потом у вас появляются новые трудности… Если я позволю вам бегать ко мне по любому поводу, это не принесет никакой пользы, потому что вы сами должны научиться понимать, что важно и что нужно делать. Только так можно идти вперед и развиваться.

Путь белых облаков

   В мае 1974 года Ошо проводит серию дискурсов на английском языке. В ходе бесед он рассказывает о своем подходе, о том, как он понимает отношения между мастером и учеником, и о своем взгляде на работу в Пуне. Позднее дискурсы публикуются под названием «Мой путь – путь белых облаков» [18 - Ошо. Путь белых облаков (My Way: The Way of White Clouds). Изд.: София, 2007.], что привлекает в Пуну множество западных искателей.
   Облака плывут туда, куда их гонит ветер, не сопротивляясь, не борясь. Они не стремятся покорить вершины и все же парят выше всех. Их нельзя подчинить своей воле, с ними невозможно бороться, их не победить. Они не жаждут что-либо завоевать, вот они и свободны.
   Как только вы сосредотачиваетесь на цели, на результате, как только вы начинаете лихорадочно соображать, как достичь желаемого, у вас тут же возникают трудности. И, скорее всего, вы проигрываете. Ваше поражение предопределено, потому что существование в любом случае сильнее.
   Облака никуда не спешат. Они просто плывут по небу. Им принадлежит весь мир, все измерения и направления. Они ничего не отрицают. Все есть, все существует, – абсолютное принятие. Поэтому я и считаю свою жизнь «путем белых облаков». Путь облаков – это путь без тропы, без дороги. Движение есть, но у него нет цели, и нет ума, который бы эти цели ставил.
   Я – белое облако. И делаю все, чтобы вы тоже стали облаками, плывущими по небосводу в никуда, пришедшими из ниоткуда, живущими одним мгновением. Такие облака – совершенны.
   Но я не хочу, чтобы вы превратились в идеал, я не говорю вам, что вы должны меняться. Мое учение просто: кем бы вы ни были, принимайте себя целиком и полностью, настолько, что больше нечего желать, не к чему стремиться – и тогда вы станете облаком.

Новый этап

   В июне 1974 года Ошо объявляет о первом медитационном лагере в Пуне, сообщая, что начинает новый этап своей работы. Отныне он будет работать только с истинными искателями. И впервые Ошо не проводит медитации лично, а в зале для медитаций ставят пустое кресло.
   Этот лагерь будет во многом отличаться от прежних. Сегодня вечером начинается новый этап нашего пути. Вам повезло, что вы здесь и можете стать свидетелями абсолютно нового типа внутренней работы. Сейчас я вам все объясню, потому что путешествие начнется уже завтра утром.
   Еще одно нововведение: меня не будет во время медитации, в зале будет лишь пустое кресло. Но не стоит грустить, потому что с одной стороны я все равно буду с вами, а с другой, даже когда я сижу в кресле, меня здесь нет. Перед вами пустой стул. И прямо сейчас на нем никто не сидит. Я обращаюсь к вам, но нет того, кто говорит. Это трудно понять, но жизнь не заканчивается с исчезновением эго. Человек говорит, сидит, ходит и ест, но того, кто это делает, нет. Это кресло пусто и сейчас. Раньше я был с вами, потому что вы были еще не готовы к самостоятельности. Но теперь я чувствую, что время пришло. В мое отсутствие вам будет легче работать. Когда я рядом, вы полны энтузиазма, но это не истинное вдохновение. Зная, что я здесь, и желая произвести на меня впечатление, вы делаете не то, чего вам хотелось бы. Пользы от этого никакой. Важно лишь то, что идет из глубины вашего существа. В зале будет стоять мое кресло, и я буду наблюдать за вами, но вы начнете ощущать себя гораздо свободнее. И не думайте о том, что меня нет, ведь вы можете расстроиться, и это помешает вам медитировать.
   Помните: с точки зрения физического мира я не смогу быть с вами вечно, однажды я покину тело навсегда. На самом деле, моя работа над собой уже давно завершена. И если я все еще в теле, то только ради вас. И все же однажды мне придется уйти. И прежде чем это произойдет, я хочу, чтобы вы были готовы работать, даже когда меня нет или же когда я физически отсутствую, что, в общем-то, одно и то же. И как только в такие моменты вы почувствуете меня, вы перестанете зависеть от физического контакта со мной. Тогда, после того как я покину тело, мое общение с вами продолжится.
   Так происходило со всеми буддами: их присутствие становилось настолько важным, что, когда они умирали, все разваливалось.
   Мое кресло пусто. Ощутите мое отсутствие. И помните: только почувствовав мое отсутствие, вы научитесь ощущать мое присутствие. Если вам не удается видеть меня без моей оболочки, значит, вы никогда не видели меня по-настоящему.
   Обещаю: я буду сидеть в зале в пустом кресле. Так что давайте, действуйте, делайте все, что захотите. Но лучше, если вы научитесь поддерживать контакт с моей нефизической сущностью. Наше общение тогда станет гораздо глубже, гораздо интимнее.
   Вот что я называю новым этапом нашей с вами работы. И начнется он завтра с медитационного лагеря. Я назову его Самадхи Садхана Шибир. Я хочу научить вас не просто медитации, а абсолютному экстазу. И это не только первый шаг, но и последний.

Комментарии и ответы на вопросы

   С июля 1974 года Ошо возобновляет ежедневные утренние дискурсы, и так продолжается вплоть до 1981 года: месяц на хинди, месяц на английском. Он комментирует учения просветленных мистиков разных традиций: даосизма, дзен, христианства, хасидизма, суфизма, индуистского мистицизма, тибетского буддизма, тантры и др. Эти рассказы чередуются со встречами, на которых Ошо отвечает на вопросы участников. Каждый десятидневный цикл издается в виде отдельной книги. За семь лет опубликовано более 240 книг.
   Вы должны искать свой собственный путь. Каждому из вас предстоит выбрать свою дорогу. Я же сделаю так, чтобы у вас было из чего выбирать. Я покажу вам все пути – вам останется лишь почувствовать, какой из них ваш. И если, вступив на определенный путь, вы испытаете огромную радость, знайте: этот путь ваш. Воодушевление – вот признак того, что вы нашли свое, что настал тот миг, которого вы ждали – началась ваша собственная весна.
//-- * * * --//
   Я провозглашаю новую религию – религию самого главного, религию сущности. В исламе такая религия известна как суфизм, в буддизме – это дзен, в иудаизме – хасидизм. Это самое важное, самая суть всех религий. Но я говорю на вашем языке, я хочу, чтобы вы меня понимали. Мои слова как будто нерелигиозны. Я общаюсь с вами так, как будто я вовсе не религиозен. Но это то, в чем нуждается наш мир. Людям XX столетия нужна религия, лишенная каких-либо предрассудков, – голая, обнаженная, чистая религия.

Даршан

   Каждый вечер, в 7 часов, Ошо проводит встречи с искателями. Эти встречи называются «даршанами». Проходят они в небольшом зале, неподалеку от его дома и длятся примерно час, иногда два. На них Ошо посвящает в саньясу людей со всего мира, приветствует тех, кто только что прибыл в ашрам, и тех, кто собирается уезжать, отвечает на вопросы и дает советы. Работники ашрама и просто участники программ приглашаются на даршаны в соответствии с определенным расписанием. Многое из того, о чем говорится во время этих встреч лицом к лицу с Мастером, во время этих бесценных моментов близости между Ошо и его гостями, записывается и публикуется под называнием «Дневники даршана».
   Человеку необходимо шаг за шагом учиться быть наедине с собой, доверять себе все больше и больше. И в этом процессе нельзя целиком и полностью полагаться на меня. Я лишь время от времени помогаю вам становиться более осознанными, глубже доверять потоку жизни и лучше слышать свой собственный внутренний голос.
   Поэтому когда вы приходите ко мне и о чем-то спрашиваете, я не даю вам готовых ответов. Я заглядываю в вашу душу и смотрю, каким было бы ваше решение, если бы вы могли слышать голос своего сердца. Я никогда не говорю о том, как поступил бы сам, – такие советы губительны, потому что заставляют следовать не себе, а кому-то другому. Вот почему, когда вы спрашиваете, я заглядываю в ваш внутренний мир, но я ничего не решаю. Я лишь смотрю на вас, чувствую вас, вижу в вашей душе то, что вы сами не видите, и позволяю сердцу высказаться. Затем я перевожу вам его слова. Я всего лишь – посредник.
   Но лучше, если вы научитесь принимать решения самостоятельно. Прислушивайтесь к голосу своей внутренней сущности, учитесь понимать ее язык. Учитесь себе доверять. Доверять мне всегда и во всем опасно, потому что вы привыкаете полагаться не на себя, а на кого-то другого. А потом когда вы оказываетесь в одиночестве или находитесь далеко от меня, то теряетесь и не знаете, что делать.
   Поэтому, даже когда вы здесь, рядом со мной, старайтесь принимать самостоятельные решения, насколько это возможно. Приходите ко мне только тогда, когда чувствуете, что уже устали выбирать между «за» и «против», что внутренне разрываетесь на части и никак не можете решить. И даже в этом случае я смогу лишь помочь вам лучше осознавать ситуацию. Я не буду вам ничего навязывать, а стану связующим звеном между вами и вашей сутью. Это все, что я могу.
   Со временем вы научитесь чувствовать связь между собой и своей сущностью изнутри, и необходимость в моем присутствии отпадет. Однажды наступит такой момент, когда вы научитесь принимать решения самостоятельно. И это будет означать, что вы повзрослели, обрели внутреннюю зрелость.
   Любое затруднение, с которым вы сталкиваетесь, – это благоприятная возможность, это испытание, переломный момент. Относитесь к проблемам творчески, ищите способы и средства их решения. Слушайте сердце, и если внутри растет уверенность – отлично, значит, вы уже воспользовались моей помощью. Только тогда, когда вы действительно не можете сделать выбор, когда нет никакого просвета и вы мечетесь между рассудком и сердцем, вас буквально разрывает пополам, а внутри вас множество голосов, и какой из них голос сердца, понять просто невозможно, только тогда обращайтесь ко мне. Но при этом помните, что я даю вам вовсе не совет, я передаю вам слова вашего сердца. Чуть позже вы сами в этом убедитесь.

Рассказ о полученном опыте

   Многие саньясины, приезжающие из западных стран, проводят несколько месяцев в Пуне и затем возвращаются в родные края. На даршанах, во время «церемонии прощания», они часто спрашивают, как им медитировать дома и что они могут сделать, чтобы поделиться тем, что они здесь узнали, со своими близкими. И хотя Ошо предлагает им создавать медитационные центры, в то же время он постоянно настаивает на том, что нет необходимости «вербовать» приверженцев, «обращать» людей в саньясу, достаточно и того, что его работы будут доступны всем, кому на самом деле интересно.
   Когда я прошу вас не превращаться в миссионеров, я имею в виду, что вам не стоит навязывать свои взгляды кому бы то ни было. Делитесь опытом, но не заставляйте людей верить в то же, во что верите сами. Когда вы просто делитесь, вы не нарушаете чужие границы, но, навязывая другим свое видение, вы проявляете насилие по отношению к людям. Вы их не уважаете, а попросту используете для каких-то своих целей, на самих людей вам наплевать, вы заинтересованы лишь в том, чтобы доказать им свою правоту. Так нельзя. Никогда не стремитесь использовать других людей для своих целей.
   Миссионер ведет себя очень некорректно. Он только и думает о том, чтобы обратить другого человека в свою веру, сделать его частью своей секты. Перед ним не стоит задача чем-то поделиться. Делиться – это нечто особое. Вы делитесь тем, что пережили, тем, что видели, вы делитесь этим без каких-либо тайных желаний. Если человек разделяет с вами ваши переживания и тоже вступает на путь поиска, так это лишь побочное явление, но не единственная цель вашего общения с этим человеком. И вы не станете переживать, если он не захочет к вам присоединиться. Вы счастливы уже оттого, что смогли выразить себя, рассказать о своем опыте. Больше ничего не нужно. Не стремитесь к какому-то определенному результату.
   Будьте готовы к любым последствиям, иначе превратитесь в миссионера. Просто делитесь опытом и все. Бросайте семена и идите дальше, не оглядываясь. В свое время, когда придет весна, какие-то из этих семян да прорастут.

Терапия как подготовка к медитации

   Весь 1975 год Ошо руководит созданием программ и семинаров, в которых объединяет западную психотерапию с техниками восточной медитации. В августе начинается первая терапевтическая группа. Ежедневная программа всех групп включает Динамическую медитацию, технику Кундалини, утренний дискурс, а также участие в десятидневном лагере до и после группы. На даршане Ошо знакомится с вновь прибывшими и дает им рекомендации относительно того, какую группу им лучше посетить. Кроме того, он консультирует ведущих групп и знакомится с участниками той или иной группы. К концу 1977 года духовные искатели могут выбирать между пятьюдесятью различными группами. Ашрам Ошо становится крупнейшим в мире и самым современным центром развития человека.
   Людям необходимо посещать группы личностного роста потому, что они испытывают глубокую потребность в общении и любви. Основной проблемой Запада стали человеческие взаимоотношения. Здесь у нас много людей из западных стран. Когда они приходят ко мне на даршан, их всегда волнует только один вопрос: как наладить контакт с другими людьми.
   Ни один индиец не пришел ко мне с проблемой общения. Это для него не проблема. Его интересует: «Как научиться слышать тишину? Как погрузиться в себя?»
   Вот почему я не предлагаю восточным людям участвовать в группах. Никому, кроме японцев. Некоторым японцам я предложил пройти терапевтические группы, потому что Япония – самая западная страна Востока. Индийцев же я отправлял на терапевтические группы всего раза два, и то – у этих людей индийскими были лишь имена, а мышление у них было западным. Они учились в христианской школе. У них было западное образование и воспитание.
   Все зависит от человека, от того, что ему нужно. Встречаются редкие люди с Запада, которых я не стану отправлять на терапевтическую группу. Если передо мной человек, у которого нет проблем с общением, я скажу, что группа ему не нужна. Это лишнее. Но практически каждый представитель Запада несет на себе груз многовековых психологических условностей. Вот на что следует обращать внимание.
//-- * * * --//
   У меня лучшие на свете психотерапевты – хотя бы потому, что они занимаются не только терапией, но и медитацией.
   Терапия – штука поверхностная. Она помогает расчистить почву и подготовить ее к засеву, но почва без сорняков – еще не сад.
   Нам нужно нечто большее. Терапия отрицательна. Она попросту помогает избавиться от сорной травы, удалить камни и сделать так, чтобы на Земле можно было разбить прекрасный сад. На этом возможности терапии заканчиваются.
   Западные терапевты все еще находятся на очень примитивном уровне. Впереди у них довольно долгий путь. И до тех пор, пока терапия и медитация не начнуть идти рука об руку, терапия так и останется лишь поверхностным явлением, не сможет помогать человеку в его духовном развитии.
   Когда я говорю, что мои терапевты – лучшие в мире, я имею в виду, что они не просто терапевты. Они люди, занимающиеся медитацией.
   Раскалывая скорлупу: групповая психотерапия (энкаунтер-группы) [19 - Encounter-groups – энкаунтер-группы (группы встреч) – психотерапевтические группы, во время которых происходит встреча участников друг с другом и с самими собой. Англ. encounter – встреча, столкновение, первый опыт, иногда стычка.]и терапия детских травм (праймал-терапия) [20 - Primal therapy – праймал-терапия – метод терапии, направленный на изучение и исцеление своего прошлого, главным образом первых семи лет жизни. Англ. primal – первоначальный, самый ранний, главный, основной.]

