-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Александр Георгиевич Романовский
|
| Ярость рвет цепи
-------
Александр Романовский
Ярость рвет цепи
«…Можешь воровать и отнимать, но не убий.
Прячься днем, охоться ночью.
Мегаполис – твой враг.
Безволосые – его прислужники; не доверяй им.
Живи свободным, но помни – опасность повсюду…»
Заветы Волчьего Племени.
Собравшись с духом, Курт распахнул дверь.
Металлическая плита нехотя провернулась на несмазанных петлях, издав жалобный скрип. За проемом находилось то самое помещение, которое он долгие годы старался обходить стороной. Неприятные запахи, наводившие на мысли об иглах и сверлах, заставляли мех на загривке подниматься торчком. Волчата никогда не крутились поблизости, инстинктивно стараясь убраться от Лазарета подальше.
Но сегодня был особенный случай. Многолетний страх исчез, смытый куда более неприятными чувствами. Курт перешагнул через порог и устремился в глубь помещения. Он чувствовал присутствие молодой волчицы, втягивал ноздрями ее родной запах.
У стен стояли кровати, застеленные простынями – такими белыми, что от них резало глаза. В дальнем углу виднелись два кресла. Одно из них, с большим подголовником, Курт изучил досконально (как, впрочем, и большинство других волчат). На этом кресле ему довелось познакомиться с крохотными, совершенно невзрачными сверлами, которые, тем не менее, причиняли страшную боль, вонзаясь в клыки. Но Доктор орудовал им с таким мастерством, что зубы прекращали болеть до следующего раза.
Назначение второго кресла, имевшего крайне причудливые формы, было для Курта уже не столь очевидным. Когда-то, когда он был неразумным щенком, он, в отсутствие Доктора, пытался на него усесться, но не получил от этого эксперимента никакого удовольствия. Ясно было одно: в странном кресле позволялось сидеть только Волчицам. Как щенки тех ни расспрашивали, женщины хранили молчание.
Как бы там ни было, сегодня эта загадка менее всего занимала Курта.
Он ступал по гладкому полу бесшумно, опасаясь разбудить сестру, хотя и знал, что это не удастся и стае бесноватых щенков. Та уже две недели приходила в себя лишь на несколько минут, но Курта, как правило, не было рядом.
Вскоре он замер перед кроватью, что стояла у самого края. Звуки и запахи Стаи не долетали в этот угол. Полупрозрачная ширма закрывала койку от искусственного света, насекомых и неосторожных взглядов. Из-за этой неверной преграды доносилось хриплое дыхание – слишком громкое, ведь настоящий Волк контролирует себя даже во сне. Лишь услышав это дыхание, Курт почувствовал, как чья-то холодная лапа сдавила сердце. Запах Волчицы был гораздо печальнее – кисловатый и влажный.
Помедлив пару секунд, Курт протянул лапу и отодвинул ширму.
Джейн лежала на белоснежных простынях. Голова с всклокоченной шерстью покоилась на плоской подушке. Рот был приоткрыт, внутри лежал бледно-розовый язык. Глаза плотно закрыты. Черный сухой нос едва-едва отражал желтый свет.
Курт так стиснул кулаки, что когти вонзились в ладони. Сестра была столь беспомощной, такой беззащитной… Она даже не могла постоять за себя, но совсем недавно считалась в Стае одним из самых опасных бойцов. Сейчас же мягкий мех как-то поблек, утратив серебристый отлив. Сильное тело заметно похудело, под кожей проступили ребра.
– Привет, приятель.
Вздрогнув, Курт обернулся. Здесь ему не грозила опасность, но дело было в другом. Он так глубоко погрузился в себя, что не ощутил приближения другого самца. Определенно, это был плохой признак. От рефлексов, напоминавших крыс на раскаленной сковородке, остались лишь воспоминания. Болезнь сестры отбирала силы и у него.
Кивнув Доктору, он отвернулся к кровати.
Оба молчали. Курт не знал, о чем еще можно спросить. Два дня назад они проговорили всю ночь, но так и не пришли к чему-то конкретному. Очевидным было только одно: простого решения не существовало.
Молодой Волк ощупал взглядом гибкую полую трубку, по которой стекала голубоватая жидкость. Она поступала из прозрачного мешочка, что болтался на специальном штативе. Другой конец трубки заканчивался металлической иглой.
Доктор день ото дня накачивал Волчицу какими-то жидкостями, но лучше ей не становилось. Невидимое пламя высушивало ее изнутри, пожирало заживо. В голове у Курта вертелись странные, непривычные слова: злокачественная опухоль, метастазы, антибиотики, блокада, облучение гамма-лучами, хирургическая операция… Все, что касалось болезни, имелось в Лазарете, сокрытое внутри тела Волчицы. Но то, что могло бы сойти за лекарство, осталось где-то наверху, за пределами Убежища.
Все, что Доктор мог делать – это подвешивать к штативу все новые мешки с разноцветными жидкостями. Курт понимал, что не имел права сердиться, и все же ничего не мог собой поделать. Доктор делал все, что было в его силах, но не мог творить чудеса.
На это был способен только Спаситель.
Развернувшись, Волк направился в сторону скрипучей двери.
– Надеюсь, – раздалось за спиной, – ты не собираешься наделать глупостей, малыш?..
Курт заворчал, а потом сказал:
– По крайней мере, я не собираюсь сидеть и ждать, пока она умрет.
Ответом ему стал тихий вздох. Этот печальный звук провождал молодого Волка до самой двери, заставляя все более ускорять шаги. Он пулей выскочил в коридор и помчался к выходу.
Визит в Лазарет был обычной формальностью. И, отчасти, отвлекающим маневром. Присутствие брата не могло помочь Джейн, а только, напротив, приближало жуткий конец – пока он беспомощно ждал, когда Спаситель совершит чудо. Тем не менее, один вид страдающей сестры укрепил волю Курта, убедил, что другого выхода не существует.
Когда-то он позволил умереть своей матери. Она покинула их внезапно и тихо, будто кто-то погасил свечу. Брат и сестра были еще сопливыми щенятами пяти лет от роду. Они могли только смотреть и ждать. Но беспомощный щенок превратился в сильного Волка.
Теперь он мог кое-что изменить.
Возле выхода в Общий Зал Курт заставил себя успокоиться. Не годиться, если остальные Волки заметят его возбуждение. Они могут что-то заподозрить, и, чего доброго, попытаются его остановить. Им было наплевать на Волчицу, на ее боль и страдания. Их заботило лишь то, чтобы Убежище осталось неприкосновенным для безволосых – Священной Тайной Волчьего Племени.
В Зале было непривычно тихо. Несколько взрослых Волков беседовали за большим столом, да кучка щенков возилась с игрушками, которые родители похитили у безволосых. Огромное помещение протиралось на пару сотен метров, перегороженное через равные промежутки железобетонными сваями. Вдоль потолка тянулись металлические трубы, дававшие тепло. Вдоль стен стояла ветхая мебель, древние телевизоры, книжные стеллажи и прочий хлам, который Волки десятилетиями стаскивали в свое Убежище.
О том нелегком времени, когда Стая перебиралась сюда из соседнего района, Старейшина рассказывал страшные предания. Он сам был тогда всего лишь неразумным щенком, и, преимущественно, знал обо всех этих событиях со слов матери. Его отец, как и остальные Волки, прикрывали Стаю с тыла и флангов, а Волчицы переносили щенков в новое Убежище. С тех пор этот день почитался в Стае как День Скорби и Памяти.
Старейшина любил повторять, что причиной всех этих нелегких перемен послужила глупость одного-единственного щенка, который повадился выходить на поверхность без должной осмотрительности.
Почему-то Курту на ум лезли именно эти слова.
Мотнув головой, Волк отогнал все сомнения. Похоже, никто не собирался рискнуть своей шкурой и преградить ему дорогу. Старейшина сильно сдал в последнее время, потому как в противном случае наверняка заметил бы терзавшую Курта Страйкера боль. С другой стороны, Доктор не мог все это время скрывать свои подозрения при себе.
Стая, безусловно, сочувствовала молодым Волкам – сестре и брату, убитому горем, – однако, вероятно, никто даже в мыслях не мог предположить, на что способен разочарованный Курт.
Собственно, у него не оставалось иного выхода. Никто не предложил своей помощи, за исключением украденных медикаментов и справочников. Специальное оборудование, о котором талдычил Доктор, было чересчур громоздким, чтобы можно было попытаться притащить его сюда. Оно превосходно охранялось, потому как стоило чрезвычайно дорого. Более того, Доктор очень сомневался, что смог бы использовать все эти приборы, попади таковые ему прямо в лапы. Это говорило о том, что вместе с оборудованием следовало похитить одного-двух безволосых.
Подобное мероприятие явно не под силу одному-единственному Волку – пусть даже молодому, сильному, и крайне упрямому. Курт нуждался в помощниках, а Старейшина ни за что не позволил бы привести безволосых в Убежище. Но, даже если допустить, что чудо свершится, безволосых пришлось бы убить, а это уже противоречило Первой Заповеди…
Куда ни повернись – везде препоны.
Не было ничего удивительного, что Курт решился на крайние меры. Боги и Судьба не оставили ему иного выбора. Если уж кому-то из безволосых так или иначе придется отдать жизнь за юную Волчицу, пусть это случится осмысленно и целенаправленно.
Впервые в жизни Курт Страйкер нуждался в деньгах. Прежде они с Джейн воровали или отбирали все, в чем нуждалась, прямо на улицах, у случайных безволосых (если, разумеется, этого не могла предоставить Стая). Но не на этот раз. Волк катастрофически нуждался в тех бумажках, или, на худой конец, электронных чипах, которые так ценили безволосые. Он даже виделся с хозяином нелегальной клиники, и тот сообщил, что почти наверняка вылечит Джейн. Для этого, конечно, требовались деньги. Причем немало – гораздо больше, чем носили с собой обитатели уличного дна. Одной бессонной ночью Курт вел подсчеты – ему пришлось бы ограбить примерно полторы сотни людей, чтобы заполучить искомую сумму…
Волк миновал Зал и вышел в коридор, по обе стороны которого тянулись проемы закрытых дверей. Из щелей тянулись старые, привычные запахи – вяленое мясо, соленые овощи, замороженные полуфабрикаты… Семьдесят процентов этих продуктов числились в Неприкосновенном Запасе: старые Волки то и дело твердили, что безволосые могут заинтересоваться Стаей, и Волкам придется лечь на самое дно. Последний раз, когда это случилось, никто из Стаи не покидал Убежища долгих три месяца, пока Старейшина не решил, что угроза миновала.
Теперь Курт думал об этих событиях с непочтительным оскалом. Он почти наверняка был уверен, что, если даже его затея удастся, Старейшина и все остальные о ней непременно узнают. Последний раз Заветы были нарушены много лет назад, задолго до рождения Курта. Тем не менее, участь преступников не вызывала сомнений; Старейшина не раз утверждал, что без колебаний свершит волю Предков.
Как бы там ни было, молодой Волк беспокоился об этом в самую последнюю очередь. Джейн выздоровеет, и, даже если брата изгонят из Стаи, это будет наилучшим исходом. Так Курту казалось.
Вскоре кладовые, источавшие привлекательные ароматы, остались за спиной. Волк распахнул тяжелую дверь и вышел к Лестнице. Узкие металлические ступени уводили наверх, в мир безволосых. К небу, ярким огням и не менее пестрому воздуху.
Невольно затаив дыхание, Курт приступил к подъему. Некоторые ступени хранили секреты, напичканные взрывчаткой и стальными гвоздями, – Лестница считалась первым рубежом обороны. Молодой Волк еще щенком мог легко миновать все ловушки, даже с закрытыми глазами. Большинство были весьма примитивны, но, за исключением безволосых, у Стаи не было природных врагов. А те становились такими беспомощными, когда у них отбирали хитроумные электронные игрушки.
На верхней площадке Лестницы находился пост Стражи. Все Волки, достигшие совершеннолетнего возраста, но еще далекие от того, чтобы участвовать в Совете, попеременно дежурили на этом самом месте. Курту также неоднократно доводилось нести это почетное бремя, и он с раздражением вспоминал часы ожидания, заполненные бездействием и далекими шорохами.
Сегодня дежурил Мамут. Он достиг совершеннолетия прошлой зимой, но был младше Курта на целых два года. Кроме того, Мамут уступал ростом на семь сантиметров, не говоря уже о массе и физической силе. Курт не сомневался, что без труда преодолеет это препятствие.
Завидев Курта, Мамут тут же расслабился, но все же спросил:
– Стой, кто идет?
– Это я, Страйкер, – ответил Курт. – Мне нужно ненадолго уйти.
Мамут с подозрением смерил его взглядом. Как и любой, кому когда-либо доводилось нести стражу у Лестницы, часовой имел при себе нож, копье с титановым наконечником и девятизарядный пистолет. Последний лежал в потертой кожаной кобуре, что висела у Волка на поясе. Пистолет являлся священным достоянием Стаи, и, согласно преданию, когда-то принадлежал самому Корригу – прародителю расы Волков. Извлекать оружие из кобуры без должной причины строго возбранялось, а потому мало кто из Волков мог похвастаться тем, что видел его в деле.
Как бы там ни было, Мамут не мог даже помыслить об этом.
– Ты выходил только вчера. Что происходит, Курт?
Волк подавил всплеск раздражения. В конце-концов, этот парнишка стоял на посту, один против целого мира.
– Мне нужно еще, – ответил Курт. – Имеешь что-нибудь против?..
Мамут медленно покачал головой.
– Я – нет. А вот Старейшина – почти наверняка. Безволосые что-то сильно оживились в последнее время, и мне велели быть настороже. То, что ты бегаешь на поверхность чаще, чем справляешь нужду, явно выходит за пределы разумного.
Тут Страйкер не выдержал. Ощерившись, он злобно зарычал.
За порогом его ожидало дело, за которое любого Волка без колебаний изгонят из Стаи. А какой-то щенок решил умничать и читать нотации, хотя исход разговора был уже предрешен!.. Вероятно, это его второе или третье дежурство, не больше.
– Вот что, Мамут, – прошипел он. – Если ты сейчас не откроешь Ворота, я прошибу их твоей головой. Усек?..
Мамут, вздрогнув, подался назад. От Курта не укрылось, как он перехватил древко копья. Страйкер невольно подумал, какой же смехотворной была эта зашита – не от него, а от Вселенной безволосых, простиравшейся за этой дверью. У них были такое оружие, что титановый наконечник покажется просто зубочисткой.
Но часовой, похоже, прочно вошел в роль.
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать, – заявил он. – Сейчас я – представляю всю Стаю, и могу задавать любые вопросы. Зачем тебе на поверхность?
– Это тебя не касается. Если забыл, твоя задача – не впускать безволосых. А вместо этого ты наглеешь и строишь из себя большого начальника, вместо того, чтобы слушать звуки за дверью. – Вспомнив кое-что, Курт усмехнулся. – Или ты хочешь, чтобы родители Кэти узнали, с какой целью ты прячешь под подушкой резинки безволосых?..
Самоуверенное выражение тут же схлынуло с морды Мамута. Естественно – это был удар ниже пояса. Папаша Кэти славился строгостью и консервативностью взглядов – особенно в отношении собственных дочерей. Еще он славился тем, что, предположительно, мог одним ударом оторвать безволосому голову. В Стае это принималось за аксиому.
Бормоча под нос ругательства, Мамут развернулся и принялся отодвигать засовы. Пожалуй, дверь была самым прочным предметом в Убежище. Ее вес составлял около центнера, а ширина – метр с небольшим. Она открывалась наружу, петли были надежно утоплены в стальном косяке. Однако, несмотря на это, никто из Волков не сомневался, что при желании безволосые справятся с этой преградой играючи. Дверь предназначалась для того, чтобы как можно дольше удержать их у Лестницы. Выходом Номер Два пользоваться запрещалось, однако все отлично знали, где он находится, и каковы ведущие к нему кратчайшие маршруты.
Курт нетерпеливо придвинулся к двери и помог Мамуту справиться с последними засовами. Всего их было около дюжины – толстые титановые полосы, загнанные в боковой косяк, пол и потолок. Рядом с правым косяком тускло мерцало оконце монитора, на который поступало изображение с внешней камеры. Та была отлично замаскирована и находилась на изрядном удалении от Выхода – даже щенок мог с первого взгляда отличить безволосого от нормального Волка.
Несколько секунд Мамут внимательно изучал изображение, и лишь после этого ухватил дверную ручку. Та представляла собой внушительную металлическую скобу, за которую могли взяться трое Волков. Курт зашел с левой стороны, уперся в дверь, и они с натугой толкнули. Дверь приоткрылась – без малейшего скрипа, – настолько, чтобы Страйкер смог протиснуться в щель, ни сантиметром больше.
Не говоря ни слова, Волк прыгнул вперед. Наконец-то он свободен.
Что и говорить, шантаж – подлая штука, но весьма эффективная.
Принюхиваясь и внимательно глядя по сторонам, Курт мчался по огромному подвалу. Вокруг, словно змеи, тянулись толстые трубы, энергетические кабели, оптоволокно и прочие штуки. Коммуникации надежно крепились под потолком, изредка сползая на пол и стены. Как правило, они появлялись из специальных колодцев в полу, и, проползая энное расстояние, исчезали где-то наверху. В бескрайнем подвале не было ни генераторов, ни других сложных механизмов. Расстояние от пола до потолка составляло менее двух метров, – достаточно, чтобы обнаружить и устранить любое повреждение. Кое-где появлялись стены, назначение которых было для Курта не вполне очевидным. Разноцветные буквы и стрелки указывали направления, разъясняя техникам, что и где они смогут разыскать.
Тут, в этом подполье, находился один из энергетически-коммуникативных узлов ближайшего Улья. Не самый главный, но далеко не последний. Обслуживающий персонал появлялся здесь очень нечасто, потому как строился Улей на совесть. Стая могла беспрепятственно красть у безволосых тепло, воду, энергию и даже информацию, однако делала это строго дозировано. Наверху не должны ничего заподозрить.
Как бы там ни было, Убежище располагалось крайне удачно. Здесь не появлялись уличные отщепенцы, потому как коммуникации являлись собственностью Улья. Тот «аппендикс», в котором обитала Стая, не имел особого значения, о первоначальном же его назначении можно было только гадать. Возможно, это было нечто сродни бункеру или тайнику, задуманный архитекторами и забытый жильцами.
Он отсутствовал на всех официальных планах и схемах, что порождало в Стае самые различные слухи. Утверждали даже, что перед Переселением Волки пошли на сделку с безволосыми, чтобы те стерли «аппендикс» со всех чертежей. Это было весьма похоже на правду, потому как Старейшина давно подыскал для Стаи другое местечко, если дела пойдут совсем уж неважно. Местонахождение нового Убежища хранилось в строгом секрете – даже среди членов Совета.
Курт мчался среди толстых бетонных колонн, петлял и сворачивал, почти не задумываясь о маршруте и собственных действиях. Он изучил все это подполье еще щенком, когда мир безволосых казался особенно привлекательным. Но совсем недавно Волку стало мерещиться, как непомерная тяжесть давит на грудь, желает раздавить, смять беззащитную плоть. С ума сводила одна лишь попытка представить, сколько над головой находилось бетона и стали. Улей был необъятен.
Единственной возможностью избавиться от этого кошмара были вылазки на поверхность, – но только на время. Как всегда, время пробегало слишком быстро. Курт вновь и вновь принимался сожалеть, что так глупо им распорядился. Он возвращался в затхлое подполье, падал на койку, и, чтобы заглушить нараставшую боль, принимался мечтать. О думал о разных вещах, но, как правило, о том времени, когда они с Джейн покинут Стаю, чтобы поселиться где-то на поверхности, поближе к небу, солнцу и звездам… Сознание того, что этому никогда не суждено случиться, делало мечты еще слаще. Это был запретный плод, о котором никто не догадывался.
Хотя, с другой стороны, думать так было весьма самонадеянно.
Курт бежал по бетонному полу, перепрыгивал через трубы и пучки силовых кабелей. Его путь освещал ровный желтый свет, излучаемый лампами накаливания. Сенсоры заранее обнаруживали приближение твердого тела, после чего давали команду светильникам. Но, стоило Курту промчаться мимо, как лампы тут же выключались. Несколько метров полумрака, и другие сенсоры обнаруживали появление Волка.
Свет мчался вместе с ним, хотя Страйкер не нуждался даже в этом спутнике. Безволосые любили всякого рода удобства, не терпели темноты и легко могли заблудиться в собственных жилищах, ежели там вдруг отключат электричество. Курту было трудно представить, как они жили с таким обонянием, полагаясь только на зрение.
С другой стороны, у них была куча других преимуществ, о которых Волки могли только мечтать. Машины, обладавшие практически сверхъестественными возможностями, превосходные еда и питье, жилища, обставленные с роскошью и пафосом, мягкие безволосые самки… Наконец, они могли ходить где угодно, не прячась по душным подвалам!.. Они жили, будто короли, в своих недосягаемых Ульях.
Осознав всю низость собственных мыслей, молодой Волк невольно сбросил темп. Жизнь с каждой секундой выходила из тела сестры, а брат продолжал мечтать о своем запретном плоде. Даже эту вылазку, которая могла оказаться для Джейн последним шансом, Курт воспринимал как новую возможность коснуться этого плода.
Неопределенное будущее одновременно страшило и притягивало его. Он никогда не слыхал об участи тех Волков, которых в прошлом изгоняли из Стаи. Что, в общем-то, было неудивительно – из памяти изгнанников предварительно стирали всю информацию о местонахождении Убежища.
Страйкер никогда не решился бы уйти из Стаи. Тем не менее, нечто в нем страстно этого желало.
Осознав страшную мысль, Курт даже запнулся.
Возможно ли, что он решился на это злодеяние вовсе не из-за страдавшей сестры? Может ли быть, что это нечто, заставлявшее снова и снова подниматься на поверхность, подтолкнуло на дорогу, с которой нет возврата?! Втайне от себя самого он желал, чтобы его изгнали из Стаи. Вот только знал, что не переживет такого позора.
И подходящий случай представился.
Упрямо стиснув челюсти, Курт устремился вперед. Лампы пролетали мимо так быстро, что превратились в смазанные желтые пятна. До выхода осталось лапой подать. Что с того, если его догадка – правда? Что это меняет?.. Он любит свою сестру и сделает все, чтобы ее спасти. Если Богам угодно, чтобы его мечты осуществились именно этим причудливым образом… Что ж, тем лучше. Он готов.
Наконец ноги вынести его к лестнице. Никаких ступеней, одни холодные и неудобные поручни. Проем в потолке был аккурат такого размера, чтобы в него смог протиснуться крупный безволосый. Волкам это удавалось без труда, хотя когти порядком мешали обхватывать поручни.
Прежде чем приступить к подъему, Курт задержал дыхание и около минуты прислушивался. Остроконечные уши чуть подрагивали, улавливая малейшие колебания акустической среды. Ничего. Даже приложив левое ухо к металлическому поручню, он не услышал ни единого шороха. Безволосые вновь бродили где-то далеко.
Страйкер начал подъем. Лапы скользили по холодному металлу, и, чтобы не сорваться, приходилось прилагать изрядные усилия. Через несколько секунд голова вынырнула из бетонной полыньи. Показался следующий ярус – по сути, практически ничем не отличающийся от предыдущего. Изощренности и глупости безволосых можно было лишь поражаться (ну и, конечно, завидовать). Они возводили свои Улья для того, чтобы сэкономить место для прочих особей. Однако, на деле получалось, что огромные помещения предназначались исключительно для того, чтобы обслуживать другие. И – до бесконечности. В таком случае, кто сидел на самом верху?.. Это была одна из тех загадок, которые Курт никак не мог решить.
Помедлив, он вновь прислушался, попробовал воздух на вкус. Ничего. Но вдруг совсем рядом раздался тихий шорох, словно что-то тащили по бетонному полу. Волк осторожно выглянул наружу.
Как он и думал, это оказался один из роботов-ремонтников, которых безволосые выпускали в подвал, чтобы чинить мелкие поломки. Внешне эта машина напоминала таракана – большого, с блестящим металлическим хитином. Он неторопливо перебирал тонкими ножками, продвигаясь куда-то по своим делам и освещая дорогу фонариком. Казалось, робота ничуть не заботило, что происходит вокруг, но Старейшина советовал держаться от этих штуковин подальше. Радиосвязь в подполье была ужасной, ввиду обилия бетонных преград и высоковольтных кабелей, поэтому тараканы-ремонтники были предоставлены самим себе. Тем не менее, безволосые могли научить их обращать внимание на все подозрительное, а также запоминать увиденное. Появление таких шпионов имело бы для Стаи крайне печальные последствия.
Как Волк ни торопился, природная осторожность победила. Он ждал, повиснув на поручнях, пока стальной таракан не уберется на достаточное расстояние. Это был парадокс номер два – безволосые создавали одни машины, а затем другие – чтобы те обслуживали предыдущих. Стало быть, у этого таракана также имелись свои слуги, тогда как на подземном ярусе обитали его повелители – генераторы, распределители, трансформаторы и прочие, прочие… А где-то в самой глуби, если верить слухам, находился подлинный Властитель – ядерный реактор, энергия которого питала весь Улей. Концентрация безволосых была там особенно велика. Огромный лифт опускался и поднимался дважды в сутки, когда сменялись рабочие. Даже безволосые не осмеливались переложить всю ответственность на одних лишь машин.
Дождавшись, когда блики фонарика погаснут вдали, Страйкер продолжил подъем. Он миновал еще два уровня, заполненных тьмой и тишиной – лишь на расстоянии мерцали мониторы, да перемигивались диоды. Каждый лестничный пролет предусматривал короткую задержку: поручни начинались чуть правее от проемов в полу, чтобы техникам не пришлось лететь чересчур далеко. Кое-кто из Волков проверил это на собственной шкуре. Безволосые предвидели многое, и все-таки отнюдь не все.
Вскоре холодные поручни окончились. Потолок на этом уровне был много выше, нежели на предыдущих. Светильники безразлично освещали огромное пространство. Вокруг, пока хватало глаз, возвышались ровные ряды одинаковых металлических ящиков. Внутри что-то время от времени попискивало, трещало и звякало. Именно сюда безволосые любили захаживать чаще всего, однако никого в пределах видимости не оказалось.
Курт взобрался на металлическую площадку, огороженную поручнями, и направился в сторону проема. Как обычно, не доходя пару метров, Волк замер с благоговением. За этой дверью простирался внешний мир. Казалось, его запахи проникали даже сквозь толстый металл – такие манящие и завлекательные, – чего, конечно, быть не могло.
Прежде чем подойти к двери, Курт внимательно изучил картинки на трех мониторах. Камеры транслировали изображение извне, под разными ракурсами. На каждом из мониторов, разумеется, была внешняя сторона двери, лестница и кусок улицы. Инструкция, выведенная на стене большими черными буквами, наставляла сперва удостовериться, что в пределах видимости нет подозрительных субъектов, и лишь после выходить наружу. (Невзирая на то, что охранники Улья жестоко карали нарушителей, улица с прежней скоростью плодила отчаявшихся.)
В отличие от техников, Страйкер не опасался грабителей, а потому изучал мониторы именно на предмет обслуживающего персонала. Было бы весьма нелепо, если не сказать большего, столкнуться с безволосыми нос к носу у самого порога. Но улица и лестница были абсолютно пусты, никто не затаился под перилами или ступеньками, хотя насчет мусорных баррикад ничего определенного сказать было нельзя.
Курт протянул лапу и нежно прикоснулся к белым клавишам. Когти тихо стучали по пластику, пока Волк осторожно, словно молитву, набирал пятизначный код. Цифры пылали в мозгу обжигающим пламенем. В истории нынешнего Убежища уже случалось, что безволосые, не потрудившись уведомить нелегальных жильцов, самовольно меняли последовательность. Страйкер молил Богов, чтобы этого не случилось именно сегодня. В противном случае пришлось бы возвращаться, чтобы прихватить машинку – бесценное достояние Стаи – которая могла взломать любой электронный замок. А это вызвало бы массу нежелательных проблем и вопросов.
Как оказалось, Боги ничего не имели против. Замок без возражений принял код и щелкнул запорами. Курт положил лапу на дверную ручку и мягко нажал. Дверь беззвучно распахнулась. Ночная прохлада хлынула в проем, взъерошила шерсть на загривке.
Не теряя ни секунды, Волк переступил порог и вернул дверь на место. Он мчался по лестнице, перепрыгивая через две-три ступени, чтобы как можно быстрее оказаться на земле. Никто не должен заметить его вблизи двери или лестницы. Только спрыгнув на асфальт и пробежав несколько метров, он позволил себе сбавить темп.
Разнообразные запахи кружили вокруг, смешиваясь и принимая самые невероятные оттенки. После целомудренной стерильности Улья такой хаос шокировал, обрушивался на обоняние Курта подобно кувалде. Сперва ему даже казалось, будто он воспринимает запахи почти визуально – разноцветные струи исходили от своих источников, парили в воздухе, образовывая причудливые сюрреалистические фигуры. Большинство запахов были окрашены в темные тона – коричневый, серый, бардовый…Ну и, конечно, множество оттенков. Поскольку их источниками служил мусор, лежавший вокруг в изобилии, Страйкер не мог бы сказать, что ему все это по душе. Тем не менее, именно здесь, на поверхности, он мог по-настоящему ощутить всю мощь собственных чувств. Считанные секунды спустя Волк был абсолютно уверен, что поблизости нет ни одного живого существа – за исключением, пожалуй, нескольких крыс, копошившихся в мусоре.
Курт открыл глаза. Его зрение ощутимо уступало обонянию, и все же ему с лихвой хватало рассеянного света луны, звезд и отблесков Улья, чтобы фиксировать мельчайшие подробности.
Подворотня оканчивалась тупиком. К стене Улья, словно в поисках защиты, прильнуло какое-то здание с выщербленными провалами окон. Курт ни разу не видел, чтобы внутри мелькнул чей-либо силуэт или вспыхнул огонек; служба безопасности Улья, очевидно, регулярно проводили там дезинфекцию, как и во многих других «прилипалах».
Металлическая лестница, ведущая к дверному проему, ломала себе хребет всего единожды. Расстояние от земли до верхней площадки составляло никак не менее восьми метров – разумная предосторожность, не более. Когда в Улье случались прорывы магистралей (или, что было больше похоже на правду, техники «продували» системы, совершенно не беспокоясь о близлежащих кварталах), вода и дерьмо поднимались в низинах на несколько метров.
С противоположной стороны тупик ограждала высокая бетонная стена, по гребню которой тянулась колючая проволока. Судя по огромному пролому, что имел место у выхода из подворотни, данная преграда уже давно никого не могла защитить. Форма дыры утверждала о том, что когда-то в стену въехал танк, и это Курта уже давно перестало удивлять. В просветах колючей проволоки маячили крыши Гетто – кварталы, населенные теми, кому не посчастливилось получить местечко в одном из Ульев. С другой стороны, соответственно, были видны ярусы гигантского сооружения, и колючая проволока на этом фоне смотрелась еще более уместно.
Подумав об этом, Курт машинально задрал голову. С такого ракурса, когда он стоял практически вплотную к колоссальной стене, вид открывался не слишком впечатляющий. Всего-навсего плоская темная поверхность, усыпанная гроздьями разноцветных огней. Порой это зрелище напоминало Волку одну из тех взлетных полос, что он видел на фотографиях и голограммах. В такие моменты ему хотелось стать реактивным истребителем, чтобы одним прыжком добраться до звездной пучины.
Опустив голову, Страйкер вспомнил о том, что сперва требуется привести себя в порядок. Безволосые наверняка не слишком обрадуются, если обнаружат в непосредственной близости зубастого парня, покрытого густой шерстью с ног до головы. В убежище Волки могли разгуливать вовсе без одежды, пусть даже на четырех лапах, но здесь это было смертельно опасно.
Курт запахнул куртку, оправил джинсы и натянул на голову капюшон. Так он ничуть не выделялся из толпы, если, конечно, кто-нибудь не станет присматриваться слишком внимательно. Однако и тогда любопытствующий обнаружит лишь слегка выступающие челюсти, шерсть на которой была скрупулезно подстрижена, чтобы напоминать щетину. Если не раскрывать рта, его вполне могли принять за обычного урода, которых бродило немало по улицам. Нос также был покрыт шерстью, и имел непривычно-приплюснутую форму. Но, как уже было проверено, тень от капюшона неплохо скрывала эти детали – до определенной степени, конечно.
Убедившись, что все формальности соблюдены, Курт направился к выходу из подворотни. Ему не требовалось глядеть на часы, что болтались в кармане – какой-то внутренний механизм отсчитывал время с точностью до пяти минут. Если он не будет медлить, то прибудет на место с разумным опережением, чтобы проверить обстановку.
Время назначил заказчик, Курт – территорию.
Он неплохо знал окрестности Улья, однако инстинкт требовал, чтобы потенциальные враги находились как можно дальше от Стаи. Молодой Волк делал петли и запутывал следы, повинуясь тихому голосу, звучащему в крови. Должно быть, так поступали и четвероногие предки. Как ни странно, их с потомком разделяли отнюдь не долгие миллионы эволюционных лет, а лишь две-три хромосомы.
Выйдя из подворотни, Страйкер свернул на север. Он двигался быстро, но не слишком, чтобы не привлекать излишнего внимания. Улица была пуста, если не считать нескольких силуэтов, маячивших в отдалении. Разбитое асфальтовое полотно обступили угрюмые дома, самый высокий из которых насчитывал всего шесть этажей. Пустые проемы дверей и окон, казалось, с подозрением глядели в спину одинокому путнику. Энтропия не щадила ветхих стен, углубляя трещины и обнажая кирпичную кладку.
Тем не менее, каждый из этих домов был значительно моложе Улья. Казалось, они прижались к большому собрату, словно побитые дворняги. Улью же – назвать который «домом» не поворачивался язык – было на них наплевать. Причем во всех смыслах. Мелкий предмет, сброшенный с высоты нескольких сотен метров, мог с легкостью пробить бетонную стену.
Будущие квартиранты, дававшие подряды на строительство этих домов, о таком повороте не задумались. Жилье в Улье было им не по карману, и они решили, что близкое соседство – тоже неплохо. Сперва, конечно так и было. Близость Улья имела неоспоримые преимущества, которые снесло первой же «продувкой». Следом на крыши посыпался град разнообразного мусора; обитателям верхних ярусов было искренне наплевать, что творится внизу. Крыши пришли в негодность, а следом и квартиры.
А теперь, несколько десятилетий спустя, службы безопасности Улья регулярно проводили в прилегающих районах профилактические мероприятия, носившие сленговое название «дезинфекция». На деле же таковые состояли в принудительном выселении нелегальных жильцов, потому как снести все эти развалюхи стоило слишком дорого. Кроме того, они создавали «буфер» между Ульем и Гетто, а охранники тренировались в ожидании грядущих операций, что также казалось разумным.
Поэтому Курт без опаски шагал вперед, ничуть не опасаясь, что кто-то заступит дорогу. Он держал путь в глубь Гетто, туда, где город ждал и ненавидел, злобно поглядывая в сторону Ульев. Все отщепенцы были едины в своих чувствах к этим бетонным громадам, а потому присматривали друг за другом с особой настороженностью. По сути, у них было лишь два пути наверх: сказочно разбогатеть, либо занять некий высокий государственный пост. Как первое, так и второе случалось не часто, но, тем не менее, все остальные начинали дружно ненавидеть счастливчиков.
Существовал, впрочем, третий путь: через официальную программу. Вместе с тем, никто ее не принимал всерьез. Обитатели Ульев также имели привычку обзаводиться потомством, поэтому, даже если теплое местечко по каким-либо причинам освобождалось, на него сразу же находилась пара сотен претендентов из «местных»…
Вскоре перспектива расширилась. Страйкер вновь поднял голову и на ходу разглядывал гигантскую стену, необъятную как в высоту, так и в ширину. По мере удаления становилось очевидным, что поверхность Улья только казалась идеальной. Тут и там выступали разномастные балконы, подвесные галереи, межярусные лифты, фронтоны… Металлическими зарослями топорщились спутниковые антенны. Окна полыхали всеми цветами спектра, а кое-где даже зловеще пульсировали.
Канатные дороги были едва различимы на фоне черного небосвода. Где-то у самого горизонта мчалась огненная точка – куда быстрее, нежели любая из падающих звезд. Это был огненный хвост лифта на реактивной тяге, того самого транспортного средства, что был доступен лишь немыслимым богачам. Они путешествовали из одного Улья в другой, не марая дорогие туфли грязной землей. Большая часть канатных лифтов соединяли между собой лишь избранные Ярусы. Гораздо ниже начинались «трассы» транспорта для публики победнее, – фуникулеров и прочих подвесных кибиток, из которых можно было посматривать на Гетто с пренебрежением, стараясь, чтобы попутчики при этом не особо пихались локтями, объявляя во всеуслышание, что «В этом доме я когда-то жил, представляете?..»
Курт сам не заметил, как вновь окунулся в сладкие грезы. Внутри Улья было практически все, что требовалось для беззаботной жизни. Помимо прозаичного жилья, там размещались десятки, сотни увеселительных (и не слишком) заведений: кинотеатры, ночные клубы, библиотеки, спортивные площадки (включая несколько акров для гольфа и полевого пейнтбола), бассейны, рестораны, а также невероятное количество торговых точек. Помимо разнообразных контор, Улей имел собственную биржу. И, наконец, кладбище.
Обитатель Улья, чьи родители были достаточно состоятельны, без особого напряжения мог там родиться, прожить жизнь и умереть, ни разу не ступив на грешную землю.
И, по мнению Курта, потеряли бы не многое.
Взгляд его поднимался все выше, вдоль пунктирных линий десятков тысяч окон. Там, на верхних ярусах, обитали истинные властители Мегаполиса. У них было все, что только может иметь человек. Они сидели на этом Олимпе, крайне редко спускаясь на землю. Бизнесмены, высокопоставленные чиновники, крупные политики, гангстеры, звезды головидения, дорогие путаны, просто богатые люди… На каждого жильца одного из верхних ярусов приходилось такое количество пространства, о каком соседи снизу (не говоря о простых городских обывателях) могли лишь мечтать.
Страйкер отнюдь не впервые заметил, что вся эта масса холеных безволосых являлась антиподом Волчьего Племени – загнанного под землю, затравленного бесконечными гонениями. Тем не менее, Курт думал о них исключительно с благоговейным почтением. Он им дико завидовал, но почему-то эта зависть не перерастала в ненависть, как происходило в умах большинства Волков. Что толку в ненависти?..
Курт миновал взглядом плоскую крышу и уперся в Купол. Тот маячил где-то у самых облаков, даже выше, нежели самый верхний ярус Улья (что, впрочем, казалось Волку полной фантастикой). Прозрачная полусфера масляно блестела, – вероятно, недавно прошел дождь. Звезды выглядели из-за бронированных стекол еще более привлекательно, как и недосягаемо. Луна едва-едва успела стартовать, и начинала свой неспешный полет.
Все это действительно казалось весьма впечатляющим, однако медики по-прежнему не советовали любоваться небесными красотами без соответствующего укрытия над головой. Купол служил таким укрытием для всего Мегаполиса, и был возведен одним из первых в мире. Чистое небо уже давно не было безопасным, хотя и продолжало умиротворять – на разумном расстоянии. Кожа человека, угодившего под кислотный дождь, погибала в течении нескольких часов. Но ведь были еще ураганы, шторма, пылевые бури… Солнечная радиация, наконец, которую останки озонового слоя фильтровали лишь символически. Земледелие и курортный бизнес исчезли как таковые. Старушка-Земля, судя по всему, твердо вознамерилась стереть квартирантов с собственного лица.
Чтобы оттянуть конец, человечеству пришлось сплотиться в Мегаполисах и законсервировать себя под Куполами. Последние изготовляли по стандартному проекту – из тысяч квадратных метров особого стекла и титановой арматуры. Побег к звездам так и остался уделом «космических опер». Правительства большинства государств лоббировались финансовыми корпорациями, считавшими, что космические исследования не слишком рентабельны. Как ни странно, падение Советского Союза навсегда перечеркнуло надежду человечества на прыжок к другим мирам.
Поэтому пришлось довольствоваться одним-единственным.
Пшеницу и другие культуры выращивали в особых гидрапонических тоннелях, глубоко под Мегаполисом. Вода поступала из артезианских скважин, но и тогда тщательно фильтровалась – чем выше по ярусам Ульев, тем тщательнее. В Славном Новом Мире единственным средством побега из-под постылых Куполов служили смерть… и виртуальное пространство. Невзирая на тяжелые условия, население росло. Полиция и другие службы давно махнули на все рукой, и фактически видоизменились в частную охрану – содействие оказывалась только тому, кто мог за это заплатить.
Что же касается Ульев, то первоначально таковые задумывались как опоры для Купола. Не больше. А затем какому-то умнику пришло в голову, что это было бы весьма расточительно – разместить горожан по горизонтали, вместо того, чтобы распихать по вертикали.
Поскольку для поддержания Купола требовалось лишь пять опор, Ульев в Мегаполисах тоже было по пять. Центральный, соответственно, самый высокий, в нем и обитало Волчье Племя. Остальные – чуть ниже, расположенные на юге и севере. Ульи были удалены друг от друга на несколько километров, дабы грунт (и без того укрепленный настолько, насколько это было возможно), не проседал под титанической массой.
С планетарной орбиты Мегаполис походил на игральный кубик, упавший пятеркой вверх. Вся Земля казалась усыпанной такими «пятерками». Инопланетные гости – ежели таковым и впрямь что-то понадобится на умиравшей планете – вероятно, очень удивятся подобному зрелищу.
Затем Курт подумал, что ни разу в жизни не видел настоящего солнца, не чувствовал прикосновения его смертоносных лучей. (Как, впрочем, и остальные Волки в Стае.) О характере фразы «Какой солнечный день!» можно было только догадываться.
Разумеется, он еще щенком видел фотографии, голограммы и двухмерные фильмы, однако все это могло дать лишь приблизительное представление. Что касалось стим-конструктов, то Старейшина категорически запрещал их использовать, или же подключаться к Сети непосредственно сознанием. Когда-то Курт сильно возмущался по этому поводу, решив в конце концов, будто Старейшина просто-напросто не желает показывать, чего их лишили безволосые. Это могло превратить жизнь Волков в пытку. Dura Lex, sed Lex. Но нередко Страйкер подвергал и это сомнению.
Споткнувшись о древний кирпич, Курт вернулся к реальной действительности. Грезы засосали его без предупреждения, и он сам не заметил, как прошел почти всю улицу. До окончания «буферной зоны» оставался всего один квартал. Дальше тянулась так называемая «спорная территория». Охрана Улья появлялась в тех местах не слишком часто, и все-таки Гетто брало начало немного севернее. Оба эти обстоятельства способствовали тому, что на «спорной территории» селились те, кому больше некуда было податься. Уличные банды то и дело меняли границы владений, устраивая кровавые разборки.
Как бы там ни было, Стая тоже была своего рода бандой, и ее члены привыкли ходить по этим местам беспрепятственно. Все, кто когда-либо пытался их задевать, жестоко за это поплатились. Волки не давали друг друга в обиду, чем и славились. Следовало лишь глядеть в оба, да принюхиваться в обе ноздри, чтобы источники потенциальной опасности могли заблаговременно убраться с дороги.
Страйкер шел по тротуару, вдоль череды мрачных серых фасадов. На разбитом асфальте лежали кучи разнообразного мусора – начиная осколками стекла, и заканчивая рваными контрацептивами. По проезжей части время от времени пробегали длиннохвостые тушки, шнырявшие в поисках чего-либо, что сгодилось бы за корм. Волк в который раз вознес хвалу Богу за то, что смог раздобыть прочные армейские ботинки. В Убежище поддерживалась почти стерильная чистота, и даже молочные щенки могли бегать без обуви. Поверхность же так и кишела бактериями.
Запахи также варьировались от отталкивающих до тошнотворных. Время от времени из оконных проемов и дверей подъездов доносилась отвратительная вонь, наводившая на мысли о гниении, разложении и трупных червях. Мало того, что обитатели трущоб регулярно выясняли отношения, охрана Улья не редко забывала увезти тела, оставшиеся после «дезинфекции». Поход через эту полосу смрада был для Волка настоящим испытанием – новизна ощущений отчего-то не притуплялась со временем.
Тем не менее, он ощутил присутствие безволосых задолго до того, как их увидел. Он прятались на следующем перекрестке, за углом трехэтажного здания. Их было как минимум двое. Они не принимали ванну уже пару месяцев и жутко воняли дешевым спиртным. Курт понятия не имел, каким образом они узнали о его приближении: то ли у них был дозорный на одной из крыш, то ли они просто стояли тут уже несколько часов, дожидаясь, пока какой-нибудь богач выйдет из Улья на прогулку. Как одно, так и другое казалось весьма вероятным. Эти безволосые наверняка дошли до такой степени отчаяния, что отважились бы атаковать и вооруженный кортеж.
Вероятнее же всего казалось то, что они дожидались хоть кого-нибудь, кого можно ограбить на пару монет. В Улье были сотни входов и выходов, однако настоящие богачи пользовались ими очень нечасто.
Во всяком случае, нападение на Волка являлось еще более бесперспективным занятием. Брать у членов Стаи нечего, зато проблем не оберешься.
Страйкер оглянулся, проверяя тыл. Более всего он опасался снайпера, что мог окопаться на одной из крыш или верхнем этаже. Однако, как правило, соответствующего оружия у отщепенцев не было, да и быть не могло. Поэтому Курт отошел от стены, и, не сбавляя скорости, приготовился к бою. Тело напряглось, мышцы налились звериной энергией.
Когда он вышел из-за угла, оборванцы встрепенулись, словно и впрямь не ожидали чьего-либо появления. Их было трое, каждый держал в руках куски металлических труб. У одного за поясом торчал длинный нож, который он извлек привычным движением.
Заметив, что незнакомец один, все трое расслабились и двинулись вперед. Двое забирали на несколько градусов в стороны, третий шел прямо к Курту. Все трое поигрывали дубинками. В их движениях было что-то деловито-неспешное, как будто они вовсе не впервые проделывали эту процедуру. Страйкер мог только предположить, сколько трупов на их совести. Тем не менее, он не собирался их убивать. Предков Стаи называли «санитарами леса», и все-таки, с обретением разума, они познали Заветы.
Подняв голову, Курт изучил лицо каждого безволосого. Они были небриты, покрыты ссадинами и волдырями. Губы растянулись в кровожадных оскалах, обнажив гнилые зубы. В глазах плясали сумасшедшие огни. Но – всего несколько мгновений.
Все трое остановились и в замешательстве уставились на Страйкера.
Тот быстро понял, в чем дело. Чтобы поглядеть на оборванцев, он поднял голову, а вместе с нею – капюшон. Желтые глаза, сверкавшие в полумраке, будто фары отраженного света, уставились на безволосых.
Вероятно, они сочли это не слишком умиротворяющим зрелищем.
Переглянувшись, все трое бросились наутек.
Курт улыбался, глядя им вслед. Он мог бы легко их догнать, однако в этом не было нужды. Сегодня кому-то из безволосых и без того придется расстаться с жизнью. А Волк не нуждался в тренировке.
Оглядевшись напоследок, он продолжил путь.
Разумеется, у Стаи была своя репутация. В основном таковую образовывал городской фольклор: легенды, предания, страшные истории, а также самые прозаичные слухи и сплетни. Волки регулярно появлялись на улицах, чтобы раздобыть еду, одежду и прочие необходимые вещи. Во время таких мероприятий им неизбежно приходилось сталкиваться с безволосыми нос к носу. Волки появлялись из тьмы и столь же внезапно исчезали. Те, кто был достаточно умен, чтобы не вступать в конфронтацию, отделывался лишь легким испугам. Иные, бывало, оставались калеками. Они-то и служили рассказчиками тех самых историй, в которых фигурировали древние монстры – детенышей, как правило, эти байки забавляли.
Но полиция и власти, должно быть, не принимали их всерьез. А если сочувствующие и находились, то отнюдь не торопились что-либо предпринимать по этому поводу. Волки не задевали никого, кто обладал достаточным влиянием и состоянием, чтобы Стае доставить неприятности. Во всяком случае, – подумал Курт, – до этой ночи.
Заветы Волчьего Пламени запрещали убивать безволосых. Тем не менее, у каждого правила были свои исключения. Старейшина разъяснял их волчатам до той степени, когда они превращались в своего рода BIOS. Волки могли убивать безволосых в порядке необходимой обороны, когда не оставалось иного выхода. Если безволосые загоняли Волка в угол, тому оставалось лишь стоять насмерть. И, наконец, безволосого позволялось убить, если он видел слишком многое, но других свидетелей поблизости не было. Тем не менее, даже в этом случае следовало просто сломать шею, не пуская в ход клыки или когти – необычные травмы могли насторожить полицию.
На деле эти наставления превратились в простой ритуал. Последний случай убийства Волком безволосого имел место двадцать лет назад, когда Курт едва успел появиться на свет. Убийцей был их с Джейн отец, поднявшийся на поверхность за едой для щенят. Безволосые стояли у Волка на пути, и тот смел их, как порыв урагана. Старики тогда шептались, будто это нехороший знак – убить безволосого на другой день после рождения сына. Но отцу было плевать на досужие домыслы.
Как-то он ушел, и… уже не вернулся.
С тех пор утекло много воды. Волки без возражений получали то, что хотели. Те, кто по незнанию или недомыслию атаковали их самих, крайне быстро понимали эту ошибку.
До конца «спорной территории» оставалось всего пара кварталов, когда на пути Страйкера появилось очередное препятствие.
Волк почуял запах безволосых загодя, и успел подготовиться. Как и в предыдущий раз, они притаились за углом. Судя по сильному запаху бензина, у них было какое-то транспортное средство. Подойдя еще ближе, Курт услышал голоса. Безволосые обсуждали какие-то сплетни, но не настолько громко, чтобы кто-то посторонний узнал подробности.
Прильнув к стене, Курт немного помедлил. Это было довольно странным. Обычно он успевал миновать «буфер» и «спорную зону», не встретив ни одного безволосого. Как правило, чьи-то силуэты мелькали на параллельных улицах, но Волк умело избегал ненужных встреч. Сегодня же трущобы, казалось, специально подсовывали под ноги собственных обитателей. Можно было бы их обойти, что, впрочем, и времени бы отняло немало. Насколько Страйкер знал эти места, ближайшие проходы не отличались проходимостью. Он избрал наиболее кратчайший путь, а кто-то стоял у него на дороге.
Приняв решение, Волк двинулся вперед.
Как и в предыдущий раз, жилы напряглись, в движениях появилась звериная грация. Откуда-то взялся соблазн опуститься на четыре лапы, который Курт не без труда подавил.
Он вышел на переулок в центре проезжей части. Безволосых было четверо. В отличие от предыдущих, эти представляли очевидную угрозу: крепкие молодые парни, бритые наголо. В ушах болтались серьги в форме черепа. Все четверо были одеты в черную кожу, усыпанную блестящими побрякушками. Рядом стоял длинный черный автомобиль. На дверцах и капоте красовались белые черепа – символ одной из уличных банд.
Вряд ли они вышли на дело, – решил Курт. Дом, возле которого был припаркован автомобиль, отличался более-менее приличным состоянием. Кое-где в окнах даже горел свет. Жидких отблесков хватало, чтобы иллюминировать весь перекресток. Проемы были закрыты шторами, на которые проецировались чьи-то силуэты. Так было не всегда, и все-таки Страйкер обычно обходил этот переулок стороной – если, конечно, не слишком спешил. А так, как сегодня, он спешил впервые в жизни.
Бритоголовые продолжали самозабвенную беседу, пока Волк не вышел на открытое пространство. Он было решил, что успеет проскользнуть, когда на него соизволили обратить внимание.
– Эй, ты! – раздалось со стороны.
Следом прозвучал хруст кожаной куртки. И – щелчок затвора.
Курт остановился. Он не поворачивал голову, а лишь прислушивался, что происходит возле машины. Парни молчали, разглядывая незнакомца. Один держал в руке пистолет.
– Мы с тобой разговариваем, – сказал другой. – Обернись-ка.
В хриплом голосе звучал вызов, а также несокрушимая уверенность в собственных силах. Парни знали, что какой-то оборванец – им не противник, и все же не могли позволить ему просто так пройти мимо. Курт понятия не имел, чем он им не понравился. Поблизости не было самок, на которых было можно произвести впечатление. Значит, парни вовсе не так круты, и спешили утвердиться прежде всего в собственных глазах. Другое дело, что объект они избрали не совсем подходящий.
Волк медленно повернулся. Провал капюшона уставился на парней.
Один действительно держал пистолет, направив ствол в грудь Курту. Трое других стояли рядом, ухмыляясь. По всей видимости, они даже не догадывались, какой опасности подвергались.
Страйкер размышлял. Конечно, он мог бы прямо сейчас броситься наутек, и, вероятно, ему удалось бы уйти. Но тот, что держал пистолет, почти наверняка принялся бы палить ему вслед. Возможно даже, что бритые сели бы в машину и устроили погоню – на расстоянии пары кварталов от начала цивилизации, огни которой уже сверкали вдали. Стрельба и погоня привлекла бы внимание к силуэту бегущего, в движениях которого было нечто не вполне человеческое. Кроме того, сейчас Курт имел куда больше шансов увернуться от пули – стоя на месте, регистрируя каждое движение ствола.
Он анализировал ситуацию холодно и отстраненно, будто глядел в тактический дисплей. Тем не менее, что-то внутри него противилось бегству. Это нечто готовилось драться, и, казалось, говорило: «Хватит бегать, почувствуй мощь зверя!..»
Курту надоело бегать.
Но бритоголовые, по всей видимости, рассчитывали повеселиться.
– Что ты здесь делаешь?
– Просто шел мимо, – ответил Страйкер. – А что?..
Бритоголовые переглянулись. К встречным вопросам они не привыкли.
– Это наша территория. И здесь нельзя ходить без разрешения.
Курт кивнул, и как можно более миролюбиво ответил:
– Что ж, прошу прощения. Больше этого не повторится. – Он все еще рассчитывал избежать драки, как ни раздражала его сама ситуация. Время уже было потеряно, но, возможно, удастся сохранить энергию. – Я пошел, ладно?..
Бритоголовые вновь переглянулись.
– Мне что-то твой голос знаком, – сказал тот, что до этого молчал.
Курт чрезвычайно удивился такому заявлению. Бритую четверку он видел впервые в жизни.
– Сними-ка свой капюшон, приятель. Мы хотим на тебя взглянуть. – Ствол пистолета чуть шевельнулся, будто в подтверждение сказанного. – Но медленно, без фокусов.
Курт не шевелился. Если он выполнит требование, этим парням придется умереть. Они увидят Волка, и, не исключено, вздумают устроить своей крутости настоящую проверку. Курт же потеряет драгоценное время и куда больше энергии. Кроме того, ему так или иначе придется их убить – случай как раз подпадал под исключение из Первого Завета. Банда Черепа – это уже не шутки. Если она узнает, что Волки существуют на самом деле, и частенько появляются в этих самых местах…
Проблема требовала немедленно разрешения.
И тут распахнулась дверь.
Бритые вздрогнули. Страйкер приготовился рвать когти, однако ствол пистолета по-прежнему смотрел ему в грудь.
Из подъезда вышел мужчина, облаченный в длинный черный плащ. Даже на первый взгляд он казался значительно старше четырех крепышей, однако голова его также была выбрита начисто. Мертвенно-бледная кожа обтянула череп, подчеркивая каждый изгиб костной ткани. Казалось, стоит ему улыбнуться, и на затылке что-нибудь лопнет.
Эксцентричный облик довершали солнцезащитные очки.
Курту этот субъект сразу не понравился. От него пахло дорогой туалетной водой, но пряный запах не мог заглушить вонь другого рода. Только взглянув на голую голову, Страйкер тут же окрестил ее обладателя Черепом. В нем чувствовалось что-то отталкивающее, зловещее и темное – внутри, за бледной кожей и ароматом туалетной воды. Темные стекла очков, казалось, раскалились от пронзительного взгляда.
Волк чувствовал, как шерсть у него на загривке поднялась дыбом.
Казалось, Череп оценил ситуацию одним-единственным взглядом. Как ни странно, он сумел усмехнуться, а треск рвущейся кожи так и не раздался. Тонкие губы раздвинулись, обнажив два ряда белых зубов. Волку эта картина показалась весьма угрожающей.
Бритых помощников мужчина удостоил лишь небрежным жестом.
Голос напоминал скрежет ножа по сковороде:
– Оставьте его в покое. Парень вам не по зубам.
– Шеф, секунду!.. – Это был тот, что держал пистолет. – Какой-то тип бродит по нашей территории среди ночи, даже не спросив разрешения. По-моему, Питоны опять…
– Закрой рот, идиот, – приказал Череп, даже не повысив тона. – Ему можно ходить когда и где угодно, без чьего-либо разрешения. Кроме того, твое мнение никого не интересует.
Парень недовольно насупился, но пистолет опустил.
– Скажи спасибо, – добавил незнакомец, – что я появился вовремя.
Безволосые замолчали и уставились на Волка. Если это была ловушка или какой-то хитрый маневр, Курт не мог раскусить. Пребывая в замешательстве, он начал пятиться. Затем, сообразив, насколько комично это выглядит, развернулся спиной. Угроза, в конце концов, могла поджидать и сзади. Каждое мгновение он ждал – выстрела, удара, чего-угодно – готовясь отреагировать со скоростью молнии.
Но ничего не случилось. Он пересек проезжую часть и метнулся к стенам домов, где безволосые его не могли увидеть. Еще сотню метров он миновал быстрым шагом, продолжая прислушиваться к каждому шороху.
Случившееся его крайне озадачило.
Он понятия не имел, кем был безволосый в плаще. Предыдущие вылазки на поверхность, как правило, отличались кратковременностью и не располагали к излишнему любопытству. В политической обстановке на улицах трущоб Курт ориентировался неважно, но даже ему приходилось слышать о Черепе – главаре одноименной банды.
Подумав об этом, Волк окунулся в водоворот догадок и предположений.
Не может быть, чтобы его инстинктивная догадка оказалась правдой, и он встретил легендарного Черепа собственной персоной. Слухи утверждали, будто он никуда не выезжает без сопровождения двух-трех десятков охранников. Кроме того, абсолютно все в его бригаде, поголовно – во всех смыслах – регулярно брили головы. Курт еще мог предположить, что встретил кого-то, кто занимал в группировке высокое положение. Парни называли его «шефом», значит, это мог быть кто угодно.
Тем не менее, оставалась куча других вопросов. К примеру, почему он остановил своих людей?.. Ответов было два. Либо он в точности знал, кто прятался под капюшоном, либо хотел остановить бессмысленное кровопролитие. Последнее, учитывая репутацию Черепов, было маловероятно. Курт даже невольно огляделся – не разошлась ли куртка, не торчат ли где клочки меха. Но нет, все в порядке.
В таком случае… как он узнал?..
Поразмыслив, Волк пришел к одному-единственному выводу. В трущобах и днем бродит не слишком много людей. А те, кто осмеливаются ходить по ночам, в полном одиночестве, нахлобучив на голову капюшон, как правило, могут за себя постоять. В трущобах было полным-полно хищников: уличные стрелки, воинствующие проповедники, киборги, безумные андроиды… Все эти субъекты были способны на многое.
Таким образом, незнакомец просто не хотел рисковать.
Это объяснение было одинаково правдоподобным и успокаивающим.
Предположить, будто кто-то, занимающий в уличной банде довольно высокое положение, уже видел Волков, и даже ухитрялся отличать их от обычных людей, было слишком неприятно. А именно – равносильно признанию, что вся конспирация Стаи курам на смех.
У Курта и без этого проблем хватало. Если Старейшина его выслушает…
А впрочем, неважно.
Вряд ли они еще когда-либо встретятся, с тем странным человеком в черных очках. Достаточно и того, что на пути уже дважды попадались препятствия, хотя Волк едва успел покинуть Убежище. Будь он суеверен, его намерение довести задуманное до конца подверглось бы серьезным испытаниям.
Но этого так и не случилось.
Курт замедлил шаги, привел в порядок дыхание. Огни уже вовсю горели в конце улицы, дома которой образовывали своего рода тоннель. Неоновый блеск нарастал с каждым шагом, и, по мере этого, мусора под ногами наблюдалось все меньше. В оконных проемах часто горел ровный свет, – безволосые не спешили отходить ко сну. Запахи также мало-помалу облагораживались. В люминесцентных же кварталах Гетто обоняние Волка ожидало настоящее безумие. Вспомнив об этом, Курт непроизвольно поморщился. Некоторые Волки перевязывали носы, чтобы избавиться от назойливых запахов, но, по мнению Страйкера, это делало их слепыми, как безволосые.
Гетто начиналось постепенно. Первыми появились путаны, ведущие куда-то клиентов – вероятно, в «меблированные комнаты». Далее – злачные заведения самого низкого пошиба. Из распахнутых дверей доносился звон бутылок и пьяный смех. Зазывалы нещадно драли луженые глотки, стараясь перекричать конкурентов. Хамоватые нищие приставали ко всем, кто, пошатываясь, выходил наружу.
Курт шел мимо, старательно огибая лужи блевотины. К нему непрестанно обращались, звали «красавчиком», «глухим», «чуваком» и «джентльменом». Некоторые голоса принадлежали женщинам. Один раз на плечо легла чья-то рука, и Волк увернулся резким движением – это был единственный случай, когда к нему прикоснулись. Остальные, оценив широкие плечи и целеустремленную походку, благоразумно оставляли «джентльмена» в покое.
Курт отлично знал, что именно в этих кварталах, вплотную прилегающих к «цивилизованным» районам, преступлений совершалось значительно больше, нежели в трущобах. Поэтому он не терял бдительности, контролируя пространство вокруг себя на несколько метров. Расчет траекторий и уклонений от встреч происходил автоматически. Неподвижные фигуры оставались позади, а все, кто казались подозрительными, не могли приблизиться, как ни старались. Страйкеру нельзя было допустить даже того, чтобы кто-нибудь сорвал капюшон. Между тем, желающих было немало.
Обилие запахов заставляло ускорять шаги. Казалось, что выпивку тут разбавляли аккумуляторной кислотой. Жутко воняло горелое мясо, происхождение которого могло поставить в тупик даже биологов, не говоря о кулинарах. Немытые тела толпились везде, куда ни повернись.
Самое страшное заключалось в том, что весь этот бедлам был своего рода воротами в Гетто. «Веселые кварталы» знаменовали окончание трущоб и начало цивилизации». Как ни пытался Страйкер найти обходные пути, таковые, по всей видимости, лежали глубоко под землей, в канализационных тоннелях, а там воняло еще хуже.
Наконец это кошмар окончился. Не мог не окончиться.
Волк вынырнул на Бульвар, который носил громкое название «Сан-Сет», – по аналогии с далеким Лос-Анджелесом. Бульвар имел наиболее широкую проезжую часть во всем Мегаполисе, однако ночью предназначался исключительно для пеших прогулок (за исключением, конечно, специального транспорта – пожарной охраны, полиции, медицинской помощи, и длинных черных лимузинов с тонированными стеклами). Бульвар тянулся в востока на запад, благодаря чему получалось, что Солнце поднималось на одной его стороне, а заходило на противоположной.
Из-под Купола закаты выглядели особенно прекрасно. Смог и фабричные выбросы добавляли в палитру практически все цвета спектра: зеленый, бирюзовый, яшмовый, индиго, насыщенно-розовый… В декабре это буйство красок оттенялось северным сиянием – явлением, какие-то полвека назад непредставимым для этих широт. Как бы там ни было, его появление незамедлительно породило множество течений в современной живописи, как, например, «техногенный пейзаж».
Что касалось светила и его перемещений по небу, то Курт знал о закатах и рассветах лишь понаслышке. Это, впрочем, не мешало ему недоумевать, почему безволосые неустанно поражались этим константам. Другое дело, если бы солнце вздумало сесть, к примеру, где-то на севере.
Страйкер перешел на другую сторону улицы и чуть замедлил шаг, приноровляясь к средней скорости толпы. Здесь было гораздо просторнее, можно было шагать относительно прямо. По левую руку тянулась проезжая часть, по правую – заведения, одно-единственное назначение которых состояло в перемещении денежных сумм из карманов клиентов в сейфы хозяев. Способов для этого было бессчетное множество. Волк видел клубы, сверкающие неоновыми и голографическими вывесками; рестораны и бары; казино и театры; сетевые кафе для виртуальных подключений. Видел проституток, прейскуранты которых заметно отличались от общеизвестных котировок «веселых кварталов» – девицы зазывно улыбались и выставляли напоказ стройные ноги. Профессионалок «пасли» мордатые парни в аляповатых костюмах, на шее у каждого болталось по килограмму золоченого металла. Страйкер двигался мимо, и его провожали подозрительно-презрительными взглядами. Поношенная куртка, армейские ботинки и глубокий капюшон совершенно не вписывались в общую картину. От индивидов, одетых подобным образом, здесь ждали одних неприятностей.
Поэтому Курт продолжал идти, не задерживаясь ни на секунду. В прежние вылазки на поверхность ему было чрезвычайно интересно, а по Бульвару он ходил с распахнутой пастью. Сегодня же все мысли вертелись вокруг узкой койки в лазарете. Неоновый блеск ничуть не радовал глаз, а мельтешащие голограммы лишь раздражали.
Тем не менее, одной все-таки удалось вызвать кривую усмешку.
Огромное голографическое полотно, парящее над Бульваром, предлагало всем потенциальным донорам «сдать здоровые органы, получив за это билет наверх – в благодатные Ульи!..» Разноцветные буквы сменялись изображением семьи из четырех человек – мама, папа и двое детишек счастливо улыбались, глядя вниз через объективы оптических имплантантов. Мама кому-то махала металлической рукой.
От этой картины Курту захотелось взвыть на Луну. Та величаво скользила над Куполом, таращась на Землю миллионами кратеров, и, казалось, готовилась распахнуть зубастую пасть.
Безволосые, блуждающие по Бульвару, в точности придерживались законов броуновского движения. Это были как совсем юные молекулы (влюбленные и не совсем, держащиеся за руки или избегающие взглядов), так и более степенные частицы. Молодежь концентрировалась в компактные группки, бессильные противиться взаимному притяжению. Некоторые считали, будто ищут приключений, и выглядели весьма агрессивно – как парни, так и девицы. Им явно хотелось выместить на ком-то бурлящую энергию, а также злость, затаенную на весь этот мир. Но все они были слишком зелены, ухожены и прилично одеты, чтобы решиться на поход в «веселые кварталы». Думать, будто хочешь приключений, и получить их – совсем разные вещи. Здесь же, на Бульваре, было достаточно света, чтобы выглядеть крутыми, не опасаясь получить за это по шее.
Курт наблюдал самые невообразимые оттенки моды, косметологии и даже высоких технологий. Молодежь сооружала на головах какие-то хребты всех цветов спектра, покрывала лица боевой раскраской, а тела – сложными плетениями татуировок. Некоторые выставляли напоказ металлические протезы, оптические имплантанты и разъемы для шунтов, вживленные за ушными раковинами. Часть этих придатков мерцала фосфоресцирующим светом, или горела диодами – дабы никто не смог не заметить.
Но Волк замечал даже то, что скрывалось под причудливой одеждой. Кое-кто из парней имел при себе оружие, – ножи, дубинки и прочее. Огнестрельные игрушки были представлены в неизмеримо меньшем количестве. Страйкер, тем не менее, опасался вовсе не оружия. Некоторые электронные глаза, как ему было известно, имели свойство рентгенов, и позволяли видеть сквозь одежду. Стоили они баснословно дорого, а потому вряд ли могли оказаться в глазницах какого-то мальчугана из Гетто. И все же…
Волк продолжал всматриваться в толпу, отбирая наиболее опасные экземпляры. Ноздри ловили запахи парфюмерии, алкоголя, марихуаны, а также более сильных наркотиков.
Пару раз к нему пытались приблизиться несколько парней. Судя по всему, намерения у них были не вполне дружелюбные, но в то же время не достаточно серьезные. Курт легко уклонялся от встреч. Парни излучали враждебные флюиды, однако, почувствовав в неприметной фигуре что-то особенное, в погоню не бросились.
Остальные медленно шли по Бульвару, единые и разобщенные, нарочито не замечая друг друга. И, разумеется, сталкивались – точь-в-точь безмозглые молекулы.
Кое-где происходили короткие, но яростные стычки. Большие группы каким-то образом распределяли «полосы движения», поэтому дрались в основном два-три человека. Если это происходило на тротуарах, вблизи какого-либо заведения, приходилось вмешаться охране. Один раз Курту пришлось обогнуть двух безволосых, что есть мочи лупивших друг дружку у края проезжей части. Рядом стояла светловолосая девица, вероятно, послужившая причиной потасовки. В ее глазах была лишь равнодушная скука, тогда как охранники казино толпились на тротуаре, спорили и делали ставки. Страйкер прошел мимо, обогнув дерущихся по широкой дуге. Тут на перекресток вынырнули три полицейских, оседлавших квардроциклы. Бузотеры бросились в разные стороны; охранники разочарованно вздохнули. Когда рядом промчались квардроциклы, девица уже стояла в одиночестве. А через минуту входила в казино.
Волк ухмыльнулся.
Женщины. Вот кто не давал ему покоя, выворачивал мятущуюся душу наизнанку. По ночам Страйкер часто грезил о белокожих, мягкотелых женщинах, так не похожих на жилистых Волчицах. Это было совершенно нормально, ведь даже Доктор предупреждал о такой возможности. По сути, безволосые и Волчье Племя не слишком разнились, хотя, предположительно, не могли иметь общих детей.
В своих вылазках на поверхность Курт преследовал еще одну цель, далеко не столь очевидную, как любопытство и поиск пропитания. Инстинкт вел его за собой, заглушая доводы рассудка. Волк знал, что ничего путного из этого выйти не может, однако не мог остановиться. Тем не менее, всякий раз инстинкт самосохранения оказывался сильнее, и он покидал один из «веселых кварталов», – неудовлетворенный, злой и распаленный желанием. Утешало только одно – скоро настанет время, когда Совет Стаи решит, которая из молодых Волчиц наиболее подходит Курту Страйкеру. Они сыграют свадьбу и без промедлений приступят к продолжению рода…
Сегодня же, шагая по Сан-Сету, Волк все отчетливее сознавал, что ничему этому осуществиться не суждено. Этой ночью он преступит Завет, на всю жизнь обагрит лапы кровью.
Но это ничего, – подумал Курт. – Главное, чтобы Джейн…
Мысли о безволосых самках тут же отступили – до лучших времен, когда у молодого Страйкера не будет иного дома, кроме поверхности. Ему нечего будет таить, исключая собственную сущность, ведь Стая удалит из его памяти все воспоминания о своем Убежище.
Дойдя до перекрестка, он свернул. «Веселые кварталы» остались позади, и одновременно впереди – поблизости северных Ульев, также отчужденных ореолом унылых трущоб. Гетто простиралось посредине, будто полип меж гигантов. Попытайся те сблизиться, чтобы давить и крушить, как сама земля разверзнется у них под ногами.
Улица была гораздо теснее, нежели Бульвар, однако и здесь царило оживление. Ресторанам не требовалось платить астрономические арендные выплаты, что благотворно сказывалось на желудках и кошельках посетителей. Стоит всего на пару кварталов удалиться от Сан-Сета, как цены самым невероятным образом снижались вдвое. Эта загадка, вероятно, лежала в той области отношений, которую безволосые называли «бизнесом». Под эту категорию подпадали как заведения общественного питания, так и содержание борделей.
Центральный Улей нависал над головой, подавлял необъятной тяжестью. Колосс, держащий небо из стекловолоконных пластин и дорогостоящих металлических сплавов, что создавали в условиях полной невесомости. Далеко на севере показались два близнеца, также усыпанные миллионами огней. Расстояние делало их почти невзрачными, хотя по мере приближения становилось очевидным, насколько мал человек по сравнению с этими громадами. Практически незаметен.
Курт удвоил скорость шага, а вместе с нею – осторожность. Чем дальше в Гетто он погружался, тем меньше света становилось вокруг. Когда шум Бульвара затих вдали, а над крышами поднялось неоновое зарево, Волк окунулся в сонливую тишь жилых кварталов. Прохожих здесь было немного, но все они, как правило, переходили на другую сторону, завидев силуэт в капюшоне. Курт улыбался и продолжал путь. Он передвигался почти бесшумно, бросая через плечо настороженные взгляды – больше по привычке, нежели действительно в поисках «хвоста».
