-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Владимир Мамин
|
|  Кремлевские «принцессы». Драма жизни: любовь и власть
 -------

   Владимир Мамин
   Кремлевские «принцессы». Драма жизни: любовь и власть


   Введение

   Какими они были? История дает представление о «кремлевских принцессах» рваное, перенасыщенное домыслами, лишенное объективного анализа.
   Почему я решился написать эту книгу? Меня интересовала личная драма каждой из героинь. Привкус эмоций, которыми они жили. Потерь, которые им пришлось испытать. Побед, которые порой были столь личными, что не попадали в объектив фотокамер. Образы человеческих судеб, составленные из крупиц, легенд и глобальных переживаний, которыми жила страна.
   Немного стертое временем созвучие женских имен и глобальных перемен в жизни России.
   Надя, Света, Нина, Галя, Рая, Наина.
   Любящие.
   Нежные.
   Плачущие.
   Амбициозные.
   Лицо России?
   Душа России?
   Или действительно символ СССР, а теперь России?
   Где та узкая грань, которая очерчивала круг их частной жизни и общественной? Кто тот судья, кто мерилом понимания русской женщины выбирал учебник истории? Кто в терзаниях, порывах, излишествах, срывах мог отчетливо рассмотреть, чем пришлось пожертвовать этим женщинам, чтобы позволить себе улыбаться с глянцевых фотокарточек?
   Улыбки подчас скрывали страшную душевную боль. Страх. Неуверенность. Но эти женщины улыбались.
   Потому, что они были леди. Первыми леди государства.
   О них, об их тайных слабостях, зависимостях, эмоциях и характерах эта книга.


   Светлана Аллилуева: Жертва инцеста или любовь палача?


   Первый мужчина, с которым она осмелилась поцеловаться, пошел по этапу. Ему повезло, что его не приговорили к «десяти годам без права переписки». Это означало бы расстрел.
   Второй ей быстро надоел. Третий был слишком скучен. Четвертый помог выбраться за границу, когда за ней – дочерью Сталина – уже приглядывало правительство.
   Светлана Аллилуева влюблялась так же легко, как рассуждала о свободе и своем предназначении. Ей казалось, что она напишет великую книгу о своем отце-диктаторе.
   Но не вышло. Вместо этого сама Светлана стала символом любви самого страшного тирана в истории СССР – Иосифа Сталина.
   Инцест? Похоть? Истинность?
   Разгадывать загадку предстоит целым поколениям.


   Алексей Каплер

   Каплер сжал ее руку и вздохнул. Нескладной черноволосой девушке в нелепых туфлях на низком каблуке было всего семнадцать лет. И ладно бы в этом была проблема. Сам Алексей Каплер был лишен каких-то глупых комплексов и не считал, что девицу нужно приглашать на танец лишь после двадцати одного года, как в старомодных романах. Но дело было в том, что обладательница нелепых туфель была дочкой Иосифа Виссарионовича Сталина – Светлана Аллилуева.
   Светлана Аллилуева!
   Каплер в свои сорок был отлично осведомлен, что за партнерша танцевала с ним фокстрот. Маленькая ладошка принадлежала девушке, за которую отец мог перегрызть горло, пусть даже на девушке какая-то мешковатая одежда, нелепые туфли и никакой косметики. Просто перегрызть. Сломать шею. И возможно, накормить собак. Отправить в штрафбат. На фронт. Или куда подальше.
   Каплер не был идиотом и внимал слухам, ходившим о том, что Иосиф Джугашвили не просто любил, но боготворил свою дочку. Больше, чем сыновей. И вероятно, больше Родины.
   На этом нахальном сравнении и стоило бы остановиться и отвести Светлану после танца на место. Даже угостить ее лимонадом, наверное, было непозволительной роскошью. Но Алексей не выдержал блеска черных глаз и румяных от танца щек и остался после танца поговорить со Светой. Просто говорить. О Гумилеве, Ахматовой, оперном театре. Им обоим нравилась «Пиковая дама».

   Шел 1942 год. Было 8 ноября…
   Сталин был страшно занят планированием операции под Сталинградом и как-то невнимательно отнесся к доносу, что за его дочкой стал ухаживать известный ловелас Каплер. Джугашвили лишь отмахнулся. Его Светлана была умной девочкой и смогла бы отличить истинные отношения от ложных. И потом, ей только семнадцать. Не возраст для того, чтобы забивать голову глупыми мыслями. О, как ошибался Сталин! Кажется, он забыл, что мать Светланы – его вторая жена Надежда Аллилуева – привлекла его, когда ей было всего шестнадцать.
   В семейном архиве (письма из которого хранились в Германии у брата Надежды Павла и у врачей, обследовавших саму Аллилуеву) было несколько документов, подтверждавших, что этот род был предрасположен к некоему едва ли не мистическому пророчеству, гласившему, что девочки рода, которые встретят своих первых мужчин в возрасте шестнадцати лет, будут всю жизнь сохнуть от любовной муки. А их избранникам грозила мучительная смерть. На самом деле это пошло от одной из древнейших грузинских легенд, в которой рассказывалось, что Покровительница материнского молока может быть проклята в чреве матери, если не дождется своего Горного странника, который спасет ее от оков Тринадцатого замка. Тринадцатый замок – это своего рода символ обета невинности, который приносят молодые девушки, когда мужчины уходят на войну.
   А может быть, это была просто древняя сказка, которую рассказала Светлане мама. И речь шла только о том, что девочки рода Аллилуевых зреют довольно быстро и к семнадцати годам имеют вполне сформировавшиеся формы, а их тело и сознание уже готовы раскрыться тому, кто сможет умело воспользоваться ключиком.
   Не думаю, что я позволяю себе бестактность, используя слово «ключик». Все историки и исследователи то ли из деликатности, то ли из ханжества, то ли еще по какой-то причине тщательным образом избегают темы сексуальных предпочтений наших руководителей и их родственников.
   От незнания появляются слухи. Но я, например, могу ответственно заявить, что Яков Сталин не был гомосексуалистом, потому что мой дед рассказывал, как они ходили на свидание к медсестре из соседнего батальона! Слухи вызывают иронию. Недоверие. Неприязнь.
   Но если у Каплера был подходящий ключик к замочку любимой девушки, что в этом такого?
   Метафорически изъясняясь, я могу заметить, что Люся (а именно так стала звать Алексея Светлана на втором свидании) действительно умел подбирать «ключи». Даже безумный, смелый, сбивчивый разговор о Гумилеве заставил сильнее биться сердце девушки.

   Как это было? Большой зал. Окна плотно занавешены. Несмотря на войну, довольно богатый стол. На Аллилуевой очень строгая одежда. Чтобы дотронуться до запястья Светланы, Алексею приходилось буквально высвобождать ее руку из какого-то темного нелепого балахона, который почему-то назывался «платьем».
   Дело в том, что Сталин ругал любимую дочь за открытые коленки и оголенную шею. Кто случайно оказывался рядом и слышал, как он ругал Светлану, были в недоумении. Как можно ругать взрослую девочку такими словами?
   Сталин не был солдафоном, но в гневе он был страшен. Его семейный врач Виноградов испытал шок, оказавшись однажды свидетелем потока брани, обрушенного на голову кого-то из подчиненных. Поэтому можно представить, почему Светлана так боялась носить открытые платья, даже когда было тепло.
   Какой-нибудь специалист по теории Зигмунда Фрейда мог бы усмотреть некоторую патологию в тирании отца к своей дочери и даже намекнул бы на сексуальный подтекст. И ошибочка вышла бы. Иосиф Сталин был очень жестким человеком. И характер у него был сложнейший. Но он очень любил свою жену Надежду.
   А на следующий день Каплер и Аллилуева пошли в Третьяковскую галерею.

   Девятого ноября 1942 года. По пустынным залам за парой брел унылый охранник. Благо ему пока не было приказано отмечать, сколько времени проводили Люся и Света в туалетных комнатах.
   Светлана влюбилась. Впервые в жизни влюбилась. Ее одноклассница Катя Н. вспоминала, что «Света была такой счастливой, что на ее обычно задумчивом и грустном лице все время сияла улыбка. И глаза так блестели, что казалось, будто кончилась война».
   А вот Василий Сталин, который, собственно, и стал инициатором знакомства, помалкивал. Лишь однажды отец сильно накричал на него, обвиняя в том, что Светлана проводит время с человеком, который на много лет старше ее. Видимо, возраст был поводом для скандала. Или Каплер был слишком опытным любовником для его – Сталина – девочки? Дочери, которую он называл «хозяйкой» и которая писала ему трогательные письма со словами «хозяйка ждет приказа».
   Так или иначе, но эмоционально Светлана стала раскрываться лишь с Люсей. Они много гуляли, ходили в театры, в Третьяковку, спорили о Гумилеве. А после разговоров о поэте пара наконец уединялась в квартирке, носившей название «Дом на набережной», и охранник выкуривал пачку сигарет, прежде чем Светлана выходила и спешила в Кремль. Каплер почти никогда не провожал ее, и не потому, что был невоспитанным, просто пока Светлана спешила домой, она успевала убедить охранника в том, что они с Люсей просто разговаривали.
   Юная сумасбродка не боялась ничего, когда влюблялась в мужчину. Она летела в пропасть своего чувственного увлечения каждый раз. А если мужчина, с которым она спала, был еще и умен… Так сложилось, что Аллилуева делала ставку на умных мужчин. Для этой по-своему ненасытной женщины был важен не только физический оргазм, но и оргазм мысли, который мог случиться только при общении с умным мужчиной. Талантливым. Даровитым. И при этом – управляемым ею.
   Светлана Аллилуева была из породы тех железных леди, которые выматывали, забирали все лучшее и отбрасывали от себя. Пожалуй, Каплер стал исключением: когда Сталин узнал, что его дочь спит с «каким-то фотографом», он просто приказал его арестовать.
   Люсю обвинили в том, что он является английским шпионом. В чем же прокололся Алексей? До смешного просто. В его репортажах из Сталинграда была связующая тема – любовь некоего лейтенанта к молоденькой девушке. И немного подробностей. Ничего порочащего, но только не для Сталина.
   В тот день, когда арестовали любовника дочери, Джугашвили пришел к ней и отхлестал ее по щекам, а потом швырнул ей в ноги газету и процедил сквозь зубы:
   – Дура, у него таких как ты – сотни. Он просто бабник. А ты на себя-то посмотри!
   В этом «на себя посмотри» было столько яда, что Светлана бросилась бегом прочь от отца. Она ревела так, как никогда в жизни, и очень долгое время не могла простить Сталина.
   Все дело было в том, что Светлана страшно стеснялась своей внешности: ей казалось, что она нехороша собой, слишком нескладна, слишком несексуальна. Еще и Сталин заставлял дочку кутаться в нелепые одежды и частенько намекал на то, что она «не дочь своей матери». Откровенно говоря, иногда я подозреваю, что мы имеем дело с неким психологическим инцестом, когда отец так влияет на свое дитя, что оно пребывает в подавленном состоянии и очень долго зависит от мнения своего родителя.
   Пока Аллилуева обижалась на отца, Каплера сослали в Воркуту. Поцелуй дочери великого вождя и близость с ней стоили ему десяти лет.
   По словам самой Светланы, она ни о чем не жалела. А ее возлюбленный так ни разу и не проговорился о подробностях их связи. Когда после реабилитации с ним заговаривали на эту тему, он просто замыкался. Лишь человек, который был некоторое время в Воркуте вместе с Люсей, рассказал своему сыну (который работал преподавателем в институте, где я учился), что Алексей лишь однажды заговорил про Свету, сказав одно-единственное слово: «Люблю».


   Григорий Морозов

   В 1943 году Аллилуева покинула квартиру отца и перебралась в «Дом на набережной», поступила на исторический факультет МГУ и начала постепенно приходить в себя. Училась носить открытые платья, выбирать светлые ткани, умеренно пользоваться косметикой и не бояться, что каждый молодой сокурсник – потенциальная жертва, стоит ему не понравиться Сталину. Одно лишь оставалось неизменным – охранник.
   С умным парнем с живыми карими глазами Света познакомилась в одном из коридоров университета. То ли он попросил у нее учебник, то ли она просто несла в библиотеку книжку, которая была нужна ему. Но какой-то пустяковый разговор, свидетелем которого был весь курс, и свел юного Григория Морозова и Светлану Аллилуеву.
   Григорий был умен, начитан и совершенно неперспективен. Но Света так любила молодых и амбициозных интеллектуалов, что согласилась встречаться, совершенно не раздумывая. Между молодыми людьми вспыхнула довольно бурная страсть, и они умудрились поцеловаться даже в аудитории! Казалось, эта связь была стремительной и ничего долгосрочного не обещающей. Но Света, безусловно предпочитавшая умных молодых людей, считала, что одна лишь женщина вправе распоряжаться образом жизни пары. И поэтому это она приняла решение о браке. Гриша был поставлен перед фактом. Сопротивляться дочери вождя было бы, мягко говоря, легкомыслием. Впрочем, скоропалительное «да» в ЗАГСе было не менее легкомысленным решением. Светлана остывала еще быстрее, чем хотела получить очередного интеллектуала, и, вытянув из него все, что ей было интересно, девушка без особых переживаний отказывалась от партнера.
   Сталин категорически отказался встречаться с зятем. Более того, в коротком разговоре с дочерью он намекнул, что «еврей-муж – это смешно», на что Светлана лишь гордо ответила, что она уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно решать, над чем ей смеяться.
   Время было сложное. Эмоции оставались без ответа. И Света, привыкшая к темпераменту единственного мужчины, который был для нее авторитетом, быстро охладела к молодому супругу. Единственным мужчиной на тот момент был отец.
   Можно ли говорить, что девушка пыталась найти некое его отражение в тех мужчинах, которые попадались ей на пути? Доктор психологических наук, в прошлом доцент РАН Сергей Генрихович Инфантов изучал проблему зависимости детских представлений о правильном выборе партнера от образа отца или матери. Так вот, он доказал на ряде примеров, что эмоции обостряются именно в период кризисных ситуаций и это приводит к выбору партнера (или партнерши), модель поведения которого совпадает с моделью поведения защитника в подобных же пережитых кризисных ситуациях.
   Война. Голод. Холод. Фигура отца. Защитника. Победителя. О чем еще могла думать семнадцатилетняя девушка? Только о харизме отца.
   Морозов не был наделен сильной харизмой. Он, конечно, был умен и молод, и Светлана рассказывала подругам, что в постели Григорий был богом, но этого было мало для нашей принцессы. Ценности ее понимания жизни и партнерства простирались гораздо дальше совершенного секса или лучистых глаз.
   Они разошлись в 1947 году. Без претензий и к взаимному удовлетворению.
   Причину развода не разглашали, но поговаривали, что Морозов стал погуливать от своей законной супруги. Устраивал ей скандалы и требовал, чтобы она уважала его как мужчину и мужа. Аллилуева была равнодушна к подобным проявлениям мужского шовинизма. Во-первых, она привыкла к тому, как умел отец подавить женщину, и не принимала близко к сердцу претензий человека, который и в подметки не годился ее отцу. А во-вторых, испытывать терпение влюбленных в нее мужчин Светлана считала своим хобби. Возможно, она еще не отдавала себе в этом отчета, но ее холодный, почти мужской склад ума, проницательность, умение анализировать и принимать решения превращали девушку в своеобразный образчик феминистки. Амазонки. Медузы Горгоны.
   Мужчины, взглянув в ее глаза, летели в пропасть. Но это было чревато тем, что в черном омуте ее взгляда они ломали шеи.
   В суде при разводе написали: «По личным обстоятельствам».


   Юрий Жданов

   В 1949 году Светлана скучала на даче. Делать было абсолютно нечего. Вечеринки, какие-то бесконечные посиделки под зонтиками в парке и уж тем более коллективные походы за черникой вызывали в ней раздражение. Поэтому девушка с удовольствием приняла предложение навестить своих соседей.
   Было это в субботу, когда собирались топить баню. Аллилуева шла по узкой тропинке в сторону забора дома Ждановых. Ей сказали, что люди они очень разборчивые и предпочитают едва ли не интеллектуальный диспут.
   О чем вести диспут в летний зной – Света совершенно не представляла, поэтому на всякий случай под веселые замечания своей няни просмотрела старенькие конспекты по истории. Ну а что? Если семейка окажется действительно такой, как о ней судачили соседи, то было бы неплохо знать примерные даты важнейших событий.
   Домашние посмеивались, Светлана усердно повторяла даты. А ведь на самом-то деле Аллилуева была профессиональным историком, и все ее продуманные шалости были направлены только на то, чтобы разрядить атмосферу дома.
   Дело было в том, что в это время Сталин снова очень крупно поссорился с дочерью. Назвал ее простушкой, которая вяжется со всяким сбродом. «Всякий сброд» – это университетские друзья дочери. Аспиранты. Доценты. Профессура. Но Джугашвили до какой-то физической неприязни не выносил умных людей, которые, по его словам, «ошивались» вокруг Светланы. В чем причина этому – трудно сказать.
   С одной стороны, речь могла идти о простой зависти. Сталин был умен, но обладал умом скорее стратегическим, который и позволил ему выиграть войну, опираясь на практически нищую страну и ее немыслимый патриотизм. Но академическими знаниями Сталин не обладал, и его выводило из себя, что дочь иногда заговаривала о непонятных ему вещах.
   Зависть. Ревность. Нежелание делиться своей Хозяйкой.

   Тропинка внезапно оборвалась. И на этом самом месте стоял молодой человек с добродушной улыбкой. Глаза у него были умными, волосы густыми, зубы белыми. Светлане он понравился сразу. Вероятно, она улыбнулась чуть застенчивой улыбкой и протянула руку:
   – Света.
   – Юра.
   Так они познакомились и пошли в дом к Юрию Жданову. Второму мужу-интеллектуалу.
   Они поженились в 1947 году и оформили документы на сына тоже почти сразу.
   Сын Иосиф у Аллилуевой родился в 1945 году. Первоначально в его документах было написано «Иосиф Григорьевич Морозов», а потом документ изменили и записали ребенка Иосифом Юрьевичем Ждановым.

   Кстати, в семье Жданова поговаривали, что на том, чтобы внук носил фамилию «Жданов», настоял сам Сталин. Созвучность ли с партийным товарищем так вдохновила вождя или ему так не хотелось, чтобы внук был хоть отчеством связан с отцом-евреем, сказать трудно, но после долгого разговора с отцом Светлана вышла из комнаты с красными глазами, а на следующий день ребенка нарекли по фамилии отчима.
   Кухарка, которая иногда помогала в доме Ждановых, слышала, что Аллилуева как-то горько жаловалась кому-то на решение отца, а потом быстро вскочила и, лишь мельком взглянув на себя в зеркало, убежала куда-то.
   А еще Светлана улыбнулась своему отражению в зеркале. Мягкой, чувственной, немного загадочной улыбкой. Именно так девушка улыбалась, когда ходила на свидания с Каплером. А потом с Морозовым. И даже недолго со Ждановым. С последним же получилось все так стремительно, что, по словам очевидцев, молодые-то и на свидания ходили всего пару раз.
   Один раз в театр. Давали «Евгения Онегина» в Большом театре. Второй раз в ресторан. С каким-то названием, связанным с деревом.
   Больше Юрий свою Светушку (так он ласково называл жену) никуда не сводил. Коллеги посмеивалась над «сухарем» Ждановым, пихали в бок и немного непристойно шутили о том, почему же Юрчик не водит свою красавицу в свет.
   Жданов отмахивался, огрызался в ответ и после очередного рабочего дня снова шел в библиотеку или засиживался на работе над очередным проектом. Ходили невнятные слухи о том, что Жданов любил работу больше, чем жену, но вопрос об импотенции, конечно, не стоял. Нормальный мужик, но проблема-то оставалась.
   Слишком много работы? Или слишком много требований от Аллилуевой?
   Второе. И только второе. Светлана Аллилуева была молодой, развитой, чувственной девушкой, который был нужен мужчина. Партнер для секса. И не надо прятать глаза, когда приходится об этом говорить. В этой страшной Великой Отечественной войне погибли миллионы мужчин. Миллионы! Остались женщины с детьми. И калеки, немощные, больные. Они писали под себя, не могли сделать шага без посторонней помощи, мучились от алкоголизма, болели всеми видами язвы и все-таки были нужны женщинам. Потому что они были мужчинами. Время, когда женщина спала с женщиной, стало отступать. Мужеподобные дамы вновь отращивали волосы и учились носить платья. И это было нормально, потому что война не могла изменить природу.
   Секс. Чувственность. Желание.
   И Светлана тоже прошла этот период. И если отец стал ее эталоном мужской харизмы (собственно, сын-то стал Иосифом не просто в честь Великой победы, а в честь родного отца, который был не просто любим, а любим как святой), а Каплер открыл для Светы мир эротических удовольствий, то Морозов задал задачу мозгам своей жены. Речь шла о месте женщины рядом с мужчиной. О сексе. О сексуальных прелюдиях. О том, какой может быть женщина с мужчиной, который позволяет ей вести себя в постели более раскованно, чем традиционно лежать бревном.
   При этом Морозов был умен. Ох, умен! И как он умело пользовался своими способностями! Аккуратно и неспешно открывая перед молоденькой девушкой мир порока, он баловал ее тем, что показывал мир интеллектуальных игр, мир книг, теорий, невероятных теорем из жизни правителей и ученых.
   У Светы был ясный ум и феноменальная память (и школу она закончила, между прочим, на одни пятерки), и девушка впитывала все знания как губка.
   Про то, что Аллилуева научилась очень ловко избавляться от балласта, я уже говорил. И вот явился Жданов. Молодой. Умный. Привлекательный. Мужчина. Не надо умалчивать этот фактор. Мужчины нужны любой женщине, и Светлане в том числе. Крутить романы ей не всегда позволяли чувство брезгливости и, конечно, вечный охранник за спиной. Сравнение с отцом? Пожалуй. Но все-таки чаще не было физической возможности сбегать на свидания.
   И вот – Жданов. Лекарство от скуки. От воздержания. От душевных терзаний по поводу очередного конфликта с Джугашвили.
   Но Жданов предпочитал работу, книги и проекты. А как же жена? А жена ждала его дома и мечтала заняться с ним любовью, да только так, чтобы Юрочка был снизу, а она – женщина – сверху. В этом акте был не протест забитой женщины, а проявление женщины-воительницы, которой в итоге и оказалась Светлана.
   Но о каких воительницах могла идти речь в 1951 году? Только о тех, которые спали с другими женщинами. Вот и ходили слухи, что Жданов подозревал свою жену именно в этих склонностях, только вслух говорить боялся. Дочка Сталина по-прежнему получала письма от папы с обращением «Хозяйка».
   И Жданов закопался в проектах. Жена проводила одинокие вечера. Они почти никуда не ходили, мало виделись и постепенно становились чужими друг другу людьми. Даже ужин стал проходить в гробовой тишине. Тихо тикали ходики, едва раздавался звон вилок и ножей о тарелки. И пустые фразы:
   – Передай, пожалуйста, хлеб.
   – Спасибо.
   – А соль можно?
   – Спасибо.
   – Как дети?
   – Нормально.
   – Как на работе?
   – Нормально.
   – Можно еще соус?
   – Конечно…
   Никогда Светлане не хотелось так отчаянно реветь, как после таких вечеров…


   Актер труппы Соломона Михоэлса

   Как она познакомилась с этим человеком? Об этом нет почти никаких сведений. Случайно, на улице, когда уронила зонтик, а он подошел и подал ей его. Свинцовое небо куполом нависает над их головами. Полыхом золота сияют листья клена в уединенной аллее парка, куда Света водит гулять Иосифа. И блестящая от воды из луж обувь. У него – ботинки на тонкой подошве, у нее – элегантные сапоги.
   На другой день они встретились. Его звали Сергей. Он был актером труппы легендарного Соломона Михоэлса.
   В 1948 году Света стала бегать в театр Михоэлса почти каждый день. Она знала все спектакли, узнавала, как зовут актеров, ей все было ужасно интересно.
   Сергей был незаменимым гидом в мире кулис. Между декорациям к «Королю Лиру» и «Ричарду III» они могли устроить страстное свидание, пить вино прямо из горлышка узкой бутылки, говорить обо всем на свете и целоваться.
   Почему я так задержался на этих шалостях влюбленных?
   Во-первых, Светлана вышла из-под контроля своего мужа и в ней впервые появилась способность умело скрывать правду. А ведь Аллилуева на некоем генетическом уровне была типичной женщиной Востока, для которой почтительность к мужу – одна из важнейших заповедей. И не потому, что хочется, а потому, что поколения женщин были зависимы от власти мужа. А тут один мужчина мечты, и тот – отец.
   А во-вторых, девушка поняла, что в жизни есть много вещей, которые ей нравятся. Театр. Теплое вино с губ любимого мужчины. Даже запах нафталина на старых костюмах. Аллилуева училась быть эстетствующей девушкой, которая могла, наконец, позволить себе быть свободной, несмотря на неодобрение отца.
   Или ей так казалось?
   Соломон Михоэлс однажды застукал парочку после спектакля. Ироничное замечание, тонкая улыбка и умнейшие глаза человека, который играл на сцене как бог. Его Король Лир говорил как пророк. В 1948 году это было опаснее, чем в 1937. Но Михоэлс никогда не боялся. А зря.
   Глядя на молодую пару, торопливо поправляющую одежду, Михоэлс просто улыбался. Юность могла себе позволить быть дерзкой.
   И конечно, он узнал Светлану Джугашвили. Но зачем старику обсуждать это? Он был властителем дум сотен людей, которые видели его на сцене. И как мудрец он понимал, что каждому нужно пройти свой Путь. Даже дочери самого страшного человека.
   Каким образом Сталин узнал, что Михоэлс в курсе отношений его дочери с актером театра, – неизвестно. Да и важно ли это? Джугашвили долго намекали, что «этот еврей» стал задаваться. Возомнил себя богом, вождем, мессией. И главное, на его спектаклях люди плачут, смеются, и глаза у них горят не от любви к вождю.
   Для Сталина мысль о том, что кто-то посмел быть влиятельнее его, была смертельно ранящей. Отцом своего народа был Иосиф Виссарионович Джугашвили. И никакой пророк вроде Короля Лира не имел права на существование! Сказано – сделано.
   В этом же году Светлана стала свидетельницей странного разговора с отцом по телефону. Некто на другом конце провода явно записывал то, что… требовалось написать в газете?
   Сталин говорил:
   – Ну, автомобильная катастрофа…
   Света в ужасе отпрянула от двери и, зажмурившись, убежала прочь от кабинета. А во время вечернего чаепития пыталась различить на лице отца какие-то эмоции, которые могли бы быть связаны с его словами. Ничего, ровным счетом ничего не отражалось в непроницаемых глазах. Отец курил трубку и лишь иногда прихлебывал остывающий чай. Это был образ человека, который не способен убивать. Крошки печенья перед чашкой. Свежая газета. Розовая салфетка…
   На следующий день все газеты писали, что Соломон Михоэлс стал жертвой автомобильной катастрофы.
   А в 1952 году Жданов и Аллилуева развелись.
   Светлана не постеснялась во всеуслышание заявить, что «этот сухарь пусть навсегда закопается в своих книгах, а семья ему не нужна». Тем не менее после этого брака осталась дочка Катя. Сейчас она живет под Красноярском. Работает вулканологом. И в ее доме нет фотографий знаменитого деда.


