Ирина Мальчукова
Антресолия – страна забытых желаний, или Приключения Яшки Ермолаева

   © И.Мальчукова, 2012
   © ООО «Написано пером», 2013

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава первая
Кто такой Антресолька?

   Жил на свете маленький мальчик, обыкновенный малыш, как все дети. Хотя можно ли быть обыкновенным, когда весь мир открывает перед тобой двери, приглашая на познавательную экскурсию длиною в целую жизнь? Сколько же нужно узнать и попробовать? Сколько открытий ждёт тебя впереди?
   И как важно узнать, почему это Бабка Ёжка подсматривает в щёлку в оконной раме, выжидая, когда Яшка (так зовут нашего героя) закончит свой ужин?! По крайней мере, так утверждает мама, пытаясь убедить сына доесть бутерброд. А это большая проблема, знаете ли, – взять да и не оставить чего-нибудь в тарелке! Нет, ну мороженое или конфеты мы любим, но капуста, плавающая зачем-то в борще, да ещё эта свёкла… А каша манная – это вообще отдельная тема для разговора.
   В таких случаях мама начинает рассказывать, что Баба Яга, сидя на метле (а без неё никак нельзя – ведь девятый этаж всё-таки), подстерегает за окном, чтобы украсть недоеденный кусочек, а в нём, как всем известно, богатырская сила заключена. Вот Бабка и пытается силу эту себе присвоить. Съест, мол, кусочек бутерброда с маслом и колбасой и пойдёт громить Алёшу Поповича с Ильёй Муромцем. И даже Катигорошек со своей кувалдой здесь не поможет. И изменится тогда исход сказки, и добро уступит победу злу, исчезнут мультики, так полюбившиеся Яшке, о богатырях и царь-граде Киеве, Ивасик-Телесик сгорит в печи, а капитан Врунгель Христофор Бонифациевич со своей командой почему-то, как уверяет мама, торжественно пойдёт ко дну.
   О мультяшках мама вспоминает не случайно, ибо просмотр их перед сном грядущим – ежедневная святая традиция, во имя всеобщего семейного блага никем и ни при каких обстоятельствах не нарушаемая. Иначе о сне, тем более спокойном, забыть могут все, включая кота Барсика и соседей.
   Одним словом, это всё очень важные причины, по которым всё-таки нужно доесть бутерброд. Хотя иногда (особенно если речь идёт о злополучной манной каше) Яшка думает: «Пусть Бабка травится, то есть силой богатырской подкрепляется!..»
   Тогда малыш на цыпочках подходит к окну и осторожно кладёт подбородок на подоконник, выглядывая там ту самую, что с костяной ногой: мол, иди, я тебя не боюсь и охотно с тобой поделюсь. И доедать приходится действительно бабушке, только не сказочной, а той, что из соседней комнаты, в домашних розовых тапочках.
   В общем, наш герой был не робкого десятка. Всякими страшилками его не запугаешь. Пасовать перед трудностями он не любил и постоять за себя, особенно в детском садике, умел, за что не раз и наказан был. Частенько по вечерам воспитательница Галина Сидоровна, передавая из рук в руки драгоценность веснушчатую, жаловалась маме, охая да ахая, какие её чадо совершило за день подвиги. Например, сегодня Яшка запер в туалетной комнате нянечку, когда та мыла пол, и перевернул тарелку с супом, при этом не отрицал, что сделал это нарочно, в знак протеста. Правда, пояснения относительно того, против чего направлен данный протест, его величеством Яковом Петровичем Ермолаевым предоставлены так и не были.
   Домой шли молча. Мама не отчитывала сына, задавая, как обычно, многочисленные «почему», но то, как крепко её пальцы сжимали Яшкину руку, было предвестником надвигающейся бури.
   Дома на кухне состоялся семейный совет. Пахло корвалолом. То и дело мелькали розовые тапочки. По крайней мере, лишь это Яшка мог рассмотреть, лёжа на животе и подглядывая в щёлку между дверью и полом (излюбленный, между прочим, его с Барсиком пункт наблюдения!).
   Естественно, молодое поколение не было понято старейшинами семьи. Вердикт – лишить сладкого и телевизора до следующей среды, а это – целая неделя! Семь дней без мультяшек перед сном! Без Алёши Поповича!!! И даже розовые тапочки прошли мимо, и где-то хлопнула дверь…
   Лёжа в кровати, Яшка долго не мог уснуть. Сжимая кулаки, он пытался заглушить подступающую к горлу обиду, но это ему всё никак не удавалось.
   «Лучше бы папа достал своего «воспитателя», то есть кожаный ремень… – всхлипывая, думал малыш. – И отхлестал по мягкому месту… Было бы, конечно, больно, но всё же как-то по-мужски, что ли, по-богатырски… А тут такое… Даже бабушка не зашла со своим смешным «спокносбо» (Спокойной ночи! С богом!) и не перекрестила на ночь, бормоча при этом слова какой-то молитвы…»
   Яшка не понимал всего этого, но после такой, как смеялся папа, «спокносбоговской» процедуры ему всегда становилось спокойнее. И даже белая пластмассовая вешалка с его костюмом, подцепленная за ручку шкафа (дабы не испортить, пояснила мама, «свежевыглаженную нетронутость»), не казалась ему карликом с белым крючковатым носом. И светлые пятна на потолке и стенах, которые оставляют, как знал Яшка, проезжающие мимо машины или освещённые окна дома напротив, не представлялись ему таинственными проёмами в иные миры, откуда в любой момент мог выскочить какой-нибудь «бука».
   Мальчик поёжился, вспомнив приснившийся как-то сон, в котором вот такое же пятно на стене вдруг начало расти и засасывать в себя всё, что находилось в комнате, и даже его – Яшку. Он плакал во сне, звал маму с папой, а Барсик, защищая хозяина, бросился грудью на пятно, после чего проём закрылся, и всё стало на свои места. И даже кот остался цел и невредим, только рядом с прежним вырос почему-то ещё один хвост, в чёрную и серую полосочку.
   Мальчик знал, что это всего лишь был сон, а значит – неправда, но сейчас, когда темно и одиноко, сейчас и невероятное казалось ему возможным и вполне реальным.
   Почему он не сказал взрослым правду? Почему не объяснил свои поступки? Яшка и сам не знал. Наверное, боялся, как боится сейчас, широко открыв глаза и всматриваясь в темноту. Не в характере малыша было жмуриться и прятаться под одеялом. От этого, как ему казалось, становилось ещё страшнее. Нет, лучше открыть глаза и смотреть-смотреть, будто разгоняя темноту и всё, что прячется в ней.
   – Эх, ты, антресолевая душа! – часто любила приговаривать бабушка, бросая на внука из-под очков ласковый взгляд. – Антресолька ты моя конопатая!
   Это она сама выдумала. Видимо, после одного из подвигов юного «самурая». И как тут догадаешься: то ли ругается, то ли хвалит?
   Даже мама как-то не выдержала и заметила:
   – Что это вы со шкафом ребёнка сравниваете?!
   На что бабушка лишь лукаво улыбнулась, продолжая ловко перебирать спицами и вывязывать какой-то чудной узор. Но Яшке почему-то казалось, что это хорошее сравнение, и оно должно быть непременно таким.
   Вот и сейчас, вспомнив бабушкины слова, малыш призадумался: «А что, собственно, взрослые прячут там, наверху?»
   Очередная загадка, которую ему предстоит разгадать.
   Перевернувшись на бок и засунув руку под подушку, Яшка достал маленький карманный фонарик, который заблаговременно спрятал там на всякий «пожарный» случай. Под «пожарным» случаем подразумевались вот такие минуты, как сейчас, когда страшно и не спится.
   Вооружившись фонариком, новоиспечённый «ковбой» в пижаме в красно-синий горошек «обстреливал» темноту, сопровождая действие сие, как в кино, характерными звуками, имитирующими пальбу из пистолета. С помощью фонаря мальчик выписывал на стенах и дверцах шкафа (особенно в верхней, наиболее интересующей его зоне) различные кренделя, направляя лучики влево-вправо в поисках предполагаемого шпиона.
   По окончании операции по «зачистке» комнаты «оружие» возвращалось назад – под подушку. Тогда Яков Петрович, удовлетворённый и уставший, мог наконец-то расслабиться и позволить доброму пану Соньке, о котором рассказывала мама, посыпать его голову волшебным порошком, чтобы приснились непременно добрые и сказочные сны.
   А ещё, вспомнилось Яшке, мама всегда целовала его перед сном в щёку и нежно шептала на ушко:
   – Пусть тебе приснится золотая птица, на серебряном коне скачет вихрем по траве!
   «Но сегодня мама меня не поцеловала…» – подумал малыш, уже засыпая и не слыша, как наверху что-то скрипнуло, и белая вешалка закачалась из стороны в сторону, тихо постукивая: тук-тук… тук-тук…

Глава вторая
Будни по-ермолаевски

   Утро для семьи Ермолаевых – пора испытаний. Начинается оно со святая святых – кухни, где кипят и булькают в литровой кружке бабушкины бигуди, пахнет кофе и яичницей, папа читает газету и жуёт бутерброд, истошно орёт Барсик, выпрашивая корм, а мама, время от времени поплёвывая, пытается накрасить ресницы полузасохшей тушью. Этот известный, наверное, всем мамам приём позволяет ещё месяц-два не покупать новую тушь, которая, как жалуется мама, поглядывая на жующего папу, так дорого стоит.
   Но главное действие начинается тогда, когда все члены семьи решают вопрос, кому сегодня будет предоставлена честь снарядить рыжего «монстра» и доставить его к месту обитания подобных ему особей из отряда шкодливых. А это сложная задача – ведь все спешат, всем некогда, и, естественно, каждый клянётся и божится, что страшно опаздывает.
   Яшка любит наблюдать, как взрослые, словно те же дети, идут на различные хитрости и уловки, чтобы первыми выскочить из квартиры и избежать таким образом участи «конвоира». И тогда в игру вступает таинственный «барабашка», по вине которого вдруг исчезают мамины ключи или дедушкины очки, а папа иной раз долго не может распутать свои шнурки, высказывая при этом весьма интересные мысли в не менее интересной форме. Одним словом, кто менее проворен и хитёр, остаётся, как говорится, с носом, то есть с Яшкой.
   Сегодня не повезло папе.
   – Не твой день! – радостно посочувствовала мама и упорхнула, послав воздушные поцелуи любимым мужчинам.
//-- * * * --//
   – Сегодня не мой день… – пробурчал с досадой малыш, переступая через порог учреждения, с которым связано так много надежд пап и мам, словно пчёлки, трудящихся на многочисленных полях и нивах и забывающих порой о собственных «цветах жизни».
   Вот и стоит «цветок» наш в раздумьях, то и дело теребя большую зелёную пуговицу возле ворота своей новенькой рубашки, будто бы она виновата в том, что на завтрак сегодня опять будет его «горячо любимая» манная каша – холодная, густая и с комками. Вершина поварского искусства!!!
   Ну не любит Яшка кашу эту, да ещё молоко кипячёное, да ещё с пенкой ненавистной, которая, как на зло, попадается именно ему. А они (взрослые) этого не понимают, заставляют есть, когда не лезет, и наказывают, если сопротивляешься.
   И не раз по окончании обеда Яшку оставляли за столом, пока не доест, и он долго ковырял ложкой, с грустью наблюдая, как другие играют в солдатики.
   Но сегодня всё будет иначе. Надоело всё время быть наказанным. Дома и так бушует гроза! Нужно что-то придумать, изменить тактику. И Яшка, выпятив грудь и заложив руки за спину, как Наполеон (тот толстый император в смешной треугольной шляпе, о котором рассказывала бабушка), стал прохаживаться вдоль столиков с тарелками, где удобно расположилась каша. Он прикидывал в уме план дальнейших действий.
   Ведь как обычно поступают дети, да и взрослые тоже, когда им что-то не по вкусу из предложенного меню? Оставляют на потом, съедая сначала вкусненькое, долго возятся с каждым кусочком, будто проводят раскопки у себя в тарелке, или вообще играют в хоккей, используя в качестве клюшек свои вилки… Ну, это в лучшем случае…
   «А что, если представить себе, что невкусное – на самом деле вкусное? – подумал малыш. – Тогда кашу эту есть нужно так, будто это и не каша вовсе, а, скажем, халва с арахисом или изюмом, а ещё лучше и с тем и с другим, то есть кушать её нужно быстро… нет… очень быстро! Чтобы не успеть почувствовать, что это всё же не халва…»
   Сидя за столом, Яшка так наяривал, что у него аж за ушами трещало! Старался, как только мог! Машка с Вовкой (соседи по столику) с любопытством уставились на развернувшуюся перед их глазами батальную сцену. Первым опомнился Вовка (проныра тот ещё!) и, не теряя времени, тут же заключил пари с очкастым Петюней, что Яшка войну с кашей проиграет: у него, мол, кишка тонка. Это он мстил за синяк под левым глазом, поставленный ему заботливой Яшкиной рукой ещё на прошлой неделе…
   – Ну что, чемпион? Снова на гауптвахту? – посочувствовала, гладя Яшку по его растрёпанной голове, нянечка Антонина Васильевна, которую все величали просто Тонь Васильной. Она, видимо, уже позабыла, как давеча с полчаса грюкала тапком по двери, запертая в туалете по вине рыжей бестии.
   Теперь младший Ермолаев стоял на табуреточке перед умывальником и с глубокомысленным видом пытался отмыть тарелку, в которую его благополучно стошнило за завтраком.
   – Ермолаев снова балуется! – сделала вывод воспитательница (упырь в юбке, как окрестил её дедушка, а бабушка при этом всегда шикала и грозила дедуле пальцем!) и отправила Яшку отбывать наказание на маленькую тёмную кухоньку. Там, громыхая посудой, кудесничала Тонь Васильна, про которую, кстати, все говорили, что она пьёт уксус, чтобы похудеть.
   Яшка всегда хотел это проверить, и даже теперь, убитый горем, он как бы между прочим окинул взглядом стол и близлежащие полки, отыскивая бутылку с соответствующей жидкостью. Не обнаружив ничего подходящего, малыш вздохнул. Он вспомнил, что теперь по его вине Петюня, проигравший пари, отдаст Вовке «рогатуна» (то есть рогатого жучка), которого уж третий день кряду носил в левом кармане брюк в маленькой спичечной коробке с нарисованной сверху красной гвоздикой.
   Погрозив кому-то кулаком (хотя известно кому) и чуть не навернувшись с табуретки, Яшка сумел-таки отвлечься от горестных дум, угостившись конфеткой… Её заботливо припрятала для него Тонь Васильна в потайном карманчике своего всегда чистого и накрахмаленного фартука.
   «И хоть она пьёт уксус, – думал малыш, – сердце у неё большое и доброе, способное любить и прощать…»
   Во время «тихого» часа, когда уснул даже Вовка со своим язвительным «Яшутка-маршрутка» и длинным красным языком, которым он умел доставать до самого кончика носа, Яшка, снедаемый сомнениями (мстить или не мстить?), тихонько вылез из-под одеяла. Шлёпая босыми ножками по местами шероховатому дощатому полу, он направился к двери, ведущей из спальни в общий зал. Там располагались игровая зона и столовая.
   Мальчику надлежало спросить соизволения у Галины Сидоровны сходить в туалет. Так было положено. Дитё само писать не может. Над горшком обязательно должна нависать чья-то тень.
   – Попо-контроль! – обычно шутил малыш, но сейчас ему было не до шуток.
   Галина Сидоровна не приветствовала, когда дети «отказывались» засыпать сразу, и всегда бурчала и покрикивала на «бунтовщиков». Фамилия Ермолаев звучала чаще других: не любил он спать днём, да ещё непременно на правом боку, да ещё со сложенными под щекой ладошками, и совсем при этом не шевелиться.
   «Ещё бы дышать запретили!» – думал Яшка, почёсывая затылок и закусив губу, что было у него верным признаком приближающейся шалости.
   Да, не забыл он позор, пережитый во время завтрака, а обиду, как говорят в кино, смывают кровью. Крови у мальчика под рукой не оказалось, но раз такое дело, он решил пойти иным путём. Резко обернувшись и чуть не плюхнувшись носом на влажный и скользкий пол (Тонь Васильна постаралась, вымыв его перед обедом), сорванец подбежал к окну и спрятался за толстой розовой занавеской. Зажмурившись и мурлыкая от удовольствия, он мстил и пи́сал под батарею, а за окном ярко светило солнце и пели птицы…
   «Не люблю я розовый цвет, однако!» – пришёл к заключению малыш и отправился спать.
   Вечером, сидя на скамейке с Машкой в ожидании, когда примчатся взмыленные и ошалелые средь карусели трудовых будней «старики», Яшка сжимал в ладошках тополиную пушинку. Осторожно приподнимая пальцы и заглядывая одним глазом вовнутрь, он загадывал желание: «Пусть мама поцелует меня перед сном…»

Глава третья
Сказка-тест

   Уважаемые взрослые! Знаете ли вы один о-о-очень большой секрет?!! Все дети любят, когда им рассказывают сказки! Просто так, на ночь перед сном или, что не менее важно и приятно, во время приёма пищи. Кстати, это весьма способствует улучшению пищеварения! И к тому же «баять» сказки (это словцо умная бабуля употребляет!) – верный способ добиться того, чтобы поглощение еды прошло более сглаженно и цивилизованно.
   Хотя многое, конечно, зависит и от рассказчика. Фантазировать – под силу не каждому взрослому. В основном на такие пустяки не хватает времени – ведь так много проблем, что просто ужас!
   «Но, – размышлял порой Яшка, – наверное, с возрастом у иных людей просто черствеет сердце, как тот китайский пластилин, который недавно купил дедушка».
   Продавщица уверяла, что чудо-пластилин превосходно подходит для ребёнка, так как не берётся за руки, не липнет к коврам и приятно пахнет. Не то, что наш, отечественный…
   Действительно, яркие пластинки к рукам не липли и под ногти не забивались, и поначалу восторженному аханью не было конца. Но на следующий день вылепленные фигурки оранжевой ромашки с жёлтой серединкой и двух мухоморов в крапинку стали твёрдыми, как пластмасса, и раскрошились. После чего под аккомпанемент Яшкиного рёва мама со вздохом (видно, жалко было денег, потраченных на это «чудо», а не на её любимую селёдку) собрала всё в кучу и выбросила в помойное ведро.
   – Тум-тум! – пропел папа, свернув губы трубочкой, и накрыл ведро крышкой.
   Яшка частенько отказывался есть и требовал сказку. В садике подобный номер не проходил, но дома можно было ещё побороться. Если простой просьбы было недостаточно, в ход шли спецманёвры. Например, можно было хлопнуть ложкой как бы невзначай в самый центр наполненной до краёв тарелки или упереться ногами в стол и отодвигать его вместе с ковровой дорожкой до тех пор, пока половина борща или компота не расплескается, образовав радужные лужи.
   Мама ругалась, но на уловки сына попадалась всегда. Поспешно достав книжку, читала «тили-бом, тили-бом, загорелся кошкин дом», не забывая следить при этом, чтобы оставшаяся после «теракта» половина супа или ещё чего-нибудь отправилась всё-таки в Яшкин рот.
   С папой же подобный номер успеха не имел. Вернее, реакция, конечно же, была, но не та, на которую рассчитывал Яшка. Получив подзатыльник, он пару секунд колебался: реветь и получить ещё пару подзатыльников, после чего молча доесть суп, или сразу молча доесть суп? Так как голова, прикинул Яшка, ему ещё пригодится, выбор был в пользу второго варианта.
   «С папами вообще лучше не шутить и не испытывать лишний раз их терпение», – заключал малыш, разглядывая блестящую бляшку отцовского ремня.
   Хотя сказать, что с папкой скучно, – было никак нельзя. Учудить и он был горазд, несмотря на усы и серьёзный нрав. Яшка поперхнулся, вспомнив, как в прошлом году папа в первый раз менял воду в аквариуме и каждую рыбку мыл под проточной водой. После этого все гупаки и меченосцы перевернулись пузом вверх и попадали на дно банки.
   Когда мама оправилась от изумления и спросила, зачем, мол, рыб мыть, если они и так всё время в воде плавают, папка растерялся и, наверное, впервые, как помнил Яшка, не нашёл, что ответить.
   А ещё дедуля с сияющим видом язвительно заметил:
   – Ты зубы щёткой не забудь им почистить!
   Хохотали тогда все до упаду.
   Это всё ещё до того было, как Яшка, играя с Барсиком в футбол, разбил стекло в аквариуме и пытался заделать трещину пластилином. Родители здорово испугались, когда ночью им на головы закапала вода – ведь аквариум стоял на столе возле их кровати, над самым изголовьем. Тогда папка сгоряча отдал стеклянную махину с рыбками, трещиной и пластилином соседу, заявив при этом, что больше в доме никакой живности не будет. Говоря это, он, видимо, забыл о Барсике – толстом пожилом коте, который лежал на столе вместо аквариума и довольно жмурился. Хотя чему тут удивляться – Барсик уже давно не живность, а полноправный член семьи.
   Смешнее всех был дед. Сказки рассказывать он не умел, зато сам был ходячей сказкой. Всякие там хухры-мухры, считал он, для каких-нибудь плаксивых девчонок сгодятся. Он же своего внука, продолжателя рода Ермолаевых, учить будет исключительно серьёзному и важному делу, достойному настоящего мужчины. Поэтому уже в два года Яшка прекрасно знал, что такое гаечки с шурупчиками, пила с топором и даже «окагупцы» (в переводе с Яшкиного – плоскогубцы).
   И не раз в доме разгорался скандал после того, как женская половина семьи обнаруживала на теле отпрыска синяки, царапины и особенно сине-чёрные ногти (это Яшка выполнял упражнения с молотком).
   Дед же всегда твёрдо стоял на своём, утверждая, что синяки мужчину только украшают и закаляют характер. Хотя со времени последнего прочухана, полученного им от бабули (тогда ему неделю пришлось жить на даче и питаться консервами, пока бабушкин гнев не утих, а потом месяц лечить старую язву, заявившую о себе после пережитого стресса), дедушка несколько поубавил темп воспитательного процесса. Нет, он продолжал, конечно, «лепить» из внука мужчину, но делал это исключительно в отсутствие на «полигоне» любимых дам и при этом строго придерживался конспирации.
   На прошлой неделе, например, когда Яшка-мастер учился забивать гвозди, дед ползал следом и заметал следы, тут же выковыривая гвозди клещами. И всё бы ничего, если б не десяток дырок в полу перед холодильником, которые красноречиво свидетельствовали о практических занятиях самоделкина.
   Сегодня бабулина очередь сказывать сказки за ужином. И хоть Яшкино наказание всё ещё в силе, живой телевизор пока никто не отменял. Чем и пользуется вовсю любимый внук, истошно требуя сказку.
   – Сказку! Сказку! – кричит он, усиливая психическую атаку отчаянным стуком ложки по тарелке и расшатыванием стола из стороны в сторону.
   Бабушка, чтобы потешить своего антресольку, как любовно называет она внука, сказки выдумывает всегда сама, а не заимствует затёртые сюжеты из каких-нибудь чужих историй. И, словно кружево, выплетаются перед Яшкиным взором образы гномиков и фей, серого волка и кота с дроздом и многих других сказочных героев, оживлённых бабушкиной фантазией.
   Яшка всегда слушает внимательно, открыв рот, и с умилением следит за тем, как госпожа Луковка и молодец Горошек пробираются сквозь дремучий лес к царству Кощееву выручать красавицу Морковку и попадают в тёмное подземелье царя Мухомора, у которого нынче день рождения и вся нечисть лесная и болотная собралась на сие празднество.
   – Я люблю тебя! – ластится Яшка…
   И сегодня не хлопнула где-то дверь, и розовые тапочки не прошли мимо.
   Ночью, свернувшись калачиком под одеялом, малыш взвёл курок своего «оружия», ибо снова не мог уснуть: так много эмоций и переживаний для одного маленького сердца!

Глава четвёртая
Упала вешалка

   Барсик, примостившийся было на сегодняшнюю ночь около Яшкиных ног, резко спрыгнул с кровати и, на полусогнутых лапах прижавшись животом к полу, напряг уши, словно антенны.
   Яшка спросонья некоторое время не мог понять, что не так, но чувствовал, инстинктивно чувствовал, как страх и беспокойство подступают к его сердцу. Ему показалось даже, что он всё ещё спит и просто видит какой-то чудной сон. Вернее, не видит, а пока что слышит, ибо в комнате было так темно, что мальчик едва мог различить собственные пальцы левой руки, которую протянул вперёд, будто защищаясь от кого-то невидимого.
   Вжавшись в кровать и по обыкновению своему широко открыв глаза, малыш слушал, как отбивала дробь вешалка-гном, словно кто-то раскачивал шкаф и что есть мочи колотил в дверцу изнутри.
   – Абра-ар! Бурундун! Вьюга-вьюн! Гагатун! Дзинь-да-да! – прошептали совсем близко, и Яшка, вконец испуганный, вслед за котом соскользнул на пол, потянув за собой одеяло.
   – Брум-трум-трум! – упала рядом вешалка.
   «Может, это грузовик проехал, вызвав маленькое землетрясение?» – пытался успокоить себя малыш, но он знал, что это не так.
   Осторожно встав на колени и потянувшись за фонариком, который впопыхах оставил на кровати, Яшка вдруг подумал, что не слышит Барсика. Если ещё минуту назад подозрительный стук и пляс вешалки наводили на мальчика ужас, то сейчас наступившая вновь тишина казалась ему не менее пугающей.
   – Кис-кис-кис! – позвал малыш, нащупав рукой фонарик и тут же ухватившись за него как за спасительную соломинку.
   Осмелев и снова взгромоздившись на кровать, Яшка подобрал под себя ноги, клацнул кнопкой фонарика и, как обычно, принялся «обстреливать» темноту, продолжая при этом звать кота.
   Вот кубики, разбросанные ещё с вечера и так не прибранные рыжим лентяем, вот плюшевый синий слоник с оторванными глазами, а там железная дорога, подаренная тётей Кирой на прошлый день рождения, зелёные шторы, герань на окне, копилка-щенок с отбитым и приклеенным обратно ухом… В общем, всё как всегда.
   Успокоившись, мальчик резко привстал и нагнулся было под кровать, чтобы посветить там фонариком в поисках пропавшего кота. Тут же, запутавшись в скомканном одеяле, он упал и уткнулся носом в мягкие бархатистые лапки, которые крепко обхватили спинку его кровати.

   Яшка слышал пульс и дыхание кого-то, примостившегося у него над кроватью, и понимал, что это не кот, ибо Барсик как раз в этот момент соизволил подать голос, жалобно замяукав где-то внизу.
   Несколько секунд понадобились мальчику, чтобы поднять закатившийся под стол фонарь (Яшка, падая, обронил его) и направить свет на кровать, из-под которой с воем выскочил Барсик.
   Нечто, так напугавшее Яшку, успело перебазироваться на подушку и теперь, расправив крылья и немного подавшись вперёд, внимательно рассматривало мальчика. Это существо не было птицей, хотя имело крылья и лапы, как у пернатых друзей.
   «Если бы мне не было так страшно, я бы подумал, что это ангел, о котором рассказывала бабушка, спустился с небес, чтобы пожелать мне спокойной ночи…» – растерянно размышлял мальчик, подметив, что у таинственного гостя, с комфортом расположившегося на кровати, голова, туловище и руки совсем как у человека, только сиреневого цвета.
   – Фиолетовый ангел… – подытожил свои наблюдения Яшка, не заметив, что произнёс это вслух. – А может, фея фиолетовых гор, прилетевшая из бабушкиной сказки?..

   Малыш пятился, стараясь не сводить взгляда с чужака, который широко открыл рот, зевнул и заёрзал, устраиваясь поудобнее.
   – Ишь ты, как по подушке моей топчется! – не удержавшись, заметил Яшка.
   Странное дело, но сейчас ему было уже не так страшно, как можно было бы ожидать от человека, даже взрослого, при подобных обстоятельствах.
   Ангел-фея наклонился вперёд, протянул изящную фиолетовую руку с длинными тонкими пальцами и поманил мальчика, жестом приглашая подойти к кровати.
   Яшка, растерявшись, не знал, как поступить, ведь такого с ним ещё никогда не происходило. Он продолжал пятиться, пока не упёрся спиной в письменный стол, больно ударившись об угол верхнего ящика, который плотно не задвигался. Охнув, малыш инстинктивно потёр ушибленное место и задел локтем жёлтый будильник, который покачнулся и упал на пол, выразив своё неудовольствие громким «дз-и-и-инь!».
   – Дзинь-да-да! – тут же отреагировал гость. Выпрямившись и зашуршав крыльями, пришелец радостно, как показалось Яшке, повторил уже знакомую тарабарщину: – Абра-ар! Бурундун! Вьюга-вьюн! Гагатун! Дзинь-да-да!!!
   – А-а-а-пчхи! – послышалось сзади.
   От неожиданности Яшка подскочил, едва снова не уронив фонарь.
   – Б-б-будь здоров! – пожелал, заикаясь, кто-то.
   – Всегда готов!! – некстати пошутил третий.
   – Б-б-бардак! – возмутился шутке заика.
   – Вай-вай-вай! – задиристо ответил ему шутник.
   Мальчик, стараясь не упустить из виду чудо-птицу, которая радостно пританцовывала и хлопала крыльями, отчего во все стороны посыпались перья и пух, нагнулся над столом выяснить, кому принадлежат голоса.
   На столе, как обычно, было полно неприбранного хлама, так как Яшка, как и большинство мальчишек, не имел привычки убираться после игр и развлечений. Среди пластилина и цветной бумаги, карандашей и фантиков от съеденных конфет явно что-то происходило. Слышен был топот маленьких ножек, по шелесту и шороху угадывалась суетливая возня. Видно, Яшкино конопатое лицо, вплотную приблизившееся к столу, было причиной переполоха.
   Кто-то упал и ахнул, вызвав чьё-то разливистое «га-га-га!»
   – Б-б-балаган! – нравоучительно отрезал уже знакомый нам заика.
   – Да-да-да! Да-да-да! – поддакивали ему.
   Не выдержав, Яшка рискнул и посветил на стол фонариком, повернувшись спиной к таинственному гостю. Заморгав, мальчик приготовился увидеть новое чудо. Сиреневые перья, словно снежинки, кружились и мягко падали вокруг. Одно пёрышко скользнуло по Яшкиному лицу, защекотало, будто дразня. Малыш поморщился, втянул носом воздух и дунул, отгоняя прочь настырное перо.

   – Апчхи! Апчхи! – разобрало не на шутку кого-то.
   Прикинув, откуда доносится чих, Яшка сперва приложил ухо к приоткрытой коробке из-под пластилина, а затем, слегка толкнув пальцем, откинул крышку в сторону и, забыв об осторожности, засунул туда свой любопытный нос. И тут же поплатился за это, получив щелчок.
   – Вот тебе! Вот тебе! – приговаривал кто-то.
   – Б-б-батенька! – обратились, судя по всему, к Яшке, оторопевшему и обиженному. – Б-б-будьте любезны здесь не дуть.
   – Апчхи! Аллергия! – пояснил чихунчик, как мысленно окрестил его малыш.
   Теперь мальчик, наконец, получил возможность хорошенько рассмотреть загадочных болтунов. Открыв рот, Яшка наблюдал, как двигались, чихали, разговаривали и даже ругались маленькие пластилиновые фигурки-буковки, вылепленные с маминой помощью ещё два дня назад. Это мама по собственной, как она шутила, методе пыталась обучить сына «абэвэгэдэйке».
   Расслабившись, малыш рассмеялся, забыв даже о крылатом госте, который прекратил мучить подушку и соизволил, наконец, покинуть кровать. Сначала он переместился на тумбочку, отчего та зашаталась, постукивая ножками по полу. Затем, расправив крылья, пришелец метнулся к окну, но, не рассчитав расстояния, зацепил крылом форточку и рухнул вниз головой прямо на подоконник.
   «Мамина герань!» – успел лишь подумать Яшка.
   Царапая когтями по стеклу и цепляясь за трещавшую по швам штору, гость таки сумел удержать равновесие и не загубить благородное растение. Свисая с карниза и раскачиваясь, словно маятник, фея-птица пропела, будто позвала:
   – Абра-ар!!!
   Буковка «А», чихнув и утеревшись маленьким носовым платком, на тонких и длинных ножках неторопливо вышла вперёд, изящно поклонилась и сняла шляпу, приветствуя мальчика.
   «Чихунчика зовут Абра-аром!» – догадался Яшка и, стараясь быть учтивым, ответил поклоном на поклон.
   – Яков Ермолаев! – отрапортовал он. – К вашим услугам!!
   – Б-б-будем знакомы… Б-б-бурундун… – пробурчала буква «Б», глядя на Яшку исподлобья. Видно, в характере Бурундуна было бурчать и хмуриться.
   – Вьюга-вьюн! – представила фея букву «В», которая, сидя на резинке-ластике и закинув ногу на ногу, едва удостоила мальчика взглядом, делая вид, что внимательно рассматривает свои крохотные ногти.
   – Уже знакомы… – потирая нос, пробормотал Яшка, догадываясь, кто щёлкнул его по носу. А ещё отметил про себя, что Вьюн подозрительно похож на Вовку, того ещё пакостника и шалуна.

   – Гагатун! – констатировал малыш, ткнув пальцем в букву «Г», которая, согнувшись пополам и клюя носом в стол, надрывалась от хохота.
   – Да-да-да! – подтвердила буква «Д», привстав на цыпочки и радостно улыбаясь.
   «Девочка? – разочаровался Яшка, наблюдая, как буква «Д», она же Дзинь-да-да, пританцовывает и поправляет юбчонку, и добавил: – Воображуля!»
   Правда, воображулями он называл абсолютно всех девочек, с этими их бантиками и заколочками, гольфиками и куколками и всем прочим девчачьим добром.
   Размышляя так, мальчик не сразу заметил, как Барсик, который до того где-то молча отсиживался, ловко запрыгнул на стол и, бесшумно ступая мягкими подушечками лап, приблизился к малышу. Буквы вежливо раскланивались, пропуская кота, а птица-фея, положив правую руку на грудь (там, где сердце), почтительным кивком приветствовала Яшкиного питомца.
   Мальчику казалось, что после стольких чудес и неожиданностей его уже ничто не сможет удивить, но он ошибался, ибо для него сказка только начиналась.
   Барсик внимательно посмотрел на малыша большими умными глазами, осторожно лизнул его в щёку и тихонько прошептал на ухо:
   – Я-ш-ш-ша…
   Собственно, тот факт, что кот заговорил, мальчика не смутил, особенно после того, как практически на его глазах ожили куски пластилина. Странным было скорее то, как почтительно и даже благоговейно буквы и крылатый вели себя по отношению к коту, лениво развалившемуся на столе.
   – Хм… – едва не прыснув со смеху, обратился Яшка к Барсику. – Может, мне тебя, Барсюня, теперь Вашим Высочеством величать?!
   Не в силах более сдерживаться, мальчик рассмеялся, настолько нелепым ему казалось всё происходящее перед его глазами.
   Но гости Яшкиного веселья, судя по всему, не разделяли. Крылатый незнакомец, нахмурив брови, огляделся по сторонам и, приложив указательный палец к сиреневым губам, шикнул на малыша.
   Буквы, каждая на свой манер, бурно выражали недоумение и возмущение Яшкиным поведением.
   Абра-ар, топнув ногой, растерянно крутил головой, как бы не понимая, как такое вообще может быть.
   Бурундун, как обычно, проворчал, грозя мальчику пальцем:
   – Б-б-беспредел! Б-б-батенька!!
   – Вай-вай-вай! – вторил ему Вьюга-вьюн, который, заложив руки за спину, то и дело прохаживался вдоль стола.
   Гагатуна слышно не было: видимо, потерял дар речи.

