-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Рэй Дуглас Брэдбери
|
|  Наказание без преступления
 -------

   Рэй Брэдбери
   Наказание без преступления


   – Вы хотите убить свою жену? – спросил темноволосый человек, сидевший за письменным столом.
   – Да. То есть нет… не совсем так. Я хотел бы…
   – Фамилия, имя?
   – Ее или мои?
   – Ваши.
   – Джордж Хилл.
   – Адрес?
   – Одиннадцать, Саут Сент-Джеймс, Гленвью.
   Человек бесстрастно записывал.
   – Имя вашей жены?
   – Кэтрин.
   – Возраст?
   – Тридцать один.
   Вопросы сыпались один за другим. Цвет волос, глаз, кожи, любимые духи, какая она на ощупь, размер одежды…
   – У вас есть ее стереофотоснимок? А пленка с записью голоса? Ага, я вижу, вы принесли. Хорошо. Теперь…
   Прошел целый час. Джорджа Хилла уже давно прошиб пот.
   – Все. – Темноволосый человек встал и строго посмотрел на Джорджа. – Вы не передумали?
   – Нет.
   – Вы знаете, что это противозаконно?
   – Да.
   – И что мы не несем никакой ответственности за возможные последствия?
   – Ради бога, – крикнул Джордж, – кончайте скорей! Вон уже сколько вы меня держите. Делайте скорее!
   Человек еле заметно улыбнулся:
   – На изготовление куклы-копии вашей жены потребуется три часа. А вы пока вздремните – это вас немного успокоит. Третья зеркальная комната, слева по коридору, свободна.
   Джордж медленно, как оглушенный, побрел в зеркальную комнату. Он лег на синюю бархатную кушетку, и давление его тела заставило вращаться зеркала на потолке. Нежный голос запел: «Спи… спи… спи…»
   – Кэтрин, я не хотел идти сюда. Это ты заставила меня… Господи, я не хочу тут оставаться. Хочу домой… Не хочу убивать тебя… – сонно бормотал Джордж.
   Зеркала бесшумно вращались и сверкали.
   Он уснул.

   Он видел во сне, что ему снова сорок один год, он и Кэти бегают по зеленому склону холма, они прилетели на пикник и их вертолет стоит неподалеку. Ветер развевает золотые волосы Кэти, она смеется. Они с Кэти целуются и держат друг друга за руки и ничего не едят. Они читают стихи; только и делают, что читают стихи.
   Потом другие картины. Полет, быстрая смена красок. Они летят над Грецией, Италией, Швейцарией – той ясной, долгой осенью 1997 года! Летят и летят без остановок!
   И вдруг – кошмар. Кэти и Леонард Фелпс. Джордж вскрикнул во сне. Как это случилось? Откуда вдруг взялся Фелпс? Почему он вторгся в их мир? Почему жизнь не может быть простой и доброй? Неужели все это из-за разницы в возрасте? Джорджу под пятьдесят, а Кэти молода, так молода! Почему, почему?..
   Эта сцена навсегда осталась в его памяти. Леонард Фелпс и Кэти в парке, за городом. Джордж появился из-за поворота дорожки как раз в тот момент, когда они целовались.
   Ярость. Драка. Попытка убить Фелпса.
   А потом еще дни и еще кошмары…
   Джордж проснулся в слезах.

   – Мистер Хилл, для вас все приготовлено.
   Неуклюже он поднялся с кушетки. Увидел себя в высоких и неподвижных теперь зеркалах. Да, выглядит он на все пятьдесят. Это была ужасная ошибка. Люди более привлекательные, чем он, брали себе в жены молодых женщин и потом убеждались, что они неизбежно ускользают из их объятий, растворяются, словно кристаллики сахара в воде. Он злобно разглядывал себя. Чуть-чуть много живота. Чуть-чуть много подбородка. Многовато соли с перцем в волосах и мало в теле…
   Темноволосый человек ввел его в другую комнату.
   У Джорджа перехватило дыхание.
   – Но это же комната Кэти!
   – Фирма старается максимально удовлетворять запросы клиентов.