Он намеренно назначил встречу в этом районе, потому как посещал его и прежде. Когда-то, едва переступив порог зрелости, волчонок без труда бегал тут от частной охраны, еще не догадываясь, как помогут ему эти тренировки в недалеком будущем. Сегодня, почуяв и услышав патрули задолго до того, как те увидят его, Волк без труда уходил от встречи. Если обход не уводил от курса, Курт сворачивал на ближайшем перекрестке. Но, как правило, отступал в тень, дожидаясь, пока разговорчивые увальни не пройдут мимо. Либо ускорял темп, оставляя их далеко позади. А один раз запрыгнул на кирпичный забор, через равные промежутки украшенный массивными горгульями. Нахохлившись и растопырив руки, Волк стал почти гипсовым.
Вскоре он достиг цели. Достал часы – корпус из нержавеющей стали, усеянный сотнями царапин, – и сверился с фосфоресцирующими стрелками. Срок наступал через тридцать четыре минуты, аккурат в час пополуночи. Достаточно, чтобы тщательнейшим образом проверить, обнаружить и предотвратить любые сюрпризы.
Вряд ли контрагент уже прибыл. Безволосые вроде него обычно не терпят всяких мелочей, зато крайне ценят собственный комфорт. Целых полчаса ждать какого-то наемника, – пусть даже Волка, – наверняка было бы чем-то из ряда вон выходящим. Лысый Хью говорил, будто этот безволосый какая-то важная шишка, и очень нечасто спускается с Улья на землю. Курту это было только на руку – всех безволосых, без исключения, он привык рассматривать как потенциальных противников.
Как бы там ни было, он не стал терять времени.
Прежде чем нырнуть в подворотню, Волк еще раз огляделся и принюхался. Одним прыжком преодолев проезжую часть, он крадучись направился к разрушенной арке. Ветхие стены поднимались с трех сторон. У подножия валялись груды мусора и битых кирпичей. Черные окна подслеповато таращились в ночь, большинство заколочены деревянными досками. Страйкер остановился в тени и несколько минут, не мигая, таращился в те, что оставались открытыми. Он и сам не знал, что ожидал увидеть. Возможно – отраженный блеск линз, чье-то белое лицо, свет монитора… Но – ничего. Тому, кто привык охотиться на расстоянии, нет нужды устраивать засаду на своих же псов (не говоря о Волках). Другое дело – после того, как задача будет исполнена. Тем не менее, Курт был обязан проверить.
Он оторвал спину от шершавой спины и побрел вдоль стены. Ушные раковины, подрагивая, ловили каждый звук. Волк дал себе зарок, если почувствует хоть что-нибудь подозрительное, то тут же даст деру. Если безволосые ухитрятся его изловить, Джейн это явно не пойдет на пользу. Но… пока все оставалось спокойным.
Подворотня представляла собой внутренний дворик какого-то старого четырехэтажного строения. Здесь давным-давно никто не жил, а уличные патрули, как в зоне «буфера», регулярно вычищали нелегальных квартирантов. Отчего-то дом не спешили реставрировать или сносить, хотя расположено он был крайне удачно. Рухнувшая арка сорвала и погребла под собой ворота, освободив проем, в который смог бы въехать даже армейский ховер. Один из парадных находился аккурат напротив. Через пролом под лестницей можно было легко выбраться на параллельную улицу.
Курт в очередной раз похвалил себя с удачным выбором места. Что ни говори, со стратегической точки зрения подворотня являлась превосходной позицией. Но – лишь для ловкого и юркого бойца, которому противостоит крупный и неповоротливый противник. Безжалостная энтропия оборудовала здесь немало входов-выходов, тайников и укромных мест. Чтобы проверить все, следовало запастись массой терпения, а также большим количеством человеко-часов. Судя по тому, что Страйкер по-прежнему не замечал ничего необычного, – ни единого свежего запаха, – заказчик был действительно благоразумен, как и рассказывал Хью.
Вскарабкавшись на гору битых кирпичей, Курт подпрыгнул и ухватился за пожарную лестницу. Спустя считанные секунды гимнастических упражнений он уже влезал в оконный проем. Коридор за ним был абсолютно пуст, если не считать пары крыс, что-то не поделивших на драном линолеуме. Вдоль стены через каждые два метра шли проемы, крест-накрест заколоченные прогнившими досками. Каждая дверь – под собственным номером. Вероятно, – думал Волк, – здесь было что-то вроде отеля. Туристический бизнес в Мегаполисе знал куда лучшие дни. Наибольший наплыв имел место уже после возведения Купола, когда каждый пятый был приезжим, надеющимся получить теплое местечко в каком-либо Улье.
Страйкер присел у подоконника, осторожно выглянул наружу. Вид открывался превосходный – весь двор лежал будто на ладони. Более того, переходя от одного окна к другому, Курт мог рассмотреть любой объект под разными ракурсами. Как жаль, – усмехнулся он, – что в случае с жертвой выбрать место ему навряд ли позволят…
Сев прямо на пол, Волк принялся ждать.
Минуту спустя он погрузился в то самое состояние полусна-полуяви, что в свое время позволило скоротать немало уроков Старейшины.
Инертный разум пробудил шум моторов.
Страйкер вздрогнул, открыл глаза и распрямил затекшие ноги.
Ему не требовалось глядеть в проем, чтобы представить себе всю картину. Во подворотню въезжал, переваливаясь через останки арки, автомобиль с мощным мотором. Судя по всему, это был «Джип», либо другой внедорожник. Рядом шуршали колесами два спортивных мотоцикла. Еще один автомобиль работал у арки на холостых оборотах.
Затем все стихло. Около минуты царила напряженная тишина.
Под колесами, оседая, шуршал неоднородный мусор; пищали крысы.
Страйкер поднял голову только тогда, когда начали открываться и хлопать дверцы. Посреди двора действительно стояла массивная машина с зеркальными стеклами, – черная или чернильно-синяя, без особых примет. Фары, мигнув, чуть сбавили натиск – дальний свет сменился ближним, озаряя перспективу мертвенным светом.
Два мотоцикла прикрывали с флангов. Второй автомобиль – идентичный клон первого, если не считать номеров – стоял у въезда. Из салонов выбирались плечистые, сбитые парни с короткими стрижками. Каждый щеголял неброским, но наверняка дорогим костюмом. Трое-четверо настолько ценили комфорт, что даже не трудились туже затянуть ремни – кобуры явственно выделялись под тканью. (Что, впрочем, можно было сделать намеренно).
Включая мотоциклистов, парней было девять. Курт даже почувствовал себя не в своей тарелке. Первым инстинктивным порывом было убираться восвояси, и навсегда забыть о этой дурацкой затее.
Он впервые назначал встречу влиятельным шишкам из Улья. Кроме того, присутствие такого количества вооруженных людей вызвано именно его скромной персоной. Они знали о нем, ждали его появления, и, вероятно, догадываются о его истинной сущности (в противном случае он бы еще долго дожидался с неба погоды – в Мегаполисе полным-полно безработных киллеров, безволосых и заурядных).
А следом за приступом паники пришла решимость. Перед глазами встала узкая больничная койка, иссушенное тело сестры. Затем – лицо матери, укрытое саваном. Каким-то образом эти две картины совместились, перетекли друг в друга. Джейн оказалась укрыта прозрачной паутиной, ее дыхания едва хватало, чтобы поднимать невесомую ткань. Все слабее…
Курт стиснул челюсти.
Завидев, как парни в костюмах напряглись, он понял, что сейчас случится нечто важное. Действительно – из первого автомобиля показался еще один персонаж. Как и телохранители, он тоже был одет в превосходный костюм, но куда более светлый, практически белый. Электрический свет отражался от ткани, как в зеркале. На фоне замусоренного двора стройная фигура смотрелась явно не к месту, – чужеродной, посторонней деталью, будто выточенной из слоновой кости.
Еще на высоком господине была белая широкополая шляпа (из тех, какие Волк еще щенком видел в дурацких вестернах), сапоги с острыми носами, и галстук-шнурок. В общем и целом образ был довольно причудливым. Вздумай этот джентльмен пройтись в таком виде по Сан-Сету, и через считанные минуты толпа рвала бы его на куски.
Как бы там ни было, в данный момент Курт беспокоился вовсе не об этом. Дождавшись, когда безволосый поднял голову, Страйкер жадно впился взглядом в худощавое лицо.
Правильные черты без неровностей и резких углов, волевой подбородок, тонкие аккуратные усики. Смуглая кожа – то ли от природы, то ли это был загар, рассчитанный с математической точностью… То ли господин изменил пигментацию на генетическом уровне, чтобы не морочить голову впредь (Курт слышал и о таких ухищрениях). Темные глаза глядели исподлобья, будто два блестящих агата.
Страйкер глазел, открыв пасть от удивления. Он впервые видел обитателя верхних ярусов так близко, практически лицом к лицу. В том, что этот господин действительно спустился с самой вершины, сомневаться не приходилось, и даже Лысый Хью об этом заикался.
Тем не менее, поверить оказалось очень нелегко. Безволосый, хотя и имел на редкость ухоженный вид, на небожителя отнюдь не тянул. Обычный экземпляр, таких в Гетто сотня на квадратный метр. Однако, чем дольше Курт смотрел, тем сильнее убеждался, что все не так просто. Незнакомец словно излучал некое сияние, ауру власти и уверенности в собственных силах. В Гетто так себя не ведут – чем меньше привлекаешь внимания, тем дольше проживешь. Безволосый же в костюме слоновой кости поступал с точностью до наоборот. Стоило Волку почувствовать это, как все сомнения тут же улетучились. Усатый субъект обитал где-то у звездного Купола, и, возможно, впервые в жизни снизошел на бренную землю. В его возможностях делать все то, о чем Волчье Племя могло лишь мечтать; владеть и распоряжаться вещами, которые даже по головизору демонстрируют издали. А главное – он мог делать все, что пожелает, не слушая никого, за исключением минутных капризов. Вряд ли его ближайшие родственники могли умереть лишь потому, что не получили вовремя необходимой помощи, сколько бы таковое ни стоило…
По обыкновению, Курт присвоил очередное прозвище – Ковбой.
Было бы логично, если бы от безволосого доносился запах дорогого виски. Однако, как Волк ни напрягался, так и не смог вычленить что-либо из отвратительной вони жженного бензина. А тот был дорогой, – не дешевле разбавленной водки, которую подавали на Сан-Сете.
Поднеся ладони ко рту, Ковбой соорудил подобие рупора.
– Эй!.. – прокатилось в подворотне. – Мы здесь, покажись!
Курт вздрогнул от неожиданности. Оказывается, он уже успел позабыть, с какой целью сюда прибыл, и зачем прячется в развалинах старой гостиницы. Во дворе стояли десять безволосых, которые дожидались его появления. Через Хью он сообщил им место, и они пришли.
Встряхнувшись, Страйкер приготовился. Телохранители бешено вращали головами, обшаривая взглядами затрапезный дворик. Кое-кто поглядывал и туда, где притаился Волк. Как и положено, они ожидали нападения в любую секунду, готовясь прикрывать джентльмена в белом своими телами. Но за оружием никто не тянулся.
Курт встал на ноги и выглянул в проем.
Это сразу заметили, кто-то выкрикнул «Да вот же он!..», в его направлении устремились пять указательных пальцев. Двое парней вплотную придвинулись к Ковбою. Волк застыл на месте, обозревая двор из тени капюшона. Он ждал, пока все успокоятся.
Наконец усатый господин приглашающее махнул рукой.
– Спускайся! – крикнул он. – Мы тебя ждем!
Его голос был сильный, но приятный, будто обернутая бархатом стальная болванка. Этим голосом хорошо вкрадываться в доверие детишкам и старушкам, тогда как хрипло-лающие голоса Волков более походили на заржавевшую, острую арматуру.
Курт протиснулся в оконный проем, продолжая наблюдать за безволосыми. Он мог спуститься по пожарной лестнице, но так несколько парней выпадут из поля зрения – на целые секунды. В первую очередь его заботило именно это, а не возможность произвести впечатление.
Через мгновение, мощно оттолкнувшись, он подбросил тело вверх и вперед. Полы куртки хлопали, а капюшон трепыхался вокруг головы, покуда земная поверхность летела навстречу. Наконец в ступни больно ударило, перед глазами мелькнула белая вспышка. Опустившись на полусогнутые ноги, Курт уподобился большой мохнатой пружине. Облачка пыли поднялись вокруг армейских ботинок.
Безволосые изумленно глядели на фигуру в капюшоне. Вне сомнения, такого фокуса они не ожидали. Несмотря на то, что оконный проем находился на втором этаже, от земли его отделяли около семи метров. Предприятие, конечно, рискованное, но вместе с тем крайне эффектное.
Выпрямившись, Страйкер свесил руки вдоль корпуса – будто расслабленно. Теперь он видел всех безволосых, фиксировал каждое движение. Ближе других, на расстоянии пяти-шести метров, находился приземистый крепыш с бычьей шеей. Ковбой – парой метров дальше. Телохранители, придя в себя, с откровенной враждебностью уставились на странного субъекта, отличавшегося столь феноменальной прыгучестью.
Курт ждал.
Первым, естественно, заговорил Ковбой:
– Здравствуй, незнакомец. Стало быть, ты и есть тот самый боец, о котором я столько слышал от Хью?..
– Надеюсь, не слишком много, – проворчал Страйкер.
– О нет. Ты чересчур осторожен, и это мне импонирует. – Господин улыбнулся. – Даже Хью – твой агент, как я понимаю – владеет информацией в крайне скудном объеме. Остальное – его личные домыслы, густо приправленные городским фольклором. Он потчевал меня ими до тех пор, покуда я не согласился нанять именно тебя. Назовешь нам свое имя – в знак, так сказать, доверительных отношений?..
– Зачем? – Курт пожал плечами. – Я вам не доверяю.
Тут Ковбой рассмеялся – громко и заразительно. Так смеются лишь веселые и жизнерадостные люди, которые многое поведали, и, как им казалось, знали, в чем смысл жизни. Вероятно, Ковбой тоже знал, в чем был этот смысл. Тем не менее, этот безмятежный смех никак не вязался с целью настоящей встречи. Человек, который мог так смеяться, пришел, чтобы приговорить кого-то к смерти.
Теперь, когда Волк стоял достаточно близко, он без труда разглядел, что в облике высокого джентльмена присутствует ряд малозаметных, но продуманных деталей. Пряжки на сапогах, ремне и ободке шляпы в точности соответствовали узорам на зажиме галстука. Они блестели в отраженном свете, и, вероятно, были отлиты из чистейшего серебра. А еще, возможно, этот комплект предназначался исключительно этому костюму цвета слоновой кости, который, возможно, Ковбой выбросит следующим утром.
Дуновение ветерка донесло до ноздрей Волка тонкие запахи. От заказчика пахло не виски, отнюдь. Каким-то дезодорантом, а еще… жасмином. То ли одеколон, туалетная вода или ароматическое масло, то ли господин совсем недавно столкнулся с этими необычайно дорогими растениями, запах которых Курт знал лишь по гербариям Старейшины.
Концентрация жасмина была столь сильна, что Страйкеру никак не удавалось сквозь нее пробиться. Она окружала Ковбоя наподобие невидимой защите, не позволяя Волку «рассмотреть» что-либо еще, присущее безволосому наподобие того, как присущи ему папиллярные линии ладоней. Это вполне могло быть результатом обдуманных действий, потому как безволосый наверняка знал, с кем именно ему назначена встреча…
Неожиданно Волк почувствовал стыд и жало обиды. Он показался самому себе грязным и незначительным. И, что куда хуже – недостойным стоять лицом к лицу с этим человеком. Такое с ним случалось впервые, а потому чувства были невыносимо сильны. Безволосые не могли видеть сквозь одежду или почувствовать его запах, но это ничего не меняло.
Курт непроизвольно спрятал голову поглубже в капюшон.
– И правильно делаешь, – сказал, отсмеявшись, Ковбой. – Иногда я сам себе не доверяю… Но речь не об этом. Хью объяснил, в чем именно заключается задача?..
– В том, чтобы лишить кого-то жизни. Что тут объяснять?..
– Все не так просто. Вероятно, тебе понадобится убить не одного человека. Он довольно влиятелен, и у него, разумеется, есть охрана – как минимум, четыре крепких парня. – Усмехнувшись, безволосый кивнул на своих провожатых. – Но тебе, конечно, они не противники.
– Почему вы так думаете? – вырвалось у Курта.
– Ну, ты ведь не обычный человек. Собственно, поэтому я тебя и выбрал. В наше время не так легко найти настоящего Волка. Ваше Племя объявили вне закона, но вы научилось прятаться и выживать. Поэтому, если уж настоящий Волк берется за работу, она будет выполнена наилучшим образом. Так, во всяком случае, мне показалось.
Волк затаил дыхание. О том, что было до Убежищ, щенкам Стаи никто не рассказывал. Конечно, у Племени были свои легенды и предания, однако никто не принимал их всерьез. Правда в них мешалась с нагромождениями лжи и глупых фантазий, поэтому отсеять зерна от плевел не представлялось возможным. Но Ковбой, похоже, знал настоящую правду. Возможно, знал даже о том, откуда пришло Племя…
Поэтому Курт спросил, инстинктивно стараясь, чтобы в голосе прозвучало как можно меньше заинтересованности:
– Что еще вам известно о нас?
Ковбой усмехнулся и сделал шаг вперед.
– Не так много, как хотелось бы. Однако, возможно, это и к лучшему. Ваше Племя долгие годы скрывается где-то в этом городе, и периодически меняет свое логово. Учитывая размеры Мегаполисе, найти вас не проще, нежели иглу в стоге сена. То, что ты добровольно пошел на контакт – огромная удача. Наше с тобой сотрудничество может принесли невероятную пользу. Как ты считаешь?.. – Ковбой пристально взглянул на Волка.
– Я выполню один-единственный заказ, – помолчав, ответил Курт. – Кроме того, Хью ничего не говорил об охране. Мол, мне придется убить лишь одного. Я получаю деньги, и все, за исключением трупа, остаются довольны. Теперь же оказывается, что жертв, как минимум, пятеро.
– Все верно, – кивнул Ковбой. – Но охрана – только дополнительные цели, тебе не обязательно всех их убивать. Если получится, конечно. Главное – разделаться с основным объектом. Хью не сказал об этом, потому что это само собой разумеющееся.
– Не сказал бы, – буркнул Страйкер.
– Ты, как я понял, во всем этом деле новичок?..
– Да. Тем не менее, ваш выбор пал на меня, – заметил Курт. – Почему?
Безволосый вновь усмехнулся:
– Потому, что ты справишься с этим делом лучше любого профессионала, лишенного… шерсти. Способность убивать заложена в самой твоей сути. Так и было задумано – очень давно, еще до создания Куполов. Так и получилось. Человек и безжалостный зверь под одной шкурой. Твои предки были величайшими воинами, когда-либо ходившими по этой Земле. А потом… – Ковбой сделал короткую паузу. – Как водится, эксперимент вышел из-под контроля. Теперь таких уж не сыскать… И, коль ты сам об этом спросил, мне хотелось бы взглянуть на твое лицо. Можно?..
Волк вздрогнул от неожиданности. Короткий рассказ заворожил его, приковал внимание к невозмутимому лицу безволосого. На какие-то секунды он утратил бдительность.
– Зачем это вам? – резко спросил он.
– Мне хотелось бы удостовериться, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь. Пока мы видели лишь одно доказательство – ты без особого напряжения совершил прыжок с высоты десятка метров. Это сложно, но вполне осуществимо.
Курт кивнул. Похоже, делать нечего.
Он поднял руку и медленно стянул с головы капюшон, стараясь, чтобы он ни на секунду не закрывал обзор. Перемена выражений на лицах охранников не стала для него сюрпризом. Вначале их глаза округлились, следом приоткрылись рты. Такого, судя по всему, им видать еще не доводилось. Большая голова, чем-то похожая на человеческую, но в большей степени – на волчью. Уши, стоящие торчком. Рот, которому более подходило определение «пасть». В этом лице получали подтверждение все уличные байки, утверждавшие, что по ночам в Мегаполисе бродят чудовища.
Но Ковбой продолжал разглядывать собеседника, не позволяя каким-либо чувствам прорваться на умиротворенную поверхность лица. Только, пожалуй, в глазах мерцал неподдельный интерес, а губы чуть дрогнули. Он глядел столь отстраненно, словно энтомолог – на редкий, но давным-давно изученный подвид. Взгляд бегал по физиономии Волка, заросшей густой темной шерстью, ощупывал и перебирал черту за чертою. В голове, нужно полагать, шел какой-то скрытый процесс – сравнение, анализ и запоминания. Старые негативы дополнялись текущей картинкой.
Курт не мог поручиться, что прямо сейчас его не снимают на камеру из-за тонированных стекол внедорожников. Еще бы – такая сенсация!.. Тем не менее, эти люди не были журналистами. Как ни крути, они являлись сообщниками готовящегося преступления.
Кроме того, даже если у Ковбоя и останутся на память пара минут непрофессионального видео, Волка это ничуть не тревожило. Человечество уже давно привыкло к виду когтистых, волосатых монстров, – как из художественных, так и документальных кинолент, – соответствующее же оборудование позволяло даже на скорую руку состряпать отличную графику.
Как и остальная Стая, Курт был заочно приговорен к смерти. Поэтому доказательства его злодеяния, каким бы тяжким оно ни являлось, не имели никакого значения. Терять было уже нечего.
Куда больше Волка тревожило, хватит ли денег на лечение Джейн.
– Как, говоришь, – медленно спросил Ковбой, – тебя зовут?..
Страйкер понял, что осмотр окончен, и поспешно натянул капюшон.
– Я этого не говорил. А как зовут вас?
– Лучше я скажу, как зовут нашего врага. Нашего общего врага. – Безволосый шагнул вперед. – Не возражаешь, я подойду?..
Курт кивнул, выглядывая из уютной тени капюшона.
Ковбой мелкими шажками двинулся вперед. Его правая рука, блеснув перстнем на безымянном пальце, медленно полезла в боковой карман пиджака. Через пару мгновений появилась, сжимая какой-то плоский предмет. Волк напрягся, однако на оружие вещь не походила. Да и с какой стати безволосому пытаться убить убийцу?..
Приблизившись на полтора метра, Ковбой остановился.
– Вот, – сказал он, протягивая плоский предмет.
– Что это? – недоверчиво спросил Волк.
– Портрет твоей жертвы. Возьми и нажми длинную кнопку.
Страйкер, помедлив мгновение, все же протянул лапу. Плоская штука легко легла в ладонь, будучи почти невесомой. Прежде чем следовать незамысловатой инструкции, Курт повертел предмет в руках, изучая со всех сторон. Он даже подумал, что, если это действительно какой-то подвох, вряд ли ему удастся таковой распознать. Нужно было заставить безволосого самого все включать, – пронеслось в голове. Сейчас такое требование прозвучало бы несколько запоздало, и в чем-то даже нелепо.
Вытянув лапу в сторону, он на ощупь нашел длинную кнопку.
В то же мгновение планшетка озарилась внутренним светом. Волк ожидал чего-то подобного, а потому рука его даже не дрогнула. Развернув предмет к лицу, он увидел, как одна его сторона превратилась в небольшой дисплей. На нем, медленно вращаясь, мерцало какое-то изображение. Курт с любопытством поднес планшетку ближе.
На него уставилась круглая физиономия с короткой бородкой. Крохотные глазки недобро глядели из-под лохматых бровей. Голова, на которой пребывало все это хозяйство, равномерно проворачивалась вокруг невидимой оси. Снимок оказался трехмерным. Вскоре Страйкер лицезрел коротко остриженный затылок и жирную, складчатую шею.
Волку сразу же не понравился этот субъект. Но он, как ни странно, почувствовал лишь облегчение. Если ему предстоит ликвидировать именно этого безволосого, симпатия могла осложнить задачу.
Под экраном, рядом с клавишей питания оказались еще четыре. Поэкспериментировав, Волк понял, что может по своему усмотрению поворачивать или останавливать изображение. Вероятно, данный прибор был способен хранить в себе немало подобных картинок, что делало его весьма функциональным, а порой – даже незаменимым. Когда, к примеру, требовалось передать наемнику определенную информацию визуального свойства…
– Его зовут Род Майклсон.
Курт, вздрогнув, оторвался от снимка. Ковбой кивнул.
– Верно, – добавил он. – Рассмотри получше. Ошибиться нельзя.
– Где я смогу его найти?
– Совсем недалеко. В нескольких кварталах отсюда. – Безволосый махнул в сторону Северо-Восточного Улья. – Пересечение Тисовой и Оружейной. Там, в сорок третьем, находится подпольный бордель. Господин Майклсон – большой любитель плотских утех. Что, впрочем, вполне очевидно, стоит лишь взглянуть на эту жирную рожу… – Ковбой холодно рассмеялся. – Большая часть его увлечений вполне безобидна (как, например, страсть к домашней кухне), но некоторые запрещены даже в Ульях. Именно поэтому Род примерно раз в месяц спускается в Гетто, чтобы отвести душу. Сегодня – как раз такой день. Если ты промахнешься, Майклсон еще долго будет трястись от страха на верхнем ярусе, пока решиться на очередную вылазку. Ты понял?
Волк, кивнув, вновь нажал плоскую клавишу. Экран тут же погас.
Но Ковбой покачал головой:
– Оставь себе. Возможно, еще понадобится.
Страйкер пожал плечами и сунул прибор в карман куртки. Теперь он смог разглядеть, что обе руки безволосого затянуты в тонкие перчатки телесного цвета, повторяющие каждый контур кистей. Вне сомнений, разумная предосторожность – на приборе остались только волчьи отпечатки.
– Вероятно, мне нужно идти?..
– Можешь не торопиться. У тебя в запасе как минимум два часа. – Безволосый сделал непринужденный жест. – Если не случится ничего непредвиденного, Род не покажется раньше. Ну, а если все-таки случится, наше мероприятие тоже логично перенести на следующий раз.
Курт поморщился под капюшоном. Джейн ждать не сможет.
– Как насчет оплаты? – спросил он.
– Да, верно… – Ковбой полез в другой карман, достал кредитный чип с логотипом Национального Банка. – Вот, держи. – Волк взял холодную пластину и повертел ее в лапах. – Здесь половина – две с половиной тысячи. Остальное поступит на счет сразу же, как только работа будет выполнена.
– Как скоро вы об этом узнаете?
– Скоро, не волнуйся. Практически мгновенно.
Курт продолжал изучать пластину чипа. Вот, оказывается, какова цена человеческой жизни. Но, с другой стороны, в трущобах могли убить за горсть мелочи, а смерть господина Майклсона спасет другую жизнь…
Вечный обмен.
Волк понятия не имел, ту ли штуковину всучил ему Ковбой. Однако, проверить это представлялось возможным лишь в каким-нибудь банкомате – надкусывание тут не поможет. Поэтому Курт просто спрятал чип во внутренний карман.
– А вы не боитесь, – неожиданно для самого себя поинтересовался он, – что я просто сбегу с этими деньгами, не выполнив работу?
Ковбой широко улыбнулся, продемонстрировав крупные белые зубы:
– Нет, не боюсь. Тебе нужна вторая половина, откуда-то я это знаю. Впрочем, даже если ты удовольствуешься одной, я всегда смогу вернуть деньги за счет Хью. Ты ведь не хочешь подвести своего агента, верно?.. – В темных глазах безволосого вспыхнули сумасшедшие огоньки. – С другой стороны, я также не могу предоставить тебе ни единой гарантии. Вместе с тем, ничто не может помешать и тебе обратиться к Лысому Хью. Если смотреть в корень, зачем еще нужны посредники?..
Страйкер не ответил. На Хью ему было плевать, и все-таки в главном Ковбой не ошибся.
– Чем, помимо телесных утех, занимается Майклсон? – спросил Волк, прикоснувшись к карману, в котором лежала планшетка.
Ковбой нахмурился:
– Пусть это тебя не заботит. Настоящий профессионал не забивает голову посторонними вещами. Тебе нужно знать лишь то, что его нужно прикончить – во что бы то ни стало. Один человек, если он не душевнобольной, не может без достаточно веских причин желать смерти другого. Мы с ним – давние враги. Он нехороший человек, Волк. Его руки по самые плечи в крови. Ликвидировав его, ты поможешь не только мне.
«Ликвидировав», – эхом пронеслось в голове Курта. Вероятно, такие понятия в ходу у профессионалов. Слово было холодным и бездушным, словно речь шла о плановой дезинсекции, а не о человеческой жизни. Но в таком контексте Волку слово понравилось.
Что, впрочем, не влияло на статус дилетанта.
– Свидетели – на твое усмотрение, – продолжил безволосый. – Можешь их не трогать, а можешь перебить всех до единого. Вряд ли кто-то успеет тебя рассмотреть… Если хотя бы малая половина того, что я слышал о вашем Племени – правда.
Курт пожал плечами. Откуда он знал, как повернутся события?..
– Ну, и на закуску… Сейчас я достану оружие, – сказал Ковбой, – после чего отдам его тебе. Оно нигде не зарегистрировано, нет даже заводской маркировки. – Безволосый сунул правую руку под пиджак и осторожно извлек пистолет, держа его за длинный ствол.
Страйкер протянул руку и машинально схватил рукоять. Та удобно легла в ладонь, будто специально подгонялась под волчью лапу. Пистолет оказался более тяжелым, чем Курт полагал, но ощущать его вес оказалось неожиданно приятно. Черный ствол и рукоять были превосходно сбалансированы. Коготь Волка так и просился лечь на спусковой крючок.
– Зачем?..
– Не помешает, – ответил Ковбой. – Пули – разрывные. Достаточно одного попадания, чтобы оторвать человеку руку. На рукояти не останется никаких следов, поэтому можешь бросить его прямо на месте. Это все. Удачи.
Тут господин сделал еще одну странную вещь – протянул руку и хлопнул Волка по плечу. Этот жест оказался настолько неожиданным, что Страйкер даже не пытался увернуться, когда его коснулась затянутая в перчатку рука. Он почувствовал запах дорогой ткани, доселе не побывавшей в стирке, дезодорант, а также, конечно, жасмин.
Тем не менее, кое-какие детали все же прорвались сквозь эту завесу. Запах Ковбоя оказался весьма специфичен, но и едва ощутим, как сиюминутный ветерок.
Глухо зарычав, Волк увернулся и сбросил руку с плеча. Телохранители не сдвинулись мест, но кое-кто все же насупился и потянулся к оружию. А Ковбой, как ни странно, ничуть не расстроился. Успокоив охрану единственным жестом, он улыбнулся и кивнул Курту на прощание.
Затем, развернувшись, направился к автомобилю. Телохранители начали сворачивать позиции. Мотоциклисты оседлали своих стальных коней, водители сели за баранки. Взревели моторы. Ковбой неторопливо влез на заднее сиденье, один из телохранителей захлопнул дверь. Внедорожник мягко тронулся с места. Мотоциклы возглавляли колонну; каменный мусор летел из-под рифленых протекторов.
Вскоре шум моторов затих в отдалении.
В подворотне сгустились ночь и тишина, напоенные газообразными продуктами горения жидкого топлива. Курт стоял, не двигаясь с места, прислушиваясь и пробуя воздух. Затем поглядел на пистолет, который продолжал сжимать в руке.
Очевидно, эта штука была ему без всякой надобности. Ему никогда не доводилось стрелять из огнестрельного оружия, а учиться – за пару часов до самого мероприятия – было поздновато. Безволосый, вероятно, даже не предполагал такой вероятности – что некто, происходящий из маргинальных слоев Гетто, не умеет обращаться с оружием. Ковбой наверняка бы удивился, узнав, что в действительности Племя живет по соседству.
Как бы там ни было, Курт пришел к выводу, что с этим стволом он рискует совершить массу ошибок. А также, разумеется, лишиться единственного преимущества – того, что делало его Волком. У безволосых были горы оружия, однако почему-то они обратились к члену Стаи. Следовательно, таким преимуществом следовало распорядиться наилучшим образом.
Вынув из пистолета магазин, Страйкер один за другим разбросал по двору патроны. Следом полетели пустая обойма, затвор, возвратная пружина и рама с рукоятью – на все четыре стороны света. Разыскать части единого целого среди всего того мусора, что усеивал двор, было задачей непростой – даже если знать, что искать.
Боек, чуть помедлив, Курт зашвырнул в один из оконных проемов.
Бывало, стоя на часах у входа в Убежище, он успевал не один десяток раз расчленить и собрать пистолет легендарного Коррига, – чтобы убить время. Тем не менее, знание устройства оружия не шло ни в какое сравнение со стрелковыми навыками Волка (вернее, отсутствием таковых).
Невзирая на слова Ковбоя, ему следовало поторопиться.
Непроизвольно коснувшись кармана с планшеткой, Страйкер направился к выходу из подворотни. Там он немного помедлил, оглядываясь на предмет неприятных сюрпризов, после чего продолжил путь. Свет дальних фонарей лежал на асфальте влажными полосами. Не было видно ни одной живой души, и даже патрули куда-то подевались. Звезды равнодушно глядели сквозь Купол, Луна без спешки продолжала полет.
На том перекрестке, где, по утверждению Ковбоя, находился нелегальный бордель, Волку доводилось бывать два-три раза. Разумеется, тогда у него не возникало особой нужды что-либо разнюхивать, поэтому обстановка с трудом воскрешалась в сознании. Мегаполис был колоссален. А вылазки на поверхность – молниеносны и поспешны.
Как бы там ни было, прежде чем браться за дело, Курт решил кое-что разузнать – тем более, что это оказалось по дороге. Местонахождение ближайшего банкомата он знал доподлинно. При подборе места для встречи этот фактор также сыграл немаловажную роль.
Судя по слухам, в Ульях бумажные деньги почти не использовались, зато в Гетто по-прежнему имели большое хождение. Приземленные – в обоих смыслах слова – жители доверяли бумаге значительно больше, нежели абстрактным банковским потокам. Счет можно заморозить, арестовать или ограбить из Сети, тогда как «бумажные» сбережения подвергались не меньшему, однако куда более привычному риску. Кроме того, у сделки, совершенной по старинке, оставалось куда больше шансов остаться незамеченной, нежели у перечислений сумм с одного счета на другой.
Банкомат был похож на бронированный гроб с эмблемой Национального Банка. Поравнявшись с «крышкой», Курт в недоумении почесал затылок. Прежде он вообще был знаком с деньгами лишь понаслышке, теперь же приходилось прибегать к услугам столь странного аппарата. Еще на подходе он начал беспокойно оглядываться. Фигура в капюшоне, тревожащая банкомат в столь неурочный час, могла вызвать вполне обоснованные подозрения. Поэтому действовать следовало быстро. Но как?..
В металлической панели не обнаружилось ни клавиш, ни мониторов.
Волк уже было решил, что на ночь аппарат отключили, как вдруг раздался голос:
– Вставьте, пожалуйста, кредитный чип.
Голос был мужским, с металлическими интонациями.
От неожиданности Страйкер подпрыгнул на месте. Затем огляделся, однако не заметил ничего необычного. Вероятно, банкомат каким-то образом почувствовал его присутствие – сканерами или чем-то еще.
Что-то щелкнуло, в корпусе показалась узкая приемная щель.
Достав кредитку, Курт замер в нерешительности. Что, если аппарат неисправен?.. Проглотит чип, заявит, что никаких денег там нет. Волк уже слышал о таких происшествиях. С другой стороны, отправляться в банк лично также было не лучшей затеей.
Страйкер затаил дыхание и бережно сунул чип в щель. Тот сразу скрылся внутри, какая-то сила буквально вырвала пластину из пальцев. Определенно, далеко не самое лучшее начало.
Тем не менее, через несколько секунд металлическая поверхность пришла в движение. Примерно на уровне физиономии Волка разошлись створки, за которыми обнаружилось оконце небольшого монитора. На последнем мерцал все тот же логотип. Так продолжалось еще пару секунд, а затем эмблема сменилась благожелательным мужским лицом.
Курт инстинктивно отпрянул, но тут же сообразил, что, конечно, это был обычный конструкт. Компьютерный софт умел все, что должен уметь обычный клерк. Еще он имел стандартный комплект физиогномических ужимок, а также, возможно, знал пару шуток.
– Чем могу быть полезен? – осведомился конструкт, вежливо улыбнувшись.
Волк чуть замешкался, подбирая слова:
– Я… хочу проверить счет.
– Пожалуйста. Ваш анонимный счет был открыт вчера, ровно в двенадцать пополудни. Порядковый номер – 58443. Содержимое – 2,5 тысячи американских долларов. Чип выдан на предъявителя. Чтобы предпринять какие-либо действия относительно данной суммы, вам достаточно лишь изъявить желание. – Конструкт выжидающе уставился на Волка.
Страйкер лихорадочно размышлял. Вероятно, ему следует забрать эти две с половиной тысячи прямо сейчас. Карманы он не слишком отяготит, зато подстрахует ближайшее будущее – если Ковбой все же планирует его провести.
– Да, – сказал он, – я хочу получить всю сумму.
– Какими купюрами, сэр?
Вопрос поставил Курта в тупик.
– Что?..
– Двадцать пять сотен, или банкнотами меньшего достоинства?..
– Гм… Давайте двадцать пять, – решился Волк.
– Должен предупредить, что, если вы снимете всю сумму, ваш счет прекратит существование. Подтверждаете?..
– Нет! – воскликнул Курт. Каким в таком случае образом Ковбой переведет оставшуюся сумму? – Оставьте десять долларов. Достаточно?
– Вполне. Я выдам вам двадцать четыре сотни, одну банкноту в пятьдесят, а две по двадцать. Подтверждаете?..
– Да. Будьте любезны, – добавил Волк.
– Секундочку…
Внутри банкомата что-то зашелестело, после чего рядом с монитором открылось оконце поменьше – своего рода форточка. Там, в специальной пластиковой тарелке, лежала ровная стопка зеленоватых купюр. Страйкер с быстротой молнии сгреб все без остатка.
Форточка захлопнулась. Приемная щель выплюнула чип.
– Всего доброго, – попрощался конструкт. – Заходите еще.
Бронированная плита встала на место, закрывая монитор. После того, как Курт вынул чип, закрылась и щель. Банкомат вновь принял вид металлического гроба.
Страйкер поднес пухлую пачку к лицу.
Купюры были совсем свежими, – возможно, их еще не касалась рука человека. Каждую украшал портрет серьезного мужа. Больше всех было Бенджамина Франклина, чья прическа показалась Волку несколько странной. На ощупь каждая банкнота оказалась сухой и шершавой, будто языки молодых Волчиц. Деньги пахли первосортной бумагой и типографской краской. Почему-то этот запах Курту сразу понравился.
Спрятав банкноты во внутренний карман, он продолжил путь.
Большую часть суммы он уже собрал. Оставалось еще полторы тысячи. А также, конечно, не помешает иметь кое-что про запас – на случай неожиданных расходов.
Если бы Ковбой сглупил, и перевел на счет все деньги, Волк не задумываясь отправился бы прямиком в Убежище. Что ему до проблем безволосых?.. Это мероприятие было задумано как единичное, впредь Страйкер поклялся себе свято блюсти Заветы.
Безусловно, Хью и Ковбой понятия не имели, где его искать. Если бы несостоявшийся убийца испарился с деньгами, безволосые могли перегрызть друг другу глотки – Курту было плевать.
Но так уж вышло, что Ковбой оказался на редкость умен. Как ни странно, этот безволосый импонировал Волку. Один из очень немногих (если не считать самок), и дело было не только в исходящих от него приятных ароматах (хотя и в них тоже). Этот безволосый наверняка жил под самым Куполом, но Страйкер не чувствовал зависти.
У Ковбоя был стиль.
В нем чувствовалась загадка – как тот едва уловимый запах, что на мгновение почувствовал Курт. Она затаилась в уголках насмешливых глаз, в трещинках аккуратных морщин у оконечностей губ. Этот безволосый любил улыбаться, вот только веселиться – навряд ли.
Волк мотнул головой, будто собирался вытряхнуть несвоевременные мысли. Сейчас нужно думать о деле. Каким образом он собирается «ликвидировать» Майклсона, а также обезвредить охрану? На ум не приходило ничего выдающегося. Вероятно, – решил он, – придется импровизировать. Как во время тех драк, в которых время от времени принимал участие по дороге в Гетто. Или, что даже серьезнее, во время потасовок в родном Убежище, когда юные Волки выясняли отношения.
Поглядывая на таблички с указанием улиц и номеров домов, Курт корректировал маршрут. Уличные патрули становились все реже, а потому избегать их также не составляло труда. Престижный район с неохотой сменялся жильем для обычного люда. Появились первые магазины и бары, – бледные тени от буйства Бульвара Сан-Сет. Однако, стоило отойти от освещенных витрин и голографических вывесок, как ночь вновь сгущалась над улицей. С интервалами в несколько минут мимо проносился автомобиль. Из салона, как правило, доносился смех и запах спиртного.
Страйкер целеустремленно шел по тротуару, спрятав голову в капюшоне, а лапы в карманах. Всякий раз, когда впереди показывались группки безволосых, включавшие более трех хохочущих глоток, Волк переходил на другую сторону. Порой его окликали, но безуспешно. Сейчас не хватало, – думал он, – сцепиться с подгулявшей молодежью.
Впрочем, эти опасения оказались напрасны. По мере приближения к дому № 43 всякая активность исчезла, словно по волшебству. Оружейная брала начало на следующем перекрестке. Насколько Курт помнил, Тисовая улица была довольно широкой, с двусторонним, хотя и жидковатым движением. Ее застраивали будто впопыхах, но результат оказался довольно неплох.
Судя по всему, все дома были построены вскоре после возведения Купола. Они неплохо сохранились, хотя кое-где сквозь впечатляющий грим и выпирали голые кости. В большинстве своем здания были четырех-пятиэтажными, только в отдалении маячили пара высотных колонн. «Угрюмые старички», – как называл их Курт.
Он вышел на перекресток и замер в тени. Проезжая часть пустовала, если не считать летевших на юг отраженных огней. Пара пешеходов, немного пошатываясь, брели по другой стороне. Волк проводил их взглядом. Вот они, едва не упав, начали переходить бетонированный въезд в какую-то подворотню. Проем загораживал полосатый шлагбаум. Один из выпивох остановился, однако из тени тут же вышли пара широкоплечих парней. «Идите-ка отсюда», – донеслось к Волку через улицу. Парочка, поддерживая друг дружку, последовала указанию и вскоре исчезла в ночи.
Страйкеру не было нужды смотреть на номерной знак того дома. Он и так знал, что попал по адресу.
Было бы наивно полагать, что подпольный бордель имел отдельный вход на фасаде, или же в «нумера» можно угодить через парадный. Нет, все оказалось вполне в традициях жанра.
Курт мог вполне определенно полагать, что большая часть заведения расположена за тем самым шлагбаумом, который охраняли, как минимум, двое молодчиков. Судя по бетонированному въезду, внутри была какая-то стоянка, либо что-то в этом роде. Вполне вероятно, что автомобиль Майклсона (не пришел же он пешком!) стоит именно там. А внутри машины, вполне возможно, дожидается шофер и кто-то из охраны.
Таким образом, Волк с ходу отверг идею «лобового прорыва».
Он должен упасть с неба, выполнить работу, и вновь скрыться во тьме. На все про все должно уйти всего несколько секунд. Если же разбираться с охраной постепенно, по мере появления, так, чего доброго, придется отправляться за Родом в «нумера». Страйкер на мгновение представил себе бешеную гонку по роскошным комнатам, устланным кружевами и женскими телами, за трясущейся от страха грудой жира…
Упасть с неба, – мелькнула внезапная догадка. Курт взглянул на фасад здания более предметно. Балкончики были небольшими, и поэтому располагались на редкость компактно. Друг от друга их разделяли два с лишним метра. Окна и стеклянные двери были черны; жильцы, должно быть, давным-давно отошли ко сну.
Приняв решение, Волк не стал медлить. Пройдя по Тисовой к дому № 45, он перешел дорогу и двинулся в противоположном направлении. По мере приближения к цели походка его замедлялась, а глаза все более тщательно шарили по сторонам. Вот мимо промчался автомобиль, и Курту пришлось остановиться в тени, пока свет фар не потухнет вдали. Но, поравнявшись с парадным входом, он медлить не стал.
Страйкер оттолкнулся от асфальта и взмыл в воздух. Сильные пальцы ухватились за край портика, что нависал над подъездом. Мгновение спустя он уже стоял в оконном проеме подъезда, приноравливаясь к новому прыжку. Вот лапы ухватились за чугунные перила, Курт одним броском втащил себя на балкон. Но и тут не следовало задерживаться. Он пригнулся, прошел мимо стеклянной двери, а затем прыгнул вновь – на этот раз на третий этаж. Стена дома просвистела мимо, под ногами мелькнул темный асфальт.
Ему пришлось совершить еще шесть подобных прыжков. Стена дома была темно-серой, и все же черный силуэт отлично выделялся на общем фоне. Но, хвала Богам, на Тисовой не оказалось прохожих. В противном случае, заинтересовавшись увиденным, они могли поднять шум, дабы все остальные также могли полюбоваться легендарным Спайдер-меном.
Особенно трудно пришлось на самом углу. Охранники курили и о чем-то болтали внизу, у шлагбаума, тогда как Курт изо всех старался не шуметь, и даже почти не дышал. Ему пришлось взобраться на четвертый этаж, и уже оттуда совершить рискованный прыжок – на балкон третьего, что едва-едва показался из-за угла.
Пальцы правой лапы, соскользнув с перил, каким-то чудом сомкнулись на одном из прутьев. Волк стиснул его мертвой хваткой. Секунду спустя подоспело остальное тело. Страйкер что есть силы стиснул челюсти, чтобы не пустить наружу яростный вопль. Он сильно приложился ребрами о бетонный бортик, так, что из глаз искры посыпались. А какое-то мгновение спустя в локтевой и плечевой сустав, казалось, залили расплавленный свинец.
Но для криков это было явно не подходящее время. Курт отлично помнил об охранниках, что топтались внизу. Поэтому, не делая из обычной боли трагедию, Волк ухватился за перила второй лапой, подтянулся и забросил тело по ту сторону. Лишь там, распластавшись на керамической плитке, он позволил себе перевести дух.
Около минуты он любовался влажными облачками, вылетавшими из пасти, и прислушивался к тому, что творилось внизу. Охранники продолжали разговор на отвлеченные темы, похоже, ничуть не обеспокоившись странными звуками. Разговор вели двое, но делать выводы было рановато.
Лапы Волка тем временем ощупывали тело и конечности. Ребра болели, и все же были целы. Суставы также постепенно отходили. Главное, что сухожилия и мышцы также не подвели – без правой руки пришлось бы несладко.
Приподняв голову, Курт заглянул в стеклянную дверь. Та была занавешена изнутри плотной тканью, через которую, вероятно, не пробивался даже солнечный свет, не говоря о автомобильных фарах. Во всяком случае, рассмотреть сквозь нее силуэт навряд ли было возможно. Привстав, Страйкер облокотился о керамический пол и выглянул наружу.
Дом по Тисовой № 43 извивался буквой «S». Дворик, отгороженный шлагбаумом, был образован сомкнутыми кирпичными стенами. Другого выхода, если не считать единственный подъезд, отсюда не было. С позиции Курта была превосходно видна бронированная дверь с зарешеченным оконцем. Над козырьком крепились две видеокамеры, а у косяка болтался на цепи красный фонарь (вероятно, имевший какое-то символическое значение).
В этой части дома окна были преимущественно светлы, – исключая лишь четвертый этаж. Часть проемов горела белыми прямоугольниками, но большинство освещали интимные приглушенные тона – розовый, голубой, бежевый, зеленый. Сложные конструкции тюли и занавесей скрывали все, что происходило внутри. Как ни пытался Волк что-либо разглядеть, все его попытки не достигли результата.
Собственно, удивляться было нечему. Курт не сомневался, что все эти окна были пуленепробиваемы. А судя по тому, что Род Майклсон – какая-то влиятельная шишка из Улья (если уж такой стиляга, как Ковбой желал его смерти) – любил здесь поразвлечься, бордель был далеко не самый дешевый. В таких местах клиентов обычно ценили, и из кожи лезли, чтобы угодить любой их прихоти. Разумеется, конфиденциальность и безопасность были непременными условиями.
Страйкер бы также не удивился, если бы узнал, что в данный момент заведение работало на одного Майклсона. Ковбой обмолвился, что того интересуют какие-то специфические удовольствия, которые можно получить лишь в Гетто. Курт понятия не имел, что это было. Конкретно, конечно – в голове завертелось множество догадок, одна хуже другой. Дети, киборги, калеки, машины, даже животные…
Думая об этом, Волк не чувствовал ни гнева, ни отвращения. Его не особо заботило, чем именно занимался там безволосый. Что бы это ни было, он делал это в последний раз. Майклсон УЖЕ стал жертвой, хотя даже не подозревал об этом.
Курт отвел взгляд от окон и посмотрел вниз. Возле подъезда был припаркован один из самых роскошных автомобилей, которые Волку лишь доводилось видеть. Это был «Крайслер» класса «элит», зеркально-черный и обтекаемый. Относительно этой машины можно было употребить слово «причален» – внешние формы более напоминали подводную лодку. Вероятно, под капотом у него стоял мощный электромотор, – объемом в среднюю молнию, и мощностью в три-четыре сотни лошадиных сил.
Черные стекла сливались с черным же корпусом, поглощая световое излучение, но ничего не выпуская обратно. Можно было только гадать, сколько безволосых сидит в салоне. Тот был достаточно объемен, чтобы вместить не менее пяти-шести человек.
Страйкер отлично понимал, что Майклсона следует достать в тот момент, когда он будет идти через двор. Если ему удастся законсервироваться в своей авто-подлодке, дело можно считать проваленным. «Крайслер» наверняка был бронирован не хуже батискафа, и, вероятно, мог выдержать давление в пару тонн на квадратный дюйм. Тут бессильны даже волчьи когти.
Несколько метров. Еще меньше секунд.
Подул слабый ветерок, зародившийся где-то под Куполом, – из испарений целого Мегаполиса. Вот он изменил направление, и ноздрей Волка коснулся запах женских духов. Букет был очень непрост, сладкий, но слегка горьковатый. В нем чувствовалась свежесть горных лугов, пыльца на лепестках… Все то, что осталось в частных теплицах, и, – относительно лугов, – в стим-конструктах. Запах неизбывной печали.
Столь дорогие духи встречались Курту нечасто. Как правило, на Бульваре гордо прошествует какая-то дома, или же сквозной ветерок продует салон лимузина. Ну а здесь, судя по всему, духи были призваны услаждать тонкое обоняние клиентов.
Страйкер достал электронную планшетку, и с минуту внимательно изучал трехмерное изображение. Мистер Майклсон беззаботно вращался на жидкокристаллическом экране, накрепко запечатлеваясь в памяти Курта. Мог ли оригинал почувствовать, что сейчас на него смотрит убийца?.. – спросил себя Страйкер. – Нет, навряд ли…
Опустив прибор на керамическую плитку пола, Волк приготовился к долгому ожиданию. Глаза его, не мигая, уставились на металлическую дверь. Спина прильнула к холодной стене, благодаря чему разглядеть Курта из-за стеклянной двери стало очень непросто. Хотя, с чего бы жильцам проявлять любопытство в столь глухую пору, да еще из-за такого пустяка, как присутствие на собственном балконе загадочного персонажа?.. Впрочем, не исключено, – отстраненно думал Курт, – что там вовсе нет никого, а бордель занимает целое крыло…
До предполагаемого срока оставалось чуть больше часа. Страйкер надеялся управиться, максимум, за два-три часа. Пришел, увидел, сделал работу. На деле же оказалось не так просто. А ведь ему еще следовало попасть в больницу, но без денег туда соваться нечего.
Поэтому Курт принялся ждать. Сознание того, что он первый раз в жизни сидит в засаде, облегчало задачу.
Дыхание замедлялось вдох за вдохом. Мышцы расслаблялись, растекались под шкурой. Вскоре Волк уже походил на причудливое изваяние, что украшало какой-то невзрачный балкон.
Тем не менее, уши его продолжали ловить каждый шорох – на тот случай, если это окажется скрежет засовов. Охранники без умолку трепались внизу. Похоже, что их и впрямь было лишь двое, если только остальные не молчали с самого рождения. Те же, что вели разговор, делали шума не меньше, чем несколько Волчиц, обеспокоенных проказами собственных щенков.
Страйкер слышал каждое слово, однако не слишком концентрировался на содержании беседы. В противном случае терпения не хватило бы на пять минут. Безволосые без всякой последовательности перескакивали с одной темы на другую, обсуждая женщин, выпивку, футбол, а затем снова женщин.
Прошло не более получаса, когда раздался долгожданный звук. Более всего он был похож на соприкосновение металла, проворачивающегося в каком-то несложном механизме. Охранники тоже это расслышали, и тут же утихли. (Курту так и не довелось узнать, что именно изображала татуировка на правом бедре «новенькой»). Звук повторился, доказав, что действительно исходил с того самого вектора.
Со стороны дверного проема.
«Крайслер» утробно взревел – гораздо тише, чем положено трехтактовому двигателю.
Волк поднялся на ноги одним плавным движением. Взгляд его протянулся через двор к дверному проему. Если первые звуки могли означать очень многое, то «Крайслер» устранил все сомнения, – одним-единственным поворотом ключа в замке зажигания.
Страйкер приготовился к броску.
Телохранители, вероятно, предупредили водителя еще изнутри, что «объект готовится к выходу». Волк уже видел такое в кино.
Временной промежуток, начавшийся замком в двери борделя, включал не более пяти секунд. В этот незначительный срок, словно в вакуумный контейнер, отлично вместились все измышления Волка: компактно и слаженно, не допуская малейшего намека на страх или сомнения.
Курт подался вперед. Передние лапы легли на перила, готовясь забросить мохнатое тело по ту сторону. Теперь Волка ничуть не заботило, может кто-либо увидеть его через балконную дверь, или нет. Главное, чтобы не заметили снизу, однако болтливые сторожа перенесли все внимание на входную дверь. Она вот-вот грозила распахнуться. Каждое мгновение летело в вечность неспешно, точь-в-точь невесомое перышко, сграбастанное силой притяжения.
Мышцы Волка стремительно наливались мощью и жизнью. Легкие мерно качали газовую смесь. Кровь бежала по жилам, доставляя кислород везде, где тот только требовался. Мысли кристаллизовались в колючие снежинки, не похожие одна на другую. Органы чувств доставляли мегабайты данных. Нейроны работали слаженно и четко, не опускаясь до неуместных ссор.
Наконец это случилось.
Субъективное время Страйкера замедлило бег, все окружающее будто поплыло в замедленном просмотре. Бронированная дверь провернулась на петлях; проем открывался дюйм за дюймом. Из освещенного помещения в темный двор хлынуло, расширяясь, ярко-желтое лезвие. Мгновение спустя желтый квадрат заступила чья-то тень.
Волк не двигался. Он знал, что первым должен выйти телохранитель. Глаза ощупывали черный силуэт, застывший у порога – слишком высокий и стройный. Безволосый оглядывался по сторонам, но, похоже, не догадывался поднять взгляд выше второго этажа. А если и догадался, то не смог отсеять темный силуэт от еще более черной балконной двери. Курт даже задержал дыхание – как ему казалось, это был наиболее опасный момент.
Но ничего не случилось. Во всяком случае, никто не стал кричать «Эй, кто это там?!.», и показывать пальцем на узкий балкончик с изготовившейся к прыжку фигурой.
Вместо этого «Крайслер» приоткрыл пассажирскую дверь. Наружу хлынул другой поток света. Из салона показался плечистый приземистый парень, в правой руке он держал короткоствольный автомат.
Волк непроизвольно ощерился.
Из двери борделя тем временем выходила вторая фигура – также ни капли не соответствующая мысленному образу, что составил Курт. Лицо было скрыто в тени, однако определением «жирная рожа», который использовал Ковбой, там и не пахло.
Все трое телохранителей помедлили, оглядываясь. Наконец тот, что показался первым, обернулся и махнул рукой. Желтый проем заслонила крупногабаритная туша, семенящая на коротеньких ножках. Она вышла из подъезда и сразу же двинулась в сторону «Крайслера». Вот свет из салона упал под верным углом, выхватив из хитросплетения теней ту самую картину, которую Курт изучал около получаса назад в электронной планшетке. Это была круглая, лоснящаяся физиономия с глубоко сидевшими глазками и трясущимися при каждом движении щеками.
Еще до того, как Волк разглядел все эти подробности, он уже летел к земле с ускорением в 9,8 метров в секунду. Уцепившись за балкон второго этажа, он тут же мощно оттолкнулся, тем самым замедляя падение, но приобретая нужное направление. «Крайслер» мчался навстречу. Воздух свистел в ушах и набивался в глаза комьями ваты.
Разумеется, он не потрудился составить конкретный план. Зато у него было необъятное наследие, запечатанное где-то по ту сторону сознания, в узорных витках ДНК. Курт решил довериться инстинктам, выбрав из обширного списка наиболее мощный и древний, дошедший из непроглядного мрака столетий. Он действовал, не задумываясь и без колебаний, руководствуясь лишь неуловимыми токами, звучащими в сознании хрустальными нитями. Разве далекие предки, собираясь на охоту, долго и в подробностях обдумывали грядущее убийство?.. Вот так Страйкер совершил бросок.
Безволосые будто стояли по шею в вязкой, клейкой патоке, – движения их казались странно замедленными. Двое, что вышли из подъезда, заметили угрозу первыми. Один что-то крикнул, и, почти синхронно с напарником, рванул полу пиджака, где висело оружие. При этом ему, вероятно, казалось, что он действует молниеносно. На деле же получилось, что Волк мог фиксировать взглядом каждое движение – плавное и почти осторожное.
События поступали одно за другим, как зубчатая передача.
Парень с автоматом стал оборачиваться. Водительская дверца «Крайслера» щелкнула и распахнулась. Водитель, почувствовав, что ситуация вдруг обострилась, спешил на помощь начальству. Что же касалось последнего, то Род Майклсон просто застыл, выпучив глаза и распахнув рот. Он будто бы что-то кричал, но Волк не смог связать эти мычащие звуки в единое целое.
Курт приземлился на асфальт, поджал ноги и тут же вновь взмыл в воздух. Этот прыжок забросил его на крышу «Крайслера». Машина сильно пошатнулась на рессорах, металлическая крыша прогнулась, а где-то сухо треснуло стекло. Не дожидаясь, пока безволосые что-либо предпримут, Страйкер нанес первый удар. Водитель как раз распрямился, и уже начал оборачиваться, чтобы поглядеть, что происходит у него за спиной.
Волк протянул лапу, схватил безволосого за шею, сдавил когти и с силой рванул. В ладони у него остался трепещущий кусок плоти, истекающий кровью, из которого торчала белая трубка гортани. Безволосый пошатнулся и попытался зажать зияющую рану руками. Но кровь из порванных артерий хлестала тугими красными струями, рвалась между пальцев. Глаза безволосого закатились, он начал падать.
Все это Курт видел уже краем глаза. Не дожидаясь, когда тело безволосого рухнет на асфальт, он серой молнией бросился вперед. Парень с автоматом развернулся, поднимая оружие и бешено дергая затвор. Все его навыки, наработанные, вероятно, долгими часами тренировок, куда-то подевались. Такой пустячок, как предохранитель, превратился в настоящую проблему.
Волк пролетел мимо. Его правая лапа, вытянувшись в сторону, полоснула когтями по изумленному лицу. Гладко выбритая кожа разошлась сразу в четырех местах, будто взрезанная бритвой. Из длинных узких ран хлынула кровь. Парень завопил, но его автомат неожиданно ожил.
Страйкер без труда увернулся от скорострельной очереди. Ствол оглушительно стрекотал, выплевывая огонь и раскаленные кусочки металла. Самих пуль Курт не видел, однако затвор, как ему казалось, метался взад-вперед до странности медленно. Безволосый практически ослеп – кровь стекала с изуродованного лба в глазные впадины. Боль и ярость направляла неверную руку. Автомат, продолжая единственную очередь, повернулся. Три пули вонзились в голову другого безволосого, – к сожалению, не Майклсона, – и тот рухнул замертво.
…Тут в магазине кончились патроны.
Парень с располосованной физиономией протяжно застонал, оружие выскользнуло из ослабевших пальцев. В тот момент, когда раздался металлический лязг, Курт уже мчался к четвертому телохранителю.
У того наконец получилось достать пистолет – большой никелированный кусок железа. Длинный ствол повернулся в сторону приближающегося Волка. И раздался выстрел. Курт, не снижая скорости, пригнул голову к левому плечу. Рядом прожужжало что-то злое и горячее. Но и бессильное также – Страйкер смог уклониться без особых усилий. Ствол глядел прямо на него, а потому Курт фиксировал каждое его колебание.
Еще он мог видеть, как распахнулись глаза безволосого, и как сменялось в них выражение. Зрачок расширился, словно диафрагма объектива, заполняя собой всю радужку. Гнев и торжество сменились отчаянным ужасом, будто кто-то вставил другой негатив. Приблизившись вплотную, Волк смог рассмотреть собственное отражение – оскаленная морда с горящими глазами, торчащая из дыры капюшона.
Эта картина Курта ничуть не отрезвила. Первый раз в жизни он выпустил вожжи самоконтроля. Ни Заветы, ни назидания старших для него уже ничего не значили. Огонь в бумагу не спрятать. Древние инстинкты и тайные желания вырвались наружу.
Отмахнувшись от пистолета одним ударом когтистой лапы, Волк бросился на безволосого. Хотя тот был выше ростом и крепче в плечах, сопротивление оказалось почти символическим. Курт ударил кулаком под дых, – костяшки врезались в титановые пластины бронежилета. Но это было нестрашно. Сила удара отбросила безволосого на асфальт. Волк прыгнул следом, и еще в полете нанес финальный удар. Указательный палец правой руки вонзился в глазницу, проник в мозг.
Второй глаз по-прежнему фиксировал отражение убийцы.
Курт выдернул палец и поднял голову. Ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы вспомнить главное. Род Майклсон – так звали ту трясущуюся гору жира, которая семенила, то и дело оглядываясь, в сторону распахнутой двери. Обнаружив, что четвертый телохранитель также вышел из строя, толстяк засеменил еще быстрее.
Волк пружинисто поднялся на ноги и облизнулся. В желтом проеме двери мелькали какие-то тени, доносились чьи-то голоса, говорившие на повышенных тонах. Майклсону оставалось преодолеть всего несколько метров. В этом случае, вероятно, Страйкеру и впрямь пришлось бы изучить внутреннее убранство борделя. В своем нынешнем состоянии Волк ничего не имел против. И все же жажда убийства оказалась сильнее.
Свою жертву он настиг двумя прыжками.
Второе приземление имело место уже на широкой спине Рода. Тот не устоял, споткнулся и рухнул, будто подрубленное дерево (как показывали по головизору).
Из глотки вырвался испуганно-жалобный всхлип.
– Не делайте этого, прошу вас!.. – взмолился Майклсон. – Я заплачу, отдам сколько нужно!..
Возможно, в другое время Курт и обдумал бы его предложение.
Но не сейчас.
Распахнув пасть, он нагнулся и вонзил зубы в толстую шею. Густая кровь стремительно наполнила рот. Она была соленая, горькая и совершенно не вкусная. Поэтому Волк не стал глотать, а лишь вгрызался в мышцы и сухожилия. На глаза ему навернулась багровая тьма, сердце бешено колотилось под ребрами. В голове сверкали огненные вспышки.
Экстаз убийства не подвергался описанию. Это доступно лишь зверю.
Венозная и артериальная кровь смешивались, порождая единый коктейль. Его вкус был запретным и пряным, а запах – насыщенным и первозданным. Но, как ни странно, его заглушал другой – тот, что Страйкер уже ощущал, когда сидел в засаде. Дорогие духи так и забивали ноздри.
Наконец в голове немного прояснилось. Отстранившись, Курт понял, что терзает мертвое тело. Шея Майклсона превратилась в одну сплошную рану, откуда свисали лохмотья артерий и мышц. Белел позвоночник. Кровь, журча, стекала на асфальт. Вокруг головы успела образоваться не мелкая лужа – непроницаемая, матово-черная. Свет из окон отражался в ней разноцветными светлячками.
Правая нога Рода отбивала какой-то рваный ритм.
Волк вскочил на ноги. В дверном проеме показались какие-то фигуры, но, взглянув на жуткую картину лишь мельком, поспешили захлопнуть дверь. Некоторые из окон, раздвинув шторы, выставляли напоказ роскошное убранство. На этом фоне маячили силуэты – тонкие и хрупкие. Привлеченные пальбой и криками, они старались что-либо разглядеть в ночной тьме.
Страйкер машинально оправил капюшон. Оглядевшись, он мало-помалу сознавал, что все это – его рук дело. Верилось с трудом. Впервые за долгие годы кто-то из Стаи преступил Завет, совершив это намеренно, да еще в ТАКОМ количестве. Старейшине, вне сомнения, подобное и в кошмарном сне присниться не могло.
Но об этом позже. А пока – рвать когти, – решил Курт. В борделе, вероятно, уже успели вызвать полицию. Бравые офицеры, как известно, неустанно охраняют покой платежеспособных клиентов.
Волк развернулся и направился в сторону ворот. В голове прояснялось, он с удивлением оглядывался по сторонам. Память о проделанном мелькала в голове огненно-кровавыми вспышками. Вот телохранитель, булькая, зажимает изувеченное горло; вот мелькнула когтистая лапа…
Проходя мимо безволосого с пробитой глазницей, Страйкер помедлил. В голову ему пришла странная идея. Но – почему бы и нет?.. Нагнувшись над бездыханным телом, Волк поднял пистолет и принялся разжимать мертвые пальцы. Те поддавались с трудом, будто дух телохранителя не желал и в загробном мире расставаться с оружием. Но наконец рукоять оказалась свободна. Курт поднялся на ноги и сунул пистолет за пояс.
Другой безволосый лежал в двух метрах. Пули разворотили череп, снесли часть скальпа и обнажили мозг. Страйкер хладнокровно взглянул на белое лицо, после чего снова нагнулся. К этому трупу он имел только косвенное отношение. Откинув полу пиджака, Курт достал из кобуры пистолет – увесистый, черный, с массивной рукоятью.
На поясе безволосого, рядом с портативной рацией, висел мобильный телефон. Заметив его, Волк мгновение помедлил, но в итоге покачал головой. Эта штука могла выдать его с потрохами.
Спрятав второй пистолет, Курт поднялся и продолжил путь. Парень с разодранным лицом лежал у капота «Крайслера». Он продолжал тихо подвывать и зажимать руками кровоточащие раны. Глазницы были покрыты изрядным слоем полусвернувшейся массы. Веки, и, вероятно, глазные яблоки тоже были повреждены. Страйкер при всем желании не мог бы вспомнить, куда он метил, и какую преследовал цель. (Хотя, впрочем, с целью все было ясно.) Даже при самом компетентном хирургическом вмешательстве эти шрамы останутся до конца жизни. Тем не менее, он останется жив – превратится в мужчину, и станет с гордостью демонстрировать коллегам страшные следы, оставшиеся с той самой ночи, когда лишь ему удалось уцелеть во время Резни на Тисовой…
Приближаясь к шлагбауму, Волк исподлобья наблюдал за общительными охранниками. Судя по всему, на всем протяжении кровавого действа те не сдвинулись с места, и напрочь растеряли всю жизнерадостность. Один застыл с широко распахнутым ртом, выпучив глаза, второй неустанно крестился. Насколько Курт видел, из оружия у них были лишь дубинки и электрошокеры, какие носят степенные леди.
Фигура в капюшоне, вероятно, казалась ошалевшей парочке гостем из самой Преисподней. По мере приближения Страйкера они продолжали пятиться, пока не уперлись в стену. Но и тогда, похоже, перебирали ногами.
Волк, не замедляя шага, подпрыгнул и взмыл в воздух. Шлагбаум пронесся под ногами полосатой змеей. Вот ноги вновь коснулись твердой поверхности, и Курт припустил еще быстрее. Какая-то часть его сознания панически металась в стенках черепа, требуя вернуться и добить свидетелей. Но другую уже тошнило от одного лишь вида крови. Кроме того, «шлагбаумной» охраной дело бы не ограничилось – пришлось бы лезть в бордель.
Несколько кварталов он мчался, будто ветер. На перекрестках сворачивал, чтобы запутать следы. Те прохожие, что еще не успели добраться до теплых постелек, с возмущенными воплями отпрыгивали в сторону, когда из ночной мглы перед ними возникала стремительная тень. Страйкер не удостаивал ругань ответа и продолжал бежать дальше.
Он мчался, как олимпиец на стометровой дистанции. Когда от места преступления его отделяли семь кварталов и пять перекрестков, он начал замедлять темп – постепенно, чтобы не сбить дыхание. А за квартал до банкомата перешел на обычный шаг.
Волк бежал быстро, однако Ковбой заявил, что переведет деньги быстрее. Курт в этом сомневался, но мог подождать. Несравнимо больше его беспокоило гложущее чувство под ложечкой.
Где искать безволосого?.. Волк помнил номера, однако машины наверняка приписаны к какому-то Улью. Что дальше?..
Подходя к банкомату, Страйкер чувствовал, как сильнее колотится сердце. Этот агрегат в точности походил на предыдущий. Логотип Национального также не стал исключением.
Зато характер изменился далеко не в лучшую сторону.
– Убирайся, – донеслось из «гроба». – А не то я вызову полицию!..
Курт недоуменно огляделся. Первая мысль была о том, что кто-то ворчливый притаился за банкоматом. Возможно, даже грабит его, и свидетели ему явно ни к чему.
Понадеявшись на легкий заработок, Страйкер обошел банкомат, но в итоге уперся в крепкую бетонную стену. Вокруг не было ни единой живой души. И тут Волка осенила догадка: этот район сильно уступал предыдущему, а потому и банкоматы здесь были обучены вести себя соответствующим образом.
– Убирайся, слышишь?!. – вновь прошипел банкомат. – А не то отведаешь газу! В камере тебя уже дожидаются!..
Страйкер усмехнулся. Верилось с трудом, что его собеседник оснащен какими-либо активными средствами обороны. Это могло затруднить процесс изъятия денег уличными группировками, и, как следствие, пополнение доходов господ полицейских.
– Я вызываю наряд, – предупредил банкомат.
– Не нужно, – сказал Курт. – Я хочу проверить счет.
– Что же вы раньше молчали?!. Давайте сюда чип, будьте любезны.
В бронированном корпусе, лязгнув, открылась узкая щель. Волк достал из кармана чип, и, глубоко вздохнув, просунул в отверстие. Если он ошибся, и этот конструкт просто свихнулся… произойти может все, что угодно. Начиная выигрышем в лотерею, и заканчивая порцией слезоточивого газа.
Повисло напряженное молчание.
Страйкер нервно вычищал из-под когтей свернувшуюся кровь. Конструкт проводил какие-то расчеты – связывался с Главным офисом, или набирал номер ближайшего участка. Курту пришло в голову, что Ковбой мог запросто оставить Банку кое-какие инструкции. Поэтому, если аппарат станет тянуть время, следовало сматываться, не разбирая дороги.
Несколько секунд спустя металлическая панель отъехала в сторону.
На мониторе возникла сморщенная физиономия. Самой примечательной ее чертой оказался мощный крючковатый нос, остроконечная тень которого нависала над губой, подобно утесу. Из-под черного кепи хмуро смотрели бесцветные глаза. Левый удерживал монокль.
Клерк восседал за массивным рабочим столом. Руки, затянутые в нарукавники, беспрестанно шевелились, трогая и перебирая какие-то бумаги, что в изобилии покрывали столешницу.
– Итак, молодой человек, – конструкт, поморщившись, взглянул на Курта, – сейчас на вашем счету – открытом, кстати, всего несколько часов назад, причем на предъявителя, – находится… – Носатый субъект взял какой-то бланк и внимательно изучил содержание. – …Две тысячи, пятьсот десять американских долларов. Последний перевод имел место две минуты, тридцать четыре секунды тому назад… Уже тридцать четыре.
Волк с облегчением перевел дыхание.
– Да, я хочу снять эти деньги, – быстро проговорил он.
Клерк оторвался от бланка и уставился на Страйкера. Казалось, изумление его не знало границ. В глазах застыло такое потрясение, будто их обладатель не на шутку сомневался, мыслящее ли существо он лицезрел, и не время ли позвать санитаров. Так смотрят люди, когда кто-то совершенно им незнакомый начинает ни за что, ни про что поносить их горячо любимую бабушку…
Курт огляделся, чувствуя себя далеко не в своей тарелке. Создатели данного конструкта, – думал он, – явно обладали редким чувством юмора. Волк отчетливо сознавал, что на самом деле не существует никакого клерка, нет даже пронзительного взгляда, в котором чувствовалась столь горькая обида. Внешние сканеры фиксировали положение клиента относительно банкомата, благодаря чему создавалось впечатление, будто конструкт смотрит прямо в глаза… И все же, с предыдущим банкоматом общаться было несравнимо проще.