   Только Дзинь-да-да, по-девчачьему сложив вместе ладошки и несколько наклонившись набок, сочувственно смотрела на мальчика.
   Барсик махнул хвостом, и шум тут же прекратился.
   «Пан-король счёл нужным объяснить, наконец, – думал обиженный Яшка, – что здесь происходит».
   – Я-ш-ш-ша… – протянул кот. – Ты – умный мальчик. И, конечно, догадался уже, что стал частью сказки. Я давно наблюдал за тобой, чтобы понять, достоин ли ты узнать нашу тайну. Это весьма трудно, Яша. Ведь ты упрямый и ленивый, проказник и врун. Да, да! Врун!
   Последнее слово кот повторил, заметив, как Яшка покраснел и мотает головой.
   – Помнишь, когда ты мячом разбил аквариум и об этом узнали родители, ты взвалил вину на меня? А когда ты выдернул из розетки шнур от холодильника и испортилось мясо, ты снова обвинил меня. Ах, Яша, Яша… – с грустью перечислял Яшкины грехи Барсик.
   Сиреневый незнакомец нагнулся к коту и громко, чтобы слышали все, сообщил, будто отчитался:
   – А ещё мальчик запер в туалете добрую нянечку, перевернул тарелку с супом, поставил синяк Вовке под глазом, напúсал под батарею…
   – Глаза у плюшевого слоника вырвал! – проснулся Гагатун.
   Раздавшиеся со всех сторон «охи» и вздохи довели Яшку окончательно, и он заплакал.
   Дзинь-да-да, став на цыпочки и размахивая руками, старалась перекричать остальных:
   – Давайте успокоимся, друзья! Довольно! Держите себя в руках!!
   Яшка закрыл лицо руками и тихо плакал, чувствуя, как слёзы прокладывают путь по его горячим щекам. Что-то тёплое и шершавое коснулось подбородка и слизало застывшую слезу. Стало щекотно, и малыш невольно улыбнулся.
   – Но именно ты, Я-ш-ш-ша, – кот с нежностью произнёс имя мальчика, – маленький и слабый, бросился защищать меня от стаи бездомных собак. Именно ты достал из скворечника раненого зелёного попугая и отнёс его в медпункт. Именно ты отобрал у Вовки белую крысу с красными глазками, которую баловник потехи ради чуть не утопил в луже, а потом, укутав в свой свитер, ты долго отогревал её и плакал. – Барсик, мурлыкая, ласково потёрся об Яшкину щёку и продолжил: – У тебя доброе сердце, Яша, которое любит и верит в чудеса. А если искренне веришь, чудо не обойдёт тебя стороной. Ты достоин, Яша, нашего чуда!
   Где-то наверху скрипнули дверцы шкафа, и в комнате стало светлее, будто кто-то зажёг лампу. От стола к антресолям из дивного света выткалась дорожка.
   – Пора, Ваша Усатость! Медлить опасно! – обратившись к коту, сообщила сиреневая птица. – Свет могут увидеть те, кому он не предназначен.
   Но кот почему-то медлил.
   – Я-ш-ш-ша… – снова протянул он. – Мы нуждаемся в тебе и просим присоединиться к нам и отправиться в путешествие туда, где живут мечты и надежды, которым не суждено было сбыться, ибо люди забыли о них. Мы зовём тебя в Антресолевую страну – страну забытых желаний, страну сказок и чудес, в которые перестали верить. Нам нужно твоё сердце, твоё горячее чистое сердце, способное мечтать и фантазировать. Нам нужен твой пытливый ум чудака-антресольки. Не побоишься ли ты переступить через грань возможного, Яша?!
   Яшка колебался. «А как же родители и бабуля с дедушкой? – думал он. – Страшно как-то всё бросить и уйти в неизвестное…»
   Пока мальчик, почёсывая затылок, размышлял, как ему поступить, произошло ещё нечто странное.
   Дзынь-дзынь-дзынь – зазвенело-задрожало стекло в оконной раме. Что-то затрещало: видимо, от сильного порыва ветра резко распахнулась форточка. Стекло, покрывшись извилистыми трещинами, крупными осколками осыпалось на подоконник.
   Яшка подбежал к окну и отдёрнул штору.
   «Жива ли герань?» – думал малыш, переживая за маму, ведь это были её любимые цветы.
   Десятки ворон долбили клювами стекло с той стороны, а некоторые из них с разбегу бросались на окно и, сползая, камнем падали вниз.
   – Б-б-батюшки! – запричитал Бурундун.
   Яшка, схватившись руками за голову, отступал вглубь комнаты.
   – Мальчик! – прохрипел кто-то по ту сторону, и костлявая жёлтая рука просунулась через форточку, пытаясь нащупать задвижку. – Впусти меня, мальчик!
   – Скорее ступай на дорожку! – кричал Барсик.
   – И нас, нас не забудь! – махали руками буквы.
   Яшка поспешно сгрёб в карман пижамы пластилиновых человечков и крепко ухватился за шею чудо-птицы, верхом на которой уже восседал, командуя, кот.
   Ослеплённый светом, малыш не мог видеть, но слышал, как шуршат, опускаясь и поднимаясь, крылья, а где-то внизу трещит, не выдерживая атаки, окно.
   – Я приду за тобой! – прокричала вслед беглецам старая женщина, протягивая к ним костлявые руки, которые вытягивались, словно резина.
   Дверцы захлопнулись, и острые ногти вонзились в дерево, царапая и оставляя на нём глубокие борозды.
   «Э-э-эх! Фонарь забыл!» – вспомнил Яшка…

Глава пятая
Танцы с облаками

   Небо искрилось и играло радужными огоньками, приветствуя путешественников. Розовые облака, словно танцовщицы балета, кружили нежный вальс.
   Яшка, закрыв глаза, раскачивался в такт мелодии, доносившейся из ниоткуда.
   Одно облако с лицом, похожим на мамино, вплотную подплыло к мальчику, легонько дунуло, видимо, здороваясь, и протянуло руку. Яшка оторопел, не поняв, чего от него хотят.
   – Тебя приглашают присоединиться к их танцу. Это большая честь! – пояснил Барсик, стоя на задних лапах и размахивая передними, изображая танец.
   Любопытные буквы, все как одна, высунули свои головы из Яшкиного кармана и громко комментировали то, что видели. Дзинь-да-да и Абра-ар вскарабкались по рукаву на плечо мальчика и, словно на танцплощадке, «вычебучивали» (как бросил им вдогонку Вьюга-вьюн) различные па.
   – Но мы же летим? – возразил малыш, боязливо озираясь кругом. – Я разобьюсь!
   – Не бойся! – шепнуло облако, ласково проведя рукой по Яшкиной щеке. – Ведь это твоя мечта!
   Мальчик вспомнил дедушкину дачу и себя, когда он лежал на старой раскладушке под грушей, которая тени, однако, не давала. Закинув руки за голову и жуя горький стебелёк одуванчика, малыш мечтал тогда о том, как здорово было бы вот так запросто взлететь под самое солнышко, к облакам, и босыми ножками танцевать и прыгать, поднимая облачную пыль. Но папа тогда заверил, что это невозможно, и мальчик постепенно забыл о своей мечте.
   Маленькие розовые пальцы коснулись Яшкиной руки и, крепко обхватив её, потянули в бездонную синеву.
   – Ма-м-ма-а! – успел лишь вымолвить малыш, паря под струями тёплого воздуха.
   Куртка и штаны пижамы надулись, словно паруса, и, развеваясь, хлестали мальчика, но он не чувствовал боли.
   Вьюга-вьюн и Гагатун, уцепившись за пижаму, восторженно захлёбывались смехом. Бурундун, бледный от страха, отмалчивался. Абра-ар и Дзинь-да-да, которым пришлось труднее, чем остальным, громко кричали и изо всех сил старались удержаться на плече малыша.
   Немного погодя, освоившись, Яшка раскинул руки и, забыв страх, отдался полёту, слушая, как свистит ветер в ушах, как поёт небо.
   Призрачные девы в облачной дымке, окружив мальчика, водили хороводы. Руки и сплетённые пальцы мелькали перед Яшкиными глазами, словно сказочная карусель.
   – Что-то будет! – причмокнув, сделал вывод Барсик.
   – Что-то выйдет! – радостно согласился сиреневый летун.
   Шалун-ветерок с длинными волосами надул пухлые губы и дунул, разгоняя хоровод.
   – Уф-у-у-у-ух!! – смеялся ветер, в то время как облака, беспомощно размахивая руками, разлетелись в разные стороны, оставив мальчика кувыркаться в одиночестве.
   Яшка, гребя руками и ногами, как научился прошлым летом, когда Ермолаевы всей семьёй отдыхали на море, старался подплыть к сиреневой птице. Фея, расправив крылья, балансировала, будто каталась по волнам. Барсик протянул лапу, чтобы помочь Яшке взобраться на спину птице. Мальчик сделал рывок и, размахивая правой рукой, точно это был пропеллер, а левую выставив вперёд, ухватился было за мохнатую лапу… Однако в этот момент ветер, передохнув, снова надул щёки и со свистом выпустил новую струю воздуха. Она больно ударила Яшку, на мгновение оглушив его.
   Воздуха катастрофически не хватало. Не то чтобы кричать – дышать было больно. Яшка, онемевший, с посиневшими губами, летел, словно листочек, гонимый ветром. Не в силах изменить что-либо, мальчик закрыл глаза и вспомнил маму.
   «Мама! Мамочка!!» – позвал малыш, чувствуя, как стремительно начинает падать…

Глава шестая
Пеньковая поляна

   Очнувшись, Яшка не спешил открывать глаза. Он лежал и слушал, как мирно шелестит трава и жужжат пчёлы. Пахнет землёй – значит, недавно был дождь.
   Глубоко вдохнув, малыш распахнул ресницы. Глаза болели и слезились, ослеплённые горячим солнцем. Яшка сел, обхватил ноги руками и положил голову на колени, наблюдая, как полосатые пчёлы в фартучках и косынках снуют туда-сюда, наполняя вёдра сладким нектаром.
   «Мёд!» – облизнулся мальчик, чувствуя, как всё громче и настойчивее бурчит желудок, заявляя о своих правах. Сколько же времени прошло с тех пор, как он покинул свою комнату?
   Опомнившись, малыш подумал о своих друзьях и поспешно принялся обследовать карманы, выворачивая их наизнанку. На траву выпала пуговица, за ней выскочил кусочек недогрызенного сухарика, который Яшка поймал и тут же отправил в рот. Но пластилиновых человечков нигде не было.
   «Наверное, они выпали, когда я летел…» – размышлял мальчик, не представляя, что ему теперь делать.
   Яшка резко встал, чтобы оглядеться по сторонам и выяснить, где он, в конце концов, находится. Кругом росла высокая трава, и дикие цветы пьянили своим ароматом. Среди цветов и травы выглядывали пни, поросшие зелёным мхом. На некоторых из них на тонких ножках красовались коричневые грибы.
   «Какая странная пеньковая поляна!» – удивился мальчик и шагнул вперёд, как тут же оступился и упал, едва не ударившись головой об один из таких пней.
   Пенёк недовольно поморщился, скривил губы, будто наелся кислого лимона.
   – Нечего тут падать! – процедил он сквозь зубы.
   – Извините, пожалуйста, я не хотел! – старался быть вежливым Яшка, отодвигаясь от пня, который крутил носом и фыркал.
   – Фыр, фыр, фыр, – повторяли за потревоженным пнём его товарищи, разбросанные по всей поляне.
   – Извините, пожалуйста! – немного погодя снова попытался обратиться к загадочному пню мальчик, с трудом подбирая слова, но запнулся, так как заметил, что нос пня под громкое фырканье начал расти, острым концом тыча в него. Втянув голову в плечи, чтобы нос-указка не оцарапал, малыш пробормотал: – П-п-пожалуйста… Я только хотел спросить, не видели ли вы здесь моих друзей, таких ма-а-леньких человечков?
   При этом Яшка большим и указательным пальцами пытался наглядно объяснить, какого размера были его пропавшие друзья.
   Тонкий нос, всё удлиняясь, словно щупальце, дотронулся до Яшкиного лица, провёл от подбородка к правому виску, со свистом втягивая воздух и напоминая при этом пылесос. Когда осмотр-обнюхивание был закончен, безразмерный нос с треском, как бывает, когда заржавеет деталь какого-нибудь механизма, начал втягиваться обратно, пока не стал опять маленьким.
   – Тьфу! – плюнул в сторону мальчика пень и закрыл глаза, дав понять, что отвечать он не намерен.
   Яшка вскочил и, не оглядываясь, побежал, то и дело натыкаясь на носатые фыркающие пни. Чтобы не задевать фыркунов, он прыгал и скакал, словно спортсмен на беговой дорожке с препятствиями.
   Добежав до каких-то кустов, высоких и колючих, мальчик остановился перевести дух. Не заметив поблизости опасных пней, он присел на корточки и положил руки на колени – так ему было удобнее думать.
   Что-то кололо за воротничком, отчего шея болела и чесалась.
   «Может, сучок какой попал за ворот?» – подумал Яшка и, чтобы проверить это, стянул рубашку и хорошенько встряхнул. Ему на ладошку выпала буква «А».
   – Как я раньше не догадался проверить за воротничком?!! – упрекал себя малыш, внимательно рассматривая Абра-ара, который лежал неподвижно и тихонько стонал. – Видно, попало бедняге?!
   Мальчик бережно ощупывал человечка, проверяя, не повредилась ли пластилиновая буковка во время полёта. Наконец, Абра-ар пришёл в себя и сел, осматриваясь и оправляя одежду.
   – А-а-пчхи! А-а-пчхи! Аллергия! – услышал Яшка, радующийся, что с его чихунчиком всё в порядке.
   Аккуратно поместив Абра-ара в карман, мальчик встал и, приложив руки к губам, словно рупор, громко позвал:
   – Бурундун! Вьюга-вьюн! Гагатун! Дзинь-да-да!
   В ответ лишь громко затрещала сорока: тра-та-та-та-та! тра-та-та-та-та! Но маленькие друзья не отзывались, да и, честно говоря, Яшка сомневался, что сможет услышать их слабые голоса. Однако, не придумав ничего нового, продолжал звать, пока не заболело горло.
   Хотелось пить и есть. Быр-бур-быр! – пел желудок.
   И только сейчас, повернувшись лицом к колючим кустам, малыш заметил, что они густо усыпаны ярко-красными ягодами, большими и сочными, похожими на малину. И хоть мальчик знал, что в сказке есть, что попало под руку, опасно (можно и козлёночком стать!), не в силах терпеть голод, он направился к зарослям малины, предусмотрительно натянув рукава на ладошки, чтобы не уколоться.
   Мальчик с жадностью глотал ягоды, спешил и был неаккуратен. От сладкого сока пальцы и подбородок стали липкими и грязными, но это его не смущало.
   – Э-м-м-м! – мурлыкал малыш и уплетал за обе щёки.
   Запах раздавленных ягод привлёк внимание пчёл, и они роем начали кружиться над мальчиком, пытаясь сесть на его липкие пальцы и лицо.
   – А-а-а-а!!! – в один голос с Абра-аром кричал Яшка, отмахиваясь от пчёл и пробираясь через кусты.
   Не найдя, где спрятаться, он плюхнулся прямо на землю, прикрыл лицо руками и готов был расплакаться. Одна из пчёл села-таки ему на нос и, быстро перебирая лапками, принялась собирать в ведёрко сладкий сок ягод. Малыш не шевелился, только крупные слёзы, градом катившиеся по щекам, выдавали его страх.
   Полосатая гостья, немного потоптавшись на месте, нагнулась к ведёрку, зачерпнула лапкой жидкость и поднесла ко рту снять пробу. Слёзы, смешавшись с соком, испортили его вкус, поэтому пчела недовольно зажужжала и опрокинула ведро.
   – Ж-ж-жалко! – причитала труженица, вытирая лапки о фартучек.
   Стараясь взять себя в руки и окончательно не разрыдаться, Яшка громко потянул носом воздух и выдохнул, вспугнув таким образом пчёлку. Покружив над его головой, рассерженная труженица снова села на кончик носа и подпёрла бока лапками. Некоторое время мальчик и пчела внимательно рассматривали друг друга. Яшка мог разглядеть даже вышитые на фартучке гостьи цветные узоры. А косыночка, отметил про себя малыш, в такой же горошек, как и его пижама.
   – Из-з-з-з-за тебя и-с-с-с-спорчен нектар, который я с-с-с-собирала с-с-с таким трудом! Как я теперь вернус-с-сь домой, не выполнив нормы? – сердито спросила пчела.
   Мальчик в ответ лишь растерянно хлопал мокрыми от слёз ресницами и хлюпал носом, отчего пчёлку всё время подбрасывало вверх. Чтобы удержаться на носу, ей пришлось ухватиться за него всеми своими лапками.
   – С-с-с-стыдно мальчику рас-с-с-с-пус-с-с-с-кать нюни! У-ж-ж-ж-жас-с! – возмущалась полосатая гостья. – С-с-с-стыд и с-с-с-срам!!!
   – А я бы вас попросил, уважаемая пчела, – вмешался, наконец, Абра-ар, который наполовину высунулся из кармана и, глядя вверх, придерживал шляпу, чтобы она не упала, – принять к сведению, что перед вами ребёнок, совсем малыш, оказавшийся в незнакомом месте, вдали от родителей и без друзей. Вам бы не жужжать да пугать и без того напуганного мальчика. Лучше помогите нам, ведь всем известно, что у пчёл доброе сердце!
   – Профес-с-с-сор Абра-ар! Какая неож-ж-жиданнос-сть! – радостно замахала крыльями пчёлка, потуже затянула узелок косынки и поправила фартучек, явно прихорашиваясь, словно барышня перед зеркалом.
   Абра-ар, гордый, что его узнали, выпятил грудь и приветствовал подлетавших пчёл, элегантно приподнимая шляпу.
   «Ну, точно император с трибуны приветствует марширующие войска!» – отметил про себя Яшка и деликатно кашлянул, так как процедура отдавания чести несколько затянулась.
   Пчёлы с радостью взялись помочь Яшке и профессору Абра-ару найти пропавшие буквы и разлетелись по всей пеньковой поляне, внимательно обследуя каждую пядь земли.
   Мальчик то и дело слышал, как звенят цветы-колокольчики, и наблюдал, как поднимается в воздух разноцветная цветочная пыльца. Пни-фыркуны, подобно жабам, выплёвывали свои носы-щупальца, чтобы поймать докучливо жужжащих пчёл. Отовсюду, словно лавина, нарастало злобное фырканье: фыр! фыр! фыр!
   – Что это? – испуганно спросил Яшка, указывая пальцем на поляну.
   – Чья-то загубленная мечта! – ответила одна из пчёл. – Раньше на этом месте был прекрасный яблоневый сад!
   – Это всё проделки Чёрной Старухи! Старая Ведьма никак не угомонится. Сеет зло и раздор, чтобы разрушить Антресолию! – добавил Абра-ар.
   – Но зачем? – удивился малыш. – Кому мешают мечты и желания?
   – Человеку, дитя человеческое! Тебе ли этого не знать? – услышал Яшка незнакомый голос, доносившийся откуда-то из зарослей. – Кому нужны мечты, если они забыты? А забыты они потому, что стали не нужны. Это свалка, мальчик, где хранится никому не нужный мусор.
   – Тише… Тише… – шептали грибы, раскачиваясь над трухлявыми головами пней.
   – Ух! – застонала земля, содрогнувшись, словно больной, которого знобит.
   Яшка упал, чувствуя, как всё сильнее дрожит земля, а где-то глубоко внизу отсчитывает удары больное сердце: тук! тук! тук! Мальчику казалось, что он находится внутри кастрюльки, которая подпрыгивает над огнём, громко стуча крышкой.
   «Вот отчего раскачивался шкаф в моей комнате!» – догадался малыш.
   Чёрная туча накрыла поляну и разрыдалась холодным дождем. С треском пни начали вытягиваться и расти, а грибы, громко перешёптываясь, по-змеиному извивались и кивали шляпами.
   – Это агония умирающей мечты… – равнодушно пояснил мальчику кто-то из зарослей. – Обычное дело…
   Два огонька вспыхнули среди колючих ветвей и сузились в едва заметные щёлки, пока не исчезли совсем.
   Дрожь, наконец, утихла, и выглянуло солнце, разорвав тучу на маленькие кусочки, которые лопались друг за другом, как проколотые воздушные шарики. Плюф! плюф! – раздавалось то тут, то там.
   Радуга дугой выгнулась над поляной, и пчёлы, радостно жужжа, продолжили свои поиски.
   Цветы потянулись к солнышку, лепесток за лепесточком раскрывая свои бутоны. В одном из них, подложив под щёку ладошки и подогнув коленки, спала Дзинь-да-да.
   – С-с-сюда! Ж-ж-живо!! – жужжали пчёлы, указывая на цветок.
   Поиски продолжались до самых сумерек, однако, кроме Дзинь-да-да, которая по-прежнему спала, отчего Яшка начал сильно беспокоиться, остальных друзей мальчика обнаружить не удалось.
   – Поляна пус-с-ста! – доложила Абра-ару пчела в косыночке в горошек, по-солдатски приложив одну из лапок к голове, к тому месту, откуда у пчёл растут усики.
   – Скоро стемнеет. Оставаться на поляне опасно! – заметил профессор и, обратившись к пчёлам, спросил: – Примет ли нас уважаемая Жужа?
   – Гос-с-с-пож-ж-жа Ж-жу-ж-жа ж-ж-ждёт вас-с! – зажужжали со всех сторон пчёлы и взлетели вверх, туда, куда уходила, растворяясь в небе, радуга…

Глава седьмая
Путешествие по радуге

   Ходить по дорожке из света Яшке было не впервой, поэтому он смело ступил на радугу, как на мостик, и побежал вслед за пчёлами.
   Небо, став густо-фиолетовым, раскрыло глаза: две луны уставились на мальчика, бегущего по радуге среди розового света, который постепенно тускнел и гаснул, уступая место темноте.
   Шипя, мимо пролетали падающие звёзды. Они оставляли за собой серебристые следы, которые перечёркивали небо, словно лист бумаги.
   «Как это здорово – шагать по небу среди звездопада!» – подумал малыш и как бы в шутку протянул руки, чтобы поймать одну из звёзд.
   Маленькая жёлтая звёздочка, описав круг вокруг мальчика, мягко опустилась ему на ладошки.
   «Если верить, чудо само найдёт тебя! – вспомнил Яшка слова Барсика. – Интересно, где сейчас мой пушистый друг?»
   Громкое: «Берегис-с-сь!» вывело малыша из задумчивости. Обернувшись, он увидел, как радуга-мостик, словно раскрошившийся пирог, рассыпается, превращаясь в пыль. Яшке оставалось только бежать и не оглядываться. Мостик шатался, а ухватиться было не за что. Расставив руки, как это делают акробаты, выступающие на канатной дорожке, мальчик пытался сохранить равновесие и не упасть.
   Нечто большое и тёмное пролетело совсем рядом, черкнуло Яшку за ухо, кольнуло в плечо. Малыш почувствовал, как рубашка зацепилась за что-то острое, и его тут же с силой отбросило в сторону. Рубашка натянулась и затрещала. Яшка висел, раскачиваясь над пропастью, точно подвешенный за крючок мешок с картошкой.
   Запрокинув голову, мальчик пытался рассмотреть, кто его тащит. Ветер хлестал по лицу, выбивая слёзы. Хотя и без слёз увидеть что-либо в наступающей чернильной тьме было весьма сложно. И всё же в жёлтом призрачном свете от двух моргающих лун Яшка сумел-таки разглядеть руку, очень тонкую и длинную, будто жевательную резинку выплюнули и растянули. Она держала его за ворот и тянула вверх. Однако самого таинственного обладателя или обладательницы костлявой конечности видно не было, точно рука сама по себе схватила мальчика и уносит в небо. Между лун, как заметил теперь Яшка, виднелась приоткрытая дверь. Туда-то и заползала змея-рука, в плену которой он оказался.
   Увиденное натолкнуло малыша на мысль, что его чудо-спасение – вовсе не спасение, а западня.
   «Наверное, так же чувствует себя кролик, попавший в силки…» – думал Яшка, выворачиваясь таким образом, чтобы лучше можно было рассмотреть приближающиеся двери, в которые ему предстояло быть затянутым.
   Сочившийся сквозь дверной проём свет напоминал свет от электрической лампы, приглушённый бумажным колпаком. На этом свету малыш увидел, как на старческой коже руки отчётливо выступили коричневые пигментные пятна. Это напугало его. От страха засосало в желудке, и мальчика начало тошнить. Тело покрылось липким потом, отчего сразу стало очень холодно.
   Резиновая рука рывком подтянула малыша к двери. Рубашка, не выдержав, с треском разорвалась, и по спине расползлась огромная дырка.
   – Иди ко мне! – проскрипел старушечий голос.
   Из проёма выглянула голова Старухи с длинными запутанными волосами. Черты лица мальчик разглядеть не мог, так как свет, проникавший из-за двери, стал ярче и слепил его. Чёрная голова, приветствуя малыша, кивнула и улыбнулась, показав белые заострённые зубы. Красный раздвоенный язык то высовывался, то прятался обратно, словно пламя, играющее на ветру.
   Яшка висел на пальцах-крючках с длинными острыми ногтями и, пытаясь высвободиться, дёргался, словно рыбка, попавшаяся на удочку. Его не пугала даже перспектива упасть в фиолетовую бездну, которая раскрылась под ногами. В конце концов, опыт полёта и падения у него уже имелся. То, что тащило его в дверь-нору, беспокоило его гораздо сильнее.
   Зубы-клинки, клацнув, раскрылись, готовые поглотить ребёнка. Медлить было нельзя. И тут Яшка вспомнил о звёздочке, которую до этого крепко сжимал в кулаке. Разжав пальцы, он забросил светящийся пульсирующий шарик прямо в пасть чудовищу. В ответ Старуха заскулила, словно побитая собака, и выплюнула пламя.
   Мальчик размахивал руками и ногами до тех пор, пока ему не удалось отцепиться, и теперь, соскочив с крючка, он тяжёлым кулем полетел вниз.
   Большой лоскут его пижамы остался в руке Ведьмы. Скуля, она погрозила ему кулаком и исчезла в проёме. Тяжёлые двери захлопнулись за ней, огласив ночное небо громкими раскатами грома. Звёзды зашатались, будто их плохо прибили, и следом за мальчиком горохом посыпались на землю.
   Чтобы смягчить падение, Яшка расставил руки и ноги так, как делают кошки, когда падают с дерева. Где-то внизу обеспокоенно гудели пчёлы. Заметив малыша, они тут же ринулись ему на помощь. Окружив его, маленькие пчёлки лапками ухватились за то, что осталось от пижамы, но их усилий было недостаточно, и мальчик, набирая скорость, продолжал падать. Он видел, как настойчиво приближается земля, улавливал шорох листвы и треск разламывающихся сухих веток.
   Огромные деревья, шурша листвой, раздвинулись, чтобы пропустить малыша, а разлапистая мохнатая ель успела ухватить его за левую пятку и осторожно опустила на траву.
   Руки, плечи и спина, исцарапанные еловыми иголками, ужасно болели, но мальчик был жив.
   Пчёлы весело махали крыльями, кружа над Яшкиной головой.
   – Ж-ж-жив! Ж-ж-жив!! Ж-ж-жив!!! – пели они…

Глава восьмая
Здравствуйте, тётя Жужа!

   Лунный свет практически не проникал сквозь густые ветви деревьев, поэтому среди стволов, покрытых шершавой потрескавшейся корой, было и вовсе темно. Однако темнота больше не пугала мальчика. Приветливое жужжание пчёл, искренне беспокоившихся о нём, напомнило, что он среди друзей. Чихание и аханье, доносившиеся из кармана, чудом уцелевшего после недавнего приключения, свидетельствовали о том, что с уважаемым профессором всё в порядке. Только Дзинь-да-да по-прежнему была без сознания и лежала на дне кармана, едва дыша.
   Откуда ни возьмись, появились множество разноцветных огоньков, которые танцевали и прыгали, приближаясь к Яшке. Мальчик устал. Устал бояться, беспокоиться и всё время куда-то бежать. Облокотившись о ствол ближайшего дерева и откинув голову назад, он наблюдал, как огоньки выстроились в две ровные шеренги, как бы пропуская кого-то вперёд.
   Косолапый медведь, неуклюже передвигая лапами, подошёл к малышу и, смешно пыхтя, ткнулся ему в щёку большим влажным носом.
   После уродливой Ведьмы с её длинной резиновой рукой бурый мишка казался мальчику просто ангелом.
   – Привет! – поздоровался Яшка, но, испугавшись, что подобное обращение может не понравиться могучему лесному зверю, добавил: – Здравствуйте, уважаемый медведь!
   Косолапый в ответ снова ткнулся в Яшкину щёку и даже лизнул. От медведя пахло уже знакомыми ягодами, которыми мальчик не так давно лакомился на краю пеньковой поляны. Наверное, тем же пахло и от Яшки, потому что мишка активно работал ноздрями, обнюхивая лицо малыша, и урчал от удовольствия.
   – Лакомка лакомку вынюхает издалека! – произнёс кто-то над Яшкиной головой, но это был не медведь, который по-прежнему урчал и нюхал.
   Огоньки приблизились к дереву, возле которого примостился мальчик. В результате Яшка и медведь оказались внутри светового круга.
   – Я вижу, падать – ваше хобби, молодой человек? – спросил тот же голос, что и минуту назад.
   Медведь наклонил голову ниже, и Яшка увидел между его ушами маленькую фигурку, которая сидела на чём-то вроде миниатюрного кресла, положив ногу на ногу.

   «Буква «Ж»!» – догадался малыш, приглядевшись внимательнее. Она всегда напоминала ему комарика с четырьмя раскинутыми лапками.
   Пчёлы громко жужжали, повторяя одно и то же:
   – Ж-ж-жу-ж-ж-жа! Ж-ж-жу-ж-ж-жа! Ж-ж-жу-ж-ж-жа!
   Мальчик предположил, что перед ним восседает, судя по всему, королева пчёл – госпожа Жужа, о которой упоминал профессор Абра-ар.
   – Нет, тётенька… – как-то по-глупому на вопрос королевы ответил Яшка, не любивший всякие там церемонии, – то есть мадам Её высочество или как вас там, мадам Жужа…
   – Ах! – схватился за голову Абра-ар, слушая такие нелепости.
   – Ж-ж-жуть!! – послышалось со всех сторон.
   Но даму в кресле глупости мальчика не смутили. Выпрямившись, госпожа Жужа отдала приказ:
   – Мальчик устал. Проводить во дворец!
   Несколько пчёл подлетели к королеве, держа на маленьком золотом подносе жезл, усыпанный жёлтыми и голубыми камнями, которые ярко блестели в лунном свете. Жужа взяла его и протянула руку вперёд, жестом повелевая Яшке наклонить голову так, чтобы она могла до неё дотянуться.
   «Прямо в рыцари сейчас посвящать будут?!» – подумал малыш и, улыбнувшись, выполнил, что от него требуют.
   Лёгкого прикосновения маленькой палки, именуемой жезлом, мальчик не почувствовал. Но по тому, как притихли пчёлы и даже медведь перестал урчать, можно было догадаться, что подобное действие имеет какой-то особый смысл. Яшка внутренне напрягся, выжидая, что же теперь будет. Он не ошибся в своих предчувствиях. Очень скоро мальчик почувствовал, как земля уходит из-под его ног и он снова падает.
   «В который раз-то?!» – успел подумать малыш.
   Голова кружилась. Медведь, королева, пчёлы и огоньки остались где-то далеко вверху. Чернота, словно купол, укрыла мальчика, и всё исчезло, но лишь на мгновение. Тёмные покровы, пленившие малыша, тут же раздвинулись, вернув голоса и запахи ночного леса. Яшка сидел среди горы какого-то тряпья и недоумённо осматривался. Он встал, но, с ужасом заметив, что потерял где-то свои штаны, сел обратно и прикрылся руками. Голый, Яшка обиженно надул губы, недовольный таким неожиданным для него поворотом событий.
   Откуда-то сверху к мальчику приблизилось огромное чёрное пятно, которое то раздувалось, то вдавливалось внутрь попеременно. К тому же из этого страшного «непонятно что» выдувался громкий свист. По звуку похоже было, будто работает мощный насос, закачивающий воздух в шар, но кто-то время от времени зачем-то откручивает клапан, чтобы приспустить воздух: уф-ф-ф-фу-у-у-у, уф-ф-ф-фу-у-у-у.
   Слева от Яшки под тряпьём кто-то копошился, пытаясь выбраться наружу. Малыш чувствовал себя совсем растерянным и не знал, чего ему опасаться больше: странной свистящей «тучи», надвигающейся сверху, или того, кто роется в тряпках. Поэтому он всё время вертел головой, чтобы не упустить из виду и то, и другое, пока не заболела шея и радужные зайчики не поплыли перед глазами.
   «Горе-шахтёр», прокладывающий путь среди груды тряпья, упёрся в Яшкин зад и, испуганно ахнув, затих. Мальчик отполз в сторону и пригнул голову, ибо как раз в этот момент «туча» с громким «уф-ф-фу-у» легонько толкнула его и ушла вверх. Через минуту она вернулась и повторила то же самое, не причинив Яшке, однако, никакого вреда. Каждый раз, когда «уф-ф-ф-уф» приближалось, пахло малиной и мёдом, а тёплый воздух, выдуваемый с помощью невидимого насоса, согревал обнажённое тело мальчика.
   Затаившийся «шахтёр» решил, что ждать больше незачем, поэтому боязливо высунул голову и, заметив малыша, вылез полностью. Радостно отряхивая одежду и поправляя шляпу, он пробирался к мальчику, всё время приговаривая:
   – Ах, как я рад! Ах, как хорошо!
   По элегантной походке и ахам на каждом слове Яшка узнал Абра-ара, но не спешил отвечать на приветствие друга, поражённый его размерами: каким-то образом профессор успел вырасти, и теперь чихунчик и малыш были одного роста. Когда Абра-ар подошёл ближе, дружелюбно протягивая руки, мальчик отметил, что он даже чуточку выше, так как носит щегольские туфли на высоких каблуках.
   Не в силах справиться с изумлением, малыш открыл рот, чтобы спросить что-то, но выдавил из себя лишь протяжное «а-а-а», будто подражал Абра-ару, затем запнулся, так и не сформулировав вопроса, и продолжал сидеть с открытым ртом.
   – Заело, что ли? Здесь вареники не летают! – донеслось сверху.
   Яшка, повернув голову, увидел, как облепленная огоньками медвежья голова, которая была теперь величиной с двухэтажный дом, плавно опустилась рядом и уткнулась в тряпки большим чёрным носом (он-то и свистел, как старый паровоз). Госпожа Жужа, сидевшая на лбу у медведя, оттолкнулась и скатилась вниз вместе с креслом, к которому были прикреплены колёсики. Кресло гонщицы-королевы миновало мягкий нос медведя, взлетело вверх, пару раз кувыркнулось и упало на тряпьё, перевернувшись набок.
   Шур, шур, шур – всё ещё вращались маленькие колёса, когда Яшка с Абра-аром подбежали к креслу, чтобы помочь королеве.
   Тут же подлетели полосатые пчёлы, больше похожие на годовалых бычков, только с крыльями, которые объелись «геркулесовой» кашей или попали под грибной дождь. Иначе Яшка не мог объяснить странные перемены, произошедшие с его друзьями.
   «Гигантомагия какая-то!» – думал малыш, разглядывая пчёл, круживших над тряпьём, которое, как он догадался теперь, ещё недавно было его пижамой.
   Вспомнив, что он голый, мальчик плюхнулся на свои бывшие штаны и обхватил колени руками. Сидя так, он долго наблюдал, как все вокруг бегали, летали и копошились, явно ища что-то.
   Поисками руководила Жужа. Она снова сидела в своём кресле и то и дело указывала пальцем то в одну, то в другую сторону, давая понять, где нужно искать.
   Мальчик видел, как «выкопали» из тряпья спящую Дзинь-да-да, а затем куда-то унесли две пчелы-крепыша в красных поясках. Но не это, видимо, было целью поисков, так как оставшиеся пчёлы продолжали суетиться, обыскивая Яшкину одежду.
   Малыш зевнул и устало посмотрел себе под ноги, пальцы которых уже успели посинеть от холода. Блестящий жезл, который, судя по всему, уронила королева во время своих виражей в кресле, теперь лежал прямо перед его носом, переливаясь жёлтым и голубым цветами.
   Недолго думая, малыш ухватился за увенчанный камнями конец жезла и сразу же начал расти, пока не ударился головой об еловую ветку. Схватившись за ушибленный лоб, Яшка уронил жезл, который, как выяснилось позднее, и был виновником всех этих превращений. Палка упала ему на ногу, больно уколов острым концом большой палец, после чего мальчик, как и в первый раз, стремительно упал вниз, вновь погрузившись в мягкое тряпьё, словно в перину.
   – Ничего не трогай! – протрубила приказ не на шутку рассерженная Жужа. – Это волшебная палочка!!!
   Две пчелы, одна за руку, другая за ногу, подхватили мальчика и понесли туда, куда, вероятно, доставили уже Дзинь-да-да…

Глава девятая
Карантинная капсула

   Яшка просыпаться не любил, поэтому утро было не самым его любимым временем суток. Обязательно всегда болела голова. Малыш капризничал, отказывался чистить зубы и одеваться. Даже кусок хлеба с маслом не лез в горло. В общем, сборы в детский садик проходили обычно с боем и рёвом.
   Соседка часто недовольно высказывала маме на лестничной площадке, что у неё не сынок растёт, а пароходная сирена. На что мама как-то ответила, не вытерпев:
   – Вот и прекрасно! Вам и будильник не нужен! Бесплатная услуга!
   Но дома Яшку всё-таки стыдили, пугали дядей милиционером, который придёт и оштрафует за нарушение общественного покоя.
   В выходные, когда не нужно было просыпаться рано и куда-то собираться, Яшка любил поваляться в постели и помечтать. Он представлял себе, что вот сейчас откроет глаза и окажется вовсе не в своей спальне, а, к примеру, в опочивальне роскошного дворца или в каюте пиратского корабля. Тогда малыш изображал испуг или восторг, в зависимости от того, что виделось его широко открытым глазам, так жаждущим чуда.
//-- * * * --//
   Утопая в тёплой перине, точно ложка, оставленная в кадке с тестом, Яшка лежал на двух больших и трёх маленьких подушках, одну из которых нечаянно скинул на пол, и она мягко упала на ковёр с длинным тонким ворсом. Мальчик раскрыл глаза и, не шевелясь, с любопытством рассматривал потолок, огромную люстру, на которой были подвешены множество жёлтых и белых камней. При мельчайшем колебании воздуха камешки постукивали друг о друга, будто погремушка над кроватью мальчика.
   Малыш не спешил переводить взгляд на стены, растягивал удовольствие, ведь сбылась его мечта: он находится в красивом незнакомом месте, и теперь ему предстоит угадать, где именно.
   Вдоволь налюбовавшись люстрой-погремушкой, Яшка по привычке, не поворачивая головы, двигал, насколько это возможно, одними только зрачками, чтобы охватить как можно большее пространство для наблюдения. Это было частью его игры.
   Он уже успел понять, что комната не имеет углов и представляет собой что-то вроде вытянутого яйца, несколько суживающегося кверху. Вокруг преобладал белый цвет с вкраплениями жёлтого и кремового. Обычно малыш не имел ничего против белого, если этот цвет представлен в небольших количествах. Но среди блестящей белизны, в окружении которой Яшка оказался, он вспомнил больницу и почему-то тазик-поднос с простерилизованными инструментами.
   Слева от кровати, практически под самым потолком, малыш обнаружил странной трапециевидной формы крохотное оконце, которое, тем не менее, пропускало достаточно солнечных лучей, чтобы наполнить комнату светом. Ни ставен, ни штор, ни даже подоконника не было, и мальчику стало интересно, есть ли там хотя бы стекло. Проверить это, однако, Яшка не мог, так как ему с его ростом дотянуться до окна было не под силу.
   Мальчик слышал, как снаружи радостно поют птицы, разминая крылья в утреннем полёте. Сладко зевнув и потянувшись, он решил, что пора вставать, и, откинув одеяло, сел на кровати. Только сейчас Яшка заметил, что на нём новая пижама жёлтого цвета в поперечную коричневую полосочку. Ему стало смешно, и, как бы шутя, он пощупал затылок, проверяя, нет ли там шапочки с длинными усиками.
   Другой мебели, кроме широкой кровати, занимавшей почти всё пространство, в комнате не было. Малыш, заложив руки за спину, несколько раз обошёл вокруг неё и даже заглянул под кровать, но ничего, за исключением заботливо оставленных для него тапочек, не обнаружил.
   Яшка почесал затылок и кашлянул, как бы задавая немой вопрос: что ему теперь делать? Тут же, будто кто-то прочитал его мысли, в стене, ещё секунду назад гладкой, без единой выпуклости, появился проём, сквозь который на подносе в комнату въехал белый горшок с ручкой. Догадавшись, для чего нужен горшок, Яшка покраснел и смущённо отошёл в сторонку, хотя ему очень хотелось в туалет.
   Проём исчез, словно его и не было, но рядом появился новый, через который на таком же подносе въехали, как на конвейере, кувшин с водой, тазик, кусок мыла, полотенце с вышитыми грушей и яблоком, а также стакан, из которого выглядывали зубная щётка и жёлтый тюбик с зубной пастой.
   Пока Яшка умывался и чистил зубы, яблоко и груша на полотенце всё время улыбались и кивали ему, а когда малыш улыбнулся в ответ и даже помахал рукой, смешные фрукты схватились за руки и принялись отплясывать зажигательный канкан. При этом полотенце слегка подёргивалось и шуршало бахромой. Наблюдать за ними было очень весело.
   После того, как мальчик закончил умываться, тазик, кувшин и прочее вместе с подносом скрылись в стене. Остался только горшок, которым Яшка так и не воспользовался. Он подозревал, нет, даже был уверен, что за ним наблюдают, поэтому стеснялся, что вообще-то было для него не совсем характерно.
   Кровать со скрипом опустилась под пол, а на её месте появились накрытый к завтраку стол и стул с низкой спинкой. На плоской расписной тарелочке лежала ещё тёплая пухлая булочка, смазанная толстым слоем масла. Рядом стояло блюдце, тоже расписное, доверху наполненное тягучим мёдом, который сладко пах полевыми травами и цветами.
   Всё это весьма пришлось по вкусу мальчику, уже успевшему позабыть, когда он в последний раз ел по-нормальному (ягоды с ужасной поляны не в счёт). Только вот молоко топлёное с золотистой корочкой Яшкиного восторга не вызвало, и малыш, покрутив носом, отодвинул подальше от себя круглую широкую чашку, расплескав при этом добрую половину молока. Белые тоненькие струйки растеклись по столу, разветвляясь в разные стороны. Некоторые из них, достигнув края, закапали на пол.
   «Хорошо, – подумал малыш, – что на белом ковре молочных луж не видно!»
   Оглядевшись по сторонам и не обнаружив тряпки, губки или еще чего-нибудь полезного, что помогло бы устранить досадное недоразумение, Яшка натянул рукава новой пижамы на ладошки и старательно принялся вытирать ими стол. От усердия он даже высунул кончик языка.
   Откуда-то из люстры послышалось приглушённое покашливание, которое свидетельствовало о том, что хитрый манёвр мальчика не остался незамеченным.
   Справа от стола в стене появился проём, гораздо больший, чем в предыдущие два раза, и в комнату на оранжевой дощечке, к которой были прикреплены колёсики, беззвучно въехала буква «З». Eё дважды изогнутую фигуру облегал опрятный салатового цвета халатик, а на голове красовались большие наушники-ракушки. В одной руке буква держала большой шприц, а в другой – пёструю тряпку.
   Для чего нужна была тряпка, малыш понял сразу, но вот появление шприца, грозно устремлённого иглой в его сторону, вызвало немало вопросов.
   Из люстры по-прежнему доносились кашель и кряхтение. Было понятно, что среди постукивающих камешков искусно вмонтированы камера для наблюдения и микрофон, который, прокашлявшись и прочистив горло, наконец, выдавил из себя нечто членораздельное.
   – Й-ей-ей! Дружочек! Так нельзя… – разобрал Яшка. Невидимый наблюдатель строго отчитывал его: – Сестра Зелёнка сейчас вам объяснит, как должен вести себя воспитанный ребёнок!
   Прибрав на столе, Зелёнка нагнулась к мальчику и протянула шприц. Лицо медсестры было безучастным, когда она закатывала Яшкин рукав, изрядно испачканный и мокрый, и приговаривала, вонзая иглу в нежную кожу мальчика:
   – Не захотел пить молоко, в которое доктор Йод добавил лекарство? Так получи, малыш, укол! Будешь знать, как разливать молочко и пачкать новую пижаму!!

