-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Алла Андреевна Кузнецова
|
|  Январский дождь (сборник)
 -------

   Алла Кузнецова
   Январский дождь. Стихотворения


   О ВЕЧНОМ, О ВЕЛИКОМ, БЕСКОНЕЧНОМ


   Предрассветье


     В преддверье утра
     четче очертания
     На купола
     вознесшихся крестов,
     Белесый сумрак
     омывает здания
     И прячется
     под спинами мостов.


     Как ритуал,
     граничащий с привычкой,
     Пробив заслон
     клубящейся золы,
     Свершает луч,
     коснувшись яркой спичкой
     Адмиралтейской
     вспыхнувшей иглы.


     Спит Петербург
     величественно – строгий,
     Из лона волн
     всплывающий во мгле,
     И за ночь
     отдохнувшие дороги
     Зовут продолжить
     путь свой на Земле.



   У Медного Всадника


     Я стою у Невы,
     растворившись во всем…
     Что-то Петр потемнел
     и конем, и лицом,
     Будто прочь ускакать
     хочет бывший кумир
     И не хочет принять
     им придуманный мир.


     Не по нраву ль размах
     в нашем времени бурь?..
     – Не сердись, государь,
     устоял Петербург!
     Всадник гордо молчит,
     не глядит на меня,
     Не бросая поводья
     шального коня.


     – Эхо канувших лет
     на дорогах веков
     Нам оставило след
     и подошв, и подков,
     И в сегодняшнем дне,
     город сердцем любя,
     Силу духа тех дней
     мы впитали в себя.


     Если мы пред тобой
     провинились – прости!
     Было столько лихого
     на нашем пути:
     Революции, войны,
     Разруха, беда!..
     Но тебя мы любили,
     любили всегда!


     По достоинству ценим
     тебя и дела,
     Нет, не царской душа,
     а мужицкой была!
     Беспокоен, горяч
     и силен кулаком,
     Наш единственный царь
     был, пожалуй, таков!


     Мы тебя не оставим,
     грози, не грози,
     Ты под Господом правил
     во имя Руси
     Чистой правдой и верой,
     живота не жалел,
     Будешь вечным примером –
     вот твой царский удел!


     Я взглянула опять
     государю в лицо –
     Наползающих сумерек
     сжалось кольцо,
     Стерлись грани веков,
     и в немой тишине
     Показалось, что он
     улыбается мне.



   «Где поют без устали дрозды…»


     Где поют без устали дрозды,
     Плети верб касаются воды,
     Где бываю редко,
     Где могилы предков,
     Где кипят вишневые сады,


     Прошлое живет, к себе маня!
     Там – земля, взрастившая меня,
     Не корит, не судит,
     Но упрямо будит
     В предрассветье северного дня.


     Кружат годы старый шар земной,
     А былое – шепчется со мной!..
     Въелись в землю эту
     Страшные приметы
     Детства, опаленного войной.


     Подпирают небо тополя,
     И грустит родимая земля,
     Что однажды в стужу
     Ей распяли душу,
     Не спросив и плакать не веля.


     Встречу ожиданьем предрешим –
     Прошлому изменой не грешим,
     Но при всем безгрешье
     Слово «зарубежье»
     Отдает холодным и чужим.



   У Владимирского собора


     Опечалено сердце
     неправдой и скверной
     (Что-то люди мельчают
     в пустой суете),
     Снова к храму иду
     прихожанкою верной
     Поклониться тому,
     кто распят на кресте.


     Неподкупный свидетель
     истории прошлой!..
     Поистерты веками,
     где годы – не дым,
     Башмаком, сапогом
     или голой подошвой
     Все ступени, ведущие
     к ликам святым.


     Нет, не хлебом единым,
     а верой мы живы,
     И желанье прозренья
     В себе сбереги.
     Тем, в ком черствые души
     коварны и лживы,
     Отмолить бы при жизни
     земные грехи!



   В храме Христа Спасителя


     Содеянное кажется простым –
     И память изгоняет прегрешенья
     У нехристей, причисленных к святым
     Игрою своего воображенья.


     Они теперь несут под тихий свод
     В желаньях алчных тонущую душу –
     И смотрят прихожане на господ,
     Эмоции не выплеснув наружу.


     Не говорит святая простота,
     О тех, кому гордыня сердце лижет,
     У них и здесь особые места –
     К священнику и к выходу поближе.


     Припомнят ли свой перечень грехов –
     Страны паденье не без их подачи,
     Угар войны, терпенье стариков,
     Изломы судеб в поисках удачи?..


     И я молюсь (не за себя – за всех!),
     Не уводя от сути словом лишним:
     «Прости нам, Боже праведный, наш грех…
     Даруй любовь к земле своей и к ближним!..»



   Прозрение


     О, безрассудство лет, где миг прозренья
     Куда важней, чем кнут повиновенья!
     В сознательном стремлении познать,
     Понять, прочувствовать, перекроить былое,
     Созданье юное сумеет ли – как знать? –
     Пройти сквозь главное и не смахнуть полою
     То достоянье, что творили все
     Из века в век, из года в год, внимая
     Извечному в земной его красе,
     Надеясь и взаимопонимая.


     Под колокольный звон, плывущий вширь,
     Ввысь уносимый дерзкими ветрами,
     В пасхальных святках иль венчанье в храме,
     Держа в руках свечу или псалтырь,
     В дыхании времен со всех сторон
     Запомнят ли смиренный вид икон?..
     Прочувствовав желанное родство
     Со всеми, что притихли, чтя обычай,
     Сумеют ли под рамками приличий
     Возвысить силу духа своего?..


     В поющем хоре искренность и лад,
     Псалмов седых звучанье – безупречно,
     О вечном, о великом, бесконечном
     Я слушаю, боясь поправить плат.
     Священнодействие – и есть тот миг прозренья,
     Что порождает чистые стремленья,
     Желанья добрые и веру в светлый лик,
     И слышным кажется крови журчанье в венах.
     Бессмертен и воистину велик,
     Кто укрощает словом дерзновенных!


     Я вглядываюсь в лица молодых –
     Ликует сердце в праведных ударах!
     Да!.. Молодых не меньше здесь, чем старых –
     Блаженствуют не в замыслах пустых!
     Они – птенцы, что учатся летать,
     Последовав призывному примеру,
     Который преподносит птица-мать
     (В стараньях чистых постигают веру).
     Даруй им, Господи, бесценный дар прозренья
     В минуты и часы благоговенья!



   Крылья


     Когда удача жизни велика
     И как магнит, манит нас берег дальний,
     Взлетает юный дар под облака,
     Забыв на землю бросить взгляд прощальный.


     О, молодые!.. если б вы могли
     Услышать, слушая, и, признавая, внемлить!..
     Взлетайте выше, дальше от земли,
     Горячим сердцем ощущая землю.


     И если в вашу честь звучит наш гимн,
     А голову кружит похмелье славы,
     Родным краям отдайте все долги
     И все, что заслужили вы по праву.


     И счастья миг поможет вам понять,
     Что зов Отчизны с вами был повсюду,
     А крылья, что сумели вас поднять,
     Земли заслугой были, есть и будут!



   Напраслина


     Птенцами, что скрипачат из-под стрех,
     Манит вина и шлет свои прошенья:
     «Скорей на безрассудство, чем на грех,
     Похожи те былые прегрешенья!»


     Нам с терриконов отслуживших лет
     Виднее суть всего, что в жизни было,
     Вина и грех, сплетясь в тугой браслет,
     Теснят запястья, чтобы сердце ныло.


     Пересмотри их, вспомнив имена,
     Припомнив даты и причины ссоры –
     Поймёшь, что это вовсе не вина,
     Причислена к греховным без разбора!


     Всем не легко у жизни на краю…
     Молясь, проси прощения у Бога:
     Ты годы нес напраслину свою
     И ею омрачал себе дорогу.



   Русская парижанка


     Снег ложится на ладонь и тихонько тает…
     Сердце, глупое, не тронь дней, что птичьей стаей
     Разлетелись, кто куда, не поймать! Так вышло…
     И бреду я сквозь года, словно третий лишний.


     А у них, у других, все не как у меня,
     Там спокоен и тих образ каждого дня,
     Где уверенность в том, что не тлеешь – горишь,
     Там, где любят свой дом, что совсем не Париж.


     Размывает дождь огни Эйфелевой башни…
     Были радостные дни, были, да угасли,
     Словно счастье не по мне, хоть на самом деле
     Острым гвоздиком в стене в памяти засели.


     А у них, у других, все родное, свое,
     Город детства, как стих, дремлет в сердце моем,
     Машет веткой мой клен, что по осени рыж,
     И летит под уклон надоевший Париж.


     В Елисейских полях все весною дышит…
     Снова солнце, распалясь, забралось повыше,
     И весны учуяв код, вновь цветет подснежник,
     И еще отмеряй год ожиданий прежних.


     А у них, у родных, на реке ледоход
     И скворцы – певуны воспевают восход,
     Жирной пашней пройдут, косолапя, грачи,
     Но меня там не ждут, не зовут, хоть кричи!


     Снова радость, снова лето, теплых дней не перечесть,
     Но всего в окошке света – отчий край, что был и есть,
     Понесусь к нему стрелою! Пусть хоть считанные дни
     Буду с ним, а он со мною! – Не гони и не вини!


     А у них, у родных, на погосте кресты,
     Опущусь, как в родник, у надгробий простых,
     На коленях слезой вкус росы подсолив,
     Все, что было со мной, словно грех отмолив.



   «Я снисхожденья не искала…»


     Я снисхожденья не искала,
     Неся обиды горький ком
     Туда, где волны гложут скалы
     Песка шершавым языком.


     Прозренья трудная задача
     Не по годам, хоть по уму!
     Душа болит, но я не плачу,
     Скажи мне, Боже, почему


     В коротком русле жизни хлипкой,
     Где дни сначала не начать,
     Умеем выстрадать ошибки,
     Но не умеем их прощать.



   Вопреки привычному


     Не согласна я с тайны бесславьем
     (Я привычкам пустым не раба!),
     С тем, что тайна становится явью,
     Такова, мол, у тайны судьба!


     И явилась мне как-то случайно
     Мысль, что самым удачным под стать:
     Просто… умерли тайнами тайны,
     Суть которых не смели предать!



   Про ум, эмоции и совесть


     Когда эмоции бурлят,
     Молчит главенствующий разум –
     Мы этим жизнь свою не красим:
     Потом, с оглядкою назад,
     Вздыхая, каемся, страдаем,
     А помесь чувств шкодливой стаей,
     Скуля, опустится на дно
     Души, где стынут беды горкой,
     Осадком липким, сладко-горьким,
     Чтоб ум будить, когда темно.
     Дерзя, с ехидинкой перечит,
     Крамолу вкладывая в речи,
     Отстаивая правоту
     Своих же собственных поступков,
     Винит за пенье звонких кубков,
     За пир, где жизнь невмоготу!..


     А что же разум?.. Разум тверд,
     Но принял вид, что сладко дремлет,
     Фуражкою «аэропорт»
     Прикрыв глаза, изводит время
     (Так обнаглевший здоровяк,
     В метро расплывшийся ватрушкой,
     Хватает чтиво второпях
     При виде сгорбленной старушки).
     И только совесть день и ночь,
     Как червь, упрямо сердце точит –
     Её не каждый слушать хочет
     И не торопится помочь…



   «Кто идёт, кто летит, кто ползёт…»


     Кто идет, кто летит, кто ползет
     В неизменном движенье вперед
     По своим – восходящим – виткам,
     По неделям, годам и векам.


     Не осилит движение тот,
     Кто с дистанции раньше сойдет
     По другим – нисходящим – виткам,
     К прошлой жизни годам и векам.


     Не бездействуй, досаду тая, –
     В поле жизни есть нива твоя,
     Если сеешь исправно и жнешь,
     Значит, движешься! Значит, живешь!



   Декабрь


     Все спешу – и в оттепель, и в стужу–
     В старый парк, как в храм под образа,
     А декабрь мне цедит холод в душу,
     Застилает теменью глаза


     Возвращает лет ушедших стая
     Незабытой радости тепло -
     И смеется юность молодая
     Беспощадной старости назло.


     Пусть былое радует, не судит,
     Чтобы светлой радости – не счесть,
     То, что было, скрасит то, что будет,
     Оживив собою всё, что есть.


     Расшвыряю грусть по закоулкам,
     Пусть в раденьях, прошлому сродни,
     В колокольных звонах Петербурга
     Тают Богом мерянные дни.



   «Не рифмуйте с морем горе…»


     Не рифмуйте с морем горе,
     Прожужжавшее нам уши!
     Не бывает с морем в ссоре
     Тот, кому Всевышним сужен


     Синий мир, что лижет сердце,
     Рвётся ввысь и ниспадает!..
     Если лучше присмотреться –
     И на суше бед хватает.


     Поминаем, стиснув зубы,
     Корабли да субмарины,
     Что заякорили судьбы,
     Где безмолвствуют глубины.


     От волны не ждём ответа –
     Помолчим в немом укоре…
     Тем не менее, поэты,
     Не рифмуйте с морем горе!



   «Простор небес безбрежен и высок…»


     Простор небес безбрежен и высок,
     Там звезды россыпью, хвостатые кометы
     И близкие, как при челе висок,
     Системы нашей Солнечной планеты.


     В семействе этом – древняя Земля,
     Шар обжитой, наш дом, наш порт в Эфире,
     Где все, что нужно «человека для»,
     Лишь был бы мир в подлунном нашем мире.


     Кем движимо такое громадье?
     Неужто эти мириады точек,
     Что чтят предназначение свое,
     Летят, как могут – и маршрут их точен?..


     Не год и не какой-нибудь сезон
     Вращает их огромная силища –
     С тех самых «незапамятных» времен,
     Свидетелей которым не отыщем.


     Все тайны мирозданья – в нем самом,
     Хоть в книгах и описаны подробно,
     Вселенная построена с умом,
     Но объяснить мы это не способны!



   Чумацкий шлях… Стожары… Млечный Путь…


     О высь, манящая от века,
     Чумацкий шлях на синих травах,
     Где хлопцы-бражники телегой
     Возили соль в мешках дырявых…


     Веками светятся Стожары,
     Темнеют дыры, будто гнезда,
     И золотой петух поджарый
     Пасется, склевывая звезды…


     Живут в поверьях от Эллады
     Богов несносные манеры:
     Афине крохотного брата
     Зевс подарил (к несчастью Геры!),


     Но воспротивилась богиня
     Кормить дитя земной (не вечной!),
     Рывок – и брызгами по сини
     Был Герой Путь начертан Млечный…


     Любая выдумка сгодится!
     Но я – сторонник правды строгой –
     Прошу мгновение продлиться,
     Любуясь звездною дорогой.




   В СООБЩЕСТВЕ ТЕПЛА И СВЕТА


   Зимний загород


     Отдыхают поля
     под январской шубейкой дырявой
     (Что-то скуп на снега
     средний сын петербургской зимы),
     Терпят холод ветров
     прошлогодние хрупкие травы
     В посветлевшем чуть-чуть
     постдекабрьском периоде тьмы.


     Виды видевший лес,
     на веку не впервые зимуя,
     В пляске гнутых стволов
     и прямых, проглотивших аршин,
     Неуклюжей кривой
     изогнул горизонта прямую
     И взметнул в поднебесье
     на копьях еловых вершин…


     Я люблю эту зиму!
     Готова упасть перед нею
     На нетоптаный снег,
     где рябины оранжевый град,
     В рыжей охре луны
     даже фары машины бледнеют,
     Значит, вновь стороной
     обойдет нас большой снегопад.


     Кто там давит пески
     на тропическом млеющем пляже,
     Манит рыбу блесной
     у лазоревой теплой воды?..
     Приезжайте в наш край,
     пусть вам загород зиму покажет,
     Тот не знает зимы,
     кто не видел ее красоты!



   Сожаление


     Страничкой запоздалою ложатся эти строчки…
     Теплынью небывалою январь расслабил почки:
     Сползали с ивы прутиков, усыпав землю голую,
     Цветков домишки – «котики», подсохшие и полые.


     На веточках сиреневых пробились раньше времени
     Доверчивые клювики другого рода-племени…
     Обманчивая оттепель с туманами да солнышком
     Сломает жизнь доверчивым, испив ее до донышка.


     Морозы запоздалые убьют садов цветение,
     Деревья – дети малые в морозное Крещение,
     И я, беду предчувствуя, вздыхаю с сожалением,
     Что не помочь здесь сказочным
     «По щучьему велению!..»


     Жалею кустик ивовый, сирень, что к солнцу жадная,
     В таящемся преддверии зимы, что беспощадная.
     В похожей безысходности душа моя коробится,
     Когда подросток-девочка стать женщиной торопится.



   Зимняя радуга


     Дарит вдохновение
     Побережье Ладоги,
     Всплыли в дуг свечении
     Крылья зимней радуги,


     Не воспеты грозами,
     Через город брошены,
     Лютыми морозами
     К небу приморожены.


     Солнце рыжей патокой
     Брызжет во все стороны…
     Полонили радугу
     Самолеты-вороны,


     В непомерной удали
     Были слишком смелыми:
     Радугу укутали
     Кружевами белыми.



   В ожидании тепла


     Уперлись в небеса дымы столбами,
     Оделись за ночь ели в белый мех,
     И яблоком под крепкими зубами
     Хрустит под каблуками мерзлый снег.


     Разбудит высь в дневных стараньях солнце –
     Распустит лужи мартовский сугроб,
     И станет вечер, что в моем оконце,
     Похожим на малиновый сироп.


     Когда же май дохнет теплом желанным,
     Рассыплет одуванчики в траве,
     Расставит снова свечи на каштаны,
     Засвищет птицей в мытой синеве,


     Ленивцев сонных вытащит из дома,
     Укроет землю стрелами лучей,
     Где цвет черемух, сладкий и знакомый,
     Под цвет беленных питерских ночей.