– Вы уверены?.. – медленно, почти по слогам спросил клерк.
Страйкер для приличия подумал. После того, как он получит деньги, улики ему ни к чему.
– Да. Я совершенно уверен.
– Вы ХОРОШО подумали, молодой человек? Первый Национальный банк – старейший в индустрии. Мы обеспечиваем безусловную сохранность вкладов, оперативность расчетов, и, как в вашем случае – категоричную анонимность. Не может того быть, что вы по-прежнему желаете завершить наше сотрудничество. Я отказываюсь в это поверить.
– А мне плевать, старый осел, – проворчал Курт, – веришь ты или нет… По-моему, я достаточно четко дал понять: мне нужны эти деньги. Все без остатка. И прямо сейчас.
Клерк скривился, будто одним махом проглотил очищенный лимон.
– Фу, какой грубиян! Ну и молодежь пошла…
Рядом с монитором распахнулось оконце. Волк торопливо достал горстку зеленоватых банкнот, источающих знакомый аромат. «Форточка» захлопнулась, едва не прищемив Курту пальцы.
– Эй! – возмущенно выкрикнул он. – Вы даже не поинтересовались, какими купюрами я хочу получить эту сумму! И где мой чип?!.
Но монитор с лязгом захлопнулся.
– Пошел вон, молокосос, – донеслось изнутри. – У меня по-прежнему припасен для вашего брата неслабый химический потенциал. Не желаешь отведать – всего один пшик?..
Бормоча под нос ругательства, Страйкер отошел в сторону и внимательно пересчитал банкноты. Двадцать пять сотенных купюр, и десять – по доллару. На вид и ощупь они ничем не отличались от предыдущих, за исключением мелких оформительских деталей. Если банкомат – грубиян и нахал, это еще не означало, что купюры будут фальшивыми.
Курт осторожно присоединил пачку к той, что уже хранилась в нагрудном кармане. Его переполняли торжество и ликование. Он выполнил то, что от него требовалось, получив даже сверх более требуемой суммы. Теперь у него имеется достаточно денег, чтобы вылечить сестру (или, по крайней мере, попытаться, но об этом думать не хотелось).
Теперь можно отправляться в Убежище.
Насвистывая под нос какой-то незамысловатый мотив, который всплыл из подкорок сознания, Курт направился в сторону Бульвара. Ноги его ступали пружинисто и уверенно, а тело качалось будто на рессорах. Такой походкой любой Волк мог пройти пару десятков километров, даже не запыхавшись. Безоблачные и радужные перспективы кружили в голове, взбаламученные приятной тяжестью в кармане. Джейн выздоровеет, поднимется на ноги. А затем они могут покинуть Убежище, предварительно (и, если нужно, принудительно) расставшись со всей информацией, что касалась местонахождения Волчьего Племени… Но может, – думал Волк, – Старейшина не пойдет на столь крайние меры. Стая все поймет и простит…
Почувствовав всю надуманность своих предположений, Страйкер покачал головой. Он ждет слишком многого. Безоблачные перспективы парили в облаке крошечных кровавых капель, – дисперсной взвеси, которая была слишком легка, чтобы опускаться на землю.
От этого рождалась радуга.
Очнувшись от легкомысленной эйфории, вызванной вкусом крови во рту, а также осознанием собственной значимости, Курт чуть сбавил темп. Зарево неонового пожара уже горело на горизонте. Ночная жизнь к этому времени должна была подойти к пику активности. Волк даже мог различить отдаленные звуки, накатывавшие, словно океанские волны (Старейшина любил слушать эту монотонную запись). Голоса людей, музыка и какие-то другие, менее вразумительные звуки сливались в какофонию.
Машин на проезжей части практически не было – впереди лежал Бульвар, а после – трущобы и «буфер». Добропорядочным жителям Гетто в такой час нечего делать ни на Сан-Сете, ни, тем более, в холодных трущобах. Кое-какая деятельность продолжалась на параллельных улицах, уводивших от Улья по широким орбитам.
Страйкер остановился на перекрестке, будто не решаясь поставить ногу на «зебру» пешеходного перехода. Здесь движение было куда интенсивнее, и все же Волка тревожило вовсе не это. Несмотря на относительную близость Сан-Сета, Убежище по-прежнему было далеко. Времени же до рассвета оставалось отнюдь не много, а потому его не стоило расходовать понапрасну.
Волк вытянул голову, разглядывая мерцающие на дороге огни. Он первый раз в сознательной жизни занимался тем, что, по выражению юных безволосых, пытался «поймать тачку». Насколько он представлял себе этот процесс, все было не так уж и сложно – просто вытянуть над дорогой руку, когда мимо будет проезжать такси. Проблема состояла в том, что большая часть таксопарков Мегаполиса оснащала машины конструктами – взамен обычных водителей, которые не могли конкурировать с автоматом. Последние не пили в рабочее время, не ругались матом, не воровали, не дрались с клиентами, не приставали к женщинам, и, разумеется, не требовали заработной платы.
Страйкер же крайне болезненно относился к той перспективе, чтобы оказаться запертым внутри машины, которой, в свою очередь, управляла уже другая машина (и дело было отнюдь не в стычке с банкоматом). Маршрут такого такси, вероятно, находился под ежесекундным контролем, как и, вероятно, содержимое салона. Кроме того, с обычным человеком, как Курту казалось, всегда можно договориться.
Волк стоял, не сдвигаясь с места, и ждал. Мимо проносились машины. На следующем перекрестке показались желтые огни, переливавшиеся на крыше нехитрым рисунком. Вскоре такси миновало квартал, чуть сбросив скорость подле одинокой фигуры.
Курт не шевелился. Он отлично видел через лобовое стекло, что в салоне нет ни пассажиров, ни водителя. Автомобили, оборудованные мощными бортовыми компьютерами, внутри которых томились виртуальные таксисты, выглядели чистыми, ухоженными и крайне надежными. В этом, по сути, не было ничего удивительного – деньги, предназначавшиеся на зарплаты, пенсии и пособия, не выходили из цикла.
Мимо проехали еще три подобных аппарата, управляемых искусственным разумом. Только в одном сидели пассажиры. Два других, повинуясь алгоритмам, неизменно притормаживали у фигуры в капюшоне. Но Волк не принимал приглашения.
Он уже начал раздражаться, беспокоясь по поводу утраченного времени, и колеблясь относительно того, не стоит ли плюнуть на эту затею, отправившись домой по старинке – на своих двоих, со всей возможной скоростью… Как вдруг вдали мелькнули желтые шашечки. Автомобиль оказался древней «Тойотой», на крыше которой был установлен желтый колпачок. На капоте и дверцах мерцали отражающие полосы.
Курт бешено замахал рукой. До машины оставалось пара сотен метров, но Волк опасался, что может упустить этот шанс. По его представлениям, ни один уважающий себя конструкт не стал бы разъезжать на такой развалюхе. Немного погодя «Тойота» прибавила ходу – вероятно, кто-то обнаружил потенциального клиента. Страйкер с облегчением разглядел, что на водительском месте действительно сидит человек (если только хитрые конструкты не навострились использовать резиновые муляжи).
Автомобиль остановился, издав при этом некий подозрительный скрежет. Но Курт был не в том положении, чтобы привередничать. Он распахнул пассажирскую дверцу, и согнувшись, с горем пополам влез внутрь. Ему приходилось восстанавливать в памяти по крупицам, какие именно телодвижения совершали безволосые, чтобы усесться в салон. На поверку это оказалось не так уж просто, как Волку казалось.
Водитель озадаченно косился на странного пассажира, безмолвно осуждая пьянство, наркоманию и другие пороки. Страйкер старался не поднимать голову выше необходимого уровня. Водить он не умел. Если безволосый, испугавшись, убежит, это будет в высшей степени досадно.
Наконец Волк впервые в жизни оказался внутри автомобиля.
И совершил первую ошибку, хлопнув дверцей.
– Потише! – раздраженно прикрикнул таксист. – Не в холодильник же влезаешь!..
– Извините, – буркнул Курт.
Водитель оказался рыхлым, усатым субъектом. Мешки под глазами висели темным грузом. Вцепившись в руль короткими пальцами, он уставился на Волка через зеркало. От заднего сиденья его отделяло толстое, поцарапанное стекло – вероятно, пуленепробиваемое.
В салоне пахло застарелым сигарным дымом, виски, блевотиной и мочой.
Курт инстинктивно поджал ноги.
– Куда ехать?.. – спросил таксист, попыхивая странной папироской.
Волк назвал адрес – улица, находившаяся не далеко от Убежища, однако и не слишком близко.
– Нет, приятель, в трущобы я не поеду. – Безволосый усмехнулся, выставив желтые зубы. – Давай что-нибудь попроще.
– Я заплачу.
– Конечно, приятель. Но мне жизнь дорога. – Таксист пыхнул папироской. – Дальше «веселых кварталов» – ни колесом. Усек?..
Курт назвал другой адрес – парой кварталов ближе.
Водитель пару секунд помолчал. Затем его взгляд изменился:
– А у тебя деньги есть?..
Страйкер ждал этого вопроса. Достав из кармана доллары, он предъявил к осмотру краешек пачки.
– Ого, парень! – Таксист даже присвистнул. – Это – совсем другое дело.
– Сколько?
– Полтинник. И деньги вперед!
Курт с трудом припомнил, что «полтинник» – это купюра достоинством в пятьдесят долларов. Отделив их от общей пачки, он просунул деньги в щель, на фоне которой уже маячили короткие толстые пальцы.
Таксист тщательно изучил купюру, прищелкнул языком.
– Годится, дружище. – Засунув купюру в нагрудный карман, он потянулся к рычагу скоростей. – Говоришь, Садовая и Приисковая?..
«Тойота», устало взревев, тронулась с места. Курт хранил молчание.
Он чувствовал, что его обманули (пятьдесят долларов – не слишком ли?..), но все же не особенно переживал по этому поводу. Весьма непродолжительный период общения с денежными средствами еще не успел выработать в его сознании соответствующих рефлексов.
Таксист явно стремился общаться:
– А ты не боишься таскать с собой столько баксов?.. Особенно там, куда ты собрался…
– Гораздо опаснее ходить вовсе без них, – подумав, ответил Волк.
– Тоже правда…
На этом беседа угасла.
За окнами пролетало Гетто. Пустые витрины, злачные двери. Редкие прохожие едва стояли на ногах, – преимущественно в обнимку. Сиденье под Волком мягко качалось, расслабляя. Страйкер старался не думать, сколько безволосых до него сидели на этом самом сиденье, стараясь удержать в желудке все выпитое, до последней капли.
Запоздалые переживания обрушились коварно, будто уличный грабитель, вооружившийся на перекрестке бейсбольной битой. Волк со всей ясностью понял, что послужил причиной смерти четырех человек. Неважно, были они добропорядочными гражданами, или же на них клейма негде ставить. Неважно, как много пороков у них было. Неважно, приходилось ли им убивать, и сколь часто это случалось…
Единственно-существенным было то, что этой ночью их жизненные пути пересеклись с жизнью одного голодного Волка, стремившегося спасти сестру от неминуемой гибели.
Это был тот самый «отходняк», о котором толковали наркоманы.
Страйкер чувствовал, как раскаяние гложет его раскаленным металлом. На дурацком сиденье, в вонючем салоне такси Волк впервые почувствовал, что есть тяжесть убийства. Он знал, что это чувство останется с ним до конца его жизни, будет терзать в ночных кошмарах, временами затихая, но никогда не исчезая навсегда – скрываясь где-то на задворках сознания…
Грудь сдавило стальными тисками.
Но, продолжая размышлять, Курт спросил вдруг себя: изменил он бы что-либо, появись у него второй шанс?.. Ответ сверкнул золотой рыбкой в глубоком черном водоеме. Он был слишком прост.
И это рвало Волку душу.
Сумрачно глядя в окно, он не без труда понял, что видит «веселые кварталы». Все они были похожи друг на друга, как две капли разбавленного пойла. Со времени предыдущего посещения этих мест прошло не очень много времени, и все-таки картина изменилась.
Оконные проемы по-прежнему ярко горели, изнутри доносился разнобой голосов. Тем не менее, народу на тротуарах заметно поубавилось. Веселье здесь отличалось буйством, но вместе с тем скоротечностью: закуска практически отсутствовала, выпивка же разнилась качеством добавленной воды. Даже зазывалы и сопутствующая публика куда-то подевались.
«Тойота» старательно объезжала тела, лежащие прямо на проезжей части. Некоторые продолжали сжимать пустые бутылки, другие валялись лицом вниз в подозрительных лужах. Были ли они мертвы, или просто пьяны, определить казалось очень непросто. Впрочем, это никого особенно не интересовало. Машина проезжала мимо, и Волк провожал распластанные на асфальте тела удивленными взглядами. Доселе он еще не бывал в «веселых кварталах» в такой поздний час.
Оставшийся путь до означенного перекрестка промелькнул, будто темный тоннель. Это были еще не трущобы, однако уже и не Гетто. Обветшалые здания таращились слепыми провалами окон. Тут не было ни пешеходов, ни питейных (или других) заведений. Гетто замирало, почтительно и подобострастно ползло к Центральному Улью.
Автомобиль то и дело подпрыгивал на булыжниках, кирпичах и выбоинах в полотне. Таксист упрямо не сбавлял скорости. Напряженная спина маячила за стеклянной перегородкой рыхлой глыбой. Ему явно было не по себе. Вероятно, он впервые за долгое время держал курс на «спорные территории». Но жадность пересилила страх.
– Приехали, – заявил он.
«Тойота» резко остановилась. Курт подпрыгнул на сиденье.
Таксист, продолжая удерживать в зубах потухшую папиросу, нервно оглядывался.
– Выметайся, парень. Твоя остановка.
– Не так быстро, – заметил Волк, не двигаясь с места. – Если будете на этом месте через полчаса, получите еще… полтинник.
Таксист обернулся. Несколько секунд удивленные глаза тщетно старались заглянуть в провал капюшона. Странный пассажир сидел, не шевелясь и ожидая ответа.
– Откуда ты такой взялся?.. – проворчал наконец безволосый. – Ладно, уговорил. Лишний полтинник никому еще не мешал. Я буду тут через полчаса. Но учти – не опаздывай. Это не слишком спокойный район, чтобы тусоваться здесь без крайней надобности.
– Договорились, – кивнул Курт.
Он оторвал зад от сиденья и выбрался наружу, только чудом не травмировав голову. Стоило дверце хлопнуть, вставая на место, как «Тойота» с пробуксовкой рванула с места. Таксист вырулил направо, с явным намерением убраться как можно дальше.
Волк сомневался, что они еще сегодня увидятся, но проверить это раньше срока вряд ли удастся. Оглядевшись, он припустил в сторону Улья, мало-помалу наращивая скорость. Вскоре он уже мчался во весь опор. Дома пролетали мимо, не успевая как следует разглядеть бегуна. Дыхание вырывалось из груди клубами пара. Единственное, что его беспокоило, это как бы по дороге не растерять драгоценные доллары.
Несколько раз он видел краем глаза чьи-то силуэты. Но они, как правило, оказывались слишком далеко. Если кто-то и бросался в погоню, то оставлял эту затею на первой минуте. Волки бегают быстро. Особенно те, что спешат на помощь умирающим родственникам.
Один раз дорогу ему все же заступили. Трое безволосых, вооруженные какими-то палицами, выскочили из-за угла. По всей вероятности, они расслышали в ночной тиши топот Волка, и заранее приготовились к атаке. Вот только, незадача, ни один не мог рассчитать, что этот бегун способен перемещаться так быстро.
Страйкер пронесся меж двумя безволосыми, будто молния – те даже своими дубинками взмахнуть не успели, – а через третьего просто перепрыгнул. Пара секунд, проведенных без контакта с землей, были весьма занимательны: под ногами пролетела озадаченная физиономия, обладатель которой явно не понимал, что происходит. Приземлившись, Курт продолжил свой путь. Считанные мгновения спустя незадачливые грабители исчезли за перекрестком. Это происшествие, – усмехнувшись, решил Волк, – заставит их крепко задуматься над своим образом жизни.
Вскоре «спорные территории» остались за спиной. Страйкер погрузился в самую глубь трущоб, куда опасались заходить самые отъявленные головорезы. А Волк чувствовал себя здесь как дома – осталось немного. Старейшина запрещал тут бегать, потому как скорость мешала бдительности и осторожности. Но Курт преступил сегодняшней ночью уже немало запретов, чтобы обращать внимания на подобную мелочь.
«Буфер» окончился, не успев начаться.
Волк возвращался уже не той дорогой, по которой отправлялся в Гетто. И все-таки ему хватило благоразумия, чтобы обогнуть полосу голого пространства, примыкавшую непосредственно к Улью. Тот уже нависал сверху черным куском вечности.
Страйкер выбрался из трущоб, словно дикий зверь из джунглей.
Подворотня оказалась пуста, как Курт и рассчитывал. В противном случае, если бы безволосые слишком уж мешкали, то их, наверное, пришлось бы убить, – трупом больше, меньше – какая разница?..
Волк метнулся к металлической лестнице. Остановился у двери, и, восстанавливая дыхание, лихорадочно набрал код.
Дверь мягко щелкнула запорами.
Спуск в Убежище, вне сомнения, побил рекорд Стаи за долгие годы. Курт не особо присматривался к тому, что происходило вокруг, озабоченный единственной мыслью: как можно скорее увидеть сестру. Безволосые, к счастью, редко появлялись на подземных уровнях в это время. Роботы же блуждали где-то в отдалении, – светили фонариками и стучали суставчатыми ножками по бетонному полу.
Страйкер пулей выскочил к двери. Стучать не было нужды, – часовой был обязан увидеть его на мониторе, – однако Курт с трудом подавил такое желание. Остановившись у бронированной плиты, он принялся ждать. Несколько секунд спустя (во время которых, вероятно, часовой пристально изучал монитор), засовы глухо заскрежетали в пазах.
Дверь приоткрылась. Волк привычно скользнул в узкую щель.
На часах, как и следовало ожидать, все еще стоял Мамот. Вдвоем они вернули засовы на место, сохраняя молчание, и лишь после смерили друг друга напряженными взглядами.
Курт заметил, что копье небрежно прислонено к стене, а на полке лежали остатки скудного ужина – вяленое мясо и фляга с водой. Пистолет по-прежнему висел на поясе Волка. Часовой глядел хмуро и недружелюбно, и все-таки без откровенной враждебности. Вряд ли он мог разглядеть, что за предметы Курт прячет за поясом.
Наконец Мамот раскрыл пасть:
– Тебя долго не было. СЛИШКОМ долго.
Страйкер скривился. Для дискуссии у него не было времени.
– Не в твою смену, малыш, – буркнул он, разворачиваясь.
Мамот издал угрожающий рык, но уже в спину.
– Старейшина хочет тебя видеть. Немедленно, Курт, слышишь?!.
Волк замедлил шаги, но не остановился. Это уже проблемы Старейшины, как ни крути. Часовым запрещалось оставлять пост, а значит, кто-то из старших Волков приходил, чтобы проведать Мамота. А тот, естественно, не упустил возможности. И теперь Старейшина в курсе. Поэтому нужно действовать в темпе, – решил Курт.
Он сразу взял курс на Лазарет. Запах лекарственных препаратов вел его за собой, подобно путеводной нити. В сознании Волка этот запах ассоциировался с бессилием, кровью и гибелью.
В Убежище царила тишина. Невзирая на то, что здесь никогда не показывалось Солнце, Стая жила по стандартному времяисчислению. Сейчас, соответственно, здесь царила глухая ночь. По дороге Курту не попалась ни одна живая душа, и даже Общая Зала пустовала. Все Волки, за исключением Мамота (и кое-кого еще) сладко спали в своих закутках.
Наконец Страйкер увидел дверь лазарета. Не церемонясь, он схватил ручку и без стука распахнул. Этот визит, в отличие от предыдущего, был уверенным и целеустремленным – он добыл то, за чем собирался, а теперь вернулся за сестрой. И горе тому, кто попытается встать у него на дороге.
Доктор, как ни странно, не спал.
Собственное бессилие, а также близость умирающего пациента, вероятно, наполняли постель воображаемыми иглами. Услышав скрип двери, Волк поднял голову. Он стоял подле большого металлического стола, перебирая жутковатого вида инструменты.
– А, это ты, Курт…
Не отвечая, Страйкер двинулся к полупрозрачной ширме.
Почувствовав что-то неладное, Доктор отложил инструменты и заковылял навстречу. Он с подозрением глядел на позднего визитера, из приоткрытой пасти вырывалось влажное дыхание.
Но Курт оказался быстрее.
Прыгнув вперед, он отодвинул ширму. Сестра, казалось, ни на миллиметр не изменила положения. Увидев ее всклокоченную шерсть, запавшие глаза и сухой нос, Страйкер вновь ощутил в груди раскаленное лезвие гнева.
– Что ты намерен делать? – спросил Доктор. – Предупреждаю, Курт…
Наклонившись, Волк взял Джейн на руки – вместе с простыней. Сестрица и прежде весила не особенно много, а теперь и вовсе казалась легче щенка, почти невесомой.
Курт развернулся, но Доктор заступил дорогу.
– Не делай этого.
– Вы же знаете, что сделаю, – ответил Страйкер. – К чему разговоры?..
– Ты совершаешь большую ошибку! Она умрет на поверхности. Даже если ты нашел больницу, или даже врачей, ты подвергаешь опасности целую Стаю!.. Твоя сестра – тоже ее часть, и ты не можешь предпринимать что-либо, не посовещавшись с остальными!.. – Доктор распахнул пасть, со свистом втягивая в легкие воздух.
Волк от изумления даже приостановился.
– Вы хотите, чтобы я позволил умереть собственной сестре?! – Ярость поднималась в нем к самому горлу. Опомнившись, он ослабил хватку – Джейн даже не пошевелилась. – Я ждал, долго ждал, пока ваш Совет что-либо решит. Но им наплевать. Поэтому МНЕ наплевать на Совет, на Старейшину и всех остальных, кроме этой девчонки! Они заботятся лишь о том, чтобы никто не догадывался о существовании их старых задниц!..
Застарелая злость хлынула наружу, будто прорвало платину. Курту потребовалось приложить некоторое усилие, чтобы заставить себя замолчать. Сейчас для этих сцен явно не время.
Доктор отшатнулся от разъяренного Волка.
– Ты сам не ведаешь, – прошептал он, – что говоришь…
– Прекрасно ведаю. А теперь с дороги!..
Курт двинулся вперед, отпихнув старшего Волка плечом. Тот пошатнулся и едва не упал. Страйкер шагал к двери большими уверенными шагами. Распахнув металлическую плиту ударом ноги, он вышел в коридор. Пока дверь не вернулась на место, в ушах звучал сдавленный кашель Доктора – вероятно, очередной приступ астмы.
Это было опасно, однако у Страйкера не было времени.
Он шагал к Выходу – мимо кладовок, бережно кутая сестру в простыню. В лапах отдавалась мелкая дрожь. То ли прежде Волк не заметил, что Джейн колотит озноб, то ли это началось секунды назад.
– Потерпи, малышка, – шептал он, – уже недолго осталось…
Но у Двери его поджидал очередной сюрприз. Выход загородил Мамот, а также Иррган – папаша Кэти, и Майкл – ровесник Курта. Все трое имели весьма озабоченный вид. Не требовалось долго напрягаться, чтобы понять, какие намерения у них имелись насчет молодого Волка и Волчицы.
Все трое стояли у подножия Лестницы. Мамот оставил пост у Двери, но в данной ситуации это не удивляло. Волки не собирались даже близко подпускать Курта к Двери. Кроме того, кто-то мог рухнуть на Лестницу, приведя в действие множество ловушек.
Страйкер стал осторожно перемещать Джейн на левое плечо. Правая лапа получила относительную свободу, однако нечего было и думать, чтобы одолеть с нею троих сильных Волков. Даже в дружеских потасовках это было не просто, не то что с драгоценной ношей на плече…
Курт начал расстегивать куртку.
Волки внимательно следили за его шагами. Вооружен был лишь Мамут, – копье сжато в руке, легендарный пистолет в кобуре, – однако, как бы там ни было, задачи это не упрощало. Эти трое могли дать фору десятку безволосых, вооруженных по самые зубы.
Но Страйкер не собирался с ними драться.
Не доходя до Лестницы четырех метров, он остановился.
Первым заговорил Иррган. Этот Волк пребывал в расцвете сил, мохнатый и сильный. Мышцы бугрились под толстой черно-бурой шкурой. Голову слегка присыпала седина, но глаза по-прежнему глядели пронзительно и властно. Волк был одет в одни потертые джинсы, натянутые явно впопыхах – кто-то послужил причиной пробуждения от крепкого сна.
И этому «кому-то» вот-вот не поздоровится.
Курт невольно поежился. Еще щенком ему доставалось от Ирргана, благо тот ему в отцы годился. Лапа у отца Кэт была необычайно тяжелой, воспоминания о ней крепко въелись в память.
Вздрогнув, Страйкер отогнал никчемные мысли. Он уже давно не щенок.
Что касалось Мамута и Майкла, то эти двое казались бледной тенью Ирргана – противозенитные пушки на прикрытии у тяжелой артиллерии. Если отца Кэт решили разбудить среди ночи, стало быть, кое-кто считал, что события могли принять серьезный оборот.
Прокашлявшись, Иррган спросил:
– Далеко собрался, сынок? – Голос его был глубоким и сильным.
– Не очень, – буркнул Курт. – Отойдите… пожалуйста.
– То, что не грубишь – хорошо, – усмехнулся Иррган. – Но мы тебя никуда не пропустим. Тебя долго не было, ты только что вернулся, но вот опять куда-то собираешься. Да еще с сестрой на плече. Тебе не кажется, что в данный момент прогулки ей не очень помогут?..
Страйкер молчал.
– На уме у тебя явно что-то неладное, – продолжил Иррган. – Ты никуда не пойдешь, пока не получишь разрешение Старейшины. Ты сильно опечален, мы понимаем. Все в Стае любили, и продолжают любить Джейн. Вместе мы что-то обязательно придумаем. Тогда как ты можешь наломать столько дров, что потом и всей Стаей не разгребем. – Иррган из-под бровей взглянул на молодого Волка. – Или УЖЕ наломал?..
– Пропустите, – прорычал Курт. – По-хорошему.
Старший Волк вздохнул:
– По-хорошему ли, по-плохому, ты пойдешь с нами. Мамот разбудил нас в столь неурочный час, а это мне очень не нравится. Старейшина велел дождаться тебя, после чего привести к нему. Лично. Я отвечаю за это. Давай без глупостей, сынок.
– Я тебе не сын!.. – рявкнул Страйкер.
Иррган равнодушно кивнул. Мамут и Майкл шагнули вперед.
Курт сунул лапы под полы куртки и выхватил пистолеты. Щелкнув предохранителями, он взвел курки и направил оба ствола в сторону ровесников. Тело сестры, завернутое в простыню, продолжало болтаться на плече.
Двое Волков остановились, даже чуть пошатнувшись, словно налетели на какое-то препятствие. Пасти их изумленно распахнулись, а глаза, округлившись, уставились на дыры стволов. Мамот рефлекторно дернул лапу к кобуре, но Курт покачал головой:
– На твоем месте я бы этого не делал. Мозги все-таки вылетят.
И, в подтверждение этих слов, он направил ствол аккурат Мамому промеж глаз. Осознав, что ровесник не шутит, часовой испуганно отступил назад. Волки могли с известной долей относительности разоружить (или просто убить) практически любого безволосого, однако с Волком-собратом это было куда сложнее.
Потому-то Мамот отступил. Пару секунд спустя, Майкл, что-то недовольно ворча, последовал его примеру.
Зато на Ирргана появление оружия оказало прямо противоположное воздействие:
– Да ты что, совсем очумел?!. – взревел старший Волк. Глаза налились кровью, из пасти летели брызги слюны. – Угрожать своим сородичам?!. Просто неслыханно! Сейчас же убери свои погремушки, слышишь?..
Что-то внутри Страйкера дрогнуло. Видеть Ирргана таким – взбешенным, почти сорвавшимся с цепей, – было занятием далеко не самым приятным. Образ накладывался на детские воспоминания, а они, как известно, терзают даже седых стариков.
Курта сильнее сжал рукояти.
– Заткнись, – велел он. – Мне недосуг слушать твои вопли.
Очевидно, Иррган надеялся услышать явно не это – щенячий скулеж, а не уверенную речь взрослого Волка. Такое с ним случалось не редко. Он то и дело забывал, что у вчерашних щенков выросли крепкие зубы.
Как бы там ни было, он был не таким дураком, чтобы бросаться грудью на огнестрельные стволы. Пасть его медленно захлопнулась, а глаза приобрели осмысленное выражение.
– Давай поговорим, малыш, – сказал он. – Ты УЖЕ заслужил наказание. Но если до тебя все-таки дойдет, какое злодеяние ты совершаешь, мы готовы пойти тебе навстречу. Учитывая твое состояние, мы вполне можем закрыть глаза на такой поступок. Безусловно, он продиктован болью и отчаянием. Отдай нам свое оружие, и мы обо всем просто забудем. Верно, парни?..
Мамот и Майкл послушно закивали.
– Мне наплевать, будете вы закрывать на что-то глаза, или нет. – Курт чуть шевельнул стволами. – Но если вы сейчас же не отойдете от Лестницы, клянусь, я вышибу из вас мозги. Считаю до пяти.
– Но послушай, Курт!..
– …четыре.
– Так не делается, Стая…
– …три.
– Хорошо, хорошо! – Иррган поднял лапы. – Мы уходим.
Все трое Волков бочком протиснулись мимо Курта. Пистолетные стволы, будто приклеенные, сопровождали каждый осторожный шаг. Достигнув бокового коридора, они отошли на несколько метров, где остановились, чего-то выжидая.
Страйкер двинулся к Лестнице. Путь был свободен.
Волк начал торопливый подъем, шагая через две-три ступени. Пистолеты по-прежнему были в руках; Джейн балансировала на плече. Наконец все ловушки, одна за другой, оставались позади. Волк остановился на площадке у Выхода, и по привычке проверил монитор. Затем принялся отодвигать засовы. Для этого пришлось убрать один пистолет. Но и с одной лапой, сестрой на плече, а также необходимостью постоянно проверять тыл, это оказалось далеко не простой задачей. Металлические полосы натужно скрипели, будто также не желали выпускать его наружу.
Наконец дверь распахнулась.
Курт развернулся и взглянул вниз. Трое Волков стояли внизу, с задранными кверху головами. Каждая выражала собственную степень неприязни. Больше всего, как ни странно, ее оказалось на морде Мамута. Иррган глядел осуждающе, но без зубовного скрежета. Майкл, похоже, хотел только спать.
– Кстати, Иррган, – сказал Страйкер, ткнув пальцем в сторону Мамута. – Он спит с твоей дочерью.
Большая голова, посеребренная инеем, медленно повернулась к молодому Волку. Мамот под этим взглядом весь будто сжался, а копье в лапе стало похоже на зубочистку.
Усмехнувшись, Курт вышел за дверь. Металлическая плита тихо встала на место.
Волк сунул оба пистолета за пояс, взял на руки сестру, и… припустил, что было мочи. Наверное, он впервые бежал с такой скоростью в непосредственной близости Убежища. Бетонные стены пролетали с дикой скоростью. Невидимые сканеры едва успевали «разглядеть» быстроногое тело. Светильники, запаздывая, вспыхивали уже где-то за спиной.
Но Курт знал этот лабиринт, как свои пять пальцев, – в противном случае не избежали бы увечий ни он, ни сестра, – бетон так и норовил заключить обоих в холодные объятия. Порой приходилось весьма непросто вписаться в поворот, и тогда Волк притормаживал, менял центр тяжести и неестественно заваливался на правый или левый бок. Скорость не позволяла ему упасть. Курт внимательно прислушивался к ее тихим подсказкам.
Погони не было. Но это, впрочем, не удивляло: Стая очень (и даже слишком) дорожила Убежищем, чтобы решиться на какие-либо поспешные действия прямо у Выхода. Страйкер в общих чертах представлял, что происходило у него за спиной. Члены Совета, кряхтя и стеная, пробуждались от сна, чтобы собраться вместе и ухитриться принять какое-то решение. Это будет отнюдь не просто: многие старики терпеть не могли друг друга, и противоречили соседу по поводу и без такового. В этом, помимо всего прочего, заключалась лишняя причина того, что Курт решил взять быка за рога. Пока Совет пришел бы к определенному выводу касательно Джейн, та уже давно успела испустить бы дух.
Ну а теперь эта инертность Волку была только на лапу. Пока старейшины договорятся, стоит ли отряжать погоню, или без спешки дожидаться беглеца, он уже будет далеко.
Курт оскалил пасть.
Прежде чем приступить к долгому подъему, Джейн вновь пришлось взвалить на плечо. Страйкер остановился у круглой шахты, и, переводя дыхание, задрал голову. Это будет непросто, но другого выхода нет. Он сможет – независимо от того, как много на это уйдет времени и сил.
Сознание Джейн витало где-то далеко, следовательно, нечего было и мечтать, чтобы она сама держалась за брата. У Курта не было ни веревок, ни каких-либо других приспособлений, чтобы закрепить бессильное тело. Пояс явно был коротковат, кроме того, Волк не доверил бы старой растрескавшейся коже столь бесценную ношу.
Сцепив челюсти, Курт начал подъем. Он двигался быстро, но не настолько, как хотелось. Сестра отягощала не слишком, и все-таки приходилось каждое мгновение беспокоиться, чтобы она не соскользнула с плеча, или не ушиблась о металлические прутья. Помимо этого, существовала также возможность, что она могла прийти в сознание, и, испугавшись, начать кричать и брыкаться. Страйкер страстно желал, чтобы Джейн очнулась хотя бы на время, и в то же время молил Богов, чтобы это произошло хотя бы через десять минут. (Когда-то Старейшина пытался объяснить щенкам, в чем смысл теории относительности, однако ее истинная красота дошла до Курта только этой ночью).
Таким образом, по-настоящему востребованной была правая лапа – левой Волк придерживал драгоценную ношу. Это ощутимо замедляло подъем, а также вносило ряд других неудобств.
Как бы там ни было, подземные уровни один за другим исчезали в шахте. А по мере этого тело Волка наполнялось густой и горячей усталостью, неспешно поглощавшей одну мышцу за другой. Правая лапа превратилась в сплошной рычаг из кости и сухожилий, потерявший всякую чувствительность. Она уже едва сгибалась в суставах, а пальцы не передавали ощущений – даже когда хватали холодные шершавые прутья.
Курт продолжал подъем, стараясь ни о чем особенно не раздумывать. Тем не менее, какая-то часть его мозга контролировала происходящее. Это были инстинкты, мотивы и схемы поведения (что уже почти превратились в инстинкты), впитанные с молоком матери.
В свете недавних событий Волк сомневался, что когда-либо вновь попадет в Убежище. Вся Стая наверняка уже стоит на ушах. Ради такого случая Совет не мог не собраться. Молодой Волк где-то раздобыл оружие, похитил собственную сестру, а вдобавок угрожал соплеменникам! Старейшина наверняка дал добро на подключение к Сети, и Волки, возможно, рыщут в информационном пространстве, стараясь раскопать хоть что-нибудь о проделках Страйкера… В Сети новости разносятся быстро.
Такое ЧП, как убийство четырех человек, сдобренное свидетельскими показаниями (более напоминающими рассказ в жанре horror), не могло не всплыть в самое ближайшее время.
Но, даже если Стая ничего не узнает, участь Волка уже была решена. Тот, кто посмел оскалить пасть на своих же сородичей, заслуживал только изгнания. На это, собственно, Курт и рассчитывал с самого начала. И все же он не мог исключать, что сестра захочет вернуться в Убежище. У Племени не было ни одного основания, чтобы отвергнуть Волчицу. Кроме того, несмотря на собственные мотивы и чувства, Страйкер не мог просто вычеркнуть из сознания все, что туда заколачивали почти с рождения. «Выходишь на следующий уровень – оглядись. Видишь огни – подожди…»
Поэтому, продвигаясь наверх, он продолжал осторожничать. Но путь был совершенно свободен, даже тараканы-ремонтники куда-то подевались, не говоря об их хозяевах. Технические уровни плавали в непроглядной, густо-чернильной тьме, в которой даже Волку удавалось разглядеть лишь общие детали. В воздухе, словно пудовая гиря, повисла напряженная тишина, прерываемая лишь дыханием Страйкера и клацаньем когтей о металл. Гул десятков машин был привычным фоном, в контрасте с которым каждый выдох гремел ружейным выстрелом.
Наконец круглый проем над головой чуть посветлел. Приглушенный свет показался Курту ослепительной вспышкой.
Волк высунул в отверстие голову и огляделся. Никого.
Картина совершенно не изменилась ни со времени спуска, ни со времени первого подъема. Да и с чего бы ей меняться? – спросил себя Курт. Поправив на плече сестру, он вскарабкался на бетонный пол. Все тело нестерпимо гудело, но правая лапа, казалось, могла вот-вот отвалиться.
По привычке пригнувшись, Волк двинулся в сторону лестницы.
Осмотр мониторов также не выявил ничего интересного. Подворотня, как обычно, представляла собой удручающее зрелище. Курт набрал код, и дверь освободила проем.
Страйкер вновь окунулся в ночь – второй раз подряд, впервые в жизни.
Он спустился по металлической лестнице и помчался в сторону «буфера». На сей раз обилие запахов его отнюдь не смутило. Скорее напротив – Убежище показалось стерильным и до помешательства обыденным. Сейчас же Курт мчался навстречу Дерзкому Новому Миру, который так старательно пытались от него утаить…
Но разве можно спрятать целый МИР?..
Волк сомневался. Он мчался вдоль прерывистого ряда ветхих строений, и бережно прижимал к груди хрупкий сверток. Иногда ему казалось, что он может почувствовать сквозь простыню и куртку биение сердца Волчицы, но его сердце колотилось так громко, что пульс Джейн казался легкими хлопками на фоне артиллерийской канонады.
Перекрестки пролетали один за другим. Красться и выжидать уже не было времени, а потому он привлекал куда больше внимания, нежели обычно. Порой Страйкер замечал чьи-то силуэты, но, как и в предыдущий раз, отщепенцы просто не успевали что-либо предпринять.
Белая простыня казалась во тьме пылающим факелом. В границах «буфера» простой кусок хлопчатобумажной ткани считался целым событием, а некто, бегущий наперевес с таким свертком, очевидно, заслуживал наиболее пристального изучения.
Тем не менее, у Курта были другие планы.
Он бежал и прыгал через преграды, не сбавляя скорости. Кое-где, повинуясь звериному чутью, приходилось сворачивать. Волк с легкостью обходил места, где отщепенцы намеревались взять его в клещи. Все их потуги были до такой степени смешны, что Страйкер проходил сквозь «засады», не удосуживаясь вступлением в контакт. Аборигены были голодны, упрямы и злы, но всем им крупно повезло, что Волк торопился.
Все его маневры, впрочем, лишь выверяли курс. В «спорных территориях» было ощутимо спокойнее, и все-таки перекресток, на котором объявился Череп, Волк миновал десятой дорогой. Сейчас ему менее всего хотелось вступать в дискуссии с уличными гангстерами.
Наконец он свернул на Приисковую. Пересечение Садовой уже маячило в отдалении. Страйкер мчался вперед, напряженно всматриваясь в ночную темноту. Он знал, что опаздывает, а потому волновался. Путь до клиники оставался не близким, а для Джейн на вес золота была каждая секунда.
Однако, заметив в отдалении помятый серый корпус, Курт испустил вздох облегчения. «Тойота» стояла на месте. Фары выключены, желтый маяк на крыше также погашен. Лишь светоотражающие полосы мерцали далекими отблесками, да в салоне с равными промежутками разгоралось красное пятнышко – странная папироса.
Волк с трудом затормозил. Да, это за ним. Таксист заметил его приближение, и откровенно таращился на белый сверток. Курт распахнул заднюю дверцу, а затем протиснулся внутрь. Волчица на руках изрядно осложнила задачу, однако память о первом опыте была еще свежа.
– Ты опоздал, – заявил таксист.
– Знаю, – выдохнул Курт. – Поехали.
Он оправил простыню, чтобы безволосый не мог увидеть ни лица, ни лап Волчицы. Та по-прежнему висела бессильным грузом.
– Что это у тебя?
– Неважно. Поехали, я сказал.
Таксист хмыкнул, но включил зажигание.
– Деньги вперед, не забыл?..
– Конечно. – Курт достал «полтинник» и просунул в щель.
Толстые пальцы впились в бумажку, тщательно ощупали, и упрятали в нагрудный карман.
– Куда едем, мистер Гейтс?
В первое мгновение Страйкер опешил, но затем усмехнулся. Шутки Гетто до него не всегда доходили.
– В город. Серебряная, тридцать восемь. А.
– Никак в Запретный Город собрался?..
– А вы что-то не поняли? – переспросил Курт. – По-моему, я будто бы четко сказал. Повторить?..
– Понял, хотя придется поискать. – Безволосый вырулил на Садовую и дал газу. – Райончик еще тот, честно сказать… Но всяко лучше этого. Пока тут стоял, ко мне уже дважды какая-то шваль подходила. Но со мной, как всегда, верная подружка. – Таксист поднял с соседнего сиденья дубинку, что-то нажал, и вдоль окончания пробежали голубые искры. – В нашем занятии, если не можешь себя защитить, на улицы лучше вообще не выезжать, – всяко сэкономишь…
Страйкер гладил голову Джейн, пытаясь не концентрироваться на болтовне безволосого. Профессиональные проблемы местных водил тревожили Волка меньше всего.
Таксист опустил окно и выплюнул окурок – тот попал в какую-то мутную лужу, которая незамедлительно занялась. Рядом стояло строение, чей фасад был похож на жирную, закопченную сковороду. Судя по всему, папироса была здесь явно не первой.
«Тойота» лихо пронеслась до границы Гетто, вздымая за собой тучи пыли. Дождь десятилетиями не касался этих улиц. Даже машины-уборщики тут не появлялись, потому как некому было платить за бензин. Редкие прохожие, все еще блуждающие по «веселым окрестностям», с руганью прыгали в стороны. Но таксист, ухмыляясь, продолжал терзать педаль газа. Курт не имел возражений, и все же надеялся, что в итоге они благополучно доедут, избежав форс-мажора и других происшествий.
Безволосый сбросил газ, лишь когда по правому борту вспыхнул Сан-Сет. Там, на празднике тугих кошельков, все еще царило веселье, утихомирить которое мог лишь рассвет. (Курт всегда гадал, каким образом они догадываются о его наступлении, ведь по ночам на Бульваре было светло, как днем… Во всяком случае, Волк не мог предположить, что могло быть светлее). Неоновое пламя вздымалась, пульсировало под Куполом.
Такси вторично обогнула Сан-Сет, и только потом водитель сбросил скорость. Они вновь погрузились в глубь Гетто. Тесные городские кварталы смыкались вокруг, и Курт почувствовал себя не в своей тарелке. Он знал, что скоро на этих улицах будет его дом, потому как про Убежище придется забыть, – видимо, накрепко и навсегда.
Стиснув челюсти, Волк мотнул головой. Он сам так решил.
Зато Джейн будет жить.
На этот раз он намеревался забраться так глубоко в Мегаполис, как ни разу прежде. Путь его лежал строго на север, аккурат меж двух Ульев. Именно там, согласно сведениям, полученным из широкого спектра источников (начиная услышанным на улицах обрывками разговоров, и заканчивая частными массивами в Сети), раскинулся Запретный Город. Помимо прочего, именно там находилась подпольная клиника, в которой согласились лечить Волчицу – во всяком случае, Курт на это надеялся.
Он наткнулся на нее случайно, во время очередной вылазки в Гетто, и посещения захудалого сетевого кафе (что также возбранялось Старейшиной). Там, в тесной вонючей кабине, его сознание отделилось от тела, и, преобразованное в электромагнитные импульсы, устремилось по оптоволоконным кабелям прочь от Земли.
Там, в бескрайнем информационном океане, родилась Идея.
Невзирая на моральную поддержку, жидко источаемую Стаей, Волк успел разувериться, что чудо все-таки случится, и однажды сестра поднимется с постели, будто это был просто дурной сон. Курт уже понял, что никто, кроме них самих, им не поможет. И тогда Страйкер принялся рыскать по Гетто, еще не вполне сознавая, что именно он желает найти. Но, как это бывает, случай все решил за него.
Сеть всегда кишела самой разнообразной информацией. Тот, кто обладал должным упорством, как правило, в конечном итоге находил искомое – в более-менее полном объеме. Имелись там и предложения для тех, кто по тем или другим мотивам не желал прибегать к помощи властей. (Волки, разумеется, относились к той же категории). Объявления были искусно завуалированы, но, вникнув в систему, Курт все-таки вышел на след.
Подключившись к массиву, Страйкер совершил виртуальное путешествие по подпольной клинике. Он видел операционную, реанимационную, и ряд других помещений, назначение которых внушало подсознательный страх. Клиника предлагала широкий спектр услуг – анонимное лечение огнестрельных ран, имплантация «дешевых, но качественных» органов, сканирование сознания, а также терапия ряда хронических заболеваний, – для тех, кого не устраивали легальные учреждения.
Тем не менее, внутри конструкта не нашлось ни одного упоминания о местонахождении клиники. Поэтому Курту пришлось выйти на контакт – по электронному адресу, оставленному для потенциальных клиентов. Он изложил проблему, не вдаваясь в подробности (которые, впрочем, собеседника также не особенно интересовали). Доктор назвал цену, и Волк согласился без торга. Ему доходчиво дали понять, что «опухоли стоят недешево». Особенно – злокачественные.
Но лишь после того, как Курт прошел дотошный допрос на предмет того, не имеет ли он какое-либо отношение к правоохранительным службам (легавые будто не могли солгать или уклониться от ответа), был назван адрес. Такая осторожность импонировала.
Покинув Сеть, Страйкер сразу же сверился с картой Мегаполиса. Как он и догадывался, клиника располагалась в Запретном Городе. Адрес, названный таксисту, вероятно, не имел ничего общего с нелегальной медицинской практикой. Тем не менее, один квартал погоды не делал, зато помогал соблюсти конспирацию – то самое условие, без которого ни один Волк не представлял собственного существования.
«Тойота» продолжала мчаться сквозь ночь. По всему Гетто светофоры переключились на зеленый, после чего парализовались в этом состоянии. Дорожная активность на улицах практически свелась к нулю – разве что иногда пролетит за окном какой-нибудь полуночный лихач.
– Вот и Запретный Город, – сообщил таксист. – Уже где-то пару минут.
Страйкер с удивлением огляделся. То, что он услышал кристально чистую правду, удалось определить только по названиям улиц и номерам домов. Кто бы мог подумать, что наиболее загадочный район Мегаполиса (если не считать, разумеется, Ульев), в котором каждый день проворачивали сотни темных делишек, окажется ТАКИМ?! А именно – он был переполнен ничем не примечательными квартальчиками, где даже окна светились одно через двадцать. По тротуарам, как ни странно, не бродили хирурги в запятнанных кровью халатах, а уличные банды не совершали ритуальные поединки при помощи боевых имплантантов. Тут было вполне обыденно, и даже скучно. Дома походили друг на друга, – четырех и пятиэтажные, выстроенные, судя по всему, много позже Купола. Все оказалось как нельзя прозаичнее.
Но, поразмыслив, Волк отбросил сомнения. Действительно, что он желал тут увидеть?.. Это ведь не «спорные территории», где глотки резали за небрежно брошенный взгляд. Хирурги-электронщики, специалисты по имплантантам, нанотехнологиям, биоинженерии, а также прочим тонким материям, как ни крути, являлись народом уважаемым. Было бы нелепо ожидать, что они потерпели бы на своей территории какую-то неуместную активность, или же украшали рабочие места какими-нибудь вывесками. Дескать, «здесь можно вживить боевые имплантанты», или «приобрести здоровую печень с годовой гарантией».
Судя по слухам, в Запретном Городе можно было осуществить процедуру, запрещенную на всей планете – клонирование человека (при наличии, конечно, соответствующих денежных сумм). Тем не менее, никто не кричал здесь об этом на каждом углу. Мегаполисы и без того трещали по швам, а потому власти весьма трепетно относились к проблемам генофонда.
– Жуткое место, – рыхлая спина быстро поежилась. – Говорят, по ночам на этих улицах лучше не показываться. Если, конечно, – безволосый усмехнулся, – у тебя внутри завалялся хоть один мало-мальски функционирующий орган, за который можно получить пару баксов…
Курт не придумал ничего лучшего, кроме как спросить:
– Почему?..
– Говорят, – таксист выдержал драматическую паузу (многие водители – отличные рассказчики; проводя большую часть дня за рулем, они оттачивают свое мастерство на клиентах, хотят те того, или же нет), – что подпольные клиники и впрямь добывают запчасти там, где их достать проще всего – у кого-то отнять. В это время, как мне рассказал один знакомый, на улицы Запретного Города выходят роботы-ищейки. Их жуткое назначение состоит в том, чтобы выслеживать в ночи запоздалых путников. Андроиды оснащены мощными сканерами, которые могут просветить человека на расстоянии квартала – чтобы проверить, осталось ли внутри что-нибудь ценное. Затем эти монстры нападают, парализуют жертву, после чего аккуратно ампутируют все, что привлекло их внимание…
Волк непроизвольно выглянул в окно, а потом усмехнулся.
– Хорошая сказочка, мистер.
– Чистая правда, говорю же!.. – обиделся таксист. – У Запретного Города – нехорошая слава. Да и люди здесь исчезают куда чаще, чем… Ну, скажем, в «веселых кварталах».
Страйкер равнодушно кивнул. Если бы по этим улицам и впрямь бродили роботы-убийцы, он бы уже давно об этом слышал. Шило в мешке, как известно, утаить затруднительно. Ну а кроме того, производство и обслуживание роботов было крайне дорогостояще само по себе, а потому вряд ли добыча могла оправдать такие расходы. Куда проще нанять пять-десять молодчиков, которые могли с тем же успехом справиться с работой Джека-Потрошителя, – во всяком случае, не хуже.
Так что… Это была очередная легенда из городского фольклора, не более того. Наподобие тех, что повествовали о мохнатых монстрах, якобы выходящих на поверхность откуда-то из-под земли.
Вздрогнув, Курт бросил на улицу опасливый взгляд.
Примерно минуту спустя «Тойота» стала притормаживать. Мимо тянулись те же ничем не примечательные строения. Окна темны, двери подъездов плотно закрыты. Не было видно ни патрулей охраны, ни вероятных правонарушителей. В каком-то смысле, – решил Волк, – это даже образцовый район. Если, разумеется, не принимать в расчет различные басни (у которых, естественно, также имелись свои основания).
Вот мимо скользнул фасад с белой табличкой, – 37. Не заставил себя долго ждать и тридцать восьмой. Машина, качнувшись на рессорах, остановилась у обочины.
– Приехали, – сообщил безволосый. – Серебряная, тридцать восемь. А.
– Спасибо.
Наспех оглядев обе стороны улицы, Курт взял сестру на руки и распахнул дверь. Ветерок донес до носа холодные влажные запахи, манящие и тревожащие одновременно. В них чувствовалось какое-то предостережение, – смутное и едва уловимое.
– Может, еще куда поедем?.. – поинтересовался водитель.
– Навряд ли, – буркнул Курт. Он и думать не желал, что здесь и сегодня его ожидает от ворот поворот. Остаться в одиночестве, посреди Запретного Города, да еще с больной сестрой на руках… Это было бы уже чересчур. – Я задержусь, наверное, надолго.
– Как знаешь, – явно разочарованно бросил таксист.
Волк вылез из салона, ухитрившись не ушибить ни себя, ни сестру. Хлопнул дверцей и вышел на тротуар. «Тойота» почему-то не спешила уезжать, будто безволосый и сам не верил в поведанную сказку.
Проскрежетало, опускаясь, стекло:
– А знаешь, какое настоящее название этой самой улицы?
Курт отрицательно покачал капюшоном. Сказать по правде, ему было наплевать.
– Dead embryonic cells, – сообщил таксист, зачем-то ухмыляясь.
Страйкер молчал, не произнося ни слова. Он ждал, покуда безволосый закончит треп, и уберется восвояси.
Видимо, таксист также это почувствовал. Оконце со скрипом поднялось, а «Тойота» тронулась с места. Вскоре машина, свернув на следующем же перекрестке, исчезла из виду. Чуть позже затих рык мотора. Вокруг кристаллизовалась и опадала чернильными хлопьями напряженная тишина. Эти снежинки, казалось, можно было потрогать руками.
Курт внимательно поглядел в обе стороны.
Похоже, сегодняшней ночью они с Джейн были единственными, кому так приспичило посетить Запретный Город. Вокруг не было видно ни одной живой души. (Не раздавалось, впрочем, ни шума сервомоторов, ни топанья металлических ног по асфальту). Окна темны, на крышах также никого. Тем не менее, фонари исправно работали – отраженный свет лежал на асфальте грязно-желтыми комьями.
Поежившись, Страйкер двинулся вперед. Он осторожно прижимал сестру к сердцу, слушал, нюхал воздух, и внимательно глядел под ноги. На этих улицах бывать ему еще не доводилось, – как, наверняка, большей части Стаи. В эту ночь Курт забрался так далеко, как никогда.
Он прошел до конца квартала, свернул налево, и, считанные шаги спустя, застал искомое там, где ему и полагалось находиться. Это было четырехэтажное, ничем особенно не примечательное сооружение. Не слишком обшарпанное, но в то же время далеко не идеальное – аккурат настолько, чтобы не привлекать излишнего внимания.
Темные окна недружелюбно уставились на Волка. Тот же, в свою очередь, пытался рассмотреть, что происходит внутри. Однако, как ни тужился, не видел ни единого огня, ни одного отраженного контура. Что касалось запахов, то Курт не чувствовал ничего необычного. Вернее, Запретный Город пах гораздо лучше, нежели Сан-Сет Бульвар, и несравненно лучше, нежели «буферная зона» вокруг Ульев.
Курт понятия не имел, как именно должна выглядеть подпольная клиника. В фильмах подобные места изображались преимущественно изнутри, и никогда – снаружи. Там было сыро, негигиенично и мрачно. Тем не менее, какая-то маскировка, вероятно, извне все-таки присутствовала. Почему же ей не оказаться такой – в меру обшарпанной, с тонированными стеклами?..
У Волка не было ни одного доказательства, что он попал по адресу (как и ожидалось, на стенах не обнаружилось ни рекламных слоганов, ни даже пригласительных надписей) – если не считать аккуратную табличку с номером, – цифрами 7 и 3.
Страйкер с опаской подошел к двери. Та была большой и металлической, с кодовым замком и переговорным устройством. Единственная кнопка светилась загадочным фосфоресцирующим светом.
Перехватив тело Джейн левой лапой, Волк вдавил кнопку когтем большого пальца. Ответом ему была полная тишина, хотя Курт удерживал палец не менее четырех-пяти секунд. С другой стороны, это еще ни о чем не говорило, ведь сигнал мог подаваться куда-нибудь в подвал, или, напротив, наверх…
Волк принялся ждать.
Наконец в зарешеченном динамике что-то зашипело. Далее раздался чей-то голос, скрипучий и явно раздраженный:
– Чего надо?.. Кто это там?!.
Опешив от такого приема, Страйкер (в сознанииулааих ого приема, Страйкер (в голове у него пронелись все есу. У него проскользнула вся цепь сегодняшних событий и испытаний, долженствующая привести к данному, кульминационному моменту… Вынести и выдержать столько, чтобы наткнуться в итоге на прозаичное хамство?!.), сперва опешил. А после ярость застелила ему глаза.
– Это я! – рявкнул он. – Мы общались, по поводу моей сестры. Вы сказали, что я могу привести ее в любое время, как только найду нужную сумму. Разве не так?..
Динамик озадаченно притих.
– Потише, приятель, – донеслось через пару секунд. – Если я и впрямь тебе это сказал, стало быть, ты знаешь парочку волшебных слов.
Волк напряг память. Такую абракадабру не каждый день слышишь.
– Розовые шимпанзе скачут по трансценд… трансцендентным джунглям за невероятным сиренево-салатным бананом, – выпалил он. – Если, конечно, я что-то не напутал.
– Суть ты ухватил, – одобрил динамик. – Зеленые шимпанзе меня тоже здорово достали. Ладно, проходи.
За дверью глухо щелкнуло. Справа появилась тонкая щель, откуда на улицу падала красная линия. Курт невольно отскочил. Переложив Джейн на плечо, он освободил тем самым лапы, дабы отразить возможную атаку. Однако, ничего не случилось.
Тогда Волк шагнул к двери, взялся за край и с силой потянул. Дверь нехотя поддалась, хотя и не испустила ни единого звука. Проем за нею был затоплен кровью – так, во всяком случае, Курту показалось. Глаза, успевшие привыкнуть к темноте, в первые мгновения сыграли с ним дурную шутку. Но, проморгавшись, Страйкер понял, что это всего-навсего красная лампочка. Она висела под самым потолком, испуская тот самый кровавый свет, в котором энтузиасты-фотографы проявляли свои доисторические пленки…
Стены, пол и потолок были окрашены в густо-красный свет, нагнетавший тоску. Волк продолжал вглядываться в проем, отнюдь не торопясь очертя голову нырять за порог. Коридор был узким, три средних шага в ширину. В другом его конце виднелась другая дверь – зеркальное отражение той, что распахнулась перед Куртом. Над проемом, прикрученная на кронштейнах, висела цифровая видеокамера.
– Поторопись, – заявил динамик. – Чего медлить?..
По-прежнему колеблясь, Волк переступил порог. Краем глаза он ухитрился увидеть, как сократилась мощная пружина. Дверь бесшумно встала в проем, а мгновение спустя щелкнули запоры. Оглянувшись, Страйкер ткнулся взглядом в ровную металлическую поверхность – такую же гладкую, как и снаружи. Не было ни засовов, ни замочных скважин. Волк понял, что оказался в ловушке. Более того, он притащил сюда сестру.
Тут под потолком раздался тот самый голос, только шума и скрипов в нем немного поубавилось:
– Не волнуйся, приятель. Такие времена, сам понимаешь.
Курт быстро крутил головой. У потолка обнаружился громкоговоритель, а также еще одна штуковина непонятного назначения, – большой, выпуклый, зеркально-черный глаз.
– Открой дверь!.. – взревел Волк.
– Не так быстро, – ответил динамик. – Я же сказал – не волнуйся. Если ты и впрямь тот, за кого себя выдаешь, дверь откроется, а вы оба сможете войти. Пока идет сканирование, покажи-ка лучше деньги.
Курт стиснул челюсти. Делать нечего, придется показать.
Он полез правой лапой в карман, достал деньги и помахал перед камерой. Требование, само по себе, ничуть его не удивило. Волк уже начал понимать, что у безволосых такой обычай знакомиться.
– Достаточно. Осталось немного…
Страйкер спрятал деньги, поправил сестру на плече. Ситуация явно выходила из-под контроля. Курт клял себя на все лады за то, что допустил столь очевидную ошибку. Откуда ему знать, что блестящая штуковина под потолком – не газовая форсунка?..
Безволосые могли заполучить сразу два экспоната.
– У тебя и у твоей сестры весьма интересная костная структура, – донеслось из динамика. – Очень интересная. Никогда не видел ничего похожего, и даже не представляю, как это сделать… Вероятно, скелет предполагает и другие изменения, так ведь?..
Курт изумленно молчал. Вероятно, – думал он, – докторишка решил, будто оба Волка – продукт неких манипуляций со скелетом и мышечной массой. Если так, то Страйкер не собирался ничего отрицать. Слишком многие нынче всерьез полагали, словно Волчье Племя в действительности никогда и не существовало. Огонь поглотил слишком много страниц.
– Все, готово. Девушка очень больна. Крупная опухоль, – подытожил громкоговоритель. – Чем скорее мы приступим, тем лучше. Но у тебя за поясом – два пистолета. Пока ты с ними не расстанешься, помочь сестричке мы также не сможем.
И, будто в подтверждение этих слов, справа от Волка что-то лязгнуло. Это оказалось квадратное оконце с металлической крышкой. Эдакий мусоросборник для небезопасных клиентов, распахнувший темную пасть.
Страйкер пожал плечами. Он отлично понимал, что, стоит ему расстаться с оружием, и нового воссоединения может не случиться. Однако, эта перспектива Курта отнюдь не пугала. Его основным оружием были вовсе не пули и порох, а потому докторишке об этом лучше не знать.
Волк извлек пистолеты и положил на металлическую крышку. Та сразу же захлопнулась, едва Курт отдернул лапы, забрасывая оружие куда-то вовнутрь. По «мусоропроводу» прокатились гулкие удары.
Через мгновение дверца распахнулась вновь.
– Теперь деньги, – заявил динамик.
– Что?! – возмутился Волк. – Сперва откройте дверь!..
– Она откроется, как только ты отдашь деньги. Откуда мне знать, что ты не принес дурацкую «куклу»?..
Курт помолчал, размышляя над значением странного термина.
– Я показал вам деньги, – заметил он. – Кроме того, я добровольно расстался с оружием. Вы же пока не сделали ничего, что внушало бы доверие. Поэтому открывайте гребаную дверь!..
Несколько мгновений царила напряженная тишина.
– Ладно. Только без фокусов.
Вторая дверь звонко щелкнула, после чего приоткрылась. Курт метнулся к проему, стремясь оставить «шлюз» позади как можно скорее. Оттолкнув плечом дверь, он переступил порог. За ним обнаружились пара метров свободного пространства, переходящие в лестницу.
– Поднимайся, – донеслось откуда-то сверху (судя по металлическим нотам, из очередного громкоговорителя). – Второй этаж. Жду. И, повторяю, без всяких там фокусов.
Курт устремился на голос, перепрыгивая через две-три ступени. При этом, разумеется, он не терял осмотрительности, готовясь ударить в любое мгновение. Хитрый докторишка ему уже не нравился – так сказать, заочно. Слишком много подозрительности, а также необоснованных требований. Но делать нечего – осталось выяснить, что безволосый представлял из себя, как профессионал.
Миновав оба пролета и пустую площадку, Волк оказался на втором этаже. Дверной проем пустовал. Прозрачные створки распахнуты настежь. Если они и были бронированы, то, по сравнению с предыдущими, казались практически не существующими.
Из пустого проема лился яркий люминесцентный свет. Десятки раскаленных добела трубок усеивали потолок. Курт прищурился, выжидая, пока глаза его привыкнут к новой остановке. Затем переступил порог. Джейн все так же висела на руках, не подавая признаков жизни.
Отметив местонахождение безволосого, Страйкер продолжил осмотр. Как полагалось настоящему Волку, он не акцентировал внимание на мелочах, а продолжал беглый осмотр, стараясь обнаружить и предупредить возможную угрозу. Но ничего опасного, при первом рассмотрении, выявить не удалось. Тогда Курт смог уделить деталям больше внимания.
То, что он оказался в Лазарете (или больничной палате), было ясно сразу. Белоснежные стены, пол из керамической плитки, множество странной мебели, а также приспособлений не вполне понятного назначения. Стерильная тишина, хрустальная чистота. Пахло спиртом, хлоркой, какими-то препаратами.
И – ни одного больного.
По правую руку тянулся ряд окон, которые Курт видел еще с улицы. Были ли они тонированы изнутри, определить не представлялось возможным – все до единого маячили прямоугольными провалами.
Рассмотрев все это, Волк перевел взгляд на безволосого. Тот стоял, сохраняя неподвижность, в проходе меж операционными столами. И, как стало ясно с первой же секунды, представлял не меньший интерес, нежели окружающее. Все в его облике заслуживало, по меньшей мере, упоминания. А кое-что – детального осмотра.
Первым в глаза бросался снежно-белый халат. Эта белизна казалась почти девственной, если не считать крошечных точек красного цвета, что усыпали подол. /Капли крови на простреленном лебедином крыле./ Далее глаза Страйкера опустились на рукава, и торчащие из них кисти рук. Одна была белой, тщедушной и перевитой синими венами. Вторая же представляла собой металлический протез с длинными суставчатыми пальцами. Судя по множеству незащищенных деталей, эта модель вряд ли была боевой, и предназначалась, вероятно, для тонкого квалифицированного труда.
Тонкие ноги, одетые в черные штаны, не представляли собой ничего особенного. Поэтому Курт поднял взгляд выше. Худое бледное лицо принадлежало мужчине лет сорока-сорока пяти, который успел многое повидать на своем веку. Высокий морщинистый лоб, большие залысины, крючковатый нос. Тонкие, едва розовые губы, скривившиеся в циничной усмешке.
Левый глаз напоминал осколок льда, застрявший в раскаленный глазнице. Он был бледно-синим, практически бесцветным. А второй – как и протез, также расположенный справа – оказался оптическим имплантантом. Желтая скважина объектива ярко пылала, словно вобрала в себя всю ненависть расы машин, призванной служить человеку. Симбионт, состоящий из сложных микросхем, наночипов, стекла и искусственного нейроволокна.
Страйкер бы ничуть не удивился, узнав, что эта штуковина способна просеивать картинку в замедленном темпе, многократном увеличении (что, с другой стороны, присуще и менее дорогим моделям), а также сканировать твердые объекты через одежду и кожу (что, строго говоря, официально запрещалось нормативными актами). Не исключено было и то, что имплантант был способен фиксировать электромагнитные, звуковые волны, ультрафиолет, радиацию, а также, возможно, многое другое.
– Клади ее сюда, – сказал безволосый. Протез указал на узкую койку с колесиками.
Голос, казалось, продолжал звучать из динамиков. Громкость была уже не та, однако модуляции по-прежнему трещали, скрипели и тарахтели, как древний паровоз. Волк начал подозревать, что голосовые связки доктора также заменили, вставив какие-нибудь проволочки и силикон.
Помедлив, Курт направился к койке. Прежде чем опустить на нее тело сестры, он внимательно изучил плоскую поверхность, повторяющую рельеф спины, задницы и ног.
Бережно разжав руки, он отступил на шаг в сторону. Им владело замешательство. Что дальше?.. Джейн лежала, завернутая в простыню, – ее дыхание едва вздымало тонкую ткань. Но, разумеется, это не могло продолжаться бесконечно (если, конечно, докторишка не умел лечить возложением рук). Собственно, этого момента Страйкер опасался больше всего. Ему предстояло сделать то, от чего предостерегала вся прожитая жизнь – оголить собственную сущность. Инстинкты вопили и рвались в груди.
Но безволосый молчал, улыбаясь.
– Что дальше?.. – не выдержал Курт.
– Оплата, конечно. Я впустил тебя внутрь. По-моему, это внушает доверие, как ничто другое. – Протез протянулся, шевельнув металлическими пальцами. – Давай сюда деньги.
Волк молчал, размышляя. Он не чувствовал опасности – во всяком случае, явной. Он достиг той цели, к которой так стремился, тут безволосый не ошибся. Курт проник внутрь, заполучив доступ к тому самому оборудованию, от которого зависела жизнь Джейн. Это – главное. Возможно, ему удалось бы это сделать, не прибегая к посредничеству Хью, сделке с Ковбоем, и убийству четверых безволосых.
Но – что дальше?..
Где гарантия, что докторишка выполнил бы работу так, как если бы ему за это платили?.. Что он не «забыл» бы нажать вовремя нужную кнопку?.. В данной ситуации, как ни крути, крайне трудно отрицать очевидное – заложников отпускают крайне редко. Независимо от того, выполнили они то, что от них требовалось, или же нет.
Волк сознавал это и прежде. Как ему казалось, деньги должны играть роль этой гарантии.
– Не так быстро, – сказал он. – Вы получите деньги, если работа будет сделана. А именно – если сестра выздоровеет, со стопроцентной гарантией. В противном случае вы не получите не цента.
Лицо безволосого вытянулось:
– Ты не понимаешь!.. Болезнь слишком запущена! Никто не даст тебе стопроцентную гарантию, понимаешь?! Никто!
– Ошибаетесь, – усмехнулся Курт. – Я знаю такого человека. Как, вероятно, и вы. Этого господина зовут Бенджамин Франклин. У меня с собой толстая пачка его портретов.
Волк достал доллары, помахал ими у физиономии безволосого. При этом купюры сочно хрустели. Нормальный глаз доктора изумленно распахнулся, зато диафрагма имплантанта открылась, будто пыталась всосать в себя все банкноты. Курт подумал, что безволосый мог бы проверить подлинность купюры, если бы та лежала на другой стороне улицы.
Произведя финальный аккорд хруста, Курт спрятал деньги.
Безволосый сглотнул.
– Что ж, этот господин мне также знаком, – сказал он наконец. – Ладно, будем считать, что договорились. Все не так плохо. Помоги-ка мне. – Он взялся за край койки, явно намереваясь куда-то ее тащить. Курт ухватился справа. Вдвоем они покатили кровать в другой конец помещения. – Эх, старею… – Бурчал докторишка. – Если бы мне не были так нужны деньги…
Курт молчал. Решив одну проблему, его мозг переключился на другую.
Они катили койку к какому-то агрегату, нависавшему над полом. Он стоял на толстых кронштейнах, опутанный многими метрами разноцветных проводов, какими-то трубками и менее внятными штуками. Доктор целеустремленно катил кровать под этот самый аппарат, пока голова и передняя часть туловища Джейн не скрылась под нагромождением металла и пластика.
Волк недоуменно качал головой, но не произнес ни слова.
Когда хрупкий протез потянулся, чтобы снять с Волчицы простыню, Курт отреагировал с быстрой разъяренной гадюки. Ладонь его легла на локтевой сустав, где, как ему показалось, также имело место что-то холодное и твердое. Протез замер на половине пути.
Безволосый изумленно обернулся.
– Погодите. – Волк убрал лапу.
Дважды в жизни он обнажал собственное лицо перед безволосыми, и все-таки это было тяжело, как в первый раз. Но Страйкер нарушил и без того много правил, чтобы беспокоиться из-за таких мелочей.
Сорвав с головы капюшон, он распрямился и с вызовом уставился на безволосого. Тот же, как ни странно, рассматривал его с сугубо профессиональным интересом. И, казалось ничуть не удивился (во всяком случае, это никак не отразилось на полукибернетическом лице), если не считать углубившихся морщин у тонкого рта.
Оптический имплантант пристально шарил по лицу, обросшему густыми волосами. Волк почти осязал, как электронный взгляд прикасался к удлиненным ушам, лохматил мех на макушке. Второй глаз безволосого в это время глядел без всякого выражения, практически бессмысленно. Процесс происходил настолько ненавязчиво, что Курт успел увериться в своей первоначальной догадке – о том, что докторишка рассмотрел его еще с порога.
– Очень интересно, – сказал безволосый. – Очень и очень…
По известным причинам Волка никогда прежде не беспокоило, что люди могут подумать о его внешности. Поэтому он не придумал ничего лучше, кроме как спросить:
– Вы думаете?..
– Со всей определенностью, – доктор серьезно кивнул. – Скажи-ка, это сделано искусственно, или вы такими родились?.. – Протез небрежно опустился на плечо Волчицы.
– Мы…
Все внутри Курта боролось, протестовало против этого непринужденного допроса. Что тут говорить, никто из Стаи не привык, чтобы безволосый с искусственным глазом интересовался подобными вещами. Инстинктивным желанием было протянуть лапу и свернуть эту тщедушную шею. Но кто, если заглянуть на одно мгновение в будущее, потом поможет Джейн?..
– Мы… Такими родились.
– Я так и думал. Изменения слишком серьезные. – Доктор протянул вперед нормальную руку, и, как бы между прочим, пощупал бицепс Курта. – Чтобы это проделать, нужно неплохо постараться. Однако, даже тогда результат мог составить меньше тридцати процентов от ожидаемого результата… Проще говоря, в семидесяти процентах из ста вы остались бы умалишенными уродами, – пояснил безволосый. – А то, что я вижу, отнюдь не уродливо. Это больше похоже на результат долгой, кропотливой эволюции… Если, разумеется, нам не было достоверно известно, что у волков никогда не наблюдалось нужды вставать на задние лапы, чтобы сорвать с пальмы банан…
Доктор замолчал, погрузившись в околонаучные раздумья.
– И?.. – буркнул Волк.
– Ну, а кроме того, – очнулся безволосый, – если бы с вами и впрямь проделали нечто подобное, у вас, во всяком случае, не возникло бы проблем с какой-то там опухолью… Так ведь?
Курт молчал. Что тут можно сказать?..
– Кстати, о ней, – нашелся он. Обсуждение его собственной внешности, на поверку, оказалось делом весьма утомительным. – Время не терпит, вы сами сказали.
