Константин Брансвик
Метод погружения (сборник)

Второе издание

Лирические ☺

Окно в лето

   Я притормозил, проехав поворот на свою улицу и, немного сдав назад, свернул на улицу Пугачева. В поселке Стародачное, было все, как в городе – улицы с названиями и номерами домов и даже небольшая площадь с торговым павильоном.
   Пересчитав колдобины на дороге, которая и летом то была не очень ровная, я подъехал к своим занесенным снегом воротам. Сегодня было третье февраля, поэтому на дачу я приехал, конечно, не отдыхать, а просто забрать одну вещь. Мы с женой летом, по пути на дачу, купили на местном хозяйственном рынке очень хороший немецкий смеситель. Домой его забрать забыли, и он провалялся здесь до зимы. И вот теперь, когда настала очередь ремонта в ванной, мы о нем вспомнили, и я решил в воскресенье сгонять на дачу, благо она совсем недалеко.
   Оставив машину у ворот, я подошел к деревянной калитке и, раскидав снег ногами, расшевелил ключом заиндевевший замок.
   Прошлый год был для нас с женой очень тяжелым. Нас постигла большая беда – в середине сентября, недалеко от дома, Таня попала под машину и даже после операции не могла ходить. Для нас это было большим ударом и для меня не в меньшей степени, чем для нее. Я очень любил свою жену и не представлял жизни без нее. Поэтому все хорошие события, следующие за этим, нас уже не радовали. К тому же ей пришлось уйти со своей любимой работы, и она стала чувствовать свою невостребованность в обществе. Я поддерживал ее как мог.
   В начале ноября я купил машину. Права у меня были давно, но в машине необходимости не было, несмотря на наличие дачи – она была всего в двадцати километрах от Москвы. Теперь же без машины было не обойтись. Таня сама передвигалась только в кресле-каталке, и если надо было куда-то ехать, тут могла помочь только машина.
   Протаптывая глубокие ямы в том месте, где летом была тропинка, я прошел к дому и с трудом отпер деревянную дверь. Войдя в холодную гостиную, я почувствовал знакомый, типичный для дачи запах старого дерева и залежавшихся вещей. В комнате было не намного теплее, чем на улице, разве что ветра не было.
   Не разуваясь и не снимая куртки, я присел перед комодом, в котором мы держали много вещей из разряда «понадобится не скоро» и открыл дверцу. На пол тут же вывалились крышки от консервных банок, давилка чеснока и пара полотенец. Пошарив на обеих полках и не найдя смеситель, я запихнул выпавшие вещи обратно и с трудом закрыл дверцу. Оставалось лишь одно место, где он мог быть – второй этаж.
   Поднимаясь по лестнице, я слышал привычный скрип ступенек, прочно ассоциирующийся с летним отпуском. Я поднимался медленно, наслаждаясь им, но когда одолел последнюю ступеньку мой взгляд уперся во что-то невероятное… За окном второго этажа стояла зеленая яблоня. Пробивающиеся сквозь крону лучи солнца вырисовывали тенями листьев ажурные силуэты на стенах.
   Несколько секунд я стоял в полном изумлении. Потом очнувшись, я быстро подошел к окну и, подняв шпингалет, распахнул его. В комнату хлынуло лето со всеми своими звуками и птичьим гомоном.
   На улице было самое обычное лето – ясный день с ярким голубым небом, океаном зелени, ухоженными соседскими грядками и голосами людей в отдалении. Описывать мое изумление, наверное, не имеет смысла – я подумал, что, скорее всего, упал с нашей деревянной лестницы и отключился, ударившись головой. Поэтому вел себя совершенно нормально… для сна.
   Выглянув наружу и немного перегнувшись через деревянный подоконник, я тут же испытал странное чувство, как будто в голове стало что-то не так и интуитивно отшатнулся назад в комнату.
   Я не успел понять, что почувствовал, но решил больше не рисковать. Улыбнувшись яркому солнышку, по которому человек в феврале уже успевает изрядно соскучится, я почему-то посмотрел на часы. Было двенадцать сорок. Да, где-то во столько я и приехал сюда. Все вроде бы нормально, разве что… календарь на часах показывал третье августа!
   Я обратил внимание, что моя рука, на которой были часы, оставалась снаружи окна. Медленно занеся левую руку с часами внутрь, я увидел, что календарь моментально перескочил обратно на третье февраля. Год календарь не показывал, но мне и без этого хватило впечатлений. Тут я все-таки понял, что не в отключке и не сплю и все что я вижу, происходит со мной на самом деле… вроде.
   Прикрыв окно, я быстро, почти бегом спустился по лестнице на первый этаж. Но злодейка жизнь, по-видимому, была к этому готова, и меня снова обнял студеный воздух. На первом этаже было по-зимнему сумрачно и холодно. Я глупо повертел головой, и лишь наткнувшись глазами на уголок полотенца прищемленного закрытой мною дверцей комода, окончательно пришел в себя.
   Воровато обернувшись на лестницу, я прошел на кухню и взял из шкафчика полбутылки водки, которая осталась с лета. Отвинтив крышечку, я, было, поднес бутылку ко рту, как вдруг вспомнил, что за рулем. Тогда я открыл кран, в надежде вытрясти из него сколько-нибудь холодной воды, чтобы смочить лицо, но бачок замерз полностью.
   Растерев себе ладонями лицо до боли, я решительно встал и снова поднялся по лестнице. И снова солнечные лучи играли за окном, не щадя мой мозг. С видом человека, который хочет поднять белый флаг, но не имеет под рукой полотенца, я медленно подошел к окну, за которым бушевало лето.
   Что же это за наваждение такое? Как плохо в таком, в общем-то, раннем возрасте сойти с ума. Одни черные полосы – сначала жена становится инвалидом, потом я слетаю с катушек и все это за какие-то полгода. Как я понимаю героев фильмов сошедших с ума, которые принимают за чистую монету свои галлюцинации и пытаются их всем рассказать. Теперь таким же жалостливым взглядом, каким смотрят на них, будут смотреть и на меня. А может…
   – Пе-е-еть! Ты эти-то полил? – раздался крик соседки Зинаиды Владимировны.
   Я вздрогнул. Все было настолько реально, что даже самое изощренное больное воображение не могло бы в таких деталях это воспроизвести.
   На соседнем участке я увидел соседку – полную женщину лет пятидесяти с ведром в руке.
   – Здравствуйте Зинаида Владимировна! – с испугом услышал я свой голос.
   Но соседка меня не услышала, хотя и была всего в десяти метрах. Она продолжала громко разговаривать со своим мужем.
   – Ты с нами за грибами то сегодня пойдешь?
   – С чего это? – отозвался из кустов Петр Виниаминович.
   – Ну как с чего? Забыл? Сейчас Виталик с Таней приедут – они собирались на этой неделе в воскресенье приехать. Виталик же нас обещал сводить, говорит, знает, где белые найти.
   – Да какие мне грибы? Идите втроем без меня. Мне вон еще бочку делать, – буркнул сосед. После этого Зинаида Владимировна, ворча, скрылась в теплице.
   На часах, руку с которыми я аккуратно высунул наружу, было уже знакомое третье августа.
   Так, стоп, что же это получается? Соседка меня не видит и не слышит, а я ее прекрасно и вижу и слышу. Потом – я обещал сводить за грибами… что-то зашевелилось в моей голове. Я действительно это обещал полгода назад, летом! Идите втроем – значит, Таня не попадала в аварию!
   До меня стало доходить, что передо мной прошлое. Причем недавнее прошлое, отдаленное всего на полгода назад.
   Я, пытаясь не высовываться из окна, посмотрел налево на наш огород. Последняя из грядок, которую мы вскапывали в сентябре, была по-прежнему не вскопана! Значит, сентября прошлого года еще не было! Но болгарский перец на первой грядке уже взошел, а его мы сажали в июне прошлого года! Значит часы, показывающие третьего августа, показывали третье августа именно прошлого года!
   Тут я вспомнил, что на кухне висят электронные часы с календарем, который показывает год. Я быстро сбегал за ними и, вернувшись, медленно высунул руку с часами в окно. Зря я представлял, как будут меняться в обратную сторону названия месяцев и даты. Все произошло изящнее – часы, с которых я не сводил глаз, щелкнули, и я от неожиданности выронил их на шиферную крышу пристройки под окном, в которой располагалась кухня. К счастью они упали экраном вверх, иначе я бы ни за что не полез их поправлять. Календарь невозмутимо показывал третье августа прошлого года! Значит, я был прав.
   На какой-то момент мне показалось, что в моем затылке откроется люк и мой истерзанный мозг вывалится за ненадобностью наружу. Но, к сожалению, этого не произошло, и я продолжал стоять и смотреть на кухонные часы.
   Пару часов спустя я все-таки приехал домой, конечно, обнаружив, что забыл самое главное, за чем ездил – немецкий смеситель.
   – Ты чего Виталь? Ты как будто с работы, – заботливо спросила жена, подъехав на кресле к моему дивану и положив голову мне на грудь.
   – Ой, Тань, я бы тебе рассказал, да боюсь, энергетического посыла не хватит, – интригующе сказал я.
   – Николаич снова забор на наш участок переставил? – спросила она.
   У меня уже не было сил ничего рассказывать, и я заснул прямо на неразобранном диване. Я надеялся завтра проснуться и обнаружить, что история с окном мне приснилась, чтобы мне не пришлось искать объяснений самому себе о том, что это такое было.
   Но на следующий день, проснувшись на этом же диване, я понял, что странная история не была сном и мне придется ее переварить, хочу я того или нет.
   Совершенно излишне объяснять, чем была занята моя голова в течение всей рабочей недели. Я решил подождать выкладывать это Тане лишь потому, что слишком трудно было ее убедить в этом. А свозить ее на дачу, ради доказательств, я пока не хотел. К тому же я и сам не был уверен, что в следующий мой приезд за окном еще будет лето. Но надо заметить, что мне все-таки каким-то чудом удалось сжиться с этим необъяснимым явлением и оно даже перестало меня так сильно шокировать.
   Наконец, наступила суббота, и мне не надо было искать причину, чтобы поехать снова на дачу – злополучный немецкий смеситель полностью решал эту проблему.
   И вот мой «Фольксваген» снова остановился перед воротами. Нетерпеливо отворив калитку, я вбежал во двор и сразу посмотрел на то самое окно второго этажа – на деревянной раме лежал снег и ничего не выдавало того лета, которое было видно изнутри неделю назад. А может, его уже и не было?!
   Я кинулся к двери и, поворочав ключом в тугом замке, распахнул ее настежь, сразу бросившись к лестнице. Но уже на полпути, я, как будто, почуял тонкий аромат лета. Зеленая яблоня за окном была на месте, как и все остальное. Распахнув окно, и от радости чуть не выпав на крышу пристройки, я почти крикнул от радости! Странно как сильно за неделю изменилось мое отношение к этому явлению.
   Валявшиеся с прошлых выходных кухонные часы показывали уже девятое августа. То есть время здесь шло точно с такой же скоростью, как и у нас, только с разницей в полгода.
   У меня появилась тревога, которая стала тут же расти – если время здесь шло с такой же скоростью, и было уже девятое августа, то середина сентября, когда Таня попадет под машину, не за горами! Мог бы я что-то изменить, имея такую возможность? Мог бы забраться в прошлое в тот самый день и просто, например, не выпустить Таню из дома?
   Размышляя над этим, я стоял у окна и смотрел на летнюю улицу. У меня появился и другой вопрос – а где мы в этом прошлом? Могу ли я, выйдя в этот мир через окно, увидеть, например, себя? Как это получится, ведь двоих меня не может там быть, а значит должен быть кто-то один? И если там действительно есть я и моя жена, то мы ли это? Ну, то есть понятно, что мы, но именно мы или все-таки какая-то другая версия нас? Все эти мысли разрывали мне голову, но идея спасти Таню меня теперь не отпускала, и я стал ее обдумывать.
   Но я пока еще слабо представлял, что к чему и какие у меня есть возможности. Мне надо было понять, с чем я имею дело, прежде чем разрабатывать план спасения.
   Я хорошо запомнил, что когда высунул голову из окна, у меня появилось странное ощущение, и значит, надо было начать с того, чтобы понять что это было такое.
   Крепко встав на обе ноги перед окном и упершись руками в раму, я осторожно высунул голову наружу…

   Солнце светило прямо в глаза и я не понял, как оказался на втором этаже своей дачи. Посмотрев налево, я не увидел в огороде Таню, которая собиралась пропалывать помидоры. Если уж не работаем в огороде, тогда надо идти за грибами. Я уже вторую неделю обещаю Тане и соседям сводить их за белыми.
   Я развернулся, чтобы спуститься на первый этаж и…

   Оказался обратно в феврале.
   – Вот значит как! – тихо сказал я себе сев от неожиданности на пол. – Значит, я, переносясь во времени назад, ничего не помню о последующих месяцах. Мой мозг становится таким, каким он был в августе прошлого года! А так как мысли и память тоже материальны – это нити нейронов, то, разумеется, тот участок мозга, который помнил последние полгода, просто очищается! Невозможно помнить будущее – ведь его еще не было!
   Это существенно осложняло дело. Что толку возвращаться в прошлое, если произойдет все точно так же, как произошло? Я понятия не буду иметь о том страшном событии, которое произойдет с женой в сентябре!
   – Значит, все изменения, появившиеся за последние полгода, исчезают? – спросил я сам себя и стал вспоминать, есть ли на мне свежие раны, которых еще не было в августе. И вспомнил – совсем недавно делая ремонт в ванной, я, отбивая старую плитку, сильно поранил руку. Быстро найдя рану, я высунул правую руку в окно. Рана на глазах исчезла! Нет, она не затянулась как у киборгов в фантастических фильмах, она просто исчезла!
   Вернув руку в февральскую комнату, я увидел рану на прежнем месте. С этим было понятно, если слово «понятно» вообще здесь было применимо.
   Я снова вернулся к вопросам – могу ли я, выйдя через окно увидеть в том мире, например, себя? Меня не может там быть двое, а значит должен быть кто-то один из нас?
   И тут мой взгляд упал на кухонные часы, пролежавшие на крыше пристройки неделю. Они «выпали из будущего» и стали там, в том августе самими собой. Но в августе они висели на кухне, а не валялись на крыше! Почему же они не исчезли с крыши, появившись внизу на кухне? Их не может быть двое, а значит внизу, на августовской кухне их сейчас нет? Или есть? А может те вещи, которые попадали в август из будущего, имели приоритет в своем новом местоположении? Ох, как бы я хотел это узнать!
   Но как я узнаю? Выйдя через окно, я забуду все что знаю об этом, и как ни в чем ни бывало, пойду заниматься своими текущими делами, а послезавтра пойду на работу. Как же мне оставить память о будущем? Как себя предупредить? Каким образом это сделать? Да и если я предупрежу, поверю ли я сам себе?
   Моя голова готова была треснуть от всех этих малопонятных для человеческого ума хитросплетений. Я стоял неподвижно в комнате в зимних ботинках, свитере и толстой куртке и напряженно размышлял.
   Спустившись вниз на первый этаж, я включил электричество в доме и, выйдя во двор, зачерпнул снега. Сидя в полумраке на холодной кухне, я слушал, как тихо гудит чайник и пытался разложить мысли по полочкам.
   Машинально подняв глаза на стену, я подскочил – кухонные электронные часы висели на стене, как ни в чем не бывало. Но секунду спустя я, конечно, понял – найдя их летом на крыше, мы, разумеется, повесили часы на свое место. Так что все было логично.
   Значит исходя из этой логики, я, высовываясь из окна «замещал» собою того Виталика, который жил в августе? То есть он, наверное, на время, пока я торчал в окне, просто исчезал?! Получается, прошлогодний Виталик исчезал прямо на глазах у Тани?!
   Я не стал дожидаться чая и залпом осушил недопитую бутылку водки, которую отложил в прошлое воскресенье. Так, наверное, будет проще понять весь происходящий со мной бред.
   Снова поднявшись наверх, я встал у окна и глядел в прошлый мир, хладнокровно потягивая чай.
   – Я их вижу, они меня нет. Я их слышу, они меня нет. Побывав даже одну секунду в прошлом, я это помню, а там я не помню целые полгода, – уже привычно рассуждал я вслух.
   И тут случилось нечто, выведшее меня из состояния пассивного размышления. Началось все с радостного крика соседки Зинаиды Владимировны:
   – О-о-о, приехали! Как Тань добрались, электричка битком?
   У меня замерло сердце, и я посмотрел в сторону нашей калитки. Моя жена, стоя на собственных ногах, открыла калитку и вошла во двор! Следом за ней шел я, неся в руках сумки!
   В какой-то момент я перестал себя контролировать и пролил горячий чай себе на ногу. Вот оно, началось! Теперь Виталий не пасуй, теперь самое время все выяснить!
   Я судорожно начал соображать, как лучше использовать такой удобный момент. Наблюдая за «старыми» нами, я надеялся на подсказку и она появилась!
   Таня, сказав что-то, пошла к дому, а я, ну то есть «старый» я, поставив сумки на дорожке, сел около грядки и стал внимательно разглядывать рассаду. Августовский Виталий остался один, а мне как раз это и было нужно!
   Решив проверить свою теорию «замещения» я, как и полчаса назад, крепко встав на ноги и упершись руками в раму, решительно высунул голову из окна…

   Мой взгляд упал на согнутую широкую спину соседки, которая как всегда ковырялась в своем огороде. Потом я перевел взгляд на пустой огород и попытался вспомнить, зачем я поднялся на второй этаж. Но почему-то не мог вспомнить, что мне тут понадобилось. Нахмурившись, я глупо водил глазами, пока не наткнулся на валяющиеся на крыше пристройки кухонные часы. Как они тут оказались?
   – Тань, – крикнул я вниз. – А чего здесь кухонные часы делают?
   Я хотел вылезти через окно и забрать их, но тут взгляд упал на руку и я к огромному удивлению обнаружил, что я в зимней куртке!
   Удивившись такому, я сделал шаг назад, чтобы снять ее и тут же…

   Оказался в феврале.
   Я снова сел на пол – меня била дрожь или от страха или от ответственности и понимания всей серьезности происходящего. Пытаясь взять себя в руки, я стал подводить итоги «вылазки».
   Значит, я, и правда себя замещаю – «старый» Виталий исчез из огорода, как только я там появился.
   С трудом поднявшись на ноги, я выглянул в окно и увидел себя растерянно стоящего в огороде и растирающего виски. Значит он, ну то есть я, в этот момент тоже был на втором этаже в куртке и мы видели одно и тоже!
   Интересно, а что я мог сделать в прошлом? Могу ли я, попав туда изменить события? У меня мельком пронеслась мысль – ведь если я произведу какие-то изменения в прошлом, я могу слишком здорово изменить последние полгода и не только в лучшую сторону и не только для себя.
   Мне вспомнились роман Джека Финнея «Меж двух времен» и рассказ Рэя Брэдбери «И грянул гром», в которых герои нечаянно меняли будущее всего человечества, совершив какое-нибудь незначительное событие в прошлом.
   Но вспомнив все события, произошедшие за последние полгода в своей жизни и жизни моей жены, я ничего хорошего, кроме нового «Фольксвагена» не обнаружил. Значит надо решаться! Может мне выпал такой шанс не зря, и я буду преступником, если не использую его!
   Осталось придумать детали – раз уж никак нельзя было сохранить память, то надо было придумать, как предупредить себя. Мне пришла в голову простая идея – написать себе самому записку. Получится ли это? Не исчезнет ли она, попав в прошлое, ведь ее тогда не было?
   Я взял с полки лист бумаги с карандашом и написал свое имя. Потом аккуратно запустил его из окна на крышу пристройки. И к моему неприятному удивлению лист упал без надписи. Нет, он не исчез, но надписи не нем не было!
   Сев в кресло и потягивая остатки чая, я стал думать, чтобы это могло значить. В результате пришел к такому выводу:
   Я мог только изменить местоположение вещей – место, на которое я бросал вещь из будущего, пользовалось приоритетом над тем местом, где она лежала в прошлом. Но свойства вещей я изменить не мог! Падение листа бумаги на крышу пристройки было сменой местоположения, а вот надпись меняла уже свойства самого листа и свойства карандаша, которым я наносил эту надпись! Я мог поцарапать вещь, написать на ней что-то, согнуть или порвать, но если я выкину ее из окна туда, в лето, она все равно станет прежней, какой была тогда.
   Получается, у меня было не так уж и много вариантов. Как я предупрежу себя о сентябрьском происшествии? Накидаю камнями надпись в огороде?
   Я так напряженно думал, что мне казалось, моя голова обогреет весь зимний дом. Но ничего стоящего мне на ум не приходило. Тем не менее, время шло и если бы я сегодня или завтра не придумал что-то и не опробовал, то снова пришлось бы ждать следующих выходных.
   Под пробой я подразумевал краткосрочный выход в прошлое. Не выглядывание из окна, а нормальный визит, эдак на часик, с полноценным замещением августовского Виталия, со всеми его функциями и обязанностями.
   И вот, наконец, немного спустя, мне пришла идея, как себя предупредить! Да, она была ненадежная и еще не факт, что у меня получилось бы осуществить ее, но ничего более умного в мою голову не приходило. Я бросился к большому книжному стеллажу, занимающему половину стены и начал быстро перелистывать книги, отбрасывая их одну за другой. Я занимался этим, наверное, час и у меня уже зарябило в глазах, прежде чем я нашел что-то похожее, что мне подходило для осуществления моей идеи. Аккуратно, чтобы ничего не испортить, я легонько кинул свою подсказку в прошлое, на край мягкой грядки у входа на кухню.
   Тут зазвонил мобильный и я взял трубку:
   – Милый, ты там надолго? Чего ты там делаешь, смеситель не можешь найти? – раздался голос жены.
   Тут я снова вспомнил про смеситель, и, найдя его глазами в углу, сказал:
   – Извини, я тут захотел разобраться немного. У нас на втором этаже такой бардак, что не удержался.
   – Ну, хорошо, давай быстрее. Жду, – сказала Таня.
   Интересно, а когда я выхожу в прошлое, кто здесь вместо меня остается? Ведь в настоящем должен же быть я и никуда деться отсюда не могу – подумалось мне, когда я убирал телефон. Но сейчас мне и без этого хватало вопросов, и я приступил к осуществлению своего плана. Я оглянулся на комнату – стоящая на полу чашка чая и разбросанные книги отражали мое душевное состояние.
   Мое сердце учащенно билось. Я отлично понимал, что могу и не понять или не обратить внимание на свою подсказку и остаться в прошлом навсегда. Правда, самое большое, что мне при этом грозило, это точно также прожить заново эти полгода и также, не предприняв никаких мер, наблюдать, как жена сядет в кресло-каталку. При этом у меня не возникнет даже мысли, что я все это раньше уже проживал. Но такой исход меня не устраивал и не ради него я сейчас собирался шагнуть в лето. Поэтому, перекрестившись, я понадеялся на бога и на свое любопытство, которое должно будет мне послужить, если я все-таки найду свою подсказку.
   Сняв куртку и смело шагнув к окну, я уже не стал упираться в раму, а перелез через деревянный подоконник и оказался в августе…

   – Как я сюда залез? – усмехнулся я, нелепо топчась по шиферной крыше пристройки. Едва не столкнув ногой кухонные часы, которые почему-то здесь валялись, я стал слезать. Солнце жарило нещадно. Встав ногой на бочку с дождевой водой, чем вызвал на ее поверхности круги, я спрыгнул на землю и вошел через кухню в дом.
   – Тань! – крикнул я в гостиную.
   – А? – ответил приятный голосок.
   – А как кухонные часы оказались на крыше? – поинтересовался я, вешая часы обратно.
   – На крыше? То-то я смотрю их нет. Не знаю, может, кто в дом забрался, пока нас не было. Надо вещи проверить.
   Войдя в гостиную, я увидел свою жену, сидящую в старом кресле и переключающую пультом телеканалы.
   – Смотреть совсем нечего. Слушай, Виталь, пошли за грибами, а то вечер скоро, – не оборачиваясь, сказала она.
   – К черту грибы! – сказал я улыбаясь.
   Она повернулась и недоуменно моргнув, спросила:
   – А ты чего в зимнем свитере? Ты чего его из дома взял? А ботинки…
   Только сейчас я обратил внимание, что был одет в свитер, толстые джинсы и зимние ботинки. Снимая все это, я подумал, что, по-видимому, от жары у меня в голове возникают какие-то пробелы. Надо на это обратить внимание, тем более мне казалось, что подобное помутнение происходило уже не в первый раз. Я стоял и с непониманием смотрел на снятую и сложенную мной зимнюю одежду.
   – Ты уже не хочешь за грибами? – спросила она, выведя меня из ступора.
   – Хочу. Но кое-чего я хочу еще больше, – сказал я, и, взяв ее нежно за кисть не грубо, но уверенно потащил в спальню.
   Она деланно охнула и подчинилась. В спальне я повалил Таню на кровать и уткнулся носом ей под волосы в шею. Ее кожа приятно пахла летом, и я нежно поцеловал ее.
   Час спустя мы лежали и тяжело дыша, размазывали по коже пот.
   – Мусчина, самец, – смешным голоском говорила жена. – Пришел, взял и овладел. Пещерный человек.
   Я, улыбаясь, поцеловал ее и поднялся с намерением пойти в душ. Обогреватель для воды в душе мы еще не сделали, но на такой жаре вода и так была почти горячая. Выйдя через кухню на улицу, я хотел направиться в душ, который скрывался в густом березняке, но мой взгляд привлекла книга, валяющаяся рядом на грядке. Я наклонился и поднял ее.
   Книга была заложена закладкой держащейся на скрепке, в этом месте я ее и открыл. Я имел привычку класть закладку под тем абзацем, на котором остановился читать и сейчас тоже нижний край закладки был под одним из абзацев. Я бегло прочел этот абзац:
   «Отложи свои дела и немедленно полезай на второй этаж через окно! Я сейчас не могу тебе всего объяснить, но поверь Гарри, тебе это нужно больше, чем мне!»
   На секунду я задумался над тем, откуда взялась эта книга, и кто в ней так положил закладку, если я этого точно не делал. И ответ нашелся быстро – жена отлично знала мою привычку так закладывать книги и, по-видимому, сделала это, чтобы начать какую-то забавную любовную игру, подобную тем, в которые мы по понятным причинам иногда играли. Она, наверное, положила эту приманку еще до моего «нападения» на нее и теперь это было уже ни к чему, но у меня еще оставались силы и я решил принять эту игру. Опершись ногой на бочку, я с легкостью забрался на крышу пристройки и заглянул в окно – в пустой комнате, не считая вещей сложенных по углам, был полный порядок. Мне любопытно было, что она задумала. Я перелез через подоконник и…

   Оказался в феврале. И в пустой до этого комнате вновь появились разбросанные по полу книги и чашка недопитого чая.
   Сработало! Но на какой волосок от осечки! Хотя рассчитано все было чертовски удачно! Кого как не себя может лучше всех знать человек?!
   Я поднялся на ноги, и снова трясясь нервной дрожью, подошел к окну. Августовского Виталика нигде не было видно. По-видимому, он был где-то недалеко и снова справлялся с очередным помутнением в голове. Конечно, это привнесет в его или точнее в мою жизнь новые вопросы, но по-другому сейчас было никак.
   Решив, что на сегодня хватит, я, измотанный, сел в машину и, заведя остывший за несколько часов двигатель, положил, наконец, на соседнее сиденье немецкий смеситель. Холодные стекла запотевали от моего дыхания. Включив обдув, я сидел, стараясь не шевелиться, и подводил богатые итоги сегодняшних исследований.
   Приехав через час домой, я, обняв и поцеловав жену, пошел в ванную. Именно в ванной я любил думать и когда требовался часик напряженной умственной работы, я запирался именно тут.
   – Виталь, ты не оборзел часом? Тебя не было весь день, и ты приезжаешь и сразу запираешься в ванной? Что происходит? – раздался за дверью недовольный голос жены.
   – Милая, я скоро выйду. Уделю тебе внимание, не беспокойся, – ласково ответил я и услышал, как кресло-каталка поехало в комнату.
   Итак, что мне делать дальше? В принципе это было очевидно – я, придумав как себя предупредить насчет сентябрьской трагедии, спокойно перелезаю в прошлое и также живу там не испытывая ни малейшего дежа вю. А в день, в который Таня должна будет попасть под машину, не выпускаю ее из дома, ну или придумываю еще чего-нибудь, не суть. Так ли все просто? Все вроде так, да что-то мешало. Я не мог понять чего…
   Вдруг раздался настойчивый стук в дверь ванной. Я, перегнувшись через край, открыл дверь. В ванную комнату, насколько могла, въехала на своем кресле Таня. Глаза у нее были мокрые.
   – Виталь, скажи честно, ты мне изменяешь?
   Я не сразу сообразил, о чем она говорит. Потом понял, что мое необъяснимое отсутствие по нескольку часов вторые выходные подряд, конечно, не могли не навести ее на эту мысль. Я на секунду задумался – считался ли изменой секс с августовской Таней? Но придя к выводу, что секс с ней же самой никак не может считаться изменой, я с искренним выражением лица сказал:
   – Ты даже не представляешь, как я далек от этого!
   Это была абсолютная правда. За последние полгода я даже не думал пойти налево, хотя в постели, конечно, у нас были большие проблемы.
   – Правда? – она улыбнулась. – А надолго ли тебя хватит? Я уже полгода в каталке и понимаю, что не могу тебе дать того, что нужно. И если ты хочешь уйти, я пойму и не стану держать.
   Мне обычно в такие минуты ужас как хотелось дать ей хотя бы легкую затрещину.
   – Тань!
   – Чего? – спросила она, вперив отрешенный взор в мои тапки.
   – Сделай одолжение – никогда не говори мне больше такого, – строгим голосом попросил я.
   Она снова улыбнулась, но на этот раз ее улыбка была как будто счастливее. После этого она взялась руками за колеса кресла и молча выкатила его из ванной, прикрыв за собой дверь.
   Я снова улегся в ванной поудобнее и тут, благодаря неожиданному визиту жены в ванную, до меня вдруг дошло, что было не так! Я понял, что мне мешало оставить этот февральский мир и нырнуть безвозвратно в август! Это была моя Таня, точнее именно февральская, беспомощная и беззащитная, но такая любимая Таня!
   Вы, наверное, скажете – идиот, в августе же она и есть и если ты ее в августе спасешь, то и здесь не будет ее такой беспомощной и беззащитной! И да, и нет. Я сам все понимаю. Но уверен ли я на все сто процентов, что та Таня из прошлого и эта моя Таня в точности одна и та же? Уверен ли я, что счастливо нырнув в прошлое, я буду там именно со своей Таней, а не с Таней из параллельного мира? Уверен ли я, что моя настоящая Таня не останется здесь беспомощная в своей каталке, в то время когда я буду жить с ее копией? Вы точно знаете, что эти две Тани одно и тоже? А я вот не уверен! И будет ли рядом с ней какая-то копия меня, которая по идее должна остаться в этом настоящем? И какой будет эта моя копия?
   В общем, недолго думая, я решил забрать свою жену с собой! Все раны, да и вообще все, что произошло с августа прошлого года, исчезнет, а значит и она должна снова стать здоровой.
   Наспех одевшись и распахнув дверь, я вышел из ванной.
   – Тань, я должен с тобой очень серьезно поговорить, – объявил ей я, решив перейти к действиям.
   Она испуганно посмотрела на меня.
   – Нет, конечно, не о том, что я собираюсь тебя бросить или о мужской неверности. Совсем о другом, – успокоил я ее. Она обняла меня своими нежными ласковыми руками и спросила:
   – А о чем? Что такого серьезного еще может быть?
   И тогда я ей рассказал все, что пережил, начиная с прошлого воскресенья. Рассказал также свой план по ее спасению и то, что хочу ее забрать с собой. Рассказал настолько убедительно, насколько смог. Жена внимательно меня слушала, впитывая каждое слово, но когда я закончил рассказ, было видно, что она мне не поверила.
   – Виталь, зачем ты придумал всю эту беллетристику? Я так и не поняла к чему все это? – спросила она, выдержав паузу.
   Таня была очень неглупой женщиной, и ее ум был одним из тех качеств, за что я ее любил. Но понятное дело, что поверить в такое было совсем не просто, и я пожалел, что рассказал ей дома, а не там, на даче, посадив ее перед тем самым окном.
   – Я все понял. Тогда едем на дачу. Пожалуйста, не спорь со мной, едем! – спокойно, но решительно сказал я.
   – Но время уже почти восемь вечера, – возразила она.
   Я наклонился к ее ушку и, поцеловав, сказал:
   – Ты даже не представляешь, насколько это важно для нас. Я сегодня не собирался уже никуда ехать, но все равно не смогу заснуть. Да и завтра воскресенье, поэтому, пожалуйста, сделай, как я прошу. В случае чего, поспим на даче – я включу обогреватель.
   И вот час спустя я снова открывал калитку в светлой от снега ночи. Потом открыв дверь машины, бережно взял на руки жену и, прикрыв ногой за собой калитку, направился к дому.
   – Романтично, – проворковала Таня, когда я одной рукой придерживая ее, открывал ключом дверь дома.
   Войдя в темную холодную гостиную, я посадил Таню в кресло. Перед походом в лето надо было перевести дыхание и собраться с мыслями. К тому же я представлял, какие эмоции сейчас будут у моей жены.
   Я, где-то в глубине души, снова испугался, а вдруг лета уже нет, и из окна второго этажа мы увидим просто зимнюю улицу. Для меня это будет крах всех надежд и в глазах Тани я стану выглядеть полнейшим идиотом. Поэтому, больше не раздумывая, я снова взял на руки жену и направился с ней к лестнице.
   В темноте я почти не видел ступенек, и жена это поняла, потому как сказала:
   – Милый, ты, пожалуйста, не урони меня, а то к креслу-каталке прибавится еще какой-нибудь агрегат.
   Я обожал ее юмор и сейчас он поднял мне настроение. Но это ни шло ни в какое сравнение с тем триумфом, который я испытал, когда увидел с последних ступенек за окном летнюю ночь.
   Жена еще ничего не видела и послушно держалась на моих руках. Лишь когда я поднес ее к распахнутому в лето окну, за которым над листьями яблони ярко светила долька луны и пели ночные птицы, она замерла. Я внимательно смотрел на ее, освещаемое луной и редкими уличными фонарями, лицо. Но, все равно, неожиданно для меня, ее шея обмякла и голова с тихим стоном склонилась на бок.
   Быстро, но бережно, положив ее в кресло, стоящее рядом, я кинулся на первый этаж, и чуть не растянувшись на лестнице, прибежал на кухню. Там я налил в чашку воды из электрочайника, которую кипятил днем. Вода хоть и не успела замерзнуть, но была уже очень холодной. Наполнив чашку, я быстро поднялся наверх, боясь ее расплескать, и обильно промочил Тане лицо. Тяжело вздохнув она пришла в себя, и, осмотрев недоуменным взглядом комнату, остановила взгляд на мне. Потом, дернувшись, испуганно обернулась на окно. Листья яблони тихо шелестели от легкого ночного ветерка, давая понять, что это не сон.
   – Это безумие… Так это все правда? – наконец, овладела собой жена.
   Я, глупо улыбнувшись, пожал плечами. Она приподнялась на руках и попросила придвинуть кресло к окну. Потом, глядя на такую знакомую летнюю улицу, пожелала услышать мой рассказ заново со всеми подробностями. Я терпеливо, пытаясь не упустить ни одной детали, заново рассказал все, что со мной тут происходило.
   И на этот раз она поверила мне, поверила полностью, хоть по ее глазам было видно, какая внутри нее шла борьба.
   – Значит, ты не стал прыгать туда, только потому, что не захотел оставлять меня в этом феврале или тебе еще что-то мешало?
   – Все, что мне нужно отсюда с собой забрать, это только ты. Я не хочу туда без тебя. Именно без тебя – Тани, которую я знаю.
   – Но мы потеряем все, что приобрели за последние полгода. Например, твой новый «Фольксваген», – сказала жена.
   – Ты серьезно полагаешь, что потеря машины меня остановит? Куплю заново, если созрею, – сказал я.
   Она мне очень нежно улыбнулась, но потом вдруг на ее лице появилось сомнение.
   – А ты уверен, что оказавшись с той стороны окна, я встану на ноги?
   Вместо ответа я взял с полки книгу Дюмы «Дама с камелиями» и, откинув твердую обложку, вырвал с корнем все страницы. Жена тихо вскрикнула. Держа в одной руке и оторванную обложку, и пачку страниц с полоской марли на торце, я высунул руку с книгой в окно. Для эффектности фокуса я перехватил книгу за уголок обложки – страницы с тихим шелестом раскрылись и повисли на прочном переплете, как ни в чем не бывало. Жена изумленно смотрела на мою руку и когда увидела снова целую книгу, открыла рот.
   – Ты не просто встанешь на ноги – мы вернем нашу счастливую жизнь! Ты снова пойдешь на свою любимую работу! Все будет, как до того несчастного случая. И мы все сделаем для того, чтобы снова не допустить его!
   И тут я увидел в ее глазах тот огонек, который очень ценил. Он означал, что с этого момента она становится моей командой. Значит, она вместе со мной возьмется за решение этого ребуса.
   Мы сели друг напротив друга, как обычно любили сидеть, и пытались найти то, что могло бы нас предупредить в прошлом о сентябрьском событии. Таня бормотала себе под нос, а я пошел на кухню заварить кофе – длительный и тяжелый день давал о себе знать.
   – Значит, ты говоришь, наткнулся на книгу, которую заложил закладкой на том месте, где было написано, чтобы ты немедленно полезал на второй этаж? – спросила она, когда я ставил кофе рядом.
   – Именно.
   – Ты подумал, что это я играю с тобой в ролевую игру? – спросила она, а я в ответ лишь повел плечами, подтверждая ее слова. – А если бы ты сбил закладку, когда поднимал книгу или когда кидал ее отсюда вниз? Или просто не догадался бы к чему все это?
   – Понимаю, но мне пришлось рискнуть. Другого ничего не смог придумать, – я чувствовал, что, несмотря на кофе, меня начинает тянуть в сон.
   – Ты ляг, поспи, а я посижу еще. Может что-то и придумаю, – сказала она.
   Я принес два одеяла и обогреватель. Укутав жену, я лег рядом и завернулся в свое одеяло.
   Утром, открыв глаза, я сразу вспомнил, где нахожусь и зачем тут оказался. Меня вообще всегда забавляло утреннее возвращение памяти. Рядом в кресле спала жена, смешно сложив вместе руки. Я тихо встал и, спустившись на кухню, сполоснул лицо остатками чуть подогретой воды из чайника. Хотелось приготовить завтрак, но никаких продуктов не было, и я поднялся обратно на второй этаж. Нежно разбудив жену, я помассировал ей ноги и спину.
   – Милый, я кое-что придумала! Но нам надо перерыть много журналов и газет, – сказала она.
   – А что придумала? – поинтересовался я.
   – Да, в общем, ничего существенно отличающегося от твоей идеи мне в голову не пришло. Но я придумала, как можно нас предупредить с большей гарантией того, что это получится. Ты же знаешь, как я серьезно отношусь ко всяким знакам и знамениям.
   – Интересно.
   – Какого числа я попала под машину? – спросила она.
   – Ну, уж мне ли не знать…
   – И с какой датой это совпадает, тоже понимаешь, да? Это можно использовать!
   Она мне рассказала свой план, и немного подумав, я с ним полностью согласился. Мы не теряя ни минуты, стали перебирать все журналы, которые нашли в доме. Мне пришлось даже сходить к соседям, когда наша макулатура закончилась. Спустя почти три часа мы нашли то, что искали. Потом перешли к книгам и перекопали, наверное, всю сотню килограммов стоящих на стеллаже книг.
   И вот, наконец, мы держали в руках две книги и журнал – это все, что мы могли противопоставить беспощадному времени, и ошибку допустить было нельзя.
   Я предложил переодеться в летнюю одежду, в которой мы ходили обычно на даче для того, чтобы слишком уж сильно не шокировать и не озадачивать нас же самих. Сбегав на первый этаж за штанами с майками, легкой юбочкой жены и шлепанцами, мы переоделись и оставили зимнюю одежду на полу.
   И вот мы стояли наготове перед окном в надежду. Героически вдохнув, я поднял жену и, посадив на подоконник, поцеловал ее. Кто знает, чем все это закончится и получится ли у нас вообще что-нибудь из этой затеи. Я осторожно бросил журнал на крышу пристройки. Потом на журнал бросил первую книгу. Это было не трудно – крыша была от меня всего в полуметре. Затем аккуратно бросил вторую книгу и она, чуть не съехав с первой, удержалась.
   – Ну вот – все готово для путешествия во времени, – сказал я, чувствуя, что у меня от волнения дрожат колени.
   – С богом, – сказала Таня и через силу улыбнулась.
   Потом я ее посадил на подоконник. Она, сидя вполоборота, долго и нерешительно смотрела на крышу пристройки. Тогда я осторожно взял ее за ноги и бережно перекинул наружу. Она мягко плюхнулась спиной на шифер и, вскочив, стала ругаться. Я смеялся, но не тому, что она ругалась, а тому, что она делала это стоя!
   Следом за ней, не раздумывая, прыгнул и я…

   Мы стояли с Таней на нагретой солнцем крыше пристройки и озирались по сторонам.
   – Виталь, мы чего залезли сюда… я забыла.
   – Не знаю, чего-то хотели и заболтались. Мы иногда с тобой пугающе безмозглы, – сказал я.
   – Не мы, а вы, – смеясь, сказала она и пихнула меня локтем.
   – Ладно, полезли в окно, – предложил я и поставил ногу на подоконник.
   – Смотри книги. Похоже, с нашего стеллажа, – сказала жена, показав на две книги и журнал, валяющиеся рядом.
   – Откуда они тут? – удивился я.
   Она наклонилась и подняла их. Открыв верхнюю книгу, Таня обнаружила на одной из страниц скрепку. Жена несколько секунд смотрела на эту страницу и потом сказала:
   – Смотри как интересно, скрепка надета против интересной фразы.
   – Что там за фраза еще? – спросил я нетерпеливо.
   «Гарольд, сделай милость, я прошу тебя, не лезь в это окно и пообещай впредь никогда не залезать!» – прочитала жена и перевела взгляд на наше деревянное выцветшее окно.
   – И что? – с некоторой издевкой спросил я, порою просто ненавидя ее веру в приметы и знаки.
   – Странно. Тут есть вторая закладка, – сказала она и прочитала, – «Окно же заколоти навсегда! Я не позавидовал бы человеку, который заберется сюда…»
   Я смотрел на жену, задумчиво кивая, как обычно смотрят на умалишенных.
   – Виталь, подожди. Как-то странно согласись, – она открыла вторую книгу и, помолчав секунду прочла:
   «Немедленно спускаемся отсюда Савва! Быстро! Спрыгиваем прямо тут…»
   Я рассмеялся. Да, конечно мне тоже казалось странным найти на крыше книги с такими странными закладками. Кто мог это сделать? Таня? Зачем? Чтобы сейчас передо мной разыгрывать этот спектакль?
   – Тань, пошли, домой скоро ехать, – я уже наклонился, чтобы пролезть в оконный проем, как жена почти взвизгнула:
   – Не надо! Прошу! Я не могу объяснить, но прошу. Ведь нам ничего не стоит слезть здесь, – она кивнула вниз.
   Я махнул рукой – и правда, из-за чего мы спорили? Ловко спрыгнув вниз, я помог слезть Тане и спросил:
   – Там еще что-то есть?
   – Да, – сказала она. Потом, открыв далеко не свежий журнал, она нашла очередную скрепку напротив статьи о самом большом теракте в Америке.
   «Если бы я только знал, если бы мог хотя бы предвидеть, я бы предупредил тех людей, которые были в тех самых небоскребах. Я бы сам ходил и уговаривал лично каждого остаться одиннадцатого сентября дома!»
   – И это значит… – я хотел, чтобы жена продолжила фразу.
   – Это значит, что одиннадцатого сентября мы ни ногой из дома! – она прижала к груди журнал и гордо посмотрела на меня. – И можешь смеяться сколько угодно!
   – Беда. Ты всерьез…
   – Виталь, я клянусь, что это не я все подстроила и не я книги там положила. Но ты посмотри на закладки – ведь это я раньше скрепками страницы закалывала, когда училась в институте! Кто мог узнать об этой моей давней привычке?! – она посмотрела на меня с подозрением.
   – Не надо так смотреть! Для меня это не меньший абсурд, чем для тебя и объяснений тоже никаких нет. Кстати, почему я оказался в этих шлепанцах? Я был в других, а эти никак не мог найти. Ты их нашла? – задался я очередным вопросом. – Ну да не важно, пойдем.
   Я и правда, не мог объяснить события последних десяти минут. Если Таня не врала, то кто тогда все это подстроил?
   – И сделай доброе дело – заколоти гвоздями окно. Ну, для меня, пожалуйста, – крикнула жена, когда я шел к дому.
   – Тань, а тебе не кажется, что это уж слишком? Может дом продать?
   – Для меня милый! Я тебя прошу.
   – Хорошо, как скажете ваше величество, – сказал я и бросил взгляд на окно второго этажа, которого почти касались ветви яблони. На кухне оставалось полбутылки водки, и я бы с удовольствием расслабил сейчас мозг. Хотя… пожалуй не буду.
   Был уже пятый час вечера, когда мы закрыли калитку дачи и направились пешком в сторону платформы электрички. Мы были немного уставшие от огорода, жары и этих странных событий и я в очередной раз подумал о покупке машины. Таня несла в своей сумке две книги и журнал, и я представлял, какому тщательному анализу подвергнется вся эта макулатура дома. Но я надеялся, что она не будет разгадывать этот ребус допоздна, ведь завтра нам обоим на работу.

   Июнь 2011 г.

Сейчас на сайте!

   Секс не роскошь, а средство для полноценной жизни.
(Из дневника одной девушки)

   Как только начинается новый день, миллионы людей садятся за компьютеры, и очень многие из них открывают сайты знакомств. Робко зарождаются новые диалоги, начинаясь с риторических вопросов. Позже, некоторые из них перерастают в знакомства и отношения. Большинство обрываются после нескольких фраз, так и не зацепив друг друга. А кто-то относится к этим видам знакомств более чем серьезно.
   И так продолжается весь день до глубокой ночи, чтобы с утра начаться вновь. И сотни тысяч людей пытаются произвести впечатление на такое же количество других людей. Сотни тысяч знакомств, из которых каждое может стать увлекательной любовной историей…

   Ирина вышла из ванной обернутая в махровое полотенце. Темные от влаги пряди волос ниспадали на плечи. Не снимая полотенца, она присела к включенному компьютеру. Там был открыт сайт знакомств. Она давно баловалась знакомствами по интернету, и ее трудно было чем-то удивить.
   Ирина привычным движением открыла главную страницу сайта. Ее внимание привлекло имя одной анкеты. Анкета называлась «Король секса». Ирину передернуло от такой банальщины и пошлости. Она перешла на другую страницу, но потом снова вернулась и открыла окно сообщений этой анкеты. Напротив нее была красная надпись: «Сейчас на сайте!». Фотографий не было.
   – Ничего оригинальнее не смог придумать? – написала она.
   Прошло минуты две, и появился ответ:
   – Я пишу, как есть.
   Ирина хмыкнула и написала:
   – Прям так и есть!? Ты себе льстишь. Такими королями вагоны метро набиты.
   – Я ничего не собираюсь доказывать. Я говорю правду. Хочешь, проверь, для тебя других мужчин больше не будет существовать. А хочешь, проходи мимо, – пришел простой ответ.
   – Ты прямолинеен, как трамвай. А ты за девушкой вообще умеешь ухаживать? Или только так – типа ложись или уходи? – спросила Ира.
   – Мне не надо ухаживать. Они сами готовы расшибиться в лепешку ради еще одной встречи со мной. Запиши адрес: Потаповский переулок, дом три, квартира восемь. В любое время, – сказало письмо в ответ.
   Ирина засмеялась и вышла из своей анкеты.
   – Потаповский переулок, дом три! Совсем охамел! Я тебе мясо что ли?! – Ирину смешил этот разговор и возмущал одновременно. Она пошла в ванную, сняла полотенце с уже сухого тела и посмотрела на себя в большое зеркало. Кожа темнела от летнего загара. Упругие точеные формы радовали глаз своим совершенством. Красивая, молодая грудь задорно смотрела вперед. Немного светлую зону бикини перечеркивала пополам вертикальная выбритая полосочка. Подсыхающие волосы спутанными прядками лежали на плечах.
   – Ага! Ща-а-аз. Потаповский переулок, блин. Не для тебя создано! – иронично сказала она и пошла одеваться.
   Ира работала в коммерческом банке. По работе ей иногда приходилось разъезжать между филиалами. Два дня спустя ей выдался случай оказаться по работе на Чистопрудном бульваре. Выходя из офиса клиента, она вспомнила о своей переписке с таинственным и дерзким незнакомцем. Потаповский переулок находился недалеко отсюда.
   У нее был час свободного времени.
   А вот пойду и зайду в гости. Самонадеянный хвастун. Как там? Потаповский переулок, дом три, квартира восемнадцать… Или восемь. Не помню.
   Она быстро нашла дом. Это был старый двухэтажный дом, наверное, пятидесятых годов, но в очень хорошем состоянии. Поднимаясь по лестнице, она вспоминала номер квартиры.
   Ага, восьмая. Третьего этажа нет, значит никакая не восемнадцатая. Ира увидела обитую коричневым кожзаменителем дверь.
   Она поймала себя на том, что у нее бешено колотится сердце. Появился позыв развернуться и уйти, но усилием воли протянула руку к звонку.
   Сейчас ты меня увидишь, наверное, с такими девушками как я, тебе еще не приходилось сталкиваться. Одни страшилы безотказные, вот ты и разбаловался, – думала Ирина, подбадривая себя.
   Замок двери щелкнул, и Ира состроила презрительную гримасу, рассчитывая уничтожить противника. Но произошло все по-другому. Дверь приоткрылась, и абсолютно ничего не успев разглядеть, она оказалась с какой-то плотной повязкой на глазах. Некто сильно, но бережно, схватил ее за руку и за талию и быстро втащил в квартиру. Ира слышала, как захлопнулась входная дверь. Она пыталась закричать, но крик сорвался.
   Вот и конец мне, сама виновата. Пришла черт знает куда, в какой-то бомжатник, – быстро пронеслось у нее в голове.
   Ее кто-то быстро и аккуратно стал раздевать. Незнакомец одной большой рукой держал обе ее руки. Ирина стояла парализованная испугом, она не могла даже крикнуть от страха. Но заметила, что руки, сбрасывающие с нее одежду, делали это весьма нежно.
   – В су… В суд подам… Засужу… Посадят… Вас… – давила она из себя слова.
   В ответ слышалось только сопение. Последним слетел дорогой бюстгальтер. Освободившиеся груди вздрогнули и приятно почувствовали свой вес. Ирина знала, что на них жадно смотрят чужие глаза. Когда на ней остались одни трусики, ее приподняли и легко как в балете посадили на стол. Руки девушки нежно обмотали как будто шарфом.
   Ну, сейчас мне достанется по полной. Компенсация за всю мою комфортную предыдущую жизнь. Бесславный, глупый конец, – подумала она. «Труп изнасилованной девушки найден на помойке» – промелькнуло в ее воображении название статьи криминальной хроники. Она опять попыталась крикнуть и на этот раз более успешно, но теплые влажные губы незнакомца закрыли ей рот. Он стал жадно и умело целовать. Засасывая и отпуская ее рот, слегка прикусывая губы. Он касался своим языком ее маленького язычка и игрался с ним. Его язык затрагивал все потаенные места, неб, зубы, доставляя истинное наслаждение от поцелуя.
   «Смерть под колесами автомобиля не такая приятная», – пронеслось у нее в голове.
   Потом она почувствовала, как чужие руки коснулись ее груди. Незнакомец нежно водил по ним самыми кончиками пальцев. Они томились в ожидании того, что их вот-вот сожмут и когда желание достигло предела, ее тело выгнулось навстречу его рукам, и он нежно, но сильно сжал их. У Ирины вырвался стон, и она закинула голову назад. Потом за них взялся его язык. Руки незнакомца жадно трогали ее бедра, живот. Он ласкал ее так, как хотела она. Именно в тот момент, в который надо, он уделял внимание той части тела, которая этого требовала. Она сейчас почти ненавидела себя за то, что ей это нравится. Она хотела бороться, кричать, но ее чувства были против нее в этой борьбе. Тело предательски наслаждалось этим насилием. Против нее было двое – он и ее тело. От этих переполнявших чувств и мыслей она тихо заскулила.
   Следующее, что сделал мужчина – ловким движением стянул с нее трусики. Она пыталась сжать ноги, но его рука, нырнувшая к ее лону, преодолела и это препятствие. Ноги, не повинуясь ее сознанию, сами раскрылись навстречу его ласкам. Она напряглась, но умелые руки, водящие то грубо, то нежно, самыми кончиками пальцев по низу живота, заставили Ирину почти обмякнуть. Она окончательно перестала бороться. Будь, что будет. Все равно она не одолеет его. Судя по тому, как он ее поднимал, это был очень сильный человек. А она… Она голая слабая дура, без трусов.
   Эта мысль о смирении помогла ей расслабиться, и это способствовало еще большему получению удовольствия от происходящего. Ее грудь нежно ласкали, живот гладили сверху вниз. Иногда его руки скользили по загоревшим бедрам. Ирина часто дышала. Теплая истома разлилась по телу, и она со стонами откинулась на стол. Спиной почувствовала какие-то лежащие на столе предметы, которые попадали при первых движениях. Теперь она окончательно чувствовала себя индюшкой, лежащей на кухонном столе для разделки.
   Но это ощущение беспомощности ей почему-то нравилось. Таинственный насильник был то груб и резок, то нежен и нетороплив.
   Его руки легли на ее шею и обхватили со всех сторон.
   Вот и конец, – подумала Ирина. – Задушит. Но эта мысль почему-то ее не расстроила. Руки, играя, немного сжали ей горло, но это был просто экстаз. Потом они занялись другими частями тела. Она почувствовала, как по внутренней стороне ее бедра катилась капелька пота. Теплые сладкие волны разливались по всему телу, доходя до мозга.
   Самое странное было то, что он как будто читал ее мысли. Никогда во время секса с партнером нельзя получить стопроцентное наслаждение, просто из-за того, что тот не знает, что тебе в этот момент нужно. Но это был не тот случай. Мужчина, который сейчас находился рядом с ней, был просто воплощением ее мыслей. Он как будто игрался с ней, чувствуя тот момент, до которого нельзя доводить. Как он это чувствовал?!
   В один из таких моментов Ирина не выдержала. Она завыла раненой волчицей. И когда дошла до пика, незнакомец, каким-то холодным стальным предметом похожим на чайную ложку, провел ей по животу. Это было в десятку! Девушка изогнулась дугой и застонала. Ее тело свело судорогой. Слева упало, судя по звуку, что-то похожее на настольную лампу или небольшую полку.
   Молчаливые пальцы сдернули шарфик с рук, и одели ее также быстро, как и раздевали. Ирина с чужой помощью дошла до двери. Послышался щелчок, и она почувствовала под туфлями кафельный пол лестничной клетки. Повязка моментально слетела с глаз, по которым ударил яркий дневной свет. Полсекунды спустя, сзади, хлопнула дверь. Она обернулась и увидела коричневый кожзаменитель с номером восемь.
   Ира стояла растерянная. Редко в жизни происходят подобные ситуации. Точнее… никогда. Она стояла посередине между квартирами, глупо озираясь. Посмотрела на свое предательское, падкое на секс, тело. Потом вдруг почувствовала прилив гордости и бросилась к дверному звонку.
   Молотила кулаками по мягкому кожзаменителю, но с той стороны не было ни звука. Лягнула ногой по двери, и, потеряв равновесие, пошатнулась, сломав каблук. В голову пришла мысль вызвать милицию, но тут же исчезла.
   Рабочий день лично для нее закончился. И речи не могло быть о том, чтобы ехать в офис. У нее в голове было как после взрыва. Каблук сломан. Ноги слегка липкие от высохшего пота. Только домой!
   Просидев час в душистой теплой ванне, Ирина немного пришла в себя. У нее получилось даже оправдаться перед собой за этот безвольный поступок. Она вышла из ванной, обернутая в свое большое полотенце. Села за компьютер. Иру сейчас не интересовали пришедшие за ее отсутствие новые письма, мигающие в углу. Внимание девушки было приковано безликой анкетой, с красной надписью напротив: «Сейчас на сайте!». Она робко написала:
   – Привет король. Как дела? Чем сегодня занимался?
   – Дела хорошо. Общался с людьми, – лаконично ответил он.
   – Люди остались довольны? – с легкой издевкой спросила она.
   – Да, – еще короче ответил он.
   – Откуда ты знаешь? – ее возмутило такое безапелляционное заявление.
   – Мной нельзя остаться недовольным, – ответила логика робота.
   Ирина как-то смягчилась. Она нашла остроумным такой ответ. Устроилась удобнее в кресле и написала:
   – Да. Наверное, ты прав.
   Прошла минута, прежде чем появился новый конвертик.
   – Это была ты?
   – Я, – теперь и она была немногословна.
   – Молодец, смелая девочка. Не стала откладывать в долгий ящик.
   – И что? Все? Больше ты мне ничего не хочешь сказать? – ее задело, что оценили только ее смелость. Или точнее глупость. А ведь у нее было столько вопросов!
   – Да, классная фигурка. Супер!
   – Ну почему ты такой мужлан?! Я тебе хочу задать несколько вопросов. Мне надо знать!
   – Не надо.
   – Нет, надо! Между нами был секс, на минуточку! И я не знаю, что значит это для тебя, но для меня это пока кое-что значит!
   Красная надпись «Сейчас на сайте!» сменилась серой «Был сегодня в 19:46».
   – Блин, говорили мне, знакомства по интернету полная лажа! Одни малолетки и козлы! На, Ира, ешь! Проверяй своей…
   Прошло три дня. Ее мысли постоянно возвращались к тем событиям. Тело, полностью удовлетворенное три дня назад, постепенно начинало опять голодать. Она, сидя за офисным столом с презрением посматривала на него – на свою грудь, которая сейчас спокойно дремала в дорогом бюстгальтере, на плоский живот, в который недавно положила макароны. Но там, внизу живота, что-то сладко зудело.
   – Нет! Не получишь! Ни за что! – сказала Ирина тихо сама себе. Ей на момент показалось, что у нее шизофрения, и она теперь не отождествляет себя со своим телом.
   Придя, домой она поужинала и села к телевизору. Потом включила компьютер и сразу, не глядя, зайдя в свой профиль на сайте знакомств, удалила анкету ее невидимого знакомого.
   – Уф! Теперь стало хорошо. Чего там пишут мои поклонники? – Ирина стала открывать накопившиеся письма. Она читала скучные, банальные сообщения, как вдруг произошло то, что она не сразу поняла. Пришло письмо от ее незнакомца. Она никак не ожидала, что «мистер высокомерие» ей напишет сам.
   – А-а-а-а! Наверное, сердце робота растаяло, – сказала она самодовольно и открыла конвертик.
   – А ты молодец, долго держишься, – прочитала девушка.
   – В смысле? – как будто не веря такому хамству, спросила она.
   – Приезжай, – как приказ солдату, пришел холодный ответ.
   – Да ты меня за кого держишь!? Я тебе девка по вызову!? – она одним движением закрыла сайт и выключила компьютер.
   Ирина стояла посередине комнаты похожая на фурию. Ее кулачки сжались, ногти вонзились в ладони. Потом она глубоко вдохнула. Подняла лицо и посмотрела на занавески, которые повесила этим летом. Ощущение дома и уюта ее успокоило. Ничего не может изменить течение ее жизни в худшую сторону. Наверное…
   Она пошла на кухню налить чаю, и когда проходила обратно мимо прихожей, ее взгляд упал на темно-зеленую туфлю со сломанным каблуком. Поставив чашку на полочку для гуталина, Ирина подняла свою туфлю и стала рассматривать. Вглядываясь в клей, на внутренней стороне сломанного каблука, она вдруг представила совсем другое. Темноту, жаркое собственное дыхание, живот, жаждущий ласк, вздымающуюся грудь, икры, лежащие на плечах незнакомца… Незнакомца…
   – Что же я? Когда же еще, если не сейчас? Буду бабкой и вспомнить будет нечего. А другая, вместо меня… – сказала она, едва шевеля губами. Посмотрела на разбуженные бугорки, проступающие сквозь тонкий, шелковый халатик. Бросив туфлю на пол, она побежала в ванную. Быстро приведя себя в порядок, бросилась к шкафу, сбив стул, стоявший у нее на пути. Надела самое неприличное нижнее белье. Когда осталось только обуться, она замешкалась. Поймала себя на мысли, – «Какие туфли ему нравятся?» Выбирала между черными, темно-синими, красными и пятнистыми.
   Ну, раз на мне синеватая блузка, значит синие, – подумала она, надела их и выбежала на лестничную клетку. Нажав кнопку лифта, она подгоняла его руганью. Но когда открылись двери, она бросилась назад в квартиру и все-таки переобулась в черные.
   Не прошло часа, как в Потаповском переулке, в доме номер три, на лестнице, раздался звонкий стук женских каблучков. Ирина взлетела на второй этаж со скоростью винтовочной пули. Истерично молотила кулаками в дверь, начисто забыв о существовании дверного звонка. Но этого было достаточно.
   Дверь приоткрылась, но на этот раз она была готова ко всему. Она хотела увидеть своего фантастического любовника и его квартиру. Хотя бы мельком. Поэтому отошла на два шага назад, чтобы на нее не успели нахлобучить повязку, как на болтливого попугая. Но слегка приоткрытая дверь дальше не открывалась, и никто из-за нее не выглядывал. Тогда она осторожно шагнула вперед и потянулась к дверной ручке. Потянула ее на себя и попыталась заглянуть внутрь, но это было ошибкой. Молниеносное движение, размазанное пятно руки и Ирина опять уткнулась носом в знакомую по запаху плотную повязку. Ее тело опять подхватили сильные руки и втащили в квартиру, как тарантул затаскивает свою добычу в нору.
   Парой минут спустя она стояла, в чем мать родила, а кто-то ласкал ее стоя позади нее. И опять сладкие ощущения нежности пошли по ее телу, отчего оно покрылось мурашками. На этот раз страха не было – если не убил в первый раз, то зачем ему делать это сейчас? Может, и женская логика, но она успокаивала. Невидимая квартира наполнялась девичьими стонами. Вышли наружу ее сексуальные фантазии и воплотились в лучшего в мире любовника. Ее упругие, красивые груди, повиновались сильным рукам. Живот дрожал от наслаждения. Теперь ее руки не были связаны, но каждый раз, когда она пыталась нащупать партнера, он успевал перехватить ее руку за кисть.
   Незнакомец собрал ее душистые волосы в одну большую прядь и слегка потянул за них. Ирина, повинуясь, откинула голову. Ее страстные губки обнажили ровные, на зависть подругам, белые зубы. Он ласково провел пальцами по ее нежной шее. И резко, почти грубо, наклонил ее. Ира машинально расставила руки и уперлась ими во что-то мягкое, похожее на диван. Теперь она была совсем не в выгодной позе, и это ей очень понравилось. А дальше, в течении часа – опять страстные движения, согнутые стройные ноги, вонзающиеся в диван ногти, капли пота, зубы кусающие повязку, уходящий из-под ног ковер и, конечно, волшебные руки, читающие мысли…
   И как в прошлый раз, она оказалась на лестничной клетке. И только повязка исчезла, девушка снова попыталась рассмотреть своего насильника, но опять не успела. Только хлопок двери и все. И перед ней был только лишь коричневый кожзаменитель.
   Она сидела в ванной, как и в прошлый раз, но предавалась теперь совсем другим мыслям. Ее губы улыбались, глаза были полуприкрыты. Рука водила по животу, и приятная, душистая смазка геля для душа, покрывала все тело и приятно скользила на пальцах. Голова ни о чем не думала, а тело напевало.
   Шли дни, жизнь Ирины изменилась, она немного похудела, но, несмотря на это, еще больше похорошела. Еще больше мужчин пытались познакомиться с ней. На наглые предложения о сексе на сайте она теперь не злилась, а просто ухмылялась. У нее уже был король. Да, она не знала даже его имени, но для нее это был король. Ирина продолжала получать от него лаконичные письма, едва более многословные, чем сообщения стиральной машины. Но такая переписка ее вполне устраивала. И теперь она уже не пыталась узнать чего-нибудь о нем или увидеть. Не потому, что ей не было интересно, а потому, что боялась его спугнуть. Как только она представляла другую в его руках, ледяные тиски сжимали ее сердечко. Хотя допускала, конечно, мысль, что у человека с такими возможностями и потенцией, она, наверное, не одна. Но это была не ревность к мужчине, которого любят, а что-то похожее на чувство собственности. Иногда у нее был приступ нежности, и она писала ему послания вроде этого:
   – Король, королек, королюшка, королевич, ты лучший.
   Но безликая анкета на такие несодержательные письма, конечно, не удосуживалась реагировать.
   Квартиру на Потаповском она посетила уже пять раз. И ничего не притуплялось. Все было, как впервые. С одной стороны, она была счастлива, но с другой – ее беспокоило свое состояние. Она слышала раньше о сексуальной зависимости, но никогда не думала, что такое случится с ней.
   Мысли о нем занимали теперь большую часть ее времени. На работе она не могла думать о работе – в голову ничего не лезло. Секс такого высокого качества разжег в ней пожар. Разбудил все затаенные ранее спящие чувства. И чем больше тело привыкало к такому сексу, тем больше и чаще оно хотело, как будто разгонялась спортивная машина. Пару раз в день она ходила в туалет только затем, чтобы посидеть там и подумать. И часто эти мысли заканчивались тем, что она ласкала себя, запустив руку под юбку, а другой, сжимая грудь.
   Как-то она задалась вопросом – а так ли уж он хорош? Может это мое субъективное мнение делает его таким героем? Мне и сравнить не с кем. С другими парнями у меня было довольно давно. Конечно, он хорош, но не бог! Не волшебник. Можно найти такого же опытного парня. Неплохо было бы проверить. Если незнакомец заменим, то все не так плохо. Но если он единственный, кому дано так ублажать женщин, то я сойду с ума.
   Она знала, что Олег в ее отделе считался опытным бабником. Ей сейчас неважно было: есть у него кто-то или нет. Она собиралась с его помощью проверить свою идею.
   Она подошла к сидящему за компьютером Олегу, когда рядом почти никого не было, и спросила:
   – Олежек, какие у тебя на сегодня планы?
   – Ну-у-у, особо никаких. А чего? – спросил он и поднял на нее глаза.
   – Ты меня сегодня можешь проводить до дому?
   – Тебя? Надо же! Ты чего, Ир? – Олег откинулся на спинку кресла.
   – Я-я-я… Ну-у-у, боюсь одна. Там у меня компания во дворе сидит, пристает, когда я мимо прохожу.
   Олег посмотрел на ее юбочку, которая заканчивалась почти там, где у многих женщин она только начиналась.
   – Ну, конечно пристает, они же… Ладно, без вопросов. Конечно. – Он улыбнулся.
   – Ура! – Она провела пальцем по его гладковыбритой щеке.
   – Опани! Вот это маза! – сказал только пришедший из курилки Стас.
   – Цыц мрзякодав! – шутя, сказала она Стасу.
   – Ирочка, что же ты так с мальчиками обращаешься? – спросила из своего угла бухгалтер.
   – Да я, любя, Светлана Алексеевна. Умеючи, – сказала Иринка и направилась к себе.
   – Умеючи, поял Олег! – гоготнул Стас.