   Хотя в 70-х годах лишь небольшой процент терапевтических групп в Пуне включает в себя техники катарсиса и обнажение тела, именно эти группы привлекают наибольшее внимание прессы. Немецкой кинокомпании разрешено заснять одну из терапевтических групп, которая проводится специально в присутствии западных гостей. В результате на экраны выходит документальный фильм «Ашрам», вызвавший неоднозначную, скорее негативную, реакцию во всем мире. Фильм показывается и в 80-х годах. Группы по борьбе с различными сектами используют его, чтобы очередной раз подчеркнуть, что работа Ошо опасна и ее необходимо запретить.
   В этой общине я разработал множество различных форм психотерапий. Но мир понимает их превратно. Так и должно быть, поскольку во время психотерапевтической группы человек проявляет все, что было подавлено и скрыто. Если кто-то подавляет гнев, то обстановка в группе позволяет ему выразить это чувство. Только в этом случае психотерапия полезна и может привести к исцелению. Человеку приходится вскрывать свои раны.
   Из открытых ран сочится гной. Когда наблюдаешь за работой участников энкаунтер-группы, зачастую становится не по себе. Иногда это даже противно, потому что вы видите, как из человека вылезает его животное начало. Трудно себе представить, что человек может быть таким животным. Но зверь скрыт в каждом из вас, просто вы усиленно его подавляете. Однако даже если вы его очень хорошо спрячете, он все равно никуда не денется, так и останется внутри.
   В энкаунтер-группе – ее название говорит само за себя – происходит встреча человека с самим собой, которая часто ощущается как столкновение. Вы выражаете все, что было подавлено, не оценивая и не разделяя на хорошее или плохое. Неожиданно вы чувствуете, что из ваших недр поднимается ревущий зверь и он жесток, несмотря на то, что вас учили быть добрым и милым. За добротой вы прячете свою ненависть. Внутри вы уже обезумели от ярости, которая, казалось бы, не имеет причин, но теперь она выплескивается наружу. Вы можете кидаться на стены, можете истязать себя и при этом восклицать: «Что же я делаю? Я никогда раньше так себя не вел! Откуда все это?» Но это накатывает огромными волнами и захлестывает с головой. И здесь самое главное отпустить себя, позволить себе быть некрасивым.
   После того как вы выразили все свои подавленные части – ваше желание секса, гнев, жадность, зависть, ревность и многое другое – после этого наступает глубокое спокойствие, штиль, который всегда следует за бурей.
   Но большинству людей все это непонятно. Люди усиленно защищаются от самих себя. Они и не стремятся что-либо понять, потому что для этого нужно заглянуть внутрь себя. А что они там увидят? Все тех же загнанных зверей.
//-- * * * --//
   В Пуне было несколько групп. Обычно я сам решал, какие группы человеку следует посетить и в какой последовательности. Это были терапевтические группы: сначала я направлял людей на терапию тишиной, медитацией. Тем же, кто не добивался успеха, предлагались более активные формы терапии. Если и этого было мало, я рекомендовал им группы, где можно было бить подушки, плакать, орать… но никого не трогать. Чаще всего этого хватало.
   Но иногда ко мне все же приезжали люди, которым для очищения требовалось что-то еще. Если уж такое случалось, то для них проводили группы, на которых допускались физические столкновения. Однако рядом всегда был психотерапевт, следивший за тем, чтобы никому не причинили вреда. К тому же каждый участник подписывал заявление о том, что он согласился участвовать в группе по собственной воле. Никто никого не принуждал, у всех было право выбора.
   Терапевтические группы приносили огромную пользу. Во время занятий, что бы ни происходило, участникам предлагалось постоянно находиться в состоянии внутреннего наблюдения. Однако именно этого и не покажешь на видеопленке. Даже если люди и набрасывались друг на друга, то внутри них всегда присутствовал безмятежный наблюдатель. Подравшись друг с другом, двое обнимались и рыдали, потому что вслед за жестокостью на поверхность поднимается сострадание.
   Во время работы с подавленной сексуальностью я расспрашивал людей об их переживаниях: о том, что они чувствовали и что им это давало. И результаты были удивительными. Одна женщина рассказала, что ей постоянно снилось, как ее насилуют. Она просыпалась среди ночи перепуганная, дрожащая, в холодном поту. Это был навязчивый ночной кошмар. Но после нашей терапии фобия исчезла, и ее сон стал глубоким и спокойным.
   Ее, конечно же, не насиловали всей группой. Я предложил ей участвовать в сеансах сексуальной терапии. Это была просто игра, никакого принуждения, каждый мог выйти из игры в любой момент.
//-- * * * --//
   Помните, что терапевтические группы – это не конечная цель, а подготовка к медитации. Они помогают вам избавиться от тяжелого наследия прошлого. Но как только вы выбросили наружу весь мусор, все то, что вам так долго мешало и отравляло жизнь, – после этого необходимо медитировать и все ближе и ближе знакомиться со своим внутренним наблюдателем. После групп наблюдать становится гораздо легче.
   И еще одно: не стоит привыкать к терапии, становиться истовым поклонником терапевтических групп. Сейчас в мире появилось довольно много людей, которые привыкли переходить из группы в группу. Как только заканчивается «энкаунтер», они уже бегут на занятие по гештальту, а потом участвуют в марафоне. Один терапевтический метод, второй, третий… Уже через пару дней после окончания очередного семинара им не терпится пойти на новую группу – они ищут, где бы выразить себя, чем бы заняться. В обычном обществе они этого сделать не могут, там все приходится подавлять, вот групповые занятия и становятся для них отдушиной. Общество сковывает наше творчество, а группы поощряют самовыражение, но участие в большом количестве групп – это еще не показатель развития. Потом они вновь возвращаются в общество, где начинают себя сдерживать.
   Вот чем наша община отличается от институтов вроде Исалена. Там все ограничивается групповыми занятиями. Для нас же группы – всего лишь начало. Мы начинаем именно с того, на чем они останавливаются.
   И не случайно тысячи терапевтов интересуются моей работой. Среди моих саньясинов психотерапевты – самая большая профессиональная группа. Сейчас люди во всем мире ощущают огромную потребность в личном и духовном росте. Но энкаунтер-группы, терапия детских травм и гештальт снимают лишь часть тяжкого бремени. Они не сделают вас буддой. Просветленным благодаря психотерапии вы не станете.

Расширение ашрама

   В марте 1976 года завершается обновление и перестройка нескольких недавно приобретенных зданий. Каждый дом Ошо называет в честь просветленных мастеров: Франсиска, Христа, Экхарта и Кришны. Ежедневные утренние беседы он проводит в зале Лао-цзы, на прилегающей к его дому большой круглой веранде, окруженной москитной сеткой. К марту 1977 года заканчивается строительство «Будда-холла», где все желающие могут слушать англоязычные выступления Ошо. Кроме того, работники ашрама издают книги и журналы, занимаются музыкой, пошивом одежды, шелкоткачеством и плотничеством, а также изготавливают музыкальные инструменты. В августе 1977 года в ашраме появляется своя пекарня, а также ювелирная, гончарная и ткацкая мастерские.
   Это место похоже на огромный базар. Где еще вы найдете столько всего? Я бы мог построить ашрам в Гималаях. Я очень люблю эти горы и для меня быть здесь – действительно большая жертва. Но я специально основал ашрам тут, а не в Гималаях.
   Я хочу, чтобы мой ашрам был в чем-то похож на шумный рынок. Так оно и есть. И индийцев это очень раздражает, они никак не могут понять, в чем дело. Они привыкли к совершенно другим ашрамам, и все, что у нас происходит, приводит их в ужас. Им с трудом верится, что за проповеди (дискурсы на религиозную тему) нужно платить. Для них это было всегда бесплатно. Более того, после дискурсов в обычных храмах прихожанам дают прасад – еду и сласти. Многие ходят в храмы исключительно чтобы поесть.
   Но тут слушатели платят. Почему? Я хочу, чтобы мой ашрам был неотъемлемой частью базара, я не хочу, чтобы мои саньясины уходили в монастырь. Пусть остаются в миру. Их медитация должна родиться среди суеты. Медитация – это не побег от действительности. Если вам удастся найти покой в этой обстановке, то потом вы сбережете его где угодно. В моем ашраме есть все, что может вас отвлечь в обычной жизни. И это сделано специально!
   Здесь я создаю мир в миниатюре. И это мир, в котором деньги считаются благом, женщины и мужчины живут вместе в радости, не испытывая никакого страха. Мир, в котором они могут праздновать существование, мир, в котором люди живут обычной жизнью, но при этом еще и медитируют. И их медитация день ото дня становится глубже, хотя они сталкиваются со всеми теми же трудностями, что и в обычной жизни.
   Потом вы сможете жить где угодно, но никому не удастся лишить вас душевного равновесия. Ваша тишина – только ваша! Она рождается внутри вас, и я тут ни при чем. Это не моя заслуга. Вы сами пришли к покою, сами его «заработали», сами его обрели.

Оскорбления

   С ростом числа людей, приезжающих с Запада, все чаще и чаще слышны оскорбления в адрес иностранцев, особенно женщин. Публичные проявления любви между мужчинами и женщинами, а также открытые платья с короткими рукавами оказывают на сексуально подавленных индийцев неизгладимое впечатление и расцениваются ими как грязная провокация. Свою роль играют и постоянная критика со стороны Ошо в адрес индийских политиков и заявления о том, что индийское правительство сплошь коррумпировано. Все это побуждает власти принять ряд репрессивных мер против ашрама, включая и запрет на строительство новых помещений, и отказ в туристических визах иностранцам, желающим посетить ашрам.
   Общество не может меня поддержать. Это просто чудо, что я до сих пор жив, это нелогично. Со мной уже давно могли бы как-нибудь расправиться. Общество меня не поддерживает, оно на это просто неспособно. Всеми силами оно препятствует моей работе.
   Буквально вчера я прочитал в газете о том, что в правительство поступило требование выслать меня из Индии. Скорей всего этого требовал какой-нибудь священник, поскольку он заявил, что я разрушаю религиозные устои. Но ему мало того, что меня просто выдворят из страны, – он предложил отрезать мне язык, лишь бы я замолчал, и отрубить мне руки, чтобы я не мог писать. Представляете, и это человек, который считает себя высокодуховным и религиозным!
//-- * * * --//
   Разве плохо обнимать того, кого любишь? А целовать любимых людей – это тоже преступление? Другое дело, если вы обнимаете человека против его воли, тогда это и в самом деле отвратительно. Но индусы делают это сплошь и рядом. И женщины, принявшие у меня саньясу, об этом знают. На рынке местные мужчины так и норовят ущипнуть женщину или как бы случайно прижаться к ней. Это ужасно! Они пожирают женщин глазами. Кошмар! Но такое поведение считается нормальным, вполне приличным.
   Если вы любите друг друга и держитесь за руки, если вы обнимаетесь или целуетесь, то это ваше личное дело, других это не касается. Почему это нужно воспринимать как оскорбление? Что в этом плохого? Может быть окружающим просто завидно, но они не могут себе в этом признаться? И от этого злятся? Может быть, им тоже хочется кого-нибудь обнять, но у них не хватает смелости? Может, они бояться общественного мнения? Вот и злятся. Стесняются проявлять любовь сами и другим не позволяют.

Видение новой общины

   Во время бесед Ошо все чаще и чаще говорит о том, что хотел бы найти уединенное место, где никто не мешал бы его работе. Саньясины начинают поиски большого участка земли в безлюдном районе Индии, где можно было бы построить «новую общину», чтобы уделять гораздо больше внимания духовному росту.
   Гурджиев был загадочной личностью и вел замкнутый образ жизни, скрытый от глаз посторонних. В его школу принимались лишь избранные, а все, что происходило в ее стенах, оставалось для обычных людей полнейшей тайной.
   Именно так я хочу построить свою дальнейшую работу. Моя община станет закрытой. Мы уйдем в тень. Конечно, у нас будет, что предъявить обществу: ткацкая, плотницкая и гончарная мастерские… но это будет лишь внешняя сторона дела. Для посетителей мы устроим прекрасные выставочные залы, пусть себе покупают разные безделушки. Пусть любуются плодами творчества саньясинов – рисунками, книгами, деревянными поделками. Можно и окрестности показывать: чудесное озеро, плавательные бассейны. Мы можем даже пятизвездочную гостиницу для них построить. Но никто не будет знать, что происходит здесь на самом деле. Настоящая деятельность будет практически подпольной. Иначе ничего не выйдет.
   Я обладаю некоторыми тайными знаниями, которыми хотел бы с вами поделиться, и сделать это я хочу прежде, чем умру, поскольку не уверен, что среди ныне живущих есть еще кто-то, кто мог бы вам эти знания передать. Это секреты даосизма, тантры, йоги, секретные знания суфиев и дзенбуддистов. Путешествуя по земле в течение многих жизней, я успел познать практически все религиозные традиции мира. И из каждого цветка той или иной религии я собирал самый лучший нектар. Но рано или поздно мое время кончится, и мне придется уйти, я уже никогда не вернусь в материальное тело. Это моя последняя жизнь. Теперь я хочу весь мед, что собрал, отдать вам, чтобы вы могли поделиться им с другими, чтобы сладость его не исчезла с лица земли.
   Это будет тайная работа, поэтому пока я не стану ничего говорить. Кажется, я и так уже сказал слишком много! Мне не стоило говорить даже этого. Этой работой займутся лишь самые верные мои друзья.
   Сейчас у нас в ашраме создан довольно большой отдел по работе со средствами массовой информации. Мы хотим, чтобы люди знали о том, что здесь происходит. Но в новой коммуне истинная работа будет скрыта от глаз общественности. Да, у нас будет свой пресс-центр, но у него будут иные задачи. К нам все равно будут приезжать люди, потому что именно из них нам предстоит отбирать «своих», тех, кто действительно готов раствориться в общине, настоящих саньясинов. Но подлинная работа будет проводиться в тайне, о ней будем знать только вы и я.
   Разговаривать мы будем немного. Постепенно я буду становиться все более и более молчаливым, потому что истинное общение происходит не на уровне слов, а на уровне энергии. Когда вы научитесь воспринимать энергию в молчании, я перестану говорить вообще. Я приберег для вас поразительные сокровища, так что будьте внимательны…
   Все самое прекрасное и великое, чем обладает человечество, случилось благодаря тем нескольким людям, которые направили энергию на изучение своего внутреннего мира. Моя община станет тайной школой, в которой люди будут учиться обращать взгляд внутрь себя и исследовать все, что там есть. Для них это станет величайшим из приключений, самым великолепным танцем.

Безмолвные сатсанги и комментарии к «Дхаммападе» Будды

   В июне 1979 года Ошо проводит десятидневный эксперимент безмолвного общения – сатсанг. Он приходит в Будда-холл и вместо проведения дискурса просто сидит в молчании, медитируя и слушая музыку. 21 июня Ошо представляет состоящий из двенадцати частей комментарий к «Дхаммападе» Гаутамы Будды.
   Мне становится труднее и труднее говорить. Слова требуют от меня больших усилий. Но пока вы понимаете меня только с их помощью, я вынужден говорить. Я мечтаю о том времени, когда вы будете готовы понять меня и без слов. Мы будем просто сидеть с вами в тишине… слушая пение птиц… слушая, как бьются наши сердца… Так прекрасно просто быть здесь, ничего не делая.
   Готовьтесь, и готовьтесь скорее, потому что однажды я замолчу навсегда. И пусть эта новость облетит весь мир: тем, кто еще хочет слышать мои слова, нужно поторопиться, потому что уже скоро я погружусь в безмолвие. Это произойдет неожиданно, я не могу назвать день, это может случиться прямо посреди какой-нибудь фразы. И никто не узнает, чем она должна была закончиться! Фраза повиснет в воздухе и навечно останется незавершенной…
   Но на этот раз вам все-таки удалось меня удержать.
   Эти изречения Будды получили название «Дхаммапада»…

Попытка убийства

   22 мая 1980 года, во время утренней беседы, Вилас Тупе, член группировки индуистских фундаменталистов, бросает в Ошо нож. Саньясины вызывают местную полицию, и вскоре та появляется в зале, где произошло покушение. Полиция забирает Тупе, а Ошо продолжает беседу. Последующие действия полицейских чиновников и членов группировки, к которой принадлежит Тупе, приводят к тому, что дело закрывают, а Тупе освобождают из-под стражи без каких-либо обвинений. Спустя некоторое время Ошо поясняет, что же случилось.
   Магистрат Пуны четко выразил свое мнение о деле безумца, бросившего в меня кинжал и, разумеется, пытавшегося меня убить. Его выпустили на свободу, но особого внимания заслуживает обоснование к освобождению, то есть официально объявленная причина. Мне она так понравилась, что я хохотал до слез! Оказывается, если бы тот тип и в самом деле пытался меня убить, я не стал бы продолжать лекцию! Ну да, естественно, кто же станет продолжать выступление после того, как его чуть не убили? Они просто плохо меня знают. Я продолжал бы беседу, даже если бы меня убили! И она шла бы, как намечено, до десяти часов!
   Но этим людям не понять меня никогда. Конечно, им не понять. Если бы их пытались убить, стали бы они сидеть, как ни в чем ни бывало и продолжать свое дело? Да, их доводы вполне убедительны. Что уж говорить об основной массе людей, если даже образованные члены магистрата придумывают такие глупости?

Мировая экспансия

   В конце 1980–начале 1981 годов в США открывается центр по распространению книг, аудио– и видеозаписей дискурсов Ошо. Заокеанских саньясинов поддерживают местные общины и центры медитации. В то же время составляются программы по обучению ведущих групп. Весной 1981 года в Лондоне проходит двухдневный семинар, на котором представляются медитации и группы, разработанные Ошо. Семинар получает название «Ход времен». На него собирается около пятисот участников, в том числе и благодаря рекламе в лондонских автобусах и поездах метро. Позже подобные мероприятия проводятся и в других крупных столицах мира.
   Я хочу создать не только поле будды, но и его небольшие оазисы по всей земле. Я бы не хотел упускать такую великолепную возможность и ограничиваться лишь одной маленькой общиной. Это место будет источником, но ветви его раскинутся по всему миру. Да, корни здесь, но мое дело станет огромным деревом. Оно дотянется до всех стран, а может быть и до каждого человека. Мы создадим небольшие общины и центры по всему свету.
   Живите в мире, но не становитесь мирскими людьми. Пусть суета будет вокруг вас, а не внутри. Вот о чем я говорю.
   Есть одна дзенская поговорка: дикие гуси отражаются в воде не нарочно. Вода же не стремится их отражать.
   У гусей нет намерения отражаться в воде, а у воды нет желания их отражать – и все же это происходит! Дикие гуси летят над водой, в воде появляется их образ. Он просто есть, хотя вода и не думала его создавать. Да и гуси не жаждали увидеть свое отражение.
   Таким должен быть путь моих саньясинов. Будьте в миру, живите среди людей, но живите в полную силу, без амбиций, без желаний, потому что желания отвлекают вас от настоящей жизни. Прислушиваясь к голосу своих амбиций, вы упускаете настоящее. Не жадничайте – жадность заставляет вас думать о будущем. Не стремитесь чем-то обладать – собственничество приковывает вас к прошлому. Человек, стремящийся жить настоящим, должен быть свободен от жадности, собственнических инстинктов, от амбиций и желаний.
   Именно это я называю настоящим искусством медитации. Будьте осознаны и внимательны, будьте начеку, чтобы эти воры не могли украсть у вас жизнь. Медитируйте и вместе с тем общайтесь с людьми. Вот что я познал на собственном опыте: мирская жизнь чрезвычайно помогает медитации. Мир буквально заставляет вас медитировать. В нем множество отвлекающих факторов, но если вы научитесь не отвлекаться, то это принесет вам невероятную радость. Вы сможете пребывать в центре тайфуна и оставаться уравновешенным. Вокруг бушует буря, но в центре все спокойно.
   Таков путь истинного саньясина: живи в миру, но не будь мирским, научись не зависеть от мира.

В тишине

10 апреля 1981 года Ошо сообщает, что наступает последний этап его работы, и отныне он будет общаться с людьми посредством тишины. Он видится только со своим секретарем и появляется перед саньясинами лишь три недели спустя. Сатсанги возобновляются, Ошо приходит в зал для медитаций и сидит перед учениками и гостями молча. В начале встреч поют древнюю буддийскую песню, а в конце играет музыка и все танцуют.
Тем временем здоровье Ошо становится все хуже и хуже. Помимо извечной аллергии, теперь он страдает от нестерпимых болей в спине, и врачи опасаются, что рано или поздно ему потребуется хирургическое вмешательство. Их опасения усиливаются после серьезного обострения, связанного с выпадением диска, что грозит повреждением нерва. Помощник личного секретаря Ошо, Ма Ананда Шила, устраивает ему поездку в США, где он сможет пройти лечение. 1 июня 1981 года в сопровождении близких друзей и личных врачей Ошо вылетает из Бомбея в Нью-Йорк.