   Смерть отца

   Как бы сложилась судьба Светланы, если бы не смерть отца?
   Они никогда не говорили о смерти Михоэлса. И они никогда не говорили о Сергее. Но между отцом и дочерью впервые словно пролегла глубокая борозда недопонимания. Аллилуева не обвиняла отца, но и не хотела прислушиваться к его мнению. А Сталин… Бывает такое состояние, которое не могут объяснить психологи, но, возможно, могли бы как-то интерпретировать священники, – оно называется «предчувствием смерти». Так вот, у Сталина явно было что-то похожее. Может быть, он просто боялся?
   В день смерти Иосифа Виссарионовича Светлане Иосифовне позвонили и попросили срочно приехать. Ее ждала машина.
   Сталин лежал на постели, кругом сновали незнакомые люди. По воспоминаниям Аллилуевой, она очень отчетливо запомнила Берию. Его глазки победоносно сверкали. И как он в последний момент крикнул «Хрусталев, машину!» навсегда сохранилось в памяти. Наверное, если бы Сталин мог говорить, он бы, глядя на своего соратника, мог сказать: «И ты Брут?» Или же Света просто спятила от горя, и ей казалось, что она попала в чудовищную пьесу, где уже разыграны все партии? Роль плакальщицы досталась ей. Роль жертвы – ее отцу.
   Хотя был ли он ею? Даже семейный доктор профессор Виноградов гнил в тюрьме по ложному обвинению – Сталину некогда было разбираться с этим. Он доверял мнению Берии. Светлана никогда не любила Берию. Однажды он остановил ее, чтобы что-то передать для отца, и Светлана навсегда запомнила его хищный взгляд и холодные, словно костяные, пальцы, сжавшие воротник. И вот теперь эти пальцы нервно сжимали фуражку, а девушка, не отрываясь, как завороженная смотрела на руки, похожие на мучных червей.
   Империя рухнула. Пятого марта 1953 года Сталина не стало. Двадцать третьего декабря 1953 года не стало Берии. Ненадолго же пережил «Брут» своего хозяина.
   К власти пришел Никита Сергеевич Хрущев. Либерал, умеющий превосходно играть эдакого рубаху-парня. Но это уже другая история.
   После смерти отца Аллилуева надолго стала затворницей. Она жила очень уединенно, редко где-то бывала. Поговаривали, что Светлана пристрастилась к алкоголю и даже лечилась в психиатрической больнице.
   Все это полная ерунда. Светлана была слишком сильной женщиной, чтобы позволить себе опуститься. Она жила в своей квартире, с нянькой и детьми, часто встречалась с мужчинами, но все это было скрыто от посторонних взглядов. Наверное, можно сказать, что эти годы молодая девушка искала путь к себе.
   Историк по образованию, исследователь, член КПСС, Аллилуева пыталась разобраться в значении фигуры собственного отца для мировой истории. Разоблачение культа личности, которое с блеском провел Хрущев, амнистия и реабилитация жертв сталинских репрессий каким-то образом превратили Светлану в одиозную фигуру. О ней не забыли, но ее имя стало все реже мелькать на страницах прессы. В Советском Союзе это означало, что фигура предана остракизму. В Средние века был такой способ избавиться от неугодных персон знатного происхождения: их переставали приглашать на общественно значимые мероприятия, их имена не упоминались вслух, их любимых лошадей в конюшнях постигали странные болезни – и они дохли. Круг сжимался, и эти персоны были вынуждены покидать города, потому что мнение народное было болезненнее, чем отравленные иглы, загоняемые преступником под ногти.
   И в таком режиме остракизма Светлана прожила до 1962 года. В этом году в мае она крестилась в Москве. Было ли это спонтанным решением? Батюшка, который был причастен к церемонии, однажды обмолвился, что «эта женщина стала богобоязненна». Могла ли идти речь о том, что Аллилуева стала опасаться за свою жизнь, или, возможно, речь шла всего лишь о модной свободе?
   Но о свободе Света узнала еще от Михоэлса, который со сцены говорил, что «каждый человек однажды узнает плоды рук своих и ужаснется, если были совершены они по недомыслию». О любви к Богу не могло быть и речи, ведь молодая девушка нарушала заповеди. Да, она изменяла своему мужу и не видела в этом греха. Так как же узнать, что подтолкнуло дочь Сталина в лоно церкви? Все оценки наблюдателей, свидетелей, тех, кто пытался обсудить это со Светой, – все было утрировано, перевернуто с ног на голову.
   Лишь однажды прокатился слух, что молодая женина влюбилась в церковного служку. Ему было всего шестнадцать лет. В его невинном образе была собрана вся прелесть уходящей юности, и Светлана просто потянулась за останками того, что уже нельзя было вернуть.
   Ее радость в жизни закончилась вместе со смертью отца, и ее молодость начала увядать в 27 лет. В год смерти Сталина.
   Странная, болезненная, страстная любовь отца и дочери, трактуемая как инцест, никогда не была скреплена физической близостью. Но их души были едины. Трагические годы после смерти жены Сталина (матери Светланы), годы подозрений, бесконечной смены масок «отца народов» – все это рушило, но никогда не разрывало понимания друг друга этими двоими – отцом и дочерью.


   Браджет Синг

   В коридоре университета было сильно накурено, многолюдно, отовсюду раздавались звонкие голоса студентов. Молодой человек со смуглой кожей, оливкового цвета глазами и густыми, черными как вороново крыло волосами пробирался мимо ребят. Он чуть застенчиво улыбался, смущенно кивал на возгласы приветствий и от души благодарил Будду за то, что в этом коридоре не стоит сейчас молодая женщина – преподаватель истории.
   Браджет Синг – аспирант, революционер, бунтарь, наследник княжеского рода, выходец из Индии благодарил своего бога за то, что тот не свел его со Светланой Иосифовной Аллилуевой, которую молодой аспирант любил сильнее всех на свете. Еще один поворот. Еще один переход мимо кафедры философии – и желанная дверь: выход. Улица. Остановка. Еще пара дней – и Синг уехал бы в свою Индию, продлив себе жизнь.
   Но рок в лице боготворимой дамы уже настиг его. Именно на выходе они и столкнулись нос к носу. На ней был белоснежный плащ, красное трикотажное платье, красные модельные туфли. В руках кожаный портфель. На нем – щегольской костюм, ботинки из крокодиловой кожи и черная рубашка. Молодые. Эффектные. Горячие. Желанные…
   Они поженились через несколько месяцев. Во время ухаживаний Браджет проявлял себя истинным кавалером, а Светлану никто и никогда не видел такой счастливой, смеющейся, женственной. Обычно предпочитающая какие-то полутемные наряды, Аллилуева стала одеваться очень эффектно. Ах, если бы в тот день она не забежала к своей портнихе, и та не предложила бы ей белый плащ вместо распоротого серого! Заметили бы они друг друга?
   Теперь же эту пару часто видели в публичных местах – на открытии каких-то центров, на концертах, в театрах, в ресторанах. Они наслаждались обществом друг друга и не скрывали своей нежности. Были ли они близки духовно – воспитанники разных культур, носители разных ценностей, исповедующие разного бога? Для них это не имело значения. Была просто любовь. Страсть. Секс.
   На фоне возрастающего напряжения в стране в этой интернациональной… любви было что-то порочное. Стоит ли говорить, что СССР при всем своем дутом либерализме был страной жестко антисемитской и нетерпимой в целом? Помощь развивающимся странам была политическим ходом, ничего общего не имеющим с человеческим фактором. Пятый пункт по-прежнему мог решить судьбу. И хотя национализм как государственная политика не транслировался по центральным каналам, он имелся в виду.
   Синг был политически грамотным, расторопным, красноречивым. Его вольные эссе на тему свободы в СССР имели резонанс в кругах мыслящей молодежи. Но индиец в качестве мужа дочери бывшего отца народов оказался фигурой не очень удобной. И все-таки Светлана считалась невестой. И все-таки она умудрилась получить разрешение на выезд из СССР к своему жениху.
   Ее встретили со всеми почестями, на которые могла рассчитывать невеста будущего популярного политика. Но на самом деле в Индии Аллилуеву никто не ждал. Ей не было места в жизни страны. Ей не было места в жизни родни будущего мужа. И Светлана не стала искать чего-то в стране пряностей, слонов и тюрбанов. Она перебралась на Запад. А перед этим просто попросила политического убежища.
   Сказать, что это был взрыв? Да, это был взрыв. Ощутимая трещина на теле монстра – побег дочери одного из основателей этой империи под названием Советский Союз. К сожалению, нельзя было расстрелять карту мира, но в верхах активно циркулировали слухи, что на дочь бывшего вождя планируется покушение. Одно. Второе. Пятое.
   Браджет Синг был убит неизвестными, обстрелявшими машину, в которой ехал он с женой. Скупая информация тщательно оберегалась. Доступ к сведениям фактически отсутствовал. Лишь однажды, спустя годы, один из экспертов проговорился, что стреляли с таким расчетом, чтобы попасть в задние дверцы. Как раз там и сидела госпожа Синг.
   В 1961 году Юрий Гагарин полетел в космос, а в СССР продолжали бурлить страсти по поводу поступка Аллилуевой. Кажется, руководство страны особенно задела формулировка, с которой Светлана Иосифовна обратилась за политическим убежищем.
   Одним из пунктов был:
   Я хочу жить в свободной стране.


   Уильям Питерс

   В Соединенных Штатах Америки Светлана устроилась на работу в Принстонский университет. Английский она знала. Американизмам обучилась очень быстро.
   В 1970 году она вышла замуж. Муж – Уильям Питерс – был на двенадцать лет ее старше. Известный американский архитектор, предпочитающий американскую модель жизни всему прочему. Светлане было наплевать на амбиции мужа. Она давно уже привыкла использовать мужчин в качестве ступеней к своей цели. При этом Аллилуева была, бесспорно, умна и, конечно, искала себе тех мужчин, которые могли быть ей приятны.
   Таким был Синг. И таким стал Питерс. Умный. Проницательный. Любитель покушать. Прекрасный специалист. Ценитель всего американского. У него был собственный дом и неплохое состояние. К тому времени Светлана еще не получила свой гонорар за публикацию «Двадцати писем к другу», и ей просто нужно было где-то передохнуть, перевести дух и посчитать свои деньги.
   Да, вот так все прозаично. Посчитать деньги. У Сталина были счета в швейцарских банках, но Аллилуева не спешила их потрошить, расходовала средства крайне умеренно и не очень надеялась на то, что, когда подойдет старость, СССР выделит ей государственное обеспечение.
   Формально она была желанной гостьей в Союзе. Фактически ее считали изменницей и мечтали принудительно сослать куда-нибудь подальше с глаз мировой общественности. Например, в ссылку. А лучше – на тот свет.
   «Шпигель» заплатил Свете за право публикации «Двадцати писем к другу» 480 тысяч франков. Огромные деньги по тем временам!
   Что же было такого в этих письмах? Исповедь. Историческое эссе. Исследование. Манифест, если хотите. О жизни Сталина. Там почти не упоминается мать Светланы Надежда. Дочь до конца жизни не могла простить матери того, что та бросила ее, нажав на курок маленького пистолетика.
   Таким романом в письмах Светлана словно подстраховалась. Теперь у нее было собственное наследие. Спорное. Возможно, лицемерное, но продуманное до мелочей. Зарисовки из детства, милые дачные переживания, прогулки, эмоции и плотно упакованные в этом переживания и откровения о жизни отца, о его поступках, решениях, власти.
   В этой любви к отцу Светлана признавалась снова и снова, и даже сквозь годы и обиды эта любовь напоминала путеводную звезду.
   «Не забывай своего папку, Хозяйка», – так словно говорил Джугашвили. «Никогда», – так словно отвечала его Светлана.
   В 1971 году у супругов родилась дочь Ольга, а в 1972 году мистер и миссис Питерс разошлись. Причина? Закончилась необходимость в этом милом, добродушном и ограниченном человеке.
   Светлана после переезда за Запад вообще очень изменилась. В ней появились амбиции, которые не бросались в глаза в Союзе. Аллилуева стала ценить личное пространство. И мужчины оказались нужны ей лишь как временные партнеры. Речь шла либо о тихой гавани, либо о состоятельном любовнике, который готов на все ради того, чтобы подержать за руку популярную личность.
   Да, дочь вождя добилась популярности. Решила свои финансовые вопросы и захотела просто пожить для себя. Унылый Питерс не входил в эти планы. Тем более его порядком утомляло то, что жена частенько не является домой ночевать.
   Вялые переругивания с бывшим мужем. Любовники. Внимание прессы. И наконец, Аллилуева разочаровалась в жизни в Штатах и в 1982 году перебралась в Англию. Викторианский стиль успокаивал, но не вызывал желания остепениться. Отдав дочь в школу-интернат для девочек, Светлана посвятила себя путешествиям.


   Возвращение в СССР

   Светлана исколесила всю Европу, побывала в Китае, Гонконге, Японии. Но ее тянуло в Союз так сильно, что Светлана Иосифовна в 1984 году вернулась в СССР. Вернулась с дочерью Ольгой, которая не знала ни слова по-русски. Что ожидало ее тут?
   Аллилуева тут же собрала пресс-конференцию, где заявила, что «на Западе ни одного дня она не была свободна». «Вот эксцентричная старуха!», – написал о ней один западный корреспондент. «Вот истинная дочь своего отца», – написал о ней советский корреспондент. И еще ровно 267 публикаций о ее возвращении. Настроения были примерно теми, что я процитировал выше.
   Светлана знала, какие заявления нужно делать при любом политическом строе. И это действительно была заслуга Сталина. Именно он научил дочь быть гибкой, рассудительной и не гнуть шею перед недостойными. Культ личности для семейства Джугашвили (и, уж позвольте, я отнесу к нему и Свету) основывался прежде всего на провозглашении своего отношения к жизни, и не имело значения, ложным оно было или правдивым. Высказывались в этой семье всегда так: «Я хочу сказать» или: «Я думаю, что». Первичность своего мнения была неоспоримой. Кто знает, возможно, это и стало спасением для Аллилуевой. Ведь спецслужбы вцепились в нее мертвой хваткой, и пока «эксцентричная старуха» делала громкие заявления, специально натасканные псы рыскали по ее вещам, пытаясь обнаружить шпионский передатчик или мини-станцию для передачи секретной информации.
   Но они ничего не нашли. И вежливые расспросы в КГБ тоже ни к чему не привели. Ольга испуганно смотрела на мать и торопливо отвечала на вопросы через переводчика. А Светлана Иосифовна, которая с возрастом стала неуловимо похожа на отца, лишь сардонически усмехалась. Ее смешили методы КГБ. Глядя на злые, с приклеенными улыбками лица следователей, женщина неизменно комментировала происходящее на грузинском языке. К сожалению, по неподтвержденной информации, это были отборные ругательства, которые заставляли краснеть грузинских мужчин.
   Да, Светлана Иосифовна, прихватив дочь, почти сразу после приезда укатила в родную Грузию. Как признавалась она в одном из интервью, «ей очень хотелось увидеть Родину». Щедрую и нищую. Сжатую тисками Советской власти и неизменно гордую. Да, Грузия была прекрасна. Белоснежные стада баранов. Сочный виноград. Душистый лаваш. И невероятно прекрасные цветы в палисадниках!
   Плакала ли Светлана, когда увидела свою Родину? Стекла автомобиля были подняты. А Ольга никогда не хотела говорить, что именно сказала мать, когда ступила на свою землю.
   Власти предложили Аллилуевой квартиру и содержание. Эскорт. Служебную машину. Но… отношения с властями у «эксцентричной старухи» не складывались. Она осуждала советский строй, с сарказмом отзывалась о достижениях Советской власти и в итоге написала письмо Михаилу Горбачеву.
   У них состоялась личная встреча. Причем Горбачев приехал ради этого в Грузию. Они пили грузинское вино, ели сыр и говорили о Фернандо Леже, Эдит Пиаф, Иве Монтане и «Биттлз». Горбачев был молод, многословен и почтителен. Аллилуева – приветлива, неумолима и требовательна.
   В 1986 году Светлана Иосифовна и ее дочь Ольга навсегда уехали из СССР. Был ли это порыв? Или Горбачев, только-только оказавшийся у власти, не хотел иметь в своей стране эту вольнодумную старуху?
   Ольга как-то прокомментировала настроение матери, когда они собирали вещи, чтобы уехать в Англию. Светлана сказала: «Горе той стране, где появляются такие руководители».

   После возвращения в Англию Аллилуева сильно заболела. У нее и раньше были проблемы со здоровьем, а посещение Родины сильно подорвало ее силы. Поговаривают, что ее лишила сил встреча с сыном Иосифом. Он был холоден с матерью, а со сводной сестрой вел себя подчеркнуто равнодушно. Они встретились в Грузии – и Иосиф отказался от вина. По традициям горцев это означало только одно: мужчина порвал с матерью, кормившей его. Это была первая и последняя встреча Иосифа Жданова с матерью.
   А дальше информация о дочери Сталина стала противоречивой. Сама она не отрицала и не подтверждала ничего.

   Вопрос:
   – Вы были в доме престарелых?
   Ответ:
   – Кажется.
   Вопрос:
   – В 1992 году?
   Ответ:
   – Возможно.
   Вопрос:
   – Вас туда определила дочь по настоянию зятя?
   Ответ:
   – Без комментариев.

   В этом же году Светлану видели в монастыре Святого Иоанна в Швейцарии. Вспомнила ли она, что крещеная христианка? Или ей понравился миловидный служка?
   Светлана Аллилуева всегда отвечала за свои поступки. У нее никогда не было маразма. Если ей нравился молоденький мальчик у алтаря, то это было трепетное чувство старости к давно утраченной юности. Она единственный раз коснулась щеки мальчика во время посещения храма. Это было целомудренное прощание с прошлым. Живительный глоток воздуха в темнице собственных страхов и потерь.
   Она любила Каплера.
   Она любила Морозова.
   Она любила Жданова.
   Или она любила Сталина?
   Во всех этих версиях нет одного – последнего слова самой Светланы Иосифовны.



   Надежда Аллилуева: Дочь или жена? Трагедия разбитой жизни дочери комиссара


   Он ее спас и он же ее убил. Было ли это случайностью, стечением обстоятельств или же просто пьяной выходкой? Надежда Аллилуева не брала в рот спиртного. А покончила с жизнью, по словам тех, кто ее видел живой в последний раз, из-за оскорбительной реплики Сталина. Он обратился к жене:
   – Эй, выпей!
   – Я тебе не «эй», – огрызнулась она, – и я не пью.
   А потом встала. Взглянула на подвыпившего мужа колючим взглядом и вышла из зала. Больше ее живой не видели.
   Аллилуевой был всего 31 год. И она не отличалась взрывным темпераментом. Что послужило причиной смерти? Глупая шутка? Нервное истощение? Или измена? Телу, душе, идеалам?
   Свою тайну она унесла в могилу.


   Иосиф Джугашвили

   Был жаркий июльский день. Палящее солнце напоминало белый раскаленный диск. Девочка двенадцати лет, когда к маме пришли гости, убежала на речку. Быстро огляделась и, завязав косицы повыше, полезла в воду.
   Что могло произойти, сказать трудно. Очевидцев вначале не было, только несколько случайных прохожих. А потом произошло то, что стало легендой, сказкой, правдивой былью или чем-то вроде начала любовного романа. Двадцатого июля 1913 года Иосиф Джугашвили спас маленькую Надю Аллилуеву.
   Двадцатого июля в 16 часов дня очень красивая мама Нади по имени Ольга уже угощала друга семьи домашней водкой и растирала перепуганную девочку целебной настойкой. Надя боялась. Иосиф был под хмельком. А вечером пришел папа Нади, появились соседи, и все благодарили Иосифа.
   Похоже на отрывок из какой-то сказки. Поступок. И само событие. Своеобразная точка отсчета для маленькой девочки, если считать, что это событие стало причиной ее смерти.