– Верно. Молодец, что напомнил. – Он сомкнул пальцы на простыне и осторожно потянул.
Белая ткань соскользнула с головы и плеч Волчицы. Вид сестры вновь отдался в сердце Курта раскаленной иглой. Джейн выглядела еще хуже, нежели до того, как ее брат отправился в первую вылазку. Но безволосый, похоже, этого не понимал. Осмотрев морду и приоткрытую пасть, он многозначительно поцокал языком, а потом, к удивлению Волка, оттянул веко Джейн и заглянул внутрь имплантантом.
Курт не говорил ни слова, хотя происходящее ему сильно претило.
Доктор развернулся к своему аппарату, поправил нависающую над Джейн крышку, щелкнул каким-то тумблером. Затем зашел сбоку, где был встроен жидкокристаллический монитор. Тонкая пластина уже ярко горела. Изнутри странного аппарата уже доносился подозрительный шум, – будто разогревалась мощная турбина.
Безволосый пристально изучил показания экрана, немного подумал, и начал терзать сенсорную клавиатуру. Металлические пальцы так и скакали по пластинам, извлекая лишь тихие щелчки, в то время как основная симфония имела место где-то рядом – неслышные электронные звуки, призванные направить исцеляющую энергию в нужное русло.
Заинтересовавшись процессом, Страйкер придвинулся ближе.
На мониторе мерцал мозг Волчицы. Волк понял это сразу, – ему и прежде доводилось видеть выходную картинку со сканеров (преимущественно, по головизору). Но так близко – никогда. Изображение было черно-белым. Серая сердцевина застыла в обрамлении темных стен черепа. Оба полушария были как на ладони: извилины складывались в загадочный, непостижимый ландшафт, скрывающий в себе величайшую тайну – человеческий разум.
Картинка едва заметно пульсировала (в такт биения сердца Волчицы, кардиограмма которой бежала в нижней части экрана), и равномерно проворачивалась вокруг виртуальной оси.
Вот доктор проделал какую-то манипуляцию с клавиатурой, – в левом полушарии мозга тут же вспыхнуло красное пятнышко. Оно было совсем крошечным, и, если бы не цвет, могло считаться совсем незаметным.
– Видишь? – спросил доктор, ткнув пальцем в экран. – Вот где корень всех бед. Казалось бы, пустячок… Капля дегтя в бочке меда, – мозг у девочки просто отличный. Но болезнь слишком запущена. Я немедленно начну терапию. Если она выживет, то не слишком удивляйся, если время от времени у нее будут ухудшаться манеры.
– Почему? – не понял Курт.
– Опухоль находится слишком близко к лобной доле, – пояснил доктор, – а именно она отвечает за соблюдение всяческих норм – правил поведения, где бы те ни закреплялись… Согласно статистике, многие особо злостные нарушители правил травмировали именно это место…
Волк молчал. Честно говоря, ему было глубоко наплевать, будет ли Джейн чавкать за столом. Главное, чтобы она осталась жива. Остальное они как-нибудь переживут.
Тихо вздохнув, Страйкер поглядел на красное пятнышко. Оно находилось аккурат на «экваторе» вращавшейся картинки. Казалось бы, пустячок, – отдалось эхом в сознании…
– Когда вы приступаете? – раздраженно спросил он.
– Уже. – Безволосый усмехнулся, кивнул на монитор. – Процесс идет. А ты думал, что мы начнем с лоботомии?.. Сейчас не тот век, приятель. Все делается в соответствии с государственными стандартами, но анонимно, а потому несколько дороже…
Курт молча кивнул. Под колпаком, что накрыл голову Джейн, мерцал рассеянный свет, переливались какие-то разноцветные пятна. Страйкер понятия не имел, что там происходит, но сознавал, что пытаться вникнуть совершенно бессмысленно.
Повисло многозначительное молчание.
Волк понял, что кое-что упустил из виду – причем далеко не мелочь.
– Если она выживет, – сказал он, глядя в глаза доктору (насколько, конечно, это было возможно), – клянусь, что не трону вас и пальцем. И не допущу, чтобы это сделал кто-либо другой. Но вы, в свою очередь, должны дать слово, что наш визит останется в тайне. Согласны?..
– Конечно, приятель. Это вошло в особые условия договора, как только вы переступили порог. – Безволосый осклабился. – Ко мне заходят и более таинственные субъекты, нежели вы оба, вместе взятые. Но в то же время, Волки – впервые. А я-то думал, все это сказки…
Волк молчал. В свою очередь он надеялся, что ему не придется сказать того же о биомеханических монстрах, что бродят по улицам Запретного Города, и отнимают у путников ценные внутренности.
– Твои… прародители выглядели совсем по-другому, – добавил доктор. – С другой стороны, это мог быть обычный монтаж…
Вздрогнув, Страйкер кивнул. Он понял, что имел в виду безволосый. Первые Волки, включая легендарного Коррига (по слухам, самого Первого), гораздо больше походили на настоящих волков, нежели на людей. Курт видел их фотографии – последние, что сохранила Стая, – и до последней минуты полагал, что это единственные снимки во всем Мегаполисе.
Первые Волки больше любили ходить на четвереньках, нежели на задних лапах, как и пристало homo sapiens (пусть даже небольшому ответвлению). Они любили сырое мясо, и любили охотиться. Первые эксперименты показали ошеломляющие результаты.
А затем, как это водиться, что-то пошло не так.
Но к этому времени Волков стало слишком много. Их использовали в локальных конфликтах по всему миру, – там, где сами безволосые не желали драть шкуры.
И, как это водится, Волчье Племя осознало себя. Курт помнил об этих событиях по рассказам Старейшины, носившим отвлеченный эпический характер. Подлинная хронология событий была вырвана даже из учебников, авторы которых ограничились лишь парой скупых строк. Человечество не желало признать, что во всем случившемся была виновата прозаичная глупость.
…Корриг начал Революцию. Кроваво-алое знамя взметнулось над планетой. Обмелевшие реки вновь наполнились, – кровью. Волки, произведенные на свет с одной-единственной целью – убивать – решили бороться до конца. Их не устраивало то положение, которое определила Раса Господ. Однако, силы были слишком не равны.
Революция захлебнулась в крови – ценой невероятных усилий, и десятков тысяч жизней. Безволосых, конечно. Волки не в счет.
С тех пор все манипуляции с Кодом Жизни, по взаимному согласию членов ООН, находились под запретом длинного ряда международных конвенций. Нарушителей ждала суровая кара.
Именно поэтому метаморфозы ДНК перебрались в подполье и стали выгодным бизнесом. Именно поэтому доктор с искусственным глазом поинтересовался, родился ли Курт с волосатым лицом. Собственно, так и было, – обмануть природу невозможно. Она всегда найдет выход, отыщет любую лазейку. Поэтому в собирательном облике Стаи было гораздо больше человеческого, нежели в сподвижниках Коррига, вместе взятых. Передвигаться на четвереньках стало уже не так комфортно, как пару поколений назад. Однако, Волки по-прежнему были способны убивать.
Эти мысли пронеслись в сознании Курта чередой огненных вспышек.
Он был озадачен словами безволосого. Тот, оказывается, о чем-то догадывался, и даже наблюдал некие снимки. Никто из обитателей Мегаполиса, если о их интеллекте было уместно говорить с уважением, не мог сомневался, что Волчье Племя действительно существовало. Но отнюдь не многие, находясь в здравом уме, допускали, что Волки по-прежнему живут где-то рядом.
– Теперь вы знаете, что это не монтаж, – заметил Курт. – И все-таки, постарайтесь об этом забыть. Чем быстрее, тем лучше. Сами понимаете, мы находимся не в том положении, чтобы…
– Ну что вы!.. – прервал его доктор, поднимая вверх руку и протез. – Кто, в здравом уме, поверит какому-то маргинальному медику, у которого нормальных-то органов почти не осталось?! – Он отогнул металлический палец и постучал о желтое стекло оптического имплантанта. Глухой звук, как Волку показалось, отразился где-то в черепной коробке. – В лучшем случае, мне самому сделают лоботомию…
Страйкер оскалил зубы в усмешке, а затем окинул «палату» красноречивым взглядом. Вокруг, при желании, можно было расставить десятки камер, что фиксировали бы каждое движение посетителя. Но выяснять это сейчас было не время. Он все сказал. Если у «маргинального медика», среди всевозможных имплантантов, завалялась хотя бы парочка нормальных извилин, эти записи не попадут за порог бронированной двери на первом этаже. В противном случае Курту, видимо, придется посетить это заведение вторично.
Ну а пока…
– Как долго это продлится? – спросил он, кивнув на Джейн.
– Не менее суток. Пока опухоль не спадет. – Безволосый пожал плечами. – Это может продлиться и дольше, но спешить, судя по всему, вам некуда?.. Часов через восемь проведем повторное сканирование, потом включим фазоинжектор – чтобы восстановить поврежденный участок. Времени у нас предостаточно, так ведь?..
Волк устало кивнул. Спешить им и впрямь было некуда. Лишь сейчас, услышав про столь внушительные временные рамки, он понял, насколько утомился за эту долгую ночь. Ему хотелось есть и спать, причем было крайне непросто определить, чего больше.
– Вы никого больше не ждете? – уточнил он.
– Нет, ни в коем случае. – Безволосый хохотнул. – Специфика этой работы в том, что мы, как правило, обслуживаем эксклюзивно. Индивидуальный подход к любому клиенту, которому уделяется все внимание…
– Тогда, пожалуй, сосредоточьтесь на ней. А я, наверное, вздремну…
– Может, хочешь есть?..
Курт смерил его подозрительным взглядом.
– Пожалуй, – кивнул он. – Что у вас есть?
– Выбор небогат, однако желудок набить сгодится. – Безволосый зашаркал прочь от койки с колесиками и громоздкого аппарата. Там, у дальней стены, обнаружился вместительный холодильник с прозрачной дверцей. – Так, что же мы имеем?.. – Доктор распахнул дверцу и начал изучать содержимое.
Первыми Волк заметил несколько биомеханических имплантантов, из которых торчали какие-то трубки и проводки. Далее – три контейнера из светоотражающего материала, с красными крестами на крышках. Внутри лежало нечто округлое, и Курт стало немного не по себе. Он хотел было отказаться от угощения, заявив, что его неправильно поняли, как вдруг доктор выпрямился с победным смешком.
В руках он держал три запечатанных пластиковых пакета.
– Тушеная свинина и овощи. Годится?..
Страйкер, чувствуя смутные сомнения, медленно кивнул. Он понимал, что не стоило бы употреблять продукты, взятые из такого холодильника и таких рук, однако, стоило ему увидеть еду, как в желудке вспыхнула искра зажигания.
– Тогда пошли.
Доктор зашаркал в противоположном направлении. Там, в закутке, оказалось нечто вроде кухни – стол, раковины, ультрамикроволновка. И даже головизор. Безволосый сунул все три пакета в микроволновку, хлопнул дверцей и ввел программу. Табло начало отсчет – две минуты.
Курт уселся за стол, свесил ноги с табурета. Такие, как он знал, стоят в барах и других заведениях, оборудованных высокими стойками. Но тут, в «палате», Страйкер возвышался над белой пластиковой столешницей, будто мохнатое изваяние. Капюшон, позабытый, болтался на спине. Он успел порядком надоесть, однако присутствие безволосого, честно признаться, интуитивно беспокоило. И все же Волк чувствовал к этому человеку невольную симпатию – он вылечит его сестру (или, по крайней мере, попытается…).
Доктор тем временем извлекал из шкафчика столовые принадлежности, в единственном комплекте – тарелку, стакан, нож, вилку. Все это опускалось перед Волком. Тот, озадаченный, мог бы уже ничуть не удивиться, глотни безволосый машинного масла из большой канистры…
Микроволновка, пискнув, потушила фонарик. Доктор распахнул дверцу и достал пакеты. Курт внимательно следил, как он берет нож и вскрывает упаковку по специальному шву. Стоило лезвию проделать первый разрез, как до ноздрей Страйкера донесся сочный мясной аромат. Безволосый резал неторопливо, будто проводил сложную хирургическую операцию. Не выдержав, Курт вырвал пакет, разорвал когтями, вывалил содержимое на тарелку и принялся за еду. Он все еще сомневался, однако ничего не мог с собой поделать.
Пустой желудок требовал немедленного насыщения. Сегодня он потратил слишком много калорий, и, если не пополнить их запас, последствия могли оказаться плачевными.
Доктор с умилением следил за процессом.
Волк поглощал еду жадно и быстро, но не забывал про приличия – в правой лапе сжимал нож, в левой – вилку. В Убежище щенков сызмальства обучали столовому этикету. Курт догадывался, что это, по представлениям Старейшины, было призвано усмирить диких предков в душах Стаи, а также напомнить, что в них гораздо больше человеческого, нежели звериного.
Выпотрошив упаковку, Страйкер принялся за другую. И, как на десерт, закусил овощами. Он чувствовал, что приятное тепло разливается по телу. Думать о том, что он мог собственноручно накачать себя какой-нибудь гадостью, не хотелось.
Безусловно, два живых Волка (вернее, на данный момент – полтора), были весьма заманчивым кушем для любого коммерсанта, не говоря о «маргинальных медиках». Тем не менее, природное чутье на опасность, придавленное из желудка теплой тяжестью, сосредоточенно молчало. В конечном итоге, для сомнений было уже поздновато.
Сыто рыгнув, Курт исподлобья воззрился на доктора.
Тот, с хрустом свернув голову пластмассовой бутылке, налил пузырящуюся жидкость в стакан. Поглядев на этот сосуд пару секунд, Волк протянул лапу и опрокинул содержимое в раскрытую пасть.
В живом состоянии за него, нужно полагать, можно было выручить много больше, нежели за мертвого.
Вот только мысль эта отчего-то не успокаивала.
– Где тут можно прилечь? – спросил он, оглядываясь.
– Идем.
Безволосый встал и поманил за собой. Страйкер сполз с табурета, словно какой-нибудь упитанный моллюск. Доктор ковылял в угол помещения, который был отгорожен от остального пространства полупрозрачной занавесью. Там, на расстоянии метра друг от друга, стояли три кровати, застеленные белоснежными кроватями.
– Для выздоравливающих, – пояснил безволосый. – Пока не смогут уйти на своих двоих… Или пока легавые не махнут на них рукой.
Волк приподнял мохнатую бровь. Доктор кивнул, усмехнувшись:
– Я ведь говорил, что вы далеко не уникальны. Ладно, ложись. – Он вышел и задернул за собой прозрачную тюль. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – буркнул Страйкер.
Его сестра лежала неподалеку, на расстоянии считанных метров. Сполохи разноцветного света по-прежнему мерцали над ее головой. Цвета сменялись, казалось, без всякой последовательности.
Курт было задался вопросом, что она видит, – там, во тьме за сомкнутыми веками. Но, как оказалось, для подобных изысканий разум Волка слишком устал. Сегодняшняя ночь, вероятно, была самой длинной в его жизни.
Он разделся и лег на койку, предварительно убедившись, что оная мебель не снабжена ремнями, цепями, или другими средствами фиксации неподвижного тела.
Момент, когда обрушилась тьма, прошел незамеченным.
Всю жизнь он просыпался подобно распрямившейся пружине. Для Волка всегда было загадкой, как можно очнуться от сна, не сознавая, где ты находишься, и что делал тут прежде. Реальность всегда возвращалась в сознание, подобно головизионному сигналу – с прерванного места.
Первое, что восприняли его оптическое нервы, была девственно-белая известь потолка. Откуда-то со стороны доносился тихий монотонный шум каких-то приборов. Обоняние восприняло знакомые больничные запахи. Не утруждая себя прозаичным ощупыванием, он понял, что все конечности на месте, ничего не болит, не затрудняет движений. Он отлично себя чувствовал – отдохнувшим и свежим.
Внутренний хронометр утверждал, что прошло не более четырех часов. И все-таки Курт, потянувшись к штанам, достал из кармана часы. Прошло три часа и сорок минут. Для здорового, молодого Волка этого было достаточно, чтобы восстановить силы после долгого ночного марафона.
Страйкер привстал и поглядел в направлении большого аппарата, под которым лежала Волчица. Разноцветные сполохи продолжали выбиваться изнутри ярким папье-маше.
Доктор обнаружился неподалеку, полулежащим в кожаном кресле. Здоровый глаз был закрыт, оптический имплантант безжизненно чернел. Тонкие губы чуть раскрыты, будто ловушка для доверчивых насекомых. Приподнявшись еще, Курт увидел лежащий на полу многоразовый инъектор – аккурат под свисавшей с подлокотника рукой. Рукав был закатан.
За тонированными окнами заметно светлело. Рассвет занимался кровавым пожаром – где-то на далеком горизонте. Волк не видел этого зрелища ни разу, и все-таки не торопился. Во-первых, встающее светило было скрыто нагромождениями зданий, а также махинами Ульев. Во-вторых, Курт помнил и более красивую зарю – по головизионным программам и стим-конструктам.
Откинувшись на подушку, Страйкер задумался.
Судя по всему, времени оставалось предостаточно. Не вполне лишь было ясно, куда это время девать. Лечение Джейн отнимет еще много часов, не говоря о восстановлении сил – как доктор и предупреждал. Можно было оставаться тут, сидеть и ждать, а можно было…
Курт чувствовал, как в душе поднималось раскаяние.
Вчера он был слишком жесток – со своими же сородичами. Вероятно, ему следовало бы самому явиться в Убежище, прежде, чем его самого отыщут другие Волки. Старейшина наверняка докопался до истины. Все в Стае узнали, что молодой Курт пролил кровь этой ночью.
Но Страйкер беспокоился не о себе. Ему следовало рассказать Совету всю историю, покаяться, а заодно выяснить, что же будет дальше. Для него, конечно, исход очевиден, но Стая не сможет отвернуться от Волчицы. Она здесь была ни при чем.
С одной стороны, Курт желал остаться возле сестры, дабы исключить всякого рода неожиданности. С другой же, неизвестно, когда доктор проснется, переживет «отходняк», и будет в состоянии вновь приступить к непосредственным обязанностям. Тогда как вопросы с Советом требовалось решить как можно скорее.
Волк поставил ноги на пол, ощутив ступнями гладкую белоснежную прохладу кафельных плит. Незамысловатый ужин неспешно варился под диафрагмой, перемещался по тракту и тихо урчал.
Одеваясь, Курт то и дело поглядывал в сторону Джейн.
Здесь надежно, – твердил он себе. Доктор не посмеет причинить ей какой-либо вред, опасаясь возвращения брата. Даже в том случае, если Курт окажется в Убежище под арестом, за Волчицей обязательно придут. Сородичи заметут следы, заберут Джейн домой – конечно же, дождавшись полного ее выздоровления. (Имейся у Страйкера малейшие сомнения по последнему поводу, он остался бы в клинике, наплевав на Совет, Убежище и все остальное). А также, возможно, им придется забрать жизнь безволосого. Или, что тоже не исключалось, выполнить обязательства молодого Волка. Все зависело от решения Старейшины. А он мог быть совершенно непредсказуем.
Сострадание к доктору, тем не менее, оказалось вытеснено более сильным чувством. Курт понял, что может видеть сестру в последний раз. Это было вероятно, и отнюдь не исключено. Ему могли стереть всю память об Убежище, а затем вывести в «буфер», завязав предварительно глаза, уши и ноздри. Последние, кстати, смоченной в хлорке тряпицей.
Он обулся и раздвинул прозрачную занавесь. Ноги сами несли к громоздкому аппарату, опутанному разноцветными лианами проводов. Он видел мохнатые ноги Волчицы, торчащие из-под простыни. Голова и плечи все так же были скрыты от посторонних глаз. Курт не был посторонним, но это ничего не меняло.
Остановившись в нерешительности, он поднял было лапу, протянул к исхудавшему плечу. Пальцы сжались в кулак, не дойдя нескольких сантиметров до цели. В итоге Волк поправил простынь и отступил на шаг.
Навязчивая мысль не давала покоя. Он ведь действительно мог видеть это существо – единственную на всем свете, у кого по жилам текла такая же кровь, – в последний раз. Ему хотелось отбросить в сторону мерцающий саркофаг, чтобы увидеть родное лицо, но делать этого ни в коем случае не стоило. Возможно, он уже «маргинал», и все же до «медика» ему еще далеко.
Стиснув руки в кулаки – когти больно впились в ладони, – он развернулся и направился в сторону выхода. Приблизительно на полпути, словно верстовой столб, миновал безволосого доктора. Тот по-прежнему расплывался по креслу, в облике – ни единого признака жизни.
Скрипнув зубами, Волк свернул под прямым углом. Остановился, пару секунд прислушивался, не уловив ни дыхания, ни чего-либо еще. Нагнулся и внимательно изучил глаза. Оптический имплантант зиял черным бриллиантом. Левый глаз даже с оттянутым веком выглядел не слишком привлекательно. А кроме того, Курт понятия не имел, что именно должен там разглядеть. Но, по всей видимости, коготь задел яблоко, и веко быстро моргнуло.
Волк отдернул лапу, облегченно вздохнул. И все-таки, для проформы, без церемоний поправил голову, стараясь не прикасаться к имплантанту, и нащупал пульс на тощей шее. Удалось только со второй попытки – тонкая алая нить едва заметно пульсировала.
Стало быть, все в порядке. Курт выпрямился и отошел от кресла, испытывая уникальное, ни на что не похожее чувство выполненного долга. Получилось бы, мягко говоря, весьма не красиво, если бы безволосый покончил жизнь самоубийством, расстреляв собственный мозг из многоразового инъектора. Страйкер на секунду представил себе такую ситуацию, и у него на мгновение помутнело в глазах.
По мере приближения к стеклянным дверям его начала беспокоить другая проблема. Прежде чем выйти наружу, в Запретный Город, ему следовало каким-то образом преодолеть две бронированных двери, что образовывали «шлюз» на первом этаже. После этого кто-то должен закрыть эти самые двери, потому как в противном случае Волк не оставил бы сестру.
Остановившись в нерешительности, он начал оглядываться, пока не заметил в дальнем углу неприметную дверь. Она была выкрашена белым, и отлично сливалась со стенами. Из общего фона ее выделяли разве что едва заметные полосы у косяка, а также аккуратная ручка округлой формы. Чувствуя, что напал на верный след, Курт двинулся в том направлении. Он осторожно сомкнул пальцы на ручке, повернул в одну сторону, затем по часовой стрелке.
Дверь, тихо щелкнув, распахнулась – наружу. Ее толщина составляла контраст с относительно скромными размерами, и наводила на мысли о банковском хранилище. Страйкер, пригнувшись, дабы не травмировать голову о притолоку, вошел внутрь.
Вспыхнул свет.
Комната была небольшой, всего пять-шесть квадратных метров. Спрятанные где-то фотоэлементы, по всей видимости, обнаружили присутствие, потому как следом за лампами начали оживать и другие предметы. Одну из стен полностью закрывали мониторы. Вспыхивая один за другим, они подставляли взгляду Волка лестницу, «шлюз», различные ракурсы «палаты», а также некие другие помещения, расположенные, видимо, на третьем этаже. У другой стены, на металлическом столе, стояли четыре компьютерных терминала. Немного левее находились динамики, два микрофона, и распахнутое оконце комнатного лифта, где Курт не без удивления обнаружил свои пистолеты. У той же стены располагался щит с ровными рядами каких-то тумблеров.
Эдакая «комната страха».
Почесав затылок, Курт подошел к терминалам. Он все еще стремился выбраться наружу, но как это сделать, не представлял. В «шлюзе» не было ни запоров, ни простых ручек. Не приходилось сомневаться, что управление всеми замками осуществлялось отсюда, из этой комнатушки, до верху забитой электроникой и приборами слежения. Однако, если открыть двери более-менее просто, то каким образом они закрывалась?.. Спросив об этом себя, Волк сразу же получил ответ: безволосый не мог сидеть здесь безвылазно. Ему также приходилось куда-то выходить.
Руководствуясь этими соображениями, Волк подошел к щиту, усыпанному тумблерами. Как он и надеялся, возле двух из них обнаружились пояснительные надписи: «Дверь № 1», и «Дверь № 2». Сделанные крупным шрифтом, они заметно отличались от других. Непосредственно же под ними – о чудо! – были вмонтированы два таймера.
Курту не составило особого труда разобраться в принципе системы. «№ 1» могла открыться минимум на пять секунд позже «№ 2», поскольку таймерам было это навязано программным путем.
Поколебавшись секунду, Волк сграбастал из форточки оба пистолета. Он понятия не имел, придется ли ими воспользоваться, однако оставлять в клинике совершенно не хотелось. В конце концов, – решил он, – их можно вручить часовому, сменившему Мамота, в знак доброй воли. Курт рассовал стволы за поясом, а затем вновь сосредоточился на таймерах.
Убедившись, что все сделал правильно, Страйкер выскочил за дверь, притворил ее за собой, и большими шагами направился к лестнице. Ему пришлось приложить немалое волевое усилие, чтобы не обернуться на самом пороге. Еще вернусь, – говорил он себе. Но это очень смахивало на аутотренинг: не поможет, если не хочешь.
Дальше пошло легче. Оказавшись на площадке, он прыжками спустился к «Двери № 2». Это произошло на полминуты ранее назначенного срока, а потому пришлось ждать, разглядывая холодную металлическую плиту. Наконец запоры щелкнули. Курт проскользнул в «шлюз», вернул дверь в проем, и вновь принялся ждать.
Через пять секунд внутренняя дверь закрылась на замок. Еще через пять – открылась внешняя. Только подходя к порогу, Страйкер вспомнил о капюшоне. Какой-то час, проведенный в компании безволосого в обстановке пугающей откровенности, сказались на бдительности весьма пагубным образом. Еще два-три шага, и пришлось бы спешно ликвидировать всякого, кто обращал бы внимание на вервольфа у подъезда подпольной больницы.
Поглядывая из тени капюшона, он переступил порог. Яркий свет ударил в лицо, ослепив непривычные к такой атаке глаза. Оптические нервы Волка впервые в жизни воспринимали мутно-желтый свет, что просачивался сквозь Купол, однако этой чахлой интенсивности хватило, чтобы оставить Страйкера слепым, как новорожденный щенок. Он всегда мечтал, каким же станет первый рассвет в его жизни (как правило, эти мечтания возносили его на один из верхних Ярусов, откуда можно было наблюдать, как восходящее Солнце кроет позолотой крыши Гетто), и никогда не думал, что он будет таким – ярким и беспощадным, как раскаленное лезвие.
Наконец, проморгавшись, он с изрядным трудом восстановил визуальную целостность мира. По противоположной стороне улицы и впрямь шел человек, с подозрением косящийся на Курта. Это был молодой парень со взлохмаченной шевелюрой и штормящей походкой. Несомненно, он и подумать не мог, что от верной гибели его спас невзрачный капюшон, нахлобученный на голову Страйкера. Предположить такое было непросто.
Замки «Двери № 1» клацнули, и запоры встали в пазы. Курт для проформы ухватился когтями за край, не уловив при этом ни малейшего колебания. Только сейчас он понял, что запер за собой последнюю дверь – как в буквальном, так и в переносном смысле. На мгновение его охватил панический страх. Он с тревогой подумал о сестре, оставшейся за этими дверьми, абсолютно беспомощной и беззащитной. Возможно, следовало оставить деньги, – колебался он. Доктор мог решить, что Волк сбежал, не расплатившись, потому продолжать лечение также не имело смысла.
Но, поразмыслив, Курт заставил себя успокоиться. Безволосый не посмеет предпринять ничего подобного, потому как память общения с Волком будет по-прежнему свежа. Подпольная клиника более походила на компактную крепость, поэтому внутри было вполне безопасно. Когда Джейн окрепнет, она сможет сама о себе позаботиться (даже при том маловероятном условии, что за ней никто не вернется).
Тем не менее, убедив себя во всем вышеперечисленном, Страйкер так и не почувствовал душевного спокойствия. Он шагал по улице, внимательно оглядываясь по сторонам, но в душе росло нехорошее предчувствие. Собственно, чего-то хорошего (принимая в расчет ситуацию) ждать было глупо, и все-таки Волка терзало что-то другое.
Это чувство исходило из того места, откуда выходили наиболее страшные ночные кошмары: с самого дна волчьего сердца, где лежало немалое количество зеркальных осколков, скованных раскаленной арматурой…
Впервые в жизни Курт возвращался в Убежище с таким грузом на душе.
Кварталы Запретного Города один за другим оставались позади. Курт шел к Центральному Улью, благо заблудиться в Мегаполисе, невзирая на масштабы, было невозможно. Стоило поднять голову, как на горизонте вырастала огромная колонна, подпирающая полусферический Купол. При солнечном свете, – каким бы тусклым тот ни казался, – Улей выглядел в половину не так впечатляюще, как безлунной ночью: усталый колосс, подавляющий городской ландшафт железобетонной бескомпромиссностью.
Поэтому Волк глядел преимущественно под ноги и по сторонам. Утро едва успело заняться, но тротуары оставались пусты. Машины проезжали с периодичностью в несколько минут. Все это Курта крайне удивляло. По его представлениям, стоило Солнцу вступить в свои права, как безволосые прыгали из своих коек, дабы побыстрее добраться до рабочих мест. Но, по здравом размышлении, Страйкер заключил, что Запретный Город не относился к числу так называемых «спальных районов». Основная активность происходила здесь за неприметными фасадами с тонированными стеклами и крепкими дверями. Поэтому торопиться местным жителям было особенно некуда – когда стемнеет, клиенты придут сюда сами. (И принесут больных родственников.)
Продолжая поглядывать в сторону Улья, Волк пришел к выводу, что серая громада не приблизилась ни на сантиметр. Естественно, это был простой обман зрения, и все-таки он позволял разглядеть очевидную истину. На то, чтобы добраться до Убежища на своих двоих, у Курта могло уйти несколько часов. А медлить сейчас явно не стоило.
Требовалось срочно найти транспорт.
Он и прежде оборачивался, заслышав шум мотора, но всякий раз это оказывался какой-нибудь любитель, для которого машина служила лишь средством передвижения. Завидев фигуру в капюшоне, стоящую у тротуара с поднятой рукой, автомобилист неизменно давил по газам. Волк бурчал под нос ругательства и продолжал путь.
Он, безусловно, мог понять этих водителей. Запретный Город – далеко не лучшее место, чтобы подбирать пассажиров. Страйкер же был не особо высокого мнения о собственной внешности, когда речь шла о доверии с первого взгляда. Таким образом, рассчитывать можно было лишь на машины, салон которых оборудован пуленепробиваемым стеклом.
Но таксисты, как на зло, куда-то подевались. Не было даже автоматов, хотя Курт согласился бы и на общество конструкта. Судить, их, в общем-то, за это было непросто – Запретный Город, судя по всему, был местом нерыбным. Либо таксисты промышляли в других районах, либо отправились в койки, потому как рабочий люд пользовался наезженными маршрутами, где все платили понемногу и сообща.
Последняя мысль подкинула Волку кое-какую идею.
Выйдя на очередной перекресток, он свернул на ту улицу, что была шире, хотя этот курс и уводил от Центрального Улья. Но, пройдя еще пару кварталов, Курт понял, что чутье вновь не подвело. Движение на проезжей части ощутимо оживилось, появились пешеходы.
Вскоре стали попадаться висящие на столбах таблички, обозначавшие остановки автобусов. Волк шагал дальше, вглядываясь в расписания, надеясь найти оптимальный вариант.
На одном из перекрестке ему встретилось сооружение, о котором он многое слышал, но ни разу не видел. Это был призрак из прошлого, скелет в шкафу нынешнего Мегаполиса – подземный переход с большой надписью «Subway» на углу. Надпись сохранилась неплохо, благо непогоды в Гетто никогда не бывало, а температура оставалась одна и та же в любой сезон года. Зато сам переход был надежно замурован, снаружи остались лишь несколько ступеней. Подземка была в городе до того, как тот стал Мегаполисом, и задолго до возведения Купола. Но после известных событий все поезда пустили на лом, а подземные тоннели превратили в гидрапонические плантации для выращивания злаков и прочих культур.
Страйкер много слышал об этом, но еще ни разу не видел станцию своими глазами. Как он знал из документальных кинолент, это был эффективный, и относительно удобный вид транспорта, способный перевозить несколько тысяч пассажиров одновременно. Но с тех времен потребность в транспорте уступила потребности в еде. Более половины Мегаполиса перебрались в Ульи, остальные продолжили копошиться в Гетто.
Как бы там ни было, о подземных путешествиях теперь можно было лишь мечтать. Ввиду конструкции Ульев, тоннели под ними были уничтожены в ходе закладки фундаментов, а в окрестностях не осталось даже подземных переходов. Именно поэтому Волк был вынужден впервые в жизни ждать автобус.
Заметив табличку с более-менее подходящей траекторией, Курт замедлил шаги и наконец остановился. У столба скопилась изрядная очередь, а Волк оказался в ее дальнем конце. Для него это было совершенно новое предприятие, но он не сомневался, что все делает правильно. Автобус подъезжает, все забираются внутрь и выходят на тех остановках, которые их устраивают – в той или иной степени.
Вновь поглядев на табличку, Волк достал из кармана часы. До заявленного прихода автобуса оставалось всего шесть минут, тогда как промежутки составляли целых двадцать. Перед Страйкером очередь заняли около дюжины потенциальных пассажиров. Насколько Курт понимал, в автобус вмещалось около сорока безволосых, а потому для одного Волка места точно хватит.
Тем не менее, кое-кто в этом сомневался.
Страйкер чувствовал, что со спины к нему кто-то подошел, после чего остановился, – сопя и источая назойливый запах чесночного соуса. Происходи это в трущобах, Волк уже давно бы выпустил когти, но сейчас приходилось терпеть. Ему крайне не понравилось, что некто неизвестный находится аккурат у него за спиной, и все-таки заметил, что никто в очереди совершенно не заботился личностями тех, кто заняли очередь позже него. Большинство уперлись невидящими взглядами в асфальт, остальные таращились по сторонам, а некоторые читали электронные газеты. Это наблюдение лишний раз доказывало, сколь уязвимы и беспомощны безволосые в своем тщеславии…
Размышляя о философских проблемах, Курт был совершенно прозаично опущен на землю. Человек, стоявший за спиной, оказался старухой с весьма неприятным, хрипловато-прокуренным голосом. Ее, оказывается, очень беспокоило, что некий «молодой бугай встал, будто столб, и даже не потрудился пропустить даму вперед… Ну и молодежь пошла!..»
Волк стиснул челюсти. На монолог старухи, к счастью, никто не обращал внимания. Судя по всему, такие индивиды в транспортных перипетиях были уже не редкостью.
Как бы там ни было, до прихода автобуса Курту пришлось выслушать еще пару заходов в сторону его хороших манер. Наконец, не выдержав, он оглянулся и уставился на старушку через провал капюшона. Та, замолчав на полуслове, так и осталась стоять с распахнутым ртом.
Пустой автобус подкатил, остановился, и с ленивым шипением распахнул дверцы. Машина была такой старой, что у Страйкера даже появились сомнения, проедет ли она весь маршрут. Корпус, будто заплаты, покрывала реклама давно исчезнувших компаний; из выхлопной трубы струились продукты горения, явно не выдержавшие бы ни единой проверки (за исключением, пожалуй, секретного ведомства, занимавшегося разработками химического оружия). Водителем, как и следовало ожидать, был человек – конструкт бы ни за что не догадался, что данное транспортное средство способно сдвинуться с места.
Тем не менее, безволосые сосредоточенно устремилась в салон. Курт двигался следом, прошел в переднюю дверь и встал в самом углу, где ему, вероятно, никто не будет мешать. Волку абсолютно не хотелось занимать одно из протертых, неудобных на вид сидений, и еще меньше хотелось выслушивать монологи старушек, кто не успел занять оное место.
Процедура оплаты проезда происходила следующим образом: пассажиры вставляли в прорези приемников кредитные чипы и ждали, пока аппарат изымет с их счета некую сумму, а после выдаст билеты, которые требовалось компостировать в особом дыроколе…; либо просто передавали деньги водителю.
У Страйкера не было ни чипа, ни национальной валюты. Он не слишком отчетливо понимал систему, призванную бороться с «безбилетниками», поэтому самонадеянно рассчитывал избежать ее карающей длани.
Наконец «погрузка» окончилась. Дверцы с шипением встали на место. Автобус нехотя сдвинулся с места, произведя целый спектр подозрительных звуков – от надрывного рева мотора, до скрежета ходовой оси под ногами. Но, вырулив на середину улицы, ископаемый монстр мало-помалу набирал скорость. Кварталы пролетали мимо, будто жирные, неповоротливые чайки за «фонарем» истребителя.
Запретный Город на карте Мегаполиса был лишь микроскопическим пятнышком, благо подпольные клиники не занимали много места. Курт пересек его практически целиком. Ну а если даже нет, автобус определенно вывез его далеко за пределы – в ближайшие минуты.
Пол непривычно покачивало. Чтобы твердо стоять на ногах, Волку вовсе не требовалось держаться за поручень. И все же, чтобы не привлекать излишнего внимания, он последовал примеру остальных пассажиров, стараясь при этом, чтобы когти и густая поросль остались никем не замеченными. Спрятав голову в капюшоне, он глядел прямо перед собой.
Город проплывал за грязным окном. Коричневые разводы служили своего рода фильтром, через который просачивалась неприглядная реальность. Гетто в эту раннюю пору казалось чумазым, тщедушным ребенком, что жался к коленям могучих, высоких родителей – колоссальных Ульев. Рассматривая эту тоскливую картину, Страйкер отчетливо понимал, что очень скоро это место станет его истинным домом.
Возможно, он будет жить где-то тут, неподалеку. Ему придется заботиться лишь о себе самом, собственном выживании и пропитании… И ни о ком более, до самой смерти. Родная Стая изгонит его, как преступника Заветов, а человеческая масса никогда не примет полузверя.
Размышляя об этом, Волк спросил себя, как он станет жить. Ответ, как ни странно, оказался очень прост: день за днем. Он понятия не имел, каким именно способом придется зарабатывать на жизнь (ведь лишь в рамках всей Стаи можно было ограничиться «натурой»), ведь, как ни крути, он умел только одно. Именно это его умение позволило заработать на лечение сестры – убивать. Для этой цели создали расу Волков, из-за него же уничтожили.
Тем не менее, Курт решил, что к Лысому Хью он больше не придет. Хватит с него дурацких заказов. Найдутся и другие способы заработать пропитание, и то, что Волк пока их не видел, ничего не меняло.
Вскоре автобус вырулил на Бульвар. Волк понял это далеко не сразу – при дневном освещении Сан-Сен представлял весьма странное зрелище. Витрины и фасады казались бледными оттисками своих ночных двойников. Неоновые символы и рисунки выглядели пожухлой листвой, а от блистательных голограмм не осталось и следа – не имело смысла тратить энергию. Ночь покинула город, но обещала вернуться.
Автобус катился по правой стороне Бульвара, вокруг сновали легковушки. Сан-Сет был вновь открыт для движения. Страйкер прильнул к стеклу, в надежде рассмотреть то самое явление, что дало Бульвару название. Но стекло оказалось слишком плоским, переломив хребет тусклой надежде.
Как бы там ни было, Курт собирался выходить. В трущобы или непосредственно к Улью его в любом случае не отвезут (такой маршрут был бы слишком нерентабельным).
Автобус со скрежетом остановился, распахнул обе двери. На Бульваре выходили особо много безволосых, – отсюда было просто добраться до любого из центральных районов. Пропустив вперед большую массу, Волк ступил на бренную землю.
Стоило только оглянуться, как в глаза ударил Восток. Раскаленный огненный шар вздымался над горизонтом. Собственно, сам горизонт закрывали Ульи, а также несравнимо более низкорослые строения, над крышами которых висело Солнце. От него, заслоненного Куполом, на землю падали толстые пласты раскаленного воздуха, колоссальные массы ультрафиолета, а также миллионы рентген-часов.
Густо-красные разводы обрамляли жгучий белый шар, словно корона. Это зрелище было прекрасным, и зловеще-пугающим одновременно. Вовне Купола, вероятно, царил истинный хаос.
Курт был ошеломлен осознанием этой колоссальной мощи, что заставила человечество забраться под полусферы из термостойкого сплава. Ему и раньше доводилось наблюдать восход, закат и другие атмосферные явления. И все-таки, ни один голопроектор, стим-иллюзия или двухмерный экран были не способны передать и сотую долю животрепещущей силы реального, визуального восприятия…
Он пришел в себя от того, что кто-то довольно чувствительно пихнул его в бок. Ощерившись, Волк развернулся, готовый свернуть обидчику шею. Но тот уже удалялся, подставив незащищенную спину, – широкоплечий мужчина среднего роста. Курт опомнился и тут же осмотрелся, пытаясь убедиться, не заметил ли кто-нибудь его внезапной вспышки. Однако, похоже, подобное было полностью в порядке вещей. Кроме того, Страйкер был сам виноват: не следовало стоять с открытой пастью, будто придурковатый турист.
Вероятно, – решил он, – на него так действовало обилие света. Волк чувствовал себя не в своей тарелке – практически голым, или под мощными сканерами. Его стихией являлась ночь, где много теней, укромных мест и лживых отражений, в которых так легко затеряться…
И все же никто, как ни странно, не обращал на него особого внимания. А через пару мгновений Курт заметил в отдалении еще пару парней, шагающих с нахлобученными на голову капюшонами. Возможно, это была какая-то уличная мода, законодателями и основателями которой с полным правом могла считаться Волчья Стая. Но если даже и нет, такая мода Страйкеру определенно была по душе.
Вздохнув, он тронулся в путь. Дойдя до перекрестка, дисциплинированно дождался зеленого света (хотя мог бы, особенно не утруждаясь, миновать «зебру» и по крышам движущихся автомобилей). Затем зашагал в направлении «веселых кварталов», постепенно забирая в сторону Улья.
Безволосые целеустремленно шагали вокруг, тротуары превратились в некие полосы движения. Отовсюду слышались веселые трели мобильных телефонов, отдельные фразы, смех, и, конечно, топот десятков ног. Волка окружала невообразимая какофония запахов: от дневных духов, до застарелого пота. Страйкеру нестерпимо хотелось вырваться из этого кокона, составленного из безволосых тел, спешащих навстречу новому дню. Но он был вынужден шагать, поглядывая по сторонам из капюшона, спрятав руки в карманы, а также стараясь, чтобы походка не выглядела слишком уж твердой. Так, как ходят Волки, среди безволосых ходили разве что профессиональные спортсмены, одевавшиеся значительно лучше, нежели в потертые кожаные куртки и джинсы.
Безволосые торопились по своим неотложным делам – выполнить запланированный минимум финансовой выработки. Большинство этих людей, – если они объявились этим утром на Сан-Сете, когда раздраженное светило всего-навсего просыпалось, – спешили, конечно, в Сити. Это был деловой центр Мегаполиса (во всяком случае, Гетто), где в водоворотах и завихрениях вращались финансовые потоки той части города, что лежала у подножия Ульев. Буруны и «барашки» кружились в кавернах меж колоссальных валунов, таящих непоколебимую авшорную мощь… Однако, в условиях «кремниевого века», когда понятие «деньги» утратило привязку к материальной форме, а Сеть объединила банки мира в единое целое, район Сити являлся всего-навсего «местом работы». Не больше и не меньше.
Там были разномастные конторы, офисы, кабинеты и фирмы. Небоскребы гордо взмывали ввысь, но только до того момента, когда взгляд не запинался о Улей, что громоздился на горизонте. И становилось ясно, что все эти «небесные скребки» – не более чем жалкие подобия. Дворняжки, боязливо жавшиеся к подножиям истинных гигантов…
Волк никогда не забывал об этом.
Стараясь не привлекать излишнего внимания, он проскользнул в какой-то «веселый квартал». Сперва Курту показалось, что прежде он здесь еще не бывал, как на глаза навернулись несколько знакомых деталей – подвешенная над одной из дверей здоровенная кабанья голова (сделанная, конечно, из пластмассы и искусственного меха), намалеванная на фасаде русалка с обнаженной грудью и папиросой в зубах, а также красный фонарь на витиеватом кронштейне – тусклый в эту раннюю пору.
При дневном свете все здесь казалось непривычным, будто Волк очутился в каком-то зазеркалье. Куда-то подевался весь контингент обывателей: зазывалы, проститутки, пьяные субъекты, валяющиеся в лужах блевотины… Не оказалось даже просто прохожих. Курт сам не заметил, как оказался в полном одиночестве (что, конечно же, не могло его особенно расстроить).
Он перешел на быстрый шаг, по меркам безволосых – почти бег. Здесь, в непосредственной близи «спорных территорий» («буфера», а затем Улья), нужда таиться и скрываться отпадала сама собою. Затеряться здесь было непросто даже ночью, что уж говорить про тысячи люксов, изливаемых раскаленным светилом на Купол.
Если даже по дороге ему кто-либо и встретится, этой встречи всяко лучше избежать. Это могли быть либо бандиты, или полиция (либо, что маловероятно, но не исключено – собратья Волки, посланные на розыски родственников). Поэтому Курт готовился рвать когти в любую минуту.
«Спорные территории» остались позади. Бандиты, вероятно, устали после ночных предприятий, и отправились на боковую. Потянулись трущобы. Фасады полуразрушенных строений выглядели еще более тоскливо, нежели под дланью ночи. Солнечный свет, будто прожектор, обнажал все уродства, что скрывала до поры ночная темнота. В рваных ранах торчали балки, кирпичи, ржавая арматура и осколки стекла. Создавалось впечатление, что ночью под Куполом пролетела эскадрилья бомбардировщиков.
Страйкер чувствовал себя так, словно попал в совершенно незнакомое место.
Однако, это было терпимо. Не снижая шага, он продвигался дальше. Пару раз замечал в отдалении несколько силуэтов – это могла быть охрана из Улья, а поэтому Волк ускорял темп и поворачивал на ближайшем перекрестке. Но отчего-то силуэты не бросались в погоню. Вероятно, это были аборигены, которые, не исключено, также приняли Курта за легавого…
Как бы там ни было, Страйкер беспрепятственно вынырнул к Улью.
И, высунув нос из бетонно-кирпичных джунглей, поднял вверх голову. На столь близком, несопоставимом расстоянии Улей выглядел… наподобие наркотического бреда.
Свет преломлялся в десятках тысяч тонированных оконных проемов. Гетто отражалось в нижних Ярусах, – крошечные домишки и замшелые улицы. Под Куполом Улей был матово-черным, дабы солнечный свет не слишком досаждал обитателям. Галереи, балкончики, разномастные антенны облепили корпус, наподобие колючей брони. В различных направлениях, едва различимые на фоне титановых стыков Купола, протянулись канаты фуникулеров и лифтов на реактивной тяге.
Курт с трудом оторвал взгляд от этой железобетонно-стеклянно-стальной туши, огляделся по сторонам, а затем припустил в сторону подворотни. Замусоренный пятачок, предварявший лестницу, пустовал.
Страйкер прыжками взобрался к двери, отбросил крышку с замка, и выбил на клавишах комбинацию. Замок щелкнул, металлическая плита послушно отодвинулась в сторону.
Помедлив на пороге мгновение, Волк нырнул в проем. Пару секунд спустя глаза полностью привыкли к царящему внутри полумраку. Дверь тихо вернулась в проем. На техническом уровне царила тишина, – напряженная и деловитая, как в бухгалтерском отделе какой-нибудь компании, – только самоуглубленно гудели трансформаторы.
А потом случились несколько вещей одновременно.
Из-за одного гудящего «шкафа» вышел безволосый. Волк пригнулся, даже не задумываясь над своими поступками, но все-таки его появление было замечено. Вскрикнув, безволосый – одетый в темно-синюю форму техника, – взмахнул рукой, в которой был зажат гаечный ключ.
Именно от этого в Стае предостерегали даже щенков.
Именно поэтому Заветы запрещали появляться на поверхности днем.
Не утруждая себя долгими раздумьями, Курт перепрыгнул через перила, и, пролетев три-четыре метра к полу, помчался в сторону безволосого. К тому, как оказалось, спешило пополнение: такой же техник, но уже в пластмассовой каске ярко-оранжевого цвета. Он выскочил на крик, а теперь пытался как можно более эффективно распорядиться отпущенными мгновениями. А именно – постараться сообразить, что тут происходит.
Тем не менее, Страйкер не собирался предоставлять ему эту возможность. Приближаясь к первому безволосому, он заставил себя сжать лапы в кулаки, хотя инстинкты требовали растопырить пальцы и когти. Но в данной ситуации не стоило прибегать к крайним мерам.
Техник неловко взмахнул гаечным ключом, намереваясь попасть Волку по голове. Курт без труда отклонился, затем скользнул вперед и нанес собственный удар – наотмашь, по бритой челюсти. Глаза безволосого забавно выпучились, и, завалившись на один бок, он начал падать. А Страйкер тем временем уже бежал в противоположную сторону.
У этого техника не оказалось при себе ни гаечного ключа, ни какого-либо другого подручного инвентаря. Была одна каска. Поэтому, ойкнув, он повернулся и ударился в бегство.
Волк кинулся следом.
Безволосый свернул за «шкаф», и припустил по коридору, образованному трансформаторами. Одной рукой он придерживал каску, а другой силился снять с пояса какой-то предмет. Разумеется, это была рация.
Страйкер догнал его в три прыжка. Ударил в спину ногами, отчего техник врезался в ближайший «шкаф», отлетел, а затем врезался снова. Курт схватил его за шею и принялся с силой бить каской о трансформатор. Когда из сдавленной глотки перестали вылетать нечленораздельные всхлипы, Волк медленно разжал хватку.
Безволосый, обмякнув, повалился на пол. Курт осклабился и внимательно прислушался. Он натворил много шума, – если неподалеку бродили другие техники, они бы уже подняли тревогу. Но вокруг раздавалось только умиротворенное гудение машин, ни один посторонний звук не прорывался сквозь эту завесу. На большей части технических уровней была отличная акустика, а потому Волк обязательно почувствовал бы еще чье-то присутствие. По крайней мере, ему так нравилось думать.
Поглядев на безволосого у ног, Страйкер вздохнул. Чучело в каске, конечно, было еще живо, хотя и находилось без сознания. По прибытии в реальность его ожидали сильные головные боли, а также, вероятно, пара дней больничного. А может, награда или премия. Но этим все и ограничится – опять таки, благодаря капюшону.
Первым делом Волк взял рацию и разбил ее о бетонный пол. Затем сел на корточки, и начал снимать с техника пояс. Связал за спиной руки, а рот заткнул носовым платком, что нашелся в нагрудном кармане. Биение сердца ощущалось отчетливо.
Убедившись в последнем, Страйкер отправился на поиски первого техника. Тот лежал там, где Курт его и оставил – с нелепо повернутой на бок головой, разбросав в стороны руки. У ноздрей свернулись две красные полоски. В первое мгновение Курт даже решил, что немного перестарался, а безволосый на поверку оказался более хлипок… А затем, присев у распластанного тела, с облегчением нащупал пульс.
Чуть позже Волк оттащил бесчувственное тело за один из «шкафов», расправился с рацией, и повторил процедуру с поясом. Носового платка у техника не обнаружилось, к тому же его ноздри были забиты спекшейся кровью, затруднявшей дыхание. Курт отнюдь не собирался его убивать, потому как мог сделать это в первые секунды.
Убедившись, что ремень держит крепко, Страйкер поднялся и направился в сторону лестничной «шахты». Теперь ему предстоял долгий спуск в Убежище, а затем – не менее утомительное дознание перед целым Советом. То, что безволосые встретились ему у самого порога, служило не самым добрым знаком. Едва лишь остальные техники найдут товарищей – а эти остальные были неподалеку, судя по наличию раций, – сюда, с целью расследовать происшествие, прибудет отряд охраны. Исчерпывающих выводов сделать не удастся, однако комбинация на замке наверняка претерпит коренных изменений… Что, впрочем, было далеко не смертельно, но и приятного мало.
Волк стиснул челюсти. Он и без того причинил Стае предостаточно проблем.
Ухватившись за холодные поручни, Курт начал спуск.
На технических уровнях царили тишь и темнота: чем глубже, тем концентрированней, пока вокруг Курта не сгустился мрак, а тишина не стала гробовая. Последнее сравнение, впрочем, Страйкеру не слишком понравилось. Он все так же продолжал чувствовать то самое давление, сосущее под ложечкой… Смутное предчувствие, скребущее там, где нельзя почесать. И это ощущение постепенно нарастало – чем глубже, тем концентрированней становилась тревога…
Наконец спуск подошел к концу. Волк смутно помнил путь по лабиринту, когда свет, вспыхивая и потухая за спиной, освещал извилистый путь. Страйкер мчался вперед, руководствуясь, вероятно, только памятью и интуицией. Смутное чувство достигло той степени, что превратилось в почти физически ощутимую боль.
Но вот показалась металлическая дверь.
Первым Волк почувствовал запах. Это была кровь. Густой, дурманящий, и сладковато-безумный запах. А еще – страх и отчаяние.
Курт взревел, еще не полностью осознавая, что произошло. То, что дверь приоткрыта, дошло до него лишь через несколько секунд. Из этой тонкой щели шириной всего в несколько сантиметров доносился страшный запах. Он лился, струился – сводящим с ума потоком…
Не отдавая себе отчета в собственных действиях, Страйкер прыжками достиг проема. Распахнул металлическую плиту и ворвался внутрь. У порога успела скопиться изрядная лужа. Рядом лежал Мамот. Аккурат промеж глаз у него зияла круглая дыра, черная и бездонная, будто кроличья нора. Глаза закатились, обнажив слепые бельма. Голова лежала на затылке, обрамленном той самой липкой, свернувшейся вдоль краев красной луже.
Курт распахнул пасть. Ему не хватало воздуха, он начал задыхаться. Перед глазами поплыли черные круги.
Затем, схватившись за край двери, он заставил себя успокоиться. Это оказалось практически непосильной задачей, однако от паники также не было особого смысла. Это соображение, как ни странно, и заставило Страйкера прийти в себя.
Пока он держался за дверь, ладони и пальцы успели почувствовать некую странность. Бронированная плита представляла собой жалкий огрызок прежней мощи. Засовы были разрезаны надвое, вместе с креплениями и непосредственно дверью. Из металла были выдраны целые куски. В косяках, кое-где, по-прежнему торчали титановые полосы. Разрезы были шершавыми, оплавленными, и безнадежно холодными.
Волк чувствовал, как глаза застилают слезы. Смахнув их рукой, он присел, и, не совсем четко представляя, что надеется найти, положил лапу на горло Мамота. Пульса, разумеется, не было. Тело оказалось не теплым, но и не холодным – комнатной температуры.
Пистолет был зажат в лапе мертвого Волка. Копье лежало рядом – острие сверкало незапятнанной чистотой. Оружие знаменитого Коррига стояло на предохранителе, судя по всему, так и не сделав ни единого выстрела.
Осмыслив эти детали, Курт вновь повернулся в сторону Выхода.
Металл остывает быстрее. Те, кто это сделал – кем бы они ни были – преодолели дверь за считанные секунды. Мощный лазер резал титан, как раскаленный нож – сливочное масло. К Мамоту даже не успело подкрепление. Он стоял здесь один, беспомощно наблюдая, как пришельцы рвутся внутрь…
Подумав об этом, Страйкер поглядел на Лестницу.
Та представляла собой устрашающее зрелище. Некоторые ступени отсутствовали, вырванные мощными взрывами. Известку на стенах покрывала копоть и следы шрапнели – гвоздей, гаек, а также другого металлического хлама. А кое-где виднелись следы от пуль. Судя по их расположениям, напоминающим извилистые пунктирные линии, убийцы, – кем бы те ни были, – принесли автоматическое оружие.
Взгляд Курта автоматически отмечал эти подробности, будто опасался того, что он сможет увидеть в самом низу. А впрочем, так оно и было. Стиснув челюсти, Страйкер опустил голову.
На нижних ступенях лежали Волки – не менее четырех. Большинство были одеты, в чем мать родила. Услышав странный шум, они вскочили с постелей и помчались сюда, но было уже поздно. Их встретил шквальный огонь, взрывы, а также, судя по непривычному привкусу воздуха, слезоточивый газ (вентиляция в Убежище была отменной, но от концентрированной атаки защитить не могла) из баллонов, смерть, смерть…
Мохнатые тела были буквально изрешечены пулевыми отверстиями. Волки лежали, где придется, в непривычных и неестественных позах. Кровь окрасила пол матово-черным глянцем.
Издав сдавленный рык, Курт помчался вниз. Он не раздумывал, где следует ступать, чтобы избежать ловушек: инстинкт выверял каждый шаг, и, кроме того, горе застилало сознание Волка туманной пеленой. В эти секунды ему самому хотелось умереть. Но, как ни странно, ни единой ловушки для него уже не осталось.
Взрывы вырвали из Лестницы целые сегменты. Волк прыгал через них, не снижая скорости. Наконец, оказавшись в самом низу, упал на колени подле распластанных тел.
Он знал каждого из них. Как, впрочем, и любого другого из Стаи.
Это были здоровые, сильные Волки, – ровесники Курта. Каждый слыл отличным бойцом, и, бывало, неоднократно похвалялся, что он сделает с безволосыми, если те вздумают напасть на Убежище. Главное сражение, как ожидалось, разгорится у Выхода. Молодые Волки спорили, перебивая друг дружку, похваляясь количеством «убитых» врагов.
Правда, как всегда, оказалась нестерпимо горькой.
И все-таки, кое-где на стенах виднелись кроваво-красные брызги. Они походили на алые крылья, распустившиеся веером под сильным воздушным порывом. Автоматы так не стреляют. Но так бьет когтистая лапа, – наотмашь, с чудовищной силой.
Безволосые унесли своих мертвых.
Страйкер заплакал от отчаяния. Он даже не знал, кто это были. Что им тут понадобилось?..
Но, как ни странно, надежда продолжала гореть в груди тусклой лучиной. Волк встал с колен, и, пошатываясь, побрел к коридору. При этом ему приходилось переступать через лежащие тела, а ботинки то и дело хлюпали в лужах густой липкой жидкости.
Курт был близок к помешательству.
В коридоре тоже лежали Волки. Не группами, а преимущественно поодиночке. Они торопились на крики и пальбу, но пришельцы рвались дальше, сметая на своем пути любое сопротивление. Встречались и Волчицы. Страйкер через пелену слез узнавал родные лица. Из таких знакомых, привычных глаз успело исчезнуть всякое подобие жизни. Теперь они превратились в блестящие, округлые шарики.
Это испугало Курта больше всего. Он перешел на бег, но запинался даже на ровных местах.
Вот показался Общий Зал. Мертвых тут было немного. Те, кто не находились в своих комнатах, успели разбежаться по Убежищу. Волк миновал большое помещение, вышел в другой коридор, что вел к личным апартаментам Волков. В этой части Убежища царил полумрак – из плафонов торчали разбитые лампочки, потолок был испещрен пулевыми отверстиями.
Именно здесь, а не у Выхода, разгорелось основное сражение.
Волки выбегали из комнат, чтобы погибнуть под автоматными очередями. Это была настоящая бойня. Нередко тела лежали друг на друге – Волки, Волчицы… Курт перешагивал через них и шел дальше. Надежда угасала с каждым шагом, по мере того, как все больше комнат оставались за спиной. В черепах сородичей виднелись аккуратные, а порой безобразные отверстия. Убийцы не брали пленных.
В комнатах лежали старики и щенки. Последние выглядели особенно беззащитными. Пули растерзали мягкие, детские тела. Из приоткрытых ртов стекала кровь.
Страйкер шал дальше, но видел одно и то же.
Стая угодила в ловушку. В Убежище не было оружия (за исключением того, что осталось от Коррига, и еще более далеких четвероногих предков), а если бы таковое и нашлось, толку от него было бы немного. Особенно красноречиво выглядел сломанный черенок швабры, зажатый в лапе одной из Волчиц.
Дальнейшее Курт помнил смутно. Он катался по полу, рычал и рвал шкуру когтями. Спрашивал у трупов «Кто?!.», «За что?!», и другие, еще менее осмысленные вещи. Его обуяли такой гнев, горе и ярость, коих испытывать ему не доводилось ни разу в жизни. Он угрожал убийцам страшным возмездием, обещал, что найдет их даже в Аду, если понадобится туда спуститься…
Сколько прошло времени, он не знал.
Наконец, схватив черенок от швабры, он направил этот кол себе в сердце. Зажмурил глаза и стиснул челюсти. Но руки не желали слушаться. Курт страстно хотел рухнуть на острие, чтобы покончить с невыносимой болью, и все-таки не мог заставить тело подчиниться. Ни один четвероногий предок не пошел бы на такую меру; эта воля передалась и Волкам.
Отшвырнув кол, Страйкер вновь заплакал. Он позабыл о том, что с собой у него были два пистолета. Это ведь просто – достать, снять с предохранителя, и приставить к виску… Но момент был упущен. Курт знал, что уже не сможет этого сделать.
Затем он подумал, что остался не один. У него есть сестра.
А еще он должен жить, чтобы отомстить.
И тогда Волк поклялся – самой страшной клятвой, от которой, как ему тогда показалось, содрогнулся бетон под ногами. Поклялся, что найдет убийц, кем бы те ни оказались, и свершит свою месть. Поклялся, что не будет ему покоя до тех пор, пока не уничтожит безволосых, уничтоживших Племя. Сколь бы много времени на это ни потребовалось…
Встать на ноги удалось лишь с третьей попытки. Перед глазами Волка все качалось и плыло. Создавалась иллюзия, что Убежище погрузилось куда-то под океанские воды.
Опираясь о стену, Страйкер побрел по коридору. Было не так важно, куда идти – во всяком случае, ему так казалось. Повсюду только трупы, кровь и исполосованная кровью известь. В голове гудело, лапы дрожали. Так плохо Курту не было еще ни разу в сознательной жизни. Граница между душевными и физическими страданиями превращалась в простую абстракцию. Нервные волокна пылали в мучительном огне. Боль струилась по жилам ядовитой кислотой.
Волк сам не понял, каким образом вышел к запасному Выходу.
Эта дорога была знакома каждому в Стае, включая щенков. Сюда, в случае опасности, следовало стремиться в первую очередь – тем, у кого не было других обязанностей. Но в сердце Страйкера уже не осталось места для надежды. Глаза его заметили открытую дверь, а следом – срезанные запоры и петли. Как и главный Выход, эта дверь была отлично бронированной, однако даже в половину не столь защищенной.
Пришельцы справились с ней гораздо быстрее.
У двери лежали тела. Первым Курт увидел Ирргана – папашу Кэти. В нем зияли не менее тридцати пулевых отверстий, причем не менее дюжины в области сердца. Пасть могучего Волка была оскалена в диком оскале, глаза почти выкатывались из глазниц.
Но вместо гнева в них застыла лишь пустота.
Обе лапы Ирргана были по локоть в крови, – свернувшись, та превратила шерсть в жесткие топорщащиеся колючки. Неподалеку от правой лапы валялась голова безволосого, в буквальном смысле оторванная от тела. Из окровавленной массы торчали сломанные позвонки, хрящи и разорванные артерии, из которых на пол вытекла порядочная лужа. Курт понял, что не никогда не видел этого лица.
Далее, у Выхода, лежали щенки. Пятеро. А с ними – Старейшина. В голове старого Волка зияли две новые дырки. Он лежал на груди, вывернув шею под неестественным углом. Левая лапа продолжала тянуться к Выходу, словно указывая – туда, туда…
В изуродованной двери был врезан кодовый замок. Чтобы молодые Волки не бегали тайком на поверхность, комбинация была известна лишь Старейшине и еще двум членам Совета. В первую очередь предполагалось выводить щенков. Однако, правы оказались те, кто высказывали на Совете оппозиционное мнение – что этот план никуда не годился, и что безволосые, решись они на штурм, обнаружат и другие лазейки.
Курт покачал головой. Поздно искать виноватых.
И те, и другие лежали рядом.
Вдруг Волку показалось, что взгляд Старейшины направлен аккурат на него. И будто там застыл немой укор.
Догадка прошибла Страйкера молнией. Это ОН во всем виноват. Ковбой. Майклсон. Нелегальная клиника. Чересчур много времени, проведенного на поверхности. Слишком много общения с безволосыми.
Он и ранее, как только переступил порог, об этом догадывался, и все-таки что-то мешало ухватить эту мысль. Вероятно, все тот же инстинкт, заставлявший самосохраняться каждую секунду, даже когда в этом не было особой нужды. Посети такая мысль Курта несколькими минутами ранее, спустить курок наверняка бы не составило труда.
Но теперь Страйкер чувствовал лишь пустоту. Отчаяние и безысходность. Догадка принесла новую боль, усилить которую, казалось, было невозможно. И, как ни странно, Волк продолжал открывать в себе новые грани.
Что он наделал?!.
Как это могло случиться?!.
Он избегал контакта с безволосыми. Это не мог быть докторишка – у того не было ни мотив, ни достаточных средств, чтобы провернуть такую операцию. Конечно, он мог сообщить полиции, но это казалось слишком уж невероятным. Не в обычаях обитателей Запретного Города якшаться с легавыми. К тому же, те просто не успели бы ничего предпринять за столь краткий срок. Здесь работали профессионалы, до которых продажной полиции было далеко.
Что касалось Ковбоя и Майклсона… Курт сразу же избавился от пистолета Ковбоя, равно как и от планшетки с фотографией толстяка. Да, он отобрал у телохранителей пистолеты, однако не видел нужды, которая понудила бы их хозяев встроить в собственное оружие «жучки»…
И тут Волк вспомнил.
Прощание с Ковбоем. Запах жасмина. Рука в перчатке, что легла на плечо будущего киллера.
Взревев, Страйкер стащил с себя куртку. Начал пристально рассматривать потертую кожу, сам толком не зная, что именно рассчитывает найти – один сантиметр за другим, одну микроскопическую трещинку за другой…
Искомое обнаружилось у воротника, сразу за отворотом. Поэтому Курт не смахнул крошечный предмет во время ночных приключений. В первую секунду он было решил, что это просто мусор, приставшая к плечу железная соринка… Но затем разглядел микроскопическое зеленое пятнышко, что мерцало на спине круглой штуковины.
Страйкер осторожно подцепил ее когтями. Паразит держал куртку крепко, вцепившись в кожу несколькими цепкими лапками. Курт потянул сильнее, и через мгновение микроскопический аппарат был зажат меж большим и указательным пальцами.
Зеленый огонек продолжал мерцать.
Разглядывая «жучка», Волк невольно подивился изощренности разума безволосых. Они готовы создавать удивительные, фантастические вещи, если речь шла о деньгах и убийстве себе подобных. И в то же время, они не могли сделать так, чтобы никому не приходилось, задрав голову, разглядывать отвратительные Ульи.
Было трудно поверить, что такая маленькая штуковина способна передать сильный, устойчивый сигнал сквозь толщу бетона, не говоря о помехах десятков машин. И тем не менее, это было вполне допустимо.
Пусть даже сигнал затерялся по дороге, – безволосые узнали направление, и дело осталось за малым. Прошерстить технические уровни, если более-менее знаешь, что искать, не составляло особого труда. Полсотни Волков, – не иголка в стоге сена. Правы были те, – думал Курт, – что твердили это долгие годы, наперекор Старейшине…
Он бросил «жучка» на бетонный пол. Поднял было ногу, намереваясь раздавить электронного клеща, но остановил ботинок в нескольких сантиметрах от цели. Сколь ни велики были его злость и тоска, Страйкер вовсе не утратил способности связно мыслить. Если уничтожить «жучок», те, кто слушал его донесения, тут же узнают, что Волк кое-что понял. Гораздо умнее оставить прибор тут, в Убежище, имитируя собственное присут…
Курт не успел додумать мысль до конца, как сорвался с места.
Слабость и головокружение как рукой сняло. Он вспомнил, ГДЕ еще этой ночью побывал прибор слежения. Там не было бетонных переборок, а сложные машины создавали гораздо меньше помех, чем трансформаторные залы и тысячи метров разномастных кабелей. Да, там имелась пара бронированных дверей, однако, как показала практика, обычное железо уже не могло служить надежной защитой…
Убитый горем, Страйкер успел позабыть о собственной сестре. Чему, безусловно, имелся ряд объяснений (поисками оного Волк был озабочен, впрочем, в последнюю очередь). Одно из них, к примеру, гласило, будто подсознательно Курт сознавал, что это они – брат и сестра – послужили причиной сегодняшней трагедии. Именно поэтому внешняя форма сознания не «пускала» те мысли, что касались Джейн. Подсознательно Волк желал наказать Волчицу за то, что ее болезнь повлекла за собой гибель Стаи…
Однако, все эти соображения остались где-то за кадром. Курт не раздумывал, а мчался вперед.
Инстинктивно он держал путь к Лестнице и главному Выходу. Запасной и его окрестности были знакомы Страйкеру лишь понаслышке, поэтому он не собирался, заблудившись во тьме, терять драгоценное время.
Коридор вывернул к Лазарету. Дверь его была приоткрыта – такого на памяти Курта еще не случалось. Объяснение лежало на пороге, заблокировав проем. Ноги Доктора остались в комнате, голова и руки – в коридоре. Мохнатая голова обезображена сразу несколькими выстрелами. В левой лапе Доктор держал три скальпеля. Правая была пуста и согнута, словно для броска.
Стиснув челюсти, Курт прибавил ходу. Его сородичи сражались и умирали, пока он валялся на койке в нелегальной клинике – тут, в родном Убежище… А сейчас, вероятно, подручные Ковбоя держат путь в Запретный Город… Режут бронированные двери мощными лазерами… Врываются внутрь… Докторишка, разумеется, не способен оказать даже номинального сопротивления. А Волчица вообще была совершенно беспомощна…
Страйкер мотнул головой, стараясь вытряхнуть оттуда неуместные мысли. В противном случае он, вероятно, сойдет с ума еще по дороге. Или же допустит ряд несуразных ошибок, что было равносильно самоубийству…
Он полувзбежал-полузапрыгнул на Лестницу, оставив позади распластанные тела соплеменников. Сейчас он ничего не мог для них сделать. И даже рыть могилы в бетонном полу было проблематично. Вместе с тем, воздвигнуть камни являлось задачей № 1, – суровые, угловатые булыжники с именами убитых, обагренные кровью убийц.
Такова была клятва, нарушить которую Курт не мог, что бы ни случилось в дальнейшем.
Убийцы допустили роковую ошибку, не дождавшись его появления.
Однако, в данный момент перед ним стояла несколько другая задача. Волк молил Богов, чтобы они позволили ему прийти вовремя. А также о том, чтобы в клинику явились безволосые – где их будет ожидать возмездие.
Его молитвы были услышаны несколько причудливым образом.
Переступив порог Выхода, Курт понял, что находится здесь не в одиночестве. В отдалении загорались лампы, освещая кому-то дорогу. Раздавались голоса, шаркали ноги. Донеслись первые запахи. Нюх Волка, обостренный шоком и яростью, уловил туалетную воду, какие-то химикаты, жженый порох и ружейное масло.
Пасть Страйкера непроизвольно распахнулась. Это была полуулыбка, полуоскал – такое зрелище могло испугать даже льва. Курт пригнулся, перешел на бег. Ноги бесшумно ступали по бетону.
Он рванулся вперед, когда безволосые вышли из-за бетонной стены. Если бы их оказалось полсотни, Волк и тогда бы не изменил своего намерения. Но на деле их оказалось всего шестеро. Четверо были обряжены в мешковатые комбинезоны зелено-землистого оттенка. Они несли с собой какие-то свертки, металлические чемоданы, и… носилки.
Стервятники, – с ненавистью подумал Курт. – Пришли убирать после тех, кто сделал основную работу…
Двое других относились к последним. Судя по концентрированному запаху страха и крови, что исходил от их безволосых тел, они принимали личное, и весьма деятельное участие в недавней бойне. Об этом говорили и автоматы, что висели на плечах у парней. Оба были одеты в темно-серую униформу со знаками отличия, разглядеть которые Волк пока не мог. Их движения выдавали опыт, профессионализм и уверенность в себе.
Появление Страйкера стало для них неожиданностью.
Четверка в комбинезонах шагала впереди, о чем-то переговариваясь. Курт не мог разобрать значения слов из-за стоящего в ушах назойливого шума. Вероятно, их заботили сугубо профессиональные интересы – кому выгодней продать чучело настоящего Волка, а кому – внутренности?..
Страйкер вышел из тени, будто призрак возмездия. Один взмах когтистой лапы, и первый из идущих повалился с разодранной глоткой. О бетонную стену хлестнула кровь. Тело отлетело, отброшенное второй лапой Волка. На дороге у него остались пятеро. Та парочка, что тащила носилки, выронила свою ношу с громким стуком. На пол упали металлические контейнеры, внутри стеклянно зазвенело содержимое. Третий парень, также облаченный в комбинезон, отскочил к противоположной стене, словно его что-то ужалило. Физиономии безволосых выражали крайнюю степень изумления, смешанного с животным, первобытным ужасом. Такого они не ожидали.