   Больно не было, хотя Яшка, признаться, предпочёл бы всё-таки избежать подобной процедуры.
   Положив использованный шприц на стол, который тут же, как немногим ранее кровать, со скрипом ушёл вниз и скрылся под полом, медсестра широко улыбнулась и, засунув руки в карманы, забавно затанцевала в такт тихой мелодии, доносившейся из ракушек.
   – Й-ей-ей! Дружочек?! – вылетело из люстры, которая под сильным порывом ветра раскачивалась, стуча камнями, будто гневалась.
   «Наверное, там всё же нет стекла…» – подумал Яшка, бросив украдкой взгляд в сторону окошка.
   По тому, как Зелёнка вздрогнула и сразу же прекратила танцевать, вновь надев маску серьёзности и невозмутимости, было понятно, что на сей раз укоризненное замечание адресовано не мальчику. Резко развернувшись на дощечке, что было сделать довольно трудно, если учесть длинный ворс ковра, медсестра пулей вылетела из комнаты.
   «Вот что значит тренировка!» – пришёл к выводу малыш, восхищённо рассматривая полоски от колёсиков на мягком ковре.
   Яшка остался в одиночестве. Он долго сидел на стульчике, забыв о закатанном рукаве, который успел уже подсохнуть. Ветер по-прежнему дул в окно, играл с люстрой, расшатывая её. От нечего делать мальчик размышлял, из чего сделаны Жужа и Зелёнка. Уж точно не из пластилина, как его друзья.
   «При удобном случае я это выясню!» – пообещал себе малыш.
   Вскоре у Яшки заболела спина, и он встал, чтобы размяться. Описывать круги вокруг стула было скучно, поэтому забавы ради малыш плюхнулся на колени и пополз по пушистому ковру к вмятинам от колёсиков, чтобы попытаться ладошками расправить примятый ворс. Увлечённый этим занятием, мальчик подполз вплотную к стене, покрытой шершавыми обоями. Приглядевшись внимательнее, он заметил выбитый на обоях причудливый рисунок: маленькие и большие треугольники переплетались с кружочками и квадратиками, водили хороводы, причём делали это, как и вышитые на полотенце яблоко с грушей, наяву. Танцующие фигурки, сгибая коленки, поднимали тоненькие ножки и поворачивались налево, затем направо, и так бесчисленное количество раз.
   Решив проверить, что будет, если приставить палец к стене между танцорами, Яшка ткнул указательным пальцем в обои и задел, видимо, что-то важное, так как раздался щелчок, и стена бесшумно раздвинулась, явив изумлённому взору мальчика длинный коридор. Как и в комнате, пол в коридоре был устлан пушистым ковром, приглушавшим шаги.
   «Если быть осторожным, можно проскользнуть незамеченным!» – подбодрил себя Яшка и, недолго думая, отправился в разведку по коридору, для подстраховки ступая на цыпочках.
   Отсутствие дверей его не смутило, так как, наученный опытом, он уже знал, что в этом странном месте всё механизировано, и какая-нибудь незаметная кнопочка или запрятанный в обоях рычажок приводят в действие таинственные механизмы.
   Яшка догадывался, что его в любой момент могут застать врасплох, но всё равно шёл вперёд, твёрдо решив не возвращаться в белую комнату, где он провёл последние несколько часов. Ему повезло: в коридоре было пусто. Возможно, у пчёл и прочих обитателей дворца тоже есть свой «тихий» час.
   Длинный коридор петлял в разные стороны, всё не заканчиваясь. У Яшки создалось впечатление, что он бродит по лабиринту, из которого нет выхода. В конце концов, коридор упёрся в стену, и малыш недовольно отметил, что дальше идти ему некуда, разве что повернуть в обратную сторону. Однако он и не думал отступать: сперва вдумчиво почесал затылок, затем опустился на коленки и принялся ощупывать стены в надежде найти кнопку, вроде той, которая была в белой комнате. На этот раз удача отвернулась от него – приём «пальцем в небо» не всегда срабатывает. Несмотря на это, Яшка всё равно старался и терпеливо продолжал поиски, умудрившись даже проделать в обоях несколько дырок.
   – Ху-ху-хулига-а-ан! Ха-ха-а-а-м!! Ох-ох-ра-а-а-на!!! – захлёбываясь от гнева, завизжал появившийся из ниоткуда незнакомец.
   Его тоненький противный голосок напомнил Яшке юмористическую передачу, в которой один клоун выступал с пилой, извлекая из неё странные, но смешные звуки.
   Крикун весь напрягся и сжал кулаки. Он был настолько худой, что его несуразный наряд, состоящий из шёлкового длинного плаща цвета хаки с высоким стоячим воротничком и широкого красного пояса, болтался на нём, словно на вешалке, обдуваемой со всех сторон сквозняками.
   Яшка, слегка оглушённый и испуганный, шлёпнулся на попу и зажмурился. Затем он помотал головой, чтобы прийти в себя после мощной звуковой атаки, и медленно повернулся к незнакомцу, который продолжал истошно кричать и звать охрану.
   Долго ждать не пришлось. Две огромные пчелы, подпоясанные, как и крикун, красными поясами (мода у них такая была!), уже неслись по коридору, грозно жужжали и размахивали кривыми саблями.
   Над головой малыша зажглась красная лампочка, и тут же бесшумно раскрылись не заметные ранее двери. Туда и впихнули ошалевшего мальчика, словно преступника, пойманного с поличным.

Глава десятая
Пчелиный совет, или Происшествие с тапочкой

   Комната, в которой оказался малыш, была маленькой и узкой. А если приглядеться, то вовсе и не комнатой, а балконом, свисавшим над большим тронным залом. Собственно говоря, зал, посреди которого на пьедестале красовался золотой трон, представлял собой всего лишь часть огромного строения чашеобразной формы, образуя дно «чашки», ярко-жёлтые стенки которой были облеплены сотнями балкончиков с красными шторками.
   В каждом из этих балкончиков-близнецов на мягких стульчиках с резными ножками сидели пчелы и смотрели вниз. Многие из них глядели в бинокли с большими круглыми стёклами. Линзы в биноклях блестели, отражая яркий свет от лепной люстры, выполненной в форме грозди винограда. Создавалось впечатление, что балконы игриво подмигивают друг другу.
   Одна из пчёл (та, что выше ростом и, наверное, старше по званию) обернулась и приложила палец к губам, подавая знак молчать.
   Но незнакомец в плаще, то ли игнорируя, то ли действительно не замечая предупредительных жестов охранника, указал на Яшку и заунывно, словно плачущая пила, протянул:
   – Ху-ли-га-а-н!
   Пчела-великан, насупив брови, резко провела указательным пальцем под подбородком, недвусмысленно давая понять, что всё-таки стоит помолчать.
   Угрозы охранника, а также шушуканье на соседних балконах и пара-тройка биноклей, с любопытством уставившихся на Яшку и компанию, заставили, наконец, крикуна умолкнуть. Повернувшись спиной к мальчику, он шагнул вглубь балкона, чтобы примоститься на одном из стульчиков, обитых красным бархатом в жёлтую полоску. Малыш заметил, что сзади чудо-плащ незнакомца по всей длине был украшен двумя шпагами, искусно вышитыми бордовыми и тёмно-зелёными нитками. Они изящно скрещивались на спине странного господина в виде большого креста.
   – Осторож-ж-жно! Важ-ж-жная птица! Дон Холс-с-ст Хмелевич! Худож-ж-жник из-з с-с-столицы! – тихонько прожужжал на ухо мальчику великан с саблей. – Это буква «Х»! Из-з с-с-солёного те-с-ста она… Не с-с-тоит з-з-злить!
   – Угу… – согласился Яшка, наблюдая, как дон Холст протянул правую руку вперёд и мягкой розовой ладошкой помахал соседям. Полы его плаща при этом распахнулись, оголив обтянутые зелёным трико тоненькие ножки в сапогах, которые доходили художнику до колен.

   Покончив с церемониями, дон Хмелевич уселся-таки на стул, предварительно бросив злобный взгляд в сторону мальчика. Небрежно откинувшись на спинку стула и вытянув вперед тощие ноги, благородный крикун расслабился и клацнул пальцами, что означало – все свободны.
   «Эта «хлебная» буква, наверное, потому такая злая, что в ней слишком много соли!» – прикусив губу, думал Яшка и пятился к двери, чтобы выйти. Но охранники, всё ещё держа наготове сабли с отточенными стальными клинками, преградили ему путь. Старший великан кивнул в сторону свободного стула. Яшке ничего не оставалось, как вернуться к Его благородию, готовому, однако, в приступе гнева забыть о своём благородстве.
   Не в силах удержаться, мальчик решил пошалить и, словно кривляющаяся обезьянка, сделал вид, что никак не может усесться. Стоило ему сесть, как стул под ним падал, а если стульчик стоял, то падал Яшка. При этом всё выглядело так, что виноват стул, почему-то не желающий, чтобы на нём сидели. Рыжий сорванец виновато улыбался и всё время бубнил, как бы извиняясь:
   – Пардон, Хмель Донович! Мерси, Холст Крикунович!..
   Лицо крикуна, которому Яшкины шутки, естественно, не пришлись по вкусу, покрылось зелёными пятнами, и открылся рот, чтобы разразиться по сему поводу очередной гневной тирадой. В этот момент в зале раздалось громкое «гр-р-р!», спасшее мальчика от хорошего прочухана, – множество ног, отодвигая стулья, встали, чтобы приветствовать королеву.
   – Ж-ж-жу-ж-ж-жа! Ж-ж-жу-ж-ж-жа! Ж-ж-жу-ж-ж-жа! – вылетало со всех балконов.
   Грянула музыка, и все запели гимн, под аккомпанемент которого госпожа Жужа, несколько наклонив под тяжестью короны голову, прошествовала к трону. За ней, отставая на шаг или два, следовали, постукивая по натёртому до блеска паркету каблучками красных туфель, две пчелы-фрейлины. В лапках своих они несли большие расписные веера, которые были собраны из тончайших, словно папирус, щепок и пропитаны приятным ароматом. Когда королева заняла своё место на троне, фрейлины расположились по обе стороны золотого кресла и принялись обмахивать Её Величество веерами, грациозно выгибая при этом полосатые спинки.
   Перед пьедесталом собралась группа придворных и гостей, ожидавших аудиенции. Среди них Яшка разглядел Абра-ара, скромно державшего шляпу в руках, и (о чудо!) Дзинь-да-да, здоровую и невредимую, и даже в новеньких голубых чулочках.
   – Я здесь!! – завопил преисполненный радости малыш, повиснув на перилах балкона, которые под ним недовольно затрещали, грозя в любую секунду рухнуть вниз. Не замечая опасности и не слыша сердитых окриков, Яшка продолжал вопить и размахивать руками: – Здесь я!!!
   Чтобы рассмотреть, кто там дебоширит и срывает церемонию, госпожа Жужа передала жезл одной из своих помощниц. Положив руки на подлокотники кресла и подавшись корпусом вперёд, королева медленно повернула голову в ту сторону, куда сложенным расписным веером указывала фрейлина. Тяжёлая корона накренилась и зашаталась, точно молочный зуб, готовый покинуть свою обитель. Спустя мгновение золотой венец, украшенный драгоценными камнями, слетел вниз, с грохотом отчитывая ступеньку за ступенькой, пока не достиг гладкого паркета. Покружившись юлой, корона успокоилась и умолкла.
   Выглядело всё это весьма неприлично. Выходка Яшки и казус, случившийся с королевой на публике, возымели эффект взорвавшейся бомбы. Удивлённый ропот и гневное жужжание сменились молчанием, неловким и тягостным.
   Обратив внимание, наконец, что все смотрят на него, Яшка отпрянул от перил, на секунду застыл, соображая, что происходит, и, краснея от смущения, начал отступать назад, пока не упёрся в стул. Ноги стали ватными и не слушались его. Руки, вытянутые вдоль тела, крепко прижались к бёдрам. Втянув голову в плечи, малыш ссутулился. Вид он имел кающегося преступника, готового сдаться, чтобы принять наказание.
   – Хулиган… – шепнул дон Хмелевич, отводя глаза в сторону.
   Из кармана плаща он вынул белый платок и поднёс к носу, но не высморкался, а тут же отвёл руку от лица и пожал плечами. Покачивая головой и хмурясь, синьор как бы объяснял окружающим без слов: я здесь ни при чём, я не с ним!
   Желудок сжался в комочек, пульсируя и ноя, когда Яшка почувствовал на своих плечах руки-лапы охранников.
   – Получи свои эполеты… – невпопад пошутил он и склонил голову.
   Пчёлы подхватили мальчика и, перепрыгнув через перила, взлетели под купол.
   «Клоун на трапеции…» – думал Яшка, рассматривая свои безвольно повисшие ноги. Желая зачем-то изобразить ласточку, он согнул левую коленку и рывком отвёл ногу назад.
   В результате подобной манипуляции тапочка соскользнула со ступни мальчика и подстреленной птицей полетела вниз, планируя прямо на макушку королевы. Открыв в немом крике рот, госпожа Жужа застыла с тапкой на голове, словно восковая фигурка, выставленная напоказ в музее.
   К слову сказать, буковка «Ж», как и остальные буквы, обитающие в стенах дворца-улея, была действительно вылеплена из пчелиного воска. Она относилась к древней восковой династии, стоявшей особняком среди букв и цифр, которые населяют волшебную страну Антресолию.
   Когда пчёлы-охранники опустили мальчика на пол и, немного погудев, отлетели прочь, Яшка, растрёпанный, в пижаме с закатанным рукавом и в одной тапке, поковылял, прихрамывая (видно, «ласточка» не удалась), к группе придворных. Он взглядом отыскивал Абра-ара и Дзинь-да-да. Мальчику хотелось поскорее обнять своих друзей и больше с ними не расставаться.
   Пчёлы и буквы, собравшиеся у пьедестала, расступались, пропуская малыша, и с любопытством рассматривали его. Некоторые из них, особенно смелые, даже пытались пощупать мальчика. Яшка отвечал тем же, радуясь, что ему не нужно теперь выдумывать повод, чтобы прикоснуться к буквам и выяснить, наконец, из чего они сделаны.
   Среди любопытствующих малыш узнал медсестру Зелёнку в том же салатовом халатике, но на сей раз без дощечки и наушников. Рядом с ней, опираясь на палочку, в красном мундире и узких жёлтых штанах, стоял пожилой господин с остренькой короткой бородкой. На голове у старичка нахлобучена была смешная шляпа с выгнутыми полями. Она чем-то напомнила мальчику молодой месяц, который прилёг отдохнуть. От правого плеча к левому бедру господина была протянута широкая атласная лента, на которой висел большой красивый орден, украшенный янтарём.
   «Буква И краткая»! – вспомнил малыш. – Буква с рожками!»

   – Й-ей-ей! Дружочек! Так нельзя!! – пристыдил Яшку старик, указывая палкой на ноги мальчика и, видимо, намекая на его неприличный вид и выходку с тапкой.
   Зелёнка же, нахмурив брови и вытянув губы трубочкой, молчала, но руки, которые она спрятала в двух маленьких кармашках, сжались в кулачки, что было явно не к добру.
   Госпожа Жужа, с головы которой уже успели убрать тапочку, заменив её короной, старалась быть хладнокровной и потребовала назад жезл, но тут же отшвырнула его и, тыча пальцем в толпу, гневно, едва не переходя на крик, вопросила:
   – Как прикажете нам понимать это, доктор Йод?! Разве ваш пациент не должен находиться сейчас в карантинной капсуле??
   Старичок в странной шляпе с рожками вздрогнул и нервно заморгал. Повернувшись к королеве и почтительно склонив голову, он хотел что-то сказать, но от волнения закашлялся и уронил палку. Его тощая грудь под мундиром с ленточкой, содрогаясь от сильного приступа кашля, выдувала хрипы, словно проснувшийся старый вулкан. Старик покачнулся и упал бы, если бы не Зелёнка, вовремя подоспевшая ему на помощь.
   Поддерживая заходившегося в кашле доктора, медсестра ответила за него звонким от злости и обиды голосом:
   – Доктор Йод здесь ни при чём! Мы не знаем, как мальчишка сумел покинуть свою палату!
   Яшка испытывал угрызения совести, ведь это он невольно стал виновником разгоревшегося спора. Мальчик подбежал к доктору Йоду, поднял с пола трость и подал её сгорбившемуся от переживаний старику.
   В этот момент Дзинь-да-да и Абра-ар, которым удалось, наконец, протиснуться между плотными рядами любопытных наблюдателей, бросились к мальчику. Дзинь-да-да не скрывала своей радости. Она обнимала Яшку, гладила его рыжие волосы, то и дело прижимая буйную голову малыша к своей груди, в которой счастливо билось сердце. Абра-ар же, бледный и растерянный, сдерживал свои эмоции, явно обеспокоенный сложившейся ситуацией.
   – Милостивейшая государыня! Позвольте обратиться! – вмешался в разговор очень толстый коротышка в малиновом камзоле и чёрных коротких штанах в бордовую полосочку.
   – Это министр всех дел! Маркиз Медок! Буква «М», по-нашему! – шепнул на ухо Яшке Абра-ар.
   Большой и круглый живот министра мешал ему ходить и вообще двигаться, поэтому толстенький маркиз поддерживал брюшко обеими руками, время от времени легонько подбрасывая его вверх, словно взбалтывая бочонок с пивом.
   Вот и сейчас маркиз Медок, прежде чем продолжить речь, всколыхнул сперва живот и прислушался, точно проверяя, не бродит ли там. Затем почмокал языком и несколько раз смешно повторил, настраивая голосовые связки, протяжное «м-да-а-а», «м-да-а-а» и обратился, наконец, к королеве:

   – Ваше Величество напрасно обвиняет медперсонал в случившемся происшествии. За мальчиком всё время наблюдали. Однако подготовка к приёму вынудила уважаемого доктора Йода и медсестру Зелёнку оставить пункт контроля и подключить автоматизированную систему охраны. Кто же мог предположить, что человеческий ребёнок так запросто сможет разгадать хитрости величайших мастеров и инженеров королевства, которые годами работали над оборудованием карантинной капсулы?!
   Госпожа Жужа, вняв доводам министра, несколько смягчилась и жестом велела принести табурет доктору, который не в силах уже был стоять на ногах.
   Подбородок старика вместе с реденькой бородкой трясся, будто он всё время что-то жевал. Но повинуясь долгу и поборов приступ кашля, доктор заговорил:
   – Вам не стоит, госпожа Жужа, беспокоиться. Мы провели тщательное обследование мальчика и не обнаружили никаких следов инфекции. Чёрная Старуха не успела заразить ребёнка, так что в продлении карантина нет необходимости. Именно об этом я и хотел Вас сегодня просить.
   – Ф-у-ух! – раздался со всех сторон вздох облегчения.
   Однако капризную королеву пояснения доктора не удовлетворили. Подбоченясь и перебрасывая жезл из одной руки в другую, Её Величество спросила:
   – Насколько нам известно, когда обнаружили мальчика, его одежда была изорвана в клочья, спина и плечи изранены, а большой лоскут от куртки пижамы и вовсе исчез. Мы не сомневаемся, что он в руках Ведьмы. Что стоит Старухе посредством чёрной магии выследить мальчика и навести на него порчу, а через него и на всех нас? Ребёнок опасен для окружающих, и мы вынуждены его изолировать.
   – М-да… М-да… – согласился с королевой министр, почёсывая подбородок, но в его голосе слышалась изрядная доля сомнения. – Против лома, конечно, нет приёма… Разве что другой лом, побольше и тяжелее…
   – Хватит говорить загадками! – не выдержала госпожа Жужа и топнула ножкой. – Рассказывайте скорее, что вы там придумали?!
   Снова сложив руки на животе и хитро улыбаясь, толстенький министр продолжил:
   – Я осмелился без Вашего ведома кое-что предпринять и обратился за помощью к паукам…
   На последнем слове маркиз Медок вынужден был сделать паузу, так как поднялся шум и ропот. Со всех сторон пчёлы, хлопая крыльями, недовольно жужжали, а нежные фрейлины, испуганно округлив ротики, уронили свои веера и отступили за кресло, как бы прячась за спиной госпожи Жужи.
   – Ах!.. – удивился Абра-ар, а Дзинь-да-да крепче прижала к себе мальчика, будто хотела его от кого-то защитить.
   Малыш не понимал, из-за чего такой переполох, и с интересом вертел головой, вглядываясь в перепуганные лица.
   – Как вы посмели?! – выпалила, словно из пулемёта, королева и хотела что-то добавить ещё, но не нашла нужных слов. Точно рыба, выброшенная на берег, госпожа Жужа лишь открывала рот и судорожно глотала воздух побелевшими от испуга губами.
   – Да-да-да!!! – вдруг выкрикнула Дзинь-да-да, напугав Яшку и Абра-ара.
   Профессор осторожно похлопал букву «Д» по плечу, чтобы остановить её, но она, не обращая на него внимания, вышла вперёд, гордо выпрямив спину.
   – Магия пауков древнее самой Антресолии и всего, что населяет её! Она существовала ещё тогда, когда мир не был разделён на два лагеря, и стала праматерью для магий Света и Тьмы. Только чары пауков могут отвернуть колдовство Чёрной Старухи! – объясняла Дзинь-да-да приутихшей аудитории.
   Министр Медок, благодарно улыбнувшись буковке «Д», подошёл к ней и взял за руку.
   Лёгкий румянец, выступивший на щеках девочки, выдавал её волнение, но резким движением откинув чёлку со лба, она продолжала убеждать:
   – Старуха идёт в наступление и разрушает наш мир. Она крадёт буквы, чтобы открыть Книгу заклятий, а мы позволяем ей это, молча отсиживаясь по углам…
   Дзинь-да-да запнулась и мягкой ладошкой провела по лицу, вытирая предательски выступившие слёзы.
   – Мои друзья… – с грустью сказала она, теребя пальчиками юбчонку. – Буквы «Б», «В» и «Г» в плену у Ведьмы, и теперь у неё есть ключ к Книге. Мы не можем больше прятаться и ждать. Мы должны объединиться и действовать сообща, забыв об обидах и распрях. Страх – не помощник в борьбе со злом.
   Маркиз Медок толстыми пальцами поглаживал руку Дзинь-да-да и утвердительно кивал, во всём соглашаясь с девочкой. Когда она умолкла, министр, быстро произнося слова, пока его не перебили, добавил:
   – Мудрость девочки достойна восхищения! Уверен, никто не будет возражать, если сейчас в этот зал войдёт посол от Паучьего царя?!
   – Посол от Паучьего царя! – тут же громко объявил глашатай, и многие из пчёл вспорхнули вверх и попрятались на балконах.

Глава одиннадцатая
В игру вступают пауки

   Тяжёлые двери с позолоченными ручками распахнулись. Под звуки фанфар в зал торжественно вошла посольская делегация, которую возглавляла буква «П» – пэр Плюнь-Чпок.
   Услышав имя посла, Яшка, с трудом сдерживая улыбку, спросил у Абра-ара:
   – Откуда такое смешное имя-то?
   – Лучше тебе этого не знать… – серьёзно ответил профессор и шагнул вперёд, чтобы заслонить собой мальчика.
   Плюнь-Чпок, изготовленный из резины, был одет в чёрный облегающий комбинезон на молнии, единственным украшением которого была вышитая на груди серебристыми шёлковыми нитками буква «П».
   За спиной посла показались две большие чёрные паучихи в тёмно-синих платьях с капюшонами, прикрывавшими их многочисленные глаза.

   Они мягко ступали по паркету волосатыми лапками, а их длинные серебряные серьги в форме крестов, свисавшие из-под капюшонов, мерно покачивались, завораживая лунным блеском благородного металла.
   – Не смотри! – зло зашипел обычно вежливый Абра-ар, грубо отпихивая Яшкину голову, которая высунулась было из-за спины профессора, чтобы поглазеть на прибывших гостей.
   Мальчик видел, как напряглась спина его друга, а на тщательно выглаженной рубашке, которая ещё пахла стиральным порошком, проступили пятна от пота.
   Подойдя к пьедесталу, на котором возвышался трон королевы, Плюнь-Чпок остановился, выдвинул правую ногу вперёд, слегка согнув её в колене, при этом вес всего его тела переместился на левую ногу, прямую и крепкую. Его широкие плечи и стройные мускулистые ноги вызывали уважение и даже страх перед силой, прикрытой мрачным костюмом. Пчёлы поворачивались боком, стараясь не смотреть на посла и пауков, а те, кто успел спрятаться на балконах, прикрывались шторками.
   Пэр Плюнь-Чпок, не меняя позы, прищурился, окинул взглядом из-под прикрытых век балконы и улыбнулся одними только уголками тонких губ. Заметно было, что он наслаждается произведённым эффектом. Немного погодя, решив, что не стоит больше пугать пчёл, посол наклонил голову и, всё ещё щурясь, первым нарушил молчание:
   – Пауки предлагают пчёлам помощь в борьбе против Чёрной Ведьмы. Где ребёнок, пришедший из внешнего мира, которого преследует Старуха?
   – Разве вы не придерживаетесь нейтралитета, предпочитая оставаться в Тени? – вопросом на вопрос ответила Жужа, стараясь не смотреть в глаза послу.
   – Тень не может существовать без Света! – холодно отрезал Плюнь-Чпок и, резко повернувшись, пристально посмотрел на Абра-ара, за спиной которого прятался Яшка.
   Малыш испуганно наблюдал, как растут разрозненные пятна на профессорской рубашке, сливаясь в одно большое пятно.
   Заложив руки за спину, посол не спеша подошёл к профессору и, нагнувшись так, что его нос едва не коснулся шеи Абра-ара, прошептал:
   – Пахнет страхом…
   Отступив и криво улыбнувшись, пэр Плюнь-Чпок вернулся к пьедесталу и как ни в чём не бывало продолжил диалог с королевой:
   – Старуха перетягивает одеяло, грозя нарушить порядок, установленный не ею. Правила писаны для всех. Её цель – пустота. Нас это не устраивает. Тень тоже имеет право жить. Мы будем бороться за Антресолию.
   Посол говорил короткими фразами, не терпящими возражения. Он был уверен: ему не станут перечить, и был абсолютно прав.
   Не поворачивая головы, Плюнь-Чпок ладонью левой руки подал знак паучихам и, когда хищницы, поражая своей уродливостью, вышли вперёд и положили у ступенек два свёртка, прокомментировал:
   – Прядильщицы Сумеречной Долины выткали для мальчика новый наряд. Он пропитан древней магией. Старуха, пока рёбенок в нем, не сможет причинить ему вред.
   Не успел посол договорить, как раздался треск, и с высокого сводчатого потолка обрушились тяжёлые глыбы, которые при ударе об пол рассыпались на мелкие камешки. Стены зала просели. Множество балконов, словно карточный домик, рухнули вниз. Красные шторки, за которые цеплялись испуганные насмерть пчёлки, летали по залу, будто подхваченная ветром шелуха от семечек.
   Огромная жёлтая рука, хорошо знакомая мальчику, просунулась сквозь дырку в потолке и растопырила пальцы. Хрустя косточками, они вытянулись и, словно щупальца, поползли по залу, прощупывая углы.
   Яшка видел, как пульсирует кровь в коричневых венах руки-монстра, и, поддавшись панике, кричал, не слыша грозное шиканье Абра-ара. Профессор пытался ладонью закрыть рот мальчику, чтобы он замолчал. Рука, будто имела уши, собрала пальцы в пучок и выстрелила в сторону малыша, всё ещё, несмотря на усилия друга, захлёбывающегося в крике. Обхватив ребёнка, словно муху, липкими пальцами, она потянула Яшку к дырке на потолке. Задыхаясь в тисках, мальчик потерял сознание и безвольно повис, напоминая набитую ватой куклу.
   Плюнь-Чпок в два прыжка взобрался на пьедестал, который уже успели покинуть, в панике перевернув трон, Жужа с фрейлинами. Отпихнув ногой мешавшее кресло, посол поднял голову вверх и, широко открыв рот, выплюнул тонкую серебряную нить. Чёрные паучихи, не отстававшие от хозяина, последовали его примеру и выпустили на врага две струи паутины, которая сетью опутала руку. Серебряная нить резанула по запястью Ведьмы, оставив на нём красную полоску. Окутанная паутиной кисть отделилась от руки и с глухим «чпок» упала на пол. Пальцы разжались, отпустив Яшку. Бесчувственное тело мальчика выкатилось на середину зала, куда уже спешили его друзья. Дзинь-да-да и Абра-ар, подбежав к малышу, подхватили его под мышки и оттащили к выходу.
   В считанные секунды ампутированная конечность вспыхнула и почернела, превратившись в угли. Однако опасность не миновала. На месте отрезанной выросла новая кисть, без ран и царапин. Пальцы сжались в кулак, и рука, словно молот, обрушилась на стены, разрушая дворец.
   Пчёлы, отошедшие, наконец, от испуга, облепили руку, вонзая в коричневую кожу тысячи острых жал. Храбрые воины отдавали жизни, защищая свой дом.
   Не выдержав атаки, рука метнулась вверх и исчезла, оставив после себя руины когда-то пышного дворца госпожи Жужи…

Глава двенадцатая
Такси вызывали?

   Улей разорён. Королева Жужа собрала пчёл, чтобы отправиться вместе с ними на поиски нового жилья.
   Яшка с благодарностью принял дары от Паучьего царя, обезопасив тем самым себя и своих друзей от посягательств Ведьмы, по крайней мере, на некоторое время.
   Дзинь-да-да, выздоровевшая благодаря стараниям доктора Йода и медсестры Зелёнки, рассказала, как Чёрная Старуха похитила Бурундуна, Вьюга-вьюна и Гагатуна, когда Яшка первый раз падал с неба после танцев с облаками. Только буковке «Д» удалось вырваться из лап Колдуньи.
   Чтобы спасти своих друзей, малыш должен найти город Алфавит, где собираются волшебники и храбрецы, готовые пополнить ряды Армии Света. Возможно, там он встретит кота Барсика и сиреневую птицу, которая однажды прилетела в спальню мальчика из зашкафной страны. Назревает битва, от исхода которой зависит судьба Антресолии.
   Госпожа Жужа, прощаясь с Яшкой, подарила ему волшебный жезл, благодаря которому он сможет изменять свой рост. Наряд, вытканный паучихами-прядильщицами, способен изменяться вместе с мальчиком, а это значит, что отныне наш герой может не опасаться перспективы остаться без штанов.
   Дон Холст Хмелевич оказался знаменитым художником, выписанным королевой из самой столицы для оформления дворца. Он отдал мальчику свою кисточку, тоже, естественно, волшебную, способную своей магией оживить любую картинку. Пример тому – пляшущие на стенах фигурки. Неудивительно, что художник, по природе своей добрый и весёлый, разъярился, когда застал Яшку за проделыванием дырок в «живых» обоях, расписанных, между прочим, рукой самого живописца. Хотя малыш-то не знал, что портит произведение искусства…
   Для мальчика вызвали волшебное такси-РКТ (что означает «РОМАШКОВЫЙ КОСМИЧЕСКИЙ ТРАНСПОРТ») с персональным водителем-проводником, которому поручили доставить Яшку и компанию в город Алфавит.
   Иди, малыш, вперёд и ничего не бойся! Там ждут тебя новые приключения и чудеса!
//-- * * * --//
   – Каратэ! Меня зовут Каратэ! – приподнимая картуз с козырьком, представилась буковка «К», она же – водитель волшебного такси.
   Яшка улыбнулся и хотел по привычке спросить, откуда взялось имя такое, как водитель, решив напоследок проверить, всё ли в порядке с машиной, повернулся боком. И мальчик отметил, что буква «К» действительно похожа на человечка, который размахивает руками, словно демонстрируя приёмы древнего боевого искусства.
   Изготовлена буква была из нескольких лоскутов кожи, сшитых красными нитками и приклеенных к большому куску картона. Красивая кожаная куртка на металлических блестящих кнопках, тоже красная, как и картуз, изобиловала большим количеством карманов. Причём из каждого кармана выглядывала обязательно нужная и очень полезная вещь: ключ гаечный, например, карандаш с коричневым стержнем, книжка записная и даже крючок для вязания. Одним словом, Каратэ был мастером на все руки.
   Как ни грустно было мальчику расставаться с пчёлами, новое знакомство его позабавило, и он, обменявшись улыбками с Абра-аром и Дзинь-да-да, смело взобрался в такси. Машина класса «РКТ» представляла собой большой цветок ромашки, только без стебелька и листиков, с жёлтой махровой серединкой, пахнущей весьма специфически, и длинными белыми лепестками.

