Егор Шиенков
Теория Большой Игры

     1 Земную жизнь пройдя до половины,
     Я очутился в сумрачном лесу,
     Утратив правый путь во тьме долины.

     4 Каков он был, о, как произнесу,
     Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
     Чей давний ужас в памяти несу!

     7 Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
     Но, благо в нем обретши навсегда,
     Скажу про все, что видел в этой чаще.

     10 Не помню сам, как я вошел туда,
     Настолько сон меня опутал ложью,
     Когда я сбился с верного следа.

     61 Пока к долине я свергался темной,
     Какой-то муж явился предо мной,
     От долгого безмолвья словно томный.

     64 Его узрев среди пустыни той:
     "Спаси, – воззвал я голосом унылым, —
     Будь призрак ты, будь человек живой!"

     133 Яви мне путь, о коем ты поведал,
     Дай врат Петровых мне увидеть свет
     И тех, кто душу вечной муке предал".

     136 Он двинулся, и я ему вослед.

Данте Алигьери

Глава I. Ангел

   Уже много лет Максиму казалось, что ничего вокруг не меняется. Именно казалось, поскольку фактически изменения были налицо. Сначала он поступил в институт, потом его закончил. Пошел на первую работу, потом сменил ее на якобы более лучшую, потом еще раз. Женился, развелся. Причем все это он успел сделать еще до того, как ему исполнилось тридцать. Вот только беда была в том, что все эти события были настолько бледными, что не оставили после себя никакой уверенности, что окружающий мир прошел через какие-то значительные изменения. Да что там уверенности: честно говоря, и слабого намека на это не существовало. Поэтому Максиму казалось, что много лет ничего не меняется.
   Он вырос в интеллигентной семье, в которой интеллектуальный труд был в почете. Поэтому, несмотря на техническое образование, а, возможно, и благодаря ему, был склонен к философским рассуждениям на вечные темы. Рассуждая в этом ключе, он частенько пытался обнаружить причину безрадостного характера своего существования. За долгие годы изучения предмета выводы были сделаны неутешительные.
   Дело в том, что все то, что Максим когда-то сделал, и все те результаты, которые он при этом получил, носили какую-то унизительно недоразвитую форму.
   Например, институт он закончил хотя и серьезный по отечественным меркам, но весьма заурядный. Соответственно, если такое образование и давало преимущество в карьере, то это была лишь карьера инженера или научного сотрудника. Ни то, ни другое никак не дотягивало до прилагательного «интересное». Даже вооружившись симплификацией голливудских фильмов, на советского инженера не получалось натянуть костюм романтики и приключений. В результате, заперев в шкафу диплом о высшем техническом образовании вместе с сожалениями о потраченном на его получение времени, Максим пошел работать в сферу пусть также не богатую на исключительные события, но хотя бы более денежную. Разумеется, это была торговля. И, разумеется, иностранным оборудованием для нужд отечественных околопроизводственных предприятий.
   Поскольку к этой самой торговле у Максима особых талантов тоже не обнаружилось, результатами его деятельности гордиться не приходилось. Вылезал он, в основном, за счет технических знаний, которые имели все-таки некоторую ценность и здесь. Больших денег он не зарабатывал, но на своем поприще утвердился крепко и даже пару раз менял работодателя с небольшой прибавкой в зарплате, хотя и без карьерных продвижений.
   В результате, когда пришло время самоутверждаться покупкой личного автотранспорта, заработанных денег хватило лишь на мутанта отечественного машиностроения, носящего гордое, хотя и неоднозначное название «ВАЗ». Слово это вызывало у Максима ассоциативный ряд, который, начинаясь с аббревиатуры ВАЗ, переходил сначала к ночной вазе, затем к горшку… дальше продолжать не хотелось. Существование в России такого средства передвижения наводило на мысль о крупномасштабном саботаже отечественной конструкторской мысли со стороны спецслужб враждебно настроенных иностранных государств. Причем, судя по результату, в период проведения спецоперации враждебно к нам были настроены абсолютно все страны мира. Но на большее рассчитывать не приходилось.
   Похожая ситуация установилась и с жилплощадью, которая у Максима была, но представляла собой доставшуюся в наследство от бабушки ячейку в железобетонном муравейнике, разделенную перегородками на кухню, коридор и две смежные комнаты, такие маленькие, что, по большому счету, должны были родиться на свет платяными шкафами. Постоянное присутствие слева, справа, со спины, сверху и снизу от двух до пяти человек, отгороженное лишь тонкими стенами, приводило к ощущению собственной штампованной заурядности. Такими ощущениями могла бы быть богата жизнь двухдолларовой репродукции Джоконды, лежащей в стопке себе подобных, если бы она умела мыслить.
   Еще у Максима была достаточно богатая, по его собственным меркам, история отношений с противоположным полом, включающая в себя некоторое количество однообразных школьно-институтских романов, бестолковую женитьбу, нудный развод и полную растерянность касательно причин, из-за которых взаимоотношения полов, и в особенности брак, до сих пор не стали атавизмом.
   Что же касается внешних данных, то и тут похвастаться было особенно нечем. За пару десятков лет сознательной жизни Максим так и не определился с оценкой степени своей привлекательности. С одной стороны, он точно не обладал отталкивающей внешностью, поскольку не имел особых изъянов в виде излишней полноты, кривых зубов или, например, длинного носа. К тому же, его ухаживания за девушками, пусть и не так часто, как хотелось бы, но все-таки периодически приводили к положительному результату. С другой стороны, ему думалось, что периодичность эту честнее было бы назвать эпизодичностью. Да и выбор его обычно падал не на самый желанный объект, а на нечто компромиссное. Так что Максим понимал, что назвать себя привлекательным он может только с большой натяжкой. Но с учетом того, что было принято считать, что, якобы, мужчина интересен окружающему миру в первую очередь некими другими данными, то получалось, что жаловаться в этой области на судьбу у него полного права не было.
   Таким образом, наличие всех перечисленных условных благ, с одной стороны, совершенно не радовало, и даже наоборот, а с другой стороны, не давало возможности в полной мере насладиться горечью поражений, полученных в битве жизни. Получается, что он везде как бы победил, но настолько убого, что возникновение чувства торжества победителя просто исключено.
   Итак, Максим был не богат, не красив, не умен, не талантлив, не влюблен и не счастлив. Он был нудным середнячком, основной рабочей прослойкой и связующим раствором любого общества со времен первобытного строя. Сознание этого факта убивало жизненный оптимизм мужчины быстрее и целенаправленнее, чем любые самые страшные события в жизни.
   Результатом такого положения вещей стала хроническая вялотекущая депрессия. Максим жил с ней очень долго, точный срок он рассчитать не мог, потому как было ли в его жизни что-то отличное от этого состояния он не помнил. А поскольку начало идентификации не поддавалось, складывалось ощущение, что состояние это бесконечно, то есть вообще никаких перспектив до самого конца существования не было.
   Будучи разумным человеком, Максим пришел к выводу, что такую жизнь объективно стоит заканчивать, дабы, не тратя больше себя на пустое времяпрепровождение, отправиться навстречу чему-то лучшему.
   Как любой образованный человек, Максим верил, что существование человека земной жизнью не ограничено, правда, никаких вразумительных представлений на этот счет он не имел. Христианское учение о загробной жизни казалось слишком голливудски примитивным, буддийское – слишком безнадежным (перспектива перерождения в теле собаки или осьминога его совершенно не радовала), а с остальными религиями он был просто не знаком. Таким образом, вся его религиозность сводилась к пренебрежению знакомыми учениями и отвержению незнакомых.
   Никаких символических действий вроде увольнения с работы и закрытия всех текущих дел, раздачи долгов и одежды бедным, обзвона всех знакомых с извинениями за все, что угодно, не было. Максиму было разумно плевать, что после него останется и какими словами его будут вспоминать. Он никогда не мог понять мечты будущих покойников о памяти поколений. Им-то какая разница, будут их помнить или нет в их отсутствие, причем, при полной гарантии невозвращения? Впрочем, никаких загулов на занятые у бандитов под огромные проценты денег тоже не было.
   Финальную битву жизни Максим собирался закончить сидя на диване, принимая одну за другой таблетки снотворного и запивая их водой из стакана.
   Приготовив все необходимое и устроившись поудобнее, он задумался. Несмотря ни на что, последние мгновения жизни, в упрек всем предыдущим, хотелось провести как-то осмысленно или хотя бы символично. Но почему-то, несмотря на утверждения многих авторов популярного чтива, никакая «вся жизнь перед глазами» не «проносилась». Максим не вспомнил, как он был маленьким и пошел в школу, образы первых поражений и побед, даже если они и были, так и остались где-то в резервациях памяти. Никаких особенных мыслей или желаний не возникло, все было скучно, как обычно, таким образом, даже последние минуты облегчения не приносили.
   Единственное, что можно было отнести к разряду незаурядных явлений, так это появление странного ощущения где-то в самом темном, замусоренном уголке сознания, которое с течением времени неумолимо расползалось, занимая все больше и больше пространства.
   Через несколько минут смутное ощущение переросло в четкое осознание постороннего присутствия, которое незамедлительно подтвердилось шорохом, а затем и деликатным покашливанием.
   Повернув голову и найдя взглядом угол комнаты, похожий на тот угол сознания, из которого пришло незнакомое ощущение, Максим обнаружил там элемент окружающей действительности, которого быть там никак не могло.
   Данный элемент представлял собой мужчину, сидящего в углу на складном стуле и внимательно смотрящего на Максима. Мужчина был в костюме-тройке, определенно, очень дорогом и настолько же очень помятом. Как удалось так сильно помять такой хороший костюм оставалось загадкой. Белая рубашка была расстегнута до уровня жилета, на шеей болтался распущенный галстук. Лицо человека полностью гармонировало с одеждой: волосы были стихийно всклокочены, но выглядели чистыми, на щеках красовалась трехдневная щетина мук творчества. Выражение глаз вместе с их общим видом ставило те самые точки над «i», которые давали четкое объяснение причинам появления подобной наружности. В глазах мужчины отражалось похмелье, причем, не похмелье разгульного студента– первокурсника или малопьющего семьянина, которым факт утренней расплаты кажется чем-то из ряда вон выходящим, сравнимым лишь с чумой и ядерной войной, а доброе знакомое похмелье творческого запоя, которое воспринимается как неотъемлемая часть всего процесса, а с помощью опытного опохмела делается еще и в меру приятным времяпрепровождением. Человек сидел на стуле в неудобной задумчивой позе, смотрел на Максима и молчал.
   – Здрасьте, – сказал Максим, понимая всю нелепость ситуации и необходимость хоть какого-то ее звукового оформления.
   – Добрый день. Я не галлюцинация, – сказал человек.
   Слегка удивившись прозорливости гостя по поводу своих мыслей, Максим, впрочем, не растерялся. В его состоянии перспектива выглядеть глупо уже не пугала, а именно она обычно является катализатором процесса растерянности.
   – К чему это уточнение? – ответил он вопросом.
   Гость устало улыбнулся.
   – Обычно, когда я это говорю, люди успокаиваются, впрочем, вы можете считать меня плодом только вашего больного воображения, от этого, по большому счету, ничего не изменится. Мне все равно.
   – Тогда кто вы на самом деле? – решил уточнить происхождение гостя Максим.
   – Сложный вопрос, которому суждено остаться без полного ответа, – сказал гость. – Могу только сказать, что у меня к тебе, некоторым образом, дело есть.
   Максима покоробил такой быстрый и бесцеремонный переход на «ты», но заострять на этом внимание не хотелось, вместо этого он решил тоже перейти в отношение гостя на ты, причем так же бесцеремонно.
   – А ты, вообще, кто? – спросил Максим.
   В данной ситуации вопрос выглядел более чем уместно. Если уж в вашу запертую изнутри квартиру попадает незнакомый человек, было бы недурно для начала его хоть как-то определить. С самого первого момента мозг Максима как раз предавался честным попыткам классифицировать персонажа. Больше всего мужчина походил на агента 007 в молодости, причем, родившегося в России и получившего там, как минимум, два высших образования. К тому же, знаменитый англичанин, судя по виду, пил вчера очень много не очень хорошей русской водки. Но так как версия эта была явно утопической, она самоустранилась, оставляя после себя мысли более близкие к действительности: про бандитов, намеревающихся требовать завещать им квартиру, меркантильных медицинских работников, жаждущих свежих органов для пересадки, и служителей неизвестного культа, которым нужно от него неизвестно что.
   Гость уселся поудобнее, видимо, готовясь к продолжительному монологу.
   – Скажем так: как ты, наверное, догадываешься, в мире существуют определенные законы, по которым работает вся вселенная на всех уровнях материи, в том числе и окружающая тебя якобы объективная действительность, – мужчина сделал паузу, в течение которой внимательно изучал реакцию собеседника, как бы пытаясь определить приемлемость формы и стиля передачи информации. – Я понятно выражаюсь? – осведомился он.
   – Вполне, – заверил его Максим.
   Посмотрев еще несколько секунд в область бровей собеседника, мужчина, казалось, остался доволен результатом и продолжил:
   – Так вот. Откуда эти законы взялись и почему они существуют именно в том виде, в котором существуют, объяснять тебе бесполезно по той простой причине, что объяснить это живому человеку в обычном состоянии сознания просто невозможно. Там, где есть законы и принципы, появляются нарушители и первого, и второго. Но особенность в том, что, в отличие от придуманных законов, законы настоящие нигде не записаны и изучить их официальное издание нельзя. В связи с этим иногда возникают недопонимания со стороны субъектов этого мира, и моя задача эти недопонимания свести к безопасному минимуму.
   Несмотря на то, что перед Максимом явно разыгрывался какой-то номер из репертуара театра абсурда, он не имел вменяемого объяснения происходящему и поэтому решил держаться нейтрально и в меру подыгрывать собеседнику. В этом случае, если окажется, что все это розыгрыш, он не будет выглядеть впоследствии слишком глупо. Ну, а если окажется, что все серьезно, обвинение в неверии ему тоже не грозит.
   – Так что получается: я – нарушитель мирового правопорядка? – уточнил Максим.
   – Не льсти себе. И не перебивай, я не закончил. Так вот: на таких, как я, наложены широкие разъяснительные функции. Применительно к тебе, это выглядит примерно так: ты – человек, который собрался прервать свое физическое существование без четких на то причин и не осознавая всю значимость своего поступка. Мой долг все тебе разъяснить.
   – И попытаться остановить! – закончил чужую мысль Максим.
   Гость пренебрежительно хмыкнул.
   – Что вы за существа такие? Откуда эта мания величия? Сейчас, все брошу, и останавливать тебя начну. Ты не понял: я не из службы психологической помощи. Моя задача только разъяснять и объяснять в меру твоих способностей. И еще кое что, но об этом позже. Так что, плакаться в жилетку ты будешь в другом месте. Кстати, можешь называть меня «ангел». Это наиболее близкий стереотип из устоявшихся в умах народных масс, и если ты будешь внутренне воспринимать меня таким образом, тебе будет легче настроиться на верную манеру общения. Вопросы?
   – Ты откуда взялся?
   – Да, ты глупее, чем я думал. А ты откуда?
   – Я-то понятно, я человек, я у мамы родился.
   – Ну, это ты потом у мамы родился, а взялся ты совершенно из другого места, которое, между прочим, местом-то можно назвать только с огромной натяжкой. Я такой же интеллектуальный протуберанец на полотне вечности, как и ты, только я возник по четко определенной необходимости, а ты, по большому счету, случайно.
   Максим давно подозревал, что когда люди не могут нормально объяснить сути явления, они прибегают к художественным метафорам, которые, неся якобы сокровенный смысл, на самом деле ничего не означают, представляя собой набор высокопарных слов, сложенных в бессмысленную фразу. Хотя, с другой стороны, по поводу отнесения собеседника к людям Максим уже начинал всерьёз сомневаться.
   – Ну, хорошо, ангел-протуберанец, я весь внимание.
   Ангел поднялся, при этом стула на том месте, где он только что сидел, уже не оказалось. Куда он делся, оставалось загадкой, которая, впрочем, в сложившейся ситуации недолго занимала внимание Максима. Гость начал расхаживать по комнате, заложив руки за спину и смотря в пол прямо перед собой. При каждом шаге он кивал головой в такт ходьбе, тем самым приобретя сходство со школьным учителем, презирающим всех до одного присутствующих в классе учеников, их родителей, школу, все государство, и даже преподаваемый предмет. Голос его был настолько скучающим, что не оставалось никаких сомнений в том, что данную речь он произносит не первую сотню раз:
   – Итак, приступим. Как я уже говорил, моя задача – объяснить тебе сложившуюся ситуацию. Причем, особенность нашего разговора такова, что я не могу открыть тебе причины, по которым все происходит так, как происходит. Как я упоминал, для всего существующего и происходящего есть некие законы, ну, а причины, по которым они есть, знать тебе не положено. Но для того, чтобы придать осмысленность, с твоей точки зрения, моим объяснениям, я буду, во-первых, пользоваться примитивным приемом убеждения, который весьма популярен среди людей – вы называете его «логика» – и, во-вторых, доносить информацию через твой собственный опыт. Действовать будем следующим образом: ты объясняешь мне, в чем у тебя дело, а я – в чем дело на самом деле. Я задаю вопрос – ты отвечаешь, после этого я объясняю и показываю, что ты должен был ответить на самом деле. Договорились?
   – Ну, допустим.
   – Тогда распишись здесь, – в руке у Ангела появилась делового вида кожаная папка. Жестом успешного бизнесмена, подписывающего очередной миллионный контракт, из нее был извлечен лист белоснежно-белой бумаги с какой-то надписью мелким шрифтом посередине.
   За то время, которое понадобилось на преодоление документом пути из рук Ангела в руки Максима, у последнего четко сформировалась жгучая мысль, которая зажглась неоновой вывеской на экране сознания, сублимирующей основной ее смысл. Вывеска гласила: «развод».
   Максим сразу понял, что имеется в виду отнюдь не тот «развод», которому предшествует не менее многосмысловое слово «брак», а тот самый «развод», который всегда идет в творческом сотрудничестве с понятием «лох». И судя по всему, это понятие в данный момент собирались применить к самому Максиму.
   – У-у-у-у, – прогудел он, пренебрежительно скривившись, – начинается… И чего это я должен подписывать?
   – Не подписывать, а расписаться, – пояснил Ангел. – Это нужно в первую и последнюю очередь тебе. Проставление твоей никому в мире не нужной закорючки будет являться символом того, что ты сознательно участвуешь во всем происходящем. Символом опять для тебя. Восприми это как самодисциплинирующий ритуал. Наверняка ты помнишь какого-нибудь литературного героя, который, заключая сделку с дьяволом, расписывается кровью. Ну так вот, нечто подобное действительно периодически имеет место быть в истории человечества. Глупо думать, что дьяволу нужны какие-то там письменные формы, тем более заполненные при помощи биологических жидкостей. Этот ритуал разыгрывается исключительно для подписанта, чтобы тот был уверен, что все серьезно.
   – Дьявол, говоришь, – напрягся Максим. – А у нас тут, случайно, не такой случай? Ты, когда Ангелом назвался, не врал?
   – Все относительно, – ответил Ангел, – но если упростить относительность до уровня определенности, то нет, я совершенно не Дьявол, а на сто процентов противоположная сторона.
   Максим осторожно взял лист бумаги и прочитал написанное.
   Текст гласил: «Я -------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|
-------

понял»
   – Да, содержательно, а почему «все» зачеркнуто? – спросил он.
   – Слово «все» зачеркнуто по той причине, что все понять ты не в состоянии. Но если бы было просто написано «я понял», то это тоже не передавало бы задуманного в полном объеме, поскольку «я понял» подразумевает, все-таки, что понял ты именно все. Если бы было написано «я не все понял», то это бы несло совершенно противоположный по отношению к выражаемому смысл. Еще вопросы по тексту есть?
   – Нет, – ответил Максим, опасаясь еще больше запутаться в объяснениях собеседника.
   – Итак, давай начнем, – продолжил тот.
   Ангел сел на большое, солидного вида кресло, которое, судя по всему, появилось оттуда же, куда исчез стул, на котором он сидел в начале беседы.
   – Что тебя не устраивает?
   – В каком смысле?
   – Ну, если ты решил, что жить больше не стоит, видимо, тебя что-то радикально в этой жизни не устраивает. Вот я и хотел бы услышать, что именно.
   – Ах, в этом смысле. Ну, тут я думать долго не буду, отвечу сразу: все!
   – Ну, если так, давай по порядку и на примерах.
   Максим продолжительно вздохнул, откинулся на спинку дивана и начал свой жизнеразвенчивающий рассказ:
   – Видишь ли, в чем дело: когда я был ребенком, у меня всегда была определенная цель в жизни. Пускай временная, иногда она жила не дольше часа, но была. Всегда совершенно определенная и даже с некоторыми планами, как ее достичь. И, что характерно, никогда не было сомнений, что для достижения вот этой вот конкретной, каждый раз новой, цели не хватит сил, способностей, времени или таланта. Стоило только решить, что тебе хочется – и все, инструменты для достижения задуманного, как бы, уже прилагались. Как маленькие шестигранные ключики в коробке с мебелью из Икеа. И то, что очередной смысл жизни, цель всего существования, выбранный неделю или год назад, блек и таял под наплывом новой, не менее грандиозной идеи, совершенно не волновало. Статистика отошедших в мир иной смыслов жизни не велась. Каждый новый был самый настоящий, и никаких сомнений, что он на всю жизнь, не было.
   Эмоциональная и духовная жизнь ребенка невероятно богата и насыщенна, он постоянно решает кем-то стать, что-то сделать лучше всех, быть чемпионом или кем-то, кого он видел по телевизору. И он не просто собирается поступить так в отдаленном светлом будущем – он сразу начинает идти к этой цели.
   Пускай очень немногие находят свой путь с детства и идут по нему всю оставшуюся жизнь. Это неплохо. Это даже наоборот, хорошо, что цели меняются. Дети идут по огромному количеству чужих путей, питаются эмоциями незнакомых судеб, какое-то время они живут космонавтами, пожарниками, полицейскими, учеными, спортсменами и многими-многими другими. Перескакивая от одной выбранной судьбы к другой и примеряя на себя чужие жизни, они ищут ту самую, в которой захотят остаться, и такую жизнь называют призванием.
   Но, как я уже говорил, призвание находят очень немногие (если вообще кто-нибудь находит), а уж тем более в детстве.
   Тем не менее, в юности продолжается это уверенное шествие с периодической сменой пункта назначения. Вот только выбор этого пункта совершается более обоснованно и приземленно, а смена пути не так часта. Уже тогда в душу закрадываются сомнения. А точно ли сегодняшний смысл жизни такой уж значительный и окончательный? Но сомнения прочь – и вперед, к светлому, абсолютно счастливому будущему.
   Увы, когда наступает зрелость, объективно существующее положение вещей не замечать становится невозможно: многие годы метаний ни к чему не привели – ни настоящей цели, ни смысла найдено не было. Из десятков и сотен целей жизни, которые были рождены за прожитые годы, ни одна не выжила.
   – За плечами простирается кладбище смыслов жизни, оглядываясь на него, чувствуешь разочарование, – подытожил Максим.
   – Да, – вздохнул в ответ на услышанную речь Ангел, – техническое образование наложило на тебя тяжелый отпечаток. Хотя, у таких, как ты, любое образование переносится тяжело и с необратимыми последствиями. Значит, ты до сих пор смысл жизни ищешь?
   – Ну да, а как же без него? – удивился Максим.
   – И при этом смысл тебе нужен некий абсолютный. Чтобы любой встречный безапелляционно признавал его величие и правильность?
   – Ну, можно сказать и так.
   – Тогда я тебе сэкономлю уйму времени, сказав, что такого смысла нет вообще.
   – Это как так, для чего же тогда жить?
   – Ну, уж точно не для того, чтобы абсолютный смысл реализовывать. Если бы у каждого смертного был четкий смысл в жизни, то его бы выдавали при рождении в письменном виде, с подробными инструкциями, как его достичь, и соответствующими полномочиями. Поверь мне, само словосочетание «смысл жизни» – это тавтология. Пока ты живешь, забудь про слово «смысл». Его нет ни в одном вашем действии или поступке. И быть не может.
   Ну, вот подумай: как могут иметь значение ваши поступки в течение жизни, если все вы умираете? То есть, они определенно имеют некоторое влияние на некоторые вещи, но не значение, и уж точно не смысл. Так что, выкинь из головы эту дурь сразу.
   Жизнь устроена таким образом, что достойное оправдание в глобальном смысле нельзя найти ни одному занятию. Даже самые, на первый взгляд, благородные роли на поверку оказываются таким же бестолковым времяпрепровождением, как и все остальное. Это только в грузинском фольклоре, стоит посадить дерево, вырастить сына и построить дом – и, считай, жизнь не прошла зря. На самом деле, дерево рано или поздно сгниет, дом развалится, а сын вырастет придурком. И даже если ты посадишь баобаб, который сто лет будет расти, в твоем доме устроят музей-квартиру, а сын станет вторым Эйнштейном, ничего от этого, по большому счету, не изменится. Вселенная тебе спасибо не скажет, и ей все равно, нарисуешь ты картину или выстрогаешь табуретку, лишь бы не вешался, да, впрочем, и это не важно.
   – Ну, допустим, ты прав, а зачем тогда жить?
   – Знаешь, есть такое слово «надо», извини за банальность, – повысил голос Ангел. – Если тебя уж заслали на Землю пожить, то, наверное, не просто так! А о причинах тебе знать не положено. Придется тут некоторое время побыть. Никуда не денешься!
   Но только не надо делать из моих слов выводы о том, что то, что вы здесь делаете, кому-то кроме вас вообще нужно. Жизнь твоя и то, что в ней происходит, происходит только для тебя одного. Так что, не надо искать ни в чем великий смысл и предназначение, ваша задача – прожить жизнь, и сделать это, по возможности, наиболее комфортно.
   Максим обратил внимание на странные метания Ангела из единственного числа в множественное и обратно, когда речь шла о людях, но решил на этом не акцентироваться.
   – Ну, так может мне просидеть всю жизнь перед телевизором? Будет как раз очень комфортно, – вместо этого предложил он.
   – Врешь. Если мог бы, то давно бы уже сидел, и мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Это только так кажется, что дай человеку много денег и здоровья – и больше ему ничего не надо. Купит он себе все, что хочет, и будет балдеть до конца жизни. А вот ничего подобного, не усидит он на месте, разведет бурную деятельность или впадет в депрессию с летальным исходом. Так что, единственный твой выход – найти занятие, одно или несколько, которое будет твоим личным суррогатным смыслом жизни.
   На этот раз Максим не нашел в себе желания возражать. Объяснения казались такими логичными, простыми, циничными и, главное, авторитетными. Было в собеседнике нечто такое, что заставляло почувствовать, что он определенно знает, о чем говорит. А не врет он потому, что нет такой причины, которая заставила бы его говорить неправду. Для того, чтобы обманывать, ведь должен быть повод, а его здесь Максим для Ангела придумать не мог.
   Однако, покопавшись в себе еще с полминуты, он не нашел удовлетворения, которое обычно растекается по организму после того, как кто-то умный развеял твои сомнения, мучившие долгое время, или объяснил непонятные явления.
   – Допустим, все так, – согласился он. – Но для меня это ничего не решает. Для того, чтобы жить, как ты говоришь, комфортно, недостаточно просто высосать из пальца пару захудалых смыслов жизни. Нужно иметь возможности и способности хоть что-то с этими смыслами сделать. Дело не совсем в том, что я не могу придумать, чем себя занять. Дело больше в том, что какое бы интересное себе занятие я не придумал, я не смогу сделать его так, чтобы хотя бы сам остался доволен результатом. Не говоря уже о всеобщем признании.
   Допустим, захочу я стать знаменитым боксером или баскетболистом. И что? Во мне роста метр семьдесят с копейками, меня с детства сверстники за слабака держали. Или вот, хочу я стать олигархом, без нужных родственников, без талантов, без нормального образования. Да я помру по пути из своей конуры к финансовым вершинам! А уж о карьере писателя или музыканта я и рассуждать не буду. Что посоветуешь? Прожить до пенсии простым советским инженером, жениться, завести детей, чтобы они так же мучились? Знаешь, не встает у меня на такой «смысл жизни», уж извини! – Максим в процессе своего монолога перешел в то истеричное состояние, когда обличительные речи не только получаются с легкостью, но и доставляют удовольствие.
   – Ух, ты как раздухарился! – усмехнулся Ангел. – Говоришь, талантов нет. Вон, каков оратор! Значит, ты считаешь, что все дело в отсутствии, как ты сказал, «способностей и возможностей»? Родился бы ты с ярко выраженным талантом или с папой-олигархом, тогда бы – ух? Нашел бы применение тому, что досталось?
   – Да, нашел бы. И уверен, что именно – ух!
   – Понятно, – сделал заключение Ангел. – Значит, ты уверен, что дело не в тебе. Что кто-то другой тебя несправедливо обделил, забыл, недодал, была очередь, а ты по природной скромности не стал толкаться. В этом все дело?
   Понимая, что зашел в своих оправдания так далеко, что задний ход давать поздно, Максим, стараясь придать голосу уверенность и даже небольшой оттенок вызова, ответил: – Да!
   – Ну, вроде все, с предисловием закончили, – Ангел демонстративно посмотрел на большие карманные часы, извлеченные из внутренностей пиджака, и удовлетворенно кивнул.

   В тот же момент раздался хлопок, и комната исчезла.

Глава II. Пустыня

   На несколько секунд Максим лишился понимания своего места в пространстве. По ощущениям было похоже, что он потерял сознание, а затем пришел в себя. Сконцентрировавшись, он вернул себе возможность воспринимать окружающую действительность, и оглянулся. Во все стороны до горизонта тянулась земная поверхность светло-оранжевого цвета, накрытая голубым, без единого облачка небом. Даже после всего, что случилось за последний час, это было настолько удивительно и неожиданно, что в первый момент от потрясения у Максима началась паника. Голова закружилась, легким стало не хватать воздуху, он начал задыхаться. То, что это называется именно «паника», он знал из прочитанной когда-то статьи в глянцевом журнале. Это было одно из тех изданий, в котором редактор пытается собрать литературные выхлопы оравы журналистов, с одной стороны, соответствующие хотя бы отдаленно названию журнала, и с другой, вызывающие у потребителя желание покупать его из месяца в месяц. Поскольку первое и второе совместить достаточно сложно, смысловая нагрузка названия для глянцевых журналов обычно максимально широкая или максимально нейтральная, частенько названием служит просто мужское или женское имя, под эгидой которого можно публиковать любую читабельную муть для мужчин или женщин.
   Откуда-то сзади подошел Ангел и протянул ему бумажный пакет.
   – На, подыши в него, поможет, – предложил он.
   Максим в этот момент как раз вспомнил, что именно такой способ борьбы с синдромом паники был описан в том журнале, и, схватив пакет, нахлобучил его на лицо как респиратор. После некоторого времени дыхания собственнопроизведенным углекислым газом, мысли перестали бегать в голове как футбольные болельщики, вырвавшиеся в пьяном угаре на стадион в разгар матча, и встали в более или менее аккуратную очередь в ожидании обработки. Первая по очереди мысль гласила: «Все пропало, это полный….». Максим отмел ее как нефункциональную. Вторая оказалась более презентабельной и родила вопрос.
   – Где я? – спросил Максим, повинуясь второй мысли.
   – Какой ты эгоист, – ответил ангел. – «Где я?» Где мы! Между прочим, именно я нас сюда направил, в некотором смысле.
   – И зачем?
   – А затем, что надо. Или ты думал, что вся моя задача сводится к душещипательной беседе? Ну, нет! Она была проведена только для того, чтобы подготовить интеллектуальную почву, что-то вроде инструктажа перед прыжком с парашютом. А самое главное будем изучать на примерах. Кстати, это не моя прихоть, и уж тем более – не инициатива. Просто человек устроен таким образом, что, примитивно говоря, пока сам не попробует, причем не один раз, полностью не поверит. Именно на этом держится вся ваша недалекая наука. Людям почему-то непременно нужно самим все потрогать, а если этого потрогать нельзя, то они предпочитают отрицать его существование.
   В таких условиях любое эзотерическое учение становится шарлатанством. Именно поэтому, кроме примитивных механизмов, вы так и не научились ничего создавать. Я имею в виду – чего-то стоящего. По крайней мере, в рамках официальной деятельности. Впрочем, это отдельная тема, и не будем сейчас на ней останавливаться.
   Максиму после монолога Ангела как-то стало немного легче. И дело было даже не в том, что тот говорил, успокаивала сама будничная манера собеседника. «Если он так спокоен, значит, ничего опасного не происходит», – подумалось ему. С другой стороны, если он действительно тот, кем себя называет, а все последние события свидетельствовали именно об этом, что его вообще может вывести из себя?
   Хотя, возможно, что весь успокаивающий эффект, или его часть, следовало списать на процедуру дыхания.
   – Ну, и какой пример мы можем рассмотреть в этой пустыне? – оторвавшись от пакета, спросил Максим.
   – Здесь – никакой, – ответил Ангел. – То, что ты видишь вокруг, – промежуточное пространство между мирами, что-то вроде коридора между комнатами. Для того, чтобы попасть из одной комнаты в другую, нужно сначала выйти из первой комнаты в коридор. Так устроено, что комнаты между собой непосредственно не связаны.
   – Почему? – спросил Максим, чтобы потянуть время и дать себе адаптироваться в новой обстановке.
   – Ну, скажем так, из соображений безопасности. Попробую объяснить. У тебя ведь техническое образование, ты достаточно подробно знаком с теорией вероятностей Эйнштейна?
   – Ну, вообще-то не очень.
   – Хорошо, тогда расскажу в общих чертах. Иногда, из-за самопроизвольных искривлений пространства-времени, которые бывают достаточно редко и весьма кратковременны, совершенно случайно человек может вывалиться из своего мира.
   В этом случае он попадает сюда, на нейтральную территорию. Вероятность того, что он потом таким же случайным способом провалится в другой мир, ничтожна мала, хотя и такие случаи были. А вот если бы один мир граничил с другим, то, например, на Земле периодически появлялись бы люди или еще какие-нибудь существа из других миров без малейшего представления о механизме и причине своего появления. Представляешь, сколько бы шуму наделал, например, какой-нибудь солдат имперских войск из мира, где идут космические войны? А так он будет бегать во всем своем вооружении по местному не сильно разнообразному ландшафту до тех пор, пока его не определят, куда следует.
   – А что значит – определят куда следует? Это куда? И кто определяет? – поинтересовался Максим. – А космические войны реально где-то идут? А посмотреть можно?
   – Тут могу ответить только одно, и сразу на все вышеозвученные вопросы: это в твою, так сказать, программу обучения не входит.
   После полученной информации Максим продолжил осмотр местности уже более осмысленно. Теперь он начал понимать, что первое впечатление о земном происхождении поверхности, на которой он находился, определенно ошибочно. Действительно, на первый взгляд окружающий пейзаж напоминал пустыню, однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что от пустыни здесь только цвет земли и неба, и то в каком-то утрированном виде. Краски были уж слишком ярких тонов, какие-то мультипликационные. С другой стороны, Максим никогда не был в настоящей пустыне, и компетентно подтвердить или опровергнуть идентичность цветовой гаммы для него не представлялось возможным. Главными же отличиями от нормальной человеческой пустыни, которые мог заметить даже человек, составившей свое мнение о ней по кинофильму «Белое солнце пустыни», было то, что здесь было не жарко, при том, что ни малейшего ветра не чувствовалось. К тому же, ландшафт был абсолютно ровный, настолько, что возможность, что он принадлежит круглой планете, вызывала большие сомнения. Поверхность, на которой стоял Максим, была гладкой, твердой и без какого-либо песка или даже пыли. Фактически, это было желтое неотражающее зеркало.
   Он представил, как сюда, неожиданно для самого себя, вываливается космический боевик, упомянутый Ангелом. Пейзаж был настолько нейтральным и умиротворяющим, что психологический дискомфорт у случайного гостя мог вызвать, пожалуй, только неожиданный способ транспортировки. Хотя, кто знает людей космической эпохи: может, все они психопаты, которые чуть что – делают себе харакири лазерной вилкой.
   Затем Максим вспомнил свое первое впечатление, когда оказался здесь: пожалуй что, не будь у него провожатого, он бы ударился в более продолжительную панику, бегал бы по бесконечной желтой поверхности и вопил что было мочи.
   – И часто сюда попадают с провожатыми вроде тебя? – поинтересовался он.
   – Часто, редко – понятия относительные и связанные в первую очередь со временем в качестве шкалы отсчета. У меня с ним отношения другие, нежели у тебя. Но, можно сказать, что довольно-таки часто, с начала времен я уж и со счета сбился.
   – И что за причины, по которым тот или иной человек удостаивается такой чести? Я ведь так и не понял, почему ты именно ко мне пришел.
   – Причины, по которым человек получает от меня эту помощь, очень разные. Но всех этих людей объединяет одна общая черта: они не идут по естественному для них пути, или идут неправильно.
   – По естественному пути? Естественному с чьей точки зрения? Судьбы, Бога, еще каких-нибудь космических сил? – слегка раздраженно спросил Максим.
   – Ну…с точки зрения организаторов мероприятия… называй их как хочешь, хоть дьяволом, они не обидятся. Так вот, каждому человеку предназначена своя программа пребывания на Земле, и если он из нее выбивается – это плохо!
   Максим подумал о том, что за недолгое общение с Ангелом он настолько привык к открывающимся ему откровениям, что уже свободно и буднично начал оперировать такими понятиями как «судьба», «мироздание», «смысл бытия». Теперь вот такое всеобъемлющее и таинственное понятие как «бог» трансформировалось в понятное слово «организаторы». Это его удивило, но ничуть не смутило.
   – Ну, а как же человек может отклониться от программы, назначенной таким высоким органом? Или Бог тоже ошибается, а ты, типа, назначен его косяки исправлять? – заулыбался Максим. «Погорячился, наверное», – тут же мелькнула у него мысль, – «зря я так про… Бога».
   – Он никогда не ошибается! Хотя бы потому, что нельзя сделать неправильно то, что делается в первый и единственный раз. Как можно сказать, что при создании, например, человека допущена ошибка, если есть только один единственный вариант от одного единственного создателя? В соответствии с человеческой логикой, чтобы определить неверность того или иного явления, нужно сравнить его с верным эталоном, и на основе имеющихся отличий сделать соответствующие выводы. Не говоря уже про то, что само понятие ошибки, и логику, и человека, который всем этим мусором пользуется, создал тоже Он.
   – Ладно, ладно, виноват, был не прав, – замахал руками Максим. – Но все равно я не понимаю, как может человек пойти не по уготованному ему пути, как такое может получиться, если судьба, как я понял, заранее прописана?
   – Судьба заранее не прописана, это противоречило бы самому смыслу жизни! Понятие «смысл жизни» я употребляю, конечно, не в том качестве, в котором понимают его люди – как я тебе уже говорил, такого «смысла жизни» не существует, – пояснил Ангел. – Я имею в виду смысл самого создания жизни для человека. Жизнь человека по одной-единственной, заранее прописанной, судьбе, без малейшей возможности отступления, не имеет смысла. Зачем запускать процесс, протекание которого известно до мелочей, а, следовательно, результат очевиден?
   Нет, фатализм – искусственная идея, не имеющая с настоящим положением дел ничего общего. Его придумали люди, чтобы оправдать свою беспомощность.
   Заранее прописанного жизненного пути для каждого человека нет, но существует некая общая канва, как говорят ваши коммунисты – генеральная линия партии. В соответствии с ней человеку даны некоторые начальные условия, в которые, ко всему прочему, входят его таланты, везение, место рождения, положение родителей в социуме и так далее, и тому подобное. Это, можно сказать, арсенал игрока.
   Кроме этого, прилагаются правила игры – это весь тот мир, который вы воспринимаете как объективный, и все его законы, например, законы термодинамики, всемирного тяготений и все такое прочее.
   Но и этого недостаточно. Поскольку людей запускают по жизни не просто так, а с той целью, чтобы они освоили некоторый жизненный маршрут, то это пребывание на самотек пускать никак нельзя. Это было бы все равно, что пустить воду для орошения земли в канал без определенного уклона и стенами из песочной насыпи – вода размоет стены и потечет во все стороны без какого-либо толку. Вот поэтому кроме начальных условий и правил игры генеральную канву жизни направляет некая закономерная сила.
   Эта сила ничего не навязывает, никого не заставляет, она просто немного помогает, иногда подталкивает на тот путь, который приготовлен человеку. Будущему музыканту она подсунет объявление о наборе в музыкальную школу, будущему политику – бандита-спонсора выборов, будущему убийце – командировку на войну в горячую точку.
   Но такой жизненный путь не один, их всегда несколько, человеку никогда не навязывают одну единственную линию поведения. Каждый должен выбрать один из своих путей, а вот по какому из них и как он пойдет – вот в этом все и дело.
   На востоке есть такое понятие «Дао» – это путь, который должен найти для себя человек. Как раз его имел в виду Конфуций, когда сказал: «Если утром познаешь правильный путь, вечером можно умереть.» Насчет умереть – это он, конечно, погорячился, потому как, если найдешь свой путь, первое, что надо делать – пуститься по нему вприпрыжку и никуда больше не сворачивать. – Ангел замолчал и вопросительно посмотрел на Максима. Его взгляд выражал буддийскую мудрость и спокойствие.
   Максим, немного ошалевший от потока высоких откровений со ссылкой на земные духовные авторитеты, пытался утрамбовать в сознании весь объем полученной информации с минимальными потерями.
   – Погоди, – после задумчивой паузы произнес он, – но ты же говорил, что у жизни нет смысла, а теперь десять минут распинался на тему, в чем он состоит.
   – У жизни есть и смысл, и цель, но ни того, ни другого нет в ней. В этом и состоит главная ошибка людей. Они ищут смысл внутри жизни, а он вне ее.
   – А… ну так, в общих чертах, в принципе, как бы ясно, – промямлил Максим, хотя ничего ясного, даже в общий чертах, для него в этот момент не было.
   – Ну, тогда вперед, – бодро провозгласил Ангел.
   После этих слов Максим услышал хлопок, похожий на выстрел из духового детского ружья…

Глава III. Олигарх

   Максим Холодковский стоял напротив панорамного окна своего кабинета. Двойное пуленепробиваемое стекло сдерживало серую муть осеннего утра в пятидесяти сантиметрах от его лица. Он вытянул руку вперед и, оперевшись на ладонь, перевел взгляд на мокнущий под ногами город. С высоты тридцать третьего этажа не только пешеходы, но и автомобили казались мелкими насекомыми, стекающимися нестройными рядами к подножию офисной башни. Картина вызывала ассоциации с большим муравейником, к которому спешат его обитатели, и каждый из них что-то тащит, чтобы муравейник становился все больше и больше. Спешащие к началу работы люди также несли отдать что-то своей организации: свой талант, или хотя бы просто способности, силы, время, здоровье. Задача же офиса – переработать все это в деньги, большинство которых пойдет на дальнейший рост муравейника и непосредственно его владельцу.
   Да, не зря писал какой-то модный писатель: «Весь мир держится на подобии», – подумал Максим. И чего они сюда прутся каждое утро – ведь их работа скучна до истерики? Или они настолько ограниченны, что испытывают щенячий восторг от перекладывания бумажек, свидетельствующих о чужих денежных потоках? Неужели все эти люди не смогли найти себе в жизни более интересное занятие, которое при этом приносило бы необходимый для пропитания доход? Откуда эта моральная импотенция, эта холопская психология?
   А может, это духовное смирение русской интеллигенции? Может, у этих людей богатый внутренний мир, позволяющий относится к окружающему с буддийским спокойствием?
   Эта мысль развлекла Холодковского, он отошел от окна и стал ходить по кабинету от стены к стене. Размер кабинета, даже при таком маршруте передвижения, позволял своему владельцу тратить на прямолинейное перемещение достаточно продолжительное время для того, чтобы иметь ощущение прогулки. Мысль о высокой духовности сотрудников, подстегнутая забавной софистикой своего происхождения, стала постепенно оттеснять утреннее уныние, вызванное безрадостным видом из окна.
   Полторы тысячи смиренных философов, аскетов духа и художников субъективной реальности. Красиво! Все, что им нужно, они черпают из внутренних источников души. Для них не стоит шекспировский вопрос:

   «Достойно ль смиряться под ударами судьбы,
   Иль надо оказать сопротивленье
   И в смертной схватке с целым морем бед
   Покончить с ними?»