Курт оказался лицом к лицу с двумя автоматчиками.
Лица безволосых вытянулись. И все-таки они являлись профессионалами: руки рванулись к оружию, действуя, казалось, сами по себе. Предположительно, этой парочке следовало возглавлять шествие, дабы грудью встретить вероятную опасность. Однако, неуставная расхлябанность сыграла забавную шутку, причем явно не в пользу Страйкера. Несмотря на то, что автоматчикам следовало снять грозное оружие с предохранителей, передернуть затворы и направить стволы на цель, категория метры-секунды складывалось для Волка не самым лучшим образом.
Волк понял, что ему не успеть. Как не успели и многие другие, что лежали в Убежище.
Все эти мысли вместились в одно неуловимое мгновение.
Страйкер выхватил пистолеты. Ночные бдения возле Лестницы принесли свои плоды. Большие пальцы щелкнули предохранителями. Патроны уже лежали в патронниках, поэтому дергать затвор не было нужды. Указательные пальцы опустились на крючки.
Четыре выстрела, покидая стволы, прокатились вдоль бетонных стен умопомрачительным громом. Ни одна пуля не прошла мимо цели. Тот безволосый, что стоял левее, был буквально опрокинут на пол – раскаленные металлические пчелы снесли половину черепа. Второй получил пулю в горло, и в левую половину груди. Это тут же выбило из его головы все мысли об автоматическом оружии. Отброшенный ударами, он сполз по стене, оставляя за собой темные влажные полосы.
Курт опустил стволы и повернулся к остальным. Стрельба отняла пару секунд, однако Волк ни на мгновение не оставлял тылы без контроля. Но, похоже, в этом не было особой нужды. Безволосые, облаченные в комбинезоны, застыли в тех же позах. Ужас сковал их мысли, парализовал конечности. Такое случалось и в древности, когда планету еще украшали леса, а юные олени, заметив хищника, не могли сдвинуться с места.
Заглянув в эти распахнутые, исполненные дикого ужаса глаза, Страйкер на секунду пришел в себя. Эти трое были совершенно беспомощны – он мог убить их голыми лапами…
Но затем взгляд его опустился на один из металлических контейнеров. От падения створки распахнулись, часть содержимого лежала рядом. На шершавом бетоне красовались блестящие, холодные инструменты. Их округлые, изогнутые и заостренные формы наводили на мысли о мышцах, внутренностях, артериях и бездушном процессе.
Стоило только Курту увидеть эту картину, как он почувствовал, что ярость вновь поднимается в груди раскаленной волной.
Дальнейшее было как в тумане. Кажется, он выронил пистолеты – оружие безволосых ему лишь мешало. Помимо того, оно действовало слишком быстро, непредсказуемо и дистанционно. Волк же привык полагаться на те орудия убийства, что достались ему от древних предков.
Страйкер убивал, и упивался этим. Перед глазами стояла кровавая пелена. Его лапы работали, как серп и молот одновременно. Он рвал плоть когтями, зубами и разумом. Кровь и внутренности хлестали из рваных дыр. Кости трещали под этим напором. Черепа стучали о пол и стены. Кто-то пытался бежать, однако Волк бросался в погоню, заканчивавшуюся весьма предсказуемо. Им владело дикое, неукротимое помешательство.
Когда же он пришел в себя, то обнаружил, что сидит подле трупа, сжимая в зубах кусок влажного мяса. Взгляд прошелся по стенам, забрызганным кровью и мозгами; отметил конечности, валявшиеся в стороне от тел; фиксировал опустевшие глазницы черепов. Курт зачем-то вырывал содержимое, словно не желал оставлять свидетелей.
Осознав, что все это – его лап дело, Волк почувствовал, как желудок сильно сократился.
Считанные мгновения спустя содержимое оказалось на полу. Разглядывать его у Курта не было никакого желания. Он поднялся, шатаясь, на ноги, и побрел в темноту меж бетонных стен.
В голове тревожно гудела пустота.
Вспомнив о том, куда он собирался, Страйкер прибавил шагу. А затем непроизвольно коснулся груди: куртку покрывали густые, липкие на ощупь капли. На темной коже они смотрелись так, будто кто-то вылил на Волка большую емкость киселя.
Это было не дело. Первый же легавый мог обратить внимание на субъекта в капюшоне и куртке, облитой жидкостью с характерным цветом и запахом… А этого допустить было нельзя.
Курт клял себя на все лады за то, что не сумел сдержаться. В который раз в нем победил дикий зверь. Как обычно, это не сулило ничего хорошего. Буйство заняло не более четверти часа, однако на счету была каждая минута. В это самое время безволосые, возможно, атакуют клинику, – проносилось у него в голове. – А он вынужден счищать кровь и лимфу с одежды!..
Скрипя зубами от ненависти к самому себе, Страйкер нагнулся над парнем в серой униформе – тем, который получил обе пули в голову. Его униформа казалась относительно чистой (особенно если сравнивать с другими). Курт вонзил когти в ткань и оторвал приличный кусок. Пока лапы счищали с куртки липкие разводы, Волк продолжал разглядывать мертвого парня. Особенно его внимание привлекла нашивка на левом плече: символическое изображение Улья на багрово-красном фоне. Надпись гласила о том, что этот человек состоял в штате «охраны 91 сектора Центрального Улья».
Это было где-то у самого Купола.
Покончив с чисткой, Курт бросил тряпицу на пол и побежал по коридору к «шахте». Лампы привычно вспыхивали и гасли за спиной. Армейские ботинки стучали об пол.
Стало быть, эти люди спустились сюда с самого верха, – думал он.
Лишь для того, чтобы уничтожить Стаю нелегальных квартирантов?!. Дело явно было в другом. Акция не могла исходить от официальных властей. Они не привыкли действовать столь оперативно. Кроме того, со времени Революции утекло много крови. Волков предпочли бы взять живыми – объяснений хватало. Но те, кто поработал в Убежище, преследовали одну-единственную цель: вырезать всех, подчистую.
Курт понятия не имел, зачем это могло понадобиться Ковбою.
Не проще ли было выследить Волка при помощи «жучка», а затем, выждав подходящего момента, взять в одиночестве?.. «Ликвидация» свидетелей явно была не при чем.
Ковбой будто бы пытался произвести впечатление.
Но на кого?..
Смутная догадка проскользнула в сознании. И тем не менее, Курт был не в том состоянии, чтобы анализировать, отбирать или отвергать вероятности. Еще будет время подумать. А пока… нужно бежать.
Он вылетел из бетонного лабиринта, и, не задерживаясь ни на мгновение, прыгнул в «шахту». Выбираясь на следующий уровень, он даже не утруждал себя осмотром территории. Теперь в этом не было нужды. Волк понимал, что прикасался к этим поручням в последний раз.
Убежище осталось где-то позади – пустое и мертвое.
Невидимые нити, что связывали Страйкера с этим местом, рвались одна за другой. Процесс сопровождался зубовным скрежетом. Все внутри Волка остановилось, будто сели батарейки часов. Каждый метр пути отдавался в этой пустоте зловещим эхом.
Курт понимал, что никогда не захочет возвращаться. Прежде это казалось невозможным, но стальные струны превратились в прогнившие нити, разорвать которые не составляло труда.
Технические уровни хранили молчание, и все-таки порой там раздавались странные звуки. То ли это были тараканы-ремонтники, то ли с раннего утра безволосые более деятельны. Страйкер выпрыгивал из «шахты», брался за металлические поручни, и вновь нырял в бетонное жерло.
Никто не кричал ему вслед, не бросался в погоню, не заступал дорогу. Но если бы попытался, Волк прикончил бы его, не задумываясь. Отныне это уже не являлось проблемой.
Когда исчезает общество, следом отпадает необходимость в правилах, им установленных.
Стая умерла, – думал Страйкер. – Значит, мертвы и Заветы. Какой смысл в правилах, если не осталось никого, в чьих интересах они должны исполняться?.. Полтора исполнителей (если считать Волчицу – нельзя не считать!..) служили и заинтересованной стороной. Это противоречие нельзя устранить, игнорировать или как-либо сгладить.
Заветы мертвы.
Считанные минуты назад Курт – воистину зверски – убил шестерых человек, однако не испытывал по этому поводу ни малейшего сожаления. Лишь пустоту, холодную и гложущую. Но и ту можно было списать на последствия шока. После ТОГО, что он увидел в Убежище, убийство уже не могло служить аномалией.
Это было правилом.
На цокольном уровне Страйкер услышал чьи-то крики. Они доносились с той стороны, где Волк оставил второго безволосого – того, который остался без кляпа. Вопли были весьма прозаичны: «Помогите! Кто-нибудь! Тревога!..» И так далее. Вероятно, техник пришел в сознание после того, как охранники и медики начали спускаться в Убежище. С другой стороны, они могли избрать куда более комфортный спуск, нежели скользкие поручни, что подтверждали и громоздкие чемоданы с носилками…
Не замедляя темпа, Курт направился к лестнице. Отчаянные вопли его ни капли не трогали – лишь немного раздражали. Вероятно, следовало найти этого крикуна и заставить его замолчать навсегда, но у Волка не было времени. Кроме того, он сомневался, что новое убийство могло как-либо восполнить гложущую пустоту…
Он взлетел по лестнице и оттарабанил на клавиатуре код. Дверь послушно распахнулась; разумеется, комбинацию еще не успели сменить. Не оглядываясь, Курт прыжками спустился на землю и пулей выскочил из подворотни. Там, казалось, кто-то был, однако теперь Волка это беспокоило в распоследнюю очередь.
Отныне не было нужды в конспирации, от которой уже порядком мутило. Больше не требовалось таиться, прислушиваться к любому шороху, нюхать воздух и чего-то выжидать…
Но облегчение где-то затерялось – закатилось под один из черных осколков, которых в сердце заметно прибавилось.
Углубившись в трущобы, он по привычке натянул капюшон. Вид унылых зданий его уже не забавлял. Солнечный свет ассоциировался с кровью и болью. Белые капли отражались в останках окон, резали непривычную к такому сетчатку. Мелкий мусор летел из-под подошв.
Купол нависал над головой, подпираемый колоннами Ульев. Волк непроизвольно обернулся, бросил взгляд на Ярусы. Теперь он их ненавидел. И, тем не менее, по-прежнему стремился туда, но уже с другой, куда более весомой целью. Перед нею отступали любые меркантильные интересы, как то: жажда роскоши, зрелищ, удобств и развлечений…
Страйкер бежал через «буферную зону», уж который раз за эту ночь.
Ветер свистел в ушах, забивался под капюшон. Курт не оборачивался и не прислушивался. Порой взгляд его ловил отдаленные движения, и все же Волк не предпринимал ничего, чтобы избежать столкновения. Отныне ему него бояться. За исключением, пожалуй, одного, но туда он и спешил.
Один раз ему все-таки заступили дорогу, причем в буквальном смысле. Из очередной подворотни, с которой Страйкер как раз поравнялся, показались четверо. Молодые люди, одетые весьма посредственно. Без оружия. Судя по походке, а также громким голосам, они понятия не имели, какой ошибки едва избежали. Появление Курта стало для них таким же сюрпризом, как и для него самого, что, строго говоря, сохранило им жизни.
Впрочем, это еще не исключало возможности внезапного умысла.
Волк среагировал молниеносно. Он мощно оттолкнулся от земли, взлетел в воздух, однако лишь там понял, что немного не рассчитал расстояние – безволосых ему не перепрыгнуть. Парень, что шел впереди, громко завопил, когда из-за угла на него вылетела здоровенная тень. Разумеется, он ничего не успел предпринять, когда Курт, оттолкнувшись ногами от худых плеч, приобрел тем самым необходимое ускорение. Миг спустя он приземлился, и левая нога бросила тело вперед.
Безволосые замерли, разинув рты и глядя на удалявшуюся фигуру.
Страйкер бежал дальше. «Спорные территории» будто вымерли – в округе не было видно ни души. Стояла мертвая тишина, нарушаемая разве что далеким шумом Гетто. Это о бетонный берег бил океан, каждую секунду наполнявшийся на пару литров. В монолитном «ложе» уже показались первые трещины. Необъятные Ульи казались вечными, и все же не являлись таковыми. Очень скоро океан напомнит об этом.
Показались «веселые кварталы». Курт преодолел один из них, постепенно замедляя темп, чтобы не сбить дыхание. Как и недавно, тут по-прежнему царило запустение: аборигены попрятались по норам, двери и ставни надежно закрыты. «Веселые кварталы» набирались сил.
Когда Волк вышел на Бульвар, дыхание его было спокойно и размеренно, как у спящего ребенка. Оживление здесь заметно спало – большинство безволосых, нужно полагать, добрались до рабочих мест. Курт внимательно поглядывал по сторонам, выискивая легавых и патрули частной охраны. Его куртка, как оказалось при ярком дневном свете, по-прежнему носила следы недавнего безумия. Здесь не помешала бы вода и хорошее моющее средство, однако у Волка не было ни того, ни другого…
Он вышел к проезжей части и встал чуть поодаль от светофора и «зебры». Не имело смысла терять драгоценное время. От дурных предчувствий его почти лихорадило. Не имело смысла ждать и осторожничать.
Курт вытянул руку, мысленно пообещав себе, что сядет в любую машину, которая остановится рядом.
Этой машиной оказалось «Форд» с конструктом ИскИна.
Дверь, шипя, отъехала в сторону. Волк залез внутрь и сел на широкое сиденье, покрытое хрустящей полиэтиленовой пленкой. Этот салон был куда просторней, нежели в злополучной «Тойоте». Кроме того, тут было чище, и, что не маловажно, лучше пахло (освежителями воздуха, но это не шло ни в какое сравнение с «Тойотой»). Сиденья водителя и пассажира отсутствовали. Вместо них у окон тянулись сиденья, образовывавшие перевернутую букву «П». Руль, педали, и коробка передач (как все прочие милые водительские мелочи) отсутствовали в принципе. Вместо них у лобового стекла стоял терминал, надежно прикрепленный к полу и изысканно декорированный листовой сталью. Он был оборудован голо-проектором, монитором и приемо-передающим устройством, посредством которого такси ежесекундно поддерживало контакт по Сети с центральным компьютером.
Не успел Волк рассмотреть эти подробности, как ожил терминал.
Дверь плавно встала на место. Следом голо-проектор исторг струю иллюзорных красок. Пару секунд образы плыли и смешивались, пока не приняли вид жизнерадостного молодого человека, более похожего на манекен.
Пластмассовые губы растянулись в дурацкой улыбке. Мимика была поступательной, будто у моллюска в раковине.
– Доброе утро! Компания «Ферст-Электрик-Такси» очень рада тому, что Вы решили доверить свою транспортировку именно нам. Мы ценим Ваше доверие, и смеем заверить, что…
– Серебряная, тридцать восемь. А, – прервал его Курт, уши которого увязли в потоках вязкой словесной патоки.
Он и в обычное время был не расположен выслушивать подобный бред, а сейчас, пожалуй, был наиболее неподходящий момент за всю его жизнь. В устах конструкта даже обычное «вы» звучало с заглавной буквы.
Заслышав адрес, конструкт переменился в лице. Стеклянные глаза уставились на пассажира; уголки губ синхронно опустились вниз. Это, как Волку показалось, весьма роднило его с предыдущим водителем, и все же Страйкер рассчитывал избежать рассказов про роботизированных Потрошителей.
– Вы уверены?.. – осторожно поинтересовалась голограмма.
– Я же сказал! – рявкнул Курт. – К чему переспрашивать?
В голосе конструкта появились обиженные нотки:
– «Ферст-Электрик-Такси» всегда была озабочена безопасностью клиентов. Смею предупредить, что названный Вами адрес расположен в очень неблагополучном месте, характеризующемся дурной репутацией. Респектабельный господин наверняка не хочет угодить в неприятности, так ведь?..
Услышав про «респектабельного господина», Волк поглядел на свою грязную куртку и потертые джинсы.
Это уже чересчур. Над ним явно издевались.
– Везите, куда сказано. А не то я пересяду в другое такси.
– Хорошо, к чему так беспокоиться? – Конструкт нацепил дежурную улыбку. Мотор заурчал, «Форд» тронулся с места. – Желание клиента – закон. Какую музыку предпочитаете? Может быть, конкретную станцию?..
– Никакую. Рули быстрее!..
Страйкер беспокойно заерзал на кресле. Они выехали на проезжую часть, однако Волку казалось, что «Форд» еле ползет. Внутренний хронометр отсчитывал время, – беспощадно и неумолимо. Каждая секунда гулко капала в бесконечность.
– Мы движемся с оптимальной скоростью, – назидательно выдал конструкт, – которая составляет пятьдесят пять километров в час. Для данного района, в это время суток установлена именно такая скорость.
Курт возмущенно кивнул за окно:
– Ты что, совсем ослеп?!. ВСЕ едут быстрее!..
– Верно, однако это ИХ проблемы. К Вашему сведению, я запрограммирован на соблюдение существующих правил. Если Вам известно, что данные правила претерпели изменение в последние секунды, советую Вам связаться с моим начальством. И все-таки, насколько я вижу, мой пеленг по-прежнему рекомендует придерживаться такой скорости. Следовательно, постовые компьютеры также не располагают вашей информацией…
Вздохнув, Страйкер заткнулся. Это было бесполезно.
Именно поэтому, как он видел, большинство безволосых рулили сами, не прибегая к помощи бортовых компьютеров. Последние не умели подрезать, лихачить и нарушать. Но, с другой стороны, они напрочь исключали вероятность различных ДТП, включая человеческие жертвы. Но, когда водитель-безволосый опаздывал на работу из-за того, что решил пару лишних минут понежиться под одеялом, подобные мелочи теряли всякое значение.
В ближайшее время Курт проезжал мимо двух разбитых автомобилей, водители которых стояли рядом, качали головами и жаловались друг на друга всем сочувствующим; мимо трех перекрестков, закупоренных пробками, где безволосые, приоткрыв окна, увлеченно крыли окружающих матом; мимо какой-то простыни, что лежала посреди пешеходного перехода и явно закрывала чье-то тело, утратившее всякое сходство с общепринятым скелетом…
Наблюдая эти «прелести», в душе Волк не смог не согласиться с конструктом. Хотя, тем не менее, и продолжал бесшумно бунтовать – как ни крути, дорога затянулась. Но все могло быть несравнимо хуже, завязни такси в одной из тех пробок, что рассосутся еще очень нескоро. Конструкт же получал информацию прямо из центра, а потому заранее объезжал опасные места.
Как Страйкер ни старался, не мог заставить себя успокоиться, – лишь хрустел полиэтиленовым сидением, явно не привыкшим к таким беспокойным пассажирам.
Все внутри Волка возмущенно бурлило. Ярость пыталась найти выход, но в замкнутом салоне это было чревато. От страшного волнения сводило желудок (причиной чего, впрочем, могло служить сырое мясо, что, круто приправленное желудочным соком, остывало на полу близ Убежища…).
Вспомнив кое о чем, Курт сопоставил это с предложением конструкта.
– Эй, – окликнул он.
– Да?.. – Полупрозрачная голова провернулась вокруг своей оси. Конструкт почему-то заключил, что голограмме следовало «глядеть» в лобовое стекло, подражая настоящим водителям. – Чего желаете?..
– Включи-ка новости. Полицейский канал.
Монитор тот час же вспыхнул.
Голограмма конструкта покосилась на изображение.
Несколько секунд мелькали, переключаясь, каналы. Диапазон у такси, следовало отдать ему должное, был весьма обширен – больше чем в Убежище, хотя Стая подключалась к центральному кабелю. Наконец картинка замерла: привлекательная молодая женщина, облаченная в полицейскую форму, читала новости с электронной планшетки. Старое доброе телевидение. Конечно, не все зрители любили, когда мягкую информационную жвачку клали им прямо в рот (продукт труда десятков, сотен аналитиков, режиссеров, операторов и прочих, прочих…). Для этой категории граждан была предусмотрена интерактивная версия канала – on-line. Они подключались к Сети и брали то, что им нужно, давая возможность заработать сотням прочих людей: программистам, веб-дизайнерам, аналитикам, и прочим, прочим…
Курт совмещал в себе обе категории (хотя и не являлся гражданином).
Пару минут он внимательно прислушивался к речам красивой незнакомки – о грабежах, разбойных нападениях и убийствах она вещала с такой симпатичной улыбочкой, приклеенной к лицу, что создавалось впечатление, словно речь шла о неких кулинарных рецептах, – после чего принялся обшаривать взглядом салон.
В подлокотнике сиденья обнаружился засаленный пульт. Волк привел его в действие – на экране появилось «меню» на завтрак. Прошедшая ночь принесла изрядный урожай. Тут были «кушанья» на любой вкус: от групповых убийств, до захвата заложников. Подробности также впечатляли – прямые репортажи с мест событий, смакование визуальных деталей. Полицейский канал недаром славился популярностью, благодаря чему рекламное место в эфире стоило баснословных денег.
Страйкер вдавил «Enter». «Меню» на экране сменилось той самой девицей, что минуту назад с упоением смаковала кровавые детали. Она будто бы не изменила позы, и приклеенная улыбка никуда не подевалась. Разумеется, новости ему также зачитает обычный конструкт. (Это было гораздо дешевле, нежели платить диктору за столь пустяковую работу. Кроме того, чтобы озвучить весь архив новостей, потребовался бы крайне раздутый штат таких девиц, которые тарахтели бы сутки напролет).
Заголовок «блюда» именовался «Убийство Майклсона»:
– …прошедшей ночью скончался Род Майклсон – известный бизнесмен и политический деятель, заместитель председателя совета директоров «Траст компани Ltd.». Убийство было совершено около двух пополуночи, в районе нижнего Гетто – двумя вооруженными неизвестными. От полученных ранений мистер Майклсон умер на месте. Охрана – четверо обученных телохранителей – погибли считанными секундами раньше. Убийцам удалось скрыться с места происшествия. Главный Департамент Полиции склонен полагать, что это заказное убийство, прямо связанное с профессиональной или же общественно-политической деятельностью Рода Майклсона… – Девица сверилась с планшеткой. – Как нам стало известно, служба безопасности одного из Ульев вышла на след злоумышленников. Не исключено, что захват и обезвреживание организованной группы происходит в эти самые мгновения… Оставайтесь с нами.
На этой интригующей ноте женщина замолчала, особенно широко улыбнувшись.
Изображение вновь сменилось «меню».
Страйкер сидел, не в состоянии пошевелиться. Что это значит?!. – стучала в мозгу мысль, не находя ответа.
Для полицейского канала сюжет был слишком сухим, почти пресным – не для постоянных клиентов (им подавай мясо с кровью, едва прожаренное на раскаленных углях). Не обнаружилось даже визуального материала: ни графического воссоздания события, ни съемок места происшествия, ни снимков мертвецов в трехмерной проекции.
Это во-первых.
Во-вторых же – Курт, сколько не тужился, не смог припомнить, чтобы ему помогал кто-либо еще. Да, теперь у него появилось оружие, но только после того, как он забрал пистолеты, словно трофеи. (Ковбой сочинил заметку до убийства?..).
В-третьих: «захват» группы уже имел место, если только бойню можно назвать этим словом. Но почему об этом не сказали ни слова?.. Такое известие, как обнаружение Стаи в самом сердце Мегаполиса, безусловно, должно произвести эффект взорвавшейся бомбы. Рейтинг полицейского канала сразу же подскочил бы до небес.
Тем не менее…
Мысли скакали, как бешеные, в черепе Страйкера. Кто-то явно не желал, – думал он, – чтобы причастность Волка к делу всплыла на поверхность. Тогда зачем, в таком случае, прибегать к услугам ИМЕННО Волка – вешать на него «жучок», а затем направлять в Убежище головорезов?..
Потому, – ответил себе Курт, – что Стаей можно пожертвовать.
Волку показалось, будто он угодил на поверхность шахматной доски, партия на которой велась одновременно в нескольких плоскостях, – временных, вероятностных и материально-физических. Курт впервые почувствовал себя пешкой. А сверху нависли силуэты игроков, о мотивах и целях которых можно было только догадываться…
Одним из этих игроков, конечно, был Ковбой. Он даже заплатил Волку за убийство, ведь в противном случае Страйкер не вернулся бы без промедлений в Убежище, а некоторое время шатался бы по Гетто, пытаясь заработать деньги из других источников.
На сей момент фигурка Волка находилась на игральной доске со стороны Ковбоя.
Там сильно пахло жасмином, а планы были скрыты мраком.
Единственным просчетом, которую допустил этот господин, было то, что он не дождался вторичного возвращения Курта. Теперь это станет проблемой – Страйкер намеревался сделать все возможное и невозможное, чтобы превратить этот просчет в гвоздь, который приколотит крышку гроба Ковбоя.
Накрепко и навсегда.
Выглянув в окно, Волк понял, что они успели въехать в Запретный Город. Как и утром, здесь было тихо и пусто – прохожие почти не встречались, проезжая часть пустовала даже на перекрестках. Создавалось впечатление, будто здесь вообще никто не обитает, в то время как остальное Гетто бурлило, покрывалось накипью жизни.
Тем не менее, такси продолжало выдерживать свой черепаший темп.
– Давай быстрее! – прикрикнул Курт.
– Не могу, – ответил конструкт, повернув голову. – Мы все еще находимся в центре города. Скорость, установленная соответствующими…
Волк злобно оскалился:
– Быстрее, твою мать! Гребаная улица совершенно пуста!..
Несколько секунд конструкт глядел на пассажира, не говоря ни слова. Глаза его выражали такую обиду, словно Курт оскорбил его мамашу – центральный процессор на каком-нибудь заводском агрегате (в общем-то, так все и было, но у примитивных ИскИнов не бывает родителей).
– Вы оштрафованы, – донеслось из динамиков. – Согласно пункту С статьи 58 Административного Кодекса, сквернословие в общественном месте влечет за собой штраф в размере 20 кредитных единиц, или же сутки административного ареста. Вы…
– Какой штраф?.. – Курт огляделся. – Мы посреди пустой улицы! Где здесь общество?..
Голографическая голова повела подбородком:
– Это не имеет никакого значения. Вы находитесь в салоне автомобиля, который движется по одной из центральных улиц. Тот неоспоримый факт, что вы сквернословите в салоне, лишь подтверждает то, что вы способны нарушать закон вовне – скажем, на общественном тротуаре…
– Бред какой-то, – буркнул Волк. – А впрочем, мы уже приехали.
Такси проехало еще пару сотен метров, после чего мягко притормозило у обочины.
– С вас, включая сумму штрафа, тридцать пять кредитных единицы. – Внизу терминала щелкнула, отворяясь, некая дверца. Из нее, в свою очередь, выдвинулась узкая консоль (Страйкер понял, что уже где-то видел похожее – вероятно, в антикварном научно-фантастическом боевики «Чужие-2».) – Положите, будьте любезны, деньги сюда.
Курт сунул руку в карман, и, отделив от пачки первую попавшуюся купюру, положил в консоль.
Купюрой оказались сто долларов.
Консоль мягко въехала внутрь, металлическая дверца неспешно захлопнулась. Страйкер тем временем лихорадочно осматривал дверцу на предмет каких-либо ручек. Таковых не обнаружилось вовсе.
– Ваша сдача, – забубнил конструкт, – в соответствии с курсом Центробанка на данный момент, составляет…
Не в силах более сдерживаться, Волк ударил кулаком по двери:
– Открывай гребаную дверь! Оставь сдачу себе!..
Голографическая голова вновь уставилась на пассажира. Потекли секунды ожидания. Пластмассовое лицо, как и в предыдущий раз, приобрело удивленно-обиженное выражение, будто Курт снова помянул сборочный конвейер.
– Вы оштрафованы, – возвестили динамики. – Согласно пункту С статьи 58 Административного Кодекса, сквернословие в обществен…
Страйкер взревел от ярости. Правая лапа метнулась под куртку, выхватила первый же пистолет, до которого смогла дотянуться. Курт щелкнул предохранителем и навел ствол на монитор. Полицейский канал продолжал свою работу, – начался рекламный блок. Мускулистые молодые люди в цветастых трико ерзали на причудливого вида спортивных снарядах, заверяя зрителей, что данный продукт «обеспечит им такую фигуру, о какой только можно мечтать – практически без всяких усилий. Звоните прямо сейчас!..»
– Открой эту дверь, – прорычал Волк сквозь зубы. – Или твои электронные мозги разлетятся по салону осколками кремния. Слышишь?.. У меня не так много времени, поэтому соображай быстрее.
Полупрозрачная голова флегматично улыбнулась.
– Смею предупредить Вас о паре немаловажных моментах. Во-первых, мои алгоритмы запрещают вступать в любые переговоры с грабителями. А именно – при всем желании я не смогу выдать сегодняшний банк. Второе: сигнал о вашей угрозе уже поступил в главный компьютер. И, наконец, если вы все же попытаетесь взломать терминал, в салон будет выпущен нервно-паралитический газ. Такой дозы должно хватить, чтобы…
– Я не собираюсь тебя грабить, кретин!.. – От гнева у Страйкера помутнело в глазах. – Я всего-навсего хочу ВЫЙТИ НАРУЖУ, понял?..
Конструкт качнул головой:
– О. Прошу прощения.
Дверь щелкнула и распахнулась. Курт вылетел наружу, едва не снеся о металлическую притолоку полчерепа. Дверь за его спиной снова лязгнула, вставая на место. «Форд» взревел и рванул с места. Из-под покрышек вырывались клубы жженой резины. Считанные мгновения спустя такси исчезло за первым перекрестком, причем скорость его явно превышала регламентированные пятьдесят километров в час.
Впрочем, сейчас это беспокоило Волка меньше всего.
Развернувшись, он припустил в сторону клиники. Улица была абсолютно пуста в обоих направлениях. Слабый ветерок, взявшийся невесть откуда, бродил по безлюдным тротуарам. Шерсть на затылке Курта поднялась дыбом, но виной тому был отнюдь не ветер.
От дурного предчувствия Страйкер скрежетал зубами. В голове воцарился настоящий хаос. Одно жуткое видение сменялось другим; мысли стучали о стенки черепной коробки, будто полоумные мотыльки.
Волк мчался по асфальту с бешеной скоростью, переживая до ужаса правдоподобную иллюзию того, что не может сдвинуться с места. Капюшон слетел, сорванный сильным порывом, и теперь развевался на спине тряпичным флюгером. Это, впрочем, осталось Куртом незамеченным.
Он свернул на перекрестке, и, едва не покатившись кубарем, остановился. Неожиданное открытие словно приковало ботинки к асфальту. Дыхание сперло в груди.
Возле подъезда клиники был припаркован черный «Джип».
Это, в общем-то, ничем особо не примечательное зрелище, как ни странно, спровоцировало образование в голове Волка космического вакуума. Машина была чистой и ухоженной, будто породистый жеребец. Номера Курту ничего не сказали. Все стекла, за исключением лобового, были надежно тонированы. Волк стоял со стороны радиатора, а потому мог разглядеть, что в салоне нет ни души если только они не успели пригнуться).
Осмотр занял какое-то мгновение. Тем не менее, сердце Страйкера словно сдавила холодная лапа, источавшая отчаяние, и отбиравшая тепло. Нет, – молил Богов Курт. – Это могли быть другие пациенты. В конце концов, «Джип» вполне мог принадлежать и докторишке. Почему бы нет?..
Волк двинулся вперед.
Когда до подъезда оставались считанные метры, дверь распахнулась.
Секунды разложись на нано-составляющие, а после еще, и еще… Эти самые временные отрезки слиплись друг с другом, образовав клейкую, неповоротливую массу.
Щель меж дверью и косяком расширялась, казалось, по миллиметру в час. Ветер густел, стал почти осязаем, – на нем появились шероховатости, неровные линии, ложбинки и впадины. Солнечные блики осыпались с тонированных стекол блестящей стружкой. Пыль катилась, перемещалась у обочины. Песчинки с величавой неспешностью обгоняли друг дружку.
Из-за следующего перекрестка вынырнула какая-то фигура. Парень шагал, не глядя по сторонам, засунув руки в карманы. Черный «Джип», казалось, ничуть не привлекал его внимания.
Что касалось Курта, всю его «стеснительность» как рукой сняло. Он успел позабыть, что его внешность, по всей видимости, считалась не вполне традиционной в общепринятом смысле. Волк мог лишь стоять, прикрыв пасть, и глазеть на открывавшуюся дверь.
Первой показалась рука – серый форменный рукав. И нашивка.
Страйкеру не потребовалось сильно напрягаться, чтобы рассмотреть Улей на багрово-красном фоне. Эту эмблему он распознал бы и с километра. Крепкая рука толкнула дверь, та мучительно-медленно распахнулась.
В следующее мгновение время понеслось вскачь. А именно: восстановило свой обычный ритм. Курту же показалось, будто события, отталкивая друг друга, стремились втиснуться в первый подвернувшийся временной отрезок. Это было очень похоже на огромный снежный шар, что, пущенный с горы, обрастал куда большей массой…
Из подъезда вышли двое. Они оставили дверь широко открытой, и, громко о чем-то беседуя, направились к «Джипу». Оба были облачены в темно-серую униформу, что сидела как влитая на стройных фигурах. На плече у каждого болтался автомат.
Волк не слышал слов, или же смысл просто не доходил до него.
Он не слышал даже собственных мыслей, полностью переключившись на инстинкты и чувства. Гнев вскипал в жилах. Отчаяние и боль застилали глаза. В железах уже практически не осталось слез – сегодня Страйкер плакал впервые за долгие годы.
Парни в серых униформах выглядели беззаботными, даже веселыми. Лица были столь безмятежны, будто охранники возвращались с дружеской попойки, а не привели в исполнение чудовищный приговор.
Это взбесило Курта больше всего.
Он стоял совершенно неподвижно, сжимая кулаки с такой силой, что когти впивались в ладони. Безволосые, похоже, его даже не заметили, поскольку ни один не глянул в том направлении. Не обратить на Волка внимание было очень непросто – он стоял посреди тротуара, без капюшона.
Впрочем, Страйкер не слишком переживал, заметили его или нет.
Сейчас не время и не место для честных дуэлей. Все крайне просто – Волк хотел убивать.
Он сорвался с места, будто спустили курок. Тремя прыжками Курт оказался у «Джипа». Четвертый бросил его на зеркально-черный капот. Тонкий металл скомкался, будто картон, под весом восьми десятков килограммов стальных мускулов и железобетонных костей.
Боек ударил о капсюль.
Безволосые отшатнулись от неожиданности. Но было поздно.
Выпученные глаза привлекали внимание Курта. Он выбросил вперед лапу и пронзил двумя пальцами глазницы того безволосого, что стоял ближе. Парень громко завопил. Загнутые когти глубоко погрузились в его сложный оптический прибор, созданный самой Природой. И все же, не настолько глубоко, чтобы исход оказался столь простым.
Занялась искра. Вспыхнул порох.
Второй охранник отступил назад, и, распахнув рот, – тот показался Волку темной, непроглядной пещерой, – пытался снять с плеча автомат. Это у него не получалось, поэтому он продолжал пятиться.
Страйкер распрямил ноги, подняв тело высоко в воздух. Асфальт ударил в ноги, когда безволосый оказался на расстоянии удара – какого-то жалкого метра. Курт метнулся вперед, вырвал из рук парня автомат и отбросил в сторону. Один миг спустя прогрохотала очередь; где-то в стороне свистнул рикошет; лязгнуло, осыпались осколки.
Порох, сгорая, вытолкнул из гильзы пулю.
Волк сбил безволосого с ног, и, нагнувшись, перегрыз ему глотку.
Зубы погружались в мягкую плоть, разрывали трахею и артерии. Рот сразу же наполнился густой соленой жидкостью. Так было и с Майклсоном. А теперь, чтобы не захлебнуться, Курту приходилось глотать. Ярость, что им овладела, не знала предела. Он желал уничтожить, раздавить, смять и размазать по асфальту то существо, что находилось под ним.
Вскоре на зубах захрустели хрящи. А следом – позвонки.
Волк с сожалением отстранился. Безволосый превратился в безнадежный, во всех отношениях, труп.
Откуда-то со стороны донесся жалобный всхлип.
Курт повернулся, обнаружив, что другой охранник стоит на коленях. Правая его рука ощупывала то, чем стали глазницы. Левая зачем-то шарила в кровавой луже на асфальте, будто пытаясь что-то найти.
Ощерившись, Волк поднялся на ноги.
Пуля, преодолевая нарезку ствола и теснимая пороховыми газами, мчалась к цели.
Тот безволосый, которого Страйкер заметил вечность назад на другом перекрестке, мчался по улице во весь опор. Обезображенное ужасом лицо то и дело оборачивалось – конечно же, в сторону Курта. Движения его и без того были не слишком верны; парень беспрестанно спотыкался. Вместе с тем, нужно полагать, жуткое зрелище придавало сил. Такое не каждый день увидишь, – какой-то монстр расправляется с двумя автоматчиками.
Волк решил было броситься в погоню, но тут же передумал.
Вместо этого он направился к охраннику. Тот услышал шаги, и обезображенное лицо повернулось к Волку. Вместо глаз зияли окровавленные дыры. Рот беззвучно шевелился. Оружие валялось в стороне, отброшенное туда не то Куртом, не то самим безволосым.
Страйкер дрожал от едва сдерживаемой ярости. Жажда крови была далека от утоления. Он схватил охранника за волосы и с силой потянул на себя. Голова парня запрокинулась, он тихо застонал. На Волка уставились две кровоточащих глазницы. Кровь струилась по лицу алыми струйками, аккуратно огибала губы и капала с подбородка. Глазные яблоки превратились в желеобразное месиво. Там не было ничего, кроме боли и тьмы.
Страшной боли, жуткой тьмы.
– Пожалуйста, не убивайте!.. – взмолился парень. – Я сделаю все, что хотите…
Курт нахмурился.
В гложущем мраке, где бушевали кровавые отблески, появились намеки на мысли. Волк хотел было потребовать, чтобы безволосый оживил всю Стаю, или же, по крайней мере…
Правая лапа Страйкера растопырила пальцы. Она зависла над лицом парня, отбрасывая пятипалую тень.
Лицо под нею истекало кровью.
Безволосый, вероятно, ждал быстрой смерти. Веки пытались зажмуриться, однако большая их часть была разорвана волчьими когтями. Кровавые дыры по-прежнему глядели на Курта. Это, вероятно, и остановило когтистую лапу. Нехотя сжавшись в кулак, она опустилась.
Волк понял, что бессмысленно требовать от безволосого того, чего он по-настоящему хотел. Жалкий человечишка и себя-то защитить не мог, а не то что вернуть к жизни кого-то еще…
Тем не менее, он все-таки мог оказаться полезен – вернее, та информация, что хранилась в его памяти. Еще до Курта дошло, что, пока он стоит на улице и чего-то ждет, Джейн лежит внутри, и… Истекает кровью, теряет жизнь с каждой каплей… От этого образа у Волка едва не помутился рассудок.
Он схватил безволосого за шиворот, словно щенка, и поволок к подъезду. Парень стонал, переворачивался, но вырваться не пытался. Вместо этого он хватался за асфальт, сдирал с ладоней и коленей кожу… В какое-то мгновение был задет автомат, но в это мгновение охранник был не в состоянии сообразить, что с ним вообще происходит.
Он был еще мальчишка. Возможно, ровесник Страйкера.
Курт втащил свою ношу в «шлюз» и закрыл внешнюю дверь, – насколько это было возможно. От замков остались лишь аккуратные квадратные отверстия с оплавленными краями. Бросив парня на пол, Волк продолжил путь. Дверь № 2 висела на единственной петле. Две другие зияли жалкими подобиями былой надежности.
Лестница оказалась пуста. Волк мчался по ступеням.
Стеклянные двери были приоткрыты настолько, чтобы протиснулся человек худощавой комплекции. У правого косяка трещал разрядами развороченный распределительный щиток. Прозрачные створки усеивали белые следы от пуль, окруженные паутинами трещинок. Ни один из следов, тем не менее, не оказался сквозным.
Курт пролез в щель. Неподалеку, в луже крови, лежал доктор. В руке у него был портативный разрядник, а в голове – две дырки. Он лежал на груди, а потому Волк не видел лица.
Дверь в «комнату страха» была широко распахнута. Почему-то безволосый не заперся внутри – это позволило бы ему выиграть некоторое время (возможно, часы), а вышел наружу. За свои побуждения, каковы бы они ни были, он расплатился собственной жизнью.
Невзирая на то, что Страйкер не так давно сам раздумывал, не прикончить ли ему докторишку, эта картина потрясло его до глубины души. Сердце стучало так быстро, что грозило вот-вот разорваться. Не чувствуя ног, Волк двинулся туда, где он в последний раз видел сестру.
Разве мог он предположить, что ЭТО может случиться?..
Останься он в клинике, и все сложилось бы совсем по-другому. Наверняка бы сложилось…
Нижняя половина тела Джейн по-прежнему торчала из-под медицинского агрегата. Верхнюю скрывала сложная конструкция. Изнутри все так же мелькали разноцветные сполохи. И все-таки, положение «крышки» было уже не таким, как пару часов назад. Кто-то ее приоткрывал, причем недавно. Кровь доктора еще и не думала сворачиваться.
Курт шагал вперед, боясь того, что он может там увидеть. Ни разу в жизни ему не было так страшно. Подойдя к аппарату, он протянул дрожащие пальцы и поднял «крышку».
Увиденное вырвало из его нутра такой вопль, что задрожали стекла.
У Джейн было перерезано горло. От уха до уха. Кровь струилась по шее и капала на пол. Там оказалась небольшая лужица – вернее, целых две, но они уже собирались слиться воедино. Волчица умерла, не приходя в сознание, и это было единственным, что отличало ее от прочей Стаи. Болезнь так и не успела сделать свое дело.
Страйкер упал на пол и беззвучно заплакал – даже без слез.
Боль нарастала, пока внутри что-то не лопнуло, издав хрустальный, леденящий кровь звук. Стальные концы хлестнули по обнаженной душе, а затем исчезли во мраке. Это была последняя струна, что протянулась из прошлого в настоящее. Из того, что было, в то, что будет.
Волк понял, что теперь он совершенно свободен.
Больше нет ни Убежища, ни Стаи. Он – единственный Волк в Мегаполисе. И заботиться ему отныне предстоит только о себе. Он сам будет решать, как и что ему делать. А именно – какова будет его месть. Теперь у него нет ни одного слабого места. Он сам станет местью.
Поднявшись на ноги, Курт взял простыню и накрыл ею Джейн. Ткань тут же пропиталась кровью.
Волк развернулся и побрел к выходу. Проходя мимо доктора, остановился и пошарил взглядом по сторонам. На ближайшей койке лежала целая кипа простыней. Страйкер взял верхнюю, развернул и накрыл тщедушное тело. В какой-то момент он увидел имплантант, – тусклый и черный. От прикосновения этого мертвого взгляда Курта едва не вывернуло наизнанку.
Он метнулся к выходу, но у стеклянных створок заставил себя остановиться. Если он не успокоится – сколь бы трудно это ни оказалось – беседа с охранником продлится недолго. А это было бы слишком уж просто. Курт же надеялся получить ответы на кое-какие вопросы.
Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, он протиснулся в щель меж створок. Затем, стараясь не ускорять шага, спустился по лестнице. Шаги звучали зловеще и гулко. Безволосый, у которого на два органа чувств стало меньше, наверняка начал молиться.
Внутри него, казалось, все оледенело. Мертвые кристаллики отслаивались от стенок опустевшей души, и, кружась, падали в бездну. Мучительно-медленно, танцуя…
Безволосый проделал более половины пути к порогу – все это время, очевидно, ушло у него на поиски такового. За собой охранник оставил извилистый, пунктирный след из липких красных капель, благодаря которому было нетрудно проследить все его блуждания.
Глазницы продолжали кровоточить, однако истечь кровью безволосый не успеет, – сомневаться в чем не приходилось.
Волк нагнулся, оттащил парня от порога, а затем пнул под ребра. Ответом ему послужил сдавленный стон. Охранник, судя по всему, вообще не понимал, в каком он месте находится, и что с ним происходит.
Лицо, лишенное осмысленного выражения, поднялось к мучителю.
Светильник под потолком продолжал источать кроваво-красный свет. Это зловещее сияние превратило выбритую физиономию в жуткую маску, – черные полосы на фоне белой кожи; пустые, бездонные глазницы. Курту стало немного не по себе.
Взявшись за ворот форменной куртки, он с силой тряхнул.
– Ты меня слышишь?.. – спросил он.
Голос его прозвучал непривычно хрипло, почти как лай.
Голова охранника качнулась, но это могла оказаться просто судорога. Поэтому Страйкер повторил вопрос.
– Да, – ответил парень наконец. – Я тебя слышу… Ты Волк, да?..
– Это не имеет значения. Во всяком случае, для тебя. – Курт оскалил клыки. – Сейчас я задам несколько вопросов, и ты ответишь – быстро, не раздумывая. А тогда…
– Ты оставишь меня в живых? – опередил его парень.
– Скорее всего. Вставишь в череп имплантанты, это не проблема… Будешь принимать головидение прямо на сетчатку.
– Обещай, что пощадишь!..
Волк нахмурился. На поверку охранник оказался упрямым малым. Не в его положении вести торг, и все-таки Курт ничего не терял.
– Хорошо, – сказал он, – я обещаю. А теперь отвечай: это вы с напарником убили Волчицу и доктора, что лежат наверху?..
Парень вяло кивнул:
– Да, это мы. Я – доктора, а Джо… Волчицу. Нам приказали.
– Кто?.. – рявкнул Страйкер. – КТО это сделал?!.
– Наш шеф. Начальник отделения нашего уровня, майор Стивенсон.
– Зачем это ему понадобилось?
– Не могу знать. Мы выполняем приказы, а не обсуждаем…
– Что конкретно он приказал? – допытывался Курт.
– Уничтожить всех, кто находится по этому адресу. В особенности, – твоих сородичей.
– Откуда он узнал, что здесь Волчица?
– Не могу знать. Шеф не докладывает, откуда берет информацию.
Это, впрочем, Волк уже знал. Ковбой дал приказ, который спустился вниз по служебной лестнице.
Вопрос заключался в том, с какой именно высоты.
– Твои друзья спускались на технический уровень, – сказал Страйкер. – Что им понадобилось так глубоко?
– Нас там не было. Это, как шеф уточнил, «не хрен собачий». Туда послали проверенных оперативников, почти ветеранов. Мы с напарником служили всего полгода. Поэтому нас направили сюда…
– Повторяю: зачем они туда спускались?..
– Шеф сказал, что там обитает целый выводок метаморфов… То есть Волков, – поправился парень. – Вы – вне закона, а потому любой заинтересованный гражданин имеет право… В общем, тебе известно это лучше меня. Второй группе приказали уничтожить всех, кто будет внутри.
Курт стиснул кулаки.
Ему пришлось приложить гигантское волевое усилие, чтобы не разодрать глотку, в которой рождались эти слова. Ситуация казалась ему умопомрачительным кошмаром: он стоял в «шлюзе» подпольной клиники и допрашивал безглазого охранника о том, о чем даже помыслить не мог несколько часов назад…
– Кому это понадобилось? – спросил он.
– Не могу знать.
– А как ты ДУМАЕШЬ?..
Невзирая на свое положение, парень нашел силы улыбнуться:
– Все мы получаем приказы. Получает их и майор Стивенсон. Кто-то, с самого верха, каким-то образом узнал о вашем существовании. Чем именно вы ему досадили, тебе лучше знать. Но даже наш сержант удивился такому приказу. Вы никого не трогали; о вашем существовании даже не подозревали, могу заверить. Операция проводилась в строгой секретности. Не было ни прессы, ни камер – в чем, собственно, имеется свой парадокс. Полицейский канал неплохо платил за материалы. А за Волков…
– Поближе к делу, – напомнил Курт.
– Да-да… Нам велели оставить трупы на месте, и дождаться людей из морга. Мы собирались докладывать на базу, что задание выполнено, как тут появился ты…
Волк кивнул. Дальнейшее ему было известно.
– Мужчина с какого-то верхнего Яруса, – сказал он. – С усами. Белый… нет, слоновой кости костюм. Широкополая шляпа, как у ковбоя. Запах жасмина. Чересчур много охраны. Знаешь такого?..
Охранник помедлил.
– Нет. Что-то не припоминаю, – ответил он наконец. – Я не очень-то часто вижусь с обитателями верхних Ярусов, как и большинство простых охранников. Но, если этот господин попадался мне на глаза, то… Нет, не припоминаю. Усы носят многие, даже шляпы не редкость. Что касается жасмина, меня еще никогда не подпускали так близко, чтобы можно было почувствовать запах… – Безволосый зашелся в кашле. Кровь, стекая по носоглотке из глазниц, раздражала голосовые связки.
Страйкер, скрипя зубами, выждал.
– Таким образом, ты не можешь сказать, КТО это?..
– Нет… – выдавил парень. – Кто угодно. На своем Ярусе он может одеваться в черное, а в Гетто – в белое… Даже усы могли быть накладными… – Охранник снова закашлялся.
– Понятно.
Курт ударил наотмашь. Когти вспороли кожу, ухватили трахею и дернули. В руке Волка оказался кусок трепещущего мяса. Кровь хлестала упругими струями. Голосовые связки что-то булькали, но вскоре захлебнулись и утихли, словно заглохший мотор. Изувеченное тело повалилось на бок.
Жуткий светильник равнодушно освещал «шлюз» багровыми лучами.
Стиснув челюсти, Волк отбросил в сторону кусок бесполезной плоти. Тот ударился о стену и влажно шлепнулся на пол.
О данном обещании Страйкер даже не вспомнил.
Толкнув дверь, он вышел наружу. Труп и оба автомата по-прежнему лежали у «Джипа». Собственно, в этом не было ничего удивительного. Полицию, как известно, в Запретном Городе не слишком-то жаловали. Кроме того, аборигены, нужно думать, также отличались определенными навыками. В частности, когда в их поле зрения появлялся тело человека в форме охраны Улья, вокруг которого, казалось, разлили пару ведер красной краски, лучше сразу же вернуться и обойти это место десятой дорогой. А еще лучше, – незамедлительно закрыться дома, обдумать алиби и не появляться на улице пару дней.
Поэтому Курт ничуть не удивился, не обнаружив у «Джипа» ни прессы, ни толпы зевак. Улица казалась более пустынной, нежели до самого происшествия. Даже парнишка, проявлявший чудеса скорости в явно нетрезвом состоянии, уже давно исчез из обзора.
Страйкер еще постоял на тротуаре, разглядывая автомобиль.
Тот, конечно, имел весьма привлекательный вид: блестящий, лоснящийся корпус, тонированные стекла, начищенные колпаки… Курт не умел водить, но в «Кремниевый век» это не имело принципиального значения. Все сделает бортовой компьютер, стоит лишь задать маршрут и точку назначения. Разумеется, для этого было необходимо соблюсти одну-две формальности, однако, пошарив по карманам мертвых охранников, Волк рассчитывал преодолеть эту проблему. Тем не менее, хорошенько поразмыслив, он все же решил оставить машину в покое. Именно благодаря компьютеру, как ни крути, его легко могли запеленговать. Но даже отключение Сети не гарантировало, что нахождение «Джипа» не будет обнаружено другими способами.
А это, как ни крути, могло воспрепятствовать выполнению клятвы.
В последнее, – весьма непродолжительное время, – Страйкер начал весьма осмотрительно относиться к собственным перемещениям. В который уж раз ему придется думать, на каком транспорте добраться до цели… Вновь придется слушать бред таксиста, или материть безмозглый конструкт…
Подойдя к трупу охранника, Курт принялся шарить по карманам.
Логика и осторожность – хорошо, однако в настоящий момент Страйкеру менее всего хотелось осторожничать и рассуждать. По большому счету, ему уже было все равно.
Чип-ключ обнаружился в боковом кармане штанов. К брелоку крепились еще три ключа, поменьше (от квартиры, гаража, сейфа или чего-то еще, что интересовало Волка меньше всего). Зажав находку в правой лапе, Волк направился к «Джипу».
Как и ожидалось, одна из кнопок на чип-ключе отключала сигнализацию. Об этом возвестил короткий электронный звук. Вторая кнопка открывала двери, включала зажигание, и, зависимо от температуры за «бортом», кондиционер или печку. Третья кнопка делала что-то еще (возможно, готовила обед или включала головизор), о чем Страйкеру было совершенно не любопытно узнать.
Распахнув водительскую дверь, он потянулся и уселся на сиденье. Таковое оказалось кожаным, а потому приятно захрустело под волчьим телом. Подушки, не медля, приспособились под рельеф нижней части спины. Пахло более-менее приятно – каким-то цветочным, но не навязчивым освежителем.
Перед глазами маячил руль. Курт прикоснулся к рельефной поверхности, для пробы крутанул. Ощущение оказалось приятным, и все же в угнанном автомобиле было не время и не место для уроков вождения. Поэтому Волк нашел на приборной панели приемную щель и засунул туда чип. Мотор уже работал, но, чтобы сдвинуться с места без ключа, требовалось владеть кое-какими навыками, о которых Страйкер имел весьма смутное представление.
Как бы там ни было, у него БЫЛ чип-ключ.
А потому бортовой комп незамедлительно вспыхнул монитором. Полетели строчки загружаемой среды. Затем пользователю предложили сделать выбор из следующих действий: включить конструкт, голосовой режим, или же ручной ввод информации.
Курт без колебаний выбрал последнее.
Оба первых пункта грозили разоблачением. А если и нет, у Волка не было ни малейшего желания общаться с очередным конструктом.
Дождавшись, когда выдвинется клавиатура, он набрал адрес. Монитор тут же высветил карту района. В правом верхнем углу мигала надпись: «Внимание! – Неконтролируемый сектор. Высокая вероятность осложнений – 65 %. Запросить базу?». Игнорируя предостережение, Волк нашел световое перо и начертил маршрут. Затем вдавил Enter.
«Джип» взревел и тронулся с места.
Волка на сиденье мягко качало. Следить за тем, как руль, казалось, сам собой крутится вправо-влево, было немного непривычно. Брелок свисал из гнезда зажигания: оскаленный серебряный череп. От вибрации у него загорались алым глаза, – злая, глянцевая побрякушка, будто говорящая: «Добро пожаловать Мегаполис».
Затем взгляд Курта опустился на рацию.
Один вид микрофона натолкнул Волка на определенные мысли. Он сразу же вспомнил слова убитого охранника, и когтистая лапа рефлекторно дернулась к «торпеде», намереваясь отодрать прибор от липучки.
Однако, Страйкер заставил себя успокоиться. То, что он вызовет к указанному месту «чистильщиков» или даже подкрепление, не даст ему ровным счетом ничего. Конечно, он лишний раз умоет руки в крови (и напьется ею же), но, тем не менее, смысла в этом было не больше, нежели остановить машину, выйти на улицу и начать убивать прохожих. Те, кто приедут с «базы» по вызову, вероятно, не имели бы никакого отношения к бойне в Убежище. Они выполняли приказы – не более.
Именно поэтому Курт решил сперва наведаться к другому персонажу.
Но это было не все. Когда «Джип» поворачивал на перекрестке, в боковом зеркале заднего вида мелькнуло нечто странное. Волк всмотрелся, и не поверил собственным глазам. Над телом охранника склонился какой-то силуэт. Все детали были смазаны движением, да и расстояние оказалось приличным. Тем не менее, Страйкер не без труда разглядел суставчатые конечности, – несколько стояли на асфальте, а две копошились внутри мертвого тела, – блестящий корпус, а также десяток объективов на круглой голове…
Курт рефлекторно оглянулся, но «Джип» уже миновал перекресток.
Лысый Хью обитал в том еще райончике.
Место это именовалось Клоповником, и лежало на востоке Мегаполиса, – аккурат против стерильного, чистого Сити, – мрачная клякса с рваными краями. Забираться туда, пусть даже под ярким дневным солнцем, поостережется любой здравомыслящий человек, какими бы физическими данными он ни обладал… В этом отношении репутация Клоповника ничуть не уступала Запретному Городу, а в чем-то, вероятно, даже превосходила… Запретный Город походил на сонное кладбище, залитое лунным светом, в то время как его моральный конкурент был похож на пир вурдалаков, вставших из могил…
Клоповник варился в самом себе, бурлил, истекая зловонным соком, и, казалось, был совершенно доволен таким положением. Границы его изменялись с каждым годом. Там постоянно что-то менялось, строилось, взлетало на воздух и вновь перестраивалось. Благодаря этому обстоятельству на детальной карте Мегаполиса отсутствовали целые кварталы. Такие места были обозначены пустыми пятнами, на которых впору писать «Здесь водятся чудовища».
Противопоставление Клоповнику Сити, – делового центра города, – было отнюдь не случайным. Именно Клоповник, а не трущобы «буферной зоны» или даже «спорных территории», являлся криминальным центром Мегаполиса. Здесь обитали те, кто стоял по ту сторону закона (как одной ногой, так и обеими), или же занес ногу, чтобы переступить таковой. Именно в Клоповнике творились дела, за информацию о которых осведомители легавых получали неплохие деньги – если, конечно, успевали донести эту информацию до адресата. Именно здесь, а не где-либо еще, готовилась значительная часть умышленных корыстных преступлений, последствия которых пожинали уже по всему Мегаполису. Именно в Клоповнике можно купить практически любое оружие, – от удавки до зенитной установки, – орудия взлома, андроидов, имплантанты, наркотики, а также любые компьютерные побрякушки: от железа до софта (ледорубы, вирусы, и, разумеется, информация на любого покупателя)… Если кому-то, кто не обладал здравомыслием в должном объеме, требовалось приобрести нечто не вполне законное (либо же в обход закона), он отправлялся прямиком в Клоповник. Эта экскурсия, как правило, становилась одним из наиболее ярких событий за всю его жизнь, о котором он еще долго вещал друзьям за пивом…
Впрочем, в Клоповнике продавались не только ПРЕДМЕТЫ.
Если кому-то требовалось найти людей, готовых выполнить некую работу (за определенную, конечно, плату – порой не отличавшуюся умеренностью), он тоже отправлялся прямиком в Клоповник. Там обитали убийцы, воры и негодяи всех мастей, а кое-где можно было запросто встретить витрины с корявыми надписями вроде «Прафессиональные паджоги, званить с 19:00 до 05:00», «Взыщем любые долги. Кому нужен суд?..», или «Грабим по наводке. Наводчику 10 %. Возможен торг».
Таким местом был Клоповник.
Люди, вроде Лысого Хью, чувствовали себя там как рыба в воде. Они знали нужных людей, а нужные люди знали их. Они чувствовали любое подводное течение, рыболовные сети, а при приближении более крупного хищника тут же ложились на дно. Они знали, как выжить в этих местах, в какую сторону следует крутиться, а когда – остановиться. Они могли найти любую трещину или лазейку, а после просочиться в нее расплавленным свинцом.
Одним из таких людей был Лысый Хью.
Оставив «Джип» на внутренней окраине Клоповника, далее Волк двинулся на своих двоих. Проформы ради он включил сигнализацию, но был уверен, что в этих местах такая машина не задержится на месте более четверти часа. Тем не менее, это уже было неважно. (Отключенная сигнализация, напротив, могла отпугнуть угонщиков, а в интересах Курта было то, чтобы «Джип» оказался совсем в другом месте).
По утрам в Клоповнике было относительно спокойно, – но зверь не спал, а только дремал перед новой охотой, пока в желудке варились куски свежего мяса. Собственно, это было главным, что характеризовало Клоповник – Голод. Не чувство, животная потребность, – пищи, зрелищ, развлечений, роскоши… Под напором этой страсти все моральные запреты слетали, как непотребная шелуха, обнажая истинное естество и сокровенную суть. В таком отношении Клоповник не уступал самим Ульям, не говоря о каком-то Сити…
Страйкер целеустремленно шагал к цели, не утруждаясь петлянием и проверок на предмет слежки (возможно, инстинктивно, но это не в счет). Прохожих было немного, а те, что попадались, изо всех старались остаться незамеченными – не потому, что что-то задумали, а потому, что боялись. Они ждали утра, когда большая часть хищников забиралась в берлоги, и торопились по своим делам, в расчете успеть домой задолго до того, как солнце вновь начнет катиться к горизонту.
Сильный и ловкий молодой человек, каким, без сомнения, казался Курт со стороны, внушал упомянутым травоядным инстинктивный страх. Хищник шел с охоты, – наверняка думали они. – Задержался, мерзавец. Судя по тому, что он не тащил с собой мешка с награбленным добром, аборигены могли заключить, что Волк промышлял совсем другим ремеслом. В чем, разумеется, были недалеки от истины…
Архитектурный стиль Клоповника полностью соответствовал тому образу жизни, что был присущ аборигенам. А именно – тот не отличался ни размеренностью, ни умеренностью пороков, ни, конечно, склонностью к планированию дальнейшей деятельности. Эти же черты присутствовали и у самого Клоповника – как такового.
Впечатление у человека, впервые попавшего сюда, создавалось весьма неоднозначное. Даже Страйкер, привычный ко всякого рода трущобам, чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Это место излучало какую-то недобрую, мрачную ауру. Животная, затаенная ярость присутствовала повсюду, – в растрескавшемся асфальте, в старых фасадах, выбитых глазницах окон… Вокруг будто простиралась абстрактная, трехмерная картина (либо стим-конструкт, хотя создание такого сложного продукта было заведомо обречено на провал), творец которой преследовал цель воплотить человеческие пороки, душевные изъяны и ущербности в архитектурных формах…
Но, тем не менее, все это было вполне реальным. Клоповник строился без всякой системы. Некоторые здания видели чистое небо, не прикрытое Куполом. (Таких ветеранов можно было отличить по непроглядно-тонированным стеклам и останкам систем кондиционирования). Все остальные, разумеется, ваялись уже на скорую руку.
Никто не помнил, когда именно Клоповник получил свое название: вероятно, это произошло вскоре после возведения Купола. Как и значительная часть всего Гетто, Клоповник также не мог не повергнуться коренным метаморфозам. Вскоре после того, как в Ульи хлынули первые тысячи переселенцев, все те, кто сочли железобетонных колоссов «неподвижным Титаником», решили довольствоваться тем, что осталось.
Они с муравьиным рвением (еще не догадываясь, каким словом назовут их потуги) приступили к обустройству освободившихся площадей. Здания рушили и перестраивали, нередко поверх старых фундаментов и первых этажей (просто так было дешевле). В каждом проснулся дар архитектора, а каждый второй торопился воплотить свою мечту в бетоне и камне, пока это не сделал кто-то другой – на той же территории. Разумеется, такое рвение не шло ни в какое сравнение с истинными талантами аборигенов, потому как большая часть были знакомы с зодчеством лишь понаслышке.
В итоге получилась странная штука, своего рода архитектурный феномен. Посреди одного из наиболее крупных Мегаполисов образовалось рваное пятно, обитатели которого уже были близки к именованию себя Свободной Республикой, посети кого-то подобная мысль. Старые и надежные здания соседствовали с новоиспеченными уродцами, о надежности коих не могло идти и речи. Многие, нужно заметить, рухнули в течении первого года, погребя под обломками жильцов (среди которых, как правило, самих строителей не было, – лишь квартиранты).
Спешка сыграла злую шутку. А потому перестройка тянулась по сей день, приобретая порой самые невообразимые, фантастические воплощения. Многие новоиспеченные зодчие использовали в качестве образцов для своего творчества снимки старинных шедевров, таких, к примеру, как Дом с Чудовищами в Барселоне, или же готических соборов старой Франции. В итоге получалось какие-то жалкие карлики, сморщившиеся под гнетом бетона и человеческой глупости. Чтобы удержаться на месте, они тянулись друг к другу, совмещая несущие стены, протягивая над подворотнями мостки, лесенки, галереи и просто металлические балки.
Таким был Клоповник.
Вскоре Страйкер вышел на знакомую улицу. При дневном свете, впрочем, она выглядела совсем по-другому. Глубокие тени убрались куда-то в подземелья, где всегда было сыро и холодно. Небесный мрак втянулся до поры до времени в космический вакуум, дожидаясь заката. Даже звуки потеряли тот глубокий объем и насыщенность, что настороженно рокотали в подворотнях… Курту пришлось порядком напрягать зрительную память, чтобы восстановить хотя бы некоторые соответствия.
Наконец показался гараж. У самых ворот стояли два остова – без окон, без двигателей и без дверей. Обглоданные скелеты машин, не способные двинуться с места без буксира. Курт изучил их беглым взглядом, не обнаружив ничего, что внушало бы подозрения. Кроме, конечно, самого факта, что скряга Хью решился выставить свое добро на всеобщее обозрение, причем без охраны… С другой стороны, охраной служила репутация Лысого Хью, и двух его приспешников, – один другого краше. Помимо того, место в гараже могло понадобиться для чего-то еще, какого-нибудь срочного заказа…
Но Волк не спешил.
Улица была пуста, и он, стоя в тени, прислушивался к собственным чувствам. Запахи не говорили ему ничего необычного (что, по крайней мере, отличалось бы от предыдущего визита). Визуальная информация тоже не могла настораживать.
Все было… слишком спокойно. Что беспокоило больше всего.
Затишье перед бурей.
Это шло вразрез с душевным состоянием Курта, внутри которого все клокотало. Он был слишком взволнован, чтобы медлить и размышлять. Сейчас ему хотелось действия.
Хотелось кого-то убить.
Поэтому он направился прямиком к широкому, приземистому строению с металлическими воротами. У него, однако, хватило осмотрительности, чтобы на перекрестке перейти проезжую часть, уходя тем самым из обзора второго этажа. За большими окнами царила непроглядная тьма, не шевелилась ни единая тень.
По всей видимости, Волка успели заметить, – избежать этого не представлялось возможным, потому как офис Хью был расположен крайне удачно. Гараж, неказистый с виду, на деле представлял собою настоящую крепость. Страйкер в свое время потрудился разузнать, что, за исключением главного, другого входа в здание нет. Окна крепко замурованы как по бокам, так и с тыла. Забраться на покатую крышу не представляло труда, но дальнейший путь не отличался ясностью Окна гаража выходили на металлические балки, что протянулись под потолком. Влетев внутрь в вихре стеклянных осколков, Волк тут же столкнулся бы с непростой проблемой удержаться на одной из этих балок… Эффект внезапности, разумеется, в этом случае вряд ли сыграл свою роль (даже если бы у Страйкера получилось удержать равновесие).
Таким образом, Курт шел в лобовую атаку.
Подойдя к воротам, он трижды дернул за шнурок. Затем, отступив от низкого проема, принялся ждать.
Минуту спустя за дверью раздались шаги. По шершавому полу шли двое, почти в ногу (волчий слух сразу же уловил разнобой). Остановились. Форточка, лязгнув, распахнулась. В квадратном оконце мелькнула бледная физиономия. Не говоря ни слова, окинула Волка наметанным взглядом. Форточка лязгнула вновь, закрываясь.
Натужно заскрипели засовы.
Не дожидаясь, пока проем освободится, Страйкер метнулся вперед и с силой пнул дверь. Безволосый быстро отскочил, чудом избежав тесного знакомства с центнером листовой стали. Но его приятель не торопился объявлялся в поле обзора.
– Я хочу видеть обоих, – сказал Курт.
Из дверного проема на пол падала длинная полоса солнечного света. Пылинки плясали в этом потоке, а мгновение спустя полосу перегородила широкая тень. Безволосый отступил от проема и остановился на расстоянии. До того, как он сдвинулся с места, у двери опустилось что-то тяжелое и продолговатое. Злые маленькие глазки уставились на посетителя.
Хмырь. Тяжелый и крепкий, как дубовый сервант. Правая (или же левая, – в зависимости от того, какие у них были отношения с напарником) рука Лысого Хью.
Страйкер вошел, глядя исподлобья на суровую парочку.
Другой безволосый – Шило, высокий и уродливый, словно корявый сучок с того же дуба, – извлек руки из складок черного одеяния. Такое с ним случалось нечасто, а потому уже заслуживало внимания. Продолжая держать парочку в поле зрения, Курт бегло осмотрел гараж.
Там, где происходил основной «ремонт», стояли три машины.
В предыдущий визит Волка их там еще не было. Это, впрочем, объясняло, с какой стати Хью понадобилось выставлять голые остовы перед воротами. Где-то ему удалось разжиться тремя почти новыми тачками, для которых потребовалось срочно освобождать кучу места. У одной не хватало колеса, у другой что-то торчало из-под капота, третья же, похоже, была и вовсе на ходу. Тонированные стекла отражали свет.
Роботы-ремонтники безжизненно свисали со своих балок.
Курт походу сообразил, что для ликвидации всех неисправностей хватило бы и четверти часа. С другой же стороны, он не настолько хорошо разбирался в механике, чтобы делать какие-то выводы…
– Где Хью?..
– Не так быстро, волчонок, – осклабившись, заметил Хмырь.
– Его здесь нет, – добавил Шило.
Насколько Волк понимал, так эта парочка разговаривала всегда и со всеми – один дополнял слова другого. Создавалось впечатление, что мозги у них также одни на двоих. Это, впрочем, делало их гораздо опаснее, – они действовали, как единый организм.
– А где он?
– Откуда нам знать?.. – Шило пожал плечами. – Где угодно.
– Платит ведь ОН, – поддакнул Хмырь.
Страйкер сжал кулаки. Подняв руку, снял с головы капюшон. Это заметно увеличило угол обзора.
Но, чтобы заметить очевидное, не требовалось сильно напрягаться.
– А я вижу, что у него горит свет, – кивнул Курт в ту сторону, где находился кабинет Хью (там он встречался с клиентами, и, по сути, проводил все свое свободное время). – Разве не так?..
То, что шефа, по словам его помощников, не оказалось на месте, звучало по меньшей мере странно.
Хмырь пожал плечами, не потрудившись обернуться:
– Что с того?
– Мы там были, – добавил Шило. – Разбирали кое-какие бумаги…
Это звучало совсем уж дико. Волк сомневался не только в том, что эта дикая парочка умеет читать, но даже и в том, что они способны разобрать вареную курицу для холодца…
Не говоря ни слова, Страйкер двинулся вперед.
Хмырь отважно – следовало отдать ему должное – шагнул навстречу. Курт прыгнул навстречу. Носок его ботинка угодил под коленную чашечку здоровяка – что-то хрустнуло. Хмырь скривился, но не проронил ни звука. Правый кулак с тихим свистом вспорол воздух. Скорость и внезапность удара оказались таковы, что Волк не без труда уклонился. Огромная ручища просвистела в каких-то сантиметрах от его головы. Стоило Курту еще немного замешкаться, и лежать ему в следующее мгновение на бетонном полу…
Не встретив препятствия, Хмырь по инерции шагнул вперед. Это заставило его перенести вес здоровенного тела на травмированную ногу. В тот момент, когда верзила пошатнулся, Страйкер нанес удар.
Волк шагнул вперед, и буквально припечатал кулак к массивной челюсти. Зубы Хмыря явственно щелкнули. Маленькие глазки помутнели, массивное тело как-то сразу обмякло. Курт шагнул в сторонку, как делает дровосек, в последний раз рубанув по двухсотлетнему стволу.
Хмырь рухнул на пол, взметнув тучи пыли. За мгновение до того, как дубленая физиономия коснулась бетона, Шило рванулся в атаку. Это, тем не менее, произошло в несколько замедленном темпе – для Шила, конечно, хотя для простого безволосого он двигался поразительно быстро. Как бы там ни было, уродливый телохранитель явно чего-то ожидал. У Волка создалось впечатление, что Шило намеренно дожидался момента, когда его напарник будет лежать. Но размышлять об этом Курт было недосуг…
Безволосый проворно извлек из недр одеяния два ножа. Лезвия, прямые и длинные, тускло блестели в солнечном свете. Шило шагнул вперед; сталь резала воздух. Шило размахивал клинками умело и сосредоточенно, не подпуская Курта, как заправский фехтовальщик. Собственно, таковым он и являлся, предпочитая холодное оружие любому другому.
Волк не без труда уклонился от первых выпадов. Ощерившись, он поднял лапы, приготовившись ударить в любой, мало-мальски подходящий момент. Но ярость бушевала внутри свинцовым бульоном, мешала мысли друг с другом. Для этого было не самое подходящее время, и все же усталость – как физическая, так и моральная, вызванная всем пережитым – делала, свое подлое дело. Шило продолжал наступать, лезвия злобно свистели вокруг.
О состоянии Курта говорило уже то, что он с большой натугой вспомнил о пистолетах. Прежде ему приходилось довольствоваться исключительно своим собственным телом, а потому вспоминать о наличии огнестрельных игрушек – в нужный момент – было очень не просто.
Как бы там ни было, этот момент был упущен.
