-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Алла Андреевна Кузнецова
|
|  Арифметика жизни (сборник)
 -------

   Алла Кузнецова
   Арифметика жизни. Избранное


   О как мы просто узнаём по злым приметам злые годы



     Вновь является детство ко мне,
     Чуть коснувшись моей седины,
     И опять я пишу о войне,
     Потому что я родом с Войны.


     В опаленном начале судьбы
     Несмываема горя печать,
     Я не в силах об этом забыть
     И не вправе об этом молчать!



   Рождённые тишиной


     Живу, казнённая войной
     В своём безрадостном начале,
     В строке, рождённой тишиной,
     Ловлю вкрапления печали.


     Уйду в былое с головой,
     Лист исписав не без помарок, —
     И стынет в луже восковой
     Свечи заплаканный огарок.


     Забыть иль помнить – мне видней!
     Страница – прошлого набросок.
     Я не корректор горьких дней,
     Я их усталый отголосок.



   «В глухом углу родного сада…»


     В глухом углу родного сада,
     Где ярких маков пышный сноп,
     Теснился долго у ограды
     Полуразрушенный окоп.


     Достался времени в наследство
     Остаток злых военных гроз
     Как память раненого детства,
     Как символ материнских слез.


     В нем не бойцы стояли насмерть:
     Туда от взрывов и смертей
     Водила мать одетых наспех
     Всех четверых своих детей.


     И зависала жизнь на нитке,
     Час ожиданий страх верстал,
     Усердно лаяли зенитки
     И рев моторов нарастал,


     Носились огненные смерчи
     Среди кварталов городских…
     И, все-таки, спасла от смерти
     Мать четверых детей своих!


     Теперь окоп с землей сравнялся,
     И, виноватый без вины,
     Он только в памяти остался
     Страницей ужасов войны.


     Взгляну – и вспомню поневоле
     Огонь и дым минувших дней
     И все, что выпало на долю
     Солдатки, матери моей.



   «Как мы играли и чем мы играли…»


     Как мы играли и чем мы играли
     В сожженном, растерзанном нашем квартале?!.
     Патронами, пулями, гнутою каской,
     В подбитые танки влезали с опаской,
     Лепили “фашиста” из глины и пыли
     И все по порядку скакалкой лупили.
     Горланили песни, играя в победу, —
     “Землянку”, “Катюшу”, “Ты ждешь, Лизавета”…


     Как мы страдали! О, как мы страдали
     В сожженном, растерзанном нашем квартале,
     Когда истощенные мамы болели
     И бабушек лица под утро белели,
     И плакали люди надсадно и жутко,
     И есть нам хотелось до боли в желудке.
     Несчастного детства несчастные дети…
     Где рвутся снаряды, там счастье в запрете.



   «…У дороги лебеда…»


     …У дороги лебеда,
     У дороги зелена —
     Наша скудная еда
     (Что поделаешь, война!).
     Тащит память дни мои,
     Где убожество стола
     И старания семьи,
     Чтобы я не умерла:
     Каждый хвалит и жуёт,
     Не щадя зубов и щёк,
     Братик Димочка суёт
     Мне под нос свой кулачок:
     – Только, дурочка, не съешь —
     Обязательно умрёшь!
     Правда, мама, коржик свеж
     И на хлебушек похож?
     Мама говорит:
     – Ну да!
     Что на свете есть вкусней?!
     Лебединая еда!
     Пища белых лебедей!
     Нина, старшая сестра,
     Две косички за спиной,
     Вдруг на цыпочках пошла
     Лебедёнком предо мной.


     Зазевалась – и молчу,
     Слёзы сохнут на щеках,
     И поменьше стал чуть-чуть
     Коржик в маминых руках.


     Вспомню это – к горлу ком!
     И чем старше, тем больней…
     Промокну глаза платком,
     Повздыхаю в тишине,
     Подойду к стеклу окна,
     Мирным днём печаль дробя…
     Ах, проклятая война,
     Только б не было тебя!



   «Страницу памяти открою…»


     Страницу памяти открою —
     Зима, декабрь, число второе…
     Последние бои за город…
     Ночь, и мороз ползёт за ворот.


     Мы выскочили, в чём стояли,
     И в лютой стуже грели души
     Надеждой той, что нам вселяли
     Непревзойдённые «катюши».


     Кричала мама нам: – Смотрите!..
     На небо!.. Справа от черешни!..
     Глядели все, и каждый видел,
     А я не видела, хоть тресни!


     В желанье «сполохи» увидеть
     Хотелось плакать, стать повыше,
     Но, чтобы маму не обидеть,
     Кричала тоже: «Вижу!.. Вижу!..»



   «Когда задачи в битвах жарких…»


     Когда задачи в битвах жарких
     Почти что были решены,
     Американские подарки
     Давали сиротам войны.


     И мама принесла в корзинке
     Для нас подарок дорогой,
     Сказала: – Вот они… ботинки…
     День отстояла, а на кой?..


     Ни мне, ни вам не надо, дети,
     Такие штучки не для нас!..
     Снесу певице Лизавете,
     Пожалуй, будут в самый раз!


     А я, с кровати спрыгнув ловко,
     Прилипла к маме: «Не ходи!..»
     И ярко-красные обновки
     Прижала к худенькой груди.


     И мама, подавляя вздохи,
     Сказала, глядя на меня:
     «И правда!.. Что ж искать пороки
     В зубах дарёного коня?!»


     Она совсем не возражала,
     Весёлой радуясь возне,
     А я обулась и сказала,
     Что башмаки как раз по мне!


     Потёрла тряпкой для порядка,
     Была беда невелика,
     Что от коленки и до пятки,
     Как и от пятки до носка!..



   «Нас безотцовщиною звали…»


     Нас безотцовщиною звали
     В те дни, что ныне далеки,
     А мы отцов годами ждали
     Всем похоронкам вопреки.


     Порой дерзили и грубили,
     Ожесточившись от обид,
     И сверстников своих лупили
     За то, что скажут: – Он убит!


     И не могли с бедой смириться,
     Бунтуя, детские сердца,
     Поверить – значит согласиться
     И сразу потерять отца.


     Ушло в былое лихолетье
     Родной отеческой земли,
     Живут войны минувшей дети,
     Что безотцовщиной росли,


     Хранят семейные преданья,
     В которых правда об отцах,
     Лелея чудо ожиданья
     В давно заждавшихся сердцах.



   «Мы умели расти…»


     Мы умели расти
     и счастливым несчастное детство
     Делать как-то случайно,
     не вникая в злой истины суть.
     Хоть достались беда,
     похоронки да бедность в наследство,
     Но смеяться умели,
     внушая друг другу: «Забудь!..»


     Вспоминаю бассейн,
     нас манивший водицею пресной,
     Зарывали друзей до ушей
     в золотые пески,
     Откровенно в ответ
     на удары судьбы интересной
     Хохотали до слёз
     и прощали обиды долги.


     Но сжимает дыханье
     каким-то невидимым тромбом
     При свиданиях с детством
     под отзвуки страшных боёв,
     Где бассейн – не бассейн,
     а воронка от авиабомбы,
     Что наполнена ливнями
     щедро, до самых краёв!


     Где прибрежный песок —
     просто тёплая пыль у дороги
     (Заявлялись домой,
     представляя собой чертенят),
     А удары судьбы —
     это «пряники» мамочки строгой,
     Что в кадушку с водой
     окунала нас всех, как щенят…


     Умудрялись расти
     и счастливым несчастное детство
     Делать как-то случайно
     в безотцовщины горьком кругу.
     Нам достались беда,
     похоронки да бедность в наследство —
     Всё, о чём я теперь
     ночью вспомнить без слёз не могу.



   С любовью и памятью


     Бывает, что память душе неподвластна
     И время с характером своеобразным
     Сметает, что было, забыв сохранить, —
     И нами теряются даты и лица,
     Тихонько стираются жизни страницы
     И рвётся бесценная прошлого нить.


     Седой ветеран! Расскажи своим внукам
     И правнукам всем, их друзьям и подругам
     О том, что ты помнишь, что выстрадал сам!
     Ты ныне – Истории главный свидетель,
     Ты двигал те годы к Великой Победе
     По страшным, «жестокой войны» адресам!


     Пусть тянутся к миру, к добру наши дети,
     Пусть гимны слагают и вам, и Победе,
     Пусть любят Отчизну, как любите вы!
     Пусть ваше далёкое станет им близким,
     Пусть мимо воздвигнутых вам обелисков
     Они не пройдут, не склонив головы!



   «Я не знала отца. Мне совсем ещё было немного…»


     Я не знала отца. Мне совсем еще было немного,
     А война ворвалась, отбирая отцов у детей,
     И когда он шагал по суровым военным дорогам,
     Я впервые сумела пройти от стола до дверей.


     Но, не зная отца, я его бесконечно любила
     И ждала терпеливо, совсем не по-детски, без слез.
     Все старалась забыть, что старик – почтальон молчаливый
     Похоронку в наш дом перед самой победой принес.


     Я на жизни дороге счастливый ждала перекресток —
     Годы шли полосою, где нет ожиданьям конца,
     Ожидала ребенком, серьезной девчонкой – подростком,
     Сколько помню себя – я всегда ожидала отца.


     Только взрослой совсем мне поверить пришлось наконец —
     то
     В то, что павшим в боях никогда не подняться с земли…
     Тянет сердце к одной из солдатских могил Будапешта
     И цветут тополя и кричат по весне журавли.


     Мне порой нелегко, но никто эту тяжесть не снимет,
     Встречи ласковый миг тихим счастьем приносит мне в
     сны
     Дорогой мой отец, мой родной, долгожданный, любимый,
     Не пришедший ко мне с той зловещей проклятой войны.



   «В беде и неудаче…»


     В беде и неудаче,
     Когда душа горит,
     Бывало, что заплачу,
     А мама говорит:


     «Нам сырости не надо,
     Не плачь, не смей реветь!
     Ведь ты – дитя солдата,
     Так научись терпеть!»


     Росла под звуки града
     Зениток во дворе,
     Не в доме так, как надо, —
     В окопе, как в норе,


     Среди глухих раскатов
     Злых рукотворных гроз:
     «Ты, дочка, – дочь солдата,
     Так обходись без слез!».


     В строю многоголосом
     Живу, завет храня,
     Истерика да слезы —
     Совсем не для меня!


     Душою цепенею,
     Но в горе промолчу,
     О маме сожалея,
     Дитя свое учу:


     «Нам сырости не надо,
     Не смей, малыш, реветь!
     Ведь ты же – внук солдата,
     Так научись терпеть!».



   Необходимость


     Как-то, помню, у скамьи садовой,
     На мои колени опершись,
     Сын спросил без всяких предисловий:
     – Мамочка, а кто такой фашист?


     Чёрной краской, самой жёсткой кистью,
     Не щадя предплечья и плеча,
     У дымящей кучи старых листьев
     Я творила образ палача:


     Голосом, доходчивым сравненьем,
     Злой обидой, что во мне жила,
     С явным нескрываемым презреньем
     Нелюдей клеймила, как могла!


     Понял сын!.. И будет внук когда-то
     Задавать вопрос подобный мне,
     Я отвечу! Потому что надо,
     Чтобы знали внуки о войне!


     Обо всём, что было, слово в слово,
     Дань отдав Победы торжеству,
     Правнукам своим твердить готова
     (Если я, конечно, доживу!).



   На Зееловских высотах


     Мне надоели и жара, и транспорт,
     И теплая из термоса вода,
     Но хорошо, что по пути на Франкфурт
     Мы, все-таки, заехали сюда.
     Не в первый раз высоты эти вижу,
     Но, как всегда, коснусь рукой травы —
     И станут мне еще родней и ближе
     Солдаты страшных тех сороковых.
     Им передам с теплом своих ладоней
     Признательность отеческой земли,
     Любовь и скорбь родительского дома,
     Где чувство ожиданья сберегли.
     От имени живых, что так не близко,
     Любых сословий и краёв любых,
     Рассыплю по земле у обелиска
     Букет из незабудок голубых,
     Скажу слова, которых нет дороже,
     За всех родных, любимых, жен и мам,
     А теплый ветер, осушив мне слезы,
     Их понесет по памятным холмам.
     И станет вероятнее надежда,
     Что руки неизвестного гонца
     Кладут цветы вблизи от Будапешта
     На землю, приютившую отца,
     Что кто-то там, как я, попричитает,
     Подставив ветру мокрые глаза,
     И упадет, пусть самая скупая,
     Но все же наша, русская слеза.



   И никаких тебе запретов!


     Мы родом из войны, мой милый,
     И судьбы – как судьба одна,
     И как война нас ни давила,
     Но нами пройдена она.


     Отцы дарили нам надежды
     (Для сердца – чувственный запал),
     И мой, что пал под Будапештом,
     И твой, что без вести пропал.


     Мы ждали их под крыши дома
     И не хотели вспоминать,
     Что чей-то почерк незнакомый
     Издал запрет на право ждать.


     Нас ожидание, как прежде,
     Будило в сонной тишине,
     Мы всё же верили надежде,
     Не веря смерти и войне.


     И никаких тебе запретов!
     Отец – солдат с тобой, со мной,
     Мы ждём их, ждём зимой и летом,
     Они торопятся домой


     В свой отчий край, к любимой, к детям,
     Успев других опередить…
     Закона нет на белом свете,
     Чтоб ожиданье запретить!



   Ветеранам


     Быстро годы промчались,
     Но солдат есть солдат:
     Повторись всё сначала —
     Вновь прошёл бы сквозь ад,


     Тот, где падал и рьяно
     Поднимался с земли,
     У судьбы ветеранов
     Есть законы свои!


     Пусть бы жили подольше,
     Пусть бы жили под сто,
     И не надо нам больше
     Чёрных плит и крестов,


     Пусть шагают по тверди,
     Вспоминая бои…
     Очень жаль, что у смерти
     Есть законы свои!


     Их всё меньше и меньше,
     Этих стареньких лиц,
     Где во всём отболевшем
     Суть бессмертных страниц,


     И живущим, и павшим
     Поклонись до земли —
     И у памяти нашей
     Есть законы свои!



   Старушкам Ленинграда


     Не Эрмитаж, не парки и сады,
     Не новостроек дерзкие громады,
     Не над Невой зависшие мосты,
     А именно старушки Ленинграда
     Меня волнуют более всего!
     Любовь и нежность, грусть и сожаленье
     Моё переполняют существо,
     Когда гляжу на них с благоговеньем.
     Не безвозвратность лет, ушедших прочь,
     Не красота увядшая волнует,
     А весь тот груз, который им пришлось
     Нести сквозь жизнь, что ныне торжествует.
     Не всем досталось счастье – быть в живых
     (Да будет пухом им земля родная!..),
     На мёрзлый камень берега Невы
     Кладу гвоздики, павших поминая.
     А тем, кто жив, белёным сединой,
     Пусть будет мир достойною наградой.
     Поклон вам всем что ни на есть земной,
     Бесценные старушки Ленинграда!



   Мужество


     Блокадник может поделиться,
     Он этот ужас видел сам:
     Блокадой выпитые лица,
     Читаемые по глазам,


     И шаг замедленный, где метры
     Осиливает человек
     (Наклон вперёд, как против ветра, —
     И тихо падает на снег…).


     Он помнит полумёртвый город,
     Где Смерти правая рука —
     Невыносимый страшный Голод,
     Союзник лютого врага…


     Как бомбовозы шли армадой,
     Прицельно, планово бомбя,
     Жгли продовольственные склады,
     Чтоб город «выжрал сам себя».


     Он может вспомнить злую долю,
     Где и без боя, как в бою,
     Когда несломленную волю
     Внёс в биографию свою,


     И дух надеждой поднимая,
     Всё выстоял, коль так пришлось,
     Тогда ещё не понимая,
     Что это Мужеством звалось.



   «Какой-то добрый кровельщик-чудак…»


     Какой-то добрый кровельщик – чудак,
     Перекрывая старый наш чердак,
     Мне крикнул сверху:
     – Эй, ловите дочку!
     Да приоденьте в новую сорочку,
     Ей столько лет, что замуж бы пора!
     И сбросил куклу на траву двора.


     Она в густой траве ничком лежала.
     Я, чувствуя, как комом горло сжало,
     Взяла своё бесценное наследство —
     Подружку из расстрелянного детства,
     И, отойдя к сиреневым кустам,
     Щекой прижалась к крохотным устам…


     Когда беда вошла в наш мирный дом,
     Когда война затмила всё кругом,
     Мне куклу из тряпицы сшила мама,
     Дрожащими от голода руками
     Улыбчивый нарисовала рот.
     В том сорок первом мне сравнялся год…


     Ну, здравствуй, детства маленький свидетель!
     Ты видишь – мирный день погож и светел,
     Шумят хлеба, кругом цветут сады.
     Живи теперь без горя, без нужды,
     Назло врагам, назло смертям живи,
     Как память нежной маминой любви.



   Книга памяти


     На страницах книги старой —
     Время, канувшее в Лету,
     Тихо дремлют мемуары
     Сотворивших нам Победу.


     Там вписался звон награды
     В богом проклятые годы
     И сроднились боль утраты
     С буйной радостью свободы.


     И людей ушедших лица
     На обложке светло-синей
     Проступают, как живица
     На сосновой древесине.