   Они точно знают, что «достойно», и черпают успокоение в своей мудрости, воспитанной в них родителями, в которых, в свою очередь, подобную мудрость воспитал зомбирующий советский строй. И теперь эти люди отдают ненужные им силы для работы на того, кто по духовному развитию гораздо ниже их, вследствие чего не избавлен от притязаний на власть и богатство. Так что, получается, что лозунг «кто был никем, тот станет всем» продолжает работать и по сей день, только теперь наоборот.
   Размышляя таким образом, Максим свернул со своего прогулочного маршрута и уселся за стол размером с кабинет среднего клерка. Нажав на кнопку селектора, он попросил секретаршу принести кофе.
   Не прошло и пяти минут, как в кабинет, предварив свое появление формальным стуком, вплыла секретарша.
   Сегодня у Холодковского было особое состояние души, побуждающее к анализу всего окружающего. Подобные настроения свойственны очень богатым людям в период полного благополучия. В это время все насущные проблемы покидают человека или отходят на второй, очень далекий план. После потери таких естественных раздражителей сознанию остается два пути. Первый свойственен людям весьма недалеким, которые до сих пор встречаются в обилии в среде состоятельных российских граждан, связан он с гламурным алкогольно-наркотическим образом жизни, при котором человек растворяется в примитивных физических и эстетических удовольствиях. Именно из-за большого количества этого типа богатых людей у обычного обывателя, живущего в Москве и имеющего дома телевизор, складывается ощущение, что основная цель россиян – это алкоголь, наркотики, низкопробные развлечения и беспорядочный секс.
   Но есть и второй тип таких людей, который при избавлении от насущных проблем начинает тяготиться к более тонким материям, и, как следствие, к более сложным интеллектуальным удовольствиям. Предвестником зарождения в душе таких процессов как раз и служит настроение, побуждающее к анализу окружающего. Внешними проявлениями такого состояния является философская задумчивость и усиленная восприимчивость к незначительным внешним явлениям, таким, например, как существование секретарши.
   Поскольку Холодковский был яростным противником служебных романов, тем более – с представителями низшего офисного звена, коими являются в отечественном бизнесе секретарши, о вошедшей девушке он знал ничтожно мало.
   Пока секретарша расставляла на столе чашку с кофе и сахарницу, Максим мысленно собрал в аккуратную кучку все сведения, которыми он обладал о вошедшем человеке. Звали девушку Юля, она была молода, некоторым образом привлекательна (для настоящей сексуальности ей не хватало харизмы), знала два языка. Вот, в общем-то, и все, что ему было известно о персоне, которая работала бок о бок с ним уже почти два года.
   Холодковский задумался о сложившейся ситуации, почему так происходит? Он присмотрелся к миловидному личику. Максим воспринимал как аксиому утверждение, что внутренний мир человека непременно отражается на его лице: в выражении, в общей конституции, во взгляде. Однако, если руководствоваться таким положением, то можно было сделать очевидный вывод, что у Юли внутреннего мира не было вообще. Ее лицо ничего не выражало, впрочем, как и речь, которую она в состоянии была произнести, да и все поступки, из тех, о которых было известно Максиму.
   Нельзя было сказать, что девушка была глупа, скорее, нельзя было сказать, что она БЫЛА. Ее внутренний мир представлялся Холодковскому в виде голой, абсолютно ровной степи, по которой ветер гоняет редкие перекати-поле односложных мыслей.
   Тем временем Юля, завершив свою миссию, вышла из кабинета, придурковато улыбаясь в пространство.
   «Она не глупая», – подумал Холодковский, – «она полная дура! Причем, самое печальное то, что она об этом даже не подозревает. Зато ей обидно, когда ее называют секретаршей, она хочет именоваться «офис-менеджером».
   Максим сделал глоток отличного кофе и подумал, что пора перенаправить все-таки свои мысли на работу. Тем более что сегодня предстоит немало сделать.
   Однако, несмотря на полученную порцию кофеина, мысленный процесс никак не сворачивал в рабочую колею и продолжал крутиться вокруг несчастной девушки.
   И тут Максим сделал для себя очередное мировоззренческое открытие. Нет никаких офисных работников с богатым внутренним миром, которых он придумал перед тем, как выпить кофе. Вокруг него работают только такие вот «юли», называются они по-разному, но по сути своей идентичны. Это одноклеточные роботы, которым не скучно по восемь часов в день заниматься однообразной ерундой, потому что это как раз та ерунда, которая прекрасно вписывается в их интеллектуальную степь, подобную той, которую Холодковский разглядел в секретарше.
   Ну что ж, тогда никаких проблем быть не должно, все они получают то, что заслуживают.
   С другой стороны, должны же быть и другие люди на свете, непохожие на этих офисных орков. А если они есть, то, может, и вокруг него парочка найдется. «Надо их непременно поискать, со временем», – подумал Холодковский.
   Он ткнул в кнопку селектора:
   – Юля, позови ко мне Васильева.
   Спустя десять минут в кабинет, под гнусавое селекторное сообщение «К вам господин Васильев», в комнату быстрой пружинистой походкой вошел сам Сергей Васильев, заместитель Холодковского и его ближайший соратник.
   На нем, как обычно, был черный костюм, черная рубашка и узкий алый галстук. Сергей ходил в таком одеянии уже почти год. Видимо, одевшись так однажды, он пришел в такой восторг от собственного отражения, что закупил с дюжину каждого из предметов этого гардероба и зарекся никогда с ними не расставаться, решив тем самым проблему утреннего (или вечернего, это зависит от дисциплинированности) выбора соотношения «костюм-рубашка-галстук».
   – Доброе утро, сенсей, – произнес Васильев, наклоняясь в ритуальном поклоне со сложенными ладонями на уровне груди, и расплылся в улыбке.
   Это была шутка, мягко говоря, не первой свежести, превратившаяся в традицию. Таким образом Сергей выказывал свое восхищение способностям и таланту начальства. Хитрость хода состояла в том, что лесть, поданная в шутливой форме, с одной стороны, была лишена своего грубого меркантильного обличия, поскольку как бы не воспринималась всерьез, но, с другой стороны, все-таки была лестью, которая не могла не быть приятна начальству.
   – Проходи, садись, – заулыбался Максим традиционной шутке, – давай, рассказывай.
   – Про вчера?
   – Да, про него самого, ну и про сегодня, естественно.
   Сергей сел в кресло. Его поза выражала расслабленность человека, осознающего свою значительность, но при этом не была настолько вальяжна, чтобы покоробить начальство.
   – Ну, разумеется, все прошло как мы и задумывали, – начал Сергей, – эти дятлы даже не стали делать вид, что сомневаются. Акционеры сразу лапки кверху, генеральный позалупался, конечно, оно и понятно, он, в отличие от владельцев, денег не получит, тока под зад коленом. Ну да его быстро заткнули. В общем, обработали мы их в лучших традициях, да и цену нормальную предложили, деваться им некуда, они ж сами себе не враги. Так что, на сегодня договорились подписывать. Щас наши юрики бумаги готовят, думаю, с минуты на минуту все будет, ну, и можно рвать к ним в контору на победоносный въезд через главные ворота в сокрушенный непокорный город.
   – Ладно, когда пора будет – сообщи, а пока иди, проследи, чтобы все было, как надо.
   – Буде зделано, – выпалил Сергей, – Разршите ити?
   – Давай-давай, – погнал помощника Холодковский.
   Выпроводив Васильева, он снова подошел к окну и окинул взглядом улицу.
   Потоки офисных заключенных иссякли – все расселись по своим камерам: начальники – по одиночным, обычные зеки – по общим. Окна кабинета были обращены на восток, и в ясную погоду из них можно было наблюдать восход над городом, что было весьма приятным мероприятием для хозяина кабинета. К сожалению, сегодня не только не было видно восхода утром, но и, видимо, не будет самого солнца днем. Вид серого, подсвеченного снаружи, неба снова нагнал на Холодковского задумчивую тоску.
   Видимо, из-за значимости сегодняшнего события, он начал вспоминал свою юность и молодость, школьные и институтские годы.
   У ученика средней школы Максима Холодковского конкретной цели чего-то добиться не было. Однако, еще в младших классах он начал замечать у себя некое внутренне превосходство над окружающими, с которым, по непонятным причинам, они были согласны.
   Максим всегда был лидером, будь то дворовые компании, школьные кружки или спортивные секции, в которые его отдавали родители. Причем никаких сознательных действий он для этого не предпринимал. Просто как-то так получалось, что сверстники после десяти минут пребывания в его обществе начинали, что называется, «смотреть ему в рот». Когда он вырос, то узнал, что это объясняется наличием «харизмы». Правда, когда он впервые услышал это слово, оно, по молодости, ему показалось смешным, неказистым и даже немного ругательным. Слишком уж первые три буквы, да еще со следующей за ними буквой «з», звучали грубо, и уж точно не могли быть наполнены глубоким духовным смыслом. Но потом, узнав о нем получше, к слову привык, ну, а когда обнаружил, не без удивления и удовольствия, эту самую харизму у себя, то и зауважал.
   Холодковский хорошо учился в школе, замечательно играл в театральном кружке и многообещающе боролся в секции самбо. Это происходило не потому, что Максим обладал какими-то незаурядными способностями во всех этих видах деятельности, просто, во-первых, он был уверен, что если это делают все, то это определенно должно быть легко, потому как рассчитано на большинство, в том числе и самых слабых, а, во-вторых, он не мог допустить мысли, что он что-то делает хуже других или, по крайней мере, хуже этого самого большинства.
   Такое мировоззрение не было воспитанно у юноши насильно, его воспитанием вообще мало кто занимался. Подобное отношение к окружающему миру ему досталось с рождения, так же, как людям достается высокий рост или склонность к полноте.
   Вот так и продвигался Максим по жизни – уверенный в себе молодой человек, у которого все получается.
   Однако, нельзя сказать, что жилось ему очень легко. Как производная от чувства уверенности и успехов во всех начинаниях, в жизни Холодковского постоянно присутствовал еще и страх поражения, который всерьез его мучил. Привыкший быть всегда на высоте человек боится оказаться в луже, потерять достоинство в глазах окружающих. Душевный механизм тут достаточно прост: чем дольше у человека все получается, тем меньше он имеет понятия о том, что значит потерпеть поражения. Он просто забывает, каково это, не помнит своих ощущений. Остается только уверенность в том, что проиграть – это плохо. А вот насколько плохо – здесь уже никакой определенности нет, а когда нет определенности, включаются воображение и фантазия. В результате, в соответствии с поговоркой «у страха глаза велики», возможность любого, даже незначительного поражения в уме юного Максима приобретало масштаб вселенской катастрофы. Этот страх не давал ему покоя перед любым, даже незначительным мероприятиям.
   Например, сдача экзамена в институте портила Холодковскому существование задолго до назначенной даты. Несмотря на то, что он всегда был хорошо подготовлен, картины позора при ответе экзаменатору, ведущие к низкой оценке, долго не давали заснуть накануне. Его всегда удивляли сокурсники, которые вечером перед экзаменом звонили ему, чтобы узнать название сдаваемого предмета и попросить «отксерить» утром «шпоры». Такие люди, давно привыкшие к поражению, нисколько его не страшились, поэтому шли по жизни легко и непринужденно, впрочем, ничего при этом в ней не добиваясь.
   Этот страх Максиму удалось побороть только спустя несколько лет, после окончания института. После некоторого времени по-настоящему взрослой самостоятельной жизни ему, благодаря своим способностям и харизме, удалось приобрести настолько прочную жизненную позицию, что она позволила прибавить к качествам характера здоровый авантюризм в сочетании с адекватным пофигизмом. Эта позиция не была связана с какими-то приобретенным материальными благами или высоким должностным статусом. Она лежала в области духовного роста и интеллектуальных умозаключений. В один прекрасный момент Максим не только понял, но и почувствовал всем своим существом, что причин для беспокойства нет, просто потому, что они не существуют. Все проблемы, кажущиеся фатальными, рождаются и живут только у человека в голове, только там они принимают масштабы неразрешимости, и нигде больше.
   Холодковский понял, что самое необратимое, что может случиться – это смерть, но поскольку рано или поздно это все равно произойдет, не стоит терять силы на обдумывание того, что неотвратимо. Более того, душевное состоянии человека никак не влияет на ход вещей, поэтому тратить свои силы на переживания глупо. Так решил для себя однажды Холодковский, и ввел эту истину в ранг жизненной позиции.
   С того самого момента дела Максима не просто пошли в гору, а полетели как под воздействием реактивной тяги. Обстоятельства не могли противиться служебному и материальному росту талантливого бизнесмена с железной нервной системой. Результатом такого положения вещей стал сорокапятилетний президент и совладелец крупной корпорации Максим Холодковский.
   Однако, в соответствии с законом сохранения всего на свете, одно из основных положений которого гласило: «если где-то чего-то много, то там же чего-то другого мало», так называемая личная жизнь Максима развивалась из рук вон плохо. Та замечательная, нежная, ласковая, скоромная девушка, которую встретил Холодковский еще будучи бедным студентом и на которой женился после окончания института, через два года брака вдруг превратилась в тупую, гулящую истеричку с самомнение размером с дом. Холодковский терпел свою жену в новом качестве ровно год, после чего настоял на том, чтобы она покинула его жизненное пространство. При этом полностью от последствий ее присутствия избавиться не удалось, поскольку в пору их мирного сосуществования у Холодковских родился сын, который к настоящему моменту вырос в двадцатилетнего кретина, являя собой стандартный продукт современной культуры и наличия богатого родителя. Сына назвали Сашей, как и большинство рождающихся тогда мальчиков, разумеется, придумав для этого имени исключительное обоснование, вроде того, что называют ребенка в честь какого-нибудь дедушки или в честь святого, про которого, впрочем, никогда бы и не узнали, если бы не посмотрели в церковный календарь в связи с рождением ребенка.
   Теперь Саша стал одним из тех неприятных атрибутов жизни, которые называют «мой крест». Избавиться от них не представляется возможным, принять за нечто нормальное – тоже, остается смириться и стараться как можно реже вспоминать. В принципе, в этом плане проблем у Холодковского с сыном не было, слишком часто он отца не беспокоил, а все беспокойство сводилось к получению от него очередной порции материальных благ в денежном или каком-либо ином эквиваленте. Несмотря на внутреннюю неприязнь Холодковского к отпрыску, внешне отношения отца и сына выглядели вполне чинно. Никаких скандалов, ситуация обоих устраивала, и никто не желал ничего большего по сравнению с тем, что есть. Холодковскому нужно было, чтобы его не трогали – сын с удовольствием дарил отцу покой. Самому же ему нужны были деньги – Максим платил за свой покой без сожаления.
   Однако были в этой идиллии и неприятные моменты, когда Александру по каким-либо причинам, а чаще всего это были незапланированные денежные траты, необходимо было встретиться с отцом лично. Разумеется, все вопросы можно было бы обсудить по телефону, но все-таки у Холодковских был некий обязательный минимум личных встреч, наличие которого позволяло поддерживать хоть какую-то иллюзию нормальных отношений.
   К большому сожалению Максима именно сегодня, когда ему этого меньше всего хотелось, зазвонил мобильный телефон, и в трубке раздался голос ближайшего родственника:
   – Ээээ, привет, пап…, – обозначил Александр свое существование.
   – Здравствуй.
   – Ээээ, как дела?
   – Давай сразу к делу, я занят! – перевел разговор в деловое русло Максим.
   – Ты сейчас в офисе?
   – Да.
   – Я забегу на пару сек.
   Максим промычал в ответ что-то неопределенное, что можно было расценивать и как согласие, и как недовольство, или даже как нечто, не имеющее смысловой нагрузки. Но, судя по «оки», раздавшемуся на том конце линии, и последующему отключению, собеседник усвоил или сделал вид, что усвоил, ответ по первому варианту, то есть как согласие.
   Холодковский, морщась от чувства дисгармонии, которое на него произвело «оки» собеседника, положил телефон в карман. Он терпеть не мог молодежный сленг, особенно применительно к своей персоне, и особенно с таким гламурно-голубым оттенком.
   Настроение стремительно ухнуло вниз, но было тут же подхвачено усилием воли, тем самым, что помогало президенту держаться на волне успеха и при этом не становиться депрессивным трудоголиком. Александр определенно вот-вот будет здесь, все уже случилось, и расстраиваться по этому поводу уже глупо: так Максим привел себя в нормальный позитивно-конструктивный настрой.
   Спустя двадцать минут, именно с таким настроем он и встретил вошедшего сына.
   Александр вошел в кабинет, расплываясь в притворной улыбке сыновней преданности и всяческого участия. Это был молодой красивый парень невысокого роста. Если бы Максим поставил себе задачу выделить пару признаков, которые как можно полнее охарактеризовали бы его сына, он бы выбрал «смазливый» и «гламурный». Смазливость досталось ему от матери вместе с небольшим ростом, а гламурный лоск он приобрел под влиянием обстоятельств, в роли которых выступили избыток легких денег и отсутствие достойных интересов и увлечений. Как обычно, вид Александра напоминал фотографию из раздела «мода» в глянцевом журнале. Этакое идеальное сочетание нежной цветовой гаммы и оригинальных шмоток известных геев-дизайнеров, составленное известным геем-стилистом. К счастью Холодковского, сам его сын геем не был, иначе пережить такой позор Максиму не помогла бы даже его уникальная выдержанность. Напротив, Александр был жутким бабником, что в его случае, то есть при наличии папиных денег, называлось «ловеласом». Полную смену «парка» своих женщин Александр производил обычно раз месяц, не считая девушек, снятых на одну ночь. Откуда в Москве было столько девушек, которым не было заранее известно о привычках Александра, Максим понять не мог. С другой стороны, вполне возможно, что все они сознательно шли на такие отношения за вполне понятную выгоду.
   Холодковский посмотрел на часы – было без десяти одиннадцать. Самое продуктивное рабочее время было потрачено впустую и, судя по всему, остаток времени до обеда также канет в лету бесполезности, израсходованный на беседу с сыном. Максим терпеть не мог подобное разгильдяйство среди своих подчиненных и не считал нужным позволять его себе. «Для меня десять минут – это время», – любил он говорить, поясняя на примере очередному провинившемуся в трудовой дисциплине работнику свои взгляды.
   – Привет, – сказал вошедший молодой человек и плюхнулся на стул напротив стола президента.
   – Двадцать минут назад здоровались, – ответил Холодковский, тратя кучу внутренних сил на поддержание в своем голосе сдержанной дружественности по отношению к собеседнику.
   – Как дела? – не унимался Александр.
   – Спасибо, недурно, – ограничился сухой констатацией Холодковский. Естественно, что никакой более детальной информации о состоянии своих дел отец сыну давать не собирался. Да и для сына эта информация была не интереснее судьбы депутатов турецкого парламента. – Ты что-то хотел? Извини, но я на самом деле здорово занят сегодня.
   – А, ну, на самом деле, да, – не стал темнить Александр, – есть у меня одно дело. Тут такое дело, как бы, на самом деле, – начал он свое обстоятельное объяснение. – В общем, я хочу, типа, стать звездой.
   – Шикарно, это все? – спросил Холодковский – Еще пожелания будут? Космонавтом там, или Бэтменом?
   – Да нет, ты не понял, – заерзал на стуле Холодковский-младший. – Это ж тема не с потолка, это реально, я все обдумал, дай изложу.
   – Ну-ну, времени у меня немного, но в данном случае, пожалуй, полюбопытствую. Все-таки, я твой отец и не должен пропустить тот момент, когда тебя уже стало пора показывать специалисту. Я имею в виду врача. Ну, и на каком поприще ты собираешься получить всеобщую известность? – продолжил бичевание отец. – Петь ты, вроде, не умеешь, хотя на нынешней эстраде это не главное. Может, будешь в кино сниматься, или в цирке выступать? Ты на пианино не разучился играть после музыкальной школы? Это может здорово помочь. Начальное музыкальное образование и владение инструментом – большая редкость всовременном шоу-бизнесе.
   – Ну, пап, погоди! Дай сказать, почему ты меня все время за дауна держишь?
   – Дорогой мой, я тебя не держу, ты сам себя держишь. В общем, ладно, излагай, – успокоился Холодковский.
   – А, спасибо. Ну, короче, тема такая, базар идет не о том, о чем ты щас говорил, никаких продюсеров и все такое. Петь и плясать я не буду, по крайней мере, пока, – Александр робко улыбнулся. – В общем, у меня есть знакомый кент, у него батя какой-то политик, ну, да это не важно. В общем, у него есть сестра, у кента этого, и ей этот политик, папаша то есть ее, решил сделать передачу на ящике, и чтобы она там ведущей каждый день светилась, заодно и бабок заработала. Или там уже передача была, а ее потом туда пихнули, я подробностей не знаю.
   – Я рад за всю семью твоего политика, а ты-то куда собираешься залезть? В осветители, что ли? Это я за, работа постоянная, говорят, что при солидном опыте недурно оплачивается. Только моя-то помощь в чем нужна? Рекомендации написать?
   – Да не, при чем тут осветитель, я ж сказал – буду типа как звезда почти. Там эта передача, это типа реалити-шоу, называется «Найди свою любовь». Тема такая: несколько пацанов и столько же чувих будут жить где-то отдельно и искать свою любовь, причем между собой, и все это будут снимать на камеры.
   – Чудно, а ты-то тут при чем?
   – А при том, что пацанов этих будут кастинговать…
   – Че делать? – прервал сына отец. – Если хочешь продуктивно общаться – выражайся, пожалуйста, на одном из известных мне языков.
   – Извини, ну, кастинг будут проводить, то есть отбирать из кучи желающих. Ну, а я договорюсь, и меня выберут по-любому, тока нада бабла накатить…немножко. Но ты не переживай, я потом все отобью, это реальный бизнес-проект, – зачастил Александр, видя как отца передернуло, как только разговор свернул в финансовое русло. – Но там немного, полтос, не больше. Ты же говорил, что дашь мне денег, если на дело.
   – То есть ты там на глазах всего честного народа любовь свою искать будешь? – рассмеялся Максим. – По кабакам искал-искал – не нашел, теперь на телевидение искать пошел. И давно ты стал такой романтичный?
   – Да при чем тут любовь? – удивился Александр. – Нафига мне эти колхозницы, я ж тебе говорю – звездой побуду и бабок заработаю
   – И как ты собираешься на этом заработать? Какой-такой деятельностью?
   – Ну как, ты чего, нас же по ящику будут с утра до вечера показывать, нас же каждая школьница будет знать и боготворить. Потом на одной рекламе можно поднять будь здоров, да и вообще! Потом петь, и в эстраду, и ведущим каким-нибудь можно, это ж поле для деятельности немеренное.
   – И сколько это твоя передача будет продолжаться?
   – Ну, минимум два месяца, а там как пойдет.
   – А как же университет? Ты не забыл, что ты еще и учишься?
   – Да с этим ваще проблем не будет, я в деканате договорюсь, это ж МГУ, а не какой-нибудь заборостроительный!
   – Саша, – Холодковский всем своим видом постарался выразить отцовское участие, – ну когда ты повзрослеешь? Что ты все ересью какой-то голову себе забиваешь? Да, я сказал, что, если понадобится, я дам тебе денег на дело. Но определяющим понятием здесь является «дело». А то, на что ты хочешь взять денег – это не дело, это…. Короче, я в этом участвовать не буду и поддержки моей не жди, все, разговор закончен!
   – Ну, пап, – попробовал заныть Холодковский-младший.
   – Все, аудиенция закончена! Всего наилучшего.
   Александр знал, что после такой фразы, произнесенной отцом, канючить бесполезно, поэтому вскочил со стула и быстро зашагал к выходу, всем своим видом выражая негодование и оскорбленность.
   Максим откинулся в кресле и внимательно посмотрел на уходящего сына. Как так получилось, что этот молодой человек его так сильно раздражает? Даже отцовские чувства не могли смягчить этого ощущения.
   Возможно, его раздражал не конкретно его сын, а все ему подобные, вся прослойка общества состоящая из детей состоятельных родителей.
   Когда сын родился, Максим и представить себе не мог, что когда Александр вырастет, он станет частью того нового класса, который называют золотой молодежью. Когда Холодковский приумножал свой капитал, он думал о чем угодно, только не о том, что это растет пропуск его сына в этот самый класс.
   Но главная ирония сложившейся ситуации состояла в том, что Максим меньше всего хотел, чтобы его сын стал частью этой самой молодежи. Но процесс этот оказался неотвратим, а теперь уже и необратим. Потому что никаким воспитанием и финансовыми ограничениями Александра уже не удастся вернуть к нормальному отношению к окружающему миру и к себе самому. И основная тут причина в том, что этого состояния у него никогда и не было. Нельзя вернуть человека туда, где он никогда не был. А заново все объяснять уже поздно.
   Теперь Александр принадлежит к ватаге гламурных питекантропов, настолько же никчемных, насколько уверенных в своей исключительности, которая зижделась на финансовых возможностях родителей.
   Но если бы все это поколение представляло собой некую пассивную массу, не влияющую на окружающий мир, в этом не было бы никакой беды. Главная же трагедия состоит в том, что те же легкие родительские деньги, которые отняли у них интеллектуальный и духовный мир, дали им власть и возможность влиять на все вокруг, как неумышленно, так и сознательно.
   Неумышленное влияние состоит в том, что эти люди представляют собой самых влиятельных потребителей на рынке. Причем, потребителей не каких-нибудь там зубных щеток с особым наклоном щетины и таблеток от головной боли, а домов, квартир и спортивных автомобилей. У них много денег, и они готовы с ними расстаться без сожаления – мечта менеджера по продажам. Конечно, рынок не мог пропустить такого покупателя и прореагировал адекватно: рекламщики и пиарщики всех мастей раскатали перед ними красную ковровую дорожку восхищения и преклонения, которая вела, разумеется, в офисы продаж, элитные фитнесс-центры, рестораны и ночные клубы. И все бы было ничего, если бы это осталось только между основными действующими лицами. К сожалению, если на войне идет бомбардировка, достается всем, кто попал в зону поражения. Реклама и пиар, заточенные под богатых дураков, ведутся качественно и масштабно, а значит, захлестывают собой и огромный кусок публичной культуры, как то книги, музыку, телевидение, а, значит, и всю ту нецелевую, казалось бы, аудиторию, которая по наивности своей все это читает, слушает и смотрит.
   И вот не прошло и десяти лет, как каждый неокрепший интеллектом подросток узнал, что круто быть не умным и сильным, а красивым и богатым. Духовные ценности, которые, как оказалось, были даже при Советском Союзе, потеряли смысл своего названия. В ранг величайших достижений личности были возведены наличие золотой кредитной карты, дорогой автомобиль, дом на Рублевке, а самым достойным времяпрепровождением – ресторан или ночной клуб. С этого момента все новые поколения стали расти с потребностями золотой молодежи и возможностями золотой интеллигенции. Вот и получилось, что те, кто изначально не был способен сделать хоть что-то для этого мира, лишил этой возможности практически всех остальных.
   Но на этом пагубное влияние богатых детишек на окружающих людей не заканчивается. Все становится еще хуже, когда этим жертвам обстоятельств становится скучно, и они начинают мучиться жаждой деятельности. Разумеется, что деятельность их не может быть созидательной. В силу своей натуры, они не способны создать что-то ценное для этого мира. В лучшем, самом безобидном, случае, они уходят в бизнес, иногда даже успешно, поскольку, воспитанные под влиянием избытка денег, наглость и уверенность в себе в некоторых коммерческих областях становятся очень полезными, если не сказать – обрекающими на успех. Ну, а в самом худшем случае, они идут по творческому пути или близкому к нему – создавать передачи на телевидении, писать и издавать книги. И тут им также в некоторых случаях сопутствует успех, потому как большая часть этих сфер деятельности заточена под таких, как они, и на них же работает, а, следовательно, кто еще может разбираться в этом лучше, чем они сами?
   Вот так и создается современная культура: в угоду богатым дегенератам и, частично, ими же самими.
   Холодковский осознал это уже давно, и именно поэтому не дал сегодня сыну денег: не хотел участвовать в процессе всеобщей деградации. Может, благодаря ему, хоть на одного самовлюбленного кретина в российском шоу-бизнесе будет меньше.
   Выводя президента из задумчивости, зазвонил телефон характерной трелью внутреннего вызова. Максим не спеша подошел к столу и поднял трубку.
   – Ну, все, можно ехать, – раздался голос Сергея.
   – Хорошо.
   Положив трубку, Максим бросил в микрофон селектора: «Юля, выезд!».
   Эта фраза, произнесенная главой компании, запустила механизм давно сложившийся, годами откорректированный и не одну сотню раз испытанный. Прошла секунда – Юля позвонила в комнату охраны и сообщила, что шеф выезжает. Еще секунда – в гараж и к кабинету президента бежали пять охранников. Лифтом пользоваться запрещалось, он мог застрять, что привело бы к огромному конфузу – шеф в гараже, ни охраны, ни водителя нет. После такого в лучшем случае просто уволят, причем, не только непосредственных виновников промашки.
   Максим же, тем временем, никуда не спешил. Вместо того, чтобы направиться к двери, он вернулся к окну и продолжил прерванные визитом сына размышления.
   Сегодня наступит тот самый этап, который Холодковский определил для себя когда-то давно как если не завершающий, то, по крайней мере, финальный. Он за свои, и только за свои, деньги приобретет компанию, которая будет приносить ему доход долгие-долгие годы. Тот самый «свечной заводик», о котором так мечтали когда-то герои Ильфа и Петрова. Бизнес, правда, для него не совсем профильный, но зато более чем перспективный. Деньги – они везде одинаковые, а технической стороной и маркетингом будут заниматься специально обученные люди.
   «Интересно как все сложилось», – думал он, – «почему все так? Вот, наконец, я достиг, что называется, того, о чем мечтал. Наверное, я должен чувствовать ликование¸ или хотя бы просто радость?»
   Максим попробовал поискать в своих ощущениях чувство ликования или радости – не нашел.
   «Наверное, это от того, что я пока не осознал всю прелесть обретаемого статуса, в этом проблема», – думал он, – «надо отвлечься от рутинной суеты и подумать о том времени, что меня вскоре ожидает. С другой стороны, с утра уже торчу перед этим окном и все думаю, вспоминаю. Видимо, недостаточно. Надо сосредоточиться. Итак, подытожим ситуацию: еще немного, еще неделя, максимум месяц – и я, спустя много лет трудов и притеснений, стану свободным! Независимым ни от каких маразматиков из совета директоров, ни с кем не считающимся, собственником крупной компании. Ну разве не грандиозно!» – пытался раззадорить себя Максим.
   Эта перспектива грела его душу более двух десятков лет, пока приходилось вкалывать, света белого не видя, прогибаться под тугодумное начальство, лебезить перед быдлом, которое, в соответствии с постсоветскими традициями, непременно должно было оказаться на какой-нибудь ключевой должности и выступать в качестве заказчика.
   И вот теперь всю эту гадость будут делать за него другие. Он даже не будет генеральным директором своего предприятия – эту должность он приберег для Васильева. В нем он уверен. Не настолько, конечно, чтобы не приставить к нему парочку контролеров, от этого уж никуда – законы большого бизнеса, но достаточно, чтобы не волноваться о сохранности и преумножении своих капиталов.
   Максим сел за стол, откинулся в кресле и закрыл глаза. Вот так все и будет, все так, как он мечтал на заре своей трудовой деятельности. Собственная компания под управлением надежного человека, и он, в праздной неге отдыхает на своей загородной усадьбе, или нет, лучше на вилле во Франции, или в Париже. Впрочем, не важно, скорее всего и там, и там по очереди. Причем, пребывание в том или ином замечательном месте не будет ни в коем случае ограничиваться какими-то служебными надобностями, только внутренними ощущениями комфорта.
   Но самая главная мысль, которая приносила ему наибольшее удовлетворение – так это то, что он больше не будет видеть каждый день своих офисных работников, это стадо пролетариев-белоручек. Как они все его достали! И речь идет, конечно, не только об этой овце Юле за стенкой. Она-то, как раз, самый безобидный из них экземпляр. Безобидный, конечно, имеется в виду, по отношению к самой себе, а не к окружающему миру. На мир-то все эти клерки вообще никакого влияния иметь не могут. Слишком нейтрально их поведение по отношению к окружающему эфиру. Вся их жизнь – как рябь на поверхности океана во время штиля: если присмотреться, то ее можно заметить, она как бы есть, а если не присматриваться, то о ее существовании и не подозреваешь. А вот Максиму невольно приходилось присматриваться, более того, даже участвовать в создании этой бестолковой ряби на поверхности настоящей жизни. И это как раз и было для Холодковского самое страшное – он не возвышался сверхсуществом, образцом духовности, морали и интеллекта над этой серой офисной массой, а опускался до их уровня. Бизнес затягивал его в эту клоаку мелких трагедий и меркантильных страстей. А сам Максим менялся под действием этой атмосферы, сливаясь с окружающей действительностью.
   «Наверное, большинство людей скажут», – думал он, – «что не люди такие – жизнь такая, что все офисные роботы – продукт жестоких законов бизнеса. Вот только он знает, что все это софистика. Все эти жестокие законы бизнеса создают сами люди, как сверху, так и снизу. Доказательством тому служит тот факт, что в разных странах они разные. Кто заставляет работников отечественных офисов быть такими? Ответ простой: они были такими всегда, только в разных ипостасях. Раньше это были полуграмотные работяги, вкалывающие по десять-двенадцать часов в день без выходных на фабриках и заводах. Их заставляли? Ну конечно, их заставляли, жизнь была такая, именно поэтому они весь день работали, а весь вечер бухали. Потом, конечно, восстал их разум возмущенный! То есть, разумеется, не сам, взял так – и восстал, сам их разум мог только в туалет проситься, тут, конечно, помогли. Ну, а когда помогли, да еще и халяву посулили, тут весь этот сброд ломанулся делать революцию. Да и кто же откажется, если такая перспектива – отнять и поделить. Ну, и чем все кончилось? Все стало по-прежнему, только еще хуже – половина этих горе-халявщиков вкалывали в лагерях пуще прежнего, причем, совершенно бесплатно, другая половина, напичканная идеологией по самые уши, вкалывала вообще неизвестно на кого, да еще и радовалась этому факту. Очень остроумно все разрулилось: пустую голову легче всего было набить идеологией, как пелось потом в детской песенке «на дурака не нужен нож – ему с три короба наврешь, и делай с ним что хошь». То есть, будет вкалывать как миленький, а тех, у кого голова недостаточно пустая – на принудительные работы в лагерь. Многие современные коммерческие компании тоже пытаются идти по первому пути, выдумывая «корпоративную этику», «командный дух», «общее дело» и «сплоченность коллектива», вот только плохо это приживается в отечественных условиях. Видимо, недостаточно времени прошло, чтобы рабочий класс снова купился на старый фуфел, да и образования у них немного прибавилось, в интересах дела, разумеется.»
   «А что сейчас?» – думал Максим. – «Ведь тоже все безрадостно, как ночью зимой на болоте. Советский строй развалился, железный занавес, а с ним и все решетки, двери и окна распахнулись, а за ними обнаружились огромные горы государственного имущества. Государства нет, а имущество есть! Оказывается, вот куда пошли трудозатраты советских людей. Рядом с этим бесхозным великолепием, по счастливой для них случайности, оказались люди, почти что мимо проходили. Люди эти пооглядывались-пооглядывались – хозяев вроде нет, да и взяли себе, сколько смогли унести. Так в России появились олигархи. Были, конечно, и олигархи другого происхождения, вроде Холодковского, которые подключились уже потом, в процессе использования бесхозного добра, но эти уже были помельче, что сыграло впоследствии в их пользу. Когда, спустя годы, переродившееся государство решило отомстить за бесцеремонное к себе отношение публичной поркой некоторых из наиболее злостных присваивателей ее имущества, под праведный гнев попали крупные фигуры, мелочевку, вроде Холодковского, трогать не стали.
   И вот, очередной переходный период завершен, и распределение ролей на ближайшие поколения закончено. Общество разделилось на тех, кто успел и кому посчастливилось, и на тех, кто не успел и кому не повезло. Первые стали нереально большой для новой Росси толпой олигархов и просто очень состоятельных людей, вторые – новым рабочим классом, который помогает приумножать состояние первых в тщетной надежде к ним примкнуть. Некоторым, впрочем, примкнуть удается, конечно, не к олигархам, а пониже, но, тем не менее, их пример служит дополнительной стимуляцией для всех остальных.
   Правда, стимуляция такого рода подходит не всему офисному рабочему классу, поскольку последний тоже делится на категории, разные по своей сути. Их, как минимум, две: первые – это как раз те, которые очень хотят заработать много денег и готовы ради этого на все, вторые – те, кто хочет заработать денег побольше, но не напрягаясь (этих, как всегда в России, подавляющее большинство). Первые – активные, нервные, подобострастные, вторые – вялые, скучающие, неудовлетворенные. Разумеется, существует и множество промежуточных типов, да и переход из одного типа в другой под воздействием обстоятельств – не редкость.
   Вот из такого материала и на таких предпосылках строится атмосфера современного столичного офиса. Естественно, что на такой почве не выращиваются гении технической или творческой мысли. Даже если у кого-то и были какие-то таланты, все они сводятся на нет без соответствующего использования, и, очищенный от лишних способностей, сотрудник вливается в один из типов офисных роботов.
   B такой клоаке Максим жил больше двадцати лет. Но теперь он в этом участвовать больше не будет, и все это болото будет видеть не чаще одного раза в месяц, и то мельком, проходя по коридору в переговорную. Хотя нет, еще реже – почему бы Васильеву не приезжать с докладами к нему, даже если его и в стране-то не будет: верной собаке сто верст не крюк.»
   При размышлении об этом настроение Максима заметно улучшилось, видимо, избавление от офисного общества для него было еще более отрадно, чем безвременный отпуск.
   Президент перестал рассматривать унылые пейзажи, кинул взгляд на наручные часы и, поняв, что провел в раздумьях больше времени, чем следовало, резко встал и быстрым шагом вышел из кабинета.
   За дверью со своих стульев, завидев шефа, вскочили два охранника – один, опередив Холодковского, пошел в нескольких метрах от него, второй пристроился сзади. Процессия прошла по коридору, распугивая офисных работников административного этажа, и загрузилась в лифт, который опустил всех троих в подземную стоянку.
   Выходя из лифта, Холодковский заметил в глубине стоянки какого-то клерка, робко рассматривающего его свиту. Представитель серой массы офисных работяг удостоился целой секунды внимания президента, что, наверняка, было им с восторгом замечено и теперь станет темой вдохновенных рассказов на ближайшие несколько дней.
   Максим же сел в машину, на заднем сиденье которой его уже ждал Васильев. Охранник аккуратно захлопнул за шефом дверь и, обежав вокруг автомобиля, сел на переднее пассажирское место.
   Спустя несколько мгновений, из подземного гаража одного из столичных офисных зданий выехал диковинный итальянский спортивный автомобиль с флажком на номерах и мигалкой. Сзади, нарушая изящность картины, перся угловатый джип с охраной. Процессия покатила по улицам Москвы, собирая завистливые и ненавидящие взгляды простых смертных. Поплутав немного по узким улочкам центра, машины выехали на широкий проспект и, набрав скорость, двинулись к цели, распугивая зазевавшихся на крайней левой полосе автомобилистов попроще.
   Под мягкое шуршание шин Максим, откинувшись на кожаном сиденьи, обдумывал предстоящее мероприятие.
   Все как будто было подготовлено и исполнено идеально, остались чистой воды формальности, однако, внутри ворочалось необоснованное беспокойство. Самое настораживающее было то, что беспокойство было именно необоснованным: хуже всего, когда чувствуешь опасность, но даже не подозреваешь, откуда она может грозить. В подобном случае нет возможности подготовиться и укрепить обороняемый участок. Закрадывалась даже мысль, что беспокойство не связано с предстоящей сделкой и носит более глобальный характер. А может, это просто дождливая погода и утренняя задумчивость навеяли необоснованную тревогу.
   Зря он потратил целое утро на пустые размышления. Он, конечно, полностью доверял Васильеву, но все-таки мероприятие знаковое, надо было самому прогнать все варианты. Один управленец хорошо, а два – уже команда.
   Тем временем машина подъехала к новой пятиэтажке, построенной турецкими строителями под дворянский стиль девятнадцатого века. Васильев выскочил из машины раньше охраны и побежал на проходную предупредить, чтобы местные остолопы не вздумали требовать пропуск у солидной делегации. Максим, тем временем, вылезал не спеша, окруженный заботой телохранителей.
   Когда Холодковский вступил в свои, без пяти минут, владения на него устремились подобострастные взгляды не только местных секьюрити, но и всех присутствующих в холле. Можно было подумать, что Васильеву удалось за несколько минут каким-то образом объяснить всем, в том числе и случайным присутствующим, всю торжественность момента. Завидев Холодковского, люди начинали торопливо здороваться и пытались как можно быстрее, но не теряя достоинства, самоликвидироваться.
   Разумеется, разгадка крылась не в уникальных ораторских способностях Сергея, а в болтливости местных секретарш, которые по долгу службы были посвящены практически во все дела компании, а следовательно, и в обстоятельства запланированного визита. Одной секретарше поручили приготовиться к встрече важных гостей, другая распечатывала и оформляла договора на передачу компании в собственность новому владельцу, третья – спала с парнем из юридического отдела. Так, при помощи аськи и трепатни в курилках, путем объединения информации каждого с последующим распространением всем, ближайшая судьба компании был известна даже курьеру, принятому на работу вчера.
   Васильеву же, как человеку, вылезшему из дорогой черной машины, подъехавшей к главному входу в сопровождении охраны (обычно гости такого ранга входили через черный ход) даже не пришлось ничего объяснять, все и так были готовы. Каждому хотелось показать свою осведомленность, как следствие близости к высшему начальству, путем проявления понимающего отношения с налетом деловой пренебрежительности.
   Проанализировав сложившуюся ситуацию, Холодковский принял свое первое управленческое решение на новом поприще – поручить Васильеву выяснить, почему все так, и, если его подозрения оправдаются, поувольнять нафиг всех местных секретуток и набрать тех, кто умеет справляться с порывами словоизлияний на служебную тему. Окинув присутствующих взором, содержащим именно эту мысль, и давая всем своим видом понять, что он «крутой, но справедливый», Максим двинул свою процессию в недра здания.
   Поднявшись за Васильевым по широкой мраморной лестнице на второй этаж, Холодковский оказался в просторной приемной, в которую выходили две двери – большой переговорной и кабинета генерального директора.
   Пока он проходил через приемную, его взгляд скользил по окружающему интерьеру, подмечая интересные детали, чтобы потом, если понадобится, проанализировать увиденное. За многие годы активной коммерческой деятельности Холодковский выработал свой стиль оценки партнеров по бизнесу, и не последнее место в этом процессе занимал анализ офиса, особенно его публичной части, к которой хозяин не мог не применить свой собственный вкус. Однако приемная, в которую вошел Максим, не представляла из себя ничего интересного с точки зрения подобного анализа. Классический продукт работы офисного дизайнера при минимальном участии заказчика, что позволяло сделать вывод о том, что в этом бизнесе не было любящего хозяина, по крайней мере в период, когда оформлялась это помещение. С другой стороны, очевидно, что дела тут идут неплохо и счета дизайнеру подписывали не глядя.
   Два кожаных дивана, среднего размера фонтанчик, стены пастельных тонов, скрытые освещением, и черно-белые, наверняка, авторские, фотографии в рамках. Солидно и уютно. Разумеется, перед дверью в кабинет генерального была размещена картинного вида секретарша, которую держали на работе с той же целью, что и охрану Холодковского, то есть для солидности. Секретарша была на редкость неприятная: то самое сочетание модельной внешности и уверенности в ее непреходящей ценности, которое Холодковского серьезно раздражало. Таких он никогда не брал на работу, и старался проконтролировать, чтобы никто из его подчиненных тоже не брал. Он был уверен, что модельная красота ставит стопроцентный крест на всех остальных качествах, считая всех красавиц стопроцентными дурами.
   Об этом он думал, пересекая приемную, когда, вдруг, случилось нечто неожиданное.
   В тот самый момент, когда Максим уже заканчивал осмотр помещения, его взгляд наткнулся на что-то из ряда вон выходящее, настолько диссонирующее с привычным представлением о том, что он должен был увидеть, что Холодковский неожиданно для себя остановился, да так резко, что шедший за ним охранник чуть не наскочил на шефа.
   Часть окружающего мира, которая произвела на Максима такое впечатление, была девушкой в оранжевом платье, скромно сидящей на краю кожаного дивана и с интересом наблюдавшей за вошедшими.
   Холодковский стоял посреди комнаты и рассматривал девушку. В первый момент он не мог понять, что в ней так привлекло его внимание, но в следующую же секунду понял – все. В ней все было удивительно и невероятно: скромное оранжевое платье жизнерадостного оттенка, веснушки на лице, непослушные волосы, вьющиеся во все стороны, небольшие карие глаза, бледные губки и вздернутый носик. Она будто светилась изнутри. Но самым особенным был ее взгляд, который непонятным образом сочетал в себе чистоту наивности и мудрость. И было совершенно ясно, что эта девушка не принадлежала миру офисных роботов, от которого так мечтал избавиться Максим. Он это понял в тот самый момент, когда ее увидел. Впервые за два десятка лет он смотрел на человека из заветного мира грез.
   Шло время, секунда за секундой, Максим смотрел на девушку в оранжевом платье, а девушка смотрела на него и улыбалась. Эта улыбка была не натянутой, как для очередного приветствия в коридоре, а искренней улыбкой человека, который увидел что-то, что ему понравилось, умилило или немного рассмешило. Мир вокруг Максима расширился под воздействием их взаимного взгляда и удалился за границы сознания. Он не помнил ни причины, по которой он очутился здесь, ни того, где именно здесь он очутился.
   Холодковский ни за что на свете не вышел бы из этого состояния по собственной воле, но, видимо, окружающий мир не собирался его отпускать так просто, и послал своего приспешника вернуть ренегата обратно. Приспешником оказался маленький, толстый до круглизны, лысый и улыбающийся самой наиприятнейшей, на его взгляд, улыбкой мужчина, который выскочил из распахнувшихся за спиной Холодковского дверей переговорной.
   Это был финансовой директор компании Бенсион Абрамович Либерзон, причем, без пяти минут бывший директор, и он сам это прекрасно понимал.
   – Здравствуйте-здравствуйте, как ваши дела, как добрались? – замурлыкал встречающий, заставив Холодковского оторвать взгляд от чуда и обернуться на источник шума. – Все в сборе, только вас и ожидаем.
   Вернувшийся в повседневное состояние, Холдковский сухо пожал Либерзону руку и, жестом оставив охрану скучать за дверью, вместе с Васильевым прошел в открытую дверь.
   Зал переговоров, или попросту переговорная, был устроен с понтом голливудских фильмов про миллионеров. Слишком уж пафосно для компании средней, по московским меркам, руки. «Прямо собрание ордена люминатов какое-то», – подумал Максим. Посреди зала из белого мрамора с колоннами стоял аэродромной величины дубовый стол, обрамленный стульями с высокими спинками. За столом сидели три человека: одного из них Холодковский знал – это был генеральный директор конторы, следовательно, два других должны были быть ее совладельцами.
   Пара совладельцев состояла из двух наиболее ярких типажей постсоветского бизнеса. Один – мордастый, тучный, с дебиловатым взглядом и выражением лица демагога – явно бывший коммунистический чиновник, вынесший из Советского Союза самое лучшее, то есть материально ценное. Другой – не менее мордастый, однако в рамках общей величины тела, сложение которого не уступало холодковским охранникам – явный представитель организованной преступности девяностых годов, или попросту бандит.
   Максим по привычке произвел оценку участников переговоров: с экс-коммунистом общаться бесполезно, по крайней мере по существу – туп как стул, на котором сидит, при том, что рассуждать может о чем угодно часами, без какого-либо результата (издержки былой профессии). До сих пор продержался в бизнесе только благодаря номенклатурным связям и таким же дармоедам, как он, в данном секторе бизнеса (между собой им легче договориться). А вот бандит – другое дело: если до сих пор жив – значит, котелок варит, а так как не просто жив, а еще и бизнес рулит – варит будь здоров как.
   Тем временем, хозяева поднялись навстречу вошедшему для вступительного рукопожатия.
   Ритуал приветствия прошел с деловой поспешностью, после чего все уселись за стол. Либерзон, директор и совладельцы с одной стороны, Васильев и Холодковский – с другой. Обмен визитками, и вот перед Максимом лежат четыре карточки с именами собеседников в том же порядке, что и сами собеседники напротив.
   ЗАО «Энерго» – гласил заголовок все четырех визиток.
   «Бенсион Абрамович Либерзон, финансовый директор», – начал внутреннее знакомство Максим, – «этого мы знаем, хитрый еврей. Такое впечатление, что последнее время стало модно назначать на ключевые должности сотрудников с ярко выраженными еврейскими именами. Шик, что ли, это такой, типа как официантка-китаянка в суши-баре? С этим все ясно – ведет финансы, в другие дела не лезет, в данном случае функционал полностью описывается названием должности.
   Канатов Владимир Алексеевич – тот, который коммунист. Должность не указана, следовательно, в компании никакими делами не занимается, только приезжает деньги из сейфа забирать, а визитки – для представительства. Наверняка, бывший партийный функционер. Тип под названием «из народа». Был весь такой из себя, за простых людей, ходил по кабинетам, тряс патриотически кулаком, не замолкал на собраниях». Холодковский таких сильно не любил, слишком много натерпелся он от них на своем пути наверх и именно из-за таких этот путь был таким поганым. На подобных кретинах и держался весь советский строй, малообразованных тугодумах, возомнивших себя чем-то значительным среди еще больших тупиц.
   С другой стороны, приятно, что в данном случае, Максим – главный персонаж всего мероприятия. «По возможности нужно будет поддать негодяю «за всех униженных и оскорбленных», – промелькнула у Холодковского мстительная мысль.
   Следующий: Буров Валерий Александрович – тот, что бандит. Опять без должности, оно и понятно. Досье на этого человека, подготовленное службой безопасности Холодковского, было в несколько раз толще, чем у коммуниста. Примечательный персонаж. В детстве был примерным мальчиком, учился хорошо, поступил в какой-то заборостроительный институт, на больший у родителей денег не хватило. Отучился на красный диплом и пошел после института честно торговать каким-то импортным мусором. Типичный рабочий класс и потребитель примитивной отечественной рекламы. Ан нет, случился в судьбе поворот – ушли из жизни родители, отец, кажется, в аварии, мать, вроде как, от болезни, но сразу после отца. Тут парня как сдуло из рядов приличных обывателей. Занимался всем, от фарцовки до рэкета, завязался с ментами, потом с администрацией – поднялся на каких-то бюджетных махинациях, после чего ушел в серый бизнес, то есть в официальный, по российским понятиям. Теперь солидный человек, хотя физиономия и телосложение все равно выдают прошлый род занятий, а уж для такого опытного физиогномиста, как Максим, вообще все ясно и без досье.
   Даже на счет такой резкой смены жизненных приоритетов в столь зрелом возрасте у Холодковского было предположение, граничащее с уверенностью. Метаморфоза из ботаника в бандита легко объяснима, если посмотреть на случившееся с психологической точки зрения. Внутри Буров всегда был сильным и безрассудным бойцом. Единственной его слабостью было то, что из-за роли единственного сына в семье и соответствующего воспитания он был «родительским подкаблучником». Он не мог жить, как ему хотелось, потому, что просто боялся расстроить родителей. Внутренне он ненавидел их, для него они были тюрьмой, мешали развитию его как полноценного человека, но это чувство не могло выплыть на уровень осознанного. Наверняка, когда родителей не стало, сразу после короткого приступа непреодолимого горя, а возможно – и вместе с ним, Буров испытал облегчение. Через несколько месяцев облегчение переросло в ликование, которое не могло сдержать даже чувство утраты. Он ощутил себя самым свободным человеком на планете, а значит – самым сильным. С хищным оскалом и чувством вседозволенности и неуязвимости в душе он вклинился в криминальные зачатки тогдашней экономики, делая все то, что недавно было запрещено родителями. Запрет закона по сравнению с контролем родителей, сброшенным с плеч, был неощутим и неубедителен. Его психологический перелом был похож на перелом, который произошел много лет назад с Холодковским, когда того перестала волновать и страшить окружающая действительность. Отличались только причины и следствия, механизм же был аналогичен. Другими словами, Максим чувствовал, что перед ним сидит практически родственная душа, и, несмотря на типаж такого родственника, испытывал к нему симпатию.
   Последняя, крайняя справа визитка гласила: Сахаров Анатолий Борисович, генеральный директор. Долговязый мужчина средней внешности. «И наверняка средних умственных способностей», – продолжил анализ присутствующих Максим. Пару-тройку бестолковых, но престижных образований, типа МГУ, ЭмБиЭй, какая-то кандидатская на нейтральную тему, два иностранных языка, стажировка там да сям – классический топ-менеджер: грамотный, исполнительный, лояльный, без закидонов. Не такой талантливый, конечно, как Васильев, но дело поручить можно, будет действовать в строгом соответствии с линией партии. Надо с ним потом будет пообщаться наедине, может, оставить на том же окладе, но с должностью попроще. Он всю местную кухню знает, будет хороший помощник Васильеву. Главное, чтобы зло не затаил, тут аккуратно нужно, а то можно пригреть на груди змею. По-хорошему-то, конечно, надо бы попереть, вместе с Либерзоном этим, ну да видно будет.
   – Ну что, господа, – нарушил ожидательное молчание Холодковский, – насколько мне известно, все документы готовы, условия сделки согласованы, остались юридические формальности. Я прав?
   – Да, именно так, – ответил бандит. – Договора согласованы полностью, осталось только подписать высокому собранию, – Буров вопросительно посмотрел на коммуниста.
   – Да-да, господа, именно так, – пробасил Канатов. – Остались рабочие, так сказать, формальности. Что называется, утвердить наши намерения документально, что, несмотря ни на что, все-таки самое главное, и я бы даже не побоялся этого слова – практически, основное. Со своей стороны хочу отметить…
   – Вова, не митингуй, – поморщился бандит.
   «Вот-вот, именно», – сказал про себя Холодковский, – «заткни фонтан, уже наслушались таких уродов за семьдесят лет», а вслух добавил: – Вот договор, подписанный с нашей стороны, и все прочие документы, – Васильев выложил кожаную папку с бумагами на стол.
   – Вот наш, – взглядом показал бандит на лежащую на столе папку попроще. Васильев пододвинул документы к себе и углубился в их изучение. То же самое сделал Либерзон, только, в отличие от Васильева, он только делал вид, что проверяет состав и содержание документации.
   Воспользовавшись вынужденной паузой, мысли Максима, помимо его воли, снова вернулись к девушке в оранжевом платье. Действительно ли она была настолько необыкновенна, как ему показалось, или это просто был эффект, вызванный несоответствием ее вида и офисного пространства? Но чем бы ни было вызвано произведенное впечатление, отголосок его до сих пор теплился в душе Холодковского. И не только не думал затихать, а разрастался еще больше, захватывая все потаенные ее уголки.
   Максиму снова начало казаться, что он видел пришельца из своего самого желанного мира. Перед его мысленным взором поплыли непривычные образы и ассоциации. Он представил дачу, где-нибудь за сто километров от столицы, не свой особняк с несколькими гектарами земли, в котором он проводил в общей сложности пару недель в год, а именно дачу, обычную советскую дачу на легендарных шести сотках. Маленький летний домик, участок, заваленный всяким мусором и обнесенный символическим заборчиком. Весна, сквозь ветки недавно зазеленевших яблонь греет ласковое солнце. Около дома горит костер, в нем жгут мусор и сухие ветки, накопившиеся за зиму. А перед костром, на раскладном стульчике, сидит та самая девушка и смеется. А смеется она потому, что Максим сидит напротив и рассказывает ей что-то забавное…
   – Да, все в порядке, – раздался голос Васильева.
   – А? – пришел в себя Холодковский.
   – Я говорю, все в порядке, – повторил Сергей.
   Холодковский обвел присутствующих затуманенным взглядом. Потом встал, постоял немного, как бы сам удивляясь своему телодвижению и решая, что делать дальше. Затем, пробурчав что-то невразумительное, вроде «прошу меня извинить», быстрым шагом вышел за дверь.
   Оказавшись в приемной, он стал лихорадочно обшаривать ее взглядом. Но того, что он так хотел увидеть, он, увы, не нашел. Под любопытным взглядом секретарши Холодковский вышел на середину приемной и уставился куда-то в угол. Постояв так с минуту, он, растерянно озираясь, подошел к ее столу.
   – Здесь сидела девушка, – сказал он, махнув рукой в сторону дивана, – где она?
   Секретарша явно растерялась, никак не ожидая такого вопроса.
   – Девушка? – спросила она.
   – Да! Я же сказал – девушка, в оранжевом платье, – раздраженно пояснил он.
   – Ну, вроде да, она ждала, кажется, кого-то, – секретарша наморщила прелестный лобик, изо всех сил пытаясь изобразить работу мысли.
   – Кто она? – наседал Холодковский.
   – Я не знаю, – оставила попытки выглядеть достойно секретарша, приняв при этом позу человека, который сделал все, что в его силах.
   – Овца! – прокомментировал Максим и нырнул обратно в дверь переговорной.
   Вернувшись за стол, он снова окинул присутствующих на этот раз более осмысленным взглядом. В этот момент люди, сидевшие напротив и не вызывающие до сих пор по-настоящему сильных эмоций, по той простой причине, что посторонние люди у него вообще не вызывали никаких значительных эмоций, вдруг показались на редкость отвратительными, причем каждый по-своему.
   Всех присутствующих он определенно ненавидел. Либерзона он ненавидел за то, что тот еврей, противный пройдоха, лживый карлик, тратящий кучу сил на то, чтобы сохранять со всеми окружающими хорошие отношения. Сахарова – за то, что он исполнительный дуболом, не способный ни на одно творческое решение, этакий землекоп бизнеса, который, как в анекдоте, «может копать, а еще может не копать». Подобные ему готовы запороть любую инициативу талантливых подчиненных, потому что не способны ее просто переварить. Они ничего не видят вокруг, кроме своей годовой премии, джипа и коттеджа в Подмосковье, считая это наивысшим счастьем и предопределением человека. Канатова – за то, что он вообще враг человечества номер один. Скольким людям он принес горе, сколько сломал судеб, пока работал в своем, каком-нибудь, исполкоме. Максим ненавидел его и как отдельно взятую личность, и как часть ненавистного ему коммунистического строя. И даже Буров, до сих пор ему некоторым образом персонаж симпатичный, в данный момент вызывал стабильное чувство ненависти как представитель бандитской эпохи, заменившей собой коммунистов.
   Холодковский вдруг вспомнил недавние свои мысли и пристально посмотрел на Сергея. А к какому лагерю принадлежит он, офисных роботов или, может, все-таки к другому, столь заветному и желанному сейчас для Холодковского? Они знали друг друга около семи лет, были достаточно близки, насколько это возможно между начальником и подчиненным в условиях работы. Но все эти годы Максим так был занят тем, что зарабатывал деньги, что практически не видел ничего вокруг. Оценить своего боевого товарища с точки зрения духовной или интеллектуальной было непозволительной роскошью, пустой тратой времени, да и вредным занятием. Ценились и всячески развивались деловая хватка, работоспособность, коммуникабельность, лояльность к начальству и тому подобные банальности. Зачем знать, умеет ли солдат писать стихи, если он отлично стреляет?
   Холодковский подумал о том, что Васильев, несмотря на свой статус, чуть ли не самый близкий его друг. Но при этом нельзя сказать, что у них какие-то особо теплые отношения, если только в сравнении с остальными. Холодковский жил один, с женой он развелся, сын был ему не нужен и неинтересен. Серьезной кандидатуры среди окружающих его женщин на роль спутницы жизни или хотя бы постоянной любовницы не было, да и, похоже, уже не будет. А Сергей проводил с ним наибольшее количество времени, был внутренне приятен Максиму и даже вызывал некоторое уважение, что с ним случалось крайне редко. Они часто вместе обедали, иногда встречались и в нерабочее время. Разговор, конечно, все равно касался, в основном, рабочих вопросов, но все-таки.
   Вот и получается, что самый близкий человек для Холодковского – это его заместитель, а все оттого, что других близких и быть не может, поскольку нет у него в этой жизни ничего, кроме работы. Даже то время, которое он проводит в качестве отдыха, не является самоцелью. Отдых для Максима существовал всегда не ради отдыха, это была вынужденная мера, дань организму, жертва временем, направленная только на то, чтобы потом работать еще больше и эффективнее.
   Холодковский резко встал из-за стола.
   – Деньги будут переведены завтра, – сообщил он присутствующим, затем кивнул головой Васильеву, приглашая следовать за ним, и вышел из комнаты.
   Сергей, понимая, что не был соблюден даже минимум делового приличия, не смог придумать ничего лучше, чем изобразить недоуменно-извиняющуюся мину, подхватить подписанные со стороны владельцев документы и, поспешно попрощавшись, выбежать вслед за шефом.
   «Но что это за бред?» – продолжал мысленно бичевать себя Максим, проходя по коридорам теперь уже своей компании. – «Что это за жизнь? Может быть, работа доставляла ему наслаждение, настолько большое, чтобы быть смыслом и целью его жизни? Да ничего подобного, работа как работа, нескучное времяпрепровождение – ничего более. Может, дело в деньгах, то есть в их количестве, на которые можно купить нечто необходимое, что так давно и нестерпимо хотелось? Тоже нет, деньги для него давно уже превратились в капитал, в цифры, в статистику его финансового состояния, а не в живые средства, на которые он что-то покупал. Денег у него определенно больше, чем ему нужно, и даже больше, чем ему хотелось бы потратить. Наверное, дело в карьере, во власти, в конце концов, в степени свободы. Но что ему с этой карьеры? И в чем его свобода? В том, что он каждый день, с утра до вечера, работает, как проклятый и не может нормально отдыхать? Это его выбор?»
   Холодковский шел быстрым шагом, почти бежал к своей машине.
   Выйдя из здания, он остановился на улице перед парадной дверью. Оглядел офис, который принадлежал расположенной здесь фирме, а значит, также стал его собственностью. Как-то не так он представлял себе этот день, к событиям которого так долго стремился. Как-то все тускло, повседневно и безрадостно.
   Вслед за ним вышел растерянно улыбающийся Васильев, еще не до конца оправившийся от получившегося конфуза. Однако, несмотря на то, что он был более чем удивлен, поскольку никак не ожидал такого развития событий, никаких вопросов с его стороны не последовало. Вот он, настоящий профессионализм и чувство такта.
   – Итак, поздравляю с приобретением, – обратился он к Холодковскому. – Какие будут дальнейшие планы на сегодня?
   Холодковский с решительным видом оглядел свою свиту.
   – В общем, так. На сегодня вы мне не нужны, Сергея отвезите, куда скажет, – распорядился он в сторону охраны.
   – Ты езжай по своим делам, можешь ребят использовать по своему усмотрению, – пояснил он Васильеву, – а я пока один покатаюсь.
   Сергей удивленно поднял бровь, но от комментариев воздержался, лишь проводил пристальным взглядом Холодковского, который сел в свой автомобиль на водительское место, немного повозился, регулируя кресло, и отъехал.
   Выплывший из двора шедевр итальянского машиностроения тут же подхватил поток его российских, французских, немецких, корейских и многих других собратьев и скрыл в своем течении.
   Холоковский вел аккуратно, включал поворотники при перестроении, пропускал, не превышал скорости, вызывая тем самым уважение у соседей по дороге. Такой стиль вождения был, в первую очередь, результатом того факта, что Максиму крайне редко удавалось самому посидеть за рулем, поэтому его водительские навыки довольно сильно поугасли, несмотря на то, что вождение автомобиля доставляло удовольствие.
   Так, в режиме пенсионера проехав по Кутузовскому проспекту, автомобиль Холодковского влился в поток третьего кольца. Протолкавшись через пробки, он вырвался на Мосфильмовскую и поехал по окрестностям МГУ, в котором так бездарно проводил время его сын. Свой короткий автопробег Максим окончил на смотровой площадке Воробьевых гор. Оставив машину на обозрение зевак, он пошел неспешным шагом через площадь.
   Погода, по сравнению с утром, сильно преобразилась, и унылая осень превратилась в золотую. Тем более перемена была очевидна здесь, в окружении парка, деревья которого как раз были в самом разгаре желто-красного преображения. Максим подошел к бордюру смотровой площадки. Солнце, осень и дымка – под ногами лежал спокойный ласковый город, в котором живут умиротворенные отзывчивые люди, ведь в таком городе не может быть каких-то других людей. Возможно, так и было бы, если бы город всегда оставался таким, а не превращался то в серый слякотный, то в белый холодный, то в яркий и душный. Но Максим знал, что в этом городе живут злые, ограниченные, неприятные люди, особенно там, в его центре. И если даже каким-то чудом сюда попадает хороший добрый и красивый человек, он быстро становится таким же, как все остальные. Наверное, та девушка в оранжевом платье здесь недавно, и скоро она перестанет быть такой необыкновенной. Ее затянет трясина местной суеты, меркантильности и унижений. По крайней мере, Холодковский не мог себе представить, что бывает по-другому.
   Налюбовавшись на обманчивый вид города, он пошел прогулочным шагом по смотровой площадке, глядя себе под ноги. Мысли опять вернулись к событиям сегодняшнего дня, и со дна сознания поднялось чувство разочарования. Причем, разочарование было не по поводу чего-то конкретного, а всезаполняющим и распространяющимся как бы на жизнь в целом.
   Он пересек смотровую площадку и незаметно для себя свернул с асфальтированного тротуара на тропинку, ведущую в парк.
   «Видимо, это кризис среднего возраста», – думал Холодковский, – «переоценка ценностей и тому подобное. Чувство это определенно иррационально и безосновательно, и, наверняка, путем несложных логический рассуждений может быть изничтожено, а его место займет удовлетворение, радость победы или просто хотя бы слабенькое, но счастье.»
   Твердо намереваясь нанести триумфальное поражение своей тоске, Холодковский решил рассуждать сухо и структурированно:
   «Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Более чем успешную карьеру – раз, более чем достаточное количество денег – два, с завтрашнего дня – постоянный источник доходов и возможность отойти от дел – три. Все просто чудесно! Вот только почему это совсем не радует, откуда эта тоска по какому-то мифическому счастью из примитивных голливудских мелодрам?»
   Холодковский начинал злиться, даже выходить из себя, чего с ним не было никогда за последнее несчетное количество лет.
   «Что за сопли розовые пузырями?!» – думал он, переходя с прогулочного на быстрый и твердый шаг. «Какая-то девка в приемной – и уже весь расклеился, как первокурсник театрального училища. Я ведь так долго шел к этому, я же добился своего. Я должен, должен ликовать…Почему?» – Он поднял взгляд от асфальта и снова посмотрел на временно приветливый город.
   «Да потому что не нужно мне это все!» – ответил он сам себе. – «И никогда не было нужно! Просто я плыл по течению. А что еще можно делать, кроме зарабатывания денег? Это знают только настоящие люди, незаурядные, творцы своей собственной судьбы, те, что родились, чтобы жить, а не отрабатывать обязательную программу. А я не такой, я примитивный, я не смог придумать, найти свои цель и средства, и теперь уже никогда не найду, потому как слишком глубоко засел здесь. Я так ненавижу офисных роботов, а ведь я самый главный из них! И с этим уже ничего не поделаешь, даже если я все брошу, мне не удастся вернуться в нормальное состояние, да и куда я пойду. Я не смог придумать себе жизнь и взял стандартную, как будто выбрал облик героя из нескольких предлагаемых вариантов в начале компьютерной игры. И теперь эту лямку мне придется тянуть до конца.»
   Он остановился на тропинке, там, где парк нырял крутым склоном к набережной, здесь деревья расходились, обнажая все ту же приветливую картину московской осени.
   Максим Холодковский стоял и смотрел на золотой город. Большинство думает, что это город бесконечных путей и больших возможностей, но он знал – это город стандартных судеб и тупиков. И по одной из стандартных судеб в один из тупиков он и идет.
   Все придется менять.

