Агата Кристи
Фокус с зеркалами

   © Сахацкий Г.В., перевод на русский язык, 2016
   © Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
//-- * * * --//
//-- СХЕМА УСАДЬБЫ СТОУНИГЕЙТС --//
   Дальнее крыло и жилые помещения для преподавателей, прислуги и т. д.

Глава 1

   Миссис ван Райдок отступила от зеркала назад и вздохнула.
   – Ну что же, пожалуй, подойдет, – пробормотала она. – Как ты считаешь, Джейн?
   Мисс Марпл окинула творение Ланванелли оценивающим взглядом.
   – По-моему, очень красивое платье.
   – Ладно, – сказала миссис ван Райдок и снова вздохнула. – Помогите мне снять платье, Стефани.
   Пожилая горничная с седыми волосами и тонкими поджатыми губами осторожно сняла платье, подняв его над вытянутыми вверх руками миссис ван Райдок, и та осталась стоять перед зеркалом в атласной комбинации персикового цвета. Ее на удивление тонкая талия была затянута в корсет. Все еще стройные ноги облегали тонкие нейлоновые чулки. Даже на сравнительно небольшом расстоянии ее лицо, гладкое от массажа, покрытое слоем косметики, казалось почти девическим. Аккуратно уложенные волосы выглядели не столько седыми, сколько синеватыми, как лепестки гортензии. Глядя на нее, было фактически невозможно определить, что она представляет собой в своем естественном обличье. Все, что способны сделать деньги, они сделали для нее – в дополнение к диете, массажу и регулярным физическим упражнениям.
   Рут ван Райдок с озорной улыбкой взглянула на подругу.
   – Ты не думаешь, Джейн, что большинство людей догадаются, что мы с тобой практически одного возраста?
   Ответ мисс Марпл был вполне предсказуем.
   – Ни в коем случае, – успокоила она миссис ван Райдок. – Боюсь, я выгляжу на свой возраст.
   Ее голубые, словно фарфоровые, глаза невинно светились на нежно-розовом морщинистом лице, обрамленном белоснежными волосами. Она была подлинным олицетворением милой пожилой леди. Никто не назвал бы миссис ван Райдок милой пожилой леди.
   – Пожалуй, это так, Джейн, – согласилась та.
   Неожиданно по лицу миссис ван Райдок скользнула ухмылка.
   – Знаешь, и я тоже выгляжу на свой возраст. Но несколько иначе. «Поразительно, как этой старой ведьме удается поддерживать свою фигуру в форме» – так говорят обо мне люди. Но они знают, что я старая ведьма. И ей-богу, я ощущаю себя старой ведьмой!
   Миссис ван Райдок тяжело опустилась на обитое атласом кресло.
   – Всё в порядке, Стефани, – сказала она. – Можете идти.
   Подобрав платье, та вышла из комнаты.
   – Милая старая Стефани, – медленно произнесла Рут ван Райдок. – Она служит у меня уже больше тридцати лет. Это единственный человек, кто знает, как я выгляжу в действительности… Джейн, мне нужно поговорить с тобой.
   Мисс Марпл слегка подалась вперед. Ее лицо приобрело заинтересованное выражение. Одетая в черное, довольно безвкусное платье, с хозяйственной сумкой в руке, она смотрелась несколько неуместно в интерьере дорогих гостиничных апартаментов.
   – Меня очень беспокоит Кэрри-Луиза.
   – Кэрри-Луиза? – задумчиво повторила мисс Марпл.
   Это имя навеяло ей воспоминания о далеком прошлом.
   Пансион во Флоренции. Она – розовощекая английская девчонка – и две юные американки по фамилии Мартин, которые вызывали у нее восторг странной манерой говорить, прямотой и энергичностью. Рут была рослой, порывистой и властной, Кэрри-Луиза – невысокой, грациозной и мечтательной…
   – Когда ты видела ее в последний раз, Джейн?
   – О! Не так уж и давно. Где-то лет двадцать пять назад. Разумеется, мы до сих пор поздравляем друг друга с Рождеством.
   Какая все-таки странная вещь – дружба! Она, юная Джейн Марпл из английской провинции, и две американки. Их пути почти сразу разошлись, но привязанность, находившая выражение в рождественских открытках, сохранялась на протяжении многих лет. Удивительно, что с Рут, дом – или дома – которой находился в Америке, она виделась чаще, чем с ее сестрой. Нет, наверное, в этом не было ничего удивительного. Подобно большинству американок ее класса, Рут отличалась космополитизмом. Раз в год или два она приплывала в Европу и разъезжала между Лондоном, Парижем и Ривьерой, не упуская случая встретиться со старыми друзьями. Таких встреч у них было немало. В «Клэридже» или «Савое», в Беркли или Дорчестере. Изысканный обед, теплые воспоминания и поспешное прощание. У Рут никогда не было времени для того, чтобы посетить Сент-Мэри-Мид. Мисс Марпл и не рассчитывала на это. Жизнь каждого имеет свой темп. Если Рут предпочитала «престо», то мисс Марпл довольствовалась «адажио».
   Итак, она довольно часто встречалась с американкой Рут, тогда как с жившей в Англии Кэрри-Луизой не виделась больше двадцати лет. Удивительно, но вполне естественно, поскольку когда старые друзья живут в одной стране, у них нет нужды специально назначать друг другу встречи; поскольку они полагают, что и без того рано или поздно встретятся. Однако, если они вращаются в разных сферах, этого не случается. Пути Джейн Марпл и Кэрри-Луизы не пересекались. Все было очень просто.
   – Чем же ты обеспокоена, Рут? – поинтересовалась мисс Марпл.
   – В определенном смысле это-то и беспокоит меня больше всего! Я не знаю, чем именно я обеспокоена.
   – Надеюсь, она не больна?
   – Вообще-то у нее всегда было хрупкое здоровье. Я не сказала бы, что она чувствует себя хуже, нежели обычно, – с учетом того, что дела ее обстоят так же, как и у всех нас.
   – Она несчастлива?
   – О нет.
   Да, действительно, подумала мисс Марпл, трудно представить Кэрри-Луизу несчастной – хотя в ее жизни наверняка случались тяжелые времена. Только было неясно, в чем это проявлялось. Она могла испытывать замешательство, недоверие, но не горе.
   Последовавшие слова миссис ван Райдок явились подтверждением мыслей мисс Марпл.
   – Кэрри-Луиза всегда была не от мира сего. Она совершенно не знает жизни. Вероятно, именно это меня и тревожит.
   – Ее обстоятельства… – начала было мисс Марпл, но осеклась и покачала головой.
   – Нет, дело в ней самой, – сказала Рут ван Райдок. – У Кэрри-Луизы всегда имелись идеалы. Конечно, в дни нашей молодости было модно иметь идеалы – тогда мы все их имели, поскольку юным девушкам так подобало. Ты ухаживала за прокаженными, Джейн, а я собиралась стать монахиней. Со временем люди умнеют. По-моему, преодолению подобных глупостей очень хорошо способствует брак. В этом плане я не могу пожаловаться на свою судьбу.
   По мнению мисс Марпл, ее подруга выразилась слишком мягко. Рут трижды выходила замуж, и каждый раз за чрезвычайно состоятельного мужчину, а в результате разводов существенно пополняла свои банковские счета – без всякого ущерба для состояния души.
   – Разумеется, – сказала миссис ван Райдок, – я всегда отличалась твердостью характера. Ничто не способно сломить меня. Я не ожидала слишком многого от жизни, не ожидала слишком многого от мужчин – тем не менее благодаря им приобрела очень многое и не испытываю к ним недобрых чувств. С Томми мы до сих пор друзья, а Джулиус часто интересуется моим мнением по поводу рынка.
   Лицо ее помрачнело.
   – Мне кажется, именно это и вызывает у меня тревогу в отношении Кэрри-Луизы. Видишь ли, у нее всегда была склонность выходить замуж за чудаков.
   – Чудаков?
   – Людей с идеалами. Кэрри-Луиза всегда легко увлекалась идеалами. Будучи семнадцатилетней, она с широко распахнутыми, словно блюдца, глазами слушала старого Гулбрандсена, излагавшего свои планы, призванные осчастливить человечество. За пятьдесят, вдовец с кучей взрослых детей, и она вышла за него замуж – исключительно из-за его филантропических идей. Все сидела и слушала его как завороженная. Как Дездемона слушала Отелло. Хорошо еще, поблизости не оказалось Яго, который мог бы стать причиной трагедии – да и Гулбрандсен не был черным. Он был швед, или норвежец, или кто-то в этом роде.
   Мисс Марпл задумчиво кивнула. Имя Гулбрандсена пользовалось международной известностью. Этот человек, отличавшийся как недюжинной деловой хваткой, так и абсолютной честностью, сколотил столь значительное состояние, что единственным способом распорядиться им была благотворительность. Его имя все еще имело немалый вес. Фонд Гулбрандсена, «Гулбрандсен рисёрч», «Гулбрандсен эдминистрейтив элмсхаузис» – и наиболее известным среди его учреждений был колледж для сыновей рабочих.
   – Знаешь, она вышла за него замуж не ради денег, – сказала Рут. – А я вышла бы за него только ради них. Но Кэрри-Луиза не такая. Я не знаю, чем бы это кончилось, не умри он, когда ей было тридцать два. Прекрасный возраст для вдовы. Она обладает опытом, но все еще не утратила способность к адаптации.
   Старая дева кивала, слушая ее, одновременно с этим перебирая в памяти знакомых ей вдов в Сент-Мэри-Мид.
   – Я была поистине счастлива, когда Кэрри-Луиза вышла замуж за Джонни Ристарика. Хотя он женился на ней ради денег – и никогда не женился бы, не имей она их. Джонни был эгоистичным негодяем, охочим до удовольствий, но такие люди куда менее опасны, нежели чудаки. Все, что было нужно Джонни, – комфортное существование. Он хотел, чтобы Кэрри-Луиза обслуживалась у лучших портних, покупала яхты и автомобили и наслаждалась жизнью вместе с ним. Мужчины такого типа вполне безопасны. Обеспечь ему роскошь, и он будет мурлыкать, словно сытый кот, и всячески угождать тебе. Я никогда не воспринимала всерьез его работу театрального декоратора, но Кэрри-Луиза была очарована им – считала его занятие искусством с большой буквы. А потом его увела эта отвратительная югославка. Вообще-то он не хотел уходить от нее. Если б Кэрри-Луиза проявила благоразумие и подождала его, он вернулся бы к ней.
   – Она очень любила его? – спросила мисс Марпл.
   – Это довольно забавно. Я думаю, нет. Она отнеслась к его измене весьма спокойно. Сразу дала ему развод, чтобы он мог жениться на этом ужасном создании, и предложила поселить двух его детей от первого брака в своем доме. Так что бедному Джонни пришлось жениться на этой женщине. В течение шести месяцев она устраивала ему веселую жизнь, а потом, в приступе ярости, направила автомобиль вместе с ним в пропасть. Говорили, будто это несчастный случай, а я считаю, что во всем виноват слишком вспыльчивый характер!
   В течение нескольких секунд миссис ван Райдок внимательно изучала отражение своего лица, затем взяла щипчики и выдернула из брови волосок.
   – И что же делает Кэрри-Луиза далее? – продолжала она. – Выходит замуж за этого Льюиса Серроколда. Еще один чудак! Я не хочу сказать, что он не любил ее – думаю, что любил, – но у него была та же навязчивая идея, что и у Гулбрандсена. Он хотел осчастливить человечество. По-моему, никто не может сделать твою жизнь счастливой, кроме тебя самого.
   – Пожалуй, – согласилась мисс Марпл.
   – На идеи существует мода – как на одежду… Кстати, дорогая моя, ты видела, какие юбки пытается заставить нас носить Кристиан Диор?.. Так о чем я говорила? Ах да, мода. Сейчас в моде филантропия. Во времена Гулбрандсена это было образование. Но сейчас это уже немодно. В ситуацию вмешалось государство. Образование стало правом каждого – и теперь, когда люди получили доступ к нему, они о нем больше не думают! Подростковая преступность – вот о чем говорят сегодня. Малолетние преступники, потенциальные преступники… Все просто помешались на этой теме. Видела бы ты, каким энтузиазмом загораются глаза у Льюиса Серроколда за толстыми стеклами очков! Он один из тех людей, облеченных властью, которые обходятся бананом с куском тоста и отдают себя целиком и полностью своему делу. И Кэрри-Луиза увлеклась беззаветно – как увлекалась всегда. Но мне это не нравится, Джейн. Все захвачены этой новой идеей. Они устраивают собрания, а недавно учредили исправительное заведение для этих малолетних преступников, в котором с ними занимаются психиатры, психологи и все такое прочее. Льюис и Кэрри-Луиза постоянно находятся в окружении этих подростков – которые, наверное, не вполне нормальны. В их доме все время толкутся наставники, учителя-энтузиасты, половина из которых являются откровенно сумасшедшими. Все они чудаки, и моя маленькая Кэрри-Луиза окружена ими со всех сторон!
   Она замолчала и с беспомощным видом взглянула на подругу.
   – Однако, Рут, ты так и не сказала мне, чего, собственно, опасаешься, – с некоторым удивлением заметила мисс Марпл.
   – Говорю тебе, не знаю! Именно это меня и тревожит. Я заезжала к ним, и у меня возникло ощущение, что там что-то не так. Атмосфера, обстановка в доме – я уверена, что не ошибаюсь, поскольку всегда обладала чутьем в отношении таких вещей. Я тебе не рассказывала, как уговорила Джулиуса продать долю в «Амальгамейтид серилс» перед самым банкротством компании?.. Нет-нет, там определенно что-то не так. Но мне неизвестно, что именно. То ли дело в этих малолетних преступниках, то ли в чем-то еще. Не знаю. Льюис живет своими идеями и не замечает, что творится вокруг, а Кэрри-Луиза, да благословит ее Господь, видит и слышит только то, что красиво выглядит и красиво звучит. Это очень мило, но весьма непрактично. Существует такое понятие, как зло. Я хочу, Джейн, чтобы ты незамедлительно отправилась туда и выяснила, в чем там дело.
   – Я? – воскликнула мисс Марпл. – Но почему я?
   – Потому что у тебя нюх в подобных делах. Ты всегда выглядела милым, невинным созданием, Джейн. Тебя никогда ничего не удивляло, и ты всегда предполагала худшее.
   – Худшее, к сожалению, случается слишком часто, – пробормотала мисс Марпл.
   – Не понимаю, почему у тебя, живущей в таком спокойном, идиллическом месте, столь невысокое мнение о человеческой природе.
   – Ты никогда не жила в деревне, Рут. Тебя, наверное, удивило бы то, что происходит в этом спокойном, идиллическом месте.
   – О, тебя это наверняка не удивляет. Поэтому ты поедешь в Стоунигейтс и выяснишь, что там не так. Хорошо?
   – Но дорогая Рут, сделать это будет чрезвычайно сложно.
   – Вовсе нет. Я все продумала и – только не сердись – уже подготовила почву для твоего визита.
   Миссис ван Райдок с некоторым смущением взглянула на мисс Марпл, закурила сигарету и приступила к объяснениям:
   – Как тебе должно быть известно, после войны люди в этой стране, имеющие небольшой фиксированный доход – вроде тебя, Джейн, – попали в тяжелое положение.
   – О да, в самом деле. Если б не щедрость моего племянника Раймонда, я не знаю, что со мною сталось бы.
   – Забудь о своем племяннике, – сказала миссис ван Райдок. – Кэрри-Луиза ничего не знает о нем – или, если знает, то знает его как писателя и понятия не имеет, что он твой племянник. Я сказала Кэрри-Луизе, что наша дорогая Джейн пребывает в бедности, порой даже недоедает и, конечно, слишком горда, чтобы обратиться за помощью к старым друзьям. Деньги ей предложить нельзя, сказала я, но отдых в уютном доме в обществе подруги молодости, при наличии обильной пищи и отсутствии забот и тревог…
   Немного помолчав, Рут ван Райдок добавила с вызовом:
   – Ну, давай рассердись на меня, если тебе угодно.
   Удивленная мисс Марпл широко распахнула свои голубые глаза.
   – Да почему же я должна сердиться на тебя, Рут? Весьма хитроумный план и вполне правдоподобный предлог. Я уверена, Кэрри-Луиза откликнется на твое предложение.
   – Она уже послала тебе письмо. Ты обнаружишь его, когда вернешься домой… Скажи откровенно, Джейн, ты не считаешь, что я допустила непозволительную вольность? Ты не будешь возражать против того, чтобы…
   – Отправиться в Стоунигейтс под ложным предлогом? Нисколько – если это необходимо. Ты считаешь это необходимым – и я согласна с тобой.
   Миссис ван Райдок с изумлением воззрилась на нее.
   – Но почему? Тебе что-нибудь об этом известно?
   – Мне ничего об этом не известно. Так считаешь ты. А ты не склонна к фантазиям.
   – Да, но у меня нет каких-либо фактов, на которые можно было бы опереться.
   – Помню, – задумчиво произнесла мисс Марпл, – однажды утром в церкви – это было второе воскресенье рождественского поста – я сидела сзади Грейс Лэмбл, и у меня возникло ощущение беспокойства за нее, которое все более и более усиливалось. Я чувствовала: ей угрожает опасность, но какая именно, понять не могла. Это было чрезвычайно тревожное ощущение, и очень, очень отчетливое.
   – И ей действительно угрожала опасность?
   – О да. У ее отца, старого адмирала, незадолго до этого появились большие странности в поведении, и на следующий день после нашей с нею встречи в церкви он напал на нее с молотком для колки угля, называя ее Антихристом, перевоплотившимся в его дочь. Она чудом избежала смерти. Его отправили в сумасшедший дом, а ее положили в больницу, где она лечилась несколько месяцев.
   – И у тебя действительно возникло предчувствие в тот день в церкви?
   – Я не могу назвать это предчувствием. Ощущение основывалось на факте – так обычно и происходит, хотя это не всегда осознаешь в тот самый момент. Шляпка сидела на ее голове совсем не так, как обычно. Это было весьма примечательно, поскольку Грейс Лэмбл всегда и во всем отличалась безупречной аккуратностью и никогда не страдала рассеянностью. Число причин, по которым она могла не заметить, что неправильно надела шляпку, было крайне ограничено. Видите ли, когда она собиралась в церковь, отец бросил в нее мраморное пресс-папье, и оно разбило зеркало. Она схватила шляпку, надела ее и поспешила прочь из дома. Все последнее время Грейс создавала видимость благополучия и делала все, чтобы слуги, не дай бог, чего-нибудь не услышали. Она объясняла поведение отца проявлениями его «морского характера», не понимая, что у него самое настоящее душевное расстройство, хотя должна была это понимать. Он постоянно говорил ей, что его преследуют враги. Это верный симптом.
   Миссис ван Райдок смотрела на подругу с уважением.
   – Наверное, Джейн, эта твоя Сент-Мэри-Мид – вовсе не такой благословенный уголок, каким я ее всегда себе представляла.
   – Люди всюду одинаковы, дорогая моя. Просто в городе это труднее заметить.
   – Так ты поедешь в Стоунигейтс?
   – Я поеду в Стоунигейтс. Правда, это будет несколько несправедливо по отношению к моему племяннику Раймонду – я имею в виду, люди могут подумать, будто он не помогает мне. Но мой милый мальчик вернется из Мексики только через полгода, а к тому времени все закончится.
   – Что закончится?
   – Я же не могу гостить у Кэрри-Луизы бесконечно. Три недели… может быть, месяц. Этого будет вполне достаточно.
   – Достаточно для того, чтобы ты могла выяснить, в чем дело?
   – Достаточно для того, чтобы я могла выяснить, в чем дело.
   – Ты так уверена в себе, Джейн, – заметила миссис ван Райдок.
   Мисс Марпл взглянула на нее с легким упреком.
   – Это ты уверена во мне, Рут. По крайней мере, ты так говоришь… Могу лишь уверить тебя в том, что постараюсь оправдать твое доверие.

Глава 2

   Прежде чем отправиться на вокзал, чтобы вернуться в Сент-Мэри-Мид (по льготному билету, действовавшему по средам), мисс Марпл, в присущей ей деловой манере, подвела итоги разговора.
   – Наше общение с Кэрри-Луизой в последние годы было формальным – мы лишь обменивались открытками на Рождество. Мне нужны факты, дорогая Рут, – а также сведения о людях, с которыми я столкнусь в Стоунигейтсе.
   – Ну, я уже рассказывала тебе о браке Кэрри-Луизы с Гулбрандсеном. Детей у них не было, и она очень переживала по этому поводу. Он женился на ней, будучи вдовцом, и имел трех взрослых сыновей. Со временем они удочерили девочку и назвали ее Пиппой. Прелестное маленькое создание. Ей было всего два года, когда она попала к ним.
   – Где они ее нашли? Что-нибудь известно о ее происхождении?
   – Если я что-то и слышала об этом, Джейн, то не помню. Может быть, какое-нибудь общество по усыновлению сирот? Или Гулбрандсен узнал от кого-то о брошенном ребенке… Ты думаешь, это имеет значение?
   – Всегда хочется знать как можно больше – тем более о происхождении людей. Однако, пожалуйста, продолжай.
   – Затем Кэрри-Луиза обнаружила, что наконец забеременела. От знакомых врачей я знаю, что такое случается довольно часто.
   Мисс Марпл кивнула.
   – Мне это тоже известно.
   – Как бы то ни было, это случилось, и дело приняло неожиданный оборот. Узнав о беременности, Кэрри-Луиза расстроилась. Она так привязалась к Пиппе, что чувствовала себя чуть ли не предательницей по отношению к ней. К тому же родившаяся вскоре Милдред обладала крайне непривлекательной внешностью – пошла в отца, который отнюдь не блистал красотой. Кэрри-Луиза всегда старалась одинаково относиться к приемной и родной дочерям и не делать между ними различий. Тем не менее это ей не вполне удавалось. Она слишком баловала Пиппу и обделяла вниманием Милдред. Иногда, мне кажется, та обижалась на нее. Я виделась с ними нечасто. Пиппа выросла красавицей, а Милдред – дурнушкой. Когда Эрик Гулбрандсен умер, Милдред было пятнадцать, а Пиппе – восемнадцать. В двадцатилетнем возрасте Пиппа вышла замуж за итальянца, маркиза ди Сан-Северьяно – настоящего маркиза, не какого-то самозванца или авантюриста. Она была наследницей (естественно, иначе Сан-Северьяно не женился бы на ней – ты ведь знаешь этих итальянцев!). Гулбрандсен оставил приемной и родной дочерям равные суммы. Милдред же вышла замуж за некоего каноника Стрита – довольно приятного человека, правда, постоянно страдавшего насморком. Он был на десять или пятнадцать лет старше ее. По-моему, этот брак оказался вполне счастливым. Каноник Стрит умер год назад, и Милдред вернулась в Стоунигейтс, к матери… Но я опережаю события. Итак, Пиппа вышла замуж за своего итальянца. Кэрри-Луиза была очень довольна такой партией. Гвидо обладал прекрасными манерами, привлекательной внешностью и был хорошим спортсменом. Спустя год Пиппа умерла при родах, разрешившись дочерью. Это стало ужасной трагедией. Гвидо Сан-Северьяно был в отчаянии. Кэрри-Луиза часто разъезжала между Италией и Англией. Однажды в Риме она познакомилась с Джонни Ристариком и вышла за него замуж. Маркиз снова женился и очень хотел, чтобы его маленькая дочь воспитывалась у своей весьма состоятельной бабки в Англии. Так они поселились в Стоунигейтсе – Кэрри-Луиза, Джонни Ристарик, двое его сыновей, Алексис и Стивен (первая жена Джонни была русской) и маленькая Джина. Вскоре после этого Милдред и вышла замуж за своего каноника. Затем началась эта история с югославкой и разводом. Мальчики продолжали приезжать в Стоунигейтс на каникулы и сохранили верность Кэрри-Луизе, которая, кажется, в тридцать восьмом году вышла замуж за Льюиса.
   Миссис ван Райдок перевела дыхание.
   – Ты не встречалась с Льюисом? – спросила она.
   Мисс Марпл покачала головой.
   – Нет. В последний раз я видела Кэрри-Луизу в двадцать восьмом. Очень мило было с ее стороны пригласить меня в Ковент-Гарден [1 - Королевский театр в Ковент-Гардене – знаменитый театр в Лондоне, служащий местом проведения оперных и балетных спектаклей.].
   – Понятно. Так вот, Льюис идеально подходил ей в качестве мужа. Он возглавлял известную аудиторскую фирму. Думаю, они познакомились, когда его фирма осуществляла аудиторскую проверку компании и колледжа Гулбрандсена. У него было много денег, он соответствовал ей по возрасту и пользовался безупречной репутацией в частной жизни. Но он был чудаком, помешанным на идее исправления малолетних преступников.
   Рут ван Райдок тяжело вздохнула.
   – Как я уже говорила, Джейн, сейчас в моде филантропия. Во времена Гулбрандсена была мода на образование, а еще раньше – на бесплатные столовые для бедняков…
   Мисс Марпл кивнула.
   – Да, действительно. Моя мать давала больным желе с портвейном и бульон из телячьих голов.
   – Вот-вот. Питая тело, ты питаешь мозг. Все помешались на образовании представителей низших классов. В конце концов, эта мода прошла. Думаю, в скором времени будет модно не учить детей, а оставлять их безграмотными до восемнадцатилетнего возраста… Во всяком случае, Фонд Гулбрандсена испытывал трудности из-за того, что государство постепенно брало на себя его функции. Льюис с присущим ему энтузиазмом взялся за организацию профессионального обучения малолетних преступников, уделяя внимание прежде всего аудиторской проверке счетов, с помощью которых изобретательные молодые люди совершали мошенничества. Он все больше и больше убеждался в том, что малолетние преступники вовсе не являются умственно отсталыми, а обладают прекрасными способностями, которые лишь нужно направить в нужное русло.
   – В этом что-то есть, – сказала мисс Марпл, – но это не совсем верно. Я помню…
   Она запнулась и взглянула на часы.
   – Боже мой, я должна успеть на поезд в шесть тридцать.
   – Так ты поедешь в Стоунигейтс? – настойчиво спросила Рут ван Райдок.
   – Если Кэрри-Луиза приглашает меня… – сказала мисс Марпл, беря в руки хозяйственную сумку и зонтик.
   – Она обязательно пригласит тебя. Ты обещаешь поехать, Джейн?
   Мисс Марпл дала торжественное обещание.

Глава 3

   Мисс Марпл сошла с поезда на станции Маркет-Киндл. Попутчик любезно вынес вслед за ней ее чемодан, и она, нагруженная авоськой, выцветшей кожаной сумкой и несколькими свертками, рассыпалась в благодарностях.
   – Как это мило с вашей стороны… в последнее время стало так трудно… очень мало носильщиков. Я всегда очень волнуюсь, когда путешествую.
   Ее щебет утонул в громогласных звуках объявления станционного диктора, сообщившего о том, что поезд, отправляющийся в 3.18, стоит у платформы 1 и готовится к отправлению.
   У одной из шести пустых платформ, продуваемых всеми ветрами, важно пыхтел паровоз, к которому был прицеплен всего один вагон.
   Мисс Марпл, одетая гораздо более скромно, нежели одевалась обычно (к счастью, она не выбросила старое платье в крапинку), растерянно оглядывалась по сторонам, когда к ней подошел молодой человек.
   – Мисс Марпл? – спросил он.
   В его голосе неожиданно прозвучали драматические нотки, как будто произнесенное им имя было первыми словами роли в любительском спектакле.
   – Я приехал из Стоунигейтса – встретить вас.
   Трогательно беспомощная пожилая леди с благодарностью взглянула на него своими голубыми и – если он успел заметить – чрезвычайно проницательными глазами. Невзрачная внешность молодого человека совершенно не соответствовала его голосу. Веки его глаз то и дело нервно подергивались.
   – О, благодарю вас, – сказала мисс Марпл. – Вот этот чемодан.
   Вместо того чтобы взять чемодан самому, молодой человек щелкнул пальцами в сторону носильщика, который проезжал мимо них, везя на тележке несколько ящиков.
   – Отвезите это, пожалуйста, в Стоунигейтс, – произнес он с важным видом.
   – Слушаюсь, – бодро откликнулся носильщик. – Будет сделано.
   Мисс Марпл показалось, что ее новый знакомый не слишком доволен возложенной на него задачей. Он выглядел несколько разочарованным, словно ему поручили отправиться на Лабурнум-роуд вместо Букингемского дворца.
   – Эти железные дороги день ото дня становятся все более и более невозможными! – заметил молодой человек.
   Проводив мисс Марпл к выходу, он представился:
   – Мое имя Эдгар Лоусон. Миссис Серроколд попросила меня встретить вас. Я помогаю мистеру Серроколду в его работе.
   Это был завуалированный намек на то, что очень занятой человек согласился отложить важные дела из любезности по отношению к супруге своего работодателя.
   И опять у мисс Марпл возникло впечатление некоторой театральности его поведения. Эдгар Лоусон явно представлял собой интерес.
   Они вышли со станции, и Эдгар подвел пожилую леди к довольно потрепанному «Форду V.8».
   – Сядете со мной впереди или предпочитаете расположиться сзади? – спросил он.
   В этот момент на площадь с урчанием въехал новенький сверкающий двухместный «Роллс-Бентли» [2 - Так у автора.] и остановился перед «Фордом». Из него выпорхнула очень красивая молодая женщина и направилась к ним. Грязные вельветовые слаксы и обычная рубашка с открытым воротом, казалось, лишь подчеркивали, что она не только красива, но и дорогостояща.
   – Вот и вы, Эдгар… Я боялась, что не успею. Вижу, вы уже встретили мисс Марпл. Я приехала за ней.
   Она ослепительно улыбнулась мисс Марпл, обнажив ряд белоснежных зубов, резко контрастирующих с загорелым лицом.
   – Я Джина, – представилась она, – внучка Кэрри-Луизы. Как доехали? Какая замечательная авоська! Мне нравятся авоськи. Я возьму ее и пальто, а вы садитесь в мой автомобиль.
   Лицо Эдгара вспыхнуло румянцем.
   – Послушайте, Джина, – запротестовал он, – я приехал, чтобы встретить мисс Марпл. У нас была договоренность…
   Губы девушки раздвинулись в ленивой улыбке, вновь обнажив безупречные зубы.
   – Знаю, Эдгар. Но мне вдруг пришла в голову мысль, что будет здорово, если за ней приеду я. Вы оставайтесь ждать багаж, а я отвезу ее домой.
   Она усадила мисс Марпл, захлопнула за ней дверцу, села на водительское сиденье, и автомобиль быстро выехал с площади.
   Оглянувшись, мисс Марпл успела заметить выражение лица молодого человека.
   – Мне кажется, дорогая моя, мистер Лоусон остался недоволен.
   Джина рассмеялась:
   – Эдгар просто идиот. Всегда такой напыщенный… Можно подумать, он что-то собой представляет!
   – А он ничего собой не представляет? – спросила мисс Марпл.
   – Эдгар? – В голосе Джины отчетливо прозвучали презрительные нотки. – Он сумасшедший.
   – Сумасшедший?
   – Они там в Стоунигейтсе все сумасшедшие, – сказала Джина. – Я не имею в виду Льюиса, бабушку, себя и ребят – ну и, конечно, мисс Бельвер. Но остальные!.. Иногда у меня возникает ощущение, что я сама сойду с ума, живя там. Даже тетя Милдред, когда гуляет, все время разговаривает сама с собой. Разве может вести себя так вдова каноника, как вы думаете?
   Они мчались по гладкой поверхности пустого шоссе. Джина бросила быстрый взгляд на свою спутницу.
   – Вы ведь учились вместе с бабушкой в школе, не так ли? Странно…
   Мисс Марпл отлично поняла, что она имела в виду. Девушкам всегда кажется невероятным, что пожилые женщины тоже когда-то были юными, ходили с косичками и изучали математику с литературой.
   – Наверное, это было очень, очень давно, – произнесла Джина с благоговением в голосе, без всякого намерения уязвить ее.
   – Да, действительно, – подтвердила мисс Марпл. – Видимо, по мне это заметнее, чем по вашей бабушке?
   Джина кивнула.
   – Вы это верно подметили. Знаете, бабушка производит удивительное впечатление человека без возраста.
   – Я не видела ее много лет. Интересно, сильно ли она изменилась с тех пор…
   – Конечно, волосы у нее поседели, – неуверенно произнесла Джина, – и из-за артрита она ходит с тростью. В последнее время ее здоровье заметно ухудшилось. Я думаю… – Она запнулась и затем спросила: – Вам приходилось бывать в Стоунигейтсе прежде?
   – Нет, никогда. Но я, конечно, много о нем слышала.
   – Он поистине ужасен, – бодро заявила Джина. – Какое-то готическое уродство. Стив называет его Лучшей Викторианской Уборной. Но в определенном смысле там довольно забавно, хотя и все чертовски серьезно. Путаются под ногами всякие психиатры. Развлекаются, как только могут, словно руководители бойскаутов, только еще хуже. Некоторые из малолетних преступников просто душки. Один показывал мне, как можно открыть замок с помощью куска проволоки, а другой – мальчик с ангельским лицом – рассказывал, как следует бить людей по голове дубинкой, залитой свинцом.
   Мисс Марпл внимательно слушала девушку.
   – Больше всего мне нравятся бандиты, – продолжала Джина, – а ребят со странностями я люблю не очень. Льюис и доктор Маверик считают, что они все со странностями. Я имею в виду, они считают, что странности у ребят проявляются в результате подавления желаний, невыносимых домашних условий, распущенного поведения их матерей, проводящих время с солдатами, и так далее. Я с этим не согласна, поскольку некоторые люди живут в невыносимых условиях, и им все же удается оставаться нормальными.
   – Я думаю, это очень сложная проблема, – заметила мисс Марпл.
   Джина рассмеялась, снова продемонстрировав свои великолепные зубы.
   – Меня это мало волнует. Кое-кто стремится сделать мир лучше. Льюис просто помешался на этом. На следующей неделе он едет в Абердин, где в полицейском суде слушается дело одного парня, имеющего пять судимостей.
   – Мистер Лоусон, который встретил меня на станции, сказал, что он помогает мистеру Серроколду в работе. Он его секретарь?
   – У Эдгара не хватает мозгов, чтобы быть секретарем. У него самого не всё в порядке с головой. Он останавливается в отелях, называется летчиком-истребителем или кем-нибудь еще в этом роде, занимает деньги и затем сбегает. По-моему, он просто мерзавец. Но Льюис занимается всеми ими. Создает у них ощущение, что они являются членами семьи, дает им работу и делает все, чтобы развить у них чувство ответственности. Честное слово, когда-нибудь один из них убьет нас.
   Джина весело рассмеялась.
   Мисс Марпл не разделяла ее веселья.
   Они свернули с шоссе, миновали внушительного вида ворота, у которых, словно часовой на посту, стоял швейцар, и поехали по дороге, засаженной с двух сторон рододендронами. Дорога находилась в плачевном состоянии, и сад, через который она пролегала, выглядел неухоженным.
   – Садовников во время войны у нас не было, – сказала Джина, перехватив взгляд своей спутницы. – Мы запустили сад, и теперь он являет собой печальное зрелище.
   За поворотом их взору во всем своем великолепии открылся Стоунигейтс. Как и говорила Джина, это было большое здание в стиле викторианской готики – нечто вроде храма плутократии. Филантропия, добавившая к нему несколько дополнительных крыльев и пристроек, хотя и сходных по стилю, лишила его гармонии.
   – Уродство, не правда ли? – с нежностью произнесла Джина. – Бабушка сидит на террасе. Я остановлюсь перед ней, и вы выйдете.
   Мисс Марпл вышла из автомобиля и пошла вдоль террасы навстречу старой подруге. На расстоянии ее стройная маленькая фигурка напоминала девичью, несмотря на трость и на медленное передвижение, явно причинявшее ей боль. Можно было подумать, будто юная девушка передразнивает пожилую женщину.
   – Джейн, – произнесла миссис Серроколд.
   – Дорогая Кэрри-Луиза, – отозвалась мисс Марпл.
   Да, вне всякого сомнения, это была Кэрри-Луиза. Мало изменившаяся, все еще молодая, хотя она в отличие от своей сестры не пользовалась косметикой и искусственными средствами омоложения. Ее волосы поседели, но они всегда отливали серебром, и их цвет со временем изменился очень мало. Кожа ее лица своим розовато-белым оттенком походила на лепесток розы, пусть этот лепесток и немного сморщился. Ее глаза смотрели все с той же наивностью, а голова была все так же по-птичьи наклонена в сторону.
   – Я виню себя за то, – сказала она своим нежным голоском, – что наша разлука длилась так долго. Мы не виделись столько лет, дорогая Джейн… Как это мило, что ты наконец приехала к нам.
   С другого конца террасы до них донесся голос Джины:
   – Нужно зайти в дом, бабушка. Становится холодно. Джолли будет сердиться.
   Кэрри-Луиза звонко рассмеялась.
   – Они так носятся со мной, – сказала она. – Все твердят, что я уже пожилая.
   – А ты не ощущаешь себя таковой?
   – Нет, не ощущаю, Джейн. Несмотря на все мои болячки – а их у меня немало… В душе я ощущаю себя девчонкой, вроде Джины. Наверное, так происходит со всеми. Зеркало демонстрирует им их старость, а они просто не верят ему… Кажется, всего несколько месяцев назад мы были во Флоренции. Ты помнишь фрейлейн Швайх и ее ботинки?
   Две пожилые женщины принялись со смехом вспоминать события почти полувековой давности.
   Они вошли в боковую дверь. Сразу за ней их встретила худощавая пожилая леди с величественной осанкой и короткой стрижкой, одетая в хорошо скроенный твидовый костюм.
   – Это полное безумие с вашей стороны, Кэра, – сказала она с раздражением, – задерживаться на свежем воздухе так поздно. Вы совершенно не способны позаботиться о себе. Что скажет мистер Серроколд?
   – Не ругайте меня, Джолли, – умоляюще произнесла Кэрри-Луиза.
   Она представила мисс Бельвер и мисс Марпл друг другу.
   – Это мисс Бельвер, которая является для меня буквально всем: нянькой, драконом, сторожевой собакой, секретарем, экономкой и преданным другом.
   Джульетта Бельвер фыркнула, и кончик ее большого носа порозовел, что служило признаком испытываемых ею эмоций.
   – Я делаю что могу, – резко отозвалась она. – Это поистине сумасшедший дом. Здесь просто невозможно соблюдать порядок.
   – Дорогая Джолли, конечно же, невозможно. Я удивляюсь, что вы не оставляете своих попыток… Где вы разместите мисс Марпл?
   – В Синей комнате. Могу я отвести ее туда?
   – Да, пожалуйста, Джолли. А потом приведите ее обратно вниз, выпить чаю. Сегодня, кажется, мы пьем чай в библиотеке.
   В Синей комнате висели тяжелые портьеры из выцветшей синей парчи, возраст которых, по оценке мисс Марпл, составлял не менее пятидесяти лет. Бо́льшую часть пространства заполняла массивная крупноразмерная мебель из красного дерева. У стены стояла большая кровать с балдахином на четырех столбиках. Мисс Бельвер открыла дверь в ванную. Неожиданно та оказалась выполненной в современном стиле, была выдержана в светло-лиловых тонах и ослепительно сверкала хромом.
   – Джон Ристарик, когда женился на Кэре, оборудовал десять ванных комнат в доме, – угрюмо заметила мисс Бельвер. – С той поры в них только трубы меняли. О каких-либо других изменениях он и слышать не хотел. Говорил, что дом является идеальным представителем своей эпохи. Вы знали его?
   – Нет. Никогда его не видела. Мы с миссис Серроколд встречались очень редко, хотя всегда поддерживали связь.
   – Он был чрезвычайно обаятельный мужчина, – сказала мисс Бельвер, – хотя и законченный подлец. Пользовался большим успехом у женщин. Это его, в конце концов, и погубило. Кэре он совершенно не подходил.
   После небольшой паузы она, без всякого перехода, вернулась к практическим вопросам настоящего:
   – Горничная распакует ваш багаж. Не хотите вымыть руки перед чаем?
   Получив утвердительный ответ, мисс Бельвер сказала, что будет ждать мисс Марпл на лестничной площадке.
   Пожилая дама прошла в ванную, вымыла руки и, слегка нервничая, вытерла их очень красивым светло-лиловым полотенцем для лица, после чего сняла шляпку и поправила свои мягкие седые волосы.
   Она вышла из комнаты, и мисс Бельвер, сопроводила ее по большой мрачной лестнице и обширному темному холлу в комнату с книжными полками до потолка вдоль стен и большим окном, выходившим на пруд.
   Увидев Кэрри-Луизу, стоявшую у окна, мисс Марпл подошла к ней.
   – Какой внушительный дом, – сказала мисс Марпл, – я чувствую себя в нем совершенно потерявшейся.
   – Да, мне знакомо это чувство. В самом деле, дом довольно нелепый. Его построил очень состоятельный железных дел мастер, или кто-то в этом роде, который вскоре после этого разорился. В нем было четырнадцать огромных жилых комнат. Я никогда не понимала, зачем нужно несколько гостиных. По-моему, вполне достаточно одной. А эти гигантские спальни! Зачем столько ненужного пространства? Чтобы добраться от кровати до туалетного столика, мне приходится проделывать немалый путь. И эти тяжелые темно-красные портьеры ни к чему.
   – И вы никогда ничего не перестраивали, не делали косметический ремонт?
   Кэрри-Луиза взглянула на нее с некоторым удивлением.
   – Нет. Разумеется, стены в комнатах перекрашивали, но каждый раз – в тот же самый цвет. Когда я поселилась здесь с Эриком, у нас было слишком много дел. Подобные вещи не имеют большого значения, не правда ли? Я не чувствовала себя вправе тратить деньги на это, в то время как существует столько гораздо более важных дел.
   – Значит, за то время, пока ты здесь живешь, в доме вообще не было никаких изменений?
   – Напротив, множество. Мы сохраняли в неприкосновенности центральную часть дома – Большой зал и примыкающие к нему комнаты. Это лучшие помещения, и Джонни, мой второй муж, которому они очень нравились, говорил, что ничего изменять в них нельзя. Он был художником и дизайнером и разбирался в этих вещах. Но восточное и западное крылья были полностью реконструированы. Все комнаты там были разделены перегородками, и из них устроили кабинеты и спальни для преподавателей. Все мальчики живут в здании колледжа. Его видно отсюда.
   Выглянув из окна, мисс Марпл увидела сквозь редко посаженные деревья большое здание из красного кирпича. Затем ее внимание привлек более близкий объект, и она улыбнулась.
   – Как все-таки красива Джина!
   Лицо Кэрри-Луизы просветлело.
   – Да, очень, – произнесла она с нежностью. – Просто замечательно, что она вернулась сюда. Когда началась война, я отправила ее в Америку – к Рут… Кстати, Рут говорила тебе о ней?
   – Подробно – нет. Только упомянула однажды.
   Кэрри-Луиза вздохнула.
   – Бедная Рут! Она очень расстраивалась по поводу замужества Джины. Я неоднократно говорила ей, что нисколько не виню девочку. Рут никак не хочет понять, что классовые предрассудки остались в прошлом… Джина работала в оборонной промышленности и познакомилась с этим молодым человеком. Он был военным моряком, имевшим боевые заслуги. Спустя неделю они поженились. Конечно, все произошло слишком быстро, и у них не было времени для того, чтобы выяснить, подходят ли они друг другу, но сегодня так принято. Молодые люди принадлежат своему поколению. Мы можем думать, что они поступают неразумно, но нам приходится мириться с их решениями. Тем не менее Рут ужасно переживала за Джину.
   – Она считала молодого человека неподходящей для нее партией?
   – Она постоянно твердила, что мы ничего не знаем о нем. Его родители жили где-то на Среднем Западе, и у него не было ни денег, ни профессии. Таких парней тысячи, и, по мнению Рут, это совсем не то, что нужно Джине. Однако дело было сделано. Я так рада, что Джина приняла мое приглашение и приехала сюда со своим мужем… В Англии сейчас можно устроиться на любую работу, и если Уолтер захочет получить хорошее образование, у него есть такая возможность. В конце концов, здесь дом Джины. Просто здорово, что она вернулась. Как хорошо иметь рядом такое доброе, веселое, живое существо!
   Мисс Марпл понимающе кивнула и вновь посмотрела из окна на двух молодых людей, стоявших на берегу пруда.
   – Они на редкость красивая пара, – сказала она. – Неудивительно, что Джина влюбилась в него!
   – Да нет, это не Уолли.
   Неожиданно в голосе миссис Серроколд послышались нотки смущения.
   – Это Стив, младший из двух сыновей Джонни Ристарика. После того как Джонни… уехал, ему было некуда отправлять мальчиков на каникулы, и я всегда принимала их здесь. Они считали этот дом своим. А сейчас Стивен постоянно живет здесь. У нас собственный театр – мы поощряем художественные таланты. Льюис говорит, что зачастую подростков толкает на преступление склонность к эксгибиционизму. Большинство ребят жили в неблагополучных семьях, где подвергались притеснениям и унижениям, и, совершая нападения и грабежи, они чувствовали себя героями. Мы предлагаем им писать собственные пьесы, играть в них и самим создавать театральные декорации. Стив руководит этой деятельностью и поистине вдыхает в нее жизнь. Он преисполнен подлинного энтузиазма.
   – Понятно, – задумчиво произнесла мисс Марпл.
   Ее зрение всегда отличалось поразительной остротой (о чем было хорошо известно жителям Сент-Мэри-Мид), и она отчетливо видела красивые черты смуглого лица Стивена Ристарика, который что-то с жаром говорил Джине. Девушка стояла спиной к ней, но выражение лица Стивена красноречиво свидетельствовало о характере их разговора.
   – Разумеется, меня это не касается, – сказала мисс Марпл, – но я полагаю, ты, Кэрри-Луиза, понимаешь, что он влюблен в нее.
   – Нет-нет, что ты! – По лицу Кэрри-Луизы пробежала тень тревоги. – Надеюсь, что это не так.
   – Ты всегда витала в облаках, Кэрри-Луиза. В этом нет никаких сомнений.