   Жестокие новости


     Усердно пишут грязный том
     Любители смертей,
     Приходят новости в мой дом,
     Приносят плач детей,


     Осиротевших матерей,
     Руины городов,
     Опять листки календарей
     Пропитаны бедой.


     И вновь печаль моя со мной,
     И снова мысль сквозит,
     Что кто-то крутит шар земной,
     А кто-то – тормозит.



   Тополь

   … требуются работники
   От 18 до 40 лет…
 (Из объявления)


     За окном жужжание и топот —
     Автовышка, пилы, старый тополь…
     Расчленяют ветви пышной кроны,
     Носятся над гнёздами вороны.


     – Люди, жив я!!! Ни дупла, ни тлена!..
     Защищал собою ваши стены!..
     Старикам в жару дарил прохладу
     За терпенье в страшную блокаду!..
     Всем нам хватит солнца и свободы,
     Мне привычно мерить жизни годы!..


     Но никто над тополем не сжалился,
     Провинился тем, что он… состарился.



   Ищу на страницах


     Чтоб сердце не стыло от будничной прозы,
     А память хранила солдатские лица,
     В кипенье поэзии многоголосой
     Я Друниной строки ищу на страницах.


     Чтоб помнить всегда, что бессмертное слово
     В судьбе человека весомей, чем годы,
     Живут во мне строки Сергея Орлова
     И многих других, добывавших свободу.


     Живут ваши строки красиво и долго,
     Любимые мною поэты в шинели,
     Как чистые росы на ржавых осколках
     Тех страшных боёв, что давно отгремели.



   Петушки
   (быль)

 //-- 1 --// 

     Ирисы (в народе – петушки)
     В рост идут, как только снег растает,
     Сабельками листья прорастают,
     Облачком лиловым – гребешки,
     Дружно зацветают петушки!..


     …Городской окраиною нашей
     Танки шли гнетущим душу маршем
     В поле, за пшеничный горизонт,
     Не по дням, а по часам коротким
     Изменялись линии и сводки,
     На восток, к Москве, катился фронт,


     Босоногая ребячья стая
     Обгоняла танки, пыль глотая,
     Молча вслед глядели старики:
     «Наш ли воин отступает битым?» —
     Женщины кривились от обиды,
     Поправляя чёрные платки.
     Трудный час, который страшно вспомнить!


     Нет, не час – недели, месяца
     Те, что были (помни, память, помни!)
     Пыткою для каждого бойца,
     Старика ли, женщины, подростка —
     Всех, кто был способен понимать
     Тяжесть слов, безжалостных и жёстких:
     «Отходить», «сдавать» и «оставлять».

 //-- 2 --// 

     Сняли парня с танка экипажем,
     В крайний дом внесли: «Спаси, мамаша!
     Где теперь разыщешь лазарет?!.
     Так уж вышло, вновь открылась рана,
     Нету сил глядеть на капитана —
     Постоянный жар да тяжкий бред.»
     Женщина сорвала покрывало:
     «Горе наше общее, – сказала, —
     Здесь вот и кладите на кровать!
     Разве может быть сейчас иначе?..
     Боже мой, да он совсем ведь мальчик,
     Нашим старшеклассникам под стать!»
     Лоб горячий тронула губами,
     Нежно убрала вихор упрямый.
     «Настрадался, мой ты золотой!..
     Четверо своих, он будет пятым!
     Что же вы нахохлились, галчата?
     Ну-ка, живо к речке за водой!»

 //-- 3 --// 

     …Он очнулся, взглядом изумлённым
     Поглядел на потолок белёный,
     Ходики увидел на стене,
     Низкое окно с открытой рамой,
     Ветку вишни с красными плодами,
     В непривычной доброй тишине
     Шлёпанье какое-то услышал,
     В уголке заметил чубчик рыжий
     Занятого делом малыша:
     В пол ботинком вбить стараясь гвоздик,
     Он пыхтел и хмурился от злости,
     Ножки под себя смешно поджав,
     Повернулся в сторону кровати,
     Подошёл несмело: «Здравствуй, дядя!» —
     По мужски ладошку протянул,
     Молвил так серьёзно: «Меткий Митя!
     А тебя – я знаю! – дядя Витя!»
     Живо подтянул к кровати стул,
     Чинно сел, ладошки – на коленки,
     Луч заката заскользил по стенке —
     Засмотрелся. Вдруг к дверям стрелой:
     «Мама! – закричал, слова глотая, —
     Он уже совсем не умирает!
     Слышишь, мама? Он уже живой!»

 //-- 4 --// 

     Как тянулась трудная неделя!..
     День, что год, то стон, то жаркий бред!
     Женщина встречала у постели
     Мало обещающий рассвет
     С выжиданьем – что сегодня будет?
     С мыслями – придётся хоронить…
     И с досадой, что живые люди
     Ничего не могут изменить.
     Всем на свете поделиться можно,
     Подарить и просто дать взаймы,
     Только вот здоровьем – невозможно,
     Даже между близкими людьми.
     И ещё нельзя делиться жизнью,
     Словно хлеб, разрезать на двоих
     И сказать: «Зачем же долго жить мне,
     Коль минуты сочтены твои?!.


     И делилась мать, чем было можно:
     Лаской, хлебом, козьим молоком,
     Сном, надеждой, словом осторожным
     О друзьях, что дальше шли с полком,
     Тишиной и свежести вечерней,
     Добротою из ребячьих глаз,
     Митиным вопросом: «Он ничейный?»
     И ответом Леночки: «Он наш!»
     Чистым взглядом самой старшей, Нины,
     Тихой, словно утренний рассвет,
     Тёплыми ладошками Алины,
     Маленькой, которой года нет.
     Всем делилась: травами, плодами
     Теми, что пошли здоровью впрок,
     Да прокипячёнными бинтами,
     Чтоб сумел он выйти за порог,
     Чтоб сумел он, крепко встав на ноги,
     Продержаться на семи ветрах
     Беспощадной фронтовой дороги,
     Где лютует ненавистный враг,
     Мстить за вероломное коварство,
     За людей, что в битвах полегли…
     Да спасёт его её лекарство,
     Налитое соками земли!

 //-- 5 --// 

     На развилке двух степных дорог,
     Пыльных, тёплых, далеко зовущих,
     Расставались двое. Ветерок,
     Вольный, своенравный, вездесущий
     Разнотравье рядом шевелил,
     Мчался на загривке у пшеницы,
     Копошились толстые шмели
     В запоздалом цвете медуницы…
     Но влюблённым было не до них:
     В грозовом безжалостном рассвете
     Мир сошёлся клином на двоих
     (Кто себя не помнит в годы эти?!).


     Он сорвал пушистый стебелёк:
     «Ну-ка, желтоглазая, поведай,
     Возвращусь ли к милой на порог,
     Чтобы вместе праздновать победу?»
     Медленно кружились лепестки,
     Вот и вся ромашка облетела!..
     И глазами, полными тоски,
     На танкиста девушка глядела.

 //-- 6 --// 

     Петушки, мои вы петушки!..
     Дружные, живучие на диво,
     Нёс вас от излучины реки
     Молодой танкист. Неторопливо,
     Слабость пересилив, пряча боль,
     Во дворе, где жизнь ему вернули,
     Посадил, чтоб помнили его,
     Улыбнулись или же всплакнули,
     Разминал руками чернозём
     Тёмный, жирный, щедрый урожаем —
     Нежным корневищам новый дом
     Подарил, любя и обожая
     Этот двор и женщину, что в нём
     Поднимала ребятню без мужа.
     Пусть растут, а он придёт потом,
     Завершив дела, которым служит.

 //-- 7 --// 

     Петушки, мои вы петушки!..
     Сколько лет прошло, а вы всё те же!
     Торопились наперегонки
     Расцвести и девушку утешить,
     Как она любимого ждала,
     Веря в то, что вместе загадали!..
     Не вернулся – и обида жгла,
     И надежда таяла с годами
     Время лечит, жизнь берёт своё,
     Заглушая боль и неудачи,
     Порастает прошлое быльём —
     Хорошо, что так, а не иначе!

 //-- 8 --// 

     Петушки, мои вы петушки!
     Нежная история живая!..
     Вспоминая домик у реки,
     Вас я непременно вспоминаю,
     Вижу потемневшее крыльцо,
     Старой мамы согнутую спину,
     Женщину, похожую лицом
     На мою сестру родную, Нину.
     Маленький, уютный отчий дом,
     Нет тебя и никогда не будет —
     Вырос новый дом на месте том,
     Поселились в нём чужие люди,
     Много лет как мама умерла
     (Нет её единственной и милой!),
     В августе, оставив все дела,
     Ездили мы к маме на могилу.
     Облачком лиловым петушки
     Нас встречали дружно у ограды,
     Правнуки цветов, что у реки
     Много лет назад росли когда-то.
     Прошлое упрямо теребя,
     Поминали парня добрым словом,
     Первый день былого сентября
     Всё о нём поведал в свете новом.

 //-- 9 --// 

     Первый день, когда цветы горят
     И на клумбах, и в руках, и в классах,
     Звонкий день, когда учителя
     Объявляют старт на школьных трассах,
     Первоклашек за руку ведут —
     И во всём торжественность, парадность,
     День, когда, наткнувшись на беду,
     Вдребезги разбилась наша радость.
     И сестра, которой нет добрей,
     Цепенея в горе, мимовольно
     Сжала руку дочери своей
     (Так, что та взмолилась: «Мне же больно!»),


     Замерла, не отводя лица,
     Глаз не отрывая от портрета —
     Переснятой карточки бойца,
     Видно, с комсомольского билета.
     «Он, конечно он! Сквозь годы мчась,
     Продолжает жить на школьном стенде!..»
     И бледнея, и боясь упасть,
     Сжав виски, плечом прижалась к стенке.
     И с улыбкой юноша смотрел,
     Словно смерти не было и горя,
     Но кричала надпись, что сгорел
     Капитан-танкист в бою за город…


     Петушки, мои вы петушки!..
     Вновь и вновь иду к вам на свиданье,
     Чтоб коснуться ласково строки
     Нашего семейного преданья.




   Над природой нет земных царей



     Ещё чуть-чуть весны —
     и вновь наступит лето,
     И в ночи, что белы,
     погасят ламп огни…
     Из истин прописных
     мне по сердцу вот эта:
     Люби свой отчий край,
     люби и сохрани!



   Месяца и люди


     Плакса – март… Январь трескучий…
     С перемётами – февраль…
     Тёплый май, где тучи кучей,
     Гром расшатывает даль!


     А июль!.. Весь яркий, модный,
     Солнца жаркая латунь…
     И ни тёплый, ни холодный
     Скромный северный июнь.


     Нет ни капли сумасбродства!
     Всё за должное прими…
     А заметили ль вы сходство
     Между ними и людьми?


     Может быть, рождённый в мае
     Принял мая волшебство?
     Мой – сентябрь, и я – то знаю,
     Что похожа на него!



   На все времена


     Стучит в окно сырое время года,
     Оно пришло – и чти его, не чти,
     Опять на слёзы щедрая погода
     Развесила над городом дожди.


     Кропит сады, усердно моет камень,
     Старается за совесть, не за страх,
     Придёт зима – поделится снегами,
     Взорвав лавины где-то в облаках.


     Весна заставит снег ручьём крикливым
     Сбежать в овраги талою водой,
     И тех, кто не умеет быть счастливым,
     Утешит одуванчик золотой.


     Разбудит лето дремлющие дали,
     Согреет зелень, волны и песок,
     И если вы от осени устали,
     Прочтите этот стих ещё разок!



   «Властью осени холодной…»


     Властью осени холодной
     Зелень трав набелена,
     Пышногрудой и дородной
     В небо выползла луна,


     И рябина (сняв сорочку),
     Серьги меряя под ней,
     Развязала узелочки,
     Что на памяти моей.


     Как давно всё это было!..
     В мёдом пахнущих сенях
     Подарил мне серьги милый
     С клюквы брызгами в камнях,


     Примерял на сеновале
     При оранжевой луне,
     Только… голуби склевали
     Радость, даренную мне.



   «Мыл реку туман…»


     Мыл реку туман
     сизой ветошью,
     Да явилась ночь
     тёмной ретушью,
     Ночь осенняя,
     слишком ранняя,
     Что свела на нет
     те старания.


     Ты прости, туман,
     ночи вольницу,
     Пусть надеждою
     сердце полнится:
     Речку вымоешь
     с первым солнышком —
     Жизнь покажется
     спелым зёрнышком.


     Подави печаль
     разумением,
     Где трудом бери,
     где терпением,
     В жизни каверзной
     то лишь значимо,
     Что судьбой твоей
     предназначено.


     А его – не счесть
     днями долгими
     С пересудами,
     с кривотолками,
     Понатыкано,
     понавешано,
     Где горошина,
     где орешина…



   «Щадя покой утиной стаи…»


     Щадя покой утиной стаи,
     Где бересклеты и лоза,
     На пне замшелом восседаю,
     Напялив кепку на глаза.


     Здесь тихо-тихо!.. Тень косая
     От сосен тянется ко мне,
     И ноты птичьи, зависая,
     Скользят по ёмкой тишине.


     Несёт паучьи волоконца
     Сентябрь Покрову на холсты,
     И бабьелетовское солнце
     Усердно греет с высоты.


     Земли прибрежная полоска,
     Что между лесом и волной!..
     Ты в красоте своей неброской
     Покоем делишься со мной.


     Врачуешь душу, отмывая
     От каждодневной суеты,
     Лишь здесь дорог моих кривая
     Устало падает в кусты.


     Не тороплюсь!.. И будто снится,
     Что в сердце спрятано на дне:
     Мой отчий край, родные лица,
     Теперь живущие во мне.



   «Нарядилась верба в жёлтый плат…»


     Нарядилась верба в жёлтый плат
     На поминки ласкового лета,
     Сквозь восхода палевый оклад
     Уголок мой розового цвета.


     Здравствуй, сердцем признанный уют,
     Погрустневший в медленном рассвете!
     Соловьи о счастье не поют,
     В камышах покоит крылья ветер.


     Шла к тебе, осилив лужи вброд,
     Сквозь кусты, что в блёстках бриллианта,
     Во «дворце» моём – переворот,
     А на «троне» – рыжая команда!


     Приоденусь в плащ до самых пят,
     Что живёт сто лет на белом свете,
     И корзинку, полную опят,
     Соберу на радость всем соседям.



   Гнездо


     Когда весна ваяла кроны
     Видавших виды тополей,
     Гнездо мостили две вороны,
     Как стены крепости своей…


     …Сегодня жалит день ветрами
     И треплет кроны тополей,
     И на стекло оконной рамы
     Рыдает дождик – водолей.


     Гремит железо старой крыши,
     Погоду скверную виня…
     Иду к окну – и то, что вижу,
     Ложится камнем на меня:


     Как будто страшную расплату
     Содеял рок на том гнезде,
     Что ветра шквалами распято,
     Как древней карой на кресте.


     Ворона в панике, и с горя
     Кричит в предзимье непростом…
     И я пернатого изгоя
     Пустить готова в тёплый дом.



   Листопад


     Укрылась земля шелестящей периной,
     Деревьев стволы отражает витрина,
     Да голых ветвей поскучневшие плети
     Качает упрямо назойливый ветер.


     Листвой пожелтевшей отплакали кроны,
     В садах только хвоя осталась зелёной,
     И дремлет тихонько в явлении этом
     Причина известная бабьего лета:


     Дары листопада, слежавшись, сопреют
     И землю остывшую снова согреют,
     И в этом тепле, что ударилось оземь,
     Отступит на время холодная осень…


     Я греюсь в лучах этой мудрой природы —
     И мне бы, как листья, стряхнуть свои годы,
     Быть нужной кому-то и счастьем согретой,
     Прочувствовав бабье, но, всё-таки, лето!



   «Ещё зима не тронула воды…»


     Ещё зима не тронула воды,
     Припорошив мой рай со всех сторон,
     А по снежку – мышиные следы
     И чёрточки от крылышек ворон.


     А первый снег, как первая любовь,
     По-детски чист и памятно живуч,
     И кажется светлей родимый кров
     Без липкого дождя и хмурых туч.


     Продрогший лес, дороги и дома
     Земная ось от солнца увела,
     Засыплет снегом матушка-зима,
     Чтоб всё сумело выжить без тепла,


     Набросит безразмерный свой покров
     По ходу дел и праведных забот,
     А первый снег, как первая любовь,
     Страничкой нежной памяти живёт.



   После снегопада


     Такой желанный снег, что за ночь выпал,
     Не смёрзся, не слежался – чист и юн,
     Морозец слаб, но в жажде лужи выпил,
     Не дав напиться птице Гамаюн.


     Она уже прошлась по первопутку,
     Оставив нам автографы крестом,
     А кот Баюн сердился не на шутку,
     Следы сметая собственным хвостом.


     Не верите? И в этом наша разность!..
     А я вот верю, верю неспроста:
     В душе моей хозяйничает радость,
     Улыбка открывает мне уста.