   Каратэ посмотрел в небо и нахмурился. Облизав указательный палец, он выставил его и, обождав немного, опять засунул руки в карманы. Повернувшись к пассажирам, водитель обеспокоенно предупредил:
   – Старуха принялась за своё колдовство. Ветры уже беспокоятся. Пристегните крепче ремни. Нам придётся несладко!
   Яшка, стоя посреди махрового салона, удивлённо озирался, не находя ни ремней безопасности, ни сидений, к которым эти ремни должны быть прикреплены, ни даже руля.
   «Интересно, как водитель будет вести машину?!» – спрашивал себя малыш.
   – А ты представь себе, на чём хочешь сидеть, и садись, – посоветовал Абра-ар и сделал движение, будто садится, хотя, Яшка готов был поклясться, сесть было не на что.
   Мальчик хотел предупредить друга об опасности, как вдруг прямо на его глазах буквально из воздуха материализовалось большое кожаное кресло с высокой спинкой и удобными подлокотниками, куда, кряхтя и ахая от удовольствия, не замедлил плюхнуться профессор. В правой руке он уже держал неизвестно откуда взявшееся блюдце, а левой подносил ко рту маленькую чашечку с кофе, дразнившим ноздри терпким пряным ароматом.
   Хлюп… хлюп… – послышалось за спиной Яшки. Обернувшись, малыш увидел, как Дзинь-да-да, удобно расположившаяся на зелёной софе, вытянула ножки в голубых чулочках и довольно шевелила пальцами ног. Через тонкую белую трубочку из высокого стакана девочка хлюпала, судя по запаху, молочно-клубничный коктейль.
   – Давай садись уже! – недовольно бросил через плечо водитель, успевший занять своё место в приземистом креслице на вертящейся ножке, которое тоже появилось из ниоткуда.
   – Закрой глаза и фантазируй! – подбадривал мальчика Абра-ар, потягивая свой кофе.
   Яшка зажмурился и представил себе домашнее уютное кресло, сидя в котором в обнимку с Барсиком, он любил смотреть свои мультики. Раскинув руки, как делают пловцы, прежде чем нырнуть в воду со скалы (Яшка видел это своими глазами на море в прошлом году), малыш откинулся и… не упал – мягкое кресло успело подскочить к нему, предлагая свои услуги.
   – Проекция желания! Вот что значит наука!! Это вам не шутка!!! – выставив указательный палец, мудрёно разглагольствовал Каратэ.
   Белые лепестки ромашки начали медленно подниматься, пока не сомкнулись над пассажирами. Перед водительским креслом тут же вспыхнул голубой экран и раскрылась широкая панель управления с множеством разноцветных клавиш, кнопок и рычагов. Имелся даже руль, но, судя по его свежевыкрашенной нетронутой поверхности, «баранку» либо только что ввинтили, либо пользовались ею крайне редко. Действительно, Каратэ не обращал внимания на руль. Он нагнулся к панели, но, передумав, откинулся на спинку кресла. Спустя секунду панель сама выдвинулась к водителю на тонкой ножке, мигая большой жёлтой кнопкой, над которой крупными печатными буквами высветилось слово «АВТОМАТ».
   Это слово было уже знакомо Яшке благодаря маме. Малыш часто помогал ей делать покупки в супермаркете, выбирая по слову «АВТОМАТ» нужную пачку со стиральным порошком.
   – Интересно! – шепнул на ухо Абра-ару мальчик. – Что собирается стирать водитель? Да и уместно ли это сейчас? Видно, здорово припекло беднягу?!
   – Да нет же! – замотал головой профессор, успевший уже раздобыть где-то толстую книгу в зелёном переплёте, которую и читал теперь, нацепив очки на нос и слюнявя пальцы, чтобы переворачивать страницы. – Кнопка «АВТОМАТ» означает, что в данную минуту такси управляет о-о-очень умная машина, которая называется «компьютер»!
   – А-а-а! – протянул малыш и с любопытством уставился на панель и экран, наблюдая за мелькающими пёстрыми картинками.
   Установив режим автоматического управления, Каратэ выудил из-под сидения большую пачку с жареным хрустящим картофелем и принялся с громким хрустом жевать.
   Яшка и себе решил нафантазировать что-нибудь вкусненькое и, хитро прищурившись, представил сливочное мороженое на палочке с изюмом или, может, арахисом, шоколадной стружкой, сгущённым молоком или лучше с джемом, малиновым или клубничным, и маленькими кусочками сладкого банана, политыми густой карамелью. Вариантов много – малыш не мог никак определиться, желая всё и сразу.
   Обжигающий холод, покалывая сквозь костюм тысячью иголочек, заставил мальчика очнуться от грёз – десятки порций мороженого в разноцветной фольге и вафельных стаканчиках засыпали его аппетитной горкой.
   – Ух ты! – стуча зубами, одобрил малыш и нафантазировал маленький столик, чашечку с ложечкой, а также ведёрко для бумажек и деревянных палочек – Яшка ведь был культурным мальчиком!
   – Ах, ты это всё съешь сам?! – заволновался Абра-ар. От волнения он захлопнул книгу, которую читал, забыв заложить закладку на нужной странице.
   – Нет, конечно! Я поделюсь с друзьями! – поспешил заверить малыш.
   Хотя, если быть честным, делёжка в планы его не входила. Да что уж там – в этом чудесном месте можно напридумывать много новых вкусностей! Была бы фантазия, а её у мальчика хоть отбавляй!
   Не успел Яшка поднести ложку ко рту, как машину затрясло, и такси, словно выпущенная из лука стрела, рвануло ввысь, со свистом разрезая воздух. Дзинь-да-да, задремавшая было, свалилась с софы, смешно задрав кверху ножки. Яшка же, откинувшись назад, будто его кто-то с силой пнул в грудь, резко дёрнул рукой, подбросив вверх стаканчик. Мороженое, которое уже успело подтаять, брызнуло мальчику в лицо, и белая клякса растеклась по его щекам и носу. Веки, облепленные сладкой жижей, слиплись. Малыш ничего не видел. На время ослеплённый, он испуганно вжался в кресло, изо всех сил стараясь удержаться в нём и не упасть.
   Ветры, разгулявшись, гоняли такси-ромашку, словно мячик на теннисном корте. Машину то и дело подбрасывало и трясло. Яшку выбросило из кресла. Пролетев через весь салон, он врезался в стену, но не ушибся, так как стена-лепесток была мягкой, будто её обили поролоном. Распластавшись на белом лепестке, как лягушка с подогнутыми ножками, мальчик медленно сползал на пол. Там уже лежала Дзинь-да-да, успевшая перевернуться на живот и уцепиться за софу, чтобы не скатиться.
   Абра-ар и Каратэ не пострадали и по-прежнему сидели в своих креслах.
   Отлепляясь от стены и подозрительно поглядывая в их сторону, Яшка недоумевал: «Магниты, что ли, у них в штанах спрятаны, поэтому они и не падают?! Или, может, гвоздиками прибили к полу свои ботинки, а я не заметил?!!»
   Тем временем Каратэ заглушил двигатель, и ромашка повисла в воздухе. Яшка, наконец, мог расслабиться. Воспользовавшись минуткой покоя, малыш вытер лицо тыльной стороной руки, убирая остатки мороженого. Столик и ведёрко перевернулись, бумажки рассыпались по полу, а те порции мороженого, к поеданию которых он не успел приступить, разлетелись по салону и теперь сползали со стен и потолка, оставляя на них грязные липкие следы.
   Тук! тук! тук! – постучал кто-то с внешней стороны. На экране появилось полное лицо в фуражке, которое с любопытством заглядывало в салон автомобиля. Каратэ, поёрзав в кресле и спрятав пачку из-под картофеля, нажал какую-то кнопку, и лепестки ромашки начали медленно раскрываться.
   – Влипли… – обречённо шептал водитель, копаясь в бардачке в поисках документов.
   – Ещё как влип! – согласился Яшка, всё ещё пытаясь оттереть мороженое, прилипшее к ресницам и волосам.
   – Опаньки! Что это тут у нас? Цирк с дрессированным мороженым?! – насмешливо спросил округлый бублик, опоясанный широким поясом с кобурой, в которой, по-видимому, прятался пистолет. – Нарушаем, значит?!! Правила не знаем?! Игнорируем законы?!!
   Насмешник в тяжёлых ботинках со шпорами в виде звёздочек ступил на лепесток и, словно по мостику, поднялся по нему в салон.
   Абра-ар, Дзинь-да-да и Каратэ молчали, виновато понурив головы.
   Яшка хотел что-то возразить, но профессор остановил его, потянув за рукав, и, как всегда, шепнул на ухо, объясняя:
   – Буква «О»! Охранник общественного порядка!!
   – Милиционер, по-нашему, – догадался мальчик и, не желая спорить с милицией, промолчал.
   Между тем бублик, прохаживаясь по салону, ненароком наступил на книгу, которую Абра-ар уронил во время тряски.
   – Ох-хохонюшки! Какой беспорядок!! А ещё книги читают здесь некоторые!!! – разошлась не на шутку буква «О», поднимая книгу. Повернувшись к Яшке, бублик справедливо констатировал: – Опять-таки, ремни не пристёгиваем!
   – Ах, он ещё ребёнок! – не утерпел всё-таки Абра-ар и бросился защищать мальчика.
   – Я больше не буду… – хлюпая носом, жалобно протянул малыш.
   – Да-да! Я тоже! – прижав к груди руки, обещала Дзинь-да-да.
   Хотя Абра-ар и Каратэ не нарушали правила и были пристёгнуты к сидениям, благодаря чему не выпали из кресел и не разбили своих носов, они тоже начали просить милиционера о пощаде, обступив его и вытянув руки ладошками вверх.
   – Мы едем в Алфавит, – объяснял Каратэ.
   – Нас ждёт Барсениус! – добавил профессор. – Тайный Советник – лучший друг мальчика!
   – Вьюга-вьюн, Бурундун и Гагатун в плену у Ведьмы! Спасти их надо! Очень спешим!! – плакал Яшка.
   – Должны ехать. Каждая секунда на счету! – вторила ему Дзинь-да-да.

   – Ох-ох! Прекратите! – нетерпеливо затопал милиционер, подняв в небо большое облако пыльцы.
   – Апчхи! Апчхи! – сразу же отреагировал чихунчик, давно уже не вспоминавший о своей аллергии.
   – Отчёт составить надо… – вёл своё бублик, но, заметив, что буква «Д» уже оттопырила нижнюю губку, готовая разрыдаться, изменил своё мнение: – Обойдёмся без отчёта…
   Девочка захлопала в ладоши и поцеловала милиционера в щёку, выражая таким образом свою благодарность.
   – Ох… это… – сконфузился бублик, и его круглые щёки покрылись румянцем. – Меня зовут Опанас Оперенко. Младший лейтенант, но скоро буду старшим…
   – Хи-хи! – посмеивался в ладошку Яшка, которому было смешно наблюдать, как взрослый дядька с пистолетом краснеет и смущается перед девчонкой.
   – Однако… – опомнился милиционер, услышав хихиканье мальчика. – Квитанцию всё-таки заполним. Оплатите по прибытии в Алфавит.
   Достав оранжевый свисток, лейтенант Оперенко дунул в него, вызывая помощника – цифру «ноль», такую же округлую и полую, как и бублик.
   – Кхи… Кхи… – озабоченно покашливал Каратэ, ощупывая свои карманы.
   Когда с формальностями было покончено и водитель с пассажирами заняли свои места, на этот раз пристегнувшись ремнями, как и положено, Опанас Оперенко, сидя уже в милицейской машине, помахал путешественникам рукой и крикнул:
   – Осторожнее там! Остерегайтесь чёрных дыр!
   – Не сбейте какую-нибудь звёздочку! – предупредил нолик и, улыбнувшись, пожелал: – Млечного вам пути!

Глава тринадцатая
Комната со стеклянными шкафами

   Буль-буль! – пел кипящий котелок, окутанный паром. Дым из-под догорающих дров разъедал глаза и сушил горло, но это не беспокоило Старуху, склонившуюся над варевом. Оперевшись руками о стенки котла, докрасна раскалённые жаром, Ведьма не сводила глаз с танцующих пузырьков. Она не чувствовала боли, так как давно утратила способность чувствовать что-либо.
   – Мальчик покинул пчёл, – докладывал котелок, исправно неся свою службу. – Теперь отправляется…
   – Вижу! – перебив его, зашипела Старуха и пнула котелок, будто он был виноват в том, что она видит.
   Котёл зашатался, расплёскивая воду. Пш-ш-ш! – растеклась горячая жижа и затушила последние дрова. Вить-вить! – раскачиваясь на вертеле, всё стонал пустой котелок, обиженно прикрыв веки.
   Старуха резко повернулась и, ступая по скрипящим половицам, прошла в комнату, сплошь и рядом заставленную стеклянными шкафами и шкафчиками. На их прозрачных полках хранились высушенные и почерневшие человеческие сердца. При каждом шаге Ведьмы стёкла дрожали и тихонько постанывали, точно оплакивали судьбы заснувших сердец.
   Посреди комнаты из камня был выложен алтарь. Прямо над ним из потолка торчал большой крючок, через который была переброшена ржавая цепь. Подвешенная на цепи клетка раскачивалась над алтарём, едва касаясь его поверхности. Бледные, перепуганные лица Бурундуна, Вьюга-вьюна и Гагатуна выглядывали между прутьями клетки.
   – Б-б-боюсь! – причитала, зажмурившись, буква «Б».
   – Всё равно у вас ничего не выйдет! Вам это с рук не сойдёт! – пытался храбриться Вьюга-вьюн, но побелевшие костяшки пальцев, судорожно вцепившихся в прутья, выдавали его страх.
   Только буковке «Г» пока удавалось сохранить спокойствие. Воспользовавшись своей худобой, отличавшей его от друзей, Гагатун протиснулся между прутьями и, повиснув на дверце с замком, пытался приспособить свой длинный нос вместо ключа и просунуть его в замочную скважину. Однако, заслышав приближающиеся шаги, он юркнул назад в клетку и притаился.
   – Как воробьи сидим в клетке! – не унимался Вьюга-вьюн, пытаясь расшатать прутья, чтобы раздвинуть их, но у него ничего не получалось. Завидев Колдунью, буква «В» умолкла и, чтобы не так было страшно, прижалась к плечу Бурундуна.
   Тем временем Старуха подошла к алтарю и достала из-под полы широкого плаща Книгу в сером кожаном переплёте на ремешке, увенчанном маленьким золотым замочком.
   Положив Книгу на алтарь, Ведьма тихо позвала:
   – Ахуратс!
   Чёрная Тень Колдуньи, стелившаяся по слабо освещённым стенкам шкафов, отделилась от ног хозяйки и, обойдя комнату, стала по ту сторону алтаря.
   – Приступим! – коротко приказала Ведьма и положила руки на Книгу.
   Тень последовала её примеру. Маленький замочек, несколько раз подпрыгнув, клацнул. Книга, словно только этого и ждала, распахнулась и неистово зашуршала пожелтевшими от времени страницами, разминаясь после многовекового заточения.
   Тень потянула за какую-то верёвку. Дно клетки, в которой, изнывая от страха, маялись буквы, отвалилось. Бурундун, Вьюга-вьюн и Гагатун с громким криком упали на Книгу.
   – Б – буря! Б – буран! – приговаривала Старуха, приблизив лицо к Книге.
   – Яруб! Наруб! – шептала Тень.
   – В – вьюга! В – ветер! Г – гроза! Г – гром! – перешла на крик Колдунья.
   – Агюв! Ретев! Морг! – не отставала Тень, произнося слова задом наперёд.
   Книга наполнилась светом. Снопы лучей рассекли полумрак комнаты, отражаясь в шкафчиках и будоража сердца, заточённые в прозрачных тюрьмах. Тревожное «тук-тук» пыталось пробиться сквозь стеклянные стены, но Старуха грозно шикнула, заставив умолкнуть непослушные сердца.
   – Ведь они же живые! – вырвалось у буквы «В». Упав на Книгу, Вьюн пытался встать, но его ручки и ножки приклеились к бумаге, и он не мог ими пошевелить.
   Тень протянула руку и, прихлопнув Вьюга-вьюна, словно муху, начала вдавливать его в страницу. Бумага размякла, будто её намочили, и, жадно причмокивая, стала засасывать беспомощную букву. Не прошло и секунды, как Вьюга-вьюн полностью погрузился в страницу, тут же проявившись на ней в виде цветного рисунка. Та же участь постигла и его друзей.
   Старуха довольно улыбнулась, обнажив острые отточенные зубы, и широко открыла рот, чтобы выпустить чёрное пламя…

Глава четырнадцатая
Буря22222

   Ромашколёт продолжал свой путь, лавируя среди облаков и тучек, которые при встрече с путешественниками махали руками, словно пытались их о чём-то предупредить.
   Опустив один из лепестков и высунув голову, Каратэ спросил:
   – Куда вы все летите, собираясь в стаю? Ведь сейчас не сезон дождей?
   – Ветры гонят нас! – отвечали запыхавшиеся облака. – Назревает буря! Бабушка Туча зовёт!
   Со всех сторон задуло и загудело, будто ветры собрались на симпозиум и теперь решают, кто из них сильнее.
   – Конец света! – не веря своим глазам, бубнил Каратэ.
   – Что?!! – испугался Яшка, не расслышав, так как ветер уносил слова водителя прочь.
   Молния, словно ножницы, разрезала небо пополам.
   – А-а-а-ф-х-х!!! – набрал полные лёгкие воздуха Буран-Великан.
   – Бегите! Бегите! – раздавалось отовсюду. – Мы не можем остановиться!!!
   Сильным порывом ветра снесло шапку с головы Каратэ.
   – Мой картуз! – закричал водитель, схватившись руками за голову.
   Резко крутанув руль влево, Каратэ направил машину вслед за улетавшей шапкой. Вследствие этого маневра ромашка накренилась, и если бы Яшка не был пристёгнут ремнями, он обязательно выпал бы из кресла снова.
   – Ах! Что ты делаешь?! Мы разобьёмся!!! – пытался урезонить водителя Абра-ар, испуганно ухватившись за подлокотники кресла.
   – Мой картуз! Мой картуз!! – приговаривала буква «К», не слыша профессора. – Мой любимый картузик!!!
   Великан, преследуя такси, кулаками бил в барабан. Бум! бум! бум! – падали раскаты грома.
   – У-у-у-у! – завизжала Вьюга-сестра, вылетев из-за плеч Великана.
   Где-то за горизонтом мелькнула чёрная точка, исчезла и вновь появилась.
   Глаза Великана наполнились огнём и метнули две молнии, одна из которых задела ромашку. Сердито заурчал мотор, выпустив клубы дыма. Такси перевернулось вверх тормашками и полетело вниз. Забыв о картузе, Каратэ потянул за рычаг, пытаясь выровнять машину.
   – Держи правее! – кричала водителю Дзинь-да-да. – Давай, миленький, быстрее!!
   Чёрная точка увеличивалась, стремительно приближаясь. Что-то подсказывало друзьям – это не к добру.
   – Я бессилен… – обречённо сообщил пассажирам Каратэ и беспомощно развёл руками. – Компьютер вышел из строя…
   Теперь ветры, словно свора гончих собак, гнали машину, как затравленного зверя, к застилавшей горизонт черноте. Блеснув зубами, чёрная дыра раскрыла рот и жадно принялась пить небо.
   – Достань… Двери… – пыталась сказать что-то мальчику Дзинь-да-да, но Яшка не мог расслышать, что именно, и, не понимая, чего от него хотят, недоумённо пожимал плечами.
   – Кисточка!.. – пересиливая шум, выкрикнул Каратэ.
   Абра-ар, который сидел к мальчику ближе всех, повернулся к Яшке и крикнул на ухо:
   – Достань кисточку художника! Нарисуй двери! Это наш единственный шанс!
   Мальчик нагнулся, чтобы поднять рюкзак, где сложены были все пожитки, но, не обнаружив его на полу возле кресла, испуганно посмотрел на профессора.
   – Ищи… – процедил сквозь зубы Абра-ар.
   Говорить было сложно, так как некоторые из лепестков раскрылись, впустив ветер в салон.
   – Как?!! – шевеля только одними губами, спросил Яшка.
   Профессор выгнулся в кресле и, сняв ремень со штанов и галстук, связал их и протянул мальчику, коротко пояснив:
   – Держу! Ищи!
   Ухватившись левой рукой за ремень, Яшка встал на коленки и пополз, правой рукой прощупывая пол.
   Чёрная дыра поглотила машину, и шум прекратился. Малыш слышал только, как боязливо стучит его сердце. Вещи и предметы вокруг стали лёгкими, как перья, и теперь невесомо парили в воздухе. Кресла с буквами тоже взмыли вверх. Импровизированная верёвка из ремня и галстука натянулась и затрещала – дальше ползти было невозможно. Крепко держась обеими руками за ремень, мальчик взлетел вслед за креслом и, уже свисая, словно люстра, с потолка, заметил, наконец, рюкзак. Достать его он, однако, не мог – расстояние было слишком большим.
   Впереди показалось пламя. Ромашку несло прямо на него. Не видя иного выхода, малыш отпустил «верёвку», и его тут же потянуло к раскрытым лепесткам.
   – Не-е-ет!!! – закричал Абра-ар, сжимая в кулаке болтающийся ремень.
   Яшка подумал уже, что всё – конец, но вдруг вспомнил о фантазиях, ведь ромашка всё ещё была машиной желаний. Он мысленно представил у себя на плечах рюкзак и приказал:
   – Кисточка!
   Удивительно, но и в этот раз, как и в случае с мороженым, фокус удался. В воздухе материализовалась кисточка художника Хмелевича, которая, не медля ни секунды, сама послушно легла на ладонь мальчика. Получив желаемый предмет, малыш, как мог, начертил контуры двери.
   Огненный язык коснулся корпуса машины, лизнул пламенем нежные лепестки.
   – Машинка моя… – не сдерживая слёз, плакал Каратэ.
   – Ко мне! – держась за ручку двери, позвал Яшка и потянул дверь на себя.
   Абра-ар и Дзинь-да-да, оттолкнувшись от кресел, едва не вылетели из машины. Ухватившись за ноги мальчика, буквы повисли на нём. Только Каратэ медлил, не решаясь покинуть кресло.
   – Капитан покидает корабль последним… – с горечью прошептала буква «К» и, отстегнув ремень, последовала за друзьями.
   – Лови! – бросил кто-то в открывшийся дверной проём лестницу.
   Яшка из последних сил подтянулся, чтобы уцепиться за плетёные верёвки. С трудом, но ему это удалось. Почувствовав, как что-то потянуло его и друзей вместе с лестницей вверх, к свету, мальчик облегчённо вздохнул.
   – Нет! Не конец! – обрадовался он и поднял голову, готовясь встретить новое чудо…

Глава пятнадцатая
Ура ласточкам!

   – Фить! Фить! Фить! – переговаривались между собой ласточки, Стражницы Поднебесья. Двухвостки, как называл Яшка из-за раздвоенного кончика хвоста этих маленьких птичек, пели: Мальчик жив! Мальчик жив! Жив Мальчик-Чистое Сердце! Приветствуем! Приветствуем! Приветствуем!
   Мальчик и его друзья висели на верёвочной лесенке, которую им так вовремя сбросила лихая наездница буковка «Л».
   – Воздушная кавалерия! – пояснил Абра-ар и, мечтательно закатив глаза, вдруг выдал: – Ах! Я тоже когда-то мечтал стать авиатором!!!
   Буква «Л» в лиловом костюмчике с бронежилетом и блестящем шлеме с двумя дырочками по бокам, из которых выглядывали два смешных хвостика, с помощью ленточек правила ласточкой, указывая ей, куда повернуть.

   – Лезьте быстрее! С левого фланга атакуют ветры! Птицы не выдерживают! Надо отступать! – командовала наездница, обращаясь к путешественникам.
   Яшка и Абра-ар взобрались на спину ласточки, которой управляла буква «Л».
   – Лори! – коротко представилась буковка, которая, как уже догадался мальчик, очень любила командовать.
   Дзинь-да-да и Каратэ приняла на борт Нори, лучшая подруга Лори и по совместительству буква «Н». Обе подружки-лётчицы были куколками, сшитыми из ситца и ваты. Они не боялись высоты и не пользовались парашютами, так как не могли разбиться или рассыпаться – вата всё стерпит.
   Комбинезон Нори нежного небесного цвета пришёлся по вкусу Дзинь-да-да, которой нравилось всё голубое. Хлопнув в ладошки, девочка восторженно воскликнула:
   – Должна признаться – выглядите вы великолепно!
   – Не стоит… – немного смутилась буква «Н», но, поборов смущение, она гордо вскинула голову, явно польщённая комплиментом.
   Её толстенькие косички, которые были закручены в два кренделька и выглядывали, как у Лори, из проделанных в защитном шлеме дырочек, развевались на ветру, словно маленькие крылья.
   Эскадрон ласточек, разбившись на группы, окружил путешественников, обеспечивая им защиту. Мальчик заметил, что к спинам птиц прикреплены небольшие пушки. Протянутые от пушек к клювам верёвки особенно заинтересовали малыша. Яшка вертелся и крутил шеей, чтобы лучше рассмотреть оружие, но, получив щелчок в затылок от профессора, присмирел.
   Ву-у-у-у! – бесновалась Вьюга, разрывая тучи в клочья. Небо заплакало крупными снежинками.
   – Пли-и-и! – выдала приказ Лори-командирша и махнула левой рукой.
   Десятки клювов потянули за верёвки, выпуская снаряды из пушек, которые с громким «виу! виу! виу!» помчались ввысь и цветными шарами расплылись по небу.
   – Антигрозовая артиллерия! – комментировал всезнайка-Абра-ар.
   – И откуда только он всё это знает?!! – не переставал удивляться малыш, украдкой поглядывая на профессора. – Наверное, поэтому буква «А» стоит первой в списке букв!
   Придя к неожиданному выводу, мальчик улыбнулся. Он был рад иметь такого умного друга.
   Лори и Нори умело управляли птицами, поэтому прошло совсем немного времени, как Яшка увидел проступающие внизу из тумана пока ещё неясные очертания города.
   – Алфавит! – гордо сообщил Абра-ар.
   Яшке даже показалось, что у профессора выступили на глазах слёзы. Однако, чтобы не смутить друга, мальчик не подал виду, что заметил это.
   – Дом! Дом! – кричала Дзинь-да-да, не скрывая своих чувств.

Глава шестнадцатая
Вот она – столица!

   Облака остались далеко позади. Земля властно тянула к себе. Седой туман, разбуженный лучами, зевнул, сонно почесал затылок и, отбросив одеяло, начал рассеиваться. Мальчик нагнулся и вовсю раскрыл глаза. Ему не терпелось увидеть чудо-столицу, о которой так много рассказывали его друзья. Но странно – город не стал ближе. Яшка по-прежнему мог рассмотреть лишь очертания, смутно угадывавшиеся вдалеке, словно смазанный рисунок.
   – Город не показывается, проверяя тебя, малыш! – крикнула, свернув ладошки трубочкой, Нори, которая гарцевала на своей ласточке немного поодаль.
   – Открой ему своё сердце… – шепнул Абра-ар и, чтобы подбодрить мальчика, положил руку на его плечо. – Город хочет знать, о чём ты думаешь и что ты чувствуешь, не представляешь ли ты для него угрозу …
   Яшка, соскучившись по теплу и ласке, прижался к груди друга и зажмурился, для подстраховки накрыв глаза ладошками. Так легче ему было сосредоточиться, ведь мальчик всё-таки не сейф и не может просто взять и открыться, клацнув каким-нибудь замочком.
   – Маленькие ножки бегут по дорожке! – донеслось откуда-то. Весёлые колокольчики серебрились смехом: – Дон! Дон! Дин-дон-да!
   – Бабуля!!! – вздрогнул Яшка, узнав родной голос.
   Мальчик вспомнил бабушку, её очки с поломанной правой дужкой, которые дедушка пытался починить с помощью резинки, нежную руку, гладившую лохматую Яшкину голову, и тёплое дыхание губ, окружённых маленькими морщинками, которые, приблизившись к уху, тихо шепчут:
   – Я люблю тебя, малыш…
   – И я люблю тебя, бабуль… – вырвалось вдруг у Яшки. – Ах, если бы ты знала, как я тебя люблю!
   – Дон! Дон! Дон! Дин-дон-да! – пели на разные голоса колокола.
   – Дзинь-да-да! Дзинь-дзинь-да! – подпевала волшебному хору буковка «Д».
   Мальчик открыл глаза, но не решался прибрать ладошки. Мягкий золотистый свет, проникавший между пальцев, играл на ресницах солнечными зайчиками.
   «Если солнце за спиной, то откуда тогда свет?» – подумал Яшка и осторожно, словно оконные ставенки, отвёл ладони от лица.
   Внизу показалась белая река, ленточкой струившаяся между пышными садами и зелёными лугами. Поворачивая направо, она выгибалась дугой, точно подковка, и продолжала свой путь до самого горизонта.
   – О-о-о?! – воскликнул Яшка, удивлённо подняв брови.
   Поняв без слов, о чём хотел спросить мальчик, Абра-ар пояснил:
   – Это Молочная река, питающая нашу землю. Всё, что ты видишь здесь, живёт и растёт благодаря ей.
   – Э-э-это же какой должна быть корова, чтобы давать столько молока?! – засмеялся малыш, не веря своим глазам.
   – Акнеруб! – почтительно выговорил сложное слово профессор, не объяснив, однако, его значения.
   В голове мальчика, принимавшего всё всерьёз и буквально, сразу же выстроилась логическая цепочка: если есть лесоруб, рубящий деревья, из которых делают двери и окна, то почему бы и не быть окнорубу, рубящему окна на доски, из которых затем вырастают новые деревья? Однако причём здесь молоко?
   Подождав немного и так и не получив от профессора дальнейших объяснений, Яшка, смущенно прокашлявшись, спросил:
   – Простите, тот, кто окно рубит, где берёт молоко?
   – Акнеруб!! – повторил, улыбнувшись, Абра-ар. – Это Бурёнка, по-вашему, только задом наперёд! И ничего она не рубит.
   – А-а-а… – протянул малыш, которому идея с окнорубом показалась намного интереснее.
   – Но! – поспешил успокоить мальчика Абра-ар. – Если ты действительно веришь в свою выдумку, то где-нибудь сейчас обязательно родился какой-нибудь окноруб, ведь Антресолия – страна желаний!
   – А двереруб? – спросил Яшка.
   – И двереруб тоже! – уверял профессор.
   – Великая Мать Акнеруб! – крикнула Лори и показала рукой в сторону покрытой сине-голубой дымкой горы, которая похожа была на гигантскую корову. Имелись даже два рога, упиравшиеся в небо.
   – Именно там берёт своё начало Молочная река! – добавила Нори.
   – Гора?!! – разочаровался мальчик, ожидавший и не получивший чуда, и, не надеясь больше увидеть что-либо интересное, уже отвернулся было, как корова пошевелилась. Малыш довольно улыбнулся и задрал кверху нос: – Живая!!! Я так и знал!
   Хотя, возможно, это просто обман зрения, и ветер шалит вновь, гоняя облака…
   В том месте, где река выгибалась дугой, внутри подковки, и был воздвигнут волшебный город. Золотые купола, высокие башни, остроконечные шпили, аккуратные кирпичные крыши с печными трубами и цветными вертушками весело смотрели в небо, встречая путешественников.
   – А где же кисельные берега? – вспомнив бабушкины сказки, спросил Яшка. – Что-то я их не вижу.
   – Кисельных берегов в этих краях нет, – ответил Каратэ. – Киселя мы осушили уже давно, разбив на их месте сады и парки.
   – Зато имеется вафельная пристань! – поспешно вмешалась в разговор Дзинь-да-да, заметив, как мальчик хмурит брови. – Мармеладная площадь, компотовый фонтан…
   – Лучше бы лимонадный! Кому нужен компот? – не дал договорить букве «Д» Яшка, не очень-то любивший этот напиток, хотя мама всегда его уверяла, что компот намного полезнее всяких там покупных «ситро».
   Каратэ легонько похлопал по плечу наездницу Нори и вежливо попросил:
   – Вы не могли бы высадить нас на причале?
   Лётчицы переглянулись, без слов советуясь друг с другом. Лори, немного подумав, кивнула головой: мол, почему бы и нет. Натянув поводья-ленточки и пришпорив ласточку, командирша повернула направо, приказав остальным:
   – Летим на причал!

Глава семнадцатая
Вафельный причал

   Золотой город, отражая солнце, горел маковым цветом. Пока глаза не привыкли к блеску, Яшка моргал и не мог хорошенько разглядеть раскрывшуюся перед ним панораму.
   – Чистое Сердце! Чистое Сердце! – кричали горожане, завидев группу путешественников: кто выглядывал из окон, кто остановился на тротуаре, задрав кверху голову.
   «Интересно, сколько шляп сейчас попадало на асфальт?» – думал малыш, не привыкший ещё к такому вниманию.
   Яшка настолько вжился в роль мальчика-с-пальчика, что забыл даже о своих настоящих размерах, поэтому первые дома, встретившиеся ему на пути, показались малышу очень большими и высокими, и он ненароком испугался, подумав, что здесь живут одни великаны. Однако стоило ласточкам немного пролететь вперёд и повернуть направо, как картина изменилась: огромные дома сменились крохотными домиками с круглыми крышами, которые стелились по холму до самой реки и напоминали большую грибную поляну.
   – Алфавит – город мира, давший приют представителям разных народностей, – рассказывал между тем Абра-ар. – Птицы и звери живут здесь бок о бок с феями и гномами, эльфами и драконами и прочими магическими существами. Каждый нашёл своё место. Все мы – одна большая семья, один организм, сердце которого – буквы. Без них невозможно ни одно волшебство. Именно буквы придают форму магии, впечатывая её в реальность.
   Мальчик мало что понял из слов профессора, но одно он усвоил: буквы знать важно. Вспомнив, как он капризничал и баловался, когда мама пыталась научить его азбуке, Яшка покраснел и смущённо почесал кончик носа.
   «Я же не знал тогда, что буквы – это волшебство!» – мысленно оправдывался малыш.
   Абра-ар закашлялся. Видно, устал от долгих разговоров. Вместо него Дзинь-да-да продолжила экскурсию, знакомя мальчика с городом.
   – Для удобства граждан город разделили на несколько частей, – начала она. – Районы, по-вашему. В каждом из них воссоздали условия, необходимые для выживания конкретной группы населения. Сейчас вот мы пролетаем над Азбуковским районом, родиной букв, а вон там, немного левее, посёлок Циферблат, где живут наши лучшие друзья – числа. Как ты видишь, всё здесь: улицы, дома, фонарные столбы и даже мусорные баки – совсем крохотное, приспособленное специально для таких, как мы. Я рада, Яша, что с помощью волшебного жезла ты можешь познакомиться с буквами поближе!
   – Вон Множительный переулок, а за ним ты видишь здание, похожее на раскрытую книгу? – указывая рукой на «книгу», спросил Абра-ар, не умевший долго отсиживаться в сторонке и молчать.
   – О да! – не скрывая восхищения, ответил малыш.
   – Это Антресолевская академия наук! – продолжал удивлять мальчика профессор. – Гордость королевства! Возглавляет её академик Инсулин, старший брат уже знакомого тебе доктора Йода.
   – А вот и причал! – радостно вскрикнул Каратэ и помахал кому-то рукой.
   – Наконец-то! – обрадовался Яшка, несколько уставший уже от полёта, и захлопал в ладоши.
   Вафельный причал представлял собой мозаику из многослойных кубиков, омываемых молочными волнами. Маленькие пароходики, выдувая в трубы дым, подплывали к причалу и отплывали, спеша по своим делам. Крикливые чёрно-белые чайки в фуражках вместо кранов загружали и разгружали корабли, неся в клювах и когтях многочисленные ящички, свёртки и пакеты.
   Яшка засмеялся, наблюдая, как одна чайка несла в клюве дырявую сетку с апельсинами. Фрукты выскакивали из дырок, словно из ракетниц, обрушивались на причал и лопались, как проколотые шарики. Сладкий сок, вытекавший из трещин, затоплял пристань.
   – Полундра! – кричали маленькие мышки в полосатых майках, пытаясь тряпками затереть лужи.
   Некоторые из них даже держали в лапках мохнатые швабры. Мышки в панике толкались, то и дело поскальзывались и падали, окунаясь с головой в сладкую жижу.
   – Хочу туда! – сообщил малыш, предвкушая угощение.
   Точно кот, учуявший сметану, он всё время облизывался и указывал на фрукты.
   Как только ласточки опустились на землю, Яшка, расставив руки, побежал к апельсинам, которые всё ещё выпускали струи оранжевого сока.
   – Расскажу в садике – не поверят! Двойной десерт! – думал малыш, зачерпывая ладошками фруктовую кашицу, которая, смешавшись с вафельными крошками, превратилась в вафельно-фруктовое пюре. Заметив дырку в апельсиновой корке, мальчик бросился к ней и, прильнув губами, жадно чмокал и пил сок.
   – Ах! Как всегда, ты в своём репертуаре! – бубнил Абра-ар.
   Недовольно покачивая головой, он ходил вокруг Яшки, пальцами оттягивая штанины, чтобы не измазаться.
   – Та-тата-та-та! – затарахтел вдруг кто-то за спиной мальчика.
   Яшка, не желая отрываться от главного, правым глазом следил за сочившейся соком дыркой, а левым пытался рассмотреть, кто там шумит.
   – Товарищ мой, Каратэ, дружище! – тараторил смешной тип в донельзя обтягивающих штанах, клетчатой рубашке и очень широкополой шляпе, в которой могли бы вместиться сразу две-три головы. – Рад, что Старуха тебя не прихлопнула, а то наслала бы на всех кариес!!!
   – Типун тебе на язык! – приветствовал Каратэ друга, расставив руки для объятий.
   – А тебя я как рад видеть! – ничуть не обидевшись, подставил щёку для поцелуя болтливый незнакомец.
   – Буква «Т» – Типун Таратуста! – представил компании своего товарища Каратэ.
   – Во дворе выросла капуста! – тут же пошутил Яшка, расшалившись что-то. Наверное, от перепития сока.
   Абра-ар и Дзинь-да-да смущённо переминались с ноги на ногу – им было стыдно за мальчика. Однако Типунчик, выпучив глаза, радостно выпалил:
   – Та-тата-та! Мой тип! Мой тип! Люблю хорошее чувство юмора!
   Схватив малыша за плечи, Типун потащил его за собой туда, где заканчивался причал и мирно покачивалась на волнах карамельная лодчонка. Ноги мальчика волочились по причалу, царапая узкими носками туфель вафельные кубики, а Яшкина голова, покачиваясь в такт ходьбе, то и дело ударялась о грудь Типуна.

   «Твердоват что-то он?!» – думал малыш, уже сидя в лодке и потирая пострадавший лоб.
   – Глина! – заметив растерянность мальчика, пояснил Типун. Он расстегнул рубашку и постучал пальцами по груди. Затем, смешно вращая зрачками, добавил: – Когда-то я был глиняной свистулькой!
   – Свистун-тарахтун! – понимающе кивнул Яшка, всё ещё потирая лоб.
   Дзинь-да-да, Абра-ар и Каратэ уселись на лавочках возле мальчика, отчего лодка сразу же просела в молоке.
   Обеспокоенно озираясь, профессор спросил:
   – А мы, уважаемый, не утонем?
   – Её и пушкой не возьмёшь! – за тарахтуна ответил лодочник, который всё это время неподвижно стоял на корме, оперевшись руками о весло. Сделан он был из пучка соломы, которая выглядывала из-под закатанных штанин и ворота рубашки.
   «Наверное, про таких говорят «рубаха-парень»?» – размышлял малыш, рассматривая широкую цветастую рубашку лодочника, по-молодецки выпущенную поверх штанов.
   – Ерёма! Буква «Е»! – отрекомендовался соломенный человечек и, поплевав на ладони, взмахнул веслом, ловко направляя лодку вверх по течению.
   – Чистому Сердцу счастливого плавания! – щебетали ласточки, стайкой поднявшиеся в небо. Ленточки наездниц развевались на ветру, будто махали мальчику, прощаясь.
   Яшка, взобравшись на лавочку и вытянув к небу руки, кричал что есть мочи:
   – Спасибо вам!!! Спасибо!!!

Глава восемнадцатая
Сыр Иванович угощает

   Грустить времени не было. Красивый город подмигивал мальчику ажурными фонарями. Сладко расплывалась в улыбке Молочная река.
   Любопытный Яшка нагнулся над молоком, чтобы проверить, увидит ли он там своё отражение. Жёлтые рыбки выпрыгнули из молока и, описав пару кругов вокруг конопатого носа, нырнули обратно.
   – Ой, Абра-ар, что это? – утирая лицо, спросил мальчик.
   – Сырные рыбки. Мечут творожную икру, – объяснил Типунчик, хотя его никто не спрашивал. – Это Сыр Иванович старается – разводит рыбу в реке. Вон его ферма. Рекомендую. У него лучший в Антресолии кефир.
   – Кефир! Диета! – вздыхала Дзинь-да-да, бросая мечтательные взгляды в сторону фермы.
   – Кефир – вкуснятина! – потирал живот Яшка, будто сока ему было недостаточно.
   – Кому что! – улыбнулся Каратэ.
   И только Абра-ар, насупившись, молчал, недовольный, что у него отобрали роль рассказчика.
   – Если хотите, я причалю? – как бы между прочим спросил лохматый лодочник и, не дожидаясь ответа, повернул к берегу.
   – Солнца в ваши жизни! – разведя руками, приветствовал прибывших фермер, неизвестно каким образом успевший уже спуститься к берегу.
   Малыш недовольно прищурился.
   «Ишь, какой прыткий!?» – думал он, недоверчиво поглядывая на молочника, но, заметив подзорную трубу на крыше аккуратного домика, расслабился.
   – Давно вас выглядываю. Гости здесь редкость… – оправдывался фермер, отвечая на косые взгляды.
   – До-ре-ми-и-и-и!!! – старательно затянули в честь гостей стрекозы-хористки в белых передниках и розовых чулочках, которые в две шеренги выстроились за спиной фермера.
   – Е-е-еду я на лодочке… – подпевала стрекозам буква «Е» и постукивала веслом по дну лодки.
   Непоседливый Типунчик выскочил на берег, где, смешно приседая и лихо заламывая руки за спину, разошёлся в танце. Даже Дзинь-да-да готова была пуститься в пляс: она слегка пританцовывала, изящно сгибая коленки.
   – Кефир! – поднял указательный палец Каратэ, напоминая товарищам о причине остановки.