   – Ее комната! До мельчайших деталей!
   Джордж Хилл подписал чек на десять тысяч долларов. Человек взял чек и ушел.
   В комнате было тихо и тепло.
   Джордж сел и потрогал пистолет в кармане. Да, куча денег… Но богатые люди могут позволить себе роскошь «очищающего убийства». Насилие без насилия. Смерть без смерти. Ему стало легче. Внезапно он успокоился. Он смотрел на дверь. Наконец-то приближается момент, которого он ждал целых полгода. Сейчас все будет кончено. Через мгновение в комнату войдет прекрасный робот, марионетка, управляемая невидимыми нитями. И…
   – Здравствуй, Джордж.
   – Кэти!
   Он стремительно повернулся.
   – Кэти! – вырвалось у него.
   Она стояла в дверях за его спиной. На ней было мягкое, как пух, зеленое платье, на ногах – золотые плетеные сандалии. Волосы светлыми волнами облегали шею, глаза сияли ясной голубизной.
   От потрясения он долго не мог выговорить ни слова. Наконец сказал:
   – Ты прекрасна.
   – Разве я когда-нибудь была иной?
   – Дай мне поглядеть на тебя, – сказал он медленно чужим голосом.
   Он простер к ней руки, неуверенно, как лунатик. Сердце его глухо колотилось. Он двигался тяжело, будто придавленный огромной толщей воды. Он все ходил, ходил вокруг нее, бережно прикасаясь к ее телу.
   – Ты что, не нагляделся на меня за все эти годы?
   – И никогда не нагляжусь… – сказал он, и глаза его налились слезами.
   – О чем ты хотел говорить со мной?
   – Подожди, пожалуйста, немного подожди.
   Он сел, внезапно ослабев, на кушетку, прижал дрожащие руки к груди. Зажмурился.
   – Это просто непостижимо. Это тоже кошмар. Как они сумели сделать тебя?
   – Нам запрещено говорить об этом. Нарушается иллюзия.
   – Какое-то колдовство.
   – Нет, наука.
   Руки у нее были теплые. Ногти совершенны, как морские раковины. И нигде ни малейшего изъяна, ни единого шва. Он глядел на нее, и ему вспоминались слова, которые они так часто читали вместе в те счастливые дни: «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими… Как лента алая губы твои, а уста твои любезны… Два сосца твоих как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями… Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе» [1 - Здесь и далее цитаты из Библии («Песнь песней»).].
   – Джордж!
   – Что?
   Глаза его были ледяные.
   Ему захотелось поцеловать ее.
   «…Мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана».
   – Джордж!
   Оглушительный шум в ушах. Комната перед глазами пошла ходуном.
   – Да-да, сейчас, одну минуту…
   Он затряс головой, чтобы вытряхнуть из нее шум.
   «О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дочь княжеская! Округление бедер твоих, как ожерелье, творение искусного художника…»
   – Как им это удалось? – вскричал он.
   Так быстро! За три часа, пока он спал. Как это они расплавили золото, укрепили тончайшие часовые пружинки, алмазы, блестки, конфетти, драгоценные рубины, жидкое серебро, медные проволочки? А ее волосы? Их спряли металлические насекомые? Нет, наверно, золотисто-желтое пламя залили в форму и дали ему затвердеть…
   – Если ты будешь говорить об этом, я сейчас же уйду, – сказала она.
   – Нет-нет, не уходи!
   – Тогда ближе к делу, – холодно сказала она. – Ты хотел говорить со мной о Леонарде.
   – Подожди, об этом немного позже.
   – Нет, сейчас, – настаивала она.
   В нем уже не было гнева. Все как будто смыло волной, когда он ее увидел. Он чувствовал себя гадким мальчишкой.
   – Зачем ты пришел ко мне? – спросила она без улыбки.
   – Прошу тебя…
   – Нет, отвечай. Если насчет Леонарда, то ты же знаешь, что я люблю его.
   – Замолчи! – Он зажал уши руками.
   Она не унималась.