   Лучик


     Сквозь баррикады туч,
     Давно забытых ветром,
     Пробился слабый луч,
     Осилив километры,
     Вошел в мое окно —
     И я глаза открыла,
     Желание одно —
     Единственное было:


     Поймать и удержать
     В руке дитя светила!
     Но лучик задрожал —
     И стало вновь уныло.
     Ушел, как и пришел,
     Негаданно, нежданно,
     Исчез, моей душой
     Любимый и желанный.


     И снова грусть и лень,
     Где никакой работы,
     Сулит декабрьский день
     На Питерских широтах.
     Стерпи, душа, беду —
     Тоскливый этот, нудный
     Период, что в году,
     Пожалуй, самый трудный.



   Штрихи и пятна


     Я согрела окно
     Лаской теплой ладони —
     Получилось пятно
     На серебряном фоне,
     И гляжу, как в кино,
     В мир, что дремлет и стынет
     То штрихом, то пятном
     В белоснежной пустыне:


     Это – пятна следов
     В сплошь засыпанных тропах,
     Это – пятна домов,
     Что увязли в сугробах,
     Дымных пятен клочки
     В поднебесье белесом
     Да косые штришки
     Прикорнувшей березы.


     Это все на меня
     Дышит добрым покоем,
     Вдохновляя, маня
     Сделать что-то такое!..
     Будит мысль о другом:
     Уходя, не сдаваться!
     Хоть пятном, хоть штришком
     На земле оставаться.



   Жажда жизни


     Зима, хоть гостья, виз не просит —
     Подмяла мир под свой бочок,
     Но лихо пляшет на морозе
     Упрямый живчик-родничок.


     Несовместим он с пеньем вьюги
     Своей натурой озорной,
     Всё сыплет брызгами по кругу,
     Ваяя панцирь кружевной.


     Живёт!.. Кипит медовым сбитнем
     (Не важно, молод или стар!),
     Чем злее день, тем очевидней,
     Что жажда жизни – светлый дар!



   Край Бажова


     Разгулялся ветер морозный,
     В буйной пляске души не чая,
     То ли небо качает сосны,
     То ли сосны небо качают?..
     И ещё разберись, попробуй,
     В этой белой кипящей куче —
     Опустились тучи к сугробам
     Иль сугробы взметнулись к тучам!


     А вчера было тихо и звёздно
     (Настоящая белая нега!),
     Так спокойно дремали сосны
     Под огромными шапками снега,
     Притаился сугроб волнорезом,
     Шла тропинка прямой бороздою,
     И висела лунища над лесом
     Раскалённою сковородою…


     Принимаю уральскую зиму
     Всей душой своею раскрытой!
     Край Бажова неотразимый,
     Где стучит оленёк копытом,
     Где Данила в избушке бедной
     Оживляет зелёный камень,
     А Хозяйка горы той медной
     Все зовёт и манит руками.


     Вот такая забавная штука!..
     Сохраню драгоценною данью
     В малахитовой жизни шкатулке
     Эти белые зимы Елани.



   Проталинки


     Смешны зимы последние замашки,
     Блестят под солнцем насты, как стекляшки,
     И задают тональность птичьим трелям
     Проталинки, что дарены апрелем.


     Весёлым фоном для берёз да клёнов —
     Проталинки на шубах южных склонов,
     И в каше туч, повисших над низинкой,
     Проталинки, разбавленные синькой.


     Читатель возразит: – Не ново это!..
     Но не сказали, кажется, поэты,
     Что дней весенних джоули и ватты
     Проталинками на́ сердце чреваты.



   Волненье на Карельском перешейке


     Волненье на Карельском перешейке!..
     Не видите?!. Вглядитесь хорошенько!
     Начните с неба: смотрит свысока!..
     И гонит прочь сырые облака,
     И дышит, дышит той голубизной,
     Что характерна небушку весной.


     И валунов белёсые овечки
     Весёлым стадом двигаются к речке,
     Две первые неслись, учуяв воду, —
     Застыли вехами растаявшего брода:
     Овечка слева и овечка справа —
     Нехитрая, выходит, переправа!


     А ветки – руки бабушки сосны
     Дрожат от счастья – дождалась весны!..
     Упёрлась рыжей скрюченной спиной
     В откос холма, что зелен стал с весной,
     И, полулёжа в ласковом песке,
     Кривой ногой увязла в роднике.


     – Весна!.. – мне шепчут почки в выдвиженье
     На всех деревьях, на любом растенье,
     Готовые салютовать листвой,
     Душистой, чистой, правильной – живой!
     А вот и я!.. Взметнула руки к небу —
     Дышу!.. Живу!.. И не единым хлебом!



   «Там, где под снегом…»


     Там, где под снегом
     прибрежные кочки,
     Выспались первыми
     вербные почки,
     Почки весенние
     с привкусом святости,
     Светлого праздника
     трепетной радости.


     Если их ищем,
     забыв про усталость,
     Значит, до Пасхи
     неделя осталась,
     Тихо являет
     души воскрешенье
     Вербное, нужное
     нам воскресенье.



   Первое тепло


     Блаженствует весёлая орава
     Огромной человеческой семьёй,
     Босые ноги по манящим травам
     Ступают, как целуются с землёй.


     Заботы растворяются на воле,
     И жалуют улыбку до ушей
     Коляски в ряд (как лодки на приколе)
     И розовые попки малышей.


     Над озерцом, пока что не прогретом,
     Фонтаны брызг и хохот детворы,
     Черёмух белоснежные береты
     В безветрии застыли «вне игры».


     Водой сошли снега и льдины – слизни,
     В весеннем мае – летнее тепло,
     Я спящей почкой пробуждаюсь к жизни
     Законному старению назло.



   «Май ворвался среди ночи…»


     Май ворвался среди ночи
     (Может быть ко мне одной?) —
     Что-то трепетное очень
     Мне приснилось в выходной.


     На крыльцо иду в сорочке,
     А воспетый первый гром
     В небесах катает бочки
     Да гремит порожняком.


     И на поле льёт сквозь сито,
     И на лес, что чутко спит…
     А в гнезде ещё не свитом
     Аист вымокший стоит.


     – Что, опять явился к людям?..
     Я стара, ты это брось!
     С молодыми не обсудишь
     Нестареющий вопрос?!.


     Что-то клёкнул раздражённо,
     Отвернувшись, тряс хвостом.
     – Не сердись! К молодожёнам
     Я свожу тебя потом.


     Будь спокоен, дела хватит,
     Осчастливишь всех, кто ждёт!
     Мне б добраться до кровати
     Да зарыться в ней, как крот.


     Я озябла!.. Это годы
     Быть велят теперь в тепле,
     Так и слижут мимоходом,
     Словно каплю на стекле…



   Щенок


     Меня не трогал месяц май,
     Хоть я весне не враг,
     И понимай – не понимай,
     Но что-то здесь не так:


     Не вижу солнечного дня
     Весёлой кутерьмы,
     Как будто в сердце у меня
     Преддверие зимы.


     Но как-то день очередной
     Сюрприз мне преподнёс:
     Щенок смешной и озорной
     В калитку сунул нос,


     Вошёл и сел на полпути,
     Глазёнками горя,
     Как будто хочет увести
     Меня из января.


     Тяну шершавую ладонь
     Погладить малыша —
     И плачет талою водой
     Застывшая душа.


     А я молчу – душе видней,
     Права иль не права,
     Недоставало, видно, ей
     Живого существа.



   Кедровый орешек


     Из орешка ядрышко достану,
     Оживив надеждами лицо:
     Выращу себе для икебаны
     Озорное мини-деревцо!


     На окошке светлом подрастая,
     Будет мне всегдашним визави,
     Радостью, которой не хватает,
     Точкой приложения любви!


     И улыбка правила устами,
     Услаждала полузабытьё,
     Но пока я тешилась мечтами,
     Кошка съела зёрнышко моё.


     Не бывает радость скороспелой!
     Хоть мечты пестры, как попугай,
     Если что задумал – делай дело,
     Далеко вперёд не забегай.



   «Идём не ради интереса…»


     Идём не ради интереса
     Взглянуть на лес, что так пригож,
     Не сделать доброе для леса
     Хоть на копейку, хоть на грош —


     Спешим дары хватать руками!
     Поляну вытоптав на треть,
     Гребём бруснику рюкзаками,
     Которой надо бы созреть.


     Куда уж нам остепениться,
     Привычной спешкою греша,
     Ломаем нежную грибницу,
     Снимая рыжик без ножа.


     И, набирая обороты,
     Несём «дары» в своё жильё…
     Мы не любители природы,
     Увы! – губители её!



   Позови меня, роща


     Надоевшая мне панорама
     И рекламы шальные огни…
     Позови меня, роща, грибами,
     Ежевикой меня помани!


     Липким запахом сучьев смолистых
     В тёмной чаще, где хвои настой,
     Да дыханием ветра на листьях
     Тонконожки – ольхи молодой.


     Прихожу я к тебе спозаранку,
     Чтоб побыть в этом мире вдвоём.
     Угости меня дятла морзянкой
     Да кукушки весёлым враньём.


     На подгнившем стволе бурелома
     Помечтаю, корзинку обняв,
     И опять заскучаю по дому,
     По весёлым бегущим огням.


     Не покажется странным и дивным,
     Так устроены струны души:
     То звенят под грозою и ливнем,
     То тихонечко плачут в тиши.



   Здравствуй, лес!


     Ну, здравствуй, лес! Мы снова вместе!
     Взрослее стали на годок…
     Ты дорог мне, скажу без лести,
     И я – привычный твой ходок.


     Где тополя стоят, как свечи,
     В безбрежном золоте хлебов,
     Я с детских лет для нашей встречи
     Копила нежную любовь.


     Страницы жизненной программы
     Судьбою мечены не зря —
     И ты шумел в рассказах мамы
     Да на обложке «Букваря».


     Года бегут – во что мы верим,
     Нести по жизни каждый рад,
     Теперь ты, лес, – мой лучший терем,
     Мой давний друг, мой старший брат.



   «Вот так подберёзовик…»


     Вот так подберезовик —
     Миска кверху донцем!
     Светлый лик березовый
     Нарумянен солнцем.
     Тонкой слюнкой-ниткой
     Колыбель паучью
     Шестиногий выткал
     На еловых сучьях.
     Ливнями, что с грозами,
     Пахнущие травы!..
     Даже под угрозами
     Не сменяю, право,
     На курорты горные,
     По которым грезят,
     Эти тропки торные
     Утреннего леса.



   «Отодвинув ели лапу…»


     Отодвинув ели лапу,
     Пропуская лучик слабый,
     Растянув удачи миг,
     Я гляжу на боровик.


     Боровик как боровик,
     И не мал, и не велик,
     Режь скорей, а дома – в супчик:
     – Плохо спрятался, голубчик!


     Чик ножом – всего-то дела —
     И клади на самый верх!
     Так любой грибник бы сделал,
     Коль нормальный человек.


     Но, конечно же, не я
     (Тут уж тактика своя!).
     Достаю блокнот и ручку
     И сажусь на бугорке,


     Прошлогодних листьев кучку
     Теребя в своей руке.
     Что об этом рассказать?..
     Как словами описать


     Эту замшевую шляпку,
     Ножку в сетчатом чулке?..
     В мамку весь, а может в папку,
     Что живут невдалеке…


     …На автобусной стоянке
     Тьма народа, как назло!
     Шутят: – Надо спозаранку,
     Вот тогда бы повезло!


     Я теряюсь, между прочим,
     Что-то мямлю им: – Да вот…
     Ведь не скажешь, что от строчек
     У меня распух блокнот!



   Летом восемьдесят третьего


     То жара, то тёплые дожди,
     Непривычный зной на редкость рьяный,
     Восемьдесят третий, подожди
     Порастать быльём или бурьяном!..


     Вновь на Невский, где «пчелиный лёт»,
     Тороплюсь душой за счастья долькой,
     Вспоминая редкий эпизод,
     Просто экзотический – и только!


     Носит память интересный факт,
     Что, являясь, вновь тревожит сердце:
     Шампиньоны, разорвав асфальт,
     Выбрались на солнышко погреться!


     А вокруг ни елей, ни кустов,
     Ни тропинок – и куда ж тут деться?
     Из-под серых, ломаных кусков
     Видно людям голенькое тельце.


     Сквозь века, сквозь времени ветра,
     Унеслась душа моя без плоти
     В те года, где волею Петра
     Заложили город на болоте.


     В те года, где верили в успех,
     В Питер-град на островах зелёных,
     Может быть, где Невский наш проспект,
     И росли когда-то шампиньоны?..


     Застучало сердце: «Понимай,
     Вникнув в суть истории урока!..»
     Но явился истинный Мамай
     И собрал грибы в мгновенье ока.


     Без ножа безжалостно тянул
     Вместе с паутинкою-грибницей,
     Онемевшим нагло подмигнув:
     «На закуску к выпивке – сгодится!»


     А в ответ секунда тишины,
     А за ней лавина слов обидных,
     С ощущеньем собственной вины,
     Что не защитили беззащитных.



   «Лес – как берёзовый плетень…»


     Лес – как берёзовый плетень,
     Зовут тропинки торные,
     Встречая в росах новый день,
     Трещат сороки вздорные.


     Плутаю с палочкой в руке
     Среди кустов да кочек,
     Несу свой короб в рюкзаке
     (Точнее – коробочек!).


     И вдруг!.. Хоть не было весной
     (Беда свой час не ищет!),
     Пни!.. Пни трагедии лесной
     Увязли в пепелище!..


     Стою, гляжу во все глаза,
     Глотая запах гари.
     Кто?.. Человек или гроза
     Виновны в том пожаре?



   На Юге


     Всем нужен Юг – и я туда же!
     Все у меня, как у людей:
     На берегу, на диком пляже,
     Сидеть могу хоть целый день.


     Взберусь поближе к тучам вышним,
     Что к лету крылья обрели,
     В каленом камне – сила жизни,
     А в камне стылом – мрак земли.


     Мои мечты под солнцем зреют,
     Ложатся строки, не спеша —
     Опять поет и молодеет
     Моя ранимая душа.



   «Купаю сердце в тёплом ветре…»


     Купаю сердце в теплом ветре,
     Гляжу на волны свысока,
     На гордом выступе Ай-Петри
     Как будто вижу рыбака.


     Легенда старая живуча,
     Зови ее иль не зови,
     Летят года и плачут тучи
     По неоконченной любви.


     Любил рыбак и жил без горя
     На гордых скалах, где орлы,
     Но отступило за ночь море —
     И он сорвался со скалы.


     И подхватили крики ветры
     И плачь любимой на заре,
     Что тем отчаянным «А-а-й!..Пе-е-три!..»
     Дала название горе.



   «Светило тропочкой покатой…»


     Светило тропочкой покатой
     Вершит успешный перелёт…
     Петух малиновых закатов
     Упрямо сердце мне клюёт.


     Мне не нужны его пастели
     И неба пышные цветы,
     И тучи-гроздья, что поспели
     Для птиц, слетевших с высоты.


     Их принимаю, как утрату,
     (Мол, был денёк – и нет уже!)
     И я не радуюсь закату,
     А вот восход мне по душе!



   На сытой грядке


     На сытой грядке мучается свёкла —
     И эти муки чуть не каждый год!
     Да что же ты, медлительная Фёкла,
     Совсем не набираешь корнеплод?!


     Такой уход!.. Могла бы быть и лучше,
     Но не растёт, как будто мне назло,
     А тыкву прямо на компостной куче
     Аэростатом рыжим разнесло!


     Вот так и мы… Порой (как бес попутал!)
     Нам силы не найти в себе самом,
     Ухоженный, одетый и обутый,
     Но тощий и стараньем, и умом.


     А вот другой, где семеро по лавкам,
     Где нищета и горе с малых лет,
     Окреп и вырос, лихо сделал ставку,
     Себя увековечив на Земле.



   Ночь


     Всё прохладнее, всё туманнее,
     Укрывает ночь звёзд сияние,
     Одевает мир стылой моросью,
     Порастает дом грусти порослью.


     Приходи скорей, утро тихое,
     Говорить не смей, что трусиха я,
     Просто чудится, просто кажется,
     Будто липкий мрак не отвяжется.


     Всё прохладнее, всё туманнее,
     Приходи скорей, утро раннее,
     Обогрей меня ясным солнышком,
     Пробуди меня, словно зёрнышко.




   Былое воинское братство



     Жизнь – она и есть богатство
     (Зря ль шагали по земле?!),
     Где ты, воинское братство?
     Только карточки в столе…


     Похвалой меня не балуй,
     Несговорчивость прости!..
     Жили мы на десять баллов
     Из возможных десяти.



   Городок


     Наш городок всегда силен и молод,
     Как и любой военный гарнизон,
     Наш городок похож на мини – город,
     Да только лес стеной со всех сторон.


     Здесь, как везде, на клумбах разноцветье,
     А по весне курлычут журавли,
     И к бабушкам на отдых едут дети
     Во все концы отеческой земли.


     Наш городок, как города осколок,
     Уютен, чист и нет дымов из труб,
     Есть детский сад для маленьких, есть школа,
     Дом офицеров и солдатский клуб,


     Асфальт аллей да изумруд газонов,
     И пусть не липы – ели да сосна!
     У отдаленных наших гарнизонов,
     Как и везде, прекрасная весна.


     И женихи бывают, и невесты,
     И за семьей рождается семья,
     Здесь только люди…из другого теста,
     Которым мир доверила Земля.