1981–1985. Большое Грязное ранчо

   Через несколько недель после приезда Ошо в США Шила оформляет купчую на заброшенное ранчо в пустынных высокогорьях Восточного Орегона. Общая площадь участка составляет 126 квадратных миль. Большое Грязное ранчо, расположенное в двадцати милях от ближайшего городка под названием Антилоп, представляет собой выбитое скотом пастбище, протянувшееся вдоль берега реки Джон-Дей и захватывающее два округа в штате Орегон. В этой местности есть лишь небольшой жилой дом и несколько хозяйственных построек, размещенных в долине, в конце крутой и пыльной проселочной дороги. К началу сентября рядом появляются несколько сборных домиков, в одном из которых живет Ошо. Он и его помощники перебираются на ранчо 29 августа.
   Будда совершал ошибки, Махавира совершал ошибки и вот теперь я – сижу перед вами. Думаете, я не ошибся, перебравшись в Орегон? Я – живое доказательство тому, что просветление не гарантирует вам непогрешимости. В любой момент вы можете оказаться на Большом Грязном ранчо! Но теперь так трудно отсюда выбраться. И чем больше вы прилагаете усилий, тем глубже увязаете в грязи.
   Это настолько очевидно, что не стоит перечислять ошибки, совершенные Буддой или Махавирой. Я ошибался раньше, ошибаюсь и теперь, но просветлению это ничем не угрожает. Мои ошибки не имеют никакого отношения к просветлению.
   Я стараюсь извлекать из своих ошибок наибольшую пользу. Именно это мы здесь и делаем, на Большом Грязном ранчо – мы стараемся! Вот почему я говорю, что во всем этом должен быть определенный смысл. Да, мы оказались в грязи, и это ошибка, но Большому Грязному ранчо очень повезло, так пусть же в этом будет хоть какой-нибудь толк. И давайте приложим к этому все силы.
   Другие просветленные постоянно подчеркивали свою непогрешимость. Но я – чокнутый, и сам это признаю. Мне, наверное, не стоит говорить о таком – о том, что я порой допускаю ошибки. Мне это как-то не к лицу: учитывая то, чем я занимаюсь, это как будто портит мою репутацию. Вот почему люди моей профессии меня ненавидят. Они говорят: «Не нужно признаваться в своих слабостях. Даже если и совершил ошибку, делай вид, что ничего не произошло. Поверни все так, будто это и не ошибка вовсе». Вот чем они занимались на протяжении многих веков. Но я так не могу, я попросту не умею врать.

Раджнишпурам: незаконный город

   Через несколько месяцев становится очевидным, что саньясины Ошо мечтают создать самодостаточную общину, где могли бы жить до пяти тысяч человек. Четыре раза в год они намерены проводить большие открытые фестивали, а также планируют заняться изданием книг Ошо. В течение весны и лета население общины быстро растет. Вновь прибывшие живут в палатках. Большую часть времени они занимаются огородными посадками и строительством молочной фермы. Они прокладывают трубы и электричество, асфальтируют дороги, укрепляют берега ручьев и разбивают сады на голых склонах холмов. Враждебность местных жителей к общине стремительно перерастает в бурную реакцию и агрессивные действия. Строительство запрещают, в адрес Ошо и членов его общины несутся угрозы, а в портлендской гостинице, купленной саньясинами, взрывается бомба. Губернатор Орегона открыто заявляет, что если местное сообщество не принимает саньясинов, то им, по его мнению, лучше просто «убраться из этих мест».
   В 1982 году обитатели ранчо голосованием решают зарегистрировать общину как город Раджнишпурам в округе Васко. Администрация округа дает согласие, но местная группа слежения за землепользованием под названием «Тысяча друзей Орегона» немедленно подает иск против общины. Позже главный прокурор штата подвергает сомнению законность регистрации города, ссылаясь на то, что подобная процедура противоречит тезису о раздельности церкви и государства. Христианские проповедники-фундаменталисты называют Ошо антихристом, а местные фермеры используют дорожные указатели с названием «Раджнишпурам» в качестве мишеней для стрельбы. На «антираджнишских» митингах раздают майки и кепки с портретом Ошо в перекрестии оптического прицела.
   Ошо обращается к властям с просьбой дать ему вид на жительство как религиозному учителю, но ему отказывают на том основании, что он хранит обет молчания и, следовательно, не может проповедовать. Однако после подачи жалобы это решение отменяют. К 1984 году в юридическом отделе Раджнишпурама работает уже более двухсот сотрудников, занимающихся десятками судебных тяжб. Документы, полученные благодаря «Положению о свободе информации», убедительно доказывают, что давление на федеральные власти и власти штата исходило из администрации Рейгана, которая всеми силами пыталась разогнать общину и вышвырнуть Ошо из страны.
   Они хотят уничтожить нашгород и ссылаются на свои законы о землепользовании. При этом никто из этих идиотов так ни разу и не приехал сюда, чтобы убедиться, что мы действительно нарушаем закон. Неужели они могут создать тут нечто большее, чем мы? Пятьдесят лет здесь никого не было, и все были счастливы, словно именно так и нужно распоряжаться землей. И вот теперь мы начали обрабатывать этот участок. Мы хотим, чтобы наша община сама себя обеспечивала: мы выращиваем овощи и фрукты, сами готовим еду, шьем одежду. Мы всеми силами стараемся перейти на самообеспечение.
   Здесь пустыня… Порой мне кажется, что это просто судьба таких, как я. Моисей скитался по пустыне, а теперь и я оказался среди камней и колючек и пытаюсь создать здесь оазис. Мы уже много чего сделали. Посмотрите на мой дом, можно подумать, что это вовсе не Орегон, а Кашмир. Когда я сюда приехал, здесь не было ни единого деревца, ни одной зеленой травинки. Я был просто в шоке, когда Шила меня сюда привезла. Только покосившийся дом и больше ничего. А я привык жить среди зелени, и где бы я ни жил, я всегда разбивал прекрасные сады.
   Невероятными усилиями мы превратили это место в цветущий оазис. Мои люди работают по двенадцать-четырнадцать часов в день. А эти лентяи отказываются приехать сюда и посмотреть, что здесь происходит. Сидят там себе в своем Капитолии и думают, что мы здесь закон нарушаем. Если уж облагораживание земли противозаконно, то такие законы противоречат самой жизни, их нужно собрать в кучу и сжечь! Пусть сначала придут и убедятся сами, а уж потом попробуют доказать, что это незаконно. Но они просто трусят.
   Я всегда относился к Америке с уважением, считая ее демократичной страной. Мне казалось, что тут с почтением относятся к личности, личной свободе и свободе самовыражения. Мне очень нравится американская Конституция. Но теперь я понимаю, что мы приехали сюда зря. Я страшно разочарован. Их Конституция оказалась лицемерной. Красивые слова, да и только: личность, свобода, предпринимательство, самовыражение. За ними стоят все те же политики, все те же уродливые лица и подлые мыслишки. Я считаю, что в политику идут самые отвратительные люди на свете. Самые низкие и грязные, те, которые без власти ни на что неспособны. Политика нужна только чтобы вредить. Для добра достаточно просто любви и сострадания.
//-- * * * --//
   Ваш город – уникальное явление в человеческой истории. В истории человечества было много разных городов. Но вы когда-нибудь слышали о незаконном городе? Он есть, а по закону его нет. Его не признают. Игнорируют. И вас тоже как будто нет.
   Но я здесь и намерен тут оставаться. Никто не заставит меня уехать… Я сам решу, где мне жить. Я добился того, что индийское правительство отказало мне в гражданстве, так куда же они меня вышлют? Они могли бы отправить меня только в Индию, но я об этом заранее позаботился – в Индию меня не пустят. Теперь я увяз тут, на «Большом грязном ранчо», и ничего с этим не поделаешь, меня отсюда и подъемным краном не вытащить.
   Но у этих дураков есть власть. Они стерли название «Раджнишпурам» даже с генеральных планов округа Васко. По мнению окружной администрации, тут нет никакого города. И если пять тысяч человек вдруг разом исчезнут, правительство Орегона не сможет даже понять, что они исчезли, ведь для этого, прежде всего, нужно было признать их существование – но нас тут нет!
   В каком-то смысле это даже хорошо, потому что если мы не живем в Орегоне, значит, нас нет и в Америке. Можно считать это рождением новой нации. Скоро нам понадобится своя конституция и право на независимость. А как иначе?

Церковь и государство

   Буквально вчера мне сказали, что главный прокурор Орегона объявил Раджнишпурам незаконным. Мотивировал он это тем, что здесь перемешались религия и государство.
   Начнем с того, что наша религия не имеет ничего общего с теми, что были прежде на земле. Мы просто вынуждены официально называть себя религией, но более нерелигиозной общины не сыскать во всем белом свете. Ну какая у нас религия? – ни бога, ни духа святого, ни Христа, ни папы, ни молитвы, ни беспокойства о неминуемой смерти. На это у нас просто нет времени, мы слишком поглощены жизнью.
   На самом деле, если даже смерть и придет за кем-то из моих людей, то ей придется подождать. Саньясины настолько увлечены жизнью, что даже смерти придется с этим считаться… Она с легкостью забирает тех, кто уже давно мертв – лет тридцать, сорок, а то и все пятьдесят. С такими людьми у смерти нет проблем – забирай себе, никто и не заметит. Они уже и так слишком долго живут загробной жизнью.
   Смерть, должно быть, очень занята. Жизнь есть на Земле и еще на пятидесяти тысяч разных планет, но в религии не сказано, что у смерти есть помощники. Она трудится в одиночку. У бедняжки столько дел, столько разных бумаг и документов нужно оформить, и все самой. Так что неудивительно, что многие умирают в тридцать, а ждать им приходится до сорока, пятидесяти, шестидесяти… Но что смерть может поделать? У нее еще столько нерассмотренных актов, а люди все умирают и умирают.
   При виде же моих людей она страшно удивится.
   Мои люди полны энергии, они настолько заняты жизнью, что им не до смерти. Ей придется несколько раз подумать, прежде чем забрать кого-то из них. Она скажет себе: «Ну, эти могут и подождать, пусть себе живут, а я пока разберусь с теми, кто уже давно просится на тот свет».
   Что же это за религия такая? Я называю ее нерелигиозной религией. Но это скорее не религия, а сама религиозность
   У нас нет проповедей. Да, мои беседы проповедью называть нельзя. Легче сказать, что это анти-проповеди. Какая уж тут религия, да еще мешающая государству? И, кстати, где они нашли здесь государство? Прежде всего, то, чем мы здесь занимаемся, не соответствует ни одному определению религии, ни в одном словаре нет такого определения религии. Нам самим придется создавать словари и вносить в них собственные определения.
   К тому же, разве у нас тут государство? Только городской совет, а он занимается вопросами дорог, чистотой, жильем и больницей. Каким образом религия может мешать дорожному строительству? Я пытался что-то придумать, но так ни до чего и не додумался. Что общего у религии с дорогами? А с жилыми домами? Какое отношение имеет религия к больнице – лекарствам, уколам и прочему лечению? Пусть нам объяснят, как все это связано. В нашу больницу еще ни один священник ни заходил.
   И эти люди пишут на своем долларе: «Мы верим в бога». На долларе! Так кто из нас смешивает религию с государством? Да они религию прилепили даже к грязным деньгам! На фасаде Верховного суда написано: «В бога веруем». И если я когда-нибудь окажусь в Верховном суде – а это, знаете ли, вполне возможно, уж если я захочу, то обязательно там буду, – так вот, первым делом я спрошу: «Где у вас тут бог? На каком основании это написано? Если вранье поджидает меня у самых ворот, то как вы можете приводить меня к присяге? По идее, я должен поклясться, что буду говорить только ложь, а не правду!» Самая большая ложь красуется на фасаде Верховного суда… И та же ложь написана на каждом долларе: «Мы верим в бога»!
   Эти люди суют религию куда угодно, но это оказывается вполне законным. У меня же нет ни единой возможности связать с религией хоть что-то из того, что здесь происходит. Наша жизнь и религия – два абсолютно несовместимых понятия. Раджнишпурам – единственный законный город на свете! Если смешение религии с государством незаконно, то все города мира нужно запретить, потому что смешение происходит повсюду. Наш город – единственный, в котором этого нет.
   Просто потому что у нас в принципе нет религии.
//-- * * * --//
   Примечание. После нескольких обжалований Верховный суд США наконец-то признал законность Раджнишпурама. Случилось это в 1988 году, через два с лишним года после того, как Ошо вернулся в Индию.

1983 год. Общегородская проверка на СПИД

   Ошо по-прежнему хранит молчание и ведет уединенный образ жизни. Однако когда его врач сообщает об участившихся случаях заболевания СПИДом, Ошо предлагает провести в Раджнишпураме всеобщую проверку, которую могут пройти жители города, а также гости. Кроме того, он советует всем соблюдать меры предосторожности, чтобы не заразиться: пользоваться презервативами, надевать латексные перчатки при любовных ласках и других контактах с телесными жидкостями и избегать поцелуев. В то время подобные меры считались крайностями, даже бессмыслицей, и высмеивались в прессе. Членов общины, чьи анализы на СПИД оказались положительными, переселили в отдельные дома и обеспечили особой работой, развлечениями и медицинским обслуживанием.
   Возможно, это единственное место в мире, где приняты все меры предосторожности против СПИДа. Шесть тысяч людей прошли проверку. Нигде в мире власти не решились бы проверить целый город. Они боятся, что могут найти людей со СПИДом. А те, кто сами что-то подозревают, тоже боятся проверки, ведь если анализ будет положительным, от них отвернутся все: жены, дети, родители. Им придется уйти из родного дома. Их не пустят ни в один ресторан. А друзья станут врагами.
   Никто не хочет проходить проверку: это не нужно ни правительству, ни больницам, ни самим больным. Пожар разгорается, но никто не желает его замечать. Но такое поведение неразумно. Оттого, что вы закрыли глаза, враг не исчезнет.
   Мы нашли двух больных СПИДом. Мы создали для них прекрасные изолированные условия. Мы даем им лучшее из того, что можем. И они не утратили нашу любовь и уважение.

1984 год. Отголоски фашизма

   В октябре 1984 года Ошо решает прекратить период молчания и уединения и возобновляет ежедневные беседы. Любопытно, что его секретарь Шила была против такого решения и всячески пыталась убедить Ошо не выходить на люди, ссылаясь на его слабое здоровье. В итоге было решено, что он начнет с выступлений перед небольшими группами в гостиной собственного дома.
   Эти беседы записывают на видео и на следующий день показывают всей общине в большом зале для медитаций. Попытки Шилы отменить утренний просмотр видео из-за того, что у нее слишком много других дел, приводят к всеобщему возмущению. В конце концов, принимается компромиссное решение. Теперь видео показывают вечером после рабочего дня.
   14 сентября 1985 года Шила и ее ближайшие сторонники собирают вещи и уезжают в Германию. Вскоре после ее отъезда на общину обрушивается целая лавина фактов, свидетельствующих об огромном количестве преступных махинаций, в которые она была вовлечена, включая и попытку отравления личного врача Ошо, и организацию взрыва в окружном комитете по землеустройству, и тайное прослушивание телефонных разговоров жителей общины.
   Ошо предоставляет всю информацию, которой обладает, и предлагает федеральным следователям и полиции штата полное содействие в расследовании этих преступлений. В город толпами съезжаются репортеры, они просят у Ошо рассказать, как такое могло случиться, и он дает им ряд интервью.

   Вопрос: Я встречался с Шилой. Она производит впечатление разумного, обладающего практической сметкой человека. Однако в ней заметна и другая ее сторона: некая мелочность и деспотичность. Вы общались с ней каждый день и наверняка видели в ней все это.
   Ответ: Конечно, видел! Но именно эти черты и помогали нам справиться с окружавшими нас подлыми политиканами. Если бы я отдал бразды правления добрым, безобидным людям, политики уже давно уничтожили бы нашу общину.
   Вопрос: Но разве вы не замечали, что она вытворяла тут, на ранчо?
   Ответ: Нет, ведь я никогда не выхожу из дома и практически ни с кем не встречаюсь.
   Вопрос: Но, решившись на такой грандиозный эксперимент, как эта община, неужели вы думали, что один человек со всем этим справится? Может быть, можно было найти хотя бы еще одного помощника?
   Ответ: Нет. Ни один эксперимент не сравнится с моим молчанием. Я учу людей быть не похожими на других, следовать своей индивидуальности и зависеть лишь от своего внутреннего голоса. И если человеку кажется, что его принуждают к чему-то неблаговидному, он имеет полное право протестовать. Не нужно никому покоряться – кстати, многие люди действительно ушли. Отныне тут будет совсем иная атмосфера, но я смотрю на мир, вижу, что происходит, и понимаю, что, как это ни грустно, миром правят только плохие люди. Хорошему человеку очень трудно чего-то достичь.
   Вопрос: Знаете, целый год я наблюдал за жизнью общины и думал, когда же вы все-таки решитесь избавиться от Шилы или же хоть как-то изменить здешние порядки. Складывалось впечатление, что вы предоставили ей полную свободу действий.
   Ответ: Я делаю что-то лишь тогда, когда вижу, что пришло время действовать. Лишь когда приходит подходящий момент, я начинаю что-то делать.
   Вопрос: И когда вы поняли, что уже пора от нее избавляться?
   Ответ: Когда она попыталась отравить моего врача. Именно тогда я расспросил и его, и его помощницу обо всем, что происходит в общине. И тогда же я объявил, что начну вновь встречаться с людьми и проводить беседы. До меня стала доходить разная информация о Шиле и ее делах, и тогда я обратился к правительству штата, в полицию и в ФБР. Кстати, они все еще тут, только ни черта не делают. Мы предоставили им все доказательства, какие у нас были, но они говорят, что этого недостаточно, что все это не слишком убедительно. Не знаю, что еще им нужно? Такое впечатление, что они поверят только тогда, когда застанут Шилу на месте преступления с окровавленными руками.
   Вопрос: Почему вы тянули почти девять месяцев?
   Ответ: Это было необходимо потому, что она занималась множеством судебных тяжб, а я не хотел прерывать эти дела. Нужно было, чтобы все дошло до логического конца, после чего делами могли бы заняться новые люди. И это время пришло. Одни судебные тяжбы завершились, другие должны начаться лишь через восемь месяцев, и за этот срок новые юристы успеют как следует подготовиться. Можете не сомневаться.
   Вопрос: Вы затеяли очень рискованную игру.
   Ответ: Разумеется! Я же рисковый человек. Жизнь – это игра, и я точно знаю, сколько времени длится каждый раунд, хотя я в этой игре – всего лишь арбитр, сторонний наблюдатель.
Из беседы с Джеймсом Гордоном, «Нью-Йоркер мэгэзин»