   В воздухе знакомо хлопнуло…

Глава IV. Пустыня

   Максим лежал на плоской желтой поверхности и смотрел в небо. По крайней мере, туда, где оно расположено на Земле. Здесь он уже бывал раньше. Сознание постепенно возвращалось из другого мира, из другого тела, из другой судьбы. Он переставал быть Максимом Холодковским и начинал быть просто собой.
   В первые мгновения он сильно удивился и растерялся, оказавшись вместо Воробьевых гор в неизвестном месте. Но удивление не успело трансформироваться в испуг – в следующую же секунду у Холодковского появились воспоминания Максима о том, что это за место, и о том, что бояться его не стоит. Дальше весы сознания стали неуклонно перевешиваться к прежнему состоянию. Через несколько секунд Максим был ровно наполовину собой, наполовину Холодковским. Затем пик был пройден, и за последующие несколько секунд сознание скатилось полностью в сторону прежнего Максима.
   Придя немного в себя и собравшись с мыслями, он вспомнил и то, что рядом должна быть некая личность, которой можно адресовать все накопившиеся вопросы. Максим поднялся на локтях, ища взглядом Ангела, который тут же появился в поле его зрения.
   Ангел сидел на камне в позе юного Ромео, который пока не нашел даже Джульетты для того, чтобы заполнить хоть чем-то свой досуг. Поскольку камень, на котором он сидел, был единственной возвышенностью на протяжении всего горизонта, создавалось впечатление, что это ось, на которую надета гигантская желтая граммофонная пластинка.
   – И что это было? – спросил Максим, садясь.
   – Если хочешь получить информацию, а не просто поговорить на отвлеченную тему, потрудись сформулировать вопрос более конкретно, – ответил Ангел, смотря сквозь полуприкрытые веки на горизонт и даже не повернув голову в сторону вопрошающего.
   Максим встал, хотел отряхнуть было брюки, но понял, что это действие не имеет смысла, поскольку поверхность, на которой он лежал, была идеально чистой.
   – Я имею в виду, как так получилось, что я сейчас был другим человеком? Да еще каким-то депрессивным олигархом, – уточнил он.
   – Сейчас ты никем таким не был, – ответил Ангел, – не стоит пытаться все насадить на свое примитивное представление о пространстве и времени.
   – А как тогда? Я же помню, что был.
   – Ну вот, опять ты со своим «помню». Не все твои знания, которые ты воспринимаешь как воспоминания, стоит воспринимать как информацию о реально с тобой когда-то происходившем. Хотя, в данном случае, можно сказать, что это действительно с тобой было. Даже, скорее всего, не только было, а есть и будет. И не только это.
   Попробуй понять, человек – это не некое объективно существующее разумное животное, которое рождается – то есть появляется, живет – то есть существует, умирает – то есть исчезает. И все это происходит последовательно и прямолинейно в четырех измерениях, одно из которых – время. Это не так.
   Все гораздо сложнее. Время не линейно, судьбы не фатальны, измерений бесконечно много, и все это переплетено. Человек рождается множество раз, в различных измерениях, и живет по одной из бесконечного числа судеб. Иногда даже случается – перескакивает с одной на другую.
   То, что с тобой было, можно объяснить примерно так: ты почувствовал одну из своих судеб или пожил своей жизнью в другом измерении. Как тебе больше нравится.
   – То есть, это то, что могло бы со мной случится, если бы жизнь повернулась другой стороной? – уточнил Максим.
   – Не совсем так, – ответил Ангел. – Это не то, что с тобой могло бы случится. Это то, что с тобой случилось, или случится, или случается. В общем, это тоже твоя жизнь, но ты сам – в другой.
   – Не понял: так это я или это не я? И происходит ли это на самом деле? – не успокаивался Максим.
   – Это ты, это происходит на самом деле, и даже, можно сказать, с тобой, – ответил Ангел. – В любом случае, не советую тебе пытаться вникнуть в суть дела досконально, все равно не получится. Да этого от тебя и не требуется. Сейчас попробуй сосредоточиться и задать более рациональный вопрос, ответ на который действительно для тебя что-то прояснит.
   Максим задумался. Он начинал понимать, что никакой глубокой конкретики и понимания происходящего в данной ситуации ему получить не удастся и смирился с этим. Оставалось играть по правилам Ангела, то есть действовать по обстоятельствам, не вдаваясь в механизм.
   – Зачем? – спросил он.
   – Вот! Именно! – обрадовался Ангел, да так, что даже подпрыгнул на своем седалище. – Единственно правильный вопрос. Зачем? Не ожидал, что ты дойдешь до него так быстро. Возможно, не все так безнадежно, как казалось вначале.
   Большая беда человека в том, что он не умеет задаваться правильными вопросами, а значит, редко получает нужные ответы, следовательно, живет без необходимых знаний и от этого страдает. Вы тратите кучу времени, пытаясь ответить на бестолковые вопросы вроде «как?», «где?», «когда?». «Как это работает? Где это найти? Когда это произойдет?» Бестолковость этих вопросов состоит в том, что человек не в состоянии в полной мере осознать ответ на них. А как ему, спрашивается, может пригодится информация, которую он не в состоянии осознать? Как он ее будет использовать?
   Правильные вопросы – это «зачем?» и «почему?». От вас требуется не пытаться разобраться, как все устроено, а задаваться вопросом, что от вас требуется, причем, как можно чаще, а получив ответ – выполнять. Тогда все у вас будет, как должно быть, то есть хорошо. Спросил – получил ответ – побежал выполнять. Вот секрет счастливой жизни.
   Но здесь важен еще и вот какой момент. Я бы даже сказал, что он самый главный в том, что я до тебя хочу донести. Необходимо не просто задавать правильные вопросы, но и понимать их правильно. «Зачем» и «почему» не должны быть поняты как «за что мне все это?» и «почему все так?» или «почему я?». Такие вопросы должны подразумевать под собой лишь желание узнать правила игры и что этими правилами требуется от человека в данный момент.
   – Вот тут не понял, – перебил Максим собеседника, – про это я уже слышу от тебя не в первый раз, и все-таки – откуда правила?
   – Вот! – перебил его в свою очередь Ангел. – Типичный пример неправильного вопроса. Что значит «откуда правила»? Это не твое человечье дело, откуда. Откуда надо, оттуда и есть. Не забивай себе голову бесполезными попытками познания. Все равно ничего не поймешь и не изменишь. Поставь на этом большой железобетонный крест. Для тебя важно знать, что есть правила, и всю прозорливость своего ума потратить лишь на то, чтобы вовремя понимать, что по этим правилам от тебя требуется в каждый конкретный момент. Понятно?
   – Ну, так, почти, но не до конца.
   Ангел соскочил с камня. И начал прохаживаться взад-вперед, как когда-то делал это еще в московской квартире.
   – Чтобы устранить очередной твой умственный запор, поясню на примере, – продолжил он объяснения. – Когда я тебя нашел, ты был несчастен, ведь так?
   – Так, – согласился Максим.
   – Так вот, что ты думал про себя? Какой вопрос пульсировал в твоем мозгу? Не отвечай, я сам скажу. Ты думал «почему мне так не повезло, зачем я сделал то, а не это, зачем я пошел туда, а не сюда?». Вот над ответами на какие бессмысленные вопросы работал твой мозг. Ты ныл, как потерпевший, упиваясь своей беспомощностью. А надо было что?
   – Что? – продемонстрировал активное слушание Максим.
   – А надо было задаться вопросом «почему это происходит?», но с позиции «что я делаю не так», «делаю ли я что-нибудь» и, главное, «поступаю ли я так, как этого требуют от меня правила игры». Понятно?
   – Понятно, – прогундосил Максим, который чувствовал себя то ли на приеме у психолога, то ли в процессе семейного конфликта на стадии финального раскаяния и признания своей вины.
   – Иными словами, ты должен был не думать, «почему плохо и когда уже, наконец, будет хорошо?», а «что я делаю не так, и что и как надо сделать, чтобы было хорошо?» – резюмировал Ангел.
   – Ну, допустим, ты прав, – согласился Максим.
   – Не «допустим», а просто «прав». Скажу тебе по секрету, если ты до сих пор не догнал: я всегда прав. А уж тем более в беседе с человеком, – пояснил Ангел.
   – Ну ладно, ты прав. Оставим эту тему, я все понял. Можно дальше меня не лечить. Но вернемся к тому, что со мной было. И сформулируем вопрос, как тебе нравится. Так вот, «зачем я был Максимом Холодковским?» – спросил Максим.
   – Вопрос принят, отвечаю, – спаясничал Ангел. – Я тебе дал пожить Холодковским в воспитательных целях. Это то, что я называю «пояснить на примере».
   – И что такого ты мне пояснил, интересно? Что если бы я заработал кучу денег, то стал бы депрессивным нытиком, недовольным всем окружающим?
   – Нет. Правильнее так: если бы ты даже заработал кучу денег, ты бы все равно мог остаться депрессивным нытиком, недовольным всем окружающим, – уточнил Ангел.
   – Ну, да ладно, вот уж неправда. Я бы никогда так себя бы не чувствовал… – начал оправдываться Максим, но остановился, прислушиваясь к своим ощущениям. Ведь когда он был Холодковским, он определенно был собой, он почувствовал это, вспоминая свое состояние. Ангел не врал: это был не какой-то чужой человек, а он сам, только в некой другой вариации. Это были его чувства, его мысли, его раздражение и его одиночество.
   – Теперь понял? – спросил Ангел, как будто прочитав его мысли. – Чего тебе не хватало в прежней жизни настолько сильно, что ты решил с нею расстаться? Денег, власти, положения в обществе? У этого твоего воплощения всего в избытке, можно складировать и оптом продавать. Так в чем на этот раз дело? – Ангел стоял напротив Максима и пристально смотрел ему в глаза. Его лицо выражало снисходительность учителя, подталкивающего ученика к самостоятельным выводам элементарных закономерностей.
   – Да. Но это странно. Ведь в этой судьбе у меня столько всего было. Вот уж не думал, что мне всего этого может не хватить, – мысли Максима заметались, пытаясь собраться в идею, которая вывела бы его из тупика несоответствия причин и следствий. Он никак не мог найти достойное оправдание поведению одного из своих воплощений. Но, при этом, хотел сделать это во что бы то ни стало, поскольку чувствовал, что ответственность за такое поведение лежит полностью на нем, так как, несмотря ни на что, Максим Холодковский – это он и есть.
   Он стал вспоминать свои чувства Холодковского. Это было очень странное занятие – вспоминать собственные ощущения из не своей жизни. Стал вспоминать и искать источник своих невзгод. Минут десять он копался в себе, но ничего найти так и не удавалось. Понятно было что «богатые тоже плачут», но не было понятно, отчего. В конце концов, некое идейное построение забрезжило на горизонте. На полноценное объяснение оно пока не тянуло, но, к сожалению, являлось единственным отпором растерянности Максима. Поэтому он ухватился за него и стал, что было мочи, развивать, попутно пытаясь убедить самого себя в его состоятельности. Спустя еще пять минут напряженной мысленной деятельности он выдал следующее:
   – Хотя нет. Все тут ясно. Я же вкалывал как негр на этих своих финансовых плантациях, двадцать лет, как проклятый, света белого не видя. Время было тяжелое, прорваться было сложно, потому и судьба такая получилась несчастная. Плюс ко всему этому – ответственность какая! Все-таки, я не домом культуры управляю, а корпорацией будь здоров какой. Это ж миллионы долларов оборота, много сотен сотрудников. А если бы напортачил чего-нибудь? Меня бы акционеры – в лоскуты! А это значит что? Это значит – каждый день на работе и каждый день стресс. К тому же, что я видел там, кроме своего офиса, квартиры, особняка, машины да коротких отпусков? Ни тебе приключений, ни романтики – мрак!
   Вот такая получается поганая жизнь, причем, согласись, объективно поганая, такая вряд ли кому по душе придется. А то, что денег много? Ну и что, при такой загруженности деньги почти не нужны, их и тратить-то некогда, а уж насладится плодами трудов, точно, только на пенсии удастся. А там уж не особо и надо. Тут бы кто угодно почувствовал себя паршиво. Вот если бы никакой ответственности, работа, когда захочется, и денег достаточно. Вот тут живи да радуйся.
   Выражение снисходительного торжества на лице Ангела сменилось вселенской скорбью.
   – Значит, без ответственности и когда захочется? – вздохнул он. – Ну, допустим.
   В воздухе опять хлопнуло…

Глава V. Ликвидатор

   Максим Горячев шел по тихой безымянной улочке параллельно Новому Арбату. Образующие ее своды домов создавали ощущение размеренной жизни европейской глубинки. Его всегда удивляло, как всего лишь один ряд городских зданий может полностью, и по виду и по ощущениям, закрыть широкую улицу, переполненную магазинами и казино, и создать атмосферу спокойствия и размеренности. Даже он, человек, который всегда передвигался пружинистым шагом профессионального спортсмена, независимо от цели пути и наличия свободного времени, сейчас шел медленно и даже расхлябано. Торопиться ему действительно было некуда, да и по характеру Горячев был человек неторопливый и несуетливый. Стремительный, ловкий, когда необходимо – неуловимо быстрый, но никак не суетливый. Даже когда приходилось уходить из-под пуль неповоротливой охраны, даже тогда он действовал четко, размеренно и без малейшего налета паники.
   Причиной такой особенности поведения были отнюдь не выдержка и самообладание. Дело было в том, что Горячев был лишен чувства страха как такового. По каким-то причудливым капризам природы в психике Максима отсутствовали механизмы, вызывающие у обычных людей страх. И в этом был его уникальный талант. Талант, который был основой всего его образа жизни.
   Других людей в любой мало-мальски опасной ситуации сковывало оцепенение, сердце начинало биться быстрей, а в кровь в огромных количествах выбрасывался адреналин. От этого они становились неадекватными, неспособными структурированно мыслить животными. Горячев подобного не испытывал никогда.
   Подсчеты американских социологов показали, что пойти на риск ради того, чтобы, например, заработать много денег, могут не более двух процентов населения – остальные боятся. Идти на такой риск, к которому привык Горячев, и не испытывать чувства страха, на всей планете был способен только он один. По крайней мере, именно так он думал, и это позволяло ему чувствовать себя неуязвимым.
   Это чувство помогло ему когда-то стать региональным чемпионом по рукопашному бою и карате, это чувство помогло ему выжить в армии. Служил он на войне и попал туда по собственной воле: надоело с утра до вечера заниматься общественно-полезной деятельностью и вопросом дедов и духов в одной из подмосковных частей. Война для него была развлечением, игрой в пейнтбол. Это заметили и сделали предложение, о котором обычно не распространяются. Он, конечно, отказался, ведь как может такой уникальный человек работать под гнетом внешней субординации? К счастью, сообразительностью он также обделен не был, и это позволило ему не только не согласиться на заманчивые предложения соответствующих государственных служб, но и убедить, путем многомесячного притворства, что никакими исключительными способностями он не обладает. Спустя пару лет после армии он даже, на всякий случай, сменил паспорт и стал ничем не примечательным молодым человеком из Воронежа, живущим в Москве. Разумеется, по левой регистрации.
   Спустя некоторое время после того, как Максим вернулся из армии, он окончательно определился со своим самосознанием. Так для себя произошедшее назвал сам Горячев.
   Суть процесса состояла в следующем. Каждый человек, а тем более – мужчина, хочет быть кем-то определенным, хотя бы в своих собственных глазах. Причем, это связано с родом занятий достаточно опосредованно. Ведь вряд ли кому-то хочется быть просто инженером, бухгалтером или посудомойкой. Как минимум хочется быть инженерным гением, крутым финансистом или, на крайний случай, жертвой мировой закулисы. Но для того, чтобы «определиться», надо не только выявить у себя явные таланты, но и найти им применение. Ведь если кто-то в состоянии помнить всех актеров Голливуда поименно – это еще не повод для самоопределения себя в качестве гения кастинга. Для такого самосознания не хватает еще этим самым кастингом заниматься. По похожим причинам большинство людей не определились со своим собственным персонажем и находятся в поиске. К счастью, индустрия потребления изготавливает и предлагает широкому использованию большое количество персонажей. Любой из них можно оплатить и примерить. И если уж не получится навсегда, то уж, по крайней мере, немного поносить. Носить можно до тех пор, пока не надоест, или пока не почувствуешь явный диссонанс. Как, например, если кто-то нацепил итальянский костюм, зачесал волосы гелем и положил в багажник своего тонированного старинного «мерседеса» биту, то он имеет полное право чувствовать себя мафиози. А как же иначе? Костюм куплен, все атрибуты на месте. А через неделю его подрезает на джипе какой-нибудь спортсмен, да еще потом дает по морде. И вот он сидит в костюме с разбитым носом на обочине, а бита как лежала в багажнике, так и лежит. Получился диссонанс. Пора менять персонаж. А ведь так хотелось. Но, видимо, чего-то не хватает. То ли в Италии климат другой, то ли там дятлов таких на джипах нет.
   Горячев определился с самосознание, то есть с выбором собственного персонажа и места в жизни, с первого раза и навсегда. Все произошло в кинотеатре, когда он смотрел очередную серию про Джеймса Бонда. Герой Пирса Броснана как раз проникал в какие-то планы негодяев мирового масштаба, потом убегал от них на всевозможных видах транспорта, потом, наоборот, догонял, бил и убивал, параллельно соблазняя наиболее привлекательных из попадавшихся на пути женщин. Все это он делал весело, непринужденно и с явным удовольствием от процесса, причем, не только там, где касалось женщин. За просмотром такого кино Горячев вдруг понял, что, несмотря на то, что каждый сидящей в зале мужчина думает «эх, хорошо работать агентом 007: ездишь по всему миру, веселишься, девок портишь. Мне бы так», никто бы так не смог. И дело не в том, что нереально от всех убежать, догнать, побить и соблазнить. В развлекательном кино все преувеличено, в жизни получится менее грандиозно, но получиться может. Дело в том, что все, что делает агент 007 – это совсем не весело. И не потому, что неинтересно само по себе, а потому что страшно. Страшно, когда за тобой гоняются и стреляют, потому, как могут попасть. Страшно когда за ними гонишься, ведь они отстреливаются, страшно, когда бьешь негодяя, ведь он тоже норовит тебя стукнуть. И на фоне всего этого стресса никакого удовольствия от соблазнения прекрасных женщин уже не остается. Джеймса Бонда с веселой интересной жизнью не бывает, потому что ему, как любому человеку, страшно, и его жизнь – это сплошной стресс.
   Ему страшно, а Горячеву – нет! Никогда! А ведь Максим-то как раз и есть тот самый агент 007, который не только может делать все, что положено агенту, но и получать от этого удовольствие!
   Из кинотеатра он вышел с явным осознанием того, что он киногерой, человек с обложки, тот самый крутой парень, которого все знают, но никто в жизни не видел. Потому что таких людей не бывает. А вот и нет. Оказывается, бывает.
   После армии у Максима было два, по тем временам взаимоисключающих, желания: пойти учиться и заработать денег. Горячеву удалось сесть сразу на оба стула. Без особых усилий он подготовился и поступил на факультет психологии в один из серьезных столичных вузов. Денежный вопрос также не потребовал больших усилий для своего решения. Оказалось, что молодые люди атлетического телосложения, обладающие незаурядными навыками рукопашного боя и умеющие обращаться со всякого рода оружием, в смутные девяностые были более чем востребованы. А уж о киногероях вообще говорить не приходилось, они вследствие своей исключительности были просто нарасхват.
   Вступление в ряды организованной преступности в те времена выглядело буднично просто. Однажды, когда Максим, как обычно, лупил по груше в институтском спортзале, размышляя о том, по какому пути вести дальше свою киногеройскую судьбу, к нему подошел молодой человек в спортивном костюме.
   Подошедший телосложением представлял собой почти правильный квадрат, еще Максиму запомнилась недельная щетина на лице, намеренное выражение отсутствия всяческой мыслительной деятельности и перегар, похоже, что тоже недельный. Молодой человек назвался Аликом и без какого-либо предисловия спросил, не нужна ли ему работа. Поскольку на такие мелочи, как осторожность, Горячев обращал внимания ничтожно мало, то сразу ответил, что работа нужна, и если за нее хорошо платят, то он готов. Квадрат ухмыльнулся и пошел к выходу, кивком пригласив Максима следовать за ним.
   Так Горячев вступил в ряды организованной преступности, а его персонаж получил соответствующий род занятий.
   Если предположить, что в преступном мире есть такое понятие как карьера, то у Горячева она сразу пошла в гору. Его особый талант плюс превосходные боевые качества в сочетании с живым умом, а впоследствии еще и с образованием психолога, помогли снискать уважение у самых влиятельных людей преступного сообщества. А никогда не покидающее хладнокровие позволяло выпутываться из любых, даже самых фатальных, ситуаций.
   Вскоре ему стали поручать самые деликатные дела. В то время безнаказанного расцвета криминала некоторой деликатности требовали лишь заказные убийства. За это платили отдельно и очень щедро. Такая работа Максиму нравилась: она не была похожа на банальные разборки, когда двадцать человек лупят друг в друга из автоматов. Здесь требовалось все аккуратно спланировать, обдумать все возможные варианты. Такие дела редко когда делались в спешке, а он очень ценил размеренность и спокойствие. Горячев считал такой род деятельности чистым, интеллигентным, почти искусством и брался за него с удовольствием. А главное – это было точно занятие для киногероя.
   Так и получилось, что он постепенно отошел от всех других дел и перешел только на заказные устранения. Видеть его стали все реже, а прибегать к его услугам – все чаще. Так прошло почти десять лет. Время братвы на больших джипах неожиданно кончилось. На постсоветском пространстве появились более серьезные формирования, которые, по совместительству, являлись еще и государственными силовыми структурами.
   Занимались они примерно тем же, но более интеллигентно, и имея под своей деятельностью твердую правовую основу. Всех своих быкообразных конкурентов они очень быстро перебили или пересажали, таким образом, людей, которые помнили Горячева еще по бандитской молодости, просто не осталось. Теперь Максим был известным многим, но не знакомым никому, специалистом. Такая ситуация Горячева более чем устраивала, и он прилагал все возможные усилия, чтобы не только ее сохранить, но и всячески усугубить. Так он стал совсем настоящим киногероем, не Бондом, конечно, но уж как минимум главным героем из фильма «Шакал». А это было даже интереснее.
   Для того, чтобы соответствовать своему образу, Максим прилагал немалые усилия. Кроме внешней атрибутики, включающей в себя дорогую одежду, ухоженный вид, большую красивую квартиру и идеальный порядок во всем, он также ввел элементы романтизма и художественной изящности в свою работу. Даже если не требовалось особой красоты в выполнении очередного заказа, Горячев старался исполнить все с максимальной долей загадочности и изобретательности. Пуля в лоб в подъезде – это для шпаны. Максим мог устроить падение льда с крыши на голову объекту с летальным исходом, или падение самого объекта с лестницы с аналогичным финалом, автокатастрофу или, на худой конец, сердечный приступ.
   Одним из важнейших условий поддержания образа для Горячева была секретность, в том числе и по отношению к заказчикам. С появлением и повсеместным распространением Интернета задача по подержанию статуса инкогнито сильно облегчилась. Теперь Максим все общение с заказчиками просто перенес в сеть. Именно с этим была связана его сегодняшняя прогулка по задворкам. Он искал интернет-кафе, которое приметил из окна автомобиля, однажды будучи здесь проездом.
   Кафе располагалось в заднем дворе большого магазина и, судя по тому, что железная дверь была приоткрыта, все еще работало. Горячев протиснулся в полумрак заведения, которое представляло из себя небольшой зал, заполненный столами с компьютерами. Сразу за дверью была стойка, за ней сидел заспанного вида парень, в дальнем углу еще одна, уже барная, где можно было купить напитки и нехитрую снедь. Полумрак – это очень хорошо. Нет черного хода – плохо.
   Максим подошел к парню и заплатил за выход во всемирную паутину. Было утро буднего дня, поэтому в зале кроме Горячева было всего два посетителя – школьники, прогуливающие уроки. Он сел за самый дальний компьютер, отсюда отлично просматривался весь зал и входная дверь, человек же зашедший с улицы в здешний полумрак в первые секунды вряд ли его заметит.
   Запустив браузер, Горячев немного побродил по Интернету, симулируя праздную деятельность: почитал новости, узнал погоду на ближайшее время. Затем зашел в свой почтовый ящик на одном из бесплатных серверов и скачал оттуда небольшую, но очень полезную программку. При ее запуске она делала три необходимые вещи: во-первых, выстраивала защищенный канал, путая след таким образом, что проследить его маршрут по Интернету было невозможно, во-вторых, оставляла в компьютере следы обычного Интернет-серфинга на тот случай, если кто-нибудь из персонала полюбопытствует, что делал в Интернете странный посетитель, и, в-третьих, стирала сама себя после того, как ее хозяин заканчивал работать.
   Теперь можно было заняться делом. Максим посмотрел на часы: было ровно одиннадцать, время сеанса. С того же почтового сервера он запустил программу, позволяющую переписываться через сервер icq, и установил соединение по номеру, заранее зарегистрированному и отосланному потенциальному заказчику вместе с паролем доступа.
   Сетевой собеседник был в онлайне.
   – Приветствую вас, – напечатал Горячев.
   – Доброе утро, – последовал ответ.
   – Изложите условия: объект, сроки, особые обстоятельства.
   – Максим Холодковский, месяц, никаких особых условий.
   – Кто он? Бизнесмен, политик, артист?
   – Бизнесмен.
   – Занимаемая должность?
   – Президент корпорации «Фазовый элемент».
   – Этой информации достаточно. Я проведу исследования объекта и сообщу вам стоимость работы ровно через неделю в это же время. Если не выяснится никаких особых обстоятельств, цена – два аванса. Вы согласны на такие условия?
   – Да.
   – Что-нибудь еще хотите сообщить?
   – Столько вам лет?
   – Это вопрос, а не сообщение. До следующей недели.
   Максим отключил программу.
   И почему люди такие любопытные? Видимо, это проявление человеческой натуры. Неуютно общаться с каким-то неопределенным собеседником, хочется знать хотя бы какие-то отличительные признаки, чтобы разум мог зацепиться за них и как-то системно расположить среди остальных знакомых людей.
   Горячев закрыл все приложения, встал и, кивком попрощавшись с парнем за стойкой, вышел на улицу.
   К машине он шел окольными путями. Не потому, что рассчитывал на слежку, просто по привычке.
   Осень в этом году выдалась мягкая, не похожая на то, что обычно творится в Москве в это время года, поэтому прогуляться было удовольствием.
   Размеренная ходьба навевала праздные мысли и рассуждения.
   Интернет, думал Максим, стал действительно значительным явлением в современной жизни, в первую очередь, благодаря возможности общения. Без коммуникации это всего лишь большая помойка информации, ничего более. Наличие такой помойки, раскинувшейся на весь цивилизованный мир, само по себе не повлияло бы на уклад современного человека настолько радикально. Именно расширение возможностей коммуникации изменило жизнь современного общества и возвело Интернет в статус необходимой составляющей. Он дал то, что не могло дать ничто другое.
   Во-первых, это способность передавать на любые расстояния любую информацию, будь то текст, фотография или видео, причем очень быстро. Никакая обычная почта не сравнится с возможностями электронной. Никто не говорит об этом напрямую, но в увеличении темпов развития человечества виновато не только изобретение компьютеров, но и создание всемирной паутины. Просто за счет того, что скорость документооборота увеличилась в тысячи раз, техника, наука и бизнес увеличили скорость своего развития в сотни раз. Интересно было бы посчитать, насколько вырастет время создания какого-нибудь нового автомобиля, если заставить всех участвующих в процессе инженеров, конструкторов, механиков, дизайнеров и тому подобных специалистов обмениваться информацией вручную или через посылочную почту.
   Во-вторых, Интернет – это не только расширение известных коммуникаций, но и принципиально новые виды общения. Все эти чаты, iсq, живые журналы занимают в сознании человека отдельное место и никак не пересекаются с остальными видами информационного взаимодействия, такими как личное общение, телефонный разговор или мертвая бумажная переписка. Общение через Интернет представляет собой новый вид коммуникации в реальном времени, избавленный от личного контакта. Это беспристрастное общение, на ход которого не может повлиять внешний вид, голос или харизма собеседника. Любой ботаник может высказать свои смелые идеи, невзирая на непрезентабельный вид. Любой Квазимодо может объясниться в любви своей Эсмиральде, или, при желании, сам представиться Эсмиральдой и получить свою порцию объяснений в любви.
   В-третьих, это, конечно, то, что Интернет – хоть и помоечного вида, но все-таки огромное хранилище информации. Современный человек, в большинстве случаев, даже не представляет, где, кроме как в Интернете, можно взять сведения, например, о том, что идет сейчас в кинотеатре, куда поехать отдыхать, какой лучше купить телевизор или адрес пенсионного фонда. Самый быстрый способ все это узнать – включить компьютер и войти в сеть или позвонить знакомому, который это сможет сделать. Поэтому все чаще мы слышим в телефонной трубке фразу типа «привет, слушай, у тебя Интернет под рукой?» и все чаще он у нас оказывается под рукой: дома, на работе, а иногда и в гостях, и даже в дороге.
   И, в-четвертых, самое важное, что дает нам сеть – это статус анонимности всего перечисленного, не всегда, конечно, реально существующий, но почти всегда ощущаемый человеком. Интернет – это пока единственная область, в которую, за редким исключением, имеет или будет иметь в ближайшее время доступ каждый, и где, при этом, практически нет цензуры. Любой желающий может выставить на всеобщее обозрение все, что ему угодно, и любой другой желающий может это использовать по своему усмотрению. Хорошо это или плохо – однозначно судить трудно, с одной стороны, безусловно, хорошо, потому как оставляет за человеком право жить в сети, не подчиняясь никаким законам, и получать тем самым отдых от заурядного современного общества, с другой стороны, безусловно, плохо, поскольку деятельность, освобожденная от законов, у некоторых людей выходит даже за рамки первобытных моральных принципов.
   Горячев любил Интернет за все эти свойства. Сам по себе он был нелюдим и к окружающим относился пренебрежительно. В последних его не устраивало отсутствие той честности и целостности, которую имел, по его мнению, он сам. Он сталкивался лишь с внешнем антуражем, некими образами на каждый день, которые были очевидно фальшивыми. Образы эти являют собой совокупность поступков, привычек и внешнего вида, которые каждый человек искусственно культивирует, чтобы быть неким ролевым героем. Герой, который достается человеку от природы, обычно его не устраивает, он кажется слишком нейтральным, можно даже сказать, вовсе не героем.
   Современный персонаж должен быть ярок до примитивности, иначе он непонятен и неинтересен, его трудно идентифицировать и классифицировать, найти четкое название. Поэтому почти каждый современный человек, вне зависимости от собственных возможностей и способностей, выбирает себе героический образ и собирает к нему обоснования. Чем их больше, тем его роль в обществе крепче и понятнее таким же фальшивкам, как он. Например, кто-то решает однажды, что он хочет быть состоятельным человеком. Для этого не обязательно таковым являться, достаточно создать образ. Но просто объявить всем окружающем о своем решении нельзя: не поверят, а если и поверят, то очень скоро забудут, и придется снова проводить разъяснительную работу. Здесь нужно создавать образ: автомобиль бизнес-класса, пускай даже в кредит на десять лет, часы с такой ценой, за которую они не нужны ни одному здравомыслящему человеку, еда в модных ресторанах, вопреки тому, что обожаешь фаст-фуд, манера поведения человека, у которого «все схвачено», и тому подобное. Вот такой персонаж понятен всем и каждому, человек получил свою бирку и влился в соответствии с ней в общество.
   Таких образов может быть бесконечное множество: интеллектуалы, компьютерщики, культуристы, весельчаки, модели и так далее, но всех их объединяет одно – это легкая узнаваемость и фальшивость, ведь, на самом деле, всех этих людей в природе не существует.
   Шекспир, наверное, даже не подозревал, что слова его героя «Весь мир – театр. В нем женщины, мужчины – все актеры.» по-настоящему станут актуальны только в двадцать первом веке. Вот только роли этих актеров больше похожи на образы клоунов.
   Своим примитивным образом каждый человек создает вокруг себя барьер, который ограничивает его свободу в обе стороны: не дает проникнуть внутрь чему-то, что не соответствует выбранной роли, и не пускает его во внешний мир. Через этот барьер пробраться крайне сложно, за него пускают только очень близких людей, и то не всегда. Там, за ним, живет настоящий человек. А бывает и такое, что нет там настоящего человека, он настолько привык к своей роли и сроднился с ней, что сам поверил в то, что он не актер, а настоящий герой.
   Горячев всегда все это видел и понимал, и его передергивало каждый раз, когда очередной клоун пытался ему впарить, что он герой настоящего времени. Именно поэтому его раздражало большинство людей, с которыми, в силу обстоятельств, приходилось общаться лично, особенно в столице. Еще больше его раздражало телевидение: там была самая высокая концентрация глупых образов, причем, преобладали именно самые утрированные и фальшивые.
   И именно поэтому Максим любил сеть: там все это проявлялось не так сильно, от каждого клоуна оставались только мысли, которые, в силу особенности передачи информации, следовало заключить в короткое текстовое сообщение. В этом случае, Горячев был избавлен от ужимок собеседника, интонации, манеры речи и его внешнего вида, что-то якобы выражающего.
   Если бы мог, он предпочел бы современной цивилизованной социальной среде дикую виртуальную жизнь. Здесь для него были наиболее комфортные условия. Здесь он обсуждал прочитанные книги с анонимными любителями литературы, не изображающими из себя интеллектуалов, здесь общался с девушками в чате и icq, и не видел, как они пытаются изображать из себя супер-модель-недотрогу при полном отсутствии всех необходимых внешних данных, здесь он играл в сетевые шутеры, и не думал о том, что под ником «killer» или «supermegagipershooter» скрывается прыщавый подросток, тупой геймер, который мнит себя королем рунета. Виртуальная жизнь полностью удовлетворяла потребности Горячева в наличии социальной среды. Отсюда он черпал всю необходимую информацию, здесь у него были увлечения, случайные знакомые, постоянные друзья, которых он, тем не менее, ни разу в жизни не видел, здесь он проводил досуг. Максим был в онлайне по пятнадцать часов в сутки. Даже сейчас, когда он шел к своей машине, на поясе висел смартфон с запущенной программой для переписки через icq, который был подключен к сети. Не то что он ждал какого-то срочного сообщения, просто так Максиму было комфортнее.
   Такая жизнь, на семьдесят процентов перенесенная в Интернет, идеально подходила Горячеву, которому по роду деятельности желательно было как можно меньше показываться на людях.
   Однако, полностью погрузиться в Интернет Максим все-таки не мог. Его персонаж, настоящий, в отличие от окружающих, герой, должен жить здесь. Только здесь его талант был ценен. Поэтому Горячев жил все-таки на два мира.