   Два мира


     Мой мир поделен надвое, как карта
     (Два равных полушария Земли),
     Один мой мир – где мама, школа, парта,
     Вишневый сад, полынь да ковыли.


     К нему ведет заветная дорога
     Лишь раз в году – вот только и всего!..
     Мне этот мир с рожденьем послан Богом,
     И я неотделима от него.


     Там в тупике глухой аллеи длинной
     Синицы, поселившись на постой,
     Клюют, роняя ягоды рябины
     На прошлогодней сныти сухостой.


     А мир другой, на первый не похожий,
     Тот, что, взрослея, выбрала сама,
     Его, представьте, тоже нет дороже,
     В разлуке и по нём схожу с ума!


     Он сквозь года ведет по жизни прямо,
     Отбросив прочь сомнения мои,
     Там нет ни лжи, ни подлости, ни драмы,
     Там просто будни воинской семьи.


     Мне каждый мир дороже год от года,
     Их вижу то во сне, то наяву,
     Такой меня задумала природа,
     Что без любимых я не проживу.



   Соперница


     В дом приходит тревога,
     Тишь и темень дробя,
     Постоит у порога —
     И уводит тебя!


     Ей дано быть жестокой,
     Властной быть ей дано,
     Мне – в печальных подтёках
     Достаётся окно,


     Молчаливые стены,
     Телевизор наш «Русь»,
     Ей – дороги сражений,
     Мне – досада и грусть.


     Вновь ты ей достаёшься,
     Хоть давно уже мой.
     Что ж, давай, «оттревожься» —
     И скорее домой!



   Случайность


     Гремели взрывы
     третий час подряд,
     Когда в стволе
     заклинило снаряд,
     Не холостой,
     а штатный, боевой,
     И танк запнулся
     на передовой.


     И экипаж,
     наперекор мечте,
     Лежать остался
     в вечной мерзлоте…
     Как хорошо,
     что на передовой
     Не настоящий,
     а учебный бой!



   «Ура! Сегодня полигон за нами!..»


     Ура!.. Сегодня полигон за нами!..
     Грибы, черника, земляника – рай!
     Тропинкой, что за нашими домами,
     Недолог путь – иди и собирай!


     Там битвы дух в разорванном снаряде,
     Войны учебной ржавые куски…
     Но в шёлке трав стоят, как на параде,
     Желанные для всех боровики.


     Тугие, головастые!.. Да в касках —
     Не сунешься в шапчонке под обстрел,
     Где поле боя в достоверных красках,
     Хоть чаще – мирный лес и птичья трель


     Для сердца непривычный, но прекрасный
     Сегодняшний мой обновлённый мир,
     Такой раздольный и своеобразный,
     Не познанный ещё, но сердцу мил.



   Встреча


     Я спиной примяла сонные ромашки,
     Надо мною аисты – крылья нараспашку,
     Синька неба мирного, тополиный пух,
     Море ковылёвое, плюшевый лопух.


     Матушка – голубушка, отчая земля,
     Много долгих месяцев не была здесь я,
     Не была, но помнила, торопила встречу —
     И любовь от времени становилась крепче!


     Мне впитать бы запахи разнотравья тёплого,
     Раствориться начисто среди мира доброго,
     Бросить зёрна в борозды, радуясь весне…
     От тебя, земля моя, всё, что есть во мне!



   Не в первый, не в последний раз


     Зачем гадать? Ты не один,
     Нам по плечу проблемы эти.
     Ну, Сахалин – так Сахалин,
     Сгребём пожитки и уедем!
     Не в первый, не в последний раз
     Пройдём дорогами любыми,
     Урал, Карелия, Кавказ —
     Какая разница, любимый?
     Сочтя за счастье те года,
     Что на Кольце Садовом жили,
     Опять поедем мы туда,
     Куда бы нам ни предложили.
     Есть ты и я! Есть долг и честь!
     И если даже предположим,
     Что можно нам в Москве «осесть»,
     Мы быть счастливыми не сможем.
     Ты знаешь, стоит пренебречь
     Всем, чем угодно, ради дела,
     А дело – Родину беречь —
     Кто лучше нас сумеет делать?
     Твои задачи нелегки,
     Служить по совести и чести,
     А мне – что тундра, что пески,
     Но только бы с тобою вместе!



   Единство противоположностей


     Знает точно каждый, в дом наш вхожий,
     Хоть у нас надежная семья,
     То, что мы с тобою не похожи,
     Разные, как небо и земля.


     Может, потому друг другу рады
     У любви и счастья под крылом,
     Что разноименные заряды
     Так надежно держат нас вдвоем.


     И любовь, и преданность, и дружбу,
     И мечты, и помыслы свои
     Подчиняем вместе делу службы,
     Делу жизни воинской семьи.


     Здесь единство наше полной мерой,
     Ты и я – мы оба заодно!
     Видно, быть женою офицера
     Мне с рожденья Господом дано.



   Гарнизон


     Родной мой отдаленный гарнизон!..
     Осенних листьев стылая пересыпь,
     Холодный диск над частоколом леса,
     Спешащий ускользнуть за горизонт.


     Родной мой, беспокойный гарнизон!..
     Морозов лютых голубое пламя,
     Сугробов горы сохрани мне, память,
     И пенье сосен вьюге в унисон.


     Здесь не всегда спокойным был мой сон,
     Делились на двоих и в дождь, и в стужу
     Все хлопоты нелегкой службы мужа —
     Таков обычай офицерских жен!


     А ночью снится отчий дом и степь,
     Полынь-трава у хоженой дороги,
     Две вишни, как подружки-недотроги,
     Да лунная дорожка через Днепр.


     Не хнычу, не жалею, не корю,
     И, видя силу в дремлющем металле
     И в людях, что сродни каленой стали,
     За все, что есть, судьбу благодарю!



   «В строю едином молодость и сила…»


     В строю едином молодость и сила —
     Обычный день на полковом плацу,
     Чеканят шаг уверенно, красиво,
     Идут “коробкой”, где плечо к плечу,


     Апрельским днем готовятся к параду,
     А я гляжу – и грустно оттого,
     Что их не видят мамы!.. И девчата
     Любимого не видят своего!..


     Далек и долог этот путь солдата
     И боевым зовется неспроста,
     Пишите письма нежные ребятам,
     Они для них, как воздух и вода!


     Валторна ширь звучаньем огласила,
     Гремит труба, ей барабан под стать —
     Я в этом братстве жизнь исколесила,
     Но не могу спокойно созерцать


     И не поверю, что разлука губит
     Святые чувства любящей души,
     Светлы надежды, если сердце любит,
     А любит сердце – значит, стоит жить!


     Далек и долог этот путь солдата
     И боевым зовется неспроста,
     Пишите письма нежные ребятам,
     Они для них, как воздух и вода!



   Присяга


     У присяги законы —
     в книгах их не прочесть!
     Офицерские жены
     вместе с мамами здесь,
     Море курток да шубок,
     к голове голова,
     Нет улыбок да шуток —
     есть присяги слова!


     Не бывает вопросов
     (если есть – сохрани!),
     Не показывай слезы,
     здесь не в тему они!
     Мы стоим, понарошку
     от них далеки,
     Но сжимаем в ладошках
     носовые платки!


     По судьбы моей воле,
     я жена здесь и мать,
     И выходит, две роли
     надо мне совмещать,
     Сын стоит с автоматом,
     муж не смог прилететь:
     Между нами – экватор,
     значит, надо терпеть!


     А в шеренге солдатской
     парни все, как один!
     Под шинелью и шапкой
     где-то прячется сын.
     «Где же ты, мой хороший?..», —
     вычисляю стою,
     Друг на друга похожи
     эти парни в строю.


     Форма, молодость, сила!..
     То ли он, то ли нет?..
     «Ты?», – глазами спросила.
     «Я!», – глазами в ответ.
     Финиш связи обратной! —
     Замер плац полковой,
     В смысл торжественной клятвы
     все ушли с головой.


     Смысл знакомый до боли,
     в стиле лучших идей —
     Разум, мускулы, волю
     не жалей для людей,
     Мир, как главное в жизни,
     к их ногам положи
     И любимой Отчизне
     верой-правдой служи.


     Шаг чеканят колонны,
     смотрят парни вперед,
     Полковые знамена
     ветер северный рвет,
     Давят жирные тучи,
     бьет пурга по лицу —
     Только чище и лучше
     стали мы на плацу!



   «У тебя ученья…»


     У тебя ученья!
     Для тебя – ученья,
     Для меня – тревога, вздохи и… мученье,
     Ровно трое суток не найду покоя,
     Потому что знаю, что это такое!


     У тебя ученья!..
     Всё здесь честь по чести:
     Чемодан «тревожный» на почётном месте,
     Ты, не проверяя, за него спокоен —
     Я годами знаю, что это такое!


     У тебя ученья —
     Это не парады!
     Там рисуют трассы штатные снаряды,
     Боевые танки вброд идут рекою,
     Не хочу, да знаю, что это такое!


     Я люблю стальное
     Скрежетанье траков!..
     Из меня бы вышел неплохой вояка,
     Жаль, что родилась не парнем, а девицей,
     Всё, что остаётся – за тебя молиться!



   «В тиши листаю наш альбом…»


     В тиши листаю наш альбом,
     Большой альбом с солидным стажем,
     Вот я с прикрытым чёлкой лбом,
     А вот и ты немногим старше,
     Но при погонах, под ремнём,
     И это – в десять лет от роду,
     О, как мы просто узнаём
     По злым приметам злые годы!
     Дитя – суворовец… Война
     Украла детство утром ранним…
     Вот дома нашего стена
     И я на ней, как на экране…
     И снова ты в селе своём,
     Скамья, калитка, две рябины…
     Вот, наконец-то, мы вдвоём,
     Наш снимок первый и любимый…
     А дальше – хроника семьи,
     Мгновенья из моей работы,
     И построения твои,
     И будни до седьмого пота,
     Где драгоценный дремлет миг
     Без подтасовки и забрала,
     От первых тульских дней твоих
     И до папахи генерала.



   «Я люблю твою жизнь…»


     Я люблю твою жизнь —
     беспокойную, верную службу,
     Где с погонами судьбы
     несут на усталых плечах,
     Танкодром, полигон
     да мужскую надёжную дружбу —
     Документов судьбы
     достоверную эту печать.


     Я в сравненье с тобою —
     созданье домашнего круга,
     В силу службы своей
     кое в чём ты меня «обобрал»,
     Говоришь, я твой тыл,
     я твоя боевая подруга,
     Будто, если б не я,
     не сложился бы как генерал.


     Может, это и так!..
     Я жила твоей жизнью без меры —
     Переезды да хлопоты,
     степь да в лесу островок…
     Но горжусь, если честно,
     судьбою жены офицера,
     Если б снова начать,
     не хотела бы лёгких дорог!



   «Мальчик с фотокарточки глядит…»


     Мальчик с фотокарточки глядит,
     Кажется, немножечко сердит,
     Как-то не по возрасту серьёзен,
     Ведь всего мальчишке – десять вёсен!
     Звёздочка на форменной фуражке,
     Начисто сострижены кудряшки,
     Мятые погоны на плечах,
     Видно, часто мытые в дождях.


     Генерал на карточку глядит,
     Кажется, немножечко сердит,
     Значит, где-то что-нибудь не так,
     Коль с собою вышел на контакт.
     И корит суворовца комдив,
     Сам себе ошибку не простив,
     И стоит подолгу у стены
     Под крылом домашней тишины.


     Так у нас недавно повелось,
     Но уже знакомо мне до слёз,
     Я гоню минуты эти прочь,
     Где бессильна чем-нибудь помочь,
     И гляжу на них со стороны
     Со своей позиции жены,
     У меня за них болит душа,
     Но жалею больше… малыша.



   «Когда к настенной карте подойти…»


     Когда к настенной
     карте подойти,
     Увидеть можно
     все твои пути:
     Поднимем руку вверх
     (как можно выше!),
     Потом опустим вниз
     (как можно ниже!),
     Почти до Калахари
     (ночью снится!..),
     Теперь налево…
     через две границы,
     Теперь во всю длину руки —
     направо!..
     Урал… Елань
     (их не забыть нам, право!),
     Тянись, притормозив,
     где Казахстан…
     И дальше —
     до окраины Отчизны!..
     И вышел Крест,
     который Богом дан,
     Который с честью
     ты пронёс по жизни


     Сначала без меня,
     потом со мной,
     В любви надёжной,
     чистой и земной.
     Твой Крест – наш Крест,
     вдвоём его несли,
     Храня покой
     отеческой земли.



   «Я видела много, мотаясь по свету…»


     Я видела много,
     мотаясь по свету,
     Меняя свой азимут,
     словно перчатки,
     Жалею о том,
     что в диффузии этой
     Не видела гейзеров
     нашей Камчатки.


     Теперь я, пожалуй,
     кажусь старомодной,
     Сейчас подавай всем
     Египет, Канары,
     Канаду, Сицилию —
     всё, что угодно,
     Хоть сами не видели
     русской Самары.



   «Не меняя души одежонку…»


     Не меняя души одежонку,
     Словно вижу я прошлое вновь:
     Убаюкало счастье девчонку,
     Увела с авансцены любовь.


     Заблудилась я в собственных стенах,
     Не поняв, что на месте бегу,
     Всю удачу свою постепенно
     Разбазарила в тесном кругу.


     Ради мира и чести, и долга
     Да во имя надежной семьи,
     Все тянулась, как нить за иголкой,
     За спешащим служивым своим.


     Столько было дорог да перронов,
     Гарнизоны, а не города,
     Тяжелели у мужа погоны —
     У меня тяжелели года.


     Я гневить не хотела бы Бога,
     Обожая все то, что прошла,
     Но, пожалуй, другая дорога
     Предназначена им же была.


     До сих пор еще падают искры,
     Что с рожденьем ниспосланы мне,
     И довольно привычно и быстро
     Все несусь на Пегасе – коне.



   «Нелёгкие сборы у каждой дороги…»


     Нелёгкие сборы
     у каждой дороги,
     Когда чемоданы,
     точь-в-точь крокодилы,
     Раскрыв свои пасти,
     стоят у порога,
     Глотая уют
     приунывшей квартиры.


     И едешь опять
     за своим командиром,
     Всё новое станет
     таким обветшалым!
     Один переезд
     из квартиры в квартиру
     Равняется, шутят,
     трём сильным пожарам.


     Не надо теперь
     ничему удивляться —
     Всё кануло в Лету,
     виски побелели!
     У нас переездов
     по счёту – семнадцать,
     Так сколько же раз
     мы с тобою «горели»?



   «Живу в давно привычной нише…»


     Живу в давно привычной нише,
     Совсем не тянет за порог,
     Ступени жизни ниже, ниже,
     И время гнёт в бараний рог.


     Уснула бывшая отвага,
     Мои стремления не зрит,
     Огонь души теряет тягу,
     Скорее тлеет, чем горит.


     Путь жизни тянется устало,
     Забыв былое торжество,
     Совсем не жалуясь, что мало
     Под крышей счастья для него.


     Один лишь лучик душу греет,
     Дрожащий, крохотный пока:
     Ждём внука! Назовём Андреем
     В честь прадеда-фронтовика.



   Мне эта ноша по плечу


     Мне эта ноша по плечу,
     Она – мой мир, моё богатство,
     Сквозь каждый день нести хочу
     Былое воинское братство
     Тех лет, что клином журавлей
     Спешат на тихое свиданье
     И мир мой делают светлей,
     И ярче – смысл существованья.


     Мне эта ноша по плечу,
     Хоть ночью снится танков грохот,
     Я в строки жизнь вместить хочу,
     Пусть по частицам и по крохам.
     На возраженья промолчу
     И ничего не стану править:
     Мне эта ноша – по плечу!
     Здесь больше нечего добавить!



   Сказание о кривой Душе

 //-- 1 --// 

     Жила Душа на свете белом
     Не васильком на поле ржи,
     Замкнулась, сникла, окривела
     (И уж, конечно, не от лжи!).


     Жила-была она без веры,
     Не ведая, кто друг, кто враг,
     Грешила, бедная, без меры,
     Всё в жизни делая не так,


     Хозяин был – мужик, что надо!
     Силён кулак и строен стан,
     Он вешал в праздники награды
     Прошедшего Афганистан


     И шёл к друзьям своим по Аду,
     Там говорили, не спеша,
     О тех, что не сидели рядом —
     И горько плакала Душа.


     Омывшись чистыми слезами,
     От непонятного греха,
     Она с надёжными друзьями
     Была спокойна и тиха.


     Но в будни – сохла и черствела,
     Заняв свои же рубежи,
     Где ни пристанища, ни дела
     Не находилось для Души,


     И там слонялась одинокой
     По тесным для неё углам,
     Осознавая все пороки
     С безвыходностью пополам.


     Всё билась с горечью о стены,
     Приобретая жалкий вид,
     И поневоле, постепенно
     Ожесточаясь от обид.


     И в этом страшном недосуге,
     Усугубляя кривизну,
     Былые, честные заслуги
     Похожи были на вину,

 //-- 2 --// 

     Хозяин, хоть и силой дюжий,
     В своей безрадостной весне,
     Собрал в комок однажды Душу,
     Чтоб утопить её в вине.