Глава 4

//-- I --//
   Прежде чем миссис Серроколд успела что-либо сказать в ответ, из зала в комнату вошел ее муж, держа в руке несколько вскрытых почтовых конвертов.
   Невысокий и не обладающий впечатляющей внешностью, Льюис Серроколд тем не менее производил впечатление незаурядной личности. Рут однажды сказала о нем, что он больше напоминает динамо-машину, нежели человеческое существо. Он всегда был целиком и полностью сосредоточен на том, что в данный момент занимало его, и не обращал внимания на окружающих его людей.
   – Плохая новость, дорогая моя, – сказал он. – Этот парень, Джеки Флинт, опять взялся за старое. А я был почти уверен, что на этот раз он встанет на правильный путь, если получит шанс… Настроен он был очень серьезно. Знаешь, мы с Мавериком выяснили, что он интересуется железной дорогой, и решили, что если устроить его туда на работу, с ним будет все в порядке. Но произошла все та же история. Кража почтовой посылки, содержимое которой ему было совершенно не нужно. Это говорит о том, что проблема носит психологический характер, и мы не добрались до ее корня. Но я не собираюсь сдаваться.
   – Льюис, это моя старинная подруга, Джейн Марпл.
   – О, здравствуйте, – рассеянно произнес мистер Серроколд. – Очень приятно… Они привлекут его к судебной ответственности, а он хороший парень, пусть и не семи пядей во лбу. Дома у него творилось нечто невообразимое. Я…
   Неожиданно он запнулся, и его динамо-машина переключилось на гостью.
   – Мисс Марпл, я чрезвычайно рад, что вы приехали погостить к нам. Кэролайн сможет отвлечься от повседневной рутины, чтобы предаться воспоминаниям о годах юности вместе со старой подругой. Здесь перед ее глазами проходит столько печальных историй этих несчастных детей… Надеемся, вы пробудете у нас как можно дольше.
   Мисс Марпл ощутила его магнетизм и осознала, какой притягательностью для ее подруги он, должно быть, обладает. Теперь она уже не сомневалась в том, что для Льюиса Серроколда его дело имеет гораздо большее значение, нежели люди. Это могло бы вызывать раздражение у некоторых женщин, но только не у Кэрри-Луизы.
   Льюис извлек из конверта другое письмо.
   – Но есть и хорошая новость. Это письмо от «Уилтшир энд Сомерсет банк». Они очень довольны молодым Моррисом, и в следующем месяце он пойдет на повышение. Я всегда знал: все, что ему нужно, – это чувство ответственности и умение обращаться с деньгами.
   Он повернулся к мисс Марпл.
   – Половина из этих ребят не знают, что такое деньги. Для них это возможность сходить в кино или купить сигареты – а они хорошо разбираются в цифрах и с удовольствием жонглируют ими. Я считаю, что их необходимо обучать бухгалтерии – так сказать, демонстрировать им внутреннюю романтику денег. Необходимо развивать у них профессиональные навыки и прививать им чувство ответственности – давать им возможность официально распоряжаться деньгами. В этом мы достигли самых больших успехов: только двое из тридцати восьми подвели нас. Один – главный кассир в фармацевтической фирме – очень ответственная должность…
   Он запнулся и спустя несколько секунд сказал, обращаясь к жене:
   – Подали чай, дорогая.
   – Я думала, мы будем пить чай здесь, и велела Джолли подать его сюда.
   – Нет, в зале. Все уже собрались.
   Кэрри-Луиза взяла мисс Марпл под руку, и они направились в Большой зал. Для чаепития обстановка там представлялась не самой подходящей. На подносе были беспорядочно навалены обычные чайные чашки вперемежку с остатками сервизов «Рокингем» и «Споуд». На столе присутствовали буханка хлеба, две банки с вареньем и несколько дешевых кексов весьма сомнительного вида.
   Взгляд мисс Марпл остановился на сидевшей за столом полной женщине среднего возраста с седыми волосами.
   – Джейн, это моя дочь Милдред, – представила ее Кэрри-Луиза. – В последний раз ты ее видела, когда она была совсем крохой.
   Милдред Стрит, как никто из тех, кого успела увидеть здесь мисс Марпл, соответствовала стилю этого дома. Она казалась преуспевающей и величественной. Замуж она вышла поздно, в тридцать с лишним, за каноника англиканской церкви, и сейчас вдовствовала. Милдред выглядела именно как вдова каноника – почтенная и несколько скучная. Она не отличалась привлекательностью: невыразительное лицо, тусклые глаза… Мисс Марпл вспомнилось, как Рут ван Райдок назвала ее дурнушкой.
   – А это Уолли Хадд, муж Джины.
   Уолли был крупным молодым человеком с зачесанными назад волосами и угрюмым выражением лица. Он неловко кивнул и засунул в рот очередной кусок кекса.
   В этот момент в зал вошли Джина и Стивен Ристарик. Оба были заметно оживлены.
   – Джине пришла в голову великолепная идея по поводу оформления задника сцены, – сказал Стивен. – У нее определенно есть вкус в том, что касается театрального дизайна.
   Явно польщенная, Джина рассмеялась. Вошел Эдгар Лоусон и сел рядом с Льюисом Серроколдом. Когда Джина заговорила с ним, он сделал вид, будто не слышит ее.
   За ужином собралось еще больше людей: молодой доктор Маверик, не то психиатр, не то психолог – мисс Марпл весьма смутно представляла себе разницу, – чей разговор, пересыпанный научными терминами, носил сугубо профессиональный характер и был ей непонятен; двое молодых людей в очках, являвшихся преподавателями в колледже; мистер Баумгартен, специалист по трудотерапии; трое чрезвычайно застенчивых юношей, игравших роль «гостей дома». Наклонившись к уху мисс Марпл, Джина шепотом сказала ей, что один из этих юношей – светловолосый, с голубыми глазами – и является экспертом по владению свинцовой дубинкой.
   Ужин не вызывал особого аппетита. И приготовлен, и сервирован он был без души. Облачение присутствующих отличалось большим разнообразием. На мисс Бельвер было черное платье с закрытым воротом, на Милдред Стрит – вечернее платье и вязаный кардиган поверх его; Кэрри-Луиза была одета в короткое платье из серой шерсти, а Джина блистала в некоем подобии крестьянского наряда. Уолли и Стивен Ристарик не потрудились переодеться, тогда как Эдгар Лоусон надел аккуратный темно-синий костюм. На Льюисе Серроколде был традиционный смокинг. Он ел очень мало и, казалось, не обращал внимания на содержимое своей тарелки.
   После ужина Серроколд и доктор Маверик ушли в офис последнего. Специалист по трудотерапии и школьные преподаватели удалились восвояси. Троица «воспитанников» отправилась обратно в колледж. Джина и Стивен пошли в театр, чтобы обсудить идею Джины по поводу декораций. Милдред взялась вязать некий непонятный предмет одежды, а мисс Бельвер – штопать носки. Уолли сидел в кресле, откинувшись назад и устремив взгляд в пространство. Кэрри-Луиза и мисс Марпл погрузились в воспоминания о былых временах. Их беседа производила странное, почти нереальное впечатление.
   Эдгар Лоусон не находил себе места. Некоторое время он расхаживал по залу, затем опустился в кресло, но тут же поднялся на ноги.
   – Наверное, мне следует зайти к мистеру Серроколду, – объявил он. – Возможно, он нуждается в моей помощи.
   – О, я так не думаю, – мягко произнесла Кэрри-Луиза. – Он собирался сегодня вечером обсудить несколько вопросов с доктором Мавериком.
   – Тогда я, разумеется, не буду мешать им. Не имею привычки навязываться. Я и так потерял сегодня много времени, поехав на станцию, тогда как миссис Хадд собиралась сделать это сама.
   – Ей нужно было предупредить вас, – сказала Кэрри-Луиза. – Но, скорее всего, она решила поехать в последний момент.
   – Поймите, миссис Серроколд, она выставила меня круглым дураком!
   Кэрри-Луиза улыбнулась:
   – Нет-нет, вы не должны так думать.
   – Я знаю, что никому не нужен, и вполне осознаю это… Если б у меня было собственное место в жизни, все сложилось бы по-другому. Совершенно по-другому. Не моя вина в том, что у меня нет собственного места в жизни.
   – Послушайте, Эдгар, – сказала Кэрри-Луиза, – не делайте из мухи слона. Джейн считает, что с вашей стороны было очень мило встретить ее. Джина часто принимает импульсивные решения – она вовсе не хотела обидеть вас.
   – О нет, хотела. Она сделала это нарочно – чтобы унизить меня.
   – Но, Эдгар…
   – Вы не знаете и половины того, что происходит, миссис Серроколд… Ладно, больше ничего не скажу, кроме «спокойной ночи».
   Эдгар вышел, хлопнув дверью.
   Мисс Бельвер фыркнула:
   – Отвратительные манеры!
   – Он очень чувствителен, – рассеянно произнесла Кэрри-Луиза.
   Милдред Стрит клацнула спицами.
   – Крайне неприятный молодой человек. Нельзя мириться с таким поведением, мама.
   – Льюис говорит, он ничего не может с собой поделать.
   – Вести себя прилично не так уж сложно, – резко заметила Милдред. – Конечно, Джина виновата. Она очень легкомысленна, и от нее одни неприятности. Внушает молодому человеку надежду, а на следующий день высмеивает его. Чего от нее можно ожидать?
   – У этого парня не все дома, – впервые за весь вечер нарушил молчание Уолли Хадд. – Он просто сумасшедший, вот и всё!
//-- II --//
   Оказавшись вечером в своей спальне, мисс Марпл попыталась мысленно составить картину происходящего в Стоунигейтсе, но она вырисовывалась еще весьма туманно. Явственно ощущались разнонаправленные течения, но понять, каким образом они связаны с беспокойством Рут ван Райдок, пока не представлялось возможным. Мисс Марпл не показалось, что Кэрри-Луизу каким-либо образом затрагивает происходящее вокруг нее. Стивен влюблен в Джину. Джина, может быть, влюблена – а может быть, и не влюблена – в Стивена. Уолтер Хадд явно чувствует себя не в своей тарелке. В любой момент, в любом месте могло случиться все, что угодно. К сожалению, в этой ситуации не было ничего уникального. Люди разводятся, с надеждой начинают новую жизнь – и у них возникают новые проблемы. Очевидно, Милдред Стрит ревнует к Джине и не любит ее. По мнению мисс Марпл, это было вполне естественно.
   Она вспомнила все, что рассказала ей Рут ван Райдок: переживания Кэрри-Луизы из-за невозможности иметь детей, удочерение Пиппы, нежданная беременность… «Такое часто случается, – сказал ей доктор. – Напряжение спадает, и природа делает свое дело». Он еще добавил, что обычно в таких случаях приемному ребенку приходится нелегко. Но в данном случае ничего подобного не было. Гулбрандсен и его жена обожали маленькую Пиппу. Она завоевала их сердца, и они не могли отодвинуть ее на второй план. Гулбрандсен уже имел детей, и в отцовстве для него не было ничего нового. Кэрри-Луиза, удочерив Пиппу, утолила жажду материнства. Ее беременность протекала с осложнениями, а роды были трудными и продолжительными. Вероятно, Кэрри-Луиза, всегда избегавшая столкновения с реальностью, не слишком обрадовалась близкому знакомству с ней.
   Итак, в их семье росли две дочери: одна – прелестная и занятная, вторая – некрасивая и не очень развитая. Что, по мнению мисс Марпл, было вполне естественно. Удочеряя девочку, бездетные супруги всегда стараются выбрать как можно более красивую. И хотя Милдред, при счастливом стечении обстоятельств, могла пойти в Мартинов, которые породили красивую Рут и грациозную Кэрри-Луизу, судьбе было угодно, чтобы она пошла в Гулбрандсенов – крупных, коренастых и откровенно некрасивых.
   Кроме того, Кэрри-Луиза прилагала все усилия, чтобы не дать приемному ребенку почувствовать незавидность своего положения, чрезмерно баловала ее – порой в ущерб Милдред.
   Пиппа вышла замуж и уехала в Италию, и в течение некоторого времени Милдред была единственным ребенком в семье. Однако Пиппа вскоре умерла, Кэрри-Луиза взяла на воспитание ее дочь, и Милдред снова оказалась в тени. Затем Кэрри-Луиза вновь вышла замуж, и в Стоунигейтсе появились братья Ристарик. В 1934 году Милдред вышла замуж за каноника Стрита, собирателя древностей, который был на десять или пятнадцать лет старше ее, и переехала на юг Англии. Вроде бы она была счастлива – но как дело обстояло в действительности, никто не знал. Детей у них не было. И вот теперь она вернулась в Стоунигейтс, где выросла. И опять, думала мисс Марпл, не была здесь счастлива.
   Джина, Стивен, Уолли, Милдред, мисс Бельвер привыкли к установленному порядку и никогда не нарушали его. Льюис Серроколд, идеалист, беззаветно преданный своему делу, способный воплощать свои идеалы в жизнь, был, несомненно, счастлив. Ни в ком из них мисс Марпл не находила ничего такого, что могло бы внушить тревогу – тревогу, которую чувствовала Рут. Кэрри-Луиза, находившаяся в центре водоворота, казалась спокойной и отстраненной – какой была всегда. Что же в атмосфере этого дома так настораживало Рут? Испытывала ли она, Джейн Марпл, такое же беспокойство?
   А ведь еще существовали внешние участники водоворота: специалист по трудотерапии, преподаватели – серьезные, безобидные молодые люди – самоуверенный доктор Маверик, трое розовощеких малолетних преступников с невинными глазами, Эдгар Лоусон…
   И в этот момент, прежде чем погрузиться в сон, мисс Марпл вдруг подумала, что Эдгар напоминает ей о ком-то или о чем-то. Было в нем что-то немного неестественное – а может быть, и не немного. Лоусон был каким-то неприспособленным. Но каким образом это могло касаться Кэрри-Луизы?
   Мисс Марпл мысленно покачала головой. Ее тревожило нечто значительно большее, нежели это.

Глава 5

//-- I --//
   На следующее утро, стараясь не привлекать к себе внимание хозяйки дома, мисс Марпл вышла в сад. Его состояние привело ее в уныние. Некогда это было амбициозное достижение садового искусства: пышные кусты рододендронов, покатые склоны лужаек, ровные ряды травянистых растений, аккуратно простриженные зеленые изгороди вокруг клумб с розами, цветы среди травы, тянувшиеся к солнцу… Теперь же все пребывало в запустении: неровно выкошенные лужайки, заросшие сорняками клумбы, покрытые мхом дорожки, цветы, с трудом пробивавшиеся сквозь разросшуюся траву. Правда, кухонный сад, окруженный стеной из красного кирпича, выглядел вполне ухоженным. Вероятно, за ним следили потому, что он имел утилитарное значение. Кроме того, бо́льшая часть территории, на которой прежде располагались лужайка и цветник, была теперь отгорожена, и ее занимали теннисные корты и площадка для боулинга.
   Окинув взглядом остатки былого великолепия, мисс Марпл сокрушенно прищелкнула языком и выдернула из земли стебель крестовника. Так она и стояла с сорняком в руке, когда ее взгляд натолкнулся на фигуру Эдгара Лоусона. Увидев ее, тот остановился в нерешительности. Мисс Марпл не собиралась упускать такую возможность и окликнула его. Когда он приблизился к ней, пожилая дама спросила его, где хранится садовый инвентарь. Эдгар ответил, что это известно только садовнику.
   – Больно смотреть на такое запустение, – щебетала мисс Марпл. – Садоводство – моя слабость.
   И поскольку в ее планы не входило, чтобы Эдгар отправился на поиски инструментов, она поспешно продолжила:
   – Это чуть ли не единственное занятие, доступное пожилой, бесполезной женщине. Я полагаю, вас никогда не заботило садоводство, мистер Лоусон. Вы занимаете столь ответственную должность при мистере Серроколде, и у вас так много настоящей, важной и, должно быть, очень интересной работы…
   – Да-да, работа у меня очень интересная, – с готовностью подтвердил он.
   – И вы, наверное, оказываете большую помощь мистеру Серроколду.
   Лицо Эдгара помрачнело.
   – Не знаю. Не уверен. В этом-то все и дело…
   Он замолчал. Мисс Марпл внимательно наблюдала за ним. Невысокий, невзрачный молодой человек в аккуратном темном костюме, на котором вряд ли кто-нибудь задержал бы взгляд при встрече…
   Мисс Марпл присела на стоявшую неподалеку садовую скамейку. Нахмурившийся Эдгар стоял перед ней.
   – Я уверена, мистер Серроколд во всем полагается на вас, – ободряюще сказала мисс Марпл.
   – Не знаю, – сказал Эдгар. – Я действительно не знаю.
   С отсутствующим видом он сел на скамейку рядом с ней.
   – Я попал в очень трудное положение.
   – В самом деле?
   Эдгар сидел неподвижно, глядя прямо перед собой.
   – Я могу довериться вам? – неожиданно спросил он.
   – Конечно, – ответила мисс Марпл.
   – Если б у меня было право…
   – Да?
   – Я мог бы рассказать вам… вы точно никому не передадите?
   – Разумеется, нет.
   Мисс Марпл заметила, что другого ответа он и не ждал.
   – Мой отец… мой отец – очень важная персона.
   На сей раз ей ничего не нужно было говорить. Оставалось только слушать.
   – Никто не знает об этом, кроме мистера Серроколда. Понимаете, если это станет достоянием гласности, отец может серьезно пострадать.
   Он повернул к ней голову и улыбнулся печальной, исполненной достоинства улыбкой.
   – Видите ли, я – сын Уинстона Черчилля.
   – О, я понимаю, – сказала мисс Марпл.
   И она действительно понимала. Ей вспомнилась довольно печальная история, произошедшая в Сент-Мэри-Мид.
   Эдгар Лоусон продолжил, и его рассказ напоминал монолог, произносимый со сцены:
   – Дело в том, что моя мать была не свободна. Ее муж находился на излечении в психиатрической больнице, и о разводе и новом замужестве не могло быть и речи. Я не виню их. По крайней мере, мне так кажется… Он всегда делал все, что мог. Разумеется, соблюдая меры предосторожности. И именно из-за этого возникла проблема. У него есть враги, и они, естественно, настроены и против меня тоже. Им удалось разлучить нас. Они следят за мной. Куда бы я ни пошел, они всюду следуют за мной. И отравляют мне жизнь.
   Мисс Марпл покачала головой.
   – Бедняжка, – сказала она.
   – Я учился в Лондоне на врача. На экзамене они подменили мои ответы. Они хотели, чтобы я провалился. Они преследовали меня на улице. Рассказывали обо мне всякие гадости моей квартирной хозяйке. Не оставляли меня в покое ни на минуту.
   – Но вы не можете быть уверены в этом, – мягко произнесла мисс Марпл, стараясь успокоить его.
   – Говорю вам, я знаю! О, они очень хитры! Я никогда не видел их даже мельком и понятия не имею, кто они. Но я обязательно выясню это… Мистер Серроколд привез меня из Лондона сюда. Он добр, чрезвычайно добр. Но, знаете, даже здесь мне угрожает опасность. Они уже здесь и строят мне всяческие козни. Настраивают всех против меня. Мистер Серроколд говорит, что это не так – но он ничего не знает. А может быть… я иногда думаю…
   Эдгар запнулся и спустя мгновение поднялся со скамейки.
   – Это тайна, – сказал он. – Надеюсь, вы понимаете? Но если вы заметите, что кто-нибудь следует за мной, шпионит… я имею в виду, вы могли бы сказать мне, кто это!
   После этих слов он удалился – аккуратный, невзрачный, жалкий. Мисс Марпл задумчиво смотрела ему вслед.
   В этот момент раздался чей-то голос:
   – Псих. Законченный псих.
   Повернув голову, она увидела стоявшего рядом Уолтера Хадда. Засунув руки в карманы и сощурив глаза, тот провожал недобрым взглядом удалявшуюся фигуру Эдгара.
   – Это настоящий сумасшедший дом. Они все тут свихнулись.
   Мисс Марпл молчала, и Уолтер продолжил:
   – Этот Эдгар – как вы думаете, кто он? Утверждает, будто его отец – лорд Монтгомери. Что-то мне не верится! Только не Монти! Насколько я о нем наслышан, это просто невозможно.
   – Нет, – сказала мисс Марпл, – это представляется маловероятным.
   – Джине он рассказывал совсем другое – якобы является наследником русского престола. Говорил, будто он сын великого князя или что-то в этом роде. Черт возьми, этому парню вообще известно, кто его настоящий отец?
   – Думаю, нет, – сказала мисс Марпл. – В этом-то, видимо, и заключается проблема.
   Уолтер плюхнулся на скамейку рядом с ней.
   – Они все тут свихнулись, – повторил он.
   – Вам не нравится в Стоунигейтсе?
   Молодой человек нахмурился.
   – Я просто не понимаю – не понимаю всего этого! Возьмите этот дом – всю эту обстановку. Эти люди богаты. Они ни в чем не нуждаются. У них все есть. И посмотрите, как они живут. Старинный дорогой фарфор перемешан с дешевыми поделками. Слуги – случайный сброд, совершенно неподходящий для дома, в котором живут представители высшего класса. Гобелены, портьеры, сплошной атлас и парча – и все рушится, разваливается на части! Огромные серебряные самовары – давно не чищенные, желтые от накипи. Миссис Серроколд все безразлично. Вспомните, какое платье на ней было вчера вечером – изношенное, заштопанное под мышками. А ведь она может пойти в магазин – на Бонд-стрит или куда-нибудь еще – и купить себе все, что ей нравится. Они же купаются в деньгах.
   Он сделал паузу и некоторое время сидел задумавшись.
   – Я понимаю, когда ты беден. В этом нет ничего такого. Если ты молод, полон сил и готов трудиться. У меня никогда не было много денег, но я всегда знал, чего хочу, и стремился добиться этого. Я собирался открыть гараж, понемногу откладывал деньги и рассказал об этом Джине. Казалось, она меня понимает. Известно мне о ней было немного. Все девушки в униформе выглядят одинаково. Я имею в виду, невозможно определить по их внешнему виду, у кого из них есть деньги, а у кого нет. Да, конечно, она была образованнее меня и все такое, но я не придавал этому значения. Мы полюбили друг друга. Поженились. У Джины тоже имелись накопления. Мы собирались купить бензоколонку – этого хотела Джина. Мы были парой безумцев – потерявших голову друг от друга. Затем эта тетка Джины, которая вечно задирает нос, стала лезть не в свое дело… И Джина решила вернуться в Англию, проведать бабку. Ну что ж, все правильно. В конце концов, в этом доме она выросла, да и мне было любопытно посмотреть Англию. Я так много слышал о ней… Вот мы и приехали. Только навестить родственников – так я думал.
   Уолтер нахмурился еще больше.
   – Но оказалось, что это совсем не так. Почему бы нам не остаться здесь жить, сказали они. Для меня здесь много работы… Работа! Я не хочу кормить конфетами этих малолетних бандитов и играть с ними в детские игры… Какой во всем этом смысл? Этот дом мог бы быть шикарным – по-настоящему шикарным; неужели же люди, располагающие деньгами, не понимают своего счастья? Неужели они не понимают, что большинство не могут иметь такой шикарный дом, тогда как они его имеют? Разве это не безумие – отказываться от собственного счастья, когда оно у тебя в руках? Я не возражаю против того, чтобы трудиться, если это необходимо. Но я хочу заниматься тем, что мне нравится, что даст мне возможность чего-то добиться. У меня такое ощущение, будто, оказавшись здесь, я запутался в паутине. А Джина… я не могу понять ее. Это совсем не та девушка, на которой я женился в Штатах. Черт возьми, теперь я не могу даже поговорить с ней!
   – Я вас очень хорошо понимаю, – сочувственно произнесла мисс Марпл.
   Уолли бросил на нее быстрый взгляд.
   – Вы единственный человек, с которым я до сих пор смог откровенно побеседовать. Бо́льшую часть времени я чувствую себя моллюском в закрытом панцире. В вас есть что-то такое – хотя вы и самая настоящая англичанка, – что напоминает мне мою тетю Бетси.
   – Я очень рада.
   – Она была чрезвычайно рассудительной, – продолжал Уолли, мечтательно глядя вдаль. – Выглядела такой хрупкой, что можно было подумать, будто ее можно переломить пополам… Но в действительности была очень сильной.
   Он поднялся на ноги.
   – Извините за то, что доставил вам беспокойство.
   Мисс Марпл впервые увидела на его лице улыбку. В одно мгновение из неуклюжего, угрюмого парня Уолли Хадд превратился в симпатичного, привлекательного молодого человека.
   – Облегчил душу. Но вам, наверное, было не очень приятно меня слушать.
   – Вовсе нет, дорогой мой мальчик, – сказала мисс Марпл. – У меня тоже есть племянник – только он, конечно, намного старше вас.
   Ей вдруг вспомнился утонченный современный писатель Раймонд Уэст. Больший контраст по отношению к Уолтеру Хадду невозможно было представить.
   – Вам предстоит еще одна беседа, – сказал Уолтер. – Эта дама меня не любит, и поэтому я удаляюсь. До свидания, мэм. Спасибо за то, что выслушали меня.
   Он ушел, а мисс Марпл увидела, как по лужайке к ней направляется Милдред Стрит.
//-- II --//
   – Я вижу, вы стали жертвой этого ужасного молодого человека, – сказала миссис Стрит, задыхаясь от быстрой ходьбы, и тяжело опустилась на скамейку. – Какая это все-таки трагедия!
   – Трагедия?
   – Замужество Джины. А все из-за того, что ее отправили в Америку. Я тогда говорила матери, что это в высшей степени неразумно. В конце концов, здесь было вполне спокойно. Никаких авиационных налетов. Я не понимаю, почему многие люди так тряслись за своих родных – да и за себя тоже.
   – Наверное, тогда было трудно решить, как следует поступать, – задумчиво произнесла мисс Марпл. – Я имею в виду, в отношении детей. Ведь существовала реальная угроза немецкого вторжения – как и угроза бомбардировок.
   – Все это ерунда, – возразила миссис Стрит. – Я никогда не сомневалась в нашей победе. Мать всегда проявляла неблагоразумие во всем, что касалось Джины. Она просто избаловала девчонку. Прежде всего не нужно было забирать ее из Италии.
   – Я так понимаю, отец возражал против ее переезда?
   – Вы же знаете этих итальянцев! Для них имеют значение только деньги. Он и на Пиппе женился исключительно ради денег.
   – Боже мой! Мне всегда казалось, он очень любил ее и был безутешен, когда она умерла…
   – Притворялся, вне всякого сомнения. До сих пор не могу понять, почему мать разрешила ей выйти замуж за иностранца. Видимо, главным мотивом была извечная страсть американцев к титулам.
   – Я всегда считала, что Кэрри-Луиза не от мира сего в своем отношении к жизни.
   – В том-то и беда. Мне надоели ее причуды, увлечения и идеалистические прожекты. Вы не представляете, тетя Джейн, что это такое. А я знаю, поскольку выросла среди всего этого.
   Мисс Марпл, слегка удивилась, услышав обращение «тетя Джейн». Однако такова была традиция той эпохи. Она всегда подписывала свои рождественские подарки детям Кэрри-Луизы «С любовью от тети Джейн», и для них она была «тетя Джейн».
   Мисс Марпл в раздумье смотрела на немолодую женщину, сидевшую рядом с нею: поджатые губы, глубокие морщины, пролегавшие от носа к уголкам губ, стиснутые в кулаки руки.
   – У вас, вероятно, было трудное детство, – негромко произнесла она.
   Милдред взглянула на нее с благодарностью.
   – Я очень рада, что хоть кто-то понимает это. Мало кто знает, какие испытания порой выпадают на долю детей. Пиппа была красива – и старше меня. Все внимание всегда доставалось ей. И отец, и мать постоянно побуждали ее к тому, чтобы она демонстрировала себя во всей своей красе – хотя в каком-либо побуждении она не нуждалась, – а я оставалась на втором плане. Я была застенчивой – Пиппа же не представляла, что такое застенчивость… Иногда детям приходится очень нелегко, тетя Джейн.
   – Мне это известно, – сказала мисс Марпл.
   – «Милдред такая глупая», – часто говорила Пиппа. Я была моложе ее и, естественно, не могла соперничать с нею в учебе. Мне было обидно, что моя старшая сестра всегда и во всем впереди меня. «Какая милая девочка», – говорили люди матери, а меня никто не замечал. Отец обычно играл и шутил только с Пиппой, и нужно было видеть, как это отражалось на мне. Я была слишком мала, чтобы понимать, что все дело в характере… – Ее губы задрожали. – Это было несправедливо. Все-таки я приходилась им родной дочерью, а Пиппа – приемной.
   – Очевидно, поэтому они и баловали ее, – заметила мисс Марпл.
   – Просто они больше любили ее, – с горечью сказала Милдред Стрит и добавила: – Ее, которую отвергли собственные родители – и вероятнее всего, незаконнорожденную.
   Немного помолчав, она продолжила:
   – Джина пошла в нее. Дурная наследственность. Наследственность обязательно сказывается. Льюис может говорить все, что угодно, о влиянии среды, но главную роль играет наследственность. Посмотрите на Джину.
   – Джина очень славная девушка, – возразила мисс Марпл.
   – А как она себя ведет? Все, кроме матери, видят, что она откровенно флиртует со Стивеном Ристариком. По-моему, это отвратительно. Возможно, она несчастлива в браке, но человек, вступивший в брак, должен быть готов ко всему. В конце концов, она по доброй воле вышла замуж за этого ужасного молодого человека. Никто ее не заставлял.
   – Неужели он так ужасен?
   – Боже мой, тетя Джейн!.. На мой взгляд, он похож на гангстера. Вечно угрюмый, неотесанный, грубый. Почти не открывает рта. И всегда неаккуратно одет.
   – Я думаю, он несчастлив, – сказала мисс Марпл.
   – Не вижу причин, почему он должен быть счастлив, – даже не принимая во внимание поведение Джины. Какую только работу не предлагал ему Льюис – но он предпочитает слоняться без дела.
   После небольшой паузы она воскликнула:
   – Нет, жить в этом доме невозможно – совершенно невозможно! Льюис не думает ни о чем другом, кроме этих противных малолетних преступников. А мать не думает ни о чем другом, кроме него. Все, что делает Льюис, – правильно. Посмотрите, сад полностью зарос, в доме все делается не так, как следует… Да, найти хорошую прислугу сегодня трудно – но можно. И денег у них вполне хватает. Просто никому ни до чего нет дела. Если б это был мой дом…
   Она замолчала.
   – Все со временем меняется, – сказала мисс Марпл, – и с этим ничего не поделаешь. Поддерживать порядок в таком большом доме весьма нелегко. Наверное, вы огорчились, вернувшись сюда и увидев, что все здесь изменилось. Вам хотелось бы иметь собственное жилье – где-нибудь в другом месте?
   Милдред Стрит вспыхнула.
   – В конце концов, это мой дом, – сказала она. – Это дом моего отца, и я имею право жить здесь, если у меня есть такое желание. И оно у меня есть. Если б мать не была такой невыносимой… Она даже не может купить себе нормальную одежду. Это сильно беспокоит Джолли.
   – Я как раз собиралась спросить вас о мисс Бельвер.
   – Это просто счастье иметь в доме такого человека! Она обожает мать. Служит у нее уже много лет – еще со времен Джона Ристарика. А как она проявила себя во время этой печальной эпопеи!.. Вы, очевидно, слышали, что он сбежал вместе с этой мерзкой югославкой – совершенно падшим существом. Я уверена, у нее было немало любовников. Мать вела себя с большим достоинством. Сразу дала ему развод. И даже позволила приезжать сюда его сыновьям на каникулы – совершенно напрасно, этот вопрос можно было бы решить как-то иначе. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы они ездили к отцу и этой женщине. Как бы то ни было, мать всегда приглашала их… А мисс Бельвер всегда и во всем служила для нее надежной опорой. Иногда мне кажется, что она облегчает матери жизнь даже больше, чем нужно, взяв на себя решение всех практических задач. Даже не представляю, что мать делала бы без нее.
   Последовала пауза.
   – Смотрите-ка, а вот и Льюис, – с удивлением произнесла Милдред. – Он очень редко выходит в сад.
   Мистер Серроколд подошел к ним с обычным для него выражением целеустремленности на лице. Похоже, он не заметил Милдред, поскольку все его внимание было приковано к мисс Марпл.
   – Мне очень жаль, – сказал он. – Я хотел показать вам нашу усадьбу. Меня попросила об этом Кэролайн. К сожалению, я должен ехать в Ливерпуль. По делу этого парня, кравшего почтовые посылки на железной дороге. Но вам все покажет Маверик. Он будет здесь через несколько минут. Я вернусь только послезавтра. Хоть бы нам удалось уговорить их не возбуждать уголовное дело!
   Милдред поднялась со скамейки и удалилась. Серроколд, пристально смотревший на мисс Марпл сквозь толстые стекла своих очков, не заметил этого.
   – Видите ли, – сказал он, – судьи почти всегда принимают по таким делам ошибочные решения. Иногда они чересчур суровы, а иногда чересчур снисходительны. Если ребята получают срок заключения в несколько месяцев, это не становится для них сдерживающим фактором – они даже находят в этом развлечение, а потом бахвалятся перед своими подружками. Но суровый приговор зачастую отрезвляет их. Они понимают, что игра не стоит свеч. А еще лучше вообще не приговаривать их к тюремному заключению. Трудотерапия, производственное обучение, как у нас, – вот оптимальный вариант.
   – Мистер Серроколд, вы довольны мистером Лоусоном? – неожиданно спросила мисс Марпл. – Он вполне нормален?
   Льюис Серроколд с беспокойством взглянул на нее.
   – Неужели опять взялся за старое? Что он вам сказал?
   – Сказал, что он сын Уинстона Черчилля…
   – Ну да, конечно. Обычное дело. Он незаконнорожденный, как вы, вероятно, уже догадались. Трудное детство, нищета и все такое прочее. Мне рекомендовало заняться им одно общество в Лондоне. Эдгар напал на улице на человека, который заявил, будто тот следит за ним. Типичный случай – доктор Маверик вам расскажет. Я изучил его историю. Мать происходила из бедной, но уважаемой семьи, жившей в Плимуте. Его отец был моряком – она даже не знала его имени… Ребенок рос в тяжелых условиях. Начал фантазировать по поводу отца, затем по поводу себя. Носил военную униформу с наградами, на что не имел права, – все вполне типично. Но Маверик настроен в отношении его оптимистично – при условии, что нам удастся вселить в него уверенность в себе. Я возложил на него определенную ответственность и постоянно внушаю ему, что значение имеет не происхождение, а качества и способности человека. Прогресс был налицо. Я радовался за него. И вот теперь вы говорите… – Мужчина покачал головой.
   – Он может представлять опасность, мистер Серроколд?
   – Опасность? На мой взгляд, он не проявлял никаких признаков склонности к суициду.
   – Я имею в виду не склонность к суициду. Он говорил мне о врагах, которые его преследуют. Разве это не сигнал опасности?
   – Не думаю, что он достиг этой стадии. Но я поговорю с Мавериком. Тот не раз выражал надежду на благоприятный результат.
   Он взглянул на часы.
   – Я должен идти. А-а, вот и наша дорогая Джолли… Она возьмет над вами шефство.
   – Автомобиль стоит у дверей, мистер Серроколд, – объявила подошедшая к ним мисс Бельвер. – Доктор Маверик звонил из института. Я сказала, что приведу мисс Марпл. Он встретит нас у ворот.
   – Благодарю вас. Где мой портфель?
   – В салоне автомобиля, мистер Серроколд.
   Льюис удалился. Провожая его взглядом, мисс Бельвер сказала:
   – Когда-нибудь он загонит себя до полусмерти. Ни один человек не может обходиться без отдыха. Он спит всего четыре часа в сутки.
   – Просто он по-настоящему предан своему делу, – сказала мисс Марпл.
   – Только об этом своем деле и думает, – проворчала мисс Бельвер. – Нет, чтобы уделять больше времени своей жене… Она славное создание, мисс Марпл, и нуждается в любви и внимании. Но здесь всех заботят только хнычущие мальчишки и молодые люди, которые стремятся к легкой и бесчестной жизни и даже не задумываются о том, что необходимо трудиться. А как насчет приличных ребят из приличных семей? Почему ничего не делается для них? Чудакам вроде мистера Серроколда, доктора Маверика и всех этих недоразвитых идеалистов, которые толкутся здесь, честность неинтересна. У меня и моих братьев было трудное детство, мисс Марпл, но нам не позволяли хныкать. Сегодня слишком много носятся с этими бездельниками!
   Пройдя по саду, они вышли через возведенные Эриком Гулбрандсеном высокие, монументальные ворота из красного кирпича, служившие входом в колледж.
   Доктор Маверик, который, по мнению мисс Марпл, сам выглядел не вполне нормальным, вышел им навстречу.
   – Благодарю вас, мисс Бельвер, – сказал он. – Итак, мисс… ах да, мисс Марпл… Уверен, вас заинтересует то, чем мы занимаемся здесь. Мистер Серроколд – чрезвычайно проницательный человек, настоящий провидец. Мы разработали поистине блестящий подход к решению этой чрезвычайно важной проблемы. И за нами стоит сэр Джон Стиллуэлл – мой бывший шеф. До выхода на пенсию он служил в Министерстве внутренних дел. Благодаря его связям мы смогли начать претворять в жизнь свои планы. Это медицинская проблема – вот какую мысль мы должны донести до сознания представителей органов юстиции. Психиатрия завоевала прочные позиции во время войны. Одним из положительных результатов этого является… В первую очередь вы должны оценить то, с чего все начинается. Посмотрите вверх…
   Мисс Марпл подняла голову и увидела надпись, выбитую на большом дугообразном портале:

   ОБРЕТИ НАДЕЖДУ ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ

   – Разве это не здорово? Разве это не единственно верный подход? Мы не ругаем этих ребят и не наказываем их, а даем им почувствовать, какие они замечательные.
   – Как в случае с Эдгаром Лоусоном? – спросила мисс Марпл.
   – Да, случай интересный. Вы разговаривали с ним?
   – Это он разговаривал со мною, – ответила мисс Марпл. – И я подумала, не безумен ли он слегка…
   Доктор Маверик весело рассмеялся.
   – Все мы слегка безумны, дорогая леди, – сказал он, приглашая ее жестом пройти в дверь. – В этом заключается тайна существования.