   Пройдя через дворы, Максим вышел на проезжую улицу и сел в скромного вида черный трехдверный «фольксваген», припаркованный у тротуара. Автомобиль у героя был подстать его образу жизни: неприметный снаружи – выдающийся внутри. В машину малолитражного вида было напичкано столько, что стоимость ее увеличилась раза в три, а ходовые качества в результате достигли высот, недоступных для любого серийного спорткара.
   Горячев завел двигатель, подождал несколько секунд, пока автомобиль проснется и привыкнет к работе, и мягко тронулся.
   Максим любил свой автомобиль. Для него он был даже не вторым, а первым домом. Связано это было с тем, что наличие такого дома, как у всех нормальных людей, он позволить себе не мог. В собственной квартире он не жил. Ее он сдавал, разумеется, не для прибыли, а в целях конспирации, сам же скитался по съемным квартирам, которые менял раз в полгода, поскольку постоянно сидеть на одном месте было неправильно. Несмотря на то, что он выбирал себе в качестве жилья более чем приличные апартаменты, ощущения дома они не создавали. Возможно, это как раз и было связано с тем, что съемные квартиры были большие, светлые, с красивым видом из окна, в то время как человек, выросший в советское время, привык, что дом – это что-то тесное, темное, иногда даже коммунальное, но всегда уютное и родное, наполненное людьми и запахами. Такую квартиру, конечно, тоже можно было найти и снять, но она не соответствовала бы потребностям Горячева. К тому же, вступала бы в диссонанс с героем. В первую очередь, ему нужна было большая комната для тренировок. У Максима была своя система, которая позволяла полноценно тренироваться в пустой комнате без использования какого-либо оборудования, кроме боксерской груши. Ходить в местный спортзал он не мог, поскольку вид прыгающего до потолка и махающего ногами и руками человека – зрелище непозволительно запоминающееся. По той же причине он не посещал тир, а выезжал два раза в неделю в глухой лес за сто километров от города – поупражняться в стрельбе. Такое времяпрепровождения занимало половину его времени вне Интернета. Еще он иногда ходил в театр или на какие-нибудь выставки. А иногда снимал номер в гостинице на один день, чтобы воспользоваться услугами представительниц непочтенной профессии, для которых являлся состоятельным командировочным из какого-нибудь Нефтеюганска.
   Машина выехала на Новый Арбат и, втиснувшись в плотный поток, текущий по московским улицам почти в любое время суток, поехала в сторону области.
   Максим любил Москву и никогда не думал всерьез о переезде в другой город, даже Питер. Однако вид некоторых центральных улиц его раздражал не меньше, чем наигранные образы его жителей.
   Причина этого раздражения крылась в том, что не только большие проспекты, но и просто проходные улицы этого города облеплены рекламой. На первый взгляд, она предлагает как будто какую-то продукцию, но на самом деле это была ярмарка фальшивых образов. Рекламщики уже давно поняли, что мало кто готов покупать просто хорошие вещи или качественные продукты, даже по очень низким ценам. Современному человеку неинтересно всего лишь носить удобные и красивые штаны или пить вкусный и полезный напиток. Для него необходимо наличие, в первую очередь, красивого образа, а уж потом, за то, чтобы примерить его на себя, он готов купить все что угодно. Все то, что якобы является атрибутами или даже необходимыми признаками предлагаемого персонажа. Для этого люди даже готовы носить некрасивые вещи, в которых они глупо смотрятся, и поедать всякую отраву.
   Горячев считал, что происходит это по одной единственной причине. Сами все эти люди не способны придумать свою роль в окружающем обществе, так как это сделал он сам, а без нее они не могут себя чувствовать чем-то полноценным. Без образа они не то чтобы прокаженные, их как бы даже нет, они не принадлежат ни к одному из известных видов. Что же им делать? Можно, конечно, пойти к специалисту, к стилисту, который за деньги подберет тебе образ и снабдит всеми необходимыми признаками. Но большинству это не по карману, да и нет в этом необходимости. Выходи на улицу, включай телевизор! Вот они, сколько угодно, на любой вкус, выбирай и примеряй! Хочешь стать преуспевающим бизнесменом? Без проблем: купи костюм вот этой марки, эти духи, часы и тот журнал. Интеллектуалом – не вопрос: эта книга, те очки и тот свитер грубой вязки. Роковой женщиной? Нет ничего проще: юбка, крем, помада, тушь. Крутым парнем? Джип, куртка, тренажерный зал. Отвязным пацаном? Джинсы, рюкзак, кроссовки. И вот ты уже стал кем-то! Разве жалко на это потратить все деньги, которые у тебя есть? Самое смешное, что все эти люди еще и верят в свою оригинальность и исключительность, и не догадываются, что просто примерили один из стандартных вариантов, созданных для них рекламщиками для того, чтобы убедить купить кучу дорогущего барахла. Вот они идут нескончаемым потоком по улице, едут в машинах, автобусах и метро. Такие разные, на первый взгляд, но, тем не менее, одинаковые снаружи и внутри. Ведь на самом деле, большинство из них не обладает каким-то особым талантом, на котором зиждется их индивидуальный образ, личный герой, персонаж в сериале длиною в жизнь. Подсознательно они это чувствуют и поэтому потребляют все то фуфло, которое валится на них из окружающего мира. Они готовы идти даже на самые невероятные вещи, чтобы как можно больше навалить в эту пустоту – даже употреблять яды: пить напитки, содержащие этиловый спирт, и вдыхать табачный дым, лишь бы кто-то согласился, что это придает им какой-то статус, отличный от пустого места.
   Естественно, у Горячева таких проблем не было. Он точно знал, кто он и по какому праву. Он не чувствовал необходимости в постоянном потреблении товаров и услуг для поддержания самосознания у своего героя. Это не означало, что Максим был яростным социопатом и врагом любого товара. Как раз наоборот: он имел и возможность, и желание быть потребителем в обществе потребления и был рад многому из того, что создает это общество в качестве материальных благ. Но он никогда не покупал вещь – он всегда покупал способ удовлетворения возникшей потребности и выбирал при этом наиболее эффективный из доступных и не обращал ни малейшего внимания на название марки. Имея серьезные финансовые возможности, он владел многими вещами, которые являлись лучшими в своем классе, но у него не было, по его собственному разумению, ни одной «статусной» вещи. Под статусной Максим подразумевал вещь, в которой основная ценность заключена не в полезных функциональных свойствах. Например, швейцарские часы за несколько десятков тысяч евро. Прибор для определения времени, даже самый лучший, столько стоить не может. Здесь основная стоимость – это статус, а если проще сказать, то «понты». Такие вещи и явления Максим Горячев презирал.
   Конечно, он понимал, что основной источник и распространитель общепотребляемой муры – это, все-таки, не уличная реклама, а телевидение. Возможно, изначально, когда оно было только изобретено, телевидению придумали какое-то полезное применение: развлечение, например, или передача информации большому количеству людей одновременно. Но только сейчас основным предназначением телевидения стала пропаганда и реклама. И если пропаганда в каких-то странах может носить легкий демократический характер, то реклама везде одинаково тяжела.
   Если бы реклама просто что-то ненавязчиво предлагала и пыталась убедить в преимуществе того или иного продукта путем логического убеждения – от нее не было бы большого вреда. Но все не так просто. Рекламой занимаются неглупые люди, нацеленные на достижение максимального результата любыми средствами. Они давно уже поняли, что самый эффективный способ что-либо продать – это сначала, опять же, создать для человека образ, который он захочет взять себе, а уже потом придумать связь этого образа и продаваемого товара, причем, связь неразрывную, отсутствие которой способно разрушить уже полюбившуюся роль в жизни.
   Таково скромное предназначение телевидения. Все же остальное, что транслируется помимо рекламы, – побочно, и имеет лишь предназначение заставить включить телевизор и удерживать внимание до рекламного блока.
   Знаменитые режиссеры и актеры могут сколько угодно превозносить плоды своей деятельности, ходить по красным ковровым дорожкам и давать снисходительные интервью. Все, что они делают, используется, чтобы определенные люди заработали на прокате фильма, и чтобы потом вставлять этот фильм, их интервью, программы с их участием и тому подобное в паузы между рекламами.
   За это Горячев не любил телевидение, причем настолько сильно, что телевизор с антенным подключением имел только на кухне. Ему казалось, что даже простое наличие в комнате работающего телевизионного приемника унижает его достоинство путем приобщения к этой культуре фальшивых образов и придуманных ролей.
   Нельзя сказать, что Интернет был полностью избавлен от всего этого. Конечно, это не так, в сети тоже уже давно полным-полно рекламы, но, во-первых, она не так навязчива и, во-вторых, в силу особенностей передачи информации, она не вываливает на тебя упомянутые образы как только ты запускаешь браузер. Реклама в Интернете пока еще не выросла из той наивной стадии, когда успех предложения заключался в красивой картинке и убедительном слогане. А в таком виде она Максима почти не раздражала.
   Поток, в котором ехала машина Горячева, прервал красный свет светофора. Ряды справа и слева встали в покорную очередь, а вместо того ряда, в котором ехал Максим, по непонятному стечению обстоятельств, образовался коридор до самой стоп-линии перекрестка, по которому он и покатился, плавно притормаживая. Любому автомобилисту приятно оказаться в такой ситуации, когда без особых усилий удается встать в первую линию стоящих на светофоре машин, опередив всех соседей по потоку. И наоборот, любому из них неприятно стоять самым последним в очереди и наблюдать, как мимо тебя проезжают машины, цель которых, так же, как и твоя – пересечь перекресток, да еще подозревать, что не успеешь это сделать в ближайший зеленый промежуток.
   Это ощущение оказалось настолько невыносимо для водителя тонированной «мазды», что он все-таки решил вырваться из своего стоящего ряда на свободный прямо перед машиной Максима. Маневр был настолько резким, что сопровождался визгом покрышек обеих машин – стартующей «мазды» и тормозящего «фольксвагена» Горячева. После совершения маневра, японский автомобиль оказался в очереди непосредственно перед своим немецким коллегой.
   «Ну вот», – подумал Максим, – «один из классических примеров образа, который натянул на себя конкретный придурок. Роль называется «я очень крутой парень, у меня спортивная тюнингованная тачка».
   У Горячева контакт с такими явлениями вызывал бешенство, близкое к неконтролируемому. Мало того, что его натура была категорически против такого явления, но еще и его герой не мог безнаказанно допустить такое отношение к себе. К тому же, это был прекрасный повод проявить свой «героизм». Итогом стал следующий вывод, рожденный объединенной натурой Максима. Таких кретинов надо воспитывать, а то, не дай Бог, они в таком образе доживут до седин – сложно будет с ними окружающим. Камера, мотор…
   Горячев заглушил двигатель – он никогда не оставлял ключи в замке зажигания, даже если отходил от автомобиля не дальше двух метров – и вышел из машины.
   Пройдя между стоящими автомобилями, Максим остановился у водительской двери обидчика, небрежно облокотился на крышу и постучал в тонированное стекло. Стекло опустилось, открыв обзор в салон. За рулем сидел молодой парень, лет двадцати, подчеркнуто стильно и дорого одетый. Парень был похож на героя фотографии из стильного журнала. Определенно, сын богатых родителей. Рядом с ним сидела такого же типа девушка: молодая разодетая блондинка. Только в отличие от парня она не была наследницей состояния, а перебивалась подарками богатых любовников, вроде водителя «мазды». Это было ясно из того факта, что все окружающее, и, в первую очередь, спортивная машина и парень при деньгах, вызывало у нее искреннее восхищение, скрываемое под маской образа «я неприступная красавица, отдаюсь только звездам».
   В салоне стояла затхлая атмосфера запахов дорогих духов и невыносимо громкой музыки в стиле техно.
   Парень убавил громкость стереосистемы и, подняв глаза на нависшего над ним Горячева, спросил, растягивая каждое слово:
   – Че надо?
   – Клоун, тебя кто так ездить учил? – поинтересовался Максим.
   Таким вопросом Горячев вверг парня в бездну жутко неудобной ситуации. С одной стороны Максим был явно физически крепче, чем он, и, поскольку подошел сам, настроен явно решительно. С другой стороны, образ крутого парня категорически не позволял владельцу «мазды» извиниться перед водителем автомобиля менее презентабельного вида. Если бы подобная стычка проходила без свидетелей, он еще бы мог пойти на такую уступку, никому потом об этом не рассказывать и забыть самому как страшный сон. Но наличие девахи на соседнем сидении полностью обрубало такую возможность.
   Парень явно нервничал. Его не сильно развитый интеллектуальной деятельностью мозг работал из-за всех сил, просчитывая варианты и пытаясь найти верное решение. Ситуация была критической. Извиниться было невозможно, поскольку это категорически не вязалось с носимым образом. Оставалось проявить ответную агрессию, но, в данном случае, это было явно чревато неприятными последствиями, которые также не вязались с образом. Парень был в тупике.
   Максим же стоял и наслаждался ситуацией. Ему всегда нравилось наблюдать, как развенчивается фальшивый образ того или иного человека. А здесь был как раз классический случай.
   «Вот почему этот сопляк решил, что он «крутой пацан», – думал Горячев. – «И ведь не просто про себя решил – оповестил об этом всех окружающих. Почему он не выбрал роль интеллектуального лоха или застенчивого красавца? Ему бы это лучше подошло, по крайней мере, не попал бы в такую ситуацию, как сейчас. Ведь тот образ, с которым он идет по жизни, подходит ему, как зайцу тачанка. Интересно, что ему позволило ощущать себя именно в такой социальной разновидности? Наличие тюнингованного авто и дорогих шмоток, купленных на деньги родителей? Навряд ли он, в свои двадцать с небольшим, сам заработал столько денег и уверенность в своей исключительности, которая на этих деньгах основана. Может быть, высокий класс вождения, особые боевые навыки или сила характера? Судя по хлипкому виду и беспомощному выражению лица – тоже навряд ли. Ну, так почему?
   А может быть, виноват не он, а социум и реклама? Это они сначала придумали такой образ, потом подкинули его этому несчастному и теперь делают вид, что они верят в то, что он является тем, кем себя представляет. И никак не появится тот ребенок, который крикнет из толпы «а король-то – голый!»
   Глупость данной ситуации и всех подобных ей – в том, что то, что этот парень не является тем, кем себя возомнил, совершенно очевидно. Более того: таких людей, которым он себя представил, вообще в природе не существует, и существовать не может. Это должен быть молодой гений, бизнесмен и мастер по боевым искусствам в одном лице. Но несмотря на то, что этот молодой человек, очевидно, не является ни первым, ни вторым, ни третьим, он живет в роли всех троих уже не первый год и никто его не разубеждает.»
   Пока Максим про себя развенчивал оппонента, парень принял решение о своих дальнейших действиях. Поскольку ни извиниться перед собеседником, ни послать его он не мог, он решил занять нейтральную позицию безразличия. Вроде того, что человек, который с ним разговаривает, недостоин его сильных эмоций и способен вызвать только легкое раздражение.
   – Да брось ты, че ты паришь, нормально я езжу, – ответил водитель, продолжая растягивать слова.
   – Ты так считаешь? – уточнил Максим.
   В его голосе не было агрессии, поэтому собеседник приободрился и успокоился, в надежде на благополучное завершение конфликта. Горячев именно такого эффекта и хотел добиться.
   Не успел парень подтвердить свою позицию устным ответом, как Максим молниеносно просунул правую руку в окно автомобиля, схватил водителя за затылок и резким движением ударил лицом о рулевую колонку. Почти одновременно раздался гудок клаксона, вскрик парня и визг его спутницы.
   В следующий момент Горячев уже вытащил руку из окна и вернулся на исходную позицию, на всякий случай приготовившись к ответной реакции противника. Но, как это и следовало ожидать, никаких активных действий со стороны последнего не было. Парень сидел, глупо уставившись на свои брюки, которые заливала кровь, хлещущая из сломанного носа.
   – Ты чего делаешь, мудила? – недоуменно прогундосил владелец спортивного автомобиля. Он предполагал, что такой исход возможен, но не представлял, что развязка будет настолько быстрой. Его спутница была ошарашена еще сильнее. В ее взгляде читалось даже не удивление или недоумение – там было крушение всего представления о жизни. На ее глазах не просто опустили ее богатого кавалера – только что разрушили одновременно два жизненно необходимых для нее образа, на основе которых она строила свое мировоззрение. Один образ: молодой, красивый, богатый – значит, неимоверно «крутой», почти что король мира, и второй образ: ее, подружки того самого короля мира. А ведь подружка «короля мира» – это одна из главных составных частей ее роли в этой жизни. Что с ней теперь будет? После того, как одному из ее главных достоинств вот так просто надавали по морде на перекрестке, кто теперь она? Подружка слабака и пижона?
   Максим, тем временем, не спешил уходить. Все, что думали про себя эти еще пять минут назад хозяева жизни, он читал в их взглядах и их поведении. Анализировал, смаковал детали. Горячев не питал иллюзии, что то, что он сейчас сделал с этими двумя, как-то в корне изменит их отношение к жизни. Заставит задуматься над тем, кем они являются внутри на самом деле, и постараться соответствовать этому снаружи. Через пару дней парень оправится, классифицирует в своем сознании это воспоминание, как случайность, и снова будет считать себя чем-то исключительным и неповторимым. Девушка вернется в прежнее состояние еще быстрее – сразу, как только решит перестать встречаться с этим лохом, которого всякая ботва может вот так вот просто, по мордам, и безнаказанно.
   Но все-таки Горячеву в тот момент показалось, что он хотя бы на короткое время, но избавил мир от небольшого количества лжи. И этот случай все-таки останется где-то глубоко в памяти и душе этих людей, и когда-то потом, в будущем, немного поможет им понять себя и свое место в жизни.
   Но ни водитель «мазды», ни его уже почти бывшая спутница не знали о благородных намерениях Горячева, а следовательно, думали в этот момент о нем только плохое.
   – Ты че, бальной, что ли? – спросила девушка, истерично при этом подвизгивая. – Ваще оборзел, кретин… – после чего добавила еще несколько слов, никак не гармонирующих даже в такой ситуации с ее барбиподобной внешностью.
   Парень же выразился менее витиевато: «Ты знаешь, на кого залупился? Тебе за это знаешь, чего будет?»
   – Могу себе представить, – ответил Горячев, – Ты сейчас вылезешь из машины и получишь от меня по морде еще раз? Не советую! Этим ты ничего хорошего не добьешься.
   Судя по ненавидящему взгляду водителя «мазды» и отсутствию попыток выйти из машины, мнение Горячего о нецелесообразности дальнейших агрессивных действий он разделял. Вместо этого, воспользовавшись тем, что светофор переключился на зеленый, водитель дал по газам и скрылся из виду в потоке машин.
   Максим тем временем не спеша вернулся к своему скромному на вид автомобилю, сел на за руль, пристегнулся, запустил двигатель и продолжил путь.
   Душой Горячева владело умиротворение на фоне неприятного осадка. Все-таки он поступил безрассудно и непрофессионально, затеяв драку посреди проезжей части на виду у всех. А если бы поблизости случайно оказались какие-нибудь менты, угнетенные невыполненным планом по задержанию? У него могли бы быть… не проблемы, конечно, но все-таки неприятности. То, что обиженный сынок побежит за помощью к влиятельному отцу, Максима не волновало. Номер на его машине все равно к нему никак привести не мог, да и не запомнил пацан никакого номера. В общем, соблазн был слишком велик, а причины отказать себе в удовольствии слишком неубедительны.
   Для Горячева развенчать очередную жертву индустрии по продаже потребительских образов было слаще любой победы. Он злился на себя, пытался убедить в том, что это ребячество, что ничего он этим не добьется, что возиться со всеми этими дураками – это, в первую очередь, не уважать себя и свое время. Но ничего не мог с собой поделать: при первом же подобном случае он превращался в одержимого диссидента, которому любой ценой нужно было выступить против устоявшегося порядка вещей. К тому же, это было частью его киногероя: и удовольствие от процесса, и муки совести в конце. Он был не просто положительным героем стандартного блокбастера про киллера, а сложнохарактерным персонажем культового фильма.
   К тому же, подобные рассуждения и чувства позволяли не просто терпеть свой род занятия или относится к нему с безразличием или философским пренебрежением, а получать даже некоторое моральное удовлетворение. Последнее не было связано с желанием убивать или другой подобной низостью, это было удовлетворение от ощущения гармонии и справедливости. Ведь его цели для устранения в девяносто девяти случаях из ста представляли собой гипертрофированный до безрассудства пример торжества лживой личины над человеческим обличьем. Все эти люди всего лишь в силу некоторого стечения обстоятельств наделены богатством и властью, а именно на такой почве вырастают самые утрированные образы и роли. В отличие от простых потребителей, которые тянутся изо всех своих тщетных силенок к образу героя рекламных роликов, эти занимают место героя на раз, без особых усилий. Полное соответствие героическому образу они получают в тот же день, когда их выбор на нем остановился. Ведь все атрибуты героя покупаются, потому что сами герои, от Ахиллеса до Бонда, уже давно проданы для использования в рекламных целях. Внутренне объекты Горячева считают себя полубогами, внешне – презирают всех, кому повезло меньше.
   И все остается именно так, пока в одном из мозгов такого вот рекламного героя не возникнет череда мыслей, которая приведет к желанию физически уничтожить другого рекламного героя. Всего лишь мысль, то, что нельзя увидеть, услышать или потрогать, нечто бесплотное. Она может быть вызвана иррациональной ненавистью или холодным расчетом, это не важно. Важно то, что само событие, само возникновение мысли не требует почти никаких затрат, ни материальных, ни энергетических. Беззвучный хлопок, всполох сознания – и вот уже один герой приговорил к исчезновению другого. Ведь именно этот хлопок или сполох вызывает дальнейшие действия человека, физическое влияние на мир. Влияние это проявляется в том, что он нанимает, например, Горячева. Если Максим берется за работу – то это уже заключительная стадия в жизни какого-то «полубога». Судьба человека, имеющая (по его мнению) огромную материальную и духовную ценность, намертво упирается в стену на первый взгляд столь незначительного в жизни человечества события, как чья-то мысль.
   Чаще всего, без недели как мертвый герой не подозревает о приближении столь печального завершения своего жизненного романа. Он не думает об этом, потому что такие мысли не могут рождаться в его мозгу в силу как раз его рекламного героизма. Да и как может хозяин своей судьбы, обладатель автомобиля Е-класса, кожаного портфеля за сколько-то тысяч евро и костюма из вчерашней коллекции допускать мысль о том, что у его исключительности может быть такой пошлый конец?
   Однако, мир устроен совсем не так, как он думает. Одно единственное нажатие на курок, маленькая порция яда в чашке или точный удар ножом – и все это великолепие исчезает, лопается, как мыльный пузырь, оставляя лишь ненадолго клочок мыльного тумана.
   Отнимать все у тех, кто уверен, что никто не в состоянии отнять у них хоть что-то. Вот что нравилось Максиму в своей работе – восстанавливать гармонию и баланс в обществе и в мире.
   То же самое, только гораздо слабее, Горячев ощущал в стычках, подобных сегодняшней. И именно от таких ощущений он был не в силах отказаться, когда принимал решение действовать настолько агрессивно.

   Через полчаса, довольный, несмотря на угрызения профессиональной совести, Горячев подъехал к дому, в котором была расположена съемная квартира – его нынешний дом. Он вышел из машины, по привычке оглянувшись на предмет присутствия подозрительных личностей, и, ничего подобного не обнаружив, нырнул в подъезд. Зайдя в подъезд, остановился и прислушался. Не слышно возбужденного дыхания за углом, нет ощущения чужого присутствия, внутри не появилось чувство опасности, которое не раз спасало Горячеву если не жизнь, то, по крайней мере, здоровье. Окончив «сканирование» подъезда, Максим взбежал по лестнице на третий этаж. Тихо подошел к своей двери, осмотрел ее, и, убедившись по одному ему известным признакам, что в его отсутствие никто дверь не открывал, вошел в квартиру.
   Квартира Горячева представляла собой образец идеального порядка и чистоты на фоне полного отсутствия житейского уюта. Главную роль во всей обстановке играла ее максимальная функциональность. Фактически, вся квартира была разделена на четыре зоны, в соответствии с функциями, которые она выполняла. Первая зона, самая тривиальная – зона отдыха и сна. Под это была отведена самая дальняя комната, где стояла кровать, комод с постельным бельем, прикроватная тумбочка, кресло и небольшой шкафчик с книгами. Под кроватью лежал чемодан с огнестрельным оружием, который Максим когда-то сделал сам, не доверив такое деликатное дело ни одному мастеру со стороны. Здесь Горячев спал и читал.
   Вторая зона – зона работы, под нее была отведена соседняя комната. Здесь стоял только письменный стол с компьютером и большое рабочее кресло. Горячев редко пользовался этим компьютером, все насущные проблемы он решал при помощи ноутбука, который всегда возил с собой.
   Обе комнаты выходили в центральный зал достаточно больших для московской квартиры размеров, которому была поручена третья функция. Здесь была зона тренировок. Комната была полностью освобождена от какой-либо мебели. Вместо этого в углу стояла стойка с холодным оружием, разного рода палками и дубинками. Здесь Максим проводил большую часть того времени, что находился в квартире.
   И четвертую, заключительную функцию, конечно же, выполняла кухня. Горячев готовил сам. То, что он готовил и ел, обычно обладало, с одной стороны, превосходным вкусом, с другой – было максимально питательно и полезно и вдобавок не было лишено некоторого аскетизма. К еде Максим относился так же ответственно и аккуратно, как ко всему, что он делал. Поэтому продовольственных припасов всегда было в избытке, на кухне царила идеальная чистота, ящики были полны всяческих хитрых приспособлений, к которым Горячев питал свойственную мужчинам слабость, а память его хранила сотни рецептов, как из всего вышеперечисленного сделать кулинарный шедевр или, по крайней мере, просто вкусный завтрак, обед или ужин.
   Несмотря на свое неплохое финансовое положение, которое позволяло без ущерба для бюджета нанять домработницу, немаленькую по площади квартиру Максим убирал сам, раз в неделю производя генеральную уборку. И это мероприятие для него, разумеется, тоже обладало немалой значительностью. Во-первых, Горячев любил чистоту, а значит, плоды этого труда доставляли ему удовольствие, во-вторых, сам процесс наведения порядка и удаления грязи имел для него положительный психологический эффект, позволяя приводить мысли в порядок и успокаивая, и, в-третьих, в подобных вопросах Горячев придерживался принципа: хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо – сделай сам.

   Пройдя в просторный холл и заперев входную дверь на засов, Максим подошел к встроенному шкафу-купе, снял ботинки, аккуратно поставив их на нижнюю полку для обуви, и облачился в мягкие чешки, которые заменяли ему тапочки. Классические тапочки без задников казались Горячеву неудобными, а ходить по дому в уличной обуви не позволяли санитарные соображения и уважение к собственному труду по мытью полов. Такой порядок обувной манипуляции Горячеву казался более чем естественным, поэтому он никак не мог взять в толк, почему во всех американских фильмах, которые он видел, никто из героев не только не носит сменной обуви в жилых помещениях, но и садится в уличных ботинках с ногами на диван и даже плюхается на постель в спальне. То ли в Америке все улицы удивительно чистые, то ли все голливудские производители фильмов сознательно вводят в заблуждение весь остальной мир, уходя от эпизодов, где герой скидывает ботинки, обнажая носки, перед тем, как залезть с ногами на диван. В любом случае, Максиму приходилось каждый раз морщиться, борясь с чувством антипатии к персонажу, который, по задумке сценаристов, должен вызывать исключительно положительные эмоции, когда этот продукт американской культуры вдруг непринужденно взгромождался на спинку дивана в очередном кафе, водружая при этом свои мокасины на мягкое сиденье. Единственное рациональное объяснение, которое мог придумать Горячев такому поведению, это то, что в фильме содержится скрытая реклама обуви. В таком случае все ясно: ради рекламы порой вымышленным героям приходится идти и не на такие неадекватные поступки. Помнится, в одном российском фильме, в рамках рекламы, главному герою, работающему в милиции, причем, не в самые лучшие для нее годы, начальство выделило в качестве служебного автомобиля «ауди» представительского класса. Естественно, что ближе к концу картины на этом автомобиле он всех обогнал и победил.
   Максим снял легкую куртку, которую приходилось носить только для того, чтобы скрыть подмышечную кобуру, затем снял и саму кобуру. Ее же, вместе с пистолетом, Горячев убрал в специальный ящик, прикрученный к стене в месте, находящемся равноудаленно от всех зон, где присутствие хозяина наиболее вероятно.
   Приведя себя, таким образом, в домашний вид, он прошел в кабинет и включил компьютер. Затем, не горя особым желанием лично присутствовать при всех загрузочных процессах электронного друга, прошел на кухню к холодильнику.
   Людей, которые умеют вкусно готовить, немало, как профессионалов, так и любителей. Они могут, заранее зная время приема пищи, подготовиться к этому событию: сходить в магазин и купить все необходимое, затем обосноваться на кухне, предварительно спланировав свободное время, и не спеша приготовить все, что необходимо к приходу гостей или гостя, ну, или просто для себя, любимого. Но если прием пищи окажется спонтанным, они, в подавляющем числе случаев, будут полностью беспомощными: ни припасов, ни времени не окажется. Единственный выход – это идти в близлежащее заведение общественного питания или заказать оттуда провизию на вынос. Ну, или на совсем аварийный случай – сосиска в тесте из ларька в переходе.
   С Горячевым же такое не могло случиться никогда. Он относился к тому редкому виду людей, которые не только умеют готовить, но еще и планировать и организовывать процесс приема пищи. Когда наступало время трапезы, у Максима всегда было три варианта: приготовить нечто специфическое из тех припасов, что есть в холодильнике, приготовить что-то на скорую руку, но вкусное и полезное, также воспользовавшись припасами, или взять из того же холодильника уже приготовленное заранее блюдо и разогреть. Такие дополнительные блюда Горячев всегда готовил про запас на случай нехватки времени или приступа лени. Сегодня был комбинированный случай – лень на фоне нехватки времени, поэтому Максим извлек на свет мясной рулет вчерашнего приготовления и овощной салат. Объединив все на большой тарелке и добавив два куска горячих тостов, он уселся за стол обедать.
   Над столом висел небольшой жидкокристаллический телевизор, тот самый, что имел эксклюзивное для данной квартиры подключение к телевизионной антенне. Пощелкав пультом, Максим нашел канал новостей: с одной стороны, не хотелось терять впустую время, проведенное за обедом, и, с другой стороны, время исключительно на просмотр информационного канала, без параллельно текущего дела, тоже тратить не представлялось рациональным занятием. Была и еще одна причина, по которой Максим предпочитал смотреть новости, если уж включал телевизор. Программа новостей – это была одна из немногих передач, которая не превращалась в подиум вымышленных героев. Время ограничено, поэтому только факты: здесь землетрясения, там выборы, валюта обесценивается, облигации дорожают, вчерашний матч закончился со счетом «три-два» в пользу кого-то.
   Существуют, к сожалению, исключения из этого правила, когда, например, в честь юбилея какого-нибудь деятеля у него берут интервью. Именно так и случилось на этот раз. Показав пару нейтральных сюжетов, программа решила все-таки испортить аппетит своему случайному зрителю.
   На экране появилось пропитое лицо пенсионера в дорогом костюме и галстуке. Длина последнего явно не была рассчитана на обхват столь массивной шеи, поэтому узел, завязанный на непредусмотренном создателем аксессуара месте, оказался комично большим. У обладателя нестандартного узла были маленькие заплывшие глазки на крупногабаритной физиономии и лоснящиеся, зачесанные назад волосы. Деятель стоял на фоне театрального фойе, по которому сновали театралы и театралки, судя по всему, пришедшие на вечер, посвященный этому самому деятелю, видимо, сцены.
   «Сегодня исполняется шестьдесят лет выдающемуся культурному деятелю, артисту, режиссеру и руководителя театра «Своевременник» Александру Николаевичу Штольцу», – прозвучал радостный голос за кадром.
   – Александр Николаевич, как вам удается столь успешно совмещать профессии актера, режиссера и даже руководителя театра? – спросила смазливая репортерша, появившаяся на фоне свинообразного деятеля.
   Деятель изобразил задумчивое лицо, затем вдохновенно закатил глаза и затянул бодягу на тему, как он любит театр, как ему непросто жить, потом перешел на своих гениальных наставников и талантливейших актеров. При этом в словах «талантливые» и «гениальные» он начинал завывать на гласных и еще сильнее закатывал глаза, видимо делая, таким образом, акцент, который должен был подчеркивать непосредственную связь его с этими понятиями.
   У Максима давно уже сложилось впечатление, что у публичных творческих деятелей, будь то режиссеры, актеры или продюсеры, была принята специальная система, в соответствии с которой они при каждом удобном случае хвалили друг друга путем приписывания гениальности и сверхталантливости. В то же время, простой потребитель под общим давлением всех этих интервью на каналах, а также в глянцевых и обычных журналах, начинал действительно верить в исключительность такого рода людей. Это вело к тому, что все якобы гениальные таланты зарабатывали кучу денег.
   Причем, организована система была таким великолепным образом, что ни у кого из тех людей, за счет которых богатела вся эта шушера из так называемого шоу-бизнеса, не возникал вопрос: А с какой, собственно, стати подобные клоуны зарабатывают столько денег? Чем участь актера или режиссера тяжелее и почетнее участи, например, инженера по разработке компьютерного железа? С чего такие дивиденды? Ведь объективно компьютерная железяка приносит гораздо больше пользы человечеству, и для ее создания надо гораздо больше сил, времени и образования, чем для постановки очередного спектакля по чужому литературному произведению.
   Казалось, никто об этом не задумывался, кроме Максима, который не только понимал, что это есть, но и имел точное объяснение причин. На самом деле, механизм был все тот же: управляли и держали в подчинении все общество все те же фальшивые образы и роли. Знаменитый актер – придуманный пиарщиками образ, на котором зарабатывают деньги. В принципе, можно было выбрать и любую другую профессию, что иногда и делается, но профессия актера наиболее публична и удобна для подобной работы.
   Рецепт прост: берешь любого дурачка (дурочку) из театра, или театрального училища, или просто с улицы, который умеет корчить рожи по команде «мотор» или «and action…» – и создаешь из него образ. Только не тот образ, который делают рекламщики, общий для всех потребителей, а такой же образ, но заранее подогнанный под конкретного человека, с учетом внешних особенностей. Этот образ, на первый взгляд, ничего не рекламирует, а существует сам по себе. На самом же деле, каждый публичный человек рекламирует сам себя. Он взывает ко всей аудитории, умоляя, чтобы его купили, чтобы заплатили за него деньги его продюсерам, чтобы те, в свою очередь, поделились с ним.
   Основное условие предприятия – это вложить достаточно много денег в то, чтобы потребительская аудитория поверила, что существует некий особенный человек, обладающий исключительными способностями (талантами). Как только это происходит, человека начинают подавать.
   Особенность, которая делает этот бизнес таким выгодным, состоит в том, что, во-первых, продается он огромному количеству покупателей и одновременно, отсюда такие огромные прибыли и гонорары, и, во-вторых, сам товар от продажи не кончается, его не нужно производить снова, завозить на склады и в магазины. Именно поэтому, а не за счет своей исключительности, какая-нибудь голливудская профурсетка за год съемок зарабатывает больше, чем профессор ядерной физики за всю жизнь.
   Все это публичное творчество представляет собой обычную коммерческую деятельность, товарно-денежные отношения, описанные в любом учебнике по экономике.
   Более того, Горячев был уверен, что нет никаких больших талантов среди актеров или режиссеров. Все таланты – у менеджерского состава продюсерских контор, и то, это даже не таланты, а обычное умение организовывать и вести коммерческую деятельность. Именно поэтому так много звезд среди детей влиятельных людей. Рынку все-равно из кого делать очередной товар для сбыта, и нет никаких причин отказать хорошему человеку сделать из его отпрыска всероссийскую звезду, тем более, если родитель готов немного посодействовать в этом хлопотном деле.
   Максим видел в таком положении вещей вселенскую несправедливость, основанную на глупости людей, поэтому и не любил смотреть телевизор и включал его крайне редко. При этом долго переключал с канала на канал, брезгливо морщась, пока не находил нечто нейтральное, вроде программы новостей или канала путешествий.
   На это раз мордастый деятель театра умудрился вызвать у Горячева достаточное раздражение для того, чтобы телевизор был выключен при просмотре новостей, а остаток обеда прошел в тишине.

   Закончив трапезу, Максим помыл посуду и вернулся в кабинет, где его ожидал уже загруженный и готовый к работе компьютер. Все служебные программы отработали свое, и ресурсы чуда современной техники были готовы отдаться решению задач несовершенного человека.
   «Хорошо хоть, создатель этого зарабатывает больше голливудских актрисок», – подумал Горячев, садясь в кресло перед монитором.

   Итак, Максим Холодковский! Вроде бы, такой фамилии Горячев раньше не слышал. Значит, птица не очень высокого полета, или хватает ума не светиться.
   Начнем с официальной хроники. Максим кликнул по значку интернет-браузера. Открылась страница поисковика.
   Задав в строке поиска «Максим Холодковский» Горячев ударил по клавише «Enter». Спустя несколько мгновений поисковая система выдала список тех участков всемирной паутины, которые были наиболее, на ее взгляд, близки к предмету поиска.
   Оказалось, что наиболее популярным в сети человеком под этим именем и фамилией является вовсе не крупный топ-менеджер, которого заказали недоброжелатели, а какой-то круглосуточный житель сети, автор разухабистых изречений и критики всего на свете. Побродив по страницам форумов, на которых велась перебранка с участием Интернет-Холодковского, и не найдя никакой информации об объекте, Максим сменил искомые слова в поисковике на «Фазовый элемент» и повторил удар по клавише.
   На этот раз ответ поисковой машины был более продуктивным. На экран вывалился список заголовков, а внизу – оглавление страниц, уходящее за организационный горизонт.

   Возглавлял результаты поиска следующий заголовок «Инвестиционная компания «Фазовый элемент». Под ним было пояснение: «Новости компании «Фазовый элемент». «Фазовый элемент» вкладывает средства в будущее России».
   При клике на верхнюю строчку на мониторе появилась флеш-заставка корпоративного сайта компании. На сером фоне задвигались какие-то линии и кружки, складываясь в асимметричный узор. Видимо, это единственное, что смогли придумать высокооплачиваемые веб-дизайнеры на тему словосочетания «фазовый элемент». Наверное, на презентации своего творения они самозабвенно заливали о фазовых переходах, пяти базовых элементах, как эти понятия символизируют стабильность и непрекращающееся развитие, и как все это прекрасно выражает мешанина, которую они нарисовали. Судя по тому, что эта мура была принята, то или заливали они очень здорово, или представителю компании, которому поручили эту тему, было глубоко положить на качество креатива.
   После анимационной заставки поверхность монитора отобразила главную страницу сайта. В том же сером цвете (наверное, таков был корпоративный стиль компании) большая часть главной страницы сайта было посвящена новостям компании.
   Максим рефлекторно начал читать заголовки. «Компания «Фазовый элемент» вкладывает средства в будущее России…» – гласил первый заголовок. «Интересно, каким это образом», – подумал Горячев и с намерением получить ответ на этот мысленный вопрос кликнул ссылку, раскрывая полный тест новостного сообщения. Отобразившийся текст гласил:

   Компания «Фазовый элемент» вкладывает средства в будущее России
   «Компания "Фазовый Элемент" имеет долгосрочные планы работы в России и стремится инвестировать в будущее страны. Поэтому, оказывая поддержку в самых различных социально значимых проектах и инициативах, Компания отдает приоритет целевым программам, содействующим развитию российской науки, образования и культуры. В рамках этой деятельности с октября месяца текущего года выплачивается стипендия для наиболее одаренных школьников и студентов российских вузов. "Компания "Фазовый Элемент" также реализует проект по созданию компьютерных классов с подключением к сети Интернет в общеобразовательных учреждениях регионов России…»

   Вместо положительных эмоций, замешанных на чувстве благодарности за то, что не всем безразлично будущее российской молодежи, на которые рассчитывали, судя по всему, копирайтеры компании, написавшие этот текст, прочитанное вызвало в душе Горячева прилив негодования в сочетании с брезгливостью и ненавистью. Он откинулся в кресле, вполголоса окрестив всех замешанных в описанном мероприятии одним общим крепким словом, которое, скорее, характеризовало особенность их сексуальной ориентации, на которую Максиму должно было бы быть все равно, а не моральные качества, которые, как раз, его не устраивали.
   «Это ж надо устроить такую циничную систему, при которой сначала можно наворовать кучу денег, а потом отдать ничтожную их часть тем, у кого их украл, да еще при этом в образе праведника-мецената. Да у швали, которая занимается распределением этих средств, диван в загородном доме стоит больше той суммы, которую они тут триумфально жертвуют!»
   Теперь у Горячева появился еще один дополнительный стимул к выполнению заказа, кроме материального. Это было определенно хорошо, поскольку придавало контракту некий положительный моральный аспект, к которому киногерой Максима не мог не тяготеть. Взяв на вооружение этот факт, он углубился в изучение материалов о компании, перебирая ссылки поисковой системы.

   Спустя час Горячев сделал первые выводы. Определенно, Холодковский намеренно не попадал на первый план и поэтому не присутствовал широко в средствах массовой информации. Это говорило о его уме, мудрости, профессионализме и отсутствии глупого тщеславия. Однако, это еще могло говорить и о его осторожности, и даже о мании преследования, наличие которых сильно бы осложнило Горячеву задачу. Хотя это очень маловероятно. Обычно, мания преследования появляется неожиданно и уже тогда, когда человек находится на высоком посту, в данном случае теневая позиция была результатом убеждений многолетней давности.
   На месте публичного представителя компании всегда был какой-то Васильев, скорее всего, его главный помощник или, как говорили в старых кино, «правая рука». Наверное, эдакий профессионал своего дела, который или относится к своему шефу очень положительно, или очень отрицательно, поскольку при такой плотной работе с человеком нельзя относиться к нему нейтрально.
   Максим нашел приемлемого качества фотографию помощника Холодковского и раскрыл ее на весь экран.
   Горячев свято верил в учение под названием «физиогномика». В свое время он не без удовольствия изучил не менее десятка книг по этой теме. У него был свой, несколько модифицированный, вариант этой псевдонауки. Он признавал базовые принципы учения, и даже многократно имел возможность проверить их справедливость, однако, добавил к системе собственные приемы. Основаны они были на том, что по роду деятельности Максиму приходилось не только запоминать много лиц новых для него людей, но и изучать их биографию, привычки, склонности, жизненный уклад, а иногда и наблюдать за поведением в экстремальных ситуациях. В силу этого в мозгу Максима хранилась целая база данных лиц и характеристик людей. При появлении нового объекта он просто сверял его лицо со своей «базой» и делал выводы. По завершению задания характеристики нового лица корректировались в соответствии со всей полученной в ходе мероприятия информацией и добавлялись, в свою очередь, в личную коллекцию – базу данных физиогномиста.
   Итак, лицо тридцатисемилетнего функционера выражало глянцевожурнальную жизнерадостность, успешность и довольство собственной ролью в жизни. Причем, было похоже, что такое выражение лица у Васильева формируется естественным образом под действием внутренних эманаций, а не усилием воли для поддержания внешнего имиджа. На первый взгляд, никаких признаков алчной хитрости, наличие которой могло бы помочь Горячеву подобраться к объекту через помощника, или житейской глупости, которая может помочь еще больше в таком деле. Целеустремленный, уравновешенный, умный, образованный. Для помощи Горячеву он, скорее всего, не подойдет, так что никаких шпионских интриг покрутить не удастся, придется действовать по примитивному сценарию. Кто, где, с кем бывает, по какому маршруту ездит, где ест, что пьет.
   Очень жаль. Максим любил вербовать третьих лиц: с одной стороны, для помощи непосредственно в исполнении, и с другой стороны, для того, чтобы потом подставить. Важная особенность всего мероприятия была в том, что подобный помощник Горячева даже ни разу не видел и при допросе не мог сказать ничего внятного и правдоподобного про то, каким образом он оказался втянутым, например, в убийство своего партнера по бизнесу. Максимум на что он был способен – так это растерянно заикаться при беседе со следователем и тщетно пытаться понять, каким вообще образом убийство может быть с ним связано, понимая при этом, что связь определенно есть.
   Поупражнявшись еще с полминуты в физиогномике, Максим окончательно закрепил про себя за Васильевым статус человека в данном деле бесполезного и перешел к следующему этапу исследования объекта.
   Еще около часа Горячев метался по просторам Интернета, меняя поисковые системы, критерии поиска и даже языки. Результат оказался очень странным. Во всемирной паутине не было никаких следов интересующей его личности. Даже студент первокурсник, приехавший из далекой северной деревни и поступивший в ВУЗ в одном из городов-миллионников, имеет свой след в глобальной сети. А уж глава компании с миллиардными оборотами – точно должен.
   Итак, какие могут быть причины у такого явления? Холодковский настолько осторожен и асоциален, что его существование не оставляло ни одной строчки в электронном пространстве? Могло бы быть правдой, но не при таких масштабах личности. Или нет никакого Холодковского, президента «Фазового элемента» – тогда что это за заказ? Подстава? Как-то тоже не похоже, в чем смысл? Был еще один вариант, не менее фантастический, чем предыдущие, но, по крайней мере, теоретически возможный. Отсутствие сведений о Холодковском – результат целенаправленной работы его службы безопасности. Но какой в этом смысл? Он не хочет, чтобы его роль в компании была общеизвестна? Похоже на то. Но в таком случае он просто помешан на своей безопасности и у Максима могут быть проблемы с выполнением заказа. Однако, не настолько большие, чтобы Горячев отказался. Видимо, не зря обратились именно к нему, тут дело не для пары кавказцев с обрезами.
   Итак, на первом этапе было ясно, что ничего не ясно, а значит, пришло время задействовать более серьезные источники. Делать это, находясь дома, Горячев не собирался.
   Он выключил компьютер, нацепил на себя оружие, оделся и покинул квартиру.
   Спустившись по лестнице, Максим вышел из подъезда. На улице по-прежнему было солнечно. По вине погодной милости перед домом на лавочке расположились погреться старушки. Завидев выходящего, преклонные дамы заерзали на седалищах и начали возбужденно ворчать что-то друг другу в ухо. Видно было, а они и не скрывали, что вид Горячева вызывал у них неприязнь. Впрочем, и Максим отвечал им взаимностью. Терпимостью и уважением к старшим он не отличался.
   Старые люди были для него также одним из раздражающих факторов. Точнее, не сами они, а их поведение и мировоззрение, которое в соответствии с его субъективной уверенностью было у всех людей за шестьдесят абсолютно идентично.
   С его точки зрения, современная социальная культура в отношении людей преклонного возраста вступала в конфликт с человеческой природой. Рассуждения были следующими. Допустим, жизнь человека можно условно разбить на четыре этапа: детство, юность, зрелость и старость. Причем, каждый этап характеризуется определенной степенью развития физических и интеллектуальных возможностей. Соответственно, логично полагать, что общество потребления, в котором все живут, относится к индивидууму в соответствии с его этими самыми возможностями.
   В детстве человек не имеет в достаточной степени ни того, ни другого, следовательно, мало на что способен. Общество и, главным образом, родители прощают ему эту слабость, понимая, что ситуация эта временная, и является переходным, подготовительным этапом в создании полноценного человека, сильного и умного, то есть обществу полезного. Они всячески оберегают ребенка и берут на иждивение. При этом ребенок, как существо слабое и малополезное как член общества, не пользуется никаким уважением. Все вполне ясно и объяснимо.
   Далее ребенок вырастает и превращается в юного человека, его интеллектуальные и умственные способности развиваются. Теперь он уже представляет из себя более или менее полноценного члена социума, поэтому окружающие его взрослые начинают с ним считаться. Но только до определенной степени, поскольку его полезные компетенции пока оставляют желать лучшего. Опять же получается вполне объяснимая и логичная ситуация.
   Далее человек достигает своей зрелости и максимального раскрытия потенциала. Он на пике развития и, соответственно, пользуется максимальным авторитетом среди своих сородичей.
   Вот первые три этапа жизненного пути человека, отношение к которым в окружающем мире, по мнению Горячева, более или менее адекватно данности.
   Но затем начинается неразбериха. Человек вступает на путь старости, которая, как известно, характеризуется снижением возможностей человека, как умственных, так и физических. Однако, современное цивилизованное общество, вместо того, чтобы вернуть старика на соответствующее ему место в иерархии авторитетов, наоборот, чуть ли не возвышает его.
   Максим считал такое положение дел необоснованном и находил ему три причины, при этом имея для каждой опровержение разумности.
   Во-первых, судя по всему, это что-то типа признательности общества за прошлые заслуги. То есть чем человек больше прожил, тем больше сделал, а, следовательно, заслуги выше. На взгляд Горячева, это была полная ахинея, поскольку подавляющее большинство людей вообще проживают абсолютно пустую жизнь, а выдающиеся люди, чьи заслуги перед обществом колоссальны, обычно до старости как раз и не доживают.
   Во-вторых, это наивный расчет на то, что чем человек старше, тем он имеет больше жизненного опыта и знаний, а, следовательно, он умнее. Опять же, это выдуманное положение вещей, поскольку сила интеллекта заключается не столько в количестве накопленных знаний, сколько в умении их обрабатывать, то есть в работе мозга. У людей преклонного возраста как раз с этим проблемы. К тому же, в современной цивилизации развитие практически во всех областях происходит так бурно, что знания и опыт, полученные даже десять лет назад, теряют сегодня свою актуальность.
   И третья причина – это авторитет, оставшийся старикам в наследство от лучших лет. То есть человек в период зрелости достигает неких высот в обществе, далее его способности ослабевают, преимущества перед другими сходят на нет, а вот положение остается. В результате старый маразматик сидит в своем шикарном кабинете большого босса, не в силах врубиться в происходящее вокруг, и никак не уходит на пенсию. А отправить его туда некому, потому как он тут самый главный авторитет.
   Причем, по наблюдениям Максима старики вместо того, чтобы быть благодарными за такое необоснованно хорошее к ним отношение, почему-то занимают противоположную позицию: они вечно недовольны количеством оказываемых им почестей. То им недостаточно внимания, то им недостаточно льгот, то недостаточно денег. Они требуют всего этого больше и больше просто за то, что они старые, не принимая в расчет, что, по идее, те, кто всего этого достоин, должен иметь такие блага и так, в качестве накопления, не требуя этого у окружающих.
   Часто же получается, что как раз те, кто жил кое-как, не заботясь о благе общества, не создавая ничего нового и не созидая, а наоборот, разрушая существующее, теперь требуют за это какую-то материальную и моральную компенсацию.
   «Разумеется», – думал Горячев, – «кто-то посчитает, что его самого тоже есть в чем упрекнуть, сам он существует без особой пользы для общества, не считая, конечно, того, что результатами его работы чаще всего становится избавления человечества от наихудших его представителей, что, безусловно, идет ему, человечеству, на пользу». Вот только Максим не собирался, достигнув пенсионного возраста, ждать подачек от государства и считать всех окружающих себе обязанными просто потому, что он есть, в его семьдесят, восемьдесят или, не дай Бог, девяносто.
   Так рассуждал Горячев, и естественно, что под влиянием таких внутренних рассуждений в душе его жила пусть не ненависть, но уж как минимум прохладное отношение к старикам и старушкам – к этой настолько же надменной, насколько и бесполезной прослойке общества.
   Запустив в приподъездное собрание испепеляющий взгляд превосходства, он направился к припаркованному неподалеку автомобилю.
   Для осуществления следующего этапа своего мероприятия Максиму нужен был выход в Интернет со сносной скоростью, причем такой, при котором компьютер не оставил бы никаких следов. Идеально для этого подходила сеть Wi-Fi с бесплатном доступом в каком-нибудь торговом центре. Туда он и направился. Ближайшее такое учреждение находилось на соседней улице от дома, где жил Горячев, однако он предпочел тридцатиминутную борьбу с пробками для посещения торгового центра, имеющего меньшую территориальную связь с местом его обитания.
   Оставив машину на подземной парковке, Максим поднялся на первый уровень четырехэтажного центра, первые три этажа которого занимали разного рода магазины. Четвертый уровень был отдан под различные учреждения общественного питания и кинотеатр.
   Как только Горячев прошел через автоматически раздвигающиеся стеклянные двери, отделяющие парковку от торговых залов, на него обрушилась всей тяжестью современная индустрия потребления. Мир вокруг состоял из витрин магазинов, убранство которых служило только одной цели – заставить отдать деньги. Пространство вокруг переполнялось результатами трудов тысяч профессионалов, тратящих свои таланты и возможности на создание бесполезных предметов, главная функция которых была в том, чтобы их купили. Здесь проистекала жизнь по законам рекламы, главные из которых гласят: «Хорошо не то, что хорошо, а то, что продается, и лучше того, что продается, может быть только то, что продается дороже.»
   «Вот оно – царство идиотизма», – подумал Максим, – «идеальное учреждение потребительского общества. Если бы Колизей был построен в наше время, это был бы огромный торговый центр».
   Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не давать новую пищу своему раздражению, Горячев поднялся на верхний этаж, где были расставлены столики со стульями в окружении учреждений быстрого питания. Взяв для конспирации кофе и какую-то сладкую булку в одном из учреждений, он расположился за дальним столиком и достал из сумки ноутбук.
   Включив компьютер и дождавшись окончания загрузки, Горячев запустил поиск сети Wi-Fi. Программа выдала несколько доступных вариантов, со второй попытки была найдена сеть со свободным выходом, наличие которой свидетельствовало о том, что даже в торговом центре есть свои положительные моменты.
   Глоток горячего напитка, который оказался на удивление приличным, кофеиновой волной приподнял Максиму настроение, что позволило ему сделать про себя вывод, который обычно выражается словами «в принципе, жить можно».
   Горячев запустил программу ICQ и создал новый аккаунт, затем зашел на бесплатный почтовый сервер и создал там новый ящик. С этого почтового ящика Горячев отослал письмо по известному очень немногим адресу. Послание содержало номер ICQ только что созданного аккаунта и короткое пояснение: «Жду связи. Лис.».
   Отправив письмо и убедившись в том, что оно ушло, Максим приступил к упомянутой в нем процедуре, то есть стал ждать. Поскольку никакой книги с собой он не взял, время пришлось коротать, рассматривая окружающих. Благо здесь, в местах кормления торгового центра, было на что посмотреть – настоящий зоопарк человеческих типажей. Разумеется, он стал выбирать самых, на его взгляд, одиозных.
   Первым объектом внимания стала девушка, которую Горячев классифицировал как «гламурное Бутово». Нижняя часть девахи лет двадцати была обтянута джинсами с низкой талией, сверху – короткой розовой курткой. Свободное пространство между джинсами и курткой было заполнено большими складками жира ее тела. Разумеется, покрашена она была в блондинку, и всем своим видом выражала принадлежность к касте королев красоты.
   «Любопытно», – размышлял Максим, – «каким образом ей пришло в голову одеться таким образом, чтобы максимально подчеркнуть излишки своей комплекции? То ли перед зеркалом ей удавалось становиться в такую позу, что все это каким-то чудесным способом втягивалось внутрь, то ли желание соответствовать определенному образу диктует стиль одежды и затмевает разум. Если так, то кроме возможности напялить на себя наряд королевы подмосковного гламура должно быть желание ему соответствовать, или хотя бы в него влезать, не принимая при этом вид гамбургера». Судя по переполненному подносу, с которого героиня размышлений поглощала высококалорийную пищу, она так не считала. Современная цивилизация потребления, основополагающими принципами которой являются доступность и поощрение потребления в больших количествах товаров, в том числе и еды, пагубно отразилась на подобных людях. «В современных школах», – думал Максим, – «пора вводить новый предмет под названием «культура потребления», основной смысл преподавания которого будет сводиться к донесению до учеников той мысли, что покупать надо не все, что втюхивают и на что хватает денег, а только то, что нужно, и есть надо не столько, сколько влезает, а чтобы быть сытым». По мнению Горячева, именно в этих элементарных правилах, а не в том, о чем говорит всевозможная реклама, заключен рецепт потребительского счастья. Есть столько, чтобы быть просто сытым, а не мучиться от переедания и, как последствие, ожирения; носить только вещи, купленные для того, чтобы быть удобно и красиво одетым, а не иметь два шкафа склада забытых вещей; ездить на машине, которая комфортно и без поломок перемещает тебя из пункта «А» в пункт «Б», а не брать в кредит на 10 лет автобусообразного монстра, главная функция которого – сообщить окружающем о твоей безмерной крутости; и так далее по всем областям жизни – вот мечта, которая оказывается недостижимой исключительно по причине глупости.
   Проведя, таким образом, мысленное осуждение розовой блондинки, Горячев переключился на следующий объект возбуждения мыслительной деятельности. На этот раз им стал толстый парень лет шестнадцати не менее интересного вида. Данный образ Максим окрестил как «совковый рэпер». Современный представитель молодежи был облачен в длинную белую футболку на три размера больше необходимого, такого же размера джинсы и валенкообразные кроссовки. На голову парня была нахлобучена бейсболка козырьком набок, а бровь проколота серьгой с двумя шариками на концах. Самое интересное в этом экземпляре было удивительно яркое несоответствие одежды с лицом и комплекцией. Лицо парня имело выражение маменькиного сынка, этакая растерянно-наивная, пухлая до круглизны физиономия. В полное соответствие лицу вступало и бочкообразное тело, форму которого не скрывала даже настолько свободная одежда. По всем признакам парень не способен был даже самостоятельно сходить в магазин за хлебом, во дворе с ним никто не дружит еще с детства, поскольку он не в состоянии даже поймать мяч, а среднее образование он получает дома, поскольку в школе над ним все издеваются, к тому же он слишком часто болеет. Но только вот его странный наряд портил всю психологическую картину. Такой же эффект мог иметь вид Шварценеггера, облаченного в розовое платье. Что заставило этого человека одеться таким образом? Ответ для Горячева был очевиден. Это еще одна жертва рекламной продукции.
   – Надоело быть лохом? Хочешь быть крутым, – спросили его с телевизионного экрана или рекламного плаката.
   – Да, очень, – промямлил мальчик.
   – Так будь им!
   – Но как?
   – Нет ничего проще! Пойди и купи вот это! Купи! Купи! КУПИ!!!
   И вот результат: клоун нового образца. Причем самому мальчику настолько промыли мозги, что он не в состоянии оценить всю комичность своего вида, поскольку не может же он быть смешным, если сделал все, как велели в рекламе. Остается надеяться, что те, с кем он общается, имеют такую же степень промытия мозгов, и никто не закатится со смеху при виде этого парня, нанося тем самым ему еще большую психологическую травму.
   Повеселившись от души, Горячев переключил внимание на следующий персонаж. Им, естественно, снова стал представитель современной молодежи из общества потребления. Между столиками шел молодой человек лет восемнадцати, неся в руках поднос с небольшим количеством еды, сзади плелась девушка. Пара нашла свободный столик и села неподалеку от Максима. Девушка не представляла интереса, поскольку не являла собой никакого яркого типажа, хотя и была жертвой сразу нескольких рекламных образов. А вот парень был очередным любопытным экземпляром, не настолько интересным, как предыдущая особь, но все-таки.
   На этот раз в область внимания Горячева угодил тот тип, которому нынешнее общество вынужденной терпимости придумало отдельное оправдательное название – «метросексуал». Ширококультурный социум иногда рождает странные термины. Горячев никак не мог понять, как позиционируется это название в сознании общества: как нечто положительное, вроде «денди», или нечто неприятное. Например, Максим представлял обладателя такого названия в виде маленького толстого сексуально озабоченного метрдотеля. Именно такие ассоциации вызывало у него сочетание упомянутых звуков. Конечно, он понимал, что сегодня так величают мужчин, которые придают большое значение своему внешнему виду. Причем, если в сознании общества с большой долей вероятности это все-таки был скорее положительный образ, то Горячев, разумеется, считал таких людей интеллектуально недоразвитыми женообразными кобелями, у которых не хватает серого вещества ни на что, кроме заботы о своем внешнем виде.
   По крайней мере, именно так выглядел сейчас объект его внимания. Худой сутулый парень двигался женственно и жеманно. Снизу он был одет в очень по виду дорогие и модные джинсы, спущенные, как водится, чуть ли не до уровня лобка, обернутые поясом, главным элементом которого была бляха со стразами. Сверху же была светлая рубашка, очень красивая и аккуратно сидевшая. Судя по маленькой, подчеркнуто небрежной вышивке, скорее всего, лейбла на правой части груди, она тоже представляла собой предмет вожделения любого якобы уважающего себя модника. Волосы парня свисали почти до плеч, что позволяло ему поминутно трясти головой, скидывая картинным движением с глаз челку. Было видно, что большинство сознания этого человека занимает его собственный образ, а большинство осознанных действий, которые он в жизни совершает, посвящены его созданию, улучшению и поддержанию. Например, девушка, которая в данный момент составляла ему компанию, была нужна определенно только для двух вещей: во-первых, ее присутствие было частью сегодняшнего образа и, во-вторых, она была зрителем этого самого образа.
   Для Максима данный персонаж по сравнению с предыдущими имел дополнительный интерес. То, что из себя представлял этот парень, не было в чистом виде созданным специалистами по рекламе фальшивым образом. Ни по телевизору, ни на журнальных страницах нельзя было увидеть такую картинку, поскольку, честно говоря, она была малопривлекательна даже для потребительского социума. То, кем являлся этот парень, было побочным эффектом от перенасыщения информационного поля человека рекламными потоками. Выпей этот напиток – и ты обретешь свободу, надень эти джинсы – и ты станешь крутым, помой голову тем шампунем – и все женщины твои, и еще тысяча подобных призывов. Но нет только одного уточнения – если ты сделаешь все это одновременно, то станешь… метросексуалом. Потому что ни интеллект, ни свободное время человека не способны вместить все это одновременно, не выместив остального. В результате получается ходячее хранилище, наполненное продуктами общего потребления, причем наиболее раскрученными из них, потому как все не влезает. Естественно, что наиболее раскрученным являются не книги и классическая музыка.
   Перестав анализировать окружающие картинки, Максим вернулся к своему кофе, решив поупражняться в обобщении. Дело это часто бывает полезным, поскольку позволяет определить путем нахождения общих механизмов в разных явлениях наиболее основополагающие из них.
   «Итак, что, в общем-то, не устраивает меня в том, что я вижу?» – задал себе прямой вопрос Горячев. – «То, что люди одеваются не так, как мне эстетически приятно? Нет, я вполне могу переносить без раздражения глупые одежды окружающих. То, что они живут чуждой мне субкультурой? Опять нет. Ничего страшного в самом этом явлении нет. Людям свойственно кучковаться по выбранному признаку. Раньше были собиратели марок и кружки авиамоделистов, теперь рэперы и готы – содержание разное, смысл тот же. Так в чем у меня вопросы к окружающей социальной среде?» Копнув в себя поглубже, Горячев с легкостью нашел ответ. Дело не в том, как выглядят или ведут себя эти натянувшие на себя чужие образы люди. Дело в том, что существование этих образов лишено смысла. Кем, по сути, являются окружающие потребители? Страшно то, что всего лишь потребителями. Максим даже прочитал в одной интересной книжке, что подобное существование людей называется «ротожопией». Что под этим подразумевается, можно догадаться из семантики самого слова. Все дружно потребляют и производят для потребления. Зачем? Таких вопросов не задают. Звучат иногда странные объяснения, что чем больше потребляется, тем больше растет экономика. Но такие объяснения тут же накрываются чугунным люком следующего «зачем». Горячеву все это было не просто чуждо, а дико. Он-то четко понимал, кто он и зачем. Он был настоящим, он…
   Тут Максим в своих рассуждениях почувствовал себя как пешеход, случайно сошедший с тротуара. Вроде, шел себе спокойно, ощущал асфальт под ногами, и вдруг, следующий шаг – и ступня вместо асфальта попала в пустоту. Он вдруг с ходу не смог найти опору своим убеждениям. Рука с чашкой кофе застыла на полпути от стола. Горячев впервые с тех пор, как нашел «своего героя» в кинотеатре, почувствовал неуверенность в фундаментальной устойчивости своего положения.
   Чтобы восстановить этот фундамент, Максим решил вернуться к основам. Итак. Его роль в этой жизни и его образ очевиден для него, поскольку следуют из его ярко выраженного таланта. Способности для того, чем он занимается, даны ему от природы, а значит, делает он все правильно. Ему не приходится притворяться для того, чтобы быть тем героем, которым он хочет себя видеть. Он действительно такой. Пусть его образ воспет в массовой культуре, это ничего не меняет. Притворяются другие, он – нет.
   Вроде, все верно. Вот только безупречное логическое построение не давало полного очищения от неизвестно откуда взявшегося дискомфорта. Что-то было не до конца чисто. В уголке сознания зудело предательское «зачем?».
   Зачем он занимается тем, чем занимается? Зачем ему деньги, которые он при этом зарабатывает? Зачем ему его образ, кому он нужен, если кроме него он никому не известен?
   После такой череды новых для мировоззрения Горячева вопросов вдруг возник еще один. Уже совсем экстремальный. А может быть, смысл в том, что «герой» или образ должны быть кому-то нужны кроме самого обладателя? Какая разница, натянул очередной субкультурный клоун то, что ему подходит как мотоциклисту бурка, или человек сформировал и развил свой образ в соответствии со своими особенностями и талантами, если ни того, ни другого никто не видит. Если они оба никому не нужны. Их герои – как персонажи книг, которые никто не читает. Зачем они вообще существуют и существуют ли? К чему усилия? Для собственного развлечения? «Зачем» не унималось.
   Вдруг Максим отчетливо понял, что процесс мысленной баталии с самим собой привел к тому, что в сознании зародилось неприятная горечь подмоченной репутации мировоззрения. Такое с ним было впервые.

