-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Василий Павлович Аксенов
|
|  Долина
 -------

   Василий Аксенов
   Долина



     Старшой Иерусалимского караула
     Не любил в Гефсиманах ночных облав.
     Как всегда, ни зги не видать, думал он уныло,
     Спускаясь с холма средь камней и дубрав.
     Там, где сейчас проносится окружная дорога,
     В те времена неумолчно и ровно шумел Кедрон.
     В этой темени не успеешь и позвать на подмогу,
     Бритый по-римски злился центурион.
     Там, где стоянка нынче запрещена,
     С камня на камень перепрыгивали факелы.
     Дождется ли меня к утру жена?
     Не сбежит ли тот с тридцатью серебряными сиклями?
     В городе, ей-ей, не будет порядка,
     Пока в Гефсиманах кучкуются хиппи и прочий сброд,
     Пока они там ночуют в садах и в грядках,
     Пока в шалашах и пещерах этот немытый народ
     Внимает истинам, что вещает всяческий сумасброд.
     Как мы его сможем идентифицировать?
     Нет ни снимка, ни отпечатка, только словесный портрет.
     Как у каждого из нас, всего лишь два глаза, не четыре.
     Богочеловек без особых примет.
     Факелы обтекают надгробные глыбы,
     Собираются в кострище у входа в грот.
     Когда опознаете, целуйте в губы!
     Поняли задание, Искариот?

   Мне всегда раньше представлялось, что Гефсиманский сад стоит на вершине, склон крутого холма обращен в пространство, подобно астероиду, звезды не только сверху, но как бы и сбоку; чтобы удержаться на камне, надо обладать особым притяжением или не обладать никаким.
   Оказалось, что сад лежит в низине, у подножия Масличной горы. Через ограду видны оливковые деревья, невероятные по старости, по толщине и искореженности, будто сами перенесли крестную муку, но шелестящие обычной оливовой листвой. У ворот никого не было, только на раскладном стульчике сидел средних лет араб в «окопном плаще» с погончиками и с клетчатой куфией вокруг головы; ни дать ни взять товарищ Арафат! Он добродушно мне кивнул и сказал: «Перерыв. Приходите через час, сэр».
   Я пошел вверх на Елеон по крутой и узкой асфальтовой дороге, мимо высоких стен миссии Русской Православной Екклезиастической церкви и женского монастыря Святой Марии Магдалины; поднимались кресты и кипарисы, с каждой новой площадки открывался расширяющийся вид на Иерусалим. От крепостных стен в долину пересохшего ныне Кедрона спускались террасы древнейших еврейских могил. В ту самую долину Иоса-фатскую, куда из замурованных ныне Золотых ворот спустится Мессия и где восстанут мертвые.
   Дорога выходит к гостинице «Семь арок». Там кто-то режется в теннис. Заботливые бабки разносят комплекты белья. Выгружаются ящики с пивом. Большая смотровая площадка. Внизу, словно луковица среди горохового супа, над всем Старым городом доминирует позолоченный купол Мечети Камня. Вокруг стен кружится «траффик»: машины с израильскими и арабскими номерами, туристские автобусы, джипы с новым поколением солдат. В автомат-дальнозор видна парящая абстракция, как бы птица с переломанными крыльями, памятник погибшему парашютному десанту 1967 года. Доносится какой-то рок-н-ролл, крики арабских мальчишек, продающих сувениры. Момент пытается перекрыть внемоментное, но в следующий момент этот момент захлестывает странное ликующее чувство. Вся огромная долина то ли звучит, как симфония, то ли соединяется в непроизносимой фразе, как некая антитеза гробу. Еще один момент, и все пролетает мимо.

     Пока арестованного вели к синедриону,
     Старшой несколько раз оглядывался из-за плеча.
     Влекомый и побиваемый издавал сильные стоны.
     Быть ему завтра добычей палача!
     Если ты Бог, то зачем так по-человечески?
     Почему ты не вспыхнешь сразу полусотней глаз?
     Почему не взъяришься вроде чудищ греческих,
     Медью крыльев не прогремишь, не напугаешь нас?
     Руку протяни, извлеки из Времени
     Какой-нибудь леденящий минус, испепеляющий плюс,
     Чудо какого-нибудь лития или кремния,
     Я первый тогда на колени свалюсь!
     Ей-ей, ты стонешь слишком по-человечески,
     Ничем не защищаешься от наглых ребят.
     Ну позволь нам предстать не столь палачески,
     Дай поверить в тебя!
     Ветер с дымом летит над отечеством,
     Только он лишь ласкает Его, волосы теребя.