-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Авет Тавризов
|
| Зона
-------
Авет Тавризов
Зона
1
Эта страшная
Темная сила
Наполняет меня как дым,
Отравляет меня
И насилует,
Провоцируя на стихи.
Все пропитано
Жаждой предательства
И вокруг бивуаки врагов.
Лишь стихи,
Как почтовые голуби
Из осадных летят городов.
2
В перевернутом мире живем,
Жизни путь разрывая на части,
След звезды, – знак беды и несчастий
По ночам у окна стережем.
Отражаемся в ржавой воде,
Не лицом, а изнанкой порока,
В перевернутых досках родного порога
Кровь и слезы непрожитых дней.
В перевернутом мире моем
Человечность по волчьим законам.
Здесь порядочность правит террором
И каждая туша убитой коровы
Закамуфлирована под колбасу.
Но в последнем припадке отчаянья,
Отсылая к Богу гонца, —
Куполами в небо врезаются
Перевернутые сердца.
3
Опасная зона – проход воспрещен.
Иду вдоль по кромке каната.
Мечты – воздвигаемая громада
Заканчивается лопнувшим миражем.
Не преступи запретную черту,
Не проскользни в объятья мирозданью,
А стань, как акробат над пропастью,
И тайну
Причастия святого не предай.
Не предавай
Святое откровенье,
Не отрывай с души
Любви печать.
В опасной зоне с силой притяженья
Не совладать.
В ней скрыта мудрость
Таинства обряда,
Загадка снов и слов дешевый смысл,
В опасной зоне сладкая отрава,
Пригубь ее – и перестанешь жить.
В опасной зоне сила откровенья,
Она несет опасность и беду.
Не оскверню
Я зону посещеньем,
Лишь в со
прикосновение
Войду.
4
Раздваиваюсь в хрупком витраже.
Несу печать и тайну соучастья
Тому Великому и Вечному,
Что счастьем извечно называлось на земле.
Какие встречи подготовит жизнь, —
Тот отразится в фас, а этот в профиль,
А сам витраж пугающе огромен
И неконкретна странность бытия.
В беспечном счете проходящих дней,
В далекой, вечной жизни завитражья
Стекла холодное мерцанье
Мое прикосновение хранит.
Я тайну соучастия сберег,
Познав иное время и пространство.
Весь путь туда и возвращенье счастье —
Лишь миг свидания
И сальный след ладони
На ускользающей поверхности стекла.
5
Все что будет – уже позади.
Все что было —
И не
начиналось,
Отраженьем Вселенной сверкала
Медь литавр и военной трубы.
Звуки музыки плыли в толпе
Отражением мира иного.
Кем-то вдруг оброненное слово
Принимало таинственный смысл.
Уходящий куда-то оркестр,
Уносящий в себе отраженье,
Возвратится в воображеньи,
Отразившись в оконном стекле.
Звуки музыки вновь оживут
Отражением мира иного.
И оркестр, и Вселенная снова
В этот мир отразившись войдут.
6
Над черным трауром тротуаров
Венком искусственным
Раскрашенная жесть.
Стянута проволокой
Чуть заржавленной,
Случайная смерть.
Медные листья ущербно – трехпалые
В гроздьях фальшивых цветов,
Картами, наскоро краплеными,
Слезы на лицах вдов.
Последним прощаньем процессия
Тянется медленно в сон,
Цокают неестественно
Подошвы сапогов.
Наскоро кончив прощанье,
Крышкой захлопнут лицо,
Гвозди забьются намертво
Шляпками
За
подлицо.
7
Я в этом котле, я в этой каше
Варюсь, изрыгая навар.
Словами фальшивыми
Не обескуражен —
Выму
чи
ваю
Поэзию волчьих ям.
Курок
Самострела задену,
Спускаясь тропой к водопою.
И мертвое грешное тело
Расстанется с вечной душою.
В далеком созвездии
Млечном,
Над чистой чертой горизонта
Взойду, как звезда беззаботно,
Сияющей точкой холодной.
И сверху – всевидящим взором,
Окинув просторы вселенной,
Я землю увижу и цену
Познаю земному блаженству…
Земному, зеленому раю,
Дождями умытому маю,
Январ
скому
Холоду утра,
Где нужно бежать, задыхаясь,
За змеем с хвостом из мочала.
И жизнь закружится
Сначала.
8
Здравствуйте, здравствуйте, Осип Эмильевич.
Как Вам живется на брошенном прииске?
Ваша душа, облетая бараки,
Ищет поэзии ритмы и знаки.
Тщетно Вы тычетесь ангелом шалым
В двери бараков давно обветшалые.
Полузабытые жизни страницы
Ветер листает в оконных глазницах.
И даже глубины космической дали
В ритме поэзии Вам отказали.
Здравствуйте, здравствуйте, Осип Эмильевич,
Зря Вы стараетесь сбить по крупицам
Прошлых, отчаянных дней небылицы.
Неискушенные братья в поэзии
Вас принимали за черного гения,
Не говорили Вы с ними стихами,
Проза блатная была между вами.
Проза барачная, проза гнилая,
Пища отравлена в чаше отчаянья.
Горький на нарах
Смысл мироздания.
Здравствуйте, здравствуйте, Осип Эмильевич,
Знаете Вы, как никто из поэтов
В тихом смиреньи отсутствует гений.
Вечно живете во мне и в безвременьи
Вольноотпущенник
Cтра
шного
Времени.
9
Воронеж – ржавые ворота,
Один на всех автомобиль.
С покатых крыш домов одноэтажных
За ворот капает капель.
Не четко выраженным словом
Вчера зачитан приговор,
И четко вычеканенный профиль
Для «Дела» щелкнул «фотокор».
Весной отравлен и простужен
В Воронеж въехал на постой.
Почти убит, но не
Обезоружен,
Как древнегреческий герой.
Там гам базарного надсада,
Колонн кирпичных торжество.
В пыли старинного посада
Стихи писать приговорен.
Все позади —
Условно время,
Ассоциаций груз иссяк,
А впереди одни сомненья
И близок срок небытия.
Но независимая муза
Удачный совершив подлог,
Создаст в Воронежской тетради
Непревзойденный, четкий слог.
10
На плаху
Отца и Сына —
Да здравствует вечный дух.
Воротами в рай —
Гильотина,
Глашатаем —
Красный петух.
Над хламом забытых кочевий
С гниющими трупами крыс,
Мечутся
Зачумленные
Стаи мыслей и птиц.
Там факел рукой безразличной
В солому оставленных хат.
Там в яростной рукопашной
От смерти
Спасает мат.
Там поднятой вверх рукою
Встречают спустившихся в ад.
И нет никого,
Кто прежде
Был в чем-либо
Не
виноват.
Ступень окровавленной плахи
Скрипит под ногой палача,
И знаешь теперь, что иначе
Прожить эту жизнь нельзя.
Там в память живущих потомков
Ворвется, разрушив покой,
Осколок заржавленной бомбы,
Как месть непрожитых годов.
И лопнет беззвучно, как в сказке,
Как ложь в воспаленном мозгу,
В недоуменно разведенных руках
Мыльный пузырь детства.
11
Тем, кто вышел из войны,
Им другой войны не надо,
Им солдатская награда
Стоит больше, чем рубли.
Те, кто вышел из войны,
Говорят, что было трудно
На войне – ежеминутно,
Но трудней – после войны
Жить под мирным вышло небом.
Тем, кто вышел из войны,
Взял на день буханку хлеба
И разрезал на куски.
Старшина погиб в разведке,
Ну а я,
Как курва в клетке,
Строить должен пятилетки,
Зараба
тывать
Рубли.
Тех, кто вышел из войны,
Их совсем осталось мало,
Грубым словом их не трожь.
Из трофейного кинжала
У меня в кармане нож.
12
Сиянья северного солнца
Напрасно силились согреть
Мороз трескучий Княж-погоста
И карцер под названьем «смерть».
Здесь три кольца колючей смерти
Кольцуют три барака тесных
Над трижды проклятой землей.
Здесь три дороги застревают
В воротах с надписью
ГУЛАГ.