   Вновь поступающие разоблачения преступной деятельности Шилы вызывают у жителей общины смятение и беспокойство. События и явления, казавшиеся прежде непонятными, выстраиваются в логическую цепочку преступного замысла. Поскольку произошедшее подняло перед многими сложнейшие вопросы личной ответственности, Ошо все чаще обращается к этой теме в своих ежедневных беседах.
   В общине мы пытаемся жить не так, как живет остальной мир. Так что у вас есть два варианта: либо выбрать путь Шилы, либо мой путь. Я назначил эту женщину своим секретарем, чтобы вы почувствовали, что такое фашизм. Теперь сворачивайте на мой путь – путь ответственности за самого себя, чтобы никто не мог вами командовать…
   Если хотите, чтобы Шила вернулась, я могу позвать ее со всей бандой обратно и передать ей управление общиной. Если же не хотите, чтобы вам указывали, что делать, тогда будьте готовы нести ответственность за себя сами.
   Вы все – очень разумные люди, но у таких, как вы, есть недостаток, из-за которого вечно возникают проблемы. Вы не умеете пользоваться свободой.
   Хочу вам напомнить, что Германия – одна из самых развитых стран, если говорить о философии и других достижениях человеческой мысли. В ней жили такие великие философы и психологи. как Кант, Гегель, Фейербах, Карл Маркс, Зигмунд Фрейд, Мартин Хайдеггер. И все же третьесортному шизофренику Адольфу Гитлеру удалось повести за собой всю интеллигенцию страны.
   И, похоже, человечество не сумело извлечь полезных для себя выводов из той ситуации. А всем известно, если вы ничему не учитесь, то история повторяется.
   Мартин Хайдеггер был одним из самых великих философов нашего века. Он был современником Гитлера. Более того, он был его сторонником. Просто невероятно! Вся молодежь, весь цвет нации, самые сливки общества, ректоры университетов, деканы и профессора – все поддерживали Гитлера, человека малообразованного, которого выгнали из художественной школы и не приняли в архитектурный институт по причине умственной отсталости. И этот человек стал вождем самой образованной, самой интеллигентной страны в мире, утвердив в ней фашистский режим. Он убил почти десять миллионов человек и все равно люди шли за ним, поддерживали его идеи.
   Эта ситуация достойна внимания психоаналитиков. В чем причина такого поведения далеко не глупых людей? А причина в том, что Германия потерпела поражение в Первой мировой войне. Интеллектуалы склонны бороться друг с другом. Они спорят, рационализируют, философствуют, но при этом живут лишь умом и забывают о теле. Они – ужасные эгоисты. Думают, что познали тайну жизни. И каждый считает, что именно он достоин звания первооткрывателя.
   После разгрома в первой мировой войне Германия пребывала в хаосе. А Гитлер обещал объединить страну и сдержал свое обещание. Он сказал: «Я смогу сделать эту страну единой, я смогу снова сделать ее сильной – такой сильной, что она будет править миром».
   Именно это и было нужно. В стране была сплошная безработица, а про творчество уж и говорить нечего. Требовался тот, кто мог вновь зажечь в немцах творческую искру и навести в стране порядок. Вот Гитлер и занял вакантное место. Через десять лет Германия вновь заявила о себе, как о величине мирового масштаба.
   Все-таки это странно… Обладая свободой, люди перестают работать и начинают лениться. Но в условиях фашистского режима они вкалывают изо всех сил, занимаются творчеством, чувствуют единство и превращаются в сильную нацию. Пять лет подряд Германия одерживала победу за победой. Это доказывает, что немцы выбрали правильного человека. Весь остальной мир объединился против Германии, но этот человек справлялся со всеми в одиночку.
   Он вернул немецкой интеллигенции их эго, да такое, какого они не видели за всю историю их страны. Он назвал жителей Северной Германии чистейшей арийской расой и заявил, что их предназначение – править миром. Всем остальным придется подчиниться. Это возвеличило немцев, унесло в заоблачные дали. Эго интеллектуалов было более чем довольно, и даже Мартин Хайдеггер попался на этот крючок.
   Только после разгрома гитлеровской Германии люди стали оглядывать назад и с ужасом понимать, что же они натворили и какого человека так убежденно поддерживали. То был не человек, то был монстр, убийца миллионов людей, возможно, величайший убийца в истории человечества.
   Поэтому запомните одну простую вещь: свобода – это не разрешение на какие-либо действия. Свобода – это ответственность. И если вы не можете взять на себя ответственность сами, тогда кто-то другой должен это сделать за вас. Но при этом вы превратитесь в рабов.
   Люди спрашивают меня, что случилось? Почему пять тысяч людей, образованных и разумных, лучших выпускников лучших университетов, за целых четыре года не смогли вывести Шилу на чистую воду. Неужели они не замечали того, что творилось прямо у них на глазах?
   А Шила, при всей отвратительности ее фашистских поступков, одновременно создавала нашу общину. Помимо преступлений, она превращала эту пустыню в оазис, устраивала наш быт. У любой медали есть две стороны, так что давайте теперь посмотрим на светлую сторону. Кроме того, вы были в осаде, вас окружала враждебность всего Орегона. Это тоже подстроили Шила и ее дружки, это простая политическая стратегия.
   Адольф Гитлер в своей автобиографической повести «Майн Кампф» говорит, что если хотите сделать свой народ сильным, окружите его врагами. Пусть люди мучаются от постоянной паранойи, пусть чувствуют, что опасность подстерегает со всех сторон, это поможет им не расслабляться. То же самое делала Шила. Она настроила против нас правительство Орегона. Она добилась неприязни со стороны американцев в целом. Это сплотило вас, вы стали сильнее. Вы знали, что нужно быть начеку, и тогда никто не сможет уязвить вас или как-то обидеть.
   Если же вы сами за себя не отвечаете, если ничему не учитесь, то непременно случается что-то подобное, история повторяется вновь и вновь.

Арест

   Ошо идет на сотрудничество с правоохранительными органами, чтобы довести расследование в отношении преступных действий Шилы до конца. Но вместо этого следователи ищут повод, чтобы обвинить его самого и всех жителей города. По общине ходят слухи, что большое жюри готовит акт, в котором Ошо и нескольким его саньясинам будет предъявлено обвинение в нарушении закона об иммиграции. Попытки адвокатов Ошо договориться о мирной явке с повинной отвергнуты прокурором штата Чарльзом Тернером, который заявляет, что подобные переговоры «преждевременны».
   Между тем национальная гвардия занимает позиции, удобные для вторжения в Раджнишпурам. Угроза жестокого вооруженного нападения на общину заставляет саньясинов принять решение о том, что Ошо должен совершить авиаперелет через всю страну и укрыться в Шарлотте, штат Северная Каролина. Предполагается, что там он будет в безопасности, а адвокаты тем временем попытаются прояснить ситуацию. В аэропорту Шарлотты Ошо и его спутников встречают вооруженные до зубов сотрудники таможни и судебные исполнители, извещенные о том, что перед ними якобы опасный террорист. Не имея на руках ордера на арест, чиновники зачитывают переданный из Орегона по факсу список подозреваемых. Ни одного из этих людей в самолете нет, но пассажиров – в том числе и Ошо – все-таки берут под стражу и заключают в камеру предварительного заключения федеральной тюрьмы Шарлотты.
   На слушании, которое назначают лишь на третий день, спутников Ошо освобождают из-под стражи. Самому Ошо предписано вернуться в Орегон для дальнейшего выяснения обстоятельств. Власти настаивают на том, чтобы он вернулся назад на тюремном транспортном самолете, а не пассажирским или частным рейсом. Перелет в Орегон занимает шесть дней; на протяжении одного дня правительство отказывается раскрыть место пребывания Ошо даже его адвокатам. Позднее выясняется, что тем временем Ошо содержат в федеральном исправительном заведении в Рино, штат Оклахома, причем под вымышленным именем, утверждая, что это необходимо ради его собственной безопасности.
   В Орегоне Ошо наконец-то освобождают под залог. Ему предъявлено обвинение в нарушении ряда иммиграционных правил; утверждается также, что он самостоятельно сочетал браком своих учеников и неверно указал цель своего приезда в туристической визе. После переговоров с властями адвокаты Ошо по-прежнему обеспокоены его безопасностью в том случае, если дело затянется. После долгих уговоров Ошо неохотно соглашается «не опротестовывать» два из тридцати четырех пунктов обвинения, предъявленных ему властями штата, и покидает страну.
   Тюремное заключение самым серьезным образом сказывается на его здоровье, но лишь два года спустя врачи начнут подозревать, что во время пребывания под стражей Ошо был отравлен…
   После того как они депортировали меня из страны, прокурор штата Чарльз Тернер публично признался в том, что я не совершал никакого преступления. Пытаясь объяснить причину, по которой меня выслали, Тернер сказал «Мы хотели уничтожить общину. Такова была наша основная цель». Но с общиной нельзя было разделаться, не избавившись вначале от меня.
   Меня взяли под стражу без ордера на арест, не объяснив причин, не предъявив никаких обвинений. В руках у этих людей был лишь клочок бумаги с какими-то именами.
   – Нам приказано немедленно вас арестовать, – заявляют они.
   – Но взгляните на наши паспорта! – говорю я. – В этом списке нет ни моего имени, ни имен моих спутников. Это же абсурд! Сравните одни имена с другими. Вы что-то перепутали. – Но нас все равно задержали.
   У них, на самом деле, не было никакого повода для ареста. Но я провел в заключении целых двенадцать дней. Меня взяли под стражу в Северной Каролине, откуда до Орегона, где находилась моя община, всего пять часов лету. Но им понадобилось целых две недели, чтобы добраться до Портленда. И все это время меня таскали из одной тюрьмы в другую. За двенадцать дней я успел побывать в шести тюрьмах.
   И лишь много позже, когда британские специалисты по ядам изучили симптомы моей болезни и вынесли свой вердикт, я все понял: в этот период я был отравлен таллием. Этот яд нельзя выявить по анализам крови или мочи – он очень быстро распадается, однако болезненные проявления остаются. Отрава успела что-то нарушить в моем организме. Этот яд давно применяется против политзаключенных. Но если хоть немного превысить дозу, человек умрет сразу. Вот почему меня так долго не выпускали – яд давали крошечными дозами, чтобы я не отдал концы прямо в тюрьме. Иначе весь мир взорвался бы от возмущения.
   И когда меня наконец освободили, мне было велено немедленно покинуть Америку, в течение всего пятнадцати минут. Перед судом меня ждала машина, а на аэродроме самолет был готов к вылету. Они стремились выдворить меня из своей страны как можно скорее. Они боялись, что если я задержусь хотя бы на день, то подам апелляцию в Верховный суд. Конечно, я бы выиграл дело, ведь ни одно из обвинений… тридцать четыре пункта против человека, который хранил молчание и ни разу не вышел из дому. Как такой человек мог совершить тридцать четыре преступления? У них не было ни единого веского доказательства.
   Увидев демократию по-американски своими глазами… Я понял – бессмысленно говорить о свободе в этой стране. Их конституция – сплошная показуха для остального мира. Этой страной заправляют преступники, прикрываясь фальшивыми лозунгами о правах человека.

1985–1986. Кругосветное путешествие

Кулу Манали

   14 ноября 1985 года, сразу же после заседания суда, Ошо покидает Портленд и летит через Кипр в Дели. 17 ноября он приземляется на индийской земле, где его встречают тысячи саньясинов. Он дает пресс-конференцию и затем отправляется в Кулу Манали, где, начиная с 19 ноября, регулярно дает интервью. Тем временем саньясины ищут место, где Ошо мог бы обосноваться и продолжить работу. Индийское правительство отказывает в продлении виз личному помощнику Ошо, его врачу и прислуге, к тому же грозится лишить паспорта и самого Ошо, если он не прекратит давать пресс-конференции и встречаться с учениками. 3 января 1986 года Ошо улетает в Катманду, столицу Непала.
   Король Непала был готов предоставить мне жилье и место для общины, но при условии, что я не стану высказываться против индуизма. Непал – единственное в мире индуистское королевство.
   Я отказался. «Я никогда не знаю заранее, о чем буду говорить, – ответил я. – Не могу ничего обещать. Если я вижу что-то неправильное, мне все равно, что это – индуизм, христианство или ислам. Я не стану молчать».

21 января 1986. Ошо делает важное заявление

   Я намерен отправиться в кругосветное путешествие. Я не верю в политические границы и считаю, что весь земной шар – мой. Мои люди живут по всему миру, к тому же многих из них я очень давно не видел. Это люди, которые сделали первый шаг, отделившись от толпы. Они уже не христиане, не иудеи, не индуисты. Они проделали огромную работу: редкую и уникальную. И никогда прежде такое не делалось сразу столькими людьми.
   Итак, остается два варианта – либо они ко мне приедут… несмотря на то, что определенные круги изо всех сил пытаются этому помешать. Они хотят разлучить меня с моими людьми, и уже давно это делают. Так вот мой ответ на их фашистские приемы. Вместо того чтобы зазывать людей к себе, я поеду к ним сам.
   Правительства трех стран пригласили меня, прекрасно зная, что в Америке меня не любят и настраивают другие государства против меня. И все же у трех стран хватило смелости. Это совсем не богатые страны, южноамериканские. Но они хотят показать Америке, что та еще не завоевала весь мир.
   Кругосветное путешествие поможет нам понять, кто друг, а кто нет. Опыт показывает, что один друг лучше сотни врагов, потому что у последних нет ничего, кроме устаревших, прогнивших идей. Стоит только слегка нажать, и все разлетится вдребезги.
   Они борются за то, что уже мертво.
   Мы боремся за то, что еще не родилось.
   А существование всегда выбирает жизнь!

Крит

16 февраля Ошо летит в Грецию по четырехнедельной туристической визе и останавливается на вилле на острове Крит. Спустя три дня он начинает проводить дискурсы. Беседы проходят во дворе его дома под огромным раскидистым деревом. В это время к нему приезжают многие саньясины из ближайших европейских стран. Епископ местной православной церкви выступает против Ошо, а затем распространяет брошюру, в которой Ошо обвиняется в развращении молодежи. Епископ грозит появиться на вилле с маршем протеста. 5 марта, в часы послеобеденного отдыха, появляется полиция, которая намерена арестовать Ошо и выслать его из страны. Когда адвокат Ошо требует предъявить ордер, ее арестовывают. Полицейские выламывают двери, выбивают окна и берут Ошо под стражу.

По пути в Уругвай: Швейцария, Швеция, Англия, Ирландия, Испания, Сенегал

   Из Греции мы полетели в Женеву. Мы просто хотели отдохнуть там одну ночь, но стоило властям услышать мое имя, как они тут же завопили: «Ни в коем случае! Нельзя пускать его в нашу страну!»
   Мне не позволили даже выйти из самолета.
   Мы отправились в Швецию, наивно полагая, что это самая прогрессивная страна в Европе. Мы знали, что в ней нашли убежище многие террористы, революционеры и неугодные политики. Швеция казалась нам довольно лояльной страной.
   Итак, мы добрались до Швеции. Мы всего лишь хотели переночевать. Наши пилоты были совершенно измотаны и не могли больше сидеть за штурвалом. Да это и запрещено техникой безопасности. Представляете, как мы были счастливы, когда вместо одной ночи нам дали визу на целых семь дней. Однако следом примчались полицейские, аннулировали наши визы и велели нам убираться, заявив, что не могут впустить в свою страну такого человека, как я.
   Они совершенно спокойно относятся к террористам, убийцам и мафиози, но я для них настолько опасен, что пустить меня всего на одну ночь у них не хватило духу.
   И мы взяли курс на Лондон. На этот раз у нас были все законные основания пребывать в этой стране. Более того, мы специально купили билеты первого класса на коммерческий рейс на следующий день. И хотя у нас был свой самолет, мы все же не поскупились – на тот случай, если служащие аэропорта откажутся нас пускать в зал ожидания лишь потому, что у нас нет билетов.
   Но мы купили билеты на всех, так что с полным правом могли пребывать в зале ожидания. «У нас свой самолет и у нас есть билеты», – сказали мы служащим. Однако они тут же предъявили нам правила внутреннего распорядка аэропорта, с которыми было трудно спорить. «Окончательное решение принимает администрация аэропорта, – заявили они, – и мы как ее представители не разрешаем вам входить в зал ожидания».
   Поразительно! Неужели я мог подорвать их мораль или разрушить их религиозные устои, сидя в аэропорту. Начнем с того, что я собирался просто выспаться, а утром мы уже улетали. Но нет, эти так называемые цивилизованные страны на деле оказались лишь сборищем примитивных, первобытных дикарей. «Если хотите спать, – сказали они, – можем отправить вас в тюрьму. Это все, что мы можем для вас сделать».
//-- * * * --//
   В Ирландии мы тоже просили одни сутки, чтобы наши пилоты могли отдохнуть. Но начальник аэропорта почему-то выдал нам визу на неделю. Ему было наплевать, кто мы и откуда взялись. Скорей всего, он просто был ужасно пьян! Мы добрались до гостиницы, а на следующее утро явилась полиция. Они проверили наши паспорта и прервали визы.
   «Сначала вы даете нам право жить в вашей стране неделю, а теперь безо всяких на то причин отменяете свое решение, – искренне удивились мы. – Да мы даже из отеля не выходили. Мы не совершали никаких преступлений. Что происходит?»
   Мы застали их врасплох. Они сами же разрешили нам жить в Ирландии целую неделю, а теперь забирают у нас это право и при этом вообще не знают, почему они это делают. Немного подумав, они сказали: «Вы можете оставаться здесь сколько угодно, только из гостиницы ни на шаг».
   И мы провели там целых две недели. Нам нужно было выждать время. У нас были свои люди в Испании, и испанские власти согласились предоставить нам постоянное место жительства. Вот мы и тянули время. Как только со всеми формальностями будет покончено, мы тут же отправимся в Испанию. И мы прожили в Ирландии целых пятнадцать дней без всякой визы.
   В тот день, когда мы улетали из этой страны, министр внутренних дел Ирландии известил членов парламента о том, что мы здесь никогда не были. Культурные, образованные люди – и такая откровенная ложь! Ведь все знали о нашем пребывании: и полиция, и правительство.
   Думаю, что как только я осяду где-нибудь, то непременно подам иски на каждую из этих стран, уличая их во лжи, обвиняя их в том, что они называли меня «опасным», в том, что сначала они говорили мне «да», а через час отменяли свои решения. Я хочу, чтобы весь мир признал один простой факт: демократии на самом деле нет нигде.