   «Последней наледью отплакали венцы…»


     Последней наледью отплакали венцы
     На срубах деревянного квартала,
     Явились долгожданные скворцы,
     Которых мне зимою не хватало.


     От мрака дней зима всегда сложна.
     Мы пережили! И, само собою,
     Нам дарена еще одна весна
     Обычной человеческой судьбою.


     Весна! Благослови меня на дни,
     Где тает грусть от солнечного света,
     Зови меня, надеждами мани
     До той поры, когда наступит лето!



   «Пришла весна издалека…»


     Пришла весна издалека
     В сообществе тепла и света,
     И греет с радостью планета
     Окоченевшие бока!
     И дольше бодрствует под солнцем,
     И меньше спит в застывшей мгле,
     Спешит упрямым марафонцем
     К продрогшей за зиму Земле
     Черед примет иного рода:
     Капель, сосульки, ледоход…
     Довольно прост извечный код
     Приказов экстренных Природы!
     С весной вас, люди! Вдохновенья,
     Любви и мирного труда!
     И я бы, все-таки, годам
     Дала начало с дней весенних.



   Пробуждение


     Мой праправнук хищников игривый
     Тянется к порогу без конца –
     Видно, что весенние мотивы
     И кошачьи тронули сердца!


     Но не только кошкам эти строчки:
     Хоть пейзажи дачные белы,
     Ожили березовые почки
     В связке прозаической метлы!



   «Талая вода в сонном лепете…»


     Талая вода
     в сонном лепете –
     Бывшие снега
     в реки хлынули.
     В сумраке небес
     гуси-лебеди
     Криками мою
     душу вынули:


     Не найти в лугах
     стебель клевера,
     Не поднять в полях
     злаков зернышка!..
     Впереди у них
     свежесть Севера,
     Позади давно
     Юга солнышко.


     Стороны чужой
     гости-крестники,
     Вечные прощанья
     и прощения!
     Рада видеть вас,
     птицы-вестники,
     На большом пути
     возвращения!



   «Явилась долгожданная погода…»


     Явилась долгожданная погода,
     Раздеть людей желая и разуть.
     Какая прелесть – это время года,
     В преображеньях видящее суть!


     Желает одарить своим стараньем
     И ничего не требует взамен,
     Нас лихо будит солнце утром ранним
     Чтоб не проспали новых перемен.


     И зная, что душа моя – не камень,
     Привычно выбираю свой маршрут:
     По кроне белоснежными мазками
     Кусты черемух, радуя, цветут.


     И день весенний снова полон света,
     И тень-кривляка тянется за мной,
     И смотрит ручеек, как мини-Лета,
     Веля забыть о горечи земной.



   Весеннее повторение


     Солнца бронзовые блики
     На березовой коре,
     Тополевой почкой липкой
     Пахнет утро во дворе.


     Воробьи подняли бучу
     В полусонной тишине,
     Дождик спит, зарывшись в тучу,
     Что повисла на сосне.


     Пляшет выводок утиный,
     Где недавно плавал лед…
     Повторяется картина
     По весне из года в год.


     Тот же шарм в привычном крае,
     Та же синь небесных трасс,
     Что же сердце замирает,
     Будто вижу в первый раз?!



   Туман


     Перемесив прибрежный ил,
     Растаял конь в лугу вечернем,
     Туман поспешно полонил
     Реки привычное свеченье.


     И только солнце поутру
     Прямыми, жаркими лучами
     Иссушит рваную дыру –
     И поведет Земля плечами,


     Растащит ветер по куску
     Недолговечную попону,
     Высвобождая лес, реку,
     Тропу, бегущую по склону.


     Опять дубы покажут стать,
     Стряхнув росу холму на темя,
     Вернется к людям благодать –
     Вновь созерцать родную землю.



   Радуясь прежнему


     Искать здесь новое – нелепо,
     Застынет мир в немом укоре,
     Где море синее, как небо,
     А небо синее, как море.


     Где кружевные кипарисы
     Как лисий хвост на этом фоне,
     И зыбь песка, что серебрится,
     И диск луны, что в море тонет,


     И древних скал каленый слепок,
     Как храм неведомого Духа.
     «Искать здесь новое – нелепо!» –
     Вот резюме страницы Юга.



   Цапля


     Плачет цапля – тонконожка,
     Бродит, грустная, кругами,
     Портит лунную дорожку
     На озерной амальгаме.


     Будто тетерев, токует
     В отрешении изящном,
     Ах, зачем она тоскует?..
     Тосковать грешно и зряшно!



   Восхищение


     Ах, что за прелесть – берег озерца,
     Березы сон и полудрема липы,
     Лишь изредка – отчаянные всхлипы
     От весел неумелого гребца.


     И что за диво – августовский лес,
     Где бум грибной соснового подлеска,
     Поляны теплой запах тминно-резкий,
     Брусничный жар, что просится под пресс.


     И что за чудо эти небеса,
     Безоблачности ранняя прохлада,
     Желаемого солнышка услада
     И матово-жемчужная роса?!


     Какая дерзость – бегать босиком,
     Предчувствуя черту в исходе лета,
     Ту, за которой песня лета – спета,
     Где листопад, разбавленный снежком.



   Достойно подражания


     Какой маневр (податлив, но хитер)
     Я вижу в чаще на поминках лета,
     Где в роли издырявленного пледа
     Не хочет прозябать лесной шатер.


     Еще недавно пышный и густой,
     Теперь, листвою жертвуя привычно,
     Уснет надолго (что вполне… логично!),
     Похожим став на мертвый сухостой.


     И все же – сохранится жизни нить,
     Под властью беспощадного мороза.
     Потерей – умной! – стоит предварить
     Решение серьезного вопроса.



   Времена


     В неба просини
     крапы осени,
     В тихой Мезени
     лета ижица!
     Не грусти, река,
     было так века:
     С лета к холоду
     время движется!


     Совершенен мир,
     правомерен миг,
     Где бессмертен миф
     мироздания,
     Шар наш вертится,
     в холод – стерпится,
     Позовет весна
     на свидание!


     Справедлив канон
     у земных времен:
     Помертвел сезон –
     новым сменится!
     Это «вечное
     бесконечное»
     Машет крыльями,
     словно мельница.



   «Полон людей полусонный корабль…»


     Полон людей полусонный корабль,
     Держит свой курс под созвездием Девы –
     Вижу, как яблони тащат в сентябрь
     Тяжесть даров от Земли-королевы.


     Чудо-подарками сытой поры
     Кроны затмили манящую просинь,
     Зрелой антоновки дети-шары
     Стуком о землю приветствуют осень.


     Не наглядеться на старый наш сад,
     Не надышаться густым ароматом!..
     Жаль, не увижу зеленый наряд
     Первым морозцем легонько примятым:


     В Севера зиму с собой увожу
     Старых людей и деревьев братанье,
     Определив уголок багажу
     В сердце, что снова запросит свиданья.



   Мне бы дольше видеть это


     Моросит дождем привычным,
     Стонут ветры в проводах
     И на яблоне («коричном»)
     В зависевшихся плодах.


     Налетит зима без спроса,
     Заморозит, подомнет,
     С головой засыплет розы,
     На ручей натянет лед,


     А на души ожиданье –
     Ждать желанного тепла,
     Как добра, как подаянья
     От весны, что вновь пришла


     И не рано, и не поздно
     (Пунктуальность налицо!),
     Может быть, земные весны
     Крутят жизни колесо?..


     Мне бы дольше видеть это:
     Снега таянье весной,
     Лес, дорогу, холм прогретый
     С голенастою сосной.




   НЕ ГЛЯДИ НА МИР С НЕДОВЕРЬЕМ


   Старая песня о новом


     Визжит «небесное создание»
     В хаосе вспышек и теней…
     Споем-ка лучше нашу давнюю,
     Из далеко ушедших дней.


     Ее мотив не режет уши,
     В ней город с вольною Невой,
     Пускай согреет наши души
     Крылом мелодии живой!


     По старым песням ностальгия
     Годами мучает меня,
     Теперь поют совсем другие,
     По нравам нынешнего дня.


     Творят, гитарами вихляя,
     Для шоу-бизнеса товар,
     Из песен старых составляя
     Свой праздничный репертуар.


     Сплошная фальшь!.. Обида душит:
     По воле этих наглецов
     На струнах распинают души
     Великих песенных творцов…


     Не ради ль зрелища и хлеба
     Пускают оборотней в небо?..



   О времени и о нас


     Рожден для счастья… Рожден для горя…
     Мы в мире этом – песчинки в море!
     Не расслабляйся (пусть будет жарко!),
     Не существует судьбы-подарка!


     Вздымает молот шальное время,
     Вгоняет в землю живущих племя –
     Попробуй годы не тратить даром,
     Не подчинившись его ударам.


     Рожден для счастья?! Давай другое:
     Живи как знаешь, но не в покое
     И не в поклоне неправде встречной,
     Жильцом достойным Земли извечной!



   «Бесспорно, с возрастом умнеем, но…»


     Бесспорно, с возрастом умнеем, но… не шибко!
     Оставив прошлому взросления зенит,
     Прозренье совестных избавит от ошибки
     И новой подлостью лукавых осенит.


     Природа-мать творит свой мир не без традиций:
     Давным-давно известно людям на Земле,
     Что у совы птенец орленком не родится
     И не повиснут апельсины на ветле.


     В движенье вечном этой жизненной корриды,
     Когда привычное шагнет не с той ноги,
     У человечества случаются гибриды –
     И зреют гении, вожди и чудаки.



   Горизонталь


     Строку, звенящую как сталь,
     Не запускаю к небу зондом:
     Люблю свою горизонталь
     В надежной связке с горизонтом.


     Не стыком неба и земли
     Плывет строка (дитя стараний),
     Мой горизонт – года мои,
     Единство опыта и знаний.


     Одолеваю жизни даль,
     Ее удар и благосклонность,
     Черчу свою горизонталь,
     Не претендуя на законность.



   «День выдался глухим и нерадивым…»


     День выдался глухим и нерадивым,
     Как старичок, что самоустранился
     От радостей, готовясь на погост.
     Не от того ль мне показалась дивой,
     Прекрасной феей рыжая Алиса,
     Ворвавшаяся в хмурь во весь свой рост?


     Добро и прелесть яркой доминантой
     Ваяли образ девочки-лисенка,
     Что одолела липкий полумрак.
     Давно ли были куклы, ленты-банты,
     Крылатые пеленки-распашонки?..
     И вот уже взросленья добрый знак.


     Собою всею радуя идущих,
     Сияньем глаз спасая мир от скуки,
     Витрины отраженная стеклом,
     Как солнышко, что обмануло тучи
     И, людям протянув лучи, как руки,
     С любым и каждым делится теплом.


     Когда же – не пойму – успело время
     Свершить такое преобразованье,
     На радость людям холя этот плод,
     Который на камнях нечерноземья
     Расцвел веселым предзнаменованьем
     Того, что он продлит семейный род.


     О люди!.. Позабыв предназначенье,
     Ниспосланное матерью-природой,
     Желая вознестись над всем земным,
     Борясь и совершая восхожденья,
     Разгадывая скрытных генов коды,
     Подчас пренебрегаем основным.



   О родных и чужих


     Средь истин, что люди зовут прописными,
     Есть истина истин, звучащая так:
     Родные всегда остаются родными,
     Не помнящий этого – сам себе враг.


     Мы помним родимых, живущих и живших,
     Которым приносим цветы в выходной,
     Порою – прощенных, порою – простивших,
     Немыслимо разных под словом «родной».


     Мы всех поминаем в молчании строгом,
     А жизнь подаривших нам – чаще иных,
     Нередко встречая на жизни дороге
     Чужих, что бывают роднее родных.


     В общении с ними – легко и привольно,
     И радость, и вера в объятьях тугих…
     Ты истине этим не делаешь больно –
     Живи, почитая и тех, и других.



   Туесок


     Дитя березы, солнца и дождей
     Из царства, где на троне – Берендей!..
     Мой туес, мой дружок берестяной,
     Наступит лето – будешь вновь со мной
     Нести домой малину иль бруснику
     Сквозь шепот леса, солнечные блики,
     Стук дятла и беспечное «ку-ку»,
     Сквозь камыши на низком берегу,
     Сквозь росы трав, не буженных, не мятых,
     Восточных склонов, что для нас круты,
     Сквозь ливень, что приносит с высоты
     В июльский зной желанную прохладу.
     Наткнемся на грудастый боровик,
     Который нам подарит счастья миг!
     Ну, а пока… пересидим морозы
     На теплой кухне с чайником курносым,
     Где ты хранишь мой лук и чесночок!..
     Ладонью глажу палевый бочок
     Двойного необычного плетенья,
     Все хорошо, а на душе – смятенье:
     Опять воспоминания гнетут,
     И пролегает в прошлое маршрут…



   Это было в девяностых


     Трепал деревья ветер хлесткий
     И за сучком трещал сучок,
     Стоял на бойком перекрестке
     Интеллигентный старичок.


     Неслась толпа в своем транзите
     (В надежде раздобыть кусок),
     А он усердствовал: – Купите!..
     Купите, люди, туесок!


     – Ваш туес, – говорю, – что надо!
     Красив!.. Двойной!.. Берестяной!
     – Творил любимой для услады,
     Когда назвал ее женой!


     Хранил нам прошлое и запах
     Того родимого леска,
     Который код в июльских крапах
     Вложил в бересту туеска.


     – Да как же Вам его лишиться?!
     – Эх Вы, святая простота:
     Моя жена лежит в больнице,
     Нужны лекарства и еда…

   P.S.

     С лихвой всего на жизненном пути,
     И есть на что переключить вниманье,
     Но если бы мне знать, куда идти,
     Пешком прошла бы это расстоянье!


     Сумела бы осилить вброд реку,
     Не зная благонравнее заботы,
     Чем возвратить ту радость старику,
     Которой он лишился в злые годы.



   Мертвые сраму не имут


     Есть трусы, что настороже
     Лежат у ног сильнейших мира
     И с черной завистью в душе
     Ждут смерти своего кумира.


     Когда кумира отпоют –
     Дань должному отдать не против,
     Но тут же грязью обольют,
     Вернув долги своей породе.


     Вождю удачи не простив,
     Мстят за победы и обиды,
     Отрепетировав мотив
     Для самосуда бывшей свиты.


     Забудут, что ползли за ним
     К сиянью освещенной рампы,
     Что хором слаженным своим
     Ему же пели дифирамбы.


     И в жажде прошлое громить
     Решенье собственное примут!..
     Зачем покойников срамить,
     Коль «сраму мертвые не имут»?!



   Семья


     Семья – когда в кипенье дел
     покоя торжество,
     Когда горой один за всех
     и все за одного,
     Когда глядят глаза в глаза
     и веря, и любя,
     Когда согласие и лад
     зависят от тебя,
     Когда на празднике с вином
     на всех хватает тем,
     Когда приходит сообща
     решение проблем,
     Где миром соткан жизни холст,
     и дряблых стариков
     Увозят внуки на погост
     по правилам веков,
     Где жизни новые ростки
     лелеет вся семья,
     Где только совесть быть должна
     у каждого своя.



   По доброй воле


     Не ропщи на судьбу, не сетуй,
     Не гляди на мир с недоверием,
     Ты устала ходить по свету,
     Одиночество шагом меряя,
     Очень трудно по тесным полкам
     Неудачи судьбы раскладывать,
     Объяснила бы людям толком
     Что теперь тебя может радовать?


     Жизни долгой светлы старания
     На пути служенья науке,
     Но твое высокое звание
     Не смягчает душевные муки.
     Не наукой беда твоя правится,
     Не работой заумной и сложной –
     Той семьей, что веками славится, –
     Нерушимой, здоровой, надежной!


     Если б молодость не была глупой,
     Если б не была старость слабой,
     Не ходила бы грустной да грубой,
     Угодив одиночеству в лапы.
     Возвратить бы теперь твою молодость –
     Так жила бы, чтоб всем запомнилось!..
     Семерых подряд родила бы
     В гордом звании Истовой Бабы!



   Чудаки


     Мы с возрастом чудаковаты
     На молодой здоровый взгляд…
     Я оппонирую, ребята –
     «Обстрел», не целясь! Невпопад!..


     Чудак – так он чудак с рожденья,
     Их среди вас – хоть отбавляй!
     Им говорят (прошу прощенья!):
     – Ты дурака – то не валяй!..


     Беда не в вымыслах досужих,
     Что стал глупее тот, кто стар,
     Не стынут вовсе наши души,
     Но, жаль, дряхлеет их футляр.


     И надо вникнуть хоть немножко
     В премудрой старости секрет:
     Сидит, глядит старик в окошко –
     А может видеть целый свет!




   ПОЗОВИ МЕНЯ


   «Хоть в суть явлений этих не вникала…»


     Хоть в суть явлений этих не вникала,
     Могу судить о них наверняка:
     Веселье начинается с бокала,
     Пожары века – с крохи-огонька,


     Дорога начинается с порога,
     С малышки-шишки – корабельный лес,
     Писательский талант идет от Бога,
     И, значит, начинается с небес.


     Одна любовь на струнах скрипки хлипкой
     (Хоть летом, хоть метельною зимой)
     Во власти слов и в неге с грустью липкой
     С тебя же начинается самой!



   Свадебный тост


     Мой тост не горский,
     писан не Расулом,
     Мой тост с полей
     раздолья и лугов,
     Где ни к чему
     чрезмерные посулы,
     Витиеватость
     в адрес кунаков


     (Не осуждаю –
     каждый свой обычай
     Несет по жизни,
     помня отчий кров)…
     Желаю всем надеждам
     вашим сбыться,
     Совет вам, дорогие,
     да любовь!


     За ту семью,
     что создается вместе,
     Не наживая
     ссорами морщин!
     Всех женщин быть
     счастливее невесте,
     А жениху –
     счастливей всех мужчин!



   Тост


     Не торопя счастливые минуты,
     Не сетуя на жизнь, что месит круто,
     Мы доброго вина себе нальем,
     Не надо тостов никаких особых,
     Которые елеем ставят пробы,
     Пусть будет тост за то, что мы живем!