   Прерывая печальные мысли Горячева, из компьютера раздался звук, имитирующий стук в дверь – ожидаемый собеседник был готов к общению.
   На контакт с Максимом шел его информатор. Человек, работающий в некой организации, где он по долгу службы имел неконтролируемый доступ фактически к любой самой конфиденциальной информации. Это в случае, если она вообще существовала где-то в явном виде. Если же таковой не существовало, он всегда мог ее создать.
   Благодаря ему, Горячев справлялся с практически невыполнимыми заказами. Разумеется, подобные контракты были соответственно оплачены, что, в свою очередь, непременно влияло и на благосостояние самого информатора.
   Информатора звали Сергей. С этим человеком Максим познакомился еще во времена своего криминального прошлого. Тогда они входили в одну организацию, которую более честно было бы назвать криминальной бандой. Вот только если Горячев представлял в ней в основном силовую часть, то Сергей занимался исключительно организационными вопросами. Молодых людей объединяла свойственная обоим отчужденность от той среды, в которой им приходилось существовать. Сергей, так же, как и Максим, имел гораздо больший потенциал, чем мог использовать в существующих условиях, и воспринимал настоящее положение как переходный этап.
   Целостная схожесть, однако, не препятствовала молодым людям быть полной противоположностью в основных чертах натуры.
   Горячев был и оставался по сей день ортодоксальным индивидуалистом, который основную ставку делал на свою социальную и эмоциональную неприкосновенность, и, как результат, мобильность. У него никого не было, его ни у кого не было. Он ни на кого не рассчитывал – в результате никто его не мог подвести. Он никому не доверял – соответственно, и предать его было некому. Таким образом, все его дела проходили гладко и всегда по плану. Вероятность ошибки была минимальна. Сергей же, напротив, был человеком социальным до максимально возможной степени. Вся его деятельность была построена на личностных отношениях и обширных связях. Его сила была суммой сил каждого человека, с кем он был знаком, помноженной на коэффициент близости знакомства. Поскольку налаживание связей было одной из основных рабочих целей Сергея, связи эти были невероятно обширными. Следовательно, и упомянутая сумма сил давала в качестве результата некую гиперсилу.
   При этом держатель этой суммарной силы был не менее полезным для всех ее источников, чем они для него. На этом и держалась вся система. Сергей был центром собственноручно созданной социальной сети, он был как всемирная паутина, но без компьютеров, модемов, серверов и тому подобного железа. Особенностью было и то, что сеть Сергея была гомоцентрическая, ну, а в центре, понятное дело, он сам.
   Поскольку Сергей и Максим работали некоторое время вместе, Горячев самым непринужденным образом стал частью этой сети, причем, одной из интереснейших. Прошло уже больше десяти лет с тех пор, когда последний раз они виделись лично, но кусочек этой паутинки, в котором располагался Горячев, был одним из оживленнейших в системе. А осуществлялось это теперь за счет другой сети – сети Интернет.
   Сергей снабжал Горячева необходимой ему информацией, иногда даже передавал контракты, Горячев, в свою очередь, не скупился на благодарность. При этом их отношения за эти годы виртуального общения даже развились и превратились не то чтобы в дружбу, все-таки дружба подразумевает под собой некоторую привязанность, но определенно в близость, которой не было в то время, когда они виделись лично почти каждый день.
   Общение через Интернет-пейджеры типа ICQ или Skype вообще имеет свои особые отличия. Какие-то ученые заключили, что при личном общении значительную часть информации передают не сами слова, а тон голоса и мимика говорящего. Переданные электронным способом текстовые сообщения лишены подобного, то есть большей части коммуникации. Но это лишь на первый взгляд. На самом же деле, кроме дополнений и уточнений выражаемых мыслей и чувств, тон и внешний вид собеседника часто испускает в окружающее неконтролируемый поток и другой информации. Человека не только слушают, но и наблюдают. Причем, могут это делать в том числе и против его воли. И если тон и мимику он еще может контролировать, то свой внешний вид, опираясь только на внутренние усилия и волю, – нет. Несмотря на то, что зрение дано человеку изначально отнюдь не для коммуникации с ближним, последний устроен таким образом, что именно визуальный ряд часто для него является более авторитетным источником информации, чем произнесенные слова. Никто не поверит в финансовую состоятельность бомжа, даже если он будет рассуждать как министр финансов.
   Именно здесь и возникает понятие имиджа, того самого понятия, которое происходит от английского слова «image», которое переводится как «изображение». Получается, что человеку недостаточно искренне и доходчиво выразить свою мысль, надо еще и проследить за тем, чтобы его «изображение» не противоречило сказанному. А в этом ему нужна помощь, потому как используя только свою волю, знания и физическую силу он не всегда способен создать на себе нужный «image». И вот именно в этом месте и появляется все то, что можно назвать культурой потребления. Здесь природа оступилась, не до конца отточила свои законы, появился вроде бы незначительный побочный эффект. Казалось бы, ну что уж тут такого? Ну, пойдет человек, помоется, достанет что-нибудь симпатичное на себя надеть, чтобы выглядеть посолиднее, ну, украшение какое-нибудь нахлобучит. Маленькая такая брешь в благородной системе под названием «человек». Но ее оказывается достаточно для того, чтобы хлестанул страшный поток под названием «потребление», смывая и растворяя все на своем пути, превращая все самое лучшее, что есть в человеческой натуре, в рекламные образы и клише для продвижения товаров и услуг.
   Все по-другому в электронном общении. Сетевая переписка в реальном времени представляет собой принципиально новый способ коммуникации. Это чистая коммуникация, лишенная влияния «имиджевых» эффектов. Два интеллекта общаются практически напрямую, чистоту канала не нарушают никакие побочные психологические явления. Здесь благородство чувств не сможет потускнеть от жалкого вида их владельца, чистота логического построения в споре не столкнется с очевидным физическим превосходством оппонента, а вдохновенная речь не захлебнется в смущении. Никто не перебивает собеседника, никаких оговорок – опечатки всегда можно предотвратить, проверяя каждую фразу перед отправкой.
   Люди узнают друг друга по-настоящему, не пуская пыль в глаза. Они не используют те самые фальшивые образы, существование которых так портило жизнь Максиму.
   Возможно, со временем, когда развитие технологий совершит очередной виток, место программ обмена текстовыми сообщениями повсеместно займут сетевые видеоканалы, и особый вид коммуникации канет в лету. Но пока этого не случилось, у человечества есть уникальная возможность сетевого общения.
   Горячев щелчком раскрыл программу с нижней консоли и прочитал первое сообщение:
   – Привет, как сам?
   – В норме, – отчеканил он ответное сообщение.
   – Чем порадуешь? Спросить чего хочешь, аль попросить об чем?)))
   – Дело есть. По работе.
   – Давай.
   – Информация о человеке. Максим Холодковский. Руководитель компании «Фазовый элемент».
   – Ага, есть такой… знаем. Что конкретно интересует? Он в заказе?
   – Да. Нужна информация в помощь. Сколько времени нужно?
   – Минут 30. Подождешь?
   – Да. Кидай на fkfk382@mail.ru
   – Жди.

   Цветок ICQ собеседника временно завял, превратившись в серый отпечаток.
   Максим свернул программу и проверил индикатор заряда батареи. Аккумулятор не разрядился и наполовину, так что полчаса техника могла продержаться без проблем, в ожидании, пока Сергей найдет необходимое в электронных кладовках и чуланах своей загадочной организации.
   Горячев решил воспользоваться получасом вынужденного безделья для приведения к порядку своей внутренней организации. Судя по странному состоянию мировоззренческого ступора, в который он попал так неожиданно накануне, это было ему сейчас необходимо.
   Для того, чтобы не привлекать внимания, он запустил Интернет-браузер, открыл первый попавшийся сайт с анекдотами и уставился в монитор, положив подбородок на руку. Взглянув со стороны, можно было подумать, что человек читает несмешные анекдоты.
   Максим же в этот момент использовал технику собственного изобретения, которую он называл «дефрагментацией личной конституции». Название это пришло ему в голову по аналогии с дефрагментацией жесткого диска компьютера, сущность процесса которого состоит в упорядочении записанных на диск данных с целью ускорения работы системы.
   Авторская техника Горячева заключалась в том (по крайней мере, он в это верил), что при помощи сочетания дыхательных упражнении и временного отключения мыслительного процесса происходила временная приостановка функционирования всего организма, за исключением функций поддержания жизни. В этот момент свободный от постоянной нагрузки организм, и в том числе мозг, начинал внутреннюю хозяйственную деятельность. Приводил все в порядок, выкидывал ненужное, находил под кучами хлама полезное, раскладывал аккуратно необходимое.
   Причем, данный процесс, по мнению Максима, мог происходить только в том состоянии, которого достигал он своей техникой. Обычный человеческий сон ничего подобного сделать не мог, поскольку во время сна мыслительные процессы продолжаются, к тому же становятся неконтролируемыми, что еще больше утомляет ум. Именно ум – единственная часть человека, которая работает в современном мире под постоянной перегрузкой. Люди далекого прошлого не страдали от таких перегрузок, поскольку сам их образ жизни был сложен таким естественным образом, что в повседневных делах время от времени они находились в том состоянии, в которое Максим входил намеренно.
   Современный городской человек за день получает столько сложной визуальной и звуковой информации, сколько не получал человек древности за всю жизнь. И большая часть этих информационных потоков, разумеется, имеет своей целью что-либо продать. При этом конкуренция продавцов естественным образом ведет и к конкуренции продающих информационных потоков, а это значит, что специалисты, занимающиеся генерированием потоков, постоянно стараются делать их все более яркими и запоминающимися. Все это ведет к перегрузке человеческого ума, потому что потоки эти повсюду, они дома, на улице, в метро и на работе. И даже когда мы ложимся спать, они не оставляют нас, потому как из чего же еще могут состоять наши сны?
   Как бы не хотел этого Горячев, но он не был исключением, способным блокировать это воздействие. Поэтому он изобрел свою технику, которая позволяла временно не только прекратить поступление информации извне, но и блокировать ее внутри сознания, давая возможность внутренним силам проводить очистку ума от информационного мусора.
   Приняв положение, позволяющее расслабить мышцы ровно настолько, чтобы можно было провести такую дефрагментацию, Горячев запустил процесс. Начал от с того, что перестал думать, силой воли прекратив мысленный поток. Первый уровень: никаких явных идей, второй: никаких визуальных рядов, никаких ощущений и, в заключение, никаких настроений. Ничто не загружает ни тело, ни интеллект, кроме самого минимума. Спустя несколько секунд начинается процесс дефрагментации – по крайней мере, так считал Максим, когда находился в обычном состоянии.
   В этот время состояние Горячева можно было охарактеризовать как «белый шум». Он не чувствовал своего тела, даже элементарно его пределов. Вокруг был только бесконечный вязкий белый шум, абсолютно нейтральный ко всему на свете. И в это время где-то там, за пеленой этого бесконечного пенопласта, ничем не выдавая своего присутствия, протекали процессы отдыха. Организм, избавленный от канализационной трубы информационного потока, которая по законам современной культуры была направлена внутрь, а не наружу, начинал расчищать себя от того дерьма, которое лилось в него все это время. Шлюзы были открыты, все вытекало, освобождая пространство для спокойствия и умиротворения.
   К полной уверенности в вопросе необходимой продолжительности данной процедуры Горячев так и не пришел. Иногда ему казалось, что чем дольше продолжается дефрагментация, тем глубже и чище она будет, иногда он был уверен, что данный процесс конечен и после 10–15 минут прогресс прекращается.
   На этот раз процесс продолжался около 18 минут. Именно столько понадобилось Сергею для того, чтобы собрать достаточно информации на Холодковского. Все тот же звук, имитирующий стук в дверь вернул Горячева в обычное состояние сознания. Окно Интернет-пейджера украсило сообщение:
   – Все готово.
   – Быстро.
   – Да. Фигура видная, у меня на таких домашние заготовки.
   – Ну, тогда спасибо.
   – Не за что.
   Цветок снова стал серым.
   Зайдя через сайт mail.ru на свой свежеиспеченный почтовый ящик, Максим обнаружил письмо с тремя прикрепленными файлами. Два из них были графическими, еще один – текстовый. Как он и ожидал, это были две фотографии и файл со всеми необходимыми сведениями. Скачав файлы на компьютер, Горячев захлопнул ноутбук и покинул зал «обжорного» ряда.

   На этот раз, проталкиваясь по столичным заторам и пыхтя в пробках, автомобиль Максима держал путь в никому, в том числе и Горячеву, неизвестном направлении. Задумка была в том, чтобы удалиться от точки выхода в сеть и найти удобное место, которое обеспечило бы десять-двадцать минут тишины для изучения полученных материалов. При этом желательно, чтобы мимо не проносились автомобили или, что еще хуже, не торчали в пробочной очереди заглядывающие от скуки в окно соседа водители. Спустя сорок минут блуждания по городу такое место нашлось – им стал проходной двор недалеко от центра города. Пробок здесь не могло быть за неимением функциональной проезжей части, местность была малоэстетичной, что исключало случайно гуляющих, а все местные любопытствующие жители должны быть в этот час в отсутствии по своим будничным делам.
   Открыв ноутбук, Максим погрузился в изучение недавно обретенного.
   На фотографиях Горячев обнаружил снятого с различных ракурсов мужчину лет сорока. Русые волосы, серые глаза, подтянутое телосложение. Жесткий взгляд холодных глаз на малостипатичном лице явно свидетельствовал о том, что карьеру Холодковский сделал не за счет обаяния и широких знакомств, а исключительно благодаря уму, целеустремленности и жесткости.
   Несмотря на то, что Максим был уверен, что видел этого человека впервые, лицо казалось смутно знакомым. Такое ощущение возникло у Горячева впервые, обычно он точно помнил, где и при каких обстоятельствах он видел лицо человека. Возможно, Холодковский был просто похож на кого-то, кого он встречал очень давно, отсюда это чувство неопределенного знакомства.
   Поизучав фотографии еще некоторое время, чтобы образ запечатлелся в памяти в мельчайших подробностях, Максим открыл текстовый файл. В нем, как и ожидалось, было полное досье на Максима Борисовича Холодковского. Личные данные, характеристика, карьера, привычки, странности, хобби, знакомства – Горячев углубился в чтение. Прочитав весь файл три раза, на первый взгляд, он не нашел ничего полезного. Холодковский был на редкость неинтересный экземпляр. Никаких причуд или слабостей. Он не гонял ночью на мотоцикле, не лазил летом по горам, не зависал в наркопритонах. У него даже любовницы постоянной не было. Бывшая жена, да сын – оболтус. Дом – офис, офис – дом, вот и вся жизнь. Что характерно – везде с охраной. Валить клиента вместе с телохранителями, лупя по всей процессии из автомата Калашникова где-нибудь у подъезда элитного дома, – пошлость, от одной мысли о которой Горячева передергивало. Это все равно, что Леонардо Да Винчи в перерыве между расписыванием соборов и изобретением танков красить забор. Такими вещами пускай шпана с периферии занимается.
   Итак, начавшаяся линия событий, обещающая дополнительные сложности, пока не собиралась отклоняться от намеченной траектории, что, в общем-то, только прибавило Максиму энтузиазма. Не найдя быстрого ответа на свои вопросы, Горячев решил воспользоваться огоньком этого энтузиазма, воспламенившегося от столкновения с неопределенностью, предвещающей сложную, а значит, интересную работу, и прямо сразу поехать поглядеть на место работы объекта.
   Офисом Холодковскому служило высотное здание недалеко от центра. От места, где находился Максим, час езды с учетом пробок. Несмотря на то, что Горячев прекрасно знал это место, он включил навигатор и ввел точку назначения, после чего поехал практически на автомате, не задумываясь о том, как лучше проехать или не пропустить поворот. Вместо этого он направил свой мозг по пути совершенно других размышлений – размышлений о Холодковском.
   Судя по той достаточно подробной информации, что была на руках у Максима, его тезка был очень странным господином, мало похожим на нынешнюю бизнес-шоблу. Чиновником он никогда не был, советское наследие не делил, заработал немного по сравнению с отечественными традициями тащения всего плохо лежащего, причем, добрая половина доходов – почти официальные. Такому ботанику место в Америке, где-нибудь в «Майкрософте» или «Дженерал Моторс». Непонятно было, кому он вообще мог насолить своими скромными академическими запросами. Ему бы на каких-нибудь блатных бизнес-курсах при МГУ преподавать, а не мишенью ходить. Мужик, безусловно, незаурядный и многого достиг с точки зрения книжного представления о карьерном росте. И это не криминальный босс, которого валят за проступки. Была в этом какая-то системная несостыковка.
   За такими мыслями, спустя время, близкое к прогнозируемому, Горячев подъехал к офису Холодковского. Здание располагалось через дорогу, притормозив, Максим некоторое время смотрел через лобовое стекло на забитую машинами обочину, вид которой не внушал надежды на удачную парковку. Поразмышляв о сложившейся ситуации, он обнаружил в себе остатки рабочего энтузиазма, того самого, что появился при первоначальном изучении материалов. Энтузиазм слегка ослаб, зато к нему прибавилось смутное предчувствие пока неясно чего, поэтому Максим решил остановиться где-нибудь рядом и понаблюдать за окружающей действительностью. Поскольку Горячев действовал по наитию, подробности своего дальнейшего поведения были ему пока неизвестны.
   В следующий момент, медленно катясь по правой полосе, он заметил, как большой джип, покидая насиженное место у тротуара, оставляет прогалину в плотном потоке припаркованных машин. Без труда затолкав свой компактный автомобиль в оставленное внедорожником место, Максим обнаружил, что остановился как раз перед главным входом в здание.
   С полминуты пощелкав радиоприемником в поисках подходящей моменту музыки, Горячев расположился поудобнее и стал наблюдать.
   Здание «Фазового элемента» возвышалось над окружающим ландшафтом этажей на двадцать, создавая у людей, имеющих отношение к близлежащим постройкам, ощущение, что какой-то поворот в жизни они выбрали неверно, и путь, который мог привести их на этот зиккурат благополучия, вьется где-то у его подножья.
   Вообще здание для работников значит гораздо больше, чем на это обращают внимание те, от которых выбор здания под офис зависит. Все эти особняки, сталинские дома и памятники архитектуры через дорогу от Красной площади – места для офиса крутые, но крутость эта какая-то искусственная. Все пропитано старостью, косностью, отсталостью, пусть и роскошной. Никогда эти напыщенные гробы не дадут простому (и не очень) офисному служащему того ощущения приобщенности к чему-то большому и серьезному, которое он получает от поездки в лифте на 47 этаж и вида из окна на такой высоте. Недаром деловые кварталы сильнейшей экономической державы мира состоят из небоскребов. Не могут люди, смотрящие на мир с такой высоты, проигрывать. Теперь и российская знать стала осознавать подобный ход вещей, и результатом тому стали проекты со свойственным им размахом, переходящим в маразм.
   Для начала решено было построить целый квартал небоскребов, и чтоб не мелочиться, главная башня сразу должна была быть самой высокой в Европе. Башня самой высокой не получилась – на половине строительства кончились деньги. Главное здание расти перестало, а с нею и все остальные тоже. Теперь тянется что-то еле-еле – потеряла русская душа интерес к проекту.
   Поэтому было придумано нечто другое. Видимо, было решено, что квартал небоскребов посреди промышленных трущоб – это не полный маразм. Собрали самых умных и устроили мозговой штурм: где бы построить небоскреб, чтобы это было сверхчеловеческим маразмом? Долго думали и придумали, хотя ответ лежал, по мнению Максима, на поверхности. Самое неподходящее место для небоскреба – конечно же, город Санкт-Петербург. В городе, где жители впадают в ярость до брызга слюной только если человек (особенно москвич) заговорит о чем-нибудь даже издали связанном с архитектурой города без должного придыхания и закатывания глаз. Только здесь можно и нужно закатить проект небоскреба и вступить в яростную баталию с максимально возможным количеством бездельников от культуры. Другими словами, российская газовая монополия просто не могла выбрать другого места для строительства своего офисного небоскреба. Веселье продолжается и по сей день, строительство то запрещают, то снова разрешают.
   Хотя офис «Фазового элемента» был лишен такой ортодоксальной экстравагантности, выглядел он тоже вполне по-взрослому. Через многостворчатые двери главного входа с постоянной периодичностью сновали обитатели слоновой башни, сквозь панорамные окна первого этажа угадывались силуэты турникетов электронной пропускной системы и будки охраны. Без подготовки зайти не удастся – придется пока наблюдать снаружи.
   Поскольку предчувствие, с одной стороны, никак себя пока не проявляло, но с другой – и не проходило, было решено продолжить наблюдение.
   В таком состоянии Горячев просидел в машине напротив офиса Холодковского полтора часа. Предчувствие не проходило, события не разворачивались, было скучно.
   Спустя это время события все-таки соизволили прийти в движение и показались с неожиданной, но вполне предсказуемой стороны. Справа от главного входа открылись автоматические ворота, и из сумрачной глубины подземного гаража на свет, солидно покачивая блестящими боками, выплыла черная тонированная бронированная машина. Последнюю характеристику автомобиля Горячев моментально определил по той грациозности атомной подводной лодки советского производства, которой никак не мог обладать автомобиль такого типа при обычной комплектации. Эта машина была явно тяжелее своих не обремененных дополнительной защитой собратьев. Даже если бы Максим не успел заметить номер машины, который он, безусловно, помнил из отчета, у него не возникло бы сомнений касательно личности основного пассажира данного чуда итальянского машиностроения. Существовала, конечно, возможность, что Холодковского внутри нет, и это всего лишь водитель погнал машину на мойку, но вылезший вслед за автомобилем джип с охранной эту возможность срубил под корень.
   Предчувствие внутри Горячева радостно пискнуло в оргазме самореализации и исчезло. Максим запустил двигатель, параллельно анализируя сложившуюся ситуацию и образовавшиеся возможности, если они вообще образовались. Можно было бы проследить за процессией, но что это даст? Все что угодно, но ничего однозначно прогнозируемого. Но ведь не зря же он торчал тут полтора часа, прислушиваясь к внутренним эманациям. От ворот, из которых выехали машины, Горячева отделяла четырехполосная дорога, для того, чтобы поехать вслед за ними, Максиму пришлось бы сорваться от тротуара и развернуться через две сплошные полосы. Такой отчаянные маневр навряд ли останется незамеченным со стороны охраны Холодковского, поэтому от него лучше воздержаться. Тем временем, кортеж, вывалившись на проезжую часть, синхронно включил левые поворотники и стал смещаться к середине дороги в преддверии перекрестка, который находился в пятидесяти метрах позади машины Максима. Тот, затаив дыхание, следил за движением процессии. Если они повернут налево, то как только они скроются за поворотом он сможет незамеченным совершить свой противозаконный маневр и поехать вслед. Однако события складывались совсем удачно. Доехав до перекрестка, машина Холодковского развернулась, увлекая за собой сопровождение, и поехала в сторону Горячева. «Это знак», – подумал он и, включив поворотник, начал выезжать со своего места.
   Совершив ничем не привлекающий внимания маневр, Горячев провел ту процедуру, от которой зависел успех всего предстоящего мероприятия. Поскольку при помощи одной машины вести слежку незаметно невозможно, в том случае, если наличие оной стараются обнаружить специалисты – а, без сомнения, именно они занимали места в машине сопровождения Холодковского – соответствующие организации используют несколько агентов, которые передают объект друг другу, координируя действия по рации. Максиму, по понятным причинам, такая техника была недоступна. А поскольку подобными вещами ему приходилось заниматься регулярно, несколько лет назад на решение проблемы было потрачено некоторое количество времени и большое количество средств. Результатом стало появление на свет совершенно фантастической системы, установленной на автомобиле Максима. На глушителе была смонтирована специальная система, которая могла выбрасывать небольшой радиомаячок, внешне выглядящий как комок грязи. Маячок мог выбрасываться направо или налево, при этом глушитель предварительно переводился в специальный режим работы, результатом было громкое рокотание и обильный выхлоп, за которым не было слышно ничего из того, что могло бы выдать протекающие процессы. Со стороны это выглядело как газовка машины с нештатным глушителем, наличие которого служило лишь поводом принять водителя за одного из фантазеров на тему фильма «Форсаж», но никак ни за нечто подозрительное и тем более опасное. Перед тем как тронуться от тротуара, Максим переключил тумблер под приборной панелью, который перевел работу глушителя в режим, который про себя Максим окрестил «стритрейсер из Бутово». Глушитель затарахтел трескучим басом. Рассчитав траекторию движения кортежа, Горячев в тот момент, когда его автомобиль сравнялся с головной машиной, одновременно нажал на газ и спусковую скобу левого выброса маячка. Машина издала многозначительный рев, заглушая шлепок маяка о крыло, и стартовала в будто бы тщетной попытке обогнать мощные представительские иномарки. Со стороны это выглядело так, будто малолетний водитель не рассчитал силы своего авто и прилюдно сел в лужу, расписавшись в том, что кроме прямоточного глушителя, производящего много шума, ничего спортивного в его транспортном средстве нет. Тем временем все прошло идеально: маячок был надежно закреплен на машине Холодковского. Максим же свернул на параллельную улицу, продолжая движение примерно в том же направлении, что и преследуемая им процессия. Затем достал из бардачка еще одно приспособление, на вид выглядящее как обычный навигатор с небольшим ЖК экраном. По щелчку выключателя экран загорелся, демонстрируя ленту загрузки программной оболочки устройства, после чего отобразил подробную карту города, на которой демонстрировались три важных в настоящий момент информационных потока. Два треугольника показывали положение машины Максима и объекта, который он преследовал. Синяя линия демонстрировала маршрут наикратчайшего пути, воспользовавшись которым Горячев мог догнать Холодковского.
   Руководствуясь показаниями прибора, Горячев вскоре оказался на пути следования кортежа в квартале позади, без какой-либо возможности быть замеченным и тем более заподозренным.
   Таким образом, далее процессия поехала в расширенном составе.
   Не опускаясь до выезда на встречную или даже разделительную полосу движения, машина с охраной, тем не менее, продвигалась гораздо быстрее остального потока. Видимо, сказывалось укрепившееся еще со времен крепостного права, дополнительно зацементированное советским периодом на уровне бессознательного холопское отношение к власти. Обычные машины отскакивали из крайней левой полосы, заметив в зеркале заднего вида надвигающееся сочетание черной брони дорогих иномарок и синих проблесковых маячков. Встречались, конечно, отдельные диссиденты от народа, решившие вначале, что данный вид не должен вызывать слепое подчинение у свободного человека. Однако, вольнодумство заканчивалось ровно в тот момент, когда бампер головной машины упирался в скромное по сравнению с ней авто диссидента. В отчаянии тот отскакивал в толпу себе подобных, а его обидчики продолжали стремительное продвижение.
   Не обладавшему же таким грозным видом автомобилю Горячева приходилось отчаянно маневрировать для того, чтобы двигаться со скоростью, превышающей скорость потока, и успевать за объектами своего преследования.
   Проделав свой путь менее чем за час, кортеж остановилась напротив офисного здания. Подъехавший спустя минуту Максим на этот раз без труда нашел место для парковки на безопасном расстоянии и снова принялся ждать.
   Учреждение, в которое приехал Холодковский, располагалось как раз в том самом псевдосолидном, вычурно-витиеватом пятиэтажном гробу, который внутренне критиковал Горячев по сравнению с высотками. В отличие от них, гроб занимал вширь почти квартал. Последние крохи уважения к этому зданию как обители современного бизнеса сжигал тот факт, что это был явно новострой, который никак не мог иметь ничего общего с какими-нибудь бизнес-традициями, уходящими корнями в дореволюционное прошлое. Да даже если бы и имел – какие там вообще могли быть традиции?
   Внутри здания Максиму делать было нечего. Более того, это было одно из самых неподходящих мест, в котором он хотел бы встретиться с Холодковским. Хуже, наверно, был бы только прямой эфир национального телевидения. Безнаказанно убивать людей в стенах общественных зданий может только железный робот, одетый в человеческое обличье Арнольда Шварценеггера, или другие подобные сказочные персонажи. В реальной жизни представляется весьма проблематичным лишение жизни людей в такой обстановке без последствий со стороны местной охраны и правоохранительных органов. Максим не испытывал страха, но это не значит, что ему была безразлична собственная судьба с точки зрения дальнейшего благополучия. В связи с этим смысла в попадании внутрь здания не было никакого. С другой стороны, то самое предчувствие вновь появилось из джунглей подсознания, а значит, домой было ехать пока тоже рано. Направляемый совокупностью данных факторов и обстоятельств Горячев снова остался сидеть в машине на неопределенное время.
   Пока слежка ничего не дала. Никакого особенного места, куда бы ходил Холодковский: любимый ресторан или квартира любовницы – обнаружено не было. Стрельба из винтовки с крыши соседнего здания также не входила в планы Горячева. Он не любил криминальные эпосы из серии «убить президента». Объект должен быть устранен как-то неожиданно, так, чтобы или невозможно было обнаружить следы предварительной подготовки, типа съемной квартиры, угнанной машины и т. п., или насильственный характер смерти вообще не был бы очевиден. Если не будут искать, то какой бы ни была подготовка, следы не обнаружат, а значит не будут раскручивать, выяснять связи, выходы и тому подобное.
   Поэтому как сам Максим, так и его внутреннее чувство, не считали, что на сегодня хватит, и, посовещавшись, они решили ждать продолжения банкета.
   Первое время в окружающем мире ничего примечательного не происходило. Холодковский оставался в здании. На улице около машин скучали двое охранников, которых не взяли в сопровождение внутрь. Так прошло около десяти минут.
   Спустя это время окружающий мир начал меняться. Сначала Максим не замечал этого изменения, принимая его причину за заурядную часть окружающего пейзажа. Но спустя несколько мгновений игнорировать ее стало невозможно. Действительность изменилась, и центром этого изменения была девушка в оранжевом платье, вышедшая из дверей здания. Все внимание Горячева моментально переместилось на нее. Он даже забыл на время, а этого с ним никогда раньше не случалось, почему он сидел в машине и смотрел в сторону здания. В этот момент он был уверен, что причиной этому, и чему угодно еще, могла быть только она.
   Он сидел в машине посреди какого-то города и рассматривал переходящую через улицу девушку. После переживания первого впечатления, когда разум стал делать стеснительные попытки анализа окружающей действительности, возник вопрос. Чем привлекла она его внимание? Ответ был очевиден – всем. Оранжевое платье, веснушки, вьющиеся волосы, карие глаза, улыбающиеся губы и смешной вздернутый носик. Весь ее образ будто давал в окружающий мир свечение. И центром этого свечения были ее глаза. Мысли летели с невероятной скоростью. Максим вдруг понял причину этого света, который, скорее всего, существовал только для него. Эта девушка была настоящая. Она не знала фальшивых образов. Во взгляде были чистота и спокойствие. Спокойствие возможности не воспринимать чужих образов из окружающего мира и чистота, которая является следствием этого невосприятия. Первый раз со времен раннего детства Горячев встретил настоящего живого человека. Именно таких людей он хотел видеть в своем гипотетическом идеальном мире. Девушка осторожно переходила улицу, ласково улыбаясь окружающему миру, и Максиму в том числе. Эта была искренняя, настоящая улыбка просто человека. Не ходячего мешка с брендами и навешанными на них несуществующими образами, а просто человека, который вырос в обычном мире, а не в информационных потоках потребительской культуры. Когда девушка проходила мимо автомобиля, их глаза встретились. Точнее, Максим поймал ее взгляд, девушка не могла видеть его глаз сквозь затонированное стекло. Но казалось, что она это почувствовала и на миг задержалась, смотря Горячеву прямо в глаза. Этого мига было достаточно для того, чтобы с окружающей действительностью произошли еще более невозможные трансформации. Действительность просто исчезла, все четыре измерения разлетелись в противоположные стороны со скоростью света. Максим завис в пространстве. К несчастью, состояние это длилось только несколько секунд, в следующий миг девушка прошла мимо, а звуковой сигнал проезжающего мимо автомобиля вернул Горячева обратно.
   Первой мыслью после возвращения в обычное состояние было профессиональное подозрение, что ему подсыпали наркотик. Но поскольку действие оказалось крайне кратковременным, мысль была отброшена как не функциональная. Второй мыслью было расстройство по поводу как раз кратковременности того, что с ним произошло. Чувство было похоже на то, которое возникает после пробуждения ото сна, в котором все было прекрасно: любовь, богатство, удача. И вот он проснулся и оказался опять в мире, полном проблем в быту и неудач в делах любовных.
   После этого пошел уже совсем нетипичный для Горячева мысленный поток. Он подумал: а вдруг то, как он живет, как он представляет мир – это не единственный правильный вариант. Вдруг возможно существовать в этом мире как-то по-другому. Не когда он один – настоящий герой, а вокруг «они»: чужие, стертые до штампов личности. Даже не личности, а образы, набранные с помощью стандартных шаблонов, дешевые декорации, смысл существования которых – создавать фон, который время от времени раздражает его и никогда не приносит радости. А вдруг он может быть не один среди этих декораций, а с кем-то. С тем, кто представляет из себя что-то настоящее на сцене. И теперь он впервые в жизни видел перед собой человека, который подходит на эту роль. Первый настоящий человек, девушка. Она не носит ничей образ, не стремится попасть в общую классификацию, без попадания в которую современный человек не в силах провести самоидентификацию. Она просто есть, сама по себе. Так же, как есть он. И больше никто. А если бы он смог сменить свою жизнь под названием «в одиночестве против всех» на вариант под названием «вместе и плевать на все», то вдруг бы ушла эта постоянная неудовлетворенность, это раздражение, эта ненависть к окружающей фальши? Она перестала бы портить ежедневно настроение и изводить душу?
   На секунду Горячев представил, что так оно могло бы и быть. И не просто представил, а даже рассмотрел это вариант как возможный. И пока в голове Максима проносился поток откровений, девушка скрылась из его поля зрения.
   Моментально приняв решение, он выскочил из машины на проезжую часть. Обежав автомобиль, он остановился посреди тротуара, суетливо вертя головой в поисках видения. Девушки нигде не было видно. Поскольку она перешла дорогу секунду назад в нескольких метрах от машины Горячева, а местность, просматриваемая метров на тридцать во все стороны, не имела никаких возможностей для укрытия, будь то подземный переход или дверь здания, – ситуация выглядела более чем странно. Горячев снова заподозрил, что наркотик, подмешанный, вероятно, в его кофе, все-таки существует. Сначала какие-то странные видения, затем глупые откровения, теперь вообще человек посреди улицы исчез.
   Максим медленно приходил в себя, пережитое несколько минут назад тускнело, оставляя, однако, в душе тоскливый след, предвестника вялотекущей депрессии.
   «И что все-таки со мной?» – подумал он, медленно бредя обратно к машине. В голове еще пульсировали отголоски последних мыслей. «Она просто есть, сама по себе. Так же, как есть он. И больше никто. Так же, как он…» А насколько он есть? К Горячеву вернулось ощущение дискомфорта, которое впервые посетило его при размышлениях в торговом центре. Насколько его образ – это нечто стоящее и настоящее? Да, у него, безусловно, есть определенный ярко выраженный талант. Но почему он уверен, что верно его использует? Да и кто тут может быть судьей? Кто тот главный эксперт, который способен изучить все факты, провести необходимые подсчеты и выдать заключение, вроде того, что «правильность использования ваших талантов составляет семьдесят восемь целых и семь десятых процента»? Логично предположить, что раз такого эксперта не существует, по крайней мере, в зоне доступности Максима, то человек сам им должен быть. А раз должен, значит, имеет все необходимые инструменты. То есть где-то внутри есть маленький приборчик, которые выдает сигнал наверх. И если ты чувствуешь, что все в порядке, значит, приборчик молчит – жизнь идет верно, а если что-то не так, разочарование, самокопание, депрессия – значит, это сигнал от приборчика. Наверное, как-то так. «По крайней мере, это логично», – думалось Горячеву. А что делать, если приборчик десять лет молчал и вдруг неожиданно начал зудеть, хотя все остается по-прежнему? Что тогда делать? Переждать, ссылаясь на погрешность прибора, или уже бежать что-то делать?
   Однако времени на дальнейший самоанализ ему не оставили. Подойдя к машине, Горячев краем глаза заметил какое-то движение в области кортежа Холодковского. Переведя взгляд на ту сторону, Максим увидел, как из здания быстрым шагом вышел Холодковский. Спустя несколько мгновений из дверей выскочил его помощник, догоняя шефа. Последний был явно обескуражен. Максим не видел его лица, но по моторике движений и неуверенности жестов сделал однозначный вывод о том, что мужчина растерян. Состоялась короткая беседа, после которой Холодковский сел в машину на водительское место и уехал. Горячев был уверен, что в следующую секунду охранники повскакивают в джип, взревет мотор, завизжат шины и спустя десять, максимум двадцать, секунд кортеж обретет свой первоначальный вид. Однако ничего подобного не произошло. Холодковский уехал, охрана и его помощник никуда не спешили. Не веря в такую удачу, Горячев подождал еще немного. Сцена окончилась тем, что все оставшиеся действующие лица погрузились неторопливо в автомобиль и уехали в противоположном по отношению к маршруту босса направлении.
   Максим не стал больше медлить, бухнувшись на сиденье своего автомобиля, он включил экран следящего устройства. Объект уехал недалеко. Горячев завел машину и, подчиняясь указаниям навигатора, поехал за Холодковским.
   Судя по иррациональности формирования маршрута, объект никуда конкретно не ехал. Он просто катался. Машина то выезжала на скоростную магистраль, то съезжала на прилегающие дороги, потом снова возвращалась на магистраль, но уже на полосу встречного движения. Наконец, спустя почти два часа неспешного автопробега, Холодковский выехал на смотровую площадку Воробьевых гор, где припарковал машину на площади.
   Горячев остановился в соседнем проулке. Дверь «мазерати» открылась, Холодковский вылез из автомобиля, пикнула сигнализация, мужчина пошел в сторону смотровой площадки в одиночестве. Как и думал Максим, тонированные стекла дорогого автомобиля не скрывали телохранителя. Горячев тоже покинул свой транспорт и, прячась в тени деревьев, прогулочным шагом пошел в ту же сторону. Под левой подмышкой висел пистолет с глушителем. Максим сосредоточился на ощущении тяжести металла на плече, проверяя наличие оружия. Это только в фильмах каждый уважающий себя киллер накручивает глушитель непосредственно перед стрельбой. В реальности перестрелки не всегда проходят по расписанию, и иногда стрельбу приходится открывать неожиданно, при этом от необходимости соблюдения тишины факт неожиданности не избавляет.
   Тем временем Холодковский пересек площадь перед смотровой площадкой наискосок и встал напротив перил, глядя на город.
   Несмотря на хорошую осеннюю погоду, смотровая площадка в будний день была немноголюдна. Прогуливалось только несколько попивающих пиво студентов, да четыре продавца псевдорусскопатриотического барахла для туристов дремали на раскладных креслах за своими раскладными столиками. Вместе с тем на проезжей части располагалось относительно оживленное движение, которое время от времени стопорилось светофором, образовывая напротив площади кратковременную очередь машин. В любом случае, если с человеком у перил что-то случится, это привлечет внимание достаточного количества людей, чтобы считать позицию потенциальной жертвы неудачной.
   Пока Горячев анализировал ситуацию таким образом, объект, постояв немного, задумчиво поплелся вдоль перил. Максим, держа расстояние неизменным, пошел вслед за ним по противоположной стороне улицы. Покинув смотровую площадку, олигарх побрел по тротуару мимо небольшой церквушки, раскидывая подшаркивающими шагами опавшие листья.
   Холодковский шел, все дальше удаляясь от относительно людной площади. Горячев продолжал следовать за ним. После десяти минут такой прогулки объект, не меняя темпа, стал отклоняться в своем движении в сторону парка, который располагался на склоне между смотровой площадкой и набережной Москва-реки. Спустя короткое время он почти скрылся за еще не до конца освободившимися от листьев ветками деревьев. Для Горячева это было сигналом. Приняв вид праздношатающегося, он перешел дорогу и пошел вдоль нее по тротуару, косясь в сторону деревьев в попытке определить местоположение Холодковского. Вскоре ему это удалось. Образ мужчины в костюме проявился среди деревьев парка. Двигаясь в том же направлении вдоль дороги, Горячев, почти сравнявшись с ним, смог точно рассмотреть цель.
   Холодковский стоял среди деревьев на краю склона, уходящего вниз к набережной. Напротив того места, где он остановился, деревья расступались, открывая вид, аналогичный тому, что был виден из-за перил смотровой площадки. Судя по всему, этот вид и заставил его задержаться именно здесь.
   Горячев сошел с тротуара и зашел в парк. Он шел наискосок по отношению к стоявшему мужчине. Такой маршрут давал минимальную вероятность быть замеченным боковым зрением. Максим остановился на некотором расстоянии от объекта: продолжая приближение, он рисковал быть услышанным из-за шуршания листьев под ногами, которые здесь покрывали землю плотным ковром.
   Холодковский не обернулся. Очевидно было, что он не подозревает о постороннем присутствии.
   Он стоял, смотря прямо перед собой на освещенный осенним солнцем город.
   С того места, где стоял Максим, также можно было насладиться в полной мере городским пейзажем, который привлек внимание Холодковского. Несмотря на щепетильность момента, которая не подразумевала под собой ни малейшей возможности созерцания на фоне социально-архитектурных размышлений, Горячев занялся именно этим.
   Слева, чуть ближе горизонта, возвышалась композиция памятника тщеславия – голубовато-зеркальный долгострой офисного комплекса «Москва-Сити». Здесь, по задумке авторов, в ближайшем будущем должны прописаться все богатейшие иностранные компании, работающие в России. Сюда же переместятся наикрутейшие российские компании, владельцы которых начисто лишены способности адекватно оценивать офисные арендные ставки, зато имеют гиперчувствительность к крутизне статуса компании, который напрямую проецируют на свою персону. Причиной такой особенности обычно является распространенный в России способ развития, характеризуемый как «протекционное воровство» или «воровство по протекции», при котором компания растет быстрее, чем ее владелец успевает привыкать к новым масштабам. Как результат, у него срывает башню, и он начинает считать себя богом бизнеса, прикосновение которого к любому делу превращает последнее в золотую жилу.
   Такое скопление денег в одном месте, которое будет являть собой «Москва-Сити», должно, судя по всему, символизировать сложившееся устройство, при котором благополучная Москва растет посреди степи российского голодранства. Того гляди, у простого советского гражданина нет-нет, да и всплывет мыслишка, что раз явления подобны, то, значит, это не случайность, а закон природы. А законы природы справедливы по праву рождения, а значит, противиться им негоже. Этакое современное изложения устаревшей православной концепции.
   Прямо по курсу позорил отечество фактом своего существования торгово-спортивно-развлекательный стадион Лужники. Только в этой стране можно было с легкостью совмещать отмывание денег путем вложения в реконструкцию современного стадиона на фоне зарабатывания денег путем сдачи в аренду земли вокруг него под вещевые рынки. Для придания особого шика всей ситуации, на стадионе еще и проводились концерты престарелых западных звезд. Прямо современный Колизей: внутри – зрелища, вокруг – рынки.
   На самом деле, сооружение представляло собой культурный центр современного общества. Этакий храм потребления. Не самый главный, конечно, храм этой религии, но, несомненно, один из влиятельнейших. Сколько угодно можно утверждать, что футбол – это спорт, а спорт – это хорошо. В футболе от спорта было только название. Спорт остался на школьном дворе, все, что вне его – бизнес, а значит, реклама, потребление, ложь и деградация. Поклонники футбола в первую очередь платят за эфирное время, за билеты, за майки с символикой команды. Им все время продают. Большой спорт – это лишь способ продавать, а поскольку продаются лучше всего фальшивые образы, хотя бы потому, что их, в отличие от настоящих, можно менять на усмотрение продавца, то спорт – это те же самые штаны за тысячу баксов. Только хуже. Потому что навряд ли на государственном уровне можно протолкнуть тему, что продажу штанов народу надо двигать как национальную идею. А с футболом – пожалуйста: двигаем борьбу за гордость и здоровье нации, которая на самом деле имеет своей целью увеличение числа алкоголиков, тратящих свое свободное время на сидение перед телевизором и наблюдение за мужиками, которые пинают воздушный пузырь. Кажется, большее вранье трудно себе представить. На фоне этого, жульничество с дорогими штанами кажется искренне благим делом. Штаны, по крайней мере, не приносят вреда и не имеют таких претензий на всеобщее благо.
   Получается, что стадион Лужники имеет вертикально интегрированную религиозную структуру: он не только продает футбол, но и те самые штаны и пиво, а шлифует все выступлениями артистов, которые сами по себе являются адептами и одиозными служителями религии потребления. Так рассуждал Горячев.
   А кто виноват во всем, что происходит? В первую очередь, те, у кого есть возможность все изменить. Те, у кого деньги, влияние, ресурсы. Не сразу, конечно. Никому не в силах выйти и объявить по всем каналам: мол, все, друзья, хватит фигней заниматься, с завтрашнего дня мы не живем в обществе потребления. Не носим часы стоимостью дороже ста баксов, потому что часы, на самом деле, дороже не стоят, не покупаем мешками шмотки, потому как не в состоянии сносить современный человек за год больше двух-трех футболок, не меняем мобильные телефоны раз в три месяца, потому как среднестатистический телефон работает гораздо дольше, в общем, не тратим свои и чужие силы, а также ресурсы, на то, что на самом деле никому не нужно. Конечно, такого ортодоксального заявления никто слушать не станет. Но идти к этому постепенно, используя имеющиеся возможности – долг любого облеченного властью человека. Так считал Максим. Это с одной стороны. Но с другой, он понимал, что большинство способных что-то изменить людей являются не просто частью всей этой системы, а ее фундаментом с одной стороны и наиболее заинтересованными членами с другой.
   И вот такой член-фундамент и стоял сейчас перед ним на фоне города, где люди занимаются в основном тем, что вкалывают целыми днями для того, чтобы питать свои фальшивые образы.
   Горячев уже окончательно решил, что именно на фоне всей этой красоты сомнительного содержания олигарх, как символ сложившегося строя, и получит свою пулю в затылок. Изящества, конечно, в такой развязке было мало. Все выйдет заурядно по-подъездному. Никто же не догадается, на каком фоне проходило действие. Но он-то знает, что Холодковский виновен. Он и такие как он могут избавить мир от фальши, чтобы остались только такие как Максим, настоящие.
   С такого расстояния он попадет без вариантов. Горячев запустил руку за пазуху. В ладонь привычно легла тяжелая рукоять пистолета. Громкого выстрела не будет. Только сухой щелчок, остальное проглотит глушитель.
   Все можно сделать прямо сейчас. Но что-то было не так, что-то останавливало. Для уверенного действия не хватало внутреннего спокойствия. В душе, или в мозгу, или в какой-то еще части Максима нарастал тот самый дискомфорт, который мешал ему последнее время наслаждаться уверенностью в своей правоте. К удивлению Горячева на этот раз чувство это не ограничилось путаньем привычных рассуждений и искажением давно сделанных выводов. На этот раз оно выдало вулкан потока неуверенности, граничащий с отчаянием, в самый верхний уровень сознания.
   Да почему кто-то в чем-то должен быть виноват? Чем, по большому счету, отличается его настоящий образ от всех них? И кому какое до этого дело? Да ничем и никому. Ведь мир – лишь набор условностей и несуществующих явлений. Ничем запуск ракеты в космос не отличается от уборки в гараже. Просто все развлекаются, как хотят. Или как могут. Мир – это всего лишь картинка, субъективно воспринимаемая конкретным человеком. И любая мировая значительность является таковой лишь в его личном отдельном субъективном понимании. Если этот какой-то человек никогда не слышал о деятельности любого величайшего художника или писателя, то значит, нет никакой деятельности и нет никакого художника. Но если так, тогда зачем?
   Весь этот калейдоскоп рассуждений и связанных с ними чувств вылился, в конце концов, в односложный вывод: Да пошло оно все! Горячев опустил руку с оружием. Постоял еще немного, бессмысленно глядя в пестрый лиственный ковер. Затем убрал пистолет обратно в кобуру, развернулся, и пошел медленным рассеянным шагом в сторону смотровой площадки. В душе было непривычно пусто и неуютно.
   Все придется менять.
   В воздухе снова хлопнуло…