Для того, чтобы достать хотя бы один пистолет, снять с предохранителя и навести на цель, требовались какие-то доли секунды. Шилу же требовалось куда меньше времени, чтобы проткнуть Волка насквозь. Он наседал на противника, с бешеной скоростью орудуя своими клинками. Курт отмахивался, удерживая безволосого на безопасном расстоянии лишь ценой невероятных усилий. (В какой-то момент ему показалось, что один из автомобилей покачнулся; чувство, что на него направлен напряженный взгляд не одной пары глаз, терзало Волка с самого начала, – но это, возможно, являлось следствие той же усталости).
С другой стороны, чтобы нанести удар, Страйкеру требовалось сократить дистанцию. Ему хватило бы одного мгновения – для одного-единственного удара. Но руки у безволосого были гораздо длиннее. Даже пропорционально всему прочему телу они казались несуразно длинными. Благодаря же горбу Шило был точь-в-точь похож на богомола, – одного из наиболее грозных бойцов в царстве насекомых.
В Клоповнике, впрочем, Шило был широко известен.
Однако, вот у Курта появилась лазейка. Шило размахнулся, и нанес более широкий выпад, чем требовала осторожность. Вероятно, безволосый уставал, не в состоянии поддерживать такой темп бесконечно. Волк перехватил его руку, из которой торчало блестящее жало, и с силой рванул на себя. Раздался треск, с каким кость выходила из сустава. Шило зашипел, левая рука его рефлекторно дернулась.
Страйкер отвел локтем лезвие, а в следующее мгновение ударил. Кулак на бешеной скорости врезался в солнечное сплетение противника. Рот Шила приоткрылся, не в состоянии выдавить из глотки ни звука. Глаза округлились до той степени, что Курт испугался, как бы они не вывалились на пол.
Продолжая остерегаться блестящих ножей, Волк отступил. Шило осел на пол – грузно и совсем не грациозно. Правая рука висела плетью, хотя все так же удерживала рукоять. Левая пыталась массировать грудь. Рот Шила распахивался, совсем как у рыбы, выброшенной на берег, и все же не мог протолкнуть в легкие ни единого глотка свежего воздуха.
Курт обошел лежащее тело и направился к офису Хью.
В следующее мгновение дверцы автомобилей распахнулись.
Курт вспоминал свою первую встречу с «агентом».
Была поздняя ночь.
Он поравнялся с массивным двухэтажном домом, осмотрелся и для порядка справился с полученным описанием. На улице, застроенной какими-то развалюхами, описанное здание было единственным. Но Страйкер волновался, и поэтому мешкал.
Подъезд заменяли широкие металлические ворота. В левой створке наличествовала дверь с зарешеченным окошком – низкая и почти квадратная. Чтобы протиснуться в этот проем, нагнуться пришлось бы даже человеку среднего роста (что, возможно, могло являться хитроумным тактическим трюком).
Волк поднял лапу и дернул за шнурок, что висел у косяка.
Внутри зазвенел колокольчик.
Потянулись секунды ожидания. Курт прислушивался и нюхал воздух, стараясь уловить любую опасность до того, как она подкрадется к нему на расстояние удара. Он даже поднял голову, но, как и ожидалось, окон второго этажа разглядеть не смог.
Улица была совершенно пуста. Она лежала на окраине Клоповника, а потому путешествие Страйкера длилось относительно недолго. Тем не менее, где-то поблизости бурлила недобрая деятельность. Пузыри взбухали и лопались на поверхности этого месива кровавыми пятнами. В отличие от Сан-Сет Бульвара, Клоповник не спал никогда.
Первым открылась форточка, забранная мелкой сеткой (не настолько, тем не менее, мелкой, чтобы в бреши не пролез ствол пистолета). В проеме повисло чье-то лицо, – желтое и круглое, будто полная луна. Глаза, похожие на маслины, упрятанные в черепе, уставились на посетителя.
Сказать, что безволосый был не слишком красив, означало ничего не сказать.
Разглядеть, был ли он лысым, пока не представлялось возможным.
– Чего надо?.. – ухнуло из форточки.
– Хью. Нужно поговорить.
– А ты кто такой? – пренебрежительно поинтересовался собеседник.
– Вначале впусти, – ответил Волк. – А потом я отвечу на вопросы. Но лишь перед Хью. Он дома?..
Из оконца донеслось недовольное бурчание. Дверца захлопнулась, и пару мгновений царила тишина, – если не считать отдаленных голосов. Расслышать, о чем они совещались, у Курта не получилось. Вскоре, как бы там ни было, прозвучал лязг металлических пластин, скользящих в пазах.
Квадратная дверь распахнулась. Проем был темным и пустым.
Волк не спешил, а потому продолжал вглядываться внутрь. На расстоянии пары метров застыли два силуэта. Один, чью луноподобную физиономию Курт уже видел, был высоким и тощим. Второй – широкоплечий здоровяк, сутулый и грузный, похожий на гориллу. Оба стояли неподвижно, свесив руки по бокам. В их позах не было ничего угрожающего, а потому Страйкер рискнул сделать шаг. Пригнув голову, он переступил металлический порог, ни на мгновение не сводя глаз со странной парочки.
Те также следили за каждым его движением. Когда Курт оказался внутри, в просторном и темном помещении, угрюмая парочка расступилась. Волк принял приглашение, проскользнув меж высокими фигурами, как сквознячок, и остановился на расстоянии пары метров. Он знал, что хамелеоны способны смотреть в разные стороны одновременно, однако для Волков это тоже не являлось особой проблемой.
«Горилла», не произнося ни слова, прошел к двери и задвинул засовы. Затем потянулся к стене, где обнаружился массивный рубильник. Клацнуло, что-то затрещало. Под потолком, мелькая, словно умалишенные светлячки, загорелись гологеновые лампы.
Скоро разнобойное мерцание стабилизировалось в холодный, стерильно-белый свет, что худо-бедно футболил тени по углам. Для помещения таких размеров ламп было немного, к тому же большая часть сосредоточилась на другой, дальней половине потолка. Тот, кстати, представлял собой голую бетонную поверхность, покрытую сложной вязью татуировок: стальные крепления, провода, желтые коррозийные пятна…
Помещение оказалось гаражом.
Во всяком случае, у Страйкера появилось основание так считать – поодаль стояли четыре автомобиля, пребывавших на разных стадиях сборки-разборки. У двоих отсутствовали двигатели, не говоря уже о колесах и других частях. Стоило лишь появиться электричеству, как, помимо ламп, ожили и более сложные приспособления: два робота-механика, не мешкая, вернулись к привычному делу, – принялись чем-то тарахтеть, что-то варить, навинчивать и откручивать. У обоих было по четыре руки, оборудованных всем необходимым инструментарием. Ног не было вовсе, потому как роботы свисали с особых стапелей на потолке. С него же протянулись провода электропитания, масла или чего-то еще. Андроиды так резво приступили к работе, будто кто-то вторично вдавил кнопку «пауза» в электронных мозгах.
Обозрев все это в течении пары секунд, Курт вновь повернулся к парочке. В мертвом гологеновом свете выступили кое-какие детали. У «луноподобного», к примеру, обнаружился горб. А «горилла» оказался еще более зловещим, нежели в полумраке. У него были огромные, покрытые множеством шрамов (некоторые, причем, были еще свежими) ручищи. Лицо походило на кусок дубленой кожи – кто-то, потехи ради, обозначил углем глаза, сделал пару дырок, заменявших нос, и сделал тонкий разрез – рот. Губ, казалось, не было напрочь. От ушей остались рваные выступы.
Волку не составляло труда понять, что именно этот, из парочки, был наиболее опасен. Хотя и «луноподобного», впрочем, также не следовало сбрасывать со счетов раньше времени (слишком уж усердно тот кутался в свое одеяние), – в складках его бесформенной черной хламиды можно было без труда припрятать массу различных сюрпризов.
На голове «луноподобного» также был глубокий капюшон. «Горилла» красовался символическим «ежиком».
Оба обстоятельства вызывали определенные сложности.
– Кто из вас Хью?.. – спросил Курт.
Парочка быстро переглянулась.
– Никто, – ответил «горилла». – Его здесь нет.
– А ты кто такой? – небрежно поинтересовался горбун.
Страйкер покачал головой:
– Мое имя ни о чем вам не скажет. Если Хью здесь, я хотел бы с ним переговорить. О серьезном деле, – добавил он.
– Верно, шеф – серьезный чувак, – осклабился «луноподобный».
– Ты можешь изложить нам суть своего дела, – добавил «горилла». – Мы уж постараемся решить, такое ли оно серьезное, как ты говоришь… Другого пути я не вижу, парнишка.
Курту очень не понравился пренебрежительный взгляд уродливого безволосого. Тем не менее, он и сам не видел другого выхода. Можно было, разумеется, прорываться с боем, – к двери, расположенной в противоположном углу, над которой горело квадратное оконце. Судя по всему, именно там, не где-либо еще, находился кабинет Хью. С наступлением ночи Клоповник наливался настоящей жизнью. Агент наемников, вероятно, мог отсутствовать на рабочем месте только потому, что еще не проснулся.
Как бы там ни было, Страйкер не решился это проверять. Расшвыряй он в стороны увальней, и с Лысым Хью, окажись тот вправду на месте, вряд ли получится серьезный разговор.
Подняв руку, Волк снял капюшон.
При этом ему пришлось приложить немалое волевое усилие, чтобы подавить дрожь у кончиков пальцев. Ни разу в жизни он не показывал собственного лица безволосому. И, можно полагать, такого не делал кто-либо другой из Стаи. Это столь недвусмысленно проистекало из смысла и характера Заветов, что сама мысль об этом ужасала.
Тот, что с горбом, выпучил глаза, с изумлением разглядывая непривычное зрелище. «Горилла» от шока едва не выронил нижнюю челюсть. Такое, вне всякого сомнения, им доводилось лицезреть далеко не каждую неделю. Настоящие Волки являлись за услугами «агента», вероятно, не чаще раза в сотню лет.
Наконец «горилла» выдал:
– А это не маска?.. – Но пробовать на ощупь все-таки поостерегся.
– Вряд ли. Слишком натурально, – прокомментировал горбун. – И глаза… Страйкер выдохнул воздух.
Чувствовать себя музейным экспонатом ему уже порядком претило. И все-таки, он и впрямь был экспонатом – реликтовым существом, последним (по всей видимости) в своем роде.
– Ну? – бросил он. – Увижусь я когда-нибудь с Хью?..
«Горилла» кивнул:
– Ага. Причем немедленно.
– Шеф будет доволен, – «луноподобный» плотоядно облизнулся.
Курт не вполне представлял, какими соображениями было вызвано это заявление (готовить и употреблять в пищу жилистых Волков – занятие не для слабонервных) – разве что Хью был каннибалом. Но с этой проблемой Страйкер, в этом он был совершенно уверен, сумеет разобраться.
«Горилла» двинулся вперед, к той самой двери в глубине помещения.
Горбун шел в паре метров позади. Курту не было особой нужды держать в поле зрения нескладную фигуру. Он слышал каждый шорох, что издавался при соприкосновении тяжелых ботинок с бетоном, и чувствовал запах – от «луноподобного» исходил не слишком презентабельный запах немытого тела. Приятель его, кстати, пах не лучше. Положение спасали разве что пары бензина и моторного масла, что катились от автомобильных остовов мутновато-серыми волнами – Волк фиксировал их почти визуально.
Роботы-ремонтники продолжали копошиться над своими подопечными.
Машины чинят машины, – думал Страйкер.
Увалень распахнул перед посетителем широкую дверь. Из проема на пол рухнул поток желтого света.
«Горилла» замер у косяка. Курт тоже не двигался, – ждал, пока до провожатых дойдет. Горбун, не сокращая дистанции, хмыкнул. По всей видимости, это и послужило сигналом. Верзила вдвинулся в проем, пересек помещение и остановился у противоположной стены. Волк вошел следом. «Луноподобный» замыкал шествие, но остался стоять у открытой двери.
Курт огляделся.
За столом восседал мужчина, чья лысина отражала свет люминесцентных ламп, словно вскрытое лаком яйцо. По отношению к нему термин «безволосый» наполнялся новым смыслом. Казалось, у него не было даже бровей. А если бы и были, то наверняка взлетели бы к самой макушке – таким озадаченным казалось выражение лица Лысого Хью…
Это, конечно, был он.
Мясистые руки, торчащие из кожаной жилетки, лежали на столе. Последний был немного высоковат: Хью, насколько Курт видел, не отличался великанским ростом. На левом плече безволосого красовалась татуировка, – свернутая в клубок королевская кобра. Лицо было изрядно потрепанным, угловатым, и мало привлекательным. Правую щеку когда-то сшивали большими стежками – по видимости, на скорую, и не слишком умелую руку. Возраст Лысого Хью был явно немалым, хотя Клоповник старил людей быстрее пустыни Сахара.
Пока безволосый таращился на визитера, Страйкер, не теряя времени, огляделся по сторонам.
Три стены кабинета были заняты металлическими стеллажами. На двух из них, педантично разложенные по полкам, лежали разнообразные запчасти – вероятно, ко всему, что имело двигатель внутреннего сгорания. Каждая деталь была снабжена пояснительной биркой с ценой и кратким описанием товара. Судя по изрядному слою пыли, что покрывал большую часть полок, запчасти успели на них залежаться.
Третий стеллаж почти пустовал. Кое-где на полках сиротливо лежали оптические диски, накопители данных, какой-то древний терминал, а также другие штуковины электронно-компьютерного свойства. Они, вероятно, валялись здесь еще с Ледникового периода.
Осмотрев эти достопримечательности, Волк повернулся к столу.
Хозяин, похоже, успел преодолеть первое потрясение, теперь же испытывал потрясение второе. О характере мыслей, что вращались в его лысой голове, можно было только догадываться. Первоначальный шок от вида волчьей головы испарился. А теперь, нужно полагать, соображения были сугубо практическими, как то: под каким соусом подать это блюдо, либо же, – не будет ли он полезней живьем?..
Реакция Лысого Хью была продолжительнее, нежели у доктора из клиники (видавшего виды, а потому заинтересованного сугубо академически), и гораздо продолжительнее, нежели у обоих верзил (умственные способности которых не предусматривали длительных нагрузок).
Наконец Хью открыл рот, кашлянул и спросил:
– А это не маска?
– Мне что, подергать себя за волосы?.. – Курт раздраженно нахмурился. – Я смею вас заверить, что это не маска, и не грим. Посудите сами, разве я приперся бы сюда с намерением вас разыграть?! Сегодня, насколько мне известно, не первое апреля. А Клоповник – не лучшее место для шуток.
– Тем не менее, шутников у нас хватает, – заметил Хью. – Но такого еще не было, тут ты не ошибся… Вашего брата я видел разве что на картинках, – обычных, рисованных, ведь даже снимков не осталось…
Зловещие пособники заухмылялись.
Почему-то Курт не удивился, что этот бандит сразу же понял, кто явился к нему собственной персоной (либо взятой напрокат в магазине маскарадных костюмов).
– Так чего тебе нужно, Волк?..
– Я хочу получить работу, – сразу же ответил Страйкер. Он загодя подготовился к этому вопросу, и мысленно отрепетировал два-три возможных сценария. Далеко не каждый день, что ни говори, приходилось просить о принятии в киллеры. – Мне сказали, что лучше всего обратиться именно к вам.
Хью поднял мясистую бровь:
– Кто, интересно, тебе такое сказал?
– Вы же знаете, что я не отвечу, – ответил Курт. – Так же, как не отвечу тем, кто поинтересуются, откуда я получил заказ. – Волку было неприятно унижаться перед этим безволосым, и все же другого выхода не было. – Это для меня крайне важно.
– Что именно, сынок? – Хью внезапно посерьезнел. – Чем, по-твоему, я тут занимаюсь?..
Страйкер ответил, осторожно подбирая слова:
– Вы являетесь подпольным агентом наемных убийц. Ваши клиенты – многие известные люди, и чуть менее известные киллеры. Вас боятся и уважают. Вы можете принять практически любой заказ, подобрать для него профессионала и привести в исполнение…
Курт замолчал. Какое-то время они с безволосым молча таращились друг на друга.
– Допустим, все это правда, – сказал наконец Хью. – Но что нужно ТЕБЕ?.. Что, как ты сказал, для тебя очень важно – кого-то убить, или сделать это по уму и получить гонорар? Если первое, то ты зашел не по адресу. Тебе нужно на двадцать восьмую, где собирается отмороженная шваль без понятий, и царя в голове. Они называют себя…
Страйкер уже знал, что они называли себя «Мясниками», и потому не дослушал.
– Мне нужно второе. Гонорар.
Лысый Хью нахмурился. А затем столь же неожиданно улыбнулся:
– То, что честный – хорошо. Но, тем не менее, перебивать старших невежливо…
– Простите, – сконфуженно бросил Курт.
В этот момент он испытал почти тот же моральный дискомфорт, что и на выволочках у Старейшины – еще щенком юный Страйкер не мог прожить и недели, чтобы не сотворить какую-либо возмутительную (по словам старших Волков) шалость…
– Проехали. Таким образом, сколько тебе нужно?
– Что? – не понял Курт.
– Денег, – терпеливо пояснил безволосый. – Как много тебе нужно?..
Волк молчал. Вопрос напомнил ему ужимки продавцов, всеми правдами и неправдами пытающихся узнать, сколько у клиента в бумажнике, делая при этом вид, будто они оказывают большое одолжение…
Так и Лысый Хью – предполагаемый агент наемных убийц. Как бы там ни было, Курт не видел серьезных причин, по которым он обязан молчать. В конце концов…
– Пойми, – продолжил Хью, – мне нужно знать, чтобы подобрать под твою сумму соответствующую… э, мишень. Так сколько?..
…Для лечения Джейн требовалась определенная сумма, – завершил мысль Волк.
– Четыре тысячи, – сказал он. – Ни долларом меньше.
Лысый Хью молча кивнул. Страйкер пристально следил за его реакцией – в расчете, что мимика безволосого может ему кое-что разъяснить – не продешевил ли он (что вызвало бы кривую ухмылку и хитрые складки у глаз), либо же не слишком поскромничал (что вообще могло вызвать удивленный смех). Но Хью, по всей видимости, также понимал все эти тонкости, и умел отлично следить за собой.
Наконец рот безволосого открылся:
– Что ж, это вполне приемлемо. Я смогу найти тебе… мишень.
– Как скоро? – быстро спросил Курт.
– Скоро. Очень скоро. Если, – Хью усмехнулся, – ты действительно к этому готов.
– Разве ЭТОГО доказательства не достаточно?!. – Страйкер тряхнул лохматой головой.
Посредник киллеров поднял широкие ладони:
– Пойми меня правильно, сынок, я ни хрена не знаю про Волков. Слышал, что когда-то они были непревзойденными воинами – злые и сильные, как звери, коварные и хитрые, каким может быть лишь человек… С тех пор, – Революция, если не ошибаюсь, – утекло много воды. Кто знает, на что вы способны теперь? Ты ведь сам сказал, что со мной сотрудничают самые лучшие профессионалы, а ты, как мне кажется, пока еще любитель. Разве не так?..
– Все верно, – кивнул Курт. – И все-таки, если потребуется, я сделаю любого вашего профи. Прежде мне не доводилось убивать людей, но мои предки делали это едва ли не за завтраком…
– По-моему, это громкое заявление, – сказал Хью.
Взгляд его поочередно – быстрее, нежели Волк успел что-то сообразить, – коснулся помощников. Те все так же стояли по обе стороны Курта, благо размеры помещения позволяли оставить кое-какое расстояние.
– Не правда ли, мальчики?..
В следующую секунду «мальчики» сорвались с цепей.
Две пары свободного пространства, что отделяли их от Страйкера, мелькнули под ногами с бешеной скоростью. Волк среагировал рефлекторно, – успел отпрыгнуть в сторону, к рабочему столу Хью, что наблюдал за происходящим с заинтересованной ухмылкой.
Оба увальня с трудом разминулись. Реактивный старт сыграл с ними злую шутку. Легковесному горбуну, естественно, приходилось более опасаться столкновения. Он же обладал сравнительно большей маневренностью, что позволяла провернуть подобный маневр.
В итоге вышло следующее: «горилла» с трудом притормозил, едва не впечатав напарника в стену. Горбун же едва увернулся из-под приближавшегося колосса, наткнулся на металлический стеллаж и потерял равновесие. Это дало «горилле» мгновения форы. Стиснув кулаки, он развернулся и бросился к Волку. В неуклюжем на вид теле таилась изрядная прыть.
Но Курт успел прийти в себя. Неожиданности не существовало.
Он подпрыгнул и выбросил ногу вперед, будто из пушки. Ботинок угодил «горилле» в низ живота. Ощущение было такое, будто Страйкер протаранил бетонную стену.
Тем не менее, желаемый результат не заставил себя ждать.
Безволосый пошатнулся, а мгновение спустя согнулся вдвое. Боль, судя по всему, была нешуточной. Все верно, – Курт не собирался шутить. Горбун не без труда отклеился от стеллажа, с силой тряхнул головой (проверяя, не вывалились ли оттуда какие-то детали), а затем целеустремленно двинулся в атаку. Он не торопился – миг внезапности был потерян. Сунув руки в складки черного одеяния, достал их мгновение спустя.
В каждой руке было зажато по кинжалу. Длинные кривые лезвия отражали люминесцентный свет.
Не забывая контролировать местонахождение Хью – тот по-прежнему сидел за столом, восторженно ухмыляясь, – Волк приготовился к другому столкновению.
Горбун метнулся вперед.
Правая рука его сделала умелый отвлекающий финт, взмахнув клинком на уровне лица противника. Левая же опустилась вниз и попыталась нанести Волку коварный удар – снизу, в область кишечника. Инерция удара придала бы обоюдоострому кинжалу нужную энергию, чтобы в буквальном смысле выпотрошить Страйкера. Лезвие прошло бы до самой грудины, рассекая на своем пути мягкие ткани, пока не уткнулось бы в твердую кость…
Где-то, в какой-то другой реальности, Волк пытался зажать голыми руками края раны, чтобы удержать на месте внутренности, явно норовившие вывалиться наружу.
Ну а здесь он успел отклониться, и даже перехватил руку горбуна, которая уже находилась под неестественным углом (такой выпад требовал немалого мастерства, равно как и риска), а после резко крутанул. Запястье противника громко хрустнуло.
Страйкер уже понял, что столкнулся с очень опасным бойцом. То, что ему удалось скрутить его так быстро, еще не подразумевало далеко идущих выводов. «Луноподобный», наверное, просто не успел опомниться после столкновения со стеллажом. Гнев и ярость застилали глаза, а потому заставили совершить ошибку.
Как бы там ни было, Курт продолжил движение – вернув руку горбуна, он без церемоний толкнул его на пол. Правая кисть оказалась прижата волчьим ботинком, а потому кинжал в ней уже не представлял опасности. Другой выпал по собственной инициативе, – вывернутая рука уже не могла сжимать пальцы, не то что удержать рукоять. Горбун лежал на полу, и лишь скрежетал зубами от злобы и чудовищной боли.
В углах черных глаз застыли бессильные капли. Стоило ему шевельнуться, как Страйкер самую малость усиливал давление, и суставы противника пронзали болевые потоки.
Это было довольно занимательно, и все же не могло продолжаться бесконечно.
«Горилла» тем временем успел встать на ноги, и даже сделал пару шажков. Ощущения, вероятно, оказались вполне терпимыми, потому как дубленую рожу еще более обезобразила кривая ухмылка. Сжав кулаки, он двинулся к Волку. Тот, в свою очередь, уже подумывал, не наступить ли ему не глотку горбуна, и не переломать ли шейные позвонки, как тут…
– Довольно, – прозвучал за спиной властный голос.
«Горилла» остановился как вкопанный. Массивные кулаки разжались, руки опустились вдоль тела.
– Благодарю за представление, – продолжил Хью. – Теперь ты вполне смог бы отпустить того растяпу. Он уже не причинит тебе вреда. И не потому, что не сможет… А потому, что Я не разрешу.
Поразмыслив, Курт разжал хватку и отступил в сторону. Горбун медленно поднялся на ноги, растирая запястье. Кинжалы остались лежать на полу. Но что-то подсказывало Волку, будто доверять тому признаку явно не стоило. «Луноподобный» наверняка таскал под своим одеянием целый арсенал. Как Курт и думал в самом начале, этот субъект был не лыком шит.
– Зачем это понадобилось? – Страйкер повернулся к Хью, ни на мгновение не выпуская парочку из поля зрения. – Я мог убить этих людей!.. И у меня на это имелось полное право!..
– Именно это я и собрался проверить. – Лысый Хью хитро улыбнулся. – И ты с честью выдержал испытание, – один из очень немногих, нужно отметить. Я не могу верить любому, кто является сюда с намерением записаться в киллеры…
Знаешь, почему ты не заметил на фасаде таблички с условиями конкурсного отбора?..
Курт пожал плечами:
– Почему?
– Потому, что ее там нет!.. – Хью рассмеялся, пребывая в диком восторге от своей шуточки.
Помощники ему подобострастно вторили.
– Я не веду отбор, и не занимаюсь обучением, – успокоившись, продолжил «агент». – У меня нет для этого ни времени, ни особого желания. Я сотрудничаю лишь с теми, кто обладает необходимыми навыками и опытом работы. Поэтому, собственно, мне приходится устраивать небольшие, если можно так сказать, собеседования на профессиональные темы…
– На этот раз вы перестарались. – Волк косо взглянул на кинжалы.
– Верно… Но все хорошо, что хорошо кончается. – Хью усмехнулся. – Ты один из немногих, кому удалось уложить этих увальней. И первый, кому удалось это ТАК быстро…
Страйкер молча кивнул.
– Кстати, познакомьтесь. Это – Хмырь. – Лысый Хью кивнул на «гориллу». – А это – Шило.
«Горилла» осклабился. Горбун пренебрежительно хмыкнул.
Почему-то у Курта не создалось впечатление, что это – начало продолжительной и прочной дружбы.
– А меня зовут Курт. Курт Страйкер.
…Дверцы автомобилей распахнулись – практически синхронно, и, скорее всего, по команде. Из салонов стали выпрыгивать (Волк еще успел удивился, как быстро у них это выходило) молодые парни. Многие были с оружием. В каждом салоне, соответственно, сидели четверо.
Курт понял, что оказался в меньшинстве.
Более того, его застали врасплох, как слепого щенка. А происходящее все более напоминало ловушку.
Гнев и отчаяние поднялось в груди. Страйкер понял, что оружие безволосых предназначалось отнюдь не для того, чтобы убить. Его хотели взять живым. (В противном случае, разумеется, они давно бы открыли огонь, даже не покидая салонов). А для этого требовалось приблизиться настолько, насколько это было возможно…
Тем не менее, едва не больше оружия Волка беспокоили противогазы, что красовались на голове у большинства безволосых. Это говорило о многом. Если подстрелить Курта не удастся, в ход пойдет газ. Этого противника Волк одолеть бы не смог.
И все-таки он колебался. Бросил взгляд на дверной проем, – тот находился не так уж далеко. Можно было попытаться скрыться бегством. Однако, в этом случае придется вернуться чуть позже, чтобы вновь попытаться ухватить Хью за вымя… Эти молодцы вряд ли будут дежурить здесь круглые сутки. Когда-нибудь они уйдут, и тогда Волк вернется…
Сколь ни хотелось ему разобраться со всем этим как можно скорее, другого выхода попросту не было.
Развернувшись, он метнулся к проему.
Курт двигался быстро, однако на поверку оказалось, что расстояние все же было приличным. Шило сделал свое дело, а в результате Волк оказался посреди гаража. Пол удалялся и приближался, пока Страйкер мчался к дверному проему. Свобода маячила черным окном в ночь.
За спиной что-то громыхнуло. Волк рефлекторно пригнулся, над головой с дикой скоростью пронеслась какая-то тень. Врезавшись в стену, она почему-то повисла на ней, не желая опадать. Как оказалось, это была черная сеть из какого-то, несомненно, умопомрачительно прочного материала…
Курт едва успел свернуть в сторону, когда мимо просвистела другая. Даже не успев развернуться, она отскочила от стены и хлопнулась на пол. Затем была третья – гораздо левее, за пару метров перед бегущим Волком. Эта попала точно в цель. Резиновые грузила с влажными хлопками присосались к бетону и стали, в результате чего дверной проем был прочно закупорен для всех предметов, чьи размеры превышали среднее яблоко.
Заложив крутой вираж, Страйкер развернулся. Он даже не думал пытаться прорываться через этот невод, – веревки просто обязаны были быть очень крепкими. У Курта же не было ни ножа, ни прочих колюще-режущих предметов. (За исключением, пожалуй, тех, какими его снабдили предки.) Покуда он ковырялся бы с сетью, его наверняка успели бы спеленать, как куколку бабочки. И поэтому Волк решил принять бой.
Лапы сами собою достали пистолеты. Волк щелкнул предохранителями и поднял стволы. Безволосые успели рассыпаться по гаражу, перемещаясь уверенно и ловко, ничуть не мешая друг другу, как и положено профессионалам. С каждой секундой они подходили к Курту все ближе.
Волк открыл огонь.
Наведя стволы на ближайшего безволосого, он вдавил спусковые крючки. Пули устремились к цели. Однако парень (либо крепкая девица), на чьей голове также был противогаз, проявил изрядную сноровку. Кувыркнувшись через голову, он не только избежал ранений, но и оказался ближе к Курту. Странное ружье с коротким и толстым стволом коротко рявкнуло. Ругнувшись сквозь зубы, Волк отшатнулся. На этот раз он видел, куда летела сеть, а потому уклониться ему не составило труда.
Повернув стволы, Страйкер вновь вдавил гашетки, – на сей раз в того, что подкрадывался с левого фланга. Но и тут Волка ожидало разочарование, потому как цель тут же укрылась за колонной из старых покрышек, в которых пули безнадежно завязли. Безволосый навел на Курта тупорылое ружье, но почему-то не торопился стрелять.
В наступившей тишине раздались голоса. Безволосые, по всей видимости, вели активный радиообмен. Внешне это проявилось в активной смене тактики – парни замерли, а затем почти синхронно метнулись к ближайшим укрытиям. На Курта уставилась дюжина настороженных глаз.
Стрелки совещались.
Тактика зашла в тупик. Закидать Волка сетями вряд ли удастся – для этого тот был слишком подвижен. Кроме того, у него имелись пистолеты, что явно не входило в планы.
Волк, ощерив пасть, шарил взглядом по сторонам.
Ему требовалось срочно выбраться отсюда – чем быстрее, тем лучше. Эти люди были профессионалами. Профессионалы, как правило, всегда имеют про запас пару планов, – на тот случай, если что-нибудь пойдет не так. Вот и сейчас настал такой момент. Совещаться, по всей видимости, особо было не о чем. Безволосые распределяли обязанности.
Курт ничуть не удивился, когда из-за старых покрышек к нему полетел какой-то баллон. Ударившись об пол, он тихо зашипел, а мгновение спустя из него повалил густой белый дым. У Волка сразу же защипало глаза. Зажмурившись, он шагнул вперед и отфутболил баллон в глубь гаража. Но оттуда к нему вылетели еще четыре.
Считанные секунды спустя Страйкер заходился в кашле. Мимо просвистели две сети, от которых удалось увернуться совершенно случайно, – в основном, благодаря дымной завесе, что ухудшала обзор не только Волку. Одна задела ногу, и грузило с готовностью обмоталось вокруг колена.
Взревев от ярости, Курт поднял пистолеты. Он стрелял в тех направлениях, где, как он помнил, засели безволосые. Но вокруг разверзлась дымная бездна, стенки были насквозь пропитаны шаровыми молниями и колючей проволокой. Слезы застилали глаза, в легкие, казалось, набилась стекловата. Вскоре на смену выстрелам пришли сухие щелчки.
Но это было не самое страшное. Из дымного облака, что разрывал легкие и носоглотку на части, прилетели какие-то дротики. Их было, как Волку показалось, не меньше пары дюжин. Большая часть летела мимо, терзая равнодушные бетонные стены, но два достигли цели. Один вонзился в левое бедро, а второй – куда-то под ребра, продырявив куртку. Курт, задыхаясь от боли, выдернул его из пылающего бока.
Затем нагнулся к бедру, но потерял равновесие и упал. Секунду спустя его накрыла липкая сеть. А может, сразу несколько – Волк уже плохо понимал, что с ним творится. Это было весьма похоже на кошмарный сон, который воплотился в реальность.
Оба пистолета, у которых тоже кончилось горючее, звякнули о холодный бетон.
Некоторое время Страйкер провел на шершавом полу. Он предпринимал неоднократные попытки подняться на ноги, сделать хоть что-нибудь, чтобы как-либо себя защитить, но каждый раз терпел поражение. Конечности наливались свинцом, кости размякали и струились расплавленным маслом. В груди бушевал пожар. Сердце колотилось с умопомрачительным темпом. Глаза, казалось, так и норовили выпрыгнуть из глазниц.
Субъективное время утверждало, что в этой пытке минула целая вечность. На самом же деле прошло не больше двух минут, но каждое мгновение растянулось неторопливой адской рекой. Волк был бы рад потерять сознание, но разум упрямо хватался за действительность.
Затем развиднелось.
Его поливали густым и кислым туманом. Это делал какой-то великан с огромным блестящим корытом. Его глаза сверкали во тьме, а туман бесцеремонно просачивался в глаза, ноздри, рот и уши Курта. Это приносило облегчение. Перед глазами светлело, и вскоре они уже смогли разглядеть потолок. Гологеновые лампы образовали своего рода созвездия, в которых был сокрыт неясный, и зловещий смысл.
Великан с блестящим корытом куда-то подевался. Его сменили три безволосых – они стояли и молча таращились на лежащего Волка. В одном Страйкер узнал Лысого Хью. Лица других не вызвали ни малейших ассоциаций, как Курт ни тужился.
Один был плотным и кряжистым. Угловатое лицо покрывали десятки старых шрамов, в которых затерялись первоначальные черты. Шрамы изменили их и ассимилировали. Подбородок напоминал скальную породу, что выдавалась из землистого склона. Глаза были похожи на осколки обсидиана, – равнодушные и холодные, но таящие в себе поразительную остроту.
Другой был ниже ростом, худощавый и подвижный. Черная форма сидела на нем, будто влитая. Противогаз болтался на груди. Уперев руки в бока, парень с довольной ухмылкой глядел на лежащего Волка.
Эта ухмылка не понравилась Страйкеру больше всего.
Глухо зарычав, он попытался расправить руки. Те были на месте, но отчего не желали повиноваться. Мгновение спустя Курт понял, что все четыре лапы обездвижены какими-то путами. Волк напряг мышцы, силясь вырваться из этого плена, но и тут его ожидало поражение. Веревки оказались куда прочнее, чем он ожидал.
Страйкер задрал голову и оглядел собственное тело. Сеть куда-то исчезла, взамен же появилось несколько метров блестящих черных веревок. Они сковали ноги до самых коленей; руки были вывернуты за спину и тоже связаны по самые локти.
Удовлетворившись осмотром, Волк расслабил шею, и со свистом всосал в легкие воздух. Жалкая попытка освободиться отняла у него последние силы. Он был совершенно беспомощен. Сознание этого принесло Курту дикие муки, куда более страшные, нежели телесные.
Трое безволосых подступили ближе.
Хью потирал руки, словно заправский рыбак, поймавший особо крупную рыбу. В глазах светилось откровенное торжество. Худой паренек в комбинезоне поглядывал с опаской, но и с удовлетворением также – как на грозного, но стреноженного зверя. В «обсидианах» третьего проглядывало что-то, похожее на колебания покупателя, готовящегося сделать дорогостоящее, и в то же время весьма желанное приобретение…
Страйкер взревел и вновь забился в путах.
Вернее, «забился» было не вполне уместным словом. Потуги Волка скорее походили на вялые трепыхания. Веревки туго перетянули лапы, пресекая доступ крови; пальцы практически не шевелились.
И все-таки трое безволосых с опаской отступили.
– Вы все покойники, – задыхаясь от ярости, сообщил им Курт. – Просто не поняли этого… Ты, Хью, умрешь страшно и медленно.
«Агент» киллеров переглянулся с остальными, после чего криво усмехнулся. В усмешке этой, однако, веселья было немного. Волк не без злорадства отметил, что в уголках глаз безволосого мелькнул затаенный страх. Страйкер не привык бросаться словами, не шутил он и сейчас. Лысый Хью понимал это не хуже него самого.
– Сбавь норов, волчонок, – посоветовал тот, что был кряжистым. – Отныне ты не сделаешь ничего такого, что я не позволю. Хотя, разумеется, – добавил он, косо взглянув на Хью, – возможен и такой вариант…
Хью, вздрогнув, с возмущением уставился на говорящего. Тот рассмеялся, панибратски хлопнув «агента» по спине. Лысый Хью также захихикал, а секунду спустя к ним присоединился парень в черной униформе. Вспышку нервного веселья прервал какой-то шум.
Курт повернул голову. Там обнаружились зловещие приспешники Хью, – Шило и Хмырь. Последний все так же прохлаждался на полу. Над ним, излучая неподдельный академический интерес, склонились трое парней в комбинезонах – еще двое пытались произвести с огромным телом какие-то манипуляции. Волк с удовлетворением подумал, что ударил немного сильнее, чем сам ожидал. Если Хмырь и придет в себя, некоторое время ему придется ходить, придерживаясь за стены.
Что же касалось Шила, то этот ублюдок и на этот раз доказал свою легендарную живучесть.
Горбун уже вставал на ноги, опираясь на какого-то парня. Другой отходил в сторону, по-видимому, сделав свое дело, – в руках его блестел хромированный баллон, снабженный кислородной маской.
Шило ковылял по бетонному полу, непрестанно кашлял и тер глаза. Правая рука лежала на солнечном сплетении. Пройдя несколько метров, горбун указал провожатому куда-то вниз. Парень подобрал с пола эти предметы, после чего передал Шилу. Этими предметами, конечно, оказались два ножа с длинными лезвиями.
Улыбнувшись им, как старым приятелям, горбун незамедлительно спрятал оружие в складках своего одеяния.
Это зрелище расстроило Волка едва ли не более всего остального. Он искренне ненавидел Шило, поэтому не мог не сожалеть о незавершенном деле, завидев горбуна в относительно добром здравии…
У Страйкера была возможность раз и навсегда разодрать ту тощую глотку, однако шанс был упущен. (По крайней мере, на обозримое будущее. Видимость ухудшал густой черный туман.) Когда из автомобилей стали выпрыгивать парни в черных комбинезонах, Курт отошел слишком далеко от обоих верзил. Можно было, – неторопливо катилось в голове, – взять их в заложники, или сделать что-либо еще… Но, в любом случае, Волк не сомневался, что убийство Шила могло что-то изменить. Переговоры эти парни вести были не намерены. Обоих верзил послали, так сказать, на амбразуру, – отлично сознавая, что Страйкер мог убить их или просто покалечить.
Пока эти мысли протискивались через сознание Волка, горбун тем временем делал шаг за шагом.
Трое безволосых с умилением наблюдали за его приближением. Когда же Шило с горем пополам протер черные зенки, взгляд его первым делом нашарил лежащего Волка. Уродливая физиономия расплылась в кривой ухмылке, – точь-в-точь зубастая, ощеренная Луна.
Горбун направился было прямиком к Страйкеру, разминая плоские кисти, но кряжистый безволосый, как ни странно, заступил верзиле дорогу. Шило смерил мужчину взглядом, и с явной неохотой отступил.
Не успел Волк задуматься об этом странном инциденте, как четверка завела неспешный разговор.
Первым, разумеется, голос подал горбун:
– От него не убудет, – буркнул он. – Эти метаморфы – живучи сволочи.
– Знаешь кого-то еще?! – поинтересовался кряжистый. – Если тронешь его хотя бы пальцем, и с ним случится что-либо в течении ближайших суток, – что-нибудь не слишком хорошее, – платить придется тебе.
При этих словах Шило заметно побледнел.
Затем безволосый продолжил, кивнув на парня в комбезе:
– …а вовсе не нашему другу, как следовало бы из логики вещей. Его парни едва не перестарались. Волчонок наглотался всякого дерьма… Химия еще долго будет бродить у него в организме.
– Вы же видели, – нахмурился парень в черной форме, – у нас не было иного выхода. Он дрался… как зверь, загнанный в угол. Подойди к нему кто-нибудь вплотную, и он разорвал бы его голыми лапами. По-моему, мы еще неплохо отделались. Как, впрочем, и он…
Кряжистый покачал головой:
– Ваш подручный тоже хорош, – заметил он, обращаясь к Хью.
– А в чем дело?.. – «Агент» киллеров непонимающе уставился на Шило, затем – на собеседника.
– Его задача заключалась в том, чтобы заманить Волка как можно дальше в глубь вашей… конторы, – терпеливо пояснил безволосый. – Но вместо этого он устроил настоящую дуэль, рискуя не только собственной шкурой, – на которую, в общем-то, мне наплевать, – но и волчьей тоже…
– Как бы там ни было, – Лысый Хью хитро улыбнулся, – вы проиграли. Так что, будьте любезны, гоните монету. Шило смог продержаться три с половиной минуты – вдвое дольше, чем предрекали вы. Поэтому, извольте…
Горбун поморщился. Ему, судя по всему, не доставляло никакого удовольствия выслушивать этот треп.
Но коренастый, не моргнув и глазом, полез в карман. Затем достал из него пару смятых купюр, небрежно осмотрел и сунул в руки Лысому Хью. Тот же, не снимая с физиономии хитрой улыбки, убрал деньги. Шило морщился, не скрывая отвращения.
Затем коренастый поглядел куда-то в сторону. Волк закатил глаза, и не без труда разглядел несколько широкоплечих силуэтов. Лица скрывали брови Курта – обзор был неважным. Все пятеро были одеты уже не в черные комбинезоны, а как придется.
Двое несли веревки. Завидев это, Волк беспокойно зашевелился.
Коренастый задумчиво почесал подбородок:
– Вы уверены, что путы выдержат? На вид хлипковаты…
– Раньше выдерживали. – Парень в черном усмехнулся.
– Раньше?.. – Коренастый смерил его взглядом. – Что-то не пойму. Вам уже приходилось вязать настоящего Волка?!. Вы представляете, на что способны эти парни?
Собеседник пожал плечами:
– Теперь – представляю. Все факты, как говорится, налицо. – Он кивнул на лежащего Волка.
– А в чем, собственно, проблема?.. – встрял Лысый Хью. – Парень ваш, как и договаривались. Работа сделана на отлично с плюсом. Охотникам – основной гонорар. А мне, за посредничество, – обычный процент…
Страйкер тем временем пытался побороть тошноту, что подступала к горлу горькой волной. Дело было в газе, которого он наглотался, и содержимом тех дротиков. Однако, неспешный разговор, протекавший прямо над Волком, также вносил свою долю. Слушать, как о нем говорят в таком тоне, словно речь идет о покупке какого-то домашнего животного, было невыносимо. Тем не менее, Курт ничего не мог с этим поделать. Он уже сделал обещание, которое шло от чистого сердца. Кроме того, попытайся Страйкер сказать хоть что-нибудь, какие-либо грязные ругательства, не нуждавшиеся в аргументации, и рвотная масса наверняка хлынет наружу, испортив весь эффект.
Коренастый едва заметно поморщился.
– Никто не спорит, – терпеливо пояснил он. – Вы получите плату. Но речь идет о другом. Покуда Волк не окажется там, где ему и положено быть, я не могу принять исполнение договора. Что, если путы порвутся по дороге, зверь сбежит и по дороге прикончит кого-то из моих людей?..
Хью и парень в комбезе молчали. Затем последний сказал:
– Ваши сомнения легко устранить. Разговоров больше…
Он сунул руку куда-то за спину и достал пистолет с длинным стволом. Не успел коренастый даже рта открыть, как парень навел оружие на Курта. Раздался короткий хлопок. Ствол покинул длинный дротик. Он вонзился аккурат в живот Волка. Мало того, что это само по себе принесло ему страшную боль, Курт едва подавил очередной рвотный позыв.
Он попытался что-то сказать, но тщетно.
А вскоре тьма сгустилась у него в сознании, – приняла образ черного мохнатого шарика, что уютно устроился внутри.
Он открыл глаза.
Тени мало-помалу расступались, и вскоре Курт смог воспринимать отчетливые образы. Поскольку голова его лежала на затылке, первым он увидел потолок (в чем можно было проследить определенную последовательность) – сырой и темный, из больших бетонных плит. Влага конденсировалась на поверхности прозрачными каплями. Кое-где образовались странные узоры, в хитросплетениях же которых проступали смутные картины – уродливая морда, двуглавый змей, свернувшийся кольцами, разбитая электронная схема…
Бетонный небосвод и тусклые созвездия.
Волк поочередно шевельнул лапами. Те были на месте, все четыре. Более того, они оказались свободны – путы куда-то подевались, и Курт чувствовал, как кровь уверенно струится по венам.
Приподнявшись, он оперся о локоть. Секунду спустя его едва не вывернуло наизнанку, а перед глазами все закружилось. Преодолев этот приступ, Страйкер смог оглядеться. С каждым новым мгновением, пока взгляд ощупывал действительность, все внутри поднималось в протесте, стонало и возмущенно бурлило… А затем Волка вырвало на холодный каменный пол – горьким желудочным соком.
Вокруг простиралась классическая темница, какими их демонстрировали в приключенческих фильмах и стим-конструктах на исторические темы (спасение принцессы из Черного замка, как правило, сопровождалось весьма непродолжительным пребыванием в мрачном узилище). Темные стены из древней каменной кладки, низкий потолок, грязный пол, черная дыра в дальнем углу (судя по красноречивым, как и застарелым запахам, предназначенная для отправления естественных потребностей)… Не было ни единого оконца, даже зарешеченной форточки, через которую удалось бы узнать, какое снаружи время суток… Зато в наличии присутствовала огромная, массивная решетка, представлявшая собою, по сути, четвертую стену. За толстыми прутьями простиралось помещение, размер которого почти втрое превышал скромный размер камеры. В противоположной же стене виднелась какая-то дверь.
Источником света служил тускло-желтый плафон, накрытый решетчатым колпаком.
И – больше ничего. Если не считать видеокамеру, что крепилась к потолку на расстоянии пары метров от решетки. В блестящем объективе читалось холодное равнодушие. Аппарату было безразлично, за кем вести наблюдение, кто находился в камере – он лишь делал свою работу.
Черный выпуклый глаз был уставлен прямо на Курта. Тем не менее, в этот момент это вызвало у Волка лишь глухое раздражение. Он мог всего-навсего догадываться, кто находился по ту сторону монитора (камера была явно не предназначена для получения трехмерного изображения).
Подняться удалось с четвертой попытки. Страйкер уселся и поглядел себе под ноги.
Он сидел на старой панцирной кровати, что жутко скрежетала от каждого движения. Спинка, каркас, и, конечно, пружины, были металлическими. Матрац заменял толстый пласт темперлона. Другой, чуть тоньше, валялся поодаль, – вероятно, одеяло. Не было ни простыни, ни наволочки. Куда-то исчезла и одежда Курта, за исключением трусов.
Поразмыслив, Волк сообразил, в чем тут дело. Неведомые тюремщики не хотели, чтобы пленник что-либо сделал с собой. По этой причине кровать была металлической – деревянные и пластиковые части можно было сломать, превратив тем самым в зазубренные колья, – темперлон же заменял простыни, которые можно разорвать, изготовив подобия веревок… Но они зря боялись, – подумал Курт с угрюмой решимостью.
Он не собирался с собой что-либо делать. Во всяком случае, пока – пока у него оставался мало-мальски видимый шанс выполнить клятву. Покуда по земле ходили ублюдки, что вырезали всю Стаю, а последнего Волка бросили в какую-то темницу…
Страйкер тряхнул головой, оскалил клыки. Эти движения, как ни странно, причинили ему странный дискомфорт. Он поднял лапу к шее, практически сразу наткнувшись на какое-то препятствие. Левая лапа поднялась следом, и все десять пальцев принялись ощупывать необычный предмет. Им оказался некий металлический обруч, – не холодный, а нагретый волчьим телом, – что опоясывал шею Волка наподобие ошейника. Поверхность была покрыта мелкими шероховатостями: то ли простые царапины, то ли гравировка (которая, в свою очередь, также могла быть то ли узором, то ли какими-то символами, но Курт не обладал нужными навыками, чтобы почувствовать эту тонкую разницу, используя только подушечки пальцев). А в одном месте Страйкер нащупал узкое гнездо, закрытое изнутри какой-то заглушкой. Замок, как таковой, также отсутствовал. Его детали могли так плотно соприкасаться друг с другом, что оставляли снаружи лишь едва ощутимые неровности.
Странная штуковина не слишком плотно прилегала к шее, благодаря чему Волку удалось просунуть в щель несколько пальцев. Однако, как он ни тужился, металлическое кольцо не поддавалось. Тем не менее, как крепления, так и замок там были, поскольку Курт не представлял, каким другим образом эту штуковину смогли нацепить ему не шею (не заливали же расплавленный металл в готовую форму?..)
Что это был за обруч, можно было только гадать.
Тем не менее, во все времена ошейник служил отличительным признаком рабов.
Взревев от ярости, Волк поднялся на ноги, и, пошатываясь, двинулся к металлической решетке. Ярость его не знала предела. Он схватил прутья и тряс их, пока пальцы не потеряли всякую чувствительность. Из горла вырывались какие-то нечленораздельные звуки, исполненные гнева и боли. Однако, ярость Страйкера не шла ни в какое сравнение с его физическим состоянием. А именно: гнев придал ему сил, но и возвращать их придется с процентами.
Пальцы его разжались, и Курт полз по прутьям, пока не оказался на полу. Грудь тяжело вздымалась, всасывая застоявшийся воздух; перед глазами плясали в хороводе темные пятна. Стенки желудка сокращались, стремясь извергнуть что угодно, чего там не было. Страйкер выгнулся над полом, однако из пасти капала лишь горькая слюна.
Ему было еще хуже, чем в тот раз, когда он впервые отведал с приятелями неразбавленного спирта.
Затем полегчало, но только физически. Волк облокотился о решетку, чувствуя, как камера пульсирует и сжимается вокруг. Каменные стены превратились в какое-то живое существо, состоявшее из одного желудка, единственной целью которого являлась переработка всего, что попадало внутрь… И тогда Курт не на шутку испугался, что в конце концов камера переварит и его, а затем извергнет в смердящее сточное отверстие…
Страйкер отчетливо чувствовал, как действительность сгущается вокруг, и сосредотачивается в этих самых стенах. Запахи, образы и тактильные ощущения принимали отвратительные, тошнотворные образы, которые набивались в глаза и ноздри, скапливались на кончиках пальцев, чтобы поступить по нервам прямо в обнаженный мозг…
Он сам не заметил, как потерял сознание…
…А когда очнулся, то обнаружил, что вновь лежит на металлической кровати. Ничто не стесняло движений, и Волк рефлекторно потянулся к шее. Как и в предыдущий раз, пальцы вновь нащупали гладкий ошейник. Страйкер уже ненавидел эту вещь.
Приподнявшись, он огляделся. (Эти движения, как ни странно, не вызвали ни тошноты, ни головокружения.)
Лужа блевотины куда-то подевалась, оставив лишь влажное пятно. Времени прошло не так уж много – Курт это чувствовал, – поэтому просто испариться лужа не могла. Следовательно, ее кто-то вытер. Тот самый, кто перенес Волка на металлическую койку, – мотивы такой заботы могли быть самыми противоречивыми (но, вероятно, заключались в том, что неизвестные тюремщики опасались, как бы Курт не простудился на холодном полу…).
Эти соображения вызвали всплеск мысленной активности. Сев на краешек скрипнувшей койки, Страйкер лихорадочно размышлял. В голову лезли десятки наивных фильмов, герои которых так или иначе ухитрялись бежать из темницы. Там, как ни странно, тюремщики бежали в камеры по первому зову, чтобы быть обезоруженными пронырливыми узниками. Волк намеревался совершить что-то в том же роде. Он сознавал, что это не слишком изощренно, но другого выхода просто не видел. Кроме того, его тюремщики, похоже, действительно опасались за состояние пленника… А если ничего не выйдет, – думал он, – неплохо просто поглядеть на этих ублюдков.
Сидеть и ждать неизвестности было не в его привычках.
Поэтому Курт принялся действовать.
Он поднялся на ноги, и, шатаясь, побрел к центру камеры. А там, изо всех сил копируя телодвижения людей, готовящихся вот-вот потерять сознание, принялся запинаться и кашлять. На тернистом актерском пути, тем не менее, крайне немаловажно попросту не перестараться. Потому Волк решил избегать лишнего драматизма, – не стал стонать, метаться по камере и рвать на груди волосы. Пена из пасти, впрочем, пришлась бы кстати, но Курт не представлял, каким образом ее можно получить в данных условиях, – одним только самовнушением здесь не поможешь.
Почувствовав, что сцена затянулась, Страйкер запнулся в последний раз и рухнул пол. А там затих, дрыгнув напоследок ногами (рискованная, конечно, деталь, но Волк немного увлекся). Последнее, однако, получилось само собой – во время падения Курт чудом не свернул набок собственный нос. Но падать, безусловно, следовало с максимальной правдоподобностью, не церемонясь с позой и не жалея носа… Если бы пришлось, Волк пожертвовал бы и парой зубов, однако все, к счастью, обошлось.
Посадка получилась относительно мягкой.
Страйкер замер, приоткрыв пасть. Обзор уместился в тонкой щелке между век, – Волк видел древнюю кладку, сточную дыру и часть решетки. Дверь, впрочем, ему видеть не требовалось. Если постараться, то, как Курту казалось, он мог бы услышать, как на потолке перемещаются влажные капли.
Одна за другой они капали в вечность.
Секунды лениво собирались в минуты. Те, набухнув огромными жирными мешками, еще какое-то время колыхались на пуповинах, прежде чем сорваться в свободный полет, а затем разбиться о голову Волка с влажным хлопком. Все эти картины рождались в сознании Курта, угасали и воскресали вновь. Он ждал, изо всех сил пытаясь подавить дрожь – бетон был холодным, не спасала даже густая волчья шерсть.
С потолка успели упасть около дюжины больших и жирных минут, прежде чем раздались шаги.
Они приближались со стороны запертой двери и словно бы сверху, ввиду чего Волк заключил, что кто-то спускался по лестнице. Курт, впрочем, и прежде подозревал, что заточен в подземелье – главные атрибуты были налицо (исключая, пожалуй, скелеты в оковах, да жутковатого вида инструментарий, развешанный по стенам).
Шагали несколько ног – по меньшей мере, шестеро.
Затем остановились. В замок вставили ключ, послышался скрежет.
Курт с трудом подавил зловещий оскал. Он все сделал верно. Еще немного, и он окажется на свободе. ЕЩЕ немного…
Дверь распахнулась. Петли были смазаны не в пример лучше замка.
Внутрь вошли какие-то люди, сделали несколько шагов и остановились, – трое. Ноги шагали неспешно и грузно, что говорило о изрядном весе их хозяев.
Это подтверждало и тяжелое дыхание, местами переходящее в громкое сопение. Пахло потом, жареным луком и виски.
В очередную скважину вставили ключ – на сей раз это была дверь, оборудованная непосредственно в решетке. Раздался тихий скрип. Ключ провернулся в замке. Щелкали, соприкасаясь, механические части. Курт, казалось, почувствовал запах машинного масла. Наконец все затихло, но дверь отчего-то не спешила открываться.
Курт приготовился к прыжку.
Он приготовился вскочить на ноги в какую-то долю секунды, броситься к двери, и… рвать, калечить, убивать. Он почти почувствовал, как зубы вонзаются в чью-то шею, рвут гортань и сухожилия… Когти пронзили кожу, терзают рыхлые внутренности…
– Эй, волчонок! – раздалось со стороны двери.
Страйкер вздрогнул. Обращались, естественно, к нему.
– Да, ты, на полу!.. Хватит притворяться. Мы знаем, что ты в порядке. – Говоривший хмыкнул. – Во всяком случае, относительном. Так что бросай фокусы и поднимайся.
Волк стиснул челюсти, но не пошевелился.
Он сразу же узнал этот голос – тот принадлежал кряжистому безволосому, в глазницы которого, казалось, поместили осколки обсидиана. Кто еще пришел, Курт не смог бы определить, пока те не сказали хотя бы несколько слов. Вполне возможно, что это был тот паренек в комбезе, или даже Хью… Вспомнив о своем «агенте», Волк ощутил приступ ярости. О, если бы это и впрямь оказался Лысый Хью!..
– Я же к тебе обращаюсь, – продолжил безволосый. – Волчонок, оставь эти глупости. Ты меня отлично слышишь. Наши сканеры круглосуточно сканируют твое состояние. В настоящий данный момент они утверждают, что тебе не так и плохо, как ты желаешь показать. Поэтому встань на ноги и говори, как подобает мужчине. Слышишь?..
Курт молчал. Разумеется, он все отлично слышал. Вот только дешевые заявления насчет мужской сущности его уже давно не трогали. Остальное же – касательно медицинских сканеров – запросто могло оказаться еще более дешевым блефом. А потому Страйкер не собирался крыть столь мелкую карту единственным козырем, что был у него на руках. Безволосый может говорить, сколько ему влезет.
Лежа на полу, Волк старательно изображал полнейшую беспомощность – мускулы, превратившись в расплавленное масло, растекаются по холодному полу.
Некоторое время не раздавалось ни звука, за исключением сопения безволосых и тихих шлепков, с которыми жирные минуты срывались с потолка. Курт просеивал акустическую среду на предмет малейших помех, которые подсказали бы ему – вот он, нужный момент.
Так и случилось. Дверь из толстых металлических прутьев, что вела непосредственно в камеру, провернулась на петлях. Ее, вероятно, с силой пнула чья-то нога…
Глухо взревев, Курт вскочил на ноги.
Мышцы из жидкого масла мгновенно превратились в стальные канаты. Не распрямившись как следует – на это не было времени – Волк метнулся к пустому проему, отталкиваясь от пола всеми четырьмя лапами. Там, в прямоугольном отверстии, уже виднелась свобода. На дороге к ней стояли трое безволосых, – кряжистый и двое подручных.
Коренастый улыбался.
В правой руке он держал небольшую черную штуковину, от которой свисала длинная цепочка. Но Курт не успел придать какое-либо значение этому обстоятельству. Все, что его занимало в настоящий момент, сконцентрировалось в дверном проеме. Волк мчался вперед, не без труда преодолевая клейкую преграду, в которую превратилось застывшее время. Все мысли скомкались в один хаотичный клубок.
А коренастый продолжал улыбаться. И это было единственное, что озадачило Курта – настолько, насколько это было вообще возможно в его состоянии. В улыбке безволосого не мелькнуло ни тени тревоги.
Страйкер мчался вперед. Он желал разорвать, смять и уничтожить тех, кто стоял у него на дороге.
Но, когда он почти переступил порог, все тело пронзила дикая боль. Она, казалось, поступала отовсюду, пронзала шкуру и переправлялась по нейронам в сторону главной цели, – обнаженного мозга. И непосредственно там имел место фейерверк.
Курт рухнул на пол и забился в конвульсиях.
Наконец, вечность спустя, ему удалось распознать источник столь невероятных страданий. Он, оказывается, все это время болтался у него на шее, приняв вид безобидного ошейника. Гладкий металл излучал огненные волны, что были сравнимы с прикосновением соляной кислоты, но не оставляли ни одного следа на коже. Таким свойством обладало лишь электричество.
Волк понимал все это подсознательно. А на поверхности разума бушевала тем временем огненная буря.
Один из подручных коренастого шагнул вперед и вернул дверь в проем. В процессе этой процедуры ему пришлось буквально впихнуть внутрь ноги Курта. А тот не мог сделать ничего, чтобы помешать безволосому – лапы не слушались Волка, и тряслись, как в эпилептическом припадке. Замок встал на место, что-то щелкнуло.
Окно к свободе вновь было загорожено толстой решеткой. Но Курт, как и в самом начале, находился по другую ее сторону. Коренастый и подручные презрительно усмехались. Черная штуковина на блестящей цепочке полировалась в толстых пальцах.
А потом боль исчезла – столь же быстро, как и появилась.
От Страйкера, тем не менее, не укрылось, как кряжистый произвел со своей побрякушкой какие-то манипуляции. Волк обмяк на бетоне, стараясь втянуть в грудь немного кислорода. Безволосый тем временем нацепил цепочку на шею, и бережно спрятал «кулон» под футболкой.
Несколько секунд спустя Курт уже смог шевелиться. Голова кружилась, но это, судя по всему, было единственным последствием. Волк поднял лапу и пальпировал шею под обручем. Кожа зудела, однако следы или ожоги отсутствовали как таковые. Назначением ошейника, скорее всего, было не травмировать узника – это не входило в интересы пленителей – а только лишить на время возможности сопротивляться.
Как Страйкер убедился, это было очень эффективно. Если бы ему удалось – сколь бы невероятно это ни казалось – подавить боль усилием воли, после чего возобновить атаку, все остальное тело просто не пожелало бы слушаться. На время энергетической атаки у его нервных узлов появились иные задачи, нежели повиноваться каким-то глупым приказам из центра…
Волк с трудом поднялся на ноги. Безволосые, не отрываясь, следили за его движениями. Особенно пристально глядели «обсидианы» коренастого. Тот упер руки в бока, и, нахохлившись, разглядывал пленника.
Двух других Курт прежде не видел. По всей видимости, это и были те люди, за жизни которых коренастый так опасался во время транспортировки Волка сюда. Где это «тут» находилось, Страйкер даже не представлял. Но рассчитывал, что в самое ближайшее время узнает. В конце концов, эти трое пришли сюда не для того, чтобы терзать Волка электрическим током…?
– Так-то раньше, – кивнул кряжистый. – Надеюсь, ты понимаешь, что я был вынужден так поступить. Мало того, что ты не соизволил подняться перед нами на ноги, вдобавок мы подверглись прямой и явной угрозе. И все-таки, теперь все встало на свои места. Продолжать разговор было просто бессмысленно, пока ты не осознал одной элементарной вещи – моя власть над тобой не имеет предела. – Безволосый оскалил короткие желтые зубы. – Не устрой я этой демонстрации, и, вероятно, в твоей мохнатой голове продолжали бы вращаться всяческого рода иллюзии… Которые, как ты успел убедился, очень вредны для здоровья. Верно, приятель?..
Спутники коренастого подобострастно ухмылялись.
Они были до такой степени похожи на вожака, что Курт заподозрил даже, будто все трое являлись близкими родственниками: один большой, и два дубликата поменьше, не столь потрепанные временем. Оба одеты в кожаные штаны и жилетки черного цвета. Мускулистые руки – совершенно голые, если не считать густой поросли волос и множества шрамов, – выставлены напоказ. Физиономии не блистали избытком интеллекта. Глаза глядели злобно и тупо, как у особенно породистых собак. В этом, собственно, состояло главное отличие от оригинала, потому как «обсидианы» смотрели по-прежнему остро.
Страйкер с трудом подавил желание прикоснуться к зудящей шее. Память о пережитой боли была по-прежнему сильна. Эта самая боль, как ни крути, была наиболее сильным физическим потрясением Волка за всю сознательную жизнь, включая первый секс с одной из Волчиц… И эта память, судя по всему, останется столь же крепкой еще довольно долго.
– Так что ты скажешь? – спросил коренастый, не дождавшись ответа. – Согласен на беседу?..
Курт молчал. Противоречивые мысли и чувства крутились у него в голове. Иллюзий – в этом безволосый был прав, – заметно поубавилось (чего, впрочем, нельзя было сказать о волчьей воле, – разодрать всем этим ублюдкам их жирные глотки…)
Поразмыслив, Волк не нашел причин отказываться от диалога.
Молчать он сможет и позже, а сейчас требовалось получить информацию – чем больше, тем лучше. На ее основе он сможет планировать, корректировать и осуществлять свою стратегию, тогда как драматичное молчание к лицу только партизанам, да, конечно, пустоголовым девицам.
– Что это? – спросил, он подняв лапу к ошейнику.
Голос его прозвучал весьма необычно, – глухо и хрипло, почти как рык. В этом, очевидно, были повинны не только недавние упражнения Волка (когда он, повиснув на прутьях, вопил о ненависти ко всему миру), но и близкое знакомство с металлическим ошейником. Электрический ток прошел через все преграды на своем пути, включая голосовые связки.
Коренастый ответил с подозрительной готовностью:
– Это просто шедевр, приятель. Незаменимая штука для парней вроде тебя. Честно признаться, ты первый, кто ее носит – остальные обходились без хитроумных игрушек, будучи вразумлены обычными методами… Но ты ведь крепкий орешек, верно?.. – Безволосый не стал дожидаться ответа. – Мохнатый, зубастый и дикий, как демон. Поэтому я и решил опробовать эту игрушку. Если ее аналоги и существуют, за них заплачены немалые бабки. Мне же ожерелье досталось практически даром… Его собрал один местный умелец. Он мне задолжал, вот я и взял ее в счет процентов… Испробовав браслетик на его собственной шее, ха-ха! То-то я удивился!..
Смех прокатился меж сырых каменных стен.
Страйкер сделал пометку в своем черном мысленном списке, – он никогда не любил, когда кто-либо развлекался за его счет. К «местному умельцу» Курт не имел никакого отношения, и все же почувствовал к этому человеку лютую ненависть.
– Таким образом, – продолжил безволосый, – мне, в общем-то, даже не обязательно тебя запирать. Если ты попытаешься покинуть камеру, я сразу же о том узнаю. – Толстый палец указал на камеру, что болталась под потолком. – Чтобы разубедить тебя в тщетности этих потуг, мне достаточно всего-навсего привести в действие одну маленькую штучку… – Безволосый похлопал по груди мясистой ладонью. – Это отобьет у тебя всякое желание делать глупости. Я могу по собственному усмотрению менять интенсивность разрядов, от самой незначительной до невыносимой. Гляди… – Он сунул руку за ворот.
В следующую секунду Страйкер ощутил, как шею покалывают сотни тонких, безумно острых игл. Это, впрочем, было терпимо – в отличие от прошлого раза, который граничил с определением «невыносимый», – а потому Курт стоял, не шевелясь. Ни один мускул не дрогнул на морде.
Коренастый, однако, не удивился. Он вытащил руку из-за ворота; иглы тут же втянулись в ошейник.
– Это, как ты понимаешь, был минимум. То, что тебе пришлось испытать в самом начале, перевалило за половину, и уже почти приблизилось к максимуму. Но, заруби на мохнатом носу, еще не достигло. – Безволосый пожал плечами. – Сам понимаешь, в тот момент мне было недосуг особо миндальничать. Когда на тебя, оскалив зубастую пасть, прет здоровенная туша восьмидесяти килограммов железных мышц, тут уж не до церемоний… Но, если даже мне стало не по себе, представляю, каково будет твоим противникам!..
Спутники коренастого переглянулись, не зная, то ли им скалиться, то ли – хранить угрюмое молчание.
Курт и сам не понял, что означали последние слова. Зачем он здесь?.. Это Волку хотелось узнать в первую очередь. Но он заставил себя успокоиться. Сейчас следовало особо тщательно обдумывать каждое слово. То, зачем его заперли в этой камере, он в любом случае узнает. Тем не менее, рано или поздно Страйкер добудет свободу, и тогда…
– Как тебя зовут? – спросил он.
Безволосый выцедил из-под век пристальный взгляд.
– Я не такой ханжа, – сказал он вскоре, – чтобы напоминать тебе о хороших манерах. Меня зовут Хэнк. А фамилию, вероятно, не вспомнила бы даже родная мамаша. Которой, по некоторым сведениям, у меня никогда и не было… – Хэнк усмехнулся. – Здесь, в Клоповнике, мы обходимся без фамилий, а порой – имен и прочих формальностей. Меня кличут Тараном, и это меня полностью устраивает. Заметь, таким прозвищем меня наградили отнюдь не за интеллектуальный уровень развития. Те, кто думали иначе, совершили последнюю ошибку в своей жизни…
Страйкер смерил взглядом кряжистый силуэт, будто бы вросший ногами в каменный пол. В словах безволосого, безусловно, присутствовал некий процент истины, – причем немалый. Даже внешне Таран внушал опасения бойцовскими качествами.
Волк понимал, что когда-нибудь им придется схлестнуться в смертельном, бескомпромиссном поединке. Он это знал – с той же определенностью, что где-то за стенами камеры простирался необъятный Мегаполис.
Однако, прежде чем дотянуться до Хэнка, он перешагнет через трупы кое-кого другого.
Перехватив взгляд Курта, Таран повел головой в обе стороны:
– Это – Нож и Топор. Мои помощники. Как и я, они также заслужили свои прозвища… Как, впрочем, и любой, кто чего-то стоит в Клоповнике. Мы живем тут честно и яростно, не прикрываясь тусклыми, ничего не значащими именами, за которыми уже невозможно разглядеть настоящее лицо…
Помощники не утруждали себя кивками или приветствиями, а лишь вновь тошнотворно осклабились.
Курт знал, что видит перед собой покойников, которые почему-то того не понимали, стояли на ногах и еще имели наглость ухмыляться смерти в лицо. Не имело значения, насколько крутыми они себя считали, да и считали ли вообще, – мыслили, дышали, ходили…
Они УЖЕ были трупами.
Хэнк молчал, разглядывая пленника. Взгляд его был задумчив.
– Полагаю, – сказал он, – теперь ты хочешь знать, зачем мы держим тебя тут – в этом сыром, неуютном месте. Но для тебя требовались особые апартаменты, потому как я не мог поместить самого настоящего Волка с остальными. Поэтому придется подождать, пока другое помещение не приведут в подобающий вид. А там, во всяком случае, не будет капать с потолка. – Он поднял голову, брезгливо осмотрев упомянутое действо. – При условии, конечно, что ты заработаешь нам на этот самый ремонт.
Нож и Топор хохотнули.
– Чего вам от меня нужно?.. – не выдержал Курт.
Он подошел к решетке и стиснул пальцами прутья. Дубликаты Тарана тут же притихли, беспокойно переступив с ноги на ногу. Хэнк же не повел и глазом – стоял, не шевелясь, внимательно глядя на опасного узника. Курт смерил взглядом разделявшее их расстояние. Он мог бы выбросить любую лапу меж прутьев так быстро, что взбешенная кобра показалась бы сонной улиткой. Схватить безволосого за шею, притянуть к себе, разодрать гортань… Или, по крайней мере, отобрать пульт управления, без которого ошейник был бы просто красивой безделушкой.
Хэнк стоял слишком далеко. Не хватало считанных сантиметров, однако с тем же успехом безволосый мог находиться на другом конце Мегаполиса. Не дотянуться.
Поэтому Курт не стал и пытаться.
– Нужно, – проговорил Таран, бросая каждое слово в гулкую бочку, – чтобы ты стал настоящим бойцом. Вероятно, сейчас ты чрезвычайно высокого мнения о своих физических способностях – они у тебя и впрямь особые – но отнюдь не выдающиеся. Пройдет время, и я научу тебя настоящему искусству боя… И тогда тебе не отыщется равных. Ты станешь знаменитым. Слава твоя покинет пределы Клоповника, поднимется в Улья. И, возможно, когда-нибудь мы покинем Купол, чтобы променять зловонный Мегаполис на что-нибудь получше… – Взгляд безволосого затуманился.
Хэнк, похоже, уже мчался на крыльях предполагаемой славы, – к заветной мечте, похожей на вырезку из глянцевого журнала. Там были пальмы, шезлонги, коктейли под зонтиками, загорелые девицы и отчищенный от нефтяной пленки песок…
Вдаль от затхлой вони Клоповника.
Курту очень не хотелось бы наступать на глотку этой белоснежной мечте, – добытой из месива трупов окровавленными когтями, – при условии, что самого его оставят в покое. Волчьим логовом был Мегаполис… Во всяком случае, на то обозримое будущее, которое потребуется для сбора всех долгов до единого. Это могло занять довольно долгое время.
– Мне не нужны учителя, – хрипло бросил он. – Разорвать тебе глотку я сумею и так. Не веришь?..
– Почему же, однако проверять мы это не станем. – Таран качнул головой. – А то, нужны тебе учителя или нет, мы проверим несколько позже. И знаешь, с какой целью?..
Страйкер кивнул. Он уже успел догадаться.
– Вы хотите заставить меня драться за деньги. Вернее, деньги будут платить тебе. Ставки, пари и прочее. Подпольный тотализатор, где вместо собак и куриц дерутся живые люди. Я прав?..
– Несомненно, – подтвердил Таран. – Но лично мне больше нравится «гладиаторские бои». Тотализатор – слишком пресно. Так может говорить лишь тот человек, который никогда не присутствовал при этом действе… – Хэнк поцокал языком, словно вспомнив вкус сказочного блюда, которое ему довелось отведать единожды в жизни. – Кровь, песок, звон стали, ликующие крики толпы. Что может быть прекраснее?..