   В 1917 году юная Надежда и Иосиф Сталин встретились в Петрограде, куда он вернулся после ссылки. И она стала его невестой.
   Это была странная пара. Он – худой, сутуловатый, кашляющий, с горящими глазами. И она – очень красивая грузинка невысокого роста, почти куколка, преданно заглядывающая в рот своему будущему мужу.
   Это была не любовь даже. Сталин был очень темпераментным, грубым и взрывным. А Аллилуева – очень спокойной, мягкой, и голос у нее был тихим. Как рассказывала соседка, у которой молодые снимали угол, однажды она стала свидетельницей не очень хорошей сцены. Джугашвили так кричал за что-то на свою жену, что сползло одеяло, открыв отгороженную часть комнаты, где жила пара.
   Надя сидела, забившись в угол, поджав под себя ноги и с отчаянным ужасом глядя на мужа. Взгляд затравленный, словно у собачонки, которую ткнули ботинком в брюхо.
   Череда срывов и примирений наполнили жизнь Нади так плотно, что у нее не хватило сил выбрать, что в отношении мужа было правдивым, а что мнимым.
   Девочки Востока взрослеют быстрее своих сверстниц-северянок, и, возможно, поэтому в 1913 году Надя просто влюбилась в своего спасителя. Ей было двенадцать, но ее тело уже чувствовало, как тело развитой женщины, ее чувственность и стыдливость, волнение при встрече и нежелание, чтобы он увидел ее голой, когда мать растирала ее настойкой, – все это было нитями одного рисунка. Естественного рисунка становления юного организма очень рано созревшей девочки.
   Именно зрелость, по мнению специалистов, и привела к некоторым слишком ранним переменам в организме Нади. Но об этом немного позже. Просто нужно четко понимать, что в истории жизни великих людей все связано не менее прозаичным образом, чем у обывателей. Хочется так же есть, спать, заниматься сексом. Хочется любить и быть любимым. И хочется, чтобы потомки понимали все поступки, а не только те, что выгравированы на развалинах исторических реалий. Почему Надежда согласилась выйти замуж за Иосифа? Да все предельно просто – девочка из очень патриархальной семьи могла заниматься сексом только после замужества. Воспитанная в жестких рамках подчинения мужчине, не смеющая повысить голос, кроткая и терпеливая Надежда просто потянулась к сексуальному партнеру. Конечно, влюбленность. Безусловно. А что еще может быть к герою революции? Мужчине опытному, страстному, да к тому же по возрасту годящемуся едва ли не в отцы? Иллюзия счастья, желание вырваться из дома.
   У Аллилуевых была не очень простая семья, и отношения с матерью складывались не всегда ровно. Ольга Аллилуева, красивая до умопомрачения грузинка цыганских кровей, так любила свободу, что удержать ее было невозможно. Муж махнул рукой и просто сказал:
   – Гуляй. Нагуляешь и принесешь в подоле – утоплю.
   И Ольга гуляла. Приходила домой пьяная, ссорилась с мужем, одергивала дочь. И улыбалась чуть безумной улыбкой, свойственной всем цыганам. Словно они поцеловались с чертом, и тот запечатлел на их губах гениальную особенность – несмотря ни на что, улыбаться перед лицом любых невзгод.
   Была ли Надежда в мать хоть чем-то? Была. Пожалуй, выдержкой. Белоснежными зубами. И острой чувственностью. Немного, но для того, чтобы сорваться замуж в восемнадцать лет, достаточно.

   В 1918 году Надежда Аллилуева вступила в партию и начала работать в Совнаркоме. Секретаршей, машинисткой, помощницей. Юная невеста Джугашвили была тихой и исполнительной. Означало ли это, что она была бессловесной?
   Однажды она подписала заявление в поддержку одного старого большевика, которого обвинили в том, что он при исполнении должностных обязанностей, воспользовавшись своим служебным положением, использовал в личных целях часть ценного груза, предназначенного для Московского отделения.
   Сталин тогда озверел, а Надежда твердо посмотрела ему в глаза и спокойно произнесла:
   – Это произвол. Он не виноват ни в чем.
   За такие слова другую бы тут же пустили в расход, но Сталин промолчал. К этой черноглазой девушке у него было странное отношение: с одной стороны, он ее любил, а с другой – мог спокойно позволить себе в ее адрес площадную брань. С точки зрения психологии семейных отношений речь может идти о неудовлетворенности как эмоциональной, так и физической. А вот с точки зрения психологии власти мы имеем феномен, когда носитель авторитаризма личностного (Джугашвили) сталкивается с несгибаемым сопротивлением того, кто никак не слабее его (Аллилуева). И в отношениях намечается замкнутый круг, разорвать который можно только насильственным методом.

   В 1919-м они поженились.
   Был ли это неосмотрительный шаг? Или тот самый случай, когда брак позволяет найти полное взаимопонимание и погасить искру неудовольствия друг другом? Что же касается брака Надежды, то было невозможно прогнуть ее волевую натуру. Она уважала мужа. Боялась. Выполняла его прихоти в постели. Была его соратницей, любовницей, товарищем по партии. Духовной же близости не получилось.
   Сталин нашел себя в деспотизме. В работе. В желании добиться полноты власти. Аллилуева нашла себя в выживании рядом с этим человеком.
   Но счастлива она не была. Так получилось, что Сталин не хотел прощать ей ее нравственного превосходства. Что же такое нравственность в глазах Джугашвили? Об этом человеке написаны тонны литературы, его жизнь изучена так подробно, что клеймо, как говорится, негде ставить. Я лишь хочу добавить то, что было существенно с точки зрения интимной морали для супругов. Для всех супругов всего мира, кроме разве что пары Сталин – Аллилуева, – взаимное уважение, основанное на сексуальном равенстве. Время гаремов прошло. Но, как потом оказалось, не для Иосифа Виссарионовича. Его выходки были за гранью понимания отношений между мужчиной и женщиной. Сталин не был извращенцем или садистом, он просто умел так унизить свою жену, что та потом рыдала по несколько часов. Охрана часто видела ее плачущей, когда Сталин покидал комнату. Один охранник на свой страх и риск однажды заговорил с Надеждой после того, как после ухода мужа она попросила вызвать врача:
   – Вы бы ушли от него.
   – Куда?

   В 1921 году родился сын Василий. В 1926 году родилась дочь Светлана.
   В мае 1928 года Надежда, с двухлетней дочуркой на руках и ведя за ручку семилетнего Васю, пришла в кабинет к мужу, на удивленный взгляд секретаря лишь спокойно улыбнулась, села на кожаный диван и обернулась к Сталину:
   – Я хочу пойти учиться.
   – Расти дочь, раз родила.
   Один колючий взгляд и нехорошая улыбка – и молодая женщина выбежала из кабинета.
   Но через несколько дней Надя снова завела разговор об обучении. И еще через несколько дней снова. Но Джугашвили был неумолим. Ему казалось, что это совсем не женское дело.
   Где-то в канун Нового года у Сталина гостил Енукидзе – крестный Надежды, известный распутник и бабник, человек дурной репутации, но нежно любящий свою крестницу и балующий ее щедрыми подарками и гостинцами. Именно он в лютые зимы доставал апельсины для Нади, а на свадьбу притащил бочонок грузинского вина. И теперь, сидя в кабинете Джугашвили, Енукидзе громогласно рассуждал о роли женщины в жизни молодой республики. Смачно матерясь и тут же хохоча над своими сальными шуточками, крестный добился в тот вечер только одного – Сталин скрепя сердце разрешил жене учиться.

   В 1929 году Надежда Аллилуева поступила в институт. Изучала она текстиль. Казалось бы, что в этом может быть скандального? Как раз ничего, работают молодые женщины, матери, сестры.
   Неприкосновенность женщин в конце 1920-х годов была мифом. Кому вбили в голову, что секса у нас нет? А кто решил, что общая неустроенность и информационный голод мог быть компенсирован невинностью? Это решительный бред, которому даже нечего противопоставить. Мы говорим о разрухе, голоде и разгуле венерических болезней. О проституции и человеческом факторе, когда ради хлеба торговали собой.
   Помнится, как долго скрывали, что в годы Великой Отечественной были зафиксированы факты каннибализма. А все чистоплюи-исследователи воспринимали историю не как поле для становления человека, а как тенденцию для развития цивилизации. История – не тенденция, история – это тугая сеть, которую своими поступками, словами и решениями ткут люди. Даже для того, чтобы начать войну, нужна власть человека, а не воображаемая тенденция.
   И поэтому исследователи тщательно обходили вопрос обучения Аллилуевой в институте. Да, училась. И что? Ну и то…
   На первом же курсе Надежда познакомилась с девушкой по имени Ирина. Ирина О. – девушка, не оставившая яркого следа в истории, умерла в 1930 году от сифилиса. Она заразилась им, когда за жалкие крохи торговала своим телом в подворотне. Вот ее история, которая создавала историю России. Вернее, и эта история создавала историю России. А ведь Аллилуева общалась с этой девушкой: они ходили вместе на занятия, Надежда делилась завтраком, а потом уходила домой, где ее ждал Сталин.
   Надя не кричала, не устраивала истерик, не плакала, когда узнавала такие истории. Она просто замыкалась в себе. Внешне почти ничего не менялось. Аллилуева не была склонна к полноте, но и не худела на нервной почве. Она, как бы это сказать, темнела – потухали глаза, становились сухими губы, и нежная матовая кожа лица словно приобретала землистый оттенок. Это психологическая проблема, и, если бы ею занимался врач, возможно, стрессов было бы меньше. Подавляя в себе эмоции, Надежда шла очень медленно, но верно к срыву.
   Непринужденность, которую она напускала на себя, была призрачной, но нужно было быть Сталиным, чтобы не видеть этого. Или не желать видеть ничего, что тревожит собственную жену.
   Борьба за власть, устранение конкурентов и больше ничего – вот жизнь Сталина. Борьба за рассудок, поиск связей с жизнью – вот жизнь Аллилуевой.


   Николай Бухарин

   И она бежит. Вначале в Германию, где живет брат Павел. Потом в объятия к пасынку Якову. И снова в Германию. И снова к Якову. Нет, их связь была только платонической, не такой, как, предположим, с Николаем Бухариным. Якова Надежда любила как родного сына. Редкие встречи – и все, но в эти встречи Надежда умудрялась вложить всю свою душу. Одной фразой высказать все сомнения одинокой и уставшей женщины.
   Странное дело, но после обучения в институте Аллилуева не стала более рьяно защищать чьи-то права. Некоторые исследователи писали, что жена Сталина имела какие-то политические убеждения, которые стремилась обосновать и едва ли не выразить публично. Все это полнейшая ерунда. Надежда была женщиной в первую очередь. Женщиной, а не носителем политических лозунгов. И Бухарина она любила как мужчину, а не как «тенденцию исторической закономерности в развитии общества». Да, у них была связь.
   Однажды разговор Николая и Надежды подслушал Сталин и взревел: «Убью!» И убил.
   Что же было в том разговоре, что так не понравилось Иосифу Виссарионовичу? Уж никак не разговор о свержении высшей власти. И не о мужской несостоятельности Сталина. И не о детях (Бухарин никогда не говорил с Надей о ее детях). И не о внешней политике.
   Каролина Тиль – экономка Сталина – тоже слышала эти разговоры. И потом рассказывала, едва ли не присягала, что говорили Бухарин и Аллилуева об искусстве, философии, музыке. И о душе?
   И о душе говорили тоже. Надежда сидела на диване, поджав ноги, и, уткнувшись в плечо Николая, громким шепотом читала сонеты Шекспира, стихи Бодлера, срывающимся голосом рассказывала о Пушкине. Они говорили о «Каменном госте», о «Пире во время чумы». А еще…
   – Ты понимаешь, Николай, есть вещи, есть слова, которые я не могу говорить никому. Понимаешь?
   Черные глаза были бездонными, как колодцы в пустыне. Ресницы – бархатными. Щеки – мокрыми и чуть солоноватыми от слез. Бухарин нежно целовал их и говорил:
   – Ты должна доверять ему.
   – Не могу!

   Этот ли разговор стоил Бухарину головы, а Аллилуевой очередной унижающей порки словами?
   «Не могу» жены Сталин воспринимал, как разъяренный вепрь. Почему же он, горячо обожаемый юной девочкой, вдруг стал пугать? Но так случилось, и Надя стала отдаляться от него настолько, что не могла доверять ему. Кроме того, у них была огромная разница в возрасте, и девушка скорее напоминала его дочь.


   Дочь Сталина?

   В 1930 году Сталин с женой возвращались с какого-то праздника и очень сильно поругались в машине, а когда машина подкатила к дому, то офицер охраны услышал, как мужчина бросил в лицо женщине, сжавшейся на заднем сидении машины:
   – Ты моя дочь, поняла? Дура ты, если не понимала раньше.
   Сказав это, Сталин широкой поступью пошел к двери, а Аллилуева еще долго сидела в машине, не в силах вымолвить ни слова. Впервые в жизни ей стало так страшно, что хотелось кричать.
   Нет, наверное, она соврала себе – было страшно, когда Сталин наливал стопку вина грудному сыну и требовал, чтобы малыш пил, и никто не смел сказать слово против.
   Было страшно, когда однажды они сидели с Яшей всю ночь напролет, рассматривая новые книжки, говорили обо всем на свете, а потом он обнял свою мачеху и тихо вышел из комнаты. Ничего не случилось, а утром она узнала, что Яша хотел застрелиться. Она рыдала как бешеная тогда, несясь к его комнате. У двери она столкнулась со Сталиным, и он, взглянув на свою заплаканную жену тяжелым взглядом, прошипел:
   – Даже застрелиться не мог как следует.
   А еще ей было страшно, когда на вторую ночь их жизни Сталин порвал на ней ночную рубашку.
   Потом как-то все выходки мужа стали привычными, и Надя стал учиться скрывать свои эмоции. И когда училась в институте, уже ничего не меняло ее характера – она стала скрывать свои чувства. Улыбаясь, могла вспоминать рассказ однокурсниц о том, как они жарили собачатину или позволяли насиловать себя за банку консервов. Не было больше запретов для молодой женщины. И когда она заболела, то тоже не удивилась. Ей казалось, что болезнь – это наказание за равнодушие. Ей следовало бороться, кричать, царапаться, а не давить в себе свою боль. Но она давила.
   А ведь были потрясающие вспышки нежности в их отношениях. Куда все ушло? Слова, которыми они обменивались, письма, эмоции?
   Судите сами:

 //-- И. В. Сталин Н. С. Аллилуевой --// 
   8 сентября 1930 года
   «Татька!
   Письмо получил. Книги тоже. Английского самоучителя Московского (по методу Розенталя) у меня здесь не оказалось. Поищи хорошенько и пришли. К лечению зубов уже приступил. Удалили негодный зуб, обтачивают боковые зубы, и, вообще, работа идет вовсю. Врач думает кончить все мое зубное дело к концу сентября. Никуда не ездил и ездить не собираюсь. Чувствую себя лучше. Определенно поправляюсь. Посылаю тебе лимоны. Они тебе понадобятся. Как дела с Васькой, Сатанкой?
   Целую крепко, много, очень много.
 Твой Иосиф».


 //-- Н. С. Аллилуева И. В. Сталину --// 
   12 сентября 1930 года
   «Здравствуй, Иосиф!
   Письмо получила. За лимоны спасибо, конечно пригодятся. Живем неплохо, но совсем уже по-зимнему – сегодня ночью было минус 7 по Цельсию. Утром все крыши были совершенно белые от инея. Очень хорошо, что ты греешься на солнце и лечишь зубы. Вообще же Москва вся шумит, стучит, разрыта и т. п., но все же постепенно все налаживается. Настроение у публики (в трамваях и в др. общественных местах) сносное – жужжат, но не зло. Всех нас в Москве развлек прилет цеппелина: зрелище было действительно достойно внимания. Глазела вся Москва на эту замечательную машину.
   По поводу стихотворца Демьяна все скулили, что мало пожертвовал, мы отчислили однодневный заработок.
   Видела новую оперу „Алмас», где Максакова совершенно исключительно станцевала лезгинку (армянскую), я давно не видела танца, так художественно выполненного. Тебе, думаю, очень понравится танец, да и опера.
   Да, все же как я ни искала твоего экземпляра учебника, не нашла, посылаю другой экземпляр. Не сердись, но нигде не нашла. В Зубалове паровое отопление уже работает и вообще все в порядке, очевидно, скоро закончат. В день прилета цеппелина Вася на велосипеде ездил из Кремля на аэродром через весь город. Справился неплохо, но, конечно, устал.
   Очень умно делаешь, что не разъезжаешь, это во всех отношениях рискованно.
   Целую тебя.
 Надя».


 //-- Н. С. Аллилуева И. В. Сталину --// 
   19 сентября 1930 года
   «Здравствуй, Иосиф!
   Как твое здоровье? Приехавшие т. т. (Уханов и еще кто-то) рассказывают, что ты очень плохо выглядишь и чувствуешь себя. Я же знаю, что ты поправляешься (это из писем). По этому случаю на меня напали Молотовы с упреками, как это я могла оставить тебя одного и тому подобные, по сути совершенно справедливые, вещи. Я объяснила свой отъезд занятиями, по существу же это, конечно, не так. Это лето я не чувствовала, что тебе будет приятно продление моего отъезда, а наоборот. Прошлое лето это очень чувствовалось, а это нет. Оставаться же с таким настроением, конечно, не было смысла, т. к. это уже меняет весь смысл и пользу моего пребывания. И я считаю, что упреков я не заслужила, но в их понимании, конечно, да.
   На днях была у Молотовых, по его предложению, проинформироваться. Это очень хорошо. Т. к. иначе я знаю только то, что в печати. В общем, приятного мало. Насчет же твоего приезда Авель говорит т. т., я его не видела, что вернешься в конце октября; неужели ты будешь сидеть там так долго?
   Ответь, если не очень недоволен будешь моим письмом, а, впрочем, как хочешь.
   Всего хорошего. Целую.
 Надя».


 //-- И. В. Сталин Н. С. Аллилуевой --// 
   24 сентября 1930 года
   «Татька!
   Получил посылку от тебя. Посылаю тебе персики с нашего дерева.
   Я здоров и чувствую себя как нельзя лучше. Возможно, что Уханов видел меня в тот самый день, когда Шапиро поточил у меня восемь (8!) зубов сразу, и у меня настроение было тогда, возможно, неважное. Но этот эпизод не имеет отношения к моему здоровью, которое я считаю поправившимся коренным образом.
   Попрекнуть тебя в чем-либо насчет заботы обо мне могут лишь люди, не знающие дела. Такими людьми и оказались в данном случае Молотовы. Скажи от меня Молотовым, что они ошиблись насчет тебя и допустили несправедливость. Что касается твоего предположения насчет нежелательности твоего пребывания в Сочи, то твои попреки также несправедливы, как несправедливы попреки Молотовых насчет тебя. Так, Татька.
   Я приеду, конечно, не в конце октября, а много раньше, в середине октября, как я говорил тебе в Сочи. В видах конспирации я пустил слух через Поскребышева о том, что смогу приехать лишь в конце октября. Авель, видимо, стал жертвой такого слуха. Не хотелось бы, чтобы ты стала звонить об этом. О сроке моего приезда знают Татька, Молотов и, кажется, Серго.
   Ну, всего хорошего.
   Целую крепко и много.
 P. S. Как здоровье ребят? Твой Иосиф».


 //-- Н. С. Аллилуева И. В. Сталину --// 
   30 сентября 1930 года
   «Здравствуй, Иосиф!
   Еще раз начинаю с того же – письмо получила. Очень рада, что тебе хорошо на южном солнце. В Москве сейчас тоже неплохо, погода улучшилась, но в лесу определенная осень. День проходит быстро. Пока все здоровы. За восемь зубов молодец. Я же соревнуюсь с горлом, сделал мне профессор Свержевский операцию, вырезал 4 куска мяса, пришлось полежать четыре дня, а теперь я, можно сказать, вышла из полного ремонта. Чувствую себя хорошо, даже поправилась за время лежания с горлом.
   Персики оказались замечательными. Неужели это с того дерева? Они замечательно красивы. Теперь тебе при всем нежелании, но все же скоро придется возвращаться в Москву, мы тебя ждем, но не торопим, отдыхай получше.
   Привет. Целую тебя.
 Надя.


   P. S. Да, Каганович квартирой очень остался доволен и взял ее. Вообще был тронут твоим вниманием. Сейчас вернулась с конференции ударников, где говорил Каганович. Очень неплохо, а также Ярославский. После была «Кармен» – под управлением Голованова, замечательно.
 Н. А.».


 //-- Н. С. Аллилуева И. В. Сталину --// 
   6 октября 1930 года
   «Что-то от тебя никаких вестей в последнее время. Справлялась у Двинского о почте, сказал, что давно не было. Наверное, путешествие на перепелов увлекло или просто лень писать.
   А в Москве уже вьюга снежная. Сейчас кружит вовсю. Вообще погода очень странная, холодно. Бедные москвичи зябнут, т. к. до 15.Х. Москвотоп дал приказ не топить. Больных – видимо-невидимо. Занимаемся в пальто, так как иначе все время нужно дрожать. Вообще же у меня дела идут неплохо. Чувствую себя тоже совсем хорошо. Словом, теперь у меня прошла уже усталость от моего „кругосветного» путешествия, и вообще дела, вызвавшие всю эту суетню, также дали резкое улучшение.
   О тебе я слышала от молодой интересной женщины, что ты выглядишь великолепно, она тебя видела у Калинина на обеде, что замечательно был веселый и тормошил всех, смущенных твоей персоной. Очень рада.
   Ну, не сердись за глупое письмо, но не знаю, стоит ли тебе писать в Сочи о скучных вещах, которых, к сожалению, достаточно в московской жизни. Поправляйся. Всего хорошего.
   Целую.
 Надя.


   P. S. Зубалово абсолютно готово, очень, очень хорошо вышло».


 //-- И. В. Сталин Н. С. Аллилуевой --// 
   8 октября 1930 года
   «Татька!
   Получил твое письмо.
   Ты что-то в последнее время начинаешь меня хвалить. Что это значит? Хорошо или плохо?
   Новостей у меня, к сожалению, никаких. Живу неплохо, ожидаю лучшего. У нас тут испортилась погода, будь она проклята. Придется бежать в Москву. Ты намекаешь на какие-то мои поездки. Сообщаю, что никуда (абсолютно никуда!) не ездил и ездить не собираюсь.
   Целую очень много, крепко много.
 Твой Иосиф».


 //-- И. В. Сталин Н. С. Аллилуевой --// 
   9 сентября 1931 года
   «Здравствуй, Татька!
   Как доехала, обошлось без приключений? Как ребятишки, Сатанка?
   Приехала Зина (без жены Кирова). Остановилась в Зензиновке – считает, что там лучше, чем в Пузановке. Что же, очень приятно. У нас тут все идет по-старому: игра в городки, игра в кегли, еще раз игра в городки и т. д. Молотов уже успел дважды побывать у нас, а жена его, кажется, куда-то отлучилась.
   Пока все. Целую.
 Иосиф».


 //-- Н. С. Аллилуева И. В. Сталину --// 
   12 сентября 1931 года
   «Здравствуй, Иосиф!
   Доехала хорошо. В Москве очень холодно, возможно, что мне после юга так показалось, но прохладно основательно.
   Москва выглядит лучше, но местами похожа на женщину, запудривающую свои недостатки, особенно во время дождя, когда после дождя краска стекает полосами. В общем, чтобы Москве дать настоящий желаемый вид, требуются, конечно, не только эти меры и не эти возможности, но на данное время и это прогресс.
   Улицы Москвы уже в лучшем состоянии, местами даже очень хорошо. Очень красивый вид с Тверской на Красную площадь…
   Посылаю тебе просимое по электротехнике. Дополнительные выпуски я заказала, но к сегодняшнему дню не успели дослать, со следующей почтой получишь, то же и с немецкой книгой для чтения – посылаю то, что есть у нас дома, а учебник для взрослого пришлю со следующей почтой.
   Обязательно отдыхай хорошенько, и лучше бы никакими делами не заниматься.
   Звонил мне Серго, жаловался на ругательное твое письмо, не то телеграмму, но, видимо, очень утомлен. Я передала от тебя привет.
   Дети здоровы, уже в Москве.
   Желаю тебе всего, всего хорошего.
   Целую.
 Надя».