Испания

   14 марта Ошо и его спутникам пообещали выдать испанские визы, но через три дня в визах отказывают на основании того, что в их распоряжение поступили документы, присланные американским и немецким правительствами. 18 марта самолет Ошо приземляется в Мадриде, где его окружает национальная гвардия. Одновременно с этим уругвайский консул ставит в паспорта Ошо и его друзей штампы, разрешающие пребывание в Уругвае. Следующей остановкой становится сенегальская Дакка. Там Ошо проводит ночь, а наутро вылетает в Уругвай. В тот же день Европарламент обсуждает шаги, запрещающие Ошо пребывание в любой стране Европейского сообщества.
   Просто удивительно! Меня обсуждают в парламентах стран, в которых я еще не был, и в которых нет ни одного моего саньясина. Как будто я представляю собой угрозу вселенского масштаба. У них третья мировая война на носу, а они меня обсуждают!
   Это очень показательно! Они поняли, что если разрешат мне учить людей, то их прогнившим социальным системам придет конец. А я собираюсь встречаться с людьми во что бы то ни стало, никто не сможет мне помешать. Я найду способы. А теперь я еще усерднее, чем прежде буду оттачивать свои аргументы против них. Я выведу их на чистую воду – все эти правительства, которые мешали мне общаться с моими людьми.

Уругвай

   12 апреля Ошо поселяется в большом доме на берегу моря в уругвайском городке Пунте-дель-Эсте. Вскоре он возобновляет ежедневные беседы, проходящие в задушевной атмосфере. Обычно на встречах присутствуют человек 20–30. В это время Ошо начинает говорить о следующем этапе работы.
   Мой новый этап работы – это тайная школа. Вы можете работать в мире, где уже есть дороги, есть дома – вам не нужно все это строить. Уже есть заводы и фабрики. За несколько тысячелетий люди создали все необходимое. Так что можно не напрягаться: пять дней в неделю по пять часов в день – этого достаточно. А в выходные вы можете медитировать, погружаться в тишину в каком-нибудь уединенном месте и просто расслабляться. За год вы заработаете столько денег, что сможете приехать сюда на целый месяц, может быть даже на два или на три… как получится.
   И тогда встречи со мной не будут связаны с работой. Это будет больше радостью, медитацией, празднованием, вы будете петь и танцевать. Целых три месяца отдыха. Вы сможете веселиться и забыть обо всем остальном. Целых три месяца поиска истины. А затем, вернувшись домой, продолжите практиковать то, чему научились здесь. Времени вам хватит. Пять часов работы в день, и, по крайней мере, два часа в день вы сможете посвящать себе.
   И каждый год вы будете приезжать сюда на столько, на сколько сможете. Вы ни для кого не будете обузой, и ни у кого не будет необходимости вам что-то навязывать. Нет нужды в строгой дисциплине, потому что это не работа, и не будет специальных координаторов или организаторов. Так мы сможем избежать ловушки власти.
   Обе наши общины помогли нам дойти до того уровня, когда можно создать тайную школу. Не будь тех двух общин, мы не смогли бы этого сделать. Я смотрю на подобные вещи просто: даже неудачи приближают нас к успеху, потому что несут в себе урок, помогают понять, что было сделано не так. Так что оба наших эксперимента были очень важными.
   Теперь мы готовы построить нечто совершенно новое. Это будет место, в котором люди смогут погружаться в атмосферу празднования бытия. Они будут приезжать и уезжать, учиться тому, чему они могут и хотят научиться, и затем практиковать это в обычном мире, а через какое-то время вновь приезжать к нам, чтобы получить новый заряд, погрузиться еще глубже в свое существование. Здесь будет только небольшой постоянный состав, который станет заботиться о гостях.
   Первоначально уругвайское правительство выдает Ошо годичное разрешение на жительство с намерением продлить его позже на три года, а затем и предоставить Ошо гражданство. Однако под давлением американцев отменяет свое решение уже к началу июня. В середине июня американские власти предъявляют уругвайскому президенту ультиматум: если Ошо не вышлют из страны, Уругвай может не рассчитывать на многомиллиардную денежную помощь США. Уругвайские власти неохотно подчиняются.
   19 июня 1986 года Ошо вылетает из Уругвая на Ямайку, где ему выдают двухнедельную визу. Однако уже на следующее утро является полиция и приказывает к вечеру покинуть остров. 20 июня Ошо вылетает в Лиссабон, в столицу Португалии. Там он без большой огласки проводит несколько недель на частной вилле. В конце июля полиция окружает виллу, и 30 июля Ошо вылетает в Бомбей.
   Президент Уругвая сказал: «Мне искренне жаль, что так вышло. Я поступаю против своей совести».
   Американцы не собирались идти ни на какие уступки. Они не хотели даже, чтобы я просто уехал, им нужна была именно депортация, и в аэропорту меня уже ждал самолет… Я сказал: «Ничего страшного. Я просто уеду. Я не хочу подвергать вашу страну какой-либо опасности».
   «Американский президент настаивает на вашей депортации, – сказал президент Уругвая. – Он не хочет, чтобы вы просто так уехали. Ему нужна именно депортация. Меня толкают на преступление. Во-первых, я должен без всяких на то причин выдворить вас из страны, ведь вы ничего плохого не совершали. Во-вторых, я обязан вас депортировать. Я хочу только одного: чтобы в вашем паспорте не было никаких отметок о высылке из Уругвая. У нас есть небольшой аэропорт. Переправьте туда свой самолет и сегодня же вечером улетайте, никого не поставив в известность. Впоследствии мы могли бы сказать, что не знали о вашем исчезновении и не успели оформить документы».
   Но он ошибся. Мой самолет не успел еще приземлиться на тайном аэродроме, а нас уже ждал американский представитель со всеми документами и штампами, с официальным уведомлением о депортации. Возникла задержка, потому что им нужно было заполнить целую кучу бумаг. Улетая из страны, я сказал: «Ничего страшного. Меня уже столько раз беспричинно депортировали из многих стран мира, что мой паспорт давно стал исторической ценностью!»
   Сразу после моего отъезда Рональд Рейган пригласил президента Уругвая к себе и выдал ему чек на тридцать шесть миллионов долларов в «знак дружеской поддержки». Это было вознаграждение за то, что меня выслали из страны в течение тридцати шести часов: по миллиону в час. Честно говоря, мне давно пора требовать с разных стран свою долю от подобных сделок! Благодаря мне они зарабатывали по миллиону в час. Думаю, я вполне заслуживаю пару процентов…

1987 год. Снова Пуна

   4 января 1987 года после пятимесячного пребывания в Бомбее и возобновления ежедневных бесед в доме одного из учеников, Ошо возвращается в Пуну, которую в течение его пятилетнего отсутствия поддерживали индийские саньясины. Как только он возвращается, официальные власти и индуистские фундаменталисты во главе с печально известным Виласом Тупе (именно он когда-то покушался на жизнь Ошо) предпринимают ряд враждебных действий по отношению к общине. Однако через несколько месяцев при поддержке мэра Пуны Дхоле Патила, сочувствующих представителей индийского правительства и судебной системы жизнь общины становится относительно спокойной – случаи оскорбления и вмешательства резко сокращаются.
   Буквально вчера я получил письмо от мэра Пуны.
   «Выражая свою глубочайшую любовь, я с удовольствием хочу заявить, что Ошо, проживающий ныне по адресу Корегаон Парк, 17, в городе Пуна, моем родном избирательном округе, является, безусловно, просветленным. В наши беспокойные дни его авторитетные взгляды на религию особенно ценны. Это один из величайших мистиков и духовных учителей нашей эпохи. Его поведение и взгляды полны такой любви к людям, что он никогда не допускал – да и не мог бы допустить – какой-либо противозаконной деятельности, и уж тем более не был виновным в уголовных преступлениях. Его учение, напротив, способствует созданию чрезвычайно мирной и безмятежной атмосферы, особенно в текущих обстоятельствах, когда вся наша страна переживает весьма трудные времена».
//-- * * * --//
   К концу 1987 года тысячи саньясинов и гостей ежедневно проходят через ворота общины. Здоровье Ошо неуклонно ухудшается: его мучают сильнейшие боли в костях и суставах, у него падает зрение, он становится очень чувствительным к яркому свету, теряет аппетит и переносит частые ушные инфекции. Порой он не в состоянии встречаться с людьми в течение нескольких дней, а иногда даже и нескольких недель подряд. В беседах он все чаще повторяет, что не сможет пребывать в физическом теле вечно, и советует слушателям уделять больше внимания медитации. В марте он вводит упражнение «Стоп!»: саньясины танцуют под быструю музыку, а затем, когда Ошо входит в зал и когда выходит, они замирают на несколько секунд, после чего танец возобновляется.
   Я хочу вернуть вас домой. Стремясь заполучить нечто эфемерное, гоняясь за мечтой, за иллюзией, вы ушли слишком далеко. Я же пытаюсь вернуть вас домой, потому что только здесь вы сможете обрести покой, почувствовать глубочайшее удовлетворение и насыщение – не где-то там, а здесь, и не в какое-то другое время, а только сейчас. Упражнение «Стоп» – полнейшая остановка на несколько секунд – это не что иное, как переживание «здесь и сейчас».
   Я могу дать вам возможность ощутить вкус истинного бытия, и как только вы поймете, что вам нужно, вы сможете искать сами, вы будете знать куда идти. И никто уже не сможет вам помешать. Самое главное – уловить этот аромат.
   Вы слышали разные слова, красивые слова, но они не были способны вдохновить вас на поиски настолько, чтобы вы сожгли за собой мосты. Я же стремлюсь дать вам не только слова. Я помогаю вам ощутить их смысл, пережить его на собственном опыте, почувствовать изнутри то, что я имею в виду, когда рассказываю о том или ином явлении.
   Время пришло, мои саньясины распускаются как первые весенние цветы. И их становится все больше и больше. Наступает пора цветения. Вы должны быть нетерпеливо терпеливы. Внутри вас должна быть непреодолимая тяга, но не должно быть конкретных желаний. Я не смогу быть здесь вечно. Я уже и так слишком долго ждал. Пора передать вам этот аромат. Я чересчур много говорил, но то была всего лишь подготовка. Я посеял великое множество семян, и теперь весна уже на пороге, так что ничего не бойтесь и будьте рядом со мной безраздельно, окунитесь в мое безмолвие, мою радость.
   Совсем скоро наступит момент, когда двойственность, разделяющая меня с вами, исчезнет.
   Те, кто уже готов, могут отбросить ее прямо сейчас. Остальные смогут прийти к этому чуть позже. У меня есть еще немного времени, я еще немножко побуду на этом берегу… но не так уж долго.
//-- * * * --//
   Я не смогу быть с вами всегда. Я бы очень этого хотел, но существование не позволяет. У каждого свой срок, и это хорошо, иначе вы стали бы воспринимать меня как нечто само собой разумеющееся, перестали бы ценить время, когда мы вместе.
   Когда-нибудь меня не станет, и даже хорошо, что я время от времени исчезаю. Вы должны научиться понимать, что происходит с вашей действительностью в мое отсутствие. Когда я рядом, вы слишком увлечены мной и забываете себя.
   Не забывайте себя! Помните себя, потому что только так вы сможете преобразиться.
   Естественно, вам будет меня не хватать, и в этом нет ничего плохого. Но если вы стремитесь выйти за пределы, за пределы нормы, за пределы природы, если вы ищете нечто трансцендентное, то вам предстоит найти свой путь и пройти его в одиночку.
   Я не могу пойти с вами. Я могу лишь указать путь, показать вам свет луны. Но я не могу указывать на луну все время. Рано или поздно вам придется обходиться без меня и самим искать лунную дорогу. И у каждого она своя.
   Естественно, когда я перестану приходить к вам каждый день, утром и вечером, когда меня уже не будет рядом, у вас появится ощущение, будто все кончено. Но это не конец, просто наружу рвется ваша собственная реальность. Прежде у нее не было возможности проявиться. Я все время был рядом, и вы ушли в тень, на задний план. Я стал для вас реальнее, чем вы сами.
   Когда меня не станет, в мое отсутствие, вы наконец увидите свою реальность. И это хорошо, потому что до тех пор, пока вы не познаете себя, до тех пор, пока не поймете, где находитесь, ваше путешествие просто не сможет начаться. Так что те дни окажутся для вас чрезвычайно важными.
   Запомните, что бы вы ни обнаружили внутри себя, каким бы захламленным ни было ваше внутреннее пространство, все это ваше и только ваше. Это та самая ваша реальность. Вы можете навести там порядок, можете что-то выбросить, от чего-то начать отдаляться. Но прежде чем что-то делать со своим внутренним миром, вы должны узнать, каков он. Это первое и самое важное.
   Мой подход к вашему росту прост: я хочу, чтобы вы научились от меня не зависеть. Любая зависимость сродни рабству, а духовная зависимость еще хуже.
   Я делаю все, чтобы вы научились осознавать свою индивидуальность. Я хочу, чтобы вы обладали полнейшей свободой и могли расти без чьей-либо помощи вообще. Развитие – неотъемлемое свойство вашей сущности. Никто его не дарует, никто не навязывает – оно происходит само собой, «разворачивается», «раскрывается» во времени и пространстве.

Отравлен в рейгановской Америке

   За целых семь недель врачи так и не смогли вылечить Ошо от инфекционного заболевания ушей. Он был очень плох, а 7 ноября 1987 года, выйдя к саньясинам, он заявил, что, по мнению врачей, во время тюремного заключения в США его отравили таллием.
   Мой личный врач, доктор Амрито, немедленно оповестил об этом врачей-саньясинов по всему миру и попросил их проконсультироваться с лучшими экспертами по ядам, поскольку тот факт, что мой организм потерял всякую устойчивость к болезням, он сам мог объяснить только отравлением. Постепенно он убеждался в этом все глубже и глубже. Проведя тщательный анализ, он обнаружил симптомы, которые возникают только под воздействием яда.
   С тех пор, как я провел двенадцать дней в американских тюрьмах, у меня началась бессонница. И в организме многое изменилось: я лишился аппетита, пища стала казаться мне совершенно безвкусной, в животе постоянно крутит, меня тошнит и рвет… жажды нет, но чувство такое, будто внутри все переворачивается. Похоже на то, что затронута и нервная система. Временами все мое тело охватывает сильная дрожь – особенно в руках. Еще у меня начали подергиваться веки.
   Когда меня посадили в камеру, я весил около 70 килограммов, сейчас – всего 59. А три месяца назад у меня начала страшно болеть правая кисть. Все это признаки отравления. Доктор Амрито попросил всех моих саньясинов-медиков связаться с лучшими в мире специалистами, и один из них, доктор Дхьян Йоги тут же взял у меня анализ крови, мочи, образцы волос и отправился в Англию и Германию к лучшим экспертам. В Европе сказали, что через два года в организме уже не выявить никаких следов яда, но симптомы действительно указывают на отравление.
   Английские и немецкие специалисты предположили, что это был таллий, ядовитое вещество из группы тяжелых металлов. Его следы в организме пропадают через восемь недель, но воздействие остается: отрава разрушает защитные механизмы тела, противостоящие болезням. Все симптомы, которые я перечислил, характерны для отравления таллием.
   Те семь недель… Вы ничего не знали… вы думали, что у меня просто недомогание. Доктор Предма, мой глазной хирург, немедленно вылетел в Германию за лучшими лекарствами, но мне ничего не помогло, кроме медитаций. Это единственное лекарство, превозмогающее все, что принадлежит миру материи. Те семь недель я лежал в полнейшей темноте практически целыми днями и ночами, молча наблюдая за тем, что происходит в моем теле, при этом сохраняя абсолютную ясность сознания. Я боролся со смертью – то была схватка между моей смертью и вашей любовью. И вы можете радоваться, потому что ваша любовь победила.
   Мне было бы безумно жаль умереть, оставив вас в таком прекрасном состоянии, когда вы только-только начали свой духовный рост. Я хочу, чтобы мои люди преобразились, а затем сотворили совершенно новую цивилизацию, создали бы настоящее человечество на этой невероятно красивой планете.
   Есть только одна религия – религия любви. Есть только один бог – бог радости, жизни и счастья. Все земля едина, и все человечество тоже едино. Все мы – части друг друга.
   Я не виню тех, кто меня отравил. Я с легкостью могу их простить. Они попросту не ведали, что творили.
   Говорят, все в истории повторяется. Но происходит это не само по себе, а из-за людской слепоты, неосознанности. В тот день, когда человек станет осознанным, пробужденным и бдительным, повторения прекратятся. Некому будет травить Сократа, распинать Иисуса или жестоко убивать Мансура. Такие люди – наши лучшие цветы, высочайшие вершины. Они – наша судьба, наше предназначение, присущий каждому потенциал, который они раскрыли до конца.
   Надеюсь, вы никогда не будете питать ненависти и злобы ни к кому – только понимание, любовь и прощение. Это единственная настоящая молитва. Это единственное состояние, в котором вы способны вознестись к высшим уровням сознания.
   В глубине души я абсолютно убежден, что мое тело, мою нервную систему отравили, но мое сознание отравить нельзя, нельзя уничтожить мою внутреннюю суть. И это даже хорошо, что мне выпал шанс увидеть себя вне тела, вне ума.
   Те семь недель превратились для меня в испытание огнем. И вы, сами о том не догадываясь, поддерживали меня каждую секунду. Вы мне очень помогли. Без вашей любви я бы не справился, потому что мне незачем было бы бороться. Я счастлив, у меня есть все, что мне нужно, я уже вернулся домой. Но я вижу, как вы спотыкаетесь, бредя на ощупь. Бросать вас в таком положении было бы жестоко и бессердечно с моей стороны. Я хочу, чтобы жизнь каждого из вас стала рассветом, когда вокруг поют птицы и распускаются цветы. Кроме этого, у меня нет никаких причин оставаться на земле.
   Помните: я живу ради вас. И память об этом поможет вам не сбиться с пути. Она позволит вам понять варварский мир, в котором вы живете, этот сумасшедший дом, которым стало все человечество. Все это будет напоминать вам о том, что мы должны дать рождение новому человеку, создать новый мир.
   Это великий вызов. Только отважные и разумные мечтают дотянуться до самых звезд… только те немногие, которые смогли меня понять и стали моими спутниками. У меня нет последователей – есть только любимые люди, друзья, спутники.
   Я хочу, чтобы вы познали то же блаженство, ту же благодать, ощутили тот же невообразимый экстаз, который стал биением моего сердца, потому что вместо сердца во мне пульсирует сама вселенная.