   Олег медленно обвел взглядом двор и никого не увидев, повернулся к Ирине.
   – Нет твоих хулиганов.
   – Ага. Нет… Сегодня нет.
   Они стояли под длинной вечерней тенью каштана.
   – Ну чего, красивая, я пойду? – спросил Олег.
   – Нет. Не уходи. Зайдешь на чашечку чая? – спросила Ира и улыбнулась банальности своей фразы.
   – На чашку чая? Ир, ты чего? Что-то с тобой происходит последнее время. Я заметил…
   – Ну, заметил, так пользуйся, – сказала она лукаво, перебив его.
   У Олега на секунду расширились глаза.
   – Чего за чай хоть?
   – Бергамот, дурак, – сказала Ира и, шлепнув его по плечу сумочкой, залилась смехом.
   Роль чая удачно играли виски «Чивас Ригалз». Они хорошо шли с острым сыром. Зашла риторическая беседа о коллегах по работе и сплетнях. Оба понимали для чего они здесь. И только из-за элементарного этикета они сидели за кухонным столом, а не набросились друг на друга еще в прихожей.
   – Да-а-а, и с кем у тебя еще на работе было? Слушай, а я не знала ничего! А там такие страсти кипят. Же-е-есть, – сказала Иринка, медленно положив ногу на ногу. Из-под почти отсутствующей юбки выглянули красные трусики.
   Олег взял квадратную бутылку, потом, подумав, поставил обратно.
   – Значит, рассказывать о том, что с тобой происходит, не хочешь?
   – А чего, видно со стороны?
   – Ну, а как ты думаешь, когда человек разговаривает сам с собой, ходит с безумными глазами? В туалете запирается по три раза в день на полчаса.
   Ирина поставила обе ноги на пол от удивления.
   – Правда?! Я говорю сама с собой?! Мли-и-ин, – она засмеялась, потом спохватилась. – Ой, мама!
   Лампа с красным абажуром освещала комнату интимным светом. Помимо приятных ароматов от эзотерических вонючек, комнату наполняли тихие стоны, посапывания и звуки возни. Олег старался не упасть в грязь лицом, конечно, не подозревая о соревновании. Ирина ему помогала. Прошел час, когда они насытились и улеглись рядом в темноте.
   – Можно закурить? – спросил Олег.
   – Конечно, милый, – сказала Ира, лежа лицом на его груди.
   Они лежали и шептались. Олег стряхивал пепел в пепельницу, стоящую рядом с кроватью и оба смотрели на тени, на потолке на красном фоне. Ира пыталась собраться с мыслями и поставить оценку Олегу. Насколько он оказался хорош, или не хорош, по сравнению с НИМ.
   Когда Олег пошел в ванную, она задумалась. Да, он, конечно, не плох. И девчонки на работе правы. Но ничего такого необычного не было. Как говорят, не зацепило. Может быть, до НЕГО ей бы показалось это лучше. Но сейчас это было просто спаривание. Хорошее спаривание.
   И, конечно, Олег не занимался сексом с ее мозгом. Естественно, не читал ее мысли. Так что же получается? Кроме незнакомца больше никто так не может? Значит, пора сходить с ума?
   Ирина вскочила с кровати и подбежала к компьютеру. Пока Олег был в ванной, она зашла на сайт. Он долго грузился. Она услышала шаги Олега и нырнула в кровать. А на компьютере открылся ее профиль. Зашел Олег.
   – О-о-о, сайт знакомств! Как успехи? – спросил он.
   – Никак. Иди сюда, – она притянула к себе Олега. И опять легла лицом ему на грудь. Отсюда хорошо был виден монитор компьютера. Много красненьких надписей, свидетельствующих о том, что их владельцы сейчас на сайте. Но напротив самой главной, самой нужной, стояла страшная надпись. Ирина сначала не могла отсюда разглядеть серенькую надпись, но вглядевшись, прочитала – «Анкета удалена». У нее похолодели ступни ног. Отчаяние еще не осознавалось мозгом. Почему?! Потом она немного успокоилась, ведь она знает, где он живет. Ну и что? Какой прок от анкеты? Все равно по инету общение с ним было более чем скромным.
   А что, если его и там нет?! Если он переехал?! От этой мысли Ира дернулась всем телом.
   – Что с тобой, маленькая? – спросил Олег.
   – Олеженька, милый, мне надо бежать! – сказала Ира.
   – Ты что? Что случилось? – Олег посмотрел на компьютер.
   – Нет. Ничего. Вспомнила одно дело. Как я могла забыть?! Не спрашивай меня, пожалуйста, ни о чем! – говорила она, торопливо одеваясь. – И ты тут не при чем. Ты был на высоте, золотой.
   Олег немного повеселел.
   – Ну, ладно, пошли, провожу. Нет, Ирин, определенно с тобой что-то происходит, – сказал он, натягивая штаны.
   – Ты самый лучший, самый хороший, лапочка. Я тебе потом все расскажу, – замаливала его Ира. А по ее щеке предательски текла слеза отчаяния.

   Сумерки коснулись теплого сентябрьского города, но было еще светло. Ирина подбегала к дому на Потаповском переулке, едва переводя дыхание. Она чуть не сбила с ног стайку девушек у подъезда. Влетела на второй этаж и позвонила в дверь. Потом заметила, что дверь открыта и медленно взявшись за ручку, как завороженная отворила ее. Ноги девушки дрожали, когда она зашла в квартиру. Квартира была на редкость безликой, напоминала его анкету на сайте и его манеру общаться. Ничего не выдавало интересов и увлечений, привязанностей или профессии человека, который здесь жил. Было видно одно – квартиру бросили, как и ее. Никаких вещей, кроме мебели, не было. Жилище было неухоженным, грубая кухня, комната. Вот диван, на который, наверное, она опиралась. Она пощупала его и узнала. На окнах плотные шторы. Вот стол, на котором в первый раз… Ирина подошла к столу и поставила лежащую на боку настольную лампу. Интересно, я ее уронила, или ее после меня роняли? Душевная боль пронизывала все существо Ирины в этот момент.
   Она не заметила, как спустилась вниз и вышла из подъезда. Только сейчас она обратила внимание на девушек стоящих здесь, которых чуть не сбила. Все девушки были редкой красоты, как на каком-то кастинге. Даже Ирина между ними померкла, хотя была первой красавицей банка. Все были дорого и со вкусом одеты. У всех были отличные фигуры, на зависть другим женщинам. Длинные ноги, высокие крепкие груди, шикарные волосы, бесподобные лица. Здесь была и шикарная блондинка, и сексуальная красивая брюнетка, очаровательная рыжая девушка с ангельским, почти детским лицом и божественной красоты шатенка.
   Ирина поняла, кто они. Они такие же, как и она – жертвы классного мужчины, которого они никогда, наверное, и не видели, но точно знают, что с остальными его сравнивать просто богохульство.
   Это было удивительно. Никому из них он ни разу не сказал приятного слова, тем более не писал стихов и не делал подарков. Но здесь, сейчас, стояли девушки, которые легко могли бы составить костяк любого модельного агентства и лили слезы по нему.
   Все они, наверняка, были сердцеедками в обычной жизни, и разбили сердце далеко не одному мужчине, но только не здесь и не сейчас. Здесь валялись осколки их сердец. Любили ли они его? Вряд ли. Скорее, чувство раненого насмерть самолюбия или украденной собственности. И что самое главное, все они понимали, что на их совершенных красотой телах больше никто не сыграет такой музыки.
   Прошел год, эта история стала затягиваться пеленой времени. Ирина вышла замуж за Олега. Об этих событиях, она, конечно, еще вспоминала, особенно по ночам. Но все реже. Однажды, несколько недель спустя, она пришла к той коричневой двери. Но ей открыл пропахший борщом пожилой мужчина. И тогда умерла ее последняя надежда. Анкету с сайта она удалила еще в тот ужасный своей безысходностью вечер и больше никогда не знакомилась и не общалась на сайтах знакомств. Поэтому, когда однажды увидела в углу экрана рекламный баннер того самого сайта, просто закрыла страницу. И не узнала, что на сайте, недавно, появилась новая безликая анкета – «Властелин секса».

   Январь 2008 г.

Обратная сторона жизни

   Мир житейский – это часы, гири которых – деньги, а маятник – женщина.
Г. Лессинг

   Музыка постепенно стала стихать, стробоскопы погасли и на богато украшенный логотипами местных фирм подиум, вышел ведущей конкурса красоты. Бизнесмены, банкиры, журналисты из местной прессы и прочие лица неравнодушные к красивым девушкам, затихли. Зал дома культуры и творчества имени Чкалова погрузился в торжественную тишину.
   – Итак, пришло время объявить имя мисс города Новосибирска! – торжественно сказал ведущий и поднял конверт.
   По залу пробежал шепоток и послышались усмешки среди серьезных и состоятельных людей, которые не воспринимали подобные конкурсы всерьез, а относились к ним лишь как к механизму отбора наиболее симпатичных девушек, которыми можно было впоследствии воспользоваться. К слову сказать, такое пользование было выгодным и для самих девушек. Да и участие в конкурсе красоты они воспринимали как пропуск в мир успешных и обеспеченных мужчин. Мужчин, от которых приятно пахнет дорогим парфюмом, которые ездят на дорогих машинах и которые имеют достаточно денег. При удачной раскрутке такого мужчины, можно было уже никогда не беспокоиться о своем завтрашнем дне. А если уж и совсем повезет, то сделать карьеру певицы или актрисы, опираясь на новые связи более высокого уровня и на капитал своего нового ухажера.
   – Победительницей конкурса мисс Новосибирск две тысячи десятого года, почти единогласным решением жюри, становится, – ведущий вынул из конверта листок и, развернув, произнес, – Виктория Шиманова!
   Зал взорвался аплодисментами. Женщины сразу представили себе победительницу – вспомнили все ее минусы, благодаря которым можно было немного успокоиться и плюсы, на некоторые из которых можно было бы поравняться. Мужчины же сидящие в зале вспомнили лишь ее лицо и ее фигуру на конкурсе купальников.
   – Для вручения короны, на сцену приглашается мисс Новосибирск прошлого года! Встречайте, Анастасия Звонарева! – продолжал ведущий.
   На сцену вышла девушка, несущая в руках ажурную сверкающую корону и, улыбаясь, заняла свое место.
   – А теперь, на сцену приглашается победительница конкурса Виктория Шиманова!
   На сцену вышла, смеясь, и от смущения закрывая лицо руками, новая королева красоты. Юркий ведущий, профессионально улыбаясь, шагнул к ней.
   – Виктория, скажите пару слов о своих чувствах, которые вы сейчас испытываете, – сказал он, протягивая ей микрофон.
   Победительница взяла микрофон и, вооружившись очаровательной улыбкой произнесла:
   – Я сейчас испытываю чувства, которые мне до этого были незнакомы. Эти чувства совершенно новые для меня и мне кажется это и есть счастье. Я очень благодарна тем людям, которые помогли мне дойти до финала и победить. Благодарна всем, кто помог мне пройти путь от просто красивой девушки до той, кем я теперь стала. Я всех вас люблю, – почти уже крикнула Вика и, подняв руки, засмеялась.
   После этого бывшая королева красоты одела на голову новой, изящную ажурную корону и зал засверкал вспышками фотоаппаратов.
   – Также Виктории Шимановой достается главный приз за первое место – чек на пятнадцать тысяч долларов. Виктория, вы уже придумали, на что собираетесь потратить эти деньги? – спросил ведущий у новой королевы.
   Она убрала с лица прядь волос и с готовностью ответила:
   – Я собираюсь отдать часть денег в благотворительный фонд помощи больным детям, – сказала она фразу, которую ей посоветовал их PR-менеджер. Потом засмеялась и добавила, – а на остальные купить себе что-нибудь приятное.
   Деланно переживающий за победительницу зал, зашумел аплодисментами.
   – На сцену приглашается заместитель генерального директора банка «Сибирь-Транс» Михаил Владимирович Колетчиков.
   На подиум вышел солидный мужчина с крупным лицом и серьезным взглядом.
   – Мы с вами, те, кто сидит в этом зале, любим красоту и ценим ее. Но мы не знаем о той цене, которую приходиться заплатить за эту красоту, – заместитель директора протянул победительнице конверт. – Мы считаем это скромной компенсацией за тот невидимый труд, результаты которого мы с вами видели на этом конкурсе. Я, от имени банка «Сибирь-Транс», вручаю победительнице чек на десять тысяч долларов.
   По залу снова прошлась волна аплодисментов. После этого еще долго приглашались на сцену один за другим разные представители бизнеса Новосибирска для вручения подарков и наград. Призовой фонд у этого конкурса был небольшой, но организаторы точно знали, кто и сколько подарит девушкам, занявших первые три места. Это увеличивало размеры призов, что делало конкурс более привлекательным.
   Наконец конкурс перерос в банкет с бесплатными угощениями и шампанским. Участницы конкурса, подобно рыбкам, прибивались к важно расхаживающим, подобно кораблям, сильным мира сего. Влиятельные мужчины тоже не теряли времени и выказывали знаки внимания голодным до чужих средств девушкам. Пользовались случаем и мужчины, не имеющие отношения к бизнесу, но компенсируя это хорошо подвешенным языком.
   К Вике подбежала, стуча каблучками, ее подруга Лена.
   – Слушай, ты смогла! Поздравляю подруга!
   – Спасибо, Лен! Я не осознала пока! Завтра, наверное, проснусь, только тогда пойму! – сияя улыбкой, сказала Вика.
   – Я, все-таки, до последнего думала, что выиграет эта овца Сималева! Поздравляю Викусь! Чего делать думаешь? У тебя теперь возможности большие. Внимания к тебе будет много, сама понимаешь. Модельные агентства, мужики, пресса, да много кого! В Москву реально переехать, – сказала Лена.
   Вика, распрямив пальцы с дорогим маникюром, сделала жест ладонью обозначающий «стоп»:
   – Сначала надо собраться с мыслями. Веселье пройдет, потом я приду в себя и сяду все обдумывать. Взвешивать все предложения, выбирать, сравнивать. Сама понимаешь, тут спешного решения принимать нельзя. Такое бывает раз в жизни, и ошибешься, продешевишь и все – уйдешь не туда. В лучшем случае время потеряешь, в худшем, вообще на правильную дорогу не выберешься. Вспомни Такалину Любку – бывшая мисс, какого там года, не помню. Тоже возможностей много было и кто она сейчас? Дала волю эмоциям и поминай, как звали. Сейчас сидит с тремя детьми на одну зарплату.
   – Не, ну дети тоже реал, Вик. Мы же женщины, все-таки, – хмыкнула Лена.
   – Я не спорю, реал. Но надо для ребенка почву подготовить, обеспечить его будущее. Везде же все деньги и немалые. Никто не против семьи и детей, я хоть пока об этом не думаю, но знаю, что скоро буду думать. Поэтому нужен фундамент. Не тебе же объяснять, сама все понимаешь, – сказала Вика.
   – Кстати о фундаментах, это кто такая лапа серьезная там стоит с Челемановой? – спросила Лена, кивнув в другую сторону зала.
   – Это Максим Борисович… как его… Бурытанов что ли. Ну, глава «Новых технологий»… или как их там? – девушки засмеялись.
   К ним подошла еще одна участница конкурса в легком желтом платьице и немного пьяная.
   – Вика-а-а, ты крутяк! Ты молоток! Я, конечно, сама лажанулась два раза. После этого мне можно было уже не выходить. Но ты стойко вынесла. Ты реально всех сделала, – сказала она.
   – Спасибо, Свет. Ты с кем уже влила? – спросила Вика.
   – Да, – махнула рукой девушка. – С одними тут. Слушайте, девчонки, а чего стоим-то? Тут такой гербарий, выбирай пока ничьи. Потом эти… представители модельных агентств из Москвы, несколько. Я уже там закинула удочку. Не спите. Родной Новосиб клевый, но Москва то по любасу круче!
   – Ты, как всегда, права, Светка. Пойдем, Лен, надо поговорить. Надо найти Наталью Борисовну. Странно, что они сами еще не подошли ко мне, – сказала Вика, и девушки направились к представителям московских модельных агентств.
   Праздник был в самом разгаре и люди, находившиеся в этой тусовке, а также не имеющие непосредственного отношения к ней, но оказавшиеся сегодня тут, строили планы относительно друг друга. Кто-то искал себе спонсора или партнеров для бизнеса, кто-то новое лицо компании, а кто-то просто строил планы на ночь. Весь холл дома культуры имени Чкалова, под весело выпиваемые литры шампанского, планировал свое близкое и далекое будущее.
   Вика, собрав урожай визитных карточек и номеров телефонов, присела отдохнуть на диван из белой кожи.
   – Этя ти чего тякая красивая сидишь одна? Смотрю, девушкя сидит, скучаит наверное, – сказал, присаживаясь рядом, хорошо одетый человек кавказской национальности.
   – Здравствуйте, Армен Оникович, у меня голова разболелась. Присела отдохнуть, – соврала Вика.
   – Ти если чево, если помощь какая нужна, ты звани. Номер мой у тебя должин быть, – сказал Армен Оникович и, тронув ее за руку, добавил, – обидит кто, звони. Все сделаим – найдем, накажим.
   – Спасибо, я всегда буду знать, что за меня есть, кому заступиться, – сказала Вика.
   Армен Оникович встал и, поклонившись, ушел. Вика окликнула проходящего мимо официанта с подносом шампанского и, взяв фужер, пошла в самую гущу людей.
   – Слушай Вик, а ты подходила к московским?! – чуть не сбила ее с ног подбежавшая очередная подруга.
   – Да Ир, договорились, что я послезавтра к ним в представительство приду, и мы обговорим условия.
   – Слушай, а меня с собой протащишь? – спросила веснушчатая Ирина.
   – Чего протаскивать-то? Они не мои знакомые. Сама подойди и поговори.
   – Да они меня сто пудов не возьмут! Скажут, позвоним и все. Знаем мы это. Ладно, побегу. Может, удастся еще сорвать чего-нибудь, – сказала конкурсантка и растворилась в веселящейся толпе.
   – Пойдем, покурим. Знаю, не куришь, я покурю, – сказала подошедшая к Вике хореограф Людмила Васильевна.
   – Вы курите?! – удивилась Вика. – А я думала, вы образец подражания во всем.
   – Только когда выпью. Так-то нет, конечно, – ответила Людмила Васильевна, и они вышли на улицу.
   Потягивая шампанское и смотря на праздник сквозь стекло, Вика, думала сразу о многом. Ее жизнь представлялась ей правильной. Бог ей дал данные, которые она не зарыла в землю, а стала развивать. Она с детства занималась всем, что способствовало ее красоте. Занятия пластикой и танцами, сделав свое дело, уступили место новому, очень важному для нее занятию – обучению в школе моделей. Пусть это пока на уровне города и победа ее пока на уровне города – всему свое время. Она умеет трудиться и добиваться своего. Кому-то такая жизнь казалась легкомысленной, многие люди получали серьезную профессию и опыт, чтобы зарабатывать деньги, ну и пусть. Вика прекрасно знала, что у нее другой путь. Зачем много лет учится какой-то нудной профессии и потом жить на зарплату? Нет, конечно, институт нужен, сегодня высшее образование необходимо. Если она станет известной моделью без высшего образования, могут возникнуть неудобные и курьезные ситуации. Надо закончить для галочки и все, забыть навсегда. А по профессии пусть дурачки работают. Ее это не касается – во-первых, она точно знает, как заработать большие деньги и добиться красивой жизни. Во-вторых, с ее внешностью просто преступление сидеть в офисе и заполнять бумажки. Конечно, понятно, что менее удачливым и красивым людям ничего не остается, как работать за зарплату. Она их понимает и сочувствует. Но не всем же быть как она. Да и потом мало одной красоты. Она вон, сколько работала, чтобы сегодня получить свое заслуженное. И пусть те, кто сегодня остался позади, продолжают барахтаться на своем уровне. А ей открывается новый уровень – сегодня она покорила Новосибирск, значит следующая Москва! Даже в том случае, если ей не удастся взлететь дальше Москвы, точнее западней, то Москва тоже не так плохо. Это такие деньги, такие люди! Там на всю жизнь хватит и даже при не слишком удачной карьере модели. Можно осесть в Москве и потом открыть свое дело, например ту же школу моделей, да что угодно! Перед ней открыты все двери. Мужчина тоже у нее будет под стать ей – волевой, успешный, понимающий и поддерживающий ее в начинаниях. Она долго его будет выбирать – ей торопиться некуда и она не дешевка, чтобы выйти замуж за первого встречного. Он должен доказать ей, что он именно тот, кто ее заслуживает…
   – Ты чего в себя-то ушла так глубоко? – спросила Людмила Васильевна.
   Вика вздрогнула, она забыла, что стоит здесь не одна.
   – Извините Людмила Васильевна, я задумалась. Столько пищи для размышлений, сами понимаете. Свыкнуться надо, – ответила Вика.
   – Понимаю. Чего думаешь делать? – спросила Людмила Васильевна.
   – Пока точно не знаю, посмотрим. Мне уже за вечер сделали больше десятка предложений и некоторые из них заслуживают внимания, – многозначно ответила Вика и открыла стеклянную дверь. Современные ритмы музыки выплеснулись наружу и она, пританцовывая, пошла к людям, которые собрались здесь, как она считала, ради ее победы.
   Утром следующего дня, Вика, выйдя из ванной, где долго любовалась на красивую зеленоглазую шатенку в зеркале, села за свой лакированный журнальный столик. Она достала все чеки, врученные ей вчера на награждении, и подсчитала сумму денег, которой она теперь располагала. Сумма всех чеков составляла тридцать восемь тысяч долларов. Это было впечатляюще и у нее еще никогда не было таких денег. Вот пусть родители теперь скажут, что она занималась все эти годы ерундой. Сами они таких денег никогда не видели.
   Теперь можно было расслабиться и купить себе, наконец, какую-нибудь желанную и красивую вещь. Она, несомненно, заслужила за свои труды награду.
   Держа в руках чеки, она вспомнила свои вчерашние слова про пожертвование средств в фонд помощи больным детям. Вика закусила губу и почесала носик.
   – Мысль, конечно, благородная, но пусть Ренат Максимович сам жертвует свои деньги, – сказала она вслух, имея в виду их PR-менеджера. – У меня впервые появились серьезные деньги и что, мне их сразу отдать?
   Потом она достала из портмоне все визитные карточки, которые ей вчера насовали, и стала внимательно изучать. Но имена и должности мало ей о чем сказали. Разложив их подобно пасьянсу, взяла мобильный телефон и, набрав номер, поднесла трубку к уху.
   – Алло, Геночка, привет. Как сам?
   – Привет, Викусь. Слышал, читал, поздравляю, – ответил молодой человек из трубки.
   – Спасибо, Ген. Слушай, можешь проконсультировать?
   – Не вопрос, в чем?
   – Ты же в газете работаешь, знаешь, кто есть кто в Новосибе? Мне надо знать, что собой представляют некоторые люди, – сказала Вика.
   – Давай попробуем, – сказал Гена.
   – Итак, Иммануилов Сергей Борисович, – назвала она первую фамилию.
   – Владелец сети салонов сотовой связи и все, что с этим связано, – кратко ответил Гена.
   – Чермашев Анатолий Евгеньевич, – продолжила девушка.
   – Заместитель директора «Строй-Монтаж-Проект», недавно выиграли тендер на строительство крупного гостиничного комплекса.
   – Стар… Страмынов Анатолий Геннадьевич, – продолжала называть незнакомые фамилии девушка.
   – Владелец сети автосервисов «БМВ», «Мерседес» и, по-моему, «Ауди» в Новосибирске и области.
   – Молодец Геночка, ты высококвалифицированный спец. Давай дальше – Кузьмин Герман Владимирович.
   – Этого точно не знаю. Вроде как инвестициями занимается. Ну, то есть решает, куда вливать деньги из городского бюджета. У тебя-то какие с ними дела со всеми? – поинтересовался молодой человек.
   – Да вот визиток вчера надавали. Кто-то из них обедать пригласил, кто-то просто позвонить просил. Вот сижу, пытаюсь понять кто из них кто, – смеясь, сказала Вика.
   Она продиктовала еще несколько фамилий и, удовлетворившись ответами, поблагодарив Гену, повесила трубку. В соответствии с полученной информацией, она отсортировала визитки на две части. Первая часть это были те, с кем ей имело смысл встретиться, пообедать и поближе познакомиться. Во второй части были менее удачливые люди. Их визитки она решила убрать до лучших времен. Каждую из двух партий визиток, она убрала в разные кармашки своего портмоне.
   Закончив с этим важным делом, она вспомнила, что через два дня у нее фотосессия для местного журнала. Вика пошла в ванную и поглядела в зеркало.
   – Кожа раздражена после конкурса. Надо пару дней маски поделать, и буду готова, – сказала девушка своему отражению и села за компьютер.
   Пришло время подумать о том, как наградить себя. У нее уже давно созрела мечта и вот теперь появились средства ее реализовать. У нее давно были права, но своей машины никогда не было – ей давал ездить на машине ее бывший парень.
   Она нашла в интернете фотографии «МИНИ Купера». Эта машинка давно ей нравилась. Он не выглядел дешевой и типичной для блондинок. «МИНИ» был весьма мощной машиной со спортивным характером и при своей миниатюрности выглядел престижно, что было для нее очень важно. Вику, конечно, совершенно не интересовали его технические данные. Она знала, что о нем отзываются, как о крутой тачке и этого было вполне достаточно. Правда она слышала, что «МИНИ Купер» дорогой в обслуживании. Но Вика представляла, что дальнейшие ее заработки будут достаточные. К тому же у нее появилась одна мысль – она достала портмоне и, вынув из кармашка неудачников визитку Страмынова Анатолия Геннадьевича – владельца сети автосервисов для немецких автомобилей, переложила ее в кармашек с визитками успешных людей.
   – Ведь «МИНИ» вроде «БМВ» делает? – спросила сама себя Вика. – Ну да не важно, поможет.
   Цены, которые она нашла на сайтах автосалонов, покусывались, и были от тридцати тысяч долларов за базовую комплектацию. Если же производить впечатление тюнингом, то надо было выложить еще больше денег. Тюнинг был ей важен, так как он выделил бы ее машину среди прочих и сделал бы ее уникальной, какой считала себя и сама хозяйка будущей машины. Такие «МИНИ» были у многих, но она не хотела ездить на машине, на которой ездили мажорные девчонки – дочки богатых папочек. Она добилась всего сама, а значит и машина у нее должна быть лучше. Но с дополнительными опциями Вика решила разобраться потом. А пока, позвонив в один из автосалонов, она узнала, какие цвета есть в наличии.
   Потом ей пришла мысль, что пора съезжать от родителей и неплохо бы снять квартиру. Ей уже двадцать один и пора жить отдельно, тем более теперь есть возможность. Когда она поедет в Москву еще вопрос, а жить в хороших условиях хотелось уже сейчас. Тем более квартира должна соответствовать ее новому статусу, а родительская квартира никак ему не соответствовала.
   И еще надо бы купить родителям что-нибудь полезное, например стиралку или аэрогриль.
   Вика причесалась, накрасилась, одела кое-что из своих модных нарядов и отправилась в автосалон смотреть машину. Выйдя из подъезда, она увидела на скамейке Лешу. Они учились в одной школе, правда, он окончил ее намного раньше. Когда она заканчивала школу, он уже учился в интернатуре и ходил за ней, постоянно поджидая в разных местах, всего лишь для того, чтобы сказать привет или куда-нибудь очередной раз пригласить. Он Вике не мешал, но ее немного раздражало то, что он никак не мог понять, что им не суждено быть вместе. Она понимала, что он не ее уровня. Леша ничего не добился в своей жизни. Сейчас он работал врачом в больнице, она даже не знала каким врачом. Он жил с мамой в соседнем доме и не имел своей квартиры и машины. Ему никогда и не светило заработать на что-то подобное. Он не относился к тем успешным мужчинам, которые так привлекают женщин.
   Видя, что парень поднялся со скамейки и идет к ней, она нехотя остановилась.
   – Привет Вика. Я слышал, ты вчера выиграла, поздравляю, – сказал подошедший Леша.
   – Спасибо. Давно сидишь тут?
   – Да нет, час может… Слушай, а тебя можно пригласить куда-нибудь? – предложил он набравшись смелости.
   Девушка хмыкнула.
   – Леш, в те места, в которые ты меня можешь пригласить, я не хожу, – цинично заявила Вика.
   – Понимаю. Ну, тогда пойдем в те, в которые…
   – В те, в которые, у тебя всей твоей зарплаты не хватит, – нетерпеливо перебила его девушка. – Отдай свою зарплату лучше маме.
   Парень расстроено опустил голову.
   – Леш, да ты пойми, ну не мой ты вариант! Неужели ты думаешь, что я столько корячилась и достигала лишь для того, чтобы получить такую награду, как ты? Таких, как я, надо заслужить, – сказала девушка, ничуть не боясь обидеть молодого человека.
   – Извини, – сказал Леша и, развернувшись, пошел через двор.
   – Да ты не обижайся на меня, Леш, – крикнула вслед Вика. – Ты неплохой парень. Ну, неужели девушек больше нет?
   Молодой человек молча удалялся.
   – Что ж ты такой незадачливый то, а? – пробубнила Вика и, достав мобильник, посмотрела на время.
   Ей надо было спешить, после автосалона надо было посетить еще парикмахерскую, чтобы подготовиться к вечерней конференции, которую устраивали ради нее представители местной прессы.
   Войдя в прозрачное светлое помещение автосалона, Вика увидела блестящие полированные машины, которые были одна красивее другой. Ей захотелось сразу все, что здесь стояли.
   – Здравствуйте, могу ли я вам чем-то помочь? – спросил симпатичный молодой человек с бэйджиком на рубашке.
   – Да, меня интересует… Вот этот, – сказала Вика указав пальцем на красный «МИНИ».
   После этого началось тоскливое и малопонятное для ушей девушки повествование об объеме двигателя, о крутящем моменте, о приводе, о дорожном просвете, об ABS и ESP.
   – Вы мне скажите, вот за эту цену, что еще входит из дополнительных опций? – спросила девушка.
   – Это цена базовой комплектации. Вот здесь написано, что сюда входит, – молодой человек протянул лист.
   Час спустя Вика вышла из автосалона вполне удовлетворенная своим выбором. Завтра она оплатит свое новое приобретение и станет красивой девочкой на красивой машине. Она гордо шагала в сторону парикмахерской, поглядывая на пешеходов сверху вниз. Вдруг тихо зазвонил мобильный телефон. Остановившись и истерически разгребая в сумочке вещи, она спешила его найти.
   – Алло! Виктория? – донесся из трубки голос.
   – Да, я, – ответила неизвестно кому девушка.
   – Здравствуйте Вика, это Михаил Викторович. Я вчера приглашал вас поужинать сегодняшним вечером. Визитку еще вам дал свою, помните? Надеюсь, вы не забыли о моем приглашении, вы обещали принять решение в зависимости от сегодняшних дел, – сказал мужчина.
   – А, помню. Сейчас, подождите секундочку, – попросила Вика и, прижав плечом телефон, достала из сумочки портмоне. Она быстро перебирала визитки в кармашке для успешных людей, но его визитка не попадалась. Тогда девушка, логично предположив, что визитка в кармашке для неудачников, сказала:
   – У меня сегодня, кажется, не получится. У меня конференция вечером и она поздно кон…
   Тут вдруг ее пальцы выловили его визитку – она была крайней в кармашке для тех, с кем стоило общаться. Она выдернула ее и посмотрела.
   «Демин Михаил Викторович – генеральный директор коммерческого банка СоюзРесурс»
   – Правда вы знаете, хоть конференция и заканчивается поздно, но если вы не против встретиться в десять, то я готова, – резко поменяла решение Виктория.
   – Отлично, я не против. Куда подъехать?
   – Писарева, сорок два, к десяти. Ну, может, придется подождать минуточек десять, ничего? – любезно поинтересовалась девушка.
   – Не страшно. Хорошо, я буду на черном «Кайене». До встречи, Виктория, – сказал приятный мужской тембр.
   – До встречи, Михаил Викторович, – сказала Вика и нажала значок красной трубки на телефоне.
   Банкир на «Кайене» – правильной дорогой идешь Викусик. Похвалив саму себя, Вика поспешила дальше. Ее уже ждал парикмахер и мягкое волшебное кресло, из которого всегда встаешь с приятным ощущением новизны в своей внешности.
   Конференция была для Вики скучна. Журналисты задавали вопросы по поводу планов на будущее, взглядов на жизнь и даже на политику, о которой девушка не имела понятия. Спрашивали об ее отношениях к разным вещам и людям, до которых ей не было никогда никакого дела. Поэтому когда в пять минут одиннадцатого она вышла на улицу и заметила стоящий у бордюра черный «Порше», ее душа оживилась и из глубин начало подниматься праздничное настроение, которого уже сутки не было.
   – Здравствуйте Виктория, вы сегодня очаровательны. Если вы не против, предлагаю перейти сразу на «ты», – сказал вышедший из машины навстречу банкир. Это был мужчина лет тридцати пяти, симпатичный, ухоженный и уверенный в себе.
   – Совсем не против, Михаил, – ответила она. Вике вдруг явно представился запах шампанского и еще, она почувствовала то приятное, сосущее под желудком ощущение, которое она обычно испытывала рядом с красивым и уверенным в себе мужчиной.
   Сев на кожаное сиденье иномарки, Вика вдохнула приятный тонкий аромат салона с примесью дорогих мужских духов.
   – Предлагаю отведать суши, если ты не против. Обожаю суши и знаю место, где их готовят очень хорошо, – сказал Михаил Викторович, садясь за руль.
   – Как скажешь, – улыбнувшись, сказала Вика.
   Черный «Порше» взвыл и унесся в темноту. Вечер был приятным, хотя ничего необычного не было. Был красивый ужин в хорошем ресторане. Что должно быть после этого Вика знала. В зависимости от характера и воспитания Михаила, могло быть два пути развития событий – первый, он мог предложить продолжить чудесный вечер у него дома. Второй, если он воспитанный и скромный – просто купить цветы и довезти ее до дома, отложив попытку переспать, как минимум, до следующего раза. Поэтому, сидя за столом и отвечая смешками на его шутки и комплименты, она гадала, какой вариант ее ждет и как себя вести в первом варианте развития событий.
   Но, оказывается, еще оставались банкиры в наше время, которые были галантными и понимали толк в ухаживании за женщинами. Михаил не сделал ни одного намека на постель. Он предложил пройтись по набережной и потом отвез девушку прямо до подъезда. Вика это оценила.
   Перед своим домом она поцеловала его в щеку, держа в руках огромный букет цветов, и сказала на прощание важные для мужчины, но ничего не значащие для нее слова. Все как обычно, все как всегда.
   Михаил ей показался неплохим вариантом как потенциальный жених. Но это неплохое могло быть только в масштабах родного Новосибирска. Ее ждало большее, ее ждало покорение Москвы. А вот раскрутить банкира на оплату дополнительных опций для ее будущего «МИНИ» можно было попробовать.
   Когда черный внедорожник отъехал, Вика заметила, что на скамейке во дворе кто-то сидит. Она всмотрелась в темноту и узнала знакомый силуэт.
   – Ты неисправим, Леш. И есть охота ждать меня, – пробубнила она, открывая дверь подъезда.
   На следующий день она была нарасхват. С самого утра ей позвонили из двух московских агентств, что ей очень подняло настроение. Но согласно условиям договора, она перенаправила их на Наталью Борисовну. Потом позвонили двое интересных мужчин, из тех, чьи визитки были в портмоне. Одному не повезло – его визитка оказалась в кармашке неудачников. Он был всего лишь соучредителем небольшой турфирмы и не мог заинтересовать Вику своим потенциалом. Зато второй мужчина был куда более интереснее – теперь интереснее, в свете ее сегодняшнего приобретения. Это был никто иной, как Страмынов Анатолий Геннадьевич – владелец сети автосервисов немецких автомобилей. А это значило бесплатное ТО, ремонт, а сейчас самое главное, если срастется и бесплатные дополнительные опции, которые стоят немалых денег. Решение вопроса само шло к ней в руки. Ей предстояло сделать правильный выбор – кого лучше из них обременить оплатой тюнинга ее авто. Михаил мог просто оплатить, а Страмынов мог еще и сам все сделать – это была его тема, и логично было бы именно его напрячь этим вопросом. Но это требовало бы от Вики каких-то ответных действий, как минимум флирта или даже отношений.
   Но вести двойную игру на любовном фронте опасно. Вика была не глупой и к тому же смотрела много фильмов. Она понимала, что у таких людей информационные каналы шире, чем у простых смертных. Узнать о ее неверности они могут в любой момент. Поэтому если и встречаться, то надо попытаться с одним из них не переходить ту грань между дружбой и отношениями, но, тем не менее, ходить прямо по ней. Мужчина не должен думать, что он просто друг – тогда он не на многое будет способен ради нее. Он должен все время быть в подвешенном состоянии, думая, что дружба вот-вот перерастет в отношения или секс. Любая из умных девочек знает, что ничем нельзя так заставить подчиняться мужчину, как надеждой на близость. Но ни до отношений, ни до секса, конечно, дело доводить не надо. Тогда он будет стараться, а ее упрекнуть будет не в чем – она же ничего ему не будет обещать.
   Она решила завести отношения с Михаилом, тем более он пришелся ей по душе. Правда Анатолия Геннадьевича она еще не видела, но по манере разговора он ей показался не ее типом мужчины, да и еще намного старше. Она решила отвести ему роль обнадеженного на возможную постель друга.
   Ей понравилась ее решение, ей вообще нравилось быть умной успешной и расчетливой. Но расчетливой в хорошем смысле. Да, а что такого? Как сейчас быть другой – такова жизнь!
   Все получалось, как она хотела и она понимала, что если она будет трудиться и дальше, то у нее все будет получаться. Главное не складывать руки и не останавливаться на достигнутом.
   Сегодня у нее было прекрасное настроение. И главное – сегодня она покупала автомобиль! Это очень поднимало ей настроение. Она почти парила над полом своей квартиры. И естественно не хотела откладывать это и быстро собравшись, отправилась в автосалон.
   Ее встретил менеджер, который вчера ей показывал машину. Вике принесли кофе, и они сели оформлять документы. Распечатав и проверив, она подписала бумаги и внесла в кассу требуемую сумму. Потом, воспользовавшись услугами представителя страховой компании, сидевшего здесь же в автосалоне, она застраховала свое новое приобретение, покусав ногти от размера запрошенной суммы. И вот, наконец, часа через три, она села в модную, пахнущую новой вещью, машину! Свою машину! Перед ней открыли ворота, и осторожно давя акселератор, Вика выехала на солнечную улицу.
   Девушка ехала по знакомым местам, внимательно следя за дорогой и обращая внимание на знаки. Она немного устала после оформления и подумала о том, как выглядит. Она направила на себя зеркало заднего вида и, вынув помаду, подправила губы. Но тут, чуть не ударив впереди едущую машину, резко притормозила. Сзади раздался сигнал, от которого она вздрогнула.
   – Ну, поняла, поняла! Нервные все больно, – ей вдруг стало смешно. Она представила себя со стороны – красящую губы в зеркало заднего вида, как типичная блондинка.
   Вика поправила зеркало, хотя снова поймать нужный ракурс было теперь непросто. Потом она достала телефон и, пытаясь не отвлекаться от дороги, выбрала нужный номер.
   – Алло, Светка, привет! Чего сегодня делаешь? Я тачку купила, давай сегодня отметим! – сказала девушка.
   – Привет, Шима, сегодня не могу. Вообще, конечно, но только не сегодня. Ну, ты даешь, только позавчера денег подняла и уже в тачке! А чего купила? – спросила подруга.
   – «МИНИ», такой лапочка! Красный! Ну, ладно, не можешь, так не можешь. Потом еще с тобой обмоем. Пока, чмоки! – Вика набрала другой номер и снова приложила трубку к уху. – Привет Лен, чем занята?
   – Привет, Вик, да я на даче у своего. Решил романтик мне устроить – шашлыки, вино. А ты чего, хотела? – спросила Лена.
   – Что же вы все занятые-то такие?! Прям машину обмыть не с кем! – пожаловалась Вика.
   – Да ты что! Купила все-таки?! – воскликнула Лена.
   – Да, как хотела – «МИНИ» красненький! Я теперь крутая! Ладно, Ленка, ешь шашлыки. За меня винца выпей!
   Вика положила телефон на соседнее сидение и повернула к своей пятиэтажке на улицу Авиастроителей. Припарковав свою новую машинку, которая уже была оснащена сигнализацией, во дворе, она вышла и, захлопнув дверцу, отошла от нее на несколько шагов. Вика стояла и любовалась блестящей красной красавицей, которая сияла на солнце полированными поверхностями. Это была не просто машина, это было ее лицо, в каком-то смысле.
   Вдруг ее кто-то окликнул. Девушка оглянулась. Недалеко стоял Леша. Заметив Вику, он направился к ней.
   – Опять он, – выдохнула она.
   – Привет, ты машину купила? Какая красивая! Я тебя поздравляю! – искренне сказал подошедший молодой человек.
   – Спасибо, – с язвинкой ответила девушка. – Ты когда-нибудь работаешь?
   – Конечно, я сейчас как раз на смену тороплюсь, – сказал Леша. – А ты представляешь, я тоже купил машину! Вот внес на днях часть суммы и сегодня утром забрал из салона. «Хендай» конечно не «МИНИ», но мне и его достаточно.
   – Серьезно? Машину взял? В кредит? Ну, молодец, честно молодец, – Вика удивилась. Она думала, что Леша никогда не купит даже корейца и даже в кредит.
   – Это как-то знаково, согласись. В один день машины купить. Причем у каждого из нас наша первая машина, – улыбаясь, сказал Леша.
   – Забавно. Знаково не знаю, но правда забавно, – пожала плечами девушка.
   – Ладно, побежал. Еще увидимся. Осторожнее за рулем, я тебя прошу! – крикнул, убегая, молодой человек.
   – Ну, муж, ни дать ни взять, – сказала Вика и пошла к своему подъезду.
   Сегодня ей хотелось встретиться с Михаилом, а завтра с Анатолием Геннадьевичем. Где и как – сами пусть думают, они же мужчины.
   Придя домой, Вика села за компьютер и начала просматривать сайты, на которых публиковались объявления о сдаче квартир. Она решила надолго не затягивать этот вопрос и решить его нахрапом. До вечера у нее было свободное время, и она решила съездить в пару мест, посмотреть предлагаемые квартиры.
   Вика теперь была на машине и хоть водила еще не совсем уверенно, так как давно не сидела за рулем, но, тем не менее, успела побывать за день в трех местах. Сначала посмотрела квартиру на проспекте Димитрова, но место ей не понравилось, и не помог даже вид из окна на Обь – близость железной дороги никак не вписывалась в ее представление о крутом гнездышке с претензией на гламур.
   Потом посмотрела квартиру в новостройке на Богдана Хмельницкого. Но слишком большая цена, даже по меркам расточительных настроений Вики, отпугнула ее.
   А вот третье место ей понравилось. Нет, оно не было модным и гламурным, с охраняемой стоянкой и охраной. Это была простая, но приличная, почти новая одинадцатиэтажка на Шевченко. Еще плюсом было то, что квартира сдавалась без посредников и Вика внесла деньги пока за месяц, после чего сразу получила ключи. То, что в самое ближайшее время она могла улететь в Москву, конечно, говорить не стала – это было бы ей минусом. Когда ей придется лететь в Москву, она сообщит об этом хозяйке в свое время. В любом случае она платит и потом просто перестанет платить. А пока, она будет жить в комфортабельной и престижной квартире.
   Она вышла на балкон и, вдохнув летний воздух, сказала:
   – Несколько дней, а я уже мисс Новосибирск, своя иномарка и неплохая квартира, не своя пока, но тем не менее. Молодец, так держать! Правда, денег осталось совсем мало…
   Она решила поехать к себе на Авиастроителей, чтобы собрать вещи. До встречи с Михаилом оставалось не так долго, поэтому сюда чемоданы она, конечно, не успеет перевезти, но это можно сделать и завтра.
   Сев в свою красную машинку, она снова набрала подругам и договорилась завтрашним вечером собраться втроем и отметить покупку машины, а заодно и переселение в новую квартиру.
   – Мам, а куда ты опять мой фен спрятала? – крикнула Вика в коридор.
   – На шкафчике в ванной посмотри, – ответила мама с кухни.
   Надавив коленями на чемодан, Вика пыталась его застегнуть.
   – Ты надолго съезжаешь то доча? – спросила мама, стоя в дверях комнаты и вытирая тарелку.
   – Пока за месяц заплатила, а там не знаю. Ну, мам пора взрослеть! Мне уже двадцать один, а я все с вами живу. Да ты не обижайся, дело не в том, что мне плохо с вами. Ну, просто самостоятельности хочется, свободы, – улыбаясь, объяснила девушка.
   – Тоже верно. Ты уже взрослая. У тебя личная жизнь. Мало ли молодого человека в дом привести придется, а тут мы с отцом, – понимающе кивнула мать.
   – И это тоже. Хотя, вообще-то, молодой человек должен меня на свою квартиру приводить, – заметила Вика.
   – Ишь ты! Ну, это уж тебе видней. Я в твои годы с твоим отцом встречалась, так у него угол в коммуналке был и то за счастье, – возразила мама.
   – Ну, мам, в твои годы времена были другие. Сейчас все по-другому и девушки другие и требования.
   – Времена всегда одинаковые! Ладно, ты сегодня то здесь переночуешь? – поинтересовалась мама.
   Вика задумалась на секунду о том, чем может кончиться сегодняшний вечер и ответила:
   – Вряд ли мам. Завтра днем приеду, вещи заберу.
   Она уже выезжала со двора, спеша на встречу с Михаилом, как с Авиастроителей во двор свернул серый «Хендай» и перегородил дорогу.
   – Эй, ну кто там раскорячился?! – выругалась Вика.
   Из окна «Хендая» радостно замахал рукой Леша.
   – Ой, Лешка, опять ты! Ты прям как моя тень! На Шевченко хоть тебя не будет, – красный «МИНИ» проехал мимо уступившего ему серого авто, за стеклом которого улыбался молодой человек.
   Вечер с Михаилом начался интересно. Он пригласил Вику поездить по ночному городу на своей машине. Они ездили почти час. Им было хорошо друг с другом – они смеялись, болтали, шутили, кричали из окон и вели себя так, как будто это был не генеральный директор коммерческого банка и одна из самых дорогих девушек Новосибирска, а двое подростков угнавших папин автомобиль.
   Потом, наспех перекусив в «Мистер Бургер» и икая «полезной» едой, они, смеясь, выбежали на улицу.
   Вике и правда, очень нравился Михаил. Она даже была бы не против, выйти за него замуж. В нем было все, о чем она могла мечтать – ум, юмор, мужественность, уверенность, положение и стабильность. Не было только одного, и именно отсутствие этого, мешало рассматривать его как потенциального жениха – он врос корнями в этот город и маловероятно, что захотел бы с ней переехать в Москву. А значит, и сказочное будущее с ним построить было нельзя, потому, что без Москвы она не видела своего будущего.
   – Слушай Миш, а ты хотел бы переехать в Москву жить? Ну, если со мной вместе, например? – спросила как бы невзначай, девушка.
   – В Москву? Не знаю. А зачем? У меня здесь все – работа моя, мой банк, коллектив, друзья. Я кое-чего значу в этом городе, а там я кто? Начинать все с нуля? – ответил молодой человек.
   – Ну, почему с нуля, ты сядешь сразу в кресло управляющего какого-нибудь. У тебя же есть связи.
   – Есть, но не в Москве. Там меня никто не знает. Открывать же филиал нашего «СоюзРесурса» там не так просто. Там все грядки густо засажены, не подвинешь. Во всяком случае, не нашими силами. Можно об этом подумать через несколько лет, но сейчас не вижу смысла. А пока нам и здесь очень неплохо – у нас один из самых преуспевающих банков, – объяснил Михаил и поцеловал девушку. Он, конечно, не догадывался, что это был не просто праздный вопрос и его ответ решал будущее их отношений. Но сейчас Вика вовсе не думала с ним расставаться. Когда она поедет в Москву еще не известно, а банкиры попадаются не каждый день.
   – Куда направимся дальше? – спросила она с лукавой интонацией.
   – Куда скажешь. Чего твоя душа желает? – спросил в ответ Михаил.
   – Поехали… кстати, я сегодня квартиру сняла – съезжаю от родителей. А у тебя сейчас дома кто-нибудь есть? – внезапно поинтересовалась девушка.
   – Во как! Если речь идет о квартире, значит все уже серьезно, – пошутил Михаил.
   – Ну, может и серьезно, – неоднозначно сказала Вика.
   – У меня дома только Агнесса, – сказал молодой человек.
   – Жена, что ли? – округлила глаза девушка.
   – Собака! – расхохотался Михаил и, взяв за руку девушку, побежал к машине.
   На кухне просторной квартиры был наспех сервирован небольшой стол с сыром, конфетами, вином и восточными сладостями.
   Приятная атмосфера с привкусом предстоящего секса пропитывала Вику, но, тем не менее, в ее голове промелькнула и практичная мысль – она порадовалась, что не из Миши надо будет выжимать деньги на тюнинг своего «МИНИ». Ей не хотелось портить такие хорошие отношения. Он мог неадекватно отреагировать но то, что после всего лишь недели знакомства у него попросят тысяч этак десять-пятнадцать долларов на какие-то там нужды.
   Они потягивали вино, говорили на отвлеченные темы, но думали об одном и том же. А спустя полчаса они буквально бросились друг на друга и жадно стали насыщаться безудержным диким сексом. И это происходило так страстно, что Агнесса, спящая на своем коврике в прихожей, проснулась.
   Утром Вика встала первой и решила сделать приятно своему мужчине. Она пошла на кухню и приготовила чудесный нежный омлет, добавив туда всевозможных трав, которые ей удалось найти в шкафчиках.
   Из прихожей раздался звонок ее мобильного телефона. Она быстро, чтобы не разбудить Мишу сбегала за ним и, вернувшись на кухню, поднесла трубку к уху.
   – Алло.
   – Алло, Шиманова, это Наталья Борисовна! Тебя на два дня в море унесло? После конкурса никто тебя не видел! Куда ты пропала и чем занимаешься? Надеюсь, не отъедаешься? – раздался в трубке строгий голос.
   – Нет, что вы Наталья Борисовна! Диета строгая! Я делами своими занимаюсь – накопилось немного, – оправдалась Вика.
   – Так, через час в моем офисе! У нас с вами тоже дела накопились, – в приказном тоне сказала Наталья Борисовна. – Будем заниматься планированием вашего будущего.
   Вика стала быстро собираться. Подойдя к спящему молодому человеку, поцеловала его, и когда он открыл глаза, сказала ему:
   – У меня дела внезапно нарисовались. Я тебе завтрак приготовила, на столе стоит.
   – А ты куда? – не понял Михаил спросонья.
   – Будущее планировать, – хмыкнула девушка, закрывая дверь.
   – А я в этом будущем есть? – промямлил молодой человек, спуская ноги с кровати.
   В офисе Вика увидела почти всех красавиц, которые работали с Натальей Борисовной.
   – Так, всех приветствую, значит. Последний конкурс показал нам кто и на что способен и расставил всех по своим местам. За последние два дня с нами связались все, кто вами заинтересовался. Я не вылезала со всевозможных встреч и вот у меня на столе готовые предложения. Так, я знаю, что с некоторыми из вас работодатели, наверняка, связывались напрямую, они же пронырливые и где-то находят ваши телефоны, поэтому если кто-то о чем договорился, прошу сразу рассказать, чтобы потом не было накладок.
   После выяснения всех нюансов, Наталья Борисовна приступила к раздаче конвертов.
   – Так девушки, расселись все, не шумим. Я сейчас раздаю вам предложения от работодателей, партнеров и так далее. Вы его рассматриваете, думаете и в ближайшее время мне даете знать, устраивает оно вас или мне искать другое.
   Так, Таманова – тебя приглашают в Краснодар, на открытие студии моды, значит. Все условия в конверте – подходи, забирай, знакомься. Челеманова – Новороссийск, показ мод и шоу-программа. Челеманова, просыпайся, подходи, забирай!
   Девушки по очереди подходили к столу и забирали свои конверты.
   – Шершнева Светлана, тебе неожиданно повезло. Честно, не знаю почему, но тобой заинтересовался представитель энергетической компании из Москвы. Через месяц летишь на выставку. Будешь работать две недели в Международном выставочном центре Крокус-Экспо. Произведешь впечатление – сама понимаешь, можешь надолго там задержаться. Подходи, забирай.
   – Не, а чего не знаете почему? Я же не пальцем делана, а весьма даже одарен…
   – Так! После конкурса, я бы тебя вообще, если честно задвинула поглубже. Ты уж показала себя! Но на твое счастье нашелся один, да еще из Москвы, значит. Не будем озвучивать народные поговорки типа «дуракам везет», забирай, читай. Кстати, деньги приличные.
   Света, деланной гордой походкой, прошагала к столу.
   – Пималева, Зенина – вас хотят видеть через неделю на подиуме в Сочи. Подходите, забирайте…
   Голос Натальи Борисовны постепенно превратился в колыбельную, которая равномерным ритмом начала усыплять Вику, не выспавшуюся после бурной ночи.
   – Шиманова, я рада, что у меня такой уютный офис и ничего другого как спать в нем не хочется!
   Вика очнулась и уставилась на Наталью Борисовну.
   – Ты наша победительница и тебе самый вкусный подарок. Кстати, поздравляю, а то до сих пор еще не довелось тебя поздравить. Ты молодец! Правда!
   Итак, у тебя сразу три предложения. Первое контракт на год с довольно известным московским модельным агентством. Деньги очень приличные, перспективы тоже очень хорошие, если будешь умницей. Если устраивает, ждут тебя через две недели. Остальные два предложения аналогичные, но именитость агентств и деньги чуть меньше. Забирай конверты и внимательно все читай.
   Так девчонки, я убежала. В самое ближайшее время жду от всех звонков, – закончила Наталья Борисовна и почти деликатно попросила освободить ее офис.
   – Ну чего, сегодня вечерком попьем вина? – спросила Вика, когда они вышли на улицу.
   – А чего, я согласна! Тем более и мне есть чего обмыть. Честно, не ожидала, что в Москву позовут, – сказала Света.
   – И я не против, во сколько? А кстати девчонки, мы давно не шопились! Давайте сегодня проведем активный шоппинг, мы же заработали и заслужили, – предложила Лена.
   – Хорошая мысль, к тому же нам с Шимой в Москву лететь – приодеться надо, – согласилась Света, потом обратилась к Вике, – кстати, скинешь мне адрес, где поселишься?
   Вдруг Вика вспомнила, что сегодня собиралась встретиться с Анатолием Геннадьевичем. Тюнинг ее «МИНИ» терпел, конечно, хотя дружбу не стоило откладывать в долгий ящик. Но раз уже сегодняшний вечер она договорилась провести с подругами, то Анатолия Геннадьевича она решила перенести на завтра. Ну а Мишу, к сожалению, на послезавтра.
   И вот наступил вечер и три верные подруги сидели в гостиной на новой квартире Вики. Они горячо обсуждали свои модельные дела, сплетни и прочие женские темы.
   – Слушай, а как твой Лешка-то из соседнего дома? Все ходит за тобой? – поинтересовалась Светка.
   – Ой, достал уже! Почти каждый день его вижу. Ждет меня во дворе или у подъезда. Прям маньяк какой-то, – посетовала Вика.
   – Романтично, ну а ты?
   – Ну, Свет, а чего мне с ним делать? Нет, он конечно парень хороший – добрый, правильный, головастый в своей там медицине. Но мне-то с ним чего светит? Он мыслит как простой обыватель – поднимать квалификацию, жить на зарплату. У него нет в характере масштабности – взять и изменить свою жизнь. Нет запрограммированности на успех, на деньги. Отсутствуют амбиции. Леша – такой тип мужчины, как бы это сказать – домашний. Не лидер, который может идти по жизни, ведя за собой свою женщину.
   Мне в Москве надо пробиваться, пристраиваться, находить свое место под солнцем. А с ним я чего? Всю жизнь буду котлеты крутить на кухне с его мамой в родном Новосибирске? – разумно пояснила Вика.
   – Ну да, ты права подруга. Все это верно, – согласилась Света. – Я себе в Москве в первый же день найду бизнесмена на шестерке «БМВ».
   – Кто платит за меня лавэ?! Мой парень в черном «БМВ»! – пропели хором подруги и подняли бокалы с вином.
   На следующий день Вику ждала фотосессия в местном журнале. Фотограф попался профессиональный, уж в них-то она разбиралась. Они сразу поняли друг друга и снимки получались что надо.
   Вика всегда почему-то пыталась себе представить, как с очередным фотографом было бы в постели. Они казались ей такими искушенными и окруженными красивыми женщинами. Хотя нередко они оказывались или геями или настолько женственными, что представить их в роли своего мужчины было непросто.
   В этот день ей снова звонило много людей. Мисс Новосибирск приглашали принять участие в местных развлекательных мероприятиях. Ее пригласили на презентацию нового бутика модной одежды и открывающегося ресторана, на корпоратив филиала нефтяной фирмы в роли почетного гостя и на показ одежды одной начинающей модельерши. Она почти всех переадресовала Наталье Борисовне, Вика ей доверяла и знала, что та выберет самое выгодное и интересное предложение.
   Но кое-что она оставила себе и решила сохранить это втайне. На открытии ресторана ее бы заметили, тем более ее бы заметили на показе одежды, но вот закрытый корпоратив филиала нефтяной фирмы – это было денежно и никакого риска.
   Еще к ней продолжали набиваться в любовники и в друзья разные серьезные и не слишком серьезные мужчины этого города. Она была нарасхват – ей приходили письма с признаниями в любви на электронную почту и смски на мобильный телефон. Сегодня она даже нашла письмо от неизвестного поклонника в своем почтовом ящике в подъезде. Ее не переставало удивлять, каким образом люди узнавали ее место жительства, телефон и электронную почту.
   Конечно, ей приходили и смски от Михаила. Вике от них было тепло. Нет, не то чтобы грело, но в отличие от других смсок, они вызывали эмоции. Девушке было приятно читать комплименты от мужчины, к которому она была не совсем равнодушна.
   Пора было позаботиться о своем новом питомце – маленькой красной машинке. Она запланировала обед с Анатолием Геннадьевичем днем, чтобы потом увидеться с Мишей. Тогда завтра утром можно было снова проснуться в объятиях Михаила.
   – Добрый день, Виктория. Спасибо, что согласились поужинать со мной, – сказал, отодвигая стул, импозантный мужчина.
   – Давайте на «ты», Анатолий, – садясь, сказала девушка, и эта фраза открывала дверь в неоднозначное для мужчины будущее. Он понимал, что вариант развития их отношений будет зависеть от него.
   – Согласен, – сказал Анатолий Геннадьевич. – Может, вина для аппетита?
   Он был солидным, немного полноватым мужчиной лет сорока. Он не был таким как Михаил – заводным и энергичным. Анатолий Геннадьевич был с виду классическим бизнесменом с серьезным лицом и расчетливой головой. Вика даже не могла представить, как бы она с ним отжигала по пьяни или дурачилась в летящей по ночному шоссе машине. Поэтому назначенная ему роль друга, только лишь обнадеженного постелью, ей показалась как нельзя более удачной.
   Обед был тоже классически-скучный, хотя и очень достойный. Вика при расставании пыталась придать неоднозначность своим словам и всему своему виду. Анатолий Геннадьевич не должен был понять, что его записали просто в друзья, но и надежды на скорую постель давать было нельзя. Это было не просто, но она это умела.
   И вот наступил долгожданный вечер, а значит и встреча с Мишей. И снова выплеснулись ее ждавшие встречи эмоции. Снова они отрывались и хохотали, как два подростка и, смеясь, пускали ночью мыльные пузыри с балкона его квартиры. И снова утро она встретила в его объятиях.
   Ее отношение к нему становилось неконтролируемое. С одной стороны ей это не очень нравилось, так как она понимала, что это может помешать ее мечте – переезду в Москву. Она понимала, что придется скоро рвать эти отношения через боль. Хотя, за оставшиеся две недели они не успеют набрать слишком большие обороты.
   А с другой стороны, она наслаждалась красивыми ухаживаниями мужчины и его искренними к ней чувствами. Даже с ее внешними данными и большим количеством поклонников, не часто доводилось встретить такие красивые ухаживания.
   Пару дней спустя, которые прошли во всевозможных мероприятиях предложенных ей Натальей Борисовной, Вике позвонил Анатолий Геннадьевич. Но на этот раз тон у него был более деловой. Он снова предложил вместе пообедать и когда они встретились в ресторане, лицо у него было серьезнее, чем в прошлый раз.
   – Здравствуй, Вика, – сказал он, сделав заказ. – Я человек деловой и решительный и в долгий ящик свои решения не откладываю.
   – Заинтриговал, Толь, – сказала девушка.
   – Я вот о чем. Ты мне нравишься, как женщина. Я, если ты не против, хотел бы определиться на что могу рассчитывать в отношениях с тобой. Как ты ко мне относишься, и кем я для тебя являюсь? – спросил бизнесмен. – Нет, я не тороплю и не нажимаю. Пойми меня правильно. Если у тебя кто-то есть, то мне нет смысла терять время, согласись. Если же у тебя нет мужчины, то это другой разговор, и я приложу все усилия, чтобы на тебя произвести впечатление и понравится. А там уж видно будет, к чему это приведет.
   Дорогостоящий тюнинг «МИНИ» вдруг встал перед Викой на дыбы и показал свой характер. Девушка отчетливо поняла, что за вполне конкретные действия по улучшению ее автомобиля, придется платить не абстрактной дружбой, а тоже вполне конкретными действиями.
   – У меня есть парень, Толь. У меня отношения с ним, – ответила девушка.
   Анатолий Геннадьевич сидел и расстроено постукивал вилкой по столу.
   – Жалко, ты мне, правда, нравишься. И что, вариантов никаких? Если не секрет, что представляет из себя твой этот парень? Я ведь не последний человек в городе. Я – это авто, обслуживание, любые проблемы с автоинспекцией, да что угодно, – сделал последнюю попытку предприниматель.
   – Ну, а… какие варианты? – Вика сделала вид, что не поняла.
   – Можем ли мы иногда встречаться? Именно как мужчина с женщиной… не афишируя наши встречи, если тебе это неудобно.
   – Толь, я не такая! Я не встречаюсь с мужчиной с корыстными целями, – возмутилась девушка.
   Конечно, Вика возмутилась только внешне, а не внутренне. Она всю свою сознательную жизнь встречалась с мужчинами гораздо чаще с корыстными целями, нежели по симпатии.
   Сейчас она понимала, что если откажется, то ей уже точно не видать ни тюнинга, не решения проблем с обслуживанием и инспекторами.
   Правда в его предложении она увидела и определенную положительную сторону – согласившись на отношения с ним, ей уже не надо было скрываться сразу от обоих. Получается, Анатолий Геннадьевич был не против ее существующих отношений, и вторые отношения пришлось бы скрывать только от Миши, что облегчало задачу в два раза. При этом она получала главный приз – заботу об ее машинке. А что касается отношений, то, в крайнем случае, их всегда можно порвать. Уж не ее учить, как это делается.
   – Вообще, ты мне тоже нравишься, Толь. Дай мне подумать немного, ладно? – попросила отсрочку девушка, хотя про себя уже все решила.
   Бизнесмен оживился, и они выдохнули с облегчением. Анатолий Геннадьевич порадовался тому, что предчувствовал в недалеком будущем секс с мисс Новосибирск, а Вика тому, что у нее будет полный тюнинг и все проблемы, которые могут возникнуть с ее машиной в этом городе, будут решены.
   Через несколько дней она подсчитала свои доходы за период прошедший после конкурса. И корпоратив в филиале нефтяной фирмы и два мероприятия от Натальи Борисовны и фотосессия для журнала принесли ей весьма небольшие доходы – едва больше полутора тысяч долларов. Раньше, конечно, Вика обалдела бы от того, что сумела заработать такую сумму за такой короткий срок. Но это раньше. Сейчас она понимала, что находится на самом пике популярности и уже несколько недель спустя эта популярность значительно снизится. А для пика это была не такая уж и большая сумма. Конечно, основные надежды она возлагала на Москву.
   Оставшиеся несколько тысяч долларов от призовых денег с конкурса, плюс деньги за последние дни, составляли не такой уж большой капитал, да и вчерашний шоппинг с подругами отъел от них ощутимую часть.
   Выложить сейчас сумму в половину стоимости машины за один ее тюнинг, на котором она так зациклилась, она сейчас просто не могла. Но и отказаться от этой идеи тоже не могла – один из ее самых больших страхов в жизни, был страх казаться лохушкой. А ездить на типовой машине с минимальной заводской комплектацией, ей казалось лоховством. Тем более она сейчас была у всех на виду. Поэтому тайные встречи с Анатолием Геннадьевичем ей теперь не казались чем-то страшным – это была вполне справедливая плата. И если уж ради одной надежды на постель мужчина был способен на многое, то уж ради самой постели он просто горы свернет, считала Вика. Пусть сделает машину, а потом… потом будет видно, на что его еще можно будет раскрутить.
   Что касается машинки, то конечно она хотела забрать ее с собой в Москву, только пока еще не придумала, как это сделать.
   Вика сидела на диване в своей новой квартире и размышляла обо всем этом, когда раздался звонок в дверь. Она вздрогнула и пошла открывать. За дверью стоял Леша.
   – Ты как тут? Как ты меня нашел? – удивилась она.
   – Твоя мама рассказала. Она ко мне относится лучше, чем ты, – съязвил молодой человек.
   – Блин, мама! Ну, проходи, раз нашел, – усмехнулась девушка.
   – Я на секундочку. Хотел просто узнать, как ты тут освоилась. Помочь надо?
   – Надо. Денег одолжи тысяч десять-пятнадцать долларов. Мне тогда не придется… Ну не важно, – махнула рукой Вика.
   – Понятно. Новые доходы, новые запросы, – прокомментировал молодой человек.
   – Ну, а как же? У тебя-то Леш все те же запросы, вот и доходы не меняются, – подколола его девушка. – Кстати, как там моя мама?
   – Мама хорошо. Чаем меня напоила с печеньем. Тебе напутствия просила передать.
   – Это какие, интересно?
   – Чтобы осторожнее была. Чтобы с мужчинами ухо востро держала. Ну, кроме меня конечно, – пошутил Леша. – Чтобы в зависимость от них не попадала.
   – Хорошо, передам ей спасибо за советы, – сухо сказала девушка.
   – Чтобы влюблялась в человека, а не в его деньги, – добавил молодой человек. – Ну… это я от себя уже.
   – Сейчас плойкой ударю! – строго сказала она.
   Следующие пару дней Вика крутилась как в колесе. Деньги, заработанные на мероприятиях, организованных Натальей Борисовной и на тех, которые девушка скрыла от нее, потратились на подготовку к Москве. Вика готовила гардероб, который по ее мнению должен был соответствовать столичным меркам.
   В один из дней она встретилась с Анатолием Геннадьевичем на его квартире для «согласования работ по тюнингу ее автомобиля». Ее вполне устраивала встреча с ним днем – так было проще скрыть это от Миши. А отнеслась она к такой встрече, как к работе, которую необходимо было выполнить. Он не был ей симпатичен, но сейчас это отошло на второй план. Зато уже одного «обсуждения» было достаточно для того, чтобы на следующий день ее красный «МИНИ» оказался в одном из его автосервисов.
   Ночевала же она почти каждую ночь у Михаила. Их отношения с Мишей прогрессировали вопреки ее желанию. Он, по-прежнему, был для нее идеальным мужчиной и отвечал всем ее высоким требованиям, за исключением самого болезненного. Эх, если бы он только мог уехать с ней в Москву! Тогда она бросила бы Анатолия Геннадьевича, даже не думая о выгоде, вытекающей из их отношений!
   Но Миша не собирался этого делать. Вика решила попозже, перед отъездом, до которого оставалось меньше недели, поговорить с ним еще раз и даже подавить на него. Пусть даже он не поедет с ней сразу, она согласна улететь в столицу одна, но чтобы он туда тоже позже перебрался. Ах, чтоб их эти чувства! Они так всегда мешают планам!
   Три дня спустя Вику ждал маленький праздник. Ей позвонил Анатолий и пригласил ее принимать работу.
   Забыв обо всех противоречиях в своей душе, Вика поехала в автосервис. Ехать ей пришлось на мерзком общественном транспорте. Перед въездом в автосервис, над воротами которого висели огромные логотипы «Фольксваген», «БМВ», «Мерседес» и «Опель», ее встретил сам Анатолий Геннадьевич и торжественно проводил в чистое помещение, где стоял ее доведенный до ума красный «МИНИ».
   Вике в этот момент вспомнилась передача «Тачка на прокачку», в которой за просто так, бедным автолюбителям, переделывали до неузнаваемости их ржавые помойки, вставляя дорогую музыку, отделывая салон и делая невероятный обвес. Ей всегда было забавно наблюдать, как они всплескивали руками, закрывая себе лицо, чтобы спрятать слезы радости, когда им показывали их обновленное авто.
   Она почти была готова выкрикнуть:
   – О боже! Это правда, моя машина?! Спасибо, мистер Экзибит!
   Сейчас она чувствовала себя так же, как участники той передачи, с той лишь разницей, что она все-таки платила за это. Правда к счастью не деньгами, но платила.
   И вот теперь перед ней стоял ее великолепный красный «МИНИ». Он был отделан пластиковым обвесом со светодиодными поворотниками от «Porsche» спереди и с интегрированным диффузором сзади. На радиаторе и капоте были вставлены черные алюминиевые сетки, а по бокам стояли стильные пороги. Под расширенными арками красовались новые восемнадцатидюймовые колеса с кованными дисками на низкопрофильной резине. Сквозь них проглядывали перфорированные диски тормозов «Brembo», а сзади торчал никелированный глушитель. Салон также не избежал переделки – были заменены кресла и установлен спортивный руль.
   – Двигатель тоже перепрошили, чип-тюнинг называется. Снизили сопротивление подаваемого воздуха, увеличили давление топлива, и главное изменили программу блока управления двигателем, – сказал Анатолий. – Если тебе это о чем-то говорит.
   Вике, конечно, это не о чем не говорило, но она была сейчас счастлива. Забыв обо всем, она бросилась на шею бизнесмену и расцеловала его в щеки. Он рассмеялся.
   Час спустя девушка благодарила Анатолия Геннадьевича, прыгая на его кровати, и деланно крича от страсти. Она стонала, извивалась, и с каждой минутой ее долг уменьшался.
   И вот по летним улицам Новосибирска она уже ехала на своей уникальной машине. Ее «МИНИ» был один такой на всем белом свете, что было для нее очень важно.
   Следующие дни у нее прошли в сплошной эйфории – все получалось, как она хотела. Мужчины буквально поклонялись ей. Помимо Михаила и Анатолия Геннадьевича еще трое мужчин стали ее друзьями. Правда с ними сексом, она, конечно, не занималась, это было бы уж слишком.
   Они заняли те самые места, которое она вначале отводила Анатолию Геннадьевичу – они были обнадеженными на постель друзьями. С влиятельными и обеспеченными мужчинами всегда стоило дружить, а уж пригодятся они или нет – это второй вопрос.
   Также на нее равнялись многие девушки, которые были в этом бизнесе. По просьбе Натальи Борисовны она даже провела мастер-класс, рассказывая о том, как надо идти к победе, о секретах диет и об установке на победителя.
   Что касается Михаила, то он просто носил ее на руках, и ей это нравилось. Она, по-прежнему, не хотела заводить с ним разговор о деньгах в их отношениях, тем более проблема с машиной была уже решена. Но Михаил сам начал покупать ей подарки. Он подарил ей изящное кольцо с бриллиантом и элегантные часы от Roberto Cavalli.
   Отношения с ним доставляли ей настоящее удовольствие. Единственное, что ей предстояло неприятного в этих отношениях – новый разговор о переезде в Москву. Она решила не откладывать это в долгий ящик и поговорить прямо сегодня, тем более до отъезда оставалось совсем немного.
   У нее появилась еще одна причина желать Мишиного переезда в столицу – здесь могли всплыть ее похождения налево, а это никак не входило в ее планы.
   Что же касалось Анатолия Геннадьевича, то с ним она продолжала тайком встречаться. Он не вызывал у нее тех чувств, которые вызывал Михаил, хотя тоже по-своему ей нравился.
   Что касается заработков, то в эти дни она крутилась, как белка в колесе. Часть клиентов ей давала Наталья Борисовна, с остальными же договариваясь напрямую. Наталья Борисовна закрывала на это глаза. Хоть заработанные за несколько дней деньги и не исчислялись тысячами долларов, но были вполне приличными.
   За полторы недели, прошедшие после конкурса, о ней узнал почти весь Новосибирск. Не одно крупное увеселительное мероприятие теперь не проходило без нее. Жизнь била ключом и Вика прекрасно понимала, что такой «сочной» жизнью она раньше никогда не жила и это была самая вершина. Удержаться долго на вершине невозможно и это она тоже отчетливо понимала. И дело не в победе другой девушки в следующем году на конкурсе – она начнет терять популярность гораздо раньше. Поэтому надо было спешить «качать» из нефтяной скважины жизни, пока была возможность. Но хоть эта вершина и была временной, Вика понимала, что настоящие победы у нее впереди – в Москве. И там уже вершин будет много и такой высоты, какой ей будет угодно. И возможностей, которые ей помогут добраться до таких вершин, тоже будет больше. А к своей жизни в Новосибирске, она относилась сейчас так, как человек относится к офису, который закрывает, чтобы переехать в новый, более роскошный и комфортабельный.
   В общем, все шло замечательно. Билет на самолет был уже у нее на руках и для нее это был не просто билет, как для человека, например, собравшегося в отпуск на юг. Для нее это был билет в новую жизнь – жизнь ее мечты, жизнь, которую она заслужила.
   До этого она работала, не позволяя себе многих радостей, например, поесть шашлыка на даче или сладкого, которое она так любила. Изнуряла себя, вырабатывая модельную походку, шагая часами по подиуму. Исключала из своей жизни ночные тусовки, чтобы выглядеть всегда свежей. Конечно, иногда она ходила на них, чтобы потанцевать и познакомиться с красивыми мальчиками, но часто бодрствовать по ночам себе не позволяла. Некоторые девчонки не считали это серьезным и говорили, что по молодости ночная жизнь на лице не отразится. И где они теперь? Вика первая, а они – ночные тусовщицы, на последних местах. Потому, что у нее система – система и самодисциплина, а это не каждый выдержит. И вот теперь она заработала, заслужила. Теперь она получила заработанное в виде призов, денег и новых возможностей.
   Нет, конечно, и дальше она будет сидеть на жестких диетах, заниматься фитнесом и шагать по подиуму. Но теперь она точно знает, что все это не зря. А ничто так не стимулирует к дальнейшей деятельности, как собственные успехи и признание их людьми.
   Поэтому билет на «Боинг-737», летящий из новосибирского Толмачево в московское Домодедово, был для нее билетом в новую светлую жизнь.
   Сегодняшний вечер тоже не обещал быть для нее скучным. В семь часов ее ждал Михаил – они шли в кино на новый фильм. Она не очень любила ходить в кино, но с ним это ей казалось очень романтичным. К тому же сегодня она решила серьезно поговорить о переезде в Москву.
   И вот улучив момент, когда они после киносеанса снова сели в его «Кайен», Вика осторожно сказала:
   – Миша, выслушай меня. Для меня… и надеюсь для тебя, это очень важно. Ты знаешь, что я улетаю в Москву работать. Пока на год, но, разумеется, я приложу все усилия, чтобы там зацепиться и остаться. У меня к тебе появились чувства. Я не хотела бы тебя терять. Да, конечно, если ты откажешься, вселенской трагедии не произойдет – в Москве у меня появится новый ухажер и не один. Но я бы очень хотела, чтобы московским ухажером стал именно ты.
   Ты говорил, что не считаешь нужным переезжать в столицу. У тебя нет связей и прочее. Но давай попробуем, у тебя получится, я знаю.
   – Опять ты с этой Москвой! Эх, – Михаил удрученно вздохнул. – Я думал об этом. Я тоже не хочу тебя терять, но вот так резко в мои планы не входило переезжать в Москву. Я в душе надеялся, что ты останешься со мной тут. Ты не передумала ехать, да?
   – Миш, ну как передумала?! Это единственный шанс в моей жизни! Сейчас упущу, и больше никогда второго не будет. Я даже раздумывать не имею права! Но я очень хочу поехать с тобой. Ну, или пусть ты позже приедешь, пусть будет так.
   – Хорошо, я обещаю подумать. Мне, вот так сразу, сложно пообещать. Я же не могу и банк бросить в один миг. Поэтому давай, я подумаю. Поговорю со своими коллегами, есть ли возможность, чтобы… ну, в общем, подумаю в самое ближайшее время. Хорошо?
   – Договорились, – обрадовалась Вика, достигнув большего, чем ожидала.
   – Кстати, у меня командировка внезапно нарисовалась в Испанию, послезавтра утром улетаю. Ненадолго, на пять дней. У нас партнеры там появились. Летим на переговоры, в начале следующей недели уже вернусь. Но увидимся мы, получается, гораздо позже, да? Будешь скучать? – спросил Михаил, смешно сморщив лицо.
   – Буду. Ты когда вернешься, я уже буду в Москве.
   – Да, надо что-то придумывать. Мне надо в любом случае в Москву выбраться в ближайшее время, хотя бы ненадолго, – сказал Миша.
   – Непременно! Осмотришься заодно. Может, какие знакомства заведешь, – с радостью поддержала его девушка.
   Дальше вечер обещал быть только приятным. Разговор был позади, и теперь можно было наслаждаться прекрасным вечером в полную силу.
   На следующее утро, вернувшись от Михаила, Вика начала собирать чемоданы. Внутри, помимо ликования и радости сидела и тревога. Все-таки она никогда не была в Москве и много слышала, что там трудно пробиться и приезжих там уже миллионы. Но она, в отличие от других, была уже обеспечена работой и на крайний случай у нее всегда были пути к отступлению. Решив быть холодной и деловой, она не стала поддаваться эмоциям.
   Что касается съемной квартиры, у Вики не поднялась сейчас рука позвонить и сказать, что больше она не будет ее снимать. Было оплачено еще полмесяца, и она решила повременить, позвонить позже.
   К середине дня, одолев чемоданы, она села в свою великолепную машинку и поехала на улицу Авиастроителей, попрощаться перед отъездом с родителями. Конечно, никак нельзя было избежать встречи с Лешей. Это удивительно – просто невозможно было случайно так сталкиваться. Правда на этот раз она была даже рада его видеть.
   – Привет Леш, а я послезавтра улетаю в Москву. Может даже навсегда. Буду, конечно, приезжать иногда навестить маму с папой, – сказала Вика, выйдя из машины.
   – Да, я знаю. Мне твоя мама рассказала. Жалко, – молодой человек пожал плечами. – Зато, я надеюсь, тебе там лучше будет. Ты же всегда мечтала о таком размахе. Там тебя оценят, там новые горизонты.
   – Спасибо Леш, я надеюсь, и у тебя будет двигаться… ну работа, карьера, – она поцеловала его в щеку. Алексей улыбнулся и, тронув ее за руку, пошел дальше.
   – Если что, я тебе всегда рад помочь. Ну, мало ли.
   Просидев у родителей допоздна и забрав кое-какие вещи, Вика поехала к себе. Ей надо было рано встать – она обещала проводить Мишу. Его самолет в Барселону был в семь сорок, и ей надо было приехать хотя бы за полчаса.
   Но будильник она поставить забыла и проспала бы, если бы не звонок мобильного. Проснувшись без пятнадцати семь от знакомой мелодии, она схватила телефон.
   – Я тебя разбудил? – удивился Михаил. – Ты если хочешь, спи, не провожай.
   – Нет! Я не спала. Я выезжаю, вот в прихожей стою! – наврала Вика, быстро вскакивая с кровати.
   – Кстати, я тут обдумал все… В общем, я хочу сказать тебе что-то важное, – сказал Михаил. – Но по телефону не хочется.
   – Я буду через полчаса! – снова крикнула Вика. – Скажешь мне это важное через полчаса!
   Ополоснув лицо холодной водой, и не накрасившись, девушка наспех оделась и выбежала на улицу. Не накрашенной Миша ее никогда не видел, но она не боялась показаться ему такой.
   Утренние летние улицы города были почти пустые. Сев в машину, она с визгом выехала со двора. Проехав по Шевченко, она свернула на Нижегородскую и, долетев до Восхода, свернула к реке. Пролетев по мосту над просыпающейся поблескивающей на солнце Обью, красный «МИНИ» свернул на улицу Котовского и через пару минут уже выехал на Станционную. Это была длинная, почти прямая улица, ведущая до самого аэропорта.
   Сегодня она ехала в Толмачево проводить Мишу, а завтра этой же дорогой поедет сама. Правда не на своей машине – машину она оставит Лене… или Свете. Не решила еще, как-то забыла об этом подумать. А может Леше? Он такой надежный и ради нее сделает чего угодно. А потом он перегонит ее к ней в Москву.
   Вика неслась по Станционной улице со скоростью под сто шестьдесят. Она торопилась – во-первых, из-за того, что Михаил собирался сказать ей что-то важное, во-вторых, она уже успела привыкнуть лихачить за рулем. И вот ранним утром ее «МИНИ» летел по пустой улице в сторону аэропорта. Вика спешила, ей нужно было успеть до отправления рейса, на котором должен был улететь в Испанию Михаил.
   Вдалеке на светофоре зажегся красный свет, и она с руганью придавила педаль тормоза. Стоя на светофоре, Вика нетерпеливо барабанила пальцами по рулю. Казалось, что красный горел целый час. Она взглянула на время – еще двадцать минут и будет поздно.
   Что хотел сказать ей Миша? Про то, что любит ее? Или что надумал переехать в Москву? Насколько у него с ней вообще серьезно? А у нее с ним?
   Наконец, зажегся зеленый, и нога снова привычно утопила педаль газа. Красный «МИНИ» с визгом сорвался с места и стал набирать скорость. И вот уже справа промелькнула зеленая заправка «Трансервис». Зеленый свет на светофоре у пешеходного перехода начал мигать, и Вика прибавила газу. Она успела проскочить переход и, не снижая скорости, понеслась дальше.
   Насколько ее чувства к нему еще контролируемы? Как далеко она зашла в них? Не погубят ли эти чувства ее карьеру, как это бывало, случалось с теми незадачливыми девушками, которые не умеют управлять своей судьбой? Она вовсе не хотела оказаться в их числе. Она сильнее и контролирует свои чувства! Почему же тогда она сейчас несется в аэропорт???
   Вот уже показалось другая, желто-синяя заправка, стоящая на перекрестке Станционной с Бетонным переездом. Светофор, стоящий на перекрестке тоже замигал зеленым, но девушка, находясь уже недалеко, даже не подумала притормаживать. Она еще придавила акселератор и приблизилась к перекрестку, но здесь был изгиб дороги – после светофора улица уходила немного вправо. Вика чуть повернула руль, но машина на такой скорости плохо слушалась управления. Тогда девушка сильнее дернула руль вправо – машину повело. Борясь с заносом, она инстинктивно повернула влево, и машину понесло на ограничительные столбы, стоящие на разделительной полосе. Она увидела черно-белую раскраску приближающихся с невероятной скоростью столбов. В отчаянии она снова дернула руль вправо, и машина успела уйти от прямого столкновения с ними, но задела их боком. Сильный удар отбросил машину и она, отлетев, дважды перевернулась. Остановил ее стальной фонарный столб, стоящий на другой стороне дороги, который от удара согнулся. Светофор, висящий на нем и уже переключившийся на красный, сорвало, и он упал на искореженный капот автомобиля.