   Все вырублено. Подавлено. Уничтожено.


   Брат Павел

   В тридцать один год у Надежды Аллилуевой начался климакс. Врачи Германии, куда она ездила лечиться, старательно боролись за ее здоровье, но лишь разводили руками, выписывая самые дорогие лекарства. Можно ли говорить о том, что молодая женщина столкнулась с редчайшей психологической травмой? Возможно, дело было в нежелании любить.
   Нежелание любить? Надежда была в том возрасте, когда женщина только расцветает, испытывая возможность обостренно воспринимать ласки своего партнера. Чувственность, опытность, умение реагировать на малейшие изменения в отношениях во время полового акта. Все это свойственно женщине в тридцать лет. И тем не менее у Аллилуевой был климакс. Об этом знал только ее брат Павел.
   Кстати, именно Павел и советовал Надежде задуматься о том, чтобы обзавестись личным оружием, после того, как однажды увидел у нее на запястьях синяки.
   Они сидели на веранде, и, когда Надя потянулась за кусочком сахара, из-под длинных рукавов вдруг показались уродующие руки синяки. Павел скрипнул зубами:
   – Опять твой?
   Надя покраснела и быстро одернула рукава.

   В 1930 году у Надежды появился пистолет.
   Она тогда была в Германии, и Павел принес ей нечто, замотанное в шелковый шарф.
   – Книга?
   Глаза Нади обрадовано вспыхнули. Павел скептически фыркнул.
   – Жития Святых, сестренка, – ответил он и сдернул шелковый платок.
   Вальтер блеснул матовым блеском. Черный, ощетинившийся, очень маленький, но смертельно разящий, он лежал на столе, как уродливый младенец, к которому страшно было прикоснуться.
   Надежда чуть слышно вздохнула и накрыла пистолет своей ладошкой.
   Павел хмуро посмотрел на нее и сел в кресло:
   – Не глупи, ты же понимаешь, что это просто на случай самообороны.
   – Думаешь, мне позволят обороняться?
   Улыбка у молодой женщины была очень грустной. Павел чертыхнулся тогда (это рассказывала няня его детей, возвращавшаяся в то утро с прогулки и видевшая эту сцену) и поругался на сестру.
   Павел – мягкий, деликатный человек – от бессилия всегда ругался. Только что толку было от его ругани? Надя была очень сильной, и поэтому она взяла пистолет, пообещав, что будет осторожной.

   В 1932 году был юбилей Октябрьской революции. В Кремле состоялось торжество. И официальная часть, присутствие жен на которой было обязательным по протоколу. Надежда как раз вернулась из Германии, с очередного курса лечения. Врачи выражали какой-то оптимизм, но Аллилуева только смеялась в ответ на их заверения. Ей хотелось одного – уехать подальше, а тут она вернулась и попала, как Чацкий, «с корабля на бал». Не успела она распаковать сумки, как к ней с визитом явилась жена Молотова. Нужно было принимать гостью.
   Полину Молотову Надежда не очень жаловала, поскольку Полина могла говорить исключительно о двух вещах: мужчинах и тряпках. Тряпки Аллилуеву интересовали мало, а вот мужчины иногда вызывали интерес. Но никогда в физическом плане. Только платонически. Желательно было, чтобы их звали Джордж Гордон Байрон, но, на худой конец, можно было ограничиться местными новостями. С возрастом Надя стала немного саркастичной. Она внимательно слушала и иногда выдавала убийственные комментарии, от которых краснела охрана.
   Чего же не хватало женщине?
   Сталин, несмотря на свои выходки, грубость и животный нрав, был превосходным любовником, и молодая женщина тосковала по физической близости. По сексу с мужем. Аллилуева всегда в физическом плане была верна своему мужу, а про духовную близость между ними разговора не было. Даже тогда, когда Надя узнала, что она, возможно, не жена, а дочь Сталина.
   Возможно, это был рок семьи Иосифа Виссарионовича. Просто-таки патологическая любовь к дочерям, превосходящая все прочие эмоции и чувства. Созидающая отцовская любовь отсутствовала.
   Я написал «к дочерям»? Вопрос о том, была ли Надежда дочерью Сталина, все-таки остается открытым. Фактически это могло быть и правдой, потому как Ольгу Сталин знал еще до рождения Надежды. И соседи поговаривали, что за красивой статной грузинкой Джугашвили ухаживал очень настойчиво. Но с другой стороны, все-таки Сергей Аллилуев – отец Нади – был грузином. А у восточных мужчин традиции лежат в основе отношений между родами. Если берут женщину, то на ножах бьются за нее. И изменить с женой друга было бы грязным преступлением.
   То есть, если говорить о традициях, то нет, Надя не могла быть дочерью Сталина. А если говорить о возможностях, то все может быть. Конечно, нужно еще сто раз осмыслить, что мог передать офицер охраны, который услышал это «ты моя дочь», брошенное Сталиным Аллилуевой. Интонация, взгляд и даже порядок слов – все имеет значение, когда ругаются люди близкие по крови в восточных семьях. И традиционное обращение к старейшим «отец» или к молодухам «дочь» со стороны некровных родственников тоже нельзя сбрасывать со счетов. Быть может, Сталин просто подчеркнул степень близости с Надеждой? Назвал ее «дочь», как называют молодых грузинок взрослые мужи?
   Документальных подтверждений нет, так что остается только догадываться, что послужило причиной того, что Сталин назвал Надежду дочерью.


   Самоубийство

   Восьмого ноября 1932 года у Каролины Тиль выдался очень суматошный день. Вечером Сталин с супругой собирались идти на торжества по случаю Годовщины Великой Октябрьской революции, и это означало, что все домашние хлопоты увеличиваются во сто крат.
   Во-первых, нужно было успеть съездить за нарядом, в котором должна была присутствовать на концерте Надежда Аллилуева.
   Во-вторых, днем должна была зайти Полина Молотова, чтобы забрать какие-то книги, а это означало, что нужно было деликатно покашлять, чтобы напомнить, что время визита вышло.
   В-третьих, следовало бы сговориться с прачкой об испорченных наволочках.
   В-пятых, заниматься детьми, которые уже с вечера прошлого дня выражали нетерпение и прыгали как безумные, радуясь намечающимся торжествам.
   Это был очень обычный, наполненный житейскими делами день. И когда ослепительно-нарядная Надежда в сопровождении мужа спускалась по ступенькам к машине и в какую-то минуту оступилась, Каролина невольно перекрестила спину молодой дамы. Первой леди. Принцессы. Самой главной дамы в молодой республике.
   В те далекие годы званию первой леди еще не придавали такого значения, как сейчас, то есть статус не имел значения для жизни и работы жены руководителя страны:
   Надя училась, как все, в институте;
   Надя не была избалована в еде;
   Надя плакала, как простая женщина;
   Надя хотела любить и быть любимой.
   И вы знаете, самое интересное, пожалуй, заключается в том, что Надя так тихо и прожила бы свой век, так и не дав исследователям шанса внести ее в список пока еще негласных первых леди, если бы не ее самоубийство. Скандальное. Таинственное. Перевернувшее сознание миллионов людей, которые вдруг поняли, что у их руководителя была жена. Первая леди.
   Впервые в истории смерть стала началом эпохи первых леди государства.
   Недомолвки. Флер тайны. Сотни вспышек фотокамер.
   Так в жизни Советского государства узнали, что жены могут «выстрелить». Чернейший каламбур, но это именно так. Надежда Аллилуева, застрелившаяся в ночь с 8-го на 9 ноября, стала первой женой советского руководителя, которая привлекла к себе пристальное внимание. С этих пор все женщины, имевшие возможность статусно именоваться первой леди, стали объектом внимания. Чтобы не было так, как получилось с Надеждой.
   Ни исследователи, ни журналисты, ни свидетели не могут с точностью сказать, была ли она дочерью или женой Сталина. Спала ли она с Троцким. Сколько оргазмов испытывала за ночь. На каких приемах бывала. И многое-многое другое. Пробелы, оставшиеся в истории из-за того, что Аллилуева вела достаточно уединенный образ жизни, не оказываясь перед объективами фотокамер, позволили в дальнейшем назвать ее самой загадочной женщиной в истории.
   Непознанная. Таинственная. Неразгаданная. Ее смерть стала началом эпохи первых леди.

   Выстрел из крошечного вальтера никто не услышал. Это произошло около полуночи в комнате Надежды.
   Каролина Тиль видела, как Аллилуева вернулась. Одна. Молча поднялась к себе и закрыла дверь. Экономка потом говорила, что у Нади был «взгляд, обращенный в себя, и губы как лезвие, плотно-плотно сжаты».
   Кстати, очень многие современники подчеркивали, что у Надежды был такой взгляд. Словно взгляд в себя, словно с поволокой, словно не видела они ничего, кроме рушащегося внутреннего мира. И не означало ли это, что думала женщина о смерти? Или, как раз напротив, она видела ее очень близко?
   С точностью было известно только одно – Сталин с Аллилуевой домой не вернулся. Троцкий, который пожимал плечами на все расспросы о том вечере, цедил сквозь зубы, что, мол, Джугашвили поехал к новой бабе. Любовнице? Возможно. Хотя с актрисой Верой Давыдовой Сталин стал встречаться позже, но разница в несколько дней лишь обостряет трагизм ситуации. Жена вернулась домой, чтобы умереть. Сталин не поехал с ней, чтобы позволить ей это сделать.

   Звенели хрустальные бокалы. Разделывали стерлядь, на столе – икра, фрукты, нежный ягненок в сливочном соусе. Сталин расстегнул френч и откинулся на спинку стула. Его масленые глазки блестели. Щеки побагровели от спиртного. Рядом сидел Ворошилов. Чуть напротив – Молотов с женой. Троцкий. Молодой Хрущев. Надя сидела со стаканом сока и усиленно улыбалась. У нее немного болела голова, хотелось уйти домой. И тут муж обернулся к ней и отчетливо сказал:
   – Эй, выпей вина.
   – Я тебе не «эй», – сухо ответила Надя и поднялась из-за стола. Сталин поднялся за ней, нагнал почти на выходе и что-то горячо зашептал на ухо. Судя по хищному выражению на его лице, он говорил то, что слышать молодой женщине было омерзительно. Она побледнела, беспомощно взглянула на сидящих за столом и опрометью кинулась вон из зала.
   Слов Сталина никто не слышал, но по реакции его жены было ясно, что он в очередной раз допустил грубость.
   И теперь рассмотрим этот факт с точки зрения психологии отношений: муж – жена – ссора. Не в первый раз. И не во второй.
   Надежда сбежала по ступеням вниз, шофер открыл ей дверцу, помог сесть в автомобиль и повез первую леди (будем ее уже так называть) домой. Что же произошло в душе молодой женщины за время, проведенное в пути? Шофера потом допросили, и он сказал, что ничего особенного не заметил, просто было ясно, что Надежда Сергеевна не в настроении и что у нее болит голова, поскольку она просила не опускать окно в машине, чтобы дышать свежим воздухом. А плакала ли? Не помнит он. И не должен был помнить, потому что, как я уже говорил, Аллилуева стала первой леди в сознании многомиллионной нации лишь после смерти.

   Ее хоронили на Новодевичьем кладбище. Вообще-то, это было нарушением всех традиций, но Сталин настоял. После смерти жены он словно постарел. У него стали трястись руки. И появились проблемы с сердцем.

   Каролина Тиль обнаружила труп утром. Надежда не позвала ее, как обычно, и Каролина вошла в комнату. На Наде было вечернее платье. Она полулежала в кресле. У ее ног валялся тот самый вальтер, подаренный братом Павлом.
   Что же произошло той ночью? Что побудило женщину выстрелить в себя? Климакс? Депрессия? Или в комнате был убийца, поджидавший, когда Аллилуева вернется домой? Формально причин для преднамеренного убийства во время следствия не выявили. А неформально это дело и не могло получить широкую огласку, если бы не одно обстоятельство: Сталин не очень тщательно скрывал то, что его жена покончила жизнь самоубийством. Он равнодушно прислушивался к совету замять историю, молча кивал и сжимал в руке предсмертное письмо жены. Пустым взглядом смотрел на Клима Ворошилова и кивал, когда тот говорил «замни», потом оборачивался к Молотову и снова равнодушно кивал, когда тот советовал «замни». В газетах, конечно, написали о том, что смерть наступила в результате остановки сердца, но почему-то в это верили только официальные лица. Кто-то пустил слух, что Надя покончила жизнь самоубийством. Называли и модель пистолета. И время. И дату. И даже причину – неразделенная любовь.
   В историю уставшей женщины никто не верил. А уж в то, что последние слова в письме были «Прости. Надя», верить просто никто не хотел. Но ведь, говорили, Сталин так держался за гроб, когда проходила церемония прощания, так сжимал дрожащими пальцами кумачовую ткань, которой был обтянут гроб, так неистово шептал по-грузински «Что же ты наделала?..», что, наверное, можно было поверить в то, что речь идет о семейной драме.

   А на самом деле за гробом шел Алексей Сванидзе. Издалека он был очень похож на Джугашвили, и все газеты кричали о том, что Сталин передумал и явился на похороны.
   Но Сталин не был на похоронах. Более того, он запретил говорить детям, что их мама умерла. Лишь спустя пять лет Светлане рассказали, что мамы больше нет. Ровно столько понадобилось Сталину, чтобы избавиться от навязчивых воспоминаний о предавшей его жене.
   Странное дело: Сталин никогда не думал, что это он предал Надежду. Что это его слова и поступки причиняли ей боль. И это ему она уже долгие годы не могла просто почитать сонеты Шекспира.
   Когда Каролина Тиль обнаружила бездыханное тело Надежды Аллилуевой, она побоялась говорить об этом Сталину и позвонила Ворошилову. Тот долго молчал в трубку, потом просто сказал:
   – Буду.
   Через час он приехал вместе с Молотовым. В комнату они не заходили, а просто прошли к Сталину. Иосиф Виссарионович, по словам охраны, появился почти под утро и просил его не будить, но Ворошилов отстранил рукой охранника, постучался и вошел. Через несколько мгновений в комнате раздался сдавленный вопль.

   Надежде Аллилуевой был всего тридцать один год, когда она покончила жизнь самоубийством. Ее смерть стала началом эры первых леди Советского государства. Не прославившись ничем при жизни, после смерти Надежда была увековечена всеми, кому не лень было попытаться разложить ее жизнь, как колоду карт. Но пасьянс первой леди оказался таким трудным, что загадка ее кончины так и осталась неразгаданной.



   Полина Молотова: Жемчужина, которую любил Сталин


   Красивая. Обаятельная. Преданная делу партии. Женщина с удивительным именем Жемчужина даже на вопрос: «А если надо будет развестись по идеологическим соображениям?» отвечала с мягкой улыбкой: «Если это нужно партии, разведусь».
   Улыбка у Жемчужины, больше известной как Полина Молотова, была удивительная: ясная и в то же время очень вызывающая, откровенная, призывная.
   Сталин не смог устоять.
   А потом злился на нее, на себя, на Молотова и подписывал приказ об аресте Жемчужины. Подписать смертный приговор не решился.
   Любил, мстил, ненавидел. Но не сломил.


   Перл

   Перл – так звали девочку, родившуюся 27 февраля 1897 года в уездной деревеньке под названием Пологи Александровского уезда Екатеринославской губернии, населенной в основном еврейскими семьями – была с детства очень красивой.

   Еврейские дети, надо отметить, вообще отличаются красотой, и, бывает, идешь по улицам Иерусалима (современного, я имею в виду) и диву даешься: ну что за выразительные глаза, что за пушистые, словно ангельские, кудряшки, что за длиннющие ресницы!
   Ловлю всякий раз себя на том, что, разинув рот, рассматривать детей не очень удобно, конечно. Я даже начинаю озираться, не смотрит ли кто, как взрослый мужик хлопает глазами, завидев очередного малыша, но удержаться не могу. Просто очень красивые дети…
   Есть история такая. Или анекдот, уж не знаю. Бабулька из соседнего подъезда рассказывала. Старушка одна гуляла по Летнему саду, ну и, притомившись, почувствовала, как на нее какая-то тоска накатила, волнение и даже прихватило сердце. Так вот, бабуля приостановилась где-то, присела на скамеечку и отдыхает. На глаза уже слезы навернулись, эмоции какие-то, воспоминания. И вдруг к ней ребеночек подходит (приехали бывшие питерцы из Израиля к родителям внуков показать) прикоснулся к бабуле ладошкой и говорит:
   – Бабушка, не плачь. Все будет хорошо.
   Бабуля взглянула на малыша и едва не обомлела: ну вылитый ангел! Волосики светлые, глаза красивые-красивые и взгляд серьезный, проникновенный.
   – Ты откуда, – удивленно говорит бабуля, – взялся такой, малыш?
   А он и отвечает:
   – Из Назарета.
   Старушка едва в обморок не грохнулась, хорошо валидол был с собой. А что поделать, есть в Израиле город такой, Назарет, и люди там живут обычные. А у старушки той появилось четкое ощущение, что в красивых детях есть что-то от божественного. «Дыхание ангела», – вроде говорила она.

   Вот и Перл была такой же. От ребенка шла какая-то положительная энергия, сила, здравомыслие. Отец девочки – лавочник Карповский – всех этих тонкостей не воспринимал, и поэтому, едва дочь подросла, отправил ее на работу. Разговор состоялся примерно следующий:
   – Работать пойдешь?
   Перл серьезно посмотрела на отца:
   – Шлюхаться не стану.
   – Сама смотри. Но без работы не рассчитывай на ужин.
   Тринадцатилетняя девочка вздернула подбородок и, схватив куртку, помчалась на улицу. Можно считать, что с этого момента детская жизнь Перл закончилась. Да и не жили дети в то время особенно детской жизнью – если не хватало денег, детям приходилось зарабатывать сызмальства, причем не брезговать любой работой. Дети работали на строительстве, разгружали повозки, мыли полы, чистили туалеты. Редкими были случаи, если малолетним полотером в каком-нибудь кабаке не пользовались как проституткой. Детская проституция и детская смертность от непосильного труда, побоев и болезней в то время переходили все возможные границы.
   Перл повезло. Вначале она устроилась в трактир уборщицей, но после того, как один из рабочих задрал ей юбку, она тут же устроила скандал и, получив розгами по голым ногам, вылетела из трактира, яростно ругаясь на хозяина. Хозяин, привыкший к покорным и послушным девочкам, зашикал на бушующую Перл и пообещал помочь ей с работой. Девочка гордо кивнула и, одернув юбку, пошла домой, договорившись, что придет наутро.
   А утром хозяин заведения отвел Перл на фабрику, где, несмотря на возраст, ее взяли папиросницей. Днями девочка стояла и крутила папиросы, не удивительно, что впоследствии у Молотовой выработалось рефлекторное отвращение к запаху папирос.
   Когда Сталин курил трубку, а потом пытался поцеловать Молотову, она морщилась. Муж не позволял себе курить при ней. А когда Перл арестовали и следователи дымили в камере во время допросов, женщину очень часто тошнило. Слишком длительными были смены и слишком въедлив запах папирос и той самой нищеты, которая могла бы выдавить все соки из кого угодно, но только не из Перл. Не зря же ее звали Жемчужина. Жемчужина – природный камень, который становится совершенным только после долгих лет мучительного воздействия морской среды. Сначала в раковину попадает песчинка, и постепенно, год за годом, моллюск, чтобы справиться с раздражающей песчинкой, обволакивает ее своими выделениями. Так, слой за слоем, песчинка покрывается фосфоресцирующим веществом – самой душой морского жителя. И только спустя десятилетия из песчинки рождается жемчужина.
   Так было и с Перл. За годы девушка превратилась в очень целеустремленного, вдохновенного, авантюрного и смелого человека. Личность. Подругу. Любовницу. Жену. Интриганку? Вот это – то самое белое пятно, которое все еще замыливает глаз обывателя, когда речь заходит о жене Молотова.
   Безусловно, нет дыма без огня, и неплохие деньги, вращавшиеся вокруг семейства Молотова, – все-таки не вымысел, но никогда и никто этих денег не видел. Более того, их так ни на что и не потратили. Если предположить, что где-то есть семейные архивы Молотова, возможно, в них и хранятся тайны приписываемых супругам капиталов. Я же склонен верить тем крупицам информации, свидетельствам и знанию простейших законов психологии, говорящих в пользу того, что человеческий фактор – основная причина как становления Перл, так и ее падения. И не только Жемчужины. Тогда было такое время, что рушились устои не только государственных, но и человеческих ценностей.
   Я уже писал о том, что любовь Сталина к Светлане напоминала инцест. Писал и о том, что Надежда Аллилуева, оказывается, могла быть и дочерью Джугашвили, а это тоже означает инцест.
   То есть мы говорим о тенденции, низвергающей ценности, которыми жили люди. Жемчужине еще повезло. О ней всего лишь говорили, что она спала и со Сталиным, и с собственным мужем и была влюблена в вождя. Но где домысел, переходящий грань разумной фантазии, а где истина – вероятно, никто и никогда уже не узнает.
   Жемчужина, безусловно, любила Сталина. Но спать с ним она не собиралась. Это был платонический любовный треугольник, который (зная похотливость Джугашвили), вероятно, оставался таким, потому что Иосиф Виссарионович все-таки чтил дружбу. Вячеслав Молотов был другом Иосифа Джугашвили.
   Юношу будущий отец народов заприметил еще в 1912 году и стал нагружать всевозможными поручениями. Слава был своего рода оруженосцем, секретарем, курьером. Поговаривали, что Сталину просто нравился этот мальчишка, но, естественно, ни о каком гомосексуальном подтексте речи не было. Не то чтобы мужеложество было запрещено в верхушке большевиков, просто порочность, интерес к молоденьким порученцам все-таки был больше свойствен, к примеру, Лаврентию Берии, а вот Сталин был, как бы сейчас сказали, натуралом.
   Итак, Молотов был другом Сталина, и предать его не поднималась рука. Возможно, речь могла идти все-таки о настоящей любви к чужой жене, и ради нее Сталин так и не подписал Молотову смертный приговор. А ведь в 1941 году, когда Гитлер напал на СССР, голова Молотова висела на волоске. Это Иосифу Виссарионовичу простительно было не верить, что 22 июня без объявления войны Германия нападет на Советский Союз, а вот приближенным следовало поверить разведчику Рихарду Зорге, который прямым текстом предупреждал советское руководство об угрозе.
   Не поверили. Чем это закончилось, все знают.
   Гарнизоны города Брест были уничтожены до последнего человека. Потому что война началась именно 22 июня. Ровно в 4 утра. Зорге был прав. Сталин пострадал от своей самоуверенности. Молотов спасся чудом.
   В 1917 году Жемчужина работала кассиром в аптеке и фактически содержала семью. Ей удавалось немного мухлевать, и она могла таскать домой немного лекарств. Их продавали, и это помогало выжить. Менялся мир. Менялись люди. На еврейскую кровь стали недобро посматривать. Погромы были, и грабили, и убивали. Властям, естественно, было уже не до еврейского вопроса. Революционная ситуация, напоминавшая лихорадку, товарищ Ленин со своими лозунгами, необразованное население, агрессия и жестокий голод.
   Все это семья Карповских переживала с разным отношением. Жемчужина прибегала домой запыхавшаяся, восторженная, пыталась рассказать, как она познакомилась с каким-нибудь революционным матросом:
   – Ой, он так смотрел и так говорил про социализм, что я заслушивалась!
   Едкие реплики брата и сестры о том, что хорошо бы Перл, заслушиваясь матросов и прочих революционных товарищей, не принесла в подоле младенца, обычно встречались ее возмущенными взглядами:
   – Вы не понимаете, это же время возможностей, время, когда люди смогут свободно вздохнуть!
   Брат и сестра закатывали глаза к потолку и хихикали над наивной сестренкой. В чем-то были правы они, но в чем-то права Жемчужина. Девушка не стала пассивно ждать, когда революция изменит ее жизнь, и сама пошла навстречу изменениям.