Глава VI. Пустыня

   На этот раз возвращение не имело такого феерического эффекта. Привыкание и приспособление – одни из самых сильных особенностей человеческой натуры. Привыкание порождает скуку, скука – желание к действию или бездействию. Первое приводит к развитию, второе – к деградации. Приспосабливаемость же позволяет выжить как в первом, так и во втором случае.
   Максим лежал посреди все той же пустыни. Ангел стоял справа метрах в пяти от него. Было похоже, что все происходит на сцене, только что раздвинулся занавес, открыв немую сцену – зрители ждут, когда действие начнется.
   Право первого слова принял на себя Максим:
   – Блин, – сказал он и посмотрел на Ангела.
   – Это все, что ты можешь сказать по поводу испытанного опыта? – спросил Ангел.
   – Блин, нет, не все. Че за депресняк? Ты меня в кого вселил? Дятел какой-то.
   – Забавно, что ты его обзываешь, потому как этот «дятел», как и предыдущий депрессивный элемент – это ты.
   – Ну, это я понимаю. Ты типа сделал так, чтобы ими был я. Но где ты их вообще берешь? Что за больная фантазия?
   – Ты опять меня не слушаешь. Я уже тебе популярно объяснял, что это ты! Не созданный мною по случаю, для развлечения. А именно ты, объективно существующий в рамках некоторой параллельной субъективной реальности.
   – А можно не так витиевато? Попроще. Так, чтобы простым смертным было ясно?
   – А проще тут никак. Могу только шире. Дело в том, что ты думаешь, что существует четыре измерения: три в пространстве плюс время. Если быть совсем точным, то ничего подобного, конечно, не существует, ну, а если прибавить небольшую долю субъективизма, то измерений бесконечное множество. Ты и твоя жизнь – они не в единственном экземпляре, как бы ни протестовал против этого твой эгоцентричный мозг. Измерений не три – и ты не один. Тебя очень-очень много, и у каждого своя судьба. В разных измерениях не бывает одинаковых судеб, похожие есть – идентичных нет. Так же, как не бывает людей с одинаковыми ДНК. Ты ведь постоянно думаешь, что бы было, если бы я поступил в другой институт, не согласился на эту работу, не пошел бы тогда провожать свою будущую жену. Это для тебя навязчивая идея. Так вот, на самом деле все эти «бы» – существуют, только в других измерениях. Так что ты ничего не потерял. Ассортимент весьма велик, есть Максимы – художники, Максимы – спортсмены, Максимы – хакеры, а также Максимы – депрессивные бездельники, олигархи и киллеры. Кстати, есть даже не Максимы. Имя – очень важная часть сущности, но и оно подвержено вариациям.
   – Значит, это все я. И ты меня перекидываешь из одной моей ипостаси в другую?
   – Именно.
   – А про Максима – депрессивного бездельника, не в мой ли огород камень?
   – Конечно, в твой. Ты как раз одно из наихудших своих воплощений. Как я тебе уже говорил, у человека должен быть смысл жизни. Или несколько. При этом сам смысл как цель – не важен. Важен процесс движения. Движения к этой цели. Пока человек стремится к чему-то – он действует, пока действует – проходит программу, которую ему положено пройти. Результаты никому не нужны – важен процесс. Если бы ты когда-нибудь достигал каких-нибудь целей, кроме как залезть под юбку своей однокурснице, ты бы знал, что в момент достижения человек испытывает чувство удовлетворения, которое быстро заканчивается. Достигнутый результат блекнет, а на его месте зажигается сверхновая звезда следующей цели. Причина существования такого механизма как раз в том, что нужен бесконечный процесс. Процесс ради процесса.
   Ты же от этого отказался. Имея все необходимое для генерирования смыслов жизни и самоотверженного к ним стремления, ты просто не захотел. Сел на попу ровно и стал ныть про то, как все против тебя.
   – Но я пробовал. Ничего не выходит, – возразил Максим. – Вот скажи мне: если все работает, как ты говоришь, почему непреодолимое желание искать эти самые смыслы жизни не возникает автоматически?
   – Как не возникает?! А откуда же твоя депрессия на фоне бытового благополучия? Что тебе мешает жить счастливо, как свинке на ферме: кушать да телевизор смотреть? А вот то самое и мешает. Именно как и заказывал: «автоматическое» желание искать смысл жизни. Правда, среагировал ты на него, мягко говоря, неадекватно, что и стало частично причиной нашего общения.
   – Интересно. А нельзя было как-то по-другому стимулировать эти вот движения к самореализации? Не так неприятно чтобы было. А то ты знаешь, иногда не очень ясно – стимулируют тебя или наоборот.
   – А как ты себе это по-другому представляешь? Люди устроены таким образом, что для того, чтобы вас сподвигнуть к действию, надо создать нужду. Жажду, чтобы человек не забывал попить, голод – чтобы поесть, половое влечение – чтобы размножиться. А чтобы смысл жизни искал и работал в этом направлении – есть скука, и как производная от нее – депрессия. При этом важное последствие данного механизма такое. Скука и депрессия ведут к поискам новых целей. После их нахождения человек снова чувствует эмоциональный подъем и устремляется к новым вершинам в полном восторге от процесса. А вот если несмотря на продолжающуюся депрессию он не может найти нового смысла, то вывод, который напрашивается, в том, что человек уже достаточно сделал и испытал из того, что ему запланировано, и пора бы на пенсию. А тут возможны варианты: или индивид успокаивается и уходит на эту самую условную пенсию, вне зависимости от возраста, либо, как это для кого-то не печально, уходит из жизни, случайно или специально.
   Ты же – случай уникальный: нереализующаяся в действия депрессия на фоне того, что в жизни ты ни фига еще не сделал и не испытал. То есть ты еще ничего и делать не начинал, а тебе уже надоело. Но скажи мне спасибо – я тебе дело найду.
   – Ну, погоди, как так не начинал? Очень даже начинал. Я пробовал, пытался, у меня не получается. Возможно, ты прав, и дело не в том, что нет способностей. Просто, или они не явные, или я занимался не тем, где они могут проявиться, – Максим окончательно запутался. Последние события несли в себе столько нового и непривычного, что он стал забывать свое апатичное состояние и, как следствие, его причины. Ангел, видимо, понял, что он собирается углубиться в самокопание, и не стал ему в этом препятствовать. В беседе образовалась функциональная пауза.
   Спустя некоторое время, собравшись с мыслями, Максим выжал следующую тираду:
   – Ты, конечно, можешь меня путать, сколько тебе нравится озвучиванием одному тебе известных правил и причин, но я чувствую то, что чувствую. Мне скучно до чертиков. То есть было скучно, пока ты не пришел. Почему? Потому что меня ничего не привлекает. То есть не совсем ничего, а ничего из того, что мне доступно. У меня отстойная жизнь постсоветского инженера. Почему? Да потому, что я постсоветский инженер. У меня образование инженера. Я живу в маленькой квартире. У меня отстойная машина. И все, что я себе могу позволить в качестве цели в жизни – так это «умереть» на работе, чтобы к сорока годам стать начальником отдела в шаражке-перепродажке. Ну, или могу соблазнить тысячу гулящих девок на дискотеках или собрать выдающуюся коллекцию магнитов на холодильник. Но не более. А я не хочу. Я хочу заниматься чем-то по-настоящему интересным. А мне такое занятие не светит. И даже если и светит, то идти мне до него так долго, что, боюсь, я до пенсии не успею!
   – Итого, мы снова вернулись к тому, что тебя обделили? – сделал заключение Ангел.
   – Выходит, что так, – согласился Максим.
   – Тогда скажи мне: было у Холодковского и Горячева то, чего не хватает тебе – деньги, таланты, власть и сила, в конце концов?
   – Ну, в общем, да, – слегка смутившись пониманием, к чему клонит Ангел, ответил Максим.
   – Ну и? Что изменилось?
   Максим начал вспоминать ощущения в роли обоих своих родственников. Процесс это был странный. Он как бы вспоминал недавние события, которые произошли с ним. Но с другой стороны, понимал, что это был не он. Как будто вспоминаешь свои подвиги в компьютерной игре от первого лица. Вот я вышел на новый этап, вот по мне стреляли, а я присел и стрелял в ответ. Ну-ка, вспомню, что я тогда чувствовал. И вспоминал. А воспоминания содержали в себе все те же знакомые чувства, свойственные скуке и депрессии.
   – Вот то-то, – сделал заключение Ангел, видимо, по выражению лица Максима догадавшийся о ходе его мыслей. – Нет никаких баловней судьбы. Нет никаких правильных или неправильных решений, из-за которых жизнь пошла по ложному пути. Все вы болтаетесь в одинаковых условиях. Думаешь, наследный принц, родившийся во дворце, не строит воздушных замков из смыслов жизни? Не ликует при достижении очередной цели, не депрессует в поиске следующей? Все это есть и в его жизни. Правила для всех одни. Только интерьер разный. У меня бывали собеседники из всех стран и сословий.
   – Что значит – собеседники? – зацепился за последнюю фразу Максим.
   – А то и значит. Ты думаешь, один такой дефективный? Вас много. Ну, относительно много. К каждому подход свой. Чтобы потешить твое человеческое тщеславие могу сказать, что в тебе есть оригинальные моменты. Потому-то я и веду с тобой эти душещипательные беседы. Ведь такая процедура – это редкость в моем деле. Слишком много времени занимает. Гораздо лучше направить на путь истинный событийным путем.
   – Это как? – заинтересовался Максим.
   – Ну, допустим, устроить какой-нибудь несчастный случай. Получишь ты травму, поваляешься парализованный пару-тройку месяцев. А как только осознание своего места в жизни придет, тебя и отпустит. Пойдешь на поправку с горящими глазами и желанием жить, работать и любить. Вариант отличный. Не хлопотный и процент успеха велик.
   – Процент успеха? То есть ты хочешь сказать, что возможны варианты? Может, и не получится?
   – Варианты возможны всегда. Ты слышал о законе нормального распределения?
   – Ну, что-то смутно.
   – Ну, так вот – он реально в вашем мире работает. Менее научная, но более правильная его формулировка так и звучит: «варианты возможны всегда». Поскольку человек живет в этом мире, на него закон распространяется. Не существует однозначной строго предопределенной реакции на какое-либо возмущение, всегда возможны вот эти самые варианты. Отсюда, кстати, вытекает и то, что называется чудом. Чудо – это как раз тот самый вариант, который возможен. Человек не летает? Совершенно верно, не летает, но… возможны варианты. И когда этот вариант осуществляется, человек летит, а все вокруг кричат: «Чудо!».
   Правда, в нашем случае, к сожалению, отрицательный результат – достаточно частое явление, и к чуду не относится. Неудачные опыты у меня бывают.
   – Что значит, бывают? Ты что-то делаешь, несчастный случай, например, а человек так и не вступает на путь исправления? Не живет в соответствии с правилами, которые установил кто-то?
   – Да, в общих чертах так.
   – И что тогда с ним происходит?
   – А ты догадайся.
   – Умирает?
   – Да.
   – А что потом?
   – Когда потом?
   – После смерти? – Максим затаил дыхание. Неужели он сейчас получит откровение? Ответ из уст действительно того, кто в курсе. Есть ли жизнь после смерти!? Сакраментальный вопрос, который волнует каждого без исключения жителя Земли.
   – Вынужден тебя разочаровать! – усмехнулся Ангел. – Ответ, на который ваша братия пускает слюни в течение всей своей истории, ты сейчас не получишь.
   – Почему? – уныло осведомился Максим.
   – Потому что касательно человека это самая секретная информация во всей вселенной. Обнародование ее сломает всю систему существования. Это как рассказать ребенку про Деда Мороза и сразу добавить, что его на самом деле не существует. Как устроить экзамен в институте, а перед этим выдать на руки дипломы. Как написать в начале фильма по мотивам детектива напротив имени одного из персонажей «убийца». Как… ну, в общем, ты понял.
   Так что ответа на вопрос «а что потом» ты не получишь. В качестве утешительного приза могу тебе сообщить, что в некоторых случаях игра начинается заново. Но не всегда.
   – Хорошо, и на том спасибо, – окончательно разочаровался Максим. – Давай тогда вернемся к моей «оригинальности», благодаря которой я удостоен столь уникального аттракциона.
   – Давай вернемся. Ты знаком с теорией бесструктурного управления?
   – Кажется, нет.
   – Почему-то я не удивлен. А кто такой «внутренний тренер» знаешь?
   – Об этом читал. Это когда в целях экономии вместо того, чтобы обучать весь персонал конторы, выбирают одного самого умного и отправляют его на учебу. Он возвращается и учит всех остальных, называясь при этом внутренним тренером.
   – О, в точку. Только насчет самого умного – это ты погорячился. Не самого умного, а самого подходящего, которого от работы основной отвлечь не жалко, но при этом он не полный олень.
   С этим понятием разобрались, переходим к бесструктурному управлению. Вот смотри, есть управление или воздействие структурное, это когда я к тебе пришел и говорю: «Хватит заниматься ерундой – иди, работай!». Просто и четко. Но не работает. Не хочешь ты, допустим, работать, не привлекает тебя сам процесс, да и цель какая-то тухлая. Сразу начинаются вопросы: зачем работать, а если не буду работать, то что тогда, и тому подобное. А вот если я тебя приглашу на дискотеку, ты там встретишь девушку, потом на ней женишься, потом она нарожает тебе детей, то тогда ты будешь вкалывать на них с утра до вечера, без вопросов. Вот это и есть бесструктурное управление. Так вот, на тебя я планирую возложить роль вот этой девушки с дискотеки.
   – Я что, должен нарожать кому-то детей, чтобы он работать пошел? – насторожился Максим.
   – Ну, почти, но не одному, а многим, и не нарожать, а кое-что полегче. Скажем так – ты должен будешь оказать некоторое бесструктурное воздействие. Речь у нас с тобой идет о внутреннем тренере, который тренирует по средствам бесструктурного управления. Кстати, самого тренера, то есть тебя, мы тренируем, как ты, наверное, уже догадался, тоже бесструктурно. Понимаешь ли, мне с каждым похожим на тебя бездельником лично заниматься недосуг. Хотелось бы работать только с наиболее бестолковыми, с трудными, так сказать, подростками, с которыми обычная школа не справляется. А обычная школа – это и будешь в том числе ты. То есть то, что ты будешь делать.
   – Так, давай по порядку. Что значит «в том числе», в каком таком числе? Я не один, что ли, такой удостоенный? А с другими связаться можно, может, у нас клуб какой есть? И что я и все остальные должны делать? – настрогал вопросов Максим.
   – Погоди, – усмирил его Ангел. – Слишком много вопросов за единицу времени. Если задашь еще два, то не сможешь запомнить ответы. Итак, вас таких «удостоенных» далеко не один, но это тебе не поможет – никаких клубов по интересам нет, и роль каждого из вас настолько разная, что процесс деления опытом полезным не станет. Что тебе надо будет делать? Ничего особенного, просто действовать в соответствии с полученными знаниями.
   – Что значит действовать? Что конкретно надо делать? Что за «обычная школа»? Мне преподавать где-то надо будет? А платить будут?
   – Ты знаешь, данная ситуация, наверное, единственная в истории человечества, когда просьба «не мешать Божий дар с яичницей» несет в себе практически буквальный смысл. Не опускай по-настоящему важные вещи до своего уровня. Лучше сам пытайся дотянуться до уровня этих вещей.
   Я же тебе говорил, что управление происходит бесструктурным способом. А направить тебя преподавать, а кого-то приглашать на обучение – это более чем структурно. Главная особенность бесструктурного управления – это то, что ни у кого ничего не спрашивают. Поэтому что конкретно ты будешь делать я тебе тоже не скажу. Придет время – сам все узнаешь.
   – Ну, а хотя бы на примере, как ты все время делаешь, пояснить можешь? Если таких как я много, то приведи хотя бы парочку примеров.
   – Боюсь, что примеры тебе ничего не дают. Ассортимент личностей настолько обширен, что обобщений сделать не удастся. Хотя, если ты настаиваешь…
   – Настаиваю! – поспешил Максим потянуть за нить колебания Ангела.
   – Ну, изволь. Иисус, Данте, Петров.
   – Ни фига себе! А что за Петров? – заинтересовался неизвестным персонажем Максим.
   – Петров? Замечательный человек. Вернул на путь истинный не один десяток заблудших душ.
   – А кто он?
   – Он? Дворник. Выпить любит. А как выпьет – любит рассказать про свои видения, которые он считает результатом белой горячки. Да как рассказывает! Прямо за душу берет, начинаешь многое в жизни понимать.
   – Как дворник? Просто дворник?
   – А ты как думал? Что людей на путь правильный вернуть только великие деятели могут? Проповедники да художники? Скажу тебе по секрету, что не вся, так сказать, аудитория ими охвачена. Некоторые твои соотечественники канал «Культура» не смотрят и книжек не читают. А для меня важен каждый клиент. Так что ты представительной компанией не обольщайся. У нас тут все профессии нужны, и не менее важны.
   – Я правильно понял, что все перечисленные тобой мои «компаньоны» имели примерно такую же беседу с тобой?
   – Правильно. Но только не совсем такую же. У меня подход к каждому индивидуальный, так сказать. Все зависит от самого человека и тех, с кем ему впоследствии придется работать. Важна сама идея, а не ее представление.
   Например, для Иисуса – сына плотника, мучимого не свойственными его социальному положению глубокими мыслями о Боге – божественные откровения. Результат: проповеди и создание по их мотивам Нового Завета. Наиболее эффективная для того времени форма подачи материала.
   Для Данте – итальянского аристократа четырнадцатого века, настолько чувствительного, что умудрился всю жизнь сохнуть по одной и той же недоступной даме – экскурсия по аду и раю. Результат: два тома стихов.
   Ну, а про Петрова ты и сам, думаю, догадываешься.
   – Погоди. Ты хочешь сказать, что зарождение христианства, поэма в стихах и бред алкоголика – практически из одной бочки разливались? Ну, это же обман! – воскликнул в сердцах Максим.
   – Какой обман? Все по-честному.
   – Ну как же? Ты ради своих каких-то воспитательных целей, пользуясь своими возможностями, показывал людям то, чего не существует. Ложные откровения, ненастоящие ад и рай.
   – Ну, ну, ну. Никого я не обманывал. Строго говоря, существует все, а уж тем более то, что воображают себе и чего боятся столько людей. Так что, и откровения, и христианский Бог, и итальянские ад с раем – все это было настоящее. Так же, как настоящие это место и все твои жизненные ответвления, по которым ты по моей милости путешествуешь.
   – Не понимаю, как могут существовать вещи, которые противоречат друг другу, и при этом все они настоящие.
   – Очень просто. Вот тебе пример: берем комок пластилина, он существует – это пластилин. Теперь лепим из него, допустим, лошадь. Теперь перед нами пластилиновая лошадь. Она существует? – на этот раз вопрос Ангела видимо был не риторический, поскольку он явно ждал ответа от Максима.
   – Ну, существует, – ответил тот.
   – А теперь из этого комка слепим пластилиновую ворону. Она существует?
   – Ну да.
   – А если слепить пластилиновую собаку? Существует?
   – Существует.
   – Вот так. Все они существуют, а то, что они из пластилина – никого не волнует. Вот ты, например, состоишь из молекул. Ты это знание как-нибудь в жизни используешь? Естественно, нет. Потому что молекулярный размер для тебя недоступен. Ты для себя человек, а не куча молекул. Для тебя человек существует, а куча молекул – нет. Понятно?
   – Вроде да. На все у тебя есть объяснения. Ну, а все-таки, что мне придется делать: стихи писать или в пустыню на сорок дней отшельником?
   – Опять до тебя не доходит, – расстроился Ангел. – Ничего не придется. Никакого принуждения. Ни у тебя, ни у тех, кому ты будешь помогать. Все исключительно добровольно. Придет время, все будет. А пока хватит отвлекаться. Пора уже закругляться нам с твоим собственным просвещением.
   – Как закругляться? – заволновался Максим. – Я еще сам ничего не понял, не осознал, так сказать. Тем более не готов другим помогать. У меня никакой ясности, одни вопросы.
   – Есть вопросы – задавай, – разрешил Ангел.
   – Я пока еще только в процессе усвоения, как все работает. И для чего. Давай, я расскажу то, что понял. А ты меня поправишь в процессе, – предложил Максим.
   – Согласен, – ответил собеседник.
   – Итак. Все люди живут для того, чтобы пройти какую-то программу. Для каждого свою. При этом, как ты сказал, «правила для всех одни, только интерьер разный». Для того, чтобы по этой программе заниматься, есть специальные, так сказать, подталкивающие механизмы, видимая часть которых – скука и депрессия. Если человек по этому пути не идет добровольно, то ему помогают. Или ты лично, или кто-то из твоих, так сказать, помощников путем этого самого «бесструктурного» управления. Верно?
   – Ну, для твоего образования и уровня понимания – да.
   – Теперь к моей персоне. Я как раз тот самый негодяй, который по этому пути добровольно идти не хочет. И мне оказана великая честь: мозги мне промывает лично самый-самый. И решено меня пристроить не куда-то, а почти что к нему, то есть к тебе, в контору рядовым носителем-пропагандистом правильных идей. Верно?
   – Ага. И судя по оптимистическому настрою, энтузиазму и даже наличию некоторого таланта в обобщении – я в тебе не ошибся, и с упомянутой ролью ты справишься, – порадовался Ангел.
   – Вот спасибо за первую в нашем общении похвалу, – взбодрился Максим, – Получается, что в общих чертах я все понял, не до конца, конечно, но по ходу дела разберемся.
   – Ну, раз ты «все понял», остался последний урок…

   Пустыня снова исчезла.

Глава VII. Теория Большой Игры

   Каждое буднее утро Максима Светлова начиналось со звонка будильника. Неоднократные попытки наладить собственный режим сна и бодрствования таким образом, чтобы пробуждение происходило своевременно и без внешнего раздражителя, так и не увенчались успехом. Жизнь была слишком интересна для того, чтобы рано ложиться. Но по той же причине отказать себе в том, чтобы пораньше встать, он тоже не мог. Поэтому проблема недосыпания была. И это было, пожалуй, единственной проблемой, которую Максим не знал, как решить. Он ложился в полночь, потому как раньше завершать очередной хороший день было жалко, и вставал в шесть утра, потому что новый день хотелось начать как можно быстрее. Впрочем, даже если бы он и решился однажды как следует выспаться путем просыпания не только завтрака, но и обеда, ему бы это не удалось. Не позже восьми утра пинок бодрости пришел бы из спальни сына в виде громких однозначных призывов «Папа!». По крайней мере, так было каждое выходное утро. И это было здорово!
   Когда-то Максим даже пытался найти некие техники для сокращения сна без ущерба для здоровья. Делал перед сном упражнения, занимался аутотренингом по типу «сейчас я досчитаю до десяти, затем засну и проснусь через четыре часа бодрым и отдохнувшим». Но ничего не помогло. Потом он прочитал в одной из научно-популярных книг, что учеными не обнаружено, что недосыпание пагубно влияет на здоровье в продолжительной перспективе и успокоился. В первую очередь его волновало здоровье, которое позволит жить так, как ему нравится, максимально долгое время, а не легкий дискомфорт по утрам, связанный с насильственным пробуждением.
   Кусочек времени между звонком будильника и окончательным просыпанием, пожалуй, было самым плохим, что с ним происходило за день. Для того, чтобы проскочить неприятное состояния на пути между сном и бодрствованием, продолжающееся от пяти до десяти минут каждое утро, Максим запускал в голове обычно одну и ту же тему для размышления. Светлов озвучивал очередной раз свои среднесрочные и краткосрочные цели.
   На данном отрезке времени его цели звучали так: похудеть до идеального соотношения жировой и мышечной массы, довести уровень знания английского языка до свободного общения, написать книгу и опубликовать статью в хорошем журнале.
   Еще были цели на перспективу 5 и 10 лет, из раздела «вырастить дерево, построить дом», но их Максим озвучивал себе по выходным.
   На самом деле для него такая расстановка реперов в жизни не была чем-то непререкаемым. Выполнению целей не были посвящены все его душевные силы. Да и сами цели были выбраны почти произвольно. Просто так было веселее. Постановка задач на работе, выбор целей вне ее. Проекты, задачи, планы, решения – все крутилось вокруг идущего по жизни уверенной походкой человека. Для кого-то, возможно, такая организация существования вызывала стресс, Максима же она развлекала.
   Такое легкое восприятие было связано с особым отношением к жизни, которое наиболее точно выражало двустишье, прочитанное им когда-то в одной хорошей книге:

     This game has no name.
     It will never be the same. [1 - У этой игры нет имениОна никогда не повториться вновь]

   Поскольку немногочисленные попытки выяснить вопрос авторства в Интернете не привели к однозначным результатам, Максим решил, что это просто откровение великой мудрости, которое снизошло на него свыше. Образ предоставления информации и канал были совсем не важны, все-таки несколько тысяч лет прошло с тех пор, как правильные мысли вручались на горе путем личной передачи каменных скрижалей. В современном мире есть более удобные носители информации.
   Понимание всей полноты зашифрованного в двустишье секрета счастливой жизни пришла к Светлову не сразу. Прошло более десяти лет с момента прочтения той самой книги до момента озарения. Максим иногда размышлял о том, как бы повернулась его жизнь, если бы на осознание ушло не десять, а хотя бы пять лет. Но эти мысли не имели характера сожаления. Да и о чем можно тут сожалеть, «Game» так «Game».
   В дальнейшем размышление в рамках понятого привело Максима к разработке целой идеи счастливой жизни, которую он назвал «теория большой игры». Она произвела на него такое впечатление, что он решил всерьез взяться за ее проработку. Выразилось это в том, что он начал писать книгу. Именно она фигурировала в его среднесрочных планах, озвучиваемых по утрам. Писал он урывками, в основном по утрам перед работой, пока еще голова была способна к сложным абстрактным размышлениям. О ценности получаемых материалов он не задумывался. В первую очередь Максим делал это для собственного интеллектуального удовольствия. В глубине души он, конечно, надеялся, что теория имеет публичную ценность и сможет когда-то облегчить еще чью-то жизнь. А в самых смелых мечтах он даже представлял себя раздающим автографы на книгах собственного сочинения и разъезжающим по миру с лекциями на тему своей концепции. Но пока это было просто хобби.
   После пробуждения прошло чуть более пяти минут, и синапсы в мозгу Максима достаточно расшевелились, чтобы без ущерба для самочувствия дать команду мышцам на подъем тела с кровати.
   Тихо, стараясь не разбудить спящее семейство, он прокрался в коридор и закрыл за собой дверь спальни. Остановившись, он прислушался к организму. Тот более или менее проснулся, но в душ идти был еще не готов. Дальнейшее глубокое исследование выявило некий интерес к завтраку. Пойдя ему навстречу, Максим проследовал на кухню. Игра началась.
   На кухне он включил телевизор и приступил к приготовлению трапезы. Разумеется, что завтрак по своему составу соответствовал одной из краткосрочных его целей, а именно корректировке веса. Сегодня это были фрукты на первое, ветчина с диетическим хлебцем и цикориевый напиток с фруктозой на второе. Весело.
   Приготовив все необходимое, он приступил к приему пищи, поглядывая по ходу процесса в телевизор.
   Первое, что показал телевизионный приемник, была утренняя программа новостей. Недавно в одном из столичных аэропортов произошел теракт, и все новостные каналы со смаком обсасывали его последствия. Особенной популярностью пользовалась видеозапись, сделанная мобильным телефоном сразу после теракта. Ролик демонстрировал всю неприглядную картину последствия взрыва бомбы в толпе людей. Сразу после этого пускали информацию про то, как за такие попустительства поувольняли много нехороших генералов и решили, что систему безопасности надо срочно перестраивать.
   Такие сюжеты вызывали у Максима ряд конкретных вопросов.
   Во-первых, зачем эту информацию передавать в новостях? Совершенно очевидно, что она не может быть никаким образом полезна широкой аудитории. К тому же не менее очевидно, что субъекты, совершившие это, в первую очередь рассчитывали на широкую огласку. И вставляя в свои сетки вещания освещение терактов, фактически, все центральные каналы предоставляют террористам бесплатное эфирное время совокупной стоимостью не один миллион долларов. Являясь при этом еще и фактически причиной этих терактов. Ведь если бы про теракты не писались статьи и не снимались видеосюжеты смысла их делать тоже бы не было.
   Во-вторых, по закону нормального распределения любая, даже самая совершенная система иногда должна давать сбой. Кидаться менять систему при первой же ошибке могут только люди необразованные и не знакомые с этим законом. В общем, вопросы у Максима были, и определенно они должны были остаться без ответов. С другой стороны, он понимал, что не только не является специалистом в области, в которой задавал эти вопросы, но и не обладает полной информацией о предмете. В связи с этим он мог быть и не прав, в чем отдавал себе отчет. Поэтому со словами «в эту игру играйте без меня» он переключил канал.
   На этот раз экран показал двух спортивных мужчин, играющих в большой теннис. Одного из них Максим уже видел несколько раз в новостях. Это был дядька с красивым испанским именем, которое звучало так масштабно, что когда Светлов в первый раз его услышал, то принял за название международного турнира, а не спортсмена. Порадовав зрителей десятью секундами демонстрации благородной игры, спортивный канал голосом за кадром сообщил, что это были первая и вторая ракетки мира и играть они будут не просто так, а за призовой фонд в три с половиной миллиона долларов. «Ничего себе», – подумал Максим, доедая бутерброд. Вот оно, лишнее доказательство того, в чем он был и так уверен. Деньги в забавной игре под названием «экономика» – величина очень условная. Цена никогда не связана с ценностью, будь то цена акций компании, автомобиля, книги или услуги. Как можно заплатить игроку в теннис три с половиной миллиона за одну игру? Ответ Максима был – запросто. Может быть, какого-нибудь постсоветского пенсионера этот вопрос и ввергает в бездну непонимающего негодования. Но не Светлова. Три с половиной миллиона, десять миллионов, да хоть миллиард – величины-то все условные, несмотря на то, что на них можно приобрести реальные вещи. Деньги – это очки в Игре. Масштабы, то есть суммы, разные – смысл один: накапливать и тратить. Ведь у тех, кто на компьютере играет в какую-нибудь игру типа GTA, не возникают вопросы, почему герой получил столько-то тысяч долларов за угон машины, а столько то за устранение конкурента. Правила такие, так игра сделана. Ну, так и к теннисистам какие могут быть претензии? Получают свои миллионы – правила такие.
   За этими позитивными мысленными рассуждениями Максим закончил завтрак, выключил телевизор и пошел в душ.
   Выйдя из подъезда, он с удовольствием отметил, что день, несмотря на наступившую осень, начинается замечательным солнечным утром, что означало, что Игра будет происходить на приятном фоне.
   Автомобиль был припаркован напротив подъезда. Добротный новенький седан бизнес-класса, основным преимуществом которого было то, что он был служебным, а значит, все расходы, с ним связанные, были на плечах компании, где Светлов работал. При этом он мог пользоваться машиной без ограничения, в том числе и в личных целях. Поскольку компания была далеко не бедная, а Максим был в ней не самый последний и бесконечно далеко не самый плохой сотрудник, всех участников ситуации такое положения дел устраивало. Максима положение устраивало настолько сильно, что личный автомобиль он давно продал вместе со всеми проблемами, связанными с его обслуживанием, налогами, поисками парковки, оплатой бензина и тому подобным.
   Светлов любил ездить на машине, в том числе на дальние расстояния, и не мог представить себе повседневную жизнь без доступного комфорта личного транспорта, но при этом относился к нему максимально утилитарно. Большая, крутая, дорогая и так далее машина – это, конечно, здорово. Рассматривать в журналах изделия мировых автомобильных грандов, пуская слюни на глянцевые фотографии и прикидывая в уме, на сколько лет надо взять кредит для покупки подобного чуда, чтобы ежемесячные выплаты по нему не превышали половины зарплаты, возможно, весело. Но Максиму такая игра не была близка, он просто ездил на доступном ему автомобиле с большим удовольствием.
   Сев в машину, он положил портфель на переднее сиденье, завел мотор и пристегнулся. Для того, чтобы дать автомобилю как следует проснуться после ночной прохлады ранней осени, он оставил поработать двигатель без нагрузки секунд на десять. Пока машина приходила в себя, Максим прислушался к собственным настроениям, пытаясь понять, под какое звуковое сопровождение ему было бы наиболее приятно сегодня добраться до офиса. Организм находился в приподнятом утренней бодростью состоянии, в окошко светило радостное, хотя и осеннее, солнце, поэтому, отметя варианты с аудиокнигой, джазом и радиостанцией с разухабистым пошловатым шоу, он решил остановиться на танцевальной радиоволне. Нажав на соответствующую кнопку приемника, Максим тут же убедился в правильности своего решения. На пойманной волне как раз начиналась песня, которая ему была более чем симпатична. Под ее бодрящий аккомпанимент автомобиль вылез из строя спящих напротив дома машин и покатил в сторону центра навстречу приключениям нового дня.

   Светлов водил автомобиль уже более десяти лет, и, тем не менее, это занятие по-прежнему доставляло ему удовольствие. Особенно в начале пути, первые сто километров. Потом ощущение радости все-таки немного скрадывалось ощущениями усталости от долгого сидения в одном положении.
   Причина такой продолжительной симпатии была достойна отдельного внимания, поскольку редко можно найти занятие, которое со временем не приедалось, а приносило бы удовольствие каждый день в течение десяти лет подряд. И это внимание Максим когда-то предмету уделил, подробно обдумав положение вещей и придя к выводу о его причинах, которые, по его мнению, были следующими. Автомобиль в постоянном пользовании у человека появился относительно недавно, не более ста лет назад. А вид передвижения, который представляет из себя перемещение над поверхностью земли с огромной скоростью без приложения мышечных усилий, настолько для примата неестественен, что для того, чтобы к нему привыкнуть и воспринимать как нечто заурядное, должны произойти изменения на генном уровне. А подобные изменения могут занимать много сотен, а может быть, и тысяч лет (каков правильный порядок цифр, Максим точно не знал, поскольку не имел соответствующего образования). Пока же этого не произошло, каждый день передвижение на автомобиле будет вызывать у человека всплеск эмоций. У кого-то, как у Светлова, радость, а у кого-то стресс.
   Представитель последней категории как раз ехал перед его автомобилем на большом зализанном по форме красном джипе и, как говорят бывалые автомобилисты, «страшно тупил». Выражалось это, во-первых, в том, что он ехал по дороге с неприлично, по отношению к потоку, низкой скоростью и, во-вторых, пытался ежеминутно перестроиться, причем все время в разные стороны и без включения поворотников. Спустя некоторое время бессистемное тилипание соседа Максиму надоело, и он пошел на обгон. Поравнявшись с джипом, Максим, как и ожидал, обнаружил за стеклом водительского места представителя женского пола, вперившего взгляд в лобовое стекло с сосредоточением пилота истребителя, заходившего на цель. Светлов улыбнулся знакомому положению вещей и нажал на газ еще глубже, удаляясь от потенциально опасного объекта.
   Подобные субъекты вызывали у него улыбку философского понимания. В его теории «Игры» подобным явлениям был отведен целый раздел. Максим воспринимал их как специально созданный развлекательный фон. Ведь было бы скучно играть в игру, в которой встречаются только однотипные персонажи, такие правильные, уравновешенные, просветленные зануды, ну, или персонажи, во всем похожие на самого игрока. Ведь игра основана на постоянном получении информации извне, а любая информация извне – это возмущение среды, а возмущение среды основано на отличии ее частей. Поэтому, чтобы игра была насыщенной, в ней должны присутствовать странные относительно самого игрока персонажи: панки, готы, гомосексуалисты, маразматические пенсионеры, гаишники, алкоголики, ну, или вот такие вот тетки за рулем.
   Этап игры под названием «дорога на работу» Светлов прошел за двадцать с небольшим минут. За это время тучи успели закрыть небо серым унылым куполом, а начавшийся дождь – первыми каплями смыл надежду на продолжение солнечного дня. С легкостью, характерной для семи утра, найдя место на подземной парковке рядом со входом, Максим закрыл машину и, пройдя через турникет охраны, вошел в здание офиса.
   Солидная компания, в которой он работал, располагалась в не менее солидном офисе. Серебристый небоскреб подпирал московское небо своим весьма внушительным видом. Благодаря такой прописке собственная работа для Светлова выглядела как декорация к американскому фильму про жителей Нью-Йорка. И данный факт особенно приятно щекотал его самолюбие каждое буднее утро.
   Жизнь сложилась таким образом, что до этого он работал в относительно небольших компаниях, общей численностью не более пятисот человек. За неимением возможности сравнения этот факт его нисколько не беспокоил. Когда же он устроился сюда, то понял, что быть признанным специалистом в компании, в которой работает несколько десятков тысяч человек – это почти что быть звездой. С первого же дня работы здесь он ощущал величие организации, и часть этого величия проецировал на себя лично. Сложность, многообразие и перспективы просто поражали.
   Но самым удивительным и интересным с точки зрения Максима было здесь то, что он называл господством системы. Ведь что из себя представляет небольшая фирма? Это компания людей, которой лично или через небольшое количество промежуточных звеньев руководит некий человек. Этот человек контролирует все процессы в компании и самолично ведет ее к светлому будущему. Все достаточно приземленно. Совершенно не так обстоят дела в транснациональной корпорации. Ни один человек не в состоянии даже приблизительно контролировать все процессы в коллективе размером с небольшой город. Президент такой махины не то что не знает лично людей, которые в ней работают, но даже может никогда не узнать о целых подразделениях численностью в несколько сотен человек. Здесь господствует система, в соответствии с которой каждый сотрудник делает свою часть работы, которая настолько невелика, что к общему результату почти не имеет отношения, но при этом этот самый результат состоит из таких вот маленьких частей и больше ни из чего.
   Светлов считал, что работа в такой структуре является наиболее интересной из всех возможных игр на данном поприще. Возможности колоссальны – ответственность близка к нулю. Работая здесь, легко и приятно мыслить статистическими категориями и красивыми концепциями. Например, если проект, которым ты руководил, стоимостью в несколько миллионов с треском провалился, то никто тебе слова худого не скажет. Ведь каждый специалист знает, что более половины всех начинаний заканчивается неудачами. К тому же неэффективность некоторых бизнес-процессов и активизация конкурентов, которую можно расценивать ни что иное как форс-мажор, вообще не позволяет давать какие-то хотя бы призрачные гарантии. Это условия современного большого бизнеса, что тут поделаешь? С легким сердцем продолжаем играть дальше. Зато, если уж получилось, то тут с полным правом все лавры можно взять на себя. Причем, часто над задачей трудятся настолько много специалистов, что большинство из них даже не замечают своего вклада. Поэтому когда выходит что-то положительное, претендентов на авторство подвига может и не быть. В этом случае достаточно вовремя подобрать бесхозный успех и присвоить его собственной персоне, никого при этом, кстати, не обидев.
   Все это Максиму настолько нравилось, что он сам не заметил, как стал работать не за деньги, а за интерес. Когда он это осознал, то решил, что это верный признак того, что это его Игра.
   Поднявшись в скоростном лифте на шестнадцатый этаж, он подошел к двери подразделения, в котором трудился. Электронный замок ответил приветственным пищанием на поднесение пропуска и загоревшейся зеленой лампой пригласил войти.
   В помещении было привычно для столь раннего часа пусто, тихо и прохладно. Так рано на работу не приходил никто. По крайней мере, на регулярной основе.
   До начала работы было почти два часа, которые Максим собирался без заззрения совести посвятить своему хобби. Он воткнул в служебный ноутбук флешку личного содержания и открыл находящийся в ней текстовый файл с названием «Теория Большой Игры».
   Спустя секунду страница редактора показала текст, который на правах автора Светлов собирался продолжить. Для того, чтобы освежить ход мысли, он погрузился в чтение собственного сочинения, которое гласило:
   «Если не пытаться влезть в сущность того, что невозможно осознать с помощью данного нам разума, и отказаться от тщетных попыток описать сам механизм бытия, довольствуясь описанием причин и целей на понятном человеку уровне, то описание жизни как явления может выглядеть следующим образом.
   Опишем то, что мы знаем об окружающей действительности, не пытаясь разобрать сам механизм по винтикам. Представим, что жизнь – это некий прибор, или программа. Да, скорее, программа. Представим, что мы купили новый ноутбук с предустановленной операционной системой. Включили его, загрузили и обнаружили на рабочем столе иконку с надписью «жизнь» – небольшой бонус к покупке.
   Мы же не будем выяснять, кто эту программу сделал, зачем и кто конкретно ее установил, и уж тем более не полезем в строки программных кодов. Мы просто пользователи, у нас нет ни знаний, ни желаний, ни инструментов выяснять, как программа устроена. Нас только волнует, что эта программа делает. Как нам это выяснить? Очень просто – запускаем и смотрим, что будет. Допустим, открывается окно с кнопками. Что мы делаем дальше? Разумеется, нажимаем на кнопки и опять же смотрим, что будет. Таким образом мы изучаем попавшую к нам программу.
   Предлагаю поступить так же с таким непонятно откуда доставшимся нам явлением как жизнь. Много веков лучшие умы пытаются разобраться, как это работает. Философы, священнослужители и ученые пытаются понять то, что понять невозможно. Разобрать по винтикам, влезть внутрь, вскрыть программный код и найти имя автора. Это их право, пускай развлекаются, не будем им мешать. Я же предлагаю быть проще. Давайте просто поймем, что это за программа и что она умеет делать. Обобщим наши знания о тех кнопках, которые мы уже нажимали, и опишем то, с чем столкнулись.
   Итак, что нам известно о Жизни? Несмотря на то, что механизм и причины возникновения нам непонятны, большинство людей уверены в том, что существование человека, по крайней мере, какой-то его самой главной части, жизнью не ограничено. Было что-то до, и будет что-то после. Хотя, конечно, понятия «до» и «после» условны, так как не факт, что вне Жизни есть время. Явной практической цели в жизни нет. По крайней мере, она нам неизвестна. Рассуждения из раздела «вырастить сына» и «посадить дерево» – софистика. Для человека Жизнь представляет собой череду внешних воздействий, поступающих в сознание посредством пяти чувств. Эти поступления формируют внутри различные простые и сложные ощущения. Например, мы смотрим фильм, в сознание поступает информация о свете и звуке через воздействия на глаза и уши. Но для нас это не просто свет различного спектра и звуковые колебания различной частоты. Для нас это картины мира, интересный сюжет и связанные с ним ощущения: радость, грусть и так далее. Такова, в двух словах, техническая сторона явления под названием Жизнь.
   Теперь разберемся с содержанием. То, что происходит вокруг нас, обладает следующими характеристиками: имеет продолжительность и конечность, подчиняется некоторым законам, обладает сюжетом, имеет соревновательный характер и элементы преодоления неких препятствий (как внешних, так и внутренних), содержит в себе элементы поощрения и наказания, а также обладает системой накопления благ.»
   Здесь текст обрывался. Поразмышляв немного, Максим застучал по клавишам, создавая его продолжение:
   «Рассмотрим каждую характеристику в отдельности.
   Продолжительность и конечность. Жизнь начинается и заканчивается, это некое обособленное герметичное явление, находясь внутри которого обычный человек не имеет возможности выйти за его пределы. То есть она не является чем-то постоянным и всеобъемлющим и имеет границы – четыре измерения.
   Подчинение законам. То, что происходит с нами и вокруг нас, подчиняется неизменным законам или правилам. Эти правила установлены в начале и не изменяются в процессе. Многие из них нами изучены и как минимум закономерности нам известны. Это, например, закон всемирного тяготения. Мы не знаем механизма его работы, но закономерности нами просчитаны. Тела притягиваются, причем всегда и везде. Так было вчера и так будет завтра. Кроме физических законов есть и другие правила, некоторые весьма трудны для изучения, поэтому мы о них только догадываемся, в общих чертах описываем и имеем совсем призрачное объяснение механизма. Это, например, так называемый закон «кармы».
   Сюжет. Все воспринимаемые нами последовательности картин формируются в сюжет. Даже просто смотрение в потолок сопровождается внутренними ощущениями, мыслями и чувствами, которые изменяются в течение времени, складываясь в некое течение событий, то есть в сюжет. Ну, а жизнь современного человека в социуме переполнена различными сюжетами всех жанров.
   Соревновательный характер. Хотим мы этого или нет, но вся наша жизнь связана с борьбой, то есть с соревнованием. Мы соревнуемся друг с другом, боремся с обстоятельствами, с болезнями, с привычками и т. п. Как бы мы ни пытались дистанциироваться от этого процесса, в большей или меньшей степени в процессе нормального социального существования мы с ним сталкиваемся ежедневно. Соревновательный характер большинства процессов связан, в первую очередь, со сравнительным характером познания окружающего мира.
   Преодоление препятствий. То, что жизнь представляет из себя череду препятствий, настолько очевидно любому человеку, что данный тезис не нуждается в пояснениях.
   Поощрение и наказание. Если задуматься, то все наши действия непосредственно или в перспективе ведут к поощрениям или наказаниям. За хорошую работу мы получаем премию, за плохую – нет. Если находим правильные слова и манеру поведения, можем привлечь к себе любимого человека или оттолкнуть его от себя. Неаккуратное вождение приводит к аварии, а мастерство позволяет ее избежать и так далее. Даже наш всего лишь ранний приход на работу может позволить сделать немного больше и ускорить тем самым накопление заслуг, необходимых для повышения. А может, и напротив – ранний подъем из-за такого прихода приведет к сонливому состоянию, которое не позволит достойно ответить на вопрос начальника и тем самым отбросит возможное повышение еще на полгода. Все действия приводят к последствиям, а последствия всегда можно расценить как поощрение или наказание, как плюс или минус.
   Система накопления благ. Плюсы и минусы имеют свойство накапливаться. Позанимался спортом – плюс к здоровью, погулял на свадьбе друга – минус к здоровью, но плюс к эмоциональному состоянию. Похвала начальника один раз – пока только галочка, два, три, десять – уже повышение. Это не говоря уже о материальных ценностях, которые накапливаются объективно физическим способом. Таким образом, следствия наших поступков обладают аккумулирующим свойством и имеют два полюса: положительный и отрицательный.