   Залитая солнцем деревенская улица и пруд напротив дома, манили маленькую Вику к себе. Она сидела у окна, за столом накрытым клеенкой, на которую то и дело садились мухи, и ела яблоко.
   – Мам, можно я пойду гулять?
   – Нет, сначала забери из автосервиса машину, – ответила мама.
   – Какую машину? – недоумевая, спросила девочка.
   – Свой красный «МИНИ». Тебе, наверное, Анатолий Геннадьевич уже сделал его.
   И вот уже взрослая Вика стоит перед автосервисом, над воротами которого висят огромные логотипы «Фольксваген», «БМВ», «Мерседес» и «Опель». Она заходит в пустое помещение. Здесь чисто подметено, только в некоторых местах на полу насыпана древесная стружка, чтобы впитать пролитое машинное масло. Лапы подъемников подняты, инструменты сложены и никого нет.
   – Эй, здесь есть кто-нибудь?! – крикнула Вика. – Моя машина готова?!
   Но кроме ее гулко отразившегося от стен голоса в автосервисе не раздалось ни звука. Тогда она вышла наружу и встала посреди небольшой, разогретой солнцем, асфальтовой площадки.
   Тут откуда ни возьмись, появилась Наталья Борисовна.
   – Ты почему еще одетая?! Через минуту твой выход! – сказала она строгим голосом.
   – Мой выход? Куда? – удивилась девушка.
   – Как куда, дурья голова?! Кто у нас участвует в мисс Россия, ты или я?! – разозлилась Наталья Борисовна.
   – Да не слушай ее! Брось ты все это! Давай останемся дома в Новосибирске. На кой тебе эта Москва? – раздался сзади другой голос.
   Вика обернулась и увидела Михаила, который был в семейных трусах в крупный цветочек и с бутылкой пива в руке.
   – Там все грядки густо засажены, не подвинешь. Во всяком случае, не нашими силами. Можно об этом подумать через несколько лет, но сейчас не вижу смысла. А пока нам и здесь очень хорошо, – шатаясь, сказал он и отхлебнул из бутылки.
   – Я кстати с ним полностью согласен. Не получится с ним – получится со мной. Я конечно не масштабный, но люблю тебя много лет, – раздался голос Леши. Он стоял рядом со своей мамой у кухонного стола, которая обваливала в муке только что слепленные котлеты.
   – Нет, так дела не делаются! Вы что, хотите загубить будущее моей девочки? – грозно спросила Наталья Борисовна. – Вика, даже не думай об этом! Ты со мной Вика!? Вика!? Вика!?
   Голос отделился от бреда и перешел в реальность. Сумбурные образы растворились и девушка вынырнула из липкого забытья. Она открыла глаза и увидела перед собой лицо мамы.
   – Вика?! Вика?! Очнулась! Доктор, она очнулась! То-то рукой шевелила! – обрадовалась мама. – Надо отцу позвонить! Правда он, наверное, спит – всю ночь тут просидел.
   – Если вы будете так кричать, я попрошу вас покинуть палату! – послышался суровый голос врача.
   – Мама? – промямлила непослушными губами девушка.
   – Что родная, что маленькая? – нежно спросила мать.
   – Где я? Что произошло? Сколько я тут лежу? – спрашивала приходящая в себя Вика.
   – В больнице дочка. В аварию попала. Хорошо вовремя успели до больницы довезти, а то бы… Уже почти пять дней лежишь. Прооперировали тебя, вот только в сознание пришла, – сказала мама и по щеке у нее побежала слеза. – Кстати, Лешка наш операцию делал. Молодчина! Он как узнал, сразу приехал! Он не согласился, чтобы тебя оперировал кто-то другой. Он отличный хирург! Он оказывается известен во всем городе! Потом забрал тебя в свою больницу.
   – Мама, а что со мной? – спросила девушка.
   – Переломы и некоторые внутренние органы пострадали. Это тебе Леша потом лучше расскажет, – сказала мама, положив руку на одеяло дочери.
   – А сколько мне лежать? У меня… мне в Москву лететь надо!
   – Сейчас тебе не о Москве надо думать, а о том, как выздороветь поскорее. Вот как поправишься, так в Москву и полетишь, – ласково сказала мама.
   – А Миша где? – спросила девушка, вспомнив, что спешила к нему на встречу.
   – Миша? Это твой банкир что ли? Я не знаю Вик, он же не знает что ты тут. А мобильник твой у Леши, – сказала мама.
   Вика почти не пыталась шевелиться, любое движение ей давалось с большой болью. Потом ей ввели обезболивающее, и она снова впала в забытье.
   Когда она пришла в себя в следующий раз, рядом с ней сидел Леша.
   – Привет, Вика, как ты? Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он.
   – Леша, привет, – ей сейчас и, правда, было приятно его видеть. – Чувствую, как будто упала с самолета без парашюта.
   – Шутишь – это хорошо, – улыбнулся он. – Ничего, я тебя выхожу. Выздоровеешь, никуда у меня не денешься! Кстати, вот твой телефон, теперь можно тебе его отдать. Пусть будет снова с тобой.
   – Леш, сколько мне лежать? – спросила Вика, надеясь на честный ответ.
   – Лежать долго. Сейчас нельзя сказать, но я думаю не меньше двух-трех месяцев. Да и потом еще долгий курс реабилитации. Я просил тебя осторожнее быть за рулем! Почему не послушалась? – с укоризной сказал молодой человек.
   – Извини, дурой была. Спасибо тебе за операцию, – поблагодарила его девушка. – Леш, а чего с моей машиной?
   – Машиной? Да там восстанавливать нечего. Там вся правая сторона в салон вогнута. Кстати, тебе повезло, что ты правой стороной в столб ударилась. Ударилась бы стороной водительского места, тут уже было бы без вариантов. И приходил какой-то Анатолий Геннадьевич, знакомый твой, да? Он звонил на твой мобильный, и я ему сказал, что ты тут лежишь. Он договорился с гаишниками, забрать твой «МИНИ». Сказал, попытается посмотреть, что можно сделать.
   Вика я сейчас отойду, у меня там еще пациенты. Если что, просто нажми на кнопку и я тут, как тут, – сказал он.
   – Спасибо Леш. Ты не думай, я нажму, – пошутила она.
   Когда Леша ушел, она взяла свой мобильник и просмотрела пропущенные звонки. Их было несколько десятков. Больше всего было звонков от Миши и от подруг.
   Вика набрала Михаилу и приложила трубку к уху.
   – Алло! Вика, ты куда пропала? Я тебе уже пять дней дозвониться не могу! Что случилось? – почти прокричал Миша.
   – Я в больнице, Миш, только в себя пришла. В аварию попала по пути в аэропорт, когда тебя ехала проводить.
   – И как же ты господи?! В какой ты больнице?! Я сейчас приеду!
   Вика с трудом вспомнила, в какой больнице работает Леша, и назвала ее Михаилу.
   Минут сорок спустя, к ней в палату, в сопровождении медсестры, влетел Миша с букетом цветов.
   – Вика, что с тобой. Сильно разбилась? Как это получилось? – спросил он сев на койку рядом с ней.
   – На ограждение налетела, а потом в столб отшвырнуло. Перевернулась еще, кажется, в общем, в кашу и меня и машину, – грустно рассказала девушка.
   – Все-таки не надо было тебе меня провожать. Чувствовал что не к добру. Что сломала себе?
   – Не знаю, все. Вообще пошевелиться не могу. Десять лет в кровати лежать надо, чтобы срастись всей обратно.
   – Не говори так! Думаю, через месяц-полтора уже все будет хорошо, – сказал молодой человек.
   – Ты давно вернулся?
   – Два дня назад. У нас с испанцами наклевывается очень интересное сотрудничество.
   – Ну, а что ты мне хотел важное сказать? Не зря же я так спешила, надеюсь? – спросила девушка.
   Миша взял ее руку и сказал:
   – Не зря – я все обдумал и решил, что можно попробовать переехать в Москву. Все складывается удачно и с моей помощью у нашего банка появились кое-какие виды на столичный рынок, – улыбаясь, сказал Миша.
   – Здорово. Только когда я теперь смогу туда полететь…
   – Ничего, я тебя подожду. Никуда не денусь, – успокоил ее молодой человек.
   Шли дни. Мучительные тяжелые бесконечные дни. Они с трудом склеивались в недели, каждая из которых была длиною в год. Спустя три таких недели, Вика начала приподниматься на кровати и подолгу стояла на локтях.
   Мобильный телефон не смолкал. Звонили, по-прежнему, люди, желающие ее видеть на своих мероприятиях. Звонили и ее подруги и чаще всего Лена со Светой. Когда они узнали о беде, то сначала приезжали к ней почти каждый день, но потом Света улетела в Москву работать на выставку Крокус-Экспо. Теперь Лена приходила одна и не чаще чем раз в неделю, но обе звонили, по-прежнему, почти ежедневно. Приходила и Наталья Борисовна. Что касается Михаила, то он приходил раза по три в неделю. Каждый день приходил лишь кто-то из родителей – мама или папа.
   В больнице же общаться ей было не с кем – она лежала в одиночной палате, но Леша принес ей телевизор и поставил напротив. Вика уже выучила дневную программу некоторых каналов и время выходов сериалов. К некоторым даже привыкла и ждала уже новые серии с некоторым интересом.
   Что касается Леши, то, несмотря на озабоченность и переживания по поводу ее здоровья, у него проглядывала некоторая радость. По-видимому, ему было приятно быть ей полезным, ухаживать за ней и конечно он был рад тому, что она всегда была рядом.
   Вика за это время много передумала. Она уже смирилась с мыслью отложить Москву до полного своего выздоровления.
   Но самое главное – ее с каждым днем все больше беспокоило то, что она не чувствовала своих ног. Сначала она списывала это на шоковое состояние организма и сильные обезболивающие, которые день за днем глушили чувствительность нервов. Но теперь, когда все понемногу приходило в себя, пора было бы уже почувствовать и ноги. А они даже не болели, как остальные части тела. Вика гнала от себя страшную догадку, но сегодня все-таки решилась прямо спросить об этом у Леши.
   – Леш, мы давно знаем друг друга. Скажи мне честно, что со мной? Почему я не чувствую ног? Говори не бойся, я сильная, выдержу, – попросила Вика, когда Алексей зашел к ней.
   Молодой человек сел рядом с ней на кровать и коснулся ее руки.
   – Я еще точно не знаю. Когда ты станешь покрепче, мы еще сделаем ряд анализов, – сказал он.
   – Как не знаешь, ты же мне делал операцию, ты не можешь не знать!? – сказала девушка. – Леша говори, поверь, так будет лучше!
   – Ну, в общем, у тебя сложный перелом позвоночника. Раздроблены два позвонка и спинной мозг разорван в трех местах. На операционном столе я сделал все что мог, но такую операцию невозможно сделать на уровне современной медицины. Я даже вызывал хорошего специалиста из другого города, но и он развел руками. Я, конечно, буду бороться дальше, но пока ничего обнадеживающего сказать не могу. У меня была мысль тебя отправить в Германию. Но и там такое не делают, там тоже не волшебники. Я с тобой и я всегда рядом – пока это все, что я могу тебе обещать, – сказал молодой человек.
   Вика сглотнула. Ее горло сжали невидимые тиски и к глазам подступили слезы отчаяния. Она пока не осознала, что с ней произошло. Она даже не начала понимать, что это только начало ада, в котором ей, скорее всего, придется жить всю жизнь.
   – Родители знают? – спросила Вика.
   – Да, я им почти сразу сказал, но они дали мне обещание молчать. Но рано или поздно ты все равно бы узнала. Сейчас главное это держаться, не сдаваться. Поэтому держись Вика. И я рядом, если захочешь даже просто поговорить – зови, – сказал Леша, и еще раз коснувшись ее руки, вышел.
   Вика осталась лежать одна в белой палате. Ее глаза смотрели в телевизор, на котором сейчас был выключен звук, а ум как будто не мог сосредоточиться на ужасной новости и пробуксовывал, пытаясь избежать погружения в страшную реальность.
   Как это я не смогу ходить? Я никогда не смогу ходить? Я всю жизнь буду в кресле-каталке?! Как это вообще возможно?! Это вообще со мной происходит? Может, я сплю и это ужасный сон? Ах, чтоб эти чувства! Все-таки они меня погубили! Если бы я тогда не спешила проводить Мишу…
   Девушка приподнялась на локтях и осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, насколько реально окружающее ее пространство. Телевизор, стоящий на тумбе, показывал без звука очередную серию какой-то мыльной оперы. За окном было лето, и через небольшую щель в приоткрытом окне доносился радостный щебет воробьев. К сожалению все вокруг было слишком реально.
   Она попробовала пошевелить пальцами ног, но абсолютно их не ощущала, как будто отлежала их во сне или отсидела, только покалывания иголочками она не чувствовала. Она не чувствовала вообще ничего.
   В такой ужасной правде Вика прожила первые дни своей новой и страшной жизни. Мобильный телефон звонил все реже. Хоть звонков было по-прежнему много, их количество из-за ее вынужденных отказов, день ото дня становилось все меньше. Про сорванную поездку в Москву она и думать не хотела. Ее, конечно, очень интересовало, поехал ли кто-нибудь туда вместо нее или они вообще нашли модель из другого города, но она подавляла в себе желание спросить об этом у Натальи Борисовны. Свете она старалась не завидовать, тем более та уже вернулась в Новосибирск. Мише об ужасной новости не говорила – пусть думает, что скоро увидит ее здоровой.
   Вика пыталась найти в себе силы думать по-другому, по-новому. Ее практичный, выискивающий повсюду выгоду ум, кричал и неистовствовал от такой внезапной инвалидности. Ей ничего не оставалось, как смотреть теперь на все сверху, по-философски. Когда она смотрела на весь мир и на себя в нем сверху, ее трагедия в масштабах мира исчезала. Ведь после этой страшной аварии мир остался прежним, кто-то сразу нашел ей замену и обошелся без нее, кто-то просто забыл, а кто-то даже и никогда не знал о ее существовании.
   Она понимала, что скоро все от нее начнут потихоньку отворачиваться. Что касается мужчин, то тут вообще было яснее ясного – их привлекало в ней только тело. Инвалид не бывает сексуальным, а значит и им она больше не нужна. Сможет ли сдать Миша такой экзамен на верность – она очень сомневалась. Поставь ее на его место и окажись он в кресле-каталке, она бы точно не осталась бы с ним, несмотря ни на что. Любила ли она его? Наверное, и не врала, когда говорила, что хочет вместе с ним переехать в Москву. Но если бы он не переехал, она горевала бы недолго. Возможно, Леша еще какое-то время не потеряет к ней интерес, хотя будет уже воспринимать ее не как недоступную девушку, которую было интересно добиваться, а просто как друга.
   Наталья Борисовна, конечно, будет продолжать с ней общаться, во всяком случае, какое-то время, но и это будет лишь из-за приличия. Подруги, которые видели в ней пример, на который стоило равняться, теперь увидят инвалида в кресле-каталке. Конечно, они не подадут вида, они будут продолжать сочувствовать, но общаться им с ней теперь будет ни к чему.
   А как она на месте одной из своих подруг повела бы себя? Как бы она поступила, случись такое, например, с Леной? Конечно, она бы пошла в больницу и искренне переживала бы. Приносила бы фрукты и соки. Но потом она бы смирилась с таким положением подруги и ее жизнь – жизнь здоровой Вики, пошла бы своей дорогой. Просто в ее тусовках и шоппингах не было бы уже Лены. Она с каждым днем все больше бы от нее отдалялась, потому, что Лена уже не принимала бы участие в ее жизни и в общих с ней делах. И максимум что бы их еще связывало, это редкие встречи и звонки – дань старой дружбе. Вот как оно неизбежно было бы, с той лишь разницей, что вместо Лены это случилось с ней самой.
   Вика стала чаще вспоминать о боге. Да, она помнила о нем всегда, но это было что-то дежурно-бытовое – так о боге обычно думает каждый человек, у которого неплохо идут дела и которому все всегда некогда. Обычно вера людей в бога ограничивается иконками, приклеенными в машине и крещением детей. Некоторые еще соблюдают посты, правда мало кто понимает их смысл.
   Она даже так и не купила родителям стиральную машину или аэрогриль, когда были деньги. Она просто забыла об этом в каждодневной суматохе, ей некогда было подумать о ком-то другом. Какая разная может быть жизнь, какая разная может быть жизнь у одного человека.
   Вика теперь задумалась обо всем этом. Задумалась, почему это произошло именно с ней. Также она думала и о том, что существует масса людей инвалидов и многие из них живут полноценной жизнью. Ей даже казалось, что она может найти прелести в такой жизни, но каждодневное утреннее возвращение в реальность, начисто убивало с таким трудом завоеванные вчера компромиссы.
   В один из дней ей позвонила хозяйка квартиры и, ругаясь, попросила плату за новый месяц. Пошел уже второй месяц, и ей давно надо было оплатить его. Вика, по-видимому, не заметила ее прошлый звонок, приняв за очередного работодателя.
   Девушка извинилась и была вынуждена сказать, что съедет. Этому было две причины – во-первых, кончились деньги, во-вторых, ей уже не нужна была отдельная от родителей квартира, несмотря на то, что она теперь не уедет уже в Москву. Ей теперь нужен был присмотр – пока здесь в больнице, а потом дома у родителей.
   Она попросила Лешу свозить ее в выходные на Шевченко и помочь забрать свои вещи, на что он с радостью согласился. Ее почему-то сейчас больше тянуло к Леше, чем к Михаилу и дело было не только в том, что Михаил еще не знал об ее инвалидности. Перед Лешей она не пыталась изображать из себя что-то лучшее, чем была на самом деле и не пыталась производить на него впечатление. Поэтому с ним ей было легко. И еще, когда она была рядом с ним, то не стеснялась своей инвалидности. Она могла быть перед ним полностью открыта.
   – Машина подана мисс гражданка королева. Правда, не особо какая – всего лишь «Хендай», – почти крикнул Леша, войдя в палату и пытаясь взбодрить Вику.
   Ей теперь не очень нравились упоминания о королеве красоты и прочих ее заслугах. Они с болью напоминали ей о таком красивом и удачном недавнем прошлом.
   – А как я к машине спущусь? – спросила девушка.
   – Э-э-э, – молодой человек на секунду задумался. – Я тебя на руках отнесу.
   Он аккуратно взял ее на руки и, открыв ногой дверь понес к лифту.
   – А мы ничего так на больничных харчах пьедестал наели, – пошутил он.
   – Ну, Леш, думай что говоришь! Я и так места себе не нахожу!
   – Молчу, молчу. Ты все равно легкая и изящная и другой быть не можешь, – заверил он.
   «Хендай», весело жужжа двигателем, ехал по летним улицам города. Она уже почти полтора месяца не была на улице. Во дворах играли дети, по тротуарам ходили красивые девушки в мини или в джинсах в обтяжку. Ходили симпатичные молодые люди. Все жили своей жизнью и наслаждалась. Наслаждались работой, любовью, отношениями и просто этим летним днем. Все, кроме нее.
   Выйдя из лифта с Викой на руках, он открыл ее квартиру и аккуратно занес туда девушку. Последний раз она была тут на крыльях победы и полная планов. До сих пор для нее эта квартира ассоциировалась только с успехом. Она была застолбленным рубежом в ее жизни – рубежом, до которого она смогла дотянуться. А теперь ее сюда принесли на руках, потому, что она не могла сама ходить…
   Леша собирал ее вещи и клал в сумку, а она грустно смотрела в окно.
   – Хочешь, чай заварю? – спросил он.
   – Нет, спасибо. Давай быстрее отсюда уедем.
   Захлопнув крышку багажника, Леша сел за руль и глянув на Вику, завел машину. Проделав знакомый путь к улице Авиастроителей, молодой человек остановился перед одним из подъездов пятиэтажки. Открыв дверь, и бережно взяв на руки Вику, он пошел к двери. Бабушки, сидящие у подъезда на лавочке, притихли, предчувствуя появление новой темы для обсуждений.
   Леша открыл ногой дверь и осторожно стал заносить девушку, как сзади одна из бабушек спросила у другой:
   – Это дочка Шимановой что ли, с третьего?
   – Она самая. Надо же! Ноги отказали чоль? – спросила другая.
   – Как досталось девочке, – произнес сзади голос третьей бабушки.
   – Бог, видать, наказал за жизнь-то такую! Проститутка! – снова сказала первая.
   Вика от обиды сжала пальцы, и ее ногти больно вонзились в шею молодого человека.
   – Товарищи бабушки, вы бы о пенсиях лучше говорили, чем другим кости перемывать, – посоветовал им Леша.
   – Я никогда не думала, что жизнь может быть такой ужасной. Это даже не жизнь, а какая-то обратная ее сторона, – с отчаянием в голосе сказала ему на ухо Вика.
   Занеся последний чемодан и захлопнув за собой дверь, Леша зашел в комнату и сел перед Викой на корточки. Она оглядывала свою квартиру, которую не видела несколько недель, и ей сейчас нравилось находиться здесь. Она заранее подавила в себе чувство негодования, которое готово было вырваться наружу из-за того, что все завоеванное в один миг исчезло, и она откатилась назад, да так далеко назад, что теперь ее жизнь даже задолго до победы на конкурсе, представлялась ей несбыточным счастьем. Подавила эмоции и просто старалась не думать об этом. За последнее время она научилась немного контролировать свои мысли и не думать об одном, находя прекрасное в другом – в том, что раньше ей казалось сущей ерундой. Вот и сейчас она сидела и наслаждалась родным домом, несмотря на то, что еще так недавно очень хотела съехать отсюда, считая это место стариковской дырой.
   – Леш, а можно я дома останусь? Выпиши меня из больницы, так надоело там лежать, – попросила Вика.
   – Но ты еще совсем беспомощна и слаба! Ты совсем мало пробыла в больнице! Кто здесь за тобой смотреть будет?
   – Мама говорила, что будет со мной дома сидеть. Я буду делать все, как ты скажешь! А ты сможешь приходить ко мне в любое время, как захочешь, – пообещала Вика. – Я тебе даже ключи дам – я же тебе не смогу открыть. Там на этажерке возьми.
   Леша задумался.
   – Но ты даже в туалет сама не можешь сходить. Когда твоя мама обещала освободиться и сидеть с тобой?
   – Да хоть с завтрашнего дня! – сказала девушка.
   – Ну, смотри. Хорошо. Только делать будешь все, что я скажу и никакой самодеятельности! – строгим голосом сказал молодой человек.
   – Есть командир! – со смешком ответила она.
   Час спустя Леша уехал назад на работу, оставив ее одну. Вика позвонила маме и сказала, что ее выписали из больницы.
   Она сидела в кресле, в котором оставил ее Леша и уже заскучала, несмотря на то, что перед ней был включен телевизор с уже полюбившимися программами. Но тут ее ждал сюрприз – послышалось ковыряние ключей в замке, и вошел Леша, а за собой, задевая колесами за дверной косяк, втащил кресло-каталку.
   – Я тебе достал неплохое кресло, пусть не самое навороченное, без электромотора, но пока пусть такое. По крайней мере, сможешь по квартире самостоятельно передвигаться, – сказал он и осторожно пересадил ее в новое кресло.
   – Ты такой заботливый, – сказала Вика. Она все яснее понимала, что Леша, как мужчина, стоял на голову выше всех остальных мужчин, встречавшихся ей в жизни. – Ты мой герой просто!
   – Герой, герой. Удобно? Когда надо ехать – крутишь руками вот эти обода, – объяснил он.
   – Да уж видела раньше, – вздохнула девушка.
   Когда Леша снова уехал, она начала осваивать свое кресло. После нескольких недель неподвижного лежания на кровати, ей казалось, что она почти ходит. Вика поехала на кухню и поставила чайник. Заварив зеленый чай, выехала на балкон и смотрела вниз со своего третьего этажа на летнюю улицу. Во дворе, между старыми пятиэтажками, сушилось белье, слышались звуки телевизора из открытого окна, в песочнице ковырялись маленькие дети под присмотром мам. Все было как всегда. Ей теперь было приятно смотреть на спокойные ежедневные человеческие дела, не пропитанные скоростью, деньгами и соревновательным духом – всем тем, чем она жила еще месяц назад.
   Когда она была деловая, то не замечала простых ежеминутных радостей. Ей важно было сорвать главный приз, и остальное ее интересовало исключительно лишь по мере полезности. Если от какого-то занятия или человека не было пользы, то это занятие или человек ее не интересовали.
   Теперь, по понятным причинам, ей было неприятно думать о скоростной и хищнической жизни – она сошла с дистанции и никогда на нее не вернется. Но она постепенно училась радоваться простому. Не деньгам или победам, а пению птиц, смеху детей, самым незатейливым радостям жизни. Иногда она этим напоминала себе старую бабку, у которой ничего кроме подобных радостей уже нет. Неужели она так быстро превратилась в бабку? Или может дело не в старости, а в мудрости – ведь только прожив всю жизнь, можно понять, что есть настоящие ценности, а что мишура. А она, получается, приобрела такой жизненный опыт экстерном.
   Ей нравились ее душевные перемены, то, какой она стала. Если судьба с ее телом сыграла злую шутку, изуродовав его, то духовно все было наоборот – она как будто стала намного мудрее за очень короткий срок и совсем по-другому стала смотреть на вещи.
   Сейчас ей показалось нечестным скрывать от Миши свою ситуацию. Он ведь строит какие-то планы на жизнь, и в этих планах есть она. А она прекрасно знает, что никогда уже не будет в этих его планах, по крайней мере, в той роли, которую он ей отводит.
   – Надо немедленно ему позвонить, – вслух произнесла она и достала телефон. – Алло, Миш, привет! Я тебе должна кое-что очень важное рассказать! Не надо приезжать, я сначала по телефону расскажу, а уж ты потом сам думай, захочешь приезжать или нет, – говорила она, не давая ему вставить слово.
   Я скрывала от тебя, что теперь не могу ходить. Ты должен это знать, я была не права, что не рассказала сразу, как только узнала сама. Во время аварии у меня перебило позвоночник, и теперь я в кресле-каталке и, похоже, навсегда. Но вот теперь ты все знаешь и если бросишь меня, я не обижусь – пойму. Я сама не знаю, как бы повела себя на твоем месте и высокопарных фраз говорить не буду и от тебя их не требую. Вот так вот, мой милый Миша. Так все невесело и банально со мной случилось. Теперь я положу трубку, а ты думай и если не позвонишь… в общем, я пойму и не обижусь.
   Положив трубку, Вика почувствовала, как по щеке течет слеза. Ей опять стало жалко себя и свою сломанную жизнь. А ведь ей только двадцать один! Когда ей будет всего тридцать, она уже почти десять лет, как будет вести инвалидный образ жизни! А как рожать детей?
   Девушка судорожно вздохнула и попыталась успокоиться, глядя на двор. Дрема окутала ее и, откинув голову, она забылась сном, как вдруг ее разбудил звонок в дверь. Задевая углы, она покатила свое кресло в прихожую и, открыв, обнаружила Михаила с цветами.
   – Вика! Милая! Что же я наделал?! Зачем я позволил тебе ехать провожать меня?! – сказал он и встал перед ней на одно колено.
   – Ты тут ни при чем. Не смей себя винить! Я взрослая и сама знала, что делаю, – сказала Вика. – Встань Миш с колен, ну что ты. Пошли на кухню, расскажи, как в Испанию слетал, и вообще чего нового в твоей жизни без меня было.
   – В Испании все хорошо. А еще так удачно складывается, что мы в Москве филиал открываем. С моей подачи Вик. Как ты просила, – сказал Михаил, глядя на ее кресло.
   – Спасибо Миш, что ты это сделал ради наших отношений. Уже за одно это спасибо. Но какая мне теперь Москва? Что я там буду делать, даже если переду туда?
   – Я даже не знаю, что сказать. Ты меня как холодной водой окатила, когда сейчас по телефону рассказала это. А что врачи говорят?
   – Два позвонка раздробило, и спинной мозг в трех местах перебило. Тут уже ничего не поделаешь, ни у нас, ни в Германии, ни где-то еще. Чудес не бывает – ходить я, наверное, никогда не смогу, Миш. Так что если разойдемся, то я не буду в обиде. Я же понимаю, что толку от меня теперь нет. Ходить не могу, сексом заниматься не могу, рожать не могу, я теперь почти ничего не могу. Зато заботиться обо мне теперь надо неусыпно, как за овощем.
   Зазвонил мобильный телефон Михаила.
   – Извини, отвечу. Да, Сереж! – Михаил, сначала нахмурившись, слушал, потом сказал, – ничего не надо делать с активами этих фирм! Какие изменения?! Сереж, ни в коем случае не трогать эти активы!
   Убрав трубку, он улыбнулся и тронул девушку за руку.
   – Вик, я не хочу тебя бросать. Между нами успели появиться весьма крепкие чувства, и я не хочу вот так все терять, несмотря…
   Его слова снова прервал звонок.
   – Сереж, скажи мне, пожалуйста, что там у вас происходит? Вы в трех соснах заблудились? Какой срочный совет директоров?
   – Чего там, Миш, проблемы по работе? – спросила Вика.
   Миша включил громкую связь.
   – Михаил Викторович, если мы сейчас упустим момент, то все! Нам надо сейчас выкупать! Но свободных средств сейчас таких нет! Только заложить активы этих трех фирм! – возбужденно говорил голос некоего Сергея.
   – Ладно, сейчас приеду, – сказал Михаил. – Что ты будешь делать с этими специалистами? Милая моя, не грусти ни в коем случае.
   Оставшись одна, Вика снова выкатила свое кресло на балкон. Наблюдать за жизнью нормальных людей ей теперь доставляло особое удовольствие.
   После этого дня настал следующий, а за ним еще один. Дни пошли своей чередой, не обращая внимания, на то, кто и как их проживает. Миша исправно приезжал, привозил продукты, болтал с Викой, рассказывал новости деловых кругов Новосибирска. Часто заезжала Света, а пару раз заехала и Лена.
   Леша же заходил как минимум дважды в день – утром и вечером. Иногда у него даже получалось зайти третий раз днем. Леша становился ей с каждым днем все ближе. И не потому, что богатого успешного Михаила она вроде теперь не была достойна и где-то глубоко внутри чувствовала, что он ходит к ней только потому, что некрасиво вот так резко взять и расстаться с ней в ее нынешнем положении. Просто Леша был как бы на одной с ней волне. Он понимал ее как никто другой. Если честно, ни один мужчина в жизни не понимал ее так, как он, потому, что мужчин до этого она выбирала совсем по другим критериям.
   Поэтому, когда в один из дней к ней в квартиру влетела Света и, вытаращив глаза, почти прокричала, что она сейчас видела Михаила с какой-то девушкой, Вика даже почти не расстроилась. Она понимала, что Миша ее бросит, это был лишь вопрос времени.
   – Ты что же даже не расстроилась? Тебе все равно? – не могла успокоиться Света.
   – В общем да. Обидно конечно, но это скорее самолюбие страдает, нежели что-то другое. Сама подумай Свет, ты бы на его месте осталась бы со мной? Зачем я ему? Он красив, состоятелен. Вокруг него много красивых девушек вьется. Когда я была… прежней, я могла быть ему ровней. Я была престижной парой. А сейчас какой от меня толк?
   – Ну и черт с ним! Давай лучше выпьем! – в сердцах сказала подруга.
   – Наливай! – усмехнулась Вика.
   Подруги, как в старые добрые времена, подняли бокалы с мартини.
   – Позвони и пошли его далеко, а Вик? – подала идею Света.
   – Нет, не позвоню. Я вообще ему больше никогда не позвоню. И высказывать я ему ничего не хочу! Я его понимаю – не выдержал человек экзамен. И я бы не выдержала и тоже бы так поступила. Всю себя пожертвовать навсегда инвалиду… это далеко не каждый сможет.
   – Ты другая стала, – удивленно сказала Света. – Раньше бы так это не оставила. Хм.
   Время отфильтровывало людей, с которыми общалась Вика. Лишь самые преданные из них способны были сдать этот экзамен, который им организовала инвалидность девушки.
   На следующий день, когда мама выгуливала Вику во дворе, по-другому нельзя было сказать, к их дому подъехал блестящий черный «Мерседес» представительского класса. И ей и маме, конечно, сразу стало понятно, к кому приехали гости. В этой пятиэтажке жили одни пенсионеры и те, кто не смог съехать из этого старого дома, те, кого Вика раньше называла неудачниками и новым обидным словом – лузеры. Поэтому гости приехать могли только к ней – к бывшей королеве красоты. Точнее к действующей, только трон уже остыл.
   Из машины вышел серьезного вида человек, в котором Вика сразу узнала Анатолия Геннадьевича. Он открыл заднюю дверь и достал огромный букет цветов.
   – Вик, я отойду. Там на скамеечке посижу. Вы поговорите, – сказала мама.
   Анатолий Геннадьевич направился к подъезду. Вика окликнула его.
   – Привет Вик, это тебе, – сказал он, протягивая букет. – Как ты справляешься?
   – Привет Толь. Тебе честно сказать? Полный отстой. И так все понятно. Давно не виделись, ты как?
   – Да у меня все нормально, – махнул он рукой. – Все как обычно – бизнес, заботы, текущие проблемы. Приехал вот повидать тебя. Мы с тобой провели все-таки прекрасные минуты. Насчет машины твоей тоже хотел поговорить.
   – А чего там с машиной моей, Толь?
   – Да понимаешь в чем дело… ее не восстановить. Ее просто порвало и перекрутило. Но я могу тебе подарить совсем новую машинку. Какую захочешь. Сделаем ручное управление, ну там газ, тормоз на руле, – сказал он, присев рядом с ее креслом на корточки.
   – Не знаю. Зачем она мне теперь? – пожала плечами Вика.
   – Ну, как! Жизнь то не остановилась! У тебя беда, все теперь не так как раньше, но чем больше нам удастся сгладить эту разницу, чем ты будешь менее обделенной себя чувствовать. Машина теперь тебе, пожалуй, нужнее, чем раньше! Ты не будешь ни от кого зависеть. Надо куда поехать, взяла и поехала! И не надо морочиться с общественным, совершенно неприспособленным для этого, транспортом. Да и ты сама лишний раз на автобусе никуда не поедешь – ты гордая и не захочешь показывать свою беспомощность. Машина теперь для тебя это ноги!
   – А ведь, правда! Ты прелесть Толь! Наклонись ко мне, – попросила растроганная девушка.
   Анатолий Геннадьевич наклонился над креслом, и она обняла его руками.
   – Спасибо тебе! Спасибо, что не забыл! Прости меня за все, если что не так.
   – Да брось! Умирать, как будто собралась! – сказал он, поцеловав ее в щеку. – Машина будет готова через месяц. Марку и модель я выберу сам, если ты не против.
   Визит Анатолия Геннадьевича поднял Вике настроение. Ей сейчас, как никогда раньше, необходимо было чувствовать себя кому-то нужной. Да и такой подарок как новая машинка, не мог не порадовать девушку, даже в ее нынешнем состоянии.
   Этим же вечером она рассказала об этом Леше. Он, как всегда, искренне порадовался за нее. Леша согласился с мнением Анатолия Геннадьевича о том, что машина ей сейчас нужна. Все кто у нее остались – это ее родители и Леша со Светой. Все остальные теперь появлялись в ее жизни крайне редко, включая Лену и Наталью Борисовну.
   На следующий же день она рассказала новость Свете, и ее верная подруга тоже выразила искреннюю радость. Они обсудили новости школы моделей, в которой Вике уже никогда не побывать. Она любила их новосибирскую школу моделей и любила ту атмосферу соревнований, которую теперь лишь могла представить из рассказов Светы.
   Попрощавшись, Света ушла, и Вика закрыла за ней дверь. Она всегда была в хорошем расположении духа после визитов подруги.
   Вика подкатила кресло к окну и посмотрела на свой двор. Она увидела Лешу, который вышел из своего подъезда и пошел к машине. По-видимому, он собирался в больницу на дежурство.
   Из ее подъезда вышла Света и подошла к своей «Мицубиси». Потом всплеснула руками и, подойдя к Леше, о чем-то и заговорила с ним. Леша улыбнулся и тоже что-то сказал. Они некоторое время стояли и что-то смеясь, обсуждали. Вика приподнялась на руках от удивления. Откуда они были знакомы? Что это значит? Почему она не знает об их знакомстве? Или не знает, потому что не должна знать? Так значит, между ними что-то есть?! Вику от догадки бросило в огонь.
   – Ах, ты, моя лучшая подруга! Ах ты дрянь! Значит, за спиной у меня завела интригу с моим Лешей?! У меня Леша только один и остался!
   Света и Леша тем временем на улице продолжали весело разговаривать и смеяться. Молодой человек смешно жестикулировал руками, что-то объясняя.
   Вика вдруг почувствовала всю горечь от предательства. Ее в жизни никогда не предавали, во всяком случае, по-настоящему. И вот сейчас, в такое время, когда она и так едва держалась после страшного удара судьбы, ее лучшая подруга и ее парень, которым она теперь считала Лешу, нанесли ей в спину такой удар.
   С мокрым от слез лицом, она, истерично перехватывая колеса, покатила свое кресло на кухню. Все то, что еще держало ее в этой жизни, все те причины, которые она по крупицам собирала такими усилиями, вдруг перестали иметь значение! Ей больше ничего не хотелось видеть, знать и главное чувствовать! У нее больше не было сил выдерживать, не было больше никаких сил.
   Прикатившись на кухню, она, рыдая, поднялась на руках и вынула из ящика стола мамин «Феназепам». Отвинтив крышечку и уронив ее на пол, высыпала в ладонь горсть таблеток и тут же их проглотила. Потом, уронив следом и пузырек, откинулась на кресле и немного успокоилась.
   Вика смотрела в окно на зеленые деревья этого бесконечного лета. Это лето было таким длинным и за это лето произошло столько событий, что их хватило бы наполнить горем жизни многих людей.
   И вот приятная истома пробежала по телу. Неудержимый сон приближался – этот вид смерти был, пожалуй, самым простым и безболезненным вариантом. Следом за истомой ее пробила испарина. Глаза девушки закрывались, как вдруг, оглушительная пощечина заставила ее от боли вскрикнуть.
   – Ты что, совсем одурела?! Ты что надумала?! – кричала на нее мать.
   Вика смотрела на ее расплывающееся лицо и слушала ее уходящий вдаль голос, пока не отключилась совсем.

