-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Александр Б. Спеваковский
|
|  Дэзи Фрэдмэн и Стэн Капенда
 -------

   Александр Спеваковский
   Дэзи Фрэдмэн и Стэн Капенда


   Предисловие

   Почти все, о чем говорится в этом приключенческом романе, было в действительности. Лишь ряд эпизодов для большей логичности и связности повествования выдуман, что, естественно, допускается в любых художественных произведениях.
   Автору настоящей книги довелось побывать во многих местах земли и многое увидеть. Именно на основе личных наблюдений и других многочисленных и разнообразных фактов написана эта история, материалом для которой послужили реальные события, происходившие в конце ХХ столетия в разных государствах и в разное время, но объединенные одной сюжетной линией.
   Героями романа, за исключением нескольких придуманных персонажей, являются не вымышленные люди, как здравствующие, так и те, которых, к сожалению, уже нет среди нас. Их имена изменены. Нередко в лице отдельных героев представлены обобщенные образы. В книге много автобиографических деталей и случаев из жизни друзей автора.
   В данном романе, где сделана попытка на всем его протяжении держать читателя в напряжении, показаны многие положительные и отрицательные особенности, присущие человеку, сильные характеры главных героев, самопожертвование одних людей и эгоистичная сущность других. В нем говорится о глупом стремлении человеческих существ к власти, как самоцели, материальным ценностям и превышающим в размерах всякие человеческие потребности деньгам, ради которых люди готовы пойти на любые злодеяния и преступления, о борьбе добра и зла, о подлости, предательстве и преданности, о справедливости, дружбе и любви, правде и лжи, о том, без чего никогда не обходилось человечество и без чего оно не сможет существовать ни в настоящее время, ни в будущем.


   Часть первая
   Дэзи Фрэдман (Дефективная), или Смертельный «танец», который не снился даже самому Стивену Спилбергу


   Глава I. Постановка задачи и организационные мероприятия.

   Весна 1999 года. Нью-Йорк. Манхэттен. Вечер. Пресс-конференцию для журналистов по поводу американского самолета, сбившегося с курса во время бури над Атлантическим побережьем Африки, и подбитого над территорией контролируемой одной из групп ангольских сепаратистов юга республики Ангола, вел джентльмен, назвавшийся профсоюзным боссом и имевший имя Адриан Мочиано.
   Мужчина был одет в хороший, но везде ему поджимающий, светлый костюм, белую рубашку и красный галстук. На ногах были надеты полуботинки неимоверно большого размера. Мочиано было примерно шестьдесят лет. Он имел слегка непропорциональную фигуру, с туловищем чуть длиннее ног, был крупен, немного тучен и весил никак не менее ста тридцати килограммов, вследствие чего очень потел, поминутно вытирая шею, лысину и уголки рта, где во время его зажигательной и страстной речи скапливалась белая пена, большим и уже достаточно мокрым от пота носовым платком. Мочиано постоянно шмыгал большим уплощенным и слегка раздвоенным носом, похожим на башмак, вытягивал из носоглотки макроту и с удовольствием проглатывал ее. Сразу было видно, что болтовня и демогогия являются любимым занятием Мочиано и занимается он этим делом почти профессионально. Лидер профсоюзов говорил хотя и быстро, но очень понятно, складно и убедительно.
   Кроме того немного, что Мочиано сам о себе сказал и того, что было написано о этом человеке в проспекте пресс-конференции, никто из журналистов, присутствовавших на встрече, толком ничего о нем не знал. В проспекте Мочиано был туманно обозначен как один из руководителей вновь созданного профсоюзного объединения, поддерживавшего работников, осуществляющих перевозки.
   Позади Мочиано на сцене, в нескольких шагах от него, стояли еще пять человек. Четверо группой и один чуть поодаль.
   Двое из стоявших вместе мужчин были одеты почти в одинаковые, однотипные темно-серые костюмы, как-будто купленные в одном магазине на одной и той же распродаже в базарный день. Да и внешне они были похожи друг на друга с их среднего роста нормальной конституции фигурами, коротко аккуратно постриженными темно-коричневыми волосами и совершенно неприметными и незапоминающимися в толпе заурядными и нейтральными лицами. На вид каждому из них было где-то лет под сорок. Отличным было лишь поведение этих людей. Рэй Скотт, в своих темных очках, стоял совершенно неподвижно. Он опустил руки вдоль туловища, пальцы сжал в кулаки и был похож скорее на скалу, чем на одушевленное существо. О том, что Скотт не маникен, говорили только играющие желваки челюстей. Чеки Джанкинс, его сосед по сцене, напротив, являл собой образец нервно-несдержанного человека, все время переминающегося с ноги на ногу, будто желающего посетить туалет по малой нужде. Его левое плечо раза два в минуту подергивалось, а правый глаз часто непроизвольно подмигивал. И вообще казалось, что у него в скелете не хватает от рождения несколько костей.
   Третий джентельмен, по имени Серж Жопэ, был уверен в себе, держался расслабленно и непринужденно, был слегка вялым и казался даже немного сонным, будто недосыпал последние лет двадцать – тридцать. Можно было подумать, что он сейчас уснет стоя и захрапит. Одет был Жопэ так же как и первые двое, но по возрасту был старше и обладал большой лысиной. Оставшиеся черные, но уже начинающие сереть от надвигающейся старости волосы, он зачесывал слева направо, прикрывая таким образом свою какую-то кривую плешь. Волос было мало, поэтому пробор начинался сразу от уха. Лысина, вероятно, появилась у Сержа давно и всю жизнь ему очень мешала, в связи с чем Жопэ постоянно пытался закрыть ее остатками волос. Подправлял он свою «прическу» почти поминутно расческой, которую держал в нагрудном кармане пиджака.
   Своим очень широким лицом Жопэ напоминал чем-то главного героя сказки Джанни Родари Чиполлино, с той лишь разницей, что физиономия у него была чрезвычайно злая и украшали ее очень густые и широкие брови, отдельные волоски которых были слишком длинными и лезли прямо в глаза Сержу. Жопэ имел средний рост и нормальное телосложение. Но его сильно портило то, что от нарушения режима питания и переедания по вечерам он сильно пошел в ширь средней частью тела. У Сержа был большой живот при полном отсутсвии талии. Будучи редким и страшным эгоистом, он никогда и не под каким предлогом не отказывал себе в том, что любил, будь то связь с публичными женщинами, что ставило на его репутацию клеймо развратника, или безудержная тяга к большому количеству разного рода пищевых деликатесов, даже если это уродовало его внешность. А есть он очень любил и выпить тоже. Смакуя деликатесную пищу, он мог поглатить огромное ее количество.
   Глядя на живот Жопэ, напрашивалась мысль, не страдает ли его владелец зеркальной болезнью, при которой больной имеет возможность разглядывать свои гениталии только в зеркало, стоящее напротив его, и хотелось задать вопрос о том, в состоянии ли он постричь себе ногти на ногах или завязать шнурки ботинок. Но это впечатление было неверным и обманчивым. Он и ногти мог постричь, и шнурки завязать. Несмотря на свой пузыреобразный живот, ему пришлось научиться это делать и дома, и вне семьи. Дома потому, что его третья по счету жена, изрядная сволочь, заботилась никак не о нем, хотя благосостояние семьи всецело зависело от Жопэ, а только о себе и еще о своих детях-бездельниках – таком же толстом как Серж сыне, воображающем из себя черт знает что, и постоянно отдыхающей неизвестно от чего, считающей себя сверхнесчастной, распущенной и такой же развратной как ее отец дочери. Вне дома, также как и в своем жилище, Сержу каждый раз приходилось заниматься чудесами акробатики, снимая где-нибудь и обувая обувь снова, из-за того, что у него чесалось между пальцев. А чесались у него пальцы в связи с экземой постоянно.
   Жопэ был всегда очень угрюм и молчалив, а на мир глядел с подозрением и недобрыми глазами. Врачи-психиаторы обычно рекомендуют подальше держать от таких сумрачных типов маленьких детей. Он мог в течение всего дня не произнести ни слова, но иногда, когда был недоволен своими подчиненными, а ими он был всегда недоволен, вдруг вспыхивал и разрожался грубой площадной бранью и матом, невзирая на присутствующих, пусть даже это были и пожилые женщины. Это были гнусные по своей безобразности сцены. Случалось, что Жопэ и улыбался. Но это были улыбки лести, когда Жопэ хотел угодить своему начальству, перед которым он трепетал. Гадко улыбаясь он шутил для того, чтобы понравиться своим патронам. Бывало, что Серж и развязывал свой язык. Однако такое происходило с ним только в пьяном состоянии. Тогда он говорил много и почти без остановки, в том числе и чепухи, почти каждый раз обижая без причины одного, двух или всех своих собеседников, часто и других людей, попавшихся случайно под руку, но всегда только тех, кто от него как-то зависел или был ему незнаком и не мог оказать достойного отпора. Он совершенно спокойно мог выдать тайну, касающююся его самого или своих близких, но никогда того, что могло ему очень навредить по работе, так как это могло поставить под удар его многолетний сытый жизненный уклад, его благосостояние, без чего жизнь Сержа была невозможна. Здесь он был крепче стены, за что его ценило руководство.
   Знавшие Жопэ люди, говорили, что он нагло и беззастенчиво ведет тройную жизнь, никого не стесняясь, имея, несмотря на свое противное лицо и мерзкую фигуру, двух любовниц. С людми Жопэ сходиться не мог. Любовницы сами находили Сержа и липли к нему из-за его начальственного положения и денег, которых он для них не жалел как, конечно же, и для себя, когда, по своему обыкновению, Жопэ несколько раз в неделю обязательно веселился. Жена давно знала о развратном образе жизни мужа, но с ней у Сержа по этому поводу была полная гармония. Она почти каждый день, в течение двадцати или более лет, желала ему подохнуть от спида или рака, на что он совершенно не обращал внимания. Было, правда, в семье Жопе и несколько крупных скандалов, когда за супружескую неверность Сержу жена и дочь выставляли за дверь чемодан с его шмотками. Но жене в конечном итоге на аморал мужа волей-неволей приходилось закрывать глаза. Сверхсытая жизнь, материальное благосостояние и связанные с этим удовольствия, а также относительное спокойствие оказывались для нее более важными, чем грязный моральный облик супруга. То же самое касалось и беспринципной дочери, ездившей отдыхать к теплому морю вместе с одной из любовниц Сержа. Он тоже ради собственного удовольствия и удовольствия своей семьи готов был и гадить и идти на преступления, добывая нечестные деньги. И он гадил и шел на преступления довольно часто.
   Серж болел звездной болезью и при подчиненных требовал от родственников, чтобы его учтиво называли: «Уважаемый господин Жопэ». Но жена специально делала все наоборот, обращаясь к нему при посторонних со словами: «Ну, ты, Жопэ!», от чего его просто коробило. Но Серж ничего с ней поделать не мог. И вообще он ее немного побаивался, так как та своими огромными лапами могла вышибить дух из кого угодно, в том числе и из Сержа.
   Но обо всем этом, впрочем, как что-либо о Скотте и Джанкинсе, собравшиеся на пресс-конференции не знали. Было похоже, что эти трое работали вместе, что в действительности так и было. Однако друзьями, судя по их поведению, не были, что также соответствовало истине.
   Совершенно резко противоположной этим троим личностью был четвертый, Джон Калоефф. И о нем журналисты имели информацию, но лишь самую минимальную. Эта информация тоже, как и о Мочиано, содержалась в отпечатанном памфлете собрания. Калоефф являлся директором небольшой фирмы называвшейся «Упаковал и поехал», именно одной из тех, которую обслуживал профсоюз Мочиано. Кроме этого, журналисты знали еще, что две лучшие сотрудницы его фирмы летели на самолете в Южную Африку и вместе с другими пассажирами попали в беду, оказавшись заложницами сепаратистов Анголы.
   Каолоефф был крайне сухощавым человеком лет тридцати пяти, жгучим брюнетом, со спадающими до плеч волнистыми и очень густыми волосами, которые, казалось, были засаленными. Про таких как он лысые люди, обделенные растительностью на голове, говорят со злобой: «В ботву пошел». На Калоеффе был феолетовый костюм, салатного цвета рубашка и чрезвычайно яркий и пестрый петушиный галстук. Белые модные ботинки, с загибающимися к верху носами, дополняли странный туалет. Тонкие пальцы, унизанные перстнями, находились в непрерывном нервном движении. Острый бегающий взгляд свидетельствовал о каком-то беспокойстве и даже боязни чего-то. Но самым замечательным элементом в облике этого человека был его нос, похожий на руль небольшого катера. Если Калоефф входил в помещение, то сначала появлялся его нос, а потом уже и сам его обладатель.
   Пятый мужчина, стоявший отдельно от других, с руками, скрещенными на груди, глядел перед собой в пол. Казалось, что он был полностью погружен в свои мысли и совершенно не думал о происходящем в зале. Он был высокого роста и крепкого телосложения, с красивым лицом и серо-голубыми глазами с зеленым венчиком, грустными, но добрыми, с немного полысевшей головой, что ничуть не портило его. Над правой бровью виднелся небольшой шрам, на левой щеке, под глазом, еще один. Одет мужчина был в темный пиджак, черные джинсы и серую рубашку без галстука. Ему можно было дать лет сорок пять-пятьдесят. Звали человека Стэн Капенда. На этой личности стоит остановиться особо, так как Капенда является основным героем всего того, что произошло в остаток данного дня и впоследствии.
   Капенда родился в Нью-Йорке после войны, в семье потомков русско-украинских эмигрантов, переселившихся в Америку почти сто лет назад, в самом конце прошлого века. Его мать была русской, отец – украинцем. Мать еще знала русский язык и рассказывала маленькому Стэну русские сказки на ночь. Стэн запомнил из ее рассказов несколько русских слов. Отец служил в американской армии, принимал участие в войне с императорской Японией и в составе бронетанкового подразделения отличился в боях за Окинаву в июне 1945 года, тогда же получив на острове ранение и контузию. После он много рассказывал Стэну о Японии, ее традициях, обычаях и японцах, а также о других странах, в которых ему довелось побывать, развивая тем самым у сына интерес к географии и этнографии.
   Родителя Стэн очень любил, но, к сожалению, лишился его рано. Отец скончался скоропостижно от инфаркта, оставив своей жене троих малолетних детей, старшим из которых был Стэн. Мать, не имевшая ни образования, ни специальности, вынуждена была почти одна содержать семью, воспитывать и растить детей. Небольшую помощь иногда оказывала ей лишь троюродная сестра, тоже имевшая достаточно жизненных трудностей и неурядиц. Подрастающий Стэн изо всех сил стремился облегчить существование семьи, с трудом совмещая обучение в школе и вечерние подработки, обслуживание сестры и брата во время работы матери.
   Когда Стэну было тринадцать с половиной лет в их доме появился неприятный, рыжий и весь в веснушках субъект по фамилии Гопкинс. Мать думала, что теперь семья заживет лучше. Однако все стало наоборот. Бил Гопкинс не имел постоянной работы и места жительства, систематически употреблял алкогольные напитки и какие-то суррогаты, заменявшие ему их, курил в течение всех суток отвратительные дешевые сигареты. Он не только не помогал семье Капенда, но и наровил что-нибудь утащить из дома и продать. Неоднократно Стэн видел Гопкинса роющегося в вещах матери и что-то разыскивающего в них. Несколько раз он забирал скудные семейные средства, заработанные матерью и Стэном, и куда-то уносил. Постепенно Гопкинс втянул в пьяные застолья и мать Стэна.
   В те редкие дни, когда у Гопкинса появлялись деньги, он оживлялся, становился суетливым и не в меру веселым, постоянно глупо шутил и рассказывал одни и те же плоские анекдоты, над которыми только он один и смеялся до слез. После того как мать приносила с кухни приготовленную еду, Гопкинс доставал алкоголь из своего потертого кожаного портфеля, с которым никогда не расставался и обращался всегда исключительно бережно, как с ребенком, так как там находились бутылки с проклятым зельем. После употребления алкогольных напитков внутрь между матерью и пришельцем-сожителем начинались дискуссии, почти каждый раз сопровождавшиеся взаимными оскорблениями и бранью. Гопкинс использовал при этом такие обидные и изощренные выражения, которых Стэн ни от кого прежде не слышал. Алкоголь быстро кончался и после этого Гопкинс, неприменно желавший добавить еще, становился неуправляем. Словесные ссоры переходили в потасовки и пьяные дебоши, во время которых Гопкинс непременно бил посуду, переворачивал и крушил нехитрую мебель, избивал мать Стэна и подвернувшихся под руку детей. Стэн всегда был на стороне матери и, будучи подростком рослым и крепким, защищал ее, сестренку и брата от разбушевавшегося пьяницы довольно эффективно, хотя и сам во время этих домашних побоев получал тоже изрядно.
   Однажды, после очередного домашнего скандала, Стэн встретил во дворе дома, где жил, своего закадычного друга Ника Джонсона. Джонсон был таким же крепким и высоким малым как Стэн, хотя и имел чуть меньший рост. Нос Ника был слегка кривым, из-за того, что был сломан. В один прекрасный день, когда Джонсон выходил утром из дома, откуда-то прилетела детская деревянная запускалка, угодившая ему прямо в нос и сломавшая его. Несмотря на боль, Ник обрадовался этому происшествию так как оно являлось поводом, чтобы не ходить в школу.
   Джонсон знал об отношениях в семье Капенды почти все. Рассматривая подбитый глаз Стэна, Джонсон предложил ему прекратить, как он выразился, все эти безобразия. В подкрепление своих слов Ник достал из пробитого чем-то в нескольких местах чемодана рваные боксерские перчатки. Друзья зашили их и начали тренировки на улице. На второй день занятий к ним приобщился также еще и их общий друг Поль Алексон, крепкий и коренастый светлой пигментации парень, имевший кличку Дайм. Алексон жил в неблагополучной семье. У него было три класса образования. Он никогда не видел своего отца. Мать и старшая сестра день и ночь где-то работали, а старший брат сидел в тюрьме. Поля тренировки очень обрадовали, так как он все время бездельничал, не зная куда употребить свою энегрию, целыми днями болтаясь по улицам.
   Занятия захватили товарищей настолько, что привели их через некоторое время в боксерский любительский клуб. Школе уделялось все меньше времени, а боксу все больше. И вообще свободолюбивому Стэну школа мало нравилась из-за давления учителей на личность ученика, как он выражался, и из-за системы выявления знаний посредством не всегда объективных оценок. Хотя Стэн по всем предметам соображал очень хорошо, почти никогда не пропускал занятий, оценки у него всегда были плохие или удовлетворительные. Получалось так скорее в знак протеста и споров с учителями, нежели потому, что Стэн ничего не знал. Большинство учителей Капенда не любил. Неравнодушно в школе он относился лишь к учителю истории, ветерану войны, потерявшему на ней ногу, учительнице физики, которая никогда и никому не навязывала свое мнение, нескольким своим друзьям из класса и девочке по имени Люси, хорошей ученице и дочери добропорядочных родителей, предмету внимания многих учащихся мужского пола. Она очень нравилась Стэну, но именно поэтому он держался от нее на расстоянии и делал вид, что совершенно не замечает ее, а в разговорах с Люси Стэн несколько раз даже необоснованно нагрубил ей.
   Через шесть месяцев после начала занятий в секции бокса, четырнадцатилетний Стэн, выглядевший, как минимум, на семнадцать лет, уже превосходил по мастерству и технике тех юношей, которые занимались боксом год, два и более. На ринге, во время спаринговых встреч, он неизменно выигрывал бои, почти не получая во время их ударов в голову и туловище.
   Изменения произошли также и в домашней жизни. Стэн два раза «вправлял мозги» Гопкинсу, когда тот пытался устроить домашние скандалы. Во время последней ссоры Стэн предупредил сожителя, что в третий раз обязательно изуродует его и превратит в инвалида. Гопкинс, хотя и выглядел как громила и никогда никому и ни во что не верил, судьбу дальше испытывать не стал. После каждой пьянки он предпочитал лучше с зубовным скежетом и проклятиями ложиться спать, нежели превращаться в тренировочную «грушу» Стэна.
   Через некоторое время Гопкинс вообще исчез с семейного горизонта Капенда. Он сгинул так же неожиданно, как и появился. Стэн ничего в связи с этой «утратой» не спрашивал у матери, а она ничего ему не говорила, как будто ничего не произошло. В семье Капенда вообще не принято было задавать вопросы. Члены семьи, независимо от возраста, все понимали без специальных объяснений и были немногословными.
   Отсутствие Гопкинса не остановило мать в ее пристрастии к спиртному. Она продолжала потихоньку от детей пить и курить, кашляя все больше и больше. Стэн, услышавший где-то, что женский алкоголизм не вылечивается, видя все это, очень переживал за мать, всеми силами пытался как-то облегчить ее существование. Однако она, постоянно жалуясь на несчастную судьбу, прекратить пагубное занятие уже не могла.
   Боксерские способности и сила, природное остроумие и умение держать слово, неизменная доброжелательность ко всем и покладистость притягивали к Стэну подростков района где он жил, сделав его любимцем уличных компаний. Однако улица, как правило, для групп молодежи является еще и школой хулиганского самовыражения. Прошел через нее и Стэн. В пятнадцать лет он впервые познакомился с нью-йоркской полицией. В участок Стэна доставили, как было указано в протоколе, за неуважение к форме полицейского, пытавшегося образумить распоясавшихся на ночной улице юнцов. В своем объяснении Стэн выразил категорическое несогласие с предъявленной ему формулировкой. По заявлению Стэна, он хотел лишь натянуть фуражку на глаза копа и совершенно не желал того, чтобы ее козырек оторвался. «Шить надо лучше», – подытожил свою писанину Стэн.
   Вторая встреча с полицейскими чинами произошла примерно через год после первой и носила уже серьезный характер. Все началось с того, что неисчерпаемый на прожекты по получению денег Джонсон предложил Капенде начать зарабатывать боксом деньги, став профессионалом. Джонсону через своих знакомых удалось выйти на людей, которые, выглядевшего старше своих лет юношу, выпустили на профессиональный ринг. Победа следовала за победой. У Стэна появились деньги и семья зажила лучше.
   Но успехами начинающей звезды заинтересовались не только тренеры и менеджеры, жаждавшие обогатиться за счет боксерских выступлений Капенды. Однажды после тренировки к нему подошел человек, назвавшийся Филом Мэнсоном. Он не стал выражать витиевато свои мысли, как это любят делать отдельные личности, а сразу предложил Стэну вдвое больший заработок, который совершенно не требовал особого напряжения сил и не шел ни в какое сравнение с потной работой на ринге, где, как выразился Мэнсон, все время нужно прыгать козлом, да еще и рисковать своей мордой. Стэн заинтересовался предложением и попросил ввести его в курс дела.
   Новый работодатель в нескольких словах поведал, что у одних много денег, у других мало, а у третьих их нет совсем. Последних Мэнсон обозвал никчемными паршивыми субъектами, которые на совершенно законных основаниях должны питаться только отрубями и жить в картонных коробках рядом с вонючими свалками. Мотивировал он это тем, что у любого нормального человека заработанные деньги, пусть даже и небольшие, должны быть обязательно, иначе это уже, вроде, и не человек, а скот. Только скотина прожирает все разом, не думая о будущем.
   Бывает, продолжил Мэнсон, что некоторым из тех, кто не имеет достаточных средств, нужен для какого-нибудь дела кредит, но полностью неплатежеспособным господам его никакой более менее уважающий себя банк или шарашка не даст. Вот для обслуживания таких людей, получающих деньги под большой процент в надежде провернуть какую-то аферу для исправления пошатнувшегося финансового положения, и предназначена была фирма набивавшегося в знакомые к Стэну визитера. Причем задолженность, когда приходил срок платежа, а клиент продолжал тянуть резину, как объяснил Мэнсон, ребята фирмы выбивали самым действенным способом, то есть силой, с помощью грамотного мордобоя, а не увещиваниями и просьбами.
   Для этого Мэнсону и нужен был талант Стэна. Хотя деятельность такой полулегальной фирмы и входила в притиворечия с законом, Мэнсон подчеркнул, что каждый сам является кузнецом своей судьбы, а также счастья и все сделки совершаются только на добровольной основе. Срок отдачи денег и процент четко оговаривается сторонами и насильственное выбивание из клиента долга является действием справедливым. Сомнительные люди, среди которых много скотов, не заслуживающие доверия у государства и частных банков, по заявлению Мэнсона, этого вполне заслуживают. При этом фирму совершенно не интересовало, где ее клиенты будут добывать деньги для уплаты долга и процентов. Стэн с доводами Мэнсона согласился и принял предложение вместе с довольно толстым конвертом, где находился аванс.
   Долго наслаждаться повышенным вознаграждением, однако, Стэну не пришлось. За группой вымогателей уже была установлена слежка. Не успел он проработать в «фирме» и два дня, как всю организацию, после того как она вынудила к самоубийству одного человека, накрыла полиция. К чести вымогателей они не потянули за собой Стэна, умолчав про полученный аванс и заявив следственным органам, что Капенда в делах не участвовал, что впрочем соответствовало действительности. Судебного дела против Стэна возбуждено не было из-за того, что он не успел еще втянуться в противозаконный бизнес и как следует проявить себя на новой «работе», но за связь с преступной группировкой с профессиональным боксом, в связи с дисквалификацией, Капенда вынужден был покончить.
   Для семьи Капенды опять начались трудные времена. Мать задолжала много денег разным людям. У нее начала прогрессировать болезнь, которую обнаружили несколько месяцев назад врачи. Вскоре заболела еще и младшая сестра.
   Как всегда в трудный момент на помощь со своими идеями и постоянными поисками высокооплачиваемой работы пришел Джонсон. Один тип, искавший молодых натренированных и смелых людей для одной акции за границей, предложил ему «непыльную» работенку в Африке. По словам вербовщика, человека высокого роста и улыбчивого, весьма остроумного и симатичного, с маленькой, идеальной формы круглой головой, но обладавшего уже обозначившимся небольшим животом, похожим на арбуз, предстояли всего несколько дней тренировок, а затем веселая прогулка в обществе и под руководством опытных, уже видавших виды людей, во время которой делать почти ничего не нужно будет. Необходимо было вылететь в определенное место, в одном или двух местах просто постоять, охраняя что-то, три раза выстрелить, если это понадобится, и то в воздух для остраски кого-то, и получить за это кучу денег.
   Нику и Стэну, склонным к авантюрам и любящим путешествия, объехавшим просто так немало городов Восточного побережья Соединенных Штатов, такое предложение показалось очень заманчивым. Стэн сразу согласился на все, выдвинув лишь единственное условие – тысячу долларов он получает наличными до отъезда.
   Вербовщик от такой просьбы почему-то буквально остервенел, весь покраснел, сорвался и в крайнем раздражении начал выкрикивать, что никто никаких денег заранее не получит и, что все должны заткнуться, когда он говорит. В ответ на это Джонсон спокойно заявил, что и он не собирается плясать под чужую дудку и все восемь человек, которых он привел, уйдут с ним туда, откуда пришли. К этому он добавил, что «заткнись» является, по его мнению, самым что ни на есть паскудным выражением, совершенно неприемлимым вообще для какого-либо человека и уж, конечно же, для человека, считающего себя интеллигентным, выражением, пригодным только для общества свиней. Ник объяснил вербовщику, что такое слово является признаком низкого происхождения и плохого воспитания, словом быдла. Тут же он заметил, что высококультурного английского лорда никакими силами никто не заставил бы так выразиться. Мистер с круглой маленькой головой начал сквозь зубы оправдываться, извиваться, ему пришлось несколько раз мило улыбнуться и в конце концов пойти на уступки. Так Капенда, сам того не подозревая и ничего не ведая, стал на долгие годы наемником-профессионалом.
   Придя домой, Стэн вручил матери доллары, попросил ни о чем не переживать, не расстраиваться и обещал быстро вернуться обратно с большими деньгами.
   Настало время расставания. Мать вышла провожать сына на лестницу. Заплакала. Стэн обнял ее, поцеловал два раза в лоб, поднял с пола сумку со всем самым необходимым, развернулся и быстро ушел. В этот день он видел ее последний раз.
   С Люси Стэн не простился, хотя очень желал этого. С ней он виделся только в школе, когда получал документ об образовании. Больше с Люси Стэну встетиться в последующие годы уже не довелось.
   Наемническая деятельность оказалась совсем не такой, как ее обрисовал красивый зазывала в ряды «джентльменов удачи». Вместо нескольких недель Стэн провел на чужбине, в сташных трудностях, постоянно рискуя жизнью, почти полтора года. Как он и его друг Джонсон остались в живых, они и сами не знали. Когда Стэн вернулся, дальние родственники, которые все это время присматривали за детьми – сестрой и братом Стэна, сказали, что мать умерла от рака через семь месяцев после его отъезда, так и не дождавшись от сына денег и хотя бы одного письма.
   После лекгой передышки, Стэн, позаботившись материально и организационно о сестре и брате, снова уехал на дело. С каждой новой поездкой за рубеж и очередной операцией он все больше и больше погружался в опасную работу и набирался опыта, становясь в своей области специалистом высшего класса. Капенда все время был востребован и почти ни одна наемническая операция в Центральной, Западной и Юго-Западной Африке не миновала его.
   В качестве наемника Стэн работал более пятнадцати лет, пока не встретил во время одного из своих «отпусков», на вечеринке друзей, женщину по имени Лили. Лили Миллер ничего особенного из себя не представляла и никакой ослепительной красотой не блистала, что больше всего и притягивало к ней Стэна. Красавицами, по его выражению, он уже наелся до отвала. Почти все они, как полагал Стэн, являлись глупыми и много из себя воображающими существами. В связи с тем, что эти девицы пользуются спросом, они глупеют еще больше, в конце концов превращаясь в «подстилки». Одна из таких красавиц ухитрялась в юности Капенды морочить голову одновременно Стэну и двум его друзьями – Нику и Полю. Причем никто из друзей об этом ничего не подозревал. После того как Стэн и Ник уехали в Африку, а Алексон завербовался в морскую пехоту, красотка, правда, осталась ни с чем, но не на долго. Вскоре она подцепила одного брюнета неизвестной национальности, а потом, как рассказывали приятели, и еще кого-то. И вообще общаться и жить только с одним человеком таким дамам было просто не интересно. Им нужны постоянные всплески эмоций, ощущений и веселья. Для таких женщин, как говорил Джонсон, дело везде и всегда найдется – и ночью, и утром, и днем, после обеда.
   Стэн, всегда склонный к размышлениям, неоднократно раздумывая над этим феноменом и любовными похождениями некоторых своих знакомых, вскоре и сам начал теоретизировать и философствовать на тему: «Что такое любовь?». Он дошел даже до того, что оформил свои мысли в виде наукообразной системы, где любовь выступала в двух основных вариантах: животном и человеческом.
   Первый вариант основывался на физиологических выкладках ученых. Суть его заключалась, как говорил Стэн, в постоянном поиске каким-либо индивидуумом партнера либо партнерши, недолгосрочном сожительстве с ним или с ней и расставании, для поисков новых связей. Период сожительства мог быть коротким или довольно длинным, но не должен был превышать восемнадцати месяцев. Такие непрочные отношения, по Стэну, являлись рецидивом связей в дикой природе, в нечеловеческом обществе, с целью воспроизводства потомства, как можно большего числа себе подобных для сохранения вида. Срока в полтора года, как он думал, для вынашивания дитя, обучения прямохождению и прочим навыкам, требовавшимся для существования, было, само собой, маловато, но в то же время и вполне достаточно. Потом все повторялось сначала. В обществе людей, по мнению Стэна, многие постоянно ищущие натуры о всех этих сроках никакого представления не имеют, так как научных книг не читают и детей, конечно, плодить не собираются. Делают они все подсознательно, подчиняясь своей похоти.
   Такими, без конца ищущими и всегда находящими, обычно бывают особи яркие, активные, подвижные и общительные, как правило, веселые. Нередко им одной связи мало и они не брезгуют при наличии одного партнера или партнерши еще и другими. Бывает, что эти люди в конце концов устают от своих постоянных приключений и успокаиваются, привыкают к семье, а бывает, что и нет. Иногда эта особенность приобретает ненормальные отклонения. Стэн, например, знал одну особу, пропустившую через себя семьдесят человек, сделавшую массу абортов, и не потерявшую при всем этом способности к деторождению. Другой знакомый знакомых Капенды дошел до того, что превратил свои любовные похождения в своеобразный спорт, обязательно выискивая для себя каждый день новую партнершу. Такие люди, по теории Стэна, для семьи уже совершенно не годились. Стэн говорил, что они могут жить в семье, притворяясь и не любя, но постоянно будут «как волки, смотеть в лес».
   Человеческий вариант любви, по рассуждениям Стэна, подразумевал связь людей, которые в силу религиозных или личных убеждений, моральных устоев, невостребованности, из-за отсуствия красоты, или в связи с наличием каких-либо физических дефектов, были более постоянными во всех своих отношениях. Они не гнались без конца за новыми и новыми острыми ощущениями, довольствовались малым и подходили для строительства семьи.
   Особо Стэн выделял в своей классификации подвариант человеческой любви – любовь из-за выгоды, по расчету. Главным в ней были положение человека в обществе, хорошая жизнь и деньги. В этом случае, считал Стэн, заинтересованный человек мог «любить», жениться или выйти замуж за кого угодно, хоть за настоящего кобеля.
   Лили в классификации Стэна относилась ко второму варианту. В противоположность всем прочим подружкам Стэна, она была спокойна и ненавязчива, в меру набожна, немного близорука, имела простое лицо и обыкновенную, но не худую, фигуру. Стэн не очень любил худых женщин, особенно тех у кого был большой промежуток между ног. Лили этим совершенно не страдала.
   Лили настояла на том, чтобы Стэн бросил свое смертельное ремесло. Капенда, занимавшийся наемничеством сначала по нужде, а потом скорее по инерции, послушался ее и поступил на работу инструктором в одну из частей специального назначения армии США. Окончательно связи с наемниками, однако, он не порвал, еще долгое время продолжая консультировать «солдат удачи» перед их акциями. С Лили он поженился, вскоре став родителем мальчика, которого супруги назвали Питером.
   Шли годы. Капенда купил в центре Нью-Йорка большую, комфортабильную квартиру, обзавелся всем тем, что имеют люди среднего достатка. В 1997 году Стэн окончательно бросил инструкторскую деятельность в спецназе и консультационную среди наемников. Вместо этого он устроился в небольшую фирму, где платили меньше, но надрываться умственно и физически совершенно не нужно было.
   Питер рос и учился, получил специальность и приличную работу. Вскоре он женился на девушке по имени Мабель Соммер и у них родилась дочь. Через год супруги купили в пригороде Нью-Йорка небольшой дом в рассрочку.
   Казалось, все и дальше будет идти так же хорошо и спокойно. Но в один из дней случилась большая беда. Из-за юного балбеса-мотоциклиста, упражнявшегося в лавировании между транспортными средствами в направлении противоположном движению потока автомобилей на шоссе, машина, в которой ехали за город сын и внучка Стэна, жена Питера и Лили, попала в автомобильную катастрофу. Управлявший машиной Питер, и Мабель, сидевшие спереди и пристегнутые ремнями безопасности, получили сильные увечья. Лили ударилась головой о пепельницу, укрепленную на переднем сиденьи, и скончалась на месте происшествия. Не пострадала только маленькая внучка Стэна, свалившаяся во время аварии вниз со своего места между передними и задними сиденьями.
   Несчастье заставило Стэна замкнуться в себе. Его охватила депрессия. Смысл существования был потерян. В квартире Капенды появилось большое количество спиртного, он снова начал курить. Но оставшиеся в живых сын, его жена и внучка нуждались в заботе, опеке и материальной поддержке. Жизнь нужно было продолжать и Стэн сумел справиться с апатией.
   Питер лишился в катастрофе правой руки и специалисты изготовили для него искуственную конечность, функционирующую от биотоков головного мозга. Несколько сложнейших хирургических операций и последующее лечение сына и невестки лишили Стэна всех его сбережений. Однако Мабель нужна была новая операция и деньги требовались еще и еще.
   – Итак, мои дорогие, – громко произнес Мочиано. От этих слов Капенда как бы очнулся от своих дум.
   – Итак, – повторил профсоюзный лидер, – слово предоставляется самому главному человеку нашего уважаемого собрания – директору компании по перевозкам «Упаковал и поехал» мистеру Калоеффу, чьи люди невольно стали заложниками злых сепаратистов.
   Калоефф неуверенной походкой подошел к микрофону, вцепился в него руками и начал свою речь.
   – Дамы и господа! – начал выдавливать он из себя Калоефф. – Не буду говорить и повторять то, о чем вы уже знаете из средств массовой информации и о том, что вы услышали здесь сегодня. Да, наш самолет был подбит в небе над югом Анголы и ему пришлось совершить вынужденную посадку. Американские граждане стали заложниками сепаратистов, – голос Калоеффа дрожал, но с каждой новой фразой все больше повышался, – вернее, бандитов. Наши граждане подвергаются, – почти закричал оратор, выпучив глаза, – неимоверным надругательствам, физическим и моральным страданиям.
   – Да, в лапах негодяев оказались сотрудники моей фирмы и другие люди свободной Америки и мы приложим все силы для того, чтобы вызволить их всех из плена. Я все сказал!
   Калоефф выпрямился и обвел присутствующих взглядом.
   – Мистер Калоефф, – выкрикнул молодой журналист из первого ряда, подняв правую руку, большим и указательным пальцами которой он удерживал авторучку, – мы уже слышали, что вы собираетесь освободить заложников собственными силами. А что вы знаете в связи с этим о намерениях нашего правительства? Телевидение и печать о силовых мероприятиях соответствующих ведомств по этому поводу ничего не говорят. И еще. Выдвинули ли сепаратисты какие-либо условия?
   – Наше правительство и дипломаты в Африке, – сказал, заикаясь, Калоефф, – владеют в связи с инцидентом исчерпывающей информацией, находятся в постоянном контакте с ангольской стороной, то есть с правительством Анголы, и пытаются контролировать ситуацию. Но специальные подразделения вооруженных сил Соединенных Штатов не могут предпринять на территории суверенного государства без его разрешения крупномасштабных действий. А операция, действительно, должна быть крупной, настоящей войсковой операцией. К тому же нет уверенности, что такие действия приведут к освобождению всех заложников и все обойдется без больших жертв. Могут погибнуть как заложники, так и множество наших солдат. Законные власти Анголы заверяют нас, что в настоящее время с сепаратистами идет переговорный процесс о прекращении огня и противостояния, что и сами они в ближайшем будущем осуществят надлежащие меры по освобождению заложников, возможно, даже военным путем. Но несмотря на внутренние разногласия у сепаратистов и позитивные тенденции в переговорах, силы, выступающие против правительства Анголы, обладают достаточной мощью и война идет уже не один год. Прежние переговоры уже неоднократно заходили в тупик или срывались, что особого оптимизма нам пока не внушает.
   – Что касается требований сеператистов, то о них ничего пока неизвестно. Возможно, заложников хотят использовать как рычаг во внутриполитических манипуляциях для передела экономических зон и месторождений, давления на какие-то силы. Мы не знаем сейчас, что им нужно.
   – Мистер Калоефф, – поспешно выкрикнула женщина из второго ряда в больших наполовину темных очках, закрывающих почти все ее лицо, – в общих чертах все понятно, но каким образом вы все же намерены спасти пленников? У вас есть конкретный план? Если есть, то в чем его суть?
   – Сейчас план срочно, но со знанием дела и очень опытными специалистами, разрабатывается. Мы хотим освободить несчастных руками их родственников, ненаходящих покоя от мыслей о случившейся беде, и благородных, доблестных добровольцев, служивших ранее в армии, в частях особого назначения, а также тех, кто хорошо знает Юго-Западную Африку. Мы надеемся спасти наших людей быстрыми и скрытными действиями, малыми силами и, дай Бог, без потерь. Я думаю, что эта частная благородная акция спаведлива и ни у кого возражений вызвать не может. Кому-то позволено все, а нам, выходит, ничего нельзя? Так что ли? – Калоефф гневно посмотрел на собравшихся.
   В зале раздались жидкие аплодисменты.
   – Мистер Калоефф, простите, а на какие средства планируется провести операцию? – спросил журналист из центра зала.
   – На добровольные пожертвования частных лиц, родственников потерпевших, средства нашей фирмы и других организаций, – без задержки сообщил Калоефф. – На обороте полученных вами приглашений на эту пресс-конференцию, указаны название банка и номер банковского счета, куда желающие могут перевести деньги. Нам помогут еще, очевидно, и профсоюзы, – Калоефф обернулся и посмотрел на Мочиано. Тот по-отечески улыбнулся.
   – Еще один вопрос, – раздалось из зала. Но в этот момент Мочиано быстро приблизился к микрофону. – Стоп, стоп, стоп, мои дорогие, любимые и глубокоуважаемые. Наше время давно истекло. Мы, по-моему, обо всем уже переговорили. Пресс-конференция закончена. Извините, у нас еще очень много работы и нам и вам нельзя терять ни минуты. Всего хорошего!
   Журналисты направились к выходу, а Мочиано, Калоефф и другие к двери, за которой находилось большое помещение с круглым столом посередине и стульями с высокими спинками. Проходя мимо Капенды, Мочиано услужливо выгнул позвоночник и жестом предложил войти в помещение за дверью вперед его.
   Когда все расселись вокруг стола, Мочиано, как и прежде единолично руководивший происходящим, глядя на Капенду, начал свою речь.
   – Позвольте я начну, а потом обсудим нюансы. Общая задача всем ясна. Сейчас нам нужно поговорить о наиважнейших деталях нашей предстоящей, как мы говорили, – сладко улыбнулся Мочиано, – благородной миссии. В беду попало двадцать два человека. Слава Богу, что не больше и, что так мало людей полетело именно этим рейсом. В противном случае наша задача значительно осложнилась бы. Неимоверно осложнилась бы. Все пассажиры граждане США, наши соотечественники. Девятнадцать пассажиров. Из них три женщины. И еще три члена экипажа – штурман и две стюардессы. Один человек, стюард, на которого возлагались в полете еще и охранные функции, сепаратистами был убит. Все остальные, по нашим данным, живы. Мы, предположительно, знаем в каком районе находятся заложники. Неизвестна только судьба командира лайнера и второго пилота, увезенных сепаратистами куда-то в неизвестном направлении. О них ничего не знают ни африканцы, которые предоставили в наше распоряжение основную информацию, ни наши дипломатические работники. С вашей помощью, – Мочиано подал корпус вперед по направлению к Капенде, – мы надеемся вызволить бедных людей из бантитской неволи. Вас порекомендовали нам весьма знающие господа, как большого специалиста, специалиста экстракласса по операциям в Африке, в джунглях, где вы чувствуете себя как дома. Они сказали нам, что ваше участие обеспечит стопроцентный успех.
   Стэн на похвалу совершенно никак не отреагировал.
   – С такими солдатами как вы, я думаю, нам любая проблема по плечу, – широко улыбаясь, продолжил Мочиано. – Ведь вы, говорят, в таких переделках побывали, что просто ужас охватывает, работали в отрядах легендарных личностей.
   – Чего не сделаешь по молодости и глупости, – оставаясь безучастным к липовому восторгу Мочиано, уклончиво ответил Стэн.
   Мочиано притворно рассмеялся и приготовился, очевидно, еще как-то похвалить Стэна, но Капенда деликатно прервал его.
   – Господин Мочиано, вы, кажется, говорили, что счет времени идет на минуты? Давайте поговорим о том, чего нет в газетах. Потом мы же взрослые люди, а не дети на детском утреннике. Зачем вы говорите о каком-то стопроцентном успехе там, где иногда могут даже и выстрелить один раз в затылок, а второй – в печень. И не перехваливайте меня. Я в комплементах и похлопыванию по плечу нуждался когда мне было лет пятнадцать-шестнадцать.
   – Да, да, – согласился профсоюзный босс, широко улыбнувшись и показав неровные редкие зубы, – приступим к конкретному обсуждению проблемы. Итак, я продолжаю. Как я полагаю, состав группы по освобождению заложников должен быть очень небольшим и мобильным. Чем меньше людей, тем лучше. Небольшую группу и засечь трудно и от преследования она может уйти легко. Самое главное быстрота и неожиданность. У вас будет поддержка с воздуха. На одном вертолете вы незаметно прибудите к месту действия. Выполнив задание, на других вертолетах вы быстро сможете уйти в зону, контролируемую правительственными войсками. Десять человек, по-моему, самый разумный вариант. Не так ли господа? – Мочиано по очереди посмотрел в глаза каждому из сидящих за столом, напуская на себя серьезность.
   – Вы со мной согласны мистер Капренда? Пять человек я уже отправил в Киншасу. Там у нас, так сказать, штаб нашей операции, – лицо Мочиано засветилось от радости. – Эти пятеро подготовят с нашими секретными агентами в Африке, не буду говорить при каком посольстве работающими, техническую сторону дела. Они обеспечут транспорт, доставят к месту сбора боевого отряда оружие, боеприпасы, снаряжение, продовольствие и т. п. и т. д. Затем четверо из них вольются в вашу группу. Все они очень грамотные люди. Особо рекомендую вам некоего Чунку. Я его давно знаю и только с хорошей стороны. Он уже в Африке, в составе тех пяти. Это исключительно опытный и знающий специалист. Если вы сделаете его своим заместителем, не пожелеете. Значит, еще пять человек, ну это мы поможем, и вместе с вами будет десять. Что вы на это скажите?
   – Ну, если это сценарий нового приключенческого фильма, все просто великолепно, – легко приподняв брови, ответил Капенда. – Прибыли, быстро освободили и улетели на вовремя подоспевших вертолетах. Отлично. Если кого-то нужно убрать, то, пожалуй, и меньшими силами можно обойтись. Десять человек вполне приемлимое число бойцов. А если спасти более двух десятков гражданских лиц, среди которых, как вы только что сказали, есть женщины, то нет. Вы слишком преувеличиваете мои способности. Даже в компании с вашими супергероями такую операцию будет провести очень сложно.
   Стэн остановился, помедлил несколько секунд и продолжил свою речь.
   – Самая большая труднось заключается в том, что мы не знаем точного местопребывания заложников. Приблизительно – это ничего. Мало того, сепаратисты могут их разделить на несколько групп и постоянно перемещать с места на место. Для того чтобы найти пленников в полностью вражеском окружении, притом когда местное население лояльно относится к сепаратистам, нужны хорошие разведчики, причем, говорящие на языках народов банту, живущих, в частности, в южной части Анголы и поддерживающих УНИТА или группы близкие к этой организации, к примеру, на языках народов овамбо, овимбунду, чокве, наконец. Знающие местные языки разведчики, должны очень хорошо работать с рациями с целью перехвата радиограмм противника и в одинаковой мере должны знать английский и говорить на нем, чтобы любую мелочь из переговоров сепаратистов тотчас же сообщать командирам боевой группы. Нам постоянно необходимо знать планы действий наших противников. В людях знающих аборигенные языки я должен быть уверен абсолютно. Без таких людей мы будем похожи на слепых котят. Нас быстро обнаружат и раздавят. Местных проводников и переводчиков я, как правило, к серьезным делам не привлекаю. Могут предать, подвести, сделать что-нибудь не так. У них в голове совсем другое, чем у нас. У них другой ход мыслей, другие жизненные ориентиры и интересы. У них иная этнопсихология. И у них нет представления о подчинении начальникам, которым они временно служат за деньги. Возможны и идейные соображения, но чаще во главе всего стоят деньги. А любая ошибка – это потери. Все исчисляется не эмоциями и словами, а человеческими жизнями. Понимаете меня?
   Стэн опять остановился, но тут же снова заговорил.
   – Вот такой вопрос у меня. Ваши люди, уехавшие уже в Африку, ну, например, этот Чунка, знают языки народов юга и юго-востока Анголы? Опять же насчет заместителя командира. Вы все заслуги от будущей операции хотите приписать мне. А если меня убьют? Вы такое исключаете? Заместитель должен быть таким же как и командир, столько же знать, быть в состоянии заменить его. Не так ли? Вы моими способностями восхищались. Чунка столько же знает, сколько я?
   Мочиано провернул языком между зубами и губами, не открывая рта.
   – Далее, мне нужны люди знающие медицину, способные оказать первую медицинскую помощь. Мне нужен хотя бы один хороший врач и два разбирающихся в своем деле санитара. Среди заложников могут вдруг оказаться не только убитые, но и раненные. Хорошо если таковых будет немного и вертолеты прибудут сразу же после того как мы освободим пленников или непосредственно в момент освобождения. Прикрытие и помощь с воздуха большое дело. Какая же работа без поддержки с воздуха? Без этого только идиот пойдет на серьезное задание, особенно на такое. Тут нужна очень четкая согласованность действий. Если вертолеты появятся раньше, они наоборот могут помешать проведению операции. Но учтите, что вертолеты могут опоздать, их могут сбить. Тогда, возможно, раненных придется транспортировать через джунгли на руках. А лишняя минута, проведенная в «дружеском» окружении, дороже золота. Всякая задержка в таком положении не допустима. Поэтому для каждого спасаемого должен быть определен хотя бы один солдат, спасающий его, помогающий ему или, в конце концов, несущий его на собственном хребте. Ну, еще командир и его заместитель, о которых мы уже говорили, и которые всем и всеми будут командовать. Итого, двадцать четыре человека вместе с начальником, его помощником, бойцами, разведчиками и медиками. При сочетании этими людьми разных обязанностей в различных ситуациях – это минимум. Я уже не говорю о том, что и сами бойцы группы могут быть ранены.
   – А наемникам-то зачем врачи? Наемники же своих раненных оставляют, – выдал Мочиано и от души расхохотался.
   – Но мы же называемся не наемниками, а благородными добровольцами. Так, кажется, было сказано журналистам, – по-доброму отпарировал Стэн.
   Лицо Мочиано мнгновенно преобразилось. Вместо улыбки на нем появилась гримаса и оно перекосилось.
   – Журналисты! – чуть не вскричал он. – Я бы их всех в дерьме утопил. Лично! Они всегда лезут туда, куда им не надо. Все чего-то вынюхивают, на сенсациях заработать хотят, цепляются за то, что интересно для тупого обывателя. Имя свое прославить желают. У меня из-за них столько неприятностей было. Эти журналисты всегда готовы освещать то, о чем и малейшего представления не имеют. Симпозиум эндокринологов, конференция по прблемам микробиологии, форум, касающийся теории научного упыризма, встреча по вопросам белка и спермы. Они за все берутся и, ничего не зная, статью вам в газете с видом знатока напишут. Все переврут, извратят и исковеркают как им нужно или как нужно их хозяевам. Они хуже любой заразы, хуже холеры и чумы. Если какому-нибудь журналисту что-то лично не понравится, он же вас с грязью смешает, так обгадит, что дальше некуда. Они этому специально много лет учились. Гадить! А толстомордая публика все посмотрела, все прочитала и обо всем сложила мнение. Попробуй потом «достоверную» информацию этих вонючих журналистов опровергни! И наоборот, раз вы понравились некоему баламуту, вы – ангел. Вот такая у этих людишек власть. И критике их деяния не поддаются. У них там свой мир, куда ни кого не пускают, в котором только они варятся, из которого ядовитой слюной плюются. Они друг за друга держатся и друг друга покрывают. Они своим словоблудием кого хочешь за пояс заткнут. Это они влезли с ногами в наше дело. Это они вынудили нас провести пресс-конференцию. Получилось так, что теперь каждая свинья знает о наших планах и намерениях. Без них мы провернули бы все без лишнего шума. Тайно и с большим успехом. А теперь мы у всех как бельмо на глазу.
   Казалось, Мочиано невозможно было остановить. Джанкинс слегка приоткрыл свой дебильный рот, а Калоефф как черепаха втянул голову в плечи. Стэну пришлось громко прокашлиться два раза, чтобы обратить на себя внимание. Только после этого Мочиано понял, что в своем обличении журналистов немного отвлекся от темы разговора.
   – Вы меня слушаете, мистер Мочиано? – заботливо заглядывая в глаза профсоюзному деятелю поинтересовался Капенда.
   – Да, конечно, продолжайте, пожалуйста. Извините, но журналисты – это моя любимая мозоль, – сказал Мочиано и снова улыбнулся, как будто никакого приступа бешенства у него и не было.
   Так вот, – продолжил Стэн, – все надо делать по правилам нашего искусства. Если мы вынуждены будем с освобожденными заложниками преодолевать какой-то отрезок пути, для нашей группы необходим авангард, основная боевая группировка, непосредственно охраняющая спасенных людей, арьергард, боковое охранение, ночное охранение, его смена и так далее. Это я, к примеру. Не обязательно у нас все должно быть по такой схеме. Кстати, мы можем и не найти заложников за один день, за два, за три…, за неделю. Человек же не машина. Ему и отдых требуется. А если мы до того как найдем тех кого ищем, наткнемся на патруль сепаратистов и потеряем в бою половину или больше людей, а потом еще половину оставшихся бойцов? Мы же ведь не сможем выполнить основную задачу. При любой операции нужна не только ударная группа, которая сделает основную работу, но и прикрытие. Обязательно.
   – Далее, кто знает сколько человек охраняет заложников? Только киногерой глупого фильма, не вспотев, может победить несколько десятков врагов-болванов сразу. Извините, что я все про фильмы. Противник всегда тоже умный. Он точно так же рискует своей жизнью и не хочет с ней расставаться. Даже умственнобольной идиот цепляется за свое существование столь же страстно, как и здоровый человек. Наше единственное преимущество заключается в том, что мы такими делами занимаемся специально и не в первый раз. Все учесть очень трудно, но нужно по возможности быть готовыми ко многому. Потери следует, как это ни печально, запрограммировать. По моим подсчетам, как я уже говорил, двадцать четыре человека и не меньше. В данной операции, по-моему, это оптимальное число. Со снаряжением они легко поместятся в два средних вертолета. Шума от двух вертолетов не на много больше, чем от одного. В принципе, такое число людей будет так же незаметно и мобильно как и десять. Про вертолеты для обратного пути я не говорю. Если операция пройдет идеально, четырех машин будет вполне достаточно. Меньше не надо. Не сидеть же друг у друга на голове.
   Капенда сделал небольшой перерыв, вдохнул воздух носом и продолжил.
   – Потом, мне не нужно услуг по набору группы. И помощника-заместителя, уж конечно, я сам себе найду. Вы это уже, очевидно, поняли. Мне предстоит работать с людьми и я хочу, чтобы рядом со мной были такие солдаты, которые понимали бы меня вообще без слов, с которыми я уже не раз был в деле, на которых я мог бы опираться как на себя, – закончил Стэн и откинулся на высокую спинку стула.
   – Ну вот мы и услышали умные слова знатока своего дела. Впрочем, для этого мы вас сюда и пригласили. Совершенно с вами согласен. Вы меня убедили, – сказал Мочиано, – не берите в голову, господин Капенда, мои прежние рекомендации. Вы специалист, вам и карты в руки. Но те, кто уже уехал в Африку по нашему заданию, должны войти в состав боевого отряда по освобожению заложников, в число обозначенное вами, без них никак нельзя. Это для пользы дела. Я в этом уверен. Все они не мальчики и имеют большой опыт работы аналогичной вашей. Без особого напряжения вольются в вашу группу. Среди них есть родственники тех, кто попал в беду. Это обязательно следует учесть. К тому же и на месте их уже просветили и еще проинформируют и подготовят соответствующи, что также будет полезно. Вам за них краснеть не придется.
   – Я никогда не краснею. Это моя особенность. Меня даже врачи на этот предмет исследовали, – скривив губы, ответил Стэн.
   – Мистер Капенда, вы мне нравитесь все больше, – лицо Мочиано опять расплылось в улыбке. – Итак, остальных набирайте сами. Мы не против. Десять человек или немного больше для нас особого значения не имеет. Лишь бы людей спасти. Лишь бы дело было сделано.
   – Вообще-то…, – Мочиано замолчал, пристально уставившись на Капенду, – вы профессионал и понимаете что к чему лучше других. Я вам все прямо скажу, как своему.
   Стэн улыбнулся и слегка повернул голову в сторону, не сводя в то же время глаз с Мочиано. Калоефф от этих слов профсоюзного босса начал слегка подергиваться.
   – Больше всего нам хотелось бы спасти некоего Джурановича, – медленно и хриплым голосом произнес Мочиано.
   – Понимаю, – опять улыбнулся Стэн, – это существенно отличается от того, что вы говорили на пресс-конференции, но до меня, наконец, начинает доходить. Других заложников вы хотите спасти меньше всего. Короче, вам на них, мягко говоря, наплевать.
   – Что вы, что вы! Нет. Жизни всех заложников для нас ценны. А вообще-то…, – Мочиано снова сделал паузу, – приятно иметь дело с сообразительными людьми. Теперь вы самый главный начальник в этом деле. Вы все можете решать по собственному усмотрению. Вы уже сами смотрите и думайте. Для всех вы уже герой и что бы там в Африке не случилось, таковым, в том числе и для нас, останитесь, – с задумчивой улыбкой произнес Мочиано.
   – Теперь об оплате труда, – не давая времени никому опомниться, быстро продолжил Мочиано. – Говорят, мистер Капенда, у вас сейчас финансовые проблемы?
   – Где это все время обо мне говорят? – сощурив глаза, с интересом и некоторым раздражением спросил Стэн.
   Мочиано в который раз уже расплылся в улыбке, а Стэн достал из бокового кармана пиждака сигаретную пачку и, щелкнув большим пальцем правой руки по ее дну, ловко выбил оттуда последнюю сигарету, которую поймал губами. Тут же другой кончик сигареты догнал огонь зажигалки.
   – Освобождение заложников – наигуманнейшее действо. Но вы будете рисковать самым дорогим, что у вас есть – жизнью. Поэтому благородный порыв, как и риск, должы иметь вознаграждение, воплощающееся в соответствующей крупной сумме. Учитывая вашу высокую квалификацию, мы предлагаем вам за трудную работу сто тысяч долларов в качестве аванса и вдвое больше потом, после выполнения задания. Деньги мы переведем на ваш банковский счет, наверно, еще до отъезда в Африку. Ваших людей мы тоже не обидим. Мы заплатим им меньше чем вам, но тоже прилично. Если все обойдется удачно, каждый из них после окончания операции в итоге получит по сто тысяч долларов, которые сразу же, вслед за ее успешным завершением, найдет на своем счете. По-моему за три-четыре дня работы, хоть и трудной, сумма неплохая. Не так ли? Если вы там будете толкаться дольше, это уже ваше дело. Поймите нас правильно, мистер Капенда, мы безгранично ценим человеческую жизнь, и ваших бойцов в частности, но средства-то, к сожалению, пока у нас не безграничные. Правда, если вы себя зарекомендуете как сообразительный герой, ваше личное вознаграждение может быть увеличено, – Мочиано опять сделал паузу. – Все транспортные расходы мы оформим сами, – очень довольный собой отметил шеф профсоюзов.
   – Не потом, а вдвое больше сейчас. И вдвое больше того, что я получу теперь – потом, – поправил Мочиано Стэн.
   – Мы согласны, – за всех не раздумывая ответил Мочиано.
   – И еще одно, мистер Мочиано. От того, что сказано на словах, можно отказаться. Это не документ. Многие вообще очень быстро забывают то, о чем они совсем недавно заявили, особенно, если это им неинтересно или невыгодно. На всю жизнь они запоминают нужное только для них лично. Я с этим очень часто сталкивался, но я это говорю не потому, что не верю вам, а вообще. Простите меня, но у меня есть такое правило: деньги для себя и для моих подчиненных, хотя бы аванс, я предпочитаю получать до отъезда и наличными. Не бойтесь я не обману вас и с деньгами не убегу.
   Впервые за время вечерней встречи на лице Мочиано появилась не злоба или неописуемое веселье, а растерянность. Едва заметно он посмотрел на Жопэ. Этот взгляд Стэном не остался незамеченным. Жопэ так же незаметно дал одобрительный знак Мочиано, опустив к низу глаза.
   – Ну, конечно же. Нет проблем, – оживился Мочиано, всем своим видом показывая Капенде, что тот, даже если и захочет, никуда от него с деньгами не денется и улизнуть не сможет. – Мы же доверяем друг другу как родные.
   – Вы меня тоже должны понять, – объяснил Стэн, не обращая внимания на то, что Мочиано считает его своим «родным». – Вполне может случиться так, что мне и моим людям потом уже ничего не понадобится, в том числе и деньги. При такой работе довольно часто так выходит.
   Мочиано рассмеялся, слегка подпрыгивая на своем стуле. Стэн тоже улыбнулся безмятежной детской улыбкой.
   – Тогда вот что. Что касается вас, мистер Капенда, то господин Калоефф все оформит уже завтра, – Мочиано посмотрел на Калоеффа. – Джонни все сделает часам к двум завташнего дня. Так? – Мочиано снова посмотрел на безмолвного Калоеффа, глаза которого были расширены до предела. – Времени у нас очень мало, мистер Капенда. Поторопитесь, пожалуйста, с набором боевой группы. Как это ни трудно, при нашем дефиците времени все нужно сделать за завтра-послезавтра или, в крайнем случае, за три дня. На место нужно вылететь как можно скорее – 7 или 8 апреля. И чем быстрее будет проведена операция, тем лучше. На все у нас никак не более двух недель. Сегодня пошел отсчет времени. Будем считать сегодняшний день первым. Список бойцов отдайте Калоеффу, а он, так же как и на вас, оформит для ваших людей кредитные карточки и раздаст их до отъезда. Тогда каждый из них сможет до вылета получить некоторую сумму.
   – Хорошо. Через два дня список будет готов. Важно, чтобы сразу после операции люди смогли получить свои деньги, а если кому-то не повезет, суммы должны достаться их родственникам. А с авансом все можно сделать проще. Со своими людьми я сам разберусь до отъезда. Не забивайте этим голову. Все деньги, мои и девятнадцати моих бойцов, из расчета, например, ну хотя бы, по пятьдесят тысяч на человека, положите на мою карту. А я их оттуда сниму и раздам ребятам. Надеюсь, этот мизерный аванс в те сто тысяч, обещанные вами для каждого, входить не будет? Триста пятьдесят тысяч долларов мне понадобятся для свободного использования по моему личному усмотрению. О ваших людях, которые уже в Африке, я не говорю. Полагаю, у вас с ними будут свои расчеты.
   – А что за свободное использование? Зачем это еще и не много ли?
   – Мало.
   Мочиано скрипнул зубами, затем, сделав беспечное лицо, вытянул вперед губы и снова украдкой посмотрел на Жопэ. Тот опять едва заметно положительно отреагировал, опустив глаза и вновь подняв их.
   – Деньги на авиабилеты тоже положите на мой счет. Мы билеты на самолетные рейсы также сами возьмем, туда и обратно, – заметил Стэн.
   – А обратно-то зачем? – удивился Мочиано, но тут же осекся. – Ой. Что я говорю, конечно, конечно. Итак, обо всем, кажется, договорились, – поспешно отрапортовал он, пытаясь замять предыдущий сюжет. – С нашей стороны все будет в лучшем виде. Когда вы дадите нам список людей мы быстро подготовим все необходимые выездные и прочие документы. А с вознаграждением за работу я займусь лично. Деньги будут перечислены на ваши банковские счета на следующий день после отъезда. Даю слово. Клянусь! Перед самым вылетом, на аэродроме, вы получите самые необходимые сведения, а уже в Африке, там вас будут встречать и в Киншасе, и в Луанде, где есть наши люди, поэтому и маршрут такой, весь набор необходимых инструкций, подробные топографические карты местности и все другое, что нужно.
   – Отлично, – сказал Стэн, загасив сигарету о внутреннюю стенку пачки, и засунув окурок внутрь коробки, – значит, я встречаюсь с вами, господин Калоефф, завтра в два в вашей конторе, – обратился он к Калоеффу и положил пачку с окурком в тот же боковой карман пиджака, откуда достал ее.
   Калоефф закивал головой.
   – Давно я столько раз подряд не улыбался. Если будут еще какие-то вопросы, вы знаете как меня найти. Всего вам доброго, господа! – Стэн встал со своего места.
   – Очень приятно было побеседовать. Весьма. Я крайне впечатлителен. Сегодня, завтра и, может быть, послезавтра даже буду находиться под впечатлением нашего разговора. Точно! Вы на редкость интересный собеседник и, как мне кажется, очень хороший человек. Когда говоришь с вами просто испытываешь удовольствие. Хотелось бы иметь такого друга как вы. До свидания, мистер Капенда! – привстав со стула, с очаровательной улыбкой произнес Мочиано.
   Стэн развернулся и направился к двери, а Мочиано плюхнулся обратно.
   Как только за Капендой закрылась дверь, разговор за круглым столом возобнавился.
   – Джанкинс, – вполголоса проговорил Мочиано.
   Джанкинс, уже ждавший, когда его имя будет произнесено, стремительно вскочил со стула, зацепив и приподняв тяжелый стол, тут же брякнувшийся о пол.
   – С этой минуты, – Джанкинс встал на высокий старт, – вы отвечаете мне за любое движение и каждый шаг этого Капенды в течение всего времени до его отъезда, за каждый его разговор с кем-нибудь и телефонный звонок его и к нему, за то, что он съест и как сходит в туалете, – ледяным голосом сказал Мочиано. – Что-нибудь не понятно?
   Джанкинс сорвался с места и умчался вслед за Капендой, громко хлопнув дверью.
   – Да, кажется, я немного лишнего болтанул. Ну что делать? Что теперь у этого фрукта на уме? Ладно гадать не будем. Ясно одно. Теперь Капенда знает слишком много, – заключил Мочиано, скорбно покачивая головой. – Как нам всем не жаль, но придется этого «супермена»…
   Взгляд Мочиано случайно остановился на Скотте. Тот весь напрягся, побледнел и затрясся мелкой дрожью. На его лбу выступили капли пота, челюсти играли, пальцы сжались в кулаки и на суставах побелели.
   – Скотт, что с вами? Да опомнитесь вы! – Мочиано с трудом сдерживал смех. – Ну нельзя же убирать Капенду сейчас. Дайте ему хотя бы выполнить задание.
   В этот момент Мочиано увидел лицо Калоеффа, которое было таким же, как у человека, не сумевшего совладать с жидким стулом.
   – Калоефф, а вы то что? – уже совершенно ничего не понимая, спросил профлидер.
   – Я тоже много знаю, – дрожащим голосом, запинаясь, пролепетал Калоефф.
   Сдерживавший себя Мочиано, после этих слов устоять уже не смог и громко расхохотался. Он смеялся довольно долго, после чего вытер платком слезы на глазах, а кончиками пальцев уголки рта, где скопилась пена.
   – Говорят, что тот, кто просмеялся минуту, все равно что килограмм моркови съел? Так? Смеяться и есть морковь очень полезно для организма. Калоефф, это правда? Вы слышали что-нибудь об этом? – переводя дыхание, поинтересовался Мочиано, уперев свой взгляд в Калоеффа.
   – Я не ем морковь, – ответил тот. – Вареную морковь я из тарелки выбрасываю. Одна умная женщина мне так посоветовала. Морковь у меня не переваривается.
   – Так вы же идиот, Калоефф! А ваша умная женщина – тупая пробка, – Мочиано от удивления вытянул лицо. – Морковь это же здоровье и жизнь! Вареную не едите, а сырую.
   – Не ем. Она у меня тоже не переваривается, – промямлил Калоефф и согнулся как крючок.
   – А как у вас насчет огурцов? Тоже не перевариваете?
   – Тоже.
   Мочиано приподнял брови и слегка поперхнулся, а затем вновь разразился громким смехом, продолжавшимся опять чуть ли не минуту.
   – Из-за вас ребята я сейчас подпущу в штаны, – с трудом выговорил он, – впрочем не в штаны, а в брюки. Штаны с резинками это у девушек, а у настоящих мужчин брюки, на пуговицах или на молнии. Такой элемент поясной одежды на пуговицах называется брюками.
   После этой остроты Мочиано остановить уже было невозможно. Он зашелся в сумасшеджшем приступе смеха. Со стороны можно было подумать, что у ненормального человека случился припадок. Обливаясь слезами радости, Мочиано из последних сил выдавливал из себя что-то про здоровье, нервную систему человека и два килограмма моркови.
 //-- * * * --// 
   Стэн вышел на улицу и направился к своей машине, размышляя о событиях недавнего времени, пресс-конференции и беседе за круглым столом с Мочиано и Калоеффым, состоявшейся в присутствии еще трех молчавших лиц, имена которых профсоюзный деятель быстро назвал скопом перед началом встечи, но которых Капенде не представил.
   – «На юге Анголы подбили самолет и противники законного правительства захватили заложников. Их хотят освободить частным образом родственники, помогают в этом разные организации типа «Упаковал и поехал» и какие-то профсоюзы. Все логично», – думал он. – «Меня, как побывавшего и «работавшего» в данном регионе, как специалиста, разыскали, что для знающих о бывших наемниках людей не составляло трудности, с целью освобождения несчастных. Журналисты как обычно все раскопали, сынициировали пресс-конференцию и сепаратисты, если узнают о готовящейся операции из прессы, или еще как-нибудь, очевидно, примут меры, чтобы не допустить освобождения пленников. Все уже будет гораздо сложнее. В этом отношении Мочиано совершенно прав. Пресс-конференцию, конечно, зря организовали. С этим пока все ясно».
   – «Но такое впечатление», – продолжал раздумывать Капенда, – «что все лица, которые остались в помещении с круглым столом, не те за кого себя выдают. Обо мне они явно знают достаточно много, в то время как я о них – ничего. Кто такие Жопэ, Скотт и Джанкинс, за время разговора не произнесшие ни слова? Все они, вроде, находятся в зависимости от Мочиано. Однако почему он все время безмолвно советовался с Жопэ? Чего так боится глава фирмы Калоефф, люди которого якобы стали заложниками? И что за человек, наконец, Джуранович? Происходящее смахивает на какую-то нечестную игру, план которой составили они, а я, хотя и приглашен в операции играть самую главную роль, знаю не больше того, что и все те, кто сидят перед телевизорами или читают газеты. Они были почти уверены, что из-за моего финансового положения я соглашусь на акцию в Африке. Об этом они тоже пронюхали, но явно не собирались выплачивать какие-либо деньги заранее. Похоже, что Мочиано надеялся оплатить только билеты на самолет в один конец и все. Поэтому, вероятно, этот Мочиано мог бы мне пообещать столько денег, сколько я запрошу. Именно пообещать. Может быть, оплата моей работы этими ребятами вообще не планировалась? Если нет человека, для которого предназначаются деньги, то нет и оплаты. А открытый в банке счет можно аннулировать. А можно подождать вылета группы на задание и вообще не открывать счет». – От этих мыслей Стэн даже приостановился. С таким наемом он сталкивался впервые.
   – «Мочиано хотел отправить меня на задание в полном окружении своих людей. Но потом принял все мои условия. Похоже, я им всем очень нужен. Все-таки почему они так легко со всем соглашаются? Все это в высшей степени странно. Здесь не что-то не так, а все не так».
   До автомобиля оставалось около десятка метров. Стэн достал из внутреннего кармана своего пиджака волновый сенсор и у самой машины привел его в действие. Лампочка прибора начала быстро мигать.
   – «Очень интересно. Мой «Форд» какие-то чрезвычайно любознательные люди снабдили в мое отсутствие импульсным передатчиком или радиомаяком», – сам себе сказал Стэн. – «Проверим кабину.»
   В салоне прибор обнаружил два «жучка» около сиденья водителя и два сзади. Стэн догадывался, что на машине эти штучки установили его новые наниматели. Никому другому, вроде, это не требовалось. Но для чего это было сделано, он понять не мог. Ведь Стэн никакими сведениями не располагал и никаких тайн до разговора в комнате с круглым столом не знал.
   – «Кажется, я вляпался во что-то более жидкое, чем ожидал», – подумал Стэн. – «Работа с установкой этой аппаратуры вообще-то весьма примитивная. Но у подручных Мочиано, если это именно их работа, физиономии, правда, печатью мудрости тоже не изгажены. Но «жучки» и все прочее снимать нет смысла. Эти ублюдки тогда поймут, что их «генеальный» замысел раскрыт и воспользуются более изощренной техникой. Пусть все остается как есть без изменений».
   – «Ну что же, если мои доброжелатели хотят как можно чаще слышать мой вкрадчивый и убедительный голос, я предоставлю им такую возможность».
   Стэн включил зажигание и когда машина тронулась, запел похабную уличную песенку своей юности об одном кретине, которому всюду и всю жизнь крупно не везло, за что бы он не брался, за учебу или домашние дела, бизнес или секс. Песенка, охватывавшая время от рождения героя-недоумка до его кончины, была густо пересыпана разнузданным матом. Заканчивалась она тем, что во время похорон невезучего парня дно гроба вывалилось и он выпал из него на землю под громкий хохот родственников и друзей. Грязное, но остроумное творение самодеятельных сочинителей подошло к концу. Стэн жил в Бруклине, около Бэй-Ридж. До дома было еще минут пятнадцать – двадцать езды и он, крутя баранку, запел свою песенку снова. Обладая недюженными поэтическими способностями, Стэн начал вставлять в текст песни дополнительные куплеты, в которых фигурировали, кроме всех прочих, уже и новые лица, очень похожие на господ, оставшихся в пресс-центре. В стихотворной форме Стэн очень точно и утрированно отразил все неготивные физиономические особенности его новоиспеченных знакомых. Поэтическое творчество так захватило Стэна, что он начал петь песенку в третий раз. На этот раз досталось не только Мочиано и его компаньонам, но и их родственникам – дядям, тетям, дедушкам и бабушкам. Остановив мотор машины в подземном гараже своего дома, Стэн на прощание пожелал невидимым слушателям его концерта совокупиться со своими мамами, хлопнул дверцей автомобиля и пошел к лифту.
   После гибели Лили Стэн продолжал жить один все в той же квартире на седьмом этаже большого дома, возвышавшегося в квартале над всеми остальными зданиями. Прежде он очень любил говорить своим знакомым и друзьям, что не знает о том, сколько там, над его квартирой, еще этажей.
   Когда Стэн подошел к двери своего апартамента, он сразу же, по ему одному только известным признакам, определил, что в его жилище недавно побывали незванные гости, чужие.
   – «Сволочи!» – про себя подумал Стэн.
   Открыв дверь, он вошел в квартиру. Наличие подслушивающей и всякой другой аппаратуры, установленной в комнатах, Стэн выявлять не стал. Было совершенно очевидно, что все помещения квартиры ей напичканы. Стэн остановился посередине прихожей и опять начал мучительно соображать, пытаться домыслить почему его жизнь вдруг кого-то так заинтересовала, зачем и по чьему приказанию за ним установили слежку в таком неординарном масштабе. Во всем этом был какой-то скрытый тайный смысл, к сути которого Капенда никак приблизиться не мог. Нужна была соответствующая информация. Но кто ее мог бы предоставить? Стэн начал перебирать в памяти имена людей, способных это сделать. Размышления были не долгими. Мысль остановилась на фамилии Курл.
   Филипп Курл был давним школьным товарищем Стэна. Он учился с Капендой в одном классе весь срок обучения в школе. Мальчики часто встречались во внеурочное время, так как жили недалеко друг от друга. Филипп являлся единственным, но тщедушным и физически слабым сыном довольно обеспеченных родителей. В числе его главных достоинств выделялись гиперболизированная принципиальность и безграничная тяга к справедливости, за что в школе его часто били. Эти особенности Курла очень нравились Стэну, самому, хотя и в меньшей степени, страдавшему от этих качеств. В этой связи произошло сближение подростков. Когда Стэн объявил Курла своим другом, избиения прекратились. Стэн предупредил школьников, что каждому, кому не нравится принципиальность Курла, обязательно придется иметь дело и с ним тоже. Между собой друзья называли друг друга засекреченными от других учеников именами. Курл называл Стэна, никому кроме их двоих не известным прозвищем, «Алекс», Стэн звал Курла русским именем «Федот».
   Профессиональные пути друзей разошлись, но крепкие дружеские связи остались. После школы Курл поступил в Колумбийский университет на факультет журналистики. Окончив обучение в университете, Филипп женился, у него родились две дочери. Свою карьеру Курл начал в газете «Нью-Йорк таймс» и вскоре стал классным журналистом. Ни раз Стэн обращался к Курлу за советами и всегда получал то, что было нужно. Именно с Филиппом Курлом и решил Капенда посоветоваться по интересующему его вопросу. Сделать это надлежало как можно быстрее. Но раскрывать свои давние связи перед теми, кто начал охотиться за каждым словом и движением Стэна он не хотел. Капенда вообще не желал ставить кого бы то ни было под удар неизвестных лиц, интересующихся его частной жизнью и особенно приготовлениями к трудному «путешествию» в Анголу, сопряженному со смертельной опасностью.
   Капенда вошел в центральную комнату квартитры и включил на полную громкость телевизор. Затем он прошел в кухню, открыл кухонный навесной шкаф, взял с полки начатую бутылку виски, налил полный стакан напитка и быстро опракинул его себе прямо в горло. После этого, морщась от выпитого, Стэн снова наполнил до половины стакан виски и вернулся опять в большую общую комнату. Поставив стакан с алкоголем на пол, он завалился на диван, положил ноги на журнальный столик, и начал обдумывть план действий завтрашнего дня.
 //-- * * * --// 
   Утром Стэн быстро освежился под душем, позавтракал и начал было проверять всю свою одежду с целью обнаружения в ней чипов и всякой другой электронной пакости, предназначенной для слежения и подслушивания, но вскоре бросил это нудное занятие и надел на себя все то, что было на нем вчера. Затем он спустился в подвальный гараж, сел в свою машину и направил ее на северо-восток города. Стэн ехал в Бронкс, туда где жил его друг Ник Джонсон.
   От мысли, что каждый метр движения его машины фиксируется неизвестно где находящимися приборами, Стэну было, если выражаться литературным языком, нехорошо. Сзади никаких подозрительных автомобилей не было, но невидимых наблюдателей Капенда чувствовал затылком, кожей спины, чем угодно. Нескромный Джонсон в таких случаях любил употреблять выражение: «Я их чувствую анусом». Таких гадостных ситуаций у Стэна в жизни было несколько и раньше он уже испытал на себе такое состояние. Однажды Стэн узнал, что один гнусный тип из некой паршивой организации тайно наводил о нем справки. Собирал и обобщал сведения о его семье и о нем самом, о его прошлом, настоящем и благонадежности. Капенда об этом ничего не знал и был подобен инфузории, которую внимательно изучал под микроскопом какой-то маниакальный врач-исследователь, с полным от вожделения ртом слюней. О случившемся Стэну сообшил его друг, только через несколько месяцев. Капенде было от этого невыносимо противно даже спустя много лет. Он сравнивал такую деятельность интересующихся им господ из поганой организации с ковырянием, в отсутствии дома хозяев, какого-то чужака в баке с грязным нижним бельем, обнюхиванием им каждого предмета туалета своим крысиным носом и отскабливанием ногтем приставшего к этому белью дерьма.
   Если по отношению к себе из-за своей прежней наемнической деятельности Капенда все же допускал раньше такое отношение, то тоже самое в связи с одним из своих знакомых все это выглядело совершенно по-свински. Его старый школьный приятель, непричастный к чему-либо сомнительному, просто хотел жениться на дочери одного секретного агента низшей категории. Тот изучил всю биографию парня, но что-то в ней не устроило агента и брак был омерзительным образом расстроен. Поэтому Стэн не любил все спецслужбы, все особые организации и их агентов и более мерзкого и ублюдочного положения, когда за человеком везде следят, вплоть до сортира, Стэн не мог себе представить. Но это было давно. Теперь такое состояние повторилось на новом и более технически качественном уровне. Суть от этого, конечно, не менялась и настроение Капенды, ехавшего к другу, было наипротивнейшим.
   Стэн не ошибался, подозревая, что за ним ведется наблюдение. За ним действительно внимательно следили невидимые, весьма любопытные люди. Если бы Капенда мог, он услышал бы следующее:
   – Повернул налево. Теперь движется по прямой. Ты ведь знаешь куда, конечно, – проинформировал кого-то другого хриплый и картавый голос.
   – Откуда мне знать куда он поехал? – ответил ему тот другой. – И вообще нечего тебе трепаться. Все только по существу. И вообще кончай свои дурацкие догадки строить. С тобой я все время в просак попадаю. Понял? Все это кончай!
   – Кончил…
   Сколько Капенда ни знал Джонсона, а познакомился с ним Стэн в детстве, когда мать его впервые выпустила одного погулять во двор, где он жил, Ника постоянно распирало от планов где-нибудь по-быстрому и много заработать, желательно не очень ломаясь. Прожекты были один другого грандиознее, но после реализации идей результаты оказывались более чем скромными или вообще нулевыми. От этого Джонсон, являвшийся неисправимым оптимистом, тем не менее никогда в уныние не впадал. Деньги, однако, он презирал за то, что зависел от них. У него не было никакой специальности, кроме наемнической, ничего ему не светило, но он находился в постоянном поиске.
   Однажды Нику показалось даже, что в его квартире старого дома, где он жил, непременно должен находиться спрятанный клад. Джонсон проверил все подоконники и косяки дверей, заглянул в вентиляционные трубы, поднял в нескольких местах паркет и простучал стены. Клад искал он не напрасно. В одной из медных дверных ручек, открученных им на всякий случай, Ник обнаружил банкноту достоинством в один доллар, вложенную туда зачем-то прежними жильцами квартиры.
   Кем только не работал в последнее время Джонсон, чего не перепробывал. Даже в кино снимался, не в главной роли, правда, а в массовке. За работу в кинематографе Нику заплатили двадцать долларов. Но ровно столько же у него сперли из кармана пиджака, который он на время съемок оставил в раздевалке-вагончике, сменив свою повседневную одежду на плащ состоятельного английского господина конца XIX века. Джонсона обчистили пока он по ходу действия фильма расхаживал по съемочной площадке в толпе таких же как он «солидных» мужчин, изображая сытого джентльмена, морщась от запаха нафталина, исходившего от реквизитного одеяния.
   Сейчас Ник, как и Стэн, остро нуждался в средствах и цеплялся за любую возможность, чтобы выбраться из финансового тупика. Ему до невозможности надоело находиться на иждевении детей и перебиваться временными заработками, хотелось получить хоть какую-нибудь постоянную более менее нормальную работу. Как жаловался Джонсон Капенде, он забыл как выглядят извещения о поступлении на его банковский счет денег и ему невыносимо противно было постоянно находить в почтовом ящике только счета об оплате чего-то. С наемничеством Ник тоже закончил, хотя и позже Стэна. Однако концы связей с наемниками продолжали оставаться у него в руках. Именно поэтому Капенда и ехал в район Бронкс.
   Немного не доехав до квартала где жил Джонсон, Стэн остановил машину, выскочил из нее и через проходной двор, благо это место знал хорошо, быстрым шагом достиг пераллельной улицы. Перейдя ее, он снова нырнул в проходной двор и вышел на следующую улицу. Здесь он уже пошел неспеша. У дома Джонсона Стен изподлобья посмотрел по сторонам, после чего вошел в парадный вход.
   Джонсон жил в большой квартире девятиэтажного дома с женой Мариам, взрослыми детьми – младшим сыном, невесткой и их двумя мальчиками, дочерью, находившейся в разводе, с ее ребенком и двумя «тещами», как этих женщин называл Ник. Одна из них была настоящей тещей Джонсона, другая являлась ее родной сестрой. Старший сын Ника пошел дорогой отца, желая много и быстро заработать. Он уехал на Аляску, взял там в аренду участок земли на одной горе и начал мыть золото.
   Жизнь Джонсона в его обширной квартире была «веселой» и очень насыщенной разными семейными событиями, особенно в последнее время. Тещи, одной из которых было восемьдесят шесть лет, а другой восемьдесят семь, представляли из себя наредкость тупые и крайне ограниченные создания, были необразованными, но скандальными особями. Женщины отличались весьма завидным здоровьем, однако всем говорили, что более больных, чем они людей на свете не существует, гордясь своими болезнями, которых у них не было, и какими-то наисложнейшими уникальными операциями, кроме них никому не сделанными. Как полагали эти женщины, только они хворают, а другие лишь притворяются, даже те, кто умер. Они всегда и во всем считали себя правыми. Как всем глупым людям им нравилась дешевая притворная лесть и любое вранье, сказанное в их пользу. Они улыбались какими-то дьявольскими улыбками, когда слышали все это. Однако, если про них говорили что-то негативное или то, что им не нравилось, начинали вытаращивать глаза, а свои беззубые рты в крике раскрывали на всю возможную ширину так, что Ник всегда опасался не заклинит ли их нижние челюсти и не придется ли вызывать врача, чтобы вправить их. Такое однажды уже случилось с двоюродной сестрой его жены, когда она в двадцать пять лет начала читать свою первую книгу. Во время чтения сестра так широко зевнула, что не смогла свести челюсти назад. Благо Ник был рядом. Прибежав на душераздирающий крик, он одним ударом кулака разом исправил положение. Не без боли нижняя челюсть сестры жены вернулась в прежнее положение. Но и она после этого случая никаких книг в руки больше не брала.
   При каждом дне рождения той или иной «тещи» Ник, считавший, что ему чертовски «повезло» с такими «мамами», всегда задавал сам себе вопрос вслух: «Разве люди столько живут?», что тут же моментально вызывало бурю грязной ругани со стороны обеих старых женщин и жены Ника.
   Настоящая теща Ника нигде и никогда не работала, хотя постоянно подчеркивала, что надорвала свою здоровье на кухне хуже, чем на любой работе. Вторая теща прежде работала, однако ее работой очень часто интересовалась полиция и следственные органы. Однажды она чуть было даже не «села» на нары. Но родственники помогли и все окончилось лишь сильным испугом.
   У обеих старух были какие-то драгоценности – золото и бриллианты, неизвестно где и когда добытые. Но Ник эти ценные вещи никогда не видел, так как считалось лишним ему их показывать.
   Особое место в жизни Ника занимала его жена. В общих чертах она мало чем отличалась от своих матери и тетки, интересуясь, как и они, в основном сплетнями и тряпками, любила хорошо поесть и выпить. Лишь наличие образования ставило Мариам на ступень выше «мам». Еще жена Ника была женщиной из очень простой семьи, но чересчур сильно страдала сверхаристократическими замашками, чем превосходила всех своих родственников.
   По своему несносному стервозному характеру она намного выше поднялась над матерью и теткой, которые тягаться с ней не могли по сварливости, несдержанности и вспыльчивости, хотя они были в этих областях специалистками экстракласса. Достаточно было пустяка, чтобы начался словесный понос, не прекращающийся часами. И даже всегда сдержанный и доброжелательный Стэн однажды, когда стал свидетелем совершенно необоснованной ссоры, обозвал Мариам «говном, которое воняет, если его и не трогать». Ник во время таких словесных излияний жены иногда затыкал уши, но когда вытаскивал из них пальцы, слышал все то же, о чем говорилось полчаса назад.
   Только отец Мариам, всю жизнь чего-то боявшийся и от чего-то маявшийся, может быть, от каких-нибудь нехороших нечестных поступков, тщедушный и узкоплечий мужичонка с ввалившейся грудью, безгранично любимый и уважаемый дочерью, мог на нее воздействовать. Она боялась отца панически, особенно его взгляда сатаны. Ему достаточно было только взглянуть на Мариам, как дочь складывалась перед папой словно перочинный нож. Ник всегда удивлялся тому, какое влияние этот маленький человечек, гнущийся и трепещущий сам перед теми, от кого зависел, имеет над своей сильной дочкой. Но когда родитель умер воздействовать на жену Ника было уже некому. С возрастом она становилась день ото дня невыносимее и дурее. Порой Нику было совершенно не понятно, что было нужно Мариам. Началось это года два – три назад. Друзья говорили, что мягкий по характеру Ник сам распустил жену, что нужно было при первом же оскорблении мужа поставить ее на место. Приближающаяся старость, особенно, когда на жизненном горизонте Мариам засветило пятидесятилетие, отрицательные черты усугубляла все больше, возможно, из-за того, что с возрастом происходило изменение физиологии женского организма. У Ника было другое объяснение оригинальным отношениям с женой. Он считал, что когда кто-нибудь кого-то угнетает и давит, то он или она отыгрываются потом сполна на своих ближних. Таким и был Ник. Именно на нем и отыгрывались в доме все, кому было не лень. Одако оригинальным было то, что страсти кипели только в квартире Ника. За ее пределами все было спокойно. Мариам ни с кем не ругалась и вообще слыла человеком тактичным, умеющим хорошо слушать и понимать других.
   Жизнь свою Мариам считала неудавшейся и полагала, как и очень многие женщины, что виноват в этом только муж, обещавший ранее носить на руках, неоправдавший надежд, испортивший и отравивший все ее существование, в первую очередь из-за своей вопиющей никчемности, отсутствия каких-либо способностей, как говорила жена Ника, и отсутствия денег. Все многократно осложнялось когда Ник не работал, что буквально бесило Маирам. Особенно она неистовствовала и издевалась над Ником при его рассуждениях о сценариях для кино и о скором и хорошем заработке в Голливуде. Мариам считала, что Ник понимает в сценариях, как свинья в апельсинах. Она всегда припоминала Нику, как его обокрали на съемках фильма, тут же добавляя, что то же самое произойдет и в Голливуде, только в больших масштабах, да еще и деньги на проезд зря будут истрачены. Еще Мариам любила говорить, что Нику не было бы цены, если он стал бы играть в кино сволочей.
   В связи с тем, что Ник часто не работал и у него не было денег, он, по мнению жены, не имел права оправдываться и отвечать ей, да и вообще права голоса, как и права иметь потребности.
   С некоторых пор Мариам начала говорить Нику, что ненавидит его и никогда не любила, а детям иногда в истерике орала так: «Если он где-нибудь в дерьме подохнет, а я пророню слезу по нему, подойдите ко мне и плюньте в глаза». Она постоянно заявляла Нику, что могла бы быть воистину счастливой и ее домагались сорок человек, которых она из-за неблагодарного мужа всех просто убила, выйдя за него замуж. «У меня был широчайший выбор, а я упала на этого недоделка, который мне все испортил. Так мне и надо», – часто говорила жена мужу-неудачнику. Но самым любимым выражением Мариам было: «А ведь ходит же где-то человек, педназначенный мне судьбой!» На что Ник неизменно отвечал: «Как повезло парню!»
   Ненавистными для Маирам и «тещ» были все родственники, особенно родители, неблагодарного мужа также виновные в ее несчастливой жизни на том основании, что без них не было бы и Ника. Для Мариам тема «поганых» родителей Ника, хотя уже и умерших, была любимой. Больше всего ее бесило то, что отец Ника любил читать книги. Книги в доме Мариам тоже были, но ими никто особенно не интересовался, разве только какими-нибудь похабными романами. Она считала, что лучше бы папа Ника, как ее отец, постоянно упирался где-нибудь на работе и старался для семьи с тем, чтобы ее члены жрали в три горла, включая, конечно, и ее саму. Мариам ненавидела почивших родителей Ника и постоянно поносила их, улицу, дом и этаж, где они жили, выхваляя в то же время своего перешедшего в другой мир папашу. Ник сначала обижался на выпады против его родителей, но потом, как патологоанатом, постоянно вскрывающий трупы, привык к такому своему положению и только улыбался во время подобных нападок.
   Финансовые проблемы все время приводили к домашним стычкам. Раз в неделю скандал был обязательно. Жить хотелось хорошо, а способов и средств для этого не было никаких. Мариам тоже не работала, дети были вырощены, за внуками ухаживали бабки и другого занятия как третировать своего безработного мужа, все время бывшего под рукой, у нее не было. Поэтому научилась Мариам это делать мастерски. Ник же, когда у него появлялась работа или просто повод убраться из дома, делал это с огромным удовольствием, опережая во время бега из своего жилища собственный крик и свои колени.
   Будучи человеком веселого нрава и большим шутником Джонсон отмечал в характере и поведении Мариам ряд, как он говорил, одних только «достоинств». Первым из них была удивительная способность трепать языком, особенно когда пьяная жена была недовольна Ником. Она либо вспоминала свое светлое детство и прошлое вообще, в котором еще не было Ника, либо до страшных размеров раздувала все его отрицательные качества. Меры в словоблудии она не знала и могла говорить не останавливаясь часами с перерывом только для сна. Ник утверждал, что в голове Мариам вставлен лазерный диск, вращающийся и способствующий бесконечной болтовне, выключающийся, в соответствии с какой-то программой, только ночью. Ночью программа переориентировалась, по объяснению Ника, на сильный храп, сравнимый по звуку разве что со звуком работающего мотора трактора.
   Другая особенностью жены заключалась в том, что ее невозможно было переспорить. Если у человека был один глаз, она могла доказать, что их два. Как и ее мамаши, Мариам всегда и во всем считала себя правой.
   Жену нельзя было также перекричать. Она предпочитала при всех обстоятельствах громко кричать, «брала на голос», как говорил Ник. Казалось, что стекла в окнах должны были полопаться от ее истошных воплей. Крики Мариам всегда сопровождала разнообразными и грязными ругательствами, которых она знала, несмотря на свой липовый аристократизм, столько, сколько не знал, казалось, никто. Большинство из этих ругательств адресовывалось Нику, в связи с чем он завел специальную книжечку, куда записывал их. В один из дней Ник был обозван идиотом двадцать четыре раза, в том числе редким идиотом семь раз, поганым кретином двадцать раз, паразитом и старой сволочью по восемнадцать раз, прыщавым вонючим выблюдком, хотя у Ника никаких прыщей не было, один раз, калом один раз. Слова нахал, трутень, тунеядец, мурло, быдло, хрен, зараза, гад, скот, а также такие названия животных как ишак, козел, баран и свинья в семье Ника за ругательства не считались и произносились беззлобно, просто так. Очень любила жена Ника слово «придурок». Ник неоднократно просил Мариам называть его хотя бы «полудурок», но никакого снисхождения не получил. Слово «придурок» она могла повторять без конца, особенно в нетрезвом виде. Можно было иногда подумать, что вся ее речь состоит из слова «придурок», произносимого с разной интонацией и в разных вариантах. Ее рекордом было, когда она назвала своего мужа придурком четырнадцать раз за пять минут. Ник считал и все аккуратно записал. Однако долго наслаждаться интересными записями Нику не пришлось. Однажды жена обнаружила книжечку в кармане его куртки и уничтожила ее, обозвав мужа законченным идиотом. Словом «идиот» Мариам провожала Ника куда-нибудь и с этим же словом встречала его. Любила Мариам еще посылать мужа «на», «в» и «к», например, к черту, к чертовой матери, к чертовой бабушке или еще дальше. Посылка исчислялась десятками раз в день.
   Мариам очень пристрастилась благодаря матери к алкогольным напиткам и пила каждый день и больше, чем какая-либо другая известная Нику женщина. Ник, тоже любивший выпить, всегда был рядом с ней со стаканом в руке. Но в последние два года он бросил это занятие из-за того, что жена начинала очень быстро пьянеть и от небольшого количества спиртного становилась неуправляемой и просто ненормальной, походя на какую-то скотину. Ник злорадно сожалел, что папа Мариам, не любивший алкоголь, не дожил до такого падения дочери. Каждое возлияние неприменно стало приводить к скандалу. Скандалы длились, как говорил Джонсон, бесконечно. Начало доходить даже до того, что Мариам пыталась применять к Нику рукоприкладство, бросаясь на него с кулаками и кухонной посудой. Ник, правда, с этим быстро покончил. Один раз напавшую на него пьяную жену он повалил и удерживал на полу по всем правилам борьбы дзюдо в течение пятнадцати минут пока та не обессилила. Показ синяков на теле Мариам на следующий день маме и тете вылился в настоящий домашний судебный процесс. На нем главным действуюшим лицом был муж-садист, которому жена и мама пожелали подохнуть уже завтра же от инфаркта и инсульта одновременно, а тетка Мариам, размечтавшись, проорала ему, чтобы Ник издох два раза. Еще один раз супруга Ника в припадке бешенства и бессильной ярости укусила его сначала за руку, а потом вцепилась зубами в бок. Пришлось шмякнуть Мариам об пол как жабу. Захлебываясь от бессилия и слез, крича, она обещала Нику устроить так, что он, сволочь, никогда не сможет добраться до того света. Однако после этого инцидента Мариам уже не рисковала вступать в рукопашный бой с мужем, заменив угрожающее размахивание руками перед его лицом на большее количество обидных выражений.
   В конечном итоге из-за пьянства семья Джонсона разделилась на два лагеря. В одном из них были Мариам и «мамы», которые вместе с двоюродной сестрой составляли ей часто скандальную и пьяную компанию при игре в карты, в другом Ник и его дети, которых попойки матери тоже начали раздражать, особенно когда им приходилось приводить помещение квартиры в порядок после потери сознания на алкогольной почве их родительницы, не контролировавшей выделительные процессы.
   И еще одна замечательная черта, по мнению Ника, была характерна для Мариам. Она, как древнеиндийская богиня, обладала безграничными, почти сверхъестественными половыми способностями. Как сказал однажды в шутку Джонсон, ей надо было бы жить при казарме, где находилось никак не менее четырехсот солдат. Она получала бы большую зарплату – двести долларов в месяц за половое обслуживание военнослужащих, по пятьдесят центов с рыла. Впрочем, и про «мам» Ник говорил, что в восемьдесят шесть и восемьдесят семь лет они тоже еще продолжают быть сексуально озабоченными. Ник даже выдвинул теорию, согласно которой возраст женщины на ее сексуальные особенности влияния не оказывает. Иногда, когда его тещу в порыве какой-то ненормальной страсти прорывало и она посылала ему воздушные поцелуи, у Джонсона, обладавшего богатым воображением, тело покрывалось гусиной кожей при мысли, что он сейчас окажется в объятиях сильно престарелой дамы.
   Несмотря на все проблемы и семейные неурядицы, Джонсон никогда не унывал, относился к жене и ее действиям без предрассудков, с юмором и спокойствием, никогда ни на что не жаловался, в истерику не впадал и жизнью был доволен, успокаивая себя тем, что все супруги, долго живущие вместе, непременно часто ругаются, так как жутко надоедают друг другу. Исключения, конечно, бывают, подчеркивал Ник, но как в статистике, одно на сто тысяч. А те, кто долго живут со своими женами либо святые, за что им следует выдавать медали, либо кретины. Ник очень часто слышал от жены, что он кретин, поэтому святым себя считать не осмеливался. Утешало его всегда также еще и то, что чем богаче муж и чем выше его социальное положение, тем похабнее его оскорбляет вечно всем недовольная жена, в полной мере и с большим удовольствием пользующаяся, кстати, благами, исходящими от супруга. Для жен академик не является академиком, президент – президентом, а всего лишь неблагодарным мужем, случайно и незаслуженно ставшим величиной. «Если бы я был апостолом Петром с ключами от рая в кармане, мне доставалось бы от жены больше, чем сейчас», – любил шутить Джонсон. По сравнению с извращенными оскорблениями друг друга богатыми, ругань жены рассматривалась безработным Ником как семечки.
   Когда встречались Ник и Стэн шутки на семейные темы не прекращались. «А правда, что у мусульман для развода достаточно жене лишь сказать: «Я с тобой развожусь?», – спрашивал Ник у Стэна. «Да это уже и есть развод», – отвечал Стэн. Оба улыбались. «А правда, что в древности на Ближнем Востоке развод был почти невозможен, но если муж говорил, что его жена сварлива, то их разводили немедленно?» – снова задавал вопрос Ник Стэну, уже зная на него ответ. «Сущая правда», – говорил тот. Оба опять улыбались. «И ты вообще запомни, Ник, как говорили древние римляне: «Нет плохих мужчин, есть плохие женщины», – завершал обычно короткую и оптимистичную дискуссию Капенда.
   А вообще-то, как отметил для себя Стэн, жить врозь Ник и Мариам, кажется, не могли. По заявлению Ника, он не мог уже жить и без оскорблений в свой адрес со стороны жены. А Мариам нуждалась именно в оскорблениях Ника. Кого-то другого ей обзывать было просто не интересно. Вместе им было тесно, а порознь не хватало друг друга. Она бесилась из-за того, что Ник был дома и еще больше, когда его там не было. Поэтому, наверно, Мариам требовала от мужа, когда у него не было какой-то работы на стороне, чтобы он постоянно находился в поле ее зрения и «постоянно раздрожал ее», как замечал Ник.
   Капенда поднялся на седьмой этаж, посмотрел на всякий случай из окна во двор и нажал на кнопку звонка.
   Дверь открыл сам Ник, сразу же после звонка, как будто он у двери уже давно стоял и кого-то ждал. На нем была рубашка с завернутым вовнутрь воротником и растегнутыми до пупа пуговицами, большие рваные трусы с надписью «Hawaii» на боку и однотонные носки разной длины. В руке Джонсон держал большую бутылку пива.
   – Вот после этого и говори, что между нами нет телепатической связи дальнего действия, – с восторгом произнес он не очень понятного для многих содержания фразу. – Я же хотел с тобой только что связаться.
   – Ну, ты, прямо, как те юродствующие, кому ты совершенно не нужен, но им неудобно об этом тебе сказать в глаза, – ответил Стэн вместо приветствия. – В скользких ситуациях, когда от них ждут звонка или письма, эти люди начинают извиваться, не буду объяснять как что, и говорят примерно так: «Я только что хотел тебе позвонить». «Я тебе писал. Получил ли ты мое послание?» «Я твоего письма не получал!», хотя они и не думали тебе звонить и писать, хотя от тебя письмо получили. Зачем зря напрягаться с ответом перед ненужным или просто не заслуживающим внимания человеком? Поэтому я зарекся никогда не иметь серьезных дел с теми, кому от меня ничего не нужно, тем более просить что-нибудь у них. Бесполезное и самоунизительное занятие, ни к чему не приводящее.
   Ник, все внимательно слушавший, поднес горлышко бутылки ко рту и, не сводя глаз со Стэна, отхлебнул из бутыли.
   – Но иногда этим людям, – продолжил Стэн, – все же приходится пить из ими же заплеванного колодца. Жизнь сложна и удивительна. Она может сделать резкий поворот. Заметь, если тем, кому ты был не нужен, от тебя что-нибудь вдруг понадобится, они телефон оборвут и спать не дадут, из-под земли достанут и в задний проход залезут, забыв, что раньше ты был для них ничтожеством, а они по сравнению с тобой большими людьми. А вообще-то бескорыстных людей не бывает. Одни нагло преследуют только свои интересы, другие пытаются соблюсти липовое приличие. А те кто корчат из себя ангелов, делая добро другим, от этого же сами и страдают потому, что за все хорошее можно расплатиться только черной неблагодарностью. Как говорила моя мать: «Ни поя, ни кормя не наживешь врага. Надо его выкормить и выпоить». Но особенно осторожно и с недоверием жизнь научила меня относиться к припискам в конце письма типа: «Искренне Ваш».
   – За лекцию, конечно, большое спасибо, но зачем ты все это мне говоришь? Я же писем вообще не пишу. Что с тобой сегодня? – спокойно произнес Джонсон, опять отхлебнув из бутыли.
   – Успокойся и не обращай внимания, у меня с утра очень плохое настроение, – опомнился Стэн. – Конечно же, это не к тебе адресовано. Это пустое мудрствование о эгоистичной сущности человека, как говорится, в пользу бедных. Человека исправить невозможно. Во всяком случае в обозримые ближайшие триста тысяч лет до тех пор, пока не появится, возможно, человек нового вида, человек неэгоистичный. Это, правда, маловероятно. Эгоизм ведь продукт ума любого субъекта. Так почему ты желал со мной связаться?
   – Ну ты и мастер заплетать мозг своей философией! Ладно. Сейчас о другом. Ты меня на руках будешь носить. Работа есть. Очень хорошая работа. В Голливуд со мной на большое дело поедешь? Уверен поедешь! Ты и не догадываешься к кому. А я тебе расскажу. Прямо к мистеру Спилбергу. К кинемотографу я, как ты знаешь, имею самое прямое отношение. Я и актер, я и режессер-постановщик. Сам фильмы снимаю. Неплохие. Ну, что я тебе, право, рассказываю. Все ведь знаешь. Смотрел же мои шедевры о Гавайях. В этой связи есть одна замечательная идея. Я все лично просчитал, с кем надо посоветовался и с одним хмырем договорился. Он уже все пронюхал, от такого же как и он черта обещание получил, все обтяпает и поможет. Короче, нас почти ждут. Что скажешь? И затраты потребуются минимальные. Потом все как в фанастических фильмах!
   – Интересно.
   – Я и говорю. А почему настроение-то плохое? – перескочил с одной темы на другую Ник.
   – Потом расскажу.
   – Ладно расскажешь. Что, так и будем в дверях стоять? Жены дома нет.
   – А где же она? – притворно забеспокоился Стэн.
   – Ушла с сестрой на распродажу какой-то дряни.
   – А я, кстати, вообще-то не к твоей жене пришел, – пошутил Стэн.
   – Неужели? – еще более притворно сказал Ник и приподнял брови. – Тогда заходи.
   В этот момент в дальней комнате у открытой двери по полу прополз ребенок. Затем раздался звон упавшей металлической посуды и женские крики.
   – Это бабка занимается воспитанием внуков. Пойдем на кухню. Там, может быть, нам не помешают.
   Ник и Стэн проследовали на кухню и сели за стол. Ник протянул руку к холодильнику и достал оттуда еще одну большую бутылку пива, открыл ее и налил часть содержимого в стоявшую на столе кружку, в которой уже что-то было. После этого он пододвинул кружку Стэну.
   Стэн отпил из нее немного и сказал, – у меня тоже к тебе дело. О работе, которую ты припас для нас я представление, вроде, уже имею. Теперь послушай меня. Речь идет о десятках и, возможно, о сотнях тысяч долларов.
   – Да!? Ну, тогда я быстро закрываю рот и не перебиваю. А что за работа?
   – Нужно сгонять на недельку в Африку.
   – Но мы же уже с этим, кажется, закончили? – вопросительно воскликнул Ник. – И еще, в возрасте под пятьдесят совершать перебежки в лесу или по пересеченной местности, хотя и короткие, все время нагибаясь и выпрямляясь, да еще и бряцая при этом оружием, довольно трудно.
   – Мы бегать не будем, а только ходить быстрым шагом. Я все продумаю. Это, во-первых. А, во-вторых, речь идет о спасении заложников в Анголе. Ты об этом знаешь. Телевизор смотришь? Газеты читаешь? Спасать должны мы.
   – Ну как не знать! Сейчас все об этом только и говорят. Даже моя жена, которая вообще ничем и никогда не интересовалась с детства, пристает ко мне со своими глупыми вопросами по поводу заложников, попавших в беду в Африке. Благородная миссия по спасению невинных людей! Великолепно! Благородно и безо всякой грязи и душка! Стен, только ты мог такую работу найти, – глаза Джонсона блестели.
   – Насчет душка не уверен. Потом посмотрим.
   – Посмотрим, посмотрим, – Джонсон заполнил кружку Стэна пивом до краев. – Вот это да, однако! И не думал, что ты такую работу откопаешь. Просто чудо!
   – Чудо? – Стен выпил половину кружки. – А чудеса на свете бывают?
   – В общем-то нет, думаю, – ответил Ник.
   – Это ты правильно. В любом сортире на стене написано, что чудес на свете не бывает. Я тебе скажу, хотя ты и сам об этом все знаешь, что есть только серая жизнь с массой мелких и крупных неприятностей, которые постоянно напрягают нервы, натягивая их как струны. Все эти неприятности накапливается и суммируются, а затем приводит к стрессовым ситуациям. Куда не сунься, везде одни неприятности. Любимая бейсбольная или баскетбольная команда проиграла, не смогла преодолеть планку любимая прыгунья с шестом, что-то недодали или сделали неверно, где-то обманули, что-нибудь потеряно. Хорошо еще мелких неприятностей больше, чем крупных. Иногда, правда, случаются удачи. Но очень и очень редко. И еще. Часто мы думаем, что удача или чудо пришли, они совсем рядом, а оказывается, что нас просто надули или мы сами в чем-то заблуждались.
   – Брось ты, право. Вот она удача. Приплыла к тем, к кому и нужно.
   – Не совсем уверен. Хочется надеяться, что это так. Я всегда сомневаюсь, что все будет как в кино.
   – Ладно. Не тяни.
   – Хорошо. Ты и я. Ты будешь моим заместителем. Идет? Кроме того, нам еще нужно восемнадцать человек. Проверенных, своих людей. Именно своих. Хорошие солдаты, радисты, медики, люди, знающие языки юга Анголы. Ты понимаешь о чем я говорю?
   – Какой вопрос? – удивился Джонсон.
   – Насчет денег я договорился так. Каждый член нашей экспедиции до отъезда получает наличными по пятьдесят тысяч долларов. Аванс так сказать.
   Джонсон встал из-за стола.
   – Садись. Что ты меня все время пугаешь?
   – Отлично! – Джонсон сел на свое место.
   – А пятьдесят тысяч по-твоему уже не деньги?
   – Ну, знаешь! Пятьдесят тысяч – это ничего за такую работу. Кто захочет за бесплатно рисковать своей шкурой? Попотеть придется сильно.
   – Я с тобой и за бесплатно поеду, чтобы вспомнить детство. И потом, о каком риске ты говоришь. Ты же как чемпион мира по шахматам Бобби Фишер, все за десять ходов вперед просчитываешь. У тебя каждая мелкая деталь любой операции сама похожа на целую операцию. Я же с тобой много раз работал. Было не только очень интересно, но даже и приятно иногда. Когда ты на деле, тобой не налюбуешься.
   – Это ты такого хорошего мнения обо мне, а людей все равно надо предупредить. Думаю, так честно будет. Мы не аферисты и не обманщики. Нужно всем сказать, на что они идут и что за это получат. Я не хочу, чтобы потом были всякие такие вопросы, на которые нужно будет отвечать, изворачиваясь. Пусть каждый все знает и пусть каждый сам думает и самостоятельно принимает решение.
   – Ладно. Закончим. Это уже моя забота раз ты доверил мне набирать бойцов.
   – Ну, с этим ясно. Теперь еще. У людей нужно спросить размеры одежды и обуви. И самое последнее. Все требуется провернуть в самые наикратчайшие сроки. Сегодня – завтра. Сможешь?
   – Естественно! Сейчас же начну работать. Обо всем доложу уже вечером. Я тебе позвоню.
   – Не надо. Лучше встретимся послезавтра где-нибудь на нейтральной территории и без свидетелей. Давай на нашем месте. Пораньше.
   – А что такое? Что за тайна?
   – Я потом объясню.
   – Все потом, да потом. Действительно, что это с тобой сегодня? – Ник вопрошающе посмотрел на Стэна, но, сообразив, что всему свое время, перестал другу задавать вопросы. – Все. Больше ничем не интересуюсь и не о чем не спрашиваю. А то, о чем говорили понял. Список бойцов, радисты, медики, лингвисты, размеры одежды и обуви будут послезавтра. Тогда как и всегда прежде встретимся к югу от парка Пелен-Бей. Как говоришь, на нашем месте. Там обычно спокойно и никто не помешает.
   – А как же мистер Спилберг, живущий на небе где-то в районе Голливуда? Не обидился бы. Ты, кажется, «прямо к нему» хотел завалиться?
   – Ну, что ты. Не обидится, конечно. Как-нибудь перебьется и без меня. Подождет в крайнем случае.
   – Тогда в 8 утра.
   – Договорились.
 //-- * * * --// 
   После встречи с Джонсоном Капенда отправился в фирму, где работал, и в шутливой форме объяснил директору, что его бабушка из Бостона, которой девяносто или девяносто восемь лет, очень хочет повидаться в последний раз с внуком, чтобы распорядиться каким-то сумасшедшим наследством. Бабушке требовалось для прощания никак не менее двух недель. Директор находился со Стэном в приятельских отношениях, был человеком понятливым, веселым и лишних вопросов задавать не стал. Он поддался настроению Капенды, с улыбкой на лице выразил надежду, что за время отсутствия Стэна фирма не развалится и пожелал ему счастливого пути, а бабушке здоровья и успехов во всем, за что бы она не взялась.
   Слегка перекусив, Стэн поехал в компанию Калоеффа за кредитной карточкой. Ровно в 14:00 Капенда вошел в помещение компании. Джон Калоефф встретил его с широкой улыбкой и с зубами, которые не попадали друг на друга. Калоефф засунул мокрую от пота кисть правой руки между ног, вытер ее там и протянул для рукопожатия. Стэн с интересом пронаблюдал за этой процедурой. Ему было не очень приятно пожимать влажную и холодную руку президента фирмы «Упаковал и поехал», но никакого вида, что это так, Стэн не подал и руку для приветствия протянул.
   – Вот здесь все, чтобы составить счастье человека, мистер Капенда, – произнес вполголоса Калоефф и протянул дрожащей рукой Стэну маленький красивый конверт красного цвета.
   – Спасибо, мистер Калоефф. Но у нас с вами, очевидно, немного разные представления о счастье, – ответил Капенда, взяв конверт и неспеша засовывая его во внутренний карман пиджака.
   – Может быть присядем и выпьем что-нибудь? – с какой-то надеждой выдавил из себя Калоефф.
   Было совершенно ясно, что он хотел сказать Стэну что-то важное, но мялся. Потом Стэн не раз вспоминал этот короткий разговор в конторе Калоеффа. Может быть, он изменил бы что-нибудь в трудном деле, за которое взялся Капенда. Но воспоминания были потом. Сейчас Стэн, не испытывавший никакого удовольствия от общества Калоеффа, ответил ему вежливым отказом.
   – Я бы с большой радостью. Однако вы знаете, мистер Калоефф, что времени у меня, к сожалению, совершенно нет, ни одной свободной минуты. Потом я за рулем. Ну, мы еще встретимся с вами перед отъездом.
   Калоефф протянул мокрую дрожащую руку для прощания. Стэн уклонился от рукопожатия и вместо этого по-отечески обнял Джона.
 //-- * * * --// 
   Через час после встречи с Калоеффым Капенда снял с банковского счета все деньги, которые предназначались для него и его людей. На вечер Стэн сам для себя запланировал связь с Филиппом Курлом. Каким образом эта связь будет осуществлена он еще не знал. Звонить из телефона-автомата, да и вообще по какому-либо телефону, было нельзя. Разговор и имя собеседника сразу стали бы достоянием неизвестных, охотящихся за Капендой. Тем не менее все необходимо было решать быстро. Время стремительно уходило, а необходимая информация Стэну была крайне нужна.
   Когда на улице уже стемнело, решение было принято. Стэн вознамерился, оторвавшись от слежки, лично увидеться с Курлом. Время сразу после 22 часов ему показалось приемлимым. Курл обычно в этот час всегда был дома. От района, где находился в данное время Капенда, до местожительства Курла можно было добраться на метро с одной пересадкой. Потом на такси или пешком.
   Стэн остановил машину в переулке, вышел из нее и направился к главной улице, находившейся метрах в пятидесяти от места стоянки. Он шел медленно и спокойно. Со стороны никто не смог бы даже предположить, что этот человек готовится к самым решительным действиям. На улице Стэн равнодушно прошел мимо спуска в метро и, всем своим видом показывая, что выискивает какой-нибудь подходящий для него ресторан или харчевню, направился к следующему за ним входу в подземку, расположенному примерно в шестидесяти метрах от первого. Подойдя к другому спуску, Стэн неожиданно развернулся и нырнул в него. Проскочив лестницу, он сбежал вниз по эскалатору, быстро преодолел полтора десятка метров платформы и влетел в вагон метро, двери которого тут же за ним захлопнулись. Поезд тронулся и начал набирать ход. Стэн, находившийся в середине вагона, осмотрелся. Вагон был почти пуст. В одном его конце, склонившись друг к другу, сидела пожилая пара, рядом дремал мужчина. Чуть подальше другой мужчина читал газету. В другом конце вагона о чем-то оживленно беседовали парень и девушка. Стэн, не глядя на сиденье, сел на него и понял, что все проблемы сегодняшнего дня будут, вероятно, сейчас решены. Под ним лежал забытый кем-то мобильный телефон. Капенда вытащил из-под себя аппарат и нажал на кнопку. Он функционировал. Стэн моментально набрал номер и приложил телефон к уху.
   – Да, – был ответ на другом конце.
   – Здравствуй, Федот!
   – Алекс! Рад тебя слышать. Ты что-то давно не звонил. Месяца два уже. Как твои дела?
   – У меня хвост.
   – Быстро суть.
   – Я попал в историю.
   – Нужна помощь? Сориентируй.
   – Об этом сейчас все говорят и днем и ночью. Пишут во всех газетах.
   – Самолет?
   – Да.
   – Я достаточно много, как мне кажется, знаю о некоторых участниках вчерашней пресс-конференции и кое-что еще о тех, кого там не было.
   – У меня совсем нет времени, Федот.
   – Сегодня и завтра утром я наведу дополнительные справки. После обеда можем встретиться. Подходит? – почти прокричал Курл.
   – Да. Где?
   – Урод нам поможет. В 14. Хорошо?
   – Спасибо, Федя. Мне не вздумай звонить.
   – Привет, Алекс!
   Сразу же вслед за последними словами Курла телефон замолчал – прежний расчетливый хозяин сотового аппарата, чтобы не платить за чьи-то переговоры своими деньгами, позаботился об его отключении, сообщив о утере радиотелефона на свою абонентную станцию. В этот момент поезд подошел к следующей остановке. Стэн вышел из вагона, оставив телефон там, где он лежал. В противоположном направлении шел другой состав и Капенда сел в него с тем, чтобы вернуться туда, откуда он уехал несколько минут назад. Выйдя из метро снова на верх, Стэн быстрым шагом пошел по направлению к своей машине, оставленной в переулке. День был закончен и следовало немного одтохнуть. Завтра должно было принести важную информацию. Стэн это чувствовал и не ошибся.