   В 1918 году сестра эмигрировала в Палестину (современный Израиль), а Перл вступила в Красную армию.
   Знаете, как в анекдоте говорится: «Вечно ты куда-то вступаешь, то в говно, то в партию». Так и в семье Карповских – каждый выбрал свой путь. Собственно, иначе и быть не могло. Семья у Перл была патриархальная, но очень принципиальная, и навязывание своего мнения проходило, пока девочке было, скажем, лет пять. Тогда, например, ее могли заставить съесть сливы, потому что в них много витаминов. А после уже все, никаких слив, потому что Перл их просто терпеть не могла и как девочка рассудительная спокойно могла найти альтернативу этим полезным сливам. К примеру, яблоки.
   Жемчужина была пробивная. Азартная. Решительная. Рассудительная. Внимательная. Кроме того, девушка умела анализировать и очень ловко и мягко могла наладить контакт с любым человеком. Был такой талант в Жемчужине – раскрыть человека, расположить к себе и при этом получить максимум интересующей информации. Вероятно, это привело к тому, что в 1919 году Жемчужина стала подпольщицей.


   Полина Жемчугова и Вячеслав Молотов

   В 1919 году Перл навсегда пропала. Появилась Полина Жемчугова, так успешно проявившая себя, что ее не задумываясь рекомендовали в РКП(б), и постепенно началось уверенное продвижение Полины по карьерной лестнице.
   Тысяча девятьсот двадцать первый год стал переломным в жизни девушки: она встретила своего будущего мужа – Вячеслава.
   Конечно, до встречи с Молотовым у Полины были романы, но они были скорее служебными. И в Красной Армии, и в подполье, и в Запорожском горкоме (это 1920 год) Полина встречалась со здоровыми, озабоченными желанием переспать с красивой еврейкой мужчинами. И некоторые даже были допущены к телу, но Жемчужина совершенно не интересовалась длительными отношениями. Конечно, ей нравилось, когда за ней ухаживали, дарили духи или приглашали погулять или в ресторан, но порой все могло ограничиться каким-нибудь столом, на котором было очень неудобно заниматься сексом, потому что наспех брошенная шинель упорно соскальзывала. Пальцы с силой сжимали крышку стола. Несколько минут расслабляющей неги и фейерверка наслаждения. А кто сказал, что большевики не люди?
   А тут все как-то сразу было по-другому. Молотов сидел в президиуме, а Полина проводила какой-то очередной инструктаж. И тут раскрасневшаяся после выступления девушка заметила, что сидящий за столом председателя молодой мужчина все время двигает чернильницу. Перл даже прыснула – вероятно, поступок начальства из Кремля показался ей странным, а потом она отвлеклась, отвечая на вопросы, и забыла о странных движениях начальника. Но, когда наклонилась за стаканом воды, увидела, что он снова передвинул чернильницу. Девушка, действуя исключительно интуитивно, нагнулась сильнее, чернильница отползла в сторону. Полина хмыкнула и резко наклонилась в другую сторону. Чернильница тут же скользнула по столу быстрее. И тут маневр кремлевского гостя стал понятен – он двигал эту несчастную чернильницу, когда Полина отклонялась, и Молотов – это был именно он – не мог видеть ораторшу. Демонстративно-то он на нее смотреть не мог. А так, поглядывать, отодвигая мешающую взгляду чернильницу, почему бы нет?
   После заседания начальник подошел знакомиться. Он держался скованно. Отчего-то краснел. А когда протянул руку для пожатия, вспыхнул так, что стал похож на кумачовый флаг, свисающий над столом председательствующего:
   – Вячеслав.
   – Полина, – девушка улыбнулась, и, конечно, Слава пал. Выдержать лучистый взгляд и обезоруживающую улыбку он был не в силах.
   Были романтические свидания.
   Цветы.
   Робкие взгляды.
   А потом Полина и Слава поженились и как-то сразу стали жить очень счастливо. Дети. Хорошее положение. И та самая любовь Сталина, которая помогла спастись от смерти.

   В 1920-х годах Молотова училась в ряде учебных заведений, но нигде больше года не задерживалась. В итоге у нее всю жизнь было среднее образование, которое, впрочем, не помешало ей в 1930 году оказаться директором парфюмерной фабрики «Новая заря».
   В 1932 Молотова стала руководить Трестом высшей парфюмерии.
   Муж молча улыбался на успехи жены. Дружба со Сталиным имела свои преимущества. И дело было не в том, что Полина занимала не свое место – именно, что свое, – а в том, что те, кто попадался в должники к Джугашвили, потом не имели права на собственное мнение.
   Даже красивая женщина, какой и была Полина. Вернее, и даже красивая женщина, какой и была Полина. Красивая. Очень манерная. Стильная. Она была всегда очень со вкусом одета. У нее были лучшие духи. Плюс безупречная фигура, стройные ноги и хороший бюст. Но она была замужем. А у Надежды Аллилуевой уже был климакс.
   Безусловно, у Сталина была стойка на жену друга, тем более жену, которая была столь неосторожна, что позволила себе влюбиться в грозного Кобу. По современным понятиям, Молотовой уже следовало удовлетворить Джугашвили, тем более, что она часто оставалась с ним наедине. Но по понятиям того времени близость и похоть относились к вещам постыдным и между партийными товарищами категорически не приветствовались. Вопрос я поставлю тогда так: а кто сказал, что Сталин не воспользовался силой?
   Полина была близкой подругой Надежды, и можно ли быть уверенными, что Надя ничего не видела из того, что могло бы быть? Сталин держал всех за горло, и пальцы у него были не всегда чистыми. Всем хотелось жить…
   Когда умерла Надя Аллилуева, первой, за кем послала экономка, была Полина. Еще Ворошилов и Молотов. Вячеслав Михайлович взглянул на свою жену и страшно побледнел. Полина просто состарилась на десять лет, когда увидела лежащую бездыханной лучшую подругу с пробитым черепом. Кровь и мозги размазаны по полу. Впечатлительной дамочкой Жемчужина не была, но она была очень порядочным человеком, и потрясение ее было искренним.
   Молотов так испугался за душевное здоровье своей жены, что пытался направить ее к врачу, Полина лишь улыбалась:
   – С ума сошел. Я не могу, Слава. У меня ты и дети. Я за вас отвечаю перед всеми.
   Именно так и было, Жемчужина отвечала. Ей просто ничего другого не оставалось. Ее муж ходил по лезвию, потому что был правой рукой Сталина, а тот, как известно, очень часто любил пускать этой руке кровь, чтобы вдохнуть в нее новый глоток кислорода. Известная истина – после кровопускания улучшаются давление, цвет лица и общий тонус организма.
   Иосиф Виссарионович был, как известно, сторонником здорового образа жизни, и поэтому кровь он пускал часто.
   В это раз кровопускание выпало Полине Молотовой.


   Ссылка

   С 1942 года Жемчужина работала в Еврейском антифашистском комитете. До 1948 года все было очень благополучно, и комитет был своеобразным зеркалом свобод и терпимости для национальных меньшинств, проживающих в СССР. Гарантией, так сказать, права не быть убитыми по обвинению в принадлежности к каким-нибудь сепаратистам.
   Конечно, поговаривали, что благодаря этому комитету кое-кто на Западе неплохо поживился за счет СССР, но ведь комитет находился под патронатом государства, и едва ли можно подумать, что Сталин упустил свою выгоду. У него росла обожаемая дочь, и ей нужно было немного подкопить на шпильки. Статус страны – освободителя от фашизма, конечно, был престижен, но из него, как писал Булгаков в «Днях Турбинных», «Шинели не пошьешь».
   Поэтому грешить можно было на комитетчиков сколько угодно, но то, что все валютные сделки шли через Кремль, – это действительно так.
   Так вот, в 1948 году Комитет разогнали за связи с «еврейскими националистами». Полетели головы, связь с Израилем купировалась. И что же Молотова? Она была на прекрасном счету. Знала иврит. Общалась с первым в СССР послом Израиля Голдой Меир. Налицо, как говорится, явный шпионский заговор Жемчужины против СССР. Ей на это очень осторожно намекнули. И Полина поступила самым правильным образом, который сочла хоть и зыбким, но компромиссом.
   Она развелась с мужем. А дальше существуют противоречивые мнения, в которых одни придерживаются версии, что Вячеслав Михайлович отказался от жены, фактически бросил ее перед лицом опасности, другие же считают, что Полина сама приняла это решение, чтобы уберечь семью.

   В 1949 ее арестовали и приговорили к пяти годам ссылки. Молотов не стал рвать на себе волосы, просто спокойно пошел к Сталину. Взглянул в глаза. Коба, посасывая трубку, пожал плечами:
   – Не дави на меня.
   – Я люблю ее.
   Сталин подавил вздох и уткнулся в документы.
   На следующий день Молотов пришел снова. Терпеливо ждал, когда на него обратят внимание. И снова короткий разговор. На этот раз даже секретаршу не выставили вон.
   – Я сказал нет.
   – Послушай…
   – Я же не подписал смертный приговор…
   Молотов задрожал.
   Спустя два месяца его сместили с должности министра иностранных дел. Но он остался в Кремле. И их с Полиной детям ничего не грозило. Должность стоила жизни.
   Должность. Здоровье Жемчужины. И ее чувство собственного достоинства…
   Когда-то Генрих Наваррский, собираясь стать королем Франции, произнес: «Париж стоит мессы». Он был прав. Вера – в сердце человека, и никто не помешает ему верить в своего бога, но выбор делается не в угоду своему эгоизму, а в угоду тем, кто ждет, надеется и рассчитывает на тебя.
   Полина Молотова пошла по этапу, расплачиваясь не за то, что она говорила с Голдой Меир на иврите. И не за то, что была на панихиде по убитому актеру и режиссеру Самуэлю Михоэлсу. И даже не потому, что ходила в синагогу в день памяти жертв катастрофы, а потому, что кто-то должен был расплатиться с Кобой за его дружбу.
   Не дети же! И не муж, которого она боготворила. А она – сильная, решительная, смелая, азартная.
   Но ведь Сталин действительно не подписал смертный приговор, а значит, расплата еще не закончилась.

   В 1953 году Полину привезли в Москву, чтобы провести очередной открытый процесс. Берия, который лично контролировал расследование дела, связанного с этими самыми «еврейскими националистами», одними губами шептал Молотову:
   – Она жива. Пытают, но жива.
   Чувства любящего мужа, наверное, нет нужды описывать. Он осунулся. Постарел. И, если бы не дети, едва ли бы вынес жесткую критику общественного мнения. Не Кремля, а обычных людей, которые очень любили Полину и теперь, завидя Молотова, не боялись прошипеть ему в спину:
   – Предатель. Бросил ее.
   Они были несправедливы. Муж не бросал свою жену, он просто выполнял ее волю. Так получилось, что кто-то должен был принять это решение, и его приняла Жемчужина. Откровенно говоря, кроме странной привязанности Сталина к жене Молотова, тут, видимо, все-таки играло роль и то, что Молотов правильно себя вел, выжидая, когда же пройдет срок заключения Полины.
   Он не требовал. Не умолял. Не изображал из себя жертву. Он спокойно и мужественно выполнял свою работу. И пусть даже Сталин упивался состоянием своего друга, наслаждаясь тем, что держит его за горло, но и это могло просто наскучить и можно было просто отдать приказ – и Полину бы убили. Но ее не убивали. А значит, Вячеслав вел себя правильно. Так, как нужно было Кобе.
   Как бы судьба Молотовых сложилась дальше, трудно сказать, но умирает Сталин, и Берия спокойно готовится дирижировать погребальным оркестром. По стечению обстоятельств похороны вождя назначены на 9 марта.
   Двятое марта – день рождения Вячеслава Михайловича Молотова. Берия подошел к нему, цыкнул зубом и ухмыльнулся:
   – Ну, что тебе подарить?
   – Верни Полину.

   Ее освободили… Седая исхудалая женщина с ввалившимися глазами. Но у нее была прежняя ясная, чуть вызывающая улыбка.
   Больше муж и жена не расставались. Воспитывали внуков. Спорили. Говорили на все темы, кроме одной – как Жемчужина провела те годы.
   Он спрашивал – она лишь улыбалась в ответ и сжимала своей сухонькой ладошкой его руку:
   – Нет.

   Она умерла в 1960 году от рака. В Центральной клинической больнице. Женщина, похожая на жемчужину.



   Нина Хрущева: Смешная толстушка, открывшая глаза Америке


   Она была очень скромной. Аккуратной. Сдержанной. О том, что она – жена секретаря Московского горкома партии, не знали даже у нее на работе.
   Она всегда поддерживала мужа. Знала иностранные языки, чем удивила американских журналистов, когда стала отвечать на вопросы корреспондентов без переводчика.
   На огороде у нее росла кукуруза.
   Однажды услышала вот такой анекдот про своего мужа: «После пленума обсуждали в Политбюро, как поступить со снятым Хрущевым. Один оратор говорит:
   – Я предлагаю ему найти тяжелую работу.
   – А я предлагаю ему дать еврейский паспорт, пусть устраивается сам, – ответил второй».
   Услышала и долго плакала, потому что считала, что Никита Сергеевич никогда не обижал евреев.
   Наивная. Душевная. Преданная Нина Петровна Хрущева.


   Нина Кухарчук

   Нина Петровна Кухарчук родилась в 1900 году.
   Простая, сельская, работящая. По крови – украинка, хотя какие-то прозорливые исследователи и пытались обнаружить в Нине Петровне хоть каплю еврейской крови, но их ждало разочарование.
   Польские евреи, которых приписывали в родню семейству Кухарчук, оказались связаны вовсе не с ними, а с их хуторскими соседями, которые в итоге благоразумно перебрались в Польшу, а оттуда во Францию. Так что родня девушки была поголовно украинской и, как водится, многочисленной. Сватья. Дядья. Бабули. Племянники. Племянницы. Дедули. Вся эта армия требовала заботы и внимания. Особенно в годы Великой Отечественной войны.
   Вот тогда, именно из-за обилия родственников, Нина не поехала в эвакуацию дальше Куйбышева. В преддверии Сталинградской битвы в 1942 году на шее у Нины Петровны едва ли не в буквальном смысле слова сидели 15 человек родственников.
   Сын Нины – Сергей – из-за очень запущенной формы туберкулеза был прикован к постели и не мог двигаться самостоятельно. Врачи лишь пожимали плечами. Из-за второго сына – Леонида – в семье Хрущевых тоже было много белых пятен, тайн, которые они очень неохотно открывали посторонним людям.
   Странное дело, но Великая Отечественная война стала роковой для семей руководителей страны. В семье Сталина была невнятная история, связанная с его сыновьями Василием и Яковом, а в семье Хрущева трагичной случайностью обернулась судьба сына Леонида. Случайностью ли?
   С одной стороны, документы свидетельствовали о том, что Леонид Хрущев пропал без вести. С другой – что его «случайно» сбил кто-то из коллег-летчиков. И то и другое может быть правдой, и то и другое может быть ложью. Все дело в том, что когда Леонид попал на фронт, его отец Никита Сергеевич уже был успешным номенклатурным функционером и с 1939 года работал в Московском горкоме. Большая сталинская чистка уже началась, и Никите Сергеевичу очень ловко удавалось оставаться в стороне. При этом судьба его товарищей по партии была, мягко говоря, удручающей.
   И вот во время войны Леонид убивает человека. Убивает случайно, как говорили, с пьяных глаз, вероятно. А дело было так.
   Хрущев-младший в начале войны летал на тяжелом бомбардировщике, и эти малоповоротливые машины очень часто попадали под обстрел проворных мессеров Геринга. В один из таких вылетов самолет Хрущева был сбит, и молодому человеку грозила ампутация ноги. Леонид с трудом умудрился уговорить врачей оставить его в покое.
   Врачи пошли навстречу, но предупредили, что реабилитация будет очень долгой, мучительной и болезненной. Собственно, так и получилось. И, желая скоротать время, Леонид Сергеевич стал прикладываться к бутылке. И конечно, он не забывал, чей он сын.
   И дело было не в отсутствии воинской дисциплины, а в том, что парню было двадцать лет и не мог он еще сдержать блеска глаз, если кто-то узнавал, что его отец работает со Сталиным. Это кураж такой. Эмоциональность. Не желание выставиться, а неумение сдержаться.
   Леонид пил. Ввязывался в потасовки. Но он был наивным. Ему невдомек было, что кто-то может использовать его поступки против него или его отца. Даже то, что, будучи хмельным, юный Хрущев начинал нести антисоветский бред, могло стоить головы его отцу.
   Но была война. И не было смысла навешивать ярлыки. Предателем Леонид не был никогда. А вот человека убил.

   Однажды вечером, во время очередной пьянки, в компании оказался один моряк-фронтовик. Изрядно выпив, он стал задираться к Леониду. Заплетающимся языком морячок требовал, чтобы парень показал свое искусство стрелка:
   – Ч-ч-что т-т-тебе стоит? Пальни, – моряк хлопнул себя ладонью по лбу, – я б-бутылку поставлю.
   И действительно, моряк поставил на лоб бутылку с водкой и, уцепившись за стол, сузив глаза и икая, смело взглянул в лицо своей смерти.
   И дело даже не в том, что, по словам всех до единого очевидцев, он просто спровоцировал пьяного Хрущева, а в том, что в дальнейшем выяснилось: морячка такого в списке фронтовиков и не было.

   И пуля в лоб, которая не могла не состояться, поскольку рука у Хрущева на втором выстреле дрогнула, оказалась звеном одной цепи. Знаете, такого безжалостного розыгрыша человека, который забыл, что его отец работает под началом диктатора.
   Хотя именно благодаря папе Леонида не отправили в штрафной батальон – во время войны были такие батальоны, состоящие из солдат, которые совершили какой-нибудь проступок. Драка. Поножовщина. Оскорбление старшего офицера. И вот эти батальоны шли впереди основных частей Красной армии и принимали на себя первый удар. Первый удар. Минное поле. Попасть в этот штрафбат означало одно – смертник.
   Хрущеву-младшему повезло. Его отправили в его родную летную часть, где он и погиб.
   Одиннадцатого марта 1943 года, как говорили в фильме «В бой идут одни старики»: «Из боевого вылета не вернулся Леонид Хрущев. Его самолет был сбит вражескими истребителями. Попытка связаться с летчиком не увенчалась успехом. С прискорбием можно констатировать, что лейтенант Хрущев пал в бою».
   Потом кто-то будет признаваться в том, что видел Хрущева в плену. Другие скажут, что Хрущев был героем и его имя нужно увековечить. Факт остается один – Леонид Хрущев был убит. Одним человеком больше, одним меньше. Разве кто-то считал в те годы? Разве что только мать Лени.
   Нина Петровна тихонько плакала на кухне, прижав к губам передник. Так плачут все матери на земле. Беззвучно. Тихо. Словно пытаясь услышать ответ небес на вопрос «за что же матерям такое испытание?».

   Какой же была в итоге Нина Петровна Хрущева? Скромной. Милой. Образованной.
   Насчет скромности историю рассказала ее дочка Рада:

   – Мама работала на заводе, и даже партийное руководство не знало о том, что она – жена секретаря Московского горкома партии. Однажды товарищ Юров позвонил папе, а мама сняла трубку и на автомате ответила: «Кухарчук слушает». Потом маме Юров строго выговаривал, что она скрыла от товарищей свое семейное положение, на что мама ответила, что она не обязана докладывать, кто ее муж.

   Надо думать, что подобный бы ответ, да от рядовой гражданки, да так решительно мог бы стоить этой самой гражданке места на заводе, но тут все обошлось. Все-таки жена секретаря горисполкома.
   Но на работу Хрущева стабильно ездила на троллейбусе. На вопрос «почему?» обычно не очень убедительно отвечала что-то из серии «а почему нет?». Действительно, почему нет? Сам Хрущев был руководителем такого типа, что был близок к народу так, что ближе уже некуда. И жена у него была такая же. И не было, конечно, простоты, но была понятность, доступность, какая-то очень нужная в то время свойскость, что ли.
   Это ведь было время так называемой хрущевской оттепели, когда после ХХ съезда КПСС и разоблачения культа личности появились первые робкие шажочки освободившихся от страха людей. Получилось, что с докладом Хрущева о «Культе личности и его последствиях» народ впервые понял, что ледяное время диктатуры отступило и можно начинать жить.
   Влюбляться. Заниматься глупостями. Опаздывать на свидания. Есть мороженое. Одним словом, просто жить. И в этом, конечно, была безусловная заслуга Никиты Сергеевича. И его супруги Нины Петровны.


   Покорение Америки

   Так получилось, что именно ее облик запал в душу мирового сообщества, когда ее эксцентричный муж выбрался с визитом в Соединенные Штаты Америки. И то, что СССР приняли в мире, стало поводом для того, чтобы меняться стране. Пытаться найти свою систему координат и выглядеть достойно. Ну, раз заметили, то…
   Кстати, когда Хрущева узнала, что ее собираются взять в Америку, она тут же запротестовала:

   – Куда я поеду? – Нина Петровна поджала губы и одернула свой передник.
   – В Америку, – назидательно ответил Никита Сергеевич.
   – Что я там не видела?
   Хрущев растерянно посмотрел на жену. Что там могла видеть Нина, он не мог догадаться.
   – Как насчет воли партии?
   Хрущев иногда по-тихому хитрил и, несмотря на то что чаще всего его хитрости были видны за версту, ответить было совершенно нечего.
   – Шантажист, – сердито сказала Нина Петровна и снова затеребила передник.
   Но все-таки поехала.

   Как можно описать впечатления от другой планеты? Раньше люди, которые могли выехать за границу, плакали при виде магазинов, потому что невероятно длинные ряды с колбасой заставляли советского человека чувствовать себя ущербным. И первый вопрос был простым:
   – Почему у нас нет этого?
   Странный вопрос, не находите? Он мог бы звучать, к примеру, так:
   – А почему у них это есть?
   Люди мыслили категориями замкнутого пространства, словно попадали в мир не себе подобных, а в мир абстрактных личностей, которые непонятно каким образом имеют то, чего нет «у нас». Вот эти рамки надо было не просто раздвигать, но и, возможно, ломать, чтобы сознание начинало воспринимать мир во всем многообразии. Кроме собственного видения жизни был еще взгляд других людей на события, моду, политику, кино, книги. И вот этого взгляда «других людей» иногда не учитывали не только наши сограждане, но и наши политические руководители. И так уж вышло, что именно на долю Никиты Сергеевича Хрущева легла очень важная миссия – сломить барьер.
   Показать людям то, что потом скроет железный занавес при Брежневе. Ведь тогда уже люди знали, к чему им нужно стремиться. Вернее, можно. Хочется. Манит. Будоражит. И дело было уже не в колбасе, а в самом факте того, что люди могут жить иначе.
   Я не думаю, что Нина Петровна, ступив на землю Соединенных Штатов, задумывалась об этой вехе в своей жизни. Она страшно нервничала. И думала о муже. Но Хрущев держался очень непосредственно и, несмотря на то что не знал английского языка, очень бойко о чем-то общался с кем-то из сопровождавших группу. Хрущева робко улыбалась, когда вспышки фотокамер и кинокамер слепили глаза, и с благодарностью думала о муже, очень уверенно помогавшем ей освоиться.
   Как помогал? Мягким пожатием руки. Легкой улыбкой. Или шуткой. Конечно, жена знала, что муж волнуется, и понимала, каких усилий ему стоило освоиться среди высоких улыбчивых и слишком официальных американцев. Но Хрущев и виду не подавал, что ему страшно или же он не уверен в себе. Речь шла о Советском Союзе. О его образе, который был расплывчат для Запада. Безусловно, победное шествие Красной армии в Берлине в 1945 году все помнили, но прошло много лет, и СССР, взявший курс на строительство социализма, казался теперь диковинкой. А то, что в стране приветствовалась диктатура, воспринималось с острым порицанием. И вот визит. Более того, с женой!
   Мир замер в ожидании. Кто же она, Нина Хрущева? Ее фотографии на всех таблоидах, все хотят с ней говорить. Говорить с женой советского лидера! Да еще, как выяснилось, на английском языке. А выяснилось это совершенно случайно, я имею в виду тот факт, что Хрущева может говорить по-английски. Дома Никита Сергеевич просил ее не стесняться и вспомнить то, чему она училась в институте, но Нина Петровна наотрез отказалась и еще добавила с легкой угрозой в голосе:
   – Будешь настаивать – я не поеду.
   И муж со вздохом принял ее отказ.
   Хрущева действительно не собиралась говорить на английском. Но вышло так, что во время пресс-конференции один журналист перепутал имя-отчество Нины Петровны. Никита Сергеевич приготовился было дать социалистический отпор акулам империализма, как жена мягко взяла его за руку и тихо попросила остыть или что-то в этом духе. А когда на сконфуженном лице журналиста обозначилось еще и растерянное выражение (вероятно, бедняга подумал, что русские кроют его матом), у Нины Петровны сорвалось с языка «извините» на английском.
   Защелками фотокамеры, посыпались вопросы. Так секрет был раскрыт. Женщина скромно улыбалась и говорила с журналистами на их родном языке. Никите Сергеевичу Хрущеву только переводили. Он сиял, как медный самовар, от гордости за любимую жену.