Глава 6

   Этот день выдался довольно трудным. Оказывается, энтузиазм может быть утомительным сам по себе, думала мисс Марпл. Она испытывала смутное недовольство собой и своей реакцией на увиденное. В поведении обитателей Стоунигейтса прослеживалась какая-то закономерность – возможно, несколько закономерностей, – но ее – или их – суть ускользала от понимания мисс Марпл. И ее не покидало чувство безотчетной тревоги, связанной с личностью жалкого, невзрачного Эдгара Лоусона. Ей никак не удавалось отыскать в своей памяти подходящие параллели.
   После напряженных размышлений она по очереди отвергла странное поведение фургона мистера Селкёрка, случай с рассеянным почтальоном, загадку садовника, работавшего в Духов день, и чрезвычайно занятное происшествие с комбинациями гирь.
   Пожилая дама не могла определить, в чем состоит дефект Эдгара Лоусона, очевидно, находившийся вне сферы наблюдений и признанных фактов. Но главное, она не могла понять, каким образом этот дефект, что бы он ни представлял собой, влияет на ее подругу Кэрри-Луизу. В запутанных закономерностях жизни Стоунигейтса тревоги и желания разных людей сталкивались друг с другом. Но все эти тревоги и желания (опять же, насколько она могла понять) никак не касались Кэрри-Луизы.
   Кэрри-Луиза… Внезапно до мисс Марпл дошло, что только она сама – не считая отсутствовавшей Рут – употребляла это имя. Муж называл ее Кэролайн, мисс Бельвер – Кэрой, Стивен Ристарик – Мадонной, Уолли обращался к ней официально – миссис Серроколд, а для Джины она была бабушкой.
   Не имело ли какого-то тайного значения существование разных имен, которыми разные люди называли Кэролайн Луизу Серроколд? Может быть, она была для них символом, а не реальным человеком?
   Когда на следующее утро Кэрри-Луиза, слегка подволакивая ноги, подошла к садовой скамейке, села рядом со своей подругой и поинтересовалась, о чем та думает, мисс Марпл не замедлила с ответом:
   – О тебе, Кэрри-Луиза.
   – И что же ты обо мне думаешь?
   – Скажи откровенно, тебя ничего здесь не тревожит?
   – Тревожит?
   Кэрри-Луиза удивленно подняла на мисс Марпл свои ясные голубые глаза.
   – Что же меня может тревожить, Джейн?
   – Большинство людей что-нибудь да тревожит. Меня, например, тревожат слизни в саду, а также трудности, которые я испытываю при штопке простыней, и невозможность достать леденцы для приготовления сливового ликера. О, множество всевозможных мелочей… Отсутствие у тебя всяких тревог кажется мне противоестественным.
   – Должно быть, кое-что меня все же тревожит, – неуверенно произнесла миссис Серроколд. – Льюис слишком много трудится, Стивен часто забывает поесть из-за своего театра, Джина ведет себя очень нервозно… Только вот я никогда не умела переделывать людей и не представляю, как бы это получилось у тебя. Стало быть, и нет смысла тревожиться, не так ли?
   – Милдред выглядит не очень довольной, ты не находишь?
   – О, Милдред с детства вечно чем-то недовольна, – сказала Кэрри-Луиза. – В отличие от Пиппы, которая постоянно излучала радость.
   – Может быть, у нее есть причина для недовольства? – предположила мисс Марпл.
   – Ты имеешь в виду ревность? Да, пожалуй. Но людям не нужна причина для чувств, которые они испытывают. Так уж они устроены. Ты не согласна, Джейн?
   Мисс Марпл вдруг вспомнилась мисс Монкриф, которая была рабыней у своей деспотичной матери-инвалида. Бедная девушка мечтала о путешествиях, жаждала увидеть мир. Как радовались жители Сент-Мэри-Мид, когда миссис Монкриф упокоилась на церковном дворе, а мисс Монкриф обрела наконец свободу и небольшой, но вполне достаточный для нее доход. После этого девушка отправилась в путешествие, но добралась только до побережья Франции, где, навестив одну из «старых подруг матери», страдавшую ипохондрией, была настолько потрясена ее бедственным положением, что отказалась от дальнейшей поездки и поселилась у нее на вилле, чтобы опять терпеть издевательства, надрываться от тяжелой работы и с тоской мечтать о радостях открытия новых горизонтов.
   – Я думаю, ты права, Кэрри-Луиза, – сказала мисс Марпл.
   – Конечно, благодаря Джолли я отчасти избавлена от забот. Милая, славная Джолли! Она появилась здесь, когда мы с Джонни только что поженились, и с самого начала стала просто незаменимой. Она заботилась обо мне как о беспомощном ребенке. Все для меня делала. Иногда мне даже было неудобно. Иногда мне кажется, что Джолли готова ради меня убить человека. Ужасную вещь я сказала, Джейн, не правда ли?
   – Она действительно очень предана тебе, – согласилась мисс Марпл.
   Миссис Серроколд звонко рассмеялась:
   – Знаешь, она хочет, чтобы я накупила себе модных платьев и окружила себя роскошью. Считает, что все должны танцевать вокруг меня и исполнять любые мои желания. Она единственная не разделяет энтузиазма Льюиса. По ее мнению, мы слишком балуем наших ребят – этих малолетних преступников, которые не стоят того, чтобы с ними возились. Она полагает, что здесь слишком сырой климат для моего ревматизма и что мне следует уехать в Египет или куда-нибудь еще, где тепло и сухо.
   – Ты очень страдаешь от ревматизма?
   – В последнее время состояние значительно ухудшилось. Я с трудом хожу. Ноги сводит судорогой.
   Ее лицо вновь озарила обворожительная улыбка, напоминавшая улыбку феи.
   – Ничего не поделаешь, возраст есть возраст.
   В этот момент в доме открылась стеклянная дверь, и вышедшая из нее мисс Бельвер направилась быстрым шагом в их сторону.
   – Кэра, мне только что продиктовали телеграмму по телефону. Приезжаю сегодня вечером, Кристиан Гулбрандсен.
   – Кристиан? – удивленно воскликнула Кэрри-Луиза. – Я и понятия не имела, что он в Англии.
   – Я полагаю, его нужно разместить в Дубовой гостиной.
   – Да, пожалуйста, Джолли. Ему не придется подниматься по ступенькам.
   Мисс Бельвер кивнула и вернулась в дом.
   – Кристиан Гулбрандсен – мой пасынок, двумя годами старше меня, – пояснила Кэрри-Луиза. – Он старший сын Эрика и является одним из попечителей Фонда Гулбрандсена – вернее, главным попечителем… Как жаль, что Льюис в отъезде! Кристиан обычно останавливается здесь не более чем на одну ночь. Он чрезвычайно занятой человек. А им наверняка многое нужно обсудить.
   Кристиан Гулбрандсен прибыл в Стоунигейтс тем вечером, успев к чаю. Это был высокий мужчина с крупными чертами лица. Он приветствовал Кэрри-Луизу со всей сердечностью.
   – Как поживает наша маленькая Кэрри-Луиза? Ты совершенно не изменилась. Время над тобой не властно.
   Он держал ее за плечи и с широкой улыбкой смотрел на нее сверху вниз. В этот момент чья-то рука потянула его за рукав.
   – Кристиан!
   Он повернулся.
   – Милдред! Как у тебя дела?
   – В последнее время они обстоят не лучшим образом.
   – Это плохо. Плохо.
   Между Кристианом Гулбрандсеном и его единокровной сестрой имелось определенное сходство, и существовала тридцатилетняя разница в возрасте, так что их вполне можно было принять за отца и дочь. Казалось, Милдред была особенно рада его приезду. Она весь день ходила по дому раскрасневшаяся, как никогда разговорчивая, и постоянно повторяла «мой брат», «мой брат Кристиан», «мой брат мистер Гулбрандсен».
   – А как поживает маленькая Джина? – спросил Гулбрандсен, повернувшись к молодой женщине. – Вы с мужем, стало быть, все еще здесь?
   – Да, мы здесь уже почти обосновались, не правда ли, Уолли?
   – Похоже на то, – отозвался тот.
   Гулбрандсен окинул Уолли оценивающим взглядом своих маленьких проницательных глаз. Муж Джины, как всегда, выглядел угрюмым и недружелюбным.
   – Итак, я снова в кругу семьи, – сказал Гулбрандсен.
   Всем своим видом гость излучал благодушие, но мисс Марпл подумала, что настроен он не особенно благодушно. Губы его были поджаты, что придавало лицу несколько озабоченное выражение.
   Когда ему представили мисс Марпл, он пристально, словно изучая, посмотрел на нее.
   – Мы и не знали, что ты в Англии, Кристиан, – сказала миссис Серроколд.
   – Мне пришлось срочно приехать сюда.
   – Как жаль, что нет Льюиса… Сколько времени ты здесь пробудешь?
   – Я собирался завтра уехать. Когда вернется Льюис?
   – Завтра, во второй половине дня.
   – Ну, тогда я останусь еще на одну ночь.
   – Если бы ты сообщил нам…
   – Дорогая Кэрри-Луиза, график моих деловых поездок совершенно непредсказуем.
   – Ты задержишься, чтобы увидеться с Льюисом?
   – Да, мне необходимо увидеться с ним.
   – Мистер Гулбрандсен и мистер Серроколд являются попечителями Фонда Гулбрандсена, – пояснила Бельвер, обращаясь к мисс Марпл. – Другие попечители – епископ Кромерский и мистер Джилрой.
   Похоже, для мисс Бельвер и всех остальных было очевидно, что Кристиан Гулбрандсен приехал в Стоунигейтс по делам, связанным с Фондом Гулбрандсена. И все же у мисс Марпл возникли сомнения на этот счет.
   Несколько раз Кристиан исподтишка бросал на Кэрри-Луизу странный, задумчивый взгляд, который вызвал недоумение у ее наблюдательной подруги. С Кэрри-Луизы он переводил взгляд на других, как будто оценивая их, что представлялось довольно странным.
   После чая мисс Марпл, извинившись, удалилась в библиотеку, но едва она приступила к вязанию, как, к ее немалому удивлению, в комнату вошел Кристиан Гулбрандсен и расположился рядом с ней.
   – Насколько я понимаю, вы давняя подруга нашей дорогой Кэрри-Луизы? – спросил он.
   – Мы вместе учились в школе, в Италии, мистер Гулбрандсен. Много-много лет тому назад.
   – Ах да… И вы любите ее?
   – Да, конечно, – с искренней теплотой в голосе ответила мисс Марпл.
   – Как и все, я полагаю. Да иначе и быть не может, ибо она милое, очаровательное существо. Мы с братьями всегда любили ее – с тех пор, как наш отец женился на ней. Для нас она была любимой сестрой, а для отца – верной женой, разделявшей все его идеи. Она никогда не думала о себе, и на первом месте у нее было благополучие других людей.
   – Кэрри-Луиза всегда была идеалисткой.
   – Идеалисткой?.. Да, совершенно верно. И, следовательно, вполне возможно, что она не способна распознавать зло, существующее в этом мире.
   Мисс Марпл посмотрела на него с удивлением. Его лицо сохраняло серьезное и даже суровое выражение.
   – Скажите, как она себя чувствует? – спросил он.
   Этот вопрос вызвал у пожилой дамы еще большее удивление.
   – По-моему, неплохо – если не принимать в расчет артрит… или ревматизм.
   – Ревматизм? Понятно. А с сердцем у нее всё в порядке?
   Удивлению мисс Марпл не было предела.
   – Насколько мне известно, да. Но если вас интересует состояние ее здоровья, вам нужно спросить кого-нибудь из тех, кто живет в этом доме. Мисс Бельвер, например.
   – Мисс Бельвер… Ну да, конечно… Или Милдред?
   – Можно и Милдред.
   Мисс Марпл слегка смутилась. Кристиан Гулбрандсен пристально смотрел на нее, не отводя глаз.
   – Между матерью и дочерью не самые теплые отношения, вам не кажется?
   – Да, пожалуй.
   – Печально. Все-таки единственный ребенок… Но ничего не поделаешь. А эта мисс Бельвер, по-вашему, действительно привязана к ней?
   – Очень.
   – И Кэрри-Луиза доверяет этой мисс Бельвер?
   – Думаю, да.
   Кристиан нахмурился.
   – Есть еще Джина, – задумчиво произнес он, словно обращаясь не столько к мисс Марпл, сколько к самому себе, – но она слишком молода. Очень трудно…
   Он запнулся.
   – Порой не знаешь, как следует поступить. Я очень беспокоюсь за Кэрри-Луизу, и мне хочется сделать что-нибудь, чтобы с ней не приключилась какая-нибудь беда. Но это нелегко – очень нелегко.
   В этот момент в комнату вошла миссис Стрит.
   – А-а, вот ты где, Кристиан… Мы тебя потеряли. Доктор Маверик желает знать, не хочешь ли ты что-нибудь с ним обсудить.
   – Это тот самый новый доктор? Нет-нет, я дождусь Льюиса.
   – Он ждет тебя в кабинете Льюиса. Так что, я скажу ему?..
   – Я сам переговорю с ним.
   Гулбрандсен поспешно вышел из комнаты. Милдред посмотрела ему вслед, затем повернулась к мисс Марпл:
   – Что-нибудь случилось? Кристиан сам на себя не похож… Он ничего не говорил?
   – Только спрашивал меня, каково состояние здоровья вашей матери.
   – Интересно, с какой стати он спрашивал об этом вас?
   Большое квадратное лицо Милдред, непонятно почему, залилось румянцем.
   – Не знаю.
   – Для своего возраста мать чувствует себя на удивление хорошо. Гораздо лучше, чем я.
   Немного помедлив, она спросила:
   – Надеюсь, вы так ему и сказали?
   – Да я, собственно, ничего об этом не знаю, – ответила мисс Марпл. – Его интересовало ее сердце.
   – Сердце?
   – Да.
   – С сердцем у матери всё в порядке. В полном порядке!
   – Рада слышать это, дорогая моя.
   – Что вдруг взбрело Кристиану в голову?
   – Понятия не имею, – сказала мисс Марпл.

Глава 7

//-- I --//
   Следующий день не был отмечен сколько-нибудь значимыми событиями, но тем не менее мисс Марпл казалось, что атмосфера в доме пронизана напряжением. Кристиан Гулбрандсен все утро провел в обществе доктора Маверика, осматривая вместе с ним здание института и обсуждая результаты его деятельности. Вскоре после полудня Джина пригласила его покататься на автомобиле, а после этой прогулки он попросил мисс Бельвер показать ему сад. Мисс Марпл увидела в этом предлог для беседы с глазу на глаз с суровой домоправительницей. Но если неожиданный визит Кристиана Гулбрандсена носил сугубо деловой характер, зачем ему понадобилось говорить с мисс Бельвер, которая занималась исключительно домашними делами?
   Однако мисс Марпл понимала, что это могли быть всего лишь ее фантазии. Единственный по-настоящему тревожный инцидент произошел около четырех часов. Она свернула свое вязание и пошла в сад немного прогуляться перед чаем. Обходя беспорядочные заросли рододендрона, она вдруг увидела перед собой Эдгара Лоусона. Молодой человек шел быстрым шагом по тропинке, что-то бормоча себе под нос, и едва не налетел на нее.
   – Простите, пожалуйста, – поспешил извиниться он, но мисс Марпл успела заметить странное выражение на его лице.
   – Вы хорошо себя чувствуете, мистер Лоусон?
   – Хорошо? Ну как я могу хорошо себя чувствовать? Я пережил шок – ужасный шок…
   – Что случилось?
   Эдгар беспокойно огляделся, что вызвало у мисс Марпл неприятное ощущение.
   – Сказать или не сказать? – Он смотрел на нее с сомнением. – Я не знаю. Я действительно не знаю. За мной откровенно шпионят.
   Мисс Марпл собралась с духом, взяла его за руку и крепко сжала.
   – Если мы пойдем по этой тропинке… Там нет ни деревьев, ни кустов, и никто не сможет нас подслушать.
   – Ладно, я вам скажу… – Он сделал глубокий вдох, наклонился к ней и произнес полушепотом: – Я сделал открытие. Страшное открытие.
   – Что за открытие?
   Тело Эдгара Лоусона била крупная дрожь. Он начал всхлипывать.
   – Разве можно на кого-то положиться? Стоит только кому-то довериться… и сталкиваешься с ложью. Ложь не позволяет мне выяснить правду. Это невыносимо… Понимаете, он был единственным человеком, которому я доверял, и вдруг оказалось, что он стоял за всем этим. Это он мой враг! Это он организовал слежку за мной. Но это ему не сойдет с рук. Я скажу ему в лицо, что мне известно о его проделках.
   – Кто это «он»? – спросила мисс Марпл.
   Эдгар Лоусон выпрямился в полный рост, стараясь выглядеть исполненным достоинства, что производило довольно нелепое впечатление.
   – Я говорю о своем отце.
   – Виконт Монтгомери – или вы имеете в виду Уинстона Черчилля?
   Эдгар бросил на нее презрительный взгляд.
   – Они внушили мне это, чтобы скрыть правду. Но теперь я знаю. У меня есть друг – настоящий друг. Друг, который говорит мне правду и рассказывает, как меня обманывали. Теперь моему отцу придется считаться со мной. Я заставлю его сказать правду! И тогда посмотрим, что он скажет.
   Неожиданно Эдгар повернулся и бросился бежать, скрывшись в парке.
   Встревоженная мисс Марпл вернулась в дом. «Все мы слегка безумны», – сказал доктор Маверик. Однако в случае с Эдгаром, как ей казалось, дело обстояло куда серьезнее.
//-- II --//
   Льюис Серроколд вернулся в половине седьмого. Он оставил автомобиль у ворот и прошел к дому через парк. Выглянув из окна, мисс Марпл увидела, как навстречу ему вышел Кристиан Гулбрандсен, и мужчины, поприветствовав друг друга, принялись прохаживаться взад и вперед вдоль террасы.
   Мисс Марпл позаботилась о том, чтобы захватить с собой бинокль, и теперь воспользовалась им. Что это, не стая ли чижей поднялась над той дальней группой деревьев?
   Когда окуляры бинокля опустились вниз, прежде чем взметнуться вверх, она успела заметить, что оба мужчины были сильно взволнованны. Время от времени до ее ушей долетали обрывки фраз. Если б они подняли головы, то увидели бы, что внимание наблюдателя с биноклем привлекает нечто находящееся вдали, а вовсе не их беседа.
   – …как оградить Кэрри-Луизу от этих известий… – произнес Гулбрандсен в один из таких моментов.
   В следующий раз, когда они проходили внизу, говорил уже Льюис Серроколд:
   – …если бы это можно было скрыть от нее. Я согласен, прежде всего необходимо подумать именно о ней…
   Далее она услышала:
   – …действительно серьезно… неоправданно… слишком большая ответственность… нам, вероятно, следует обратиться за советом…
   Наконец, до ее слуха донеслись слова Кристиана Гулбрандсена:
   – Холодает. Нужно идти в дом.
   С озадаченным выражением на лице мисс Марпл отошла от окна. Сложить вместе эти разрозненные фрагменты разговора представлялось делом весьма нелегким – но то, что ей удалось услышать, подтверждало обоснованность беспокойства, которое высказывала Рут ван Райдок, – и которое она сама уже успела ощутить.
   Какова бы ни была его причина, это определенно затрагивало Кэрри-Луизу.
//-- III --//
   Ужин в тот вечер прошел в несколько принужденной обстановке. Погруженные в свои мысли, Гулбрандсен и Льюис были довольно рассеянны. Уолтер Хадд выглядел еще более мрачным, нежели обычно, и даже Джина и Стивен были на редкость немногословны. Беседу главным образом поддерживал доктор Маверик, обсуждавший профессиональные вопросы с мистером Баумгартеном, специалистом по трудотерапии.
   Когда ужин закончился и все вышли в Большой зал, Кристиан Гулбрандсен почти сразу же откланялся, сославшись на то, что ему нужно написать важное письмо.
   – Прошу прощения, дорогая Кэрри-Луиза, я пойду в свою комнату.
   – У тебя есть все, что тебе нужно?
   – Да-да, все есть. Я попросил пишущую машинку, и мне ее принесли. Мисс Бельвер чрезвычайно добра и в высшей степени заботлива.
   Он покинул Большой зал через левую дверь, за которой находилась главная лестница, и прошел в конец коридора, где располагалась гостевая комната, включавшая в себя спальню и ванную.
   Когда он ушел, Кэрри-Луиза спросила:
   – Джина, ты не идешь сегодня вечером в театр?
   Девушка покачала головой, затем прошла к окну, выходившему на переднюю подъездную аллею и во двор, и села в кресло. Стивен взглянул на нее, подошел к большому фортепиано и принялся тихо наигрывать странную меланхоличную мелодию. Специалисты по трудотерапии – мистер Баумгартен и мистер Лэйси, – а также доктор Маверик пожелали всем спокойной ночи и отправились восвояси. Уолтер повернул выключатель настольной лампы, после чего половина ламп Большого зала с треском погасла.
   – Черт бы подрал эти проклятые пробки, вечно их выбивает, – проворчал Уолтер. – Пойду вставлю новые.
   – Уолли так хорошо разбирается в электроприборах, – сказала Кэрри-Луиза. – Помните, как быстро он починил тостер?
   – По-моему, это все, что он сделал за время своего пребывания здесь, – заметила Милдред Стрит. – Мама, ты приняла свое тонизирующее средство?
   Лицо мисс Бельвер исказила гримаса крайнего неудовольствия.
   – Совсем забыла.
   Она вскочила с кресла, направилась в столовую и вскоре вернулась с маленьким стаканом, в котором плескалась розоватая жидкость.
   С легкой улыбкой Кэрри-Луиза послушно протянула руку.
   – Как же мне надоело пить эту отраву, – сказала она, поморщившись.
   – Думаю, сегодня можно пропустить, дорогая, – неожиданно произнес Льюис Серроколд. – Я вообще не уверен, что это средство действительно приносит тебе пользу.
   Спокойно, но с присущей ему решительностью, он взял стакан из руки мисс Бельвер и поставил его на большой дубовый валлийский стол.
   – Вы не правы, мистер Серроколд, – резко заметила мисс Бельвер. – Состояние миссис Серроколд существенно улучшилось с тех пор, как…
   Она не успела договорить, поскольку в этот момент входная дверь с грохотом распахнулась, и в погрузившийся в сумерки зал ворвался Эдгар Лоусон. У него был вид знаменитого актера, совершившего триумфальный выход.
   Он остановился посредине, принял театральную позу и, обращаясь к Льюису Серроколду, с пафосом воскликнул:
   – Итак, я разоблачил вас, о, мой враг!
   Эта сцена выглядела довольно нелепо, но ее нелепость была не вполне безобидной.
   Мистер Серроколд смотрел на него с изумлением.
   – В чем дело, Эдгар?
   – И вы еще спрашиваете? Вам хорошо известно, в чем дело. Вы обманываете меня, шпионите за мной, строите мне козни вместе с моими врагами!
   Льюис взял его за руку.
   – Дорогой мой мальчик, не надо так нервничать. Спокойно расскажите мне, что с вами случилось. Пойдемте в мой кабинет.
   Он провел его через зал к двери кабинета и, когда они вошли внутрь, закрыл ее за собой. Спустя несколько секунд раздался скрежет поворачиваемого в замке ключа.
   Мисс Бельвер и мисс Марпл переглянулись. Им на ум пришла одна и та же мысль. Ключ в замке повернул не Льюис Серроколд.
   – По-моему, этот молодой человек окончательно рехнулся, – сказала мисс Бельвер. – Он становится опасен.
   – Он просто крайне неуравновешен, – заметила Милдред, – и абсолютно неблагодарен – с учетом того, сколько для него было сделано. Мама, тебе следует вмешаться и призвать его к порядку.
   Кэрри-Луиза вздохнула.
   – Он совершенно безобиден, – негромко произнесла она. – И привязан к Льюису. Очень привязан.
   Мисс Марпл с любопытством взглянула на нее. Минутой ранее лицо Эдгара отнюдь не выражало каких-либо теплых чувств к Льюису Серроколду. Скорее, наоборот. Интересно, подумала она, неужели Кэрри-Луиза и впрямь упорно не желает смотреть в глаза реальности?
   – У него что-то было в кармане, и он сжимал это рукой, – сказала Джина. – Я имею в виду Эдгара.
   – В кино это непременно оказался бы револьвер, – пробормотал Стивен, убирая руки с клавиш.
   Мисс Марпл кашлянула.
   – Думаю, вы прекрасно понимаете, что это был револьвер, – произнесла она извиняющимся тоном.
   Голоса, доносившиеся из-за запертой двери кабинета Льюиса, были вполне различимы. Эдгар Лоусон кричал, в то время как Льюис Серроколд говорил спокойным, ровным тоном.
   – Ложь, ложь, все это ложь! Вы мой отец! Я ваш сын! Вы лишили меня моих законных прав! Этот дом должен принадлежать мне! Вы ненавидите меня! Хотите от меня избавиться!
   Послышался голос Льюиса, пытавшегося урезонить молодого человека, но его заглушили вопли, в которых появились истерические нотки. Эдгар, окончательно потерявший контроль над собой, перешел к оскорблениям. Время от времени прорывались слова Льюиса «…пожалуйста, успокойтесь… вы же знаете, что это неправда…», но они, казалось, только еще больше распаляли молодого человека.
   В зале воцарилась тишина. Все напряженно прислушивались к тому, что происходило в кабинете Льюиса.
   – Я заставлю вас слушать меня! – визжал Эдгар. – Я сотру это надменное выражение с вашего лица! Я отомщу вам за все страдания, которые вы мне причинили!
   Последовавшие отрывистые слова совсем не напоминали обычный невозмутимый тон Льюиса.
   – Уберите револьвер!
   – Эдгар убьет его! – воскликнула Джина. – Он же сумасшедший. Может быть, вызовем полицию?
   Кэрри-Луиза неподвижно сидела в кресле, сохраняя полную невозмутимость.
   – Не волнуйся, Джина, – сказала она. – Эдгар любит Льюиса. Он просто сгущает краски, драматизирует ситуацию, вот и все.
   В этот момент за дверью раздался смех Эдгара – по мнению мисс Марпл, явно безумный.
   – Да, у меня револьвер, и он заряжен. Ничего не говорите и не двигайтесь с места. Слушайте, что я вам скажу. Это вы организовали заговор против меня и теперь поплатитесь за это.
   Звук, похожий на выстрел, заставил всех вздрогнуть.
   – Всё в порядке, – успокоила присутствующих Кэрри-Луиза. – Это на улице – где-то в парке.
   Тем временем из-за двери вновь послышались истеричные крики Эдгара:
   – Вы сидите, смотрите на меня и делаете вид, будто вам это безразлично! Почему вы не падаете на колени и не молите о пощаде? Говорю вам, я собираюсь застрелить вас! Я ваш сын – ваш непризнанный презираемый сын. Вы хотели спрятать меня – возможно, вообще изолировать от мира. Вы посылаете шпионов следить за мной, плетете против меня интриги… Вы – мой отец! Я всего лишь незаконнорожденный, не так ли? Вы постоянно лгали мне, притворялись добрым, и все время… все время… Вы недостойны того, чтобы жить на земле. И я не позволю вам жить.
   Снова последовал поток ругательств и оскорблений.
   – Нужно что-то делать, – сказала мисс Бельвер и вышла из зала.
   Эдгар сделал паузу – видимо, чтобы перевести дыхание – и затем крикнул:
   – Вы умрете! И умрете сейчас! Получите, вы, дьявол! И еще получите!
   Прозвучали два резких щелчка – и на сей раз точно не на улице, а за запертой дверью.
   Кто-то, мисс Марпл показалось, что это была Милдред, крикнул:
   – О боже! Что нам делать!
   Из кабинета донесся глухой удар, за которым последовали громкие рыдания.
   Кто-то прошел мимо мисс Марпл, взялся за ручку и принялся трясти дверь. Это был Стивен Ристарик.
   – Откройте дверь! Немедленно откройте дверь! – кричал он.
   Мисс Бельвер вернулась в зал со связкой ключей.
   – Попробуйте подобрать, – с трудом выдавила она из себя, задыхаясь от быстрой ходьбы.
   В этот момент вспыхнули все погасшие лампы. Сумерки сменились ярким светом.
   Стивен Ристарик начал подбирать ключ, и все услышали, как на пол упал ключ, вставленный в замок изнутри. Рыдания продолжались. Уолтер Хадд, вошедший ленивой походкой в зал, замер на месте.
   – Что здесь происходит? – удивленно спросил он.
   – Этот безумец застрелил мистера Серроколда, – ответила плачущим голосом Милдред.
   Кэрри-Луиза поднялась с кресла и направилась к двери кабинета.
   – Пожалуйста, дайте мне поговорить с ним.
   Она мягко, но решительно отодвинула Стивена Ристарика в сторону.
   – Эдгар… Эдгар… пожалуйста, впустите меня. Прошу вас, Эдгар.
   Раздался скрежет ключа, вставляемого в замок. Дверь медленно отворилась. Но открыл ее не Эдгар, а Льюис Серроколд. Он тяжело дышал, как будто ему пришлось долго бежать, но в остальном был совершенно спокоен.
   – Всё в порядке, дорогая, – сказал он. – Всё в порядке.
   – Мы решили, что он вас застрелил, – хриплым голосом произнесла мисс Бельвер.
   Мистер Серроколд нахмурился.
   – Разумеется, он меня не застрелил, – произнес он несколько резко.
   Заглянув в кабинет, все увидели, что Эдгар Лоусон лежит ничком возле письменного стола и рыдает. Револьвер лежал на полу – там, где он его выронил.
   – Но мы слышали выстрелы, – сказала Милдред.
   – Да, он дважды выстрелил.
   – И промахнулся?
   – Естественно.
   Мисс Марпл не находила оснований для такой безапелляционности. Выстрелы наверняка были произведены со сравнительно близкого расстояния.
   – Где Маверик? – раздраженно спросил Льюис. – Вот кто нам сейчас нужен.
   – Я схожу за ним, – сказала мисс Бельвер. – Может быть, заодно позвонить в полицию?
   – В полицию? Ни в коем случае.
   – Мы должны позвонить в полицию, – возразила Милдред. – Он представляет опасность.
   – Ерунда, – сказал Льюис Серроколд. – Бедняга… Разве он выглядит опасным?
   В данный момент опасным Эдгар Лоусон не выглядел. Он выглядел жалким и довольно отталкивающим. Его голос утратил агрессивность.
   – Я не хотел этого, – простонал он. – Не знаю, что на меня нашло… Какое-то безумие.
   Милдред фыркнула.
   – Я, наверное, действительно сошел с ума… Я не хотел этого… Пожалуйста, мистер Серроколд, поверьте мне… Я в самом деле не хотел этого.
   Льюис потрепал его по плечу.
   – Всё в порядке, мой мальчик. Ничего страшного не случилось.
   – Я мог убить вас, мистер Серроколд.
   Уолтер Хадд пересек кабинет и стал внимательно изучать стену сзади письменного стола.
   – Пули прошли вот здесь, – сказал он; взгляд его скользнул по столу и стоявшему за ним стулу. – Просто чудо, что они не поразили цель.
   – Я потерял голову. Не ведал, что творил. Мне казалось, что он лишил меня законных прав. Я думал…
   Мисс Марпл задала вопрос, который ей уже некоторое время не терпелось задать:
   – Кто вам сказал, что мистер Серроколд является вашим отцом?
   На искаженном мукой лице Эдгара появилось лукавое выражение и спустя долю секунды исчезло.
   – Никто, – ответил он. – Мне самому пришло это в голову.
   Уолтер устремил взгляд на лежавший на полу револьвер.
   – Где, черт возьми, он достал оружие? – произнес он.
   – Оружие?
   Эдгар с изумлением воззрился на револьвер.
   – Очень похож на мой, – сказал Уолтер, наклонился и поднял его. – Проклятье! Это он и есть! Ты выкрал его из моей комнаты, мерзкая гнида!
   Льюис Серроколд встал между испуганным Эдгаром и разъяренным американцем.
   – С этим мы разберемся потом, – сказал он. – А-а, вот и Маверик… Взгляните-ка на него.
   Доктор Маверик приблизился к Эдгару и окинул его профессиональным взглядом.
   – Так не годится, Эдгар.
   – Он маньяк, и очень опасен, – резко произнесла Милдред. – Вопил, как сумасшедший, и стрелял в моего отчима. Только чудом не попал.
   Эдгар громко всхлипнул.
   – Пожалуйста, осторожнее, миссис Стрит.
   – Мне все это надоело! Неужели вы не видите? Это самый настоящий безумец!
   Одним рывком Эдгар вырвался из рук доктора Маверика и бросился в ноги мистеру Серроколду.
   – Помогите мне! Не дайте им увезти меня и посадить под замок! Не дайте им…
   Какая неприятная сцена, подумала мисс Марпл.
   Милдред не собиралась уступать.
   – Говорю вам еще раз, он…
   – Прошу тебя, Милдред, – перебила ее мать, – не сейчас. Он так страдает.
   – Страдает! Они все тут спятили, – пробормотал вполголоса Уолтер.
   – Я позабочусь о нем, – сказал доктор Маверик. – Пойдемте со мной, Эдгар. Постель и успокоительное средство – а завтра утром мы все обсудим.
   Эдгар с трудом поднялся на ноги. Его всего трясло. Он с сомнением посмотрел на молодого доктора, затем перевел взгляд на Милдред.
   – Она сказала, что я маньяк.
   – Нет-нет, вы не маньяк.
   По залу прокатились эхом звуки шагов мисс Бельвер. Ее губы были поджаты, лицо заливал румянец.
   – Я позвонила в полицию, – произнесла она с суровым видом. – Они будут здесь через несколько минут.
   – Джолли! – в ужасе воскликнула Кэрри-Луиза.
   Эдгар снова громко всхлипнул. Льюис Серроколд нахмурился.
   – Я говорил вам, Джолли. Полицию вызывать не нужно. Это сугубо медицинская проблема.
   – Возможно. У меня на этот счет свое мнение, – возразила мисс Бельвер. – Но мне, так или иначе, пришлось вызвать полицию. Мистер Гулбрандсен застрелен.