   – Тебе отлично известно, что я сейчас все время с ним. Я теперь бываю с Леонардом там, где бывали мы с тобой. Помнишь лужайку на Монте-Верде? Мы с ним были там на прошлой неделе. Месяц назад мы летали в Афины, взяли с собой ящик шампанского.
   Он облизал пересохшие губы.
   – Ты не виновата, не виновата! – Он вскочил и схватил ее за руки. – Ты только что появилась на свет, ты не она. Виновата она, не ты. Ты совсем другая.
   – Неправда, – сказала женщина. – Я и есть она. Я могу поступать только так, как она. Во мне нет ни грамма того, чего нет в ней. Практически мы с ней одно и то же.
   – Но ты же не вела себя так, как она?
   – Я вела себя именно так. Я целовала его.
   – Ты не могла, ты только что родилась!
   – Да, но из ее прошлого и из твоей памяти.
   – Послушай, – умолял он, тряся ее, пытаясь заставить себя слушать, – может быть, можно… может быть, можно… ну, заплатить больше денег? И увезти тебя отсюда? Мы улетим в Париж, в Стокгольм, куда хочешь!
   Она рассмеялась:
   – Куклы не продаются. Их дают только напрокат.
   – Но у меня есть деньги!
   – Это уже пробовали, давным-давно. Нельзя. От этого люди сходят с ума. Даже то, что делается, – незаконно, ты же знаешь. Мы существуем потому, что власти смотрят на нас сквозь пальцы.
   – Кэти, я хочу одного – быть с тобой.
   – Это невозможно – ведь я та же самая Кэти, вся до последней клетки. А потом, мы остерегаемся конкуренции. Куклы не разрешается вывозить из здания фирмы: при вскрытии могут разгадать наши секреты. И хватит об этом. Я же предупреждала тебя: об этом говорить не надо. Уничтожишь иллюзию. Уходя, будешь чувствовать себя неудовлетворенным. Ты ведь заплатил – так делай то, за чем пришел сюда.
   – Но я не хочу убивать тебя.
   – Часть твоего существа хочет. Ты просто подавляешь в себе это желание, не даешь ему прорваться.
   Он вынул пистолет из кармана:
   – Я старый дурак. Мне не надо было приходить сюда… Ты так прекрасна!
   – Сегодня вечером я снова встречусь с Леонардом.
   – Замолчи.
   – Завтра утром мы улетаем в Париж.
   – Ты слышала, что я сказал?
   – А оттуда в Стокгольм. – Она весело рассмеялась и потрепала его по подбородку. – Так-то, мой толстячок.
   Что-то зашевелилось в нем. Он побледнел. Он ясно понимал, что происходит: скрытый гнев, отвращение, ненависть пульсировали в нем, а тончайшие телепатические паутинки в феноменальном механизме ее головы улавливали эти сигналы смерти. Марионетка! Он сам и управлял ее телом с помощью невидимых нитей.
   – Пухленький чудачок. А ведь когда-то был красив.
   – Перестань!
   – Ты старый, старый, а мне ведь только тридцать один год. Ах, Джордж, как же слеп ты был – работал, а я тем временем опять влюбилась. А Леонард просто прелесть, правда?
   Он поднял пистолет, не глядя на нее.
   – Кэти.
   – «Голова его – чистое золото…» – прошептала она.
   – Кэти, не надо! – крикнул он.
   – «…Кудри его волнистые и черные, как вороново крыло… Руки его – золото, украшенное топазами!»
   Откуда у нее эти слова «Песни песней»? Они звучат в его мозгу – как же получается, что она их произносит?
   – Кэти, не заставляй меня это делать!
   – «Щеки его – цветник ароматный… – бормотала она, закрыв глаза и неслышно ступая по комнате. – Живот его изваян из слоновой кости… Ноги его – мраморные столпы…»
   – Кэти! – взвизгнул он.
   Выстрел.
   – «Уста его – сладость…»
   «…Вот кто мой возлюбленный…»
   Еще выстрел.
   Она упала.
   – Кэти, Кэти, Кэти!!!
   Он всадил в нее еще четыре пули.