     Она барахталась, рыдала,
     Кричала – не хотела пить!..
     И он сказал себе устало:
     «Нет смысла глупую топить!»


     Когда же вновь душа пыхтела,
     Сказал слова, как отрубил:
     «Терпение – не без пре5дела!
     Предел, выходит, наступил!..»


     И с блеском глаз, что был потушен,
     В своей солдатской простоте
     Решил в сердцах свою же Душу
     Распять, как Бога, на кресте.


     И к тем, кто видит всё иначе,
     Иначе мыслит и живёт,
     Прибился, сломлен неудачей,
     Как сбитый с курса пароход.


     И футов не было под килем —
     Увяз надёжно на мели,
     Его кривую Душу били,
     Выравнивали, как могли,


     Порой плевали прямо в Душу,
     Силком тащили за собой,
     А он терпел – молчал и слушал —
     И слышал скрип своих зубов.


     И понял, что ему не нужен
     Последний марш в таком строю:
     Здесь не распнут солдату Душу,
     Лишь искалечат, как свою.

 //-- 3 --// 

     Душа, дыша, угомонилась,
     Подмял её холодный страх,
     Но снова к жизни торопилась
     И вновь пылала на кострах


     Боёв на дне ущелий горных,
     Где глупой смерти торжество,
     Немела вся на тропах торных —
     И снова мучила его!


     И он, припомнив всё, что было,
     Промолвив: «Господи, прости!..»,
     Решил в безмолвие могилы
     Кривую душу унести,


     Чтобы в тиши её оставить
     Средь обелисков и крестов,
     И пусть землица Душу давит,
     Пусть – финиш! Быстрый и простой!..


     «Зачем ей жить в моём жилище,
     Кривой, упрямой, как гора?!
     Снесу её на пепелище
     Чужого, яркого костра,


     Чтоб жизнь моя её не злила,
     Чтоб кривизна её прошла,
     Чтоб никакой духовной силы,
     А только пепел да зола!»

 //-- 4 --// 

     Он тихо выскользнул из дома
     В начале грешного пути,
     Он обходил своих знакомых,
     Чтоб незамеченным идти,


     Прошёл окраиной зелёной
     К пересечению дорог,
     Передохнул на поле сонном,
     Как мышь, забившись в свежий стог.


     Последний путь тропинкой вился
     В густой нетоптаной росе,
     Родник воспоминаний бился
     В его притихшей вдруг Душе.


     Припомнил всех друзей из взвода,
     Которых нет теперь в живых,
     И даже вспомнилась погода,
     Гул БТРов боевых


     И гор оскаленные зубы
     В привычно лживой тишине. —
     И злая боль кривила губы,
     Когда он думал о войне.

 //-- 5 --// 

     Он постоял у обелиска
     Могилы братской тех солдат,
     Которым был по духу близким,
     Хоть пали много лет назад,


     Почувствовал Души горенье
     Среди прогретых за день плит,
     И опустился на колени,
     Губами трогая гранит.


     Шепнул: «Спасибо и… простите!..
     Устал я на своём пути…
     Я к вам иду, не прогоните:
     Мне больше некуда идти…»


     Он сердца собственного слышал
     Глухой и беспокойный стук,
     И вдруг – шаги! Всё ближе, ближе…
     И голоса: «Спасибо, внук!..»


     Он был один на белом свете
     В тумане сизом, как в дыму,
     Но через пыль десятилетий
     Сходились павшие к нему.


     Запахло порохом и дымом,
     Разрывы слышались вдали,
     Бойцы, что были молодыми,
     В привычном марше шли и шли.


     Они смыкались тесным кругом —
     Шинели, каски, котелки,
     Кисет с махоркой (для досуга) —
     Сороковых фронтовики.


     Один сказал: – Выходит, круто
     Тебе, израненный, пришлось,
     Коль в эти тяжкие минуты
     Больную Душу к нам принёс.


     Другой сказал: – Герой, послушай,
     Зачем конец твоей судьбе?
     Казнить, пожалуй, стоит Душу,
     Но не твою и не тебе!


     Пусть тот казнит, кому хотелось
     (Во зло народу) перемен,
     Кто щедро жаловал за смелость —
     Кому-то – смерть, кому-то – плен…


     Кто совершенно равнодушно
     Перечил совести своей,
     Заткнув дыру в войне ненужной
     Телами наших сыновей,


     Что тихо падали на месте
     Иль долго корчились от ран,
     В Тюльпане Чёрном «грузом 200»
     Их возвращали матерям.


     – Живи, солдат, не мучай Душу!
     Пусть нелегко – стерпи! Смолчи!
     – А, может, трусишь?
     – Нет, не трушу!
     – Поплачь немного… Покричи!..


     Пусть боль Души сойдёт слезами,
     Чтоб было легче ей, Душе!..
     – Да, нелегко – познали сами —
     На горьком жизни рубеже!..


     – Но, нашим душам было легче
     Терпеть, по правде говоря:
     Уверенность нам грела плечи,
     Что умирали мы не зря.


     – Мы выбивали свору вражью,
     Щадя людей, их дом и двор
     (Прости, солдат, за правду нашу,
     За откровенный разговор!).


     – Уйми Души тоску и муки,
     Чтоб вознеслась, как на крыле,
     Мы умирали, чтобы внуки
     Спокойно жили на земле!

 //-- 6 --// 
   И он поднялся в предрассветье,
   Пришедший к смерти, но живой-
   Всё было тихо, только ветер
   Легонько шелестел травой-

   И в ожидании рассвета,
   От жизни снова взял ключи,
   Как будто дух солдат Победы
   Вдохнул – и Душу залечил.

   Она ему шепнула гордо:
   – Ходи со мною, как в бою!
   С горящим взглядом, шагом твёрдым
   Войди в Историю свою!
 //-- P.S. --// 

     О люди, что умны по сути!
     Кто исказил рассудок ваш?
     Что победителей не судят,
     Звучит как блеф! Как фарс!.. Как блажь!


     Война приносит смерть и муки
     Она земной, но тот же ад!
     Что ж забывают павших внуки
     И жить спокойно не хотят?!




   Любовь главенствует и правит



     Отбродит, как вино,
     нелепая обида,
     Захочется опять
     покоя и любви,
     И в необычный день,
     такой обычный с виду,
     Опомнись и меня
     тихонько позови!



   «Только писем вылинявших горка…»


     Только писем вылинявших горка
     Да портрет поблекший на стене —
     Отцвела любовь полынью горькой,
     Отлюбила, стоя в стороне.


     Злилась я: «Тебе закон не писан!..
     Вырви прочь из сердца и забудь!
     Не сласти ты медом лживых писем
     Прошлого предательскую суть!


     Ты молчала, поджимала губы,
     Никогда не ввязываясь в спор:
     – Разве же людей за что-то любят?.
     Вот и весь «серьезный» разговор.


     Годы шли – и я взрослее стала,
     Зрелый ум твердил теперь своё,
     И каким-то новым прорастало
     О тебе суждение моё.


     Не корю и не виню теперь я,
     Вспоминая повесть прошлых дней,
     Чищу птицей собственные перья
     От остатков глупости своей.


     Под вину причины подгоняю,
     Думаю о собственной судьбе…
     Я тебя не просто понимаю —
     Я теперь завидую тебе!



   Подарок


     Подарю (не зря весь мир обшарила!)
     Запредел лирической мечты —
     Северное небо полушария
     С гроздьями созвездий золотых.
     И далёкий космос тёмно-синий —
     Посмотри и дотянись рукой! —
     И ещё осевший сонный иней,
     Приодевший ивы над рекой.
     Боже мой!.. Какая красотища!..
     Получай-ка, это всё твоё!
     Пусть другие сумки, тряпки ищут,
     Выдав равнодушие своё,
     Ну, а мы с тобой в твой день рожденья
     Ввысь взлетим и, описав петлю,
     Растворимся в небе, словно тени,
     Ты и я… И чистое «люблю!».



   «Когда забыта суть обид…»


     Когда забыта суть обид
     И снова хочется свиданья,
     Тогда рассудок просто спит,
     Отдав поводья ожиданью.


     Разлуки время как свинец,
     Но мы на это не в обиде:
     Мы верим в то, что наконец
     Глаза любимые увидим,


     И будет всё само собой,
     Затмит тревоги радость встречи…
     И всё, что скроено судьбой,
     Принять готовы наши плечи.



   Банька


     Ты самый настоящий Мойдодыр!
     Затер меня мочалкою до дыр…
     И веником березовым избил,
     А говорил мне раньше, что любил!..


     Сейчас я тоже буду Мойдодыр,
     Потру тебя, как ты меня, до дыр,
     И веником вот так же угощу,
     И долго-долго в дом не отпущу!


     Нет, мне не плохо – что ты?.. – Бог с тобой!..
     Плесни на камни хмель и зверобой…
     Сгоняй-ка в сенцы, принеси кваску!
     Да – босичком по мерзлому снежку!


     Потом разок-другой нырнешь в сугроб,
     Чтобы подольше крепким был, как дробь!
     Я – слабый пол, конечно же, боюсь!..
     Я над тобой в окошко посмеюсь!


     Вот это банька!.. Лей и не жалей!..
     Ты слышишь запах леса и полей?..
     А солнца жар?.. А тихий плеск волны?..
     А чувствуешь, как мы с тобой вольны?..



   «В сплетениях дорог, где годы вереницей…»


     В сплетениях дорог,
     где годы вереницей,
     Где молодости дней
     истлевшая листва,
     Твой голос, как манок:
     доверчивою птицей
     Спешу на этот зов,
     не веруя в слова.


     Твой голос – дикий мёд,
     а что на самом деле?..
     Таинственного нить
     скрывает существо,
     Мне нравятся твои
     «семь пятниц на неделе»
     В стараниях понять
     себя же самого.


     Твой голос как манок —
     я слушаю и внемлю…
     За окнами февраль
     Скулит щенком слепым…
     Мне только бы любить
     тебя и эту землю
     В свиданиях берёз
     с рассветом голубым.



   «Ничего не случилось в тоц нашей весне…»


     Ничего не случилось
     в той нашей весне,
     Только всхлипнули волны
     ребенком во сне,
     Только вскрикнула чайка,
     взмывая сквозь мрак,
     Да заботливым глазом
     мигал нам маяк.


     Ничего не случилось —
     значит, все – как у всех!
     Только что-то не часто
     в доме слышится смех,
     Только стало понятным,
     что на горе семье
     Жить теперь не смогу
     без тебя на земле.


     Ничего не случилось!
     Так и в прошлой весне
     По прошедшему плакал
     залежавшийся снег,
     Значит, я устояла
     всем бедам назло —
     Отболело, забылось
     и быльем поросло!


     Что же ночью приходит
     непрошеный сон,
     Дарит сердцу забытой
     весны перезвон?
     Просыпаюсь и маюсь,
     и кажется мне,
     Рядом всхлипнули волны,
     как ребенок во сне.



   Арифметика жизни


     Ты глядишь в экран свой голубой,
     Я взахлёб читаю о Диане…
     Что-то мы зациклились с тобой —
     Каждый на своём меридиане.


     Мы по жизни шли рука в руке,
     Наши дни переплетались, пели,
     Всё внахлёст, виточками в клубке,
     А теперь пошли по параллели.


     Надо бы помочь своей судьбе:
     Спохватиться и, пока не вечер,
     Выйти вновь из пунктов «А» и «Б»
     Поездами, что бегут навстречу.



   «Там, за окном, стеклянный шар луны…»


     Там, за окном, стеклянный шар луны
     Янтарным мёдом доверху налился,
     И я молчу, не чувствуя вины,
     И не виню, чтоб этот день забылся.


     А тишина рождает звон в ушах,
     Но я бодрюсь – и только вздох украдкой,
     Хоть совершаю каждый новый шаг
     С несвойственной мне ранее оглядкой.


     Унынье – грех, но я не отобьюсь,
     Не отмахнусь от этого порока,
     Является непрошенная грусть —
     И я бегу от нашего порога,


     Спешу туда, где тихий свет звезды,
     Где ветра шум и хруст подмёрзшей лужи,
     Где на соборе светлые кресты
     Врачуют верой раненые души.



   «Когда сбылась моя мечта…»

   C΄est la vie!
 (такова жизнь – фр.)


     Когда сбылась моя мечта,
     О тихом счастье пели струны,
     И я поверила тогда
     В доброжелательность Фортуны.


     Но неуклюжая тоска
     Поймала нас, пригревшись возле,
     Жизнь разломив на два куска,
     Два непохожих – «до» и «после».


     В одном – рождение любви,
     Где счастья миг и чары ласки,
     В другом, поблекшем – c΄est la vie! —
     Судьбы расплывшиеся краски.


     И никакая в мире нить,
     Ни маг, ни кнут, ни домовина,
     Не могут воссоединить
     Родные эти половины.



   «Осенний ветродуй листвою чистит трубы…»


     Осенний ветродуй
     листвою чистит трубы,
     Уносит прочь дымы
     и прячет в ближний ров.
     Ты голосом чужим
     отчитываешь грубо
     И ставишь мне в вину
     оглохшую любовь.


     В какую даль шагнуть
     с привычного порога,
     Где новая тропа,
     крута и тяжела,
     Не в силах заменить
     разбитую дорогу,
     Безжалостно смахнув
     всё то, чем я жила?


     Сознание стучит: —
     Сама себя не мучай!
     Обиду погаси,
     верши свои дела!..
     В дыхании веков
     не первый этот случай
     Затмения любви,
     что, всё-таки, была!



   «Ты меня не жалей, уходя – уходи!..»


     Ты меня не жалей, уходя – уходи!
     Все, что надо сказать, мы сказали друг другу,
     Я не стану рыдать у тебя на груди,
     Ты разлуки хотел – вот и будет разлука!


     Тут, жалей не жалей, если честно сказать,
     Все уже решено – ты давно не со мною,
     Не умеют солгать руки, губы, глаза,
     Потому что полны этой правдой земною.


     Прочь уходит любовь, хоть зови, не зови!..
     Будем поровну пить эту горькую чашу,
     Люди плачут от горя, а я от любви,
     От чужой, не моей, пересилившей нашу.



   Крах


     Счастье первой любви, той,
     которая в юности снится,
     Познавая, не ценим,
     приближая свой собственный крах,
     Ну, откуда нам знать,
     что любовь выживает не в лицах,
     А в умении нашем
     держать эту птицу в руках?


     Отвернётся судьба,
     постелив нам другие дороги,
     Отдавая нас людям
     такими, какие мы есть —
     Разве в этой беде
     могут женщины быть одиноки?
     Оглядитесь вокруг —
     нас, пожалуй, за годы не счесть!


     Разве мало живущих
     в холодной судьбы коридорах,
     Где былое молчит,
     как немой покосившийся сруб?
     Не всегда и не всем
     достаётся любовь, от которой
     Тихо сходишь с ума
     в осторожном касании губ.



   Острова


     Синеет океанская вода
     И лижет берега – песок да камень,
     И водорослей синих борода
     На якоре повисшими пучками.


     Ушел под воду остров за спиной,
     А впереди другой не скоро будет —
     Все эти острова передо мной,
     Как зеркало кривое наших судеб.


     Любовь жива, по-прежнему жива,
     Она, как солнце, греет мне и светит,
     Но мы теперь с тобой, как острова,
     Которым не дано друг друга встретить.



   «Найди меня! Пожалуйста, найди!..»


     Найди меня! Пожалуйста, найди!..
     Пусть мною перепутаны дороги,
     Не торопи решительностью строгой
     Поверить в то, что счастье позади.


     Смывает покаяния прибой
     Мои ошибки, воскрешая лица,
     Которые смогли распорядиться
     Когда-то нами выбранной судьбой.


     Знать не желаю, что там впереди!
     В смиренье обречённых на закланье
     Готова повторять, как заклинанье:
     – Найди меня! Пожалуйста, найди!..



   «Когда зима свои тиски…»


     Когда зима свои тиски
     Уволокла на Север дикий,
     Я жгла листву, а с ней листки
     Сожгла, как грешница улики.


     Те письма морщились, дымя,
     От середины и до края
     И, вспыхнув, как любовь моя,
     Рядились в пепел, умирая…


     … Опять в цвету мой старый сад
     С пыльцою, ветрами гонимой,
     И вновь, как много лет назад,
     Зовёт любить и быть любимой.


     Я не сержусь: не могут знать
     Соцветья, пахнущие мёдом,
     Что отцвела моя весна
     В снегах февральских перемётов,


     Что отлюбила той зимой
     Без права жизнью наслаждаться,
     Когда хотелось мне самой
     В прошедшем времени остаться.



   «Опять на гребне волн…»


     Опять на гребне волн
     качаются шаланды
     И тянется к воде
     ленивый Аю-Даг,
     И рыцарь с Демерджи
     с судьбою арестанта,
     Ломая горизонт,
     томится в облаках.


     Я узнаю свой рай,
     даруя комплименты
     И скалам, и воде,
     ликуя сердцем вновь,
     И дышит в тишине,
     как старая легенда,
     Обиженная мной
     прекрасная любовь.


     Как ластится ко мне
     знакомый южный ветер,
     Шуршит песком волна,
     с рассветом тает ночь,
     Я так тебя люблю,
     что ни за что на свете,
     Вспылив, не отрекусь
     и не уеду прочь.