Глава 8

   Пока присутствующие осмысливали сказанное мисс Бельвер, на несколько мгновений в зале воцарилась тишина. Нарушила ее Кэрри-Луиза.
   – Кристиан застрелен? – недоверчиво переспросила она. – О нет, этого не может быть!
   – Если не верите, пойдите и посмотрите сами, – сказала мисс Бельвер, еще больше поджав губы и обращаясь не столько к Кэрри-Луизе, сколько ко всей компании. Она была раздражена, и это раздражение проявлялось в скрипучей резкости ее голоса.
   Все еще не веря в то, что произошла столь ужасная трагедия, Кэрри-Луиза медленно направилась к двери. Льюис Серроколд задержал ее, положив руку на плечо.
   – Нет, дорогая, позволь, туда пойду я.
   Он вышел из зала. Доктор Маверик последовал за ним, с сомнением взглянув на Эдгара. Вместе с ними удалилась и мисс Бельвер.
   В наполненных болью глазах Кэрри-Луизы отчетливо сквозил страх. Мисс Марпл взяла ее под руку, подвела к креслу и помогла сесть.
   – Неужели Кристиан и вправду мертв? – произнесла она озадаченно, тоном обиженного ребенка, словно никак не могла смириться с этой мыслью.
   Уолтер Хадд, стоявший рядом с Эдгаром, испепелял его взглядом. В руке он держал поднятый им с пола револьвер.
   – Но кому и зачем понадобилось убивать Кристиана? – раздался голос миссис Серроколд.
   Этот вопрос не требовал ответа.
   – Психи! Все до одного, – едва слышно процедил сквозь зубы Уолтер.
   Стивен инстинктивно придвинулся к Джине, словно стараясь защитить ее. Лицо девушки, выражавшее крайнее изумление, было самым живым среди других лиц.
   Неожиданно дверь распахнулась, и, сопровождаемый потоком холодного воздуха, в зал вошел мужчина в длинном пальто.
   Сердечность его приветствия едва ли не шокировала присутствующих своей неуместностью.
   – Привет всем! Что сегодня творится!.. На дороге такой сильный туман, что я тащился как черепаха.
   Поначалу мисс Марпл подумала, что у нее двоится в глазах. Не мог ведь один и тот же человек стоять у двери и находиться рядом с Джиной! Но затем она поняла, что все дело во внешнем сходстве, которое к тому же при ближайшем рассмотрении оказалось не таким уж и сильным. Это были братья, похожие друг на друга, но не более того.
   Однако если Стивен Ристарик был худым, на грани истощения, то его брат выглядел вполне упитанным. Объемистое пальто с каракулевым воротником как нельзя лучше шло к его плотной фигуре. Это был веселый, симпатичный, уверенный в себе молодой человек, от которого веяло жизненным успехом.
   Мисс Марпл обратила внимание на то, что, едва войдя в зал, он сразу устремил взгляд на Джину.
   Заметив всеобщее оцепенение, новоприбывший спросил с некоторым недоумением, обращаясь к Кэрри-Луизе:
   – Так вы не ждали меня? Вы, что, не получили мою телеграмму?
   Почти машинально Кэрри-Луиза протянула в его сторону руку. Он подошел к ней, взял руку и нежно поцеловал. Это был знак искреннего почтения, а отнюдь не театральный жест.
   – Конечно, ждали, Алекс, милый… конечно. Только ты видишь, что у нас здесь происходит…
   – А что у вас здесь происходит?
   С выражением откровенного злорадства на лице – которое мисс Марпл сочла просто отвратительным, – Милдред коротко изложила ему суть дела.
   – Кристиан Гулбрандсен, – сказала она, – мой брат Кристиан Гулбрандсен был найден мертвым.
   – Боже милостивый!
   Смятение Алекса выглядело несколько преувеличенным.
   – Хотите сказать, он покончил с собой?
   Кэрри-Луиза вздрогнула.
   – Нет-нет, – запротестовала она, – он не мог совершить самоубийство. Только не Кристиан.
   – Дядя Кристиан ни в коем случае не стал бы стрелять в себя, я уверена, – поддержала ее Джина.
   Алекс Ристарик переводил взгляд по очереди с одного присутствующего на другого. Брат Стивен приветственно кивнул ему. Уолтер Хадд смотрел на него с недоверием. Когда глаза Алекса задержались на мисс Марпл, он вдруг нахмурился, словно увидел на сцене затесавшегося среди актеров реквизитора, который не должен бы там находиться. Он как будто ждал, что ему объяснят причину ее присутствия. Но никто ничего не стал ему объяснять, и мисс Марпл продолжала выступать в роли трогательной, слегка озадаченной, пожилой леди.
   – Когда это случилось? – спросил Алекс.
   – Перед самым твоим приездом, – ответила Джина, – примерно три-четыре минуты назад. Мы слышали звук выстрела, но не обратили на это внимания.
   – Не обратили внимания? Почему?
   – Видишь ли, здесь происходили другие события…
   Джина в смущении замолчала.
   – Уж это точно, – с ухмылкой подтвердил Уолтер.
   В этот момент в зал со стороны библиотеки вошла Джульетта Бельвер.
   – Мистер Серроколд просит всех перейти в библиотеку. Так будет удобно для полиции. За исключением миссис Серроколд. Вы пережили шок, Кэра. Я распорядилась, чтобы в вашу постель положили бутылки с горячей водой. Я отведу вас…
   Поднявшись с кресла, Кэрри-Луиза покачала головой.
   – Сначала я должна увидеть Кристиана.
   – Нет-нет, дорогая моя, не надо расстраивать себя…
   Мягко, но решительно Кэрри-Луиза отодвинула ее в сторону.
   – Дорогая Джолли, вы не понимаете… – Она огляделась. – Джейн?
   Мисс Марпл уже шла к ней.
   – Ведь ты пойдешь со мной, Джейн?
   Две дамы направились к двери. Выходя из зала, они едва не столкнулись с доктором Мавериком.
   – Доктор Маверик! Остановите ее! – крикнула мисс Бельвер. – Какая глупость!
   Кэрри-Луиза твердо взглянула на молодого человека и едва заметно улыбнулась.
   – Вы хотите… увидеть его? – спросил Маверик.
   – Я должна.
   – Понятно… – Он посторонился. – Раз вы считаете, что должны, миссис Серроколд, то идите. Но затем, пожалуйста, ложитесь в постель, и пусть мисс Бельвер присмотрит за вами. Сейчас вы относительно спокойны, но уверяю вас, вскоре обязательно испытаете шок.
   – Да, думаю, вы правы. Обещаю вам, что буду сохранять благоразумие. Пойдем, Джейн.
   Покинув зал, женщины прошли мимо главной лестницы, затем по коридору, мимо столовой справа, и двойной двери, ведущей в кухню, слева, мимо боковой двери на террасу, после чего подошли к двери Дубовой гостиной, отведенной Кристиану Гулбрандсену. Она была обставлена скорее как гостиная, нежели как спальня. С одной стороны располагалась кровать в нише, с другой была дверь, ведущая в гардеробную и спальню.
   Кэрри-Луиза застыла на пороге. Кристиан Гулбрандсен сидел за большим письменным столом из красного дерева. Перед ним стояла портативная пишущая машинка. Тело слегка сползло набок. Высокий подлокотник кресла препятствовал его падению на пол.
   У окна с отдернутой в сторону портьерой стоял Льюис Серроколд, смотревший в ночь. Повернувшись и увидев Кэрри-Луизу, он нахмурился.
   – Дорогая, тебе не следовало приходить сюда.
   Он направился к ней, и она протянула в его сторону руку. Мисс Марпл отступила на шаг назад.
   – Нет, Льюис, я должна увидеть его. Мне необходимо точно знать, как обстоят дела.
   Она медленно приблизилась к столу.
   – Трогать ничего нельзя, – предупредил ее Льюис. – Полицейские должны найти все в первозданном виде.
   – Разумеется. Стало быть, кто-то умышленно застрелил его?
   – Да. – Казалось, Серроколд удивился вопросу жены. – Я думал, ты знаешь.
   – Знаю. Кристиан не мог покончить с собой. К тому же он был слишком аккуратен и опытен, чтобы случайно выстрелить в себя. Остается одно… – Кэрри-Луиза замялась. – Убийство.
   Она зашла за стол и некоторое время стояла, с грустью рассматривая покойника.
   – Милый Кристиан, он всегда был так добр ко мне… – Кончиками пальцев осторожно прикоснулась к его голове. – Да благословит тебя Господь, и спасибо тебе за все, дорогой Кристиан.
   – Как жаль, что мне не удалось избавить тебя от этого несчастья, Кэролайн, – произнес Льюис Серроколд с глубоким чувством, чего прежде она за ним никогда не замечала.
   Кэрри-Луиза медленно покачала головой.
   – Никто не может избавить никого от чего бы то ни было, – сказала она. – Что-то, рано или поздно, обязательно случается, и с этим приходится мириться. Теперь я, пожалуй, пойду и лягу в постель. Ты ведь останешься здесь, Льюис, пока не придут полицейские?
   – Да, конечно.
   Кэрри-Луиза повернулась, и мисс Марпл обняла ее за талию.

Глава 9

   Когда инспектор Карри и его сотрудники вошли в Большой зал, там находилась лишь мисс Бельвер. Она двинулась им навстречу с самым решительным видом.
   – Я Джульетта Бельвер, компаньонка и секретарь миссис Серроколд.
   – Это вы обнаружили тело и позвонили нам?
   – Да. Обитатели дома в большинстве своем сейчас находятся в библиотеке. Мистер Серроколд остался в комнате мистера Гулбрандсена, дабы проследить, чтобы там ничего не трогали. Доктор Маверик, первым осмотревший тело, в скором времени придет туда. У него появились неотложные дела в другом крыле дома. Вас проводить к нему?
   – Будьте так любезны.
   Деловая женщина, подумал инспектор. Похоже, у нее все под контролем.
   Он последовал за ней по коридору.
   В течение следующих двадцати минут полицейские проводили рутинную процедуру осмотра места преступления. Фотограф сделал необходимые снимки. К полицейскому хирургу вскоре присоединился доктор Маверик. Спустя полчаса карета «Скорой помощи» увезла бренные останки Кристиана Гулбрандсена, после чего инспектор Карри приступил к официальному расследованию.
   Льюис Серроколд проводил его в библиотеку, где полицейский окинул своим проницательным взглядом собравшихся там людей и сделал краткие мысленные заметки. Пожилая седовласая леди, леди среднего возраста, симпатичная девушка (он не раз видел, как она разъезжала в автомобиле по местным дорогам), странного вида американец – ее муж, двое молодых людей, занимавшихся в доме непонятно чем, и эта деловая женщина, мисс Бельвер, которая позвонила в полицию и встретила его.
   Завершив осмотр, инспектор Карри произнес заранее заготовленную небольшую речь.
   – Я понимаю, какие чувства вы сейчас испытываете, и надеюсь, что задержу вас не слишком долго. Завтра утром, на свежую голову, мы сможем поговорить более подробно. Тело мистера Гулбрандсена обнаружила мисс Бельвер, и я попрошу ее рассказать в общих чертах, как это произошло. Мистер Серроколд, если вы хотите подняться к вашей жене, я не возражаю. Когда мы закончим с мисс Бельвер, я хотел бы поговорить с вами. Всем все понятно? Вероятно, в доме имеется небольшая комната, где…
   – Мой кабинет, – сказал мистер Серроколд. – Как вы считаете, Джолли?
   – Я сама хотела предложить перейти туда, – ответила мисс Бельвер.
   Она двинулась через Большой зал. Инспектор Карри и сопровождавший его сержант последовали за ней. Предложив полицейским сесть, мисс Бельвер сама удобно расположилась в кресле. Можно было подумать, что вовсе не инспектор Карри, а она проводит расследование. Тем не менее он сразу взял инициативу в свои руки.
   Инспектор Карри обладал приятным голосом и деликатными манерами. Он выглядел спокойным, серьезным, а на его лице застыло как будто несколько извиняющееся выражение. Порой люди недооценивали его, но он был не менее компетентен в своей сфере деятельности, чем мисс Бельвер – в своей. Однако инспектор Карри предпочитал не афишировать это.
   Он откашлялся.
   – Основные факты я узнал от мистера Серроколда. Мистер Кристиан Гулбрандсен был старшим сыном покойного Эрика Гулбрандсена, основателя Фонда Гулбрандсена и прочих учреждений. Он являлся одним из попечителей расположенного здесь колледжа и приехал вчера с неожиданным визитом. Это так?
   – Да.
   Инспектору Карри чрезвычайно импонировала ее лаконичность.
   – Мистер Серроколд находился в отъезде, в Ливерпуле, – продолжил он, – и вернулся сегодня вечером поездом, прибывающим в 6.30.
   – Да.
   – По окончании ужина, сегодня вечером, мистер Гулбрандсен заявил о намерении поработать в своей комнате и удалился после того, как подали кофе. Правильно?
   – Да.
   – А теперь, мисс Бельвер, пожалуйста, расскажите, как вы обнаружили его тело.
   – Сегодня вечером в доме произошел очень неприятный инцидент. Один молодой человек, страдающий психическим расстройством, впал в буйное состояние и стал угрожать мистеру Серроколду револьвером. Они оказались запертыми в этой комнате. В конце концов, молодой человек дважды выстрелил – вы можете увидеть отверстия от пуль в стене. К счастью, мистер Серроколд остался невредим. После этого молодой человек совершенно потерял над собой контроль. Мистер Серроколд послал меня за доктором Мавериком. Я позвонила по домашнему телефону в его комнату, но он отсутствовал. Я нашла доктора в компании одного из его коллег, рассказала ему, в чем дело, и он тут же отправился сюда. На обратном пути я решила зайти к мистеру Гулбрандсену, чтобы спросить, не желает ли он чего-нибудь – горячего молока или виски – перед сном. На стук в дверь он не ответил, и я вошла в комнату. Увидев, что он мертв, я позвонила вам.
   – Надежно ли запираются входные двери в доме? Может ли посторонний незаметно проникнуть внутрь?
   – Через боковую дверь террасы в дом может войти кто угодно. Она запирается только перед тем, как все укладываются спать, поскольку в течение дня люди постоянно ходят в колледж и возвращаются оттуда.
   – Насколько мне известно, в здании колледжа живут от двухсот до двухсот пятидесяти малолетних преступников?
   – Да. Но оно тщательно охраняется и контролируется. Никто не может без спроса покинуть его.
   – Мы, разумеется, проверим это. Не давал ли мистер Гулбрандсен какого-либо повода для возникновения… скажем, неприязненного отношения к нему? Может быть, он принимал какие-то непопулярные решения?
   Мисс Бельвер покачала головой.
   – Нет-нет. Мистер Гулбрандсен не имел никакого отношения к управлению колледжем и решению административных вопросов.
   – Какова была цель его визита?
   – Понятия не имею.
   – Но он огорчился, узнав об отсутствии мистера Серроколда, и сразу же решил дождаться его возвращения?
   – Да.
   – Значит, дело, по которому он приехал, касалось мистера Серроколда?
   – Да, но оно почти наверняка было связано с Фондом.
   – Понятно. Он успел переговорить с мистером Серроколдом?
   – Нет, не успел. Мистер Серроколд приехал перед самым ужином.
   – Но после ужина мистер Гулбрандсен сказал, что ему нужно написать важное письмо, и ушел к себе. Он не предлагал мистеру Серроколду побеседовать?
   Мисс Бельвер немного помедлила с ответом.
   – Нет, не предлагал.
   – Довольно странно. Ведь он остался специально, чтобы дождаться мистера Серроколда, что создавало для него определенные неудобства.
   – Да, пожалуй…
   Казалось, мисс Бельвер впервые осознала эту странность.
   – Мистер Серроколд не сопровождал его, когда он пошел к себе?
   – Нет, мистер Серроколд остался в зале.
   – И вы, конечно, не знаете, в какое время был убит мистер Гулбрандсен?
   – Возможно, мы слышали выстрел. Это было в девять двадцать три.
   – Вы слышали выстрел? И это не вызвало у вас тревогу?
   – Видите ли, это случилось при необычных обстоятельствах…
   Она подробно рассказала о сцене между Льюисом Серроколдом и Эдгаром Лоусоном, происходившей в то самое время в этом кабинете.
   – Стало быть, никому из вас не пришло в голову, что выстрел мог быть произведен внутри дома?
   – Нет. Мы все испытали облегчение, когда поняли, что выстрел раздался не в кабинете.
   Немного помолчав, мисс Бельвер добавила с мрачным видом:
   – Кто бы подумал, что в одном и том же доме в одно и то же время могут произойти убийство и покушение на убийство?
   Инспектор Карри согласился с этим замечанием.
   – И тем не менее, – неожиданно сказала мисс Бельвер, – мне кажется, именно это и побудило меня зайти потом к мистеру Гулбрандсену. Я намеревалась спросить, не нужно ли чего ему, но это был всего лишь предлог. Мне хотелось удостовериться, что с ним всё в порядке.
   Инспектор Карри бросил на нее пронзительный взгляд.
   – Почему вы решили, что с ним может быть не всё в порядке?
   – Не знаю. Наверное, из-за прозвучавшего выстрела. В тот момент ему никто не придал значения, но потом я вспомнила о нем и решила, что это был звук выхлопа автомобиля мистера Ристарика…
   – Автомобиля мистера Ристарика?
   – Да, Алекса Ристарика. Он приехал этим вечером на автомобиле – сразу после того, как все это случилось.
   – Понятно. Вы ничего не трогали в комнате, когда обнаружили тело мистера Гулбрандсена?
   – Разумеется, нет, – ответила мисс Бельвер. – Я знаю, что в таких случаях нельзя ни к чему прикасаться. – В ее голосе прозвучал упрек.
   – И затем, когда вы привели нас в комнату, все там было в точности так же, как и в момент обнаружения тела?
   Мисс Бельвер задумалась. Она откинулась на спинку кресла и сощурила глаза. Должно быть, у нее фотографическая память, подумал инспектор Карри.
   – За исключением одного, – нарушила она наконец молчание. – Пишущая машинка была пуста.
   – То есть, когда вы вошли в комнату в первый раз, в машинку был заправлен лист бумаги, и затем он исчез?
   – Да, я почти уверена, что из машинки торчал лист.
   – Благодарю вас, мисс Бельвер. Кто еще входил в комнату мистера Гулбрандсена до нашего прибытия?
   – Ну, естественно, мистер Серроколд. Он оставался там, когда я выходила встречать вас. Еще там были миссис Серроколд и мисс Марпл. Миссис Серроколд настояла на том, что ей необходимо увидеть мистера Гулбрандсена.
   – А кто такая мисс Марпл? – спросил инспектор Карри.
   – Пожилая леди с седыми волосами, школьная подруга миссис Серроколд. Она приехала погостить дня четыре назад.
   – Еще раз благодарю вас, мисс Бельвер. Все, что вы рассказали нам, предельно ясно. Теперь я хочу побеседовать с мистером Серроколдом. Да, и, наверное, с этой леди – мисс Марпл, так ее зовут? Я поговорю сначала с ней, и затем она может идти ложиться спать. Некрасиво вынуждать женщину, тем более в таком возрасте, бодрствовать в столь позднее время. Она и без того, должно быть, пережила шок.
   – Я тогда скажу ей?
   – Будьте любезны.
   Мисс Бельвер вышла из кабинета. Инспектор Карри поднял голову и посмотрел в потолок.
   – Гулбрандсен… – задумчиво произнес он. – Почему Гулбрандсен? Рядом живут две сотни неуправляемых юнцов. Это вполне мог сделать один из них. Но почему Гулбрандсен? Для них он незнакомец.
   – Мы еще не знаем всего, – заметил сержант Лэйк.
   – Пока мы еще не знаем ничего, – возразил инспектор Карри.
   В этот момент на пороге появилась мисс Марпл, и инспектор вскочил с кресла, демонстрируя галантность. Пожилая леди слегка зарделась, и он поспешил успокоить ее.
   – Не нужно расстраиваться, мэм. – Пожилые дамы любят обращение «мэм», подумал он. По их мнению, все офицеры полиции непременно принадлежат к низшим классам и поэтому должны выказывать им знаки почтения. – Конечно, все это очень печально. Но нам необходимо установить факты и во всем разобраться.
   – Да-да, конечно, я понимаю, – сказала мисс Марпл. – Это очень нелегко, не правда ли? Я имею в виду, во всем разобраться. Поскольку, пока вы разбираетесь в одном, не видите другого. И зачастую люди разбираются не в том, в чем нужно, – происходит это случайно или нет, сказать трудно. Фокусники называют это дезориентацией. Они такие хитрые, не правда ли? Я никогда не могла понять, как им удается фокус с чашей, в которой плавает золотая рыбка – ведь ее нельзя сложить в несколько раз, как вы считаете?
   Инспектор Карри смотрел на нее с удивлением.
   – Да-да, конечно, – согласился он.
   Возникла небольшая пауза.
   – Итак, мэм, – вновь заговорил инспектор, – мисс Бельвер рассказала нам о событиях сегодняшнего вечера. Вам всем пришлось очень нелегко.
   – Да, действительно. События были весьма драматичными.
   – Сначала эта разборка между мистером Серроколдом и… – Он справился со своими записями. – …Эдгаром Лоусоном.
   – Очень странный молодой человек, – заметила мисс Марпл. – Я сразу почувствовала в нем какую-то неестественность.
   – Не сомневаюсь, что вы сразу это почувствовали, – сказал инспектор Карри. – И затем, не успело улечься волнение, как выяснилось, что убит мистер Гулбрандсен. Я так понимаю, что вы и миссис Серроколд приходили посмотреть… тело.
   – Совершенно верно. Она попросила меня пойти вместе с нею. Мы старинные подруги.
   – Ясно. И вы отправились в комнату мистера Гулбрандсена. Никто из вас ничего не трогал, когда вы находились в комнате?
   – Нет-нет, мистер Серроколд предупредил нас, чтобы ни к чему не прикасались.
   – Вы случайно не заметили, мэм, был ли заправлен в пишущую машинку лист бумаги?
   – Нет, – быстро ответила мисс Марпл. – Я сразу же обратила внимание на его отсутствие, поскольку мне показалось это странным. Мистер Гулбрандсен сидел за пишущей машинкой – значит, он наверняка что-то печатал. Да, я сочла это очень странным.
   Инспектор Карри бросил на нее испытующий взгляд.
   – Вы общались с мистером Гулбрандсеном, пока тот находился здесь?
   – Совсем немного.
   – О чем вы с ним беседовали? Это было что-то важное, можете вспомнить?
   Мисс Марпл задумалась.
   – Он интересовался состоянием здоровья миссис Серроколд. В особенности ее сердцем.
   – А что, у нее какие-то проблемы с сердцем?
   – Насколько я понимаю, никаких.
   На несколько секунд в комнате повисла тишина.
   – Вы слышали выстрел во время ссоры между мистером Серроколдом и Эдгаром Лоусоном? – спросил наконец инспектор Карри.
   – Вообще-то я его не слышала, поскольку немного глуховата. Но миссис Серроколд сказала, что он раздался на улице, где-то в парке.
   – Мистер Гулбрандсен покинул зал сразу после ужина?
   – Да, он сказал, что ему нужно написать письмо.
   – Он не выражал желания поговорить с мистером Серроколдом?
   – Нет.
   Чуть помедлив, мисс Марпл добавила:
   – Видите ли, они уже до этого немного поговорили.
   – В самом деле? Когда? Насколько я знаю, мистер Серроколд вернулся домой перед самым ужином.
   – Это так, но он прошел через парк, а мистер Гулбрандсен вышел его встретить, и они некоторое время прогуливались взад и вперед вдоль террасы.
   – Кто еще знает об этом?
   – Думаю, никто, – ответила мисс Марпл. – Конечно, если только мистер Серроколд не говорил об этом миссис Серроколд. Дело в том, что я случайно увидела их, наблюдая в бинокль за птицами.
   – За птицами?
   – Да. По-моему, это были чижи.
   Чижи инспектора Карри явно не интересовали.
   – Вам случайно не удалось… услышать, о чем они говорили?
   Ее невинные синие глаза встретились с его взглядом.
   – К сожалению, я разобрала только отдельные фрагменты.
   – И что же это были за фрагменты?
   Мисс Марпл немного помедлила с ответом.
   – Конкретно ничего сказать не могу, но они были озабочены тем, как бы скрыть что-то от миссис Серроколд. Дабы оградить ее от этих известий – так выразился мистер Гулбрандсен, а мистер Серроколд сказал: «Я согласен, прежде всего необходимо подумать именно о ней». Они также говорили о «большой ответственности» и что «им, вероятно, следует обратиться за советом»… – Немного помолчав, она сказала: – Думаю, вам лучше расспросить об этом самого мистера Серроколда.
   – Мы обязательно сделаем это, мэм. Больше ничего необычного сегодня вечером вы не заметили?
   Мисс Марпл снова задумалась.
   – Все это очень необычно, если вы понимаете, что я имею в виду…
   – Да-да, понимаю.
   Внезапно сознание пожилой дамы словно пронзила молния.
   – Я вспомнила об одном довольно необычном инциденте. Мистер Серроколд не позволил миссис Серроколд принять ее лекарство. Мисс Бельвер была этим крайне недовольна. – Она улыбнулась. – Но это, разумеется, такая мелочь…
   – Да, конечно. Ну что же, благодарю вас, мисс Марпл.
   Когда за мисс Марпл закрылась дверь, сержант Лэйк сказал:
   – В таком возрасте, и такой острый глаз…

Глава 10

   Едва Льюис Серроколд вошел в кабинет, как атмосфера в нем сразу стала менее официальной. Он сел не в то кресло, которое только что освободила мисс Марпл, а в свое собственное, стоявшее за столом. Когда мисс Бельвер привела сюда инспектора Карри, она усадила его в кресло, придвинутое к столу сбоку, как будто подсознательно хотела забронировать за Льюисом его кресло.
   Расположившись поудобнее, мистер Серроколд устремил на полицейских задумчивый взгляд. Его лицо выглядело усталым и осунувшимся. Это было лицо человека, прошедшего через тяжелое испытание, что слегка удивило инспектора Карри, поскольку, хотя смерть Кристиана Гулбрандсена, вне всякого сомнения, и стала для Льюиса Серроколда шоком, Гулбрандсен не был ему ни близким другом, ни близким родственником.
   Странным образом персонажи драмы поменялись ролями. Складывалось впечатление, будто Льюис Серроколд вовсе не допрашиваемый свидетель, а руководитель следствия. Это не могло не вызвать у инспектора Карри раздражение.
   – Итак, мистер Серроколд… – произнес он бодрым тоном.
   Казалось, Льюис все еще был погружен в свои мысли.
   – Как все-таки порой бывает трудно определить, что правильно, а что нет, – сказал он со вздохом.
   – Позвольте об этом судить нам, мистер Серроколд. Поговорим о мистере Гулбрандсене. Насколько я понимаю, он приехал неожиданно?
   – Совершенно неожиданно.
   – То есть вы не знали, что он собирается приехать?
   – Не имел ни малейшего понятия.
   – И вам неизвестна цель его приезда?
   – Известна. Он сказал мне об этом.
   – Когда?
   – Я шел со станции, он увидел меня из окна дома, вышел навстречу и объяснил, что привело его сюда.
   – Дела, связанные с Фондом Гулбрандсена, я полагаю.
   – Нет-нет, его приезд не имел никакого отношения к Фонду Гулбрандсена.
   – А вот мисс Бельвер считает, что имел.
   – Естественно. У всех должно было сложиться такое впечатление. Гулбрандсен ничего не сделал для того, чтобы развеять это впечатление. И я тоже.
   – Почему, мистер Серроколд?
   Льюис медленно произнес:
   – Потому, что нам представлялось чрезвычайно важным, чтобы ни у кого даже подозрения не возникло по поводу истинной цели его визита.
   – Какова же была истинная цель?
   Последовала пауза, длившаяся одну или две минуты. Потом Серроколд вздохнул и, в конце концов, заговорил:
   – Гулбрандсен приезжал сюда регулярно, дважды в год, на собрания попечителей. Последнее собрание состоялось всего месяц назад – стало быть, в следующий раз он должен был появиться здесь только через пять месяцев. Следовательно, все могли бы подумать, что его привело сюда какое-то срочное дело. Но я все-таки думаю, вполне могло сложиться впечатление, что хотя дело это и срочное, связано оно с Фондом Гулбрандсена. Как я уже сказал, Кристиан ничего не сделал для того, чтобы развеять это впечатление – или ему казалось, что он ничего для этого не сделал. Да, вероятно, это ближе к истине – ему казалось, что он ничего для этого не сделал.
   – Боюсь, мистер Серроколд, я не совсем понимаю вас.
   Немного поразмыслив, Льюис сказал:
   – Я прекрасно осознаю, что перед лицом гибели – а точнее, убийства Гулбрандсена – обязан изложить вам все факты. Но для меня имеет очень большое значение спокойствие и благополучие моей жены. Я не вправе требовать от вас что-либо, инспектор, но если вы сможете найти способ, как скрыть от нее определенные факты, буду вам очень признателен. Видите ли, Кристиан Гулбрандсен приехал сюда специально для того, чтобы сказать мне, что, по его мнению, мою жену постепенно и хладнокровно травят.
   – Что?
   Карри подался вперед. Его лицо выражало недоверие.
   Серроколд кивнул.
   – Да. Для меня, как нетрудно догадаться, это явилось страшным ударом. До этого у меня не было никаких подозрений, но после разговора с Кристианом я осознал, что некоторые симптомы, проявлявшиеся в последнее время у моей жены, вполне могут быть следствием отравления. Известно, что ревматизм, судороги ножных мышц, боли и тошнота являются признаками отравления мышьяком.
   – Мисс Марпл сказала нам, что Кристиан Гулбрандсен спрашивал ее о состоянии здоровья миссис Серроколд, и в частности, о ее сердце.
   – В самом деле?.. Это интересно. Наверное, он думал, что ей подмешивают яд, действующий на сердце, поскольку тот вызывает внезапную смерть, которая не влечет за собой ненужных подозрений. Но лично я считаю, что отравление мышьяком – более вероятная версия.
   – Значит, вы считаете, что подозрения Гулбрандсена были обоснованны?
   – Да, конечно. Прежде всего Кристиан вряд ли поделился бы со мной этими подозрениями, не будь он уверен в том, что за ними стоят факты. Он всегда был практичным, трезвомыслящим человеком, которого трудно в чем-либо убедить, и при этом отличался чрезвычайной проницательностью.
   – Какими фактами он располагал?
   – У нас не было время обсудить их. Наш разговор был кратким. Он только объяснил причину своего визита, и мы договорились, что ничего не будем говорить моей жене, пока не убедимся в достоверности имевшихся у него фактов.
   – Кого он подозревал в подмешивании яда?
   – Он не сказал, да и едва ли знал. Он мог только подозревать. Я думаю, что Кристиан действительно кого-то подозревал – иначе почему его убили?
   – Но он не называл никаких имен?
   – Нет. Мы договорились, что расследуем это дело самым тщательным образом, и решили обратиться за советом и помощью к доктору Гэлбрайту, епископу Кромерскому. Доктор Гэлбрайт – старинный друг семьи Гулбрандсенов и один из попечителей Фонда. Это человек большой мудрости, обладающий богатым опытом, и он мог бы оказать психологическую помощь моей жене – если бы нам пришлось рассказать ей о наших подозрениях. Мы рассчитывали на его совет по поводу того, стоит ли нам обращаться в полицию.
   – Довольно странно, – заметил Карри.
   – После ужина Гулбрандсен отправился писать письмо доктору Гэлбрайту. Его застрелили в тот самый момент, когда он печатал это письмо на машинке.
   – Откуда вам это известно?
   – Оттуда, что это я вытащил лист из машинки. Он находится у меня.
   Мистер Серроколд вытащил из внутреннего кармана сложенный вдвое лист бумаги и протянул его Карри.
   – Вам не следовало брать его, как не следовало вообще ни к чему прикасаться в комнате.
   – Больше я там ни к чему не прикасался. Я понимаю, что совершил, в ваших глазах, непростительный проступок, вытащив лист, но у меня была для этого веская причина. Моя жена наверняка настояла бы на том, чтобы ей позволили войти в комнату, и тогда она могла прочитать то, что было напечатано на этом листе. Я признаю, что нарушил правило, но ничуть не сожалею об этом, поскольку готов на все, чтобы защитить мою жену от любых несчастий.
   Инспектор Карри ничего на это не сказал и внимательно ознакомился с содержанием листа. Текст гласил:

   Уважаемый доктор Гэлбрайт,
   Если это возможно, умоляю Вас, приезжайте в Стоунигейтс, как только получите это письмо. Возникла чрезвычайно серьезная проблема, и я не представляю, что мне делать. Мне известно, что Вы испытываете к нашей дорогой Кэрри-Луизе самые теплые чувства и что Вас заботит ее благополучие. Что ей можно знать и что нельзя? Я не могу найти ответ на этот вопрос. Говоря без обиняков, у меня есть основания считать, что ее постепенно травят. Впервые у меня появилось такое подозрение, когда…

   Здесь письмо обрывалось.
   – И вы полагаете, когда он дошел до этого места, его застрелили? – спросил Карри.
   – Да.
   – Но почему лист остался в машинке?
   – Я нахожу этому лишь два объяснения. Первое: убийца не знал, кому и о чем писал Гулбрандсен. Второе: у него не было времени. Возможно, его вспугнули звуки чьих-то приближающихся шагов, и он успевал лишь скрыться незамеченным.
   – И Гулбрандсен даже не намекнул вам, кого он подозревал – если вообще кого-то подозревал?
   – Нет, он никого не упоминал, – ответил Льюис после короткой паузы. Немного помолчав, он произнес довольно загадочную фразу: – Кристиан был очень справедливым человеком.
   – Каким образом, по вашему мнению, ей подмешивают отраву – мышьяк или что бы то ни было?
   – Я размышлял об этом, когда переодевался к ужину, и пришел к выводу, что, скорее всего, ее подмешивают в лекарство – тонизирующее средство, – которое принимает моя жена. Что касается пищи, мы все едим одни и те же блюда, и для моей жены отдельно ничего не готовят. Но в бутылочку с лекарством подмешать мышьяк может кто угодно.
   – Мы должны взять лекарство на экспертизу.
   – Я уже отобрал его образец, – сказал Льюис. – Сегодня вечером, перед ужином.
   Он выдвинул ящик стола и достал из него маленькую бутылочку с красной жидкостью, заткнутую пробкой.
   Инспектор Карри взглянул на него с любопытством.
   – Вы весьма предусмотрительны, мистер Серроколд.
   – Я считаю, что в любой ситуации нужно действовать быстро. Сегодня вечером я не дал жене выпить ее обычную дозу. Стакан с ней все еще стоит на дубовом шкафу в Большом зале, а бутылочка с тонизирующим средством хранится в гардеробной.
   Карри подался вперед, перегнувшись через стол, и произнес вполголоса, доверительным и неофициальным тоном:
   – Прошу прощения, мистер Серроколд, но почему вы так озабочены тем, чтобы ваша жена не узнала об этом? Боитесь, что она начнет паниковать? Мне кажется, ради ее же безопасности ей следовало бы все рассказать.
   – Да, возможно, вы правы. Однако нужно знать Кэролайн, инспектор. Она идеалистка и к тому же очень доверчива. О ней с полным на то основанием можно сказать, что она не видит зла, не слышит зла и не высказывает зла. Предположение, будто кто-то хочет убить ее, было бы для нее совершенно немыслимым. Но дело обстоит еще хуже. Это не просто «кто-то» – как вы наверняка понимаете, по всей вероятности, это человек, который близок к ней и дорог ей.
   – Вы так думаете?
   – Нужно смотреть правде в глаза. Рядом с нами живут две сотни извращенных, задержавшихся в развитии типов, которые нередко проявляют бессмысленную жестокость. Но ситуация такова, что в данном случае никого из них подозревать нельзя. Отравитель, подмешивающий небольшие дозы яда, пребывает в лоне семьи. Итак, кто проживает в этом доме? Ее муж, ее дочь, ее внучка, муж ее внучки, ее пасынок, которого она считает своим сыном, мисс Бельвер – преданная ей компаньонка и старинная подруга. Все они близки к ней и дороги ей, но тем не менее отравителя следует искать именно среди них.
   – В доме присутствуют и посторонние… – медленно произнес Карри.
   – Да, действительно. Слуги, потом, часто приходит доктор Маверик, бывают люди из персонала – но, говоря откровенно, какой у них может быть мотив?
   – А еще этот… как его… Эдгар Лоусон, – добавил инспектор Карри.
   – Совершенно верно. Но он стал регулярно появляться здесь только в последнее время. И у него тоже нет мотива. И кроме того, он искренне привязан к Кэролайн – как и все остальные.
   – Но он крайне неуравновешен. Вы не забыли, что сегодня вечером он напал на вас?
   Серроколд раздраженно махнул рукой.
   – Чистой воды ребячество. У него не было намерения причинить мне вред.
   – А как же две пули в стене? Он ведь стрелял в вас, разве нет?
   – Он целился мимо. Это было всего лишь представление, не более того.
   – Весьма опасное представление, мистер Серроколд.
   – Вы не понимаете. Вам нужно поговорить с нашим психиатром, доктором Мавериком. Эдгар – незаконнорожденный, он не знает, кто его отец, и утешается тем, что выдает себя за сына знаменитого человека. Это хорошо известный феномен, уверяю вас. Его состояние улучшалось – и заметно улучшилось, – а затем, по какой-то причине, наступил рецидив. Он идентифицировал меня как своего «отца» и устроил мелодраматическую сцену, выкрикивая угрозы и размахивая револьвером. У меня это не вызвало ни малейшей тревоги. Выстрелив, он рухнул на пол и разразился рыданиями. Доктор Маверик увел его и дал ему успокоительное средство. Завтра утром он наверняка будет в полном порядке.
   – Вы не хотите выдвинуть против него обвинение?
   – Это был бы наихудший вариант – для него, я имею в виду.
   – Сказать по правде, мистер Серроколд, мне кажется, его следует взять под стражу. Нельзя оставлять на свободе людей, которые палят из револьвера ради самоутверждения! Знаете ли, нужно думать и об окружающих.
   – Поговорите на эту тему с доктором Мавериком, он выскажет профессиональную точку зрения.
   Последовала пауза.
   – Во всяком случае, – добавил Льюис, – бедняга Эдгар точно не стрелял в Гулбрандсена. В момент его убийства он находился в этой комнате и грозился застрелить меня.
   – Я к этому и веду, мистер Серроколд. Снаружи в дом мог проникнуть кто угодно, поскольку дверь террасы была не заперта. Но внутри дома круг подозреваемых ограничен, и, судя по тому, что вы мне рассказали, я считаю, именно им необходимо уделить самое пристальное внимание. Похоже, никто – за исключением старой мисс… Марпл, которая наблюдала в бинокль за птицами из окна своей спальни – не знал, что вы уже коротко переговорили с Гулбрандсеном. Если это так, Кристиана могли застрелить, дабы он не мог рассказать вам о своих подозрениях. Конечно, пока утверждать это рано, поскольку могут существовать и другие мотивы. Я полагаю, мистер Гулбрандсен был состоятельным человеком?
   – Да, он был очень состоятелен. У него имеются сыновья, дочери, внуки – и они, вероятно, обогатятся благодаря его смерти. Но я не думаю, что кто-нибудь из его потомков живет сейчас в этой стране. Все они солидные, уважаемые люди. Насколько мне известно, паршивой овцы среди них нет.
   – У него были враги?
   – Я считаю это крайне маловероятным. Он был не таким человеком, у которого могут быть враги.
   – Стало быть, под подозрение подпадают только обитатели дома. Кто из них мог убить его?
   Льюис Серроколд задумался.
   – Трудно сказать. Кроме членов моей семьи, в доме живут слуги, а также бывают гости. Наверное, с вашей точки зрения, все они подходят на роль убийцы. Могу только сказать, что все, кроме слуг, были в Большом зале, когда Кристиан покинул его, и, пока я там находился, никто оттуда не выходил.
   – Вообще никто?
   Льюис насупил брови, силясь вспомнить.
   – Ах да… В какой-то момент вдруг погасли несколько ламп, и мистер Уолтер Хадд пошел узнать, в чем дело.
   – Этот тот самый молодой американец?
   – Да-да. Что происходило в зале после того, как мы с Эдгаром вошли в эту комнату, мне неизвестно.
   – И что-либо более конкретное вы сообщить нам не можете, мистер Серроколд?
   Льюис покачал головой.
   – Боюсь, больше я вам ничем помочь не могу. Это… это просто немыслимо.
   Инспектор тяжело вздохнул.
   – Можете сказать вашим домочадцам, чтобы отправлялись спать. Я побеседую с ними завтра.
   Когда Серроколд закрыл за собой дверь, Карри спросил Лэйка:
   – Каково ваше мнение?
   – Он знает – или думает, что знает, – кто сделал это, – ответил сержант.
   – Согласен. И ему это совсем не нравится…