   Она лежала и дергалась. Ее бесчувственный рот широко раскрылся, и какой-то механизм, уже зверски изуродованный, заставлял ее повторять вновь и вновь: «Возлюбленный, возлюбленный…»
   Джордж Хилл потерял сознание.

   Он очнулся от прикосновения прохладной влажной ткани к его лбу.
   – Все кончено, – сказал темноволосый человек.
   – Кончено? – переспросил Джордж шепотом.
   Темноволосый кивнул.
   Джордж бессильно глянул на свои руки. Он помнил, что они были в крови. Он упал на пол, когда потерял сознание, но и сейчас в нем еще жило воспоминание о том, что по его рукам потоком льется настоящая кровь.
   Сейчас руки его были чисто вымыты.
   – Мне нужно уйти, – сказал Джордж Хилл.
   – Если вы чувствуете, что можете…
   – Вполне. – Он встал. – Уеду в Париж. Начну все сначала. Звонить Кэти и вообще ничего такого делать, наверно, не следует.
   – Кэти мертва.
   – Ах да, конечно, я же убил ее! Господи, кровь была совсем как настоящая…
   – Мы очень гордимся этой деталью.
   Хилл спустился на лифте в вестибюль и вышел на улицу. Лил дождь. Но ему хотелось часами бродить по городу. Он очистился от гнева и жажды убийства. Воспоминание было так ужасно, что он понимал: ему уже никогда не захочется убить. Даже если настоящая Кэти появилась бы сейчас перед ним, он возблагодарил бы Бога и упал, позабыв обо всем на свете, к ее ногам. Но она была мертва. Он сделал, что собирался. Он попрал закон, и никто об этом не узнает.
   Прохладные капли дождя освежали лицо. Он должен немедленно уехать, пока не прошло это чувство очищения. В конце концов, какой смысл в этих «очистительных» процедурах, если снова браться за старое? Главное назначение кукол в том и заключается, чтобы предупреждать реальные преступления. Захотелось тебе избить, убить или помучить кого-нибудь, вот и отведи душу на марионетке… Возвращаться домой нет решительно никакого смысла. Возможно, Кэти сейчас там, а ему хотелось думать о ней только как о мертвой – он ведь об этом должным образом позаботился.
   Он остановился у края тротуара и смотрел на проносящиеся мимо машины. Он глубоко вдыхал свежий воздух и ощущал, как постепенно спадает напряжение.
   – Мистер Хилл? – проговорил голос рядом с ним.
   – Да. В чем дело?
   На его руке щелкнули наручники.
   – Вы арестованы.
   – Но…
   – Следуйте за мной. Смит, арестуйте остальных наверху.
   – Вы не имеете права…
   – За убийство – имеем.
   Гром грянул с неба.

   Без десяти девять вечера. Вот уже десять дней как льет не переставая дождь. Он и сейчас поливает стены тюрьмы. Джордж высунул руки через решетку окна, и капли дождя теперь собирались в маленькие лужицы на его дрожащих ладонях.
   Дверь лязгнула, но он не пошевелился, руки его по-прежнему мокнут под дождем. Адвокат глянул на спину Хилла, стоявшего на стуле у окна, и сказал:
   – Все кончено. Сегодня ночью вас казнят.
   – Я не убийца. Это была просто кукла, – сказал Хилл, прислушиваясь к шуму дождя.
   – Таков закон, и ничего тут не поделаешь. Вы знаете. Других ведь тоже приговорили. Президент компании «Марионетки, инкорпорейтед» умрет в полночь, три его помощника – в час ночи. Ваша очередь – половина второго.
   – Благодарю, – сказал Хилл. – Вы сделали все, что могли. Видимо, это все-таки было убийство, даже если убил я не живого человека. Намерение было, умысел и план тоже. Не хватало только живой Кэти.