– Солнечный свет, – сказал Курт. – Цветы, детский смех, звезды. Запах женского тела. Свобода.
Таран лишь поморщился:
– Это все ерунда, поверь. Когда твой клинок вонзается в глотку противника – вот ради чего стоит жить! Кровь хлещет на арену, но ты стоишь в лучах своей славы, а вокруг грохочет толпа!.. – Безволосый зажмурил глаза. Лицо его приняло восторженно-мечтательное выражение. В этот момент, вероятно, он и впрямь слышал далекие аплодисменты.
Волк же слышал сирены кареты скорой психиатрической помощи. Перед ним стоял больной с запущенной формой шизофрении, сомневаться не приходилось. Только полный псих мог говорить такие вещи. Но шрамы, что усеивали дубленую кожу лица и кистей, служили наглядным подтверждением, что все это отнюдь не являлось безобидным бредом.
…И Курт находился в полной его власти.
– Не смотри на меня так, – велел Таран. – Я не психопат. Во всяком случае, не менее нормален, нежели большая часть жителей Клоповника. Если, конечно, в этом отношении вообще уместно говорить о нормальности – нас, аборигенов, остальное Гетто кличет «клопами»… Ну а в Ульях, судя по всему, вообще не подозревают о нашем существовании… – Взгляд безволосого покрылся туманной пленкой. Он, похоже, вновь подключился к главному серверу собственной фантазии.
Там, вероятно, вовсю плескали аплодисменты, а тысячи обитателей Ульев выстроились в очередь, чтобы приветствовать гладиаторов, и, лично, – великого Хэнка Тарана.
– Ну, что там с боями?.. – поторопил его Курт.
Таран, споткнувшись на красной ковровой дорожке, едва не растянулся во весь рост – почитатели испуганно охнули…
– Чего? – очнулся он. – А, сейчас покажу. Отойди-ка.
Волк помедлил, и все же отступил от решетки. Один из помощников – по всей видимости, Топор – подошел к двери, вставил ключ и повернул. Взгляд его ни на мгновение не отрывался от неподвижного Курта. Безволосый отступил на то место, где и стоял, не прикоснувшись к двери.
Волк ждал.
– Теперь иди вперед, – велел Таран. – Но смотри, без фокусов… – Толстая рука полезла за ворот, нащупав там небольшой черный «кулон». – Не успеешь и глазом моргнуть, как снова почувствуешь себя на электрическом стуле. Надеюсь, все ясно?..
Страйкер покорно кивнул. Он не сомневался, что реакция Хэнка и впрямь не уступала рефлексам кошки, угодившей на раскаленную крышу. Поэтому следовало выждать, и на время воздержаться от поспешных акций. Курт не находил выхода из данной ситуации (во всяком случае, такого, в который можно протиснуться, не ободрав при этом половину шкуры), – ПОКА. Волчий инстинкт подсказывал, что, попав в клетку, следовало взять свою гордыню за жабры, притворившись послушным и почти ручным. Чем раньше безволосые проникнутся его актерской игрой, тем, разумеется, лучше.
– Я все понял, – сказал он. – Можете не сомневаться.
Таран окинул его подозрительным взглядом, но промолчал.
Страйкер мысленно обозвал себя идиотом – не так быстро. Таран был кем угодно, но не доверчивым глупцом.
– Отойдите, – буркнул Волк. – Не путайтесь у меня под ногами, или же я за себя не ручаюсь…
Безволосые молча отступили к задней двери.
Курт медленно распахнул свою, – медленно и осторожно, прислушиваясь к каждой вибрации и звуку, что доносились от металлических петель. Шагнул за порог. Безволосые тем временем успели войти в проем. Таран замыкал шествие, пятясь спиной вперед и не выпуская «кулона» из правой ручищи.
Страйкер двигался следом, сжав кулаки и челюсти.
Он изо всех сил старался не прибавлять шага. Еще слишком рано, – твердил он себе. – Остынь, погоди… Сейчас следовало оглядеться, разузнать, где же, в сущности, он обретается. Если бы даже Волку удалось совершить безошибочный прыжок, отобрать пульт управления и прикончить троих безволосых, этого было недостаточно. Ему еще требовалось выбраться наружу и совершить побег, ввиду чего напрашивались два вопроса: КУДА и ОТКУДА?..
В одном Страйкер был уверен – Ульями тут и не пахло. Заявления Тарана, впрочем, убедили Волка в этом куда меньше, нежели грязные каменные ступени. Ни в одном Улье таких отродясь не бывало (разве что какой-то экстравагантный богач решился воссоздать на собственном Ярусе обстановку Клоповника, «каков он есть», заменив ради этого привычную роскошь на безумно дорогие бутафорские развалины – отнюдь не бутафорский труд десятков декораторов…), – даже на технических уровнях все блистало чистотой…
Подумав об этом, Курт закономерно вспомнил Убежище. Волчье сердце в который раз превратилось в холодный, мертвый осколок льда. Там уже не могло остаться места для света, цветов и детского смеха.
Таран, пятясь, опережал пленника на несколько ступеней. Вскоре помощники распахнули очередную дверь, и лестницу затопил поток яркого света. Курту, во всяком случае, прямоугольный проем показался обжигающим пламенем, в одно мгновение объявшим сетчатку.
Зажмурившись, Страйкер продолжил подъем.
Он отлично ориентировался в багровой темноте собственных век. Для того, чтобы без ошибок переступать с одной ступени на следующую, ему вовсе не требовалось смотреть себе под ноги. Он слышал, как впереди сопят Таран и оба подручных; как они ступают по грязным камням, и, елозя подошвами, переходят металлический порог. Еще Волк слышал, как на лестницу, скользя по ступеням, льются звуки внешнего мира. Там были голоса, шаги, звон, и какие-то странные стуки. Дневной свет падал на физиономию Курта.
За одну ступень до порога он медленно приоткрыл глаза. Порог и впрямь был металлическим, как и широченная дверь с массивными замками. Всего Волк насчитал девятнадцать ступеней. Двадцатой служил порог. Не так и много, но и не мало.
Страйкер с детства привык к длинным, утомительным подъемам и спускам в лестничной шахте. Там, глубоко под землей, он был дома. Здесь, – в узилище, но от поверхности его отделяли считанные метры…
Таран с подручными поджидали его на расстоянии от проема. Хэнк успел снять блестящую цепочку, и теперь она демонстративно свисала из здоровенного кулака. От Курта, разумеется, это не укрылось. Он переступил порог, не переставая щуриться, – солнечный свет по-прежнему резал глаза. Это наводило Волка на определенные сомнения по поводу того, какое вообще сейчас время суток, и солнечный ли это свет…
Звуки и запахи, в отличие от зрения, успели образовать не в пример более цельную картину: там было большое пространство; и стены, от которых, словно мячики, отскакивали гулкие звуки; и мускусный пот; и шорох ног по песку; и запах жареного мяса, от которого у Волка сразу же свело желудок…
Он медленно приоткрывал веки, покуда не смог взглянуть на мир широко раскрытыми глазами.
Увиденное не впечатляло. Со всех четырех сторон высились серые стены. Массивное здание было замкнуто само на себя, словно змея, вцепившаяся в собственный хвост. Четыре этажа, пустой и безликий архитектурный портрет. Плиты бетона соседствовали с каменной кладкой, разномастными кирпичами и даже деревом. Общее впечатление создавалось такое, будто возведение этого «шедевра» доверили великанскому ребенку, страдающего синдромом Дауна. Он строил квадратный замок наподобие того, как обычный ребенок создал бы конструкции из пластмассовых кубиков.
Тем не менее, внутренний двор был весьма просторным. Между третьим и четвертым этажом протянулась маскировочная сетка. Она накрывала почти весь двор целиком, оставляя лишь немного прорех по краям. Такими сетями военные накрывают боевую технику и командные пункты, – зеленая, вероятно, уже давно успела выйти из моды, как и зеленые насаждения на большей части планеты. На замену ей пришли другие цвета – пустыня, тайга, унылый урбанистический пейзаж. Последний, естественно, был серо-черного цвета. Такой оказалась и маскировочная сеть.
Кое-где на ней лежали какие-то палки, мусор, камни и металлические части неизвестных машин. Приглядевшись, Волк понял, что сетка почти не провисала в тех местах, где ей было положено клониться к земле. Металлический лом и камни, вероятно, представляли собой искусные подделки – пенопласт и дерево, выкрашенные в «металлик». Бутафорский мусор был разбросан по сети в нарочитом хаосе, что, судя по всему, предполагало создание видимости пустынного двора.
Чем глубже Курт проникался идеей этой маскировки, тем лучше сознавал, что сбежать из этого места и впрямь будет не просто. Тюремщики, похоже, считали, будто предусмотрели практически все.
В дальней стене были расположены ворота: широкие, но не слишком высокие створки. Они представляли собой тусклую листовую сталь (а может, кое-что покрепче), сбитую толстыми заклепками. Массивные петли крепили конструкцию к бетонной арке. Не было ни заметно ни дверей, ни смотровых окошек. Створки надежно прилегали к огромному косяку, – так пробка прилегала к горлышку бутылки. Чтобы выбить ЭТИ ворота, – подумал Волк, – нужен либо бульдозер, либо здоровенный штопор…
Напротив и чуть правее от двери подвала виднелись два подъезда. Двери также были металлическими и весьма прочными на вид. Окна первого этажа закрывали толстые решетки. Рассмотреть, что находилось за ними, не представлялось возможным.
Страйкер поднял голову выше. Как и он думал вначале, это действительно был солнечный свет. Он беспрепятственно проникал в прорехи сети, и ложился на землю светлыми пятнами. Они же густо чередовались с тенями от серых тряпичных лоскутков и поддельным мусором.
Раскаленное светило клонилось к горизонту. Это был отнюдь не рассвет – Курт, хотя и бывал под дневным небом всего единожды в жизни, без труда узнал разницу.
На этот раз солнце было темно-красным, большим и зловещим. Казалось, оно прибавило в объеме и массе, напитавшись венозной крови. Вокруг же ползли чуть более светлые разводы. А еще дальше небо полыхало огненно-кровавым заревом.
Насколько Волк понимал, сейчас стоял ранний вечер – около пяти или же шести часов.
Вряд ли это был следующий – в его понимании, – день. Он просто не мог проспать больше суток, не почувствовав этого. Вероятно, со времени потасовки в гараже прошли считанные часы.
А впрочем…
Курт вышел из проема, сделал пару шагов. Двор был щедро посыпан песком, – крупным и желтым. Страйкер чувствовал, как песчинки с тихим шелестом перемещаются под голыми ступнями. Песок был ощутимо теплее, нежели пол в холодной камере, что уже было приятно.
Курт невольно потянулся. Здесь вообще было теплее.
Затем взгляд его устремился в ту сторону, откуда долетали необычные звуки, – стук, лязг и звон. Сейчас, собственно, они прекратились. Во дворе повисла тишина, прерываемая лишь тяжелым, усталым дыханием. Дышали безволосые, в количестве около дюжины. Они были разбиты на пары, и, судя по блестящей на солнце пелене, что покрывала полуобнаженные тела, трудились тут уже долго. В следующее мгновение Волк заметил деревянные предметы, напоминающие различное холодное оружие: мечи, трезубцы, пики, топоры. Лишь щиты походили на настоящие – прочные, окованные металлом, – которые не стыдно применить и в реальном бою.
Спарринг-партнеры, как на подбор, были молодыми мужчинами. Крепкие мышцы лоснились в свете заходящего светила. Кожу нередко покрывали многочисленные шрамы, длинные и узкие, либо же короткие и круглые. Большинство физиономий были усатыми и бородатыми, причем эта растительность варьировалась пропорционально возрасту своих хозяев. Некоторые, судя по всему, едва-едва успели перепрыгнуть порог зрелости. А самые возрастные были не старше тридцати, тридцати пяти.
И все, как один, вытаращились на мохнатую фигуру, что стояла у проема, переминаясь с ноги на ногу. Осознав это, Волк почувствовал себя так, как будто, в придачу к одежде, с него сбрили волосяной покров. Как ни странно, еще пару минут назад Курту показалось, что уже абсолютно ничто в этом мире не сможет удивить его или озадачить. А сейчас, угодив под перекрестный обстрел дюжины любопытных глаз, он почувствовал еще и смущение, словно, выйдя из душа без халата, угодил на театральную сцену. Трусы-шорты, конечно, положение спасти не могли.
Как бы там ни было, моральный дискомфорт отнюдь не мешал Страйкеру подмечать все новые детали. К примеру, ни у кого – кроме него самого, – не было ошейника. Не было у них также ни наручников, ни других кандалов. Таковые приспособления, несомненно, стесняли бы движения. Впрочем, не было у них и боевого оружия – ни огнестрельного, ни стальных аналогов той бутафории, что парни держали в руках.
Зато оружие имелось у других. Все они красовались в черных безрукавках, как Нож, Топор и Таран. Это также были невысокие, плотно сбитые крепыши с короткими ежиками на головах, за которые не могли бы ухватиться и самые ловкие пальцы. Эти парни стояли поодаль и сумрачно поглядывали на бойцов с бутафорским оружием. Сами же были вооружены пистолетами – во всяком случае, кобуры висели на поясах, – а также разнообразным холодным оружием: мечами, пиками, кинжалами и топорами. Курт впервые в жизни видел, как средневековое оружие, как ни в чем не бывало, буднично болталось в ножнах и петлях, причем предназначалось отнюдь не для съемок исторического фильма или театральной постановки. Эти стальные штуковины, судя по всему, нередко пускали в дело – у парней был такой вид, будто архаичное оружие являлось продолжением их биологических тел.
Эти безволосые, безусловно, занимали в местной иерархической лестнице гораздо более высокое положение, нежели бородачи с бутафорскими мечами. То, что у крепышей было настоящее оружие, и то, что Таран одевался в том же стиле, играло роль лишь вспомогательных признаков. Главные вовсе не бросались в глаза. Мнимое превосходство чувствовалось в небрежных позах парней, обманчиво-расслабленных конечностях. Они походили на овчарок, что караулят сонное стадо. В этом, вероятно, заключалась основная задача – сторожить и охранять.
Объявление Волка, как ни странно, было удостоено на удивление вялого вниманием. Каждый из парней, обернувшись, мельком глянул на мохнатого узника, после чего вновь отворачивался. Это происходило поочередно, будто по неслышной команде – ни на секунду полуголые бородачи не остались без присмотра.
Отметив все эти подробности, Страйкер протянул взгляд дальше. В отдалении блестела под солнечными лучами какая-то конструкция. Более всего она походила на летающую тарелку из дешевого фантастического фильма, которая потерпела крушение в какой-нибудь пустыне и выгорела до самого остова. Этот каркас был врыт большей частью под землю, сверху же возвышалась «крыша» в форме полусферы.
Волку стало любопытно. Отчего-то странная конструкция сразу же привлекла его внимание. Почему-то он чувствовал, что именно с нею будут связаны какие-то события в его дальнейшей жизни.
Царила тишина. Немая сцена явно затягивалась.
Поскольку Таран не произносил ни единого слова, Курт расценил это как некоторую степень свободы. Ему дали возможность принюхаться и оглядеться. Поэтому Волк двинулся вперед, разминая на ходу затекшие лапы и плечи. Спешить было некуда, а каркас «тарелки» казался единственной местной достопримечательностью, достойной внимания.
Через считанные секунды он поравнялся с первым парнем, одетым в безрукавку. Тот смерил его настороженным взглядом, но даже не попытался заступить дорогу. Остальные также не меняли позиций, хотя происходящее им явно не нравилось. Это было похоже на то, как вышколенные овчарки, завидев волка в непосредственной близости от стада, не могли сдвинутся с места без команды хозяина.
Курт двигался дальше, не обращая внимания на кого-либо в отдельности. Путь его лежал по диагонали, через весь двор – как и любая другая прямая, данный маршрут также был максимально коротким. Поэтому Страйкеру пришлось ступить на тренировочную площадку.
Мускус пота и немытых тел сгустился вокруг, стал почти осязаемым. Полуголые бородачи, стоявшие на дороге у Волка, заблаговременно расступались в стороны. Они делали это отнюдь не поспешно, как трусливые шавки, а рассчитано и плавно, будто совершали обходной маневр, целью которого было зайти противнику в тыл. Именно по этой причине у Курта создалось впечатление, что «овцы» в этом стаде и сами с клыками, – подобно карикатуре, виденной давным-давно, в прошлой жизни, на которой из-под овечьих шкур друг на друга таращились голодные волчьи морды (картинка осталась в Убежище, в сортире, что отводился щенкам).
Приди в голову Тарана какая-то нелепая затея, и Страйкеру пришлось бы несладко. Деревянные мечи, хотя и не обладали режуще-колющей кромкой, были достаточно массивны, чтобы причинить немало неприятностей, – даже Волку. Сейчас он чувствовал себя далеко не в лучшей форме. Хэнк, вероятно, также это понимал, и поэтому давал Курту возможность несколько прийти в себя. Но каким-либо гуманизмом здесь и не пахло…
Как бы там ни было, бородачи один за другим расступались, давая Волку возможность пройти. Им также не давали команды, и они дисциплинированно ждали. В собачьем вольере появился новый, чуждый этому месту персонаж. Его запах манил, но и отталкивал одновременно. Пока аборигены не решили, в какой степени чужак был опасен, и следовало ли его опасаться вообще. Однако, в разумной предосторожности всегда был свой резон. Бородачи расступались, но мысленно продолжали оценивать гостя.
Таран и оба помощника шагали следом. Волк чувствовал их запах, узнал походку и дыхание. Поэтому ему не требовалось оборачиваться, – его никто не окликал, и, само собой, не пытался прикоснуться.
Первый шок от появления перед таким количеством безволосых в том, в чем, как говорится, Волчица родила (впрочем, за минувшие годы шерсть у Курта изрядно отросла), мало-помалу улетучивался. Теперь, как ни крути, в конспирации отпал всякий смысл. Помимо того, Страйкер ничего не мог с этим поделать, а потому беспокоиться также не имело смысла.
Он остановился за несколько шагов от металлической «тарелки». Внутри, как и следовало ожидать, не было ни препарированных трупов пришельцев, ни людей в похоронных костюмах, ни каких-либо прочих доказательств внеземного происхождения данного объекта.
Однако, предположение Волка подтвердилось – большей частью конструкция действительно находилась под землей. Там был своего рода котлован с ровным полом, также посыпанным желтым песком. Стены ямы насчитывали не менее двух с лишним метров. Далее, собственно, находился металлический каркас – полусфера из стальных труб и полос, накрепко приваренных друг к другу. В противоположной стене виднелась дверь – широкая решетка, в которую без труда протиснулся бы даже увалень-Хмырь. Всего высота сооружения – от усыпанного песком пола до металлического потолка, – составляла около пяти метров. Не так уж и мало, принимая во внимание назначение конструкции, о котором Курт уже начинал догадываться.
Это был Колизей, перенесенный во времени из Древнего Рима. Но, как и в любой машине времени, существование которой не отрицалось мирозданием, процесс переноса испытал все сопутствующие условия. А именно – прошедшие сотни лет, смена исторических, социальных, культурных и прочих реалий, как и перемена самого homo sapiens.
Перемещаясь в времени и пространстве, древнеримский Колизей не мог не испытать на себе всех этих перетурбаций. Он скакал и звенел по временным волнам, уменьшаясь в масштабах, меняя чертежи, материалы и планировку, пока не оказался здесь и сейчас, в историческо-культурных реалиях Клоповника – со всеми вытекающими последствиями. Но перед этим, разумеется, ему пришлось пройти стадию „чистой идеи”, когда он существовал в сознании Тарана, и более нигде.
Словно почувствовав, что Волк думал о его /ни в коей мере не скромной/ персоне, Хэнк подал голос:
– Ну, парень, покажи им. Давай.
Страйкер недовольно поморщился, но усилием воли сдержался. В другой раз он послал бы безволосого подальше… А сейчас, похоже, выбирать особо не приходилось.
И все же Курт проворчал себе что-то под нос, чтобы послушание не казалось слишком поспешным.
А затем присел, мощно оттолкнулся ногами от земли и поднялся в воздух. По дороге он успел перекувыркнуться через голову – изумленные лица безволосых мелькнули смазанными пятнами, – а затем приземлился на самую верхушку металлического Колизея. Ширина оного сооружения составляла не менее семи-восьми метров. Поэтому прыжок Волка, совершенный практически с места, да еще и на «холодные» мышцы, просто не мог не произвести должного впечатления.
/Страйкер мог бы клясться сколько угодно, что ему на это наплевать, однако в глубине души он чувствовал актерский кураж./
Так и случилось. Двое-трое бородачей хлопнули в ладоши.
Таран огляделся – на покрытом шрамами лице мерцала довольная ухмылка. Купленный жеребец впервые стукнул копытцем, что тут же обрисовало под кожей могучие мышцы.
Курт стоял на «крыше» допотопного Колизея, расслабленные руки висели вдоль тела. Отсюда весь двор был виден, как на ладони. Безволосые стояли, разглядывая волчий силуэт. Страйкер не прекращал шарить затравленным взглядом по сторонам. Он рассчитывал обнаружить хоть что-нибудь, за что можно было бы уцепиться, и просочиться – за стены, на волю…
Но Таран не прекращал ухмыляться:
– Добро пожаловать в Яму!
Вздрогнув, Волк поглядел себе под ноги. Где-то далеко внизу простирался усыпанный песком пол. Вот, оказывается, как называлось это место. Вот, наверное, для чего оно предназначалось – выгребная яма Клоповника, в которой оказывались те, кто не умел ничего другого, кроме как убивать себе подобных. Для этого, с другой стороны, могло не требоваться их персонального согласия – бородатые личности, хотя и походили на подонков, значительно уступали в этом почитателям «безрукавочной» моды.
Даже у такого дна, как Клоповник, имелась своя Яма.
И Страйкер – осознание этого мелькнуло огненной вспышкой, – оказался в ней, и над нею одновременно. Если даже это было знамение, Курт не особенно заинтересовался его смыслом.
Возвышаясь над двором, он обозревал Яму, окрестности, а также обитателей всех этих мест.
А Хэнк Таран тем временем вещал на героико-романтичные темы:
«…под этим куполом сходились в смертных схватках величайшие бойцы нашего времени. Сталь звенела о сталь, покуда ее звон не прерывал другой звук – глухой и влажный, когда клинок вонзался в живую плоть… Под этим куполом звучали ликующие крики победителей, вопли же умирающих заглушал грохот аплодисментов…»
Курт присмотрелся, однако не заметил на ровном полу Ямы ни малейшего намека на упомянутые события. Впрочем, было бы глупо ожидать, что песок могли устилать выбеленные временем кости. Они мешали бы бойцам нормально передвигаться по арене, и, чего доброго, исход поединка склонился бы далеко не в нужную сторону. Что касалось пролитой крови, то ее, вероятно, засыпали песком. Откуда его брали – такой желтый и чистый – можно было только догадываться.
«…кардинальное отличие от нашего, как ты изволил упростить, тотализатора, состоит в той простой вещи, что в Яме гладиаторы убивают друг друга по настоящему. Они не бьют друг другу морды (хотя такое тоже бывает), и не ограничиваются первой кровью… Они стоят до последнего. Тот, кто останется жив – победил. Другого не дано…»
Слушая этот монолог, Волк поднял голову к небу. Теперь понятно, отчего над двором протянулась маскировочная сетка. Тут, под этим самым куполом, регулярно имели место ритуальные убийства. Это и впрямь был ритуал – мужчины сходились в поединке, вооруженные примитивным холодным оружием, которое не давало, в отличие от пистолета, никаких преимуществ. Все зависело от силы и степени умения, если не мастерства…
Еще Курт решил, что исход такого поединка возможно предсказать, хотя и с трудом, но вряд ли можно ПОДСТРОИТЬ. Данное предположение основывалось на той простой предпосылке, что очень непросто всучить деньги боксеру за то, чтобы он лег на ринге навсегда – без какой-либо надежды продолжить не только профессиональную карьеру, но и вообще дальнейшую жизнь. Именно поэтому Таран не кривил душой, когда вещал о высшей справедливости, которая решит исход поединка…
Здесь все было по-честному.
И Волк осознал, что испытания (включавшие как подготовку, так и, непосредственно, поединки) предстоят ему нешуточные. Однако, если Хэнк намеревался выставлять своего узника против другого гладиатора один на один, в этом случае предсказать исход поединка было относительно просто. Все сразу же узнают настоящего Волка. А те, что обладали чересчур длинными шеями, сообразят чуть позднее.
В этом свете предстоящие испытания казались еще сумрачнее. Курту станут подбирать либо совсем уж невообразимых противников, либо драться придется сразу с несколькими.
Суть была в ставках. Шансы должны быть равны, потому как где интерес? Если все выиграют, но никто не проиграет, самому выигрышу тоже негде взяться…
«…тебе, волчонок, предстоит присоединиться к этому славному братству. Пока ты не в силах осознать, сколь высока эта честь, однако со временем ты будешь ценить происходящее, проникнешься им без остатка. А потом, возможно, еще скажешь мне «спасибо»…
Страйкер уставился на безволосого, не веря собственным ушам.
Вот, оказывается, что же такое честь, – убивать на потеху озверевшей толпе, которая в придачу рассчитывала извлечь выгоду из всего этого фарса. Но того было мало, – ему предлагали поверить, будто в конечном итоге это придется ему по душе!.. Наглость Тарана, казалось, не имела границ. Вряд ли это глупость – безволосый не тянул на дурака. Вполне возможно, что он отнюдь не впервые произносил эти слова (не исключено, что перед каждым «рекрутом», и старожилы (тут, над Ямой, это слово наполнялось новым смыслом) устали слушать этот бред.
Как бы там ни было, Курт буравил взглядом своего тюремщика, чувствуя, что ярость концентрируется вокруг, ерошит волосяной покров статистическим электричеством.
Таран, конечно же, не мог не почувствовать такой энергетики.
«Обсидианы» превратились в узкие бойницы, из которых поглядывал кто-то чрезвычайно опасный.
– …во всяком случае, – добавил он, – нам не придется держать тебя в клетке.
Но даже это заявление не могло спасти впечатления.
Именно в этот момент, как ни странно, Страйкер почувствовал истинное отвращение к этому человеку. Не тогда, когда Хэнк Таран и Лысый Хью стояли в героических позах над поверженным Волком… Не тогда, когда Таран привел в действие ошейник… И не тогда, когда Курт прослушал монолог столь кощунственного содержания, что проникнуться этим бредом не мог ни один человек, пребывающий в здравом рассудке…
Но тогда, когда Хэнк Таран предложил Волку сказать одно-единственное слово.
«Спасибо».
Страйкер молча смерил расстояние. Оно было не особо велико, и, кроме того, высота Ямы (как бы парадоксально это ни звучало) придала бы прыжку ускорения. Но… Об этом можно было только мечтать. Таран по-прежнему терзал блестящую цепочку.
Нагнувшись, Курт ухватился за прутья Ямы и начал спуск.
Это заняло у него около минуты – он не спешил. Лапы словно невзначай дергали крепления, сваренные друг с другом металлические полосы. И все-таки нигде не обнаружилось слабины. (Во всяком случае, на вертикальном пути Волка – он ведь не мог, словно паук, облазить весь купол вдоль и поперек). Яма была «вырыта» на совесть… Несмотря на то, у строителей совесть атрофировалась напрочь.
Развернувшись, Курт направился к Тарану.
В его походке не было ничего угрожающего, но безволосый поднял руку, из которой свисала цепочка:
– Достаточно. Стой.
Страйкер покорно остановился. Он понятия не имел, чего от него потребуют сейчас, а потому ничуть не беспокоился по этому поводу. Однако, вопрос Хэнка его порядком удивил:
– Тебя что-то не устраивает? Какие-либо пожелания?..
Нельзя сказать, что Курт подпрыгнул от радости, – он всегда был здравомыслящим Волком.
Тем не менее, красноречивый взгляд скользнул к воротам.
– Об этом и думать забудь, – посоветовал Хэнк. – Я имею в виду – что тебе нужно – в твоей… комнате?..
Страйкер нахмурился. Он хотел было ответить, что не прочь бы увидеть в той «комнате» голову Тарана, прибитую к стене, будто трофей, но едва сдержался. В противном случае Волк не приобрел бы ровным счетом ничего, не считая сиюминутного злорадства.
А этого было слишком мало.
– Там слишком холодно, – ответил он. – И пол… Накройте.
Повернувшись к Ножу и Топору, Хэнк молча кивнул. Помощники, не говоря ни слова, развернулись и направились к одному из подъездов. Остальные, как бородачи, так и крепыши в безрукавках, проводили их недоуменными взглядами.
Курт и сам чрезвычайно удивился, но, подумав, сразу же раздумал менять отношение к Тарану. Тот заботился лишь о том, как бы узник не заработал воспаление легких в не отапливаемой камере. Физическое состояние Волка пребывало в прямой связи с финансовыми активами Хэнка. Страйкер мог лишь вообразить, сколько за него получили Хью, и тот, другой, в комбинезоне. Но, в любом случае, это было недешево. Теперь же Таран тешил себя надеждой возместить все затраты – до последнего цента – и, конечно же, за счет мохнатого пленника.
– Что ты любишь есть? – поинтересовался Таран.
Курт пожал плечами. Они были не в ресторане, и не на кухне Убежища, а потому вопрос его порядком смутил. Более того, все прочие безволосые не прекращали прислушиваться к каждому слову.
Но ответить в любом случае следовало. Страйкер на мгновение поставил себя на место Тарана, – сколь бы невозможным это ни казалось, – и сообразил, что на месте безволосого также бы гадал о гастрономических пристрастиях настоящего Волка: сырое мясо, с кровью или без, либо…
– Овощей побольше. Нежирная свинина, – сказал он. – Хлеб, выпечка, шоколад и все прочее. Сырыми ем только фрукты. Кстати, от манной каши у меня несварение.
Иссеченное шрамами лицо заметно вытянулось – казалось, Таран сильно удивился. Вероятно, он ожидал чего-либо иного, к примеру, просьбы вроде «зажарьте мне вон того голубчика, будьте любезны, с чесноком, красным перцем, и мятным соусом…»
Зато для бородатых гладиаторов перечень Страйкера показался непомерно длинным. Кое-кто позволил себе неосторожные замечания касательно того, что «у парня губа не дура», и «кашу он не ест, понимаешь!..», сделанные, однако, под нос и вполголоса. Хэнк Таран также мог похвастаться недюжинным слухом, потому как повел рукой в сторону подопечных. Этот небрежный жест мгновенно прекратил всю вербальную активность, и на тренировочной площадке воцарилась тишина.
Мгновение спустя из подъезда вышли Нож и Топор. Они волокли какие-то тюки, а Нож нес на плече здоровенный рулон. Проковыляв через двор, они вошли в подвал. Бородачи и «безрукавочники» едва не выронили нижние челюсти на усыпанную песком землю.
Курт уже начинал догадываться, что он окажется здесь на особом положении. Тем не менее, Волк, не колеблясь, променял бы эту «заботу» на самый микроскопический шанс вырваться на свободу (пусть даже та будет не менее сомнительного свойства, нежели оная забота…). Но пока подобного шанса Страйкер не видел, а потому на неприязнь «собратьев по неволе», которая начинала расти, будто брошенный по снежному склону снежок, также следовало глубоко наплевать.
– Твои пожелания будут учтены, – сказал Таран. – Но еду, разумеется, придется отрабатывать. Здесь ничто и никому не достается бесплатно, даже мне самому. Я, кстати, сам вышел оттуда. – Безволосый, усмехнувшись, кивнул за спину Курта – на Яму.
Волк кивнул. Отчего-то он уже успел прийти к выводу, что подобное создание могло появиться только из какой-то клоаки, в этом сомневаться не приходилось.
Что же касалось остального…
– Неужели позволите подохнуть с голоду?..
– Ты слишком мне дорого стоил, – нахмурившись, сказал Таран. – Станешь упрямиться, будем кормить внутривенно – пока не образумишься. Это, конечно, будет сопровождаться сеансами шоковой терапии. – Безволосый красноречиво повел рукой с черным «кулоном». – В этом случае возможны варианты: ты либо образумишься и возьмешься за дело, либо, напротив, навсегда распрощаешься с рассудком… Последнее, впрочем, равносильно тому, что ты просто физически не выдержишь всех испытаний. Превратишься в растение, и нам придется тебя «отключить», потому как я не вижу смысла заниматься садоводством из чистого любопытства… Либо ты будешь работать и приносить доход, либо тебя дешевле пристрелить. – Хэнк говорил так небрежно, будто растолковывал это каждое утро. – Заруби себе это на мохнатом носу…
Страйкер кивнул. Услышанное было полной правдой, – в голосе безволосого не прозвучало ни одной фальшивой нотки. Он говорил то, что думал, и от этого к душе Курта, казалось, подвесили еще пару гирь.
Топор и Нож вышли из подвала. Оба были с пустыми руками.
Оглянувшись, Таран одобрительно кивнул.
– Отлично. Твоя экскурсия закончена. Прошу в апартаменты – завтра тебе предстоит долгий трудный день… – Хэнк задумчиво прикоснулся к подбородку. – Хотя, кто тебя знает?..
Бородачи проводили Курта взглядами, в которых не было даже намека на дружелюбие. Никто из них, судя по всему, не мог понять, отчего Хозяин так носится с этим наглым волчонком (а если и мог, то не признался бы в этом и себе самому).
Страйкер понял, что Таран избрал верную тактику – разделяй и властвуй. Движущей силой была гомофобия. Ни у одного из гладиаторов Волк не найдет понимания. А значит, и поддержки, и товарищеской помощи. Ему не останется ничего иного, кроме как обратить все свое внимание, все порывы и надежды на одну-единственную фигуру, вместо глаз у которой горел обсидиан.
И тогда уже не останется ничего, кроме жертвенной Ямы.
Курт спускался в подвал. Таран и помощники топали сзади.
Напротив камеры, как обнаружилось, стояли два обогревателя. Кабеля питания уходили к распределительному щиту. Мощные приборы, гудя, наполняли помещение теплым воздухом. Пол камеры был кое-как прикрыт слоями темперлона. Безволосые не сделали этого прежде либо по недомыслию, либо и впрямь считали, что Волк мог зимой на снегу ночевать.
Как бы там ни было, эти небольшие перемены не могли не радовать.
Войдя в камеру, Курт прошел к кровати. За спиной хлопнула решетчатая дверь.
Помощники вышли первыми. Таран чуть задержался, разглядывая узника из-под опущенных бровей, затем вышел следом.
Страйкер не двигался, нежась в потоках теплого воздуха. Он обещал себе, что вырвет собственную совесть с потрохами. В данных условиях она лишь мешала. Метод кнута и пряника, вот как это называется, – вспомнил Курт. Ему следовало избегать кнута, пряник же принимать как должное. Чувство благодарности – не говоря о словах «спасибо», «пожалуйста», «извините», – отныне должно быть искоренено из морального обихода. Только так он мог выжить в Яме, уберечь самого себя, и, в итоге, обрести свободу. Цена не имела значения: ему и без того предстояли непростые дела…
Волк улегся на кровать, – та под его весом жалобно скрипнула, – заложив лапы под голову.
Считанные мгновение спустя перед глазами сгустилась тьма.
На следующее утро (какие-либо опознавательные признаки по-прежнему отсутствовали, и все же Курт нутром чувствовал, что сейчас еще не день, но уже и не ночь) начались испытания.
Предварительно его соблаговолили накормить. Обильный завтрак состоял из яичницы, миски гречневой каши, большого ломтя тушеного мяса и кружки чая. Поднос принес Нож, – он просунул его в узкую щель, расположенную у самого пола, в то время как Топор стоял у дверного проема. Из руки его свисала блестящая цепочка, а физиономия, казалось, так и молила, чтобы Волк дал ему шанс – самый незначительный, только чтобы был повод оправдаться перед Тараном.
Но Курт ему такого шанса не дал. Он сидел на кровати и молча наблюдал за манипуляциями Ножа. Когда безволосые ушли, закрыв предварительно дверь, Волк набросился на еду.
Он съел и выпил все без остатка. Тревожиться по поводу отравы не было смысла, ведь его, в конце концов, не для того здесь запирали. Единственное, что внушало некоторые опасения, это вероятность каких-либо наркотических, психотропных или анаболических средств, которые тюремщики подсыпали в еду. Но, как ни крути, Страйкер не собирался помирать с голоду от одной вероятности.
Отдельного упоминания заслуживали приборы. Все емкости были металлическими, – алюминиевыми. Вилка была пластмассовой, явно позаимствованной из набора одноразовой посуды (которая, в свою очередь, не рассчитывалась на волчьи порции). Про существование же такого предмета, как столовый нож, в Клоповнике помнили лишь старожилы.
Тем не менее, еда была обильной и отменно приготовленной. Возможно, виной тому служил голод, и все же Курт не мог вспомнить, когда же ему удалось так трапезничать в последний раз – даже в Убежище. Пища Стаи была сытной, но и в половину не столь вкусной.
/Это был пряник, который Волк с пренебрежением принял./
Поглощая еду, он вспоминал Тарана. А именно – момент, когда ошейник впервые заявил о своем предназначении.
Не успел Курт поставить на пол последнюю миску, как по лестнице прогрохотали шаги, и дверь вновь распахнулась. Как и в первый раз, это вновь была неразлучная парочка. На этот раз пульт управления держал Нож, а Топор начал открывать решетчатую дверь.
На Волка поглядывали две пары беспокойных глаз. Он сидел, не двигаясь, пока Нож не дернул дверь на себя.
– Выходи, – буркнул он. – И без глупостей, Волчонок… – У него это прозвучало совсем по-другому, чем у Тарана. Хэнк обращался к узнику так, словно видел перед собой глупого щенка. Помощники же Курта явно побаивались. Если постараться, то, как ему казалось, можно было уловить тихий запах этого самого страха.
Страйкер вышел из камеры. На него не стали надевать ни наручников, ни чего-то другого. Это само по себе было рискованно, а кроме того, не имело особого смысла.
Безволосые тащились позади, отстав на несколько метров. Нож с пультом Управления шел последним, Таран, соответственно, в середине. Порядок определила непродолжительная перепалка, в процессе которой безволосые торговались, чья очередь нести «бирюльку»…
Выйдя на поверхность, Курт вновь пару мгновений привыкал к дневному свету. Это было утро, несомненно. Раскаленный огненный шар поднимался над восточным горизонтом, не успев преодолеть и трети ежедневного пути к зениту. Кровавые облака горестно сопровождали этот полет. Все остальное закрывали стены, крыша и маскировочная сеть.
Таран стоял посреди тренировочной площадки. Он что-то говорил бородачам, но, завидев Волка, умолк и махнул рукой. Гладиаторов было всего шестеро, если не считать «безрукавочников», – четверых, если, опять-таки, не считать Ножа, Топора и самого Тарана.
Страйкер чуть помедлил, и все же двинулся навстречу.
Он не без труда осознал, что уже почти не чувствовал смущения по поводу собственной внешности, – вернее, отсутствия одежды. Все тут были осведомлены по поводу истинной сущности Волка, благодаря чему переживать также не имело смысла.
Глаза его ощупывали окружающее, сознание сопоставляло, анализировало и делало выводы. Гладиаторы по-прежнему были «вооружены» бутафорским оружием. «Безрукавочники» также ничуть не изменились, один лишь Таран нацепил на физиономию загадочное выражение, – как у вора, совершившего беспардонную кражу, и уже почти уверенного, что его не отыщут. Это насторожило Курта более всего остального. Его похитили у остального мира, но искать не станет ни единая живая душа. Если никто не знает о пропаже, кто же его будет искать?..
Жертвенная Яма пустовала в стороне.
Небрежным кивком Хэнк указал, где Волку встать – в углу тренировочной площадки, на расстоянии трех метров от ближайшего гладиатора. Яма оказалась аккурат за спиной, оба подъезда, – по правую лапу.
Приблизились оба помощника. Нож бросил Тарану «кулон», что, судя по всему, послужило неожиданностью для всех, включая Хэнка.
Курт непроизвольно шагнул вперед. Глазомер безошибочно фиксировал расстояние до цели, колебания каждого объекта, попавшего в поле зрения. Время превратилось в сладкую патоку. Пульт, вращаясь и выделывая другие кульбиты, неторопливо перемещался в этом вязком потоке. Хэнк Таран двигался и того неспешнее. Тем не менее, Страйкер понял, что не успеет. Ему не сделать лучшего в жизни прыжка – во всяком случае, именно сейчас. Поэтому он не сдвинулся с места.
Рука Тарана, поднявшись, растопырила пальцы. В следующее мгновение эти толстые сардельки сомкнулись, буквально взяв «кулон» из воздуха. Это было проделано так непринужденно и ловко, что заставляло задуматься, мог ли Хэнк перехватывать метательные ножи в полете.
«Обсидианы» косо глянули на Волка, после чего пригвоздили помощника к песку.
– Идиот, – бросил Хэнк Ножу. – В следующий раз подойдешь и передашь из рук в руки. Понял?..
Нож обескуражено кивнул.
Таран поиграл желваками и вновь повернулся к Волку.
– Итак, приступим, – заявил безволосый, опуская формальности. – Парни, в позицию… А ты, волчонок, иди сюда.
Бородачи разошлись в стороны. Все пятеро образовали своего рода пятиконечную звезду, в центре которой зияло внушительное свободное пространство. Туда-то, в самый центр, указал толстый палец Тарана. Курт сделал несколько шагов и остановился, настороженно поглядывая по сторонам. Не приходилось сомневаться, что вот-вот ЭТО начнется.
– Сейчас тебе предстоит пройти один тест, – сообщил Хэнк. – Собственно, он заключается в нелегкой задаче продержаться против этих молодцев не менее минуты. Всего шестьдесят секунд – не так много, тем более для такого, как ты… Но предупреждаю, придется ограничиться разумной самообороной – стоит мне только заподозрить, что ты не сдерживаешь звериных инстинктов, и… – Таран сжал в кулаке кулон. – Понятно?..
Страйкер кивнул.
– Это же, естественно, касается и вас, лоботрясы. – «Обсидианы» оглядели поочередно каждого гладиатора. – Волчонок нужен мне живым и относительно целым. Тот, кто серьезно повредит ему хоть что-либо – по неосторожности ли, или намеренно – за это ответит. Надеюсь, все ясно?..
Бородатые подбородки синхронно кивнули. Хэнк удовлетворенно хмыкнул и вновь поглядел на Курта – будто раздумывая, не совершает ли какую-либо ошибку.
Но в конце концов бойцовский азарт победил.
– Отлично. Приготовься… – Хэнк достал из кармана секундомер, «кулон» же не выпускал из другой.
Гладиаторы нагнулись, готовясь к старту. Напряженные руки расставлены в стороны, мышцы налились под кожей. Взгляды, звеня в дневном свете, в упор уставились на Волка.
«Безрукавочники» тем временем разошлись, освобождая площадку. Гладко выбритые физиономии нагло усмехались. Они, похоже, предвкушали ту еще потеху. Понурено отступили в сторону Нож и Топор. Последним, естественно, отошел сам Таран.
– Да, вот еще… – он хохотнул. – Никому не удавалось выстоять более тридцати пяти секунд. НИКОМУ. Это самый последний рекорд, его поставил некто по прозвищу Шило…
Бородатые физиономии, все как одна, раздвинулись в кровожадных оскалах.
Курт почувствовал себя весьма некомфортно. Деревянные мечи, хотя и не могли его проткнуть, выглядели довольно внушительно. Руки же, что удерживали это оружие, несомненно, умели с ним обращаться. Более того, в глазах бородачей читалась такая ненависть, что Страйкер невольно спросил себя, чем именно он успел так не угодить всем этим людям…
Какое-то мгновение во дворе царила тишина.
Слышно было, как воздух покидает раздутые ноздри, а песчинки соприкасаются под ногами.
– Вперед!..
В следующее мгновение все сорвалось с цепей. Время понеслось вскачь, и отчего-то ее сумасшедший галоп не стреножила вязкая патока… Вероятно, дело было в том, что настоящая опасность жизни Курта не угрожала. Кроме того, сама ситуация очень напоминала те потасовки, которые молодые Волки устраивали дома, в Убежище. Опасность покалечиться присутствовала там не в меньшей степени, однако никто там не считал секунды. «Игра» заканчивалась тогда, когда большая часть «игроков» уже не могла стоять на ногах. Не раньше.
Так будет и сегодня, – Курт это понял.
Воспоминание о Стае заняло какую-то долю секунды. Тем не менее, этого хватило с лихвой, чтобы сердце Волка пронзила ледяная игла. Она впрыснула в горячую плоть ярость и боль, замораживая и обжигая одновременно. Но, как ни странно, кровь от этой инъекции побежала быстрее. Страйкер понял, что у него впервые развязаны лапы… И в то же время самосохранение не давало позабыть о том, что болталось на шее.
Первый бородач, подскочив к мохнатой фигуре, замахнулся с очевидным намерением отбить Волку голову. Тому, разумеется, ничего не стоило уклониться – безволосый двигался слишком медленно. Чтобы превратить пальцы в кулак, пришлось приложить изрядное волевое усилие. Лапа врезалась в живот гладиатора, смяла пресс, сообщив внутренностям изрядное кинетическое сокращение. Парень согнулся в три погибели, выронив деревянный меч на песок. Курт даже не подумал поднять бутафорское оружие – на кой оно ему?..
Вместо этого он встретил нападение остальных. Но на замену одному гладиатору, вышедшему из строя, подоспели сразу трое. Пятый и шестой кружили неподалеку – вероятно, в резерве. Все вместе, навались одним скопом на Волка, они лишь мешали бы друг другу. Этому, конечно, Таран не мог их не обучить, – в групповой атаке также все нужно делать по уму…
Тела, руки, ноги и деревянные мечи слились в одно месиво. Курт оказался в самом центре этого урагана. Оскалив пасть, он ревел от ярости, и едва сдерживался, чтобы не вцепиться кому-то в глотку. Деревянные лезвия свистели вокруг, время от времени касаясь мохнатого тела, как Волк ни старался этого избежать. Но касания, тем не менее, были скользящими, ввиду чего серьезных травм пока не случилось. Сдерживаться приходилось даже тогда, когда безволосые подставляли под удар обнаженные части тел – ухватиться особо было не за что, бойцы же не успели привыкнуть, чтобы их коже и мышцам угрожала перспектива быть располосованными острыми когтями…
Страйкер бил, отталкивал, прыгал и изгибался, словно уж на раскаленной сковороде. Удары сыпались со всех сторон. Бородатые гладиаторы, похоже, успели войти в раж, напрочь позабыв о предостережениях Тарана. Они старались бить наверняка, чтобы, если не убить Волка, то хотя бы обездвижить. Деревянные «лезвия» мелькали в бешеном темпе.
Не успев уйти от одного удара, Курту приходилось избегать другого. В то же время, где-то на расстоянии считанных сантиметров и каких-то долей секунд поджидали третий, четвертый, и бессчетное множество ударов иных… Однако, невзирая на это, Страйкер даже ухитрялся находить время и место для контратаки. Лапы, казалось, действовали без вмешательства сознания. На размышления не оставалось времени, а потому приходилось полагаться на инстинкты, интуицию и волчье чутье (имевшее немало общего с феноменальным предвидением). Этого было достаточно, чтобы через некоторое время большая часть гладиаторов поубавила пыл. Тот, что первым метнулся в атаку, валялся на песке, пытаясь втянуть в легкие немного воздуха.
Двое других тоже получили удары в корпус, но это, казалось, только прибавило гладиаторам ярости. В бой включились все пятеро, – они кружились вокруг, будто стая гиен вокруг раненого льва. Когда один отскакивал в сторону, его место занимали двое других. Остальные пытались зайти противнику в тыл, и это не прекращалось ни на мгновение.
Деревянные мечи, безусловно, осложняли задачу. За счет этих штуковин, вес и прочность которых Курт уже успел почувствовать на собственной шкуре, руки безволосых удлинялись почти вдвое.
Наконец Страйкеру удалось вывести из строя еще одного гладиатора. Тот сделал слишком неосмотрительный выпад. Волку, чтобы добраться до локтевого сустава, потребовалось сделать всего один шаг. Левая лапа с силой ударила о сустав, тогда как правая придерживала запястье противника. Кисть безволосого, содрогнувшись от боли, выронила бутафорский меч. Безволосый завопил и отпрыгнул назад.
Волк оскалился. Он ни на секунду не выпускал из поля зрения ни одну деталь враждебного мира, что простирался вокруг. К примеру, Таран по-прежнему стоял в отдалении, сжимая в одной руке секундомер, а в другой – черный пульт управления.
Если бы не это обстоятельство, большая часть бородачей уже валялась бы на земле с разодранными глотками и располосованными брюхами. Лужи крови давно бы покрывали желтый песок…
Курт усилием воли отогнал эти картины.
Из шести безволосых на ногах остались всего двое. Они разошлись в стороны, образовав некий подвижный квадрат, что и было их главной ошибкой. В столь малом составе они не могли противостоять натиску Страйкера, и тот смог перейти в наступление.
Исход поединка, казавшегося столь неравным с самого начала, был предрешен.
Это же читалось и в глазах безволосых.
Один, однако, решил попытаться. Он шагнул вперед и сделал широкий – чересчур широкий, – замах. За эти доли секунды Курт и просчитал свой маневр. Он шагнул вперед, словно подставляясь под удар. Другой гладиатор тем временем подскочил со спины. Волк нагнулся, в то время как деревянное оружие первого пронеслось головой. Страйкер вытянул лапы вперед, ухватился за безволосую руку и дернул на себя. Помимо того, что это выдрало плечо из сустава, тело гладиатора приобрело необходимое ускорение, и устремилось навстречу другому гладиатору.
Безволосые, столкнувшись, ударились головами и рухнули на песок.
Деревянные мечи легли по обе стороны.
Остались двое. Слишком мало, чтобы всерьез на что-либо рассчитывать. И они, по-видимому, понимали это не хуже Волка. У них не оставалось ни времени, ни сил, ни должного количества рук. Помешкай они еще, и Страйкер сам бы с ними расправился.
А впрочем, итог был бы одним и тем же…
Тот, что стоял со стороны Ямы, метнулся к Курту с воинственным кличем. В руке, словно знамя, зажат деревянный топор. Волк отступил в сторону в самое последнее мгновение. Топор просвистел в каких-то сантиметрах от уха. Однако, это было не все. Присев, Страйкер поднял лапы и перебросил гладиатора через плечо. Тот пролетел над землей, расставив руки наподобие крыльев, воинственный же клич сменился на сдавленное мычание. Другой гладиатор едва успел нагнуться, чтобы избежать «попадания».
Этот был последним. В глазах его маячили две свечки – страх и неуверенность. Он отлично понимал, чем это закончится. Запотевшая ладонь перебирала рукоять меча.
Но Курт не дал ему времени для размышлений.
Он пригнулся и бросился вперед. За два с лишним метра от цели оттолкнулся от земли и поднялся в воздух. Правая лапа отбросила деревянный клинок, которым безволосый неловко пытался отмахнуться. Другая лапа схватила парня за глотку.
Они повалились на песок. Пасть Волка была злобно ощерена; из нее, вероятно, капала слюна. Гладиатор расширившимися от ужаса глазами смотрел на кошмар, что маячил у него перед лицом. Оскаленный получеловек, полузверь, – картина не для спокойного сна. Парень, вероятно, уже считал последние секунды свой жизни.
Курт и впрямь немного утратил самоконтроль. Он поднял над лицом гладиатора когтистую лапу, еще не вполне сознавая, что же именно он собирается делать.
В следующее мгновение его шеи коснулись примерно пара тысяч острых игл. В отличие от предыдущего раза, их длины явно не хватало, чтобы проникнуть в нервные узлы, а затем, будто через шлюзы, прямо в мозг. Это было крайне неприятно, но в целом терпимо. До Волка не без труда дошло, о чем именно ему хотели напомнить.
Он встал на ноги и распрямился. Гладиатор продолжал лежать у ног, глядя на мохнатую фигуру и пытаясь восстановить дыхание. Вокруг, если бы не тихие стоны, царила полная тишина. Тем не менее, мертвой назвать ее было явно преждевременно, – за время потасовки на желтый песок не упало ни единой капли крови.
Страйкер повернул голову и нашел взглядом Тарана.
Тот стоял, не шевелясь, с секундомером и «кулоном» в разных руках. Черные глаза смотрели жестко и прямо, однако распознать их выражение оказалось далеко не просто.
Какое-то мгновение спустя Хэнк, вздрогнув, опустил взгляд на циферблат и щелкнул клавишей.
Вероятно, он позабыл сделать это раньше.
Как бы там ни было, сухой щелчок послужил своего рода ударом бойка о капсюль – «безрукавочники», включая Ножа и Топора, загомонили все разом, с опаской поглядывая на Волка. Кое-кто передавал товарищам деньги – они, оказывается, были в курсе грядущего «экзамена», и успели заключить пари. В адрес гладиаторов отпускались пресные шуточки.
Но все прекратилось, стоило Тарану поднять вверх руку. Он вновь поглядел на секундомер, будто не в силах поверить.
– Сорок три секунды, – сказал он наконец. – К тому же…
Безволосый красноречиво повел взглядом вокруг. Курт невольно проследил траекторию, тут и там натыкаясь на тела гладиаторов. Он сразу же понял, о чем именно Хэнк умолчал. Само собой, любому тренеру было бы не очень приятно констатировать подобный исход. Мало того, что Волк с первой же попытки поставил рекорд, ему, в придачу, удалось ВЫИГРАТЬ бой!..
Из шести гладиаторов на ногах стоял всего один, да и тот прижимал к боку травмированный сустав. Трое лежали без сознания. Один стоял на коленях, в легкие его едва начал поступать воздух. Последний по-прежнему лежал там, куда его опрокинул Страйкер. На шее краснели отпечатки волчьих пальцев. В глазах пылал дикий ужас, а также неверие тому, что он еще жив. Курт и сам едва этому верил. Еще бы мгновение…
– Рано радуешься, – заявил Таран, прерывая полет его мыслей. – Ты, безусловно, поставил новый рекорд, однако в этом нет ничего из ряда вон выходящего… – Он повел черными глазами вокруг, придавливая подручных к песку. – Во всяком случае, ДЛЯ ТЕБЯ.
«Безрукавочники» молчали, подобострастно глядя на Хэнка.
– Чего стоите?! – вдруг прикрикнул он. – Приведите их в чувство!
Парни сразу же бросились в разные стороны. Один бросился к подъезду, еще же двое направились к лежащим гладиаторам, – без особой, впрочем спешки (причина могла заключаться как в близости Страйкера, так и в элементарном равнодушии к собратьям по расе…). Четвертый часовой остался на месте, зорко глядя по сторонам.
– Ты раскидал их, словно щенков, – продолжил Таран, – однако я не сомневался в подобном итоге. Они тебе не ровня. И все же, – безволосый усмехнулся, – посмотри на это с другой стороны. Я сам всегда так поступаю, чтобы не стать чересчур самоуверенным. Это для гладиатора – верная смерть. Ты же ее избежал по чистой случайности, потому что я не решился выдавать парням боевое оружие.
Курт застыл в недоумении. Что это значит?..
– Тебя неоднократно касались деревянные мечи, – пояснил безволосый. – В этом, собственно, и состоит их назначение – не повредить, а только обозначить ранение. Если бы мечи были стальными, тебя бы уже давно изрубили на куски. Или, по меньшей мере, – секунду поразмыслив, поправился он, – в конце концов ты не досчитался бы одной-двух конечностей. Или, что совершенно наверняка, истек бы кровью от глубоких порезов…
Поразмыслив, Волк признал его правоту. И не подтвердил это ничем, даже легким кивком.
«Безрукавочники» же тем временем с завидным рвением приводили подопечных в чувство. Двое очнулись относительно быстро, но третьему потребовалось вылить на голову полведра холодной воды, что принес один из сторожей. Поскольку вода в ушате еще оставалась, «безрукавочник» окатил еще и тех, что успели оклематься, – так сказать, для острастки, и чтобы наверняка. Кроме того, не пропадать же добру!?.
Однако, возмущение гладиаторов показалось сущим пустяком по сравнению с дальнейшими воплями, – того бедолаги, которому пришлось вправлять в сустав выбитое плечо. «Безрукавочники» особо не церемонились. Двое держали, третий вправлял. Процедура казалось привычной, и крайне походила на своего рода рутину.
Таран терпеливо дождался, пока все завершится:
– Именно поэтому я и устроил этот спектакль. Теперь мы точно знаем, что нам предстоит сделать, и в каком направлении двигаться… Попробуем еще раз, но на этот раз не старайся покалечить противников. Ты это можешь, в этом уже никто не сомневается. Сосредоточься на том, чтобы уклониться от деревянных мечей… – Хэнк кивнул троим «безрукавочникам».
Те с явной неохотой оставили позиции. Подойдя к Ножу и Топору, сдали боевые мечи и пистолеты. Курт внимательно наблюдал за процедурой – стволы были от разных производителей, а кроме того, им явно шел не первый год. Нож и Топор рассовали пистолеты за поясами, мечи же небрежно бросили на песок. В этом чувствовался какой-то ритуал. «Безрукавочники», насколько Волк понял, не могли вступать в спарринг-контакт с подопечными, не сдав на хранение боевое оружие… Не потому, что могли кого-нибудь убить и покалечить (хотя и поэтому тоже), но в основном оттого, что гладиаторы могли просто отобрать упомянутое оружие.
На страже, таким образом, остались трое, – включая Ножа и Топора. Этого, тем не менее, хватит с лихвой, с учетом оставшихся у них на руках патронов. Поэтому Курт не строил каких-то иллюзорных планов… даже если на какое-то мгновение позабыть о ошейнике.
Хэнк спрятал секундомер; «кулон» удобно улегся в ладони.
– Это, волчонок, твоя первая тренировка, поздравляю…
Гладиаторы, шатаясь и придерживая друг друга руками, убрались с тренировочной площадки. «Безрукавочники» неторопливо приблизились. Вся троица подняла с песка бутафорские мечи, и, по мере сокращения дистанции, расходились в разные стороны. Лишь один, соответственно, двигался прямиком на Курта, но и этот замедлял шаг.
Переглянувшись, парни обменялись быстрыми жестами – это напомнило Волку бейсбольный матч, момент перед подачей, – а затем начали смыкать треугольник.
То, что последовало далее, напоминало предыдущий бой, прокрученный с замедленной скоростью. «Безрукавочники», впечатленные увиденным, отнюдь не спешили проявить бойцовское рвение. Их маневры напоминали сонных рыбок, увязших в клейком сиропе. Хэнку Тарану практически не приходилось напоминать бойцам о том, чтобы те «не ускорялись, вашу мать! Спокойнее!..». На том темпе, который взяли все три охранника, с ними справился бы даже слепой старик с костылями.
В какой-то мере это более походило на танец.
Но перед Волком стояла иная задача. Он и впрямь не старался убить, или хотя бы покалечить, невзирая на то, что сдерживаться было даже труднее, нежели в предыдущий раз. Раскрытые глотки мелькали перед глазами. Стоило лишь протянуть в мгновенном броске одну лапу, чтобы оборвать эту хрупкую и ненавистную жизнь…
Однако, всякий раз, когда он начинал «ускоряться», ошейник начинал неприятно покалывать.
Таран ни на мгновение не ослаблял внимания, и, казалось, мог предугадывать каждое следующее движение «танцоров». Он, безусловно, знал свое дело. В рекомендациях и ценных указаниях был заложен реальный практический смысл.
В первые минуты, уходя от деревянных мечей, Курт не особенно прислушивался к этим подсказкам, однако с каждым мгновением понимал, что в них заложен реальный практический смысл.
Волк действовал интуитивно, полагаясь на природную гибкость, скорость и ловкость. Таран же подсказывал, как превратить это в своего рода систему. На том благодатном поле, которое ему досталось – в лице мохнатого Волка, – можно было вырастить и впрямь уникальные плоды…
«Скользи», – твердил Хэнк.
И Страйкер скользил. Он уходил от касаний бутафорских мечей, будто та же рыбка, открывшая в клейком сиропе новые измерения для пространственно-временных перемещений.
«Изгибайся, – советовал Хэнк, – как тростник на ветру… Невозможно достать того, кто легче воздуха…»
И Курт изгибался. Это было не так просто – обильный завтрак едва начал перевариваться в желудке. Тюремщики сделали это, конечно, намеренно – дабы «волчонок» утратил хотя бы часть своей прыти.
Но Волк изгибался, как умел. Первое смущение (от того, что на него уставились такое количество глаз, а он даже не мог элементарно врезать противнику по морде, извиваясь, словно дешевая стриптизерша!..) прошло, будто его не бывало…
«Теки, – говорил Таран. – Воду невозможно порезать…»
И Страйкер тек. Он просачивался между деревянных лезвий, стараясь позабыть на время о физическом теле. Это оказалось не просто – представить, что некий мохнатый объект, весящий без малого центнер, превратился в журчащий ручеек.
Но вскоре все прекратилось.
Хэнк отдал команду, и охранники с явным облегчением сошли с площадки. Курт остался в одиночестве, переводя дух. Первая тренировка, как ни странно, успела его вымотать. В отличие от первого боя, занявшего менее минуты, – Волку же показалось, будто минула целая вечность, – нелепые «танцы» продлились никак не меньше часа. Светило успело вскарабкаться по небу на изрядную высоту.
Таран тем временем чесал квадратный подбородок и задумчиво глядел на Яму. В глазах его стояло такое выражение, которое можно увидеть у фанатично-верующего монаха, издали разглядывающего какой-нибудь храм. Вместе с тем, если монаха было нетрудно понять, то соображения Хэнка представляли собою непроглядную тьму.
– Нет, слишком рано, – буркнул он наконец, просыпаясь от транса.
Курт невольно оглянулся. Но нет, там маячила все та же Яма – мрачное и тусклое сооружение, от которого исходили зловонные миазмы. Там не было ни золотых куполов, ни неоновой вывески. Но для Хэнка, однако, Яма представляла настоящую святыню.
– Ты. – Безволосый ткнул в одного из гладиаторов. – Бери два меча, иди к волчонку.
Бородач беспрекословно повиновался, хотя и без явного энтузиазма. Подойдя к «безрукавочникам», – те успели забрать у Ножа и Топора свои пистолеты, – он на лету взял бутафорские мечи. Затем развернулся и направился по направлении к Страйкеру.
В глазах парня не мелькало особого страха – это был тот самый, которого Курт сбил с ног телом его же товарища. Гладиатор не успел сообразить, что же с ним случилось, а потому испугаться также особо не успел. Хэнк, разумеется, не мог этого не понимать. (С каждым таким наблюдением Волк все больше проникался убеждением, что ему противостоит коварный и сильный противник, которого будет очень непросто одолеть).
Один из мечей полетел по направлению к Курту. Тот не этого не ожидал, предполагая, что гладиатор попытается орудовать сразу двумя такими штуковинами. Но рефлексы и на этот раз оказались быстрее, – волчья лапа в одно мгновение приняла меч, аккурат за рукоять.
Не говоря ни слова, безволосый ринулся в атаку.
– Забудь о своих клыках и когтях! – крикнул Таран. – Сейчас у тебя только эта деревяшка!..
И, будто в подтверждение этих слов, шею Волка вновь окутала электрическая пелена.
Стиснув челюсти, Курт встретил нападение. Деревянный клинок свистнул совсем рядом с головой, Волк едва успел уклониться. Непривычный предмет оттягивал лапу, мешал пальцам выставить когти. В шершавой рукояти не чувствовалось ни силы, ни надежности. Страйкер не без труда подавил желание кинуть нелепую вещь на песок.
Забыть о наличии клыков и когтей было непросто, но все же он старался следовать инструкции. Только для чего это требовалось?.. Ответа Курт не знал. Он был Волком, не больше и не меньше. Если бы Таран хотел заполучить очередного безволосого, чтобы сделать из него простого мечника, то все эти сложности были не вполне уместны. Здесь крылась какая-то другая причина, известная одному лишь Хэнку Тарану.
Впрочем, некоторое время спустя Волк начал парировать удары, – вместо того, чтобы просто «просачиваться» и «утекать». Он успел разозлиться на бородатого противника, который еще недавно валялся на песке, а теперь теснил Курта по всем фронтам, хотя в данной ситуации злость была не лучшим помощником. Поэтому, практически помимо своей воли, Волк начинал прислушиваться к подсказкам Тарана все чаще. Таковые приносили очевидный результат, в итоге же Страйкеру почти не приходилось отступать. Более того, он пытался предпринимать собственные контратаки, хотя рука, не привыкшая к такому оружию (да и к любому, впрочем, иному), была не слишком верна. Но Таран сопровождал все эти потуги с неизменным одобрением.
Так прошел еще один час.
Солнце добралось к зениту, где и зависло, надменно поглядывая на бренную землю.
Волк успел порядком вспотеть; юркие капельки просачивались меж густого меха, концентрируясь в области подмышек и паха. Мышцы стали наливаться усталостью.
Таран провел немало часов в своей жизни, наблюдая за тренировочными боями подопечных. Поэтому он не мог не заметить, что даже «волчонок» нуждается в отдыхе. Сам же Курт никогда бы не унизился до просьбы или мольбы. Он продолжал махать бутафорским мечом, словно это было единственное, что ему оставалось.
Противник, похоже, устал не менее Волка, с учетом того, что парни в безрукавках битый час гоняли по двору отнюдь не его. Пот градом катился с жилистого тела. Удары становились все реже. Гладиатор все больше защищался, отступая под напором волчьей ярости. Еще бы немного, и Курт его бы непременно достал – походящая брешь уже начала приоткрываться – в левый бок, почти не защищенный ни локтем, ни мечом…
Но Таран, как обычно, выбрал наиболее подходящий момент.
– Достаточно. На сегодня хватит. – Но, видя, что противники и не подумали расходиться, добавил: – Вы что, оглохли?!
В шею Курта вновь вонзились сотни иголок. От неожиданности он замер на месте; меч повис в руке бесполезной деревяшкой. Бородач же тем временем с забавной поспешностью отступил в сторону, что весьма напоминало позорное бегство. Натиск Волка потерял свою актуальность, и теперь можно было вздохнуть спокойно (во всяком случае, попытаться).
– Так-то лучше, – кивнул Хэнк. – Надеюсь, мне не придется повторять что-либо дважды. Это плохо закончится.
Он взглянул на часы, затем задрал голову вверх. Страйкер не пошевелился. Там не было ничего такого, что он не видел бы прежде. Маскировочная сетка, за нею – грязный, обожженный сотнями рентген Купол, за ним – раздраженное светило.
– На сегодня хватит, – повторил Таран. – Для первого раза неплохо, более того. Но спешить нам некуда. Волчонок, вижу, выбился из сил, а мне нужно заняться другими делами…
Внезапная злость подвигла Курта на еще более неуместные слова:
– Я не устал, – буркнул он.
Но Хэнк лишь рукой махнул, усмехнувшись.
– Завтра продолжим. Все свободны – кого это касается, конечно… – Безволосый передал Топору «кулон», и, не оглядываясь, направился к подъезду. – Да, вот еще что, – бросил он через плечо. – Чтобы ты не скучал, тебе доставят кое-что интересное… Нож, проследи.
Страйкер проводил его взглядом до дверей, затем отвернулся. Меч в руке стал и впрямь бесполезен. Волк разжал пальцы, – бутафорский клинок плашмя упал на песок.
Оба «адъютанта» осторожно приблизились. Топор, судя по всему, почувствовал в руке настоящую власть. Курт мог бы ему рассказать, что такое настоящая власть… Когда, к примеру, когти пробивали брюшину, хватая обнаженные внутренности. Но всему свое время.
– Пошел, – велел Нож.
Смерив его взглядом из-под опущенных бровей, Волк все-таки сдвинулся с места. На обратном пути походка его была ничуть не тяжелее, нежели ранним утром.
«Безрукавочники» и гладиаторы почему-то не спешили расходиться. Они по-прежнему отступали с дороги, но на этот раз в глазах их появилось несколько иное выражение. Надменность и спесь куда-то загадочным образом исчезли, сменившись на неподдельный интерес, и даже какую-то степень уважения… И, разумеется, это тоже должно было сыграть свою роль – причем в самом недалеком будущем. Таран произвел верный расчет, не прибегая к помощи высокооплачиваемых психологов и аналитиков.
В овчарне появился Волк. Это значило многое.
Нож и Топор закрыли Курта в камере. Нож запирал дверь, в то время как Топор караулил у лестницы с пультом управления. Оба удалились, не говоря ни слова. Волк улегся на койку и успел задремать, когда на лестнице вновь загрохотали шаги.
Страйкеру не было нужды поднимать голову и глядеть, кто пришел – он и так узнал «адъютантов» по манере ходьбы. На этот раз они тащили с собой что-то тяжелое, однако общей картины это не нарушило. Наконец дверь открылась. Нож и Топор деловито вошли. Один нес голографический проектор, второй – проигрыватель оптических дисков. Поставив все это на пол – аккурат напротив кровати, – парочка просунула под решетку два пульта управления (третий, который интересовал Курта в первую очередь, так и остался у Топора), а затем молча удалилась.
Вскоре шаги затихли наверху. Воцарилась тишина.
Страйкер поднялся с кровати, сделал несколько шагов и подобрал с пола оба пульта. Спать расхотелось. Кроме того, он чувствовал любопытство, заняться же было больше нечем.
И голо-проектор, и проигрыватель были устаревших моделей, но для нынешней ситуации вполне пристойных. Даже в тюрьме Мегаполиса, не говоря о Убежище, стояла аппаратура получше, однако Курт пребывал в Клоповнике, не слишком далеко ушедшим от зазеркалья. Он уже начинал чувствовать себя своего рода Алисой – мохнатой, зубастой и злой… Значит, зазеркалье также должно быть под стать…
Ни к какой внешней антенне, разумеется, аппаратура не крепилась. Внутри проигрывателя обнаружились добрые три десятка дисков: преимущественно, художественные, и научно-популярные фильмы. Страйкер просмотрел оглавление. Его вниманию были предоставлены исторические драмы и боевики (герои которых, нужно полагать, без особых раздумий пускали в ход холодное оружие любых размеров и калибров…). В конце концов, это было неплохо, и все-таки с большей охотой Курт посмотрел бы какие-нибудь новости. Вот только какой в этом прок – здесь, в Клоповнике, где объективное время играло роль отжившего рудимента?..
Волк улегся поудобнее и приступил к просмотру. «Гладиатора» с Расселом Кроу пропустил без сомнений.
Примерно два часа спустя, когда Спартак уже готовился вонзить клинок в императорское сердце (новая, адаптированная версия фильма), за дверью вновь загремели шаги.
Как и в предыдущий раз, это ковыляли Нож и Топор.
Волк непроизвольно убавил звук динамиков. Он успел было решить, что Таран передумал, и помощники явились забрать добро, как тут дверь распахнулась. Парочка явилась не налегке, как Страйкер подумал вначале. У Ножа из руки свисала рукоять аппарата, похожего на портативный трансформатор. В другой руке был смотанный кабель. Его, не говоря ни слова, парень и подключил к распределительному щитку.
Проектор и проигрыватель продолжали работать. В каменных стенах грохотали звуки восстания. Это походило на волны прибоя, – лязг оружия, вопли и стоны, команды «На приступ!..».
Волк, не отрываясь, глядел на безволосых через прутья решетки.
Нож молча поставил аппарат на пол, отсоединил от него другой кабель, с менее толстым сечением, и, размахнувшись, забросил внутрь камеры. На конце, как оказалось, крепился позолоченный штекер. Страйкер опустил взгляд, – блестящая штуковина лежала на расстоянии полуметра от койки. Что это значило, Волк затруднялся сказать.
Однако, ему все объяснили.
Топор качнул рукой, в которой держал пульт управления. Вокруг волчьей шеи пробежали электрические волны, поднимая шерсть дыбом. Это было не так болезненно, сколь многообещающе.
– Втыкай штекер, – велел Нож.
Курт озадаченно огляделся по сторонам. Вокруг, если не считать кровати, не было вообще ничего, во что можно было «воткнуть штекер». К кровати же, в лучшем случае, штекер удалось бы разве что привязать.
– Не строй из себя идиота, – буркнул Топор. – Втыкай штекер в ошейник и сиди отдыхай.