Глава 11

   Джина бодро приветствовала мисс Марпл, когда та на следующее утро спустилась к завтраку.
   – Полиция снова здесь, – сказала девушка. – Сейчас они в библиотеке. Уолли просто очарован ими. Он не может понять, как можно быть такими спокойными и отстраненными. У меня такое впечатление, будто его все эти события завораживают. А вот мне все это ужасно не нравится. Как вы думаете, почему я так расстраиваюсь? Потому, что я наполовину итальянка?
   – Очень может быть. По крайней мере, это объясняет, почему вы не пытаетесь скрывать свои чувства. – Губы мисс Марпл растянулись в едва заметной улыбке.
   – Джолли страшно рассержена, – сказала Джина, вводя пожилую даму под руку в столовую. – Я думаю, она злится потому, что не может «управлять» полицейскими, как управляет всеми остальными. А этим все равно, – добавила она, увидев сидевших за столом Алекса и Стивена, которые заканчивали завтрак.
   – Дражайшая Джина, ты абсолютно несправедлива, – заметил Алекс. – Доброе утро, мисс Марпл. Мне очень даже не все равно. Я едва знал твоего дядю Кристиана и тем не менее являюсь главным подозреваемым. Надеюсь, ты понимаешь это.
   – Почему?
   – Похоже, я подъехал к дому в самый подходящий момент. Они рассчитали, сколько времени требуется для того, чтобы дойти от сторожки до дома, и сочли, что я шел слишком долго. То есть намекают на то, будто я вышел из автомобиля, обежал вокруг дома, вошел внутрь через боковую дверь, застрелил Кристиана и затем вернулся к автомобилю.
   – А что ты делал в действительности?
   – Я думал, девочек еще в раннем возрасте учат воздерживаться от неделикатных вопросов. Словно идиот, я стоял, стараясь запечатлеть в сознании эффект, создаваемый туманом в свете фар, и размышляя, каким образом можно использовать его на сцене, в моей новой постановке «Балет в Лаймхаусе».
   – Ну а ты сказал им об этом?
   – Естественно. Но ты ведь знаешь этих полицейских. Они ведут себя очень вежливо, все записывают, а тебе невдомек, что у них на уме. Только чувствуешь, что они тебе не верят.
   – Любопытно было бы посмотреть, как ты выглядишь на нарах, Алекс.
   Лицо Стивена искривилось в усмешке.
   – А вот я вне всяких подозрений, поскольку ни разу не выходил из Большого зала прошлым вечером.
   – Неужели они думают, что это сделал кто-то из нас? – воскликнула Джина; ее округлившиеся глаза наполнились ужасом.
   – Только не говори, что это, по всей видимости, дело рук какого-нибудь бродяги, дорогая, – сказал Алекс, обильно намазывая тост мармеладом. – Это банально.
   В дверь заглянула мисс Бельвер:
   – Мисс Марпл, когда закончите завтрак, зайдите, пожалуйста, в библиотеку.
   – Ну вот, снова приглашают вас, – сказала Джина. – Прежде других.
   Казалось, она была слегка уязвлена.
   – Слышали, что это такое? – вдруг спросил Алекс.
   – Я ничего не слышал, – сказал Стивен.
   – Пистолетный выстрел.
   – Они стреляют в комнате, где был убит дядя Кристиан, – пояснила Джина. – Не знаю зачем. И на улице тоже.
   Дверь снова открылась, и в столовую вошла Милдред Стрит. На ней было черное платье и ожерелье из ониксов. Ни на кого не глядя, она буркнула себе под нос, пожелав всем доброго утра, и села за стол.
   – Джина, налей мне, пожалуйста, чаю, – попросила она вполголоса. – И дай пару тостов. Совершенно нет аппетита.
   Осторожно прикоснувшись носовым платком к носу и глазам, она подняла голову и посмотрела невидящими глазами на двух братьев. Стивен и Алекс почувствовали себя под этим взглядом неуютно. Их голоса стихли до полушепота, и в скором времени они удалились.
   – Даже черных галстуков не потрудились надеть! – сказала Милдред Стрит, обращаясь не то в пространство, не то к мисс Марпл.
   – Вряд ли они заранее знали о том, что произойдет убийство, – произнесла мисс Марпл извиняющимся тоном.
   Джина негромко фыркнула, и Милдред Стрит пронзила ее неприязненным взглядом.
   – А где же Уолтер? – поинтересовалась она.
   Джина вспыхнула.
   – Не знаю. Я его не видела. – И опустила голову, словно нашкодивший ребенок.
   Мисс Марпл поднялась из-за стола.
   – Пойду в библиотеку, – сказала она.
   Войдя в комнату, мисс Марпл увидела Льюиса Серроколда, стоявшего у окна. Больше в библиотеке никого не было. Услышав скрип двери и звуки шагов, он повернулся, подошел к пожилой даме и взял ее за руку.
   – Надеюсь, переживания не отразились на вашем самочувствии. Оказаться вблизи места, где – вне всякого сомнения – произошло убийство, это тяжкое испытание для тех, кто прежде никогда не попадал в подобную ситуацию.
   Скромность не позволила мисс Марпл признаться, что ей далеко не впервые приходится иметь дело с убийством. Она лишь заметила, что жизнь в Сент-Мэри-Мид не столь уж идиллическая, как это может показаться стороннему наблюдателю.
   – В деревне порой происходят ужасные вещи, – заверила она его. – Там можно узнать такое, чего никогда не узнаешь в городе.
   Льюис Серроколд терпеливо, хотя и с несколько рассеянным видом, дождался, когда она договорит до конца.
   – Мне нужна ваша помощь, – без обиняков сказал он.
   – Я к вашим услугам, мистер Серроколд.
   – Это очень щекотливый вопрос, и касается он Кэролайн. Надеюсь, вы по-настоящему привязаны к ней?
   – Как и все, кто ее знает.
   – Я всегда считал, что все ее любят, но, похоже, ошибался. С дозволения инспектора Карри, я расскажу вам то, чего еще не знает никто. Точнее, то, что знает только один человек.
   Он вкратце пересказал ей то, что уже рассказал инспектору Карри предыдущим вечером.
   Лицо мисс Марпл выражало ужас.
   – Это просто невероятно, мистер Серроколд. Не могу в это поверить.
   – Вот и у меня была такая же реакция во время разговора с Кристианом Гулбрандсеном.
   – Но ведь у Кэрри-Луизы никогда не было врагов – и быть не может!
   – В том-то и дело. Но вы понимаете смысл происходящего? Отравление – постепенное отравление – может осуществляться только в тесном семейном кругу. То есть отравителем является один из обитателей дома…
   – Если только это правда. Вы уверены, что мистер Гулбрандсен не ошибался?
   – Кристиан не ошибался. Он слишком осмотрительный человек, чтобы делать беспочвенные заявления. К тому же полицейские эксперты произвели анализ лекарства из бутылочки Кэролайн и отдельного образца его содержимого. В обоих случаях был обнаружен мышьяк, который не должен содержаться в лекарстве. Количественные тесты займут больше времени, но факт присутствия мышьяка установлен.
   – Значит, ее ревматизм, трудности при ходьбе и все остальное…
   – Да. И, насколько мне известно, судороги мышц ног являются типичным симптомом. Кроме того, незадолго до вашего приезда у нее случился приступ боли в желудке. Но до разговора с Кристианом я и предположить не мог…
   Он запнулся.
   – Итак, Рут была права, – сказала мисс Марпл.
   – Рут? – с удивлением переспросил Льюис Серроколд.
   Пожилая дама зарделась.
   – Я должна кое в чем вам признаться. Мой приезд сюда был не случаен. Позвольте мне объяснить… Боюсь, я очень плохо излагаю… Пожалуйста, наберитесь терпения.
   И мисс Марпл поведала Льюису Серроколду о смутных тревогах Рут, которыми та с нею поделилась.
   – Поразительно, – сказал Льюис. – А я ничего не замечал.
   – Все это очень туманно, – сказала мисс Марпл. – Рут сама не понимает, почему ее одолевает беспокойство. Конечно, должна существовать причина – я по собственному опыту знаю, что всегда всему есть причина, – но кроме того, что у нее ощущение, будто «что-то не так», она ничего сказать не может.
   – Ну что ж, похоже, она оказалась права, – мрачно произнес Серроколд. – Как вы считаете, мисс Марпл, стоит мне рассказать обо всем Кэролайн?
   – Ни в коем случае, – не раздумывая, ответила мисс Марпл, после чего покраснела и с сомнением посмотрела на Льюиса.
   Тот кивнул в знак согласия.
   – Значит, мы с вами думаем одинаково. И Кристиан Гулбрандсен думал так же. А если бы дело касалось обычной женщины?
   – Кэрри-Луиза – не обычная женщина. Она живет верой в людей, в их добродетельность… О господи, как неуклюже я изъясняюсь! Мне кажется, пока мы не узнаем, кто…
   – Да, это главный вопрос. Но вы должны понимать, мисс Марпл: если ей ничего не говорить, это тоже сопряжено с определенным риском…
   – И вы хотите, чтобы я – как бы это выразиться – следила за ней?
   – Видите ли, вы единственный человек, которому я могу доверять, – откровенно сказал Льюис. – Все вроде бы преданы ей. Но так ли это в действительности? А ваша с ней дружба имеет многолетнюю историю.
   – И, кстати, я приехала сюда всего несколько дней назад, – заметила мисс Марпл.
   Серроколд улыбнулся:
   – Совершенно верно.
   – Может быть, этот вопрос не вполне деликатен, – извиняющимся тоном произнесла мисс Марпл, – но все же: кому именно была бы выгодна смерть Кэрри-Луизы?
   – Деньги! – с горечью воскликнул Льюис. – Все всегда сводится к ним, вы не находите?
   – Думаю, в данном случае да. Поскольку Кэрри-Луиза милая, славная, очаровательная женщина, и невозможно представить, что кто-то может не любить ее. Я хочу сказать, у нее просто не может быть врагов. Поэтому, как вы выразились, все сводится к деньгам. Наверное, мне нет нужды говорить вам, мистер Серроколд, что зачастую ради денег люди готовы пойти на все.
   – Да, пожалуй.
   Немного помолчав, он продолжил:
   – Инспектор Карри уже поднимал этот вопрос. Сегодня из Лондона приезжает мистер Джилрой, который предоставит подробную информацию. «Джилрой, Джилрой, Джеймс и Джилрой» – знаменитая адвокатская контора. Отец этого Джилроя был одним из первых наших попечителей. Они составляли завещание Кэролайн и первоначальное завещание Эрика Гулбрандсена. Я постараюсь излагать суть дела как можно более простым языком…
   – Благодарю вас, – сказала мисс Марпл. – Мне эти юридические тонкости всегда представлялись слишком сложными для понимания.
   – Вложив крупные средства в свой колледж, Фонд Гулбрандсена и различные корпорации, Эрик Гулбрандсен оставил равные суммы дочери Милдред и приемной дочери Пиппе – матери Джины, – и передал в доверительную собственность попечителям остаток своего огромного состояния, доходы от которого должна была пожизненно получать Кэролайн.
   – А что с этим остатком должно произойти после ее смерти?
   – После ее смерти он должен быть разделен в равных долях между Милдред и Пиппой – или их детьми, если Кэролайн переживет своих дочерей.
   – Стало быть, эти средства наследуют мисс Стрит и Джина.
   – Да. Кэролайн обладает собственным весьма значительным состоянием, хотя оно и не идет ни в какое сравнение с наследством Гулбрандсена. Половину его она передала мне четыре года назад, а из второй половины оставила десять тысяч фунтов мисс Бельвер и остальное разделила поровну между Алексом и Стивеном Ристариками, своими пасынками.
   – О господи, – удрученно произнесла мисс Марпл. – Это плохо. Очень плохо.
   – Что вы имеете в виду?
   – Это означает, что все обитатели дома имеют корыстный мотив.
   – Действительно. Вы правы. И все-таки, знаете, я не верю, что кто-то из этих людей способен совершить убийство. Не верю, и всё… Милдред – ее дочь, к тому же она уже и так хорошо обеспечена. Джина предана своей бабке. Щедрая, расточительная, она совершенно не склонна к стяжательству. Джолли Бельвер фанатично предана Кэролайн. Оба Ристарика относятся к ней как к родной матери. Своих денег у них нет, но Кэролайн тратит бо́льшую часть своих доходов на финансирование их предприятий – в особенности это касается Алекса. Я просто отказываюсь верить, что кто-то из них двоих мог бы умышленно травить ее ради наследства.
   – Но ведь есть еще муж Джины, не так ли?
   – Да, – мрачно произнес Льюис. – Есть еще муж Джины.
   – Вы ведь мало что о нем знаете. И невозможно не заметить, что он глубоко несчастен.
   Льюис тяжело вздохнул.
   – Он не сумел вписаться в эту среду. Его совершенно не интересует то, что мы пытаемся делать. Но почему его это должно интересовать? Он молодой, неотесанный парень, приехавший из страны, где мужчину оценивают по успеху, которого он добился в жизни.
   – Тогда как мы очень любим неудачников, – заметила мисс Марпл.
   Серроколд взглянул на нее с подозрением. Она слегка покраснела и заговорила – довольно бессвязно:
   – Знаете, иногда я думаю, что можно впасть в другую крайность… Я имею в виду, молодые люди с хорошей наследственностью, выросшие в приличных семьях, надлежащим образом воспитанные, с характером и способностями… в таких как раз страна и нуждается.
   Льюис нахмурился, и мисс Марпл, все гуще краснея, продолжила еще быстрее и еще бессвязнее:
   – Не то чтобы я не ценю… совсем наоборот… вы и Кэрри-Луиза делаете поистине благородное дело… молодые люди нуждаются в сочувствии… поскольку высшая ценность – это люди… и счастливые, и несчастливые… и от счастливых ожидается гораздо больше, чем от несчастливых, что совершенно справедливо… Но мне кажется, что иногда просто отказывает чувство меры – о, я не имею в виду вас, мистер Серроколд. Я говорю вообще… Все-таки англичане очень странный народ! Мы с большей гордостью говорим о своих поражениях, нежели о своих победах. Иностранцы не в силах понять, почему мы так гордимся Дюнкерком. Они о подобных событиях в своей истории предпочитают помалкивать. Но нас, судя по всему, победы чуть ли не смущают, и мы считаем неприличным хвастать ими. А возьмите наших поэтов! «Атака легкой бригады» [3 - Поэма А. Теннисона, посвященная гибели бригады легкой кавалерии в битве под Балаклавой во время Крымской войны.], «Вместе с флотом испанским «Ревендж» свой закончил поход» [4 - Строчки из поэмы А. Теннисона «Ревендж», или Баллада о флоте», в которой рассказывается о подвиге капитана Р. Гренвилла, выдержавшего (но проигравшего) морской бой с испанской эскадрой у Азорских островов (1591).]… Если вдуматься, это поистине очень странно!
   Мисс Марпл перевела дыхание.
   – Короче говоря, на мой взгляд, все, что происходит здесь, должно представляться Уолтеру Хадду довольно странным.
   – Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Льюис. – А Уолтер наверняка отличился на войне. В его храбрости нет никаких сомнений.
   – Только нам от этого не легче, – заметила мисс Марпл. – Поскольку война – это одно, а повседневная жизнь – совсем другое. Конечно, чтобы совершить убийство, требуется храбрость – а чаще, по-моему, самомнение. Да, именно самомнение.
   – Но у Уолтера Хадда едва ли имелся мотив, достаточный для того, чтобы решиться на убийство.
   – Почему вы так считаете? – спросила мисс Марпл. – Ему здесь все ненавистно. Он хочет уехать отсюда. Он хочет увезти с собой Джину. И если его интересуют именно деньги, для него важно, чтобы Джина получила свою долю наследства прежде… прежде чем у нее сформируется привязанность к кому-то другому.
   – Привязанность к кому-то другому? – удивленно переспросил Льюис.
   Мисс Марпл подивилась в душе близорукости энтузиастов социальных реформ.
   – Дело в том, что оба Ристарика влюблены в нее.
   – Нет, я так не думаю, – рассеянно произнес Льюис.
   После короткой паузы он продолжил:
   – Стивен для нас поистине дар Божий. Ему удалось пробудить у ребят интерес к театру. Какой спектакль они дали в прошлом месяце! Декорации, костюмы – просто чудо! Это подтверждает то, о чем я постоянно говорю Маверику: отсутствие в жизни этих подростков захватывающих событий толкает их на преступление. И это вполне естественно, поскольку они инстинктивно стремятся к ярким переживаниям. Маверик говорит… ах да, Маверик…
   Льюис запнулся и несколько секунд о чем-то размышлял.
   – Нужно, чтобы Маверик поговорил с инспектором Карри об Эдгаре. Все это просто какая-то нелепость!
   – А что, собственно говоря, вам известно об Эдгаре Лоусоне, мистер Серроколд?
   – Все, – уверенно произнес Льюис. – Все, что необходимо знать: происхождение, воспитание, глубоко укоренившееся чувство неуверенности в себе…
   – А не мог Эдгар Лоусон подмешивать Кэрри-Луизе отраву? – прервала его мисс Марпл.
   – Вряд ли. Он находится здесь всего несколько недель. А потом, зачем ему травить мою жену? Какую выгоду он может извлечь из ее смерти?
   – Я понимаю, что никаких корыстных мотивов у него нет. Но у него может иметься какой-нибудь иной – необычный — мотив. Ведь он довольно необычный молодой человек.
   – Вы имеете в виду его нервное расстройство?
   – Нет. Не совсем. Я имею в виду, он вообще какой-то не такой.
   Это определение недостаточно ясно выражало ее мысль, но Льюис Серроколд воспринял его в буквальном смысле.
   – Да, – со вздохом произнес он. – Этот бедняга действительно какой-то не такой. А ведь он явно шел на поправку. Не могу понять, почему случился этот неожиданный рецидив…
   Мисс Марпл подалась вперед.
   – Меня и занимает этот вопрос. Если…
   Она недоговорила, поскольку в этот момент на пороге появился инспектор Карри.

Глава 12

//-- I --//
   Когда за Льюисом Серроколдом закрылась дверь, инспектор Карри расположился в кресле и с загадочной улыбкой обратил свой взор на мисс Марпл.
   – Итак, мистер Серроколд попросил вас взять на себя функции сторожевой собаки, – сказал он.
   – В общем, да, – произнесла она извиняющимся тоном. – Надеюсь, вы не возражаете…
   – Я не возражаю. По-моему, прекрасная идея. Мистеру Серроколду известно, насколько хорошо вы подходите на эту роль?
   – Я не вполне понимаю вас, инспектор.
   – Что уж тут непонятного… Он считает вас милой пожилой леди, которая училась вместе с его женой в школе. – Полицейский покачал головой. – Но мы знаем о вас несколько больше, мисс Марпл. Такого рода преступления – это по вашей части. Мистеру Серроколду приходилось иметь дело только с начинающими, подающими надежды преступниками. Иногда меня от всего этого просто тошнит. Возможно, я не прав. Возможно, я старомоден. Но вокруг столько приличных, порядочных парней, которым нужна поддержка для хорошего старта в жизни… Однако принято считать, будто порядочность – это сама по себе награда. Миллионеры не создают фонды для оказания помощи тем, кто этой помощи достоин… Ладно, не обращайте на меня внимания. Я встречал парней – и девушек, – выросших в неблагополучных семьях, в бедности, среди всевозможных бед и несчастий, которые, невзирая ни на что, находили в себе силы и способности и добивались успеха в жизни. Вот кому я помогал бы, если б имел такую возможность. Но у меня такой возможности, конечно же, нет и не будет. Все, на что я могу рассчитывать, – пенсия и небольшой сад.
   Он бросил взгляд на мисс Марпл.
   – Суперинтендант Блэкер рассказывал мне о вас вчера вечером. Сказал, что вы большой специалист по изнанке человеческой натуры. Теперь мне хотелось бы узнать ваше мнение. Кто же преступник? Бравый американский солдат и молодой муж?
   – Это было бы очень удобно для всех.
   Губы инспектора Карри раздвинулись в улыбке.
   – Один такой американский солдат увел у меня девушку, – задумчиво произнес он, – и поэтому в данном случае я, естественно, не могу быть объективным. Кто же все-таки пытается отравить миссис Серроколд?
   – В подобных случаях, в силу особенностей человеческой натуры, в первую очередь принято подозревать мужа, – заявила беспристрастным тоном мисс Марпл. – Или же, наоборот, жену. Вы не согласны?
   – Я согласен с каждым вашим словом, – отозвался инспектор Карри.
   – Но в данном случае…
   Мисс Марпл покачала головой.
   – Нет, я не могу всерьез подозревать мистера Серроколда. Видите ли, инспектор, он по-настоящему предан своей жене. Естественно, проявление этой преданности можно было бы расценивать как демонстрацию с его стороны, но мистер Серроколд искренне любит Кэрри-Луизу, и я твердо убеждена, что он не стал бы травить ее.
   – Не говоря о том, что у него отсутствуют для этого какие-либо мотивы. Она уже передала ему свои деньги.
   – Разумеется, – строго заметила мисс Марпл, – у джентльмена может возникнуть желание устранить свою жену и по другим причинам. Например, влюбленность в молодую женщину. Но в поведении мистера Серроколда я не вижу никаких признаков романтического увлечения. Боюсь, нам придется исключить его кандидатуру.
   Последнюю фразу она произнесла едва ли не с сожалением.
   – Прискорбно, не правда ли? – сказал с ухмылкой инспектор Карри. – И как бы то ни было, он не мог убить Гулбрандсена. Мне не дает покоя мысль, что между двумя этими преступлениями существует какая-то взаимосвязь. Тот, кто травит миссис Серроколд, убил Гулбрандсена, дабы заткнуть ему рот. Нам нужно выяснить, кто вчера вечером имел возможность убить Гулбрандсена. И наш главный подозреваемый – вне всякого сомнения – Уолтер Хадд. Именно он включил настольную лампу, в результате чего выбило пробки, и это дало ему предлог для того, чтобы выйти из Большого зала. Ящик с пробками расположен в кухонном коридоре, который отходит от главного коридора. Во время его отсутствия в зале и раздался выстрел. Так что он по праву является подозреваемым номер один.
   – А кто является подозреваемым номер два? – спросила мисс Марпл.
   – Подозреваемый номер два – Алекс Ристарик, который приехал один в своем автомобиле и слишком долго добирался от сторожки до дома.
   – Кто-нибудь еще? – спросила мисс Марпл, подавшись вперед, и поспешила добавить: – Очень любезно с вашей стороны, что вы сказали мне все это.
   – Это отнюдь не любезность, – возразил инспектор Карри. – Мне нужна ваша помощь. Вы попали в точку, спросив «кто-нибудь еще?». Поскольку я хочу, чтобы именно вы дали ответ на этот вопрос. Вы находились в зале вчера вечером и можете сказать, кто покидал его…
   – Да-да, конечно, я должна была бы заметить… но… видите ли, при сложившихся обстоятельствах…
   – Вы хотите сказать, что внимание всех присутствующих было привлечено к происходящему за дверью кабинета мистера Серроколда?
   Мисс Марпл энергично закивала.
   – Совершенно верно. Видите ли, мы все были очень напуганы. Мистер Лоусон производил впечатление настоящего безумца. Мы боялись, что он причинит вред мистеру Серроколду. Он выкрикивал проклятья и угрозы – мы все это очень отчетливо слышали. Кроме того, в зале царил полумрак, и я ничего не заметила.
   – Вы хотите сказать, что во время этого инцидента кто угодно мог выскользнуть из зала, пройти по коридору, застрелить мистера Гулбрандсена и вернуться?
   – Думаю, это было возможно…
   – Вы можете с уверенностью сказать, кто все время находился в зале и ни на минуту не покидал его?
   Мисс Марпл задумалась.
   – Могу сказать, что миссис Серроколд точно находилась там все время – я наблюдала за нею. Она сидела в кресле рядом с дверью кабинета и ни разу не поднялась на ноги. Меня удивило, что ей удавалось сохранять спокойствие.
   – А остальные?
   – Миссис Бельвер выходила… но я думаю… я почти уверена, что это было после выстрела. По поводу миссис Стрит не могу сказать ничего определенного – она сидела сзади меня. Джина стояла у дальнего окна. Думаю, она оставалась там все время, но не уверена. Стивен сидел за фортепиано. Он перестал играть, когда обстановка за дверью кабинета начала накаляться…
   – Мы не должны обманываться насчет времени, когда вы услышали выстрел, – сказал инспектор Карри. Можно имитировать звук выстрела, чтобы момент преступления был зафиксирован не в то время, когда оно в действительности произошло. Такой трюк проделывался не раз. Если что-то подобное проделала мисс Бельвер (маловероятно – но кто знает), то она удалилась бы демонстративно – после того, как прозвучал выстрел. Нет, на звук выстрела ориентироваться нельзя. Убийство было совершено между моментом, когда Кристиан Гулбрандсен покинул зал, и моментом, когда мисс Бельвер обнаружила его мертвым. И из числа подозреваемых мы можем исключить только тех, о ком точно известно, что они не имели возможности застрелить Гулбрандсена. Это Льюис Серроколд и Эдгар Лоусон, находившиеся в кабинете, и миссис Серроколд, находившаяся в зале. Экая неудача, что Гулбрандсена застрелили именно в тот вечер, когда между Серроколдом и Лоусоном произошел этот скандал…
   – Вы считаете, что это неудача? – спросила мисс Марпл.
   – А вы как считаете?
   – Я считаю, что это могло быть подстроено.
   – Как вы думаете, зачем?
   – Все находят очень странным, что Эдгар неожиданно взялся, так сказать, за старое. Он давно страдал этим необычным комплексом – или как это называется – неизвестного отца и назывался сыном то Уинстона Черчилля, то виконта Монтгомери – любого знаменитого человека, чье имя приходило ему на ум. Но предположим, кто-то внушил ему, что в действительности его отцом является Льюис Серроколд и что он, как наследник, имеет все права на Стоунигейтс. Убедить Эдгара в этом – с учетом его психического состояния – не составляет большого труда. Рано или поздно эта сцена должна была произойти. И каким замечательным прикрытием она стала! Внимание всех было приковано к ситуации, принимавшей все более угрожающий характер – тем более что кто-то предусмотрительно снабдил Эдгара револьвером.
   – Ну да, револьвером Уолтера Хадда.
   – Совершенно верно, – сказала мисс Марпл. – Я думала об этом. Уолтер необщителен. Ходит вечно угрюмый. Но он отнюдь не глуп.
   – Стало быть, вы полагаете, это не Уолтер.
   – Мне кажется, все вздохнули бы с облегчением, если б это был Уолтер, поскольку он чужак.
   – А его жена тоже вздохнула бы с облегчением? – спросил инспектор Карри.
   Мисс Марпл ничего не ответила. Перед ее глазами возникла картина, которую она видела в первый день своего пребывания в Стоунигейтсе: стоящие рядом друг с другом Джина и Стивен Ристарик. Ей также вспомнилось, как прошлым вечером, войдя в зал, Алекс Ристарик тут же устремил взгляд на Джину. Интересно было бы узнать, подумала она, какие чувства испытывает сама Джина.
//-- II --//
   Двумя часами позже инспектор Карри откинулся на спинку кресла, потянулся и глубоко вздохнул.
   – Ну что же, мы проделали большую работу.
   Сержант Лэйк согласился с ним.
   – Слуги исключаются, – сказал он. – В интересующий нас промежуток времени все они находились в одном месте. Те, что живут здесь. А приходящие уже разошлись к тому времени по домам.
   Карри кивнул. Допросив физиотерапевтов, преподавателей и двух «юных уголовников», как он мысленно назвал подростков, которые в тот вечер ужинали в доме, инспектор чувствовал страшную усталость. Всех этих людей можно было смело исключить из числа подозреваемых. Их показания совпадали. Они занимались одним делом и имели сходные привычки. Ни один из них ничем не выделялся из общей массы. Это значительно облегчало задачу по установлению их алиби. На десерт Карри оставил доктора Маверика, который, насколько он мог судить, занимал главенствующее положение в колледже.
   – Пригласите доктора, Лэйк.
   В кабинет стремительно вошел аккуратно одетый, щеголеватый Маверик. Из-за стекол пенсне его глаза выглядели несколько неестественно. Он подтвердил показания своих сотрудников и согласился с выводами Карри. В непроницаемой системе контроля над воспитанниками колледжа не было ни единой прорехи. «Юные пациенты» – как назвал их Карри, попавшие под влияние атмосферы медицинского учреждения, которую распространял вокруг себя Маверик – не могли иметь отношения к смерти Кристиана Гулбрандсена.
   – Они именно пациенты, инспектор, – сказал молодой доктор с едва заметной улыбкой.
   Это была улыбка превосходства, и инспектор Карри, чисто по-человечески, не мог не испытать чувства негодования.
   – А теперь, что касается ваших собственных передвижений за вчерашний вечер, доктор Маверик, – произнес он официальным тоном. – Можете вы дать мне полный отчет о них?
   – Разумеется. Я записал их с указанием приблизительного времени.
   Доктор Маверик покинул Большой зал около четверти десятого в компании мистера Лэйси и мистера Баумгартена. Они втроем пришли в комнату мистера Баумгартена, где обсуждали результаты курса лечения некоторых пациентов – до тех пор, пока не примчалась мисс Бельвер и не попросила доктора Маверика срочно явиться в Большой зал. Это произошло примерно в половине десятого. Он тут же отправился в Большой зал и нашел Эдгара Лоусона в состоянии нервного срыва.
   Инспектор Карри заерзал в кресле.
   – Одну минуту, доктор Маверик. Как вы считаете, этот молодой человек определенно страдает психическим расстройством?
   На лице доктора вновь появилась улыбка превосходства.
   – Все мы, в той или иной степени, страдаем психическими расстройствами, инспектор.
   «Шут гороховый», – подумал Карри, твердо уверенный в своем абсолютном душевном здоровье.
   – Он вменяем? Отдает себе отчет в своих действиях?
   – Вполне.
   – Значит, его выстрелы в мистера Серроколда следует квалифицировать в качестве покушения на убийство.
   – Нет-нет, инспектор, ни в коем случае!
   – Послушайте, доктор, я видел в стене два пулевых отверстия. Судя по всему, пули прошли в опасной близости от головы мистера Серроколда.
   – Возможно. Но Лоусон не имел намерения ни убивать мистера Серроколда, ни причинять ему какой-либо вред. Он к нему очень привязан.
   – Странная форма выражения привязанности.
   Доктор Маверик опять улыбнулся. Карри уже с большим трудом переносил его улыбку.
   – Все, что делает человек, он делает намеренно. Каждый раз, инспектор, когда вы забываете чье-то имя или лицо, вы желаете забыть это.
   Карри смотрел на него с недоверием в глазах.
   – Каждый раз, оговариваясь, вы вкладываете в эту оговорку какое-то значение. Эдгар Лоусон стоял на расстоянии в несколько футов от мистера Серроколда. Ему не составляло никакого труда попасть ему в голову, но он промахнулся. Почему? Да потому, что он хотел промахнуться. Все очень просто. Мистер Серроколд не подвергался ни малейшей опасности – и он сам прекрасно знает об этом. Он правильно понял смысл выходки Эдгара – это был вызов и негодование против судьбы, лишившей его так необходимой каждому ребенку родительской любви.
   – Мне хотелось бы увидеть этого молодого человека.
   – Конечно, как вам будет угодно. Этот его вчерашний выплеск эмоций дал очистительный эффект. Сегодня он чувствует себя значительно лучше. Мистер Серроколд будет очень рад.
   Карри пристально посмотрел на доктора, но тот был как всегда серьезен. Инспектор вздохнул.
   – У вас имеется мышьяк? – спросил он.
   – Мышьяк? – Маверик был явно удивлен. – Что за странный вопрос! Почему вас интересует именно мышьяк?
   – Ответьте на мой вопрос, прошу вас.
   – Мышьяка у меня нет.
   – Но в вашем распоряжении имеются какие-то лекарства?
   – Разумеется. Успокоительные средства, морфий, барбитураты. Обычный набор.
   – Вы занимались лечением миссис Серроколд?
   – Нет. Их семейным врачом является доктор Гантер из Маркет-Кимбл. У меня, естественно, есть медицинский диплом, но я специализируюсь исключительно в области психиатрии.
   – Понятно. Ну что же, благодарю вас, доктор Маверик.
   Когда за доктором закрылась дверь, инспектор Карри пробормотал, что эти психиатры сидят у него в печенках.
   – Ладно, теперь побеседуем с членами семьи, – сказал он. – Начнем с Уолтера Хадда.
   Уолтер держался настороженно. Казалось, он изучает офицера полиции, словно пытаясь понять, что тот собой представляет. Но на вопросы отвечал с готовностью.
   Электропроводка в Стоунигейтсе давно устарела – как морально, так и физически. В Штатах такие системы уже не встречаются.
   – Наверное, электричество здесь провели еще при покойном мистере Гулбрандсене, когда электрическое освещение было в диковинку, – сказал инспектор Карри с едва заметной улыбкой.
   – Вот именно! Старая добрая феодальная Англия. Ничего в ней не меняется.
   Предыдущим вечером вдруг выбило пробки, и бо́льшая часть ламп в Большом зале погасла. Он пошел посмотреть, что случилось, вставил пробки и вернулся в зал.
   – Как долго вы отсутствовали?
   – Точно сказать не могу. Ящик с пробками располагается в неудобном месте. Мне пришлось воспользоваться лестницей и зажигать свечу. Я находился там, наверное, минут десять-пятнадцать.
   – Вы слышали выстрел?
   – Нет, ничего подобного я не слышал. Кухонные помещения отделяют от остального дома двое дверей, и одна из них обита чем-то вроде войлока.
   – Понятно. И что вы увидели, когда вернулись в зал?
   – Все столпились у двери кабинета мистера Серроколда. Миссис Стрит сказала, будто мистер Серроколд застрелен – но оказалось, что он даже не ранен. Этот болван промахнулся.
   – Вы узнали револьвер?
   – Конечно, узнал! Это был мой револьвер.
   – Когда вы видели его в последний раз?
   – Два или три дня назад.
   – Где вы его хранили?
   – В ящике комода в моей комнате.
   – Кому было известно о том, что вы его там храните?
   – Я не знаю, кому и что известно в этом доме.
   – Что вы хотите сказать, мистер Хадд?
   – Да они все ненормальные!
   – Когда вы вошли в зал, там находились все?
   – Что значит «все»?
   – Те самые люди, которые находились там, когда вы ушли вставлять пробки.
   – Там были Джина… потом пожилая леди с седыми волосами… мисс Бельвер… Я не обращал особого внимания… Но наверное, все.
   – Мистер Гулбрандсен приехал позавчера неожиданно, не так ли?
   – Пожалуй. Насколько я понимаю, его не ждали.
   – Его приезд кого-нибудь расстроил?
   – Да вроде нет, – ответил Уолтер Хадд после непродолжительной паузы. – Я бы так не сказал. – На его лице вновь появилось настороженное выражение.
   – Как вы думаете, зачем он приехал?
   – Вероятно, по делам их драгоценного Фонда Гулбрандсена. Вот уж поистине безумная затея!
   – Подобные учреждения есть и в Штатах.
   – Одно дело – финансировать проект, и совсем другое – принимать в нем личное участие, чем они здесь и занимаются. Психиатров мне хватило еще в армии. А в этом доме они просто кишмя кишат. Учат молодых отморозков плести корзины из рафии и вырезать подставки для трубок… Детские игры! Чушь собачья!
   Инспектор Карри не стал комментировать это критическое замечание. Возможно, он был согласен с ним.
   – Значит, у вас нет никаких предположений по поводу того, кто мог убить мистера Гулбрандсена? – спросил он, пристально глядя на Уолтера.
   – Наверное, один из этих смышленых мальчиков из колледжа, обучающихся по его методу.
   – Нет, мистер Хадд, это исключено. Колледж, несмотря на искусственно создаваемую там атмосферу свободы, является тем не менее местом заключения и соответствующим образом контролируется. Никто не сможет убежать оттуда вечером, чтобы совершить убийство, а потом вернуться.
   – Я бы не стал сбрасывать их со счетов. Но если не они, то тогда, скорее всего, Алекс Ристарик.
   – Почему вы так решили?
   – У него была возможность. Он подъехал к дому один в автомобиле.
   – А зачем ему убивать Кристиана Гулбрандсена?
   Уолтер пожал плечами.
   – Я здесь чужой и не знаю, каковы взаимоотношения в семье. Может быть, старик узнал что-нибудь об Алексе и собирался рассказать это Серроколдам.
   – Ну и что с того?
   – Они могли бы перестать давать ему деньги, а он, как я слышал, умеет их тратить.
   – Вы имеете в виду его театральные антрепризы?
   – Он так называет это?
   – Или вы подразумеваете что-то иное?
   Уолтер Хадд опять пожал плечами.
   – Откуда мне знать?