Дорога – жизнь,
Дорога – смерть,
Дорога – враг.
Здесь небо вылинявшей тряпкой
Висит печально на удавке.
Здесь вологодскому конвою
Дано уставом много прав, —
Казнить и миловать, – и просто —
Лицом в растаявшую грязь.
Шаг влево – вправо,
Прыгнешь вверх,—
Здесь все считают за побег.
Здесь за этапом,
Между прочим,
Выстрел за выстрелом
Хохочет.
Хохочет зло,
Хохочет дерзко,
Как вызов совести советской.
Здесь только ночь,
Иллюзии даря,
Несет ладони полные тепла.
13
Караганда, Караганда,
Зовут родные голоса.
Зовут прийти и помянуть
Всех тех,
Кого уж не вернуть.
Всех тех,
С кем рядом мог ты быть.
Всех тех,
Кого не смог забыть,
Когда в горяченном бреду
Ты проклинал Караганду
Ты звал Инту
Прийти к себе,
С ее прозрачною водой,
С ее рекой.
Ты засыпал и видел сон,
К Инте припав горячим ртом.
Зубами рвал
Хрустальный звон
Воды весенней, ледяной.
Проснулся —
Полон рот песка —
Интой была Караганда.
На нарах
В сумрачном бреду
я
Проклинал Караганду.
Ее жару,
Ее этапные пути
В бреду под солнцем
Без воды,
Ее пески.
И не смотри по сторонам,
Иначе
ты
Увидишь там,
Как это видел я тогда…
Торчала женская нога,
Подсинивая цвет песка
Свободомыслием чулка.
А рядом смуглая рука,
Пробив отчаяньем бархан,
Последним стоном кулака,
Сказала мне: «NO PASARAN».
Но этот цвет и сердца стон
Карагандою поглощен.
Караганда, Караганда,
Заснуть ночами не дают
Ушедших братьев голоса.
И я в конвое над рекой
Иду Интой и Воркутой.
Я строю Беломор-канал,
Чье дно костями выстилали
Враги народа,
Но потом —
Все оказались
Не причем.
14
Тоска шлифует тротуары
Подошвами усталых ног,
На городские писсуары
Железом лег мочи налет.
Не прекращен ни на минуту
Условный счет часов и дат,
И цвет морского перламутра
В глазах затравленных собак.
Как зубья сломленной гребенки,
Неровен контур городов.
Разбухли шляпные картонки
В помойках проходных дворов.
В грязи осеннего ненастья,
Как по стеклу скользит нога.
Плевок
– Как слиток серебра —
И в отраженьи луж и стекол
Собор готический
Растекся.
15
Карусель, карусель, – суета балагана,
Детства памятный день на коне догоняю.
Круг за кругом летит мой недвижимый конь,
Развевается флаг и не гаснет лампада
Даже днем под иконой Марии Святой,
Та,
Что в доме напротив
И скромно и свято
Челове
чества
Вечную юность
С любовью держа у груди,
С каждым кругом со мной
Повстречается взглядом,
Провожая на новый отрезок пути.
Жизнь моя – карусель,
В суете балагана
Балаганщик,
Крутящий свою карусель,
Крикнет мне, чтоб напомнить и время и дату
Уходящих и вновь возвратившихся дней.
Пролетаю, тараня невидимый воздух,
Ощущаю сознаньем беду перемен,
И, как прежде стремясь на исходную точку,
Возвращаюсь упрямо
В сегодняшний день.
16
Шинами прошуршали машины по шоссе.
Я ли тебя не увижу во сне,
В очереди черной,
Стоящей за женщиной в черном.
Ты ли во мне откликнешься
Криком зовущим
В зимнем замерзшем лесу —
Я принесу нежность, как пайку
За проволоку колючую
В тайне.
Нежность согреет
В очереди черной.
Но где же
Та —
Женщина в черном?..
17
Эта станция метро,
Странно названная птицей,
На окраине столицы
Ловчим соколом легло,
И помнит старое метро
Как в те,
Октябрьские дни,
Собою прикрывая близких,
Одни
Стояли надолбы и рвы
На ближних подступах к столице.
Цвет институтов и профессура
На поле лежали, от страха зажмурясь.
Недолет – перелет засекая,
Поправку на смерть в уме вычисляя.
Эта смелость и отвага
У отчаявшихся есть,
Как один вперед шагая,
На сознательную смерть.
Вот уже постов не стало,
Нашпигованы взрывчаткой
Все ближайшие мосты.
– Неужели все пропало? —
И винтовки, как кресты
На плече несли устало.
Все конечно понимало это
Мудрое метро,
Под землею обнимая
Ледяное полотно.
И принимая все как есть,
И понимая все как будет,
А умирая так —
Как жил,
Небо черное России
Сокол
Крыльями чертил.
18
Что нам гильотины и эшафоты,
Когда летим мы
Сквозь вечные штормы,
Сквозь вечные бури,
Сквозь вечные войны.
И в этом движении вечном,
Препятствий не огибая,
К замочным скважинам жизни
Познанья ключ примеряем.
19
Мне всего лишь одно
Утешенье дано,
Оторвавшись от бренного мира, —
В высших сферах свое
Очищенье найти,
И вернуться назад
Пилигримом.
20
На чердаке в три слоя пыль.
Здесь прячутся мои причуды.
Приют от бесконечных свар.
Гнездо осиное
И медный, позеленевший самовар,
Давно трубу не греет печь,
Век холодны ее уступы.
Сквозняк случайный слабо шевелит
Уснувших мух сухие трупы.
21
Клюкву клевали птицы,
Я собирал и в рот.
Скулы сводило кисло
Соком былинных болот.
Долго тот день длился.
Осень высвечивала лес.
22
Мы цирковые, – а вы какие?
Мы каждый вечер в огнях манежа.
Все остальные – в тени партера.
Прогон закончив,
Умоюсь потом,
Ну, а потом —
Как всегда работа.
Под куполом цирка комедия драм —
Манежа опилки смягчают удар.
И круг, как монета – как тот золотой,
Летящий со звоном на карточный стол.
Где буби и черви идут напролом,
А зрители черти, и ад – этот дом.
И боль от ударов, и ноет хребет,
В кровавых мозолях расплавлен свинец.
Уйду оглушенный, не слыша похвал.
Улыбки актеров, но снова я там.
И снова ошейник манежа – мой дом.
Я снова на сцене, – иду напролом.
Манежа опилки смягчают удар.
И цирк опустевший —
Комедия драм.
23
Я разматываю лабиринт
Твоего дактилоскопического отпечатка.
На стакане воды в пустыне
Я запутался в паутине любви
Между двух белых берез
В светлом лесу.
Я весь в скарлатине горю,
Воздуха, чистого воздуха
Зубами кусок оторвать,
Авансом,
В счет будущего искупления,
Слово позволь сказать.
Прошу,
Умоляю,
Только не прогоняй
Сквозь строй загнанных лошадей.
Долг
Заплачу
Развалинами городов
И гулкой тишиной площадей.
Флаги на ветер,
Буйный ветер
Рвет и полощется ткань.
Брошу под ноги всю Вселенную,
славно осеннюю марь.
Грани бриллиантов ничтожны,
Блеск их —
Всего лишь свет.
Только твое отражение в зеркале
Рассыпалось
Звоном
Монет.
24
Клянусь завитком барокко
И строгостью классицизма —
Ничто не вечно под солнцем,
Кроме авантюризма.
Кроме любви к искусству,
Кроме борьбы за власть,
Кроме желания вечного,
Заново все открывать.
Вечно детей рожденье,
Вечно точу карандаш.
Вечное все под солнцем,
Что уживается в нас.
25
Так просыпается Москва
Так просыпается столица
Под небом сумрачным и мглистым
Идет безликая толпа —
Так просыпается Москва.
На сером серый не заметен,
Они стекаются в одно,
Когда сливаются отвесно
В трубу глубокую метро
А под землей непостоянство,
Наивной глупости урок
В преодолении пространства
Длинною в сто газетных строк.