   Глава II. Кто же есть кто?

   В 14:00 Капенда должен был встретиться с Курлом во французском ресторанчике, имевшим название «У горбуна». Филипп называл ресторан иносказательно, как, впрочем, и многое другое – «У урода». Хозяин заведения, мсье Ферран, как его все именовали, американец французского происхождения, был в полной уверенности, что такое название его забегаловки связано с самым первым владельцем ресторана, у которого, как он говорил, было два горба сзади и два спереди. Хотя на вывеске ресторана был нарисован собор Парижской богоматери, явно указывавший на принадлежность горбуна к одноименному бессмертному творению Виктора Гюго, хозяин, не имевший ни малейшего представления о французской литературе, продолжал настаивать на своем. Его дремучее упорство вызывало у Капенды и Курла, являвшихся довольно частыми посетителями ресторана, постоянные добрые шутки, насмешки и розыгрыши, на которые господин Ферран никогда не обижался. Каждое посещение друзьями ресторана Феррана превращалось, как правило, во что-то похожее на веселое представление, в которое вовлекались другие его посетители.
   Для того чтобы вовремя придти в ресторан, а в важных делах Стэн был всегда исключительно пунктуален, он выехал из дома заранее. Приблизительно в двух милях от ресторана, где была назначена встреча с Курлом, находился унивенрмаг, на стоянке которого Стэн оставил машину.
   Капенда вышел из автомобиля с пластиковым мешком в руке. Он медленно направился в сторону универамга, глядя себе под ноги. Он знал, что за ним следят. Не знал кто именно и откуда производится слежка, но его принцип всегда ждать от кого-то гадости приучил Стэна постоянно все и всех держать в поле зрения, быть готовым к любой неожиданности. Поэтому на самом деле Стэн видел все, что делалось вокруг. Сначала он пошел направо, потом спокойно переместился налево. В десяти метрах от входа в универмаг Стэн быстро направился внутрь здания. Боковым зрением Капенда увидел как из машины, остановившейся около тротуара, выскочили два человека. Стэна от этих людей отделяло метров сорок. На эскалаторе универмага он вытащил из пакета шляпу и светлый плащ. Чтобы надеть их Капенде понадобилось три секунды. В конце эскалатора Стэн дополнил свое новое облачение темными очками и спрятал мешок в карман плаща. В зале втогого этажа универмага Капенда огляделся и, встав снова на ступени эскалатора, направился вниз, откуда только что приехал. Двигаясь в обратном направлении, Стэн внимательно, изподлобья, следил за людьми поднимавшимися по движущейся лестнице на верх. Долго ждать тех, кому он был нужен, не пришлось. Несколько секунд спустя Стэн увидел двух слегка запыхавшихся, суетливых молодых людей, которые, продвигаясь вверх, распихивали на эскалаторе посетителей универмага и с открытыми ртами и вытянутыми шеями пыпались что-то увидеть наверху.
   – Молодые и ленивые, – подумал Стэн, – быстро бегать не любят, а уж думать и подавно. Все их интересы, как и у большинства молодежи, очевидно, сосредоточены на отдыхе и развлечениях. Хотят всегда быть при деньгах, сытно жрать и много пить, отправлять животные физиологические потребности. Учиться и хорошо работать не желают. Жизнь, однако, заставляет трудиться, что они делают из рук вон плохо. Я таким работникам жалования не платил бы.
   Выйдя из универмага, Стэн вяло направился к стоянке такси. Не увидев ничего подозрительного, он нанял машину и попросил водителя ехать прямо. Через пять минут езды Капенда обернулся.
   – Теперь направо, пожалуйста, – безразлично сказал он.
   Шофер выполнил приказание.
   – Ну, а теперь опять прямо. На том перекрестке, пожалуйста, снова направо.
   Стэн опять обернулся. Сзади все было нормально. Машина пробежала еще минут десять. Стэн обернулся в третий раз. Все было спокойно.
   – Вот там развернитесь и поезжайте тем же путем обратно, пожалуйста.
   При обратном движении Стэн внимательно всматривался в автомобили, идущие навстречу.
   – Будьте добры, теперь налево.
   – Вы, очевидно, от кого-то хотите смыться, мистер. Может быть, я ошибаюсь? – весело спросил водитель такси, не оборачиваясь на Стэна.
   – Да, вы ошибаетесь, к большому сожалению. Сейчас я провожу психологичекий практикум. Я – ученый, социопсихиатр. Изучаю психику таксяков. Особенно то, сколько они задают вопросов во время движения автомобиля клиенту и какого характера эти вопросы. Я это делаю для науки. Не обижайтесь, ради Бога. Скоро выйдет моя книга. Советую прочитать. Метров за тридцать от того угла остановитесь, пожалуйста.
   Водитель такси скривил лицо.
   Когда машина остановилась, Стэн поблагодарил водителя, вручил ему две зеленые бумажки и быстро выскочил из кабины.
   Автомобиль рванул с места, а Стэн исчез в проходном дворе.
   Перед тем как войти в ресторан, Стэн постоял невдалеке от него на улице минуты три, наблюдая за машинами и незаметно вглядываясь в лица пешеходов. Ровно в 14 часов Капенда вошел в небльшое и уютное помещение, где сразу же встретился с улыбающимся Ферраном. Курл уже сидел за столом в углу, подперев рукой голову.
   – Наконец-то, мистер Капенда, месяца три точно не виделись. Филипп ждет вас уже давно.
   – Здравствуй, дорогой мой! – Стэн пожал протянутую ему руку, снимая другой рукой черные очки.
   – У вас сегодня довольно озабоченное лицо Стэн. Есть проблемы? – задал вопрос Ферран.
   – Будет серьезный разговор с моим другом. Так что извини, Анри, обещанный веселый рассказ про безногую жену горбуна откладывается на неопределенное время, – грустно улыбнулся Стэн.
   – Какие пустяки. Проходите, пожалуйста.
   Обменявшись рукопожатием с Курлом, Стэн снял шляпу и плащ, сел за столик спиной к стене так, чтобы можно было видеть вход и весь зал.
   – Будь добр, большую кружку кофе с молоком и без сахара, – обратился Капенда к Анри.
   – Есть!
   Пока Анри не принес кофе, Стэн задал Филиппу несколько обычных вопросов о его домашней жизни и работе. Когда заказ был выполнен, оба пододвинулись поближе друг к другу и приступили к беседе.
   – Сначала кратко расскажи в какую историю ты попал. Она напрямую связана с самолетом, о котором сейчас все знают? Ты, кажется, так вчера сказал? – начал Курл.
   – Да. Все так. Меня как-то разыскали, хотя я давно не занимаюсь «экскурсиями» в Африку. Кто посоветовал ко мне обратиться даже не предполагаю. Но это, наверно, не так уж и трудно, если навести справки у знающих людей. Похоже, они обо мне все знают, как показалось больше, чем я сам о себе, в том числе и о моих денежных затруднениях. Был небольшой разговор. Мне предложили в качестве командира группы, за деньги, провести операцию по освобождению заложников, находящихся в плену у сепаратистов на юге Анголы. Оружие, одежду, снаряжение, вертолеты и все прочее обеспечивают организаторы. Потом была пресс-конференция. Вслед за ней – конфиденциальная беседа. Вначале было все логично, но потом мне намекнули, как бы невзначай, что устроителей акции интересует больше всего, оказывается, только один человек из числа попавших в беду, некий Джуранович. Руководил всем Адриан Мочиано, назвавшийся профсоюзным деятелем. Этот аспект об освобождении Джурановича он усилил, пообещав потом еще больше денег, если я буду «более сообразительным». Там были еще Калоефф, директор фирмы по перевозкам, Жопэ, Скотт и Джанкинс, о которых Мочиано только обмолвился, но не представил мне. Ну, о остальном ты и сам знаешь. Об этом, наверно, все знают из газет и передач телевидения. У них, у этих пригласивших меня, был свой план. Они хотели отправить меня в Африку только со своими людьми. Когда я почувствовал что собеседники мне почти все недоговаривают, потребовал за работу большую сумму. Со мной спорить никто не стал. Это и все мои другие условия были с легкостью тут же приняты.
   Стэн отпил немного из кружки и продолжил.
   – После пресс-конференции и беседы с ее организаторами я выявил, что за мной установлена слежка, от которой я, кажется, только что ушел. Предполагать кто за мной охотится я, конечно, могу. Не понимаю только зачем. Деньги я уже получил. Довольно большие. Полтора миллиона на всех и на все. Даже немного больше. Ума не приложу откуда у профсоюзов и родственников потерпевших такие деньги. Мои друзья начали набор людей для операции. Машина завертелась. Миссия благородная. Ничего не скажешь. Деньги мне в настоящее время очень нужны, но я не собираюсь просто играть в благородство. Я хочу выполнить работу. И для себя я выбор уже сделал. Моя задача спасти всех людей. Но меня не оставляет предчувствие, что все происходящее лишь спектакль, что жизни спасаемых и спасателей в планах инициаторов «путешествия» не стоят и гроша. Я должен, по идее, знать все, но на самом деле информацией не распологаю, только ерундой. Ну, и еще. Мочиано и Калоефф говорили о сугубо частном характере операции, но потом этот профбосс обмолвился о каких-то секретных агентах, обеспечивающих ее в Африке, состоящих на службе якобы при каком-то африканском посольстве Соединенных Штатов. Какие могут быть секретные агенты у профсоюзов, если это действительно профсоюзы? Идет какая-то игра. Здесь чем-то нехорошим пахнет. Вылет в Африку – в самое ближайшее время. Главные инструкции перед вылетом, в аэропорту, и на месте. Вот собственно и все.
   Стэн снова отпил из кружки и закурил.
   Филипп слушал все очень внимательно, опустив голову и глядя перед собой куда-то в стол. Минуту он молчал.
   – Здесь, Стэн, не пахнет, а воняет, – задумчиво ответил Курл. – А у тебя денежные затруднения? Почему ты мне ничего об этом не сказал?
   – Не в этом дело. Давай о том, что я тебе рассказал и все по порядку.
   – Хорошо, по порядку. А порядок такой: Джуранович, Мочиано с его людьми, Калоефф, ну, и ты с твоей группой. Ты, вероятно, удивишься, но я, по определенному стечению обстоятельств и по своей работе, в силу своего профессионального долга, что ли, знаю о некоторых лицах этой истории так много, что мое место не рядом с тобой, а на кладбище, причем уже давно.
   Челюсть Стэна, которого редко чем можно было удивить, слегка отпала.
   – Хотя Джуранович, да, именно Джуранович, является главной личностью во всей этой истории и цепочке последовательности, – продолжил Филипп, – я начну, чтобы все было яснее, с человека, назвавшегося Мочиано, и его окружения. Его настоящая фамилия Бэлламор. Янус Бэлламор. И имя подходящее – Янус. Двуликий. Впервые я узнал об этом типе почти двадцать пять лет назад, в начале своей журналистской карьеры, когда был убит один мой коллега, тоже журналист. Тогда я и начал собирать на Бэлламора материал, начал собственное расследование. Он был в то время членом одного из подразделений чикагской мафии. В то же самое время Бэлламор оказался причастным к делу о шантаже и вымогательстве, главными фигурами которого являлись Бобсон и его сыновья. Ты, скорее всего, об этом деле ничего не знаешь. Но это и не важно. Бобсона сделали крайним и посадили, а Бэлламор, как и другие более крупные фигуры, вышел сухим из воды. Его всегда и ни на чем не удавалось поймать, он чрезвычайно осторожен, изворотлив и скользок как угорь. Люди, которые желали узнать о его преступлениях, становились свидетелями их или хотели рассказать о преступных деяниях этого субъекта, исчезали. Более страшного и зловещего человека в жизни мне встречать не приходилось. Разве что в кино такие злодеи бывают. Вряд ли кто-нибудь в состоянии потягаться с этим мафиози по числу всевозможных грехов и преступлений. Бобсону вскоре из тюрьмы удалось бежать. Обстоятельства побега были более чем странными. Кто-то хорошо посодействовал. Причины были. Дело в том, что следственная группа накопала против него новые интересные материалы и все хотели начать сначала. А через три месяца после бегства этого Бобсона его труп нашли в выгребной яме на окраине города Дейтона. Короче говоря, убрали. Боялись, очевидно, что компаньон начнет болтать лишнее. Кто помог Бобсону совершить путешествие в один конец, на небеса, до сих пор не ясно. Можно только догадываться. Потом и все другие люди, причастные к этому делу куда-то сгинули. Бесследно исчезли. Интересно?
   Стэн понимающе покачал головой.
   – Я занимался тогда делом Бобсона и отослал в газету несколько репортажей с места событий. Все было очень умело запутано. Да, таковым в общем-то и сейчас остается. Практически ни одного даже несущественного факта выудить не удалось.
   Стэн опять покачал головой.
   – Бэлламор после всего этого надолго куда-то исчезает. Лет пятнадцать назад он снова всплывает, уже под другим именем, но не Мочиано. Неизвестные влиятельные люди, которых он чем-то очень устраивал, определили Бэлламора в службу безопасности одной фирмы, совместно с другими компаниями занимающейся производством вооружений, в частности новейших типов самолетов, в составе крупного концерна. Эта служба безопасности подразделяется на несколько отделов и следит за тем, чтобы не было утечки информации, а конкуренты не лезли со своими ногами в ее дела. Фирма является полностью засекреченной организацией, как и всякая другая военная структура. У нее даже названия нет. Одни только цифры вместо названия. Целый набор. Черт ногу сломит. Соответственно, и группа, занимающаяся охраной ее секретов, тоже. Естественно, все, что творит охранное бюро фирмы и ее люди, также недоступно для обычного человека. Для Бэлламора-Мочиано ничего лучшего, чем делать все что он хочет и о чем никто ничего и никогда не узнает, не было и не будет. Один сомнительный профсоюз он, действительно, возглавляет, но я думаю, что это просто липа, ну, ширма, понимаешь? Недавно упомянутая фирма и ее служба безопасности вошли в какое-то новое объединение оборонной промышленности и Бэлламор стал уже начальником целого отдела этой службы с подчиняющимися ему более мелкими подразделениями. Похоже, что в функции этого отдела входят разные грязные дела. Не случайно Бэлламор окружил себя всякой мразью, до удивления сомнительными помощниками, выходцами, очевидно, тоже из преступного мира. Одним из его подручных является Скотт, о котором ты рассказал. У него есть кличка – Скунс. Это полностью аномальная личность, больной маньяк. По моим данным, он со своими подонками занимается устранением неугодных его шефу лиц. Говорят, что на его совести несколько человеческих душ, которых он лично погубил, но сколько именно никто не знает. Очень темная личность. Это все, что я знаю об этом Скотте. В холуях у Бэлламора есть еще один очень неприятный тип. Его зовут Чунка.
   Стэн внимательно посмотрел на Филиппа и чуть-чуть, как всегда, прищурил глаза.
   – Чунка является чуть ли не правой рукой Бэлламора. Уже не молод. Далеко. Это крайне опасный человек, готовый на все, способный по приказу своего хозяина, как и Скотт, сделать любую подлость. Вся жизнь этого подонка подобна какому-то абсурду, в котором исключительно тупой посредственности, едва тянущему на идиота, всегда, везде и во всем, по каким-то дьявольским законам, безгранично везло. Обстоятельства способствовали, наверно, да и советчиков было достаточно.
   – Чунка. А что это такое? Кличка, имя или фамилия? – спросил Стэн.
   – Понятия не имею. Это восточные штучки. Он сам происходит откуда-то с Дальнего Востока. А знаю я о нем чуть больше чем про других компаньонов Бэлламора потому, что он уж больно в любых делах приметен со своей монголоидностью. Себя эта особь называет представителем одного из самых малых и редких народов мира, выпячивая и возвеличивая свою национальную принадлежность, противопоставляя ее всем другим, считая себя, чуть ли не божеством в человеческом обличье. Однако он умышленно выдает себя не за того, кем является в действительности с целью получения от этого всевозможных выгод, продвижения по службе, получения материального вознаграждения и так далее. На самом деле Чунка относится, может быть, даже к самому большому народу земли, или, по крайней мере многомиллионному этносу. Китаец или кореец. Не говорю плохо про эти этносы, но ведь редкие негодяи у каждого народа встречаются.
   – Оригинально. Но какие выгоды он может от этого получить и какое значение это имеет в Соединенных Штатах, где все являются равноценными ее гражданами? Если кто-то, из представителей каких-то редких народов будет имет преимущество в нашей стране, то другие будут в как бы в ущербном положении по сравнению с ними? Так что ли? Не очень хорошо это понимаю.
   – Вроде считается, что большие народы, помогая малым этносам, таким образом должны спасти их от полного исчезновения. И в случае с Чункой приблизительно такая же ситуация. Но для него самым главным всегда оставалось отыскание для себя покровителей в любом лице, как можно больше. Потом он назвал себя представителем вымирающего народа, нуждающегося в помощи, и давил на это, даже если оказывалось, что он ни в чем не нуждается, даже если имел больше, чем все другие американцы. В Канаде и Америке к таким малочисленным народам отношение все же иногда бывает особое. Это уже политика. Кто-то умный посоветовал Чунке ухватиться за эту золотую жилу. Он ухватился, не отпускает ее и уже долго с успехом пользуется. Все дело в умении низко кланяться нужным людям, льстить и пресмыкаться перед ними, давать взятки когда это необходимо, в технике словоблудия и красноречии. Оказалось, и дураков, верящих вранью, довольно много.
   – А определить истинный он представитель редкого вымирающего народа можно или нет?
   – Конечно. Вымирающие народы долго не живут. Я несколько лет назад в одной книге вычитал, что генетическая программа аборигенов азиатского Севера исчерпывается приблизительно в пятьдесят – пятьдесят пять лет. Шестьдесят лет это почти предел. Впрочем и для многих европеоидов цивилизованных стран шестьдесят-шестьдесят пять лет вполне оказывается достаточным для существования в этом мире. Но китайцы и корейцы на Дальнем Востоке живут намного дольше, чем его малочисленные народы. Если это верно и Чунка доживет лет до восмидесяти или перевалит этот рубеж, как китайцы и корейцы, то значит очень велика вероятность, что он к этим вымирающим этносам никакого отношения не имеет. Ждать нужно. Можно, правда, померить его антропометрическими инструментами, чтобы антропологический тип определить. Такими специальными инструментами располагают ученые-антропологи. Это тоже надежный способ выявления расовой и этнической принадлежности. Но он же не даст себя измерять. Это не в его интересах, – Филипп улыбнулся. – Однако мы уже совсем отклонились от нашей темы.
   – Ничего, ничего. Интересно. Даже очень.
   – Слушай дальше. Другой особенностью этого проходимца является болезненная мания величия. Он всегда вынужден был перед всеми унижаться, чтобы выжить. Его часто пинали. Однако себя он считает исключительным индивидуумом, на редкость талантливым уникумом, а всех остальных кретинами, в том числе и своего патрона. У Чунки на это есть основание – университетское образование. Перед вышестоящими он, однако, свою «исключительность» не выпячивает, но тайно пакостить любит.
   – Ничего удивительного, это защитная ответная реакция всех ущербных, пинаемых людей – гадить. Он не единственный. Его пожалеть надо.
   – Согласен с тобой. Пусть его жалеет Бэлламор, которому он гадит. Теперь еще про него же. Считая себя выдающейся личностью, Чунка страстно мечтает занять какое-либо начальственное место соответствующее его «гениальности», на данном этапе хотя бы место начальника одного из отделов службы безопасности, того которое занимает Бэлламор. Эта страсть у него граничит с умопомрачением. Чунка постоянно подсиживает своего шефа и регулярно пишет на него кляузы, заявляя, что компания делает политическую ошибку, не назначая его главой внешней охраны. Однако все, что ни делает Чунка, остается без результата. Не успевает он выйти после очередного доноса из кабинета более высокого начальника всей этой конторы, Дэвида Брэвера, как тот сразу же звонит Бэлламору и обо всем ему рассказывает. Оба хохочут. Бэлламор начинает смеяться еще больше, когда к нему тут же приходит Чунка, ничего не знающий о истинной причине смеха своего непосредственного шефа. Теперь уже эти двое смеются в кабинете Бэлламора. Один от удовольствия, что накапал, другой от того, что все это было зря, и что он знает все тайны своего «доброжелателя». И так было уже много раз. Об этом, кажется, знают все, кроме Чунки. Чунка гадит и гадит, веруя в свою скорую победу. Бэлламор смеется и смеется, зная, что свалить его невозможно. Гниде вошь не победить.
   Филипп остановился на несколько секунд.
   – Да, этот Мочиано любит посмеяться, – заметил Стэн. Я свидетель.
   – Слушай еще, – продолжил Филипп. – Прежде чем попасть под потное крыло Бэлламора, Чунка совершил массу преступных деяний, которые, благодаря его исключительной изворотливости, умению вылизывать то, что находится ниже спины, о чем я уже говорил, а также тому, что он все сваливал на свое редкое происхождение, легко сходили ему с рук. Примечательно, что помогали всегда Чунке выкручиваться из трудных положений именно его непосредственные шефы. Все они знали, что он ничтожество, и вся его жизнь представляет собой цепь мелких пакостей, афер и гнусных преступлений разного масштаба, но все равно помогали ему. Он ухитрялся устраивать всех своих прежних патронов, способствовавших ему, независимо от того, были они честными, относительно честными или нечестными людьми. Какую-то пользу, очевидно, от него они все получали.
   Свои аферы он начал с того, что, не имея среднего образования, поступил в университет и, без каких-либо учебных способностей, каким-то образом ухитрился окончить его и получить диплом. В то же самое время Чунка был замечен в незаконных махинациях с золотом, привезенным с Амура. Впоследствии у него были неприятности с властями из-за вымогательства при использовании служебного положения и, в конце концов, занимая один начальственный пост, он совершил воровство – совершенно безболезненно, как всегда, ухитрился присвоить себе крупную сумму государстенных денег, предназначенных для учреждения, которым соуправлял. Подсудное дело. На несколько лет тюрьмы точно. Но у него все как с гуся вода. Сумел выкрутиться из-за отсутствия улик, хотя их можно было наковырять достаточно. Его опять покрыли. Короче, дело как-то замяли, да и его тогдашний непосредственный начальник хорошо помог.
   На присвоенные деньги Чунка купил себе недвижимость – участок земли и дом, две квартиры, машины и прочее, обеспечил своих отпрысков, коих у него полно от разных браков и сожительниц, приличными средствами, которые вложил в их дела. С семейственностью у этого друга все впорядке. Следуя своим восточным традициям, он еще никого из своих детей без внимания не оставил. Больше всего получила от махинаций Чунки его последняя и любимая дочь. Причем от обилия денег она, похоже, потеряла разум. Ей очень их нравится тратить в больших размерах на любовников и увеселения. Об этом информация в полицейской сводке проскочила. Вот такие дела.
   Но это лишь неполный список содеянного Чункой. А о том, что он совершил под тенью своего нынешнего «профсоюзного» босса, один только его дальневосточный шайтан знает. Сам этот босс, то есть Бэлламор, называющий Чунку прямо в глаза «уникальным животным» и ласково «мой любимый Чурка», всегда восхищающийся его проходимческими способностями, всегда целующий его в постоянно засаленное, вонючее лицо, затем сплевывая в сторону, однажды даже заявил в восторге: «Если бы вы знали, сколько всего в действительности за свою жизнь натворила эта скотина! Ну где я еще такого редкого негодяя найду!» Чтобы получить подобную оценку от столь махрового мерзавца как Бэлламор, нужно было сильно постараться. Ко всему прочему добавлю, что Чунка занимался ранее каким-то видом борьбы, ее боевым разделом. Для многих восточных людей это типично, что опасность, исходящую от него, увеличивает вдвое. Мстителен и при мести своим врагам фанатичен. Так вот.
   – Подожди. Теперь я должен все это чуть-чуть переварить, – сказал Стэн, потирая лоб рукой.
   – Жду, – Филипп помедлил полминуты. – Переварил?
   – Да. Все, о чем ты рассказал, похоже, очень мне понадобится. Крайне важная и полезная информация. Кстати, Мочиано-Бэлламор предложил мне сделать этого Чунку своим заместителем. Так что в случае удачи операции в Африке, он точно наберет дополнительные очки в борьбе за начальственное место в охранном подразделении фирмы. А кто такой Жопэ? Мочиано все время смотрел на него, когда нужно было принимать решения, связанные с деньгами. Может быть, он русский?
   – Почему ты так думаешь?
   – Я помню, что моя мать в детстве часто произносила слово похожее на его фамилию.
   – Это ни о чем не говорит. Думаю, что Жопэ один из финансистов компании и связан с денежным обеспечением ее охранной организации, – ответил Филипп. – Что касается Джанкинса, то это просто какая-то «шестерка», ничтожность. Кличка Гнилой.
   – Теперь самое главное и интересное. Самое интересное – это Вук Джуранович, по прозвищу Мирко. О нем никто почти ничего не знает. Мне, тем не менее, некоторые сведения о этом человеке удалось добыть. Правда, почти все, что я узнал о нем требует уточнения и перепроверки. Я всегда стараюсь все перепроверить, желательно раза два-три. По национальности Джуранович серб. Ему сорок четыре или сорок пять лет. Родился в Югославии, в Белграде, в семье инженера. Холост. Сам он тоже инженер, очень способный ученый и конструктор, специалист по радиолокационным системам. Работал некоторое время в Чехословакии. В Белграде числился в оборонном конструкторском бюро. Обладает чрезвычайно взбалмошным и неординарным характером. Импульсивным характером, я бы сказал. Очень горяч и склонен к авантюрам, прямолинеен, недипломатичен и упрям, часто имеет мнения, которые у него меняются на прямо противоположные. Очень противоречивая натура. О себе высокого мнения. Таким людям в общепринятых рамках удержаться всегда бывает трудно. Короче, он талантливый сумасброд. Многими в своей организации Джуранович оказался не понят, перессорился с начальством КБ и почти со всеми своими коллегами по работе. На волне демократии конца восмидесятых годов эмигрирует из Югославии в Соединенные Штаты Америки.
   Стэн прекратил курить, отодвинул от себя куружку с недопитым кофе и еще ближе придвинулся к Филиппу.
   – В Америке сразу оценили способности и талант Джурановича. Он получил хорошую и высокооплачиваемую работу в крупной частной фирме, участвующей наряду с другими организациями в составе большого авиационного концерна в разработках новых типов «самолетов-невидимок», легко ускользающих от радара – «Стелс», и работающей на Министерство обороны США. Той самой, где в охранном отделе заправляет твой Мочиано. В фирме Джуранович проработал несколько лет без особых происшествий. Но во время одного из недавних заседаний руководителей и ведущих ученых-специалистов компании он неожиданно для всех в присущей ему бескомпромиссной манере высказался негативно относительно преувеличенных производителями возможностей новой модификации «самолета-невидимки», которую собирается разрабатывать концерн. Джуранович заявил, что в странах социалистического содружества уже относительно давно был создан радар, работающий в дремлющем режиме, способный без особого труда обнаруживать летящие объекты, называемые нашими военными «невидимками». В подкрепление высказанных доводов, Джуранович рассказал собравшимся на заседании о результатах своих собственных новейших исследований в области конструирования локаторов, о оригинальной модели радара, сочетающей в себе старый оригинал, работающий в низкочастотном радиодиапозоне, с более совершенным образцом локаторной техники. Эту модель он начал разрабатывать не так давно самостоятельно. Свои доводы Джуранович проиллюстрировал конкретными примерами из материалов исследований. Сообщение Джурановича произвело на присутствовавших ученых легкий шок, а у руководства фирмы вызвало на его заявление резко отрицательную реакцию в связи с тем, что оно в числе других организаций уже подписало с Пентагоном чрезвычайно выгодный, чуть ли ни миллиардный контракт на производство партии каких-то «сверхнеуловимых» самолетов. Подробности всего этого я еще выясню потом. Представляешь какие здесь крутятся деньги и что будет, если военные разуверятся в разрекламированных возможностях суперсамолетов? Так что твои полтора миллиона, оружие, снаряжение и вертолеты это просто мелочь.
   Стэн слушал все внимательно и молчал.
   – Ну, и самое последнее о сербе. 24 марта, ты знаешь, по команде генерального секретаря НАТО, без санкции Совета Безопасности ООН, защищая якобы албанцев в Косово, самолеты Североатлантического союза, в том числе и самолеты Соединенных Штатов, конечно, и со своими «Стелс», начали бомбардировки территории Югославии. И почти сразу же после начала войны то, о чем говорил не так давно Джуранович, сбывается. 27 марта югославы сбивают около своей деревни Будановцы с помощью зенитного ракетного комплекса С-125 американский ударный «самолет-невидимку» F-117А «Найт Хок», который засекает РЛС «Тамара». По некоторым данным есть у них такая, кажется. Что касается самолета, то он не такой уж и новый, чуть не двадцать лет эксплуатировавшийся. Но в войне 1991 года в Персидском заливе зарекомендовал себя прекрасно как самый эффективный вид американской боевой техники и именно основываясь на его технологии должна начаться разработка новейшей модели. Все это является крайне неприятным сюрпризом для производителей самолетов этого типа, наших военных и НАТО. Концерн, производящий самолеты «Стелс», обяъяснил это случайностью. Фирма, где работал серб, максимально засекретила прежние заявления Джурановича, а военные даже заявили, что самолет сам упал якобы из-за технических неполадок. Кстати, потом официальные лица из наших ВВС это заявление отозвали. Но не в том главное. Любая утечка информации, ты понимаешь, может повлиять на прекращение продолжения нового контракта и, соответственно, прибылей.
   – Это понятно, – подтвердил Стэн.
   – Однако, – продолжил Филипп, – дела производителей секретных самолетов осложнились еще одним заявлением упрямого серба на новом заседании. В ходе разгоревшейся дискуссии, когда один из руководителей фирмы назвал сказанное прежде югославом выдумками безответственного человека, Джуранович, в котором вдруг, очевидно, проснулись патриотические чувства, имел глупость заявить, что может свои доводы доказать практически, вернувшись на родину и конкретными усилиями помогая соотечественникам в борьбе с врагом в воздухе. Причем о своем решении вернуться в Белград и начать работу над новыми РЛС Джуранович сказал во всеуслышание, ни от кого это не скрывая. После его возвращения в Югославию, как он отметил, над ее территорией не пролетит больше ни одна «невидимка». Вот так! Если сбит один новейший самолет, это может быть случайностью. Еще одну потерю можно объяснить тем же. Но представь себе, если югослав приедет на родину и поможет своим гением противовоздушной обороне реально, если единичные случаи потерь превратятся в систему. Наладить, конечно, производство новых локаторов не просто, но кто знает?
   – Все правильно. Нечто похожее было в шестидесятых годах во Вьетнаме, когда вьетнамцы неожиданно начали сбивать наши самолеты новейшими русскими ракетами. Все бомбардировки сразу же оказались под угрозой.
   – Вот, вот. Что-то около того. Теперь дальше. В связи со всем этим руководство компании отдало приказ своей охранной организации любой ценой не допустить отъезда серба из США и его возвращения в Югославию. Судьба Джурановича была решена без его участия. Люди Бэлламора устроили на этого Вука настоящую охоту. Но смелому и авантюрному югославу все-таки удалось сбежать из Америки, правда, не прямо в Европу. Он удрал из Штатов на американском самолете с туристами и деловыми людьми, направлявшемся в Южную Африку, в ЮАР. Только такая, вероятно, возможность была. Попав в бурю в Атлантике, авиалайнер меняет курс и попадает вглубь Африканского континента на территорию, контролируемую ангольскими сепаратистами. Далее ты уже все знаешь сам.
   – Не больше, чем все.
   – Хорошо. Самолет подбивают и он совершает вынужденную посадку в районе, где хозяйничает самая неуправляемая и непредсказуемая по своим антиправительственным действиям группировка сепаратистов. Точно не знаю, но она, похоже, Национальному союзу за полную независимость Анголы, то есть УНИТА, не подчиняется. Но это под вопросом. Какие у них там отношения между собой нужно еще выяснить. Вообще-то раньше мы негласно сепаратистов поддерживали. ЮАР открыто им помогала до того времени, пока к власти у них в стране не пришел Африканский национальный конгресс. Русские оказывали помощь Народному движению за освобождение Анголы или МПЛА и на стороне правительства Народной Республики Ангола сражался кубинский интернационалистский воинский контингент. В Анголе сейчас, впрочем как и раньше, правительство делает попытки вести с раскольниками переговоры. Но с этой группой, кажется, никаких контактов нет ни у нас, ни у ангольского руководства. В начале девяностых, после того как советская поддержка МПЛА частично ослабла, руководство Анголы взяло курс на сближение с США. Возникла как бы коллизия. Проамериканская организация УНИТА столкнулась с переориентированной на Америку законной властью Анголы. Но не это важно. Основное у них межнациональные отношения и межнациональная грызня. Еще и криминал ввязался. В Западной Африке сейчас полно преступных группировок. Ну, что я тебе говорю. Это ты хорошо знаешь.
   – Нет, нет, рассказывай. Всего знать невозможно.
   – Хорошо я продолжаю. Тогда слушай. Джуранович и еще двадцать один человек, все граждане США, становятся заложниками полубандитских формирований, удерживающих их, но не предъявивших пока никаких внятных требований, политического или финансового характера.
   – Далее. Я думаю, что не полагаясь на дипломатические усилия правительства США по вызволению заложников, и, тем более на уверения африканских лидеров, обещающих решить их проблему в ближайшем будущем военным путем, зная, что авантюрист Джуранович не будет отсиживаться в плену и постарается бежать, известное тебе охранное агенство решило действовать самостоятельно. Об этом и на официальной пресс-конференции несколько слов было сказано, без ссылки на действительных заказчиков операции, конечно.
   – Обо всем этом узнали журналисты. Надо было как-то выкручиваться. Пришлось заявить, что строятся планы попытки освобождения всех несчастных людей, хотя Бэлламора никто кроме Джурановича не интересует. В качестве прикрытия операции по поимке серба была выбрана захудалая фирма «Упаковал и поехал» Калоеффа. Две женщины, поехавшие отдохнуть в Южно-Африканскую Республику, являются сотрудницами именно этой фирмы. Я не сомневаюсь в том, что на Калоеффа было оказано давление. Его запугали, приказали молчать и делать что скажут. Это в духе Бэлламора. Я с такими методами воздействия на личность уже сталкивался.
   – О планах Бэлламора относительно Джурановича долго гадать нечего. В общем вариантов не так много и догадаться о замыслах начальника охранного бюро не так уж и трудно. Один из них ты знаешь. Прибегнув к помощи бывших профессиональных наемников, попытаться вырвать шипко умного и много знающего серба из лап спепаратистов, доставить его на территорию, находящуюся в руках правительства Анголы, а затем вернуть в Америку. Бэлламора, как и ты сам заметил, интересует только Джуранович. Остальных можно и бросить на произвол судьбы. Возможны и другие сценарии, до которых нормальный человек никогда и не додумается. Кому известно на что способен извращенный ум уголовника? Не исключено, что тебя о действительных намерениях Бэлламора впоследствии, как ты сказал, уже на месте, проинструктируют, а может быть и нет. Но в любом случае, я думаю, людям Бэлламора дано указание ни в коем случае не допустить Джурановича до Югославии. Впрочем, если он туда приедет без головы…
   Курл сделал паузу.
   – Теперь о тебе и твоих друзьях. Других ребят для выполнения задачи, конечно, можно было найти. Но ты, во-первых, наверно, наилучший специалист по данному региону и таким делам. Они вероятность провала и удачи просчитали точно. Я думаю, что ты им очень нужен только для того, чтобы добраться до заложников, вызволить их и из джунглей вырваться, то есть назад вернуться. Кто оттуда людей еще может вывести? Во-вторых, наемники и бывшие наемники обычно люди не очень разборчивые в средствах, всякие детали морального плана их мало интересуют. Главное деньги и за них «дикие гуси» обычно делают все, что требуется. Другое для них не важно и лишние вопросы они не задают. А слежку за тобой агенты Бэлламора, а я уверен, что это именно его люди, устроили из боязни, что ты что-то узнаешь или догадаешься о чем-нибудь, да еще и ляпнешь, где не надо. Утечка информации для них смертельна. Поэтому он, может быть, и не сказал тебе все открытым текстом. Ты человек со стороны и сейчас не занимаешься этой не совсем чистой работой. И еще. С людьми, которые имеют наемническое прошлое, такие как Бэлламор особенно церемониться не станут. Если этих бывших наемников, вдруг начавших болтать, грамотно убрать, то такими гражданами Соединенных Штатов никто и не заинтересуется. Мало ли там кто пропал. Можно сказать, что со своими компаньонами что-то не поделили и все.
   Филипп сделал выдох и опять остановился.
   – Отказался от этой работы – могут убрать. Согласился – тоже уберут, но чуть позже. Начинается, как ты сказал, игра. Опасная во всех отношениях, как мне кажется.
   – Я так понимаю, что финансирование всего этого представления полностью осуществляется за счет этих самых подставных «профсоюзов», – сказал Стэн.
   – Ты прав. Им ничего не стоит заплатить и меньше и больше. Но только бы достичь цели. Так что ты мог и больше бы запросить. Все расходы на себя берет самая заинтересованная и богатая сторона, то есть авиационная корпорация, не обращая внимания на кого-то еще, кто захочет принять в этом участие, – ответил Филипп.
   – Кого-то еще? А, ты говоришь о родственниках и частных пожертвованиях.
   – В общем-то да. В общем. Я не думаю, что это будут большие деньги. Дело в другом. В самолете, кроме Джурановича и обычных людей, была еще и единственная дочь одного очень богатого человека – миллионера Хью Фрэдмана. Подчеркиваю, что это очень богатый человек. Он заявил, что для ее спасения не пожалеет ничего, никаких средств. Так что у «главного» лица всего происходящего, то есть Калоеффа, серьезная беседа с папашей-богатеем, очевидно, уже была. Может быть, папа уже дал главе фирмы «Упаковал и поехал» деньги или пообещал их. Не знаю. Возможно, Калоефф специально еще обратится к тебе по поводу освобождения дочери этого миллионера. Возможно, на тебя выйдут и другие люди. Думаю, это будет зависеть от устроителей «экскурсии» в Африку, но у них в такой встрече никакой заинтересованности, как ты понимаешь, нет. Им совершенно конкретный человек нужен и все.
   – Я тебе уже сказал, что поставил сам себе задачу попытаться спасти всех. Это будет не выборочная акция. Я исключения ни для кого делать не собираюсь, даже для дочери какого-нибудь святого.
   – Нет, я просто так предпологаю. А в общем это все, что мне удалось узнать.
   – Да, твоя информация что надо, большого стоит, – покачал головой взад-вперед Стэн. – Такое впечатление, что ты со всеми этими джурановичами и бандитами вместе работаешь. Представляю, чего тебе это стоило! Как ты раздобыл эти сведения спрашивать не стану.
   – А я из этого особой тайны не делаю. Я получил сведения из конфиденциальных источников, проще говоря, от осведомителей, знающих о противоправных действиях некоторых людей, может быть, и самих в какой-то мере к этим действиям причастных, являющихся, возможно, и их соучастниками. Журналистам очень часто приходится тайно обращаться к пособникам преступников и потом доводить полученные сведения до общественности, рассказывать обо всем этом публике. Официально ведь многого не узнаешь. Приходится пользоваться чужими данными. Главное найти нужных людей, а не тех, кто слышал что-то от других. Можно ведь такую искаженную информацию получить, которая будет являться просто чушью. Иногда времени и возможности перепроверить сведения нет. Поэтому часто у некоторых журналистов в голове винегрет. Но выйти на нужного человека это не все. Нужно еще завоевать доверие осведомителей, что порой труднее всего. Люди многим рискуют. Бывает, что все строится только на человеческих отношениях, на расположении друг к другу. О Джурановиче, например, в доверительной беседе мне рассказал один югослав. Просто так. Случайно встретились во время моего отпуска в Гонолулу в универмаге Ала Моана, где он работает продавцом в отделе мужской одежды. Джинсами торгует. Я там тоже покупал ерунду какую-то. Подружились. Раньше он был лучшим другом, другом детства и коллегой Джурановича. Джуранович его из Белграда в Америку вслед за собой перетянул. Потом они друг с другом поссорились и этот Мико уехал на Гавайи.
   – Мико? Мирко, Мико, интересно, очень, – задумчиво произнес Стэн.
   – Да. Это прозвище. У югославов так бывает. С этой начальной информации о Джурановиче все и началось. Я заинтересовался, а затем и еще о нем узнал. Вот и от тебя, кстати, тоже. Не последнее место в нашей работе играют также и деньги. Но в любом случае имена обладающих информацией и снабжающих меня ею я не разглашу никогда. Ни начальнику полиции, ни прокурору. Здесь дело в профессиональной чести сотрудника газеты, хотя все, естественно, входит в противоречие с законом. С одной стороны, конечно, это так. Но если не будет таких методов работы, люди никогда не узнают о махинациях и преступлениях всякой сволочи, а газетчики просто не смогут работать и на свободе слова в Соединенных Штатах Америки можно будет поставить крест. Что лучше? Работа, само сабой разумеется, опасная со всех сторон. А как иначе? Власти могут привлечь к ответственности за неразглашение источников информации и посадить, а преступники – убить. Приблизительно лет двадцать назад сотрудник нашей газеты Мэл Фрайер за отказ сообщить о своих осведомителях оказался за решеткой. Случай принеприятный. Все, однако, окончилось хорошо и Фрайер просидел в камере немногим более месяца. Его помиловал губернатор штата Нью-Джерси. Кроме того, «Нью-Йорк таймс» выплатила Мэлу компенсацию за морольный ущерб – двести восемьдесят шесть тысяч долларов.
   – Зря я тебя ввязал в это дело. Мне-то все равно, а у тебя ведь семья, – почти шепотом произнес Стэн.
   – Ну, вот все сначала. Я же сказал тебе, что это моя профессия, это моя работа. Если не было бы журналистов, о полиции я не говорю, о таких сволочах как Бэлламор, возможно, никто и не узнал бы и они вершили свои преступления совершенно ни на кого не оборачиваясь. А тут еще один фронт. Мне уже не суждено остановиться. Работаю почти тридцать лет так. У меня на Бэлламора уже много чего есть. Рано или поздно я этих друзей вытащу из темноты на свет. Но кое-что еще надо узнать. Много, к сожалению. Жаль, что сам Джуранович недоступен. Ну, да ладно. Я тут тебе своих предположений достаточно наговорил. Может быть, что-то из области фантазий. Сам смотри. Но все равно будь осторожен. Я все еще несколько раз проверю, но дело, кажется, серьезное.
   – Это ты будь осторожен. Похоже, никаких фантазий здесь нет. Все правда. Не звони мне и не ищи встречи. Я уж сам как-нибудь с тобой свяжусь, если очень нужно будет, – закончил основной разговор Стэн.
   Друзья слегка выпили, закусили и провели в дальнейших разговорах еще более двух часов.
 //-- * * * --// 
   Следующий день был последним перед отъездом. Стэну нужно было закончить все мероприятия по организации особой экспедиции и дела личного характера, а именно спрятать в безопасном месте сына, невестку и внучку, которыми наверняка тоже уже заинтересовались люди из службы безопасности оборонной фирмы. После беседы с Филиппом и получения информации о Бэлламоре это становилось в высшей степени актуальным. Поэтому на послеобеденное время Капенда наметил поездку к сыну, жившему в пригороде Нью-Йорка. Утром Стэн должен был встретиться с Джонсоном.
   Всякая аппаратура слежения, установленная на автомобиле Стэна, надоела ему до невозможности. А уж при поездке к сыну она совсем была необязательна. Поэтому к последнему дню пребывания в Нью-Йорке Стэн решил очистить машину от этой дряни и покататься по городу и его окресностям в относительном спокойствии.
   Из ресторана Феррана Курл ушел первым. Стэн вышел на улицу проводить его и, убедившись, что все спокойно, вернулся назад, чтобы позвонить своему давнишнему приятелю Фрэду Коллинзу. С Коллинзом, как и с Курлом, Капенда учился вместе в одной школе, но Фрэд был на класс младше. Это не мешало, однако, им дружить как во время учебы, так и в последующие годы. Коллинз являлся специалистом по аппаратуре наблюдения и прослушивания и работал в Федеральном бюро расследований начальником крупного отдела. Он никого не опасался и не боялся никакой слежки, так как сам считал себя агентом первой величины. Коллинз предложил Стэну приехать прямо в его специальную мастерскую с тем, чтобы как следует, с помощью соответствующей аппаратуры, проверить его автомобиль и грамотно удалить из него всю инородную гадость.
   Вечером пристрастный осмотр машины Капенды был произведен в мастерской его друга на должном уровне – профессионально и очень грамотно. Вся шпионская электроника – чипы, датчики, радиомаяки, жучки подслушивания и прочее были из нее изъяты и выброшены Фрэдом со злорадной улыбкой в железное мусорное ведро, где лежал прочий металлический хлам. Стэн, по пути домой, все время представлял себе что произойдет с физиономиями шпионивших за ним дебилов Бэлламора, когда они поймут, что их надули. В связи с этим он, как и Коллинз во время извлечения аппаратуры, никак не мог отделаться от улыбки, то и дело появлявшейся на его лице.
 //-- * * * --// 
   Дома Стэн самым тщательным образом проверил одежду и обувь, в которой ему надлежало на следующий день ехать по делам. Вслед за этим он занялся деньгами. Двести тысяч из всей суммы разделил на три части, завернув каждую в бумагу. Затем объединил все это еще в один пакет. Этот пакет и большую часть оставшихся денег, полученных позавчера в банке, Стэн положил в дипломат. Другую, меньшую часть, также завернул в газету и засунул под тахту, после чего лег спать пораньше.
   Встав рано утром, Капенда по своему обыкновению быстро умылся, побрился и позавтракал, еще раз все проверил, оделся в приготовленную накануне одежду и вышел из квартиры. На часах было 6 часов 15 минут. Стэн надеялся сначала поколесить на всякий случай по городу и заблаговременно явиться на место встречи с Джонсоном.
   Когда Стэн входил в гараж, он обратил внимание на ядовито голубого цвета дорогую машину. Такого автомобиля Стэн в гараже своего дома еще никогда не видел. Странно было то, что мотор стоявшего при входе «Порше», работал, хотя в кабине никого не было. Размышлять над этим фактом, однако, Стэн не стал и быстро направился к своей машине. У автомобиля Стэна на корточках сидели два спортивного сложения парня и ковырялись под ним. Рядом с одним из ребят стоял маленький чемоданчик. Стэн настолько быстро и тихо подошел к машине, что молодые люди, увлеченные своими делами, даже не заметили его.
   – Не иначе как монета достоинством в один цент закатилась под мою машину и существенно подорвала ваши финансовые возможности, – злобно пошутил Стэн.
   Парни оторопели, но не надолго. Один из них, более плотный, не поднимаясь, тут же ответил Стэну.
   – За центом мы бы не полезли. Поднимай выше. Мы уронили 5 центов.
   – А все-таки, хочу знать, что вам нужно от моей машины? – уже без улыбки спросил Стэн.
   Оба приятеля встали и выпрямились.
   – Хочешь много знать? Так ведь? Но тот, кто меньше знает, не имеет болезненных неприятностей, да и живет дольше, – опять ответил Стэну плотный парень. – Заруби это на своем дурацком носу.
   С этими словами он протянул грязный указательный палец правой руки к лицу Стэна и ткнул им в нос Капенды. Стэн запросто мог бы уклониться от приближающегося пальца, но не стал делать этого, а лишь улыбнулся. Второй, более худощавый парень, тоже улыбнулся и тут же смачно сплюнул на лобовое стекло машины Стэна. После этого оба друга расхохотались. Стэн тоже улыбнулся еще раз.
   Разговор был исчерпан. Плотный молодой человек поднял чемоданчик и резко махнул рукой вправо, показывая Стэну, чтобы тот посторонился. Стэн отступил на полшага назад, пропуская парня. Когда тот прошел вперед, Стэн развернулся и со всей силы дал ему пенделя пониже спины. Парень отлетел на три метра, выпустив из руки чемоданчик.
   – Ах, ты, пидер! – вскричал неизвестный, перекосив лицо от ярости и бросившись с кулаками на Стэна.
   Капенда отбросил в сторону дипломат. Комбинация была до смешного проста и отработал ее Стэн как следует еще тридцать пять лет назад: левой рукой сбоку в голову, правой – прямой удар по подбородку, левой рукой снова сбоку в голову. В юности у Стэна на все это уходило около половины секунды. Сейчас он уложился в секунду. Незнакомец упал сначала на ягодицы, а вслед за этим грохнулся затылком о бетонный пол. Но этого Стэн уже не увидел, так как знал, что ему предстоит разбираться еще и со вторым нахалом. Приятель, упавшего на бетон человека, очевидно, был каратэистом. Он тут же с пронзительным криком выскочил из-за машины и попытался поразить Стэна левой ногой в висок. Стэн перехватил ногу обеими руками перед самым лицом и воткнул, в свою очередь, правую ногу незадачливой «балерине» в пах. Второй громила хрюкнул как свинья и густо покраснел от боли и напряжения, но руками все же успел крепко схватить Капенду за плечевой пояс, оставив при этом свою печень совершенно открытой. Ну что оставалось делать Стэну в этой классической ситуации? Автоматически он выбросил левый кулак снизу под ребра нападавшему. Раньше после таких ударов Стэна в ближнем бою противники обычно не могли продолжать с ним поединок и их уносили с ринга. То же самое произошло и сейчас с нападавшим. Молодой человек весь перекривился, закатил глаза как сонная курица и, не проронив ни слова, беззвучно рухнул на своего растянувшегося на полу друга, тщетно старавшегося перевернуться со спины на живот.
   Стэн поднял дипломат и подошел к пытающимся подняться друзьям.
   – Уж, извините меня, пожалуйста, но так-как вы изгадили мою машину, мне придется воспользоваться вашей.
   С этими словами он пнул ногой пистолет, который неизвестно откуда и у кого из приятелей вывалился из одежды и лежал на полу рядом с ними. Оружие, вертясь вокруг своей оси, полетело под противоположный ряд машин, а Стэн стремительно двинулся к стоящему у входа в гараж голубому автомобилю.
   Моментально вскочив в машину, Стэн нажал на газ и выехал из гаража на полной скорости. Покрутившись около двадцати минут в Бруклине, Стэн направился в Бронкс, где у него была назначена встеча с Джонсоном.
 //-- * * * --// 
   Автомобиль Джонсона стоял на безлюдном пустынном месте. Его хозяин прохаживался рядом с сигаретой во рту. Стэн лихо подогнал «Порше» сзади к машине Джонсона, резко остановился метрах в пяти от нее, вышел из кабины и вразвалку направился к Нику.
   – Поздравляю! – чуть не закричал Джонсон. – Отличное приобретение! Главное под цвет глаз. Давно нужно было купить нечто подобное. Хорошо, что ты сменил свою рухлядь на эту ласточку. Ласточка, ласточка, ну, белый лебедь!
   – Это не моя машина. Два подонка измарали мою, поэтому пришлось у них на время позаимствовать эту. Кстати, на ней я уже больше не поеду, скоро этот «Порш» начнут искать. Уже, очевидно, ищут. Пусть поищут. Поэтому можешь использовать его в качестве туалета, – ухмыляясь сказал Стэн.
   – Ой, ой, ой! – притворно застонал Ник. – Какая жалость, что уже не хочу по большой нужде. А ведь еще только утром у меня был прекрасный понос. Съел, наверно, что-то не то.
   – Ладно, о твоем поносе поговорим за обедом. Список готов?
   Ник с улыбкой полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда сложенный вчетверо большой лист мятой бумаги, на котором остался жирный след от сковородки. Стэн взял лист, пробежал написанное глазами и щелкнул языком. В списке значилось двадцать человек и начинался он с имен командира и заместителя, которые были написаны посередине сверху. Напротив своей фамилии Капенда увидел три звездочки, напротив Ника – две. Ниже было два столбика фамилий, что соответствовало двум отделениям. В начале каждого столбика стояла фамилия командира отделения. Командиром первого отделения Ник назначил Поля Алексона, второго – Джерри Ждано. Около имен командиров отделений стояло по одной звездочке. Затем был оставлен небольшой промежуток. Далее шли, как выражался Джонсон, рядовые бойцы – ветераны нелегкого наемнического дела, с которыми Стэна и Ника связывали долгие годы «работы», дружбы и просто общения. Список бойцов первого отделения начинал Ник МакКарни, за ним следовали Джо Бэйкер, Вальдемар Эльсон и Тимоти Балоботя. Еще ниже были написаны имена более молодых солдат. С ними Капенде и Джонсону также приходилось «работать» в разное время и разных местах: Эрик Когит и Эндрю Робертс. Второе отделение начиналось с Джима Федотоффа. За ним были Эванс Рид, Харви Вчерашни, Ник Черемхи и бойцы «среднего» возраста – Алек Трюкман и Лео Шаберштейн. Заканчивали список четыре самых молодых бойца. Это были люди Джонсона и Стэн о них только слышал: Бэн Левицки и Дэнис Купер – в первом отделении и Фрэнк Гордон и Фил Харфлит – во втором.
   Отлично! Лучше не бывает. У тебя все систематизировано. Звездочки какие-то нарисованы. Я, надо понимать, – полковник, ты – подполковник, Алексон и Ждано – майоры. Я правильно понял?
   – Что-то около этого.
   – Ты людей и по отделениям уже разбил. Просто великолепно! Пять с плюсом. Я тут почти всех ребят, кажется, знаю. Один другого лучше. Так! Наши ветераны! Два чернокожих парня, Джо Бэйкер и Эванс Рид, радисты, да еще знающие языки юга Анголы – девяносто девять процентов успеха. Гениальный медик-недоучка Вальдемар Эльсон и его постоянный спутник Харви Вчерашни, санитар. Эти двое своими золотыми руками горб на спине за десять минут распрямить могут. Они почти мертвых при мне оживляли. Один всегда произносил: «Что ты говоришь?» Другой ему отвечал: «Ой, и не говори». Сейчас так же говорят?
   – Не знаю, не интересовался.
   – О! Мои старые друзья Ник МакКарни и Дайм! Как на себя могу на них положиться. Как у Поля дела? Давно его не видел.
   – Все так же. Нормальная жена. Дети. Их у него трое. Взрослые. В общем все хорошо. Не так как у меня.
   – Брось ты. Не прибедняйся. Зачем ты пеняешь на судьбу. Тоже мне, обиженный мальчик. Джерри Ждано. Помню, пулемет в его руках такие трели выдавал, как певчая птичка. Превосходно! Эрик Когит и Алек Трюкман. Лео Шаберштейн – один двоих стоит. Ну, с такими бойцами мы кое-что учудим.
   – Вот этих четверых молодых ты не знаешь, – Ник указал пальцем на четыре имени в конце списка, – но я за них ручаюсь. Отличные парни, – подбодрил еще больше Стэна Джонсон, – я с ними имел дело и верю им.
   – Сколько тебе раз говорить, что верить никому нельзя. Все люди работают только на себя. Знаешь куда гнутся руки у человека? А? Всегда к себе. Только идиот может сделать пользу и добро другим, да и то по ошибке. Ну, а в остальном я все понял. Спасибо, Ник! Сегодня, как и вчера, на тебе организационная сторона дела. Продолжай работать. В этом чемодане деньги на билеты до Киншасы, туда и обратно, и аванс из расчета по пятьдесят тысяч долларов на человека. Себе возьми сто тысяч. Ты же у нас подполковник. Далее, приобрети билеты на завтрашний и обратный рейсы. Обратно – с открытой датой. Деньги и билеты раздай людям и снабди всех полной информацией о действиях на завтра. О месте, времени сбора и так далее. Ну, ты сам знаешь, о чем сказать.
   После этого Стэн открыл дипломат, вытащил из него отдельный большой пакет, завернутый в газету. Развернул его и достал оттуда еще три поменьше, два из которых с трудом распихал по наружным карманам пиджака и один засунул во внутренний. Затем он закрыл дипломат и передал его Джонсону.
   – Я тоже все понял. Хочешь одно замечание?
   – Внимательно тебя слушаю, Ник.
   – Так ты и есть тот идиот, – Ник улыбнулся, скосив глаза на дипломат.
   Стэн скривил рот направо, приоткрыл его и показал Нику стиснутые зубы, – я полуидиот. Часть денег оставил все же себе. Кстати, эти четверо, которых я не знаю, были в Юго-Западной Африке? Знают, что в апреле там жара?
   – Да были, все знают.
   – На всякий случай им и другим напомни, чтобы ничего теплого и тяжелого с собой не брали. Минимум вещей. Учить никого не надо, но пусть все-таки наденут на себя только брюки, рубашку и легкую обувь и все это оставят при себе. Если мы выберемся оттуда обратно, то в грязной и рваной комуфлированной робе и грубых сапогах разгуливать где-нибудь в международном аэропорту будет не совсем эстетично.
   – Ясное дело.
   – Далее, вот здесь координаты человека, которому следует отдать список людей группы для оформления выездных и других документов, а также кредитных карточек, – Стэн протянул Джонсону листок. – Его фамилия Калоефф. Габаритные данные по одежде и обуви тоже ему. Все это надо сделать незамедлительно. Сам пока не светись. За мной следят. Потом все разъясню. Совсем не обязательно, чтобы и за тобой была слежка. Поручи общение с Калоеффым нейтральному человеку. Пусть лишь передаст список и внимательно выслушает его, все, что он будет говорить, особенно если это будут какие-нибудь инструкции, не вдаваясь ни в какие дискуссии. О всех результатах сообщи ближе к вечеру. Там уже подслушивания и всякого наблюдения не опасайся. Перед самым отъездом уже будет все равно. Но на всякий случай воспользуйся вот этим радиотелефоном, он не под «колпаком», – Стэн передал Джонсону аппарат. – У меня такой же «чистый» тоже есть. Это мой номер. Все ясно? А сейчас мы вместе направимся в сторону центра, где я тебя высажу, а сам поеду на твоей машине по своим делам.
   Ник утвердительно кивнул головой и направился было к своей машине, но у голубого автомобиля вдруг задержался, слегка присел, надул губы и симитировал звук, который получается, когда человек пускает желудочные ветры.
   – Кончай придуривать! Пора ехать, – остановил его Стэн, ухватив за воротник пиджака.
   Оба сели в машину и двинулись на ней от парка в западном направлении.
 //-- * * * --// 
   Около полудня Стэн без предупреждения прибыл в дом сына, который после автомобильной аварии почти никуда из него не отлучался. Питер и жена встретили его радостно, но с грустью в глазах. Веселилась только внучка. Когда Стэн передал супругам пакеты с деньгами настроение повысилось. После недолгого обеда он рассказал о своей предстоящей поездке в Африку и о том, что семье Питера сегодня же надлежит бросить все, закрыть дом и уехать вместе с ним в машине на время к хорошим знакомым дальних родственников семьи Капенды, так же живущим в пригороде Нью-Йорка. Никаких возражений Стэн выслушивать не стал. Согласно его предписанию, дочка должна была постоянно находиться при родителях, а самим им ни в коем случае не следовало покидать до его возвращения новое место жительства и немедленно перекратить со всеми какие-либо контакты. Затем Стэн проинструктировал Питера и Мабель как они должны себя вести, если кто-то вдруг начнет проявлять к ним интерес, снабдил их телефонами и электронными адресами своих друзей. Сын и невестка наконец-то поняли, что смена жилья обуславливается необходимостью, делается не зря и со всем согласились.
   Сборы были не долгими. В машину Стэн быстро загрузил все только самое необходимое из дома Питера. В 18:00 все четверо были уже у нужных людей. После недолгого прощания Стэн выехал назад в город.
   Около трех часов Стэну понадобилось для того, чтобы встретиться и переговорить о своем отъезде за границу и прочем другом с сестрой и братом.
   В 23:20 с Капендой связался Ник, который дал полный отчет о проделанной работе и проинформировал о том, что надлежало делать утром следующего дня. Через два часа Стэн пригнал машину Джонсона к его дому и встретился с ним лично. Короткая беседа продолжалась не более десяти минут. Затем Стэн вернулся к себе в Бруклин на такси. Подготовка к отъезду в Африку не заняла у него почти никакого времени. Стэн положил в небольшой зеленый рюкзак все оставшиеся у него деньги – триста тысяч долларов, носки, зубную щетку, пасту, кусок мыла и пластмассовую бритву. Пять минут посмотрел новости по телевизору, после чего лег спать.
 //-- * * * --// 
   В аэропорт Стэн прибыл ровно в 11 часов утра. Группа, вылетающих в Африку, была уже на месте. Он поприветствовал всех бойцов поднятой рукой и, вслед за этим, обнялся по очереди со своими старыми друзьями Алексоном, Ждано, Бэйкером и Эльсоном. Рида, Вчерашни и Шаберштейна Стэн сгреб своими большими руками в одну кучу. То же самое он сделал с МакКарни, Федотоффым, Балоботя и Черемхи. С остальными поздоровался за руку. Затем отошел с Ником на несколько шагов в сторону.
   – Сейчас сюда прибудут Калоефф и еще некий Гаррис, которому поручено организаторами путешествия провести инструктаж, – быстро отрапортовал Джонсон.
   – Понятно. В остальном все в порядке?
   – Нет. Шестнадцать человек здесь. Двое не явились.
   – Как так?
   – У меня со всеми была связь с раннего утра. А эти двое исчезли, хотя договоренность железная была. Как сквозь землю провалились. Их нигде нет и никто про них ничего не знает. Со вчерашнего вечера, – ответил Ник.
   – Это уже мне совсем не нравится. Дурной знак. Так. Кто эти двое?
   – Бэн Левицки и Фил Харфлит. Молодые, но надежные ребята. Еще двое молодых здесь, двоих других нет. Я тебе о этих четверых говорил. Это мои люди. Я их очень хорошо знаю. Они не могли меня подвести. Иначе я бы и связываться с ними не стал. Ты понимаешь. Не знаю что и делать.
   – Похоже, сделать мы уже ничего не сможем.
   В этот момент к Капенде и Джонсону быстро подошли два человека, Калоефф и высокий, стройный, очень хорошо одетый, респектабельный джентльмен, представившийся как Хоуп Гаррис. Гаррис вел себя так, как будто он был Гулливером в стране лилипутов.
   – Ваш верный и покорный слуга, – с издевкой, как показалось Стэну, сказал Гаррис, всем своим видом показывая, что является боссом и никому служить не собирается.
   – Очень приятно, мистер Гаррис, – ответил Капенда, не представляясь.
   Вслед за Гаррисом с Капендой и Джонсоном поздоровался Калоефф. После приветствия он передал Джонсону большую папку, в которой находилась пачка конвертов с банковскими пластиковыми карточками, пакет с документами и список заложников, с полным набором данных о них. Гаррис не стал тянуть время и сразу приступил к делу.
   – В полете будете около четырнадцати-шестнадцати часов. На место прибываете, кажется, в 5 утра в тот же день когда и вылетели. Такая разница во времени. В Киншасе вас будет встречать наш человек по имени Юл Кабан, глава африканской группы, мой подчиненный. Он обрисует вам общую ситуацию происходящего, расскажет о самых последних новостях, о погоде на месте работы и обо всем прочем. Вместе с ним и в тот же день под видом специалистов-нефтянников вы вылетаете в Луанду. Там у нас есть друзья, союзники, купленные люди и еще кое-кто. С местными властями и руководством нефтедобывающей компании одного из береговых месторождений относительно вас есть договоренность. В Луанде вас тоже будут ждать. Кто руководители этой компании вам знать не нужно. Вы с ними встречаться все равно не будете и ни на какое месторождение не поедете под предлогом того, что после долгого перелета вам нужен длительный отдых. Но и отдыхать вы не будете. Кабан вас переправит к границе района, занятого сепаратистами. На границе вас уже ждут еще четыре человека. Это Чунка, Майкл Сависски, Берт Рэд и Аркади Харт, которые поступают в ваше полное распоряжение. Кроме них в приграничной зоне будут другие наши помощники, которые также окажут вам всяческое содействие консультациями и тому подобным, а если понадобится и фактическими действиями.
   Гаррис растегнул пуговицу пиджака и сунул левую руку в карман брюк.
   – В приграничном районе уже все готово для переброски на место операции: оружие, беоприпасы, обмундирование и оборудование, медикаменты, рации, продовольствие, подробные карты, а также шифры для переговоров по радио. Когда прибудут вертолеты вам скажет Кабан. Он вообще обладает всей информацией и постоянно контактирует с нами, ожидая новых указаний. Кабан подробно расскажет вам о всей технической стороне дела. На месте, то есть в районе, куда вас забросят, действуйте уже по обстоятельствам. В эфир не выходите. Только в самом крайнем случае. Когда заложники будут у вас, вызывайте вертолеты. Экипажи те же самые. Вашего сигнала будут ждать каждую минуту. Кабан хотя и не полетит с вами на место операции, но обязан, по выработанным нашим руководством инструкциям, выполнять все ваши приказания. В его руках очень многое и он все сделает так, как надо, как вы ему скажите. У него связи и соответствующие полномочия. Так что в случае возникновения любых проблем обращайтесь сразу же к нему. Кабан не имеет права покидать вас до самого вылета на дело. Кажется, все, – Гаррис замолчал, готовясь выслушать Стэна.
   – Спасибо! Все предельно ясно. А вот этот Кабан. От него, как вы говорите, очень многое зависит. Нельзя ли для пользы дела узнать о личных и деловых качествах этого человека немного поподробнее.
   – А на кой черт о нем еще говорить? Сами все увидете. Хотя о чем я? Если для пользы дела, пожалуйста. Он хороший организатор самого низшего звена и ответственный исполнитель, только чрезмерно медлителен, его чуть ли не пинками подгонять надо, болеет кретиничной восторженностью и немного глуповат. Страдает к тому же еще и звездной болезнью, так сказать, считая всех кроме себя какой-то мелочью, – лицо Гарриса исказила гадливая улыбка. – Это ж надо, на дверях своего кабинета укрепил фундаментальную бронзовую доску с отлитыми на ней именем, какими-то надуманными титулами и временем приема посетителей, совсем как на стене берлинского вокзала времен гитлеровской Германии, где с точностью до минуты указывалось об отправлении и прибытии пассажирских поездов. У немцев это должно было свидетельствовать о точности, незыблимости и вечности германских порядков, в том числе и железнодорожных, а у Кабана, по словам автора текста на доске, о такой же вечности его начальственного положения и достоинствах личности. Посетителей, правда, у него не бывает. Ну, не дурак ли? А в общем-то он милый парень. Мы зовем его Папуасом за его вьющиеся на голове волосы. Уж очень он похож по своей внешности и примитивному характеру на коренного жителя Полинезии, не в обиду аборигенам будет сказано. Да и сам он эту кличку часто оправдывает придурочным стишком, который любит декламировать при женщинах: «Я жажду крови, я жажду мяса. Во мне бушует кровь папуаса».
   Стэн вытянул лицо.
   – Вас что-то смущает? – спросил Гаррис, внимательно посмотрев на Капенду.
   – Против крови папуаса и животных наклонностей этого Кабана я ничего не имею, но для нашей операции нужно ли нам его самолюбование? – возразил Стэн.
   – Ну что вы! Все, что я сказал – лишь для поднятия настроения и не больше. Шутка! И кто из нас свободен от себялюбия?
   – Да, мы едем так далеко для того, чтобы пошутить! Все больше вопросов нет. Благодарю за исчерпывающую информацию, – заявил Стэн каменным голосом.
   – Желаю успеха! – Гаррис широко улыбнулся, показав две золотые фиксы на верхнем ряде зубов, которые никак не вязались с его изысканной прической, элегантностью и респектабельностью английского лорда.
   Через два часа группа Капенды села в самолет с тем, чтобы рано утром прибыть в Африку. Стэн приказал всем как следует отдохнуть во время длительного рейса, заметив, что на месте для расслабления времени не будет совсем. Начальная стадия операции началась.


   Глава III. На месте действия. Первая потеря.

   После многочасового перелета группа Капенды на рассвете прибыла в аэропорт столицы Заира Киншасу. Сразу же после таможенного контроля к Стэну уверенной походкой подошел крупный, очень упитанный и рыхлый человек, с большим животом и жирными ляшками, перетершими, вероятно, за жизнь их хозяина очень много десятков пар брюк. На ногах подошедшего носков не было, а только большие сандалеты со смятыми задниками. Желтые трехслойные ногти больших пальцев его ног торчали в разные стороны. О близорукости незнакомца свидетельствовали большие роговые очки, каким-то чудом удерживавшиеся на маленьком носу. Густые, кучерявые и черные с проседью волосы незнакомого человека начинали расти в пяти сантиметрах от бровей. Борода, как и волосы головы, завивалась мелкими колечками. Лицо джентльмена заливал пот. Вся рубашка также от пота была совершенно мокрой. Одежда кучерявого господина, вроде бы, была чистой, но какой-то замызганной, такой же как и ее владелец. Создавалось впечатление, что вот-вот от тела мужчины пахнет кислятиной и несвежестью или даже смрадом. Однако, к удивлению, этого не происходило. Уверенность, с которой человек подошел именно к начальнику группы, свидетельствовала о том, что он знал Стэна в лицо, хотя Капенда его видел впервые. Человек был нетрезв.
   – Кабан, – представился незнакомец и протянул руку для приветствия, – я здесь начальник и организатор экскурсии. Вы меня, конечно же, понимаете.
   – Капенда, – ответил Стэн, поздоровавшись с Кабаном за руку, – я вас очень хорошо, конечно, понимаю. А это мой заместитель Джонсон.
   – Приветствую, – Кабан пожал руку Ника.
   – Проклятье! Занесло меня сюда в самое жаркое время года, – восторженно и в то же время злобно продолжил Кабан, – вчера было тридцать пять градусов. Сейчас утро. Неизвестно сколько будет днем. В этой Африке только потеть. Что ни выпьешь, все через кожу немедленно выходит обратно, – сказал Кабан, взявшись обеими руками за нависающий над поясом брюк живот и приподняв его. – А вы как?
   – А мы еще ничего здесь не пили, поэтому не успели толком вспотеть.
   – Это легко исправить. Ваш самолет здорово опаздал. Скоро объявят посадку на Луанду. Но мы еще все сделаем как надо. Пока мои подчиненные регистрируют билеты и ваши люди отдыхают в зале ожидания, мы вот здесь выпьем пива, – Кабан указал на буфет. – Я угощаю.
   Вслед за этими словами Кабан махнул рукой и около него как из-под земли вырос сумрачного вида молодой человек, который, получив от Джонсона пакет с проездными документами, так же быстро и незаметно испарился. Капенда, Джонсон и Кабан проследовали к стойке бара. Кабан сел посередине, Стэн и Ник – по бокам. Когда все трое получили по емкости пива, Кабан, почти через каждое слово заикаясь, продолжил рассказ о своих африканских впечатлениях.
   – Из-за этой страшной африканской жары я проклинаю все на свете. Жить можно только дома, сидя рядом с кондиционером, а на улице как в сауне – совершенно нечем дышать и уши заворачиваются.
   Стэн оторвался от своей кружки и с интересом посмотрел на уши Кабана.
   – Жду не дождусь, когда смогу отсюда сорваться. Но сначала дело. Я начальник все же. Вот отвезу вас куда надо, дам вам всем задание и сразу же назад. Сразу! И провались все к чертовой матери под землю! Я вам это все так открыто говорю потому, что я человек справедливый, исключительно прямолинейный и порядочный, всегда предпочитаю говорить всем только правду в глаза, то о чем думаю, никогда не вру. Когда надо я все выдаю без недомолвок. Вы меня, разумеется, понимаете. Вот и сейчас я все прямо говорю, – Кабан икнул, начал рыться пальцами в бороде, выискал там нужный волос и резким движением вырвал его, чуть не опрокинув кружку.
   – Конечно. Правдивостью и порядочностью многие страдают, – с удовольствием подхватил свою любимую тему Стэн. – Если мы говорим без недомолвок, я тоже скажу, что любой негодяй себя порядочным человеком считает. Есть маньяки и серийные убийцы, которые находят своим мерзким поступкам оправдание и утверждают, что они являются на земле чем-то вроде санитаров. Если уж по большому счету, в нашем мире непорядочных людей просто нет. Одни умные, добрые, честные и справедливые. Все только такие. Вы где-нибудь видели человека, который себя назовет неумным или непорядочным? Но вот незадача. Другие-то всех этих чересчур порядочных индивидуумов считают говном. В этом и коллизия. Я себя хорошим считаю, а они меня – какой-то плесенью. Полнейшая гармония наступит тогда, когда все друг друга хорошими будут считать. Но этого, к сожалению, никогда не произойдет. Все это я так, абстрактно и безотносительно. Вы тоже понимаете меня?
   Кабан откинулся чуть назад и непонимающи взглянул на Стэна. Ему, как и всем людям, занимающим начальственное положение, считающим себя умнее других, хотелось говорить только самому, но вовсе не слушать кого-то там еще, кто кроме чуши, как они полагают, ничего и сказать-то не сможет. По мнению таких индивидуумов, умные вещи может выдать только начальник, а остальные даже рта раскрывать в его присутствии не имеют права. Поэтому стиль общения Кабана совершенно не подразумевал выслушивания собеседников. Когда кто-то пытался высказаться он повышал голос, начинал говорить чаще и таким образом забивал говорящего.
   – Что я тоже понимаю? Что вы имеете ввиду? – повысив голос, быстро и с удивлением выпалил Кабан.
   – Что имею, то и введу, – пошутил Стэн. Джонсон засмеялся и поперхнулся пивом.
   Кабан икнул два раза подряд, не поняв шутки Стэна, резко закинул левую руку назад и почесал спину.
   – Так вот! Я продолжаю начатую мысль. О чем я там говорил? – поинтересовался Кабан у Стэна, вырвав из бороды очередной волос и бросив его на стойку бара.
   – О том, что вы на редкость справедливый, порядочный и прямолинейный.
   – Да, это так! Если у меня хорошее отношение к человеку, я ему заявляю об этом. Плохое – не обессудьте. Плохому человеку я могу сказать, что он дерьмо и тех, кто нас обидел, никогда не прощаю. Могу, правда, и простить, если это для пользы дела нужно, то есть для меня. Вы можете подумать, что я беспринципный тип. Нет. Я очень принципиален. Принципов у меня полно, но для каждого субъекта у меня свои принципы. Я всех делю на людей нужных и ненужных. На ненужных мне личностей я плюю. А тем от кого нахожусь в зависимости могу, извините, и зад вылизать. Далее. Я везде опаздываю, все делаю с опозданием. Но когда рядом начальство я – метеор. Люблю я и в благородство поиграть, только чтобы мне это вреда не принесло, чтобы эта игра не причинила мне лично никакого ущерба. Еще пива! – Кабан поднял руку. – Так как у нас доверительная беседа, то я вам скажу все откровенно и честно, прямо в лицо. Вас я не знаю, присматриваюсь, поэтому буду говорить только про себя пока. Вот я начальник отдела, если его так можно назвать. Следите за моей мыслью. К примеру, я все сделал по своей работе хорошо. Я отдел в этом случае даже не упоминаю. Я называю свое имя и все заслуги приписываю себе. Теперь, например, я обгадился. Редко, но бывает и такое. Что я буду говорить? Я буду говорить, что оплошал отдел. Напротив, себя не упоминаю. Вот такой я человек и начальник! Понимаете? Да?
   – Конечно, понимаем. Все понимаем. Вы как энциклопедия жизни. Своими высказываниями подтверждаете мои мысли о сущности человека, – с интересом заявил Капенда, пытаясь продолжить тему о человеке-энциклопедии. Однако Кабан прервал его, повысив голос.
   – Это хорошо, что понимаете, – Кабан закурил и выбросил вверх руку с тремя растопыренными пальцами. – Пива и виски! Всем! О чем я там еще говорил?
   – О том, что раздадите задания и сразу назад. А все остальное пусть провалится к чертовой матери.
   – Да, да. Задания. Да, к чертовой матери. Я здесь основной, а вы подчиненные, – Кабан почесал спину.
   – Вообще-то Гаррис перед нашим вылетом из Нью-Йорка разъяснил, что вы обязаны выполнять все мои распоряжения, – как бы невзначай заметил Стэн.
   – Гаррис, Гаррис! А кто такой Гаррис? – Кабан резко развернулся на своем стуле и уставился на прходившего мимо них чернокожего господина. Тот удивленно пожал плечами и пошел дальше.
   – Почему это он начальник? А? Кто ему сказал, что он начальник?
   – Кабан повернулся в обратную сторону и вытаращил свои маленькие глаза на Джонсона.
   – Я не знаю, – ответил Джонсон, притворно изобразив на лице страшный испуг.
   – Кто такой ваш Гаррис? – раздраженно повторил свой вопрос Кабан.
   – Почему он наш? – недоуменно спросил Джонсон.
   – Кто он? – не ответив на вопрос Джонсона, продолжил Кабан. – Выскочка и говнюк. Опять на моем пути стоит этот хрен по кличке Кент.
   – Сколько мне нагадила эта сука! – в последнее слово Кабан вложил все свои чувства.
   – А кто такой Гаррис?
   – «Кент, Попуас, Чурка, Скунс, Гнилой. Какая-то воровская банда», – подумал про себя Стэн. – «Кого не возьми из этой компании, у всех клички поганые и у всех имена и фамилии не свои. Интересно, какая кличка у самого Мочиано?»
   – Ничего я с ним еще посчитаюсь, – повышая голос все больше, продолжил Кабан. – Руководителя из себя корчит. Тоже мне начальник. Я здесь главный. Я! А он в начальники, видишь ли, прет. Все время вперед других наровит вылезти. С ним хорошо экскременты жрать. Не успеешь опомниться, а все уже сожрано. Вечно лезет куда не надо, – Кабан перешел на крик. – Если этому Гаррису дать кусок мыла, он сразу начнет искать аннальное отверстие, куда можно было бы с помощью этого мыла залезть. Вот и ехал бы сюда сам указания давать. А то он из-за океана руководит, не потея!
   Кабан вытаращил глаза и посмотрел сначала на Капенду, а потом на Джонсона.
   – И вообще что-то уж больно много начальников в последнее время развелось. Даже у меня под боком еще один руководящий обормот объявился. Чунка! Этот желтый болван Чунка совсем оборзел со своими вонючими прихватами и дурацкими указаниями. Осмеливается даже мне угрожать и все время стращает. Делает вид, что он главнее меня. А на каком основании? Постоянно поучает и напирает на то, что он старше, умнее и намного опытнее всех тут. Лепит мне, что он не только скрытый организатор всего, но и еще вдобавок ученый мирового масштаба, что пишет научные труды и в голове у него одни только теории. Он, видите ли, ко всему приближается с наукообразных позиций. А другим разума следовало бы поднабраться. Не у него ли? Может быть у него поднабраться? У этого безмозглого полена? Пусть он в уборной, сидя на толчке, рассказывает о своей учености и уникальности. Эта по задницу деревянная пробка осмеливается указывать мне! Мне! – Кабан затряс от негодования головой как козел. – Указывает и одергивает будто я сопливый мальчишка.
   Кабан шмыгнул носом и вытер его пальцами.
   – А ведь раньше эта свинья в моем присутствии всегда только молчала, глупо улыбаясь, приходила поздравлять меня с каждым Новым годом. Он выгибал спину при подходе к моему кабинету уже за десяток метров, какие-то дешевые подачки все время сувал. Грязное вонючее дерьмо! Купить хотел! Ну, я брал, конечно. А что тут особенного? Брал! А кто не берет? Все ведь взятки берут! Кто не взял бы рыбу? А? А кто не взял бы икру? А? Вы бы взяли рыбу или баранину? – обратился к Нику Кабан.
   – Я больше люблю свинину, – ответил Джонсон.
   – Свинину? Да идите вы к черту с вашей свининой! Что вы меня все время путаете. Так вот. Подачки дешевые давал. А теперь, когда эта тля полезла наверх, она обращает на меня внимание только для того, чтобы сделать замечание, на вид поставить и сделать дураком.
   Кабан проглотил слюну и поправил почти свалившиеся с носа от тряски головой очки.
   – Вонючка! Помылся бы лучше!
   – Спокойнее, мистер Кабан, – почти шепотом сказал Капенда. – Мы здесь не совсем одни.
   – Да, да! Спокойнее! – выкрикнул Кабан и ударил кулаком о стойку бара.
   – Ну что вы. Не стоит так нервничать и переживать. Так ведь и здоровье можно подорвать. Не надо это обстоятельство принимать так близко к сердцу, – Стэн заметил, что манера разговора Кабана с криком очень напоминала таковую у Бэлламора, когда он ругал журналистов. Как будто Кабан был его родным братом или пытался копировать шефа. – Мне лично все равно, кто из вас считает себя основным, лишь бы это не повредило делу. Я уверен, что вы потом обязательно разберетесь кто из вас всех главнее. А вообще-то все вполне естественно. Вы не сокрушайтесь так. Большинство людей хотят управлять, каждый желает быть главным и не зависеть от кого-то другого. Очень немногие хотят быть подчиненными. Но приходится. Поэтому люди любую власть любят лишь на словах и в присутствии начальников. Когда их нет – ругают. Я хорошо вас обоих с Гаррисом и этого Чунку понимаю в вашем стремлении руководить. Вот взять хотя бы все того же вашего Гарриса или вас. Вы меня извините, – продолжил Стэн, – я о руководителях и слишком «выдающихся» людях люблю поговорить. Это моя больная тема. Дело в том, что подавляющее число начальников считает, что они занимают свое начальственное место совершенно закономерно и они это место заслужили из-за своей исключительности. Если начальник, пардон, идиот и его вдруг пропирают с его кресла, то нет никаких природных сил в том числе и людей, которые образумили бы этого начальника и доказали ему, что он не годится для руководства. Вы с Гаррисом похожи друг на друга. Вот вам не кажется, что вы начальник в силу своей исключительности?
   – Кажется? Не кажется, а так оно и есть! – выпятив нижнюю губу, почти выкрикнул Кабан и схватил дрожащей рукой кружку, пиво из которой выплеснулось наружу.
   Стэн обернулся назад, интересуясь не очень ли задушевный разговор трех джентльменов привлекает внимание других посетителей бара.
   – Да, но если внимательно присмотреться, оказывается, что таких же исключительных и толковых людей в массе очень много можно найти и начальственное место они тоже с успехом занимать могут. Если человек не состоит на учете в клинике для неуравновешенных, он вполне может стать начальником любого уровня. Ведь замену «незаменимым» всегда легко находят среди заменимых в том случае, например, если человек-начальник, простите за прозу, отбросил копыта. Причем быстро пустое место заполняется. И часто бывает, что новый руководитель лучше старого, «незаменимого». Все зависит не только от горячего желания кого-то править, сидя в кресле начальника, и безграничной любви к власти. Одного ума, таланта и энергии бывает мало. Многое определяют как обстоятельства, так и счастливые случайности, но чаще всего в этом оказываются задействованы другие люди. Ваш непосредственный патрон обязательно потом с начальственной проблемой и с вашими эмоциональными переживаниями относительно Гарриса разберется и, конечно же, определит кто из вас двоих центровой. Вы только специально на это обратите его внимание. А то будете кипеть зря. Начальник должен знать, чем живут его подчиненные и что у них на уме.
   Кабан выплеснул в рот виски и весь перекривился, после чего засунул правую руку за воротник рубашкии и начал энергично чесать спину.
   – Я на свою беду привык все систематизировать и раскладывать по ящикам и полочкам, – продолжил Капенда. – В основном начальниками становятся если: а) в руководителях или бывших начальниках, имеющих выход к власти, ходят родители, в основном папы, предендента на должность, всеми силами пропихивающие свое великовозрастное дитя на верх, особенно если эти предки еще и богатые; б) главным можно стать с помощью протекции учителей, друзей и доброжелателей, не в последнюю очередь из-за их собственной выгоды, которую они преследуют, которую они в перспективе надеются получить, ставя кого-либо на место начальника; в) когда очень тщательно вылизан анус босса, безгранично любящего лесть. Вот вы, мистер Кабан, как стали начальником? Какой вариант ваш?
   Стэн внимательно посмотрел Кабану прямо в рот, а Джонсон язвительно улыбнулся.
   – Я что-то должен выбирать? Я? – опять во весь голос, громко спросил ничего не понявший Кабан, даже не постаравшийся приблизиться к сути разговора.
   – Нет, это не обязательно. Все уже за вас выбрали другие. Говорите, пожалуйста. Вы хотели еще, вроде бы, высказаться, – понимая бессмысленность продолжения дискуссии, ответил ему Стэн.
   Кабана это воодушевило и он снова, почти захлебываясь, быстро продолжил свою речь.
   – Я свою работу почти выполнил, – Кабан закурил очередную сигарету, – осталось совсем немного. Хорошо, что для меня все уже заканчивается. А в остальном увольте. Вы уж меня извините, но лично мне после выполнения моего задания будет исключительно на все наплевать. Мне вообще-то и сейчас на все плевать. Мне только до себя дело, как и всем. Я что выродок какой-то? Пусть все вокруг рушится и падает, только не на то место, где я стою, сижу или лежу. Настает очередь других уродоваться. Так сказать разделение труда. Виски и пива! Всем! – крикнул Кабан куда-то в потолок и вытер пот с лица. – Резко? Да. Но правдиво. Я свое отработал и заработал и мне интересно только то, что будет со мной, моим папой, мамой и детьми. Меня даже жена не интересует. У меня их много было.
   Язык Кабана начал опять развязываться. Его снова понесло. Ник сделал страшное усилие, чтобы не зевнуть.
   – Я сюда не хотел ехать. Категорически! Я так и сказал: «Не поеду и конец! Ищите других дураков!». Но шеф заставил. Решил все за три секунды. Он только одно слово промолвил. Я тут же сломался. А что делать? С ним много не поговоришь. А ведь я ему столько хорошего сделал! Он привык гадить тем людям, которые совершили для него добро.
   – Вам, вроде, все почему-то гадят. И Гаррис тоже, – вставил Стэн.
   – Да и Гаррис тоже, но шеф больше лошади нагадил, – Кабан снова выпил и громко рыгнул. – Такая уж у него скотская профессия. Ну, что я вам все объясняю. Вы же и так очень хорошо знаете кто такой мой шеф?
   – Нет, – ответил Стэн, – не знаем. Мы о нем совсем ничего не знаем.
   – Как это не знаете? Как это совсем ничего? Минуточку. Подождите… – Кабан закусил зубами нижнюю губу вместе с клочком бороды и тупо уставился на Стэна, понимая, что начал болтать лишнее.
   – Нет, мы не знаем. Совершенно. Расскажите о нем поподробнее. Очень интересно. Вы же любите говорить одну только правду и прямо в лицо. Кто такой ваш самый главный начальник, который вам все время зачем-то гадит? Профсоюзный деятель, кажется?
   Стэн выжидающе посмотрел на Кабана. Джонсон наконец-то зевнул.
   Кабан отпустил нижнюю губу. Его мутные глаза начали слегка проясняться и Стэну даже показалось, что уже совершенно пьяный собеседник вдруг протрезвел, чего-то чрезвычайно сильно испугавшись.
   – Да, профсоюзный деятель.
   – Ну, я так и думал.
   В эту минуту по трансляции прозвучало объявление о посадке на самолет, следующий до Луанды.
   – Это нам. Пора! – обрадовавшись прекращению разговора, чуть не закричал Кабан.
   Он бросил в недопитое пиво окурок и спрыгнул с высокого стула.
   – Быстро, быстро, быстро. Самолет сейчас улетит без нас и все пропало. Конец всему. Понимать надо.
   Кабан кинулся было к выходу, но потом метнулся к кассе бара и быстро расплатился. Капенда и Джонсон панике поддаваться не стали и медленно пошли за побежавшим куда-то по кривой линии Кабаном.
 //-- * * * --// 
   Полет до Луанды продолжался около двух часов. Несколько часов пришлось ждать самолета местной авиалинии, после чего люди Капенды летели на каком-то сильно дребезжащем аппарате в южном направлении еще почти два часа. После приземления самолета на грунтовом аэродроме, группа столько же ехала на машинах к границе территории, занятой сепаратистами, к небольшому поселку, находящемуся не очень далеко от побережья Атлантики. Кабан за это время протрезвел полностью, перестал без умолку болтать и помрачнел, продолжая, тем не менее, ковыряться в своей бороде и чесать спину.
   День клонился к вечеру. В поселке группу уже ждали четверо ранее приехавших американцев, одетых в пятнистую одежду, и три африканца в военной форме армии Анголы. Члены «экспедиции» во главе с Джонсоном и одним анголезским военнослужащим пошли получать обмундирование на другой край поселка, к лесу, а Капенда, Кабан и два других военных с офицерскими знаками отличия проследовали в хижину, стоявшую при въезде в деревню, для последнего перед вылетом на задание разговора.
   В помещении все выпили по банке фруктового сока и сели за стол. Анголезский офицер, мужчина лет сорока, почти лысый, развернул большую карту, начав на силно ломанном английском языке свои объяснения.
   – Сейчас мы с сепаратистами снова пытаемся наладить переговорный процесс. Все это уже долго тянется. Вам это известно. Несколько раз все начиналось и столько же раз все срывалось. С 1991 по 1994 год у нас шли переговоры. В соответствии с нашим «мирным планом», мы предлагали УНИТА закончить национальное кровопролитие, наш внутриангольский конфликт, предлагали оппозиции даже посты различного уровня в государственном аппарате, при том условии, что унитовцы будут признавать конституцию Народной Республики, а Жонаш Савимби, основатель УНИТА, покинет политическую арену, хотя бы на время. Понятно, что его это совершенно не устраивало. В 1994 году боевые действия возобновились. Нам никак не удается договориться о прекращении огня. Понимаете? Активизировать мирный процесс очень трудно. Постоянно под угрозой находятся территории и коммуникации. Мы все время надеемся на лучшее. Во всяком случае каких-то активных и широкомасштабных боевых действий ни с нашей стороны, ни с их не осуществляется. Но инциденты, как видите, бывают. Раскольники все время что-то выгадать хотят. Ну, это ясно.
   Офицер прервал свою речь и глазами показал второму военнослужащему на угол комнаты. Тот встал из-за стола и принес еще несколько банок сока.
   – Пейте, пожалуйста. Теперь наше дело. Вот здесь самолет был подбит, на границе, где приморская низменность начинает переходить в плоскогорье. Думаю, что унитовцы не знали какой они сбивают самолет. Им наплевать на это. Сбили и все. А все из-за того, что он слишком низко опустился, ниже четырех тысяч метров. Неполадки, связанные с грозой, очевидно. Если бы лайнер летел на высоте приблизительно семь тысяч, его ракета не достала бы. Самолет после поражения ракетой пролетел еще километров пятьдесят и в этом районе упал, – офицер указал на карте место, – там он лежит и сейчас. Наша авиаразведка это подтвердила. Они, вероятно, отсюда ракету пустили, – офицер снова показал на карте место. – Здесь у сепаратистов база. Рядом с базой находится населенный пункт. Португальское название Кристиано-ди-Каштру. Около места падения самолета тоже есть небольшая деревня. По-португальски называется, кажется, Мигуэль. Точно не знаю. И там у сепаратистов солдаты. Можно предположить, что и пассажиров самолета содержат здесь же. Полной уверенности, конечно, в этом нет, но, наверно, так оно и есть.
   – Все достаточно ясно, – промолвил Капенда.
   – На всякий случай обо всем кратко еще раз, – сказал офицер. – Населенный пункт с базой и к востоку от них деревня. Между ними, как вы видите, проходит грунтовая дорога и расстояние равняется примерно пятидесяти километрам. Дальше дорога идет на север. Может быть, заложников перевезли и в населенный пункт. От врагов можно всего ожидать. Взять хотя бы пилотов самолета. Куда они их подевали? Об этом никто до сих пор не знает. Две деревни. Далее пусто. На много километров. Смотрите. Если верить перехваченным радиограммам, пока все заложники, я говорю о пассажирах, живы и, что самое главное, содержатся в одном месте. Мы посылали туда группу разведчиков из трех человек. Вот сюда, – африканец указал место кончиком карандаша. – Она не вернулась. В этот же район вас доставят вертолеты. Километров за пятнадцать от предполагаемого места, где, возможно, находятся заложники. Ближе нельзя. Если они увидят вертолеты, поймут для чего они прилетели. Сепаратисты могут тогда перевезти заложников в другое место или разделить их вообще на несколько групп и разместить по разным населенным пунктам, что будет совсем плохо. Хотя о прибытии вертолетов они все равно узнают.
   Офицер еще раз указал на карте пункт высадки группы, находящийся в непосредственной близости от проселочной дороги. Стен внимательно посмотрел на карту. Кабан, который во время разговора оставался совершенно безучастным и не проронил ни слова, тоже посмотрел туда же, но полностью отсутствующим взглядом.
   – Отсюда, от нас, до этой деревни по прямой около двухсот километров, может быть и немного больше. А здесь, между нами и ними последняя партизанская база, так сказать опорный пункт сепаратистов. Там довольно много у них людей, кажется, еще и тяжелое вооружение – пушки и машины для их транспортировки. Смотрите, – продолжил офицер. – Вот такое положение. По прогнозу погоды ночью будет дождь. Приближается циклон. С одной стороны это неудобство, но с другой – преимущество. Дождь смывает все следы. Можно остаться незамеченными, хоть некоторое время.
   Разговор о силах, которыми распологают сепаратисты в рассматриваемом районе, их дислокации и постах, средствах передвижения и оружии, путях сообщения между населенными пунктами, местном населении, его занятиях и другом продожался еще минут тридцать.
   В самом конце беседы Кабан вдруг резко вскочил со своего места и ударил по середине карты своей мясистой волосатой рукой, убив на ней и размазав большую синюю муху. Офицер посмотрел на Кабана с некоторым удивлением, а Стэн улыбнулся. Когда все было убрано со стола, африканец вручил Стэну планшетку с его личной картой и пакет с обмундированием соответствующего размера. Стэн не стал модничать и тут же переоделся, положив свою гражданскую одежду и обувь в вещмешок.
   – Вертолеты прибудут поздно вечером. Сядут прямо рядом с вами. Вылет ночью. Рано утром, в сумерках, будете на месте. Ну, вот пока и все, – заключил офицер.
   Стэн распрощался с анголезцами, вместе с Кабаном сел в джип и африканский солдат повез их в конец деревни, где расположилась группа.
   На краю поселка бойцы сидели и лежали на траве около продолговатого деревянного строения с длинным крыльцом. Дальше была большая поляна. Еще дальше начинался лес.
   Четверо новых солдат оказались наредкость контактными ребятами. Они сразу же расположили к себе всех остальных членов группы. Много говорили, шутили и рассказывали анекдоты, раздавали сигареты, которых у них оказалось очень много.
   Машина подъехала к строению и остановилась около его входа. Кабан, пошатываясь и зевая, проследовал внутрь сарая, а Капенда направился к бойцам специального отряда.
   Джонсон вскочил с земли, выплюнул сигарету изо рта и закричал во все горло: – «Становись!»
   Солдаты быстро поднялись и выстроились в две шеренги.
   – Ровняйсь, смирно!
   Капенда подошел к застывшим солдатам.
   – Вольно!
   – Вольно! – повторил команду Джонсон.
   – С оружием, боеприпасами, обмундированием и снаряжением все нормально? Шифры для радиопереговоров получили? – обратился он к Джонсону.
   – Да, сэр. Я все проверил лично. На каждое отделение по четыре укороченных ручных пулемета М-60, чтобы создать преимущество в огне, если понадобится. Все автоматы и автоматические карабины с оптическими прицелами, подствольными гранатометами и фонарями. Карабины SR-16 M4 с глушителями. Бинокли и приборы ночного видения. Получили пистолеты, ножи, патроны, гранаты, взрывчатку и взрыватели к ней, рации, портативные приемопередатчики, наушники и микрофоны, фонари, компасы, четыре палатки, вещмешки и плащ-палатки, фильтры для воды, складные носилки, медикаменты, топографические карты на всех. Шифры засекреченной связи у нас и на каких радиоволнах работают сепаратисты мы знаем. Короче, оснащение и оружие что надо. А у наших противников одно старье. У этих ребят винтовки и автоматы, вероятно, времен второй мировой войны. Так что мы победим, – весело сделал заключение Ник.
   – Насчет победы подожди пока. А старое оружие у них было двадцать лет назад.
   – Это ничего не меняет старое или новое.
   – Хорошо, что не меняет. С продовольствием как?
   – Мы взяли продовольствия на сорок четыре человека на пять дней на тот случай, если выйдет заминка с возвращением. Если поиски пассажиров затянутся провиант тоже не помешает. Хотя это и лишний вес, его же в любой момент выбросить можно.
   – Пять дней для нас критический срок. Если проторчим на территории врага дольше, мы погибли. Уйти не сможем. Они же у себя дома. Какими бы мы ни были ушлыми и сообразительными, все равно найдут, окружат и задавят. Поэтому количество продовольствия сведите к минимуму. К тому же я не завидую тому, кто получит пулю в переполненный кишечник. Ни каких шансов на спасение уже не будет. Надеюсь это-то всем ясно. А вместо этих продуктов питания лучше побольше патронов возьмите. Вообще без еды спокойно можно прожить неделю, а то и больше. Без воды – три дня. А вот без патронов бывает и трех минут не протянешь.
   – Понятно, – ответил Джонсон, – патронов возьмем больше, а количество продовольствия сократим. С пустым желудком передвигаться намного легче. И еще. От бронежелетов я отказался. Это ж какой вес!
   – Совершенно верно сделал. В умного пуля не попадет, а в дурака сразу две и никакой бронежелет не спасет. У тебя по снаряжению все?
   – Да.
   – Задача прогулки, надеюсь, всем ясна, – Капенда повернулся к солдатам, – об этом я и говорить не стану. Повторяю, что все нужно сделать скрытно, а главное молниеносно. Чем быстрее будем работать, тем больше шансов, что и людей выручим и сами останемся живы. Всем придется пошевелиться. Понятно? Попробуйте у меня залениться!
   – Большинство бойцов знаю, но с шестью я впервые на деле. Новички два шага вперед.
   Шесть человек вышли из строя. Стэн начал с самых молодых, людей Джонсона, внимательно вглядываясь в лицо каждого.
   – Фамилия.
   – Дэнис Купер, сэр! – на Капенду смотрел голубыми глазами сухощавый спокойный человек лет двадцати шести.
   – Ваша?
   – Фрэнк Гордон, сэр! – ответил, недобро глядя на командира, высокий хорошо сложенный парень приблизительно такого же возраста.
   – Из Нью-Йорка?
   – Да.
   – Надо отвечать: «Да сэр!»
   – Да, сэр!
   – Я вижу, вы чем-то недовольны. Так вот, забудьте все свое личное и думайте здесь и там, куда мы едем, только об общественном, о нашем деле. Вы меня, надеюсь, поняли?
   – Да, сэр!
   – Отлично!
   Капенда сделал еще два шага и подошел к людям Бэлламора.
   – Вы.
   – Берт Рэд, сэр! – немного заторможенно сказал очень большой хмурый человек с грубой угловатой физиономией.
   – Я всегда полагал, что являюсь самой лучшей мешенью, – заявил Капенда. – Какой у вас рост?
   – Два метра, сэр.
   – Значит я ошибался относительно себя. Теперь вы, Рэд, самая лучшая мешень.
   Солдаты оживились.
   – Вы.
   – Майкл Сависски, сэр! – весело выкрикнул следующий, высокого роста субъект, по мятому лицу которого было видно, что он в жизни пережил немало.
   – Вы. Фамилия.
   – Аркади Харт, сэр! – хрипло гаркнул толстый солдат, какой-то узловатый и безшеий, с мощным затылком, очевидно, уже родившийся когда-то не ребенком, а сразу мужчиной, с лицом тоже хорошо изгаженным жизнью.
   – Вы.
   – Чунка.
   Перед Стэном стоял маленького роста плотный человек в очках со стеклами, слегка запотевшими в верхней части. Очкам помогала удерживаться на лице какая-то резинка от трусов, которая проходила через затылок и крепилась на душках. Очень широкоскулое, похожее на колесо лицо, блестело и было, как будто, смазано каким-то салом. Раскосые, быстрые, черные и маленькие как у мыши, словно плавающие в скольской жидкости глазки, свидетельствовали о хитрости их владельца, постоянно готового, как показалось Стэну, уже сложившему заранее мнение о новом подчиненном, к какому-нибудь обману, махинации или подлости. Капенде почудилось даже, что каждый глаз его нового собеседника действует самостоятельно, независимо от другого, как у хамелиона. Из-под панамы выбивались густые, толстые, иссиня-черные волосы с довольно большим процентом проседи. Тело солдата источало метра на полтора запах, особого не очень хорошо пахнущего и специфичного масла, похожего на репейное. Человек смотрел на Капенду снизу вверх, прямо в глаза, нагло улыбаясь.
   – Чунка? А имя?
   – Просто Чунка. Это и имя и фамилия. И папу моего тоже звали Чунка. У нас обычай такой. От отца имя к сыну переходит, а от сына обратно к отцу и к другим родственникам. Туда-сюда. Как у итальянского семейства Буратино. Там у них все были Буратино. Отец и мать, дедушка и бабушка, все дети тоже назывались Буратино.
   – «Чушь какую-то парень несет», – подумал Стэн. – Буратино, говорите.
   – Да. Про него целая книга интесная написана, про его похождения. Очень поучительная и полезная. Читали такую детскую книгу? – Чунка улыбнулся и его рот растянулся от одного уха до другого.
   Стэн понял, что его новый подчиненный беззастенчиво издевается над ним.
   – «А не много ли ты берешь на себя, сволочь», – про себя сказал Капенда и тоже криво улыбнулся.
   – Вот как! – уже вслух процедил командир. – Поучительная? Нет, такую книжку для детей я не читал. Не было времени заниматься всякой чепухой. Но ради того чтобы углубить свои знания в области антропонимики, я прочитаю потом эту ахинею про семейство Буратино, если найду, конечно, соответствующую литературу в детской библиотеке. А что это вы так искренне и по-доброму улыбаетесь, Чунка? Что, очень весело? Лично я не вижу никаких оснований для веселья. Впереди у нас не развлечения и не пикник, а исключительно трудная и опасная работа. Может быть, у одного из ваших многочисленных родственников, чунок, сегодня именины?
   – Это у меня на нервной почве, – совершенно спокойно и хладнокровно ответил Чунка и снова широко и нахально улыбнулся, показав почти все свои зубы.
   – Я так и подумал. Всем бы такую нервную почву как у вас! А между ног при улыбке не потеет? У нервных это происходит в обязательном порядке.
   Солдаты заулыбались.
   – Не потеет, – злобно отпарировал Чунка уже без улыбки, закрыв рот и сжав губы.
   – Ну, тогда еще не все потеряно, вылечат.
   Бойцы опять оживились и начали переговариваться между собой.
   – Спокойно. Я еще не все сказал, – повысив голос, выкрикнул Стэн.
   – Те, кто со мной работали раньше знают, что, начав служить в любом моем специальном отряде, они на время этой работы уже перестают быть гражданами Соединенных Штатов со всеми там конституциями и демократиями, гуманизмом и любовью к ближнему. Они превращаются в солдат особого подразделения, в котором действуют иные нормы поведения и жизни. Поэтому для новеньких я раскрою пару секретов нашей деятельности, без которых нам обойтись будет невозможно. Любое мое слово – закон. Того, кто ослушается меня, Джонсона или командиров отделений я пришью немедленно и без всяких разговоров. На месте. Получше запомните что я сейчас сказал, повторять не стану. Это, во-первых. И еще. По нашему неписанному правилу, раненных мы с собой не берем. Оставляем там, где они были ранены. Это, во-вторых. Надеюсь, всем все понятно? Для новичков я добавлю еще, что про всех ваших бывших начальников, которым вы подчитялись раньше, кабанам, гаррисам и мочианам, я рекомендую забыть до того времени, пока мы не вернемся обратно, на родину. Сейчас ваш командир я, – сказал Капенда с улыбкой, вспоминая слова Кабана, сказанные им в аэропорту Киншасы. – Понятно?
   Солдаты молчали.
   – И последнее. Чтобы никто с собой спиртного не прихватил. Алкоголя в рот ни капли. Это пойло перед боем только для убойного скота и героев-дураков, а нам совершенно чистая голова нужна. Уверенная рука и не ватные ноги. Мы не имеем права там где-нибудь и оступиться, что-нибудь громко произнести. Даже в легком алкогольном опьянении человек может допустить ошибку. А одна самая ничтожная пьяная ошибка одного идиота может стоить жизни всем. Я понятно излагаю? Все ясно?
   Никто опять не проронил ни звука.
   – Что вы продолжаете улыбаться, Чунка? Мы уже перестали говорить о ваших родственниках и нервной почве. Я вижу, вам что-то не очень понятно. Вы уразумели то, что я сказал про алкоголь?
   – Это не ко мне. Я не употребляю алкоголь.
   – Мне наплевать употребляете вы его или нет. Важно чтобы вы меня во всем понимали, как я того требую и тотчас отвечали, если я спрашиваю. Так вам понятно? Если не понятно, то вы остаетесь здесь и никуда не летите.
   – Все понятно, – поспешил ответить Чунка.
   – «Заинтересован в поездке, умник. Это хорошо», – подумал Стэн. – У кого есть родственники из числа заложников?
   Ответа не последовало.
   – «Родственников заложников здесь нет. Значит это опять была «шутка» Мочиано», – еще раз про себя сказал Капенда.
   – Новенькие! Всать в строй.
   Шесть солдат заняли свое место в строю.
   – Теперь ваши вопросы. Слушаю.
   – А что будут делать в отряде эти двое? – спросил Сависски с кривой усмешкой, пренебрежительно кивнув в сторону двух чернокожих бойцов, Джо Бэйкера и Эванса Рида.
   – Я на них надену кальсоны и они будут изображать местных жителей, – ответил Стэн.
   Сависски расхохотался.
   – Здесь ничего смешного нет. Без этих ребят вся наша акция гроша ломаного не стоит. Напрасный труд. Слышали такое выражение, Сависски? Они понимают и немного говорят на местных языках. Только с их знанием аборигенных языков мы сможем отыскать здесь заложников. Я вразумительно все объяснил или нет?
   – Все понятно.
   – Хорошо, что понятно. Еще вопросы есть?
   Тимоти Балоботя поднял руку.
   – Что ты хочешь спросить?
   – Говорят в числе заложников есть пять женщин. Так, кажется?
   – Так. Но к стюардессам не приставать. И вообще чтобы с женщинами никто не дурил. Бардака и прочих безобразий я не потерплю. Никакой грязи и аморала. Вести всем себя с этими пассажирами, если мы до них доберемся, учтиво и подчеркнуто вежливо, чтобы о нас не подумали как о каком-то сброде. Запомните, мы не какие-нибудь там бандиты, а люди, выполняющие благородную миссию.
   – Командир, почему вы говорите только о стюардессах? – задал второй вопрос Тимоти.
   – В стюардессы всегда набирают красивых женщин. Все остальные могут быть уродинами, – ответил Капенда.
   – А я извращенец. Чем страшнее баба, тем для меня еще и лучше.
   Все засмеялись.
   – К уродинам можно приставать? – не унимался Балоботя.
   – Ты сначала до этих уродин доберись. Я только что об этом сказал. А потом к вопросу о приставании мы вернемся. Понял или нет?
   – Дошло. Но вот если у женщины одна нога короче, а другая длинее…
   Солдаты опять заулыбались.
   – И долго ты собираешся морочить мне мозги? Кончай свое дешевое представление. И так уже достаточно потрепались.
   Ник МакКарни поднял руку.
   – Что такое Ник?
   – У меня вопрос по этому же поводу, – ответил МакКарни.
   – Значит продолжаете создавать хорошее настроение? Ладно, послушаем. Говори.
   – Приставать не надо. Это я понял. Но, предположим, мы освободили заложников и одна из дам сама захочет меня или кого-то из нас отблагодарить каким-либо способом, лежа, сидя или стоя. Как мы должны реагировать?
   – Если тебя захотят отблагодарить, а ты растеряешься и не будешь знать, как тебе реагировать, подойдете ко мне вдвоем. Мы все быстро обсудим и я дам тебе совет, каким способом лучше принять благодарность.
   Снова все расплылись в улыбках.
   – Прекратить поганые улыбочки! – закричал Джонсон.
   – Так понимаю, что теперь-то уж все вопросы исчерпаны, – заявил Капенда. – Если по существу ничего больше нет, можно разойтись. Самым тщательным образом проверьте оружие и все снаряжение. То что не в порядке – заменить. Как следует подкрепитесь. Не уверен, что на месте операции будет продовольственное изобилие. Намажтесь гримом и хорошо отдохните в оставшееся время. На счет отдыха рядом с сепаратистами не надейтесь. Вертолеты будут около полуночи.
   – Разойдись! – заорал Джонсон.
 //-- * * * --// 
   В 23:30 на поляну опустились два вертолета. Кабан с помятым после сна в сарае лицом и высокий красивый белобрысый мужчина в сером комбинезоне летчика подошли к Капенде.
   – Это командир вертолетчиков Боб Смит. А это начальник группы особого назначения Стэн Капенда. Обсудите друг с другом все детали предстоящей работы, – поспешно сказал Кабан, нервно и быстро вырвав из бороды волос. – Я вам еще для чего-нибудь нужен, господа?
   – Только если что-то особое хотите добавить к тому, что мы уже знаем, мистер Кабан, – ответил Капенда.
   – Нет, нет. Все уже сказано.
   – Тогда прощайте!
   – Желаю вам всем остаться в живых! – громко бросил Кабан, сел в машину и хлопнул шофера по плечу.
   Двигатель заработал, машина начала движение и через минуту скрылась в темноте.
   – Я так понимаю, что нам с вами придется немного поработать вместе.
   Командир вертолетчиков по-доброму улыбнулся и кивнул головой.
   – Давайте еще раз уточним детали операции. Путь туда и высадка не вызывают вопросов. Маршрут, время и место десантирования были особо оговорены. Все это вам тоже хорошо известно. Самое главное – возвращение. В случае успеха операции, как только освобождаем заложников, мы сразу же посылаем в эфир позывной и сообщаем наши координаты. Уже с утра следующего дня вы должны ждать от нас вызова. Правильно?
   Смит молча улыбнулся, закрыл глаза и снова кивнул головой. И только тут Стэн заинтересовался внешностью начальника вертолетчиков. Это был очень красивый мужчина средних лет, с правильными чертами лица, высоким лбом и прямым носом, серыми глазами и пшеничного цвета волосами. Но несмотря на внешнюю красоту, что-то было в облике собеседника отталкивающее. Стэн внимательно взглянул мужчине в глаза. Капенде вдруг показалось, что такому человеку ничего не стоить разрезать ножом пополам живую кошку или переломать железным ломом руки беззащитной старухе.
   – Сразу после позывного вы вылетаете. Наша задача продержаться до вашего прилета. Так? – продолжил свою речь Капенда.
   Вертолетчик также внимательно посмотрел Капенде в глаза, как будто он хотел углубиться в душу Стэна, улыбнулся шире прежнего, опять закрыл глаза и низко нагнул голову в знак согласия. И тут у Стэна по спине пробежали мурашки. Он понял, что произошли какие-то изменения, о которых он опять ничего не знает, что все происходящее обман. Все представляет из себя плохой концерт, в котором кому-то предстоит рисковать жизнью или расстаться с ней, а кто-то пострижет купоны и выиграет. Никто за ними, ушедшими на смертельное задание, не прилетит. Их бросают на произвол судьбы. Но почему? Что еще выдумали эти гады здесь и там, за океаном, этот Мочиано? Все было вроде бы нормально, но какое-то десятое чувство Стэна подсказывало ему, что он имеет дело с неправдой. Писатель-фантаст назвал бы это чувство чувством инопланетянина, способного понимать и «видеть», осязать и чувствовать больше земного человека. Однако все это не было связано с чем-то чуждым простым людям или сверхъестественным. Стэн просто имел чрезвычайно большой жизненный опыт. Ему бессчетное число раз приходилось сталкиваться со всякими отбросами общества, негодяями и сволочами, враньем и вероломством. Он очень легко мог отличить ложь от правды. Здесь была явная ложь. Но что следовало делать в этой ситуации? Логическое мышление Стэна начало быстро работать. Мысль о том, что он ошибается несколько раз возникала в голове Капенды и столько же раз отбрасывалась. Отказываться от всего уже было поздно и невозможно. Отступать все равно было некуда.
   – Значит мы вызываем вас и ждем. Так? – еще раз повторил Стэн.
   – Так! – наконец-то произнес единственное слово вертолетчик. Вслед за этим он улыбнулся, закрыл глаза и медленно кивнул головой.
   Пальцы правой руки Стэна сжались в кулак. Капенде невыносимо хотелось со всей силы двинуть Смита в его красивое лицо. Однако он умел владеть собой. Секунды было достаточно для того, чтобы Стэн собрался и смог продолжить короткий разговор двух командиров.
   – Спасибо! Сразу видно, что имеешь дело с надежным человеком, человеком чести, хозяином своего слова, на которого можно надеяться и всегда положиться, который никогда в трудную минуту не подведет.
   Стэн полностью скопировал манеру поведения Смита, улыбнулся, закрыл глаза и опустил голову. Когда он поднял ее, увидел в упор смотевшие на него немигающие, как у филина, злые глаза Смита. Улыбку сняло как рукой. Рот был перекошен. Нижняя губа дрожала. Красавец все понял.
   – Джонсон, командуйте! – приказал Стэн Джонсону сквозь зубы, резко отвернувшись от вертолетчика.
   – Первое отделение в левую машину, второе – в правую. Быстро! – закричал Джонсон.
   Солдаты побежали к вертолетам.
 //-- * * * --// 
   Примерно два часа машины летели к месту назначения под проливным тропическим дождем, несколько раз меняя курс и постоянно поднимаясь над джунглями и опускаясь вниз, болтаясь в разные стороны от сильных порывов ветра. Сначала путь шел на юг параллельно побережью, потом вертолеты повернули на восток, как бы повторяя маршрут американского лайнера, сбившегося с курса и подбитого сепаратистами. В начале третьего группа особого назначения была на месте.
   Прозвучала команда к высадке. Бойцы по длинным фалам начали спускаться на землю. Все шло в соответствии с инструкциями. Но когда с борта одного из вертолетов начал спускаться последний солдат, произошло непредвиденное. Порыв урагана дернул винтокрылый агрегат в сторону. Вертолет как бы провалился, накренился и срезал лопостями несколько ветвей дерева. Фал крутануло и бойца, державшегося за него, ударило о ствол растения. Удар был настолько сильным, что оглущенный человек выпустил из рук фал и полетел с высоты примерно двадцати метров вниз головой.
   Высадив людей, вертолеты поднялись над лесом и легли на обратный курс.
   – Что там? – бросил через плечо Капенда. – Эльсон!
   – Носилки! – крикнул кто-то.
   – Носилки не потребуются. Яму надо копать, – Эльсон оторвался от лежащего на траве бойца и повернулся в сторону Капенды. – Парень отдал концы.
   – Черт! Хорошее начало! Ничего не скажешь!
   – Он сломал себе шею и позвоночник местах в восьми, большой вдавленный перелом правой теменной кости, – отрапортовал Стэну подбежавший Эльсон. – Какие будут приказания?
   Стэн сплюнул и оттер с лица дождевые капли.
   – Рация!
   – Командир, нас засекли! – ответил Бэйкер, стоящий на коленях около рации. – Какой-то «сто сорок третий» сообщает какому-то Нбагонго, кажется, точно не могу понять, что в его сторону ушли два вертолета.
   – Отлично! Все идет просто великолепно! Надо же, не успели прибыть, а нас уже засекли! А этот Нгандонго или Гандон, как его там, что отвечает?
   – Гандон? – переспросил Бэйкер и улыбнулся.
   – Да, да, – с нетерпением выкрикнул Капенда.
   – Главный Презерватив отвечает Презервативу номер сто сорок три, что пошлет сейчас в район «В» или «квадрат четыре», хрен их разберет, группу солдат все проверить и прочесать, – с совершенно серьезным лицом ответил Бэйкер.
   – Понял! – на этот раз улыбнулся Стэн. – Джонсон и командиры отделений ко мне!
   Капенда отошел к стволу дерева.
   – Ник, сверху чем-нибудь прикрой меня. Слушайте все. Быстро собираем барахло и отваливаем отсюда. Проследите чтобы ничего не забыли, чтобы никаких следов не осталось. Мы вот здесь, – Стэн раскрыл планшетку и включил фонарь. – Деревня, которая нам нужна, тут. До деревни километров восемнадцать. Это дорога. Будем двигаться вдоль нее в северо-восточном направлении. Первое отделение слева от дороги, второе – справа. На дорогу не высовываться. Этих проверяющих, на машинах, надо ждать со стороны базы сепататистов, думаю, минут через двадцать – тридцать. Когда они будут проезжать мимо, всем затаиться. Быть готовыми к бою, но стрельбу ни в коем случае просто так не открывать. Только если они на нас непосредственно нарвутся. Только если не будет уже никакого другого выхода. Сейчас все переговоры не иначе как знаками. Переговорные устройства использовать лишь в бою.
   – Вопросы есть? Вопросов нет. Чей это погиб парень?
   – Мой, – ответил Алексон.
   – Фамилия?
   – Чунка.
   – «Ну, вот и закончилось потрясающее везение», – подумал Стэн.
   – Его возьмем с собой. Заверните в брезент и на носилки. Заниматься ритуалами сейчас времени уже совсем нет. Если мы его здесь где-нибудь спрячем, они найдут. Зароем в другом месте, подальше отсюда и там, где трудно будет отыскать, лучше где-нибудь в болоте. Вперед!
   Приблизительно через час после начала движения группы от места высадки мимо спрятавшихся в придорожных зарослях солдат Капенды по проселочной дороге проехали, буксуя в грязи, джип и бортовая машина с рваным тентом. Через большую дыру были видны сидящие на скамейках мокрые и сонные чернокожие воины в камуфляже и с оружием в руках. Еще через час несколько человек с телом Чунки углубились в джунгли, в сторону от дороги, метров на триста. Солдаты сняли с трупа униформу и ботинки, снова завернули его в брезент и опустили в воду болота, придавив сверху стволом гнилого дерева и большими корягами. По поручению Капенды, Алексон проверил вещмешок и карманы одежды погибшего. Никаких документов, записных книжек или писем там обнаружено не было, только очень большое количество уховерток и зубочисток. Хитрость, осторожность и предусмотрительность на этот раз не помогли Чунке. Сила земного притяжения все это свела на нет.
 //-- * * * --// 
   Путь вдоль дороги оказался не очень трудным, хотя густая растительность существенно замедляла передвижение. Часам к 6 утра дождь закончился. Облачность рассеялась и от земли начали подниматься вверх зловонные испарения. Идти стало немного легче. Через каждые два часа пути отделения отдыхали минут по пятнадцать, после чего снова продолжали путь. Четыре раза мимо солдат проезжали автомобили сепаратистов.
   Около полудня люди Капенды вышли к перекрестку дорог. До деревни, где могли находиться заложники, оставалось не более восьми – десяти километров. Солдаты заняли позиции в кустах.
   – Что там слышно? – обратился Капенда к Бэйкеру, в очередной раз включившему рацию.
   – Пока ничего. Все, кажется, спокойно, сэр!
   – Понял. Все ребята. Начинаем главную часть работы. Джонсон, Алексон, Ждано, Бэйкер и Рид! Ко мне!
   Все пятеро подползли к Стэну.
   – Джо, Эванс! Ваше время настало. Пойдете в разведку.
   – Видите здесь одиночную постройку? – Капенда указал на карте знак, обозначающий какое-то строение. – Низменность, смотрите, уходит вправо, лес становится реже, много полян. По сведениям наших ангольских союзников, тут или поблизости должны быть местные жители – какие-то скотоводы. Здесь много травы и мухи цеце почти не бывает, поэтому место для разведения крупного рогатого скота удобное. Скотоводы могут распологать соответствующей информацией. Что вам нужно делать объяснять не стану. Все по обстоятельствам. Но будьте осторожны и очень внимательны. Сепаратисты наверняка начнут сейчас рыскать везде. Вы уже видели. Мне все эти их машины, так активно разъезжающие, не нравятся. Похоже, это неспроста. Пока нет машин идите прямо по дороге. Услышите звук моторов – прячьтесь. Пять человек прикрытия будут все время поблизости, в кустах и скрытно передвигаться следом или параллельно с вами. Все время будут рядом. Мы остаемся тут. Переодевайтесь.
   – Ждано!
   – Да, сэр!
   – Обеспечь людей для страховки.
   – Есть, сэр!
   – Федотофф, Черемхи, Трюкман, Шаберштейн и Гордон, – выкрикнул Ждано, – приготовиться.
   – Командир, я тоже во втором отделении. Можно и я пойду в подстраховку. Очень хочется добраться до тех, ради кого мы так далеко сюда летели. Хочу поскорее в дело. Хочется быть первым, – поспешно сказал кто-то из солдат, лежащих на земле позади Ждано.
   Стэн из-за ветки выглянул на говорящего. Это был Сависски – один из четырех ранее приехавших в Анголу бойцов, человек высокий и большой, с черными прямыми волосами и карими глазами, с вытянутым лицом и слегка убегающим назад, сужающимся к низу подбородком и широкими кистями рук похожими на лопаты.
   – А, это вы Сависски. Любите много говорить, все время задаете вопросы, отмачиваете шутки и хотите опередить время и события.
   – Так точно, сэр!
   – Все решает командир отделения. Обратитесь к нему. Ждано, тут к тебе вопрос, – Стэн улыбнулся.
   – Какой еще вопрос? Я уже назвал людей, – ответил Ждано, – считаю, что пятерых вполне достаточно. А вы что, Сависски, себя вместо кого-то предлагаете? Думаете, что с заданием справитесь лучше других? Кого заменить?
   – Н-у-у-у, это вам решать.
   – Так вот, я решаю: вы остаетесь здесь, мои приказы не оспориваете, предложений не выдвигаете и вопросов больше не задаете. Как бы вас не мучили любопытство и жажда деятельности. Ясно? Будете делать то, что вам прикажут, говорить, когда вам скажут и отвечать, когда спросят.
   – Ясно, сэр!
   – Вот это объяснение не мальчика, но мужа, – весело прокоментировал решение Ждано Капенда.
   Через несколько минут Джо Бэйкер и Эванс Рид, облачились в длинные набедренные повязки, похожие на юбки, под которыми спрятали пятнадцатизарядные пистолеты «Беретта» М92. На ноги одели кроссовки. Узелки, изготовленные из каких-то тряпок, где лежали якобы личные вещи и нехитрый провиант, они насадили на палки и вложили в них связки ручных гранат, к кольцам которых привязали шнуры, выпустив их наружу. Шнуры солдаты удерживали в руках.
   – При встрече с местными жителями делайте упор на то, что вы очень долго жили на чужбине, где работали, говорили только на языке белых и немного забыли родной язык, что идете с юга к родственникам на север, – дал последние наставления Капенда. – Все это, конечно, весьма подозрительно в данных условиях, но что мы можем еще придумать. Федотофф с людьми подстрахуют вас. Ну, с Богом!
   Бэйкер и Рид вышли на дорогу и, делая вид, что не очень спешат, направились к месту, указанному им Стэном. Тремя минутами позже, пригибаясь в кустах, за ними двинулись еще пять бойцов прикрытия.
   Два солдата Капенды шли по дороге чуть больше часа, пока не увидели впереди, справа от нее, несколько коров и два десятка коз. Пасла животных худая, длинная, заморенная девочка лет двенадцати, одетая в какого-то немыслимого цвета балахон. Когда бойцы поравнялись с ней, Бэйкер поздоровался, но ответа не получил.
   – Девочка ты овимбунду? – снова заговорил Бэйкер.
   – Да.
   Бэйкер и Рид сошли с дороги и подошли к девочке.
   – А почему ты сразу не отвечаешь? Мы хотя и не местные, тебе зла не причиним.
   – Мне дедушка запретил говорить. Особенно с незнакомыми.
   – А что так?
   – Я не знаю. Запретил и все. Приказал молчать.
   В этот момент взгляд девочки остановился на маленьком круглом золотом медальоне, висевшим на шее Джо. Бэйкер сразу это заметил.
   – Что, нравится?
   – Да-а-а, нет.
   – На возьми – тебе это подойдет, – Джо снял с себя медальон и надел его на девочку.
   Девочка опустила голову и улыбнулась. Видно было, что беседа получится.
   – Понимаешь, – в разговор ввязался Эванс, – мы уже несколько дней идем пешком по этой дороге. Мы родом с юга и направляемся к родственникам. Мы очень долго работали на чужбине – почти двадцать лет. А теперь с нами никто не хочет разговаривать. Даже воды не дают напиться. Очень обидно. В чем дело? Чего это здесь все боятся?
   Девочка взмахнула тонкой палкой. Коровы пошли вперед. Все трое за ними.
   – У нас такого прежде никогда еще не было. А вот теперь что-то не в порядке. Сегодня утром к дедушке приезжали солдаты и сказали, что в болоте нашли каких-то двух голых китайцев. Мертвых! Что здесь делают азиаты никто не знает. Сейчас их возят по деревням в грузовике и показывают людям. Спрашивают, не было ли здесь других, таких же, – шепотом сказала девочка, – но самое интересное, что такие чудеса за последние две недели происходят у нас уже второй раз.
   – Второй? – приподняв брови спросил Джо.
   – Недавно их сорок человек прилетело сюда на самолете, – девочка сделала страшные глаза.
   Бэйкер и Рид переглянулись.
   – Они живые, но их наоборот никому не показывают. Никто этих людей не видел. Говорят, что их прячут в деревне. Тут, не очень далеко, – девочка показала пальцем на север.
   – Одних прячут, других показывают. Почему?
   – Я ничего не знаю, – едва слышно произнесла девочка.
   Впереди показалась убогая хижина прямоугольной формы, обмазанная глиной, с кровлей из соломы.
   – Там дедушка.
   – А воды у него можно попросить? – спросил Эванс.
   – Наверно.
   Девочка, оставив коров, пошла вперед к хижине.
   – Перепроверим все еще раз, – тихо сказал Джо.
 //-- * * * --// 
   В это время переговорное устройство Джима Федотоффа дало себя знать. Говорили ребята, оставшиеся на перекрестке дорог.
   – Джим! Как вы там?
   – Нормально, не жалуемся.
   – К вам едут две коробки. В каждой по четыре фуфла. Приготовьтесь на всякий случай и будьте осторожны.
   – Вас понял! Спасибо! – ответил Джим.
   Две открытые машины с восьмью вооруженными людьми в них, одетые в защитного цвета форму, проскочили место, где спрятались бойцы группы Капенды и быстро поехали туда, куда ушла разведка.
 //-- * * * --// 
   Навстречу девочке и двум бойцам вышел хмурый, лысый, весь седой старик в каком-то рубище.
   – Сами мы из провинции Намиб, родом из приморского города Фош-ду-Кунене, с юга, с реки Кунене, – начал разговор со стариком Джо, – долго работали за границей. А теперь идем на север к родственникам, которых не видели более семнадцати лет. Мы здесь никогда не были и совсем не ориентируемся. Автобусы у вас тут не ходят. Везде приходится передвигаться только пешком. Говорят здесь где-то деревня? Нам нужно что-нибудь купить из продовольствия. До деревни далеко?
   Старик внимательно посмотрел на Бэйкера своими слезящимися тусклыми глазами.
   – Эта дорога приведет вас в деревню. Но маршрут к родственникам на север вы выбрали довольно странный и долгий. У вас что, ноги казенные?
   – Ноги-то свои, а вот вся наша жизнь действительно странная. Отец, попить у тебя здесь можно? – спросил Эванс.
   – Вон бидон.
   – Спасибо! – оба выпили по железной кружке воды.
   – Что это у вас здесь происходит? Никак не поймем. Какой-то кошмар. Нас все время хватают, уже раз двадцать проверяли солдаты, – вытерев рот, сказал Джо.
   – Я ничего не знаю. Не спрашивайте. Мы здесь только своими делами занимаемся. К нам тоже солдаты приезжали и сказали, чтобы мы особое внимание обращали на тех, кто интересуется деревней, находящейся поблизости.
   Не успел старик закончить свои слова, как послышался звук моторов и из-за кустарниковых зарослей на большой скорости выскочили две машины, направившиеся прямо к хижине. Местность за ней на две сотни метров была открытой и бежать в противоположную от машин сторону было бессмысленно.
   Машины остановились в непосредственной близости от постройки. На переднем автомобиле рядом с шофером сидел большой крепкий мужчина в зеленой униформе с красным платком, концы которого были завязаны на толстом загривке. Отличительной особенностью его лица были крупные, сильно развитые надбровные дуги и мощная нижняя челюсть. Видно было, что это начальник. Мужчина встал со своего места, одной рукой взялся за лобовое стекло, а другой почесал в промежности.
   – Это еще что за явление? Кто это такие? – грубо задал вопрос старику офицер.
   Тот молчал.
   – Я тебя спрашиваю! Что это за клоуны? Ты что оглох?
   – Мы издалека, из провинции Намиб, идем на север к родственникам, – вмешался в разговор Бэйкер. – Знаем, что сейчас в стране идет война, но мы никакого отношения к политике не имеем. Мы совершенно мирные люди. Около семнадцати лет работали на медных рудниках в Намибии, на месторождении Цумеб, хотя почти ничего не заработали.
   Офицер вышел из машины, подошел к девочке и стеком подцепил медальон, висевший на ее шее.
   – А это тоже из Намибии? – начальник повернул голову на бок как умная собака и посмотрел на Бэйкера. – Наверно, из тех скудных заработков, которые вам удалось получить на трудной работе. Мне очень жаль, что вы, ребята, так наломались вдали от родины и почти ничего не получили взамен. Только рваную одежду, да стоптанные кроссовки. А, может быть, эта безделушка из Америки? Ты кого хочешь ввести в заблуждение со своим корявым языком, свинья? В зеркало ты на себя смотрел? На свою морду? Я тебя спрашиваю. Ты видел свою рожу в зеркале? Вот мои ребята из провинций Куандо-Кубанго, Кунене и Мосамедиш или, по-новому, Намиб. Сравни себя с ними. Думаешь сумел меня на кривой козе объехать, думаешь я в твою сказку сразу же и поверил, харя. Ну ничего. Здесь не место для собеседований. В деревне поговорим подробнее и с пристрастием. Вы мне оба там расскажите обо всем, даже о том, чего сами не знаете. Вы у меня еще запоете райскими голосами, суки. Мои ребята уж постораются выбить из вас чистейшую правду, мрази.
   Атмосфера накалялась.
   – Ты, старик, собирайся. Сейчас вместе с девчонкой тоже поедешь с нами. Ну, а для вас места в машинах уже нет, – обратился офицер к Бэйкеру и Риду, – поэтому придется бежать сзади… Мы привяжем вас к машине. До деревни недалеко, а ехать мы будем медленно.
   Солдаты в автомобилях засмеялись.
   Начальник поднял левую руку и два чернокожих воина выпрыгнули из второй машины.
   Разговоры закончились и для разведчиков наступало время незамедлительных, фактических действий.
   – Стойте! – быстро заговорил Джо. – Пока еще не поздно я хочу выдать чрезвычайно важную для вас информацию. Вы сами потом будете нас благодарить. Спасибо скажете. Пусть эти двое отойдут отсюда подальше, – Бэйкер указал на старика и девочку. – Я скажу вам один чрезвычайно важный секрет. Государственная тайна!
   – Какой еще секрет? Какая там государственная тайна? Что ты мне голову дуришь, чучело! – обнажив зубы прошипел офицер.
   – Уберите их. Эта информация только для вас. Предупреждаю… Повторяю, все очень серьезно и важно.
   – Идите! – начальник махнул рукой.
   Старик и девочка пошли прочь от хижины.
   – Ну, давай! Что у тебя там?
   Джо замялся. Тогда черный начальник, а вслед за ним и солдаты с оружием двинулись к нему и Эвансу.
   – Не подходите близко! У нас очень заразная и опасная эпидемическая болезнь! – остановил рукой приближающихся Джо и обернулся на уходящих деда и его внучку.
   – Что ты болтаешь, дурак? – наконец-то, понимая, что его обманывают, прорычал офицер сепаратистов.
   Бэйкер незаметно выдернул кольцо из чеки гранаты, находившейся в его узелке.
   – Здесь вся самая важная и нужная для вас информация! Ознакомьтесь! – скороговоркой объяснил Джо, размахнулся и бросил свой узелок солдатам второй машины.
   – Не прикасаться! – закричал сорвавшимся голосом офицер.
   – Два, три! – Джо и Эванс бросились на землю.
   В эту же секунду раздался взрыв, от которого колеса заднего автомобиля разлетелись в стороны на десять метров. Одновременно с двух точек ударили автоматы прикрытия Федотоффа, уничтожив оставшихся еще в живых, но оглушенных сепаратистов.
   Бэйкер и Рид пошатываясь поднялись с земли, выплевывая изо рта песок, ощупывая головы и конечности.
   – Этот гнус обозвал меня мразью. А я ему ни одного слова плохого не сказал. Сам он мразь, – Эванс остановился у лежащего на земле офицера, аккуратно прошитого пулями.
   – Не надо так переживать, не одного тебя оскорбили. Я, например, тоже мразь, – успокоил его Джо. – Кривую козу еще какую-то приплел.
   Из-за дальнего куста с президентской улыбкой на лице вышел счастливый Федотофф.
   – В ушах-то, небось, звенит? Дай-ка я тебе пальцем в ухе покручу, – произнес он, приближаясь, демонстративно приготовив мизинец правой руки для проворачивания в ухе Бэйкера.
   – Ушами я сам займусь. Посмотри-ка лучше сможем ли мы прокатиться на этом чудовище, – взявшись обеими руками за голову с трудом произнес Бэйкер.
   – Это совершенно невозможно. Задние колеса пробиты и в мотор попало несколько пуль, – весело ответил Джим, присев около первой машины.
   – А что будем делать с этими двумя? – Черемхи указал на прячущихся за деревом старика и девочку. – Они свидетели, все видели и теперь уже слишком много знают.
   – С ними мы делать ничего не будем, – ответил Бэйкер. – Эти местные жители нам никакого вреда не причинили. Напротив. От девочки мы получили важную информацию. Согласно полученным сведениям, заложники, которых мы ищем, находятся не очень далеко отсюда, в деревне.
   – Лучше их убрать, – Черемхи перешел на шепот, – из-за них все может полететь к чертовой матери.
   – Ничего никуда не полетит. Тут тебе не нью-йоркское метро с частым движением поездов. Когда они сюда еще приедут? Раньше их успеем, если пошевелимся. Зачем брать лишний грех на душу?
   – На какую душу? Какой грех? – начал распаляться Черемхи. – Нас здесь никто из них жалеть не станет, окажись мы в аналогичной ситуации. Неужели объяснять надо.
   – Кончайте балаган ребята, – сказал приблизившийся к спорившим Федотофф, – времени у нас нет и перед сепаратистами мне отчитываться не очень хочется. Как я объясню весь этот развал? А этим двоим теперь тоже, я думаю, не выгодно с военными встречаться и беседовать о том, что здесь произошло. Слишком много вопросов им зададут. Вопросов точно будет больше, чем ответов. Им же и дороже все обойдется. Для них лучше смыться отсюда. Мол ничего не видели, не слышали и не знаем. Были в другом месте. Это проще. Так что пусть сами обо всем думают и решают, что делать. Если у старика голова не только прибор для шляпы, он сообразит как поступить в таком положении. Будучи простаком, он, очевидно, не дожил бы до старости. Хотя бывает, что и идиоты долго живут.
   – Они же все расскажут, – опять начал Черемхи, – они здесь все за одно. Мы для них враги, чужие. Ты хорошо за них проблему решил. Ничего не видели, ничего не скажем. Нам это не выгодно. Зачем им это надо, нас покрывать. Еще как видели! Все расскажут, как пить дать.
   – Не надо. Бэйкер прав. Не побегут они сразу же в деревню, хотя до нее и десять километров, и скот не бросят, а кто сюда в ближайшее время еще опять приедет? Здесь что центр вселенной? Может быть, у сепаратистов очень много патрульных машин? Хотя всякое может случиться. Этих военных на двух машинах могут спохватиться и начнут искать. Восемь человек и две машины. Это не шутка все же. У них сейчас особое положение. А сепаратисты работают, похоже, оперативно. Поэтому давайте-ка закончим разговоры и обмен впечатлениями. Вот и все. Во всяком случае нам сейчас нужно торопиться и с нашей важной информацией как можно скорее вернуться обратно, к своим, – быстро проговорил Федотофф. – Этим и займемся.
   Все семеро, не выходя на дорогу и под прикрытием кустов, поспешно отправились в обратный путь.