Международная академия творческих наук

   17 января 1988 года Ошо рассказывает о своем видении общины, в которой люди могли бы заниматься как наукой внешней, материальной, так и наукой внутренней, медитацией. Он и в прошлом не раз предлагал создать нечто подобное, но теперь его идея приобретает конкретные очертания.
   Я хочу, чтобы ашрам постепенно стал Международной академией творческих наук. Это будет величайший синтез всех наук, потому что поиски религиозной истины не мешают исследованиям объективной реальности – эти области слишком разные и поэтому никогда не пересекаются.
   Вы можете быть ученым и при этом заниматься медитацией. На самом деле, чем глубже вы погружаетесь в медитацию, тем больше внутри вас возникает ясности, тем разумнее и гениальнее вы становитесь. Вы сможете основать совершенно новую науку.
   Прежняя наука возникла в противовес религии. Та же наука, о которой я говорю, не станет ничему противостоять. Она родится благодаря избытку энергии, благодаря творчеству и свободному мышлению. Политики исказили и извратили науку, поставили ее на службу гонке вооружений. Религия тоже не могла признать науку, потому как была не истинной религией, а всего лишь набором пустых ритуалов и суеверий, а истинная наука уничтожает всех богов и любые предрассудки. Последние триста лет науке пришлось очень туго: с одной стороны она была вынуждена бороться с религией, а с другой – политики постоянно пытались сделать ее своей рабой.
   Я хочу, чтобы наша община развивалась. Я намерен создать здесь всемирную академию наук и искусств, чья деятельность будет направлена исключительно на жизнеутверждающие цели.
   Наука, по вине которой были уничтожены Хиросима и Нагасаки, погибли тысячи людей, птиц, деревьев, – причем без какой-либо причины, просто потому что политикам хотелось узнать, работает ли ядерная энергия или нет, – та же самая наука способна давать людям пищу, продлевать жизнь, укреплять здоровье. Благодаря такой науке люди будут становиться разумнее с каждым днем. Но для этого ее нужно отобрать у политиков и оградить от религий.
   Лауреаты Нобелевской премии, именитые ученые, выдающие деятели искусств – вот кто будет входить в состав нашей академии. Они будут делать все, чтобы поставить науку на рельсы созидания, а не разрушения.
   Наши саньясины, а среди них очень много ученых, художников и врачей, помогут нам в создании академии. Мы будем давать стипендии, и люди со всего света смогут приезжать к нам, чтобы учиться новой науке, новому искусству, которые призваны защищать жизнь и утверждать любовь. Это станет подготовкой к последней революции.
   Последняя революция приведет к образованию одного-единственного правительства на всей земле. Ведь пока в мире нет единого государства, страны так и будут воевать между собой. Сейчас каждой нации приходится содержать свою армию, строить оборонительные сооружения, производить оружие, да еще и соревноваться с другими, пытаясь превзойти их по разрушительной мощности. Но как только в мире будет создано единое правительство, не понадобятся ни армии, ни воздушные силы, ни военный флот – все эти службы будут преобразованы и начнут работать на благо жизни и всего человечества.
   И нашим первым шагом в этом направлении станет создание Международной академии наук. Если нам удастся пригласить в академию ученых со всего мира, постепенно мы сможем вырвать их из лап политиков, и тогда узурпации власти придет конец. Политики лишатся своих основных сил, ведь до сих пор они выживали исключительно за счет ученых, которых превратили в рабов. Сейчас наука находится в трудном положении, потому что в мире нет ни одного института, способного предоставить ученым все, что им нужно для исследований.
   Давно миновали те дни, когда Галилей мог устроить лабораторию в собственном доме, когда ученые могли работать самостоятельно, без поддержки со стороны. Наука стала такой сложной, в ней столько областей, и каждая область – сама по себе уже целая наука. Если ученых лишить поддержки со стороны правительства и какого-либо научного института, со всем его оборудованием, деньгами, умными лаборантами и способными студентами, ученые просто не смогут заниматься исследованиями.
   Похоже, само существование заботится о том, чтобы у нас появились деньги на создание академии. Кроме того, один большой человек из Японии, который основал множество гуманитарных фондов, приезжал сюда, чтобы узнать, можно ли объединить все эти фонды в единый международный институт. Эта идея найдет поддержку во всем мире. Все ученые без исключения будут «за», потому что сейчас уже каждый из них понимает, что работает ради смерти, а не ради жизни.
   У нас будет самая большая научная библиотека, благодаря которой наши саньясины смогут работать и учиться. А синтезом станет то, что каждый работник института будет еще и медитировать. Ведь пока медитация не затронет вашу суть, не проникнет в самые ваши основы, ваш внутренний источник любви будет заморожен, и вы не сможете испытывать блаженства и радости от внутреннего цветения.
   Не человек для науки, а наука для человека.
   Но ученым сейчас трудно. Работать в одиночку они не могут, вот им и приходится трудиться на государство. А политики интересуются исключительно войной. Религиозные деятели тоже не поддерживают ученых, поскольку последние постоянно опровергают те или иные религиозные суеверия.
   В мире воцарился огромный вакуум, и я хочу заполнить его всемирной академией, чья деятельность будет посвящена только жизни, любви и смеху. Единственной задачей этой академии будет создание нового, лучшего человечества и чистой, здоровой атмосферы, и еще возрождение загубленной экологии.
   Сейчас мы ищем возможности выкупить весь Корегаон Парк. Хорошо, что в Индии все дешевле. Люди могут приезжать из других стран и жить здесь по три, по четыре месяца, а потом, вернувшись домой и проработав остальные восемь-десять месяцев, скопить достаточно денег, чтобы вновь сюда вернуться. Нет необходимости работать именно здесь. Тут у нас храм для медитаций. И я хочу, чтобы у нас были все направления: чтобы лучшие музыканты учили вас музыке, лучшие художники преподавали живопись, а лучшие поэты помогали бы вам проникаться невыразимой музыкой слов.
   Все-таки я – неисправимый мечтатель!
   Но могу сказать: «Чего бы я ни пожелал, я все получаю, не прилагая к этому особых усилий. Просто посылаю вселенной свои предложения…»

Йаа-хуу! Мистическая роза

   С 19 марта 1988 года Ошо начинает новый цикл бесед, который позже окажется одним из последних. Беседы состоят исключительно из ответов на вопросы. Во время этих встреч Ошо экспериментирует с медитацией, позволяющей «отпускать и расслабляться [21 - Англ. let go – отпускать, позволять уйти, освобождаться от чего-либо.]». Этой медитацией он руководит лично. Кроме того, он вводит «мантру-приветствие», так называемую «мантру-салют» [22 - Фр. salute – приветствовать, здороваться, отдавать честь, салютовать.](это название возникло благодаря истории, рассказанной им в одной из бесед). При приветствии, «салюте» человек поднимает обе руки вверх и восклицает: «Йаа-хуу!»
   30 апреля Ошо объявляет, что разработал новый метод, скорее даже процесс, под названием «медитативная терапия». Этот процесс улучшается и дополняется после нескольких первых экспериментов и обретает окончательную форму: ежедневные трехчасовые занятия на протяжении трех недель. Первая неделя – смех, вторая – слезы, третья – наблюдение. Участники процесса никак не взаимодействуют друг с другом. Группу ведет не терапевт, а всего лишь помощник, специально обученный ведению этого процесса. Группа получает название «Мистическая роза».
   Ни одна медитация не даст вам столько, сколько эта нехитрая стратегия. Я очень много медитировал и понял, что в целом, чтобы начать путешествие вглубь себя, человеку необходимо перестать подавлять в себе две потребности. Вы подавляете свой смех. Вам очень часто говорят: «Не смейся, тут все серьезно». Вам не разрешают смеяться в церкви, не разрешают смеяться на занятиях в школе или университете…
   Поэтому первая потребность – это смех. Но как только вы устаете смеяться, вас неожиданно переполняют слезы. Они душат вас, это настоящая агония. И вместе с рыданиями вы освобождаетесь от накопившихся, невыраженных страданий всех прошлых жизней. Если вам удастся удовлетворить эти две потребности, после этого вы сможете обрести себя.
   Я разработал множество медитаций, но эта, пожалуй, будет основной, фундаментальной.
   В последующие несколько недель Ошо представляет еще две медитативные терапии: «Вне ума» (джиббериш [23 - Тарабарщина.], за которым следует безмолвное наблюдение) и «Вновь рожденный» (участники могут играть, как дети). Ошо также предлагает опытным терапевтам, работающим с визуализациями и гипнозом, изучить древнетибетскую технику исцеления ума-тела, которая называется «Вспоминание забытого языка, на котором говорит наше тело».

Беседы о дзен

   Завершив цикл «Мистическая роза», Ошо начинает комментировать дзенские истории и японские хокку. Частично необходимость в этих беседах возникла из-за вопросов редактора о смысле тех или иных историй или хокку. Также Ошо высказывает свое мнение о текущих событиях в мире и о современных социальных проблемах. Но отныне Ошо больше не отвечает на вопросы, связанные с взаимоотношениями или другими личными проблемами. Часто теперь он посвящает свои беседы деревьям, окружающим Будда-холл, птицам, облакам, дождю и другим природным явлениям.
   Есть нечто очень важное, о чем следует помнить всегда: религия становится живой, только когда она не выстроена в организованную доктрину, когда в ней нет системы убеждений, нет догм, нет теологии, а есть только тишина, только деревья, наслаждающиеся танцем на ветру. Только в тишине сердце начинает расти. Ваша религия – исключительно ваша. Вы познаете ее не из писаний. Никто не может рассказать вам о вашем собственном опыте, потому что религия – это не интеллектуальные знания, это опыт бытия.
   Существует огромная разница между любыми религиями и дзен. Все религии, кроме дзен, мертвы. Они уже давно окаменели, превратились в раз и навсегда сложившиеся теологии, философские системы и доктрины. Но они забыли язык деревьев. Они забыли тишину, в которой слышно, о чем шепчет листва. Они разучились радоваться, они перестали быть естественными и спонтанными, они больше не чувствуют биение сердца самой жизни.
   Как только кто-то пытается описать переживание, выразить его словами, само переживание теряет силу, перестает дышать и умирает. По всему миру люди таскают на себе груз мертвых доктрин.
   Я считаю дзен единственной живой религией, потому что это и не религия вовсе, это сама религиозность. У дзен нет догм, нет основателя. У него нет прошлого, поэтому он ничему не может вас научить. Это самое странное явление, с которым сталкивалось человечество за всю свою историю. Странное, потому что дзен наслаждается пустотой, он расцветает там, где ничего нет. Он воплощается не в знании, а в невинности. Он не разделяет жизнь на мирскую и духовную. Для дзен священно все.
//-- * * * --//
   Медитации, которыми заканчиваются беседы о дзен, продолжаются дольше обычного. В начале Ошо добавляет стадию джиббериша. Затем наступает тишина и «отпускание» (тело полностью расслабляется, человек падает на пол). После этого человек вновь садится, а в конце наступает стадия празднования, во время которой Ошо покидает зал. Стадия молчания проходит под руководством Ошо. Окончание каждой стадии и начало новой отмечается ударом в барабан.
   Погрузитесь в молчание. Закройте глаза, пусть тело станет абсолютно неподвижным.
   Теперь загляните внутрь, соберитесь, ваше сознание должно стать похожим на стрелу, летящую по направлению к центру.
   А в центре пребывает будда. На поверхности вы можете быть кем угодно, Томом, Диком, Гарри. Внешне вы все разные, но в центре вы обнаружите ваше естество, вашу истинную сущность, а это будда, человек дао.
   Глубже и глубже… чем глубже вы проникаете, тем полнее ощущаете свою бесконечную, вечную реальность. С небес льется дождь из цветов, и все существование радуется вашей тишине.
   Просто наблюдайте, находясь в центре. Вы вернулись домой.
   Все яснее и яснее…
   (Бой барабана)
   Расслабьтесь. Помните, что вы – всего лишь наблюдатель. Ваше тело – это не вы, ваш ум – это тоже не вы. Вы – просто зеркало. И как только отражение прояснится, как только вы посмотрите на мир из позиции чистого наблюдателя, неожиданно вселенная станет невообразимо прекрасной. Все вокруг станет божественным.
   Этот вечер чудесен сам по себе, а львиный рык Джошу сделал его уникальным и неповторимым.
   Сейчас каждый из вас – будда.
   Вернувшись назад, сохраните в себе это качество будды. Станьте буддой в обычной жизни. Я против отречения от мира, я за то, чтобы вы жили, творили и радовались. Я за то, чтобы вы создавали этот мир. И чем полнее вы научитесь выражать природу будды, тем выше и ярче окажутся небеса в этом мире, тем больше в нем станет измерений, новых возможностей… новых тайн и неожиданных чудес.
   Сохраните аромат цветов как можно полнее.
   (Бой барабана)
   Возвращайтесь, и оставайтесь буддой, умиротворенным и утонченным. Посидите некоторое время, чтобы запомнить это ощущение – ощущение того великолепного пространства, в котором вы только что побывали.
   И каждый день погружайтесь все глубже и глубже. И каждый раз помните: завтра вам предстоит пройти еще чуть дальше. У вас может уйти два года, пять лет, двадцать, а может и все тридцать, но однажды вы станете буддой. Хотя на самом деле вы уже будда, осталось лишь набраться смелости и признаться себе в этом. В эти тридцать лет вы будете не превращаться в будду, а избавляться от сомнений, от сомнений в том, что вы – будда. «Я – будда?! Да не может такого быть!» И даже если вам об этом скажу я, даже если все остальные будды попробуют вас в этом убедить, у них ничего не получится. Глубоко внутри у вас все же останутся сомнения: «О боже, я – будда?» Но однажды вы убедитесь в этом на собственном опыте. Ведь только личный опыт, только внутреннее переживание собственной природы способно вселить в вас настоящую уверенность.

Новые имена

   В декабре 1988 года Ошо вновь тяжело заболевает. Рядом с ним круглосуточно находится его личный врач. Через три недели Ошо появляется в зале для медитаций и рассказывает нечто потрясающее. Одна японская ясновидящая написала ему письмо, в котором заявляет, что в теле Ошо поселился Будда. Ошо подтверждает, что это правда, и заявляет о своем решении отказаться от звания бхагвана. Кроме того, он впервые за много месяцев снимает солнцезащитные очки, оберегавшие его глаза от вспышек фотоаппаратов, и отдает их одному из учеников. В течение нескольких дней он подбирает себе новое имя и останавливается на варианте, прозвучавшем в ответе на вопрос репортера из «Юнайтед пресс интернешнл».
   Во мне нашел прибежище Гаутама Будда. Я – хозяин, он – мой гость. Это не значит обращения [в буддизм]. Я – уже сам по себе будда, именно поэтому он и выбрал мое тело, чтобы доделать то, что не успел. Он долго ждал. Двадцать пять столетий он был скитающимся облачком, ищущим подходящее тело.
   Я – не буддист. И Гаутама Будда тоже не стремился создать буддизм или какую-либо другую организованную религию. Он ничего подобного не создавал. В тот момент, когда истина становится догмой, она превращается в ложь. Организованная религия – это всего лишь скрытая политика, завуалированная эксплуатация людей священниками, вне зависимости от того, к какой конфессии они принадлежат. Являются ли они шанкарачарьями, имамами, раввинами или папами – не имеет никакого значения.
   Гаутама Будда не оставил после себя преемника. Его последние слова звучали так: «Не ставьте мне статуй, не записывайте мои слова. Я не хочу быть символом, не хочу, чтобы мне поклонялись. И больше всего я боюсь, что вы станете подражателями. Не нужно становиться буддистом, потому что потенциально каждый из вас – уже будда».
   Я тоже хочу сказать: «Я не учу вас буддизму. Я вообще не учу никакому „-изму“». Я учу тому, как стать буддой. Мои люди не являются частью организованной религии. Они независимые, самостоятельные искатели. Они – мои спутники и друзья, а не ученики».
   Самое время напомнить вам о пророчестве Будды, которое он произнес двадцать пять веков назад. «Когда я вновь вернусь, – сказал он, – я уже не смогу войти в этот мир через женское чрево. Мне придется искать прибежище в человеке, сознание которого будет похожим на мое, который будет пребывать на том же высоком уровне, что и я, и будет жить под тем же открытым небом. И назовут меня просто „Другом“».
   В его словах звучит невероятная свобода. Он не хочет быть чьим-либо гуру, он хочет быть просто другом. У него есть что рассказать людям, и он хочет просто делиться этим безусловно.
   Это полезно еще и в том плане, что некоторые саньясины не знают теперь, как отличать слова древнего Гаутамы Будды от моих собственных слов. Пророчество Гаутамы проясняет ситуацию.
   И хотя он выбрал мое тело, я все же не стал самим Гаутамой. Пусть согласно пророчеству меня зовут «Майтрея Будда». «Майтрея» означает «друг». Это поможет помнить о различии и не путаться.
//-- * * * --//
   На пятый день необычного визита Ошо приходит в медитационный зал и делает еще одно заявление. Гаутама Будда покинул его тело из-за определенного несоответствия в образе жизни хозяина и его гостя.
   Эти четыре дня были для меня очень трудными. Я думал, что Будда поймет, что времена изменились, но этого не произошло. Я изо всех сил пытался ему это объяснить, но он слишком своеобразен, слишком дисциплинирован. Конечно, двадцать пять веков прошло – он стал твердым как камень.
   И потому у нас возникали трудности даже в самых мелочах.
   Он привык спать только на правом боку и без подушки, подкладывая под щеку ладонь. Подушку он считает роскошью.
   Я говорил ему: «Это дешевая подушка, она не может быть роскошью. А спать на ладони – это сущая пытка. Ты считаешь, что спать нужно только на правом боку, но чем так провинился левый? Лично у меня другой принцип: я всегда равно отношусь к обеим сторонам вещей».
   Он ел только один раз в день и требовал от меня того же. К тому же он привык кормиться исключительно подаяниями и все время спрашивал: «Где моя чаша для милостыни?»
   Сегодня вечером ровно в шесть, когда я наслаждался теплым джакузи, он вдруг ужасно возмутился: «Ты позволяешь себе плескаться в джакузи?» Мыться дважды в день тоже оказалось роскошью.
   И тогда я сказал: «Ты исполнил свое пророчество, ты вернулся. Но с меня довольно, четыре дня – вполне достаточно – теперь прощай. Хватит скитаться по земле, пора тебе раствориться в бесконечно синем небе.
   В эти четыре дня ты убедился, что я делаю то же самое, что хотел сделать ты, только я делаю это в соответствии с велением времени и нынешними условиями. Но я не готов к тому, чтобы мне указывали, что и как делать. Я свободная личность. Я со всей любовью дал тебе приют, принял тебя как дорогого гостя, так не пытайся же стать моим хозяином».
   В эти четыре дня у меня ужасно болела голова. Я не испытывал головной боли уже тридцать лет. Я вообще забыл, что это такое. Ему все было не так. Он привык к своему образу жизни и никак не мог понять, что мир давно ушел вперед.
   Так что сейчас я делаю еще более важное, историческое заявление: я – это просто я.
   Вы можете продолжать называть меня Будда, но я уже не имею никакого отношения ни к Гаутаме, ни к Майтрее Будде. Я будда сам по себе. Слово «будда» означает «просветленного». Отныне меня зовут Шри Раджниш Зорба Будда.
//-- * * * --//
   Вскоре Шри Раджниш Зорба Будда вновь лишает себя всех имен и говорит, что остается человеком без имени. Однако его саньясины растеряны, они не знают, как теперь к нему обращаться и потому предлагают имя Ошо, которое во многих дзэнских притчах используется как уважительное, почтительное обращение. Ошо соглашается и дополняет это слово новым смыслом, связывая с понятием «оушн» (океан) Уильяма Джеймса. Позже он говорит, что это вообще не имя, а просто исцеляющий звук.