   – Сейчас! Сейчас! – всплеснул руками Сыр Иванович и подмигнул стрекозам, которые бросились врассыпную выполнять понятные только им приказы.
   Яшка с интересом отметил, что изготовлен был фермер, он же буква «С», из цветного пакета, наподобие тех, в которых в магазинах обычно продают молочные изделия. Внутри Сыра Ивановича что-то булькало и переливалось, и малыш не удивился бы, если бы и там тоже оказалось молоко.
   Фартук молочника был украшен аппликацией в виде надкушенного кусочка сыра, а из-под длинной лопатообразной бороды выглядывал медальон на жёлтой цепочке – изогнутый серпом символ буквы «С».
   Перекинув через плечи коромысла, стрекозы вынесли гостям угощение.
   – Советую сметанку! – суетился хозяин над вёдрами.
   – Кефир, простокваша, ряженка, творог, разведённый йогуртом! – зазывали весёлые хористки.
   Ненасытный Яшка попробовал из каждого ведёрка, особенно задержавшись возле кадушки с йогуртом.
   – Ай-ай-ай! – стыдил мальчика профессор. – Заболит живот! Опять заработаешь укол!
   – Ах! – махнул рукой малыш, засовывая свой веснушчатый нос в новое ведро.
   Насытившись, наконец, вдоволь, гости улеглись на лужайке отдохнуть, выставив солнышку переполненные животы.

   – Соснуть бы… – предложил Сыр Иванович и, широко зевнув, добавил: – Са-а-мую малость!
   Уже засыпая, Яшка увидел, как толстенький пан Сонька споткнулся о пенёк и рассыпал сонный порошок. Пытаясь собрать его назад в котомку, волшебник уснул сам, свернувшись калачиком под старой вишней.
   «Надо будет рассказать маме…» – подумал малыш и уснул.

Глава девятнадцатая
Плыви, лодочка, плыви

   – Ехать будете? – стоя в лодке, будто и не покидал её, и опираясь на весло, невозмутимо спросил Еремей и кивнул в сторону солнца, клонившегося к вечеру.
   – Ах ты! – спохватился Абра-ар и потянул за руку сонного Яшку.
   – Конечно! Конечно! – повторял Каратэ, ища картуз. Вспомнив, что потерял его, пятёрней пригладил шевелюру и поспешил к лодке.
   Дзинь-да-да и Типунчик, раскланявшись с хозяином и поблагодарив его за прекрасное угощение, присоединились к друзьям.
   – Трогай! – весело отдал приказ Типун, и лодка отчалила.
   Буква «Е», искусно управляясь с веслом, будто это была ложка, сбивала молоко в пену, распевала разудалые песенки и шутила с прохожими.
   – Ей-ей-ей! Ёлочка! Много ли у тебя иголочек?! – кричал Еремей буковке «Ё», бежавшей к берегу по тропинке с тяжёлой корзинкой и махавшей лодочнику рукой.
   – Целое лукошко! – приподняла корзинку красавица в длинном зелёном платье и, дразня Ерёму, показала язык. По распущенным волосам девушки струились разноцветные ленточки, вплетённые в маленький веночек с двумя клубками ниток по бокам.
   Яшку, мало что понимавшего в моде, нитки на голове красавицы весьма заинтересовали. Оторвавшись от облизывания карамельной лодки, малыш с интересом уставился на букву «Ё».
   Тем временем лодочник, никого не спрашивая, гребнул к берегу, где, скромно потупившись, стояла Ёлочка.
   – Давайте подвезём! – предложила Дзинь-да-да, самая вежливая из друзей.
   – Далеко идти! Тяжело нести! Ножки устали! – тут же подхватила зеленоглазая Ёлка и ловко запрыгнула в лодку.
   Яшка, от любопытства открыв рот, рассматривал веночек и платье буковки «Ё» и, хотя Абра-ар подавал ему знаки молчать, спросил-таки:
   – А зачем вам, тётенька, клубки ниток на голове?
   – Ёлочка вывязана из шерстяных ниток! – ответил Еремей вместо смутившейся девушки. – Когда-то она была носком, тёплым и мягким, и долгими зимними вечерами согревала чью-то маленькую ножку. Но со временем носок сносился и порвался. Его заштопали и смастерили куклу.

   – У ёжиков была, иголочек набрала! Будут у меня спицы – навяжу носков на всю столицу! – заходилась вдруг объяснять красавица, показывая корзинку, наполненную длинными острыми иголками.
   – Ходячий вязаный носок, значит! – пришёл к выводу малыш и, потеряв интерес к ниткам, принялся обследовать иголки, проверяя, действительно ли они острые.
   – Товарищи! По правому борту набережная имени Словаря и Задачника! Обратите внимание – это украшение Алфавита!! – торжественно объявил Типунчик, взобравшись коленками на скамейку, чтобы его было лучше видно.
   Абра-ар хмурился и, прикрыв рот рукой, отмалчивался, предоставив возможность Типуну и дальше играть роль гида-рассказчика.
   Мальчик и компания с любопытством рассматривали красивую набережную с её шоколадными столбами, леденцовыми скамейками, пудинговыми клумбами и разноцветными компотово-сиропными фонтанами, а также крохотных человечков, которые не спеша прохаживались по белому сахарному асфальту и любовались всей этой небывальщиной.
   – Какие формы!! – крутил усы и чмокал губами Каратэ, поглядывая на даму-двойку в узком шуршащем платье, которая павой разгуливала по набережной, небрежно перебросив через левое плечо лёгкий дамский зонтик. Шёлковые юбки, хвостиком волочившиеся за кокеткой, смешно переговаривались между собой: ш-ш-шишр? – ш-ш-шушр!

   – Какая сабля! – кричал Яшка, отбросив иголки и указывая пальцем на кавалера двойки, который вышагивал, выпятив грудь, в красивом головном уборе, украшенном шнурами и кистями, с длинной саблей наперевес.
   – Из седьмого драгунского полка… – как бы между прочим сказал Абра-ар, делавший вид, что вовсе и не смотрит в сторону набережной.
   – Та-тата-та! Точно из седьмого! – согласился с профессором Типунчик и, обернувшись к Каратэ, который успел уже закрутить усы в кренделя, сочувственно посоветовал: – С семёрками лучше не связываться, дружище! А ну её, ту двойку…
   – Это цифра «семь» и цифра «два» гуляют по набережной. Недалеко – посёлок Циферблат, – пояснил на ухо Яшке Абра-ар, стараясь говорить как можно тише, чтобы не услышали остальные, и добавил: – Все цифры сделаны из пластмассы или дерева, реже – из сплавов различных металлов.
   – Ой! А вон цифра «пять»! – обрадовался мальчик, заметив девочку-пятёрку со смешной косичкой, торчавшей вверх, будто в неё засунули проволоку.
   Вытянув ножки в зелёных гольфиках, один из которых сполз на пятку, малютка-пятёрка оттолкнулась, раскачивая качели, и полетела, описывая дугу, словно космонавт на тренировке.
   – А там цифра «один» играет в футбол… – с завистью процедил сквозь зубы Яшка, тыча в единицу в спортивной футболке и широких трусах, гонявшую по полю мячик в бело-чёрную клеточку.

   Не выдержав-таки соблазна, малыш перегнулся через борт, расставил руки, как заправский вратарь, и завопил: – Мне! Мне! Мне давай!
   – Первый пош-ё-ё-ёл! – задрав нос, крикнула единица и, разогнавшись, ударила по мячу.
   – Девять из десяти даю, что не попадёт, – оторвавшись от газеты, комментировала цифра «девять», которая, перекинув ногу на ногу, сидела в тенёчке на украшенной леденцовыми цветами скамейке.
   – Попадёт, да не туда… – насмешливо протянула цифра «восемь», очень похожая на снеговика, только с двумя колечками вместо трёх. При ней имелись даже шапка-ушанка и метла, которой восьмёрка, она же – дворник, подметала набережную, выложенную из кусочков сахара.
   Мяч пролетел мимо дворника и скамейки, сбил шляпу с головы офицера и врезался в качели, выбросив пятёрку на сахарный асфальт.
   – Оп-оп-пять разбила коленку! – залилась слезами циферка «пять».
   – Мазила! Нос задрала – глаза закрыла! Улю-улю-лю!!! – насмехалась над единицей цифра «шесть», которая лихо крутила педалями гоночного велосипеда и наматывала круги вокруг горе-чемпиона.
   – Один раз в год и шестёрку бьют!.. – язвительно пропел номер один и шагнул навстречу велосипедисту, делая вид, что закатывает рукава, хотя на нём болталась только куцая майка-безрукавка.
   – Один в поле не воин! – выкрикнула цифра «шесть» и, присвистнув, пустилась наутёк.

   – Давай, шестёрка! – подбадривал велосипедиста Яшка, сжимая кулачки.
   Шестёрка, на полной скорости перескочив через ступеньки, въехала на набережную, проутюжила двумя колёсами длинные юбки дамы-двойки и, развернувшись, промчала мимо скамейки, на лету выхватив газету из рук цифры «девять». Солидная девятка едва успела задрать ноги, спасаясь от наглеца.
   – Улю-лю-лю! Траля-ля-ля! Не догонишь! Вот он я!! – дразнилась шестёрка, повернув голову в сторону спортивной площадки, где всё ещё неистовствовала единица.
   Хлоп! хлоп! – пару раз угостил метлой шалуна рассерженный дворник, приговаривая:
   – Вот тебе на дорожку! Получи немножко!!
   – Ах! Мне кажется – цифра «шесть» кого-то напоминает?! – загадочно намекнул профессор, поглядывая на Яшку.
   – Да и единица тоже! – поддержала его Дзинь-да-да, задорно улыбаясь.
   Яшка обиженно надул губы и, утерев нос тыльной стороной руки, пробубнил, усаживаясь на скамейку:
   – Вот ещё! Да ну вас! Много вы понимаете!
   – Та-тата-та! – вмешался Типунчик, желая загладить неприятную ситуацию, и весело кивнув малышу, затараторил: – Там, за поворотом – волшебный сад Цыпочки, искуснейшей кудесницы и цветочницы в мире! Из-под земли, говорят, бьёт источник, наделяющий растения целебными и магическими свойствами.

   Благодаря живой воде в саду всегда лето, и цветы никогда не увядают! Даже эльфы (те ещё мастера!) заказывают Цыпочке семена и рассаду, чтобы засадить ими Голубые холмы! Рекомендую заглянуть! Такого вы нигде не увидите!!
   – Да-да! – подтвердила Дзинь-да-да. – Волшебница-цветочница может вырастить новую ромашку!
   – Моя машинка… – всхлипнул Каратэ, вспомнив о такси, и нетерпеливо заёрзал на скамейке.
   – Тогда нам туда! – выразил общее мнение Типун и, разведя руками, запел: – Там, за рекой, ждёт Цыпа моя! Трум-трум-тра-ля-ля! Трум-трум-тра-ля-ля!
   – Ей-ей!? – подзадоривал Типуна Еремей-лодочник, поворачивая к волшебному саду.

Глава двадцатая
Заколдованный забор

   Высокий забор, обвитый плющом, раскинулся на километры. Вот уже битых два часа друзья курсировали вдоль зелёной изгороди, но так и не обнаружили ни ворот, ни дверей, ни даже маленькой калитки.
   – Заколдованное место… – задумчиво протянул Абра-ар, постукивая пальцами по подбородку. – Ни начала, ни конца…
   – Действительно, зачарованное… – подтвердила Дзинь-да-да и вдруг, спохватившись, вскрикнула: – Посмотрите, друзья, на солнце!
   Яшка задрал кверху голову и прищурился, чтобы глазам не так больно было смотреть на светило, но старался он напрасно – солнца на небе не было.
   – А где же солнце?! – удивлённо спросил мальчик и посмотрел на профессора, но его друг молчал.
   Сняв очки и потирая переносицу, в том месте, где остался красный след от дужки, Абра-ар смотрел себе под ноги и напряжённо думал.
   – То-то и оно! – вместо профессора ответил Типунчик. – Милое солнышко давно примерило колпак и почивает теперь на пуховых подушках!..
   – Откуда тогда свет?!! – спросил на этот раз профессор, и все удивлённо обернулись.
   Яшка испугался, так как привык, что его умный друг всегда знает всё и обо всех и из любой ситуации может найти выход. Но сейчас профессор Абра-ар сидел, понурив голову и сложив руки между коленками, такой же растерянный и сбитый с толку, как и его товарищи.
   – Ей-ей-ей! – подал голос Еремей. – Это магия Цыпочки. Если ей под силу управлять погодой у себя в саду, то почему бы не поменять местами день и ночь, по крайней мере, на подвластной ей территории? Правда, раньше волшебница подобного не вытворяла…
   – Наверное, у неё были на то свои причины… – неуверенно предположила Ёлочка.
   – Имитация солнечного света – мощная защита от сил Тьмы, да ещё этот забор без дверей… – размышлял вслух профессор.
   – Цыпочка боится, – подытожила Дзинь-да-да, внимательно следившая за ходом мыслей Абра-ара. – Поэтому и окружила сад магическим барьером, пытаясь защитить его.
   – И нетрудно догадаться, от кого! – вставил свои пять копеек Типун.
   – Стару… – хотел сказать Яшка, но буква «Д» прикрыла мальчику рот, не дав договорить.
   – Не призывай словом зло! – предупредил профессор. – Книга заклятий открыта. Мы должны следить за тем, что говорим.
   – Кисточка! – вспомнил Каратэ. – Мы можем снова воспользоваться кисточкой и нарисовать двери…
   – Врываться в чужой дом без приглашения… Хорошо ли это? – возразил Абра-ар, нахмурившись.
   – Другого выхода нет! – заступилась за букву «К» Дзинь-да-да. – Давайте попробуем…
   Яшка порылся в рюкзаке, выудил оттуда кисточку и перегнулся через борт, чтобы достать до забора, но не сумел: изгородь выстроена была на возвышенности, выступавшей над молочной рекой.
   – Крутые берега, однако… – присвистнув, заметил Каратэ. Положив руки на колени и пригнувшись, он предложил малышу: – Полезай мне на плечи…
   – Держи, держи его крепче! – обеспокоилась за мальчика Дзинь-да-да.
   – Ей-ей! Осторожнее там! – не выдержал даже невозмутимый лодочник.
   Яшка, раскачиваясь, протянул к забору руку и нарисовал прямоугольник с ручкой, тут же ухватился за неё и потянул, но дверь не поддалась.
   – Ключ! – подсказал Каратэ. – Нарисуй ключ и ещё попробуй.
   Малыш последовал совету водителя и нарисовал ключ, но тот упал в реку и, забулькав, скрылся под молоком.
   – Ах, аккуратнее там! – нервничал профессор.
   – Сейчас! Сейчас! – оправдывался малыш.
   Взмахнув кисточкой, он пририсовал ключ к замочной скважине. Клик – вошёл ключ в замок. Яшка пару раз повернул его вправо и потянул дверь.
   – Есть! Есть! – радостно сообщил друзьям мальчик и, подтянувшись, взобрался в открывшийся проём.
   Дзинь-да-да, Абра-ар, Каратэ и Типун последовали за ним. Только Ёлка и Еремей остались ждать друзей в лодке.

Глава двадцать первая
Волшебный сад Цыпочки

   Не успели Яшка и буковки осмотреться на новом месте, как длинный клюв подхватил Типунчика за рубашку и унёс в небо.
   – Товарищи… – успела лишь выкрикнуть буква «Т», как клюв раскрылся, и цапля-великан глотнула Типуна.
   – Ах… – опустился на землю Абра-ар и снял шляпу, оплакивая друга.
   Бледный Каратэ, ухватившись руками за усы, всё повторял, как заведённая пластинка:
   – Кошмар! Кошмар! Какой кошмар…
   – Товарищи!!! – вылетело из клюва, который снова раскрылся.
   Огромная шляпа, привязанная двумя шнурками к голове Типунчика, застряла в горле птицы, и теперь цапля, пригнув шею к земле, пыталась выплюнуть букву обратно.
   Яшка тем временем достал из рюкзака волшебный жезл и коснулся острым концом своей руки.

   «Большому мальчику легче справиться с птицей и спасти жизнь другу», – думал малыш, наблюдая, как растут его руки, а ботинки остались где-то далеко внизу.
   Схватив какую-то палку, Яшка огрел ею цаплю по спине.
   – Отдай Типунчика! Это тебе не лягушка! – приговаривал он, потчуя птицу пинками.
   – Кхе-е-е! – откашлялась цапля и выдула из клюва букву.
   Мокрый и помятый, Типун сидел на земле, расставив ноги, и поправлял шляпу, спасшую ему жизнь.
   – Ну, любит Типун на языки садиться! – шутил Каратэ, обнимая друга.
   Рассерженная цапля развернулась к Яшке и острым клювом нацелилась на обидчика. Мальчик приготовился защищаться, всё ещё сжимая палку в руке.
   – Цып! Цып! Цып! – дразнил длинноногую птицу малыш, не сводя глаз с клюва.
   – Цап! Угомонись! А то посажу на цепь! – звонким девичьим голосом приказала хозяйка сада.
   Буковка «Ц», которую все звали Цыпочкой, сидя на двуногом циркуле, гневно грозила пальчиком разбушевавшейся птице.
   – Вы должны простить его! Цап всего лишь выполнял свой долг, защищая сад от непрошеных гостей… – разведя руками, извинялась перед гостями Цыпочка, успевшая уже соскочить со своего «коня».
   Яшка, снова став маленьким, спрятал жезл в рюкзак и подошёл к Типунчику справиться о его здоровье.
   – Мой друг чуть не погиб из-за вас! – сердился мальчик, не желая даже смотреть в сторону прекрасной цветочницы.
   – Ах, душенька, но зачем такие меры предосторожности внутри самой столицы? – вежливо спросил Абра-ар Цыпочку.
   – Действительно! – вмешалась Дзинь-да-да. – Ведь могут пострадать невинные!
   – Случилось нечто… – потупив глаза, тихо оправдывалась волшебница и, повернувшись к гостям спиной, добавила почти шёпотом: – Ступайте за мной. Я вам покажу.
   Обеспокоенные друзья, не задавая лишних вопросов, последовали за Цыпочкой. Тревога грызла сердце и не позволяла путешественникам насладиться красотами волшебного сада.
   Глаза Яшки, готовые расплакаться, застилал туман. Он не видел ни пышных цветов, ни сказочных плодов – только спина волшебницы в жёлто-сиреневом коротеньком платьице и чернильный цветок петунии, распустившийся в её белокурых волосах, словно маяк, не позволяли туману поглотить сердце мальчика.
   Цветочница обернулась и грустно улыбнулась малышу. Мальчик чувствовал, что его злость и обида тают, будто кусочек масла на разогретой сковородке.
   – Что ты видишь? – спрашивали глаза волшебницы.
   Яшка огляделся по сторонам, но по-прежнему не видел ни цветов, ни плодов.
   – Ничего… – испуганно хлопали его ресницы, отвечая на вопрос цветочницы.
   – В том-то и дело… – тихо шептала грусть, расплываясь туманом.
   – Ах! Сад умирает!? – схватившись за сердце, воскликнул профессор.
   – Как такое могло случиться?! – недоумевал Каратэ.
   Волшебница привела гостей к маленькому фонтану. Яшка приготовился увидеть весёлые струи и радужные брызги, услышать шум и плеск, но фонтан молчал. Лишь редкими капельками стекала из кранов прозрачная вода.
   – Живой источник иссякает… – коротко объяснила Цыпочка.
   – Это значит, что чьё-то сердце черствеет, убивая мечту… – с грустью объяснил Абра-ар мальчику.
   – Ведьма становится сильнее, овладевая сердцами. Видно, вам, людям, сердца не нужны… – прикрыв лицо ладошками, плакала буковка «Ц».
   – А недавно Колдунья наслала на сад ворон, и они расклевали все наши цветы, плоды и ягоды, – поведала гостям цифра «четыре», которая вышла навстречу гостям из-за кустов с пожелтевшими листьями.
   – Это мой помощник и счетовод Четвертушка, – представила Цыпочка четвёрку, державшую в правой руке, согнутой в локте, большой журнал, в котором цифра-бухгалтер производила все свои расчёты.
   – Вот посмотрите! – продолжил, раскрыв книгу, Четвертушка. – Сорок кустов сирени, десять тысяч черенков роз, четыреста сорок четыре…
   – Цыц! – топнула ножкой цветочница. – Гостям это неинтересно!
   Четвертушка захлопнул журнал-книгу и, насупившись, отошёл за кусты, где его уже ждали Линейка с Лопатой.
   – А что же дальше вы будете делать, милочка? – сочувственно спросил профессор.
   – Как-то спасать сад надо?! – вторил ему Каратэ, всё ещё дёргавший свои усы. Наверное, это был у него признак нервозности.
   – Пока источник не иссяк окончательно, мы собираем капли и пытаемся возродить сад. Мы надеемся, что вера в чудо сильнее отчаяния, которое несёт лишь пустоту, – ответила Цыпочка.
   Яшка заметил, что слёзы высохли на её глазах, а сырая грусть уступила место гордой решительности.
   – Давайте поможем! – предложила добрая буковка «Д».
   – Ценю ваше участие, но не стоит. Помощников много! – улыбнулась, наконец, волшебница и провела рукой по воздуху, будто отдёрнула штору.
   Пелена тумана спала. Малыш увидел широкие поля, наполненные соками жизни, какими бывают они ранней весной после длительного зимнего сна.
   – Кроты вспахивают землю, зайчики засевают её семенами, цыплята выпалывают грядки! – гордо перечисляла цветочница. – Синицы в клювах разносят воду и поливают ростки, бабочки и мотыльки опыляют цветочки, а воробышки-жандармы ловят паразитов, садят их в стеклянные банки и перевоспитывают, обучая труду!
   – Ух ты! – заинтересовался малыш, услышав о жандармах.
   – Смотрите сами! – улыбнулась Цыпочка и подвела компанию друзей к грядке, на которой работала с граблями в руках зелёная гусеница.
   Чуть поодаль на сливовой ветке трудился червяк, сметая маленькой кисточкой, которую он держал во рту, пыль и грязь с гладкой кожицы сливы.
   – Чирик! Чирик! Не отлынивать! Трудиться! – грозно покрикивали воробьи-надзиратели.
   – Кх-кх! – напомнил о себе Четвертушка, покашливая в ладошку.
   – Совсем забыла! – спохватилась цветочница. – Цифра «четыре», циркуль, линейка и лопата отмеряют участки. Без них мы бы не справились!
   – Ах, какие вы молодцы! – искренне похвалил волшебницу и её помощников Абра-ар.
   – Ну, наверное, нам пора… – предложил вдруг Каратэ, который стоял, потупившись, и всё время ковырял носком правого ботинка землю.
   Видно было, что он расстроен, так как его мечта о новом такси-ромашке лопнула, как мыльный пузырь. Яшка решительно замотал головой.

   – А как же ромашка? – спросил он. – Может, найдётся хоть одна капля, чтобы вырастить новое такси?
   Волшебница подошла к мальчику и заглянула ему в глаза.
   – Если бы ты просил для себя, – сказала Цыпочка, – я бы рассердилась, но ты просишь для друга. Прав был Хранитель, окрестив тебя Чистым Сердцем!
   Нежно поцеловав мальчика в лоб, цветочница повернулась к Каратэ.
   – Будет вам капля! И не одна! – радостно объявила буква «Ц».
   К ней подлетела синица с жёлтым брюшком, открыла клюв и смочила землю живой водицей.
   Волшебница протянула Каратэ маленькое семечко:
   – Это твоя мечта – ты и должен дать ей жизнь.
   Бережно держа семя в обеих ладошках, будто оно было фарфоровым и могло разбиться, буква «К» опустилась на колени, положила семечко в ямку и засыпала землёй.
   От торжественности момента у Яшки зашумело в ушах. Ему показалось даже, что он слышит младенческое «ува! – ува!»
   – Дитя-семя проснулось! – шепнула Дзинь-да-да, всхлипывая.
   Комочек земли покрылся трещинами, уступая силе молодого ростка. Синица напоила дитя из клюва, и росток пошёл вверх, распуская листья. Ещё немного – и появилась головка цветка.
   – Машинка моя… – плакал Каратэ.
   Раскрыв бутон, цветок нагнулся к водителю и белым лепестком утёр его слёзы.
   – Спасибо… – шептал малыш, радуясь счастью друга.
   Волшебница присела возле мальчика и взяла его руки в свои.
   – Сочувствовать – значит разделять боль и радость другого, – начала она издалека. – Ты умеешь это, малыш, поэтому достоин моего подарка… Последние капли достанутся Чистому Сердцу…
   Почувствовав в своих руках флакон, Яшка с громким «нет!» хотел вернуть его Цыпочке.
   – А как же сад?! Как же возрождение?!! – бурно возражал малыш, но цветочница остановила его, приложив палец к губам мальчика.
   – Ц-ц-ц… – успокаивала буква «Ц» Яшку. – Цени подарок и не оскорбляй отказом. Жизнь сада и всей Антресолии теперь зависит от тебя, Чистое Сердце…
   – Это слишком ценный дар! – всё ещё противился мальчик.
   – Жизнь не имеет цены. Жизнь – бесценна. Воспользуйся даром мудро, малыш… – загадками ответила волшебница и отошла, дав понять, что разговор окончен. Обратившись к гостям, Цыпочка пригласила их к столу: – Оцените, друзья, угощение!
   – Да-да! Нужно отметить день рождения ромашки! – согласилась с буквой «Ц» Дзинь-да-да.
   Жареные цукини и покрытые сахаром цукаты вызывали слюнки. Спрятав флакончик в рюкзак, Яшка поспешил к столу. В конце концов, от вкусностей он ещё никогда не отказывался.
   Когда наступила пора прощаться, мальчик подбежал к Цыпочке, которая оправляла как раз платьице со смешным хвостиком, свисавшим с левого бедра, и поцеловал красавицу в щёку.
   – Можно задать один вопрос? – хитро прищурившись, спросил Яшка.
   – Задавай, коль невтерпёж, – засмеялась буковка «Ц».
   – Из чего вы сделаны и откуда у вас цветок на голове? – выпалил малыш вместо одного сразу два вопроса.
   – Из холщового мешочка, в который засыпали землю. Семечко петунии попало в землю случайно и проросло сквозь ткань, распустившись цветком, – охотно ответила Цыпочка.
   – Давай! Поспеши!! – звала Яшку Дзинь-да-да, уже сидевшая в лодке.
   – Цветочного тебе пути, малыш! – пожелала буква «Ц» и подарила мальчику воздушный поцелуй.

Глава двадцать вторая
Фло-мастерская

   Типунчик раздобыл где-то верёвку. Один конец привязал к лепестку ромашки, другой подцепил к корме лодки.
   – Так легче будет отбуксировать цветок в фло-мастерскую, – пояснила находчивая буква «Т».
   – Куда? – переспросил Яшка, подумав, что ослышался.
   Абра-ар, по обыкновению своему, начал объяснять:
   – Эта ромашка – пока ещё просто ромашка, но никак не такси. Чтобы стать машиной желаний класса «РКТ», цветок должен пройти спецобработку у Великого Фло-мастера фантазийных дел…
   – Коротко – у Фло-мастера, лучшего механика в городе, – уточнил Каратэ, не сводивший счастливых глаз с белого цветка, который покачивался на молочных волнах.
   Видно было, что усатый водитель всё ещё не отошёл от переживаний в связи с событиями, произошедшими в волшебном саду. Время от времени он даже хлопал себя по небритым щекам, проверяя, не сон ли это.
   Яшка радовался, наблюдая за другом. Никогда ещё мальчику не было так легко на душе.
   – Ага… – согласился с Каратэ профессор, ничуть не обидевшись, что его прервали, и продолжил: – А мастерскую мастера Фло горожане нарекли фло-мастерской.
   – Прекрасно! – обрадовался мальчик, всегда изъявлявший особый интерес к инструментам, ремонту и починке чего-нибудь.
   Тем временем лодка миновала зону искусственного света, наколдованного Цыпочкой, и окунулась в темноту, но ненадолго. Солнышко, отбросив колпак и потянувшись, соизволило встать, разукрасив небо утренней зарёй.
   – Да мы всю ночь пробыли в саду! – удивилась буква «Д», поёжившись: утренняя прохлада давала о себе знать, покусывая и покалывая путешественников.
   – Ей-ей-ей! Букварная улица! – объявил лодочник и подмигнул Ёлочке, так как это была её остановка.
   – Берегите свои иголочки! – пожелал Яшка, успевший прикарманить пару из них и запрятать в свой рюкзак.
   – Непременно! – весело ответила буква «Ё», стоя на берегу и оправляя юбки.

   Город постепенно просыпался. Раскрывались ставенки, раздвигались шторки, отворялись двери: сонные горожане здоровались с солнышком и впускали его в свои жилища.
   Запахло сладкими сдобными булочками и чебуреками. Яшка, повинуясь инстинкту сладкоежки-обжоры, точно ищейка, втянул носом воздух, определяя, откуда пахнет. Как всегда, он был ужасно голоден.
   Заметив, как мальчик крутит носом, Еремей указал веслом на берег и сообщил:
   – За Букварной улицей расположена рыночная площадь. С раннего утра крикуньи-торговки выставляют на прилавки сладости и всякую там вкусную всячину.
   – Туда тоже заглянуть нужно! Весьма интересно! – вмешался со своим предложением Типун.
   – Потом! Потом! Непременно! – пообещал Абра-ар. – Но только после Фло-мастера.
   – Кстати, вот и его дом! – обеими руками показал друзьям Каратэ, куда нужно смотреть.
   – Класс!!! – оценил малыш необычный домик, построенный из карандашей, фломастеров и кисточек для рисования с пушистыми хвостиками на концах, которые были скреплены между собой гвоздиками с треугольными и квадратными шляпками.
   Крыша мастерской была утыкана десятком печных труб, из которых валил разноцветный дым, выписывая в небе смешные рисунки: вон львёнок жёлтый погнался за синей мышкой, а там бегемот, расставив зелёные ножки, весело плыл к солнышку.
   Перед домом толстая улитка не спеша мела улицу. Завидев гостей, она отбросила метёлку и спряталась за угол, оставив за собой жирный след слизи.
   Ф-ф-ф! – зафыркала вдруг одна из труб – та, что выпускала розовый дым.
   – Э-э-эх! Опять забилась! – донеслось из-за забора, тоже, как и дом, выложенного из карандашей и кисточек. – Это ты во всём виноват!
   – У-у-у! Я-то здесь причём?! – обиделся кто-то. – Вечно ты меня во всём обвиняешь! Ух, зла не хватает! Расскажу обо всём мастеру Фло! Поглядим, что он на это скажет!!?
   – Э-э-эх! Ябеда!! – негодовал и дразнился первый из спорщиков.
   Любопытному Яшке, уже успевшему соскочить на берег, как всегда, припекло узнать, кто там спорит.
   «Пахнет дракой!» – думал малыш, обгоняя друзей и мчась к забору.
   Выбрав щель пошире, Яшка прильнул к ней, не моргая, левым глазом, однако рассмотреть ничего не успел.
   – Фу-у-у! Подсматфивать нехофошо! – схватив мальчика за ухо и оттаскивая его от забора, ругался незнакомец в оранжевом рабочем комбинезоне и огромных фиолетовых очках, которые всё время сползали ему на кончик носа.

   – Ай-яй-яй! За что?! – вопил малыш, пытаясь освободить ухо.
   – Фу-у-у! Подглядывать некфасиво! – не унимался очкарик и крутил Яшкино ухо, отчего оно стало красным, как вареный рак. – Фу-у-у! Подслушивать невежливо!
   – Больно-о-о! – причитал мальчик, глотая слёзы, и, не выдержав, запищал, так как на крик сил больше не хватало: – Ух-о-о-о!!!
   – Тутоньки я! – высунулась над забором курносая голова.
   – Эй! Что там? – спросил кто-то курносого.
   – Уй-уй! Мастер Фло… – испуганно промямлила голова и скрылась за забором.
   Заметив фыркающую трубу, Фло-мастер, так как это был он, отпустил, наконец, мальчика и набросился на своих незадачливых помощников, которые всё ещё прятались за забором.
   – Это как пфикажете понимать, фазбойники?!! – кричал он, поправляя очки. – Сфазу видно, что в голове у вас одни только дыфки!..
   – А-х-х-х… А-х-х-х… – тяжело дышал запыхавшийся Абра-ар, держась за сердце.
   Милый профессор так спешил на помощь Яшке, что даже потерял где-то свою шляпу. Убедившись, что с мальчиком всё в порядке, Абра-ар вздохнул с облегчением и утёр ладонью вспотевший лоб. Ругать Яшку на этот раз он не стал, так как малыш и без того получил своё сполна, только коротко пояснил:

   – Это буква «Ф», знаменитый Фло-мастер, а там, за забором, мастерят его помощники: Ухо (буква «У») и Эхо (буква «Э»). Изготовлены они из детского конструктора с помощью пластмассовых гаек и шурупов.
   – У буквы «Ф» скверный характер, но это признак всех гениев! – не преминул вмешаться Типунчик.
   – Угу… – кряхтел Яшка, потирая ухо, которое имело честь познакомиться с рукой гения.
   – Э-эх! Где наша не пропадала! – выкрикнула между тем буква «Э» и полезла по деревянной лестнице на крышу, держа в зубах пару длинных гвоздей и большой молоток в левой руке.
   Закрученные носки его огромных ботинок цеплялись за каждую ступеньку, но Эхо, не теряя равновесия, упорно продолжал лезть вверх. Наверное, это было его привычным делом.
   – Уй! Быстрее там! А то взорвётся! – подгонял Ухо Эхо, бегая по двору и размахивая топором.
   – Это вам не бабушкин чепчик… – досадливо отрезал Эхо, заглядывая в трубу, которая пыхнула на него розовым дымом и закашлялась.
   – Уля! Уля! Скофее дай свою метёлку! – приказал Фло-мастер улитке, пугливо выглядывавшей из-за угла.
   – Устрицы на ваши головы… – ругался Ухо, продолжая бегать по двору с топором, то и дело цепляясь большими носками туфель за рассыпанные гвозди и поскальзываясь на Улиной слизи.
   Это, видимо, напугало улитку. Немного покрутив рожками, она спряталась обратно в раковину, и не подумав выполнить приказ мастера. Вместо неё Яшка подбежал к метёлке и с громким «ап!» забросил метлу на крышу.
   – Эх! Как хорошо быть жабкой! – работая метёлкой, затянул песню Эхо. – Комариков жевать…
   – Уй-уй! – вопила буква «У», отбросив топор. – Прекрати петь! Уши болят!
   Так и не узнал Яшка, что ещё такого хорошего в том, чтобы быть жабкой…
   Устранив досадное недоразумение с трубой, Фло-мастер и его помощники Ухо и Эхо охотно приняли заказ гостей оборудовать ромашку компьютером. Пока мастера работают, малыш с компанией отправились гулять по городу, не забыв заглянуть на рыночную площадь.

Глава двадцать третья
Прогулка по рыночной площади

   – Чебуреки! Кому чебуреки?! Чебуреки горяч-ч-чие! Чебуреки вкусные! Подходите! Пробуйте! – зазывала старушка-буковка «Ч» в чепчике и перчатках, стуча ложкой по самовару. – Чай душистый! Чай крепкий! Зальёт любой чебурек!
   – Шаурма! Не стесняйтесь! Пробуйте! – вторила ей подружка – буква «Ш» в пышных пёстрых юбках. Поправив кокошник, на котором бисером вышит был трёхпалый трезубец, толстушка-торговка начала загибать пальцы, перечисляя: – К чаю сладенького изволите? Вот вам шоколад: жидкий, горячий, твёрдый, чёрный, горьковатый, белый, сладкий, пористый, молочный, с арахисом…
   – Щербет! Сладкий! Восточный! Щербет! – перебила её третья веселушка – буква «Щ», набросив на полные плечи цветастый платок. Её густые волосы, собранные на макушке в пучок, украшал красивый гребешок с хвостиком. Подмигнув мальчику, продавщица предложила: – Щавель для борща не нужен?! Только что с грядки!!
   Яшка, отстав от друзей, остановился возле торговок. Положив руки на прилавок, малыш невинно уставился на букву «Ч», словно бездомный щенок, выпрашивая угощение.
   – Чистые? – строго спросила старушка, кивая на ладони мальчика.
   – Не-а… Не оч-ч-чень… – ответил Яшка, потупившись, и тут же спрятал руки за спину.
   – Чистота – залог здоровья! – подняв указательный палец правой руки, обтянутой резиновой перчаткой, пристыдила мальчика продавщица.
   Сконфуженный, Яшка повернулся, чтобы уйти, но буква «Ч», сжалившись, весело окликнула его и протянула полную чашку с дымящимся чаем.
   – Чего скукожился? – шутила старушка, накладывая на тарелку чебуреки с золотистой корочкой.
   – У меня денег нет… – промямлил малыш, успевший тем не менее отпить полчашки чаю.
   – Чистому Сердцу от чистого сердца! – улыбнувшись, протянула тарелку щедрая продавщица, напомнив Яшке его бабушку.
   Буквы «Ш» и «Щ» спешили к мальчику, неся на подносах шоколад и щербет.