   Глава IV. Освобождение заложников и вторая потеря.

   Час спустя разведчики и пять человек прикрытия вернулись к перекрестку дорог, где их ждала основная группа.
   – По полученной от местных жителей информации, – начал отдавать рапорт Бэйкер, – заложники действительно находятся в том месте, куда мы направляемся. Во всяком случае вероятность этого велика. Однако перепроверить эту информацию еще раз не удалось – помешал патруль сепаратистов, который пытался поставить нам палки в колеса. С ним удалось покончить. Надо идти в деревню. Тогда точно узнаем, где пассажиры. Но более чем на пятьдесят процентов уверен, что пленники там. Кроме того, они нашли Чунку. Возят его голого в кузове грузовика по деревням. Спрашивают, не видел ли кто его раньше. Интересуются не было ли здесь других, как они говорят, китайцев.
   – Вот это уже совсем плохо, – покачав головой, сказал Капенда. – Наверняка сепаратисты связали эту находку в болоте с визитом двух вертолетов. Хорошо, что они не догадываются кто в действительности прибыл на их территорию и в каком составе. Чунка их с толку сбил. Пока. А что если догадываются? Все это, разумеется, вопрос времени и времени небольшого. Конечно же, перебитый патруль они скоро отыщут. Тут уже вопросов никаких не будет. Всех поднимут, чтобы нас найти. А если еще и поговорят со стариком и девочкой все станет предельно ясно. Янки приехали за своими. И Чунке мы с этим раздеванием тоже «удружили». Но другого выхода у нас не было.
   – Ему уже все равно, одет он или раздет. Потом в Африке никого голым человеком не удивишь. Тут почти все голыми щеголяют. Может быть, только у премьер-министров есть пиджаки, а у некоторых из них еще и брюки. А вообще-то самая популярная одежда широких масс мужского населения – это чехол для пениса, – сразу же высказался Бэйкер и состроил гримасу, сильно выпучив глаза. – Правда, желто-беленькие попадаются редко. Для местного населения такие обнаженные представляют определенный интерес.
   – Так. С этим все, вроде, понятно. Твое мнение принимаем к сведению. Пятьдесят процентов, что заложники в известной нам деревне. Хорошо. А ты что скажешь, Джим? – обратился к Федотоффу Капенда.
   – Я на сто процентов уверен, что никто из патруля сепаратистов ходить по этой земле никогда не сможет и рассказывать анекдоты тоже.
   – Вертолеты, Чунка, патруль, местные скотоводы… Да, счет времени у нас уже идет не на часы, а на минуты. Джо, настройся на волну сепаратистов. Что у них там?
   Бэйкер надел наушники.
   – Про патруль еще, очевидно, ничего пока не знают. Никаких разговоров на этот счет нет. В противном случае был бы большой шухер.
   – У них все так. Никаких разговоров, а машины заездили туда и обратно. Все спокойно, а Чунку нашли, – огрызнулся Стэн, – эти черти только на вид такие сонные, а работают быстрее, чем мы.
   Джо наморщил лоб и еще несколько минут слушал переговоры сепаратистов, после чего снял наушники и с серьезным видом обратился к Стэну.
   – Командир, к вечеру в интересующую нас деревню должен придти большой автобус и еще одна машина сопровождения с какой-то базы этих отщепенцев. Автобус мест на двадцать или больше. В деревне ждут его.
   Ну, вот теперь все ясно! Они хотят для подстраховки, наверно, увезти заложников из этого ненадежного района в другое место. Вглубь своей территории. Вся наша акция может вот-вот провалиться. Нам нельзя сейчас терять ни одной минуты! Моментально собираемся и как можно быстрее к деревне. Мы должны успеть в нее до прихода этого поганого автобуса, да еще и встреч с патрулями избежать. Как и прежде будем двигаться вдоль дороги двумя отделениями. Вот здесь срежем путь и выгадаем немного времени, – Капенда быстро развернул карту. – Все смотрите. Сначала у меня, потом на своих картах отметьте. Ясно? Что не понятно?
   – Понятно, – за всех ответил Ждано.
 //-- * * * --// 
   В деревне, имевшей круговую планировку, заложников сепаратисты содержали в центре ее, рядом с деревенским домом собраний, в большом сарае с земляным полом, на который была набросана солома. Охрана осуществлялась силами взвода солдат круглосуточно. Со времени пленения американцев, их ни разу из сарая не выводили, даже по нужде. Для отправления естественных потребностей было предусмотрено небольшое помещение внутри его, за загородкой, где находилась выгребная яма, специально для заложников вырытая. Никаких разговоров с ними ни командиры, ни солдаты сепаратистов не вели. Кормили два раза в сутки овощной похлебкой и вареной кукурузой. Для питья была приспособлена плохо отмытая железная бочка из-под бензина с отрезанным верхом. Поэтому на поверхности питьевой воды то и дело появлялись радужные масляные пятна.
   Несколько дней жизни в сарае выявили из числа его обитателей-узников своеобразных лидеров этой маленькой общности. Ими стали Вук Джуранович и Луис Филипп Стефано, американец имевший португальские корни. Оба завоевали авторитет среди заложников за свою смелость и исключительно мужественное поведение. Оба были жестоко избиты охранниками в превый же день пленения. Один за свое португальское происхождение, другой за то, что заступился за Стефано, когда его били солдаты сепаратистов.
   С самого начала неволи оба начали разрабатывать несколько вариантов побега, главным из которых было бегство на захваченных у сепаратистов средствах транспорта на север, где были территории, контролируемые законным правительством. Активное содействие в этом оказывал им штурман самолета, очень опытный с своем деле человек, умевший в ночное время суток прекрасно ориентироваться в пространстве по звездам. Все остальные заложники план побега во время тайного совещания в одну из ночей одобрили. Одобривших было большинство. Остальные молчали и от высказываний отказались. Это было расценено как молчаливое согласие. Что у каждого заложника было в действительности на душе, однако, никто из них сказать прямо в сарае не решился. Естественно, не все желали испытывать судьбу именно таким способом, под пулями, тем более, что сепаратисты обещали в случае попытки побега треть пленников, в назидание другим, для остраски, немедленно перестрелять. Для Стефано на этот случай начальником охранявших американцев солдат была уготовлена особая участь. Он пообещал поступить с ним так, как поступал, по его словам, ранее неоднократно с португальскими военнослужащими, попадавшими в плен к партизанам во время войны за независимость Анголы – распороть живот одним ударом большого острого ножа. В связи со всеми этими заявлениями и какой-то крайней и непонятной нервозностью сепаратстов мероприятие требовало чрезвычайного риска. Погибнуть во время побега мог каждый или все. Но высказаться против мнения большинства никто пока не отважился. Да и негуманное обращение и скотские условия этому также препятствовали.
   Вечером 8 апреля возможность вырваться на свободу заложникам предоставилась. На небольшую пыльную площадь перед бараком, находившимся слева от деревенского дома собраний, подъехали заляпанные засохшей грязью большой автобус и джип. Всех заложников выгнали наружу и посадили на землю у стены сарая под присмотр рядового сил сепаратистов, вооруженного американской автоматической винтовкой. Спереди от автобуса находилась вышка, на которой был установлен крупнокалиберный зенитный пулемет, с сидящим чуть пониже него солдатом. Солдат свесил с вышки ноги вниз и тряс в руке бензиновую зажигалку, уже третий раз пытаясь прикурить от нее. Позади от автобуса стояло небольшое ветхое одноэтажное здание из дерева серого цвета, очевидно, административного назначения. Два человека из джипа и два из автобуса вышли из машин и начали тихо переговариваться между собой. Минуту спустя появился военнослужащий армии сепаратистов и обменялся приветствиями с приехавшими. После этого все направились к зданию и вошли внутрь его.
   Джуранович, незаметно приподнявшись чуть-чуть над землей, внимательно наблюдал за происходящим на площади. Он заметил, что водитель автобуса не унес с собой ключ зажигания. Водитель джипа тоже оставил в гнезде ключ, снабженный длинной блестящей цепочкой. Джуранович толкнул коленом Стефано и глазами показал на джип. Цепочка ярко блестела отражая солнечный свет.
   – Ну, что рискнем. Другого случая не будет. Похоже, они хотят нас увезти отсюда на этом автобусе. Я возьму на себя охранника. Солдат на вышке – твой, – как бы невзначай быстро шепнул Джуранович.
   – Вот я тебе сейчас поговорю, рожа, – как только можно коверкая английские слова выдавил из себя охранник, вытащив из слюнявого рта сигарету. – Хочешь я тебя на всякий случай огрею прикладом?
   Джуранович и Стефано посмотрели на солдата и чуть было не расхохотались. Правая сторона лица африканского воина была обезображена шрамом и полностью атрофирована. При ранении, очевидно, пострадал лицевой нерв. В сочетании с выпученными глазами, торчащими в разные стороны большими ушами и кривым ртом, солдат был похож на какого-то кукольного персонажа глупого детского спектакля. Стефано, едва сдерживаясь чтобы не засмеяться, сделал вид что закашлялся.
   – Я и не думал ничего говорить, я просто хотел попросить у вас закурить, – сказал Джуранович, сделав удивленное лицо и пожав плечами.
   – У меня? Закурить? На, кури! – с этими словами охранник бросил дымящийся окурок себе под ноги и туда же плюнул.
   – Можно? Да? – Джуранович приподнялся, встал на колено и потянулся за дымящимся остатком сигареты.
   Когда от руки до окурка оставалось несколько сантиметров, Вук неожиданно распрямился подобно пружине, в одно мнгновение вскочил и схватился левой рукой за винтовку охранника. Вслед за этим кулаком правой руки он со всей силы ударил солдата в челюсть. Охранник устоял на ногах, но оружие было уже у Джурановича.
   – А вот тебе и приклад! – Джуранович саданул чернокожего верзилу прикладом винтовки между глаз. Тот молча рухнул навзнич, широко раскинув руки.
   В это же время Стефано бросился к вышке, преодолев сорок метров за несколько секунд. Подобно обезьяне он стремительно начал карабкаться наверх. Солдат наверху, не ожидавший такого броска, засуетился, запутался в каких-то тряпках и упустил время. Стефано схватил его за одежду, пытаясь столкнуть вниз. Солдат был крупнее Стефано и выше его на голову. Чем закончилась бы эта схватка неизвестно, если бы не выстрел Джурановича. Пуля попала чернокожему солдату в голову. Он схватился за затылок, падая, ударился о перекладину в средней части вышки и провалился в пустой зеленый ящик из-под боеприпасов, стоявший на земле.
   На выстрел из одноэтажного дома выбежали все находившиеся в нем военнослужащие армии сепаратистов. И тут начал работать зенитный пулемет с вышки. От выбежавших солдат в одно мгновение ничего не осталось. Во все стороны полетели руки, ноги и куски обмундирования. Пулемет продолжал стрелять без перерыва.
   Разрывные пули попадали в строение и казалось, что домик сейчас будет полностью разрушен.
   – Быстро в автобус! – закричал Джуранович осипшим голосом пленникам, сидевшим вдоль стены сарая и еще не понимающим, что произошло.
   В конце деревни показалось около десятка человек в зеленой униформе, бегущих к центру и стреляющих на ходу.
   – Стефано! Туда смотри!
   – У меня кончились патроны!
   – Спускайся, черт побери!
   Джуранович дал в сторону сепаратистов короткую очередь.
   – Ну, что там? В автобус! Быстрее!
   Несколько заложников забрались в автобус и легли там на пол. Остальные уткнулись лицами в пыль в пяти-семи метрах от него. На другой стороне деревни появилась еще одна группа солдат. Пули засвистели у Вука прямо над головой. Стефано присел на вышке.
   – Спускайся оттуда! Спускайся, тебе говорят!
   Джуранович развернулся и, не целясь, выстрелил в другой конец деревни.
   Расстояние между сепаратистами, бегущими с двух сторон, и автобусом, стоящим на деревенской площади, быстро сокращалось. Стефано спрыгнул, наконец, с вышки и пригибаясь побежал к автобусу.
   – Заводи! Я прикрою.
   Джуранович нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало – магазин был пуст. Пули зажужжали сначала с одной стороны, потом – с другой. Несколько из них попало в окна автобуса, осыпав заложников, находящихся внутри, мелким стеклом, одна – в переднее левое колесо. Оно защипело и машина быстро начала накреняться вперед влево. У Джурановича подкосились ноги. Он попятился назад и сел на корточки у спустившего воздух колеса, прислонившись спиной к крылу. В автобусе заплакала женщина.
   – Вот и все! Конец! – Джуранович обхватил голову руками.
   – Дайм, посмотри-ка справа, что там? – вдруг совсем рядом, среди визга пуль и криков на непонятном языке, совершенно спокойно раздалась чистейшая английская речь.
   – Вижу! – вслед за этим последовала, как показалось Вуку, прекрасная очередь из пулемета, сравнимая, разве что, с барабанной дробью большого барабана какого-нибудь известного симфонического оркестра.
   – Трое туда! А вы прочешите все с этой стороны. Остальным занять позиции как было раньше сказано. Бэйкер! Разворачивай рацию и дай позывные для вертолетов.
   Через минуту выстрелы прекратились и наступила вдруг какая-то странная тишина. На середину деревенской площади с автоматом под мышкой вышел Капенда.
   – Граждане Соединенных Штатов Америки! Без нервов и не дергаемся! Мы – свои, американские военнослужащие специальной группы по борьбе с террористами, сепаратистами и прочей там швалью. Прилетели сюда для того, чтобы освободить вас. Раненные есть?
   Ошарашенные спасенные, начали выползать из автобуса и подниматься с земли.
   – Все встали и подошли ко мне для инструктажа. Побыстрее, пожалуйста. Должно быть двадцать два человека: пять женщин и семнадцать мужчин. Осмотрелись и выявили, все ли на месте, – Стэн пересчитал людей слева направо по головам. – Все точно. Двадцать два. Спрашиваю еще раз. Кто-нибудь ранен? Нет. Отлично!
   – Теперь несколько основных правил. Прошу запомнить их как молитву перед едой. Самый главный здесь я. Пока мы все на неприятельской территории подчинение любому бойцу группы беспрекословное. Сейчас мы, возможно, улетим отсюда, но если вертолетов не будет поедем на автобусе или пойдем пешком. Все время держите в поле зрения друг друга, своего соседа, и о любом, на ваш взгляд, странном, небычном и неординарном явлении немедленно докладывайте. При первом же выстреле, не важно кем сделанном, сразу же ложитесь на землю, но все время смотрите на меня, моя фамилия Капенда, или на моего заместителя Джонсона. Вон он идет. Необходимо это для того, чтобы получить в нужный момент ценное указание – лежать, ползти или бежать. А если бежать, то куда бежать. Ясно? Во время движения советую громко не разговаривать, а лучше вообще молчать. Когда не будут стрелять, но нужно будет лечь, я два раза махну вверх-вниз рукой, ладонью обращенной к земле. То же самое, но ладонь повернута к верху – встать. Понятно? Запомните еще два важных знака, которыми мы будем часто пользоваться. Если я поднимаю руку и пальцы сжаты в кулак, то все должны остановиться. Если указательным и средним пальцами я три раза помахиваю вперед, продолжаем идти. На привале никуда не отходите от группы. Во всяком случае далеко. По лесу не гулять. Все и каждый должны быть на своем месте. Это в ваших же интересах. Потом, если надо будет, я дам вам другие наставления. Пока все! Можете немного отдохнуть. Минут пять.
   – Ну, что там с вертолетами, Джо?
   – Никто не отвечает.
   – Черт! Я так и знал! Догадывался, что так и будет! Продолжай вызывать.
   А ты, Рид, послушай какие там проблемы у наших недавних и, очевидно, будущих противников. МакКарни, Черемхи! Осмотрите автобус, проверьте мотор. Если все в порядке, пробитое колесо замените запасным. Вы двое помогите им.
   – Есть, сэр!
   – Как там с вертолетами? – снова обратился Стэн к Джо.
   – Ноль, сэр!
   – А у этих как, Эванс?
   – Похоже, что никто ничего еще не знает. Ну, как всегда. А в деревне они просто не опомнились, сэр!
   – Это хорошо, что не опомнились. А сколько солдат было в деревне? Джонсон?
   – Кажется, человек двадцать, сэр! Да четверо приехали откуда-то. Так они здесь все и валяются. Мы достали их всех. Так что некому опоминаться. Деревенские жители все разбежались. Чтобы у них были какие-нибудь особенные средства связи, не думаю.
   – Это ты не думаешь. Но пока все, вижу, хорошо. Что с автобусом?
   – Все нормально, сэр! С мотором все в порядке, а колесо быстро заменим. Еще несколько минут и можно будет ехать, – выкрикнул Черемхи.
   – Попробуем рвануть по дороге на север, пока светло. Может быть, километров пятьдесят-шестьдесят, а то и больше, успеем проскочить. Алексон! Людей на джип и два пулемета. Пусть едут впереди. И смотреть в оба.
   – Есть, сэр!
   – А мы все на автобусе – сзади. Джо! Без перерыва пока посылай условные позывные для вертолетов. Эванс! Рацию на колени и все время слушай о чем говорят сепаратисты. Они скоро обязательно поймут, что их обставили.
   – Как там у вас? Черемхи?
   – Почти все готово. Закручиваем последнюю гайку. Автобус стал как новый.
   – Отлично! МакКарни садись за баранку джипа и давайте уже вперед. Черемхи – за руль автобуса.
   Четыре человека сели в джип и он покатил по дороге на север.
   – Дамы и господа! Прошу вас в автобус. Не задерживайтесь, пожалуйста. Быстрее. Через несколько минут мы с комфортом покинем эту деревню, которая вам потом еще не раз приснится, – громко сказал Капенда.
   Бывшие заложники, все еще не веря в чудо освобождения, направилсь к похожему на решето автобусу. Из всех проходящих мимо, Стэн обратил внимание на слегка прихрамывающую девушку. На одной ее туфле был высокий каблук, на другой каблука не было вообще.
   – На такой ножке мы далеко не уйдем. Позвольте-ка вашу левую туфельку.
   Девушка сняла туфлю и протянула Стэну. Тот взял ее и тремя пальцами правой руки, безо всякого труда, будто это был лепесток ромашки, оборвал каблук.
   – Возьмите. Теперь, по-моему, стало лучше.
   Девушка надела обувь и с некоторым сомнением кивнула головой.
   – Но это еще не все.
   Стэн достал из наружного кармана куртки большой носовой платок зеленого цвета, разорвал его на две части и попросил девушку поставить ногу на ступеньку лестницы входной двери автобуса. После этого он подвязал частью платка туфлю к ступне, а концы его закрепил узлом на щиколотке.
   – В автобусе то же самое сделайте со второй туфлей. Вот вам другая половинка платка. Так обувь не будет сваливаться при ходьбе и беге. Мы же ведь не только на автобусах здесь будем разъежать.
   – Благодарю вас, мистер Капенда! Меня зовут Дэзи, Дэзи Фрэдман.
   Девушка открыла рот чтобы сказать еще что-то, однако Капенда вежливо оборвал ее речь.
   – Простите, пожалуйста, но у нас уже совсем не остается времени. Потом договорите и все расскажите, а теперь прошу вас в автобус.
   Когда все разместились в автобусе, из которого во все стороны торчали стволы пулеметов и автоматов, Стэн прошел вперед к водителю, сел рядом с ним на ящик, прихваченный у вышки, и приказал Черемхи ехать вслед за джипом с максимально возможной быстротой.
   На ужасной проселочной дороге Черемхи выжал из автобуса, неизвестно где и в каком году произведенного, все, на что тот был способен. Педаль газа, по выражению Ника, он выдавил из автомобиля до земли. Гонка со страшной тряской продолжалась около часа и машина преодолела до окончания светового дня никак не менее пятидесяти пяти-шестидесяти километров.
 //-- * * * --// 
   Когда было уже совсем темно, Балоботя, сидевший в джипе рядом с МакКарни и не отрывавший глаз от бинокля ночного видения, сообщил водителю о каких-то подозрительных движениях впереди. МакКарни нажал на тормоз. Тут же неожиданно раздалась пулеметная очередь и несколько одиночных выстрелов. Бойцы моментально выскочили из джипа в разные стороны и открыли ответный огонь.
 //-- * * * --// 
   Услышав впереди пулеметные очереди и отдельные выстрелы, Капенда отдал приказ остановить автобус.
   – МакКарни! – громко крикнул Стэн в приемопередатчик. – Что у тебя там? МакКарни! Ты слышишь меня?
   Капенде никто не ответил.
   – Черт! Ждано! Второе отделение вперед! И все время будь со мной на связи. А ты включай фары и найди место, где можно загнать автобус в лес, – обратился Капенда к Черемхи. – Пусть подольше гадают куда мы провалились, пусть поищут. Ночью искать будет посложнее и мы сможем от них уйти.
   Бойцы второго отделения быстро скрылись в темноте. Пассажиры вышли из машины наружу, а Черемхи нашел удобное место, съехал с дороги в кусты и на медленной скорости завел автобус метров на двести пятьдесят в лес, в то время как оставшиеся солдаты первого отделения приложили все свое старание для того, чтобы замести следы и сделать непонятным, куда делась с проселка машина.
   Выстрелы продолжались еще некоторое время. Переговорный аппарат Стэна молчал. Однако минут через десять молчавший аппарат ожил – заговорил Ждано.
   – Все в порядке. Сейчас будем у вас.
   Прошло еще минут двадцать и из зарослей вышли люди Ждано и МакКарни.
   – Ты почему молчал? Я чуть заикой со страху из-за тебя не стал, – театрально возмутился Капенда, посмотрев на МакКарни.
   – Стэн, у меня руки были заняты, мне пришлось работать не только оружием, но и кулаками. Они нас ждали, падлы, и напали совершенно неожиданно. Мало того, еще и наш джип сожгли, говнюки!
   – Ну, джип, положим, был не наш. Они сами себе навредили… Хорошо! На дороге нам больше делать нечего. Джо! Последний раз запроси вертолеты. Дальше уже бессмысленно будет их вызывать. Только свои координаты будем раскрывать. А нам всем придется сделать отсюда небольшой ночной бросок. Джонсон, командиры отделений! Ко мне!
   Капенда развернул карту и зажег фонарь.
   – Сейчас уходим в лес, подальше от дороги. Я не удивлюсь, если нас везде ждут. Они знают, что мы распологаем рацией, в связи с чем либо прекратят переговариваться по радио, либо начнут употреблять жаргон, который нам будет непонятен. Пойдем не на север, а на северо-восток вот этим путем. Видите, вот сухая местность, неширокая полоса между болотами. Придется сделать крюк, но вероятность того, что нас будут поджидать здесь меньше, во всяком случае основные силы для нас они сосредоточат на кратчайшем направлении к северу – на дороге и поблизости от нее. Я так думаю. Здесь, на этой полосе, сепаратисты если и оставят людей, то только для самоуспокоения, немного. Какие будут мнения?
   – Все правильно, – сказал Джонсон, – можно уйти вообще на восток. Там нас уж точно не ждут, но с такой компанией и при отсутствии всякой помощи, на которую уже нечего надеяться, мы и без сепаратистов загнемся.
   – Джонсон организуй людей для похода, – приказал Капенда. – Алексон! Четыре разведчика вперед. Внимание предельное. Ждано! Троих оставь сзади и по два человека с боков. Отправляемся через три минуты. С вертолетами как?
   – Никак, – отетил Бэйкер.
   – Понял. Джонсон, командуте.
   – Значит так! Сейчас снимаемся с этого места и через лес идем на северо-восток, – обратился к освобожденным Джонсон. – За ночь нужно уйти отсюда как можно дальше. Хотя это и трудно, постарайтесь. Я так понимаю, что все могут идти своим ходом. До территории занятой правительственными войсками примерно сто двадцать пять километров. Надо как-то собраться и преодолеть их. Через каждые два часа пути будем отдыхать. Если добудем по пути транспорт, проблем будет меньше. Помогайте друг другу, а мы будем помогать вам. Ну, все. Пошли!
   Бойцы и пассажиры самолета двинулись вслед за ушедшим дозором. Три солдата остались сидеть на кочках.
 //-- * * * --// 
   Отряд шел в потемках в нужном направлении около четырех часов. Один раз люди отдыхали. На час ночи Стэн запланировал еще один привал. Но именно в это время для бойцов группы Капенды и спасенных американских граждан началось одно из самых трудных испытаний. В 0:57 один из четырех разведчиков первого отделения, Эндрю Робертс, сообщил, что наблюдает впереди около двадцати солдат противника. В ту же минуту раздались выстрелы и автоматные очереди. Почти одновременно с докладом Робертса на связь с Капендой вышел Алек Трюкман, прикрывавший с двумя бойцами отряд сзади. Трюкман доложил, что примерно десять сепаратистов наступают им чуть ли не на пятки и, что его прикрытие вынуждено принять бой. Капенда дал команду разведчикам закрепиться и, меняя позиции, сдерживать неприятеля минут десять-пятнадцать. После этого он направил на подмогу Трюкману всех оставшихся бойцов второго отделения во главе с Ждано с целью разделаться с преследователями.
   Когда отделение Ждано, уничтожив противника вернулось, Капенда решил идти на прорыв. Оставив двух человек для прикрытия сзади и по два с флангов, он двинул всех людей группы вперед. Силы, противостоящие американцам, оказались более значительными, чем об этом сообщила ранее разведка. Но это ничего не меняло и нисколько не смутило Стэна. Автоматчики дали по сепаратистам подряд три залпа из подствольных гранатометов и, не давая противнику опомниться, открыли шквальный огонь из автоматического оружия. Под прикрытием их огня пулеметчики продвинулись вперед метров на сорок. Затем они залегли и в свою очередь прикрыли автоматчиков, проскочивших еще около тридцати метров в том же направлении. Потом то же самое было повторено дважды. Люди работали четко, слаженно и без сбоев, как механизм хороших швейцарских часов. Каждый выполнял свою работу, не мешая другому. Казалось, что все происходящее сейчас уже было давно, здесь же и в этих условиях, хорошо отрепетировано, подобно тому, как это происходит на съемках какого-нибудь фильма. И если не тела убитых, со стороны можно было бы подумать, что идет какая-то игра, со сценарием известным всем ее участникам.
   Бой в темноте продолжался не долго. Через пятнадцать минут Алексон доложил, что путь свободен. Стэн опять отправил вперед разведку, приказав Джонсону как можно быстрее вывести освобожденных и остальную часть своих людей в безопасный район. Спрятавщиеся или раненные враги в любой момент снова могли открыть огонь. Сам Капенда с двумя солдатами на всякий случай немного задержался, чтобы еще раз лично убедиться не остался ли кто-нибудь из его отряда на месте схватки. И тут произошло непредвиденное. Неожиданно, справа, из болота, как будто из-под земли, выскочило шесть сепаратистов, каким-то образом скрытно приблизившихся к бойцам специальной группы. Расстояние было столь мало, что пришлось стрелять почти в упор. Замешательство было секундным и Стэну удалось увеличить дистанцию. Однако отступили только Капенда и Когит. Сависски остался лежать на земле.
   – Эрик! Прикрой меня! – крикнул Капенда и бросился к лежащему.
   Когит выстрелил из гранатомета и, когда Стэн был уже у Сависски, с разбега перепрыгнул через них обоих, пустив в прыжке длинную очередь веером по кустам.
   – Что с тобой? – торопливо заговорил Стэн, взяв Сависски за плечо.
   – Все нормально, командир, – Майкл привстал, но тут же снова упал на четвереньки.
   – Дай руку сюда, – Стэн приподнял Сависски, после чего взвалил его себе на спину. – Не давай им поднять головы, Эрик! Я отхожу!
   Позади показалось еще несколько фигур. Стэн, придерживая Майкла за ноги, дал по ним три короткие очереди и, пригнувшись, начал зигзагами отходить в сторону ушедшего отряда. Через три минуты Капенду догнал запыхавшийся Когит, а еще через столько же прибежал Ждано с семью бойцами, которые с помощью приборов ночного видения быстро распределили между собой цели и разделались с оставшимися сепаратистами.
   Удалившись от места перестрелки метров на сто, Стэн и Эрик поменялись ролями – дальше Сависски тащил на себе Когит. Стрельба продолжалась еще несколько минут. В основном это были выстрелы сепаратистов и по-сумасшедшему работавший пулемет Шаберштейна. Карабины других бойцов Ждано стреляли бесшумно. Затем наступила общая тишина.
   Около двух часов ночи вернулся Ждано и бойцы его отделения. Весь отряд был в сборе. Эльсон и Вчерашни перевязали рану Сависски и уложили его на носилки. Капенда вызвал к себе Джонсона и командиров отделений.
   – Еще минут тридцать мы можем передвигаться по твердой почве. Дальше идти уже будет опасно. Они наверняка соберутся и приготовят новую засаду. Судя по всем недавним событиям, намерения у сепаратистов серьезные и просто так они нас не оставят. Вот здесь самое удобное для засады место, – Стэн ткнул пальцем в карту. – Чтобы избежать ее и запутать следы придется идти болотом. Здесь мы свернем налево, – Капенда опять указал место на карте. – Будет трудно, но это единственная возможность обойти сепаратистов, не встречаясь с ними еще раз в этом лесу. Джонсон, командуйте!
   – Джонсон подошел к изнемогающим от усталости пассажирам самолета, сидящим и лежащим на земле, и с оптимизмом, никем не разделяемым, заявил, что всем сейчас придется пробежаться полчаса по лесу, а потом прогуляться около двух или более часов по болоту.
   – Встали и быстрым шагом пошли. Быстро! – скомандовал Джонсон.
   Помогая друг другу, бывшие заложники собрали последние силы и безропотно двинулись за задававшими тон несколькими солдатами.
   – Скорее, скорее, – подбадривал их Джонсон. – И ты тоже не отставай, дефективная. Молодая, а хромаешь на обе ноги. Хватит притворяться. Шевели копытами, – решил шуткой поддержать Дэзи Фрэдман Ник.
   – Это вы дефективный, а не я. У вас дефект в мозгах! – раздраженно ответила Дэзи.
   – Прекратить разговоры! – приказал Капенда. – В другом месте болтать будем.
   После тридцати минут сумасшедших гонок по сухому лесу отряд свернул в болото. Движение резко замедлилось. С большими трудностями, по колено в воде, за несколько часов люди преодолели болотистый участок и, когда было уже совсем светло, снова вышли на твердую почву. Стэн разрешил сделать привал и вызвал к себе Джонсона.
   – Пока люди не отрубились, проверь всех по списку, а я постою рядом и посмотрю.
   Джонсон начал перекличку с дам, вид которых был далеко не идеальным с их растрепанными волосами, рваными костюмами и платьями и грязными лицами. Потом он стал перечислять фамилии мужчин, таких же чумазых, полностью потерявших в антигигиенических условиях сепаратистской неволи индивидуальность. Люди Капенды были по сравнению с ними почти королями. Стэн внимательно наблюдал за происходящим со стороны.
   – Джорж Стоун, Кристиан Бауер, Вук Джуранович…
   Стэн по своему обыкновению прищурился и внимательно посмотрел на человека, последним сказавшего «я».
   – Вот он какой Джуранович, – подумал Капенда, продолжая пристально разглядывать серба, пока Джонсон называл остальные фамилии.
   Перед Джонсоном, в группе людей, стоял среднего роста, нормального сложения, мускулистый, с темными волосами и серыми глазами мужчина. Он был энергичен и импульсивен. Казалось, что трудный переход нисколько не повлиял на него и он хоть сейчас был готов к новым активным действиям. На основании рассказа Курла, Стэн уже сложил мнение о том кто такой Джуранович. Оценка Курла полностью совпадала с тем, что увидел Капенда, который в этом мнении укрепился. Это был действительно индивидуум представлявший из себя человека выделявшегося из числа всех других по своему внешнему облику и поведению. Стэн таких в жизни встречал, хотя и редко. Все они также были никем не признаны, чрезвычайно высокого о себе мнения, талантливые люди – художники, поэты, писатели, деятели искусства, живущие в своем, самими ими созданном мире. Окружающие таких субъектов обычно считают выскочками, пытающимися высунуться на голову над всеми другими. Людям непризнанные таланты, как правило, не нравятся. Всем не нравятся те, кто лезет выше их. Они считают, что таких надо осадить и подравнять с другими. В результате этого возникает противоречие между гениями и посредственностями. Чаще всего это ведет к трагедии, главными действующими лицами которой становятся страдающие гениальности, не желающие чтобы их все время осаживали и опускали обратно, стремящиеся преодолеть уравнительные законы обывательского большинства, не желающие жить в соответствии с ними. Да и к признанным талантам обыватель нередко относится с завистью, так как сам из себя ничего не представляет. Примеров этому у Капенды в жизни было много. Теперь к ним добавился еще один.
   – «Хорошо», – опять подумал Стэн, – «надо к этому другу присмотреться повнимательнее».
   Командиры отделений расставили охранение и раздали всем сухой паек. Некоторые из освобожденных повалились на землю, не в силах двинуться от усталости, другие, сидя на траве, начали есть.
   Проглотив нехитрый завтрак, Капенда подошел к лежащему под деревом Сависски и присел перед ним.
   – Как дела? Еще пара переходов, ну, от силы три-четыре, а там без проблем. Надо чуть-чуть потерпеть. Сможешь? Вижу, что сможешь!
   – У меня-то все нормально, командир. А вот вы свое слово не держите, Капенда. Вы же раненных должны были оставлять там, где их ранили. Вы же сами так сказали перед нашей отправкой сюда. Как вас сейчас прикажете понимать? – хитро улыбнувшись, сказал Сависски.
   – Я так говорил потому, чтобы вы все не лезли зря под каждую дурную пулю и были осторожны. На людей такие слова оказывают всегда более действенное влияние, чем войсковые уставы и разные там увещевания. Понял, да? Давай, отдыхай теперь. Если нужно будет, зови Эльсона. Он сделает тебе укол.
   Стэн тихонько потрепал Майкла по плечу, встал и направился к Джонсону.
   – Проверь сколько у людей осталось патронов и гранат и доложи мне.
   – Есть, сэр!
   – Бэйкер! Что там слышно?
   – Они переговариваются по радио как и прежде, открытым текстом. Никого не опасаясь и ничего не стесняясь. Их радисты, наверно, на наши короткие шифрованные позывные в эфире не обратили внимания. Сейчас у наших «друзей» идет ругань с употреблением обидных выражений. Выясняют кто виноват в провале всей затеи с засадой и говорят о том, что основные силы сосредоточили якобы не там, где было нужно. Спорят правильным ли был их дурацкий замысел. Сепаратисты в ожидании нас подтянули к дороге почти двести человек и даже бронетехнику подогнали. Теперь кричат, что все было зря. Представляю какая у них там бронетехника.
   – Всегда приятно, когда другие в дураках, а не ты, – как бы сам себе ответил Стэн. – Так! А что еще?
   – Они ждут нас на сухой косе между болотами там, куда мы не пошли.
   – А точнее?
   – От нас приблизительно в пяти – шести километрах к юго-востоку.
   – Это хорошо, что ждут. Мы за это время вблизи от них немного отдохнем.
   – И еще. Они никак не могут понять, что мы вытворяем. Почему к нам не летят вертолеты и не приходит подмога. Они не понимают при чем здесь азиаты. Они до сих пор не знают состава группы и числа бойцов в ней. Недоумевают, почему их везде ждет неудача. Сепаратисты даже думают, что действует какой-то дьявольский замысел, возможно, и не связанный с заложниками, а направленный против их сепаратистского движения.
   – Дьявольский замысел! Надо же! Гражданские самолеты не нужно сбивать! Продолжай слушать.
   – Есть, сэр!
   – Джонсон, ну как там наши дела?
   – На два боя, минут по десять каждый, патронов хватит. А дальше может случиться окончательный крах. Помощи ждать не от куда и надеяться нам не на кого. Так что лучше нам от встреч с этими тварями уклоняться.
   – Да, если наши действия и маршруты будут непредсказуемы для них, мы и людей сохраним и патроны сбережем. Самое главное на мины не напороться. Но они же не станут расставлять их где попало. А угадать куда мы вдруг захотим пойти не сможет даже их начальник генерального штаба – самый главный, умный и прозорливый сепаратист.
   – Так. Теперь с тобой, – Стэн поманил пальцем Эльсона.
   Тот подошел и оба присели на корточки.
   – Что там с Сависски? – шепотом спросил Капенда, взяв врача за плечо.
   – Дело совсем дрянь, командир. Пуля попала в пах, раздробила бедренную кость и порвала все, что можно было разорвать. Он очень много крови потерял. Потом мы несколько раз окунули его в болотную воду. В такой жаре и таком климате разве можно заностить всякую грязь в организм? Гангрена обеспечена. Но я думаю, что он и без гангрены до завтрашнего утра не протянет. Госпиталь нужен и операция. В стационарных условиях. Немедленно. А так… – Вальдемар сложил губы трубочкой и выдул изо рта воздух, глядя в одну точку и медленно поворачивая при этом влево-вправо головой.
   – Сделай так, чтобы он меньше мучился. Дай таблетку какую-нибудь. Ты знаешь какую. Обколи наркотиками.
   – Уже сделал.
   – Хорошо. Будьте оба с ним рядом.
   Капенда закончил обход, завалился у дерева и, прислонившись спиной к его стволу, собрался закрыть глаза. Однако сделать этого не успел. Прямо перед ним выросла переминающаяся с ноги на ногу женская фигура. Это была Дэзи Фрэдман. Сейчас у Стэна было время рассматреть девушку внимательнее. Она как могла привела себя в порядок, отмыла лицо от крови и грязи. В облике Дэзи Стэн сразу же усмотрел знакомые черты. Она чем-то неуловимо напоминала ему Люси, с которой Капенда учился в юности в школе и расстался много лет назад. Дэзи не была красавицей и имела заурядную внешность, но некрашенные светлые и густые волосы, слегка волнистые, голубые глаза и маленькие нос и рот выгодно выделяли ее из числа двух других более рослых носатых пассажирок самолета и стюардесс, которые даже при очень загрязненной одежде бортпроводниц, пришедшей в болоте почти в полную негодность, с обгоревшими во время пожара в лайнере волосами, пытались быть эффектными и привлекательными. Дэзи была небольшого роста и по сравнению со Стэном выглядела как детская игрушка, но обладала складной, пропорциональной фигурой. На ней было легкое, в нескольких местах прожженное и испачканное кровью светлое платье без рукавов. На шее, на обыкновенном сером шнурке, висела маленькая деревянная фигурка какого-то чудища, выкрашенная в красный, зеленый и коричневый цвета. Через весь лоб проходила широкая, довольно глубокая ссадина, а предплечья были исчирканы несколькими мелкими царапинами от веток, полученными во время ночного передвижения по лесу.
   – Я не побеспокою? – Дэзи очаровательно улыбнулась.
   – Нет, что вы, – ответил Стэн, силясь припомнить когда он спал в последний раз.
   – Ваше изобретение с туфлями достойно самой высшей похвалы. Если не две половинки этого зеленого платка, мистер Капенда, я потеряла бы обувь в болоте. А босиком по этим колючкам и сучкам нельзя сделать и шага. Большое спасибо!
   – Пожалуйста! А что вы там с Джонсоном не поделили?
   – Вашему Джонсону с коровами надо общаться, а не с женщинами. У него шутки какие-то тупые и дремучие, а воспитание он получил, вероятно, на скотном дворе, в глухой провинции.
   – Напрасно вы так. Джонсон очень хороший парень и мой друг. Я его знаю с детства. Да, бывает, что шутит. Беззлобно. Если что и сказал не так… Не обижайтесь. А что у вас с ногам? Из-за туфель хромаете или при вынужденной посадке самолета повредили?
   – Конечно, при посадке. Чуть вывихнула. А вы о чем подумали?
   – Мы можем вам чем-то помочь? У Эльсона есть эластичные бинты.
   – Нет. Это совсем не страшно. И помогать мне не нужно. Скоро само пройдет, и без бинтов. Не обращайте на мою хромоту внимания.
   – Я вижу вам в этом путешествии вообще изрядно досталось, не только с ногами, – сказал Стэн, рассматривая ссадину на лице Дэзи.
   – Со мной все нормально. Все это ерунда, а вот человека из экипажа самолета, стюарда, страшно жалко. У него было оружие и он один из всех пытался нас защитить. В кошмарном сне не смогла бы себе представить более зверского убийства. Эти негодяи сто раз выстрелили в него и ударили мачете в живот, в еще живого. А потом всех нас предупредили, что если кто-нибудь попробует сбежать, то каждого третьего так же застрелят или зарежут на глазах у других. Я не сомневаюсь, что они сделали бы это. Я знала, что такие люди есть, но впервые с ними встетилась. Для них человеческая жизнь ничего не стоит. Совершенно ничего. Они избивали нас…
   – Я вас очень хорошо понимаю. Вы увидели такое, что далеко не каждому нормальному существу суждено увидеть в своей жизни. Но справедливость восторжествовала. Многие из ваших обидчиков получили свое.
   – Я не уверена, что все это справедливость.
   – Да, мы пришли сюда с оружием. Но почему? Они же ведь сбили безоружную машину. Как можно себе представить людей хладнокровно направляющих ракету в гражданский, мирный самолет? Вы могли все погибнуть еще в воздухе. А у нас было два основных варианта: либо они нас убьют, либо мы с ними разделаемся, чтобы вас вызволить. Вот и весь выбор. Кто прав и где тут справедливость? Некоторые говорят, что ее вообще нет, этой справедливости. Я думаю по-другому. Всеобщий закон справедливости существует и действует. Справедливость имеет, как я полагаю, разные формы и проявляется она не всегда одинаково, часто очень даже своеобразно. Однако так или иначе, те, кто заслужил наказание непременно рано или поздно его получают. И убийцы, и аферисты, и воры, и обидчики. Каждый свое. Кто-нибудь кого-то обманет, что-то выгадает для себя, радуясь своим проходимческим способностям, что-то скупит нечестно по дешевке, но на этом же, а может совсем и другом очень скоро проиграет, в десятки, а, может быть, и сотни раз больше. Сожгли дом, обокрали, сломана рука или нога, случилась болезнь с самим обманувшим или с его близким, умер любимый родственник и так далее. Еще. Обобрал одного, двоих, троих и более, во время общей беды людей, разбогател или присвоил что-то, пользуясь служебным положением, бессовестно прибрал к рукам не свое. Все это в прок не пойдет. Честно жить лучше, но от соблазна трудно удержаться. Украл на доллар, а боязни на сто. А если миллион украдешь? А? Тут и сумасшедствие у слабых особей рядом. Даже совсем нехороший человек при обмане, присвоении чужого, если живет за счет других, безвозвратно тратит нервы, что отражается на его здоровьи и может вызвать неизлечимую болезнь. Используя отнятое, наворованное или незаконно присвоенное, этот субъект хочет долго жить, но рано подыхает. Другие наоборот долго живут и от этого мучаются. Некоторые думают, что все это просто неудача или несчастье. Но это, однако, не что иное, как проявление всеобщего закона справедливости. С какой стороны придет наказание неизвестно. Но это будет не случайность, а именно наказание за содеянное. Любое преступление, подлость и обман обязательно влекут за собой расплату. Обязательно, как мне кажется. Может быть, и за грехи других кому-то придется расплатиться. Я и этого не исключаю. А невинно пострадавшим и незаслуженно обиженным Бог потом все равно воздает. Таково мое мнение о этой самой справедливости и оно подтверждается многими жизненными примерами, свидетелем которых я был.
   – Наверно, вы правы, но я слабо себе представляю как могут сочетаться справедливость и насилие, если даже последнее и требуется для достижения справедливости. Я, к примеру, совершенно не понимаю, какое удовольствие получают люди, ударяя кого-нибудь по лицу или наблюдая, как избивают других. Пусть даже это происходит на экране кино. А ведь получают же и смеются при этом.
   – Лично я ничего от этого не получаю, но это, к сожалению, жизненная необходимость. Бывает, что иначе нельзя. Сволочей намного больше, чем хороших людей и негодяев приходится останавливать. Недаром говорят, что силу может победить только другая сила. По этому же принципу нужно поступать и со злом. Зла-то больше на свете. Как с ним бороться? Добром? Так это усилит зло. Со злом нужно бороться его же оружием – злом. Иначе оно нас раздавит, вытрет о нас ноги и возрадуется.
   – У вас философский склад ума. С вами беседовать интересно. Даже очень. Вы умный и еще очень смелый. А как вы руководили людьми в бою! Все видела! – восторженно воскликнула Дэзи.
   – Я не лучше других. Ими и руководить не надо. Они сами все знают. Когда трудно, все должны быть в одинаковом положении, меньше всего думать о себе и не прятаться за спины товарищей. Было трудно, будет еще труднее, думаю. Однако я уверен в своих бойцах. Не всегда люди поступают так, конечно. Особенно во время войны многие что-то придумывают, чтобы отсидеться где-нибудь, спасая свою шкуру и бесценную для них самих жизнь, пока за них кто-то воюет и умирает. Гадко. Среди наших ребят такого не бывает. Все одинаково рискуют и друзей не подставляют. И не в деньгах здесь дело, хотя первоначально мы поехали сюда из-за них. Не хочу себя выпячивать и расхваливать, но я всегда руководствовался примером отца. Он презирал опасность и вызывался выполнять самые трудные задания добровольно. И выигрывал. Он никогда не мог долго грустить и был веселым. А те, кто постоянно думают о себе и своем благополучии, веселыми не бывают, только сумрачными. На смерть они под любым предлогом не пойдут. У них не до шуток. Им надо за себя переживать и этим они себя в конце концов губят.
   – Какой интересный вы человек. А давайте еще немного поговорим о вас.
   – «Только этого не хватало», – подумал Стэн, а вслух ответил. – Достаточно уже обо мне говорили, я же не голливудский актер, чтобы рассуждать о моей личности.
   – Вот это верно. Голливудским актерам до вас так же далеко, как отсюда до солнца. Есть такие, которые не живут, а постоянно только роль играют, и на экране и в жизни, да при этом еще и кривляются. Очень мнения о себе высокого. Если какого-нибудь артиста или актрису обойдут вдруг ролью и дадут ее другому исполнителю или исполнительнице, они, у этих других, сотни недостатков в игре найдут и грязью измажут. Они только от своей личной артистической деятельности в восторге, считая, что все остальные являются бездарностями и посредственностями и ни на что не способны. Я некоторыми деятелями культуры и искусства не перестаю удивляться. Порой такие ограниченные люди встречаются, что диву даешься. Любой успех и человека уже не узнать и не остановить. Начинают себя считать особыми существами.
   Стэн хмыкнул и грустно усмехнулся.
   – Помню, я читала в газете интервью с одной глупой актрисой, – продолжила Дэзи. – Она говорила о себе словами, которыми обычно пользуются на похоронах, когда о почившем человеке хотят сказать только хорошее. Она называла сама себя примой и звездой, самой лучшей артисткой, сильным человеком, посвятившим всю свою жизнь, как ни кто другая, искусству, и, к тому же, превосходной, любящей дочерью и замечательной нежной матерью, такой женой, каких на свете не бывает. Короче, полностью умственно больным человеком сделалась на почве дичайшего себялюбия и своего сомнительного таланта. Подорвать и поколебать эту любовь и уверенность в себе у таких людей, к сожалению, уже невозможно. Очень противно видеть человека, который из себя что-то воображает.
   – У меня философский, а у вас критический склад ума. Ловко у вас это все получается, про актеров. Я тоже критика из себя иногда строю. Однако критикую не отдельные категории людей, а человека в целом, вообще. Все его отрицательные особенности, эгоизм и так далее. Философствую, как вы заметили. Только про себя, конечно. Но я думаю, что на всех этих знаменитостей и псевдознаменитостей не стоит обращать внимания. Если мы будем анализировать вместе с журналистами всякую чушь, сказанную этими «гениальными» личностями, то и сами станем такими же олигофренами как они и им рекламу сделаем. Против дурости нет лекарства. Пусть говорят сами про себя хорошее. Другие их не поймут, как бы эти знаменитости не выворачивались в своем красноречии. Другие только себя понимают, – Стэн улыбнулся, – а что касается воображения, то все, наверно, воображают что-нибудь из себя. Только более глупые это афишируют, а кто поумнее делают незаметно, восхищаются собой потихоньку, не на людях. Я как встречаю нового человека обязательно на эту тему разговор завожу. И всегда он оказывается похожим на других, предыдущих. И всегда выявляю в конечном счете, что человек о себе думает только хорошо. Вот вы о себе хорошего мнения?
   – Разумеется!
   – И я тоже.
   Оба рассмеялись.
   – Что-то нас из стороны в сторону бросает. Почему вы про кинематограф заговорили? Киноискусством занимались?
   – И не только киноискусством. Но всем этим я раньше интересовалась. Просто к слову пришлось. А вот опять про вас скажу. Вы настоящий герой. Нет, это я не просто так говорю. Это серьезно. Вы больше всего похожи на тот идеал, который я всю жизнь рисовала в своем воображении. Ни одного недостатка не нахожу.
   – Людей без недостатков не бывает. Одни, правда, умеют приспосабливаться к жизни в коллективе людей, как-то скрывая свои отрицательные качества, эгоистичные наклонности и тому подобное, а другим это удается в меньшей степени, в силу их испорченности, несдержанности и глупости. Но большой разницы между первыми и вторыми нет. Притворство не может изменить основную паршивую суть человека. Мы же только что об этом рассуждали.
   – Значит вы умело притворяетесь? Вы намного лучше других выглядите.
   – Я работать сюда приехал, а не притворяться, – устало ответил Стэн. – А вы что, так и будете надо мной стоять. Присядьте хотя бы. Мне же неудобно притворяться перед вами и строить из себя джентльмена в полулежачем состоянии.
   – Не беспокойтесь за меня. Я люблю стоять. Я очень выносливая. Я могу быть вам полезна. Могу помогать, обслуживать, ухаживать, что-нибудь нести. Вот это, например, – Дэзи указала пальцем на автомат и подсумки с магазинами, лежащие рядом со Стэном.
   – Простите, а я-то что понесу тогда? – в некотором раздражении произнес Капенда.
   – А вы понесете меня, – сказала Дэзи и тихо захихикала.
   Стэн оторвал спину от дерева и вытянул шею.
   – Хорошо, хорошо. Не бойтесь и не расстраивайтесь. Я просто пошутила. Несите свою пушку сами. Но давайте не будем такими официальными. Я понимаю, что у военных людей специфический язык. Но мы-то с вами сейчас не на поле боя. Мы сейчас отдыхаем. Давайте упростим наши отношения. Мы говорили об идеале. Так! Да, вы действительно мой идеал и мне по вкусу.
   – По вкусу? По какому еще вкусу? В каком смысле?
   – В любом. И как человек и как мужчина.
   – Вам сколько лет, школьница?
   – Я не школьница. Мне двадцать три.
   – На вид вам больше шестнадцати не дашь.
   – Двадцать три!
   – По документам, которые у меня есть, вы школьница или студентка. Это все равно. И вам восемнадцать.
   – Извините, пожалуйста, какое это имеет здесь, в настоящее время, значение?
   – Мне пятьдесят или около этого. Вот какое. Вам о чем-нибудь эта цифра говорит. И отношений у нас никаких еще не было, чтобы их упрощать.
   – Так давайте их установим, начнем быстро развивать, а потом упростим, – Дэзи мило улыбнулась.
   – Через два часа мы снова отправляемся в путь. И вам и мне нужно хотя бы немного отдохнуть. Дорога не легкая. Вот потом, когда у нас будет больше времени, и об отношениях поговорим. А сейчас разговоры закончим. Алексон! Дай студентке брезент и вещмешок под голову вместо подушки. Джонсон! Не забудь сменить людей в охранении.
   – Не забуду, сэр!
 //-- * * * --// 
   Два часа отдыха закончились. В ущерб времени, не обращая внимания на увеличивающуюся дальность пути и физические возможности спасенных заложников, Капенда выбрал самый нелогичный, длинный и неудобный маршрут в сторону от территорий занятых правительственными войсками Анголы. Прохождение по этому маршруту создавало дополнительные трудности для отряда, но во много раз снижало вероятность даже случайной встречи с сепаратистами и благодарить за это нужно было тех, кто составил такие подробнейшие топографические карты местности, которыми военнослужащие УНИТА, скорее всего, не располагали. Во многом скрытному передвижению людей Капенды способствовала также и малая заселенность местности, где разворачивались трагические события.
   В течение дня отряд несколько раз менял направление движения, то приближаясь, то снова удаляясь от заветной границы спасения. Сколько километров пути было пройдено за день не смог бы точно сказать никто из бойцов Капенды и пассажиров самолета. Ясно было, что люди преодолели расстояние вдвое большее, чем то, которое грозило им засадой или возможностью быть настигнутыми сепаратистами. Каждые два часа путники отдыхали. Во время одного из привалов отдыхать пришлось дольше, так как снова пошел дождь. Палаток на всех не хватало и людям пришлось укрываться от лившей сверху влаги под военными накидками и кусками брезента. Сависски одного положили в отдельную палатку, где он потерял сознание. Эльсону и Вчерашни ценой больших усилий удалось привести его в чувство. К исходу дня дождь прекратился. Стэн отметил на карте место, куда пришел отряд. До территории, контролируемой правительственными силами, было немногим более ста километров.
   Около 20:00 бойцы и освобожденные заложники сделали в густом лесу, около небольшого ручья, привал на четыре часа. Люди умылись и как могли привели себя в порядок. Командиры отделений раздали последние продовольственные запасы. Для Сависски Эльсон и Вчерашни снова разбили маленькую палатку под большим узловатым деревом, множество корней которого торчало наруже, над землей.
   Капенда сел на траву, снял обувь и носки, разглядывая стертые пальцы ног.
   – Ты меня сюда что, ботинки привез разнашивать, – поинтересовался у Стэна подошедший сзади и присевший рядом Джонсон. – Черт бы их побрал!
   – Кто тебе помешал приехать на гастроли в своих собственных? Ты же так раньше всегда делал. Свои решил не снашивать, поберечь?
   – Все намного сложнее. Моя глупая до невозможности жена их выбросила, как какой-то хлам, – ответил Ник, тоже стаскивая ботинки, – а ведь их сносить было невозможно. Это было произведение искусства, а она выбросила.
   – Тогда все претензии не ко мне, а к ней.
   – Ты хочешь, очевидно, чтобы она меня за эти претензии оскорбила всякими грязными словами типа «мурло», «идиот», «полудурок», «тупорылый»? Так? Или чтобы двадцать раз сказала «чтоб ты сдох вонючка»?
   – Ничего я не хочу, но когда ругается специалист или специалистка, годами оттачивавшая свое словесное мастерство, всегда заслушаешься, особенно, если ругань направлена не в твой адрес.
   Друзья переглянулись и улыбнулись.
   В 23:15 к Капенде, лежащему на земле, подошел Эльсон и сказал, что Сависски остается жить минуты и, что он хочет сказать Стэну наедине что-то чрезвычайно важное.
   Стэн быстро поднялся, подошел к палатке, где лежал Сависски, и на четвереньках залез в нее. Тот тяжело дышал и при красном свете фонаря было видно его подергивающееся потное лицо и дрожащие руки.
   – Ну, что у тебя тут? Совсем раскис, вижу. Я же сказал тебе, что надо потерпеть совсем немного. День или от силы два. Эльсон тебе поможет. А потом я отдам тебя хорошим врачам… Все будет нормально.
   – Я не хочу чтобы они меня жрали и растаскивали в этом лесу по кускам. Командир, не надо меня заваливать корягами и ветками. Заройте, пожалуйста, в землю по христианскому обряду, как всех обычных людей хоронят. Прошу вас. Хоть я и сволочь, но христианин все же. Не позволяйте зверью меня есть. Похороните. Я очень прошу вас.
   – Майкл, ты что? Ничего не понимаю. О чем ты?
   – Командир, я в свое время занимался на медицинских курсах и знаю, жить мне осталось считанные минуты. Меня не обманешь. Не надо терять время на лишнее. Прошу!
   – Хорошо. Если мы отсюда выберемся, что сказать твоим близким, жене, детям? Не стесняйся, я помогу им и все сделаю как надо и как ты об этом скажешь. Расскажи мне о них и дай координаты.
   – Ничего не надо. У меня никого нет. Я один, как грязный шелудивый шакал.
   – Ну зачем ты так?
   – Все правильно. Жил всю жизнь сволочью и подохну как вонючий пес. Так мне и надо. А вот вы, командир, хороший человек. Очень хороший человек. Я это понял не так давно. Понял. Вот если бы вам пуля попала в пах, разве я потащил вас на себе? Нет! Удивляюсь, как вы вообще в такую компанию попали. Здесь же одно дерьмо.
   – Майкл, кончай!
   – Я действительно негодяй и подонок. Сейчас, командир, я это докажу тебе. Слушай и не перебивай. Прости. Времени совсем уже нет. Так вот слушай. Меня завербовали сволочные люди, такие же гады как и я. Они купили меня за деньги, за серебрянники… Прости.
   – Майкл!
   – Командир, умоляю. Остаются секунды.
   – Говори.
   – Я раньше занимался нехорошими делами. Об этом не буду. Это долго и говорить противно. Я за всю свою жизнь никому не сделал ничего доброго. Только вред. Но на это сейчас наплевать. Меня нашли. Серьезные люди разыскали. Для поездки сюда. Только из-за одного человека все это затеяли. Все остальные заложники их не интересовали. Этого человека зовут Джуранович. Понимаете? Джуранович здесь, рядом с вами. Вы знаете. Он им почему-то очень нужен был. Да. Только один этот друг. Они не сказали почему. Нужен! Я так понял, что он какими-то сверхважными сведениями располагает. Так говорили в Америке. Для этого африканского дела еще несколько человек подобрали. Кто-то там, не знаю в связи с чем, начал упрямиться. Их было двое. Так с ними сразу же разделались. На это тоже плевать. Со мной говорил сначала какой-то Браун. Откуда он и из какой организации я не знаю. У меня такая профессия, что задавать вопросы нельзя. Нужно только слушать было, что говорят. Обещали очень много денег. Деньги дали. Сказали, что после дадут еще больше.
   Майкл начал задыхаться. Сделав минутную передышку, он продолжил.
   – Потом появился какой-то Гаррис. Сначала говорили о том, что нужно поехать в Африку, добыть там этого Джурановича и просто привезти его в Америку. И только.
   Сависски торопился.
   – Теперь дальше, все по очереди. Я и еще четверо приехали на дело в Анголу. Сказали, что основная группа прибудет чуть позже. Я никого из этих четверых раньше не знал и не видел. Главным у нас был Кабан. Вы это знаете. Сказали, что мы должны подчиняться только ему и пока он с нами слушать любое его слово. Меня предупредили, чтобы о цели экспедиции я ни с кем не трепался. Ни с кем! Я ни с кем и не говорил. Приехали. Все было нормально. Валяли три дня дурака. В карты играли, пили. Нам сказали, чтобы мы себя тем кто приедет не противопоставляли, основных из себя не строили, были как все, влились бы в коллектив. Так и сделали.
   Сависски проглотил слюну, закашлялся, но тут же снова начал быстро говорить.
   – А потом, когда вы все прибыли сюда, 7 апреля, все почему-то изменилось. Чехарда началась. Они изменили планы. Перед самым вылетом на место Кабан сказал мне, что Джурановича в Штаты везти не нужно, а следует устранить в Анголе. И еще… Командир… Нужно убрать и вас. Так сказал Кабан перед вылетом к сепаратистам на этих сраных вертолетах. Вы тоже, оказывается, что-то знаете. Еще раз повторяю. Слушайте. С вашими знаниями Африки нам требовалось добраться до заложников, освободить их, Джурановича выдернуть. Опять-таки с вашими же способностями постараться выбраться из этой дыры, а уже перед самой территорией, контролируемой правительственными солдатами, в какой-нибудь суматохе, вас обоих ликвидировать, как бы случайно, так как на земле законного правительства это будет сделать намного труднее. После выполнения задания всех и все бросить и смыться.
   Сависски остановился на секунду, сделал глотательное движение и поспешно продолжил.
   – Теперь самое главное. Главное, командир. В нужный момент, как мне сказали, ко мне подойдут люди и скажут пароль: «Теперь мы твои начальники!» Понимаете? Им я и должен подчиняться. С этого момента только им. Вот тогда-то все и должно было завертеться. Кто эти люди я даже не догадываюсь. А всего в вашу группу, вместе со мной, как сказали, с этим грязным заданием было направлено семь человек. Новые командиры, наверно, всем и должны сказать пароль тогда, когда это будет нужно. Но я не знаю кто они, ни эти начальники, ни другие завербованные. Командир, не знаю.
   Сависски взял правой рукой полу куртки Стэна.
   – Командир, честно не знаю. Вы мне верите? Честное слово не знаю.
   Стэн не отвечал.
   – Командир, простите меня, скота. Стэн прости…
   Сависски потянул на себя куртку и с трудом приподнялся, задев фонарь. Осветительный прибор свалился на землю. Стэн взял Майкла за плечи и уложил его обратно на вещмешок. Потом опять положил фонарь на корневище. Свет упал на лицо Сависски. Он был мертв.
   Капенда попытался разжать пальцы руки Майкла все еще удерживающие куртку, но тщетно. Хватка была железной. Тогда Стэн со всей силы резко рванул полу на себя. Пуговица с треском оборвалась и отлетела, ударившись о стенку палатки. Стэн выполз наружу и выпрямился.
   – Джонсон! – вполголоса сказал Капенда.
   – Я, – выплыл из темноты Ник.
   – Только что отдал Богу душу Сависски. Возьми двух ребят, саперные лопатки и брезент. Выройте яму. Там, где-нибудь пониже по ручью. Ты меня понимаешь.
   – Есть, сэр! – Джонсон развернулся и скрылся в лесной растительности.
   Стэн отошел от палатки в лес метров на пятьдесят и остановился у толстого дерева обвитого каким-то растением-паразитом.
   – «Как все оказалось просто», – думал он, анализируя исповедь Сависски. – «Люди не захотели торговать своей совестью и их убили. Теперь все ясно с теми двумя ребятами Джонсона, которые не явились в аэропорт. Вот в чем нехитрый секрет их исчезновения. Другие пошли на сделку и живут. Пока живут. Человека смертельно ранило и он раскрылся. А если бы он не был ранен, он ничего бы не рассказал и хлоднакровно убил бы тех, кого надо, чтобы получить за это обещанные деньги. Но, скорее всего, никаких больших денег ему не дали бы. Обещать можно, это теперь модно, впрочем, как и всегда было. Убить того, кому обещаны деньги после выполнения задания, всегда проще, чем заплатить ему эти большие деньги. Это дешевле и для себя спокойнее. Во-первых, лишний свидетель. Во-вторых, если человек продался за деньги, исполняя грязное поручение, то он за другие деньги может продать и нанимателя. А в случае устранения наемного негодяя, тайна уходит с умершим. Можно и убийцу убийцы убрать. Тогда вообще никто ничего не узнает. Так всегда делали и теперь делают.»
   Когда Капенда думал о преступлениях и наемных убийцах, он всегда вспоминал удивительно простые способы сохранения тайны в древнем Египте. Умирал фараон. Для умершего правителя рабы строили гробницу. Для того чтобы никто не смог рассказать где находится захоронение и разграбить могилу, необходимо было убить всех тех, кто о ней знал. Воины, охранявшие рабов-строителей, после завершения сооружения гробницы, уничтожали их. После того как охранники, ликвидировав строителей, строем направлялись домой, на них внезапно нападало большое число других воинов, у которых был приказ уничтожить возвращавшихся. Эти воины ничего не знали о том, откуда и куда идут те, на кого они нападали. Охранников рабов убивали всех до единого и никто уже после этого, кроме, может быть, двух или, скорее всего, одного жреца, не знал где находится гробница фараона.
   – «Как люди, которые идут на «мокрое» дело, не могут понять такого пустяка, что и их уберут», – продолжал размышлять Стэн. – «Легкая нажива и деньги опьяняют людей и делают их безмозглыми. Легко деньги хотят заработать, забыв, что это невозможно сделать, что они просто не зарабатываются. А если все же много хапнул, сиди и трясись, когда за тобой придут. Либо полиция, либо бандиты. Бандиты прикончат. Себе дороже. На кладбищах таких умных хапуг всегда будет достаточно. Бэлламор ведь никого из этих посторонних завербованных «героев» в живых не оставит. Где гарантия, что заплатят и не убьют? Бэлламору и своих подлецов хватает. Впрочем, он и ими не дорожит. Он ни своих, ни чужих не пожалеет. Одним больше, одним меньше. Они у него вроде мусора. Всегда новая погань как плесень заводится. У таких сволочей, как Бэлламор, другим негодяям все деньги нужно получать заранее и сразу смываться после выполнения задания, чтобы нигде не нашли. Хотя я и не негодяй, мне надо было так же поступить. Жаль, что я у них больше не отнял тогда, перед отъездом.»
   Капенда достал из кармана сигареты и закурил.
   – «Почему человек всегда поддается обману?» – Продолжал рассуждать Стэн над тем, о чем уже много раз размышлял. – «Алчность творит чудеса. За счет денег люди живут. Каждый хочет иметь их как можно больше, каждый хочет жить как можно лучше. Но абсолютно честно заработать большие деньги невозможно, разве что будучи гением или случайно, притом это очень редко бывает. Такое счастье выпадает единицам. Однако средства очень хочется иметь. Очень. Поэтому когда человеку начинает светить легкий заработок, когда ему вдруг обещают большие деньги, да, может быть, и не очень большие, он уже не в состоянии думать логически, позволяет себя надуть, даже если чувствует, что его обманывают, а иногда и идет на грязное дело, готов жить и строить свое благополучие за счет других. Это – основной принцип активного эгоизма, самая вредная и опасная его черта. Это уже не пассивный, безвредный эгоизм, когда человек просто безгранично любит себя, сидя дома в кресле, никого не трогая. А тот, кто ради денег способен сотворить зло, превращается уже в монстра. Для таких чем больше денег, тем меньше порядочности и человеческих отношений, тем дешевле чужая жизнь. Человеческие отношения существуют обычно на безденежной основе. Ради больших денег всю эту «поездку» устроили, а дуракам много наобещали.»
   – «Да, опять меня понесло на бесполезные рассуждения, неспособные что-либо изменить в человеческой сущности», – как бы опомнился Стэн. – «Горбатого ведь только могила способна исправить. Все люди одинаковые. Их всех могила исправляет. Только перед самой смертью они говорят, что начни они жить сначала, все бы было по-другому. Чушь! Все так бы и было. Человек глуп и упрям в своей глупости. На то он и человек, чтобы не обращать внимания не только на чужие ошибки, но и повторять постоянно свои. Однако в настоящее время не об этом, а о другом нужно думать. Семь человек. Из них четверо точно люди Бэлламора. Чунки и Сависски больше нет. По всей видимости, именно Чунка во всей этой компании был самый главный законспирированный агент и он должен был через пароль заявить о своих полномочиях. По его наглому поведению это было видно. Но он «загнул хвоста». С гибелью Чунки нарушилось управление. С ним, живым, наверно, все было бы гораздо сложнее. Неизвестно как бы все обернулось. Однако Сависски сказал «они». «Они подойдут и скажут». Значит у Чунки есть, вероятно, заместитель, как у меня Джонсон, который как и Ник знает, очевидно, тоже достаточно много. Очевидно, вероятно. Черт побери. Кто же он? Остаются Берт Рэд и Аркади Харт. Предположим, что они враги. Предположим, что и они догадываются о моем предположении. Но это только догадки. Сависски о этих двоих ничего толком не знал и не говорил, впрочем, и о Чунке тоже. Они совершенно никак себя не проявили. Оба работали так же как и все остальные.»
   Стэн вытащил из пачки вторую сигарету.
   – «Все укладывается в рассказ Сависски о действиях, которые должны произойти на завершающем этапе операции еще на земле сепаратистов. Действительно, убить людей на территории законного правительства Анголы будет намного труднее. Все оружие придется сдать и свидетелей будет чересчур много, в том числе и корреспонденты газет и телевидения. Поэтому и от вертолетов эти гады отказались. Через два часа после освобождения заложников все были бы уже в районе контролируемом правительством со всеми вытекающими отсюда последствиями. А в Америке с таким человеком как Джуранович будет еще сложнее. Там о нем не только многие из оборонной фирмы знают. У каждой компании есть конкуренты. Да еще и журналисты опять-таки. Филипп же не единственный, кто знает о нем. Убрать, конечно, можно кого угодно, но сразу будет ясно кто это сделал и зачем. Никакой тайны. Черный материал и белые нитки. Начнут копать и дело с военными заказами всплывет наружу. Для Бэлламора это неприемлимо. Такой исход будет означать для него конец, чего он всеми силами попытается не допустить. Значит все должно произойти только здесь. Здесь все можно списать. С другой стороны, Бэлламор мог отдать приказ уничтожить Джурановича и меня сразу же после освобождения заложников. Этому Бэлламору конечный результат важен, а не то, когда и где подохнут исполнители его замыслов. Но он понимал, разумеется, что это вовсе не будет устраивать наемных убийц, которых после выполнения задания некому будет вызволить из полностью враждебного окружения. Им пришлось бы преодолевать самостоятельно около двухсот километров пути, спасаясь от погонь и засад. Но не это самое главное. Им сразу же пришлось бы иметь дело с моими людьми, «недовольными», что их командира кокнули. С предателями мои друзья церемониться не стали бы. Это совершенно точно. Своя шкура ближе к телу и подонки, продавшиеся Бэлламору, получив такое задание, заподозрили бы неладное и, возможно, заупрямились бы. Вот поэтому уже в самом конце и был разработан, очевидно, вариант с ликвидацией неугодных лиц поближе к территории, занимаемой правительственными силами, где у заговорщиков наверняка есть прикрытие. О агентах и купленных людях Гаррис открыто говорил. Кабан ведь был не один. Нам помогали. Многие помогали. Сколько их я не знаю.»
   Огонь зажигалки охватил конец сигареты.
   – «Рэд и Харт были раньше осторожны и теперь, если они истинные недруги, будут еще осторожнее, так как не знают о чем был у нас разговор с Майклом. Но знают ли они, что Майкл был тоже завербован? Вероятно, да, если кто-то из них заместитель главного предателя. Так. О них потом. Но есть еще трое. Кто они? Может быть, Сависски ошибся или соврал, говоря о семи? Нет. Ошибиться он не мог. Рассказ был вполне связным и детали не вызывают сомнения. Обманул? На краю могилы обычно не врут, а если и врут, то чтобы спасти свою шкуру, спасти друзей, близких, соратников, получить для них какую-то выгоду или ради идеи. Сависски от всего этого, скорее всего, был свободен и очень далек. Семеро. Трое. А вдруг Сависски, как мелкая сошка, только о семерых знал? Вдруг их больше?»
   Чем дальше Стэн продолжал думать, тем стремительнее кружились в его голове мысли. В жаре африканской ночи ему стало прохладно.
   – «Трое. Большинство в группе – мои друзья. Я их знаю не один год. Вряд ли Мочиано-Бэлламор осмелился бы вербовать людей, которые должны меня убить, из их числа, даже намекать на такое. Мне же могли об этом немедленно доложить и все сразу провалилось бы. Ошибка тут недопустима. Так, хорошо. Далее. Если люди Бэлламора меня отыскали, для них не составило труда так же легко найти и всех других, с кем я раньше работал в прежних экспедициях. Не секрет для этих гадов и какие бойцы были у Джонсона. У Бэлламора, очевидно, на всех нас подробное досье есть. Когда список группы был в руках у негодяев, люди Бэлламора могли о моих бойцах навести соответствующие справки, все тщательно проанализировать и очень осторожно пронюхать, а затем выбрать из всех кого надо. Могли кого-то и обработать с помощью своих психологов. Кто-то, наверно, мог и согласился. Кто знает?»
   Стэн поджал губы. Как относительно любви, у него были свои идеи, касающиеся дружбы, лично им выстроенная классификация. В большинстве случаев, как полагал Капенда, у тех кто находится друг с другом в дружеских отношениях, так же как и в любовных и семейных, кто-то всегда должен занимать главную, властвующую, а кто-то подчиненную роль, с каким-то ущербом для себя. Но все равно, даже и в основном, и в подчиненном положении, каждого к другому должно что-то притягивать. Простого человека к авторитетному, незнающего к знающему, слабого к сильному, подчиненного к начальнику. Первые должны быть рады от того, что им покровительствуют, их просвещают и защищают, вторые упиваются от того, что на лету ловят их каждое слово, что им бесконечно льстят и их нахваливают, что они могут выступать в роли защитника, помощника и благодетеля. В этом Капенда видел взаимную заинтересованность тех кто дружит. По большому счету, он склонялся к тому, что каждый все-таки преследует в дружбе, любви и браке именно свои выгоды, если вдуматься. Идеальным в дружбе Стэн считал бескорыстные отношения, при которых друзья выступают на равных, когда все им нравится друг в друге, они могут всегда найти общий язык, понять другого, поступиться ради друга своими интересами. Такой вид дружбы он считал очень редким.
   Не раз Стэну приходилось в жизни видеть, когда на пути дружеских отношений вставали различные препятстствия и практический расчет, превращающие дружбу, особенно ненастоящую, в ничто. Нередко побеждало личное, становящееся дороже дружбы, предающее то, что связывало друзей. Одним из таких личных обстоятельств могла быть связь с женщиной, проще говоря любовь, страсть или просто животное чувство, которые прерывали дружбу на время, а иногда и на всегда. Стэна этот вопрос интнресовал и он нередко думал о том, могут ли на равных сосуществовать любовь и дружба, на каких условиях, и смогут ли женщина и один друг поделить между собой другого друга без примитивной ревности. Несколько неприятных примеров Стэну жизнь уже дала. Он был свидетелем, когда мужчина «увел» у друга женщину и даже женился на ней. Брак, правда, оказался неудачным, но с дружбой после этого было покончено навсегда. То же самое делали и женщины, «кравшие» у подруг их парней и мужей. Другими причинами, прекращающими дружбу, как считал Стэн, чаще всего были стремительный подъем по социальной либо служебной лестнице, дающий глупым людям ощущение избранности, неординарности, обособленности от всех других индивидуумов, обеспечивающий их льготами и привилегиями, которыми они ни с кем обычно не желают делиться, создающий пропасть между бывшими друзьями, между тем, кто взлетел вверх и оставшимся внизу, и деньги. Деньги способны были сделать очень многое. Они всегда нужны и их всегда и всем не хватает, даже богатеям. Где деньги там и обман, там и грязь. Это Стэн уяснил с детства. Капенду всегда от этого коробило, из-за этого он ненавидел деньги, как и Джонсон, не желавший зависеть от них.
   Стэн закрутил головой, пытаясь отогнать дурную мысль.
   – «Хорошо. О друзьях тоже потом. Теперь четыре человека, с которыми я вместе не работал, но которых знает Джонсон. О причине неявки двоих рассказал Сависски. Их убили за то, что они отказались предать. В этом разгадка. Положим, так. Остаются еще двое молодых. Дэнис Купер и Фрэнк Гордон. Правда, Ник за них ручается. Возможно, это они входят в семерку, но не исключено, что с ними и не стали говорить и склонять к измене после случая с первыми двумя. Все равно их следует рассматривать в качестве потенциальных врагов. А кто же тогда третий? Но если эти молодые не враги? Выходит, что в собственно моей группе уже целых три предателя? Вот и опять вопрос упирается в друзей. Ведь подозревать больше некого. Все свои. Вот зараза! И посоветоваться не с кем. Страшо, но этим третьим, или этими тремя, могут оказаться любые из группы. Любые, с кем приходилось бывать в переделках, на кого всецело полагался и кому доверял. В том числе и Ник? Ну, нет! Ник никогда не предаст друга из-за этих презренных денег или из-за чего-то еще. Хотя деньги ему постоянно были нужны, они всегда и во всем были у Ника на каком-то последнем месте в наших отношениях. Если уж он предатель, то я не Капенда.»
   Стэн вспомнил как Ник, умея очень хорошо плавать, нераздумывая бросался спасать утопающих. Скольких людей он спас, рискуя своей жизнью! И зимой, и летом. Стэн сам был свидетелем этому и друзья неоднократно рассказывали о том же. Однажды Джонсон вытащил из ледяной воды двух тонущих подростков, провалившихся под лед, и потом еще их собаку. А как просто, только справедливости ради, как считал Джонсон, не вдаваясь в причины происходящего, он вступался на ночных улицах Нью-Йорка за невинно избиваемых группами хулиганов одиночных прохожих, разделяя с ними побои за это. Да и в Африку Ник не из-за денег поехал, хотя и нуждался в них, а скорее из спортивного интереса. Еще для того, чтобы от жены отдохнуть. Со стыдом для себя Стэн пришел к заключению, что такие люди как его друг Джонсон на подлость не способны.
   – «Может быть, кто-то другой из своих?» – продолжил рассуждения Стэн. – «Всех подозревать? Так тоже нельзя. Окажись я на месте подозвеваемых, мне бы это очень не понравилось. Я бы ужасно обиделся из-за такого недоверия. Нет, от этого всего и рассудком подвинуться можно. А кто мне в данный момент в состоянии помочь?»
   Капенда закурил третью сигарету и опять начал гнать прочь поганые мысли.
   – «Что бы там ни было план не меняется. Спасти, выдернуть отсюда, надо всех. А за Джурановичем придется следить особо и никого к нему, по возможности, не подпускать и от всех оберегать. Прежде всего, от тех двух из четырех, которых мне навязал Бэлламор. Короче, держать все время при себе. Надо присмотреться к тем, кто к нему будет проявлять интерес, особенно тогда, когда будем приближаться к территориям, где не будет уже сепаратистов. Мы в этой игре оба оказались главными действующими лицами. К тому же и славянское единство к чему-то обязывает. А что делать? Немного подожду, а потом введу друзей в курс дела. Джонсона в первую очередь. Но расскажу об этом позже. Ведь мои товарищи, сами того не желая, могут как-нибудь выдать себя или проболтаться. Я толком ничего не знаю, а они-то и подавно. В этом отношении у врагов преимущество. Я вынужден гадать, а эти подонки затаились и выжидают. Ну, хорошо. Еще посмотрим кто кого.»
   – Командир, – прервал раздумия Стэна, приблизившийся к нему со стороны спины Джонсон, – мы сделали все как надо. Похоронили Сависски там, внизу. Выкопали в земле яму. Короче, все сделали как надо. Военную одежду снимать с него не стали. Теперь уже, очевидно, все равно, даже если его и найдут. Хотя какой нормальный человек сюда полезет? В куртке и в вещмешке ничего особенного не было кроме кредитной карточки, такой же как у нас всех, водительского удостоверения на имя Альберта Бреннера с фотографией Сависски и этого затрепанного снимка маленькой девочки с какими-то каракулями на оборотной сороне. Чернила расплылись. Ничего не смог прочитать.
   – Хорошо. Оставь пока все у себя.
   – Понял. А его автомат и пистолет я отдал.
   – Кому?
   – Этому, ну, я забыл его фамилию…
   – Джурановичу?
   – Да. А ты откуда знаешь?
   – Я так и подумал. Зачем ты это сделал?
   – Он попросил.
   – А если бы наши дамы у тебя попросили, например, по гранате? Дал бы?
   – Нет.
   – Правильно. Они бросили бы эти гранаты туда, куда не нужно, людей загубили бы, да и себя заодно. И этот самодур тоже может выстрелить в другую сторону. Ясно. Не туда, куда следует. Может и сам себя убить из-за неаккуратного обращения с оружием. А кто отвечать будет? Знаешь как люди иногда валяют дурака, имея в руках оружие, даже и военные. А он, хоть и мужик, все же гражданский. Нервы могут сдать или померещится ему что-нибудь. Мало ли что может здесь случиться. Все, что угодно. Оружие отобрать! Это мой приказ!
   – Понял.
   – А если будет препираться, напомни ему, где мы находимся и кто командир. Скажи, что своевольничать и возражать он будет в Америке или в Европе, или там, куда его еще занесет. Наша задача вытащить их всех отсюда, а они обязаны при этом нам подчиняться. Мы не должны выполнять прихоти, желания и дурь каждого. Иначе мы никуда не доберемся и погибнем здесь. Все. Разговор закончен.
   – Понял.
   – Готовь людей, – Стэн посмотрел на часы, – скоро будем выступать.
   – Есть, сэр!
   Солдатам понадобилось несколько минут для того, чтобы разбудить изнуренных постоянными переходами людей. Еще через пятнадцать минут все уже были готовы к новому ночному маршу и Капенда вновь повел свой небольшой отряд сквозь лесную чащу, с каждым часом и минутой приближаясь к заветной черте, за которой была безопасность и спасение.


   Глава V. Дэзи Фрэдман.