Глава 13

//-- I --//
   Алекс Ристарик был чрезвычайно многоречив и подкреплял свои слова оживленной жестикуляцией:
   – Знаю, знаю! Я – идеальный подозреваемый. Я подъехал к дому в автомобиле, один, и вдруг на меня снизошло творческое озарение. Хотя вряд ли вы сможете понять это.
   – Я постараюсь, – сухо произнес Карри.
   – Такое случается внезапно, когда вы этого совсем не ожидаете, – вдохновенно продолжал Алекс. – Зрительный эффект – идея – и вы обо всем забываете. В следующем месяце я выпускаю «Вечера в Лаймхаусе». И вдруг, вчера вечером, смотрю: чудесная мизансцена, великолепное освещение, туман, лучи фар, пронзающие этот туман и вырывающие из тьмы смутные очертания нагромождения высоких зданий. А тут еще к тому же выстрелы, топот ног и пыхтение электромотора – словно катер плывет по Темзе… И я подумал: вот то, что мне нужно. Но как этот эффект перенести на сцену? И…
   – Вы слышали выстрелы? – прервал поток его излияний инспектор Карри. – Откуда они доносились?
   – Из тумана, инспектор. – Алекс взмахнул своими полными, ухоженными руками. – Прямо из тумана. И это усиливало эффект.
   – Вам не пришло в голову, что произошло несчастье?
   – Несчастье? А почему это должно было прийти мне в голову?
   – Вам постоянно приходится слышать выстрелы?
   – Я так и знал, что вы не поймете! Выстрелы прекрасно вписывались в сцену, которую я замыслил. Выстрелы были мне нужны. Опасность – опиум – безумие. Какое мне дело, что это было в действительности? Выхлопы грузовика на дороге? Выстрелы браконьера по кроликам?
   – Здесь обычно на кроликов ставят капканы.
   – Ну тогда, может быть, фейерверк, запущенный каким-нибудь мальчишкой… Я даже не воспринимал эти звуки как выстрелы. В этот момент я находился в Лаймхаусе – или в задней части партера – напротив Лаймхауса.
   – Сколько было выстрелов?
   – Не знаю, – раздраженно ответил Алекс. – Два или три… Да-да, вспомнил – два подряд.
   Инспектор Карри кивнул.
   – А топот ног, который вы упомянули, – откуда он доносился?
   – Из тумана. Где-то рядом с домом.
   – Это свидетельствует о том, что убийца Кристиана Гулбрандсена явился извне, – вкрадчиво произнес инспектор Карри.
   – Разумеется. И что с того? Уж не думаете ли вы, будто он явился изнутри дома?
   – Мы должны рассматривать любые возможные версии, – все так же вкрадчиво сказал Карри.
   – Ну да, пожалуй, – великодушно согласился Алекс Ристарик. – Как, должно быть, черствеют со временем люди вашей профессии, инспектор! Детали, время, место – все эти мелочные подробности… И какой, в конце концов, во всем этом смысл? Разве это может вернуть к жизни несчастного Кристиана Гулбрандсена?
   – А вы представляете, какое удовлетворение испытываешь, когда преступник оказывается в твоих руках?
   – Вот он, дух Дикого Запада!
   – Вы хорошо знали мистера Гулбрандсена?
   – Недостаточно хорошо, чтобы убивать его, инспектор. Мы с ним виделись от случая к случаю с тех времен, когда я ребенком поселился здесь. Он наезжал сюда время от времени. Один из капитанов нашей промышленности. Этот тип людей не вызывает у меня интереса. Говорили, он собирает скульптуры Торвальдсена [5 - Бертель Торвальдсен (1770–1844) – датский художник, скульптор, видный представитель позднего классицизма.]… – Алекса передернуло. – Говорит само за себя, не правда ли? Ох уж эти мне богачи!
   Инспектор Карри смотрел на него в раздумье.
   – А яды не вызывают у вас никакого интереса, мистер Ристарик?
   – Яды? Не хотите ли вы сказать, что он был сначала отравлен, а потом застрелен? Это было бы слишком даже для детективного романа!
   – Он не был отравлен. Но вы не ответили на мой вопрос.
   – Яды обладают определенной привлекательностью… У них отсутствует грубость револьверной пули или лезвия ножа. Но специальных познаний по этому предмету у меня нет, если вы это имеете в виду.
   – А вы никогда не держали у себя мышьяк?
   – Чтобы подсыпать его в сэндвичи после спектакля? Заманчивая идея… Вы не знаете Розу Гилдон? Это одна из тех актрис, которые воображают, будто они пользуются известностью!.. Нет, мысль о мышьяке мне никогда не приходила. Насколько мне известно, его экстрагируют из гербицидов или клейкой ленты для мух.
   – Как часто вы здесь бываете, мистер Ристарик?
   – По-разному, инспектор. Иногда не бываю по несколько недель, но стараюсь по возможности приезжать каждый уик-энд. Я всегда считал Стоунигейтс своим домом.
   – И миссис Серроколд всегда рада вам?
   – Я в неоплатном долгу перед миссис Серроколд и всегда находил у нее сочувствие, понимание, любовь…
   – И немалые суммы наличных денег, я полагаю?
   По лицу Алекса пробежала легкая гримаса отвращения.
   – Она относится ко мне как к сыну и верит в мое творчество.
   – Она когда-нибудь говорила с вами о своем завещании?
   – Конечно. Но могу я спросить вас, инспектор, к чему все эти вопросы? Насколько мне известно, миссис Серроколд пребывает в полном здравии.
   – Дай бог, чтобы это было так, – мрачно произнес Карри.
   – Что вы хотите сказать?
   – Если вы ничего не знаете, тем лучше для вас. А если знаете – берегитесь.
   Когда за Алексом закрылась дверь, сержант Лэйк сказал:
   – Есть в нем что-то фальшивое, вы не находите?
   Карри покачал головой.
   – Трудно сказать. Может быть, он действительно талантлив. А может быть, просто любит комфортную жизнь и не прочь немного прихвастнуть. Кто знает? Сказал, что слышал топот ног… Я готов биться об заклад, что он это выдумал.
   – С какой-то определенной целью?
   – Явно с какой-то определенной целью. Мы пока не знаем, с какой именно, но обязательно узнаем.
   – В конце концов, сэр, один из этих ушлых парней вполне мог незаметно выскользнуть из здания колледжа. Среди них, вероятно, есть домушники, и если это так…
   – Кому-то нужно, чтобы мы так думали. Очень удобно. Но если это и в самом деле так, я съем свою новую шляпу.
//-- II --//
   – Когда между Льюисом и Эдгаром вспыхнула ссора, я сидел за фортепиано и тихонько играл, – сказал Стивен Ристарик.
   – Что вы об этом подумали?
   – Откровенно говоря, я не придал этому особого значения. С этим беднягой случаются приступы ярости. Знаете, он не то чтобы псих – просто выпускает пар. Признаться, все мы подшучиваем над ним – в особенности, конечно, Джина.
   – Джина? Вы имеете в виду миссис Хадд? Почему она подшучивает над ним?
   – Потому что она женщина – к тому же красивая женщина, – и потому, что считает его забавным! Понимаете, она наполовину итальянка, а итальянцам свойственна подсознательная жестокость. У них отсутствует сочувствие к старикам, уродливым людям и к тем, кто проявляет какие-либо странности. Они показывают на них пальцем и насмехаются над ними. Именно это Джина и делает. Она не выносит Эдгара. Он нелеп, напыщен и в глубине души абсолютно не уверен в себе. Пытается произвести впечатление, а выглядит при этом идиотом. Для нее не имеет никакого значения, что бедняга из-за ее насмешек страдает.
   – Вы хотите сказать, Эдгар Лоусон влюблен в миссис Хадд? – спросил инспектор Карри.
   – О да, – бойко ответил Стивен. – Вообще все мы, в той или иной степени, влюблены в нее. Ей это нравится.
   – А ее мужу это нравится?
   – Разумеется, нет. Бедняга, он тоже страдает. Это не может продолжаться долго. Я имею в виду их брак. Скоро они разойдутся. Это была обычная любовная связь военного времени.
   – Все это очень интересно, – сказал инспектор, – но мы отвлеклись от нашей темы – убийства Кристиана Гулбрандсена.
   – Да, действительно, – согласился Стивен. – Но я не могу ничего сказать вам по этому поводу. Я не вставал из-за фортепиано до того самого момента, когда Джолли вернулась в зал со связкой ржавых ключей и попыталась открыть дверь кабинета.
   – Вы продолжали играть, оставаясь за фортепиано?
   – Облигато [6 - Облигато – в музыкальном произведении партия инструмента, которая не может быть опущена и должна исполняться обязательно указанным инструментом.] в качестве аккомпанемента для схватки не на жизнь, а на смерть в кабинете Льюиса? Нет, я перестал играть, когда темп борьбы возрос. Не то чтобы у меня были сомнения относительно ее исхода… Льюис обладает, что называется, пронзительным глазом. Он мог бы подавить волю Эдгара, просто глядя на него.
   – Тем не менее Эдгар Лоусон дважды выстрелил в него.
   Стивен медленно покачал головой.
   – Это было всего лишь представление. Он так развлекался. Моя дорогая мама любила развлекаться подобным образом. Она то ли умерла, то ли бежала с кем-то, когда мне было четыре года. Однако я хорошо помню, как она начинала палить из пистолета каждый раз, когда ей что-нибудь не нравилось. Однажды она проделала это в ночном клубе, нарисовав на стене узор из пробоин. Стрелком мать была отличным. В общем, забот с ней хватало. Она была русской балериной.
   – Понятно. Скажите, мистер Ристарик, кто вчера вечером выходил из зала, когда вы там находились, – в интересующий нас период времени?
   – Уолли выходил, чтобы заменить пробки. Джульетта Бельвер выходила, чтобы найти ключ от кабинета. Больше никто, насколько мне известно.
   – Вы заметили бы, если б кто-нибудь вышел?
   Стивен задумался.
   – Наверное, нет. В том случае, если б этот человек прошел на цыпочках. В зале царил полумрак, а наше внимание было приковано к ссоре в кабинете.
   – Вы можете с уверенностью назвать тех, кто точно находился в зале все это время?
   – Миссис Серроколд… и Джина. За них я ручаюсь.
   – Благодарю вас, мистер Ристарик.
   Стивен направился к двери, но, подойдя к ней, неожиданно повернулся.
   – А что это за история с мышьяком?
   – Кто вам сказал о мышьяке?
   – Мой брат.
   – А-а, ну да.
   – Кто-то подмешивает миссис Серроколд мышьяк? – спросил Стивен.
   – Почему вы так решили?
   – Я читал о симптомах отравления мышьяком. Периферический неврит, ведь это так называется? В последнее время у нее проявлялись похожие симптомы. А потом еще Льюис выхватил у нее вчера вечером склянку с тонизирующим средством, которое она принимает… Значит, вот что здесь происходит?
   – Мы занимаемся расследованием этого дела, – заявил официальным тоном инспектор Карри.
   – Она сама знает об этом?
   – Мистер Серроколд очень не хочет, чтобы она тревожилась.
   – Тревожилась – неподходящее слово. Миссис Серроколд никогда не тревожится… Это как-то связано со смертью Кристиана Гулбрандсена? Он обнаружил, что ее травят? Но как он мог это обнаружить? Все это представляется невероятным и бессмысленным.
   – Это вызывает у вас большое удивление, не так ли, мистер Ристарик?
   – Да, действительно. Когда Алекс сказал мне, я просто не мог поверить.
   – Кто, по вашему мнению, мог подмешивать мышьяк миссис Серроколд?
   На симпатичном лице Стивена промелькнула ухмылка.
   – Это явно не обычный человек. Мужа можете сразу исключить. Льюис Серроколд ничего не выиграет от смерти жены. Кроме того, он ее обожает. Он не переносит, когда у нее болит хотя бы мизинец.
   – Кто же тогда? У вас имеются какие-нибудь предположения?
   – О да. Я бы сказал, уверенность.
   – Объясните, пожалуйста.
   Стивен покачал головой.
   – Эта уверенность носит чисто интуитивный характер. Никаких доказательств у меня нет. И вы вряд ли согласитесь со мной.
   С беспечным видом он вышел из комнаты. Инспектор Карри принялся рисовать на лежавшем перед ним листе бумаги кошек. Он думал о том, что, во-первых, Стивен Ристарик много о себе воображает; во-вторых, Стивен Ристарик и его брат занимают единую позицию; в-третьих, Стивен Ристарик весьма привлекателен, в то время как Уолтер Хадд обладает довольно заурядной внешностью. Еще он думал о том, что Стивен подразумевал под «уверенностью чисто интуитивного характера», а также о том, мог ли Стивен видеть Джину, сидя за фортепиано, – и пришел к выводу, что, скорее всего, нет.
   Джина привнесла в готический мрак библиотеки экзотику ярких красок. Даже инспектор Карри слегка сощурился, увидев перед собой блистательную молодую женщину. Она села в кресло и подалась вперед, облокотившись о стол.
   – Итак, слушаю вас.
   Окинув взглядом ее алую блузку и зеленые слаксы, инспектор Карри сухо произнес:
   – Вижу, вы пренебрегаете трауром, миссис Хадд.
   – У меня просто нет подходящей одежды, – сказала Джина. – Я знаю, в таких случаях принято надевать что-нибудь черное и жемчуга. Но я ненавижу черное и считаю, что этот цвет следует носить только секретаршам и экономкам. В конце концов, мы с Кристианом Гулбрандсеном не были кровными родственниками. Он – пасынок моей бабушки.
   – Я полагаю, вы знали его не очень хорошо?
   Джина покачала головой.
   – В моем детстве он приезжал сюда всего лишь три или четыре раза, а когда началась война, я уехала в Америку и вернулась только около полугода назад.
   – Вы приехали сюда, чтобы остаться жить? Это не просто визит?
   – Я еще не думала об этом, – ответила Джина.
   – Вчера вечером вы находились в Большом зале, когда мистер Гулбрандсен ушел в свою комнату?
   – Да. Он пожелал всем спокойной ночи и вышел. Бабушка еще спросила, все ли необходимое у него есть, и он ответил, что Джолли прекрасно о нем позаботилась. Это не дословно, но смысл был такой. Он сказал, что ему нужно написать письмо.
   – Что было потом?
   Джина рассказала об инциденте между Льюисом и Эдгаром Лоусоном. Эта была та же история, которую инспектор Карри слышал уже несколько раз, но в устах Джины она приобрела новые оттенки. На сей раз это была драма.
   – Револьвер Уолли, – сказала Джина. – Удивительно, как это у Эдгара хватило смелости выкрасть его. Никогда бы не поверила, что он способен на такое.
   – Вы встревожились, когда они вошли в кабинет и Эдгар Лоусон запер дверь?
   – Ничуть, – ответила Джина, распахнув свои огромные карие глаза. – Мне даже стало интересно. Я восприняла это как дешевую театральную сцену. Все, что бы ни делал Эдгар, выглядит так нелепо… К нему нельзя относиться серьезно.
   – Но ведь он стрелял.
   – Да, и все мы тогда подумали, что он застрелил Льюиса.
   – И тут вам тоже стало интересно? – не удержался инспектор Карри.
   – О нет, я пришла в ужас. Все пришли в ужас, кроме бабушки. Она и бровью не повела.
   – Довольно странно.
   – Нисколько. Просто она такой человек. Не от мира сего. Она не верит, что может случиться что-то плохое. Она очень славная.
   – Кто присутствовал в зале в это время?
   – О, мы все там присутствовали. За исключением дяди Кристиана, конечно.
   – Не все, миссис Хадд. Люди входили и выходили.
   – В самом деле? – рассеянно спросила Джина.
   – К примеру, ваш муж выходил, чтобы заменить пробки.
   – Да. У Уолли золотые руки.
   – Насколько я понимаю, во время его отсутствия прозвучал выстрел. Кажется, вы все подумали, что этот выстрел был произведен в парке?
   – Я не помню… Ах да, это случилось, когда лампы снова загорелись и Уолли вернулся.
   – Кто-нибудь еще выходил из зала?
   – Не думаю. Не помню.
   – Где вы сидели, миссис Хадд?
   – У окна.
   – Рядом с дверью библиотеки?
   – Да.
   – Вы сами не выходили из зала?
   – Когда там такое творилось? Конечно, нет. – Казалось, этот вопрос возмутил Джину до глубины души.
   – Где сидели остальные?
   – Главным образом вокруг камина. Тетя Милдред вязала, тетя Джейн – мисс Марпл – тоже, бабушка просто сидела.
   – А мистер Стивен Ристарик?
   – Стивен? Он с самого начала сидел за фортепиано, а куда потом пошел, не знаю.
   – Мисс Бельвер?
   – Суетилась, как обычно. Она практически не сидела. Все искала какие-то ключи.
   Немного помолчав, Джина неожиданно спросила:
   – А в чем проблема с тонизирующим средством бабушки? Ошибся фармацевт, когда готовил его, или что-то другое?
   – А почему вы задаете этот вопрос?
   – Потому что бутылочка исчезла. Джолли сбилась с ног, разыскивая ее, и все попусту. Алекс сказал ей, что бутылочку забрали полицейские. Это правда?
   Вместо ответа инспектор Карри спросил:
   – Так говорите, мисс Бельвер была расстроена?
   – О! Джолли вечно волнуется по пустякам, – произнесла Джина беспечным тоном. – Она любит суетиться. Иногда я удивляюсь, как бабушка это терпит.
   – И последний вопрос, миссис Хадд. У вас нет никаких предположений относительно того, кто убил Кристиана Гулбрандсена и почему?
   – Думаю, это сделал какой-то сумасшедший. Бандиты – существа вполне разумные. Я имею в виду, они бьют людей дубинкой по голове для того, чтобы отнять у них деньги или драгоценности, а не ради удовольствия. А сумасшедшие – те, кто страдает психическими расстройствами, – могут делать это ради удовольствия, вы так не считаете? Ибо других причин для убийства дяди Кристиана я не вижу. Я не хочу сказать, что его убили именно ради удовольствия… но…
   – То есть вы не понимаете, каким мотивом мог руководствоваться убийца?
   – Вот именно, – с благодарностью сказала Джина. – Он ведь не был ограблен?
   – Вам же известно, миссис Хадд, что все входы и выходы в здании колледжа контролируются, и никто не может выйти оттуда без специального разрешения.
   – Неужели вы в это верите?
   Джина рассмеялась.
   – Эти ребята способны выбраться откуда угодно. Они научили меня множеству разных уловок и трюков.
   – Веселая дама, – заметил Лэйк, когда Джина вышла. – Я впервые увидел ее вблизи. Очень хорошая фигура. Напоминает иностранку.
   Инспектор Карри холодно взглянул на него.
   – Похоже, ее все это забавляет, – поспешно добавил сержант.
   – Прав Стивен Ристарик по поводу их скорого развода или нет, но, если вы заметили, она старалась внушить нам, что Уолтер Хадд вернулся в Большой зал до того, как прозвучал выстрел.
   – Что, по свидетельствам всех остальных, не соответствует действительности, не так ли?
   – Точно.
   – И еще она не сказала, что мисс Бельвер выходила из зала за ключами.
   – Да, не сказала… – задумчиво произнес инспектор.

Глава 14

//-- I --//
   Миссис Стрит гармонировала с интерьером библиотеки гораздо лучше, нежели Джина. В ней не было ничего экзотического: черное платье, ожерелье из ониксов, сетка поверх тщательно уложенных седых волос.
   По мнению инспектора Карри, она выглядела именно так, как подобает выглядеть вдове каноника англиканской церкви, – что было довольно странно, ибо очень редко внешность человека отражает его подлинную сущность. Даже в линии ее плотно сжатых губ было что-то аскетическое, вызывавшее ассоциацию с церковью. Она олицетворяла христианскую стойкость и христианскую силу духа. Но не христианского милосердия, подумал Карри.
   Миссис Стрит проявляла все признаки крайнего возмущения.
   – По-моему, вы могли бы предупредить меня, в какое именно время хотите побеседовать со мной, инспектор. Мне пришлось просидеть в ожидании целое утро.
   Это уязвило ее самолюбие, оскорбило чувство собственной значимости, понял Карри и поспешил снискать расположение не на шутку рассерженной дамы.
   – Мне очень жаль, миссис Стрит. Вероятно, вы не очень хорошо знакомы с нашими правилами. Мы всегда начинаем с менее важных свидетелей, дабы, так сказать, отделить плевелы от зерен, и оставляем напоследок человека, на здравый смысл и наблюдательность которого можем положиться – человека, с чьей помощью можем проверить и оценить показания, данные другими до него.
   Миссис Стрит заметно смягчилась.
   – Понятно. Я действительно не знала…
   – Вы умная, здравомыслящая женщина широких взглядов, к тому же это ваш дом, и кому, как не вам, знать его обитателей.
   – Конечно, я могу рассказать о них все, что вас интересует, – подтвердила Милдред Стрит.
   – Поэтому, когда мы перейдем к вопросу о том, кто убил Кристиана Гулбрандсена, вы сможете оказать нам большую помощь.
   – Разве есть какие-то сомнения на этот счет? По-моему, совершенно очевидно, кто убил моего брата.
   Инспектор Карри откинулся на спинку кресла и принялся поглаживать пальцами свои аккуратные, коротко постриженные усы.
   – Нам следует соблюдать осторожность, – сказал он. – Вы считаете, это очевидно?
   – Конечно. Убийство наверняка дело рук этого отвратительного мужа бедняжки Джины. Он здесь единственный чужак. Мы абсолютно ничего не знаем о нем. Вероятно, он один из этих ужасных американских гангстеров.
   – Но этого недостаточно для того, чтобы подозревать его в убийстве Кристиана Гулбрандсена, вам не кажется? Зачем ему было убивать его?
   – Затем, что Кристиан наверняка что-то разузнал о нем. Именно поэтому он приехал сюда так скоро после своего последнего визита.
   – Вы уверены в этом, миссис Стрит?
   – Повторяю: мне это представляется вполне очевидным. Кристиан пытался уверять, будто приехал по делам Фонда Гулбрандсена, – но это ерунда. Он занимался здесь этими делами всего месяц назад, и с тех пор ничего существенного не произошло. Стало быть, он приехал по какому-то личному делу. Кристиан видел Уолтера во время своего последнего визита, возможно, узнал его, а затем навел о нем справки в Штатах – его агенты действуют по всему миру – и получил какую-то дискредитирующую информацию. Джина – глупая девчонка. Это так похоже на нее – выйти замуж за человека, о котором она ничего не знает. Она всегда была помешана на мужчинах! Этот Уолтер может быть кем угодно – человеком, разыскиваемым полицией, двоеженцем или персонажем из преступного мира. Но мой брат Кристиан был не из тех, кого можно легко провести. Я уверена, он приехал, чтобы разоблачить Уолтера, показать его истинное лицо. И тот, естественно, застрелил его.
   Инспектор пририсовал одному из котов на листе бумаги огромные бакенбарды.
   – Да…
   – Вы не согласны со мной, что именно так, должно быть, все и произошло?
   – Вполне возможно, – согласился инспектор.
   – Какие еще могут быть варианты? Врагов у Кристиана не было… Я не понимаю, почему вы до сих пор не арестовали Уолтера.
   – Видите ли, миссис Стрит, для этого у нас должны быть улики.
   – Получить их проще простого – нужно всего лишь телеграфировать в Америку.
   – Да, мы обязательно проверим личность мистера Хадда, можете в этом не сомневаться. Однако, не установив мотив, мы ничего не сможем доказать. Да и была ли у него возможность…
   – Вскоре после ухода Кристиана он вышел из зала – якобы затем, чтобы заменить пробки…
   – Но ведь пробки действительно выбило.
   – Он легко мог это подстроить.
   – Пожалуй.
   – Таким образом, у него появился предлог для того, чтобы покинуть зал. Он прошел в комнату Кристиана, застрелил его, затем вставил пробки и вернулся.
   – Его жена утверждает, что он вернулся до того, как раздался выстрел.
   – Ничего подобного! Джина скажет все, что угодно. Все итальянцы – лжецы. И она наверняка католичка.
   У инспектора Карри не было ни малейшего желания развивать религиозную тему.
   – Вы думаете, его жена была в сговоре с ним?
   Милдред Стрит слегка замялась.
   – Нет… Я так не думаю.
   Казалось, ей было жаль, что она так не думает.
   – Кстати, в этом и мог заключаться мотив, – продолжила она. – Он не хотел, чтобы Джина узнала правду о нем. В конце концов, она обеспечивает ему комфортное существование.
   – И к тому же очень красива.
   – О да. Я всегда говорила, что Джина хороша собой. Конечно, в Италии такой тип распространен довольно широко. Но если вы хотите знать мое мнение, Уолтера Хадда прежде всего интересуют деньги. Только поэтому он и приехал сюда – чтобы жить за счет Серроколдов.
   – Насколько я понимаю, миссис Хадд очень состоятельна?
   – В настоящее время не очень. Мой отец завещал мне и матери Джины равные суммы. Но ей пришлось принять гражданство мужа (по-моему, сейчас этот закон уже изменен), а поскольку потом разразилась война и он был фашистом, у Джины в конечном счете осталось очень мало собственных денег. Моя мать слишком балует ее, а миссис ван Райдок, американская тетка Джины, у которой та жила во время войны, тратила на нее огромные суммы и покупала ей все, что она хотела. А Уолтер, очевидно, полагает, что по-настоящему большие деньги придут к нему в руки только после смерти моей матери, когда Джине достанется хорошее наследство.
   – Как и вам, миссис Стрит.
   На щеках Милдред проступил легкий румянец.
   – Как и мне, разумеется. Я и мой муж всегда вели тихую, спокойную жизнь. Он тратил очень мало – в основном на книги, поскольку был ученым. Мое собственное состояние за прошедшее время почти удвоилось. Для удовлетворения моих скромных потребностей этого более чем достаточно. Однако деньги всегда можно использовать во благо другим людям. И я считаю своим священным долгом тратить причитающееся мне наследство на эти цели.
   – То есть эти деньги поступят не в Фонд, а в ваше полное распоряжение? – с невинным видом спросил Карри.
   – Да, они будут принадлежать исключительно мне.
   Странная нотка, прозвучавшая в этих словах, заставила инспектора Карри вскинуть голову. Миссис Стрит смотрела мимо него. Ее глаза сверкали, а тонкие губы изогнулись в торжествующей улыбке.
   – Стало быть, – рассудительно произнес инспектор Карри, – по вашему мнению – а у вас, несомненно, была возможность составить определенное мнение, – мистер Уолтер Хадд стремится завладеть деньгами, которые его жена получит по наследству после смерти миссис Серроколд… Между прочим, ее здоровье оставляет желать лучшего, не так ли, миссис Стрит?
   – Моя мать никогда не отличалась крепким здоровьем.
   – Но болезненные люди нередко живут столько же, сколько и здоровые, а порой и дольше.
   – Да, пожалуй, вы правы.
   – Вы не замечали, что в последнее время состояние здоровья вашей матери ухудшилось?
   – Она страдает от ревматизма. Но у каждого человека с возрастом появляются те или иные недуги. Я не испытываю сочувствия к людям, которые носятся со своими болячками.
   – Миссис Серроколд носится со своими болячками?
   Ответ последовал не сразу.
   – Нет, но за нее это делают другие. Мой отчим проявляет о ней чрезмерную заботу. А что касается мисс Бельвер, та ведет себя просто нелепо. Эта женщина вообще оказывает дурное влияние на всех в доме. Она появилась здесь много лет назад, и ее преданность моей матери, хотя и похвальная сама по себе, превратилась в своего рода болезнь. Она в буквальном смысле тиранит мать. Всем в доме управляет, все контролирует и слишком много на себя берет. Мне кажется, Льюиса это иногда раздражает. Я не удивлюсь, если однажды он ее выгонит. У нее абсолютно отсутствует чувство такта, а какой мужчина будет спокойно наблюдать за тем, как над его женой безраздельно властвует экономка?
   Инспектор Карри слегка кивнул.
   – Понимаю… Понимаю…
   Он смотрел на Милдред, о чем-то размышляя.
   – Я не вполне понимаю кое-что другое, миссис Стрит. А именно, каково положение в доме братьев Ристариков.
   – Еще одно проявление дурацкой сентиментальности. Их отец женился на моей бедной матери из-за денег. Через два года он сбежал с югославской певичкой, крайне распущенной особой. Он был в высшей степени недостойным человеком. Моя не в меру добрая мать жалела этих двух ребят. Поскольку не могло быть и речи о том, чтобы они проводили каникулы в обществе женщины столь низких моральных устоев, она стала приглашать их к себе. С тех пор они здесь нахлебники… О, в этом доме полным-полно дармоедов, можете мне поверить.
   – Алекс Ристарик имел возможность убить Кристиана Гулбрандсена. Он проехал один в автомобиле от сторожки к дому. А что вы скажете о Стивене?
   – Стивен находился в Большом зале вместе с нами. Я неодобрительно отношусь к Алексу Ристарику. Он становится все более вульгарным и – как мне кажется – ведет беспорядочный образ жизни. Но я не могу представить его убийцей. Да и зачем ему было убивать моего брата?
   – Мы постоянно возвращаемся к этому вопросу, – добродушно заметил инспектор Карри. – Какую такую страшную тайну мог знать Кристиан Гулбрандсен о ком-то, что этот кто-то счел необходимым убить его?
   – Вот именно! – торжествующе произнесла миссис Стрит. – Это непременно Уолтер Хадд.
   – Если только не кто-то из более близкого круга домочадцев.
   – Что вы имеете в виду? – удивленно спросила Милдред.
   – Вчера мистер Гулбрандсен выражал сильную озабоченность по поводу состояния здоровья миссис Серроколд.
   Миссис Стрит нахмурилась.
   – Наши мужчины всегда носятся с матерью, поскольку она выглядит хрупкой. Похоже, ей это нравится! Или же Кристиан просто наслушался россказней Джульетты Бельвер.
   – Значит, здоровье вашей матери не вызывает у вас беспокойства, миссис Стрит?
   – Нет. Я привыкла руководствоваться здравым смыслом. Естественно, она немолода…
   – И смерти не избежать никому из нас, – договорил за нее инспектор Карри. – Но не прежде установленного срока. И это мы должны предотвратить.
   Его слова прозвучали чрезвычайно многозначительно. Милдред Стрит неожиданно разволновалась:
   – Это просто отвратительно! Похоже, здесь никому ни до чего нет никакого дела! А чего им волноваться? Я единственная кровная родственница Кристиана. Для матери он был всего лишь взрослым пасынком. Джина вообще не связана с ним каким-либо родством. Но он был моим братом!
   – Единокровным братом, – поправил ее инспектор Карри.
   – Да, единокровным братом. Но мы оба были Гулбрандсенами, несмотря на разницу в возрасте.
   – Да-да, я вас понимаю, – мягко произнес Карри.
   Милдред Стрит вышла из комнаты со слезами на глазах. Карри посмотрел на Лэйка.
   – Итак, она абсолютно уверена, что убийцей является Уолтер Хадд, – сказал он. – И ни на секунду не допускает мысли, что это может быть кто-то другой.
   – Возможно, она права.
   – Вполне возможно. Уолли подходит по всем статьям. И возможность, и мотив у него имелись. Ибо, если он хотел как можно скорее получить деньги, бабка его жены должна была как можно скорее умереть. Поэтому Уолли и подмешивал мышьяк в тонизирующее средство миссис Серроколд, а Кристиан Гулбрандсен заметил это или узнал об этом каким-либо образом… Да, версия весьма правдоподобная.
   Немного помолчав, Карри сказал:
   – Между прочим, Милдред Стрит любит деньги. Может быть, она их и не тратит, но любит. Трудно сказать, по какой причине… Возможно, она скряга. Или стремится к власти, которую дают деньги. Или действительно собирается заняться благотворительностью. Все-таки она – Гулбрандсен и, вероятно, хочет пойти по стопам своего отца.
   – Да, нелегко будет разобраться в этом деле, – сказал сержант Лэйк, почесав голову.
   – Ну а теперь посмотрим на этого странного молодого человека, Лоусона, а затем пойдем в Большой зал и выясним, кто где находился, почему и когда… Этим утром мы узнали кое-что интересное.
//-- II --//
   Очень трудно составить правильное мнение о человеке со слов других людей, думал инспектор Карри. За это утро он выслушал множество различных описаний Эдгара Лоусона, но теперь его собственное впечатление удивительным образом разнилось с ними всеми.
   Эдгар отнюдь не казался ему «ненормальным», «опасным» или «напыщенным». Это был ничем не примечательный молодой человек, выглядевший жалким, подавленным и униженным и тем самым напоминавший Юрайю Хипа [7 - Юрайя Хип (в российской языковой традиции более принята огласовка Урия Гип) – отрицательный персонаж романа Ч. Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим» (1849).]. Он был многословен и говорил жалобным тоном:
   – Я понимаю, что поступил очень плохо. Не знаю, что на меня нашло, – честное слово, не знаю. Надо же было мне устроить такой скандал, да еще стрелять из револьвера! Тем более в мистера Серроколда, который всегда был так добр ко мне и проявлял такое терпение…
   Лоусон явно нервничал и не знал, куда деть свои руки с худыми костлявыми запястьями.
   – Я готов понести наказание и пойду с вами куда скажете. Я это заслужил.
   – Вас никто ни в чем не обвиняет, – произнес инспектор Карри официальным тоном. – И у нас нет никаких оснований задерживать вас. Согласно показаниям мистера Серроколда, выстрелы из револьвера были произведены случайно.
   – Это потому, что он слишком добр… Таких людей, как мистер Серроколд, больше нет на целом свете! Сколько он для меня сделал! И вот чем я ему отплатил…
   – Что побудило вас сделать то, что вы сделали?
   Эдгар смутился:
   – Я вел себя как дурак.
   – Пожалуй, – сухо произнес инспектор Карри. – Вы сказали мистеру Серроколду, в присутствии свидетелей, что, как вам удалось выяснить, он ваш отец. Это правда?
   – Нет, неправда.
   – С чего вы это взяли? Вам кто-то сказал?
   – Это довольно трудно объяснить.
   Несколько секунд инспектор Карри в раздумье смотрел на него, затем сказал, значительно смягчив тон:
   – А вы попытайтесь. Мы вовсе не желаем вам зла.
   – Видите ли, в детстве мне приходилось очень тяжело. Мальчишки насмехались надо мною, потому что у меня не было отца. Называли меня маленьким ублюдком – кем я, конечно, и являлся. Мать вечно была пьяна, и к ней постоянно приходили мужчины. Моим отцом был, кажется, иностранный матрос. В доме всегда было грязно и царил хаос. И вот однажды мне пришло в голову, что, может быть, моим отцом был не иностранный матрос, а какой-нибудь известный человек. Я начал фантазировать: меня подменили при рождении, в действительности я законный наследник… и тому подобное. Потом я перешел в другую школу и намекнул новым товарищам на свое необычное происхождение. Сказал, будто мой отец – адмирал. Со временем я сам в это поверил и ничего плохого в этом не видел. – Немного помолчав, Эдгар продолжил: – Впоследствии у меня появились и другие идеи. Останавливаясь в отелях, я рассказывал нелепые истории о том, будто воевал в качестве летчика-истребителя или служил в военной разведке, потом совсем запутался и уже не мог остановиться. Но я не пытался делать на лжи деньги. Это было пустое бахвальство в стремлении вызвать интерес к себе. Я вовсе не мошенник. Можете спросить у мистера Серроколда и доктора Маверика; они вам скажут.
   Инспектор Карри кивнул. Он уже ознакомился с историей болезни Эдгара и составленными в его отношении полицейскими протоколами.
   – В конце концов, мистер Серроколд вызволил меня из полицейского участка и привез сюда. Он сказал, что нуждается в секретаре, который помогал бы ему – и я действительно ему помогал! Только другие смеялись надо мной. Они постоянно надо мной смеются.
   – Кто это – другие? Миссис Серроколд?
   – Нет, что вы, миссис Серроколд – настоящая леди. Она всегда была очень добра ко мне. Но вот Джина вообще не считает меня за человека. И Стивен Ристарик тоже. А миссис Стрит не видит во мне джентльмена. Как и мисс Бельвер – а кто она такая? Она всего лишь платная компаньонка, ведь так?
   Карри заметил признаки нарастающего возбуждения.
   – Стало быть, вы считаете, что они не проявляют к вам должного понимания и сочувствия?
   – И все потому, что я незаконнорожденный! Если б у меня был законный отец, они бы себя так не вели!
   – Поэтому вы придумали себе нескольких знаменитых отцов?
   Эдгар покраснел.
   – Видимо, я уже просто привык лгать, – пробормотал он.
   – И наконец, вы заявили, будто вашим отцом является мистер Серроколд. Зачем?
   – Затем, что это заставило бы их перестать смеяться надо мною раз и навсегда? Если б он был моим отцом, они ничего не могли бы мне сделать!
   – Хорошо. Но вы заявили, что он ваш враг и что он преследует вас.
   – Да, в самом деле… – Лоусон потер ладонью лоб. – Я все перепутал. Бывают моменты, когда я плохо понимаю, что происходит…
   – Вы взяли револьвер в комнате мистера Уолтера Хадда?
   Лицо Эдгара выразило изумление:
   – Разве? Неужели я взял его там?
   – Вы не помните, где взяли его?
   – Я лишь хотел напугать мистера Серроколда. Это было самое настоящее ребячество.
   – Где вы взяли револьвер? – терпеливо повторил вопрос инспектор Карри.
   – Вы же только что сказали – в комнате Уолтера.
   – Вы помните, как брали его?
   – Наверное, просто вошел в комнату и взял. А как еще он мог у меня оказаться?
   – Может быть, вам его кто-то дал?
   Эдгар смотрел на Карри с озадаченным видом.
   – Ну что, так оно и было?
   – Я не помню, – возбужденно заговорил Эдгар. – В приступе ярости, словно в тумане, я бродил по саду. Мне казалось, что какие-то люди следят, шпионят за мной и хотят меня затравить. Даже эта милая седовласая пожилая леди… Сейчас я ничего не понимаю. У меня такое ощущение, будто я тогда в какой-то момент сошел с ума. Совершенно не помню, где я после этого был и что делал!
   – Но вы ведь наверняка помните, кто сказал вам, что мистер Серроколд ваш отец?
   На лице Эдгара вновь появилось озадаченное выражение.
   – Никто мне ничего не говорил, – мрачно произнес он. – Это просто пришло мне в голову.
   Инспектор Карри вздохнул. Такая версия никак не могла его удовлетворить. Но он понимал, что сейчас все равно чего-то большего добиться не сможет.
   – Ладно. Впредь будьте осторожны, – сказал он.
   – Да, сэр, конечно. Непременно.
   Когда Эдгар скрылся за дверью, инспектор Карри покачал головой.
   – Черт бы подрал эти патологические случаи!
   – Вы думаете, сэр, он сумасшедший?
   – Гораздо менее сумасшедший, чем я ожидал. Недоумок, хвастун, лжец – но в то же время трогательно простодушен. Очевидно, легко поддается внушению…
   – Вы думаете, кто-то внушил ему все это?
   – Да. Мисс Марпл была права на этот счет. Чрезвычайно проницательная дама… Хотелось бы знать, кто это. Сам он не скажет. Если б только мы знали… Пойдемте, Лэйк. Нужно со всей тщательностью реконструировать ту сцену в Большом зале.
//-- III --//
   – Да, именно так.
   Инспектор Карри сидел за фортепиано. Сержант Лэйк расположился в кресле у окна, выходившего на озеро.
   – Если я, – продолжил Карри, – сидя на стуле, сделаю полуоборот и буду смотреть на дверь кабинета, то вы выпадаете из поля моего зрения.
   Лэйк поднялся с кресла и медленно двинулся к двери библиотеки.
   – Вся эта сторона помещения была затемнена. Горели только лампы возле двери кабинета… Нет, Лэйк, я не видел, как вы ушли. Оказавшись в библиотеке, вы могли выйти через другую дверь в коридор, за две минуты добежать до Дубовой гостиной, застрелить Гулбрандсена и вернуться через библиотеку к вашему креслу у окна. Женщины у камина сидели к вам спиной. Миссис Серроколд – вот здесь, справа от камина, рядом с дверью кабинета. Все сходятся в том, что она не двигалась с места и была единственной, кого могли видеть все присутствующие. Мисс Марпл находилась здесь. Ее взгляд был устремлен мимо миссис Серроколд, на дверь кабинета. Миссис Стрит располагалась слева от камина – вблизи от двери, которая ведет из зала в вестибюль. Это очень темный угол. Она могла выйти и потом вернуться. Да, вполне возможно.
   Неожиданно Карри ухмыльнулся.
   – И я тоже мог бы незаметно выйти.
   Он приподнялся со стула, прокрался боком вдоль стены и выскользнул через дверь.
   – Единственным человеком, который мог заметить, что меня нет за фортепиано, была бы Джина Хадд. Вспомните, что она сказала нам: «Он с самого начала сидел за фортепиано, а куда потом пошел, не знаю».
   – Так вы думаете, это Стивен?
   – Я не знаю, кто это, – сказал Карри. – Я знаю только, что это не Эдгар Лоусон, Льюис Серроколд, миссис Серроколд и мисс Марпл. Что же касается остальных… – Он вздохнул. – Может быть, американец. Выбитые пробки – слишком уж удачное совпадение… Правда, мне этот парень симпатичен. И, в конце концов, это нельзя считать уликой.
   Инспектор в раздумье рассматривал листы с нотами, лежавшие на крышке фортепиано.
   – Хиндемит… Это еще кто? Никогда не слышал. Шостакович… Ну и фамилии!
   Карри поднялся на ноги, и тут его взгляд упал на старомодный стул, на котором он только что сидел. Он наклонился и снял с него крышку.
   – А вот и старые ноты. «Ларго» Генделя, «Этюды» Черны. Наверное, это хранится здесь еще со времен старика Гулбрандсена. «Я знаю чудный садик» – жена викария часто пела эту песню, когда я был подростком…
   Он замер на месте, держа в руках пожелтевший лист с нотами песни. Под ними, на «Прелюдиях» Шопена, лежал маленький автоматический пистолет.
   – Значит, Стивен Ристарик! – радостно воскликнул сержант Лэйк.
   – Никогда не делайте скоропалительных выводов, – охладил его пыл инспектор Карри. – Десять к одному, кому-то очень хочется, чтобы мы так подумали.