   Залитая солнцем деревенская улица и пруд напротив дома манили маленькую Вику к себе. Она сидела у окна за столом накрытым клеенкой, на которую то и дело садились мухи, и хмурила брови.
   – Мам, ну можно я пойду, погуляю, – ей почему-то казалось, что она тут уже сидела много раз.
   – Нет, дочка, сейчас блины уже будут готовы. Давай иди, мой руки! – сказала задорно мама и вылила на шкварчащую сковороду очередную порцию блинного теста.
   – Ну, я не хочу блины-ы-ы, – захныкала маленькая Вика и надула губы. – Можно я пойду гулять?
   – Как же ты пойдешь? Ты же ходить не можешь! – сказала мама.
   – Как это не могу? – удивилась девочка и смело встав из-за стола сделала шаг. Не устояв на ногах, она плюхнулась на пол и недоуменно посмотрела на маму.
   – Ну, что я тебе говорила?! – строго спросила мама.
   Маленькая Вика поднесла ручки к глазам и заревела.
   – Не надо плакать, ты сама во всем виновата! Не надо плакать Вика! Вика! Вика!
   Вика открыла глаза и увидела перед собой лицо мамы. Она снова была в больничной палате, и это ей напомнило тот случай, когда она очнулась после аварии.
   – Вика! Очнулась?! Ну, ты даешь! Ты что же с нами делаешь? Тебе одного раза мало, ты решила постоянно судьбу испытывать? Хорошо я домой успела прийти! На десять минут позже бы вернулась и все – Лешка тебя уже не откачал бы. Едва успели желудок промыть, прежде чем вся эта дрянь раствориться успела. Зачем ты это сделала? – мама сидела на ее кровати и ласковыми пальцами гладила ее руку.
   – Я его любила, а он так поступил со мной! У меня за спиной, когда знает, что мне и так плохо! – скупо объяснила Вика.
   – Да кто он то? Лешка что ли? А что он сделал?
   – Со Светкой мне изменял! – безапелляционно заявила Вика.
   – Да с чего ты взяла?! Откуда? Я знаю Лешку с детства, он бы так никогда не поступил. Если честно, то он самый порядочный из всех твоих мужчин, – оправдывала его мама.
   – Порядочный, но сказать мне прямо, что я ему не нужна, он не может! А как женщина я его теперь не интересую! Вот и приходиться ему встречаться у меня за спиной! – сказала девушка и закусила наволочку, чтобы не зареветь.
   Мама помолчала и сказала:
   – Я всех подробностей не знаю, конечно. Я, полагаю, вам надо поговорить. Ты могла не так все понять, с тобой это бывает, – разумно сказала мама.
   Вика чувствовала себя уставшей – ее ослабленный организм боролся с новой напастью. Поэтому когда мама ушла, она забылась тревожным сном.
   Разбудил ее Леша, который менял капельницу.
   – Проснулась? Как ты себя чувствуешь? – спросил он, не подозревая о причинах ее отравления.
   – Нормально! – резко ответила Вика и отвернулась.
   – Что такое? Что случилось? – спросил молодой человек, увидев ее реакцию.
   – А ничего! Хорошо со Светкой?! – почти крикнула Вика.
   – С какой Светкой? Что хорошо? – растерялся Леша и сел на ее кровать.
   – А ты думал, что я не узнаю?! Если у тебя ко мне ничего кроме жалости нет – так и скажи! Я переживу, не такое переживала! И мути себе со Светкой не скрываясь!
   Молодой человек моргал глазами, пытаясь склеить в уме услышанные фразы и привести их к какой-нибудь логике. Но у него мало что получалось.
   – Вик, ты извини, но я мало чего понял. Давай, если ты не против, разберемся по порядку. Во-первых, кто такая Света?
   – Девка твоя! – снова безапелляционно заявила Вика.
   – Отлично. Теперь я, по крайней мере, знаю кто моя девка. Это уже хорошо, – сказал шуточным тоном Алексей. – А жалость, надо понимать, я испытываю к тебе? Кроме жалости ничего не испытываю, но сказать не могу, потому и мутю… мучу со Светкой, то бишь, с девкой моей, скрытно от тебя?
   Вика привстала на локтях и раздраженно засопела, глядя на молодого человека.
   – Ага, значит, все правильно пока понимаю. Пойдем дальше – ты откуда-то взяла, что у меня с этой Светой шуры-муры?
   Вика, казалось, сейчас укусила бы его, если бы могла дотянуться, но он с профессиональной врачебной выдержкой продолжал:
   – Давайте подумаем, кто такая Света и где мы могли так неаккуратно попалиться. На работе – у меня нет никаких Свет. Вру! Есть одна, но ей за пятьдесят. Хорошо, значит не на работе. На улице? А, на улице! Около твоего дома, когда я собирался ехать на смену, ко мне подошла какая-то девушка. Она сказала, что у ее «Мицубиси» спустило колесо и ей нужна помощь, так как у нее не было даже домкрата. По-видимому, ее и звали Света и, по-видимому, она вышла только что от тебя. Она, несомненно, знала тебя, так как поздоровалась с твоей мамой, которая прошла мимо.
   Мы со Светой разговорились на тему – как плохо дружит женщина с техникой, и неаккуратно смеялись вместе моим тонким шуткам. Видимо, как раз в этот момент, ты и увидела нас в окно. Подумав, что мы знакомы гораздо дольше пяти минут и даже уже не раз имели интимную близость, ты не теряя ни секунды, рванула на кухню и, найдя мамин «Феназепам», немедленно опустошила годовой запас антидепрессанта. Ну что же, теперь я думаю, вся хронология событий восстановлена достоверно, да? – подытожил Алексей.
   Вика перестала раздувать ноздри, и ее лицо смягчилось. Она закинула голову и простонала.
   – А-а-а, какая же я дура… Чего со мной происходит, у меня, похоже и мозги парализовало. Это я из-за одной глупой мысли чуть не отбросила копыта?
   – Причем, прошу заметить, самые прекрасные копыта на свете, – сделал комплимент Леша.
   Вика улыбнулась и взяла его руку.
   – Спасибо тебе. Спасибо, что ты есть. Ты всегда рядом в трудную минуту. Ты меня дважды спас. На самом деле это ты и есть мужчина моей мечты, – сказала растроганно Вика.
   Леше было очень приятно такое услышать. Еще недавно он не мог рассчитывать даже на минимум ее внимания, не говоря уже о каких-то ответных чувствах. А теперь девушка, которую он безнадежно добивался, испытывала к нему совершенно искреннюю привязанность и называла мужчиной своей мечты.
   С тех пор они с Лешей сильно сблизились друг с другом. Он записал ее в центр реабилитации инвалидов, где она была среди людей, попавших в такую же ситуацию и не чувствовала себя ущербной. Правда, в начале, Вика чувствовала себя там не в своей тарелке. Корона королевы красоты и бывший жизненный статус мешали ей сблизиться с обычными самыми заурядными людьми – водителями, рабочими, нянями и даже алкоголиками. Она сторонилась их и замыкалась. Леша, оставлявший ее там почти каждый день на несколько часов, забирал в том же углу, в котором оставлял утром. Но вот несколько недель спустя она немного освоилась и стала все больше и больше общаться с теми, у кого было такое же горе. Они вместе занимались физкультурой, беседовали с психологом, осваивали новые профессии. У нее появилось много друзей среди тех, кого она совсем еще недавно сторонилась. Вика перестала впадать в бездонную тоску и уже не чувствовала себя уродом. Она знала, что таких, как она много и они живут полноценной жизнью. Причем многим из них никто не помогал, а у нее были родители и Леша. Девушка была благодарна Леше за то, что он, вопреки ее воле, привез сюда. В результате это помогло удержаться ей на плаву, а Леше про себя она поставила еще один плюсик. Хотя, честно, их уже некуда было ставить. Она уже не представляла свою жизнь без него.
   Однажды вечером, когда мама на кухне после ужина мыла посуду, а Вика сидела в своем кресле в углу и слушала одним ухом плеер, зашел очередной разговор о жизни с вытекающими нравоучениями и трагически звучащими выводами.
   – Вот зачем ты носилась как полоумная за рулем? Куда торопилась? Зачем тебе вообще машина нужна была?
   – Мам перестань! Я уже сто раз слышала все эти твои слова, – огрызнулась девушка.
   – Все хотела выпендриться, модель! Над Лешкой все смеялась, неудачником называла. А он дважды тебе жизнь спас, единственный, кто не бросил тебя в трудную минуту! Бедный он! Оказывается не такой уж и бедный! Сейчас считается одной из самых светлых голов в медицине нашего города! В Москву вон пригласили работать. Пока может и бедный, но у него все будет, дай только время.
   – Ну, мам! Ты же знаешь, что к Лешке я сейчас очень хорошо отношусь. Я понимаю, что была не права… Как в Москву пригласили работать?! – вдруг дошло до Вики.
   – Так, в какую-то видную московскую клинику. Зовут руководителем хирургического отделения. Ты не знала? Я уж думала, что ты в курсе, – пожала плечами мать.
   – А он, что он? – с испугом спросила Вика. Ее пальцы похолодели, и она вынула из уха наушник.
   – Ну, что он? Когда тебя пригласили в Москву, ты долго раздумывала? Вспомни, что ты говорила – такой шанс бывает один раз в жизни. Вот и он едет в Москву. Там для него большие перспективы.
   Вика сжала губы и, перебирая дрожащими руками обода колес, покатила кресло в свою комнату. Там она, закрыв дверь, дала волю слезам.
   Как же так?! Зачем он так с ней? Привязал ее к себе всеми веревками, а теперь бросает? Она же влюбилась в него, а теперь он уезжает?
   Вика глотала слезы и вытирала лицо рукой. А как она поступила? Он ведь ее тоже любил, а она собиралась в Москву. Правда, тогда между ними не было того, что было сейчас. Но сейчас его пригласили, а он ей даже не сказал – она случайно узнала от своей мамы. Он решил ехать, конечно, такой шанс упустить нельзя, а ей не стал говорить. Несомненно, он заслуживает работы в Москве. Он самый лучший из всех мужчин, которых она знала. И она ни в коем случае не станет ему мешать, не станет уговаривать остаться. Она даже не сделает вид, что знает об этом. Она ему многим обязана, и она отдаст долг – не будет ему обузой, отпустит его. Ее жизнь и так уже не многого стоит и не так важно, как она доживет ее. Ломать жизнь Леши и отбирать его мечту ради своего эгоизма она не будет. Она и так всю жизнь думала только о себе, теперь ей первый раз в жизни хочется отплатить добром. Пусть поздно, но лучше поздно, чем никогда.
   В дверь комнаты постучали.
   – Вика, открой. Ты меня извини, я не подумала, – сказала мама за дверью.
   Девушка ей открыла и мама, войдя, обняла дочь.
   – Как же мы с тобой будем без Лешки? – тихо спросила мама.
   – Как-нибудь справимся. Хорошо, что его пригласили, я правда рада за него, – спокойно сказала Вика.
   – Справимся, я знаю, – сказала мама. – Ты давай, не унывай, я сейчас в магазин и вернусь.
   Мама вышла из комнаты, а девушка предалась своим невеселым размышлениям.
   Вике вдруг стало ясно, почему он ей не сказал – он сам еще не решил! Он не мог решиться оставить ее тут беспомощную! А ей очень не хотелось, чтобы Леша из-за нее остался здесь и упустил такой шанс. Она не хотела быть причиной его неудачи. А уговаривать его уехать без нее бесполезно, он не послушает. Значит надо придумать что-то другое. И выход из ситуации пришел ей в голову сразу, сам собой. Она одним махом решит и эту проблему и все остальные. Она никому больше не будет обузой.
   Вика покатила свое кресло в родительскую комнату. Она достала из ящика старую раскладную немецкую бритву «Золинген», оставшуюся еще от деда и, положив на кресло, села на нее и стала ждать, когда мама уйдет в магазин. Взяла из серванта фотоальбом и, открыв его, стала рассматривать.
   На нее с черно-белой фотографии смотрели молодые папа и мама, и она рядом с ними, совсем еще маленькая. Они стояли на берегу моря, а ног касались набегающие волны. Это фото было сделано в Анапе, целую вечность назад. Другое фото запечатлело первое сентября, самое первое для нее. Она улыбалась во весь рот, а на голове был огромный белый бант. Потом шли школьные цветные фотографии. Вот она постарше, классе, наверное, в пятом. Она уже красивая девочка, хотя еще далека от мыслей стать моделью, но в танцевальный кружок уже ходила. В танцевальный… а теперь даже ходить не может. Следующая фотография была сделана на их даче, на Оби. Папа машет картонкой над мангалом, а Вика сидит на качелях. Со старых фотографий, запечатлевших разные этапы ее жизни, на нее смотрело счастливое лицо постепенно взрослеющей девочки еще не озабоченное деньгами и проблемами. Лицо девочки, которая собиралась, как и все люди, жить долго и счастливо. Это было так недавно и в тоже время так давно.
   Раздался шум входной двери – мама ушла в магазин. Вика положила альбом на место и, приподнявшись, вынула бритву. Разложив ее, плашмя коснулась лезвием своего левого запястья. Холодное лезвие, подернутое ржавчиной, равнодушно поблескивало матовой сталью. Она вдруг подумала, что не оставила даже записки, но сейчас она уже не хотела к этому возвращаться.
   Девушка подняла глаза на потолок и глубоко вдохнула. Надо резко, быстро и глубоко. На третий вдох. Она выдохнула и медленно вдохнула второй раз, повернула лезвие режущей кромкой к запястью и немного занесла руку…
   – Если я еще когда-нибудь застану тебя за процессом суицида, я тебя так отшлепаю, что к ногам снова чувствительность вернется! – раздался прямо над ее ухом грозный голос Леши.
   Вика, икнув от испуга, поспешила спрятать бритву. Но молодой человек, сделав широкий шаг, обезвредил девушку. Потом, сев перед ней на колени, обнял.
   – Ну, что сейчас случилось? – нежно спросил он.
   Девушка не смогла себя больше сдерживать и разразилась рыданиями.
   – Тебя позвали в Москву… работать… – сквозь всхлипы говорила Вика. – Я не хочу, чтобы ты остался тут… из-за меня. Я хочу, чтобы хоть у тебя все получилось. Лети, там твое будущее…
   – А я и лечу, без проблем, – пожав плечами, сказал Леша.
   Вика, не ожидав такого ответа, на секунду перестала плакать. Потом, собравшись с духом, продолжила:
   – А меня забудь. Я как-нибудь проживу. Просто лети и не думай обо мне. Я тебя прошу.
   – А почему это мне не думать о тебе? – спросил молодой человек. – Ты, между прочим, летишь со мной!
   Он достал из заднего кармана брюк бумажник и вынул из него два сложенных пополам авиабилета.
   Вика, смотрела на билеты сквозь пелену слез и пыталась осознать то, что сказал Алексей. Они сидели, обнявшись в тишине, нарушаемой лишь редкими всхлипами успокаивающейся девушки.
   – Ты третий раз спасаешь меня, – тихо сказала она.
   – Судьба у меня видать такая, спасать тебя постоянно, – сказал Леша и сложил опасную бритву. – Хорошая вещь. Ей, наверное, еще какой-нибудь штандартенфюрер брился, а ты… Чемоданы то твои где? Пора вещи собирать, милый мой человек, завтра вечером самолет.

   Апрель 2011 г.

Почти серьезные

Потерянный запах

   Тихая музыка приятно разливалась по залу ресторана. Приглушенный, почти интимный свет, преломлялся в темно-красной глубине бокала. Мысли приятно успокоились, и его натура наслаждалась настоящим моментом. Сейчас жизнь казалась гармоничной – и работа и достижения и уважение коллег. Все было как нельзя лучше. Возможно, это и было счастье.
   – Месье Дюжон, можно нескромный вопрос? Какая у вас машина? – спросила сидящая напротив очаровательная брюнетка с блестками на веках.
   – У меня Jaguar XJ. Недавно купил.
   – Ум-м, а что лучше Jaguar или BMW? У нас вот с Кристианом BMW.
   – Я думаю, дело вкуса. Кому и что больше нравится, – ответил Дюжон и поднял бокал. – Предлагаю выпить за этот чудесный вечер. За то, что мы все сегодня, наконец, говорим не о делах.
   – Очень хороший тост! – воскликнула брюнетка и подняла бокал.
   Все четверо сидящих за столом людей звонко чокнулись бокалами и пригубили вино.
   – Знаете, месье Дюжон, я очень рада, что нас с вами познакомили, – сказала брюнетка и игриво взяла под руку своего молодого человека. – Вы такой талант. Вы вообще уникум и таких в мире мало. А уж во Франции! Во Франции эта профессия более престижная, чем в любой другой стране. Максенций Дюжон… Мне так интересно, как вы все это делаете.
   – Спасибо, Амелина. Мне, признаться, и самому это очень нравится. Делаю обычно – работа как работа, как и у других.
   – Мне кажется, вам, Вивьен, очень повезло, – сказала брюнетка, обращаясь к его спутнице.

   Приятная мелодия будильника коснулась сна и сразу сделала его воспоминанием. Максанс не был любителем понежиться в кровати и спустил ноги на мягкий, с высоким ворсом, палас. В ванной, глядя в большое с подсветкой зеркало, он посмотрел на себя. Да, он себе нравился. Он не был красавцем, но в его внешности и глазах была какая-то загадка, недосказанность. Ему казалось, это очень притягивает людей.
   Выходя из подъезда, он поздоровался с консьержем и, пройдя через арку к стоянке, подошел к своему новому автомобилю. Несколько секунд он смотрел на него, потом, открыв дверь, немного небрежно бросил портфель на пассажирское сиденье и сел за руль. Максанс нравился себе в своей успешной жизни. Посидев с минуту и глядя на просыпающиеся окна, он протянул руку и достал из бардачка последний номер Paris Capitale. Открыв на нужной странице, он полюбовался, уже в который раз, на разворот, где разместили о нем статью. «Композитор запахов Максенций Дюжон создал новую невероятную линию духов» – смотрела на него надпись крупным элегантным шрифтом. Фотография собственного лица с модной, едва наметившейся щетиной и загаром, излучала уверенность и призывала вести гламурный и дорогой образ жизни. Убрав журнал обратно, Максанс улыбнулся и включил зажигание. Автомобиль, приятно взвыв, плавно повез владельца в офис.
   Фирма Le contact facile, занимающаяся поиском новых ароматов и ингредиентов для духов, была совсем молодой, но уже хорошо зарекомендовала себя и вошла в обойму перспективных и известных предприятий в этой отрасли. Не было секретом, что своим успехом фирма была обязана Дюжону. Именно он вывел новую малоизвестную фирму на этот уровень.
   Хоть он был и достаточно молод, но занимался этим делом много лет. Он не представлял себя в другой профессии. Он ничего больше не умел, да и не хотел уметь. Духи, запахи, ингредиенты были его миром и он жил в нем, открывая его лишь для ценителей. Людей с таким тонким обонянием как у него было в мире чуть более сотни, и он, конечно, чувствовал себя избранным. Помимо обоняния у него были и идеи – идеи будущих ароматов и духов, которые он уже почти придумал. Он сочетал иногда не очень совместимые компоненты, получая невероятный результат. Это было его отличием.
   – Доброе утро, Мари, мне кто-нибудь звонил? – спросил у своей секретарши Дюжон, подходя к своему кабинету.
   – Да, звонил месье Жемак, просил перезвонить, как только придете. Еще звонил месье Манези.
   – Манези? Юбер Манези? Неужели! Чего же он хотел? – удивился Дюжон.
   – Он мне не сказал, месье Дюжон, но сказал, что обязательно перезвонит, – улыбнулась секретарша.
   – Очень интересно. Это может быть очень интересно. Хм, – улыбнулся, в свою очередь Дюжон предвкушая солидный контракт. – Сделай мне, пожалуйста, чашечку кофе. Как обычно.
   Он, припевая, открыл дверь своего кабинета и, задержавшись на секунду, добавил:
   – Нет, не как обычно – капни немного коньяка.
   Максанс, пританцовывая, подбежал к своему креслу и, снова бросив небрежно портфель, плюхнулся, закинув ноги на стол. Потом наморщил лоб и, скрестив пальцы начал о чем-то напряженно думать. Так он просидел минут пять, после чего вскочил и подошел к огромному шкафу, занимающему всю стену кабинета. Откатив массивную дверь, он отошел на шаг. В светонепроницаемом шкафу, в котором датчики поддерживали прохладу, стояло бесчисленное количество пузырьков, пробирочек и крохотных скляночек. В большинстве из них были совсем бесцветные жидкости, в некоторых желтоватые, и совсем немного пузырьков содержали жидкости ярких цветов. Также в некоторых баночках были и кусочки твердых веществ. Все это было его богатством, его капиталом.
   Он бережно взял три пузырька и, закрыв шкаф, перенес их на стол. Потом, положив голову на руки, долго смотрел на них, после чего, достав из ящика стола длинную тонкую палочку с бумажкой на конце, осторожно дотронулся до бесценного содержимого.
   Мари принесла чашечку душистого кофе с волнующей бежевой пенкой, из которой он немедленно отхлебнул. Потом он долго менял палочки дотрагиваясь ими до содержимого пузырьков, нюхая и затем бросая их в урну. Встав и побарабанив пальцами по столу, он сказал вслух:
   – Нет, все не то! Это не удивление, это просто товар. Не то, не то… – продолжал бубнить Максанс, расхаживая по кабинету взад-вперед.
   Раздался телефонный звонок. Дюжон взял трубку.
   – Ты вспомнишь обо мне, наконец? – злясь не в серьез, проворчал Морен.
   – Да, Морен, я к твоим услугам. Замотался, извини.
   – Будь добр, зайди ко мне, – попросил его директор.
   Максанс вошел в кабинет директора. Это был очень красивый и со вкусом обставленный кабинет.
   Стены в стиле модерн разбавлялись вставками из красивого темного дерева. Мебель тоже была изготовлена в этом же стиле и полностью дополняла современность и в тоже время уют кабинета. Морен встал и поздоровался с Дюжоном. С его лица не сходила улыбка.
   – Знаешь Макс, я в последнее время практически счастлив. Да, скажу, пожалуй, без особого преувеличения – счастлив. Я очень рад, что ты работаешь на меня. Рад, что мы познакомились когда-то и это вылилось в такое плодотворное сотрудничество. Нет, не подумай, что я воспринимаю тебя только как золотую курицу. Как ты помнишь, я восхищался тобой еще до нашей совместной работы. Хочешь выпить?
   – Мне уже Мари капнула в кофе коньяка, – улыбаясь и садясь в кресло, честно признался Дюжон.
   – Не страшно, тебе можно. Ты победитель! У меня есть прекрасный Camus, – сказал Морен, доставая из серванта красивую, затемненную цветом стекла, бутылку.
   – Ничего против не имею. Мне, кстати, звонил Манези, – сказал Максанс.
   – Манези?! Что он хотел? – удивился директор.
   – Он меня не застал на месте и обещал Мари перезвонить. Я так полагаю, хочет предложить совместный проект. Совместную линию духов, например. Как ты относишься к Манези? Я его лично не знаю, – спросил Дюжон, беря бокал коньяка.
   – Отличный профессионал. Занимается этим дольше меня. Неплохой человек. Конечно, в экстремальные ситуации я ним не попадал, но насколько его знаю – вполне порядочный. Его фирма Odeur никогда звезд с неба не хватала и сейчас у них дела вроде не очень, но в недавнем прошлом были контракты с очень крупными производителями парфюма. В общем, если он нам предложит совместную линию, я ничего против иметь не буду, – пожал плечами Морен.
   – Хорошо, я буду ждать его звонка. Он итальянец? Откуда такая фамилия?
   – Не знаю. Не настолько хорошо с ним знаком, – снова пожал плечами Жемак. – Давай лучше обсудим наши дела.
   Ягуар Дюжона, проехав сквозь арку, остановился на краю стоянки, на которой по вечерам было не так много места – все жильцы в это время обычно были уже дома. Выйдя из машины, Максанс направился к подъезду. Около деревянной, со вставками из желтого стекла двери подъезда, стоял человек.
   – Месье Максенций Дюжон? – спросил человек, когда Дюжон проходил мимо него.
   – Да, это я. С кем имею честь?
   – Меня зовут Юбер Манези. Вы, наверняка, не раз слышали мое имя, но удовольствия от личной встречи нам с вами испытывать еще не доводилось, – не совсем обычно изъяснился Манези. – Я вам звонил сегодня утром и не застал. Пообещал секретарше перезвонить, но решил встретиться лично. Ваш адрес не трудно узнать, вы уже почти легенда.
   – Сколько же вы здесь стояли? Я же мог и не сразу домой после работы поехать, – удивился Дюжон.
   – Я рискнул подождать. Слишком важный вопрос привел меня к вам и по телефону я не хочу его обсуждать. Да и вам, безусловно, удобнее будет об этом говорить воочию, – интригующе сказал Манези.
   Максанс без лишних слов вытянул руку вперед, приглашая его пройти к лифту. Когда двери лифта за ними закрылись, Дюжон сказал:
   – Наверное, не совсем учтиво с моей стороны приглашать вас ко мне домой. Возможно, вам удобнее было бы обсудить все в кафе?
   – Нет, нет! Если вас не смущает мой визит, я предпочел бы беседу именно наедине, без посторонних ушей, – учтиво ответил Манези.
   Открыв дверь в просторную квартиру, Дюжон вежливо пропустил гостя. Быстро скинув обувь и легкое пальто, Максанс спросил:
   – Вино с сыром вас устроит? У меня больше ничего нет.
   – Я бы предпочел что-то покрепче. Например, водку или абсент, если есть, конечно, – сказал Манези.
   Максанс на секунду растерялся. Просьба угостить водкой или семидесятиградусным абсентом не могла быть просто так. Они не были знакомы, чтобы просто так пить такие напитки, а значит, это могло быть только в том случае, если человек в отчаянии. А может… может, он гей, и это такой эпатажный нестандартный ход знакомства? Нет… Не тот случай. Да и по его лицу было видно, что на душе у него что-то не так и это что-то очень серьезное.
   – Водки, увы, нет. Я ее не пью. Если бы знал…
   – Не важно, давайте вино. Я сейчас и ему буду рад. Вы читаете Кундеру – «Невыносимая легкость бытия»? Нравится? – внезапно спросил Манези, заметив на столе книгу.
   – Да, но скорее мысли и рассуждения, нежели сюжет, – ответил Дюжон.
   – И какие же там мысли?
   – Кундера неплохой психолог. Он очень точно описывает человеческие желания. Можно сказать, препарирует душу. Например, вот, что он пишет о том, почему мужчина не может насытиться одной женщиной, – Максанс взял книгу и, пролистав несколько страниц, прочитал вслух:
   «Что он искал в них? Что его влекло к ним? Разве любовный акт – не вечное повторение одного и того же?
   Отнюдь нет. Всегда остается маленькая доля невообразимого. Когда он видел женщину в платье, он, конечно, умел приблизительно вообразить себе, как она будет выглядеть обнаженной, но между приблизительностью воображения и точностью реальности всегда оставался маленький зазор невообразимого, не дававшего ему покоя. Погоня за невообразимым не кончается открытием наготы, а продолжается дальше: как женщина будет вести себя, когда он разденет ее? Что будет говорить, когда он будет обладать ею? В какой тональности будут звучать ее вздохи? Какой гримасой исказятся ее черты в минуту экстаза?
   Своеобразие «я» скрыто как раз в том, что есть в человеке невообразимого. Представить себе мы можем лишь то, что у всех людей одинаково, что общее. Индивидуальное «я» – лишь то, что отличается от общего, иначе говоря, то, что нельзя предугадать и вычислить, что необходимо лишь обнажить, открыть, завоевать.
   Несомненно, доля непохожести присутствует во всех сферах человеческой жизни, однако в любой из них она общедоступна, ее не нужно открывать, она не требует скальпеля. Одна женщина на десерт предпочитает сыр пирожному, другая не выносит цветной капусты, и хоть каждая из них тем самым демонстрирует свою оригинальность, эта оригинальность тотчас обнаруживает свою полную пустоту и никчемность и убеждает нас в том, что нет никакого смысла примечать ее и искать в ней какую-то ценность.
   Только в сексуальности доля несхожести являет собой нечто редкостное, ибо недоступна публике и должна быть завоевана. Еще полвека назад для такого завоевания требовалась уйма времени – недели, а то и месяцы! И стоимость завоеванного была пропорциональна времени, затраченного на это завоевание. Однако и сейчас, хотя время, необходимое для завоевания, неизмеримо сократилось, сексуальность все еще продолжает оставаться металлической шкатулкой, в которой сокрыто таинство женского «Я»».
   Дюжон закрыл книгу и положил на стол.
   – Каково? Ведь все мы это знаем, но вот так вынуть наружу и точно сформулировать не можем, – восторженно сказал он.
   – Пожалуй, – Манези отпил вино и сел в кресло. – А теперь с вашего позволения я бы хотел перейти к моему больному вопросу.
   – Конечно, – Максанс сел напротив. Он понял, что выбрал неподходящий момент для того, чтобы обсудить психологические изыскания любимого писателя. – Я вас слушаю.
   Видно было, что Манези чувствовал себя не в своей тарелке. Он мялся и боролся с собой, но, в конце концов, сказал:
   – Вы месье Дюжон, несомненно, слышали о моей фирме Odeur, хотя бы в общих чертах. Вы, скорее всего, имеете представление о ее рейтинге среди себе подобных и о ее перспективах.
   – Ну, разве в очень общих чертах, – ответил Максанс.
   – Так вот – все то, что вы знаете, забудьте. Дела в фирме идут из рук вон плохо. Мы потеряли два больших контракта. На оставшихся не выплывем, а новые нам не светят. Причина в отсутствии хорошего композитора. Это не только вопрос бизнеса, это без преувеличения вопрос моей жизни. Вы, месье Дюжон, даже не представляете, насколько это важно для меня. Найти стоящего нюхача единственный выход для фирмы и это решило бы все проблемы. И не просто хорошего нюхача, а такого… как вы. Вы уже догадались, зачем я пришел. Что скажите? – Манези с надеждой посмотрел на Дюжона.
   – Вы предлагаете мне работу? Вы хотите меня переманить? – уточнил Максанс.
   – Можно сказать и так.
   – Нет, это совершенно невозможно. Я могу предложить совместную линию духов или что-то в этом роде, но идти к вам работать я не могу и не хочу. Я полностью предан Le contact facile. Я не могу подвести или предать Морена, – уверенным голосом сказал Максанс. – Я дам вам зарплату в два раза больше, чем Жемак! Вы спасете мою фирму! Вы спасете мою жизнь! Я сейчас нисколько не преувеличиваю! – умоляюще просил Манези.
   – Не могу! Поймите же меня!
   – Ну, тогда давайте сделаем так – не уходите от Жемака, создайте мне несколько ароматов и никто об этом не узнает, даю слово! Я вам заплачу, сколько скажете! Ведь рост вашей компании очень мне мешает. Вы стянули на себя всех серьезных производителей! Я не побоюсь преувеличить, если скажу, что конкретно ваш успех, месье Дюжон, нанес сильный урон моему предприятию. Протяните же мне руку помощи!
   Максанс встал и одернул пиджак, дав понять, что это последнее его слово.
   – Месье Манези, я не буду работать за спиной Морена Жемака. Все подобные предложения решайте с ним официально. Я понимаю ваше положение. Я искренне сочувствую и желаю вам выйти из этого затруднительного положения. Но это все, чем я могу вам помочь.
   Манези что-то хотел сказать, но сдержался и вышел из квартиры.
   – С ума сойти! – сказал громко Максанс и выпил залпом свой бокал вина. – Жалко его, конечно, но это уже чересчур…
   Зазвонил мобильный. Он растерянно вынул его и посмотрел. Звонила Вивьен.
   С Вивьен они вместе не жили, а лишь встречались. У каждого были свои причины для этого союза, и хоть эти причины были совершенно банальные, их хватало для этого союза. Совместные выходы в свет, великолепный страстный секс и приятное времяпрепровождение – этих причин было вполне достаточно, чтобы быть вместе и иметь какие-никакие отношения.
   – Привет, милый. Как у тебя дела? Ты обещал позвонить, как придешь домой.
   – Да, извини, я помню. Просто мне на голову свалился нежданный гость. Неприятный весьма визит. Да… так, что? Как ты сегодня съездила?
   – А это я тебе через минуту расскажу, – интригующим тоном сказала она.
   – Через минуту? – не понял Максанс.
   – Я на стоянке, паркуюсь. Сейчас поднимусь. Жди.
   Ночь исправила испорченное вечером настроение, и утро застало их в кровати голыми.

   Вечером этого дня, он, как обычно, въехал во двор. Выйдя из машины, Дюжон направился к своему подъезду. В полумраке арки от стены отделилась тень и двинулась навстречу ему. Когда тень вышла на скудный свет вечера, Дюжон увидел крупного мужчину в темном плаще и короткополой шляпе.
   – Я вас знаю месье? – спросил вежливо Дюжон.
   В ответ крупный мужчина быстро поднял руку и резко ударил Максанса точно в нос. Искры посыпались из глаз парфюмера. Он сел на асфальт, нелепо раскинув в стороны ноги. Мужчина развернулся и быстро скрылся за углом арки.
   У Максанса текли слезы, а нос распухал с каждой секундой. Шатаясь, он встал на ноги и пошел домой. Высказывать консьержу по поводу посторонних на территории он не видел смысла.
   Дома он приложил лед к переносице, но это слабо помогало. Кто это мог сделать? Зачем? Ответ напрашивался сам собой – этот громила был наемником Манези. Больше никаких вариантов в голову не приходило. Но не это его беспокоило больше всего – больше всего его беспокоил его нос. Не случиться ли чего с его обонянием после такого удара?!
   Он все-таки подал заявление в полицию по факту нападения, но такое, казалось бы, простое дело, оказалось не таким уж и простым, и встало за неимением свидетелей и каких бы то ни было улик, кроме разбитого носа. Дюжон не мог даже описать внешность нападавшего, а это была бы единственная зацепка. О разговоре с Юбером Манези он упоминать не стал.

   – Сейчас месье Дюжон, одну минуту, – сказал врач, разглядывая через специальный аппарат его правую ноздрю. Потом он привстал и, раздвинув ноздрю специальным разъемом, направил туда свет от зеркальца. – Я ничего не вижу, никаких нарушений. Да, сосуды были повреждены, но сейчас почти все нормально. Слизистая вообще идеальна.
   – Но запахов я не чувствую! Уже несколько дней прошло после нападения, – напомнил Дюжон.
   – Да, я понимаю. Я понимаю… – врач старательно рассматривал недра ноздри одного из самых перспективных композиторов ароматов. – Обонятельные рецепторы находятся не в ноздре, а гораздо глубже. Оборудование позволяет заглянуть туда, но не так хорошо, как хотелось бы. Мог повредиться обонятельный нерв, а могли и щетинки – это более нежная структура. Нужно глубокое обследование и возможно, если обоняние не восстановится, операция.

   – Что сказал врач? – спросил с участием Морен, вставая навстречу входящему в кабинет Максансу.
   – Визуально никаких проблем не видит. Нужно серьезное обследование и возможно операция, – передал слова доктора Дюжон.
   – Черт! Вот невезуха! Тогда надо делать обследование. Макс, бросай все, не думай ни о чем, ложись на обследование и, если надо, на операцию! И не понимай меня так, будто ты золотая лошадка. Конечно, от твоего носа зависит весь наш бизнес, но я тебе советую сейчас как другу!
   – Да, я понимаю, Морен. Ты прав. В любом случае надо немедленно решать проблему.
   – Операция дорогая? – просил Жемак.
   – Да, – коротко ответил Дюжон.
   – Деньги есть? Могу кредит от фирмы дать, – предложил директор.
   – Денег нет, я только машину купил. Кредиты принципиально не беру. Не люблю долги. Машину продам, не настолько он мне сейчас нужен.
   – Ну… как знаешь, тебе видней, – пожал плечами Морен.
   На следующий день Дюжон уже лежал в одной из клиник Парижа и во второй половине дня его носовую полость в срочном порядке обследовали с помощью самого передового оборудования. Диагноз был следующим – повреждение переднего обонятельного нерва.
   После обследования Дюжон продал свой новый Jaguar и оплатил предстоящую операцию. И вот, наконец, переживая до кончиков волос, он лег в стационар. Он переживал не из-за самой операции и того факта, что в нем будут ковыряться, а из-за того, что эта операция решает всю его жизнь. Конечно, после внесения оплаты в несколько десятков тысяч евро, он надеялся на успех и возвращение обоняния. Но…
   Операция осталась позади, а его обоняние оставляло желать лучшего. Всего пару дней он различал запахи и то лишь самые резкие. Через пару дней у него пропало и это. Врачи лишь разводили руками.
   Дюжон потребовал немедленной повторной операции или возврата денег, чтобы он имел возможность сделать ее в другом месте. Но администрация клиники не собиралась возвращать деньги. Композитор подал в суд, но защита выдвинула весомый аргумент: Врачи сделали все, что смогли – во всем виновато особенное строение носа пациента, чему, собственно, и служили доказательством его не рядовые способности.

   – Макс, ты пойми, нам нужно удержаться на плаву. Ты был превосходным нюхачом, но что делать теперь? Сейчас ты не отличишь запах табачного дыма от клубники. Что бы ты сделал на моем месте? Я просто вынужден искать другого. Ну что же мне остается делать? Я бы, конечно, ни на кого тебя не променял, но как быть в такой ситуации? – объяснял Дюжону Морен. – Ты хочешь, чтобы я тебя оставил в фирме как талисман, как некую символическую фигуру, типа английской королевы? Но разве тебя самого это устроит?
   – Нет. Я все понимаю, Морен. Я просто боюсь остаться не у дел. А Le contact facile мое детище, такое же, как и твое, и я бы не хотел идти разными дорогами. Хоть и понимаю, что на данный момент приносить пользу не могу, – сказал Дюжон. – Но когда ко мне вернется обоняние, я бы хотел вернуться сюда, а не обнаружить в своем кабинете другого нюхача. Пока я бы мог приносить пользу на другом месте. Ведь я все знаю о духах, весь процесс от начала до конца.
   – Ну… что сказать, – развел руками Морен, – когда обоняние вернется, тогда и будем говорить. А сейчас я других вариантов не вижу. Остальные все места укомплектованы специалистами, квалификация которых меня устраивает.
   – Ты… Я жалею, что работал с тобой вместе! – вдруг вскипел Максанс.
   Жемак хотел ответить, и его губы дрогнули, но сдержался, и слегка стукнув ладонью о стол, отвернулся.
   Максанс молча вышел из его кабинета. С одной стороны он понимал Морена, он понимал, что тому ничего не оставалось, как искать нового нюхача – в противном случае конкуренты быстро затопчут Le contact facile. Но он бы мог дать ему другую должность, ведь он и правда неплохой специалист на любой стадии производства. Вся его душа противилась такому поступку, ему казалось это предательством. Ему казалось, что его скомкали и выкинули, как использованный предмет, и он не мог подавить чувство обиды.
   Куда ему было идти? В другую такую же фирму? Да, конечно, многие еще недавно мечтали о нем. Предлагали шикарные условия подобно Манези. Но не сейчас. Всего одно небольшое событие и вот его жизнь сломана, и он катится с откоса.
   Как теперь заработать? Он всю сознательную жизнь занимался духами. Он ничего другого не умел и даже не представлял, как и что делать. Речь уже не шла о призвании и удовольствии от работы, речь шла просто о насущных деньгах на еду и жилье. Идти разгружать машины? Раздавать рекламные листовки? Он не верил, что это теперь его жизнь. В душе нарастало безразличие к своей дальнейшей судьбе. Появилось ощущение, что он умер, и теперь было все равно, чем заниматься. Теперь все не имело никакого значения.
   Но где-то в глубине души он понимал, что терзался пока только душевными муками, физических он еще не испытывал. А ведь скоро у него кончатся деньги и тогда его выгонят из дорогой съемной квартиры. Ему не на что будет купить даже еды. Кто ему поможет? Перед этим, окрашенным в черный цвет будущим, содрогалось даже его безразличие. Зачем принято бороться за жизнь любыми средствами, если часто жизнь просто того не стоит? Если бы можно было умереть! Просто умереть сразу и все. Быстро и безболезненно. Ну, или пусть болезненно, но тогда еще быстрее. Чувство скорого пронизывающего холода и голода пугало и обездвиживало. Как можно было упасть с такой не маленькой высоты на самое дно, пролетев даже мимо бедных и несостоятельных граждан? Теперь самый обычный парижский клерк казался ему богачом, так как мог купить себе еды и вернуться вечером в свою квартиру. А у него не было даже своей квартиры – он ее продал перед переездом в Париж.
   Стоп! Ведь есть такая хорошая вещь, как пособие по безработице! И во Франции оно очень приличное. Его сейчас порадовали мысли о размере пособия по безработице! Это невероятно! Он уже успел привыкнуть к своему новому, еще только вступившему в права, положению. Как забавно – это все произошло из-за носа. Какого-то носа…
   Дюжон поднял руку и понюхал ее. Воздух проходил сквозь ноздри абсолютно чистым.
   Вдруг его это вывело из себя! Как его жизнь могла зависеть от каких-то щетинок или нерва! Других людей лупят почем зря по лицу, руками и ногами и ничего, а ему раз в жизни дали по носу и все! Жизнь сломана! Все, что он нажил и к чему шел, все в один миг перестало существовать! Как будто он сошел с поезда на маленькой провинциальной станции, купить какую-то незначительную мелочь, а поезд ушел без него и увез с собой все его вещи.
   Он в ярости топал по земле, кружился в бешеном танце, пугая прохожих, а потом бросился к кучке собачьего дерьма, которое, вопреки правилам, лежало не убранным на газоне, и воткнул в него свое лицо.
   – Нюхай, дрянь! – кричал он сам себе. – На! Чувствуешь хоть чего-нибудь, бесполезный отросток?!
   Девушка лет двадцати пяти задумчиво идущая с книгой в руках, наткнулась на него и отшатнулась, увидев стоящего на коленях хорошо одетого человека с дерьмом на лице.
   Ему было все равно на реакцию людей, а он сам не чувствовал запаха собачьих испражнений. Придя домой и, мотая руками как плетьми, он дошел до ванной, которая пока у него еще была, и прямо в одежде залез в нее. Пустив из душа горячую воду, он налил в ладонь геля, пены для ванны и шампуня и конвульсивными движениями стал растирать все это по своему лицу.
   Выйдя из ванной, он упал в кресло без сил и попытался ни о чем не думать. Ненадолго у него это получилось. Приятная, не пугающая темнота, мигая разноцветными пятнами, расползалась перед глазами. Вдруг вдали появилось что-то маленькое. Оно приближалось и становилось все больше. Это все больше было похоже на какую-то надпись. Она летела навстречу, прямо, не сворачивая, как будто в надежде ударить в лицо, точнее, именно в нос. Она приблизилась вплотную, и он разглядывал ее, мысленно крутя головой по сторонам – такой огромной она была. Надпись была сделана из холодного, грубо обтесанного камня, с неровными, оббитыми безжалостным молотом краями. Она крутилась перед ним вокруг оси в полной темноте, как заставка Windows, после того, как компьютер переходит в режим ожидания, и гласила: «ЧТО ДАЛЬШЕ»?
   А что дальше? – спросил он сам себя и с всхлипом очнувшись, поднял голову. А дальше было все, как он и предполагал.
   Во-первых, он пошел оформляться на получение пособия по безработице. Существование пособия его несколько обнадеживало, если слово «обнадеживало» еще было применимо к Дюжону. Это был теперь единственный его доход, во всяком случае, стабильный.
   Он стоял перед стендом, на котором был приведен список документов, необходимых для предоставления пособия. Дюжон с удивлением для себя узнал о существовании нескольких видов пособий, особенно, его удивило пособие по солидарности. Какая оказывается у нас богатая и заботливая страна – подумал он.
   Быстро пробегая глазами пункты с требованиями, он вслух комментировал их.
   – Уволен не по собственному желанию – да. На биржу труда встану. Трудоспособный – да. Стаж страхования… Стаж страхования?
   Максанс прекрасно знал, что за требуемые последние полтора года он не выплачивал страховых взносов. Он и подумать не мог, что это будет иметь такое значение для него. Неужели из-за такой ерунды он не получит теперь пособия?! Еще раз, внимательно перечитав, он убедился, что отвечал всем требованиям, кроме последнего – про страховой стаж.
   Такого удара он не ожидал. Последний источник дохода исчез, не успев появиться. Что можно было сделать? Пойти к Жемаку и просить задним числом оплатить взносы? Нет! Во-первых, он лучше умрет от голода, во-вторых, бухгалтерия фирмы на это никогда не пойдет, да и сам Морен после последнего разговора закроет перед ним дверь.
   Потоптавшись еще перед информационными стендами, он прочитал об условиях выплаты пособия по солидарности, которое выплачивалось как раз тем, кто не мог получить основное страховое пособие.
   Записав перечень документов, которые надо подать для получения пособия по солидарности, Дюжон пошел домой. Получит ли он хотя бы это пособие, было вопросом. Его настроение, разумеется, оставляло желать лучшего.
   По пути он купил Liberation, в которой публиковались объявления о работе. Придя домой, он сел на своей, ну или почти своей кухне и с любовью осмотрел ее. Здесь было так тепло и уютно. Сейчас стояло лето, и тепло было не так важно, но не за горами осень с холодами и тогда, ее уют станет еще притягательнее. Он рассматривал, как будто в первый раз, висящие под немного закопченной вытяжкой кастрюльки, радующую глаз кухонную мебель, с имитацией потрескавшегося дерева, окно, выходящее на Сен-Лазар, перед которым он любил сидеть вечерами с бокалом коньяка.
   Просмотрев все объявления в газете и на сайтах, он убедился, что ничего не может найти из того, чем можно заработать более-менее серьезные деньги. На следующий день он пошел устраиваться грузчиком в магазин и его неохотно взяли.
   После первого рабочего дня он приполз домой почти на четвереньках. Его великолепная съемная квартира резко контрастировала с тем, что он видел в течение всего дня. Сейчас, он пожалуй мог порадоваться, что не чувствовал запахов – те мужики, с которыми ему довелось весь день разгружать машины, шокировали бы его еще больше, чем сама работа. Вот такая теперь обещала быть его жизнь на долгие годы.
   Вивьен, которая дала ему две недели на исправление ситуации, теперь хладнокровно ушла, назвав его неудачником и презрительно причмокнув губами. Но по этому поводу он переживал меньше всего – он не относился к тем мужчинам, которые слепо верят, что их любят, в то время, когда их просто используют. Он понимал, что Вивьен с ним из-за его положения и перспектив, поэтому хоть и относился к ней нежно, но где-то внутри держал дистанцию, будучи готовым в любой момент остаться один.
   Работать грузчиком Дюжон долго не смог – это было выше его сил и, надеясь на приличное пособие по солидарности, на которое он уже подал документы, уволился. С квартиры же его попросили уйти, когда ему нечем стало платить и он, собрав чемоданы, вынужден был найти более дешевое жилье.
   Наконец, его гордость снизилась до того, чтобы обзвонить своих немногочисленных друзей в Париже и попросить сдать ему комнату. Но, как и полагается, когда дело дошло до реальной помощи, на нее никто из друзей, или правильнее сказать знакомых, не был способен.
   Это было интересным явлением, наглядно показывающим человеческие качества – когда он был на высоте, у него были знакомые и те, кого он считал друзьями. Возможно, их у него было не так уж и много, потому, что он не так долго жил в Париже. Но среди них были даже достаточно высокопоставленные лица и довольно известные персоны. Были, конечно, и красивые дамы – вокруг знаменитого парфюмера всегда вьются красивые дамы. Но стоило случиться несчастью, как все они исчезли, как тени при выключенном свете. Первыми исчезли дамы – внешняя красота, часто компенсируется дефицитом внутренней красоты. Они были из того же теста, что и Вивьен. Потом, выдержав паузу вежливости, исчезли и персоны мужского пола. Последними исчезли друзья, которых он считал настоящими – самые обычные люди, которых не коснулась известность или деньги. Он остался один на один со своим горем – кому-то с ним стало не престижно дружить, а кому-то неудобно.
   Дюжон устроился чистильщиком обуви на площади Эстьен д'Орв. Он весь день был наедине сам с собой и никаких мужланов рядом с ним не было. Ему даже чем-то нравилась эта работа, хотя он боялся себе в этом признаться. Унижение от этой профессии Максанс ощутил позже, когда однажды к нему подошел почистить ботинки один из сотрудников его бывшей фирмы Le contact facile. Он на Дюжона даже и не посмотрел, читая что-то на своем планшете. Дюжон тоже не узнал его до тех пор, пока не подошло время сменить ногу и ему пришлось попросить клиента сделать это. Тогда они встретились глазами и секунды три смотрели молча, после чего пораженный мужчина промямлил:
   – Максенций Дюжон, вы?!
   В жизни Максанса пожалуй не было моментов, которые были столь унизительны. Когда клиент, сохраняя напряженное, как резина тугое молчание, ушел, Дюжон сел на стул в своей крохотной будочке и, схватившись руками за голову, смотрел перед собой на асфальт. Единственное о чем он сейчас мечтал, так это провалиться под этот асфальт. Прямо здесь. Чтобы его больше никто никогда не видел и не узнавал. Чтобы никто не пялил на него глаза так, как будто увидел разбившегося в осколки и обоссаного бога, которому поклонялся всю жизнь.
   Несмотря на нужду, Максенций перестал заниматься чисткой обуви. Этим же вечером он получил известие, что ему отказали в получении пособия по солидарности.
   Это был подлый и завершающий удар судьбы. Заявление на перерассмотрение пособия по солидарности подавать было нельзя – решение считалось окончательным. Лишив его средств к существованию, из-под него окончательно выбили опору. Что ему было делать теперь? Денег оставалось пара сотен евро, которые таяли каждый день, и теперь он не мог себе позволить снять квартиру даже в бедном квартале.
   Перебиваясь жалкими доходами с разных, не требующих квалификации профессий, он прожил еще три недели, снимая угол в одном из самых дешевых домов в районе. Но когда его доходы стали ниже расходов на жилье и самую непритязательную еду, его попросили съехать и отсюда.
   И вот, наконец, наступил тот день, которого Дюжон ждал и боялся – он стоял посреди улицы с двумя чемоданами своей хорошей, еще из той благополучной жизни одежды, и не знал куда пойти. Одет он был в поношенные джинсы и водолазку и не менял их долго нарочно, чтобы не изнашивать добротные вещи из чемоданов. Лицо было неухоженным, с уже достаточно большой и окладистой бородой и если бы его теперь увидел тот самый сотрудник из Le contact facile, то скорее бы всего просто не узнал. В кармане было двенадцать евро и это были все деньги, которыми он располагал. Ему было удивительно, как он сумел в такой благополучной и так сильно заботящейся о безработных и пенсионерах стране, остаться без малейшей поддержки. Конечно, по большей части виновата в этом была его легкомысленность, из-за которой он годами не платил взносы и относился к подобным вещам безалаберно.
   Слоняясь по задворкам своего района, он увидел брошенный дом, который был обставлен объявлениями о скором сносе, намеченном на осень. Дом был частично без стены выходящей во двор и наружу выглядывали комнаты. Это выглядело как-то интимно, как будто дама приоткрыла нижнее белье – дом позволял заглянуть в ранее недоступную для чужих глаз жизнь бывших жильцов. В некоторых комнатах еще остались лоскуты обоев, а на потолках остатки отделки, что невольно наводило на размышления о том, кто и как тут жил и какими были эти люди. В одной из комнат были даже видны наклеенные на стены постеры известной французской рок-группы Pleymo, по которым было понятно, что это была комната подростка, у которого тоже были свои интересы и своя полная комплексов, самоутвердительных поступков и открытий жизнь.
   Недолго думая, Максанс зашел в обшарпанный подъезд и поднялся по разрисованной лестнице в одну из комнат, в которую попадало солнечного света больше, чем в другие. Слава богу, днем думать о тепле было еще рано, и прохладно было только по ночам, так как это лето выдалось холодным и дождливым.
   Найдя кровать без матраса в одном из голых бетонных углов, он поставил рядом чемоданы и лег на скрипящие пружины. Глазами Дюжон уперся в грязный, отживший свое и повидавший многое за свой долгий век, потолок. Сил и желания что-то делать, и тем более бороться не было. Все не имело смысла. Он закрыл глаза и попытался заснуть, но ему послышались шаркающие шаги. Подняв голову, он прислушался и вдруг увидел перед собой симпатичную девушку в длинном, почти до колен свитере с упаковкой заварной лапши в руках. Она была со светлыми, немного вьющимися волосами и приятным лицом. Войдя в комнату и не заметив его, помешивая заваренную кипятком лапшу, она подошла почти вплотную и чуть не споткнулась о его чемодан. Тогда она вскрикнула и чуть не выронив ценную еду, отскочила на пару шагов.
   – Боже мой, вы кто? – испуганно спросила она.
   – Бездомный идиот, – честно ответил Максанс.
   – Э-э-э… Здесь… Откуда?
   – Мне негде жить. Я случайно нашел этот дом. А вы здесь живете?
   – Мы да. Да, мы тут живем, – ответила она, приходя в себя после испуга. Послышались еще шаги, и в комнате появился молодой человек с загоревшим правильным лицом, вполне пригодным для того, чтобы сняться в следующем фильме Люка Бессона, и, обняв девушку, строго посмотрел на незваного гостя.
   – Вы кто такой, месье?
   – Я уже говорил – я обычный бездомный и мне некуда пойти. Если вас не будет слишком напрягать тот факт, что я разделю с вами этот дом и буду жить в одной из комнат, то я, с вашего позволения останусь.
   Молодая пара переглянулась и молодой человек сказал:
   – Я вижу вы воспитанный и приличный человек, вполне достойного склада ума. Мы живем тут одни уже около двух месяцев, так что не имеем ничего против приятного соседства. Эту приятную особу и по совместительству мою девушку зовут Элен. Меня Жювеналь или просто Жюв. Рад познакомиться, – произнес он, протягивая руку.
   – Максенций Дюжон, можно просто Макс, – протянул навстречу руку Максанс.
   – Очень приятно, – произнесла нежным голосом Элен, забавно присев на одно колено и протянув, свободную от лапши руку для поцелуя. – Позвольте… Максенций Дюжон… вы же тезка известного парфюмера, которого обожает вся Франция.
   – Я и есть тот самый парфюмер и, как видите, не так уж и обожает меня Франция. Иначе я бы сейчас не стоял тут, разговаривая с вами сквозь бороду, которую мне даже нечем сбрить, – попытался сострить Дюжон.
   Девушка замолкла от нахлынувшего на нее почтения, быстро и почти звучно хлопая ресницами.
   – Вот видишь, Элен, впервые от твоих журналов о моде есть какая-то польза, – заметил, не растерявшийся, в отличие от девушки, молодой человек.
   – Наше соседство обещает быть гораздо интереснее, чем показалось вначале! – воскликнула Элен.
   – Вы голодны? – спросил Жюв, глядя в глаза Дюжону.
   – Если честно, я не ел около суток, – ответил он, глядя в свою очередь на упаковку китайской лапши в руках девушки.
   Они легко и быстро сдружились. В его новой жизни это были первые люди, с которыми ему было интересно. Жювеналь и Элен познакомились в институте и были по складу людьми, ищущими приключения и не любящими сидеть на месте. В отличие от него, они бродяжничали не от плохой жизни, просто им плевать хотелось на социальные стандарты, комфорт и карьеру и они скитались по Франции в поисках новых впечатлений и интересных знакомств. Они считали, что осесть и обзавестись типовыми заботами успеют всегда.
   Максанс поведал им свою историю, не скрывая ни одного факта. Он им много рассказывал из той жизни, которой они никогда не жили. Особенно восторгалась Элен и выпытывала все подробности. Они его уважали и приняли как члена семьи, делясь с ним всеми своими мыслями и заботами. Он тоже относился к ним очень тепло, тем более кроме них у него никого не было. На Элен же он смотрел только как на девушку Жюва, хотя уже изрядно изголодался по женскому полу.
   Жюв помогал ему заработать, беря его с собой. У Жювеналя, который не имел здесь постоянного места жительства и мотался по многим городам, было на удивление много друзей и знакомых в Париже. Они, вдвоем с Максансом, а иногда и втроем, помогали в магазинчиках, гуляли с чужими собаками, мыли полы и разносили посылки. Нередко, они забавы ради, воровали еду в супермаркетах, и это у них было больше спортом, нежели из-за голода. Ночами они шатались по району или сидели в своем доме без стены, потягивая пиво из честно или не очень честно заработанных бутылок, смотря на светящийся купол Гранд-оперы и беседуя до самого утра.
   Ему было хорошо с ними. Настоящие друзья были последний раз у него в детстве. Во взрослом возрасте у него никогда не было рядом тех, кого бы он с уверенностью мог назвать друзьями. Потеряв работу и доход, он вдруг приобрел друзей, с которыми чувствовал себя самим собой. Он по-прежнему впадал в тоску и ностальгию по прошлой жизни, но теперь это случалось реже, и новая бесшабашная жизнь, в которой не было ни планов, ни ответственности, ему по-своему нравилась. Он как будто вернулся в детство, в котором можно почти все как детям и как к детям, к которым все относились со снисходительностью, относились и к ним.
   Однажды Дюжон вернулся после ночи не в духе. Это произошло из-за того, что он, отстав от Жюва, остался встречать рассвет. Солнце вставало над Нейи-сюр-Сеном, разбрасывая первые красноватые отблески на многочисленные жестяные крыши, как вдруг его взгляд привлекла молодая мама, ведущая куда-то так рано своего маленького сына. Маленький мальчик с портфелем в руке семенил за ней, иногда перепрыгивая через большие для него лужи.
   Она шла именно с тем выражением лица, с которым, наверное, ходят все мамы, когда тащат за собой своих несмышленых деток. С тем выражением, которое он помнил у своей матери, когда она вела его в школу.
   Тоска сжала сердце Максанса, он ощутил как далеко от него такое простое счастье. Раньше, когда у него было все, ему казалось, что это ерунда, которая всегда успеется. А сейчас многое отдал бы за то, чтобы у него была такая же, но только своя женщина, идущая по утрам с именно таким выражением лица, и за ней смешно прыгал бы через лужи такой же, но только их малыш.
   Дюжон поднялся по старой, изрисованной лестнице, на которой валялись окурки, рваная бумага и прочие следы человеческого пребывания. Войдя на этаж, он ни на кого не глядя, лег в свой угол на скрипучую железную кровать. На улице стояло лето, но он плотнее завернулся в пальто, так как последние дни было холодно и солнечного света сюда попадало совсем мало.
   Перед его глазами была грязная стена, и он с брезгливостью зажмурился. Приятное расслабление коснулось его тела и перед мысленным взором поплыли разные образы, предвещающие близкий сон. Несмотря на плюсы новой забавной жизни и новых, на этот раз настоящих друзей, только во сне он чувствовал себя счастливым. Поэтому почти каждое утро, когда он просыпался и оказывался в настоящем, его душа содрогалась и он с трудом находил в себе силы продолжать жить.
   И вот приближающиеся счастье сна подступало все ближе, а страшное, полное лишений настоящее уходило вдаль, все больше растворяясь в безмятежности. Светлые и милые сердцу образы из прошлого, перемешиваясь между собой, вылезли на середину театральной сцены сна, который уже почти овладел его сознанием. Приятные очертания красивых предметов, изящные формы женщин в вечерних туалетах…
   – Макс! Ты чего дрыхнуть взялся?! У нас кое-что есть! – фраза врезалась безжалостным лезвием в его сон, распоров его надвое и впустив ослепительный свет реальности. Образы красивых женщин разбежались по углам, увлекая за собой и все остальное. Настоящее резко вернулось, снова заняв все сознание и вызвав прилив раздражения. Дюжон открыл глаза и увидел перед собой Жюва.
   – Что есть? – тихо спросил он, едва сдерживаясь.
   – Советую тебе попробовать. Поверь, такие ощущения ты запомнишь надолго! – сказал друг и кивком пригласил следовать за ним.
   Когда он сел рядом с Жювеналем и Элен, то увидел в руке молодого человека шприц.
   – Не бойся, просто ты непривычен к этому. Ничего страшного.
   – А что в нем?
   – Тебе не обязательно знать. Штука безопасная и я на собственном опыте побочных эффектов не выявил. Зато действует… В общем счастье на всю катушку, эдак на пару часов!
   Конечно, раньше Дюжон никогда в жизни не согласился бы ни на что подобное. Но сейчас совсем другое дело – ему было абсолютно наплевать на себя. Ценность его существования перестала быть той ценностью, над которой необходимо постоянно трястись, кормить, одевать и заботиться. Той ее величество ценностью, которую он каждое утро сажал на мягкое сиденье автомобиля и включал ей кондиционер, дабы ценности не было душно. Плевать он теперь хотел на себя, и это полное безразличие к себе доставляло ему некоторое наслаждение. Это ощущение было ново в его жизни, в которой было принято заботиться о себе.
   – Коли! – уверенно сказал Максанс, выпрямив левую руку.
   – Круто! Уважаю, – с улыбкой сказал Жюв, взяв его руку и закатав рукав.
   Когда препарат оказался в крови Дюжона, он встал и подошел к провалу в стене, через который было видно улицу и часть зеленого сквера. Деревья были похожи на зеленый океан, среди которых плавали лавочки и мамы с колясками. Как жалко, что он не чувствовал запахов! Как бы он хотел сейчас набрать полную грудь летнего воздуха с запахом этих деревьев! Он как будто ослеп – ведь для него запахи значили куда больше, нежели для обычных людей. Максанс пытался вспомнить запах лета и деревьев, запах нагретой солнцем кожи, пытался воскресить в памяти этот букет ароматов.
   Насладившись летом, он снова пошел в свой угол и лег, закрыв лицо полой пальто. Приятные образы, осторожно оглядываясь по сторонам, снова вылезали из своих убежищ. Дюжон уже начал засыпать, как почувствовал, что его что-то раздражает. Раздражал кислый запах грязного пальто, которое он уже давно не снимал. Еще раздражал запах пакета с пищевыми отходами, которые даже они умудрялись набирать. Но, не смотря на это, мозг Дюжона начал плавно плыть по реке сна, как баржа по тихим водам Сены…
   Запах!?!? Дюжон вскочил на четвереньки и уставился на пакет, лежащий в противоположном углу. Мерзкий запах разлагающихся объедков теперь стал для него прекраснее аромата цветов. Дюжон не веря своему проснувшемуся обонянию вскочил на ноги и, ударившись плечом о бетонную стену устремился к лестнице. Сбежав по ней вниз и чуть не поскользнувшись, он выбежал на улицу и вдохнул. Его чуть не разорвало от разнообразия и глубины ощущаемых запахов набросившихся на него со всех сторон. Его обоняние было остро, как никогда и Дюжон не мог понять, почему он так тонко чувствует их. Может он отвык, и теперь обычное обоняние казалось ему таким острым или оно и правда было чувствительнее, чем раньше. Запахи ему казались не такими, как прежде – они как будто открывались ему глубже. Они вызывали массу ассоциаций в его голове. Они кружились и уносили его с собой в страну ароматов. Все было ярче, все было как-то иначе, чем раньше. Даже зрение и слух стали острее!
   Наркотик! Неужели это все из-за препарата, который вколол ему Жювеналь?! Что же это за невероятное вещество? Почему он о нем никогда ничего не слышал?!
   Дюжон ходил по улицам, вдыхал и нюхал все, что можно. Как он соскучился по своему отсутствующему обонянию! Максанс никак не мог привыкнуть к глубине запахов, которую никогда раньше не замечал. Он плыл, хватал, поглощал жизнь, которая подарила ему два часа прозрения!
   Два с половиной часа спустя он стал прежним – его чувства снова притупились, а обоняние исчезло. Но он не расстроился. Это было похоже на долгожданное свидание в тюрьме строгого режима, которое, вдруг, по непонятным причинам, разрешили. Дюжон вернулся в свое полуразрушенное жилье в прекрасном настроении. Приподняв полы пальто в легком танце, он сел рядом с Жювеналем и посмотрел на молодого человека почти любящим взглядом. Жюв посмотрел в ответ, пытаясь по глазам прочитать его мысли. С минуту они молчали, после чего Дюжон шепотом сказал:
   – Это было великолепно!
   Губы Жюва медленно расплылись в улыбке, и он хмыкнул.
   – А то!
   – Что это за препарат? Как он называется? Я о нем ничего не слышал.
   – Тебе важно название?
   – Очень! Ты даже не представляешь насколько! Ты же знаешь мою историю.
   Жюв пожал плечами и достал из кармана сигарету.
   – Знаю, Макс. Препарат обостряет все чувства человека. Но что интересно – он возвращает утраченные способности, конечно, только на время своего действия. Я так понимаю, он вернул тебе обоняние?
   – Именно, Жюв, и ты, я думаю, слабо представляешь, что для меня значит обоняние! В отличие от других людей, это моя жизнь. Я тебе очень благодарен, что ты подарил мне два часа настоящей жизни.
   – Да брось. Я рад, что помог тебе. Если хочешь, я отдам тебе все полторы упаковки. Мы с Элен прекрасно обойдемся и без него. Нас обычно устраивает наше притупленное восприятие мира, – Жюв снова улыбнулся своей киношной улыбкой.
   Молодой человек достал из кармана две плоские коробочки и протянул Дюжону. Тот взял их и стал с любопытством рассматривать. На коробочках была надпись – Анамабиксин.
   – Откуда ты его берешь?
   – Ну, не так просто его достать. А ты, я так понимаю, намереваешься добыть несколько ящиков и вернуться в парфюмерное дело? – спросил Жюв.
   Максанс молча продолжал рассматривать волшебные коробочки, потом взорвался смехом.
   – Мне кажется, ты знаешь меня лучше, чем кто-либо из моих друзей, которые у меня были!
   Они смеялись сидя на грязном бетонном полу в комнате без стены, в которую проникало красное вечернее парижское солнце.
   На следующий день, одолжив у Жюва бритву, Максанс выбрился настолько чисто, насколько ему позволяло использованное лезвие. Принял подобие душа в ванной с отколотым краем, вылив на себя порцию скопившейся дождевой воды из специально расставленных для этого ведер. Остатки несмытого в виду дефицита воды мыла, он стер своим дорогим полотенцем, вынув его из чемодана. Потом вынув из чемодана аккуратно сложенную рубашку и костюм, разгладил их руками и, приняв облик, от которого давно отвык, явился перед друзьями.
   – Боже мой, Макс, вы очаровательны, – всплеснула руками Элен, когда увидела его.
   – Это куда это ты собрался? – поднял брови Жювеналь. – Я тебя таким ни разу не видел.
   – Потом расскажу. Заранее не хочу, – загадочно улыбаясь, ответил Максанс.
   Он собирался в одну небольшую, но весьма яркую на парфюмерном небосклоне фирму Les pétales. Найдя способ возвращать, когда надо, обоняние, Дюжон не обнаружил ни малейшего желания возвращаться в свою бывшую фирму к Морену. Ему даже хотелось помочь другой, конкурирующей фирме, чтобы Морен кусал локти.
   Фирма Les pétales находилась достаточно далеко от места жительства Дюжона и его друзей, поэтому он отдал приличную часть своего недельного заработка, чтобы добраться до нее.
   Его встретил сам владелец фирмы Лионэль Байон. Он не пытался скрыть в глазах удивление.
   – Приветствую вас месье Дюжон. Честно, не ожидал вашего внимания к своей персоне. Если вы и правда решили временно посотрудничать со мной – это для меня большая честь, и я попытаюсь создать все условия.
   – Мне очень приятно, вы могли бы сразу меня ввести в курс дела? – попросил Максанс.
   – Да, конечно, – сказал Байон. Они пошли вместе по красивому коридору в сторону его кабинета. – Скоро выставка и я на нее очень рассчитывал, а наш главный «нос» вынужден был покинуть нас, не хочу говорить по каким причинам, и теперь я в панике. Его наработки остались, но все это на промежуточной стадии. Никаких готовых духов у нас нет, а выставка La chaleur de juillet уже совсем скоро. Так что месье Дюжон, если вы меня выручите, я буду безмерно благодарен.
   – Вы в курсе моих последних дел? – прямо спросил Дюжон, надеясь, что владелец Les pétales не слышал о событиях его жизни, о потере обоняния и бродяжничестве.
   – Конечно, я знаю, что вы работали с Жемаком и недавно ушли от него. Дальше ваша биография для меня неизвестна. Вы хотели мне что-то рассказать?
   – Нет, я просто спросил. Я бы хотел немедленно приступить к работе. Я полон энергии, – в этот момент Дюжон ничуть не преувеличивал, он чертовски соскучился по работе и готов был сидеть ночами за пробниками и пробирками.
   Была середина дня, когда он стоял перед окном лаборатории, в которое светило июльское солнце и улыбка не сходила с его лица. Он достал шприц и одну ампулу. Отломав носик, он набрал шприц и ввел себе в вену и наконец, окунулся в свою обожаемую стихию.
   Рассматривая наследство предыдущего нюхача, занимающего огромный стол, он расставил все перед собой – сотни флакончиков с маслами, экстрактами и эссенциями. Некоторые из них были с бирками, остальные нет. Дюжон рассортировал их на шесть основных групп, также поделил их на натуральные и синтетические, а потом расставил в соответствии с трехуровневой пирамидой ароматов. И забылся, растворившись в ароматах, надеясь найти свою новою, ни на что еще не похожую, формулу.
   Максанс не выходил из лаборатории почти двое суток и даже не ел. Из лаборатории доносилась лишь музыка, которой он вдохновлялся. К нему несколько раз заходил Лионэль, но задерживался ненадолго, так как композитор быстрее пытался избавиться от него, чтобы вернуться к работе.
   Наконец на третьи сутки он вышел из лаборатории смертельно уставший, но счастливый. Закинув пиджак на плечо, он зашел к Байону и, сказав, что у него есть результаты и завтра он ознакомит его с ними, уехал спать в свой обреченный на снос дом. Конечно, ему проще было бы остаться тут, ближе к лаборатории, да и денег было совсем мало, чтобы тратить их еще и на дорогу, но он очень не хотел, чтобы Байон догадался о его настолько бедственном положении дел.
   Когда Максанс вошел в почти уже родную голую комнату, Элен и Жюв обедали. На этот раз на трехногой тумбе стояли две пластиковые миски с заварной картошкой, пакет с развесным салатом и одна на двоих бутылка пива.
   – Макс! Мы тебя потеряли! Ты где был два дня? – спросила встревоженным голосом Элен, поднявшись ему навстречу.
   – Родные мои, я счастлив! Я нашел работу, я снова в деле! И ни в каком-нибудь, а в своем любимом деле! – воскликнул Дюжон. – Я и вас не оставлю! Вы будете со мной!
   – Ты снова в парфюмерии? Духи делаешь? – с удивлением спросил Жювеналь.
   – Да! – снова воскликнул Максанс, снимая пиджак и падая на свою скрипучую койку. – Да! Да! Да!
   На следующее утро Дюжон явился на работу бодрым и снова полным сил. Открыв дверь в кабинет Байона, он поздоровался и сделал рукой жест, который надо было понимать так – прошу оценить результаты моего труда и таланта. Лионэль с готовностью вскочил и последовал за своим новым композитором.
   – Итак, это вариант для мужчин! Базовая композиция – агаровое дерево, табак и еще кое-что. Особо явные вторая и третья ноты. Первая – шипровый аромат, специально несколько приглушен, – сказал Максанс, протягивая первый флакончик, когда они оказались в лаборатории.
   Байон поднес к лицу прозрачный флакон и поводил рукой. Потом он прикрыл глаза, помолчал и снова понюхал.
   – Да, я вижу, для кого это предназначено. Я прочувствовал. Очень, очень неплохо.
   – Теперь более смелые решения. Скажем так – не типовые композиции, – интригующе сказал Дюжон и дал второй флакончик. – Также для мужчин. Морская тематика. Нет! Не просто морская… Пасмурный прохладный день, яхта, холодная вода солеными брызгами покрывает палубу, пока суровый мужчина борется на ветру с парусом. Большой парус хлопает под ударами строптивого ветра, но все же уступает грубой мужской силе и поворачивается под нужным углом.
   – Очень изобразительно. Нам стоит написать все это сзади на этикетке, так продажи увеличатся вдвое, – улыбнувшись, сказал Лионэль. – Запах и правда говорит сам за себя. Но я совершенно не узнаю формулу. Какие тут компоненты?
   – Это останется пока тайной, – продолжал интриговать Дюжон. – Теперь женская линия. Месье Байон, что вы видите сейчас перед собой?
   – М-м-м… Я… Вижу что-то городское. Пожалуй… Здания, торговые центры, клубы и неон. Ритмичную музыку. Что-то быстрое и спешащее. Даже не спорьте со мной, вы автор и наверняка считаете по-другому, – сказал Байон.
   – А я и не спорю, – развел руками в знак согласия Максанс. – У них даже рабочее название «Urbanibium». Ну, это я так, фантазировал.
   – «Urbanibium», хм, снова неплохо, – кивнул Байон.
   – Теперь женские, – Дюжон подал следующий флакончик с прозрачной жидкостью. – Летние.
   Лионэль долго нюхал, то, отводя руку, то, снова поднося флакончик к носу, потом капнул на запястье и растер.
   – Не понимаю, почему вы считаете их летними. Тут совершенно нет легких нот, слишком большая глубина и устойчивость. Они совсем не летние, а напротив обладают весьма тяжелыми, теплыми нотами, скорее подходящими для зимы.
   Максанс, который перед визитом в кабинет Байона вколол очередную ампулу анамабиксина, смело взял из рук владельца фирмы пузырек. Он почувствовал легкое дыхание лета и игривые ноты жасмина и туберозы.
   – Ну как же, вы разве не чувствуете? – удивленно спросил он.
   – Нет, я считаю это однозначно зимний запах. Конечно, мы сейчас слышим, в основном, первую ноту, но взять хотя бы оттенки кофе и шоколада – их никак нельзя отнести к летним.
   Кофе… Шоколад… Максанс стоял в растерянности. В них не было эссенций кофе и шоколада. Эти духи он не мог перепутать. Хоть флакончики были и не помечены – это ему и не требовалось, он их всегда мог различить по запаху, но перепутать он их не мог… или мог?
   Он взял последний безликий пузырек из прозрачного стекла и поднес к носу. Это были духи с самым резким запахом – это были духи «страсти». Запах амбры, ванили и полыни нельзя спутать ни с чем другим, и в этой композиции они были слишком явными и агрессивными. Он протянул их Байону.
   – М-м-м, тонко! Цитрусовые и цветочные нотки – это тонкие женские дневные духи. Интересный оттенок, – сказал тот, закинув мечтательно голову.
   Максанс стоял оцепенев, пытаясь понять в чем дело. Вдруг страшная догадка вспыхнула в его голове и медленно, обжигая пальцы, разлилась по всему телу.