   «В беде своей не подавая вида…»


     В беде своей не подавая вида,
     Держались прошлым счастьем ты и я,
     Но в глубине души спала обида,
     Калачиком свернувшись, как змея.


     И не щадя виновных ни на малость,
     Терпенье разногласием каля,
     Чуть что – обида тут же просыпалась
     И жалила, смеяться не веля.


     Надеждами подпитаны подспудно,
     В согласии, терпению сродни,
     Влачили дни мучительно и нудно,
     У прошлой жизни списывая дни.


     Но не вернули слух семейной лире,
     Оглохшей от упрёков и вины…
     Лепили мир, а вышло перемирье
     На фоне тихой, чувственной войны.



   «Ты при встрече глядишь…»


     Ты при встрече глядишь
     молчаливым послушником,
     Улыбаешься, будто
     себе самому,
     И скрывается грусть
     в приобщенье услужливом —
     Всё понятно без слов
     не тебе одному.
     Я хожу по следам твоим
     тенью невидимой
     (Окольцованный рыцарь
     любить не велит!),
     И становится пусто
     и слишком обыденно,
     Всё умом понимаю,
     а сердце болит.
     По тоннелям аллей,
     поседевших от инея,
     Как в угоду прошедшему,
     носишь свой крест,
     Ну, а мне достаётся
     пунктирная линия —
     Общепринятый символ
     невидимых мест.



   «Прошёл покос – и мой запал иссяк…»


     Прошел покос – и мой запал иссяк,
     Все вкривь и вкось, все наперекосяк,
     Умытая слезами, как росой,
     Ложусь я, словно клевер под косой.


     И снова тишина в моей семье,
     И словно я одна на всей Земле,
     И хочется под вечер волком выть,
     И хочется кому-то нужной быть.


     А на лугу, что между двух дорог,
     Стоять остался ровный сена стог,
     Он пахнет разнотравьем, как бальзам,
     Необходимый сердцу и глазам.


     Придет зима, по новому снежку
     Пойду я тихо к этому стожку,
     Глаза прикрою, прислонюсь спиной —
     Покажется, что снова ты со мной.


     И близким станет все, что вдалеке,
     И зазвенит коса в твоей руке,
     И затрещит кузнечик, как тогда,
     В те дни, что смоет талая вода.



   Заботы


     Ну, кто лишил тебя покоя?..
     Твои черты искажены
     Не безысходности тоскою
     От чувства собственной вины,


     Не стылым временем разлуки,
     Как глыбой давящей сердца,
     Не прозой замкнутого круга,
     Где нет начала и конца.


     В твоём лице свои заботы,
     Где грусть и нежность правят бал,
     Твои черты зовут кого-то,
     А он, как без вести пропал!


     А ты не хочешь мне ответить,
     Сославшись на свои дела,
     Кого «найти и обезвредить»,
     Чтоб я спокойною была.



   У камина


     Усталый солнца лик укрылся за горой,
     Я разожгу камин березовой корой,
     Не зажигая свет, в привычной тишине,
     Здесь, в доме, только я да тени на стене.


     Гори, огонь, гори, мани к себе, мани,
     Я буду, как пасьянс, раскладывать те дни,
     Когда сирень цвела, когда любовь жила,
     Оставив в сердце след, к другой теперь ушла.


     Я голосом своим не рушу тишину,
     Тихонечко, душой, поплачу на луну,
     Да в сенцах зачерпнув колодезной воды,
     Глотками остужу горячие мечты.


     Гори, огонь, гори, с тобой мне веселей!
     Мани к себе, мани теплом прошедших дней!..
     Игрой веселых искр гони тоску долой,
     Оправдывая риск – сгореть и стать золой.



   «Тропинкой узкой, что с годами круче…»


     Тропинкой узкой, что с годами круче,
     Ношу сюда печаль и боль свою,
     Душистый снег с черемуховых тучек
     Ложится на знакомую скамью,


     Ложится на стареющие плечи,
     На волосы, что в нитях седины,
     И на душе спокойней, чище, легче,
     Хоть все мосты давно уж сожжены.


     В каком-то исцеляющем молчанье
     Стою одна, жалея и скорбя,
     Что иногда мы тяжесть испытанья
     Придумываем сами для себя.


     Осталась неоконченною повесть —
     Не время упрекать или винить,
     Рассудком растревоженная совесть
     Здесь ничего не в силах изменить.


     Как жаль, что не всегда мы твердо знаем
     К чему стремимся и чего хотим,
     А истина (такая прописная!)
     Лишь болью отзывается в груди,


     И суждено ей в прошлом оставаться,
     Которому воскреснуть не дано,
     Частичкой неопознанного счастья,
     Прошедшего тихонько стороной.



   «Не заговоришь, не станешь рядом…»


     Не заговоришь, не станешь рядом,
     Просто стороною обойдёшь…
     Полюби меня хотя бы взглядом,
     Он неописуемо хорош!


     Обласкай меня хотя бы словом,
     Шелестящим, как осенний лист,
     Я отвечу, я давно готова,
     Подари его, не поскупись!


     Ты, пожалуй, не подозревая,
     Не печёшься о моей судьбе,
     И не знаешь, что душа живая
     День и ночь тоскует по тебе.


     Развенчай меня в моих секретах,
     Отведи беду, к себе маня,
     Мой любимый, мной в строке воспетый,
     Смыслом жизни ставший для меня!




   А на земле останется твой след



     А знаешь, лёгкой жизни не бывает,
     За всё трудом плати и не греши,
     Своим горбом, как в шахте, добывая
     Свой уголёк горения души.



   Живи и не кисни!


     Грусть? Ну и пусть,
     коль без злобы и пошлости,
     Я наизусть
     изучила возможности
     В грусти и в горе
     на счастье рассчитывать
     И никому
     никогда не завидовать.


     Кланяйся чёрному,
     веруя красному, —
     Жизнь человека
     проходит по-разному,
     Всё допускается
     Жизнью бывалою,
     Вместе с Судьбой,
     где побьют, где побалуют.


     Всё впереди
     непростое и разное,
     Дни, будто солнце,
     то в тучах, то ясные,
     Что бы ни встретил,
     живи и не кисни,
     Веруя в лучшее,
     радуйся жизни!



   Выбор


     На грубость можно
     грубостью ответить,
     А можно просто
     взять – и не заметить!
     А можно, вовсе
     не боясь «прогнуться»,
     Обидчику
     спокойно улыбнуться.


     Не множь обиды,
     не подав руки,
     Шепни,
     наедине оставшись с Богом:
     «О Господи!..
     Прости ему грехи
     И выведи
     на верную дорогу!..»



   «Глаза то с грустинкой, то ясные…»


     Глаза то с грустинкой, то ясные,
     То с тихой лукавой игрой…
     Такие мы, женщины, разные,
     Что диву даёшься порой!
     И всё же, как зёрнышки маковы,
     Как две землянички в росе,
     Такие мы все одинаковы,
     Такие похожие все
     На вечном пути Материнства,
     Во власти Любви и Семьи —
     И в этом источник единства,
     Содружества женщин Земли.



   «Шаг усталый и волосы с проседью…»


     Шаг усталый и волосы с проседью,
     Ощущенье прошедшего дня,
     Где судьба моя взмыленной лошадью
     Нивой жизни носила меня.


     В день любой и в любую погоду
     Всё, что прожито – как наяву!
     Вспоминаю я лучшие годы
     И, наверное, ими живу.


     Суть прошедшего трудно восполнить,
     Лет утраченных не возместить.
     Если нечего будет вам вспомнить,
     Значит, незачем небо коптить!



   Отдача


     Он рыжим был и конопатым,
     Был молчалив и некрасив,
     О, как боялись мы, девчата,
     Чтоб танцевать не пригласил.


     Хитрили, прячась друг за дружкой,
     Забыв, что он живой, раним,
     Плясать готовы хоть с подружкой,
     Хоть с чертом, только бы не с ним!..


     А время щедро отплатило,
     И грустно, больно нам подчас,
     Когда известное светило
     Проходит, не заметив нас.



   «Всё было в жизни на моём пути…»


     Всё было в жизни на моём пути:
     Перроны, полустанки и вокзалы,
     И где-то остановка впереди,
     Которую судьба мне заказала.
     Когда настанет время выходить
     (Не это важно, так у всех бывает!),
     Оценят нас не временем пути,
     А тем, что в мире этом оставляем.
     Живи, как знаешь! Коль силён умом
     И коль в ладах и с совестью, и с честью,
     Твой здравый смысл, что жил в тебе самом,
     В небытие уйдёт с тобою вместе
     Под слой земли, под толщу долгих лет,
     Без багажа, без всякой лишней клади,
     А на земле останется твой след,
     Достойный похвалы, а не проклятий.



   Сила памяти


     Однажды в детстве в городе чужом
     Я, заблудившись, потеряла маму,
     И до сих пор я помню хорошо
     Свой страх перед огромными домами
     И мир чужой, и крик моей души
     Отчаянный, и слезы в два потока,
     И буду помнить, сколько буду жить,
     Хоть детство позади уже далеко.


     И до сих пор, когда беда в мой дом
     Врывается без стука гостьей злою,
     Или когда каким-нибудь скотом
     Обругана без повода порою,
     Когда, печалью сердце теребя,
     Недобрую читаю телеграмму,
     Беспомощна, и чувствую себя
     Той девочкой, что потеряла маму.



   «Мы – господа (смешно и грустно!)…»


     Мы – господа (смешно и грустно!)
     И никаких тебе средин!
     А у меня в кармане пусто —
     Какой я, к чёрту, господин?!


     Как новым душу отоваришь?..
     Почти столетье, а не год,
     Любили всех, кто нам товарищ,
     И ненавидели господ.


     Гляжу придирчиво и строго:
     «Ну, кто здесь точно господин?»
     На «Мерседесе» по дороге
     Проехал, кажется, один.


     К пивному шаткому помосту
     Почти что сутки череда,
     И мне умом понять не просто,
     Что это… тоже господа.


     Порой всего не переваришь,
     Но вывод просится один,
     Что если даже не «товарищ»,
     То уж совсем не «господин»!



   «Когда порой в характеров борьбе…»


     Когда порой в характеров борьбе
     Нам травит души соль противоречий,
     Я боль свою не выплесну тебе
     И руки, что ложатся мне на плечи,
     Не сброшу! И опомнившийся взгляд,
     Что просит мира, ласки, не отмщенья,
     Не уколю своим – пусть будет лад,
     Что вовсе не похож на всепрощенье.


     Сумейте виноватому внимать,
     Из добрых чувств не делая изгоя,
     В умении взаимопонимать —
     Гарантия семейного покоя.
     Да только ли семейного? Нет-нет!
     Раздвинуть рамки хочется пошире:
     От взрывов почерневший белый свет
     Кричит о понимании и мире.



   Обычай


     Ах, какой обычай есть на Кубе,
     Непривычен, что и говорить:
     Вопреки печали, стиснув зубы,
     Взглядом добрым встречных одарить.


     Нам такое даже не приснится
     (Свой рассудок – лучше паранджи!),
     Но не зря, конечно же, мы лица
     Называем зеркалом души.


     Если мне обида кривит губы,
     На улыбку не хватает сил,
     Вспоминаю голубую Кубу
     И обычай, что меня сразил.



   «Когда бедой доведен до отчаянья…»


     Когда бедой
     доведен до отчаянья,
     Легко понять,
     кто друг тебе, кто враг:
     Один кипит,
     как будто паче чаянья
     Вернуть желает
     в мир, где всё не так;


     Другой, слова́
     не выплеснув наружу,
     Не вознося
     сочувствия печать,
     Врачуя сердце,
     смотрит прямо в душу,
     Вдвоём с тобой
     умея помолчать.



   «В неизбежности вечных законов…»


     В неизбежности вечных законов
     Миром правит вселенская власть,
     Вынуждая с привычных перронов
     Кануть в Лету, как в пропасть упасть.


     Ты живи и не думай о Лете
     И о том, что природой творим,
     Удержись, человек, на планете,
     Коль не телом, так духом своим!.



   «Конец пути зовёт меня под вишни…»


     Конец пути зовет меня под вишни
     В начало, что у каждого свое,
     Так где мой пик, моя вершина жизни?
     Я что-то не заметила ее!..


     Не проспала – я знаю это точно,
     Гнала себя от белой пелены,
     Я не хочу спокойно ставить точку
     И в этот мир глядеть со стороны.



   Я принимаю мысли смелые


     Я принимаю мысли смелые,
     С лихвою выдумке воздав,
     Но я не верю в зависть белую
     И не поверю никогда!


     Коль взять привычное и выбросить,
     Забыв о сущности примет,
     Тогда и подлость можно выкрасить
     В какой-нибудь защитный цвет.



   Эстафета


     Голенастою дылдой– девчонкой
     Хохотала беспечно и звонко
     Над наукой заботливой мамы,
     Объяснявшей суть жизни словами:


     Не все золото, что блестит,
     Не тот искренен, кто вам льстит,
     И не каждый оскал зубов
     Вам с улыбкой сулит любовь!


     Но звала и манила дорога —
     Из гнезда упорхнула родного,
     Спотыкаясь, упрямо шагала,
     Кредо жизни сама постигала:


     Не всяк рыцарь, кто на коне,
     Не то солнышко, что в окне,
     Не водица людская кровь,
     Дальше в лес, значит, больше дров!


     А когда находила причину,
     Я твердила заботливо сыну,
     Чтоб внести в непонятное ясность,
     Чтобы вовремя видел опасность:


     Каждой шишке не суй свой лоб,
     Перепрыгнешь – кричи тогда «гоп!»,
     Плетью обух не перешибить,
     Воду, милый, с лица не пить!


     С чувством долга мосты навожу
     И теперь уже внуку твержу,
     Чтобы рос, не пугаясь куста,
     Чтобы понял, что жизнь не проста:


     В тихом омуте…вовсе не тишь!
     Умным кажешься, если молчишь,
     А взлетел на удачи крыле —
     Гимн не небу слагай, а земле!



   Не оставляйте ваших жён


     Когда кипит накал страстей,
     То слезы, то укоры,
     Когда в насиженном гнезде
     Неслаженность да ссоры,
     И кажется – вопрос решен,
     В судьбу упёрся рогом,
     Не оставляйте ваших жен —
     Они даны вам Богом!


     А ваша новая…Она
     Переродится тут же,
     Такой же будет, как жена,
     А может быть и хуже.
     Где силы взять, коль обречен
     Глушить досаду вздохом?
     Не оставляйте ваших жен —
     Они даны вам Богом!


     Ходите в мыслях в прежний мир
     Не слишком давней были,
     Где для нее вы, как кумир,
     Где вы ее любили,
     Где было вместе хорошо
     Без грусти и упреков.
     Не оставляйте ваших жен —
     Они даны вам Богом!


     Всю горку крашеных яиц
     Перебирать негоже,
     Возьми любое и очисть —
     Внутри одно и то же.
     И кто рассудка не лишен,
     Поймет мои намеки.
     Не оставляйте ваших жен —
     Они даны вам Богом!


     Но если вы без тормозов
     Прочь от нее умчитесь,
     Какой здесь может быть резон?
     Пусть я вам не учитель,
     Скажу одно: не по-мужски
     Вот так решать проблему!
     Я задыхаюсь от тоски…
     Давайте сменим тему!



   Тень


     Я иду, а тень за мною…
     – Поравняйся, тень, со мною!
     Обниму и пожалею —
     Рядом будет веселее!


     Но сказала тень с улыбкой:
     «Не хочу я жизни липкой!
     Тени в нашем мирозданье
     Обожают расстоянье!


     Нам не свойственна усталость!»
     Тень дурачилась, кривлялась,
     То стелилась на дорогу,
     То ползла со мною в ногу.


     Я прибегла к убежденью:
     «Слушай, тень! Не будь ты тенью!
     Ты кривляешься напрасно
     Этой копией ужасной!»


     Тень задумалась немножко,
     А потом горбатой кошкой
     Поскакала по ступеням,
     На потеху старым теням


     Улеглась у парапета:
     «Хочешь сжить меня со света?
     Трудно это, но бывает:
     Засветись – и тень растает!»




   Сквозь годы



     Уйду в поля с холодною зарёй,
     Спущусь курганом до реки изгиба,
     И пусть не так, как хочется порой,
     Но я живу – и Господу спасибо!



   Экспромт


     Люблю Невы седые берега,
     Зовущие неярким зимним светом,
     И в пригородах скромные стога
     Из сухотравья, пахнущего летом.


     Люблю свой дом, что встал на месте том,
     Где мечена войной Дорога Жизни,
     Люблю, узнав от жизни что почём,
     Всю суть, принадлежащую Отчизне.


     Люблю полёт взволнованной души
     В кипении народного гулянья,
     Люблю всё то, что город совершил
     За триста лет его существованья.



   «Неба краешек светел…»


     Неба краешек светел,
     Золотит синеву,
     Тёплый ласковый ветер
     Будоражит листву,
     Птичьим слаженным сонмом
     День в рожденье воспет —
     Это в городе сонном
     Наступает рассвет.


     Тени кутают донца
     Золотых куполов,
     Но касается солнце
     Островерхих голов,
     Нежно трогает клёны,
     Будит в гнёздах галчат,
     Колокольные звоны
     В сонном царстве молчат.