Какие виды за окном,—
То лампочка мелькнет, то кабель,
И станций новые названья
Прочитываются с трудом.
Над белым мрамором полов
Пылятся бронзовые свечи
И плеши серые голов
Пока не отделены от шеи.
Выносит лестница наверх
Тяжелый дух подземных странствий,
И солнца ржавое пятно,
Как гвоздь забит
Над серой станцией.
26
Половина пути от рожденья до рая,
Позади —
Половина впервые протоптанных троп,
И пернатая истина вроде в кармане,
И снаряды врагов, – недолет перелет,
В середине пути от рожденья до рая
Повезет —
Наконец,
Верный шанс получить
Отпустив на свободу кораблик бумажный,
С завещанием долго и праведно жить.
Половиной пути от рожденья до рая
Отмечаю счастливую,
Новую жизнь,
Непроторенным тропам себя доверяю
За условной чертой под названием жизнь,
Серединой пути от рожденья до рая
Отбиваю черту состоявшихся дней,
Только чувствую запах горячего ада
Впереди —
За загадкой непрожитых дней.
27
Я плыл сквозь дождь,
Преодолеть течение пытался,
И несмотря на то,
Что так старался
Пробоина в борту давала течь.
И ночь была
И день,
И я старался
Во что бы то ни стало превозмочь,
Наперекор всему
Самим собой остаться,
А не на дне реки окончить
Этот путь.
Но вдруг……. Знакомый
Длинный звук,
Со стороны другой раздался,
Меня позвали,
Чтобы я остался
Понять, —
Что мир един и нет разлук.
И с неба дождь и струи по земле
Соединились в ритме всепрощенья,
И понял я,
Что горечь пораженья
Не в сущности, а в суете.
28
Кислый дым от горелого бука,
Капли крови на наст снеговой,
Закарпатской весны партитура
На рояле второй мировой.
Низкие тучи над Тиссой,
Струи воды по камням,
Жирным, лоснящимся лисам
Ночью по норам не спится, —
Чудится запах чужой.
Цокает птица ночная,
Много нелепых смертей,
Волчьи, глубокие ямы
Вы
копаны
Для людей
Грустные звуки финала,
Память вступает в права.
Смыты косыми дождями
С братских могил имена.
29
Я с черной встретился стеной
Непониманием, безверьем,
Когда отчаявшись,
Рукой
Вонзил лопату с силой в землю.
Мерилом вечным черенок
Длину отмерит для канавы
Для рва глубокого
И ямы,
Чтоб уместить
Дощатый гроб.
Там длинный светлый, летний день,
Кругом друзья, песок и камень,
Лишь изредка подарит пламя
Кирка ударив о кремень.
30
Пуля дура, а штык молодец, —
Вся военная мудрость Катулла
И маневр древнеримских квадриг
И слонов боевых арматура —
Все вмещает истории миг.
Красным светом мерцает звезда,
Хвост кометы в ночи серебрится,
Черный ворон – мудрейшая птица,
Для кого-то исчадие зла,
И луна
Хочет крови напиться.
Пуля дура, а штык молодец, —
Перед боем шептали солдаты,
На кольчуге восточные латы
Не спасут от каленой стрелы,
И поверится в вещие сны,
Обращаясь в бездонное небо,
Чтоб не стать
Неминучей беды
Отстоим
Перед боем молебен.
Стлались долгие годы войны,
Смрад пожарищ пропитывал воздух,
Батальоны в шеренгах по росту
Отходили
В иные миры
На бессрочный,
Заслуженный отдых.
Пуля дура, а штык молодец,
В поредевших рядах ополчения
Перед строем расстрелян боец,
Не поверивший в древние бредни.
Он понять этой сути не смог,
Смысл истории русской не приняв,
Из простреленной фляжки
Последний глоток
Напоил
Ненасытную вечность.
31
Мы все
По-братски разопьем —
Глоток свободы
– На троих
А как же дух?
– Дух —
Он сложней
Дух неделим.
32
День государства
До ужаса
Прост —
Утром на вахту
Выходит матрос,
Днем передачи
По тюрьмам несут,
Время от времени
В морду дадут,
Вечером
Сволочь
Считает доход,
Тот
На который
Ограблен народ.
33
Чертополоха куст в ночи чернел,
Пространство мира сузилось до боли,
И только слух улавливал чужое
Дыхание, не слышимое днем.
На пальцах поднятой руки
Роились кольцами мерцающие звезды,
И горький запах брошенных погостов
Мешался с запахом проснувшейся земли.
Земля жила,
Как сотни лет назад,
Здесь жили наши прадеды и деды,
Здесь мы живем, —
Под тяжестью победы
Приняв на плечи крест обманутых отцов.
Здесь каменные груды городов,
Старинных сводов грубые обвалы
И пол насильно опустевших залов
Шуршит неслышными шагами стукачей.
То, что стоит за громкими словами
Мы четко научились различать
И страшными бессонными ночами
Нас приучили с мудростью молчать.
И покидая этот странный мир,
Наполню смыслом
Каменные своды
И шум шагов
Леталь
ного
Исхода —
Наполню
Колокольным звоном
Внутреннего двора.
34
Тоннеля круглое пятно,
Как точка длинного рассказа
И прочитав, не можешь сразу
Определить в чем суть его.
Там круг событий осязаем,
Там время
Вихрем нарастает
И вылетает смысл его,
Как поезд голубой метро.
35
Иная ипостась,
Иное толкованье,
Теченья времени и
Мира пониманье
Обмана нет —
Нет купленных заслуг —
Едины все
Генсек,
Палач,
Пастух.
36
Знаки условные времени:
Кресты, вицмундиры,
Белые перчатки, оставленные на рояле,
Конфетти…..
– Слыхали, завтра к пяти у князя,
Будут граф и графиня…..
– Ах извините товарищи я не о том;
– Проходите – садитесь за стол,
Как всегда —
Поговорим о самом насущном в жизни:
– О революции,
– О совести,
– О стриптизе.
А может не надо острых
Коллизий?
Поговорим о том что ближе:
– О телевизоре цветном?
А впрочем все равно о каком,
Главное, что в передачах.
– Товарищи в эполетах, прошу к столу.
А вы граждане, с Георгиевскими крестами
Станьте на заднем плане……
– У вас, гражданин, полный бант
И, извините, медаль за взятие Москвы?
Но это помогает разве что от тоски,
Когда совесть начинает стучать ночами в виски.
– А о совести можно?
– Как всегда, но с осторожностью.
Ведь невозможно каждый раз остро
Переживать одного и того же.
Тогда объединим оба вопроса…..
…..О совести и стриптизе
– Отзовитесь, кто видел, что голый король?
Никто?
Тогда включайте телевизор в 21 ноль ноль.
37
Год рождения – сорок первый,
День рождения выпал в ночь,
Девять ангелов в белых одеждах
Прилетели
Родам помочь.
Не увидели землю сверху, —
Ни один фонарь не зажжен
Девять ангелов в белых одеждах
В перекрестье
Прожекторов
Нет защиты в холодном небе,
Черный бархат пылит дождем,
Девять ангелов в белых одеждах
Над зенитным
Стальным огнем,
И у ангелов в белых одеждах
Из других незнакомых миров
Отрывались
Стальные перья,
Звонко падая между домов.
Из рассыпанных утром на землю
миллионов
Потухших звезд,
Память ангелов в белых одеждах, —
Заржавевших осколков
Горсть.
38
Графика решетки Летнего сада
наиболее четко очерчена зимой.
__________
Сугробы снега над бездонным небом,
Кавычки птиц
Чернеют на черте,
Прочерченной Адмиралтейским шпилем
И растворенной в вышине.
На чистой не замаранной странице
Тугим нажимом вытеснен узор.
Вчера рукой
Самой императрицы
Подписан снова
Смертный приговор
И острый запах свежего распила,
Снежинок легких медленный полет,
Кору срубали
Грубо с древесиной
Стремясь к утру
Закончить эшафот
На плахе,
Вырубленной ловко,
Сожмет кадык тугой воротничок
И хлынет кровь врага престола
В ладонь,
Подставленную палачом,
И в миг торжественной минуты
На счастье ослепит глаза
Последний луч
Земного ада
Сквозь арку зимнего дворца.