   Отец Дэзи, Хью Фрэдман, был очень богат и входил в сотню самых состоятельных людей Соединенных Штатов Америки. Многочисленные предприятия Фрэдмана занимались производством промышленного оборудования для заводов тяжелой промышленности уже более двадцати лет. Его жена, Ида, происходила тоже из весьма обеспеченной и богатой семьи и родилась на десять лет позже Хью. Отец Иды в Нью-Йорке, в стране и за рубежом обладал недвижимостью на многие миллионы долларов. Хью и Ида познакомились когда Фрэдману было тридцать шесть лет. Через некоторое время они поженились. Тринадцать лет супруги провели без детей.
   Дэзи была поздним и единственным ребенком в семье. Мать родила ее в тридцать девять лет. Отцу тогда было почти пятьдесят. К сожалению, рождение долгожданной и бесконечно дорогой для родителей дочки было омрачено страшным заключением врачей – из-за врожденного дефекта двигательного аппарата ребенок не сможет ходить и бегать подобно обычным детям и будет всю жизнь прикован к постели или, в лучшем случае, станет передвигаться, постоянно сидя в инвалидной коляске. Горю родителей, казалось, не будет предела. Но время шло и без конца сокрушаться невезению, посланному природой, было не умно и бессмысленно, поэтому отец и мать, в силу своих возможностей, постарались сделать все, чтобы облегчить участь любимой дочери. Благо Фрэдману с его деньгами это было по плечу.
   Дэзи постоянно находилась под наблюдением самых опытных врачей из лучших клиник и госпиталей Нью-Йорка, ежедневно осуществлявших всевозможные оздоровительные процедуры и массировавших ее тело и нижние конечности. Ребенок со дня своего рождения не знал ни в чем отказа. Дэзи имела разнообразные и самые дорогие игрушки из первоклассных магазинов, ее все время занимали нанятые для развлечений люди, для домашнего обучения были приглашены лучшие гувернантки и школьные учителя.
   Однако девочка рано сама догадалась, что в физическом отношении она неполноценна. Уже с двух с половиной лет она всеми силами начала пытаться компенсировать свои недостатки любыми доступными способами. Особенно легко давалась ей учеба. Она развивалась намного быстрее всех своих сверстников и сверстниц. В сочетании с усидчивостью и незаурядными умственными способностями, котороыми обладала Дэзи, домашнее обучение дало феноминальный эффект. То, что дети общеобразовательной школы изучали в пятом классе, Дэзи знала уже в возрасте семи лет. Причем ее знания были более глубокими чем те, которые давала школьная программа.
   Особый интерес Дэзи вызывали история древнего мира и география, этнография, историческая антропология и смежные с ними науки, физика и астрономия, палеонтология и химия.
   Увлечение химией дошло до того, что отец устроил для Дэзи домашнюю химическую лабораторию, где она сначала под присмотром учителей, а потом и сама постоянно проводила опыты. Хорошо зная свойства кислот, Дэзи научилась с их помощью получать простые взрывчатые вещества типа азида свинца. Передвигаясь по дому в своей инвалидной коляске, она часто вытворяла шутки дающие ей детское удовольствие и обескураживавшие почтенных гостей дома Фрэдмана. Незаметно Дэзи подбрасывая маленькие дозы взрывчатки, завернутые сначала в фольгу, а затем в пропитанную селитрой бумагу, подожженную ей и тлеющую, под обеденный стол или стул, где сидела какая-либо престарелая дама, приглашенная на званный обед. Когда раздавался взрыв и дама подпрыгивала со своего стула на полметра, радости Дэзи и ее отца не было конца. Даму успокаивали, у нее просили прощения, усаживали обратно. Но через минуту под ее же стулом снова гремел мини-взрыв, от которого леди во второй раз подскакивала еще выше. Снова Дэзи и ее отец истерично хохотали, причем папе такие шутки доставляли, кажется, больше удовольствия, чем дочке. Обиженная такими возмутительными выходками почтенная гостья, естественно, с криком: «Ну, знаете ли, с меня уже хватит» покидала дом. Конечно же, Дэзи все потом прощалось. А через несколько дней все повторялось опять и снова прощалось.
   Начиная с пяти лет, Дэзи уже могла бегло читать, что вызвало у нее повышенный интерес к чтению разных книг. Сначала это были сказки, детские стишки и детская литература, а затем, лет в двенадцать – тринадцать, и классическая. Дэзи очень хорошо знала греческую и римскую мифологию, перечитала произведения почти всех самых известных античных авторов и многих знаменитых европейских и американских писателей. Она превосходно разбиралась в творчестве Вильяма Шекспира. Неоднократно читала и анализировала его комедии и трагедии, а такие шедевры как «Гамлет», «Макбет» и «Кориолан» знала наизусть. Декламация отрывков из этих и других произведений английского драматурга перед родственниками и знакомыми семьи Фрэдмана непременно вызывали у присутствующих восторг. Из французских писателей Дэзи нравились романы Алескандра Дюма, Эжена Сю, Виктора Гюго, Гюстава Флобера, из русских – Лва Толстова и Федора Достоевского. Однако особое предпочтение она отдавала приключенческой литературе, по много раз обращаясь к одним и тем же книгам Майн Рида, Фенимора Купера и Карла Мая. Перечитывая романы о приключениях, Дэзи всегда представляла себя в роли их героинь, смелых и целеустремленных, не боящихся никаких трудностей.
   При всем этом Дэзи не делала исключения и для многих других книг. Мимо нее не проходили интересные фантастические романы и повести, монографии ученых гуманитариев, в частности историков, статьи и сообщения в научных периодических изданиях.
   Чтение дало Дэзи знания, а знания позволили высоко подняться над всем ее окружением, независимо от возраста и положения окружающих, большинство из которых поражали девочку своей примитивностью и односторонностью развития. Она настолько была умна и сообразительна, что над любой тонкой шуткой или анекдотом начинала смеяться раньше других, когда до просветления тупых лиц прочих слушателей было еще далеко.
   Превосходила Дэзи многих и по знанию языков. Лингвистикой она занималась как сама, так и под наблюдением знающих университетских преподавателей. Кроме своего родного, английского языка, в котором при письме девочка почти не делала ошибок, она свободно говорила и писала на немецком, без особого труда могла объясняться на французском и испанском языках, в определенной степени знала древнегреческий и латинский, особенно его крылатые выражения. Увлекали девочку также некоторые восточные языки.
   Дэзи интересовалась буквально всем, не пропуская мимо себя ни одного пустяка, ни одной более менее стоящей познавательной передачи телевидения, будь то сюжет из мира флоры и фауны, географии, архитектуры или музееведения, пересмотрела все знаменитые кинофильмы мирового кино, прекрасно разбиралась в любой музыке, сама играла на фортепиано и пела, могла на равных обсуждать с критиками новинки театрального искусства, знала всех ведущих мастеров оперы и балета.
   К четырнадцати годам она закончила обучение по школьной программе и поступила на заочное отделение исторического факультета Рокфеллеровского университета города Нью-Йорка. Обучение в университете, как и в школе, было успешным. Дэзи, удивляя профессоров, преуспевала по всем предметам и без труда закончила два курса.
   Но все детство и всю юность, каждый день и час Дэзи не покидала мысль о том, что она должна стать нормальным человеком, похожим на других, не отличающимся от них. Дэзи хотела ходить на двух ногах, как все, а не передвигаться в постылой коляске, вызывая жалостливые взгляды и разговоры, при которых говорящие непременно должны были вытягивать на всю возможную длину лица и покачивать головой, показывая своим видом, что они сожалеют ей и, самое главное, поздравляя себя мысленно за то, что это произошло не с ними.
   Дэзи бессчетное число раз пыталась самостоятельно встать со своей каталки на ноги, когда оставалась одна, без присмотра многочисленных нянек. Но каждая попытка оканчивалась неудачей, вызывавшей отчаяние, но не на долго, до следующего раза. Ее находили на полу плачущей и беспомощной. Ее успокаивали и уговаривали, но она не поддавалась ни на какие уговоры, веря в чудо.
   И оно пришло. Имя ему было Сэмюель Вольф. Хирург Вольф был единственным, кто рискнул показать, что он не зря учился медицине и на что способно было его искусство. Вольф был фанатиком своего дела, состарившимся на любимой работе. Фрэдман, встретившись с Вольфом в его клинике, начал было по своему обыкновению рассказывать врачу, что не пожалеет для излечения дочери ничего, никаких средств, никаких денег. Совершенно седой медик, волосы головы которого были уже даже не белыми от старости, а почти салатного цвета, с густыми и длинными бровями, почти закрывавшими его глаза, остановил его речь жестом и пообещал папаше Фрэдману поставить Дэзи на ноги не столько за деньги, сколько за идею. Вольф предупредил отца Дэзи, что понадобится оперативное вмешательство, и не одно. У Дэзи никаких сомнений относительно операций не было. Чем скорее, тем лучше, считала она. «А лучше уж и не жить, чем ездить в проклятой коляске», – говорила она. Фрэдман и мать Дэзи колебались, но видя железную решимость дочери согласились на все.
   Когда Дэзи было шестнадцать лет Вольф провел первую операцию. Вслед за ней последовали еще две. Недуг начал отступать. После этого девушку уже невозможно было остановить. Она подобно одержимой почти все время суток, за исключением нескольких часов сна, посвящала тренировкам, призванным превратить ее в полноценного человека, ничем не отличающегося от прочих. Было очень и очень трудно. Но тот кто страстно желает чего-нибудь добиться, неприменно достигнет желаемого результата. «Самое главное ни за что не останавливаться, не достигнув цели», – постоянно повторяла сама себе Дэзи. Ее оптимизм сотворил почти невозможное. Через шесть месяцев после последней операции Дэзи уже ходила без посторонней помощи на костылях, а через год – опираясь всего лишь на легкую палочку, которая нужна была ей скорее для страховки. Никто из увидевших ее впервые и подумать бы не смог, что дочь Фрэдмана предыдущие полтора десятка лет передвигалась по полу и земле только в коляске. Следующей задачей Дэзи было избавиться от легкой хромоты на обе ноги.
   Пробелы своей предыдущей неполноценной жизни Дэзи исправляла во всем самостоятельно. С неизвестно откуда берущейся энергией, она очень спешила наверстать упущенное. Дэзи не боялась и не стеснялась никакой механической работы, даже грязной, получая от любой деятельности удовольствие. Охотно бралась за уборку помещений, мытье посуды, стирку, на что в доме Фрэдмана смотрели чуть ли не со страхом. Ей важен был сам процесс движения, то, на что обычные, здоровые люди не обращают внимания.
   Хотя Дэзи и раньше в сопровождении отца и его подчиненных посетила многие места Соединенных Штатов, после относительного выздоровления она решила объездить те же самые города и небольшие населенные пункты сама, без посторонней помощи. Хью сначала решительно отказал ей, но потом вынужден был уступить. Дэзи умела добиваться своего. При этом она поставила условие, чтобы ее никто из людей отца не опекал и не следовал за ней тайно. На словах Фрэдман и с этим согласился. И не зря. Экзамен на самостоятельность с деньгами папы, правда, девушка выдержала блестяще. Охрана Фрэдмана, тем не менее, следовала за дочерью миллионера повсюду, сильно раздражая Дэзи, которая, благодаря своей наблюдательности, вычислила всех сопровождавших ее охранников без исключения.
   Незадолго до восемнадцати лет Дэзи закончила третий курс университета, впервые появившись в своем учебном заведении без инвалидной палки, что вызвало общий восторг сокурсников. Восемнадцатилетие было отмечено в доме Фрэдмана широко и пышно. В этот день Дэзи выпросила у родителей свое первое, опять-таки самостоятельное, путешествие за границу, в Южную Африку, туда, где совершали свои умопомрачительные подвиги герои произведений Луи Буссинара, которые она перечитала много раз и, о которых знала чуть ли не больше, чем сам Буссинар. Ей и на этот раз не смогли отказать. Отец и мать Дэзи относились к той категории родителей, которые в слепой любви к своим детям готовы были прощать им и неблаговидные поступки, идти на все, выполняя любые их желания или просьбы, зная даже, что это может принести им вред. Дэзи взяла с отца клятвенное обещание ни в коем случае не посылать вместе с ней охрану. Хью выдержал клятву. Он никого не отправил вместе с Дэзи. Но его люди все же ждали ее в аэропорту Кейптауна.
 //-- * * * --// 
   Все, что случилось потом, после вынужденной посадки подбитого сепаратистами Анголы американского самолета, нисколько не обескуражило Дэзи. Она без паники перенесла падение лайнера в густом лесу, чего нельзя было сказать о нескольких слишком переживавших за себя представителях мужского пола из числа пассажиров, вместе с членами экипажа самолета пыталась тушить на его борту пожар, препятствовавший эвакуации людей из горящей машины, не испугалась вспотевших, с вытаращенными глазами, чернокожих солдат, прибежавших откуда-то и наставлявших все время на безоружных граждан Америки дула своих автоматов. За всем происходящим она наблюдала без всякого страха, скорее с интересом, припоминая то, о чем специально читала в исторической и этнографической литературе об Африке перед самой поездкой в путешествие.
   Лишь убийство человека, произошедшее на ее глазах, ужаснуло и потрясло девушку. А когда сепаратисты начали в бараке избивать Стэфано и Джурановича, Дэзи не выдержала и одна из всех женщин и мужчин вступилась за них.
   – Прекратите, вы, ублюдок! – закричала она на испанском языке на здоровенного верзилу в зеленой одежде и берете, на котором была повязана красная ленточка. Солдат хотел уже было поступить с Дэзи так же как и с избиваемыми, но увидев лицо девушки, все измазанное запекшейся кровью, невольно опустил занесенную для удара руку. Бриджит Бирман, стюардесса подбитого самолета, моментально сориентировалась в ситуации и, воспользовавшись секундным замешательством, отдернула заплакавшую от бессилия Дэзи от громилы. Другие женщины увлекли ее в темный угол барака и повалили на забросанный соломой пол, закрыв от взглядов разъяренных бандитов своими телами.
   Предложение Джурановича совершить побег вызвало у Дэзи восторг. Чувство самосохранения тут же отступило на какой-то самый задний план. Картины приключений из романов Майн Рида живо стояли у нее перед глазами как ни у кого другого.
 //-- * * * --// 
   За ночь люди Капенды прошли около двенадцать километров, сделав два кратковременных привала. В пути Стэн постоянно украдкой наблюдал за Джурановичем. Несколько раз к нему подходил и разговаривал один и тот же боец его группы – Эндрю Робертс.
   В 6 часов утра, Капенда остановил отряд в чаще леса рядом с небольшим источником для более длительного отдыха. После того как было расставлено охранение, Стэн подозвал к себе для совещания Джонсона, командиров отделений и Джо Бэйкера. Все сели на траву под огромным деревом, где Стэн развернул карту.
   – Так! Наши дела совсем никуда не годятся. Мы даже от дождя не всех можем защитить. Силы людей на исходе, – начал свою речь Капенда, – я заметил, что некоторые уже еле-еле ковыляют. Не понимаю, как они вообще передвигаются. Обувь у них совсем непригодна для использования по назначению. Не тащить же всех на себе из-за этого. Еще. Эльсон доложил мне, что один из наших довольно тучных пассажиров сильно вывихнул ногу, а другой сломал пяточную кость. Оба не могут передвигаться без посторонней помощи. Кроме того, у девяти пассажиров он обнаружил симптомы какой-то тропической болезни похожей на перемежающуюся лихорадку. Это инфекционное заболевание является какой-то разновидностью малярии. У четверых, причем, болезнь развивается очень быстро, прямо на глазах. Сильные головные боли, ломота в суставах и мышцах, а самое противное высокая температура, чуть ли не сорок один градус. Эльсон ничего не может сделать. Противомалярийные препараты не помогают. Прививок же у них, конечно, никаких не было. Вы понимаете, что в таком состоянии человеку уже не до чего нет дела. Один из пассажиров попросил даже, чтобы мы его оставили в лесу. Куда это годится? Передвижение с людьми в чаще – наша самая большая проблема. Дальше. Продовольствие полностью закончилось. На одной жевательной резинке, подножных кормах и какой-то дичи долго не протянем. Патронов тоже не так и много. Поэтому героев-суперменов мы из себя корчить сможем тоже не долго и должны как можно скорее выбраться из этой дыры. Любое столкновение с противником для нас может стать последним. Но нам не так уж и далеко до цели. Сейчас мы здесь.
   Стэн нагнулся к карте и указал на ней место.
   – До территории, где уже находятся правительственные войска примерно девяносто – девяносто пять километров. А это последний опорный пункт сепаратистов, – Капенда опять показал на карте точку. – Отсюда, от места где мы теперь находимся, до него километров двадцать-двадцать пять, никак не больше, то есть три перехода, – последние слова Стэн произнес почти шепотом. – Тут у них солдаты, довольно много, какая-то техника и, что самое главное для нас, машины. Несколько штук. Так мне сказал офицер анголезской разведки перед нашим вылетом сюда на вертолетах. Если нам удастся захватить пару грузовиков и быстро на них оторваться по этой дороге, – Капенда снова ткнул пальцем в карту, – можно считать, что дело в шляпе. Дорога прямая как стрела. Видите? В конце этого отрезка пути наша свобода и мы сможем спасти людей. Опасаясь сепаратистов, нам нужно будет проехать по дороге всего лишь километров тридцать пять. Дальше начинается нейтральная зона, куда обычно никто не заходит. Здесь нет ни врагов законного правительства, ни правительственных солдат. Линии фронта-то у них тоже нет. Оставшиеся километры – приятная прогулка, если, конечно, на дороге какая-нибудь добрая душа мин не наставила, – Стэн улыбнулся, а вслед за ним и все остальные.
   – Ну, что там говорят о нас, Джо? Очень интересно? – обратился Стэн к радисту.
   – После того как мы отклонились к востоку, они нас, вероятно, потеряли. Кажется, так. Сепаратисты рассуждают о том, что не мешало бы местность прочесать по квадратам. Какие у них там квадраты и как они их обозначают мы не знаем, поэтому можем на них в любой момент случайно нарваться, или они на нас. Но, похоже, мы им становится все менее интересны. У них там и своих дел полно. Между собой грызутся, никак договориться не могут. Опять речь идет о каких-то переговорах с правительством.
   – Ясно. А вам все ясно? – Капенда посмотрел на собравшихся.
   – Предельно, – сказал Джонсон. – В течение дня с нашими «быстроногими» пассажирами преодолеем эти двадцать с чем-то километров до опорного пункта врага, разведаем все как следует и в середине ночи, когда самый сон, неожиданно, как снег на голову, наведаемся к нашим «друзьям». Добудем машины, а тогда нас все сепаратисты вместе взятые не догонят. Чтоб они все в кровь исчесались, сволочи.
   – Надеюсь, о том где мы, унитовцы не знают, иначе нам не пришлось бы сейчас отдыхать здесь, – продолжил Стэн. – В этом опорном пункте они нас, по всей видимости, не ждут. Если и ждут где-то, то, скорее всего, западнее. Все это в нашу пользу. Опять-таки самое главное неожиданность и слаженность действий, наших и наших пассажиров тоже. Их надо как следует подготовить. Чтобы они все знали о происходящем, представляли себе по какому плану будут развиваться события. Чтобы паники не было и они имели представление о том, что им делать и каким образом делать. Как это ни трудно будет для наших гражданских, к вечеру мы должны быть уже поблизости от сепаратистов. Там еще раз проведем совещание. Поговорим обо всем уже конкретно. Пошлем две группы разведки, наметим цели и подходные пути. Когда все будет ясно, проинструктируем пассажиров, а ночью, часа в три, поближе к утру, когда недруги-сепаратисты будут дрыхнуть и видеть вторые сны, нападем. Так или нет? Какие-нибудь особые соображения имеются? Все правильно?
   Джонсон, Бэйкер и командиры отделений закивали головами и опять одобрительно заулыбались.
   – Теперь все занимаемся своими делами. А я пойду проверю насколько высок моральный дух наших освобожденных, пока они не потеряли сознание.
   Стэн встал и пошел к сидящим и лежащим на траве пассажирам, в то же время отыскивая глазами Джурановича. Тот сидел под небольшим деревом, скрестив ноги, чуть поодаль от всех и о чем-то оживленно разговаривал с Робертсом.
   – Дамы и господа! – начал Капенда. – Прошу пару минут внимания. Спешу обрадовать вас, что наша с вами безопасность совсем рядом. Надо немного постараться и поднапрячься. Как это будет ни трудно, за этот день мы должны пройти двадцать километров. Это много, я все понимаю. Но другого выхода у нас нет. Если все у нас получится, то, возможно, уже завтра будем на территории, которая находится в руках правительства. Вопросов пока не надо. Этим вечером, надеюсь, мы получим необходимые сведения от нашей разведки, а затем обо все расскажем вам. Отдыхайте, пожалуйста. Сегодня у нас будет еще три перехода.
   Стэн опять посмотрел на Джурановича и медленно пошел в сторону от только что слушавших его людей. Уходя прочь, он почувствовал, что не только он занимается наблюдением. И на него пристально смотрели чьи-то глаза. Капенда повернул голову направо. На корне дерева сидела Дэзи.
   – С вашими туфлями, вижу, совсем плохо, – промолвил Стэн, посмотрев на почти развалившуюся обувь Дэзи.
   – А, вы сами пришли и первым заговорили. Интересуетесь настроением даже отдельных пассажиров самолета? Решили заострить на мне внимание особо? Желаете побеседовать? Два раза у вас не было для меня времени. Сначала вы очень торопились, а потом хотели спать. Может и сейчас вам что-нибудь помешает? Наверно, вам нужно проверить посты! – лицо Дэзи расплылось в улыбке.
   – Я этим не занимаюсь. У меня подчиненных навалом, – Стэн тоже изобразил на лице подобие улыбки.
   – Значит вы в настоящий момент свободны?
   – Да.
   – Отлично! Тогда присядьте сюда, на этот корень, поболтаем на отвлеченные темы. Только не говорите, пожалуйста, что у вас голова забита только тем, как бы отсюда людей вытащить. Вы ведь об этом все время думаете?
   – Совершенно верно. А о чем еще?
   – Только об этом постоянно думать вредно. Надо иногда и расслабляться. А то и заболеть не долго. Душевно. А вам болеть нельзя. Так?
   – Никак нельзя.
   – Хорошо, что я вас сумела убедить. Садитесь здесь, пожалуйста. И не бойтесь меня, умоляю вас. Я не какая-то сексуальная акула, пристающая ко всем подряд. Я вас не съем.
   Стэн сел напротив Дэзи.
   – Я с некоторых пор уже вообще никого и ничего не боюсь. Во всяком случае за себя не боюсь точно. Сейчас просто некогда. Когда постоянно рискуешь все притупляется и ко всему уже привыкаешь. Раньше боялся, а теперь сам черт меня не напугает. Скорее он меня испугается.
   Дэзи тихонько рассмеялась, смерив с головы до ног взглядом сидящего рядом с ней плохо бритого, какими-то клочками, командира отряда.
   – Ничего! – повторил Стэн, испепеляя Дэзи своими глазами. – И уж тем более акул и каких-то там приставаний. Так о чем вы хотели поболтать?
   – Это хорошо, что ничего не боитесь. Побольше бы таких. Тогда так. Прежде всего скажите, чем я все-таки могу быть вам полезна? Очень хочется помочь.
   – Вы сами видите. Пока ничем. В случае необходимости к вам обязательно обращусь. Что еще?
   – Спасибо! С этим понятно. Сейчас я вас немного отвлеку от проблем, которые и с ума могут свести. Постараюсь. Идет?
   – Пожалуйста.
   – О чем бы с вами поговорить? Давайте поговорим для начала о вашей фамилии, если вы не против, разумеется. Я занималась в свое время именами и фамилиями. Прочитала несколько книг. У вас очень интересная фамилия. Не так ли?
   – Да это так. Я имею смешанное русско-украинское происхождение. Моя мать была русской, а отец украинцем. Фамилия Капенда, кажется, украинская.
   – Неужели? Вы не ошибаетесь? Для украинских фамилий странно.
   – Да, немного. Капенда означает человека или людей пришедших на европейскую равнину из-за хребта Копет-Даг. Это в Средней Азии. К востоку от хребта начинается пустыня Каракумы. Вот так можно расшифровать и объяснить происхождение этой фамилии.
   – Очень интересно. Оригинальное толкование. А вы хорошо знаете географию.
   Стэн шмыгнул носом и почесал правой рукой левое ухо.
   – Интересовался в свое время Средней Азией.
   – Имена и фамилии о многом могут рассказать. Взять хотя бы имя нашего Джурановича, – сказала Дэзи.
   Капенда невольно вздрогнул. «Куда ни сунься, везде этот Джуранович», – подумал он.
   Вук по-сербски – значит «волк». О чем думают родители, давая сыну такое имя? Правда, в Японии один папаша не так давно еще чуднее шутку выкинул, назвав своего сына «Акума», что означает «сатана» или «злой дух». Занимательно. Вы не находите? – Дэзи вопросительно посмотрела на Стэна.
   При упоминании о Джурановиче перед Стэном тут же всплыли проблемы с ним связанные, сразу испортившие ему немного настроение.
   – Очень занимательно, – сухо ответил он.
   – И вот ведь какая незадача. Имя каким-то образом соответствует содержанию человека, отражает его существование, говорит о том, чем он живет, влияет на его судьбу. Имя делает человека счастливым или несчастным. Возможно, это чепуха. Вы разделяете мое мнение? Вы согласны со мной? Мне Вук говорил, когда мы все сидели в плену, в сарае у сепаратистов, что он один, как волк, бегает по свету. Говорил, что характер у него якобы несносный. У него нет ни семьи, ни постоянного места жительства. Он не смог найти себе подругу жизни на родине, да и в Америке тоже не нашел.
   – Да, тяжелый случай. Про постоянное место жительства волков не знаю, а вот семья у каждого волка все-таки есть, наверно. Они стаями бегают, – Стэн сделал на лице подобие улыбки.
   – Тяжелый случай. Это вы верно говорите. Но Вук хороший человек, хотя ему в жизни и не везет почему-то. Честный, прямой и смелый. Он, кажется, один из всех не боялся этих сепаратистов. Ведь это он пытался нас спасти и увезти на автобусе из лагеря унитовцев.
   – Вот оно что! Значит это благодаря ему вы все чуть было не оказались в другом измерении.
   – Он же хотел, как лучше.
   – Как лучше, говорите. Он про нас ничего ведь не знал. На что этот Вук вообще надеялся? Интересно просто. А если бы мы опаздали на двадцать минут? Что могло бы случиться? Знаете или нет? Так! О чем вы еще хотели бы узнать и поговорить?
   – Ну, зачем такие казенные вопросы, Стэн? Можно я вас так буду называть?
   – Можно, Дэзи.
   – Стэн я хочу поговорить относительно приставаний и сексуальных поползновений.
   – Да тема животрепещущая, а главное к месту.
   – Напрасно вы иронизируете. Для меня эта проблема очень важна и своевременна. У меня относительно нее свое мнение. Мужчинам почему-то все можно и им все с рук сходит. Захотят и пристают. Это они так, шалят. А женщинам ничего незьзя. Сразу клеймо. Справедливо ли?
   – Ну, это приятное заблуждение. Я и женщин шалуний видел, которым все и с рук и с ног сходило, да таких, для которых такого большого клейма еще никто не умудрился изготовить.
   – Не волнуйтесь, я не из их числа, хотя все время вас донимаю. У меня в голове ничего плохого. С моей стороны никакого аморала нет. Я не замужем. Я просто в жизни во всех отношениях опоздала. Вы меня простите, я очень тороплюсь жить. Это вам в данном отношении не надо никуда спешить, как мне кажется. Вы, наверно, уже все испытали? Ведь так? А мне еще так много нужно сделать. У меня такой уж противный характер. Другим, может быть, ненравящийся. Я намечаю цель, ставлю перед собой задачу и стараюсь ее выполнить. Я вам честно скажу. Вы моя цель. Вы мне очень понравились. Мне никто раньше так не нравился. Но от вас тоже многое зависит. Если у вас есть обязательства перед кем-то, если я вам противна и веду себя некрасиво, скажите…
   – О чем вы говорите, Дэзи? Противна, не противна. Я старый просто, полинявший и потертый. Мне не то что ухаживать за женщинами, говорить с ними трудно, лень. Это в семнадцать лет я кругами бегал и не уставал, как бешенная собака. К тому же я не очень большой любитель всяких таких похождений. Понимаете о чем я говорю? Я трудно с людьми схожусь. Мне даже к запаху чужому не легко привыкнуть. И вообще меня все люди последнее время раздражают. Не хочется ни с кем общаться. Разве только в силу необходимости.
   – Вы как Раскольников Достоевского. Он тоже ни с кем одно время не хотел общаться и никому не верил.
   – Ну, не знаю как там Раскльников у вашего дружка Достоевского, а я после гибели жены вообще почти год на женщин смотреть не мог.
   – Ради Бога извините, я же ничего о вас не знала. Как это произошло? Несчастный случай?
   – Да, несчастный случай. Автомобильная катастрофа. Я не люблю об этом говорить. Не берите все это в голову. Но раз уж у нас такой разговор, я вам серьезно, без шуток, скажу, что вы первая с кем я за многие месяцы беседую спокойно, без раздражения и неприязни. За многие месяцы и годы, может быть. А потому, что вы, как мне кажется, совершенно не такая как все. Возможно, я изъясняюсь слишком плоско, как в разных пустых книжках пишут или в кино говорят, но это действительно так. Вы мне комплиментов недавно наговорили, позвольте и мне тоже сказать. Я вас почти не знаю, но чувствую, что встретился с необычным человеком. Как мне неоднократно говорили мои друзья, товарищи и другие, я хорошо разбираюсь в людях. Интуиция. Крестьянско-пролетарская, что ли. Так это или нет, но я скажу вам, что вы, по-моему, добрый и очень хороший человек. Вы как существо с другой планеты, которого не коснулась еще земная пошлость и всякая там погань. Вас от них как бы кто-то уберег. Все кто преуспел в познании нашей дрянной жизни, циничные и сволочные какие-то, лживые и подлые, почти все без исключения. Страшно, но это в большинстве случаев так. А вот вы, как ребенок, много знающий, но наивный ребенок, чего желающий, о том и говорящий, естественный, неиспорченный и правдивый, отставший в своем развитии от других, в самом лучшем смысле этих слов. Мне представляется, что вы сочетаете глубокое теоретическое знание жизни с опытом ребенка. Извините. Правду же никто не говорит. Всем бы быть детьми! И мир бы был другим, добрым. Дети – те люди, которые еще не научились гадить. Эта гадость у них всех еще впереди. Человек ведь рождается подобным животному, асоциальным, безвредным и безобидным. Это потом его среда, гнилое общество и деньги делают человеком, человеком разумным, разумным себе в карман, хитрым и более хищным, чем зверь в лесу. Он набирается гадости от себе подобных старших, учится вранью у взрослых. Учится врать и изворачиваться ради собственной пользы, мелко пакостить и предавать для своей выгоды, а иногда и убивать, опять-таки чтобы самому лучше жить за счет других. Вранье, зависть и умение обеспечивать себя, давя ближнего, правда, заложены в человеке генетически, мне так думается. Но наша жизнь, жизнь в человеческом обществе, увы, эти особенности развивает, а не подавляет.
   Капенда достал из кармана сигареты.
   – Вы еще дитя. Вам, очевидно, не приходилось вырывать куски пищи из рук у других, чтобы жить самой, чем занимается подавляющее число людей на земле. Извините, это я так, образно. Я люблю щеголять штампами. Но все существование любого индивидуума такое. Подлецов на свете больше и никому лучше не верить. Очень неприятно звучит, но это так. К пониманию этого человек приходит, к сожалению, только в конце своей жизни. В начале ее какие-то глупые идеалы, радужные надежды и вера во что-то такое, что сделает его счастливым, потом опустошение. У всех, очевидно, так. Лучше себя готовить именно к плохому, а если вдруг произойдет обратное, пусть оно будет редким приятным сюрпризом.
   Стэн затянулся табачным дымом и продолжил.
   – А вы, повторяю, не такая как все. Такие появляются очень редко на свет. Повидал в жизни я много. Вы человек нашего будущего, далекого будущего человечества, а, может быть, наших никогда неосуществимых мечтаний. Вы уж мне поверьте. Таких воспитывает или несусветное богатство, или беспросветная бедность. Только бы вам не сломаться. Даже если вас обманут тысячу раз не озлобляйтесь, не поддавайтесь плохому и продолжайте верить во все хорошее, хотя его на свете так мало. Добротой, вообще-то, ничего не заработаешь. Это житейская истина. Добра люди обычно не помнят. Помнят только зло. Никогда его не забывают. Жизнь вообще очень непростая вещь. В ней плохого всегда больше, чем хорошего. Радостей – одна две, а остальное серость какая-то и грязь. Серая жизнь, да еще и с трудностями и неприятностями. Простите, я повторяюсь все время, кажется. Совсем вас заморочил.
   – Ничуть. Разговор очень интересный. Послушайте, мистер Капенда! Если это сказал бы мне просто какой-нибудь человек, я, вероятно, не очень приняла бы все близко к сердцу, или даже не обратила внимания, но вам я верю как никому другому. Вы все правильно говорите. Но я могу вам в одном все же возразить. В жизни все хорошо. Одно слово «жизнь» чего стоит. Она не как полосатая зебра с черными и белыми полосами на теле, как некоторые очень любят говорить. Плохое, а потом хорошее. Снова плохое и опять хорошее. Но подавляющее число людей на жизнь постоянно жалуются и все время ей не довольны. У одних что-то есть, а у других этого самого нет. Из-за этого люди друг другу завидуют и даже ненавидят, вплоть до того, что желают другим смерти. Многие просто капризничают. А ведь они, даже при всех ее трудностях, не видели худшей доли и не испытали настоящих страданий. Если говорить не про войну, когда всем достается, а про мирное, обыденное существование в стране, то они разве знают что такое инвалиды детства, например, парализованные, больные-хроники, калеки, да еще и бедные в придачу ко всему этому? Понятно, что тянет к лучшему, не хочется терпеть никаких неудобств. Притом эти особы хотят, чтобы все их трудности преодолевали другие, а они пришли бы ко всему готовому, при минимальных со своей стороны усилиях. В общем к жизни люди относятся неблагодарно.
   – Вы рассуждаете как человек, который очень многое пережил, Дэзи. Откуда все это?
   – Да, я тоже что-то совсем заговорилась. И вы на меня не обращайте внимания. Но в остальном у меня к вам претензий нет. Все совершенно справедливо. Я еще больше укрепляюсь в том, что вы мне посланы…
   Дэзи округлила глаза.
   – Что? Я послан? Так! Заканчиваем пустую болтовню, тем более что сюда идут. Сейчас, очевидно, еще один разговор будет. Иного характера. Извините, – предвидя не очень приятную беседу, довольно резко сказал Стэн.
   – Спасибо за содержательный обмен мнениями. Обещайте, что продолжим.
   – Обещаю.
   Стэн встал и повернулся к направлявшимся к нему Джурановичу и Робертсу.
   – Командир, разрешите? – начал Робертс.
   – Да, слушаю, – сказал Капенда, увлекая обоих в сторону от того места, где сидела Дэзи.
   – Через час моя очередь дежурить на посту. Можно со мной пойдет Мирко? Командир отделения не возражает, но просил узнать у вас.
   – Я возражаю. Идите, Робертс, и отдыхайте.
   – Есть, сэр!
   – А вы, Джуранович, останьтесь, пожалуйста.
   Джуранович скривил лицо, засунул руки в карманы и уставился на верхушку стоявшего рядом дерева.
   – Мистер Джуранович, я приказал Джонсону отобрать у вас автомат и сейчас я запрещаю вам идти в охранение. Я не хочу, чтобы вы на меня сердились, но это не ваше дело.
   – Как это не мое дело? Это наше общее дело. Почему вы так не хотите, чтобы я что-нибудь делал для всех, для вас. Я не желаю быть нахлебником, – тихо и убедительно сказал Джуранович, пристально уставившись на Капенду.
   – Вы не нахлебник, а жертва. И спасать вас – наша работа, работа профессионалов. У вас другая профессия. Вы, кстати, не один здесь желающий помогать. Такие еще есть. Но я не хочу, чтобы вы мне дров наломали. Я понятно объясняю?
   – Я с оружием имел дело неоднократно, десятки раз, и стреляю не хуже вас.
   – Уж извините меня, пожалуйста, я человек очень скромный и выпячивать свои достоинства не люблю, но в данном случае вынужден не согласиться с вами. Стреляете вы хуже меня. А соревнований с вами я устраивать не собираюсь.
   – И все же я… – Джуранович приготовился сказать что-то еще.
   – Я вижу, вы меня не поняли, – перебил его Капенда, – вас распирает от внутренней энергии и вы не знаете, куда ее выплеснуть. Но запомните, что я здесь командир и все только я решаю, единолично. Идите к остальным и не расшатывайте мою нервную систему. Разговор окончен Вук, так вас, кажется, зовут, – повысив голос, быстро сказал Стэн.
   Недовольный Джуранович повернулся и медленно направился к отдыхавшим на земле людям.
 //-- * * * --// 
   В 8 часов утра вперед ушли разведчики, а в 8:15 по направлению к северу начал движение и весь отряд. В пути Капенда постоянно держал Джурановича в поле зрения. Кроме Робертса к нему никто интереса не проявлял. Стэн знал Эндрю хуже других своих бойцов и чтобы не испытывать судьбу, решил на всякий случай разъединить новых знакомых до конца опасного путешествия.
   В то время когда Робертс при продвижении в лесу снова подошел к Вуку, Капенда вызвал к себе Джурановича.
   – Джуранович! – громко сказал он.
   Джуранович оставил Робертса и подошел к Капенде.
   – Вы, кажется, очень хотели чем-нибудь быть полезным для нашей группы? Видите, Эльсону тяжело. Оружие, подсумки, медикаменты и прочее. Возьмите у него палатку и складные носилки.
   – Да мне не тяжело, сэр! – возразил Эльсон.
   – Джуранович, выполняйте приказ. И безо всяких разговоров. А вы Рид, дайте Джурановичу еще и свой второй вещмешок, – отрезал Стэн.
   – Есть, сэр!
   – В этом мешке, Джуранович, важная документация и карты. Будьте все время рядом со мной. Теперь вы что-то вроде моего адъютанта. Вам ясно мое приказание?
   – Понял! – без особого энтузиазма ответил Джуранович, взвалив на спину поклажу.
 //-- * * * --// 
   Во время привала Капенда отправил Робертса в охранение, а Вук опять начал с командиром разговор о несправедливом к нему отношении.
   – Почему вы только мне одному уделяете здесь так много внимания? Нас с самолета здесь двадцать два человека. Почему один я у вас на каком-то особом счету? Я же это чувствую, каждую минуту чувствую. Почему только ко мне предвзятое с вашей стороны отношение? Я не понимаю.
   – А что вы еще не понимаете? Вы все сказали?
   – Все.
   – Тогда и у меня к вам будет один вопрос. Только попрошу сразу не отвечать. Не торопитесь и подумайте как следует. Вот вы сами себя считаете выделяющейся среди всех остальных фигурой или нет? – Стэн внимательно посмотрел Джурановичу прямо в глаза.
   Джуранович насторожился и весь напрягся.
   – Какая фигура? Обычный человек.
   – Не спешите с ответом, прошу вас. Только честно.
   Джуранович замолк на минуту, задумавшись, а потом ответил.
   – Ну, не так чтобы очень, но вообще-то да, в определенном смысле.
   – Вот и ответ на все ваши «почему». Именно поэтому к вам и отношение особое, Вук. Но предвзятости к вам у меня никакой нет. Набирайтесь сил. Скоро снова в путь.
   Капенда оставил задумавшегося Джурановича и направился к Джонсону, ковырявшемуся вместе с Бэйкером с рацией.
   – Джонсон, на минуту.
   – Есть, сэр!
   – Держи, – Стэн протянул Нику сигарету, – иди сюда, разговор есть.
   Оба отошли в кусты.
   – Слушаю, Стэн.
   – Помнишь перед вылетом, у тебя дома, я говорил о том, что мне не нравятся организаторы нашей экспедиции?
   – Да, припоминаю.
   – Тогда у меня все было в виде догадок, и на счет денег, и на счет цели операции. Сависски, приказавший вчера долго жить, мои предположения подтвердил. Я узнал от него, что наших работодателей в лице Мочиано и прочих его приспешников во всей компании заложников интересует только Джуранович, знающий какие-то очень важные военные секреты. Ради него и организовано все это увлекательное путешествие, а судьба других людей, которых мы сейчас спасаем, их совсем не трогает, в том числе и судьба самих спасателей. Ради него, Джурановича, оказалось, мы и приехали сюда. Перед тем как «отдать концы» Сависски сказал мне еще кое-что интересное. Держись на ногах крепче, чтобы не упасть, за меня держись. В нашу команду, оказывается, было внедрено семь человек, задачей которых является устронение этого самого Джурановича, а заодно и меня.
   – Стоп! А почему ты мне об этом раньше не сказал? Черт побери! Такие вещи сразу говорят. Сависского мы зарыли более двенадцати часов назад. А что за это время могло случиться? Ты не подумал? Я бы хоть ребят предупредил.
   – Тише, ты! Надо же, как разгорячился. Прости, Ник. Твоя реакция закономерна, но я еще и сам не во всем разобрался и постоянно об этом размышляю, днем и ночью. Ты сам-то тоже подумай. Четыре человека точно люди Мочиано. Он их мне навязал. Двоих уже нет. Двое живы. Ты знаешь кто они. Но трое-то из наших. Как тут узнать, кто эти трое, кто подлец, а кто нет? А вдруг ты ту самую гадину и предупредишь. Все очень серьезно и нужно несколько раз все как следует взвесить, прежде чем кого бы то ни было в это дело посвящать. Потом, судя по замыслу предателей и их руководителей, самые главные события должны разыграться на заключительной стадии операции, где-то рядом с границей, там где начинается территория, контролируемая законным правительством Анголы. Убрать всех кого нужно и быстро отвалить. Так Сависски сказал.
   – В общих чертах ты прав, конечно. Только откуда вдруг столько негодяев в наших рядах? Похоже, что все это чепуха. Я в своих людях уверен.
   – Смотри, как бы тебе не пришлось всех уверять в честности своих людей с того света. Я думаю, что Сависски на счет предателей не соврал. Это Майклу перед кончиной не нужно было. Я в этом не сомневаюсь. Теперь еще об одном, что он мне сказал за несколько минут до смерти, чтобы ты знал в какую мы подлую историю попали и с кем имеем дело.
   Стэн увлек Ника еще дальше в кусты.
   – Слушай. Левицки и Харфлита склоняли к измене, но они отказались предать и их вечером перед вылетом сюда, в Африку, убили. Поэтому они и не приехали в аэропорт.
   Лицо Джонсона затряслось.
   – Грязные недоноски! Не завидую тому из них, кто попадет в мои руки. Не постесняюсь замараться и выпустить их черную кровь, – выдавил из себя Джонсон и превратил сигарету, которую держал в правой руке, в труху.
   Успокойся. Ты же не дурной какой-то. Психопатством мы себе не поможем, а только навредим. Мы все сейчас должны делать без нервов, с холодной головой, не имеем права на ошибку. Самое трудное и главное у нас впереди. Мы должны спасти всех гражданских лиц без исключения. Я себе эту задачу уже раньше поставил и я приложу все усилия для ее выполнения. Понимаешь? – Стэн взял Ника за плечо.
   – Ты прав. Надо собраться и успокоиться. Однако если двое будут наблюдать за ситуацией и думать об одном и том же, больше будет пользы. Не так ли? А трое друзей? А четверо?
   И ты прав, как сказал в одном анекдоте Ходжа Насреддин – острослов, мудрец и любимый фольклорный персонаж среднеазиатов и жителей Ближнего и Среднего Востока, – немного подумав, ответил Капенда.
   – Хорошо, Стэн. Полю и Джерри я обо всем расскажу. Ты знаешь, что на подлость они ни за какие деньги не пойдут. И не предостерегай меня даже. И ты их знаешь, и я.
   – Это ясное дело. Расскажи. Незаметно для всех других. В обморок, надеюсь, они не упадут. Пусть будут очень осторожны и пусть за этими чужими понаблюдают и обо всей ситуации в целом тоже подумают. Да и не только за кабановскими и мочиановскими людьми. Может быть, и за твоими молодыми тоже. Понял, да? И ты присматривай за чужаками и держи их подальше от серба. Отправляй куда-нибудь в дальнюю разведку или все время на какой-нибудь самый передовой пост. Повторяю, ошибиться мы не имеем права. Если кого-то оскорбим недоверием, сами последними скотами будем. Теперь еще несколько слов о Джурановиче. Он, очевидно, ничего не знает о том, что его хотят здесь убить. Если узнает, может какую-нибудь глупость выкинуть. Он субъект отчаянный и в своих действиях непредсказуем. Я с такими упрямыми сумасбродами встречался. С ними очень трудно сойтись, найти общий язык и еще труднее доказать что-либо. Подобные люди все делают наоборот, могут не только себя погубить, но и других заодно. С ним надо быть предельно внимательным и себя вести с крайней осторожностью. Оружие нельзя давать. Ни в коем случае. Не дай Бог еще и собственным расследованием займется. А вдруг он что-нибудь заподозрит и, не разобравшись, сгоряча, пристрелит кого-то. Кого не надо. К тому же и его враги могут с оружием шутку сыграть. Подстроят якобы неаккуратное обращение с автоматом или пистолетом. Вот и нет Джурановича! Так?
   – Точно. Опять ты прав, Стэн. Как никогда. Я обо всем, что ты рассказал подумаю как следует и дам соответствующие указания кому надо.
   К Джонсону снова начала возвращаться его природная веселость.
   – А тех, кто против нас посмеет подняться, мы калом накормим до отвала. Не страдай командир. Я за свои слова отвечаю.
   – Как с тобой поговоришь, Ник, так сразу на душе легче и веселее становится. Вот и сейчас тоже. Ты упомянул про кал и так хорошо на сердце стало…
 //-- * * * --// 
   Следующий переход не принес людям, едва передвигавшимся по лесу, ничего кроме новой усталости. В пути пассажиры и солдаты ели съедобные травянистые растения и горькие дикие фрукты. Но это не спасало от голода. Всем очень хотелось есть. Эльсон тщетно пытался облегчить участь людей заболевших лихорадкой. Бойцы как могли подбадривали гражданских лиц, обещая скорое избавление от тягот труднейшего пути. Среди путников только одна Дэзи страдала неисправимым оптимизмом, заставляя своими шутками смеяться уже в конец обессиливших пассажиров и старавшихся выглядеть бодрыми солдат.
   На отдыхе перед последним запланированном в этот день переходом, Дэзи снова подошла к Капенде. Стэн поймал себя на мысли, что не подойди она к нему, чего-то уже не хватало бы. Беседа была короткой, но приятной. Во время нее речь зашла о поэзии и литературе. Дэзи рассказывала Стэну об античных трагедиях Шекспира и продекламировала из них несколько отрывков. Отдых заканчивался. Нужно было двигаться дальше.
   – Мы мало, к сожалению, поговорими с вами, Стэн. Однако задушевный разговор за вами. Не забыли?
   – Не забыл. Пока есть еще несколько минут, давайте я что-нибудь сделаю с вашими туфлями. Так же уже нельзя.
   – Ерунда. Не думайте вы о моей обуви. У всех так. Бриджит себе вообще какие-то лапти сплела.
   – Видел. Да! Совсем забыл с этой идиотской суетой. У меня для вас есть небольшой подарок.
   Стэн вытащил из вещмешка плитку шоколада и передал его Дэзи.
   – Возмите, пожалуйста. Сломался, правда, в десяти местах. Но в такой сумасшедшей обстановке не мудрено. Дети это любят, – Стэн по-отечески ухмыльнулся.
   – Я не ребенок. Мы, кажется, это уже выяснили.
   – Ну, хорошо, хорошо. Молодые женщины это любят. Так лучше?
   – Да, так вполне приемлимо, Стэн. Большое спасибо! Шоколад, говорят, полезен для ума и доброту развивает. Понимаете? Делает нас умнее и добрее. В мозгу повышается процент глюкозы и у индивидуума, употребляющего шоколад, снижается агрессивность, он начинает прощать ошибки близким и прочим. Понимаете?
   – Понимаю. Только один мой знакомый жрал шоколад всю свою жизнь, сорок тонн шоколада съел, но умнее и добрее от этого не стал. Только злобы, но не ума прибавилось и брови без конца супит.
   – Вы неисправимый пессимист, Стэн. Но я все же попробую исправлю вас. Не возражаете? А сейчас я побегу с девочками поделюсь. Вы не против?
   Капенда безучастно махнул рукой, а Дэзи убежала к женщинам, расположившимся отдельно, чуть в стороне, от всех остальных.
 //-- * * * --// 
   Последний переход дня закончился около 18 часов. До опорного пункта сепаратистов оставалось приблизительно три километра. Капенда заранее определил по карте места для лагеря, постов и пути для отхода на тот случай, если неприятель обнаружит отряд. Людей бойцы расположили на невысоком, но сухом месте в густом лесу, где было разбито четыре палатки, в двух из которых помещались рации.
   С наступлением темноты две группы разведчиков, по три человека в каждой, должны были произвести разведку. Для этого Капенда и Джонсон отобрали самых опытных солдат. В первую группу, командиром которой был назначен МакКарни, вошли, кроме него, Бэйкер, и Балоботя. Во вторую, руководимую самим Ждано, – Рид и Федотофф. Для прикрытия были выделены еще шесть бойцов, по три человека на каждую группу разведки. В число этих людей Капенда включил Рэда и Харта, а управлять всеми солдатами прикрытия командир поручил Алексону.
   Почти час Бэйкер и Рид напряженно вслушивались в радиопереговоры сепаратистов, пытаясь выудить полезную информацию. В 19:00 Капенда собрал разведчиков в самой большой палатке для последнего инструктажа.
   – Будьте предельно осторожны, – начал Стэн. – Если начнете палить все пропало. У них здесь приблизительно сто пятьдесят человек, может быть и больше, и тягаться с сепаратистами силами не в наших интересах. В случае начала перестрелки мы сразу же снимаемся и уводим людей на юго-восток, вот сюда, – Капенда указал на карте место. – Вы тоже ни в какие игры не втягивайтесь и немедленно уходите назад по тем же путям, по которым пришли. Встречаемся здесь, – указательный палец командира остановился на красном кружке, выведенном на карте. – С этим все ясно? – Капенда сделал паузу. – Отлично! Но будем надеяться, что все обойдется. Главное они нас не ждут. Так?
   Стен посмотрел на Бэйкера. Тот утвердительно кивнул головой.
   – Теперь с машинами. Нам их нужно хотя бы две. Лучше три. Вы должны выяснить сколько там вообще есть автомобилей, какие машины и где они стоят. Все остальные срдства передвижения, которые нам не понадобятся, следует во время операции по захвату техники взорвать, чтобы сепаратисты не вздумали играть с нами в погоню. Выявите как охраняются машины и дорога, по которой мы собираемся отвалить, где вдоль дороги у них пулеметные гнезда. В ходе операции их и прочие основные огневые точки и вышки опорного пункта сепаратистов, с которых простреливаются его площади, необходимо уничтожить в первую очередь. Постарайтесь узнать где располагается их командный пункт. Ликвидировав их командование, мы существенно облегчим себе жизнь. Вопросы есть?
   Ответа не последовало.
   – Хорошо! При подходе к опорному пункту просматривайте в свои бинокли и приборы буквально каждый метр леса. Очень внимательно смотрите под ноги и прямо перед собой. Могут быть разные сигнальные приспособления, растяжки и мины. Ну, не мне вас учить. Кажется, все пока. Сами еще подумайте обо всем как следует. Выход в 20:00. Обратно я жду вас около двадцати четырех, плюс-минус двадцать минут.
   Ровно в 20 часов разведчики ушли на задание. Потянулись тягостные минуты ожидания. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку Капенда и Джонсон начали рассказывать пассажирам самолета о вариантах развития событий и инструктировать их о том, что им надлежит делать во время операции по захвату машин. Всех освобожденных Стэн и Ник разделили на три группы, по числу автомобилей, которые предполагалось захватить, и назначили для каждой группы из числа бойцов их руководителей.
   В 22:45 с первого поста сообщили, что разведка сработала наредкость четко и оперативно и разведчики вместе с прикрытием возвращаются назад в полном составе. В 22:55 разведчики были уже в лагере, преодолев два с половиной километра менее чем за час. После пятиминутного отдыха Ждано приступил к отчету о результатах разведки.
   – Здесь, в этом бараке, у них что-то вроде казармы, а здесь что-то похожее на автобазу и ремонтную мастерскую, – начал свой рассказ для собравшихся у карты Джерри. – Будем считать, что эта, так сказать автобаза, центр всего опорного пункта. Казарма рассчитана человек на двадцать или тридцать. Между казармой и автобазой умывальник и цистерна с водой. Над машинами натянут в виде крыши брезент. На автобазе пять машин: три грузовика с тентами и два джипа. Один грузовик и джипы на ходу, другие два грузовика с разобранными моторами, на ремонте. Горючее в бочках тут же. Рядом еще ящики и контейнеры, запасные колеса. Метрах в четырехстах к югу деревянное строение похожее на склад, небольшой домик и еще два сарая. Там тоже солдаты. Несколько десятков человек. На домике антены. Судя по всему это здесь у сепаратистов находятся средства связи и, возможно, начальство. Мы там мину с радиовзрывателем поставили. Еще дальше к югу опять сараи. Два строения с людьми, а внутри третьего две бортовые машины. Еще дальше четыре углубленных в землю сооружения. Похоже, что там хранятся боеприпасы или какое-то тяжелое оружие, возможно, пушки. В каком состоянии те две машины выяснить не удалось. Примерно в трехстах пятидесяти метрах к востоку от автобазы довольно большая площадка и сарайчик. Около него на шестах натянут брезент. Под этим брезентом джип в рабочем состоянии и еще один открытый автомобиль без двигателя. Двигатель вынут и лежит на земле рядом. Людей здесь замечено не было. Площадка соединена с автобазой дорогой. Таким образом, мы вполе можем надеяться на одну бортовую машину и три джипа.
   Джерри остановился, но через несколько секунд продолжил свой рассказ.
   – Теперь об охране. Около автобазы какой-то курятник со станковым пулеметом и часовым. Поблизости от сооружений на юге еще один пост со сменяемыми часовыми. Дальше лес. К северу от автобазы, метрах в ста от нее, с двух сторон от дороги, слева и справа, два пулеметных гнезда. Смена часовых через каждые два часа. Эту информацию добыл Рид. Он сам слышал разговор часовых. При нас, в 22 часа, они сменили людей на постах. Следующая смена в 24. Пути подхода к объектам мы определили. Лучше всего подходить с севера и востока. Мин не обнаружили. Для нас, как мне кажется, важно то, что основные силы сепаратистов находятся хоть и на небольшом, но удалении от машин. Пока мы их заводим и в них садятся люди, путь к автобазе со стороны казарм, которые на юге, в случае необходимости можно на этом отрезке, вот здесь, – Ждано показал место на карте, – временно перекрыть и солдат противника задержать. Все.
   Собравшиеся оторвались от карты и посмотрели на командира.
   – Отлично! Все ясно, – сказал Капенда. – Ждано! Ты все разведал и все знаешь сам, поэтому ты и твое отделение будете заниматься неприятельскими постами. Первым делом нужно без шума уничтожить тех, кто сидит у пулеметов рядом с базой и у дороги с тем, чтобы беспрепятственно взять автомобили и спокойно на них уехать.
   – Понятно.
   – Алексон! Слушай внимательно. Подберешь трех водителей из своего отделения для грузовика и двух джипов. Кого ты сам знаешь. Тех, кто может завести машины лишь взглядом или одним пальцем. Как только часовые будут сняты, быстро, но тихо к машинам. На один из джипов посадишь любителя острых ощущений, добровольца, который один должен будет ехать на нем впереди всех. Понимаешь зачем?
   – Да, сэр! Чтобы он мог первым подорваться на мине.
   – Совершенно верно. В добровольцах, надеюсь, недостатка не будет?
   – Я думаю, не будет.
   – Так! Сейчас о третьем джипе, который стоит в отдалении от автобазы. Им займутся Рэд и Харт.
   Капенда и Джонсон одновременно посмотрели друг на друга.
   – Рэд будет старшим. Эти двое должны подогнать машину к основной дороге когда им скажут. А мы все блокируем сарай у автобазы и перекроем главный путь, чтобы остановить солдат из дальних бараков, если они оттуда начнут наступать на нас. Ник, в первую очередь поставь на дорогу Купера и Гордона.
   – И Робертса тоже, – чуть подумав, произнес Стэн.
   – Понял, – ответил Джонсон.
   – По сараю у автобазы стрелять только в том случае, если сепаратисты начнут из него выскакивать. Не проснутся пусть спят и дальше. Но если всполошатся сразу даем залп гранатами, а потом как можно больше огня, чтобы они не помешали отъехать машинам. После первого же выстрела командный пункт должен взлететь на воздух. Ну, это, я думаю, и так ясно.
   – Относительно времени выхода из нашего лагеря. В 1:40 все быстро собираем и в 1:45 выступаем, чтобы приблизительно к трем ночи или около того, быть поблизости от места действия. Подходим к опорному пункту неприятеля с двух сторон – с севера и востока, со стороны леса, не пересекая дороги, чтобы нас на ней случайно не увидели. Пассажиров оставляем с северной стороны от базы сепаратистов, справа от дороги, метрах в четырехстах. Когда машины будут у нас, сажаем их в автомобили и уезжаем на север. Главное все сделать четко и быстро. В этом залог нашего успеха.
   – Теперь еще раз все по минутам. Ориентировачно начинаем в 3:00. Через час после и за час до смены постов. На месте время уточним еще раз. На каждый неприятельский пост по два человека. Работаете одновременно. На все три поста у автобазы и на дороге в совокупности, как вы понимаете, три минуты, ну, плюс еще одна-две. После этого сразу же машины. Не исключаю, что баки могут быть пустыми. На машины не более пяти – семи минут. Когда автомобили будут готовы к движению на базу должен приехать джип с лесной площадки. Именно к этому моменту, чтобы шумом мотора никого заранее не разбудить. Рэд и Харт там будут раньше того времени, когда мы начнем. Поэтому у них будет достаточно времени, чтобы подготовить машину и преодолеть триста пятьдесят метров. В 3:10, в крайнем случае 3:15, мы должны уехать с автобазы. Если сепаратисты не спохватятся, это будет редким везением. Если начнут стрелять, прикрываем машины и уходим лесом. Вот здесь небольшой поворот дороги вправо. Смотрите на карту. Машины тут останавливаются и ждут нас. Всего предусмотреть, разумеется, невозможно. Могут быть и всякие случайности. Тогда все по обстоятельствам.
   – Сверим часы. Сейчас 23:30. Я пойду расскажу о наших планах гражданским, чтобы для них не было неожиданностей, чтобы все происходило без суеты и без паники. Джонсон! Прикажи менять посты каждые тридцать минут, чтобы все бойцы могли хотя бы немого отдохнуть.
   – Есть, сэр!
   Капенда встал и направился к пассажирам. Подойдя к ним, он начал свою короткую речь.
   – Кто не спит прошу внимания, – вполголоса сказал Стэн. – Завтра на рассвете в нашей жизни многое решается. Мы попробуем захватить у раскольников их автомобили на базе и на площадке в лесу, – Стэн развернул карту, осветил ее фонарем и показал на ней два пункта, – и доехать на них до территории, на которой сепаратисты уже не хозяйничают. Вы об этом знаете. Подъем по первой команде. Выходим из нашего лагеря ночью, в 1:45. К этому времени все должны быть в полной готовности. Как это будет ни трудно, к 3:00 мы должны быть около базы отщипенцев. Вы будете ожидать конца операции примерно в четырехстах метрах к северу от этой базы в лесу, – Стэн указал на карте место дислокации. – Туда, если все получится, мы подгоним машины. По всей видимости, у нас их будет четыре – грузовик и три джипа. Ранее мы вас разделили на три группы. Количество людей в каждой из этих групп придется немного изменить. Но это не проблема. Все решим на месте. При провале операции отходим на юго-восток вот этим путем. Смотрите. Там и подумаем, что делать дальше. Но будем все-таки надеяться на лучшее. Поспите чуть-чуть. В вашем распоряжении примерно два часа. Еще раз внимательно посмотрите на карту и все постарайтесь запомнить. От этого многое будет зависеть. Пока все.
   Стэн помедлил немного, затем неспеша сложил карту, положил ее в планшетку, развернулся и медленно пошел к большой палатке, где находилась рация.
   – Мистер Капенда, простите, пожалуйста.
   Стэн обернулся. К нему спешил из-за кустов Джуранович.
   – Да, я вас слушаю.
   – Не подумайте, что я какой-то тупой и как ворона только и делаю, что долблю клювом одно и то же мерзлое дерьмо.
   – Я и не думаю.
   – Вы мне уже все самым доходчивым образом разъяснили, но я опять о том же. Дайте мне какое-нибудь задание и оружие. Есть же лишнее. Сейчас у вас каждый человек на счету. Вы же сами сказали, что врагов намного больше, чем нас. Я не могу исполнять просто роль обычного зрителя в этом жизненноважном для нас всех спектакле. Вы же знаете, что я и Стефано имеем самую что ни на есть боевую практику. Не совсем удачную, правда… Но какой-то опыт все же имеем.
   – Опыт? – Капенда испытующе и пристально посмотрел Джурановичу в глаза. Тот спокойно выдержал взгляд.
   – Вы очень мягко говорите о своей «блестящей» операции, в которой чуть не погибли все пассажиры подбитого самолета, мистер Джуранович. Кто вам дал право рисковать таким числом людей? Одно дело только своей жизнью, по собственному усмотрению. А тут был кроме вас еще двадцать один человек. Хоть понимаете, куда вы могли бросить людей и какие были бы последствия? Вы действительно думали, что смогли бы в таком составе переодолеть сотни километров и уйти от преследования? Думали, вам это здесь позволят? А подумали о том, что среди пассажиров есть люди не такие выносливые, как вы? А леса и болота? А ранения и болезни? А отсутствие пищи и еще многое и многое другое? Вы же сами видите, как здесь все не просто. Я не хочу делать себе рекламы, но я в Западной Африке уже не один раз побывал и полагаю, что попытка с вашим побегом является просто глупой авантюрой, лишь совершенно случайно окончившейся благополучно. Вы с этим, конечно, не согласны.
   – Нет. Я уже все давно понял.
   – Хорошо, что поняли. Я не люблю вообще-то выступать в качестве учителя. Но вы меня, извините, к этому вынудили. Ладно. Я подумаю о вашей просьбе. Завтра утром во всем разберемся. Полагаю, что для вас и Стефано я найду достойное применение. Но никакой самодеятельности я не потерплю. Будете делать только то, что я скажу. Такое условие вас устраивает или нет?
   – Да. Устраивает. Без вопросов.
   – В таком случае идите и набирайтесь сил. Завтра уже будут не разговоры.
   – Надеюсь на вас.
   Стэн приподнял брови. Джуранович едва заметно поклонился и пошел туда, откуда пришел.
   – Ну, а теперь я, – раздался голос с другой стороны.
   У Капенды опустились руки. Перед Стэном стояла Дэзи.
   – Вы все равно не будете спать, Стэн. Так ведь? Завтра начинается наш самый ответственный день, как я понимаю.
   – Конечно, не буду, – Стэн зевнул, слегка прикрыв пальцами рот. От усталости активно реагировать на сказанное Дэзи ему не хотелось совершенно.
   – Нам нужно поговорить по душам. Вы сами мне сказали, что я вам не противна, как все остальные женщины. Правда?
   – Истинная правда, – ответил Стэн, закрыв глаза, но тут же спохватился. – Какие еще женщины? Вам нужно отдохнуть. Завтра будет очень трудно.
   – Нет, нет. Времени остается очень мало. Завтра ведь всякое может случиться… Сегодня вы так просто от меня не отделаетесь. Я постараюсь вернуть вам веру в прекрасный пол, – Дэзи взяла Капенду за руку.
   – Давайте, возвращайте, – устало сказал Стэн и, не сопротивляясь, проследовал за Фрэдман в сторону палатки.
   – Прошу, мисс! – Стэн приподнял брезентовое полотнище, открывавшее доступ в палатку, пропустил Дэзи вперед и, пошатываясь, зашел в нее сам.
   – А теперь я готова возвращать веру.
   – Что? Какую веру? Ничего не понимаю, – как бы опомнившись, поспешно заговорил Стэн.
   – Как обмельчал все же мужик! – при зеленом свете, исходящем от включенной рации, видно было как ехидно улыбается Дэзи.
   – Это я-то обмельчал, при росте в метр девяносто сантиметров? – потеряв всякое терпение и самообладание, в раздрожении чуть не закричал Капенда, взяв Дэзи под мышки.
   В следующее мнгновение девушка легко, как пушинка, взлетела под потолок палатки, уперевшись в него головой. После этого Стэн начал медленно опускать Дэзи вниз, плотно прижав ее тело к своему. Подол платья зацепился за большую пряжку поясного армейского ремня Капенды. Когда Дэзи коснулась ногами земли, ее одежда оказалась задранной наверх чуть ли не до лопаток, открыв для обозрения часть спины, поясницу и темного цвета трусы, из которых нельзя было скроить даже галстука-бабочки – любимого элемента туалета всяких пижонов, как говорил Джонсон, противопоставляющих себя всем остальным людям, не являющихся, по их мнению, элитой, то есть богатеями, деятелями культуры и искусства или чем-то вроде того.
   – О, о, о! Беру свои слова назад. Ну, а дальше-то что?
   Стэну окончательно надоело такое издевательство. Он стащил платье Дэзи через ее голову и завалил сдерживающую смех девушку на брезент, комом валявшийся около рации.
 //-- * * * --// 
   Как бы ни было тревожно у людей на душе, усталость свое брала. Уснули все гражданские лица, спали бойцы, которые были свободны от дежурства на постах. Одному человеку из числа солдат, однако, явно не спалось. Он встал с земли, в темноте мелькнула и исчезла в зарослях его фигура. Человек в пятнистой защитной одежде удалился от лагеря метров на сто пятьдесят, внимательно оглянулся по сторонам, присел в густой растительности, достал из кармана спутниковый радиотелефон и нажал кнопку.
   – Это второй. Вы слышите меня? Я Второй, – очень тихо начал говорить человек в форме, – Второй на связи.
   На другом конце кто-то включил свой аппарат, но секунд пятнадцать этот кто-то не отвечал, затем в трубке послышался грубый голос.
   – Слушаю.
   – Это тот крайний случай, когда нам предписано выйти на связь. Мы бестолково потеряли двух человек. Больше всего наши дела осложняются от того, что погиб при высадке Первый. Нелепая случайность. Плюс ко всему мы на крючке. Мы под подозрением. Так, очевидно. За каждым шагом следят и объект все время от нас отдаляют, хотя мы себя никак еще не проявили. Но мы уже почти у границы. Остался последний рывок – километров семьдесят по дороге № 5. В 3 ночи на опорном пункте сепаратистов у этой дороги будет попытка захватить машины. Затем мы должны двигаться на север. Вы слышите?
   – Понял. По нашей дороге № 5. А с Первым все совсем паршиво. Так не должно было случиться.
   – Случайность, я же говорю, но в остальном у нас все было нормально. Мы никаких ошибок не допустили. Все согласно инструкциям. Скорее всего, где-то у вас там была утечка сведений. Поэтому нам и придется теперь здесь помои хлебать из ведра через край.
   – Это ты мне замечание делаешь? Ставишь на вид? Так это все мне понимать, да? Сам соображай, как мы могли упустить какую-то информацию. И как это Первый погиб? Какая могла быть там у вас случайность? Вы сами все испортили по своей дурости, кретины, поэтому за вами и следят, выблюдки. Еще про помои какие-то говоришь. Ну, хватит разговоров. Вижу у тебя там времени много для всякой болтовни. Ладно. Теперь главным вместо Первого будешь ты. Отвечаешь за все. Все понятно? За все! Именно ты отвечаешь!
   – Я понимаю, но как я могу за все отвечать при таких обстоятельствах. За успех отвечать не могу. Все становится слишком трудным.
   – Послал же Бог идиотов! Да я с тебя лично шкуру спущу, негодяй. Я тебе голову обломаю, если ты со своими недоносками не сделаешь то, что надо. Уяснил?
   – Уяснил.
   – Приказываю сделать все возможное и невозможное. Мы здесь тоже кое-что придумаем и поможем. Понял? Попробуйте только обгадиться. В случае чего, немедленно докладывай. Я все время на месте.
   – Ясно. Конец связи, – человек в защитной одежде выключил телефон и сквозь зубы прорычал. – Тебя бы на наше место, стихоплет поганый.
 //-- * * * --// 
   – Ну, вот первый опыт есть. Несмотря на антисанитарные условия, все прошло как надо, как написано в книгах, – тихо и с восторгом прошептала на ухо Стэну Дэзи. – Спасибо!
   – Что значит первый опыт и что там в книгах написано?
   – Первый сексуальный! И в книгах все так же. Я очень возбуждена. Такое впечатление, будто по краю крыши многоэтажного дома прошла. До сих пор дрожат руки. Смотрите.
   – Да, кажется, не дрожат.
   – Но мне-то лучше знать.
   – Так вы что, девушка?
   – Теперь уже нет.
   – Вот оно что! А я-то сразу не понял, почему кровью перемазался. Отчего же вы, дочка, об этом мне раньше не рассказали?
   – Простите, а зачем я должна была об этом говорить? Мне уже по возрасту давно пора было превратиться в настоящую женщину. Я вам прежде говорила, что везде опоздала и очень тороплюсь жить. Вы же поняли меня. Или вы хотели бы, чтобы я созревала лет до тридцати? Не ждать же мне сказки. Не искать же мне принца до тех пор, пока не стукнет тридцать или сорок, тем более, когда он рядом, да еще и испытывает ко мне симпатии. Правильно?
   – Все верно.
   – Значит вы не сожалеете, что оказались причастны к моему превращению из девочки в женщину?
   – Особенно я не сожалею, что я приехал сюда и мы здесь встретились, хотя и при таких обстоятельствах. Я в этом все больше убеждаюсь. Но я, увы, даже отдаленно на принца не тяну. Таких замусоленных пятидесятилетних принцев ни в одной сказке нет. У меня такое впечатление, моя дорогая, что вы ничего лучшего в жизни не видели. К чему все эти разговоры?
   – Нет вы принц. Вернее, ты, Стэн, принц. Хотя я и молода, о жизни кое-что знаю. Ты самый лучший. Не шестнадцатилетний, но лучший. В сказках старых принцев действительно нет. Это точно. А в жизни хоть отбавляй. Любой кинорежиссер или руководитель театра, несмотря на то, что из него песок сыпется, для молодых актрис всегда принц, – Дэзи засмеялась. – Стэн ты же не главный режиссер театра?
   – Нет, не режиссер. Хорошо. Пусть будет так, если нравится. Принц!
   – И я тоже ни о чем не сожалею и очень рада, что все именно так сложилось. С тех пор как мы встретились в той деревне чрезвычайное эмоциональное влечение к тебе, Стэн, становится все больше и больше. Мужчине такое, наверно, трудно понять, но для женщины с ее влюбленностью и желанием принадлежать кому-то единственному это самое главное. Разве могла бы подобная встреча у меня произойти в Америке? Она была бы на родине совершенно невозможна. Эта мысль постоянно приходит ко мне. А теперь, кажется, почти все выполнено в моей жизни и сбылось. Почти…
   – Много еще осталось? – Стэн улыбнулся.
   – Не так много. Но завтра такой день, точнее, сегодня уже. Все что угодно может произойти. Мне немного страшно за тебя, Стэн, за себя и за всех. Мне никак не успокоиться. Раньше такого никогда не было. А сейчас какое-то дурное предчувствие и беспокойно на сердце. Очень беспокойно. Глупо, наверно. Хотя, может быть, и нет. Не я одна такая. Мне о том же говорил совсем недавно Джуранович. Я с ним опять немного беседовала. Он тоже мне жаловался, что что-то чувствует. А он смелый человек.
   – Смелый? Возможно. Но он параноик какой-то. Плюнь на всякие там предчувствия, Дэзи. Выброси все из головы. Все будет хорошо. За дело ведь я берусь, – опять улыбнувшись сказал Стэн, – теперь успокоилась?
   – Да. Теперь успокоилась. Теперь все нормально. Я только на тебя и надеюсь, Стэн. Больше не на кого.
   – Ну что ты. Посмотри какие ребята хорошие подобрались. Не пропадем.
   – Все равно надежда на тебя.
   С этими словами Дэзи сняла с себя маленькое деревянное изображение какого-то неведомого фантастического существа, получеловека, полузверя, висевшее у нее на шее, и надела его на Стэна.
   – Это главный личный дух-покровитель и защитник одного из вождей индейского племени алгонкинов. Этому амулету двести лет, может быть, и намного больше. Может быть, ему тысяча лет. Его подарил для меня моему отцу старик-индеец за одну большую услугу. Человека, носящего на груди это изображение, оно спасает от пуль и всяких неприятностей, излечивает от любых болезней. Оно обладает магической силой. Это правда. Я болела. Индеец сказал папе, чтобы я держала амулет все время при себе и болезнь тогда отступит. Так оно и вышло. Мне амулет уже не нужен, а тебе просто необходим. Он убережет тебя от врага.
   – Спасибо, Дэзи.
   – Можно, – Дэзи взялась за рукоятку настройки частот рации.
   – Пожалуйста.
   Легкий поворот ручки и в палатке полилась тихая, спокойная и совершенно неподходящая для тревожной ситуации милая музыка. Дэзи почти шепотом начала петь. Слова удивительно подходили к мелодии, как будто их сочинил гениальный поэт к музыке гениального композитора, хотя было совершенно ясно, что все это является каким-то экспромтом. Стэн от восхищения открыл рот, в упор уставившись на Дэзи. Однако тут же его пришлось закрыть. Дэзи увлеклась и начала петь громче. Песню могли услышать пребывавшие в забытьи вконец изнуренные пассажиры несчастного самолета. Стэн с улыбкой привлек к себе Дэзи, прижал к груди и сдавил тонкое тело своими руками настолько, чтобы ее голос стал чуть тише. Дэзи хотела было остановиться, но Стэн, опустив свои руки, глазами дал понять, что этого делать не надо. Дэзи пела о девушке, ехавшей верхом на коне по прекрасной зеленой роще. Роща неожиданно закончилась и перед взором путешественницы открылась удивительная по красоте долина, в конце которой лежали голубые горы с вершинами, покрытыми белым снегом. Девушке стало так хорошо, что она широко распахнула руки и как бы полетела над всей этой красотой. Вместе с ней куда-то в зелено-голубую даль полетел и Стэн, сопровождаемый хором детских ангельских голосов. Страшная усталость последних дней дала себя знать. Командир отряда особого назначения забылся в глубоком сне.
 //-- * * * --// 
   – Командир! Командир! – Капенду тряс за плечо Джонсон. – Уже пора. 2 часа.
   – Что? Какие 2 часа? Почему ты не разбудил меня раньше? Черт бы тебя побрал совсем! – быстро заговорил Капенда, надевая куртку.
   – Тебе надо было отдохнуть. Какой толк от сонного командира? Ты же сам, Стэн, мне об этом неоднократно говорил и японский пример приводил, рассказывал, что перед боем японские воины, самураи, обязательно должны были хорошо выспаться. Отдохнувший человек превосходит врага по всем показателям.
   – Что ты мелешь? Сейчас не тот случай. Ты понимаешь, что мы можем припереться на эту вонючую автобазу к самой смене часовых. И о каких преимуществах ты говоришь? Наши противники, в отличие от нас, каждые предыдущие сутки спали. Не так как мы, которые в течение нескольких дней и ночей к ряду на ногах. И кончай трепаться. Ты, очевидно, хочешь присутствовать на собственных похоронах? Помоги лучше быстро разобрать палатку и собрать тут все. В первую очередь рацию забирай. Теперь из-за тебя придется бежать по лесу вместе со всеми этими немощными пассажирами в два раза быстрее, чем надо. Ты же знаешь, я этого не люблю. Я не привык скакать голопом. Дэзи, подъем!
   Стэн вытащил из брезента сонную Фрэдман и попытался надеть на нее платье через ноги.
   – Командир, мы все уже собрали, кроме этой палатки. Все готовы к броску, все ждут только приказа, – возразил Джонсон.
   – Отправляй дозор вперед.
   – Они уже ушли.
   – Хорошо. Мы через две минуты будем готовы.
 //-- * * * --// 
   В 2 часа 10 минут ночи отряд начал движение по направлению к опорному пункту сепаратистов. Через некоторое время после выхода из лагеря Капенда подозвал к себе Джонсона, Стефано и Джурановича, шедшго в пяти метрах впереди.
   – Джонсон! Ввиду того, что у нас мало людей, а задачи перед нами стоят большие, я принимаю решение выдать этим двоим оружие, – Стэн мотнул головой в сторону Джурановича и Стефано. – Хотя они и имеют определенный опыт обращения с оружием, все равно на всякий случай проинструктируй их как обращаться с карабинами.
   – Есть, сэр!
   – Теперь с вами. Слушайте приказ. В то время как мы будем заниматься с машинами на базе сепаратистов и со всем остальным, вы будете охранять всех наших гражданских лиц. Надеюсь, что мы успеем все сделать в течение пятнадцати минут и подогнать к месту, где они и вы будете находиться, автомобили. Вы должны занять позиции в указанном месте и никуда оттуда не отлучаться, очень внимательно наблюдать за обстановкой и в случае любой опасности или неожиданности немедленно сообщить нам обо всем этом по приемопередатчикам. В случае чего-то сверхэкстренного вам надлежит дать нам сигнал красной ракетой. Самостоятельно никаких решений не принимать. Стрелять только при крайней необходимости. Запомните, примерно четверть часа, может меньше, а может и больше, наших солдат с вами не будет и вы полностью отвечаете за каждого из пассажиров. Готовы вы выполнить такое задание?
   – Да, – одновременно ответили Стефано и Джуранович.
   Стен на ходу раскрыл планшетку.
   – Стефано! Ваше место здесь, у дороги.
   – Понял.
   – Джуранович! Ваша пункт ближе к базе сепаратистов. Вот здесь.
   – Ясно!
   – Как пройти к этому месту, где будут находиться пассажиры, и вашим позиции вам покажет после Джонсон. Сейчас получите у него оружие патроны, портативные рации и ракеты. И самое главное запомните, что даю новые приказы и отменяю старые только я, лично. Ясно? Непосредственно вам или по рации. Это понятно? Отвечайте.
   – Так точно! Понятно!
 //-- * * * --// 
   – Быстрее, быстрее, – подбадривал Стэн людей, – скоро уже начнет светать. Скоро сепаратисты будут менять людей на постах. Мы опаздываем. Только в темноте мы сможем остаться незамеченными и сделать то, что нам нужно.
   В 3:10 пассажиры с самолета были спрятаны в придорожной растительности примерно в четырехстах метрах от автобазы под вооруженным наблюдением Стефано и Джурановича. Рэд и Харт, как им было предписано, ушли на стоянку, где стоял джип и ремонтируемая машина. Однако на стоянке остался только Харт. Рэд пребывал на ней не более минуты. Затем, оглядевшись, он нырнул в кусты и исчез там. В 3:15 бойцы Ждано приблизились к постам раскольников на дороге и у автобазы, дав знать об этом командиру по своим средствам связи. Через две минуты после этого заработали карабины с глушителями и на постах сепаратистов в живых никого не осталось. Еще через три минуты несколько человек Капенды подбежали к автомобилям, стоящим под брезентовой крышей. Они подкатили к машинам бочку с горючим и быстро начали готовить их к отъезду с базы. Другие его люди окружили сарай с солдатами непрятеля и перекрыли дорогу к казармам, находящимся южнее.
   С каждой минутой становилось все светлее. Но все, казалось, развивается согласно разработанному ранее плану и ни что не могло уже помешать успешному завершению операции.
   – Ник, – прошипел Капенда, – здесь, вроде, все уже ясно. Давай к пассажирам и оставайся с ними пока мы не подъедем. Хотя я и убрал всех подальше от наших гражданских, иди и подстрахуй этого ненормального югослава. Как бы он там чего-нибудь не выкинул. Так спокойнее будет. И подготовь людей. Будешь принимать машины.
   – Есть! – Джонсон, пригнувшись, побежал в северном направлении, прячась за кустами и деревьями.
   В то же время к затаившимся у дороги пассажирам, напряженно ждавшим исхода операции, с востока приблизился запыхавшийся Харт.
   – Стой! Кто идет? – крикнул бегущему Харту Джуранович и наставил на него оружие.
   – Спокойно! Свои! Это я. Ты что не видишь? Да убери ты свою игрушку. Выстрелит! У меня для тебя новый приказ. Командир приказал тебе подогнать сюда джип со стоянки в лесу. Выполняй! Быстро! У меня еще несколько других заданий и я остаюсь здесь вместо тебя.
   – Но командир приказал мне… – начал было пререкаться Джуранович.
   – Ты разве не понял, что все изменилось? – оборвал его Харт. – Давай, не рассуждай.
   – Командир сказал, что я должен выполнять только те распоряжения, которые он даст мне лично. Я не могу уйти.
   В этот момент около базы раздалась выстрел, потом автоматная очередь и еще одна. Сразу же вслед за первыми выстрелами в отдалении ухнул взрыв – взлетел на воздух командный пункт сепаратистов. Затем началась беспорядочная стрельба. После этого события начали развиваться стремительно.
   – Вот видишь! Все поломалось! Планы изменились! Быстро за машиной! Ну, что не понятно? Теперь я твой командир! – Харт вытаращил глаза, подавшись корпусом на Джурановича и отставив назад ягодицы. – Действуй, черт тебя побери, а то всем нам крышка! – поспешно сбивающимся голосом выдал Аркади.
   Джуранович нехотя поднялся с колена и, поминутно оборачиваясь, скрылся в кустах. Харт тоже не остался на месте и бросился в противоположном направлении, в сторону, где находились пассажиры, ждавшие исхода событий. Еще через несколько мнгновений он столкнулся с Рэдом.
   – Ну, что у тебя там? – бросил сквозь зубы Рэд.
   – Все в порядке. Джип я заминировал. Как только этот Мирко повернет ключ зажигания, сразу же разлетится на куски.
   – Отлично. Все идет как нельзя лучше. Сейчас в этой суматохе мы сами ликвидируем этого шипко умного командира и его заместителя, этого дурака и паяца Джонсона и быстро смываемся.
   – А как наши остальные?
   – Да наплевать на них всех! Где мы их сейчас искать и собирать будем? Одни обойдемся. Двоим и уйти легче. Шевелись!
   Оба быстро побежали в сторону автобазы, где стрельба становилась все сильнее с тем, чтобы осуществить свой грязный предательский план.
   Однако замыслы Рэда и Харта в эту же минуту перестали быть только их достоянием. В непосредственной близости от них оказался еще один человек. Это была Фрэдман. За две минуты до начавшегося на автобазе боя она отошла в сторону от пассажиров с самой что ни есть прозаической целью. Крайне возбужденные Рэд и Харт не заметили ее, присевшую среди густых широколистных зарослей каких-то травянистых растений.
   Как только два негодяя исчезли в глубине леса, с другой его строны выскочил Джонсон, направлявшийся к пассажирам. Слыша выстрелы со стороны автобазы, он пригнулся у придорожных кустов для того, очевидно, чтобы принять какое-то решение.
   – Джонсон! Джонсон! Стойте! Как хорошо, что вы оказались здесь сейчас, – закричала Дэзи Нику.
   – Что еще? В чем дело?
   – Измена! Рэд и Харт хотят убить вас и командира… И еще Джурановича, – проглатывая от спешки слова, залепетала Дэзи, – они заминировали машину на стоянке в лесу и отправили к ней Вука, чтобы он подорвался. Я попытаюсь предупредить его…, остановить, а вы бегите, спасайте Стэна. У вас оружие. Быстрее, прошу вас! Быстрее!
   Нику не нужны были подробности. Он все понял с первого же слова. Ломая перед собой сухие ветки растительности, он понесся вслед за двумя негодяями. В это же время Дэзи, прихрамывая, но напрягая все свои силы, кинулась к лесной площадке, куда тремя минутами раньше убежал Джуранович.
 //-- * * * --// 
   Когда Рэд и Харт достиги автобазы, операция находилась на завершающей стадии. Барак и деревянные сооружения автобазы горели. Два джипа уже уехали к месту, где ожидали машины спасенные люди с самолета. Бойцы отделения Ждано закатывали в кузов грузовика с работающим мотором бочку с бензином, в то время как все остальные солдаты метрах в двухстах от автобазы сдерживали наступающих сепаратистов.
   – Стэн, грузовик ушел, можно отходить, – доложил по радио Ждано.
   – Все на восточную сторону дороги, – приказал Капенда, – отходим.
   Строго в соответствии с правилами отступления, солдаты Капенды начали оставлять позиции. Сначала метров на десять – пятнадцать назад отошли автоматчики под прикрытием пулеметчиков, потом первые поменялись ролями со вторыми, прикрывая людей с пулеметами.
   Прячась за стволы деревьев, пустые бочки и большие ящики, Рэд и Харт короткими перебежками двинулись навстречу отходившим бойцам Капенды.
   – Вот он! – крикнул Рэд Харту. – Я беру его на себя. А ты зайди с той стороны, слева.
   В ожидании приближающегося Капенды Рэд спрятался за среднего размера металлическим контейнером. Когда между Капендой, передвигавшимся спиной к Рэду, и контейнером оставалось около десятка метров, он выскочил из-за укрытия и резко вскинул карабин. Однако выстрелить Рэд не успел. Вовремя подоспевший Джонсон свалил предателя, выпустив в него чуть не весь магазин.
   – Слева смотри! Там еще одна сука! – успел выкрикнуть Ник и рванул на себя спуск. Пули полетели в разные стороны.
   Стэн мнгновенно среагировал и в падении дал длинную очередь влево. Харт тоже успел выстрелить, но не прицельно. Пули прошли выше головы Капенды. В следующее мнгновение Стэн выпустил вторую очередь в изменника, который подобно маятнику, метнулся сначала в одну сторону, затем в другую, бросился на землю, перевернулся через спину и пока Стэн перезаряжал автомат, скрылся в зарослях.
   – Он от нас никуда не денется. Все равно мы его достанем, Стэн. Но сейчас другое. Надо быстрее к джипу который в лесу. Там Джуранович и Фрэдман.
   – Что!? Почему? Почему они там? – Капенда схватил Джонсона за одежду. – Кто разрешил?
   – Я ничего не знаю, так Дэзи сказала. Она как-то что-то узнала. Гады заминировали машину и она побежала предупредить этого Вука, остановить его.
   – А ты-то как это допустил? Почему ты не с ними? Ты же все знаешь… – заревел Капенда.
   – Но не разорваться же мне пополам, Стэн!
   – Всем к машинам в условленное место! Операция закончена, – на бегу крикнул Капенда в микрофон переговорного устройства и понесся по направлению к стоянке в лесу.
   – Дайм! За мной! – заорал не своим голосом Ник Полю, подбежавшему на выстрелы.
   Оба бросились вслед за Капендой.
 //-- * * * --// 
   Когда Дэзи прибежала к машинам, стоявшим в лесу, ее силы почти полностью истощились. Четырехсотметровая дистанция помноженная на скорость, с которой они были преодалены, превратили совсем даже не спортивную Дэзи в немощное существо. Во рту был сладковатый привкус крови и ноги уже не слушались их хозяйку. Джуранович сидел за рулем джипа и тщетно пытался его завести, крутя влево-вправо импровизированным ключом зажигания, изготовленным Хартом из проволоки.
   – Вук! – из последних сил, почти беззвучно, выдавила из себя Дэзи. – Остановитесь!
   До машины оставалось двадцать метров. Джуранович, увлеченный своей работой, ничего не слышал и не видел вокруг.
   – Вук, не двигайтесь, остановитесь!
   Десять метров, пять, два, один. Дэзи схватила Джурановича за левую руку. В этот момент стартер, наконец, сработал. Откуда у девушки взялся дополнительный источник энергии? Она с такой силой рванула Вука на себя, что он вылетел с сиденья автомобиля словно пробка из бутылки. При этом рывке, развернувшаяся вокруг своей оси Дэзи, закрыла своим телом Вука и оказалась спиной к машине. Тут же прогремел взрыв, основную тяжесть которого приняла на себя Фрэдман. Взрывная волна обоих отбросила в сторону на несколько метров. Брезентовый тент, закрывавший машины, мощным порывом мнгновенно был раздут как парус корабля на море во время бури. Толстая материя оборвалась и взлетела вверх.
   Стэн, услышавший грохот взрыва и издали увидевший взвившийся над деревьями брезент, побежал еще быстрее.
   Оглушенный и совершенно ничего не понимающий Джуранович, приподнял неподвижную Дэзи, на правом боку которой зияла страшная рана, выбрался из-под ее тела и попытался встать. Попытка окончилась неудачей и Вук снова оказался на земле, ткнувшись лицом в пыль.
   Секунды три он не двигался. Затем, оперевшись на руки, Джуранович опять оторвался от почвы и посмотрел заплывшими от слез глазами вперед. Он увидел нелепо, подобно какому-то роботу, но быстро, приближающегося к нему Харта, с диким, искаженным каким-то сумасшествием, лицом. Он бежал на своих толстых коротких ногах прямо на Джурановича, ни на что не обращая внимания, вытянув на руках вперед карабин и целясь прямо в него. Следом за Хартом, метрах в пятидесяти, так же быстро передвигаясь, неслись еще несколько фигур, лиц которых Вук различить не мог.
   Стэн понял, что все решают десятые доли секунды, не стал дожидаться выстрела Харта в Джурановича и открыл огонь с дальнего расстояния первым. Очередь прошила Харта поперек. Не добежав двух метров до стоявшего на коленях Вука, Харт упал, забрызгав всего его своей кровью.
   – Что ты сделал? – захрипел на Стэна каким-то грудным голосом опомнившийся наконец Джуранович. – Ты же убил своего!
   Серб вытаращил налитые кровью глаза, поднялся и с растопыренными на руках пальцами, качаясь из стороны в сторону, двинулся на подбежавших Капенду, Джонсона и Алексона.
   – Я где тебе сказал быть, урод? – Стэн схватил Джурановича в железные объятия. – А ты сейчас где? Джонсон убери этого идиота к чертовой матери, а то я размажу его обо что-нибудь.
   После этих слов Капенда швырнул Джурановича обратно на землю.
   – Если бы не Стэн, тебя уже не было бы на этом свете, болван, – сквозь зубы процедил нагнувшийся над Джурановичем Ник, аккуратно засунув ему при этом в рот дуло своего карабина. – Тебя же хотели убить эти гады. Не понятно?
   – Какие гады? – промямлил Джуранович, освобождая рот от ствола оружия и обалдело глядя на Джонсона глазами, которые начали косить.
   – Дэзи! – едва слышно произнес Капенда, склонившись над лежащей в луже крови девушкой. – Дэзи! – Стэн потащил безжизненное тело на себя.
   На дороге, метрах в двухстах от лесной стоянки появилось около десятка фигур в зеленой униформе. Люди бежали в сторону стоянки. Пули ударили по деревьям и листва полетела вниз.
   – Командир! Надо уходить! – без паники в голосе сказал Джонсон.
   Капенда встал на колени перед Дэзи и перевернул ее лицом вверх. Голубые глаза были широко раскрыты и смотрели прямо на Стэна, рот был закрыт и ему показалось, что девушка слегка улыбается.
   – Дэзи! Скажи что-нибудь, – Стэн тщетно пытался нащупать на шее Фрэдман пульс и в то же время заткнуть большую дыру на ее боку.
   – Командир! Уходить надо! – повторил Джонсон. – Ее уже не вернешь.
   Опять раздались выстрелы и пули прошли уже совсем низко, заставив Ника, Поля и Вука низко нагнуться. С левой стороны леса, уже на расстоянии метров пятидесяти, выскочили еще около десятка чернокожих бойцов. Алексон поставил сошки пулемета на бочку из-под бензина и дал в их сторону длинную очередь. Сепаратисты залегли.
   – Стэн уходим! Ты слышишь меня? – уже кричал Ник.
   – Дэзи! – Стэн впился пальцами в плечи девушки.
   Джонсон снял с ручного тормоза машину без мотора, стоявшую рядом, весь напрягся и, двигая ее всеми силами, на которые был способен, перекатил на три метра вперед, загородив Стэна и лежащую Дэзи от огня раскольников, который они вели с дороги. Пули защелкали, застревая в металлическом корпусе машины. Справа появилась еще одна группа чужих солдат. Алексон развернул в их сторону пулемет и опять выпустил одну длинную очередь, грамотно срезав огнем почти под корень тридцать метров кустов на опушке леса.
   – Командир! Уходим! Ты слышишь? Еще минута и будет поздно! – надрывался Джонсон.
   Алексон перенес огонь налево. Он стрелял из пулемета с лицом швеи, работавшей на швейной машинке. Лента закончилась. Пока Дайм перезаряжал пулемет, Ник заменил его, дав три длинных очереди направо, в направлении дороги и налево. Когда у него кончился магазин, снова заговорил пулемет Алексона. В отдалении на дорогу выскочил чернокожий человек в длинной набедренной повязке с винтовкой в руке, сделал несколько неуверенных шагов и рухнул ничком.
   – Командир! Сейчас уже будет все! Все!
   Стэн поднялся, взяв Дэзи на руки. То, что называлось раньше туфлями свалилось с ее ног. Стэн нагнулся еще раз и поднял обноски.
   – Уходим! Вук, карабин возьми! Что ты уставился на меня? Дайм, прикрывай! – уже не кричал, а хрипел Джонсон.
   Стэн, неся на руках перед собой Дэзи, пригнулся и побежал в северном направлении. Следом заковылял Джуранович. Дайм прикрывал их огнем слева, Ник – справа.
   Непосвященный человек ничего не понял бы, что же происходит в действительности на лесной стоянке. Находясь в этот момент на земле, трудно было разобраться в обстановке. Стрельба велась во всех направлениях. Но с высоты полета птицы открывалась вполне ясная картина. Со всех сторон к перемещавшимся в сторону лесного массива четрверым людям, один из которых на руках нес девушку, подступали все ближе и ближе десятки других людей, с каждой минутой сужая кольцо.
   Положение становилось критическим. В этот момент к Стэну снова вернулось самообладание.
   – Дайм, Ник, Вук! Из окружения нужно вырваться. В прорыв! – начал командовать Капенда. – Идем на север. Сначала гранаты! Все какие есть. И бежать как можно быстрее! Я прикрываю. Пошли!
   Грохнули гранаты, после чего три человека бросились вперед, стреляя на ходу. Капенда, перебегая от дерева к дереву, держа на своей груди Дэзи, короткими очередями сдерживал наступавших, поминутно заставяя преследователей останавливаться.
   Джонсон и Алексон выполнили приказ блестяще, прорвав кольцо окружения и вырвавшись вперед на сто пятьдесят метров. Путь был свободен. Поль начал расширять огнем прорыв в западном направлении. Ник и Вук вытеснили противника к востоку. Стэн, не поспевая за ними, остался один.
   Справа появились три человека. Капенда выстрелил и метнулся назад влево. Там тоже показались силуеты нескольких солдат. Стэн дал очередь и туда. В пятидесяти метрах прямо перед ним выросло еще около десятка сепаратистов. Создавалось впечатление, что везде только одни враги, что в общем-то и соответствовало действительности. Они быстро приближались. Черные физиономии и белые зубы были совсем рядом. Стэн всавил в автомат последний магазин. Перед лицом смертельной опасности он не чувствовал ни малейшего страха, действуя предельно расчетливо, рационально и без суеты, решив отдать свою жизнь не за просто так. И в этом заключалось его огромное преимущество над врагом. Уходя и уклоняясь от огня неприятеля, Стэн действовал, скорее, с интересом человека, играющего в компьютерную игру, которому ничего не угрожало, нежели лица, идущего по лезвию бритвы.
   Несколько пуль пронеслось с правой стороны, обдав лицо Стэна теплым ветром. Другая пуля отстрелила самый кончик левого уха. Щеку Капенды начала заливать кровь. Еще две пули попали в спину Дэзи, которая сыграла для Стэна роль щита.
   – «Даже мертвая ты спасаешь людей», – про себя подумал Стэн, заскрипев зубами и на мнгновение зажмурив глаза.
   Капенда отступил, не стреляя и экономя патроны, на несколько метров назад, потом еще на несколько. Противник наступал. Пришлось дать короткую очередь. Один из наступающих упал. Это не остановило разношерстно одетых и голых солдат. Стэн выстрелил еще и еще. Чернокожие воины не останавливались. Наоборот, они побежали на Капенду еще быстрее.
   – «Да что они, совсем рехнулись что ли? Я бы ни за что не стал переть так вперед на встречу верной смерти, что бы мне не посулили, сколько бы не заплатили. Но им же ни гроша не платят. В чем дело? Может они ненормальные, обкуренные?» – это было последним, о чем подумал Стэн. На другие раздумья времени уже не было. И патронов тоже.
   Враг был совсем рядом. Капенда обросил в сторону ненужный автомат и вытащил из кобуры «Кольт». Восемь патронов и еще одна граната. Стэн попятился назад выбирая, как он решил, свою последнюю позицию. Капенда готов был к смерти и не боялся ее. Левой рукой он продолжал крепко удерживать на груди Дэзи. Прислонившись спиной к одному дереву и уперевшись ногой в другое, впередистоящее, Капенда прицелился в ближайшего, бегущего в его сторону чернокожего воина, но стрелять не стал. Чужие солдаты вдруг расступились вправо и влево. Сначала упал в траву один из них, потом споткнулся второй и третий. Капенда почему-то перестал их интересовать.
   – Командир! Жив? – к Стэну бежал Ждано со своими людьми, – Джим, Ник, быстро помогите. – Джерри перешел на грубый мат. – Я сказал быстро, мать вашу!
   – Не надо мне помогать. У меня все нормально, – Капенда оторвался от дерева. – Это ты их так напугал? Оказывается эти друзья просто от тебя убегали. А я-то подумал, что они больные какие-то. Молодец! Все сделал как надо.
   – А учил-то кто? С девушкой что? Помочь?
   – Не надо. Уже не надо. Пассажиры где?
   – В надежном месте. Все как было сказано.
   – Уходим отсюда, – приказал Капенда.
   – Сматываемся! Трое в прикрытие! – завопил Ждано.
 //-- * * * --// 
   В 5:30 утра бойцы отделения Ждано, Капенда, Джонсон, Алексон и Джуранович были уже в нескольких километрах к северу от разбитой базы сепаратистов и лесной площадки, где проходил бой. Африканцы американцев не преследовали – на разгромленном опорном пункте дел было предостаточно. До условленного места, в котором Капенду и остальных ожидали бойцы, уехавшие на машинах с гражданскими лицами, оставалось примерно два-три километра.
   Выбрав сухое возвышенное место между двух больших деревьев, Стэн сам начал малой саперной лопаткой копать яму – последний приют Дэзи Фрэдман. Через двадцать минут его сменил Поль. Затем снова за лопату взялся Стэн. Когда работа была закончена, Капенда аккуратно завернул тело Дэзи в две плащ-палатки и опустил на дно ямы. Бойцы забросали яму землей, а сверху закатили на свежую насыпь большой камень. Почти полностью развалившиеся туфли Дэзи Стэн положил в свой вещмешок.
   – Через пять минут двинемся, – присев около могилы, устало сказал Стэн.
   К нему подошел Джонсон и тоже присел на корточки.
   – Эх, Ник, Ник! Что же ты наделал? Всему конец. Ты не должен был уходить от пассажиров. А если уж и бежать, то не ко мне, а в другую сторону. Знаешь в какую. Ну, убили бы меня, ты же знал кто это и отомстил бы. А теперь что? Ну как мне жить? Хотя я во всем сам же и виноват. Надо было соображать, что эти чужие запросто в ответственный момент нарушат любой мой приказ. Они же другим подчиняются, у них другие хозяева. И с этим полунормальным, горячим сербом все не так нужно было тоже сделать. Не хотел я его к нашим делам привлекать. А все равно допустил. Черт попутал.
   – Ты не виноват, Стэн. Они все равно что-нибудь другое, дьявольское, устроили бы.
   – Да, но все могло бы быть по-другому.
   – Могло быть еще хуже, Стэн. Намного хуже. Что сейчас об этом говорить. Поздно! А что там у вас произошло? Почему стрелять начали когда я ушел?
   – Один болван из этого проклятого сарая помочиться вышел и прямо на нас наткнулся… Неожиданно… С этого все и началось.
   – Но мы все сделали как нужно.
   – Нет, Ник. Не как нужно. Хуже уж некуда.
   Джонсон впервые за сорок пять лет, которые он знал Стэна, увидел как его глаза наполнились слезами.
   – Ну что ты, Стэн. Ты же сам нас учил быть сильными в любой ситуации. Сильными и невозмутимыми, – Ник дотронулся до колена друга.
   – Учить это одно, а самому оказаться на месте обучаемых – другое. Учить всегда просто. Ладно. Идите. Я вас догоню. Еще две минуты здесь побуду и догоню.
   Джонсон молча поднялся и знаком дал бойцам понять, что им нужно идти. Солдаты тихо встали и ушли.
   – «Быть сильным и невозмутимым. Невозмутимым», – про себя повторял Стэн.
   В голове начали быстро проскальзывать отрывки из произведений Шекспира, которые на привалах читала Стэну Дэзи, которые он сразу запомнил:

     «Лишь тот кто мудр и благороден,
     Сумеет сохранить невозмутимось
     Под злейшими ударами судьбы…»

   – «Мудр, благороден, невозмутимость. Но я-то не мудр и не благороден. Проклятье…».
 //-- * * * --// 
   Примерно в 8 часов утра Капенда и его люди достигли места в лесу, где их ждали другие бойцы и пассажиры самолета, спрятавшиеся около замаскированных ветками двух джипов и грузовика. Не теряя времени, решено было выехать как можно скорее в северном направлении, в сторону районов, на которые власть сепаратистов уже не распространялась.
   На первом джипе вызвался ехать Черемхи, обещавший мчаться так быстро, что если на дороге и будет какая-нибудь мина, то она разорвется лишь через пять секунд после того, как он, Ник, над ней пронесется. И вообще Черемхи просил о нем не беспокоиться, так как знал, по его словам, что надо делать.
   Всех гражданских лиц Капенда распорядился посадить в грузовик. Исключение составил только Джуранович, которому Стэн приказал сесть во второй джип, замыкающий колонну из трех автомобилей. В нем должны были ехать еще сам Капенда, Джонсон, Алексон и Бэйкер с рацией.
   – Я поеду вместе со всеми, в грузовом автомобиле, – возразил Джуранович.
   – Нет, ты сядешь туда, куда я тебе скажу, – перекривив рот, тихо и злобно сказал ему Капенда. – Попробуй еще со мной поспорить. Я тебе вправлю мозги. Что-то не понял? Понял или не понял? Так я тебе еще раз все объясняю. Слушай очень внимательно. Сядешь в джип и будешь там молать, чтобы я больше слова от тебя не слышал, будто тебя здесь нет.
   С этими словами Капенда приблизился к Джурановичу так, что расстояние между их лицами оказалось не более десяти сантиметров, и пристально посмотрел ему в глаза. Вук тоже уставился Стэну прямо в глаза, но взгляда командира выдержать не смог, медленно отошел от него на два шага, засунув руки в карманы, после чего послушно занял место во втором джипе.
 //-- * * * --// 
   Машины ехали по совершенно разбитой дороге около тридцати минут с той скоростью, на которую были способны. В 8:40 Капенда развернул карту, мельком посмотрел на нее и вышел на связь с Черемхи, сидевшим в первом джипе, и МакКарни, управлявшим грузовиком с гражданскими людьми.
   – Километра через два будет развилка. Дорога идет на юго-восток, в обратную сторону от того места, куда нам нужно. Заворачиваем на эту дорогу, – приказал Стэн.
   – Есть! – ответил сначала Черемхи, а затем и МакКарни, не вдаваясь в подробности.
   Три минуты спустя после этого решения, молчавший Джонсон не выдержал и задал Капенде осторожный вопрос, – Стэн, ведь до нашей цели сущие пустяки. Отсилы пятнадцать-двадцать минут будет. Почему вдруг такой приказ?
   – Сам не знаю, но надо подстраховаться. На всякий случай. Час или несколько часов в другую сторону все равно уже ничего не изменят, – безучастно ответил он.
   Через десять минут все три машины ехали уже в другом направлении, удаляясь от территории контролируемой правительственными войсками. А еще через тридцать минут Бэйкер, оторвавшийся от наушников, сообщил слегка ошалевшим бойцам замыкающего колонну джипа, что километрах в пятнадцати к северу от развилки, там, куда первоначально направлялись машины отряда Капенды, идет ожестаченный бой между сепаратистами и какими-то белыми солдатами, непонятно на кого работающими, когда и для чего в данный район прибывшими.
   – Да, Стэн, – после минутной паузы обратился к Капенде Джонсон, – если бы тебя убили эти негодяи Рэд и Харт, я, конечно, отомстил бы им, но лишь для того, чтобы мы передохли все здесь или были убиты этими белыми, поджидавшими нас, или черными, догонявшими. У меня осталось всего три патрона…
   Впоследствии, уже на территории занятой силами законного правительства, выяснилось, что сепаратисты сражались с группой специального назначения из двадцати человек под руководством Кабана, отъезд которого из Африки, по «техническим» причинам, был отменен Бэлламором. После ночного доклада Рэда своему начальству о трудностях «работы» и об обстановке на месте действий, группа Кабана выдвинулась в нейтральную зону и ожидала в засаде бойцов Капенды, намереваясь всех их здесь уничтожить, но вместо нее на границу прибыли на нескольких машинах унитовцы, получившие задание догнать и наказать тех, кто разрушил их опорный пункт в лесу. Почти все люди Кабана в скоротечной схватке погибли. Сам Кабан в самый ответственный момент боя бросил своих солдат и, спасаясь от преследования раскольников, подорвался на мине, лишился обеих ног и попал с двумя другими ему подчиненными, чудом оставшимися в живых, в плен к сепаратистам.


   Глава VI. Возвращение. Снова в Нью-Йорке.