   Он вбежал в знакомый, изрисованный сверху донизу подъезд.
   – Жю-ю-ю-юв!!! – крикнул он в темноту. – Жю-ю-юв!!!
   Взлетев по лестнице, он чуть не споткнулся о ноги Жювеналя, сидящего на полу.
   – Ты чего орешь? – тихо спросил тот.
   – Что это за дрянь!? Что ты мне дал!? – возбужденно закидывал его вопросами Дюжон.
   – Ты о чем?
   – О наркотике! Я чувствую не те запахи! Они не соответствуют действительности!
   – Сядь. Не ори. Элен спит, – спокойно сказал Жюв. – Сядь, не бесись.
   Максанс с раздражением сел рядом и уставился на него.
   – Жюв, ты что-то об этом знаешь? Скажи, я тебя умоляю! – уже несколько спокойнее попросил он.
   – Ты хочешь знать, почему чувствуешь не те запахи? Почему какая-то эссенция пахнет для тебя ландышем, когда для других это выделения скунса? – с усмешкой спросил Жювеналь.
   – Да, запахи иногда совершенно расходятся с действительностью, – пояснил Дюжон.
   – Совершенно верно. Это же наркотик, чего ты хотел?
   – То есть? – не понял Максанс.
   – Макс, а сам ты до сих пор не понял? Это иллюзия. На самом деле ты не чувствуешь никаких запахов – это все твое воображение. Ты знаешь медицинский термин – фантом конечности? Это когда человеку ампутируют конечность, а ему еще долго кажется, что она есть. У тебя что-то аналогичное. Только для тебя анамабиксин – это фантом обоняния. Тебе кажется, что ты слышишь запахи, но на самом деле ты их просто вспоминаешь в нужный момент, когда видишь соответствующую вещь.
   – Но ты же сам мне говорил о возврате утраченных способностей… – рассеяно глядя в пол, промямлил Дюжон.
   – Ты бы видел свои глаза после той прогулки. Ты был на небесах. У меня просто не поднялась рука сорвать тебя оттуда.
   – Понятно. Значит, у меня по-прежнему ничего нет. Даже кратковременного…
   – Извини. Я думал, ты давно догадался.
   Валяясь на кровати с дырявым матрасом и машинально ощупывая небольшую щетину на своем подбородке, Максанс, уже который день, думал о забавности жизни. Ему казалось, что хуже уже было некуда, и отобрать у него уже было нечего. Казалось, что он лежит на дне. На твердом, холодном дне и он такой тяжелый, что ему не то, что взлететь, а даже подняться на ноги не получится. Однако он сумел попасть в ситуацию, в которой сделал себе еще хуже. Дно провалилось, и он свалился в подпол, из которого теперь не было видно даже дневного света.
   Он смотрел в грязный закопченный потолок брошенного дома. Кто здесь раньше жил? Что это были за люди? Несомненно, они были разными и у них были свои идеи, свои цели, каждый из них к чему-то стремился. Их заботы казались им самыми важными, как и ему свои. Где они теперь? Все ли они живы?
   У него была жизнь, которую наполняло множество приятных мелочей, множество повторяющихся каждый день моментов, которые он любил. Вдруг только сейчас он полностью осознал слова своего любимого писателя Милана Кундеры: «Человеческое время не обращается по кругу, а бежит по прямой вперед. И в этом причина, по которой человек не может быть счастлив, ибо счастье есть жажда повторения». Как же теперь это стало понятно и близко!
   Максанс игрался в кармане пальто с последней ампулой анамабиксина – это все, что у него осталось после работы в Les pétales, как вдруг он нащупал ключи от бывшей квартиры, которые никак не мог выкинуть. Он их таскал с собой с тех пор, как покинул свою квартиру на Сен-Лазар – один комплект просто оставил себе на память. Они были для него воспоминанием, ниточкой, которая призрачно тянулась к его человеческому облику, оставшемуся далеко позади. Он вспомнил в деталях свою съемную квартиру. Кто теперь в ней живет? Кто сейчас готовит по утрам кофе в его любимой алюминиевой итальянской моке? Или она теперь стоит в подсобке, ведь новые жильцы наверняка пользуются своей кофеваркой. Завезли ли они свою мебель, или пользуются его мебелью?
   Его разобрало ужасное любопытство, такое сильное, что к нему даже вернулись силы и интерес к жизни. Он встал на ноги и направился к лестнице. Дом, в котором он снимал квартиру, был совсем недалеко отсюда.
   Выглянув из-за угла арки, Дюжон посмотрел на окна своей квартиры – они были темными. Потом он перевел взгляд вниз на свой подъезд со светящимся окошечком консьержа слева. Максанс раньше нередко наблюдал, как консьерж отходил со своего поста, чтобы пройтись по двору. Вот и сейчас маленькая комната была пуста. Надо было торопиться, у него всего несколько секунд. Тенью вдоль стены Максанс прокрался к двери подъезда и, бросив взгляд в окошечко консьержа, увидел чашку кофе на столе и газету – по-видимому, тот был совсем рядом. Дюжон, как можно тише открыл дверь и, минуя лифт тихо, прислушиваясь, взбежал по лестнице. Около двери своей бывшей квартиры он остановился и замер. Снизу не доносилось никаких звуков. За дверью квартиры тоже была тишина. Тогда он смело вставил ключ и привычным движением повернул. За дверью было темно. Он включил свет в прихожей и тихо закрыл дверь. Темнота говорила об отсутствии здесь кого-либо. Но этот кто-то мог просто уже спать. Поэтому Максанс заглянул в спальню, и никого там не обнаружив, окончательно успокоился. Значит, квартиру еще никому не сдали. И почему он только сейчас додумался прийти сюда?
   Подойдя к окнам, он закрыл их шторами, чтобы снаружи не был виден свет и уже после этого поздоровался со своей квартирой, как со старым добрым приятелем. Он обошел ее всю, гладя вещи и проводя пальцами по стенам – здесь он жил не один год. Потом, вынув бутылку водки из сумки, которую принес с собой, пошел в ванную. Сколько он мечтал о ванной!
   Теплая вода с душистой пеной была ему приятна, как никогда раньше. Насладившись вдоволь, он вынул пробку и вытерся. Потом открыл ящик комода, чтобы достать чистое белье и наткнулся на пистолет – покидая квартиру, он забыл о нем. Как-то давно, один знакомый офицер подарил ему дорогой крупнокалиберный американский пистолет марки STI для соревнований уровня IPSC. Максанс иногда показывал его друзьям и знакомым забавы ради. Сейчас он стоял и смотрел на оружие и в его голову пришел очевидный выход из всех его непреодолимых проблем.
   Выключив свет в комнате, он отодвинул штору. Огромное во всю стену панорамное окно, открывало вид на улицу Сен-Лазар. Темнота ночи заставила парижан включить витрины и окна. Эта улица тоже успела стать ему родной.
   Максанс взял со стола бутылку водки и сделал несколько больших глотков. Спустя несколько минут, он опьянел. Но он продолжил пить, пока бутылка не оказалась пустой.
   Глядя пьяными глазами на ночную Сен-Лазар, он вставил ствол пистолета в рот. Зубы ударились о твердую холодную сталь. У меня во рту оружие – промелькнуло в его голове – оружие, которому все равно пускать пули в чей-то рот или лежать в ящике шкафа. Безразличный холод стали касался его губ, но он смотрел не на пистолет – он смотрел на Париж. Потом зажмурил глаза…

   – Это что-то невообразимое! Как можно такое сотворить? Я очень бы хотел знать ингредиенты этих духов!
   – Согласен! Мало того, я думаю, чтобы получить такой запах надо иметь просто смелость – смелость смешивать совершенно несовместимые компоненты. Невероятные оттенки. Я узнаю запах шедевров мастера. Конечно, это Максенций Дюжон и никто другой!
   – Сколько могут стоить такие духи?
   – Я, полагаю, очень дорого. Если не ошибаюсь, я слышу в них масло жасмина, а вы сами знаете, что это один из самых дорогих компонентов.
   – А я, извините, улавливаю запах мускуса. Да, несомненно, духи с такими ингредиентами очень дороги.
   – А я бы обратил ваше внимание, в первую очередь, не на стоимость. Сделать дорогие духи много ума не надо. Я, в первую очередь, обращаю ваше внимание на очень удачную композицию. Месье Дюжон превзошел сам себя!
   Все эти восторженные голоса весь день будоражили парижскую парфюмерную выставку La chaleur de juillet, проходившую в выставочном центре Parc d'Expositions de Paris-Nord Villepinte.

   Максанс проснулся оттого, что у него болела щека. Он открыл глаза и увидел солнце, которое било в незашторенное окно. Подняв голову, он обнаружил, что лежал щекой на пистолете. Ощупав свою щеку, он почувствовал на ней отпечаток рельефа рукоятки. Голова раскалывалась от водки. Он, на четвереньках, тихо, чтобы унять болезненное пульсирование в голове, пополз в ванную. Там, посмотрев в зеркало, Максанс обнаружил на своем лице красные продавленные насечки пистолетной рукояти. Наверное, он первый в мире, кто смог такое сделать. Техасская компания STI вполне могла бы дать ему вознаграждение за такое использование их продукции.
   Его разобрал смех от своего вида и от того факта, что он не смог покончить с собой не потому, что не поднялась рука, а потому, что просто заснул, почти моментально отключившись после выпитой залпом бутылки водки. В этом смехе было больше грустных нот, нежели веселых. Перед его глазами проносились события, которые с ним произошли за последнее время. Он смеялся все громче и громче, пока резкая боль в голове не заставила его замолкнуть.
   После ледяного душа он почувствовал себя лучше. Очень хотелось есть, но еды в доме не было, даже холодильник был выключен. Но все равно ему было здесь хорошо. Жить в брошенном доме было куда менее приятно. Дюжон решил никуда отсюда не уходить, а остаться здесь до самой смерти. Раз застрелиться не получилось, пусть тогда его добьет голод. А он будет здесь, в этой квартире, пока обессилев, не свалится с ног. Умереть в родной квартире куда приятнее, чем на какой-нибудь сырой помойке. А когда кто-нибудь сюда придет, тогда его и обнаружат. Правда он доставит людям неприятность – квартира успеет пропахнуть трупным запахом, который почти невозможно вывести. Но… извините, тут уж он ничем не мог помочь – из квартиры его теперь не выгнать. Жалко только он не попрощается с друзьями. И все же, как он раньше не додумался сюда прийти? Ведь это же так просто пройти мимо консьержа.
   Голова болела уже не так сильно, но он был слаб. Стимула к жизни тоже не было, что не прибавляло сил. Максанс лег на свой диван, приятно ощутив родную, немного жестковатую его поверхность и решил лежать так, пока что-нибудь его не заставит встать. То, что могло бы заставить его встать, произойдет очень не скоро, возможно, даже после того, как отлетит его душа. Поэтому он очень удивился, когда событие, заставившее его подняться с дивана, произошло уже через минуту. Это был звонок городского телефона.
   Кто мог звонить ему сюда? Кто мог знать, что он тут? Нет, никто не мог. Это звонил кто-то из его старой жизни, из тех, кто был не в курсе его несчастий. А может, это консьерж – он все-таки заметил его присутствие и решил проверить, или просто не хочет выкидывать его отсюда с полисменом, а решил деликатно попросить покинуть квартиру самому? Надо ли брать трубку?
   – Алло, месье Максенций Дюжон? – раздалось в трубке немного смешливым и восторженным тоном.
   – Да, я, – вяло и настороженно ответил Максанс.
   – Добрый день, меня зовут Жильбер Камаледи. Я представляю фирму… Поверьте вы будете впечатлены названием, но пока, с вашего позволения, оставлю его в тайне. Я только что приехал с выставки La chaleur de juillet. Вы не представляете, какой фурор вы произвели своими новыми ароматами. Несомненно, вы и до этого считались, не побоюсь этого слова выдающимся композитором ароматов, но сейчас это фурор даже для вас! Мы можем сегодня с вами увидеться? Я бы хотел сделать вам одно предложение, очень надеюсь заманчивое для вас.
   Максанс секунду помолчал, прикидывая, в чем бы он мог пойти на эту встречу.
   – Да, конечно.
   – Где вам удобно встретиться? – спросил Камаледи.
   Абсолютное отсутствие денег не позволяло Максансу ездить по Парижу и он, подумав, сказал:
   – Если вас не затруднит, давайте встретимся у парка Монсо. На углу проспекта Валуа и бульвара Малешерб есть остановка.
   – Хорошо, я буду там сегодня в шесть вечера. Вас устроит?
   – Да, конечно. Я буду. До встречи, – ответил Дюжон и положил трубку.
   Максанс открыл свой чемоданчик и вытащил немного мятую рубашку и костюм. Найдя утюг на прежнем месте, он погладил одежду и затем, в ванной, побрился нормальным острым лезвием. И вот, наконец, повязывая галстук, он посмотрел в зеркало – все было, в общем-то, очень не плохо. Господи! Как давно он видел себя таким!
   Стоя перед чугунными воротами, ведущими на узкий проспект Валуа, он с любопытством рассматривал цветочный магазин на противоположной стороне улицы, поэтому не сразу заметил, как рядом с остановкой плавно остановился черный, блестящий лаком, Cadillac CTS.
   – Месье Дюжон? – услышал он голос. Из автомобиля вышел солидно одетый человек в сером с отливом костюме. – Вы предпочитаете побеседовать в кафе или в машине?
   – Давайте лучше в машине, – ответил Максанс, разумно полагая, что отсутствие денег может поставить его в неловкую ситуацию.
   – Еще раз здравствуйте, месье Дюжон. Я бы хотел с вами поговорить насчет вашего будущего. После этой выставки оно у вас может стать еще более интересным, если вы, конечно, сделаете правильный выбор, – сказал Камаледи, когда они сели в машину.
   – Я бы хотел в начале, поподробнее узнать о выставке La chaleur de juillet и что вас так потрясло в моей новой линии духов. Они, правда, настолько интересные? – спросил Максанс.
   – Хм… обожаю скромность и вас она красит. Вы знаете, да я в восторге! Ваши духи, особенно последние, результат совершенно необычных смешений запахов. Это, как будто, новая философия в парфюмерном деле. Я понятия не имею о секретах вашей кухни, но результат невероятный. Вы зачастую используете банальные эссенции, но смешивая их, получаете превосходные ароматы. Или взрываете комбинацией противоположных запахов. Разве много вы знаете «носов», которые используют масло из коры дуриана или выжимку из плодов гвианской курупиты в одной композиции?
   Максанс, сидя на кожаном сидении автомобиля, пытался понять, как он мог сделать свою лучшую коллекцию духов, не имея обоняния и путая запахи… Не разыгрывает ли его Камаледи?
   – Вы знаете, у меня есть одна вещица с собой. Я хочу знать ваше мнение о ней, – сказал Камаледи и достал из кармана маленький флакончик с какой-то жидкостью. – Мы находимся все время в поиске новых ароматов. Эта эссенция добыта путем экстракции и выпаривания удивительного растения хидноры африканы. В природе ее запах ужасен, но мы смогли получить очень интересный компонент для будущих духов. Что вы об этом скажите?
   Глядя на собеседника протягивающего ему флакончик, Дюжон подумал, что это похоже на проверку. Что на самом деле Камаледи знает его ситуацию, и просто решил сам убедиться в том, что он лишен обоняния. Ведь проверить это было очень просто – тот прекрасно знает, чем пахнет из флакона, а Дюжон понятия не имел и его мозг, даже будучи под наркотиком, не мог угадать, что в нем. Тем более, если это действительно был новый аромат, который он никогда не слышал.
   Что же было делать? Терять было нечего. Сказать ему правду было все равно, что отказаться от его предложения. А так… время бы показало.
   Дюжон взял в руки флакон и своим фирменным изящным движением понюхал.
   – Интересный запах. Я бы его использовал для… Вы, кстати, так и не сказали, какую фирму представляете, – внезапно сменил тему Максанс.
   – Если можно, я открою название позже. Поверьте, оно серьезное. А что касается самого предложения, то я хотел узнать – на каких бы условиях вы ко мне пошли? Я что-то слышал о том, что вы отошли от дел?
   Это снова сильно смахивало на проверку. Знал ли Камаледи, что он сейчас нищий и живет в руинах старого, предназначенного под снос, дома?
   – Нет, не отошел. Но я, как мне кажется, уже перерос фирму, в которой работаю. Поэтому, если будет интересное предложение, я вполне могу заинтересоваться, – снова слукавил Максанс. – Но у меня будет одно условие.
   – Я вас слушаю, – на лице Камаледи не было и малейшего намека на иронию. По-видимому, он и правда был не в курсе несчастий своего собеседника.
   – Мне нужно одно вещество, но я сам не могу его достать. И мне не к кому обратиться кроме вас.
   – Это, несомненно, какой-то секретный ингредиент для ваших духов? – с улыбкой спросил Камаледи.
   – Нет, это необходимое для жизни лекарство, – невозмутимо ответил Дюжон, надеясь разглядеть в глазах собеседника понимание.

   Май 2012 г.

Метод погружения

   – Была у Данко возлюбленная. Он очень сильно любил ее, а она была злая и коварная. И как-то она сказала ему – убей свою мать, вырви у нее сердце и отдай мне. Он, слепой от любви, пошел и убил свою мать и вырвал у нее сердце. Но когда нес его своей злой девушке, споткнулся. И спросило тогда материнское сердце – не ушибся ли ты, сыночек мой? Не больно ли тебе?
   И понял Данко, что он вырвал сердце именно у той, которая по-настоящему его любила. Тогда пошел он к своей коварной возлюбленной и в гневе утопил ее, – закончил Леша и отхлебнул пива.
   Девушка смотрела на него, открыв рот. Но ее лицо выражало скорее не восхищение рассказчиком, а удивление. Наконец, она сказала:
   – Так это не Данко был… Данко сердце вырвал из своей груди, а не из маминой и осветил им дорогу людям, чтобы они вышли из темного леса, – она засмеялась обидным девичьим смехом. – Ты такой смешной, все перепутал.
   – Ну, да… Не Данко… Кто там… Этот, – заплетающимся языком сказал Леша.
   – Ир, пойдем, потанцуем, хватит плесневеть на диване, – сказал подошедший парень. Поставив четыре новых бутылки пива на середину стола, он тут же легко подхватил девушку, которая с готовностью упорхнула с ним дергаться под музыку.
   – Коряво получилось. Откуда эта мама с сердцем взялась? Прочитал что ль где-то? – пробубнил Леша, все еще борясь с последствиями своего конфуза.
   Он сидел один на диване и смотрел, как парни танцуют с девушками. Все они казались ему такими уверенными, модными, точно знающими, чего хотят девушки и как им это дать. Лишь для него самого все это было из разряда непостижимых тайн, мистики, которые он не мог постичь. Это нельзя изучить по учебникам, как точную науку.
   Конечно, в интернете есть масса статей о том, как себя вести в любых ситуациях и каких правил придерживаться, но чтение этих статей Леше ничего не давало. Любое общение с противоположным полом его по-прежнему парализовало, собеседование с начальством превращалось в страшное испытание, а активность в компании друзей вызывала красноту щек и сбивчивость мыслей. Как положить этому конец он не знал.
   – Чего сидишь?! Леша, да? Пошли танцевать! – крикнула ему в лицо подбежавшая разгоряченная девушка.
   – Я не умею. Я это… Никогда, – вяло выпали слова из открытого рта молодого человека.
   – Сиди дальше! Макс, поставь Леди Том! – девчонка поскакала дальше, не заморачиваясь на унылом парне.
   – Уже уходишь? Случилось чего? – спросил Макс, когда Леша надевал кроссовки в прихожей.
   – Да, нет. Я как-то не вписываюсь в вечеринку, – попытался красиво оправдаться Леша.
   – Брось! Да, ребята незнакомые. Я сам едва вписываюсь, – подержал его Макс.
   Леша осмотрел его с ног до головы с явным любопытством, хотя знал его давно. Макс был модным красавчиком. Такие всегда пользовались спросом у противоположного пола, даже если бы всегда были унылыми и шутили не в тему. Смуглая кожа, красивое, чуть худоватое лицо, элегантная рубашка с закатанными по-хулигански рукавами и расстегнутым воротом, короткие, аккуратно уложенные волосы с задорной челкой. Отсутствие комплексов, раскованность, умение подать себя в компании и наличие юмора, который так любят девушки. Врожденное чувство ритма, моды, вкуса и всего, что только можно чувствовать, понимать и ощущать и что абсолютно недоступно медведю Леше.
   – Макс, пошли. У нас пати в разгаре, – громко шепнула ему на ухо подошедшая, одна из незнакомых ранее Леше, очаровательная гостья.
   – Да, я в курсе моя хорошая. Я с другом говорю. Он вот уходить собрался.
   – Ну, пусть уходит. Значит, ему с нами не нравится. А мы не уйдем, нас ждет продолжение! И еще какое продолжение, – сказала она Максу, коснувшись языком его уха.
   – М-м-м. Ладно, Леш, раз решил – иди. Созвонимся, – сказал Макс и открыл ему дверь.
   Как же у него получается, он знает ее первый вечер, а она уже готова отдаться? Она вся открыта перед ним, а я с такими даже познакомиться не могу… Что это за магия, черт бы ее побрал?
   Этим вечером он чувствовал себя подавленным и уничтоженным. Скованность и неумение себя подать вызывали в нем бешенство, которое он едва сдерживал. Ему очень хотелось полупить кулаками в стенку. Как можно было избавиться от этого? Куда деть? Проще попробовать родиться заново.
   Леша был двадцатидвухлетним, вполне симпатичным парнем. Он не был красавцем, но выглядел весьма неплохо. Его фигура хоть и не была спортивной и подтянутой, но была вполне нормальной, такой, как у сверстников. Все у него было не хуже, чем у других ребят, за исключением самооценки и неумения себя подать.
   Да, наверное, практика и принцип погружения в условия, в которых он вынужден был бы быстро учиться подавать себя правильно и уверенно держаться здесь бы помогли, но сам он никуда не погрузится, это точно. Нужен кто-то, кто заставил бы его попасть в нужные ситуации и подсказал, что и когда говорить. Сегодня он пролежал полночи без сна, думая об этом.
   Тем не менее на следующее утро Леша проснулся бодрый и решительный. Поняв, что жизни с этими комплексами ему не будет, он решил побороть их любой ценой. И это уже не обсуждалось! Такая решительность его радовала. Осталось только придумать, как это сделать и с чего начать.
   Нажав на кнопку звонка квартиры своего друга Валеры, он снова спросил себя – все ли правильно он делает и не смешон ли он? Но решительность смогла, наконец, подавить сомнения и он нажал еще раз на кнопку.
   – Слышу я, слышу! – сказал Валера, открывая дверь. – Чего случилось?
   – Поговорить хотел. Помнишь, ты мне недавно говорил, что у тебя знакомый есть, который…
   – Заходи, соседей мало интересуют наши темы, – сказал Валера, открывая шире дверь.
   Когда Леша разулся и прошел на кухню, Валера уже сидел с чашечкой кофе.
   – Чай, кофе? – спросил он.
   – Давай кофе, если можно.
   – Так что хотел, чего случилось? Какой знакомый? – спросил Валера, насыпая молотый кофе в турку.
   – Психолог какой-то. Ну, ты помнишь, говорил – у него свой сайт психологических консультаций. Весь такой из себя уверенный, – напомнил Леша.
   – А-а-а, Олег? Да, да, – вспомнил Валера. – Есть такой. Да, интересный персонаж. А ты чего от него хочешь?
   – Слушай, у меня такое дело. Я… Ну, короче стеснительный, неуверенный в себе, застенчивый. У меня во всем проблемы из-за этого – в работе, с девушками, в общении. В общем, настало время покончить с этим.
   – Какой ты! Ну, а от Олега ты консультацию хочешь получить?
   – Ты знаешь… Консультация мне ничего не даст. Это уже испробовано. Мне наставник нужен. Идея такая – у меня с понедельника отпуск, я бы с ним поездил, походил. Послушал бы, как он общается. Попробовал бы сам под его чутким взором. Если его не напряжет, конечно, мое постоянное присутствие. Не бесплатно, разумеется, – поделился своими соображениями Леша.
   – Хм, а ты время не терял. План придумал. Слушай, спрошу, не проблема. Чудно как-то, конечно. А чего, ты, правда, такой застенчивый? Я особо не замечал.
   – Ну, мы с тобой просто давно знаем друг друга. А вот перед посторонними прямо беда, – кивнул Леша.

   Войдя в подъезд и поднявшись на лифте, Леша долго стоял в нерешительности перед дверью чужой квартиры и то поднимал потеющую руку к звонку, то снова опускал, слушая, как часто бьется собственное сердце. Вдруг щелчок замка вывел его из оцепенения и заставил отступить на шаг.
   – То-то чувствую, что кто-то дышит, – хохотнул крупный парень с симпатичный улыбкой, появившийся в проеме двери. Он был одет в белую майку с коротким рукавом и светлые джинсы. У него было открытое красивое лицо и русые волосы зачесанные набок. Весь он был тоже каким-то открытым и громким. Обычно такие открытые и громкие люди нравятся всем и девушкам в том числе, потому, что складывается впечатление, что и душа его полностью открыта и такие люди никогда не врут, не лукавят и говорят то, что думают. Леша глядя на него сразу понял – это очень уверенный в себе человек и полная его противоположность.
   – Э-э-э… Здрасти. Меня зовут Алексей. Я от Вале…
   – Я в курсе, проходи! Он мне звонил. Говорит, придет ученик к тебе. Я прям, ты знаешь… Можно на «ты», да? Прям, почувствовал себя сенсеем, – громко говорил парень, пропуская Лешу внутрь.
   Квартира была дорого отремонтирована и обставлена красивой, современной мебелью. Кое-где стояли забавные модные безделушки, говорящие о том, что хозяин уделяет эстетике особое внимание.
   Когда Леша скромно устроился на краю кресла, Олег сказал:
   – Итак? Что за странная просьба? Жду подробностей.
   – Ну, Валера по телефону, наверное, объяснил ситуацию. Неуверенный я, застенчивый, стеснительный. Все это мне ужасно мешает в жизни. Чтение всевозможной литературы на эту тему не помогает. Нужна практика и наставник. Живые примеры нужны. Так как консультации мне тоже ничего не дадут, я бы хотел походить, поездить с вами… с тобой Олег. Этакий метод погружения. Если ты не против, конечно. Я заплачу, – выдавил из себя Леша. – Валера, например, говорит, что не замечает во мне комплексов.
   – Он не прав. Уже по частому употреблению частицы «ну», закрытой позе и сидению на краешке кресла, видна неуверенность в себе, – прямо ответил Олег.
   Леша удивился такой скорости диагностики и с запозданием расправил плечи и приподнял подбородок.
   – Прям Цезарь на императорской трибуне, – улыбнулся Олег и, встав с кресла, пошел на кухню варить кофе.
   – Блямба бесполая, – выругался на себя Леша, когда остался один.
   Когда он вошел на кухню, Олег спросил:
   – Кофе будешь? Могу коньяка капнуть.
   – Спасибо. Если не жалко, то побольше, – Леша попытался себя чувствовать как дома, но успел пожалеть о сказанном.
   – Хочешь чувствовать себя уверенней? Запомни, спиртное – способ быть уверенным в себе для слабых. Его можно и даже нужно принимать, но… только для удовольствия. Держи, – Олег поставил на стол маленькую чашечку из красивого стекла с дымящимся в ней напитком.
   – Так, что же с тобой делать? – задумчиво спросил Олег, не рассчитывая на ответ.
   – Ну… без «ну», да. У меня с понедельника отпуск, целый месяц – за год накопилось. Я никуда не еду и абсолютно свободен. Поэтому, если вы… ты согласен, то я готов. Какая сумма тебя устроит?
   Олег поднял глаза и уставился на полиуретановые панели на потолке кухни.
   – Давай деньги потом обсудим, о’кей? Сейчас ничего в голову не приходит, я никогда не занимался живой практикой наставника. Скажу сразу – много не возьму. Такой эксперимент мне самому интересен. Но и давай сразу условимся, если между нами будет напряжение и это мне будет в тягость, прекратим по первому моему требованию.
   – Хорошо, как скажешь! Значит, ты согласен, – улыбнулся Леша и почти залпом осушил крохотную чашечку.
   – Теперь скажи, насколько ты хорошо понимаешь людей? – спросил Олег.
   – Понимаю людей? – не понял Леша.
   – Читаешь. Насколько люди, их движения, поступки понятны тебе. Ведь не только слова человека что-то значат. Ничуть не меньше, а порой даже больше, о нем говорит его мимика и движения.
   – Не знаю. Мне кажется, понимаю самое очевидное, как все.
   – Ты не можешь быть действительно уверен в реакции окружающих, если элементарно не умеешь их понимать. Понимать не то, что они тебе говорят, а то, что они думают. Именно читать их. Это все равно, как стоять посреди библиотеки и не уметь читать – разумеется, ты будешь чувствовать себя неловко.
   Леша кивнул.
   – Хорошо. Давай начнем с простого упражнения. Возьмем не людей, а для начала вещь. Это не сложно. Вот мой кошелек. Допустим, ты не знаешь меня и никогда не видел. Чтобы ты мог рассказать о хозяине этого кошелька? – спросил Олег, протягивая свое портмоне.
   Леша взял портмоне и повертел его в руках.
   – Открыть можно? – спросил Леша.
   – Конечно.
   – Ну…
   – Без «ну»!
   – В нем лежат крупные купюры – пятитысячные, значит, человек имеет неплохие доходы. Здесь есть всякие карточки – скидочные, дисконтные, карточка фитнес-клуба. Значит, человек следит за собой и весьма социально активен. В общем – современный, достаточно успешный человек, – резюмировал Леша.
   – Все? – уточнил Олег и отхлебнул кофе.
   – М-м-м… Пожалуй. Больше ничего не могу сказать.
   – Неплохо. Логические выводы правильные. Теперь дай свой кошелек.
   Алексей достал из заднего кармана свое портмоне и протянул собеседнику. Олег покрутил его в руках с выражением скуки на лице, потом щелкнув кнопкой, заглянул внутрь.
   – Простой, невзрачный, самый обычный и к тому же почти пустой кошелек. Его хозяин имеет не очень большие доходы, так как нет крупных купюр, только одна тысячная бумажка. Нет абсолютно никаких карточек или чего-нибудь подобного, значит не очень социально активный, говоря твоим языком, – сделал вывод Олег.
   – Все? – подождав несколько секунд, спросил Леша.
   – Мало?
   – Я ожидал как-то большего. Думал, узнаю себя в описании хозяина этого портмоне. Вообще напоминает сцену из Шерлока Холмса, где Ватсон дал ему свои часы и Холмс сказал весьма немного. Когда Ватсон разочаровался, Холмс спросил – вы действительно хотите услышать больше? Тогда не обижайтесь! И выдал ему все про его умершего от алкоголизма старшего брата, – вспомнил Алексей.
   – Так, ты действительно хочешь услышать больше? – спросил с улыбкой Олег. – Тогда не обижайся! Хоть в портмоне кроме денег ничего и нет, но само портмоне и деньги тоже могут кое-что рассказать.
   Хозяин портмоне имеет небольшой месячный доход, как я уже говорил. Это следует и из достоинства купюр и из внешнего вида кошелька. Он хоть и достаточно добротный, но не фирменный и не брендовый, а китайский.
   Достаточно далек от регулярного посещения магазинов, ресторанов, клубов и фитнес-центров, а именно домосед, что следует из полного отсутствия накопительных, клубных и прочих карточек, билетов и других следов внедомовой активности.
   Он консервативный и любит, как большинство, одеваться преимущественно в черные или темно-синие цвета. Не выделяется из толпы и скорее всего, боится лишний раз выразить свое мнение из опасений быть неправильно понятым. Предпочитает стандартные вещи и живет по общепринятым правилам, принимая их без труда. Предсказуем, но стабилен. Если у него и есть автомобиль, то это совершенно обычная неброская иномарка с недорогим обслуживанием. Хотя, скорее всего, автомобиля нет. Это все следует из качества, цвета и дизайна портмоне.
   К плюсам хозяина, без сомнения, стоит отнести дисциплинированность – все купюры разложены по кармашкам в соответствии своему достоинству.
   Опрятный – портмоне недавно куплено и совсем еще не потерто, что говорит о частом обновлении хозяином своих вещей.
   Осторожный, серьезно относится к деньгам, не любит рисковать и не любит неприятные сюрпризы – крупные купюры, а именно единственная тысяча, убрана в самый глубокий карман на молнии. Бережливый и пунктуальный – в отделении для мелочи, очень много мелочи. Я, например, никогда ее не ношу.
   Что же касается личной жизни, то тут прямо беда. Семьи – жены и детей точно нет. У семейного человека в портмоне всегда есть предметы, выдающие его принадлежность к браку. Так же нет и девушки. Мало того, хозяин кошелька не спонтанный и не способен на внезапные, непредсказуемые поступки. Например, он не способен подойти и познакомиться с понравившейся ему девушкой и куда-нибудь ее пригласить или внезапно поехать куда-нибудь с друзьями. Об этом говорит единственная тысяча рублей – хозяин точно знает, куда пойдет после работы и сколько сегодня потратит.
   Вот, собственно, по большому счету и все. Если бы было еще что-нибудь кроме денег, можно было бы сказать намного больше. Хотя портрет хозяина и так очевиден, – закончил Олег.
   Леша завороженно молчал, но вскоре пришел в себя.
   – Холмс, черт возьми, как?!
   – Да все просто и ты сам, если бы был внимательнее, увидел бы все это. Это даже не искусство, – сказал Олег, протягивая портмоне обратно. – А теперь, прогуляемся в парк.
   Придя в парк, молодые люди сели на скамейку и принялись разглядывать окружающих. Вечер еще не коснулся неба. В парке гуляли с колясками молодые мамы, куда-то спешили прохожие, а на скамейках сидели парочки и пенсионеры.
   – Неплохой пример. Что ты об этом скажешь? – спросил Олег.
   – М-м-м… Парк, люди отдыхают…
   – Я про вон ту троицу, – кивнул Олег.
   Леша стал внимательно рассматривать троих молодых людей, которые шли через парк.
   – В глаза бросается, что они разные. Один как будто более интеллигентен, остальные двое не совсем такие. Они больше похожи на дворовых пацанов, – начал анализировать Леша.
   – Молодец! – коротко одобрил Олег. – Сразу в точку! Продолжай.
   – Он одет по офисному, а те двое в спортивных штанах и майках. Гуляют, наверное, сейчас пива возьмут, – пожал плечами Леша. Он больше не видел никаких нюансов.
   – Да нет же! Пиво они втроем брать не будут, разве только те двое «спортсменов», когда останутся одни. Посмотри, проанализируй дальше свои правильные наблюдения. Хоть они и идут втроем, они вовсе не друзья. Они совсем разные. Интеллигентный парень с трудом переносит их общество, обрати внимание, как он собран и натянуто улыбается. Как он без удовольствия поддерживает разговор. Он не чувствует себя с ними комфортно – обрати внимание на защитные движения. И эти двое – их радость жизни это пиво, пошарахаться где-нибудь, покататься в тачке, покурить травки.
   Их троих может связывать только какая-то обязанность, а именно работа. Поэтому естественный вывод – они втроем идут с одной работы. Доказательством тому служит время – сейчас шесть вечера и направляются они через парк к метро.
   Этот образованный парень – айтишник. Почему я так думаю? Разнообразие мужских профессий в России очень небольшое и этот парень мог бы быть разве еще юристом или логистом, но судя по его затюканному и несколько запущенному виду, он именно айтишник. А они какие-нибудь грузчики, хозотдел или, скорее всего, водители.
   Сейчас, перейдя дорогу, они, я думаю, расстанутся. Интеллигент пойдет в метро, так как торопится домой, а эти двое постоят, попьют пивка. Ждем, смотрим, – закончил Олег свой анализ и, закинув ногу на ногу, стал наблюдать, перегнувшись через спинку лавочки.
   Леше все это было ужасно интересно. Когда Олег ему рассказывал, все казалось просто и очевидно. Он опять вспомнил, как Ватсон говорил: «Да, все просто, как всегда, но только после того, как вы мне объяснили, Холмс».
   Троица, дергаясь перед очередной машиной, наконец, перебежала улицу и остановилась на мгновение на тротуаре. И вот дружеское пожатие рук и админ направился один к метро, а спортсмены повернули к ларьку. Было видно, как в походке админа появилась легкость и раскованность.
   – Смешно. Олег, для тебя люди и правда, как новогодние открытки. Я бы тоже так хотел, – улыбаясь, сказал Леша.
   – А ты так можешь. Просто внимательнее наблюдай, а уж сделать правильные выводы много ума не надо, – Олег удобнее расположился на лавочке и снова повертел головой в поисках аналитической пищи.
   Тут сама судьба поднесла им подарок – напротив остановилось два парня и девушка. Они о чем-то беседовали.
   – Что думаешь о них? – спросил Олег.
   – Затрудняюсь сказать. Возможно один из парней, тот дальний, состоит с девушкой в отношениях, а второй их общий знакомый. Идут с работы. Больше ничего, пожалуй, не скажу, – ответил Леша.
   – Обрати внимание, тот, кого ты считаешь ее парнем, стоит со скрещенными ногами и руками – это зажатая поза, а направлена она на девушку. Это говорит о том, что они или не слишком хорошо знакомы или не очень открыты друг перед другом, чего не могло бы быть, если бы они были в отношениях. Или они могут быть в отношениях, но на данный момент в ссоре. Но я склонен придерживаться первого варианта.
   Девушка обвила одной ступней другую ногу – это поза, выражающая полную закрытость. А вот второй парень полностью раскрыт, у него нет никаких защитных жестов, и голову держит прямо, что говорит о том, что он один из всех троих себя чувствует правым и уверенным в себе.
   Его стойка тоже направлена на девушку, это значит, что молодые люди вместе против нее.
   – И что из всего этого следует? – спросил заинтригованный Леша.
   – Следует, что молодые люди друзья. Они выражают претензии к девушке, с которой у них скажем так, рабочие отношения. Ни у одного из них нет любовных связей с этой девушкой, во всяком случае, на настоящий момент. В прошлом не исключаю. Сейчас она перед ними за что-то оправдывается и кончится это или мирным решением вопроса или небольшим конфликтом.
   Они сидели, с интересом наблюдая за выясняющей отношения троицей. Вдруг девушка уперла одну руку в бок и выставила вперед одну ногу.
   – Вот тебе, лови, – едва успел прокомментировать Олег перед тем, как девушка что-то резко сказала молодым людям и, развернувшись, пошла прочь, размашистым движением поправив сумочку.
   Леша медленно перевел расширенные глаза с удаляющейся фигуры на Олега.
   – Это элементарные вещи. Прочитай Аллана Пиза, – ответил тот на удивленный взгляд Алексея.

   На следующий день, когда Леша позвонил в дверь, Олег сразу предложил ему присоединиться к завтраку.
   – Извини старик, завтракаю, не могу начать день без кофе. Будешь?
   – Конечно, не откажусь, – Леша был в прекрасном настроении и предвкушал интересный, а главное полезный отпуск.
   Кухня Олега была современной и уютной. Она вселяла в душу спокойствие, желание никуда не спешить и сидеть тут часами, но в тоже время напоминала о своем хозяине, который не любил скучать. Вид из окна на улицу залитую солнцем поднимал настроение и заставлял учащенно биться сердце в ожидании новых впечатлений.
   Выпив по чашечке кофе с круассаном, молодые люди вышли из квартиры.
   – Сейчас едем по делам, – сказал Олег, сбегая вниз по лестнице.
   – Олег, можно вопрос? – спросил спешащий позади Леша. Он с сегодняшнего дня носил с собой небольшой блокнот и ручку для записи умных мыслей.
   – Конечно!
   – Ты же понимаешь, что я не могу не спросить – как у тебя обстоит дело с девушками? – это действительно интересовало Лешу. Ему очень важно было знать Олега с этой стороны.
   – Неплохо, а что?
   – Какие девушки тебе нравятся?
   – Обычные, с мозгами с внутренним миром. Которые не просто куколки, а с которыми есть о чем поговорить. Сейчас таких вовсе не большинство. Большинство это девушки любящие тусоваться с утра до ночи с друзьями, а девиз жизни у современной молодежи – веселись и развлекайся каждый день. Поэтому удобно иметь массу друзей, чтобы в любой момент можно было затусить с одними, если заняты другие. Этакий ненасытный экстравертизм.
   – Разве это плохо?
   – Нет. Просто у таких девушек нет внутреннего мира. Скорее, только внешний. Если ты такой же беспечный хохотун, то можешь с ней сойтись. В другом же случае, тебе ее общества хватит на день, – Олег улыбнулся.
   – А жениться ты бы хотел?
   – Возможно. Не на ком пока. Представь себе, что такое найти человека, с которым ты готов жить семь дней в неделю. Такого трудно найти.
   К тому же у мужчин и женщин много отличий. Ты знаешь, что мужчины гораздо тяжелее переносят однообразие, чем женщины? В одной сибирской колонии весь штат охранников и тюремщиков состоит из женщин. Знаешь почему? Женщина никогда не заснет на посту. Она каждый день годами может ходить по периметру или стоять на вышке и ей это приедается гораздо дольше, чем мужчине.
   Семья, дети, верность – звучит благородно. Это женский идеал, наложивший стандарт на все общество. Мужчины же боятся элементарно заскучать, хотя зачастую не понимают, что боятся именно этого.
   Да, да, старик. Когда у тебя никого нет, тебе кажется очень привлекательным иметь семью – жену, ребенка, уютный дом. Но когда ты это получаешь, несколько месяцев спустя, с удивлением обнаруживаешь, что каждый день происходит абсолютно одно и то же. Каждый день похож на предыдущий, как копия.
   Рутина – самый страшный враг мужика. Завтрак, поцелуй в щеку, уход на работу, возвращение домой, бытовые дела, телевизор, а по выходным семейная прогулка куда-нибудь, потому, что за пять дней и так дома надоело сидеть. А впереди тебя уже ничего другого не ждет. Просто ребенок станет старше. Именно это, а ничто другое, останавливает многих мужчин вступать в серьезные отношения.
   Здесь может помочь только любовь. Не страсть, которую многие путают с любовью, а именно любовь! Люди должны подходить друг другу как пазлы.
   Леша задумался. Он еще не имел подобного опыта с девушками, и отношений у него еще не было никаких, не то, что серьезных.
   – А как у тебя с теми, которым только деньги нужны? – не успокаивался он.
   – Тоже неплохо. Таких сейчас очень много. Для игрищ они сойдут.
   – Ты с ними отношения не рассматриваешь?
   – Я достаточно себя уважаю.
   – А ты их пробовал переделать?
   – Зачем? Это нельзя изменить, да и не надо. Сейчас миром правит матриархат – культ женщины. Такая женщина тоже мечтает о любви, но только любви к себе. Сейчас норма, когда женщина любит только саму себя, а мужчина дает ей все, что она хочет. Это явление происходит с молчаливого позволения мужчин, которые гораздо менее социально активные, чем женщины.
   Когда на дворе нет войны или глобальной катастрофы, мужчины обабляются, а женщина становится главой. Общество становится женским. Но как только грянет беда, где нужен защитник мужчина, матриархат, гламур, лакшири и прочий налет, в один момент исчезнут.
   Ну а пока надо просто делать вид, что ты играешь по их правилам. И тут все очень просто – им нужны перспективы на твои деньги, так дай им это, – спокойно пояснил Олег. – Убеди их в своей платежеспособности.
   – Тебе просто говорить, ты живешь в своей хорошей квартире, – сказал Леша.
   – Не только, у меня есть еще отличный помощник в этих делах, – сказал Олег, когда они вышли из подъезда и завернули за угол дома.
   – Помощник? Человек? – не понял Алексей.
   – Лучше, – Олег достал из кармана брелок с ключами и кивнул, указывая вперед. – Это лучше, чем человек!
   Перед Лешей стоял, ослепительно поблескивая на солнце полированным кузовом, лимонно-желтый кабриолет Камаро. Агрессивные передние фары смотрели немного исподлобья, а зеркальные двадцатидюймовые диски отражались даже в шершавом асфальте.
   – Как тебе? – спросил Олег.
   – Это… ашт… – промямлил Алексей.
   – Именно «ашт»! – передразнил собеседника Олег. – Садись, наверное, никогда не сидел в таком.
   Когда молодые люди сели в машину, Олег откинул крышу и запустил двигатель. Сердце машины мощностью в триста с лишним лошадей тихо и приятно загудело.
   – Клеевая, хотя всего лишь и Шевроле, – резюмировал Леша.
   – Ты знаешь, в некоторых марках автомобилей, есть модели стоящие особняком. Например, у Форда, который никогда не являлся какой-то особенно элитной маркой, есть такая прекрасная модель, как Мустанг. Это тоже Форд, как Фокус и Мондео, но ведь это уже совсем другая порода! У него даже эмблема своя! Это легенда, это харизма!
   У Шевроле тоже есть свои харизматичные легенды – Корвет и Камаро. И когда ты на них посмотришь, даже не вспомнишь, что они родственники какого-нибудь Авео или Лачетти.
   Корвет – спортивный красавец с двигателем больше четырехсот лошадей и стоимостью в четыре миллиона! А внешность? Ты его видел? Камаро немногим ему уступает. Так что Камаро, это не совсем Шевроле в обычном его восприятии, – закончил лекцию Олег. – Это Камаро!
   Когда желтый болид выехал со двора, Леша сразу стал замечать, как на них смотрят прохожие. Да, таких взглядов он никогда не испытывал и, наверное, еще не скоро испытает. Взоры девушек скользили по необычной для московских улиц машине, симпатичному, улыбающемуся лицу Олега, сидящего за рулем и заодно, что Леше очень льстило, по нему.
   Он сидел и под гудящий над головой ветер, думал. Думал о забавности и непредсказуемости жизни, об условностях и относительности человеческих отношений. О том, как уважение и внимание других меняется всего лишь от твоего поведения, положения или состоятельности.
   Как много люди придумали правил отношений и поведения. Как давно они это придумали – ведь все это уже было в древнем Риме два тысячелетия назад и дошло до наших дней почти неизменным. Уже тогда общество было почти такое же, как сейчас, с той лишь разницей, что были рабы. Хотя… разве сейчас их нет? Почему люди сейчас рабы? Что их держит в рабах – деньги, страх?
   Страх… Что это такое? Это одно из самых малоконтролируемых чувств живого существа. Даже человек не в состоянии им управлять. А ведь страх очень мешает и такая его разновидность, как стеснение – боязнь выглядеть нелепо и смешно, на жизнь этого человека оказывает огромное влияние.
   – Олег, что такое страх?
   Олег перестал улыбаться встречному ветру и нахмурил брови.
   – Ты спросил! Как пальцем в глаз. Страх, старик, это корневое чувство, вшитое в человека на генном уровне. Страх испытывает тот, кому есть, что терять, будь то материальное или любовь к кому-то. Настоящая смелость, я считаю, это когда человеку есть, что терять, но он не боится этого потерять. Потому, что человеку не имеющего ничего, легче других быть смелым.
   Я бы разделил страх на две категории – надуманный страх и настоящий животный страх, когда человек и правда боится. Например, смущение – твоя проблема, это надуманный страх. То есть, это когда реальной опасности нет, и человек сам придумывает себе барьеры.
   Вот ты, например, когда подходишь к девушке, ты еще ничего не сказал, и она еще тебя не заметила, но ты уже построил между вами стену из прочного кирпича высотой метра в два. Надежную, которую так просто не перепрыгнуть. Ты боишься, что тебе откажут, боишься выглядеть посмешищем в ее глазах и глазах прохожих, боишься не соответствовать ей, боишься выглядеть просящим. В общем, материала для строительства стены хоть отбавляй, – сказал Олег и повернул направо. – А на самом-то деле ничего этого нет, это твое субъективное представление о ситуации.
   Другой на твоем месте даже не задумается над этим, но ты стоишь, потеешь и штурмуешь эту стену. А стена лишь в твоей голове. Тебе достаточно сказать самому себе: Я не вижу ни одной причины, чтобы не подходить к ней! И просто отключить эту стену. Поверь, вся твоя энергия и силы уходят на борьбу не с реальной проблемой, а со стеной в твоей голове! А сама проблема решилась бы малой частью этих сил.
   Разумеется, это касается очень многих моментов в жизни – с девушкой лишь простой пример. Вот это страх надуманный.
   Или другой пример. Люди боятся очень многого. Боятся быть не как все. Боятся жить не по правилам. Выделятся в невыгодную сторону, не иметь того, чего имеют все или не достигнуть того, чего все достигли. Боятся, что их дети будут менее способные, чем другие. Боятся остаться одни. Боятся, что не на кого будет положиться. Люди нередко женятся, выходят замуж и рожают детей, только из-за этого подсознательного, неявного страха, а не от любви. Все это тоже страх и тоже надуманный.
   Мы же все живем, руководствуясь на самом деле страхами – учимся, получаем профессию, потому, что боимся вырасти и оказаться на краю общества и зарабатывать гроши. Переезжаем в Москву, потому, что боимся упустить возможность реализоваться. Мы боимся отстать от других, поэтому живем по строгим общепринятым схемам, не задумываясь об их смыслах – учеба, работа, квартира, семья, дети, совместные отпуска, старость. И тут смелый тот, кто живет не по стереотипам.
   А настоящий страх – это когда тебе правда что-то угрожает или ты боишься потерять что-то или кого-то очень важного для себя, – Олег замолчал, по-видимому, обдумывая предстоящее объяснение.
   – Да, ну? – поторопил его Леша. Ему на самом деле нравилось слушать Олега. Ему раньше никто так просто не объяснял такие сложные для него вещи.
   – Ну, что «ну» – люди очень не любят проявлять страх, даже женщины. Трус – это наихудшее из оскорблений. Поэтому тут – кто во что горазд. Все в масках, камуфляже и мимикрии, как насекомые.
   Разберем простой пример – ты, наверняка, видел ситуацию на улицах Москвы, когда гламурная девушка или мажорный паренек стукают своей дорогой машинкой другую. Ты обращал внимание, насколько храбро себя ведет такая блондинка или паренек? Они нисколько не боятся тех, кто в другой машине. Они даже угрожают им. Они хамят гаишникам. Ты смотришь со стороны, и тебе кажется, вот смелые, черт возьми, такие мелкие и слабые, а такие смелые!
   На самом деле все не так. Эта гламурная девушка или мажор смелые не сами по себе – сами по себе они нули. Их смелость в тех, кто за их спиной, а сами из себя они ничего не представляют.
   Если это мажор, то у него папа со связями, если это гламурная девушка на дорогой тачке, то через десять минут подъедет тонированный джип с фээсбэшниками и ее мужем. Вся смелость в мобильном телефоне.
   Разгребать последствия не им – их папа, муж или не важно кто, позвонят куда надо, и подъедет кто надо. Эта девушка или мажор никогда сами не решали своих проблем, но себе, разумеется, кажутся сильными и крутыми. Их папа или муж позвонит знакомому чину в ГИБДД и там тоже повернут дело и оформят все, как надо.
   Ты, наверное, не раз наблюдал, когда девушка на улице ведет себя вызывающе и обзывает мужиков крепкими словами. Смелая? Она просто никогда не получала от мужика в челюсть и не получит, потому, что она девушка. Человек смелый до тех пор, пока ему позволяют.
   Олег притормозил на светофоре.
   – Понимаешь, на чем построен рэкет?
   – В смысле? – не понял Алексей.
   – Рэкет, весьма искусная и занятная психологическая игра. Если хочешь знать психологию, тебе стоит почитать об этом явлении.
   Группа бандосов, которые далеко не всегда имеют большую силу и связи, ставят на деньги крупных дельцов, банкиров и так далее. В чем же секрет? Как им это удается? Ведь у тех и служба охраны и свои менты. А все очень просто.
   Как я уже сказал – в современном мире и тем более в Москве, люди сильны связями. Это одновременно и их сила и их слабость – отрежь, хотя бы временно, эти связи и вот он человек, как на ладони. Лепи из него, что хочешь. Стоит выкрасть такого и увезти в подвал или в лес, отобрать мобильник – человек полностью беззащитен. А так, как настоящей смелости в нем не было, то он превращается в самого обычного человечка. За исключением, конечно, тех редчайших случаев, когда он и правда храбр сам по себе, что редко. Убеди его, что между ним и его ментами всегда будешь стоять ты. Убеди, что стоит ему обратиться к ним, как ты доберешься до него первым. Вот и все. Смог убедить – собирай дань.
   – Здорово, – поразился Леша простоте мысли.
   – Топорно, но работает, – Олег снова надавил на газ, когда загорелся зеленый. – Вообще запомни – смелых людей очень мало. Остальное, что ты видишь – маски. Однажды у меня был интересный случай в жизни. Я такие случаи называю моментами истины.
   – А что было? – нетерпеливо спросил Леша.
   – Я летел в отпуск в Эмираты. Стою, регистрируюсь на рейс. В очереди много крутых дамочек и мусчинок. Предприниматели, чиновники, серьезные менеджеры. Одна орет по телефону на подчиненную, второй звонит жене и обещает по возвращению разобраться с ее обидчиком начальником. Все борзые, крутые и успешные.
   – Ну и что дальше?
   – А ничего, дальше наступил момент истины. В воздухе. Отказала одна из четырех турбин.
   – Да ты что?!
   – Ага! И все потекли, абсолютно все и важные бизнес-вумен и крутишки с дорогими мобильниками. Вискарь залитый сверху, вышел снизу. А почему? Да потому, что самолету насрать кто ты, какая у тебя должность и какие у тебя связи. Воткнет тебя в землю и все. И каждый человек в салоне это прекрасно понимал. Против отказавшей турбины бесполезны связи и менты, а другого-то ничего нет!
   – А ты? Ты испугался?
   Олег пожал плечами и улыбнулся.
   – У меня друг в МАИ учился, много мне про самолеты рассказывал. Я знаю, что отказ одной турбины у четырехтурбинника, конечно, ситуация внештатная, но не такая уж опасная.
   Они оба засмеялись.
   Желтый кабриолет свернул с Тверского бульвара на Малую Никитскую и остановился на светофоре.
   – Интересная девчонка, – сказал Олег, барабаня пальцами по рулю и разглядывая девушку, идущую по переходу. – Красивая и не обычная. Девочка-изюминка.
   Леша обратил внимание на действительно красивую с интересным лицом девушку, к которой никогда в жизни не подошел бы сам. У нее было очень приятное гармоничное лицо и спортивная точеная фигурка, волнистые рыжие волосы, короткая юбочка и коричневатый жакет.
   – Пожалуй. Олег, зеленый, – напомнил Леша, когда сзади нетерпеливо засигналили. – Познакомился бы с ней? – иронично спросил Леша.
   Олег пожал плечами.
   – Почему бы и нет? Если бы только пересекся при других обстоятельствах.
   Камаро подъехал к клубу, но молодые люди остались сидеть в машине. Из-за угла выехал черный кабриолет БМВ Z4 с вызывающе красным салоном и лихим парнем за рулем.
   – Чего можешь сказать о нем? – указал подбородком на пижона Олег.
   – Он мускулистый, загоревший, слащавый. Я думаю, стриптизер в этом клубе. А судя по машине – высокооплачиваемый стриптизер, – поставил диагноз Алексей.
   – Неплохо, очень неплохо. Логика работает, – кивнул Олег, выходя из машины.
   – А твое мнение? – спросил Леша.
   Олег пожал плечами.
   – Мне трудно что-то сказать.
   – Почему? – удивился Леша. – Случай вроде очевидный. Столько говорящих деталей.
   Вместо ответа Олег подошел к парню, который вышел из БМВ и они по-дружески обнялись.
   – Привет Мишань! Мне тебя рекомендуют как хорошего стриптизера, – улыбнулся Олег.
   – Фу! Максимум жюри на кастинге, и то женском. Привет Олежа!
   Леша покачал головой и усмехнулся.
   Молодые люди спустились по лестнице следом за Михаилом и вошли в двери заведения.
   Леша с любопытством рассматривал помещение ночного клуба, он почти в них не бывал. Ему было очень странно осознавать, что тихое и чистое помещение, в котором сейчас моет пол уборщица, бережно поднимая стулья, и бережно протирает фужеры бармен, ночью превратиться в эпицентр разврата и похоти. Где уже несколько часов спустя, мужские руки будут крепко сжимать упругую девичью ягодицу, хозяйка которой еще днем была неприступна и полна достоинства.
   Леша, как завороженный, заглядывал между плотными шторами челаутов, которые, по его мнению, несомненно, ночью станут самыми злачными местами в этом заведении, дав возможность уединиться вожделеющим парочкам. Они скроют от глаз остальных жадные мужские пальцы, скользящие под тонкими женскими трусиками и шаловливый девичий язык, играющий с зубами едва знакомого парня.
   Он втягивал носом воздух, пытаясь уловить едва различимые запахи женских духов или женского тела. Пытался почувствовать уже осевшие после прошлой ночи флюиды, новая порция которых снова впрыснется этой ночью в атмосферу клуба, как топливо в цилиндр гоночного автомобиля.
   – Все хорошо? – с иронией спросил Олег. Обернувшись, он увидел, как Алексей почти полностью засунул голову между шторками.
   – А? Да, я… Я просто смотрю, – смутился Леша.
   Михаил пригласил их сесть за один из столиков.
   – Кофе, чай, чего-нибудь другое? – спросил он ребят. Потом привлек внимание бармена, – Саш, сделай три кофе.
   – Это Леша, мой э-э-э, – забавно проблеял Олег. – Ученик!
   – Ученик? Какой же науке ты его учишь? – улыбнулся Миша.
   – Парень, понимаешь, скованный, закрытый. В общем, хочет научиться понимать людей, быть увереннее. С девушками нормально общаться.
   – Ну, и ты, как психолог, решил его поднатаскать?
   – Именно! Я пока теорию объясняю. Леша пишет, видишь, у него блокнот даже есть.
   – Не знаю, мне кажется это само собой приходит. Если от природы нет, то обязательно придет, нужно терпение.
   – Тебе хорошо говорить, ты смолоду в варево попал, – сказал Олег.
   – Ты про Чечню, что ли? Да причем здесь это? Это, знаешь ли, не способствует раскованному общению с девушками. В этом плане это скорее наоборот – потеря времени.
   – Вы воевали? – удивился Леша. У него никак не вязалось, что молодой успешный парень, по-видимому, учредитель ночного клуба, ездящий в дорогом кабриолете, лет десять назад перебегал от сарая к сараю под свистом чеченских пуль с длинноствольным АК-47 в руках.
   – Давай на «ты», Леш, – предложил Михаил. Алексею было приятно осознавать, что такой мужественный и успешный человек, сам предлагает обращаться ему на «ты». – Воевал. Ничего особенного. Сейчас вот этим занимаюсь. Кстати не могу сказать, что у меня нет никаких комплексов.
   – Это ты про Машу с Евгением Анатольевичем? – напомнил одним им известную историю Олег и они оба загоготали. Леша тоже улыбнулся, представив абстрактную скабрезную ситуацию с некоей молодой Машей и, наверное, с ее мужем Евгением Анатольевичем.
   – Запомни Леш одно правило, это и одно из моих жизненных правил – старайся никогда никого не просить, – серьезно сказал Миша. – Это будет моей лептой в твое обучение.
   – То есть?
   – Я думаю, твой учитель подтвердит, что просящий всегда находится в более проигрышной ситуации, по сравнению с тем, у кого просит. Не важно, у кого ты просишь – повышение у начальника, кредит у банка, секс у девушки. В любом случае ты всегда ставишь себя ниже, чем оппонента. Делай так, чтобы было наоборот – просили у тебя. Чтобы ты не был должен никому и ничего.
   Наша слабость в том, что мы всегда чего-то хотим. Чем больше мы хотим, тем больше мы становимся слабее, потому, что становимся зависимее. Чтобы получить это, мы готовы продавать свой труд, свободу, себя, мы готовы просить и давать право собой распоряжаться. Тот, кому ни от кого ничего не нужно, не боится ничего потерять. Важнейшее условие свободы – независимость. Человек, умеющий не зависеть от других, по-настоящему сильный. Большинство людей недостаточно сильны, чтобы ничего не просить.
   – Да, золотые слова. Каждый человек сам открывает свои клавиши, как рояль. А клавиши это амбиции, желания и страхи людей. Сильный человек не открывает своих клавиш. Таким нельзя манипулировать. Мы все знаем, как надо правильно поступать, но мало у кого из нас хватает духа, – добавил Олег.
   Наверху, на лестнице, послышались шаги. Олег с Лешей обернулись и с удивлением увидели ту самую девушку, которая шла по переходу. Она, неторопливо стуча каблучками, спустилась вниз, прошла мимо столика с молодыми людьми и, поздоровавшись с Мишей, направилась к одной из дверей.
   – Она здесь работает?! – удивленно спросил Олег.
   – Кто? Ира? – Михаил оторвался от кофе. – Да, полгода где-то. Хорошая девчонка.
   – Да ты что, а кем?
   – Стриптизерша. Ты ее знаешь что ли?
   – Еще нет. На улице нам попалась. Я бы сказал, что она меня зацепила, – деланно засмущался Олег.
   – Вполне может быть, на нее многие западают. Ну, так догони, познакомься. Она не пафосная, обрадуется.
   Олег, не теряя ни секунды, вскочил и скрылся за той дверью, в которую только что вошла девушка его мечты.
   – Пошел просить, – усмехнувшись, сказал Миша. – Жениться ему надо.