     Золотые рассветы
     Не во сне – наяву!
     Небывалое лето
     Подогрело Неву,
     На калёные угли
     Ставит город жара,
     Непривычные дубли
     Повторяя с утра.



   О края родные, дальние


     О края родные, дальние,
     Жизни пройденной истоки!..
     Тополя пирамидальные
     Часовыми у дороги,
     Золотые нивы хлебные
     Да подсолнухи, как солнышки,
     Да цветы великолепные
     Прорастут с весной из зернышка.


     Закипят сады вишневые,
     С жирным блеском лягут борозды,
     И, надев сорочки новые,
     Старики пригладят бороды,
     На завалинке усядутся,
     Как грибочки после дождика,
     Им теперь всего-то радости —
     На весеннем греться солнышке.


     В речке лед совсем искрошится,
     Прилетят скворцы в скворечники,
     И погонит ближней рощицей
     Ветерок пыльцу орешника,
     С суетой да птичьим посвистом
     Заалеет утро раннее —
     И примчусь я скорым поездом
     С краем отчим на свидание.



   «А полынь всё пылит, пылит…»


     А полынь все пылит, пылит
     И вишневые вихри гуляют,
     Столько лет мое сердце болит
     И тоскует по отчему краю,
     По земле, где поля, поля —
     Бесконечное золото хлеба,
     Где стоят у дорог тополя,
     Головой подпирая небо.
     Жизнь моя и чиста, и ясна,
     Не стыжусь, не жалею, не трушу,
     Но как только приходит весна,
     Грусть и боль раздирают душу,
     Будит память, не спит, не спит,
     Не спросив, уводит упрямо,
     Где вишневое чудо кипит,
     Где не ждет меня больше мама.



   Вкус полыни


     Здесь еще жестокие морозы…
     У окна, в бессонницы хмелю,
     Вижу степь, траву и росы, росы… —
     Теплый край, который я люблю.


     Там полыни пыльные сугробы
     Облачком колышутся вдали —
     У моей полыни вкус особый,
     С привкусом отеческой земли!


     В мой бесценный мир, росла в котором,
     Хоть и нет его по существу,
     Приезжаю изредка на скором
     И топчу душистую траву.


     Школы нет, родной, привычной, звонкой,
     Новую воздвигли (не мою!),
     Постарели бабушки – девчонки,
     Я теперь их и не узнаю.


     Мамы нет, лишь боль, любовь да жалость,
     В памяти былое ворошу,
     Только вот полынь – трава осталась,
     Ею, незабвенной, и дышу…



   В отпуске, дома


     В углу кузнечик точит пилы,
     Сам позабавиться не прочь…
     Ну, как ты можешь спать, мой милый,
     В такую сказочную ночь?!


     Страничек прошлого немало
     В забытой нами тишине!
     Ты слышишь, яблоко упало,
     И птица вскрикнула во сне…


     Вот цепью звякнул пёс-ярыжка,
     Хранитель дома без замка,
     И тихий дождик, как воришка,
     Шуршит по скатам чердака.


     И я… вздыхаю откровенно,
     Коснувшись детства берегов,
     И вновь одаривает сено
     Пьянящим запахом лугов.



   «Медовый Спас – теплынь, как в Сочи…»


     Медовый Спас – теплынь, как в Сочи!
     Прощу бессоннице вину,
     Впитаю сердцем звуки ночи
     И может, всё-таки, усну,


     Когда гусыни через лужи
     Потянут выводки к реке
     И первый луч сквозь ветку груши
     Меня погладит по щеке.



   «Хоть время дни косою косит…»


     Хоть время дни косою косит
     (И мир людей, и мир вещей),
     Но память вновь их преподносит,
     Всё сохранив до мелочей:


     Обиды, промахи, ошибки,
     Что были спрятаны хитро
     И так мешали в жизни зыбкой
     Нам исповедовать добро.


     Порою хочется забыться,
     Перечеркнув, не вспоминать,
     Но снова те же даты, лица
     И червь, что точит нас опять.


     Не сдам позиции без боя,
     Припомнив ложь и клевету, —
     Мне потому больнее вдвое
     Глядеть ночами в пустоту.


     Пусть будут горькими награды
     За бденье прошлого пути,
     Но, коль мы живы, значит, надо
     Сквозь время правду пронести.



   Под созвездием Девы

   Дорогим моим «Девам»


     Манит и волнует
     ночное сентябрьское небо.
     В такую же осень
     и я появилась на свет,
     В сиянье такой же луны,
     что краюшкою хлеба,
     В таком же раскладе
     созвездий и вечных планет.


     Ищу над собой огоньки
     нестареющей Девы —
     Надёжную веху на Солнца
     привычном пути —
     Кургузая стать
     у любимой моей королевы,
     Но сердцу дороже
     во веки веков не найти.


     О, Дева!.. Не ты ль,
     как ваятель, податливой глиной
     Считая меня,
     создавала души моей суть?
     Спасибо тебе
     за удачную эту лепнину,
     Где мысли свежи
     и стремленья подвижны, как ртуть.



   Песни мамы


     Ты мне пела песни…
     Ты мне песни пела,
     Как цвела черешня
     в мае тучкой белой,
     Как в лесу берёзку
     буря наклоняла,
     Как на луг пастушка
     стадо выгоняла.


     И сейчас невольно
     в горькие минуты,
     Если сердцу больно
     станет почему-то,
     Если почему-то
     станет сердцу тесно,
     Я твои, родная,
     напеваю песни.



   Колокольчик


     Я держу колокольчик Валдая,
     Чуть качну – переливистый звон!..
     И каурая или гнедая
     Лихо мчит седока под уклон,
     Воет вьюга, грозя перемётом,
     Бездорожье зовёт прямиком,
     Густо пахнет и летом, и мёдом
     Из корзины, набитой битком.
     Запорошила дымка седая
     Ямщика, что примёрз к облучку,
     А весёлый певун из Валдая
     Навевает любовь и тоску.
     Звон желанный всё тише и тише
     По квартире, что за полночь спит,
     То ли сердца удары я слышу,
     То ли стук лошадиных копыт?..



   Вино


     Выберу листочки, смою пыль
     (В этом деле я души не чаю!)
     – Полезай-ка, ягодка, в бутыль,
     С сахарком тебя перемешаю!


     Полюбовно с солнышком играй,
     Закипи и опьяней от счастья,
     И вино прекрасное давай,
     Подари мне за моё участье.


     Отберу я твой душистый сок
     В день осенний тёплый и погожий,
     Уж не я ль садила тот росток,
     На ребёнка нежного похожий?!.


     Соберу за стол свою семью
     (Вспоминали!.. я не зря икала!..)
     Погоню весёлую струю
     По хрустальным праздничным бокалам.


     Для любимых ничего не жаль,
     Всё солью по собственной же воле,
     Никого не посетит печаль,
     И никто не выпадет из роли.


     Зашумит счастливая семья,
     Восхваляя рук моих творенье,
     Песню запоют!.. И, может, я
     О вине прочту стихотворенье…



   Повторы осени


     Где горы с тучами
     сроднились низкими,
     Где морю плачется
     седыми брызгами,
     Не густо солнышка
     ноябрь мне выделил,
     Давно на Севере
     мой город выбелив.


     Забыв об имени,
     забыв об отчестве,
     Купаюсь в радости
     и в одиночестве,
     Дышу осколками
     небесной просини,
     Ловлю с улыбкою
     повторы осени.



   Дикий угол


     Я так любила этот дикий угол,
     Неслась туда, где я – и никого,
     Где ночи были черные, как уголь,
     А дни – волны и солнца торжество!


     Там девочки ходили, как тростинки,
     Там семьи, что за ужином поют,
     И старую глухую осетинку
     Любила я, как бабушку свою.


     Всему конец – и греет солнце Юга
     Развалины, воронки, ад земной,
     И хочется кричать в письме подруге:
     – Поговори немножечко со мной!..



   Г о д ы


     Я годы, как лады гармони,
     Перебираю в тишине,
     Ах годы жизни!.. Годы-кони,
     Теперь живущие во мне!..


     Ещё гоню и понукаю —
     Бегут, подковами звеня,
     И потихоньку привыкаю
     К тому, что будет без меня:


     Опять распустится подснежник
     И зашумит в реке вода,
     И лишь одно не так, как прежде —
     Меня не будет никогда!


     И, может, кто-то тихо вспомнит,
     Пусть не меня – мой робкий стих,
     Прикосновением восполнив
     Моё горенье для других.



   «Земля весенняя сырая…»


     Земля весенняя сырая
     (Освободилась от оков!),
     Чего-то ждёшь, на мир взирая
     Сквозь стёкла розовых очков.


     Поёт весна вертлявой птицей,
     По лужам чиркает крылом,
     А мне ночами юность снится,
     Несущаяся напролом.


     Пусть впереди годков цепочка,
     Но много ль вёсен вот таких?!
     На недописанные строчки
     Мне никогда не хватит их.



   «На безызвестные мгновенья…»


     На безызвестные мгновенья
     Давно разменяны года,
     Моё былое вдохновенье,
     Куда ты спряталось, куда?!


     Ах, молодые, озорные!..
     Сумейте вовремя понять,
     Что годы мчатся как шальные,
     Что время жизни не унять.


     Сумейте всё успеть и сделать
     Ценой рассудка и стопы
     До ощущения предела
     С лихвой оправданной судьбы.



   «Молчанье выплеснув наружу…»


     Молчанье выплеснув наружу,
     Очнусь (какая в том вина?),
     Раскрепости мне, праздник, душу
     Глоточком терпкого вина!


     Гитары звонкою струною
     Пространством скромным завладей,
     Отгородив меня стеною
     От надоедливых людей.


     Умру с тоски?.. Вы это – бросьте!
     Характер мой довольно крут:
     Придут ко мне такие гости,
     Что все от зависти помрут!..


     … «Ромэн» допел романс старинный,
     Вздохнул Вивальди: – Нам пора!..
     А мы с Цветаевой Мариной
     Стихи читали до утра.



   «Сойду в пожухлую ложбину…»


     Сойду в пожухлую ложбину,
     Где родником воспета высь,
     Старуха – верба, сгорбив спину,
     Шепнёт привычное: «Молись!..»


     Я преклонюсь в молчанье строгом,
     Воздав забытому долги,
     Прошу помилований Бога
     За все житейские грехи.


     А миг прощания чарует:
     Как в знак прощения вины,
     Земля мне губы поцелует
     Струёй из стылой глубины,


     Вселит уверенности кроху
     И жажду завтрашнего дня,
     И, точно хлебушком в дорогу,
     Снабдит терпением меня.



   Дуэт

   Севе и Андрюше, сыну и внуку.


     У папиных больших и сильных ног
     Шагает чинно крохотный сынок:
     У папы – шаг, а у него – четыре,
     Берёт пространство в необъятном мире!
     Ах, до чего же люди высоки!..
     Ах, до чего ж канавки глубоки!..
     А он ещё и маленький, и слабый…
     Как хорошо, что есть на свете папа!


     Блестят на солнце стёклами дома,
     А папа говорит ему: «Зима!..»
     Даёт снежок потрогать рукавичкой,
     Комочек сжал в руке: – Смотри, водичка!
     И снова – в путь! Среди отцов со стажем
     Шагает новорожденный папаша,
     Любуясь отражением витрин.
     «Какое счастье – у меня есть сын!»


     Как трогателен этот их дуэт,
     Пусть здравствует он много – много лет,
     Чтоб не коснулись, привнося страданье,
     Их неподдельного взаимопониманья
     Ни переломный возраст юных лет,
     Ни беспокойной молодости след.
     Пусть им всю жизнь соединяет руки
     Необходимость крайняя друг в друге!



   На даче

   Андрюше


     Ах, эти пальчики – пиявочки!..
     Проворно бегают по лавочке,
     По жёлто – белым рейкам глянцевым,
     И пахнет летом померанцевым.
     Звучат «аккорды» под гортензией,
     Мой «пианист» с большой претензией:
     В старанье вкладывает душу,
     Садись с ним рядышком и слушай!


     Ах, эти пальчики-пиявочки!..
     Пусть не рояль, а просто лавочка,
     Пусть исполнитель в душегреечке
     Сидит на маленькой скамеечке —
     Не тороплюсь с ведром к колодцу,
     Пою, когда ему поётся,
     Согласно зрительскому долгу,
     Стараюсь хлопать долго – долго!


     Ах, эти пальчики – пиявочки!..
     Меня цепляют, как булавочки,
     Волнуют преданное сердце,
     Уводят прочь от грядки с перцем,
     И смотрит оком птица – рябушка,
     Как отдыхают внук и бабушка,
     Ласкает ветер, солнце греет —
     Один растёт, другой… стареет.



   «Присяду тихо к изголовью…»

   Ксюше Д.


     Присяду тихо к изголовью —
     И снова рядом я и ты!
     Души, не тронутой любовью,
     Светлы надежды и чисты.


     Объятье ласковой ручонки,
     Счастливый детский поцелуй —
     Судьбой не пуганой девчонке,
     Что груздь в корзинку, что валуй.


     Потом появятся вопросы,
     И опасенья, и печаль,
     Как говорят, шипы и розы,
     Слова, звенящие как сталь.


     И ты в союзе несчастливом,
     Внимая грусти торжеству,
     Замрёшь в предзимье молчаливом
     Осинкой, сбросившей листву.


     Не дай, Господь!.. И что за мысли?!
     Любимой будешь! Дорогой!..
     Женою в самом лучшем смысле,
     Счастливой, как никто другой!


     И без печали и рутины
     Любовь, что в юности таим,
     Закружит парой лебединой
     Тебя с единственным твоим.



   «Тёрли руки добрые…»


     Тёрли руки добрые
     светлый пол дощатый —
     Валеночки мокрые
     ставили печати:
     Эта – левой ножкой,
     эта – правой ножкой,
     От двери до ванной
     мокрая дорожка!
     Сокрушалась бабушка,
     что весна недружная,
     Негде внучке – лапушке
     погулять с подружками:
     – Вся до нитки мокрая!..
     Ах ты, моя рыбка!..
     (А в глазах за стёклами
     прячется улыбка).
     – Нет, весна хорошая! —
     отвечает внучка, —
     Не печалься, бабушка,
     ни единой тучки!..
     Обнимает туже
     стылыми ручонками:
     – Ой, какую лу-у-жу
     мы нашли с девчонками!..



   Кукушата


     Не пишу я о сытых пирушках,
     о раздорах, потрясших планету,
     Но смолчать не могу о Кукушках,
     что детей разбросали по свету.
     Ходят-бродят шальные Кукушки,
     озабочены жизнью не слишком,
     А на рынках сшибают горбушки
     позабытые ими мальчишки.


     В сером множестве грустных историй
     отдаю предпочтение этим,
     Кто не видел застывшего горя,
     поглядите в глаза этим детям!
     Вопрошают с надеждою слабой,
     как сердечек живые рекламы:
     «Дядя, дяденька! Будьте мне папой!..
     Тётя, тётенька! Будьте мне мамой!..»


     Не стыдясь, говорю о пороках
     жизни трудной, что стала привычной!
     Может, стих мой послужит уроком
     всем отцам, матерям нетипичным,
     Может, вспомнят, что где-то на свете,
     не вживаясь в чужую обитель,
     Жаждут отчего дома их дети
     И надеются маму увидеть.


     Кукушата, мои кукушата,
     видно, в чём-то и я виновата:
     Не кричала о вашем несчастье,
     хоть душа моя рвётся на части,
     Хоть порой не уснуть до рассвета,
     хоть сейчас говорю я об этом,
     И досада, такая досада!..
     Чем же мне вам помочь, кукушата?..



   Потеря


     Обиды, обвиненья —
     всё наружу!
     Решают, где «твоё»,
     а где «моё»,
     И делят заодно
     ребёнка душу,
     Как прочее
     имущество своё.


     Разборки детям
     сердце раздирают,
     А взрослым в зле
     и не понять теперь,
     Что самое бесценное
     теряют
     Среди привычных
     жизненных потерь.


     Что впереди —
     ещё не знают сами,
     В нелепой спешке
     обрубив концы,
     А дети плачут
     взрослыми слезами,
     Когда к другим
     уходят их отцы.



   Любите жизнь


     Мы угасаем в тщетной жажде выжить,
     Когда приходит наш последний час,
     И оставляем под родною крышей
     Одни воспоминания о нас,


     Те, что без стука открывают двери
     Живых сердец знакомых и родни —
     Как хочется надеяться и верить,
     Что будут только добрыми они!


     Пусты желанья без основы прочной —
     Люби, цени, верши свои дела,
     Когда судьба свою поставит точку,
     Чтоб почва плодородною была,


     Чтобы тобою сеянное поле
     Дарило горы зёрен золотых
     И чтобы ты без страха и без боли
     С надеждой доброй уходил от них.



   «Если ты не слышишь шум дождя…»


     Если ты не слышишь шум дождя,
     Барабанный залп шального града
     И живешь, как рукава спустя,
     Значит, ты живешь не так, как надо!


     Соберись, не распыляя дни,
     Не маши на месяца и годы,
     Пробуди в себе и не гони
     То добро, что вложено природой.