   Мир был покорен непосредственностью этой пары. Эмоциональный, шумный и очень любознательный Хрущев. И уравновешенная, улыбчивая и очень милая Хрущева.
   На лице – ни грамма косметики, никакой прически. Улыбка. Спокойный взгляд. Белоснежная блузка. Строгая темная юбка. Никаких каблуков. В пухлых руках – черный ридикюль, который Нина Петровна прижимала к груди, если начинала сильно волноваться.
   Они были неуловимо похожи с мужем. Даже внешне: оба невысокого роста, толстенькие. Люди Запада впервые за долгие годы увидели живых и эмоциональных людей. Их исследователи писали крамольные на наш современный взгляд эссе: «Они умеют улыбаться», «Они настоящие люди!», ну и тому подобное. Для западного мировоззрения появление советского руководителя с женой было сродни явлению Христа народу. Оказывается, у них есть женщины, которые знают английский, так почему бы нам не наладить с ними диалог?
   Это только кажется, что это каламбур. На самом деле это продуманная до мелочей стратегия развития отношений с СССР тех лет. К счастью, кроме кукурузы, Соединенные Штаты мало что успели «провести» в нашу страну. Дурно пахнущий скунс не заинтересовал нашего Никиту Сергеевича. Надо полагать, и слава богу.


   На даче у Хрущевых

   Между прочим, Нина Петровна варила потрясающую кашу с кукурузой. И говорила, когда над ней годы спустя иронизировали соседи:
   – Кукуруза растет только у умных.
   Соседи тут же замолкали. На их участках «царица полей» даже не всходила.
   Хорошо жили Хрущевы. Дружно. Складно. По выходным на даче обедали. Гостей приходило столько, что стульев не хватало. Сергей – сын Никиты Сергеевича – как-то обиженно жаловался:
   – Приехал однажды на 20 минут позже, уже не хватило фаршированной рыбы! Представляете, все куски расхватали. Так это ладно бы расхватали, так еще и забыли, что я приеду, и добавку взяли!
   На даче Хрущева бывали, кажется, все, кто мог. Время такое было, что следовало держаться власти. И потом, если Никите Сергеевичу действительно что-то не нравилось, можно было спокойно искать себе другую профессию, ибо вердикт не очень сильно разбирающегося в искусстве, архитектуре, живописи и кинематографе вождя мог быть равносилен штампу в паспорте: «Не годен».
   Однажды на дачу даже приезжал Ван Клиберн. Молодого пианиста очень любили в семье Хрущевых, и на его приезде робко настояла Нина Петровна. Супруга Хрущева бывала на концертах гениального исполнителя, и рассказывали, что иногда она не могла удержаться от слез.
   Кстати, с музыкантом произошла забавная ситуация на даче. Как-то он наведался, когда на улице стояла очень душная погода. Ни облачка. Ни намека на дождик. Клиберн приехал на хромированной правительственной машине, вышел и улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Естественно, все присутствующие дамы тут же сомлели, лишь одна Нина Петровна, посмеиваясь, пошла на кухню, чтобы распорядиться об обеде.
   Но перед обедом, как всегда, состоялась традиционная забава Никиты Сергеевича – стрельба по тарелочкам. Сам он был наделен неистощимым желанием стрелять из винтовки, и гости, естественно, были вынуждены следовать его примеру. Хрущев, как известно, не был любителем спорта, его вполне устраивала стрельба. Что устраивало гостей, обычно не спрашивали, поэтому они тоже стреляли. Даже Нина Петровна умела стрелять, только ее никто не принуждал.
   Ван Клиберн пальнул пару раз и с улыбкой отказался от развлечения. Никита Сергеевич с укоризной покачал головой, но, увидев, как Нина Петровна посмотрела на него, тут же заулыбался. В политику Хрущева не вмешивалась и, как всякая добродетельная жена, тут же уходила, если начинался разговор о политике. Во всем, что касалось остального, она могла влиять на мужа в случае необходимости.
   Но вернемся к музыканту. Отказавшись от стрельбы по тарелочкам, Ван Клиберн погулял по саду и был в итоге приглашен к столу. И вот тут случился, скажем, конфуз не конфуз, но обстоятельство довольно забавное.
   В связи с жаркой погодой подавали окрошку. Естественно, музыкант вытаращил глаза на тарелку и беспомощно посмотрел на Никиту Сергеевича. Тот, хлебнув окрошки, пустился в подробные объяснения, что же там в коричневой жиже плавает: огурцы, яйцо, зеленый лук, колбаса, петрушка. Все это заливается квасом.
   И тут Хрущев подробно рассказал, как бродит закваска, на что она похожа внешне и как все это в итоге начинает напоминать квас. Ван Клибер побледнел и слабым голосом попросил, чтобы эту еду от него убрали, ибо он почувствовал, что его сейчас стошнит. Над выражением лица Хрущева, который услышал это, смеялись все, кто мог. Так великий пианист и не отведал традиционной окрошки на обеде у Никиты Сергеевича.


   Конец эпохи. Отставка

   В 1964 году на Пленуме КПСС Хрущева обвинили во всех смертных грехах и отправили на пенсию. Когда семья собиралась съезжать с казенной квартиры, выяснилось, что бывшему руководителю страны и его жене некуда деться. У них не было своей жилплощади. Поэтому на пенсии Хрущев жил в Жуковском. Читал. Гулял. Удил рыбу. Телефонные звонки более ему не докучали. Эпоха закончилась.
   Нина Петровна не унывала. Конечно, несправедливость нужно было перенести, и жена потихоньку выводила мужа из глубокой депрессии. Ей понадобилось на это два года.
   Вначале она подарила ему удочки, очень долго разбиралась в инструкции, но в итоге не выдержала и заставила мужа читать и собирать снасти самому. На первую рыбалку, конечно, пошла и вся извертелась, отгоняя комаров. Никита Сергеевич поймал щучку. Как-то пристрастился к рыбалке и стал даже шикать на жену, которая неприличными возгласами, когда ее кусало какое-то насекомое, распугивала рыбу.
   Потом Нина Петровна подобрала щенка какой-то дворняги и принесла лохматого карапуза прямо на постель мужу. Хрущев вначале молчал, а потом, когда мокрый нос ткнулся ему в ладонь, вдруг улыбнулся и прижал щенка к себе. Жена отвернулась, пряча слезы. Слишком трудно было смотреть ей на своего мужа, когда-то полного сил, а теперь потерявшего всякий интерес к жизни.
   И она билась за него. Кто бы мог подумать, что эта маленькая, пухленькая женщина, у которой, казалось, сил было меньше, чем у мужчины, могла позволить себе бороться. Когда казалось, что все было против нее. Даже зловещая тишина телефонов.
   Поразительная особенность советских людей – оказываться рядом, когда человек представлял ценность, и тут же исчезать, когда ценность исчерпывалась. Безусловно, никто не оправдывает режим или не пытается разбираться в политическом наследии Никиты Сергеича. Для этого у нас есть историки, политологи, социологи. Я же хочу просто как сторонний наблюдателя еще раз обратить внимание на то, что женщины в России самые лучшие, преданные, терпеливые.
   Знаете, что еще сделала Нина Петровна, чтобы помочь своему мужу справляться с депрессий? Она заказывала и ставила кассеты с птичьим пением. Хрущев всегда любил слушать, как поют птицы. И вот теперь это пение раздавалось даже в зимние вечера… Читала вслух Толстого. И готовила варенье из земляники, которая росла на участке.
   Разве можно было не дрогнуть от такой заботы? А еще семейные обеды в выходные, новые фильмы, книги. Однажды, устав от дневных забот и убрав посуду, Нина Петровна прикорнула на кухне, прямо на табуретке, спрятав руки в передник. Была у нее такая любимая поза – руки убраны под передник, словно мерзли они у нее. Спрашивали, что же за привычка такая, а она лишь смеялась в ответ:
   – Мерзла все время. В войну-то частенько приходилось мерзнуть, вот и привычка осталась.
   И вот по своей привычке Нина Петровна, спрятав руки в передник, дремала у стола. Тарелки разноцветной радугой переливались у мойки. На столе, покрытом пестрой скатертью, стояла красная кружка в белый горошек. Тихо стучали ходики. И тут мокрый нос ткнулся в коленку дремавшей женщины. Нина Петровна вздрогнула и проснулась. У двери в кухню стоял улыбающийся Никита Сергеевич:
   – Пойдем гулять?
   Его жена улыбнулась в ответ:
   – Пойдем.
   Она любила его. А он любил ее. И в этом заключалась для них вся мудрость мироздания.
   В 1971 году Никита Хрущев умер. Нина Петровна трудно пережила эту утрату, но с ней были ее дети. Сергей Хрущев. Рада Хрущева. И еще неисчислимое число родни. Впрочем, если и было в семье Хрущевых неизменное постоянство, так происходило оно от количества родственников.
   Так получилось, что Нину Петровну не отделили от так называемого распределительного пайка, который оставался за женой бывшего руководителя до самой смерти. Правда, уровень был всего лишь третий, но все-таки это включало и колбасу, и хорошую муку, и масло, и сахар. Пожилая женщина уже ела очень мало, все подкармливала детей. А они иногда привозили ей из Москвы то картошки, то сладостей.
   За садом Нина Петровна уже не могла ухаживать. Росла лишь земляника, напоминавшая о том, что Никита Сергеевич любил земляничное варенье. И еще бегал маленький песик, тот самый, подаренный, чтобы муж смог избавиться от депрессии…
   Мужа не стало. Только собака. Нина Петровна часто смотрела на этого пса, подперев щеку ладонью. И вспоминала.
   Если бы можно было изобрести специальный аппарат, через который можно было бы видеть, о чем вспоминают одинокие, пожилые люди… О годах былого величия? О почете? О прошедшей любви? О молодости, которую не вернуть?
   …Песик нетерпеливо тявкнул. Надо было идти с ним гулять. Хрущева с трудом поднялась и пошла одеваться.



   Галина Брежнева: Велик человек был, да пропал, как заяц


   Яркая. Красивая. Искушенная. Она любила молодых мужчин, бриллианты и шикарные автомобили.
   Первый муж был на 20 лет старше. Второму мужу было 18 лет. Один любовник был моложе на 10 лет. Второй – на 12. Она могла позволить себе купить весь мир и покупала его.
   Но умерла как обычная алкоголичка. Тридцатого июня 1998 года у нее остановилось сердце. Инсульт. Ей было всего 69 лет. После нее не осталось ничего. Кроме имени – Галина Брежнева.


   Звезда Галины

   Об Александре Сергеевиче Пушкине шеф Петербургской полиции Бенкендорф сказал примерно следующее: «Ярчайший человек был, а пропал, как заяц!»
   Как известно, гения русской поэзии пристрелили на дуэли. Но рисковать собой было в моде в девятнадцатом веке не менее, чем в веке двадцатом. Вспыхнуть звездой, сгореть и, собственно, сгинуть где-нибудь в Бутырке, на Соловках или быть удушенным в собственной спальне. Авантюрным двадцатый век оказался не только потому, что люди исчезали бесследно, но и потому что никто не был застрахован от того, чтобы не очнуться однажды в психиатрической лечебнице с вечным диагнозом «Не понравился властям».
   От этого оказалась не застрахована даже дочь генсека Леонида Ильича Брежнева Галина. В 1998 году Галина Леонидовна умерла в закрытой специальной больнице. В карточке написали, что от инсульта.
   Самое интересное во всей истории с этим инсультом то, что на Новодевичьем кладбище была заготовлена надгробная плита без инициалов. Такая скромная гранитная плита, как раз рядом с могилой Виктории Брежневой – матерью Галины.
   Никаких пышных похорон. Очень мало народа. Дочь не пришла. Бывший муж Юрий Чурбанов тем более.
   Гроб был очень простой, обтянутый синим материалом, без всяких намеков на то, что под его крышкой хоронили эпоху. И в этой фразе нет ни грамма пафоса, ведь речь идет о том, что героиня этой главы действительно жирными мазками нарисовала эпоху застоя. Время чрезмерности, необдуманных поступков, потерь и страшных разочарований. Ну а о подсиживании, лизоблюдстве и прочих прелестях брежневских времен и говорить не приходится.
   Это теперь уже говорят, что Леонида Брежнева тянули на наркотиках к концу срока, держали его, пока в верхушке шла возня за кусок пирога с властью, и конечно, его отупелое выражение лица и бессмысленные речи по бумажкам означали то, что означали. Но дело в том, что для миллионов людей именно этот руководитель был признан логическим завершением кризиса эпохи застоя, дальше уже можно было шагнуть к полицейскому государству (как получилось при Андропове), к эпохе вседозволенности (как едва не случилось при несчастном Черненко) и в итоге ко времени преобразований, когда пришел Горбачев.
   Но каждая оговорка советского руководителя, каждая глупость, сорвавшаяся с его губ, каждое постановление, которое что-то в очередной раз ограничивало или нарушало, – все это было началом заката эпохи вождей. А последний гвоздь в крышке гроба Галины Леонидовны Брежневой стал знаком того, что люди даже формально захотели избавиться от прошлого.
   Можно назвать это охотой на ведьм. А можно просто странной российской склонностью к чтению знамений и верой в вещие сны. Это российское сознание. Менталитет, если хотите. Искоренить саму первопричину зла – а там на белом свете уже будет легче дышать.
   А злом для многих поколений были те, кто позволял себе не вписываться в рамки, принятые за основу поведения советских граждан. Сахаров не вписывался. Солженицын не вписывался. Ростропович не вписывался. Высоцкий. Многие. И представьте себе, Галина Брежнева тоже не вписывалась. Она была одиозной. Слишком вульгарно-вызывающей. Слишком живущей на широкую ногу. Слишком нарядной. Слишком совершающей шальные поступки.
   В ней была удаль. Конечно, у нее были все возможности, но согласитесь, что с этими возможностями можно было вести жизнь очень возвышенную, светскую и даже заниматься благотворительностью. Примеров очень много. Леди Диана – превосходный пример дамы из высшего света, которая не была стеснена в средствах. «Но ведь это принцесса Диана!» – можете воскликнуть вы. «Хорошо», – могу ответить я. И даже не стану спрашивать, в чем существенная разница между этими женщинами, потому что все тут же ответят – леди Диана из Лондона, а Галина Брежнева… ну же? Из Советского Союза. Вот она – сумасшедшая разница, если кто-то еще хочет что-то сравнить.
   Человек развивается по схеме, которая задается ему обстоятельствами, Родиной, а в нашем случае еще и партией. Школа. Комсомол. Рабочая молодежь. Разнарядки. Популизм. И никакого свободного волеизъявления. Никакой заграницы без проверки в КГБ. Доносы. Дефицит. Никаких «Битлз», коки и гамбургеров. «Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь».
   В стране запретов можно было только выйти из-под контроля. Галина вышла. И стала фигурой нарицательной. А ей всегда хотелось быть похожей на Скарлет О’Хара.

   В 1929 году родилась Галя Брежнева. Она как-то сразу выделялась из группы младенцев. Взгляд, быть может, был кокетливый. Или губки надувала? Акушерка вспомнила, что малышка едва не укусила ее за палец, решив, что это уже надо брать в рот. Сомкнула челюсти – и все. Такой вот цепкий младенец был.
   Когда пошла пора бантиков, девчушка стал проявлять характер активнее. Однажды стукнула соседского паренька лопаткой по голове, а когда спросили «за что?», ответила невозмутимо, что девочек надо первыми на качелях кататься пускать. Принципиальная, стало быть, девочка.
   В школе ничем особенным не выделялась. Были, конечно, свидания с одноклассниками, но дальше поцелуев дело не доходило. Галя требовала к себе внимания полного и, если мальчишка начинал засматриваться на другие бантики, тут же лупила «жениха» портфелем, а в дальнейшем теряла к нему интерес. С юных лет дочка Брежнева требовала либо всего, либо ничего. Например, ей не понравился секретарь комсомольской организации, ну вот решила она для себя, что он смотрит на нее как-то не так, как ей хотелось, – и все, Брежнева не стала вступать в комсомол.
   Как-то вечером во время ужина девушка, твердо глядя в глаза своему отцу – главе парторганизации Молдавии (Брежневы тогда жили в Кишиневе), сказала:
   – Я в комсомол вступать не буду.
   – Почему? – взвился Леонид Ильич.
   – Не хочу, – пожала плечами девушка и аккуратно откусила кусочек печенья.
   Дома разразился скандал.
   Мать, конечно, молчала, не вмешивалась, лишь одергивала мужа, когда тот начинал приводить в качестве доводов какие-то немыслимые примеры, как дети должны следовать по стопам своих отцов. Галя только пожимала плечами и молчала.
   Отец на следующий день пошел в школу. Там, естественно, все на ушах – а как же, САМ явился. Партия – рулевой, и если она сказала «надо!», комсомол без рассуждения отвечал «есть!», а тут партия говорит, а Галя вместо «есть» отвечает: мол, не хочу. Но ни длительный разговор с директором, ни с самим секретарем комсомольской организации, ни с товарищами Гали ни к чему не привели. Девушка так и не вступила в комсомол.
   В 17 лет Галя почему-то решила, что она хочет стать преподавателем. И поступила в Педагогический институт. На самом деле говорили, что когда Галя несла документы, чтобы подать на филфак, дорогу ей перешел очень красивый парень. Ну девушка тут же пошла и подала документы туда же, куда и он.
   Его звали Слава. И они так ни разу и не встретились. Потому что Галя тут же забросила учебу и увлеклась Сашей – старшекурсником, с которым познакомилась на танцах. Он учился на филологическом, и Галя очень быстро принесла туда документы. Но на самом деле учеба была тем, что интересовало ее меньше всего. На занятиях Брежнева отсутствовала и прибегала только для того, чтобы договориться о пересдаче. Галина была неглупой, развитой девушкой, но, однажды поймав взгляд одного из профессоров, обращенный на ее декольте, спокойно подняла юбку:
   – Я и белья не ношу.
   Больше профессор ей не докучал.

   Брежнева была вся в этих порывах, подчас вызывающих откровенное восхищение ее умением поставить всех на место. Да, она красива, стройна, у нее была высокая грудь и довольно хорошее тело. При этом она была очень раскованна и умело пользовалась этим своим достоянием, и там, где какая-нибудь скромница подумает и покраснеет, Галя действовала решительно и подчас шокировала именно тем, что могла себе это позволить.


   Евгений Милаев

   В 22 года Галя влюбилась в акробата. Ему было 42, и у него было двое детей от первого брака. Акробата звали Евгений Милаев, его детей – Саша и Наташа. В начале 90-х эти дети приедут из Англии вместе с киногруппой и снимут свою мачеху пьяной в дугу, несущей какую-то околесицу и рыдающей над своей жизнью. Но это будет спустя сорок лет.
   А пока Галина Брежнева с удовольствием примеряла новое платье и крутилась перед зеркалом так, словно у нее был моторчик. И обязательно какое-нибудь украшение. Галя любила драгоценности с молодости. Ходили слухи, что эту любовь к красивым камням ей нагадала цыганка, которая еще в далекие 20-е годы как-то схватила ее маму за руку и сказала, глядя в глаза черным, как угольная шахта, взглядом:
   – Девочка у тебя будет. Звезды любить будет. От них и пропадет.
   Вика тогда вырвалась и испуганная побежала домой. Но годы были сложные, голодные, мало ли, что с голодным-то брюхом не наговоришь, лишь бы копейку дали. А сбылось. И бриллианты любила Галя, и от них погибла. Муж ее второй – Чурбанов – стал генерал-лейтенантом впоследствии.
   Но пока до этого оставались годы, а сережки со звездами Галя все-таки надела. И камни там были хоть и крошечные, но зато настоящие. Сверкали в свете софитов так, что слепили глаза. Однажды артисты даже сказали Брежневой, чтобы она, когда в первый ряд садится, хоть бы украшения снимала – отсвечивают. Слепит так, что можно и сорваться. С тех пор девушка не сидела в первом ряду в цирке.