__________
Архитектура зимнего дворца
наиболее рельефна летом.
39
Напомнил мне лето желтый кружок,
Забытый в замерзшей щели автомата.
Я диск набираю, я слышу гудок
И солнце проваливается
За горизонт.
40
Стихи —
Пять неоконченных строчек…
Точка, тире, —
Оболочка
Покинутая душой,
Легкая, как наволочка без подушки
И веселая, как
Скамья свежевыкрашенная
В сквере,
Где раньше, среди повествования
Призраком совести стояла «свобода»,
А теперь, словно в шутку,
Основатель на коне
И вечный букет бессмертников
От благодарных потомков,
Долго и нудно рассуждающих о сиюминутном.
Может пронесусь оболочкой
Как облаком,
Над невидимым миром
Или, пройдя невидимым
Но, став частью события,
Оглянусь, оказавшись в будущем,
А за щекой леденец
И сладко стягивает и щемит рот.
41
Скучно отражаюсь в луже —
Море передо мной
Где-то наверное, стужа,
А здесь – зной.
Вычерчу поэму пальцем на песке,
Вечную тему вылавливая в воде.
Волны прилива
Смоют слова,
Вечная тема в горсти песка,
Вечная тема тонкой струею,
Вниз вытекает между ладоней.
42
По тем путям, где вечный бой,
Где мы сомнения полны
О принадлежности души.
Где ищут мудрые мужи
Смысл изначальный бытия
И где по воле вечных волн
Перевожу, как тот Харон,
Ложь и продажность клятв и слов
На берег нравственных основ,
Где человечества сыны
Так ничего и не нашли.
Там, где судьба со мной вдвоем —
Мне щит и латы нипочем.
Я за штурвалом и рулем,
И нет меня,
И я во всем.
43
Я по утрам пишу стихи
За чашкой утреннего чая,
А вечером тебе читаю,
Ко сну готовясь отойти,
Чтоб быть с тобой, моя любовь
И каждый раз любить сначала,
За чашкой утреннего чая
Я по утрам рождаюсь вновь.
44
Дайте мне немного солнца,
Дайте мне немного пыли,
И дорогу длинной лентой
Мне под ноги постелите.
Напишу я сам деревья,
Нарисую жеребца.
Пыль в глаза и солнце сверху,
Километрам нет конца.
Километры,
Версты,
Мили
Вам —
Конца и края нет,
На коне,
Автомобиле,
На телеге и пешком,
Путь держу к своей любимой.
А на родину —
Потом.
Меня милая приветит,
Одарит своим добром,
Проживем с ней пять столетий,
А на родине —
Помрем.
На родимую сторонку
Я приеду умирать,
Яму вырою глубоко,
Сколочу сосновый гроб.
Стружку – вниз,
Песок в подушку,
Чтоб удобнее лежать.
Выпью стопку,
Выпью кружку, —
Не захочешь умирать.
Возвращусь к своей любимой,
Еще лучше заживем.
Проживем еще
Столетье,
Может быть потом
Помрем.
45
Я каждое утро бросаю монету
В глубокое озеро сна,
Дань отдавая старинной примете,
Чтобы вернуться туда.
Чтобы увидеть тебя дорогая,
Чтобы тобою дышать.
Чтобы и завтра, монету бросая,
Нового вечера ждать.
46
Хохот и шум в птичьем ряду —
Здесь продают какаду.
Какаду, как у профессора щеки надув,
Взглядом светящимся смотрит на нас
И говорит
«Я без ума от вас».
Умная птица оседлав насест,
Словами этими приветствует всех.
Ястреб – тетеревятник с глазами стервятника
Смотрит с интересом на тетку под навесом,
Следящую за кормом для рыб из Калифорнии.
Дальше – темная личность,
Торгующая для вида спичками.
В собачьем углу висит ЦУ:
(Собак не выгуливать).
Что ж, подождем, когда Моссовет
Выделит им наконец туалет.
У ворот на улицу —
Браконьер,
Следя за милиционером,
Сбывает из-под полы
Шкуру рыжей лисы.
Рядом наводчик,
Незаметно для посторонних
И собравшись внутренне,
Берет на мушку,
Торгующих мехом нутрии.
Прямо на меня – три алкаша,
Ошалело по сторонам рыская,
Мечутся в поисках тихой пристани.
Вот и очередью у пивной
Длинный удав вытянулся
Счастливых обладателей живности.
47
Одно у Бога я прошу —
В горсти зерно и солнца свет,
Чтоб прорастало как одно —
Зерно
Свободы и любви —
Зерно надежд.
Чтоб по утрам меня будил
Не солнца луч, а образ твой.
Ведь ты один на свете всем
Намного ярче тысяч солнц.
48
Он не зря
Вершины брал
Он недаром
Выбрал горы,
Чтоб оттуда
Посмотреть
На просторы
Без заборов
И увидеть что вокруг
Кроме проволоки и досок
Кроме злых цепных собак
Существует горизонт.
49
Какой?
Короткий Арбат сейчас
А тогда,
Через каждые два шага
Через каждые три шага
Через каждые четыре
Звериные
Глаза в глаза
И черные авто
мобили
<…>
Или забыли —
За тяжестью сроков,
Выход на Горького,
Вдоль по Тверскому
Сквозь одинаковых
Серых людей,
Путь на Голгофу
С крестом на спине
<…>
Если испить
Подслащенной водицы
Из автомата
На малой Никитской,
Серого дома громада напротив
Острою болью
О прошлом напомнит.
<…>
Можно пройти
По кратчайшей дороги,
К залу колонному
От самотеки —
Вниз не смотри,
Где на грязной земле,
Тени
Раздавленных
В страшной толпе.
<…>
В души наивные
Вшиты с изнанки
Речи гуманные —
Прямо с лубянки,
<…>
Но быстро обжились
В гнездах дворов
Черные вороны
С номером МОЛ.
<…>
Жизнь на Арбате
Проще теперь,
Вдоль тротуара
Из кирпичей.
50
За катером волны.
Затопленный храм.
Помостки для стирки белья,
Умытые волнами
Мокрые доски,
Как золотые блестят.
Потерями время заполнено,
Но жизнь —
Есть движенье вперед,
И Русь уходящая
Мимо проносится
Малиновым звоном
Затопленной звонницы.
51
О Русь, – извечное стремленье твое —
Лихая высота.
И крылья, слепленные с телом,
И слов наивных глубина,
Перед полетом.
О, Деревянных колоколен
Извечное стремленье вверх,
И миг полета,
И паденье век.
52
С усталостью шутки плохи.
Усталость свалила с копыт,
Новейшие сверхзвуковые
Не в силах меня разбудить.
Усталость
Не мать родная,
Усталость
За горло берет,
Кошмарами ночью пугает,
За руку к обрыву ведет,
Лишь синего неба осколок
Мне зайчиком ночь рассветил
И рифма —
Пудовой гирей
Упала
Меня разбудив.
53
Горит в ночи порочным светом
Огонь свечи ненастоящей
Я в нем всегда ищу надежду
Своей иллюзии вчерашней,
И в нем, таком ненастоящем,
Таком мерцающем искусственно,
Своей души нашел истоки,
А оказалось что не нужно,
И оказалось бесполезным
У видеть в образе вчерашнем
Незримый образ перемен,
Не изменяемых в пространстве.
54
Я изменюсь,
Когда наступит срок,
Пробьют колокола потери,
Когда безжалостное время
Меня к себе не призовет.
Уйду туда, —
Где время – вечность,
Где тишина Покой и Бог,
И лишь во сне увижу землю
И горький пот ее дорог.
55
Красные капли смородины
Здесь сиротливо висят,
Милая моя родина,
Старый заброшенный сад.
Дом за калиткой скрипучею
Красный цветок за окном,
Ткань занавесок задернутых
Вышита нежной рукой.
Стол с образами над лавкою
Печи убогий декор,
Два завитка над загнеткою
Сделаны охрой простой.