Сколь ни было велико изумление Страйкера, лапа сама собой потянулась к ошейнику. Там, аккурат против сонной артерии, обнаружилось миниатюрное гнездо, в присутствии которого было что-то мистическое. Курт был уверен, что прежде поверхность ошейника представляла собой гладкую, местами неровную поверхность, в которой, тем не менее, отсутствовали какие-либо розетки и гнезда. Пропустить такую деталь Волк просто не мог. Объяснение могло быть одно – гнездо открывалось по команде «кулона». Следовательно, – решил Страйкер, – таким же образом мог открываться и ГЛАВНЫЙ замок…
Как бы там ни было, все эти соображения отступили под яростным напором иного.
Он, Волк, вынужден собственноручно подкармливать паразита, который присосался к его шее?! Это было немыслимо. Кощунственно до такой степени, что просто не умещалось в черепе.
Поэтому он не двигался с места. Безволосые переглянулись. Нож кивнул, и Топор перебросил пульт в правую руку.
Несколько мгновений спустя шею Страйкера снова окутало наэлектризованное облако. Напряжение усиливалось с каждой секундой, пока Волк не стиснул челюсти от боли. Перед глазами поплыли багровые пятна. Дыхание заблудилось в груди, каждый глоток казался стальным ежом, что продирался по глотке.
В сознании, тем не менее, пульсировал единственный вопрос: сколько это может продлиться? Вернее – на какое время хватит аккумулятора?.. Этот вопрос, казалось, превратилось в то единственное, что вообще имело какое-то значение. Все остальное казалось ерундой.
Безволосые заворожено наблюдали за Волком.
Боль тем временем усиливалась – она достигла почти того уровня, что и в первый раз.
Страйкер понял, что испытать заряд аккумулятора ему так и не удастся. Он потеряет сознание много раньше, не получит важной информации, и, кроме того, пустит псу под хвост все предыдущие потуги, требовавшие так много от его актерского дара…
Шатаясь, он поднялся на ноги и поднял черный кабель. Тот казался некой жуткой фантазией, связующей пуповиной меж паразитом и его энергетической маткой…
Тем не менее, стоило Волку поднести штекер к шее, как боль ослабла, что показалось Страйкеру невероятным блаженством. Он нашарил гнездо и вонзил позолоченный штырь. В следующую секунду боль исчезла, будто ее не бывало. От шеи же Курта к трансформатору протянулся лоснящийся, как змеиная кожа, черный кабель.
Нож и Топор, невзирая на внешний вид, по своей сути были превосходно вышколенными швейцарами. Именно поэтому они не позволили проявиться во всей неприглядности собственным чувствам. Они действовали в соответствии с инструкцией. Терзать узника более, чем требовали обстоятельства, Хэнк наверняка запрещал.
Трансформатор весело пискнул; на черном корпусе загорелся алчный, салатово-зеленый глаз. Черный кабель, казалось, и впрямь превратился в змею, по шкуре которой бежали раскаленные искры.
Страйкер уселся на койку и уставился на безволосых.
Те беззастенчиво ухмылялись. Затем, переглянувшись, вновь обменялись кивками. Нож направился к лестнице.
Топор остался – прислонившись к стене, он принялся ждать, поглядывая на голографического Спартака, настоящего Волка, и, изредка – на антикварные часы, что крепились к поясу блестящей цепочкой. Черный пульт ни на секунду не покидал сильные пальцы.
Взгляд, направленный сквозь прутья решетки, был хмурым и задумчивым. Мысли «безрукавочника», похоже, отличались обилием острых углов. Но Волку было плевать. Он сидел, дожидаясь, покуда паразит на шее всосет нужную дозу энергии.
Примерно получаса спустя зеленый глаз трансформатора сменился на откровенно-алый. Топор вздрогнул, и, не проронив ни слова, схватил лоснящийся кабель. Золотой штекер покинул гнездо. Влажного чмоканья, как ни странно, не последовало, хотя в воздухе прошипела тонкая нотка неудовлетворения. Гибкая змея, извиваясь, проползла по полу задом наперед, звякая блестящей головой об каменный пол, пока не скрылась между прутьев решетки. Топор смотал ее и закрепил на трансформаторе. Основной кабель питания пришлось взять в левую руку.
Не говоря ни слова, безволосый вышел в проем.
Дверь сухо лязгнула. Щелкнули запоры. По лестнице, удаляясь, загремели шаги, покуда не стихли наверху. И, финальным аккордом, на поверхности хлопнула последняя дверь.
Курт вновь улегся на койку. Смотреть «Спартака» расхотелось.
Так прошел первый день в рабстве.
Два следующих походили друг на друга, как братья-близнецы. Последовательность эта была воистину пугающей.
По утрам Волка будили шаги на каменной лестнице. Несли завтрак, – уже не Нож с Топором, а двое других «безрукавочников». Один опасливо протискивал поднос между полом и решеткой, пока второй караулил у двери. Насколько Курт видел, ни у одного не было «кулона» (как, впрочем, и ключа от решетчатой двери, а потому Хэнку не было нужды расставаться со своей побрякушкой). Но, по сути, это лишало всякого смысла какие-либо покушения – как из-за решетки, так и с другой стороны.
Никто не собирался входить внутрь.
Проделав упомянутые действия, безволосые покидали камеру. Волк раз за разом оставался один на один с металлической посудой, до верху наполненной питательной протоплазменной массой… Еда была обильной и сытной, но особым разнообразием не отличалась.
Затем в темницу спускались Нож и Топор. У НИХ «кулон» был.
Они отпирали решетчатую дверь, и, не совершая ни одной ошибки, конвоировали узника на поверхность. Там уже дожидался Таран – невозмутимый и непоколебимый, будто скалистый утес. Создавалось впечатление, что этот безволосый никогда не отвлекался на сон или отдых, круглые сутки пребывая в рабочем состоянии… А если даже и спал, то далеко не в общепринятом смысле, – повиснув на потолке, либо как-нибудь еще.
Не утруждаясь приветствиями или другими формальностями, Хэнк тут же приступал непосредственно к занятиям. Сам он, собственно, стоял в сторонке, в то время как один-двое гладиаторов играли роль «мальчиков для битья». Вернее, на первых порах было иначе, однако Курт быстро учился. Кроме того, он не видел причин, по которым следовало проявлять ослиное упрямство. Помимо того, что это не принесло никаких результатов, пленение – отнюдь не повод, чтобы махнуть лапой на свою физическую форму.
А в этом Таран знал толк.
Вооружившись бутафорскими мечами, гладиаторы и Волк носились друг за другом по тренировочной площадке. Хэнк терпеливо подсказывал, направлял и советовал, – информация эта, разумеется, касалась в первую очередь мохнатого узника. Сил, ловкости и быстроты тому было не занимать, однако безволосые управлялись с оружием куда эффективнее. Звериная ярость компенсировала это лишь до известного предела.
Затем Курта отправляли в «качалку». Под тренажерный зал было оборудовано просторное помещение на первом этаже. В тот послеобеденный час, когда туда являлся Волк, всех «безрукавочников» и гладиаторов словно ветром сдувало (в этом, разумеется, чувствовалась могучая рука Хэнка Тарана). Под присмотром Ножа и Топора Страйкер приступал к перемещению тяжестей по закрепленным векторам и несъемным направляющим. Иначе говоря, Волк занимался в отдельном, отгороженном от остального помещения закутке. Как ни странно, здесь отсутствовали какие-либо металлические объекты, пригодные для метания и проламывания черепов. Вернее, как в любой другой «качалке», их тут хватало с лихвой, однако все они были либо намертво прикручены к грифам штанг, или же – как, к примеру, гантели, – прикреплены к полу и стенам цепями. «Безрукавочники» же соблюдали дистанцию, зорко наблюдая за Куртом, даже не поддавались на провокации. Когда Волк изобразил физическое истощение, «уронив» штангу на грудь, безволосые даже не сдвинулись с мест. Обоим, судя по виду, было просто любопытно, сколь долго узник протянет. Или, возможно, на этот счет у них также имелась инструкция.
Как бы там ни было, устав притворяться, Курт без особых усилий поднял девяностокилограммовую штангу и водрузил на стойку. Это безволосых ничуть не удивило.
После этого Волк отравлялся обратно, в камеру – обедать. По обильности и количеству блюд дневная трапеза ничуть не уступала завтраку (как, впрочем, и ужину), а в чем-то даже превосходила. К примеру, – супами (каждый день новый – борщ и бульон). Второе не отличалось особенным разнообразием. Много мяса, много белка.
Затем – пара часа послеобеденного сна.
И, конечно, очередная тренировка, чтобы закрепить полученные за день навыки и взрыхлить почву для новых. Заходящее светило поливало двор кровавым светом, в то время как Курт прыгал, махал бутафорским мечом и уходил от ударов.
Таран ни на секунду не ослаблял внимания. Волк же неустанно изображал раздраженную, но все-таки не усталую покорность, выполняя все указания, и не переча ни единым словом. Хэнк, разумеется, был не дурак, однако Курт не видел какого-либо иного способа усыпить его бдительность. Он просто делал все, что от него требовали, не задавая лишних вопросов.
Потом его вновь конвоировали в подвал, где ждал ужин. На десерт прилагалась огромная кружка зеленого чая и грамм двести шоколадных конфет. Волк съедал все до последней, но не забывал о пресловутых пряниках, что следовали за хлыстом. То ли у его тюремщиков хватало совести (что, впрочем, само по себе было слишком невероятно), то ли достать настоящие пряники в Клоповнике было настоящей проблемой.
Затем Страйкер смотрел какой-нибудь фильм или сразу ложился спать. В Яме, – как он обобщенно думал об этом месте, – расходовалось слишком много энергии, чтобы тратить ее попусту на такое времяпровождение, как бодрствование. Усталость и тоска брали свое.
Объятия сна смыкались вокруг, однако и в этих теплых стенах было также немного покоя. Ночью Волка терзали кошмары, содержание которых наутро не получалось припомнить.
Но, просыпаясь, он возвращался к кошмару реальному.
В то утро кошмар сфокусировался в образе Ямы – ее физическом воплощении. Курта подняли, накормили и конвоировали на поверхность. Нож и Топор выглядели не более загадочно, нежели обычно (во всяком случае, Страйкер не заметил особых странностей в их поведении). Тем не менее, в воздухе чувствовался звон невидимой струны.
Грядущий день должен был стать каким-то особенным, Волк это чувствовал.
Стоило ему увидеть Тарана, как догадки получили подтверждение. Фигура безволосого маячила неподалеку от Ямы – кряжистый дубовый пень. В самой ее позе чувствовалась смутная загадка.
Площадка, равно как и прочий двор, пустовали. Не было ни гладиаторов, ни «безрукавочников» – если, конечно, традиционно не считать Ножа, Топора и самого Тарана.
Камуфляжная сетка колыхалась над головой под порывами слабого ветра. Солнце поднималось на невидимых тросах раскаленным злобным шаром. Ульи по-прежнему таились где-то на периферии обзора, напоминая неповоротливых хищников, что не покажутся из воды, покуда участь жертвы не будет определена со всей очевидностью…
Нож и Топор стояли поодаль, позволяя глазам Волка привыкнуть к дневному свету.
Затем Нож красноречиво повел толстой, покрытой шрамами рукой, в которой держал пульт управления. Страйкер стиснул челюсти и направился в указанном направлении.
– А, волчонок, – окликнул его Хэнк. – Иди-ка сюда. Сегодня у тебя особенный день…
Таран стоял вполоборота к дверям подвала, но, обернувшись, сделал вид, будто лишь сейчас заметил приближение узника. Судя по всему, в этом не было ничего особенного, за исключением непроизвольной инстинктивной реакции. Курт же был почти уверен, что безволосый обнаружил бы чье-либо присутствие даже в том случае, если бы уши и «обсидианы» оказались наглухо завязаны чем-либо плотным, не пропускающим ни единого звука или лучика света. Таран сам был большим, но на поверку весьма подвижным зверем.
– Какой же? – не выдержал Волк. – В вашем заведении у меня каждый день – просто сказка.
Он подошел к Яме и остановился на расстоянии трех метров от Тарана. В этой дистанции чувствовалась незримая межа, переступить которую было бы не слишком разумно.
Взгляд Страйкера скользил по допотопному Колизею.
Ему надоело долгие часы хранить зловещее молчание. Дар речи достался Волчьему Племени не от древних предков, но от человека. Теперь это наследие рвалось наружу, – в своей предыдущей жизни Страйкер любил поговорить, и не привык соблюдать долгий вербальный целибат. Кроме того, он не видел особого смысла, чтобы замыкаться в себе, взваливая на мохнатые плечи нелегкий груз обета молчания – поступая вроде того, как делали книжные Герои либо Злодеи, очутись они в экстремальной ситуации вроде этой. /Инстинкт самосохранения пел свою жизнелюбивую монотонную песню/.
Таран покачал головой:
– Отнюдь. Этот день тебе запомнится надолго. Сегодня ты впервые в своей жизни почувствуешь прикосновение Ямы… Окажешься на дне, познаешь мощь и энергию, которые источает это место. – В словах безволосого слышался такой эмоциональный натиск, будто он и впрямь вещал о чем-то божественном (с другой стороны, субъективно так и было). Волевая блокировка Страйкера дрогнула под этим напором. – Сегодня, возможно, тебе удастся осознать, что за честь тебе уготована… Совсем скоро ты станешь настоящим гладиатором. А твой клинок, быть может, – так и будет, потому как я знаю свое дело! – впервые напьется чей-то крови…
Но Волк уже не слишком прислушивался. Стоило ему только услышать о «чести», как незримая стена в сознании сразу же поглотила первые бреши. Само их появление, впрочем, служило не особо добрым знаком.
– Я понял, – сухо бросил он. – Что дальше?..
Таран смерил его взглядом, усмехнулся, но ничего не сказал. Вместо этого рука, похожая на толстый древесный сук, указала в сторону решетчатой дверцы. За нею простиралась непосредственно Яма. А внутри, насколько Волк видел, не было никого.
Страйкер взглянул на Хэнка, затем перевел глаза на подручных. Оба стояли чуть в стороне, словно преграждая путь к бегству. Никто не пытался приблизиться к шефу, чтобы вручить пульт, равно как и повторить недавнюю глупость, за которую Нож получил ту самую выволочку. Следовательно, – решил Курт, – в паре с ним спустится сам…
– А ты как думал? – усмехнулся Таран, перехватив его взгляд. – Я просто не мог допустить, чтобы какой-нибудь небритый засранец разделил с тобой такую честь. Сегодня Яма впервые заключит тебя в своих объятиях. И лишь Я, пойми это, могу помочь тебе выбраться обратно.
Курт не ответил. Он слышал, что начинающие аквалангисты погружались в пучину только в присутствии инструктора, чтобы тот мог «отвоевать» их в случае опасности у морской бездны…
Хэнк, похоже, слышал о том же. Вот только Яма у него была совершенно сухая.
Песком кровь не удержишь.
– Начали. Спускайся. – Безволосый кивнул на дверцу.
Не говоря ни слова, Страйкер направился к решетчатой стене. Распахнув дверь, он обнаружил, что у порога имелась своего рода приступка, от которой к земле протянулась лестница с узкими поручнями. Шагнув в бездну – расстояние до усыпанного песком пола составляло около пяти метров, однако могло убить или покалечить не хуже пули – Волк ухватился за поручень и принялся, быстро перебирая лапами, спускаться к земле. Металлическая лестница качалась под его весом, но в целом процедура напоминала спуск по шахте в Убежище (за исключением, конечно, того, что Убежище осталось где-то в прошлой жизни). Какие-то метры и секунды спустя он уже стоял на желтом прохладном песке. И, не дожидаясь команды, отошел в сторонку.
Упрямиться и медлить не имело смысла. Кроме того, в голове у Курта уже начал складываться кое-какой план… Словно искореженные части головоломок, взятые, к тому же, без всякой последовательности, но, тем не менее, образующее нечто сумасбродное и безумно-притягательное, будто кусок окровавленного мяса на прилавке.
Топор спускался уверенно и неторопливо, что выдавало немалый опыт. В его движениях проступала затаенная, но вместе с тем очевидная мощь. Лестница практически не раскачивалась под массивным весом. Последние пару метров он пролетел, пока ботинки не обрушились на желтый песок.
Кряжистый безволосый остановился и внимательно пригляделся к мохнатому узнику.
Наверху мелькнули два силуэта.
Нож сбросил вниз два деревянных меча. Острия падали вертикально вниз и непременно вонзились бы в песок, если бы его плотность составляла не менее трети плотности воды… Отскочив от песчаной поверхности, обе палки упали в самом центре Ямы.
Топор же втянул наверх металлическую лестницу. Противоположный конец опустился в проем между прутьями, что располагался аккурат против двери. В итоге образовался своего рода мост.
Отступив в сторону, Топор пропустил Ножа. Обходя Яму, последний ни на мгновение не выпускал Курта из поля обзора. Теперь же, войдя в проем, безволосый сделал два осторожных шажка – лестница ощутимо прогнулась, – а затем уселся, свесив вниз ноги. «Кулон» был по-прежнему зажат у него в руке, а из новой позиции парень смог бы без особого труда разглядеть таракана, что полз по песчаному дну.
Страйкер почувствовал, как в груди поднималось отчаяние. Вместе с ним, как ни странно, решимость укреплялась каркасом из колючей проволоки. Далее все должна решить Судьба.
Хэнк Таран прошел в центр Ямы, нагнулся и поднял с песка оба деревянных меча. Один оставил себе, второй, соответственно, перебросил Курту. Волк смог бы взять мечи и сам, вот только, чтобы передать один Хэнку, пришлось бы приблизиться вплотную или запустить клинком в безволосого. Ни то, ни другое наверняка бы не понравилось Ножу.
Таран отсалютовал бутафорским мечом и двинулся вперед.
Курт стиснул в руке шершавую, еще не успевшую стать скользкой от пота рукоять. Он впервые должен сойтись в спарринге с самим Тараном. Невзирая на то, что мечи были деревянными, их обладателям предстоял отнюдь не тренировочный бой. Страйкер осознал это так же ясно, как и то, что он совершил спуск в Яму впервые в жизни.
Один стоял против другого. Однако, если у Волка не было особого выбора, то мужеству Хэнка следовало позавидовать. Невзирая на относительную беззащитность Курта – ведь все в мире относительно (в особенности все то, что касалось огненной ярости, скованной цепями) – стоять лицом к лицу с настоящим Волком, будучи вооруженным только бутафорским мечом, было мероприятием не для слабонервных.
Но Таран, судя по всему, привык во всем полагаться прежде всего на самого себя.
Вначале они кружили друг возле друга, будто осторожные хищники. Каждый выбирал нужный момент. Страйкеру, собственно, не было особой разницы, когда нанести удар, вот только несанкционированная атака могла повлечь за собой и наказание.
Затем они сошлись.
Таран, разумеется, ударил первым. Деревянные мечи стукнули один о другой. Сухие, плотные звуки прокатились по Яме. Безволосый наступал, Курт старался парировать. Это было не просто – как и следовало ожидать, Таран оказался первоклассным бойцом (в отличие, кстати, от тех тренеров, что умели только советовать).
Страйкер едва сдерживался, чтобы не перейти к своей любимой тактике – уклонов и отскоков. Меч был Волку ни к чему. Понять назначение этой нелепой штуковины было по-прежнему трудно. Но бросить бутафорское оружие ему не позволяло природное упрямство, и, кроме того, каждый раз, когда Курт отскакивал слишком далеко, в шею ударяла тугая струя электрического пламени. Это из-под купола Ямы за спаррингом следили зоркие глаза садиста-Ножа. Неожиданные электрошоки приводили к тому, что на первых же минутах Курт пропустил не менее пяти ударов – в основном, по плечам и лапам. Голову, по всей вероятности, Таран просто щадил.
Однако, измывательство, как ни странно, прибавляло Волку сил. Этим утром не было ни подсказок, ни инструкций. Учитель проверял, что ученик успел усвоить. И результаты, вероятно, изрядно удивили даже его самого. Физические данные Волка, помноженные на человеческое сознание и ураганные инстинкты, давали воистину чудесный результат. Достичь подобных результатов не мог бы, пожалуй, и олимпийский чемпион (по любому виду спорта, не считая разве что шахмат).
Вскоре ученик приноровился к темпу противника. Удар, откат, контратака. На поверку это оказалось не так и сложно (или, что было куда ближе к истине, Хэнк не пускался в запутанные фехтовальные дискуссии). Страйкер пошел в свою первую самостоятельную атаку, и деревянный клинок упал на подставленный клинок противника. Сила волчьего удара была такова, что Таран невольно опустил руку ниже, чем следовало. Страйкер не медля рванулся в открывшуюся брешь. Он сделал резкий выпад, но Таран уклонился, – не столь изящно, сколько поспешно уйдя с линии удара. Волк прыгнул вперед, но в шею в который уж раз ударили тысячи игл.
Хэнк – следовало отдать ему должное, – не воспользовался сиюминутным преимуществом, а, отступив в сторонку, разглядывал Курта, пока тот приходил в себя.
Затем они сошлись вновь. Деревянные мечи стучали друг о друга, ладони гудели от этих ударов.
Страйкер не умерил свой пыл. Напротив, окрыленный недавним успехом, он с ходу перешел в стремительную атаку. Сил, ловкости и быстроты у него было сравнительно больше, на стороне же Тарана присутствовали мастерство, как и многолетний опыт. Тем не менее, он был обычным человеком, ДНК которого не имело никакого отношения к Волчьему Племени. Это значило, что Хэнк был априори слабее, тогда как Курт РОДИЛСЯ воином. А ЭТО значило, что самый опытный мечник – ему не соперник.
Они кружили друг подле друга, нанося удары, парируя и уклоняясь. Таран проделывал последнее все чаще, тогда как Страйкер, оскалив пасть, что есть мочи махал своим мечом. Брось он эту деревяшку на песок, переключившись на те средства борьбы, что достались от предков, исход поединка был бы предрешен. /Во всяком случае, Курту так казалось, – если только Таран, преследуя какие-то смутные педагогические цели, не сдерживал собственный напор./ Но ненавистный ошейник не позволял ему ни приблизиться, ни слишком далеко отступать. Это было нечестно во всех отношениях, и все-таки мнением Волка никто не интересовался.
Стоило ему перейти в более агрессивную атаку, как шею сковывал изрядный заряд электрического тока. Это действовало не так отрезвляюще, сколь шокирующе. Считанные минуты спустя Курт почти не чувствовал слабые уколы, в результате чего уровень напряжения все повышался, – Нож на «галерке» давил и давил на гашетку. Боль, помноженная на острое осознание несправедливости (а это чувство отличалось особой интенсивностью, и обреталось – так или иначе, – в любом представителе рода homo sapiens, вне зависимости от того, был ли он покрыт мехом, или же нет), и невозможность довести бой до логического конца возродили в сознании Волка сумасшедший план.
Он то и дело поднимал голову во время боя, стараясь, чтобы Нож не придавал тому особого значения. От безволосого Курта отделяли считанные метры, которые были равносильны бесконечности. В глаза так и бросались металлические перекладины, составляющие наружную часть Ямы. Упор вот на эту, потом прыжок к той, резкий бросок с разворотом… А там можно ухватиться и за лестницу.
Но все это было фантастикой. Волк не успеет сделать и пары лишних шагов, не то что массу сложных кульбитов к металлическому конусу Ямы, как Нож вновь приведет в действие ошейник – хорошо бы, не на полную мощность. А в то же время, Страйкер не мог больше выносить это издевательство. Продолжая наносить и отражать удары, он пытался поймать нужный момент – не особенно, впрочем, концентрируясь на этой задаче. Это было похоже на то, как огромный крокодил, затаившись на илистом дне, ожидал до самой последней секунды, покуда жертва не приблизиться на расстояние броска.
А потом – неожиданно, будто оплеуха из спокойной, безмятежной тьмы – момент заявил о себе.
Ошибиться было невозможно.
Таран перешел в наступление, его деревянный клинок мелькал быстрее и чаще. Волк не особенно сопротивлялся, парируя удары больше для проформы, пятясь при этом к стене Ямы все дальше. Он старательно изображал усталость, – что, впрочем, было не сложно, – предпринимая контратаки вяло и не особо уверенно.
Приходилось прилагать изрядные усилия, чтобы не поднимать глаза к куполу Ямы. Это могло насторожить Тарана, или вовсе выдать Курта с головой. А кроме того, «галерка» с напряженным Ножом еще не успела выпасть из периферийного зрения. «Безрукавочник» беспрестанно вертел головой, выглядывая над лестницей то с одной, то с другой стороны. Но, по мере приближения бойцов к стене Ямы, обзор все ухудшался. Нож просто не мог того не заметить, и все-таки помалкивал, опасаясь начальничьего гнева. Хэнк же с головой погрузился в бойцовский угар.
Страйкеру, безусловно, это было на лапу.
Отбросив бутафорский меч в сторону, он прыгнул на коренастого безволосого…
Да, это было глупо. Разумеется, на девяносто пять процентов эта авантюра была обречена на провал. Безусловно, происходящее являлось детищем от союза сиюминутного порыва и ярости. Естественно, ничего хорошего из этой затеи выйти не могло.
Как бы там ни было…
Волк пошел бы на любую глупость, граничащую с идиотизмом, если бы в этом присутствовал хотя бы малейший шанс на свободу. Соображения же относительно того, что из этой затеи получится, только бередило воображение Курта.
…Таран сделал резкий выпад. Волк оттолкнул деревянное лезвие плечом, и, стиснув челюсти, понял – вот он, тот самый момент. Ждать больше нечего. В следующий миг когтистые пальцы разжались. Бутафорский меч упал из ладони, и устремился к земле – медленно-медленно, будто слеза из голубого глаза девственницы. Но Страйкер этого уже не увидел.
Впрочем, он не видел никого и ничего перед собой. Мир сузился, сжался до размеров физиономии Тарана, покрытой множеством шрамов. Волк поднял обе лапы и прыгнул вперед. В бутафорском оружии отпала вся необходимость. Зачем ему эта деревяшка?.. У него были клыки, когти и звериная сила. А значит, этого вполне достаточно. Он мчался вперед, как и положено Волку, полагаясь в конечном итоге лишь на инстинкты. Электрические иглы куда-то пропали, да и неоткуда, собственно, им было взяться. Все происходило слишком быстро, чтобы Нож успел что-либо предпринять.
Никто не мог противостоять атаке разъяренного Волка. Тем не менее, тот вполне отдавал себе отчет в собственных действиях. План был очень размыт, да и вообще говорить о каком-либо «плане» было не вполне уместно. Не оставляло сомнений одно: если Таран умрет, все остальное также утратит всякий смысл. А если безволосого удастся захватить живьем, да еще и заткнуть ему рот, с обоими «адъютантами» удастся поторговаться. Жизнь шефа в обмен на свободу… (или, если Курт несколько переоценил любовь подчиненных к начальству, смерть также могла послужить разменной монетой…).
Однако, когда до цели остались считанные сантиметры, на пути оказалось неожиданное препятствие. Это походило на вспышку молнии посреди ясного и безмятежного полдня. «Обсидианы» Тарана – блестящие и злые, – распахнулись широко-широко, а шея будто невзначай приоткрылась. В нее было бы так легко погрузить изогнутые когти, сомкнуть пальцы и рвануть на себя… Однако, всего-навсего «было бы». Страйкер не мог допустить, чтобы Хэнк отделался так легко. Он должен понять, ЧТО с ним случилось.
Когда уже казалось, будто ничто во всем белом свете не могло спасти безволосого, Курт встретил внезапное препятствие. Роль такового сыграл бутафорский меч, материализовавшийся перед волчьей мордой, казалось, прямо из воздуха. Таран выстрелил его с такой умопомрачительной скоростью, словно вместо руки у него росла крупнокалиберная пушка.
Деревянный клинок мелькнул перед мохнатой мордой, не успел Страйкер и глазом моргнуть, щелкнул по носу и прыгнул вниз. Лапы Волка были подняты чересчур высоко – когти готовились вонзиться в безволосую шею, а потому уже не успевали блокировать или просто закрыться от удара. В живот, казалось, врезалось пушечное ядро. Оно отбросило волчье тело чуть вверх и назад, безжалостно убирая с вектора атаки. Курт сам толком не понял, каким образом очутился лежащим на дне Ямы, хотя какие-то доли секунды назад уже готовился схватить безволосого за толстую шею.
Нос и живот нещадно болели.
Нож с «галерки» заливался хохотом. Этот хохот, – искренний и беззастенчиво злой – как ни странно, причинял Волку еще более страшную боль. Он начинал сознавать, ЧТО с ним случилось. Недооценив мощь деревянного оружия в руках Мастера, Курт совершил роковую ошибку.
Но все, как ему казалось, можно было исправить. Ярость и боль застилали глаза; песок колол истертые деревянной рукоятью ладони, когда Страйкер перебирал лапами в тщетной попытке подняться.
В шею ударили раскаленные иглы.
Не обращая на это внимания, Волк двигался вперед. Он видел массивные ботинки и толстые ноги Тарана. Боль усиливалась по мере того, как расстояние между безволосым и Куртом сокращалось. Какие-то мгновения спустя ошейник превратился в раскаленный обруч, усеянный с внутренней стороны добрым десятком тысяч ядовитых игл.
Но Страйкер продолжал ползти вперед. Он уже не пытался подняться, тело сотрясала страшная дрожь. Нервные узлы, пронизываемые вездесущим электричеством, содрогались в конвульсиях. Но Волк, стиснув челюсти, продолжал продвигаться вперед.
Зачем это было нужно, он не понимал. Ботинки Хэнка не приближались, но и не отдалялись.
Сам Таран, уперев руки в бока, глядел на узника сверху вниз, сокрушенно при этом качая головой. В черных глазах застыло такое выражение, что не редко можно видеть в глазах собаководов, когда неблагодарные щенки, к примеру, пытаются схватить зубами за палец.
Это было последнее, что Курт запомнил.
А потом обрушилась тьма.
Он проснулся наутро, в своей камере.
Нос и шея нещадно болели. Внутри черепа гудело так, будто накануне он был доверху наполнен неразбавленным спиртом. Волк с трудом поднялся, прошаркал к сточному отверстию и справил нужду. Затем принялся разгуливать по холодному полу, разминая конечности.
Полчаса спустя последовали завтрак и тренировка, более напоминающая щадящую прогулку для пенсионеров. Не было Ямы, Тарана же заменил один из бородатых гладиаторов. Они отрабатывали предыдущие уроки: удары, выпады и блоки. Невзирая на то, что Хэнк стоял в стороне, сложив на груди толстые руки, от его пронзительного взгляда не могла укрыться ни одна деталь. Он продолжал давать короткие рекомендации, о вчерашнем же не напомнил ни намеком. Даже «адъютанты» хранили странное молчание, ввиду чего Курт был готов поверить, что все случившееся ему и впрямь приснилось. Если бы не мигрень и ломота во всем теле…
Как бы там ни было, к деревянному мечу новоиспеченный гладиатор стал относился совсем по-другому. Это и впрямь было оружие, окажись оно в умелых руках. А если дерево заменить на холодную сталь, тупую же кромку заточить до бритвенной толщины…
Именно эту мысль, похоже, Таран и пытался донести до «волчонка».
Тренировка продлилась всего до обеда. Волка накормили, изъяли посуду, но сразу же удалились, не сказав ни единого слова. Курт не имел возражений, и, кряхтя, улегся на кровать.
Часа через три, впрочем, его разбудили.
Нож и Топор притащили трансформатор с гладкой черной змеей. Страйкер злобно уставился на ее тонкую золотую головку, лежащую возле кровати. В настоящий момент Волку меньше всего хотелось подкармливать того паразита, что присосался к его шее, и не далее как вчера подло дернул за ногу, когда Курт готовился совершить прыжок к свободе.
Но делать было нечего. Топор привел в действие «кулон». Сила тока была номинальной, Страйкеру же показалось, будто через него пропустили неразбавленную молнию.
Скрежеща зубами от злости, он поднял змею.
В голове его успел зародиться кое-какой план, но пока Волк был слишком слаб, чтобы попытаться воплотить его в жизнь. Следовало запастись терпением, и ждать, сколько возможно…
Прошла неделя.
Сутки, заполненные тяжелыми физическими нагрузками, сытными трапезами и бездонным сном, тянулись один за одним, – массивные вагоны длинного товарного поезда.
Волк набирался сил, ждал и надеялся.
Тренировки не прекращались. Таран гонял пленника по площадке и Яме, закреплял старые навыки и оттачивал новые. Страйкер начинал понимать, чего именно его тренер старался добиться. Волк обладал уникальными физическими данными и стремительными рефлексами, однако этого было мало. Никто в Стае не преподавал щенкам рукопашный бой, или же, тем более, фехтование. Собственно, делать это было просто некому. В это же время считалось, что уцелеть на улицах трущоб не составляло труда мало-мальски окрепшему щенку. Так оно и было – по крайней мере, Курт всей душой верил в эту аксиому… До того самого дня, когда Таран поверг его наземь двумя ударами деревянной палки. О том, что могло бы произойти, если бы меч оказался настоящим, с бритвенно-острой режущей кромкой, Страйкер даже думать не хотел.
Хэнк Таран стремился к тому, чтобы мощь и энергия зверя была облачена в непробиваемую броню боевого мастерства. Более того, безволосый рассчитывал вложить в лапы ученика клинки, которым, в сущности, не требовалось материализоваться в физической форме. Клыков и когтей, движимых одними лишь бессознательными инстинктами, для целей Хэнка было недостаточно. Он надеялся на то, что убийство станет для Волка привычкой. Так другие люди кусают ногти, или крутят пуговицы.
Страйкер и сам не заметил, как включился в процесс. По сути, он уже был убийцей. Если принять в расчет это, а также дальнейшие планы Курта на жизнь, Таран не мог научить его плохому. Волк не исключал и такую возможность, что когда-то – возможно, очень скоро – преподанные уроки обернутся против самого Учителя.
А пока Курт ел, спал и дрался – лапами и на мечах.
Но ни на мгновение не забывал, где, в сущности, он обретается. Свобода, разумеется, была превыше всего. Страйкер бы с радостью променял полученные уроки и навыки на более-менее стабильный шанс вырваться за пределы этих самых стен.
Ни на секунду он не прекращал ощупывать окружающий мир на предмет этого самого шанса. Но тот не спешил объявлялся. Тюремщики знали свое дело на «отлично» (будто бы тем всю жизнь и занимались, что держали в заключении особо опасных метаморфов). Ошейник работал как часы, – без сбоев и погрешностей. В нем-то и сидела загвоздка.
Курт отчетливо сознавал, что ему не сделать ничего такого, что не понравилось бы Тарану и прочим – до тех самых пор, покуда на шее у него болтается ненавистная железка.
Снять же ее не представлялось возможным. Однако, ошейник вовсе не являлся вечным двигателем, и, как прозаичный телефон, нуждался в подзарядке. В этом было слабое место. Растратив весь внутренний заряд, хитроумный прибор превратится в красивое и бесполезное украшение. Вопрос заключался в том, до какой степени вероятности тюремщики ухитрялись рассчитать оставшийся заряд. Был ли хотя бы один шанс из тысячи растратить его ДО ТОГО, как Страйкер потеряет сознание?..
Этот вопрос не давал Волку покоя.
/Существовала, впрочем, вероятность того, что пульт управления или сам ошейник выйдут из строя, но вероятность эта была насколько мала, что Волк на это не особо рассчитывал. Он ежедневно стучал ошейником о кровать или прутья решетки – с такой силой, с какой получалось, едва не выбивая при этом собственные зубы. Но, как показывала простая проверка, особых успехов эти манипуляции не достигали./
Поэтому он решил пойти на риск.
Всего было две попытки.
1). Курт, сидя на панцирной койке, исподлобья глядел на «адъютантов». У самых его ног лежал гладкий черный провод с золотым штекером. Волк даже не думал поднимать его с пола, и в то же время не спешил отбрасывать прочь – на всякий случай (хотя намерения его были тверды, как кремень). По аналогичной причине не следовало производить каких-либо деформаций шнура или штекера (например, откусывать змее ее золотую головку). Запас запчастей не мог быть неиссякаемым, однако Страйкер не рассчитывал, что ему позволят безнаказанно приводить имущество в негодность. Ошейник подлежал зарядке – будет ли «пациент» пребывать в сознании, или нет, – у тюремщиков не останется выбора. А регулярный «шок», равно как и транквилизаторы, могли весьма пагубно сказаться на здоровье «волчонка».
Как бы там ни было, в данный момент Курт намеревался проверить иной вопрос.
Безволосые, похоже, чувствовали себя далеко не комфортно. В ситуации ощущался явственный привкус нештатности. Это был вязкий, горький и не особо тонкий вкус – на бескомпромиссных зубах.
Переглянувшись, парочка синхронно кивнула.
Нож взял пульт поудобнее и вдавил одну из клавиш. Шею Волка сразу же сдавило неосязаемое кольцо. Дыхание перехватило; выдох превратился в здоровенных, липких слизней, а слюна застыла во рту ледяными катышами. Сила тока росла с каждым мгновением.
Какую-то вечность спустя Курт уже не мог распознать, что за фигуры стоят по другую сторону решетки. Вскоре боль пошла на убыль, однако ощутимого облегчения это не принесло. В этот же момент обнаружилась пропажа одной из фигур. Затем, когда Волк приложил очередное усилие, чтобы вновь поднять голову, фигур было уже три. Прибывший стоял на двух толстых, кряжистых столпах.
Страйкер обессилено уронил голову.
Черная змея хитро подмигивала с пола золотым глазом. Но Курт не мог и ногу поднять, чтобы придавить мерзкое отродье к каменным плитам. Считанные секунды спустя боль практически исчезла, оставив после себя лишь неприятное покалывание. «Подними», – настоятельно советовал чей-то голос. Волк чувствовал, как сила вновь вернулась в конечности. Это помогло ему стиснуть кулаки до боли, и упрямо покачать головой. Он помнил, что черная гладкая змея каким-то образом связана с избавлением от электрических мук. А еще помнил, что делать этого ни в коем случае не следовало.
Останутся ли у него силы, когда ошейник исчерпает заряд, можно только гадать. Но еще накануне Страйкер был совершенно уверен, что его тюремщики сотню раз подумают, прежде чем ринутся сломя голову в камеру. Сперва его будут морить голодом и снова соблазнять черной змеей, и лишь потом пойдут на такие меры, как транквилизаторы. Именно поэтому Курт почти неделю упорно прятал под подушкой хлеб, однако всякий раз, возвращаясь с тренировок, находил жалкие крошки…
А затем боль в рекордный срок вознеслась до пикового накала. Лампочка продолжала мерцать под потолком. Ее лучи, казалось, медленно-медленно протянулись к Волку, будто длинные белые лезвия. По мере приближения они темнели и багровели.
Затем свет полностью исчез за этим частоколом.
Курт погрузился в липкую тьму.
2). Вторая попытка была более хитроумной. По сравнению с первой, что напоминала безыскусную атаку монголо-татар, вторая вплотную приближалась к такой изощренной тактической уловке, как Троянский Конь. Волк так корпел над составлением плана, что в собственных глазах вырос до самого графа Монтекристо (с поправкой на то, что если бы упомянутый граф обладал телом в восемьдесят килограммов стальных мышц, когтями, клыками, равно как и сопутствующим инструментарием рефлексов, то рыть подземный ход навряд ли взбрело ему в голову).
Собственно, вся затея являлась симбиозом предыдущей попытки, и одной из первых выходок Курта.
Когда пришло время в очередной раз «кормить» паразита – этот промежуток составил в среднем двое, двое с половиной суток – Страйкер вновь сидел на койке и таращился на «адъютантов» сумрачным взглядом. Они бросили в камеру своего златоголового змея, дожидаясь от узника определенных действий. Но он, похоже, опять закапризничал.
Нож потянулся к «кулону».
С момента предыдущего опыта прошло три дня. Негативный результат, – тоже результат. Тюремщики каким-то образом знали, сколько энергии осталось в ошейнике. По самым скромным прикидкам, ее было достаточно, чтобы дважды подряд «вырубить» Волка мощным ударом – если каким-то чудом одного будет недостаточно.
Волк был пока далек от мысли, что полностью оправился, и готов тягаться с энергетической стихией. И все же, для сегодняшнего случая это отнюдь не являлось непременным условием. Ему требовалось всего-навсего сыграть обморок, а не очутиться в таковом.
Поэтому, стоило электрическим иглам прикоснутся к загривку, как Страйкер принялся разыгрывать дикое недомогание. Собственно, ощущение и без того было не из приятных. Волку же требовалось создать впечатление, что он вот-вот лишится чувств. Нож продолжал давить на клавишу, – ощущения вплотную приближались к актерскому образу, в который Курт старался закутаться, словно гусеница – в кокон. /Если очень повезет, из этого кокона появится бабочка, появление которой станет для всех смертельной неожиданностью./ Это несколько облегчало задачу, если в данной ситуации вообще было уместно говорить о облегчении…
Когда электрические иглы превратились в настоящие сверла, Волк понял, что настало время кульминации. Он сполз с койки на пол, где и распластался на беззащитно-уязвимый манер (во всяком случае, принятая поза должна была обозначать нечто подобное)… И даже дернул ногами для убедительности, сомневаясь в таковой до самого последнего момента.
Затем настала тишина.
Курт лежал и не двигался. Темные фигуры застыли на периферии зрения. Они тоже не двигались, и, вне сомнения, пристально изучали содержимое камеры на предмет какой-либо сознательной деятельности. Волк замедлил дыхание, будто погружался под воду, – ванна в Убежище была одна на всех, однако более напоминала неглубокий бассейн. Волчье сердце билось все реже и тише, покуда не превратилось в отдаленную, зловещую пульсацию. Так дышит древнее чудовище в пещере, куда еще не ступала нога спелеолога…
Электрическое покалывание вначале стихло, затем исчезло насовсем. И – совсем скоро, – объявилось ослепительной вспышкой. Волк даже не вздрогнул, потому как ожидал чего-то в этом роде. Вспышка исчезла, не оставив и следа. В паразите на шее еще теплилась жизнь.
Страйкер и сам не мог бы сказать, сколько времени прошло.
Возможно, полчаса. А может, и час. Это было не важно. Никто не привел Тарана, сами же «адъютанты» стояли по ту сторону решетки, молчали и ждали. В словах не было особой необходимости: если Волк и впрямь лежал без сознания, то ничего не услышит. А если притворялся, то, согласно сценарию, станет молчать до последнего.
Поэтому безволосые просто-напросто отключили обогреватели, что гнали в камеру теплый воздух. Внутри каменных стен моментально начала концентрироваться промозглая сырость.
Так и продолжалось. Время неспешно капало в вечность.
Затем Курт окончательно продрог на каменном полу, поднялся на ноги, и, подняв с пола штекер, воткнул в разъем.
Трансформатор довольно мигнул зеленым глазом.
Таким образом, обе попытки завершились сокрушительным провалом. В своих исканиях Волк не мог отыскать ни единого другого, более-менее внятного решения проблемы. Собственно, оно существовало, однако Курт был еще далек от суицидальных намерений. В остальном в голову лезла всякая чепуха – точь-в-точь как книжным Героям либо (что чаще) Злодеям, вляпавшихся в аналогичное дерьмо.
Вот только у упомянутых персонажей всегда была какая-то альтернатива, или же в подходящий момент события складывались наподобие запутанной головоломки, чего, разумеется, не происходило в реальной жизни. Как бы там ни было, Страйкер начинал склоняться к мысли, что вырвать свободу клыками, похоже, не удастся.
Случится что-нибудь другое. Эта мысль зудела где-то на задворках сознания днем и ночью.
Но кто мог помочь Волку, о существовании которого никто не знает?.. Но если его никто не знает, кто может прийти на помощь? Враги, конечно, были не в счет.
Как бы там ни было, Курт продолжал тренировки. Другого выхода, впрочем, у него не предвиделось. Хэнк гонял его по Яме с остервенением, нараставшим день ото дня. И тем более удивительным – прежде всего, для самого Волка – стал результат.
Срок, прошедший с начала заточения, при всем желании нельзя было назвать значительным. Тем не менее, тело каждого Волка – даже неокрепшего, болезненного щенка – отличалось тем качеством, что весьма интенсивно реагировало на внешние раздражители. При значительных физических нагрузках волчьи мышцы не нуждались в каких-либо медикаментозных или стимулирующих препаратах, но в то же время темпам прогресса мог бы позавидовать любой бодибилдер.
Мышцы Страйкера набухли и окрепли после тренажеров. Создавалось такое впечатление, будто при очередном «подходе» к снаряду под волчьим мехом шевелились стальные канаты. Гладиаторы и «безрукавочники» только диву давались. А Таран усмехался и качал головой. Мол, он же говорил – парень еще себя покажет.
Так и случилось.
Хэнку достался ученик, о котором иные тренеры могли только мечтать. В своем стремлении достичь совершенства Таран не щадил ни себя, ни узника. А потому не имело значения, было ли происходящее «волчонку» по душе. Учителя интересовала лишь форма. То, что творилось у Курта внутри (не в биологическом смысле, конечно), заботило его в последнюю очередь.
На пути к высшей цели Хэнк был готов пойти на любые жертвы. Ученик должен был остаться с ним – нравится это ему или нет. Неволя также могла считаться вполне адекватным решением. Таран напоминал фанатичного резчика по дереву, который вырывает из земли дерево, в котором наметанному взгляду мастера показалось нечто прекрасное. Затем он счищал шелуху, отсекал лишнее, и тем самым придавал полученной заготовке нужную форму. Вместе с тем, физические усилия были тем, что лежало у поверхности. Злость, боль и отчаяние являлись не худшими резцами, нежели электрический ток. Они вели в душе Курта незаметную, и непримиримую борьбу.
Форма же обрастала все новыми и новыми деталями, которые Таран смог рассмотреть под наростами непотребной шелухи. Страйкер учился рукопашному бою, фехтованию, некоторым акробатическим трюкам, и, что также немаловажно, начинал чувствовать себя в Яме, как дома.
Не сразу, но постепенно волчьи лапы привыкали к боевому мечу. В самом начале Курту позволили только подержать металлическую рукоять, обмотанную кожаным ремешком. Затем, на следующий день, он сделал несколько выпадов, – под монотонное бурчание Тарана /«почувствуй его мощь, стань продолжением стали…»/. И только через пару дней Страйкера допустили к спаррингу с другим гладиатором. Сталь звенела сталь, а Хэнк лично держал руку «на пульсе» – стоило Волку немного участить ритм, как ошейник пробуждался к жизни. Не приходилось сомневаться, что противник уже Курту не ровня.
Таким образом, полученные результаты удивляли не только Тарана. Курт с недоумением сознавал, что прежде он пребывал в глубоком заблуждении касательно своих возможностей. Клыки и когти, что достались ему от четвероногих предков, были лучше, чем ничего, и все-таки не могли тягаться с полосой смертоносной, заточенной по обе стороны стали, сваренной в современных условиях). Особенно, если данную полосу сжимали умелые руки (либо же лапы, когти которых позволяли еще крепче держать рукоять).
Это была грозная сила. Даже в условиях Мегаполиса, где у каждого третьего имелось огнестрельное оружие, тогда как о ближнем бое большая часть населения имела весьма смутное представление. С каждым днем, проведенным в Яме или на площадке, Курт все крепче убеждался в истинности этой идеи. Он глядел в будущее не только с надеждой, но и с затаенными планами. Невидимое лезвие мастерства, который Таран стремился вложить в лапы Ученику, когда-то повернется против Учителя.
Пока же оставалось доводить это самое лезвие до нужной остроты и блеска.
Но все это происходило снаружи – в той или иной степени. А внутри тем временем тянулся интенсивный, зловещий и монотонный процесс, сравнимый с зубчатой передачей (ее холодным гладким металлом, острыми гранями и густым черным маслом, что стекало в недра огромной машины). Одиночество, ярость и боль вовсю трудились над сознанием, душой и мировоззрением Страйкера, в то время как Таран старался снаружи. Объяснить или просто описать этот процесс было почти так же трудно, как объяснить устройство и действие смертоносного вируса, что попал внутрь человеческого тела. Это было возможно, однако непосвященному такое описание показалось бы излишне детальным и скучным. Так и внутри Волка тянулся подобный процесс – вот только внутри у него появился вирус, у которого имелась конечная цель.
Первое время Курта терзали кошмары, которые он не мог вспомнить даже на утро. Затем сон стал глубоким, черная бездна с покатыми стенами. А недавно кошмары вернулись опять. Худшее же заключалось в том, что в этих кошмарах возвращались и собратья по Стае.
Мертвые, пробитые пулевыми отверстиями Волки приходили к пленнику Тарана по ночам, – стояли, ничего не говоря, и только таращились на Курта неподвижными глазами. Старики, щенки, взрослые Волки…Это был один из снов, которые мучили Страйкера (среди них, возможно, были и более жуткие), однако в тот раз Курта разбудил его собственный крик. Не вполне сознавая, где вообще он находится, Волк спрыгнул на пол и начал дико озираться. Вокруг были лишь голые стены. Мертвые ушли восвояси – но лишь на время. Ожидать иного было просто глупо.
К счастью, вспомнить удавалось лишь детали.
Страйкер много думал о случившемся, о своих поступках и пути, что привел его в Клоповник и Яму. Он совершил чересчур много ошибок и глупостей, за которые приходилось расплачиваться. Однако, как это бывает, в первую очередь за это поплатились невинные.
И теперь все они, как один, жаждали успокоения.
Курт понимал, что ему не следовало соваться к ним до срока. Они уже тянулись к нему с того света, попади же он к ним в лапы, и от него не останется и спиритического куска протоплазмы… Сперва требовалось водрузить камень на братскую могилу. Поэтому камень должен быть подходящих размеров. На него прольется кровь не одного, и не двух безволосых…
Так прошел месяц. Не незаметно, но мучительно-медленно.
Самый долгий месяц в жизни Волка.
Тренировки, еда, сон /кошмары, боль и затаенная ярость/. Все слилось в монолитное целое.
А однажды Таран пришел в камеру один.
Страйкер был занят тем, что читал – прозаичную бумажную книгу. Время было послеобеденное, но сон не шел. Тем более странным казался визит Хэнка. Безволосый практически никогда не приходил один, во время же тренировок не разговаривал ни о чем, что прямо не касалось занятий. Верно, он любил разглагольствовать о романтике гладиаторских боев, особо прославившихся бойцах, а также о краткосрочности жизни.
Сегодня же он принес с собой оптический диск.
И, не говоря ни слова, погрузил его в проигрыватель. Голо-проектор сразу же вспыхнул, некоторое время над панелью мерцал черно-белый снег. Таран успел отойти в сторонку, чтобы получше видеть изображение, но в то же время держась от решетки подальше.
Курт полулежал, следя за развитием событий.
Затем голограмма обрела конкретные формы – внезапно, без какого-либо предупреждения. Так бывало, когда кто-то нажимает клавишу «record», когда передача уже началась.
Над проектором парила полупрозрачная физиономия какого-то парня. В его внешности не было ничего примечательного – бледное лицо, неровные усы, подобия бакенбард, – однако к тонкогубому рту были приставлены сразу четыре микрофона. Судя по вдохновленному выражению лица и выкатывающимся глазам, происходящее было парню явно по вкусу.
Вот что он вещал:
«…а потом этот… зверь набросился на второго. Он спры гнул с машины, и единственным прыжком достиг цели. У другого был автомат, однако Волк разоружил его, словно ребенка. Потом повалил на спину и… вцепился в глотку. – Парень сглотнул, будто заново переживал эту сцену. – У меня душа ушла в пятки. Этот монстр терзал добычу всего несколько секунд, после чего поднялся на ноги. Он посмотрел прямо на меня – мне в глаза… – Безволосый двумя пальцами продемонстрировал, куда именно Волк поглядел. – Я еще подумал – все, это конец…»
Тут Курт наконец-то понял, где именно он видел этого парня. Запретный Город. Черный «Джип». Безволосый бежал по другой стороне улицы, лицо же у него и впрямь было обезображено ужасом. Узнать его в данной ситуации оказалось весьма затруднительно.
«…но почему-то зверь не бросился за мной. Вместо этого он развернулся и направился к другому мужчине, с которым уже успел что-то проделать минуту назад… – Парень сокрушенно качал головой. Пережитая утрата, конечно, являлась основным эмоциональным потрясением, что он пережил (оставившим позади смерть бабушки, первый секс и первый кокаин). – Я хотел вернуться, однако ноги влекли меня дальше… Вскоре между мною и теми беднягами встала каменная стена, перекрывавшая обзор. – Микрофоны дрогнули, и с ними дрогнуло лицо безволосого. Он с излишней поспешностью вновь открыл рот: – Еще никогда – даже в фильмах!.. – мне не доводилось видеть такого кошмара. Это… существо двигалось и убивало так непринужденно, будто это являлось для него привычной работой… Монстр. Мы, обычные люди, готовим похожим образом завтрак, или водим машину…»
Вначале исчез звук, – парень пару секунд шевелил губами, будто рыба, – а следом голограмма. Лицо и микрофоны, потерявшие практически весь интерес к монологу, скрылись под шквалом помех. Через последние прорывалось что-то другое – нечто извне; путник сквозь снежный буран.
Этим «другим» оказался безволосый, стоящий за стационарной трибуной. Пара ультратонких микрофонов целилась ему в мелкие, белоснежные зубы. Над деревянной планшеткой торчали грудь и непосредственно физиономия. Новый персонаж был облачен в синий полицейский мундир, на котором отсутствовали какие-либо знаки отличия, если не считать двух стандартных нашивок. Коротко стриженая голова глядела то в одну сторону, то в другую. Волосы блестели пока еще свежим гелем. За трибуной маячила растяжка с эмблемами Управления Полиции.
Что касалось лица, то оно буквально излучало готовность ответить на все вопросы, не выходящие за пределы компетенции мундира. Физиономия мужчины была нарочито искусственной, как у конструкта. Собственно, обычно пресс-служба Управления так и поступала, – гораздо проще отдать на расправу журналистам вышколенного конструкта! – однако этот случай не вполне вписывался в категорию «обычно».
Поэтому Страйкер прислушался.
Как и в предыдущий раз, запись началась почти с полуслова.
«…операция, итоги которой вы успели прослушать, была осуществлена в кратчайшие сроки. Строжайшую секретность этих мероприятий продиктовали как оперативная необходимость, так и требования здравого смысла. Законность осталась незапятнанной на всех этапах операции – с подготовки до подведения итогов… – Мужчина указал в сторону. – Слушаю вас.
Из-за кадра донесся звонкий женский голос:
– Почему всю грязную работу выполнила охрана Улья?..
Безволосый в мундире кивнул. Вопрос, по всей видимости, показался ему слишком легким.
Но в этом также могла заключаться ловушка. И полицейский принялся не без сноровки лавировать в своенравном течении, огибая препятствия и уходя от подводных камней.
– Силы мобильной охраны Центрального Улья действовали по указанию и с дозволения командования Корпуса полиции. Поскольку правонарушители находились на подведомственной охране территории, мы предпочли передать дело, так сказать, по месту жительства. Кроме того, охрана Яруса уже инициировали подготовку операции. Действия Управления были обречены на проигрыш во времени…
– Правосудие – это что, гонки какие-то?! – крикнул возмущенный мужской голос.
Полицейский покачал головой:
– Отнюдь. Наши приказы, и, соответственно, действия службы безопасности соответствовали всем требованиям действующей нормативной базы. То обстоятельство, что обстановка требовала срочного оперативного вмешательства, ни в коей мере не умаляло необходимости действовать в рамках правового поля – независимо от того, сколь серьезна данная ситуация. Ничто не может препятствовать справедливости и правосудию. – Полицейский слегка снисходительно усмехнулся. – Ничто.
– Вы говорите – правонарушители, – заметил тот же голос. – Однако, Волки, насколько мы знаем, не совершили ничего противозаконного. Даже то происшествие, о котором нам поведал свидетель – если верить кое-каким источникам – имело место ПОСЛЕ того, как ваше командование спустило оперативников с цепей. Как это понимать?..
Оратор кивнул:
– Полагаю, вопрос и реплика не по адресу. Но если вы настаиваете, я могу присовокупить их к моему предыдущему ответу. Не берусь судить о моральной стороне дела – это дело политиков и журналистов. Что же касается физической ликвидации этих… – как верно подметил молодой человек в своем интервью, – существ, то охрана также действовала в границах своей компетенции. Метаморфы, как большей части присутствующих должно быть известно, объявлены вне закона на всей планете. Не мне судить о этой Конвенции. Факты обстоят таким образом, что официально Волкам вынесен смертный приговор – заочно, помимо какого-либо апелляционного процесса. Таким образом, само существование этих существ являлось основанием для мер, идентичных тем, что предприняли мы. Не так уж важно, совершали ли они что-либо незаконное… – Мужчина посмотрел в том направлении, откуда донесся вопрос. – Вместе с тем, я с удовольствием обменяюсь информацией с вашими источниками. Нам совершенно доподлинно известно, что операция была проведена уже ПОСЛЕ того, как имело место это жуткое происшествие… – Полицейский умолк в ожидании новых вопросов. – Пожалуйста.
– Выходит, – спросила женщина, – что все эти годы Волки жили под носом у мобильной охраны?..
– Эта версия разрабатывается, – кратко ответил оратор.
– Управление взяло под арест свидетеля, – крикнул кто-то. – Это случилось буквально два часа назад. К нему не пускают ни адвоката, ни родственников, мотивируясь тем, что подозреваемому нездоровится. Как вы можете прояснить эту ситуацию?..
Полицейский едва заметно поморщился – не исключено, от слишком ярких прожекторов.
– Упомянутый господин утратил статус свидетеля – возможно, на время – и приобрел статус подозреваемого. На настоящий момент ему инкрементируется преступление по статье 275, пункту «В» Уголовного Кодекса, – оставление человека в ситуации, заведомо опасной для жизни… – Оратор повел плечами. – Мне не сообщали подробностей, однако не стоит сомневаться, что все это – простая формальность.
– Что же с тем Волком, убийцей охранников?..
Оратор нахмурился, а затем профессиональным усилием постарался расслабиться. Похожим манером утюг разглаживает складки на ткани. Надежно, но не слишком осторожно.
– Совершенно очевидно, что он также находился в логове метаморфов на момент проведения штурма. Поскольку никому из Волков не удалось скрыться с подконтрольной территории, искомый преступник также остался на ней. Будет не так уж просто определить, кто из этих существ совершил те злодеяния. Но я не сомневаюсь, что нашим специалистам это под силу. – Полицейский натянуто улыбнулся, после чего поднял обе руки. – А теперь прошу прощения, пресс-конференция и так затянулась. Те, кто не получил ответы на свои вопросы, могут представить их мне в электронном виде. Всего хорошего, спасибо за внимание…
Человек в мундире без знаков отличия сошел с трибуны. Вместо же аплодисментов его сопровождал возмущенный гул пары десятков голосов. Кто-то, не дождавшийся ответа, сильно сомневался, что получит их когда-нибудь – в электронном виде, или в каком-либо еще.
Несколько секунд спустя гул стих, трибуна и растяжка скрылись за снегом помех. Вскоре там наверняка появится нечто еще, а пока Волк перевел взгляд на Тарана.
Безволосый стоял, не шевелясь, и также глядел на мохнатого узника. Лицо выражало, по обыкновению, один факт пребывания владельца в сознании. Курт без труда нащупал взгляд «обсидианов», – острый, холодный и пронзительный, точь-в-точь черное лезвие.
Прочитать что-либо в этом взгляде было невозможно. Однако, не приходилось сомневаться, что Хэнк пытался определить состояние узника. Это заставило Страйкера самого об этом задуматься. Не так уж важно, почему Таран продемонстрировал запись – важно, какую реакцию увиденное должно было спровоцировать у зрителя.
К своему удивлению, Курт не почувствовал ничего особенного. Конечно, ему было неприятно и горько. Услышать о том, как о собратьях по Стае говорят с такой непринужденностью, словно речь шла о предназначенном для убоя скоте, было очень болезненно. Тем не менее, эта боль скорее походила на вспышку от сорванной с раны повязки, нежели на сам процесс нанесения раны. Страйкер же успел это пережить – раскаленный клинок, усыпанный шипами, засел глубоко в его сердце.
Поэтому Волк не чувствовал гнева, а только боль и печаль.
Своих врагов он знал в лицо.
Размышления заняли не более нескольких секунд. Затем снег помех вновь раздвинулся в стороны. Голо-проектор выплюнул в воздух поток света, красок и образов. Над каменным полом камеры образовалось светлое, слегка размытое по краям окно в иной мир. /Порой Курту казалось, будто вовне его камеры ничего-то и не было вовсе./ За проемом обнаружились люди, небо над Куполом, какое-то строение с массивными колоннами вдоль фасада. В том здании Волк без труда распознал ратушу Мегаполиса, в которой происходили еженедельные сессии Городского Совета. Сам Волк ни разу не видел строение «вживую», но частенько наблюдал по головидению.
Именно там, на ступенях у фасада – а не в обшитом бархатом зале, – имели место наиболее радикальные высказывания. Таковые носили гипотетический, но вместе с тем оппозиционный характер, потому как внутри ратуши речь могла зайти сугубо о чем-то конструктивном (причем за сказанное следовало рано или поздно платить). Снаружи же все неудовлетворенные ораторы могли вволю потешить самолюбие, а заодно дать возможность прокормиться работникам масс-медиа.
Поэтому Страйкер ничуть не удивился, когда и сейчас обнаружил десяток микрофонов. Собственно, в таковых не было особой нужды – голографические камеры оснащались встроенными сенсорами такой чувствительности, что могли уловить голос оратора, стой тот хоть на другой стороне улицы. Но суть была не в том. Каждый из микрофонов, приставленный к физиономии говорящего, красовался логотипом какой-либо компании. Тем самым подчеркивалось, что «контора» везде успевает, и неизменно оказывается в курсе событий. Зрители же получали информационный хлеб из первых рук. А то, чем его приправляли, – уже третий вопрос.
Говорящего Курт не знал. Это был высокий, статный мужчина с широким лицом. Иссиня-черные волосы не выделялись бы на фоне воронова крыла, если бы не седина, успевшая посеребрить виски. Мужчина был одет в солидный темно-синий костюм, говорил же внятно и уверенно:
«…то, что случилось, не должно повториться. Мы лишний раз убедились, насколько пока несовершенно наше общество. Погибли невиновные люди, что бы ни говорили мои оппоненты… – Микрофоны, дрогнув, приблизились почти вплотную к лицу. – Именно люди – метаморфы являются такими же представителями расы homo sapiens, как и все остальные. Никто не смеет утверждать, будто им не присущи все права, изложенные в Декларации и обоих Пактах. Все остальное – демагогия и дискриминация (не суть важно, по какому поводу, – цвету кожи, вероисповеданию или чему-то еще, что лишь предстоит отразить в международно-правовых актах). Никто не повинен в том, что Волки существуют. И прежде всего – они сами. Мы стали свидетелями геноцида, который длится долгие годы. Сегодня имел место один из наиболее драматичных его эпизодов. Так не может продолжаться дальше. – Господин нахмурился и поглядел прямо в камеру. – Я, как председатель Комитета по гражданско-социальным вопросам, намерен поставить перед Советом готовый проект. Депутаты должны рассмотреть и утвердить резолюцию, которая впоследствии отправится в Парламент. Наше Правительство же просто обязано инициировать процедуру выхода из Конвенции, с дозволения которой происходят все эти зверства. Как мы видим, данный акт полностью противоречит основным принципам международного права, как и утверждали ведущие теоретики. Наша вина состоит в том, что мы не услышали их голосов… Поэтому, руководствуясь…»
Звук и картинка исчезли.
Чем именно руководствовался убеленный сединами господин, Волку так и не довелось узнать. Вначале голографическое окно скрылось за ставнями помех, после чего черно-белое облачко всосалось в проектор. Запись подошла к концу слишком быстро. Таран, похоже, продемонстрировал пленнику все, что хотел – не больше и не меньше.
Курт поглядел на безволосого.
Тот ухмылялся. Глаза, однако, были ничуть не теплее, нежели пару минут назад.
– У меня для тебя две новости, – заявил Таран. Губы двигались, выплевывая слова в гулкую пустоту камеры, одно за другим. – Даже не знаю, которая лучше. Во-первых, как ты уже понял, тебя официально признали мертвецом. – Хэнк без особого веселья рассмеялся. – Но, как такового, этого было бы мало. И поэтому, хитрому малому, – квадратный подбородок кивнул на голо-проектор, – все-таки удалась его затея. Это уже во-вторых. Он протащил проект через Городской Совет, и, какую-то неделю спустя, резолюцию одобрил Парламент. Держава официально приостановила членство в Надзорном Совете Конвенции, согласно которой твой народ подлежал истреблению. – Таран помедлил пару мгновений, а затем закончил: – Поздравляю. Тебя амнистировали.
Однако, Страйкер не чувствовал особого энтузиазма. Его амнистировали за преступления – признанием которых не утруждался ни один судебный орган – совершенные задолго до рождения Старейшины, не то что юного Курта. Да и какой был смысл особо радоваться, когда, вероятно, он остался единственным представителем Племени?.. Какой, в таком случае, смысл во всей этой законодательной чуши?!.
А впрочем, смысл был: посмертная амнистия превышала фактическую во все времена.
Так ведь гораздо удобнее.
Некоторое время Волк и безволосый молчали, разглядывая друг на друга. Взгляды, скрещиваясь, скользили между прутьев решетки. Никто не хотел отворачиваться первым. В этой игре Курту не было равных – не так давно он часами глядел на ровесников, утверждавших, что «пересмотрят его в два счета». Но разве можно переглядеть холодные, черные камни? Это было столь же глупо, как и пытаться пересмотреть осколок настоящего обсидиана. У того не было ни глаз, ни шеи, чтобы отвернуться.
Поэтому Страйкер отвернулся первым. Ему хотелось услышать, что Хэнк скажет дальше.
Безволосый также это понял.
– Они не показали ни единого кадра, – сказал он. – Ни тебе съемок с места событий, ни простых фотографий. Любая компания отдала бы половину уставного фонда за такой материал. Разве нет? Подумать только, целая Стая! Термин «сенсация» бледнеет перед этим. И что же мы видим?.. – Таран помолчал, затем продолжил. – Они, повторяю, не показали нам ни единого кадра. Не промелькнуло ни одного отрывка старой хроники – времен Восстания вашего брата… В этом, с другой стороны, нет ничего удивительного. Если документальные съемки где-то и сохранились, их хранят за семью замками. Наше государство желает позабыть о том, что случилось. Будто ничего и не было вовсе… Но сейчас, как мы видим, начинается нечто другое. Твои соплеменники отдали свои жизни не зазря. Если где-то на планете остались Волки, они могут спокойно выходить на поверхность…
Таран замолчал и вновь внимательно уставился на Курта.
– Ты заварил крутую кашу, малыш. Все началось с убийства Мастерсона… – Волк вскинул голову. Безволосый кивнул: – Да-да, не нужно на меня так смотреть. Даже если бы Лысый держал язык за зубами – чего он, кстати, не делал – я и так бы узнал. Мы живем в Клоповнике, если не забыл. А именно здесь сходятся все нити… Нужно знать, за какую потянуть.
Страйкер молчал. Конечно, Таран все знает. Он сидел в своей яме, словно Черная Вдова в паутине…
Вполне возможно, по одной из этих нитей к нему пришло настоящее имя Ковбоя… А если нет – если паутина начиналась в Клоповнике, и им же оканчивалась, не достигая более-менее ощутимых вершин, – то Лысый Хью наверняка находился в курсе событий…
Все это Волк намеревался разузнать в свое время.
– Молчишь? – спросил Таран. – Как хочешь. Возвращаясь к предыдущему вопросу – почему нам не показали ни единого кадра?.. Сильно сомневаюсь, что оперативники ничего не фиксировали. Волчье логово – безусловно, не лучшее место, чтобы производить любительскую съемку. Но камеры могли крепиться к шлемам, как нам показывают в фильмах… – Безволосый усмехнулся. – Только, сдается мне, ты знаешь куда больше. Почему любопытным зрителям не показали, как бравые оперативники выполняют свою работу?! Как они убивают твоих соплеменников?..
Курт рывком поднял голову.
Слезы боли и ярости застилали глаза.
– Потому, – выдавил он, – что это была бойня. Они не пощадили ни детей, ни стариков.
– В том-то и заключается геноцид, – кивнул Таран со знанием дела. – Если оставить щенков, они, чего доброго, могут вырасти в злых и сильных Волков. В истории встречается масса красноречивых примеров. Ты, как я понимаю, успел побывать в своем логове – но уже после того, как там все случилось. И, если ты еще жив, оперативники успели уйти. Во всяком случае, их большая часть… Успел кого-нибудь убить?
Страйкер равнодушно пожал плечами. Какое это имело значение?..
Хэнк потер подбородок, кивнул.
– А затем, – продолжил он, – ты двинулся прямиком в Запретный Город. За каким хреном, скажи пожалуйста? Служба безопасности Улья, конечно, это знает, но нам, простым смертным, приходится смотреть новости или же просто догадываться. Даже Хью не помог мне прояснить этот вопрос. Осмелюсь предположить, что деньги тебе понадобились для некой услуги из того полулегального прейскуранта для богатеньких, что предоставляет Улей. Но какая именно? Весьма сомнительно, что есть нужда в боевых имплантантах – когтей у тебя и без того достаточно… – Таран качнул головой. – Так что, скажешь?..
Курт внимательно поглядел на своего тюремщика. Что ж, утаивать правду он мог из одного лишь упрямства. Но, как ни крути, толку от этого было немного. Можно поторговаться.
Информация, покуда он сидит за этой решеткой, Волку была без особого толку. Однако, Страйкер рассчитывал когда-нибудь выбраться на волю. К этому времени с Тараном могло что-то произойти, либо у Волка не останется времени для расспросов – нехватка времени для вдумчивых расспросов была непосредственно связано с неприятностями Тарана…
Волк открыл пасть. Рассказать о Джейн, ее болезни и смерти казалось ему невероятным кощунством. Будто он отрывал от собственного сердца кусок пока еще живого мяса.
Но это было терпимо.
– Я расскажу, – медленно проговорил он, – если вы назовете имя того человека, который подрядил меня на убийство. С усами, и в шляпе. Как Ковбой. Еще от него сильно пахнет жасмином. Знаете его?..
Таран смерил узника взглядом. Затем покачал головой.
– Если бы и знал, то не сказал. Но я не знаю. Этот человек с самой вершины. – Безволосый ткнул толстым пальцем в потолок (несколькими метрами правее простиралась Яма). – Понятия не имею, кто он такой. Да и Лысый, впрочем, тоже. Я уже узнавал. Поэтому позабудь о том, что он тебе нужен, малыш. Лучше бы тебе просто забыть. Ты никогда его не найдешь, никогда не поднимешься на такую высоту… Твой дом – здесь. – Хэнк сделал жест, будто пытался обхватить окружающее. – Смирись, так будет лучше. Поверь.
Страйкер машинально оглядел свой «дом». Каменный мешок, отгороженный металлической решеткой. Видавшие виды обогреватели, гоняющие воздух по кругу. Темные каменные стены. От сточного отверстия поднимаются затхло-серое зловоние, привыкнуть к которому было невозможно… Нет, – думал Волк, – я не смирюсь. Не надейся.
Он кивнул, стараясь, чтобы это выглядело как можно покорнее.
– Так что, расскажешь?.. – настаивал Таран.
Волк молчал. Кусок, вырванный из сердца, до сих пор трепыхался.
Безволосый покачал головой, и, сунув руку в карман штанов, достал оттуда пульт управления. Курт молчал. Он и близко не представлял, каким образом можно развязать язык при помощи этой штуки – если даже голосовые связки не функционировали под напором электрошока. Хэнк, судя по всему, также сознавал эту дилемму. Поглядев на пульт пару мгновений, он усмехнулся и убрал «кулон» обратно в карман.
Это была одна из тех немногих молчаливых побед, которые Волк одержал вовне Ямы.
– Скоро у тебя первый бой, – сказал Таран. – Готовься…
Развернувшись, он прошел в проем и запер за собой дверь. Шаги гремели по ступеням. Следом хлопнула наружная дверь. И повисла тишина. Не раздавалось ни звука, как в пустой бочке.
Волк сидел, слушая пустоту. Скоро у него первый бой.
Это известие его не слишком обрадовало, ни и не особо огорчило. Впервые в жизни он на собственной шкуре почувствует, что значит быть настоящим гладиатором. Пустяк, что он себя таковым не считает. Главное, что по этому поводу думала толпа. Ее желания и прихоти менялись с каждым мгновением, с каждым взмахом меча: Таран неоднократно об этом говорил. И, в зависимости от этих самых настроений, менялась и вероятность того, лишит ли Страйкер кого-то жизни на песчаном дне Ямы, или нет… В зависимости от того, опустит толпа большие пальцы вниз, или же поднимет вверх. Такой пустяк, но сталь в лапе не понимает шуток.
С этой мыслью Курт Страйкер уснул.
Но лишь до утра.