     Есть дружба – так зачем же эти тосты?!.
     Нам всё равно, худые мы иль толсты,
     Умны ль, глупы ль – пусть будет все, как есть!
     Мы в этом тесном мире просто люди,
     Друг друга знаем, ценим, чтим и любим
     За совесть, за порядочность, за честь!


     Безмолвны тосты в нашем тесном братстве,
     Где дружба закадычная – богатство,
     Здесь не один припомнишь эпизод!
     И что нам тост, который ложь пророчит?!
     Пусть каждый пьет за то, за что он хочет,
     И пусть нам непременно повезет!



   Не забудь!


     От дорогого,
     чем сердце живет,
     В зиму уносит
     меня самолет,
     В иллюминаторе
     гасят тоску
     Белые овцы
     на синем лугу.


     Веки прикрою –
     кажется мне:
     Ластится чайка
     к сонной волне,
     Дремлет заката
     рыжий петух,
     Льют кипарисы
     дурманящий дух.


     В гордом молчанье
     молитвой без слов
     Благодарю я
     судьбу за любовь,
     Что одолела
     души рубежи,
     Чувства даруя
     без фальши и лжи!..


     Веки прикрою –
     рядом со мной
     Слышу я голос
     твой неземной,
     Светят, как звезды,
     родные глаза,
     Вновь подтверждая
     все, что сказал.


     Как заклинанье,
     твержу: «Не забудь!»
     Тысячу раз
     повторяя наш путь
     Тот, где ошибок
     своих не боясь,
     Люди проходят
     единственный раз!



   «В зимнем беспределе тешась без помех…»


     В зимнем беспределе
     тешась без помех,
     Пеленает ели
     сердобольный снег.
     Балуя малину
     на привычный лад,
     Сбросил ей перину
     щедрый снегопад.


     А буран-повеса,
     к делу неохоч,
     На опушке леса
     пляшет день и ночь,
     Выдумал мороку
     с торопливой тьмой –
     Перекрыл дорогу
     из лесу домой!


     Путь неодолимый
     на исходе дня,
     Хорошо, любимый
     проводил меня!
     Будем черпать кружкой
     лунный свет с небес,
     Обожая зиму,
     вспоминая лес.



   «Плывёт земля на тучах-парусах…»


     Плывет Земля на тучах-парусах,
     С весной преображая их искусно,
     А мы с тобой живем на полюсах,
     Что Юг, что Север – холодно и грустно.


     Застыли губы, мысли далеки
     От многоцветья буйного кипенья,
     И только разум, сердцу вопреки,
     Врачует верой хрупкое терпенье.


     Он, как истец, дорогу перешел
     Сомнениям с характером зануды.
     Не паникуй! Все будет хорошо,
     И у любви есть слабости минуты.



   Постой, не торопи


     Да что же ты опять
     пристал ко мне с вопросом?!
     Постой, не торопи!
     Твой суд – как напоказ!
     Забудутся шипы,
     завянут тихо розы,
     Замолкнет боль души –
     так было… И не раз!


     Я не хочу просить,
     чтоб ты в меня поверил,
     Не стану утверждать,
     что наступил конец,
     Попробуем опять,
     опять друг другу верить,
     Пусть все решит любовь
     в союзе двух сердец.


     Мы венчаны с тобой
     травою да волною,
     Мы ряжены с тобой
     туманом да росой,
     Я не хочу считать
     беду своей виною,
     И не хочу корить,
     винить тебя во всем!


     В крушении своем
     мы оба виноваты,
     Придуманный наш мир
     устал в конце пути,
     Как все, переживем,
     пожалуй, так и надо:
     За все, что сотворил,
     не хочешь, да плати!


     Отбродит, как вино,
     нелепая обида,
     Захочется опять
     покоя и любви,
     И в необычный день,
     такой обычный с виду,
     Опомнись – и меня
     тихонько позови.



   Представь себе


     Представь себе: летит из-за реки
     Тот ветер, что ворочает пески,
     Что поднимает в небо пыль и щепки,
     Скрутив жгутом безжалостно и цепко,
     Жестокий и пугающий такой,
     В народе прозван «ведьминой ногой».


     Вот так и ты!.. Войдёшь в мой тихий дом –
     Он сразу превращается в Содом!
     Все сдвинув с мест и все перемешав,
     Кипишь, бурлишь, заядлый враг порядка!
     Мне от тебя бежать бы без оглядки,
     Забыть тебя, на жалость наплевав!


     Слоняешься в своих потертых шортах,
     Суешь свой нос, куда и не зовут.
     А мне давно тебя послать бы к черту,
     Чтоб навсегда забыл ко мне маршрут!..
     А я молчу, терплю тебя, терплю…
     Жалею!.. Значит, все-таки, люблю!



   Ничего не хочу


     Ничего не хочу, ни письма, ни звонка,
     Прочь уходит любовь, что была коротка,
     Угасает любовь, что не грела, а жгла,
     В испытаниях дней устоять не смогла.


     Ничего не хочу, ни звонка, ни письма,
     А чего я хочу – и не знаю сама!
     Только знаю, что я от мечты вдалеке,
     Словно талая льдина на стылой реке.


     Ни звонка, ни письма – ничего не хочу!
     На вопросы подруг то сержусь, то молчу,
     Лишь обида порой к горлу катит свой ком,
     Только слезы платком утираю тайком.



   Январский дождь


     Январский дождь, что лил (не моросил!),
     Загнал меня в попутную машину –
     И в тот же миг сорвались с места шины,
     Водитель несся, адрес не спросив.


     А я сидела за его спиной,
     Глазам не веря, что свершилось чудо,
     Хотелось обозвать его Иудой,
     Отгородиться каменной стеной!..


     Пронзив собой проспект, на пустыре
     Засели в куче тающего снега,
     И взрывом неожиданного смеха
     Воздвигли мир, что рухнул в ноябре.


     Молчала я, блаженствуя в тепле,
     Перебирая бусы, словно четки,
     И весело повизгивали щетки,
     Усердствуя на лобовом стекле.


     Мыл башмаки в холодных лужах дождь,
     Постреливал дробинками по крыше –
     И мы с тобой друг другу стали ближе,
     А ссоры голос – немощен и тощ.



   «У мечты на пирогах…»


     У мечты – на пирогах,
     У судьбы – на наковальне!..
     Мы с тобой на берегах,
     Хоть и видимых, но дальних.


     Берег левый под тобой,
     Подо мною берег правый,
     Выпит счастья водопой
     Дней бессмысленных оравой.


     Только сны даруют весть,
     Нереальную по сути.
     Надоело все, что есть,
     Безнадежно все, что будет!


     Предсказания просты
     Нашей жизненной дороги
     С ощущеньем пустоты
     Да оправданной тревоги.


     Тучи бегают гурьбой,
     За теплом умчались птицы,
     И глядят на нас с тобой
     Равнодушные зарницы,


     Поросла любовь травой,
     Превращая в пустошь годы,
     И живем мы, как привой
     На корнях чужой породы.



   Разочарование


     Забыты все слова,
     и совесть задремала,
     Печаль с тебя сошла,
     как снег с весенних крыш…
     Прощенья не проси –
     в прощеньях проку мало,
     Немного помолчав,
     все снова повторишь!


     В любви и для любви
     сердцам привычней биться –
     Зовешь меня, манишь
     теплом своей руки.
     Улыбки не проси –
     улыбка, словно птица,
     Слетит с усталых уст
     опять в твои силки!


     От загнанных коней
     не будет больше прока,
     Обиженных судьбой
     в молчанье не винят!
     У каждого из нас
     своя теперь дорога,
     Где кони-чужаки
     подковами звенят.



   Ночь без сна


     Бессонница не дарит забытье,
     И отдыха при ней – не слишком густо,
     А теплое убежище мое,
     Что ложе сумасбродного Прокруста.


     Явившиеся грусть и пустота
     Упрямо ждут, чтоб я тебя простила.
     Напомнив ликом рыжего кота,
     Кричит в окно щербатое светило:


     «Допрыгалась в неверии слепом?!
     Лежи теперь, откапывай причину!
     Не прошибёшь, чудачка, стенку лбом,
     Воспитывая зрелого мужчину!


     Тебя молчаньем давит потолок
     И осуждают собственные стены!..»
     Благодарю Селену за урок,
     Одаривая взглядом откровенным:


     – У всех своя для мыслей голова,
     И каждый видит то, что видеть хочет!
     А слышала ль ты, древняя, слова
     О капле, что упрямо камень точит?



   «О, сколько злых, безжалостных ночей…»


     О, сколько злых, безжалостных ночей
     Томило нас, друг другом не прощенных,
     И дни, что камни мстительных пращей,
     Летели, добивая побежденных.


     И все же мысли, лезвием ножа
     Вскрывая боль, отчаянно взывали,
     Нисколько перед правдой не греша,
     Собрать каменья дремлющих развалин,


     Из них опять воздвигнуть храм Любви,
     Но только в новом, солнечном окладе,
     Подобно храму Спаса на Крови,
     Как память о событиях и дате.



   Стылый мир


     Ночь морозом, как мелом,
     Красит окна домов,
     В этом городе белом
     Мы не встретимся вновь,
     В этом городе нашем,
     Все былое храня,
     Ниву времени пашем,
     Никого не виня.


     Мир в молчании строгом
     Оживить не смогли,
     Стала тесной дорога,
     По которой мы шли,
     Стала тесной настолько,
     Что вдвоем не пройти,
     Наши судьбы там долго
     Разводили пути.


     Все тасую те годы,
     Где любви нашей гимн,
     И крапленой колодой
     Лгу себе и другим,
     Откровенной подделкой
     Усыпляю беду,
     И надежда как белка
     В сплошь промерзшем саду.


     Мне забыть бы, что было
     (Новым души бодрим!),
     «Все, что было, то сплыло» –
     Так порой говорим,
     Только сердце пророчит,
     Что нельзя забывать,
     И былое не хочет
     Почему-то сплывать.



   Старая сказка


     Приводят в дом мечты
     девчонку-недотрогу,
     Которой задаю
     безжалостный вопрос:
     Зачем гнала любовь
     от своего порога,
     Зачем свою судьбу
     пустила под откос?..


     Та первая любовь
     ей обжигала душу,
     Гасила свой огонь
     с улыбкой на лице:
     Звал рыцарь на коне,
     таинственный и дюжий,
     И рай не в шалаше,
     а в мраморном дворце.


     С годами рухнул мир
     из сказочных реликвий,
     Последовал конец
     простых, обычных снов –
     И покатились дни
     каретою из тыквы
     С упряжкою мышей,
     что вместо скакунов.


     Надежную судьбу
     разгадывать не стала –
     Обломками скалы
     ушли мечты ко дну,
     И Золушка в слезах,
     что явно опоздала,
     Прошла сквозь пустоту,
     виня себя одну.


     Выходит, счастья нет
     по щучьему веленью,
     Оплакивать грехи
     не хватит чистых слез!..
     Под крышей тишина
     да горечь сожаленья –
     Что было, то прошло,
     что было – пронеслось!



   Обида


     Неслась к тебе, забыв свои дела,
     Под липой целовала твои очи
     И с обожаньем солнышком звала
     И лучиком звала в тумане ночи.


     Клюет мечту печали воронье,
     Любви надежда гаснет в зимней стуже,
     И вовсе ты не солнышко мое,
     А отраженье солнца в мелкой луже.



   Прости


     Ты прости, я не та –
     на распутице вешней
     Затеряться боюсь
     в молодых косяках,
     И не висну на шее,
     и дурочкой прежней
     Не прошу по Садовой
     тащить на руках…


     Боже мой!.. Неужели
     мне встреча приснилась?..
     Знаю, зря торопились
     топить корабли!
     Наши судьбы, натешившись,
     угомонились
     И, как волны, в открытое
     море ушли.


     Сколько пролито слез
     на подружку-подушку,
     Сколько слез расползлось
     по измятым листкам!..
     …Время к западу катит
     луну, как полушку,
     Ветер стелет шуршащие
     листья к ногам.


     Постоим… Помолчим…
     Вспомним горько-соленый
     Вкус последних минут
     на причале пустом
     И насмешку судьбы
     угольком раскаленным –
     Вой бездомного пса
     под озябшим кустом.


     Сколько лет, сколько зим
     (я, конечно же, знаю)
     Мы блудили впотьмах,
     потеряв талисман!..
     Так теряют друг друга
     «родной» и «родная»,
     Бросив нежные чувства
     в дырявый карман.



   У моря


     Когда прибой размашист и упруг,
     А море, утонувшее в тумане,
     Дерзя, утихомирится не вдруг,
     Прошедшего звучаньем одурманив,


     Шуршу прибрежной стылостью камней,
     Отмытых и обкатанных стихией,
     Тасую радость ускользнувших дней,
     По сути не похожих на другие.


     Они – как нежность безрассудных снов
     (Спешим опять уснуть, чтоб вновь их прожить!),
     На то она и первая любовь,
     Чтобы годами сердце нам тревожить.



   Не уходите от любимых


     Мысль возвращается к вечно щемящему:
     Любим отчаянно, по-настоящему,
     Замуж выходим, живем и не тужим
     С жданным, желанным, единственным мужем.


     Лучше не скажешь!.. Да вот, как ни странно,
     Чувство любви не всегда постоянно,
     Глохнет оно и уходит куда-то,
     Будто мы в чем-то пред ним виноваты.


     Хая судьбу, от любви отказаться –
     Значит, в бессилье своем расписаться,
     Значит, уйти, предавая друг друга,
     Скомкав удачи семейного круга.


     Если любили, так в счастье не промах –
     Чувства устали на жизни изломах,
     Одолевая ее перекаты,
     Но сохранились, коль были когда-то.


     Рядом с любимым и годы – не годы,
     Вы же любили, так было в нём что-то!
     Чаще стучитесь в прошедшего дверцу –
     Там исцелится усталое сердце!

   P.S.

     Любит горбушки каленого пода
     Жизнь-мешанина из дегтя и меда!



   Манеры любви


     По тихой квартире
     слоняюсь угрюмой, как бука,
     Под небом, под Богом,
     который не хочет помочь,
     Любовь, что похожа
     на белую ночь Петербурга,
     Пришла запоздалой –
     и тут же торопится прочь!


     Ускорить разлуку –
     не надо большого искусства,
     Но если придется –
     измучает (и поделом!),
     Ну, что за манеры
     у этого древнего чувства:
     Дерзить, насмехаться –
     и тут же страдать о былом!


     Послать бы все к черту
     и в новой любови забыться!..
     Чужим, ненадежным
     теплом растопить свои льды?!
     Журавль в поднебесье?
     Ну что ж, обойдемся синицей!
     Живи, веселясь,
     чтоб никто не заметил беды!


     Увы! – не из тех,
     кто умеет любить понарошку,
     И старая верность
     дороже любой новизны!..
     Изломано счастье,
     склевали воробышки крошки,
     От горя душа
     онемела в кипенье весны.



   Тихо дремлет под крышей


     Тихо дремлет под крышей
     Наше счастье земное,
     Только сердцем я слышу,
     Что грустишь ты со мною,


     И молчанья минуты
     Не такие, как прежде,
     Только я почему-то
     Доверяю надежде.


     Может это не точно,
     Зря неверья коснулась,
     Все же кажется: почва
     Подо мною качнулась!


     Изменить бы все круто
     Да предать бы забвенью!
     Только я почему-то
     Доверяю терпенью.


     И волнуюсь, и маюсь –
     Что со мной теперь будет?
     Но умом понимаю:
     Так разводятся люди,


     Сквозь душевную смуту
     Переносят потери…
     Только вот почему-то
     Я в любовь нашу верю!



   Старое письмо

 //-- * * * --// 

     «Сегодня мы взошли на Чатыр-Даг
     (А Маяковский говорил «Чердак»!).
     За шагом шаг, за тропкою тропа,
     То валуны-окатыши, то осыпь,
     А мы пыхтим, ползем, жужжим, как осы,
     Когда опору чувствует стопа.


     Панамы, шорты, кепки, рюкзаки…
     Мне нелегко здесь без твоей руки!
     Хотя, конечно, протяни лишь руку,
     Тихонечко на помощь позови –
     Прочувствуешь в цепочке руку друга
     И чистый голос дружбы (не любви!).


     Коварен склон, нелегок путь к вершине,
     Пожалуй, буду знать, поняв отныне,
     Что люди не за зря стремятся ввысь,
     Полет души к стремленью приурочив,
     Срываются, летят, что камни, вниз –
     Осиливают, если сердце хочет!


     Последний шаг – и за спиной подъем
     (Как жаль, вершину брали не вдвоем!),
     Душа ликует: мы на Крыма крыше!
     Но ей бы дальше, дух свой обновить!
     А ей бы выше!.. Хоть немного выше!..
     Так расходилась – не остановить!


     Ура!.. Мы пляшем на горы макушке,
     Визжим от счастья, тискаем друг дружку!..
     Привал… Покой… Но труден будет спуск!
     Да…Нелегко придется… Ну и пусть!


     Хоть от усталости дрожат еще коленки,
     Я подхожу по «крыше» к самой «стенке»,
     По-доброму грозит экскурсовод:
     – Что?.. Тянет в пропасть дух другого мира?!.-
     И чтобы успокоился народ,
     Я нагло лгу, что только что с Памира.


     Я счастлива, забыв про все дела,
     Не только тем, что я сюда взошла –
     Что за часы, нелегкие такие,
     Как на вершине, так и на тропе,
     Прочувствовала явно ностальгию
     По дому и, конечно, по тебе!»


   Июнь 1968 г.


     Дрожит в руке пакет листочков мятых,
     Да… Я такой была в шестидесятых!
     Ввысь устремленной, сильной, молодой!..


     А вот теперь…внук величает «бапкой»,
     И ты уже, мой милый, с бородой…
     От жизни накипь не отмоешь тряпкой!