Под потолком —
Перекладина,
Темный от копоти след,
Дед мне
Когда-то на память здесь
Вырезал кортиком крест.
Это мой дом
И спасение,
Это надежда моя,
Это в душе
Обновление
Каждого нового дня,
Перекрещусь на Спасителя
Выпью воды ледяной,
Красные капли смородины
Капают вниз головой.
56
Соль земли – лишь копни,
По окопам минувшей войны,
Соль земли на рабочих рубахах,
Соль земли – это я, это ты, это мы
Соль земли —
Добывают не в шахтах,
Не выпаривают из воды,
Соль земли —
Человеческий фактор.
Соль земли – это я, это ты, это мы.
57
Тараканьи усы троллейбусов
На Таганке и на Смоленской
Смотрят в небо, задрав конечности
Словно слушают голос вечности,
Словно двигаясь по кольцу,
Растекаясь из улицы в улицу,
Разбросав по Москве весну,
На весеннее солнце жмурются.
58
Я не умру, а затеряюсь
В той бесконечной тишине,
И два кладбищенских придурка
Не придадут меня земле.
В последний миг, как ангел падший,
Я многократно отражусь
В глазах
Вокруг меня стоящих.
59
Жизнь ты моя, не чья-нибудь,
До вершин отчаянья,
Довела случайностями
Жизнь ты моя
Не купленная,
Жизнь ты моя
Подаренная,
На стене на выбеленной
Маятником качается.
Время спешит за тиканьем
Ходиков примитивных,
Силы мои истощаются
Со скоростью реактивной.
Скоро все это закончится,
Ходики тихо оттикают,
Плоскость стены выбеленной
Выйдет в пространство интимное,
Где за спиной человечества
Правда – и нет ничего.
60
Окоп копаю в зловонной жиже,
Мне только б выжить,
Мне только б выжить.
Что будет позже —
Покажет случай,
Окоп копаю на всякий случай,
По горло в красной советской жиже
Мне только б выжить,
Мне только б выжить.
61
Засыпанные снегом города,
Над ними
Оледенели провода
И силуэты птиц застыли…..
Стремленье к вечному познанию пространства
Осталось в них широким взмахом крыльев
На нотном
В пять полос,
Расчерченном листе.
62
Упирается в небо взглядами,
Кроет матом из подворотен
Человеческое одиночество,
Называющее землю Родиной,
Незадумывающееся над смыслом
Изначального предназначения,
Как актер на канате вытянувшемся
Над ареной жаждущей мщения.
Над ареной жизней растраченных,
Как ковер, из лоскутьев слатанный,
Человеческое небезразличие
Говорит языком матерным.
И актер на арене
Распластанный,
Хохот зала и свист галерки
Не утонет в предсмертном
Выхаркивании
Крови из разбитых легких,
Человек на арене актерствовавший,
Вдруг увидит в луче софитовом
Землю, снегом по крыши засыпанную,
Небо, черточками птиц перечеркнутое.
63
Твои глаза, как витражи
На дикую природу,
И звезды в них отражены
В жару и непогоду.
Издалека,
Как миражи
У нижней кромки леса,
Погоста
Ржавые кресты
Растут из тел умерших,
Умру и я,
И с высоты,
Подстреленною птицей,
Я упаду —
В твоих глазах
Звездой полночной
Отразившись.
64
В ожидании чуда
Безмолвно стояли фигуры.
Безбрежная вечность,
Где время замкнулось
В немом ожиданьи момента расплаты,
На стену спустилась полуденным небом
И фреской на стенах церковных осталась.
65
Оттрафаречены
Окна на стенах.
Сцена,
Играют вечерний спектакль.
Панели извилистых улиц,
Предместий,
Тускло высвечивает
Фонарь.
Желтая тень афиши
Шуршит под ногами актеров,
Сквозь шаркающий шум слышу
Суфлера настойчивый шепот.
Там театр рисует свои,
Подобные жизни картины.
Там те же извечно мотивы
И прожитой жизни сюжеты,
Бессчетное множество раз
Сменяют уставший оркестр,
Уходят со сцены актеры
Но вновь возвращаются скоро.
Здесь те же
До пота прогоны,
И снова
Повторы на бис.
66
Счастье
Продажно, как вещь
У птицы большой, – говорящей,
Хозяйки огромного ящика
С бумажками счастья внутри.
Со звоном провалится в щель
Монеты блестящий кружочек,
Взамен вылетает – квадратный листочек
Кусачками клюва пробит.
Компостер в плацкартный вагон
С пустой, незаправленной полкой,
Билет контролером при входе надорван
И можно немного в пути отдохнуть.
Вот тронется, вздрогнув вагон
Откатится вбок панорама,
И боль, как судьбы неизбежная драма
Позволит спокойно заснуть.
Приснится пустой городок,
Шарманщик на площади главной,
И солнце беззвучно к закату стекая,
Напомнит монеты блестящий кружок.
Продлись же приснившийся сон,
Где счастье мгновенья считает,
Где в сущности знаем, что жизнь убывает,
Там мудрая птица, прощаясь, кивает,
А дома уставший шарманщик
Шаманит,
Судьбу по ладони гадая.
67
Нет пророка в моей республике,
Нет идеи чтоб насмерть стоять,
А народ —
Это просто публика,
Жизнь
Растра
чивающая
В очередях.
За подделками жизненных ценностей,
За иллюзией будущих дней,
Встану я, —
– Кто последний?
Записывайте
Цифру
На
Ладони моей.
Миллион растечется химический
На сплетениях линий судьбы.
На манеже под смех истерический
Станет клоун пророком толпы.
Вверх ногами в манеже как дома я,
Нетерпения дрожь не унять.
Протяните мне руку спасения,
Как идею
Чтоб насмерть стоять.
Чтобы слушать пророка, как гения
И второго пришествия ждать.
В этом смысл моего поколения
И идея, чтоб насмерть стоять.
68
Над редколесьем светлая луна.
Все видно так,
Как будто на ладони,
Построен мир со знанием законов,
Приемлемых для строек на века,
Но под ногами топкая трясина
Затянет вдруг
С неимоверной силой.
О чем мечтать,
Когда кругом вода.
Когда копытный след затянут илом
А кровь людская —
Красная водица
Испита до последнего глотка.
69
Мне приснилось,
Ржавыми хлопьями
Пена пылилась.
Храп лошадей
И удары повозок,
Кони и люди
Тонут в навозе.
Стало мне жарко,
Стало мне душно,
Мне ведь помочь
Непременно им нужно,
Но руки и ноги
В ячейках сетей,
Люди Бог с ними,
Жалко
Коней.
70
Пью
Неразбавленный до дна,
Играю пьесу до конца.
Несу скопившуюся тяжесть.
И скрип подмостков безобразен,
Когда вступаю в мир иной,
Забыв заученную роль.
Все знаю раньше, наперед, —
Один придет, другой уйдет
А мне всего один зачет —
Год за два,
А мне один лесоповал,
Тепло костра и муть стакана,
И неразбавленный до дна,
И вмерзший в лед
Кусок стекла.
71
Иду по Невскому
По этой стороне
Что в бытность
Наиболее опасной,
Была пустынна,
А теперь напрасно
Кричит,
Взывая,
Надпись на стене.
Иду по Невскому
И в праздничной толпе
Под куполом бескрайнего пространства,
Я принимаю жизнь и постоянство
Того, что происходит на земле.
Пустое дело в списки заносить
Ущербность дат и имена погибших,
Их память болью сердца воскресит
Ужасный смысл доски мемориальной,
Букет цветов
И ливень слез прощальных
Над нескончаемой толпой.
72
Я запускаю клин
Бумажных журавлей
В бескрайний мир
Возду
шного
Пространства
Их от меня подхватит ветер странствий
И унесет в далекие края.
Пора отлета снова на дворе,
Пора простых, бесхитростных желаний,
Пора любви и плеск рукоплесканья
За сей спектакль, идущий без конца.
Смотрю как клин уносится в пространство
Уж не моей,
А той
Частицы жизнь,
Им вслед рукой
Последний жест прощальный
Отпустит в мир безумства и страстей
Весь горький смысл земного счастья —
Стихи на крыльях журавлей.