   Итак, резюмируем вышесказанное. Жизнь – это воздействие на сознание, в результате которого формируется сюжетная динамическая картина с непосредственным участием индивида, в которой ему необходимо преодолевать препятствия и получать за это поощрения, которые можно накапливать, и все это происходит по установленным правилам. И как можно назвать это явление? Каков функционал той самой программы, которая запускается иконкой под названием «жизнь»? Мне кажется, что вывод напрашивается сам собой. Эта программа – Игра. Многоуровневая игра с отличной графикой и свободным сюжетом.
   Все мы – игроки, способные управлять своими персонажами, как нам вздумается. В Игре нам постоянно приходится преодолевать препятствия. За преодоления нам дают очки (блага), привилегии и переводят на другие уровни…»

   В этом месте полет мысли Максима был прерван посторонним звуком, не характерным для пустого офиса раннего утра. Несмотря на то, что никто кроме него не имел привычку приходить на работу так рано, эпизодически его утреннее одиночество все-таки нарушали случайные гости. Так было и на этот раз. Обернувшись на шум, Светлов заметил на горизонте открытого офисного пространства некое шевеление. Источником такого неординарного события, как наличие живого сотрудника, пришедшего во время утреннего отшельничества Максима, был его коллега по департаменту по имени Александр.
   Александр был достаточно интересным, хотя и неоригинальным персонажем. Он работал в компании уже более пяти лет, не только без повышения, но и без наличия перспектив на оное. Поэтому, как и положено современному работнику большой компании, с одной стороны, клал на все свои обязанности с высоты этажа, на котором трудился, и с другой стороны, имел достаточно смекалки и опыта, чтобы скрывать этот факт от большинства окружающих. И, несмотря на то, что в это большинство не входили не только все ближайшие его коллеги, в том числе Максим, но и его непосредственный руководитель, Александра не увольняли. Видимо, его руководитель мог себе позволить существование такого рода офисного планктона без ущерба для собственной карьеры, поэтому Александр продолжал «работать» в компании и даже получать квартальные премии.
   Увидев Максима, он изобразил на лице выражение распущенного радушия и неспешным шагом, исключающим мысль о том, что он приехал в такую рань для того, чтобы сделать срочную работу, двинулся к нему. В отличие от коллеги, Светлов имел четкие планы на время, проводимое в офисе до начала рабочего дня, и перспектива провести часть этого наиболее продуктивного времени в бессодержательной беседе с такого рода коллегой его не привлекала. Однако, выбора, судя по всему, не было, на лице Александра отражалась решительность бездельника убить время, и он явно шел не просто поздороваться. Максим уткнулся в монитор и изобразил крайнюю озабоченность, по которой нормальный человек сразу бы понял, что он очень занят, причем все срочно и сложно, «дедлайн» был вчера, а сегодня еще ничего не готово. На Александра представленная картина не подействовала. Он или не поверил Максиму, или настолько отвык от добросовестного выполнения своих служебных обязанностей, что не знал, как это выглядит со стороны, и не понял посыла. Вместо того, чтобы просто поздороваться, спросить из вежливости что-нибудь типа «че, загрузили?», получить в ответ озабоченное «угу» и пойти своей дорогой, он, сопроводив крепкое рукопожатие развязным «здарово», плюхнулся на кресло рядом.
   – Ну, че нового? – спросил Александр. Такого рода вопросы, ничего не значащие для обычных людей, для коллег со стажем в несколько лет значат многое. Например, в данном случае под простым вопросом Александра содержался следующий подтекст. Он, как сотрудник, недовольный своим положением в компании, как материальным, так и статусным, винит в этом, разумеется, не себя, а всех вокруг, в первую очередь, руководство и систему. Поэтому вопрос «что нового?», обращенный к Светлову, как к одному из руководителей соседнего отдела, с которым когда-то они были на одном уровне, а значит, по его мнению, должны сохранить доверительные отношения, означал «не грядут ли какие-нибудь перемены в руководстве или в структуре компании, благодаря которым меня, наконец, заметят и оценят и предотвратят тем самым увольнение такого ценного сотрудника».
   Это была, пожалуй, единственная тема, которая относилась к работе и вызывала интерес у Александра. Двумя остальными интересующими его темами, которым он посвящал большую часть своего рабочего времени, были автомобили и привлекательные представители слабого пола, но они к работе даже издалека отношения не имели. При этом Александр, судя по поведению, считал себя, в первую очередь именно благодаря таким интересам, просто неотразимым. Он постоянно рисовался, или громко обсуждая характеристики спортивных автомобилей, или внаглую рассматривая филейные части наиболее привлекательных сотрудниц клиентского сервиса, которым посчастливилось отправлять факс с аппарата неподалеку от его рабочего места, при этом отпуская в их адрес скабрезные шуточки уровня начальных курсов профессионального технического училища.
   Светлов, благодаря своей концепции Игры, относился ко всем людям с пониманием или, по крайней мере, нейтрально. Но игру Александра он понять никак не мог. Несмотря на то, что Максим сталкивался с коллегой по рабочим вопросам крайне редко, а по остальным не сталкивался вовсе, стабильное чувство неприязни было постоянным спутником образа Александра в его глазах. Последней каплей, утвердившей эту неприязнь навечно, была информация, которой Александр охотно делился с окружающими, ставя ее себе в заслуги, о том, что он принимает алкоголь каждый вечер. Для Максима человек, который свой день проводит на работе в безделье, а вечером отключает мозг этиловым спиртом, был пустым местом, которое потребляет ресурсы, предназначенные продуктивным людям. Например, фонд заработной платы. Судя по поведению Александра, он о таком к себе отношении не догадывался. Подобные персонажи обычно склонны к переоценке собственной персоны и катастрофической близорукости в отношении своего действительного места в социуме.
   С другой стороны, Максим в качестве участника той самой большой Игры понимал, что внутри нее должны быть разные персонажи, в том числе и неприятные. Ведь чувство неприязни – это неотъемлемая часть Игры, без которой невозможны положительные эмоции, поскольку все держится на сравнении.
   – Особо нового вроде ничего, все по-старому, – размыто ответил Максим в последней надежде увильнуть от пустого разговора.
   – Ну как ничего? – не отставал Александр. – Говорят, что с первого числа грядут перемены. Какие-то там объединения, соединения. Ты же близок к правящим кругам, наверняка в курсе.
   – В большой компании всегда идут эти самые объединения-разъединения. Подвижность – свойство жизнеспособного крупного бизнеса. Но все это относится в основном к областям, по отношению к нам, простым менеджерам, трансцендентным, и редко касается нас непосредственно, – ответил Максим, пытаясь, с одной стороны, отпугнуть собеседника сложностью выражения мысли, а с другой, давая понять, что он такой же смертный, как и он, и не может обладать интересующей инсайдерской информацией.
   – В общем, ты или не в курсе, или не хочешь говорить, как большой босс, – расстроился Александр.
   – Я не в курсе, – уточнил Максим.
   – Жаль. Я слышал, будет не просто объединение подразделений, но и перетряска штатной структуры. Появятся новые должности, в том числе и руководящие.
   – Рассчитываешь? – осведомился Максим, потерявший последнюю надежду на продуктивное утро. Он оторвался от монитора, откинулся на кресле и развернулся к собеседнику. Если не удается сделать что-то полезное для себя, можно попытаться сделать что-то полезное для другого. Наставить Александра на путь самореализации за двадцать минут беседы навряд ли удастся, но зародить в нем продуктивное зерно сомнения – вполне может быть. Была у Светлова такая слабость, как попытка научить Играть других. В том числе и поэтому он писал книгу, пытаясь сформировать и изложить свой рецепт счастливой жизни.
   – Рассчитываю, – ответил Александр. – Даже очень.
   Как уже было упомянуто, подобным Александру людям свойственна близорукость космических масштабов относительно своего места в структуре мироздания. Им кажется, что их лень и уклонизм никому не заметны, поскольку он их скрывает наиумнейшим из возможных способов. Зато их псевдоподвигами восхищаются все без исключения, поскольку он умело и своевременно выставляет их на всеобщее обозрение. Как результат, по его мнению, все должны быть в восторге от его персоны, и такая скромная награда как повышение по службе ждет его за каждым поворотом карьерной тропинки.
   – Вот оно как. А я думал, ты уже всякий интерес к работе потерял. Углубился, так сказать, с головой в чемоданное настроение. Того гляди, найдешь работу мечты, а здесь тебя на подвиги не тянет.
   – На подвиги меня действительно не тянет. Три года сидения на одном месте без повышения хотя бы зарплаты кому угодно отобьет желание подвиги делать. Да и не нужны они никому. Все пофигу. Наверху бабки гребут, внизу всем на все положить. Я свое отрабатываю от и до. Ко мне претензий быть не может. А вот по поводу подвигов – это извините, за какой такой хер я должен вкалывать? Вот сейчас реструктуризация пройдет, если что-то предложат интересное – тогда посмотрим. А так – пошли они все. А по поводу чемоданного настроения – ищу, конечно. Варианты есть, но все из разряда «шило на мыло», переходить на те же деньги смысла не вижу, – негодовал Александр по поводу непризнанности своей персоны.
   – Саш, вот ты интересный человек! Безусловно, не без талантов, – начал свою ответную проповедь Максим по законам жанра – с позитива. – Но вот то, что я сейчас тебе скажу, раз уж у нас разговор такой пошел, восприми, пожалуйста, как мое частное субъективное мнение, на которое я, безусловно, имею право, хорошо?
   – Хорошо.
   – Описанная тобой позиция, безусловно, имеет право на существование и объективна. Более того, с большой долей вероятности можно утверждать, что ты не виноват в том, что попал в нее, – тут Максим, разумеется, лукавил, поскольку безусловно считал, что каждый человек сам выбирает свою Игру, вне зависимости от того, сознательно он это делает или нет. Просто утверждение в адрес подобного собеседника в самом начале разговора, что он сам дурак, совершенно точно не привело бы к конструктивному диалогу. – Но при этом она абсолютно непродуктивна или, как минимум, неэффективна, поскольку ее развитие зависит от внешних обстоятельств и действий других людей, на которые ты влиять практически не можешь.
   – Естественно, что от внешних – сам себе зарплату я повысить не смогу, – ответил Александр.
   – Правильно, сам не сможешь. Но дело в том, что пока ты находишься в описанной тобой пассивной позиции, ты и повлиять на нее опосредованно тоже не можешь. Тебя послушать – так тебе все должны: повышать, поощрять, предлагать. Но ты забываешь о том, что вокруг тебя такие же люди, как и ты, которым важна, в первую очередь, собственная персона и собственные перспективы. Не будут они за тобой бегать и предлагать механизмы карьерного и финансового роста, за которые ты, так уж и быть, будешь стараться на работе, – начал постепенно давить Максим.
   – Макс, – Александр пристально посмотрел в глаза собеседника. Выражение его лица представляло собой смесь жертвенной самоотверженности и полной обреченности перед лицом непреодолимых жизненных обстоятельства. – У меня на зарплатной карточке осталось две тысячи рублей. Поскольку у меня жена не работает и ребенок маленький, мне это важно, а не рассуждения про всякие там позиции.
   Светлов посмотрел в ответ на Александра, постаравшись как можно точнее спародировать его выражение лица: – Две тысячи, говоришь? – тихо сказал он. – А кто в этом виноват: какие-то злые люди, негодяи и завистники, не дающие твоим талантам раскрыться в финансовое благополучие?
   – Не, ну так если посмотреть, то во всем всегда меня можно обвинить. Так кого угодно можно раком поставить, а потом ему доказать, что он сам виноват. Позиция у него, мол, такая была, «ракопоставляемая». Вот только я никому ничего лизать не буду. Не нужна моя работа – я из штанов выпрыгивать не стану, чтобы меня заметили и обласкали. Я человек не такой.
   – Саш, да не в этом дело. Ты мне просто честно скажи: тебя вот устраивает то, что сейчас у тебя есть? Просто выразись по этому поводу. Без выводов, без описания ситуации и нахождения виновных. Неважно, как ты попал в настоящее положение. Скорее всего, ты ни в чем не виноват, да и никто не виноват, просто так сложились обстоятельства. Но факт остается. Есть определенная точка и определенный путь развития событий, в которой ты находишься и по которому ты идешь. Он тебя устраивает? – попытался перенести беседу в область логических абстракций Максим.
   – Ну, нет, не устраивает, – ответил Александр, немного успокоившись. Было похоже, что он перешел в состояние снисходительного внимания, которое свойственно недалеким наглым людям, когда они уверены, что могут в любой момент переорать собеседника в силу его мягкой интеллигентности, если ход его рассуждений им не понравится.
   – Ну, тогда выход очень простой, – попытался Максим воспользоваться открывшейся возможностью и пропихнуть логику собственных рассуждений через решетку скепсиса собеседника. – Измени ее. Не жди, пока ситуация сама изменится в благоприятную для тебя сторону, а приложи усилия для ее принудительного изменения. Это самый элементарный вывод, который можно сделать. Он базируется на школьном курсе физики. Следствие одного из начал термодинамики состоит в том, что любая система сама собой разваливается, превращаясь в ничто, а для того, чтобы сделать из нее что-то полезное, сложное и структурно выдержанное, необходимо подводить энергию, причем не только для того, чтобы строить, но и для того, чтобы не развалилось то, что уже построено. Другими словами, без активного приложения тобой усилий твое будущее может положительно построиться только в двух случаях: или если появится какой-то добрый дяденька, который начнет вкалывать за тебя бесплатно, или если нарушатся законы физики. Я бы на твоем месте не рассчитывал ни на первое, ни на второе, – сделал заключение Максим.
   – Ну, это все, конечно, да. Но это лирика, – парировал Александр.
   – Ну, так переведи ее в практику. Не устраивает работа – иди к начальнику и скажи ему об этом.
   – Да я говорил, пофигу ему.
   – Значит, скажи еще раз, много раз. Сделай так, чтобы было не пофигу. Прилагай энергию, она не может не дать эффекта, закон сохранения энергии не позволит. Измени тактику. Не приходи просто с жалобами на жизнь, а предлагай конкретный план действий. Если ты просто приходишь и говоришь «повысьте мне зарплату, а то мне скучно и неинтересно», нормальная реакция – не повысить что-то, а задуматься об увольнении демотивированного сотрудника. А вот если ты приходишь и говоришь «смотрите, я сам придумал и реализовал такие-то мероприятия и проекты, благодаря которым прибыль нашей компании увеличилась на столько-то, не хотите меня поощрить?» Причем, я уверен, что в такой ситуации тебе даже не придется никуда приходить, тебя и так заметят и поощрят. Потому как явных дураков, несмотря на общепринятое мнение, в руководстве обычно крайне мало. Никто себе не враг, и иметь сотрудника, который дает результаты и повышает показатели подразделения, хотят все. Ну, в крайнем случае, ты можешь прийти к руководству с разработанным планом действий и сказать «я вот тут придумал, если все получится, то результат будет вот таким офигенным, ну, а если так, то я хотел бы за это вон чего, устраивает? Тогда подпишите вот здесь и вот здесь». Ну, а если и это не помогает, то, значит, или руководство состоит из умственно-отсталых людей, что в нашем случаем, принимая во внимание величину и уровень компании, крайне маловероятно, или у него, у руководства, свои интересы и цели, которые не связаны с получением положительных результатов. Это нормальный, не сказать чтобы исключительно редкий случай, но тогда надо валить. А это значит – приложить всю имеющуюся в наличии энергию к поиску нового места работы. А это значит, не просто разместить кривое резюме на сайте «хх точка ру» и ждать, когда представители крутейших компаний современности спустятся из поднебесной и устроят битву за твою кандидатуру, а запустить масштабную энерго– и времязатратную работу по поиску нового места. Если ты приложишь свою соображалку и силы по полной и будешь затрачивать по пять часов каждый день на поиск работы, то с вероятностью, близкой к ста процентам, за несколько месяцев ты найдешь себе работу, близкую к идеальной. Не можешь не найти! Опять же, по законам физики. Это игра, в которую не так много народу умеет играть хорошо, потому как для этого необходимо приложить много сил.
   – Ну, это все, конечно, рассуждения логичные, законы физики и все такое, но вот на практике как твои подвиги должны выглядеть? – настроение Александра, судя по тону, сместилось в сторону легкого конструктива.
   – Ты что имеешь в виду? Поиск работы? – переспросил Светлов, внутренне радуясь, что смог донести до собеседника абстрактный смысл, и теперь осталось придать своему учению практическую оболочку.
   – Ну да, поиск работы. Что можно делать по пять часов в день? Да столько в Москве вакансий в день не открывается, сколько ты предлагаешь затрачивать на их обработку.
   – На самом деле, пять часов вытекают не из объема работы, а из возможностей работающего человека. Пару часов до работы и часа три после работы ты реально можешь посвятить поиску другой работы. А если у тебя есть возможность заниматься поиском работы после увольнения с нынешнего места, то часов десять у тебя в день на поиски может уходить легко. Что надо делать, можно прочитать в книгах или в Интернете, кстати, на это тоже уйдет немало времени. Но вот некоторые простейшие фишки, которые использовал в свое время я.
   Итак, представь это как некий проект, или нечто подобное, то, что требует понятного результата. Я, например, представляю для себя подобные вещи Игрой. Такая вот социальная игра-стратегия, результатом которой в случае выигрыша должно быть новое место работы, – упомянул свое мировоззрение Светлов. – Тут весь секрет не в секрете, такая вот тавтология, а в отношении систематичности и количеству затраченных сил.
   Итак, у тебя есть два этапа прохождения игры, а соответственно, две подзадачи: первая, это попасть на собеседование, второе, это успешно его пройти.
   Попасть на собеседование достаточно просто. Берешь подходящую тебе вакансию и переписываешь свою резюме под нее. То есть делаешь таким образом, чтобы из твоего резюме следовало, что ты последние несколько лет успешно занимался именно тем, что требуется на данной должности. В сотрудники кадровых служб идут не самые умные, талантливые и работящие люди, к тому же у них обычно куча работы, и резюме, которое полностью совпадает с вакансией по формальным признакам, для них просто подарок. Тебя обязательно пригласят, особенно если ты приложишь проникновенное письмо про то, как хочешь у них работать, что, несмотря на правила деловой этики, мало кто делает. Но еще раз отмечаю тот факт, что резюме надо переписывать полностью под каждую вакансию, а ведь уже на это легко можно потратить те самые пять часов в день.
   Теперь о прохождении собеседования. Этот этап игры необходимо разбить еще на три подэтапа. Тебе надо доказать три вещи: что ты не гоблин и с тобой можно продуктивно работать, что ты действительно уже успешно делал то, что от тебя здесь потребуется, и что ты хочешь у них работать, а не свинтишь через три месяца.
   Упомянутые этапы проходятся следующим образом. Для того, чтобы выглядеть не гоблином, нужно сделать вот что. Сядь и напиши свою автобиографию, охватывающую период от старших классов до настоящего времени. Биография должна звучать логично, так, чтобы каждый твой поступок выглядел разумным. Это не так просто сделать, придется помучиться, чтобы, например, в качестве причины поступления в институт вместо честных «чтобы в армию не идти» или «потому что все шли», выдать нечто вдохновенно логичное, выдающее в тебе рационалиста с младых ногтей. Кстати, не знаешь, что означает это выражение «с младых ногтей»? А оно вообще есть, может мне когда-то послышалось? Ну да ладно. Так вот, после того, как ты сможешь написать свою автобиографию полной подвигов и устремлений, ты сможешь ответить на любой вопрос по своему резюме блестяще и без запинки, и никто не усомнится в том, что ты искренен. Поскольку чтобы так блестяще врать, надо хотя бы какое-то время размышлять, а ты будешь выпаливать ответы моментально.
   Это я тебе рассказал свою систему, но дело совершенно не в ней. Дело, еще раз говорю, в отношении, систематичности и количестве затраченной энергии, которая обязательно даст результат.
   Итого, обвинения в «гоблинизме» сняты.
   Теперь по опыту работы. Для того, чтобы понять, есть он у тебя или нет, скорее всего, просто попросят рассказать, чем ты занимался на прошлых местах работы, и если твой рассказ изобилует конкретикой и подробностями, то ты проходишь. Для того, чтобы эту конкретику знать, надо или действительно этим заниматься, или поспрашивать друзей, которые этим занимаются, ну, или почитать в Интернете.
   И последнее. Ты уже доказал, что вменяем и способен выполнять работу. Теперь осталось убедить твоего будущего начальника, что будешь сильно стараться, аж из штанов выпрыгивать. Ну, тут все еще проще. Главное – приготовить речь заранее. Смысл ее должен быть в том, что ты человек серьезный, что ты не в том возрасте, чтобы не уметь делать обоснованный выбор места работы, что ты мыслишь пятилетками, и в ближайшую из них это место работы – как раз то самое, которое полностью соответствует. Что ты выбрал эту компанию потому то и потому то, и будешь всего себя ей отдавать. И повышения тебе в ближайшие три года не надо, ну, а на дольше никто в современном мире на загадывает, то есть на тебя можно полностью положиться. Ну, и желательно в конце, перед самым прощанием, сказать какую-нибудь заранее подготовленную проникновенную фразу типа «я очень надеюсь, что мы поработаем вместе, и поверьте, вы ни разу не пожалеете о своем положительном решении в отношении меня».
   – Все. Вакансия твоя, ты снова воодушевлен и уравновешен и отряхаешь прах своей нынешней бестолковой работы со своих уходящих прочь ног, – резюмировал Максим в адрес перегруженного информацией Александра.
   – Ну да, в принципе, наверное, ты прав. Так и надо делать, – пробубнил он, затем подвел черту безликим «ну ладно» и побрел к своему теоретически «рабочему» месту.
   Светлов, глядя ему вслед, подумал, что если бы сам он был плохим человеком, то кое-что бы добавил к своему рассказу. Например, что Александру все описанные подвиги не грозят, потому как он моральный импотент и алкоголик, у которого не хватит ни энергии, ни усидчивости, ни честолюбия найти место по душе. Он будет годами просиживать одно и то же кресло, жаловаться на жизнь и ждать пока по случайности не подвернется другое кресло, немного получше, на котором он также начнет ныть спустя очень короткое время. Он статист, бот, а такие поступки, о которых рассказал ему Максим, присущи Игрокам.
   Светлов был Игроком. К счастью, не он один, иначе Играть было бы неинтересно. Конкурировать с ботами – это совсем не то, что с живыми людьми. Это знает любой, кто хоть раз играл в компьютерные игры по сети с реальными людьми.
   К счастью, вокруг были люди, стиль жизни которых можно было удостоить названием «Игра» с большой буквы. Возможно, они сами не классифицировали свое поведение таким образом, но Максим был уверен, что какая-то своя философия у каждого из них была. Ведь главное тут не в форме, а в содержании. То, что Максим называл Игрой, кто-то мог называть активной жизненной позицией или религией, это было не важно. Главное, что она должна быть в принципе, все дело в приложении энергии в определенном направлении, с одной стороны, и философскому отношению к результату этого приложения, с другой.
   За этими рассуждениями Светлова и застал новый рабочий день. Было уже пятнадцать минут десятого, и к своим затончикам общим течением потянуло офисный планктон большой компании. Зашумели кофейные аппараты, защебетали девичьи голоса вспомогательных отделов, загоготало дежурными шутками остальное мужское наполнение офиса. Очередной этап Игры начался.
   Пора было подключаться к общему потоку коммерческой деятельности. Максим закрыл файл со своим творчеством, спрятал флешку в портфель и открыл календарь планировщика, чтобы освежить в сознании рабочие планы на день. Электронный помощник выдал страницу разноцветных полосок, и надписей. Разумеется, у Максима была собственная оптимизированная годами система планирования рабочего времени. Пробежав глазами по всей радуге записей, он вернулся к началу списка. Надпись, привлекшая его внимание, гласила «10.00 маркетинговый комитет». Названное таким образом мероприятие представляло из себя совещание руководителей подразделений под председательством самого главного местного босса на темы, относящиеся каким-нибудь образом к маркетингу. А поскольку в понятие «маркетинг» при желании и соответствующей теоретической подготовке можно было утрамбовать практически все, что угодно, совещание представляло из себя обсуждение всего на свете. На него выносились такие вопросы, которые начальники отделов не имели полномочий или смелости решить сами, или решение затрагивало интересы сразу нескольких подразделений, причем часть из них не с положительной стороны. Вынесению на маркетинговый комитет обычно предшествовал примерно такой условный диалог:
   «– Я тут фишку придумал: давай делать доставку продукции розовыми вертолетами.
   – Идея классная, вот только отдел логистики повесится: ты прикинь, какой это для них гемор, они до сих пор зелеными машинами как следует доставлять не научились, ничего не получится, не захотят.
   – Это их проблемы, выносим на маркетинговый комитет, и пускай решают.»
   Другими словами, маркетинговый комитет был крайне интересной частью Игры. Здесь выдвижение новых идей сталкивалось с необходимостью преодоления бюрократических и системных преград путем конструктивной ругани под дисциплинирующим вниманием генерального босса.
   Особенно положительным в этой игре было то, что сам Максим мог при желании поучаствовать в самой гуще событий, более того – для карьеры такое регулярное участие было просто необходимо. Искусная Игра здесь приносила не только удовольствие и Игровой опыт, но еще и должна была иметь вполне практические последствия. Такие совещания были одним из немногих мест, где красотой игры можно было блеснуть перед главным боссом, получив при этом дополнительный плюсик в его отношении к тебе, некоторое совокупное количество которых должно, в конечном счете, продвигать на еще одну карьерную ступень, то есть еще один этап Игры под названием «карьера» мог бы быть блестяще пройден.
   К тому же подавляющее большинство задействованных в процессе лиц были Игроками, а, следовательно, Игра доставляла настоящее удовольствие.
   До совещания был еще без малого час, поэтому в планировщике значилась надпись «подготовка к маркетинговому комитету». Подчиняясь собственному совету, полученному через электронного друга, Светлов открыл повестку совещания, которую рассылала помощница главного босса вечером в пятницу. Документ содержал упоминания о нескольких рутинных вопросах, как то: заключение прямых договоров с большими и красивыми клиентами, рассмотрение кандидатур на открытие и закрытие компаний-дистрибьюторов, а также более интересные вопросы, не входящие в схему «возражений нет? – тогда принято.». В сегодняшнем меню в этом разделе были представлены три выступления с последующим рассмотрением. Все они принадлежали к области маркетинга, а, следовательно, с одной стороны, позволяли блеснуть интеллектом Максиму, как, впрочем, и любому другому участнику совещания, поскольку маркетинг – это такая область, в которой любой современный потребитель может поддерживать беседу, близкую к профессиональной, и, с другой стороны, обещали сделать совещание интересным.
   Первое выступление, поставленное сразу после закрытия текущих вопросов, должно было лежать на совести одного из сотрудников Светлова. Посвящено оно было предложению по выведению нового продукта на рынок. За успех презентации Максим не волновался, поскольку сам подробно просмотрел все материалы и подготовил своего подопечного к ответам на наиболее напрашивающиеся вопросы. К тому же сотрудник был опытный, и это должна была быть далеко не первая его удачная презентация на маркетинговом комитете. Вторым выступающим был руководитель отдела по работе с розницей. Выступление было посвящено новому рекламному ролику, который планировался к выпуску на центральных каналах в ближайшее время. Непонятно, почему именно он значился в докладчиках по теме, ведь ответственным за работы был директор по маркетингу. Точнее, это было непонятно с точки зрения обывательской логики, а с точки зрения корпоративной игры все было логично. Для такого явления в местном наречии даже было специальное выражение «положительно спозиционироваться перед руководством». Что же касается директора по маркетингу, то он, судя по всему, отдал лавры по созданию ролика без сожаления. Дело было в том, что он оказался так себе игроком корпоративных карьерных игр, и в результате реорганизации компании его должность упразднялась, достойной ее замены не находилось, и он покидал компанию в ближайшие два-три месяца. Начальник же розничного отдела, несмотря на свою общеизвестную репутацию полного придурка, оставался. Поговаривали о том, что у него был высокий покровитель в холдинге, благодаря которому он не только попал на эту должность с улицы, но и имел иммунитет от увольнения даже вопреки желаниям генерального босса. Все это очередной раз доказывало, что жизнь – игра практически во всех своих проявлениях.
   Третий вопрос был рожден, чтобы донести до сведения высокого собрания результаты мозговых выхлопов одного из сотрудников розничного отдела на тему мероприятий, призванных увеличить продажи мелкой фасовки в розничных точках. Чего от этого выступления ждать, было непонятно, поскольку докладчик был сотрудником относительно новым и плоды его трудов впервые выносились на обозрение широкой общественности.
   Светлов бегло просмотрел предварительно разосланную информацию по вопросам, которые будут обсуждаться. Это были презентации и служебные записки с просьбой внести в повестку дня соответствующий вопрос. Из первого ничего было не ясно, второе носило формальный характер и не содержало ценной информации. Тем не менее, Максим достал блокнот, в который собирался записать результаты обработки полученной информации в виде уточняющих вопросов и предварительных остроумных выводов, когда вдруг зазвонил рабочий телефон.
   На дисплее аппарата высветился домашний номер, а следовательно с вероятностью близкой к ста процентам звонила жена. Судя по всему, она отвела сына в детский сад и хотела поделиться чем-то то ли по этому поводу, то ли по какому-то другому.
   Взяв трубку и поприветствовав вероятного собеседника общепринятым сочетанием звуков «але», Максим действительно услышал голос жены:
   – Привет. Как ты? – спросила жена тем голосом, который своим тоном свидетельствовал о ее положительном настрое. Это значит, что все было как минимум хорошо, а очень даже вероятно, что созрела положительная новость.
   – Хорошо, – не стал подробно распространяться Максим. – У тебя как?
   – А у меня хорошая новость, – подтвердила акустическо-аналитические догадки Светлова жена. – Меня на собеседования пригласили.
   – Круто, а куда?
   – Вроде, крупная компания. Энергетикой занимается. Ну, да мне, на самом деле, сейчас не важно. Мне на собеседование на работу мечты сейчас нельзя, я не в форме. Сам понимаешь, пока с пупсом сидела, совсем из рабочего социума выпала. Мне сейчас потренироваться нужно на кошках.
   – Ну что ж, отношение правильное. Сходи поразвлекайся. А как твоя крупная компания называется? Я все крупные компании знаю.
   – Щас, посмотрю, – последовала пауза, выдающая процесс поиска соответствующих записей. – А, вот – компания «Энерго».
   – Ну, – протянул Максим задорно. – Компания мне известна, относительно крупная, но определенно не топ. Другими словами, то, что надо для тренировки. Работать в ней я бы, на твоем месте, не стал, а на собеседование сходил бы обязательно.
   – Ну, вот и я так подумала. Кстати, у меня собеседование ближе к вечеру, а офис у них на прямой ветке с Воробьевыми горы. Может, ты заедешь туда после работы, и я тоже приеду. Прогуляемся немножко?
   – Я за, а во сколько?
   – У меня собеседование в пять, думаю, около половины седьмого можем встретиться. Давай на смотровой?
   – Давай.
   – Ну, ладно, я тогда пойду готовиться, не буду и тебя отвлекать, чмоки, – закончила диалог с Максимом жена.
   – Чмоки, – согласился он.
   «Аленка – просто молодец», – подумал Светлов, кладя трубку. Настоящий Игрок. Несмотря на то, что она пока не была знакома в подробностях c концепцией ее мужа, действовала она полностью в согласии с нею. Максиму иногда казалось, что она даже лучший Игрок, чем он сам. Он порой срывался, начиная воспринимать окружающее всерьез и по-настоящему переживать по поводу мелких неурядиц вместо того, чтобы развлекаться от их присутствия в жизни. Задержка со сроками выполнения очередного проекта на работе или наличие мешков с мусором, оставленных безликими соседями на лестничной клетке, могли по-настоящему его расстроить, испортив настроение на несколько минут или даже часов. У Алены, казалось, таких проблем не было. Наверное, это было связано с тем, что тогда как для Максима концепцией Игры была искусственно созданная на основе логических рассуждений система, для Алены это было врожденное мироощущение. Для нее была не нужна книга с разъяснениями и специальными техниками, которую писал ее муж. Скорее, такая литература была бы для нее даже вредна. Это как в шутке про сороконожку, у которой не было проблем с координацией своих ног при хождении до тех пор, пока кто-то не обратил внимание на предполагаемую сложность этого процесса.
   К сожалению, подобных Аленке людей было крайне мало. Большинство окружающих мучились в сетях игрового пространства, воспринимая его за нечто настоящее и довлеющее над их личностями, а кажущееся несовершенство мира воспринимали как собственную недоработку, по поводу которой стоило переживать. Для них литературный труд Светлова мог стать путем к освобождению и счастливой жизни. По крайне мере, таким пафосным образом рисовал автор в мечтах судьбу своих литературных выхлопов. Но даже если будущее ничего общего не будет иметь с этими фантазиями, он расстраиваться не собирался. Печатлить свои мысли в литературной форме ему искренне нравилось. Поэтому, не желая себе отказывать в удовольствии, он снова открыл файл и напечатал в конце документа несколько строк. Сюда он заносил все мысли, которые не ложились в текущее повествование, но могли пригодиться в будущем:
   «Концепция Игры дает правильное отношение к жизни. Все, что происходит в Игре, необходимо рассматривать с позиции развлечения. Ведь большинство якобы проблем, нас окружающих, на самом деле даже в потенциале не несут никакого реального ущерба для нашей личности. Более того, за исключением серьезного ухудшения здоровья или потери близкого человека ущерб от проблем для Игрока минимален и лежит в области культурно или социально сформированных предрассудков.
   Если уж играть в Игру – то быть героем. Экшен, подвиги, борьба – удел настоящих Игроков. Надо насытить свою Игру играми внутри.
   Музыка, книги, созданные ими образы и настроения позволяют почувствовать вкус игры. Надо окружать себя наиболее приятными и интересными из них.»
   Закрыв файл, он встал и пошел в сторону офисной кухни. До совещания оставалось десять минут, присланную в качестве материалов муть читать больше не хотелось, а порция кофеина для зарядки мозгов вполне могла оказаться полезной на предстоящем этапе Игры.
   На кухне толпились боты, которых люди, не знакомые с концепцией Большой Игры, называли офисным планктоном. Их приносило в офис течением минут через двадцать после теоретического времени начала рабочего дня, и первым делом они дрейфовали на офисную кухню образовывать очередь у кофейного аппарата. Дождавшись своих напитков, они расплывались по отдельным заливчикам, кучковались и убивали остаток первого часа рабочего дня в пустых разговорах.
   Столкнувшись с традиционной для этого времени очередью к кофейному автомату, Максим понял свою ошибку в выборе времени кофе-брейка. Колыхаться вместе с планктоном и слушать бестолковую бубнежку их разговоров совершенно не хотелось, поэтому он ограничился горячей водой из кулера с двумя ложками растворимого кофе. Кофеин был и в этом, с позволения сказать, напитке не в меньшем количестве, чем в жидкости, выдаваемой кофейным автоматом.
   Сделав горький глоток, Максим направился в сторону большой переговорной, располагающейся в дальнем конце этажа. Проходя мимо своего стола, он подхватил блокнот и ручку. Если генерал будет выдавать в сторону его отдела руководство к действию, то неплохо бы все это записывать, делая при этом озабоченное лицо.
   Дойдя до места назначения, он обнаружил пустой зал переговорной. Обычно участники совещания приходили за одну-две минуты до начала. Это был особый шик, который должен был выдавать в руководящем сотруднике сверхзанятого работника с гениальными способностями в планировании рабочего времени. Максиму этот образ был не близок, поэтому он приходил заранее и занимал самое удобное место: поближе к генеральному боссу, но не настолько близко, чтобы вызвать ревность у коллег или, не дай Бог, подозрения в низком карьеризме.
   Спустя несколько минут, как и ожидалось, стали подтягиваться другие участники. В основном это были игроки, но пара ботов, закинутых случайной волной в самую гущу игровых событий, тоже имелась.
   Собравшиеся в помещении люди по сути своей являлись центральными фигурами в компании, относящейся к большому бизнесу. Светлову хотелось думать, что это были лучшие из лучших, те самые суперменеджеры, общества которых он искал, меняя блестящую карьеру в малом бизнесе на рядовую позицию здесь, естественно, с потерей в окладе, но надеждами на светлое будущее. Но, к сожалению, так думать у него не получалось. Вырвавшись когда-то, как ему казалось, из болота российского совкового бизнеса на Олимп транснациональной корпорации с участием иностранного капитала, а, следовательно, и менеджмента, он, к своему удивлению, обнаружил здесь такой же совковый маразм, только в другом масштабе. Сами по себе работающие здесь люди были специалистами более высокого уровня, да и размеры задач были не в пример предыдущему месту работы, но в целом все было аналогично. Самодеятельность на фоне отсутствия общей стратегии и корпоративные ценности, высосанные из пальца, на которые все вместе кладут болт, включая того, кто высасывал. Была большая прослойка планктона, гораздо большая, чем в маленьких компаниях, и это, пожалуй, было основным отличием от них. Были корпоративные мероприятия – более дорогие и масштабные, но дающие тот же алкогольный выхлоп в виде пускающих слюни сотрудников со свинячьими заплывшими глазками, которые или оживленно беседовали на тему «ты меня уважаешь», или изображали из себя клоунов в жарком дискотечном танце, или играли во внезапно вспыхнувшую сексуальною страсть. От последнего даже иногда рождались дети. Были собрания и совещания, более жесткие и конкретные, чем на предыдущих местах работы, но все равно скользящие лишь по поверхности смыслового наполнения задач и вопросов, не затрагивающие суть, боясь, видимо, столкнуться с необходимостью по-настоящему сложной интеллектуальной работы или с пониманием тщетности самих вопросов вообще.
   От такого настолько всеобъемлющего закона подобия Светлов в первое время даже пришел в уныние. Но быстро поборол его, решив, во-первых, Играть по своему плану, работая как можно качественнее и игнорируя творящуюся вокруг совкократию, и, во-вторых, сделать здесь карьеру и перейти в полностью иностранную компанию, чтобы посмотреть, что там. Именно этим Максим и занимался, и очередным этапом такой игры был маркетинговый комитет, постоянным членом которого он являлся.
   Ровно в десять часов все участники совещания, за исключением генерала, сидели вокруг стола. Поскольку ситуация, при которой все ждут кого-то, кроме генерала, была весьма нежелательной, он приходил всегда с десятиминутным опозданием. Настоящее совещание не стало исключением – директор вошел в девять минут одиннадцатого, поздоровался, сел во главе стола и взял в руки листок с планом совещания, который подала ему его помощница по имени Настя. Пытаясь продемонстрировать вид человека, освежающего в памяти нечто знакомое, он окинул взглядом перечень тем и обратился к помощнице с вопросом «что там у нас вначале». Та, в свою очередь, посмотрела в идентичную распечатку и огласила вердикт, в соответствии с которым первым должна была идти презентация нового продукта, являющаяся плодом трудов сотрудников Светлова.
   Настя была опытным совещаньеводом и знала, что вопросы, требующие умственного напряжения, следует ставить в начале, а текущие вопросы – в конце совещания, несмотря ни на какие просьбы их авторов. Максиму было приятно, что проекты его отдела даже Настя считает наиболее сложными и достойными первоочередного рассмотрения.
   Его сотрудник сидел напротив, услышав вердикт Насти, он встрепенулся и начал подключать ноутбук к телевизионной панели на стене. Посередине стола располагался небольшой пультик управления оснащением переговорной, из-под которого торчал пук проводов различного назначения. Сотрудник вытянул провод с соответствующим разъемом, подключил его к ноутбуку, нажал пару кнопок и, убедившись, что на экране панели появилась заставка презентации, обратил вопросительный взгляд на директора. Тот одобрительно кивнул, подтвердив возможность начала.
   Презентация стартовала с вдохновенного рассказа о результатах анализа отрасли, сегментирования и выделения интересующих сегментов, об объеме рынка и тому подобной одинаково важной и никому не нужной чепухи. Поскольку Максим знал материал досконально, то позволил себе слушать вполуха, обращая внимание только на уточняющие вопросы главного босса, не забывая при этом удерживать выражение сосредоточенного внимания на лице. Отрицательного заключения по проекту он не боялся, поскольку вероятность такового стремилась к нулю. Семьдесят процентов присутствующих не только ничего не понимали в отрасли, о которой говорил докладчик, но и о продукции компании имели только самое общее представление. Остальные тридцать также ничего не понимали в отрасли, но имели представление о продукции чуть выше среднего. Надо было быть всеобъемлющим дегенератом для того, чтобы вплотную занимаясь предметом несколько месяцев подряд не впарить его таким профанам. Таких в команде Светлова не было, поэтому презентация шла в конструктивно-позитивной атмосфере.
   Тем временем, воспользовавшись благоприятным фоном для размышлений, Максим окинул взглядом мысленного анализа присутствующих. Он уже давно сделал для себя вывод, что большинство из них скорее игроки, чем боты, и в первую очередь это позволило достичь им определенных успехов в корпоративной среде. Однако, его интересовал другой вопрос. Ему хотелось понять, во что они верили. Какова была цель их, пускай и не до конца осознанной, но все-таки игры? Если для Максима такой целью был в первую очередь сам процесс и во вторую – промежуточные результаты, то они навряд ли обладали такой же почти буддистской системой ценностей. Пытаясь получить обоснованный ответ, он стал выстраивать логическую цепочку. Итак, поскольку все присутствующие занимают руководящие должности, а компания при этом представляет собой большой городской колхоз без внятной стратегии, корпоративной культуры и вменяемой организации труда, они или не осознают этого, или это их не волнует. Если пойти по первому варианту, то получается, что все в компании знают, что работают в колхозе, а руководство не в курсе. Вероятность справедливости такого предположения хотя и невелика, но все-таки выше нуля. Наверно, с Олимпа многое представляется в ином свете, и мелкие несоответствия не умаляют общей картины летящего вперед стального паровоза высокой мотивированности и эффективности. Но вот только самого паровоза-то никто и не видел. Насколько было известно Максиму, его никогда и не было, а если и был, то очень давно, где-то у истоков компании, о которой ходили легенды. В тех легендах из-за моря приходили великие менеджеры, говорящие на чужом языке. И были у них знаний многие множества, и учили они местных варваров, как делать великий бизнес, и внимали им варвары. Но получив малую толику знаний, возгордились они и возомнили себя равными заморским менеджерам и изгнали их обратно в чужие земли. Ну, а потом, оставшись одни… построили колхоз.
   В общем, навряд ли они ничего не понимали, люди они точно неглупые и про характер места, в котором проводят большую часть своей жизни, хотя бы основные вещи знают.
   Значит, им все равно. По какой-то сверхъестественной причине все они затянуты в общий омут российского безразличия, который распространяется на все сферы жизни в стране. Выражается это, в первую очередь, в том, что вся деятельность происходит как бы жестко ограниченно на местах, без малейшего желания взглянуть на все происходящее со стороны. Как будто миллиард китайцев склонившись в три погибели обрабатывает свой кусочек рисового поля, ничего вокруг не видя за своей конусообразной шляпой. В то время как если бы кто-то из них поднял голову, то увидел бы, что поле представляет собой единственный участок живой земли, а все остальное вокруг снесено ядерным взрывом. То есть работа их лишена смысла, поскольку кормить этим рисом уже будет некого – все вот-вот помрут от радиации.
   Так же все устроено и в российской действительности. Вот ведется активная работа по борьбе с коррупцией во всех сферах деятельности, при этом зарплата начальника УВД или директора по закупкам порой близка к получке простого охранника. Вот на государственные деньги строятся олимпиады, развлекательные комплексы и скоростные трассы, при том, что стабильно не хватает денег на детские дома и детское лечение. А вот на совещаниях в больших компаниях говорят красивые речи про инновации, развитие кадрового потенциала и высокие технологии, при этом большинство этих компаний представляют из себя сырьевой насос, в котором те, кто повыше, дружно воруют, а те, кто пониже, дружно сосут пустышку и мечтают, как бы забраться повыше, чтоб тоже воровать, и всем вместе им с прибором положить на инновации, потенциалы и технологии.
   Последнее особенно забавляло Светлова. Он не переставал удивляться регулярному появлению где-то в непостижимых недрах компании каких-то красивых положений или даже программ про красивый иностранный менеджмент, который включал в себя те самые инновации, развитие кадрового потенциала и высокие технологии. Таким же непонятным образом в мозгах больших боссов, выступающих на очередном общем собрании, появлялись мысли о тех же материях, которые выливались во вдохновенные речи о них. Но ни то, ни другое не служило причиной каких-то конкретных действий, документы и программы никуда дальше публикации на корпоративном сайте не шли, а звуки сказанных речей растворялись в окружающем эфире бесследно. Складывалось впечатление, что вокруг сумасшедший дом, в котором нет обслуживающего персонала, а каждый пациент страдает той формой психического расстройства, при которой человек думает, что он совершенно другая личность. Вот и слоняется толпа сумасшедших, представляя себе, что они – директора департаментов, руководители отделов, вице-президенты и так далее, не замечая, что вокруг мягкие стены и решетки на окнах.
   В то время как Максим развлекал себя размышлениями о судьбах нации, презентация нового продукта подошла к концу, что было ознаменовано стандартной репликой докладчика «вопросы». Вопросов не было. Тогда генеральный босс сделал вид, что задумывается, и спустя несколько секунд произнес знакомое всем постоянным участникам маркетингового комитета «о’кей, запускаем». В копилку отдела, который возглавлял Светлов, упал еще один разработанный продукт.
   – Дальше? – произнес директор и посмотрел на помощницу.
   – Сюжет рекламного ролика, – ответила Настя и кивнула в сторону начальника розничного отдела Стаса.
   Тот подскочил на своем месте и, только через пару секунд сообразив, что от него требуется, принялся подключать свой ноутбук к эфиру. Его задача состояла, в первую очередь, в показе презентации различных рекламных сюжетов, подготовленных агентством. Справившись с проблемами технического характера, Стас полуразвалился на стуле, демонстрируя, видимо, тем самым через подчеркнутое спокойствие свою профессиональную мощь.
   – Итак, – начал он, – у нас есть три варианта сюжета ролика.
   Далее в течение двадцати минут он рассказывал о сюжете каждого из предлагаемых творений и смысловом наполнении, которое должно, по мнению авторов, вываливаться на зрителя из каждого сюжета.
   Все представленное, разумеется, было ассортиментом стандартных клише из юмора, западных технологий и сказок про высокое качество и многолетние разработки. Все то, из чего делается современная отечественная реклама. Максим же, слушая все это, думал о том, что рекламная индустрия зашла так далеко в попытках удивить чем-то новым, что давно потеряла из виду изначальную свою цель. Ведь реклама по своему происхождению должна была лишь привлекать внимание к определенному товару, попробовав который потребитель должен был увериться в непревзойденных качествах покупки и, если товар постоянного спроса, перейти на его регулярное потребление, а также посоветовать его знакомым. Сейчас же большинство рекламы занимается тем, что создает образ, который является частью товара. Причем, этот образ часто ничего общего с самим товаром не имеет. Например, какой-нибудь напиток, который сам по себе может быть и малоинтересен, вместе с массированным рекламным наполнением становится атрибутом молодых и красивых, и уже в этом новом качестве он интересен гораздо более широкому кругу потребителей. Или, например, дорогие часы, в рекламе которых используется образ агента 007. Если бы это не были часы Джеймса Бонда, они, возможно, и не были бы никому нужны, по крайней мере, за такие деньги. Ну, а сигареты без рекламного образа вообще представляют собой траву, дым которой вдыхают, зарабатывая себе рак. И самой интересной особенностью этой рекламной вакханалии является то, что большинство рекламных образов на самом деле не существует в природе. Напиток не может никаким образом содействовать красоте и молодости его потребителя, сигареты – это вредно и противно, а британский шпион вообще художественный вымысел. Ну, а самый удивительный итог всего этого состоит в появлении альтернативной искусственной культуры и системы ценностей. Ведь, безусловно, созданием рекламы занимаются специалисты по внушению, а главная цель рекламы – это чтобы потребитель поверил в ту систему ценностей, которая подразумевается в ней. То есть если идет реклама какого-нибудь телефона, то, разумеется, смысловое наполнение ее содержит посыл, что иметь данный телефон – это очень, очень хорошо, это круто, это стильно, это необходимо, да что там говорить – это смысл жизни настоящего человека. И посыл этот сформирован специалистами по внушению, ведь именно они занимаются созданием рекламы. А поскольку специалисты такие бывают очень хорошими, то, несмотря на абсурдность освещаемых ими за солидный гонорар идей, простой обыватель начинает верить в них. То есть он включает внушенное ему желание в свою систему ценностей, а значит, его общее представление о мире, о морали, о ценности и смыслах жизни немного меняется. Но если бы рекламный ролик был единственным в его жизни, то изменение, произведенное им в человеке, было бы незначительным и даже незаметным. Но беда в том, что следом за ним идет еще ролик, и еще, потом рекламная статья в журнале, потом передача по радио, и отовсюду льется поток профессионально сделанной пропаганды несуществующих ценностей. В результате, система ценностей обычного потребителя, из которых и состоит основная часть европейского населения планеты, подвергается такой массированной информационной бомбардировке, что после нее не остается даже развалин здравого смысла и продуктивной морали. Современные потребители не только желают обладать огромным количеством несуществующих в реальности вещей, но и искренне считают это обладание высшим благом, достойным смысла жизни человека. Причем вырваться из этого потребительского помешательства практически невозможно. Конечно, есть альтернативные системы ценностей, описанные в серьезных книгах и показанные в непопулярных фильмах, но информационный ручеек, повествующий об их существовании, теряется в океане профессиональной коммерческой пропаганды.
   Однако, и у такого состояния вещей, по мнению Максима, была положительная сторона. Это наличие большого количества игровых сюжетов внутри Игры. Ведь если бы не было такого огромного количества искусственных систем ценностей, то не было бы столько игр внутри большой Игры под названием «жизнь». Стритрейсеры, шопоголики, высокая мода, мак-юзеры, готы, культуристы и экологический туризм – все это продукты рекламных ценностей, и все это придает дополнительный драйв основной игре. При этом самое интересное занятие – это играть в игру по созданию подобных игр. Если жизнь сложится удачно, следующее место работы Максим хотел найти в рекламном бизнесе. Создание настолько воздушных замков, в которые верит такое количество народу, представлялось ему чем-то граничащим с ролью не просто Игрока, но почти программиста Игры, то есть, в обыденном понимании, Бога.
   Тем вренем докладчик окончил свой сбивчивый рассказ о плодах чужой работы и пригласил участвовать в дискуссии, которая не преминула завязаться между участниками совещания. Поскольку рекламу по телевизору смотрят все, а, следовательно, речь шла о предмете для всех присутствующих как минимум на бытовом уровне понятном, дискуссия завязалась жаркая. Каждый старался вставить свое мнение в общее решение, пока речь шла об области, в которой это мнение может быть сформировано и даже сформулировано. Все, от представителей финансовой службы до логистов, рассуждали на тему привлечения клиентов, видеоряда и рекламного посыла. Светлов молчал, ожидая, пока волна первичного флуда схлынет, выравнивая прибрежный песок конструктивного обсуждения. После того, как последняя дилетантская банальность была выкрикнута и на основе всего сказанного был почти сделан выбор лучшего сюжета, изобразив задумчиво-неуверенное выражение лица он произнес:
   – А у нас есть уверенность, что данный ролик заставит кого-то купить то, что мы здесь рекламируем? Он, безусловно, яркий, оригинальный и привлечет внимание, даже будет запоминающимся. Но хотя бы кто-то из запомнивших использует это воспоминание, когда пойдет очередной раз в магазин за покупкой? – в переговорной повисла пауза. Руководитель розничного отдела почти уже придумал, что ответить, и даже открыл рот, но его опередил директор:
   – Вот именно, – добавил босс, до сих пор крайне вяло участвующий в дебатах. Он крайне редко выражал свое мнение в общем потоке, обычно резюмируя результаты обсуждения и выдавая решение. Так было и на этот раз:
   – Мне кажется, что представленных идей недостаточно для окончательного выбора. Необходимо заполучить с них еще два-три варианта, более продающих нашу продукцию. – Он внимательно посмотрел на докладчика.
   Тот стоял, растерянно переводя взгляд то на Максима, то на начальника, пытаясь вычислить, есть ли смысл сопротивляться, есть ли еще хоть какая-то возможность совершения успешной попытки получить итогом своего выступления все-таки положительное решение, или уже поздно. В углу переговорной довольно ухмылялся директор по маркетингу, которому удалось избежать публичного фиаско в качестве автора идеи.
   – Договорились, дальше, – не дождавшись ответа, подытожил генерал, обращаясь уже к Насте. Максим мысленно записал себе очко в таблицу результатов карьерной игры.
   По сигналу Насти на место проигравшего руководителя отдела из-за стола вылез его подчиненный проектный менеджер с целью донесения результатов своих интеллектуальных усилий на тему увеличения объемов продаж в розничных точках мелкой фасовки до сведения собравшихся.
   Менеджера звали Александр, он принадлежал к тому типу работников, главную, бросающуюся в глаза черту которых можно было охарактеризовать как здоровый пофигизм. Не то чтобы ему было совсем все равно на происходящее с ним и его карьерой. Но казалось, что ничего его по-настоящему не трогает и не волнует, по крайней мере, из того, что происходит с ним на работе. О причинах такой внешней видимости Максим мог только догадываться, но она ему определенно симпатизировала. Приятно было встретить уравновешенного и спокойного человека посреди корпоративных джунглей.
   Александр не спеша, с чувством собственного достоинства, совершенно не смущаясь, что его ждут первые лица компании, подключил свой ноутбук к экрану и запустил презентацию.
   Следующие пятнадцать минут в переговорной разливался его неспешный рассказ о разработанных программах по привлечению дополнительных клиентов при покупке продукции с полок магазинов. Проект, на профессиональный взгляд Максима, был средней глубины проработки, но вполне приличный, к тому же создавалось впечатление, что такая степень проработки связана не с отсутствием необходимых компетенций автора, а с некоторой небрежностью, свойственной хорошим специалистам при работе над легкими проектами.
   Хотя представленный материал не содержал в себе ничего оригинального, и все эти мероприятия навряд ли будут работать, Светлов не стал выступать с критикой. Все-таки, с одной стороны, две неудачи на один отдел в день – это многовато, и с другой, он не хотел прослыть критиканом. К тому же, если долго увлекаться такой тактикой, рано или поздно тебе в ответ скажут что-то типа «если такой умный, то не критикуй, а скажи, как сделать». И тут главное не просто не сесть в лужу, но блеснуть, и как можно ярче, а это не всегда получается, к тому же по заказу. Поэтому Максим промолчал, из трех предложенных мероприятий к дальнейшей проработке были допущены два, вероятность положительных результатов которых была чуть выше нуля. Одно, совсем безнадежное, было забраковано директором.
   Закончилась интересная часть собрания – пошли текущие вопросы. Максим, отключившись от общего потока блуждающей по помещению информации, снова углубился в собственные мысли. Он вспомнил, как себе представлял работу в этой компании, когда только устраивался сюда на позицию простого менеджера. Между его тогдашним образом и тем, что он видит сейчас, была разница размером со здание, в котором все происходит. Он себе представлял эффективную компанию, в которой работают суперпрофессиональные менеджеры за большие деньги. Вокруг все бегают, звонят по телефону, кричат на разных языках, разъезжают на служебных автомобилях, летают в командировки бизнес-классом и работают с раннего утра до позднего вечера. Разумеется, все было не так, но все-таки разочарование Максима было недолгим. Ведь он Игрок, а играть можно практически везде, в любых обстоятельствах. Игрок не только без сожаления терпит промежуточные поражения, понимая, что без них не может быть Игры, но и умеет найти радость Игры почти в любых обстоятельствах, в первую очередь путем постановки себе целей. Ведь Игра не может быть без цели, в этом ее смысл. Также Игрок умеет легко принимать решения об изменении Игры по собственному желанию, в данном случае это может быть смена работы. В настоящее время Максим решил, что данная игра ему интересна, цель игры – карьера, и если ситуация радикально не изменится сама, то пока цель не будет достигнута игру он менять не будет.
   Совещание закончилось, коллективная мозговая деятельность победила рутину, и участники мероприятия бодрым шагом устремились по своим рабочим местам, не забывая держать на ходу лица крайней озабоченности с налетом активной деятельности.
   Максим посмотрел на часы. Было уже начало первого – давно пора обедать. Поскольку он вставал рано, то и острое желание в приеме пищи обычно приходило к нему не позже полудня. Так как никто из коллег не разделял его расписания, то Максиму, к его собственному удовольствию, пообедать удавалось чаще всего в одиночестве. Иногда он брал с собой плейер и слушал музыку, иногда даже читал книгу прямо во время еды. Сегодня у него не было ни того, ни другого, а значит, обед пройдет без дополнительного удовольствия и быстро.
   Столовая располагалась на третьем этаже. В соответствии с правилами Игры еда в ней была дорогая и однообразная. Не забывая про еще одну «подигру», целью которой было приобрести идеальный вес до конца года, Максим набрал на поднос стандартный набор правильно питающегося человека: овощи и курица на гриле. В это время в столовой было немноголюдно, поэтому он легко нашел приятное месторасположение в углу около окна, которое точнее было бы назвать стеклянной стеной.
   Пока Светлов обедал, он вспомнил, что в багажнике автомобиля уже почти месяц болтается коробка сувенирной продукции с символикой компании, которая была положена туда в связи с командировкой в один из городов России, находившийся на расстоянии автомобильной досягаемости. Несмотря на то, что командировка давно минула, коробка чудом сохранила все свое содержимое, которое теперь прозябало в багажнике его авто. Чтобы исправить ситуацию он решил воспользоваться близостью столовой к парковке и забрать коробку на свет божий, дабы она растратой содержимого могла реализовать свою миссию повышения лояльности клиентов компании. Поэтому, закончив обед, Максим вместо того, чтобы подняться на свой этаж, спустился в подземную парковку.
   На стоянке было пусто. Максим вышел из лифта и пошел через парковку к своему автомобилю по специальному покрытию, которое придает особой стиль современным подземным стоянкам, как бы являясь их визитной карточкой. Во-первых, у него есть некий специфический запах технологического подземелья, а во-вторых, оно издает характерный свист при соприкосновении с резиновыми шинами автомобилей во время поворота колеса. Идя через нее, Максим подумал, что подземная парковка – это некий отдельный мир, основную концепцию которого можно назвать «рабочий минимализм». Минимальное освещение, отсутствие какого-либо эстетического оформления и обилие на стенах и потолке труб, которые никто не посчитал нужным скрывать от взглядов посетителей. Светлову подумалось, что в этом заключено какое-то специальное правило Игры, в соответствии с которым подземные парковки не могут выглядеть презентабельно. Иначе довольно трудно понять, почему, например, в этом здании, где на всех помещениях, которыми пользуются сотрудники, лежит отчетливая печать дизайнерского искусства, парковка представляет собой угрюмую пещеру технологического вида. Ведь этими этажами также пользуются сотрудники компании, более того, поскольку место на подземной парковке положено только сотрудникам начиная с определенного карьерного уровня, то получается, что здесь каждый день бывают наиболее высокие по статусу люди.
   Как бы в подтверждение этой мысли из-за угла выкатил черный автомобиль очень дорогого вида с синей мигалкой на крыше. Максим не разбирался в машинах, но даже он понял, что то, на что он сейчас смотрит, стоит очень много денег. Видимо, с целью рассеять последние сомнения в небывалой крутизне автомобиля, если вдруг такие остались, вслед за машиной выкатил громоздкий джип. Кортеж остановился в дальнем углу парковки напротив двери лифта. Из джипа вылезли три охранника и встали по периметру, вперив взгляд в сумерки парковочного помещения. Один из них тут же заметил Максима и впился глазами в него. Максим в первый момент почувствовал себя неуютно, но тут же взял себя в руки. В конце концов, с каких это пор он стал бояться ботов. Расслабленной походкой он продолжил свой путь к автомобилю. Не будут же в него, порядочного сотрудника компании, стрелять. Тем более, что путь к его автомобилю проходил далеко от охраняемой зоны.
   В этот момент двери лифта открылись, и из них вышел мужчина в сопровождении еще двух охранников. У Максима было предположение о том, кто может передвигаться по городу с таким пафосом, и в этот момент оно подтвердилось. Из дверей выходил сам Холодковский. Максим в этот момент уже подошел к своему скромному авто и остановился, ведомый желанием рассмотреть диковинного товарища. Несмотря на то, что Холодковский был человеком непубличным, и на страницах прессы интервью и комментарии о компании всегда давал другой босс, по слухам, его личный помощник, Светлов знал, что самый крутой лев в этих джунглях именно он.
   Последний именно так и выглядел. Его походка была не просто уверенной, она была железной, давая Холодковскому образ атомного ледокола, продвигающегося через свою жизнь, отпихивая слабые льдинки чужих судеб. Его усталый, все повидавший взгляд выдавал человека, голова которого не бывает занята ни одной мыслью, которая стоит меньше миллиона долларов. По крайней мере, так казалось Максиму. На взгляд Светлова он был само совершенство с точки зрения Игрока. Если он еще не победил, то точно попал в финал самой высшей лиги. Холодковский сел в машину, после чего охрана заняла свои места, и процессия синхронно двинулась к выезду из гаража. Максим проводил завистливым взглядом игрового кумира, после чего открыл багажник своего, теперь казавшегося убогим, автомобиля, забрал оттуда цель своего посещения и направился к лифту.
   Несмотря на прогулку по подземелью, обед занял немногим более получаса. Поэтому Максим имел полное моральное право потратить на личные дела еще около двадцати минут. Он снова достал флешку, хранившую его литературные изыски, воткнул в ноутбук и открыл файл с Теорией Большой Игры. Перечитав последние два абзаца, он продолжил мысль:
   Мы в Игре, кто и зачем запустил эту Игру, нам неизвестно. Тогда возникает вопрос: почему неизвестно? Ответ лежит на поверхности. Организация Игры совершенна, и поэтому погружение в нее должно быть полным. Ведь если провести аналогию с компьютерными играми, что не позволяет ощутить полностью эффект присутствия, например, в перестрелке с инопланетными монстрами на далекой планете? В первую очередь, конечно, несовершенство виртуализации. Допустим, со временем этот вопрос решен на сто процентов, и игрок видит вокруг себя чужую планету так же, как вне виртуального мира свою собственную, чувствует жар от стреляющего бластера и даже до некоторой степени ожог от бластера противника. Этого достаточно для полного погружения в чужой образ, для того, чтобы перенести все чувства десантника космических войск будущего? Ведь именно для этого затевается игра. Конечно, нет, ведь игрок прекрасно помнит, что на самом деле он находится в городской квартире на Земле, все, что он видит – это компьютерная проекция, и ему ничего не угрожает. Помнит, а значит, по-настоящему не боится, а значит, по-настоящему не ликует в миг победы, то есть погружение в игру не полное. Не говоря уже о том, что он просто не будет проходить игру, если она покажется ему слишком сложной. Выйдет в главное меню, а оттуда из игры и пойдет пить кофе, понося разработчиков боевика за то, что испортили ему вечер. А значит, расценивать такую игру можно только как инструмент для развлечения, а никак не опыт для некой тренировки и развития.
   Что же можно сделать для полной виртуализации? Ответ напрашивается сам: отключить воспоминания о том, что игра – это игра, и заставить игрока тем самым поверить в реальность происходящего. Только в этом случае эффект присутствия будет стопроцентным. Правда, возникает один побочный результат: игрок никак не может взять в толк, откуда это все взялось и для чего. Ну, да ничего, пусть что-нибудь сам для себя придумает. Религию, например.
   Итого. По характеру происходящего вокруг нас мы сделали вывод о том, что мы в Игре. Отсутствие очевидного знания об этом факте и понимания причин нахождения в ней объясняется стопроцентным эффектом присутствия. Что мы можем сделать, вооружившись этим пониманием? Сделать Игру приятнее и интереснее, научиться играть с удовольствием, то есть ни много ни мало, стать счастливыми.
   Для этого надо:
   1) Осознать и научиться воспринимать жизнь как Игру, а себя как Игрока.
   2) Научиться эффективно играть, то есть проходить Игру.
   3) Научиться получать удовольствие от Игры.