   – Вы попали в неудачный момент, – сказал адвокат. – Десять лет назад вам бы не вынесли смертного приговора. Через десять лет вас бы тоже не тронули. А сейчас им нужен предметный урок – мальчик для битья. Ажиотаж вокруг кукол принял за последний год просто фантастические размеры. Надо припугнуть публику, и припугнуть всерьез. Иначе бог знает до чего мы можем докатиться. У этой проблемы есть ведь и религиозно-этический аспект: где начинается – или кончается – жизнь, что такое роботы – живые существа или машины? В чем-то они очень близки к живым: они реагируют на внешние импульсы, они даже мыслят. Вы же знаете: два месяца назад был издан закон «О живых роботах». Под действие этого закона вы и подпали. Просто неудачный момент, только и всего…
   – Правительство поступает правильно, теперь мне стало ясно, – сказал Хилл.
   – Я рад, что вы понимаете позицию правосудия.
   – Да. Не могут же они легализовать убийство. Даже такое условное – с применением телепатии, механизмов и воска. С их стороны было бы лицемерием отпустить меня безнаказанным. Я совершил преступление. И все время с того часа чувствовал себя преступником. Чувствовал, что заслуживаю наказания. Странно, правда? Вот как общество властвует над сознанием человека. Оно заставляет человека чувствовать себя виновным даже тогда, когда вроде бы и нет оснований для этого…
   – Мне пора. Может быть, у вас есть какие-нибудь поручения?
   – Нет, спасибо, мне ничего не нужно.
   – Прощайте, мистер Хилл.
   Дверь захлопнулась.
   Джордж Хилл продолжал стоять на стуле у окна, сплетя мокрые от дождя руки за решеткой. На стене вспыхнула красная лампочка, и голос из репродуктора сказал:
   – Мистер Хилл, здесь ваша жена. Она просит свидания с вами.
   Он стиснул решетку руками.
   «Она мертва», – подумал он.
   – Мистер Хилл, – снова окликнул его голос.
   – Она мертва. Я убил ее.
   – Ваша жена ожидает здесь. Вы хотите ее видеть?
   – Я видел, как она упала, я застрелил ее, я видел, как она упала мертвой!
   – Мистер Хилл, вы меня слышите?
   – Да-да, – закричал он, колотя о стену кулаками. – Слышу! Слышу вас! Она мертва, мертва и пусть оставит меня в покое! Я убил ее, я не хочу ее видеть, она мертва!
   Пауза.
   – Хорошо, мистер Хилл, – пробормотал голос.
   Красный свет погас.
   В небе вспыхнула молния, озарила его лицо. Он прижался разгоряченной щекой к прутьям решетки и долго стоял так, а дождь лил и лил. Наконец где-то внизу открылась дверь, и из тюремной канцелярии вышли две фигуры в плащах. Они остановились под ярким дуговым фонарем и подняли головы.
   Это была Кэти. И рядом с ней Леонард Фелпс.
   – Кэти!
   Она отвернулась. Мужчина взял ее под руку. Они побежали под черным дождем через дорогу и сели в приземистую машину.
   – Кэти! – Крича, он дергал прутья решетки, колотил кулаками по бетонному подоконнику. – Она жива! Эй, надзиратель! Я видел ее. Она жива! Я не убил ее, меня можно отпустить на свободу! Я никого не убивал, это все шутка, ошибка, я видел, видел ее! Кэти, вернись, скажи им, что ты жива! Кэти!
   В камеру вбежали надзиратели.
   – Вы не смеете казнить меня! Я не совершил никакого преступления! Кэти жива, я сейчас видел ее!
   – Мы тоже видели ее, сэр.
   – Тогда освободите меня! Освободите!
   «Этого не может быть, они просто сошли с ума!»
   Он задохнулся и едва не упал.
   – Суд уже вынес свой приговор, сэр.
   – Но это несправедливо!
   Он подпрыгнул и вцепился в решетку, дико крича.
   Машина тронулась с места, увозя Кэти и Леонарда. Увозя их в Париж, и в Афины, и в Венецию, а весной – в Лондон, летом – в Стокгольм, осенью – в Вену.
   – Кэти, вернись! Кэти, ты не можешь так со мной поступить!
   Красные задние фары машины удалялись, подмигивая сквозь завесу холодного дождя. Надзиратели надвинулись сзади и схватили его, а он все продолжал кричать.