   – Меня зовут Чинита… – представилась, спохватившись вдруг, буква «Ч». – Для тебя – просто бабушка Чичи. А это мои подружки Шань и Щень.
   – Мы – старушки-веселушки! – подхватила Шань.
   – Нас вырезали из деревянной кадушки! – объясняла Щень.
   – А кадушку – из ивушки! – снова вмешалась весёлая Шань.
   – Родненький! – похлопала цыганка-буква «Р» по плечу Яшку, уплетающего за обе щеки чебуреки, шаурму, шоколад и щербет. – Позолоти ручку – погадаю!
   Мальчик, поперхнувшись, замотал головой, давая понять, что золотить ему нечем.
   – Разве у тебя ничего нет? – не унималась буква «Р», поглядывая на Яшкин рюкзак.
   – Есть две иголки! – вспомнил малыш и протянул гадалке острые иглы.
   – Оставь человеческого ребёнка в покое, Розочка! – заступилась за мальчика бабушка Чичи.
   – Рубики-кубики… – приговаривала буква «Р», обходя мальчика кругом. Подняв левую руку и согнув её в локте над головой, а правой играя юбками роскошного бордово-сиреневого костюма, Розочка пустилась в пляс, отбивая чечётку. Глядя на мальчика, гадалка пророчествовала: – Р-р-раз… Заболит живот… Раз… Раз… Резиновая груша…

   Яшка, дожёвывая последний кусочек, недоумённо смотрел на букву «Р».
   «Резиновую грушу ведь нельзя кушать…» – мелькнуло в голове озадаченного малыша.
   – Обжор-р-ра! – щёлкнула по лбу мальчика Розочка и, пританцовывая, отошла прочь, прихватив, однако, с собой иголки.
   – Шустрые очень все эти бронзовые статуэтки… – покачивая головой, крикнула старушка Шань вслед удаляющейся Розочке, действительно вылитой из бронзы.
   Поблагодарив за еду и вежливо распрощавшись с бабушками-матрёшками, Яшка отправился бродить по базару. Не обнаружив поблизости друзей, он вдруг осознал, что потерялся.
   «Куда же идти теперь?» – думал мальчик, стоя посреди площади и растерянно озираясь.
   Носатый эльф, спеша по своим делам, ненароком толкнул Яшку. Смешно взмахнув руками, малыш упал навзничь. Живот, набитый вкусностями, болел и булькал и, словно пудовая гиря, давил, прижимая к земле. Прохожие останавливались возле мальчика и удивлённо перешёптывались. Яшка хотел встать, но не мог. Голова кружилась, и даже лица склонившихся над ним гномов расплывались в цветные пятна.
   – Вот он! Вот он! – кто-то пробубнил над головой малыша и ткнул в него пальцем. – Здорово же его пригвоздило…

   – Рыжие волосы, конопатый нос… – шептала маленькая фея. – Всё сходится! Он подходит под описание!
   – Это Чистое Сердце! Точно вам говорю! – пропищала, высунув нос, серая мышка и тут же спряталась за спинами гномов.
   – Раз-з-зойдись! – скомандовал осипшим голосом, разгоняя толпу, бородатый дядька с огромным щитом в левой руке и длинным острым копьём в правой. – Сейчас разберёмся!
   – Это наш городовой! – объясняла голубая бабочка жёлтой на ушко. – Дядюшка Юшка Юговой!
   – Буква «Ю»! – добавил лещ, высунувшись из бочонка.
   – Говорят, – удивлялся ночной мотылёк, – он очень строгий, этот бородач кривоногий!
   – Хи-хи… – смеялась жёлтая бабочка. – А я слышала, Юшка пишет стихи…
   – И неудивительно! – вмешалась юркая мышь. – Ведь Юшка сделан из книжки. По запаху чую: мы, мышки, очень любим грызть старые книжки!
   – Бумажный вояка?! – всплеснула руками цветочная фея. – Подумать только: из бумаги – и тот с копьём!?
   – А кто те воины? За спиной Югового? В шлемах и с копьями? – спросила щука у леща.
   Тот забулькал и открыл было рот, чтобы ответить, но его опередил майский жук, примостившийся возле бабочек.

   – Городская страж-ж-жа! – поправляя сюртук, объяснял кривляка-жук. – Тот, что слева, – буква «мягкий знак». Сделан из хлебной мякушки…
   – Да! – подтвердил мотылёк. – Его все и зовут Малышом Мякишем.
   – Ничего себе – малыш?!! – обиженно пробормотал розовощёкий гномик, прикрывая правый глаз ладонью. – А кулак у него крепкий…
   – Ну а тот, что справа, с хвостиком на голове, – то буква «твёрдый знак». Изготовлен из сухариков! – продолжал объяснять майский жук.
   – Твердолобиком кличут… – потирая на этот раз лоб, жаловался недовольный гном.
   – Эй! Твердолоб! Ты когда в последний раз стригся? – окликнул товарища Мякиш.
   – В отличие от таких, как ты, мягкотелых, я твёрдо стою на своих принципах! – вильнув хвостом, гордо ответил твёрдый знак. – Сказал, что до Нового года стричься не буду, значит, не буду.
   – Ха-ха! – смеялся, поглядывая по сторонам, Мякиш. – Но ты не уточнил, до какого именно Нового года…
   – Прелестно! Прелестно! – хлопали в ладоши бабочки и феи.
   Однако дядюшка городовой, судя по всему, восторга публики не разделял.
   – Юмористы тут мне нашлись! – грозно прикрикнул он на подчинённых и, оправив бороду, подошёл к мальчику.
   Пока старый вояка рассматривал лежащего на земле Яшку, его мягкая борода щекотала лицо и шею малыша, будто производила самостоятельное расследование.
   – Хы-хы… – вырвалось у мальчика, хотя живот болел нестерпимо и Яшке, в общем-то, было не до смеха.
   – Почему это Мальчик-Чистое Сердце лежит посреди рыночной площади, когда сам Барсениус давно уже ждёт его в своей резиденции? – поглаживая бороду, спросил городовой. Правда, не совсем понятно было, кому именно адресован вопрос.
   – Маленький обжор-р-ра пер-р-реел вкусностей! – указывая тонким пальцем на мальчика, пояснила Розочка, неизвестно откуда появившаяся за спиной Югового.
   – У-у-у! – раздалось со всех сторон.
   – Так мальчика следовало назвать не Чистым Сердцем, а Ненасытным Желудком! – громко шутила голубая бабочка.
   – Да нет же! – перебила её бабочка с жёлтыми крыльями. – Мальчик-Большой Аппетит звучит лучше!
   – Вот вам… – погрозил кулаком глупым бабочкам Яшка, но тут же скорчился, схватившись за живот.
   – В лазар-р-рет мальца надо бы… – как бы между прочим подсказала Розочка, всё ещё крутившаяся возле стражи с копьями.
   – Не хочу!!! – вопил малыш, заливаясь слезами, когда двое кроликов-санитаров укладывали его на носилки, сооружённые из ивовых прутиков и листьев каштана.

– А кушать всё, что попадётся под руку, да ещё немытое, хотел?!! – грозила пальцем буква «Р», не отстававшая от носилок. – Будет тебе резиновая груша! Будешь знать, как без меры кушать!!!

Глава двадцать четвёртая
И снова лазарет, или Свидание с резиновой грушей

   Обессиленный, Яшка вздохнул и вытянул ноги.
   «Делайте со мной всё, что хотите… В конце концов, один денёк на мягкой кровати мне не помешает», – думал малыш, практически смирившийся с участью больного.
   Однако когда распахнулись двери городской больницы и, грозно уперев руки в бока, появилась медсестра, отдалённо напоминавшая Зелёнку, мальчик вздрогнул.
   – Бежать надумал? – ухмыльнулся огромный кроль с коричневым пятнышком на лбу.
   – Сделаю ему сейчас тройной укол, сразу успокоится! – потирая руки, пообещала старшая медсестра – цифра «три» в белом халате.

   – Тройной нельзя… – бубнил Яшка, пытаясь слезть с носилок.
   – Почему же… – положила руку на плечо мальчика медсестра. – За троих съел – за троих и укол!
   – Итак, дорогие мои, перед вами человеческий детёныш, попавший к нам из-за своего неуёмного аппетита. Обратите внимание на его живот… – проводил лекцию академик Инсулин для группы студентов-дятлов – будущих санитаров леса.
   Тук… тук… тук… – старательно выбивали клювами красноголовые птицы на берёзовых дощечках свои конспекты.
   – Имейте в виду… – продолжил было академик, но осёкся, снял очки, протёр глаза и, несколько раз поморгав, уставился на мальчика. Нахмурив брови, Инсулин обратился к медсестре: – Извольте объяснить, уважаемая Тройка, почему больной до сих пор в приёмной? Немедленно в промывочную!
   – Трижды извините! – засуетилась над малышом Тройка, усаживая его в трёхколёсное кресло и увозя налево по коридору. По дороге медсестра объяснила мальчику: – Академик Инсулин – буква «И» родом. Очень строгая буква. Изготовлена из горчичника. Если начнёт злиться, сразу у всех глаза щиплет.
   – Чистое Сердце! Чистое Сердце! – переговаривались шёпотом белки-сестрички, подглядывая в щёлки приоткрытых дверей.

   – Тройной выговор! – не глядя, пригрозила Тройка, и рыжие головки тут же исчезли, продолжая переговариваться уже за дверями.
   Белые крысы в айболитских халатах и шапочках прогуливались по коридору, украдкой поглядывая на мальчика. Всем не терпелось взглянуть на маленького человека, которому суждено было стать героем.
   – Академик Инсулин – не единственный лекарь в своей семье, – рассказывала между тем медсестра Тройка. – Его младший брат буква «И краткая» – известнейший целитель в Антресолии, сторонник медовой медицины!
   – Доктор Йод! – обрадовался малыш, вспомнив милого старичка в смешной шляпе в виде полумесяца.
   Поразмыслив, Яшка отметил для себя, что братья-буквы вообще очень похожи. Оба носят ленточки с орденами, переброшенные через левое плечо к правому бедру. Только вот Инсулин совсем лысый и не надевает шляпу.
   В это время из-за поворота вырулила еще одна коляска, наподобие той, в которой сидел Яшка. В больничном кресле на колесиках, которым умело управляли рыжие лапки белочки-медсестры, удобно расположился маленький воронёнок с забинтованным клювом. Поравнявшись с мальчиком, птица приветливо помахала ему крылом.
   – Разве вороны – не враждебные птицы? – спросил мальчик, испугавшись.
   – С чего ты взял? – удивилась Тройка. – Вороны – умнейшие птицы, представители древнейшего и весьма уважаемого народа нашего королевства.
   «Странно… – думал Яшка, вспоминая ночную атаку окна своей детской комнаты. – Очень странно…»
   – Промывочная! – радостно сообщила медсестра и толкнула двери.
   Множество клизм – резиновых «груш» разных цветов и размеров – приветствовали мальчика, подпрыгивая на полочках.
   – Выбирай любую! – пропищала лабораторная мышь и обвела комнату лапкой, словно продавщица, демонстрирующая товар.
   – Не хочу! – кричал Яшка, мотая головой и упёршись ногами о дверной косяк. – Лучше укол или горчичник или самую горькую в мире микстуру! Буду всегда мыть руки, чистить зубы, меньше есть сладкого, слушаться старших и не переедать! Только уберите ваши противные «груши»…
   – Итак, дорогие мои, вы наблюдаете сейчас прекраснейший пример воздействия промывочного метода! – разминая пальцы и довольно улыбаясь, объяснял своим студентам академик Инсулин. – Моё изобретение – мозгоклизмоочиститель!
   – Браво! Браво! – хлопали крыльями дятлы.
   – В этом году Антресолевскую премию непременно получите вы! – восторгалась белка с седой спинкой, щёлкая фотоаппаратом.
   Воспользовавшись суетливой неразберихой, поднявшейся вокруг академика, Яшка соскользнул с кресла и пополз по коридору в поисках выхода. Со всех сторон на шум спешили кролики, белки и крысы. Не желая быть замеченным, мальчик спрятался за первой попавшейся дверью.
   «Только бы подальше от промывочной!» – думал малыш, затаив дыхание.

Глава двадцать пятая
Какой секрет знают вороны?

   – Круки-кар! – донеслось из глубины комнаты.
   Вздрогнув, Яшка, естественно, догадался, что в комнате он не один (хотя чего ещё можно было ожидать от всегда переполненной больницы?).
   «Может, не выдадут?» – подумал малыш, оборачиваясь.
   – Круки-крук-кар-кар! – кивали мальчику чёрными головами со своих коек перебинтованные вороны.
   «Полная палата ворон?!» – испугался малыш и вжался в дверь. Несмотря на то, что медсестра Тройка совсем недавно уверяла его в том, что каркуши – милейшие создания во вселенной, Яшка по-прежнему жутко боялся этих чёрных птиц.
   Уже знакомый воронёнок с раненым клювом, постукивая коготками по полу, подошёл к мальчику и протянул крыло. Яшка боязливо пожал перья, но с места не сдвинулся.
   – Так и будешь стоять при входе, словно истукан? – прошамкал седобровый ворон, видимо, вожак стаи. – В любой момент дверь может отвориться… и тебя обнаружат…
   – Быстр-кр-крее пря-кр-кря-чся под кр-крук-крак-кровать! – еле выдавил воронёнок, так как бинт, туго стягивающий клюв, мешал ему говорить.
   Услышав шум и топот в коридоре, Яшка юркнул под одну из коек. Дверь действительно отворилась, впустив ушастых санитаров.
   – Крук-кра-кра! Крук-кра-кра! – сердились на них вороны.
   – Ух, курицы неощипанные! – гневно выкрикнул один из кроликов, отбиваясь от клювов. – Нужно крылья-то вам подрезать, чтобы меньше ими размахивали!
   – Крук-крак-крак! Крук-крак-крак! – разошлись не на шутку птицы, игнорируя угрозы.
   Немного потоптавшись, санитары покинули комнату, заперев дверь на ключ.
   «Как же я теперь выберусь отсюда?!» – думал малыш, клубочком свернувшийся на полу под кроватью. Его рюкзак с волшебной кисточкой и жезлом отобрали ещё в приёмной. Без магии и поддержки друзей Яшка чувствовал себя совсем беспомощным.
   – Круки-крак, малыш, можешь выходить! – клювами приподняли простынь вороны, выпуская мальчика.
   Всё ещё сомневаясь, можно ли доверять чёрным птицам, Яшка вылез из-под кровати и тут же отошёл к окну, прислонившись спиной к подоконнику.
   – Крак-кра-кру… – обиженно покаркивали вороны, видя недоверие мальчика.
   – Мы не ждём благодарности за помощь, но всё же ты мог бы быть вежливее, – насупившись, кряхтел старый ворон.
   – Вы же служите Ведьме! – возразил малыш. – Я сам видел, как такие, как вы, штурмовали окно моей спальни…
   Птицы умолкли, и только седобровый вожак, расправив израненные крылья, обратился к мальчику:
   – Твоими устами говорит обида, и мы не вправе осуждать тебя. Долгое время Ведьма с помощью магии управляла моим народом, поработив его. Но мы не желаем больше быть орудием в руках Зла. Выбор сердца сильнее чёрной магии. Пусть наши раны и кровь братьев и сестёр, не вернувшихся после той бойни, которую ты видел в своей комнате, малыш, смягчат боль, причинённую твоему сердцу, и искупят нашу вину…
   – Так это были вы?.. – растерялся Яшка, догадавшись теперь, откуда у птиц раны.
   – Я потерял в ту ночь свою семью… – плакал воронёнок, вытирая слёзы кончиком бинта.
   – Я тоже… Я тоже… – вздыхали раненые птицы.
   – Как бесчеловечно ради своих интересов заставлять других жертвовать жизнью!? – воскликнул малыш.
   Почувствовав, как слева в груди кольнуло переполненное жалостью сердце, он начал задыхаться, глотать ртом воздух, будто кто-то тяжёлый сел ему на грудь и сдавил коленками, чтобы сердце не выпрыгнуло. Да, не доводилось ещё этому маленькому сердечку испытывать на себе подобную гимнастику…
   «Сердце надо разминать, внучок, – вспомнил мальчик, как шутила бабушка, когда ей нездоровилось и она клала под язык валидол, – а то оно зачерствеет…»
   Держась за грудь, Яшка подошёл к старому ворону, встал на колени и заглянул ему в глаза.
   – Вы – жертвы. У меня нет причин гневаться на вас… – прошептал малыш.
   – Человеческий птенец прощает нас! – всхлипнула седая птица. – Но можем ли мы себе простить?..
   – Прими нашу помощь в борьбе против Чёрной Старухи, – вмешалась хромая ворониха, – выбери лучшего из нас, и он покажет тебе путь к логову Ведьмы.
   – Но помни! – шепнул на ухо мальчику ворон. – Сила Колдуньи – в чёрных сердцах, утративших надежду и веру в чудо. Только свободное сердце может любить и выбирать, только доброе и чистое сердце, как у тебя, может жить, но быть живым – это очень больно…
   – Когда-то и Старуха имела сердце… – обмолвилась ворониха. – Но с камнем в груди – проще. Так считают многие из вас, людей…
   – Когда человек утрачивает веру в чудо, его сердце умирает, – добавил седобровый, – и приходит Ведьма. Она разрывает грудь, чтобы вынуть ненужное сердце и заменить его кусочком камня. Так и ходят миллионы людей-зомби на работу, читают газеты, курят сигары, выступают по телевизору, дают интервью, не подозревая даже, что у них в груди всего лишь холодный камень…
   – Освободи… Сердца… Верни… Живые… – беспокойно повторяли птицы, окружив мальчика.
   Яшка запутался и растерялся, ведь он был ещё совсем маленький, чтобы разобраться во всей этой белиберде. Иной человек жизнь проживёт, так и не вникая в тонкости сердценауки.
   «Нужно выбираться отсюда», – пришёл к выводу малыш и, не найдя другого выхода, решил воспользоваться помощью ворон. К счастью, окно не было зарешёчено. Уже стоя на подоконнике, мальчик оглядел птиц, решая, кого ему выбрать.
   – Со Старухой у меня свои счёты. Возьми с собой меня, Яша! – разорвав бинт и освободив клюв, просил воронёнок, уже карабкаясь по батарее к подоконнику.
   Звёзды слёз блестели в его глазах и непослушными лужицами растекались на сером израненном клюве.
   Раздумывать времени не было, поэтому мальчик без колебаний уселся на воронёнка и ласково похлопал его по спине, успокаивая.
   – Куда летим? – спросила птица, довольно растопырив перья хвоста.
   – Где живёт Барсениус, знаешь? – спросил Яшка, вспомнив, что его там ждут, правда, кто и зачем, он пока что не догадывался.
   – Кто этого не знает?!! – улыбнулся воронёнок. – В кукурузной башне за казенаковской ратушею!
   – Кар-караул! Кар-караул! – заволновались вороны, предупреждая мальчика об опасности, так как именно в этот момент вновь отворилась дверь и в палату вбежала старшая медсестра Тройка с большой розовой «грушей» в руках.
   – А у меня живот больше не болит! – весело выкрикнул Яшка, пришпорив воронёнка пятками.
   – Крак-кар-ура! Крак-кар-ура Храброму Сердцу! – кричали в честь мальчика вороны, облепив окно.
   «Наверное, когда вырасту, я стану лётчиком», – подумал малыш и улыбнулся, услышав знакомый шёпот ветра.
   Интересно, что ветродуй на сей раз рассказать хочет? Может, о чём-то предупредить? Но что бы там ни было впереди, Мальчик-Чистое Сердце летит, не страшась, навстречу новым приключениям.

Глава двадцать шестая
Начало конца. И заплакало небо кипятком

   – Разрешите обратиться, Ваша Усатость? – докладывал, приложив ладонь к правому виску, фиолетовый фей Тайному Советнику Барсениусу.
   – Докладывайте, – вильнув хвостом, разрешил кот Барсик, полосатый Яшкин любимец.
   Сиреневая птица, существо без пола и без имени, расправила крылья, заслонив окно, небо за которым уже начало покрываться мглой.
   – Наши войска отступают, – рапортовала фея-фей. – Скоро буря накроет город. Боюсь, сир, нам не спастись…
   – Где же он? – не выдержал кот и ударил лапой по столу.
   Бархатное покрывало упало, обнажив зеркало, внутри которого верхом на воронёнке куда-то мчался рыжеволосый мальчик.
   – Хранитель не велел мешать человеческому ребёнку… – осторожно напомнила Советнику птица. – Мальчик-Чистое Сердце должен сам пройти свой путь. Остались ещё две буквы…
   – Как долго… – застонал Барсениус, наблюдая за летящим Яшкой.
   Четыре дракона взвились, закрутив хвосты, и затрубили в серебряные трубы, возвещая о начале конца.
   – Началось… Началось… – шептались стены, содрогаясь.
   Зеркало упало и разбилось на крошечные осколки, которые, словно серпантин, кружились и падали, причиняя боль.
   «Храни сердца наши…» – тихо молился фиолетовый Ангел…
//-- * * * --//
   – Вороны нарушили договор… – процедила сквозь зубы Чёрная Ведьма, приблизив лицо к волшебному котелку.
   – Да… – подтвердил, булькнув, котёл и плеснул кипятком, помня недавнюю обиду.
   – Пусть небо изойдёт горячими слезами и умоет землю! – прошипела Старуха, утерев лицо, и опрокинула строптивый горшок.
   Чефыр-фыр-фыр… – шумело небо, разъедаемое кипящим дождём. Яшкин костюм, сотканный паучихами, защищал тело мальчика от льющегося кипятка, но его руки и лицо, не прикрытые волшебной материей, безжалостно жалили капли-убийцы. Воронёнку и вовсе пришлось туго, ведь у него-то не было защитного костюма. Его перья слиплись, обнажив белую кожу, которая тут же начала покрываться ожогами и волдырями.
   – Нам нужно укры-кры-крыться! – прокаркала птица. – Иначе я превращусь в ошпаренную кур-кру-курицу!
   – Хорошенький из нас с тобой выйдет бульон… – мрачно пошутил Яшка, прильнув к шее воронёнка, который мчался к показавшемуся внизу озеру, чтобы спастись в прохладе его вод.
   – Сюда! Сюда! – зазывали бледные русалки, плескавшиеся в воде.
   Из глубин озера вынырнул Белый Змей, чтобы выпустить в небо ледяную струю. Замёрзшие капли острыми льдинками засыпали распаренную землю, тут же расплываясь в лужи и возвращаясь в небо сизым паром.
   «Настоящая баня…» – мелькнуло в голове мальчика. Он крепко зажмурился, так как среди туманных кучеряшек и завитков всё равно ничего не было видно. Едва коснувшись ногой воды, Яшка напрягся, испугавшись. Конечно, он умел плавать, но не то чтобы очень хорошо. Не хватало малость потренироваться.
   – Вот и потренируешься… – успокаивал себя малыш, с головой погружаясь в воду.
   Русалки, хихикая, щекотали хвостами. Их распущенные волосы, словно сеть, сплелись и опутали мальчика.
   – Протестую! – успел крикнуть Яшка, вынырнув на поверхность озера, где бушевал, брызжа ледяной слюной, Белый Змей.
   – Не балуй! Не балуй! – приговаривали шалуньи, не обращая внимания на протесты мальчика.
   – А мальчик-то живой?!! – удивилась первая русалка с зелёным хвостом.
   – Настоящий! – подтвердила вторая, подняв вверх указательный палец.
   – Человечина!!! – заключила третья, принюхавшись и облизавшись.
   «Я вам не корм…» – хотел сказать Яшка и открыл рот, но лишь забулькал, выпустив вереницу прозрачных пузырьков.
   – Ух ты! – визжала зеленохвостая, сжав кулачки. – Человеки – это так интересно! Никогда человеков раньше не видала!!
   – А с чем их едят? – не унималась третья русалка, явно отдавая предпочтение гастрономической теме.
   «Вот тебе и бульон… – вспомнил малыш недавнюю свою шутку и совсем отчаялся. – Недаром умный Абра-ар учил следить за своим языком и думать, прежде чем что-либо сказать».
   – Стойте!!! – закричала старая каракатица, останавливая хвостатых девиц, которые потянули уже мальчика ко дну, намереваясь устроить там пиршество. – Его есть нельзя! Это же Мальчик-Чистое Сердце!
   – Сердце! – встрепенулась та из русалок, которая очень любила покушать и всё время вспоминала о еде. – Сердце хорошо пойдёт с горчицей!
   – Я вам, плутовки, дам горчицу! Потом долго печь будет!!! – взревел Белый Змей, который закончил остужать небо и наблюдал теперь, гневно раздувая ноздри, за беспечными русалками.
   Вывернувшись, дракон клацнул зубами и разорвал сети. Обиженные девицы, лишившись шевелюры, вопили и мели дно хвостами, поднимая кверху янтарный песок и ракушки. Матовые жемчужины испуганно выглядывали из своих убежищ, недоумевая, кто так громко скандалит. Озеро напоминало сейчас чашу со сливками, которые усердно сбивают, чтобы получилось масло.
   – Озеро волнуется раз! – пропели разноцветные рыбки, стайкой промчавшись мимо мальчика.
   – Озеро волнуется два! – прогремел Змей и, подхватив Яшку зубами, выбросил его на берег.
   Это было весьма кстати, так как запас воздуха исчерпался, и малыш уже чувствовал во рту вкус озёрного сиропа.

Глава двадцать седьмая
А вот и я!

   Дождь прекратился. Тёплая земля, размякшая после душа, бережно приняла мальчика. Яшка лежал, уткнувшись лицом в грязь, и слушал, как визжат за его спиной сварливые русалки. Сахарный песок, устилавший берега, растворялся на его губах, дразня ванильным ароматом.
   Мальчик перевернулся на спину, чтобы затем сесть и осмотреться. Бесчувственного воронёнка, распластавшегося поверх глазури, он заметил сразу и бросился к нему. И только теперь, обнимая раненую птицу, Яшка осознал, что снова стал большим, вернувшись в обычные, Яшкинские, размеры.
   – Наверное, озеро – волшебное, как и всё в этой сказке, и вода в нём какая-то «живая»?» – размышлял малыш, почёсывая затылок. Чтобы успокоить воронёнка, который как раз открыл свои глазки-бусинки, он нежно прижал его к груди и прошептал: – Ничего, миленький, не бойся. Ты меня нёс, теперь я тебя понесу.
   Одна из ракушек, выброшенных вместе с мальчиком на берег, распахнулась, озарив светом глазурованный берег. Яшка надеялся увидеть жемчужину и обрадовался, мечтая подарить её маме, но вместо жемчуга показалась высеченная из янтаря буква «Я» с длинными белокурыми волосами.
   – Ого… – поздоровался таким образом малыш, не вставая с места и продолжая укачивать воронёнка.
   Буква «Я» была мальчику уже знакома – ведь это его буква. Такой закорючкой Яшка научился подписывать свои рисунки в детском садике и открытки папе на Новый год или День защитника отечества.
   Солнце, выглянувшее из-за туч, изрядно припекало, быстро высушивая одежду. Опустив на песок птицу, которая окончательно пришла в себя и начала чистить перья, мальчик уставился на букву «Я». Он надеялся, что его неприятности закончились и можно, наконец, расслабиться и получить удовольствие от знакомства с красивой и такой родной ему буквой, но не тут-то было. Яшка почувствовал вдруг, что его кожа натянулась, словно из неё, не снимая, уже делают барабан.
   – Что происходит? – испуганно спросил малыш, еле выговаривая слова.
   – Кры-крак-крепись! – подбадривал верный воронёнок.
   Буква «Я», расчёсывая волосы, пропела из своей раковины:

   – С последней каплей волшебство озера иссякает, и ты снова станешь таким, каким был до купания.
   «Вам легко говорить…» – думал малыш, сдуваясь, будто он был резиновым мячиком и из него вынули пробку, выпуская воздух.
   – Крок-крак-крошечный! Совсем такой же, крак и был! – радовалась птица, танцуя на хрустящем песке.
   – Прочь отсюда! – скомандовал себе малыш, карабкаясь по корке глазури вверх, подальше от коварного озера.
   – Не спеши! – крикнула мальчику буковка «Я», выглядывая из ракушки. – А то упадёшь!!!
   Яшка отмахнулся, так как не имел привычки прислушиваться к советам, и тут же пожалел об этом: поскользнувшись на скользкой кашице из сахара и изюма, он кубарем покатился вниз, пока не ударился лбом о край раковины.
   – Я же тебя предупреждала… – сетовала буква, склонившись над мальчиком и нежно поглаживая его ушибленный лоб.
   – Я того… этого… – оправдывался малыш, с надеждой поглядывая на воронёнка и ища у того поддержки и понимания. – Не хочу больше сдуваться…
   – Кар-конечно! – подкаркивал воронёнок, заступаясь за мальчика.
   – Забирайся скорее в раковину! Она тебя защитит! – посоветовала буква «Я», и на этот раз Яшка послушался, мигом запрыгнув в надёжное укрытие.

Глава двадцать восьмая
Мудрость может быть тихой

   – Яхтар! – представилась буква «Я», указывая на себя, будто мальчик был совсем несмышленым и нуждался в дополнительных пояснениях, затем, обведя рукой вокруг, добавила: – Принцесса Янтарного озера.
   При слове «озеро» Яшка поёжился, вспомнив противных русалок, которые давеча его чуть было не съели, и подумал, что точно когда-нибудь станет лётчиком – лишь бы подальше от этих мокрых луж.
   – Яша… – промямлил малыш, догадавшись, что и ему нужно представиться.
   – Я так рада, что встретила тебя, Чистое Сердце! – радостно затараторила Яхтар. – Ко мне, как всегда, одной из последних доходят новости, а мы, хоть и живём на дне, тоже хотим знать правду.
   Яшка хотел спросить, кто это мы (неужели и русалки-людоедки тоже?), как вдруг услышал подозрительное бульканье и отметил, что вода в озере прибывает, так как небо вновь нахмурилось и заплакало, заливая землю слезами.
   Волны хлынули, подхватили ракушку и, пенясь, унесли прочь.
   – Кар-куда? – волновался воронёнок, хлопая крыльями над озером, которое расползалось, поглощая землю, словно ненасытное чудовище.
   Раковина захлопнулась и, покружив, пошла ко дну, унося с собой мальчика.
   – Крак такое могло случиться?! – плакала птица, потеряв друга.
   – Где Спаситель? – плакал, падая, дождь.
   – Не знаем, не отдадим… – шипели волны, облизывая землю.
   – Ты, малыш, не бойся… – утешала Яхтар мальчика, ставшего невольным узником водной стихии. – Внутри раковины ты в безопасности…
   – Я нужен там… – сердился Яшка, не желая прятаться на дне.
   – Но тебе будет больно! – уговаривала «Я». – Схоронись, пережди. Всё само успокоится.
   – Не боюсь боли, русалок и змей! – не унималось Чистое Сердце. – Ведь меня ждут друзья!
   Задержав дыхание, Яшка пытался раздвинуть створки раковины, но у него ничего не получалось. Поддавшись панике, он отчаянно бил кулаками по отполированным стенкам, задыхаясь в немом крике.
   Озеро кипело и бурлило, выпуская пузыри. Ракушку несло куда-то течением. Несколько раз она падала и поднималась вновь, кружилась и подпрыгивала, будто беспокойство мальчика передалось и ей.
   Белокурая принцесса нежно опустила свои руки на плечи мальчика, усаживая его в обитое бархатом кресло.
   – Почему бы тебе не довериться судьбе, Чистое Сердце? – шептала она, перебирая непослушные Яшкины кудри. – Иногда стоит подождать. Зачем без толку размахивать кулаками и баламутить воздух, ведь они тебе пригодятся? Воспользуйся передышкой с умом и пользой. Загляни в себя, и ты найдёшь там выход.
   Тяжело вздохнув, малыш протёр глаза и принялся обследовать «нутро» ракушки, лелея надежду найти какую-нибудь отмычку, но её там не оказалось. Зато имелись штурвал, перископ и прочая «начинка», предназначенная помочь даже такому новичку, как Яшка, управлять хоть и маленькой, но самой настоящей подводной лодкой.
   – А сразу я этого не заметил… – удивился мальчик.
   Он чувствовал себя пристыженным, и яркий румянец, заливший веснушчатые щёки, выдавал его с потрохами.
   – Не стоит спешить. Присмотрись и оцени, – учила Яхтар. – Мудрая судьба случайностей не подбрасывает. Всё смысл имеет. И даже маленькая песчинка, попав в раковину, со временем становится жемчужиной. Мудрость может быть тихой, и нужно постараться, чтобы услышать её и понять.
   – Так это меняет дело!? И ракушкой можно управлять! – обрадовался Яшка и прильнул к перископу, решив первым делом узнать, где находится.
   Быть слепым – большая мука, знаете ли! Только штука в том, что и зрячий слепым быть может и не ведать, что он слепой. Что делать тогда? Может, как Яшка, спросить у своего «Я»?

Глава двадцать девятая
Потоп

   Вода заливала поля и рощи, заглатывала камни, деревья, леса, поднималась ввысь, покоряя горы, – всё поглощала всеядная вода. Малыш видел ветки и с корнём вырванные деревья, груды камней, чьи-то разрушенные жилища, сломанные цветы и листья, которые кружили в водовороте, танцуя последний свой танец.
   «Как там Алфавит? Как мои друзья? Дзинь-да-да? Абра-ар?» – тревожно билось Чистое Сердце. Никогда ещё мальчику не доводилось наблюдать разгул стихии и её разрушающую силу.
   – Пощадите… – просили, вытянув руки, лесные нимфы, увенчанные увядшими цветами.
   – Не губите… – молил старый леший, прикрыв спиной когда-то могучий столб столетнего дуба, который трещал под напором воды и кренился набок.
   – Не можем… – оправдывались волны.
   – Не в силах… – стонали тучи, рыдая.
   – В – вода! – читала заклятье Чёрная Ведьма, колдуя над древней Книгой. – Да зальёт вода всю землю. В – волны! Да захлестнут они всё королевство! В – в вечности да упокоится Антресолевая страна!
   А где-то вверху, раздвигая тучи и сотрясая небо, гремел Буран.
   – Бог молний недоволен! Сердится Буран! – пел барабан. – Бам! Бам!
   Изрыгнул Великан пламя. Загорелся, словно факел, дуб. Только Гора, устремив к небу рога, сопротивляется ещё! Великая Мать Акнеруб! Туда несут волны ракушку, передавая из рук в руки сокровищницу, укрывшую Чистое Сердце.
   – Му-у-у! – заревела Гора, принимая вызов стихии.
   Белый Змей, взвившись над пучиной, выпустил струю льда на Бурана.
   – На рога! На рога! – поют скалы и склоны.
   – Не сдадимся! Не покоримся! Никогда!!! – шумели уцелевшие кедры, поддерживая небо, готовое упасть.
   Эльфы, феи, гномы и драконы, пчёлы, птицы, пауки и прочее зверьё натянули луки, наострили мечи, подняли кверху головы, огнём встречая Смерть, огнём своих сердец!
   – Л – любовь! Н – надежда! – кричат храбрые наездницы Лори и Нори, врезаясь в ночь.
   Ласточки, Вестницы Света, залпами пушек разгоняют Тьму.
   – Ж-ж-жизнь! Ж-ж-жизнь! – жужжат пчёлы и жуки.
   – На куски разрежем Тени! – грозятся пауки, искрясь древней магией.
   – Вас забыли! – оскалилась Тьма. – Вас предали! Заточили!
   – Бам! Бам! Не нужны вы людям! – смеялся Буран. – Людям мечты лишь мешают!
   – Чёрные сердца не мечтают! Мёртвые сердца не желают! Каменные сердца не жалеют! – вопила Старуха над алтарём.
   Так-тук-так! Так-тук-так! – волновались, истекая кровью, узники на стеклянных полках.
   – Судный день настал… – испугался Барсениус, держа в лапах осколок волшебного зеркала.
   – Ещё нет! – упрямо твердила сиреневая птица, вглядываясь в тучи. – Ведь небо кровоточит!
   – Ты думаешь?! – с надеждой спросил кот.
   Ангел выпрямился и расправил крылья.
   – Подождём… – шептали его губы.

Глава тридцатая
Спасение в горах, или Кто выключил свет?

   Клац! – раздалось над головой. Сработал какой-то механизм. Створки раковины потихоньку начали раскрываться. Сами по себе. Яшка готов был поклясться, что принцесса Яхтар сидела рядом с ним и не нажимала ни на какую кнопку.
   – Недолго пришлось ждать, а ты сомневался, – улыбнулась мальчику буква «Я» и, посерьёзнев, добавила: – Кто сомневается, подобен волнам, ветром гонимым и о камни разбиваемым…
   – Точно… – растерялся малыш, отметив, однако, что раковина не разбилась, а целёхонькая застряла между камнями на вершине горы, единственном сухом месте на многие километры, насколько мог судить мальчик, осматривая местность. Выбираясь из ракушки, сослужившей ему добрую службу, Яшка переживал: – Далеко ли Алфавит? Затоплен ли город? Жив ли воронёнок? Может, и он успел спрятаться в горах?
   Эхо разносило тяжёлое «му-у-у», обрушивая вниз груды камней.
   – Где-то здесь находится источник жизни, откуда берёт начало Молочная река, – вспомнил Яшка рассказы друзей, ещё недавно знакомивших его с волшебным королевством.
   – Куда теперь? – спросила Яхтар, успевшая покинуть своё убежище, и теперь её длинные волосы развевались на ветру, озаряя янтарным блеском заснеженные вершины.
   – Не знаю… – честно признался малыш.
   Внизу разлилось море, отрезав путь назад, а взбираться вверх стоит ли? Мальчик запутался. Куда ему теперь спешить? Кого спасать и как? А может статься, спасать нужно его самого?
   – Вон там тропинка! – показала куда-то принцесса.
   Не успел Яшка оглянуться, как она поспешила вверх по склону, легко перепрыгивая с камня на камень, будто всю жизнь лазала по горам, а не сидела взаперти в своей ракушке.
   – Ничего не поделаешь… – вздыхал Яшка, следуя за златоволоской.
   Узкая тропинка всё время петляла между камнями. Яхтар шла быстро, и мальчик начал опасаться упустить её из виду. Он запыхался и не мог окликнуть принцессу и попросить её не спешить так.
   Здесь, в горах, было холодно. Дождь перешёл в снег, окрасив небо в молочный цвет.
   – То кипяток, то стужа… – бубнил малыш, потирая руки и хмуро поглядывая вслед принцессе, которой, казалось бы, всё было нипочём, и она бодро пробиралась вперёд, как заправская скалолазка.
   – Если есть тропинка, значит, она куда-нибудь приведёт! – крикнула Яхтар, подбадривая едва поспевавшего за ней мальчика.
   – Угу… – согласился малыш, отметив, что его зубы уже начали отбивать чечётку.
   Впереди показалась пещера, вход в которую был увешан сосульками, то и дело менявшими свой цвет. Вон там сверкнуло красным, затем синим, потом фиолетовым, и снова появился красный.
   «Держу пари, что сосульки съедобны, – думал Яшка. – Та, красно-синяя, должно быть, вылита из клубнично-черничного сиропа. Проходя мимо, надо будет лизнуть и проверить».
   Малыш давно уже мечтал попробовать снег, но мама всегда запрещала, грозясь поставить его в угол.
   Буран-Великан неистово бил в барабан, высекая искры. Надув щёки, он ветром обрушился на священную Гору. Огненные стрелы растапливали лёд и выжигали раны на лысых скалах.
   – На рога его! – гремели потревоженные камни.
   – На рога его! – гудели снег и лёд, лавиной сползая с вершины.
   – Великая Мать волнуется! Поспешим! – крикнула Яхтар и, схватив Яшку, который задержался было возле сосулек, втащила его в пещеру.
   Гора-корова взревела от боли, стряхнула стрелы и, мотнув головой, пробила в барабане злодея две огромные дырки. Раздался взрыв. Мокрый снег вперемешку с пеплом застелил небо серым покрывалом.
   Белый Змей, обвившись вокруг Великана, кусал его и бил хвостом, а сотни русалок, визгливых и рассерженных, опутывали монстра волосами и, царапая, старались затянуть под воду.
   Буран подул, закружил воду и выпустил на волю цунами. Тонны воды, взвившись под небо, диким табуном помчались туда, где сверкали, отражая последние лучи солнца, купола погибающей столицы.
   Море кипело и пенилось. Рыба-молот и рыба-меч спешили на помощь Водяному Змею, грозно выставив своё оружие. Морские ежи ощетинились иглами. Угорь и скат искрились, пуская электрические заряды. Крабы и раки щипали Великана клешнями. Дельфины, касатки и кашалоты грудью бросались на чудовище, порождённое силой чёрной магии. Даже маленькие ракушки щёлкали и кололись, пытаясь помочь угомонить монстра.
   Буран надулся, чтобы выпустить новый табун, но армия морских губок, дружно взявшись за руки, ловко запрыгнула Великану в рот, кляпом застряв в его горле.
   – Убрать свет, Ахуратс! – приказала своей Тени Старуха, наблюдая в котелке, как исчезает под водой созданный ею Великан Буран.
   Тень, превратившись в ковш, зачерпнула небо и расползлась жирной кляксой, стекая вязкими чёрными каплями на землю. Море, покрывшись коркой черноты, застыло. И только волшебные купола Алфавита, всё ещё хранившие в себе солнечный свет, не позволяли липкой Тьме завоевать улицы столицы.
   Чернота принесла с собой тишину, усыпившую город. Замерли лучники, натянув тетиву. Переглядывались гномы, крепко сжимая в руках свои топоры. Крылатые ящеры, обхватив лапами печные трубы, застыли на крышах, тщетно пытаясь разглядеть что-либо за горизонтом.
   И вот тишина лопнула, огласив небо громким топотом. Тум-тум-ту-ту! Тум-тум-ту-ту! – раздалось вдалеке и, стремительно нарастая, приближалось к городу. Первый змей подул в трубу и выпустил в небо сноп пламени. Остальные дозорные последовали его примеру, огнём предупреждая столицу об опасности.
   – На нас идёт цунами! – кричала птица-вещун, заглядывая в окна, за которыми жались друг к другу перепуганные жители.
   Великаны, выпятив грудь, дули на воду, пытаясь отогнать дикий табун в открытое море. Паучихи выткали сеть, пропитав её своей магией, птицы и драконы оплели ею город, феи и волшебники хором читали заклинания, создавая кокон, который должен был защитить столицу от наводнения.
   Вода хлынула… Волшебные купола, растратив последние лучики, тухли, уступая место Темноте.
   – Свет погас… – доложила Тень, приклеиваясь к ногам Старухи.
   – Надеюсь… – недоверчиво прошипела Ведьма, раскачивая котелок, со дна которого пустыми глазницами взирала на хозяйку чернота…

Глава тридцать первая
Пещера отшельника Ыка

   – Я ничего не вижу… Здесь так темно! – пожаловался Яшка принцессе, пробираясь между потухшими сосульками.
   – Жу-жу… Но-но… – вторило гулявшее по коридорам пещеры эхо, подсчитывая шаги путешественников.
   Яхтар была озадачена не меньше мальчика. Она часто моргала, будто старалась своими длинными ресницами разогнать темноту.
   – А где же отшельник? – громко удивлялась принцесса. – Неужели и он подчинился и принял Тьму?!
   – Никогда! – донеслось из глубины пещеры.
   Вспыхнул огонь, заиграл, запрыгал, множась маленькими весёлыми огоньками. Большие синие, красные, жёлтые цветы распустились, закивали малышу головками, приглашая в гости отведать их сладкого нектара.
   – Какие красивые цветы! – восхищался Яшка, наблюдая, как распускается на его глазах посреди тёмной пещеры волшебная клумба. – Но как же они живут вдали от солнечного света, среди каменных стен?
   – Это пещерные цветы! – облегчённо вздохнув, пояснила буква «Я». – Они растут, пока люди верят и ждут чуда. Ты своим сердцем сумел пробудить к жизни даже такую старую и забытую сказку, как эта, а значит, Антресолия ещё жива и, надо надеяться, жив Алфавит – волшебная столица.
   – И всё же цветы без солнца? – не верил глазам своим малыш, пальцем дотрагиваясь до лепестков, излучавших дивный среди ночи свет.
   – Солнце мы носим в своём сердце, и если верим, в свете его способны увидеть многое. Вот это и есть чудо, малыш… – поведал худой седобородый старик, примостившийся на лепестках красного цветка и покуривающий длинную, закрученную на конце трубку, больше похожую на бараний рог.
   Трубка была настолько большой и, наверное, тяжёлой, что непременно упала бы и подожгла цветок, если бы старик не придерживал её правой рукой и не подпирал коленом. В левой руке незнакомец держал огромную палку, под стать трубке, снизу серую и мёртвую, а сверху увенчанную нежными веточками цветущей розовощёкой вишни.