     До боли жаль, что так спешат года,
     И вспять не возвратятся никогда!
     Но так у всех – нисколечко не трушу!
     Я принимаю истину умом,
     Тихонечко подпитываю душу
     Себе своим же собственным письмом.




   ПРИВЕТОМ ДОМ СВОЙ ОБОГРЕЙ


   Женщинам


     Говорят, наш пол и слаб, и нежен –
     Я не против истины такой!
     Мы слабей физически, и где же
     Нам равняться с силою мужской!


     Мы другою силою богаты,
     Что живет в сердечных закромах:
     Силой воли, силой слова, взгляда,
     Творчества, терпения, ума…


     С этой силой мы нужны Отчизне,
     Эта сила в каждом нашем дне
     Помогает нам идти по жизни
     С нашим сильным полом наравне.



   Северный март


     Где же он, мой долгожданный праздник?..
     Где цветы проталинок лесных?..
     Мы встречали много весен разных
     Нашей и не нашей стороны.
     Я всегда любила мир природы,
     И обидно почему-то мне —
     В этих белых нынешних широтах
     Только снег осел и потемнел!
     Март живет пока что в ожиданье
     Да на столбиках календаря,
     И хожу я в мыслях на свиданье
     С теплым мартом отчего двора.
     Там, пожалуй, и не пахнет снегом,
     На асфальте – “классики” ребят…
     Здесь – такие тучи над Онегой
     И заряды снежные кипят!
     Ты с улыбкой говоришь мне:
     – Брось ты!..
     Март, как март! Такая даль светла!..
     То ли я старею, то ли просто
     Заждалась весеннего тепла.



   Ко Дню матери


     Не растеряй, что сердцем нажил,
     Приветом дом свой обогрей
     В законный день бесценных наших
     Незаменимых матерей.


     Пусть далеки, но рядом с нами
     На фотоснимках и в мечтах,
     Идет общенье не словами –
     Родной улыбкой на устах.


     Им дни разлуки – не помеха,
     (Тех дней, что в августе грибов),
     Есть материнские доспехи:
     Надежда, вера и любовь.


     Они у них не для рекламы,
     Переплетенные, как жгут –
     И пусть вам ночью снятся мамы,
     Что ожиданием живут!



   Суть женщины


     Хлюпая в шуге дороги талой
     Непутевой питерской зимой,
     Будучи продрогшей и усталой,
     Торопилась женщина домой:


     Сумками обвесившись (не диво!),
     Спешным шагом (заждалась семья!),
     Начисто забыв прерогативы
     Своего земного бытия.


     Дома будет сердцу передышка
     С колдовским стараньем у плиты,
     К ночи – недочитанная книжка
     Как награда жизни за труды.


     И еще успеет (знаем сами
     Емкость слов «любимая» и «мать»)
     Между делом приласкать глазами,
     Подбодрить, утешить и понять…


     Потому что главным в женской сути,
     В радостях и горестях житья,
     Есть и будут дорогие люди –
     Дочери, мужья и сыновья.



   Старая дева


     Ах, пожалейте старенькую женщину!..
     Ах, до чего ей трудно в одиночестве!..
     Бедняжка!.. Надо же – вот так судьбою мечена,
     Старушка! – и ни имени, ни отчества.


     В бездушии себя не упрекая,
     Я прохожу, не подавая вида,
     Что это жалкое созданье с детства знаю,
     Взгляну – и в горле давит ком обиды.


     Какая женщина была – богиня!
     Да были слишком легкими победы,
     Так впечатляла – помню и поныне
     Тот аромат, что шел за нею следом.


     А мы, девчонки, все «слизать» стремились
     Манеры, моды этой зрелой тети,
     Нарядной, модной, добродушной, милой,
     Единственной в своем особом роде.


     «Гуляй, душа, пока гнездо не свито! –
     Смеялась звонко на скамье у дома, –
     Всех мужиков просейте через сито
     И, может быть, останется весомый!


     Не торопитесь замуж! Погуляйте!
     Отыщется хомут, была бы шея!
     Я все ищу – не мужики, а лапти!
     Фу!.. Мне без них, пожалуй, веселее!»


     Профукала красавица надежды
     И все, что Богом женщине дается,
     Теперь старушка в штопаной одежде
     Проходит мимо и не улыбнется.



   Девушке сегодняшнего дня


     Где же ты, чистая, хрупкая, нежная!..
     Не понимаю сегодня, конечно, я
     Перерождения ценностей, но
     Знаю: чиста – не шампунями мытая,
     А непорочная, тайной сокрытая!
     В добропорядочном старом кино
     Видишь такую – и мысли другие!
     И начинает давить ностальгия:
     Грезится прошлое, юность моя,
     Жизни каноны, где совести, чести,
     Дружбе, братанью и чистой невесте
     Школа учила, а дома – семья.


     Что же теперь подурнели каноны?..
     Чувства святые живут «вне закона»
     (Верность, надежность, единственный муж),
     Зреют бурьяном отказники – дети,
     Для рожениц материнство в запрете:
     Новых мужей, что на дереве груш!
     Скверных канонов ужасны улики –
     СПИД искажает прекрасные лики,
     Легкая жизнь не приемлет уют…
     Мечутся девы, как хищные птицы,
     Русских красавиц манит заграница,
     Будто и вправду там лучше живут!


     Девушка нежная, хрупкая, чистая!
     Ты возвратись, искушения выстояв,
     В край свой родимый, что сердцем храним,
     Там повстречаешь знакомые лица,
     Шествуя рядом по отчей землице,
     Будешь любимой любимым своим.
     Марьи, Наталии, Анастасии!..
     Вы не сумеете жить без России,
     Бросив на ветер святое родство,
     Бросив кресты, где покоятся мамы…
     Что ж вы творите житейские драмы?!
     Ради чего и во имя чего?!



   Всему свое время


     Судьба (лошадка пегая)
     В расчетах лет на сто
     Шепнула мне: – Набегалась –
     Пора бы вить гнездо!


     Мечтанием возвышенным
     Не полнится народ –
     Довольствуйся услышанным,
     Не разевая рот


     На давнее да славное,
     Что в пращуров крови:
     Оно тебе – не главное,
     Сегодняшним живи!



   «Жила судьбы послушницей…»


     Жила судьбы послушницей
     Немало долгих лет
     Не просто «как получится»,
     А радостью побед.


     Когда могла бы заново
     Ощупать шар земной –
     Мешал железный занавес
     Владеющих страной.



   «На месте жизнь не топчется…»


     На месте жизнь не топчется –
     Маршрутами маня,
     Увидеть все, что хочется,
     Взывает и меня,


     Где виды гор с отрогами
     По берегам морей
     Морщинятся дорогами
     С глазами фонарей!..


     Молчит эмоций холодность,
     Не подчиняясь мне –
     Увы! – умчалась молодость,
     Как рыцарь на коне!



   Молодица


     Есть забытое, что сгодится,
     Лишь привычное пересиль!..
     Звали женщину молодицей
     В годы прошлые на Руси.


     Молодица – сильна да статна,
     Молодая да хороша!
     «Ах, верните ее обратно!» –
     Так и просит моя душа.


     У писателей, у поэтов
     Молодица, что дикий мед,
     Не в неведомой части света,
     А в России она живет!


     Разбазаривать не годится –
     Слово доброе в даль неси!
     Сохраним ее, молодицу,
     Пусть останется на Руси!



   Мамин хлеб


     Люблю волнующую суть
     В непреходящей силе слова!..
     Желая прошлое вдохнуть,
     Звеня осколками былого,
     Взберусь, хоть в мыслях, на чердак
     Меж двух ладошек-скатов крыши –
     И туч кривая чехарда
     Дождем мечты мои прилижет,
     Причешет ветром сквозь проем
     Окошка, где кусочек неба –
     В блокноте, спутнике моем,
     Осядет дым и запах хлеба,
     Что никогда не надоест:
     Душистый, сытный и желанный,
     Он расползается окрест
     Сквозь дыры липкого тумана
     Садами, оседая вниз,
     Рубиновым вишневым градом,
     Подмяв грушовку и анис,
     И роз вскипевшую усладу,
     Пленит прогретую реку,
     Что оторочена калиной,
     Насытив каждую строку
     Привычной сердцу писанины,
     И упадет невесть куда,
     Оставив мне святые чувства
     Да мамин хлеб, что был всегда
     Произведением искусства.



   «Беспокойный простор, где разбавлено синее серым…»


     Беспокоен простор,
     где разбавлено синее серым,
     Где белесые гребни
     вскипают и падают вниз,
     Где опять назовут
     имена боевых офицеров,
     Сочетая стихию
     и грусть поминальных реприз.


     Что-то грезилось ей,
     скромной женщине с именем Галя,
     Прикоснувшейся вновь
     к страшной теме, для сердца родной,
     И под взглядом ее
     голенастые свечи мигали
     На плавучих венках,
     уносимых балтийской волной.


     Преподносит нам жизнь
     сувенир, где заряд смертоносный
     До особой поры
     в полудреме безмолвен и тих,
     Но замедленность действия
     взрывом не менее грозным
     Разразится нежданно,
     вонзая осколки в мой стих.


     Как вы сердцу близки
     моему, офицерские жены!..
     Только тот, кто обрел
     этот титул, разделит, как хлеб,
     Безысходность и боль
     непомерной бедой обожженных,
     Потерявших мужей
     в субмарине, похожей на склеп…




   ЭТО ЖИЗНЬ, НЕ КИНО


   Если бы…

   Если бы молодость знала,
   Если бы старость могла…


     Детство торопится к цели –
     К сказке из взрослых минут.
     К цели пришли, повзрослели,
     Время готовит нам кнут:
     «Что суетишься в бессилье,
     Годы вминая в песок?!
     Скоро ль испробуешь крылья –
     Слаб твой земной голосок!»


     Ищем пути да каналы
     В поле добра или зла:
     «Долго ты, юность, дремала!..
     Где ты?!»
     А юность – прошла…
     Строит надежные планы
     Нового времени пик,
     Помня, что поздно иль рано
     Судьбы находят тупик.


     Зрелых морщинятся души,
     День принимая, как дар:
     Горестно мудростью дюжим –
     Хрупок их старый футляр!
     Смотрим в закаты устало,
     В те, за которыми мгла…
     Если бы молодость знала,
     Если бы старость могла!



   «На развилке дорог своих…»


     На развилке дорог своих
     Поджидаем удачи миг,
     Повезет или не повезет –
     Не узнать наперед!
     Торопливость прочь и тоску,
     По крупице да по куску
     Исходи, изведай, найди
     Свой отрезок пути.


     В поле травы не выщипать,
     Горстью море не вычерпать,
     Людям горе не выплакать –
     Быть тому не дано!
     Счастье с детства не ладится,
     Годы к западу катятся,
     Время попусту тратится –
     Это жизнь, не кино!


     Кто привык забегать наперед,
     Тот побольше от жизни берет
     Непредвиденных шишек на лбу,
     Проклиная судьбу!
     Чтобы путь свой добром завершить,
     Надо попросту – праведно жить,
     И вершины пути покорять,
     И себя не терять!


     В поле травы не выщипать,
     Горстью море не вычерпать,
     Людям горе не выплакать –
     Быть тому не дано!
     Счастье с детства не ладится,
     Годы к западу катятся,
     Время попусту тратится –
     Это жизнь, не кино!



   Давно пора всему забыться


     Среди полей, лесов и пасек
     С тобой бродили без дорог,
     А иногда возил нас «пазик»
     В шахтерский ближний городок.


     И мы одни и те же кадры
     Смотрели много раз подряд
     В полупустом кинотеатре,
     Где нашим был последний ряд.


     Желанный миг – актеры с нами,
     Погашен свет и зал притих –
     И ты упрямыми губами
     Касался нежно губ моих.


     Клялись в любви, давали слово
     Друг с другом рядом быть всегда,
     А после бала выпускного
     Мы разлетелись, кто куда.


     И как, скажи, могло случиться,
     Понять пытаюсь вновь и вновь,
     Что мы с тобой, мой нежный рыцарь,
     Так дружно предали любовь?



   Антиподы


     Одна – чиста, прекрасна и умна,
     Что ангел – ни порочного, ни лишнего,
     И думаешь, что именно она
     Простит виновных и возлюбит ближнего.


     Другая – своенравна и дерзка,
     То выходкой одарит сумасбродной,
     То слишком говорлива, как река,
     То молчалива, что очаг холодный.


     Не называя их твоей виной,
     Я удивляюсь, проходя сквозь годы:
     Как можно совмещать в себе одной
     Не родственные эти антиподы?!



   По доброй воле


     Люди из чувств сотворили изгоя –
     В чистом и светлом искали плохое,
     В собственный дом торопили беду.
     Жизнь обернулась семейною драмой,
     Мечется между любимой и мамой
     Зрелый мужчина у всех на виду.
     Фразы скупы, оправдания робки,
     Падает тень от такой нервотрепки
     Мутным осадком усталой души,
     Дни переполнила серая краска,
     Стала скупой материнская ласка,
     Радость покрылась подпалиной ржи.
     Горькой обидою сомкнуты губы,
     Мать дорога ему, женщина – люба,
     Что же так рано седеет висок?..
     В жажде внимания мужа и сына
     Рвут ему сердце на две половины,
     Делят его, будто хлеба кусок.
     Самое ценное, нужное, нежное
     В ссорах угасло. Спокойствие внешнее,
     Явно линяя, отбилось от рук.
     Бурей эмоций пустых и строптивых
     Снесен покой, скомкан титул счастливых,
     Давит рутиной замкнувшийся круг.
     Люди из чувств сотворили изгоя:
     В светлом и чистом искали плохое…



   Затянувшаяся стирка


     Я помню, точно зельем приворотным,
     Порядочностью в людях нас влекло,
     Теперь, выходит, стало очень модным
     «Отстирывать» чужое барахло,


     Копаясь в нем, где «слишком», где «не
     слишком»…
     Где пятнышко, что видимо чуть-чуть…
     Не грех, хватив, сгущая краски, лишку,
     Большой пожар злословия раздуть!


     Взнуздав экран, идите к людям с миром,
     Несите все – вершки и корешки!..
     Зачем же вам развенчивать кумиров,
     Выискивая мелкие грешки?!


     Живуч, однако, бум ваш надоевший,
     И не торопит свой последний раз.
     Мне очень жаль, что разум не созревший
     За норму жизни примет эту грязь!



   Январское послепраздничное
   (личное мнение)


     Веселье, что рекой текло,
     Куда-то спряталось с утра,
     И день, как мутное стекло,
     Не отражает мир добра,


     Безделье (ярый враг рукам)
     Ехидно спорит с головой –
     И собираем по кускам
     Себя для жизни деловой.


     Свою «Америку» открыв,
     Ныряю в мир инертных тел,
     Наш двухнедельный перерыв –
     Прореха в слаженности дел!


     И так мы ими не сильны,
     Коль носят нищие суму!
     В повальном празднике страны
     Нет гимна здравому уму.



   Ты помнишь, дедуля, с седыми висками …»


     Ты помнишь, дедуля
     с седыми висками,
     Что «были когда-то
     и мы рысаками»,
     Не хуже других,
     а порою и лучше,
     Щедрее душой
     и судьбою покруче!


     Теперь ты, мой милый,
     не рыцарь былинный,
     И я, между прочим,
     не сливки с малиной,
     Что правда, то правда
     (зачем же здесь лесть?),
     Суть главного в том,
     что мы, все-таки, есть!



   «Плавит солнце последние льдины…»


     Плавит солнце последние льдины
     (День весенний на диво хорош),
     Месят валенки рыжую глину,
     Схоронившись в укрытьях калош.


     Тело кутая в дряхлую шубу,
     Улыбается деснами дед:
     – Эх, погреть бы на солнышке зубы,
     Да зубов, к сожалению, нет!



   «Стареем, милый мой, стареем…»


     Стареем, милый мой, стареем
     (Природа-матушка строга!),
     Зато суждения мудрее
     И в книгах зрелая строка.


     Дышать покоем тел инертных
     Не соблазнен ни ты, ни я,
     И нет ни вечных, ни бессмертных
     В крутых законах бытия.


     За годом год спешат на круги –
     Смакуем жизни торжество.
     Коль просят дела ум и руки,
     Не время – нас, а мы – его!



   Закономерность


     Неверие разбавив всепрощеньем,
     Удачи принимаешь угощенье
     И, отрывая счастья лоскутки,
     Скулишь тихонько ночью от тоски,
     Желая снова быть здоровой, сильной,
     А дни, что нити на станке прядильном,
     В достойном натяжении поют,
     То вверх, то вниз вихляют по бобинам,
     А ты глазеешь в обогнавших спины
     И ненавидишь собственный уют.
     Легко в мечтаньях – и проснувшись рано,
     По истовой привычке строишь планы
     И свято веришь в то, к чему привык,
     О времени нехватке сожалея,
     А жизни беспощадная аллея
     Ведет, ведет, ведет тебя… в тупик!



   «Мы порой неудачами биты…»


     Мы порой неудачами биты,
     Не приемля порог скоростей,
     Возлагаем причины обиды
     На хороших, надежных людей.


     Годы-кони устали в дороге,
     Не отыщешь для них пристяжных,
     Да не судит нас молодость строго,
     Вскачь пуская своих вороных!


     Сколько вертится шарик усталый,
     Колыбель пастухов и вождей,
     Столько кажется старость отсталой
     В полновластии новых идей.


     Не ссылаясь на прошлого квоты
     В оправданье своей седины,
     Не спеши возложить на кого-то
     Непомерную тяжесть вины.



   Будем живы!


     При мысли, что «уйдем», – не трепещу,
     Хоть жизнь всегда казалась всем короткой:
     Мы столько лет идем плечо к плечу,
     Привычно-торопливою походкой.


     Усталым вздохом сердце мне не рань,
     В ком крепок дух – живет (не доживает!),
     Судьба сама живому метит грань,
     Желает он того иль не желает.


     Пусть эта грань теперь невдалеке
     (Уйдем туда, где даже сон не снится),
     И все же будем жить в моей строке
     На мною же задуманной странице!