   На следующий день, когда Леша подходил к дому Олега, он поймал себя на том, что рядом с Олегом он себя чувствует уже гораздо более раскованно, чем в начале.
   Его наставник начал сегодняшнее утро со странной медитации. Он лежал на спине посреди комнаты на своем толстом бежевом паласе и курил кальян.
   – Ложись рядом, не стесняйся, – предложил Олег.
   – А-а-а…
   – Да, старик, именно! Не люблю однообразие и рутину, поэтому постоянно ищу что-то интересное, – перехватил его вопрос Олег.
   – Это похоже на гедонизм, – сказал Леша.
   – Наверное. Хотя я очень пытаюсь, чтобы это было ближе к эвдемонизму – поиску не удовольствий, а счастья и смысла. Я только снаружи кажусь таким циником, на самом деле я не могу без духовных поисков.
   Леша лег рядом на пол и уперся взглядом в потолок.
   – Что это такое? – спросил он, кивнув на кальян.
   Олег приподнялся и достал вторую трубку с чубуком.
   – Это интересная смесь, мне привезли. Затянись и поделись своими мыслями.
   – Мыслями? – Леша попытался обратить взор внутрь себя и вытрясти наружу хотя бы какую-нибудь попавшуюся этим утром мысль. – Ты сам знаешь, мое желание быть востребованным у людей.
   – Как понимаешь это ты, поясни подробнее?
   – Я всегда завидовал парням, у которых много друзей, своя компания, знакомые девушки. Не только его девушки, а даже просто девушки-друзья. Большая компания друзей, в которой он занимает важное место и которые без него не мыслят жизни. Как стать таким?
   Олег помолчал, посасывая кальян и выпуская кольца ароматного дыма.
   – Ты как всегда не прост. Скажешь, так скажешь, хоть целый пласт поднимай.
   – А что здесь волшебного? Хотя, наверное, да, для меня это непостижимое, – пожал плечами Леша и затянулся приятным холодным дымом с глубоким оттенком каких-то неизвестных трав.
   – Таких людей не так много, как тебе кажется. Те шумные и веселые ребята из компаний, о которых ты говоришь, зачастую не так уж и не мыслят жизнь друг без друга и не готовы пожертвовать чем-то серьезным ради своих приятелей. Между приятелями и друзьями большая разница. Первые собираются вместе, чтобы поржать, куда-то сходить и таких приятелей у каждого много. Друзья – это качественно серьезнее. Ради друга ты готов на все и поэтому друзей много не бывает. На такие жертвы способны единицы, остальные лишь красивые словеса умеют говорить.
   А приятели ради времяпрепровождения, что тут волшебного? Ты же общаешься в жизни с людьми, с девушками?
   – Да, но как-то вот не получается у меня быть душой компании. Я скован, я не заводила. Ребята и девушки любят парней с огоньком.
   Странная смесь быстро, но приятно повернула мозги Леши в сторону. Он прекрасно понимал, что минуту назад еще был в ясном уме, но сейчас все воспринимал уже по-другому. Появилась негромкая, ритмичная музыка. Кто ее включил, Олег? Музыка помогала траве воспринимать мир по-другому – оптимистично, радостно. Все проблемы казались легко преодолимы и он сам себе казался сейчас уверенным и смелым.
   – Мне кажется, я сейчас могу многое. Могу все!
   – А кто тебе сказал, что есть разница между тобой и ими – парнями, у которых много друзей и подруг? Кто тебе сказал, что ты это не один из них? – продолжил тему Олег.
   – Я не понимаю, – ответил, прислушивающийся к удаляющемуся голосу, Леша.
   – Есть одно китайское учение, и оно не лишено оснований, гласящее – нет границы между людскими душами, мы все единый духовный организм. Мы лишь разделены физическими телами. На самом деле мы все единое целое. И старик, испытывающий боли и моряк поднимающий парус и девушка, кокетливо заигрывающая с незнакомцем и даже начинающий только что-то понимать в этом мире ребенок – все они это ты и ты это каждый из них. Просто мы привыкли фокусироваться на одном сознании в одном физическом теле, и потому нам кажется, что мы обособленная, не имеющая отношения к другим людям, личность.
   – То есть обворожительная девушка, заходящая в клуб, виляя бедрами это тоже я? – пробормотал вялыми губами Леша, стараясь не потерять мысль Олега.
   – Вне всяких сомнений! Ощути это! Женское тело для тебя вовсе не что-то волшебное, к чему ты никогда не прикасался. Это тоже твое тело. Ты также устал эпилировать женские ноги, и накладывать косметику по утрам, как и она! Ты устал следить за диетой и переживать за свой вес! Нет ничего волшебного в смене ежедневных прокладок. То тело, те гениталии, которые ты так вожделеешь, это обыденность, за которыми надо ухаживать, мыть и брить. Ты это она, ты это я, ты это все.
   Леша напряг все свое воображение и в тоже время ослабил ту часть мозга, которая контролировала настоящее – которая знала свое место в жизни, свои дела, свою роль. Он абстрагировался от всего того, что связывало его с Алексеем, каким он себя знал. И вдруг…
   Город, большой город, миллионы огней, миллионы квартир и в каждой своя жизнь и свои идеи. Люди… кто такие люди? Кто их населяет? Кто-то разве точно знает, в каком теле живет? Сознание каждого человека относительно и привязано лишь условно к одному выбранному телу. Он ощутил, что он уродлив и люди его сторонятся, сколько он себя помнит, и в тоже время он красив и привлекает внимание противоположного пола и давно привык к этому. Он беден и ему не до развлечений, не дорогие вещи – еда его мечта, и в тоже время он состоятелен и приятное ощущение достатка и возможностей его вдохновляют. Моральный урод, выпустивший на поверхность все свои низменные чувства, требующие ежедневного похотливого насыщения и одновременно духовно развитый, держащий себя в жестких рамках, аскет. Миллионы людей со своими заботами и делами соединились в один большой слепок, как не перемешанные пельмени в кастрюле. Он чувствовал каждого из них и был каждым из них.
   Почему в теле того красавчика быть не ему? Может, тот красавчик, на самом деле сидит здесь, в этом теле – теле Леши. А это Леша пойдет сегодня на вечеринку, и это он сядет в красивую машину… А вообще зачем идти? Проще подключиться сразу ко всей толпе в любом клубе, ведь это все тоже он! Это он, вся энергия людей, желания, эмоции, флирт, это все его и одновременно общее. Он обменивается энергией с любой женщиной не вставая с места! Ему больше не нужен секс, есть что-то большее, чем секс! Он…
   – Эй, чувак! Секс всегда нужен! – прорвался в идеальный мир чей-то голос.
   Кто это? Леша снова вполз в свое тело и снова напряг ту часть мозга, которая отвечала за настоящее, за его место в этом мире. Он с трудом вспомнил голос Олега. Олег… этот его необычный новый знакомый. Откуда он? Он именно тот, на кого Леша хочет быть похожим. Он решителен, обаятелен, хорош собой, смел и умен. Часто он ужасно циничен, но в тоже время к нему тянет. Он тот, на кого стоит стремиться стать похожим…
   – Старик, завязывай курить мою траву! Я не знал, что тебя так накроет, – снова раздался знакомый голос.
   Леша с трудом поднялся на ноги, но вопреки ожиданиям, чувствовал себя бодро и хорошо, как после крепкого сна.
   – Пойдем, чаю попьем, – предложил наставник и пошел на кухню ставить чайник.
   – Мне понравилось. Еще как-нибудь…
   – Ну, не знаю, не знаю. После того, как ты хотел … весь мир, я тебя стал побаиваться, – перебил Олег и засмеялся.
   – А я вслух что ли? – смутился Леша.
   – Временами. Ладно, проехали. Скажи мне вот что, какую бы проблему ты хотел решить? Я имею в виду не отсутствие денег или подобное, а касающуюся твоих комплексов.
   – Э-э-э… – привычно заблеял Леша, – Ты же знаешь, стеснение и все такое. Женщины.
   – Что женщины? Привыкай четко формулировать свои мысли.
   – Обожание девушек, самоутверждение. Это… Востребованность у противоположного пола. Секс…
   – Губа не дура. Бери чай, – сказал Олег, протягивая глиняный бокал.
   – Это с травой опять?
   – Ага, чабрец, – он снова улыбнулся своими белыми зубами и, перевернув стул спинкой вперед, сел. – Проблемы надо стремительно разрушать, как самого опасного врага. Есть проблема – бей, во все места, решительно. Привыкай делать сразу, не откладывая. Чем дольше откладываешь, тем большими сомнениями обрастает этот поступок и тогда уже сомнений становится слишком много для того, чтобы это сделать.
   – И в моем случае?
   – В твоем… частично можно решить эту проблему прямо сейчас. Раз ты у нас такой девственник, то для начала тебе необходимо просто попробовать коснуться женщины. Как можно говорить об успехе у женщин, если для тебя недосягаемы, как боги.
   После слов про девственника, Леша упер взгляд в стол.
   – Девственник, да. Было бы здорово… коснуться.
   – Да брось! Не разглядывай чашку. Ну, девственник, что такого? Все мы когда-то ими были. Ты вот смелый девственник. Я, например, когда был озабочен этой проблемой, не привлекал к этому других людей, а тихо комплексовал в одиночку. Ты смелее меня старик! Да что уж там! Ты самый смелый девственник, которого я знал! – снова загоготал Олег и набрал чей-то номер.
   – Алло, Викулька? Привет родная. Ты сейчас свободна? У меня тут есть один парень. В общем, он с вами мало знаком.
   Леша мысленно нырнул в чашку с чабрецом став рыбой. Больше всего ему сейчас хотелось лечь от стыда на дно и даже не пытаться выглядывать за край чашки.
   – Не в том, смысле! С вами – вообще с женщинами я имею в виду, – опять зарокотал Олег глядя на Лешу. – Отнестись надо серьезно. Сама понимаешь, первый раз запоминается на всю жизнь. Поэтому – романтика, нежность.
   Лешина рыба прижалась ко дну чашки с такой силой, что стала похожа на камбалу.
   – Добро, едем! Хорошо Вик! – сказал Олег и решительно встав, хлопнул по плечу своего адепта. – Едем, нас ждут!
   Леша явно представил, как сейчас его привезут к какой-то девушке, и он разденется при ней. Как это будет по-настоящему, а не как в его эротических мечтах, которых было уже тысячи. Сердце перекатилось в горло и стало пульсировать уже в нем. Рыба в чашке чая померла и всплыла вверх брюхом…
   Но где-то глубоко сидел тот Леша, который кричал: Да! Да! Едем! Когда еще такой случай представится?! Сам ты сумеешь уговорить девушку лишь лет через сто! Едем немедленно! Все нюни потом!
   Именно этого крохотного, часто заваливаемого тяжелыми валунами сомнений Лешечку, он больше всего в себе и уважал.
   Он вдохнул и решительно поднялся со стула.
   – Едем!
   Олег даже отшатнулся.
   – Как герой панфиловец, не меньше! Да ты так-то не переживай, это женщина а не танк.
   Под периодически возобновляемый хохот Олега, который тот все-таки пытался сдерживать, они спустились к машине и желтый Камаро выехал на улицу.
   Когда они стояли у двери неизвестной Леше квартиры, голос крохотного Лешечки стал едва-едва слышен и глыбы неуверенности и страха падали на него с оглушительным грохотом.
   – Ты как, готов? – улыбнувшись, спросил Олег. Какой же он был во всем искушенный! Лешка завидовал ему. Это какой-то недостижимый уровень – вот так просто позвонить знакомой и попросить секс для приятеля. Вот так стоять рядом у одной и той же двери, но не переживать ни капельки, в то время, как сам Леша буквально падал от слабости в ногах.
   – Хлм… Ротов… Готов, – сказал пересохшим ртом Леша. Ему казалось, что бешеная пульсация его сердца перейдет на лестничную клетку и весь дом заходит ходуном.
   – Да не переживай ты так, старик. Даже если ничего не получится, это не имеет никакого значения. У меня вообще два первых раза не получилось. Посмотри на меня, разве мне это в чем-то помешало?
   Все-таки психолог есть психолог и он всегда знает, что и когда сказать. Леша сразу успокоился после его слов. Сердцебиение стало стихать, а в рот снова поступила слюна.
   Раздался щелчок замка и дверь открылась. На пороге стояла среднего роста приятная брюнетка со смуглой кожей. У нее было гармоничное почти совершенное лицо с темно-вишневыми губами и красивыми черными тенями на веках. Одета она была только в один комбидрес. Форма ее талии и бедер была именно такой, какие себе представлял перед сном Леша. Фото таких девушек он часто видел на сайтах знакомств с несколькими тысячами поклонников, состоящими в основном из подобных ему теоретиков. В реальности о таких девушках он даже не мечтал. А сейчас он где?! Ведь это реальность! Осознав реальность происходящего, Лешино сердце снова быстро перебежало к горлу, откуда он его так долго выгонял, и стало бить в колокола.
   – Привет, Вик, – сказал Олег и поцеловал ее в щеку.
   – Приветик, – она с улыбкой осмотрела Лешу с головы до ног и спросила, – это твой друг, который с нами, женщинами, не знаком?
   – Да, прошу тебя, расслабь его. Мне кажется, у него сейчас инсульт случится, – попросил Олег и запросто, как у себя дома, пошел на кухню.
   – Проходи незнакомец, будем знакомиться, – ее нежный голос был обращен теперь именно к нему! Леша вспомнил, что где-то внизу у него были ноги и, подняв одну из них, набитую ватой с кусками цемента, переставил через порог. Сняв обувь и озираясь по сторонам, он с любопытством оглядывал квартиру. Кто она? Как она живет? Отличается ли ее квартира от обычной?
   Вдруг дверь одной из комнат открылась и вышла еще одна девушка. Она была одета в ярко-желтое бикини. Фигура у нее была мускулистее, чем у первой и в сексуальности она ничуть не уступала.
   – Ой, какой мальчик! Вы к нам надолго? – спросила она и засмеялась. Потом прошла мимо него на кухню, где, по-видимому, попалась в руки Олегу, судя по его довольному рокоту.
   – Держи полотенце. Ванная там, – сказала смуглая девушка своим приятным тягуче-карамельным голосом, протягивая ему пушистое полотенце персикового цвета.
   Моясь в чужой ванной, Леша чувствовал себя неуютно и почему-то постоянно оглядывал стены и потолок в поиске скрытых камер. Когда же он, наконец, прошел в комнату, которую ему указала смуглая, он обнаружил задернутые шторы и только ночник на полу бросал слабый красноватый свет на стены и потолок.
   Он стоял в одних трусах посреди комнаты, когда вошла она. Вика была обернута полотенцем и, подойдя к Леше, скинула его. Молодой человек, увидев перед собой красивое сексуальное тело, судорожно вздохнул и разволновался еще сильнее, чем раньше. Задрожали даже ноги – перед ним стояла очень соблазнительная девушка. Ее формы были точь в точь, как у героинь в ночных фильмах по РЕН ТВ. Кожа была бархатной, а вся она грациозной. Пленяла и ее уверенность в себе. Каждое движение ее губ и рук говорило о том, что она очень хорошо знает, что делать с мужчинами, чтобы они на нее молились.
   Когда она подошла вплотную, Леша перестал дышать.
   – Как тебя зовут? – снова своим волшебным голосом спросила она.
   Осознавая, что этот голос и эти слова адресованы ему, он снова почувствовал пересохший рот.
   – Леш… Алексей.
   – А меня Вика. Перестань нервничать. У тебя это и правда, первый раз?
   Леша вспомнил камбалу, прижавшуюся ко дну чашки и, пересиливая себя, сказал:
   – Первый.
   – Не волнуйся, я сама все сделаю, – сказала девушка и коснулась его груди.
   Ее рука была нежной, горячей и самой настоящей. Его впервые в жизни коснулась женская рука именно для этой цели. До сих пор его касались только мамины руки и руки подруг по институту или по работе, которые только дружески хлопали по плечам.
   Она умелым движением залезла ему в трусы, и он почувствовал ее бархатные пальцы на своем… Глаза молодого человека округлились и он отдался на волю судьбе.
   Спустя минут сорок Леша лежал неподвижно на кровати и глупо улыбался. Все получилось. На некоторых местах своего тела он еще чувствовал ее губы, а кожа еще пахла ее духами. Он лежал один в комнате и тени на потолке, на красном фоне, ему казались самыми прекрасными на свете. Наверное, именно в такие моменты пишут стихи или музыку.
   Могла бы она стать моей девушкой? Кто она, проститутка? Мог бы я обеспечить ее, чтобы вытащить из этого образа жизни? Как жаль, что такая прекрасная девушка тратит себя на такое. Но она лучшая среди них, это точно!
   Его тело приятно чувствовало шелковистое постельное белье и он наслаждался, вспоминая детально последние сорок минут своей жизни. Он бы так и лежал, если бы его не вывел из анабиоза ставший уже привычным смех Олега, послышавшийся с кухни. Леша снова подумал об Олеге. Сейчас он был ему по-настоящему благодарен. Это действительно намного сдвинуло уверенность и самоуважение Алексея, даже учитывая, что эта девушка не его победа.
   Тяжеленные обломки скал неуверенности вдруг стали таять, как лед на ладонях и из-под них вылез крохотный Лешечка, которого час назад завалило. Лешечка стал намного крупнее и крепче и громко крикнул: Молодец парень! Мужик!
   И снова московские улицы бросали ветер в лобовое стекло, но теперь этот ветер был еще прекраснее. Унылые и пыльные летние улицы теперь казались проспектами чудесного райского города любви.
   Олег, глядя на Алексея, тоже улыбался.
   – Я смотрю все не зря. Это важный для тебя день.
   – Несомненно! Я тебе благодарен за такой урок! У меня исчезли многие элементарные барьеры и комплексы за раз.
   – Ну и здорово! Но старик, извини, каждый день такого не обещаю!
   Они засмеялись.
   – А у меня сегодня свидание! Угадай с кем? – спросил Олег.
   – С той Ириной из стриптиз-клуба?
   – Точно! И я очень рад. Мне она, правда, понравилась.
   – А я тебя так и не спросил – как вы вчера познакомились, о чем говорили?
   – Познакомились обычно, поболтали. Мишаня прав – девчонка не испорченная. Мне это нравится. Сейчас остановлюсь у цветов. Хочу красивый букет купить.
   Желтый Камаро ехал по улице, по-прежнему обращая на себя внимание пешеходов. Но никто из них и не думал, что один из двоих сидящих в нем только что стал мужчиной, а второй влюбился с первого взгляда и ему не терпится увидится с объектом своей страсти.

   Первую половину следующего дня Олег занимался своими делами, и Леша валялся дома на диване, болтая от скуки ногами и перечитывая свой, уже частично заполненный блокнот. Когда же он пришел к Олегу, тот сидел в прекрасном настроении на диване и увлеченно смотрел какой-то фильм.
   – А ничего, свежо как-то. Не приторно. Хоть и банальные вампиры, но втягиваешься. Это в этом фильме они превратятся в волков и будут сражаться? Это будет разочарование, – сказал он.
   – Сумерки что ли? Не в этой части, – сказал Леша, увидев Роберта Паттинсона с накрашенными губами.
   – Отлично, – резюмировал Олег и, выключив телевизор, бросил пульт на диван. – Ей нравится этот фильм. Потом досмотрю. Трогательный.
   – Кому ей? – не понял Леша.
   – Ире. Она прелесть. Мы вчера провели замечательный вечер, – сказал он и мечтательно откинулся на диване. – Я буду всерьез ухаживать за ней.
   – Здорово, – улыбнулся Леша.
   – А сегодня у нас есть три непростых задания, которые должны тебя продвинуть еще дальше. Итак! Сегодня мы пойдем в людное место и попытаемся с помощью публики разрушить твои очередные преграды.
   – Ой, – вывалилось из Леши. Он представлял, как будет при всех орать что-нибудь глупое, как учат в школах пикаперов. И не ошибся.
   Желтый кабриолет несся по Комсомольскому проспекту. Алексей думал о том, что ему сейчас предстоит. Наверняка его хватит паралич при попытке сделать что-то такое, что привлечет внимание окружающих. Для этого понадобится вся его воля. Как хорошо быть волевым, смелым. Как хорошо когда ты можешь себя заставить сделать что-то такое, чего не хочется. Такого человека слушают другие и идут за ним.
   – Олег, почему некоторые люди влияют на других? Почему остальные его слушают?
   Олег, внимательно следящий за движением на Хамовническом валу, ответил не сразу.
   – Авторитет никогда не бывает на пустом месте. Для поднятия авторитета, всегда и среди любых людей необходимы рычаги воздействия. Это может быть сила – тогда тебя будут слушать, чтобы не получить от тебя по лицу. Или ум – тогда за тобой пойдут, потому, что в тебе видят выход из ситуации. Или что-нибудь еще. Обязательно должны быть рычаги воздействия у того, кто влияет. Ни на кого и никогда ты не окажешь влияние просто так, если эти люди от тебя никак не зависят, не боятся силы или не уважают твой ум.
   – Есть люди управляющие массами. Тысячи человек идут за ними. Какой же авторитет нужен, чтобы даже не знакомых с тобой лично людей, заставить что-то делать по-своему?
   – Это вариант, когда люди идут за идеей. Идейный предводитель дает людям надежду решить какую-нибудь наболевшую тему. Они идут за мечтой. За идеей могут пойти и умные, если идея стоящая.
   А вот манипулировать удобнее пустышками. Но это уже другой случай. Есть много людей, в душе которых нет веры и настоящих ценностей – просто пустота. Пустоту никто не любит и стремится ее заполнить хоть чем-нибудь. Поэтому таких людей очень просто наполнить любыми лживыми ценностями. Ты, наверное, не раз в жизни видел, как серьезно и благоговейно такие люди относятся к карьере на своей фирме. Соблюдают субординацию – с кем положено общаться, а с кем нет. Жизнь кладут, чтобы вырасти на фирме. Относятся к этому серьезно и круглыми глазами смотрят на тех, кто это всерьез не воспринимает. То есть, если у человека внутри пустота, то ее можно занять любым наполнителем.
   – Все просто, когда ты объясняешь. Типов людей не так уж и много, как я понимаю? – спросил Леша.
   – Ну, в общем да, совсем немного.
   Внезапно слева раздался резкий автомобильный сигнал. Молодые люди повернули головы и увидели, как с Хамовнического вала на Комсомольский проспект, повернула раскрашенная десятка жигулей. Водитель – ровесник Олега, махал рукой и улыбался во весь рот. Олег в ответ нажал на клаксон и тоже поднял руку. После того, как раскрашенное ведро и желтый Камаро поприветствовали друг друга, Олег повернулся к Леше и с горящими глазами сказал:
   – Вот ярчайший пример редчайшего типа человека.
   – Я что в нем такого?
   – Это Вадик, мы с ним учились вместе на психологическом. Поверь, это очень редкий по своим взглядам человек. А если в двух словах – человек невероятный силы оптимизма. Сила его оптимизма настолько велика, что жизнь, со всеми нашими типовыми трудностями показалась ему слишком простой и легкой.
   – Интересно, – буркнул Леша.
   – Сначала он получил два высших образования по одной профессии и стал востребованным специалистом. Без труда сам открыл свою контору и раскрутился. Стал много зарабатывать. Уже через три года купил квартиру и машину. Но… тут у него появилась мысль, что все слишком в жизни просто. Хочется больше трудностей и больше пользы людям приносить. Он продал машину, переехал в однушку, а деньги отдал в детский дом. А чтобы еще труднее было и соответственно интереснее, сменил профессию и начал все с нуля.
   – Да ну!
   – Вот и да ну! На новом месте, благодаря своей усидчивости, снова достиг успехов… Что ты будешь делать!
   – И снова уперся в проблему скуки? – смеясь, перебил, Алексей.
   – Вроде того. Профессию на этот раз не сменил, но почти весь доход отдает детям. Сам видишь, на чем ездит, ну и живет также – в какой-то однушке, в сталинке. Но старик… Все кто его знает и я в том числе, безумно уважают. Его энергии и оптимизма на полк хватит.
   Лешу впечатлило повествование о таком, обычном на первый взгляд, парне. Он даже обернулся, ища глазами удаляющуюся десятку. Но тут он вспомнил о цели их поездки и вспомнил о своих предстоящих трудностях. Эх, ему бы сейчас бы характер как у Вадика!
   Они вышли из машины на Воробьевых горах и, подойдя к ограждению, посмотрели по сторонам. Зелень деревьев и солнце радовали душу, а от многочисленных девушек, гуляющих по парку, исходили манящие флюиды, которую так любили молодые люди.
   – Все тривиально, но без этого нельзя – это действенный метод, – начал объяснять Олег. – Первая твоя задача – крикни всем вокруг что-нибудь. Неважно, что хочешь. Не «ой», а что-то более осмысленное. Это поможет тебе снять боязнь общего внимания к тебе.
   Леше показалось это очень просто. Он хотел было уже крикнуть во все горло, как вдруг явно осознал, что привлечет к себе внимание всех окружающих людей. Представил, как уставятся на него вон та мама с коляской и те парни с пивом и идущие мимо две девушки. Крик застрял на вылете из горла и Леша поперхнулся.
   – Вот именно такой реакции я и ожидал, – сказал Олег. – А теперь послушай моего совета. Если мне очень трудно на что-то решиться, я говорю себе следующее: Я подумаю о своих сомнениях, но позже. Обязательно подумаю! А сейчас я просто сделаю это!
   – Я понял. Интересная мысль, – Леше понравилась эта фраза. Как просто отодвинуть стену, которая мешает тебе решиться на что-то, стену, которую видишь только ты один. И эта фраза временно отодвигает ее. А потом… а потом уже не важно, стена сама развалится, потому, что ей уже нечего будет ограждать. Итак: Я подумаю о своих сомнениях, но позже. Обязательно подумаю! А сейчас я просто сделаю это!
   – Я люблю-ю-ю в-а-а-ас все-е-е-х! – крикнул Леша во все горло и не сразу открыл глаза, чтобы не видеть хотя бы первые взгляды, направленные на него. Но, по-видимому, горожане привыкли к подобным выходкам и к удивлению молодого человека почти никак не отреагировали на его крик.
   – Вот и все! – улыбнулся Олег. – Когда нет стены, правда, просто? Теперь задача номер два.
   – Я слушаю! – задорно сказал Алексей.
   – У тебя есть боязнь недовольства собеседника. Именно боязнь обидеть собеседника мешает иногда твердо сказать «нет». Тебе надо пытаться избавиться от нее. Ты не должен бояться недовольства человека, с которым говоришь.
   – И что же надо делать? – пожал плечами Леша.
   – Подраться! Да, да, не удивляйся. Если быть точным, словами спровоцировать человека на драку. Только спровоцировать, не продолжать. Не спорь, проверено. Приступай, если можешь.
   Леша неуверенно спустился и направился к тропинке в парке. Олег смотрел сверху на своего ученика.
   Фигурка молодого человека приблизилась к прохожему, и прохожий на секунду остановился, но потом снова зашагал по своим делам. Фигурка Леши, немного постояв, вдруг быстро зашагала за прохожим и пнула его ногой по заднице.
   – Артист! Еще бы выстрелил. Я же сказал спровоцировать словами, – усмехнувшись, прокомментировал Олег.
   Прохожий, по-видимому, ожидал чего-то подобного и быстро развернувшись, попытался дать сдачи, но Леша увернулся и побежал.
   Минуту спустя он, задыхаясь и смеясь, вернулся на смотровую площадку к Олегу.
   – Леш, сила психолога в голове, а не в ногах.
   – Знаю, но есть люди, которые переносят оскорбления, не отвечая. Поэтому уж как получилось.
   – Ладно, – сказал Олег и улыбнулся своими белыми зубами. – Последнее испытание – знакомство с девушкой. Любой, какой хочешь.
   Леша, находясь в кураже, не стал задавать лишних вопросов и тут же подошел к двум сидящим на парапете девушкам.
   – Здравствуйте, вы не меня ждете? – спросил он.
   – Не тебя, – резко ответила одна из них.
   – Зря, нам срочно нужно пять девушек для съемок в рекламе. Извините, подойду к другим, – сказал Леша и развернулся.
   – Подожди! Говори, что за реклама, – девчонки засмеялись и с интересом уставились на него.
   Пять минут спустя Леша вернулся к Олегу и показал телефонную книгу своего мобильника с двумя новыми номерами.
   – Молоток! Реально молодец! Я не ожидал. Это результат моих уроков?
   – Я полагаю да, что же еще. Но на сегодня, пожалуйста, хватит стрессов, – сказал Леша. Сейчас он себя чувствовал новым человеком, а не тем забитым застенчивым парнем, который ни с кем не мог связанно заговорить. Он достал свой блокнот и что-то записал.
   Этим вечером Олег снова поехал встречаться с Ириной. Он и днем весь светился, а к вечеру сиял просто как фонарь. Леша про себя удивлялся – когда он познакомился с Олегом, тот ему казался циничным, постоянно пользующимся своим умением играть на людях, как на музыкальных инструментах. Но со временем Олег открывался ему как человек, которому далеко не чужды чувства. Не те «космические», оторванные от земли и похожие на медитацию ощущения, в которые он погружался лежа на ковре с кальяном в обнимку, а настоящие чувства.
   Леше было интересно, каким станет он сам после долгого периода обучения методом погружения. Безусловно, наука читать людей внесет изменения в его характер, о которых он давно мечтал, но какими точно будут эти изменения? Как он будет пользоваться этой наукой? Станет ли он циничнее?
   Олег по уши влюбился в Ирину, поэтому теперь вечерами Леша его покидал довольно рано. Однажды молодые люди сидели в кафе, и уже было попрощались до завтра, но Леша, не успев уйти, застал Иру, с которой Олег договорился встретиться в этом же кафе чуть позже. Леша снова оценил красоту девушки, и когда его наставник отошел поговорить по мобильному, даже познакомился с ней, и они немного поболтали. Она была в его вкусе, даже очень. Но Олег…
   Шло время. Днями напролет Леша ездил с Олегом по его делам и впитывал науку о людских головах, делая записи в блокнот. Прогресс был налицо. Леша, когда задумал для себя такой метод обучения, сам в глубине души всерьез не ожидал, что его медвежье поведение получится переделать. Теперь же, с каждым днем, он все больше был в себе уверен и чувствовал себя ведущим, а не ведомым в беседах с людьми.
   Однажды вечером он стал свидетелем того, как умело Олег обращается с людьми, которые ему не нравятся и этот способ тоже взял на вооружение.
   Они вышли из клуба и спустились по ступенькам к машине, как вдруг к ним подошла очень ухоженная и симпатичная девушка, которая тоже только что покинула клуб и сказала:
   – Извините, не подвезете, я сегодня без машины?
   – Вам в какую сторону? – спросил Олег.
   – Фрунзенская набережная. Удобно?
   – Садитесь, немного не по пути, но ничего.
   Молодые люди и девушка сели в машину. Минуты две ехали молча, даже Олег, который, по-видимому, устал после клуба и не имел ни малейшего желания общаться.
   – Вам тоже не понравилось, раз вы рано ушли? – наконец нарушила тишину девушка.
   – Верно, ничего нового, – ответил Олег.
   – Я тут часто бываю. Раньше и правда, было интереснее. У них арт-директор сменился, и они как-то сдуваться стали.
   – Зачем же вы ходите постоянно сюда, если уже не интересно?
   – Я с другой целью хожу. Я… – она замешкалась на секунду и добавила, – Я будущего мужа здесь подыскиваю. Это солидное заведение и сюда в основном приезжают состоятельные люди.
   Здесь можно встретить достойных мужчин.
   – Достойных чего? Обожаю словосочетание «достойный мужчина»! А остальные бивнями машут! – улыбнулся Олег. – Вас так интересуют деньги этих мужчин и перспективы на будущую беззаботную жизнь? Вы можете полюбить по заказу?
   – Если это успешный мужчина, который будет заботиться обо мне, я смогу его полюбить.
   – Я вам завидую. Я в жизни однажды пересекся со взрослой тетенькой лет пятидесяти пяти. Мне тогда было, наверное, двадцать пять. Она была богата и влюбилась в меня. Обещала перевезти в свой дом в Испанию. Ах, если бы у меня был ваш дар…
   – А как сейчас по-другому? – она пожала плечами. – Я должна чувствовать уверенность в завтрашнем дне. Ощущать заботу мужчины, выраженную в материальной помощи. Потом, я как любая женщина, люблю подарки и внимание. И когда я говорю про подарки, я имею в виду хорошие подарки. Да и как я буду ребенка рожать, если у меня не будет необходимых условий?
   – Это верно. Ребенок, прежде всего, – опять неоднозначно ответил Олег. – Деньги в моей жизни тоже играют наиважнейшую роль. Не будь их, я бы был лишен смысла существования.
   – Не надо ерничать. Вы тоже достаточно обеспеченный, как я вижу. Издеваетесь, а сами везете меня на кабриолете Мерседес!
   – Не скрою. Конечно, и для меня деньги играют важную роль, но я ради них не смогу полюбить. А что касается кабриолета, я его, не задумываясь, смогу подарить человеку, если этот человек мне дороже этой машины. Кстати это не Мерседес, а Шевроле.
   – Шевроле?! Хм… – девушка вытянула губы трубочкой. – А с виду такой красивый.
   – Камаро одна из самых красивых машин в мире. И поверьте мне на слово, на вашем месте сидели действительно красивые женщины.
   Это был тонкий, но острый укол, сделанный одной из лучших игл из арсенала Олега. Девушка, как и было задумано, несколько секунд обдумывала его слова, пытаясь понять включена она в список красивых женщин сидящих на этом месте или нет. И когда до нее дошло, что это плевок, она попросила немедленно ее высадить.
   – Это было ядовито и здорово! – воскликнул Леша после того, как незнакомка хлопнула дверцей. – Это обиднее, чем даже послать прямым текстом. Так этой сучке и надо!
   – Она не сучка, скорее овечка, – Олег махнул рукой, показывая, что ни эта девушка, ни его укол ничего интересного из себя не представляют и не достойны дальнейших обсуждений.

   Это лето было именно такое, какое все любят – не было изнуряющей жары, но в то же время все дни были солнечными и ясными. Это раннее утро также не было исключением, но раскинувшееся над домами лазурное небо гнало белое облачко, напоминая о том, что его в любой момент могут сменить дождевые тучи.
   Леша стоял глядя на поливальную машину, которая непонятно зачем прибивала к краю дороги мусор. Он отошел, когда она поравнялась с ним и окрасила серую наждачную поверхность в почти черный цвет. Приятно пахнуло мокрым асфальтом. Молодой человек, глядя ей вслед, перешел улицу и направился к знакомому дому.
   – Не спится? – спросил Олег, открывая дверь и глядя на него сквозь прищуренные глаза.
   – Выспался уже! Посмотри, какой день! Пора делами заняться! – размахивая руками, воскликнул Алексей.
   – А-а-а, полон энергии? – злобно проурчал Олег, ковыляя босыми ногами на кухню. – Бывает.
   Озорные лучи играли солнечными зайчиками на посуде, когда молодые люди приступили к завтраку.
   – Я нарезку купил и кофе. Хотя твой кофе мне нравится больше, но я так, для компенсации, чтобы не борзеть. А ты чего один? Я, если честно, думал у тебя Ира.
   – Во второй половине дня к ней поеду. Дам тебе один урок и поеду. Вернусь завтра.
   – Урок? Чего сегодня будет? – с любопытством спросил Леша, отхлебывая кофе.
   – Ты будешь хамом! Ты уже был хамом недавно в парке, где пытался подраться. Теперь мы усложним задачу.
   – Ты поставишь против меня боксера супертяжа? – в шутку испугался Алексей.
   – Нет! Я еще раз говорю – твоя сила в голове! А что сегодня – объясняю. Человеку всегда дает силы правда.
   – Вся сила в правде брат… – ерничал Леша.
   – Когда человек осознает, что он прав, он действует увереннее и решительнее. Другими словами быть правым проще. Сегодняшняя твоя задача вступить в спор с человеком, заранее осознавая, что ты не прав!
   Леша перестал шутить. Сейчас он уже не был такой робкий, как раньше, но представив, что будет на кого-то наезжать, зная, что у него за спиной ничего нет, ему, как и раньше, стало неуютно.
   И снова желтый кабриолет несся по улицам просыпающейся Москвы.
   – Что ты будешь делать, когда решишь, что уже достаточно уверен в себе и хорошо знаешь людей? – внезапно спросил Олег.
   Леша пожал плечами и, подумав немного, сказал:
   – Девок трахать!
   Олег посмотрел на него, с недоумением подняв брови.
   – Ну, ты же сам в этом мастер, – ответил на его взгляд Леша.
   – У меня не все так… просто и пошло. Не все так однозначно. А еще чего?
   – Я не знаю, все то, в чем можно это использовать. Манипулировать людьми в своих целях. Хватит, натерпелся!
   – Чего натерпелся? – снова удивился Олег. – До сих пор унижали?
   – Ну и это тоже. Да не важно!
   Полчаса спустя молодые люди сидели в небольшом ресторанчике, заказав себе лазанью и спагетти с мидиями. Играла приятная музыка с ненавязчивым ритмом, и в зале было еще совсем мало народу.
   – Готов? – коротко спросил Олег, когда блюда были наполовину уничтожены.
   Леша кивнул.
   – Чего придумал?
   – Увидишь, – также коротко ответил Леша.
   Тогда Олег подал знак официанту. Подошедший официант наклонился внимательно слушая.
   – Знаете, мне очень не хочется скандалить, у меня сегодня было прекрасное настроение до прихода в ваш ресторан, – начал Алексей. – Но в моей лазанье оказалась пуговица. Что мы с вами будем делать?
   Официант заметно занервничал, но быстро справился с чувствами и возразил:
   – Но это абсолютно исключено!
   Олег, который был вне поля зрения официанта, корчил рожи.
   – Я же не пойду смотреть, чья пуговица попала мне в еду. Как вы считаете?
   Олег деланно зевнул, показывая, что накал разговора теряется. Леша глядя на него разозлился.
   – Вы меня, я вижу, не узнали?! Если я сейчас уйду, то поверьте, я напишу в своем блоге про ваш ресторан не самое лучшее! А мой блог читает много людей!
   Олег одобрительно кивнул.
   – Я немедленно позову администратора зала, – сказал официант и быстро удалился.
   – Браво коллега. Держитесь молодцом. Больше прессинга! Оппонент не должен приходить в себя и успевать готовить контратаки.
   – Легко говорить, у меня коленки дрожат, – сказал Леша и вытер салфеткой вспотевший лоб.
   Изящной и быстрой походкой тихо подошел администратор – худой парень лет тридцати. Держался он уверенно, и сразу было видно, что этот кремешок будет крепким.
   – Извините за недоразумение. Я право не знаю, откуда могла попасть вам в еду пуговица. Мы непременно компенсируем нашу вину, но у меня будет небольшая просьба.
   – Какая же? – по возможности недовольным тоном поинтересовался Леша.
   – Поймите правильно, но в ресторанах обычный случай, когда клиент не хочет платить и выдумывает подобные вещи. Вы третий в этом месяце, кому в еду попал какой-нибудь предмет. Поэтому, еще раз простите меня, но я бы хотел увидеть пуговицу, которая попала в вашу лазанью. Разумеется, я знаю какие пуговицы на форме нашего персонала и если эта пуговица другая, извините, но вам придется заплатить.
   Олег скорчил гримасу, которая означала шах и мат!
   Это испытание было серьезнее, чем крики в парке и даже пинок прохожему.
   – А если она попала в продукты еще до ресторана? – едва ли не оправдываясь, спросил Леша.
   – Это абсолютно исключается! – злорадно-твердым тоном отчеканил администратор.
   Лицо Олега изображало что-то похожее на изюм, что означало полный провал. Над тремя героями импровизированного спектакля нависла напряженная тишина. Что тут можно было придумать?
   Вдруг Леша как будто подавился, потом еще раз. Олег вопросительно поднял брови.
   Лешино лицо исказилось и вдруг у всех на виду его стошнило на пол. После нескольких спазм он взял большую салфетку и, вытерев рот, указал вниз – среди рвотных масс лежала синяя пуговица, точь в точь такая, какие были на форме поваров, о которых Леша не мог знать.
   Администратор всплеснул руками и спешно пробормотал:
   – Извините меня ради бога! Я все исправлю немедленно! Вы, если конечно желаете, можете заказать любое блюдо или вино из нашего меню, разумеется, совершенно бесплатно! За лазанью с вас тоже денег не возьмут!
   Администратора быстро сменил уборщик с влажной тряпкой, а молодым людям предложили пересесть за другой столик.
   Олег был растерян и даже как будто грустен.
   – Это те печальные моменты, когда ученик превосходит учителя. Только скажи, как ты это сделал?!
   – У меня хороший учитель. И потом я же отходил в туалет. А может быть я отходил не в туалет…
   – Вообще это не очень то честно! Суть этого упражнения была в том, чтобы ты смог словами убедить его, не имею пуговицы. В этом была суть.
   – Понимаю. Но я выбрал не самый удачный вариант и он загнал меня в угол. Что мне было делать?
   Олег развел руками, показывая уважение.
   – Но в любом случае зачет! Молодец!
   После ресторана Олег поехал на свидание с Ирой.

   Прошло три недели. За это время Олег все больше влюблялся и парил на седьмом небе от счастья. Лешу он еще обучал, но теперь больше в режиме практики – он давал задание, а Алексей выполнял и подробно рассказывал ему при следующей встрече. Олег же почти все время проводил с Ириной, они вместе постоянно куда-то ходили, а ночевала она почти каждую ночь у него.
   Отпуск же Леши подошел к концу, и он вышел на работу, где не преминул тут же сломить оборонительную позицию начальника и добиться повышения зарплаты, ссылаясь на бескорыстное желание развиваться и отдавать фирме всего себя, условий для чего он на своей работе не видел. В результате долгой беседы, он неохотно согласился остаться и закрыть глаза на такую ситуацию в обмен на увеличение зарплаты.
   Все свое свободное время он самоутверждался, знакомясь с девушками в клубах, общаясь с крутыми парнями и нарочно влезая в пикантные истории. Леша наслаждался своими новыми навыками и знакомствами, приобретенными благодаря этим навыкам. Он не только слушал Олега и анализировал записи в своем блокноте, но помимо этого еще прочитал много книг. Он действительно стал неплохим психологом-практиком. Может быть, он не знал тех терминов и схем, что преподают на факультете психологии, но в жизни он дал бы фору любому выпускнику. Леша раньше не раз беседовал с такими выпускниками, и они были совсем не такими, как он, точнее просто никакими.

   Однажды вечером, как обычно придя домой к Олегу, он застал его в крайне удрученном состоянии.
   – Что случилось? – спросил он с порога.
   – Ира. Поссорились. Серьезно поссорились, – ответил Олег.
   – Из-за чего?
   – Да я даже не знаю. Слово за слово. Прицепилась к чему-то. Я думаю, нормально все будет. Не обращай внимания. Пошли пивка выпьем.
   Олег ошибался, с этого момента отношения с Ирой ухудшались с каждым днем. Счастливое состояние, в котором он пребывал последнее время, ускользнуло и покинуло его жизнь. Несмотря на кажущийся цинизм, Олег сильно переживал и замкнулся, несмотря на свои профессиональные навыки.
   Леша стал реже его навещать. Каждый раз, когда он приходил радостный с желанием поделиться очередной победой, хитрой интригой или описанием прекрасного секса, полученного им на первом свидании, неизменно заставал Олега в унылом расположении духа.
   В один из таких дней Леша заставил Олега реанимировать отношения. Сделать что-то такое, чтобы тронуть Иру, чтобы заставить ее понять, насколько она любима. Как будто теперь он стал его учителем. Олег согласился и достал билеты в театр на спектакль, попасть на который она давно мечтала. С этими билетами и цветами он пошел к ней, подготовив самую трогательную речь, на которую только был способен.
   Если учесть его обаяние и умение говорить, да еще прибавить сюда билеты в театр, то не трудно предположить, что его визит непременно привел бы к примирению. Но… по непонятным даже ему причинам, Ира не хотела больше с ним отношений. Она ничего не требовала и не ставила никаких ультиматумов, просто остыла к нему и все.
   Олег сох от любви. Он забросил работу и свой сайт. Он знал, что выйдет из этого анабиоза, но позже. Сейчас, даже он себя не мог вылечить. Ему нужно было время, чтобы вернуться к нормальной жизни.
   Когда Леша в очередной раз нажал на звонок, Олег открыл дверь и вялой походкой направился на кухню. Он был растрепан и небрит.
   – Выпьешь? – спросил он.
   – С утра? Нет. У тебя как? Все также убиваешься? Да брось из-за бабы так переживать. Я тебя не узнаю, никогда бы не сказал, что ты так можешь из-за девушки переживать. Ты что, так успел влюбиться в нее? – удивлялся Леша.
   – Я тебе говорил, что у меня не все так просто и однозначно. Я не бревно. Есть очень много женщин и умных и красивых, но ты ради них ни на что не пойдешь. А есть роковые, для каждого они свои. Многие так и не пересекаются никогда в жизни со своей роковой женщиной. А я… пересекся.
   – И что она? Почему все развалилось? Ты же психолог, должен суметь понять и урегулировать.
   – Да… психолог. Она тоже психолог еще тот. Я не знаю, остыла она ко мне. Я это прекрасно чувствую.
   Может просто надоел, может, появился у нее кто, не знаю. Ничего не могу понять, а еще другим консультации даю.
   – Да брось старик париться! Она, значит, и не стоит того! Показалось тебе, что это твоя роковая женщина.
   Олег пожал плечами, потом достал из шкафчика бутылку водки с банкой маринованных огурцов и поставил на стол.
   – У-у-у. Ну, все боцман, приплыли… – кисло заметил Леша. – А я вот на работу вышел, поработал немного, а потом вспомнил, что у меня осталось пять отгулов. Решил по горящей путевке в Египет слетать. Египет сам мне никак – но море там хорошее. А ты все дальше будешь раскисать?
   – Справлюсь, не вчера родился.
   – Ладно, побегу. У меня в пять самолет, а я еще вещи толком не собрал. Через неделю буду. Звони, если что.
   Олег вяло махнул рукой и, глядя в окно, отвинтил крышечку бутылки.
   – Мда, вот как бывает. Дуэйн «Скала» Джонсон потек на какой-то ерунде, – почти про себя сказал Леша, идя к двери.

   Девушка, стоящая рядом в лифте, была очень хороша собой. Леша разглядывал ее стройные с равномерным загаром ноги, угадывающуюся под майкой грудь и немного выцветшие под южным солнцем волосы.
   – Вы самая красивая из всех девушек, которых я видел в отеле. Если учесть, что отель не маленький, а я тут уже неделю, то это очень серьезное звание. Жалко, что вы не говорите по-русски, – спокойно сказал Алексей. Теперь это ему давалось легко и без учащения пульса, а ведь еще недавно он не мог и слова сказать из-за волнительного удушья.
   – Я из Москвы, – улыбнулась девушка. – Спасибо, мне очень приятно. Необычный комплимент.
   – Ой, не ожидал, – деланно удивился Леша. – Как вас зовут?
   – Настя, а вас?
   – Алексей. Я сейчас выхожу, но очень надеюсь, что в ближайшее время увижу вас, Настя. Хотя, к сожалению, такие женщины как вы, не бывают одинокими, – молодой человек выпорхнул из лифта на своем этаже.
   Выкинув в урну салфетку, которую захватил с собой после завтрака, он подошел к своему номеру и, достав электронный ключ, провел по считывающей планке.
   – I can clean your room? – раздался сзади женский голос.
   Леша обернулся и увидел гувернантку в черно-белом платье со шваброй в руке.
   – Э-э-э, нау из нот рекуайред. Фэнкс, – с чудовищным произношением ответил Алексей.
   Войдя в номер, он захлопнул дверь и подошел к тонким светлым занавескам, сквозь которые бил задорный и яркий солнечный свет. Раскинув их в стороны, он вдохнул теплый морской воздух, который втекал в комнату через открытый настежь балкон.
   Впереди, совсем недалеко, за ослепительно-белоснежным зданием отеля, серебрилось лазурное море. Бежево-желтая полоска пляжа отделяла сушу от бескрайней манящей синевы. Тихий шум спокойных вальяжных волн, детский смех и забавные визги женщин, которых любящие мужья внезапно бросали в прохладную воду, заставляли немедленно все бросить и бежать окунуться.
   Сменив на ходу джинсы на шорты, и схватив огромное пляжное полотенце, Леша остановился посреди номера и посмотрел на кровать.
   – Ты сегодня будешь вставать, лежебока? Так можно весь отпуск проваляться. Завтрак уже пропустила, а там много вкусного было!
   – Ой, ну да, встаю, – пробормотала, потягиваясь, девушка. – Да, Леш, сейчас полминуты.
   Раздался звук смс, пришедшей на мобильный. Она нехотя взяла телефон с тумбочки и прочитала.
   – Чего там, Ир? – поинтересовался Леша.
   – Представляешь! – сказала она, резко вскочив с кровати, – Олег мне свою машину подарил на прощание!
   Молодой человек развел руками.
   – Зачем ты ее выпросила? Она ему нравилась.
   – Я не выпрашивала. Он меня уговаривал ее взять. А я была не против, потому, что хотела подарить ее тебе.
   – Не слабый подарок. Не ожидал, – удивился Леша и, подойдя, нежно провел девушке по щеке.
   – Такой мужчина, как ты, заслуживает такого подарка.
   Алексей улыбнулся.
   – А тебе можно вопрос задать? – спросила Ира. – Как ты сумел отбить меня у Олега?
   – Учитель был хороший, – ответил он, сев рядом на кровать.
   Она улыбнулась.
   – Зато у нас теперь есть обалденный кабриолет! – сказала девушка, подняв вверх руки и улыбаясь.
   – Да ладно! Это всего лишь Шевроле, – иронично заметил молодой человек.
   – Ты знаешь, некоторые машины стоят особняком среди других моделей своей марки. Камаро, это не совсем Шевроле. Это Камаро!

   Декабрь 2012 г.

Серьезные

Последняя выставка Санамбе Бо

   Ноты – это лишь искусство записывать идеи, главное – это иметь их.
Анри Мари Бейль (псевдоним Стендаль)