   Рассмотрим каждый пункт в отдельности:
   Осознать и научиться воспринимать жизнь как Игру, а себя как Игрока.
   Первое, что предстоит преодолеть, для того чтобы в полной мере воспользоваться преимуществами теории Игры, это научиться воспринимать жизнь как Игру, а себя как Игрока. Это самое сложное во всей концепции. Ведь недостаточно просто согласиться с логикой утверждений, приведенных в первой части книги. Необходимо именно поверить в это. Впитать в качестве основы для восприятия окружающей действительности.
   Поскольку в данном случае речь идет о сознательном влиянии на психику, то наиболее эффективным, если не единственным, способом является многократное сознательное воздействие на систему ценностей. Для этого можно применять следующие методы:
   1) Постоянное прямое напоминание о том, что вокруг Игра.
   2) Постоянное косвенное напоминание о том, что вокруг Игра.
   3) Просмотр фильмов, в основе которых лежит сходная концепция.
   4) Чтение книг, содержащих сходные концепции.
   5) Прослушивание песен на тему различных игр.
   В этом месте ход мысли Максима немного замешкался, что позволило ему посмотреть на часы и убедиться в том, что вместо запланированных двадцати минут он погрузился в собственное творчество почти на час. Совесть тихонько пискнула, и он закрыл текстовый файл. Уже давно пора было заканчивать обед и возвращаться к служебным обязанностям. Так он и сделал.

   Остаток дня Светлова прошел в рутинных, ничем не примечательных рабочих мероприятиях. Он участвовал в коротких совещаниях, просматривал и корректировал аналитические записки и презентации по проектам, планировал обучение сотрудников отдела и утверждал рекламные статьи в журналы. К концу дня, обретя чувство выполненного долга и подгоняемый договоренностью встретиться с женой в условленное время, он покинул офис ровно в шесть часов, спустился на лифте в подземную парковку и сел в машину.
   Перед тем как тронуться, Максиму предстояло выбрать фон, который будет сопровождать его игру-поездку. Поскольку маршрут, по которому он собирался двигаться, Максим знал до уровня автоматизма, а вечернее движение не позволяло проявить художественное отношение к водительскому мастерству, поездка предстояла скучная и не загружающая мозг. Поэтому он решил остановиться на аудиокниге делового содержания. Под вдохновенный бубнеж актера, который, по задумке создателей аудиокниги, должен изображать голос автора – очередного гуру теоретических изысканий на тему организации игровой деятельности в области, придуманной игроками же игры под названием «экономика» – Максим выехал из подземной парковки и начал проталкиваться через московские заторы к смотровой площадки Воробьевых гор.
   Несмотря на традиционные пробки, до места назначения удалось добраться менее чем за час. Припарковав машину на аллее, выходящей на смотровую площадку, Максим выключил проигрыватель, заглушил мотор и вылез из автомобиля. Алена должна была появиться минут через пятнадцать, поэтому он мог позволить себе неспешную прогулку через московскую осень.
   От утреннего дождя не осталось и следа: окрашивая все вокруг в яркие осенние тона, светило ласковое солнце.
   «Удивительно придумана эта Игра», – думал Светлов, идя по направлению к смотровой площадке. «Какие декорации, какие сюжеты. Огромное количество сценариев, персонажей, правил. Выбирай любой.
   Неужели кто-то откровенно может верить в то, что все это разнообразие создалось само по себе? Получилось случайно из какой-то там клетки в течение многих миллионов лет? Конечно, это Игра, и никак иначе».
   Максим вышел на середину смотровой площадки. Перед ним раскинулся большой город, один из тысячи городов, в котором можно жить, проходя Игру. Он не лучше и не хуже других, потому что здесь не может быть лучших или худших Игр. Они просто отличаются друг от друга, дело Игрока выбирать.
   За спиной послышались уверенные шаги. Он обернулся и увидел Алену. Счастье, жившее в душе Максима, как всегда отреагировало на вид любимого человека чувством радости.
   Алена была в оранжевом платье, которое, хотя и было немного не по погоде, гармонировало с окружающим миром как нельзя лучше.
   Он улыбнулся и пошел ей на встречу.

   В этот момент раздался хлопок…

Глава VIII. Пустыня

   Максим снова лежал на поверхности пустыни и смотрел в слишком синее для обычной реальности небо. Воспоминания о собственной личности возвращались, накладываясь на только что пережитый опыт. Дождавшись окончания этого процесса, он поднялся на локтях и оглянулся. Ангела нигде не было. До горизонта простиралась ровная пустыня, накрытая синим куполом безоблачного неба. Если, конечно, было верно называть верхний фон небом. С определением пустыни у Максима сомнений не было. Ведь пустыня – это некоторое протяженное пустое пространство, неважно, где оно находится и из чего сделано. А вот с небом сложнее. В системе определений Максима небом могло считаться только уходящее в бесконечность пространство, а проверить природу того, что было сейчас над ним, он не имел возможности.
   Максим сел, немного побыл в этом новом состоянии, затем встал. Перемена положения тела в пространстве никак не повлияла на окружающую действительность. Он стоял посреди пустыни, вокруг никого не было. Ветра нет, температура комнатная. Полная, давящая на уши тишина. Максим покашлял – звук он слышал. Для подтверждения этого факта он вполголоса добавил «зашибись», звук действительно был. Затем он сделал несколько шагов вперед. Перемещение в пространстве, или, по крайней мере, его иллюзия, было ему также доступно.
   Максим стоял и думал. Мысли вяло текли в голове, переплетаясь в причудливые узоры. Что он теперь будет делать, зачем он здесь, почему здесь нет ветра, это, наверное, не небо, а купол, может, это павильон, или все, что с ним – сон? Точно! Вдруг сон!? Он ухватился за последнюю мысль и заставил свои рассуждения двигаться в логической последовательности. Вдруг это сон? Причем не только данное положение, но и то, что с ним было до этого, все эти Холодковские, Горячевы, и этот, последний, Светлов. Такое положение вещей могло бы послужить самым простым объяснением. Ведь все признаки сна налицо: фантастические сюжеты, непоследовательность развития событий и неожиданные смены обстановки.
   Вот только он совершенно уверен, что не спит, по крайней мере, он ощущает себя бодрствующим. Максим вспомнил детский способ определения, находишься ты во сне или нет, и ущипнул себя. Было больно, но ничего не произошло. Он ущипнул себя еще раз, почти что изо всех сил – эффект повторился. Но может, это необычный сон, может, это забытье под действием каких-то препаратов? Точно! Максима снова осенило. Препараты! Он же собирался наесться таблеток, но его отвлек Ангел. Видимо, не отвлек. Ангела вообще не было, он их наелся, а это – глюк. А если он их наелся, то… Может, он умер?! Точно! Он умер. А это та самая жизнь после смерти. Такое объяснение было наиболее простым и логичным. Максим где-то читал, что есть некий закон логики, в соответствии с которым считается, что если есть простое объяснение, то его необходимо принять как верное и не искать более сложное. Так он и решил сделать. Итог: он или спит, или умер, ну, или где-то посередине, а все, что с ним происходит – это или глюки, или загробная жизнь. Ну, или где-то посередине. Скорее всего, даже – посередине. Кажется, он где-то читал, что это называется «чистилище». Приняв эту последнюю версию в качестве рабочей, Максим перешел к размышлениям не тему «что делать дальше».
   Поскольку вокруг никого и ничего не было, он очень быстро понял, что при всем желании его деятельность не может выйти за пределы его же тела. Это была очень любопытная ситуация. Дело в том, что у обычного человека в обычных обстоятельствах всегда есть большое количество субъектов вокруг, на которые можно оказывать влияние, или, другими словами, «что-то делать». В данной ситуации Максим с удивлением понял, что он может что-то делать только с собой. Перечень действий был невелик. Говорить, петь, кричать, ходить или заниматься любыми другими физическими упражнениями, думать. Поскольку совсем ничего не делать Максим не мог, он выбрал ходить и думать. Прогуливаясь неспешным шагом в неопределенном направлении, он стал размышлять над своим положением.
   Итак. Для того, чтобы лучше понять ситуацию, необходимо восстановить последние события. Началось все у Максима дома. Сейчас ему казалось, что это было много лет назад, хотя по идее прошло не так много времени. Или много?
   Дома все было плохо. Он был неудачником, в маленькой квартире с дешевой машиной. Он решил, что так жить нельзя и лучше не жить совсем. В Интернете он нашел название таблеток, принимая которые в больших количествах можно тихо и без мучений прервать бессмысленное существование. Видимо, это он и сделал. Хотя есть другая версия. С элементами фантастики. Появилось какое-то существо, назвавшее себя Ангелом. Остановило его и стало увещевать невразумительными проповедями, цель которых для Максима так до конца ясной и не стала. При этом смысл более или менее ясным стал, но тоже не до конца.
   В качестве эксперимента для продолжения размышлений Максим решил допустить, что Ангел все-таки существует и действительно явился ему, чтобы забросить в другие реальности. Ведь если полностью отрицать этот факт, то размышление его уже дошло до логического конца и надо искать себе другое занятие. А чем еще заняться, он пока не знал. При том, что существовало реальное опасение, что времени у него еще много.
   Итак. Ангел пришел и сказал ему.… А что он, собственно, ему сказал? Сообщил что-то о законах или правилах, которые Максим нарушил. Сказал, что его задача – разъяснить, что к чему. Пока что это у него не очень получилось. Потом он вручил ему лист бумаги с надписью «я все понял», в котором слово «все» было зачеркнуто, и даже объяснил смысл такого написания. Потом Максим с подачи Ангела рассказал ему про все свои обломы и их причины, на что тот заверил его, что причины не в этом, и сразу после этого началось.
   Затем Максим первый раз попал в пустыню, и как только очухался, получил еще одну порцию проповедей, из которых следовало, что у жизни нет смысла кроме самого процесса жизни. И то, что он не может его найти хоть в каком-то стоящем виде, это как бы, получается, нормально. Но в конце как-то само получилось, что смысл все-таки есть.
   Максиму даже удалось вспомнить с удивительной точностью финальную фразу Ангела:
   «У жизни есть и смысл и цель, но ни того, ни другого нет в ней. В этом и состоит главная ошибка людей. Они ищут смысл внутри жизни, а он вне ее.»
   Тогда на Максима этот посыл не произвел большого впечатления, возможно, это и стало причиной его дальнейших межпространственных скитаний. Теперь же, вспоминая эту речь, он вдруг попал под сильное впечатление от услышанного.
   На это впечатление сначала наложились воспоминания крутого, но депрессивного олигарха, потом Горячева – еще более крутого и еще более депрессивного супермена. Вспомнились промежуточные выпадания в пустыню и поясняющие, как он теперь понял, рассуждения Ангела.
   Огромное количество попавших за последнее время в голову мыслей начало складываться в мозаику понимания, пока что смутного, на уровне интуиции, но с явным вектором в сторону озарения. Он так увлекся процессом складывания этой мозаики, что чуть не врезался в стоящего Ангела. То, что он вдруг попал в его поле зрения, заставило Максима вздрогнуть от неожиданности.
   Ангел стоял как ни в чем не бывало и смотрел на него своим характерным безразличным взглядом:
   – Ну что, подумал? – спросил он.
   – Да. А ты где был? – ответил вопросом Максим.
   – Нигде, – пояснил Ангел. – Кстати, странно, что в вашем языке есть слово «нигде», которое по смыслу обозначает несуществующее понятие. По существу вопросы есть?
   – Есть. Если все персонажи, в которых мне посчастливилось побывать – это я, то каким образом они, то есть я, сталкиваются между собой? – задал Максим вопрос, который его мучил.
   – А что тебя смущает? – удивился Ангел.
   – Ну как. То, что я могу быть в разных воплощениях, я уже понял, и даже почти привык. Но каким образом один я может существовать одновременно с другим персонажем, который как бы тоже я. То есть я понял, что есть игра, в которой можно играть за разных персонажей, это не смущает, но смущает то, что я играю за разных персонажей одновременно. Получается, я сталкиваюсь сам с собой.
   – Самым правильным ответом на твой вопрос было бы повторение моего вопроса «А что тебя смущает?». Но я понимаю, что это не будет иметь успеха, поскольку до простого объяснения ты сам не додумаешься. Придется тебе его озвучить. Дело в том, что время как одностороннее линейное течение последовательных событий есть только внутри твоей жизни. Снаружи его нет. Поэтому, скажем так, одновременная жизнь одного индивидуума в нескольких воплощениях не является чем-то технически сложным и не противоречит никаким законам и правилам. Я тебе уже говорил, что есть некоторые, скажем так, параллельные реальности. Так вот, их параллельность не исключают их пересечения.
   Я тебе объяснил это максимально доступным способом, не пытайся получить более глубокие разъяснения, ты их все равно не поймешь. Если все-таки познавательский зуд не позволит тебе выбросить из головы эти вопросы, то для того чтобы унять его рекомендую обратиться к индийской философии. Там есть идеи, отдаленно напоминающие настоящее положение вещей.
   – Это про то, что индивидуальные души являются эманациями одного единственного Абсолюта? – вспомнил Максим свой случайный опыт чтения книги на упомянутую тему.
   – Ну, и это тоже, – расплывчато ответил Ангел, – пока же тебе достаточно знать, что теория твоего аватара, в котором ты побывал последним по очереди, наиболее близка к истине. Я бы даже сказал, что это наиболее близкое описание мироустройства из возможных. И что многие игроки в игре-жизни – это Максимы, то есть ты. В процессе игры вы постоянно сталкиваетесь друг с другом.
   – Интересно, – прокомментировал Максим, – а кроме меня вообще другие игроки есть?
   – Ну, это смотря на каком уровне рассуждать, – смутно ответил Ангел, – вообще очень глубоко тебе лезть не рекомендую, а если будет непреодолимое желание, как я тебе уже советовал, почитай индийскую философию.
   Объяснение в твоем случае – это дело нелегкое. Представь, что трехлетний ребенок плывет на атомном ледоколе и докопался до механика, чтобы тот объяснил ему, как все тут устроено. Механик, конечно, упрощенно расскажет, но в подробности лезть не будет, поскольку у малыша образования не хватит понять. Примерно так обстоит дело и в нашем случае.
   – А механик сам-то знает подробности? Или только в курсе, на какие кнопки нажимать? – съерничал Максим.
   – В нашем случае знает, – парировал Ангел. – И все-таки: по существу вопросы есть?
   – Да уже, наверное, и нет, – задумчиво ответил Максим. – Хотя вот, остался еще один неясный момент. Ты говорил, что мое, так сказать, предназначение – стать тренером.
   – Говорил.
   – Ну, тогда я вроде готов. Вот только что все-таки делать?

   Пустыня исчезла…

Глава IX. Я все понял

   Максим стоял на улице. Мысленно заглянув в себя, он не обнаружил никаких признаков иных личностей, что могло с большой долей вероятности свидетельствовать о том, что это путешествие отличается от всех предыдущих. Мелькнула даже мысль, что все закончилось, и он вернулся в свой мир и в свою судьбу. Но предположение оказалось зыбким, поскольку справа от него стоял Ангел.
   Оглянувшись, Максим узнал место – это была смотровая площадка Воробьевых гор. На улице было солнечно, однако время года – явно осень. По сочетанию этих факторов было очень похоже, что это те самые место и время, в которых Максим оказывался за последнее «время», как это ни зыбко теперь звучало, уже три раза.
   В следующую же секунду он получил подтверждение своей догадке. На площадь перед смотровой площадкой выкатила бронированная иномарка диковинного вида. Именно на такой, он помнил, разъезжал Холодковский.
   Машина остановилась, из нее вылез олигарх собственной персоной и не спеша пошел через дорогу в сторону смотровой площадки.
   Спустя короткий промежуток времени на площадь выехала иномарка более скромной наружности, которую Максим также узнал. Машина припарковалась поодаль на дороге, граничащей с парковой зоной. Из нее также вылез человек, но не пошел на открытую местность, а углубился в парк.
   Максим будто смотрел видеозапись в формате полного присутствия. Вокруг разворачивались события, в которых он сам был участником, но только теперь смотрел на них со стороны.
   Он повернулся к Ангелу.
   – И зачем мы здесь? – спросил Максим.
   – Сейчас узнаешь, пошли, – ответил тот и двинулся в сторону смотровой площадки. Максим пошел за ним.
   Тем временем Холодковский дошел до перил и остановился в задумчивости. Максим знал, что мысли олигарха сейчас не отличались оптимизмом. Он поискал взглядом Горячева и нашел его на другой стороне, стоявшего в глубине сквера.
   Поток машин, движущихся по дороге, прервал красный сигнал светофора, и Максим вслед за спутником перешел на смотровую площадку. Ангел вышел на ее середину и остановился. Максим последовал его примеру. Он подумал, что это место для остановки выбрано Ангелом не случайно. Отсюда просматривалась вся площадь и дорога напротив нее.
   Дальше события разворачивались уже по известному сценарию. Холодковский пошел вдоль смотровой площадки в сторону парка. Горячев последовал за ним по другой стороне. Первый углубился в парк, второй перешел дорогу. Что сейчас случится между ними, Максиму было известно. Видимо, по этой причине Ангел оставался неподвижным и не собирался преследовать героев. Более того, посмотрев на него, Максим заметил, что тот повернулся в противоположную сторону. Посмотрев туда же, Максим обнаружил свое третье воплощение, которое как он помнил пришло сюда для того, чтобы встретится с женой. В отличие от двух других, сквозящих угрюмостью и безысходностью, Светлов улыбался чуть заметной искренней улыбкой. Именно так выглядят улыбки, которые воспроизводятся не для демонстрации окружающим, а являются побочным результатом положительных эмоций.
   Счастливый Максим шел прямо на них, оглядываясь по сторонам в поисках Алены. По тому, что его взгляд даже на долю секунды не остановился на парочке, стоящей посреди площади, Максим понял, что он их не видит.
   – Он нас не видит? – спросил он у Ангела, для того чтобы подтвердить свою догадку.
   – Нет, не видит. И никто не видит, потому что нас в этом мире, строго говоря, и нет. Считай, что мы смотрим запись через телевизор будущего с эффектом присутствия.
   Светлов на записи подошел вплотную к своим двум зрителям и остановился, продолжая озираться. Постояв минут пять, он достал мобильный телефон, набрал номер и прислонил его к уху.
   – Приветик, ну ты где? – спросил он в трубку ласковым голосом. – Ага, ну давай, – одобрил он полученный оттуда ответ.
   Убрав телефон в карман, он продолжил ждать.
   Картина оставалась статичной – зрители скучали.
   Так продолжалось недолго, через пять минут все снова пришло в движение.
   Из парка показался Горячев. Он шел медленным шагом, в котором читалась растерянность человека только что потерявшего цель, казавшуюся нерушимой.
   Спустя минуту вслед за ним показался Холодковский. Он шел быстро, хотя вид у него был не менее растерянный, чем у его несостоявшегося ликвидатора.
   Оба мужчины приближались к тому месту, где стояли остальные действующие лица, или, точнее сказать, одно лицо и два зрителя.
   В следующий момент на сцене появился еще один участник. Им оказалась та самая девушка в оранжевом платье, которая, как помнил Максим, будоражила сознание и Горячева, и Холодковского. Появление ее здесь было для Максима неожиданным сюрпризом. Однако он тут же нашел объяснение случившемуся. Точнее, он его прочитал во взгляде Светлова. Это была его жена Алена.
   Алена, заметив мужа, помахала ему и ускорила шаг. Максим забыл об идущих со стороны парка мужчинах и полностью отдал свое внимание ей.
   Все три Максима сейчас были вне поля зрения у него за спиной, и создавалось впечатление, что Алена улыбается и идет к нему.
   И в этот момент он ее узнал.
   Эта девушка была ему знакома не только по минувшим приключениям с переселением душ, он знал ее много лет в своей собственной жизни. Видимо, до сих пор нахождение в чужих судьбах не позволяло ему узнавать людей из своей собственной.
   То самое необыкновенное создание, один вид которого ввергал олигархов и профессиональных убийц в пучину депрессии, училось с ним в институте в течение пяти с половиной лет в одной группе. Они даже дружили, и у них было даже что-то вроде романа, который так и не смог по непонятным причинам перерасти во что-то конкретное.
   Однако теперь Максим смотрел на нее совсем по-другому. Видимо, сказывался опыт последних событий. А может быть, прожитые после института годы повлияли на вкусы и ценности.
   Сейчас он видел перед собой ту самую удивительную девушку в оранжевом платье, что и остальные его воплощения. Внутри появилось чувство разочарования и горечи. Такое иногда появляется у пожилых некрасивых людей после просмотра американских мелодрам про влюбленных молодых красавиц и красавцев, у которых все еще впереди.
   Под действием неизвестного импульса Максим обернулся. Оказалось, что прямо за ним стояли Холодковский и Горячев. Они смотрели на Алену, и во взгляде их читались те же чувства, которые испытывал Максим.
   Она, тем временем, не обращала никакого внимания на троих мужчин, несмотря на то, что двоих из них могла видеть, и, счастливо улыбаясь, шла прямиком к своему мужу.
   В этот момент все остановилось, причем в прямом смысле этого слова. Картинка замерла, как будто кто-то поставил трехмерную запись на паузу. Сомнений в том, кем был этот «кто-то», у Максима не было. Он повернулся к Ангелу, непроизвольно изобразив на лице вопрос.
   – Ну, что ж, – заключил Ангел в ответ на взгляд Максима. – Какими выводами порадуешь?
   Максим понял, что началась познавательная часть. Он попытался сосредоточиться на вопросе Ангела, но мыслительной деятельности мешали те печальные чувства, которые занимали его сознание и никак не хотели отступать.
   Для того, чтобы перейти к продуктивной беседе, необходимо было отвлечься от окружающего, а стоя среди замерших живых людей это было сделать нелегко. Он окинул взглядом экспозицию: одна улыбающаяся девушка, ее такой же улыбающийся муж и двое грустных до депрессии дядек. Более чем вероятно, что вопрос Ангелом был задан на таком фоне не случайно. Ответ должен был содержаться именно в нем.
   – Я так понимаю, мы здесь с этим вопросом не случайно? – озвучил свои догадки Максим.
   – Так и есть, – согласился собеседник.
   – Видимо, следует провести сравнительную характеристику моих похождений, чтобы определить, кто из нас прав, – предположил Максим.
   – Ну, допустим, – разрешил Ангел.
   Максим вздохнул. Ответ был иллюстрирован более чем очевидно. Занудная истина про то, что не в деньгах счастье, была предъявлена прямо здесь на этой площади во всей своей очевидности. Два депрессивных хозяина жизни в традиционном понимании этого определения и счастливый до отвращения ботаник демонстрировали ее максимально убедительно. Максим был обречен признать очевидное, которое разрушало его статус-кво, позволяющее в своих неудачах винить стечение обстоятельств. Он не сомневался, что Ангелу удастся убедить его в чем угодно, и сделать это посредством тыканья в очевидное, как котят, обмочивших ковер, тычут в последствия своих действий, но все-таки было немного обидно.
   – Счастье не в деньгах, не во власти и не в возможностях, которые мы получаем с рождением. И вот оно, тому доказательство, – объявил Максим, указав на свое улыбающееся воплощение. – Вот он живет правильно, а все остальные – лохи, – он посмотрел на Ангела, ожидая увидеть на его лице гримасу одобрения. Но, к своему удивлению, вместо нее он смог наблюдать то самое выражение, которое он видел там гораздо чаще. Это было усталое разочарование с оттенком отвращения.
   – Ответ неверный, – сказал Ангел.
   – Как так? – не поверил Максим.
   – А вот так, – уточнил Ангел. – Хорошо, что для меня понятия времени не существует. Иначе я бы с ума сошел от мысли, сколько я на тебя этого времени убил, чтобы донести такие простые вещи. Нельзя жить правильно или неправильно! Существование критерия оценки подразумевает под собой наличие смысла, к которому надо стремиться. А как я тебе уже много раз говорил, в жизни его нет. Для вселенной совершенно неважно, какие ты испытываешь в данный момент чувства, счастлив ли ты до коликов или страдаешь до кондрашки. Это твое личное дело. Все эти ощущения не являются индикатором наличия смысла внутри. Это просто психологические и физиологические механизмы, которые являются частью игры.
   Среди условно присутствующих на этой сцене неправ только ты, потому что ты единственный, кто отказался играть дальше, не исполнив свою партию. Думаешь, два твоих депрессивных собрата будут находиться в этом состоянии долго? Где там! Не ведись на глубину безысходности их чувств. Их основательность также эфемерна, как восторг твоего женатого сородича. Уже через месяц он будет готов бросить все, чтобы только вырваться из этого замкнутого круга бытового благополучия, и никакая философия не поможет ему убедить самого себя в том, что у его существования есть смысл. Тем более, что его действительно нет.
   Каждый проходит по своему пути, остальное неважно.
   Последняя фраза отпечаталась в мозгу Максима символом смысла всех предыдущих слов. Причем, этот отпечаток не остался существовать сам по себе, но начал оказывать влияние на внутренние ментальные ощущения. Он будто стал катализатором, запустившим внутри Максима волну облегчения, снимавшую то напряжение, которое было его спутником не только в течение последних событий, но и всей его державшейся в памяти жизни. Он почувствовал, что Ангел говорит нечто подходящее под понятие «истина». И что эта истина освобождает. Ведь если нет ничего важного, кроме прохождения своего пути, то это просто прекрасно. Максим не просто понял, а именно почувствовал, что в жизни нет никаких проблем и обязательств, потому что единственное, что требуется, – это идти по этому самому пути. Причем, что особенно приятно, – неважно даже, куда. Это все равно, как если бы тебя приняли на высокооплачиваемую работу, дали компьютер и сказали: «Ну, ты делай что-нибудь, главное – не скучай и уходи не раньше шести, по возможности». И даже если тебе плохо, все это не всерьез и временно, да и вообще к делу не относится.
   – Я все понял! – только успел он сказать, и город исчез.
   На мгновение его место занял знакомый пейзаж пустыни, который, однако, тоже исчез.

Глава X. Дополнительная миссия

   Максим шел очень быстро, почти бежал. Вчера с ним произошли события, которые перевернули всю его жизнь, и он был уверен, что перевернут еще и многие другие жизни. Он беседовал с Ангелом и побывал в разных телах и судьбах. Он узнал много такого, о чем люди только догадываются. Он прикоснулся к первоисточнику и теперь знает наверняка. Правда, этот первоисточник завещал ему не распространять это знание напрямую, а лишь вооружиться им самому, для того чтобы помогать другим. Но Максим решил выбрать иной путь.
   Это решение ему не далось легко. Полночи он бродил по квартире, не в силах заснуть, и все обдумывал, как лучше поступить.
   Он сознавал со всей возможной определенностью, что правильным путем будет затаиться, обдумать то, что знаешь, взять полученную информацию на вооружение и двинуться с ней по жизни дальше. Возможно, и нести свет, но не очень яркий. Это было правильно, а вернее сказать – по правилам. Все-таки Прометей плохо кончил.
   Но что-то в характере Максима подталкивало его на глупость. Возможно, это был благородный авантюризм, сродни жажде приключений. Но, скорее всего, то, что его подталкивало, больше имело отношение к лени и отсутствию целеустремленности. Эти свойства характера уже довели его до той грани, на которой подхватил его Ангел. Теперь же они тащили его в следующую пропасть.
   Но пока Максим заставил себя верить, что это не так. Что он все решил, что его позиция тверда и выводы рациональны.
   Он вывалит свое знание на мир сразу и без всякой цензуры. Избавиться от тяжести роли эксклюзивного носителя как можно скорее. И пускай этот мир сам думает, что с этим знанием делать: верить или не верить, использовать или забыть. Это уже будет не проблема Максима.
   Так он решил, и это решение гнало его по дороге от метро в редакцию одной из крупнейших российских газет.
   Ночью он вспомнил, что по чистой случайности один из его однокурсников работает в этой газете. Как только наступило утро, достаточно позднее для звонка в рабочий день, Максим набрал номер приятеля.
   Тот ответил сразу, не успел Максим сосчитать и двух гудков. Затем состоялся такой разговор:
   – Але, – раздался в трубке знакомый с института голос.
   – Саня, привет, это я, Максим, – представился он.
   – О, привет, как дела? – задал Александр дежурный вопрос, который прибавляет каждый второй собеседник в самом начале разговора, отнюдь не для того, чтобы получить информацию о состоянии чужих дел, но лишь для того, чтобы разогнать локомотив диалога легкой темой разминочного словоблудия.
   – Да, по-разному, – отрезал Максим, показав тем самым бывшему однокурснику серьезность причины, по которой он позвонил ему так рано.
   Поскольку они были знакомы достаточно близко, чтобы не церемониться в разговорах, Максим сразу перешел к делу:
   – Сань, ты еще в газете работаешь? – спросил он.
   – Ну да.
   – А кем?
   – Журналистом, – в голосе Александра послышалась нотка гордости, свидетельствующая о том, что работает он в этом качестве недавно и не успел еще разочароваться в романтике профессии.
   – А если у меня есть история, правдивая история, от первого лица, которая абсолютно нереальная, но правда. Интересно? – путанно спросил Максим.
   – Макс, только не говори, что тебя инопланетяне похитили, – наигранно усталым тоном опытного журналиста ответил Александр.
   – Да нет, все гораздо интереснее, и не так банально. В общем, со мной кое-что произошло, на самом деле. Ты меня знаешь, я на всякую фигню не падкий, и вообще вполне вменяемый. Надеюсь, в моей адекватности, в общем, у тебя сомнений нет. Но история у меня – закачаешься. Но если неинтересно, или там времени нет, или это не твой профиль, то ладно. Но у меня задача ее слить, мне все равно как. Просто я тебя знаю, а ты меня. Тебе мне рассказать будет легче. В общем, как-то так, – сбивчиво выпалил Максим.
   – Ну ладно, приезжай, конечно, – на всякий случай согласился Александр, – давай к одиннадцати. Пропуск я тебе закажу, подойдешь к редакции – набери, я тебя встречу. Где редакция знаешь?
   – Знаю, – ответил Максим, – проходил пару раз рядом, вывеску видел. Тогда до встречи, – он повесил трубку.
   Пока Максим ехал в метро, он все время думал про то, что случилось, и что еще должно случиться. Правильно ли он поступает? Знает ли Ангел о его намерениях? Как изменится мир, и изменится ли он после того, как Максим расскажет ему о том, что знает? А может, таких рассказчиков, как он, уже было много? Ведь полно же всяких учений. Возможно, что у всех вообще один и тот же источник. Но, с другой стороны, никто никогда не рассказывал такой конкретики, с которой столкнулся Максим. Ведь, фактически, Ангел ему раскрыл, что все люди или их души могут быть в разных воплощениях, а значит, бессмертны. Ну, или, по крайней мере, не смертны в том виде, в котором они себе представляют. Причем не просто рассказал, а продемонстрировал на личном опыте.
   Нет, все-таки это ценная информация для всех. Он ее выдаст в свет и посмотрит, что будет. Ведь если все так, как он теперь знает, это многое меняет. Можно будет по-другому относиться к происходящему в жизни, имея понимание о ее эпизодичности. О том, что это не единственная попытка, а всего лишь вариант, который если не получится, то ничего страшного, можно попробовать по-другому.
   Оглянувшись по сторонам в вагоне метро, он стал рассматривать лица окружающих пассажиров. Почти все они были напряжены под грузом внутренних тягостных раздумий. На каждом лице отражалась своя уникальная симфония грустных мыслей. Все эти люди воспринимали свое существование как единственно возможное, а свои проблемы как объективно существующие. Максим же собирался сломать это зазеркалье.
   С другой стороны, если все эти люди узнают, что их проблемы ненастоящие, несчастья – не обязательные, и вообще все это – игра, согласятся ли они вообще терпеть? Максим представил, как по всему миру вслед за распространением его знания прокатывается волна самоубийств под эгидой «мне этот вариант не нравится». Но все-таки уйдут не все, только самые несчастные. Уйдут с миром, остальные останутся.
   С этими мыслями он и подошел, наконец, к зданию редакции.
   Внутри его ждал унылый турникет на фоне обшарпанного холла. Рядом располагалась будка охранника, который был под стать окружению: одет в черную застиранную форму, престарелый, небритый и вообще веcь какой-то грустный и помятый.
   Максим позвонил Александру и сообщил, что он прибыл. Спустя пять минут они уже поднимались на характерно обшарпанном лифте советского образца на этаж, где располагалось рабочее место журналиста.
   Александр трудился в небольшой заваленной бумагами комнате. Здесь стояли три стола, на одном из которых лежал ноутбук. Максим догадался, что два соседа в разъездах вместе со своими ноутбуками. Это было хорошо, поскольку ему было более комфортно изложить свою историю один на один.
   Александр плюхнулся на офисное кресло за столом, на котором лежал ноутбук, подтвердив тем самым догадку Максима, и предложил гостю устраиваться на стуле напротив.
   – Курить, кофе? – осведомился Александр.
   – Нет, давай сразу к делу, – отрезал Максим. – Хотя… – Он прислушался к своему организму, который полтора часа назад принял в себя большую чашку кофе. – Туалет у тебя где тут?
   – Из двери налево, в конце коридора дверь с двумя нулями, – ответил журналист.
   Максим поблагодарил и вышел.
   Туалет был под стать заведению: грязный и обшарпанный. Он уже давно вывел закономерность, гласящую, что состояние санитарного помещения является самым верным индикатором состояния дел организации, сотрудникам которой оно служит. Кабинет руководителя или переговорная может быть хоть обита мрамором, золотом и брильянтами. Все это со стопроцентной вероятностью развод, если в этом же офисе туалет снабжен пожелтевшими от времени потрескавшимися унитазами времен подъема целины.
   Окончив стандартные санитарные процедуры, Максим направился обратно.
   Подойдя к двери, за которой он оставил Александра, он толкнул ее, намереваясь войти, но замер на пороге. От картины, открывшейся ему за дверью, у Максима перехватило дыхание, а ноги вросли в землю.
   Он стоял с широко раскрытыми глазами, ожидая, когда увиденное сложится хоть в какую-то логическую картину. Перед ним на кресле все так же находился Александр, только теперь он всем телом лежал на столе. Глаза его остекленело смотрели на Максима, а под головой по поверхности столешницы растекалась красно-бурая, густая, словно нефть, кровь. Еще Максим заметил черное отверстие от пули в районе виска, обращенного в потолок.
   В голове Максима бешено метались мысли, пытаясь выстроить логическое объяснение увиденному. Самоубийство? Но пять минут назад он не выглядел даже расстроенным. Несчастный случай? При обращении с оружием? Но где тогда пистолет? Почему он не слышал выстрела? Пистолет с глушителем? Это убийство? Тогда что ему делать? Последний вопрос показался наиболее злободневным, и Максим сосредоточился на нем. Надо вызвать милицию! Точно! Но сначала убраться отсюда: убийца может быть все еще поблизости, и неизвестно, какие у него еще планы.
   Максим отшатнулся от двери и развернулся в сторону лестницы, но вдруг увидел такое, отчего к уже имеющимся ощущениям получил бешеное сердцебиение. В конце коридора на фоне окна стоял мужчина и смотрел на Максима. В руке у него был огромный пистолет с глушителем. И самое страшное было то, что Максим узнал его. Это был Горячев. В следующий момент мужчина поднял руку и прицелился. Максим получил от этого зрелища такую порцию адреналина, что в два прыжка преодолел расстояние, отделяющее его от выхода на лестничную клетку и бросился вниз.
   Перепрыгивая по пять ступенек и чудом не сломав ногу, спустя каких-то пару десятков секунд он очутился в холле первого этажа. К его разочарованию здесь никого не было, и даже будка охранника возле турникета пустовала. Подбежав к ней, Максим обнаружил круглое отверстие в стекле на уровне глаз, от которого расходились трещины во все стороны, и красное, окаймленное брызгами, пятно на противоположной стене будки. Не став проверять страшную, но очевидную догадку, он, перепрыгнув через турникет, выбежал на улицу.
   Перед зданием редакции было так же пусто. «Видимо, люди разбежались, увидев стрельбу, и наверняка кто-то уже вызвал милицию», – подумал Максим. Слева метрах в пятидесяти была дорога с достаточно оживленным движением. Справа начинался проулок местного проезда. С одной стороны, желательно было оказаться на оживленной трассе, с другой, если Горячев его преследует, а это весьма вероятно, то до тех пор, пока он не добежит до дороги, он будет представлять из себя отличную мишень на открытом пространстве. В том, что его преследователь попадет, к сожалению, сомневаться не приходилось.
   Максим еще раз взглянул на дорогу, оценивая расстояние, когда вдруг увидел то, что заставило его в очередной раз впасть в панику. С той стороны быстрым шагом к Максиму шел Горячев. В руке его виднелся все тот же устрашающего вида пистолет. Как он мог там оказаться, у Максима не укладывалось в голове, но это точно был он, притом, что сомнений в индификации его личности в коридоре редакции у Максима также не было.
   Ясно было одно: надо бежать, и он бросился вправо вниз по улице.
   «Если бежать вдоль забора за кустами, отделяющими дорогу от тротуара, то стрелку трудно будет точно прицелиться», – мелькнула спасительная мысль.
   Он бежал изо всех сил, ожидая в любой момент получить удар пули в спину. В глазах потемнело, пот струился по лицу, а все мысли вытеснились из головы ощущениями сумасшедшей мышечной работы. Но все-таки сквозь них он смог заметить в конце улицы автомобиль, форменная окраска которого давала надежду. Это был автомобиль ППС. Более того, рядом с ним курил одинокий представитель правоохранительных органов, облаченный в бронежилет с коротким «калашниковым» наперевес.
   Максим кинулся к нему, пытаясь заранее привлечь к себе внимание, размахивая руками. Кричать сил уже не было.
   ППСника, казалось, не удивил подбежавший в крайнем волнении человек, размахивающий руками и пытающийся сквозь учащенное дыхание сообщить что-то об убийствах и человеке с пистолетом. Видимо, у него была действительно опасная работа, и такие номера он видел через день. Милиционер докурил сигарету, кинул окурок на асфальт, тщательно растер его носком ботинка и кивнул головой, приглашая Максима сесть в машину.
   Максим сел на переднее сиденье рядом с водительским местом, милиционер сел за руль. Он так и не проявил никаких признаков беспокойства, и вообще оставался абсолютно равнодушен к присутствующей жертве преследования. Это было, безусловно, странно, но то, что последовало за этим, вообще не укладывалось ни в какие рамки логики. Милиционер, дернув за рычаг регулировки своего кресла, отъехал на нем максимально назад, взял в руки автомат, до сих пор безучастно болтающийся на ремне, со звонким железным щелчком передернул затвор, щелкнул предохранителем и упер дуло автомата Максиму в висок. «Конец», – мелькнула у того мысль, и он зажмурился.
   Шли секунды, за которые Максим смирился со своей участью и даже почувствовал что-то вроде облегчения, связанное с окончанием борьбы. Но выстрела так и не было, более того, он перестал ощущать прикосновение холодного дула у себя на виске.
   «Может, уже все, умер», – подумал Максим. Он приоткрыл глаза и обнаружил, что сидит все в той же машине, только рядом уже никого не было. Подняв глаза, он обнаружил на той стороне дороги стоящего Ангела. На этот раз он был в коротком черном плаще, из-под которого, впрочем, выглядывал все тот же костюм. Ангел улыбался.
   «Все-таки ты не все еще понял», – раздался у Максима в голове голос Ангела. «Ну, да ладно, еще поймешь. Теперь-то уж должен».
   Максиму вдруг стало нестерпимо стыдно за свое поведение, за свои поступки, а главное – за свои рассуждения. Причем, стыдно было не перед тем, чей голос звучал у него в голове, а перед собой. Стыдно за свою глупость, трусость и какую-то мелочность. Стыдно до слез, так что они действительно подкатили изнутри и стали жечь глаза.
   Не в силах больше смотреть на Ангела, Максим отвел глаза. Его взгляд скользнул по бетонному забору и наткнулся на надпись, выведенную большими буквами красной краски:

     «This game has no name,
     It will never be the same.»

   Москва
   Апрель 2012

Егор Шиенков Теория Большой Игры