   Старый конь


     Представьте себе: на дороге разбитой
     Конь старый и тощий возносит копыта.


     Идет на карминные брызги заката
     Дорогой, которой не будет возврата.


     Усталое тело к земле его тянет,
     Но если он ляжет, то больше не встанет.


     А рядом – дождями омытые травы
     И сочная зелень тенистой дубравы.


     Там ржут рысаки и ведут кобылицы
     Смешных жеребят к родниковой водице.


     Чтоб это раздолье коня не манило,
     Он думает с болью: «Все – видел!.. Все —
     было!..»



   «Орёл, что создан покорять пространство…»


     Орел, что создан покорять пространство
     Кипеньем в жилах и размахом крыльев,
     Понять не может радости цыпленка,
     Слетевшего с дощатого забора.


     Пусть сильные снисходят к нуждам слабых,
     Не ставя им в укор ни рост, ни силу:
     У каждого своя судьбы кривая,
     Свой стержень вертикали дерзновенья.


     Зигзаги сильных в самой смелой выси
     Своим гореньем зажигают слабых,
     А воля слабых тянется за ними
     И пробуждает жажду подражанья


     Далеким, недоступным, вознесенным
     На дареных природой крепких крыльях!..
     Но пусть цыпленок за белесым веком
     Глаза не прячет в непонятном страхе


     И в значимом порыве изначальном
     Хоть раз взлетит на каменную стену!
     А род орлиный, в небесах парящий,
     Да не поддастся низменным желаньям,


     Пощипывая зелень у заборов,
     Питаясь дождевыми червяками,
     Купаясь в грязной луже, как ворона.
     Пусть кесарево – кесарю, по праву!




   НЕ ПОТАКАЙТЕ ВРЕМЕНИ, ПОЭТЫ


   О вдохновении


     С каких краев приходит вдохновенье
     (Воистину святое откровенье,
     Ложащееся в новую строку),
     Привносит в мир, что создан лишь тобою,
     То время, что с подъема до отбоя
     Похоже на бурлящую реку?


     И где начало этого явленья,
     И где конец такого озаренья,
     Когда волненьем полнится душа
     И облачком садятся на бумагу
     Сомнения, уверенность, отвага
     Иль грусти ком, похожий на ежа?


     То лучиком, трепещущим и хрупким,
     В скрипучей нашей жизни мясорубке
     Извечная любовь блеснет из тьмы,
     Сойдет на землю, сердце обнимая
     В купели рос ворвавшегося мая
     В холодное пристанище зимы.


     Бесценные минуты вдохновенья!
     Люблю я ваше неповиновенье
     Всему, что порождает забытье.
     Когда от дней пустых вскипает ярость,
     Я, подменяя молодостью старость,
     Дышу на вдохновение свое!



   «Стихи приходят на рассвете…»


     Стихи приходят на рассвете,
     Щадя росинки спящих трав,
     Перу послушные, как дети,
     Ложатся, прошлое вобрав.


     Для зерен-слов с народных житниц
     Привычен емкий образ лет
     (В пространной повести о жизни
     Молчит расплывчатый сюжет!).


     Хочу достойного порядка
     Понятной в чтении строки,
     Владеют строфы цепкой хваткой,
     Они – мои ученики


     Без неоправданного пыла,
     Без предварительных штрихов,
     Как верный дубль всего, что было –
     И в этом суть моих стихов.



   Несостоявшееся


     Блистать мне было не дано!..
     И равнодушные невежды
     В раскрытое души окно
     Не заронили мне надежды.


     Все было, как в глухом лесу,
     Где каждый шаг с трудом давался,
     И божий дар – и в этом суть –
     Весь неистраченным остался.


     Нет созиданья «ни с чего»
     И «в никуда» ничто не канет –
     Вот так и он!.. Ловлю его
     Опять своими же руками,


     Хоть четко вижу, без труда,
     Что отпыхтел мой век усталый,
     Где грузом лет – одна руда,
     И нет звенящего металла.



   О пословицах


     Не надо полагать, что у поэта
     Любимчики старательно воспеты
     И морем слов, как шепотом листвы,
     Обласканные с ног до головы.


     Пословица в подкорке колобродит,
     Нас не спросив, в запасниках находит
     Среди всего припрятанного впрок,
     Сапожника, что ходит без сапог.


     Пословицы, хранителями фактов,
     Без всяких лишних перечней и актов,
     То преподносят, что не в бровь, а в глаз,
     Сокрытой правде открывая лаз.



   В мире слов


     Словесный мир широк и ярок,
     Есть слово-друг и слово-враг,
     Бывает слово как подарок,
     Бывает слово как кулак –


     Они как волны, что навстречу
     Бегут с зари и до зари,
     В безбрежном море нашей речи
     Ты только нужные бери!


     Когда из слов возводишь терем,
     Пересмотри свой реквизит:
     Возьмешь не то – и стих потерян,
     Строка дырою засквозит.



   О словах крылатых


     Беру дары из океана слов –
     И, кажется порой, невероятно,
     Что, убегая реками веков,
     Плывут слова – кораблики обратно.


     Они несутся снова к берегам
     И к небесам, таким знакомым нашим,
     Откланявшись порой другим богам
     Нам предлагают все, что каждый нажил.


     И забываем суть былых веков,
     Причастность к верфям, и рождений даты,
     Разнообразя мир привычных слов
     Живучестью и силой слов крылатых.



   На перепутье


     Я никогда на прожитом веку
     Не била лоб, стараясь поместиться
     В единый ряд с творящими строку,
     Которых узнают в толпе по лицам.


     Я вовсе не стремилась преуспеть,
     Пуская в ход и локти, и коленки,
     Мне нравилось тихонечко пыхтеть
     По собственной своей узкоколейке.


     И лишь теперь, когда к закату жизнь,
     Сомнения порою сердце гложут:
     Когда придется путь свой завершить,
     Мои стихи умрут со мною тоже,


     Со мною вместе порастут быльем,
     Не сохранив прошедшее как память,
     Обмануты в призвании своем –
     То волновать, то радовать, то славить.


     На перекрестке этих двух дорог
     (Беспечной старой – проторенной новой)
     Дарю стихам достойный эпилог
     Звучаньем поэтического слова.



   Лирикам


     Порою мы творим не то, что надо
     (Подобное коснулось и меня),
     Разбавив всплеск лирического лада
     Окалиной сегодняшнего дня.


     Всегда грустинкой пахнет бабье лето,
     Всегда волнует колос хлебных нив…
     Не потакайте времени, поэты,
     Извечные святыни сохранив!



   Дифирамб

   О.С.


     Стихи – что лилии в затоне,
     Им что ответчик, что истец,
     Любуюсь, взвесив на ладони,
     Достойной книги образец.


     Слова сильны, зовут куда-то,
     Волнуя душу, что не спит,
     За строчкой видится новатор,
     Поэт, художник, эрудит!..


     Творит! Живет, во все вникая,
     На все вопросы даст ответ.
     Ну, что за женщина такая?!.
     «Подарок века» средних лет!


     Талант, что сердцем осязаем,
     Возвысив, не жалея сил,
     Она сама себе хозяин –
     Умен, рачителен и мил.



   Играя словом, играя мыслью


     Играя словом, не твори вещанья,
     Где благозвучья торная тропа:
     Бессмыслица прелестного звучанья,
     Что барышня – красива, но глупа.


     Играя мыслью, замысел осмыслив,
     Не предпочти старанье суете:
     Убоги и слепы родятся мысли,
     Когда слова похожи, да не те!


     Поэзию частенько обирая,
     Усердствуя, стоим на головах!..
     Играйте словом, мысли не теряя,
     Играйте мыслью, помня о словах!



   Поэт не может умереть

   Светлой памяти И.А. Смирнова


     Когда мечтам претит полет
     И силы жизни на пределе,
     Душа ютиться устает
     В видавшем виды бренном теле,


     Молчит на раненом крыле,
     Когда служитель правит требу,
     И, оставляя нас земле,
     Живою улетает к небу.


     Распорядятся мрак и тлен
     Судьбой последнего причала,
     Но не берут могилы в плен
     Тот путь, что сердце отстучало,


     Он остается для людей
     Не подчинившимся старенью
     В своих делах, своих твореньях,
     Во власти собственных идей.


     И все, что было, будет впредь,
     Строка пойдет своей дорогой –
     В поэтах это от пророков,
     Поэт не может умереть!



   Под крылом – Карелия


     Полноводная Онега…
     Старожил – «Петрозавод»…
     Расстегнув тулуп из снега,
     Греет поле свой живот…


     Созерцаю с яркой выси
     Лет истлевших валуны,
     Ели сонные, где рыси
     И медведи-шатуны,


     Синь, где водится навага,
     Щука тянется к ершу –
     Край, где выросла бумага,
     На которой я пишу.



   Новичкам ЛИТО «Путь на моря»


     В окруженье творческой когорты
     Да придут к вам зрелые стихи,
     Нотками звенящего аккорда
     Отдавая прошлому долги!


     Путь литературного причала –
     Цепь годами спаянных колец,
     Пусть к нему, познавшему начало,
     Не спешит логический конец!


     На морей невидимые тропы
     Унесет вас рвение души
     К образам-находкам чистой пробы,
     К рифмам, что созвучны и свежи.


     А когда придут к вам злые вести,
     Второпях прибрав меня к рукам,
     Вы свои стихи с моими вместе
     Переадресуйте новичкам.



   Штрих с натуры

   Л.Н.


     Засуетились, загалдели!..
     Да что же вы, на самом деле?..
     Так оппонировать грешно,
     Где стих с природой заодно!


     Я не сторонник слов обидных…
     Прелестный автор, что ж ты сник?
     Стихи не просто самобытны –
     Есть что-то праведное в них!


     Они чисты, как песнопенье,
     Где слог – во здравие души.
     Прикрой собою их взросленье,
     Поспешно править не спеши!



   Шутка баталиста


     Мой карандаш – таран,
     бумага – крепость,
     Я – предводитель,
     мысли – динамит!..
     Подобные сражения –
     не редкость
     (Не телефон, где
     выставлен лимит!).


     Под грузом тропов
     уползают строки
     Творить строфу
     на линии огня.
     И пусть ползут –
     не поджимают сроки,
     С избытком вдохновенья
     у меня!


     Пищит в руке
     компьютерная мышка,
     Пленит поспешно
     дактиля стежки…
     – В тактических ученьях
     пере-дыш-ка!
     (Забыла, что в духовке –
     пирожки!).



   Каждый о своем


     Спросил редактор у поэта:
     – Скажи-ка, друг мой,
     правда ль это,
     Что людям в радость каждый лист
     Мне вверенного альманаха?
     Скажи без лести и без страха,
     Из не родившихся страниц
     Какую бы хотел увидеть
     И чьи стихи с нее прочесть?
     – Рад за оказанную честь,
     Но это, право, каждый видит!
     Силен, бесспорно, альманах,
     Скажу (причем здесь лесть и страх?),
     В нем каждый лист правдив и светел,
     Как юность свеж и смел, как ветер!
     Из не родившихся страниц
     Мне будет та других дороже,
     Которая понять поможет,
     Что жизнь моя не так пуста,
     Что в жизни я хоть что-то значу!
     А если говорить иначе –
     Мне всех нужней, конечно, та,
     Где все слова – на радость людям!
     Волнуют, вдохновляют, будят!
     Звучат, печаля, веселя,
     Зовут читателя куда-то!
     И чтоб внизу стояла дата,
     Вверху – фамилия моя!



   Слушая поэтов


     К одним приходят строки налегке,
     Как в гости забегая между делом,
     К другим – спешат в нелегком марш-броске,
     Завладевая их душой и телом.


     А к третьим – долго ластятся в траве,
     Натаптывая торную тропинку,
     Слагая в изумрудной мураве
     «Резиновую» оду про былинку.


     У каждого свой опыт на листе –
     Является, не ведая запрета,
     Жаль, забывают в яркой суете
     Свое предназначение поэты!


     Воспой свой край, отечество свое,
     Природу, за которую в ответе,
     Но не спеши копировать ее,
     Насущные проблемы не заметив.



   На Литераторских мостках


     Не родятся страницы
     В запоздалом рассвете,
     Где журавушки – птицы
     Ловят крыльями ветер.


     Неподвластны страницы
     В мире камня да тлена,
     Будто мысль сторонится
     Бумажного плена:


     Ей туда бы, где даты,
     Где в мраморе – лица,
     Чтобы с болью утраты,
     Смешавшись, сродниться,


     Тех людей поминая,
     Что ныне далеки,
     Лишь теперь понимая
     Их бессмертные строки.



   Автопортрет


     Не без божьего дара я
     (Пусть немного, да есть!),
     Не такая уж старая
     (Хоть морщинок – не счесть!)


     Быть стараюсь уверенной,
     Как капель по весне,
     С жаждой жизни умеренной
     (Что другим, то и мне!).


     Чтобы доброе ладилось,
     Верой-правдой живу,
     От находок не радуюсь,
     От потерь не реву,


     Никому не завидую,
     Ни о чем не прошу,
     И хваленой, и «битою»
     Все пишу и пишу…


     Для кого я пишу?



   Старая – престарая тетрадь


     Гляжу на вязь страничек правленых,
     Где каждый стих – не простачок,
     В них, самобытных и неправильных,
     Бил свежих мыслей родничок,


     Повествовал легко и гладко
     О правде всех моих дорог,
     И пел свободно, без оглядки,
     И вытанцовывал, как мог…


     …Ушла куда-то свежесть мысли,
     Едва задев строку полой,
     Стихи бывальщиной повисли
     И нет изюминки былой.


     Их слишком правильные лица
     Моей поэзии не впрок,
     И я пишу, как ученица,
     Перезубрившая урок.



   «Ведёт строку (как сахар лижет)…»


     Ведет строку (как сахар лижет!)
     По скороспелому клише –
     Кто как умеет, так и пишет
     На радость собственной душе!


     Зачем же лезть в чужие души,
     Вовсю пуская локти в ход?
     Когда в поэтике не дюжий,
     Строка гремит как ледоход!


     Никто ему не моет кости,
     Его же логика проста:
     Купил, как место на погосте,
     Простор печатного листа.


     За «кровные», за «трудовые»
     Себя издал не он один
     (Пока выдерживает выя,
     Пока не БОМЖ, а господин).


     Блеснет риторикой Сократа,
     Рождая эхо пустоты,
     Не от такого ль «Всеиздата»
     Ушла Поэзия в кусты?



   «В безбрежье речи те слова ловлю…»


     В безбрежье речи
     те слова ловлю,
     Что ближних радуют,
     живут, не умирая.
     Я не лингвист,
     но свой язык люблю –
     Частичку моего
     родного края.



   Строка, наполненная верой


     Когда строка, наполненная верой,
     Дарует нам надежду и любовь,
     И жажду жизни самой щедрой мерой,
     И шорох ветра в золоте хлебов,


     Мерцанье звезд, упавших с небосвода
     В густую синь бегущей в ночь реки,
     Нам время уносящегося года
     Не кажется безжалостным таким.


     И повторит не раз стиха горенье
     И возвратит уверенность руки.
     Бесценные, порой, прикосновенья
     Зависшей в нашей памяти строки!



   Помним!

   Светлой памяти поэтов
   ЛИТО «Путь на моря»,
   ушедших из жизни.


     Души вечные с небом сольются,
     Уходя, не уйдут никуда…
     Силой воли высоты берутся –
     Силой слова берутся года!


     Нет у памяти точки конечной,
     Полюсов, что на разных концах,
     А поэтов творения вечны,
     Если в книгах живут и в сердцах.


     Что-то мысли мои колобродят
     Скользкой льдиной на стылой реке:
     Речь о том, что поэты уходят,
     Оставляя свой образ в строке.


     Пусть сулит им беспамятность Лета,
     В правомерном упрямстве вольна, –
     Ни страницы из жизни поэта
     В полумраке не смоет волна!




   НА ПОВЕРКЕ СУДЬБЫ


   Дыра


     Взбивала я подушку на ветру
     Своей плетеной ивовой хлопушкой –
     Беда стряслась со старенькой подушкой:
     Хлопушка ей нахлопала дыру!


     Не в наволочке суть, она – тряпье
     С износа временем всего в четыре года,
     Но входит в окружение мое
     С привычными достоинствами кода,


     Который вложен Временем в мой быт,
     В неписанный устав, что принят мною,
     Коль мне здесь быть, то и ему здесь быть,
     Хоть все – обыкновенное, земное.


     Вперед, игла! Нехитрые дела –
     Искусство вышиванья не забылось!..
     Подушка, вновь нарядна и мила,
     На собственное место взгромоздилась.


     Мной восстановлен мой привычный мир,
     Где солнца луч на вышитом букете…
     Я и сама изношена до дыр,
     Так что ж теперь – не жить на белом свете?!



   Мой дом – мой храм


     С улыбкой повествую правду эту –
     (Воспеть свой дом не каждый вдохновлен),
     Мой личный мир, разбросанный по свету,
     Был, наконец-то, воссоединен.


     Мой дом – мой храм, хоть часто слышу
     «крепость»,
     Не ощущая собственной вины,
     Воспринимаю «крепость», как нелепость:
     Храм – для любви, а крепость – для войны!


     Осколками да брызгами былого
     По ящикам и полкам разбрелись
     Свидетели удачи, дела, слова,
     Тех радостей, что не перевелись!


     Мои же книги мыслей силомером
     Годами служат (вне системы мер),
     Дом устарел, не моден интерьером –
     У храмов свой извечный интерьер!


     Мой дом – мой храм! Забвенья пеленою
     Не тороплюсь укрыть былую цветь –
     Пусть здравствует и шествует со мною
     В естественном желанье преуспеть.



   Подари!..


     Подари мне денек
     на сентябрьской неделе,
     Где приветствуют скрипом
     косматые ели,
     Где кукушка – ленивица
     всякого старит:
     Пару-тройку «ку-ку»,
     будто нехотя, дарит.