   Евгений был очень красивым. Сильный. Хорошо сложенный. Глаза распутные, завораживающие, как омуты. Взглянула в них девушка и утонула. С трудом дождалась окончания представления и помчалась за кулисы. Знакомые у нее там были. А если бы и не были, то Галя бы тут же познакомилась. Она не кичилась тем, что дочка Брежнева, но могла просто об этом сказать, чтобы привлечь к себе внимание и напроситься на знакомство.
   Так и в этот вечер, просто прошла, отыскала глазами артиста, подошла и подала узкую кисть для пожатия. Сверкнули белоснежные зубы, когда девушка улыбнулась:
   – Галя.
   – Женя.
   Так и познакомились.
   Что такое цирк для советских людей того времени? Да, собственно, все. Театральное искусство казалось трудовому народу очень изысканным, несмотря на репертуар. Кино заменяло воздух, которым можно было дышать. Танцы отдавали мещанством, но все-таки без них не обходились. Еще был каток, но не нельзя же было скользить на коньках летом? А цирк, – ну цирк был каким-то духом Союза после победы против фашизма. Люди хотели праздника, легкости, смеха, и все это они получали в цирке. Люди цирка были героями своего рода, и мог ли этот блеск не пленить Галину? Конечно, она потянулась, как, впрочем, ко всему сверкающему, и попала в эту жизнь на целых десять лет.
   Галина Брежнева сидела на кухне у Милаева, пила молоко и, равнодушно пожимая плечами на его встревоженные взгляды, спокойно говорила по телефону с отцом.
   – Конечно, папа, я твоя дочь, так вот и позволь мне решать самой. Я замуж выхожу.
   …
   – А? Артист цирка.
   …
   – Я сказала, что вопрос решен.
   И бросила трубку. Обернулась и лучезарно улыбнулась своему будущему мужу.
   Милаев потом вспоминал, что его жена была решительной женщиной, но при этом никогда не пренебрегала советами и словами своих мужчин. Баловала. Соглашалась. И, вероятно, все-таки делала по-своему. Возможно, поэтому мужчины так любили эту женщину? Чувствуя ее мягкость, податливость, зависимость, они не могли не воспринимать внутренние силы Галины. Кроме того, она была дочерью генсека.
   Но тогда Брежнева просто стала женой циркача и устроилась в цирк костюмером, чтобы разъезжать с цирком по стране на законных основаниях. Самое забавное, что ее брать не хотели! У начальника отдела кадров затряслись руки, когда он увидел паспорт, положенный перед ним красивой черноволосой девушкой. Несколько надменный вид. Но улыбка как всегда приветливая. Милаев, что ходил с Галей на оформление документов, возвел глаза к потолку и тихо выругался. По его словам, сам он страшно боялся, что на его жену будут смотреть овечьими перепуганными глазами и что-то шептать себе под нос, поэтому совершенно не вслушивался в вопрос Гали.
   – Я что, не гожусь? – спросила девушка.
   – Нет, но… – промямлил начальник.
   – Вот и утверждайте.
   Ну что тут скажешь? Опасения начальника были, конечно, понятны – он ведь и подумать не мог, что Галина умеет шить, гладить, очень ответственна и не боится грязной работы.
   А Галина умела и шить и гладить, и пальцы у нее все время были исколоты, потому что не пользовалась она наперстком. И руки в ожогах, потому что огромные чугунные утюги, которыми разглаживали пестрые костюмы клоунов и акробатов, обжигали, но иначе было не привести костюмы в порядок после нескольких выступлений подряд. И так до изнеможения. При этом жили артисты цирка на гастролях довольно скромно, если не сказать убого. Это уже позже, когда стали артисты зарабатывать хорошие деньги и сравнялись по зарплатам с ведущими инженерами (а в то время это что-то да значило), они стали и проживать в хороших номерах, и ели в приличных ресторанах. А до этого цирк шапито вел довольно скудное существование. Вот тогда и проявилась еще одна черта генсековой дочери – Галина умела роскошно готовить.
   Когда она варила борщ, все работники цирка искали повода, чтобы «случайно» пройти мимо комнаты Милаева и его жены. «Случайно» зайти за какой-нибудь забытой вещью, даже если этой вещи и не было в природе. И никогда Галина не отказывала в гостеприимстве, только смеялась на попытку вспомнить, что же может быть нужно «случайно» почти в час ночи! Так и жили.
   Галя работала костюмером, но, конечно, не забывала о барских привычках. Водила мужа по ресторанам, дарила подарки, а уж как детей баловала! Милаев вначале смущался, а потом, похоже, привык. Уж больно шли серые костюмы к его серебристо-серым глазам. Уж больно элегантно сверкали его дорогие туфли. А бриллиантовые запонки вызывали нехорошую зависть у окружающих. Но при этом Галя в поездках больше никакими возможностями дочери знаменитого отца не пользовалась. И вагон общий, если приходилось. И гостиница с клопами, если так уж выходило. Не было в Брежневой государственного снобизма.
   Кстати, Милаев сетовал, что именно во время работы в цирке его жена начала пить. Премьеры. Дебюты. Гастроли. Удачные выступления. Вот это и еще сотня разных поводов могло стать очередным мотивом для того, чтобы выпить. Вина. Шампанского. А можно чего-то и покрепче. Галина, когда пила вино, не пьянела очень долго, а потом вдруг добавляла еще полфужера – и не могла связать двух слов. Это стало ее трагедией.
   Поразительное наблюдение сделали американские психологи: они доказали, что существует не ген пьянства, а ген предрасположенности, что ли, к тому, что человек не выдерживает каких-то соблазнов.
   То есть это как внутренний капкан на генетическом уровне: то, что понравилось, потянет и снова, и снова, и снова. Функции мозга ослабляются, когда в подобный «капкан» попадает интересующий вкус, или запах, или ощущение, и снимается барьер, сдерживающий обострение на рефлекторном уровне. Хочу выпить – выпью снова. Хочу испытать возбуждение от подсматривания за соседями во время полового акта – снова буду подсматривать. И тому подобное.
   Возможно, такое тоже бывает в природе, но почему-то повелось на Руси-матушке пить горькую от одиночества или от безысходности. Сдуру. С бравады. С чего же пила Галина? Она никогда не отвечала на этот вопрос. Ни в одном интервью, ни в одном разговоре. Загадочно улыбалась и пожимала плечами: мол, Бог рассудит. Рассудил.
   Галина Брежнева умерла в спецбольнице, где ее лечили от алкоголизма.


   Игорь Кио

   В 1961 году цирк поехал на гастроли в Японию.
   Красивая, колоритная страна, утонченная в своей полумаске вежливого участия и сдержанной радости при виде приезжих. Тонкие льняные полотенца в гостинице. Белоснежная рисовая мука, из которой пек ароматные лепешки хозяин небольшого отеля, где жили артисты цирка. Аккуратные циновки, на которые не позволялось ступать в обуви. Суши. Саке. Соленый запах моря.
   Галина, хохоча, ела суши палочками, на языке удерживая хрустящие водоросли или демонстрируя Жене ломтики щупалец осьминога. Муж морщился и, не выдерживая, убегал в обычный магазинчик за нормальной едой. А вот Брежневу тянуло на экзотику. Все, что было ей незнакомо, манило ее, позволяя быть где-то между реальностью и недозволенным вымыслом. Как эта встреча с восемнадцатилетним мальчиком.
   Молодая женщина увидела его на базаре и, позабыв, что выбирала чучела морских ежей, уставилась на юношу. Он был красивый, статный, невинный до кончиков пальцев.
   Игорю Кио – артисту их цирка – было только 18, и это была едва ли не первая его поездка за рубеж. И поэтому он слонялся по городу, заходил в суши-бары, пробовал сырую рыбу, морщился и снова шел в следующий бар, чтобы наконец приучить себя к вкусу этой самой рыбы.
   Галя окликнула его:
   – Привет. Я Галя. Костюмерша.
   – Я знаю, – кивнул юноша, улыбаясь смущенной улыбкой. Щеки у него пылали, и он понимал, что краснеет не случайно. Про статную, сексуальную красавицу Брежневу ходил слух, что она так божественна в сексе, так податлива, умела и требовательна, что мужчине и не снилось!
   И теперь представляем себе ситуацию: молодой парень, чьи гормоны уже вытанцовывают внизу живота такую пляску, что он едва на ногах держится, и молодая женщина, чья грудь так туго обтянута светлой блузкой, что видны соски размером с вишню. Тонкая талия. Округлые бедра и стройные ноги. Жадный и откровенный взгляд. Игоря можно понять. Он не просто влюбился, у него снесло крышу. Галя улыбалась понимающей улыбкой и чувствовала, как рушится ее прежняя жизнь.

   Они поженились в том же году. Брежнева подала документы на развод с первым мужем практически тут же, вернувшись в Москву. Работница ЗАГСа Елизавета К. вспоминала:

   Она пришла и не терпящим возражения тоном сказала, что хочет развестись. Как-то никому в голову не пришло выяснять что-то, все мямлили что-то о радости встречи с дочерью великого руководителя. Звучало, конечно, полным бредом, ну а что мы могли поделать? К нам пришла дочка Брежнева и сказала, что хочет развод и тут же заключить брак. Мы так занервничали, что решили все сделать не в положенные десять дней, а за неделю. И сделали.

   За неделю в ЗАГСе оформили все положенные документы. Но эти несчастные три дня позволили Евгению Милаеву придраться к оформлению регистрации. Он пригрозил скандалом и пошел звонить бывшему родственнику. Работницы, затаив дыхание, слушали, как щелкает диск. Раздались громкие гудки, и наконец глухой голос произнес:
   – Галка выходит замуж.
   На том конце трубки что-то ответили.
   Милаев передернул плечами:
   – Откуда я знаю? Артист снова. Кио, сопляк талантливый.
   На второй вопрос Евгений улыбнулся очень неприятно:
   – Восемнадцать.
   И последовали гудки. Мужчина взглянул на девушек и подвел итог беседе:
   – Не будет так, как она захочет.
   И вышел.

   Только ни Галина, ни Игорь не знали об этом разговоре. В этот же день, – кажется, это была пятница, Брежнева пришла домой к Кио. Потом великий иллюзионист вспоминал этот день со своей неизменно мягкой, немного смущенной улыбкой:
   – Она пришла, такая красивая, такая привлекательная, что меня затрясло. Я любил ее и почему-то не думал больше ни о чем. Если бы, конечно, не она…
   Да, если бы не Галя, то, вероятно, юноша так и постеснялся бы притронуться к ней, но Галина была не такой. Она вела, направляла и при этом получала то, что хотела. Как говорил Кио: «Тут Это и произошло».
   Молодая женщина 32 лет и парень 18 лет. Это была феерическая чувственность, и Галина всегда на этот вопрос отвечала так:
   – Да, было, и что? Разница не такая и большая. Мы любили друг друга.
   Молодожены укатили в Сочи, причем Брежнева, совершенно не сомневаясь в том, что отец не посмеет ей возразить, написала ему записку: «Папа, я люблю его. Ему 25 лет. Он просто душка».
   Как всегда, немного соврала, но эта страстная связь стоила этой маленькой лжи, да и кому помешает этот брак?

   В Сочи стояла прекрасная погода, солнце было ласковым, а море теплым. Наша пара остановилась в отеле и, судя по приобретенным купальным костюмам, собиралась купаться, но почти постоянно на двери их номера висела табличка «Не беспокоить».
   На девятый день безмятежности их союза пришел конец. Работник отеля потом вспоминал, как странно было видеть черную «Чайку», подруливающую к дверям гостиницы. Потом вторую машину. И третью черную «Чайку». Из одной вышел очень высокий генерал в сопровождении двух офицеров и, не задавая вопросов, направился вверх по лестнице, в сторону номера Брежневой и Кио.
   Эти машины, которые принесли с собой разлуку, принадлежали работникам КГБ. А КГБ – это было все. ВСЕ. Не было человека, организации или подразделения, которое бы осмелилось жить, не согласовывая свои действия с Комитетом государственной безопасности.
   Что же стало причиной того, что Брежнев воспротивился связи своей дочери с очередным артистом цирка?
   Галина была хорошей матерью (от первого брака у нее появилась дочь Вика, названная в честь матери), заботилась и баловала «свою Викусю». Ни в чем ей не отказывала, любила и постоянно говорила о ней. Конечно, мать, оставившая дочь на попечение бабушки, возможно, и достойна порицания, но таскать ребенка по гастролям с цирком было бы не лучше. Значит, речь шла не о заботе о моральном облике молодой мамы.
   Возраст? Если Галина написала в записке, что ее молодому супругу 25 лет, значит, эта цифра попала бы во все официальные сводки и вряд ли стала бы предметом для пересудов.
   Социальное положение? Галина работала костюмершей, а Игорь – начинающим, подающим большие надежды исполнителем цирка. Это не было поводом для неудовольствия Брежнева.
   Так неужели же тот факт, что документы по регистрации брака, которые были готовы вместо положенных десяти дней за неделю, могли бы стать причиной для конфликта между отцом и дочерью? Тоже нет. Тут, вероятно, вопрос не нравственный, а идеологический.
   Игорь Кио был евреем. А СССР медленно, но верно шагал по пути антисемитизма. И теперь уже связь с евреем могла очень дурно сказаться на репутации. Нет, это не афишировалось в средствах массовой информации и евреи по-прежнему занимали свои должности и важные посты в каких-нибудь государственных структурах. Но лояльные евреи. Те евреи, которые не бравировали своим еврейством. Короче, тихие и смирные евреи, которые, если надо, даже могли отказаться от своей фамилии и поменять паспорт.
   Игорь Кио не был таким. Кстати, у него была возможность сменить паспорт. Конечно, была, и государство вместе с КГБ давало ему такую возможность, что же он не согласился?
   Отказался? Испугался? Или ему просто пригрозили?

   Галина сидела за столиком и, достав деньги, расплачивалась с проводником, который согласился свозить ее с молодым мужем посмотреть на водопады. Генерал вошел без стука, за ним – два его помощника. Могло ли что-нибудь измениться, если бы дверь была заперта? Скорее всего, нет. Ее бы просто выломали, и побег с последнего этажа гостиницы был бы головокружительной аферой, но, кроме сломанных шей, ни к чему бы не привел.
   Генерал знал, куда шел, а в кармане его пиджака лежала бумага, в которой было написано «Вернуть» – приказ вернуть дочь, и отсрочки не предполагалось.
   Кио потом вспоминал, как у него все затряслось, когда он увидел этого генерала, этих широкоплечих помощников, услышал хлопанье двери, сиплые голоса, которые командовали, как собирать вещи Галины, как вытряхнуть все из шкафа, разыскивая ее документы. Молодожены собирались съездить на водопады, поэтому их паспорта лежали как раз на видном месте – на прикроватной тумбочке.
   Когда ручища в кожаной перчатке сгребла документы, у молодого супруга Галины «душа ушла в пятки». Он-то думал, что его сейчас просто расстреляют, предварительно изобьют и, возможно, останки скормят цирковым хищникам. У юного Кио было очень богатое воображение, и это выгодно выделяло его среди прочих сверстников, которые могли бы приглянуться Галине среди циркачей.
   Он ведь мог подарить ей луну с неба. Ромашковый сад. Лисицу в плетеной корзинке (лисицу потом сдали в цирк). Охапки цветов.
   И конечно, страстный, роскошный, выдающийся секс. Если вы – ханжа, то пролистывайте эти строчки, закрывайте глаза, но я снова и снова повторю, что нет на планете Земля женщины, которая бы вышла замуж за восемнадцатилетнего мальчика, чтобы никогда в жизни не заниматься с ним любовью.
   Это житейский вопрос, который, если обходить молчанием, все равно что лишать объективности любой взгляд на любую проблему отношений между партнерами. Мне лично всегда казалось непростительной оплошностью исследователей либо увязывать с плотскими утехами все мотивы в жизни исторических личностей, либо полностью игнорировать тот факт, что вообще-то уже давным-давно все знают, что такое либидо.
   Галина Брежнева прежде всего была женщиной. А уж потом дочерью генерального секретаря. И поэтому она хотела заниматься сексом именно с Игорем Кио, а не с Евгением Милаевым, который при всех достоинствах не мог в 50 лет быть ровней для молодой женщины.
   Секс. Лисица в корзинке. И эта самая табличка на двери: «Не беспокоить!»…

   Галину увели почти под руки, но прежде, чем выйти за дверь, женщина спокойно подошла к своему молодому мужу и поцеловала его в губы. И вышла. Игорь думал, что его уведут на расстрел. А у него просто забрали паспорт.
   Вечером Кио сидел в темном номере и молча смотрел телевизор. Все подряд программы. Не ел, не реагировал на телефонные звонки. В голове все крутился последний поцелуй жены. Нежный. Страстный. Шальной.
   Да, Игорь очень любил Галину. И никогда не скрывал этого от своей семьи.
   Сейчас он остался один, ссутулившись, сидел на стуле, слушал мерный шум волн за окном и думал, наверное, обо всем на свете. Лишь под утро Кио вышел из этого оцепенения и, присмотревшись, увидел, что Галя оставила свои туалетные принадлежности. Видавшая виды зубная щетка. Жидкое швейцарское мыло. Флакон шампуня. И мягкая губка для лица.
   Странное дело, но некоторые психологи уверяют, что ощущение утраты приходит, когда после того, как человек уехал или умер, остаются вот такие бытовые мелочи. Зубные щетки. Галстуки. Носовые платки. Расчески. Очки. Часы…
   Когда горничная вошла, чтобы убрать номер, она увидела молодого человека, который пустым взглядом смотрел на губку для лица.
   – Это конец, – прошептал юноша и выбежал из номера.
   Через день Игорю вернули паспорт. Просто пришла бандероль с паспортом Кио, из которого была выдрана страница с проставленной регистрацией брака. И на паспорте было написано: «Подлежит обмену».

   А днем раньше Леонид Ильич Брежнев сурово встретил свою дочь. Галя сидела на диване поджав ноги и молча смотрела на отца, а он отчитывал ее за политическую слепоту, за бесконечные связи с мужчинами, за то, что даже развестись как следует не смогла – бывший муж сорвал все телефоны, требуя какой-то справедливости.
   Галина презрительно скривила губы:
   – Справедливости? Дал бы ему должность.
   Брежнев нахмурился:
   – Уже дал.

   В 1966 году Галина и Игорь расстались окончательно.
   Да-да, их любовная связь длилась 4 года. Четыре года очень неровных отношений, очень сложных, моментами очень болезненных. Игорь Кио много гастролировал по стране и за рубежом, а Галина ездила к нему. Просто вечером он звонил, а она спрашивала:
   – Ты где?
   – В Тбилиси.
   И она летела в Тбилиси.
   – Ты где?
   – В Кишиневе.
   И она летела в Кишинев.
   В гостиницах-клоповниках, на каких-то съемных квартирах, а то и прямо в гримерке они находили время друг для друга. Сколько дорогих платьев было порвано в минуты страсти!
   Как узнавали? Очень просто: кастелянша Галины, сдавая платья в стирку, всегда отмечала, что после отлучек к очередной «подруге» на выходные у ее хозяйки пропадали платья. Пожилая женщина ворчала:
   – Галка, куда дела платье?
   – Подарила, – смеялась Галина, блестя счастливыми, черными как оливки глазами.

   Четырнадцатого марта 1966 года Галина по своему обыкновению, сказала отцу, что не пойдет на очередной прием, и даже то, что там представляли очередную коллекцию бриллиантов, не соблазнило молодую женщину.
   – Ты нездорова? – отец подозрительно посмотрел на дочь, и офицер охраны уже поднял руку, чтобы позвонить доктору.
   – Нет, а что такое?
   Искреннее недоумение в черных глазах, хотя Галина, очевидно, знала, что имел в виду отец, – Брежнева так любила бриллианты, что отказалась посетить презентацию магазина, упустив тем самым возможность покопаться в новинках и заказать себе что-нибудь новое, всего один раз.
   Единственный раз, когда вышла замуж за Игоря и уехала в Сочи.
   И сейчас она снова отказалась, заявив, что день рождения ее подруги важнее. На резонный вопрос: «Какой подруги?» Галина убедительно соврала: «Ну, помнишь, та, что приезжала прошлым летом?» Брежнев совершенно не помнил, кто именно приезжал прошлым летом, но приезжал совершенно точно, поэтому он рассеянно кивнул и отпустил дочь.
   – Ты где?
   – В Одессе.
   И она полетела в Одессу.

   Галина прилетела на два дня в Одессу. И все бы было хорошо, потому что билет обратный уже был на руках, но подвела погода. И в воскресенье вечером Брежнева звонила домой. Просто забралась на диван с ногами (в свою любимую позу), набрала номер отца, спокойно сказала, что она у Игоря, в Одессе. И задерживается, и прилетать сейчас бесполезно, все равно погода нелетная.
   И повесила трубку. Улыбнулась немного грустной улыбкой Игорю и сказала:
   – Вот теперь все.
   Кио потом пытался анализировать этот период, он считал, что все-таки возраст, время и расстояние сделали свое. Рухнуло. Не удержали. Не выдержали. Да и было ли нужно? Игорь не очень любил искать предпосылки и причины расставания. Так получилось. И когда за Галиной снова приехал генерал и ее молча усадили в машину, а она лишь улыбнулась своему второму мужу на прощание, у Игоря как-то екнуло сердце. И не случайно: его тут же вызвали в Комитет государственной безопасности Одессы, где очередной генерал с седыми висками просто сказал, глядя на Кио серо-стальными глазами:
   – Еще одна встреча – и твой труп выловят в Москве-реке. Вопросов, я подозреваю, не имеется. Иди.

   В 1991 году Игорь Кио последний раз видел Галину Брежневу. Она улыбнулась ему и отошла в сторону. Ястреб и ласточка теперь уже летали в разных небесах.


   Эпоха Брежневой

   После разрыва с Игорем Галина как-то остыла к мужчинам, вернее, они были в ее жизни, но в качестве свободных художников, которые могли эффектно смотреться на фоне ее дорогих нарядов и бриллиантовых украшений. Платить за себя в ресторане Брежнева никогда не позволяла. Ей просто не приходило в голову, что можно не оплатить счет.
   Какая же она была, Галина Брежнева? Спонтанная. Парящая. Пустоцвет.
   Есть такое понятие в ботанике – пустоцвет. Яркий цветок, которому от природы дано нести в своем семени плодородную жизнь для будущего размножения, просто лопается в назначенное время, а вместо плода там воздух.
   Пшик! Пшик! И сдувается, теряя свою красоту и не радуя больше никого.
   Такой была и Брежнева. Вот все вроде бы было дано этой женщине: и ум, и красота, и вкус, и возможности, но вырос пустоцвет. Ее одергивали, конечно. За гулянки. Наряды. За то, что даже босиком ходила. Странный случай, ведь что такого, если молодая женщина в южном краю будет ходить босая? И все-таки осудили и за это. Охранник рассказывал, что слышал, как Брежневу пеняли за его босую дочь, вернее, просто хмуро намекали, что не дело «Гальке, как простушке, босой бегать: вся в грязи, в пыли, а кругом корреспонденты шастают, фотографию сделают и в зарубежную прессу с подписью, что дочь руководителя страны – неряха!».
   А дело было так. В ресторане устраивался вечер, приуроченный к получению кем-то из местных партийцев очередной награды, и, как всегда, гулянка продолжалась до ночи, Галина тоже была там. У нее, между прочим, после расставания с Игорем очень обострилась потребность в разгульном веселье, словно на аркане ее в пропасть тянуло, словно шла она, балансируя на грани, и медленно у нее из-под ног оседала почва.
   Необузданность стала шальной. И пить Галина стала крепче, и уже не только вино, а горькую пила. И не просто рюмку, а могла потребовать налить себе стакан и закусить красной икрой. Вот этот жест, связанный с дорогой жизнью, когда водку закусывали красной икрой, и появился в годы правления Брежнева. Дефицит, ничего нет (об икре и речи быть не могло, только в спецнаборах), и вот этот картинный жест – стакан водки и бутерброд с красной икрой.
   Эпоха, нарисованная замашками Галины Брежневой.
   Но вернемся к вечеру, когда гости уже дошли до определенного градуса и заказали музыку, а дочь вождя пошла танцевать. Галя танцевать любила и умела. Была всегда в ее танце почти животная темпераментность, и, несмотря на хмель, могла женщина танцевать так, что у мужчин начинало все переворачиваться в душе от желания обуздать ее страстность.
   А танцевала Галя босиком. Модные туфли валялись по углам, а Брежнева отплясывала босой, не обращая внимания на статус приглашенных. В тот вечер кто-то качнул стол, и два хрустальных фужера разбились, упав на пол, и лишь вмешательство охранника спасло ножки принцессы!
   Он просто подхватил Галину под руки, легко перенес в противоположный конец зала и поставил на стул. Кстати, за такую вольность охраннику могло бы грозить наказание, но его в тот вечер отличила дочка Брежнева.
   Отметила. Потом позволила проводить в номер и последним резким движением притянула за собой в полураскрытую дверь. Только вот видели это многие, да и, понятное дело, что не таила Галина своих интрижек. Редких, провокационных, тщеславных или просто глупых.

   У Брежневой в друзьях был светский бомонд, но она всегда была одна.
   Однажды вечером в 1968 году она позвонила Иосифу Кобзону и пригласила его на пиво. Молодой певец помялся, но согласился.
   Сидеть и пить пиво под присмотром суровых и молчаливых охранников было очень трудно, а Галя, казалось, не замечала ничего вокруг. У нее случались такие вечера, когда она хотела просто сходить в какой-нибудь ресторанчик, посидеть и поболтать. Но разве можно себе представить, чтобы с Брежневой можно было «болтать»? Разговор получался натужным.
   И в итоге Галя собралась домой. Снова расплатилась сама и, взглянув на Кобзона, попросила:
   – Проводи меня до дома, пожалуйста.
   И они поехали на Рублевку.
   У подъезда Кобзон стал было прощаться, но Брежнева взяла его под руку и улыбнулась:
   – Зайдешь на кофе?
   И не было в этом вопроса, а какой-то неоспоримый призыв и в то же время просьба о помощи.
   – Зайду.
   В тот вечер молодой певец познакомился с Леонидом Брежневым. Потом певец вспоминал, что его поразило в Брежневе, – очень живые и проницательные глаза. Испытывающий взгляд. И очень сухой тон при разговоре. Конечно, никто не предполагал, что Леонид Ильич будет кидаться всем на грудь, но недоверие так и прослеживалось в каждом вопросе, фразе, замечании.
   Иосифу было очень неуютно, но цепляясь лишь за обаяние и гостеприимство Галины, он просидел целых два часа! Когда наконец он выбрался на свежий воздух, а спецмашина повезла его домой, шофер обернулся и сказал через плечо:
   – Послушай, парень, ты ведь не хочешь неприятностей? Вижу, что не хочешь. Тогда забудь этот адрес, и все у тебя будет хорошо.
   И Кобзон воспользовался советом. Он забыл адрес. Потом певец говорил: «Кто я был? Безродный нищий еврей, а тогда было такое время».
   Время действительно было опасное. Оно разрушало иллюзию и веру в друзей регулярно.