   Прозвучало заключительное рондо симфонии, и в зале на несколько секунд воцарилась тишина. Все люди, находящиеся здесь, молча сидели, будто боясь спугнуть тонкое и невесомое впечатление от этого поистине великолепного музыкального произведения. И вот, еще секунду спустя, зрители разразились аплодисментами, переливающимися по залу подобно грому. Это была и правда великолепная симфония. На этот раз Ринекка превзошел сам себя – гармоничность и богатство передаваемых образов удались, как никогда ранее.
   Когда люди, громко разговаривая, уже ехали по перемещающейся дорожке из алого бархата в сторону дверей, Санамбе вдруг почувствовал вдохновение. Ему захотелось творить, прямо сейчас, не теряя ни минуты. Он поторопился выйти из зала и встал на ленту транспортера ведущего к стоянке флаеров. В его мозгу уже рождались образы, многие из которых он тут же отбрасывал, но некоторые запоминал, чтобы потом изобразить на своей новой картине. Нет, для своей выставки, до которой оставалось чуть больше недели, он уже все сделал. Дело было не выставке, а во вдохновении, причиной появления которого стала симфония Ринекки. Ему тоже захотелось творить и создать нечто, что стало бы лучшим среди всех его работ!
   – Здравствуйте, мистер Бо! Пожалуйста, назовите точки маршрута, – раздался голос компьютера, когда за Санамбе плотно закрылась стеклянная крыша его флаера.
   – Домой, – коротко произнес человек, пытаясь не отрываться от своих мыслей.
   Было уже поздно, и над городом раскинулась ясная летняя ночь. Под прозрачным полом аппарата пробегали, сменяя друг друга, освещенные разноцветными огнями улицы. Медленно проплывали мимо светящиеся изнутри затейливые верхушки многочисленных небоскребов, олицетворяющие достижения цивилизации. Огромное здание оперного театра осталось позади, но было еще видно, как с транспортной площадки шестидесятого уровня, поднялся общественный флаер, который подобно старому автобусу, развозил тех людей, которые не имели своего личного транспорта.
   Санамбе закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Он пытался представить свою будущую картину. На ней пока еще было больше белых пятен, нежели мысленных изображений персонажей. Но это было нормально – главной задачей творца в современном искусстве, было создать общий образ, подать нужное направление мысли зрителя или слушателя, уловить в себе и передать тот тонкий момент, то чувство, которое стоило того, чтобы его показать миру. В своей великолепной симфонии, Ринекка, создал идею, атмосферу того времени, в котором происходили события. Остальное же, всю техническую работу, доделывали специальные программы.
   Главное умение современного творца заключалось в придумывании самой идеи, самого ядра творения, а не в многочисленных деталях, штрихах и мелочах без которых конечно, тем не менее, нельзя было обойтись. Поэтому на помощь человеку пришел компьютер и для каждого вида искусств были созданы свои программы. Музыканты писали свои композиции в одной программе, которая на выходе выдавала законченное музыкальное произведение. Писатели придумывали идею и закладывали ее в другую программу, сделанную специально для литераторов, и на выходе получали готовый роман. Резцы вытачивали из камня очередную фигуру томной женщины, слушаясь программы, в которую вносили свои настройки скульпторы. Художники, включая известных, одним из которых был и Санамбе, тоже пользовались аналогичной программой и на выходе получали прекрасное полотно с подсыхающими красками. Творцы сегодняшнего дня не отвлекались на механическую работу, оставляя свои силы исключительно для придумывания эссенции идеи.
   Флаер, тем временем, беззвучно подлетел к одному из небоскребов в элитном районе города и, поравнявшись с одним из верхних этажей, пристыковался к шлюзу. Человек, открыв стеклянную крышу, сразу вошел в свою квартиру и вдохновленный, быстрыми шагами направился к компьютеру.
   – Здравствуйте, мистер Бо, – сказал приятный женский голос. – Какое приложение открыть?
   – Все, что относится к «творить»! – почти выкрикнул Санамбе, величественно задрав подбородок.
   – Команда не опознана, – равнодушно ответил женский голос. – Повторите команду.
   – Художественную, – уточнил человек. – Эх, нет в тебе жизни!
   – Приложение изобразительных искусств открыто, – сказал женский голос и большой, немного вогнутый монитор, осветился приятным светом, отобразив пользовательский интерфейс программы.
   – Музыка! – вновь крикнул Санамбе и в углу что-то тихо зажужжало.
   – Назовите исполнителя и альбом, – произнес женский голос.
   – Ринекка, симфония «Сожжение Рима»! – сказал человек.
   – В моем списке этого произведения нет. Произвожу обращение к центральному хранилищу, – монотонно прозвучал голос.
   – Конечно, нет! Он ее недавно закончил, – Санамбе лег в пологое кресло и закрыл глаза – он хотел заново внимательно и не отвлекаясь послушать новое творение композитора.
   Тихо, как будто издалека, донеслись первые звуки симфонии. Сначала осторожно, играя на одном лишь инструменте, слушателя подготавливали к мысленному переносу в первый век нашей эры. Постепенно вступали другие инструменты, и симфония обогащалась звуками, окончательно увлекая слушателя за собой в то безумно интересное и страшное прошлое. И наконец, перед мысленным взором Санамбе появились белые здания древнего Рима. Здание сената и базилика Юлия Цезаря, Марсово поле и храм Венеры-Прародительницы – все это проносилось перед воображением, создавая своими призрачными образами атмосферу той эпохи. Симфония нарастала и присоединяющиеся к общему потоку звуков новые инструменты, помогали лучше представить древний Рим. И когда слушатель уже окончательно переносился во времени, когда он, стоя на римской улице, уступая дорогу рабам несущих на носилках аристократов, с любопытством наблюдал шагающую мимо контунбернию во главе с центурионом, симфония ускорялась, увлекая его за собой дальше. Быстрый темп музыки отображал настроения, которые царили в Риме в шестидесятых годах нашей эры при правлении Нерона – театральные казни держали в страхе нижнее сословие, а бесчисленные празднества и оргии раздражали многих аристократов и деятелей искусства из верхнего сословия.
   И когда накал безумия и деспотии почти достиг пика, симфония перешла во вторую, медленную и мягкую часть, отойдя от воплощения императора и показывая красоту Рима той поры со всеми его достижениями в технике, литературе, музыке и поэзии. Перед внутренним взором проплыли образы известных римлян, оставивших свой след в истории – Сенеки, Лукана, Плутарха, Плиния и Флавиев. Представился театр того времени с актерами, одетых в костюмы богов и разыгрывающих незатейливый спектакль.
   И когда сознание достаточно расслабилось, благодаря затишью, симфония вновь увеличила темп, перейдя на скерцо. И вновь обратилась к жизни Нерона, вернув тревогу в душу слушателя. Мысленный взгляд Санамбе обратился к сплетням и интригам ближайшего его окружения. Снова на передний план вышла ядовитая атмосфера, создаваемая самим императором. Увлеченный многими искусствами, но будучи во многих из них бездарным, Нерон не знал правды. Никто не решался сказать ему об этом или критиковать то или иное его творение, ведь это означало бы одно – обречь себя на казнь. А казни в таком случае не избежал бы никто, даже самый близкий и верный императору человек.
   И когда тщеславие Нерона достигло такого размера, что рядом с ним могла ужиться только лесть, подошло время того страшного поступка, который так надолго запомнят потомки. Отъезд Нерона в Анций ознаменовался мрачным медлительным фрагментом в миноре, после чего пожар воплотился в быстром заключительном рондо, в котором слышались ноты отчаяния и безысходности. Озаренное вдали небо над Римом, на фоне которого стоял Нерон с лирой в руках, было последним образом, которым заканчивалась невероятная симфония Ринекки. Инструменты стихали поочередно, подобно тому, как в начале произведения присоединялись к оркестру, а еще минуту спустя, смолкла последняя скрипка.
   Санамбе открыл глаза и глубоко вдохнув, коснулся сенсора на кресле. Из подлокотника выехала, играя светом на полупрозрачных клавишах, клавиатура. Расположив на ней пальцы, Санамбе, пребывая еще под приятным впечатлением от симфонии, коснулся клавиш. Он хотел написать картину, посвятив ее этой симфонии. Он хотел запечатлеть пожар в Риме на холсте и проиллюстрировать своей картиной лучшее музыкальное произведение Ринекки.
   Пальцы художника летали над клавиатурой. Санамбе задал тему – «Древний Рим» и из электронной библиотеки загрузились в программу все изображения на эту тему. Он задал множество параметров – время суток, ландшафт, количество людей, цветовую гамму, полутона, размеры и расположение зданий, композицию, одежду персонажей, цвет неба, облачность и даже освещение с тенями. После чего Санамбе перешел к более тонким параметрам – позы персонажей, предметы в руках, второстепенные детали картины. Он выставил почти на максимум эмоциональный накал, мимику персонажей и агрессивность линий объектов. Еще пятнадцать минут колдовства, и алгоритм был готов воплотиться в картину.
   Санамбе вскочил и, напевая, подбежал к пластикалиновому шкафу с заготовками для картин. Вынув подрамник нужного размера с натянутым на него холстом, он подошел к огромному рисовальному плоттеру и вставил заготовку в приемник. Белый грунтованный холст скрылся в недрах машины. После чего художник нажал на клавишу запускающую операцию нанесения красок. Но тут знакомый женский голос невозмутимо сказал:
   – Замените картридж с желтой краской.
   – Ах, чтоб тебя! – ругнулся Санамбе и, вынув из ящика новый картридж, заменил им пустой.
   Невероятная машина зажужжала. Было слышно, как подрамник едет по роликам и как тихо наносятся краски. Санамбе обожал эти звуки. Он подошел поближе к плоттеру и втянул носом воздух. Над волшебной машиной тонко пахло масляными красками. И вот, наконец, приподнялась продольная пластиковая заслонка, и на свет появился краешек свежей и еще влажной картины. Санамбе бережно взял ее, и когда картина появилась на свет, он поднял ее перед собой и с улыбкой стал разглядывать. Да! Это было если не лучшее, то, по крайней мере, одно из лучших его творений.
   На полотне была изображена охваченная пожаром улица в центре Рима. Женщины бежали, прижимая к груди маленьких детей, мужчины помогали людям покинуть здания, всадники усмиряли беснующихся от огня лошадей. Римские солдаты спасали горожан и боролись с паникой – для них этот пожар был настолько же неожиданным, как и для жителей города. Лица женщин выражали испуг, а лица мужчин были сосредоточены. Сквозь подсвечивающиеся изнутри огромные клубы густого дыма, проглядывало лиловое небо. Компьютер сумел передать на картине испуг, страх, панику и безысходность.
   Конечно, Санамбе знал и более правдивую версию происхождения пожара. По этой версии современников Нерона, вовсе не он поджег Рим, а узнав о трагедии, наоборот немедленно вернулся из Анция и сам организовывал спасение людей и зданий от огня. По этой версии, позже, Нерон приказал увеличить ширину улиц и распорядился строить здания исключительно из камня. Но такая версия гораздо меньше нравилась людям – она не щекотала нравственность и нервы. Она была скучной. Плохой Нерон нравился людям гораздо больше.
   Как бы там ни было, картина была готова и Санамбе непременно включит ее в список произведений своей экспозиции.
   За окном уже светало и он, удовлетворенный работой, лег спать.
   Утром, пребывая в хорошем настроении, Санамбе отправился к своей знакомой Налайе. Он любил к ней заезжать не только ради дел. Она была известным дизайнером в этом городе и занималась отделкой интерьеров. Почти все известные и состоятельные люди обращались к ней, если хотели изменить свою гостиную или комнату. Налайя выпускала каталоги с эскизами и фотографиями своих дизайнерских работ, а иногда организовывала даже свои выставки. Разумеется, ей, как и любому другому творцу, помогала компьютерная программа. Налайя задавала желаемый стиль комнаты, например тропическое бунгало, оттенки цветов, материалы и прочие детали и текстуры, а программа уже выдавала на выходе великолепную комнату – бунгало, сделанное из бамбука с крышей из пальмовых листьев. Оставалось лишь, следуя в точности этому эскизу, отделать комнату.
   – Привет, как работа, как жизнь? – спросил Санамбе, входя в полупрозрачную сферу ее апартаментов на сто тридцатом этаже.
   – Ой, привет, Сан! Ты застал меня в творческом процессе! Я делаю интересный заказ, – сказала она. Ее пальцы порхали как бабочки над сенсорами, а к голове были подключены датчики. Такие датчики часто использовали – компьютер полноценнее считывал информацию с мозга человека. Санамбе не любил применять эти датчики и считал, что прекрасно обходится и без них.
   – Хочешь, я тебе покажу свои новые работы? У меня через месяц выставка в Канихем Плазе и я отбираю лучшие эскизы. Кстати, я слышала у тебя тоже выставка через неделю? – спросила Налайя.
   – Да. Давно не показывал людям, накопилось много работ. Хочу узнать оценку зрителей, – ответил Санамбе.
   – Оценки будут, как всегда, максимально высокие, – с улыбкой сказала девушка и встала с кресла.
   Она была яркой миниатюрной брюнеткой с аккуратной фигуркой. Одета сейчас она была в простое, но изящное платье из растительных волокон – такие сейчас были модны среди бомонда. Дома она всегда ходила босиком, чтобы, как она говорила, черпать энергию. Санамбе уже привык к этому и не удивлялся.
   – Смотри, это гостиная мистера Джанколма! – она показала рукой на большое бумажное полотно на стене. – Ты должен знать его, он занимается аккумулятивными станциями.
   – Вроде знакомое имя, – пожал плечами художник. Его гораздо больше интересовал эскиз на стене, чем личность мистера Джанколма. Он всегда считал Налайю талантливой, и каждый раз искренне удивлялся ее работам.
   – Это экстерьер и интерьер дома супругов Перкинсонов. Я, как ты знаешь, экстерьерами не занимаюсь, но иногда все-таки берусь.
   Санамбе остановился перед фотографией здания и его комнат. Это и правда было необыкновенно и красиво. Она умела создать изюминку. Сам дом был совершенно необычным, но при этом практичным и уютным. Но больше всего воображение поражали комнаты, точнее пол. Подо всем домом был бассейн с водорослями, рыбками и дном, декорированным камнями. Пол в каждой комнате был прозрачный, и под ним была видна подсвечивающаяся вода. Также в каждой комнате был небольшой вход в бассейн и при желании, можно было, нырнув в одной комнате, вынырнуть в другой. Для жаркого климата это было очень приятным дизайнерским решением. Санамбе это показалось очень оригинальным.
   – Ну, вот такие работы, такие идеи. Что скажешь? Ты, в общем-то, первый кто увидел, – спросила Налайя, когда они сели в удобные кресла с видом на город со сто тридцатого этажа.
   – Ты… как всегда на пике мастерства и человеческих возможностей. Мне каждый раз кажется, что это твой потолок, но в следующий раз ты меня удивляешь еще больше, – сказал Санамбе без малейшей лести. Он взял из винтажного ведра со льдом желтоватую бутылку ананасного «Гальяно».
   – Ты знаешь, для меня твое мнение очень много значит. Я, именно поэтому, стараюсь позвать тебя всегда первым, – сказала растрогавшаяся Налайя. – Спасибо за эти слова.
   Относился ли он к Налайе, как к красивой и желанной женщине? Хотел ли он с ней отношений? Да, безусловно! Она была интересна для него и как личность и как творец и как женщина. Но больше всего Санамбе нравилось то, что в ней уживались две противоположные натуры. С одной стороны это современный легкий образ дитя цивилизации – она общалась со многими людьми ради дружбы и ради пользы, следила за модой в одежде и в диетах, носила стильную стрижку, занималась электрофитнесом и флексармом, а также использовала распространенные среди современных кокеток движения. Но в тоже время, по соседству с этим, в ней уживалась какая-то очаровательная дикость первобытной женщины, это выражалось в чем-то неуловимом, в этих босых ногах, через которые она контактировала со вселенной, периодические минутные желания жить не по законам общества или абсолютное поклонение природе.
   Но она была той женщиной, которой он не смел открыться. Это было не похоже на него, он и правда слишком боялся разрушить то небольшое, что появилось между ними, и тянул время.
   Санамбе думал о ней, смотря на город с высоты полета своего флаера. Ему стало почему-то немного грустно, и он отвлекся тем, что с любопытством рассматривал свой «Кадиллак» – они одними из первых стали производить летающие машины. Это уже потом их догнали и знаменитый «Мерседес» и «Парилэйн» появившийся после слияния «БМВ» и «Тойота». Подумать только, а ведь каких-нибудь еще сто пятьдесят лет назад все эти фирмы делали машины, которые могли только ездить по земле. Конечно, двухмерное пространство неизбежно уступило место трехмерному.
   Оказавшись в родных стенах, он лег на диван, который включил режим прохлады и, положив руки за голову задумался. Странно, но он давно чувствовал в душе некоторый дискомфорт. Этот дискомфорт вызывало его творчество, и он понимал, что конкретно его в нем не устраивало. Это ощущение не покидало его уже года два, но раньше оно было совсем слабым и со временем становилось сильнее.
   Он был известным в городе художником, его работы продавались за большие деньги, он устраивал выставки в самых роскошных залах и на них приходил весь бомонд столицы. Что же его не устраивало? Что так постоянно его угнетало?
   Санамбе встал и подошел к окну. Город, простиравшийся до горизонта, блестел на солнце бесчисленными стеклами. Хаотично торчали высоко вытянувшиеся стрежни небоскребов. В другое время, этот урбанистический вид, навеял бы ему сюжет для нового полотна, но сейчас его мысли были заняты другим. Он стоял и прислушивался к себе. Прислушивался к странному ощущению неудовлетворенности, появившемуся после написания вчерашней картины. Такое ощущение появлялось теперь всякий раз после завершения очередной работы.
   Он подошел к свежей картине и, подняв, стал ее рассматривать. Испуганные лица, хаос и паника, охваченные пожаром здания и колонны, римские солдаты, спасающие горожан – все было так, как в его воображении, когда он заносил данные в компьютер. Так, но все же не так! Ведь если честно, это была не его работа. Компьютер, а не он, наносил краски на холст, создавая перед этим нужный колер, компьютер, а не он, рисовал контуры предметов и выражения лиц! А мог ли он, известный художник Санамбе Бо, нарисовать что-нибудь сам? Мог ли он взять кисть, как делали это раньше художники во всем мире и, смешав краски, нарисовать если не такую, то хоть какую-нибудь картину? Не забыл ли он, как это делать? Умел ли он вообще когда-нибудь это делать?
   Поставив картину на пол, Санамбе, нахмурившись, сел на край дивана.
   – Выключить режим охлаждения? – спросил женский голос умного дома.
   А кто-нибудь умел делать то, что делал? Умела ли создавать дизайнерские композиции Налайя? Умел ли сочинять музыку Ринекка? Был ли дар сочинять стихи у Хэлмона? Мог кто-нибудь из них творить без этих вездесущих программ?!
   – Выключить режим охлаждения? – не вовремя повторил голос.
   Санамбе вскочил и крикнул вглубь комнаты:
   – Ты чертово железо! Ты можешь поменьше вмешиваться в нашу жизнь?! Ты заняло все! Ничего не осталось, где тебя нет!
   – Команда не опознана, – спокойно ответил голос. – Повторите команду.
   Санамбе схватил с пола картину и со всей силы сломал ее об колено. Куски рамы разлетелись по комнате, а часть подрамника повисла на холсте, как кость в открытом переломе.
   – Нет! Это не мое – это твое творение! На, забирай! Я сам! Сам нарисую, и это будет настоящий шедевр!
   И тут он понял, что все его картины, которые он рисовал годами, никуда не годятся! Через неделю должна открыться его выставка, и уже разосланы приглашения и идет реклама, а ни одной настоящей картины нет, одни компьютерные распечатки!
   – И плевать, я выведу искусство из запоя! Выведу его из тупика! Я выкину к чертям все картины и нарисую одну! Одну, но которая будет настоящая! Которая будет творением рук человеческих! И люди меня поймут! Нет, они не скажут – Санамбе, мы заплатили большие деньги за выставку, а тут только одна картина. Нет, он поблагодарят, на них снизойдет озарение, как и на меня!
   Он подбежал к огромному шкафу, в котором держал все старье. Нырнув туда, он долго что-то искал, выкидывая на пол вещи, и наконец, нашел среди старого хлама набор масляных красок и кисти с палитрой. Немедленно достав новый грунтованный холст на подрамнике, он сел среди беспорядка на табурет и стал жадно рисовать. Прошел час, потом второй. Санамбе рисовал, ни на что не реагируя. Он не хотел обедать и не отвечал на вызовы видеофона. Он периодически касался палитры и размашистыми движениями наносил краски на холст и не заметил, как за окном стало вечереть. Даже когда надоедливый голос спросил включить ли свет, никак не отреагировал и на это. Лишь когда стало совсем темно, он нетерпеливо гаркнул, и то лишь потому, что просто уже не было видно.
   Не отрываясь ни на секунду, он выливал свое вдохновение на полотно и наслаждался своими новыми чувствами. Он впервые почувствовал, что творит именно он. Что картина, на все сто процентов, будет настоящим творением человеческих рук, а не очередной штамповкой компьютера с минимальным участием человека.
   Ночь засверкала тысячами разноцветных огоньков, которые разбегались до самого горизонта. Многочисленные окна и вывески постепенно заполонили все видимое пространство в ночи, и в одном из этих окон человек создавал шедевр. И даже когда ночь, поцарствовав положенное ей время, медленно пошла дальше на запад, унося за собой свое платье из темноты, Санамбе все еще рисовал.
   И вот, наконец, обессилев, художник встал с табурета и, потянувшись, зевнул. Размяв ноги и руки, он поднял свою картину и, улыбнувшись, бережно поставил ее к стене. Потом, подойдя к кровати, рухнул, сразу забывшись сном.
   Санамбе проснулся во второй половине дня в отличном настроении. Выпив чашечку нового разрекламированного напитка «Романтикофе» он окончательно взбодрился и, подойдя к своей картине, поставил ее на табурет на уровне глаз, прислонив к стене. Расположившись на диване напротив своего шедевра, он рассматривал и наслаждался им. Картина была импульсивна и взрывала эмоции. Она была совсем не похожа на прежние его работы. Он сейчас чувствовал себя будто выздоровевшим или очнувшимся.
   Войдя в небольшую комнату, отведенную под хранение своих работ, он встал посередине и упер руки в бока. Здесь висели на стенах и лежали на полу его картины готовые и зарегистрированные для экспозиции. Она будет всего через несколько дней, и их пора уже было перевозить в выставочный зал.
   Он, постояв немного и оглядевшись, схватил первую попавшуюся картину и также как и вчера, сломал ее об колено. Эта участь постигла в течение получаса все несколько десятков произведений. Где-то в глубине его души кричал современный творец-коммерсант: Что ты делаешь?! Ты сорвал выставку, ты разрушаешь свою жизнь! Но Санамбе жестко давил этого кричащего человечка, он даже и не думал прислушиваться к нему. Ведь именно этот коммерческий художник усыпил его много лет назад, и теперь пришло время отомстить и все исправить.
   Вынеся из кладовки ворох обломков и бросив их рядом с дверью, Санамбе сказал вслух:
   – Соедини меня с мистером Лайкоттом.
   – Соединение с мистером Лайкоттом активно, можете говорить, – послушно ответила исполнительная электронная начинка его дома.
   – Здравствуй, Кёрмин! – крикнул радостно Санамбе.
   – Привет, Сан, как дела? Что-то случилось? – ответил мистер Лайкотт.
   Любой начинающий художник в этом городе, да пожалуй, и далеко за пределами этого города, должен был быть обязательно знаком с Кёрмином Лайкоттом. Именно этот человек открывал двери для перспективных художников в мир больших выставок, славы, признания и денег. Если начинающему, пусть даже и одаренному творцу, не удавалось каким-нибудь образом познакомиться с мистером Лайкоттом, то он, скорее всего, так и оставался на уровне районной известности. Им бы никогда не заинтересовался настоящий зритель, не обратили бы внимание критики и пресса. А через другую дверь, минуя знакомство с мистером Лайкоттом, художник никогда не попал бы на светские вечеринки и в изысканные электронные журналы об искусстве. Отрицательная же рецензия мистера Лайкотта могла навсегда поставить крест на художнике, каким бы талантливым тот не был.
   Что касается Санамбе, то он был знаком с Кёрмином уже много лет, и они были если не друзьями, то очень хорошими знакомыми. Это приносило взаимную выгоду – Санамбе без труда получал самые престижные выставочные площадки и его картины были предметом постоянного обсуждения в разных изданиях, Кёрмин же получал очень неплохой процент от его выставок.
   – У меня потрясающие новости, Кёрмин! Мне кажется, я свершил что-то такое, до чего еще позавчера даже додуматься не мог! – счастливым голосом заявил художник.
   – Да ты что? Написал какой-то новый шедевр? – спросил мистер Лайкотт, не переняв будоражащую энергетику от собеседника.
   – И, да, и нет! Во всяком случае, не в привычном понимании! Мне кажется, я свершил революцию! Я проснулся от бездушных пут компьютера!
   – Сан, поменьше лозунгов. Объясни спокойнее, что произошло, – немного насторожился Кёрмин.
   – Ты же знаешь, что все современные творения уже давно творения не столько человека, сколько компьютера?
   – Ну, я с тобой все-таки не соглашусь. Вопрос спорный. Ладно, и что?
   – Меня уже давно это угнетало. Я все никак не мог понять, что же меня не устраивает в моих работах, чего не хватает. Ведь ни я, ни кто-то другой, с рождения не творили сами от начала до конца. В нашем современном мире мы привыкли рисовать, ваять, сочинять именно так – с помощью машин и никогда не задумывались о том, что когда-то машин не было и все настоящие творцы делали свои произведения своими руками. Мы разучились работать кистью и карандашом, разучились работать резцом. Наше поколение этого вообще никогда не умело! – объяснял Санамбе.
   – И ты решил, я так понимаю, задвинуть подальше компьютер и нарисовать сам от начала до конца? И даже кисти с красками нашел? – по тону Кёрмина было видно, что он не разделяет восторг художника.
   – Именно так, мой дорогой! Именно так! Я написал свою картину! И буду впредь писать только сам!
   Собеседник на несколько секунд замолчал.
   – Может я, Сан, смотрю на искусство не через призму таланта, а скорее через практичность, поэтому несколько насторожен твоим открытием. Позволишь ли ты мне перед экспозицией взглянуть на твою картину?
   – Думаю, нет, Кёрмин. Я хочу сделать сюрприз! Хочу, чтобы ты вместе с остальными разделил эти новые ощущения!
   – Боюсь задать вопрос – с остальными картинами, которые зарегистрированы для экспозиции, ты ничего, надеюсь, не сделал?
   – Сделал! Я отправил их все на помойку! – с гордостью сказал Санамбе.
   – Ты с ума сошел! Ты ставишь и себя и меня под удар! – уже по-настоящему взволнованным голосом воскликнул Кёрмин.
   – Можешь не переживать по этому поводу, одной этой картины хватит, чтобы взорвать интерес публики и вывести его на новый уровень! Что могли мои компьютерные штамповки? Разве могли они вызвать реальные чувства у людей? – ликуя, спросил художник.
   – Я очень на это надеюсь. Ты мне просто не оставил выбора надеется на что-то другое. Это очень рискованный шаг. Сан, не подведи нас, – почти умоляющим тоном произнес напоследок Кёрмин.
//-- * * * --//
   Температура, созданная атмосферными имитаторами, а самое главное влажность, что так важно для картин, была теперь в норме. Санамбе нервно расхаживал по пустому залу на двадцать пятом этаже Эвенгард Билдинг Холл. Выставка должна была открыться через десять минут.
   Временами он останавливался и смотрел на голые стены, а потом переводил взгляд на единственную картину, гордо висевшую в одиночестве. И в который раз, он, пытаясь быть объективным, прокручивал в голове свою новую позицию в искусстве – правильным ли путем он пошел? Не идиотский ли поступок он совершил – находясь на вершине славы и популярности взял и все поменял? Поймут ли его?
   В такие моменты из глубин снова раздавался голос маленького корыстного человечка: Что ты делаешь, очнись пока еще не поздно! Но, как и раньше, Санамбе забивал его обратно, пытаясь не обращать внимания на его истеричные крики.
   Наконец он услышал звук открываемых дверей и людские голоса. Его сердце забилось, как у школьника на экзамене.
   В прохладный тихий зал вошел Кёрмин, ведя за собой группу журналистов и художественных критиков. Санамбе, поймав на себе взгляд известного организатора выставок, едва заметно кивнул ему, на что Кёрмин ответил и, обернувшись к группе людей, пригласил подойти их к картине.
   Они молча, минут десять, стояли перед картиной. Иногда она на мгновение освещалась очередной вспышкой фотокапчера какого-нибудь журналиста, чтобы завтра появится в новом издании освещающим искусство. Но что будет там написано о его картине, Санамбе не мог предугадать по реакции этих людей. Наконец Кёрмин повернулся к одиноко стоящему в отдалении автору. Вслед за ним повернулись и все остальные. Художник хотел прочитать по их лицам впечатление от своего произведения, но выражение их лиц было настолько многообразным, что он не смог этого сделать.
   – Мистер Бо, мы все ждем комментариев к вашей картине. Я вкратце рассказал историю ее создания, чем вызвал немалый интерес специалистов, но все ждут рассказа из уст первоисточника! – сказал Кёрмин и в его голосе были ноты, которые вселили надежду в Санамбе. Ему показалось, что картина произвела именно тот эффект на который он рассчитывал. Конечно, бурной реакции журналистов и критиков нельзя было ожидать сразу – нужно некоторое время, чтобы они переварили увиденное.
   – В моей душе долгое время царило неудовлетворение моим творчеством. Я писал все лучше и лучше, а удовлетворения от своих произведений не испытывал. Совсем недавно я пришел, наконец, к выводу, простому очевидному выводу – нам мешают компьютеры! Наша жизнь слишком во многом находится под контролем электроники! Я, конечно, не против вмешательства ее в нашу жизнь – в приготовлении еды, в уборке квартиры, в закупке и доставке продуктов и во многом другом, она просто необходима. Современные достижения человечества должны облегчать жизнь – это бесспорно, но творить и создавать за нас не надо! Этим должен заниматься только человек!
   Я на днях был у своей знакомой – дизайнера интерьеров. Она, также как и я, полагается в своей работе на компьютер. А ведь она талантлива и могла бы сама создавать свои невероятные проекты! Так почему же мы должны доверять создание своих шедевров программам?
   Отныне я ярый противник компьютеризации в искусстве! В любом – будь то скульптура, живопись или музыка. Я попытаюсь донести свою идею до масс, я буду пропагандировать ее! Это будет непросто и не один год уйдет на то, чтобы вернуть людей к тому, что они когда-то умели делать. Но это не важно!
   Главное понять и дальше это пойдет как лавина, просто кто-то должен дать толчок! И все творцы смогут сочинять, писать и музицировать без посредничества программ. Пусть первым сумел нарисовать свою картину я, потом все последуют моему примеру, и мы будем это делать не хуже компьютеров!
   В зале стало тихо. Толпа молча смотрела на Санамбе, а он пытался разглядеть в их глазах признаки прозрения.
   – Так ты не умеешь рисовать! – вдруг после паузы сказал Кёрмин. – Что ты нам решил показать? Что это за творение? Это мазня ребенка! Ты решил нарисовать лучше, чем компьютер? Ты пойми Санамбе, компьютеры в искусстве пришли на помощь людям так же, как и в других областях, где без них уже было не обойтись. Люди в искусстве достигли потолка и уперлись в него. Они уже не могли сотворить что-то лучше, чем раньше. Компьютеры дали новый виток человеческому искусству, вывели его на новый уровень, которого без них сами бы люди не достигли.
   Если бы ты здесь выставил свою собственную картину равную произведению компьютера, тогда бы мы удивились. Но человеку не нарисовать, как компьютеру! В живописи, компьютеры лучше людей подбирают цвета, делают градиенты и составляют композиции. Насколько лучше людей они рисуют, настолько же лучше они сочиняют и музыку. Представь, что было, если бы великий Ринекка писал свои симфонии сам! Это были бы не симфонии, а какофонии! – в толпе засмеялись, оценив шутку.
   – Это полный провал выставки, – донеслось из толпы. Журналисты подняли свои фотокапчеры и беззвучно засняли одиноко стоящего художника на фоне голых стен.
   – То есть ты хочешь сказать, что современные композиторы, скульпторы, писатели и художники совершенно бездарны? – возмущенно спросил Санамбе.
   – Ну, почему, заложить соответствующие пропорции в компьютер тоже искусство, – возразил Кёрмин.
   – И вы сделали из меня известного художника, жали мне руку и давали лестные отзывы о моих выставках, прекрасно понимая, что я всего лишь умею чуть лучше других нажимать кнопки?
   – Должен же быть кто-то художником. Почему бы, например, не ты? – пожав плечами, сказал Кёрмин и пошел к дверям. Следом за ним вышла и вся толпа критиков и журналистов.
   – Почему бы, например, не я? – повторил вслух Санамбе, оставшись один. – Почему бы, например, не я?
   А ведь Кёрмин прав! На что я обижаюсь? Я и правда, не могу рисовать как компьютер! Что я выставил на своей выставке – картину, которая уступает произведению даже самой старой, уже давно не использующейся программы? Кого я хотел удивить?
   Я поражен лишь открытием ситуации для себя, но они-то понимали эту ситуацию всегда! А своим искусством мне их поразить не удалось! Им не важно, что моя картина настоящая, рожденная человеческими чувствами, а не созданная алгоритмом! Им не важно, что она пишется душой, а это и есть настоящее искусство! Им важна гармония композиции и качество переходов цвета, а не то, что картина выражает переживания и эмоции!
   Современная живопись, литература и музыка как еда – сублимированная, сдобренная вкусовыми добавками и спрессованная в брикетик. А я поставщик такой еды, оператор машины, которая выдает вкусный бездушный продукт! И правда, почему бы, например, не я?
   Его потрясла чудовищная ясность того, что деятельность всей его жизни или, по крайней мере, многих лет, которую он воспринимал так серьезно, была дешевым суррогатом, который не имел отношения к слову «искусство», точно также как и к слову «творить».
   Внутри стало пусто, как и в этом голом зале. И дело было не в тщеславии, которое, несомненно, тоже было ущемлено. Дело было в непонимании – для чего все это было нужно и как теперь жить дальше.
   Прекрасная идея последних дней, которая успела захватить всего его целиком, теперь показалась ему ребячеством. Он показался себе революционером с флагом и в шортиках. Хватило пары слов Кёрмина, чтобы от его восстания против современных устоев общества не осталось и следа. От компьютерного искусства, он, к сожалению, прозрел, но своего не потянул. Кто он теперь такой? Что теперь у него осталось?
   Он жалел, что ему несколько дней назад пришла в голову эта проклятая мысль, и он знал, что вернуться в то «спящее» состояние уже не сможет. Когда он представлял Налайю, Хэлмона, Ринекку, Жана Лувуазье – всех тех, кого он знал из деятелей современного искусства, все они теперь представлялись ему зомби. И он очень жалел, что вдруг проснулся и выпал из их числа. Выпал и оказался один на пустыре, не признавая того, чем занимался, но и не умея делать это по-новому.
   Крик отчаяния отразился от голых стен зала Эвенгард Билдинг Холла и Санамбе бросился к балкону. Распахнув двери, он услышал голос, похожий на голос, живший в его доме:
   – Вы нарушаете температурный режим необходимый для сохранения картин.
   – Пошла ты к черту! Здесь нет картин! – крикнул Санамбе и ни секунды не думая, перепрыгнул через парапет двадцать пятого этажа.
   Он летел вниз и, наслаждаясь свободой, жалел, что это всего лишь двадцать пятый этаж. Он смеялся и в его смехе, помимо отчаяния, был протест тому миру, который жрал суррогат. Дома, улицы и небоскребы слились в одно большое пятно, и он закрыл глаза.
   Перед его внутренним взором проносились образы жизнерадостной Налайи, которая, с мудрой улыбкой первобытной женщины, заносит в компьютер установки для очередного дизайна гостиной, Хэлмона, который делает поиск рифмованных слов по базе данных для своего нового стихотворения, Ринекки, выбирающего звук, который лучше выразит настроение Нерона в будущей симфонии и, конечно же, Кёрмина, оценивающего очередную работу на процентное содержание нежелательной человечности. Нет! Все это без него! Он больше не разносчик дешевой пиццы! И это… это была его, пусть не самая удачная, зато самая правдивая выставка…

   Июль 2011 г.

Город света

   Только закрыв за собой дверь в прошлое, можно открыть окно в будущее.
Франсуаза Саган

   Мой старый «Плимут», дребезжа подвеской, боролся с неровностями проселочной дороги, пока я не выехал на ровный асфальт шоссе. Проехав в сторону Хаксвелла, я уже через двадцать минут оказался в одном из близлежащих небольших городков – Лэндсбурге. Заехав на холм, с которого открывался вид на город, я остановил автомобиль и, выйдя из него, сел на капот, поставив ноги на широкий бампер. Закурив и вынув из кармана плоскую флягу с виски, я решил предаться воспоминаниям.
   Большинство современных жителей Лэндсбурга понятия не имели, в каком городе они живут и откуда он взялся, в своем современном виде. А те старожилы, которые тут остались, вычеркнули это из своей памяти. Конечно, еще многие в Америке помнили эту историю, с которой были знакомы по теленовостям и газетам, но для них это изначально было скорее что-то эфемерное и далекое, нежели серьезное.
   Половина города теперь была пуста и многие дома и улицы заросли травой и бурьяном. А ведь это был город, основавшийся с самыми благими намерениями. Ни один город в мире, за все существование человечества, не появлялся по такой благородной причине. Основание этого города я отсчитываю, конечно, с момента нашего появления в нем – до того здесь были трущобы. Ни в одном городе мира никогда не жило столько светлых и безгрешных людей. Ни один город мира не создавали с надеждой сделать из него колыбель нового человечества. Человечества, которое должно было быть чистым в своих помыслах и бескорыстным в отношениях, терпимым к окружающим и мягкосердечно к инакомыслящим. Среди жителей этого города не было места алчным и жестоким, завистливым и праздным, похотливым и врунам. И одним из основателей этого великого по своей миссии города был я.
   Мое участие было скорее случайным – я просто был другом, довольно близким другом, профессора физики Дэвида Куперштайма. Как его верный и надежный друг, я с ним и пережил всю эту историю до самого конца. Хотя возможно я мог бы сделать больше и теперь бы мы вдвоем сидели на этом капоте машины и предавались грустным воспоминаниям. Пусть у нас и не получилась наша мечта, но он по крайне мере был бы жив. Но случилось все так, как случилось и теперь не имело смысла кого-то винить.
   Надо заметить, что у меня с самого начала было ощущение, что мы разинули рот на кусок, который был больше этого самого рта раз в сто. Но имея такое открытие профессора, грех было не попытаться изменить жизнь людей к лучшему.
   Вы уже достаточно заинтригованы и задаетесь вопросом – что же это было за изобретение, из-за которого два, пусть и не самых глупых дурака, решились бросить вызов устоявшемуся человеческому строю? Вы правы – сам бы на вашем месте уже доедал свою правую руку от нетерпения. Я и не против рассказать вам эту историю пятилетней давности. Расскажу, вот только сделаю глоток «Гленфиддиха» и сразу начну…

   С Дэвидом мы познакомились еще в Массачусетском университете. Он преподавал физику, а я там работал лаборантом. Там мы и подружились. Позже ему выделили свою лабораторию в Пайаме, и он пригласил меня к себе работать, на что я с радостью согласился. Дэвид умел поставить всех на уши и заставить сделать по-своему. В этой-то лаборатории все и началось. Нет, не в самом начале.
   Вначале мы полностью посвятили себя разработке и испытаниям тончайшей нанопленки для солнечных батарей. Солнечные батареи первоклассный источник электроэнергии, способный заменить атомные электростанции. Но они слишком дороги и ни у кого не было даже мысли попробовать запитать ими хотя бы небольшой город. Наша же пленка, основанная на нанотехнологиях, могла решить эту проблему, и мы грезили произвести настоящий переворот, освободив людей от такого опасного источника электроэнергии, как многочисленные АЭС.
   Конечно, мы делали это не ради славы или денег. Мы ученые и работали над этим ради самой цели.
   Дела шли очень неплохо, и наш прототип пленки на первых испытаниях показал себя отлично. Я был поглощен этой работой и не подозревал, что Дэвида хватает еще на что-то другое.
   Однажды утром, придя в лабораторию, я увидел его в прекрасном настроении. Не просто в прекрасном, а в том невероятно сияющем настроении, в каком человек бывает, наверное, всего несколько раз в жизни.
   – Что случилось, Дэвид? Ты не спал ночь и додумал нашу формулу? – спросил его я.
   – Не угадаешь! Я закончил свои работы над моим детищем! – таинственно сказал он.
   – Детищем? Я так понимаю, что не имею к нему никакого отношения? – я понял, что речь идет не о нашей пленке.
   – Извини, нет. Я не хотел до определенной поры тебя посвящать. Но сейчас все трудности позади и я могу теперь тебе все рассказать, – заявил профессор.
   – Ну, что же, я слушаю с нетерпением. Что это за очередное чудо техники? – с неподдельным интересом спросил я.
   Дэвид взял большую сумку и осторожно вынул из нее аппарат похожий на видеокамеру.
   – Как его назвать, пока не придумал, – сказал он. – Да это и не важно.
   – И что это такое? – спросил я, внимательно разглядывая прибор.
   – Этот визир или визор, не знаю пока, как его классифицировать, видит человеческое биополе.
   – Ну, это не ново – давно изобретены ауро-камеры, – сказал я, пытаясь понять, в чем новизна.
   – Ауро-камеры работают только в специальных условиях – надо усадить человека, положить его руки на контакты и все такое. Этот же прибор снимает биополе совершенно независимо от желания подопытного. И немного по-другому, в отличие от ауро-камер, – объяснял мне Дэвид.
   Он поднял к плечу прибор и подошел к открытому окну. Наведя прибор на проходящего мимо человека, он подозвал меня.
   – Смотри на монитор. Человек сейчас серого цвета, – прокомментировал он.
   – Гениально и что?
   – Это цвет свечения его биополя. Цвет его совести. Баланс грехов и праведности, – высокопарно сказал Дэвид.
   – Эна как! Как понять – баланс грехов и праведности? – не понял я.
   – Ну, как! Каждый человек в жизни совершает массу поступков и хороших и плохих. Хорошие и плохие поступки влияют на состояние души человека. Хорошие поступки, забота о людях, отсутствие эгоизма, терпимость, короче жизнь без греха – это белый цвет. Чистый белый цвет у меня обозначается нулем. Таких чистых людей очень мало. Как правило, самые лучшие все равно, хотя бы, с легким оттенком серого. Ну, а ровная противоположность ему черный. Угольно-черный у меня под номером сто. Такие люди есть, хоть и не так много. Это первостатейные грешники, эгоисты без сердца и совести.
   Вот ты, – Дэвид посмотрел на меня сквозь свой прибор, отчего мне стало немного не по себе. – У тебя, например, светло-серый цвет. Цвет номер двадцать четыре. Ты хороший и не так часто шел на сделки с собственной совестью.
   Я с облегчением выдохнул. Этот прибор был, в своем роде, глазом господа.
   Дэвид оказался еще светлее меня с цветом номер девятнадцать.
   – Я назвал это свечением Куперштайма, если ты не против, – сказал он с деланно важным видом, и мы оба засмеялись.
   – Ну, что я могу сказать… Изобретение безусловно интересное. Но как его можно использовать и для чего? – поинтересовался я.
   – Брюс, тебе ли с твоими великолепными мозгами объяснять такие простые вещи?! По-моему, даже глупая блондинка с ходу поймет, где можно использовать подобную вещь! Здесь кстати недалеко есть городская тюрьма! Это очень подходящее место для испытания моего прибора. Едем скорее! – предложил Дэвид.
   Мы подъехали на его «Бьюике» к тюремному двору, который был обнесен двойным забором из сетки с колючей проволокой. Во дворе прогуливались заключенные. Кто-то играл в футбол на небольшом поле, кто-то сидел на скамейке и курил, кто-то беседовал, обсуждая последние тюремные новости.
   Дэвид достал свою «кинокамеру» и мы оба вперились в монитор. Люди, на которые глядел этот чудоприбор, превратились в пятна с разной насыщенностью серого цвета. Основная масса заключенных была темно-серая, что говорило об их низменных интересах и перевесе плохих поступков над хорошими. Некоторые были совсем темно-серые – шкала на экране показывала величину оттенка от шестидесяти до семидесяти трех.
   – Обрати внимание, вон идут интересные персонажи – члены гаитянской банды, – сказал Дэвид, кивнув на вышедших только что из дверей тюремного корпуса нескольких темнокожих парней.
   – Это откуда ты так разбираешься? – с удивлением спросил я.
   – Неважно, лучше глянь сюда, – он показал на монитор. Темнокожие парни были «темными» и внутри. Цвет свечения каждого из них был не меньше восьмидесяти, а первого, судя по всему главаря, и вообще зашкаливал за девяносто.
   – Серьезные ребята, – пошутил я.
   – Согласен! Такие, как эти, приняв благословение от ведьмы Вуду, которых они держат в бандах как талисман, устраивают перестрелки в трущобах Майами, поливая всех из автомата, – Дэвид поводил своим аппаратом по тюремному двору и, улыбнувшись, сказал, – теперь смотри кульминацию испытания моего детища! Вот сидит один интересный заключенный.
   Я обратил внимание, что в углу двора сидел с книгой, в стороне от других, человек. Посмотрев на монитор аппарата, я удивился – его цвет был едва серым и значился под номером четырнадцать! Он был существенно безгрешнее меня!
   – Как это понять?! – воскликнул я от удивления.
   – Это понять следует так – система американского правосудия несовершенна. Перед нами невиновный!
   И теперь подумай, насколько бы мог облегчить и сделать более объективным судопроизводство мой прибор, – безапелляционно заявил коллега.
   Я замолчал и когда мы уже сели в машину, вдруг стал понемногу понимать всю серьезность открытия друга. Я вдруг осознал, какие возможности и в каких областях открываются у людей, у которых на службе будет такой прибор.
   С того дня мы тестировали прибор и постоянно думали над возможностями его применения в жизни. Это несколько отвлекало нас от мыслей о нанопленке, но оно того стоило.
   Дэвид запатентовал свой чудо-аппарат, и мы составили приблизительный список областей, в которых применение нашего прибора существенно облегчило бы жизнь людям. Дэвид предложил продемонстрировать прибор компетентным людям в этих областях и если повезет, получить заказ. Это было бы здорово, но кто эти компетентные люди мы пока слабо представляли.
   Дэвид посетил одну местную фабрику. Он думал начать там производство приборов, в случае если ими заинтересуются. К счастью, особого оборудования не требовалось – производство прибора было на удивление простое, кроме пары деталей – матрицы и преобразователя.
   Как я уже упоминал, Дэвид был очень пробивной и мог заставить любого танцевать под свою дудку. Я жалел, что он не родился политиком – место губернатора было бы ему обеспечено. Но, тем не менее, и на месте физика он добился удивительных результатов.
   Мы подготовили подробный доклад о нашем приборе с видеоматериалами и презентацией, но основное впечатление, Дэвид, решил произвести демонстрацией на месте, с участием любого желающего.
   Взяв отпуск, он решил не размениваться по мелочам и не обивать пороги судов штатов. Дэвид сразу поехал в управление федеральной системы судов США.
   Несколько дней отсутствия его в лаборатории прошли не зря – он очаровал их своим прибором и они обещали заказать у него небольшую пробную партию. После этого, не теряя навыка коммерсанта, он отправился уже в Вашингтон в Верховный суд США. Он сумел добиться одновременной аудиенции у троих из девяти верховных судей. Мне это казалось невероятным – я не мог представить, с помощью каких магических увещеваний это было возможно. Как он их убеждал, представить, в общем-то, не трудно – язык Дэвида был подвешен не как у физика, а как у еврея, впрочем, кем он и был.
   Вернувшись домой и, попотчевав на лаврах один день, он опять сорвался и теперь уже в союзы работодателей. В этой области было много тонких моментов в общении между людьми, взять хотя бы те же собеседования при приеме на работу. А ныне модные в этом деле детекторы лжи, существенно проигрывали в эффективности и объективности изобретению Дэвида.
   Правда, людей в этой области, тем не менее, удалось убедить с большим трудом, чем чиновников в сфере юриспруденции, но в результате и от них он добился заинтересованности в своем приборе.
   Вернувшись неделю спустя, Дэвид был вымотан, но счастлив. Выспавшись и отдохнув, он занялся заботами производства. Я ему помогал насколько мог. Мы арендовали небольшой цех, заняли денег и оборудовали его. Точнее оборудовал я, Дэвид же в это время оформлял юридические документы. Потом мы нашли нескольких работящих и надежных парней, которые за относительно небольшую зарплату готовы были на нас поработать. Оформлено и сделано все было наспех, но сейчас надо было торопиться, а довести до ума можно было уже в процессе.
   Имея на руках документы на фирму, необходимые лицензии и патент, Дэвид снова уехал к своим судьям и работодателям, но теперь уже заключать контракты на поставку.
   Перечислять далее все технические и юридические мелочи я думаю, смысла нет. Тем более что непосредственно к истории это отношения не имеет. Ведь все началось позже, когда голову Дэвида Куперштайма посетила новая, еще более сумасшедшая мысль.
   Это было почти полгода спустя с начала нашего производства измерителей свечения Куперштайма. Дэвид стал весьма богатым – спрос на его приборы превзошел наши ожидания. Я, как соучредитель и второй основатель фирмы, тоже существенно поправил свое финансовое положение. К этому времени мы уже арендовали всю фабрику целиком и еще несколько складов. Производство было налажено, а со сбытом не было никаких проблем – помимо судопроизводства и рынка труда появилось еще несколько областей применения нашего измерителя.
   Что касается работы над нанопленкой – нам пришлось оставить эту работу. Нас просто не хватало на все, хотя лично я жалел – мне была интересна эта тема.
   И вот в один прекрасный день, Дэвид мне заявил о том, что у него созрела идея, равной которой у него в голове еще ничего и никогда не созревало. Я немного испугался – если изобретение сногсшибательного прибора и польза, которую он привнес в общество, по его словам не могло сравниться с новой идеей, то можно было себе представить масштабы этой новой идеи.
   – И что же это такое, коллега? – с опаской спросил я.
   – Ты знаешь Брюс, я много думал о том, что мы делаем. Да, безусловно, мы молодцы, мы делаем нужное и доброе дело. Благодаря приборам, которые мы выпускаем, спасена не одна жизнь. Многим невинным не грозит теперь несправедливое наказание. Негодяям дают от ворот поворот частные и муниципальные работодатели. Полтора десятков террористов были без труда обнаружены и задержаны. И все это только за последние полгода! Но все чаще меня посещают мысли, которые заставляют двигаться дальше, – задумчиво говорил он.
   – Ты нашел какие-то совершенно новые области применения измерителя? – попытался догадаться я.
   Он пожал плечами.
   – И да, и нет. Нет, к этой теме это не имеет отношения. Это совсем другое. Ты даже не догадываешься, о чем я говорю, – окончательно заинтриговал меня Дэвид.
   – Ну, уже выкладывай! Хватит туман нагонять, – не выдержал я.
   – В общем… с чего бы начать… Я представляю нашу миссию несколько большей, нежели тупое производство и продажа приборов. Мы, в конце концов, не электрочайники выпускаем. У нас с тобой есть возможность отличать плохих людей от хороших. Тебе не приходит в голову, что это можно применять с гораздо большей пользой, чем мы сейчас это делаем?
   – Куда с еще большей? Благодаря нашему прибору и так уже много людей спасли. Ты же сам только что сказал, – искренне не понял я.
   – Верно, но мы можем сделать нечто большее. Нечто гораздо большее. Мы можем вообще убрать необходимость спасать.
   – Так, я за виски, а ты, пожалуйста, перестань ходить вокруг да около и прямо объясни свой план, – сказал я и, предчувствуя серьезный разговор, пошел на кухню за бутылкой моего любимого «Гленфиддиха».
   Когда я вернулся, мой гениальный друг продолжил:
   – Понимаешь Брюс, если уж у нас есть возможность определять людскую греховность, то почему бы нам не попытаться создать что-то типа колонии новых чистых людей? Людей, не совершающих грехов и чистых душой. Им легче будет жить вместе и это убережет их от соблазнов. Я пока не знаю, в каких масштабах – район или город, но это уже детали. А потом нас будет все больше и больше и может быть когда-нибудь, мы охватим весь мир! – с горящими глазами говорил профессор.
   Идея, конечно, мне сразу показалась из разряда воздушных замков, родственной тем самым утопиям, которые имели самые благородные начинания, но потом превратились в абсурд, как, например, коммунизм. Но ее отличало то, что она задумывалась не ради построения новой политической или экономической модели, а ради самого по себе добра, как такового и именно того правильного будущего, о котором мечтает каждый человек. Мечтает, но не может заставить себя жить в современном обществе по этим законам в силу внешних обстоятельств. Именно по этой причине она мне понравилась, и я ее поддержал.
   – Идея имеет право на существование, но как ты себе представляешь ее осуществление? – спросил я.
   – Думаю, надо подготовить поселение – построить дома и инфраструктуру и потом заселять ее желающими, которые будут отвечать нашим требованиям. В плане экономики ничего нового – люди также будут работать, получать зарплату, будут такие же магазины. Не надо изобретать велосипед, стандартная экономическая система вполне подходит.
   Конечно, готовые фирмы с людьми перевезти не получится – в них, нужных нам людей, в лучшем случае, будет меньшинство. Поэтому бизнес придется растить с нуля. Но это все дело техники. Единственное, что будет отличать это поселение – въезд в него. Выезжать можно кому угодно, а вот въезд только людям с номером свечения не больше, скажем пятидесяти. Ну и… законодательство. Помимо законодательства штата, на наше поселение будет распространяться еще и наш небольшой свод законов.
   – И ты будешь следить за тем, чтобы в этом поселении люди не грешили и соответственно цвет их свечения не темнел?
   – Да, надо будет делать что-то подобное, – секунду подумав, ответил Дэвид.
   Мы сели всерьез прорабатывать нашу идею. Нам много пришлось обдумать. Эта идея была глобальнее, чем предыдущая, с производством наших приборов. За несколько дней мы составили довольно подробный план, и он занял приличное количество листов.
   И вот наступил день, когда Дэвиду пришла пора ехать к губернатору нашего штата и изложить ему наш проект. Нам надо было получить место и разрешение на его застройку. Надо было обсудить юридические моменты и оформить наш воздушный замок на бумаге как надо. Нам много чего было надо от губернатора. Мы рассчитывали на то, что хорошие отзывы о применении нашего прибора дошли до его слуха. Мы оба очень переживали и на случай отказа решили, что поедем к губернатору другого штата и так до тех пор, пока не разрешат.
   Отрепетировав свою речь и собрав некоторые вещи, Дэвид уехал. Мы постоянно были на связи, но новости пока были неутешительными. Наши надежды таяли с каждым днем, как вдруг связь с Дэвидом прервалась – его мобильный не отвечал.
   Я не находил себе места. Во-первых, я, конечно, переживал за него – что могло с ним случиться, и почему его телефон недоступен? Во-вторых, переживал за нашу идею. В-третьих, на мне одном сейчас висел весь контроль производства и сбыта. И вот когда я очередной раз метался из угла в угол, улаживая по телефону дела, в дверь вошел мой друг профессор и, подойдя ко мне, обнял.
   – Получилось! У нас все получилось, – сказал он.
   Уже при одном его виде мне полегчало, а после его слов настроение вообще резко сменилось в лучшую сторону.
   – Почему твой телефон был недоступен? – насколько мог строго спросил я.
   – Не поверишь – я его потерял и нашел в своей же машине, когда ехал обратно. Извини. Ну, это мелочи. Главное нам выделяют место и дают всевозможную поддержку. Даже выделяют некоторую сумму денег на первоначальные расходы из бюджета штата. Их на все, конечно, не хватит, поэтому я позже займусь поиском инвесторов… или в нашем случае, скорее, меценатов.
   – И какое же место нам выделили? – нетерпеливо спросил я.
   Дэвид подошел к карте, висящей на стене и ткнул пальцем рядом с Хаксвеллом.
   – Пригород Хаксвелла. Тут есть крохотный городок Лэндсбург – несколько десятков домов и брошенные склады. Это самое большое, на что я мог рассчитывать.
   – А как же жители Лэндсбурга, которые сейчас в нем живут? Большинство же из них не будут отвечать нашим требованиям и куда их девать? Может нам построить город с нуля? – спросил я.
   – Мы не потянем город с нуля. Там уже есть вся инфраструктура, какая, никакая. А с жителями… Напрягу все свои еврейские способности и попробую договориться. Все равно лучшего места нам не найти, – он помолчал и предложил, – давай посмотрим на себя еще раз через прибор. Последний раз мы делали это полгода назад.
   Я согласился и мы, достав прибор, посмотрели друг на друга. Номера наших свечений почти не изменились – слава и деньги нас не испортили. По-видимому, мы были одержимы самой идеей нового мира, а доходы и тщеславие нас не волновали и я этому был рад.
   Этим вечером мы праздновали – накупив спиртного и закуски, мы по-мужски отметили нашу очередную, и, пожалуй, самую крупную победу. Мы устали и нам надо было отдохнуть, поэтому решили весь следующий день посвятить отдыху и ничегонеделанию. А потом надо было снова впрягаться и тянуть тяжелую, а, на мой взгляд, невероятно тяжелую телегу – ведь ни много ни мало нам разрешили стать теми, кто положит начало новому человечеству.
   Как Дэвид убедил состоятельных людей вложить деньги в наш город и что он им обещал, учитывая, что проект не был коммерческим, для меня по большей части оставалось загадкой. Но в ближайшие месяцы в Лэндсбурге развернулась впечатляющая стройка.
   Дэвид не вылезал с местного телевидения, рассказывая о нашем проекте и приглашая всех желающих пройти собеседование и проверку на «свечение», а также пытаясь вдохновить всевозможных меценатов идеей нового безгрешного мира. Все-таки лишний раз отмечу его невероятную способность убеждать людей. Будь я на его месте, наш проект закончился бы еще в… Массачусетском университете, не дойдя даже до дальних предков тех идей, которые мы сейчас воплощали.
   В свободное от дел время, мы вдвоем с профессором ездили по Лэндсбургу и заходили в дома и квартиры, рассказывая каждому жителю и каждой семье о том, что их ждет в самом ближайшем будущем.
   Мы вежливо, но настойчиво предлагали людям измерить свое свечение. Большинство из них, забавы ради, охотно соглашались. Мы же заносили их в свою базу данных. Результаты не удивляли – разумеется, у большинства жителей Лэндсбурга свечение было больше пятидесяти. Да и откуда было взяться здесь светлым людям, если это был бывший бедный негритянский квартал, в котором еще совсем недавно самым престижным считалось иметь свою пушку и быть членом банды.
   Куда девать этих людей я понятия не имел и если честно надеялся, что у Дэвида есть идея на этот счет. На самом деле это было большой проблемой. Живя в нашем городе, они бы сильно мешали нашему эксперименту. Конечно, можно было бы попробовать их перевоспитать, но как показывал опыт, это практически никогда не приносило результатов.
   Попытка же их выселить была чревата исками в суд – законы штата в нашем городе работали не хуже, чем в других городах. А начинать строить безгрешный мир, не вылезая из судов и отбиваясь от обвинений в принижении свободы, было делом, согласитесь, нелепым.
   Но профессор придумал выход из этой ситуации. Конечно, всех старожил Лэндсбурга таким методом выселить было нельзя, но большая часть согласилась. Дэвид купил на свои деньги, а они у него за полгода скопились немаленькие, почти целую улицу недорогих одноэтажных домов в соседнем городке Найтквилле. Я тоже помог деньгами в этом нелегком деле, пытаясь не оставаться в стороне.
   В результате нам удалось переселить почти триста человек! Это было очень неплохо. А что касается больших затрат, то мы даже испытывали некое чувство удовлетворения – наши деньги пошли не на развлечения и материальное ожирение, а помогли нам ближе подойти к нашей светлой цели.
   Но в городе еще оставались около двух сотен упертых горожан, которые ни за что не хотели менять свое место жительство. И как поступать с ними, я уже точно понятия не имел.
   Наконец к нам стали приходить желающие заселиться в наш город. Мы проводили подробное собеседование, четко пытаясь понять, что за человек перед нами. Просили заполнить кое-какие бумаги и подписать наш свод правил, распространяющийся на новых горожан. И, конечно, же «просвечивали» его прибором Дэвида. Эти люди, как правило, бросали свой дом. Они хотели начать свою жизнь с нуля, с чистого листа и мы в этом им помогали.
   Мы создали специальный орган, занимающийся всеми проблемами новых жителей. Финансирование налаживалось – оказалось не так мало состоятельных людей, желающих безвозмездно перевести деньги на наши счета ради самой идеи.
   Что касается оставшихся коренных жителей, то они здорово портили картину. Мы внимательно наблюдали за ними и видели, что при любом контакте с новыми жителями они совращали их, пытаясь принять в свою уличную банду или продать траву.
   Однажды Дэвид пришел мрачнее тучи и молча сел за стол.
   – Что случилось? – спросил я, чуя неладное.
   – Не мог подобру выселить группу местных жителей. Сейчас я со своим спецподразделением вывез двадцать человек вместе с вещами в Найтквилл, пригрозив расправой в случае обращения в суд, – пояснил он.
   Я обомлел от удивления.
   – Как вывез? Какое спецподразделение? Откуда оно взялось?
   – А оттуда! – он вскочил и стал нервно расхаживать по комнате. – Они же не понимают, бараны, эти чернокожие жители трущоб, эти подростки, дворовые банды мать их, что мы тут делаем! Они общаются, несмотря на наши просьбы с поселенцами и влияют на них! Влияют плохо! Как мне с ними поступать?! Деньги и новый дом они не хотят, видите ли, они родились здесь! Что мне делать?! Мне пришлось создать отряд для подобной грязной работы! В противном случае весь наш проект будет под угрозой срыва!
   – Дэвид, но такими методами ты сам загубишь свой проект! Ты сам убиваешь свою идею, – возразил я.
   – Нет! Я это делаю аккуратно! Никто ничего не видел. У меня не было выбора, и я это сделал! Но сделал, повторяю, аккуратно. Отряд, который работает на меня, разумеется, не из светлых людей, но им в виде исключения разрешено находиться в нашем городе.
   – Но если их увидит кто-нибудь из жителей? Сейчас у многих на руках наши приборы, – спросил я.
   – Не увидят. Чистильщики не появляются на улицах днем. Когда зачистки… переселение местных жителей закончится, они уедут, – уже спокойно пояснил профессор.
   – Дэвид, имей в виду – я это никогда не одобрю! Я понимаю, что проблема щекотливая, но такие решения всегда должны оставаться за рамками допустимого, – строго сказал я.
   Я не знал чего делать. Дэвид не откажется от своего способа, и если я буду жестко стоять на своей позиции, то мне останется только уйти. Уйти не сложно, но это значит бросить его наедине с огромными проблемами, которые будут еще впереди. Нет! Так я поступить не мог. Я должен был остаться с ним.
   Заселение города «светлыми» людьми продолжалось. Многие приезжали целыми семьями. Это было не удивительно – как правило, будущие муж с женой сходились на одинаковых взглядах на мир и своего ребенка воспитывали, руководствуясь этими же взглядами.
   Мы контролировали расселение, устройство на работу, способствовали с бизнесом, налаживали экономические связи с другими городами и штатами, в общем, пытались сделать все, как у обычных людей. Мы старались сделать наш город красивым и уютным, озеленить его. Уделяли внимание архитектуре новых зданий. Старые складские постройки, которых здесь осталось много, мы сносили, освобождая место. Также мы перенесли в этот город свою фабрику по изготовлению наших приборов. Здесь нам было гораздо удобнее контролировать производство.
   Каких-то специальных собраний, проповедей или чего-то подобного для жителей нашего города мы делать не собирались – они в этом не нуждались. Чистые и добрые люди на то и были светлыми, чтобы внутри себя беречь стержень тех принципов, благодаря которым сюда попали. Но, конечно, у нас в городе появились церковь, костел, синагога и все кто хотел, могли сами туда ходить в любое время.
   Что же касается контроля над духовной чистотой горожан, то Дэвид придумал патрули, которые ездили на автомобилях, аналогично полицейским. Только вместо радаров для измерения скорости у них стояли приборы Куперштайма.
   Несмотря на контрольно-пропускной пункт, стоящий на дороге в город, чужие, как правило, грешные люди, все-таки попадали сюда. Забором город обнести не представлялось возможным, во всяком случае, пока, к тому же периодически «темнели» и некоторые жители из тех, которых заселили мы. Поэтому патрули не зря ели свой хлеб. Патруль брался за них сам, а если ситуация была серьезная, вызывал отряд ночной зачистки Дэвида. А ночной отряд хорошо знал свое дело, и указанные люди исчезали из города в ближайшую же ночь – их просто отвозили в тот же Найтквилл. Это не держалось в секрете – наши жители при заселении подписывали документ, в котором говорилось о принимаемых мерах к тем, кто не захочет жить без греха. Разумеется, любой житель мог покинуть город в любое время, если ему здесь не нравилось.
   Что же касается коренных жителей города, то их численность неумолимо сокращалась. За несколько недель она уменьшилась с двух сотен до нескольких десятков. Понятно, что по ночам их отлавливали или забирали прямо из квартир и вывозили из города те же ночные диверсанты.
   Все это мне не нравилось. Я боялся, что все это уведет нас совсем в другую сторону. Но ничего другого я предложить не мог.
   Жизнь в городе налаживалась сама собой. Мы ничего не навязывали – поселенцы были взрослыми людьми со своими мозгами и понимали, что все бросили в другом месте не для того, чтобы здесь все загубить. Поэтому строили жизнь на совесть, руководствуясь самыми хорошими помыслами. Мы лишь контролировали их, оберегая от греха. Хотя сами ради этого прилично запачкались. Но мы с профессором надеялись, что все не зря и все утрясется.
   В один из дней произошел митинг недовольства. Слухи о зачистках расползались через сарафанное радио, и с этим ничего нельзя было сделать. Людям не нравилось быть под плотным колпаком, и они боялись, что совершив незначительный проступок, они попадут в лапы ночного отряда зачистки. Для меня не было в этом митинге ничего удивительного. Я такой реакции ожидал.
   Дэвид, как мэр города, которым его недавно назначили и идейный вдохновитель, выступил с успокаивающей речью, с балкона здания на центральной площади. Народ это выступление не особо успокоило, хотя, начиная со следующего дня, о подобных недовольствах я больше не слышал.
   Приближалась первая годовщина нашего города. В заботах шли дни. Мы вдвоем решали массу вопросов, наживая себе седину. Радость, которая охватывала нас поначалу, год спустя как-то поубавилась. Все вроде получалось и все шло нормально, но Дэвид стал нервным и замкнутым, да и я помрачнел.
   Однажды сидя вечером за стаканчиком виски, мы подводили итоги проходящего года и решили очередной раз посмотреть друг на друга через неподкупное око нашего прибора. Последний раз, год назад, мы имели весьма светлые свечения.
   Поставив стаканчик «Гленфиддиха» на стол, я отдал прибор профессору. Долго и внимательно рассматривая меня, он расстроено причмокнул губами и сказал:
   – Ты потемнел, Брюс. Значительно потемнел.
   Я предполагал такое. У меня не была чиста совесть после того, как я не смог убедить Дэвида прекратить насилие и закрыл на это глаза. Но все равно мне было чертовски неприятно, и я почувствовал, как от волнения на лбу выступила испарина.
   – И какой у меня теперь номер? – настороженно спросил я.
   – Полтора года назад, когда мы с тобой мерили первый раз, у тебя было двадцать четыре.
   – Да, я помню. А сейчас?
   – Сейчас сорок один, – сказал профессор.
   Это было настолько обидно, что меня сразу посетило желание очиститься и отработать свои грехи.
   – Теперь ты посмотри на меня, – предложил Дэвид.
   Я взял похожий на видеокамеру прибор и, направив на коллегу, посмотрел на экран. Сначала мне показалось, что прибор расстроен, но когда я понял, то на минуту потерял дар речи – на экране сидел человек темно-серого цвета. От былого почти белого цвета не осталось и следа.
   – Ну, что там? – нетерпеливо спросил профессор.
   – Семьдесят три, – сказал медленно я.
   Он вскочил и, обойдя вокруг кресла снова сел.
   – Дэвид, одними переселениями коренных жителей такой цвет заработать невозможно. Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросил я, глядя на неподвижно сидящего в кресле темно-серого человека.
   – А что ты хочешь услышать? – угрюмо спросил Дэвид.
   – Ну, для начала, куда девались несогласные коренные жители? Ты, правда, отвозил их в Найтквилл и поселял там или нет?
   – Только самых первых. Но они все подали на меня в суд штата сразу по нескольким статьям. Голодные адвокаты и журналисты, ищущие бреши в нашем проекте, сразу накинулись на меня. С трудом, но мне удалось все уладить, выплатив огромные компенсации из своих денег и частично из фонда города, – сказал он.
   – Почему я об этом ничего не знаю? – удивился я.
   – Я не стал тебя втягивать еще и в это. На тебе и без того висело много проблем.
   – Ну, а потом?
   – Потом я, естественно, уже не мог позволить такую роскошь, как переселение несогласных в Найтквилл и суды с ними. Они сами не оставили мне выбора. Поэтому следующую партию коренных жителей я… приказал расстрелять, – запнувшись, произнес он.
   Я вскочил с кресла. Это слишком поразило меня! Меня будто ошпарили его слова! От Дэвида я мог ожидать всего что угодно, но только не такого!
   – Не выражай так явно свою неприязнь ко мне. Я делал это ради будущего. Пусть лучше я запачкаюсь, но разгребу дорогу, чем все надежды на новое человечество погибнут.
   Я стоял, тяжело дыша, пытаясь свыкнуться с этой информацией. Человек, которого я считал своим другом, оказался обычным палачом!
   – Это еще не все? – спросил я.
   – Нет. Я стал систематически уничтожать коренных жителей, пока не уничтожил оставшиеся почти две сотни человек. Об этом, конечно, знал только я и мои люди из ночного отряда. Даже патрули, разумеется, об этом ничего не знали. Они думали, что мы отвозим их в соседний город.
   Я сел и налив себе целый стакан виски, залпом выпил.
   – Я также поступал и с некоторыми новыми жителями, которых заселили уже мы. Тех из них, кто по тем или иным причинам «темнел», но не хотел ни исправляться, ни покидать город, мои люди вывозили в поля и расстреливали.
   – Дэвид, ты совсем одурел? Ты себя богом возомнил? Тебе выпал шанс создать новое человечество, но не решать, кому жить! Ты саму идею опахабил! Я теперь не смогу относиться к этому делу как к нашей миссии, как к чему-то высокому! Ты же ее в крови утопил! – не выдержал я.
   – Поэтому я и не посвящал тебя в эти дела. Я решил на себя взять весь грех. На себя одного. Кто-то должен на себя взять всю неизбежную черную работу. Пусть это буду я. Если что, ты продолжишь уже, когда ничего мешать не будет, и ни с кем не надо будет бороться, – пытался оправдаться профессор.
   – Бороться всегда с кем-то будет надо! – возразил я, подойдя к окну.
   – Я знаю, ты разочарован мной. Пусть будет так.
   – А как ты объяснишь, что после того недавнего митинга недовольных, вдруг внезапно все утихло? Ты к этому тоже имеешь отношение? – спросил я, снова повернувшись к нему.
   – Имею. Я же при тебе выступал с балкона, – пожал плечами Дэвид.
   – Я не об этом. Твое выступление почти не произвело на них впечатления. Однако со следующего дня я уже не слышал о подобных недовольствах. Так имеешь или нет?
   – Ну, имею. Той же ночью мы, вычислив зачинщиков митинга, вывезли их втихаря из города и… – профессор махнул рукой. – Можешь сдать меня властям штата, как преступника – это тебе решать.
   Я смотрел на него изумленно и задавался вопросом – неужели с этим человеком я дружил столько лет и прошел через огонь и воду? Он был мне самым близким другом, ради которого я готов был на многое. Но что с ним произошло? Он ли это?
   Я долго переваривал этот наш разговор. Мне понадобился не один день, чтобы разложить в своей голове все по полочкам. Не один день, чтобы привыкнуть к новому Дэвиду и к моему новому отношению к нему и к нашей, теперь уже запачканной кровью, мечте.
   Именно сейчас я четко понял – строя совершенно новый мир, нельзя использовать старые и такие чудовищные средства управления. Новый человеческий строй требовал и нового отношения к нему, а Дэвид этого не учел.
   Единственное, что меня удержало, это верность другу. Конечно, его поступкам не было оправдания. Но я решил не оставаться в этой ситуации чистюлей и продолжить дело, в надежде, что оно и правда того стоит. Сила мужской дружбы потихоньку взяла верх и я не смог возненавидеть его. Я принял его, таким как есть. В конце концов, он сам решил взять на себя такой грех и понимал, какая ответственность на него ляжет. Он не боялся ответить за это. Я видел, что совесть его мучает, хоть он и не подавал виду. К тому же он поклялся больше никогда не поступать подобным образом и ничего от меня не скрывать, какая бы ситуация ни была.
   Показываться на улицах города, Дэвиду, стало опасно – у многих жителей были свои приборы и они могли просто посмотреть на него. Также профессора мог заметить и патруль. Если брать во внимание, что Дэвид был мэром и самое главное духовным лидером, не трудно было представить, чем могло кончиться такое разоблачение.
   Мы, как два не самых глупых физика, принялись решать, как можно выйти из этой ситуации. Совсем не появляться на людях было невозможно – это был не вариант. Нам ничего не приходило в голову до тех пор, пока вдруг Дэвид, самым случайным образом, не сделал одного незначительного открытия. Однажды он обнаружил, что нейлон не пропускает излучение, улавливаемое нашим прибором. Если одеться полностью в костюм из нейлона, то на мониторе прибора Куперштайма не было видно никакого свечения исходящего от человека. Мы не могли пока объяснить этот эффект, но это сейчас было не важно.
   Мы заказали пару костюмов из нейлона. Они были похожи, скорее на спортивные костюмы, так как обычную одежду из нейлона не делают. Ему придется ходить в этом всегда, когда он соберется появиться на людях. Но это было все же меньшее зло, чем быть обнаруженным. Также мы заказали специальные перчатки и маски, натягивающиеся на голову. Оставались неприкрытыми только глаза, но это легко решалось с помощью солнечных очков. Объяснить новый вид мэра можно было, разве что болезнью или наоборот, паническим страхом чем-нибудь заразиться. Во всей этой экипировке он был похож на человека-невидимку из романа Уэллса.
   Шли дни и наконец, настало время праздника – нашему городу исполнялся год со дня основания. Были подготовлены развлекательные мероприятия, на центральной площади устроили ярмарку и подготовили целую концертную программу.
   Дэвид написал поздравительную речь – он должен был открывать праздник. И вот наступил тот день, когда мы все могли сказать друг другу о том, что хорошо потрудились. Что мы все молодцы и, несмотря на трудности и препятствия, у нас все-таки получилось. Что сегодня мы можем веселиться и отдыхать – мы это заслужили.
   Под радостный шум толпы Дэвид, я и несколько лиц из администрации города, зашли на специально построенную трибуну. Увидев своего любимого мэра, люди стали приветствовали его. Он пользовался у них большим уважением. Вдохновленный этим, он начал свою речь:
   – Мы с вами прошли большой путь за этот год! Мы с вами тут не просто живем, а выполняем очень важную миссию. Вы люди новой цивилизации, которая со временем заселит весь мир. Возможно, до этого мы с вами и не доживем, но это не меняет дела. Вы первые и за это вам спасибо. Спасибо за то, что согласились отказаться от всего в своей жизни и присоединиться к нашему эксперименту.
   Пока Дэвид говорил, я, стоя в стороне, рассматривал толпу через прибор. Это было поистине красиво – вся площадь была в светло-серых и почти совсем белых человеческих силуэтах. Это было похоже на огромный луг белых тюльпанов, который однажды мне довелось увидеть в горах Небраски. Попадались, конечно, и чуть более темные оттенки, который был теперь и у меня, но они не портили общей картины.
   – Экономика нашего города за последний год набирала обороты. Товарооборот с соседними городами и штатами только за последний месяц увеличился на двадцать процентов, – продолжал Дэвид.
   Я хотел было выключить прибор, как вдруг из толпы раздался крик:
   – Он темный! Наш мэр темный!
   Дэвид прервал речь, и над площадью наступила тишина. Те, у кого были с собой приборы, подняли их и направили на нас. Я не сразу понял, как человек из толпы заметил темно-серый цвет профессора – он был полностью одет в свою новую экипировку, а на лице были солнечные очки. Но тут мой взгляд опустился на его руки – Дэвид, в порыве пламенной речи, машинально снял перчатки! Я направил на него прибор и увидел спереди его нейлоновых рукавов темные пятна!
   Толпа безмолвно стояла. В этот момент я понял, что недооценивал роль Дэвида как духовного лидера этих людей. Что на самом деле к нему не просто прислушивались, а на него равнялись как на пример. Как будто все они шли в темноте, а Дэвид был маяком, который был всегда виден… и вдруг погас. Это было видно по заторможенной реакции толпы, которая не бросилась в разные стороны все громить, а стояла в растерянности.
   Тут сам Дэвид, вдобавок, выдал себя тем, что стал стыдливо натягивать перчатки обратно. Это вывело застывшую толпу из оцепенения. Люди загудели, раздались возмущенные крики. Кто-то кричал про обман, кто-то кричал про неудавшийся эксперимент федералов и прочую чушь. Чувствовалось, что люди не могли прийти в себя после такого разоблачения. Они не ожидали, что любимый мэр, ведущий их в светлое будущее, окажется обычным обманщиком и манипулятором. Каждый на площади сейчас задавался вопросом – «зачем мы все это делали?»
   Вскоре подогреваемая выкриками толпа двинулась на нас. Я успел удивиться тому, откуда у наших горожан была агрессия. И теперь сила этой агрессии, вызванной разочарованием в лидере, а значит и во всем проекте, ради которого многие бросили свою предыдущую жизнь, была настолько же сильна, как и сила недавней любви.
   Меня спасло то, что я стоял напротив открытого окна. Мне удалось неожиданно ловко запрыгнуть на подоконник, и оттуда я крикнул профессору, чтобы он немедленно следовал за мной. Но расстояние между нами было большое и люди быстро преградили ему путь. Один человек из толпы набросился на меня, но я его ударил в лицо. Дэвида уже окружили со всех сторон, и я даже при желании не смог бы ему помочь. Мне оставалось только исчезнуть внутри здания. Профессору же и остальным людям из администрации, толпа перегородила отход с трибуны и набросилась на них.
   Выйдя с другой стороны дома на пустую улицу, я слышал крики и стоны. Я бы очень хотел вернуться на десять минут назад и спасти своего друга, но ничего изменить уже было нельзя. Как я потом узнал – Дэвида забили насмерть прямо на трибуне.
   Несколько дней спустя, когда волнения улеглись, начался развал нашего детища. Разочарование в своем лидере воспринялось жителями города гораздо тяжелее, чем я думал. Я даже не предполагал, что вся идеология держалась только на Дэвиде. Люди подавали в суд за моральный ущерб, а власти официально вынесли запрет на наш проект. Адвокаты, как голодные псы, накинулись на тех, кто руководил экспериментом. Они отсудили у нас все имущество. Я остался ни с чем, даже фабрику по производству приборов пришлось продать с молотка. Но те, кто ее купили, выиграли немного – после скандала спрос на измерители упал почти до нуля. Как я узнал позже – их производство было прекращено, а все оборудование на фабрике демонтировали и продали.
   Две трети горожан разъехались и Лэндсбург, из процветающего городка, превратился обратно в скопище брошенных складов и лачуг, которым он и был до этого. Я же вернулся в свой старый дом, в котором жил до всей этой истории. На оставшиеся после выплат по искам деньги, купил себе старый «Плимут», на капоте которого сейчас и сижу, рассказывая вам эту историю.