     Подари мне денек
     изначально-осенний,
     Под покровом лесной
     чуть желтеющей сени!
     Стану на год взрослей
     под сорочьи разборки,
     Где в последний свой раз
     счет возглавит шестерка.


     Подари мне денек!
     Пусть возносится птицей,
     Цепкой памятью наших
     семейных традиций.
     В необычном
     09. 09. 09.
     Вижу символ удач
     в том, что хочется сделать.



   В новой роли


     Пью исправно лекарство,
     и ненужной, и лишней
     Ощущая впервые
     себя на земле,
     Снова снятся ночами
     цветущие вишни
     Да хлеба золотые,
     что зреют в тепле.


     Зная то, что дорогу
     осилит идущий,
     Не одну и не две –
     сто дорог мы прошли,
     Вспоминая свой двор,
     самый нужный и лучший,
     На кусочке отеческой
     нашей земли.


     Ничего не попишешь!
     На слезы тугие,
     Помолчим в полумраке –
     еще не беда!
     Просто… в сердце стучится,
     как в дверь, ностальгия,
     Компенсируя болью
     былые года.



   «Отметая прочь телепрограммы…»


     Отметая прочь телепрограммы,
     Где буянит «homo» наших дней,
     Не проспектом, жаждущим рекламы
     В пляске разгулявшихся огней –


     Переулком, тропкою посуше,
     Огибая лужи на пути,
     Выгуляю собственную душу,
     Что скулила, сидя взаперти.


     По́ сердцу ей наш медвежий угол
     (Ни толпы, ни «фордов», ни «тойот»),
     Тлеет, тлеет, как древесный уголь,
     Вспыхнув, разгорится, запоет!..


     Не моей теперь – своею властью
     Рвется ввысь, от грусти вдалеке,
     И меня, притихшую от счастья,
     Тащит за собой на поводке.



   Магистраль


     Наши года
     как усталые птицы –
     Время парения
     не повторится,
     Все пережили
     и все перебрали
     На безвозвратной
     своей магистрали.


     Жизни моей
     магистраль – настоящая:
     В меру – поющая,
     в меру – щемящая,
     В меру – наполнена
     счастьем и верой,
     С чистой любовью,
     Не мерянной мерой.



   О прежнем


     В размышлениях строгих
     О земном и простом
     Отправляюсь в дорогу,
     Осенившись крестом,


     В край, где добрососедства
     Утешенье и лад,
     Где старенье и детство
     Друг на друга глядят,


     Где сочится и ныне
     Мир былой тишины
     Горькой каплей полыни
     Сквозь мембрану войны.



   «Не хочу над золотом полей…»


     Не хочу над золотом полей
     Угасать звездой под ветра хныканье,
     Не хочу я в стае журавлей
     Возносить прощальное курлыканье.


     Обожая вволю помечтать,
     Быть надежды собственной обманщиком –
     Уходя из жизни, мне бы стать
     Облетевшим в полдень одуванчиком!


     Упаду в поросший ряской пруд,
     На берез податливые жгутики,
     Пусть, земли коснувшись, прорастут
     Легкие пушинки – парашютики.


     Их к зиме шуршащая листва
     Бережно укроет, сделав милость,
     Чтоб весной в зеленых кружевах
     Все, что было, снова повторилось!



   Откровение


     Не состоялось – «ну и пусть!»
     Не повезло – «куда ж тут деться?!»
     Но, словно мышь, скребется грусть
     В мое заплаканное сердце.


     Во всем, что есть, ищу опять
     Зерна разумного крупицу –
     Вот так всегда: умом – понять,
     А от эмоций – не отбиться!


     Под этой внутренней борьбой
     Живу годами, как под флагом.
     «Учитесь властвовать собой…»
     Учусь… Выходит… На бумаге!



   Сила общения


     Чураясь испытаний предстоящих,
     Снимаю со спокойствия вершки:
     Семь раз ко дню гляжу в почтовый ящик,
     Сто раз в неделю делаю звонки!..


     Размах души пока еще широкий –
     Общением с любимыми живу,
     Чтоб не уткнуться в старость одинокой,
     Заваривая к ночи сон-траву.


     Бессонница берет за жабры старых,
     Упрямым испытанием разя,
     А слезы, что текут из глаз усталых,
     Румянец щек смывают, унося.


     Законов нет, чтоб прошлое воскресло,
     Нет сил, что возвращают время вспять!..
     Я не желаю, забиваясь в кресло,
     Общение тоскою подменять.



   «Я от кровной вражды не меняла дома…»


     Я от кровной вражды
     не меняла дома,
     От безумной любви
     не сходила с ума,
     На поверке судьбы
     пребывала в строю
     И за спины не прятала
     шкуру свою.


     Почему же порою
     глаза – на закат,
     Ненасытный загад
     не бывает богат,
     Со спины наползает,
     другим не видна,
     Леденящая душу
     слепая вина?..


     Мысли трепетно ищут
     невидимый след
     От бесцельных, в безмолвие
     канувших лет,
     Не достигших рекордных
     своих потолков
     В сонном царстве покоя
     и сладких оков.


     Научиться бы раньше –
     себе не прощать,
     Ускользнувшие годы
     сначала начать,
     Брать высотки судьбы,
     пусть хоть камни с небес!..
     Жаль, что времени жизни
     дается в обрез.



   Сон


     В крещенский вечер, чистый и морозный,
     С мерцанием сугробов голубых,
     Взирая на таинственные звезды,
     Я вещий сон просила у Судьбы.


     И в этот сон Судьба сама явилась
     И облачком зависла надо мной –
     Мое сердечко трепетно забилось,
     Пасуя перед этой новизной.


     «Спроси меня, – Судьба сказала строго, –
     У нас – увы! – секунды на счету!»
     Мне так хотелось собственность потрогать,
     Что начисто забыла про мечту!


     И смысл не осознав рассудком сонным,
     Не понимая, как мне повезло,
     Сказала: «Что ж ты так неблагосклонна?
     Могла бы не скупиться на добро!»


     Судьба в ответ вздохнула: «Очень плохо!..
     Не думая! За этим ли звала?..
     Ты от меня брала одни лишь крохи,
     Пониже да полегче собрала!


     Все в полнакала, нищий раб охоты!
     Хочу – могу!.. Могу – но не хочу!..
     А где твой труд, что до седьмого пота?
     Всю жизнь тебя, как глупую, учу!..


     Те искры, что ниспосланы от Бога,
     Не вознесла… За должное сочла?!
     Без точной цели не бывает прока!» –
     И тихо через форточку ушла.


     И, сидя до утра в своей постели,
     Перебирая дни сама с собой,
     Я убеждалась, что на самом деле –
     Все точно так, как сказано Судьбой.




   МЫ И ДЕТИ


   Бабушкина хитрость


     Белый свет из ваты,
     на закате рыж,
     Подрумянил скаты
     раздобревших крыш.
     Трубы булкой хлеба
     стынущих домов
     к ночи держат небо
     на столбах дымов.


     Прокачу я внука,
     разжигая прыть
     (Хитрая наука –
     бабушкою быть!),
     Саночки-салазки,
     оставляя след,
     Возвращайте в сказку
     через горы лет!


     В ту, где я ногами
     загребаю снег
     (И меня, и маму
     распирает смех!):
     «Мамочка, скорее!..
     Сивкой-буркой стань!..»
     Память сердце греет –
     и несусь, как лань!



   Элиза


     Взглядом подстреленной серны
     Смотрит с экрана ребенок…
     Образ недостоверный:
     Малыш – оптимист с пеленок!


     А если точней – даже «мини»
     Суют себе пальцы в ротики
     И «пляшут» на пуповине
     В воде, что у мамы в животике.


     Тянутся к жизни, не медля,
     Слушают папины песни
     И крутят опасные петли,
     Как летчики в поднебесье!..


     Четырехлетний ребенок –
     Самый смешной «почемучка»,
     Мячик-прыгун, постреленок!..
     Элиза – как хмурая тучка.


     Грустно ль без мамочки дочке
     (Где эта добрая фея?),
     Маленьким сонным комочком
     Виснет на папиной шее.


     Кукла Элизу не радует,
     Будучи доброй по сути…
     Делят малышку надвое
     Самые близкие люди!


     Каянье их запоздалое!
     Делят добычу, как вороны,
     Детское тельце усталое
     Тащат в разные стороны


     (Так флибустьеры и крабы
     Делят сосуд этрусский),
     Мама в Москву забрала бы,
     Папа – в Париж французский!



   Мы и дети


     Сижу я на окошке,
     Ловлю дождинки ртом,
     Урчит котенок Гошка,
     Как плохо быть котом:


     Ни мамы нет, ни папы
     (Найдутся ли – как знать),
     Зимою мерзнут лапы
     А шубу в зной не снять…


     А я у мамы – Доча,
     У папы – Светлячок,
     Люблю их очень-очень
     (Не веришь, дурачок?!


     Я говорю – ты слушай
     И уж конечно – верь!),
     А маме баба Луша
     Врала, что папа – зверь!


     Не носит маме розы,
     Не возит на авто,
     Бедняжка-мама носит
     От Сэконда пальто!..


     Винит Лукерья маму,
     Что мама – существо,
     Что выскочило замуж
     Не зная за кого.


     Я рассказала папе –
     Смеясь, махнул рукой!..
     А папе баба Капа
     Шептала: – Дорогой!


     Родимый мой сыночек!
     Душа во мне скорбит:
     Не учат мамы дочек
     Наладить в доме быт!


     Сказала маме, маясь,
     А мама не грустит,
     Твердит мне, улыбаясь:
     – Бабулю Бог простит!


     Не привыкай, кровинка,
     Судачить с этих лет!
     И с папою в обнимку
     Забрались в Интернет.



   Лужа


     Терли руки добрые
     светлый пол дощатый –
     Валеночки мокрые
     ставили печати:
     Эта – левой ножкой,
     эта – правой ножкой,
     проложили ножки
     мокрые дорожки!
     Сокрушалась бабушка,
     что весна с потугами,
     Негде внучке – лапушке
     погулять с подругами:
     – Вся до нитки мокрая,
     бабушкина рыбка!..
     (А в глазах за стеклами
     прячется улыбка).
     – Нет, весна хорошая! -
     отвечает внучка, -
     Не метет порошею!..
     Ни единой тучки!..
     Обнимает туже
     стылыми ручонками:
     – Ой, какую лу-у-жу
     мы нашли с девчонками!..



   Предвкушение


     Потеплело, хоть давно пора бы,
     Май – а на деревьях нет росы…
     Солнце второпях веснушки-крапы
     Ставит на девчоночьи носы.


     Поднырнув под прутьями ограды,
     Чуть назад подав свой ладный стан,
     На простор Таврического сада
     Мяч футболит юный капитан.


     У команды максимум порядка:
     Ловкие движения быстры,
     Налицо мальчишеская хватка,
     Зрелая динамика игры!..


     Я гляжу на них – и сердце тает,
     И светлей становится окрест:
     Ах, какие парни подрастают
     Для любви взрослеющих невест!..



   Почему


     Все укрыла белая поземка,
     Небо стадом туч заволокло,
     Широко раскрытые глазенки
     Созерцают мир через стекло.


     И сидит дитя – куда ж тут деться? –
     Пленником печального мирка,
     Будто обошло ребенка детство,
     На него глядит издалека.


     Вместе с ним грустят на полке книжки,
     Мячик заскучал по детворе,
     Непонятно, почему мальчишки
     Все его обходят во дворе,


     Непонятно, почему их мамы
     Не пускают в дом, когда стучит,
     И сидит он на окошке днями,
     На прохожих смотрит и молчит.


     Почему всегда так пусто в доме,
     Не приходят гости в выходной?..
     Разве люди с ними не знакомы,
     Что обходят дом их стороной?


     А когда с Мишуткой косолапым
     Он лежит в обнимку и не спит,
     Мама все о чем-то спорит с папой,
     Повторяя тихо слово «СПИД».



   Стрелок


     Сынишка прибежал и крикнул так:
     «Стреляет глупый дяденька собак!
     Сначала Куклу, а потом Алиску!
     И весь наш переулок в красных брызгах!..»


     Я терпеливо объясняю сыну,
     Что лютою зимой собачки стынут,
     Что нет еды бездомным, нет воды,
     Все лужи от дождей покрыли льды…


     Хоть у самой, признаться, в горле ком,
     Мирю дитя со взрослым дураком.



   Жалейка


     Слышу я на грядке огородной
     Что-то вроде песенки народной,
     Не хитер мотив, а сердце вянет:
     Будто кто смычком по струнам тянет.


     В междурядье бросила мотыжку –
     Взгляд поймал курносую Маришку:
     Между губ – акации стручок
     (Ну, какой здесь может быть смычок?!).


     От концерта маленькой соседки
     Птицы зачирикали на ветке!
     Худенькая девочка-уклейка,
     А, поди ж, послушна ей «жалейка»!



   Шалость
   (быль)


     Тихо, словно пусто, в нашей школе,
     Здесь никто к такому не привык,
     И звонок веселый поневоле
     Стал похожим на нелепый крик.
     Мы стоим надутые, как совы –
     Факт утраты – не переварить,
     Рано поминать хорошим словом,
     Поздно о спасенье говорить…


     Мой урок сегодня самый первый
     В этом горем меченном восьмом,
     Как собрать в кулак свои же нервы,
     Укротив эмоции умом?..
     Силой воли открываю двери,
     Шагом неуверенным иду,
     Ощущая сердцем боль потери
     И непоправимую беду.


     Лустач Миша!.. Где число тринадцать…
     Лустач Миша!.. Где пустует стул?..
     Лустач Миша!.. Надо постараться
     Не заплакать, думать, что уснул…
     Миша! Мальчик! Глупый наш бедняжка!..
     Хоть вини теперь, хоть не вини!..
     Быть бы мне такой же восьмиклашкой,
     Чтобы плакать вволю, как они!


     Но на это права не имею:
     Я – учитель! Кто же, как не я?..
     Пожурю, утешу, как сумею –
     Роль сегодня трудная моя!
     Помогу разумный сделать вывод
     И ошибок вновь не повторять,
     В тупике души нащупать выход –
     Жажду жить без права умирать.


     Грустный факт толку, как воду в ступке,
     Осужденье породнив и грусть,
     Говорю о порохе, о трубке,
     Словно за нее сама берусь,
     О болтах да гайках, что набиты
     В жалкое подобие ствола,
     То, как Миша крикнул деловито:
     – Поджигай!.. Была иль не была!..


     Говорю – и снова это вижу:
     След кровавый на лесной тропе,
     Как потом полуживого Мишу
     Мальчики тащили на себе,
     Снова вижу стаю диких уток,
     По которым целился «стрелок»,
     Госпиталь, где людям не до шуток,
     И хирурга – сделал все, что мог.


     Гемоконы, ампулы, бутылки,
     Гайку, смерть дарующую, ту,
     Что вошла в висок, застряв в затылке,
     Юной жизни подведя черту.
     И отца, что старше стал и строже,
     О беде ни с кем не говорил,
     Повторяя вслух одно и то же:
     – Что же ты, сыночек, натворил?!


     Может быть, безжалостной репризой
     Эти строки кажутся мои –
     Не хочу, чтоб страшные сюрпризы
     Вышибали нас из колеи!..
     Не хочу я, чтоб они случались,
     Оболгав нормальную судьбу,
     Не хочу, чтоб дети возвращались
     В отчий край в запаянном гробу!



   Потеря


     Обиды, обвиненья – всё наружу!
     Решают, где «твоё», а где «моё»,
     И делят заодно ребёнка душу,
     Как прочее имущество своё.


     Разборки детям сердце раздирают,
     А взрослым в зле и не понять теперь,
     Что самое бесценное теряют
     Среди привычных жизненных потерь.


     Что впереди ещё не знают сами,
     В нелепой спешке обрубив концы,
     А дети плачут взрослыми слезами,
     Когда к другим уходят их отцы.




   А МЫ ТАКИЕ РАЗНЫЕ


   Превращения


     – Куда торопишься, каруца?
     Откуда силушки берутся?
     Крута дорога и длинна…
     – Мой конь силен – и я сильна!


     – Куда плетешься, тарахтуха?
     То скрип, то грохот режут ухо!
     Совсем недавно ты блистала…
     – Мой конь устал – и я устала!


     – Привет, повозка! Ты ли это?!
     Что, снова носишься по свету?
     Сменила битые бока?..
     – И старика на рысака!


     И вот опять метаморфоза:
     – Привет! А ты уже… не роза…
     – Да-а! Чаша выпита до дна!
     Рысак взбрыкнул – и я одна.


     Мы делаем себе больней,
     Стреляя в загнанных коней.



   Крот


     Ах ты, крот,
     ненасытный рот!
     Снова мне
     испортил огород?!
     Иль на свете
     нет тебя спесивей,
     Иль хозяйки
     нет, меня красивей?!
     Сам явился,
     или с кучей замов?
     Понаставил здесь
     своих вигвамов…
     Покажи-ка
     мне свою шубейку –
     Для тебя держу
     с водою лейку!



   Гимн соседу по даче


     Мы от жары все млеем
     И прячемся в тенечек,
     И лишь сосед Мамлеев
     На грядках, как грибочек.,
     В своей джинсовой кепке
     Лопатой травку рубит –
     Не то, чтоб слишком крепкий,
     А просто землю любит!
     Когда по лет веленью
     Заноет поясница,
     У грядки на колени
     Он может приземлиться,
     И не надоедает
     (Хоть сорняков тех бездна!),
     Удачно сочетает
     Приятное с полезным.


     Я как-то захотела
     Похожей быть на Сашу,
     Да, видно, в детстве ела
     И вправду, мало каши!



   Мы


     Разные мы –
     веселы и угрюмы,
     Есть торопыги
     и есть тугодумы,
     Есть молчуны,
     тормозящие слово,
     Есть болтуны –
     им слова, что полова,


     Самолюбивцы
     и простолюдины,
     Плаксы с эффектом
     подтаявшей льдины,
     Злюки – носители
     молнии с громом,
     Люди-амбалы
     (с кувалдой и ломом),


     Пахари, лодыри,
     умники, ватники,
     Дырки от бубликов,
     бражники, ратники,
     Хищники, ангелы,
     хамы, мудрилы…
     Столько различий
     жизнь подарила!