   – Это отшельник Ык. Буква «Ы». Высечена из камня, – почтительно понизив голос, представляла принцесса новую букву. – Он любит одиночество. Живёт в горах. Вряд ли ты встретишь слово, которое начиналось бы на букву «Ы». Это большая удача, что мы нашли пещеру Ыка.
   – Ык… – икнул старик, поперхнувшись валившим из трубки дымом, будто подтверждал слова принцессы.
   Яшка засмеялся. Детский смех, подхваченный эхом, серебряными колокольчиками разнёсся по пещере. Цветы, радуясь, подросли и стали ярче. Снопы света, пронзив сосульки, вырвались наружу, осветили гору и море. Получилось что-то вроде маяка.
   Завидев свет, маленький воронёнок поспешил к нему в надежде найти там Мальчика-Чистое Сердце. Видели маяк Барсениус и сиреневая птица, а вместе с ними Абра-ар и Дзинь-да-да и всё число-буквенное царство, собравшееся на тайный совет в главном зале кукурузной башни. Льнёт к Еремею Ёлочка, Жужа держит за руку Зелёнку, Инсулин обнимает Йода, радуясь встрече после долгой разлуки. Каратэ, Лори, маркиз Медок, Нори, Опанас Оперенко, Плюнь-Чпок, Розочка, Сыр Иванович, Типун Таратуста, Ухо, Фло-мастер, художник Холст Хмелевич, Цыпочка, бабушки Чинита, Шань и Щень, Твердолобик, Мякиш, Эхо и, наконец, дядюшка городовой Юшка Юговой напряжённо всматриваются в светящуюся точку, украсившую собой липко-хмурое небо. Радуются птицы и звери, рыбы и насекомые, феи и гномы и прочие мечты и фантазии, населяющие сказочное королевство. Свет становится ярче и, значит – крепнет в сердцах антресолек вера в то, что их страна всё-таки имеет будущее. И, наверное, во многих детских спаленках светятся в эту минуту верхние шкафчики, пропуская сквозь щели дивный радужный свет.
   Видел, как играет лучами маяк, и кипящий котелок, но он прикрыл глаза и перевернулся вверх тормашками, чтобы оградить волшебный свет от мёртвых глаз Старухи.
   – Мальчику нужно помочь! – как всегда разумно заметила сиреневая птица. – Обнаружив свет, Ведьма погубит ребёнка.
   – Ах! А Яша как раз потерял свой рюкзак! – причитал Абра-ар, прижимая к груди вещи малыша. Их профессор выпросил-таки у сестричек городской больницы, выменяв на свой фирменный галстук.
   – Давайте отвезём рюкзак мальчику! – предложила смелая Дзинь-да-да, которая всегда одна из первых бросалась на помощь другу.
   – Конечно! И такси уже готово!! – подхватил Каратэ.
   – Э-э-э! Это опасно! – предупредил Эхо.
   – Пробиться сквозь Тень буквы не могут, – пояснил Плюнь-Чпок, соглашаясь с буквой «Э», – нас засосёт Книга…
   – Так что же делать? – недоумевал, почёсывая затылок, Типунчик.
   – Может, будут другие предложения? – спросил толстенький Медок.
   – Ангел… – задумчиво произнёс профессор, поглядывая на сиреневого фея. – Ему подвластны любые границы…
   Фиолетовая птица молча подхватила Яшкин рюкзак и расправила крылья, готовясь отправиться в путь.
   – Подожди! – крикнул кот, запрыгивая на спину фее. – Я втянул мальчика в сказку – мне его и спасать!
   Крылатый посланец, рассеивая сиреневый свет, пугал и отгонял Тень. Она пыталась изловчиться, ухватить птицу, поломать ей крылья и бросить в пасть вечно голодной Ночи. Чёрные пальцы скользили по перьям, оставляли капли тягучей нефти. С каждым взмахом крылья Ангело-фея становились тяжелее. Ночь липла, приставала, тянула вниз. Тень, осмелев, брызгала чернилами, пытаясь стереть птицу и кота, залепить прорехи чёрным пластилином.
   – Чистая чернота… Сплошная пустота… – бубнила Ахуратс, слизывая свет, который оставлял за собой Ангел-птица.
   Кот шипел и грозил когтями Ночи. Его жёлтые, цвета лакированного дерева, глаза горели, словно две лампадки.
   – Прочь! Мяу-у! – кричал, вздыбив шерсть, Барсик и размахивал передними лапами, отцарапываясь от кого-то, притаившегося в темноте.
   – У-у-у! У-у-у! – стонала Тень, отпрянув, но лишь на мгновение. Немного передохнув, Ночь прилипла вновь, целовала влажными губами, высасывая душу.
   Чувствуя, что падает, фея-фей распластала крылья и выстрелила перьями. Капельки крови рубиновым инеем покрыли небо, пристыдив его. Перья-стрелы, вальсируя, пронзали Тень, словно бабочку, пришпиливая её к небосклону. Парализованная, Ночь вопила и расшатывала небо, пытаясь высвободиться. Ночное покрывало трещало по швам, а фиолетовые перья-звёзды смеялись и моргали, встречая рубиновую зарю.
   – Ахуратс! Где моя Ахуратс?! – впервые за тысячи лет испугалась Старуха, потеряв свою Тень.
   Перевёрнутый котелок постукивал по полу, пряча свет, рвущийся изнутри, но напрасно: красные, белые, жёлтые лучики упорно проникали в комнату и будили сердца. Оторвавшись от Книги, Ведьма бросилась к котелку, который всё ещё старался приглушить свет, защищая его, точно наседка своё гнездо.
   – Так ты меня предал?! – выгнув бровь, спросила Колдунья. – Любишь, значит, свет?!
   – Нет, госпожа, нет! – оправдывался котёл, отскакивая от хозяйки в угол.
   – Коль свет любишь, получи тогда огонь! – пообещала Старуха и, открыв рот, выпустила пламя.
   – Нет, госпожа, нет! – всё повторял охваченный огнём горшок, словно свеча оплывая волнами расплавленного металла.
   – Нет! Нет! Нет! – выстукивали пленённые сердца. Книга шуршала страницами, отмахиваясь от дыма, укрывшего логово Ведьмы…

Глава тридцать вторая
Всё! Хватит! Надоело! Вызов принят

   – Краки-кар! Краки-кар! – надрывался воронёнок, кружа над вершиной в поисках мальчика.
   Заслышав позывные друга, Яшка поспешил к выходу, но отшельник преградил путь палкой, а Яхтар, вцепившись в куртку, тянула его за рукав.
   – Дык куда собрался, малыш? – спросил Ык, выбираясь из своего цветка.
   – Там друг меня зовёт! Воронёнок!! – нетерпеливо объяснял мальчик, вырываясь из объятий перепуганной принцессы.
   – Послушай меня! Не спеши! – уговаривала буква «Я». – А вдруг это проделки Ведьмы?!
   – Действительно, ведь я безоружен… – опомнился Яшка, стоя уже возле сосулек, которые снова играли разными цветами.
   – Возьми мою палку! – охотно предложил Ык и протянул мальчику вишнёвую ветку.
   – Прими и нашу помощь! – просили цветы, кивая головками и осыпая малыша светящимися лепестками.
   – Крак-кар! Где же ты?!! – не унимался воронёнок.
   Его крылья устали и очень болели. Казалось, ещё немного – и маленькая птица упадёт вниз, на острые камни.
   – Здесь я! Здесь! – кричал Яшка, подавая знаки другу с помощью светящихся лепестков.
   Преданная Яхтар не отставала от него ни на шаг, всё ещё держась за рукав куртки.
   – Спеш-ш-шу! Спеш-ш-шу! – злобно шипела Старуха, протягивая руку к весьма надоевшему ей мальчику, которого прекрасно было видно в свете лепестков и сосулек.
   Завидев опасность, принцесса оттолкнула Яшку, чтобы подставить себя и спасти тем самым малыша. Рука не побрезговала и буквой. Схватив её за волосы, она потащила принцессу вверх… И где-то там, среди черноты, растянув губы в тонкой улыбке, Ведьма шептала:
   – Сам придёшь ко мне, слышишь? Придёшь сам!
   Яшка не сразу понял, что происходит, ведь всё его внимание было приковано к воронёнку. Услышав крики принцессы, малыш обернулся, но помочь ничем не мог: рука, схватившая букву «Я», была уже далеко и через мгновение исчезла совсем, растворившись в слизкой ночи.
   – Дык что же это делается?!! – качал головой бородатый отшельник, только сейчас доковылявший к выходу и выглядывавший из-за сосулек.
   – Это я виноват во всём… – вытирая пальцем нос, который начал уже хлюпать, признался малыш. – Если бы не я, сидела бы Яхтар в своей раковине на дне озера и горя не знала…
   – Тык… Тык… Тык… – утешал Ык мальчика, утирая ему слёзы платком. – Зачем наводить на себя напраслину? В чём ты виноват? Как ты мог ей помочь?
   – Я… – хотел что-то возразить Яшка, но буква «Ы» поднесла к носу мальчика платок и заставила высморкаться.
   – Кар! Яша! Кар! Яша! – каркал между тем воронёнок, тёрся головой о плечо мальчика, крепко зажмурившись от удовольствия.
   Сердце маленькой птицы было преисполнено радости. А как же?! Ведь нашёлся друг! Живой и невредимый!
   Яшка не мог не откликнуться на ласку воронёнка, гладил его перья, израненный клюв, говорил слова, которые говорят только другу, но сердце его, сердце наивного мальчишки, болело и ныло, чувствуя вину. И даже сиреневая фея, появившаяся вдруг над вершиной, и вместе с ней любимый кот Барсик, напомнивший малышу дом и родителей, не сумели изгнать тоску из ранимого чистого сердца.
   – Всё! Хватит!! Надоело!!! – не выдержав, крикнул малыш, грозя кулаками чёрному небу. – Вот приду и прищучу! Поглядим тогда, кто кого!!
   – Тык! Тык! Тык! – одобрительно кряхтел отшельник, вытирая с лица мальчика последние слёзы.
   Полосатый кот, Тайный Советник Барсениус, соскочив со спины фея, спешил навстречу Яшке с громким «мяу-у-у!». Сиреневая птица, опустив уставшие крылья, смеялась, разгоняя смехом своим пугливую Тьму.
   – Ты не один! – мурлыкал Барсик, обнимая мальчика. – Мы связаны сердцами! Поверь, малыш, мне: любви и света в них гораздо больше, чем зла и темноты. Нет глаз сейчас, которые бы не смотрели в небо! Нет губ сейчас, которые бы не молились за тебя! Нет сердца, в котором не было б прописано твоё имя! Прислушайся, и ты услышишь…
   – Тык! Тык! – поддакивал Ык, но кот зашипел, заставив умолкнуть отшельника: ничто не должно мешать малышу слушать сердцем.
   – Я-ш-ш-ша! Шур-жур! – пел молочный ручеёк, пробивая дорогу сквозь камни.
   – Я-ш-ш-ша! Пши-ш-ш-ши-ши! – соглашались с ним, пенясь, морские волны.
   – Я-ш-ш-ша! Уш-ш-ш-шу! – шептался со скалами ветерок, подметая снег на вершинах.
   – Всё дышит тобой! Антресолия верит в тебя! Антресолия надеется на тебя! Антресолия любит тебя! – слушало и слышало Чистое Сердце.
   – Я поднимусь в небо! Я разгоню Ночь! Я спасу наших друзей! Я хочу этого! Я не боюсь! Я могу! – пообещал Яшка, заглядывая в глаза товарищам.
   – Можешь! Конечно, можешь! – кивали ему, согревая сердце малыша тёплыми улыбками. – Мы знаем, что можешь. Главное – это теперь знаешь и ты…
   Маленький воронёнок крепче прижался к мальчику, подняв голову, щекотал Яшкин подбородок.
   – Хи-хи! – слетело с губ малыша, вспомнившего вдруг, что так и не успел попробовать сосульку.
   – Грусть ушла, – радостно шепнул Барсениус фее.
   Птица, соглашаясь с котом, зашуршала перьями. Немного потоптавшись, она протянула рюкзак, который до того прятала в своём ухе.
   – Пора… – сообщил Барсик, передавая рюкзак Яшке.
   – Пора-кра-кра! – подтвердил воронёнок, который, готовясь к полёту, уже начал разминать крылья.
   Куда пора и зачем, мальчик понял без слов. Надев рюкзак на плечи, он поднял уже ногу, чтобы вскарабкаться на спину вороного, как тут сверкнула сосулька и, переливаясь красным и синим цветами, поманила к себе малыша, будто дразнилась: «Попробуй меня! Ведь так и не узнаешь, из чего меня вылили…»
   – Ох, Яша?! Ты неисправим! – вздыхал Барсик, наблюдая, как рыжий сорванец, забыв о серьёзности момента, с наслаждением лижет сосульку и, причмокивая, пытается угадать её вкус.
   – Бруснично-клубничная! – подумав секунду, сообщил друзьям малыш и, отломив кусочек на дорожку, взобрался-таки на спину воронёнка.
   – Извини, малыш… – потупившись, пытался сказать что-то кот, видно, не очень ему приятное.
   – Давай… – подбадривал его фей.
   – Но ты должен отправиться к Колдунье сам… – набравшись духу, выпалил Барсениус. – Мы не можем тебя сопровождать. Это твоя, только твоя миссия!
   – Понимаю… Я всё понимаю! – утешал мальчик хвостатого друга. – Да я ведь и не один! Со мной воронёнок! И потом – ваши сердца! Ведь ты сам мне говорил!
   – Хм… Узнаю Мальчика-Чистое Сердце! Как я рад, что в тебе не ошибся!! – улыбнулся, растопырив усы, кот и, лизнув малыша в щёку, отпустил своего любимца в свободное плавание.

Глава тридцать третья
Бунт сердец

   – Выпусти нас! Выпусти нас! – просились сердца, подпрыгивая и ударяясь о дверцы шкафчиков.
   Тёмно-красные лужицы медленно растекались по зеркальной поверхности полок, капля за каплей падали вниз и, просочившись сквозь щели, расползались по полу липкой грязью.
   Книга подпрыгивала, царапая свой кожаный переплёт о ребристую поверхность алтаря. Она всё перелистывала страницы с начала в конец и обратно, волновалась, словно зверь, учуявший добычу.
   Где-то хлопнула дверь, и через несколько минут в комнату не спеша вошла Старуха, крепко сжимая что-то золотистое в правом кулаке.
   – Буль! Ням! – урчала Книга, встречая хозяйку. – Буль! Ням! Ур-ур!
   Древние силы, сокрытые под переплётом, устали ждать. Они выпрашивали, нет, даже требовали новую жертву. Однако Ведьма зачем-то медлила. Разжав пальцы, она некоторое время внимательно рассматривала букву «Я», распластавшуюся у неё на ладони.
   – Ур-р-р! – злобно зарычала, напоминая о себе, Книга, которую всё ещё не накормили.
   – Знаю… Сейчас… – коротко отрезала Старуха и шагнула к алтарю, но поскользнулась и упала, вся измазавшись в вязкой жидкости, залившей скрипучий дощаной пол.
   – Вот так! Вот так вот! – барабанили, не жалея себя, сердца на стеклянных полках.
   Тёплая жижа, облепив волосы и лицо Колдуньи, пекла и жгла старческую кожу, будто мстила за причинённое Ведьмой зло, тонкими струйками стекала на коричневую мантию, оставляя за собой грязные бурые пятна. Став на четвереньки и держась одной рукой за алтарь, Старуха пыталась отлепиться от грязи и встать, но это ей никак не удавалось. Звеня стёклами, шкафы раскачивались, грозясь в любую минуту обрушиться на пол и засыпать комнату осколками.
   – Что-то слишком уж вы разгорячились! Следовало б остудить вас маленько! – сплёвывая, грозилась Ведьма, коршуном поглядывая на шкафы.
   – А мы вот так! Вот так вот мы! – бились сердца о стеклянные дверцы, как теннисные мячики во время разминки.
   – В – Вьюга-юга! – завопила Старуха, обращаясь к Книге. – Выйди, сестрица, покажи себя!
   Точно пёс, ждущий команды хозяйки, Книга оскалилась и, перелистывая страницы, принялась искать, пока не остановилась на той, где цветными чернилами высветилась буква «В». Белая чума, сыпля снегом, выглянула из Книги и, опершись руками об алтарь, запрыгнула в комнату, тут же закружив хвостом метель.
   – Ау-у-у-у! – заскулила сестрица, изморозью покрыв шкафы и стены.
   – Остуди строптивые сердца! Поддай морозу! Преврати бунтовщиков в студень! – визгливо командовала Ведьма. Оторвавшись-таки от пола, она стояла над алтарём, тыча пальцем в цветную букву.
   – Ау-у-у-у! Остужу-у-у-у! – пообещала Вьюга, взбивая хвостом, будто венчиком крем, белые хлопья.
   Кривые узоры, словно карту, извилистыми линиями покрыли стёкла. Мороз трещал и кусался, вонзая зубы в мягкую плоть.
   – Не так! Не так! Не так! – плакали сердца, но покрываясь льдом и приклеиваясь к полкам, постепенно умолкали, пока не застыли совсем.
   – А я думаю, что именно так! – дразнясь, злорадствовала Колдунья, всё тыча ногтем в страницу с буквой, будто хотела проделать в ней дырку.
   Книга захлопнулась, защемила руку, видно, желая попробовать её на вкус.
   – Хватит! Довольно! Угомонись! – приказала Ведьма и кулаком свободной руки хлопнула по переплёту. – В – властью, данной мне над тобой, приказываю – подчинись!
   – Тяв… – выдала Книга, распахнувшись и отпустив руку, и тут же принялась за своё: – Ур! Ням! Ур-ыр!!
   – На! Угостись! – словно кость голодному псу, Старуха бросила букву «Я» на пожелтевшие страницы. Колдунья повернулась лицом к Вьюге. Указывая пальцем на алтарь, она приказала: – И ты, сестрица, уймись! Знай своё место!
   Вьюга, выплюнув сердце-ледышку, вскочила на страницу и спряталась в ней, свернувшись клубочком в нижнем кольце буквы «В».
   – Вот так вот! – потирая руки, повторяла Старуха, всё ещё передразнивая сердца, которые ответить ей, однако, не могли, будучи заточёнными в ледяные доспехи. Слащаво улыбаясь, Колдунья спросила: – С бунтом покончено, надо полагать?!!
   Припорошенные снегом и скованные льдом шкафы утвердительно молчали.
   – Я так и знала! – хихикнула Ведьма. Нагнувшись над Книгой, она высунула раздвоенный язык и расправила им примятую страницу. Облизывая букву, которая недавно была принцессой Яхтар, Старуха шипела: – Я… Я-ш-ш-ша! Иди ко мне, Я-ш-ш-ша! Я жду тебя, мой мальчик! Мой Я-ш-ш-ша…
   Книга подхватила магию Ведьмы, выписывая её заклятья на чистой странице. Лист бумаги с именем «ЯША» Старуха вырвала и, соорудив из него самолётик, выпустила в открывшуюся дверь.
   – Яша! Яша! – пел самолёт, разнося по ночному небу зов Колдуньи.

Глава тридцать четвёртая
Междумирье

   – Кар-кар! Держись, малыш! Смотри – не упади!! – предупреждал рыжеволосого мальчишку воронёнок, стараясь перекричать холодный ветер.
   Друзья пролетали через многочисленные двери, которые с грохотом и скрипом распахивались и захлопывались, перемещая путешественников в иные измерения. Время здесь ускорялось, перематывало плёнку вперёд, спешило, будто опаздывало на последнюю электричку. Даже чернота, казалось, бежит куда-то, больно хлещет по щекам, просачивается в рот и нос, чёрными крупинками осыпается и тут же, подхваченная нетерпеливым временем, уносится прочь. Двери сужались или расширялись, раздваивались или исчезали совсем, чтобы через секунду появиться снова. Друзья то падали, то поднимались вверх, кружили, петляли, просачивались сквозь щели замочных скважин, и Яшке казалось, что дверям этим нет конца.
   – Если упадёшь – не воротишься! – кричал воронёнок, переживая за друга. – Затеряешься между миров – пропадёшь!
   – Да понял я… – стиснув зубы, пропищал Яшка, крепко вцепившись обеими пятёрнями в перья птицы.
   – Со Старухой будь осторожен… – всё поучал воронёнок. – Она опутает тебя ложью, наобещает с три короба, разум твой закуёт заклятьями. Но ты помни, что и цепь заклинания, каким бы сильным оно ни было, можно разорвать… Если хочешь и желаешь этого всем своим сердцем. Живой пример тому я и мой народ…
   – Я-ш-ш-ша! Иди ко мне, Я-ш-ш-ша! Я жду тебя, мой мальчик! Мой Я-ш-ш-ша! – настойчиво позвал вдруг кто-то, хриплым голосом разрубив ночную тишину.
   Жёлтый бумажный самолётик ударился об лицо мальчика, расправился, облепив его, словно маска, и выпустил на волю имя. Яшка задыхался, хватал ртом воздух, одной рукой пытался сорвать с лица лист бумаги.
   – Яша! Яша! Яша! – шептал чужой голос и щекотал уши.
   – Ах… – застонал мальчик, проглотив имя, которое, мячиком отскочив от зубов, примостилось на кончике языка. И неожиданно для себя малыш громко выкрикнул: – Я иду к тебе! Я твой!
   Имя кружило вокруг малыша и множилось.
   Испугавшись, Яшка хотел закрыть рот рукой, но губы не слушались его и, раскрывшись сами по себе, всё кричали и кричали:
   – Я твой! Я твой! Я твой! Я иду к тебе!
   – Иди ко мне… – сладко отвечали ему. – Мой… мой… мой…
   – Не подчиняйся голосу! Не впускай его в свой разум! – убеждал воронёнок мальчика, но тот его не слышал, продолжал кричать и с кем-то разговаривать.
   Лист бумаги, наконец, отлепился от Яшкиного лица, отлетел в сторону, где трансформировался обратно в самолётик, на жёлтых крыльях которого большими печатными буквами было написано имя «ЯША». Руки малыша потянулись к нему, и Яшка сам не заметил, как перепрыгнул со спины воронёнка в маленькую кабину самолёта, в которой он, будучи размером с гнома, чувствовал себя комфортно.
   – Это ловушка-кра-кра! – кричал воронёнок, догоняя малыша.
   Ему удалось зацепить клювом крыло самолёта, и теперь он тянул его на себя, не позволяя увезти мальчика.
   – Я иду к тебе… Я иду к тебе… – повторял Яшка слова, которые нашёптывал ему голос, абсолютно не обращая внимания на усилия друга.
   Впереди отворилась дверь, выплюнув снежное облако.
   – Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! Запорошим вам глаза! – пели снежинки, холодом обрушиваясь на птицу, которая из чёрной вмиг стала белой, покрываясь толстой коркой льда.
   – Слушаюсь, госпожа… – бубнил, как робот-автомат, Яшка.
   Обернувшись, он отцепил заиндевевший клюв воронёнка вместе с большим куском бумаги.
   Маневрируя, самолёт влетел в проём. Тяжёлые двери за ним тут же захлопнулись. Белая дымка ещё немного покружила, разбрасывая холодные зернистые снежинки, но вскоре рассосалась, уступая место Темноте.
   – Крак же так? Крак ты мог?! – думал маленький воронёнок, куском льда падая в бездну.

Глава тридцать пятая
Ледяные коридоры

   Обледеневшие стены, полутораметровые сосульки, свисавшие с потолка, сугробы снега, массой своей навалившиеся на деревянные половицы, – первое, что увидел малыш, попав в таинственную комнату. И это его отнюдь не удивило. Он вообще больше ничего не чувствовал. В голове лишь назойливо жужжала одна, да и то чужая, навеянная кем-то мысль: я твой, я здесь, бери меня, можешь разобрать, как сломанную игрушку. Всё прочее как-то сразу померкло, стало неважным, будто кто-то стёр память мальчика резинкой-ластиком или замазал её волшебным корректором.
   Яшкины губы посинели от холода, ресницы и волосы покрылись инеем. Казалось, малыш за несколько долгих минут успел прожить целую жизнь и покрыться первыми сединами.
   Самолётик, накренившись, чиркнул крылом покрытую снегом стену, противно оцарапав её. Тут же вспыхнул, искрясь серебринками, пушистый фейерверк. За ним, распустив кружевные накидки, появился снежный десант. Снежинки, хохоча, штурмовали самолёт и охотно липли к бумаге, чтобы затем, перекинув ногу на ногу, посплетничать о мальчишке.
   Безразмерная комната всё не заканчивалась, разветвлялась новыми ледяными коридорами. Сосульки сверху перезванивались.
   – Прибыло новое сердце! – гудели они.
   – На этот раз Старуха предпочла полный набор для супа! – смеялись снежинки, нагло рассматривая Яшку.
   – Для су-у-па-а-а… – растягивая гласные, машинально повторил малыш, которому всё равно было, что повторять.
   Он сидел, выпрямившись в бумажном кресле, и смотрел вперёд мутными стеклянными глазами.
   – Ха-ха-ха! – прыснули со смеху снежинки и, облепив лицо мальчика, изобразили на нём седые усы.
   – Пустые мозги особенно вкусны! – перешёптывались ледяные стены.
   – Мозги… вкусны… – повторял, слегка раскачиваясь, малыш, чем вызвал новую волну смеха.
   Схватившись за животики, снежинки попадали вокруг рта, размазались, изобразив на этот раз белую пену для бритья.
   – Хватит баловаться! – приказал голос.
   Сердитый ветер, натыкаясь на стены, уже мчался к самолётику. Берёзовым веником он смёл пушистых хохотушек и удалился восвояси, перебросив веник через плечо.
   Самолёт, нагулявшись по коридорам, вырулил, наконец, к алтарю, резко приснежился, сбросил груз, расправился в лист и, бабочкой вспорхнув, направился к Книге занять своё место.
   Яшка вывалился из кабинки, да не совсем удачно. Вместе с рюкзаком, к которому к тому же была привязана палка Ыка, мальчик увяз в снегу. Спина болела, рюкзак тянул вниз, вишнёвые ветки больно кололись, а розовые цветочки осыпали лицо малыша ароматной пыльцой. Сразу же защемило в носу и нестерпимо захотелось чихать и кашлять. И что удивительно – в голове прояснилось. Палка-то была не простой, и неспроста отшельник отдал её мальчику.
   Противный голос умолк, уступив место беспокойным и тревожным мыслям: где я? где воронёнок? что делать дальше? Осторожно высунув нос из сугроба, Яшка сперва зачем-то принюхался и только затем выполз, таща за собой рюкзак, при этом палка, сыпля пыльцой, всё время хлопала его по плечу. Там, куда попадала пыльца, снег таял, а на его месте появлялись зелёные молодые ростки, радующие глаз свежестью и чистотой.
   – Так-так… Кто это там у нас? – спросила Старуха, немного пригнувшись, чтобы лучше можно было рассмотреть мальчика.
   Яшка не ответил. Он не знал, что делать, поэтому просто стоял и водил по снегу палкой, которую успел отвязать от рюкзака.
   – Почему же ты до сих пор не воспользовался жезлом Жужи? – задала вопрос Ведьма и, то ли дразнясь, то ли желая напугать мальчика, подковырнула ногтем снег около его ног. – Неужели ты думаешь, что справиться со мной легче будет мальчику-с-пальчику?
   Яшка по-прежнему молчал. Честно говоря, он был так напуган, что забыл о жезле и о кисточке, и вообще обо всём на свете.
   – Понимаю… – кивнула Колдунья, подхватила двумя пальцами малыша и посадила себе на ладонь. – Важно не то, как выглядит сосуд и какого он размера, а то, что у него внутри. Но согласись – гораздо приятнее, когда сосуд больше и шире, ведь тогда больше будет и того, что хранится в нём.
   Старуха говорила загадками – Яшка понял это. Но вот на что она намекает и в чём заключается подвох, малыш пока разгадать не мог. Он крайне удивился тому, что Ведьма, которая запросто могла прихлопнуть его, как мушку, и уже не раз, сама предлагает мальчику использовать светлую магию.
   – Что-то здесь не так… – думал Яшка, искоса поглядывая на Старуху.
   Колдунья между тем усадила мальчика на что-то твёрдое и плотное, а главное – очищенное от снега, и отошла в сторонку, предоставив малышу возможность самому выбрать, что ему делать дальше. И каким бы странным и подозрительным ни казалось Яшке поведение Старухи, поразмыслив, он всё же решился и достал из рюкзака жезл. Раз-два – и вот уже рыжий мальчишка в натуральную свою величину сидит верхом на алтаре, свесив книзу ножки. Его палка и рюкзак тоже стали большими и лежали рядом.
   – Давно бы так! – похвалила Ведьма и даже похлопала в ладони, но затем, как-то вдруг посерьёзнев, предложила: – Давай поговорим?..

Глава тридцать шестая
Хочешь стать «золотым» мальчиком?

   – Нам не о чем с тобой говорить! – возразил малыш. – Освободи моих друзей и прекрати свои попытки уничтожить королевство! Убери темноту!
   – Стоп! Стоп! Стоп! – перебила его Старуха. – Ты сказал – мои попытки? Поправка! Антресолия умирает, потому что люди перестали верить в чудо! И разве в этом моя вина? Я лишь воспользовалась ситуацией. Я – мусорщик, который сжигает мусор. Всё, что происходит, должно было произойти. Так или иначе, Антресолия погибнет. Какая тебе разница, когда и каким образом, если результат всё равно один?
   – Неправда! Неправда! Это всё ложь! – спорил Яшка и до боли мотал головой. – Не все такие бессердечные, как ты! Я не такой! Я верю в чудо, в бабушкины сказки, в добрые сны!!!
   – Ты ведь ещё совсем маленький… – по-лисьи прищурившись, убеждала Ведьма. – Это сейчас ты так говоришь. Но пройдёт время и, поверь, совсем немного времени, и ты забудешь о сказках и перестанешь видеть добрые сны… И на место пустым фантазиям придут совсем иные интересы. Иначе жить будет слишком больно…
   – Но если не верить и не мечтать, что остаётся тогда человеку? – едва не плача, спросил малыш.
   – Деньги! На них можно купить всё! Зачем фантазировать и быть голодным? На сытый желудок ведь крепче спится?!! Люди хотели, хотят и всегда будут хотеть денег. Людские сердца продажны, а деньги – вечно ходовой товар. Хочешь, я дам тебе много денег? Горы золота, хочешь, подарю тебе? Сделаю семью твою самой богатой в мире? Твои бабушка и дедушка ни в чём не будут нуждаться! Родителям не нужно будет работать, и всё своё время они будут уделять только тебе! Ты забудешь о детском садике, и никто не осмелится наказать тебя! И не нужно учиться читать и писать, ведь за деньги это сделать могут другие! Любая игрушка, любая сладость будут твоими! Да что там – ты будешь владеть кондитерскими фабриками, заводами по производству игрушек и парками развлечений! Все аттракционы, все карусели – только для Яши Ермолаева! Разве это не здорово – быть «золотым» мальчиком?!!
   Сказать, что сладкие обещания Колдуньи не вскружили Яшкину голову – всё равно, что сказать неправду. Перед его глазами замелькали-закружили медово-липкие образы различных удовольствий, которые весьма могут подсластить жизнь человеку, даже такому маленькому, как Яшка. Мальчик представил себе, что ему не нужно вставать рано утром, под присмотром чистить зубы, одеваться и с рёвом идти в детский садик, там есть невкусную манную кашу, комки которой застревают в горле, затем выстоять наказание в углу или на кухне, потому что так велела не в меру строгая Галина Сидоровна, а после притворяться, что спишь во время «тихого» часа, когда спать вовсе не хочется, и чувствовать, как немеют под правой щекой сложенные лодочкой ладошки.
   – Не стоит вспоминать то, чего не хочется, – думай о том, что ты хочешь иметь! – шептала Старуха Яшке на ухо.
   – Жареные пирожки со смородиновой начинкой, которые, если их надкусить, пускают по подбородку сладкий бордовый сок! – облизываясь, начал вспоминать малыш свои любимые лакомства. – Пирог с яблоками, присыпанный сахарной пудрой, шоколадная глазурь отдельно от торта, слитая специально для мальчика в чашку вперемешку с колотыми грецкими орехами, пузатые сырники со сметаной, сладко-кислые вишни, консервированные абрикосы, картофельные драники, большая миска нарезанных помидоров с солью и перцем и … Сколько же всякого и разного можно поставить против гадкой манной каши?!!
   А Колдунья всё нашёптывала:
   – Ты сможешь есть и пить, что хочешь, делать, что хочешь, гулять, когда и где хочешь, и никто тебе не вправе будет запретить! Правила не нужны, когда есть деньги!
   – И противный Вовка вернёт жука-рогатуна и спичечную коробку! – всё увлекаясь, думал малыш. – А Галина Сидоровна будет мыть посуду и спать после обеда, а когда захочет в туалет, будет у него, у Яшки, спрашивать на то разрешения, и он, качая головой, начнёт отчитывать, что нужно спать и не баловаться. А по вечерам он запретит взрослым смотреть сериалы. Вместо этого они будут сидеть в своих комнатах и ровно в девять вечера лягут спать. Он будет оставлять пластилин, где захочет, а мама, отковыривая его со шкафов или своих тапочек, будет только улыбаться…
   – Ну-ну! – подбадривала мальчика Ведьма. – Так ты, я погляжу, согласен?! Можно составлять договор?
   – Да… – глупо улыбаясь, кивнул малыш, представляя, как накажет родителей и запрёт их в спальне, а они будут лежать на животе перед дверью и подглядывать в щёлку, чтобы узнать, что происходит там, во внешнем мире. Потирая руки и жмурясь, Яшка пообещал кому-то: – Ох, и аукнется же всем вам!
   Старуха протянула мальчику вырванный из Книги лист бумаги и, не успел малыш понять, что к чему, оцарапала его руку острым ногтем. Несколько капель крови упали на бумагу, изобразив на ней красную витиеватую печать.
   – Готово, мой мальчик! – довольно улыбаясь, сообщила Ведьма и, немного подув на печать, чтобы быстрее подсохла, приказала Книге: – Б – богатство! Большое богатство! Г – горы золота, горы новых хрустящих купюр! В – в вечное пользование присутствующему здесь человеческому детёнышу по имени Яша Ермолаев!
   – Слушаюсь и повинуюсь! – донеслось из Книги.
   Лист бумаги с печатью вырвался из рук Старухи и, подлетев к Книге, приклеился обратно как ни в чём не бывало. Книга захлопнулась, попробовала, пожевала и, наконец, удовлетворившись, раскрылась, чтобы выполнить приказ Хозяйки.
   – Бе-бе-бе-богатство! Бе-бе-бе-бери! Бе-бе-бе-большим! Бе-бе-бе-будешь! Бе-бе-бе-барином! – смешно бекали толстые мешки, наполненные золотом, драгоценностями и кто его знает ещё чем, и выпрыгивали из жёлтых волшебных страниц.
   – Теперь ты – их пастух! – пошутила Ведьма над мальчиком, который, стоя в окружении холщового стада, да ещё с палкой в руке, действительно напоминал пастуха.
   Яшкины глаза загорелись огнём жадности. Оставив палку и рюкзак, малыш бросился к мешкам ощупывать и проверять, что же спрятано там, внутри.
   – Вот на эти золотые монеты я куплю себе велосипед! – начал планировать мальчик, пересчитывая деньги.
   Он прекрасно умел считать до десяти, до двадцати – с ошибками, а дальше – только с помощью взрослых, но это его отнюдь не смущало. Несмотря на своё невежество, Яшка был уверен, что золота в мешках ему с головой хватит на то, чтобы купить всё и всех.
   – Я куплю себе дюжину теннисных ракеток и целое футбольное поле! – бубнил под нос малыш, перебрасывая кусочки золота из одного мешка в другой. – Я куплю себе полк солдат в настоящих погонах и фуражках, буду командовать ими и играть в войнушку! Я заставлю улицы города кривыми зеркалами, чтобы люди, по утрам выстаивающие очереди на маршрутки, глядели в них и смеялись, забыв о ссорах и распрях…
   – Стой! Это никуда не годится! Что ты ещё выдумал?! – вмешалась в планы мальчика Ведьма. – Зачем пустыми фантазиями портить реальные удовольствия? Зачем думать о других, когда так много собственных потребностей? Кому нужны твои зеркала? Думай только о себе. Покупай только для себя. Ешь, пей, спи, гуляй, играй, но не вспоминай о людях.
   – Но если я не буду помнить о людях, они забудут обо мне, и я останусь один?! – удивился малыш, почувствовав первые уколы сомнения.
   Ведьма криво усмехнулась: её явно забавляла наивность мальчика.
   – Милый мой! – сказала она, усевшись на один из мешков. – Люди любят деньги и сами позволят себя купить, причём с большим удовольствием. При деньгах ты никогда не будешь один!
   – Но я не хочу, чтобы меня любили за деньги! – не соглашался со Старухой малыш. – Я хочу, чтобы меня любили просто так, как любят мама, бабушка, соседка тётя Нюра и даже мои друзья по детскому садику Машка и Петюня.
   – Это всё пустяки! – взмахнула рукой Ведьма, начав уже терять терпение. – Ты привыкнешь к богатству. Богатство приручит к себе любого.
   Старуха встала с мешка, подошла к алтарю и некоторое время молча наблюдала за мальчиком.
   – Ты доволен? Я дала тебе то, что ты хотел? – спросила, наконец, она, постукивая пальцами по столешнице в такт незнакомой Яшке мелодии.
   – Да… – нехотя ответил малыш, хотя вовсе не чувствовал себя довольным.
   – Тогда поговорим об обязательствах с твоей стороны согласно договору, – сделала вывод Старуха, сложила руки на груди и долгим выжидающим взглядом посмотрела на Яшку, хотя он, судя по всему, не понимал, чего от него ждут.
   – Какие такие обязательства? – спросил малыш, схватившись за сердце, которое чувствовало, что сейчас станет явным подвох, доселе сокрытый от глаз мальчика.
   Колдунья сделала вид, что удивилась. Полистав немного Книгу и остановившись на странице с печатью, она спросила:
   – Ты не знаешь, о каких обязательствах идёт речь? Но я ведь показывала тебе договор, и там чёрным по белому написано, что ничто никому не даётся просто так. Разве ты договор не читал?
   Яшка потупился и ничего не ответил: ему стыдно было признаться, что он читать не умеет.
   – Ты что же это? Читать не умеешь?! – злорадствовала Старуха. – Но как же это так? Как мог усатый Барсениус, который считает себя учёным котом, выбрать неграмотного мальчишку? И это на тебя возложили миссию спасти Алфавит? И это тебе доверили своё будущее буквы??!
   – Я же маленький и читать ещё не умею! Ты знала это и подстроила всё так, чтобы провести меня! – кричал Яшка.
   Разозлившись, он отпихнул ногой пару-тройку мешков, показывая таким образом, что отказывается от подарка.
   Подобная выходка Старуху лишь насмешила. Покатываясь со смеху, она достала из кармана очки и нацепила себе на нос.
   – Сколько раз мама уговаривала тебя позаниматься, но ты всегда баловался и убегал от неё играть. Конечно, ты ещё маленький, чтобы учиться читать, но на то, чтобы гонять мяч по комнате и разбить аквариум, у тебя ума хватило… – как бы между прочим поведала Колдунья некоторые подробности из Яшкиного прошлого, чем вогнала его в краску.
   Малыш стоял, опустив глаза. Ему было стыдно. Он молчал.
   – Что написано пером, того не вырубишь и топором, так что, миленький… – обратилась Ведьма к Яшке. – Заруби себе на носу – ничего изменить тебе не удастся. Но коль ты такой неграмотный и несмышлёный, я, так уж и быть, сделаю тебе милость и зачитаю пункт договора о твоих обязательствах. Исполню, так сказать, твоё последнее желание.
   Смочив палец слюной, Ведьма провела им по печати, обвела контуры вензелей и лишь затем принялась читать:
   – Человеческий ребёнок в вечное пользование получает богатство за счёт продажи своего сердца. Договор печатью на крови скреплён и изменениям не подлежит.