   Около пяти часов три машины с людьми Капенды и пассажирами самолета шли в юго-восточном, а потом восточном направлении. Несколько раз Стэн останавливал автомобили и с пристрастием осматривал путь. На дороге не было никаких следов, свидетельствовавших о том, что по ней кто-то шел или ехал после дождя, прошедшего двое суток назад. В эфире также все было спокойно. После утреннего боя на границе сепаратисты обменивались между собой лишь краткими радиограммами информационного характера и узнавали друг у друга, не собирается ли на них напасть кто-нибудь еще.
   В 15:00 машины остановились и люди отдыхали в течение часа, не отходя от них ни на шаг, как приказал командир. После этого Капенда дал распоряжение двигаться на север в том же порядке, что и прежде. Первым шел джип Черемхи, за ним грузовик и сзади небольшой колонны ехал автомобиль Капенды. К вечеру грузовик и джипы вновь приблизились к территории занимаемой правительственными войсками, но уже километрах в двухстах к востоку от того места, где произошло столкновение сепаратистов и отряда Кабана.
   Стэн самым внимательным образом изучил карту. До населенного пункта, находящегося в руках сил законного правительства, было менее двух километров. Однако Капенда не стал полагаться только на сведения, полученные перед вылетом на операцию у офицера ангольской армии, и в наступивших сумерках отправил к поселку Бэйкера и Рида в сопровождении четырех бойцов отделения Ждано. В 22:30 разведчики вернулись обратно с мешком продовольствия. Вместе с ними к машинам пришли младший офицер и два рядовых армии Народной Республики Анголы. Люди наконец-то подкрепились и еще раз немного отдохнули. Около полуночи Капенда приказал Черемхи и МакКарни отвезти освобожденных пассажиров и бойцов своей группы в деревню тем путем, который укажут военнослужащие правительственных войск, оставаясь при этом все время с ним на связи. В своем джипе Капенда оставил тех же людей, ехавших с командиром отряда ранее: Джонсона, Алексона, Бэйкера и Джурановича. Приблизительно в час ночи Стэн получил сообщение о благополучном прибытии машин в населенный пункт, где находились солдаты правительства. После этого автомобиль начальника особого подразделения с его тремя подчиненными и сербом развернулся и медленно двинулся в темноте в восточном направлении.
 //-- * * * --// 
   В приграничном поселке, находящимся под контролем првительственных войск, солдаты отряда Капенды и освобожденные заложники в течение двух дней получали первую медицинскую помощь и отдых. Затем пассажиры подбитого самолета и сопровождавшие их бойцы с командиром второго отделения Ждано были отправлены еще дальше на север, где нескольких человек поместили ненадолго в военный госпиталь. Через некоторое время всех американцев перевезли в Луанду, туда, куда двумя сутками раньше из другого опорного пункта правительства прибыли на военном вертолете сам Капенда, его люди и Джуранович.
   Стэн не стал испытывать судьбу и в первый же день пребывания в Луанде сделал все, чтобы отправить серба ближайшим рейсом через Западную Европу на родину. Бэйкер приобрел для Джурановича по его документам, спрятанным от сепаратистов во время пребывания в плену в ботинке, и на деньги, имевшиеся у Капенды, транзитный билет через Лиссабон и Париж в Белград. Убедившись, что за ними никто не следит, Капенда, Джонсон, Алексон и Бэйкер, переодевшиеся уже в гражданскую одежду, а также Джуранович, прибыли за два часа до отправления самолета на рейсовом автобусе в аэропорт города Луанды. Джуранович все время молчал, о чем-то раздумывая, и никаких вопросов не задавал, полностью подчиняясь воле Капенды. После регистрации авиабилета, в ожидании посадки, которую должны были объявить с минуты на минуту, Стэн и Вук отошли в сторону от всех остальных и остановились около входа в туалет.
   – Если вы считаете, что я расстаюсь с вами без особой радости, то вы заблуждаетесь, – неспеша начал свою речь Джуранович. – Я не получил никакого удовольствия от общения с сепаратистами, – сказал серб, слегка дотронувшись рукой до заживающей рвано-размозженной раны на левой щеке, – но и от встечи и знакомства с вами тоже, хотя вы и являетесь спасителем меня и всех нас.
   Стэн смотрел как бы сквозь Джурановича, совершенно не реагируя на его речь, становившуюся от слова к слову все более пламенной.
   – Позвольте я скажу вам еще несколько слов перед отъездом. Хочется в конце концов высказаться, если не возражаете против этого, конечно.
   Стэн пожал плечами.
   – Вся ваша забота обо мне, если только это можно назвать заботой, принесла мне только одни моральные мучения и ничего больше. Лучше бы вы совсем не проявляли заботы по отношению ко мне.
   Стэн молчал.
   – Я расстаюсь с вами с большим удовлетворением, в надеже никогда больше не увидеть.
   Через репродуктор прозвучало объявление о начале посадки на самолет, следующий рейсом до Лиссабона.
   Капенда не спеша засунул руку в правый карман брюк и вытащил отуда небольшой бумажный пакет, – вот здесь деньги, которые позволят вам, Джуранович, если Господу Богу будет угодно, добраться, наконец, до вашего дома.
   Стэн сделал паузу.
   – Только во время полета не вздумайте заснуть. Глядите во все глаза. Смотрите, чтобы рядом с вами не оказалось кого-нибудь из нашего недавнего окружения, из нашего отряда, например. Для вас это будет концом. Я бы вам и есть в полете не рекомендовал. Могут подсыпать что-нибудь. А воду или другое питье лучше купите здесь, в аэропорту, перед самой посадкой в самолет.
   Джуранович с удивлением и непониманием начал вслушиваться в то, что ему говорил Стэн.
   – Вы что-то опять не понимаете?
   – Что такое вы мне говорите? – Джуранович сузил глаза и чуть-чуть приблизился к Капенде.
   – Я могу не говорить, а вы не слушать, но это будет не в ваших интересах.
   – Не могу понять, почему я не должен спать и есть в пути? И что это мне могут подсыпать в пищу?
   – Все это освобождение заложников было задумано службой безопасности вашей фирмы, фирмы, где вы работали еще недавно, той самой, участвующей в изготовлении новейших самолетов, с единственной целью убрать вас, Джуранович, убрать на тот свет. Из-за вас вся эта поездка была устроена. Понимаете или нет? Эта акция была совершена за деньги и совсем не из каких-то благих побуждений. Вовсе не для того, чтобы спасти несчастных заложников. До людей, попавших в беду, вашим недавним хозяевам не было и нет никакого дела. А вы со своими локаторами можете лишить компанию больших прибылей. Больших даже не то слово. Вот это самое главное в истории, которая еще, к большому сожалению, не закончилась. Опять не понимаете? Нет, вы все сейчас, я думаю, понимаете уже. Однако вы с вашим идиотским и независимым характером имели глупость, еще тогда, раньше, во всеуслышание рассказать о своих планах отъезда в Югославию с целью усовершенствования там РЛС, способных без труда обнаруживать новые сверхзвуковые самолеты. Я говорю о «невидимых» самолетах. Из Америки вам удалось сбежать. Но охота на этом за вами не закончилась. Вас хотели достать в Африке. Эта охота, я полагаю, и сейчас продолжается и будет продолжаться. Те, кто желает добраться до вас, Джуранович, не остановятся, похоже, ни перед чем. И не смотрите на меня сумасшедшими глазами. Я гипнозу не поддаюсь.
   – Откуда вы все это знаете?
   – Я не все знаю. Далеко не все, к сожалению. Из-за этого столько бед и свалилось на наши головы. А со спящим человеком справиться легче, чем с бодрствующим. Вот зачем я вам это говорю, зачем предупреждаю.
   – Откуда вы все это знаете?
   – Одна треть людей моей боевой группы была завербована сволочами и имела задание убить вас и меня заодно. Жаль, но я об этом узнал поздно, только в Анголе. Сметрельно раненный Сависски, перед самой смертью мне рассказал об этом. Несколько изменников свое получили. В том числе и нежно любимый вами Харт. Однако кто остальные предатели, я до сих пор не знаю. Они рядом. Они с теми, кто ехал в грузовике. Подонки могут осуществить свои подлые замыслы в любую минуту. За обещанные деньги они готовы на все. Торопиться надо. Скорее следует уехать отсюда. Лучше всего в то место, про которое никто из ваших прежних и новых знакомых не знает. Не легко все было раньше и таковым продолжает оставаться сейчас. Я и сам только здесь все начинаю осознавать в полной мере. Там, в поганых лесах и вонючих болотах, и времени-то на это не было. Другие заботы были.
   Джуранович слушал Капенду в нетипичной для него манере, приоткрыв рот.
   – Вы не хотите со мной встречаться еще раз. Я с вами тоже, представьте. Из-за вас погиб человек, которого я полюбил. Таких как Дэзи на свете больше нет. Это она случайно узнала, что автомобиль в который вас зачем-то понесло, заминирован негодяями, все время находившимися рядом с нами. Если не Дэзи Фрэдман, вы не стояли бы здесь и не пучили бы на меня глаза, и не переспрашивали одно и то же как тупой второгодник у учителя. Она спасла вас ценой своей жизни. Теперь она лежит там, в земле, хотя место под корягами, в болоте, предназначалось вам, Джуранович.
   – Заминированный негодяями автомобиль!? Значит они меня обманули. Но я не догадывался… Я же ничего этого не знал, – Джуранович вытер пот с лица.
   – Нечего оправдываться. Вы не выполнили мой приказ, Вук. Вы получили четкие инструкции, но занялись самодеятельностью. Вы обязаны были подчиняться только мне, как я об этом сказал перед началом операции. У вас была рация для использования ее в особых обстоятельствах и вы не должны были покидать вверенный вам пост. Я ошибся, доверив вам охрану пассажиров. Жестоко ошибся. Но спрашивать с вас, так же как со своих подчиненных, я не могу. А то бы у нас был другой разговор. Во всем виноват я, конечно. Лично я. Теперь все. Ваш самолет! – Стэн кивнул в сторону стоявших на летном поле самолетов и развернулся, чтобы уйти.
   – Капенда, постойте! – Джуранович схватил Стэна за локоть. – Неужели все это так? Неужели это правда?
   – Я что, похож на трепача? Ваш самолет, мистер Джуранович, – Стэн указал пальцем на пункт контроля пассажиров и снова развернулся в противоположную Вуку сторону.
   – Капенда!
   – У вас еще какие-то вопросы? Я, по-моему, все доходчиво объяснил.
   По лицу Джурановича было видно, что его мозг напряженно работает. Немигающими глазами он смотрел на Капенду. Так продолжалось почти полминуты. Затем серб молча взял Стэна за кисть правой руки и начал сжимать ее своей. Несколько секунд Капенда был пассивен, потом ответил на рукопожатие. В течение некоторого времени оба продолжали пристально смотреть друг другу в глаза. После всего этого Джуранович закрыл ладонью левой руки свое лицо, опустил голову и бегом бросился к контрольному пункту, быстро прошел его и, не оглянувшись, скрылся за поворотом.
 //-- * * * --// 
   В Луанде, в ожидании приезда бывших заложников и остальных бойцов особой группы, Джонсон и Бэйкер сняли в захудалой гостиннице недалеко от аэропорта два номера на четверых. Из гостиницы выходил по делам только Джо, надвигая на улице шляпу на глаза.
   После прибытия в столицу пассажиров самолета и других солдат Капенды, с ними встетился Джонсон. Бойцы доложили заместителю командира группы, что международные кредитные карты, с помощью которых прибывшие надеялись получить в банке причитавшиеся им деньги, оказались недействительными. Выслушав эту новость, Капенда совершенно не удивился и заявил, что был бы крайне озадачен, если произошло что-либо обратное. Вслед за этим командир вытащил из своего маленького рюкзака, с которым не расставался в течение всего опасного путешествия, объемный бумажный пакет, где лежало около трехсот тысяч долларов, предназначенных для «непредвиденных» расходов. Стэн вручил пакет Джонсону и попросил его разделить деньги между всеми участниками экспедиции поровну. Бэйкеру опять было поручено заниматься авиабилетами. Он должен был купить билеты до Киншасы и оформить уже имевшиеся проездные документы для обратного пути до Нью-Йорка на самый ближайший рейс, но только для четырех обитателей паршивой гостиницы. Все остальные билеты Капенда отдал Джонсону для передачи другим членам группы. Алексон получил задание связаться в Штатах с надежными людьми, которые должны были встетить в нью-йоркском аэропорту Капенду и его спутников для обеспечения безопасности.
   В тот же день билеты до Нью-Йорка были оформлены. Утром следующего дня Стэну и его друзьям предстояли встреча с родителями Дэзи, прилетевшими вместе с родственниками других бывших пленников в Анголу, и вылет в Америку.
   Встреча состоялась около здания аэропорта в 9 часов утра. Джонсон подвел Стэна к пожилому, умеренно полному джентльмену выше среднего роста в простом сером костюме с опухшим лицом и красивой женщине светлой пигментации в такого же цвета скромной одежде. Глаза женщины были воспалены и красны от слез и бессонной ночи. Ее слегка поддерживали с двух сторон два коротко постриженных крупных мужчины, одетые в черные костюмы. Рядом стояли еще несколько человек с квадратными головами и подбородками. Алексон и Бэйкер заняли позиции с двух сторон, внимательно наблюдая за происходящим вокруг. Дураку было ясно, что они были вооружены, так же как и люди охранявшие миллионера Фрэдмана. У Алексона под плащом был автомат, но людей Фрэдмана это ни сколько не смущало. Джонсон заранее обо всем договарился с начальником его охраны.
   – Меня зовут Хью Фрэдман, – отрекомендовался мужчина, – я знаю почти все, что произошло с моей дочерью. Почти… Мне рассказал об этом ваш заместитель Джонсон.
   – Стэн Капенда – командир группы особого назначения. Это мне было поручено освободить заложников и живыми привезти их на родину. За все ответственность несу я. И во всем, что случилось виноват тоже только я. Я вашу дочь не уберег и с заданием, увы, не справился, – ответил ему Стэн.
   – Вы похоронили ее в лесу…
   – Да, но сейчас туда нельзя.
   Крепившаяся женщина не выдержала и разрыдалась. Мужчины в черном отвели ее в сторону.
   – Я, конечно, дилетант в таких делах, но вполне представляю, что выполнить такое задание было очень и очень не просто. Только незаурядным личностям это по плечу. И если не говорить обо мне и моей семье, вам ведь все удалось. Вы не простой человек. Я видел встречу заложников с их родственниками. Вы принесли людям настоящую, исключительную радость. Такое бывает раз в жизни. Все равно как второе рождение. Ну, а для меня смысл существования потерян. Остаток моих дней будет черным. Не долго уже осталось… Но без смерти же не умрешь, – Фрэдман замолчал. Его губы подергивались.
   – Вы выростили замечательную дочь. Я никогда не встречал еще человека с такой красивой душой и уверен, что никогда больше не встречу кого-нибудь даже отдаленно похожего на нее. Всегда восхищался теми, кто бескорыстно и без раздумий жертвует собой ради других. Так поступать не каждому дано и таких людей на земле мало. Дэзи умерла геройской смертью. Она погибла спасая именно другого.
   – Да, выростили. Чего нам это стоило. Если бы вы знали. Сколько ночей мы не спали, – Фрэдман тяжело вздохнул. – Нам это было чрезвычайно трудно сделать. Вы знаете, наверно, она же чуть ли до семнадцати лет не ходила и передвигалась по полу только с помощью инвалидной коляски. А потом. Знаете ли с каким трудом ей давался каждый шаг?
   – Что?
   Да, да. Только после трех сложнейших хирургических операций Дэзи стала более менее полноценной девушкой. И все только благодаря тому, что она была исключительно волевым человеком. Она запрещала нам всем даже упоминать о этих операциях. Мы так и делали.
   Стэн тотчас вспомнил с каким трудом ему самому и другим его бойцам, здоровым солдатам, давались ночные марши, утренние и дневные броски по тропическому лесу, болотам и кочкам, сколько усилий требовалось для того, чтобы преодолевать десятки километров почти без сна и пищи. А как трудно было спать под дождем, прикрываясь плащ-палатками и обрывками брезента. Что же должна была испытывать девушка, которая лишь незадолго до вынужденного путешествия по африканским душным лесам, полным змей, всяких кровососущих насекомых и прочей гадости, с торчащими ото всюду корягами, ветками и шипами, научилась ходить по земле. Ко всему этому в придачу еще и с каким-то подобием обуви на больных ногах. Капенда все понял. В его голове начало быстро проноситься то, о чем недавно ему говорила Дэзи и то, о чем он сам, такой «опытный и умный», не смог догадаться. Верхнюю губу Стэна начала искривлять судорога и он отвернулся в сторону, чтобы его собеседник не увидел гримасы, исказившей лицо.
   – Она хотела жить и торопилась жить. Она очень любила жизнь. Я все хорошо понимаю. Я был против этой поездки в Африку, но не смог отговорить Дэзи и огорчить ее отказом. Все сложилось трагически. Кто мог знать, что такое произойдет? Но она все равно бы поехала, даже если знала бы, что ее жизни угрожает опасность. Она умела добиваться чего хотела и она, кажется, ничего не боялась. Ей все было нельзя, но она делала то, что запрещалось. Ей нельзя было ходить на каблуках потому, что это давало нагрузку на позвоночник и таз, но она специально использовала обувь с высокими каблуками. Врачи сказали, что ей ни в коем случае нельзя рожать после двадцати лет, так как может родиться такой же неполноценный ребенок как она… – Фрэдман опять замолчал.
   Наступила пауза, которая длилась минуты две. Фрэдман, казалось, уже все сказал и было видно, что продолжать беседу ему трудно.
   Стэн стащил со спины рюкзак.
   – Это ее туфли, – Капенда передал отцу полностью растрепанную обувь, – а на моей футболке кровь Дэзи, – Стэн растегнул две пуговицы рубашки. – Но я не отдам ее вам.
   Фрэдман потупился.
   – Да, вот еще от нее осталась одна вещь. Она подарила мне это, – Стэн вытащил из-под футболки амулет и приготовился снять его.
   – Нет, нет, – Фрэдман замахал рукой, – это ваше. Эта вещица спасает от врагов и всяких бед. Она была на шее Дэзи, когда ей делали операцию и все окончилось хорошо. Дочь сказала мне, что она владеет амулетом временно и непременно отдаст его только одному человеку, только тому кого полюбит навсегда. Теперь этот амулет ваш, мистер Капенда. Он поможет вам, возможно, еще не раз.
   – Спасибо! Уже помог. Дэзи отдала мне его и погибла, а я жив…
   – Ладно, мистер Капенда, мы же мужчины. Не будем уж совсем раскисать. Мы ничего с вами не сможем вернуть. Дэзи ушла от нас и никогда не вернется. Она была замечательной личностью. Я вас не знаю, но уверен, что вы тоже хороший человек, иначе вы не получили бы от нее этот подарок. Для меня это лучшая рекомендация. И вот что, идите ко мне на работу. Я для вас подберу такое место, на котором о материальной стороне жизни думать не придется вообще.
   – Еще раз спасибо, мистер Фрэдман, но я не тот, с кем у вас будет безоблачное небо. Со мной сейчас на улице даже рядом стоять опасно, не то что работать вместе.
   – На этот счет не беспокойтесь совершенно, мы вдвоем ваши проблемы преодалеем, какими бы они не были. Вы уж мне поверьте. И кое-кто нам еще и содействие окажет. Даже с большой радостью. Можете на меня положиться и всецело мне доверять.
   – Я вам верю, конечно же, но сам постараюсь. Благодарю вас. Извините.
   – Тем не менее возьмите мою визитную карточку. Здесь есть мой прямой телефон. Запомните, Стэн, что я всегда в вашем распоряжении и готов оказать вам любую посильную помощь.
   – Спасибо!
   Капенда распрощался с Фрэдманом и в сопровождении своих людей направился в здание аэропорта. Там все четверо в туалете завернули в газеты свое оружие и выбросили его в мусорные ящики. После этого Стэн и его спутники дождались самолета, следовавшего в Киншасу, для того, чтобы оттуда отправиться затем в Америку.
 //-- * * * --// 
   Боинг-747, следовавший рейсом до Нью-Йорка, набирал высоту. Капенда и три его друга заняли места в конце центрального салона на четырех креслах расположенных посередине. Джонсон взял у стюардессы, разносившей газеты, последние номера «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс».
   – Стэн, посмотри-ка, здесь кое-что есть и о нас. Держи.
   Капенда посмотрел на первую страницу газеты. Там крупными буквами был напечатан заголовок большой статьи: «Блестяще проведенная смелыми добровольцами операция, возвращает нам пленников сепаратистского ада». Глаза Стэна начали быстро перескакивать с одной строчки текста на другую: «Пока остается неизвестной судьба первого и второго пилотов…»; «Спасены все заложники кроме одной девушки, которая, непослушавшись командира, отошла слишком далеко от всех остальных пассажиров…»; «Не обошлось, к сожалению, и без других жертв – мы потеряли четырех благородных героев, отдавших без раздумий свои жизни ради освобождения пленников…»; «Родина ждет скорейшего возвращения спасенных и их мужественных спасителей…»
   – Стэн! Вот тут у меня еще кое-что интересное. Посмотри вот здесь.
   Стэн заглянул в газету Ника. Статья с горечью сообщала, что сердце директора фирмы «Упаковал и поехал» Джона Калоеффа, организовавшего экспедицию в Африку и оплатившего большую часть расходов по ней, не выдержало столь сильного напряжения и, что он скончался от сердечного удара в тот день, когда стало известно об освобождении заложников, так и не дождавшись возвращения на родину двух своих лучших сотрудниц. Еще ниже был комментарий Филиппа Курла, который высказывал сомнения по поводу естественной смерти Калоеффа, заявляя, что многое, возможно, станет ясным после возвращения в Соединенные Штаты самих добровольцев, спасших заложников.
   – Бедняга Калоефф. Этого и нужно было ожидать, Ник, и это только начало. Скоро будут и другие «невыдержавшие»…, на этот раз, «невыдержавшие радости возвращения». Эта гадина Бэлламор постарается, чтобы у могильщиков было побольше работы. В этой очереди я первый. А ведь Калоефф хотел мне что-то сказать перед нашим отъездом в Африку. Я от разговора уклонился и слушать его не стал. Может быть, все было бы по-другому? Черт! Знать бы где упадешь?
   – Мне не нравится твое настроение, Стэн. Последнее время ты удивляешь меня все больше своим пессимизмом. Все дальше и дальше. У тебя какая-то ужасная меланхолия, что ли. Такого с тобой еще никогда не было.
   – Да, нет. Такое состояние у меня после гибели Лили стало уже перманентным. Все хуже и хуже, как снежный ком с горы. Все новые и новые беды. Такое, по-моему, и должно быть. Стабильно-пессимистическое. Фрэдман сказал, что без смерти не умрешь, но ждать ее осталось уже не долго. Он сказал это, как мне показалось, не с сожалением, а с какой-то даже надеждой и был, кажется, отчасти прав. Когда близкие и любимые люди уходят, если потерян дорогой человек, и самому умирать намного легче. Очевидно, некоторые надеются на скорою встречу с умершими в другом мире. Такая надежда как-то утешает и успокаивает. Люди думают, что сначала будет встреча, а потом вечная беззаботная и блаженная потусторонняя жизнь. Я в подобное самовнушение, правда, не верю. Хотя я тоже очень хочу встретится с моими любимыми, которых нет на этом свете, у меня кроме желания, увы, еще есть и много вопросов, связанных с этой вечной загробной жизнью. Много сомнений, которые заставляют меня думать совсем об обратном. Что значит вечная? Век – это сто лет. А что такое сто тысяч лет, а несколько миллионов или миллиардов лет? Кто-нибудь представляет себе, что это за временные отрезки и, что такое бесконечность во времени? Человек же такими категориями не оперирует и даже в геологические, вполне определенные сроки не вдается. Его к этому никто и не думал готовить. У нас всех нет таких обширных понятий. Да и захочет ли вообще человек жить в загробной жизни сто миллионов лет? И где она эта жизнь будет проходить? Как вообще можно совместить мысль о вечной загробной жизни души и теорию Эйнштейна о том, например, что существование земли ограничивается двадцатью двумя миллиардами лет. Погибнет земля со всей ее атмосферой и небесами. Где тогда жить человеческой душе, если только это слово сюда подходит? Где ей жить после смерти? Кто прав? Богословы или ученые? Вот в чем коллизия. Самое интересное, что при распросах верующих о этой проблеме, они сразу раздражаются и злятся, так как не знают сути дела и объяснить это толком не могут, а отказаться от веры в прекрасное не хотят. Это для них самое страшное. Это подрывает их самовнушение и спокойствие. И священнослужители тоже кроме воды ничего не льют. Но, как говорила моя бабушка, в Бога, хранящего нас всех, веровать надо и держать его в своем разуме, а не попам, так как все они сами грешны.
   – Ну, я тебе в этом деле не помощник, такие вопросы не ко мне, – моментально сориентировался Ник, – спроси у Поля. У него образование все-таки. Три класса. А насчет скорой кончины и очереди к могиле я тебе вот что скажу. Если уж на то пошло, то после нашего «увлекательного» путешествия в Африку мы все теперь в этой очередности первые. Только у твоего «любимого» Мочи-Мочиано руки немного коротковаты. Как бы это обожравшееся мурло само не угодило в ящик. Чтоб он несколько раз сдох, паразит! Чтоб его прокляли Христос, Аллах и Будда. Чтоб его перевернуло в могиле наоборот, головой назад, ногами вперед. Чтоб он вечно варился в отработанном машинном масле!
   – Ну, ты и садист! – улыбнулся Стэн.
   – Наконец-то я тебя развеселил. Ты нас вывез на дело, ты же нас всех до единого и обратно везешь. Все здоровы. Ни одной царапины. Я о тебе тоже позабочусь, мы о тебе позаботимся. Рука руку моет. Не беспокойся.
   – Это ты правильно заметил, – ввязался в разговор Алексон, – все живы, да еще и едем домой с деньгами в карманах. Хороший мы «танец» сплясали!
   – Да, такое смертельное балеро вприсядку не снилось даже мастеру зрелищного кино Стивену Спилбергу. Это то, что ему нужно, ребята, – продолжил беседу Ник, которого опять начала захватывать идея легкого и быстрого заработка. – Сейчас у меня образовалась уйма свободного времени. А после таких газетных статей мы будем у всех режиссеров нарасхват. Вот в чем дело. Пожалуй я напишу сценарий нового остросюжетного приключенческого фильма о наших гонках в Анголе для мэтра нашего кинематографа и неплохо на этом заработаю. Могу и приврать что-нибудь. Я на это мастер. Такое вранье называется у писателей художественным вымыслом. В литературе это вполне допустимо и многие литераторы только тем и занимаются, что врут и врут беззастенчиво. А что касается гонорара, то меньше чем на триста тысяч долларов и не соглашусь. Нет лучше шестьсот потребую. Зачем, право, мелочиться.
   – Таких «талантливых» мечтателей как ты много. У дверей любого режиссера стоит очередь. Все что-то предлагают. Свои гениальные творения. Каждый писака ведь себя считает гением, не иначе. Если на каждого из вас мастера кино будут обращать внимание, то им и в туалет некогда будет сходить. Вот ты на Спилберга замахнулся. Ему делать больше нечего, только твою галиматью читать. Ты хоть имеешь представление, какие у него планы? И откуда ты знаешь, что ему снится, а что не снится? Потом поздновато ты спохватился, – расплылся в улыбке Поль, – ты уже более тридцати лет танцуешь. Танцор со стажем, так сказать. И только сейчас проснулся. Где ты был раньше. За это время ты мог бы пятьдесят бестселлеров настряпать и стать модным писателем и сценаристом экстракласса. А мы бы все теперь гордились, что у тебя в друзьях ходим.
   Все оживились.
   – Лучше поздно, чем никогда, как говорят разные болтуны. Вернусь, обязательно начну писать мемуары, рассказы, повести и приключенческие романы. А что касается планов Спилберга, то мне на них плевать, лишь бы моим сценарием заинтересовался. Должно же мне когда-нибудь повезти по-крупному, – скривившись, ответил Ник.
   – Тебе на планы Спилберга наплевать, а ему на тебя. Вот и будешь рассказывать о захватывающих африканских приключениях не Стивену, а таким же как ты неудачникам, пока у тебя не начнет все и везде чесаться, пока ты не станешь страдать старческим недержанием мочи, из тебя песок не посыпется и ты не начнешь гадить прямо себе в штаны. Ты будешь рассказывать, а тебе никто не поверит. Все только ржать в самых серьезных местах будут, а ты психовать. Вот и весь Спилберг, – заключил Поль.
   – Ах вот как! Сначала я шутил. Теперь назло вам писать буду, – начал распаляться Джонсон.
   – А ты грамотный, чтобы писать-то? – поинтересовался Поль. – Много зарабатывают только очень грамотные люди. Это тебе любой болван скажет.
   – Не в грамотности дело, а в природном таланте. Я в себе уже давно особый литературный дар чувствую. И талантливый режиссер мимо такого сценария и сюжета как мой наверняка не пройдет. Уверен в этом! Я сам и мое творчество Спилбергу понравятся.
   – Ты до него доберись прежде. Как ты с ним собираешься связаться?
   – Это пара пустяков. Приеду к нему в Голливуд со сценарием и представлюсь. Скажу: «Здравствуй Стивен!» У меня, кстати, уже давно есть один план на этот счет, еще до поездки в Африку я хотел его осуществить. И помощники у меня, кстати, толковые есть.
   – Если он такого как ты увидит, то скажет, – уберите его, а то он нам воздух сейчас испортит и что-нибудь после этого друга пропадет.
   Все засмеялись. Ник тоже рассмеялся и украдкой посмотрел на смеющегося Стэна.
   – Нет, Ник, – прекратив смеяться, сказал Стэн, – все это несбыточные мечты и мир небожителей не для нас. В него не каждый попадает. Дверь туда для большинства закрыта. Надо быть либо очень талантливым, либо чересчур пройдошливым. Еще лучше сочетать и то, и другое. А мы обыкновенные. Люди из того мира избалованы славой, наградами и поклонниками. Им и так всего достаточно. Они все равно что самолет «Боинг», который чаще в воздухе бывает, чем на земле. Они летят и лететь будут. Ну разве они могут и хотят спуститься к тем, кто чего-то просит, что-то предлагает, надеясь получить для себя выгоду, всех удовлетворить, особенно наивных простаков, удел которых ползать, что они только и делают, хотя постоянно и смотрят на верх. Ведь их так много этих просящих посредственностей, обижающихся на весь мир из-за своей никчемности, жалующихся на свою неудачливость. Я это, конечно, не про тебя и уже не только про кинематограф.
   Стэн улыбнулся и обнял Ника.
   – Люди, считающие себя большими, к своему кругу и своей гениальности никого не подпустят, очень ревностно относятся к своему положению и льготами делиться ни с кем не станут. Иначе это уже не будут привелегии. Да ты и сам бы стал другим, будучи с властью, богатым, знаменитым и при деле. Всплывают вдруг старые знакомые, напрашиваются в друзья сотни новых. Все начинают чего-то просить. Поэтому большинство индивидуумов, получивших власть и деньги, резко меняются и рвут свои прежние связи. Большинство от своего нового высокого положения глупеют. Потом эти люди власть теряют, иногда и деньги тоже. Но глупость у них остается уже навсегда. Они никак не могут отделаться от дурацкой мысли, что они особенные, избранные, не такие как все. Я же об этом умном говне с манией величия тебе уже сотни раз говорил.
   – Я бы другим не стал, ты это знаешь, – обиженно возразил Ник.
   – Это вообще-то верно. Ты бы все, что имел, раздал. Но вот еще послушай. Один баламут сказал мне, что судьба всегда найдет достойного, только ее не надо торопить и напрягать. Подгонять не надо. Понимаешь? По-моему, он где-то был прав. Кстати, и японцы считают, что человеку ничего не надо делать, лишь трудиться кропотливо и безропотно ждать. Работать по призванию или там где это нужно. И все будет нормально. Время само все сделает.
   – Да, Стэн, ты и об этом мне уже сто раз говорил и в сотый раз подрываешь мою веру в человечество и в эту самую судьбу. Даже помечтать не даешь, – скривив рот, сокрушенно сказал Джонсон. – Я почти пятьдесят лет жду, когда судьба повернется ко мне передом и, когда время само все сделает и расставит туда, куда следует. Но, вероятно, этот момент наступит тогда, когда я буду лежать в гробу.
   – Прости, Ник. Я знаю, что ты хочешь поднять мне настроение. Что бы я без тебя и без вас всех делал? Что я без вас значу? Вы самые лучшие…
   К друзьям подвезла свою тележку бортпроводница, – не желаете ли что-нибудь купить, господа? Для себя, для ваших жен или знакомых женского пола, если такие имеются. Может хотите что-нибудь выпить перед обедом? – девушка очаровательно улыбнулась.
   – У нас все с собой, – заявил Поль, после чего вытащил из мешка, находившегося у него под ногами, литровую бутыль семидесятиградусного пуэрто-риканского рома и потряс ею перед лицом стюардессы.
 //-- * * * --// 
   В Нью-Йорк самолет прилетел рано утром. А еще восьмью часами позже туда же прибыли остальные бойцы Капенды и освобожденные заложники.
   После приземления лайнера, Капенда и его спутники быстро пройдя паспортный и таможенный контроль, вышли в зал прибытия, где сразу же столкнулись со встречавшими их друзьями. К Стэну подошли Дэн Томпсон и Чарли Марино, которых он знал не менее четверти века и другие люди. Некоторых из них он немного знал, других увидел впервые. Все были в одинаковых вязанных шапочках черного цвета и темных очках.
   – Сколько мы с тобой не виделись уже? – радостно произнес Дэн, обняв Стэна. – Здесь не так тепло как в Африке. Ну-ка надедь эту шапку, а то уши отморозишь, – с этими словами он натянул Стэну незамысловатый головной убор до самых глаз. Капенда сразу же удивительно стал похож на рослых ребят, одетых почти так же как и он. – Черные очки тебе тоже пригодятся. Сегодня по прогнозу погоды будет очень солнечно. А это вам ребята. Разбирайте, – Дэн передал Полю пластиковый пакет с шапками и очками.
   – Привет, Чарли! – Стэн обменялся с другом крепким рукопожатием.
   – Как было в полете? – задал вопрос Томпсон.
   – Все прошло нормально и безболезненно, – ответил Капенда, – как по маслу.
   – Несмотря на это, нужно немного отдохнуть. Машины готовы. Без промедления на отдых.
   Стэн и все остальные без суеты, но поспешно направились к выходу. Из разных концов зала за ними сразу же последовало несколько человек. Капенда это заметил. У входа их встречало еще столько же крепких парней. Человек десять пошли вперед, остальные немного задержались.
   – Что это за спектакль, Поль?
   – Ты же сам хотел, чтобы встреча была на уровне.
   – Братцы, не теряем времени на разговоры. Здесь для них не самое удобное место. Встреча и так уже затянулась. Дайм и Джо вы поедете с Марино. Стэн, Ник – в ту машину, – показал рукой Дэн на лимузин с затемненными стеклами, – побыстрее. Сегодня и далее вы мои гости. Отдохнете два дня, а затем займемся делами. Мы поможем. Все будет в лучшем виде.
   Три автомобиля рвануло вперед. Вслед за ними начала движение машина со Стэном, Ником и Дэном. Потом поехал «Хаммер» с Полем, Джо и Марино и еще машин пять.
   – На пути следования, в нескольких местах, у нас свои люди, Стэн. Пусть эти сволочи только попробуют сунуться. С грязью смешаем, – отчитался Томпсон.
   – Вы меня спутали с главой правительственной делегации государства Буркина-Фасо – Страны Честных Людей. Право же, не надо мне и моим коллегам заносить на поворотах органы сначала направо, а потом налево. Зачем вы внимание привлекаете?
   Парень за рулем и Дэн рассмеялись. Ник изобразил на лице подобие улыбки, но оставался серьезным.
   – Может быть их упредить, а? За нами обязательно должны следить эти свиньи из известной тебе службы безопасности.
   – Не беспокойся. Я им и сам устрою веселую жизнь. Сегодня отдохну, а завтра вечером свяжусь с Курлом. В его руках все концы и масса разных сведений не за один год. И если фокусы этих говнюков пройдут через прессу, упреждать их не придется. Сами сдохнут.
   – Смотри, Стэн, без меня ничего не делай. К Филиппу один не ходи.
   – Ты меня уже совсем за юношу держишь.
   – Юноши, сегодня передохнем у меня, а дальше видно будет. У меня будете в полной безопасности и подкрепимся как следует. Гарантирую! Хорошо? Поль и Джо будут недалеко от вас, рядом. Потом к нам придут. Идет? Нужна небольшая адаптация. Сами понимаете, – повернувшись назад, сказал Дэн.
   – Уговорил, речистый, – подмигнул Дэну Ник.
 //-- * * * --// 
   После хорошего обеда с возлияниями, Стэн и Ник впервые за последние две недели, ничего не опасаясь, легли отдохнуть в доме Томпсона и проспали до вечера. Около 20 часов к Томпсону пришли Чарли, Поль и Джо и дегустация алкогольных напитков была продолжена. Друзья «разминались» почти всю ночь, заснув только под утро. Утренний и дневной сны продолжались до трех часов дня и были истолкованы Джонсоном как необходимые при смене часовых поясов. Ближе к вечеру Ник решил позвонить своей Мариам.
   – Надо жене позвонить, а то она, бедняжка, вся извелась без меня, наверно. Ей же не с кем было ругаться две недели. Не было объекта. Так и квалификацию потерять можно, – доходчиво и популярно объяснил свое решение Джонсон.
   Ник набрал номер.
   – Мариам, доргая, это я.
   Мариам так громко начала кричать в трубку, что сидящие в комнате слышали не только обрывки слов, но и многое из ее огненной речи. О сути всего другого, дававшего вполне ясную картину разговора супругов, друзья Ника могли легко догадываться по его ответам и репликам. Предвкушая удовольствие от концерта двух мастеров слова, все замолчали, мило улыбаясь.
   – Дважды использованный презерватив! Ты почему ничего не сказал мне о том, куда уезжаешь? Хорошо, что у меня голова светлая и я сама обо всем догадалась. Хорошо, что я умнее тебя, идиот! – раздался громкий крик в трубке. – Все уже давно вернулись, а тебя все нет.
   – Мариам…
   – О чем я должна думать, старая сволочь! У меня уже почти все нервы полопались. Сейчас лопнут остальные. Ты этого хочешь, недоумок…
   – Мариам, подожди… Что значит «где меня носило и носит?» Я работал. И сейчас работаю… Подожди. Ничего я опять не оправдываюсь. Что значит «замолчи». Ну, что же это будет за разговор, если я замолчу… Никуда я не скрылся. Так сложились обстоятельства…
   – Немытый козел. Какие еще к чертовой матери там обстоятельства? – раздалось в трубке, которую Ник удалил от уха сантиметров на тридцать.
   – Мариам… Мытых козлов не бывает. Кто же их моет? – Ник снова поднес трубку телефона к уху. – Мариам… Ничего у меня не заплетается… Да-а? А что, разве образованные козлы бывают?.. Ну, хватит уже про козлов! Что подумают о нашей семейке джентльмены, находящиеся рядом со мной… А вот за это уже ответишь… Меня можешь оскорблять сколько угодно, но моих друзей я не позволю трогать. Ясно или нет? Мариам… Так! Ну это уже слишком. Хватит уже! – Ник перешел на крик. – Я сказал хватит! Ты там свои грубые выражения брось. И прошу называть меня только «дурак» и никак еще там… Хорошо, хорошо. Все ясно. Ясно, говорю. Уже бегу. Через пятнадцать минут будем вместе… Хорошо… Ты не ори! Ты на кого кричишь? Я тебе еще раз повторяю, что сейчас уже выезжаю и минут через пятнадцать-двадцать будем вместе. Ну, тебе лечиться надо… Ну, лечись… Лечись, я говорю!
   Ник бросил трубку.
   – А ты не погорячился насчет пятнадцати минут? – с улыбкой спросил Дэн?
   – Не погарячился. Моя жена знает, что у меня в минуте не шестьдесят секунд. Так что не надо за нее беспокоиться. Ждала и подождет еще. Пусть разлука будет дольше. Зато встреча будет еще горячее. Наливай…
   Часа через два Джонсон уехал домой, пообещав вскоре вернуться обратно. Вслед за ним дом Дэна покинули Чарли с Полем и Джо.
   От перепоя голова Капенды болела и его слегка мутило. Пить и есть больше не хотелось, так же как и лежать. Внутренняя опустошенность и свалившееся неожиданно вдруг безделие начали подталкивать Стэна снова к активным действиям. Он не мог сидеть без дела и быстро привел себя в порядок. Объяснив, что ему обязательно нужно ненадолго встретиться со своим другом-журналистом, а также связаться с сыном, Капенда заявил Дэну о необходимой поездке в город по делам. Дэн без удовольствия выслушал Стэна, покачал головой, но отговаривать его не стал, понимая, что это бесполезно. В 20 часов Стэн покинул пригородную резиденцию Дэна, отправившись на его машине в центр Нью-Йорка. Он намеревался связаться с Курлом, но не хотел звонить из дома Томпсона, опасаясь поставить его под удар своих врагов.
   В 20:45 Капенда позвонил из машины по мобильному телефону в квартиру Курла, надеясь на понятном только Филиппу и ему языке договориться о встрече в ближайшее время. Стэну ответила жена Филиппа. Голос ее был взволнован.
   – Стэн, наконец-то. Филипп с тобой?
   – Нет, Терри. В чем дело? Быстро!
   – Он поехал к тебе.
   – Когда? Откуда? Мы с ним ни о какой встрече не договаривались.
   – Минут пятнадцать назад. Из нашего дома.
   – Это хорошо. Я его успею перехватить. А что там у вас происходит? Я только что приехал из Африки.
   – Он о твоем возвращении знает уже два дня.
   – Понял. А у тебя что такое?
   – Мне страшно. Я уже не сплю почти трое суток. С тех пор как вы вернулись, какие-то люди все время преследуют нас всех. От них никуда не уйти. Филипп настаивает, чтобы я куда-нибудь уехала от него на время и оставила одного. Я на это не соглашусь. Еще он запретил говорить мне по телефону и вообще с кем-либо. Я думала это Филипп звонит. Взяла трубку… Мы между собой разговариваем только иносказательно. Так приказал Филипп. Стэн, в чем дело? Филипп мне ничего не говорит. Эти субъекты опять здесь, перед нашим домом.
   – Больше ни о чем не говори. О нашем разговоре уже и так знают два десятка человек, не менее. Дверь никому не открывай. Вызови полицию. И быстрее. Все что угодно ври, только пусть приедут. Так спокойнее будет. Ясно? Скажи, что рядом с твоим домом преступление или подрались торговцы наркотиками с проститутками. Когда приедут скажешь, что ошиблась. Понятно или нет? А потом что-нибудь придумаем.
   – Я все поняла.
   – Отлично! Я с тобой еще свяжусь позже. Пока!
   Стэн крутанул баранку вправо, направляясь к своему дому.
   – «Здесь один путь, кратчайший», – подумал Стэн, – «Филипп всегда ездил ко мне так. Хотя сейчас… Ладно рискну».
   Стэн проехал пять кварталов и остановился. Ждать пришлось не долго. Красный большой «Шеврале» Филиппа Стэн узнал бы из десятка тысяч. Нажав на газ, Капенда начал быстро двигаться вперед, обошел два автомобиля, и вплотную подъехал к машине Курла, остановившегося у перекрестка. Филипп сразу увидел Стэна. Тот дал ему знак, по которому Курл должен был следовать за ним. Курл ехал по улицам за Капендой в течение пятнадцати минут. Затем Стэн свернул в узкий переулок. Проехав по нему метров сто, машины остановились. Стэн вышел из автомобиля и поверх машины Курла посмотрел назад.
   – Слава Богу! Стэн ты вернулся. Кажется, почти все обошлось! – Филипп вышел навстречу Стэну и протянул ему руку с широко растопыренными пальцами.
   – Именно. Почти, но еще не все. Я же тебе сказал, что найду тебя сам, – Стэн пожал руку Филиппа, – ты же знаешь, что нами занимаются нехорошие люди. Кстати, ты мне про этого Бэлламора и его сволочей все так правильно рассказал… Про Джурановича что-нибудь есть?
   – Ничего. Сведений нет.
   – Хорошо. Наверно, смылся. С концами. Но сейчас тебе следует немедленно вертуться назад домой. Я говорил с твоей женой. Они там, поэтому Терри нервничает. Полицию она вызовет. А ты соври что-нибудь. Скажи, что вы испугались чего-то. При полиции эти подлецы не осмелятся орудовать и уберутся. Чуть позже я что-нибудь придумаю. Сегодня же придумаю. И все будет нормально.
   – Это не в первый раз уже. Чепуха! А искать тебя я начал потому, что ты после возвращения два дня не объявляешься. Я забеспокоился. Потом надо что-то делать дальше, Стэн. Как можно быстрее. Ты не понимаешь разве, что мы должны спешить? Чем скорее мы расскажем обо всем, о моих исследованиях, подкрепленных документами и фактами, и о том, что знаешь как очевидец ты, об этом Бэлламоре и его бандитах, обо всем другом, что произошло в Африке, тем больше шансов, что с нами все будет нормально, а негодяи не отвертятся. Те, кто все рассказал становятся уже никому не интересными. Это же ясно. Платить за их шкуру большие деньги нет никакого смысла. Зачем? Понимаешь меня? Убирать таких людей себе дороже. Все сообщишь и до тебя нет дела. Ни тем, кто хотел тебя убить, ни тем, кто тебя уже раз послушал. Мерзавцам потому, что у них моментально появляются другие первостепенные проблемы, а обывателям потому, что второй и третий раз слушать и смотреть одно и то же надоедает. Это не сенсация, а пережевывание дерьма. А мстить тебе за рассказанные секреты никто не станет. Мстят только умственнонеполноценные.
   – Я все понимаю, Филипп. Кому ты это говоришь? Сейчас уже поздно, а завтра утром я в твоем полном распоряжении. Прямо в помещении газеты дам интервью. Приеду туда. В 9 будешь на месте? Идет? Там же все сначала и прорепетируем.
   – Хорошо. Ровно в 9.
   – Возми на всякий случай, – Стэн вытащил из-под пиджака пистолет и протянул его Филиппу. Все может быть.
   – Нет, нет, не надо.
   – Бери, говорю. Авось пригодится. Хорошо бы не пригодился. Я тебе через некоторое время позвоню.
   – Спасибо, Стэн. До завтра!
   Капенда проводил взглядом уезжающую машину Курла, сел в автомобиль Дэна и поехал обратно тем путем, которым прибыл в центр, обдумывая план дальнейших действий на конец дня.
   Раздумья продолжались не долго. Стэн решил не ехать к сыну ночью, как он это запланировал ранее, а позвонить ему утром следующего дня из редакции газеты «Нью-Йорк таймс» после интервью. Шел уже десятый час вечера и Капенда погнал машину за город, решив не суетиться и вернуться в дом Дэна.
   На выезде из города Стэн позвонил Филиппу и, узнав, что тот уже у себя и все в порядке, успокоился, но ненадолго – сзади ехали две машины, явно интересуясь им. Капенда в таких случаях не ошибался. Ехали за ним. По тому как нагло и бесцеремонно вели себя с редкими попутными и встречными машинами люди, управлявшие автомобилями, преследовавшими Стэна, нетрудно было догодаться, что им было на все наплевать и от них следовало ожидать только всего самого наихудшего.
   Езды до дома Дэна оставалось примерно минут двадцать пять. Машинально рука Стэна скользнула к пустой кабуре пистолета, который он носил слева на поясе под пиджаком.
   – «Черт!» – подумал Стэн, вспоминая прощание с Курлом. – Ситуация припротивнейшая. Надо же такому случиться. Бывает, правда, и намного хуже.
   Стэн прибавил скорости и начал большим пальцем левой руки нажимать кнопку мобильного аппарата, отыскивая номер телефона Дэна, – «предупрежу чтобы встретил, а то еще испугается непрошенных гостей. Похоже, скоро что-то не очень хорошее должно произойти».
   Трубку никто не взял. Заговорил автоответчик.
   – Зараза! – вполголоса произнес Стэн. – Одно к одному! Надо же! Куда он уперся?
   – Я сейчас недалеко от твоего дома. Еду к тебе. Впереди нефункционирующий завод. Меня преследуют две тачки, – наговорил Капенда на пленку автоответчика. – Попробую от них уйти. Пока!
   После этого Стэн еще больше увеличил скорость и начал отрываться от преследователей, оставшихся далеко позади. Однако через несколько минут он увидел впереди еще один автомобиль. Сидящих в нем людей тоже интересовала его машина. Ехавшие сзади опять оказались совсем рядом. Впередиидущий автомобиль начал снижать скорость. Его заднее правое окно открылось и оттуда высунулся безобразного вида субъект с каким-то свиным рылом вместо лица.
   – «Почему у всех преступников такие дебильные физиономии?» – задал сам себе вопрос Стэн. – «Потому, что они и есть дебилы, наверно, и ни на что более не способны и не годятся, как на тупые преступления, которые планируют для них гады с интеллегентными лицами». – Себе же и ответил Капенда. – «Сейчас начнет стрелять», – мелькнуло у него в голове.
   Он резко повернул влево. Тут же пуля пробила ветровое стекло справа от Стэна.
   – «Попробую обойти их слева».
   Опять увеличивая скорость, Капенда пошел на обгон. В этот момент ударила очередь уже из заднего левого окна автомобиля, идущего впереди. Пули прошили кабину, каким-то чудом снова не задев Стэна.
   Стэн запросто мог бы обогнать переднюю машину, но еще дальше показался большой «Додж», который, казалось, способен был перекрыть всю дорогу. «Додж» тоже начал снижать скорость. Положение становилось совсем незавидным. Капенда пристегнул ремень.
   – «Два автомобиля сзади. Если передние машины останавливаются, я попадаю в ловушку», – сообразил Стэн.
   Слева была глубокая канава, справа показалось какое-то подобие дороги, ведущей к черной громадине бездействующего завода. Капенда нажал на педаль тормоза. Колеса завизжали на асфальте и его машина развернулась поперек дороги передом направо. Мчавшийся сзади автомобиль, проскочил вперед, задев передним крылом задний бампер машины Стэна, тоже затромозил и развернулся почти на сто восемьдесят градусов. Бампер оторвался и полетел вперед, кувыркаясь по дороге как какой-то акробат. Второй автомобиль с преследователями, как и два предыдущих, резко затромозил и, частично погасив скорость, ударился в радиатор первой машины с бандитами. На переднем сиденьи первого автомобиля, столкнувшегося с машиной Капенды, рядом с водителем, Стэн, хотя он и сидел боком, успел увидеть до боли знакомое лицо в темных очках.
   – «Дружище Скотт! Давно не виделись, поганая свинья. Очевидно, соскучился по мне, паразит», – улыбаясь подумал Капенда и приветливо помахал Скотту рукой, лицо которого исказила гримаса. После этого Стэн резко нажал на педаль газа, сорвавшись на всей скорости с шоссе в сторону завода. Он принял как всегда единственно правильное решение. Спастись при благоприятном стечении обстоятельств можно было только на заводе, но не на открытом со всех сторон шоссе.
   – «Там мы с вами сможем поиграть в прятки», – Стэн стиснул зубы.
   Ближайший к дороге корпус завода на глазах становился все больше и больше.
   – «Как в приключенческих романах и кинофильмах», – опять подумал Стэн. – «Все финальные сцены с развязкой почему-то обязательно происходят на пустырях, в каких-то сараях или грязных заброшенных предприятиях тяжелой промышленности, заваленных всяким мятым железом и строительным мусором. Классическая ситуация».
   На всей скорости Капенда сбил легкие рамы сетчатых ворот, закрытые на замок, въехал под арку первого корпуса завода, проехал через него и остановился между первым и вторым корпусами. Справа от него находились еще одни закрытые тяжелые и высокие железные ворота, слева – большие контейнеры и сложенные в штабеля металлические леса.
   – «Дальше некуда», – как бы извинившись перед машиной, сказал Стэн, выскрчив из автомобиля. Через секунду он нырнул в темноту большой открытой двери заводского строения и быстро начал подниматься по ржавой лестнице наверх.
   Тут же во двор влетели еще четыре машины. Из них выскочили люди в серой и черной одежде.
   – Четверо налево, четверо направо, блокируйте ту и эту лестницы, все остальные по центру, – закричал Скотт, – живо!
   Достигнув пятого этажа, Капенда споткнулся в потьмах об обрезок толстой железной трубы. Стэн тотчас быстро нагнулся и поднял его с цементного пола. Ближайший преследователь – молодой и шустрый светлый парень в коричневой кожаной куртке, оставивший всех остальных далеко позади, был уже на четвертом этаже.
   – Я его вижу, он здесь, – бросил вниз парень и на бегу, подняв руку с оружием над перилами лестницы, выстрелил, не целясь, в Стэна пять раз из пистолета, быстро сокращая при этом расстояние.
   Стэн пригнулся и выскочил на узкую наружную галерею пятого этажа, не имевшую ограждения. Вслед за ним полетели еще три пули, одна из которых попала в металлический косяк двери, ведущей на галерею, со свистом отскочила от него и разбила стекло одного из окон противоположного здания.
   – Вот он, – завизжал снизу Скотт, руководивший действиями своих людей из двора.
   На галерее Капенда резко развернулся, занял место в небольшой нише у дверного проема и отвел правую руку с трубой налево. Как только парень в куртке тоже выскочил на галерею, Стэн двинул его трубой в лоб. Парень охнул, отшатнулся, развернувшись вокруг своей оси, и, молча, кувыркаясь, полетел вниз.
   – Идиот! – вскричал Скотт, отпрыгнув в сторону от шмякнувшегося рядом с ним на асфальт парня.
   Стэн бросился назад и исчез внутри здания. Преодолев бегом в темноте несколько помещений, потом еще несколько, он оторвался от преследователей и оказался у другой лестницы. Быстро проскочив через четыре пролета, Капенда очутился на девятом этаже, где также была наружная галерея, на которой только в двух местах еще оставалось хлипкое ограждение. Стэн выбежал на нее и по скрипящему, трещащему железному полу галереи побежал к правому крылу корпуса в надежде спуститься вниз по аварийной лестнице, укрепленной на торце здания. До лестницы можно было добраться только по наружным галереям. Внизу лестница заканчивалась за большими закрытыми железными воротами, что давало Стэну возможность уйти от преследовавших его людей Скотта, машины которых находились во дворе, правда, в том случае, если бы он успел беспрепятственно по ней спуститься.
   До аварийной лестницы оставалось метров тридцать. В одном месте металлический пол галереи полностью прогнил и был заменен потрескавшимися черными досками. Еще чуть далее не было и досок – лишь толстый деревянный брус, лежавший над зияющей двухметровой дырой. Стэн с большим трудом, цепляясь за крючки, служившие ранее креплением для проводов электропередачи и торчащие из стены, миновал опасный участок, осторожно продвигаясь по этому колеблящемуся брусу, держащимуся на выступающих из стены рельсах. Дальше опять можно было пройти около десятка метров по галерее, однако еще дальше железный пол отсутствовал вообще. Добраться до лестницы было невозможно. Стэн повернул назад. Когда он, возвращаясь, снова вступил ногой на шаткий деревянный брус, на галерее послышались торопливые шаги бегущего человека.
   При слабом освещении наружных фонарей первого корпуса Капенда увидел лицо подбежавшего к нему преследователя. На другую половину бруса встал Лео Шаберштейн.
   – Так вот кто, оказывается, предатель. Совсем уж такого не ожидал. Значит на чужих костях решил свое счастье и благополучие построить. Много и хорошо жрать хочешь, да так, чтобы по три раза в день гадить, чтобы мочевой пузырь всегда был до краев наполнен пивом, гадина с гнилой душой, – быстро выдал Стэн.
   – Ты всегда у нас был острословом, складно болтающим своим языком, – Лео цинично улыбнулся, кривляясь. – Я тебя с удовольствием обычно слушал. Я бы еще послушал, но извини уж, пожалуйста, у меня времени нет. Да и у тебя оно тоже истекло. Ты готов к полету? Тебя ждут внизу. Один раз ты от нас ушел, однако сейчас навряд ли это удастся. Прощай навек! – Шаберштейн поднял пистолет.
   В этот момент Стэн заметил, что его враг, слегка касающийся левой рукой стены, одной ногой стоит на том же брусе, что и он обеими, на его зависшем над этажами конце. Другой конец бруса, на котором стоял Стэн, покоился на железном полу, плотно прижатый к нему весом тела Капенды, середина – на выступающей из стены рельсе. Стэн был старше своего бывшего друга на десять лет и тяжелее килограммов на двадцать, поэтому Шаберштейн, разгоряченный бегом по качающейся и прогибающейся галерее, так же как и Капенда вначале не заметил, что прижатый к полу конец бруса Стэна является всего лишь одной из чаш весов, весов жизни и смерти.
   – Все верно сказал. Однажды у вас ничего не вышло. Стреляли, да мимо. На этот раз прицелься хорошенько и постарайся не промахнуться, – с этими словами Стэн переместил центр тяжести на левую ногу и затем быстро соскочил со своего конца бруса. Шаберштейн потерял равновесие, взмахнул над головой свободной рукой, грязно выругавшись. Грянул выстрел. Пуля ударилась в стену и рикошетом отлетела в сторону, осыпав Стэна крошками бетона. Он откинул голову назад и закрыл глаза.
   Через мнгновение Капенда открыл их снова, но Шаберштейна рядом с ним уже не было. Он находился в это время уже посередине между девятым этажом и землей.
   – Еще один идиот! – в ярости заревел Скотт, присев на корточки и ударив себя в бессильной злобе ладонями по коленям. – Да убейте же вы его, наконец, кретины.
   Стэн перепрыгнул с рельсы на досчатый пол галереи. Внизу раздалась автоматная очередь и пара десятков одиночных выстрелов.
   – Поганые, грязные ублюдки, с вами даже говна не пожрешь как следует! – раздался отчаянный вопль чуть не плачущего Скотта. – Все назад, убираемся отсюта. Все срывается, дьявол. Этих-то двоих возьмите, коблы вы вшивые!
   Голос Рэя утонул в новых выстрелах. Заработали моторы и раздался какой-то сильный хлопок. Прошло еще несколько секунд и машины покинули двор завода. Стэн сделал несколько шагов по галерее и посмотрел вниз. Там горел джип «Чероки», все больше и больше освещая огнем темные здания. Людей Скотта на дворе не было.
   – Стэн! Стэн, черт побери, где ты? Мы же знаем, что ты жив. Быстро отзовись, – услышал Капенда откуда-то снизу голос Джонсона. Двор завода уже был освещен огнем горящей машины как днем.
   – «Чудеса да и только!» – подумал Стэн, просунув руку под рубашку и дотронувшись пальцами до индейского амулета. – «Это деревянное чудище действительно спасает от пуль и врагов. Ну, ерунда же сущая. Однако как жить без самовнушения. После такой встряски нервного характера любой материалист будет верить в сверхъестественное. Спасибо, Дэзи».
   Стэн вошел с галереи в темное помещение.
   – А, вот ты где, – радостно воскликнул Ник, запыхавшийся от бега по лестнице.
   – У нас все нормально?
   – А как могло быть иначе? Потерь нет! – Джонсон засунул пистолет за пояс брюк.
   – Хочу тебе сразу же неприятную вещь сказать. Шаберштейн сукой оказался, одним из тех семи. Жаль, что он от меня так быстро улетел с девятого этажа. Сказал, что нет времени, а то бы я спросил у него, кто еще вместе с ним продался дьяволу за вонючие деньги.
   – Вот уж не думал, что это он… Хотя этот Лео всегда на нас всех как-то свысока смотрел, показывая свое какое-то превосходство и презрение ухмылочками погаными, без слов. Только в чем он нас превосходил? Ничего не понимаю. Наверно, только он это знал. А ведь сколько вместе прошли. Кто бы мог подумать? Что же это? Идейные расхождения? Нет, кажется. Деньги что ли? С деньгами, вроде, он тоже всегда легко расставался. Хотя был один случай, когда он проявил себя, сказав задолжавшему человеку, что если деньги до конца недели не вернет, то его найдут где-нибудь в помойке. А долг был совсем небольшой, грошовый, несколько сотен, кажется. Значит его обычная щедрость была наигранной. Даже в голове не укладывается, что он мог на такое пойти. Мелко все это и противно. Вот урод моральный! Но ты не беспокойся, Стэн. Я и без этого себялюбивого красавчика с гадким характером теперь все выясню и оставшихся предателей выявлю. Дай срок.
   На площадке между восьмым и девятым этажами появились Дэн и Поль. За ними почти бегом следовали Джо и еще несколько человек. Хотя ситуация была далеко не праздничной, Стэна начало распирать от веселья.
   – Дэн! Почему ты не у телефона? Я ведь хотел с тобой поболтать относительно твоей новой машины, которую теперь стыдно будет показать родственникам и знакомым. Она, надеюсь, внизу?
   – Да внизу. Что ты с ней сделал! Я даже специально не смог бы такое ей устроить. О машине мы еще поговорим, если хочешь. А вот в туалет по большой нужде я ходить вообще с этого времени не стану. Буду только твоего звонка ждать, – ухмыльнулся Томпсон.
   – Какие горячие ребята! Просто бешенные финны какие-то, – напуская на себя притворную серьезность проговорил Джонсон, – хватит вам ссориться по пустякам. Машины, туалеты, большая нужда…
   – Спасибо вам всем! – Стэн сел на ржавую металлическую конструкцию. – Однако говорю вам, все время говорю, не ввязывайтесь вы в эти мои игры. Все это очень опасно и может для вас всех плохо кончиться.
   – Слушай, не надо так говорить, а то мне уже просто страшно становится, – высоко подняв брови и наморщив лоб, произнес тихим голосом Алексон.
   – Стэн, мы же твои друзья. Друзья всегда помогают друг другу. Потом ты нас уж совсем принимаешь за каких-то примитивных существ, – сказал Бэйкер, – мы же не пальцем сделаны. Не хуже недоносков этого Мочиано. Так?
   Джо показал руками неприличный жест и состроил невообразимую гримасу, сопровождая ее каким-то желудочным звуком. От этой ужимки всем присутствующим невозможно было удержаться от смеха. Все засмеялись.



   Часть вторая
   Стэн Капенда (каждый получает по заслугам), или Смертельные «танцы», которые Стивен Спилберг видит во сне почти каждую ночь


   Глава I. Зло продолжает наступление и побеждает.

   Довольно легкий выйгрыш без потерь в схватке на территории бездействующего завода в восторг Капенду не привел. Радость победы быстро улетучилась и на ее место начало опускаться тяжелое предчувствие беды. Стэн о многом знал и еще о большем догадывался. Он был уверен, что теперь, после провала акции по его устранению, Бэлламор предпримет экстраординарные и широкомасштабные меры для того, чтобы как можно скорее разделаться со всеми много знающими. Возможности для этого у него были большие, а способы – чудовищны. И помешать негодяю в его мерзких планах могли, к сожалению, лишь немногие. Прежде всего Капенда опасался за тех, кого он так или иначе втянул в операцию по спасению заложников в Африке. Нужно было всех предостеречь, чтобы с ними не поступили по сценарию его травли на заводе.
   Особенно Стэн боялся за Курла, самого беззащитного в данной ситуации, но самого сведующего и опасного на сегодняшний день оппонента шайки Бэлламора. Стэн догадался, что бандиты следили за Филиппом в этот вечер и совершенно случайно нарвались на него, поэтому и погнались после встречи друзей в доме Дэна, а затем и после разговора с Курлом, именно за ним. Самым страшным было то, как решил Капенда, что негодяи могли подумать о передачи журналисту командиром особого африканского отряда каких-то важных, компроментирующих фирму и ее службу безопасности, сведений. Все это могло подвинуть преступников на самые крайние меры и эти мысли прокрутились в голове Капенды в течение нескольких секунд.
   – Нам надо по-быстрому сматываться с этого грязного завода, Ник. Веселиться еще рано. Сейчас едем в город и я в пути постараюсь вам всем дать советы и все разъяснить, как не попасть в такое же дерьмовое положение, из которого вы меня вытащили только что. Пошли и быстрее.
   – Подожди, – Джонсон протянул в сторону Капенды руку, – сначала мы проверим не остался ли здесь, около завода, кто-нибудь из этих сволочей, чтобы пронаблюдать за нами. Я такого не исключаю.
   Ник и еще двое побежали вниз по лестнице.
   – Дэн, дай мне твой телефон. Мой прослушивается.
   – Лови.
   Стэн поймал подкинутый вверх Дэном аппарат, после чего набрал номер мобильного телефона своего друга Коллинза.
   – Фрэд, это я, Стэн. Извини, что после приезда сразу не позвонил.
   – Не беда. Тут много разговоров о твоей поездке и говорят разное. Но хотелось бы все узнать из первых рук, от тебя лично. Как у тебя сейчас?
   – Все вроде нормально. Несколько минут назад, правда, чуть не убили.
   – Вечно ты со своими шутками.
   – Хорошо. Больше шутить не буду. Теперь о другом. Ты кое-что уже знаешь о службе безопасности одной засекреченной фирмы и не так давно помогал мне. В настоящий момент мне опять нужна твоя помощь.
   – Давай, рассказывай.
   – Ты где?
   – Все еще на работе, в управлении. Сегодня много дел. Как никогда.
   – Я беспокоюсь за Курла. Подонки из известной тебе службы не оставляют его в покое уже три дня. Вечером я с ним встретился, потом звонил ему. Он был уже дома и сказал, что все в порядке. У него всегда все в порядке. Ты сам знаешь. Но сегодня особый день. За две минуты не расскажешь. Понимаешь? Особый, а я в пригороде. Сейчас выезжаю к нему, но боюсь не успею. Далеко. Как бы чего не вышло. Всякое может случиться. Нужно подстраховаться. Ты же рядом.
   – Все понял. Ты по пустякам звонить не будешь. Я это знаю. И про этих собак тоже знаю. Они одного парня уже успели устранить. Директора фирмы по перевозкам, некоего Джона Калоеффа. Именно они убрали. Почти точно, что они. У меня есть некоторые догадки по данному поводу. Вот что. Ты не дергайся и к Курлу тебе ехать совсем не обязательно. Его адрес я знаю. Немедля пошлю к его дому людей и сам все проконтролирую. Тебе позже позвоню. Будь на связи и жди. Пока.
   – Подожди. Сделай все аккуратно и ненавязчиво. Филипп не любит никакой опеки. Если он узнает о такой моей просьбе – рассердится и отчитает.
   – Не беспокойся, не узнает. Все. С этой минуты делом уже начинаю заниматься я. Уже начинаю. Пока.
   – Все равно поеду. Я у бандитов с вечера на крючке, но я сейчас уже не один. Пока.
   – Как знаешь, – в трубке раздались гудки.
   – Дэн, я на время оставлю телефон у себя.
   – Конечно.
   Спускайтесь, – крикнул снизу Ник, – все нормально и все эти подонки убрались.
   Во дворе завода Стэн остановился около изуродованного автомобиля Томпсона.
   – Дэн, я звонил в твой дом с мобильного телефона. Они знают номер твоей машины и того, кому она принадлежит, а, следовательно, твой адрес и все остальное, что относится к тебе. Машину придется здесь оставить. Если у полиции будут потом вопросы, скажешь, что ее у тебя угнали. И в твой дом тебе сейчас, к сожалению, нельзя.
   – Ну, что и кому сказать я сам соображу. Где переночевать тоже.
   – Вот и хорошо. А за машину я с тобой потом обязательно рассчитаюсь.
   – Рассчитаешься или нет, я все равно разнашиванием голландских ботинок заниматься не стану и пешком ходить не буду, – Томпсон посмотрел на свою обувь.
   – Отлично. Ноги надо беречь в нашем возрасте, а не развивать, как некоторые ошибочно считают. И вы все, ребята, тоже засветились. Я вас предупреждал.
   – Ну, еще два раза предупреди. Может быть, от этого что-то изменится, – криво улыбаясь, быстро произнес Ник, – говори лучше, что будем дальше делать. Ты у нас главный. Короче руководи, командир.
   – Хорошо. Раз так едем в город. И едем как можно быстрее. После того, что произошло здесь я очень боюсь за Филиппа. Торопиться надо. В дороге по возможности быстро попытаюсь проинструктировать всех.
   – Ясно. Машины за углом слева, недалеко от главного входа. Погнали.
 //-- * * * --// 
   Автомобили двигались в сторону центра Нью-Йорка около получаса. Ровно в полночь в кармане Стэна зазвонил телефон, одолженный ему Дэном. Капенда вытащил аппарат и приложил его к уху. Джонсон, сидевший на переднем сиденьи, обернулся к Стэну, лицо которого, за несколько секунд до звонка живое, стало каменным. Ник молча продолжал смотреть на друга, не задавая никаких вопросов, чувствуя неладное.
   – Что? Подожди… Вот как… – Стэн отдернул телефон от лица и тотчас обратно приложил его к уху. – Все понятно, Фрэд… Я понял тебя… Еду.
   – Ну, что там? – не вытерпел Ник.
   – Убили Курла, – рука Стэна с мобильным телефоном в ней безвольно опустилась на колено.
   Бэйкер, сидевший за рулем автомобиля, тоже обернулся к Стэну.
   – Смотри на дорогу, Джо, – тихо сказал Капенда. Помолчав две минуты, он заговорил снова. – Ребята, сейчас отвезите меня к конторе Коллинза, а сами растворитесь пока. Когда будет нужно я вас разыщу.
   Никто в машине не ответил Стэну и никаких вопросов задавать ему не стал.
 //-- * * * --// 
   В 0:30 машины прибыли на место. При самом подъезде к управлению ФБР Нью-Йорка Капенда снова позвонил Коллинзу. Тот уже ждал его у входа на улице. Стэн вышел из машины, затем подошел и нагнулся к Бэйкеру, открывшему свою дверь, и еще раз попросил друзей не предпринимать никаких действий и передать тем, кто ехал в автомобилях сзади, и всем другим, чтобы они временно где-нибудь спрятались.
   После того как Капенда и Коллинз скрылись за дверями городского офиса ФБР, Джонсон дождался всех, следовавших вместе с ним, и дал людям указание срочно собраться для экстренного совещания в доме Чарли Марино.
 //-- * * * --// 
   Поднявшись на второй этаж здания, в котором размещалось нью-йоркское отделение Федерального бюро расследований, Стэн и Фрэд проследовали в кабинет Коллинза. Там Фрэд усадил друга в кресло и начал свой печальный рассказ, присев на край своего стола.
   – Мы опоздали минут на десять. Полиция была уже на месте. Приехала второй раз. Первый вызов сделала из своей квартиры Терри Курл около 9 часов вечера. Полицейские арестовали рядом с домом Филиппа какого-то черта. Субъект подозрительный, но я больше чем уверен, что это всего лишь случайный человек и никакого отношения к банде негодяев не имеет. Второй раз полицейских вызвали соседи. Они были встревожены первым визитом полиции, а потом услышали не сильный звук похожий на легкий взрыв и выстрелы во внутренних помещениях квартиры Курла. По словам соседей, все произошло очень быстро – сначала был едва слышный взрыв, потом несколько выстрелов. Все от начала до конца продолжалось едва ли не минуту.
   Коллинз замолчал, но через некоторое время начал говорить снова. Стэн с сумрачным лицом слушал каждое его слово, внимательно глядя на друга.
   – Они вынесли дверь квартиры направленным взрывом, прикрепив взрывчатку под ручкой, там, где замок…
   Коллинз опять замолчал.
   – В квартире все было перевернуто, ни одной вещи на своем месте, как будто смерч пролетел. Вся мебель в ней была забрызгана кровью. Филиппа и Терри убили в самой дальней комнате от входной двери – в спальне. Филипп получил девять пулевых ранений. Одно в голову. Терри – два. Одно тоже в голову. В руке у Филиппа был какой-то странный пистолет «CZ-75», чехословацкий, с пустым магазином.
   – Это мой пистолет. Я дал его Филиппу вчера вечером, перед тем, как он уехал домой после нашей встречи на улице.
   – Вот как. Да… Во всех комнатах валялись стреляные гильзы только от этого пистолета. Нападавшие, очевидно, пользовались револьверами с глушителями и все их гильзы остались в барабанах. А соседи слышали, как я понимаю, только выстрелы Курла. Сколько в этой бойне было задействовано револьверов покажет экспертиза. Криминалисты обратили внимание на кровь на полу и на стенах квартиры. Возможно, что она принадлежит не только Филиппу и Терри. Может быть, исследование крови здесь что-то прояснит. Вот и все пока.
   – Как же я жестоко ошибся, оставив их одних в этот вечер. Думать же надо было о том, что может случиться. Надо было после вечерней встречи ехать в дом Курла вместе с ним. И нужно было остаться в его квартире на ночь. Все могло быть по-другому, – сокрушенно произнес Стэн.
   – Да, по-другому. Вместо двух убитых – три. Сценарий преступления был разработан негодяями заранее и осуществлен ими четко и очень быстро. Разве ты не понял? Кто-то хорошо обо всем подумал и все рассчитал, чуть ли не до минут или даже секунд. Мало того. Еще один интересный момент в этом деле. Один толковый парень из полицейских предположил, что одновременно со взрывом была использована еще разновидность известного ему летучего газа, галюциногенного или опьяняющего действия, кажется, почти мнгновенно улетучивающегося, но оказывающего на организм определенное воздействие. С человеком, пораженным таким газом, намного легче справиться. Интересно, что располагают сейчас этим средством только военные. Даже в наших специальных подразделениях его нет.
   Стэн немного подался на своем кресле вперед и опустил голову.
   – Во второй раз полиция опять произвела арест. Были арестованы двое. Но это как и в первый раз. Муть. Они тут ни при чем. Я в этом уверен. Полицейские приехали когда все уже закончилось, а из соседей, вызвавших полицию, никто никого не видел. Сколько было нападавших и на каких машинах уехали убийцы они также не знают. Ну, это и понятно. Какой дурак полезет посмотреть, как кто-то, там рядом с их квартирой, в кого-то стреляет? Какой идиот станет рисковать самим собой только ради обычного любопытства? Испугались. Не каждый день такое бывает. Затаились и дождались конца. Все совершенно логично. Полиция начала следствие. Следственная группа приехала за пять минут до нашего ухода из квартиры Курла.
   Фрэд обошел стол и сел на свой мягкий стул.
   – Я разделаюсь с негодяями чего бы это мне ни стоило, – Стэн спокойно откинулся на спинку кресла, – это теперь будет смыслом и целью моей жизни.
   – Я знаю, что теперь это так и я в твоем полном распоряжении. Однако ты представляешь как все сложно. Сложнее не бывает. Я сам в курсе убийства Калоеффа и Филипп кое-чем поделился в разговоре со мной после своей публикации в газете. Он располагал нужными материалами, много знал об одном сербе, о котором и ты знаешь, а также о секретных самолетах и локаторах. Но Курла уже нет. И его материалов у нас тоже нет. Нам-то кое-что ясно. Но там, с этим устранением директора фирмы, совсем никаких концов. Все чисто сработано. Я интересовался деталями этой темной истории у своего шефа. Он не рекомендовал ко всему этому даже приближаться, не то чтобы туда лезть. Здесь задействованы такие влиятельные силы из военно-промышленного комплекса, включая, очевидно, и некоторых высших дубоголовых военных и, возможно, ЦРУ, и столько всяких сомнительных больших людей, что мое начальство не позволит ни мне, ни кому-то другому из нашего ведомства сунуться в это дело и никогда не санкционирует что-то и отдаленно похожее на расследование. Нас к нему не допустят. В дела связанные с вооружениями никого не пускают. Тут особое разрешение нужно и здесь мы пока еще ничего сделать не сможем. Ничего.
   Капенда внимательно слушал Коллинза, не пытаясь вставить ни одного слова.
   – Чтобы все и всёёёёёе поняли о сути этого дела нужны свидетели, документы, очень мощные аргументы и доказательства, неординарные и исключительные возможности и, конечно, помощь средств массовой информации. У нас всего этого нет. И у прессы, которая обязательно поднимет шум по поводу убийства журналиста Курла, тоже. А как доказать, что в эту фирму затесалась банда? Надо же доказать, что служба безопасности фирмы состоит из бандитов. Если даже что-то и всплывет, в чем я очень при всей секретности сомневаюсь, у негодяев найдутся нужные люди, адвокаты, кто угодно еще для того, чтобы парировать любой выпад в их сторону. Эту крепкую стену просто дурной головой не пробьешь. Поэтому я смогу помогать тебе только как частное, неофициальное лицо. Я попробую осторожно выяснить как нам действовать дальше. Кто нам может помочь и кого еще привлечь. Но умоляю, никакой поспешности и самодеятельности, а то мы ничего не сделаем и нас просто похоронят. Ты мастер в своей области, я – в своей. Знаю с какой энергией ты за все берешься. Здесь тебе придется на время остановиться и послушаться меня. Успокоиться нужно. Обязательно. Как тебе, так и мне. Мне также. Договорились?
   – Хорошо.
   – Пока никуда не высовывайся. Думаю, в этом есть резон. Посиди у меня в мастерской дня два-три. Там есть все необходимое для жизни в автономных условиях. Завтра уточним и подробно распишим план дальнейших действий. Я поделюсь своими соображениями, ты расскажешь все, что сам знаешь. Сегодня уже поздно о чем-либо говорить и принимать решения. Голова раскалывается. Такой трудный день был. Такой, какой не надо. Да вот еще все это под конец.
   – Ты совершенно прав Фрэди. Я и своим ребятам тоже сказал, чтобы посидели временно где-нибудь, но, поверишь, хочется лезть напролом, бежать со страшным криком не разбирая пути и давить гадов.
   – А куда бежать ты знаешь?
   – Ну, для начала в свою квартиру. И они сразу же будут там. Лучшее место встречи.
   – Извини, но твоей квартирой займусь я сам. Только я буду заниматься твоим жильем. Понял? Ты пока про него вообще забудь, будто его у тебя нет. И о таких глупостях, чтобы туда вдруг заявиться, я надеюсь, ты даже и думать не будешь больше, не то что говорить.
   – Прости, Фрэд. Не слушай бред сивой кобылы. Ясное дело, что квартира может быть просто заминирована или туда сразу же придут наемные убийцы, какие-нибудь отбросы, которые не будут даже знать кто в действительности оплачивает их услуги, кого и за что они должны ликвидировать. А если без трепатни, то несколько часов назад меня чуть было не замочили на окраине города. Люди этого негодяя Бэлламора. Я, когда об этом говорил тебе по телефону, не шутил. Остался жив почти случайно. Хорошо друзья помогли.
   – Вот видишь. Вот так. Ну, пошли.
   Стэн вяло кивнул головой.
 //-- * * * --// 
   Около двух часов ночи в загородном доме Марино собралось семнадцать самых близких друзей Капенды и Джонсона, семеро из которых участвовали в операции в Африке, закончившейся несколько дней назад. Проводил горячую дискуссию, касавшуюся способов противодействия банде Бэлламора и наказания негодяев, Ник Джонсон. Никаких сомнений ни у кого не было – подлецов необходимо было остановить и воздать им по заслугам. Для этого, как сказал Джонсон, были хороши все способы и на все законы государства Ник предложил наплевать. Дебаты продолжались всю ночь и не прекратились бы и днем, тем более, что в жилище Марино под утро приехало еще несколько человек. Однако утром, в начале одиннадцатого, разговоры прервал звонок на мобильный телефон Джонсона. Звонила Мариам.
   Суть малопонятного для других быстрого рассказа Мариам сводилась к тому, что утром, по своему обыкновению, она ушла с двоюродной сестрой на распродажу каких-то вещей в находившийся поблизости универмаг. Удача в этот день не сопутствовала женщинам в их хобби и они быстро вернулись домой. Поднявшись в свою квартиру, сестры увидели открытую дверь. В прихожей и первой комнате в лужах крови лежали мать и тетка Мариам. Убийцы обеим перерезали горло, но еще не успели покинуть квартиру Джонсонов, ковыряясь в платяном шкафу. Мариам сразу же признала обоих, так как столкнулась с ними около парадного входа в свой дом накануне вечером. Она не растерялась. Частые домашние потасовки с Ником пошли Мариам на пользу. Схватив стул, она выбила им пистолет из из руки одного бандита и этим же стулом огрела другого по голове. Тот все же успел выстрелить. Пуля попала сестре в кисть руки, протянутую ей для защиты от оружия нападавшего. Это окончательно вывело из себя жену Ника, которая впала в настоящее бешенство. Мариам с такой силой и быстротой начала колошматить мерзавцев стулом, что через несколько секунд у него осталась всего лишь одна ножка из четырех. Атакующие вопли мадам Джонсон и дикие крики боли ее сестры окончательно деморализовали подлых убийц. Они, отталкивая друг друга, стремительно бросились к выходу, застряли в дверях, но потом вылетили из них подобно пробке из бутыли шампанского. Происшествие закончилось тем, что один подлец сумел убежать, а второй во время бегства споткнулся на лестнице, упал на ней вниз головой, пробив при этом о каменные ступени свой череп. Быстро прибывшая полиция начала расследовать случившееся, а убийца в бессознательном состоянии был доставлен в больницу. К счастью для семьи Джонсона в этот и предыдущий день его детей и внуков дома не было. Он прервал заседание и бросился домой, проклиная негодяев и обещая им ужасную месть.
 //-- * * * --// 
   Через час после преступления в квартире Джонсона о нем уже знал Коллинз, явившийся в свою мастерскую для обсуждения с Капендой плана дальнейших действий по противостоянию, разоблачению и наказанию бандитов из шайки Бэлламора. Он рассказал Стэну, который провел в мастерской Фрэда бессонную ночь, все, что удалось узнать у полиции о преступном нападении на беззащитных женщин. Во время рассказа лицо Стэна было мрачнее тучи и он смотел все время в пол, пытаясь руками открутить что-то у зажигалки.
   – Вот такие дела, – закончил свой краткий рассказ Коллинз, – а Ника нужно успокоить, чтобы не наломал дров.
   – Черт! – Стэн встал, снова сел на свое место и вытащил из кармана дрожащей рукой сигареты.
   – Ты мне совсем не нравишься. Дай сюда пачку, – остановил его Фрэд, – так мы с тобой ничего не сможем сделать. Ты мне нужен, а я тебе. Я вижу, что не только Джонсона нужно успокаивать, но и тебя вдобавок. Я что, один всем должен заниматься пока ты психуешь. Я не Юлий Цезарь, который может пить, курить и говорить одновременно. Ну-ка быстро проглоти слюни и немедленно возьми себя в руки.
   – Фрэд, я не спал ночью. Со мной действительно все не то теперь, – Стэн отбросил в сторону сигареты и обхватил руками голову.
   – Это не оправдание. Я тоже не спал. Или будем считаться кто и сколько недоспал? Ладно. Отдохни. Я приду потом, – Коллинз застегнул пуговицы пиджака.
   – Все. Уже отдохнул. Фрэд, все, – торопливо отрапортовал Стэн и снова встал.
   Коллинз растегнул пуговицы пиджака и сел на стул, закинув ногу на ногу.
   Капенда провел ладонью по лицу, садясь обрано, – сам вижу, что дальше так нельзя. Все.
   – Ну-ка выпей вот это, – Фрэд повернулся к столу, взял с него стакан и протянул Стэну.
   – Все. Ничего не надо. Я уже спокоен, – сказал Стэн, хотя взял в руку стакан.
   – Мы должны остановить негодяев. Я тебя очень хорошо понимаю. А ты меня понимаешь? Только мы можем это сделать. Только мы. Никто другой. Это сейчас самое главное. Мерзавцы совсем обнаглели и начинают вести себя так, будто на свете не существует ни земного, ни божьего суда. Если мы их не задавим, будет еще очень много горя.
   – Кроме нас действительно некому, – злобно сказал Стэн, перекривив лицо, после чего выпил содержимое стакана и передал его обратно Фрэду. – Джонсона я постараюсь вразумить. Для него, конечно, потрясение сильное. Он горяч и вспыльчив, но так же быстро отходит. Постараюсь… Я всю ночь думал о происшедшем. И ты вот мне еще новое принес.
   – Так. Все с этим. Принес, не принес. Мы ничего не сможем повернуть назад. Ты и сам всегда придерживался принципа не пережевывать то, что уже случилось, не мечтать о том, что было бы, если… Так ведь?
   – Точно. Это так. Не вернешь. Но все же Джонсон тут сам немного виноват. И вообще мы с ним, вроде, сделали по пьянке несколько глупостей. Бес какой-то попутал. Дураки рождаются дураками, живут и умирают дураками.
   – Глупостей? Рассказывай.
   – А может быть никто и не попутал. Вообще-то, похоже, все эти глупости нам же и пошли на пользу где-то…
   – Я слушаю, продолжай.
   – Вот что. Для того чтобы убрать меня, – начал Стэн, – они послали скотину Скотта, эту сволочь, используемого Бэлламором для устранения неугодных лиц, с его олигофренами и одним паскудой-предателем, считавшимся раньше моим другом. Предателя уже нет, поэтому и не будем о нем говорить. А с этим гадом, Скоттом, я встречался трижды. Первый раз до пресс-конференции с журналистами. Второй – на пресс-конференции и после нее, на так называемом совещании. Это было за два – три дня до отъезда на дело в Анголу. Вчера я узнал Скотта, когда он меня преследовал со своими подонками. Скотт сидел рядом с водителем в машине, гнавшейся за моим автомобилем. Он же руководил охотой за мной на бездействующем заводе, где кричал своим козлам, чтобы те поскорее меня прикончили. Отправили этих сволочей за мной их наводчики. Совершенно очевидно, что это произошло после моей вечерней встречи с Филиппом. Там-то я и засветился, во время этой слежки бандитов за Филиппом. Эти гады засекли меня совершенно случайно, когда я встретился с Курлом, за которым они следили. До этого пособники Бэлламора вообще не знали где я и для меня у них определенной программы не было в этот день. И все зависело тогда вечером от обстоятельств и от моего звонка из машины в дом Дэна, когда за мной мчались по шоссе эти уроды. Этим телефонным звонком я раскрыл дом Томпсона, но именно поэтому я сейчас еще жив.
   – Они знали твой телефон?
   – Да. Во всяком случае знали, что этот номер телефона принадлежит мне. Наверняка зафиксировали мой разговор, когда я звонил домой Терри перед встречей с Филиппом. И потом еще раз. Уже после того как мы расстались с Курлом.
   – Ну, это ясно.
   – Для Филиппа, как ты говоришь, был разработан более серьезный план. Еще раньше. Все верно. Так просто такое не делается. Однако о гнусных исполнителях этого плана мы ничего не знаем.
   – Да. Не знаем. Пока почти ничего, – Фрэд утведительно кивнул головой.
   – Почти? Что значит почти?
   – Продолжай, продолжай.
   – Хорошо. Теперь с Джонсоном. С ним, напротив, все было не очень сложно. Я так представляю. Скорее всего, постоянного наблюдения за домом Джонсона не было. О его местопребывании, как и о моем, бандиты не знали, но домашний телефон Ника был под контролем. Он позвонил домой вечером жене, будучи в нетрезвом состоянии и пообещав очень скоро приехать. Поэтому-то Мариам и видела этим же вечером после телефонного разговора с Ником у парадного входа тех, кто убил утром ее мать и тетку. Я знаю Мариам. Она не может чего-то долго ждать на одном месте, поэтому, наверно, и выходила из дома несколько раз. Бандиты ждали скорого приезда Ника в этот день. Эти безмозглые кретины, дешевые рецидивисты, которые с заданием не справились, загубив невинных людей, дважды приходили чтобы угробить его. Я вот сейчас думаю, что звонком от Томпсона своей жене Ник тоже провалил дом Дэна, но, сказав ей о приходе домой через пятнадцать минут, а явившись туда через три часа или более, себя же пьяного и спас. Эти ублюдки все поняли буквально. Преступники его не дождались и ушли, заявившись еще раз утром. Но Ника опять не было на месте и пострадали другие. Теперь, после неудачи со мной, преступления в квартире Ника и провала с его ликвидацией, эти вонючие фраера постараются ошибок больше не допускать. Так думаю. А поведение опьяневших дураков логике нормальных людей иногда не поддается. Однако даже пьяные кренины должны думать, что они делают и к чему это может привести. Но это им же часто и помогает. Вот что интереснее всего.
   – Эти сволочи что, нормальные люди?
   – Я не о них. Они не люди. Я о таких как мы.
   – Постой, но вы же крениты, кажется?
   – Не цепляйся к словам. Я это так.
   – Правильно вообще-то. Нечего тебе примазываться к кретинам, их и так на земле большинство. У тебя и Ника лица не дураков. Глупого человека по его сверхглупой физиономии сразу можно определить и по тому как он рот раскроет, стараясь себя выставить умным или начальником. Не важно в какой он области оперирует. Будь он директором-дураком, «гениальным» производственником или гуманитарием, выдумывающим научные теории и считая всех остальных недоумками.
   – Оставим все наукообразное на потом, Фрэд.
   – Хорошо. Ну а если по делу, то обгадились преступники жидко, убив руками двух подонков женщин, случайно им подвернувшихся, не достигнув никаких целей, – заключил Коллинз. – Эти твари явно были наняты для разовой акции. Мелкая мразь. Они, видно, ничем не брезговали. Им и пара долларов – прибыль. Тот, кто сейчас валяется без сознания в больнице, я уверен, ничего толком не знает и ничего не сможет рассказать, если в его гадкий мозг и вернется рассудок. На этот счет ты все правильно говорил. А теперь давай еще раз о том, что у нас вообще есть и чем мы реально располагаем.
   – В настоящий момент ничем. И ты совершенно верно сегодня ночью указал мне и всем нам на то место, где мы должны сидеть и не выгибаться как черви в своих воинственных позах, пока у нас не будет действенного оружия против сволочной организации и каждого из… Даже не знаю как каждого из этой погани называть. Прежде чем воевать, нужно выстроить план эффективного и обдуманного противостояния мерзавцам. В противном случае они нас всех без особого труда перебьют. Постараюсь Джонсону и всем остальным это доходчиво объяснить в самое ближайшее время. Для этого нам необходимо где-то всем собраться вместе. Я сам займусь этим.
   – Не ввязываюсь в эти дела. Инструктируй как хочешь и кого хочешь. Про конспирацию только не забывайте. Эти подонки сейчас только вами занимаются. Учти. А у нас с тобой, кроме всего этого, будут еще и другие функции. Сначала давай немного о Филиппе поговорим.
   – Так.
   – Филипп ведь много знал. Он долго собирал сведения о Бэлламоре и его банде. А раз собирал, то обязательно должны быть документы. Достаточное количество. Он был не так прост, чтобы держать сверхважные материалы просто у себя на столе дома или на работе и не спрятать что-то на стороне.
   – Да, ты прав, конечно. Документы… – Стэн тяжело вздохнул. – О каких-то материалах Филипп мне говорил. Это важно. Мы пообещали друг другу встретиться после последней вечерней встречи в редакции «Нью-Йорк таймс» в 9 утра. Сегодня. Я должен был рассказать там для репортажа Курла обо всем, что знаю. Значит важные материалы должны были быть где-то в зоне досягаемости. Как ты думаешь?
   – Не обязательно. Материал мог пойти в какой угодно номер газеты. В сегодняшний, завтрашний, послезавтрашний… Про квартиру Филиппа я уже говорил. Если там и были какие-нибудь бумаги, времени для того чтобы их взять у убийц было мало. Хотя как знать. С полицией я контактирую. Они пока ничего не нашли. Полагаю, что там не было все-таки ничего важного. Может быть, на работе он все это держал. Хотя и туда могла какая-нибудь нечисть проникнуть и Курл такой вариант отбрасывать бы не стал. Кого-то можно было и подкупить. Запросто причем, – Фрэд задумчиво покачал головой. – Нет. Думаю, что документы все-таки находятся в другом месте.
   – Но кроме документов Курла, которых у нас нет, существует один человек. Серб Джуранович. Знаешь. Это самое главное лицо во всем деле и без него, похоже, не обойтись. Филипп знал многое про Бэлламора, самолеты и локаторы. А серб знает про самолеты и локаторы все. Он про структуру фирмы, где работал, знает и про ее службу безопасности. Ее агенты за ним гонялись до бегства в Африку. И в данное время только он, как я думаю, нам может помочь.
   – В данное время? Я это знаю, что он нам очень может помочь. А ты знаешь его адрес и телефон? Или хотя бы страну, в которой он находится?
   – Я отправил его в Белград.
   – И это все. Этого мало. Он мог и не доехать до Белграда. Он может находиться сейчас в другой стране и жить под другим именем, законспирировавшись после всех этих дел. Его могли прикончить в Штатах, в Африке. Не прибили. Повезло. Но, может быть, это уже случилось в Югославии?
   – Думаю, нет. Слишком немного времени прошло еще, да и трудно это, даже для Бэлламора с его организацией. Найти серба и все быстро устроить. Югославия сейчас для нас недружественная страна. Это почти как в Анголе, а, возможно, и еще труднее. Ведь мы постарались отправить его тайно.
   – Трудно и тайно. Для обывателя, возможно, но не для соответствующих служб с их разветвленной агентурой. Они вполне могут разыскать этого серба при необходимости. Если, разумеется, Джуранович не потеряет бдительности на родине и не затаится где-нибудь грамотно и в надежном месте. Ну, а для тебя легко найти его?
   – Есть одна зацепка. Перед отъездом в Африку Филипп рассказал мне о соотечественнике Вука Джурановича, бывшем лучшем его друге, который сейчас работает на Гавайских островах в одном из универмагов в Гонолулу. У него все концы в руках. Он знает не только о самом Джурановиче, но и о его родственниках, друзьях и знакомых, коллегах и еще многом другом. Джуранович с ним, правда, поссорился, но, как рассказывал Филипп, оба считают эту ссору глупой. Если этот югослав согласится нам помочь и расскажет как связаться с Джурановичем или найти его, половина дела, можно считать, сделана. Останется только убедить серба выступить с разоблачительным заявлением. Лучше, конечно, это получится здесь, в Америке. Мне кажется, что я смогу договориться с Вуком обо всем, что нужно, если у нас будет встреча. Я специально наблюдал за ним в Африке и кое-что знаю о характере этого парня. Полагаю, что и о выступлении перед общественностью, и о поездке в Штаты я с ним договорюсь. Тем более, что у Джурановича, как я говорил, тоже большие счеты и с руководством фирмы, где он работал, и с ее службой безопасности. Мы расстались в Африке холодно, но какая-то внутренняя связь, как мне показалось, у нас с Джурановичем перед расставанием все же установилась. Тогда он меня раздрожал своим упрямством и был не интересен. Он оказался причастным к гибели любимого мной человека. Меня не интересовало ни его дальнейшее существование, ни то где он собирается жить и что делать. Я в гости к нему не собирался. Сейчас, вот, оказался нужен.
   – Так. В одном из универмагов Гонолулу. В каком? А фамилия этого югослава? Имя?
   – Универмаг Ала Моана. Фамилии не знаю. У Филиппа не спросил. Только прозвище помню – Мико.
   – Мы можем навести о продавце из Ала Моаны справки и выйти на него.
   – Нет. Думаю, личный контакт нейтральной личности будет лучше. Ваши агенты могут ведь и испортить дело. Все-таки не все любят ФБР, стараются держаться подальше от вашей организации, некоторые опасаются ее и даже боятся. Вот я, к примеру, все эти конторы, и полицию тоже, недолюбливаю. Еще в детстве испортил с ними отношения. Сам был виноват во многом, конечно, но отрицательный осадок какой-то остался до сих пор. Попасть в компьютер Федерального бюро расследований все же не очень большое удовольствие для многих. Тем более еще и с негативной характеристикой. Прав я или нет? А ошибаться мы не имеем права. Вернее будет, если я сам полечу на Гавайи и займусь этим Мико. И побыстрее надо все сделать. Возьму с собой Джонсона на всякий случай. Для него Гавайи что-то вроде родного дома. Он там сто раз побывал.
   – Возможно, ты и прав. Скорее всего, да. И вообще во всем этом смысл есть. Это один из вариантов. Главный. Если мы сможем как-то через Мико, хотя бы, заполучить в свои руки серба, если все махинации этих змеев станут достоянием публики, они сами себя начнут давить. Как тараканов. Крупные фигуры сразу же пожертвуют мелочью и сдадут того же мерзавца Бэлламора со всей его шушерой. С негодяями можно будет разделаться их же руками. Причем это и проще для нас. Мы убиваем двух зайцев. И об эту бандитскую мразь не запачкаемся и перед законом будем чистыми, соблюдая его. Мы-то никого из них не тронем. Они себя и будут резать. Ну, разве что в исключительных случаях кого-то завалим. Я такого не исключаю. Всякое ведь случается. На самооборону каждый имеет право и доказать это будет не трудно. Будем считать, что серб – это твое дело. А пока у нас нет Джурановича и нет ничего другого, следует приложить все силы для того, чтобы найти хоть какие-нибудь материалы, собранные Филиппом, и еще заняться всякой бандитской грязью – исполнителями подлых преступлений. Это уже мое дело. Я этим займусь сам. Мы их выследим, прижмем и заставим все рассказать о своих боссах и о тех заданиях, которые эти дебилы получали от начальства. Пусть это даже где-то и не будет соответствовать закону. Другого выхода у нас нет. По сравнению с их преступлениями такой ход будет детской невинной игрой, не более. Зафиксируем все как надо с помощью видео, аудио и тому подобного, а пресса уже завершит начатое нами. По-умному надо только сработать. Считай, что все газеты теперь наши союзники. Ты сам видел, что пишут утренние газеты по поводу убийства Курла и его жены, – Фрэд кивком головы указал на газеты, лежащие на столе.
   – Да. Требуют от полиции и от вас тоже, кстати, найти инициаторов и исполнителей злодеяния.
   – Вот именно, злодеяния. А теперь о твоем вопросительном «почти». Слушай меня еще раз очень внимательно. Новые данные о ночном преступлении. Криминалисты, работавшие этой ночью в квартире Курла, сообщили мне утром о некоторых предварительных результатах следствия. На стене центральной комнаты зафиксирована кровь группы «0». А у Филиппа и Терри одинаковая кровь группы «А».
   – Значит одну сволочь Филипп задел.
   – Выходит, что так. И хорошо задел. Даже очень. Пистолет у тебя классный. Пуля, судя по куску одежды, который она вырвала вместе с частью тела бандита, попала негодяю в левое плечо. Довольно большую часть вырвала. Кусок одежды приобщили к делу, ткани тела отдали на дальнейший анализ. Так что нужно искать личность с покалеченным левым плечом или лопаткой, если он, конечно, сам не загнулся или ему в этом не помогли его самые лучшие друзья. В госпиталях и больницах, как мне кажется, искать бесполезно. Бандиты наверняка все сделали тайно и прибегли к услугам частного врача, может быть, своего. Но среди других частных врачей все-таки можно поискать того специалиста, который мог сделать операцию человеку с огнестрельным ранением. Тут всякое допустимо и возможно. Разумеется, что это трудно в Нью-Йорке и в его окрестностях еще труднее, но попробовать нам никто не запретит.
 //-- * * * --// 
   Примерно через полтора часа после разговора Капенды и Коллинза в его мастерской, Джонсон силой пытался проникнуть в больницу, в которой находился в бессознательном состоянии один из убийц матери и тетки его жены Мариам, но был задержан. Еще через четыре часа его удалось вызволить из полиции с помощью Коллинза. Фрэд привез Ника в ту же свою мастерскую, где с ночи находился Стэн.
   На воскресенье были назначены похороны Филиппа и Терри. Коллинз знал, что уговорить Стэна не ходить на похороны будет невозможно. Однако попытку отговорить друга он все же попробовал предпринять. Стэн выслушал аргументы Фрэда о опасности, угрожающей ему со стороны агентов Бэлламора, но говорить на эту тему и развивать ее не стал, а только пристально посмотрел Фрэду в глаза. Этого было вполе достаточно для того, чтобы проблема была полностью исчерпана.
   Подготовка Стэна к похоронной церемонии была недолгой. «Кольт» одиннадцатого калибра он зарядил дробовыми патронами и оружие спрятал, заткнув его за пояс брюк и выпустив рубашку наружу. За полчаса до полудня Капенда и Коллинз выехали на кладбище на машине Фрэда.
   На похороны Курла и его жены собралось рекордное число провожающих их в последний путь – более четырехсот человек – родстенники, друзья, бывшие сокурсники по университету и знакомые, многие сотрудники телевидения Нью-Йорка, журналисты-коллеги из разных газет нескольких городов Соединенных Штатов.
   Коллинз сумел договориться со своим начальством и с высшими чинами полиции города о негласном наблюдении за ходом похорон и участвовавшими в них людьми, что увеличило число прибывших на кладбище еще на несколько десятков человек. Кроме того, и прилегающие к кладбищу участки находились под надзором полиции и агентов ФБР, оснащенных соответствующей аппаратурой и снаряжением. Почти все друзья Капенды и Джонсона также были на кладбище и очень внимательно наблюдали за всем, что там происходило. Бандитов из шайки Бэлламора во время похорон выявлено не было, хотя было совершенно очевидно, что кто-то, из служивших им, тоже обязательно должен был следить за происходящим.
   Выступавших было много и из числа журналистов, и со стороны сотрудников муниципалитета, а также других организаций. Говорили о журналистской принципиальности и честности Курла, о его верности долгу и высоком профессианолизме Филиппа, о том, что мафия бросила обществу наглый вызов и о том, что никакой бандитской мрази не остановить правдивой свободы слова Америки. В заключение шеф полиции Нью-Йорка заявил, что его сотрудники приложат все усилия для того, чтобы найти подлых убийц и отдать их под суд, который со всей суровостью покарает подлецов за грязное преступление.
   Всем родственникам Курла Капенда и Коллинз выразили глубокое соболезнование, а дочерей Филиппа и Терри попросили обращаться к ним по любому случаю и в любое время, если понадобится какая-нибудь помощь или возникнет какая-либо проблема.
   Капенда, Джонсон и их люди покинули кладбище последними в сопровождении Коллинза и его агентов. Стэн и Ник решили собрать через три дня после похорон всех своих друзей, кто был готов помочь им разделаться с негодяями из банды Бэлламора за все содеянное ими и с тем, чтобы выработать приемлимый и конкретный план действий, который препятствовал бы превращению побывавших в Африке бойцов в какой-то скот, отстреливаемый бандитами в угоду своим преступным боссам.
 //-- * * * --// 
   Люди Капенды и Джонсона собрались на свою встречу в четрерг вечером, около 18 часов, в семидесяти километрах от Нью-Йорка в очень большом, добротно сделанном, бревенчатом сарае, без каких-либо перегородок внутри, площадью никак не менее ста двадцати квадратных метров. Потолка в сарае не было, а расстояние от пола до крыши равнялось примерно шести-семи метрам.
   Деревянное строение принадлежало другу Капенды – старому хромому индейцу Эли, занимавшемуся с сыновьями мелкой торговлей. Индейца знал еще отец Стэна. Оба они во время войны служили в роте, занимавшейся ремонтом танков. Однажды в их войсковую часть приехало несколько офицеров, которые набилали людей в действующую армию, отбиравшую у японцев на Тихом океане одну территорию за другой. Старший офицер сказал перед строем, что бронетанковым войскам нужны такие толковые ребята как они – механики и танкисты для того, чтобы загнать наконец джапов в свинарник. Без лишних церемоний он заявил, что тот, кто сделает вперед два шага, уже недели через две – три будет в бою, в самой горячей точке боевых действий. Отец Стэна и Эли, не сговариваясь, сделали эти два шага. Капенде старшему и его другу довелось воевать вместе в одном подразделении на Окинаве и обоим там изрядно досталось, когда танк, в котором командиром был отец Стэна, наехал на мину и завалился на бок. Отец был ранен в голову, получил контузию и потом долго ничего не слышал, а Эли, бывший тогда водителем танка, получил ранения в челюсть, правую руку и правую ногу. Этот бой был для обоих последним и тихоокеанская война с Японией для них на нем закончилась и начался «отдых» в военных госпиталях.
   Индеец и его жена поджарили для приехавших много говядины, запекли в углях картофель и сделали большое количество незамысловатых бутербродов с сыром и зеленью. Какое-то невероятное число банок с пивом было помещено в большие железные емкости с холодной водой.
   Принимая решение о собрании в пригороде Нью-Йорка, Капенда, Джонсон и Алексон сначала сомневались, не станут ли их планы противодействия бандитам известны сразу же после его окончания главарю негодяев. Ведь два предателя должны были тоже явиться в загородный дом прихрамывающего индейца. Организаторы встречи не имели также представления о том, знают ли вообще изменники друг друга, или работают по заданию своих хозяев обособленно, может быть, и не догадываясь, что рядом находится еще такой же подлец. Однако защищаться от преступной нечисти все равно нужно было и Стэн принял решение выработать такой план мероприятий по обороне и наступлению, о общей, принципиальной, части которого знали бы все, а о деталях только те, кому давалось конкретное задание соответствующее ситуации. Каждому задание должен был давать либо сам Капенда, либо Джонсон. Причем о том, что предписывалось сделать тому или иному человеку не должны были знать другие. Такая таинственность неприменно вызвала бы справедливые вопросы собравшихся, тех, кто всей правды о изменниках не знал. В этой связи Капенда сам себе предписал обо всем рассказать присутствующим, а Джонсону и Алексону было вменено в обязанность тут же постараться выявить иуд. Главным здесь была неожиданность сообщения, а также реакция на него изменников.
   В сарае собрались почти все участники африканской экспедиции. Не приехали только Когит и Вчерашни, которых не было в данное время в Нью-Йорке. Джонсон, однако, имел с ними связь. Не явились также два молодых бойца – Купер и Гордон. Хотя они были предупреждены Джонсоном заблаговременно, причина их отсутствия осталась для Ника неизвестной. Восемнадцать человек привели с собой Томпсон и Марино.
   По началу Джонсон даже начал подозревать всех отсутствующих в измене, но это, по мнению Стэна, было не логично. Отсутствие на собрании лишало предателей или предателя какой-либо информации вообще, поэтому они обязательно должны были явится на сходку.
   Собравшиеся расселись за тремя большими столами, составленными вместе, выпили, закусили и начали обсуждать жизненно важную проблему противостояния преступникам. В общем для всех все было ясно, в связи с чем беседа с самого начала носила весьма конкретный характер. После нескольких реплик из-за столов слово взял Ждано.
   – Как бы вы стали кого-нибудь отлавливать, если знаете, где этот кто-нибудь живет? Будем рассуждать от противного, как нас в школе учили на уроке геометрии, например. Предположим, что в роли охотников мы. Как будем действовать? Проще простого. Во-первых, надо установить наблюдение за жилищем наблюдаемого объекта, за жилищем того, кого мы отлавливаем. Ведь любому человеку, даже и негодяю, где-то надо же жить и отдыхать, даже подлец всегда приходит в свое логовище, чтобы расслабиться. Так что ли? Отлавливаемая сволочь, правда, может иметь несколько явок, ночуя каждый раз в другом месте, скрываясь и опасаясь за свою паршивую шкуру. Для махровых рецидивистов это типично. Тогда все чуть-чуть сложнее. Но и тут выход есть. Всегда найдется человек, который имеет связь с нужным нам объектом. Нужно только его отыскать. Это могут быть его сообщники, друзья, родственники, наконец. Родственники у многих есть, даже и у заядлых негодяев, – Ждано улыбнулся. – Если этих самых родственников найти и напрячь…
   – Поломать кости, к примеру, – ввязался в речь Ждано Ник Черемхи. – Тогда вполне возможно, что могут и рассказать что-нибудь.
   – При чем здесь родственники и кости? – отхлебнув из кружки пива, сказал Федотофф. – Мы и преступники – разные люди. Зачем нам работать так же как они.
   – Ты правилно говоришь. Мы не преступники и играть на родственниках не наш стиль, – сказал Трюкман.
   – Тоже мне добрая Мать Тереза! – произнес Балоботя, повернувшись к Алеку. – Нас убьют, а мы с последней улыбкой на искаженных судорогой губах с хрипом прошепчим: «Это не наш стиль».
   – Вот, вот, давайте играть только в одни ворота, чтобы нам, дуракам, всегда был гол, – начал распаляться Черемхи. – Я себя не пожалею, но и этих сволочей щадить тоже не стану. Здесь уже не до шуток. Прав я или нет? – Ник обвел взглядом окружающих. – Так прав или нет?
   – Остановитесь, вы. Это уже базар, а не конструктивный разговор и обмен мнениями, – сказал Бэйкер с другой стороны стола.
   – Мы все отлично знаем, Ник, что ты себя не пожалеешь, – успокоил Черемхи Капенда, – но дайте договорить Джерри. Он еще не все сказал. И будем говорить спокойнее. А то, действительно, балаган какой-то.
   – Точно. Подождите ребята. Я-то еще не закончил, – повысив голос, остановил спорщиков Ждано, как бы спохватившись. – Я теоретизирую на тему как искать кого-то. Безотносительная теория. Это я вообще. Ясно или нет? Естественно, что грубое давление на чьих-либо родственников, пусть даже и родственников негодяев, не наш стиль, а бандитов.
   – Мы будем давить на них мягко, – опять влез в рассуждения Ждано Черемхи.
   – Минуту. Я же еще не закончил, – снова встрепенулся Ждано, начиная распаляться. – Повторяю. Слежка за домом, во-первых. Теперь, во-вторых. Заодно с наблюдением за жильем следует контролировать все переговоры по телефону того, за кем кто-то следит. Вот в общем главное. Так будут поступать, как я думаю, с нами и бандиты из шайки Бэлламора, которые пойдут этим самым простым путем, если уже не делают. У них для этого полно возможностей. А у нас, к сожалению, их нет. Следовательно, нам, прежде всего, необходимо силами тех, кто не путешествовал по Африке, о ком еще, может быть, не знают уголовники, начать наблюдение за домами тех, кто ездил в Анголу. Они будут следить за нами, а мы за ними. Нам нужно выявить их. Выявить тех, кто хочет изничтожить нас. Тогда борьба будет предметной, а не с призраками-невидимками.
   – Правильно, – опять перебил Ждано Черемхи. – Проследить как следует за этими козлами и не в меру любопытных выпотрошить. Я не в переносном смысле выражаюсь, не фигурально, а в самом что ни на есть прямом.
   – Вот именно. И требуху свою заставить их сожрать, – чуть не закричал Джонсон, вскочив со стула. – Я им своих мам не прощу. Падлы вонючие. Никогда не прощу. Они убили старых немощных женщин вместо меня. Для них не существует ничего святого. Ни морщин на лице, ни седины на висках.
   – Зачем столько эмоций посвящать этому дерьму, Ник, – усаживая Джонсона на его место, сказал Капенда. – А Джерри все очень толково обрисовал. Следует постоянно следить за нашими домами и квартирами. Нужно все время друг друга подстраховывать, чтобы нас не застали врасплох и мы не стали бы легкой добычей поганых свиней. Но невинные люди, пусть даже и родственники наших врагов, тут, конечно, ни при чем. Почему они вдруг должны отвечать и страдать из-за своих преступных родственных недоносков. Сообщники – это уже другое дело, они вне всякого человеческого закона и свое должны получить, если высунутся, или если мы их достанем, – Стэн остановился и сел на стул.
   – И в первую очередь следует держать под наблюдением жилища наших командиров, уже подвергшихся нападению бандитов, – предложил Алексон. – Двойное наблюдение. Они у нас основные и все обязательно повторится по новому кругу. Им нужно обеспечить постоянную охрану. Мое мнение такое.
   – За моей квартирой следить не надо, – Стэн протянул руку ладонью вперед. – Ей уже занимаются те, кому это нужно. Один мой друг. У него для этого есть возможности. И охраны нам с Ником сейчас никакой тоже не требуется. Нас некоторое время не будет в городе.
   Джонсон вопросительно посмотрел на Стэна, но узнавать почему его не будет в городе не стал, понимая, что всему свое время, как это всегда было у Капенды, вводящего в курс дела своих друзей только в нужный момент.
   – Это то, что касается нас с Ником. Правда, я сейчас подумал, наблюдение за теми, кто был в Африке и нашими домами может стать палкой о двух концах. Мы их вычислим, но будьте уверены, что и они скоро будут знать нас в лицо. Причем всех. И тех, кто никуда не уезжал. И охраняемых, и охрану. Раз охранник тут, то и интересующий их объект где-то рядом. Если одни и те же физиономии будут крутиться в одних и тех же местах, будет понятно зачем это нужно. Обо всем этом еще надо поразмышлять как следует, но роли, как я думаю, мы пока для всех на всякий случай сейчас распределим.
   Сидящие за столами немного притихли и начали переговариваться друг с другом вполголоса. В этот момент дверь прихожей открылась и из темноты сеней в помещение, хромая, как бы вплыл старый индеец.
   – Стэн. Тут к вашему уважаемому обществу еще один приятель подгреб.
   – Давай его сюда, Эли.
   – На пороге появился Фрэнк Гордон.
   – Ты чего опаздываешь? Всем на шесть было назначено, – выглянув из-за Капенды, сказал Джонсон. – А где твой друг, Дэнис?
   – Я хочу рассказать вам кое-что сугубо важное. Только пообещайте, что дадите сказать. Выслушаете до конца. А потом делайте со мной что хотите, сами решайте, что делать, – открыто глядя на всех произнес Фрэнк.
   – Вот это оборот! – Стэн опять встал из-за стола. – Проходи и садись. Выпей сначала, потом расскажешь, что знаешь. Давай иди.
   – Я буду рассказывать стоя и не потом, – спокойно ответил Гордон. – Дадите сказать?
   – Ну, хорошо. Какой вопрос, если так? Начинай, – за всех ответил Капенда.
   – Могу? Тогда все с самого начала. С того времени, когда началась эта проклятая история с поездкой в Африку.
   Гордон засунул большие пальцы рук за пояс.
   – Этой весной Ник Джонсон предложил нам участвовать в экспедиции в Анголе. Мы были рады. В самом деле. Я и Дэнис. Деньги. Работа в общем-то привычная. Уже не в первый раз. И раньше жизнью рисковать приходилось. Но раньше такая деятельность совсем даже не афишировалась. А в этот раз, вроде, на совершенно законных основаниях. В газетах писали. Часто сейчас такую работу не предлагают. Не те времена и все такое. С условиями согласились. Сначала нам было все равно что делать, куда ехать, лишь бы платили. О другом вообще не задумывались. В нашей будущей группе мы почти никого не знали. Только Джонсона и еще двоих молодых. Левицки и Харфлита. И то немного. Ни в одном деле с ними не были. Просто общались несколько раз. Других совсем не знали. Слышали лишь что-то о них.
   Гордон на несколько секунд замолчал, но потом опять продолжил свое повествование.
   – За день до отъезда на место действия к нам подкатили два хмыря. Один фрукт назвался Брауном. Своего имени он не сказал. Предложил работать дополнительно еще и на него. Тоже за деньги, причем хорошие. Одно общее якобы дело делаем, но в то же время две зарплаты. Вроде бы ничего особенного. Все в рамках. Все так обставил, что будто одна компания, под одним общим руководством, одним и тем же занимаемся и финансирование из одних рук. Задачи и цели тоже одни и те же. Начальники только разные на разных этапах акции, одни из которых начинают игру, а другие потом ее продолжают и заканчивают. Это как бы особый сценарий такой. Для пользы всего дела. Сказал, что все главное будет впереди, когда объявится новое руководство, о котором все узнают в свое время и не ранее, которое даст новое задание, новые указания, скажет, чем дальше заниматься и каким образом. Говорил, чтобы мы о его предложении не распространялись. Мол это в интересах всех и каждого из нас и может якобы повредить операции. У нас было подозрение какое-то, но мы на него наплевали. Мало ли там чего в действительности… Поэтому мы поначалу приняли все… То, о чем нам раньше говорил Джонсон и то, о чем узнали чуть позже от этого Брауна.
   Джонсон, все время внимательно слушавший рассказ Гордона, вдруг неожиданно вскочил со своего места, опрокинув стул, и бросился не разбирая никакого пути на Фрэнка.
   – Сука, а я тебе, гад, поверил!
   Капенда тотчас среагировал на этот выпад, успев воткнуться между Ником и Фрэнком, которого Джонсон все-таки успел схватить за ворот рубашки. Со стола на пол упало и разбилось несколько тарелок.
   – Я сейчас его убью, затопчу. Ну надо же, падлу выкормил и пригрел на своей груди, – заревел Ник, пытаясь отпихнуть Стэна и прорваться к Гордону, который не сопротивлялся и не пытался освободиться от схватившего его Джонсона.
   – Ненормальный, мы дали ему сказать. Вот и пусть говорит. А ты выпей пива и охладись, псих, – тщетно стараясь остановить наседающего Ника, закричал Стэн, – или что-то тебе все еще не ясно. Может хочешь и со мной выяснить отношения? И постарайся, наконец, научиться разбираться кто твой настоящий враг, черт тебя побери.
   Тут же со стульев вскочили, ближе всех сидевшие к сцепившимся, МакКарни, Федотофф и Алексон и начали разнимать их. Стол опять задели и с него упало на пол несколько пустых и полных банок с пивом, снова разбились тарелки. В сарай зашел снаружи Эли, посмотрел на все без особого интереса и ушел обратно.
   – Или вы немедленно прекратите, – завопил Алексон, – или я буду драться сейчас один против всех вас, не принимая чью-то сторону, и каждый тогда будет сам за себя. Смотрите! У меня уже руки дрожат из-за вас.
   Ник наконец понял, что пора остановиться. Он отпустил рубашку Гордона и, отдуваясь, отошел обратно к столу, вслед за чем поднял с пола свой стул и сел на него, отвернувшись в противоположную сторону от Стэна и остальных. Алексон и другие последовали его примеру, заняв места за столом. Стоять остались только Капенда и Гордон.
   – Ну, что успокоились? Вот и хорошо. Продолжай, Фрэнк, – Стэн заправил за пояс вылезшую наружу во время потасовки рубаху и вытер со лба пот.
   – Первое неприятное ощущение у нас возникло после того, как в аэропорт не приехали Левицки и Харфлит. С ними, кажется, также был аналогичный разговор. Как и с нами. Мы поняли, что попали во что-то очень плохое, откуда просто так не вылезешь. Подозрения появились, раздумья начались. Когда мы сошлись со всеми другими ребятами группы ближе, уже там, в Африке, после того как побывали с ними вместе под пулями, мы с Дэнисом окончательно все поняли и решили в эти игры не играть и послать новых командиров в задний проход, если они нарисуются на нашем горизонте, что бы они там не говорили. Однако это новое начальство так и не появилось. Ничего конкретного мы за все время в Анголе так и не узнали. Догадки только строили. Потом мы сами обо всем хотели рассказать вам, но как-то не довелось. Чего мы тянули не знаю. Не из-за трусости, разумеется. Наверно, просто стыдно было оправдываться, что выгоду искали и Джонсону ничего не сказали. Непорядочно ведь это. И прощения не хотели просить. Не дети же. Все поняли, конечно. Думали пронесет, сойдет как-нибудь и так, обойдется и пройдет. Но не прошло.
   Гордон замолчал.
   – Вообще-то мы обо всем этом тоже догадывались. Кое-какими сведениями сами располагали до поездки, что-то узнали уже непосредственно на месте проведения операции по спасению заложников от одного типа. Не знали только кто именно готов был подставить нам ножку и против нас сработать в самый ответственный момент, – сказал Стэн. – Двоих мы кокнули, еще двое сами ухитрились сдохнуть. А один уже после приезда в Нью-Йорк раскрылся. Меня хотел убить. Вы уже сами знаете. И с ним все кончено. Его уже зарыли, очевидно. С этим пока все ясно. Теперь с вами. Там, в Африке, как мы все поняли, вы так ничего и не смогли узнать. А вот после возвращения из Анголы этот Браун и его приятель показались или нет?
   – Сегодня утром они убили Дэниса.
   Джонсон на своем стуле развернулся лицом к Гордону, привстал, а потом снова сел на свое место.
   – Как это произошло? Как и где? – спросил тихим голосом Стэн, пристально уставившись на Гордона. В сарае все затихли. Только слышно было как скрипит половица, на которой стоял, переминаясь, Фрэнк.
   – Они гонялись за нами несколько дней. Мы никому из наших ничего об этом не говорили и никуда не заявили. Это была наша проблема и мы не хотели в нее впутывать других. Мы были сами виноваты. Когда нас начали преследовать, мы все сразу поняли. Охотились вовсе не для того, чтобы дать деньги, а для того, чтобы мы никогда больше не смогли открыть рот. Дэниса застрелили в маленьком садике, почти перед самой парадной дверью дома, где он жил с матерью. Мать многое знала и очень опасалась за сына. Он рассказал ей все. В этот день Дэнис должен был вернуться из-за города. Предчувствуя неладное его мать вышла утром на улицу. Я как раз подъехал к их дому и мы нашли там Дэниса. В саду. Что они с ним сделали! – Гордон так сжал пальцы в кулаки, что послышался, кажется, даже хруст. Вслед за этим он сделал глотательное движение и затих.
   – Успокойся, Фрэнк. Мы слушаем тебя. Давай, – Стэн опустил на плечо Гордона руку.
   – Сразу же сообщили о случившемся в полицию. Пока не приехали полицейские машины, я снял с пиджака Дэниса миниатюрный фотоаппарат, который был вмонтирован им в пуговицу. Он любил такие штучки и после начала преследования нас в Нью-Йорке стал постоянно носить фотоаппарат с собой. Только я знал, куда он его приспособил. Инспектору полиции я об этом ничего не сказал и сам отдал одному специалисту сегодня пленку для проявки. С помощью этого аппарата Дэнис, раненный в ногу, лежа уже на спине, на земле, успел сфотографировать своего убийцу, за секунду до того, как тот выстрелил.
   С последними словами Гордон засунул руку в карман брюк, вытащил оттуда коричневый бумажник, а из него извлек небольшую фотографию.
   – Вот они, нелюди, – Фрэнк протянул Стэну снимок и опустил голову.
   Капенда молча начал вглядываться в лица, запечатленные на фотографии. Он очень внимательно, не отрываясь, смотрел на нее несколько минут. В помещении наступила гробовая тишина. На переднем плане снимка Стэн без труда узнал Скотта. В его протянутой левой руке был револьвер с длинным глушителем. Сзади него, похабно улыбаясь, стоял Джанкинс, а еще дальше лысый человек в сером плаще, левая рука которого была на перевязи. Глаза Стэна расширились. Он опять и еще внимательнее стал рассматривать фотографию.
   – Кто это с перевязанной рукой? – спросил он у Фрэнка, сверкнув глазами.
   – Это и есть падлюга Браун. И просил я вас выслушать мой рассказ потому, чтобы вы меня поняли, оставили в живых и помогли бы разделаться с этой сволочью и с тем, кто держит револьвер в руке, целясь в сердце Дэниса. Я их не боюсь. Дайте мне шанс, пожалуйста, – Гордон с надеждой посмотрел на Капенду, – один только шанс. Прошу.
   – Так вот кто убил Филиппа! Человек с перебитым левым плечом. Это его он ранил перед смертью, перед тем, как они его убили. Вот он падаль. Фамилия Браун, – Стэн сжал рукой свою нижнюю челюсть. – А этот с револьвером – Скотт, Рэй Скотт, верная собака Бэлламора. Сзади него скотина Джанкинс, за всеми следящая и все наблюдающая. Тоже псина, но помельче. Вот мы и узнали кто убийцы. Как все легко оказалось. Очень легко. И не надо долго и нудно искть никакого хирурга, сделавшего операцию подлецу после огнестрельного ранения. Осталось найти только этого лысого. Всего-то. Теперь мы знаем, как он выглядит. И еще этих двоих надо отыскать. Джанкинса и Скотта.
   – Рэй Скотт, – задумчиво повторил Гордон, сжав зубы и скривив губы.
   – Эта фотография, Фрэнк, стоит дороже всякого золота. Она сильнее любого оружия и поможет нам в борьбе с паразитами. Я в этом совершенно уверен. Посмотрите ребята на эти поганые рожи и как следует запомните их. Они могут появиться перед вами где угодно и когда угодно. Эти трое в числе наших самых лютых врагов, тупые исполнители воли своих проклятых хозяев. Они нас убивают, – Стэн передал фотографию сидящему за столом Алексону, – все посмотрите.
 //-- * * * --// 
   Утром следующего дня фотографию в присутствии Капенды и Джонсона самым внимательным образом уже рассматривал в своей мастерской Коллинз.
   – Вот этот, на переднем плане, Скотт, Рэй Скотт, о котором я тебе рассказывал, – отметил Капенда, – три раза с ним встречался. Последний раз совсем даже в не очень ординарной обстановке, на нефункционирующем заводе, где он хотел убить меня со своими шакалами. Невростеничный фанатик и какой-то совершенно аномальный тип. Как сказал мне Филипп, упрямый и больной маньяк, верный пес своего босса и тупой исполнитель его воли. Но Курл о нем лишь очень мало знал. Я за этим Скоттом на совещании наблюдал. Он не произнес там ни единого слова. Этот Скотт – левша. Смотри на снимок, Фрэд. И при нашей встрече за круглым столом после известной тебе пресс-конференции, он все делал только левой рукой, как будто правой у него не было. Левая рука у него постоянно была на столе. Правая все время внизу. Я это заметил еще тогда. Понимаешь, только одна левая рука была у него на столе, – сказал Капенда.
   – Понятно. На эту деталь следует обратить особое внимание. Она в нашем расследовании может очень и очень помочь. С этим первым негодяем ясно. Дальше давай. Кто там сзади него? – спросил Коллинз.
   – Ничтожная личность. Видел его дважды. Последний раз на той же пресс-конференции перед отъездом в Африку. Дешевый шпик и дерьмо. Его так охарактерезовал Филипп. Фамилия Джанкинс. Чеки Джанкинс. Какой-то весьма неуравновешанный и слабонервный тип. Короче, подметала у своих хозяев. Ему скажут подотри плевок – подотрет, да еще и с улыбкой. Спасибо скажет, что дали указание подтереть.
   – А третий?
   – Ты сам, думаю, догадаешся.
   – Да, да. Догадался уже, – заторопился с ответом Фрэд. – Перебитое пулей левое плечо. Рука на перевязи. Вот он вор! Вот он сволочь! Так. Что за лицо? Интересно даже. Посмотри-ка, Стэн. Вроде нормальное на первый взгляд, как у всех обычных людей, но при более внимательном рассмотрении оно представляется каким-то каннибалистическим, омерзительным. А ты как думаешь, Стэн?
   – Да. Согласен с тобой. Полностью согласен. Я тоже это заметил. Что-то есть в нем неприятное и отталкивающее. Фотография. О чем тут можно говорить, вроде бы? Но снимок, правда, может порой о многом рассказать. Глаза… Глаза у этого индивидуума как у вампира.
   – Кто это?
   – Это Браун. Во всяком случае он так назвал себя, когда пытался завербовать по заданию своего патрона Гордона и Купера перед нашим отъездом в Африку. Но об этом Брауне я услышал впервые еще в Анголе от другого купленного бандитами человека по имени Сависски. Он там и погиб. Однако, как выяснилось, как мне сказал об этом Филипп, у всех этих негодяев вымышленные фамилии и имена, а в общении между собой они пользуются кличками. Уголовная манера.
   – Добро. Лица подонков, отображенных на этом ценном снимке, я обещаю как можно скорее увеличить и их изображения размножить. Заодно проверю эти хари по нашей картотеке. Вполне возможно, что кто-нибудь и обозначится.
   В тот же день агент Фрэда Коллинза приобрел для Стэна и Ника на вечер этого числа два билета на самолет, следовавший рейсом до Гонолулу, и заказал для них там гостиницу на Вайкики. Он же купил и обратные билеты, дата на которых отсутствовала. Возвращение в Нью-Йорк Капенды и Джонсона полностью зависело от обстоятельств на месте. Обязательно необходимо было найти югослава Мико, которой во многом мог помочь в поисках Джурановича.