     Будто творили
     творцы первоклассные,
     Диву даешься,
     какие мы разные!



   Железнодорожный этюд


     Седая женщина в платочке
     На развороченном пути
     Пыталась ломом в одиночку
     Под рельсы шпалу подвести.


     Брала, где хитростью, где силой,
     (Где инструмент, а где чутье!)
     И не корила, не просила,
     А молча делала свое.


     А три амбала в робах синих
     Без спешки и без суеты
     Тянули пиво на дрезине,
     На солнце жмурясь, как коты.


     И в неба синь, где тучи стаей,
     Летели диктора слова,
     Что электричка опоздает
     На час, а может и на два!



   Судьбы коварство


     Без любви к себе и к ближним,
     Второпях, зевая в смак,
     В лифт воткнулся пятый – лишний,
     Наступив на мой башмак.


     По мобильнику ругался,
     Сигаретою чадил,
     Пнул бульдога: – Распластался!..
     В джип нырнул и укатил.


     – Таково судьбы коварство! –
     Подмигнул мне мой сосед. –
     Денег – воз! Квартира – царство!
     А ума под кепкой – нет…



   Щенок – сынок
   (баечка)


     Бывалый пес
     твердил сынку-щенку:
     – Видал я много
     на своем веку!
     Коль хочешь в жизни
     звездочкой блеснуть,
     Смотри, кого лизнуть,
     кого куснуть!


     А мама Лайма
     говорила так:
     – Не слушай, сын!
     Наш папочка – чудак!
     Я изучила
     жизни падежи:
     Хоть сплюнь потом,
     но всех подряд лижи!


     Хрипела Жучка,
     древняя, как мир:
     – Есть истина,
     затертая до дыр!
     Чтобы о прошлом
     не жалеть потом,
     Кути, мой внучек,
     и верти хвостом!


     Щенок подрос
     и превратился в пса,
     Кутил, лизал,
     кусался, как оса,
     Вертел хвостом,
     наглея день ко дню,
     Похожим став
     на всю свою родню.



   Постаревший паяц


     Паяц пройдется по перрону,
     Прикупит пахнущую пиццу,
     Постелет пыльную попону,
     Передоверив пенье птице.


     Поест-попьет, поспит под посвист
     Перестаравшейся пичуги,
     Потом, пыхтя, подкатит поезд –
     Поедет плакаться подруге.




   «НРАВОУЧИТЕЛЬНЫЕ» СТИХИ


   «Когда по воле мужа-дурачины…»


     Когда по воле мужа-дурачины
     Супруги титул не пошел вам впрок,
     Не убивайтесь! Это не причина,
     Всего лишь поучительный урок!


     Когда разбогател в трамвае кто-то,
     Карманы ваши вычистив опять,
     Порадуйтесь, что есть у вас работа
     И дай вам бог ее не потерять!


     Когда вам словом нежным, как отмычкой,
     Откроют душу, плюнут и уйдут,
     Не огорчайтесь! Хамские привычки
     На свете вместе с хамами растут!


     Когда вас предал кто-то очень близкий
     И промолчал, спиной оборотясь,
     Не удивляйтесь! Поклонитесь низко
     За то, что в злобе не вмесил вас в грязь!


     Все хорошо под этим небом синим,
     Где жизнь других сжимает вас кольцом,
     И рядом – люди! Но бывают свиньи
     С нормальным человеческим лицом.



   О стилистике


     О люди! Вы не цените стилистику!
     Ее возможности давно затмили мистику.
     Не принимающим слова мои на веру
     Подброшу пару убедительных примеров.


     Вот первый:
     Утро. Солнца луч на занавеске.
     Жена (негромко, но довольно веско):
     – Вставай уже!.. Опять играешь в жмурки?!
     – А мне ли надо… час на штукатурку!
     – Ну, штукатурка – женские заботы…
     А щёки выскоблить? А проглотить хоть что-то?
     Какой-то ты мужик… не настоящий!
     Опять всю ночь балдел, глазея в ящик…
     Я слышала, под утро лёг в постель…
     Осточертела эта канитель!
     Ну, что, проснулся? Расхотелось дрыхнуть?..
     Чуть что не так – готов, как порох, вспыхнуть.


     А вот пример второй:
     Все то же утро.
     Жена при деле: тушь, помада, пудра…
     Но нет команд, что в стиле «Фас!.. Апорт!»,
     Совсем другой лексический аккорд:
     – Вставай, любимый! Солнышко проснулось,
     И наконец-то, небо улыбнулось!..


     Мне жаль, что ты проспал рассвета миг…
     В объятьях сна приятней, чем в моих?!
     Улыбку спрятать к стенке отвернулся?
     Ты не согласен? Но зато проснулся!..


     И тот же час, и то же время года.
     Ни траты сил, ни денежных расходов,
     Ни времени не требующий стиль –
     Бери его, а первый – сдай в утиль!



   П ы р е й


     Как лето, так стабильная программа:
     Хватай ведро– и к грядкам поскорей!
     Верблюд безгорбый (по науке – лама),
     Сложившись втрое, дергает пырей.


     А как тут о себе сказать иначе?
     Создание, что в городе живет,
     В стереотипе выезда на дачу-
     Копает, роет, сеет, полет, жнет…


     И дергает пырей! С утра до ночи!
     Зловреднее не сыщешь ничего!
     Хоть дождь, хоть сухо – лезет! А короче-
     Глаза бы не глядели на него!


     – Пырей, пырей!.. – кривлюсь, себя жалея,
     За полчаса надергала мешок,
     И чтобы сердцу было веселее,
     Слагаю для себя смешной стишок.


     Какой пырей! И сочный, и зеленый!
     Не листья – шпаги! Волосы метлой!
     Неприхотлив, вынослив, закаленный,
     Он не сорняк – он воин удалой!


     Король травы! Мой вечный спутник лета,
     Он льнет ко мне – и я спешу к нему,
     Готова хоть до самого рассвета
     Читать стихи кумиру своему.


     Пускай другие ездят за границу,
     Подумаешь, Канары! Что с того?!
     А вот пырей!.. Пырей мне ночью снится,
     И что мне те Канары без него?!


     Пырей прекрасен! Крут (куда уж круче?!),
     Пойми его да полюби скорей!..


     …И с уваженьем глянула на кучу,
     В которой упокоился пырей.


     Вот так и мы… Опомнишься едва ли,
     Кому – салют, того и в пыль сотрут,
     Кого затюкают, потом его захвалят,
     Попробуй, докажи, что не верблюд!



   Преобразование


     У дураков свои законы –
     Полно идей, да нет ума!..
     Сошлись на почве самогона
     Степан, Акакий и Фома.


     Степан сказал: – Хана деревне!
     Все зажирели, как киты!
     Фома подпел – Обычай древний –
     Жуют с утра до темноты!


     Акакий, почесав затылок,
     Добавил с мудрым видом так:
     – Увязли все среди бутылок,
     Теперь не выбраться никак!


     Степан опять: – Живут – не тужат!
     В деревне так не может быть!
     Затянем всем ремни потуже,
     По-европейски, стало быть.


     Здесь что-то надо перестроить,
     Сломав старье в один прихват,
     Немало это будет стоить,
     Но лучше будет во сто крат!


     Не долго думали-гадали,
     Собрали всех, прочли Закон,
     Кому не нравится, сказали,
     Пусть пишет жалобу в ООН!


     Сельчан всех натрое делили:
     Одним велели торговать,
     Других законом отбелили
     И дали право воровать,


     А третьим выпала работа:
     Вторых и первых сторожить!..
     Теперь в селе одна забота:
     Как дальше люди будут жить?



   Противогаз


     Я упрям – не заманить и золотом
     К знахарям, что обирают нас!
     Сам лечился голодом и холодом,
     А теперь открыл противогаз!


     Подсказала истину наука
     (К ней имею собственной талант):
     Древняя резиновая штука –
     Настоящий антиоксидант!


     Я сегодня на пути прогресса
     Постигаю эту круговерть:
     В наших окислительных процессах
     Кроются старение и смерть!


     С крепким телом пережил я зиму,
     Силы духа мне не занимать:
     Натянув на голову резину –
     Я ложусь на жёсткую кровать!


     Стал я крепким и надежным мужем,
     Ладен стан и выправка стройна,
     Одного не знаю: почему же
     Не желает спать со мной жена.



   Гости


     Нам, хозяевам, не спится
     Кресло делим пополам…
     Гости Северной столицы
     Все притихли по углам.


     Едут смело, по привычке,
     (Побывал, кто только мог!)
     И живем, как в рукавичке
     Или в сказке «Теремок».


     Жили раньше на Урале –
     Верхнетурьинск и Миас –
     Нас тогда в расчет не брали,
     Обходились и без нас!


     А теперь?! Приехал Филя –
     Дед знакомого Луки –
     Пожалели, приютили,
     Занесли его тюки.


     Вслед за Филей – Вадик с Лилей
     Осчастливили наш край,
     Обнимали и острили:
     – Ваш шалаш похож на рай!


     Завалилась тетка Фая
     Покупать и продавать,
     Заводная, боевая –
     Уступили ей кровать!..


     А вчера лохматый Коля,
     Объявил нам план такой:
     – Кот сажром три пуда соли,
     Параднимса, дарагой!


     Этот гость смешной и шустрый,
     Будто он заправский маг,
     К потолку на крюк, где люстра,
     Приарканил свой гамак…


     …Не хочу я пуда соли,
     Ни к чему мне дом-приют!
     Мимо воли и по воле
     Гости жить нам не дают!


     И ломают, как горбушку,
     Наш покой и тишину,
     Улететь бы мне на Кушку,
     Или лучше – на Луну!




   ЭХО ЭЛЛАДЫ


   Вехи


     О, Древней Греции поэты!..
     Вас не осилят волны Леты:
     Дарили миру мыслей плод,
     Увековечив свой народ,
     Свою скалистую Элладу.
     Хвала и честь Гомера ладу,
     Он среди нас и в наши дни
     В кругу эпической родни
     (Живучи мифы и поверья!..):
     Сверкают бронзовые перья
     На крыльях стимфалийских птиц!..
     Ахейцев мужественных лиц
     Не унесли тысячелетья,
     Живут невольники бессмертья,
     Эллады воины. Их пыл
     Земле родимой верен был,
     Отваги яркие примеры
     Вошли в столетья нашей эры!


     Как замечателен тот мир,
     Где звон мечей и пенье лир
     Сопряжены в любви к Отчизне,
     В желанье выжить, победив,
     Оставить след (не наследив!)
     В одной, как миг короткой, жизни!
     Воинственный, высокий нрав
     Поэтов удостоил прав
     Творить хранимое веками,
     Снабдив зелеными ростками
     (Пусть хрупки, но кругом – вода,
     Взрастут, пронзив собой года!).
     Геракл могучий и Тесей,
     Ахилл, Синон и Одиссей
     Любимы и сегодня миром,
     Звенят мечами, правят пиром!..
     Полны решимости и впредь
     В строке Гомера не стареть!


     Под свет античной лунной лампы
     Пришли элегии и ямбы.
     Апрель… Шестьсот сорок восьмой…
     Седьмого века… Боже мой!..
     По крохам истина слагалась,
     А приблизительность свергалась
     С былого трона! Архилох
     (Теперь понятно, был неплох)
     Так преподнес души волненье


     При виде полного затменья
     Светила, что сулило мрак,
     Что стих его, скажу без врак,
     Стал историческою датой
     Рожденья лирики крылатой.


     Блистая, словно амальгама,
     Новинкой шествовала драма:
     Эсхил, Софокл и Еврипид
     Нашли свой путь, он не избит!
     Стихи трагизмом души выжгли,
     На мировые сцены вышли –
     И мы познали грусти тень,
     Хоть мрак веков окутал день
     Рожденья их до новой эры
     (Живучи эти «пионеры»!).


     Из шумных сценок бытовых
     В былых годах шестого века
     Рождался комедийный стих
     (Еще одна, выходит, веха!).
     Культ Диониса был силен,
     В его весельях бесшабашных
     Был каждый тирсом наделен
     И «влагой» в состязаньях бражных.
     Где не положено робеть
     (Веселый день – какая робость?!),
     Им так хотелось песни петь,


     За Дионисом бы – хоть в пропасть!
     Над балаганным шутовством
     С веселым ряженьем и пляской
     Звучали блеянья козлом
     И смех под петушиной маской.
     Людьми забыт родной порог
     В беспечном празднестве угарном!..
     Ах, Дионис!.. Хоть ты и бог,
     Твои комедии – вульгарны!


     И оттеснил на задний план
     Тимпанов грохот с блеском меди
     Желанный всем Аристофан
     С альтернативой для комедий.
     Удался «высший пилотаж»
     Всех сорока смешных творений,
     Лег театральный антураж
     Под чистоту его воззрений.
     Не предал комедийный стих,
     Скрестив политику и лиру,
     Но лишь одиннадцать из них
     Сохранены на радость миру.


     Р.S.
     Являя древнего картины,
     Бурлят эмоции рекой!..
     Позвольте преклонить седины
     Перед античною строкой!



   Пегас


     У всех бывают слабости мгновенья,
     Когда не дотянуться до мечты,
     И, помолчав, уходит вдохновенье
     Под натиском душевной пустоты.


     Эмоции свои надеждой гасим
     В безликой, равнодушной тишине,
     Со вздохом вспоминая о Пегасе –
     Таинственном мифическом коне.


     И станет ближе синева ночная,
     И станут ниже хлопья облаков…
     Твердим: «Пегас!..» Но все ль о нем мы знаем
     Из тайны в Лету канувших веков?



   Рождение Пегаса и восхождение его на Олимп


     Когда герой Персей
     на острове горгон
     Сразился, вскинув меч,
     с Медузою тлетворной,
     Ей голову срубив,
     на раскаленный склон
     Обрушился поток,
     густой, кроваво-черный.


     Из тела, что везде
     и всем творило вред,
     Он вынес зрелый плод
     былых свиданий нежных:
     Великолепный конь
     оставил первый след
     И взвился к небесам
     на крыльях белоснежных!


     Священная гора,
     зазвав его с трудом,
     Дивилась на коня:
     – Поджарый!.. Крутобокий!..
     Пегасом нарекли –
     суть имени не в том,
     Каков его окрас,
     Здесь главное – истоки:


     По-гречески «пегас»,
     по-нашему – «исток»,
     В строке Гомера – «конь
     с истоков океана».
     Да мало ль всяких слов
     Элладе дал Восток?!
     Достоин был бы конь
     звучания пэана!


     Под вечер молвил Зевс:
     – Успел я оценить,
     О, брат мой Посейдон,
     твой плод любви с Медузой!
     Вовек не признавал
     я родственную нить,
     Пегас мне – по душе!
     Пусть необычным грузом


     Снабжает не землян,
     а бога всех богов –
     Пусть доставляет мне
     снопы громов и молний!
     Олимп – не океан
     (ты знаешь, он каков!),
     Здесь замысел любой
     сумею я исполнить!


     И стал крылатый конь
     возить бесценный груз –
     Копытами звенел
     и гордо ржал, ликуя!..
     А после назван был
     конем прекрасных муз
     (Здесь надо бы начать
     историю другую).



   Пегас на Геликоне


     На Геликоне, где шумят осины,
     Где живописны и скала, и куст,
     У Зевса и богини Мнемосины
     Все девять дочерей в плену искусств.


     Они давно облюбовали склоны
     Горы лесистой. Здесь из года в год
     Весной и летом с богом Аполлоном
     Под звон кифары водят хоровод.


     И на высоком вздыбленном Парнасе,
     Что девам люб Кастальским родником,
     И на Олимпе этот бог прекрасен,
     В прелестном сходстве с птицей иль цветком.


     Глаза искрятся лаской, не укором,
     Готовы укротить пчелиный рой,
     Он предводительствует необычным хором,
     Сопровождая пение игрой.


     А музы в хороводе – загляденье,
     Творенье красоты для них – закон!
     Вот и случилось… Слушая их пенье,
     Лишился меры чувства Геликон:


     В безмерном счастье созерцать и слышать,
     От гордости за неземных гостей
     Ввысь потянулся к небу (выше!.. выше!..)
     В порыве необузданных страстей.


     Он поднимался (странная нирвана
     Его подъему задавала тон)
     Так высоко, что с лона океана
     Его увидел грозный Посейдон.


     Взревел, досады полон и укора –
     Боясь, что Геликон проглотит тьма:
     – Пегас, мой сын! Спаси Эллады гору –
     Там Геликон совсем сошел с ума!


     И чаша горя не была испита,
     Конец пути недолгого – и конь
     Ногой ударил, не щадя копыта,
     И осадил разбухший Геликон!


     Ах, эти музы! На горе, что дома,
     За бденьем Аполлоновой игры
     Они и не заметили подъема
     Растроганной их пением горы.


     А там, где был удар,
     пробив каменьев груз,
     Рванулся ввысь и вширь,
     освободясь от плена,
     Сверкающий струей
     живой источник муз,
     Что назван был тогда –
     навечно! – Гиппокрена.


     Он ласково журчал,
     касаясь юных дев,
     И будто замирал,
     их пения отведав,
     Как знал, что создан был
     для необычных дел –
     Таланты окрылять
     и вдохновлять поэтов.


     Он не был одинок:
     копытом выбил конь
     Источник, где Коринф,
     с названием Пирена,
     Способный вдохновить –
     лишь окуни ладонь!.. –
     И близ Трезена есть
     вторая Гиппокрена.


     Силен, выходит, был
     истоков тех союз,


     Античная строка –
     не их ли дней примета?!
     Считались все они
     источниками муз
     Со свойством вдохновить
     на творчество поэта.


