Андрей Егоров

Хирург

   Не доехав до Москвы километров двадцати, я застрял в мертвой пробке на Каширском шоссе. Поначалу машины хоть и медленно, но все же двигались в сторону городской черты, но потом движение парализовало полностью. Встали. Стало тихо и безжизненно. Только тикали едва слышно часы «Полет» на левой руке. В воздухе ощущалась августовская жара. Я в очередной раз пожалел, что так и не приобрел кондиционер. Хотя желание возникало регулярно. Чувствуя, как весь покрываюсь липким потом, я наблюдал в лобовое стекло за взбирающейся на мост дорогой. В зеркале заднего вида пейзаж также не отличался разнообразием – мертвая пробка стремительно разрасталась, как раковая опухоль.
   Через несколько часов, когда жара и мое раздражение сделалось невыносимыми, я открыл дверцу и вышел наружу. Многие водители поступили также. Они сбились в кучки и, стоя ко мне спиной, беседовали между собой. Неунывающее семейство устроило неподалеку импровизированный пикник. Отец расстелил на травке покрывало и деловито резал арбуз. Счастливый мальчишка с чавканьем жевал сочную мякоть. Я вспомнил, как когда-то и мой отец также угощал меня арбузом. Водитель газели в грязной одежде ожесточенно орал в трубку, ругая дорожных рабочих – он полагал их виновниками затора. Лицо его скрывалось в тени от брезента.
   Я не знал, что предпринять, запер машину и медленно пошел к мосту. Теперь уже было понятно, что это надолго.
   Девушка из дамской машинки канареечного цвета опустила стекло.
   – У вас сигаретки не найдется?
   – Не курю, – откликнулся я, посмотрел на девушку и вдруг понял, что она очень хорошенькая. На меня смотрело прямо-таки ангельское личико в обрамлении светлых волос.
   – Ну и правильно, – сказала девушка, – а я пробовала бросить. Но так и не смогла. Нервы успокаивает.
   – Сейчас все на взводе, – согласился я. – Часов пять стоим. Черт-те что. И главное, непонятно, что случилось. У вас радио работает?
   – Наверное, какая-нибудь авария, – она дернула плечиками, – в новостях ничего не говорили.
   – В этой стране все возможно.
   – Может, даже есть убитые, – она закусила губку. – Я однажды видела на дороге та-акое… Еду, а там трупы лежат вдоль дороги. И всюду кровь, кровь…
   – Не обязательно это были трупы, – раздался мужской голос и к беседе присоединился лысоватый мужчина средних лет в квадратных очках. – Может, у них просто был болевой шок.
   – Вы думаете? – заинтересовалась девушка, и я вдруг ощутил укол ревности – каким-то образом она успела запасть мне в душу, словно я знал ее очень давно.
   – Я хирург, я всегда знаю, что говорю.
   – Хирург?
   – Да.
   – Вы режете людей?
   – Режу, по мелочи. Не дожидаясь перитонита, – новый знакомый усмехнулся, поправил очки и протянул мне руку. – Хирург.
   – Вадим. – Я представился машинально, и подумал, что некоторые люди во время знакомства обязательно называют свою профессию, должно быть, они считают, что профессия характеризует их наилучшим образом. В моей специализации не было ничего примечательного – медицинский техникум, да и особенных успехов я пока не достиг, поэтому промолчал. Но хирург проявил настойчивость:
   – Что-то мне ваше лицо знакомо. Вы, случаем, не артист?
   – Артист, – соврал я. – Снимаюсь в сериалах.
   – Ой, и точно, – вскрикнула девушка, – вы же играли капитана в «Трех днях бунта». Точно?
   – Не совсем, – я решил, что раз начал врать, стоит продолжать в том же духе, – бандита.
   – Да, точно, капитана играл другой артист. Такой симпатичный… Как же его звали…
   – Гершов, – сказал я с неудовольствием. Этот артист мне не нравился. На мой вкус, он переигрывал. Хотя женщины любят таких красавчиков.
   – Точно, Гершов, – обрадовалась девушка, – а вы, значит, бандит и убийца? Как интересно.
   – Бандит – это ничего, – проговорил хирург мрачно. – Если бы не эта пробка, я бы сейчас тоже был убийцей.
   – Извините, – мне показалось, что я ослышался.
   – Я как раз на операцию опаздывал, – пояснил он, – а на столе у меня должен был оказаться любовник жены. Я его сразу узнал, когда его на скорой привезли. Я же все сделал, чтобы эту гниду ко мне перевели и операцию доверили именно мне. Думал, зарежу его, никто и не спросит, как он умер. – Хирург задумчиво потер лиловую от густой щетины шею. – То есть спросили бы, конечно, как такое случилось, что во время простой операции, но никто бы ничего не доказал. Мало ли что. На столе всякое может случиться. Может, у меня рука дрогнула. А скальпель острый. В общем, повезло ему. Жаль.
   Повисла пауза. Такими вещами как-то не принято делиться с малознакомыми людьми. Чтобы сгладить неловкость, я обратился к девушке.
   – Ну, вот. Я представился. А вас как зовут?
   – Василиса.
   – Редкое имя. И красивое. – Хирург блеснул глазами за стеклами очков. – Так мою жену звали. – Лицо его исказилось в болезненной гримасе.
   – Развелись? – спросил я.
   – Пока нет. Но обязательно разведемся. Развод по случаю смерти одного из супругов. А может, обоих сразу.
   Я покосился на девушку. Ей явно хотелось избавиться от этого типа, но она не знала, как осуществить данное намерение.
   – Послушайте, – сказал я, – может, прекратите говорить гадости? Вы разве не видите, что расстраиваете девушку?
   Василиса глянула на меня с благодарностью.
   – Да пошли вы оба, – хирург махнул рукой и затерялся среди безликих машин – растворился черной тенью.
   Мы уставились друг на друга.
   – Если раздобудете сигареты, – сказала Василиса, – я, пожалуй, разрешу вам, посидеть немного в моей игрушке.
   – Отличная идея, – я улыбнулся. – А как вы поняли, что я этого хочу?
   – У вас же все на лице написано.
   – Вот уж не думал, что меня так легко прочитать.
   – Я неплохо разбираюсь в людях…