   Глава II. Нью-Йорк – Гонолулу – Нью-Йорк

   Капенда и Джонсон должны были вылететь из Нью-Йорка вечером, чтобы утром прибыть на Гавайи. Сборы на втором этаже мастерской Коллинза заняли несколько минут. Стэн никогда не был на островах, а Ник на Гавайях был девять раз, одно время наведываясь туда почти каждый год. Так хотела Мариам, которой эти поездки очень нравились. Особенно она любила купаться в теплой воде Тихого океана, проводя в ней большее время суток. Супруги выезжали на архипелаг с детьми, а когда те выросли и вдвоем, постоянно отдыхая в одном и том же отеле на побережьи Вайкики около зоологического сада, совершая экскурсии как по острову Оаху, так и путешествуя по главному острову Гавайских островов Гавайи и острову Мауи, где жил один знакомый Ника по фамилии Машина. Джон Машина, лингвист по образованию, являлся специалистом по китайскому, японскому и другим восточным языкам и занимался в последнее время в основном составлением английско-китайского словаря.
   На Гавайях Джонсон зря времени не терял. Он не только отдыхал, но еще и подражал своему ученому приятелю, от которого научился нескольким японским словам. Глядя на языковеда Машину, Ник тоже решил заняться наукой. Но так как он не знал ни китайского, ни какого-либо другого восточного языка, ему пришлось, как он говорил, посвятить себя научной деятельности социолога. В качестве достойного объекта он выбрал проституток Гонолулу. Их жизнь его захватила всецело, точно так же как теплая вода Тихого океана и промтоварные магазины Мариам. Причем интересовали Ника не столько общие проблемы существования куртизанок, сколько мелочные детали их повседневного бытия. Мариам такое увлечение, которое она считала своеобразным спортом или хобби, очень нравилось и она всячески помогала в нем мужу, часто куражась над вдрызг раскрепощенными гавайскими женщинами свободного поведения. Обоим подобный вид «научной деятельности», сочетавшийся часто с издевательством над необремененными моралью особами, доставлял огромное удовольствие. После каждой новой встречи с проститутками проводилось ее обсуждение, обмен мнениями и строились планы нового контакта.
   В начале девяностых годов Ник заснял даже несколько видеофильмов о «ночных бабочках» административного центра Гавайских островов. При просмотре уже отснятого материала супруги от души хохотали до слез. Иногда доходило даже до истерики, которая случалась на этой почве с Мариам.
   Не обошлось и без курьезов. Однажды, когда путаны увидели, что Ник их тайком снимает с помощью видеокамеры, произошел скандал на набережной, заполненной толпами отдыхающих. Проститутки обзывали Джонсона такими грязными словами, сопровождая их безобразными жестами, что даже в свете вечерних фонарей видно было как он покраснел. Хорошо еще в лицо не вцепились. Спасла положение слегка выпившая Мариам. Она не дала мужа в обиду, моментально заткнув за пояс всех тружениц постели своими годами отточенными и заученными выражениями. Люди, не догадывавшиеся о существовании таких крепких и похабных ругательств, в изумлении и ужасе останавливались, оборачивались, округляя глаза, полагая, что несколько ночных фей что-то не поделили между собой по роду своей производственной деятельности. Еще больше удивились отдыхающие, когда смех начал душить Ника, почти бессвязно начавшего бормотать, что ругающейся Мариам, все проститутки и в подметки не годятся. И уж совсем они ничего не в состоянии были понять, когда Ник начал кричать: «А ну дай им, а ну научи дешевок хорошему тону».
   Несколько раз Нику удалось взять у женщин легкого поведения, по его выражению, интервью, прикинувшись их клиентом, желающим получить сверхострые ощущения. Обладая особым красноречием, делал он это мастерски, держа в кармане диктофон и скрытно укрепив микрофон у воротника рубашки. Жена в это время все сцены фиксировала на видеопленку с противоположной стороны улицы, подергиваясь от смеха. Желание проституток заработать, в сочетании с артистическими способностями Ника, дали феноминальный результат – любительский фильм под условным названием «Джентльмен и его гавайские страдания», смонтированный Джонсоном уже в Нью-Йорке, по всем показателям превосходил все шедевры зрелых мастеров мирового кинематографа в этом направлении. От друзей, которые желали посмотреть этот фильм, у Ника не было отбоя.
   С тех пор Ник прослыл в кругу друзей и знакомых большим знатоком проституирующих дам Гавайев. Он охотно рассказывал о проститутках всем желающим и давал о них консультации тем, кто собирался отдохнуть на Гавайских осторвах. Периодические поездки на Гавайские острова прекратились, однако, в середине 90-х в связи с серьезными финансовыми трудностями в семье Джонсонов, обусловленными отсутствием достойной, как выражался Ник, работы.
   Самолет подлетал к острову Оаху, описывая в небе большую дугу. При заходе лайнера на взлетно-посадочную полосу международного аэропорта Гонолулу Стэн с интересом смотрел на находящуюся как на ладони бухту Пёёёёёерл Харбор, подвергшуюся 7 декабря 1941 года неожиданной атаке японских самолетов с авианосцев адмирала Нагумо. Стэн много читал о войне Америки с Японией на Тихом океане, особенно о ее первом этапе, начавшимся с нападения японцев на военно-морскую базу Соединенных Штатов в Жемчужной гавани, и о последних сражениях 1945 года на Окинаве, где воевал его отец. Было очень хорошо видно, как из бухты в сторону океана выходила большая черная подводная лодка ВМФ США.
   По совету Джонсона, человек Коллинза заказал в Гонолулу недорогую, но удобную гостиницу «Пак шо» на углу набережной Калакауа и улицы Капаулу, в которой Ник несколько раз жил с женой. Гостиница находилась на побережьи Вайкики, совсем рядом со знаменитой «Бриллиантовой головой» – потухшим вулканом, внутри которого располагалась войсковая часть американской армии, в конце набережной и рядом с городским зоопарком. Ресторан Денни и магазин «АВС» со всем самым необходимым для жизни, водкой и пивом, находились тут же, а до океана было всего метров тридцать-сорок. Надо было только через дорогу перейти. В случае шторма отдыхающие посетители гостиницы могли воспользоваться небольшим бассейном, оборудованным тут же перед ней.
   Регистрация в гостинице начиналась в 15:00. После 10 часов утра друзья уже были в городе, приехав туда на рейсовом автобусе из аэропорта. Было тепло, даже очень. Стэн и Ник располагали несколькими часами свободного времени. Поэтому решено было, оставить сумку с вещами у администратора гостиницы, тут же искупаться, закусить на втором этаже ресторана, находящегося в соседнем с гостиницей здании, и, не теряя времени зря, отправиться на городском автобусе в универмаг Ала Моана на поиски Мико, благо езда до магазина занимала никак не более двадцати-двадцати пяти минут.
   В просторном универмаге было прохладно. Капенда и Джонсон поднялись на эсколаторе на второй этаж и, пройдя по главной галерее здания примерно пятьдесят метров, увидели справа несколько больших залов, в которых продавалась одежда для мужчин и женщин. Отыскать помещение, где можно было купить мужские джинсы, не составило никакого труда.
   Стэн и Ник подошли к полкам с джинсами разных цветов и размеров, сделав вид, что интересуются товаром, но не знают, что именно купить.
   – Могу ли я вам чем-нибудь помочь, джентльмены? – быстро заговорил светловолосый молодой человек, среднего роста, как будто выросший из-под земли. – Хотите, очевидно, обновить свой гардероб?
   Стэн оторвал взгляд от полок с одеждой и внимательно посмотрел на продовца, понимая, что это не та личность, ради которой была совершена поездка на Гавайи.
   – Да, помочь можете. И даже очень, – ответил ему Ник, – но не совсем по части гардероба.
   – Нас интересует Мико, – нежно улыбаясь произнес Стэн. – Мы давно не видели нашего друга и сейчас остро нуждаемся во встрече с ним. Мы не ошиблись адресом?
   – Нет. Все правильно. Мико действительно работал здесь до меня. Я, однако, только слышал о нем, но ни разу не видел. Я тут всего две недели и его уже не застал. Один человек, правда, точно вам о нем сможет все рассказать. Ниния! – светловолосый парень выгнулся направо и посмотрел куда-то вдаль. – Ниния! Тут один вопрос.
   Из-за стойки с кассой, находящейся в соседнем зале, вышла яркая, с черными волосами женщина и быстро направилась к друзьям. Она была высокая и стройная, красивая и не вульгарная, совершенно не пользующаяся косметикой, так как она ей совершенно была не нужна – о красоте дамы постаралась сама природа. Женщине было лет тридцать пять-тридцать семь от роду, Элегантный строгий костюм, одетый на ней, совсем не соответствовал жаркой погоде на улице.
   – Смотри внимательно, Стэн, – залепетал Ник, хихикая, – сейчас что-то должно произойти.
   – Что желают господа?
   – Спасибо большое, мистер, – сказал Капенда, повернувшись к молодому человеку. – А у нас к вам вопрос совсем даже не связанный с текстильной промышленностью и одеждой, – развернувшись обрато к даме, заявил Стэн. – Мы хотели бы увидеться с одним своим старым другом и теперь вот ищем с ним встречи в этом замечательном курортном городе. Будьте так добры и помогите нам, пожалуйста, – Капенда ослепил женщину лучезарной улыбкой.
   – Кто вас интересует? Я могу спросить? – серьезно спросила женщина.
   – Мы ищем Мико. Мико-югослава, – опять расплылся в улыбке Стэн.
   – Он здесь больше не работает, к сожалению, – так же серьезно ответила женщина.
   – Пошел на повышение по службе? Я так и знал. Он всегда был очень хорошим и талантливым работником, к любой своей работе относился не наплевательски, – Стэн приподнял по своему обыкновению брови, улыбаясь.
   – Нет. Не было никакого повышения. Просто он уехал на работу в Нью-Йорк. Его туда пригласили. Какой-то знакомый посодействовал, а его друг, в свою очередь, пригласил и Мико уехал. Не так давно. Недели две назад.
   Стэн повернулся к Нику и посмотрел на него, а Ник на Стэна и оба рассмеялись.
   – Как же я вас рассмешила, однако! Вы ведь от души смеетесь. Я это вижу.
   – От души. Точно. Мы приехали, чтобы повидаться с ним сегодня утром из Нью-Йорка, – почесывая в темени, сказал Стэн снова очаровательно улыбнувшись.
   – Вот как! А что действительно очень соскучились по другу или какое-то дело к нему важное есть? – поддалась общему веселью и тоже улыбнулась Ниния.
   – Если серьезно, то с помощью Мико мы хотим разыскать другого югослава, от которого очень многое зависит не только в моей жизни и жизни моего друга, но и в существовании многих других людей. Мико нам очень нужен. Серьезно. Не для злого дела. Поверьте мне.
   – Я на вас смотрю и почему-то верю, что вы не способны на что-то нехорошее. Я физиономистка.
   – Да он как теленок, хотя и такой большой, комара и того своим хвостом убить не может. Ему видите ли нужно сначала доказать, что этот комар является сволочью и паразитом, – поспешно начал рассказывать про Стэна Джонсон. Да. Он такой и есть. Чесное слово. Я его знаю с малых лет…
   – Ник подожди. Сейчас не про меня идет речь, право, – оборвал друга Капенда, – нам очень нужен Мико. Действительно, нужен. Очень.
   – Дело вполне поправимое, – сказала продавщица, – если вам действительно нужен Мико, проблем нет. Уезжая, он обещал мне написать письмо. Обещание выполнил и даже перевыполнил. Я получила от него из Нью-Йорка уже четыре послания за две недели. В первом же письме Ибрахим сообщил мне свой адрес и телефон нового местожительства. Пойдемте со мной и я дам вам его координаты.
   – Благодарю вас от всей души, – Стэн склонился в легком поклоне.
   Все трое проследовали в соседний зал к кассовой стойке. Из-под кассового автомата отдела женской одежды Ниния достала белую сумочку, а из нее маленькую записную книжку. Раскрыла ее на нужной странице и после этого на обратной стороне незаполненного бланка кассового чека написала рабочий и домашний адреса, телефон, фамилию и имя югослава, из-за которого Стэн и Ник приехали на Гавайи.
   – Вот это да! Как вас благодарить я и не знаю, – в восторге произнес Стэн. – Доброе дело сделали. Спасибо. Большое вам спасибо.
   – Работает в универмаге в отделе мужской одежды, – взглянув на бумажку, которую держал в руке Стэн, с некоторым удивлением сказал Джонсон. – Завидное постоянство и преданность делу обеспечения мужчин всякими тряпками.
   – Его туда пригласили. Какой-то приятель позвал, – ответила Ниния. – А про постоянство я не знаю. Раньше не приходилось иметь серьезных дел с вашим знакомым, только обыденные отношения и разговоры.
   – Опять счастливое везение. Его все время куда-то зовут и он все время куда-то едет. Все время зовут на какую-то работу. Меня бы кто позвал! Никто ведь и не думает звать! – посетовал Ник.
   – Я тут ни при чем, джентльмены.
   – Да, не слушайте вы его. Извините. Мой друг все время о каких-то мелочах говорит. У него навязчивая идея с работой и быстрыми высокими заработками. Ник замолчи, пожалуйста. Не надо прозы. Мы и так живем серой жизнью. Прошу тебя. Не будем расстраивать девушку. Давай о чем-нибудь интересном, высоком, если можешь.
   – О высоком. Пожалуйста. Один священник залез на колокольню…
   – Так. Стоп. Дальше не надо. Ты можешь испортить даме настроение своими умными анекдотами в самом начале рабочего дня, – Стэн взял Ника за плечо, – и весь день из-за этого пойдет на смарку.
   – Хорошо не буду. Но что же нам теперь делать? – в каком-то замешательстве произнес Джонсон. – Поедем сейчас обратно в гостиницу, а потом на аэродром?
   – Такой путь и зря, сожалею, – сказала Ниния.
   – Нет не зря, – Стэн облизнул верхнюю губу, – не зря по двум показателям.
   – По каким двум?.. – попытался было спросить Ник, но был тут же остановлен жестом Стэна.
   – Неужели сразу обратно? – Ниния заглянула в самую глубину глаз Стэна. – Вы на Гавайях-то были раньше?
   От этого взгляда Стэн потерял на секунду всякую ориентацию, – мой друг Ник был, а я впервые. Его зовут Ник. Познакомьтесь. Ник Джонсон. А меня – Стэн, Стэн Капенда.
   – Ниния. Ниния Карено. Вот моя карточка.
   – Сильно сожалеем, но наши старые визитные карточки у нас кончились, а новые мы еще не успели отпечатать.
   – Это совсем даже не беда. Теперь о вашем деле. Хоть у вас и вышла неудача с Мико, грех не воспользоваться такой возможностью, раз уж вы оказались на островах. Когда вам удастся сюда снова еще приехать? Чисто по-человечески как-то обидно, что вам сразу же нужно ехать обратно. Жаль, что я сегодня работаю. У меня только завтра выходной. Я бы вам могла немного показать наш остров Оаху. Хотя бы несколько достопримечательностей. А что? Никуда ваш Ибрахим не денется теперь из Нью-Йорка. Там его и найдете послезавтра или через три дня. Длинная дорога. Задержитесь на день здесь и все.
   – Действительно, Стэн. Ниния правильно говорит. Один день вряд ли что-то изменит в наших ближайших планах. Давай отдохнем и немного расслабимся.
   – А я не напрягался последнее время, чтобы расслабляться, но дама нам предлагает свои усуги. Мы были бы последним свиньями, если бы отказались от такого замечательного предложения. Ниния, говорите, что нам делать. Мы согласны на все.
   – Где вы остановились?
   – После 15:00 мы будем жить в гостиннице «Пак шо». Это рядом с зоосадом.
   – Я там все хорошо знаю, так как живу совсем рядом с Вайкики, на улице Лилиуокалани, около канала Ала Вай. Мы с мамой живем на втором этаже небольшого трехэтажного дома. Пешком до набережной и вашей гостиницы минут десять. Можем там у вас где-нибудь встетиться завтра утром, а сегодня я подумаю, что вам показать.
   – Прекрасно. Если не возражаете, мы будем вас ждать слева от пирса, находящегося как раз напротив нашей гостиницы, под первой пальмой или около нее.
   – Подходит. Я буду там в 10 часов.
   – Договорились. Еще раз большое спасибо за информацию. До свидания!
   – Всего хорошего!
   Капенда и Джонсон направились к выходу и через насколько минут снова окунулись в тепло гавайской природы.
   На улице Стэн опять заглянул в листок с адресом югослава, – Ибрахим «Мико» Митич. Адрес рабочий, еще один адрес, домашний, телефон. Теперь он от нас не отвертится. Ибрахим… Мусульманин, очевидно. Или родители мусульмане. Фамилия обычная, вроде. Распространенная. Письма пишет.
   – А я бы ей тоже написал. Жаль, что чернила для писем кончились. Жена, понимаешь…
   Друзья пешком преодолели несколько километров пути до гостиницы, пообедали в закусочной на набережной и после регистрации решили немного отдохнуть в своем номере, переждав до вечера дневную жару.
 //-- * * * --// 
   Вечером, чтобы как-то скоротать время, Стэн и Ник снова появились на Калакауа и в массе прогуливающихся беззаботных и ярко одетых людей направились в противоположную от зоосада сторону, к центру города. Пройдя по набережной метров 300–350, они остановились на углу Калакауа и Каиулани авеню перед красным сигналом светофора. Сзади к ним вплотную приблизились две нарядно одетые женщины. Одна из них, высокая, с выкрашенными в светлый цвет и слегка завитыми волосами, обладающая необъятным бюстом, взяла сзади Ника рукой за ягодицу, а потом слегка за нее ущипнула.
   – Привет!
   – О! Привет! Какой сюрприз. Но ты лучше его ущипни, – Ник кивнул в сторону Стэна.
   – Могу и его. Нет ничего проще. Привет! – женщина взяла Капенду за пояс брюк, а потом и за ягодицу.
   – Добрый вечер, дорогая, – Стэн улыбнулся.
   – Здравствуйте, ребята! – к разговору присоединилась вторая женщина. Обе очаровательно заулыбались.
   – Видно, что вы приехали сюда издалека – одежда у вас совсем даже не прогулочная, не успели, очевидно, сменить. Так ведь? Однако у вас не только одежда серая, но и какие-то сумрачные и очень сосредоточенные лица, господа, совсем неподходящие для нашей непринужденной и веселой обстановки и беззаботной гавайской жизни. Здесь, на курорте, с такими физиономиями ходить нельзя. Запрещается. Тут у нас каждый день праздник. Не можем ли мы решить все ваши проблемы разом? Мы запросто и со знанием дела все решим. Мы это умеем. Хотите мы сделаем так, что проблемы отойдут на задний план и вы прямо засияете от радости.
   – Не иначе вы волшебницы, – Стэн нежно обнял обеих женщин сначала за плечи, а потом и за талии.
   Зажегся зеленый свет. Толпы отдыхающих пошли в ту и другую стороны.
   – А ведь я вас знаю, красавица, – сказал Ник, глядя на женщину с бюстом.
   – Да? Откуда?
   – Вы ведь здесь уже давно работаете, не первый год, и этот перекресток только ваше место, – широко улыбаясь, заметил Ник. – Так ведь? Ну? Прав же?
   – Что значит работаю?
   – Года четыре назад я брал у вас здесь же интервью, – Ник начал трясти руками. – Все было очень интересно тогда. Как приятно встретить через несколько лет закомое лицо и на том же самом месте! Обожаю!
   – Какое еще интервью, парень? – на нахальном лице дамы появилось что-то вроде растерянности.
   – А я напомню. Я тогда говорил, что ко мне в гостиницу нельзя, так как в номере жена и может быть болезненная накладка для меня и особенно для вас. А вы сказали, что это все пустяки и никакая жена не найдет нас в курятнике, где вы живете. Ведь так же все было? Там вы и предлагали развлечься от души, оттянуться, так сказать. Вы так говорили.
   – Какой курятник? – женщина обратилась к своей подружке. – Он что, пьяный? Врет он все!
   – Да нет. Все так и было. Я сам видел ваше одухотворенное лицо тогда и все запомнил. Вас забыть нельзя! Вы такая яркая и крупная! К тому же у меня все это на пленках зафиксировано. На аудио и видео записано. Даже на двух пленках записано. Видеофильм. Классный фильм. Уже сто человек посмотрело этот шедевр. Все, кто еще не видел, хотят посмотреть. А те, кто видел однажды, желают посмотреть второй раз. Именно вас. Так все интересно, очень остроумно и смешно. Режиссер экстракласса – я. Честное слово интересно.
   – Записано? Очень остроумно и смешно! Что смешно? Видеофильм какой-то и все его хотят посмотреть! Этот лось совсем опупел. Ты рехнулся, что ли? У него оказывается все записано на какую-то пленку. Он видел мое лицо. Иди промой мочой глаза, мудила!
   – А еще я спросил, что будет если на вашем пятачке вдруг появится какая-нибудь другая девушка-мотылек. Незнакомая и не из вашего района. Ну, по ошибке загребет. По ошибке или вполне сознательно. Место здесь очень бойкое и богатых фраеров хоть отбавляй. Помните? А? Я задавал вам такой вопрос. У нас тогда был прямой разговор. Без недомолвок и вы были расположены к дружеской беседе. Что вы мне тогда ответили? – хитро улыбаясь спросил Ник.
   – Что? Какой мотыль? Какой еще мотылек?
   – Куда вы ей натянули бы глаз, чтобы сделать телевизор? А? – Джонсон попытался подражать глупому и важному гусю.
   Стэн засмеялся, а Ник быстро вытянул в серьезной мине лицо и открыл рот.
   – Какой глаз? Какой теливизор и какие мотыли?
   – А еще я спросил о том, почему вы все обязательно имеете при себе маленькие пузатые сумочки на длинном ремне? Почему все дамы на панели так экипированы и все на один манер? Почему у вас всех такая униформа. Что вы ответили? Ну-ка? Вспоминаем вместе. Вы остроумно ответили тогда, что там у вас триста презервативов.
   – Да ты совсем психически неуравновешенный. Психопат! Зачем мне столько? – растерялась дама, опять в замешательстве посмотрев на подругу.
   – Ну, чтобы не испортить клиенту ночь. Или нескольким клиентам.
   – Пойдем отюда. Шизофреники какие-то, – быстро проговорила подруга блондинки, схватив ее за локоть.
   Несколько секунд и женщины растворились в толпе.
   – Ну зачем ты их так напугал? Милые барышни. Долларов за пятьдесят что-нибудь интересное рассказали бы. Точно много знают. Тем более, что они, видишь ли, все проблемы решают разом. Знали бы они какие у нас проблемы?
   – Нет. Ты слегка ошибаешься. Здесь у тебя небольшя ошибка. Пятьюдесятью долларами тут не отделаешься. Это все-таки центр, а не перефирия, не деревня и не село. Они здесь все богатыми японцами избалованы. Правда, в последнее время с япончиками стало труднее. Джапов инструктируют на родине перед турами опытные люди. Говорят, что при половом общении с проститутками легко можно получить серьезную болезнь печени. Есть такое новое заболевание наряду со старыми, уже всеми испытанными, венерическими. Япошки стали намного осторожнее и заработки у дамочек существенно понизились. Но за пятьдесят долларов уважающая себя леди все равно пачкаться не станет. Ты, правда, дело совсем другое. Одним своим задумчивым, романтическим видом и неторопливым, спокойным разговором смог бы склонить любую из них к бесплатному сожительству. Ты кого угодно и на что угодно любого можешь подписать. Я прихожу к такому справедливому заключению, ставя себя на их место.
   – Не надо себя никуда ставить. Ты же и сам индивидуальность. Где второго такого найдешь? Ладно, будем считать, что прогулка все-таки прошла удачно. Эти прекрасные женщины действительно своим появлением и недолгим разговором с тобой отодвинули куда-то наши проблемы.
   – А я вижу ты не очень доволен вечерними впечатлениями. Но я сейчас все быстро исправлю. Все безнравственные женщины будут к нашим услугам.
   – Всем доволен. Пошли в магазин «АВС» и купим водки, а потом в номер. Там как-то спокойнее. Что-то долго мы здесь уже отсвечиваем.
   – Вот это правильно. Но кое-что ты все же не учел даже при своей гениальности. Серьезный момент.
   – Что именно?
   – Надо купить еще и пива.
   Триста метров обратно были пройдены быстро – цель была возвышенной. В магазине «АВС» Капенда и Джонсон купили семьсот двадцати миллилитровую бутылку самой дешевой водки «Камчатка» за четыре доллара пятьдесят центов, упаковку пива за три доллара двадцать центов, в которой было шесть триста пятьдесят миллилитровых банок напитка и какую-то закуску.
   Перед входом в гостницу к друзьям подошел небольшого роста чернокожий кудрявый человек с немного перекошенным и лоснящимся от сала, довольно неприятным, лицом, в сильно загрязненной, рваной, но теплой одежде и тяжелых грубых ботинках без шнурков, обутых на босую ногу.
   – Добрый вечер! – сказал он злобно, загородив путь внутрь здания и разглядывая пакет в руках Стэна.
   – «Неужели и здесь начинается», – подумал Капенда. – «Только этого и не хватало. Вроде бы мы приехали сюда инкогнито, да еще и по линии ФБР».
   – Ну ты, чемпион по маструбации, тебе что, зубы жмут? – так же недружелюбно спросил Ник. – Или ты, приятель, ради одного доллара решил пожертвовать остатками своего здоровья?
   – Подожди, подожди, Ник. Что ты так сильно нервничаешь? Никаких причин для этого совершенно нет, – прервал его Стэн. – Человек желает нам только доброго вечера. И ничего более. Так ведь? Добрый вечер, мой дорогой! А если ты на счет водки, то у нас ее только на двоих. Смотри, еле-еле хватит. Ты уже лишний. Тут и так нечего пить. Гляди. Может быть, и на одного-то мало. И с долларом у тебя тоже облом. Мы забыли кошелек где-то. Понимаешь? Даже не припомню уже где. А в остальном все нормально. Добрый вечер!
   – Алоха! – ответил по-гавайски кудрявый гражданин в крайнем раздрожении, нехотя и с досадой освобождая дорогу друзьям. Вслед за этим чернокожий обитатель Гонолулу неторопливо попятился назад и сел на высокий парапет, огораживающий сквер с кустами от тротуара.
   – Что это ты с ним так любезно? – уже в вестибюле гостиницы задал вопрос Капенде Джонсон.
   – Я скоро начну подергиваться от всех наших дел. Везде мерещатся нехорошие люди.
   – Иди в номер. Сейчас я твои нервы приведу в порядок и все у нас после этого будут только друзьями и только очень хорошими людьми.
   – Вот это мне уже начинает нравиться. Ты совсем как та высокая и белокурая дама с бюстом. Нервы приводишь в порядок и проблемы решаешь.
   – Опять ты про эту даму. Она еще там, на перекрестке, – сказал Ник и нажал кнопку лифта, – надо только немножко поторопиться, а то пьяный япончик со своим тугим кошельком может перехватить девочку и тем самым навредить. И сам ничего не сможет сделать с девушкой и другим малину испортит.
   – Лифт уже пришел, а ты все болтаешь, Ник. Заходи в кабинку. У нас все впереди, а не позади. И не будем оборачиваться назад и говорить о том, чего уже не вернешь. Блондинка ушла от нас безвозвратно.
   – Ты всегда так оптимистично говоришь про перед, что тебе просто невозможно ничем возразить.
   В гостиничном номере Стэн поинтересовался у Ника, какими средствами тот располагает.
   – Завтра потребуются, очевидно, расходы в связи с осмотром достопримечательностей острова, – сказал он, – а жмотничать перед женщиной я не собираюсь. Это не по-джентльменски. Сколько у тебя денег?
   – Вот. Все, чем располагаю. Все в твоем распоряжении, – Ник достал из кармана несколько купюр.
   – Давай сюда. Из нью-йоркского аэропорта до мастерской Коллинза пойдем пешком. Не возражаешь? Для тебя же двадцать-тридцать километров не расстояние, как для любой бешенной собаки. Я правильно говорю?
   – Когда ты говорил неправильно? Все верно. Я очень люблю пешие прогулки, особенно на дальние расстояния, – серьезно ответил Ник, аккуратно разливая водку по стаканам, – только сомневаюсь, чтобы ты не позвонил Коллинзу, а тот нас не встретил.
   – И ты прав, как говорил знаменитый Ходжа Насреддин, – ответил ему Капенда.
 //-- * * * --// 
   Утром следующего дня Капенда и Джонсон встали около семи. Приняли душ, позавтракали в ресторане, после чего совершили небольшую прогулку по набережной. Затем Джонсон заказал на утро следующего дня авиабилеты на рейс до Нью-Йорка, а Капенда связался по телефону с Коллинзом.
   Примерно в 9:30 Стэн и Ник искупались и уселись на гостиничные полотенца на песок в тени большой пальмы слева от пирса, находившегося напротив входа в гостиницу «Пак шо», ожидая прихода Нинии.
   Стэн и Ник не успели просидеть под пальмой и несколько минут, как к ним подошла маленькая девочка лет пяти с бутылкой лимонада в руке.
   – Дядя, откройте, пожалуйста, это.
   Стэн подтянул к себе брюки Ника, вытащил из них сантиметров на двадцать ремень и с помощью пряжки от него одним движением легко открыл бутылку.
   – Спасибо, дядя.
   – Пожалуйста.
   – Спасибо, Стэн.
   Стэн поднял глаза. Перед ним стояла нормальной конституции, чуть полная и немного загоревшая женщина с голубыми глазами и со светлыми волосами, которые были у нее собраны на темени в пучок и образовывали высокую прическу.
   – Вот это да! Ну и встреча! – Стэн поднялся с песка. – Люси! Все тот же приятный голос, очаровательные голубые глаза и лицо не изменилось.
   – Тридцать три года прошло с того дня, когда мы последний раз виделись, а я сразу тебя узнала.
   – Я бы тебя и через сто лет узнал. Надо же. Кто бы мог подумать, что мы увидимся именно здесь и через столько лет. Ведь случайно же. Ну и случайность! Ты здесь сейчас отдыхаешь? Так что ли? Ну, как ты вообще и где? Чем занималась все это время и где живешь?
   – Все очень просто и заурядно. Ничего особенного. У всех так, наверно. Училась после школы, года два работала. Потом вышла замуж. Работу по наущению мужа сразу бросила. Родилась дочка. А вот это моя внучка. У меня их две. Муж был старше меня. Намного старше. Он умер семь лет назад. Сейчас живу одна. Переехала обратно в дом родителей. А теперь вот мы отправились в путешествие. Решили провести время на островах. В нашем распоряжении две недели. У дочери отпуск. В городе уже невыносимо становится. Надоело целыми днями сидеть под кондиционером. А здесь хорошо, хоть и жарко немножко. Теплый ветер с океана все продувает и сухо. Мы тут уже четвертый день. Слегка обгорела. Посмотри. А дочь и старшая внучка сейчас пошли в оптическую мастерскую в центр, чтобы заказать очки для девочки. Она их здесь случайно уронила с балкона одиннадцатого этажа гостиницы. Как только в день приезда мы вошли в номер, наша Кэти выскочила на балкон и в восторге от красоты океана позабыла обо всем на свете. Очки полетели вниз. Разбились, разумеется. Одна оправа только и осталась. В Ала Моане есть хорошая мастерская. Они туда и направились. Через час, может быть, вернутся и будут уже здесь. Посмотришь на дочь и вторую внучку. Они тебе понравятся. Вы ведь с другом еще посидите на пляже?
   – Наверно, нет. У нас тут одно мероприятие намечается… Ранее запланированное.
   – Понятно. А ты-то как?
   – Как все. Как и у тебя ничего особенного. Работал в разных местах, женился. Все было нормально несколько лет. Потом… Только вот жена… Она не так давно погибла в автомобильной аварии… Сын и невестка пострадали в этой же катострофе. Довольно сильно пострадали.
   – Очень сожалею. Прими мои соболезнования.
   – Вот так. Однако делать нечего. Что делать? У меня тоже внучка есть. Так вот.
   – А я о тебе все время вспонимала. Как-то раз мы все с нашими бывшими школьными друзьями встречались. Решили сделать эти встречи постоянными. Тебя все вместе искали и довольно долго искали, но никак не могли найти. Никто не знал, где ты. Потом все как-то сошло на нет. Никаких постоянных встеч. Но тебя искали.
   – Не удивительно, что не нашли. Я по своей работе раньше все время уезжал за границу или еще куда-нибудь и в Нью-Йорке меня почти не было. Я о тебе тоже вспоминал. Во сне тебя видел. На чужбине особенно. Часто. Даже очень часто. На неординарной работе, у меня не простая работа была, вспоминал и часто видел во сне, жалея, что у нас не было никаких отношений. И чем больше времени проходило с того времени как я тебя видел в поседний раз, тем больше я тебя видел во сне. Вот такая ерунда. До того дошло, что начал в своей записной книжке отмечать год, месяц и число, когда видел про тебя сон.
   – Вот как! Даже так! Кто бы мог подумать! Вот бы посмотреть эту записную книжку!
   – Ничего интересного.
   – А мне все очень интересно.
   Стэн пожал плечами.
   – Если бы знать об этом раньше.
   – Да, да. Раньше, – задумчиво проронил Стэн. – Раньше у меня на парте твое имя было написано, а в день твоего рождения, 6 апреля, я засунул тебе в портфель игрушку, когда ты вышла из класса.
   – Мики Маус! Вот откуда у меня появилась эта вещица. А я-то гадала откуда и от кого. Вот оно что оказалось… Сейчас она у меня дома. Приеду и поставлю твою игрушку на самое видное место.
   – Не обязательно все это сейчас делать. Право же. Все уже в прошлом.
   – Это прошлое совсем рядом. Рядом, только представляется как будто в какой-то дымке черно-белого кино, что ли. Но все равно рядом. Я многое помню. Помню… – Люси замолчала на несколько секунд. – Ты тоже отдыхаешь, вижу. Сколько здесь еще пробудешь?
   – Не совсем отдыхаю… Я по делу сюда приехал с другом. На один день. Завтра обратно.
   – Здесь хорошо. Ни о чем не думаешь. Впереди еще целых десять дней! Все проблемы еще где-то далеко далеко. Там, впереди… Жаль, что ты только по делу приехал. Но мы с тобой увидимся? Дай адрес.
   – У меня сейчас нет постоянного места жительства. Но я собираюсь, как и раньше, жить в Нью-Йорке. Лучше ты мне свой адрес напиши. Может быть, и свидимся.
   – Обязательно надо увидеться, Стэн. Обязательно! О чем ты говоришь? Сейчас сделаю.
   Люси отошла к своей подстилке и взяла с нее цветной матерчатый мешок с длинными ручками.
   – А вот и я. Здравствуйте, друзья! – Ниния сняла туфли и соскачила с бетонного парапета пирса на песок. Поедем в Полинезийский культурный центр, в так называемую Полинезийскую этнографическую деревню. Билеты уже есть. Отъезжаем через двадцать минут от отеля «Хэвайиэн риджент» на автобусе. Это рядом. Годится? Вы готовы?
   – Готовы! – громко прокричал Ник, молниеносно надевая брюки.
   Люси молча подошла снова к Стэну с блокнотом и ручкой в руке. Ниния внимательно смерила ее взглядом.
   – Очень хорошо. Одевайтесь, я подожду, – Ниния снова поднялась на парапет, смахнула с подошв ног песок и легко впрыгнула в туфли.
   – Вот мой адрес, – прошептала Люси.
   – Большое спасибо, – Стэн засунул листок бумаги в задний карман брюк.
   – А кто эта незнакомка? – тихо спросила Люси, скосив глаза на Нинию.
   – Наша знакомая. Любезно согласилась показать за короткое время основные достопримечательности острова. Мы уже договорились раньше. Я говорил, что у нас программа. Прости, пожалуйста. Нам пора.
   – Но мы с тобой еще увидимся.
   – Надеюсь.
   Люси приблизилась к Стэну и поцеловала его в щеку, – до свидания, Стэн!
   – Пока, Люси!
   Стэн, Ник и Ниния перешли через дорогу. Ник быстро кинулся к входу «Пак шо» и передал администратору полотенца, после чего все трое направились к многоэтажному зданию соседней большой гостиницы, у общирного подъезда которой стояли большие экскурсионные автобусы с затемненными стеклами и суетились экскурсоводы.
   – Кто это? Ваша жена? – спросила Ниния. – Я не знала, что с вами здесь еще кто-то. Вы не говорили.
   – У меня нет жены. А с ней мы учились когда-то вместе в школе, очень, очень давно и вот случайно здесь встретились. Совершенно случайно через много лет. Вот именно сейчас. Приехала отдыхать с внучками. Кто бы мог подумать. Тридцать три года прошло с тех пор. И такое иногда бывает.
   – Вот оно что. Но мы уже совсем рядом и до отхода авобуса минут пятнадцать. В гостинице, от которой мы будем отъезжать, живут почти только одни японцы. Так что будем ехать в их полном окружении.
   – По-японски мы с Ником не говорим, но, думаю, что скучать нам троим без знания этого красивого языка не придется. Сами для себя найдем общую тему для разговора и поболтаем о том и о сем.
   – Я-то немного знаю японский язык. Правда, держал это от тебя, Стэн, в тайне, – заявил Ник с очень серьезным лицом, – но противопоставлять себя коллективу ни в коем случае не стану и говорить с японцами тоже не буду. Ни за что. Даже если они ко мне обратятся с каким-нибудь вопросом.
   Ниния улыбнулась и продолжила разговор о предстоящей поездке.
   – Я подумала, что с островами следует начать знакомиться именно с их прошлого, которое благодаря этому культурному центру можно почти потрогать руками. Мало в каких странах есть что-либо подобное. Ведь так океанийцы жили раньше столетиями. А если возникнет интерес к Гавайям, о дальнейшей истории расскажут музеи, например, замечательный музей Бишопа, и, конечно, книги. Я так думаю. В деревне мы увидим традиционное жилище полинезийцев, их водный транспорт, одежду, татуировки, пусть даже и фальшивые, сможем услышать национальную музыку, песни и так далее. Мы сможем посмотреть на это все своими глазами и представить себе, что никаких столетий не прошло, не было никакой истории. По-моему, это интересно. А потом, вечером, будет красочное представление. Легенды в лицах, танцы и многое другое.
   – Действительно, очень интересно. Тем более, что культурная антропология вообще моя стихия, – кивнул головой Стэн. – Я все правильно сказал, Ник? Интересно же?
   – Я на Гавайских островах был девять раз. С женой и детьми мы выезжали на остров Гавайи посмотреть вулканы, были на острове Мауи у моего ученого друга, выпили как следует там, по Оаху поездили, но в Полинезийском центре, увы, побывать не довелось. Все поездки были совершены только по моей инициативе. А жена от гостиницы, воды, которая напротив отеля, и трех магазинов, что рядом, никуда уезжать не хотела, а я хотел. Хорошо, что мы приехали сюда без нее. Она и так уже купила сто сумок. Ну зачем ей столько? Голова у нее очень слабая и тупая. У нас вот, уверен, все будет чрезвычайно интересно. Согласен с тобой, Стэн.
   – Да, Ниния. Извините, пожалуйста, сколько мы должны вам за билеты и другое, за все?
   – Вы у меня в гостях, друзья! – Ниния удивленно подняла брови. – Ничего не должны.
   – Меня же Джонсон заест, житья не даст и назовет сутенером, Ниния.
   – Стэн и Ник прекращаем разговоры. Занимайте, пожалуйста, побыстрее места в автобусе. Скоро уже отправление.
 //-- * * * --// 
   Автобусы двинулись в путь в точно намеченное время. Сначала они ехали вдоль побережья в восточном направлении и экскурсанты могли любоваться великолепными пляжами, зеленью лугов и красотой везде растущих пальм. В пути была одна небольшая остановка – на юго-восточном берегу острова. Японцы по своему обыкновению схватились за видеокамеры и фотоаппараты, начав торопливо фотографировать друг друга на фоне океана и экзотической растительности. Молодежь начала сильно кривляться, растопыривая указательные и большие пальцы на обеих руках в виде буквы «V» перед объективами фотоаппаратов. Через десять минут поездка возобновилась. Дорога повернула налево от океана, на северо-запад и три автобуса начали медленно подниматься к небольшому перевалу.
   На перевале была сделана еще одна остановка для того, чтобы туристы ощутили на нем его холод и не думали, что на Гавайях кроме тепла ничего не бывает. Затем машины отправились вниз и снова выехали к побережью, где опять людей ждало тепло и приятный слабый ветерок с океана.
   – Великолепно! – все время произносил Ник. – А что будет еще дальше!
   Ниния посадила Стэна к окну, заняв место слева. Для того чтобы также участвовать в беседе, Ник устроился на откидном сиденьи. После перевала Стэн перетащил Ника на свое место, усевшись на его сиденье в проходе. Ниния все время была в середине. Разговор был непринужденным и не о чем, но всем было весело. Оказалось, что Ник знает огромное количество анекдотов и разных смешных случаев, о чем Стэн только подозревал. Примерно полтора часа езды прошли как будто ехали всего пятнадцать минут.
   Сказка началась сразу же после того, как все трое выйдя из автобуса очутились в полинезийской деревне. И благодарить за это нужно было только Джонсона. Он не стал как все туристы чинно прохаживаться с умным видом от одной хижины аборигенов к другой, фотографировать туземцев, высовывавших языки почти до ключицы в свойственной океанийцам манере, снимать на видеопленку играющих на традиционных инструментах женщин, некоторые из которых, также как и некоторые мужчины, были совсем даже не полинезийцами, а навязал обслуживающему персоналу деревни свои правила развлечения экскурсантов.
   Началось с того, что Ник пристал на канале к «татуированным» аборигенам, церимониально плывущим по нему на украшенном цветами плоту и поминутно высовывавшим языки. Шутками он расположил их к себе и уговорил пустить на несколько минут на традиционный плот Стэна и Нинию, впервые, по его словам, увидевших такую прелесть для передвижения по воде, хотя это, разумеется, запрещалось правилами культурного центра. Туземцы переглянулись и, видя, что все это заинтересовало других туристов, в целях рекламы, посадили Стэна и Нинию на плот. Тут же выяснилось, что и Ник впервые видит это океанийское чудо и тоже очень хочет присоединиться к друзьям. Взяли на плавсредство и его, но при этом произошел ляпсус. Один из полинезийцев, помогавший перепрыгивавшему с берега на плот Джонсону, оступился и упал в воду. Туристы на берегу бросились к месту происшествия, думая, что начинается какое-то веселое представление. К всеобщей радости экскурсантов тут же в воде оказался второй абориген, попытавшися вытащить из нее первого. Океанийцам на плоту ничего не оставалось делать как глупо улыбаться и опять высовывать на всю возможную длину языки. «Мореплавателей» все же втащили на плот другие артисты, однако прически побывавших в воде оказались испорченными, а разноцветный грим потек по лицам неудачников.
   Чтобы как-то сгладить произошедшую нелепость, люди управлявшие плотом отогнали его на середину канала. Там Стэн и Ник своими остротами довели аборигенов сначала до смеха, а потом и до нервного хохота, за чем с удивлением наблюдали туристы с берега, ничего толком не слышавшие, о чем идет речь на плоту из-за расстояния и не понимавшие, чем вызваны взрывы смеха все время повторяющиеся. Можно было подумать, что на традиционном средстве передвижения океанийцев собрались сильно пьяные люди. Вся серьезность и театрализованность мероприятия на воде были скомканы, чему способствовали в первую очередь Стэн и Ник в своем городском европейском одеянии и Ниния, сделавшая себе утром отнюдь не национальную прическу полинезийской женщины.
   Насладившись плаванием по воде, Ниния и ее новые друзья пошли послушать традиционную океанийскую музыку. Они прослушали около пятнадцати национальных песен, а потом и сами попробовали поиграть на всех полинезийских инструментах.
   Благодаря своему красноречию, Джонсон втянул обслуживающий персонал деревни в соревнование по борьбе на руках и победил всех полинезийцев и желающих помериться с ним силами из числа туристов.
   Друзья останавливались около любого интересного строения и говорили со всеми подряд аборигенами и служителями деревни, заходили в импровизированные национальные жилища коренных жителей Самоа, Тонга, Фиджи, Таити, Гавайских и Маркизских островов, маори Новой Зеландии и в какие-то амбары, где их за счет разговорчивости Ника бесплатно угощали всем тем, чем только можно было, включая дыни и виноград, яблочные бананы и гавайские ананасы и прочее.
   Одного «коренного» жителя Океании Джонсон уговорил достать с пальмы орехи, которых, правда, на ней видно не было. Вокруг собрались люди. Абориген несколько раз пытался подняться по дереву вверх, однако все его попытки сделать это были безуспешны. Мужчина не смог долезть и до середины пальмы. В толпе послышался смех. Тогда на помощь неумелому обитателю Гавайев пришел другой, более способный абориген. Тому повезло больше. Вершины он достиг, однако никаких орехов на верхушке пальмы все равно не нашел.
   Вечером, согласно плану тура, туристов ждал шведский стол в Большом буфете. Проголодавшиеся гости деревни ели и пили беззастенчиво много. В противоположность им Стэн, Ник и Ниния, испортившие себе аппетит фруктами, вяло накладывали себе в тарелки только то, что их сильно интересовало. Самую большую пассивность на ужине показал Ник, очень недовольный тем, что спиртные напитки из меню были исключены.
   После ужина в главном зале культурного центра началось представление. Артисты познакомили туристов с легендарными личностями народных сказаний. Затем были национальные песни и танцы, в которых участвовало сто пятьдесят танцоров. Увлекательное зрелище продолжалось около двух часов и уже в сумерках туристы сели в свои автобусы и отправились обратно в Гонолулу.
   Сорок живописных миль обратного пути прошли в темноте и время для тех, кто не спал тянулось несколько дольше. Автобусы привезли отдыхающих туда же, откуда путешествие началось, на побережье Вайкики.
   – Усталость чувствуется, но какой все же прекрасный день мы провели, – сказала Ниния. – Стэн, Ник, с вами было очень весело и легко.
   – Да, Ниния, вы нам устроили незабываемый праздник, – произнес Стэн и посмотрел на Ника.
   – Вот это точно, незабываемый, – ответил Ник. – Не знаю, обычно мы веселью не поддаемся. Но сегодня какое-то настроение было слишком приподнятое. С нами такое очень редко бывает. Сегодня не остановиться прямо было.
   – Верно, – продолжил рассуждения Ника Стэн, – давно я уже так не веселился. Не было причин. А это какой-то прорыв после серии всяких несчастий и неудач. Просто великолепный и счастливый день. Приедем в Нью-Йорк опять всякие заботы начнутся. Но не будем об этом. Лучше о хорошем. Сейчас мы продолжим все приятное – проводим Нинию домой. Вам отдохнуть нужно перед работой. Так ведь?
   – Да, ребята. Это так. Столько было впечатлений! За два года столько не получишь, но уже пора.
   – Ниния, а вы не обидетесь, если я попрощаюсь с вами здесь. Я подорвал здоровье при борьбе на руках, – Ник незаметно пихнул Стэна в спину.
   – Ну что вы, Ник, конечно. Спасибо вам за все.
   – Да нет, это вам спасибо, – Ник пожал обеими руками руку Нинии и низко поклонился.
   – Да, дружище. Я тебя прекрасно понимаю. В рукопашных схватках помяли, еще и в буфете сильно обидели. Даже пива не предложили. Без компенсации не обойтись. Ладно иди и отдыхай, а я провожу Нинию без тебя. Да, чуть не забыл о компенсации, – Капенда достал из кармана несколько банкнот, – пойдешь в магазин «АВС» и купишь две бутылки «Камчатки» и еще что-нибудь на свое усмотрение.
   – Все ясно. Сделаю, как ты говоришь. А ты всегда говоришь только дело. Пошел. До свидания, Ниния!
   – До свидания, Ник!
   Джонсон вышел на набережную и пошел нелево по направлению к гостинице «Пак шо».
   – А что такое «Камчатка», Стэн? Что это за напиток? В первый раз о таком слышу.
   – Это тонизирующий напиток. Для всех случаев жизни. Очень помогает при усталости.
   – Понятно. Обязательно попробую, если вдруг почувствую усталость. Мне туда. Отсюда недалеко.
   Стэн и Ниния пошли по направлению к каналу Ала Вай.
   – Жаль, конечно, Стэн, что вы так быстро уезжаете. Один день всего. Этого мало. Здесь еще много интересного есть. На Бриллиантовую голову могли бы забраться. Это потухший вулкан. Оттуда такая панорама открывается! Весь город как на ладони. Жалко. Но хоть и немного времени было, впечатления от поездки остались яркие.
   – Все это, и отъезд и другое, к сожалению, не от меня и не от Ника зависят. Я и Ник имеем обязательства не только перед нами самими, но и друзьями и другими людьми, живыми и мертвыми, и пока мы не выполним эти обязательства, жить спокойно не сможем.
   – Я не буду ничего спрашивать о том, что вы сейчас сказали. Это не мое дело. Однако все же жалко.
   – Я вчера сказал, что Ибрахим наш друг. Это не так, Ниния. Я его никогда не видел, но мы надеемся на его помощь. Она нам очень нужна. Что он за человек? Простите за такой бестактный вопрос. Может быть, вам неудобно на него отвечать.
   – Почему же? Все нормально. Ибрахим. Ничего особенного он из себя не представляет. Самый обыкновенный человек. Без каких-то там заворотов в голове. Работал. Не очень долго, правда, но проявил себя не с худшей стороны. Совсем даже. Чем-то немного сложный в вопросе совместного сосуществования национальностей, но это вполне естественно для тех, кто начинает адоптироваться в другом обществе, в смысле в другой стране, где образ жизни другой. Я так думаю. Не всегда приехавший в чужую страну способен переориентироваться и жить по местным обычаям и законам, в соответствии с иными традициями. Бывает, что не хочет или не может поначалу. Отсюда и осложнения. Тех, кто не хочет приспосабливаться не любят. Но у Мико проблемы адаптации не были очень уж гиперболизированы, как у некоторых других. Без каких-либо особенных отклонений. Так вот.
   – Понимаю, – Стэн кивнул головой.
   – Теперь еще. На Гавайях много японцев – около двадцати пяти процентов всего населения, кажется. Столько или даже еще больше живет. Ибрахим с японцами был всегда в контакте. У него друзей много было из числа японцев. Он к ним всегда тянулся. Не знаю почему, но тянулся. По протекции одного из них он и уехал в Нью-Йорк, в большой магазин, владельцем, или совладельцем которого является именно японец. С японцами Мико был контактен и с вами, полагаю, все задуманное получится.
   – Спасибо, Ниния.
   – А вот еще что. Одна мысль вдруг возникла. Вы знаете, я же могу ему позвонить и попросить о содействии вам. Сейчас в Нью-Йорке утро. Предупредить, что вы едете к нему. По-моему, это разумно будет.
   – Разные люди по-разному ведут себя когда у них что-то начинают узнавать или просить, тем более незнакомые. Особенно, если это случается заблаговременно. После звонка начнет думать, прикидывать варианты, как это я сам делаю обычно. Не хочу сказать, что я какой-то особенный, но всегда так делаю. Забеспокоится. Лучше, по-моему, личная встреча и без предварительных звонков. Ну, как мы к вам вдруг пришли. Вроде все нормально было. Без какого-то напряжения. Так что ли? Не стоит, наверно, ему звонить и напрягать заранее. Но вы не думайте ни о чем плохом.
   – Я и не думаю. Но вам виднее. Просто обыкновенная рекомендация. Он бы меня послушался, полагаю. Он ко мне очень хорошо относится. Сам так сказал. Все время приставал со своими ухаживаниями. Надоел даже до невозможности. А сейчас письма пишет, зовет на жительство в Нью-Йорк, к себе зовет. Пишет, что там отлично заживем, если я приеду к нему.
   – Вот как!
   – Да. Но я к нему не поеду. Ну, не нравится он мне просто. К тому же у меня был уже опыт подобного типа ранее. – Ниния замолчала ненадолго. – Потом у меня здесь мать, брат и другие родственники. Вы меня понимаете? Я здесь родилась и здесь мой дом. Вот к вам бы…
   – Ниния не надо сейчас об этом. Не надо еще раз о том же. Не хочу вас, Ниния, огорчать и обижать не хочу, но я не принадлежу в данное время себе. Я как Фидель Кастро во время кубинской революции, но на более мелком уровне и совсем с иными задачами. Вот вы смотрели два фильма под названием «Терминатор»? Номер один и два. В них этот терминатор за кем-то охотится, но и его хочет уничтожить другой терминатор. Ниния, не пугайтесь, пожалуйста. Я чем-то на этих металлических персонажей похож. Отдаленно, но напоминаю. Я за негодяями гоняюсь и они меня преследуют. Дожил до старости, а веду себя не по годам. Не обижайтесь, пожалуйста.
   – Ну, что вы Стэн. И не думала обижаться. В общих чертах я вас понимаю, хотя и не представляю о чем вы говорите конкретно. Несмотря на все это, мне почему-то кажется, что у вас все будет хорошо в конечном итоге, Стэн. Я желаю вам этого. Очень.
   – Спасибо, Ниния за добрые слова.
   – А вот и мой дом. Смотрите. На втором этаже, где балкон, на котором стоит плетеное кресло, два окна. В одном горит свет. Давайте зайдем ненадолго. Я вас приглашаю. Поговорим немного о всяком. Мама что-нибудь приготовит.
   – Нет, Ниния. Не время сейчас. Благодарю вас. Благодарю за все, за содействие, за великолепный день и за то счастье, что вы вообще появились в нашей жизни. Удивительно, но бывает, что в самый ответственный момент на нашем пути появляется тот человек, без которого обойтись невозможно. По-большому счету у меня это уже второй раз за короткое время. Странно, но без вас и поездка могла бы оказаться пустой и все наше дальнейшее существование стояло бы под вопросом, – Стэн осторожно взял Нинию за правую руку и поцеловал ладонь. – Замечательно, что на свете есть не только плохие, но и хорошие люди. Равновесие как бы. Я в это одно время совершенно не верил, а теперь начинаю понемногу убеждаться в обратном. Так, наверно, и должно быть во всем и везде. Взять хотя бы тибетское мировоззрение и тибетскую медицину. У тибетцев всякое отрицательное обязательно уравновешивается положительным. А при любой болезни есть выход и нет ничего, что не могло бы быть полезным в той или иной ситуации в качестве лекарства для человека, например. Положительное – отрицательное. Может быть, не очень удачное сравнение и образно все, конечно, однако и в жизни, вероятно, тоже так. Всякому злу противостоит добро. Иначе нельзя было бы жить на свете. Только зло не должно все время побеждать.
   – И я так тоже думаю. Но мое предложение остается в силе. Если вы еще когда-нибудь приедете на Гавайи, заходите, пожалуйста, в гости. Наш дом всегда к вашим услугам. Я вас буду ждать…
   Стэн отпустил руку Нинии. Легко поклонился и пошел в обратном направлении, к океану. Метров через пятнадцать он обернулся. Ниния стояла на том же месте. Стэн помахал рукой. Ниния ему тоже помахала. Через некоторое время Стэн снова обернулся и опять помахал рукой. Ниния ответила ему. Так продолжалось еще два раза. Когда Капенда обернулся в пятый раз Нинии на улице уже не было.
 //-- * * * --// 
   Стэн открыл дверь в номер гостиницы. Ник лежал на своей кровати в одежде и смотрел какую-то тупую телевизионную постановку.
   – Что ты так быстро. Я тебя ждал попозже. Ниния хорошая женщина. Ничего не могу сказать.
   – Очень хорошая.
   – Так и что же?
   – Ничего.
   – Понятно, – задумчиво произнес Джонсон. – Слушай, а эта светлая дама на пляже сегодня утром, которая с девочкой. Что-то очень знакомое.
   – Это Люси.
   – Какая Люси?
   – Последний класс школы. Ты же ее видел тогда на выпускном вечере.
   – Да, да. Теперь вспомнил. Давно все было, но помню. Один орган по фамилии Бартельс тебе даже хотел из-за нее ребра переломать.
   – Хотеть не вредно.
   – А ты ему тогда предложил закрыть пасть и отойти поскорее подальше от тебя на том основании, что у него изо рта говном воняло.
   – И до сих пор воняет.
   – Неужели? Но ты меня совсем не огорчил. Вы с ним что, встречались?
   – Да. Было такое. Виделись в позапрошлом году. Мы же потом с ним подружились, когда Люси от всех нас улепетнула… Или когда я уехал к чертовой матери по делам нашей «работы»… Она и ему не досталась. А сейчас Бартельс большой человек. Разъезжает на огромной машине, которая похожа на корабль. У него очень солидная фирма по выведению клопов. Так, кажется, и называется: «Компания по истреблению клопов и прочей нечисти. Самая лучшая в мире, №№№№№№номер 1». Ну, или около этого. Точно не могу передать эту белиберду. Так-то.
   – Обгадиться легче!
   – Да, вот так. Уметь надо. И самое интересное, что после моего тогдашнего выпада насчет запаха, он сначала немного нервничал, а потом смирился со своим недостатком и обратил его чуть ли не в достоинство. Бартельс начал при каждом удобном случае по этому поводу со вкусом щеголять и даже угрожать: «Отойди от меня, падла, а то я на тебя сейчас дыхну. У меня изо рта воняет говном. Узнаешь почем фунт дерьма!» Понравилось ему так шутить.
   – Оригинальный фрайер. Этот Бартельс молодец и оригинал. Точно тебе говорю. Интересно даже. Но ты меня, знаешь, не очень удивил какими-то клопами и запахами. Вот у меня есть знакомый! Это да! Он является непревзойденным специалистом по анализам кала.
   – А знакомые конгрессмены, сенаторы, губернаторы или лауреаты Нобелевской премии у тебя есть?
   – Пока нет. У них свой круг знакомых и я туда пока не спешу. Ладно. Все это хорошо. С запахами изо рта и лауреатами мы все, похоже, выяснили. А с Люси-то теперь как?
   – Никак. Один русский писатель в своем произведении написал, чтобы мы никогда не возвращались туда, где были счастливы. Я к этому добавлю еще, что и не начинайте снова любить тех, кого когда-то любили.
   – А что так? – спросил Ник.
   – Боюсь разочарования. Пусть все лучше остается как было раньше. В прекрасных воспоминаниях. Обновленные прежние впечатления, ощущения и счастье будут не теми уже, – Стэн печально покачал головой.
   – А я боюсь, что ты не прав со своим русским писателем. Вот ты всегда бываешь прав? Скажи-ка.
   – Всегда бывают правы только идиоты с узкими или наоборот очень большими лбами.
   – Ну, вот. Правильно. Допускаешь, что не прав. Значит не дурак. А ведь первая любовь подобна спасательному кругу.
   – У меня этих кругов много было.
   – Прекрасно! Значит ты никогда не утонешь. Счасливчик! Право же.
   – Нет. Похоже, что уже почти утонул.
   – Ты за старое, Стэн. Ну и сумрачный ты тип. Сегодня же, кажется, все нормально было. Как никогда хорошо и весело. А теперь что? Опять? Жизнь уже закончилась, что ли?
   – Вроде того. Еще сорока дней не прошло с того дня, как Дэзи… – Стэн замолчал.
   – Все понятно. Хотя ты и любишь говорить: «Советую не советовать», я тебе все же дам один совет. Выброси все на время из головы полностью. Пусть она у тебя будет совершенно пустая. На некоторое время. Старайся ни о чем не размышлять. Понимаешь меня? У тебя это получится. Время ведь все лечит. А потом видно будет. Это, по-моему, все-таки выход.
   – Может быть, ты и прав, – Стэн открыл холодильник и достал оттуда бутылку водки.
 //-- * * * --// 
   Самолет прибыл в Нью-Йорк вечером. В условленном месте Капенду и Джонсона ждал уже у машины Коллинз.
   – Надеюсь поездка прошла удачно?
   – Да кое-что узнать удалось. Причем совершенно случайно. Просто удача.
   – Вся наша жизнь часто состоит из случайностей. Однако я-то спрашиваю не об этом. Вы хоть искупались в теплых водах Тихого океана?
   – Два раза.
   – Вот это да! – Коллинз развел руки в стороны. – Повезло вам друзья. А я все время на работе прею. Ни минуты нет свободной. С каждым днем в городе становится все жарче и жарче. Что будет летом? Похоже, что это лето будет не ординарным. Противно уже. Ладно. Теперь на явочную квартиру и там обмен мнениями продолжим. И сейчас врмени нет, к сожалению. Поехали.
   После десяти часов вечера все трое были уже на втором этаже мастерской Коллинза.
   – Мыться и приводить себя в порядок будете потом. Сначала дело. Выпейте и закусите. Все на столе. А я вам тем временем кино покажу. Пока вы там на курорте прохлаждались, я для вас фильм отснял. Интересный фильм. О твоем доме, Стэн и о том, какая суета вокруг него происходит.
   Капенда и Джонсон уселись за стол, а Коллинз вставил лазерный диск в аппарат, включил экран монитора и расположился справа.
   – Кстати, Ник, за твоим домом полиция установила наружное наблюдение и сегодня с Аляски вернулся твой сын. Для охраны семьи, как он заявил. Еще более суровый, чем ты. Сказал, что сволочам не будет ни дна, ни покрышки.
   – Правильно сказал. Я его мнение разделяю, – заметил Джонсон, отпив из стакана виски.
   – Да, Стэн, в фирму, где ты числишся служащим, приходили каие-то двое и спрашивали о тебе. Твой директор разобрался с ними быстро и достойно. Он порекомендовал этим друзьям обратиться к черту, который якобы знает, где тебя носит. И еще домом твоего сына интересовался один супчик. Мои агенты доложили. Сын в надежном месте?
   – С ним и его семьей пока все в порядке. Я с Питером недавно связался по электронной почте.
   – Отлично. Ну, а теперь кино. Смотрите внимательно и все запоминайте, – Коллинз нажал на кнопку. – Вот это твой дом, Стэн. Узнаешь? Парадный вход, куда ты входишь, когда идешь домой пешком или приезжаешь нетрезвый на такси.
   – Я не пью.
   – Извини. А вот это въезд в гараж твоего дома. Теперь внимание на противоположную сторону улицы. Второй этаж дома напротив. Два окна с одинаковыми занавесками. Видите? Сейчас 6 часов утра. Смотрите внимательно. Занавеска отодвигается. Делаем увеличение. Видите в глубине комнаты объектив? Второе окно. Левая часть. Увеличиваем. Тоже объектив. Из этих окон идет наблюдение за подъездом твоего дома и выездом из подземного гаража, где опять-таки стоит твоя машина «Форд». Кто ведет наблюдение? Смотрим. Какой-то человек внутри помещения, а вот в дом входит еще один субъект. Дальше. Вот они вместе в комнате. Теперь тот, кто был там, выходит из дома, кто пришел остается. Смена наблюдателей, так сказать. Другой день. 5:50. Утро. Прошли сутки. Первый возвращается, второй уходит. Лица те же. Ни один ни другой в качестве жильцов этого дома не значатся. Третий день. Опять утро. Все повторяется. Камеры включены постоянно. Кроме того, у тебя на входных дверях квартиры поставлены индикаторы. Дверь открывается – у них сигнал срабатывает. Твой автомобиль тоже весь облеплен дешевой электроникой. Обидно просто. За кого они нас держат? Этих двоих можно было бы накрыть без проблем. Только, я думаю, эти сошки нам не нужны. А теперь самое интересное в нашем приключенческом фильме. Смотрим.
   Капенда и Джонсон пододвинулись ближе к монитору.
   – День. Ровно 15:00. На красивой машине приехал проверяющий или распорядитель. Он приехал на несколько минут только и в квартире, которая сдается в наем, не останется. Внимание. Остановился у подъезда. Приехал на своем автомобиле. Подчеркиваю это. Лично проверял. Машина его. Автомобиль дорогой. Машина с номером, как у всех других машин. Номер не поддельный. Ну не кретин ли? Похоже они совершенно уверены в безнаказанности действий и как будто никого не боятся. Во всяком случае такое складывается впечатление. Теперь ты, Стэн, посмотри-ка внимательнее, авось узнаешь знакомого, – Коллинз откинулся на спинку стула и улыбнулся.
   – Джанкинс! Кому же еще быть. Чеки Джанкинс. Недоносок. Точно кретин.
   – Он в наших руках, – с удовлетворением констатировал Фрэд. – Этого болвана можно взять в его же доме, адрес есть, при встрече с кем-нибудь из сообщников, в одном питейном заведении, куда он часто наведывается или в стриптиз-клубе, который он посещает почти каждый день и где он себя чувствует как рыба в воде. Мои люди за ним наблюдали. Но это насторожит негодяев. Поэтому лучше прихватить его где-нибудь в нейтральном месте, когда никто не видит. В интервале между его гадкими делами. Днем лучше всего. Днем его искать не будут. Я полагаю, это вполне можно будет сделать после его дурацкой инспекционной проверки, например, которая осуществляется им раз в три дня. В дороге. Без свидетелей, конечно. И самое главное это нужно сделать быстро.
   – Отлично, Фрэд. Как ты все это зафиксировал? Тоже поставил камеры?
   – Не камеры, но что-то около этого. Потом не я, а мой друг. Ходить и снимать с этих игрушек показания, привлекая к себе внимание, не обязательно. Все можно осуществить не выходя из управления. Дальше смотрите. Интересно будет сейчас.
   – Смотрим, смотрим.
   – Проверяющий, то есть Джанкинс, что-то очень грубо доказывает подчиненным. Видите? Работа у них, видно, не ладится. А одному из подчиненных совсем не повезло. Смотрите он шепелявит губами что-то. Получил по морде. Спорить, наверно, с шефом начал. Спорить с командиром разве можно? А вот и второй получил, хотя все время молчал.
   – Суровый мужчина этот Джанкинс. Держит своих ребят в черном теле.
   – Да. В постоянном напряжении. Никаких поблажек. Ну вот и все. Сейчас Джанкинс уйдет.
   – Все предельно ясно.
   – Да. Ясно.
   – Значит начнем с Джанкинса, с самого слабого. Он только с зависимыми от него храбрый. А с теми, кто силнее его он не такой, все расскажет тогда, когда на него кто-то просто выпучит глаза.
   – Да, думаю. Чтобы не всполошить их всех, этих бандитов, возьмем этого кореша после его глупой инспекции послезавтра. Тихо, спокойно и незаметно. Нужно только внимательно проследить за тем, чтобы он не дал кому-то из своих какой-нибудь знак или сигнал. Возьмем и быстро расколем. Это будет легко, полагаю. Слабых в психическом отношении людей всегда легко колоть. Судя по всему, Джанкинс около твоего дома обязательно объявится в то же самое время. Как и прежде. Маршрут, по которому он ездит, всегда один и тот же, как у паршивого муравья, что существенно облегчает нашу задачу. Тем самым этот подлец нарушает основное правило теории жизнеобеспечения. Возьмите себе на заметку, что не следует никогда ходить и ездить домой или куда-то еще одним путем и в одно и то же время. Это главный принцип безопасности любого человека. Педантизм – наш враг и друг наших врагов.
   – Обязательно возьмем это на вооружение, хотя сисема и режим уже давным давно не для нас, а сейчас и подавно, все в зависимости от обстоятельств и не иначе, – заметил Стэн.
   – Хорошо. Тогда далее. Разъезжает по городу он обычно один. Если с ним будет еще кто-то, это несколько осложнит ситуацию, но, думаю, не очень. Скорее всего, один будет. Мой полисмен остановит его якобы за превышение скорости или еще из-за чего-нибудь на этом маршруте. Идеальный вариант, разумеется, превышение скорости. Тут подскочим мы. Страховать нас будут надежные люди. Дальше дело техники. Пока его не спохватятся мы успеем Джанкинса где-нибудь вытрясти по-быстрому. Увезем его куда-нибудь за город. О месте, где мы это сделаем я подумаю. Узнаем от него все, что можно. Думаю, через него и на других негодяев выйдем. Заставим его говорить в микрофон. Пусть даст интервью. А потом выкинем этого вонючего Пинкертона как грязную тряпку. О том что узнали от него сообщим в газеты, а заодно и его поганым хозяевам, если получим их координаты. Свои имена указывать не будем. А с ним пусть затем его боссы разбираются. Они церемониться с болтуном не будут. Там у них все быстро делается. Идет?
   – Идет, конечно. Замечательно придумано. Все в твоих руках. Ты же все взвесил, что к чему.
   – Все. Отлично. Завтра поближе к вечеру, когда я освобожусь от своей работы в управлении, все обсудим в спокойной обстановке еще раз. Теперь о вашем купальном сезоне. Каковы результаты поездки?
   – Ты будешь сильно смеяться, как говорится в том анекдоте, но тетя Сара тоже умерла.
   – Не совсем понял.
   – Тот, за кем мы так далеко поехали, оказался здесь, в Нью-Йорке.
   – Но море-то было хорошим?
   – Да.
   – Значит вы отдохнули, а раз так, то ничего не потеряли. Координаты, естественно, у тебя в кармане.
   – В кармане, но честно скажу, что получили мы их не иначе, как случайно. Одна хорошая женщина, которая работала вместе с этим югославом, нам очень помогла. Мы могли бы вернуться и ни с чем. Повезло просто. И завтра утром мы с Ником попробуем нужного нам субъекта проведать.
   – Все понятно. Это хорошо. Очень хорошо. От меня что-нибудь нужно?
   – Нет. Ничего не нужно. Сами справимся. Или мы уже дети? Да не волнуйся ты.
   – Какие дети? Подумай как следует. Сейчас у нас все идет без мелочей и ошибаться мы не имеем права. Всякая ошибка может быть последней. Но самое страшное – недооценка сил, возможностей и сообразительности противника. Как показывает практика, все всегда на это нарываются.
   – Знаю. Однако, думаю, справимся.
   – Тогда встречаемся завтра здесь, вечером. Часов в 6, не раньше. А сейчас поеду домой. Жена говорит, что меня не было дома уже три дня. Я об этом даже и не догадывался, но у меня нет оснований не доверять ей.
   – До встречи!
   – До свидания! Но в случае чего, сразу же дай мне знать обо всем. Ты понял?
   – Как не понять? Естественно. О чем ты говоришь?
   После ухода из мастерской Коллинза Ник связался с Чарли Марино и договорился на утро следующего дня о машине. Решено было посетить Митича в начале рабочего дня прямо в универмаге и в непринужденной обстановке с ним побеседовать о Джурановиче, а не заявляться в его дом после работы, чтобы не смутить или не обеспокоить.
 //-- * * * --// 
   Утром Капенда и Джонсон нашли машину, о которой договорились накануне с Марино, в условленном месте. До открытия универмага на Мэдисон авеню, где работал Митич, было еще минут тридцать. Именно столько примерно требовалось, чтобы доехать до него не спеша на автомобиле.
   Отдел мужской одежды находился на пятом и шестом этажах магазина. Стэн и Ник загнали машину на седьмой этаж стоянки универмага, спустились на лифте на шестой и прошли в нужное помещение.
   Им на встречу вышел огромный, метра под два ростом, светлой пигментации человек со стриженным затылком и обвислыми щеками, очевидно, раньше тучный, но недавно сильно похудевший из-за какой-то болезни. Судя по внешнему виду господин был очень зол на весь свет из-за каких-то своих неприятностей. На карточке, укрепленной на правом кармане рубашки, было написано: «Старший продавец Б. Л. Свирид».
   – Что желают господа? – сухо спросил служитель универмага, как бы намекая на то, что не стоит приходить в магазин именно к открытию, так рано, если даже это и нужно.
   – Молодой человек, извините, пожалуйста, мы ищем своего друга Ибрахима Митича, – сказал Стэн.
   – Я сожалею, что он ваш друг, а я вообще-то уже не молодой человек. Далеко не молодой.
   – Вот это да! Ты с какого дерева спустился? Еще добавь ко всему, что ты вообще не человек, – грубо ввязался в разговор Джонсон.
   – Подожди, Ник. Что ты все время… Извините. Я что, как-то обидел вас? Что я такое особенное спросил? – задал вопрос Стэн. – Спросил о своем знакомом и только.
   – Я должен опять отвечать? Вы что, прокурор?
   – Я посетитель универмага, в котором вы обслуживаете покупателей. А что вы так агрессивно настроены против нас? Лично я вам ничего дурного не сделал, – Стэн провел пальцами правой руки по губам.
   – В связи с этим Мико я вам ничего не должен. И разговаривать о нем я не хочу. Я здесь в качестве продавца. Так что вы желаете от меня, как от продавца?
   – Тебе очень повезло. Если бы ты мне что-то был должен, я бы тебя в дерьмо превратил, – едва сдерживая себя прошипел Ник. – А пока живи.
   Продавец весь напрягся, на лбу его вздулась жила, очки запотели, он покраснел и задрожал всем телом, но на этом остановился и дальше разговор продолжать не стал.
   – Опять ты за свое. Попридержи язык, Ник, – прошептал Стэн, – и пошли отсюда.
   Стэн и Ник развернулись и направились к выходу.
   – Ну и прием, однако. А Мико здесь нет сейчас, это уже ясно. Похоже, этот большой и наш югослав что-то не поделили недавно, поругались, наверно.
   – Эти югославы везде что-то не делят и со всеми ругаются, но мы-то тут причем?
   – Не одни только югославы всегда лезут в бутылку. Этот мастер торговли, похоже, хуже любого скандального югослава, сука какая-то.
   – Вот это верно. Из-за своих неурядиц готов всех подряд смешать с грязью, сволочь. Есть же люди, которые совершенно не умеют, да и не хотят владеть собой, если у них плохое настроение. Невиновные у них становятся виноватыми. Своими эмоциями надо уметь управлять.
   – Прав, прав.
   Друзья зашли в кабину лифта и он поднял их обртно на седьмой этаж стоянки автомобилей.
   – Мико отдыхает сегодня, вероятно. Значит тогда к нему домой. Где ему еще быть утром? Хотя черт его знает…
   Двери «Ниссана» закрылись, Стэн включил зажигание, передернул ручку коробки скоростей и нажал на педаль газа. Машина медленно двинулась вперед.
   – Стэн, посмотри-ка назад. Что это за явление? Не за нами ли эти фраера увязываются?
   Метрах в двадцати позади еще одна машина начала движение с места стоянки универмага.
   – За нами, – без тени всякого сомнения ответил Стэн, – а за кем же еще?
   – Значит не только за гастролерами приехавшими из Африки установлена слежка. Так-то. Где-то мы опять, очевидно, прокололись. Совершенно ясно, что Марино и его ребята тоже уже в сетях мерзавцев. И что самое обидное их машины тоже. И наша в том числе. А я-то думал… Ну, да ладно, как в сказках говорят, делать нечего. Будем посмотреть… – покачивая головой отметил Ник.
   Стэн увеличил скорость. Машина сзади тоже. Впереди показалась полоса снижения. По элипсообразному спуску нужно было проехать вниз шесть этажей. Стэн и Ник быстро преодалели первый спуск, повернули налево, потом еще метров двадцать пять спуска, еще раз повернули налево и поехали дальше вниз. Через редкую ажурную металлическую конструкцию спуска хорошо видно было, как следовавшая сзади машина делает то же самое. До следующего поворота оставалось метров десять. В этот момент из автомобиля сверху грянул выстрел. Пуля пробила заднее левое стекло и вылетела наружу, задев сиденье Ника.
   – Вот все и начинается уже. Выследили, подонки, – Стэн снова крутанул баранку налево. – Это их сволочной стиль – стрелять по движущейся машине. Двойной эффект. Если подранят, то неспособный к управлению человек гибнет в разбивающемся автомобиле.
   Машина преследователей опять показалась в верхнем проеме и опять несколько пуль засвисело рядом.
   – Гады поганые, используют наш автомобиль как мешень на стрельбище!
   – А вот такие смертельные «танцы» мистеру Спилбергу, мэтру нашего кино, снятся, наверно, почти каждую ночь. Я так полагаю. Не иначе, – как показалось Стэну, с каким-то удовлетворением произнес Ник.
   – Опять ты за свое. Пригнись! – Капенда еще раз на большой скорости завернул налево. Заднюю часть «Ниссана» забросило направо и машина чиркнула крылом о заграждение спуска, потеряв правый задний подфарник.
   На следующем витке пули разбили переднее левое стекло, за которым сидел Стэн, и зеркало заднего вида в кабине. От срикошетировавшей от металлической конструкции спуска пули лопнуло лобовое стекло. Несколько пуль попало в багажник и он открылся.
   – Все. Моему терпению пришел конец. Ник, держись! – заорал Стэн.
   После очередного поворота налево, Капенда резко нажал на педаль тормоза. Шины завизжали и задымили на асфальте. Дернув ручку коробки передач на задний ход, Стэн со всей силы надавил на газ. Машину двинуло назад. Преследователи, не видевшие из-за поворота спуска маневра Капенды, тоже завернули налево и на полной скорости врезались в «Ниссан». От сильного удара два бандита, сидевших сзади, перелетели вперед. Амбал, сидевший рядом с водителем, прикусил язык, выбил своим лицом лобовое стекло и вылетел на капот. Больше всех не повезло водителю. В самый ответственный момент преследования ему захотелось указательным пальцем правой руки поковырять в носу. При резком столкновении машин палец насквозь проткнул ноздрю и воткнулся неудачнику в глаз.
   Стэн перевел рукоятку коробки скоростей в положение «D» и пустил автомобиль на средней скорости вниз по спуску, оставив дымящююся машину горе-преследователей позади.
   – Немножко приостыли, – с улыбкой проговорил Джонсон. – Вроде за ум взялись и гонки прекратили.
   – Опять ты выручаешь меня Дэзи со своим деревянным чудовищем, – едва слышно прошептал Стэн.
   – Что говоришь?
   – Говорю бросать машину надо и быстро убираться от универмага. Здесь они не одни были.
   – Да, скорее всего, не только они здесь ошиваются. Это как дважды два – шесть.
   Выехав из универмага, Капенда и Джонсон остановили машину тут же у тротуара, выскочили из нее и быстро смешались с пешеходами на улице. Через два квартала, убедившись, что никаких преследователей нет, они наняли такси и поехали туда, где жил югослав.
   – Надо бы Коллинзу рассказать о случившемся в универмаге, – предложил Джонсон в машине, – он же просил обо всем сообщать ему сразу. А тут случай совсем даже не простой. Как бы эти сволочи не опередили нас. Тогда все пропало. Этого югославского парнишу им отдавать нельзя.
   – Опередили, говоришь. Да откуда они знают об этом Ибрахиме? Вот сейчас еще точно не знают. О нем знаем только мы. Когда они там еще очухаются? Десять-пятнадцать минут точно понадобится. Потом они обязательно должны будут связаться со своими главарями и получить от них ценные указания. Эти дубы по-другму же не могут, да и не имеют права. За них другие думают. Это мы принимаем решения самостоятельно. Затем им нужно будет вернуться в универмаг и побеседовать с этим продавцом, выяснить зачем мы к нему приходили. На все это тоже потребуется время. Если он расскажет про Ибрахима, им нужно будет узнать, где живет югослав. И до Ибрахима доехать надо. Опять время. Мы-то уже в пути. Полагаю, что во всяком случае у нас есть еще около часа или минут сорока. Все будет зависеть от того, как они там будут крутиться. Побыстрее надо только приехать и еще надо, чтобы югослав был дома. При других обстоятельствах все осложняется. А Фрэда беспокоить пока не стоит. Зачем дергать человека по пустякам. У него и так полно работы, – ответил Нику Капенда. – Вот если Ибрахима не будет на месте, тогда уже придется связаться с ним.
 //-- * * * --// 
   Митич жил в Бруклине, на пятом этаже обшарпанного невзрачного дома, в дешевых апартаментах, находящихся во дворе большого жилого комплекса. Друзья подошли к нужной квартире и Джонсон позвонил несколько раз. К счастью Капенды и Джонсона Ибрахим был у себя дома. Но к двери он подошел не сразу. За дверью сначала послышался шум, что-то упало, потом послышались шаги, какое-то шевеление и недовольное бормотание, а затем и вопрос о том, кто пришел и с какой целью. Джонсон отрекомендовался и Митич, нехотя, звякнув железным засовом, через приоткрытую дверь, удерживаемую цепочкой, выслушал еще раз тех, кто назвался друзьями Джурановича, и с еще большим неудовольствием впустил их в свое жилище. Стойкий запах винного перегара ударил друзьям в нос. Перед Стэном и Ником стоял высокий и очень тощий человек с впалой грудью, но, как говорят, зато со спиной колесом. Он был одет в темную, сильно растянутую полинявшую футболку и заляпанные жиром синие тренировочные штаны с белыми лампасами по бокам. Черные, слегка вьющиеся волосы на голове Ибрахима были всклокочены и торчали в разные стороны. Но больше всего обращал на себя в облике обитателя дешевого апартамента большой фиолетовый синяк под левым глазом, полученный, очевидно, не так давно. Видно было, что житель квартиры еще несколько минут назад спал.
   – Мы только что с того места, где вы работаете с недавнего времени, из вашего универмага, – начал Стэн, – хотели там с вами поговорить. Все сделать тихо не удалось, к сожалению. Были осложнения. За нами следили, а потом и стреляли. Патронов не пожалели. Мы должны перед вами за все извиниться, конечно. Это мы во всем виноваты, но с этой минуты и вам грозит смертельная опасность. Жить вам здесь больше нельзя и мы все должны это место как можно скорее покинуть.
   – Что за бред? – протирая глаза, заявил в некотором удивлении Ибрахим. – Почему я должен покидать свою квартиру, да еще и быстрее?
   – В нашем распоряжении от силы минут тридцать, если не меньше. Негодяи опомнятся, согранизуются и тогда нам всем крышка, – с некоторой поспешностью выдал Стэн.
   – Я ничего не понимаю. Какие негодяи? – Митич взял со стола кружку с недопитым кофе и сделал два глотка.
   – Все верно. Надо объяснить. Мы-то возбуждены, а вы действительно ничего не знаете. Ладно. Дело поправимое. Десять минут, полагаю, все равно ничего не решают. Постараюсь все просто и ясно до вас донести.
   Ник сядь у окна, но из-за зановески не высовывайся.
   После такой вводной части Капенда, набравшись терпения, хотя и очень кратко, но весьма доходчиво рассказал все, что он знал о Джурановиче, о его отношениях с самим Митичем, о акции по освобождению заложников в Африке, о поездке на Гавайи и проблеме разоблачения и наказания преступников, которую на данном этапе без Вука Джурановича разрешить было невозможно. Митич, делавший вид, что слышит обо всем впервые, похоже, знал намного больше.
   – Теперь, кажется, почти все ясно, но я-то не собираюсь принимать участия в ваших играх. Все это нужо вам, но совсем не мне. Это ваши проблемы. У меня нет никакого желания, быть преследуемым, чтобы за мной гонялись, да еще и стреляли, как вы говорите, – стараясь быть спокойным, произнес Ибрахим. – Я вам не помощник. Извините, но обходитесь без меня. Будьте так добры.
   – Да поймите вы, Мико, сейчас уже речь идет не о ваших желаниях, а о том, что нужно спасать как можно быстрее свою шкуру. Негодяи уже уничтожили несколько человек. Но им этого мало. Бандиты хотели раньше и теперь хотят убить Джурановича, меня, Ника и еще около двух десятков человек. Сегодня к этому списку прибавились и вы. Можете вы это понять или нет? Мы не хотели увеличивать этот список и пытались все сделать не привлекая к вашей персоне внимания. У нас это не получилось. Бывает и такое. Не получилось, к нашему глубокому сожалению. Извините, пожалуйста. Преступники уже спросили, наверно, у вашего дебила-напарника в универмаге о цели нашего прихода. Он им, думаю, все рассказал. Рассказал, что мы искали вас. Вы югослав и связь с Джурановичем тут очевидная. Я почти не сомневаюсь, что Свирид все рассказал и бандитам уже многое известно. У них, у этих подлецов, методы выявлять правду очень действенные. Они ее грубо выбивают и уговаривать никого не будут, как мы, например. Значит бандиты спешат сейчас сюда. Едут сюда для того, чтобы убить вас. У нас нет больше времени на рассуждения.
   – Но я-то тут при чем? – Ибрахим в раздрожении вскочил со своего места.
   – Ни при чем. Повторяю еще раз. Мы искали вас, чтобы вы помогли нам найти Джурановича. Только для этого. И мы вовсе не хотели поставить вас под удар. Однако именно с этих поисков все и началось и завертелось. Обратно вернуть прошедшее увы возможности нет. Теперь есть путь только вперед. Нужно действовать. Иначе крышка. Я понимаю, что мы причиняем вам неудобства. Простите нас, пожалуйста. Однако, если вы нам поможете с поисками Вука, я обязуюсь все материальные и моральные издержки обязательно компенсировать. Полностью, а может быть, даже и с процентами. Конечно, с процентами. Возьмите сейчас все самое нужное и необходимое и мы отсюда, из вашей квартиры, уходим навсегда и больше никогда в нее не возвращаемся.
   – Да черт побери, чем я могу вам помочь, если вас преследуют и в вас стреляют? Я вовсе не Бэтмен какой-то.
   Стэн посмотрел на Ибрахима и слегка улыбнулся, показывая тем самым, что тот действительно далек по своему облику от упомянутого супергероя.
   – Нам нужен Вук Джуранович, а вы знаете как его найти и где найти. Для этого не нужно быть Бэтменом. Будете с нами сотрудничать есть шансы остаться в живых. Нет – вас убьют. Я не пугаю. Это я вам гарантирую. Как это не жалко, но произойти такое может очень скоро. Ждать остается даже не часы. Хотите вы или не хотите, мы теперь с вами связаны одной веревочкой. Если мы в течение двух минут договоримся, то обещаю вам, что вы получите в этом месяце вашу годовую зарплату. Ту зарплату, которую вы намеревались получить в универмаге путем долгого и нудного труда, постоянно общаясь с вашим сослуживцем-уродом, плюс еще и премиальные. Потом мы решим, разумеется, сколько это будет в денежном исчислении. Ну что, убедил? Договорились или нет? – быстро проговорил Капенда.
   – Я ничего не буду делать для вас и ни о чем с вами не желаю договориваться. Все понятно?
   – Назовите вашу цену.
   – Мне ничего не надо. Занимайтесь своими приключениями сами, без меня. Вот и все. И оставьте меня в покое и мою квартиру тоже. Я еще не выспался.
   – Господи, со вторым югославом общаюсь, а такое впечатление, что вы родные братья. Как вы с Джурановичем похожи друг на друга. Что все югославы так упрямы, как козлы?
   – Вы не забывайтесь на счет югославов. И какой я вам там козел? Выбирайте выражения, – Митич выпримился настолько, насколько это позволяла ему сутулая спина.
   – Стэн, во двор въехали три машины, – доложил Джонсон, вытаскивая из-за пояса пистолет, – люди спешат к нашему подъезду.
   – Ну, вот, кажется, и развязка совсем рядом, – сказал Капенда, обращаясь к Митичу. – На счет козла извините. Это я без злобы. А мы с вами сейчас попробуем подняться наверх и уйти через крышу, что ли. Вы крышей интересовались? Нет, разумеется. Вам это было не нужно до сегодняшнего дня. Ладно. Черт с ней, с крышей. В доме есть черный ход?
   Ибрахим поднял брови и расширил как мог глаза, – со стороны кухни есть пожарная лестница.
   – Быстро на кухню, – приказал Капенда.
   – Я еще не собрался, – засуетился Ибрахим.
   Кто-то позвонил в дверь.
   – Хорошо. Собирайтесь, мы подождем, – Стэн оттянул затвор «Кольта» назад.
   В дверь позвонили еще два раза, а потом начали стучать каким-то твердым предметом. Стэну показалось, что Ибрахим потерял способность двигаться.
   – Будем собираться и отваливать отсюда или обождем когда они сломают дверь? – заглянув прямо в глаза Ибрахиму, спросил Стэн.
   – Я готов, уже готов, – захрипел Митич, выдернув из ящика стола небольшую кожанную сумку на коротком ремне.
   – На кухню! Быстро! – опять скомандовал Капенда.
   Все трое, сметая мебель, кинулись на кухню. Там они отбросили кухонный стол, на котором стояла какая-то посуда, чуть не вырвали раму, поспешно открывая окно, и почти в один момент вылетели на поржавевшую решетчатую пожарную лестницу. Внизу никого не было.
   – Ник, давай первым вниз. А ты, приятель, за ним, но аккуратно и без всякой спешки, а то вывихнешь себе ноги в коленях и тебе будет больно. Я догоню.
   Стэн толкнул вниз Митича, а сам с лестницы просунул голову обратно в кухню и прислушался. Бандиты ломали чем-то дверь и было уже очень хорошо слышно как они пыхтят и в раздражении ругаются между собой.
   – «Хорошо, что засов оказался таким прочным. Успеем смыться», – подумал Капенда и бросился вниз за Ником и Ибрахимом, находившимся уже почти внизу.
   Пробежав через небольшой садик, трое оказались на улице. Там Стэн уже хотел было поздравить Ника и Ибрахима с удачным завершением очередного мероприятия, как вдруг увидел быстро приближающуюся к ним слева по проезжей части улицы большую серую легковую машину. Капенда выхватил из-под пиджака пистолет и закрыл собой Ибрахима.
   – Ник! Слева смотри! – закричал он.
   Неожиданно из переулка наперерез большой машине выскочил джип с подвешенным спереди огромным стальным плугом, используемым обычно при снегопадах для уборки снега. Джип ударил серый автомобиль в бок и перевернул его. Быстро отъехав назад, странная машина развернулась и так же стремительно уехала обратно.
   Вслед за ней, выехав справа, помчалася еще какой-то автомобиль. Произошедшее длилось не более тридцати секунд.
   – Что-то я уже ничего больше не понимаю, Стэн.
   – И я тоже, Ник. Что-то слишком много вокруг нас суеты. Давай-ка отсюда побыстрее!
 //-- * * * --// 
   Капенде, Джонсону и Митичу пришлось немного понервничать, покидая опасное место с большими машинами, едущими на них на большой скорости, и джипами с плугами для уборки снега. Наконец они достигли безопасного места – мастерской Коллинза. Время до вечера прошло в выяснении отношений и долгих преперательствах, воспоминаниях, а затем и горячем обсуждении планов на будущее. Как не упирался Митич, как не хотелось ему расставаться со спокойной и беспечной жизнью, с железными аргументами Капенды ему пришлось согласиться. Он принял все его условия и вынужден был обещать помощь в деле поисков Вука Джурановича.
   Коллинз появился на втором этаже мастерской по своему обыкновению без задержки, в точно назначенное время – ровно в 18:00, хотя точность и не соответствовала пропогандируемым им основным принципам жизнеобеспечения.
   – Фред, познакомься. Это Ибрахим Митич. Хороший знакомый Вука Джурановича. Обещает нам помощь. Обещает всестороннее содействие, причем совершенно бескорыстно. Я на это, разумеется, пойти не могу. Я обещал возместить мистеру Митичу все издержки и еще выдать вознаграждение.
   – Очень приятно. Фрэд Коллинз.
   – Рад познакомиться. Митич, – без особого воодушевления вяло представился Ибрахим.
   Оба обменялись рукопожатием.
   – Все в сборе, значит все прошло у вас без недоразумений, надо понимать. Однако я должен вас все же немного огорчить. Я просмотрел полицейскую оперативную сводку за первую половину дня. В универмаге на Мэдисон авеню, том самом, куда вы ездили сегодня утром, был зверски убит продавец верхней одежды некий господин Свирид. Его зарезали в кабинке туалета на шестом этаже магазина. Всего искромсали. Парень был крупный и долго сопротивлялся, очевидно. Все это произошло тоже утром. Вот такое интересное совпадение. Что вы по поводу этого думаете и что скажете?
   Ибрахим Митич изменился в лице.
   – Чьих это рук дело гадать нечего, – сказал Стэн и уселся в кресло. – Преступники, конечно же, нас выследили, как мы не конспирировались. Гады следят не только за теми, кто был в Африке. Машина, в которой мы поехали в универмаг, была у них уже на крючке. Это машина моих друзей, понимаешь. Именно в нее мы и сели. Просто удача для этих подлецов. Те, кто им больше всего нужен был, оказались у них почти в руках. Дьявольское везение. Как мы говорили с этим Свиридом они тоже видели. Точно видели. Разговор с ним у нас не получился. Чуть ли не разругались. Пошли к выходу, к стоянке на седьмом этаже. Тогда еще не знали, что за нами слежка. Через несколько минут, когда нас с Ником чуть не замочили при выезде из универмага, узнали. Удалось уйти. А еще примерно через час бандиты ломились в квартиру Ибрахима. Дверь сломали. Нам пришлось в несвойственной для приличных людей манере, подобно каким-то ублюдочным любовникам, бежать из его жилища, из кухни, по пожарной лестнице. Так что косвенно, надо думать, продавца убили из-за нас, то есть из-за нашего визита. Кто же знал, что так все выйдет? Конечно, из-за нас. Представляю состояние этого несчастного человека, когда к нему снова пришли по поводу Ибрахима, но совсем другие люди. Звери, вернее. А о том, что было после этого и подумать страшно.
   – Ах так! Даже все так! – Коллинз снял пиджак, свернул его в большой ком и положил на стол. – А ты говорил не волноваться и, что вы не дети. Там где ты появляешься, что-то обязательно случается. Это становится уже закономерностью.
   – Да. Как ни прискорбно. Мы это должны признать. Еще одно обстоятельство. Какой-то странный джип вдруг оказался в то же самое время на улице. Автомобиль с плугом для уборки снега. Это летом-то. Но он совсем не за нами гнался, а врезался в машину наших недругов и перевернул ее.
   – Какой еще джип?
   – Не знаю. Джип и с ним еще одна машина. Похоже на подстраховку. Чудеса какие-то!
   – Интересно!
   – Да. Интересно. Закономерность. Хотим мы этого или нет сейчас, кажется, это уже становится неприятным фактом всего нашего существования. Я этого не хочу, но, к сожалению, никуда от такой жизни теперь не уйти до тех пор, пока мы не разделаемся с бандитами. И Мико мы тоже хорошо поднагадили. Без нас он жил бы совершенно спокойно еще несколько десятков лет. А тут погоня, да еще и смертельная. Вот и все.
   Ибрахим заерзал на стуле.
   – Значит орудуют средь бела дня уже в открытую. И с каждым разом действуют все наглее и наглее. Ну вот теперь уже вопросов нет. Ни у кого нет, считаю. Хотя без Джурановича и материалов Филиппа мы пока еще ничего не сможем сделать с Бэлламором и его шайкой, но ответные действия для нейтрализации зарвавшихся сволочей следует предпринять незамедлительно. Экстренные меры и поскорее. А то они наворочают черт знает что. Постараемся остановить бандитов. Теперь это не только ваша святая цель, но и мой долг в конце концов, долг сотрудника ФБР. Начинаем все завтра же. После полудня.


   Глава III. Негодяи начинают получать по заслугам.