     В Коринфе, в храме
     бога Посейдона,
     В скульптурной группе
     запечатлены
     Беллерофонт
     (вблизи родного дома)
     И конь Пегас
     (из дальней стороны).


     Что сблизило двоих
     (и видом разных,
     И отчим краем?),
     что сроднило их,
     Властителям, эпохам
     неподвластных —
     Пусть обо всем расскажет
     древний миф.



   Беллерофонт


     Беллерофонт (сын Главка, внук Сизифа,
     Наследник трона города Коринфа)
     Прекрасен был, как олимпийский бог,
     И чист душою, и умом неплох,
     А страшное, что одолело слепо,
     Нечаянное было и нелепо!


     Законы Древней Греции строги:
     Лишил кого-то жизни – прочь беги!
     Содеяв (пусть невольно) смертный грех,
     Беллерофонт украдкой ото всех
     Свой путь держал в Тиринф чужой и дальний
     (Меж молотом завис и наковальней!).


     Царь Пройт подумал, встретив беглеца:
     «Милы черты угрюмого лица!..
     В своем несчастье выбрал мой порог!..»
     И сделал царь для гостя все, что мог.
     Теперь Беллерофонт не хмурил брови:
     Он чист от скверны пролитой им крови!


     И счастлив был бы юноша, но вскоре
     Несчастного опять постигло горе
     (Наверное, от рока не укрыться) –
     Пленилась красотой его царица!
     Упряма и навязчива Антейя,
     Беллерофонт отверг ее затею!


     Свирепствовала гордая девица:
     «Да я ль не хороша, не смуглолица?! –
     Никак, рыдая, гнев свой не потушит, –
     Беглец!.. Убийца!.. Он еще потужит!..
     Ну, что ж, коль нет взаимного ответа,
     Исход один: сживу его со света!»


     Шептала мужу, волю дав злословью:
     – Преследует меня своей любовью
     Беллерофонт, надеясь на взаимность!..
     Сподобилась ему твоя наивность!
     Живет как бог – не как ахейский воин!..
     Убей его, он этого достоин!


     Во гневе Пройт: слова жены ужасны!
     Увы, ее старания напрасны…
     Убил бы гостя, никуда б не делся,
     Да царь страшится наказанья Зевса,
     Который чтит гостеприимство свято,
     Пусть даже этот гость – твой враг заклятый.


     В тяжелых думах вызрело решенье –
     Он тестю Иобату шлет прошенье
     (Письмо-табличку, сложенную вдвое,
     Заклеенную накрепко смолою),
     В котором просит, не щадя наивность,
     Убить Беллерофонта за провинность.

 //-- * * * --// 

     Царь Ликии вечернею порою
     Устроил пир для юного героя,
     И девять дней текли рекою вина
     (Хозяин гостя полюбил, как сына),
     Лишь на десятый подсказала свита
     Спросить о цели этого визита.


     Беллерофонт в спокойствии счастливом
     Движением руки неторопливым
     От Пройта, что теперь подобен брату,
     Передает посланье Иобату.
     Лик Иобата выражает муку:
     Не может он поднять на гостя руку!


     «Глумятся, видно, надо мною боги,
     А боги, всем известно, недотроги!
     Перечить им – всегда себе дороже,
     И в этот раз ослушаться – негоже».
     И отправляет царь Беллерофонта
     Убить в горах, где скалы как ротонда,


     Пифона и Ехидны порожденье.
     Ужасным было тел нагроможденье:
     Грудь льва, спина козы, а хвост дракона,
     И лютое не меньше, чем горгона.
     Химера эта Иобата гостя
     Проглотит, не разжевывая кости!


     Беллерофонт питал надежду верой,
     Он знал давно: победу над Химерой
     Определят не только меч да латы,
     К доспехам в битве нужен конь крылатый,
     Пегас-красавец с шеей лебединой,
     Тогда сумеешь быть непобедимым.


     Он знал и то, где отыскать коня:
     Конь прилетал, подковами звеня,
     К источнику, который был Пиреной,
     И не однажды с мыслью сокровенной
     Ходил туда Сизифа рослый внук:
     Его дивил копыт певучий стук


     И пляска брызг, взлетавших к небосводу
     (Любил Пегас фиалковую воду!).
     Хоть дождь стеной, хоть с молнией гроза –
     Глядел Беллерофонт во все глаза
     Все любовался чудом сотворенья,
     Часы воспринимая, как мгновенья.

 //-- * * * --// 

     Беллерофонт, осилив долгий путь,
     Прилег на плоский камень отдохнуть.
     Еще не свел герой в дремоте век,
     Увидел крылья белые, как снег,
     Сверкнула сбруя золотом прикрас –
     Летел испить водицы конь Пегас!


     Герой готов вдавить себя в гранит,
     Лежит – не шелохнется, будто спит,
     Конь жажду утолял водой холодной,
     Смельчак подумал: «Значит, не голодный…
     Подольше пей – сильней отяжелеешь,
     Тебя с наскока вряд ли одолеешь!»


     Когда же выбрал миг поймать коня,
     Пегас взбрыкнул, подковами звеня,
     И взвился ввысь пронзив собою тучи,
     Надолго в ожидании тягучем
     Оставив светлоликого юнца.
     И не было подобному конца!..


     Явился прорицатель Полиид,
     Спросил Беллерофонта, где он спит,
     И указав на жертвенник Афины,
     Велел не спать до ночи половины.
     – А в полночь прямо здесь же упади
     И отоспись! Победа впереди!


     Явилась в сон воителя Паллада:
     – Беллерофонт! Ты сделал все, как надо.
     На месте этом в самый первый раз
     Ты созерцал, как плещется Пегас.
     Дарю тебе уздечку золотую,
     Она точь-в-точь как у Пегаса сбруя!


     Вскочил Беллерофонт. Едва светало –
     Уздечка рядом золотом блистала!
     В молитве благодарственной Афине
     Шептал слова и видел: в темной сини
     В безмолвный, непривычно ранний час
     Летел к Пирене дивный конь Пегас.


     Вскочил без страха на него герой –
     Понесся конь сквозь гор могучий строй
     Быстрее ветра, только свист в ушах!..
     Беллерофонт сидит, как на ножах,
     Но вот уздечку на коня надел –
     И тотчас конь притих.
     – Всего-то дел?!

 //-- * * * --// 

     Герой вовсю несется на Пегасе,
     Надежном и разумном скакуне,
     И взмахи крыльев на небесной трассе
     Сближают их с Химерой. Не во сне,


     А наяву! Давно под ними суша,
     Ликийских гор дремучая гряда,
     Меж гор ущелье стало уже, уже…
     И вот оно уперлось в никуда.


     В плющах косматых древние каменья
     (Как будто здесь хозяйничал тесак),
     Вершины, как горбатые ступени
     С прогретой синевы в холодный мрак,


     Туда, где полумертвая пещера,
     Где не ступала смертного нога…
     От света щурясь, выползла Химера,
     Учуяв приближение врага.


     Огонь палящий изрыгнули пасти –
     И клубы дыма все заволокли!..
     Беллерофонт могучей силой власти
     Вознес коня повыше от земли,


     И с вышины, оправдывая веру
     В свою победу, восторжествовал:
     Со свистом стрелы посылал в Химеру,
     Коня Пегаса в морду целовал:


     – Давай, дружок, спустись теперь пониже!..
     Мы будем неразлучными и впредь!..
     Пегас послушен, все же крылья лижет
     (А кто же хочет заживо сгореть?!).


     – Теперь бы постоять за самым малым –
     Добить Химеру, чтоб не мучил срам!
     Злодейка опрокидывает скалы,
     В неистовстве несется по горам!..


     Живое гибнет в пламени и чаде,
     Но за стрелою следует стрела –
     Прошито тело спереди и сзади,
     Как будто поработала игла.


     Беллерофонт напористый и дюжий –
     Отправлена последняя стрела!..
     Исторг Танат, бог смерти, злую душу –
     И нет Химеры! Будто не жила…

 //-- * * * --// 

     В печали Иобат: неодолимым
     Беллерофонта было естество.
     «Пошлю к врагам, воинственным солимам
     (Пусть – на погибель) гостя своего!».


     И вновь Беллерофонт с конем Пегасом…
     Нырнув под эвкалиптов светотень,
     Нашел солимов – перебил всех разом
     И во дворец вернулся в тот же день.


     Пэан победы долог был и звонок,
     Но Иобата он хлестал, как плеть –
     И царь непобедимых амазонок
     Призвал Беллерофонта одолеть.


     Его терпенье было на исходе
     (Теперь ему что гость, что в горле кость),
     Но снова победителем выходит
     Непревзойденный в битвах царский гость.


     Устал силач, хоть на душе – отрада,
     Но Ликии сильнейшие мужи,
     Натравленные властью Иобата,
     Под берегом укрылись, как стрижи:


     Им велено сманить врага в засаду
     И поквитаться, в ход пустив мечи,
     Но он живым явился к Иобату,
     И были их объятья горячи.


     – Я потрясен победами, не скрою!..
     Меня пленили ум твой, сила, стать!
     Могу ли я великого героя
     С минуты этой сыном называть?


     Прости меня за низкое коварство,
     Оно – былое, унесется прочь!
     Тебе дарую половину царства,
     А в жены выбирай любую дочь!


     Был пир на славу – значит, так и надо,
     Царь никогда не тратил время зря!
     И стал воитель зятем Иобата,
     Наследником Ликийского царя.

 //-- * * * --// 

     И все бы ничего – живи на радость! –
     Но мрачен стал герой Беллерофонт:
     Ему покой – приевшаяся сладость,
     Глаза его глядят за горизонт.


     Жена, детей веселая орава,
     Ликийский трон – не значат ничего!
     Достигшие вершин почет и слава
     Под небеса забросили его!


     Уже гордыня распирает душу,
     И ликом уподобясь кумачу,
     Вскричал однажды:
     – Я богов не хуже!
     Вот сяду на Пегаса – к ним взлечу!


     Я заслужил крутой ценою право
     Жить, как хочу, не гнуться и не льстить!
     Я, может быть, хочу Олимпом править,
     И кто мне может это запретить???


     Я разве жил?.. Как не бегом, так скоком!..
     Победы не даются «как-нибудь»!
     Я тоже быть хочу бессмертным богом!..
     Ко мне, Пегас!.. У нас не близок путь!..


     И вот уже пути осталась малость,
     Взберутся на Олимп к исходу дня!
     Но Зевс наслал неистовую ярость
     На преданного, доброго коня.


     Безумством наважденья силы троя,
     Пегас рванулся до предела жил
     И, обронив могучего героя,
     Ударом оземь разума лишил.


     Бродил безумец, покрываясь пылью,
     Под жалостными взглядами менад,
     Пока не прилетел на черных крыльях
     Неумолимый, мрачный бог Танат.


     Пегас, тысячелетия изведав,
     Остался прежним, как трудяга – конь,
     Он – символ вдохновения поэтов –
     Боготворит Поэзии огонь!

 //-- * * * --// 

     О, конь крылатый, конь могучий!..
     Мне не взлететь к тебе за тучи,
     Останься лучше ты со мной
     На радость братии земной,
     Слагающей живые строки,
     Определяющие сроки
     Звучанья имени того,
     Кто не грешил в своем творенье,
     А полнил смысл стихотворенья
     И откровением его,
     И ощущеньем чистой правды,
     И мыслью – прав или не прав ты,
     Творя по крохам свой успех
     В годах, что тают, будто снег,
     Чтоб чище стало жизни поле
     Без посягательства на волю,
     На мирный сон, на стих чужой,
     Имея собственное мненье,
     Где радость или удивленье
     Не ради выдумки большой.


     Когда эмоции бурлят,
     Молчит главенствующий разум,
     И все, нахлынувшее разом,
     Смешать готово звукоряд
     В сентиментальных переливах.
     Обиды слез и слез счастливых
     В сумятице не различить,
     Тогда зачем такое чтить?!
     Где не бесценной правды лептой,
     А бестолковостью аффектов
     Стих переполнен, как сосуд,
     Там строки ценность не несут!
     Они милы и благозвучны
     И в чем-то могут быть сподручны
     (Засыплют люди похвалой,
     Коль стих не жалит им пчелой
     Расположившуюся душу.
     Он ублажает?.. Значит, служит!).
     Чему-то служит, может быть,
     Но как легко его забыть!..


     Я не хочу служить строкой,
     Завуалировав пороки!
     С таких стихов не много прока,
     С них не понять, кто ты такой,
     Писал по веянию ль моды
     Или злословящим в угоду,
     Чтоб не попасть им на язык,
     По их вине не кануть в Лету,
     Иль быть обставленным за это,
     Потом вздыхать и прятать лик.
     Преподноси, Пегас, уроки
     И вдохновляй меня на строки,
     В которых все совмещено
     В ключе бесценной середины,
     Где разум с чувствами едины,
     Повествование умно,
     Слова чисты и многозвучны,
     В сердца, как в цель, ложатся кучно,
     Их пробуждая и маня
     Творить добро на радость ближним
     В борьбе с бессмысленным и лишним,
     Да будут строки – как броня!



   Аполлон и Дафна
   По поэме Овидия «Метаморфозы»

 //-- 1. --// 

     Гордый победой стоял Аполлон над убитым Пифоном
     – Страшным чудовищем, посланным Герой, супругою
     Зевса
     (Ревность житья не давала верховной богине Олимпа,
     Душу ее распирало желание каверзной мести).
     Ширь огласила победная песнь, что зовется пэаном,
     Вторили голосу бога кифары звенящие струны.
     Вот и свершилось отмщенье за муки прекрасной
     Латоны,
     Жизнь даровавшей ему и сестре-близнецу Артемиде,
     Зачатым Зевсом, пылающим пламенем страстной
     любови
     К нежной богине, живущей на севере с вечной весною
     В дивной стране, испокон именуемой Гипербореей,
     Росами плачущей после изгнанья Латоны Пифоном.
     В сторону очи отвел Аполлон, вскинув крыльями
     брови,
     С губ, что очерчены волей, нежданной слетела улыбка:
     Рядом с собой он увидел прелестного бога Эрота,
     Розовощекого бога любви, что рожден Афродитой.
     Маленький лук золотой он натягивал ловко и споро,
     Высунув свой язычок по причине большого усердства.
     Смехом безудержным Феб-Аполлон изошел, как
     мальчишка,
     Счастье победы смешав с удовольствием видеть
     бутуза,
     Тщетно желавшего крошкой-стрелой подсобить
     кифареду,
     Жаль, опоздал!.. В невезенье своем еле сдерживал
     слезы,
     Пухлой ручонкой кудряшки вовсю теребя от
     смущенья.
     Вот он с обидой взглянул на хохочущего Аполлона –
     Мягкие детские губы сомкнулись в жестокости зрелой,
     Взглядом колючим, недобрым сменилась
     растерянность лика.
     – Надо ль тебе этот лук и разящие до смерти стрелы,
     Юный посланник и сын золотой Афродиты-богини?..
     С грозным оружием детям играть, постреленок,
     негоже,
     Лучше уж мне предоставь это трудное дело мужское!
     Ты еще мал, чтобы славой делиться со мной,
     стреловержцем,
     Знай свое место – взрослей поскорее, богов почитая!
     Может, когда-то и ты без труда одолеешь Пифона
     И воспоешь под кифару пэаном большую победу.
     Молвил с обидой Эрот, изменившись в обличье
     донельзя,
     Будто сквозь зубы выдавливал каждое вещее слово:
     – Стрелы твои, Аполлон, несомненно остры и
     послушны,
     Но и мои не слабее ничуть на дорогах отмщенья.
     Крылья расправил златые – и тут же в мгновение ока
     Прытко взлетел на Парнас, одержимый жестоким
     решеньем.
     Нервные руки колчан приоткрыли в немыслимой
     спешке,
     Парою стрел ограничил Эрот арсенал для обстрела:
     Первой стрелой, вызывающей жажду любовной утехи,
     Сердце пронзил с наслажденьем в могучей груди
     Аполлона.
     Тут же вторую стрелу, что любовь убивает, как зверя,
     Дафне отправил, красавице нимфе, прекрасной, как утро.

 //-- 2. --// 

     Вскоре дороги свели Аполлона и юную Дафну –
     Дрогнуло гордое сердце сереброголосого бога.
     Только взглянула веселая Дафна в глаза кифареда –
     Ужас объял беззаботной смуглянки невинную душу.
     С места сорвалась и, будто бы ветром гонимая в
     спину,
     Прочь унеслась, раня ноги босые об острые камни.
     – Стой! Не беги от меня, о прекрасная образом дева!
     Шею твою лебединую в кровь исцарапал терновник!
     Что ж ты бежишь и бежишь, как от жадного волка
     овечка?..
     Стой, не беги! Я не враг и не смертный пастух!
     Аполлон я!
     Слышишь, я сын громовержца! Взгляни на меня – и
     полюбишь!..
     Дафна неслась, за слезами не видя горбатой дороги,
     К богу речному, отцу своему, наконец, возопила:
     – О, помоги мне, отец мой Пеней, я же знаю – ты
     можешь!..
     О, расступись и прими меня, матерь-земля наша Гея!..
     Ах, отнимите скорей у меня ненавистный мой облик,
     Он причиняет мне, слишком заметной, большие
     страданья!..
     Только вскричала слова эти горькие бедная Дафна,
     Тотчас услышала, как онемели усталые члены,
     Рыжей корою покрылось ее белоснежное тело,
     Волосы, тут же в листву обратившись, шуршали
     тоскливо,
     Руки, поднятые к небу, качнулись живыми ветвями.
     Долго стоял кифаред перед лавром, дивясь непомерно,
     Вот, наконец, он со вздохом промолвил: – Прекрасная
     Дафна!
     Пусть же листва твоя вечнозеленая не увядает,
     Буду лавровым венком украшать поутру свои кудри,
     Тонкие ветви твои мне прикрасят колчан и кифару, -
     Будешь ты вечной частицей природы и мною
     любимой.


     Что-то шептала в ответ Аполлону притихшая Дафна,
     Нежно листвою касаясь и вправду прекрасного бога.