Манифест дзен: свобода от себя

   На протяжении нескольких недель после визита Гаутамы Будды Ошо, похоже, вновь полон сил и энергии. Беседы теперь длятся дольше. Пару раз Ошо проговорил около четырех часов подряд без передышки. Его речь звучит заметно живее и энергичнее. Во время нескольких бесед Ошо соотносит дзен с работами Фридриха Ницше и Уолта Уитмана, сравнивает их с христианством и даже дает свои рекомендации Горбачеву о том, как легче перейти от коммунизма к капитализму. Но в феврале 1989 года после двух лекций из нового цикла «Манифест дзен» Ошо вновь заболевает и не появляется в зале для медитаций до начала апреля. Этот цикл бесед становится последним.
   Манифест дзен совершенно необходим, потому что все старые религии ныне разваливаются на части. И прежде чем они окончательно развалятся, и человечество сойдет с ума, дзен необходимо распространить по всей земле. Пока старые стены еще держатся, вам нужно начать строительство нового дома.
   Только в этот раз не совершите прежней ошибки. Вы жили в доме, которого не было. Вот вы и страдали от дождей, холодов и палящего солнца. Потому что дом существовал исключительно в вашем воображении. На этот раз вам предстоит поселиться в своем собственном, самом настоящем доме, а не в том, который был создан кем-то другим, не в храме, выстроенном чужими людьми. Вам предстоит укорениться в своем личном существовании. Зачем быть чьей-то копией?
   Вы живете в чрезвычайно важное время. Вам повезло, что вы родились именно в этот период, когда все старое теряет свою ценность, когда стало ясно, что оно просто окружает вас, но никак не трогает, а вы живете в нем, потому что боитесь сбежать из этой тюрьмы. Но двери открыты. Да на самом деле и дверей-то нет, потому что весь ваш дом – одна сплошная иллюзия. Ваши двери, ваши священники, ваши писания – все это лишь игра воображения.
   На этот раз не ошибитесь. Человечество готово совершить квантовый скачок и перейти от старой прогнившей лжи к новой, бесконечно новой истине.
   Таков манифест дзен.
//-- * * * --//
   Свои последние слова, адресованные собранию саньясинов, Ошо произносит вечером 10 апреля 1989 года:
   В это мгновение вы – самые благословенные люди на земле. Вспомнить себя как будду – драгоценнейшее переживание, потому что в нем – ваша вечность, ваше бессмертие.
   Это уже не вы, а само существование. Вы едины со звездами, деревьями, небом и океаном. Вы больше не отделены от всего этого великолепия.
   Последним словом Будды было слово саммасати.
   Помните о том, что каждый из вас будда – саммасати.

Внутренний круг

6 апреля Ошо выбирает так называемый Внутренний круг, в который входят двадцать один человек. Это последователи, которые возьмут на себя практическое руководство общиной. Открыто это не обсуждается, но позже Ошо недвусмысленно объясняет членам группы, что их целью является не духовное руководство общиной, а сугубо практическая сторона дела. Эти люди будут заботиться о распространении наследия Ошо. В случае если кто-то из Круга умирает либо по каким-то причинам покидает группу, на его место тайным голосованием выбирается другой человек. Все свои решения группа принимает только общим голосованием и только единогласно.
Невозможно обойти традицию, это не в нашей власти. После смерти ты уже не в силах влиять на людей. И вместо того, чтобы оставлять плоды своего труда каким-то невеждам, уж лучше дать конкретные указания тем, кому доверяешь.

Подготовка к уходу

   Вечером 10 апреля 1989 года Ошо сообщает своему секретарю о том, что как только он завершил цикл бесед, его энергия стала совершенно иной. Он поясняет, что за девять месяцев до смерти человек вступает в период подготовки. Точно так же, прежде чем родиться, энергия человека развивается в материнском чреве. Следующая лекция Ошо должна была стать началом нового цикла под названием «Пробуждение Будды».
   19 мая на общем собрании в зале для медитаций объявлено, что Ошо уже никогда не будет выступать перед публикой.
   23 мая объявлено, что вечерами Ошо будет приходить в медитационный зал. При его появлении начинает играть музыка, и все веселятся вместе с ним. Праздник сменяется бесшумной медитацией, после которой Ошо удаляется. После его ухода в зале показывают записи его бесед.
   В июне-июле основан Мультиверситет Ошо. Он состоит из множества различных факультетов, на которых проводятся предлагаемые общиной семинары и программы. Среди отделений Мультиверситета – Центр Трансформации, Школа Тайны, Школа Творчества и Искусств и Школа Боевых Искусств.
   Всех просят приходить на вечерние встречи в белом. Это правило устанавливается во время традиционного индийского праздника в честь просветленных Мастеров, который проводится в июльское полнолуние. В общине этот праздник отмечают уже давно.
   25 августа Ошо просит распорядиться, чтобы днем жители и гости общины носили пурпурные одежды.
   31 августа в бывшем зале Чжуан-цзы, прилегающем к его дому, завершается обустройство новой спальни для Ошо. Он непосредственно участвует в оформлении новой комнаты, которая украшена мрамором и освещается огромной люстрой; окна от пола до потолка выходят на дикий сад-джунгли.
   14 сентября Ошо возвращается в прежнюю спальню, а новую комнату отдают группам медитативной терапии «Мистическая роза» и «Вне ума». Новый оборудованный кондиционерами стеклянный коридор, сооруженный специально для того, чтобы Ошо мог гулять по саду, отныне предназначен для «Випасаны», «Дза-дзен» и других групп безмолвной медитации.
   17 ноября Ошо дает указания в отношении того, что нужно сделать, когда он покинет этот мир. Он также просит создать группу для перевода его книг с хинди на английский языки и оставляет подробные распоряжения о работе Внутреннего круга.
   24 декабря в английской газете «Сандэй Мейл» появляется статья о том, что ответственность за депортацию Ошо из США несет Ватикан и непосредственно кардинал Ратцингер.
   17 января личный врач Ошо объявляет о том, что отныне тот уже не сможет присутствовать на вечерних медитациях, но будет ненадолго появлятся для того, чтобы поприветствовать собравшихся. Когда Ошо входит в зал, все видят, что ему уже очень тяжело передвигаться.
   18 января Ошо остается в своей комнате и не появляется на вечерней встрече, но передает через помощников, что будет присутствовать на встрече незримо.
   19 января 1990 года в пять часов вечера Ошо покидает тело. Перед этим он отказывается от интенсивного лечения, предложенного ему врачом. «Вселенная отмеряет каждому свой срок», – произносит он, закрывает глаза и уходит с миром. Врач объявляет о смерти в 7 вечера, когда все приходят в медитационный зал на ежедневную встречу. Через некоторое время, когда весть разносится по всей общине, тело Ошо приносят в зал, где проходит десятиминутное прощание. Затем процессия переносит его к расположенному неподалеку месту для погребальных костров. Всю ночь идет прощальная церемония.
   Два дня спустя прах Ошо переносят в зал Чжуан-цзы, в комнату, которая должна была стать его новой «спальней». Именно там он в течение многих лет проводил беседы и встречался с саньясинами и другими гостями. По воле самого Ошо урну с прахом помещают «на кровати», на мраморной плите, которая действительно предназначалась как опора для кровати. Рядом ставят табличку со словами, которые Ошо продиктовал несколько месяцев назад:

   OSHO
   Never Born
   Never Died
   Only Visited this
   Planet Earth between
   Dec. 11 1931 – Jan. 19 1990

   ОШО
   Никогда не Рождался
   Никогда не Умирал
   Просто гостил на планете Земля
   с 11 декабря 1931 по 19 января 1990

Эпилог: 1990 – наши дни

   Ошо-Центр медитации и отдыха в Пуне процветает и остается прекрасным местом для отдыха, медитации и саморазвития. Это соответствует идеям Ошо, высказанным за несколько месяцев до смерти. Он успел принять участие в разработке многих новых построек: зданий в форме пирамид, предназначенных для медитаций и семинаров, спа-центра, спортивно-развлекательного комплекса и нового медитационного зала, построенного также в виде пирамиды, где ежедневно проходят разнообразные медитационные программы, включая и вечерние встречи, на которых показывают видеозаписи бесед Ошо.
   Моя вера в существование абсолютна. Если в моих словах есть хоть какая-то истина, она сохранится в веках. Факел подхватят те, у кого будет интерес к моей работе, но я никому ничего не хочу навязывать.
   Для своих людей я останусь источником воодушевления. Именно это чувствуют мои саньясины – воодушевление. Я хочу, чтобы они росли сами по себе, чтобы сами воспитывали в себе такие качества, как любовь, вокруг которой нельзя выстроить церковь; осознанность, которая не является чьим-то исключительным достоянием; а еще – радость, веселье и свежий, по-детски удивленный и открытый взгляд…
   Я хочу, чтобы мои люди знали себя, жили в согласии с собой и не пытались подстроиться под кого-то другого.
   Главный путь ведет внутрь…

Ссылки

   ПРЕДИСЛОВИЕ
   «Бунтарь» (The Rebel).
   Часть первая
   ОБЫЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК, или ПРАВДА ВМЕСТО ЛЕГЕНДЫ
   «Последний завет» (The Last Testament) Собрание интервью для прессы. Том 1.
   Воспоминания золотого детства
   Я никогда не был «духовным» человеком… «Передача лампы» (Transmission of the Lamp). Цикл бесед в Уругвае.
   Я вспоминаю небольшую деревню… «Воспоминания золотого детства» (Glimpses of a Golden Childhood).
   В прошлом детей женили… «Сат Чит Ананд» (Sat Chit Anand).
   Однако воспитали меня дедушка и бабушка… «От темноты к свету» (From Darkness to Light). Цикл бесед в Америке.
   Мой дедушка был очень щедрым человеком… «Воспоминания золотого детства» (Glimpses of a Golden Childhood).
   Конечно, моего деда можно понять… «Воспоминания золотого детства» (Glimpses of a Golden Childhood).
   Джайнизм – самая аскетичная религия в мире… «Воспоминания золотого детства» (Glimpses of a Golden Childhood).
   Я уже не помню имени того монаха… «Воспоминания золотого детства» (Glimpses of a Golden Childhood).
   Нана был для меня не просто дедушкой… «От личности к индивидуальности» (From Personality to Individuality). Цикл бесед в Америке.
   В разлуке есть своя поэзия… «Воспоминания золотого детства» (Glimpses of a Golden Childhood).
   Мятежный дух
   Сколько я себя помню… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 1.
   Смерть моего дедушки… «Воспоминания золотого детства» (Glimpses of a Golden Childhood).
   Моя первая встреча со смертью… «Воспоминания золотого детства» (Glimpses of a Golden Childhood).
   Первые семь лет… «От страданий к просветлению» (From Misery to Enlightenment). Цикл бесед в Америке.
   Я сказал отцу: «Нет»… «Воспоминания золотого детства» (Glimpses of a Golden Childhood).
   Отец тоже кое-чему меня научил… «Дхаммапада – путь Будды» (The Dhammapada: The Way of the Buddha). Том 5.
   В моем городке была только одна… «От страданий к просветлению» (From Misery to Enlightenment).
   В моей деревне… «Меч и лотос» (The Sword and the Lotus).
   Мой дедушка по отцу очень любил меня… «От невежества к невинности» (From Ignorance to Innocence). Цикл бесед в Америке.
   Моего дедушку никак нельзя… «От невежества к невинности» (From Ignorance to Innocence).
   Когда я окончил школу… «От смерти к бессмертию» (From Death to Deathlessness). Цикл бесед в Америке.
   В поисках бессмертия
   Вы уверены, что будете существовать в какой-либо форме… «Последний Завет» (The Last Testament). Собрание интервью для прессы. Том 3.
   На Востоке принято обращать внимание… «Нирвана: последний кошмар» (Nirvana: The Last Nightmare.)
   В детстве я любил следовать… «От личности к индивидуальности» (From Personality to Individuality). Цикл бесед в Америке.
   Мой дедушка, отец матери… «Книга тайн» (The Book of Secrets).
   Просветление. Прошлое осталось позади
   Хочу рассказать вам чудесную… «Дао – путь без пути» (Tao: The Pathless Path). Том 2.
   С раннего детства я любил тишину… «Великий мастер дзен Та Чи» (The Great Zen Master Ta Hui).
   Моим первым внетелесным переживанием… «Чудо» (The Miracle).
   Я искал врата просветления… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 1.
   Меня повели к вайдье… «Дао. Три сокровища» (Tao: The Three Treasures). Том 2.
   Когда впервые попадаешь в мир… «Дао – путь без пути» (Tao: The Pathless Path). Том 2.
   Меня часто спрашивают… «Мистическая теология» (Theologia Mystica).
   Я стремился к просветлению в течение многих жизней… «Дисциплина трансцендентальности» (The Discipline of Transcendence). Том 2.
   Просветление – очень индивидуальный процесс… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 3.
   Оттачивая меч
   С самого детства я любил… «Бунтарь» (The Rebel).
   Своими комментариями, толкованиями… «Дао – золотые врата» (Tao: The Golden Gate).
   Получив степень бакалавра… «От темноты к свету» (From Darkness to Light). Цикл бесед в Америке.
   Первая лекция профессора Роя… «От бессознательного к осознанности» (From Unconsciousness to Consciousness).
   В ту пору я носил индийские деревянные сандалии… «От невежества к невинности» (From Ignorance to Innocence).
   Когда я только появился… «От страданий к просветлению» (From Misery to Enlightenment).
   Помню одного… «От зависимости к свободе» (From Bondage to Freedom). Цикл бесед в Америке.
   Мне очень нравилась моя студенческая жизнь… «Передача лампы» (Transmission of the Lamp).
   В Индии мусульмане ходят в одном наряде… «От страданий к просветлению» (From Misery to Enlightenment).
   Как только я начал преподавать в университете… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 2.
   Однажды меня пригласили на семинар… «Поиск» (The Search).
   На пути
   Представьте себе мою жизнь… «От лжи к истине» (From the False to the Truth).
   Мир изменился очень сильно… «Передача лампы» (Transmission of the Lamp).
   Просветленный человек… «Дхаммапада – путь Будды» (The Dhammapada: The Way of the Buddha). Том 11.
   Я бы очень не хотел, чтобы мое имя… «От личности к индивидуальности» (From Personality to Individuality).
   Однажды меня пригласили… «Новое отравление Сократа двадцать пять столетий спустя» (Socrates Poisoned Again After 25 Centuries). Цикл бесед в Греции.
   Когда люди сидят молча… «Книга мудрости» (The Book of Wisdom).
   Передавая непередаваемое: паузы между словами
   Тридцать пять лет я говорю… «От невежества к невинности» (From Ignorance to Innocence).
   Вы ничего не знаете о тысячах просветленных… «Путь мистика» (The Path of the Mystic). Цикл бесед в Уругвае.
   Почти все, кто когда-либо слышал мою речь… «Приглашение» (The Invitation).