Глава тридцать седьмая
Стекло вдребезги

   Бежать Яшке было некуда. Он упёрся спиной в ледяную стену, присел на корточки, прикрыл одной рукой голову, а другой пытался нащупать палку Ыка, которую так некстати бросил.
   – Это всё сон, – убеждал себя малыш. – Я сплю, и мне снится кошмарный сон, но сейчас я проснусь и окажусь в своей комнате у себя в кроватке, а рядом будут мама, бабушка, папа…
   – Ну так что, милок? Отдавай своё сердце! Коль назвался груздем – полезай в кузов. Ты не бойся – долго больно не будет. Я заменю твоё сердце кусочком камня. Хочешь, украшу его золотом или бриллиантами? Ведь это так модно сейчас – вставлять камни в сердца… – говоря так, Старуха улыбалась и разминала пальцы, которые вытянулись, словно плётки, приготовившиеся к удару. – Поверь, это выгодный для тебя обмен: каменное сердце не болит, каменное сердце не мучит совесть, каменное сердце не знает сомнений!
   Решив, что всё уже сказано и медлить больше нет смысла, Колдунья выпустила на малыша резиновые руки. Высунув пальцы-языки, руки-псы бросились на грудь мальчика, но разорвать сотканный умелыми паучихами костюм не сумели. Ведьма обломала ногти и, скуля, убрала руки.
   – А-а-а… Чую паучью магию… – прошипела она, высовывая раздвоенный язык. – И здесь своей паутиной наследить успели…
   Облизав языком ладони, Старуха растопырила пальцы, на кончиках которых выросли прямо на глазах новые ногти, длиннее и крепче прежних.
   – Нет такой магии, которая была бы всесильной… И паутину разорвать можно… – приговаривала Ведьма, вновь целясь в Яшкину грудь.
   Мальчик нащупал, наконец, палку, схватил её и выставил вперёд, чтобы отразить удар. Он подозревал, что костюм может и не выдержать следующей атаки. Цветы, свисавшие с вишнёвой ветки, щедро сыпали пыльцой, окутывая Яшку бело-розовой дымкой. Присыпанный пыльцой лёд начал таять, а пленённые сердца – просыпаться и горько плакать холодной талой водой.
   – Выпусти нас, мальчик… Выпусти… – тихо просили узники за стеклянными дверцами шкафов.
   Услышав мольбы о помощи, малыш сперва отмахнулся: какое ему теперь дело до чужих сердец, когда нужно спасать собственное? Однако в последнюю минуту Яшка передумал. Он видел, как на него мчится рука, и прекрасно знал, чем это ему грозит, но игнорируя опасность, повернулся к Ведьме спиной, размахнулся и изо всех сил ударил палкой по стеклу.
   Старуха не ожидала такого поворота событий. Растерявшись, она безвольно опустила руки, которые двумя плетьми растянулись по полу между бекающими мешками. Это дало возможность Яшке поработать палкой и разбить ещё несколько стеклянных шкафов. Подтаявший снег перемешался со стеклянной крошкой, которая громко хрустела, напоминая мальчику кукурузные хлопья, залитые молоком.
   Наполнившись жизнью, пурпурные сердца застучали, словно тысячи барабанов отбивали парадный марш. Там-там-тум-тум! Там-там-тум-тум! – доносилось со всех сторон, а Яшка всё бил и бил по бесчисленным стеклам, дирижируя сердечным оркестром. И странное дело – Старуха ему не мешала. Прислонившись спиной к алтарю, Ведьма устало наблюдала, как при каждом ударе палкой брызжут осколками стеклянно-ледяные фонтаны.
   «Сила Колдуньи заключается в чёрных сердцах! – вспомнил Яшка слова седобрового ворона, с которым познакомился в больничной палате. – Только свободное сердце может любить и выбирать…»
   – Ага… Свободное… – размышлял малыш, почёсывая подбородок. Он успел уже разбить все стёкла и теперь соображал, что делать с сердцами и со Старухой, которая всё ещё не пришла в себя и так и сидела, сгорбившись, у алтаря. Поглядывая в сторону Колдуньи, Яшка подгонял себя: – Надо поспешить… Пока Ведьма не опомнилась…
   Прохаживаясь по хрустящему стеклянному «песку» и наблюдая, как перелистывает страницы и шуршит бумагой, разговаривая сама с собой, толстая Книга в кожаном сером переплёте, Яшка повторял одно и то же слово: «Книга».
   – Книга! Ведь и я могу воспользоваться волшебством Книги! – осенила светлая мысль голову мальчика. Осмелев, Яшка повернулся к алтарю и громко крикнул: – Книга! Я, Яша Ермолаев, обращаюсь к тебе! Ты слышишь меня?!
   Книга замерла, будто прислушивалась, что такого интересного ей сейчас скажут.
   «Получится! Всё получится!» – думал малыш, взволнованно потирая ладони, но это было радостное волнение. Мальчик чувствовал, как с каждой секундой в нём крепнет уверенность в себе и в том, что он поступает правильно.
   Медленно, чётко выговаривая каждое слово, Яшка приказал:
   – Выпусти всех на волю!

Глава тридцать восьмая
От сердца к сердцу спасибо…

   Долгая липкая пауза, повисшая в воздухе после Яшкиных слов, мучила и изматывала сомнениями. Может, Книга всё-таки слушает только Ведьму, может, выполняет только злые приказы, или надо было что-то сказать или сделать, чего мальчик не знает, а может быть, она просто долго думает и, как папин домашний компьютер, загружается, обрабатывая полученный приказ?
   «Надо подождать, – решил малыш. – Если что – повторить попытку снова, чтобы, как говорит в таких случаях папа, перезагрузить».
   К счастью, повторять не пришлось: буква «В» белым светом высветилась на жёлтой странице и, пульсируя, разбросала по комнате тонкие лучики-нити. Стеклянные осколки, встрепенувшись, жадно пили свет и тут же выплёвывали его в виде маленьких солнечных зайчиков. Белые зайцы смеялись, играли в салки, прыгали по сердцам, словно по бархатным подушкам. Пуф! пуф! – мягко прогибались под зайчиками сердца, которые стали теперь похожи на набитые поролоном красные пуфики. Бьющий из буквы Свет взял в руки ведёрко с белой масляной краской, намочил кисть и одно за другим принялся раскрашивать размякшие под тёплыми лучами сердца. Пушистые зайцы хвостиками размазывали краску, помогая Свету творить чудеса.
   – В светлых сердцах царит доброта! Только светлым сердцам открыта красота! – звенел стеклянный хор, выпуская всё новых и новых зайчиков. Их стало так много, что у Яшки заслезились глаза, но даже слезинки, поймав свет, играли и пели вместе с хором.
   – Теперь я знаю, что такое слёзы радости! – подумал малыш и улыбнулся.
   Он смочил палец слезинкой и рассматривал её на свету. Слеза пузатой каплей расплылась по пальцу, по ладони, побежала вниз по руке, немного задержалась на остром локте и плюхнулась на пол, где в блестящей стеклянной россыпи лежало одно из побелевших сердец. Попробовав слезу, сердце обросло перьями, вытянуло головку, расправило крылья и превратилось в хохлатого почтового голубя. Волшебство чистой слезы подхватили остальные сердца, все как одно превращаясь в белых птиц.
   Яшке стало весело. Вскочив на алтарь, он танцевал и долго свистел, вложив в рот два пальца. Насвистевшись, малыш взмахнул рукой и крикнул голубям:
   – Свободны! Свободны! Летите! Ведь у вас теперь есть крылья!!!
   Белой тучкой стая вспорхнула к потолку, прорезав в нём тысячи светлых дырок. Очищенные сердца любовью своей разрушали чёрные стены темницы, впускали сквозь дырки и трещины снопы солнечных лучей, которые, смешавшись с волшебным светом Книги, залили золотом безразмерную комнату Ведьмы.
   Старуха уже не сидела, а лежала на полу возле алтаря, оплывая, словно огарок свечи, под напором золотистого света. Вместе с птицами она теряла свои силы и теперь мало чем напоминала ту кровожадную Ведьму, которая вырывала когда-то человеческие сердца. Она что-то шептала, но слов не было слышно. Спрыгнув с алтаря, Яшка нагнулся над ней, уперевшись руками в свои коленки. Он пытался, правда, сам не знал, зачем, разгадать по губам, что говорит ему Старуха. Яшка был ещё совсем маленьким и плохо разбирался в чувствах, но то, что он чувствовал по отношению к беспомощной старой женщине, лежащей перед ним на полу, вряд ли можно было бы назвать злостью или ненавистью.
   Губы Ведьмы рождали немые звуки, соединяли их в слоги, а слоги – в слова, и слов было много, однако только одно, но, наверное, самое главное, сумел распознать мальчик:
   – По-мо-ги!
   И в который раз за время своего путешествия Яшка растерялся, но не потому, что предстал перед выбором: помочь или не помочь своему заклятому врагу, а потому, что не знал, как помочь.
   Первым делом малыш бросился к Книге, начал листать её, но страницы вырывались из рук, больно били по пальцам, оставляя на них свежие розовые царапины. Тогда Яшка вспомнил о рюкзаке и его волшебном грузе. Вывалив на пол свои нехитрые пожитки, мальчик перебрал их, прикидывая в уме, что из них может помочь ему в данной ситуации. Жезл госпожи Жужи? Вряд ли он поможет умирающей женщине, увеличив её или уменьшив в размере. Волшебная кисточка? Яшка нарисовал бы какое-нибудь лекарство, если бы знал, какое именно.
   – Тогда что? Что? Что? – спрашивал себя малыш и даже стукнул кулаком по лбу, чтобы легче думалось.
   Его мучила мысль, что он что-то забыл, что-то очень важное, от чего зависит жизнь человека. При иных обстоятельствах мальчик бы ещё подумал, стоит ли считать человеком Колдунью с резиновыми руками и каменным сердцем, но сейчас, в сию минуту, внутренний голос подсказывал ему лишь одно: надо помочь, а для этого вспомнить.
   Яшка уселся на пол возле Старухи и, крепко задумавшись, машинально перебирал стеклянную крошку, густо засыпавшую дощаной пол. Его не заботило сейчас, что он сам может пораниться, порезать руку, загнать стекло под ногти. Его не пугала физическая боль. Малыш разгребал, отбрасывал один за другим осколки, будто собирал и разбирал узоры в причудливом калейдоскопе.
   – Сейчас… Сейчас… Потерпите… – уговаривал он Старуху, которая перестала уже шептать и только глухо стонала.
   Исколотые пальцы болели, но Яшка продолжал искать и копаться в стеклянном мусоре. Наткнувшись на осколок выпуклой округлой формы, без острых изрезанных углов, малыш хотел и его отбросить, как и прочие, но вовремя одумался, поднёс стёклышко к глазам и, присмотревшись, узнал в нём крошечный, размером с ноготок мизинца, флакон волшебницы Цыпы.
   – Как же я забыл о «живых» каплях, которые подарила мне цветочница? – сетовал мальчик, рассматривая флакон. – И хватит ли этой капелюшки, чтобы помочь человеку?
   Поддев ногтем пробку, Яшка откупорил сосуд и осторожно поднёс его ко рту Старухи. Не придумав другого способа, малыш пальцем пытался разжать её губы, чтобы выдавить туда каплю. Ведьму начал бить озноб. Содрогнувшись, она отбросила руку мальчика, не позволив ему прикоснуться к губам. Флакон со снадобьем упал ей на грудь, затерявшись где-то в глубоких складках мантии.
   – Ой! Капли, наверное, пролились… – вскрикнул Яшка и тут же, как девчонка, прикрыл рот двумя ладошками.
   Он сам не подозревал, насколько сильно переживает за Колдунью. Сказал бы ему кто-нибудь об этом ещё пару часов назад – засмеял бы его, а то и в глаз бы дал, чтобы не повадно было впредь так шутить. Но сейчас это не было шуткой: мальчик сидел над Старухой и плакал, утирая глаза маленькими кулачками.
   – Бабушка, пожалуйста, не умирайте… – всхлипывая, просил он. – Если вам нужно моё сердце, так возьмите его… Я его вам дарю… Только откройте глаза… прошу вас…
   – Яша… Яша… Доброе… доброе у тебя сердце… Такое сердце и тебе самому пригодится… – облизав пересохшие губы, прошептала Старуха и, наверное, впервые за многие-многие годы своей долгой жизни улыбнулась чистой человеческой улыбкой. Старуха сделала усилие и с трудом повернула голову к мальчику: – Это я тебя попрошу, малыш… Береги своё сердце. Сохрани его таким и через годы. Не позволь дурным мыслям, чувствам и поступкам нарастить на нём железную корку…
   Колдунья хотела сказать ещё что-то, но закашлялась. Боль, исказив лицо уродливой гримасой, выбив слёзы и сдавив горло, хищным зверем навалилась на грудь.
   – Больно… – стонала старая женщина, но сейчас, широко открыв промытые слезами глаза, она напоминала скорее маленькую девочку, которая плачет и зовёт маму, чтобы пожаловаться ей.
   – Тс… Тс… Вот я возьму и поцелую… и боль пройдёт… – утешал Яшка Старуху, будто не он, а она была маленьким ребёнком.
   Малыш хотел сказать «подую», но не знал, куда дуть, так как речь всё-таки шла не о разбитой коленке. Сойдёт и поцелуй. Мама всегда так делает: сперва целует в лоб, а затем, прижавшись щекой к мокрой щеке сына, тихо напевает слова какой-нибудь доброй песенки.
   Мальчик положил голову Старухи себе на колени и, крепко обняв её обеими руками, слегка раскачивался в такт выдуманной им мелодии. Кроме «В траве сидел кузнечик…» и «Антошка, Антошка, идём копать картошку…», он других песен не знал. Стараясь сделать как лучше, решил спеть сразу обе, путая и смешивая слова. Получилось что-то вроде:
   – В траве сидит Антошка, совсем он, как картошка, рыженький он был…
   Может быть, песня Яшки и звучала немного глупо, но сейчас это не имело никакого значения. И важным было не то, что пели губы, а то, что пыталось донести Чистое Сердце: ты не одна! я с тобой! я разделяю твою боль! И эта песня, хоть она и без слов, хоть услышать её дано далеко не каждому, – добрее и прекраснее всех песен на свете…
   – Ты не понимаешь! – прервала его Колдунья, немного отстранившись. Теперь она всё время улыбалась, хотя заметно было, что её улыбка вымучена: – Ты не понимаешь!! У меня болит сердце!! А значит, оно живое!!! Ты вернул мне моё человеческое сердце!
   Яшка не мог понять, что же в этом хорошего: ведь Колдунья умирает… Умирает и радуется? Это слишком сложно для малыша…
   Взяв Яшкину руку в свою, Старуха поднесла её к груди, туда, где в муках билось ожившее, чтобы умереть, раненое сердце.
   – Слышишь? – шёпотом спросила старая женщина, будто боялась, что её сердце испугается и снова превратится в камень. – Как оно бьётся? Оно мстит за то, что я его заглушала… Оно болью напоминает мне, что я – че-ло-век…
   Сквозь плотную ткань мантии, уже успевшую пропитаться кровью, мальчик действительно чувствовал, как пульсирует в груди жизнь.
   – От сердца к сердцу спасибо! – радостно отстукивали морзянку где-то там внутри, постепенно погружаясь в глубины вечного сна…
   – Нет!!! – Яшка убрал руку, сжал пальцы в кулаки, отказываясь понять, что вот сейчас, вот только что сквозь его пальцы вытекла чужая жизнь, а он не смог её удержать, не сумел… Зажмурившись, он мотал головой и всё повторял: – Это неправильно… Так не должно быть… Это неправильно…
   Ногти вонзились в ладони, причиняя боль, но Яшка хотел чувствовать эту боль, чтобы хоть как-то заглушить плач сердца…

Глава тридцать девятая
Солнце припекло, и вся кровь давно ушла в землю

   Мальчик так плакал, так отдался горю, что не видел и не слышал ничего вокруг. Он не заметил, как исчезли осколки и алтарь, не слышал, как Книга, выпустив буквы, захлопнулась и щёлкнул золотой замочек, не заметил, как обрушились стены и рассыпался дощаной пол.
   – Мои руки в крови… На руках моих кровь… Это я во всём виноват… Это я её убил… – шептал Яшка, всё не решаясь разжать кулаки и посмотреть на свои пальцы, которые, как он чувствовал, испачкались в крови Колдуньи.
   – Крови больше нет. Солнце припекло, и вся кровь давно ушла в землю, – услышал вдруг малыш голос, который показался ему знакомым.
   Осознав, что, возможно, за ним наблюдают, в то время, как он думал, что находится в комнате один, Яшка не на шутку рассердился. Вскочив с коленок, он открыл глаза и обомлел вовсе, обнаружив, что и комнаты больше нет, а он находится посреди чистого поля, которое от горизонта к горизонту покрыто золотисто-голубым небесным покрывалом. Если бы мальчик не был настолько сердит, то непременно бы удивился, но сейчас, когда он ещё чувствовал на губах солёный привкус слёз, а его сердце, впервые познав боль утраты, билось, словно маленькая птичка о прутья стальной клетки, Яшка не мог принять весёлое жаркое солнце, голубое небо и мирно гуляющие по нему золотистые пухлые облака.
   – Что здесь происходит? Что всё это значит? – спросил неизвестно кого мальчик.
   Поглядывая по сторонам, он пытался определить, откуда исходит голос, но в пределах видимости ему не удалось обнаружить хоть кого-нибудь, кто бы имел рот и мог разговаривать. Вокруг – только небо и чёрная рыхлая земля, рассыпающаяся под ногами жирными сочными комками.
   Голос ответил малышу, правда, повторив то же самое, что и минутой ранее:
   – Крови больше нет. Солнце припекло, и вся кровь давно ушла в землю.
   – Не верю! Не может быть! – всё упрямился Яшка, недоверчиво рассматривая землю у себя под ногами, но ни осколков, ни золота, ни чего-либо ещё, что напоминало бы страшную комнату Ведьмы, он там не нашёл.
   – Да посмотри ты, наконец, на свои руки! – упрекнул мальчика невидимый обладатель голоса. – Сколько же можно трусить?
   Уязвлённый, Яшка неохотно последовал совету и разжал-таки кулаки. Он догадывался, что его руки теперь будут чистыми, и оказался прав: на детских розовых ладошках лежали только головки жёлто-бурых цветов, дразнящих ноздри горьковато-пряным ароматом. Этому мальчик не удивился и не спрашивал, откуда взялись цветы. Окунув нос в ладони, малыш вдыхал и вдыхал такой родной и знакомый запах, вспоминая бабушку и её ухоженный сад.
   «Похожи на бархатцы, – пришёл к выводу Яшка. – Бабушкины любимые цветы. Бабуля каждый год садит их за забором».
   «Люди цветочки эти считают простыми, – объясняла она, – поэтому вряд ли поднимут руку и испоганят клумбу…»
   Сама же бабушка цветы-солнца очень уважала и всегда исправно ухаживала за ними, хотя хлопот по огороду ей и без того хватало.
   Яшка улыбнулся, вспомнив, как бабуля, заложив цветочек за ухо, чтобы чувствовать его аромат, даже когда работаешь, рассказывала ему сказки.
   – Видишь, малыш, на солнечных лепестках бурые пятна, похожие на запёкшиеся капельки крови? – спрашивала Яшку она. – Это кровь Земли-Матушки, которая кормит и поит нас своими соками. Чувствуешь, как пахнет она зноем и сухими травами? Как пахнет вечерней прохладой и холодной росой?
   – Чувствую! Чувствую! – кивал головой малыш, успев заложить за уши с десяток таких цветов.
   Пока Яшка нюхал их и вспоминал дом и своих родных, маленькие цветы пёстрым ковром оплели всё поле. Призывно подняв головки к небу, они нежно пели, прославляя лето и любовь.
   – Эту землю мы назовём Долиной Чистого Сердца! – поведал мальчику таинственный голос. – И каждый житель Антресолии, придя сюда, сможет поклониться той доброте и безмерной любви, которые живут в твоей маленькой детской груди.
   – Ой ли? – не поверил малыш. – Поклониться кому? Поклониться мне?
   – Да! Твоему Чистому Сердцу! Ведь благодаря ему Антресолия не погибла!! – ответил голос, и на этот раз Яшка заметил, как в воздухе выткался образ огромного серого волка, с мохнатой шеи которого свисала большая связка ключей.
   – Я – Хранитель! Или просто Ключник… – представился волк, став совсем видимым.
   – Яша… – назвал своё имя мальчик, хотя не сомневался, что в этой стране уже все знают, как его зовут.
   На полусогнутых лапах волк обошёл вокруг малыша, то ли принюхиваясь, то ли ритуал у него был такой, при этом связка ключей пудовым грузом волочилась по земле, оставляя за собой глубокие борозды.
   – Милый… Милый Яша… – ластился к мальчику на вид такой грозный зверь, тёрся об его руки и облизывал исколотые пальцы.
   Яшка не остался в долгу: на ласку и он ответил лаской. Запустив пальцы в густую шерсть волка, малыш немного почесал его за ухом, будто это был пушистый домашний котик, а затем слегка потрепал по загривку. Ключики, ожерельем обвившие шею зверя, весело позвякивали, как бы сообщая, что и они рады.
   – Ох! Сколько ключей!? Зачем вам столько? – немного погодя спросил Яшка. – И зачем такую тяжесть носить на себе?
   – Я – ключник. Я храню потерянные ключи, – коротко ответил волк, умащиваясь животом на душистые цветы.
   – Кто мог потерять столько ключей? И для чего они? – всё спрашивал мальчик. – Неужели они так важны, чтобы их хранить?
   Хранитель ответил не сразу. Пожевав стебелёк бархатца, волк выплюнул его и повернулся к мальчику.
   – С помощью этих ключей можно отпереть дверь в наше королевство, – пояснил он. – В сердце каждого ребёнка живёт вера в чудеса. Она-то и является ключом к сказке. Но взрослея, люди зачастую теряют эту веру, оставляя её где-то в тёмных закоулках своей памяти. Я нахожу её, превращаю в ключик и нанизываю вот на эту толстую верёвку.
   – Так это утраченная вера… – понял, наконец, малыш. – Но всё же зачем её хранить, если люди сами отказались от нее и не желают верить?
   – Вот именно… И я хотел бы знать, зачем?.. – вопросом на вопрос ответил Ключник, чем весьма озадачил мальчика. – Кому нужны мечты, если они забыты? А забыты они потому, что стали не нужны. Получается, что это свалка, где хранится мусор. Но я скажу тебе, малыш, что без веры и мечты жить сложно. Человек должен во что-то верить, и лучше, если это будет вера в любовь и добро. Впрочем, из нас двоих человек – это ты, и тебе предстоит прожить жизнь и узнать ответы на многие вопросы.
   Слова волка показались мальчику знакомыми. Яшка вспомнил пеньковую поляну, заросли малины и землетрясение, когда он впервые почувствовал, как умирает мечта.
   – Так это были вы? – крикнул малыш. – Тогда… в зарослях?
   – Я всегда был с тобой, – спокойно ответил Хранитель. – Должен отметить – мне не пришлось подбирать за тобой ключик твоей веры, и надеюсь, что не придется и впредь. Ты достойно прошёл свой путь и теперь можешь вернуться домой, к маме…
   В небе сквозь облака прорезалась дверь и, приблизившись, со скрипом приоткрылась. Яшка догадывался, что за ней находится его комната, его уютная спаленка с разбросанными игрушками, фантиками, пластилином, с рассыпанными карандашами и фломастерами, что там его ждут мама с папой, бабушка с дедушкой, а за окном раскрывается целый мир. Как всегда, такой обычный и трезвый. Мальчик, конечно, соскучился по своей семье, друзьям и привычкам. Ему не хватало мультиков, бабушкиного супа с лапшой, ему так хотелось поиграть во дворе с соседской вислоухой собакой, но (Яшка сам не знал почему) он никак не мог решиться и подойти к этой заветной двери.
   – Неужели это всё? – обратился малыш к волку. – Неужели и сказке конец? И я должен уйти? А как же мои друзья? Как же Бурундун, Вьюга-вьюн, Гагатун, принцесса Яхтар, ради которых я прошёл весь путь, ради которых столько раз рисковал своей жизнью? И где сейчас воронёнок, мой бедный-бедный друг? Как могу я уйти, не попрощавшись с друзьями? Как могу уйти, так и не узнав об их судьбе?
   Малыш развёл руками и теперь с надеждой и мольбой смотрел на Ключника.
   Волк подошёл к двери, мягко толкнул её лапой, приглашая войти, однако Яшка не сдвинулся с места. Он успел насупиться, и весь его вид так и говорил: пока не получу ответы на свои вопросы – не пойду.
   – Хорошо. Расскажу, – согласился Ключник. – Твои друзья живы и здоровы. Когда магия Колдуньи исчерпала себя, Книга выпустила узников на волю. Теперь все буквы свободны, и им ничто не угрожает. Что касается воронёнка – он благополучно вернулся в больницу долечивать свой клюв. Кстати, академик Инсулин новый метод по очистке мозгов непослушных мальчиков назвал в твою честь, и больницу, которую ты изволил посетить, величают теперь Ермолаевской…
   На этом месте Яшка хмыкнул. Его распирали противоречивые чувства: с одной стороны, он был польщён, но с другой – немного обиделся.
   «Действительно, – думал малыш, – почетно ли то, что моим именем назовут клизму, пусть и мозгоочистительную?..»
   – В саду Цыпочки вновь проснулся Источник жизни, – продолжил рассказывать Хранитель. – Теперь в нём, как и прежде, цветут пышные и ароматные цветы. Водитель Каратэ приобрёл картуз, красивый и стильный, под стать его новой ромашке. Госпожа Жужа нашла пчёлам улей и, конечно же, пригласила художника Хмелевича оформить дворец.
   – Но как же художник разрисует стены без своей волшебной кисточки? – спросил Яшка.
   Почесав задней лапой за ухом, волк ответил:
   – Твоя миссия, малыш, завершена, и все волшебные предметы, подаренные тебе буквами, вернулись к своим хозяевам: вишневая ветка – к отшельнику Ыку, кисточка – к художнику, а жезл – к пчелиной королеве.
   Яшка вздохнул.
   «Как жаль! – думал он. – А я-то рассчитывал прихватить жезл и кисточку с собой. Пририсовал бы Вовке настоящие усы и бакенбарды… Вот бы была потеха!»
   – Да, малыш! – прервал мысли мальчика Ключник. – Я забыл тебе сказать, что на месте пеньковой поляны вырос прекрасный яблоневый сад, который цветёт и плодоносит одновременно! Эльфы собирают плоды и готовят из них превкуснейший джем…
   – Да уж… Только мне его уже не попробовать… – проворчал Яшка.
   Волк, будто не слышал замечания мальчика, продолжал рассказывать:
   – Ну а книга теперь хранится в Алфавите, в кукурузной башне. К ней приставлена стража – Мякиш и Твердолоб, а дядюшка городовой Юшка Юговой лично следит за тем, чтобы каждый день феи сметали с кожаного переплета пыль и смазывали золотой замочек маслом…
   В этот момент дверь, ведущая в Яшкину комнату, словно капризная дама, скрипнула, напоминая, что пора идти.
   – Яша! Яшутка! Вставай, сынок! Солнышко уже высоко, целует лучиками твои щёчки! Поэтому ты у меня такой конопатый! – послышалось за дверью.
   – Это мама! Мамочка моя меня будит! – обрадовался малыш и шагнул, чтобы проснуться. Уже стоя на пороге, он обернулся: – Но! Я что – так никогда… никогда и не увижу своих друзей?!!
   – Не беспокойся, – заверил его Хранитель. – Все буквы давно уже собрались и ждут тебя на страницах букваря и любой другой книги, которую ты сможешь прочесть, когда научишься читать. Буквы – верные друзья. Они будут сопровождать тебя в течение всей твоей жизни. Им ты сможешь доверить свои сокровенные мысли и чувства. С их помощью ты сможешь прикоснуться к величайшим тайнам человечества…
   – Яша! Яшутка! Вставай, сынок! – звала мама.
   – Вставай, Яшка! Труба зовёт! – подал голос отец.

Глава сороковая
Пробуждение

   На кухонной плите, малыш слышал, уже бурлят в литровой кружке бабушкины бигуди, свистит чайник и ворчит желтоглазая яичница.
   Потянув носом воздух, Яшка проснулся – и здесь показала себя его слабинка насчёт еды. Малыш зевнул, отбросил одеяло, но вставать не спешил. Вытянувшись солдатиком, он лежал и смотрел, как мама отдёрнула штору и не спеша из маленькой зелёной лейки поливает свою любимую герань.
   – Так-так… Значит, окно цело… – пришёл к выводу мальчик и, бросив взгляд на антресоли, где мирно себе висела белая пластмассовая вешалка с его детсадовским костюмчиком, отметил: – И вешалка никуда не падала… Так что же это получается? Выходит, всё, что со мной произошло, было ненастоященским?! Это всё было всего лишь сном??!
   – Что? – спросила мама, и Яшка на секунду испугался, что она умеет читать его мысли. – Ты ещё в постели?
   Бабушка, успевшая уже накрутить волосы на бигуди, крикнула внуку из коридора:
   – Бегом в ванную, конопатыш! Ведь опоздаешь!
   – Иду… Иду уже… – Яшка нехотя сполз с кровати на пол.
   В тапочки свои он не попал, поэтому, махнув на них рукой, босиком побрёл по коридору на встречу с зубной щёткой и душистым детским мылом.
   – Раз, два, три, четыре, пять, семь, восемь… тьфу!.. шесть, семь, восемь… – по привычке считал малыш шаги, вычисляя зачем-то расстояние от двери своей комнаты к умывальнику.
   Папа, стараясь подбодрить сына, который, как он знал, не любил вставать рано, басом протрубил из кухни:
   – Ермолаевский привет! Трижды ура! Ура! Ура! Ура!
   – Ур-а-а-а… – пискляво вытянул Яшка уже из ванной.
   Обнаружив там Барсика, клубочком свернувшегося на стиральной машинке, мальчик поздоровался и с ним:
   – Приветствую Вас, Ваша усатость!
   – Мяу-у-у! – ответил Тайный Советник Барсениус, лениво приоткрыв один глаз.
   Брум-ру-ру… – продолжил диалог вместо Яшки его желудок. Как всегда по утрам, он выпрашивал уже свою долю бутерброда с сыром.
   Прислушиваясь к желудочным трелям, малыш подумал: «Получается, я так и не полакомился малинкой с пеньковой поляны, пчелиным мёдом, мороженым в машине желаний, я не пил апельсинового сока на вафельной пристани, не лизал карамельную лодочку, не угощался вкусностями на молочной ферме, не пробовал цукини с цукатами, чебуреки, шоколад, щербет?.. Но это же значит, что я не съел и огрызок сухарика, который припрятал в своём кармашке ради такого вот, как этот, случая!?»
   Решив проверить свою теорию, мальчик вывернул карманы пижамы. Сухарика там не было – только примятый жёлто-бурый цветок мягко упал на коврик.
   – Ох ты! Откуда это взялось?! – удивился Яшка.
   Он присел на корточки, чтобы лучше рассмотреть находку. Кот, спрыгнув с машинки, обнюхивал лепестки и хвостом своим щекотал Яшкин нос.
   – Мяв-мяв… – бархатно пела киса, по-своему объясняя что-то мальчику.
   – Капельки крови… Солнце припекло… – шептал малыш, вспоминая. Повернувшись к зеркалу, из которого за ним наблюдал, улыбаясь, сиреневый Ангел, он всё-таки решил: – Нет, это был не сон!

Ирина Мальчукова Антресолия – страна забытых желаний, или Приключения Яшки Ермолаева

Глава первая Кто такой Антресолька?

Глава вторая Будни по-ермолаевски

Глава третья Сказка-тест

Глава четвёртая Упала вешалка

Глава пятая Танцы с облаками

Глава шестая Пеньковая поляна

Глава седьмая Путешествие по радуге

Глава восьмая Здравствуйте, тётя Жужа!

Глава девятая Карантинная капсула

Глава десятая Пчелиный совет, или Происшествие с тапочкой

Глава одиннадцатая В игру вступают пауки

Глава двенадцатая Такси вызывали?

Глава тринадцатая Комната со стеклянными шкафами

Глава четырнадцатая Буря22222

Глава пятнадцатая Ура ласточкам!

Глава шестнадцатая Вот она – столица!

Глава семнадцатая Вафельный причал

Глава восемнадцатая Сыр Иванович угощает

Глава девятнадцатая Плыви, лодочка, плыви

Глава двадцатая Заколдованный забор

Глава двадцать первая Волшебный сад Цыпочки

Глава двадцать вторая Фло-мастерская

Глава двадцать третья Прогулка по рыночной площади

Глава двадцать четвёртая И снова лазарет, или Свидание с резиновой грушей

Глава двадцать пятая Какой секрет знают вороны?

Глава двадцать шестая Начало конца. И заплакало небо кипятком

Глава двадцать седьмая А вот и я!

Глава двадцать восьмая Мудрость может быть тихой

Глава двадцать девятая Потоп

Глава тридцатая Спасение в горах, или Кто выключил свет?

Глава тридцать первая Пещера отшельника Ыка

Глава тридцать вторая Всё! Хватит! Надоело! Вызов принят

Глава тридцать третья Бунт сердец

Глава тридцать четвёртая Междумирье

Глава тридцать пятая Ледяные коридоры

Глава тридцать шестая Хочешь стать «золотым» мальчиком?

Глава тридцать седьмая Стекло вдребезги

Глава тридцать восьмая От сердца к сердцу спасибо…

Глава тридцать девятая Солнце припекло, и вся кровь давно ушла в землю

Глава сороковая Пробуждение