   Сигареты мне удалось купить у владельца серого Гольфа. Я вернулся к канареечной машине и забрался на пассажирское сиденье.
   – Как вы думаете, – спросил я, – разве может врач убить человека, пусть и любовника своей жены на операционном столе?
   – Вы серьезно? – спросила Василиса и выпустила струйку дыма.
   – Ну, да? Все люди подвержены ревности. Иногда так сложно удержаться от соблазна.
   – Думаю, нет. Ведь он врач. Давал клятву Гиппократа.
   – Вы слишком добры к людям…
   Не успел я это сказать, как к окну припало лицо в очках. Так неожиданно, что я едва не вскрикнул. Хирург жестами показал, чтобы открыли окно.
   – Я тут подумал, – он смотрел на нас, не мигая, пустоватыми серыми глазами, – что-то я слишком разболтался. Хотелось поделиться. Надеюсь, все сказанное останется между нами.
   Мы молчали. Ситуация выглядела настолько нереально, что я не нашелся, что сказать. Василиса, похоже, тоже…
   Хирург криво улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой, и пошел прочь.

   Пробка начала понемногу рассасываться только поздно ночью. К этому моменту у меня был телефон Василисы – записанный розовой помадой на моем студенческом билете. Я был полон самых романтических устремлений.
   В последующие дни и ночи меня занимали только встречи с ней. В наших развивающихся отношениях все было настолько прекрасно, что я напрочь забыл о странной встрече в пробке на Каширском шоссе. И вспомнил о ней, только наткнувшись на маленькую заметку в Интернете – «В зверском убийстве жены подозревают хирурга». Далее следовали душераздирающие подробности этого дела. Женщину, кромсая медицинским скальпелем, пытали долгие часы. Собственно говоря, только виртуозное владение инструментом и навело следствие на мысль о причастности к делу профессионального хирурга. Эксперт утверждал, что несчастная пережила кошмарную боль – умелый садист, вырезая куски плоти, делал так, чтобы она все время находилась в сознании и жестоко страдала до самой последней секунды, когда ее, снова сшитую по частям хирургической нитью, но, все же, истекающую кровью, он бросил умирать в пустой квартире.
   У меня не было ни тени сомнений – это сделал он.

   Я встретился с Василисой на набережной Москвы-реки. Мы выбрали это место для свиданий неподалеку от ее дома с самого начала. Я спешил поделиться с девушкой подробностями этой мрачной истории.
   – Как ты думаешь, наверное, мне нужно теперь пойти в милицию? – сказал я.
   – Зачем?
   – Но ведь ты помнишь то, что он нам говорил?
   – Не помню я ничего такого, – заявила Василиса, – и потом ведь его же и так поймали, ты говоришь. Правда?
   – Вроде бы, он главный подозреваемый.
   – Ну и забудь об этом. В конце концов, мы ничего не знаем. Лично я точно – ничего!
   – Но его намерения…
   – Милый, – Василиса приложила палец к моим губам, – теперь его намерения никого не интересуют. Он убийца. И его поймали. И накажут, как полагается.
   Я решил, что довод вполне убедителен. В конце концов, я действительно не в курсе того, что действительно произошло. А от таких историй лучше держаться подальше.

   Через несколько месяцев мы поженились.
   А еще через месяц хирурга показали по телевизору. Он выступал в ток-шоу, давал советы, как сохранить добрые отношения в семье.
   Значит, ему каким-то образом удалось избежать суда и приговора, понял я, и теперь он бравирует своей безнаказанностью.

   Для меня не составило сложности узнать, в какой клинике работает убийца. Я толком не знал, чего хочу. Может быть, просто показать ему, что я знаю, дать понять, что ни одно преступление не останется безнаказанным. На всякий случай я купил и сунул в карман скальпель – пусть мы оба будем вооружены. Василисе я ничего не сказал – не хотелось ее волновать.
   Я беспрепятственно проник в клинику, поднялся на лифте на шестой этаж. Когда я вошел в кабинет, он мыл руки в раковине у стены.
   Я вдруг понял, что не знаю, как его зовут, окликнул. Хирург медленно обернулся. И я вдруг испытал острый приступ ужаса – у убийцы было мое лицо, только он был намного старше и носил очки в квадратной оправе.
   Звуки внешнего мира медленно отступили, поток машин за окном остановился, став огромной автомобильной пробкой. Я снова был в безвременье – здесь маленький я чавкал вкусным арбузом, переговаривались водители, спрятав от меня лица, и изрезанная скальпелем Василиса плавала в луже собственной крови.