   Часть вторая
   Отражения в пустом зеркале: сотни лиц человека, которого никогда не было
   «Следуй себе» (Come Follow to Yourself). Том 2.
   Секс-гуру
   Вопрос: О вас пишут и говорят… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 1.
   Я написал книгу… «Тайна тайн» (The Secret of Secrets). Том2.
   Я считаю, что сексуальный оргазм… «Я праздную себя. Бога нет. Есть жизнь – здесь и сейчас» (I Celebrate Myself: God is Nowhere, Life is Now Here).
   Когда я говорю, что человек может… «Хождение – это ден, сидение – это дзен» (Walking in Zen, Sitting in Zen).
   Я никогда не учил «свободному сексу»… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 4.
   Основатель секты
   Вопрос: Все, что вас окружает… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 4.
   Конечно, я прочищаю людям мозги… «Упанишады Ошо» (The Osho Upanishad).
   Моя задача помочь вам… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 6.
   Мошенник
   Мне приходится работать сразу в двух направлениях… «За пределами просветления» (Beyond Enlightenment).
   Я вспомнил одну историю… «Лезвие бритвы» (The Razor’s Edge).
   Бхагван-самозванец
   Настроенные против меня критики… «Свет на пути» (Light on the Path). Цикл бесед в Гималаях.
   В каком-то смысле я очень странный человек… «От бессознательного к осознанности» (From Unconsciousness to Consciousness).
   Для меня «бхагван» – это не бог… «Дисциплина трансцендентальности» (The Discipline of Transcendence). Том 2.
   Кстати, я согласился, чтобы… «Не-ум: цветы вечности» (No-Mind: The Flowers of Eternity).
   Гуру богатых людей
   Я всегда трачу деньги, еще до… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 3.
   Меня спрашивают: «Вы ведь гуру для богатых?»… «Дисциплина трансцендентальности» (The Discipline of Transcendence). Том 3.
   Шутник
   Вопрос: Кто, по вашему мнению, лучший клоун… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 1.
   Вопрос: На одной пресс-конференции вы… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 1.
   Я вынужден шутить, потому что… «Внезапный раскат грома» (A Sudden Clash of Thunder)
   Мне приходится шутить… «Дисциплина трансцендентальности» (The Discipline of Transcendence). Том 3.
   Гуру в «Роллс-ройсе»
   Я хочу, чтобы люди… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 2.
   Недавно я попросил свою секретаршу… «Тайна тайн» (The Secret of Secrets). Том 2.
   Американцы считают себя самой богатой… «Ом Мани Падме Хум» (Om Mani Padme Hum).
   Люди печалятся. Люди завидуют… «Новое отравление Сократа двадцать пять столетий спустя» (Socrates Poisoned Again After 25 Centuries).
   Мастер
   В одно прекрасное утро Гаутама Будда… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 3.
   Мастера не сообщают вам истину. «Ах, это!» (Ah, This!)
   Мастер похож на врача… «Упанишады Ошо» (The Osho Upanishad).
   Мудрый человек хочет от вас только одного… «Дхаммапада – путь Будды» (The Dhammapada: The Way of the Buddha). Том 5.
   С самого детства вас учат безответственности… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 1.
   Не я придумал движение саньясы… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 6.

   Часть третья
   Наследие
   Возможно, я скоро уйду… «Тень кнута» (The Shadow of the Whip). Неопубликованный дневник даршана.
   Нерелигиозная религия
   Я постоянно только и делаю… «От личности к индивидуальности» (From Personality to Individuality).
   Христианство, индуизм… «Пройдя весь путь» (Going All the Way). Неопубликованный дневник даршана.
   Наука занимается поисками… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 5.
   Качественный скачок во взгляде… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 5.
   Медитация XXI века
   Десять лет подряд я учил… «Абсолютная алхимия» (The Ultimate Alchemy). Том 1.
   Когда я работал преподавателем… «Путь мистика» (The Path of the Mystic).
   Медитацией нельзя заниматься… «Белый лотос» (The White Lotus).
   Очень часто ко мне приходят атеисты… «Гость» (The Guest).
   Существует сто двенадцать способов медитации… «От зависимости к свободе» (From Bondage to Freedom).
   Ежедневно хотя бы час… «Не воспринимайте все так серьезно» (Take It Easy). Том 1.
   Утренняя медитация состоит из… Неопубликованный перевод с хинди.
   Насколько я понимаю, рано или поздно… «В поисках чудесного» (In Search of the Miraculous). Том 1.
   Погружаясь в медитацию… «Дисциплина трансцендентальности» (The Discipline of Transcendence). Том 2.
   Вы медитируете не над чем-то или на что-то… «Йога: от А до Я» (Yoga: The Alpha and the Omega). Том 3.
   Третья психология: психология будды
   В моей общине открыты сотни разных… «Бунтарский дух» (The Rebellious Spirit).
   Зигмунд Фрейд познакомил мир с психоанализом… «Дхаммапада – путь Будды» (The Dhammapada: The Way of the Buddha). Том 10.
   Существуют два вида духовного роста… «Мой путь – путь белых облаков» (My Way: The Way of the White Clouds).
   Все древние виды медитации… «Свет на пути» (Light on the Path).
   Зорба будда: целостный человек
   Относитесь к жизни, как к игре… «Дхаммапада – путь Будды» (The Dhammapada: The Way of the Buddha). Том 2.
   Адвокат подошел к краю котлована… «Секрет» (The Secret).
   Жизнь состоит из полярностей… «Скрытое великолепие» (The Imprisoned Splendor). Неопубликованный дневник даршана.
   Мое послание миру просто… «Зорба Будда» (Zorba the Buddha). Неопубликованный дневник даршана.
   Приложение
   О жизни и работе Ошо
   Я – центр циклона… «Последний Завет» (The Last Testament). Собрание интервью для прессы. Том 4.
   С помощью храмов, или центров медитации… Неопубликованный перевод с хинди.
   Мне доводилось говорить, обращаясь… «Хьякудзо – Эверест Дзен» (Hyakujo: The Everest of Zen).
   Первое правило таково… «Совершенный путь» (The Perfect Way).
   Если вам нужна самая главная… «От секса к сверхсознанию» (From Sex to Superconsciousness).
   Когда наша беседа закончилась… «От секса к сверхсознанию» (From Sex to Superconsciousness).
   1970–1974. Бомбей
   Постепенно я ограничу себя пространством одного помещения… «Измерения непознанного» (Dimensions Beyond the Known).
   Однажды мой друг спросил… «В поисках чудесного» (In Search of the Miraculous). Том 1.
   Я хочу отделить саньясу будущего… «Кришна – человек и его философия» (Krishna: The Man and His Philosophy).
   В древности саньясины отрекались от мира… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 4.
   Мужской путь – это путь осознанности… «Божественная мелодия» (The Divine Melody).
   Несколько лет назад я начал… «От страданий к просветлению» (From Misery to Enlightenment).
   У людей еще слишком неразвитое сознание… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 6.
   В тот день, когда я начал проводить посвящения… «Воспоминания золотого детства» (Glimpses of a Golden Childhood).
   Меня гораздо больше интересуют медитации… «Это искусство Ты» (That Art Thou).
   Время от времени меня спрашивали… «Дхаммапада – путь Будды» (The Dhammapada: The Way of the Buddha). Том 11.
   У вас в голове царит полнейший хаос… «Книга тайн» (The Book of Secrets).
   1974–1981. Пуна-1
   Я специально решил… «Главное – не раздумывай» (Above All, Don’t Wobble).
   Облака плывут туда, куда их гонит ветер… «Мой путь – путь белых облаков» (My Way: The Way of the White Clouds).
   Этот лагерь будет во многом… «Птица в полете» (A Bird on the Wing).
   Вы должны искать свой собственный путь… «Не воспринимайте все так серьезно» (Take It Easy). Том 2.
   Я провозглашаю новую религию… «Суфии – люди Пути» (Sufis: The People of the Path). Том 1.
   Человеку необходимо шаг за шагом… «Роза это роза это роза» (A Rose is a Rose is a Rose).
   Когда я прошу вас не превращаться в миссионеров… «Веря в невозможное перед завтраком» (Believing the Impossible Before Breakfast).
   Людям необходимо посещать группы… «Дао. Три сокровища» (Tao: The Three Treasures). Том 2.
   У меня лучшие на свете психотерапевты… «Свет на пути» (Light on the Path).
   В этой общине я разработал множество… «Философия Переннис» (Philosophia Perennis). Беседы о «Золотых стихах» Пифагора, том 1.
   В Пуне было несколько групп… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 4.
   Помните, что терапевтические группы… «Дхаммапада – путь Будды» (The Dhammapada: The Way of the Buddha). Том 1.
   Это место похоже на огромный базар… «Тайна тайн» (The Secret of Secrets). Том 1.
   Общество не может меня поддержать… «Унио мистика» (Unio Mystica). Том 2.
   Разве плохо обнимать того, кого любишь… «Секрет» (The Secret).
   Гурджиев был загадочной личностью… «Дхаммапада – путь Будды» (The Dhammapada: The Way of the Buddha). Том 2.
   Мне становится труднее и труднее говорить… «Дхаммапада – путь Будды» (The Dhammapada: The Way of the Buddha). Том 1.
   Магистрат Пуны четко выразил… «Я таков» (I Am That).
   Я хочу создать не только поле будды… «Дикие гуси и вода» (The Wild Geese and the Water).
   1981–1985. Большое Грязное ранчо
   Будда совершал ошибки… «От личности к индивидуальности» (From Personality to Individuality).
   Они хотят уничтожить наш город… «От бессознательного к осознанности» (From Unconsciousness to Consciousness).
   Ваш город – уникальное явление… «От личности к индивидуальности» (From Personality to Individuality).
   Буквально вчера мне сказали… «От личности к индивидуальности» (From Personality to Individuality).
   Возможно, это единственное место в мире… «От зависимости к свободе» (From Bondage to Freedom).
   Вопрос: Я встречался с Шилой… «Последний Завет» (The Last Testament). Том 3.
   В общине мы пытаемся жить не так… «От зависимости к свободе» (From Bondage to Freedom).
   После того как они депортировали… «Коммунизм и огонь дзен, ветер дзен» (Communism and Zen Fire, Zen Wind).
   1985–1986. Кругосветное путешествие
   Король Непала был готов предоставить… «Новое отравление Сократа двадцать пять столетий спустя» (Socrates Poisoned Again After 25 Centuries).
   Я намерен отправиться в кругосветное путешествие… «Свет на пути» (Light on the Path).
   Из Греции мы полетели в Женеву… «За пределами психологии» (Beyond Psychology).
   В Ирландии мы тоже просили одни сутки… «Путь мистика» (The Path of the Mystic).
   Просто удивительно… «Путь мистика» (The Path of the Mystic).
   Мой новый этап работы… «За пределами психологии» (Beyond Psychology).
   Президент Уругвая сказал… «Бунтарский дух» (The Rebellious Spirit).
   1987 год. Снова Пуна
   Буквально вчера я получил… «Мессия» (The Messiah). Комментарии к произведению Халиля Джебрана. Том 1.
   Я хочу вернуть вас домой… «Лезвие бритвы» (The Razor’s Edge).
   Я не смогу быть с вами всегда… «Великое путешествие отсюда сюда» (The Great Pilgrimage: From Here to Here).
   Мой подход к вашему личному росту прост… «За пределами просветления» (Beyond Enlightenment).
   Мой личный врач, доктор Амрито… «Новое распятие Христа. На этот раз в Рейгановской Америке» (Jesus Crucified Again, This Time in Ronald Reagan’s America).
   Я хочу, чтобы ашрам постепенно… «Ом Мани Падме Хум» (Om Mani Padme Hum).
   Ни одна медитация не даст вам столько… «Йаа-хуу! Мистическая роза» (Yaa-Hoo! The Mystic Rose).
   Есть нечто очень важное… «Живой дзен» (Live Zen).
   Погрузитесь в молчание. Закройте глаза… «Джошу: рычание льва» (Joshu: The Lion’s Roar).
   Во мне нашел прибежище Гаутама Будда… «Не-ум: цветы вечности» (No-Mind: The Flowers of Eternity).
   Эти четыре дня были… «Не-ум: цветы вечности» (No-Mind: The Flowers of Eternity).
   Манифест Дзен совершенно необходим… «Манифест дзен. Свобода от себя» (The Zen Manifesto: Freedom from Oneself).
   В это мгновение вы – самые благословенные люди на земле… «Манифест дзен. Свобода от себя» (The Zen Manifesto: Freedom from Oneself).
   Невозможно обойти традицию… «Харри Ом Тат Сат» (Hari Om Tat Sat).
   Эпилог: 1990 – наши дни
   Запись ответа на вопрос, предоставленная итальянским журналистом, ноябрь 1989 год.

Дополнительная литература

   Для тех, кому интересно узнать больше об упомянутых в книге событиях, индийское издательство Rebel Publishing выпустило целую серию книг. В нее вошли отчеты очевидцев о жизни в Раджнишпураме, участников «Мирового тура» Ошо, а также подробное описание улик, свидетельствующих о том, что Ошо, возможно, отравили во время его тюремного заключения – пока он находился в руках американских властей.
   В индийским издательстве Book Quest вышла книга «Переезд в Америку» (Passage to America). Ее написал журналист, проведший подробнейшее расследование американских событий, которые привели Ошо к тюремному заключению в тюрьме Шарлотты, в Северной Каролине, а также о его последствиях. Книга содержит серию потрясающе откровенных интервью с представителями властей и официальными лицами Соединенных Штатов, причастных к делу Ошо.
   «Воспоминания золотого детства» – это записанный со слов Ошо рассказ о значимых событиях его детства и юности. В книге вы найдете массу интересных подробностей, которые нам не удалось вместить в его автобиографию.
   Запросить информацию о жизни и работе Ошо, а также отрывки из его книг вы можете на сайте:
   www.osho.com/autobio.

   Для получения более подробной информации посетите сайт
   www.OSHO.com
   Это комплексный многоязычный сайт, где вы сможете найти книги Ошо, беседы с Ошо в аудио– и видеоформате, библиотеку архивных текстов Ошо на английском языке и на хинди, а также обширную информацию об Ошо-Центре медитации и отдыха.
   Веб-сайты:
   http://OSHO.com/resort
   http://OSHO.com/allaboutOSHO
   http://OSHO.com/shop
   http://www.youtube.com/OSHO
   http://www.oshobytes.blogspot.com
   http://www.Twitter.com/OSHOtimes
   http://www.facebook.com/pages/
   OSHO.International
   http://www.flickr.com/photos/oshointernational
   Связаться с «OSHO International Foundation» можно по следующим адресам:
   www.osho.com/oshointernational, oshointernational@oshointernational.com

Об авторе

   Книги Ошо не поддаются классификации. Его многочисленные беседы охватывают все темы – от поиска человеком смысла жизни до самых насущных социальных и политических проблем современного общества. Ошо не писал книг – его книги представляют собой аудио– и видеозаписи импровизированных устных обращений к слушателям со всего мира. Он говорил: «Помните: все, что я говорю, не только для вас… Я также беседую и с будущими поколениями».
   Лондонская газета «Sunday Times» назвала Ошо одним из «тысячи создателей двадцатого века», а американский писатель Том Роббинс охарактеризовал его как «самого опасного человека со времен Иисуса Христа». Газета «Sunday Mid-Day» (Индия) включила Ошо – наряду с Ганди, Неру и Буддой – в десятку людей, изменивших судьбу Индии.
   Сам Ошо о своей работе сказал, что он помогает создавать условия для рождения человека нового типа. Он часто называл этого нового человека «Зорба-Будда», который способен наслаждаться как земными радостями, подобно греку Зорбе, так и тихой безмятежностью, как Гаутама Будда.
   Все беседы и медитации Ошо проникнуты мировоззрением, включающим в себя как вечную мудрость всех времен и народов прошлого, так и высший потенциал науки и технологии настоящего и будущего.
   Ошо также известен своим революционным вкладом в науку внутренней трансформации. Его подход к медитации учитывает ускоренный темп современной жизни. Уникальные «Активные медитации» Ошо призваны, прежде всего, освободить тело и разум от стресса, чтобы затем было легче перенести в повседневную жизнь состояние покоя и свободного от мысли расслабления.
   Существуют два автобиографических произведения автора:
   «Автобиография духовно неправильного мистика» и
   «Проблески золотого детства».

ОШО-Центр медитации и отдыха OSHO® Meditation Resort

   Расположение. Расположенный в ста километрах к юго-востоку от Мумбаи в процветающем городе Пуна, Индия, Ошо-Центр медитации и отдыха является прекрасным местом для того, чтобы провести здесь отпуск. Центр протянулся более чем на сорок акров по живописной местности, являющейся жилым районом. Прекрасные сады и леса раскинулись на территории Центра.
   Уникальность. Ежегодно Центр принимает тысячи посетителей из более чем ста стран. Единственный в своем роде, Центр предоставляет возможность получить уникальный личный опыт нового образа жизни – жизни в большей осознанности, радости и творчестве. Центр предлагает большой выбор часовых и годовых программ. Ничегонеделанье и отдых являются одной из них!
   Все программы базируются на идее Ошо о «Зорбе-Будде» – качественно новом человеке, который способен как творчески участвовать в повседневной жизни, так и расслабляться в тишине и медитации.
   Медитации. Полное ежедневное расписание для каждого посетителя Центра включает в себя разные методы медитации – как активные, так и пассивные, как традиционные, так и революционные, в том числе «Активные Медитации» Ошо. Медитации проводятся в Аудиториуме Ошо – самом крупном зале для медитаций в мире.
   Мульти-институт. Индивидуальные занятия, курсы и семинары охватывают все: от творчества и искусства до холистических методов лечения, трансформации личности, проблем взаимоотношений, проживания важных жизненных этапов, духовного консультирования, эзотерических наук и дзен-подхода к спорту и отдыху.
   «Basho Spa». Роскошный спа-салон «Basho», окруженный тропическими деревьями, предлагает отдых в бассейне под открытым небом. Просторные джакузи, сауны, тренажерный зал, теннисные корты – все это усиливает впечатление от потрясающе красивой обстановки салона, оформленного в уникальном стиле.
   Кухня. Разнообразные кафе и рестораны на территории Центра предлагают вкусные вегетарианские блюда западной, азиатской и индийской кухни – большинство овощей выращены органическим способом на собственной ферме коммуны. Хлеб и торты пекут в собственной пекарне Центра.
   Ночная жизнь. На территории Центра проводится много различных мероприятий – вам будет из чего выбрать. Танцы всегда находятся у посетителей в приоритете! Среди других популярных мероприятий – медитации под звездами в полнолуние, различные шоу, музыкальные представления и медитативные вечера. Либо вы можете приятно провести время, общаясь с отдыхающими в кафе «Plaza», или прогуливаться по садам, наслаждаясь сказочными видами.
   Удобства. Вы можете приобрести все необходимые вещи и средства гигиены в «Галерее». Здесь вы также сможете купить разные товары, относящиеся к учению Ошо – их ассортимент очень велик. Кроме того, на территории «Галереи» находятся банки, туристические агентства, интернет-кафе. Для тех, кто любит шопинг, Пуна предлагает большой выбор товаров, начиная с традиционных этнических индийских вещей и заканчивая продукцией знаменитых брендов.
   Проживание. Вы можете выбрать проживание в элегантных номерах Пансиона Ошо или остановиться на более долгий срок в Гостиной Ошо (эту возможность предоставляет программа пакета услуг на территории Центра). Либо вам будут предложены такие варианты, как комнаты в отелях или посуточная аренда квартир.
   www.osho.com/meditationresort

Ошо. Автобиография духовно неправильного мистика Под редакцией Сарито Кэрол Нейман