   В три часа следующего дня Чеки Джанкинс проверил своих наблюдателей около дома Капенды и, не задерживаясь ни на минуту, поехал по тому же маршруту, которым следовал до этого уже несколько раз. Кэвин Арнолдс, полицейский и хороший друг Коллинза, ждал появления нужной машины не долго. Джанкинс опоздал всего лишь на полторы минуты. В 15:15 Арнолдс на своей полицейской патрульной машине приблизился к автомобилю Джанкинса, прижал его к тротуару и остановил. Вслед за этим полицейский попросил водителя остановившегося автомобиля выйти из него.
   Данкинс открыл окно машины и, приподняв черные очки, поинтересовался о причине задержки.
   – Эта машина находится в федеральном розыске, – сказал Арнолдс.
   – Что за чепуха, в каком еще розыске? Это моя собственная машина. Моя! Какой розыск может быть? – возмутился Джанкинс, брызгая слюной.
   – Для начала покажите ваши документы, – ответил ему полицейский. – Разберемся во всем и все проверим. Быстро разберемся. Не надо в этом сомневаться. Какие проблемы? Нет проблем! Потом, зачем кричать и так нервничать по пустякам. Но для этого прежде все-таки выйдите, пожалуйста, из машины. Вы обязаны подчиняться сотрудникам полиции. Или вы не понимаете что-то?
   Джанкинс вылез из автомобиля, в раздражении громко хлопнув дверью.
   – Вот мои документы. У вас будут неприятности по службе. Обещаю вам это со всей определенностью. Притом большие неприятности. Я на ветер слов не бросаю. Я уж постараюсь. Поверьте.
   – Думаю, неприятностей у меня не будет и обещать мне ничего не надо. Это ваши документы, а вот инструкция управления нью-йоркской полиции относительно данной машины. Посмотрите, пожалуйста. Прошу вас ознакомиться. Здесь обо всем ясно написано: марка автомобиля, цвет, номер и так далее. Я ничего не придумал и выполняю свою работу. Работу и только. Можете жаловаться на тех, кто снабдил меня этими данными. После, разумеется. Ваши документы будут у меня некоторое время. А пока я осматриваю машину, вы поговорите с инспектором. Вон там он стоит. Может быть, что-нибудь и прояснится прямо здесь, без посещения полицейского участка и прочих формальностей. Просто так ведь ничего не бывает. Если вас остановили, то на законных основаниях. Я вам это заявляю как человек, прослуживший не один год в полиции.
   Джанкинс начал крутить головой направо и налево. Сзади к нему подошел Коллинз.
   – Я ни с кем не собираюсь ни о чем говорить, – чуть не закричал Джанкинс, – это мое право. Молчать и не говорить. Вам ясно? С вами будет иметь дело мой адвокат и мои люди. Понятно? И еще я могу позвонить один раз и воспользуюсь этой привилегией немедленно. Все поняли?
   – О чем разговор? Несомненно это так. Вы о своих правах все сказали совершенно правильно. Один звонок кому угодно, хоть самому черту, – разрешил с улыбкой полицейский, подталкивая Джанкинса к лимузину, остановившемуся в трех метрах позади его спортивного «Ягуара».
   – Что? – с удивлением спросил Джанкинс, чуя неладное. Что вы сказали? Черту?
   – Вам будет удобнее звонить из машины, а то на улице шум, автомобили снуют, люди ходят и разговаривают, – сказал Коллинз и открыл заднюю дверь машины с затемненным стеклом. Залезайте в машину, смелее.
   – Обойдусь и без вашей машины, – Джанкинс выдернул из кармана мобильный телефон на длинном пестром шнурке, с какой-то мягкой игрушкой на его конце.
   – Полезай в машину, я тебя очень прошу, – Фрэд с силой пихнул бедром Джанкинса в открытую дверь, ловко и быстро нагнув его голову, чтобы она не ударилась о кузов автомобиля. – Тебе же лучше будет, парень.
   Все это произошло так быстро, что Джанкинс успел только крякнуть, шмякнувшись на мягкое кожанное сиденье, на котором у окна слева уже сидел мужчина в темной одежде и таких же темных очках. В следующее мнгновение Джанкинс увидел как в его «Ягуар» сели два человека и машина начала движение вслед за автомобилем полицейского, который поехал вперед.
   – Что все это значит? – завизжал Джанкинс, снимая черные очки.
   Коллинз тоже быстро сел в машину, грубо потеснив Джанкинса, и захлопнул дверцу.
   – Поехали, – дал он команду шоферу.
   – Я никуда не поеду! Это бандитизм какой-то! Вы за это ответите. Вы жестоко пострадаете… Вот вы, лично, – Джанкинс свирепо посмотрел на Коллинза.
   – Ответим хоть перед самим Господом Богом, – мужчина слева тоже снял очки.
   – Капенда! – в удивлении и в то же время с каким-то ужасом и с трудом выдавил из себя Джанкинс, открыв рот. – Откуда вы здесь?
   – Дай сюда телефон, грязная скотина. Больше им пользоваться не будешь, – Стэн вырвал аппарат из руки Джанкинса.
   – Я протестую. Да в чем же дело? Господа, здесь какая-то нелепая ошибка, – Джанкинс отпрянул от Капенды, надавив на Коллинза.
   – Во-первых, никакой ошибки нет, а в чем дело ты узнаешь минут через тридцать, от силы через сорок. Это, во-вторых. Наберись терпения и перестань биться, как пойманная рыбина, – Коллинз защелкнул на руках Джанкинса наручники, после чего похлопал рукой по карманам его верхней одежды, выясняя, есть ли в них оружие.
   – Какое вы имеете право обращаться со мной таким образом? У вас есть ордер на арест? Есть? Так?
   – О правах, обязанностях, законах и о кое-чем другом мы скоро поговорим. Потерпи немного. Я же сказал тебе об этом. Подождать надо.
   – Покажите ордер.
   – Молчать!
   – Помогите! – прохрипел Джанкинс.
   – Если не замолчишь, я ударю тебя локтем в грудную клетку. Тогда тебе точно будет конец и ты никогда не узнаешь куда мы едем и зачем, – пообещал Стэн. – Этого хочешь?
   Джанкинс замолчал, улыбнувшись улыбкой идиота.
   Машина ехала на северо-запад города около сорока пяти минут. О том, что было в это время в голове у Джанкинса можно было судить лишь по его постоянно бегающим из стороны в сторону глазам и глупым улыбкам, то и дело появляющимся на лице. Пассажиры почти все время молчали. Интересовался иногда происходящим один только Джанкинс.
   – Куда мы едем? В полицейское управление?
   – Ты скоро обо всем узнаешь. Тебе же сказали, чтобы набрался терпения, – успокаивал его Коллинз.
   – Послушайте, ведь мы едем куда-то в сторону от города. Как это понимать?
   – Я тебе посоветовал молчать. Что не понятно? – Стэн развернулся к Джанкинсу лицом.
   – Все вроде бы понятно, но куда мы едем?
   – Замолчи, я тебе сказал, – ответил Стэн, сжав рукой левое плечо Джанкинса, – и не заставляй меня нервничать и повторять одно и тоже несколько раз. Я не люблю это.
   Джанкинс запищал как щенок и затих.
   В начале пятого машина, в которой ехали четыре человека, завернула с большой магистрали налево и начала двигаться в сторону старой теплоэлектроцентрали по небольшой и грязной асфальтированной дороге. Еще примерно через полчаса автомобиль проехал через большие железные ворота, которые были кем-то заблаговременно открыты, и остановилась на большом пустыре, заваленном черными ломанными досками, строительным мусором, каким-то железом и бочками из-под горючего. Тут же стояли два сарая с прогнившими крышами и без стекол в окнах, а также несколько грузовых автомобилей без колес. Позади сараев неизвестно куда тянулся трубопровод. Унылость места подчеркивали два высохших дерева.
   – Вот и приехали! – с оптимизмом сказал Коллинз. – Прошу на выход.
   – Я никуда отсюда не пойду, – едва слышно прошепелявил Джанкинс.
   Стэн не стал его уговаривать и выпихнул наружу. Джанкинс вывалился из автомобиля, уткнувшись лицом в рыхлую землю, пропитанную мазутом.
   Коллинз подошел к багажнику машины, открыл его и вытащил оттуда десятилитровую канистру с бензином. Затем он подошел к шоферу с меланхоличным лицом, которому, казалось, на все было наплевать.
   – Следи за обстановкой. Если что-нибудь заметишь, то ты знаешь, что делать.
   Шофер молча кивнул головой, а Коллинз неспеша направился к трубопроводу.
   Капенда открыл другую дверь, вышел из машины, обошел ее сзади и склонился над лежащим Джанкинсом.
   – Вставай и не придуривайся, я тебя уговаривать не буду и поднимать тоже, я тебе не холуй.
   Джанкинс не двигался.
   – Последний раз предлагаю встать, по-хорошему тебе предлагаю, иначе я подниму тебя ногами, – угрожающе произнес Стэн, – забью.
   Джанкинс поспешно вскочил с земли.
   – Иди вслед за тем господином к трубопроводу.
   – А зачем?
   Капенда взял Джанкинса за шиворот пиджака и грубо пихнул его вперед.
   Трубы трубопровода удерживали над землей металлические опоры. От почвы он был удален на метр с небольшим и в том месте куда подошли трое мужчин, был снабжен несколькими большими вентилями. Для того чтобы открутить или закрутить их, необходимо было по лестнице в шесть ступеней подняться на узкую продолговатую железную площадку с ограждением. Коллинз взошел на нее и туда же Капенда втащил слабо сопротивлявшегося Джанкинса. У вентилей Коллинз похлопал Чеки рукой по инфантильному лицу и попросил его попозировать перед объективом фотоаппарата. Джанкинс попытался закрыть лицо руками, но получив удар в бок, оставил эту затею. После того как снимок был сделан, Фрэд предложил Джанкинсу сесть на пол площадки, свесив ноги вниз.
   – Ну-ка присядь вот здесь, паренек. – Фрэд указал на то место, куда следовало сесть незадачливому сыщику.
   – Зачем все это?
   – Садись, тебе говорят, – Фрэд ткнул Джанкинса кулаком под ребра.
   Тот неохотно подчинился и сел на железный пол. Коллинз снял с пояса вторую пару наручников и пристегнул ими руки уже скованного Джанкинса у него над головой к ограждению. Затем он спрыгнул вниз, подобрал в мусоре кусок толстой проволоки и зафиксировал ей ноги Джанкинса, привязав их чуть выше коленей к площадке.
   – Сразу предупреждаю, – заявил Коллинз, – мы сюда приехали не для шуток. Мы задаем тебе вопросы, а ты будешь отвечать на них. Только не вздумай врать или фантазировать. Нам нужна только правда. Если не будешь отвечать или солжешь, мы тебя здесь сварим живьем.
   – Вы что, с ума сошли?
   – Мы здесь задаем вопросы, тварь, а не ты! Неужели еще не понял? – Коллинз замахнулся на Джанкинса рукой. Чеки зажмурил глаза.
   – Это что, по закону у вас?
   – Мы задаем вопросы. Понятно? О законах и о конституции порассуждаем потом, при наличии времени, правда. А если уж ты такой большой любитель законов и судебных разбирательств, осуществляемых по всей форме, то у тебя еще будет и последнее слово.
   – Итак приступим, – начал свой допрос Коллинз. – Вопрос первый. Ты зачем, гнусная свинья, наблюдал со своими кретинами за домом мистера Капенды?
   – Я? Я наблюдал? Я ни за кем не наблюдал. Вы рехнулись, очевидно.
   – Ты не груби, скотина. Первый и последний раз предупреждаю. Не изворачивайся и не кривляйся. У нас все это записано с помощью соответствующей аппаратуры по минутам и секундам. Два идиота сидят на втором этаже с видеокамерами напротив дома Капенды и наблюдают, а ты, гад, через определенное время контролируешь работу своих людей. Даешь им указания и даже по морде бьешь. Что, не так?
   Джанкинс опустил глаза, поднял их и снва опустил.
   – Будем считать, что на часть вопроса ответил. Вопрос второй. Кто тебе приказал наблюдать за домом и квартирой господина Капенды? Кто твой непосредственный начальник? Кто твой хозяин? Ты на кого работаешь? – Коллинз поднес ко рту Джанкинса диктофон.
   – Я не понимаю о чем вы говорите? Какой хозяин? Я ничего не знаю и ничего не понимаю.
   – С каой целью ты следил за Капендой?
   – Не понимаю…
   – Нет ты все понимаешь, а знаешь еще больше, чем понимаешь. И ты поделишься с нами своими знаниями, негодяй. Я в этом почти уверен, что все расскажешь. В противном случае мы тебя отправим на тот свет. Впрочем, мы тебя убьем при любых обстоятельствах. Если ты обо всем честно расскажешь, будет безболезненный выстрел в затылок и ты не успеешь что-то почувствовать. Все закончится моментально. Если будешь упрямиться или врать, я налью вот в ту бочку из-под горючего воды, засуну в нее твои ноги, подложу под бочку дрова, оболью их бензином и подожгу. Когда вода закипит, твои ноги сварятся. Тебе когда-нибудь ноги варили? По лицу вижу, что нет. Бензин в канистре. Смотри. Дров полно. Еще раз повторяю. Уясни, что ты все равно скоро отбросишь сандалии. Минут через двадцать – двадцать пять. Но от тебя будет зависеть как ты издохнешь. Лучше отвечай. Нам же меньше работы будет.
   Глаза Джанкинса наполнились ужасом.
   – Прекратите это издевательство. Это средневековое мракобесие какое-то. Вы в своем уме?
   – Опять вопросы начал задовать. Ладно. Видать, что нормальных слова ты уразуметь не хочешь. Придется воспользоваться тогда изуверскими и иезуитскими методами прошлого. Сам решай свою судьбу.
   Коллинз снял пиджак и повесил его на одну из стоек ограждения трубопровода. Затем он ослабил узел своего галстука, засучил рукава рубашки и неторопясь подтащил под ноги Джанкинса сначала один обрезок большой рельсы, а потом другой. После этого Фрэд направился к стоящей в трех метрах от него бочке и подкатил ее к стоящим параллельно рельсам.
   – Стэн, помоги-ка мне.
   Капенда и Коллинз взяли бочку за верх и низ, засунули туда ноги Джанкинса и поставили ее на рельсы. Джанкинс беззвучно приоткрыл свой рот, со страхом наблюдая за всеми этими приготовлениями.
   – Уже скоро начнет темнеть. Давай побыстрее запихивай под бочку древесину, а я подтащу шланг, – дал указания Капенде Коллинз.
   – Прекратите, – шопотом заборматал Джанкинс.
   Стэн с мрачным видом начал засовывать под бочку дрова. Через минуту Коллинз вернулся таща за собой шланг. Прошло еще несколько минут и вода с шумом начала заполнять железную емкость.
   – Некоторое время, однако, нам придется подождать, – констатировал Фрэд.
   – Остановитесь! – изо рта Джанкинса потекла слюна, волосы встали дыбом и он начал биться, тщенто пытаясь освоводиться от своих оков.
   – Сейчас подохнешь, – успокоил его Фрэд.
   – Остановитесь!
   – Стэн, выключи кран. Воды уже достаточно набралось, – Коллинз взял в руки канистру.
   – Стойте, я все скажу. Остановитесь! Что не понятно? Я все расскажу…
   – Так. Интересно. Оказывается нам что-то не понятно. Сначала ничего не знал и не соображал, а теперь все сразу понял и обо всем готов чистосердечно, как я понимаю, рассказать. Очень интересно. Ты, парень, умнеешь прямо на глазах. Стэн, он хочет все рассказать. Отруби воду и давай послушаем его интересное повествование. Начинай, приятель, – Коллинз поставил канистру на землю.
   – Я частный детектив, – проглатывая слова и слюну поспешо начал свой рассказ Джанкинс, – меня наняли и я за деньги должен был следить за мистером Капендой, за вами то есть. – Чеки услужливо посмотрел на Стэна, – поручили наблюдать и только. Что я и делал все последнее время. Вот и все.
   – Зачем наблюдать?
   – Мне не сказали. Наблюдать и все. Докладывать, что делает.
   – А кто такой Скотт?
   – Откуда я знаю?
   – Вы сидели с ним за одним столом после той самой пресс-конференции с журналистами, в начале апреля, – ввязался в разговор Капенда.
   – Там много кто сидел, но я никого из них не знаю. Повторяю, что я частный детектив. Меня наняли для совершенно определенной работы. Это моя работа. Понимаете? К этой истории с поездкой в Африку я никакого отношения не имею. Я должен был следить только за вами и все. Следить и докладывать о том, что увидел. Только и всего. Кто-то другой мои наблюдения анализировал для чего-то. Но это уже не мое дело. А за мою деятельность мне платят деньги. Работа частных сыскных агенств у нас не запрещена. Не так ли? Если вы чем-то не довольны, можете решить все вопросы в судебном порядке. Я предоставлю вам все данные о нашей конторе и ее руководстве, как вы хотели. Подавайте заявление в суд. И совсем не нужно было привозить меня сюда таким способом, совершая насилие. Такое деяние называется похищением человека и карается законом.
   – Опять про законы. Ты зачем нас законами запугиваешь? – Фрэд улыбнулся. – Сам-то их соблюдаешь?
   – Ну, конечно.
   – Так. Это уже слишком. Хватит изголяться и юродствовать. У меня теперь будет несколько вопросов, – в раздражении сказал Капенда и приблизился к Джанкинсу. – Внимательно слушай, ничего не пропусти. Очень прошу тебя.
   – Твоя настоящая фамилия какая?
   – Джанкинс моя фамилия.
   – А кто такой Гнилой?
   – Стэн! Наплевать нам на его настоящую фамилию. Напишем на могильном камне «Здесь лежит Гнилой» и все, – весело заметил Коллинз.
   – Хорошо. Ты Джанкинс. Пусть будет так. А про Скунса ты что-нибудь знаешь?
   – Да откуда я знаю про какого-то Скунса, черт побери? Задайте вопрос полегче.
   – Смотри-ка опять осмелел, подлец. Полегче значит. Хорошо. Тебе фамилия Купер о чем-нибудь говорит? Дэнис Купер. Слышал о таком?
   На лице Джанкинса появилась растерянность.
   – Отвечай.
   – Я ничего не знаю о таком.
   – Мне надоело твое «не знаю».
   – Вы называете мне фамилии людей, о которых я никакого понятия не имею. Я рассказал вам о своей работе. Все рассказал. Больше я ничего не знаю. Обращайтесь к моему руководству в частное сыскное бюро для получения подробной информации. Адрес я вам дам сразу же после того, как вы освободите мне руки. А к каким-то людям этим, о которых вы говорите, я не имею отношения. Я тут совсем ни при чем, – уже в истерике завопил Джанкинс.
   – А вот на это посмотри, – Капенда сунул под нос Джанкинса фотографию. – Тут ты тоже совсем ни при чем? Вот про этот-то снимок ты ничего не знаешь. Гадюка! Это уж точно. Иначе не вел бы себя так нагло. Его сделал Дэнис Купер скрытым фотоаппаратом за секунду до того, как раздался выстрел, за секунду до того, как вы его убили. Позади Скунса стоишь ты, Гнилой. Стоишь и улыбаешься.
   – Я не улыбаюсь, – дрожащим голосом промямлил Чеки, понимая, что с этого момента для него действительно может начаться что-то страшное.
   – Нет, ты улыбаешься, ублюдок, – Стэна от ярости затрясло. То же самое началось и с Джанкинсом, но от страха.
   – Стэн, успокойся.
   – Значит ты тут ни при чем? – Стэн с силой ударил ладонью Джанкинса по темени.
   – Стэн спокойнее. Послушай моего совета. Мы его все равно прикончим. Но чуть позже. Еще успеем. Так или иначе через некоторое время настанет расплата и он отправится к своим поганым предкам. Но подожди немного. Очень прошу тебя. А то сейчас ты выбьешь у него из головы разум и он нам перед кончиной никаких секретов не откроет. Ударь его лучше в область гениталий. Ему будет очень больно, однако рассудка он не потеряет.
   – Какая настоящая фамилия Скунса, мерзавец? – сквозь зубы прошипел Капенда.
   Джанкинс заплакал.
   – Сволочь! Я тебя сейчас тресну второй раз по голове, чтобы уши отвалились. Фамилия…
   – Швайхэр, – с трудом проквакал Джанкинс.
   – Полностью отвечай на мой вопрос, негодяй, – заорал Капенда.
   – Фамилия Швайхэр, а зовут его Даниэл.
   – Ты не в сторону говори, а сюда, – Коллинз развернул голову Джанкинса к микрофону. Повтори.
   – Швайхэр.
   – Кто такой Скунс?
   – Это Швайхэр.
   – А Скунс кто? Что это?
   – Кличка.
   – Швайхэр и Скотт одно и то же лицо?
   – Да.
   – Полностью отвечай!
   – Да одно и то же лицо. Швайхэр и Скотт одно и то же лицо. Еще его зовут Псих иногда.
   – Скунс, Псих. Хорошо. Где скрывается эта скотина? Где он живет? Быстро отвечай, урод! Адрес говори! Где его явка? Но обмануть не вздумай. У нас в машине компьютер полиции. Тотчас проверим. Обманешь – глаз выбью перед тем как тебя сварить, сука, – Капенда весь напрягся, сжал зубы, кулаки и топнул о землю ногой.
   – 125 улица, 16 – 506, – поспешно произнес Джанкинс.
   – Там он живет?
   – Да.
   – Где он еще прячется? Адрес говори.
   – Но я не знаю.
   – Эндрю! Иди-ка сюда, – крикнул Коллинз в сторону машины.
   К месту действия неспеша подошел крепкий мужчина в серой рубашке, с руками засунутыми в карманы.
   – Проверь по сети кто живет по адресу: 125 улица, 16 – 506. Дату рождения и все другое.
   – Есть. Понял.
   – Теперь дальше, – Капенда опять приблизился вплотную к Джанкинсу.
   – Швайхэр твой начальник? Ты в его подчинении? Так ведь? Быстро отвечай.
   – Что?
   – Кто твой непосредственный начальник, падла? Швайхэр? – Капенда схватил Чеки за ухо.
   – Отпуститеее…
   – Начальник кто? Швайхэр?
   – Да, он.
   – Полностью отвечай!
   – Швайхэр мой начальник, – Джанкинс шмыгнул носом. – Мой начальник Швайхер.
   – Ты ему даешь отчет?
   – Да.
   – Полностью отвечай! У нас документальная запись.
   – Я перед Швайхэром отчитываюсь.
   – По каким дням и в какое время? Когда твой отчет? Ты сегодня был у моего дома, – Стэн снова поднес к лицу Джанкинса фотографию.
   – Сегодня и отчет, – скривив губы пропищал Чеки.
   – Где и когда? Не вздумай солгать. Я сейчас же и проверю. Тогда пиняй на себя. Изуродую.
   – Я должен быть у него на 125 улице в 21:13.
   – Когда? – еще раз переспросил Капенда.
   – В 21:13.
   – Теперь его телефон? Где здесь номер его телефона? – Капенда ударил Джанкинса мобильным телефоном в лоб и поднес экран аппарата к его лицу. – Какие цифры блокировки?
   – 5545.
   – Под каким номером телефон Швайхэра?
   – 47.
   – Однако! – удивился Коллинз взглянув на быстро бегущие по табло телефона строчки цифр. – Тут более 200 номеров, наверно, и ни одной фамилии. Только цифры. У этого паразита, видать, завидная память.
   – Его домашний телефон?
   – Номер 48.
   – Шеф, – к Коллинзу подошел шофер машины, – по указанному адресу живет уроженец Кливленда Даниэл Швайхэр, 1956 года рождения, 20 декабря. Родился в семье выходцев из Германии. Третье покаление.
   – Смотри-ка, не соврал, мерзавец. Хорошо, что не соврал. Ты иди, – сказал Коллинз шоферу и развернулся к Джанкинсу. – Похвально, что не обманул. А Швайхэр тебе часто звонит по мобильному телефону?
   – Он не звонит мне.
   – Ты ему звонишь?
   – Только в самых крайних случаях. Обычно я посылаю СМС. Он отвечает таким же образом.
   – Сегодня он назначил встречу на 21:13?
   – Да. Утром назначил.
   – Ты должен ему еще отправлять СМС сегодня?
   – Нет. Только встреча. Он сообщил, что даст мне сегодня вечером особые указания.
   – Ты не обманываешь? – Коллинз снова вплотную приблизился к Джанкинсу.
   – Да, нет.
   – В случае непредвиденных обстоятельств какой-нибудь особый сигнал есть?
   – Никаких.
   – Врешь, мерзавец!
   – Никаких.
   – Врешь, сволочное рыло! Я его сейчас прикончу, честное слово прикончу, – Стэн остановил сжатый кулак у самого лица Джанкинса.
   – Но я же говорю никаких.
   – А почему вы встречаетесь в 21:13, а не в 21:15, например? Это что, принципиально? Что это за дурость такая? Почему встреча будет именно в 21:13.
   – Даниэл любит точность. Он обычно приходит к себе ровно в 21 час. 13 минут ему нужно для того чтобы переодеться, что-то выпить и еще для чего-то. Я точно не знаю, что он там делает. Потом он готов слушать мой отчет.
   – А если ты опоздаешь?
   Джанкинс весь сжался. Открыл и закрыл рот, – это невозможно. Так нельзя…
   Капенда взял Коллинза за руку, отвел его в сторону на несколько метров и шепотом поинтересовался еще раз о экстренных сигналах и о том, стоит ли им воспользоваться телефоном Джанкинса для связи с Швайхэром. Коллинз тихо ответил отрицательно. Оба вернулись к Джанкинсу.
   – Отлично. Так, с одной сволочью более-менее ясно. Теперь дальше. Стэн, покажи-ка ему фотографию еще раз.
   Капенда поднес к лицу Джанкинса снимок.
   – Кто там на заднем плане с перевязанной лапой?
   – Я не знаю.
   – Оригинально. Идешь на дело, идешь убивать человека и не знаешь с кем идешь. Даже имя и фамилию не спрашиваешь. Хотя бы так, на всякий случай узнал, кто это такой. Очень интересная простота. Просто святая простота. Ты, похоже, блаженный. А кто такой Браун?
   – Не знаю.
   – Так это и есть Браун, а ты не знаешь. Какая его истинная фамилия?
   – Понятия не имею. Он очень высоко находится. Вижу его очень редко. Все зовут его Мародёер.
   – Вот это да! Мародёер! Сволочи вы и клички у вас сволочные. Ну, давай рассказывай про этого Мародеёра, как рассказал про Швайхэра.
   – Я про него совсем ничего не знаю. И знать не хочу. Знания могут навредить.
   – Хорошо. Но и незнание иногда тоже может очень сильно навредить. Что ж, тогда я попробую все рассказать, – неспеша произнес Коллинз. – Значит вы убили Купера. Вы же убили журналиста Курла, его жену и еще двух беспомощных старух. Кроме того, вы убили продавца из магазина. Это все ваших рук дело, друзья. Ты убил.
   – Я никого не убивал.
   – А кто убил?
   – Я не могу вам этого сказать.
   – Не можешь – не говори, – Коллинз нагнулся, открыл канистру и пропитал бензином большой ком пакли, после чего засунул его с помощью палки под бочку, плеснув вдобавок горючим еще и на дрова. – Стэн, древесины мало, побольше бы надо. Нужно всю бочку обложить досками и чурками, иначе мы и до утра не управимся. Он ничего не говорит. Не может и не хочет. Это хорошо. Возможно, он просто цену себе набивает. Это ничего. Пусть и дальше набивает. Иногда молчание бывает полезно для здоровья, а иногда и нет. И дай зажигалку.
   Пакля вспыхнула ярким огнем. Пламя охватило с одной стороны бочку.
   – Подождите!
   – Жду, – Коллинз демонстративно сунул палец в воду, проверяя ее темературу.
   Нервы слабого Джанкинса не выдержали во второй раз.
   – Я все расскажу. Но потушите же огонь! Я не могу уже! – В отчаянии закрикал он каким-то детским голосом и задрыгал в воде ногами.
   – Он уже не может, оказывается. Но что он такое городит? Вода-то еще холодная, – Коллинз опять проверил температуру воды.
   – Потушите все, огонь потушите, – опять истошно закричал Джанкинс, обливаясь слезами, – потушитеее…
   – Не ори. Побериги лучше связки до того времени, когда мясо будет отделяться от костей во время варки твоих ног, – успокоил Джанкинса Фрэд.
   – Погасите огооонь! – сдавленный крик Джанкинса уныло разнесся над пустырем.
   – Повторяю, не кричи. Люди получили деньги, чтобы ничего не слышать и не видеть, а если кто-то что-то и услышит, то сделает вид, что ничего не происходит.
   Капенда снова приблизился к плачущему Джанкинсу.
   – Кто убил Филиппа Курла и его жену? – Стэн схватил Джанкинса за горло.
   – Стэн, подожди. Ты его задушишь. Что ты его все время ударяешь, да хватаешь? Ему же больно, наверно. Я сам у него сейчас спрошу, – Коллинз оторвал руки Капенды от шеи Джанкинса и сам ухватил его за ворот одежды. – Говори, дебил, кто убил Курла?
   – Группа Мародёера, – прхропел Чеки, кривясь от дыма.
   – Мародеёра или Брауна, если это его фамилия. Под его руководством и при его участии. Так?
   – Да. Это так.
   – Но об этом мы и сами догадывались, изучая известную тебе фотографию. С этим ясно. А кто убил двух старух? – Коллинз поднес микрофон к самому рту Джанкинса.
   – Это уже Швайхэр. Это его люди.
   – Но и ты же его человек. Так? Ты же Швайхэру тоже подчиняешься.
   – Нет, нет. К этому я совсем не причастен. Совсем… Устранение людей не моя работа. Моя работа – наблюдение. Наблюдение и только.
   – А почему ты на фотографии во время убийства Купера? А? Просто наблюдаешь?
   – Совершенно случайно! Я в эту компанию совершенно случайно попал. Они меня взяли с собой… Случайно…
   – Значит случайно. Вот это да! Во время убийства человека ты оказался случайно в этой компании. Для следственных органов и суда такой факт является просто конфеткой! Очень хорошо. Мне твоя искренность нравится все больше. Значит в вашей поганой организации две группы убийц-профессионалов. Группа Мародеёра и группа Скунса. Или еще больше?
   – Я не в курсе.
   – А в каком ты курсе? Значит ты входишь в группу Швайхэра и следишь за теми, за кем прикажут?
   – Да. Мне приказывают. А я делаю.
   – И ты выслеживал Капенду и о том, что нашпионил рассказывал Швайхэру.
   – Ну, да.
   – Рассказывал, чтобы тот смог со своими негодяями ликвидировать Капенду? Так? В микрофон говори!
   – Нет, нет. Нет. Я не знаю всего того, что они там задумали. И это не мое дело и я тут уже совершенно ни при чем.
   – Опять ни при чем. Выходит, что ты чист, как ребенок. А на чьей совести продавец универмага?
   – Не знаю я! Я не знаю. Поверьте мне. Я не могу знать еще и про какие-то универмаги. Я не хожу в магазины. Потушите огонь… Вы думаете, что мне про все говорят и докладывают. Я мелкая птица.
   – Сравнение с птицей очень удачное, Стэн. Так ведь. Индюк в большой кострюле. Но я тебе не верю. Ты все знаешь и скрываешь. Ты упрямый и скрытный. Но и я тоже упрямый.
   – Я ничего не утаиваю. Потушите огонь, пожалуйста. Очень прошу вас.
   – Значит Швайхэр и Мародеёр, те есть Браун, заниамются устранением людей, неугодных вашему общему боссу? Так?
   – Так.
   – Повтори.
   – Даниэл и Мародеёр убирают тех, кто знает много лишнего и может представлять опасность для шефа.
   – Так. Хорошо сказал, но мне надо поподробнее. Еще раз о устранении неугодных.
   – Они убирают тех, кто может навредить патрону и руководству, – слабеющим голосом и едва слышно произнес Джанкинс, – тех, кто много знает.
   – А кто эти многознающие? Много знали директор фирмы Калоефф, журналист Курл, Купер. Их убили. Еще много знает Капенда – командир отряда, который спас заложников в Анголе. А кто еще в очереди на тот свет? А?
   – Его заместитель, кажется, и еще несколько каких-то человек.
   – А кто эти несколько каких-то человек? Ты их фамилии можешь сказать?
   – Даже приблизительно не знаю.
   – А кто такой Джуранович приблизительно знаешь? Вук Джуранович? Это из-за него была организована экспедиция в Африку? Из-за него, а не ради спасения заложников. Его тоже надо убрать?
   – Вроде, да. Он какими-то военными секретами располагает. Да вы и так все знаете. Больше меня. А вот я больше ничего не знаю. И потушите же наконец огонь, – уже без всякой надежды, капая слезами, прошептал Чеки. Дышать уже нечем.
   – Значит военными секретами? И убрать серба Джурановича надо силами службы безопасности фирмы, где он и работал недавно, то есть силами бандитов Швайхэра и Брауна? Так что ли? Быстро отвечай!
   – Я совершенно без понятия.
   – Ну, а Капенду-то за что надо убить? За что его несколько раз пытались прикончить? Он в секретной фирме не работал. Он спасал заложников. Только за то, что он что-то узнал?
   – Я не знаююю… – начал канючить Джанкинс.
   – А у этой фирмы, там, где работал Джуранович, какое название?
   – У нее нет названия. Только номер, почтовый ящик. Названия нет.
   – Какой номер?
   – Без понятия.
   – Кто ваш главный патрон и что это за руководство которому вы все служите? Быстро обо всем.
   – Мне поручают только следить. Я больше ничего не знаю, – зарыдав, промычал Джанкинс.
   – Ты про руководство говори. Что это за руководство? Что оно руководит службой безопасности фирмы, в которой работал Джуранович, мы знаем. А чем занимается фирма? Почему у нее нет названия? Наряду с другими компаниями она производит самолеты? Так?
   – Вроде, так.
   – Что зачит вроде?
   – Руководство руководит службой безопасности фирмы, занимающейся производством самолетов.
   – Вот как! Хорошо. Опять ясно. А про Мочиано-то ты знаешь? Про него ты не можешь не знать. Так ведь?
   – Да. Так.
   – Вот про него и расскажи.
   – А что рассказывать? Я его почти не вижу. Я его вижу один раз в год.
   – Отлично. А вот этот Мочиано и Бэлламор – это одно и то же лицо?
   Глаза Джанкинса вдруг расширились до предела и чуть не вылезли из орбит. Он перестал плакать, поперхнулся от дыма и сделал несколько глотательных движений.
   – Кто такой Бэлламор? Отвечай, подлец. У нас уже кончается терпение и время.
   Джанкинс затрясся всем телом, два раза икнул, после чего его начало рвать.
   – Послушай, чем это запахло? – спросил у Стэна Коллинз, сделав кислую физиономию.
   – Похоже, что парень вдобавок ко всему еще и обгадился, – ответил Капенда.
   – Отойдем, – Коллинз увлек Капенду в сторону. – Он уже, похоже, не в состаянии что-то еще говорить. Этот Бэлламор для него, очевидно, страшнее смерти. Потушим огонь и пусть эта гигиеническая прокладка отдохнет здесь до утра. А мы тем временем поедем и разделаемся с Швайхэром. Сейчас самое время сделать это.
   – А если его найдут прежде, чем мы доберемся до Скотта-Швайхэра? Джанкинс же предупредит негодяя и тот будет осторожен или вообще смоется. Мы должны покончить с Швайхэром раньше, чем здесь найдут этого Джанкинса.
   – Конечно. Но раньше завтрашнего утра не найдут. А мы будем у Швайхэра уже часов в восемь вечера. Ворота после нашего отъезда отсюда будут закрыты, а его воплей никто тут не услышит, если он вдруг закричит. Все схвачено. Только мне кажется, что он орать не будет больше. Он уже и так понял, что ему конец. Зачем кричать? Заканчиваем и едем обратно.
   – Едем. Но честно говоря, я не думал, что нам так легко и быстро удастся выйти на негодяя Швайхэра.
   – Подожди. Выйти это еще не все. Скунс еще не у нас в руках, – ответил Фрэд.
   Оба вернулись к уже совсем безмолвному Джанкинсу, дико уставившемуся на свои ноги, оттащили бочку и водой из нее залили огонь. После этого Капенда и Коллинз сели в машину и отправились в центр Нью-Йорка, оставив обалдевшего Чеки сидеть на площадке у трубопровода.
 //-- * * * --// 
   На обратном пути после долгих преперательств и споров о том, что прежде все лишь случайно окончилось благополучно для Стэна и его друга Ника из-за низкого профессианализма бандитов, и о том, что любые действия требуют намного лучшего соглосования и организации, Капенде удалось убедить Коллинза, что у него свои большие счеты с гадиной Швайхэр-Скоттом и этот субъект принадлежит в первую очередь ему. На этом основании он и в квартиру мерзавца пойдет один, чтобы разобраться с подонком как следует.
   Фрэд со своим помощником, оставаясь на улице, должны были подстраховывать Стэна. Капенда выразил, однако, сожаление, что ему не может составить компанию Фрэнк Гордон. Но время не ждало, его было в обрез. С другой стороны Гордон мог в злобе заняться самосудом и убить Швайхэра, что не входило в планы Капенды и Коллинза.
   Зная, что от упрямого и непробиваемого невростеника Швайхэра с его козлиным характером вряд ли что-то можно будет узнать, решено было дать прослушать ему запись, в которой Джанкинс выдал его и его явочную квартиру, а также лиц причастных к ликвидации неугодных преступному начальству людей. Расчет был на то, что неожиданно услышанная аудиозапись, выведет негодяя из равновесия и он в растерянности, смятении или в состоянии аффекта проболтается еще о чем-то важном. Стэну надлежало по ходу прослушивания записи задавать мерзавцу наводящие вопросы, чтобы тот раскрылся в ярости, все это записать с помощью второго портативного магнитофона, а также сфотографировать Швайхэра во время «интервью» для средств массовой информации.
   Вечером, в начале восьмого, машина, в которой сидели Капенда, Коллинз и его человек, остановилась поблизости дома Швайхэра на 125 улице. Коллинз с помощью мобильного аппарата Джанкинса позвонил на домашний телефон Швайхэра. Никто не ответил. Попытка была повторена. Ответа не было.
   В 19:55 Капенда, предъявив консьержу удостоверение страхового агента, которому якобы необходимо было посетить нескольких своих клиентов, проник в дом Швайхэра. Около двери в квартиру убийцы Стэн натянул на руки тонкие кожанные перчатки. Для того чтобы грамотно открыть дверь с помощью универсальной отмычки, Капенде потребовалось двадцать секунд.
   В помещении квартиры, не включая освещения, с помощью маленького фонаря, Стэну быстро удалось обнаружить три тайника, в которых он нашел довольно крупную сумму денег и три пакета с наркотиками. Количество найденного зелья свидетельствовало о том, что Швайхэр имеет отношение именно к торговле им, но не личному употреблению. Положив деньги и пакеты с наркотиком на стол, Стэн уселся в кресло, стоящее напротив двери большой комнаты, и стал дожидаться хозяина. Это продолжалось не очень долго.
   Ровно в 21:00 входная дверь квартиры открылась и в нее вошел ничего не подозревающий Швайхэр в своих неизменных черных очках. Он быстро проследовал в комнату, включил свет и хотел было уже снять пиджак. Но когда Швайхер увидел в своем кресле человека, которого напряженно искал в Нью-Йорке несколько последних дней для того чтобы убить, его на секунду охватило оцепенение. Стэн не стал долго дожидаться когда хозяин квартиры откроет рот и начал разговор первым.
   – Вот этот «Кольт» одиннадцатого колибра, – Стэн наставил оружие на Швайхэра, – заряжен картечью. Если я с близкого расстояния выстрелю тебе, гадина, в живот, все твои вонючие кишки вылетят со стороны спины и испачкают стену твоей квартиры. Одно, пусть даже и случайное, движение с твоей стороны и я сделаю так, как сказал. Уверен, что ты это понял. Дальше. Я знаю, что ты левша. На всех фотографиях, где тебя засняли убивающим людей, ты держишь револьвер в левой руке. Поэтому ты сейчас очень осторожно и правой рукой достанешь револьвер из кабуры подмышкой и положешь его вон туда, на нижнюю полку журнального столика. Давай смелее. Самое главное медленно, спокойно и очень аккуратно. Сможешь? Это в твоих интересах. Давай.
   Швайхэр весь перекривился, озверело сжал челюсти, обнажив при этом почти все свои зубы. Стэну показалось даже, что он увидел в полости его рта зубы мудрости, покрытые золотыми коронками. Глаз Швайхэра Стэн из-за очков не видел. Можно было лишь предположить, как они налились у негодяя кровью. Однако как не душила Даниэла бессильная ярость, приказание Капенды ему пришлось выполнить.
   – Молодец! Оказывается ты не совсем идиот, как я думал вначале, – Стэн встал с глубокого кресла Швайхера. – Теперь подними руки, положи их на затылок, развернись и иди к двери. Сделаешь три шага и сядешь там на пол. Ноги крест на крест. Как на востоке сидят. Понял? Немного побеседуем в спокойной обстановке. Так надо. А то все какие-то гонки на машинах, беготня по лестницам с истошными криками. Надоело уже. Вот так. Программа такая: сначала послушаем одну запись, потом я буду задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать. Запомни только одно, что это все не шутки. Опять понял. Хорошо. А теперь пошел к двери, – Стэн опустил дуло пистолета вниз.
   Даниэл послушно развернулся и, казалось, уже начал движение к двери, но вдруг внезапно и резко, в одно мнгновение, как распрямившаяся пружина, прыгнул на Стэна, выбросив в атаке вперед ногу. Капенда даже не понял, как оказался без пистолета в руке. В следующую долю секунды он получил мощный пинок ногой в бедро – Швайхэр метил в пах, но промахнулся, и тут же сильный удар кулаком в левую ключицу. Мерзавец, очевидно, хотел попасть Стэну в челюсть, но и это ему не удалось. Стэн вовремя среагировал.
   – «Надо собраться, иначе конец», – мелькнуло у Капенды в голове.
   Швайхэр был совсем рядом, готовясь нанести новую серию сокрушительных ударов. Но и Стэн был уже готов ко всему. Он остановил предплечьем выброшенный в сторону его лица кулак левой, главной руки врага, и, двинувшись туловищем вперед, блокировал его правую руку. Швайхэр от этого движения слегка согнулся и Капенда оказался в выгодном положении. Он молниеносным движением своей левой руки схватил железным захватом Швайхэра за ворот пиджака. Все остальное было похоже на стремительный порыв ветра во время смертоносного тайфуна. Стэн моментально развернул корпус, оказавшись спиной к Даниэлу, дернул его влево, левую ногу бросил между ног Швайхэра и в кувырке вперед, увлекая его за собой, подхватил неприятеля за подколенный сгиб правой ноги. Как только оба, перевернувшись в падении, оказались на полу, Стэн со всей силы потянул зафиксированную своими ногами нижнюю правую конечность Швайхэра в сторону обратную сгибу и выломал ее в колене. Даниэл дико заорал, а Стэн, оттолкнув его от себя, поднялся с пола и встал над поверженным врагом.
   – Хоть ты и хорошо освоил каратэ, но я же предупредил тебя, что все очень серьезно и я не шучу.
   Держась за покалеченную ногу и воя от боли, Швайхэр перевернулся сначала на один бок, потом на другой. Стэн начал осматриваться вокруг, отыскивая на полу свой пистолет. Но то, что произошло в следующий момент опять оказалось весьма опасным и неприятным для Капенды. Неожиданно Швайхэр рванулся к журнальному столику и выдернул с полки положенный туда несколько минут назад револьвер. Стэну пришлось метнуться к недругу со всей скоростью, на которую он был способен. В падении ему все же удалось схватить бандита за левую руку, удерживавшую револьвер и выдернуть ее на себя. Тут же Стэн перехватил конечность мерзавца под локтем и сломал ее. Снова в квартире Швайхэра раздался сдавленный вой.
   – В третий раз тебе говорю, обормот, что я не шучу. А ты, засранец, все судьбу испытываешь. Давай, дурак, попытайся все испытать снова. У тебя ведь еще одна рука и одна нога целыми остались. Еще и шея не сломана, – Капенда вытряхнул из барабана револьвера Швайхэра патроны и швырнул оружие к окну, в дальний угол комнаты.
   – Сволочь! в истерике провопил Швайхэр.
   – Нет. Сволочь – это ты. Я же не гоняюсь преступным образом за людьми по Нью-Йорку для того, чтобы подло убить их. Ты сволочь! И если еще раз назовешь меня сволочью, я тебе ногой по зубам ударю, – Капенда нагнулся, поднял с пола свой пистолет и засунул его себе за пояс брюк.
   Вместо ответа послышалось злобное урчание.
   – Ну, а теперь все-таки небольшой разговор. Я для этого бросил все свои дела и пришел к тебе домой, подлец. Но прежде, однако, о твоих очках, зараза. Ты в них и спишь, очевидно? Они у тебя как бы часть тела? Они у тебя снимаются с физиономии или нет? Мы тут кувыркались в акробатическом этюде, а очки у тебя на твоем рыле так и остались. Чудеса, да и только. – Стэн нагнулся к сидящему на полу Швайхэру и сорвал очки с лица. – Вот теперь совсем другое дело. Не понимаю, зачем ты прячешь свои рыбьи лучистые глаза под очками? – Капенда разломал очки и бросил их под стол.
   Из глотки Швайхэра раздалось какое-то клокотание.
   – Ты, как я понимаю, ждешь к себе с отчетом своего друга, Гнилого. Он, к сожалению, придти не сможет сегодня к тебе – дает показания в полиции. О тебе, о вашем боссе и о всех ваших преступлениях. Но кое-чем он, однако, и со мной успел поделился. Послушай запись. Согласись или опровегни, – Стэн улыбнулся, массируя ушибленную Швайхером ногу, и достал из кармана диктофон.
   Когда Швайхэр слушал запись с голосом продавшего его Джанкинса, Стэну стало как-то не по себе. В глазах Даниэла горел при этом страшный дьявольский огонь, который не оставлял подчиненному Скотта-Швайхэра никакой надежды.
   – Что ты ко всему этому можешь добавить еще? – Стэн включил второй диктофон, находящийся у него в кармане, и протянул к лицу Даниэла микрофон на шнуре.
   – Мы вас всех все равно скоро прикончим, будете гнить где-нибудь без могилы в канаве и вас будут жрать черви, – истошно прокричал Швайхэр. – Все понятно? Некоторые, о ком тут этот иуда рассказал, уже свое получили, а другие на очереди. Очередь подойдет очень скоро. И твоя подойдет тоже. Понял? Ты понял?
   – Понял. Разумеентся. Еще я понял, что таким ответом ты сознаешься в убийстве директора фирмы «Упаковал и поехал» Калоеффа, журналиста газеты «Нью-Йорк таймс» Курла, его жены и двух старых женщин, живших в квартире Джонсона, Дэниса Купера и продавца из универмага на Мэдисон авеню Свирида. Хочешь ты или не хочешь, а признался. Для следственных органов очень интересная информация. Мало того, что несколько человек были убиты за короткое время, так вы, бандиты, этот список желаете увеличить и открыто об этом говорите.
   – Молчать! Твои гнусные коповские прихваты все равно вам не помогут. Вы, гады, будете стерты в порошок и смешаны с грязью и навозом.
   – А что касается того, что вы всех нас отправите на тот свет, ты не спеши, – не реагируя на угрозу Швайхэра, продолжил Капенда. – Все с сегодняшнего дня может пойти по другому сценарию. Потом ты еще не последняя инстанция, чтобы все решать единолично и окончательно, тем более, находясь сейчас в таком плачевном положении. Ты всего лишь аскарида, мелкий паразит, из последних сил извивающийся в дерьме, и только. Как ты этого еще не осознал? Сейчас от тебя уже ничего не зависит, – опять с улыбкой произнес Стэн. – Ты теперь сам в большой опасности. За твою шкуру никто не даст сейчас и гроша.
   – Ты еще обо всем жестоко пожалеешь, паскуда, – Даниэл со стоном отвалился назад, но тут же снова выпрямился. – Кровью харкать будешь. Подавишься своей же кровью. В судорогах подыхать будешь. Я тебе все равно это устрою.
   – Хорошо, хорошо. Устроишь. Только зачем ты мне в таком ублюдочном состоянии еще и угрожаешь? Смотри сам не подавись до смерти! А теперь успокойся и слюни подбери. Некрасиво выглядишь. Ты почему-то решил, что я тебя сейчас не убью. Так ведь? Правильно решил, хотя ты это уже сотню раз заслужил. Самосуд устраивать не буду. Это не по закону. С тобой разделаются другие. Может быть, твои же дружки. Скорее всего, они тебя и прикончат. У меня от такой мысли очень радостно на душе. Но теперь не об этом. Я бы с удовольствием уже закончил разговор. Ты, дрянь, мне противен. И от такого упрямого, идейного барана преступного мира все равно ведь ничего особенного не узнаешь. Только то, что всем известно. Большего я, признаться, от тебя и не ожидал. Но еще одна интересная тема есть. Совершенно неожиданно открылась. Я очень любознателен от природы и пока тебя не было дома прошелся по тайникам твоей загаженной берлоги. Извини уж. Денег у тебя полно. Честным трудом столько не заработаешь. Я так думаю. Ты не беспокойся. Я ничего не взял. Подавись своими деньгами. «Подавись» ведь твое любимое слово. Так?
   Стэн взял со стола охапку купюр и швырнул их в лицо Швайхэру. Деньги разлетелись перед физиономией негодяя в разные стороны как осенняя листва на ветру. Тот заскрепел зубами в бессильной ярости.
   – Однако это совсем даже не преступление. Иметь деньги и хранить их дома никому не возбраняется. Преступление в другом. – Капенда нежно погладил ладонью полиэтиленовый пакет с героином.
   – Положи туда, где взял! – заорал Швайхэр и затресся от злобы всем телом.
   – Тут на пару тысяч человек хватит, – Капенда взял со стола второй пакет, а затем и третий. Я не все, конечно, разыскал. Времени не было. Уверен, что в твоем логовище еще где-нибудь это зелье припрятано.
   – Не суйся не в свое дело! – Швайхэр приподнялся, но тут же рухнул со стоном назад.
   – А твой шеф Мочиано, пардон Бэлламор, Янус Бэлламор, о этих наркотиках что-нибудь знает? Что ты ими торгуешь и обогащаешся? Что ты еще не совсем дебил, а только наполовину и дело свое туго знаешь? А?
   – Заткнись, урод, а то хуже будет! – Швайхэр угрожающе подался вперед, кривясь от боли.
   – Хуже? Да куда уж хуже, болван?
   – Заткнись!
   – Ты, мразь, со мной так не говори больше никогда. От слова «заткнись» у меня становится сладко во рту, подонок, – Стэн двинул сидящего Даниэла ногой в челюсть.
   Швайхэр упал навзничь и лежал в таком положении минуты полторы. Потом он медленно поднялся, опираясь на здоровую руку и плюнул кровью на пол.
   – Значит Бэлламор, этот милый профсоюзный босс, совмещающий профдеятельность с руководством службой безопасности военной фирмы, участвующей в сборке не совсем качественных с точки зрения современной техники самолетов, о героине ничего не знает? Или он в доле с тобой?
   – Заткнись!
   – Видать, мой урок тебе на пользу не пошел. Что тут делать? Ты относишься к тем субъектам, у которых слово «заткнись», как и «подавись» является любимым. Однако запомни, что его использует в разговоре только всякое мурло. Ты – мурло. Мой друг Джонсон, вы его, кстати, тоже хотели убить, считает, что употребляющие такое словечко, никого кроме себя не уважают. Но я заставлю тебя относиться ко мне с уважением, выблюдок, – Стэн ударил Швайхэра ногой по лицу второй раз.
   Даниэл снова со стоном упал. На этот раз он не двигался более трех минут. Капенда терпеливо ждал, слегка склонившись над лежащим.
   – Скажи еще раз «заткнись». Очень прошу.
   Швайхэр повернулся на правый бок и опираясь на правую руку опять занял сидячее положение.
   – Ты за все ответишь! – глаза Даниэла горели зловещим огнем, а верхняя губа подергивалась.
   – Я это уже слышал от тебя за время разговора несколько раз. Ну, сколько можно! Так ты будешь говорить «заткнись» или нет? – Капенда отвел назад ногу.
   Даниэл злобно молчал.
   – Смотри-ка, а ты, животное, поддаешься дрессировке. Похвально. Ну, а теперь все-таки будем заканчивать. Ты мне, погань, надоел до невозможности. Перед расставанием, однако, позволь мне сделать один снимок. Мне на память лично. И для прессы тоже. Без очков. Все от такой фоторгафии обалдеют. Можно?
   Яркая вспышка осветила лицо Швайхэра с его немигающими глазами.
   – Позировал хорошо. Спасибо! Тебе больно, наверно? Хоть ты и последний негодяй, но я тебе все же помогу, вызову скорую помощь. Я очень жалостливый, даже к таким подонкам как ты.
   Стэн подошел к телефону, стоящему на столе, и набрал номер.
   – Это станция скорой помощи? Моя фамилия Псих. Тут один парень наркотиков нажрался, упал и случайно переломал себе все руки и ноги. Гоните сюда побыстрее, а то он еще чего-нибудь начудит. Бешенный какой-то. Запишите адрес: 125 улица, 16 – 506. Заранее спасибо. Мы вас с нетерпением ждем. Пока.
   Стэн положил трубку и снова взял со стола пакеты с белой отравой.
   – Еще один звоночек сейчас сделаю? На этот раз в полицию. Возражать не будешь?
   Швайхэр, сжав зубы, вцепился здоровой рукой в журнальный столик и вскочил уже было на обе ноги сразу, но тут же, весь перекривившись от боли, упал с криком обратно, после чего нецензурно выругался.
   – Полиция? – Стэн зажал двумя пальцами нос. – Это 125 улица, 16 – 506. Здесь вся квартира набита деньгами и наркотиками – героин. И еще тут целый склад оружия. Везде револьверы и патроны валяются. Приезжайте как можно скорее, а то за дурью уже другие едут. Можете опаздать… Что вы говорите? Моя фамилия? Ну, Скотт или Скунс…, один черт. Формальности потом. Давайте быстрее. Я тут вас буду с нетерпением ждать. Причем в других тайниках в квартире еще наркотики спрятаны. Найдете – ваши. До встречи! Пока! – Капенда треснул трубкой о край стола. Куски пластмассы полетели по его поверхности. – Если будешь своих корешей вызывать, воспользуйся сотовым телефоном, Даниэл. Он у тебя есть и отнимать его я не стану. Не хочу шарить у тебя по карманам и, тем более, бороться с тобой в партере. Ты, вижу, это занятие очень любишь. Насточертел уже этот спортклуб на дому. Только поторопись вызвать дружков, если хочешь, чтобы они тебя отсюда увезли. Полиция очень быстро должна приехать. Они там сказали, что уже выезжают.
   – Гадина, подлец…, ненавижу, – на приоткрытых и искривленных от гнева губах Швайхэра надулся розовый пузырь из слюней.
   – Да полно тебе попусту болтать. На меня это все равно не подействует, – Стэн разорвал пакет с героином и разбросал его содержимое по комнате. Потом сделал то же самое с другим пакетом. Третий он надорвал и закитул на шкаф.
   – С одной ногой и одной рукой до приезда полиции ты не успеешь собрать эту гадость и спустить ее в унитаз.
   – Подлец! Змея!
   – Не тебе, гнусу, давать характеристики порядочным людям. Я же уже на это указал ранее. Не так ли? По сравнению с тобой я порядочный человек, даже очень. Ну, теперь, кажется, все. Мне пора. С полицией встречаться и объясняться не имею никакого желания. Наркотики твои, деньги тоже. Оружие еще… И это не мое дело. Вот сам и извивайся и выкручивайся как глист, откуда все это у тебя взялось. Впрочем, полицейские и без каких-либо объяснений все поймут, увидев здесь такие запасы отравы. У них там полно сообразительных парней, занимающихся делами, связанными с наркотиками.
   Капенда быстро направился в прихожую, затем вышел на лестничную площадку и захлопнул за собой дверь. Слегка прихрамывая, но так же быстро он достиг лифта, вошел в его кабину и спустился вниз.
   Машина Коллинза подъехала к парадному подъезду дома Швайхэра незамедлительно. Стэн открыл дверь и бросился на заднее сиденье.
   – Я уже начал беспокоиться, – сказал Фрэд. – Что у тебя с ногой?
   – Так, ерунда. А у нас еще одна удача – в квартире Швайхэра полно наркотиков.
   – Поехали отсюда. Быстро! – бросил Коллинз шоферу. Автомобиль рванул с места и начал движение вперед.
   – Ну, что там у тебя было? – спросил Фрэд, повернувшись назад к Стэну. – Хотя я и так все уже почти понимаю. Смотри какая красота! Скорая помощь едет и не к нам. А с этой стороны, смотри, полиция. Аж четыре машины сразу.
   – Это не все. Отсюда тебе, наверно, не видно уже, но у подъезда остановились еще две машины – друзья Скунса подскочили. Я не стал у него искать по карманам мобильный телефон и он, думаю, своих сообщников ухитрился по нему вызвать, чтобы они забрали его до приезда полиции. Но копов бандиты опередить не успели. Времени, как это не прискорбно, не осталось. И сейчас будет общая встреча всех заинтересованных лиц, – весело заметил Капенда. – Однако я вот тут подумал, что мы, может быть, могли бы с его телефона какую-нибудь информацию и почерпнуть.
   – Возможно, – ответил Коллинз, – но теперь это уже не имеет особого значения. О Джанкинсе и Швайхэре мы достаточно знаем, а до негодяев высшего ранга с помощью этих «шестерок», вероятно, добраться не сможем и расправиться с ними не удастся даже если и будем обладать дополнительными данными. Думаю так. После того как кто-то из этих двоих попадет в руки полиции, все концы будут сразу же обрублены и будет сделано все, чтобы огородить боссов от их провалившихся прислужников.
   – Один уже попал в руки полиции и не уйдет. Это уж точно. За торговлю наркотиками полицейские чины его хвалить не станут.
   – Да, Швайхэру не отвертеться. А противника ты, похоже, недооценил, хотя все и хорошо обтяпал.
   – Честно говоря, да. И ты говорил, и я это знаю, но все время на одном и том же прогораем. Я полагал, что справлюсь с Швайхэром легко и ни о каких осложнениях даже не подумал. Однако все оказалось намного сложнее, чем я полагал. Но опять как-то повезло.
 //-- * * * --// 
   Часом позже после событий в квартире Швайхэра Коллинз и Капенда приступили к составлению на основании имевшихся у них данных короткого анонимного текста о преступных деяниях службы безопасности некоей военной фирмы и исполнителях серии подлых убийств последнего времени. Интервью, данные якобы добровольно самими бандитами, были снабжены фотографиями преступников и отправлены по электронной почте в главные газеты Нью-Йорка. Вслед за этим в мастерской Фрэда была смонтирована документальная аудиозапись, подтверждающая, что, отправленные по почте интервью, были даны именно самими убийцами. Их речь никакому изменению не подвергалась, в то время как голоса тех, кто брал интервью были искажены с помощью технических средств. Компактные диски с «признаниями» бандитов Коллинз размножил и уже ночью с помощью своих сотрудников также отправил в редакции основных нью-йоркских газет.
   Газетная реакция утренних выпусков была той, на которую расчитывали Капенда и Коллинз. Стопроцентный эффект, как назвал его Фрэд. Первые полосы газет под броскими заголовками полностью приводили все высказывания двух преступников, а их фотографии помещались на самых видных местах. Передовые статьи были снабжены многочисленными коментариями журналистов. Ничуть не отстало от прессы и телевидение, куда соответствующую информацию тоже досавил человек Коллинза. С раннего утра зрители имели возможность не только видеть физиономии бандитов, но и слушать их голоса, записанные на пленку.
 //-- * * * --// 
   В самом конце того же дня, когда Капенда наведался в жилище Швайхэра, последний, вслед за коротким допросом у себя в квартире и рядом полицейских формальностей, был помещен в стационарное отделение Медицинского центра в Манхэттене под усиленный надзор полиции. Ночью вновьприбывшему пациенту врачи сделали две операции. Сутки Швайхэра никто не беспокоил. Зато весь последующий день, за исключением лишь обеденного времени, из него выколачивали сведения три следователя. Ближе к вечеру сотрудники полиции ушли, но не прошло и трех минут, как в палату Даниела Швайхэра с обходом явился лечащий врач со своими тремя подчиненными и медсестрой.
   – Ну, как у нас дела? – широко улыбаясь, спросил у измочаленного Даниэла врач.
   – Будто вы сами не знаете как? Думаете, что сегодня ножка сломалась, а завтра все прошло, – чуть не прокричал Швайхэр в раздражении.
   – Зачем же так нервничать? – спокойно произнес доктор. – Это может вам повредить. Успокоительное. Три раза в день, – сказал он, повернувшись к медсестре, которая держала в руке блокнот и ручку.
   – Не надо мне никакого успокоительного! – Швайхэр приподнялся на постели, опираясь на здоровую руку. Я сам себя в состоянии успокоить.
   – Не взвинчивайте так свои нервы, пожалуйста. Это очень вредно в вашем положении.
   – Убирайтесь отсюда к чертовой матери!
   – Отдыхайте, пожалуйста, скоро все пройдет, – невозмутимо отреагировал врач, кивнув своему медицинскому персоналу, и направился к выходу.
   Швайхэр в изнеможении откинулся на подушку. Но долго оставаться одному ему не пришлось. Через несколько минут дверь в палату снова открылась и в нее легкой походкой вошла прекрасно улыбающаяся стройная медсестра с подносом в руке, накрытым марлей.
   – Сейчас сделаем укольчик, – женщина поставила поднос на столик и сняла с него марлю.
   – Никаких уколов я не позволю себе делать! Понятно? – Швайхэр обнажил зубы.
   – Ну, тогда давайте примим одну маленькую таблеточку. Так доктор прописал.
   – Не надо мне никаких таблеток. Идите к черту со своим доктором!
   – Ах вот как! – женщина очаровательно улыбнулась, тоже показав ряд невероятной белезны зубов. – Однако мы в больнице и доктора все равно должны обязательно слушаться. Хотим мы этого или нет.
   В руке медсестры мелькнул темного цвета металлический баллончик. Швайхэр дернулся вперед, но тут же от струи нервно-паралитического газа отшатнулся обратно и потерял сознание.
   – А теперь все-таки сделаем укольчик, – женщина подняла шприц иглой вверх и выпустила в воздух несколько капель сожержимого. Затем она нащупала на правой руке Швайхэра вену и медленно ввела в нее раствор.
   Когда Швайхэр очнулся, медсестры в палате уже не было. Сколько времени он был без сознания Даниэл не знал. На столике перед кроватью, ранее пустом, стояла ваза с пышным букетом цветов в ней. Швайхэр напрягся и опять приподнялся. В голове его все помутилось, к горлу подступила тошнота. Швайхэр потянулся правой рукой к звонку.
   – Суки, не могли сделать так, чтобы я звонил здоровой рукой, – прохропел он.
   Дотянуться до звонка оказалось трудно и Швайхэру пришлось ценой страшного усилия, подняв прооперированную руку вверх, перевернуться со спины на левый бок. В таком положении он уже мог достать правой рукой до звонка. Однако в этот момент конструкция, которая поддерживала его сломанную правую ногу, пошатнулась и полетела на пол. Вслед за ней туда же, с диким стоном, упал и сам Швайхэр. В глазах Даниэла тотчас потемнело, все завертелось и куда-то поплыло, а в светлой до этого комнате будто кто-то неведомый выключил свет и сразу же наступила темнота. Навсегда.
 //-- * * * --// 
   Вечером того же дня в вечерних газетах появилось короткое сообщение о том, что недавно сделавший сенсационные признания о преступной деятельности нескольких бандитов для средств массовой информации Чеки Джанкинс, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, на большой скорости въехал на своей машине под задний бампер большого рефрижератора, двигавшегося с ним по скоростной дороге в одном направлении. Газеты и телевидение сообщали, что пострадавший Джанкинс, ехавший на автомобиле в сторону Нью-Йорка по восьмидесятому хайвею, соединяющему этот город с Сан-Франциско, скончался сразу же на месте происшествия.


   Глава IV. Вторая встреча с Джурановичем.

   Рано утром следующего дня, после событий в госпитале Манхэттена и на скоростной дороге №номер 80, в мастерской Коллинза было решено провести совещание по выработке плана дальнейших действий. На встече присутствовали, жившие в ней с некоторых пор, Капенда, Джонсон и Митич, а также Коллинз, пришедший туда перед работой. Капенда и Коллинз были едины во мнении, что Джанкинс стал жертвой тех же людей, которые отправили на тот свет Швайхэра. Скорее всего, Джанкинса сначала сильно напиоли, а затем приказали как можно скорее прибыть по указанному адресу в Нью-Йорке на явку к его хозяевам. Это и явилось причиной смерти Джанкинса, с ужасом и слепо выполнявшего приказания своих боссов, особенно после того, что произошло на загородном пустыре.
   После недолгой горячей дискуссии собравшиеся пришли к заключению, что в Белград за Джурановичем ехать следует не только Капенде, единственному человеку способному, очевидно, повлиять на него с целью возвращения в Соединенные Штаты, и Митичу, который в состоянии был найти Вука как в столице Югославии, так и где-либо вообще во всей стране, но и Джонсону, вызвавшемуся подстраховывать первых двоих. Никаких доводов о опасности путешествия Джонсон и слышать не хотел. Капенда молча воспринял это с удовлетворением.
   Во время обсуждения проблем, связанных с поездкой, собеседники не исключили, что задача чрезвычайно осложнится, если Джурановича не удастся найти в Югославии. Такой поворот дела был признан крайне нежелательным и заставлял бы Капенду и его друзей действовать уже в обход закона, противореча ему, методами самосуда и самоуправства. Кроме того, противостояние бандитам и преодоление их обороны несомненно привело бы к новому кровопролитию в больших масштабах. Однако, следуя принципам оптимизма, Капенда и остальные договорились заранее не нервничать понапрасну и решать проблемы по мере их поступления.
   Закончив с основной частью, собравшиеся перешли к деталям поездки.
   – Я, конечно, могу сделать для вас фальшивые документы граждан некоей нейтральной страны, каких-нибудь предпринимателей, к примеру, – сказал Фрэд. – Однако если на месте выяснится, что они поддельные, вы все не скоро вернетесь домой.
   – Правильно. Зачем нам липовые документы? – в недоумении спросил Ибрахим. – Поедем по своим и все.
   – А что мы скажем при пересечении границы югославским пограничникам или кому там еще? – задал вопрос Ник. – Что мы, американцы, подданные Соединенных Штатов, и решили совершить интересную туристическую прогулку именно в то место, которое почти каждый день бомбят, а бомбы летят с американских самолетов. А может быть, сообщим, что мы приехали на бывшую родину нашего большого друга Ибрахима Митича, ныне гражданина США, там же и живущего постоянно? В гости, чтобы вместе вспомнить его детство?
   – При чем здесь гражданство и детство? – Ибрахим привстал со стула. – У меня там родственников полно.
   – Вот их всех и посадят…, вместе с тобой и вместе с нами…, рядом…, в одном лагере, – Ник непринужденно улыбнулся.
   – Почему это меня должны посадить? Я что-нибудь сделал? – Ибрахим встал.
   – Бывает, что сажают и просто так. Но в данном случае дело серьезнее. Попробуй докажи, что у тебя благие намерения и ты не шпион.
   – Подождите! Это уже не конструктивный обмен мнениями, – усаживая Митича обратно, произнес Коллинз. – Ситуация не из простых. Сами видите. Я такими делами, кстати, тоже никогда не занимался. Нужны консультации знающих людей. Через некоторое время я вас оставлю и пойду в свое управление. Переговорю со своими знакомыми из ЦРУ. У нас в Югославии есть агенты, причем их там не мало. Возможно, с их помощью что-то получится. Вечером все обсудим еще раз.
   – Нет, Фрэд, это тоже не вариант, – закуривая сигарету и выпуская дым через нос, сказал Стэн. – Ты узнай, конечно. От этого ничего плохого не будет. Но связь с такими агентами возможна только в исключительном случае. Если там, в Югославии, пронюхают, что мы хоть как-то связаны с ЦРУ, мы не вернемся назад уже никогда. У меня другая мысль. Вдруг здесь что-нибудь пройдет, – Капенда достал из бумажника визитную карточку Хью Фрэдмана и протянул ее Коллинзу. – Я у него ничего не просил, но он обещал помощь в случае необходимости. Сам предлагал свои услуги и совсем недавно. Похоже, что он из тех людей, которые слова не бросают зря на ветер.
   – Вот какие у тебя люди в друзьях ходят! – Коллинз расширил глаза, разглядывая визитку Фрэдмана. – Попробуй. У него в Европе заводы и очень большие связи. Здесь и его прямой телефон обозначен. Хорошая карточка. Ни у каждого такая есть. Нечего сказать. Попробуй.
   Немного погодя Фрэд ушел на работу. Обещав вернуться поздно, он очень попросил остающихся, хотя это и трудно было им сделать, не скучать. Джонсон и Митич поставили на стол пиво и сели играть в карты, а Капенда пододвинул к себе телефон и набрал номер Фрэдмана. В коротком разговоре Стэн попросил разрешения встретиться с ним. Фрэдман, сославшись на то, что у него сейчас важная встреча с группой деловых людей, а после нее будет еще две, обещал прислать за Капендой в условленное место машину только к шести часам вечера.
 //-- * * * --// 
   С трудом дождавшись шести часов, Стэн надел темно-серую шляпу, черные очки и направился к выходу из мастерской. Еще с лестницы, через стеклянную дверь, он увидел ожидавший его автомобиль. Большая легковая машина стояла на бульваре идущем перпендикулярно улице, на которой стоял дом с мастерской Коллинза, примерно в ста метрах от временной резиденции Капенды. По своему обыкновению, Стэн быстро выскочил из подъезда, перебежал на другую сторону проезжей части и направился по бульвару к машине. Подозрительного вокруг ничего не было, но на душе у Капенды вдруг стало неспокойно. Он почувствовал, как это всегда с ним было, что за ним кто-то наблюдает. Крутить по сторонам головой было бесполезно. Наблюдение могло вестись из укрытия или с помощью оптических средств с большого расстояния, поэтому Стэн лишь прибавил шагу, меньше чем за минуту достиг цели и буквально влетел в машину через ее заднюю дверь. Шофер сухо ответил на приветствие и машина, быстро набирая скорость, помчалась в сторону северо-востока города.
   Довольно быстрая езда продолжалась около двадцати пяти минут. Водитель в пути не промолвил ни слова. Стэн тоже все время молчал. Наконец автомобиль замедлил скорость у железных гофрированных ворот, которые либо сам шофер, либо некто еще заблаговременно начал при подъезде машины поднимать. Машина нырнула в темную большую дыру и ворота за ней в два раза быстрее опустились обратно.
   Водитель и Капенда вышли из машины, проследовали к шахте лифта и зашли в кабину.
   – Мне, кажется, знакомо ваше лицо. Я вас где-то видел. Причем совсем недавно, – вполголоса, как бы невзначай, сказал Капенда шоферу.
   – Вы ошибаетесь. И видеть недавно меня вы не могли, так как только сегодня приехал в Нью-Йорк. Издалека, – ответил ему водитель.
   – Возможно. Возможно, это так. Простите.
   Лифт продолжал движение и оба поднялись на несколько этажей вверх. После того как он остановился, Стэн и сопровождавший его человек вышли из лифта, прошли по двум длинным коридорам и подошли к большим тяжелым дверям.
   – Сюда, пожалуйста, – сказал сопровождающий Стэна человек и распахнул темно-кроичневого цвета створку двери.
   Стэн вошел в обширное помещение и дверь за ним закрылась. Метрах в пятнадцати от входа стоял огромный дубовый стол, больше похожий на небольшой аэродром, покрытый зеленым сукном. На столе было всего несколько предметов: телефонный аппарат с множеством кнопок и встроенным переговорным устройством, желтый стакан из мыльного камня с двумя ручками и одним карандашом в нем, три листа бумаги и фотография в рамке, обращенная в противоположную сторону от того, кто входил в большую комнату. За столом сидел Хью Фрэдман. Лицо у него было усталое, но при виде Стэна оно явно потеплело.
   – Прошу вас, – Фрэдман вышел из-за стола и протянул Стэну руку для приветствия.
   После приветствия Фрэдман усадил Стэна в одно из двух кожанных кресел, стоявших перед столом, и сам сел напротив Капенды.
   – Я почему-то чувствовал, что мы с вами еще встретимся, – сказал Фрэдман.
   – Не хочу быть похожим на какую-то гадалку, но и мне эта встреча, кажется, была предназначена судьбой. Я не верю, правда, во всякую чертовщину…
   – Ладно. Не будем больше про это. Похоже, что мы оба все хорошо понимаем. Вы попросили о встрече и пришли ко мне не просто так, не повидаться. Поэтому сразу давайте о деле. Говорите, чем я могу вам помочь. Вы ведь за этим пришли, – Фрэдман облокатился левой рукой на край стола.
   – Да. Все именно так. Я пришел по делу, с просьбой о содействии и в надежде на помощь. Не буду загружать вашу голову чем-либо лишним…
   – Внимательно слушаю.
   – Со слов моего заместителя Джонсона, еще там, в Анголе, вы знаете, что Дэзи погибла спасая некоего Джурановича, сотрудника одной из компаний, входящих в концерн «Локхид» и участвующих наряду с другими такими же фирмами в выпуске новейших самолетов. Из-за этого человека и была организована вся экспедиция в Африку, из-за его военных секретов, которые он хотел разгласить. Всякая утечка информации была и есть недопустима для данной компании, так как может повлиять на приток прибылей не одной только этой фирмы, но и других тоже. Многие черпают тут выгоду для себя, не обращая внимания на людей, сидящих в боевых самолетах и верящих в их неуязвимость. Этого Джурановича в Анголе должны были устранить агенты службы безопасности его же компании. А я и мои друзья вначале полагали, что нас направляют в Анголу спасать людей.
   – О многом я знаю. У меня тоже есть своя служба безопасности. А как можно жить без такой службы? И о тайнах «вашей» фирмы кое-что знаю, и о тех, кто хочет эти тайны сохранить. Знаю, что из-за этого и здесь, в Нью-Йорке, убивают людей хоть как-то причастных к данному делу. Знаю, что и за вами охотятся.
   – Мистер Фрэдман, вы не только знаете, что за мной охотятся, но, в этом я совершенно уверен, и спасаете меня и моих друзей от этих поганых охотников. И я вам за это премного благодарен. Ваш шофер, который привез меня сюда, не так давно сидел за рулем джипа с большим металлическим плугом, укрепленным перед передним бампером. Я узнал парня, хотя видел всего две секунды. Его джип перевернул на одной улице машину с негодяями, желавшими, очевидно, убить нас.
   – С плугом, говорите? Что за чепуха? Плуг-то зачем в Нью-Йорке, тем более летом? – Фрэдман улыбнулся. – С управлением, полагаете, парень не справился и в кого-то врезался? В таком городе как наш, переполненном машинами такое, увы, не редкость. Ладно, не будем рассуждать о разных там мелочах.
   – Так вот, мистер Фрэдман, убивают людей бандиты одной из групп службы безопасности фирмы, занимающейся поставками комплектующих деталей для военной авиации, возглавляемых уголовником Бэлламором. Убивают для того, чтобы тайна осталась тайной. Я потерял уже несколько своих друзей. Негодяев во что бы то ни стало нужно остановить и наказать. Остановить и как можно скорее. В противном случае жертв будет больше. Я решил остаток жизни посвятить именно этому. Но, к сожалению, одних моих возможностей и возможностей моих товарищей для этого недостаточно. Только вот с этим Джурановичем, который сейчас находится в Югославии, предположительно в Белграде, куда я его отправил из Африки, можно разоблачить всю эту мразь. Он здесь нужен. Нужны его разоблачительные выступления в прессе. И, как мне кажется, только я могу привезти Джурановича в Штаты. Только меня он послушается. Может быть, я ошибаюсь, что я смогу его к этому склонить, но мне обязательно нужно туда поехать. Из-за этого я к вам пришел. Поможете вы мне или нет, решения своего я не изменю.
   – Все понял. Да, проблема! – Фрэдман взялся правой рукой за подбородок и на минуту замолк. – Смею вас заверить, да вы и сами представляете, что поездка в Югославию сейчас совсем не похожа на посещение детского праздника. Дело серьезное. Все это трудно, но не будем усложнять дальше и так сложную ситуацию. Как я думаю, любой вопрос можно разрешить, если очень захотеть. Неразрешимых проблем не существует. Вот так вам скажу. И я хочу вам помочь. Понимаю, что вам слудует побыстрее отправиться в Европу, в Югославию, но дайте мне время до полудня следующего дня. Мне нужно связаться с европейскими коллегами и компаньонами. Полагаю, они окажут нам содействие. Однако сами понимаете, разница во времени. Я сам с ними свяжусь и моим людям также дам задание. Несколько вариантов у меня в голове уже крутятся. Возможно, что один из них реализуем. А как у вас с деньгами?
   – Не хотел вам о этом говорить. Просить деньги не в моих принципах. Но раз уж о них зашла речь, то я вам отвечу. Никак. И еще. Я не один. Со мной должны поехать два моих друга. Без них поездка состояться не может. Один из двух, югослав, знает, я в этом почти уверен, где искать Джурановича.
   – О деньгах не беспокойтесь. Я дам вам деньги. Один человек или три тоже не имеет значения.
   – Я возьму деньги в долг и непременно верну, если останусь жив.
   – Уж, постарайтесь, пожалуйста, – Фрэдман улыбнулся. – Хорошо. С деньгами и долгами разберемся потом. Это не самое главное.
   – Благодарю вас, мистер Фрэдман.
   – Теперь опять о деле. Если у меня все удастся, а я для этого приложу усилия, завтра до обеда к вам приедет Гарри, ну, тот который привез вас сюда. Он обо всем вам расскажет и даст подробную инструкцию о том, что и каким образом нужно будет сделать. На него можете всецело положиться. Это один из моих самых толковых сотрудников.
   – Гарри… Спасибо, господин Фрэдман.
   Фрэдман опустил голову и задумался над чем-то.
   – Выпьем что-нибудь?
   – Да. Я не против.
   Фрэдман нажал кнопку аппарата, – Катрин принесите коньяк и кофе, пожалуйста. – Хью откинулся на спинку кресла.
   – Это Дэзи? – Капенда остановил глаза на стоящей на столе фотографии.
   – Да, Стэн, – Фрэдман взял фотографию и протянул ее Капенде.
   Стэн внимательно начал вглядываться в снимок. На него смотрела совсем еще юная Дэзи.
   – Здесь ей семнадцать. Если хотите, возьмите себе эту фотографию.
   – Вы очень добры и любезны, мистер Фрэдман. Большое спасибо.
   Стэн еще раз посмотрел на фотографию и аккуратно засунул ее во внутренний карман пиджака.
   В следующее мнгновение дверь беззвучно открылась и в кабинет Фрэдмана вошла женщина с подносом, на котором стояла бутылка, рюмки, кофейник и чашки.
   – Спасибо, Катрин.
   Женщина ушла, а Фрэдман налил в обе рюмки алкогольный напиток.
   – Пожалуйста, пейте, будьте так добры. И еще… Не расскажите ли мне о Дэзи, то о чем знаете только вы.
   – Да, мистер Фрэдман.
   Стэн рассказывал долго. Потом говорил Хью. Содержимое бутылки кончилось и кофе тоже. Когда на часах было около девяти, Фрэдман вызвал в кабинет Гарри. С ним, после прощания с Фрэдманом, Капенда спустился на лифте в гараж. Там Гарри вручил Стэну телефон, который следовало использовать в случае какого-нибудь экстренного случая и пообещал приехать к мастерской Коллинза в подень завтрашнего дня. Затем оба сели в автомобиль и направились туда, откуда они несколько часов назад приехали к Фрэдману.
 //-- * * * --// 
   Машину Стэн попросил остановить метрах в пятидесяти, не доезжая до мастерской с тем, чтобы осмотреться на бульваре и только затем проследовать в свое жилище. Гарри вызвался подстраховать на всякий случай Капенду, но тот заверил его, что не стоит беспокоиться понапрасну. Автомобиль развернулся и поехал в обратном направлении.
   Не успел Стэн сделать и трех шагов по бульвару в сторону своего пристанища, как из-за толстого дерева на него стремительно бросилась какая-то тень, как молния сверкнуло лезвие длинного ножа. Стэн успел перехватить руку нападавшего. Однако удар, направленный в самое сердце, был настолько силен, что острое лезвие легко прошло сквозь одежду, но было остановлено стеклом, картоном и алюминиевой стенкой фотографии, находившейся во внутреннем кармане пиджака Капенды. В следующее мнгновение, удерживая руку неизвестного с ножем в ней, Стэн схватил его за длинные волосы и ударил головой о ствол дерева. Только после этого Капенда приблизился к лицу своего врага. Тусклый феолетовый свет уличного фонаря высветил перекошенное от злобы лицо монголоидной женщины. Стэн опешил на долю секунды, но тут же снова ткнул оглушенную женщину головой о дерево.
   – Кто тебя послал убить меня? Отвечай, а то я выбью сейчас мозги из твоего паршивого черепа, – Стэн наступил на ногу неизвестной, еще больше придавив ее к дереву.
   Вместо ответа последовало только какое-то шипение.
   – Впрочем, я уже и сам, кажется, начинаю догадываться с кем имею дело. Я знаю кто вы.
   В этот момент стоящих у дерева Стэна и женщину осветили фары автомобиля, который въехал прямо на тротуар. Еще из двигавшейся машины выскочил Гарри, который на ходу выдернул из-под одежды огромный пистолет длинной в полметра.
   – Сволочь! – закричал он, выбив оружием нож из руки женщины и грубо вдавив ей дуло в висок.
   Женщина в замешательстве широко открыла рот. Видно было, что она не ожидала такого поворота событий.
   – Гарри, подожди. Мы уже и так, вроде, почти все выяснили. Ведь выяснили? – Стэн придвинулся к незнакомке.
   – Да, – прохрипела женщина.
   Гарри убрал пистолет от виска женщины, оглядывая растущую поблизости растительность.
   – Я буду рядом, – сказал он и отошел за машину.
   – Вы дочь Чунки, – Стэн выпустил из руки волосы неизвестной, резко нагнулся и вытащил из травы нож.
   – У него есть нормальное имя и фамилия.
   – Я ничего не придумал. Чунка. Он сам мне так представился.
   – Это не самое важное, как он там представился. Вы убили моего отца и если не сегодня, то рано или поздно за это свое получите.
   – Вашего отца я не убивал.
   – Очень интересно и странно, – в раздрожении, чуть не крича, быстро заговорила женщина. – Я провожала отца и его четырех друзей в аэропорту. Вся ваша команда, вся, вместе с командиром, вернулась назад, а они – нет. Никто из них не вернулся. Все погибли! Как это так?
   – А вот так! Мы, наша команда, как вы говорите, поехали в Африку для того, чтобы спасти людей, а ваши пятеро направились туда не ради выполнения благородной миссии. Они шли на злое дело. Для убийства. Вот такая между нашими и вашими разница. Зло было наказано. И так бывает иногда.
   – Врешь! – завизжала женщина. – Ты все врешь!
   – И не думал даже. Не хочу о себе говорить только хорошее, но эти пятеро, в том числе и ваш отец, ангелами не были. Да. Их всех купили. Не я купил, а бандиты, о которых вы знаете или не знаете. Меня это не интересует. Они должны были в Анголе человека убить.
   – Врешь! – опять закричала женщина.
   – Так, я продолжаю. Конкретного человека хотели убить, знавшего секреты фирмы, на службу безопасности которой работал ваш отец. А за одно меня и моего заместителя потому, что мы обо всем этом узнали. Всех заложников они намеревались бросить на произвол судьбы, обрекая таким образом на верную гибель. Более двадцати человек!
   – Это ложь! – женщина брызнула слюной, прогнулась назад и отскочила к дереву.
   – Никакая это не ложь. Вскоре, очевидно, вы все об этом деле узнаете из средств массовой информации. Не от меня. Похоже, скоро будет развязка. Может быть, тогда во все поверите. Наберитесь только терпения и с ножом в руке по ночам не бегайте, если ничего толком не знаете. А ваш отец полез туда, куда ему по возрасту и по его способностям лезть не стоило даже за деньги. При десантировании на территорию сепаратистов Анголы он сорвался с фала, укрепленного на борту вертолета, упал головой вниз с двадцати метров и скончался на месте. В таких акциях тренированные люди должны принимать участие, а не стареющие дилетанты. Если вас интересуют другие герои поездки в Африку, которых вы провожали в аэропорту, то могу заметить, что один из них погиб от пули сепаратиста, другой подорвался на мине и находится теперь у тех же сепаратистов в плену, без ног. Одного из оставшихся двоих убил мой заместитель потому, что он хотел убить меня. Чуть-чуть не успел это сделать. Ну, а последнего пристрелил собственноручно я за то, что он хладнокровно хотел угробить того, из-за кого была организована вся экспедиция. Ему какой-то секунды не хватило это сделать. Он волю своих хозяев выполнить тоже чуть-чуть не успел. Я ничего не соврал. Вот так все и было.
   – Я никогда в это не поверю. Все это бред и гнусная ложь. Мой отец был честным и добрым человеком. Ни с какими бандитами он связан не был. Ты все это на ходу придумал. И как ты посмел это все выдумать.
   – Я не хочу ковыряться в прошлом вашего папы. Это не мое дело. Но замечу, что честным трудом, трудом скромного служащего фирмы, где он работал, много не заоаботаешь. Ваш отец в списках крупных банкиров или совладельцев огромных предприятий не числился. Большие деньги всегда бывают нечестными. Вы что, ни о чем не догадывались и никогда не задумывались над тем, откуда те деньги, которые он легко давал вам и, которыми вы так же легко сорили, сколько стоят машины, на которых вы разъежаете? А? Вот вам и ответ относительно нехороших людей, окружавших его и о источниках вашего благосостояния. Поганые деньги легко получаются и так же легко тратятся. И вообще мне противно обо всем этом говорить. Лучше все претензии переадресуйте боссу вашего папаши. Его зовут Адриан Мочиано. Слышали о таком? У него есть и другая фамилия – Бэлламор. Янус Бэлламор. С этим начальником ваш отец все равно когда-нибудь плохо кончил бы. Рано или поздно, но конец был бы плохим.
   – Мой отец был честным человеком, как бы вы его не мазали грязью! Честным! Ясно? А тебя я все равно достану. Из-под земли выну.
   – Ну, что на это несчастье сказать? Устал я доказательствами заниматься. Как можно доказать что-то ненормальному человеку. У вас с психикой, вероятно, худо. И доставать себя не могу запретить. Доставай! Только сначала присядь, а потом подпрыгни повыше.
   – Достану! Не тебя, так твоего сына…
   Женщина злобно сверкнула глазами, бросилась в сторону от проезжей части и каким-то образом моментально исчезла, хотя пространство в сквере хорошо просматривалось на многие десятки метров во все стороны.
   – Похоже вам не стоит сейчас возвращаться домой, мистер Капенда, – сказал Гарри, рассматривая длинный и острый как бритва нож, который держал в руке Стэн.
   – Там мои друзья. Их надо предупредить. И еще в одно место нужно позвонить.
   – Какая у вас связь с вашими друзьями?
   – Телефон.
   – Сейчас мы поедем в одно надежное место и вы всех оттуда предупредите. Так даже удобнее и проще будет. Мы же с вами все равно завтра до обеда должны встетиться. И мне далеко не нужно будет ехать. Подходит?
   – Идет.
   – Прошу вас, – Гарри распахнул дверь машины.
 //-- * * * --// 
   Стэн и Гарри вернулись к тому же зданию, откуда Капенда уехал около часа назад, но подъехали они к другому подъезду. Гарри разместил Стэна в помещении, с телевизором, большим диваном, на котором лежала подушка и свернутое шерстяное одеяло, и холодильником, заполненным всевозможными спиртными и безалкогольными напитками, а также какими-то закусками в полиэтиленовых пакетах. В центре комнаты стоял письменный стол и несколько мягких стульев, на столе – телефонный аппарат ядовито зеленого цвета.
   После ухода Гарри, Стэн сразу же связался по телефону с Коллинзом, которому в нескольких словах рассказал о беседе с Хью Фрэдманом, о том, что случилось на бульваре и о угрозе дочери Чунки относительно сына Капенды. Коллинз, взбешенный этой угрозой, обещал незамедлительно принять надлежащие меры по охране семьи Питера, непосредственно поселив в ней своего агента на то время, пока Капенды не будет в Нью-Йорке, и просил Стэна постоянно держать его в курсе текущих планов. Второй звонок был в мастерскую Фрэда, где маялись от безделия Ник и Ибрахим.
   – «Как уже надоело на чужих подушках спать. На них только оставлять последние волосы», – подумал Капенда, глядя на темную подушку, лежащую на диване, и осторожно вынимая при этом из кармана пиджака фотографию Дэзи с разбитым стеклом. – «Опять тебе досталось, девочка», – Стэн вытащил из рамки приклеенный на толстый картон снимок, прорезанный ножом.
   «Ну, а теперь следует немного добавить, да и закусить не помешает», – Стэн открыл холодильник и начал разглядывть его содержимое.
 //-- * * * --// 
   В начале первого следующего дня дверь в комнату, где на диване лежал Стэн, отворилась. В помещение вошли как всегда невозмутимый, улыбающийся Ник, чем-то испуганный и озабоченный Ибрахим и Гарри с портфелем в руке.
   – Вот все как просто оказалось! Опять все в сборе! – обрадовался Капенда вставая с дивана.
   – Прошу всех к столу, господа, – Гарри достал из портфеля два бумажных конверта, один из которых был достаточно толстым. – Инструктаж будет не долгим.
   Все расселись вокруг стола.
   – Это билеты на самолет, – Гарри открыл первый конверт. – Вылет сегодня в 17:15. Полетите по своим документам в Швецию, в Стокгольм. В аэропорту вас будет встречать некий Бьёерн Свенссон. Он определит вас в гостиницу и расскажет о деталях, связанных с поездкой в Белград, которая состоится, очевидно, послезавтра. Забегая вперед, скажу, что в Югославию вы поедете в группе шведских граждан, по паспортам Королевства Швеции. Документы будут настоящими. Свои оставите на всякий случай у Свенссона. Цель поездки – переговоры с местными властями о поставках оборудования и о строительстве в окрестностях Белграда мусороперерабатывающего завода. Югославы группу ждут и в сопроводительных бумагах о переговорах и целях поездки написано подробно. Все остальное, я имею ввиду ваши дела, исключительно по обстоятельствам. Контакт с группой шведов, вернее с ее руководителем, должен быть постоянным, так как эти шведские специалисты будут вашим главным прикрытием в стране. Кроме шведов, вас будут опекать еще и «наши» югославы, но ни с кем и ни о чем не распространяйтесь. Всех интересующихся направляйте к руководителю группы. Он в курсе дела, человек надежный и не болтливый. Естественно, что и телефон господина Фрэдмана тоже в вашем распоряжении. В случае любой неприятности или проблемы звоните, пожалуйста. Все адреса и телефоны вам следует держать в голове, не на бумаге.
   – Сейчас о деньгах. Это международная кредитная карточка на имя Юханссона. Вы теперь – Бенни Юханссон, – Гарри протянул Стэну карточку. – Это код карточки. Запомните его. Здесь достаточное количество средств. А это, – Гарри взял в руку толстый конверт, – наличные. Десять тысяч долларов на всякие мелкие расходы. Вот приблизительно и все.
   – Отлично. Лучше и не бывает, – Стэн встал и пожал Гарри руку. Мистеру Фрэдману я позвоню и поблагодарю его лично.
   В аэропорт Нью-Йорка Капенду, Джонсона и Митича Гарри привез в 16:00. Коллинз был уже там. Он снабдил Стэна, на всякий случай, координатами нужных людей в Югославии, которые тот также должен был запомнить.
   В Стокгольм самолет прибыл во время, но планы шведской делегации по какой-то причине изменились. Уже через два часа она должна была вылететь в Белград. Так что любознательному Джонсону столицу Швеции посмотреть не удалось. Свенссон никаких вопросов прибывшим задавать не стал, выдал им билеты на самолет и соответствующие документы, представил всех троих руководителю группы, который тоже ни о чем не спросил, после чего ушел.
 //-- * * * --// 
   В Белграде самолет приземлился ровно в 14 часов. Несколько часов потребовалось для проверки прибывших в иммиграционном контроле аэропорта. Как объяснили шведам, этого требовало положение в стране. Потом группа на специальном автобусе проследовала в центр города.
   Обстановка в столице была напряженной. Всего около двух недель назад был нанесен удар по энергоцентру в Обреноваце, оставивший большинство городов Югославии без электроэнергии, а чуть больше недели назад, 7 мая, самолеты НАТО произвели налет на город Ниш, используя при бомбардировке кассетные бомбы, запрещенные международными конвенциями, и в тот же день американская ракета разрушила здание китайского посольства в Белграде, убив троих и ранив восемь его сотрудников. Но самые сильные авианалеты и удары по Югославии начались всего за три дня до приезда Капенды и его спутников в Белград – 12–13 мая, когда на Сербию авиацией НАТО было сброшено более 500 авиабомб.
   Вместе с другими членами шведской группы Капенда, Джонсон и Митич были поселены в одну из лучших гостиниц города, носившую название «Ройэл Белград» и расположенную почти в историческом центре города. Митич, не тратя зря времени, умылся, переоделся, быстро поел в ресторане и, не нервируя понапрасну Стэна и Ника, отправился на поиски Джурановича. Для Капенды и Джонсона опять начали тянуться долгие часы ожидания.
   Ожидание действительно было долгим. Митич вернулся чуть ли не через сутки. Он успел обойти почти всех своих родственников, но и о деле не забыл. За время передвижения по городу и бесед с разными людьми Митич получил довольно большой объем информации.
   Ибрахим рассказал, что встретился с несколькими общими, его и Вука, друзьями и матерью Джурановича. От нее он узнал о смерти отца Вука, которая произошла всего лишь за два дня до возвращения сына на родину из Африки. Вук чуть было не опоздал на похороны. Увидев похоронную машину у дома родителей, он бросил свой нехитрый багаж, побежал за автобусом, в котором находился гроб с телом отца и впрыгнул в него на ходу. После похорон родителя Джуранович был арестован и подвергся допросам и длительной проверке в соответствующем отделе службы государственной безопасности республики. Несмотря на пристрастие проверки Джурановичу удалось доказать сотрудникам госбезопасности, что он не имеет никаких враждебных намерений против родины. Вслед за этим Джуранович попытался снова начать работу по своей специальности. Но разговор с руководством конструкторского бюро, где Вук работал раньше, ничего хорошего не принес. В работе ему было отказано на том основании, что он один раз уже покинул свой коллектив в поисках, как было сказано, личной выгоды. Что касалось заявлений о новейших разработках в области радиолокационной техники, то их никто не захотел даже и слушать. Такое наплевательское отношение к конструктору разгорячило Джурановича и опять произошел конфликт с руководителями КБ с грубым выяснением отношений, окончившийся тем, что непризнанного гения просто выставили на улицу. В нескольких других организациях, куда Джуранович пробовал устроиться на работу, его тоже не взяли. Все эти события заставили неудачника употреблять алкогольные напитки в количествах, превышающих разумные дозы. Постоянные нервные срывы, сопровождавшие пьянки, начали переростать в дебоши. Джурановичем заинтересовалась полиция и мать договорилась со своей сестрой, теткой Вука, временно послелить его в предместьи Белграда городе Земуне, благо квартира в то время была свободной. В подтверждение своих слов, Митич достал из кармана чек какого-то магазина, на обратной стороне которого был написан земунский адрес Джурановича.
   – Превосходно! – заметил Джонсон. – Мы же как раз в пригороде собираемся строить завод.
   Вечером Капенда встретился в гостинице с руководителем шведской группы специалистов по мусору, Яковом Лундстрёемом, и предупредил его, что он и два его коллеги отбывают утром в город-спутник Белграда Земун с целью, как он сказал, поисков удобного места для строительства мусороперерабатывающего завода. Одновременно со словами о поисках места для завода, Стэн развернул и показал Лундстреёму маленький кусок бумаги, на котором было написано: «В Земуне нам нужно найти одного человека. Всего лишь. Мы только из-за этого здесь. Если уговорим его, то вместе уедем в Штаты». Руководитель группы кивнул головой и попросил Капенду постоянно держать его в курсе дел трех своих «подчиненных». В любом случае Стэн обещал связаться с начальником по телефону. Митичу было поручено купить туристическую карту крупнейшего предместья Белграда.
 //-- * * * --// 
   Рано утром следующего дня все трое приехали на автобусе в Земун. Джуранович жил на улице Вртларска, около Земунского парка. Примерно в 10 часов утра Капенда, Джонсон и Митич были уже на ней.
   С первого раза дом Джурановича найти не удалось. В расположении домов на улице его не было.
   – Хорошо устроился, приятель, – сказал Джонсон, – не вдруг такого и найдешь. Жаль, Ибрахим, что ты не заполучил телефон своего друга. Придется теперь здесь потоптаться подольше.
   Пришлось пройти по улице еще раз, заходя между зданиями в поисках корпусов, потом еще раз по тому же маршруту. Около полудня на троих искателей обратил внимание полицейский патруль, состоящий из офицера и двух солдат. Митич это увидел и незаметно толкнул Джонсона плечом. Друзья, изображая непринужденность отношений и вяло жестикулируя руками, направились в сторону парка. Пройдя по аллее метров двести, приезжие как бы невзначай обернулись, после чего присели на скамейку. Полицейские ушли куда-то в другом направлении. Чтобы не испытывать судьбу, решено было немного выждать, как следует за это время еще раз изучить карту района, а затем возобновить поиски.
   Минут через сорок трое опять появились на Вртларской там, где предположительно должен был находиться дом Джурановича. На этот раз Ибрахим решил справиться о нужном доме у местных жителей. Он обратился с вопросом к просто одетой женщине с двумя хозяйственными сумками в руках, явно жившей в данном микрорайоне. Женщина поставила одну из сумок на асфальт и указала пальцем на пятиэтажный дом, окруженный зеленью и находящийся на отдалении от улицы в ста метрах, в глубине жилого массива. Все трое около этого дома уже проходили, но не обратили на него внимания из-за того, что никаких указателей на нем не было. Капенда, Джонсон и Митич снова начали движение в нужном направлении, как вдруг слева от них появился все тот же полицейский патруль. Офицер коротким жестом приказал троим остановиться.
   Процедура проверки была типичной для подобной ситуации – командир патруля попросил предъявить документы. Вглядываясь сначала в лица Капенды, Джонсона и Митича, офицер потом долго начал рассматривать фотографии паспортов. Затем снова перевел взгляд на гостей Земуна.
   – Мы из Швеции, – не утерпел Митич.
   – А что господа из Швеции делают сейчас в Земуне? – был вопрос офицера.
   – В этой бумаге все написано, – быстро проговорил Митич, указывая на сложенный вчетверо лист, находящийся в его паспорте. – Мы специалисты по мусоропереработке и ищем наиболее удобное место для строительства в Земуне завода.
   – Дело полезное и важное, но почему вы ищите это место в центре города? – опять задал вопрос офицер. – Вы что, хотите загадить нашу прекрасную реку Сава. Потом вы очень хорошо для шведа говорите по-сербски.
   – Моя мать – сербка, отец – швед. Что здесь такого странного? Я вообще знаю несколько языков. Я сопровождающий группы. Начальник в настоящее время на переговорах в Белграде. Ничего особенного и странного. И еще, иммиграционное управление разрешило въезд в страну. Никаких указаний на то, что мы должны прогуливаться только по окраинам Земуна в поисках строительной площадки, но не в центре, мы в этом управлении не получали.
   – Значит вы сопровождающий группы, а это специалисты? Шведы?
   – Да это так! Читайте сами. И в паспортах ясно написано, что мы шведы.
   – А ну-ка скажите что-нибудь по-шведски, – обратился офицер к Джонсону.
   Солдат сразу же толкнул автоматом ничего непонимающего в разговоре на незнакомом языке Ника.
   – Мы приехали сюда не по-шведски говорить и не обязаны давать уроки шведского языка, – начал распаляться в привычной для него манере Митич, – мы ничего вам не должны говорить. И зачем вы все это спрашиваете? Что вы к нему пристали? Он же ничего не понимает.
   – А вы, сопровождающий, переведите мой вопрос.
   – Еще раз повторяю, что мы здесь по делу. Делом занимаемся. Понимаете? Если власти дали нам визу, разрешающую въезд в страну, то у них на это основание было. Вот и спрашивайте в иммиграционном управлении что, почему и как, а не у нас. Свяжитесь с управлением в Белграде и все узнайте.
   – Обязательно свяжемся, узнаем и спросим, но вам придется пройти с нами в комендатуру. Мы будем спрашивать, а вы – сидеть рядом. Это единственный правильный вариант для того, чтобы выявить истинное положение дел. Давайте не будем терять время. Пойдемте.
   – Послушайте, но это уже произвол! Что вы себе позволяете? – чуть не закричал Митич.
   – Никакого произвола нет. В стране особое положение. Идет война. И как вы разговариваете с представителями власти? Что это вы на меня орете? Пойдемте с нами. Без разговоров. Что еще я вам должен объяснять? Попрошу!
   Стэн и Ник вопросительно посмотрели на Ибрахима.
   – Попрошу! – злобно повторил офицер и указал рукой направление, в котором всем следовало идти.
   Глаза Ибрахима забегали. Видно было, что он лихорадочно пытается сообразить, как себя вести дальше. Пауза начала затягиваться и офицер кивнул одному из полицейских. Тот не раздумывая двинул Джонсона автоматом между лопаток. Реакция была мнгновенной. Ник вырвал автомат у полицейского из рук и ударил им второго солдата по подбородку, а затем, резко развернувшись, треснул прикладом по затылку обидчика. Оба упали. Тут же на землю свалился еще и офицер, которого ударом в челюсть сбил Стэн.
   – Что вы наделали? Вы сошли с ума! – истошно завопил Ибрахим, согнув ноги в коленях и присев, вытянув вперед руки лодонями вверх с согнутыми пальцами. – Теперь мы все пропали! Это же конец! Нам крышка! – Ибрахим затрес руками как паралитик.
   – Он первый меня ударил. Вы же все видели сами, – начал оправдываться Ник.
   – Да, чуть-чуть погорячились, – торопливо проговорил Стэн, – но не надо так сильно расстраиваться. Через пять минут они очухаются и снова смогут приступить к своим прямым обязанностям. Ну, а нам отсюда нужно поскорее отрываться. Как минимум десяток свидетелей на нас смотрят. Ник быстро хватай документы и все бегом обратно в парк!
   Никто даже и не подумал обсуждать приказ Капенды. Спринтерский рывок был настолько молниеносным, что ему, возможно, позавидывал бы кубинский бегун Энрике Фигерола, пробежавший когда-то стометровку по верту за девять секунд. В парке Капенда поспешно дал всем новые указания, согласно которым надлежало снять с себя лишнюю верхнюю одежду, чтобы хоть как-то изменить свой внешний вид, и по одному, быстрым шагом, но без суеты, двигаться разными путями к концу квартала, где находился дом Джурановича, и где все должны были встретиться. И этот приказ избежал всяких рассуждений. Стэн снял с себя серую жилетку, Ибрахим – легкую куртку, которую запихнул себе спереди под футболку, а Ник – светлую рубашку, оставшись в черной майке. Скрываясь за растительностью, трое направились ко вновь обозначенному месту встречи.
   Минут через семь Стэн подошел к нужному зданию. Вокруг все было спокойно и ни одного человека в поле зрения он не увидел. Справа появился идущий в развалку Ник. Ибрахим уже был на месте, прячась в кустах метрах в двадцати от дома и дико озираясь по сторонам.
   – Нам не нужно было всем скопом таскаться в поисках этого дома по городу. Почему мы все вместе шатались по улицам? Пусть бы это делал один Ибрахим, как носитель местного языка, – сказал Джонсон, подходя к Капенде.
   – Все мы сильны задним умом, но примим твое замечание к сведению и в дом Джурановича пойдем поодиночке, – не раздумывая ответил Стэн. – И запомните, что у нас очень мало времени. Они сейчас начнут прочесывать район. Если Джурановича нет на месте, нам следует как можно скорее уходить отсюда. Ибрахим, как наши дела?
   – Я все уже нашел. Квартира Вука во втором подъезде, на втором этаже номер№ 13, – быстро ответил Митич.
   – Счастливое число. Вот ты и иди туда первым, а мы с Ником чуть позже за тобой.
   Митич выпрямился и направился ко второму подъезду. Секунд через пятнадцать за ним пошел Джонсон. Капенда посмотрел налево, направо и через зеленую листву растительности в сторону улицы. На ней остановилась полицейская машина и грузовик, из которого начали выпрыгивать солдаты. Несколько местных жителей подошли к офицерам полиции, начали размахивать руками и показывать ими в разные стороны.
   – «Началось, кажется», – подумал Стэн и быстрым шагом двинул к дому Джурановича.
   На лестнице, на площадке между первым и вторым этажами, Стэн увидел Ника, пытающегося разглядеть через окно что-то на улице. Перед квартирой № 13 стоял Ибрахим, уперев большой палец правой руки в кнопку звонка.
   – Ну, что у вас здесь?
   – Пока ничего, а вот солдаты уже тут и приближаются к нашему дому. А там еще одна машина приехала. Посмотри-ка в окно, – ответил Ник.
   – Вижу.
   – Может быть дверь в квартиру вскроем и спрячемся в ней? Солдаты же все двери подряд ломать не станут. А то на лестнице как-то не очень уютно. Нас здесь быстро возьмут и, похоже, уже без проблем.
   – Подожди пока. Такое уже на самый крайний случай. Дома он. Митич нам тоже не сразу открыл дверь. Помнишь? Это, наверно, особенность всех неординарных и исключительных югославов. Гостям, за которыми кто-то гонится, они открывают дверь только в самый последний момент.
   Стэн был прав. Джуранович действительно находился в своей квартире. Дверь наконец открылась.
   – О! Ибрахим! Какими судьбами? Вот это да! Как ты меня вообще нашел? Фантастический сюрприз! Проходи.
   – Я не один.
   – С девочками? Вдвойне приятно!
   – Скорее с мальчиками…
   Джуранович посмотрел из-за плеча Митича вниз, откуда к его жилищу поднимались Капенда и Джонсон.
   – Стэн Капенда. Ник Джонсон. А ведь я знал, Стэн, что мы увидимся с тобой снова. Не мог предположить только где и при каких обстоятельствах. И не думал, что так скоро.
   – Мне такие же слова три дня назад сказал Хью Фрэдман. Ты знаешь кто он. Нас это африканское дело связало, похоже, на всю оставшуюся жизь. Всех повязало. Ну, здравствуй, Вук!
   – Здравствуй Стэн! Дай я тебя обниму.
   – Давай будем обниматься внутри твоей квартиры. За нами опять, понимаешь ли, гонятся. Нас опять, к нашему большому сожалению, ищут. И здесь тоже. Нас везде ищут.
   Со двора донеслись отрывистые звуки команд.
   – Ничего удивительного. Все правильно. Большие люди всегда в центре внимания. Быстро заходите! Через гостиную проходите и туда, в дальнюю комнату!
   На площадке первого этажа послышался шум и голоса. Джуранович аккуратно и тихо закрыл входную дверь квартиры, после чего прошел в спальню. Там Ибрахим что-то вкрадчиво внушал Стэну и Нику.
   – Здесь балкон второго этажа всего. Со второго прыгать – ерунда. Это же не с пятого. Смоемся в случае чего.
   – Я вижу, Ибрахим, тебе все больше и больше нравится быть участником приключений, нравится убегать и смываться. Привыкаешь уже. Сморти-ка, вошел во вкус, – с восторгом произнес Джонсон.
   В этот момент раздался звонок.
   – Все, тихо. Это к нам, – Вук остановил собеседников рукой, взял со стола кусок хлеба, вилку и бутылку с алкоголем, отхлебнул из нее и пошел с этим набором к входной двери, – попытаюсь заморочить им голову.
   В дверях стояли трое.
   – О, какие личности! – опередил людей в форме Джуранович. – Давай заходи, а то мне уже надоело с утра одному пить. Куда это годится пить по-черному. У меня все есть и в большом количестве. Выпьем и закусим, – Джуранович, покачиваясь, отошел в сторону, пропуская гостей в помещение.
   – Подождите! Мы не за этим пришли, – сказал младший офицер. – Мы ищем трех подозрительных людей, напавших на патруль и скрывшихся где-то здесь. Это общее дело и вы обязаны нам обо всем доложить, если что-то знаете. Вы видели что-нибудь? Может быть что-то слышали? Все было совсем недавно. Не более пятнадцати-двадцати минут назад.
   – Все слышал и все знаю, но сначала выпьем, а потом ваших бандитов изловим. Минутное дело. Куда они от нас денутся? – Джуранович взял офицера за руку.
   – Так. Ясно. Завтра к тебе зайдем распивать.
   – Но завтра уже ничего не останется!
   – Спасибо! – повысив голос, сказал офицер, освобождая руку. – До свидания!
   – Пока! – скривив губы и изображая на лице крайнее огорчение, сказал Вук, нехотя закрывая дверь.
 //-- * * * --// 
   Некоторое время хозяин квартиры и три его гостя провели в легком напряжении. Но через полчаса, когда солдаты обошли все квартиры нескольких домов и ушли из двора, оно спало. Однако, несмотря на жару, весь день четверо провели в квартире Джурановича при закрытых дверях балкона и окнах, разговаривая только вполголоса, хотя во время разговоров и было распито несколько бутылок спиртного. Два раза в квартире раздавались звонки – приходили представители домового комитета со своими вопросами, указаниями и предостережениями.
   Гостями и хозяином квартиры обсуждался в этот день ряд насущных проблем, главной из которых было приглашение Джурановича снова поехать в Америку, в связи с чем в Югославии и появились Капенда, Джонсон и Митич. Стэн кратко, но понятно рассказал о том, что произошло в последние недели в Нью-Йорке, о драматических событиях, унесших жизни нескольких человек, в том числе и одного того, кого лично знал Вук, Дэниса Купера. Все оказалось так, как об этом думал раньше Стэн. Джурановичу не нужно было долго объяснять и внушать зачем требуется его пребывание в Соединенных Штатах. Он выслушал все очень внимательно и молча. Хотя Джуранович и был обижен на всех в Америке, о чем присутствовавшие хорошо знали, на размышления ему потребовалась только минута, после чего он сразу же и без колебаний, каких-либо условий и обсуждений согласился с предложением Капенды поехать в Нью-Йорк для разоблачения преступной шайки. Безделие и полная никому ненужность его угнетали страшно.
   Утром следующего дня Джуранович вышел на улицу чтобы проверить обстановку и пополнить запасы спиртного. Внешне все было спокойно, но полицейских, проверявших у прохожих документы на улицах, стало больше. Сделав в магазине закупки, Вук позвонил из автомата руководителю группы шведских специалистов в Белград, заявив, что звонит ему по поручению Юханссона.
   – Юханссон выполнил мое поручение по поискам места для завода и все другие мои задания? – был вопрос Лундстрёема.
   – Да. Он выполнил и ваши указания и то, что сам себе наметил, – был ответ.
   – Все выполнил? – еще раз переспросил Лундстреём.
   – Все. Абсолютно.
   – Отлично. Это очень хорошо.
   – Но, как просили передать ваши подчиненные, в Земуне произошел конфликт с полицейским патрулем. Правда, все для ваших людей обошлось хорошо в конце концов. Сейчас пока все в порядке.
   – Я знаю об этом инциденте с полицейскими. Вы считаете, что все в порядке? А я думаю, что нет. Меня вчера вызывали в наше посольство по этому поводу, – сказал Лундстрёем. – Случай из ряда вон выходящий. Никто не разрешал Юханссону распускать руки и сопротивляться властям. Я уже признался, что это мои люди были в Земуне, где они выполняли задание фирмы и попросил у югославов прощения за их безобразное поведение. Извинения были приняты и в передвижении по Земуну Юханссону и его спутникам препятствий никто чинить не будет. Сказал еще, что они, наверно, испугались содеянного вчера и где-то спрятались, что, теперь вижу, соответствует действительности, но непременно скоро объявятся. Обо всем, что произошло в Земуне я переговорил с дипломатами посольства, все согласовал с ними и принял решение о том, что в виде наказания, следует отозвать тех, кто был вчера в этом городе обратно в Швецию. Такие действия только позорят Королевство и нашу фирму, имеющую безукоризненную репутацию. Завтра же утром за этими моими сотрудниками в Земун придет дипломатическая машина и отвезет их обратно в Белград. А Юханссон пусть потрудится часов в 10 сообщить мне, куда ей приехать. Все. Так и передайте это моим сотрудникам, пожалуйста.
   – Сделаю. Обязательно все ваши слова передам в точности, – был ответ Джурановича. – Спасибо за информацию, мистер Лундстреём.
   Не более чем через полчаса Вук явился в свою квартиру и рассказал всем о простом и в то же время гениальном разрешении Лундстреёмом сложившейся нелегкой ситуации.
   – Честно говоря, даже и предположить не мог, что это происшествие закончится таким безобидным образом, – заявил Джуранович. – Я знаю наших военных и полицию. Город наверняка оцеплен и уйти отсюда было бы очень трудно. У меня было несколько мыслей на этот счет. Хотел вас вывезти по одному вместе с сельскохозяйственными работниками, которые привозят в Белград свою продукцию или связаться с контробандистами, чтобы они переправили нас в Италию. За деньги сейчас все можно сделать. А теперь и думать ни о чем не надо. Даже как-то скучно становится.
   – Не стоит так расстраиваться по поводу скуки, Вук. Скоро у тебя все будет по-другому. В Нью-Йорке скучать тебе не придется, – влил в разговор живую струю Джонсон, – это уж я обещаю.


   Глава V. Секреты и тайны становятся достоянием каждой свиньи.