73
Мы искурили литературу —
Рукописи на самокрутки.
Мы раскассировали классику,
Мы новую строим поэзию и прозу
На временных лесах возрождения индустрии.
Кирпичи в библиотеках,
Вместо книг
С засаленными бирками
Замесов и закалки.
Мы вкладываем исторический смысл
В новейшие листы стального проката.
Ветер эпохи в бешенном смерче
Уносит на недосягаемую высоту
Мысли сожженных поэтов,
И там растворяясь и капая в Лету,
Собой наполняет вечную пустоту.
74
Когда отчаянно качает,
Когда волна волну встречает,
Тогда Спасенье
Не в причале,
Спасенье в море,
Где качает.
75
Лужи в апреле вплетаются в кружево,
Лужи в апреле весною разбужены,
В лужах апрельских растоплен февраль,
Лужи в апреле – надежда на май.
76
Полузасыпанная временем траншея,
А мне – по шею,
Бурьян поросший на ее откосах, —
Стеной по пояс.
Ритм движения в ритме покоя,
Прыгающих строк хаотичная вязь.
Думаю стоя
На дне траншеи,
О дне прошедшем,
О времени пролетевшим
Медленно – голубем
Быстро – ястребом,
Но не напрасно.
77
На плоскости стелы наколка,
Как
На
Груди матроса,
Гордо закинув подол на руку,
Стояла на колонне Мадонна.
Луч прожектора крест высветил,
От страха ракетой
Крест вверх выстрелил.
В небе октябрьском
Ни одного заблудшего
Все устремлено в будущее.
Стаями пролетали кресты и регалии
Хозяев, поставленных к стенке пролетариями.
Все проносилось в страхе неосознанном
К новым социалистическим сложностям.
78
Поэзию чувствую
В речах древних старух,
Перед храмом
Горю сочувствующих.
79
Замаливаю грех свой перед Богом,
За то, что правду чувствую в крови.
Замаливаю грех свой перед Богом,
Но не перед людьми.
80
Все неконкретно, как жизнь,
Все проходящее – миг,
Детский беспомощный крик
И умирающих хрип.
Счастье вступления в жизнь,
Мудрость ушедших навек.
Жалкий беспомощный театр,
Жизнью разыгранных сцен.
Пыль театральных кулис,
Подмостков расшатанных скрип,
Толпы актеров, актрис, —
Воображаемый мир.
Весь фантастический смысл
Судеб, страданий надежд
В той, неконкретной, как жизнь,
Фальши повторов на бис.
81
Из хаоса черного леса,
Белей первозданных снегов,
Стоит одинокая церковь
С былой позолотой крестов.
С былым притяженьем народа
Из сел, и глухих деревень,
Со знаменьем крестным со звоном
Своих православных идей.
Христианская хватка и удаль,
Россейский кандовый расчет
Построил на век и на совесть
Сей храм средь лесов и болот.
И как не старались с проклятьями
Несметные орды врагов,
Противостояли ненастью
И ненависти стены ее.
Она принимала под своды
Всю горечь кровавых утрат,
И звон колокольный надежду
Усиливал во стократ.
Ей ветры не выдули душу
И бури всех войн не смогли
Снести затвердевшую кровлю,
Замешенную на крови.
Так свято и гордо стояла,
Крестом осеняя в веках,
Святыня святого народа
В глухих, необжитых лесах.
Но жизнь продолжается вечно
Теченьем мгновений и лет,
Чтоб крест православный,
Как совесть
И крест православный,
Как меч.
82
Теперь – проходные дворы,
А раньше, —
Сараи с помойкой.
И в жаркие летние дни
Фонтан с тонкой струйкой холодной воды,
Как дар поколению послевоенных
Бесплатно от Бога
Досталось в наследство
Дворов довоенных
Счастливое детство.
На старом асфальте дворов проступали
Следы довоенных ребячьих сандалий,
И в пыльной траве за углом
Бесполезно
Зенитных осколков ржавело железо.
В рогатки вставлялись колючие перья
И пули осколков в соседей летели.
Жестоко учили вражде и коварству
Дворы враждовавшие, как государства.
По жестким уставам
Под небом московским
Мужали мужчины
В своих подворотнях.
Нам было нормально мечтать о геройстве
Под ласковым взглядом Партайгеноссе.
Где за школьным окном
на уроках немецкого
Мешалась фантастика с былью советской.
То время, как дробь из ствола
Самострела,
В случайную цель беспощадно летела.
Им время убито и люди забыты,
Их память к забору
Плакатом прибита.
83
Невозвратны ушедшие годы,
Долгожданны пришедшие дни,
Церковь с белым крестом
И раздольный
Запах вспаханной черной земли.
Безотрадны судьбы повороты,
Безнаказанны грешные сны,
Просыпаюсь под звон колокольный
Невозвратной,
Но вечной Руси.
84
Смотри всегда поверх домов,
Смотри всегда чуть выше леса,
Тогда божественный покров
Не станет для тебя завесой.
Смотрю всегда поверх голов,
Мне выше личных интересов
Господь, когда приходит он
В сиянии любви и света.
85
В узлах стволы у северных деревьев
Узлами ветви в кроне скреплены,
В них вечна память северного ветра
И лютый холод северной зимы.
В узлах замерзших зимняя одежда,
В узлах набухших жилы на руках.
Колючей проволокой заиндевевшей
Замотан
Трехмесячной ночью выстуженный
Барак
И память подстегнута старым событьем,
Всплывет в хроникальном кошмаре кино.
Мелькнет на экране пристывшее насмерть
На нарах,
Маслянной краской
Проставленное клеймо.
Там синей наколкой – любимое имя,
И синей наколкой – на пальце кольцо.
И Сталин и Ленин беседуют с ними
В интимной беседе
Глубоких как обморок снов.
И вновь из холодных, рассветных матрасах
Труха травяная рассыплется в прах,
Интимной беседе за страх и за совесть
Преследует новый смертельный этап.
«За жизнь» разговоры в колоне этапной,
По форме одеты и пайки в руках.
Узлами замерзшую совесть затянем
На память
О выстраданнопрожитых
Днях
И где-то вдали на мгновение четко
Рассвет разорвет горизонта черту.
Чужое безрадостное пространство
Сугробами снега разлито вокруг.
И кажется вечно сквозь прорезь прицела
Нам в спину смотрела
В душе матерясь,
Хищно прищурившаяся,
К низу переходящая в лед,
Узкая
Амбразура
Рассвета.
86
Никак не вырвусь за окружную,
Не вырвусь из круга своих забот.
Туда,
Где кони жуют живую
Траву,
По обочинам сельских дорог.
Туда,
Где в старинном заброшенном парке,
Сквозь крылья летящих на юг журавлей,
Вдруг вспыхнет отметина осени красной
На гроздьях тяжелых созревших рябин.
Так капли уставшего мертвого мира,
Поникнув на ветвях осенней порой,
Готовы сорваться,
Для будущей жизни
Собою пожертвовав,
Вниз головой.
Вот так же отметина осени близкой
Пометит меня в мой назначенный срок.
Я вырвусь отчаянно за окружную,
Почувствовав осени близкий приход.
87
Вне времени, вне расстояний
Река, извиваясь течет.
Мостами, как швами на ране,
Венозный скреплен кровоток.
Пульсирует жизнь кораблями,
На мачте сигнальный фонарь,
И пре
дупреждает гудками
В тумане свой путь капитан,
Изгибы путей многозначны,
Спасательный пояс тяжел,
И жизней извечные драмы —
Фарватер людских катастроф.
Под куполом бренного мира,
Над бездной загадок и снов
Несем мы свой крест терпеливо
И пусть все проносится мимо…..
До самого смертного часа
Мы верим в счастливый исход.
88
//-- 1 --//
Мы ехали месяц, а может больше,
Подальше от смерти войны и бомбежки,
Двухосной теплушки кочующий остров.
//-- 2 --//
Мы выжили чудом в последней бомбежке,
Оставив навечно под насыпью моста,
Все той же теплушки пылающий остов.