     Мне теперь в начало бы опять
     (Поумнела, ничего не скажешь!)
     Взять да повернуть бы годы вспять,
     Снова в жизнь, пусть в четверть жизни даже!


     По другому на себя гляжу,
     По иному молодым вещую,
     Вижу все и всех – и жить спешу,
     Как рожденье новое почуяв.


     Так у всех, пожалуй, и всегда…
     Старость – мудрость! И надежда тлеет…
     Спросят: «Хочешь жить?» Отвечу – да!
     Жить, но так, чтоб было всем светлее!



   «Снова мы маемся в мае холодном…»


     Снова мы маемся в мае холодном,
     Тешась надеждой, что год плодородный,
     Любим и холим кусочек землицы
     В сырости Северной нашей столицы.


     А на родимых мне южных широтах
     (Та же медаль моя, но с оборота)
     Жирная пашня под солнышком млеет,
     Веник посадишь – и зазеленеет!


     Распорядилась когда-то сама я,
     Выбор свой сделала, не понимая,
     Что не обманешь ни память, ни душу,
     Что, уходя, не вернешься к тому же.


     Юные души, куда вас уносит?!
     Годы промчатся и сердце вас спросит:
     «Добрый хозяин, ответь мне на милость,
     Что же я билось не там, где родилось?»



   О, незабвенных лет дыханье!


     О, незабвенных лет дыханье,
     Несущее воспоминанья,
     В которых всё воскрешено:
     Росток любви, где правит юность,
     Удачи зрелая разумность
     И стук костяшек домино
     В том дворике послевоенном,
     Где я в признанье откровенном,
     Чиста душой перед собой,
     Перед людьми и перед Богом,
     Такую выбрала дорогу,
     Где сердцем правит непокой.


     О, незабвенных лет дыханье,
     Где мёд и соль воспоминанья,
     Неси хоть изредка волной,
     Дари в безвыходности выход
     Без самомнения и выгод,
     Без огорчения виной,
     Без укрощения надежды,
     Без пошлой критики невежды,
     И в Лете, времени реке,
     Когда мне годы душу вынут,
     Когда мечты мои застынут,
     Попробуй жить в моей строке.



   Часы


     Полвека на стене часы с кукушкой,
     Ползут годами гири-шишки вниз…
     А мы с тобою на судьбы краюшке
     Считаем дни под этот механизм.


     Кукушка выдаст счёт – и, хлопнув дверцей,
     В молчание уходит, ну и пусть!..
     Нам маятник стучит, стучит, как сердце,
     И радость в стуке слышится, и грусть,


     Так и у нас: то сбой в душевном мире,
     То осень жизни пахнет, как анис,
     И сами мы теперь, как эти гири,
     Усталой парой оседаем вниз.


     Кукушки крик из вызубренных терций
     Ложится в доме, будто на весы,
     А маятник стучит, стучит, как сердце —
     И в минусе ушедшие часы.


     Не торопись, настенная игрушка,
     Умерь свой пыл упрямый хоть на треть,
     Нам ни к чему секунды черпать кружкой —
     Нам надо очень многое успеть!..


     Кукушка от обиды хлопнет дверцей,
     Перемолчав, появится не вдруг,
     А маятник стучит, стучит, как сердце,
     Подольше бы нам слышать этот стук.



   Заклинание


     Крути, Судьба, удачи колесо,
     Верши дела и прочь гони усталость!..
     Пока еще с тобой мне хорошо,
     Но слишком мало времени осталось.


     Давай, Судьба, гори и не чади,
     Кому нужны, скажи мне, чад да копоть?!
     В конце пути нисколько не щади,
     И не ленись моим удачам хлопать.


     Ты будь со мной такой, какая есть
     Ни из чего не делая секрета,
     Все выдумки твои сочту за честь,
     Всевышнего благодаря за это.



   «Вновь наползают мысли, словно сель…»


     Вновь наползают мысли, словно сель,
     Но чистотой своею подкупают,
     И целью жизни не считаешь цель,
     Которую за деньги покупают


     Мы в этот мир приходим только раз:
     Зажегся, вспыхнул, отгорел и умер!
     И кто осмыслить вовремя горазд,
     Что все пройдет – и отзвенит твой зуммер,


     Тот не оставит смертной пустоты
     Да тех следов, что будут стерты ветром,
     Жизнь оплатив ценой своей мечты,
     Которую пронес сквозь километры.



   «Если ты не горишь…»


     Если ты не горишь,
     хоть вольна и умна,
     Не шумишь, как волна,
     не поешь, как струна,
     Не несешься вперед,
     километры подмяв,
     Жизни сытый доход
     на гроши разменяв,
     И ни в брод, ни в обход
     не осилишь беду —
     Не бери меня в счет,
     я с тобой не пойду!


     Не волнует тебя
     ни любовь, ни весна,
     Пробудись, как царевна
     от мертвого сна,
     Полной грудью вдохни
     эту трудную жизнь,
     Поднимайся с мели,
     устояв, удержись,
     Закипи, как родник,
     зашуми, как прибой —
     Я не просто пойду —
     побегу за тобой!



   «Беспечная юность не в меру щедра…»


     Беспечная юность не в меру щедра,
     И время швыряла, как не от добра:
     Направо недели, налево года,
     Бесценное время ушло в никуда.


     Когда же поймешь, что стремленья не те,
     Что дышишь у жизни на самом хвосте,
     Ослеп и оглох от мышиной возни —
     Считаешь, как деньги, минуты и дни.


     Дай силы мне, Боже, побольше творить,
     И с жизнью нелёгкой на «ты» говорить,
     Хранить свои мысли в рабочем столе
     И знать, чего хочешь на этой земле!



   «Уходят годы в никуда…»


     Уходят годы в никуда,
     Мелькают, как мгновения,
     Куда же спряталось…куда?..
     Былое вдохновение?


     В какой пролом земной коры
     Иль мрак бездонной пропасти?..
     Членят нас годы-топоры
     С холодною жестокостью.


     Летят они, как в печь дрова,
     Минуя ум и руки,
     Как в пасть заспавшегося льва
     Назойливые мухи.


     Простите все, кому претит
     Признание чудачки!
     Вы не могли бы разбудить
     Меня от этой спячки?



   Пожелание


     Ты ходишь по земле —
     Что есть, что нет тебя —
     Успехи прежних лет
     Упрямо теребя.


     Угас былой огонь,
     Пропал былой накал,
     Судьбы гривастый конь
     Взбрыкнул и ускакал.


     Былой, счастливый день
     У памяти не тронь!
     Возьми опять кремень
     И высеки огонь.



   Душа


     Хоть живу тихонько, не спеша,
     Радуясь теперь любой погоде,
     Чуть прильну к подушке, а душа
     Бывшие владения обходит!


     Будто никогда не устает,
     Все летит куда-то, непоседа,
     Только лягу, а она – вперед!..
     Носится и носится по свету.


     То летит, где отчая земля
     Золотом хлебов ласкает душу,
     То в чужие дальние края,
     Где трудился Бах, – орган послушать!


     Посетит попутно дом-музей
     Тот, где Гете ткал себе бессмертье,
     Мимоходом, но собою всей
     Прикасаясь к жизни после смерти.


     А бывает, что перемахнет
     Через горы древнего Урала,
     Минус сорок, а она поет!..
     Каково в снегах без одеяла?!


     То хохочет на Ура-Губе,
     То глазеет на кольце Садовом,
     То купается в реке Упе,
     Никогда не думая о новом.


     Рада вновь перестрадать свое,
     И, не уставая ни на малость,
     Ворошить, как сено, то былье,
     Что когда-то жизнью называлось.



   «Откуда приходит души непокой…»


     Откуда приходит души непокой,
     Холодный, колючий и властный такой,
     Вещающий сердцу, что пусто ты жил,
     Карающий разум за всё, что вершил?..


     Откуда он взялся, откуда пришел,
     Разрушив устои, где все хорошо,
     Рассеяв по ветру мой бывший покой,
     Последние метры пиная ногой?..


     Уймись, неразумный! Непрошеный, сгинь!
     Я вижу все ту же родимую синь,
     И те же улыбки привычных мне лиц —
     И я пред тобою не падаю ниц!


     Костяшками стылыми в душу не лезь,
     Ушел с головой в нерадивую спесь!..
     Является прошлое старым кино —
     И главное видится только одно:


     Что ехал всегда по своей борозде,
     Что след моих лет – не круги на воде,
     И если бы жизнь повторилась опять,
     Не стал бы ее ни на йоту менять!



   На полигоне


     Где осколок штатного снаряда
     Впился в землю рядом с мшистым пнем,
     Стайкой тонконогие опята
     Вылезли на свет погожим днем.


     Хрупкие и нежные, как дети,
     А вокруг – поют, трещат, звенят!..
     И стою я над этюдом этим,
     Почему-то тронувшим меня.


     Словно Жизнь со Смертью рядом встали,
     Доказать готовясь, кто кого,
     Я гляжу на них: одна – в металле,
     А другая – просто существо,


     Чистое, живое, без подделок,
     Тронь осколком – будто не росли!
     Так-то так, но ведь на самом деле
     Завтра вновь полезут из земли!


     Жизнь сильна! А чем?.. Не той ли жаждой
     Мирного, живого бытия,
     Что всему дается лишь однажды,
     Чтобы новым полнилась земля?


     Жаждой быть под этим небом добрым,
     Зацепившись хоть за волосок!
     И, рыжея от бессильной злобы,
     Смерть тихонько прячется в песок.



   Конец пути


     Всё, приехали!.. Дальше уж некуда!
     Крылья сломаны, каяться некогда,
     Отзвучал до последнего слова
     Гимн, который не ладится снова.


     Отшумели восходы ветрами,
     «Отпугали» в ночи телеграммы,
     Отзвенели хмельные бокалы,
     Нет у жизни былого накала.


     Но ласкай меня, солнце, подольше,
     Припасая деньков мне побольше,
     Где от сполохов ранней зарницы
     Растворяются туч вереницы,


     Что водою без устали лили,
     Где ромашки июнь отбелили,
     Мир, в котором души я не чаю,
     Розовеет в цвету Иван-чая.


     Всё, приехали!.. Дальше уж некуда!
     Всё окончено, каяться некогда,
     Столько было ненужного дела,
     Но, пожалуй, я всё же успела


     Прорасти, отзвенеть, отсмеяться,
     Отлюбить, устоять, не сломаться,
     Отмолить у бессмертного Бога
     Очень трудную эту дорогу.



   Память


     Колодой старых отыгравших карт
     Ложатся предо мной мои же годы,
     Чем ближе финиш, тем дороже старт
     И тем роднее жизни эпизоды.


     Их память преподносит, не спросив,
     Сквозь время протащив и расстоянье,
     Похвалит, пожурит – и, не простив,
     Уходит снова в прошлого молчанье.


     И от того, какой она была,
     Та ноша нашей Памяти живучей,
     Нам достаётся тлеть или пылать,
     Залечь на дно или подняться к тучам,


     Я, как и все. Меня, как и других,
     Порою память будит среди ночи
     И сонмом дней прошедших, дорогих,
     Мою седую голову морочит.


     Те дни приходят каплями росы,
     Былой сюжет прокручивают сами,
     И до рассвета долгие часы
     Лежу потом с открытыми глазами.



   Триада


     Плясала девочка на мостике,
     Косички прыгали, как хвостики,
     Юбчонка яркая подсолнушком
     Кружилась с ней под тёплым солнышком,


     Плясала бабушкина лапочка,
     А в небесах кружилась ласточка,
     И леса звонкие напевочки
     Аккомпанировали девочке…


     Плясала девушка на мостике
     Стучала туфелькой на «гвоздике»,
     Плыла лебёдушкою кроткою,
     Смущала юбочкой короткою,


     Вся, как фарфоровая куколка!
     И в роще дятла песня – стукалка,
     И плеск волны, и чиж на древушке
     Аккомпанировали девушке…


     Стояла женщина у мостика,
     Собрав в пучок седые хвостики,
     Под мокрым ветром слепо морщилась,
     И юбка старая топорщилась,


     Трудяга – мост под долгим бременем
     Скрипел, кряхтел, разбитый временем,
     Когда она пройти пыталась
     Туда, где прошлое осталось.



   Рождение стиха


     Беру с собой кремень, огниво,
     Ищу слова точнее всех —
     Спокойно и неторопливо
     Я начинаю свой разбег,


     Где, с жаром мысли высекая,
     Стремленья факел подожгу,
     Себя и душу обрекая
     Носиться в замкнутом кругу.


     И без особого эскорта,
     Не отрываясь от земли
     (У каждого своя реборда,
     Чтоб не сорваться с колеи!),


     Несусь, спешу к манящей цели,
     С разбега перейдя на бег,
     Всё то, что высказать хотела,
     Бурлит волной словесных рек.


     Кипит, как варево колдуньи
     (Я торжествую, не боюсь!),
     Черпну ковшом – и долго дую,
     Чтобы попробовать на вкус!



   С т и х и


     Проснёшься утром на рассвете,
     А в голове – одни стихи!
     Совсем как маленькие дети,
     А будят, словно петухи!


     Упрямые, порой шальные,
     Порою тихие, как сон,
     Мне портят книжки записные
     (Расклеились со всех сторон!),


     Зовут, трясут меня, как грушу
     (То смейся с ними, то реви!),
     Исправно исцеляя душу
     И разводя огонь в крови.



   Всегда со мной


     Сколько было написано строк!..
     Их и вспомнить теперь невозможно,
     Но один сыромятный стишок
     Память всё же несёт осторожно.
     И нелепо оно, и смешно
     Это милое детства творенье,
     Но всегда остаётся со мной
     Моё первое стихотворенье.
     Цепко держится, рядом идя,
     За подол материнского платья,
     Как любимое всеми дитя
     Среди зрелых и сильных собратьев.



   «Строки мои, птицы…»


     Строки мои, птицы,
     Воробьи, синицы,
     Перепёлка да сова…
     Клюйте зёрнышки – слова!


     Ешьте, угощайтесь!..
     Дружно насыщайтесь!..
     По словцу, по зёрнышку —
     Будет песня солнышку!



   Так давно повелось


     Я в глухом предрассветье
     открываю глаза —
     Будят мысли, как дети,
     в спешке что-то сказать,
     Живописцем по стенке
     бродит лучик луны,
     Преклоняя коленки
     в сонном царстве стены.


     Прокукует кукушка,
     как давно повелось,
     Отсыреет подушка
     от ласковых слёз,
     Что-то давит, как камень,
     что-то тихо смешит,
     Тут и лёд, тут и пламень —
     не ленись и пиши!



   Помолчи со мной


     Ты меня не трогай, не серди —
     Я дышу смолой набухших почек!..
     Просто потихонечку уйди,
     Чтобы не спугнуть рожденье строчек,


     Не нарушить мыслей водопад
     И былой черёмухи цветенье,
     Всё, что было много лет назад,
     Как души уснувшей пробужденье.


     Если хочешь, рядом за столом
     Помолчи со мной в моём творенье,
     Я потом поведаю, о ком
     Сложится моё стихотворенье.


     Ты немногословен в этот миг,
     Скажешь, словно выдохнешь:
     – Нормально!
     И от слов скупых похвал твоих
     Рвусь годами к строкам идеальным.



   Живу годами прежними


     Живу годами прежними —
     Успела приглядеться!..
     С поскоками да с песнями
     Промчались годы детства.


     В тревожном ожидании
     Шли молодости годы,
     Спешили на свидание
     И постигали моды.


     Пришли года семейные —
     Убрали все излишки,
     Года благоговейные —
     Пелёнки да пустышки,


     Веселые, смешливые,
     Кипели и сражались,
     Но и они, счастливые,
     Не долго продолжались.


     Пришли на смену зрелые,
     Уверенные годы,
     И думая, и делая
     По собственному коду,


     Хоть знали все заведомо,
     Но не на все решались,
     И может быть поэтому
     Подольше продержались.


     Ушли спокойно в прошлое
     И эти жизни годы,
     И, шаркая подошвами,
     Пришли года– уроды


     С морщинами глубокими,
     Седые, глуховатые,
     С улыбками убогими,
     Но мудростью богатые.


     Все прятали погрешности
     Да старческие вехи,
     Законом неизбежности
     Прикрыв свои прорехи,


     Их мучило давление,
     Их головы поникли!..
     В глухом сопротивлении
     Мы всё же к ним привыкли


     И не скулили от тоски —
     Свои же, дорогие —
     И коль уж нет для нас других,
     Пусть будут хоть такие!


     А те, что в прошлое ушли,
     Всегда со мною тоже,
     Законно место обрели,
     А что же их дороже?!


     Усталые, красивые,
     Веселые и грустные,
     Печальные, игривые,
     Строптивые, послушные,


     Ушедшие, прошедшие
     Со мной огонь и воду,
     Мои трудолюбивые,
     Не слишком уж счастливые,
     Мои родные годы!



   «Есть у меня заветная мечта…»


     Есть у меня заветная мечта —
     Стол распахнуть и выпустить на волю
     Все строки, до последнего листа,
     Все рифмы, отсидевшие в неволе!


     Когда они пробьются, хоть на треть,
     К людским сердцам, без явного провала,
     Тогда уж можно лечь и умереть,
     Узнав, что я не зря существовала.