   Прибыв в Стокгольм, Капенда и его спутники зарегистрировались в гостинице и заказали авиабилеты до Нью-Йорка на утро следующего дня, после чего позволили себе немного расслабиться. Было решено показать Джонсону, как выразился Стэн, столицу Швеции. Пешая прогулка по городу продолжалась несколько часов и закончилась в дорогом ресторане.
   На вечер Капенда запланировал телефонный звонок Коллинзу и Фрэдману, но незадолго до этого все четверо собрались в гостиничном ресторане, чтобы еще немного выпить и закусить. Официант принял заказ и ушел, а Капенда протянул руку к стойке для газет и взял с нее последний номер «Нью-Йорк таймс». Развернув газету, он тут же увидел статью, которая привела его в легкое замешательство. Джонсон повернулся к Капенде и успел прочитать название статьи и главное в ней: «В Нью-Йорке начали убивать уже по пять человек за один раз». «…Пять лиц, относящиеся к монголоидной расе, во главе с фанатично настроенной женщиной, вооруженные мачете и ножами, ворвались вчера после полуночи в квартиру Питера Капенды с явным намерением убить его самого и вырезать семью. К счастью для подвергшихся нападению, в это время в их жилище находился агент ФБР (назовем его Кевином Камински), которому было поручено охранять семью Капенды. Чтобы сохранить свою жизнь и жизни охраняемых, агенту пришлось воспользоваться своим личным оружием. Все пятеро нападавших были убиты…» «Питер Капенда, кстати, является сыном Стэна Капенды, командира группы добровольцев, освободивших недавно в Анголе американских граждан – пленников местных сепаратистов. Похоже, что происшедшее имеет прямую связь с серией убийств и преступлений недавно совершенных в Нью-Йорке неизвестными. Пора бы уже полиции выйти на след преступников…»
   В следующий момент Стэн отбросил в сторону газету, вскочил со своего места, свернул стол и кинулся к будке международного телефона, стоящей в холле. Ник успел поймать вазу с цветами, полетевшую со стола вниз, у самого пола. От толчка Капенды чуть было не оказался на паркете также и официант. Лишь каким-то чудом он не упал сам и не уронил поднос с бутылками, сделав несколько комических движений ногами, чтобы удержаться в вертикальном положениине и руками, чтобы удержать на месте спиртное.
   Через минуту Капенда уже говорил с Коллинзом. Собиравшийся идти на обед Фрэд, успокоил Стэна, сообщив, что с Питером и его семьей все в порядке и, что сейчас родственников Стэна охраняет человек пятьдесят полицейских. Коллинз рассказал Капенде также, что старшая дочь Курла, Дженет, принесла ему папку с материалами отца, хранившимися до этого в сейфовой ячейке банка, с помощью которых можно будет изобличить преступников шайки Бэлламора.
 //-- * * * --// 
   В Нью-Йорке Коллинз поселил Капенду, Джонсона и двух югославов на новой конспиративной квартире с надеждой как можно скорее систематизировать и обработать документы, собранные Курлом, для средств массовой информации, прокурора города, ФБР, полиции и всех других заинтересованных организаций. На все Фрэд выделил не более суток, после чего материалы следовало отправить адресатам.
   Изучение документов было начато сразу же, после расселения в квартире, с короткого письма, отправленного Филиппом по электронной почте близкой подруге его старшей дочери на дом за несколько часов до последней встречи Курла и Капенды. Подруга, которую звали Патриция, более двух недель не появлялась у себя в квартире, проживая у своих родственников после недавней трагедии в семье Курлов. Придя туда и заглянув для получения информации в свой домашний компьютер, она случайно обнаружила в нем письмо Филиппа.
   Фрэд положил на стол лист бумаги с текстом, отпечатанным на принтере. Текст был следующим: «Дорогая Патриция! Если со мной сегодня что-нибудь случится, отдай это письмо Дженет, а она пусть передаст одну папку, о которой знает, Алеску или Фрэду. Заранее благодарен. Филипп Курл».
   – Выходит, что Филипп отдавал себе полный отчет в том, что могло случиться вечером того рокового дня, но ничего не предпринял, – сказал Стэн.
   – Да. Все так. Но ты же знаешь, что за человек Филипп. Это было для него характерно. Он всегда меньше всего думал и заботиться о себе, – ответил Фрэд. – А теперь его материалы. Я их уже бегло просмотрел и кое-что рассортировал, пока вас не было.
   Фрэд раскрыл папку и вынул из нее три небольших пачки бумаги, каждая из которых была соединена большой скрепкой.
   – Часть первая – это структура службы безопасности известной нам фирмы с ее отделами, подотделами, начальниками и подчиненными. Здесь, смотрите, небольшая приписка: «Структура требует более тщательного изучения и доработки. Список лиц Отдела внешней безопасности неполный».
   Материал о службе безопасности начинался с имени и фамилии ее главы, Дэвида Брэвера. Затем шла информация о отделах службы.
   – В материалах Филиппа обозначены два отдела и одна группа, – продолжил Коллинз. – Группа занимается, прежде всего, экономической безопасностью, анализируя условия договоров и так далее, финансовой деятельностью и еще какими-то общими вопросами. Подчиняется не только службе безопасности, но и финансовому управлению всей компании. Руководитель – Серж Жопэ.
   – Теперь отделы. Первый отдел носит название Отдел внутренний безопасности компании. В нем несколько подразделений. В задачи отдела входит следить за тем, чтобы сотрудники фирмы не слишком много болтали. Другими словами, защита информации. Это как везде. Чтобы секреты никуда не уходили, я имею ввиду промышленный шпионаж, была бы защищна компьютерная система, не было бы заурядного воровства и диверсий в проектных и конструкторских помещениях, лабораториях и в производственных цехах со стороны своих продавшихся служащих и людей внедренных в фирму. И первых и вторых отдел должен отслеживать, короче, выявлять. Руководит им некий Уолтер Гон. На этом Гоне висит несколько грехов. Но об отделе Внутренней безопасности потом, если надо будет. Более всего нас интересует второй отдел, так называемый Отдел внешний безопасности. На нем и остановимся особо. Его начальник – Янус Бэлламор. Общее назначение данного отдела контроль за рынком сбыта и контактами, изучение клиентов фирмы, выявление потенциальных конкурентов, особенно недобросовестных, контрразведка для получения информации, в том числе путем подкупа нужных лиц и силового давления, а также защита сотрудников от террористических действий вне фирмы, сохранение их жизней и обеспечение условий безопасного существования.
   – Далее, что мы здесь конкретно видим? Три подотдела. Первый по работе с отдельными физическими лицами за пределами фирмы и другими компаниями. Подотдел обязан принимать срочные контрмеры против этих лиц и компаний для защиты интересов фирмы. Руководитель – Хоуп Гаррис. Второй является как бы ответвлением первого, но специализируется по работе с заграницей. Им управлял печально известный Юл Кабан. И третий. Его название – Специальный подотдел по быстрому разрешению текущих проблем. Находится в подчинении первого и второго подотделов, откуда он получает вводные указания, и возглавляется Эмброузом Брауном. Руками сотрудников третьего подотдела и вершится вся самая неблагодарная и самая грязная работа. Все начальственные лица этих подотделов нам уже были ранее известны.
   – На этом листе, – Фрэд взял в руку лист бумаги желтого цвета, – фамилии и имена как начальников подотделов, так и рядовых «сотрудников» Отдела внешней безопасности, но уже с кличками. С некоторыми мы тоже знакомы, о других узнаем впервые. Вот, пожалуйста.
   Коллинз начал читать список.
   – Хоуп Гаррис (Кент), Юл Кабан (Папуас), Эмброуз Браун (Мародеёр), Серж Жопэ (Задница), Чунка (Гной), Рэй Скотт (Скунс), Чеки Джанкинс (Гнилой), Даниэл Швайхэр (Псих), Аллан Азар (Таракан), Рахимбай Барат (Темнозадый), Фома Кускофф (Сука), Адам Клебано (Парша), Гай Рулёе (Аналио), Айзек Маслоу (Бздун) и так далее. Всего двадцать четыре штатных сотрудника. Скотт и Швайхэр обозначены у Филиппа как разные субъекты. Очевидно, он не знал, что это одно и то же лицо.
   Фред остановился, но тут же продолжил.
   – Некоторые из сотрудников имеют краткие характеристики. Кускофф помечен как весьма неуравновешанный и грубый тип из деревни, не признающий никаких законов и порядков, как алкоголик и наркоман. Клебано – как утонченный подлец и в то же время как маменькин сынок, любящий деньги и очень красивую жизнь, изнеженный, себялюбивый и женоподобный, играющий на фортепиано, но занимающийся дзюдо. Про этого гада говорят: «Занимаясь приемами рьяно, он не забывает и про фортепиано». Как не противно их всех перечислять и знакомиться с гадкими биографиями, но имена, фамилии и подробности жизни этих недоносков нам нужно будет выучить наизусть. Потрудитесь выучить! Возможно, они нам где-нибудь попадутся. Я список размножу, а вы постарайтесь побыстрее снабдить этими данными всех ваших ребят.
   – Клички какие-то обидные, – вставил фразу в речь Коллинза Митич.
   – Там, у этих сволочей, народ не обидчивый. Если старший по положению плюнет в морду младшему, тот только улыбнется. Все нормально, – успокоил Ибрахима Фред. – Я продолжаю. Вот еще одна интересная страничка, озаглавленная «Сотрудники службы внешней безопасности, отбывавшие наказания в учреждениях исправительного профиля», короче, она о тех, кто сидел в тюрьме.
   – Интересно, – опять заметил Митич.
   – Да. Весьма интересно. Только для читателей глупых серийных авантюрных романов, но совсем не для тех, кто стал жертвами этих мерзавцев. Позволите продолжить. Так вот. Птичками обозначены те, кому посчастливилось сидеть больше одного раза. Если напротив фамилии две птички, значит человек сидел три раза. Три – четыре. И так далее. Смотрим. Некоторые имена снова повторяются. Мы о них уже знаем. До боли знакомые особи. Повтор, но это не беда. Опять есть для нас и новые имена. Здесь обозначено восемь человек: Хоуп Гаррис (Кент), Эмброуз Браун (Мародёер), Даниел Швайхэр (Псих), Эндрю Джэвер (Булыжник), Лазарь Хлус (Выродок). Хлус в этом списке обозначен как редкий кретин, видите, как тупой скот, предназначенный только для самой грязной работы, типа ковыряния в нечистотах. Следующий. Ромео Авдей (Задний проход), в списке значащийся как сволочь первой величины, животное с садистскими наклонностями, супервыблюдок, для которого нет совершенно ничего святого, способный сделать любую подлость просто так, не за деньги, а ради своего извращенного интереса. Его любимые занятия вне «работы» – бросать кошек в лестничный пролет с десятого этажа и рубить топором головы кроликам, которых выращивает дядя Авдея на своем ранчо. Если дядя при забое кроликов обходится без Ромео, тот очень сильно обижается, ругается, даже в бешенство иногда впадает. Смотрите дальше. Джоб Дирижански (Кал). О нем ничего. Вольдемар Ковалефф (Пассивный гомосек). Пометка – очень ограниченный в умственном отношении субъект. Из тюрьмы почти не вылезал. Как вам нравится этот ублюдочный набор? Такие люди, если их так можно называть, судя только по их кличкам, способны на любую гадость! Я не говорю уже о том, что многие из них рецидивисты. Но Филипп ведь не мог иметь полной информации обо всех. У него об этом так и написано. Возможно, что список сидевших не ограничивается перечисленными гадами.
   Коллинз снова раскрыл папку и достал оттуда конверт с фотоснимками.
   – На обороте нескольких фотографий написаны имена, на других – нет. Но так как некоторые из людей, отображенных на снимках, имеют криминальное прошлое и сидели в тюрьме, мы можем с помощью картотеки полиции и исправительных заведений идентифицировать ряд личностей. Фотографии и отпечатки пальцев в нашем распоряжении. Нам все эти рожи тоже нужно запомнить, так как они могут перед нами где угодно неожиданно появиться. Я их тоже распечатаю для всех. Кстати, фотография Ковалеффа здесь имеется. Фамилия обозначена. То, о чем написал Филипп, полностью соответствует, по-моему, действительности. У парня волосы на голове начинают расти чуть ли не от бровей. Почти нет лба! Но откуда же ему быть умным? Еще фотография. Тоже с фамилией и тоже точно отображающая описание Филиппа. Это Клебано. Гордый взгляд свысока, взирающий на нас как бы с презрением. Утонченные черты лица, прямой и тонкий нос, аккуратно уложенные волнистые темные волосы. А вот еще один снимок. Без подписи, но, на мой взгляд, самый интересный. Посмотрите на него внимательно. Судя по описанию Филиппа и архикретиничному лицу это – Хлус.
   Все посмотрели на фотографию и одновременно улыбнулись. С нее на смотрящих глядел человек с перекошенной физиономией и рылом свиньи, близко посаженными к носу выпученными глазами, огромной седой шевелюрой, волосы которой вились и распадались в разные стороны.
   – Ты абсолютно прав, Фрэд. Такое мурло украсит любой зоосад, – Стэн взял фотографию в руки.
   – Это верно, – ответил Фрэд, – и я бы с вами тоже посмеялся, но больно уж много на этих сволочах крови и грязи, чтобы веселиться. Так вот! А ты, Вук, – обратился Коллинз к Джурановичу, – что-нибудь можешь добавить к имеющимся уже в нашем распоряжении материалах о службе безопасности и ее поганых сотрудниках?
   – Почти ничего, – ответил тот. – Я с этой службой никогда никаких отношений не имел. Только раз видел ее начальника Брэвера, да раз этого Мочиано с одним из его телохранителей. Это был очень большой человек, какой-то громила с вьющимися черными волосами и дикими глазами. За мной, правда, еще гонялись несколько паршивцев из этой службы, но у меня тогда не было времени и особого желания запоминать их мерзкие физиономии.
   – Ладно. Хорошо. Теперь о самом главном негодяе. Часть вторая, – Коллинз взял в руки вторую пачку докуметнов. – Эта группа материалов имеет обозначение «Преступления, в которых был непосредственно или косвенно замешан Янус Бэлламор». Бэлламор фигурирует здесь под несколькими именами и с несколькими кличками: Адриан Мочиано (Густой), Хаим Шныркурсон (Нечистый), Вилли Нехаенвич (Нога), ну и, конечно, Янус Бэлламор, которого его же подчиненные и «друзья» часто за глаза называют Боровом или Ломом.
   – Все время интересовался кличкой этого подлеца, – сказал Капенда. – Оказывается их у него несколько. Наконец-то мое любопытство удовлетворено.
   – Позволю себе продолжить, – Коллинз опять склонился над бумагами. – Бэлламор. 1939 года рождения, штат Массачусетс, город Бостон. Записи начинаются с 1974 года, с дела Рубинштейна, когда был убит знакомый журналист Курла. Следующее дело Бобсона. 1975 год. Еще два трупа. Три дела 1976 года. Места, даты, основные участники, как несомненные, так и предположительные, а также лица как-то связанные с этими преступлениями, но не проходившие по следствиям. Опять убитые. Здесь, в этом конверте, некоторые документы, вырезки из газет, догадки и предположения Курла. Затем перерыв. Нет сведений. Начиная с 1984 года, опять целый ряд преступлений, в числе которых вымогательства, шантажи, подделка финансовых и других документов, кражи и перепродажа автомобилей, ограбления и избиения, похищения с целью получения выкупа, торговля наркотиками. А ты, Стэн, боялся, что Швайхэр обманывает своего босса и работает в одиночку, распространяя эту заразу, – Фрэд повернулся к Стэну. – Швайхэр вполне мог выполнять задания хозяина и это явилось, может быть, не последней причиной для устранения неумелого распространителя.
   – Да, – покачал головой Капенда, – такое впечатление, что Бэлламор поставил себе задачу не пропустить ни одну из статей Уголовного кодекса и решил все проверить на практике и собственном опыте.
   – Это еще не все. Это вот список лиц погибших от рук бандитов, подчинявшихся Бэлламору. Начиная с 1974 года. Последним в этом списке обозначен Джон Калоефф. Опять пометка: «Список не полный». Ну, и завершающая, третья, группа данных – «Преступления службы безопасности (общая информация)». О всей службе безопастности в целом. Здесь говорится о ликвидации сотрудников своей фирмы. Уточнено, что «помощь» была оказана по просьбе Отдела Внутренней безопасности. Помните я говорил о грехах начальника этого отдела Гона? Потом о ликвидации сотрудников компаний конкурентов, также и о уничтожении лиц, не относящихся к какой-либо организации, похищении людей. Отмечено, что два человека до сих пор не найдены. Еще есть сведения о поджогах, взрывах и так далее. Здесь же соображения Курла о том, кому все это было выгодно и кто выиграл, кто пострадал и проиграл. Опять о участниках преступлений, обстоятельствах и прочем. Опять о начальниках и подчиненных, о связях службы безопасности в Нью-Йорке, штате, стране и за рубежом. Опять указание на то, что во многом еще надлежит разобраться. Вот такая картина. Таким образом, то, от чего сотрудники службы безопасности должны спасать свою фирму, они применяют к служащим других компаний. Причем все проблемы эти сотрудники решают своими силами, грубым и преступным образом, не обращаясь за помощью ни к специалистам по промышленной разведке, ни к каким-нибудь частным детективным агенствам. Своих кадров хватает. Как Филиппу все это удалось собрать, просто ума не приложу. Я знаю, о чем говорю. Вы уж поверьте. Как будто целая следственная группа специалистов работала несколько лет.
   – Отлично! Хорошая папка! Теперь уж каждая свинья будет знать о этом Бэлламоре и его дебилах, – подытожил речь Коллинза Джонсон.
   – Да. Каждая… – задумчиво произнес Фрэд. Но для этого нам нужно материалы Курла обработать надлежащим образом. Это, я думаю, понятно. Сечас мы распределим роли и обязанности, разделим усилия по обработке данных на компьютерах. Сканируем фотографии и размножим список преступников. После этого все сведем воедино. За ночь работу нужно сделать обязательно. Утром я отправлю готовые материалы по назначению и договорюсь с главным редактором «Нью-Йорк таймс» о интервью Джурановича. Начинаем!
 //-- * * * --// 
   Ранним утром следующего дня работа по обработке документов Филиппа Курла была закончена. Документы были снабжены заголовком «Материалы о преступной деятельности службы безопасности организации № 19431022/28, собранные журналистом газеты «Нью-Йорк таймс» Филиппом Курлом, убитом бандитами в апреле сего года». Ниже были обозначены имена составителей доклада. Материалы были отправлены по электронной почте федеральному прокурору Нью-Йорка, началнику нью-йоркского управления ФБР и главе департамента полиции города, в главные газеты и всем другим заинтересованным лицам согласно списку, составленному накануне.
   После этого Коллинз уехал с Джурановичем на служебной машине ФБР в редакцию газеты «Нью-Йорк таймс».
   Интервью Джурановича началось в 7 часов утра в помешении редакции в присутствии главного редактора, журналистов и сотрудников телевидения. Джуранович говорил спокойно и доходчиво, без лишних слов. Свою речь он во всех деталях и очень хорошо продумал уже давно.
   Джуранович начал свой доклад с краткой справки, касающейся документов о преступлениях лиц, являющихся в настоящее время сотрудниками службы безопасности военной фирмы, которые журналист Филипп Курл собирал в течение многих лет. Затем было рассказано о событиях двух последних месяцев, когда после двух критических выступлений Джурановича на очередных заседаниях перед руководством и научными специалистами фирмы, службе безопасности было дано распоряжение о физическом устранении конструктора, о его побеге из Соединенных Штатов, о том, что случилось в Анголе, какое продолжение это имело в апреле – мае в Нью-Йорке, какими жертвами сопровождалось и руками кого грязные убийства были осуществлены.
   После этого конструктор опять заговорил о проблемах, затронутых им раньше на заседаниях специалистов фирмы. Остановившись на технических особенностях «невидимых самолетов» с их недостатками, не отвечающими современным требованиям, и о намерении производителей боевых машин повторить эти недостатки предыдушей модели при создании новой, Джуранович отметил, что самолеты типа F-117 вполне можно сбивать даже с помощью устаревших вооружений. В качестве примера он привел случай с «невидимкой» НАТО, уничтоженной недалеко от Белграда в конце марта, с помощью выпущенного много лет назад радара П18 советсктго производства и такого же старого зенитно-ракетного комплекса С-125, находящегося на вооружении ПВО Югославии. В случае, если у югославов появятся более совершенные комплексы ракет советского производства, к примеру С-200 или С-300, что может произойти в любой момент, заметил конструктор, опасность для «невидимых» американских самолетов, коие такими не совсем являются, увеличится во много раз.
   Продолжая тему, Джуранович сообщил, что самолеты, созданные по технологии «Стелс» и предназначенные для скрытного преодоления системы ПВО, способны засекать не только низкочастотные радары, но и, не относящиеся к вооружениям, антены мобильной связи, которых везде полно. В поле излучения нескольких таких антен и с помощью специальных приемников, анализирующих данные этого поля, «невидимку» можно обнаружить довольно просто. Хотя антены сотовой связи уязвимы и легко выводятся из строя, дешевле их вряд ли что-нибудь возможно придумать. В развитие данной идеи Джуранович высказался о том, что подобного типа мачты при их усовершенствовании могут успешно быть использованы исключительно в оборонных целях только военными и, что защитные системы, снабженные такими антенами, целесообразно устанавливать поблизости от особо важных объектов для обнаружения «невидимок».
   Очень популярным языком Джуранович рассказал также о собственной теоретической разработке аппаратуры для обнаружения «невидимых» самолетов. По словам инженера, она должна будет представлять собой гибридный комплекс, состоящий из двух взаимодействующих друг с другом установок, включающий в себя элементы старого полуактивного низкочастотного радара, значительно меньшего по массе всех прежних образцов, обнаруживающего летящую «невидимую» машину, и локатора наведения ракеты на цель, работающего в высокочастотном диапазоне.
   Основываясь на своих рассуждениях, Джуранович высказался относительно того, что в этой связи нет смысла развивать тип дорогостоящего летательного аппарата, аналогичный прежнему «Стэлс», который предложили специалисты нескольких смежных компаний, входящих в авиационный концерн, не вводить в заблуждение военных и не тратить большие деньги зря. Он порекомендовал идти по пути постепенного снятия с вооружения «невидимых» самолетов F-117 и сосредоточить усилия на создании принципиально нового, например, плазменного типа «невидимки», начатого разработками в Советском Союзе еще в самом начале девяностых годов, «невидимость» которой обеспечивается компактным бортовым генератором плазмы, создающим вокруг боевого самолета особое плазменное поле, поглощающее электромагнитные волны, генерируемые и посылаемые средствами обнаружения противника.
   В заключительной части интервью Джуранович коснулся политических аспектов войны НАТО против Югославии. Он построил последнюю часть своего выступления в виде нескольких вопросов к собравшимся журналистам, на которые сам и ответил.
   – После произвольного нападения НАТО под главенством Соединенных Штатов на Югославию якобы для защиты албанцев Косово хочется спросить, а зачем теперь в мире нужна такая организация как Организация Объединенных Наций с ее Уставом и Советом Безопасности? И зачем нужно международное право? – были первые вопросы Джурановича. – Все это может сейчас с успехом заменить НАТО. Санкций Совета Безопасности больше не требуется. Нужно просто решение Североатлантического блока. Так? Но кто дал право НАТО самостоятельно вершить суд на международном уровне и над суверенной страной с ее внутренними проблемами? Вообще любой судебный процесс всегда подразумевает выслушивание двух сторон – истца и ответчика, прокурора и адвоката. Причем без грубого давления на ту или иную сторону. Только после этого принимается решение. В случае с Югославией ничего подобного не было. Ее никто, ни в каком международном суде не выслушивал. После инцидента в Рачаке и на подобии переговоров в Рамбуйе на страну два раза был оказан нажим. Согласно ультиматуму НАТО, на территории Югославии надлежало разместить войска этого союза. Заметьте, не войска ООН. Все происходящее напоминает мне какие-то пещерные варварские времена с применением грубой силы. Поэтому я считаю совершенно законным требование Югославии, обратившейся с иском в Международный суд Организации Объединенных Наций в Гааге, начать судебное расследование по отношению к десяти странам НАТО, участвовавшим в войне против нее, устроившим на ее территории разбой, убивший людей, загрязнивший землю радиоактивными элементами, разрушивший экономику страны, да еще умышленно и химические заводы вдобавок, вследствие чего произошло экологическое отравление. Были отравлены почва, вода и воздух на Балканах, что представляет собой первый прецедент в мировой истории.
   – А стали бы Соединенные Штаты вмешиваться в дела тех государств и регионов, где у них совершенно нет никаких интересов, где для Америки нет пользы? Где нет нефти, полезных ископаемых, ресурсов, не требуется установления влияния и контроля, их и их союзников, интересоваться территориями, которые не являются для них стратегически важными, и тому подобное? Стали бы они напрягаться просто так, защищая кого-то, терять людей и тратить сумасшедшие деньги? – спросил серб. – Нет. Не стали бы. И я и вы в этом уверены.
   – А если Союзная Республика Югославия была бы вдрызг дружественной для Соединенных Штатов и государств НАТО страной, поддерживающей все их начинания, предоставляющей свою территорию под военные базы, а албанцы Косово, напротив, занимали бы враждебную, резко антиамериканскую позицию, ориентированную на врагов США. Стала бы Америка и блок НАТО в этом случае защищать последних? Нет! – ответил Джуранович. – Албанцев, наверно, и начали бы бомбить. Все было бы наоборот. Еще раз повторяю, что Америке нет никакого дела до сербов и албанцев, кувейтцев и иракцев и так далее. Ей есть дело только до самой себя и заявления о справедливости и защите кого-то являются в данном случае лишь пустым звуком.
   – Касаясь происходившего в последнее время в самой Югославии, хочу еще раз подчеркнуть, – сказал докладчик, – что действия в Косово являлись ее внутренним делом и югославы проводили там борьбу, в первую очередь, с сепаратизмом, – продолжил Джуранович. – А сепаратизм нигде не поощряется и везде преследуется, в том числе и в США. Вспомните как группа лиц выступила не так давно в штате Техас за отделение его территории от Соединенных Штатов. Чем это закончилось? Зачинщики получили пожизненные сроки вот и все! А теперь, после военной операции, которую следует классифицировать не иначе как агрессию НАТО, обрушившего на независимую страну силы десяти государств из своего состава, пострадавшим оказалось уже славянское, адыгское и цыганское население, изгнанное из Косово и Метохии. Где же, позвольте спросить, справедливость? Выходит, что борьба за справедливость привела к несправедливости?
   Закончив свое выступление, Джуранович ответил на вопросы группы журналистов. Один из журналистов спросил у серба, продолжает ли он в настоящее время являться сотрудником фирмы, о которой рассказывал. Джуранович ответил, что у него пока нет сведений о его увольнении из фирмы, но, что это обязательно должно произойти после сегодняшнего интервью.
 //-- * * * --// 
   О интервью Джурановича газете «Нью-Йорк таймс» и телевидению руководство частной военной фирмы, начальники службы безопасности и бандиты шайки Бэлламора узнали одними из первых, еще когда оно шло.
   Все члены бандитской группировки в экстренном порядке собрались на совещание. Всем им стало ясно, что нужно как можно скорее избавляться от компрометирующих материалов, а тем, о ком особо шла речь в документах Курла и интервью Джурановича, быстрее скрываться от правосудия. На преступной сходке шеф бандитов каждому ее члену дал указания о том, что надлежит делать в сложившейся ситуации и подразумевавшие несколько вариантов действий в зависимости от обстановки, какие материалы следует удалить из файлов компьютеров и какие документы из сейфов необходимо немедленно уничтожить. Все эти мероприятия Белламором были продуманы и запланированы уже давно, так как на его начальственном месте неприятности и осложнения могли возникнуть в любой момент. Поэтому, раздавая задания, он говорил хотя и быстро, но без суеты, по пунктам, которые уже были в голове.
   Не успели в кабинете босса Отдела внешней безопасности прозвучать последние слова команд, как на его столе зазвонил телефон. Секретарша Брэвера приглашала Бэлламора к начальнику на очень важный и срочный разговор. Бэлламор хлопнул в ладоши, сказав, что все идет строго в соответствии с его планом, подмигнул подчиненным, приказал им начинать действовать и не спеша вышел из помещения.
   Брэвер сидел за своим столом, развалившись в кресле, и курил дорогую сигару. В кабинете кроме него, по обе стороны от стола, сидели на стульях еще два каких-то коротко стриженных парня. Оба были похожи на культуристов. Бэлламор раньше их никогда не видел среди сотрудников фирмы.
   – Присаживайся, Янни, – дружелюбно предложил Брэвер Бэлламору, указывая рукой на кресло, – ты, конечно, уже все как всегда знаешь. Знаешь раньше всех нас. Как же это ты так смог жидко обгадиться? Ты и твои люди? Ты же у нас очень предусмотрительный и умный. Самый умный из нас всех, умнее даже меня. Просто не понимаю. – Начальник службы безопасности хотя и криво, но откровенно улыбнулся.
   – Так сложились обстоятельства, – Бэлламор тоже широко улыбнулся, проведя большим и указательными палцами правой руки по губам. – Обстоятельства бывают сильнее нас. Всякое случается в нашей нелегкой работе.
   – Это ты верно заметил. Всякое случается. Но из такого затруднительного и, я бы сказал, паршивого положения, как ты пониманшь, нужно поскорее выходить. Прежде всего, я думаю и ты это осознаешь, мы обязаны спасти честь нашей фирмы и службы безопасности. Это главное. Ну, что я говорю. Ты и так сам все знаешь. В связи с происшедшим службу безопасности мы срочно реорганизуем, твой отдел приказом распустим. Твоих людей ведь полиция непременно после всего этого возьмет и начнет трясти. Может быть, уже сегодня. А ты, раз во всем виноват, сам все и расхлебаешь. Тебе за все отвечать. Возьмешь все на себя. А как еще?
   Бэлламор медленно вытащил из кармана пиджака носовой платок и протер им лысину и шею.
   – Мы тут составили на компьютере письмо от твоего имени, адресованное мне, – продолжил Брэвер, – в котором ты чистосердечно все признаешь, во всем сознаешься и каешся во всех своих грехах.
   – В своих? – Бэлламор слегка развернул корпус и пристально посмотрел на Брэвера.
   – Да. А в чьих же? Ты и виноват. И это не только мое мнение. Все наше руководство считает точно так же.
   – Постой! Все, что я делал, я согласовывал в первую очередь с тобой. Никакой самодеятельности никогда не было. Все делалось коллегиально. Все вопросы мы всегда обсуждали либо с тобой лично, либо со всеми начальниками подразделений в твоем присутствии. Я самый умный, а ты у нас самый главный. Ты на все давал добро. И от тебя я получал немало очень интересных заданий по работе с отдельными личностями, группами личностей и компаниями. Это были не задания, а конфетки какие-то. Неужели все забыл? Так я напомню!
   – Не время сейчас вспоминать и ворошить прошлое. Нужно смортеть в ближайшее будущее. Ты это должен понимать. Давай оставим детский разговор со словами: «А ты сам виноват!» Обратного пути не будет. Все уже решено и решение правильное и окончательное. Письмо написано. Но лучше будет, разумеется, если ты то же самое напишешь собственноручно на бумаге и поставишь под написанным подпись. Так будет намного убедительнее для тех, кто скоро будет ковыряться в наших делах. С твоей стороны это будет благородно. Мы высоко оценим такое признание. Не сомневайся.
   – Интересно! Оцените. А дальше-то что?
   – Дальше все совсем просто. Проще простого. В соседнем кабинете есть окно, которое открывается во внутрь. Оно уже открыто. Ты залезешь на подоконник и совершишь небольшой полет. И вопросов тебе после полета никто больше задавать не станет. Идеальный вариант. Кто же задает вопросы мертвым? Разве что какой-нибудь ненормальный.
   – Остроумно и великолепно придумано! – хмыкнул Бэлламор, улыбнувшись.
   – Тут не высоко. Ты знаешь. Всего четырнадцать этажей. Даже не успеешь вспомнить свое детство и юность, а уже шмякнешься об асфальт. Детство-то у тебя было?
   – А ты думал, что я родился сразу взрослым и с лысиной? Конечно, было. Как у всех. Правда, не счастливое. У меня папа был вор. Мать я видел всего один раз.
   – Вор!? Неужели? А ты мне всегда говорил, что он был учителем, – Брэвер выдавил из себя издевательский смех.
   – Да. У него было чему поучиться. Учитель – это кличка. Но сейчас я не стану рассказывать подробности из жизни моего папаши, хотя они тебя вдруг заинтересовали. Это совсем не актуально в данный момент. Давай лучше про тебя поговорим немного. И про нас. Когда я вам всем, когда я тебе служил, вопрос так не ставился. Стоит ли так бросаться своими людьми? А тут вдруг полет. Асфальт. Хотя я и сверхумный, как тебя послушать, не очень хорошо, однако, кое-что понимаю. Ты же ко мне всегда в друзья набивался. И вдруг такое свинство. Разве с друзьями так поступают? Или ты дружишь только с удачливыми людьми, а если у них дела стали плохи, то они уже перестают быть друзьями. Даже странно все эти слова про мертвяков от тебя слышать. Не этого я от тебя ждал, – Бэлламор опять душевно улыбнулся.
   – Что значит в друзья набивался? Что значит перестал быть другом? Мы друзья и есть, друзьями и останемся. Навсегда! Я на ленте твоего погребального венка напишу: «Моему лучшему другу»!
   Бэлламор от радости чуть не подпрыгнул на своем месте и стукнул ладонью по колену.
   – Так ты будешь последнее письмо писать? – Брэвер нервно стряхнул пепел с сигары.
   – Я считаю это совершенно лишним, – Бэлламор прекратил улыбаться.
   – Правильно! Того, что написано в электронном виде вполне достаточно. Тем более, что и ты так же считаешь. Не будем разводить бюракратию и дублировать одно и то же, хотя твоя подпись многого стоить может, – Брэвер повернул лицо сначала к одному, а потом к другому «культуристу». – Ребята сейчас тебе немного помогут. Не переживай особенно. От тебя минимум потребуется.
   Оба парня встали со своих мест.
   – Минуту! Еще одну минуту, пожалуйста! Я и не думал переживать, тем более в такой грошовой ситуации. Но я не все сказал, – Бэлламор тоже встал.
   – Все или не все. Какая разница. Исповедоваться хочешь? Так я тебе не святой отец. Брэвер опять посмотрел на парней и нетерпеливо затушил сигару в пепельнице.
   – Времени у нас в обрез, но минута никакого значения не имеет, – остановил парней левой рукой Бэлламор, незаметно нажав в то же время большим пальцем правой руки на маленькую кнопку, вмонтированную в массивный золотой перстень, нанизанный на средний палец той же руки. – Логичнее было бы только тебе как самому главному начальнику нашей службы безопасности отвечать и выкручиваться за себя и за меня, и за нас всех. Хотя мои люди и наследили по мокрому, я поступил бы все-таки иначе, чем ты. Вариантов много, а ты избрал самый легкий для себя, не требующий особых стараний и усилий. Нагрузил грехи на меня одного. И мои и чужие. Обгадились-то мы все. Но раз ты решил все свалить на одного меня, то сам и виноват в том, что с тобой может в дальнейшем случиться. В ближайшем будущем, как ты говоришь. Поэтому извини!
   Едва Бэлламор закончил свое пламенное высказывание, как дверь кабинета Брэвера с треском отварилась от удара чьей-то огромной ноги, только каким-то чудом удержавшись на петлях. В помещение с шумом ворвались два здоровенных громилы – Джэвер и Хлус. Брэвер и его подручные не успели опомниться, как с сухим треском заработали пистолеты с глушителями, в несколько мнгновений решивших сложную до этого проблему. Стриженые парни, не успев даже среагировать на случившееся, беззвучно повалились на пол, выпучив глаза.
   – Вот ведь незадача какая, Брэвер. Мы, так сказать, немножко поменялись ролями, – Бэлламор опять начал улыбаться. – От твоего имени, представь себе, тоже составлено письмо, где ты всю ответственность и вину берешь на себя. Это письмо уже в твоем компьюторе.
   Брэвер схватился за крышку своего ноутбука, лежащего на столе.
   – Поверь мне на слово, Дэвид. Все так и есть. Не проверяй. Мы все быстро исправим. Текст, написанный якобы мной мы сотрем. Останется только твой шедевр. А вот теперь полет, который ты приготовил для меня, придется выполнить тебе. Вроде выход с четырнадцатого этажа в соседнем кабинете? Так ты, кажется, говорил?
   Джэвер с легкостью подскочил к началнику службы безопасности справа, схватил его за шиворот и без особого труда вытащил ошалевшего Брэвера одной рукой из-за стола, с которого все посыпалось вниз. С левой стороны Дэвида подхватил гнусно улыбающийся Хлус.
   – Послушай, Янни, ты что, шуток не понимаешь? – прохрипел Брэвер.
   – Вот именно. Не понимаю. Правда, раньше понимал, а теперь перестал. Благодаря тебе перестал понимать. Тут налево есть кабинет с открытым чьими-то заботливыми руками окном, – сказал, смеясь, Бэлламор, – а до земли не далеко. Так, кажется, Дэвид? Так близко, что ты не успеешь даже в брюки наложить. Не в штаны, а в брюки. Штаны у девушек. Я тебе о штанах и брюках уже не раз говорил. Помнишь?
   Джэвер и Хлус, с лица которого не сходила улыбка кретина, молча потащили из кабинета в коридор онемевшего от страха Брэвера. Бэлламор в развалку последовал за ними.
   – Что за шум? Мистер Бэлламор? Посетители шефа почему-то лежат на полу и не двигаются. Им что, нужна помощь? Стряслось что-нибудь? Может быть, у вас проблемы, мистер Бэлламор? – спросила в дверях у Бэлламора секретарша Брэвера, спокойно провожая взглядом странную троицу, состоящую из ее непосредственного начальника и двух верзил, тащащих его в соседний кабинет.
   – Разве у умных людей могут быть проблемы, Энни? Проблемы бывают только у дураков! – Бэлламор нежно похлопал секретаршу по щеке своей мясной лапой. – Я спускаюсь вниз, а ребятам скажи, чтобы догоняли. Что делать с компьютером нашего Дэвида они знают. Но прежде пусть протрут пистолеты и вложат их в руки этим неудачникам. Ребята знают, кто в кого стрелял. Не должны ошибиться. Те, кто сюда потом придут, пусть думают, что эти недотепы что-то не поделили между собой. Все понимаешь, крошка?
   – Какие вопросы, мистер Бэлламор?
   – Полицию вызовешь минут через десять после ухода Джэвера и Хлуса. Скажешь, что ничего не видела, так как начальник отправил тебя вниз что-нибудь принести. Что там нужно было принести, сообразишь. Пока, красавица!
   – Счастливо, мистер Бэлламор!
 //-- * * * --// 
   На квартиру, где Капенда, Джонсон, Митич и еще восемь недавно приехавших к ним «африканских» друзей уже в двадцатый раз просматривали по телевизору последние, животрепещущие новости, Джурановича привезли только около полудня. Он слово в слово повторил то, о чем говорили дикторы телевидения. Рассказал, что события в офисе службы безопасности оборонной фирмы разворачивались утром стремительно и трагически, что есть уже несколько трупов, решение о аресте бандитов и осложнения, связанные с поимкой преступников, котороые заставили Коллинза прервать все его дела и на время примкнуть к следственной группе, начавшей расследование утреннего инцидента. Тут же Джуранович добавил, что Фрэд явится к ним с минуты на минуту.
   Однако минуты превратились в часы. Коллинз приехал в начале третьего.
   – Хорошо, что все в сборе, – начал он быстро говорить с порога.
   – Не все. Несколько человек скоро сюда подъедут, – ответил Капенда. – Полагаю, сейчас начинаем активно действовать.
   – Точно, – сказал Коллинз, положив на стол большой пакет. – Но обойдемся, скорее всего, без тех кто спешит к нам. Времени у нас очень мало. Почти совсем уже не остается и людей нам много тоже не нужно. Составляем две группы, по три человека в каждой, и вылетаем на юг, в Техас. И я тоже. На мне осуществление связи с ФБР, обычной полицией и особой группой полицейского спецназа.
   Джонсон выпятил вперед нижнюю губу.
   – Мой шеф договаривается в настоящий момент с начальством аэропорта о том, чтобы нас, несколько человек, я говорил с ним о шестерых, пропустили через все проверочные пункты и на борта самолетов с оружием. И еще сейчас решается вопрос относительно полицейского вертолета, который переправит нас в аэропорт. По обычной дороге к рейсам нам уже не успеть.
   – О шестерых? – переспросил Капенда.
   – Во всяком случае столько людей понадобится, не более. Основную работу будут делать, очевидно, другие. Об этом потом. Чуть позже. Сейчас ждем звонка и подробных указаний. А пока небольшой рассказ обо всем случившимся сегодняшним утром и о том, что нам предстоит сделать, куда и для чего ехать. Итак, начинаю. Брэвер, главный начальник службы безопасности, и еще двое неизвестных уже на том свете. Свидетелей нет. Один человек мог бы прояснить ситуацию. Это – секретарша Брэвера. Но ее перед самой трагедией кто-то умышленно вывел из игры. Вызвали из помещения службы безопасности вниз, к вахте. Принесли якобы какие-то важнейшие документы. Внизу оказалось, что секретаршу просто ввели в заблуждение. Звонок был не от вахтенного охранника, а с мобильного телефона. Она сразу не разобралась. Отсутствовала всего несколько минут, но когда вернулась все уже было кончено.
   – Брэвер мертв? Все это весьма странно. Чего бы это именно с ним такое несчастье могло случиться? – в недоумении спросил Стэн, почесав в темени. – Скорее подлеца Бэлламора должны были убрать. Наши надежды, видно, не оправдались. Перехитрил он их всех.
   – Да странно. Именно Брэвер покончил жизнь самоубийством – выбросился из окна здания, где у них контора, во двор, с четырнадцатого этажа. Все кто его знают, в один голос заявляют, что этого он не мог сделать. Брэвер оставил в своем персональном компьютере письмо, объясняющее его поступок. Убедительное письмо. В нем он покрывает всех своих подчиненных без исключения и клянется, что он один виноват в преступлениях службы безопасности фирмы. Однако что-то здесь не так. Похоже, все-таки, это было не самоубийство. Его кто-то выбросил из окна. Эксперты, изучавшие следы на паркете от ботинок Брэвера с подошвами из микропористой резины, считают, что он у окна упирался и сопротивлялся кому-то. Поэтому они все больше склоняются именно к версии о убийстве. Следствие покажет. Но кто его выбросил? Не понятно. Это могли быть неизвестные молодые люди, убитые в кабинете Брэвера. Однако кто их убил и зачем? Тоже не ясно. Почему они оказались в охраняемом объекте? Эти двое к фирме никакого отношения не имели. Их никто в компании не видел. Никто не знает как они попали в кабинет Брэвера. Документов у них тоже никаких при себе не нашли. Все похоже на поспешную и дешевую инсцинировку. Скорее всего, спектакль разыграли негодяи Бэлламора, у которых не было времени сделать его чисто. На эту мысль специалистов навела одна важная улика. На обойме одного из двух пистолетов, находившихся в руках убитых парней, обнаружены пальцевые отпечатки рецидивиста Хлуса, человека Бэлламора. Мы с вами о этом Хлусе говорили. Думаю, следователи и с этой загадкой со временем разберутся.
   – А что с самыми главными мерзавцами? – опять задал вопрос Капенда.
   – Все сволочи разбежались, но полиция сработала оперативно и двадцать пять человек уже арестовано. В том числе и одна крупная птица попалась – скотина Жопэ. Когда его брали, у него произошло непроизвольное выделение мочи. Обгадившегося Джанкинса припоминаешь? Но Жопэ быстро взял себя в руки и следователю пока из него не удалось выжать ни одного слова. Однако Бэлламора и Брауна среди арестованных, к сожалению, нет. Мы уточнили списки служащих отделов службы безопасности. Сбежало шесть негодяев. Полицейские получили о них ценную информацию сначала от одного из арестованных подонков, а потом и от другого. События разворачивались так. Из помещения фирмы не успели скрыться пятеро бандитов. Лихорадочно заметали следы. Двое дебилов, известный уже нам Кускофф, находившийся в состоянии наркотического опьянения, и один грязный выкидыш по фамилии Дибун и по кличке Лысый Боб, оказали вооруженное сопротивление. Вслед за ними со страха и по дурости начал палить и болван Клебано. О нем у нас тоже был разговор вчера. На свою беду они ранили двух сотрудников полиции. Одного из них, ветерана нью-йоркской полиции, который находился на службе перед уходом на пенсию последний день, серьезно. Полицейские открыли ответный огонь. Двое из этих гадов тоже получили ранения. Идиот Кускофф и подлец Клебано. Клебано наши прострелили из дробовика ягодицы, которые у него очень большие, как у женщины, и при задержании случайно выбили глаз. Перегнули палку, наверно. А, может быть, он им что-то сказал нехорошее или обидное. Скорее всего, отомстили тут же на месте и в незатейливой манере за ветерана. Но для такой сволочи, думаю, два глаза роскошь. Поганца Лысого Боба убили. Еще двое других не стреляли, но начали метаться по помешению как угорелые. В результате придурковатый Ковалефф был тоже убит. Пуля попала ему прямо в узкий лоб, как раз между глаз. А некий Остапенк, по кличке Прыщ, получил пулю в гениталии. Говорят, что он не орал, а визжал как свинья, когда его везли в госпиталь.
   Находившиеся в комнате заулыбались.
   – Похоже, вооруженное сопротивление и ранение товарищей нескольких из наших оперативных работников просто взбесило. За то, что негодяи ранили полицейских, особенно всеми уважаемого ветерана, наши офицеры и следователи применили к бандитам нетрадиционную формулу допроса. Начали выбивать правду не с помощью просьб, уговоров и разговоров. Понимаете! Кускофф сработал под дурака. Похоже, однако, он действительно сошел с ума. Кое-что, правда, из него удалось вытрясти, пока он был еще чуть-чуть вменяем. Но, судя по всему, он теперь до конца своих дней будет постоянно улыбаться и хохотать. Счастливый человек! А вот слегка подлеченный врачами Клебано так испугался угроз, морального давления и физического воздействия, что полностью раскололся, обо всем рассказал и всех продал. Особенно он разошелся в своих признаниях, когда мы соврали ему о кончине одного из двух раненных полицейских и обещали не сидевшего еще Клебано определить в камеру предварительного заключения к сексуальным маньякам и извращенцам. Один из полицейских офицеров заявил этому Клебано, что он может случайно потерять и второй глаз и тогда толком даже не будет понимать, кто станет его очередным мужем по камере. Потом, конечно, как успокоил Клебано полицейский, опыт к нему обязательно придет и он без труда начнет разбираться во всяких таких камерных хитростях и без глаз.
   Все опять заулыбались, а Джонсон за большое чувство юмора и умение воздействовать на психику преступника поставил полицейскому чину на словах оценку «отлично».
   – После того как его обманули таким образом, обманули, что человек в которого стрелял Клебано, ветеран полиции, скончался, он начал говорить даже о том, о чем его не просили рассказывать. Расчет оказался исключительно правильным. Все, что знал из трусости выболтал, лил грязь на Остапенка, который, кстати, в детстве был его приятелем. Не теряя времени, сразу же после операции на гениталии мы с пристрастием перепроверили информацию слабонервного Клебано у Остапенка. Сказали последнему, что Клебано всех уже полностью заложил и его заодно как следует измазал говном. Подкинули несколько фактов, подтверждающих это. Взбешенный Остапенк показывал зубы и скрипел ими, как только что попавший с воли в зверинец шакал, обещая Клебано страшную месть, но потом тоже сломался и подтвердил сказанное. Ему наши ребята тоже что-то особенное наобещали. Все сошлось. До мелочей. Редкий случай в следственной практике. Я посовещался по этому поводу со следователями. Похоже, говорят, что бандиты не соврали. Остапенк и от себя еще добавил несколько деталей. Потом с этим Остапенком случилась настоящая истерика, он начал биться на больничной койке, кривясь от боли и обливая своего бывшего друга изощренными ругательствами. Обессилив, обозвал его еще подлой сукой и мелким дерьмом. Следователь захотел узнать, почему он дал такую нелестную характеристику товарищу. Плача, Остапенк заявил, что Клебано и в молодости был свиньей и рассказал об одной истории детства, когда друзья хотели купить на двоих шоколадку за шестьдесят один цент. У Остапенка денег немного не хватало – было пятьдесят восемь центов. Не уточняя сумму, имевшуюся в его распоряжении, он попросил Клебано добавить. Тот щедро сыпанул пригоршню мелочи в руку Остапенка, где были монеты, сказав, что дал шестьдесят. При подсчете денег Остапенком оказалось, что друг погано его обманул и дал всего тринадцать центов. Смешно, когда бандиты рассказывают про себя такие трогательные истории? Но в то же время и довольно горько.
   Джонсон театрально скривил лицо и покачал головой.
   – Сейчас эти двое представляют собой жалкое ублюдочное зрелище. С одной стороны они опасаются, что полицейские выполнят свои угрозы и обещания, с другой – страшно боятся расправы Бэлламора. Для него не существует ведь ни расстояний, ни толстых тюремных стен, ни какой-то там охраны. Он сам или его люди продажных скотов везде достанут и накажут. Тут вопросов нет. Похоже, что Клебано и Остапенк теперь надолго или навсегда лишатся покоя.
   Джонсон опять покачал головой.
   – Теперь самое главное. Конкретные данные, полученные от преступников во время пристрастного допроса. Свалило шесть человек: Бэлламор, телохранитель Бэлламора Джэвер, Браун, Хлус, Авдей и Дирижански. Улетели на самолете. Успели смыться пока еще не было ордеров на аресты бандитов и полиция разбиралась с убийствами в помещении фирмы. Все они улетели либо в Эль-Пасо, либо в Сан-Антонио для того, чтобы на автомобилях добраться до границы, где находится небольшой пограничный городок Пресидио. Потом через мексиканский город Охинага, тоже маленький населенный пункт, от силы тысяч десять жителей, где негодяев ждет сообщник, они собираются уехать вглубь Мексики. Сразу лететь международным рейсом они, вероятно, не рискнули. В Эль-Пасо или в Сан-Антонио. В какой из городов не известно. Те, кто раскололся, об этом точных сведений не имеют и заявляют, что все будет зависеть от обстоятельств. В планах Бэлламора были именно два этих города. И в одном и в другом у них, скорее всего, тоже есть сообщники, которые снабдят их оружием и машинами для передвижения к границе. Все скрывшиеся бандиты изменили внешность и имеют на руках поддельные документы. Или даже настоящие, с вымышленными именами, которые для них на настоящих бланках сделали продажные чиновники за деньги. С собой Бэлламор прихватил большую сумму денег наличными. Несколько миллионов. В Мексике подлецам есть где укрыться. Об этом их оставшимся в Нью-Йорке прихлебателям известно, а через них теперь и нам. Никто не знает только места в Мексике, куда собрались бандиты. Если они преодолеют границу, изловить сволочей будет в десятки и сотни раз труднее, чем в Штатах. Надо сделать все, чтобы преступники не смогли сбежать за кордон. Из города их, к сожалению, упустили, но в одном нам хоть повезло. Бэлламор очень осторожен и лишнего никогда и никому не говорит. Однако полиция, к счастью, взяла тех, кто обычно занимался у него авиационными и железнодорожными билетами. Именно Остапенк и Клебано ведали у Бэлламора вопросами передвижения по стране и поездками за границу. Поэтому они были частично посвящены в планы босса бандитов. Приблизительно такая ситуация!
   – Эль-Пасо, Эль-Пасо, – будто сам с собой начал говорить Джонсон, – это же тоже на границе. Если они, предположим, прибыли именно туда, то какого черта им тащиться к этим самым Пресидио и Охинаге полдня? Только из-за того, чтобы с сообщником пообниматься? Они, думаю, догадываются, что их уже начали искать. Не знают, правда, что и мы в курсе их планов и маршрута. В этом наше преимущество. А от Эль-Пасо до Пресидио, насколько я разбираюсь в географии, более трехсот километров по прямой, а по дороге, возможно, и все пятьсот. Возможно, и еще больше. Это время все же. В пути всякое ведь может случиться.
   – То-то и оно, – подхватил рассуждения Джонсона Капенда. – На нашем пограничном пункте в Пресидио, на переезде через Рио-Гранде, у негодяев, очевидно, есть свои люди из числа служащих границы и они смогут с их помощью совершенно беспрепятственно уйти из Техаса. В Пресидио сообщники, но не в Эль-Пасо. Поэтому нет особой разницы, откуда им выезжать, из Эль-Пасо или Сан-Антонио, лишь бы добраться до этого переезда. В этом, наверно, суть дела и заключается. Раз у них много денег, то преступники тут же и расчитаются с нечистоплотными служащими. Когда что-то нужно обязательно сделать, во что бы то ни стало добиться, Бэлламор мелочиться не станет и денег не пожалеет. Это самое ужасное. Люди, увидев большие деньги, забывают и про мораль, и про закон.
   – Да. Похоже, так все и есть. Об этом надо подумать и что-то предпринять, – опустив голову, произнес Коллинз. – Попробуем предпринять! Но а что касается нью-йркского аэропорта, аэропортов Эль-Пасо и Сан-Антонио, то оттуда в полицию Нью-Йорка за несколько минут до моего выезда сюда переслали записи, снятые с камер слежения, на которых были засняты пассажиры нужных нам рейсов. Специалисты искали бандитов среди крупных людей. Джэвер, Хлус, да и сам Бэлламор именно такие и есть. Как ни странно, похожих субъектов везде выявили, вроде. В Нью-Йорке и в обоих южных аэропортах. Причем в каждом аэропорте больше, чем по шесть человек обнаружили. Но могла быть и ошибка. Скорее всего так и было. Во-первых, большими и жирными людьми в Америке никого не удивишь. Во-вторых, камеры не так уж и хорошо фиксируют особенности портрета. А с гарантией мерзавцев, изменивших внешность, опознать сможет только тот, кто очень хорошо знает их в лицо, общался с ними лично, кто видел как они ведут себя и, как передвигаются. Пусть хотя бы и раз. Кстати, кое-кому из вас это, очевидно, по плечу.
   Коллинз посмотрел сначала на Капенду, а потом на Гордона.
   – А что если никто никуда не улетал? – опять начал рассуждать Джонсон.
   – Задержанные преступники уверяют, что гады улетели, – ответил ему Коллинз. – Хотя кто их знает? Спрятаться можно и здесь. Однако зачем? Здесь им не место. Здесь намного опаснее, чем где-нибудь в Мексике. Хотя опять-таки кто за это может поручиться? Но мы-то не можем сидеть и ждать. Или просто гадать. В случае если бандиты сбежали из Нью-Йорка, у нас уже не остается времени для того, чтобы ехать в полицейское управление, просматривать и анализировать записи в аэропортах. Мы потеряли уже часов пять, не менее. А, возможно, и больше. Надо лететь в два города. И быстрее. Мы можем опоздать, если уже не опоздали. А ты, Ник, прав, что у нас есть один плюс – мы в курсе планов негодяев. Они не знают, что против них работает не только полиция, но еще и вы, а вас поддерживает ФБР. И увернные в успешном преодолении границы, они даже, может быть, не будут суетиться и торопиться. Лучший вариант, если мы сможем зафиксировать их до пограничного пропускного пункта, на дороге. В крайнем случае на самом пункте на нашей территории. Ладно не будем гадать. С этим прервемся на некоторое время. Ждем пока звонка.
   Коллинз остановился на несколько секунд и затем продолжил.
   – Теперь снова о бандитах. Это для нас важно. Всего шесть человек. О некоторых из них благодаря Курлу мы кое-что знаем. Бэлламор. Шестьдесят лет от роду. Браун. Этому – пятьдесят три. Фотография Брауна из тюремного архива. Смотрите. Глубоко посаженные пронизывающие глаза. Бэлламор и Браун самые умные, опытные и опасные преступники. От них можно ждать чего угодно и терять им нечего. Теперь дополнительная информация из полицейских и тюремных источников о других сволочах. Почти все совпадает с тем, что имеется в материалах Филиппа. Джэвер. Сорок лет. Имеет техническое образование. Один раз сидел. Разбой с поджегом. Почему пошел по преступному пути не понятно. Из вполне благополучной и богатой семьи. Безгранично предан хозяину. Тоже умен и к тому же обладает большой физической силой. Рост почти два метра. Без двух сантиметров. Расточителен и не жаден. Любит тратить деньги на себя и нередко на других. Часто путается с разными женщинами, в том числе и публичными. Любит много выпить и много пожрать. Может очень много выпить и при этом не теряет разума, как некоторые. Почти не пьянеет. Это его фотографии. В фас и в профиль. Тяжелый взгляд и такой же тяжелый подбородок. Здесь отпечатки пальцев. Очень опасен при задержании. Хлус. Тоже сорок лет. Как и Джэвер весьма сильный субъект, но обладает глупой силой. Короче, дурак. Образования не имеет. Ничем не интересуется. Много пьет и жрет. Весит двести килограммов, как горилла. Предан боссу как собака. Рецидивист. Сидел в тюрьме четыре раза. Воровство и мелкое хулиганство, драки с поножовщиной, угон машин, похищение людей и другие преступления. Две его фоторгафии. Отпечатки пальцев. Мы не ошиблись в первый раз, рассматривая его дебильное лицо на снимке. Помните? Правильно угадали, что это он. Особо опасен при задержании. Обычно не раздумывая пускает в ход оружие. Действия идиота логике не поддаются. Посмотрите на фотографию еще раз повнимательнее.
   Сидящие за столом посмотрели на фотографию и снова не смогли скрыть улыбки.
   – Дальше. Авдей. Этот моложе всех других. Отбывал наказание в тюрьме пять раз. Разбой и изнасилование, воровство, вымогательство, потасовки с отящающими последствиями, издевательства над людьми, попавшими в его грязные лапы, растление неполноценных в умственном отношении подростков. Умнее Хлуса, но глупее Джэвера. Непонятный субъект. Помешан на своей персоне. Любит разные удовольствия и извращения. Имеет гомосексуальные наклонности. Спокойно может предать кого угодно. Серьезно занимался борьбой. Тюремная пометка: «Очень хорошо развиты ляшки».
   – Какое ценное наблюдение! – не удержался от комментария Джонсон.
   – Дальше слушайте. При задержании особо опасен. Его фотография и все другое. Волосы всегда аккуратно расчесывает на прямой пробор. В глазах нехороший маниакальный блеск.
   – Боже, какое неприятное лицо! Точно маньяк. Какая сволочь! – опять вставил реплику Джонсон, рассматривая снимок. – И смотрит как будто из-под моста.
   – А если бы ты увидел эту фотографию в другой обстановке и тебе сказали, что этот субъект идеальный семьянин, очень добрый и хороший человек, да еще и спас сорок детей, остановив своим телом автобус, катящийся к пропасти, – широко улыбнувшись заметил Алексон.
   – Тогда я бы сказал, что он смотрит из-под моста приятным замечательным и чистым взглядом, – не растерявшись, ответил Ник.
   – Лирические отступления оставим на потом, – остановил Джонсона Коллинз. – Наконец Дирижански. Послушайте и про него. Тоже не очень понятный тип. Совсем даже. Себе на уме. Рецидивист. Дважды отбывал наказание в тюрьме. Избиение и насилие, воровство и подлог. Когда его судили в первый раз, он на процессе не произнес ни слова. Во время второго суда – всего два или три. Молчаливый, как Жопэ. Но этот, в отличие от вышеперечисленных громил, особой силой не обладает. Потасканный и какой-то больной. Страдает недержанием мочи.
   Все опять заулыбались, а Джонсон заметил, что такого очень легко можно изловить, если расставить людей у всех туалетов и наблюдать за теми, кто их часто посещает и, кто там часто мочится.
   – Подождите. Еще не все про этого супчика Дирижански. Хилый и слабый, со слезящимися всегда глазами. Алкоголик. Спившийся, кажется, в конец, но чем-то очень устраивающий Бэлламора. Связь у них с боссом давняя…
   На столе зазвонил телефон и Коллинз прервал свой рассказ. Разговор с начальником был коротким. Суть его сводилась к тому, что руководство аэропорта и авиакомпания дали разрешение на вылет двух вооруженных групп в Эль-Пасо и Сан-Антонио. Разрешение на использование полицейского вертолета, находившегося на взлетной площадке высотного здания в центре Нью-Йорка, тоже было получено и до ближайших рейсов времени оставалось совсем немного.
   – Через час с небольшим уже вылетаем в Техас, – объявил Коллинз. – Сейчас быстро сформируем две группы по три человека, как я раньше говорил, и в путь – в Эль-Пасо и Сан-Антонио. Полиция, ФБР и пограничники предупреждены и в указанных нами местах будут оказывать нам максимальное содействие в поисках Бэлламора и его пособников. Подчеркиваю, только в поисках, но не в задержании. Перехват сволочей не наше дело. Достаточно уже людей погибло. Наша задача обнаружить негодяев, только зафиксировать их и сообщить о них кому нужно. Брать бандитов должны люди из спецназа. Там у них есть два уникальных подразделения. Одно по обезвреживанию преступников в городе, а другое в природных условиях. Спецназовцы уже на месте и в их распоряжении есть вертолет. Здесь, в этом свертке, два специальных бинокля и такие же специальные средства связи, настроенные на спецназовскую волну, автомобильные карты Техаса, – Коллинз указал на пакет. – Но запомните, что в горных районах юга Техаса с обычной мобильной связью могут быть и проблемы. В горах могут быть помехи или прерывание связи вообще. Это фотографии преступников и координаты людей из полиции Эль-Пасо, Сан-Антонио и Пресидио, которые посвящены в суть операции. Все они имеют связь со мной. А это тебе, Стэн. Сделал на всякий случай удостоверение сотрудника ФБР. Это жетон ФБР. Держи. Может быть, понадобятся. При случае можно сунуть под нос какому-нибудь малопосвященному чиновнику или функционеру, которые не станут с пристрастием разбираться кто ты на самом деле такой. И еще одно. Это бумага для иммиграционных служащих с просьбой оказывать помощь и не препятствовать в пересечении границы, если это потребуется в ходе наших действий. На двух языках, на английском и испанском. Так вот! Какие будут предложения по составу групп, Стэн?
   – Если говорить про средства связи, то Бэйкер у нас связист, специалист экстра-класса. А в горах лучше него никто не может лазить по скалам. У него альпинистская подготовка. Почти профессиональная. Вдруг придется лазить? Гордон единственный из нас человек, который живьем видел Брауна и даже имел «счастье» говорить с ним. Ну, и я, конечно. С Бэлламором как-никак дважды виделся и столько же раз беседовал, – Стэн улыбнулся. – Вот вам одна группа. Моим заместителем в Африке был Джонсон. Не превозношу себя, но это то же, что и я. Алексон был командиром отделения. У Поля отличная зрительная память и чутье на всяких сволочей. Феноменальная память, я бы сказал. Не стану обижать других, но у тебя с ними, Фрэд, все будет нормально. Вот вторая группа.
   – Все понял. Так и сделаем.
   – Постойте! А как же я? – Джуранович встал со своего места. – Ведь я столько сделал, чтобы завалить эту банду! Я все сделал, а про меня ни слова!
   – Вук! Я же просил не обижаться. Посмотри на Ждано и МакКарни, посмотри на Федотоффа и на других. Все молчат. Никто ничего не говорит. Мы даже из профессионалов вынуждены выбирать. Я не хочу говорить, что кто-то плохой. С плохими ребятами мы не поехали бы в Африку. С плохими людьми предпочитаю вообще не общаться. Я не могу сказать, что ты хуже других. Ты настоящий человек. Я убедился в этом уже не раз, но так уж надо. Что делать, если надо.
   – Я тоже видел бандитов! Я их знаю в лицо! И у меня зрительная память отличная!
   – Вук! И они тебя знают в лицо. Еще лучше, чем ты их. Можешь себе представить что получится, если они в толпе или какой-нибудь машине тебя вдруг увидят.
   – Они и вас всех знают, но увидеть бандиты почему-то должны только меня. Я не желаю здесь отсиживаться в роли простого наблюдателя!
   – Вук. Так надо. Все не могут поехать. Никто не возражает. Посмотри. Только ты вступаешь в пререкания. Вот сидит Балоботя. Молчит.
   – Я, Стэн, между прочим, тоже хотел бы с тобой поехать, – сказал Балоботя.
   – Ну, мне что и тебя уговаривать? У нас много времени для уговоров? Да?
   Стэн схватил полы своего пиджака и распахнул их.
   – Так все. Заканчиваем. Все, Вук! Разговор закончен. У нас с тобой подобных препирательств было уже много. Желаешь ты или нет, мы тебя не возьмем. И вообще хватит нам напрасных жертв! Правильно Фрэд сказал, что уже достаточно людей погибло! Прости, пожалуйста!


   Глава VI. Окончательная развязка.

   Вечером, через несколько часов после оживленных дебатов в нью-йоркской квартире, две группы под руководством Капенды и Коллинза прибыли в места назначения. Капенда, Бэйкер и Гордон в Эль-Пасо, а Коллинз, Джонсон и Алексон в Сан-Антонио. Было уже темно. Согласно наспех составленному в аэропорту Нью-Йорка плану, обе группы должны были рано утром следующего дня выехать с двух сторон в сторону пограничного пропускного пункта Пресидио на реке Рио-Гранде, на другом берегу которой находился мексиканский город Охинага, с целью еще до пересечения границы, если повезет, обнаружить в пути или, в крайнем случае, у самого пункта Бэлламора с его бандитами и сообщить об этом бойцам подразделений специального назначения. Не исключался вариант и ожидания преступников на переправе.
   Расчеты Капенды и Коллинза относительно ближайших намерений Бэлламора оказались правильными. Он и его люди были уверены в том, что никто не знает куда они скрылись и куда собираются направиться дальше. Поэтому Бэлламор не стал особенно торопиться с отъездом к границе, запланировав его, так же как это сделали Капенда и Коллинз, на утро следующего дня, чтобы не ехать по дороге в сумерках.
   К началу шестого Капенда и двое его спутников уже проверили оружие, рацию и были полностью готовы к выезду. В 5:45 в номере Стэна на втором этаже, куда двадцатью минутами раньше пришли Гордон и Бэйкер, раздался звонок – заблаговременно заказанную Коллинзом машину подогнали к подъезду гостиницы. Все трое взяли свои вещи и почти бегом направились вниз к выходу. И тут произошло непредвиденное, существенно повлиявшее на события дальнейшего. У лестницы, из-за поворота, вдруг вынырнула тележка, на которой уборщица везла по коридору или грязное белье, или еще что-то. Бэйкер, застегивавший на ходу сумку, второпях столкнулся с тележкой. От столкновения из наполовину открытой сумки на лестницу выскользнуло и полетело вниз по каменным ступеням переговорное устройство, полученное в Нью-Йорке от Коллинза. Портативная рация, проскочив один пролет лестницы, пролетела через редкую чугунную ограду площадки и с высоты более трех метров упала вниз прямо перед стойкой администратора гостиницы.
   – Черт! – произнес в раздражении Бэйкер, подбежавший к аппарату и поднимая с пола рацию и отвалившуюся от нее крышку. – Для такого аппарата это совсем даже нехорошо.
   – Не время сейчас чертыхаться, – одернул его Капенда. – Быстро в машину!
 //-- * * * --// 
   Несмотря на утреннее время машине Капенды удалось выехать из Эль-Пасо только через час. Затем началось передвижение по горному шоссе вдоль железной дороги в сторону пограничного пропускного пункта Пресидио у Охинаги, продолжавшееся несколько часов. На пути до Пресидио было два населенных пункта, Сьерра-Бланка и Алпайн, в котором находился железнодорожный узел. Во время езды Бэйкер и Гордон, свободные от управления автомобилем, по очереди внимательно наблюдали в бинокль за всеми водителями и пассажирами машин, двигавшихся по трассе. В городке Сьерра-Бланка трое быстро поели в придорожном ресторане и затем продолжили путь. Минут через сорок после выезда из Сьерра-Бланки Капенда остановил машину около бензозаправочной станции, попросив человека в комбинезоне пополнить бак бензином. Однако не только в этом заключалась задача остановки. Стэн показал работнику станции сначала удостоверение сотрудника ФБР, а затем три фотографии преступников и тихо спросил, не видел ли он похожих людей на своей бензоколонке. Заправщик почесал затылок, ткнул пальцем в фотографию Джэвера и заявил, что такой, кажется, минут тридцать назад останавливался на станции, выходил из машины, разминался рядом с ней и вел себя слишком грубо. Подумав несколько секунд, работник уже с полной уверенностью подтвердил сказанное, добавив, что мужчина был очень крупный и высокого роста.
   – Кто был еще с ним? – снова задал вопрос Капенда, заглянув в глаза заправщику.
   – Никого не было. Хотя, подождите, в машине еще кто-то сидел, – ответил рабочий.
   – Сколько их там было в машине?
   – Один человек.
   – А как он выглядел?
   – Я не обратил на него внимания. Сидел и все. На переднем сиденьи.
   – Одна машина подъехала к станции или вместе с ней еще одна была?
   – Только одна.
   – После этой машины другие подъезжали? Такие, например, в которых было четыре человека?
   – Нет. Не было машин. Вообще не было. Ваша первая после той за последние полчаса.
   Стэн начал теребить пальцами левой руки нос.
   – А какая была у этого большого мужчины машина?
   – «Кадиллак» белого цвета, – был ответ. – Этот большой что-то натворил, не иначе. Так ведь?
   – О нашем разговоре прошу никому не говорить, – остановил распросы Капенда.
   – Хорошо. Не скажу, – как-то нехотя сказал заправщик, надвинув кепку на глаза.
   – Спасибо за ценную информацию.
   – Не стоит. Пожалуйста, – человек в комбинезоне слегка кивнул головой.
   – Проверим сейчас все в пути! – сказал Стэн повернувшись к друзьям и увлекая их к автомобилю. – Парень скрытный, как мне показалось, и не очень бойкий, а Джэвер вел себя, полагаю, нагло и обидел его, наверно. Поэтому он все нам и рассказал. Ну и хорошо, что так все вышло. И если не произошло ошибки, и это были действительно те, кто нам нужен, их обязательно надо догнать до перекрестка дорог у Алпайна. Теперь мне, кажется, понятно почему в планах бандитов были два города. Летели раздельно, чтобы не привлекать внимания. Вероятно, так все было задумано. Одни до Эль-Пасо, а другие до Сан-Антонио. Возможно, что преступники едут сейчас навстречу друг другу и в Алпайне у них будет встреча. Отсюда, как сказал заправщик колонки, двое уехали минут тридцать назад. Придется немного поднажать. Попробуем догнать! Едем!
   На извилистой горной дороге Капенда продемонстрировал свое искусство водителя в полной мере, выжимая из автомобиля, которым управлял, все, на что была способна машина. Несколько десятков километров были преодолены на предельной скорости. Когда до городка Алпайн оставалось проехать не более двадцати пяти – тридцати минут, Гордон, сидевший на переднем сиденьи, увидел впереди большой белый автомобиль. Автомобиль скрылся за поворотом, но не на долго.
   – «Кадиллак»! – чуть не крикнул Гордон, схватив висевший у него на шее бинокль и прильнув к окулярам. – Там их двое. За рулем черноволосый человек, рядом – лысый. Они! Точно они! Бэлламор!
   – Да. Они. Я и без бинокля это вижу. Джо, давай связь с Коллинзом! – громко и быстро сказал Капенда, слегка повернув голову направо, в сторону Бэйкера.
   – Уже третий раз пытаюсь это сделать, но рация не работает. Дьявольщина! – сквозь зубы ответил Бэйкер.
   – Они нас заметили, Стэн. Похоже, увеличивают скорость, – не отрываясь от бинокля, проговорил Гордон.
   – Стэн! Мобильный телефон тоже не берет. Как и было сказано. Все идет как будто нечистая сила запланировала сценарий, – снова заговорил Бэйкер.
   – У нас всегда так! Что особенного?
   Дорога повернула направо и начала выходить на обширную равнину.
   – Хорошо! Джо слушай внимательно. Там впереди какие-то строения с вывесками. Харчевня и опять бензозаправочная станция, кажется. Я притороможу, а ты выскочишь. Как хочешь, но с Коллинзом через полицию Пресидио или Алпайна свяжись. Передай, что двоих, в том числе и Бэлламора, мы засекли и преследуем. Только двоих. Других бандитов у нас здесь на дороге нет. Возможно, что четверо негодяев едут из Сан-Антонио в Алпайн, где у этих сволочей будет встреча. Возможно! Во всяком случае об этом свидетельствуют косвенные данные, которые нам удалось недавно получить в пути. Все понял? И догоняй. Тоже как хочешь.
   – А как же вы?
   – Нам нельзя их упустить! Давай быстрее! Действуй!
   Стэн снизил скорость и слегка нажал педаль тормоза. Бэйкер вылетел из машины и она рванула вперед.
   Через десять минут, когда начался подъем и дорога опять пошла в горы, Капенда и Гордон приблизились к белому «Кадиллаку» почти вплотную.
   – Скоро Алпайн! И работы с друзьями Бэлламора у нас может прибавиться. Попробуем сволочей здесь остановить, Фрэнк. Стреляй по задним скатам!
   Гордон опустил правое переднее стекло, высунулся и выстрелил. Пуля попала в багажник. Впередиидущая машина сделала зигзаг. Гордон опустил пистолет чуть ниже, прицелился и произвел еще два выстрела. «Кадиллак» двинул вправо, потом влево, но скорости не потерял.
   – Зараза! Я в водителя, вроде, попал.
   «Кадиллак» увеличил скорость еще больше и скрылся за поворотом.
   – Сейчас мы их возьмем! – Стэн тоже прибавил скорости, растегнув подмышкой кабуру пистолета.
   Однако то, что Капенда и Гордон увидели за поворотом, привело их в легкое замешательство и заставило снизить скорость автомобиля. Посреди дороги, в разорванной и окрававленной одежде лежал ничком Джэвер, пытаясь подтянуть к животу левую ногу. «Кадиллака» на дороге видно не было. Капенда объехал лежавшего на асфальте человека слева, чуть не чиркнув левой стороной автомобиля о каменную стену.
   – Стэн! А парень-то жив. Вот же негодяй этот Бэлламор! Какая же он сволочь! – Гордон сжал рукоятку пистолета. – Как же это так!
   – А вот так! Вышел из строя соучастник и босс его выбросил как барахло, как обосранные кальсоны выбрасывают некоторые в общественных привокзальных туалетах.
   – Это они со своими! Мерзавец!
   – Когда ты перестанешь удивляться таким заурядным вещам? Будто с человеческой гадостью и подлостью сталкиваешься в первый раз. У этого зверья разве может быть по-другому? – Стэн надавил на педаль газа.
   Через пять минут машина Капенды и Гордона снова догнала «Кадиллак», за рулем которого сидел уже плешивый человек.
   – Ну, теперь-то все предельно просто. Сами возьмем этого гада, и без спецназа.
   – Нет, Фрэнк, не просто. Назад посмотри, – ответил Гордону Капенда. – А я-то, дурак, думал, что эта поганая шушера едет на встречу с подлецом Бэлламором сюда из Сан-Антонио, а они все время гнали сзади нас.
   Гордон отцепил ремень безопасности, резко развернулся назад и приставил к глазам бинокль. Метрах в ста – ста двадцати позади на полной скорости двигал микроавтобус.
   – Да, Стэн, когда ты был не прав? Все становится крайне неприятным. В машине лысая скотина Браун и еще трое. Один из них, Хлус, кажется, держит у уха телефон или рацию. Указания от Бэлламора, очевидно, получает. Со связью у них не как у нас, все нормально. За рулем Дирижански, как будто. И еще там Авдей. Все совпадает.
   Стэн повернул машину налево и микроавтобус начал скрываться за поворотом. Однако Гордон успел увидеть как у автомобиля, следовавшего позади на крыше открылся люк и из него высунулся лысый человек. Как только минроавтобус снова появился сзади на дороге, об крышу машины Капенды и Гордона ударило две пули, которые отскочили рикошетом в разные стороны.
   – Попробую сволочей успокоить, – поспешно проговорил Гордон, почти проглатывая слова. – Жаль только, что это дизель у них и мотор находится внутри машины, а то бы я им пулю всадил в двигатель.
   Проскользнув на задние сиденья, Фрэнк открыл дверь и тоже выстрелил в торчащую из люка микроавтобуса фигуру. Лысый скрылся на секунду, но тут же обратно вылез наружу.
   Дорога снова повернула налево. Справа вдруг открылся прекрасный вид с горными массивами, залитыми ярким солнечным светом. Внизу, метрах в стах от дороги, с шумом неслась бурная речка. Впереди было около километра-полутора относительно прямого пути с небольшим поворотом где-то посередине, после чего шоссе скрывалось за высокой скалой и уходило еще раз налево.
   Несмотря на то что Стэн ехал быстро, «Кадиллак» оторвался и ушел далеко вперед. В то же время микроавтобус значительно сократил расстояние. Стрелять по машине Капенды уже начали двое – Браун из люка и еще один бандит, как показалось Гордону, Авдей, через боковое окно. Заднее стекло в несколько секунд было пробито пулями в трех местах, зеркало заднего вида в кабине разлетелось вдребезги. Гордон обмотал пристежным ремнем сиденья левую руку и, почти полностью высунувшись из автомобиля, произвел по микроавтобусу несколько выстрелов. Однако бандитов это не остановило. Еще несколько пуль, посланных ими, достигли цели, застряв в корпусе машины. Одна попала Гордону в правую руку, повредив плечевую кость немного выше локтя. От удара пули и резкой боли Фрэнк выпустил пистолет из руки и оружие полетело на асфальт дороги.
   – Что там с тобой? – не оборачиваясь прокричал Стэн.
   – Зацепило слегка, – сжав зубы, зашипел Гордон и захлопнул дверь.
   Капенда на мнгновенье обернулся и увидел обливающегося кровью Фрэнка, тщетно пытавшегося заткнуть какой-то тряпкой рану.
   – Этого еще не хватало! – Капенда выдернул из брюк ремень и бросил его через плечо Гордону. – Перетяни посильней выше раны! Как можно сильней перетяни!
   Опять две пули попали в заднее стекло и поностью вынесли его. Пригибаясь как можно ниже, Стэн продолжал вести машину на скорости предельной для горной дороги, передвигаясь то влево, то вправо, от одного ее края к другому, чтобы затруднить прицельную стрельбу со стороны бандитов. «Кадиллака» уже не было видно.
   – Мы упускаем его! Стэн, поднажми!
   – Да опустись ты пониже на сиденье! Не до него теперь! Опустись, я говорю!
   Гордон со стоном отвалился на назад.
   – Терпи! Сейчас попробую оторваться немного. Проскочим этот отрезок, на котором они нас видят, скроемся за поворотом, я остановлю там машину и неожиданно гадов обстреляю, когда их автобус вылетит из-за скалы на нас. Надо этих ублюдков наказать.
   До поворота оставалось уже метров четыреста, когда стрельба со стороны бандитов неожиданно прекратилась.
   – «Я действительно, Дэзи, теперь неуязвим. Никакая пуля меня не берет. Жаль, что на тех кто со мной рядом это не распространяется» – прошептал себе под нос Стэн и дотронулся до амулета.
   В это время Гордон через силу приподнялся и приставил бинокль к глазам.
   – Что там еще, Фрэнк? Почему они не стреляют? – крикнул назад Стэн.
   – Еще одна машина! И еще один сюрприз! В машине наш друг Джуранович!
   Стэн на секунду обернулся и краем глаза увидел стремительно приближающуюся к микроавтобусу темную массу большого автомобиля.
   – Действительно сюрприз! Опять этот упрямый серб меня не послушался. У него же оружия нет. Черт раздери! А у нас теперь из-за всего этого новая забота!
   Однако Капенде заботиться о Джурановиче больше не пришлось. Джип «Гранд Чероки», которым управлял Вук, на большой скорости подошел к микроавтобусу с левой стороны и со всей силы ударил его в бок. Удар был настолько сильным, что водитель моментально потерял способность управлять машиной, два левых колеса автобуса оторвались от поверхности земли, на двух других он съехал с асфальта дороги на узкую обочину, проскочил ее, сбил ограждение и полетел, переворачиваясь вокруг своей оси и со скрежетом, по каменистому пологому склону вниз к потоку. Но не только микроавтобус покатился к реке с асфальтированного шоссе. Джип Джурановича тоже не удержался на нем и, высоко подпрыгивая на камнях, устремился вслед за машиной бандитов. Метрах в шестидесяти ниже от дороги то, что осталось от микроавтобуса прекратило движение. Приблизительно на таком же расстоянии, но чуть дальше и правее, застыл джип, перевернувшийся тоже несколько раз.
   Капенда нажал педаль тормоза. Выпрыгнув из остановившейся машины, он открыл заднюю дверь и помог выбраться из автомобиля Гордону. Оба бросились к месту, откуда с дороги свалились вниз два автомобиля и тотчас же начали спускаться вниз по откосу к реке.
   – Осторожно, Стэн! Сначала посмотри как там в автобусе, а то они могут выстрелить тебе в спину! – крикнул Капенде отставший от него Гордон.
   – Некому тут стрелять уже, – сказал Стэн, сморщив лицо и разглядывая кровавое месиво в совершенно искореженной дымящейся машине.
   Авдея какая-то металлическая штанга проткнул через все тело, от ануса до горла и он оказался нанизанным на нее как жук. Седая голова Хлуса была вся красной от крови и тело походило на большой бесформенный кусок мяса. От водителя, коим был Дирижански, остались лишь куски окровавленной одежды. Немного правее останков водителя, согнутое пополам, лежало тело без головы.
   – А вот и мой Браун! Только почему-то без головы, – заметил Гордон и кисло улыбнулся, приближаясь сзади к Стэну, стоящему у груды изуродованного железа.
   – Голова там. Вон она. Посмотри.
   – Вижу.
   – А нечего было ее из люка высовывать. Да, черт с ними со всеми! – Капенда заспешил к помятому джипу.
   Автомобиль Джурановича стоял на четырех колесах, упершись передним бампером в большой камень. Крыша была смята и вдавлена вовнутрь. Переднюю левую дверь при переворотах машины оборвало, что позволило Вуку выбраться из кабины. Он лежал рядом с колесом, с открытыми глазами, держась одной рукой за живот, а другой за грудь.
   – Жив! – закричал Капенда. – Слава Богу!
   – За Бэлламором давайте, уйдет ведь, – едва слышно проговорил Джуранович.
   – Хрен с ним, с этой скотиной! Сейчас мы тебя вынесем отсюда. Что у тебя повреждено? Скажи, чтобы больнее не сделать. Фрэнк я сейчас затащу Вука себе на спину. Подстраховывай меня сзади, когда понесу, – Стэн попытался пропустить свою руку Вуку под поясницу.
   – Нет ребята. Не надо. Не трогайте меня, пожалуйста. Очень прошу. Никуда вы меня уже не довезете. У меня внутри ни одной кости целой нет, – Джуранович с трудом попытался вдохнуть воздух в легкие. – Вот так. И еще одно, Стэн. Хорошо, что я с тобой успел рассчитаться.
   – Ты о чем? – Капенда в удивлении приподнял брови.
   – Однажды ты меня спас. Теперь я тебе помог. Мы в расчете и ничего больше друг другу не должны. Правильно? – Джуранович криво улыбнулся.
   – Все правильно, Вук. Без твоей помощи нам был бы уже конец, но тебе нельзя сейчас волноваться. Успокойся, – Стэн приблизился к Джурановичу.
   Тот кивнул Стэну и несколько секунд внимательно смотрел на него. Потом глаза Вука помутнели и закрылись. Голова медленно склонилась набок. Капенда взял руку Джурановича в свои и пожал ее. Затем, оперевшись на джип, встал с земли.
   – Бедный Вук. Вот в этом, может быть, и заключается разгадка того, что эти четверо бандитов задержались в Эль-Пасо, а, возможно, и на его окраине и ехали не вместе с Бэлламором. Наверно, Вук их как-то остановил, очевидно, или отвлек. Но как все там было мы уже не узнаем никогда.
   Капенда перевел взгляд на Гордона. Тот стоял с совершенно бледным лицом и делал большие усилия, чтобы удержаться на камнях в вертикальном положении.
   – Так! Вижу, ты совсем плох. Поехали, Фрэнк, побыстрее в Алпайн. Ты потерял много крови. И руку, перетянутую так ремнем, долго нельзя держать. Минут пятнадцать уж прошло. Дай я тебе помогу.
   – Да нормально все.
   – Идем, идем. Быстрее. А пока с тобой будут заниматься врачи, я сообщу обо всем случившимся Коллинзу и в полицию. Пусть Вука увезут отсюда.
 //-- * * * --// 
   В Алпайн Капенда пригнал машину минут через десять. Некоторое время потребовалось для того, чтобы разыскать местную больницу. В операционную Гордон уже сам идти не мог и его пришлось везти туда на каталке.
   – Сейчас свяжусь с Коллинзом и вернусь, – Капенда положил руку Гордону на грудь. Все будет хорошо.
   – Не думай обо мне и не заботься. Мы обязаны довести дело до конца. На тебя теперь надежда. Догони его… – выдавил из себя Фрэнк.
   Каталка скрылась за дверями операционного помещения. Врач отдал распоряжение медперсоналу о подготовке к переливанию крови и сказал Капенде, что после прибытия в больницу самое неприятное для пациента уже осталось, вероятно, позади. Стэн поблагодарил врача, сел в машину и направился в полицейский участок.
   В участке Капенда представился шерифу, назвал свое имя, в нескольких словах описал ситуацию и попросил его связаться с высшим полицейским начальством в Сан-Антонио. Полицейский, который уже получил информацию из больницы о поступившем туда человеке с огнестрельным ранением, внимательно выслушал сообщение о происшествии на дороге, после чего сразу же позвонил в Сан-Антонио. Телефонный разговор был недолгим. Шериф получил какие-то указания из центра, где о операции на юге Техаса все было известно, и, в свою очередь, одал приказ своему заместителю. Затем он провел Капенду в отдельную комнату и разрешил ему воспользоваться своей специальной связью для разговора с Коллинзом. Однако дозвониться до Фрэда Стэн не мог более часа. О чем он только не передумал. После многих безрезультатных попыток Капенда наконец услышал в трубке знакомый голос.
   Коллинз быстро и кратко рассказал Капенде о том, что, узнав от Бэйкера сведения о Бэлламоре и Джэвере, направляющихся к границе из Эль-Пасо, и четырех бандитах, вероятно, едущих туда же из Сан-Антонио, он с Джонсоном и Алексоном напал на ложный след. Вместо людей из шайки Бэлламора они случайно нарвались на контрабандистов, очень опытных и осторожных преступников, много лет занимавшихся не только контрабандой, но и нелегальной иммиграцией, торговлей оружием и наркотиками. О них никто ничего не знал, хотя эти преступные элементы долго шли по противозаконному пути. Их было тоже четверо в машине с затемненными стеклами. Преступники не остановились и начали стрелять. Преследование затянулось. Для обезвреживания и задержания контрабандистов были привлечены значительные силы. Злоумышленников, конечно, взяли, но время было упущено. Ко всему добавилась и еще одна проблема. Коллинзу через вторые руки, не объясняя причины, сообщили, что полиция арестовала Бэйкера. Начальнику полиции в Пресидио Коллинз обо всем, что произошло в последнее время с его группой и людьми Капенды, доложил. По поступившим в полицию Пресидио данным с пропускного пункта, все машины, в которых было более одного человека с пристрастием проверялись. Однако никого похожего на бандитов из банды Бэлламора, по словам служащих границы, выявить не удалось.
   Капенда выслушал все, не перебивая, после чего начал свой рассказ.
   – Как раз среди одиночек и нужно было искать преступника, – заявил он Коллинзу. – Все получилось по-другому. Совсем не так как мы думали и как я предполагал. Джэвер мертв или жив еще, не известно. Четверых других ближайших пособников Бэлламора, сбежавших с ним из Нью-Йорка, угробил Джуранович и сам погиб. Гордон ранен и сейчас ему делают переливание крови здесь, в больнице Алпайна. А Бэлламор, судя по всему, ушел уже в Мексику. Если на пограничном пропускном пункте о нем ничего не знают, как ты говоришь, то это свидетельствует о том, что он их там как-то обманул или кто-то поспособствовал его бегству. Может быть, как мы это пологали, ему это помогли сделать продажные люди. Совершенно уже очевидно, что ушел. Времени чтобы уйти у него было вполне достаточно.
   – Вот оно что. А ты сказал Джуранович. Как Джуранович? – в недоумении переспросил Коллинз. – Значит он все-таки тебя ослушался!
   – Он там. Недоезжая до Алпайна минут десять, в сторону Эль-Пасо. Его нужно увезти оттуда, Фрэд. Шерифу Алпайна я об этом сказал, но ты сам тоже распорядись, пожалуйста. Вот такие дела у нас здесь. А если бы Вук послушался меня, то я не разговаривал бы, скорее всего, сейчас с тобой. Так-то. Ладно! Не буду терять времени. Заправлю сейчас машину и поеду в Пресидио. Возможно, еще не все потеряно.
   – Давай! Мы тоже сейчас гоним туда же. Постараемся приехать в Пресидио до темноты.
   Перед выездом на дорогу, идущую в сторону границы вдоль железнодорожного пути, Капенда заехал на минуту в больницу. Увидеть Гордона ему не удалось – в это время шла операция. Медсестра уверила Стэна, что доктор несмотря на свой возраст врач опытный и, что он непременно сделает все от него зависящее, чтобы спасти Фрэнку руку.
   Миль семьдесят до Пресидио Капенда преодалел за полтора часа. Абрахам Калмакович, начальник иммиграционной службы на пропускном пограничном пункте, внимательно прочитал бумагу с просьбой о содействии, изучил документы Капенды, выслушал заявление о том, что в случае какого-то сомнеия ему следует справиться о сути дела у полицейского начальства в Сан-Антонио и предложил Стэну присесть.
   – Спасибо, – ответил Капенда, – я уже насиделся в машине. С шести часов утра за рулем. Пожалуйста, давайте о деле и поскорее.
   – О деле. Пожалуйста. Мы здесь обо всем осведомлены и все знаем. Действовали строго по инструкциям и согласно вводной вышестоящей инстанции, нашего начальства. Получили сверху указание особо проверять все автосредства, пересекающие границу, в которых едут подозрительные лица мужского пола. Нам сообщили, что нужно задержать шесть человек, едущих в одной либо в двух машинах, либо двух человек в одной и четырех в другой. Предписано также обращать внимание на все те автомобили, где сидят по два человека в каждом. Имеются ввиду мужчины, разумеется. Фотоснимки и приметы шестерых разыскиваемых перступников у нас имеются. С железнодорожной станцией контакт также есть. За минувшие семь часов на ту сторону Рио-Гранде отправилось в машинах несколько семей, двадцать девять грузовиков с грузами и пятнадцать легковых машин, в котороых было по одному человеку. В соответствии с особой ситуацией и недавним указанием руководства, мы специально завели журнал, куда записываем данные о автосредствах, пересекающих границу. Все эти машины были нами зафиксированы, фамилии владельцев автомобилей записали и проверили у них документы. У кого не имелось паспортов, мы проверяли водительские удостоверения или карточки социального страхования. Тут же все проверяли по компьютеру. Никаких проблем пока не было. Однако шестерых человек группой мы не зафиксировали, четырех тоже, да и двух мужчин в машине мы не видели, если и были двое, как я говорил, то это были мужчина и женщина и никого из лиц с фотографий выявить, к сожалению, не удалось.
   – Посмотрие на этот снимок, – Капенда протянул инспектору фоторгафию Бэлламора.
   – Все эти картинки у меня в голове. У меня память отменная. Мне на них и смотреть не надо. Говорю же, что не было такого, кого вы мне показываете. Ни этого, ни других пятерых здесь не было. Ничего даже похожего.
   – Хорошо. А вот белый «Кадиллак» с техасским номером, последние цифры 19–43, границу пересекал? В нем сидел лишь один человек.
   – У меня не было ориентиворки проверять одиночек.
   – Так пересекал или нет?
   – Попкинз, дай-ка журнал, – инспектор повернулся к своему помощнику, взял журнал и просмотрел последние записи. – Да был белый «Кадиллак» с таким номером.
   – Так вот этот друг с фотографии там и сидел! Сидел в этом «Кадиллаке»!
   – Да нет же, я вам говорю! Вы мне лысого показали, а тот был с густой седой шевелюрой, с бородой и усами, в очках. Это был профессор из университета Мехико. Он гражданин Мексики. У него паспорт гражданина Мексиканских Соединенных Штатов. И он был один.
   – Значит он вам подозрительным не показался? – Стэн начал раздрожаться.
   – Нет.
   – А вам не пришло на ум, что очки можно напялить для отвода глаз и парик тоже, а бороду и усы легко приклеить? Для этого особого таланта не требуется.
   – А почему нам еще и о театральных актерах в гриме нужно было думать? Выходит мы должны были его за волосы потаскать? Или за бороду схватить? Так что ли? А вы знаете, что за такие дела человек совершенно спокойно может подать в суд и в его пользу потом придется выплатить деньги за моральный ущерб? Это стоит тысячи долларов! Знаете? А? – несколькими вопросами на вопрос Стэна нагло ответил инспектор. – Шевелюра и борода у человека действительно могут оказались фальшивыми, но он имеет право скрывать свою лысину от чьих-то взглядов, если это ему нравится.
   – Вот оно что! Моральный ущерб оказывается! И тысячи долларов! Очень хорошо! Но багажник и заднее стекло «Кадиллака» были пробиты пулями. Вас это не насторожило? Подозрительно же ведь? А?
   – У нас не было такой установки смотреть еще и на внешний вид всех проезжающих через наш пункт машин. Мало ли что там может быть на кузове или где еще.
   – Просто великолепно! Вашей невозмутимости и спокойствию действительно можно позавидовать! На границе особая ситуация, а тут машины, прошитые пулями, разъежают туда-сюда. Установки оказывается не давали. Если не было конкретного указания о дырках от пуль, значит на них и внимания обращать не стоит. Отлично!
   – Вы меня учите? Я так это понимаю, – инспектор сложил руки на груди.
   – Упаси Господь!
   – А какие у водителя «Кадиллака» имя и фамилия, могу поинтересоваться?
   – Пожалуйста. Альфонсо Гонсалес, – произнес инспектор, не глядя в журнал.
   – Черт побери! Умно придумано! Просто великолепно! Находчив гад! Ведь это же проще простого! Взял себе самую распространенную в Мексике фамилию. Гонсалес! – Стэн стукнул кулаком по своей ладони. – В этой Мексике каждый третий Гонсалес! Попробуй теперь его найди!
   – И каждый второй Альфонс! – заржал как лошадь помощник инспектора.
   – Ничего здесь смешного нет! Вы упустили опасного преступника, Януса Бэлламора, представившего вам поддельные документы.
   – Документы были не фальшивые, а настоящие. Я уж в этом разбираюсь.
   Капенда понял, что дальнейший разговор бесполезен. И еще он все больше начал склоняться к мысли, что именно иммиграционный инспектор пропускного пункта причастен к бегству Бэлламора за границу.
   – Хорошо! Спасибо за содержательную беседу! В бумаге, которую я вам показывал, есть слова о помощи при пересечении границы.
   – Да, конечно! Здесь никаких вопросов нет и проблем тоже! Помощь окажем непременно. Я сейчас позвоню нашим мексиканским коллегам, чтобы они вас как можно радушнее приняли на своей территории.
   – Теперь еще. Время уже к вечеру. Не могли бы вы дать сведения о гостиницах в Охинаге.
   – Здесь также никаких проблем! Сэм, дай мистеру Капенде список лучших гостиниц города.
 //-- * * * --// 
   Когда Капенда въехал в Охинагу солнце уже приближалось к вершинам гор.
   – «Если Бэлламор покинул город, то нужно возвращаться назад. Гоняться за ним без каких-либо денежных средств в одиночку по Мексике бесполезно и просто невозможно. Необходима связь с Коллинзом, а затем согласование с местными мексиканскими властями. Все придется начинать сначала. Если же он задержался здесь в ожидании сообщника, игра еще не окончена и не проиграна», – начал размышлять Стэн. – «Всего несколько гостиниц следует объехать и все станет уже ясно, здесь негодяй или отвалил. А если встреча преступников уже произошла и сообщник спрятал Бэлламора не в гостинице? Опять проблема».
   Однако, размышляя над сложившейся ситуацией, Стэн поймал себя на мысли, что и в случае отсутствия Бэлламора в Охинаге, он не станет никуда возвращаться. Чтобы там ни случилось, думал Капенда, поиски следует продолжить по горячим следам. Следует навсегда поставить точку в этой проклятой истории. Как можно скорее. Иначе мерзавец рано или поздно вернется обратно и все начнется сначала. Подлец должен быть пойман и передан в руки правосудия. Не отбрасывал Стэн и крайнего варианта, при котором кто-то один из них двоих должен в ближайшее время сдохнуть. Либо бандит, либо он сам.
   Надеясь на лучшее, Капенда приступил к поискам Бэлламора. В одном отеле его ждало разочарование. Зато уже в другом счастье сразу улыбнулось Стэну – на стоянке он увидел знакомую машину с простреленными багажником и задним стеклом. Сердце учащенно забилось от возбуждения.
   – «Неужели удача?» – подумал Стэн. – «Надо взять себя поскорее в руки».
   Капенда обошел здание гостиницы, пробежал по нескольким ступеням и открыл дверь в помещение.
   – Буэнос ночес, сеньор! – сказал он администратору, войдя в холл.
   – Добрый вечер, мистер! – ответил человек в белой рубашке, галстуке и жилетке.
   – Вы хорошо говорите по-английски, сеньор, – Стэн улыбнулся и подошел к стойке.
   – Друзья считают, что вполне сносно, а гости из Штатов, что превосходно. Что желаете? Хотите номер люкс или что-нибудь попроще?
   – Сюда, недавно, приехал один человек из Соединенных Штатов, некий мистер Гонсалес. Могу ли я узнать в каком номере он остановился?
   – Гонсалес? Мы не даем справки о наших постояльцах. Это наше золотое правило. Думаю, что вам и самому не очень понравилось бы, если кто-то начал интересоваться вами, а мы бы рассказали. Так или нет? Откуда я знаю кто вы такой, что вы являетесь кому-то другом или дальним родственником? Может быть, у вас какой-нибудь злой замысел. Простите, что я так.
   – Ничего, ничего. Все так! Все правильно говорите. Но мистер Гонсалес не простой человек. Он опасный преступник, скрывающийся от полиции, находящийся в розыске в Соединенных Штатах и присвоивший себе чужую фамилию. Поверьте мне, что все это – действительность, а не выдумки. Чрезвычайно опасный преступник. Вот мое удостоверение сотрудника Федерального бюро расследований.
   – Здесь Мексика, а не Соединенные Штаты. Это ваши документы. Для нас они не подходят. У нас свои власти и свое начальство и мы не обязаны вам подчиняться. Для меня здесь все просто постояльцы и я не научился еще определять по лицу преступник человек или нет. А если тот, о ком вы говорите преступник, то обращайтесь в полицию. Сожалею, но в этом вопросе я вам не помощник.
   – Вы действительно превосходно говорите по-английски, – Стэн уставился в пол. – Теперь несколько слов относительно вашей полиции. Полицейским, когда они сюда придут, вы расскажите, что получили от бандита большую сумму в долларах или не станете говорить?
   – Какую еще большую сумму? Мне часто дают деньги в качестве вознаграждения за хорошее обслуживание и разные услуги. Что тут особенного?
   – Те деньги, которые вы получили от Гонсалеса на чаевые совсем даже не похожи. Очень уж их много. Потом, все полученные вами доллары, помечены специальным составом. Поэтому доказать, что вы получили их от субъекта, о котором мы сейчас говорим, будет очень просто. За эту взятку, а это взятка, но не чаевые, вы обещали Гонсалесу ничего не говорить о нем никому и делать все так, как он скажет. Так ведь? На языке закона это называется соучаствие в преступлении и карается в соответствии с определенной статьей уголовного кодекса. Причем в Мексике эта статья закона очень похожа на такую же статью в американском законодательстве. В совсем неприятную историю вы попали, прямо вам скажу.
   – С чего вы это все взяли, мистер? Откуда это у вас такая информация? – администратор выпрямился за своей стойкой и побледнел.
   – «Хорошо я его на понт прихватил», – подумал Стэн. – Я не взял, я знаю! – продолжил он. – Для этого я сюда и приехал. Так будем связываться с полицией или нет? Ко всему прочему добавлю, что теперь вы опасный свидетель для этого Гонсалеса, а свидетелей, как правило, он в живых не оставляет. Есть у него такая особенность. Он избавляется от знающих в обязательном порядке. Он так со всеми поступает. Сначала дает подачку, большую, входит в доверие, может даже в дружбе поклясться, а потом устраняет. На его совести уже десятки покойников. Именно из-за этого его не удавалось до сих пор поймать. Ваша судьба предрешена и жизнь висит на волоске. Но сейчас, к счастью, бантит почти в руках у меня и вы обязаны мне помочь пока еще не поздно. Я вас очень прошу об этом. Ради правосудия и ради вашей жизни также. Только с вами у этого дела может быть положительный исход. Убедил?
   По лицу администратора Стэн понял, что убедил. Человек в жилетке потерял на некоторое время даже способность говорить. Когда она к нему вернулась он задал Капенде вопрос.
   – Как же я могу вам помочь? У меня семья и дети. Я же ведь не специалист по задержанию преступников. Я обычный служащий гостиницы.
   – Слушайте меня и все будет в порядке. Нам нельзя терять ни минуты. Сюда должен скоро явиться его сообщник.
   – Он уже был здесь и ушел.
   – Вот видите! Когда это было?
   – Он ушел отсюда около часа назад или, точнее, минут сорок назад. До этого они оба столько же о чем-то говорили в номере. Этот человек и номер заказывал для Гонсалеса. Они приехали в гостиницу каждый на своей машине. По поведению этого второго, я понял, как мне показалось, что он действительно должен вернуться скоро.
   – Что было потом, после ухода второго?
   – Когда второй ушел я принес по просьбе Гонсалеса ужин в его номер.
   – Он о чем-нибудь вас просил еще?
   – Просил побыстрее привести в порядок две его рубашки. Постирать и отгладить. Он очень потеет. Еще какую-то мелочь выстирать.
   – Где эти рубашки и мелочь?
   – Я сдал все в стирку. Скоро будет готово.
   – Какие вещи были у Гонсалеса, когда он приехал?
   – Желтый большой чемодан и черная сумка.
   – Так! Не будем терять времени. Все уже ясно. Полиции я ни о чем не расскажу, а за поимку преступника от властей и начальства вы еще и поощрение получите. Начинаем.
   – Начальство. Вот именно с начальством мне и надо переговорить. Обязательно. У нас так принято и без этого нам нельзя. У меня будут неприятности.
   – Пока вы будете связываться со своим начальством, а оно с вышестоящим, а так и до Мехико можно дойти, придет второй сообщник и тогда все станет в два раза труднее. А если этот пришелец будет не один. Все может провалиться. И еще. Вашего бандита пропустили на границе подкупленные им сволочи и здесь ему кто-то помогает. Я не исключаю, что и в полиции у него свои люди есть. Я должен его взять. Я и вы. А скоро сюда и специальная группа по борьбе с бандитизмом прибудет и ему уже никто не сможет помочь. Не отвертится. И связи не помогут. Тогда в полицию звоните и своему начальству. Сколько угодно. Сейчас вы все понимаете?
   – Понимаю.
   – Вот и хорошо. В каком он номере?
   – В двадцать седьмом, на втором этаже.
   – Запасной выход есть?
   – В конце коридора.
   – Куда выходят окна?
   – Во двор, где стоянка машин. На метр ниже окна крыша.
   – Превосходно все предусмотрено! Можно оказывается и через окно убежать. Так! Теперь заверните что-нибудь в бумагу, что угодно, и пойдемте вместе на второй этаж. Постучите в дверь и скажите, что рубашки готовы и его кальсоны уже говном не воняют. Это будет хорошим поводом с вашей стороны для визита.
   – У него не было кальсон…
   – Наплевать на кальсоны. Что не понятно? Важно, чтобы он дверь открыл.
   – Я…
   – Ничего не бойтесь. Только слушайтесь меня и делайте, что я скажу. Все тогда будет в порядке.
   Администратор взял со стула две оконные занавески, завернул их в бумагу, тяжело вздохнул, перекрестился и пошел впереди Капенды на второй этаж. У двадцать седьмого номера оба остановились. Мексиканец постучал в дверь. Капенда вытащил пистолет и встал у стены справа от двери.
   – Кто там? – спросил Бэлламор после стука.
   – Ваши рубашки готовы, сеньор.
   – Ты прямо как метеор, – открывая дверь с широкой улыбкой произнес Бэлламор.
   В тот же момент Капенда стремительно бросился к двери, отбросил от нее администратора и ворвался в номер, выбив из руки Бэлламора «Бульдог». В следующее мнгновение Бэлламор получил сильный удар в челюсть, пролетел в середину комнаты, задев стол, с которого все остатки его ужина полетели на пол, и грохнулся в кресло. Спинка кресла и его задние ножки от удара и большого веса Бэлламора сломались и бандит оказался на полу, чуть не перевернувшись через голову.
   – Входите, сеньор администратор, а ты, сука, вставай и руки быстро положи на плешь! – Стэн нагнулся, поднял с пола револьвер и засунул его себе сзади за пояс брюк. После этого он топнул ногой об пол, сбросив таким образом крем пирожного с обуви. – Сладкое любишь, падаль!
   Администратор оглянулся в коридоре по сторонам и вошел в номер, – только тише, пожалуйста, господа. Ради всего святого! Умоляю вас! Репутация гостиницы…
   – Хорошо, хорошо. Я постараюсь больше не шуметь. Но если люди узнают, что в вашей гостинице с помощью администрации была поймана сволочь первой величины, репутация отеля наоборот возрастет. Вот так! А вы закройте сначала дверь на ключ, чтобы нам никто не смог помешать, а затем посмотрите, сеньор, все ли вещи этого гада на месте.
   Администратор закрыл на ключ дверь и быстро провел взглядом по комнате.
   – Сумка здесь, а желтого чемодана не вижу.
   – Поставьте сумку на стол.
   Бэлламор с трудом поднялся с пола, пошатываясь и держась рукой за челюсть.
   – Я не предполагал, мистер Капенда, что вы такой шустрый и прыткий. Просто удивительно какой вы легконогий. Есть за что похвалить! Вы сумели от моих лучших ребят уйти и даже еще сюда успели подскачить. Знал бы что вы такой разворотливый и скорый, вел бы себя немного иначе. Недаром я вас в шутку «суперменом» после нашей второй встречи обозвал. Все правильно.
   – Да, правильно. Сумел уйти и не в первый раз уже! Ты-то об этом знаешь. Лучшие ребята! А Браун это значит твой лучший парень? Так! А вот похвал мне твоих не нужно, говнюк.
   – Надо же и про Брауна вы знаете! Недооценил я вас. К моему большому сожалению, а то бы все поставил на карту.
   – С Брауном все к несчастью для него самого окончено. У него уже нет головы. В самом буквальном смысле. Сам видел. А насчет недооценки тоже скажу. Все мы страдаем этой болезнью. Не стоит так уж сокрушаться. Вот. Сеньор администратор, вытряхните, пожалуйста, содержимое сумки этого Гонсалеса на стол. Только попрошу поосторожнее, – повернувшись к администратору, сказал Стэн. – А тебе сколько раз нужно предлагать положить руки на голову? – Обратился он опять к Бэлламору.
   – Хуан, ну что ты делаешь, не иди на поводу у этого джентльмена и не трогай мою сумку! – Бэлламор с сожалением посмотрел на администратора.
   Администратор опешил.
   – Неужели ты еще не понял, что с тобой не шутят? Ну как еще объяснить это? Ладно. Попробую еще раз. Внимательно слушай. Будешь говорить тогда, когда я тебе это разрешу, скотина. И положи руки на голову наконец, – с этими словами Стэн двинул Януса кулаком в лицо. Тот отшатнулся к стене, которая помешала ему упасть второй раз.
   – Господин администратор, прошу вас, посмотрите, что там в сумке у этого черта. И не обращайте внимания на его слова, – Стэн наставил пистолет на Бэлламора. – Я не хочу нарушать закон и устраивать прямо здесь самосуд, но не обессудь, гад, если я случайно выстрелю тебе в висок. У меня на нервной почве начали дрожать руки.
   – Тут какое-то нижнее белье, носки и еще одна маленькая сумочка.
   – Откройте ее аккуратно.
   – В ней ключи от машины с брелком, еще ключи на цепочке, авторучка, какие-то документы, скрепки.
   – С авторучкой осторожнее.
   – Вы совсем запугали нашего администратора, – Бэлламор снова начал улыбаться. – Почему с моими вещами нужно обращаться осторожно и аккуратно? Не понимаю.
   – Хочешь я поднесу эту авторучку к тебе поближе и нажму на белую кнопку, Бэлламор?
   – Право же не стоит!
   – Я тоже так думаю. С помощью такой ручки можно прожечь человека насквозь за одну секунду.
   Администратор отдернул руки от стола.
   – А вторые ключи, очевидно, от желтого чемодана. Так ведь, Гонсалес?
   Белламор театрально прикрыл глаза и улыбнулся.
   – Будьте добры, то, что вытащили, кроме ключей на цепочке, осторожно сложите обратно в сумку и отнесите ее к стене, – обратился к администратору Капенда. – Чемодан в шкафу, скорее всего. Больше ему быть негде. Если он там, достаньте его оттуда и положите тоже на стол.
   Желтый чемодан действительно был в шкафу. Администратор поставил сумку у стены, открыл шкаф, вынул оттуда обеими руками тяжелый чемодан и перенес его на стол.
   – Я вижу наша встреча подходит к самому важному моменту, – произнес Бэлламор, подавшись корпусом вперед.
   – Правильно. Иди, иди к столу. Руки медленно протяни вперед. Чемодан сам будешь открывать, – Капенда отступил на два шага назад, продолжая держать Бэлламора под прицелом.
   – Все понял и все сделаю как вы хотите, мистер Капенда. Но сначала о деле. Мы здесь все люди не совсем простые. Мы умные люди. Так ведь? Хватит нам уже заниматься дурацкими детскими играми. В этом чемодане столько, что всем хватит до конца жизни. И нам и нашим детям и правнукам тоже. За ваши старания и розыскные действия, мистер Капенда, я даю вам миллион долларов. Наличными! Хватит? Вам деньги нужны, я знаю. Идет? Идет. Я знаю. Знаю о чем говорю. А тебе, Хуан, трехсот тысяч тоже будет достаточно, полагаю. Ты их сможешь обменять в банке на много много песо и будешь жить как король. В замке, с прислугой. У тебя будет дорогой халат. Утром тебе в постель будут приносить кофе. Зачем право же отказываться от плывущего прямо в руки счастья? Нас никто сейчас не видит и не слышит. Договорились! Так ведь? Вижу, что договорились!
   – Очень нужны мне ваши крапленые карты! – администратор независимо посмотрел на Бэлламора.
   – Что? Какие карты? Ничего не понимаю?
   – Правильно, Хуан! Мы свою душу не станем продавать за серебряники и сдадим негодяя властям вместе с наворованным. Американский спецназ, очевидно, уже спешит сюда. Ответишь за все содеянное перед законом, сволочь! Очень хочется, конечно, прибить тебя прямо здесь, на месте, но мы не бандиты и методы у нас другие.
   – Кончайте кривляться, Капенда! Так я и поверил в вашу любовь к закону и в ваше благородство, в благородство наемника. Всю жизнь работали на грязной работе только за деньги, а теперь вам их, видите ли, уже не надо. Теперь вы превратились вдруг в правильного парня и меня осуждаете. Я же ведь помню, как вы из-за каждого доллара торговались, там в Манхэттене, после пресс-конференции. Что забыли? Не так ли все было? Все так и было. И в Африку вы из-за денег подались. Не так? Так! Праведника из себя изображаете, мистер Капенда. Давайте не будем ломаться на потеху публике. Мы с вами ягоды одного поля. Между нами разве есть разница? Разница есть? Два миллиона даю! Два!
   – Разница есть! Я действительно тогда, в начале апреля, потребовал больше, чем вы мне давали, на словах, правда. Но это была не торговля. Я просто руководствовался известной поговоркой: «Обворовавший вора, получает отпущение грехов на сто лет вперед». Вы же воры и негодяи. Вы меня хотели обмануть и вообще ничего не дать.
   – Зачем вы так, Капенда?
   – Я еще не все сказал, – оборвал Бэлламора Капенда. – Так вот, еще раз о разнице. Для тебя, свинья, самое главное во всей твоей паскудной жизни – деньги и хорошо набитая пережеванной пищей кишка, а для меня друзья, за которых я мщу. Настоящая дружба для меня дороже всего на свете и настоящие друзья тоже. Ты приказал убить одного из моих лучших друзей, журналиста Курла, и еще многих других людей совсем не из идейных соображений. Они могли оставить тебя и твоих боссов без денег, которые ты так любишь. Ты даже безгранично преданных тебе сообщников выбрасываешь из машины как мусор, когда они вдруг начинают мешать тебе, гад, своей беспомощностью. Для тебя же святого ничего нет. А ты ведь, мерзавец, наверняка Джэверу говорил, что он твой самый лучший друг и подчиненный, лучший член шайки, что ты его любишь и обожаешь как сына или брата. Как такому как ты можно в чем-то верить? У тебя ни одного слова правды никогда не было и не будет. Вот хотя бы в чем разница между нами. На этом все! Разговор закончен! Посмотрим что у тебя в чемодане и после этого я сообщаю координаты гостинницы агентам наших спецслужб и мексиканских полицейских в гражданской одежде уже спокойно сможем вызвать. Может быть, и твоего приятеля, который сюда спешит, заодно прихватим. Открывай чемодан и без глупостей. А будешь дурить я и на закон не посмотрю. Пристрелю!
   – Очень сожалею, если разговор закончен, – Бэлламор взял со стола ключи от чемодана.
   Все, что случилось потом, предусмотреть было бы трудно даже какому-нибудь Джеймсу Бонду. Бэлламор првернул в замке ключ, затем резко развернул чемодан замком в сторону Капенды и администратора и рванул на себя крыжку. Раздался легкий взрыв, обдавший обоих каким-то газом. Оба на мнгновение оказались парализованными им. Хуан упал на пол. Капенда удержался на ногах и успел выстрелить. Вся комната оказалась в момент засыпана штукатуркой с потолка. Второй выстрел Стэну помешали произвести судорога в горле, страшная резь в глазах и обильно потекшие слезы. Бэлламор схватил со стола чемодан, захлопнул его и, несмотря на свои габориты и вес, ловко выскочил вместе со своим нелегким багажом в открытое окно на крышу.
   Почти ничего не видя, Капенда бросился к окну и скорее почувствовал, что на крыше Бэлламора уже нет. С грубой руганью Стэн перевалился через подоконник и тоже вылез на крышу. Секунд тридцать ему понадобилось для того, чтобы немного придти в себя, прокашляться и продышаться. Голова начала болеть и затошнило, но на свежем воздухе стало лучше. Отравление начало постепенно проходить. После того как к Стэну в полной мере вернулась способность ориентироваться, он спрыгнул с крыши вниз на землю для того, чтобы начать поиски бандита.
   – «Что бы стал делать я на месте Бэлламора в подобной ситуации?» – начал быстро размышлять Стэн. – «Никакого транспорта сейчас у него пока нет. Ключи от машины подлеца в гостиничном номере, в сумке. Сообщник, у которого все связи с другими преступниками в Мексике, должен придти в гостинницу. Без него Бэлламору будет трудно в незнакомом городе. Скорее всего, незнакомом. Вряд ли он сюда раньше мотался. В незнакомом городе будет трудно скрыться. Но в гостиницу после стрельбы уже нельзя. Могут вызвать полицию. Значит сообщника надо предупредить, что положение резко изменилось в худшую сторону. И встретиться нужно уже вне гостиницы где-нибудь в другом месте. Какая-нибудь связь у этих гадов есть точно. Надо было в первую очередь подонка обыскать и отобрать у него телефон. Не отобрал. Черт! Предположим, что связь есть и они смогут сговориться о встрече. Для этого нужно сначала отбежать куда-то в сторону от гостиницы, так как может начаться преследование, затаиться где-то рядом, недалеко. Бэлламор же не знает города. Потом связаться с сообщником и рассказать о местонахождении. Нужно подождать сообщника, который приедет на машине и увезет отсюда подальше туда, куда надо. Но где спрятаться? В чей-то дом он не полезет. Вечер. Уже темно. Это будет подозрительно, да и шум могут поднять. Лучше всего переждать в нейтральном месте. Но где такое нейтральное место есть?»
   Капенда пробежал несколько десятков метров по улице и огляделся по сторонам. Не увидив подходяшего места, где можно было бы скрыться, он вернулся назад и проскочил метров сто в другом направлении. Впереди показалась огороженная низким забором территория местного рынка.
   – «Здесь, скорее всего, где-нибудь можно укрыться», – мелькнуло в голове. – «Возможно, Бэлламор о рынке знал. Может быть, и не знал».
   Стэн прошел через большие открытые ворота, остановился, протер платком слезящиеся глаза и опять осмотрелся. В конце рядов с прилавками размещалось большое деревянное строение. Это была рыночная уборная. Еще несколько десятков шагов. Капенда открыл дверь туалета.
   – Какая встреча! – прокашливаясь произнес Стэн. Посередине помещения стоял улыбающийся Бэлламор с чемоданом в одной руке и мобильным телефоном в другой.
   – Когда ты уже перестанешь ухмыляться, гадина? А? Теперь-то уже точно с тобой будет все кончено! Или сомнения еще какие-то есть?
   – Почему же все и почему кончено? Всякое случается.
   – Я сказал все! Брось телефон!
   Бэлламор подчинился.
   – Теперь давай сюда чемодан!
   – Пожалуйста! Возми из него сам сколько тебе надо!
   – Вот именно. Сколько надо! – Стэн вырвал из руки Бэлламора чемодан и отпихнул бандита к стене. – Стой там у стенки и не шевелись.
   Бэлламор беспрекословно выполнил приказание, застыв у стены, а Капенда присел, открыл чемодан и вынул оттуда несколько пачек денег.
   – Для того чтобы найти и привезти в Америку Джурановича, разоблачившего вашу банду, я занял в долг деньги у одного джентльмена. Долг надо отдать. Еще часть денег предназначается другому югославу, Митичу, который тоже помогал вас всех свалить, которого ты, Бэлламор, приказал убить. Из-за вас он оставил работу и я обязался возместить ему издержки и выдать еще вознаграждение, – Стэн покрутил в руке деньгами, после чего распихал их по карманам. – Все понятно? Расходы, подлец, были непосредственно связаны с тобой и твоей шайкой. Поэтому я имею право взять отсюда часть средств на покрытие этих расходов и возмещение долгов. Понял?
   Бэлламор заскрипел зубами.
   – А все остальное в этом чемодане – это поганые деньги. Представляю сколько зла и человеческого горя содержится в нем. Ты, подлец, за счет несчастий других намеревался провести остаток своей гадкой жизни безоблачно. Но я тебе в этом помешаю, воспрепятствую. Ты не будешь пользоваться этими подло и преступно заработанными деньгами, место которых в дерьме. И я их туда брошу еще и потому, чтобы ты не говорил мне, что я всю жизнь работал только за деньги, что они для меня превыше всего на свете, как для тебя, и я все время только о них думал и думаю. Достал ты меня с этими деньгами. Мне на них плевать и ты в этом сейчас убедишься. Будь они прокляты и будь ты вместе с ними проклят, – Капенда брезгливо поднял одну из двух широких досок, на которых были вырезаны овальные отверствия, и сбросил ее около своих ног на земляной пол.
   – Ты с ума сошел! Что ты собираешься делать, ненормальный? – лицо Бэлламора исказила страшная гримаса и он бросился вперед.
   Но было уже поздно. Капенда швырнул раскрытый чемодан в глубокую яму полную зловонной жижи. Десяток пачек вывалился из него и деньги усеяли поверхность нечистот.
   – Идиот! – Бэлламор в состоянии аффекта, с бешенными глазами, скорее инстинктивно нежели осознанно, переступил через край деревянного ограждения, удерживающего доски с отверстиями над большим коробом со смрадным содержимым, встал на брусок внутреннего каркаса и потянулся рукой к чемодану.
   Однако чемодан ему ухватить сразу не удалось. Бэлламор подался еще вперед. Нога заскользила на древесине, испачканной испражнениями, и тучное тяжелое тело бандита плюхнулось в жидкие экскременты.
   – Помоги! Руку! Руку давай! – прохрипел Бэлламор и скрылся с головой в нечистотах. – Помоги, черт тебя побери! Я дам тебе сто тысяч долларов! – вынырнув, и из последних сил зарычал он, захлебываясь и цепляясь то за чемодан, то за скользкие стенки выгребной ямы.
   – Я бы помог, но боюсь испачкаться. Не хочу после этого три года отмываться. Потом ты же сам туда полез, добровольно прыгнул. Я тебя не заставлял. Там тебе и быть.
   Грузное тело еще раз появилось на поверхности, но Бэлламор, окончательно выбившийся из сил, уже не мог произнести ни слова из-за того, что вонючая жидкость полностью заполнила его рот. Капенда, кривясь, продолжал наблюдать за происходящим. Наконец лысина преступника скрылась в коричневой густой массе. Снизу на поверхность поднялось несколько больших пузырей, тут же лопнувших, и после этого все стихло.
   – Помоги! Помоги! Дьявол пусть тебе помогает! – Стэн достал сигарету и закурил. Поверхность нечистот была неподвижна.
   – Говорят еще справедливости нет. Есть. Еще как есть. И она иногда в одной из своих форм торжествует, – сам себе вслух сказал Капенда.
   Постояв еще немного у ямы и морща нос, он бросил окурок в клоаку. Затем вышел из уборной. Резким движением закрыл в нее дверь и направился в сторону гостиницы.
 //-- * * * --// 
   Прямо перед входом в гостиницу стояло три полицейских машины и чуть поодаль еще одна. Около двадцати человек, находившихся рядом со входом, о чем-то оживленно разговаривали. На ступенях, при входе в гостиницу, администратор, размахивая руками, давал показания полицейским.
   – Стэн! – из толпы выскочил и бросился к Капенде Джонсон. – Ну надо же, руки и ноги целы, да еще и голова на месте!
   – По лицу видим, что все у тебя хорошо! – Коллинз и Алексон схватили Стэна с боков.
   – Только так и никак иначе! Иначе и быть не могло! Вы что, нашего Стэна не знаете? – закричал Ник и вцепился пальцами в уши Капенды.
   – Отпусти ты! Оборвешь уши! Бандиты не смогли со мной справиться, так ты хочешь поуродовать!
   – С Бэлламором покончено! Мы это так понимаем! – Коллинз отпустил плечо Капенды.
   – Да. Правильно понимаете. Покончено. Он уже там, откуда даже за большие деньги не возвращаются. Он утонул. Утонул в фекалиях. Причем сам в них полез, за погаными воровскими деньгами. Рассудок, видимо, помутился. Ну что делать? Кто бы мог подумать, что он окажется тяжелее говна? Теперь у полиции Охинаги будут две очень неприятные и трудные заботы: выташить тушу бандюги из кала и отмыть от дерьма несколько миллионов долларов. Ведь в таком виде не всякий захочет взять эти деньги в руки хотя бы подержать. Но подождите! Еще одно. У Бэлламора здесь сообщник. Он где-то рядом.
   – Не беспокойся, Стэн. Он уже в полицейском участке. Увезли. Прямо здесь его взяли. Администратор в этой толпе узнал. Обо всем еще раз расскажешь нам подробно потом, – Коллинз посмотрел в сторону полицейских. – А сейчас надо озаботить немного мексиканских служилых. Изложи им все. Пусть поработают. После с ними же и выпьем. Мы уже договорились. Они хотят угостить нас самодельной многоградусной кактусовой водкой. Ночь проведем здесь, а утром двинем в Пресидио. Надо из кутузки вытащить Бэйкера. Он там уже измаялся весь. Сегодня мы сюда слишком торопились и не успели им заняться.
   – А в чем вообще дело? Почему это его задержали?
   – Он с заправочной станции нам все сообщил и попросил какого-то хмыря, который ехал в Пресидио, подвести его. Тот обидел Бэйкера, сказав, что не намерен развозить всяких там черных. Джо разозлился, грубо выкинул паршивца из машины и пустился вслед за вами. Около Пресидио его уже ждали полицейские с патрульными машинами, которыми перегородили дорогу. Вот и вся простая история. Из Пресидио поедем в Алпайн. Бедняга Джуранович уже там. И Гордона из больницы заберем. Нам передали, что Гордон будет как и прежде ходить с двумя руками. Операция прошла удачно.
   – Все понятно. Только в Пресидио не одним Бэйкером нам следует заняться. Там одна или несколько гадин еще затаились. Я больше чем уверен, что иммиграционный инспектор Калмакович и его помщник-болваноид Попкинз на пограничном пропускном пункте города помогли сбежать бандиту Бэлламору за границу. Этот инспектор, хитрая свинья, все валит на инструкции и приказы. Не за что зацепиться. А кто дал негодяям машины в Эль-Пасо можно, в принципе, узнать по номерам микроавтобуса, который валяется у Алпайна, и «Кадиллака», находящегося здесь. Владельцы автомобилей могут сказать, конечно, что машины у них украли…
   – Займемся и инспектором. Причем обязательно. Пока не все еще ясно, но уже есть косвенные свидетельства того, что эти друзья из иммиграционного пункта в Пресидио содействовали контрабандистам, задержанным сегодня спецназовцами. В Пресидио у них, видно, целая шайка. На пропускном пункте этот Калмакович с сообщниками, а на железнодорожной станции некий жадный скот Балахнович. Все заодно. Так что Калмакович со своими друзьями свое получат. Дай только срок. И с машинами разберемся. Пусть владельцы говорят что хотят. Если они как-то связаны с Бэлламором, то мы об этом узнаем. Не обманут. Ты уж мне поверь. Пошли к полицейским.
 //-- * * * --// 
   В самолете, летевшем из Сан-Антонио в Нью-Йорк, трое пассажиров сидели на центральных креслах и еще трое на трех сиденьях со стороны окна. Все они довольно громко переговаривались друг с другом. Один из собеседников через проход сказал другому: «Теперь-то уж ничто не помешает мне и тебе поехать в Голливуд к мистеру Спилбергу. Уверен, что из газет он о нас скоро уже узнает. Если не из газет и телевидения, то друзья и его помощники расскажут. Не сомневаюсь, что Стивен примет с радостью таких героев как мы. Напишем для него сценарий со всеми деталями, о которых только мы знаем. А может и в соавторы его возьмем. Возьмем. Жалко что ли? Значит выезжаем в Голливуд незамедлительно. Ты же ведь, конечно, со мной к нему поедешь? Я понимаю, у тебя сомнения. Вдруг мистер Спилберг не станет уделять нам внимания, как ты заметил не так давно. Но у нас же ведь в запасе еще много других режиссеров, масса тех, «кто с нами тоже не захочет говорить». Например, Тарантино, Родригес и так далее». «Нет, Ник, мы уже и так через край всего хватанули. Это называется через край, понимаешь? Перебор это. За эти последние три месяца на меня столько свалилось, что не для одного, но и для двадцати человек будет много. А тут опять куда-то ехать, снова что-то говорить, напрягаться. Нет. Надо отдохнуть. По-настоящему. Так что, к сожалению, сейчас я не смогу составить тебе компанию», – ответил говорившему его друг. – «Потом у меня другое дело есть. Меня в Гонолулу не так давно в гости приглашали. В дом на улице Лилиуокалани у канала Ала Вай, туда, где на втором этаже есть два окна и балкон, а на нем стоит плетеное кресло-качалка. Я сослался тогда на занятость и не пошел. Как-то не хорошо получилось. В общем-то на меня обиделись там, наверно. А кому нравится, когда на него обижаются? Мне как-то не по себе. Но мне сказали, что приглашение остается в силе. Я должен его реализовать. Хочу посмотреть, что там на втором этаже делается. Извини, но мне сначала именно туда нужно».