//-- 3 --//
<…>
//-- 4 --//
<…>
//-- 5 --//
Мы долго стояли в притихших теплушках,
На фронт пропуская солдатские души,
Их длинные линии женских ладоней
Иллюзией вечности звали на подвиг
//-- 6 --//
<…>
//-- 7 --//
Нас также как прежде, по жизни качает
Расшатанных рельсов немая случайность.
89
Скажите, я кажется где-то Вас видел?
Быть может у старого театра на площади,
Который давно далеко на гастролях,
И старых афиш пожелтевших обрывки
Слетают с витрин и шуршат, словно листья
В осеннем саду,
То были не Вы, – я ошибся, —
Простите.
Но я был уверен, что каждый актер
Сюда
Возвращается в новом обличье,
Где-то там
До конца проиграв свою роль.
Может в автобусе или метро?
Нет, я не помню,
То было давно…..
А может недавно, во вторник,
В кинотеатре, который повторный,
На фильме, где наши родители молоды,
А нас еще нет, или бегаем голые
По улицам на
шего милого детства.
А может, я видел вас там,
Где невеста по площади шла.
Да, я помню то место
Там в площадь вливаются улицы детства,
И чистые струи неся от истоков,
Мешаются с кровью и грязью порока.
А может, в том доме, где все происходит,
Как в театре, лишь занавес поднят.
Актеры на месте, на месте суфлер,
Но роли забыл им раздать режиссер.
Актрисой Вы не были,
Что ж, – извините,
Но роль доиграю свою до конца.
Скажите,
Не вы ли той ночью мне снились.
90
Я вымок до костей —
Германии спасибо
Здесь нет косых дождей,
Ведь это не Россия, —
На землю как из душа —
Текла вода, бездушно.
91
Красная рыба на мятой газете,
Чистого спирта граненый стакан,
Гранями разрубается на сегменты
Мир человеческих драм.
В этом бесцветном, унылом
Спектре надуманных дел
Пол человека живут своей жизнью
Четверть стола и рояль.
Мертвая жизнь на картине
Сосуществует с другим
Миром бликующих линий
За переплетом дверным.
Там я себя ощущаю
Частью вселенной бескрайней,
Там звезды летят, создавая
Свой мир,
Пародируя нам.
92
Сегодня день
Поминовения погибших,
Свеча горит, сочится воск на пол,
И предо мною вечным очевидцем
Икона Спаса с каменным лицом.
А в глубине церковного придела,
За створом древних, закопченных врат
Святители из свиты очевидца
Свидетели бесчисленных утрат,
И снова там, где смрад и запах тлена,
Коптит свеча на фрески древних стен.
Там силуэт огромного размера
Живет в толпе, как полноправный член,
И корчится, и плачет и стенает,
Свиданья ждет во сне и наяву.
Взывает к очевидцам и страдает,
Стремясь молитвой умалить судьбу.
Участники святого представленья,
Проникнув в суть потусторонних сил,
Свидетельствуют мысли очевидцев,
Услышав их предсмертный скорбный крик.
В окопной глубине, засыпанных по плечи,
В барачной тесноте, тюремных нар,
Перед глазами жадными до жизни,
Последний раз катился солнца шар.
93
Смерть уже не за горами
Приближается с косой,
На осенних листьях дуба
Профиль чудится чужой.
Осыпающихся листьев
Красно-желтый грустный дождь
Обнажает кроны мыслей,
Мой отсчитывая срок.
Реже чувствую сознаньем,
Чаще чувствую душой,
Той, которая как море
С разрушающей волной,
Той, которую словами
Трудно выразить сполна,
Время меряю стихами
От рожденья до креста.
94
Брызги капель на стене
Кок
тебель
ского
Разлива,
От залива до залива
Вьется путь по крутизне,
Замирает сердце сладко
На достигнутой вершине,
Птица где-то там внизу,
Машет крыльями большими.
И корабль вдалеке
Черной точкой утвердился,
Здесь конец обычной жизни
И начало всех начал.
95
Заварим отраву уставших шоферов,
Заварим наркотик бродячего братства,
Разрывами сердца,
Жестоким склерозом
Расплатятся души,
Расплатится память
За ночи без сна, за минуты удачи,
За строчки стихов, обжигающих губы,
В них наспех и грубо
В парадных, пропахших годами несчастий
Встречаются люди,
О рифме пропавшей в умершем поэте,
О чайнике в саже,
Где черной отравой удачи
Уже закипает заварка.
96
Я никуда не уеду,
Жить здесь мне век суждено,
Тусклым осенним рассветом
В комнату смотрит окно.
Стекла не мытые с лета,
Жаль себя часто до слез,
Словно стою обнаженный
Среди безлистых берез,
Словно в каком-то кошмаре,
Тяжко дышать от стыда
Глаз своих не отрываю
От небольшого окна.
Вижу не то, что б хотелось,
Лишь голые ветви да пни,
Мохом заросшую землю
Тусклые, серые дни…….
В этом простом, неприметном
Скромном жилище моем,
Теплится пламень надежды
Скрученным в жгут фитилем,
Струйкою едкого дыма
В даль отлетает душа,
Чтобы когда-нибудь жизнью
Вновь возвратиться сюда.
97
Верую
в Бога-
Отца
и Сына,
Верую во единого,
Верую в яблоко спелое,
Верую в целое, не надкушенное.
Верую в свое отражение
В зеркале времени перевернутое.
Без надежды вновь оказаться
Свидетелем жизни непрожитой,
Верю в скороговорку
На остановке минутной,
Случайно подслушанную.
Верую в душу твою,
Врасплох любовью застигнутую.
Верую, как в икону Спаса,
С пронзительным взглядом в анфас
Написанную.
Что рассказать вам
После жизни земной
В небесной сфере
О вере своей,
Якобы незапятнанной,
Верую странную верой в неверие
В Господа
Мнимое.
Верую даже в неверие свое
Неисправимое.
98
Мне суфлер подсказал
Незабытое слово
И движенье напомнил
В небесном просторе свободный полет.
Жизнь заходит в тупик,
Как река, потерявшая русло,
И дороги, как вены,
Сплетаются в устья судьбы.
Как бы ни были длинны
Извилистой жизни дороги,
Я, уставший, в конце
Все равно возвращусь
В этот тихий и вечный затон у истоков
И как камень тяжелый
С покоем на дно упаду.
99
Эта водка простого разлива,
Запотевший, в разводах стакан,
И закуска —
Соленое слово, —
Неудавшейся жизни роман.
В этом тесном мирке подворотни,
В мимолетном семейном кругу
Собрала нас великая сводня
На своем примитивном пиру.
Разговоры
За жизнь,
За удачу,
За веселье,
За полный стакан.
А потом кто-то тихо заплачет,
Проклиная судьбу за обман.
Проклинают судьбу из корысти,
Без надежды на полный карман,
Проклинают судьбу в подворотне
Чтоб за муки отправиться в рай.
Я судьбу не кляну в безудачьи,
Мне не нужно от жизни
Наград,
Выпиваю стакан в подворотне —
Чтобы честно
Отправиться в ад.
100
Рукою озябшей от первой пороши,
Скатаю снежок,
И в тебя его брошу,
Я брошу не сильно, а брошу слегка,
Любимая,
Только взгляни на меня.
Она посмотрела – и тихо ушла
Остался снежок, что коснулся тебя,
Его я возьму и домой принесу,
Его за окном до весны сохраню,
Весной он растает, – я выпью до дна
Снежок….. что когда-то коснулся тебя.
Так странно и нежно наполню себя,
Тем взглядом,
Который смотрел на меня.
101
Трактует по своему каждый
Трагедию прожитых лет
Пустое становится важным,
А главному, —
Времени нет
Божественный смысл провиденья,
Судьбу, что по жизни вела,
Мы путаем с мелким везеньем
И славы пустые слова
Нас тешить при жизни умеют.
Умеем безумными быть
Любить, презирать, волноваться
И с жизнью боимся расстаться,
Считая, что в ней только смысл.