Глава 15

//-- I --//
   Мисс Марпл поднялась по лестнице и постучала в дверь спальни миссис Серроколд:
   – Можно войти, Кэрри-Луиза?
   – Конечно, Джейн, дорогая.
   Кэрри-Луиза сидела перед туалетным столиком, расчесывая свои серебристые волосы. Повернув голову, она бросила взгляд через плечо.
   – Что, пришли полицейские? Я буду готова через несколько минут.
   – Ты себя хорошо чувствуешь?
   – Да, конечно. Джолли настояла на том, чтобы я завтракала в постели. А Джина внесла поднос, идя на цыпочках, словно я нахожусь при смерти! Видимо, люди не понимают, что трагедии, подобные той, которая произошла с Кристианом, у пожилых вызывают гораздо меньший шок, чем у молодых. Ведь в старости ты ко всему готов – и что бы ни произошло в этом мире, это уже не имеет для тебя большого значения.
   – Да-а, – с сомнением протянула мисс Марпл.
   – Ты разве так не считаешь, Джейн? Я думала, ты придерживаешься того же мнения.
   – Не забывай, Кристиан все-таки был убит, – медленно произнесла мисс Марпл.
   – Да… Я понимаю, что ты имеешь в виду. По-твоему, это имеет значение.
   – А по-твоему, нет?
   – Только не для Кристиана, – ответила Кэрри-Луиза. – Конечно, это имеет значение для его убийцы.
   – У тебя есть какие-нибудь предположения по поводу того, кто мог это сделать?
   Кэрри-Луиза с озадаченным видом покачала головой.
   – Нет. Ни малейшего представления. Я не понимаю, зачем кому-то понадобилось убивать его. Должно быть, это связано с его предыдущим приездом – чуть больше месяца назад. Иначе почему он вдруг приехал опять – без какой-либо видимой причины? Я долго думала, пытаясь вспомнить, произошло ли тогда что-нибудь необычное, – но тщетно.
   – Кто тогда присутствовал в доме?
   – О! Все те же, что и сейчас. Примерно в то самое время прибыл из Лондона Алекс… Ах да, еще здесь была Рут.
   – Рут?
   – Да. Заехала, как всегда, ненадолго.
   – Рут, – повторила мисс Марпл.
   Ее мозг активно включился в работу. Кристиан Гулбрандсен и Рут? Рут уехала отсюда со смутным чувством тревоги, причина которой была ей непонятна. Что-то здесь было не так – все, что она могла сказать. Кристиан Гулбрандсен тоже был встревожен, но в отличие от Рут он что-то знал или подозревал. Он знал или подозревал, что кто-то пытается отравить Кэрри-Луизу. Откуда у Кристиана Гулбрандсена взялись эти подозрения? Что он мог увидеть или услышать? Было ли это то же самое, что увидела или услышала Рут, которая не сумела в полной мере оценить смысл увиденного или услышанного ею? Мисс Марпл очень хотелось бы узнать, что это могло быть. Ее собственное смутное предчувствие, что это (чем бы оно ни было) каким-то образом связано с Эдгаром Лоусоном, теперь представлялось невероятным, поскольку Рут ни разу не упомянула о нем.
   Она вздохнула.
   – Вы все что-то скрываете от меня, не правда ли? – спросила Кэрри-Луиза.
   Мисс Марпл вздрогнула.
   – Почему ты так говоришь?
   – Потому, что это так. И не только Джолли, но и все остальные. Даже Льюис. Он пришел, когда я завтракала, и вел себя очень странно. Отпил кофе из моей чашки и даже откусил кусочек тоста с мармеладом. Это странно, потому что он всегда пьет чай и не любит мармелад. Наверное, был так поглощен своими заботами, что забыл позавтракать. Выглядел очень встревоженным.
   – Убийство… – начала было мисс Марпл.
   – О, я знаю, – перебила ее Кэрри-Луиза. – Это ужасно. Мне никогда прежде не приходилось сталкиваться с подобными вещами. А тебе, Джейн, вроде бы приходилось, не так ли?
   – Да, в самом деле, – призналась мисс Марпл.
   – Мне говорила об этом Рут.
   – Она говорила тебе об этом во время своего последнего визита? – поинтересовалась мисс Марпл.
   – По-моему, нет. Я точно не помню.
   Кэрри-Луиза говорила рассеянно, явно где-то витая мыслями.
   – О чем ты задумалась, Кэрри-Луиза?
   Миссис Серроколд улыбнулась. Казалось, она вернулась из дальнего путешествия.
   – Я думала о Джине, – сказала она. – И о том, что ты говорила мне о Стивене Ристарике. Джина – славная девушка, и она по-настоящему любит Уолли. Я в этом уверена.
   Мисс Марпл молчала.
   – Такие девушки, как Джина, любят повеселиться.
   Миссис Серроколд заговорила чуть ли не умоляющим тоном:
   – Они молоды и хотят ощутить свои силы и возможности. Это вполне естественно. Конечно, мы представляли будущего мужа Джины не таким, как Уолли Хадд. Если б не война, она никогда бы его не встретила. Но она его встретила, полюбила – и, наверное, лучше других знает, что ей нужно.
   – Наверное, – согласилась мисс Марпл.
   – Важно, чтобы Джина была счастлива.
   Мисс Марпл с любопытством взглянула на подругу.
   – Важно, чтобы все были счастливы, я полагаю.
   – Да, разумеется. Но Джина – особый случай. Удочерив ее мать – Пиппу, – мы чувствовали, что это эксперимент, который был просто обязан увенчаться успехом. Видишь ли, мать Пиппы…
   Кэрри-Луиза запнулась.
   – Так что же мать Пиппы? – спросила мисс Марпл после несколько затянувшейся паузы.
   – Мы с Эриком договорились, что никогда никому об этом не расскажем, – продолжила наконец Кэрри-Луиза. – Она сама ничего не знала.
   – Я хочу знать, – настаивала мисс Марпл.
   Миссис Серроколд смотрела на нее с сомнением.
   – Пойми, это не праздное любопытство, – увещевала ее мисс Марпл. – Мне необходимо знать это. Тебе хорошо известно, я умею держать язык за зубами.
   – Да, ты всегда умела хранить тайны, Джейн, – согласилась Кэрри-Луиза с задумчивой улыбкой, очевидно, вспоминая молодость. – Об этом знает доктор Гэлбрайт – теперь он епископ Кромерский. Но больше никто. Мать Пиппы звали Кэтрин Элсуорт.
   – Элсуорт? Это не та ли, часом, женщина, которая отравила мужа мышьяком?.. Громкое было дело.
   – Совершенно верно.
   – Ее повесили?
   – Да. Но знаешь, то, что она виновна, – не факт. Ее муж сам употреблял мышьяк – в те времена в подобных вещах еще плохо разбирались.
   – Она пропитывала им клейкую ленту для мух.
   – Мы всегда считали показания горничной лживыми.
   – Значит, Пиппа – ее дочь?
   – Мы с Эриком решили дать ей возможность начать жизнь сначала – в окружении любви, заботы и всего того, в чем нуждается ребенок, – и преуспели в этом. Пиппа была милейшим и счастливейшим созданием, какое только можно вообразить.
   Последовала долгая пауза.
   – Ну вот, я готова, – сказала Кэрри-Луиза, повернув голову в сторону мисс Марпл. – Попроси, пожалуйста, инспектора, или кто там пришел, подняться ко мне в гостиную. Надеюсь, он не будет возражать.
//-- II --//
   Инспектор Карри возражать не стал. Напротив, он был рад возможности увидеться с миссис Серроколд на ее территории.
   Стоя посреди комнаты в ожидании хозяйки, полицейский с любопытством осматривался. Интерьер отнюдь не соответствовал его представлениям о «будуаре богатой женщины».
   Обстановку гостиной составляли старомодная кушетка и несколько довольно неуклюжих на вид викторианских кресел с изогнутыми деревянными спинками. Ситец их обивки, старый и выцветший, был расписан симпатичным рисунком, изображавшим Хрустальный дворец [8 - Хрустальный дворец (англ. Crystal Palace) – строение в лондонском Гайдпарке, возведенное в 1850–1851 гг. из чугуна и стекла к Всемирной выставке 1851 г.]. Эта не самая просторная комната в Стоунигейтсе была все же больше гостиных в большинстве современных домов. Она имела уютный вид, была заставлена всевозможными предметами антиквариата и заполнена фотографиями. На старом снимке Карри увидел двух маленьких девочек. Одна была прелестная, темноволосая, с живыми глазами, вторая – невзрачная, угрюмо смотревшая на мир из-под густой челки. Сегодня утром он уже видел это выражение на том же самом лице. Надпись внизу фотографии гласила: «Пиппа и Милдред». На стене висел фотографический портрет Эрика Гулбрандсена в тяжелой раме из черного дерева с позолотой. Едва Карри отыскал взглядом фотографию привлекательного мужчины с искрящимися смехом глазами – по всей вероятности, Джона Ристарика, – как дверь открылась и в комнату вошла миссис Серроколд.
   На ней было черное полупрозрачное платье, свободно облегавшее ее фигуру. Под копной серебристых волос ее и без того небольшое бело-розовое лицо казалось совсем маленьким. Ее болезненный вид вызвал у инспектора Карри приступ острой жалости. В этот момент он понял многое из того, что ранее этим утром ставило его в тупик. Он понял, почему близкие так заботятся о Кэролайн-Луизе Серроколд и оберегают ее. Тем не менее, подумалось ему, она явно не принадлежит к тому разряду людей, которые носятся со своим здоровьем…
   Поприветствовав инспектора, пожилая дама пригласила его сесть и сама села в кресло рядом с ним. Он принялся задавать вопросы, на которые она отвечала с готовностью, без малейших колебаний. В зале погас свет, вспыхнула ссора между Эдгаром Лоусоном и ее мужем, раздался выстрел, который они услышали…
   – Вам не показалось, что выстрел прозвучал в доме?
   – Нет, я подумала, что он донесся с улицы. И решила, что это автомобильный выхлоп.
   – Вы не заметили, не выходил ли кто-нибудь из зала во время ссоры между вашим мужем и этим Лоусоном?
   – Уолли уже ушел посмотреть, что случилось с освещением. Мисс Бельвер вышла вскоре после ее начала – за чем-то, а за чем, не помню.
   – Кто еще выходил из зала?
   – Насколько мне известно, никто.
   – А вы заметили бы, если б кто-то вышел?
   – Едва ли.
   – Хотите сказать, все ваше внимание было приковано к происходящему за дверью кабинета?
   – Да.
   – И вы опасались, что там может что-нибудь произойти?
   – Нет, я бы не сказала.
   – Но ведь у Лоусона был револьвер?
   – Да.
   – И он угрожал им вашему мужу?
   – Да, но он не причинил бы ему вреда.
   Инспектор Карри испытал легкое раздражение. Сегодня ему уже приходилось слышать подобные заявления.
   – Вы не можете быть уверены в этом, миссис Серроколд.
   – Тем не менее в глубине души я была уверена. Это было не более чем представление. Эдгар – настоящий ребенок. Он склонен к мелодраматическим эффектам и вчера вообразил себя неким отчаянным смельчаком, униженным героем романтической истории. Я была уверена, что он ни в коем случае не выстрелит.
   – Но он все-таки выстрелил, миссис Серроколд.
   Кэрри-Луиза улыбнулась:
   – Наверняка это произошло случайно.
   Инспектора Карри снова захлестнула волна раздражения.
   – Это произошло не случайно. Лоусон дважды выстрелил из револьвера – и целился в вашего мужа. Он просто промахнулся.
   Кэрри-Луиза с удивлением взглянула на него. Ее лицо приобрело серьезное выражение.
   – Просто не верится… Ну да, конечно, – поспешила добавить она, дабы предвосхитить протесты со стороны инспектора, – придется поверить, раз вы так говорите. Но я все-таки чувствую, что этому должно существовать какое-то простое объяснение. Вероятно, это сможет объяснить доктор Маверик.
   – О да, доктор Маверик легко сможет объяснить это, – мрачно произнес Карри. – Он способен объяснить все, что угодно. Нисколько в этом не сомневаюсь.
   Неожиданно миссис Серроколд заговорила:
   – Я знаю, многое из того, чем мы здесь занимаемся, кажется вам глупым и бессмысленным. И психиатры могут сильно действовать на нервы. Но знаете, мы все-таки добиваемся результатов. У нас случаются неудачи, но есть и успехи. И то, что мы делаем, стоит того, чтобы это делать. Вероятно, вы не поверите, но Эдгар действительно предан моему мужу. Он стал говорить эти глупости, будто Льюис его отец, только потому, что ему очень хочется иметь такого отца. Я лишь не понимаю, почему он вдруг сделался агрессивным. Раньше Эдгар вел себя гораздо спокойнее – и вообще был практически нормальным. В самом деле, он всегда казался мне нормальным.
   Инспектор не стал спорить с нею и сказал:
   – Револьвер, который оказался в руках Эдгара Лоусона, принадлежит мужу вашей внучки. Предположительно Лоусон выкрал его из комнаты Уолтера Хадда. А теперь скажите, пожалуйста, видели вы когда-нибудь вот это оружие?
   На его ладони лежал маленький черный автоматический пистолет.
   Кэрри-Луиза взглянула на него.
   – Нет, не думаю.
   – Я нашел его в стуле у фортепиано. Из него недавно стреляли. У нас пока еще не было времени для проведения полной экспертизы, но я могу сказать, что почти наверняка мистер Гулбрандсен был убит из этого пистолета.
   Кэрри-Луиза нахмурилась.
   – И вы нашли его в стуле у фортепиано?
   – Под стопкой старых нот. Эти ноты не вынимали оттуда не один год.
   – Значит, он был там спрятан?
   – Да.
   – Вы помните, кто вчера вечером сидел за фортепиано?
   – Стивен Ристарик.
   – Он играл?
   – Да. Негромко. Какую-то странную меланхоличную мелодию.
   – Когда он перестал играть, миссис Серроколд?
   – Трудно сказать.
   – Но когда-то ведь он должен был перестать? Не играл же он во время ссоры?
   – Нет. Когда все это началось, музыка стихла.
   – Он поднялся со стула?
   – Не знаю. Понятия не имею, что он делал до того момента, когда подошел к двери кабинета и попытался вставить ключ в замок.
   – У вас нет никаких предположений по поводу причины, по которой Стивен Ристарик мог стрелять в мистера Гулбрандсена?
   – Абсолютно никаких. Я никогда не поверю, что стрелял он.
   – Гулбрандсен мог получить информацию, дискредитирующую его.
   – Мне это представляется крайне маловероятным.
   Инспектора Карри так и подмывало сказать: «Бывает, что и коровы летают». Это была любимая поговорка его бабки. Мисс Марпл, подумал он, наверняка знает ее.
//-- III --//
   Кэрри-Луиза спустилась вниз по широкой лестнице, и к ней с разных сторон направились сразу три человека: Джина из длинного коридора, мисс Марпл из библиотеки и Джульетта Бельвер из Большого зала.
   Первой заговорила Джина:
   – Бабушка, дорогая! – воскликнула она. – С тобой все в порядке? Они не запугивали тебя? Не устраивали тебе допрос третьей степени или что-нибудь в этом роде?
   – Конечно, нет, Джина. Какие странные мысли приходят тебе в голову! Инспектор Карри был само обаяние и вел себя чрезвычайно тактично.
   – Это его обязанность, – заметила мисс Бельвер. – Кэра, вот письма и посылка. Я собиралась принести их вам наверх.
   – Отнесите их в библиотеку, – распорядилась Кэрри-Луиза.
   Все четверо направились в библиотеку.
   Расположившись в кресле, Кэрри-Луиза принялась распечатывать конверты. Всего их было двадцать или тридцать. По одному она передавала письма мисс Бельвер, и та сортировала их, раскладывая в разные стопки.
   – Три основные категории, – пояснила она мисс Марпл. – Во-первых, письма от родственников воспитанников колледжа. Эти я передаю доктору Маверику. Письмами с просьбами занимаюсь я сама. Остальные письма – личные. Кэра дает мне указания, как поступать с ними.
   Разобрав корреспонденцию, миссис Серроколд взяла посылку и перерезала ножницами опоясывавшую ее бечевку. Из-под обертки показалась красивая коробка шоколадных конфет, перевязанная золотистой лентой.
   – Должно быть, кто-то решил, что у меня день рождения, – с улыбкой сказала миссис Серроколд.
   Развязав ленту, она открыла коробку. Внутри лежала визитная карточка. На лице Кэрри-Луизы отразилось изумление.
   – С любовью от Алекса, – прочитала она. – Интересно, зачем ему нужно было присылать мне конфеты по почте в тот самый день, когда он явился сюда собственной персоной.
   Мисс Марпл почувствовала неладное.
   – Подожди минутку, Кэрри-Луиза, не ешь пока эти конфеты.
   Миссис Серроколд взглянула на нее с удивлением.
   – Я собиралась раздать их…
   – Не нужно. Подождите, пока я не спрошу… Алекс в доме, вы не знаете, Джина?
   – Он только что был в Большом зале, – быстро ответила та.
   Она подошла к двери, открыла ее и позвала Алекса.
   Спустя несколько секунд он появился в дверном проеме.
   – Вы уже поднялись!.. Как вы себя чувствуете? Надеюсь, не хуже? – Ристарик приблизился к миссис Серроколд и нежно расцеловал ее в обе щеки.
   – Кэрри-Луиза хочет поблагодарить вас за конфеты, – сказала мисс Марпл.
   – Какие конфеты? – с изумлением спросил Алекс.
   – Вот эти. – Кэрри-Луиза показала ему коробку.
   – Но я не посылал вам никаких конфет.
   – В коробке лежит ваша визитная карточка, – сказала мисс Бельвер.
   Алекс в недоумении уставился на лежавшую в коробке карточку.
   – И впрямь. Странно… Очень странно… Но я действительно не посылал их.
   – Очень интересно, – заметила мисс Бельвер.
   – Замечательные конфеты, – сказала Джина. – Смотри, бабушка, в середине твои любимые, с вишневым ликером.
   Мисс Марпл мягко, но решительно забрала у нее коробку и молча вышла из комнаты. Поиски Льюиса Серроколда заняли у нее некоторое время, поскольку тот ушел в здание колледжа. В конце концов, она нашла его в комнате доктора Маверика и поставила перед ним на стол коробку конфет. Выслушав ее короткий рассказ, он помрачнел.
   Доктор Маверик внимательно осмотрел конфеты, вынимая их по одной из коробки.
   – Думаю, с теми, которые я отложил в сторону, почти наверняка производились манипуляции, – сказал он. – Видите неровности шоколадного покрытия на нижней грани? Нужно срочно отправить их на экспертизу.
   – Но это просто немыслимо! – воскликнула мисс Марпл. – Все в доме могли бы отравиться!
   Льюис кивнул. Его лицо оставалось мрачным.
   – Да. Поразительная жестокость… Мне кажется, все эти конфеты, которые отложил доктор, – с вишневым ликером. Это любимые конфеты Кэролайн. Как видите, это было известно тому, кто прислал коробку.
   – Если ваши подозрения подтвердятся… если конфеты окажутся отравленными… боюсь, придется рассказать Кэрри-Луизе о происходящем. Она должна соблюдать осторожность.
   – Вы правы, – согласился Льюис Серроколд и тяжело вздохнул. – Она должна знать, что кто-то хочет убить ее. Но нам будет очень трудно убедить ее в этом.

Глава 16

//-- I --//
   – Послушайте, миссис, а правда, что у вас завелся какой-то страшный отравитель?
   Джина откинула со лба прядь волос и вскочила, когда до ее слуха донесся хриплый шепот. На ее щеке и слаксах были видны следы краски. Она и один из отобранных ею помощников работали над задником для новой театральной постановки, изображавшим закат солнца на Ниле.
   И теперь этот помощник задавал ей вопрос. Эрни, тот самый парень, который преподал ей столько ценных уроков по отпиранию замков. Его руки оказались не менее пригодными для плотницкой работы, и теперь он с энтузиазмом трудился на новом поприще.
   Его глаза, словно бусины, светились от предвкушения захватывающих подробностей.
   – Кто это тебе сказал? – с негодованием спросила Джина.
   Эрни заговорщически подмигнул ей.
   – Ходит в колледже такой слух, – сказал он. – Но это точно не один из нас. Можете мне поверить. Никому бы в голову не пришло причинить вред миссис Серроколд. Даже Дженкинс со своей дубинкой ни за что не тронул бы ее. Она совсем не то, что эта старая сука. Ту я с сам с удовольствием отравил бы…
   – Не говори так о мисс Бельвер.
   – Извините, миссис, сорвалось с языка… А что это был за яд, миссис? Стрихнин, от которого тебя сгибает в дугу и ты умираешь в судорогах? Или синильная кислота?
   – Я не знаю, о чем ты говоришь, Эрни.
   Парень снова подмигнул ей.
   – Еще как знаете. Говорят, будто это сделал мистер Алекс. Якобы он привез отравленные конфеты из Лондона. Но это вранье. Мистер Алекс никогда не сделал бы ничего подобного. Как вы считаете, миссис?
   – Разумеется, не сделал бы, – сказала Джина.
   – Скорее это мистер Бирнбаум. Когда он дает нам лекарство, такие корчит рожи! Мы с Доном думаем, что у него не все дома.
   – Лучше убери отсюда скипидар.
   Эрни подчинился, бормоча себе под нос:
   – Ну и дела здесь творятся! Вчера ухлопали старого Гулбрандсена, теперь какой-то отравитель… Как вы думаете, миссис, это сделал один и тот же человек? А если я вам скажу, что знаю, кто убил старика?
   – Откуда ты можешь это знать?
   – Оттуда. Предположим, вчера вечером я выбрался из колледжа и кое-что видел…
   – Как ты мог выбраться? Колледж запирают после переклички в семь часов.
   – Перекличка… Я могу выбраться оттуда когда захочу, миссис. Что мне замки? Я выхожу и гуляю по парку в свое удовольствие.
   – Хватит врать, Эрни, – сказала Джина.
   – Кто это врет?
   – Да ты. Вот ведь расхвастался! Ничего подобного ты никогда не делал.
   – Не верите, и не надо. Подождите, вот спросят меня полицейские о том, что я видел вчера вечером, тогда узнаете.
   – Ну хорошо. И что же ты видел?
   – Ага, интересно стало?
   Джина бросилась на него, и он предпринял стратегическое отступление. В этот момент из другого конца театра появился Стивен и присоединился к Джине. Обсудив несколько технических вопросов, они направились в сторону дома.
   – Кажется, всем уже известно о бабушке и конфетах, – сказала Джина. – Я имею в виду ребят. Откуда они узнали?
   – Наверное, из каких-нибудь местных сплетен.
   – И они знают о визитной карточке Алекса. Очень глупо было класть ее в коробку, в то время как он должен был приехать сюда.
   – Да, но кто мог знать о том, что он должен был приехать сюда? Он принял решение внезапно и послал телеграмму. По всей вероятности, к тому времени коробка с конфетами уже была отправлена. Но если б Алекс не приехал, идея с карточкой сработала бы, поскольку он время от времени действительно присылает Кэролайн шоколадные конфеты.
   Немного помолчав, Стивен сказал:
   – Чего я не могу понять, так это…
   – Зачем кому-то понадобилось травить бабушку, – закончила за него Джина. Я тоже не могу понять. Это непостижимо! Она замечательная – и абсолютно все обожают ее.
   Стивен ничего не сказал в ответ. Джина пристально взглянула на него.
   – Я знаю, о чем ты думаешь, Стив!
   – Ну и о чем же?
   – Ты думаешь, что Уолли… не обожает ее. Но Уолли никогда никого не стал бы травить. Подозревать его просто смешно.
   – Верная жена…
   – Пожалуйста, не язви.
   – Я вовсе не язвлю. Я действительно считаю, что ты верная жена, и восхищаюсь тобой. Но, дорогая Джина, так дальше продолжаться не может.
   – Что ты имеешь в виду, Стив?
   – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Вы с Уолли не подходите друг другу, и с этим ничего не поделаешь. Уолли и сам все осознает. Ваш разрыв – вопрос времени. И когда он произойдет, вам обоим будет только лучше.
   – Не будь идиотом.
   Стивен рассмеялся.
   – Перестань. Не нужно притворяться, будто в ваших отношениях полная гармония и Уолли чувствует себя счастливым, находясь здесь.
   – Я не знаю, что с ним происходит, – сокрушенно произнесла Джина. – Постоянно ходит угрюмый, почти не разговаривает… Чего ему не хватает? Ума не приложу, что с ним делать. Раньше нам было так весело, так хорошо вместе… А сейчас это как будто другой человек. Почему люди меняются?
   – Разве я меняюсь?
   – Нет, дорогой Стив. Ты всегда остаешься самим собой. Помнишь, как я всюду бегала за тобой и Алексом, когда вы приезжали на каникулы?
   – А я тогда думал: как же надоедлива эта маленькая Джина! Теперь же все наоборот. Ты крутишь и вертишь мной как тебе заблагорассудится, разве не так?
   – Идиот, – поспешно ответила Джина. – Скажи лучше, как ты думаешь, Эрни лжет? Он говорит, будто вчера вечером гулял по парку и ему якобы что-то известно об убийстве. Как, по-твоему, может такое быть?
   – Нет, конечно. Ты же знаешь, как он хвастлив. Скажет что угодно, лишь бы придать себе значимость в глазах других.
   – Да знаю… Интересно только…
   Она замолчала, и больше они не проронили ни слова.
//-- II --//
   Заходящее солнце освещало западный фасад дома. Инспектор Карри посмотрел в его сторону.
   – Так, значит, здесь вы остановили автомобиль вчера вечером?
   Отступив немного назад, Алекс Ристарик огляделся.
   – Как будто, – ответил он. – Точно сказать трудно, поскольку был туман. Да, вроде здесь.
   Полицейский окинул местность оценивающим взглядом. Покрытая гравием подъездная аллея делала плавный поворот, выходила из-за зарослей рододендронов, и с этого места неожиданно открывался вид на западный фасад дома – с террасой, живой изгородью из тиса и лестницей, спускавшейся на лужайку. Отсюда подъездная аллея продолжала изгибаться по окружности, проходя сначала через рощицу, затем между озером и домом, пока, в конце концов, не упиралась в восточный фасад.
   – Доджетт, – произнес инспектор Карри.
   Констебль Доджетт, стоявший наготове, моментально пришел в движение. Он бросился через лужайку в сторону дома по диагонали, достиг террасы и скрылся внутри через боковую дверь. Спустя несколько мгновений портьеры за одним из окон резко раздвинулись в стороны; констебль Доджетт, появившийся в проеме выходившей в сад двери, побежал назад и вскоре присоединился к остальным, пыхтя, словно паровой двигатель.
   – Две минуты и сорок две секунды, – сказал инспектор Карри, щелкнув кнопкой секундомера. – Такие дела не занимают много времени, не правда ли?
   Его голос звучал вполне доброжелательно.
   – Я бегаю не так быстро, как ваш констебль, – сказал Алекс. – Полагаю, этот следственный эксперимент имел целью определить, сколько времени мне потребовалось для совершения убийства?
   – Я лишь продемонстрировал, что вы имели возможность совершить убийство. Всего-навсего, мистер Ристарик. Я не выдвигаю никаких обвинений – пока.
   – Я не могу бегать так быстро, как вы, – обратился Алекс к констеблю Доджетту, который все еще никак не мог отдышаться, – но мне кажется, моя спортивная подготовка несколько лучше вашей.
   – Дело в том, что прошлой зимой я заработал бронхит, – отозвался Доджетт.
   Алекс повернулся к инспектору.
   – Нет, серьезно, вы ставите меня в неловкое положение и отслеживаете мою реакцию, а вам следует помнить, что мы, люди искусства, чрезвычайно чувствительны – этакие нежные растения!
   В его тоне послышались насмешливые нотки.
   – Неужели вы и впрямь считаете, что я имею какое-то отношение ко всему этому? Вряд ли я стал бы посылать миссис Серроколд коробку с отравленными конфетами, вложив в нее свою визитную карточку, вам не кажется?
   – Возможно, нас пытаются натолкнуть на эту мысль. Существует такой прием, как двойной блеф, мистер Ристарик.
   – А-а, понятно. Вас не проведешь… Кстати, конфеты оказались отравленными?
   – Шесть конфет в верхнем ряду, содержащие вишневый ликер, отравлены аконитином.
   – Ну, этот яд не принадлежит к числу моих любимых, инспектор. Я питаю слабость к кураре.
   – Кураре дает эффект, будучи введенным в кровеносную систему, мистер Ристарик, а не в желудок.
   – Как нынче эрудированы полицейские! – с восхищением произнес Алекс.
   Инспектор Карри искоса взглянул на молодого человека. Заостренные уши… совсем не английский, а скорее монгольский тип лица, глаза, в которых постоянно светится насмешка. Трудно было понять, о чем в тот или иной момент думает Алекс Ристарик. Сатир – или, может быть, он хочет казаться фавном? Перекормленным фавном, неожиданно подумал инспектор Карри, и у него вдруг возникло неприятное чувство.
   Хитрый и весьма неглупый – такое определение он дал бы Алексу Ристарику. Умнее брата. Их мать была русской – во всяком случае, так говорили. «Русские» для инспектора Карри были примерно тем же самым, чем были для англичан «лягушатники» в начале девятнадцатого века и «гансы» в начале двадцатого. Все, связанное с Россией, на взгляд Карри, было заведомо плохим, и если Гулбрандсена убил Алекс Ристарик, это вполне устроило бы инспектора. Но, к сожалению, он отнюдь не был в этом уверен.
   Тем временем констебль Доджетт, отдышавшись, наконец заговорил:
   – Я раздвинул портьеры, как вы мне велели, сэр, и сосчитал до тридцати. Крайний крючок у одной портьеры оторван, и поэтому между портьерами образуется щель, через которую снаружи можно видеть свет в комнате.
   – Вы вчера заметили свет в этом окне? – спросил инспектор Карри Алекса.
   – Из-за тумана и дом-то не был виден. Я вам уже об этом говорил.
   – Туман не был сплошным. Иногда – то тут, то там – он рассеивался на некоторое время.
   – Здесь он ни разу не рассеялся так, чтобы был виден дом – основная его часть. Лишь восхитительно маячило здание гимнастического зала, идеально создававшее иллюзию портового дока. Я уже вам говорил, что ставлю балет «Вечера в Лаймхаусе» и…
   – Да, вы говорили, – перебил его инспектор Карри.
   – Знаете, у меня выработалась привычка во всем видеть театральные декорации, а не реальность.
   – Понятно. И все же театральные декорации в достаточной степени реальны, не так ли, мистер Ристарик?
   – Я не вполне понимаю, что вы имеете в виду, инспектор.
   – Я имею в виду, что они изготовлены из реальных материалов – холста, дерева, картона. Иллюзию они представляют в глазах зрителя, а не сами по себе. И реальны независимо от места, которое занимают – за сценой или перед нею.
   Алекс смотрел на него в раздумье.
   – Чрезвычайно проницательное замечание, инспектор. Вы подсказали мне идею.
   – Еще одного балета?
   – Нет, не балета… Боже мой, неужели мы все были так слепы?
//-- III --//
   Инспектор и Доджетт направились к дому через лужайку. Наверное, ищут следы, сказал себе Алекс. Но он ошибался. Они осмотрели лужайку в поисках следов еще рано утром, но потерпели неудачу, поскольку около двух часов ночи прошел сильный дождь. Алекс медленно шел по подъездной аллее, прокручивая в голове возможности своей новой идеи.
   От этих мыслей его отвлекло появление Джины. Дом стоял на небольшом возвышении, и от подъездной аллеи к озеру полого спускалась тропинка, обрамленная с обеих сторон рододендронами и другими кустами, по которой и шла девушка. Алекс побежал по тропинке и догнал Джину.
   – Если б можно было стереть это нелепое викторианское чудовище, – сказал он, сощурив глаза, – получилось бы прекрасное лебединое озеро, а ты, Джина, стала бы Одеттой… Впрочем, если вдуматься, ты больше похожа на Одиллию. Безжалостная, исполненная решимости поступать как тебе заблагорассудится, лишенная всяких представлений о доброте и сострадании… Ты чрезвычайно женственна, милая Джина.
   – А ты чрезвычайно несносен, милый Алекс!
   – Это потому, что я не позволяю тебе водить себя за нос? Ты ведь наверняка очень довольна собой, не правда ли, Джина? Ты манипулируешь нами как только тебе хочется. Мною, Стивеном и этим твоим большим и простоватым мужем.
   – Не болтай глупости.
   – Это вовсе не глупости. Стивен влюблен в тебя, я влюблен в тебя, а Уолли глубоко несчастен. Чего еще может желать женщина?
   Джина взглянула на него и рассмеялась. Алекс энергично закивал.
   – У тебя сохранились остатки честности. Я рад этому. Сказывается твое латинское происхождение. Ты не делаешь вид, будто не знаешь, что пользуешься успехом у мужчин, – и что страшно расстраиваешься, если привлекаешь их внимание. Тебе нравится, когда в тебя влюблены мужчины, не так ли, жестокосердная Джина? Пусть даже это будет несчастный маленький Эдгар Лоусон!
   Джина пристально смотрела на него.
   – Подобное продолжается не так уж долго, – сказала она спокойным, серьезным тоном. – Женщинам в этом мире приходится гораздо тяжелее, нежели мужчинам. Они более уязвимы. Они беспокоятся и переживают за своих детей. Как только увядает их красота, мужчины, которых они любят, теряют к ним интерес. Их предают и бросают. Я не виню мужчин: на их месте я вела бы себя точно так же. Мне не нравятся старые, уродливые и больные, а также те, кто постоянно хнычет и жалуется на свои трудности, или, подобно Эдгару, напускает на себя важный вид без всяких на то оснований. Говоришь, я жестока? Мы живем в жестоком мире! Рано или поздно он будет жесток ко мне! Но сейчас я молода, хороша собой, и люди находят меня привлекательной… – Она улыбнулась своей ослепительной белозубой улыбкой. – Да, я получаю от этого удовольствие, Алекс. Почему бы и нет?
   – В самом деле, почему? – откликнулся Ристарик. – Я только хочу знать, что ты собираешься делать дальше. Выйти замуж за Стивена или за меня?
   – Я замужем за Уолли.
   – Это пока. Каждая женщина имеет право на одну ошибку в выборе супруга – но не следует упорствовать в этой ошибке. Премьера твоего спектакля прошла в провинции – пришло время показать его в Вест-Энде.
   – Это ты, что ли, Вест-Энд?
   – Вне всякого сомнения.
   – Ты действительно хочешь жениться на мне? Не представляю тебя женатым.
   – Я настаиваю на женитьбе. По-моему, любовные интрижки – это пережиток прошлого. Проблемы с паспортами, отелями и тому подобное. Я сделаю женщину любовницей только в том случае, если не смогу заполучить ее каким-либо другим способом!
   Джина звонко рассмеялась.
   – Ты, как всегда, забавен, Алекс.
   – Это мое главное достоинство. Стивен гораздо привлекательнее меня; он очень симпатичен и очень серьезен, что, конечно, обожают женщины. Но в быту серьезность утомляет. Со мною, Джина, твоя жизнь будет увлекательной.
   – Может быть, ты еще скажешь, что безумно влюблен в меня?
   – Даже если и так, я никогда тебе этого не скажу, иначе будет очко в твою пользу. Нет, я готов лишь сделать тебе деловое предложение руки и сердца.
   – Я должна подумать, – сказала Джина с улыбкой.
   – Естественно. Кроме того, сначала ты должна избавить от страданий Уолли. Я ему от души сочувствую. Какое для него, должно быть, несчастье быть женатым на тебе, брести по жизни за твоей колесницей и мучиться в этой удушающей семейной атмосфере всепоглощающей филантропии…
   – Какой же ты негодяй, Алекс!
   – Заметь, весьма проницательный негодяй.
   – Иногда у меня возникает впечатление, что Уолли ни капельки меня не любит. В последнее время он просто меня не замечает.
   – Ты тычешь в него палкой, а он не реагирует? Какая досада!
   Джина молниеносно размахнулась и влепила Алексу звонкую пощечину.
   – Тушé! – крикнул Ристарик.
   Быстрым, ловким движением он заключил ее в свои объятия и, сломив запоздалое сопротивление, запечатлел на ее губах долгий, страстный поцелуй. Сделав несколько судорожных движений, она сдалась…
   – Джина!
   Они отпрянули друг от друга. С раскрасневшимся лицом и трясущимися губами на них свирепо взирала Милдред Стрит. От душившей ее злости слова у нее выходили не вполне членораздельными.
   – Отвратительно… просто отвратительно… ты распущенная, дрянная девчонка… вся в мать… я всегда знала, что ты растленная мерзавка… и ты не только прелюбодейка, но и убийца. Да-да, я знаю что говорю!
   – И что же вы знаете? Не смешите меня, тетя Милдред.
   – Слава богу, я не твоя тетка. Между нами нет кровного родства. Ты даже не знаешь, кем была твоя мать и откуда она взялась! Но ты прекрасно знаешь, что за люди мои отец и мать. Кого они могли удочерить? Ну конечно, дочь преступницы или проститутки. Таковы уж они. Им нужно было помнить, что дурная наследственность обязательно даст себя знать. Это у итальянцев в крови – травить людей.
   – Как вы смеете говорить такое?
   – Я говорю что хочу. Ты ведь не будешь отрицать, что кто-то пытается отравить мать? И кому было бы выгодно, если б она умерла? Кто получит огромное наследство после ее смерти? Ты, Джина. И можешь быть уверена, полиция не упустит из вида этот факт.
   Все еще дрожа от негодования, Милдред поспешно удалилась.
   – Патологический случай, – сказал Алекс. – Определенно. И чрезвычайно интересный. Невольно начинаешь думать, что покойный каноник Стрит то ли испытывал религиозные сомнения… то ли страдал импотенцией…
   – Прекрати говорить гадости, Алекс… О, как же я ее ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
   В ярости Джина сжала кулаки. Ее всю трясло.
   – Какое счастье, что у тебя не оказалось ножа в чулке, – сказал Алекс. – Иначе милейшая миссис Стрит могла бы узнать кое-что об убийстве с точки зрения жертвы… Успокойся, Джина. Не надо мелодраматизма, а то ты напоминаешь персонаж итальянской оперы.
   – Как она смела заявить, будто я пыталась отравить бабушку?
   – Дорогая, но ведь кто-то действительно пытался отравить ее. И что касается мотива, ты вполне подходишь на роль преступника, разве не так?
   – Алекс!.. – Джина смотрела на него с выражением ужаса на лице. – Неужели полицейские так думают?
   – Трудно сказать, что думают полицейские. Они никогда не делятся своими мыслями. И знаешь, они отнюдь не дураки. Это напоминает мне…
   – Куда ты?
   – Нужно кое-что обдумать.