   Допив свой виски, я спрыгнул и, подойдя к задней двери, достал из машины прибор. Возможно, это был последний прибор Куперштайма в мире. К тому же это был тот самый прибор, через который мы с Дэвидом смотрели друг на друга.
   Я снова сел на капот и стал бережно его разглядывать, как вдруг услышал:
   – Мистер, продайте мне его.
   Я обернулся и увидел темнокожего парня лет тридцати.
   – А ты знаешь, что это такое? – спросил я.
   – Конечно, знаю. Я живу в этом городе со дня его основания – уже шесть лет. Помню нашего мэра – мистера Куперштайма. Раньше у многих из нас были такие приборы. Теперь такого днем с огнем не сыщешь – кто-то свой сразу разбил, еще тогда, а у кого-то он сломался. Продайте мистер.
   – А зачем он тебе?
   Парень на секунду задумался и сказал:
   – Хочу продолжить дело мистера Куперштайма. Хочу возродить город. Это была великая идея!
   – Думаешь, у тебя получится? – поинтересовался я.
   – Уверен. Это была самая стоящая затея из всего, что мне когда-либо доводилось видеть в своей жизни и бросать это нельзя!
   Я включил прибор и направил его на темнокожего парня – на экране стоял человек почти чистого белого цвета.
   Улыбнувшись, я подошел к нему и, протянув прибор, сказал:
   – Бери так – дарю.
   Еще долго он кричал вслед моей машине:
   – Спасибо мистер! Спасибо огромное!
   Мой «Плимут» съехал с шоссе, ведущего на Хаксвелл и свернул на проселок, привычно дребезжа подвеской.
   Я ехал и думал, как это приятно, что не все твои усилия пропали даром. Что кто-то еще помнит твое дело и даже по-прежнему верит в него…

   Май 2011 г.

Как боролось мое «Я» с рутинной скукой бытия

   Посвящается всем находящимся в депрессии.
   Мы были на волосок от жизни!
«Бойцовский клуб» Чак Паланик

   Чем мы все ежедневно занимаемся? Наша жизнь состоит из бесконечной и одинаковой работы. Вечерами она разбавляется одинаковой и рутинной заботой или ограниченными временем и возможностями хобби. Ждем с нетерпением отпуска, надеясь им компенсировать все недополученные за год впечатления. Мы тратим немало усилий, доказывая себе, что интересно живем. Что ежедневное однообразие, которым мы постоянно занимаемся, нам действительно доставляет удовольствие и радость.
   Кто-то ежедневно оформляет документы на транспорт и грузы. Кто-то планирует компьютерные сети и пишет программы, утопая в цифрах. Кто-то продает насосы и фильтры. Кто-то считает чужие деньги и сводит баланс. И все, за очень редким исключением, убеждают себя, что они живут не зря. Убеждают себя, что им это нравится.
   А дни идут, и каждый из дней уходит НАВСЕГДА. К тому же эти дни имеют сволочную способность быстро скапливаться в недели, месяцы и годы, которые также уходят НАВСЕГДА унося с собой молодость – время настоящих возможностей. Нам часто кажется, что мы пока еще не развернулись, что пока это лишь подготовка, черновик. Нам кажется, что через несколько лет мы заживем полной грудью, вдыхая и смысл и впечатления одновременно. Но проходят эти несколько лет и ничего не меняется.
   А настоящая жизнь, тем временем, упрямо проходит мимо. КТО-ТО ДРУГОЙ, А НЕ МЫ, ныряет у архипелага Ланкави в Малайзии, кто-то другой пробирается через тропические дождевые леса, чтобы своими глазами увидеть водопады Игуасу, кто-то другой загорает на пляжах Баваро, и кто-то другой постигает самобытные, неведомые и такие не похожие на наши профессии. Кто-то другой, а не мы, просыпаясь, улыбается новому дню, потому, что этот кто-то другой, знает, что новый день принесет ему радость, смысл и восхищение.
   Мы ищем варианты, где можно это НЕДОСТАЮЩЕЕ ПОЛУЧИТЬ и лезем в интернет. Создаем сайты, блоги, форумы, живые журналы и пропадаем там, обретая иллюзию более полноценной жизни. Но у интернета тоже есть не менее сволочная способность – он сжигает время еще быстрее, чем работа, причем абсолютно ничего не давая взамен. Поначалу, кажется, что все изменяется к лучшему, жизнь наполняется чем-то стоящим. Проходят месяцы или даже годы, и ты уже прирос к виртуальному общению и виртуальной жизни, но начинаешь понимать, что все это не тянет даже на жалкий суррогат.
   Меньше, конечно, везет тому, у кого тонкий и богатый внутренний мир – он требует большего. Именно поэтому среди художников, музыкантов и других творческих личностей гораздо больше наркоманов и алкоголиков – они не добирают от жизни того, чего им надо и пытаются погрузиться в грезы. Тому, кто «попроще», всегда легче самореализоваться – такому человеку не надо многого, ему достаточно, например, денег и шмоток.
   Я тоже среди прочих и не родился лишенным этих проблем. Поэтому впряжен в ту же телегу под названием «рутина», и жизнь проходит мимо ее оглоблей.
   Но мне надоело, я хочу хоть на время попробовать недостающего. Пустить свое эго вскачь, как норовистого мустанга и пусть оно само стремится и скачет туда, куда ему хочется. Пусть само развевает скуку, образовавшуюся от этой ежедневной рутины.
   С чего же начать? Наверное, как любому мужчине, имеет смысл начать с женщин. Их всегда мало – в жизни почти любого мужчины не хватает побед над женщинами.
   Где найти красивых и ухоженных женщин? Глупый вопрос – конечно там, где деньги.
   Я лечу над улицами. Снижаясь, пролетаю сквозь дорогие машины, невидимо протыкая собой салоны из бежевой кожи. Пролетаю сквозь казино и отели, сквозь театры и бутики. Да, вот они – рядом с серьезными и циничными мужчинами еще более циничные женщины. Деньги платятся за красоту, четко обозначенную в ценнике. Родись красивой и умей ухаживать за собой и… Да, в общем-то, и все. Если ты даже и бездарность, мужчины сами тебе откроют все двери. Вы видели когда-нибудь бедных красивых женщин?
   В ресторанах с дорогими блюдами и вином, в клубах с коктейлями, в черных, блестящих от огней ночного города, автомобилях, ну и конечно в роскошных спальнях – вот где вечером можно найти красивых и интересных внешне, как правило, лишь только внешне, женщин. Дорогая женщина, как дорогая машина – если у тебя есть деньги купить и обслуживать, то ты можешь это сделать. Также можешь позже обменять ее на более новую модель. Причем слово «модель» идеально подходит здесь сразу к обоим вариантам.
   Что делать с ними мне – знакомиться, добиваться, исполнять и оплачивать их капризы? Зачем? Какой в этом смысл? После таких отношений останется только девальвация настоящих ценностей и понятий. Оставим их мужчинам, в жизни которых, они занимают важное место. Мужчинам, которым исполнять их каждодневные прихоти не кажется клоунадой. Зачем они мне, когда я могу гораздо большего – передо мной же весь мир.
   Жизнь городов подобна бьющимся сердцам. Хочу держать пальцы на их венах – улицах и магистралях загруженных машинами и людьми. Хочу наблюдать и сопереживать их проблемам. И я взмываю ввысь, чтобы оттуда мне было видно все, оттуда я мог все охватить!
   Передо мной континенты и океаны! Я устремляюсь к Сингапуру. С огромной высоты виден его огромнейший порт. Сотни морских судов разных размеров, оставляя за собой шлейф, движутся в разные стороны. Сингапурский порт считается самым большим портом в мире. Огромные доки и портовые краны, морские контейнера и многочисленные гавани, ультрасовременные здания и скоростные трассы – все это современный город-государство Сингапур. Основной остров с южной стороны от Джохорского пролива, на котором стоит город и еще более пяти десятков маленьких островов. Здесь кипит жизнь – привозят на кораблях товары, разгружают, развозят, продают. Здесь много цехов по сборке электроники. Развита фармацевтика и переработка природного сырья. Сингапур – это один из процветающих экономических флагманов восточноазиатского региона. Чем не сердце с артериями и венами?
   Я пролетаю сквозь него, впитывая в себя всю специфику его жизни, проникая во все мелочи и тонкости быта его людей. Я рассматриваю китайцев и малайцев, тамилов, пенджабцев и бенгальцев. Мне интересно все и всё, ведь это так далеко от моего привычного мира.
   Потом я взмываю вверх и лечу на северо-восток. Надо мной темно-синее небо, но оно теплое, несмотря на огромную высоту. Пролетаю над Хайнанем и впереди вижу огненный остров, переливающийся в темноте всеми цветами радуги – это Гонконг. У него тоже огромный порт. И тоже масса островов кроме основного. Только уже не пять с половиной десятков, а две с половиной сотни. И я снова ныряю в него и перед взором пролетают тысячи огней – неоновых вывесок ночных магазинов и клубов, заправок и парковок, забегаловок и торговых центров, ресторанов и просто квартир. Я за доли секунд рассматриваю рынки с экзотическими фруктами и плодами. Ощущаю неповторимую смесь запахов дешевых закусочных и дорогих баров. Пролетаю мимо проституток и притонов – неизбежного колорита, который тоже имеет право на существование.
   И вот я снова взмываю вверх из этого манящего океана разноцветного неона. Теперь я хочу на запад.
   Но меня не интересует север – зима, холод и серые цвета меня донимают всю жизнь. Меня тошнит от Москвы – это почти самое унылое место на земле, даже не смотря на то, что в ней живет так много людей.
   Я мчусь в Европу. Какое место я хочу увидеть? Пожалуй, Прагу. Я ныряю в нее и оказываюсь в непередаваемом по ощущениям мире – мире средневековья и мощенных улиц, сувенирных лавочек и гуситских восстаний и в тоже время современных супермаркетов и отделанных стразами бутиков. Передо мной проносятся кузнецы, с раскаленными до красна заготовками и молотами. Пекари с улицы Целетна, от которых в средневековье она и получила это название. Проносятся неповторимые и уникальные в своем архитектурном стиле Пороховая башня и собор святого Вита. Пролетают мимо стеллажи хрусталя и марионеток – национальных чешских сувениров. И лишь фигурка смерти на староместской ратуше с часами в руке, напоминает мне о том, что все проходит.
   Я хочу… А ведь я ТОЧНО ЗНАЮ, что могу перемещаться во времени. Куда бы махнуть?
   Я стою на пересечении 42-й улицы и Бродвея. Это одно из самых известных мест в Нью-Йорке. Мимо проезжают старинные «Крайслеры» и «Бьюики», гудя клаксонами зазевавшимся прохожим, мигает реклама, сделанная из газосветных трубок и мальчишка громко кричит, продавая газеты. Но меня интересует не это, хотя все это, безусловно, зачаровывает. Я здесь для того, чтобы воочию увидеть своих любимых писателей. Я знаю, чувствую, точнее я сам делаю события и через мгновение… Вот они! Из-за угла выходят Илья Ильф и Евгений Петров! Два известных советских писателя, которых послали в очаг буржуазии в 1936 году, чтобы они написали произведение в сатирическом свете про капиталистический строй. И они написали. Но не в сатирическом, а в том свете, в котором все это увидели. Они молодцы. Через несколько дней, они отсюда поедут на своем новом «Форде», благородного мышиного цвета, на запад. Для них жизнь – для меня миг.
   И вот я лечу дальше. Промелькнула мысль завернуть в Чикаго – там сейчас самый разгул бутлегеров. Городом правят Джонни Торрио, Аль Капоне и Лаки Лучиано. Это непростые времена для Америки – самый апогей коррупции и преступности. Против всего этого борется упертый и неподкупный Элиот Несс со своим отделом. Но, пожалуй, не в этот раз, сейчас я вернусь в свое время.
   Я взлетаю высоко и отсюда чувствую весь мир. Ощущаю, как работают биржи и вокзалы, как в ресторанах делают заказы и как в гостиницах оформляют клиентов на ресепшене. Я чувствую, как шуршат бумагами и кликают мышками офисы и как собирают на плантациях табак. Я вижу, как рассекает теплые воды океанский лайнер и как по миллионам километров проводов бегут от компьютера к компьютеру пакеты, неся в себе файлы.
   МОИ ВОЗМОЖНОСТИ АБСОЛЮТНЫ! Я АБСОЛЮТЕН В СВОИХ ВОЗМОЖНОСТЯХ!
   А я немного устал… Странно, но и без физического тела тоже можно устать. Но к черту усталость!
   Я лечу с высоты в океан! На краях горизонта видна суша, но впереди приближается вода. Океан привлекательный, как в передачах про природу и его поверхность приближается, и я уже вижу отдельные волны. С размаху влетаю и сразу же ухожу на глубину. Приятно раздвигать со всей силы плотную воду. Теплая у поверхности, она стремительно леденеет с глубиной. Крупные и мелкие рыбы стремительно разбегаются от меня. Блеснула серебристая стая полосатых рыбок, похожая на хорошо организованное облако. Тень акулы, задержавшись на миг, рассматривает, добыча я или нет, и равнодушно плывет дальше. Небольшое облако криля разошлось передо мной, уступая дорогу.
   Я не хочу глубже, там холодно и темно. Моя стихия это прозрачная, тропическая, прогретая насквозь вода, сквозь которую видно песчаное дно. Вода, в которой плавают, прибиваясь к берегу, пальмовые листья и в которой так приятно ходить, закатав по колено джинсы. Я разворачиваюсь вверх и, преодолевая сопротивление, выныриваю, и снова оказавшись над поверхностью. Мысленно смахиваю с лица соленую воду. Ощущаю себя как минимум бывалым моряком, не раз обогнувшим весь свет, как максимум ветром, неустанно дующим над солеными просторами и властвующим над тропическими островами и над ледяными вершинами айсбергов.
   Мне нужно место для тихих размышлений. Стремительно разрастающееся эго иногда требует тишины и раздумий.
   Пожалуй, я выберу побережье острова Палау. Окажу ему честь быть моей резиденцией. Это одно из тех мест, которые тешат меня и заставляют млеть от его видов и завидовать местным, которые здесь родились и живут. Здесь невообразимые и непривычные для нашего глаза краски и здесь не знают слякоть и холодный ветер. Здесь небо лазурное и голубое, пальмы и деревья насыщенно зеленые и даже человеческие жилища кажутся нам экзотическими и манящими. Здесь невероятная природа и пейзажи с покрытыми кудрявым зеленым бархатом возвышенностями и равнинами. Здесь море, в котором хочется сидеть целый день и нырять, наблюдая неспешную жизнь богатого подводного мира. Море, которое мы видим только в каталогах туристических агентств.
   Да, именно тут я обоснуюсь! Мне тут нравится!
   Теперь, когда я нашел точку опоры, я могу подумать чего я хочу дальше. Пытаться объять города и страны, безусловно, забавно и интересно. Но мне уже немного надоело. Я чувствую, хоть пока еще и вдалеке, подступающую скуку. Что еще придумать? Чем можно себя занять, что бы это было постоянно остро? Мое расширяющееся эго уже требует большего.
   Власть? Людское подчинение и покорность? Может быть… Но не для меня. Оставим это ущербным и закомплексованным.
   Мне нужны щекочущие нутро чувства. Впечатления, которые нельзя получить в обычной жизни.
   Мне вдруг вспомнился фильм «День сурка». Он часто чем-то напоминает нашу жизнь. Каждый новый день – копия предыдущего. Человек проживал один и тот же день, не зная чем себя занять. Как он развлекался? Он разбогател, ограбив инкассаторов – в принципе не интересно. Он обманывал женщину, прикидываясь ее одноклассником, чтобы переспать с ней – уже не интересно. Он, скуки ради, много раз кончал жизнь самоубийством… Хм. Вот это уже свежее. СМЕРТЬ! Ведь человек не может испытать такое в обычной жизни. Самоубийство может и не самый лучший вариант, а вот смерть как таковая…
   И вот я в окопе. Раскаленное солнце нагревает мою гимнастерку. Где я?
   Но я ЗНАЮ, ГДЕ Я. Ливан, 1982 год. Граница с Израилем. Я на стороне организации освобождения Палестины. Через несколько минут этот блокпост уничтожат, поэтому я здесь. Повернув голову, вижу перед собой стоящий на бруствере пулемет. Я выглядываю из окопа – впереди, метрах в ста, наш блокпост. Подъезжает и останавливается автобус. Пограничники неторопливо проверяют его. Вдруг они выскакивают из автобуса, и один из них машет мне рукой. Это сигнал, я знаю. Откуда я знаю?
   Я поднимаю раскаленный на солнце пулемет и, направив на автобус, жму на спуск. Оглушающий звук очереди вызывает боль в ушах. Сколько я здесь? Как давно я стреляю из этого пулемета? Мы, наверное, с ним друзья.
   Из автобуса выскакивает женщина и я, поймав ее в целик, расстреливаю. Пули бьют ее по спине и она, резко вздрогнув от ударов, валится на дорогу, вытянув руки вперед. Оказывается, тяжело попасть в человека из пулемета со ста метров… Стыдно ли мне за мой поступок? Не знаю. Получил ли я новые ощущения, убив человека? Несомненно. Но такое ли я хотел испытать?
   Нет, я здесь не для того, чтобы кого-то убивать. Она так – под руку подвернулась. Я переворачиваюсь на спину. Я плохой. Я улыбаюсь своей мерзости. Я ведь плохой? А где та грань, за которой человек плохой? Вспомнился эпизод про шаолиньского монаха, держащего в руках птенца и гусеницу. У него была дилемма – если накормить птенца гусеницей, он выживет, но гусеница погибнет. Если не скармливать ему гусеницу, гусеница выживет, но птенец погибнет от голода. И где тут добро и зло? Все так условно и относительно даже в нашем мире.
   Неслышно в мой окоп прилетает граната. Она тяжело падает, ударившись о стенку в паре метров от меня. Интересно, кто ее кинул? Там ведь только что никого не было. Я, похоже, даже не успею насладиться местными ругательствами. Я вижу ее зеленый, в выпирающих квадратиках, бок. Четыре секунды, да? Раз! Я не буду спасаться. Два! Я здесь не для того, чтобы спасаться. Три! Палестинские… Внезапный толчок не дает мне даже услышать сам звук взрыва. Я только успел почувствовать свои зубы в своем же мозгу. Четвертой секунды не было, она, наверное, потратилась еще в полете, я этого не учел. Темнота не дала мне почувствовать боль. Я СНОВА СМЕЮСЬ…
   Неплохо, но просто.
   И вот я снова стою на горячем песке какого-то дикого пляжа. Но это не Палау. МНЕ ПЛЕВАТЬ ГДЕ! Вокруг прыгают темные от загара девушки в едва закрывающих интимные места повязках. Они тычут в меня пальцем и что-то злобно выкрикивают. Они все меня ненавидят. Напротив, стоит с ножом в руке жилистая, немного мужеподобная девица. Она абсолютно голая. Скачущие вокруг девушки ее подбадривают и приободряют. Что касается меня, то я тоже стою голый, чем притягиваю взгляды окружающих.
   Тут мне суют в руку грубый нож с обвязанной веревкой рукояткой. И стоящая передо мной мужеподобная девица принимает боевую стойку. Понятно – надо драться.
   Мы сближаемся и под дикие визги толпы, начинается поединок не на жизнь, а на смерть. Мне забавно – рослая девица, пытаясь меня порезать, шлепает грудями. Это возбуждает.
   Мне удается быстро и непредсказуемо сделать выпад, и я слегка режу ей руку. Раздаются недовольные возгласы окружающих – все болеют только за нее. Пытаюсь снова достать ее, но когда я делаю очередной выпад, она ловко подбрасывает ногой мне в глаза песок. Я на секунду закрываю их – она этого только и ждет. В мой живот по рукоятку вонзается ее клинок. Острая боль проходит до позвоночника.
   Я еще в силах. Левая рука закрывает огромную рану. Толпа ликует – меня убили. Рослая девушка оканчивает поединок – хоть я еще и на ногах, но уже не жилец. Ее поздравляют и обнимают. Жадные и любопытные взгляды устремлены на меня – всем интересно, как я буду умирать. И вот силы покидают меня, кружится голова. Я опускаюсь сначала на одно колено, потом валюсь на спину.
   Подходят две женщины и, взяв меня за ноги, волокут к заранее выкопанной яме. Мои руки безвольно болтаются сзади. Кровь, стекая, склеивает песок в бурые комочки. МНЕ ВЕСЕЛО… Я СМЕЮСЬ…
   Беспощадность к себе тоже доставляет своеобразное удовольствие, хоть и требует отмщения. Это было почти то, что надо. Остро, нервно.
   Я опять на берегу своей резиденции – на острове Палау. Здесь тихо и тепло. Шелест воды и слабого горячего ветерка в кронах пальм способствуют приятному течению мыслей. А ведь, между прочим, в этих водах обитает одно из самых опасных существ в мировом океане, укус которого убивает человека. А ведь это мысль! Речь идет о морской осе – крохотной полупрозрачной медузе величиной с ноготь. Ее не сразу-то и в тазу с водой увидишь, не то, что во время купания. Хотя… Нет. Мучится много часов от страшнейшей боли и умереть потому, что у тебя не выдержит сердце – так не интересно. Нет изюмины.
   Сижу и болтаю ногой в воде и придумываю, как бы веселее очередной раз подохнуть. Я идиот. Не повторяйте этого дома, как бы сказали в американской развлекательно-познавательной передаче. А что касается меня… Я кажется, придумал…
   Поднимаясь по ступеням своего особняка на Манхеттене, испытываю новые ощущения. Где я и когда? ЗНАЮ! Сейчас март 1989 года – на днях Америка присоединилась к Бернской конвенции.
   Я, кстати, не играл в богатых и власть имущих. Да, конечно, по сравнению с моими теперешними возможностями это не так интересно. Это интересно, когда ты убогий и можешь только ползать, не поднимая головы из помоев, называемых человеческой системой ценностей, потому, что только ее ты и признаешь. Но сейчас я сделал исключение – и теперь, я все-таки богат.
   Со мной под руку, КОНЕЧНО, ЗНАЮ, идет Ванесса Росс – брачная аферистка известная в узком кругу. В том числе полицейским, у которых не хватает доказательств, чтобы засадить ее за решетку. Я смотрю на свою руку и вижу кольцо – мы вчера поженились.
   Я ею любуюсь. Да, конечно, эта сука красивая. Латиноамериканские корни сделали ее лицо смуглым, а глазам придали тот самый глубокий черный оттенок. Она с грацией кошки или скорее змеи поднимается на верхнюю ступеньку. Слуга открывает дверь, и я учтиво пропускаю перед собой змею к себе в дом. Вечер будет приятный. Приготовившись, мы выходим к ужину. Высокий потолок столовой, богато украшенные оригиналами картин стены. Накрытый стол с шикарными канделябрами, позолоченная посуда и приборы, изысканные яства – да это все для меня с Ванессой. Да это мой дом. Красиво… Точнее величественно. Мы, как положено богатым, легко и немного едим, пригубливая пару блюд и вино из инкрустированных драгоценными камнями кубков. И потом мы, наконец, идем в сторону спальни.
   Я брожу в дорогом халате по комнате, когда после получасового отсутствия появляется моя красивая жена.
   Она несет с собой на маленьком серебряном подносе два бокала и бутылку «Шато». Я делаю шаг, прячась за занавеской. Она ставит на стол поднос и наливает нам вино. Я подсматриваю из-за тяжелой бархатной темно-красной занавески. Вот она оглянулась и, не заметив меня, достает таблетку и кидает в один из бокалов. Змея! Тихо! Я тут не для этого!
   Я знаю, в каком бокале яд и при желании мог бы поменять их. Но… опять же – я тут не для этого.
   Этот яд, конечно, не обнаруживается экспертизой. Он вызывает паралич и остановку сердца. Потом скажут, что у меня на брачном ложе не выдержало сердце. Ах, старый пердун!
   Я выхожу из-за занавески, потягиваясь и улыбаясь, иду к ней. Она дает мне мой бокал и, поцеловавшись – обратите внимание до, а не после, чтобы не слизать с моих губ яд, мы пьем. И вот, наконец, я в постели. Она медленно снимает с себя все то, что мешало мне увидеть ее совершенную наготу. Грациозно подняв смуглую ногу, садится на меня сверху. Что и говорить, она очень красива – темная ровная кожа, красивая округлая грудь, стройные точеные бедра. Она, несомненно, достойна быть пожирательницей мужчин. Ее даже нельзя судить за это, ведь красиво пожирать тоже искусство.
   Я чувствую свое возбуждение, оно приливает ко всем частям тела, когда я ее глажу. Секс с ней прекрасен. Мы сливаемся в ритмичных движениях. Мне надо было сразу догадаться о таком варианте, это куда лучше, чем гранатой себе башку сносить. Я каждой клеточкой чувствую возбуждение. Но вдруг меня пробивает холодный пот…
   НЕТ! ТОЛЬКО НЕ СЕЙЧАС! Еще хотя бы пару минут! Но предательски начинают неметь конечности. Не может так не везти! Я должен успеть! Я прибавляю темп.
   Она заметила мое состояние, и это ее еще больше возбудило. У меня началось удушье, горло сжимает все больше, и я почти уже не могу дышать. Ванесса «заботливо» закрыла мне рот ладонью и оглянулась на дверь. Потом посмотрела на меня своими черными красивыми глазами, сказав:
   – Тихо, милый. Не надо. Все хорошо. Ничего страшного не происходит.
   Я уже почти задохнулся, сердце выскакивает из горла. Откуда-то вдруг взявшаяся судорога сводит меня, выкручивая дугой. Я последний раз вздрагиваю, и мое тело успокаивается. НЕ УСПЕЛ! Ну что ты будешь делать! Обидно… Я СМЕЮСЬ, правда, на этот раз отчасти над собой. Хотя, в любом случае, эта смерть занимает первое место в моем хит-параде ощущений.
   Вообще чего-то не хватает. Я, кажется, понимаю – не хватает массового трагизма. Смерть одного человека не театр трагедии, а статистика. Один человек не может выработать столько отрицательной энергии, сколько может выработать испуганная толпа на краю гибели. Вот в каком направлении надо думать! Где и когда мне испытать эти чувства?
   Может, если мне позволено перемещаться во времени, побывать в далеком прошлом? Например, в шкуре конкистадора или еретика? Или пережить ночь сожжения Рима? Нет! Я хочу облапать современный мир! Именно современное мировоззрение людей мне интересно.
   Сверху открывается прекрасный вид на Нью-Йорк. Залив виден как на ладони. От первого взгляда на неподвижные кварталы домов, кажется, что все замерло. Но если присмотреться к улицам, которые далеко внизу, а с такой высоты это не просто, то сразу видно движение, видно как живет город. Сегодня, безусловно, знаменательный день. Где я и какой сегодня день?! ВЫ САМИ ПРЕКРАСНО ЗНАЕТЕ! Кстати день… Я замечаю, что на настенном календаре забыли перевести число.
   Я иду от окна, которое занимает все пространство сверху донизу, к противоположной части офиса. Это какая-то юридическая фирма. Меня принимают за посетителя. Люди что-то печатают, делают, готовят договора, общаются с клиентами. Сидит молодая женщина и обсуждает свою ситуацию с внимательно слушающим ее юристом. Сквозь стекло и жалюзи кабинета видно, как горячо о чем-то спорят начальники отделов. Обычное утро в обычной юридической конторе. Обычное утро в нескольких сотнях контор в этом здании.
   Я перевожу квадратик с десятого на одиннадцатое. На меня поднимает взгляд пухлый служащий в очках, сидящий за столом заваленном бумагами. Я ему говорю:
   – Тудэй из иллэвэн септэмбэ.
   Он, улыбнувшись, кивает.
   Я, взглянув на часы, возвращаюсь к окну. Уже 8:45. Скоро.
   Я наслаждаюсь видом. Не так много мест в мире, где можно посмотреть на город с высоты девяносто пятого этажа. И вот я замечаю в небе точку. Или мне кажется. Я вглядываюсь, напрягая зрение, но не уверен, что это не плод моего воображения. Но проходят секунды, и точка становится четче. Да! Это он. Я снова опускаю взгляд на улицы – на машины и на людей, которые спешат по своим делам, по своим заботам. Но это пока – приблизительно через полминуты все их дела и заботы превратятся в одну, о которой они пока и понятия не имеют. Как странно это знать заранее.
   Я поднимаю взгляд и вижу, что точка уже имеет очертания самолета. Он выровнялся и идет ровно по прямой на нас. В городе его уже многие заметили, и кто-то наверняка, достает фотоаппарат или камеру. Потом эти снимки будут дорого стоить.
   Вот я уже могу разглядеть окно кабины. Я оборачиваюсь и осматриваю офис. Тут ничего не изменилось. Женщина также сидит за столом. Пухляк перебирает бумаги. Начальники отделов, все также бурно, планируют свой день. Все они еще не знают, что это уже не имеет никакого значения.
   Один из юристов наливает в пластиковый стаканчик кофе из автомата и, поворачивая лицо, вдруг видит в окне самолет. Да! Этого взгляда, этого выражения лица я и ждал! По мере понимания неотвратимости происходящего его лицо вытягивается, а глаза расширяются. Кофе льется через край. Он громко издает невнятный звук, привлекая внимание коллег, и указывает на окно. Выражение его лица начинает копироваться на остальных.
   За моей спиной стремительно нарастает гул и спустя секунду стена стекла выстреливает в офис. Меня первого отбрасывает в противоположную сторону от окна, и я ничего больше не успеваю увидеть… ТЕМНОТА.
   Вообще человеческое тело очень хрупкое. Достаточно касания и тебя нет. Неинтересно. НЕ ВЕСЕЛО!
   Хочется ощущений, хочется остроты. Темноту я могу устроить, просто накрывшись с головой одеялом.
   Как все-таки сложно насытить свое «я».
   Чем еще заняться? Что еще придумать? Человек все-таки удивительное существо. То, что недавно еще приносило мне невероятное удовольствие, теперь успевает приестся. Мне снова скучно, мне снова серо. Эго словно топка – все удовольствия и впечатления, которые ты туда кидаешь, сжигает как дрова. А потом оно разгоняется как паровоз все быстрее и быстрее, требуя все большего количества дров. И ты, служа ему, и не имея сил остановить, приносишь все новое и новое топливо.
   А можно дойти и до такой формы тщеславия как отвергнуть человечество. Но отвергнуть не будучи изгоем, а из-за каприза, руководствуясь презрением и высокомерием, не найдя себе равных.
   Последний корабль уходит с горящей и пропадающей земли, и он битком набит последними людьми, которые все готовы были отдать, чтобы получить в нем место. И остается лишь одно место. Это твое место. Но ты стоишь снаружи с равнодушным лицом и не собираешься садиться. Люди задаются вопросом, почему ты не садишься? Ведь им понятно, что ты точно знаешь, что тебе не выжить. Ты действительно знаешь, что тебе не выжить. Но предпочитаешь такой конец, чем спастись и снова быть в их обществе с их дурацкими устоями и их дурацкой жизнью. С одной стороны людям, сидящим внутри на тебя плевать, но в тоже время ты их начинаешь бесить. Они понимают, что ты сильнее их и можешь легко расстаться с тем, чего они от себя не смогут оторвать никогда.
   Закостеневшее в своих правилах человечество и правда слишком часто вызывает раздражение. Жизнь среди непонимающих, жизнь среди приматов, жизнь среди лилипутов, жизнь среди микробов, жизнь среди… меньше уже некуда. Я ОДИН ТАКОЙ! Я не нахожу себе равных на всей планете! Мне тут не интересно!
   МНЕ МА-А-А-АЛО-О-О-О ЗЕМЛИ!!! Я хочу охватить все! Мое эго хочет объять солнце! Мое эго хочет объять просторы вселенной! Я лечу, я отрываюсь от родной планеты. Я поднимаюсь до космоса. И вот меня обступает темнота. И вдруг ощущается расстояние… Расстояние, до сих пор никогда мною не виданное. Осознание расстояния пугает и вселяет ужас. Ты смотришь в бесконечность. Бесконечность черной пустоты и жуткое одиночество со всех сторон, куда не посмотри. Лишь звезды – далекие и очень холодные точки в безмерной дали. Кого жрать моему эго там? Кому трепать нервы? Кто будет слушать мои безумные выкладки, ужасаясь тому, что знал меня много лет?
   Вспомнилась фраза, не помню где услышанная – «Человек, вышедший в космос, испытывает чувство одиночества, несравнимое с одиночеством потерявшегося в огромном океане моряка». Это правда, я сейчас это чувствую. НЕТ! Я НЕ ГОТОВ! Нет, это ПОКА не для меня. Я еще НЕ ДОРОС! На космос даже МОЕГО больного эго НЕ ХВАТИТ!
   Назад к родной земле! Назад к людям таким испорченным, но родным. Они будут дальше слушать мой бред. Они все, что мне нужно. Я поборю скуку! Разбейте меня на тысячу, нет, на миллион маленьких частей! Я опылю планету. Я стану вездесущей пылью! Нет, я стану вирусом от скуки! Я буду там, где…
   Звук?! Что за противный звук? Он вроде мне знаком…
   Я стремительно выныриваю из многочисленных созданных мною грез, проходя все эти слои в обратном порядке. Очнувшись и выпав из тепла своего внутреннего мира, я оказываюсь в холодной реальности. Звук исходит от моего мобильного телефона. Я беру трубку:
   – Привет! Ну как, тебе лучше? Ты поборол свою скуку или она как всегда прошла сама? – спрашивает приятный девичий голос.
   – Э-э-э… Да, прошла, – отвечаю я, еще не до конца осознавая себя.
   – Я так и думала, что сама. Ты-то ее никогда не в состоянии побороть. А должен сам не давать воли унынию. Ты же знаешь, что уныние это грех – ты ведь верующий!
   Я верующий? Ну да, я верующий. Я твердо верю в бога и уже давно. Хожу в церковь, часто обращаюсь к нему и молитвы на ночь читаю. Отчего же меня так раскумарило? Почему кощунственные мысли наполнили меня? Почему такая сатанинская сущность как ЭГО вылезло наружу, возымев бесспорное превосходство надо мной? Почему на меня напала такая скука? Ведь я все это время только и делал, что боролся с ней.
   Я сел, прижав трубку к груди. В ней жил родной голосок, который выдернул меня ОТТУДА.
   Я подошел к окну и увидел серую декабрьскую Москву. Да, действительно это не самое лучшее место на земле, но и тут я могу найти что-то интересное и настоящее, к тому же есть та, которая может мне в этом помочь.

   Декабрь 2010 г.

Игра по-крупному

   Соблазн благих дел одурманил нас,
   мы не могли уже понять, кто мы есть
   и каковы наши истинные намерения.

   Мощные груди русских богатырей сверкали латами на солнце. На их лицах отражались воля и собранность. Копья висели наперевес. Щиты выглядывали из-за спин, а мечи покоились в ножнах. Кони редко всхрапывали и били копытом. Было тихо. Высокая полевая трава волновалась от легкого ветра.
   Огромное русское войско стояло в поле. Всадники и пешие заняли все вокруг, насколько хватало глаз.
   Андрей Ярославский смотрел по сторонам. Помимо него здесь было много князей и русских и польских и андомских и как он, ярославских. Федор Семенович и Семен Михайлович, Андрей Кемский и Глеб Карге и его ярославские земляки князь Роман Прозоровский и Лев Курбский, князь Дмитрий Ростовский и прочие многие князья. Каждый пришел со своим войском. Было много и купцов Василий Капица, Сидор Алферьев, Кузьма Ковря.
   Взгляды всей этой бесчисленной рати были направлены вдаль. Там темнело и увеличивалось в размерах войско Золотой Орды.
   Свежий полевой воздух наполнял легкие. Андрей Ярославский посмотрел на небо. Потом опустил взор на спину великого князя Дмитрия Ивановича. Тот восседал на белом коне впереди всего войска. Это он собрал это огромное войско, чтобы дать отпор хану Мамаю.
   Великий князь развернул коня. Обвел всех взглядом и сказал:
   «Братья мои милые, русские сыны, благодарю вас, ибо вы воистину благие рабы божьи. Ныне зло нашло на меня, из-за меня одного это все и воздвиглось. Не могу видеть вас побеждаемых, и все, что последует не смогу перенести, потому и хочу с вами ту же общую чашу испить и тою же смертью погибнуть за святую веру христианскую! Если умру – с вами, если спасусь – с вами!»
   Он пустил коня вдоль войска. Князь благодарил и подбадривал пришедших ему на помощь других князей, воинов и славных сыновей отечества.
   Воевода Владимир Всеволодович указал на войско язычников. Было видно, как от него отделилась черная точка и двигалась к середине поля. По мере приближения стало видно, что это был рослый печенег. Он похвалялся своей доблестью, вызывая на бой равного. Татары предлагали начать битву с поединка.
   Александр Пересвет – монах, который был в полку Владимира Всеволодовича, сказал: «Этот человек ищет подобного себе, я хочу с ним переведаться!»
   Андрей Ярославский обратил взгляд на монаха. Александр был богатырского телосложения с сильными руками и на редкость широкими плечами. Пересвет тронул поводья и выехал из рядов войска. Оглянувшись на соотечественников, добавил: «Отцы и братья, простите меня, грешного! Брат мой, Андрей Ослябя, моли бога за меня! Чаду моему Якову – мир и благословение! Игумен Сергий, помоги мне молитвою!» Пришпорив коня, он помчался навстречу печенегу.
   Ярославский князь опять поднял глаза к небу и тихо сказал: «Боже, помоги рабу своему!»
   Он, как и никто другой, не знал, чем закончится этот поединок. Чем закончится это великое сражение, которое потомки назовут Куликовской битвой.

   Ослепительно белая лестница уводила вверх. Все вокруг было залито ярким светом. Святой Даниил медленно поднимался, опираясь на посох, оставляя позади белоснежные ступени. Огромные, но невесомые ажурные ворота открылись, и старец прошел через них. Здесь твердыня кончалась, и дальше перед собой он видел лишь белые пушистые облака. Но старца это не удивило. Он был здесь не в первый раз.
   Легкие облака собрались в одно большое, и это облако приобрело форму лица. Святой перед собой увидел один из образов всемогущего бога. Громкий, но мягкий голос, исходящий сразу отовсюду, коснулся ушей старца.
   – Я тебя позвал Даниил, потому, что требуется твоя помощь. Ты один из тех, кто покровительствует Руси. Сейчас, внизу, два войска стоят друг против друга на Куликовом поле. Добрые христиане против идолопоклонников. Я могу решить исход этой битвы сам, темные силы подчинятся мне. Но я нарушу равновесие. Поэтому хочу, чтобы это сделал ты.
   – Что я должен сделать, Всемогущий? – спросил святой Даниил.
   – Дьявол предложил решить исход битвы, сыграв партию в шахматы. Как всегда остроумно с его стороны. Я знаю, лучше тебя, в эту древнюю индийскую игру никто не играет. Иди к границе с темным царством. Там тебя будет ждать стражник ада Нергал. Ты сможешь выбрать любого противника на свое усмотрение.
   Огромное облако разделилось на небольшие облачка, которые вскоре растаяли.
   Старец не торопясь шел по направлению к аду. Через некоторое время белое свечение, всюду окружающее обитателей рая, стало сереть. Вдали серый цвет переходил в черный. Старик приближался к аду. Еще немного пройдя, он подошел к четкой границе света и тьмы. Тьма на той стороне, была настолько же непроглядной, насколько ярким был свет здесь. Пахнуло серой. Вдоль линии границы взад вперед ходил Нергал. Это был крупный демон, с мощной мускулистой фигурой. Ростом он втрое превосходил старца. Тяжелые клыкастые челюсти осклабились в злой ухмылке, когда он увидел святого.
   – К нам пожаловал шахматист от бога, в прямом и переносном смысле, – съязвил Нергал. – Все уже подготовлено к вашему приходу.
   Демон махнул лапой и из пола появился мраморный стол со стульями. На столе тут же появилась шахматная доска с заранее расставленными фигурами. Белыми фигурами она была повернута в сторону света, а черными в сторону тьмы.
   – Вы можете выбрать противника, – Нергал махнул лапой в другую сторону, где с визгом, руганью, рычанием и возней появилась целая ватага мелких демонов. У стражника в когтях появился какой-то список.
   – Построились бесы! Я перекличку проведу, вы не против? – спросил Нергал старика, обнажая желтые клыки. – Адрамелех, Амон, Ариман, Асмодей, Баст, Вельзевул, Вил, Дамбалла, Евронимус, Кимерис, Локи, Мастема, Миктиан, Мидгард, Молох, Риммон, Саммаэль, Седит, Тамуз, Фенриц, Хаборим. Кого нет, бесовское племя?
   – Молоха нет среди нас, о наимудрейший, – ответил кто-то из демонов. Раздался наглый хохот.
   – Нет? Да и черт с ним! – сказал Нергал. Потом повернулся к святому и добавил, – Кстати, черт это ваш земляк – русский. Вы бы, наверное, его выбрали, но его тоже здесь нет. Но ради вас могу найти.
   Старик грозно посмотрел на демона. Тот, отпрянув, состроил серьезную мину.
   – Ну, нет, так нет. Я-то сам из Вавилона, Гадесом правил. Но наслышан о вашей русской душе.
   – Хватит поясничать, Нергал! Там на поле Куликовом воины ждут, а ты комедию ломаешь. Давай мне игрока! – не выдержал Даниил и тряхнул посохом.
   – Вы сами должны выбрать, – стражник кивнул на притихшую шеренгу демонов.
   – Давай мне вон того! – святой указал на первого попавшегося.
   – Вы сделали прекрасный выбор. Саммаэль, на иврите – злоба бога. Играйте, вам никто мешать не будет.
   Спустя мгновение старец сидел за столом со светлой стороны. Напротив него сел мелкий и отвратительный бесенок Саммаэль. Нергал и остальная команда нечисти исчезла сразу после того, как посланник бога сделал выбор.
   – Вы не против, если я буду черными играть? – усмехнулся Саммаэль. – Ходите, ваше святейшество.
   Даниил передвинул вперед одну из средних пешек. Демон сдвинул пешку напротив. Это сразу отразилось там, на Куликовом поле. Фланги русского войска оставались на месте, конница, находящаяся в авангарде двинулась вперед. Им на встречу ринулись всадники Золотой Орды и завязалась битва. Шахматные фигуры шли навстречу друг другу, поедая и порой отходя в сторону. Оба войска смешались, русские, пробив оборону татаро-монголов, захлебнулись от удара свежих, вражеских сил. Пешки и кони, пешие и конные, закрутились в вихре битвы. Поочередно, местами одолевая друг друга, войска теряли силы. На доске прошли минуты – на поле боя долгие часы. Но вот, наконец, белые фигуры поставили мат черным. Потери были большими, но победа была уверенная.
   Саммаэль откинулся на спинку стула, и неизвестно откуда достав платок, вытер шерстистый лоб.
   – Неплохо. Восьмого сентября тысяча триста восьмидесятого года у реки Непрядвы русскими одержана серьезная победа. Поздравляю. Вы неплохо играете, – сказал демон.
   Святой встал из-за стола, взял стоящий рядом посох и повернулся в сторону света.
   – Секундочку! Я предлагаю вам обдумать один интересный вариант. Ну, подождите же, – сказал Саммаэль. Старец обернулся.
   – Раз нам с вами выдался такой случай разыграть историю на шахматах, давайте воспользуемся этим. Вы играете лучше меня, а значит, меньше рискуете. На Руси впереди много сражений, войн, лишений и других непростых ситуаций. Мы с вами уполномочены решить их исход. Сейчас у вас есть шанс повлиять на ход этих событий. Потом такого случая может не представиться.
   Даниил задумался над словами демона. В словах нечистого несомненно был смысл. Но мог ли здесь быть подвох?
   – Решайтесь, потом жалеть будете. Представляете, вернетесь к Всевышнему с сюрпризом – в будущем Россию ждет только хорошее.
   – А тебе какой резон, если ты хуже меня играешь? – с подозрением спросил старец.
   – Ну, я буду стараться. Очень стараться, – сказал Саммаэль, почесывая подбородок.
   – Ну что же, давай попробуем заглянуть дальше. Добро. Чего предлагаешь? – спросил старец, садясь обратно за стол.
   Демон наклонился и сгреб обеими лапами все шахматы на доске. Как только он прижал их к волосатой груди, фигуры превратились в игральные карты. Нечистый, ловким движением собрал карты в колоду и стал тасовать. Потом, он протянул колоду через стол и попросил:
   – Снимите, пожалуйста.
   Даниил, нехотя, сдвинул половину колоды. Демон сдал карты, положив два ряда по восемь с каждой стороны доски. В эту же секунду они превратились в слонов, коней, ферзей и пешек. Саммаэль достал из-под стола толстую книгу и открыл ее на середине. Страницы были пусты. Это была ненаписанная история государства Российского.
   – Как вам восемнадцатый век? Полтавская битва? – Демон нетерпеливо постукивал невесть откуда взявшимся карандашом. – Вообще как вы к Петру первому относитесь?
   – Ходи! – строго сказал Даниил.
   И снова фигуры задвигались по доске, проецируя события на землю. На этот раз шведская пехота четырьмя колоннами двинулась на русские редуты. Войска Реншильда прорвали русскую оборону. Но, попав под сильный артиллерийский огонь, отошли в Будищенский лес. Петр выводил армию на поле. А рядом, на столе, появлялись сами собой строчки на пустой странице книги. Каллиграфический почерк невидимой руки, вывел заголовок – «27 июня 1709 года».
   Выстроившиеся армии ринулись навстречу друг другу. Завязался рукопашный бой. Вскоре шведы под натиском превосходящих сил начали отступление. Конница Меньшикова преследовала беглецов. Армия короля Карла XII была разгромлена.
   – Потери шведов одиннадцать тысяч против полутора тысяч русских. Вы уроки не даете? – демон сидел в камзоле восемнадцатого века и рассматривал свои эполеты.
   – Не даю. Еще предложения будут? – сухо поинтересовался святой Даниил.
   – Ну, я бы предложил, конечно, но вы мне настроение испортили. Меня, между прочим, по головке не погладят за такую игру, – промямлил Саммаэль и вытащил из эполета нитку.
   – Тогда до встречи? Которая, надеюсь, никогда не произойдет, – Даниил опять встал из-за стола.
   – Да ладно! Не обращайте внимания на мое настроение. Садитесь, – демон перелистнул исписанные страницы и открыл чистые. – Забыли шведов. К кому теперь за помощью обратиться?
   Он окончательно оторвал эполет и отшвырнул его. Внимательно всмотревшись в пустоту книги, процитировал:
   – Внешняя политика – самая блестящая сторона государственной деятельности Екатерины II, произведшая наиболее сильное впечатление на современников. Ну, догадались?
   Да, да. Русско-турецкая война. После этого разыграем и мирные ситуации.
   Из ровных рядов белых фигур вышла пешка, открывая дорогу слону. И снова невидимые нити связывали волшебные шахматы и земную реальность. И снова одно движение фигуры решало тысячи судеб, а на чистых страницах книги появилась следующая надпись – «1768 год».
   Но и эта партия закончилась поражением турков. А заключенный мир принес России новые земли, выход из Азовского моря и больше четырех миллионов рублей контрибуции.
   После этого, как демон и обещал, разыграли подписание мировых, принятие важных законов и политические договоры. Правда здесь дела у Даниила, а, следовательно, и у России пошли хуже. И после того, как закончили с Пугачевщиной и войной с Наполеоном, старец расстроился. Да он победил, но русскому народу эти победы достались очень большой ценой. А когда русско-японская война тысяча девятьсот четвертого года разрешилась для России поражением и потерей части Сахалина, святой совсем поник.
   – Ну не раскисайте, что вы скисли? В общем, картина то у вас положительная. Почти одни победы. Да и впереди еще столько событий! Недовольны чистотой и качеством побед? Ну, уж вы хотите! В России никогда не будет легко и просто жить. Карма у нее такая. А вы еще отыграетесь, – сказал Саммаэль и встал, чтобы размять ноги.
   Святой Даниил раздумывал, поглаживая бороду. Он думал, стоит продолжать играть или нет. Может пустить события на самотек и время расставит все по своим местам, пусть даже и не в лучшую сторону для России? А может лучше попытаться повлиять самому? Все-таки у него получается выигрывать. С большими потерями иногда, но выигрывать.
   Саммаэль примерял форму немецкого офицера. Надев каску задом наперед, спросил:
   – Скажите честно, мне идет? А у них ничего дизайнеры, мне нравится, – он поскреб каску когтем. – Что пригорюнились? Думаете продолжать или нет? Если хотите знать мое мнение…
   – Я не хочу знать твое мнение! Что там дальше? – раздраженно перебил старец.
   – Ну, как? Видно же по мне. Первая мировая – тысяча девятьсот четырнадцатый год, Антанта.
   – Расставляй, – невесело сказал Даниил.
   Первая половина войны для России была полностью провальной. Но с тысяча девятьсот шестнадцатого года ситуацию удалось переломить, хоть и с большим усилием. Россия помогла Антанте одолеть Германию.
   – Я выпью, если вы не возражаете, – демон достал плоскую военную флягу и, отвинтив крышечку, отхлебнул из нее. – Не желаете?
   Даниил поднялся и медленно обошел вокруг стола.
   – Ну, вижу, совсем разнервничались. Чего вас так уж не устраивает? Присаживайтесь, у нас впереди бо-о-ольшая тема. Революция, – сказал Саммаэль.
   – Нет! Хватит, я ухожу! Что сделал, то сделал, но дальше не хочу, – святой, взяв свой посох, направился к свету.
   – Право же, что вы как девушка. Нельзя такие вещи на самотек пускать, – говорил демон вслед, положа ноги на стол. Старец удалялся. – Если Ленин возьмет верх, Россию ждут десятилетия маразма – разруха, голод, соцсоревнования, уравниловка, ударные пятилетки. Разве вы оставите это так? – крикнул в след нечистый.
   Старик остановился.
   – Нечего тут думать! Возвращайтесь и продолжайте. Всем трудно. Кому легко? – добавил лукавый демон и, достав банку черной икры, стал есть ее десертной ложкой.
   – Ах ты бесовское отродье! Знаешь, на что нажать, – старец с причитаниями сел обратно на стул.
   – Вы же сами меня выбрали. Я еще не самый плохой, поверьте. Если бы вы выбрали Мастему, ваш диалог был бы…
   – Расставляй болтун, – перебил демона святой.
   Шахматные фигуры, как будто чувствуя груз ответственности, тяжело двинулись вперед. История опять решалась на клетках шахматной доски и события единой сетью опутывали мистические фигуры и земную реальность.
   – Рокировка?! Это новое для вас. Развиваетесь, – ехидно заметил демон.
   России не удалось избежать революции. События семнадцатого года плавно перетекли в гражданскую войну, которая закончилась полной победой большевиков. Над страной всколыхнулось алое знамя с пятиконечной звездой.
   Саммаэль заглянул в книгу и, присвистнув, добавил, – Вы не расслабляйтесь, впереди Великая Отечественная война.
   Святой Даниил пристально и долго смотрел на рожу демона, как будто изучая ее. Заглядывая в глубину желтых глаз, он пытался разгадать его план, если он у того был.
   – Вы меня смущаете, право, – нечистый достал зеркальце и, посмотревшись в него, спросил, – Я вам нравлюсь?
   Старец быстро схватил увесистую ладью и швырнул демону в морду. Шахматная фигура со щелчком стукнулась о черный лоб. Саммаэль, задрав копыта и издав булькающий звук, завалился вместе с креслом на спину. Через несколько мгновений его голова появилась над столом.
   – Вы в своем уме уважаемый?! Вы святой, не забывайте! Насилие это не ваше. Я с вами отказываюсь играть.
   – Вот и отлично! Я ухожу! – решительно сказал Даниил, и резко встав и взяв посох, направился восвояси. Он уже довольно далеко отошел, как у него зародилось подозрение – демон почему-то не упрашивал его остаться. Ни слова не сказал вдогонку. Неужели так обиделся на удар по лбу, что это заслонило желание продолжать?
   Старец быстро обернулся и успел увидеть довольную мину Саммаэля. Вернувшись к столу, Даниил выхватил книгу из лап нечистого и открыл на последней исписанной странице:
   «Германия на момент начала войны была намного сильнее Советского Союза. Технически она находилась на более высоком уровне. Имела хорошо оснащенную и обученную армию. Разработки же советской военной техники…»
   – Ах ты, дьяволенок! Что же ты меня не уговариваешь остаться? Может тебя просто все устраивает? – спросил демона Даниил.
   – Как же мне надоели ваши истерики, – сказал Саммаэль, прикладывая влажную примочку к шишке на лбу. – Почему вы выбрали меня? Какое невезение. Сейчас бы сидел дома с красивыми девушками.
   – Нет уж! Этот спор мы должны разрешить. Ходи! – Даниил снова сел за стол, поставив рядом посох.
   Демон, держа одной лапой примочку, другой передвинул пешку вперед. А где-то там, далеко, двадцать второго июня сорок первого года Германия напала на Советский Союз. Играли осторожно, напрасно не рискуя, и пытаясь предвидеть шаги противника. Войска фашистской Германии стремительно дошли до Москвы, но здесь встретили ожесточенное сопротивление советских войск. Сотни боев большого и среднего значения наполняли войну. Тысячи людских потерь переходили в миллионы. Смерть от пуль и снарядов, от голода и холода, не косой, а комбайном косила людские жизни.
   Причиной перелома ситуации послужила победа Советского Союза в битве под Москвой. Затем последовал прорыв блокады Ленинграда. Но окончательно ситуация развернулась после победы советских войск в Курской битве.
   Нечистый что-то бубнил себе под нос, Даниил заламывал пальцы. Решалась судьба не только России, но и всего мира. Тем более это стало очевидным после открытия второго фронта. Демон бросал в бой резервы, но все безрезультатно. Мучительные, выматывающие пять лет войны, заканчивались в самой Германии. И вот, наконец, Берлин пал. Над Рейхстагом взвилось красное знамя.
   Это была самая долгая партия из всех, которые сыграли святой и демон.
   – Вы никак опять недовольны? – демон, привстав, вгляделся в лицо старца. – Что сейчас-то не так? Если бы я не знал, что вы святой, подумал бы, что вы жадничаете. В самом деле, выиграли самую тяжелую войну.
   – Выиграть-то выиграл, но какой ценой? Сорок миллионов людских жизней! Да и с твоей стороны около девяти, разве не беда? Разве не трагедия мирового масштаба?
   – Да ладно. Что вы, в самом деле. Цель оправдывает средства, – Саммаэль обернулся Черчиллем и, достав сигару, отрезал кончик серебряной гильотинкой. – Что жизни людские? Муравейник муравьями полон…
   – Нет! Не муравьями! Создание души – святое деяние. Только Всевышний может сотворить душу! – старик с ненавистью смотрел на демона.
   – Вы право нервный срыв получите после нашей встречи, – с заботой в глазах сказал Саммаэль. – Вам ведь не хуже моего известно, что и дьявол делает души.
   – Это такие, как у Гитлера? Душа ли это? – с издевкой, спросил Даниил.
   – Душа, конечно душа, с отличным эго! Разве плохой лидер и затейник? – нечистый разглаживал брючину из дорогой ткани. Костюм Уинстона Черчилля ему явно нравился.
   – Что дальше у нас по плану? – спросил немного успокоившийся Даниил.
   Саммаэль, проведя когтями по лацкану пиджака, причмокнул.
   – Люблю хорошие вещи. А у Винни хороший вкус, – он открыл книгу на ненаписанных страницах и увидел будущие ситуации. Слюнявя лапу, небрежно листал.
   – А ничего особого и нет. Война в Афганистане не влияет, можно не играть. Это не влияет. Не влияет. В общем, с войнами покончено до двадцать первого века. Войны двадцать первого века вас интересуют?
   – Нет! – твердо сказал Даниил. – Значит все?
   – Ну не знаю. Похоже. Тут, правда, путчи с девяностых идут. Могут что-то изменить, – костюм Черчилля исчез, демон таращился с наслаждением в книгу. – Людишки стараются, борются за власть, за деньги. Деньги. Деньги. Как же я благодарен Беллиалу, что он подкинул людям идею о создании денег. Вот настоящая их религия, а не вы уважаемый, со своим господом! Они о вас вспоминают только когда прижмет!
   – Не греши! – строго сказал святой Даниил.
   – Извините, я не могу грешить по определению. Это людской удел.
   Саммаэль закрыл книгу и отложил в сторону. Встав из-за стола, спросил:
   – Ну, все? Надеюсь, вам понравился этот волшебный вечер?
   – Я не очень доволен игрой, – мрачно заявил Даниил.
   – Вы всегда недовольны, – заметил демон.
   – Я предлагаю последнюю партию.
   – Надо же! Что я слышу! Разверзнись чрево троянского коня! Теперь вы мне предлагаете играть?! – Саммаэль с разинутой от удивления пастью, сел обратно. – И что же вас интересует?
   – Я хочу сделать жизнь в России хорошей, как заслуживает того ее терпеливый народ. Пусть в мирное время страна добьется многого. Будет не хуже других развитых стран.
   – Конкретнее, – попросил нечистый.
   – Разыграем далекое будущее, начиная с двухтысячного года, – предложил святой.
   Саммаэль задумался. Потеребив себя за бороду, сказал:
   – Не интересно. Не вижу ничего интересного. Острой ситуации нет. Войны нет. Да и ваша постная мина мне порядком надоела. Нет. Не хочу.
   – Почему же не интересно? Я ставлю на свободное будущее, где соблюдаются права человека, где ценится жизнь человека, где работают законы, и нет коррупции. Где власть работает на народ, а не наоборот. А ты поставишь ровно на противоположное. Россия изменится к лучшему, или станет безнадежной навсегда, – объяснил Даниил.
   – Ой, ну скука какая, – демон выпятил нижнюю губу.
   – Твои условия? – прямо спросил святой.
   Саммаэль задумался. Взяв со стола туру и поковыряв ее когтем, сказал:
   – Не знаю. Чего-то в моей голове пусто.
   – Я знаю. Ведь ты никогда не воплощался в человека? Тебе, наверное, очень хочется? – спросил старец.
   – Мне ранг не позволяет. Но хочется, конечно, чего уж тут скрывать.
   – У меня есть полномочия разрешить тебе это сделать. Ты сможешь воплотиться в любого человека на свой выбор, в любом времени. Я ставлю на светлое будущее России, а ты на темное и плюс воплощение.
   Саммаэль заметно оживился.
   – А не вы ли случаем демон соблазна? Вы уговорите кого угодно!
   – Ну, так как?! – грозно спросил Даниил.
   – По рукам! Только такой договор предлагаю записать на бумаге, – нечистый махнул лапой и на столе появился лист пергамента. На нем были записаны слова святого по пунктам. Появившееся из темноты перо ужалило старца в палец и само вскочило ему в руку. Старик расписался кровью на пергаменте под своими словами.
   Саммаэль достав из-под стола перьевую ручку, воткнул ее себе в грудь. Набрав немного крови, поставил свою подпись рядом. Как только он это сделал, между подписями медленно проявилась печать.
   – Порядок уважаемый. Теперь за игру, – сказал демон и, хрустнув костяшками пальцев, сел поудобнее.
   Святой Даниил закрыл лицо руками. Он хотел отдохнуть хотя бы минуту. Он уже устал от сегодняшней игры. Но это была очень важная партия. Возможно самая важная из всех сегодняшних. Надо было играть. И играть хорошо.
   Старец передвинул фигуру. Саммаэль, глядя в глаза старику, тоже передвинул одну из своих фигур.
   Но не прошло и пяти минут, как святой потерял контроль над игрой. Демон как будто проснулся! Как будто играл чужим умом! Игра только началась, а святой уже потерял ладью, коня и двух слонов. Нечистый играл играючи! Его мысли вихрем носились над доской, предсказывая противника на три, четыре хода вперед! Даниил впервые по-настоящему испугался. Слишком высоки были ставки, и слишком игра была не в его пользу.
   Подошедшие к тылам противника пешки святого были быстро и без труда уничтожены. Вторая ладья, сделав рокировку с королем, тут же была съедена слоном Саммаэля. Даниил не мог даже серьезно противостоять демону, настолько высокий класс игры тот показывал. Вскоре святой потерял ферзя. А еще немного позже белый король и две пешки, оказались единственными уцелевшими фигурами от всей белой армии.
   – Тебе придется повозиться, чтобы мне поставить мат, – сказал святой.
   – Не думаю, – сказал демон, внимательно рассматривая фигуры на доске. Причмокивая губами, он раскачивал головой, пытаясь увидеть нужное для себя развитие ситуации. Потом, с торжеством посмотрев на святого, сказал:
   – Значит, хотите России безоблачное будущее? Говорите, многострадальный народ заслужил? Держитесь, вот она, правда жизни!
   Саммаэль передвинул черную туру, ставя под удар белого короля.
   – Вот вам культурный упадок в России!
   Даниил передвинул короля, спасая от удара. Демон подвинул пешку, которая наискосок била короля.
   – Вот вам разобщенность и расслоение общества, где каждый за себя.
   Святой опять подвинул главную фигуру своей армии. Нечистый поставил коня. Буква «г» накрывала белую, долговязую фигуру.
   – Вот вам разбухший чиновничий аппарат, бюрократические барьеры! Взяточничество!
   Старец передвинул короля на предпоследнюю клетку. Саммаэль подвинул черную пешку вплотную.
   – Вот поголовная коррупция и вертикаль власти!
   – Ну, здесь тебе не достать, – сказал Даниил, передвинув короля в самый угол.
   – Не так быстро. Вот вам возрождаемый культ личности и возвращение железного занавеса, – демон передвинул по прямой ладью, и невидимая линия накрыла угол не оставляя белым шансов. – Мат, уважаемый благодетель. Мат!
   Даниил внимательно посмотрел на доску и, осознав свое положение, поник.
   – Ты лишил страну будущего.
   – Лучше выиграть будущее, нежели прошлое. Не так ли? – Саммаэль, откинувшись на спинку, затянулся папиросой.
   – Ты что же, прекрасно умел играть и все это время поддавался мне?! Усыпил мою бдительность! Набил цену и, подкравшись к самому лакомому куску, оттяпал его?! – грозно спросил Даниил.
   – В шахматах, гамбит – предполагает жертву фигуры, для получения более весомых выгод. Вы не учли одного. Вы играли не со своим приятелем – святым Гавриилом, а с демоном. Надо было понимать это.
   – Ах ты, мошенник! Ты какими вещами шутишь?! Судьба великой страны, не предмет для жульничества! Ты думаешь, я это так оставлю?! – святой Даниил встал из-за стола.
   – Но позвольте, я играл честно! Почему жулик? Умение играть не жульничество. Бросьте отец, все равно уже ничего не исправишь.
   Над шахматной доской возник лист договора. Он висел в воздухе и медленно крутился, показывая две кровавые подписи и печать. Старец попытался схватить пергамент, чтобы порвать. Но листок превратился в камень и с грохотом упал на шахматный стол, скинув на пол несколько фигур. Саммаэль захихикал.
   – Ах ты, дьявольское отродье! – Даниил протянул руку к посоху.
   – Договор есть договор, что сделано, того не воротишь! – донесся сверху раскатами грома голос. Старик поднял глаза и увидел Нергала. На этот раз он был огромен. Его темный силуэт уходил высоко в мрачное небо. За гигантский торс цеплялись черные тучи. С неимоверной высоты смотрели огромные горящие, желтые глаза.
   Сказав эти слова, Нергал медленно растворился во мраке.
   – Договор есть договор, – повторил Саммаэль и, встав из-за стола, добавил, – Ну мне пора. Рад был посидеть, пообщаться.
   Он обошел стул и, удаляясь в темноту, отвесил комичный поклон.
   – Надеюсь, еще увидимся. Приятного вечера. Меня еще ждет воплощение в человека.

   Перед глазами появилось зеленое сукно стола, тяжелая, стеклянная пепельница, лампа. В своей правой руке Саммаэль обнаружил дымящуюся трубку. Стены большого просторного кабинета растворялись в сумраке вечера. Огромные багровые занавески на окнах ниспадали величественными складками. За ними свисали темные плотные шторы – ими закрывали окна во время бомбежки. Тяжелыми узловатыми пальцами, он провел по столу, затем по своим военным брюкам.
   Потом встал и медленно, дымя трубкой, подошел к окну. На улице было мало огней. Несколько уличных фонарей и фары спешащей запоздавшей машины. Прожектора, в поисках немецких самолетов, ощупывали лучами небо. Пушистый снег медленно кружился, прежде чем коснуться земли.
   В дверь кабинета тихо постучали. Саммаэль обернулся. Дверь немного приоткрылась и аккуратно причесанный в наглаженной форме офицер доложил:
   – По вашему приказанию прибыл генерал Москаленко. Ожидает в приемной. Разрешите позвать?
   Легким движением руки с трубкой демон дал понять что разрешает.
   В дверном проеме появилась фигура генерала. Волосы на его голове были зачесаны назад. На груди, в свете настольной лампы, поблескивали медали. Синие военные штаны с красными лампасами были заправлены в начищенные сапоги.
   – Здравия желаю товарищ главнокомандующий! Генерал Москаленко по вашему приказанию прибыл! – отчеканил генерал.
   Демон указал трубкой на стул.
   – Проходитэ, садитэсь на этот стул. У меня ест к вам сэрьезный разговор, товарищ Москалэнко.

   Март 2008 г.

Константин Брансвик Метод погружения (сборник)