Обманом утешась сполна,
Своей неудавшейся жизни,
Последнее слово на тризне —
Не стоит пустого гроша.
102
Вчера я получил выговор,
Ну и что же,
Ведь не от вельможи,
А от пролетария,
С которым работал в паре.
Теперь мне как хлеб нужно,
Крепить с пролетарием
Крепкую дружбу.
103
Теперь стихи другой я посвящаю,
А ту, которая ушла,
Я проводил печальным взглядом,
Стакан страданья осушив до дна.
Теперь стихи другой я посвящаю,
Ей о любви и нежности слова,
Но ритмы полные печали,
О той, которая ушла.
104
Нет сил
Найти забвенье в высших сферах,
Уйти в божественный эфир,
Нет сил
Распять себя на вечность,
Нет сил
Предать земную жизнь.
Во мне живут,
Ухабы расстояний
Земных дорог
Божественная даль,
Немая сладость расставаний,
А не абстрактная нагваль,
Моя любовь, —
Любовь земная,
Огромный жизни материк,
Я не возьму всю сладость рая,
За тот чудесный вечный миг.
Моя душа
Объятьем нежным,
Приемлет жизни полный круг,
Лишь в человечестве безбрежность,
Лишь в жизни бренной
Вечный путь.
105
В переулки между зданий
Унесу свои печали,
И над рельсами из стали,
Над тугими проводами,
Пешеходными мостами
Свяжет путь вне расписаний
Опоздавшие составы,
Увозящие на память
Груз гортанных разговоров
Непонятными словами
Переполнившие память.
Нить пути между домами
Сквозь помойки и сараи
Проходящую дворами
Проходными, с тупиками,
Там меня сопровождает
Тень минувших сновидений,
Скрип дверей в парадных темных,
В них ободранные стены,
Разговоры на ступенях,
Коридоров километры,
Кухонь общих запах скверный
И дверей чердачных петли,
Заржавевшие навеки.
Там печали
Раскачаю,
Как качели
На стропилах,
Вверх подвешенные к крыше.
Тихий голос вновь услышу,
Говорящий о свиданьях
Дней уже давно минувших.
Там ночует без прописки
Странный свет воспоминаний.
Здесь меня врачует память,
Силы вновь в меня вливая.
106
В каждых часах
Механизм есть живой,
Их наполняют песком и водой
Механические – пружиной,
Жизни часы
Наполняем любимой.
107
Ведро над колодцем,
Цепь в руке
Отражение солнца
Играет в воде
Улыбается день
И пляшет солнце
В черной дыре колодца
Звякнет ведро о дно
Зачерпнув солнце.
108
Пролетаю над Байкалом
Ночью
Огоньки костров
Обрисовывают точно
Контур берегов.
Чашка черная Байкала
Зеркалом легла
В ней купаются ночами
Звезды и луна.
109
Не скрыть нам загадочность
Внутренней жизни
Наружу выплескивая
Грязь общежитий
И в сточных канавах
Ночами беззвездными
Как в зеркале истины
Вспыхнут отчетливо
Задумчивых лиц
Глаза отчужденные.
110
Все, что осталось от него —
Осколок мраморной доски.
И чудо —
Барельеф из бронзы —
Крылатый конь,
Весь устремленный ввысь.
Галоп и рысь слились в едином
Стремленьи ввысь.
А там,
Внизу,
Лежала бездна.
Бросая камни вниз и
Счет ведя на годы,
Сдвигаются материки,
Сменяются народы.
Крылатый конь
Внизу,
Оставив шепот крыльев,
Весь устремленный ввысь
И вечности
И смерти
Смысл.
111
Сыграй мне мелодию детства,
Шарманщик, на площади тесной.
Застроенной старыми зданьями,
Продай мне билет от отчаянья.
Пусть твой попугай безучастный
Мне вытащит номер на счастье
И солнце над крышами зданий
Взойдет и останется с нами.
Навеки,
До Судного часа,
До встречи на небе
Со Спасом.
112
Мне б за детством
Побежать вприпрыжку,
Только знаю
Что это лишнее,
Лишь прыжками по траве
Желтый мячик
Как не хочешь,
Не прожить жизнь иначе.
Послесловие
Первый раз я заплыл за буйки в день, когда мне перевалило за 50. Раньше я плавал там, где буйков не было. Те буйки, за которые я заплыл, стояли по всему побережью Атлантического океана, даже там, где не ступала нога человека. Такая всеобъемлющая и даже навязчивая забота показалась мне противоестественной.
Чего лучше – предоставь личность самой себе, и она будет счастлива без буйков, светофоров, зебр, лежащих полицейских и прочих неодушевленных предметов, бездушным образом заботящихся о нашем благополучии. Но если мы уберем с пути эти неодушевленные предметы, то о нас, людях никто заботиться и не намерен; видите ли у них на это времени нету.
Мэрии, управы, правительства решают сугубо свои, личные вопросы, им не до человека – занятые они очень.
Начало этому случилось сравнительно недавно. Пока мы мечтали, созерцая прекрасное и выли от счастья, глядя на луну при ясной погоде, весь мусор, собранный на улицах и в проходных дворах малых и больших городов, на изъезженных деревенских проселках, в периоды всяческих оттепелей, перестроек, гласностей и либерализаций, каким-то невероятным образом нагло и цинично объявил себя всевидящим оком, всеслышащим ухом и всезнающим брюхом – гласом народа то есть.
А так нам и надо. Мы даже не пытаемся осознать своего законного места в жизни, не думаем о ценности личности в контексте «политики памяти» – зачем. Наш любимый способ – зажмуриться и себя не знать, просто потому, что так жить легче. И бравым солдатам всех уровней и званий это на руку, и позволяет нагнетать массовое умопомрачение, чтобы вечно оставаться у кормушки несменяемыми и безнаказанными в своем наглом и дремучем невежестве и цинизме.
Мы сами, с радостью и благодушием заходим в этот бесконечный тупик. Из этого тупика выход один – сотворчество всех граждан России в создании своей наднациональной идеологии, личностно ценной для каждого, основанной на уважении к своей собственной истории (история – это единственное, что объединяет нас в единую семью с ее общинными традициями и законами).
Уважение – это не мифотворчество, когда поражению приписывается победа, а бездарности и трусости начальства героизм, а глубокое научное изучение реальной истории и анализ, со всеми ее плюсами и минусами – той истории, которую нам Бог дал. Это изучение истории во всей его полноте, когда наглядно видно, как органично вливается в общий процесс история каждой семьи, когда изучение истории должно происходить как диалог не только на государственном, но и на семейном общечеловеческом уровне, тогда это коснется каждого.
Именно этот диалог станет краеугольным камнем национальной идеи, в основе которой будут лежать простые, доступные и понятные каждому российскому сердцу аксиомы, те основополагающие истины, за которые достойно умереть, отстаивая их,
Это: гордость за свою великую Историю, не зря прожитую и выстраданную нашими дедами и отцами.
Это: любовь и уважение к могилам предков, лежащих в земле нашей Родины. Это тот рубеж, за который отступать некуда.
Путь из этого тупика нелегок, ибо наше сознание поражено систематическим уничтожением присущего нам мужества христианских ценностей и моральных установок, он сопряжен с выходом из Зоны естественных для нашего общества устоявшихся стереотипов, за рамки ложных мифов и надуманных противоречий, из поколения в поколение делающих нас рабами без рода и племени.
Cтановится очевидным, а может нам кажется, что мы не можем сами выйти из этого порочного круга физической и моральной немощи и самостоятельно решать свою судьбу, судьбу страны, судьбу своих детей.
Но власть снова и снова навязывает нам пути, ведущие в тупик (который по счету)? И опять, уже в который раз, отдельный чиновник решает свою отдельную, вроде незначительную задачу, а в общей массе все эти решения и перерастают в глобальный крах на мировом, катастрофическом уровне. Наша ли беда в том, что мы такие или нас кто-то такими сделал или мы сами себя сделали такими?
СКОРЕЕ ВСЕГО ДА!
Мать История, вразуми неразумных, научи как жить дальше.
сын Божий авет.