Глава 17

//-- I --//
   – Так говоришь, кто-то пытается отравить меня?
   В голосе Кэрри-Луизы прозвучало изумление, смешанное с недоверием.
   – Не могу в это поверить…
   Она сидела с полузакрытыми глазами.
   – Как я жалею, что не смог уберечь тебя от этого, дорогая, – с нежностью произнес Льюис.
   Кэрри-Луиза рассеянно протянула ему руку, и он взял ее.
   Сидевшая рядом мисс Марпл сочувственно покачала головой. Кэрри-Луиза открыла глаза.
   – Неужели это правда, Джейн? – спросила она.
   – Боюсь, что да, дорогая моя.
   – Тогда всё…
   Кэрри-Луиза запнулась.
   Немного помолчав, она заговорила вновь.
   – Мне всегда казалось, я знаю, что реально, а что нет… Это представляется мне нереальным… но это реально… значит, я кругом ошибалась. Но кто в этом доме мог желать моей смерти? – В ее голосе все еще звучало недоверие.
   – Я тоже не верил – и тоже ошибался, – сокрушенно произнес Льюис.
   – И Кристиан знал об этом?.. Тогда все понятно.
   – Что понятно? – спросил Льюис.
   – Почему он себя так странно вел, – ответила Кэрри-Луиза. – Был сам на себя не похож. Все беспокоился обо мне и как будто что-то хотел сказать – но так и не сказал. Спрашивал, все ли в порядке у меня с сердцем и как я себя чувствую в последнее время… Вероятно, пытался мне о чем-то намекнуть. Но почему не сказать прямо? Это настолько проще – взять и прямо сказать.
   – Он не хотел… причинять тебе боль, Кэролайн.
   – Боль? Но почему… А-а, понятно. – Ее глаза расширились. – Значит, ты так считаешь. Но ты не прав, Льюис, абсолютно не прав. Уверяю тебя.
   Муж избегал смотреть ей в глаза.
   – Прошу прощения, – сказала миссис Серроколд, – но я не могу поверить в то, что все случившееся – правда. Эдгар, стрелявший в тебя, Джина и Стивен, та дурацкая коробка конфет… Это просто неправда.
   В комнате повисло тягостное молчание.
   Кэрри-Луиза вздохнула.
   – Очевидно, я долгое время жила за пределами реальности, – сказала она. – Наверное, сейчас мне лучше побыть одной… Я должна попытаться понять…
//-- II --//
   Спустившись по лестнице и войдя в Большой зал, мисс Марпл увидела Алекса Ристарика, который стоял у большой арки дверного проема, выбросив вверх руку в каком-то вычурном жесте.
   – Входите, входите, – радушно произнес Алекс, словно он был владельцем Большого зала. – Я как раз размышляю о событиях вчерашнего вечера.
   Льюис Серроколд, покинувший вслед за мисс Марпл гостиную Кэрри-Луизы, пересек зал, вошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь.
   – Вы пытаетесь реконструировать преступление? – спросила мисс Марпл, с трудом сдерживая переполнявший ее энтузиазм.
   – Что? – Алекс нахмурился, но через мгновение его лицо прояснилось. – Ах, вы об этом… Нет, не совсем. Я посмотрел на все это с совершенно другой точки зрения. Вообразил этот зал театральной сценой. Никакой реальности, сплошная иллюзия! Представил, что все это декорации. Освещение, мизансцены, действующие лица, шумовые эффекты… Очень интересно. Эта не совсем моя идея. Мне ее подсказал инспектор. По-моему, он довольно жестокий человек. Сегодня утром чего он только не делал, чтобы напугать меня…
   – И ему это удалось?
   – Не уверен.
   Алекс описал следственный эксперимент инспектора с хронометражем спринтерского забега констебля Доджетта.
   – Время – чрезвычайно обманчивая вещь, – сказал он. – Человеку кажется, будто то или иное действие длится столько-то времени, а в действительности это не так.
   – Пожалуй, – согласилась мисс Марпл.
   Олицетворяя собой зрителя, она переместилась в другое положение. Декорациями теперь являлись широкая, увешанная гобеленами, затемненная стена, большое фортепиано слева и кресло у окна справа. Вблизи кресла у окна находилась дверь библиотеки. Стул фортепиано располагался всего в восьми футах от двери в квадратный вестибюль, соединявшийся с коридором. Два чрезвычайно удобных выхода! Разумеется, зрители имели прекрасный обзор каждого из них…
   Но предыдущим вечером здесь не было зрителей. То есть никто из присутствовавших не смотрел на декорации, на которые сейчас смотрела мисс Марпл. Предыдущим вечером зрители сидели спиной к этим декорациям.
   Сколько времени потребовалось бы для того, думала мисс Марпл, чтобы выскользнуть из зала, пробежать по коридору, застрелить Гулбрандсена и вернуться назад? Не так уж и много, как могло бы показаться. В самом деле, все это можно было сделать за очень короткий промежуток времени…
   Что имела в виду Кэрри-Луиза, когда сказала мужу: «Значит, ты так считаешь. Но ты не прав, Льюис»?
   – Нужно сказать, инспектор очень точно подметил, что театральные декорации вполне реальны.
   Голос Алекса прервал ее размышления.
   – Они изготовлены из дерева и картона, соединены с помощью клея и реальны как с раскрашенной, так и с нераскрашенной стороны. Иллюзия возникает в глазах зрителей.
   – Это делается с помощью зеркал, – пробормотала мисс Марпл.
   В зал вошел слегка запыхавшийся Стивен Ристарик.
   – Привет, Алекс, – сказал он. – Этот маленький мерзавец Эрни Грегг… я не знаю, ты помнишь его?
   – Тот, что играл Фесте, когда ты ставил «Двенадцатую ночь»? Мне он показался довольно талантливым.
   – Да, кое-какой талант у него имеется. А еще умелые руки. Он много плотничал, когда мы изготавливали декорации… Но это к делу не относится. Он бахвалился перед Джиной, будто по вечерам выбирается из здания колледжа и гуляет по парку. И заявил, будто вчера вечером что-то видел.
   – Что именно? – спросил Алекс.
   – Не говорит! Вообще-то я почти уверен, что он просто пытается привлечь к себе внимание. Большой любитель прихвастнуть и приврать. Но я подумал, что, наверное, его все-таки следует допросить.
   – Пока я его не трогал бы, – сказал Алекс. – Чтобы он не подумал, что слишком нас интересует.
   – Наверное, ты прав. Тогда, может быть, сегодня вечером.
   Стивен скрылся за дверью библиотеки.
   Мисс Марпл, все еще пребывавшая в роли зрителя, медленно двинулась по периметру зала. Когда она приблизилась к стоявшему к ней спиной Алексу Ристарику, тот неожиданно сделал шаг назад, и они столкнулись.
   – Прошу прощения, – машинально произнес Алекс, хмуро взглянув на нее. – Ах, это вы, – добавил он удивленным тоном.
   Мисс Марпл это показалось довольно странным – ведь они только что беседовали, и беседовали достаточно долго.
   – Я тут размышлял еще кое о чем, – сказал Алекс. – Об этом парне Эрни…
   Он как-то неопределенно взмахнул руками, затем вдруг резко повернулся, пересек зал и вошел в библиотеку.
   Из-за ее закрытой двери до слуха мисс Марпл доносились приглушенные звуки голосов, но она едва обращала на них внимание. Ее не занимал разносторонне талантливый Эрни и то, что он видел или якобы видел. У нее было подозрение, что он не видел ничего. Ей не верилось, что в такой холодный, промозглый, туманный вечер у Эрни возникло желание воспользоваться своими способностями по отпиранию замков, чтобы прогуляться по парку. По всей вероятности, никуда он вечером не выходил. Просто хвастает, и больше ничего. Совсем как Джонни Бэкхауз, подумала мисс Марпл. У нее давно сложилась привычка отыскивать в памяти параллели с текущими событиями из жизни обитателей Сент-Мэри-Мид. «Я видел вас вчера вечером», – с ухмылкой говорил Джонни Бэкхауз всем, на кого это, по его мнению, могло произвести впечатление. Нередко эта незатейливая фраза давала поразительный эффект, поскольку многие люди в определенные моменты находятся в таких местах, где быть увиденными им очень не хочется.
   Она отогнала прочь воспоминания о Джонни и сосредоточилась на замечании инспектора Карри, которое подсказало Алексу некую идею. Может быть, это была та же самая идея, которую данное замечание подсказало и ей самой?
   Она встала там, где только что стоял Алекс Ристарик. Этот зал нереален, подумалось ей. Только лишь картон, холст и дерево… Театральная сцена…
   В ее голове, словно молнии, проносились обрывки фраз. Иллюзия… В глазах зрителей… Это делается с помощью зеркал… Сосуды с золотыми рыбками… Ярды раскрашенных лент… Исчезающие леди… Все эти атрибуты и уловки фокусников, отвлекающие внимание…
   Перед ее мысленным взором возник задыхающийся констебль Доджетт – каким его описал Алекс. Вдруг что-то перевернулось в ее сознании, и медленно вырисовывавшаяся в нем смутная картина моментально приобрела четкие очертания.
   – Ну конечно же! – вполголоса произнесла мисс Марпл. – Так оно наверняка и было…

Глава 18

//-- I --//
   – Господи, Уолли, как ты меня напугал!
   Едва выйдя из театра, Джина отпрянула назад при виде фигуры Уолли Хадда, неожиданно выступившей из зловещего полумрака. Еще не совсем стемнело, но в опустившихся сумерках предметы утратили реальность и приобрели причудливые формы.
   – Что ты здесь делаешь? Ты ведь никогда не приближаешься к театру.
   – Может быть, я искал тебя, Джина. А здесь тебя найти проще всего.
   В голосе Уолли, который говорил негромко, слегка растягивая слова, не было слышно никаких полутонов, но все-таки Джина внутренне сжалась.
   – Я занимаюсь делом, которое мне нравится. Я люблю запах краски, стружки и вообще эту атмосферу.
   – Я знаю, для тебя это много значит. Как ты думаешь, Джина, как долго полиция будет разбираться с этим делом?
   – Завтра будет дознание, а затем начнется следствие, которое продлится недели две. По крайней мере, так дал нам понять инспектор Карри.
   – Две недели, – задумчиво произнес Уолли. – Ну, скажем, три. После этого мы свободны, и я возвращаюсь в Штаты.
   – Но я не могу вот так сорваться с места! – воскликнула Джина. – Разве можно оставить бабушку в таком положении? К тому же мы сейчас работаем над двумя новыми постановками…
   – Я не сказал мы. Я возвращаюсь.
   Джина в изумлении уставилась на мужа. В полутьме он производил впечатление настоящего великана. Над нею спокойно возвышалась огромная фигура, в которой было – или ей так казалось? – нечто угрожающее.
   – Значит, ты не хочешь, чтобы я ехала с тобой?
   – Да нет, почему, я этого не говорил.
   – То есть тебе все равно, поеду я с тобой или нет? – Она вдруг разозлилась.
   – Послушай, Джина, пора нам поговорить начистоту. Поженившись, мы мало что знали друг о друге – о прошлом, о происхождении, о родственниках… Мы думали, это не имеет значения. Мы думали, значение имеет только то, что нам хорошо вместе. Это время прошло. Твои родственники обо мне невысокого мнения. Возможно, они правы. Я не отвечаю их требованиям. Но если ты думаешь, что я собираюсь околачиваться здесь без дела или заниматься тем, чем занимаются в этом сумасшедшем доме все остальные, то глубоко ошибаешься! Я хочу жить в своей стране и делать то, что я хочу и могу делать. Мне всегда представлялось, что моя жена будет похожа на жен первопроходцев, которые были готовы терпеть лишения, подвергаться опасностям, применяться к непривычным условиям… Конечно, требовать от тебя подобное было бы слишком, но я считаю – либо так, либо никак! Видимо, я поспешил и откровенно навязался тебе. Если это так, тебе лучше избавиться от меня и начать новую жизнь. Ты должна решать сама. Если ты предпочитаешь одного из этих эстетов – дело твое. Выбирать тебе. А я возвращаюсь домой.
   – По-моему, ты просто свинья, – сказала Джина. – Мне здесь очень нравится.
   – Правда? А вот мне – нет. Тебе, наверное, и убийство нравится?
   Джина задохнулась от возмущения.
   – Как ты можешь так говорить! Я очень любила дядю Кристиана. К тому же кто-то спокойно травил бабушку на протяжении месяцев… Это ужасно!
   – Я сказал тебе, мне не по душе то, что здесь происходит. И поэтому я уезжаю…
   – Если тебе позволят! Ты, что, не понимаешь, что тебя могут арестовать по обвинению в убийстве Кристиана? Мне не нравится, как инспектор Карри смотрит на тебя – будто кот, наблюдающий за мышью, готовый прыгнуть и вцепиться в нее своими когтистыми лапами. Только потому, что ты выходил из Большого зала, чтобы заменить пробки, а еще потому, что ты не англичанин. Я уверена, они постараются повесить убийство на тебя.
   – Для этого им понадобятся доказательства.
   – Я боюсь за тебя, Уолли, – жалобно произнесла Джина. – Все это время.
   – Бояться нечего. Говорю тебе, у них ничего нет против меня!
   Они двинулись в сторону дома и некоторое время шли молча.
   Первой не выдержала Джина.
   – Я не верю, что ты действительно хочешь, чтобы я вернулась с тобой в Америку…
   Уолтер Хадд ничего не ответил.
   Джина повернулась к нему и топнула ногой.
   – Я ненавижу тебя. Ненавижу. Ты отвратителен. Ты животное – грубое, бесчувственное животное. Хочешь отделаться от меня. Тебя не волнует, увидишь ли ты меня когда-нибудь снова… Ну что же, тогда и меня не волнует, увижу ли я тебя! Я совершила глупость, связавшись с тобой, и постараюсь как можно быстрее получить развод, а потом выйду замуж за Стивена или Алекса и буду гораздо счастливее, чем была бы с тобой. Надеюсь, вернувшись в Штаты, ты женишься на какой-нибудь дрянной девчонке, которая сделает тебя по-настоящему несчастным!
   – Замечательно! – воскликнул Уолли. – Вот мы все и выяснили!
//-- II --//
   Мисс Марпл видела, как Джина и Уолли вошли в дом. Она стояла на том самом месте, где инспектор Карри проводил свой эксперимент с помощью констебля Доджетта.
   Услышав раздавшийся сзади голос мисс Бельвер, пожилая дама едва не подпрыгнула от неожиданности.
   – Вы простудитесь, мисс Марпл. После захода солнца становится очень холодно.
   Мисс Марпл послушно направилась вместе с ней в сторону дома.
   – Я размышляла о фокусах, – сказала она. – Насколько трудно понять, в чем состоит их секрет, когда наблюдаешь за ними, и насколько простыми они кажутся, когда этот секрет раскрывается. Я ведь до сих пор не представляю, откуда фокусники достают сосуды с золотыми рыбками! А вы когда-нибудь видели, как женщину распиливают пополам? Поистине захватывающий фокус! Помню, я пришла в восторг, увидев его впервые, когда мне было одиннадцать лет. Я никак не могла понять, как это делается. Но спустя несколько дней в одной газете появилась статья с объяснением. По-моему, пресса не должна публиковать такие вещи, вы так не думаете? Оказывается, участие в фокусе принимают две женщины, а не одна. То есть демонстрируются ноги одной, а голова другой. Вы думаете, что женщина одна, а в действительности их две – и если сделать наоборот, это тоже сработает, не правда ли?
   Мисс Бельвер смотрела на нее с удивлением. Мисс Марпл нечасто говорила так сбивчиво и бессвязно. Наверное, подумала домоправительница, все эти события сильно подействовали на пожилую леди.
   – Глядя на одну сторону предмета, вы видите только эту его сторону, – продолжала мисс Марпл. – Но все встает на свои места, когда вы осознаете, что является реальностью, а что – иллюзией. Как чувствует себя Кэрри-Луиза? – спросила она вдруг без всякого перехода.
   – Нормально, – ответила мисс Бельвер. – Конечно, Кэра была потрясена, узнав, что кто-то хотел ее убить – тем более что она не приемлет и не понимает насилие.
   – Кэрри-Луиза понимает то, чего не понимают другие, – задумчиво произнесла мисс Марпл. – Она всегда отличалась этим.
   – Понятно, что вы имеете в виду – но она живет в своем мире.
   – Разве?
   Мисс Бельвер взглянула на нее с недоумением.
   – Вряд ли вы встретите человека, столь же оторванного от реальности…
   – Вероятно, вы не думали о том, что…
   Мисс Марпл запнулась, поскольку в этот момент мимо них быстро прошел Эдгар Лоусон. Он несколько сконфуженно кивнул им и тут же отвернулся.
   – Я вспомнила наконец, кого он мне напоминает, – сказала мисс Марпл. – Мне это пришло в голову только что. Он напоминает мне одного молодого человека по имени Леонард Уайли, который пошел по стопам своего отца-дантиста. С возрастом у отца начали трястись руки и ухудшаться зрение, вследствие чего пациенты предпочитали обращаться за помощью к сыну. Старик сильно переживал по этому поводу, хандрил, говорил, что он больше ни на что не годен. Леонард, обладавший добрым сердцем и не отличавшийся большим умом, стал делать вид, будто он пьет больше, чем нужно. От него постоянно пахло виски, и когда к нему приходили пациенты, он притворялся пьяным. Делал он это в расчете на то, что они вернутся к его отцу и скажут, что от молодого человека нет никакого толка.
   – И они вернулись?
   – Конечно, нет. Случилось то, что должно было случиться. Пациенты стали ходить к их конкуренту, мистеру Райли. Так что многие добросердечные люди лишены разума. Кроме того, в роли пьяницы Леонард Уайли был крайне неубедителен, поскольку его представление о людях, приверженных этому пороку, абсолютно расходилось с действительностью. Он явно переигрывал и даже поливал свою одежду виски в совершенно невозможных количествах.
   Они вошли в дом через боковую дверь.

Глава 19

   Заглянув в библиотеку, мисс Марпл и мисс Бельвер увидели там семью в полном составе. Льюис расхаживал по комнате взад и вперед, и в воздухе отчетливо ощущалось напряжение.
   – Что-нибудь случилось? – спросила мисс Бельвер.
   – Эрни Грэгг отсутствовал сегодня на вечерней перекличке, – коротко бросил Льюис.
   – Сбежал?
   – Мы не знаем. Маверик с несколькими служащими прочесывают парк. Если мы не найдем его, придется обращаться в полицию.
   – Бабушка! – Встревоженная бледностью лица Кэрри-Луизы, Джина бросилась к ней. – У тебя совершенно больной вид.
   – Какое несчастье… Бедный мальчик…
   – Как раз сегодня я хотел спросить его, не видел ли он вчера вечером что-либо заслуживающее внимания, а после этого собирался предложить ему хорошую работу в одном месте. И вот…
   – Глупый мальчишка, – вполголоса пробормотала мисс Марпл, покачав головой.
   Услышав ее слова, миссис Серроколд тихо спросила:
   – Джейн, так ты тоже думаешь, что…
   В комнату вошел Стивен Ристарик.
   – Я не нашел тебя в театре, Джина, а потом вспомнил, что ты сказала… Что здесь происходит?
   Льюис ввел его в курс дела, и едва он закончил говорить, как на пороге появился доктор Маверик в сопровождении светловолосого подростка с розовыми щеками и подозрительно ангельским выражением лица. Мисс Марпл вспомнила, что именно он присутствовал на ужине в день ее приезда в Стоунигейтс.
   – Я привел Артура Дженкинса, – сказал доктор Маверик. – Судя по всему, он был последним, кто разговаривал с Эрни.
   – Артур, – обратился к нему Льюис Серроколд, – пожалуйста, помоги нам, если можешь. Куда делся Эрни?
   – Я не знаю, сэр. Честное слово, не знаю. Он мне ничего не говорил. Все рассказывал, что ему пришла в голову сногсшибательная идея по поводу декораций для новой постановки в театре и что миссис Хадд и мистеру Стивену она очень понравилась.
   – Послушай, Артур. Эрни утверждает, будто он вчера вечером, когда здание колледжа уже было заперто, бродил по парку. Это правда?
   – Нет, конечно. Хвастает, как всегда. Эрни соврет – недорого возьмет. Он никогда не выходил из колледжа по вечерам. Не такой уж он специалист по замкам. Только говорит, что может открыть любой. Во всяком случае, вчера вечером он точно не выходил.
   – Может быть, ты говоришь это, чтобы угодить нам?
   – Богом клянусь! – воскликнул Артур, олицетворение добродетели.
   По лицу Льюиса было видно, что он остался не удовлетворен этим разговором.
   – Слышите, – сказал вдруг доктор Маверик. – Что это?
   Послышался быстро нараставший гул голосов. Дверь распахнулась, и на пороге появился бледный мистер Бирнбаум в очках. Его слегка пошатывало.
   – Мы нашли его – точнее, их, – с трудом выдавил он из себя, задыхаясь. – Это ужасно…
   Он упал в кресло и вытер ладонью пот со лба.
   – Что значит их? – спросила Милдред Стрит.
   Бирнбаума трясло.
   – Они там, в театре… У них проломлены головы… Должно быть, на них упал противовес… Алекс Ристарик и Эрни Грегг… Оба мертвы…

Глава 20

   – Я принесла тебе чашку крепкого бульона, Кэрри-Луиза, – сказала мисс Марпл. – Пожалуйста, выпей его.
   Миссис Серроколд села в большой кровати из резного дуба с четырьмя столбиками. Она казалась очень маленькой и походила на ребенка. Ее щеки утратили обычный румянец, а в глазах появилось странное, отсутствующее выражение. Миссис Серроколд послушно взяла из рук мисс Марпл чашку и принялась прихлебывать горячий бульон. Мисс Марпл расположилась в стоявшем возле кровати кресле.
   – Сначала Кристиан, а вот теперь Алекс и бедный, маленький, глупый Эрни, – сказала Кэрри-Луиза. – Неужели он действительно что-то знал?
   – Не думаю, – отозвалась мисс Марпл. – Он просто лгал, пытался придать себе значимость. Беда в том, что кто-то поверил в его ложь…
   По телу Кэрри-Луизы пробежала легкая дрожь. Она вновь смотрела в пространство перед собой.
   – Мы так много хотели сделать для этих ребят… и кое-что сделали. Некоторые из них добились поразительных успехов. Кое-кто даже занял по-настоящему ответственные должности. Были и такие, кто взялся за старое – с этим ничего не поделаешь. Условия в современном цивилизованном обществе чрезвычайно сложны – слишком сложны для примитивных, неразвитых натур. Тебе известен великий замысел Льюиса? Он всегда считал, что перемена мест уберегла в прошлом многих потенциальных преступников от неправедного пути. Их перевозили на другие континенты, и они начинали новую жизнь в условиях первозданной природы. Вот и Льюис хочет купить большой участок земли или группу островов и создать там полностью самостоятельную общину, члены которой имели бы в ней свои доли и были бы совершенно отрезаны от цивилизованного мира, дабы у них не возникал соблазн вернуться к прежней жизни. Такова его мечта. Но это, конечно, потребует больших денег, а филантропов, обладающих даром видения, в наше время не так много… Как нам не хватает Эрика! Он наверняка взялся бы за претворение этой идеи в жизнь с подлинным энтузиазмом.
   Мисс Марпл взяла с туалетного столика маленькие ножницы и с любопытством осмотрела их.
   – Какие странные ножницы, – сказала она. – На одной стороне у них два отверстия для пальцев, а на другой – одно.
   Кэрри-Луиза вернулась из пугающей дали, куда был устремлен ее взор.
   – Их принес мне сегодня утром Алекс, – сказала она. – Вроде бы такими ножницами удобнее стричь ногти. Милый мальчик, он был так заботлив. Так и не отстал, пока не заставил меня опробовать их.
   – И потом, наверное, аккуратно собрал обрезки ногтей и унес их с собой, – предположила мисс Марпл.
   – Совершенно верно, – подтвердила Кэрри-Луиза. – Он… А почему ты заговорила об этом?
   – Я размышляла об Алексе. Он был очень неглуп. Да, очень.
   – Ты хочешь сказать, поэтому он и погиб?
   – Думаю, да.
   – Он и Эрни… Просто невыносимо думать об этом. Когда это случилось? Что говорят?
   – Сегодня вечером. По всей вероятности, между шестью и семью часами…
   – После того, как они закончили работу?
   – Да.
   В тот вечер в театре были Джина – и Уолли Хадд. И Стивен говорил, что приходил туда в поисках Джины…
   Но в таком случае кто угодно мог…
   – Тебе многое известно, Джейн? – неожиданно спросила Кэрри-Луиза, прервав поток ее мыслей.
   Их глаза встретились.
   – Если б я была вполне уверена… – медленно произнесла мисс Марпл.
   – Думаю, ты вполне уверена, Джейн.
   – Что я, по-твоему, должна сделать?
   Кэрри-Луиза откинулась на подушки.
   – Тебе решать, Джейн. Делай то, что считаешь нужным. – Она закрыла глаза.
   – Завтра… – Мисс Марпл немного помедлила. – Я попробую поговорить с инспектором Карри – если он станет меня слушать…

Глава 21

   – Да, мисс Марпл? – В голосе инспектора Карри послышалось едва уловимое раздражение.
   – Мы могли бы пройти в Большой зал?
   Лицо инспектора выразило удивление.
   – Вы считаете, что только там мы сможем побеседовать конфиденциально? Здесь, по-моему, тоже… – Он окинул взглядом кабинет.
   – Мне не требуется конфиденциальность. Я хочу кое-что показать вам. То, что я увидела благодаря Алексу Ристарику.
   Инспектор Карри нехотя поднялся с кресла и последовал за мисс Марпл.
   – С вами кто-нибудь говорил? – с надеждой спросил он.
   – Дело не в том, что говорят люди. Дело в фокусах. Фокусах с зеркалами. Это делается с помощью зеркал – если вы понимаете, что я имею в виду.
   Инспектор Карри не понимал. Он озадаченно смотрел на мисс Марпл и думал, всё ли у нее в порядке с головой.
   Заняв определенную позицию, пожилая дама кивком предложила инспектору встать рядом с нею.
   – Представьте себе, инспектор, что этот зал – театр, каким он был в тот вечер, когда убили Кристиана Гулбрандсена. Вы находитесь в зрительном зале и смотрите на сцену, где находятся миссис Серроколд, миссис Стрит, Джина, Стивен и я. Актеры периодически уходят со сцены в разные места, но вы, находясь в зрительном зале, не знаете, куда в действительности они уходят. Они направляются «к входной двери» или в «кухню», и когда дверь открывается, вы видите небольшую часть раскрашенного задника. Но в действительности они выходят за кулисы, где трудятся рабочие сцены и ждут своего выхода другие актеры – они выходят в другой мир.
   – Я не вполне понимаю, мисс Марпл…
   – Да, я знаю, это, наверное, звучит довольно нелепо, но если вы вообразите, будто смотрите спектакль на сцене театра под названием «Большой зал в Стоунигейтсе» – подумайте, что находится за кулисами? Терраса – не так ли? Терраса с множеством окон. И именно так проделывается фокус. Меня натолкнул на мысль об этом фокус с распиливанием женщины.
   – Фокус с распиливанием женщины? – Инспектор Карри окончательно убедился в том, что мисс Марпл не в себе.
   – Чрезвычайно захватывающий фокус. Должно быть, вы видели его. Только в нем принимают участие две женщины, а не одна. Голова принадлежит одной, а ноги – другой. Создается впечатление, будто это один человек, а в действительности их двое. И мне пришла в голову мысль, что может быть и наоборот. Двое в действительности могут быть одним человеком.
   – Двое могут быть одним человеком? – в отчаянии переспросил инспектор Карри.
   – Да. Недолго. Сколько времени потребовалось вашему констеблю для того, чтобы добежать от того места, где стоял автомобиль Алекса Ристарика, до дома и вернуться обратно? Две минуты сорок пять секунд, не так ли? А это заняло бы меньше времени. Значительно меньше двух минут.
   – Что заняло бы меньше двух минут?
   – Фокус. Когда один человек изображал двух. Там – в кабинете. Сейчас перед нами лишь видимая часть сцены. За кулисами находится терраса с рядом окон. Когда два человека находятся в кабинете, один из них легко мог бы открыть окно, вылезти через него, пробежать по террасе – звуки этих шагов слышал Алекс, – проникнуть в комнату через боковую дверь, застрелить Кристиана Гулбрандсена и вернуться назад, а в это время второй человек в кабинете говорил бы двумя голосами поочередно, дабы мы пребывали в полной уверенности, что там находятся два человека. И так происходило бо́льшую часть времени, а не только эти две без малого минуты.
   Инспектор Карри пришел наконец в себя.
   – Вы хотите сказать, что это Эдгар Лоусон пробежал по террасе и застрелил Гулбрандсена? И тот же Эдгар Лоусон травил миссис Серроколд?
   – Видите ли, инспектор, никто не травил миссис Серроколд. Это был отвлекающий маневр. Ложный след. Кто-то весьма хитроумно воспользовался сходством между симптомами артрита и отравления мышьяком. Это старый трюк – когда фокусник навязывает вам карту. Добавить мышьяк в бутылочку с тонизирующим средством не составляет труда – как и добавить несколько строк к письму, напечатанному на машинке. Но настоящая причина приезда мистера Гулбрандсена в Стоунигейтс, по всей вероятности, была связана с Фондом Гулбрандсена. То есть с деньгами. Предположим, была совершена растрата – в очень крупных размерах. Вы понимаете, кто мог ее совершить? Только один человек…
   – Льюис Серроколд?
   – Льюис Серроколд…

Глава 22

   Джина Хадд писала письмо своей тетке мисс ван Райдок:

   …так что, видишь, дорогая тетя Рут, это был настоящий кошмар – особенно в конце. Я рассказывала тебе об этом смешном парне, Эдгаре Лоусоне. Он всегда был похож на кролика. Когда инспектор стал допрашивать его, он струсил и пустился наутек – в буквальном смысле. Выпрыгнул из окна, обогнул дом и побежал по подъездной аллее. Полицейский бросился ему наперерез, он повернул в сторону озера, запрыгнул в старую, полусгнившую лодку, которая уже долгие годы стояла на приколе, и отчалил от берега. Конечно, это было безумие, но он от страха лишился рассудка и вел себя как кролик. Потом Льюис крикнул: «Эта лодка давно сгнила!» – и тоже побежал к озеру. Лодка пошла ко дну, а Эдгар начал барахтаться в воде. Он не умел плавать. Льюис бросился в воду и поплыл к нему. Они оба запутались в камышах и начали тонуть. Один из подчиненных инспектора обвязался канатом и поплыл к ним на помощь, но тоже запутался, а они вцепились в него и стали увлекать его под воду. Тетя Милдред причитала: «Они же утонут… утонут». А бабушка сказала: «Да». Не могу описать, каким тоном она произнесла это слово. Оно пронзило меня, словно шпага. Ты можешь подумать, все это глупость и мелодрама с моей стороны. Возможно. Но у меня было именно такое ощущение…
   Потом их вытащили из воды и сделали искусственное дыхание, но было поздно. Инспектор подошел к нам и сказал бабушке: «Боюсь, миссис Серроколд, надежды нет». На что бабушка спокойно отозвалась: «Благодарю вас, инспектор».
   Она посмотрела на нас. На меня, жаждавшую помочь ей, но не знавшую как. На Джолли, с нежностью глядевшую на нее, и, как всегда, готовую услужить ей. На Стивена, протянувшего к ней руки. На забавную пожилую мисс Марпл, выглядевшую грустной и усталой. И даже на Уолли, который был явно расстроен. На всех, кто любил ее и хотел что-нибудь для нее сделать.
   Но бабушка просто сказала: «Милдред». А тетя Милдред сказала: «Мама». И они вместе пошли в дом. Бабушка, выглядевшая такой маленькой, такой хрупкой, опиралась на тетю Милдред. До этого момента я и не догадывалась, с какой теплотой они относятся друг к другу. Они это никогда не афишировали.

   Джина задумалась, посасывая кончик авторучки.

   Что касается нас с Уолли – мы возвращаемся в Штаты, и как можно скорее…

Глава 23

   – Как ты догадалась, Джейн?
   Мисс Марпл не спешила с ответом. Она в раздумье смотрела на своих собеседников – Кэрри-Луизу, похудевшую, но на удивление спокойную, и пожилого мужчину с обаятельной улыбкой и густой копной седых волос. Это был доктор Гэлбрайт, епископ Кромерский.
   Епископ взял Кэрри-Луизу за руку:
   – Это было для вас большим горем, бедное дитя мое, и великим потрясением.
   – Горем – да, но не потрясением.
   – Да, – сказала мисс Марпл, – это я как раз и выяснила. Все твердили, будто Кэрри-Луиза живет в ином мире, отличном от этого, и совершенно оторвана от реальности. Но в действительности ты, Кэрри-Луиза, как раз была привержена реальности, а не иллюзиям. Ты никогда не обманывалась иллюзиями, подобно большинству из нас. Осознав это, я решила, что мне следует руководствоваться твоими мыслями и твоими чувствами. Ты не верила, что кто-то мог пытаться отравить тебя, и была абсолютно права. Ты не верила, что Эдгар способен причинить вред Льюису, – и опять была права. Ты верила, что Джина не любит никого, кроме своего мужа, – и это была истинная правда. Таким образом, руководствуясь твоими мыслями и чувствами, я пришла к выводу: все, что кажется подлинным, в действительности является иллюзией. Иллюзии создавались с той же целью, с какой их создают фокусники, – чтобы обманывать зрителей. Зрителями в данном случае были мы. Алекс Ристарик первым увидел проблеск истины, поскольку получил шанс посмотреть на ситуацию под другим углом – извне. Находясь вместе с инспектором на подъездной аллее, он посмотрел на дом и оценил возможности, предоставляемые окнами. Потом вспомнил, как слышал в тот вечер топот ног, а после следственного эксперимента с участием констебля понял, что порой события происходят значительно быстрее, нежели мы себе это представляем. Думая о запыхавшемся констебле, я вспомнила, что в тот вечер Льюис Серроколд, отперев дверь кабинета, тяжело дышал. Перед этим ему пришлось быстро бежать… Но наибольшее подозрение у меня вызывал Эдгар Лоусон. Мне казалось, что в нем есть что-то неестественное. Все, что он говорил и делал, в точности соответствовало репутации, созданной им себе, но сам он ей не соответствовал. В действительности он был нормальным молодым человеком, который играл роль шизофреника, и к тому же переигрывал. Все в его поведении было преувеличенным, театральным. Очевидно, все было продумано и спланировано самым тщательным образом. Должно быть, во время последнего визита Кристиана Льюис почувствовал, что тот что-то заподозрил. И, достаточно хорошо зная Кристиана, он понимал, что тот не успокоится до тех пор, пока не удостоверится в обоснованности или безосновательности своих подозрений.
   Кэрри-Луиза заерзала в кресле.
   – Да, Кристиан был такой. Никогда не торопился с выводами, действовал обстоятельно и отличался большой проницательностью. Не знаю, что именно вызвало его подозрения, но он провел собственное расследование – и докопался до правды.
   – Я виню себя в том, что не был достаточно добросовестным попечителем, – вставил слово епископ.
   – От вас никогда и не требовалось, чтобы вы разбирались в финансовых вопросах, – сказала Кэрри-Луиза. – Поначалу это была компетенция мистера Джилроя. После смерти последнего финансовая сфера, в силу присущего Льюису большого опыта, перешла под его полный контроль. И это, конечно, вскружило ему голову.
   У нее на щеках выступил румянец.
   – Льюис был великим человеком, – сказала она. – У него имелась мечта, и он страстно верил в возможность ее осуществления – с помощью денег. Да, он хотел обладать могуществом, которые они дают… Но деньги ему были нужны не для удовлетворения личных потребностей, а для достижения поистине благородной цели…
   – Он хотел быть Богом, – добавил епископ; в его голосе неожиданно прозвучали жесткие нотки.
   – Он забыл, что человек – всего лишь скромное орудие Божьей воли.
   – Стало быть, он растратил средства Фонда? – спросила мисс Марпл.
   Доктор Гэлбрайт немного замялся.
   – Не только это…
   – Можете сказать, – вмешалась Кэрри-Луиза. – Она моя старая подруга.
   Епископ заговорил:
   – Льюис Серроколд был настоящим финансовым кудесником. Занимаясь в свое время бухгалтерией, он развлекался тем, что разрабатывал различные способы мошенничества, которые были фактически безупречны и гарантировали безнаказанность. Тогда это было для него не более чем умственным упражнением, но, осознав, какие возможности открывают большие деньги, он начал применять данные способы на практике. В его распоряжении имелся первоклассный материал. Из воспитанников колледжа Льюис сколотил небольшую группу избранных. Это были ребята, отличавшиеся природными преступными наклонностями, любовью к риску и высоким уровнем интеллекта. Мы еще не выяснили все до конца, но уже сейчас очевидно, что это был тайный эзотерический кружок, члены которого получали специальную подготовку и постепенно выдвигались на ключевые должности. Выполняя указания Льюиса, они подделывали записи в бухгалтерских книгах таким образом, что из оборота изымались крупные суммы, и при этом ни у кого не возникало никаких подозрений. Эти финансовые операции были настолько сложны, что аудиторам потребуются месяцы, чтобы разобраться в них. Но, судя по всему, в результате этой работы обнаружатся банковские счета, принадлежащие различным лицам и компаниям, на которых Льюис Серроколд аккумулировал колоссальные суммы. На эти средства он намеревался создать где-нибудь в отдаленном уголке планеты колонию малолетних преступников для проведения эксперимента, в ходе которого члены колонии освоили бы данную территорию и стали бы управлять ею. Конечно, это была утопия…
   – Но подобные планы вполне могли осуществиться, – сказала Кэрри-Луиза.
   – Да, могли. Однако средства на их осуществление Льюис Серроколд добывал нечестным путем, и Кристиан Гулбрандсен обнаружил это. Он был очень расстроен – и особенно потому, что возможное судебное преследование Льюиса отразилось бы на вас, Кэрри-Луиза, самым негативным образом.
   – Именно поэтому он спрашивал, все ли в порядке у меня с сердцем, и вообще беспокоился о моем здоровье, – сказала Кэрри-Луиза. – Я тогда не понимала, в чем дело.
   – Потом, когда Льюис вернулся с севера, они с Кристианом встретились возле дома, и тот сказал, что ему известно о его махинациях. Думаю, Льюис воспринял это спокойно. Они договорились, что будут делать все возможное, дабы уберечь вас от душевных травм. Кристиан сказал, что напишет мне письмо с просьбой приехать сюда, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.
   – Но конечно, Льюис Серроколд был уже готов к подобному развитию событий, – вступила в разговор мисс Марпл. – Все было спланировано заранее. Он привел в дом молодого человека, которому предстояло сыграть роль Эдгара Лоусона. Разумеется, существовал и реальный Эдгар Лоусон – на тот случай, если полицейские захотят установить его личность. Этот подставной Эдгар точно знал, что должен делать, – играть роль шизофреника, страдающего манией преследования, и обеспечить алиби Льюису Серроколду на несколько чрезвычайно важных для него минут. Следующий шаг тоже был тщательно продуман. О том, что вас постепенно травили, Кэрри-Луиза, говорил только Льюис, и якобы узнал он об этом от Кристиана. Эта история подтверждается только его словами и несколькими дополнительными строчками на листе бумаги, вставленном в пишущую машинку. Добавить мышьяк в тонизирующее средство не составляло труда. Опасности для вас не было никакой, поскольку он находился рядом и не позволил бы вам выпить отравленное лекарство. Конфеты явились дополнительным штрихом, и отравлены были только те из них, которыми он заменил оригинальные, прежде чем передать коробку инспектору Карри.
   – А Алекс догадался, – сказала Кэрри-Луиза.
   – Да. И поэтому он собрал и унес с собой обрезки ваших ногтей. Если вас действительно на протяжении длительного времени прикармливали мышьяком, они содержали бы его.
   – Бедный Алекс… бедный Эрни…
   Некоторое время все трое молчали, размышляя о Кристиане Гулбрандсене, Алексе Ристарике и Эрни – о том, в какой степени такое тяжкое преступление, как убийство, способно деформировать человеческие души.
   – Наверняка Льюис сильно рисковал, привлекая Эдгара в качестве сообщника, – даже если он имел какую-то власть над ним.
   Кэрри-Луиза покачала головой.
   – Это нельзя назвать властью. Эдгар был предан Льюису.
   – Да, – сказала мисс Марпл. – Как Леонард Уайли – своему отцу. А может быть, что…
   Она запнулась.
   – Ты, видимо, заметила сходство? – спросила Кэрри-Луиза.
   – Значит, ты знала все это время?
   – Догадывалась. Мне известно, что у Льюиса до знакомства со мною был скоротечный роман с одной актрисой. Он сам рассказывал мне об этом. Ничего серьезного. Она принадлежала к категории охотниц за деньгами и не любила его. Но у меня нет сомнений в том, что Эдгар действительно был сыном Льюиса.
   – Тогда это все объясняет… – медленно произнесла мисс Марпл.
   – И, в конце концов, он отдал за него жизнь, – сказала Кэрри-Луиза. – Она с мольбой взглянула на епископа. – Ведь это действительно правда.
   Последовало молчание, которое нарушила Кэрри-Луиза.
   – Я рада, что все это закончилось именно так… Он пожертвовал жизнью в надежде спасти мальчика… Один и тот же человек может быть одновременно и очень хорошим, и очень плохим. Я всегда знала, что это относится к Льюису… Но… он очень любил меня… и я любила его.
   – Ты когда-нибудь… подозревала его?
   – Нет, – ответила Кэрри-Луиза. – Меня чрезвычайно озадачила история с отравлением. Я знала, что Льюис ни при каких обстоятельствах не стал бы травить меня, – и вдруг это письмо Кристиана, из которого явственно следовало, что меня кто-то травит. Мне тогда подумалось, как сильно я ошибалась в людях…
   – Но когда Алекса и Эрни нашли мертвыми, у тебя появилось подозрение?
   – Да, – ответила Кэрри-Луиза. – Я понимала, что никто, кроме Льюиса, не осмелился бы пойти на это. И испугалась, представив, что он может предпринять дальше…
   По ее телу пробежала дрожь.
   – Я восхищалась Льюисом. Восхищалась его… как бы это сказать… добродетельностью. Тем не менее я считаю, что добродетельность должна сочетаться со скромностью.
   – Это как раз то, что всегда восхищало меня в вас, Кэрри-Луиза, – ваша скромность.
   Ее чудесные голубые глаза удивленно распахнулись.
   – Но я отнюдь не умна и не особенно добродетельна. Я могу лишь восхищаться добродетельностью других людей.
   – Милая Кэрри-Луиза, – с нежностью произнесла мисс Марпл.

Эпилог

   – Думаю, тетя Милдред позаботится о бабушке должным образом, – сказала Джина. – Сейчас общаться с нею стало гораздо приятнее – и она не такая эксцентричная, как раньше, если вы понимаете, что я имею в виду.
   – Я понимаю, – отозвалась мисс Марпл.
   – Ну вот, через две недели мы с Уолли возвращаемся в Штаты… – Джина бросила искоса взгляд на мужа. – Я забуду о Стоунигейтсе, Италии, своем девичестве и стану стопроцентной американкой. Нашего сына всегда будут называть «младший». Лучше не скажешь, правда, Уолли?
   – Правда, Кэт, – сказала мисс Марпл.
   – Джина, а не Кэт, – поправил Уолли, снисходительно улыбаясь пожилой леди, перепутавшей имена.
   Джина рассмеялась.
   – Она знает, что говорит! Вот увидишь, через секунду ты станешь Петруччо!
   – Я просто думаю, вы вели себя очень мудро, дорогой мой мальчик, – заметила мисс Марпл.
   – Она считает, что более подходящего мужа, чем ты, для меня трудно подобрать, – сказала Джина.
   Как же приятно видеть двух молодых людей, так искренне любящих друг друга, думала она, глядя на них. За последнее время Уолтер Хадд преобразился из угрюмого парня в добродушного, улыбчивого великана.
   – Вы двое напоминаете мне…
   Джина бросилась к ней и закрыла ей ладонью рот.
   – Нет, дорогая моя! – воскликнула она. – Не говорите ничего. Я с подозрением отношусь к этим вашим деревенским параллелям. В них обязательно содержится какой-нибудь подвох. Какая же вы все-таки злючка!.. – Ее глаза затуманились. – Я все пытаюсь представить вас, тетю Рут и бабушку молодыми… Но у меня никак не получается.
   – И наверное, не получится, – сказала мисс Марпл. – Это было так давно…

Агата Кристи Фокус с зеркалами