   Юрий Чурбанов

   В 1972 году Галина познакомилась со своим третьим мужем.
   Это был обычный осенний день, и Галина с утра собиралась проехаться по магазинам. Накануне молодая женщина купила какой-то умопомрачительный жакет алого цвета и теперь собиралась отыскать под него сумку. Причем были отвергнуты все каталоги, Брежнева просто хотела сама пройтись по магазинам.
   К вечеру сумочка так и не была куплена, и раздосадованная женщина позвонила отцу и едко спросила, а не пора ли ей носить корзинки, раз в Москве нет ни единой приличной сумочки!
   Трудно сказать, чья голова полетела с плеч из-за того, что Галя не купила себе сумочку под цвет жакета, но зато молодая женщина в расстроенных чувствах оказалась напротив Дома архитекторов, где и собралась поужинать. Встретила нескольких знакомых, и за бутылкой вина мир стал приобретать яркие краски.
   Приятной наружности мужчина с приятелем подошел к столику, где сидела Галина, когда разожгли камин (такой вот был ресторанчик с камином), и улыбаясь немного привлек к себе ее внимание, поздоровавшись со своими знакомыми, которые сидели рядом с ней.

   «У меня в той компании были друзья, я увидел их и подошел поздороваться, среди них сидела эта красивая женщина, с такой, знаете, очень яркой внешностью, но при этом, когда она улыбнулась и скромно представилась „Галина», у меня и в мыслях не было, что это дочь Брежнева!»

   Так рассказывал о первой встрече Юрий Чурбанов – третий муж Галины Брежневой.
   Галина как-то мало помнила эту встречу. На расспросы журналистов лишь пожимала плечами и говорила, что, похоже, один из офицеров увлекся ею и напросился на встречу.
   – А кто именно?
   – Возможно, мне понравился тот, что был помоложе, – улыбается Брежнева.
   – Помоложе был Чурбанов!
   – Значит, он, – уклончивый ответ.

   На свадьбе гуляла все верхушка партийного аппарата. Были артисты, певцы, зарубежные гости. Столы так ломились от яств, что один действительно едва не сломался: у него вывернулась ножка, и пришлось подставить высокую тумбу, которую притащили из приемной. Потом Галина, смеясь, жаловалась, что отбила все колени об эту тумбу.
   Юрий Чурбанов держался подчеркнуто радушно и неестественно улыбался. Новенький мундир генерал-лейтенанта ему был великоват. В окружении понимающе улыбались:
   – Такая карьера!
   – Да, – вторили другие, – такая карьера!
   – Да, – кивали третьи, – за месяц из майоров в генерал-лейтенанты. Такая карьера…
   Нужно ли озвучивать известную всем информацию – все мужчины, которыми увлекалась Брежнева, в итоге получали должность, звание или чин.
   Причем мужчине не обязательно было спать с этой женщиной или занимать ее больше одного вечера. Просто дружить. Про Брежневу говорили, что она никогда не отказывала, помогала, требовала, добивалась. Ею можно было манипулировать, и она, как наивная девочка, могла пойти навстречу.
   Так было и с Чурбановым. Он получил должность, содержание и связи. При этом бравый майор потребовал, чтоб его законная супруга подписала документ, подтверждающий, что вся собственность Брежневой переходит в пользование ее мужа. И она подписала.
   Впрочем, и это не спасало их брак, хотя Брежнев был доволен, что Чурбанов «свой» – для Леонида Ильича все-таки огромную роль играла среда. Военная. Какая-то убедительная среда советских офицеров. Вот прошлые увлечения Галины – этот театр, швах, бомонд, артисты, цирк – это не нравилось Брежневу. Это вызывало опасение. Почему-то Леонид Ильич волновался, что его девочку могут растлить потоком информации, носителем которой в годы застоя все-таки была интеллигенция. Артисты. Музыканты. Писатели. Та незримая власть, которая каплями подтачивала основы советской системы подавления свободы слова, эмоций, творческого выражения.
   А Гале было просто скучно с Юрием. Он не ходил в театры. Не любил шалманы. И, кажется, все время работал. Когда в очередной раз он отклонил предложение жены сходить на премьеру в Большой театр, Галина, кажется, плюнула на все уговоры и стала ходить одна. В сопровождении допотопной свиты – каких-нибудь директоров магазинов, актеров третьей руки и моря модниц, которые таскали для Брежневой каталоги, пробники и наперебой приглашали примерить что-нибудь в их бутиках.
   К слову заметить, дочь вождя была дамой страшно расточительной и могла просто прийти в магазин и скупить практически все. От перчаток до пальто. Тысяч на 10–16 рублей. По тем временам – деньги огромные.
   Как-то заместитель директора магазина модной одежды в Москве рассказывал, как Галина купила у них очень много вещей. Ее практически уговорил директор. Он заискивающе улыбался, все время спрашивал, не хочет ли Галина кофе, пирожных или шампанского, и в конце концов, уставшая от уговоров, она просто указала на несколько пар перчаток разных цветов, на пальто, свитер и какое-то манто. Все это ей обошлось в круглую сумму, но директор был счастлив.
   Брежнева с улыбкой распрощалась с ним, вышла из магазина, сунула пакет охраннику, садясь в машину, и тут как раз и сказала то, что услышал выходящий из магазина заместитель директора:
   – Выброси по дороге.


   Любовь к бриллиантам

   Но больше одежды и бомондных тусовок Галина любила бриллианты. Чистые как слезы, некоторые из них ценой равнялись стоимости островка в Тихом океане.

   В 1981 году убили актрису Зою Федорову.
   Версий было две. Первая – политическая. Вроде бы речь шла о том, что Федорова хотела покинуть страну и уехать в Штаты к дочери. Вторая – криминальная и как-то оказавшаяся созвучнее разразившемуся скандалу по делу о спекуляции бриллиантами.
   В 1980 году был убит один скромный стукач. Вины за ним не было, и за что его братва «на ножи» поставила, никто не знал, причем, согласно воровским законам, если бы прознали, что стукач работал на милицию, то его бы просто не нашли. Честь бандитов была бы задета. А тут труп нашли на стоянке автомобилей, и никто ничего не видел.
   А стукач этот, оказалось, работал на КГБ. Но ни имени, ни кто проговорился об этом, – никакой иной информации не поступало. Просто работал. Просто погиб. И вот после этой смерти страну потрясла серия краж драгоценностей. Причем брали как-то глупо, немного, по наводке, но без размаха.
   И вдруг – громкая смерть и фантастическая кража коллекции драгоценностей. Тогда поползли слухи о том, что Зоя Федорова обладала сведениями обо всех участниках бриллиантовых махинаций, которые происходили в СССР за последние годы. У актрисы нашли в записной книжке более двух тысяч телефонных номеров и более полутора тысяч адресов (больше половины были заграничные). Чьи это были телефоны, следствие тщательно замалчивало. Известно лишь, что часть телефонных номеров к моменту, когда следственная группа покидала квартиру, куда-то пропала.
   Кто-то видел, что в списках были номера Брежнева. Андропова. Соколова.
   Директора Елисееского магазина Юрия Соколова приговорили к расстрелу в 1982 году. Юрий Андропов стал главой государства в 1984 году.
   В 1981 году Галину Брежневу подозревали в том, что она не только входила в «бриллиантовую мафию» и активно занималась перепродажей драгоценностей, но и фактически приказала убить Федорову! Повод?
   Оказывается, не потому, что Брежнева опасалась разоблачения, а потому, что ей понравилось колье на шее актрисы, когда они встретились на каком-то приеме.
   Не звучит ли это бредом? На мой взгляд, звучит.
   И самое грустное, что этот бред стал возможен в связи с ослаблением позиций Брежнева. Его карта уже была бита. И дело даже не в наркотиках, которыми поддерживали любимого вождя. А в том, что когда войска вошли в Афганистан, стало ясно: советский режим – это колосс на глиняных ногах. И нужно было уносить свои, спихивая пониже тех, кто мог бы принять ответственность на себя. Маразматичный вождь для этого подошел.
   Он. И его спивающаяся дочь Галина.
   Был очень циничный анекдот на тему склонности Брежневой «заложить за воротник» и ввода советских войск в Афганистан.

   Приезжает Галина Леонидовна в Ереван. Встреча гостеприимная, коньяк – рекой, подарки – вагонами. Короче говоря, растрогалась дочка Брежнева и, недурно приняв на грудь с утреца, собирается лететь в Москву. С трапа самолета оборачивается и спрашивает:
   – А что, мужики, есть какие-то пожелания?
   – Да, – загудели «мужики» – ответственные секретари и чуть ниже, – верните нам наш Арарат! Пусть советские войска под предводительством Леонида Ильича нашего любимого войдут в эти исконно армянские земли!
   – Не вопрос, – кивнула Галина и скрылась в чреве самолета.
   А утром один из «мужиков» покупает газету, читает и звонит своему коллеге:
   – Аршан, эта пьяная дура все перепутала. Они вместо Арарата заняли Афганистан!



   Борька-цыган

   И в том же 1981 году Брежнева завела себе любовника – цыгана.
   Это был певец театра «Ромэн». Звали его Борис Буряце, но чаще просто Борька-цыган. Был он красив, горяч, прекрасно сложен. Ему было всего 29 лет, и Галина выбрала его едва ли не из всего хора. Очевидно, что Борька-цыган обладал иными достоинствами, которые могла оценить Галина, знающая толк и в хороших исполнителях, и в хороших голосах.
   Как певец ее новый ухажер был никаким, но это не помешало ему стать премьером Большого Театра после знакомства с дочерью Брежнева. Единственный в своем роде солист, который числился в труппе, но ни разу не выходил на сцену.
   Зато как он выходил из подаренной «Волги»! Норковая шуба до пола. В галстуке – английская булавка с бриллиантом, а под мышкой – крошечная собачонка. Поговаривали, что на зубе у Борьки была фикса и он так цокал этим зубом, что молоденькие официантки в ресторане смущались и путали счета. Впрочем, это не помешало Бореньке сесть в тюрьму.

   В 1982 году произошло второе громкое ограбление.
   Жертвой оказалась дрессировщица Ирина Бугримова. И снова все кивали в сторону Брежневой. Но на этот раз дело попахивало сфабрикованными уликами. Андропов действительно уже начал «двигать» Брежнева, и любая акция могла дать ему лишние очки. Пока же Галина была очень популярной личностью, и обвинения в связи с кражей драгоценностей придавали ее образу новую загадочность. Вот тогда-то и был арестован ее любовник Борька-цыган. Он умер в тюрьме при невыясненных обстоятельствах.
   Потом, уже после смерти Галины, Ирина Бугримова сказала, что она никогда не считала, что Брежнева могла быть причастной к краже в ее квартире, потому что и ценности там были не самые дорогие, да и коллекции как таковой не было.
   Трудно сказать, что имелось в виду под «не было ценностей», если, по неофициальным сведениям, бриллиантов там было почти на 100 тысяч рублей.
   Понять Бугримову просто. А зачем ей лишние разговоры, когда их можно замять, отвести от себя? А вот Брежнева не умела «отводить от себя», вся ее жизнь была слишком гламурной, глянцевой, приторной, что ли. За спину Галины легко было спрятаться.
   Она работала в Агентстве печатных новостей при Министерстве иностранных дел – проще говоря, занималась отдыхом жен дипломатов: куда поехать, сколько будет стоить это казне и прочие нехитрые вещи обустройства быта советских работников. Конечно, ее туда пристроили по блату. Впрочем, что можно говорить об эпохе, если ее представители не всегда отличались порядочностью?
   А ведь в 1980 году, когда умер Владимир Высоцкий и родственники не могли пробить место на кладбище (жена Марина Влади – иностранная подданная, ее даже слушать не собирались), именно Брежнева подошла к отцу и сказала:
   – Ему нужно место. И даже спорить не буду.
   И было место.
   Вся ее жизнь была соткана из маленьких клочков вот таких противоречивых событий, поступков, желаний. Она прекрасно разбиралась в антиквариате, драгоценностях и оперном искусстве. Но не знала, сколько стоит колбаса в продуктовом магазине и есть ли она вообще. Галина была защищена вакуумом от всех проблем.
   Реальная жизнь была где-то за пределами ее интересов. Да и обязана ли она была знать? Те, кто реально знал о положении вещей в СССР, были персонами нон грата, а знание цен на колбасу не означало, что граждане понимали все процессы, происходящее в Союзе.
   Галина была своеобразным слепком с этих самых граждан, и где уверенность, что они же (а их миллиарды), получив возможность жить такой же беззаботной жизнью, как и дочка Леонида Ильича, не погрязли бы в подобной вольнице?


   Марис Лиепа

   На 11 лет был моложе Галины Брежневой Марис Лиепа. Премьер Большого театра. Бог балетного искусства. Спартак в его исполнении заставлял рыдать зрительный зал. Их роман длился 8 лет.
   Марис ухаживал очень красиво, все время дарил цветы Галине. Просто охапками. Присылал ей домой. Дарил при встречах. А когда Брежнева приходила на спектакль, на ее кресле уже лежал роскошный букет роз.
   Этот горьковато-приторный запах свежих роз всегда сопровождал их отношения. Галина даже духи стала использовать с нотой розовой эссенции. Было в этой соблазняющей горчинке что-то от их романа. Свежесть. И одновременно какая-то обреченная грусть. Была ли это любовь? Ни он ни она ни разу не ответили на этот вопрос. Все слишком напоминало натянутые улыбки.
   Но окружающие очень завидовали Галине. Марис был красив, популярен, моден. Кроме того, он был прекрасным любовником. Однажды они поссорились в театральном буфете и Галина в сердцах кинула ему:
   – Если ты шикарен в постели, так означает ли это, что ты хорош как друг?
   Вот этого «друга», видимо, очень не хватало женщине. Восемь лет любви. Или восемь лет поиска надежного друга?
   А потом Лиепа очень «красиво» дал понять Брежневой, что она перестала быть желанной. Обычно она не встречала его из поездок, потому что не хотела появляться в аэропорту в толпе поклонников и родни. А потом появилась эта молоденькая девушка Маргарита Жигунова. Прелестница, которая могла рожать Лиепе детей.
   Так вот, однажды Марис позвонил Галине сам и попросил его встретить из поездки. И почему же она подумала, что это хороший знак для их раскачивающихся, словно качели, отношений? Женщина заказала ужин, велела купить шампанского, а сама стремглав полетела в аэропорт.
   Брежнева шла мимо людей. Глаза ее сияли. Еще шаг. Еще. Голос из динамика прострекотал, что рейс прибыл.
   Спустя сорок минут Галина нетерпеливо постукивала ногой в лаковой туфельке по каменным плитам аэропорта. И тут ее внимание привлекла молодая девушка. Брежнева прищурилась, чтобы лучше рассмотреть ее. Сомнений больше не оставалось. Это была жена Мариса Лиепы Маргарита Жигунова.
   Галина закусила губу. Но ведь этого не может быть! Как не могло быть и того, что Марис, появившись в холле, бросился к жене, стал целовать ее и громко повторять: «Ты моя любимая, ты моя единственная, моя любимая!..» Любимая жена. Не она – Галя. Не она, которая любила его, отдала ему все! Что именно «все», Галина бы и под пытками не вспомнила в тот момент, потому что голова не соображала, а сердцу было просто больно. Она шла к выходу, не разбирая дороги, отталкивая пассажиров, и по щекам у нее текла какая-то мокрая дрянь.
   Галина Брежнева не плакала уже много лет.
   А потом она сидела у себя в квартире, напивалась шампанским с коньяком и жаловалась на свое бабское горе перепуганной официантке, пытавшейся хоть как-то успокоить пьяную женщину.
   С Лиепой Брежнева больше не виделась.

   В 1984 году Галина Брежнева была приглашена «в свет» последний раз.
   Черненко пригласил ее на прием в Кремль по случаю 8 Марта. На скромном синем костюме дочери Брежнева красовался орден Ленина. Зачем ей был орден, никто не знает. Тем более теперь, когда ее практически выставили из Агентства новостей при МИДе. Между прочим, никто и не заступился. А ведь там работали Владимир Познер, Генрих Боровик, Нина Буденная.
   То ли все опасались за свои интересы, то ли нужно было поддержать новый режим, который активно насаждал Андропов… Полицейское государство, казалось, сковывало уста надежнее, чем железный занавес.


   Психушка

   В 1988 году арестовали Юрия Чурбанова за взятку. И естественно, все записанное на его имя имущество перешло государству. Квартира, дача, антиквариат, бриллианты, мерседес. Галина осталась без средств к существованию.
   И песенка Аллы Пугачевой «Не имей сто рублей, а имей сто друзей», переделанная в свое время на слова: «Не имей сто баранов, а женись, как Чурбанов», постепенно вышла из моды.
   Брежнева пила, попадала в клинику, выходила и снова начинала пить. Однажды ее направили на лечение в больницу со специальным режимом. Психушка. В те годы выйти оттуда было немыслимо. Но Брежневой позволили написать пару писем, и одно из них она написала дочери Бориса Ельцина Татьяне Дьяченко. Написала письмо, содержание которого никто и никогда не разглашал. Но адресату его доставили немедленно.
   И Галина вышла из больницы. Когда она ступила на улицу, с трудом раскрывая обитую железом дверь, на ней было осеннее пальто, стоптанные сапоги, одолженные кем-то из санитарок, а в руках пакет с каким-то бельем.

   Лишь в 1990 году Брежнева подала апелляцию, чтобы ей вернули имущество, арестованное вместе с мужем (с которым, кстати, она в итоге развелась). Галина Леонидовна доказала, что все конфискованное имеет непосредственное отношение к ее семье, то есть к отцу и к ней лично. И хмурые милицейские приставы были вынуждены подписать многочисленные бумаги.
   В итоге ей вернули мерседес, мебель на 18 тысяч рублей, коллекцию оружия, коллекцию чучел животных на 80 тысяч рублей, денег 65 тысяч рублей и дачу на 64 тысячи. Бриллианты не вернули.
   Собственно, и так обошлись довольно щедро. Какой-то скромный репортер задал вопрос, когда перехватил Галину Леонидовну после получения ею всего этого имущества:
   – А мужа-то не хотели бы так же вернуть?
   – А какой он муж, – отмахнулась женщина. – мы и целовались-то два раза с ним. В день свадьбы, да когда его в тюрьму забирали. Не задавайте глупых вопросов.

   Так и закончилась эпоха, которую звали Галина Брежнева.
   Она умерла в 1998 году. Нищей. Забытой. Никому не нужной. Ее квартира постепенно превратилась в бомжатник. Друзьями были окрестные пьяницы. Соседям в конце концов надоело слушать шум, и они нашли телефон ее дочери Виктории. Или им вручили этот телефон? Тогда-то Брежневу и отправили в специальное лечебное заведение. Умерла она от инсульта.
   Финита ля комедия.

   Думая о судьбе Галины, а еще более о ее последних годах, задаешься вопросом, ну какая же она первая леди?
   Первая леди – это… Первая леди – это лицо. Символ. Бренд. Знак. Явление в первую очередь.
   Созвучность образу эпохи была полнейшей. За удалью скрывалась трагедия. За шалостью – недосказанность. За разгульностью – отсутствие доверия.
   Кто посмеет сказать, что судьба Галины Брежневой – не пустоцвет?
   Тишина. Время застоя. Пустоцвет.



   Раиса Горбачева: Улыбайтесь – это всех раздражает


   Ее не любили. За дорогие наряды, за умение улыбаться перед вспышками фотокамер, за серьги стоимостью в 3 тысячи долларов. О ней рассказывали вот такие анекдоты:
   «Из Африки с визита возвращались Михаил Горбачев и Раиса Максимовна. Но перед отлетом узнали, что самолет собираются взорвать. Быстро меняют пассажиров. В тот самолет, в котором должны были лететь Горбачевы, быстро сажают негра и обезьяну, а вторым уже летит супружеская чета. Но самолет долетел нормально, и его встречают официальные лица. Камеры. Вспышки. Телевидение. И по трапу спускаются негр и обезьяна.
   Немая сцена. И тут Шеварднадзе первым приходит в себя и говорит:
   – Ой, Михаил Сергеевич, как вы в Африке-то загорели, посвежели. Если бы не Раиса Максимовна, вообще не узнали бы!»
   У нее был пьяница-брат, которого сгноили в психушке. У нее была выправка первой леди государства.
   Не любили. Завидовали. Злились.
   Но когда страну облетела весть, что она умирает от лейкемии, сотни тысяч писем пришло с выражением поддержки.
   Противоречивая личность. Противоречивая судьба.
   Раиса Максимовна Горбачева.


   «Райская» девочка

   Пятого января 1932 года в городе Рубцовка Алтайского края родилась девочка. Ее назвали Рая. Отец очень хотел, чтобы в звучании имени было что-то от понятия «рай». Райские яблоки. Раиса. Рая.
   Отец Раи Максим Андреевич о райской жизни знал не понаслышке. Он происходил из хорошей обеспеченной семьи, которая была раскулачена и сослана в Сибирь на поселения. Именно тут Максим Андреевич получил профессию железнодорожника и стал строить дороги, мотаясь по бескрайней Сибири. Его отец пропал без вести в сталинских лагерях.

   Каким было ее детство? Пожалуй, все-таки счастливым. Сибирь – место, довольно отдаленное от партийного пирога, поэтому местные руководители были отчасти либеральны и к преследованиям по политическим мотивам непредрасположены. Это ведь в Сибирь ссылали за преступления, из-за чего атмосфера самой жизни была пропитана чем-то подавляющим, умиротворяющим и сковывающим.
   Может быть, дело было в морозах, а может быть, именно в людях, которые ход времени воспринимали умозрительно, как пересыльные. И жили от звонка до звонка.
   Кстати, в то время в Сибири собралась очень разношерстная компания тех, кто счастливо избежал расстрела за родство с кулаками, тех, кто оставался там жить после освобождения, и тех, кто приехал на заработки. Даже в те годы Сибирь была частью национального золотого запаса Советского государства – там добывали алмазы. Трудно сказать, как можно было избежать соблазна быстро и без хлопот заработать, но Максим Андреевич смог выдержать и дисциплинированно строил дороги. Мотало его семью поэтому по всем буреломам-рекам-ракам, как в песенке поется, но жалованье он свое честно тратил на семью.
   У него уже было трое детей. Женя – брат Раисы, который был младше ее на три года, и Люда – сестра, младше на шесть лет. Сестры с братом жили дружно. Весело. Все вместе голодали, если складывалось, все вместе лепили пельмени впрок да выбрасывали на улицу в мешке, а потом ели всю зиму, потому что на улице было во сто крат морознее, чем в холодильнике.
   Вместе играли в снежки, вместе украшали елку к Новому году пестрыми фантиками, вместе вопили от восторга, когда отец приносил грецкие орехи. Грецкие орехи – страшный дефицит по тем временам.
   А вот история с волками произошла, скорее всего, только с Раисой. Это трудно сказать с точностью, потому что от того происшествия остались лишь воспоминания тех, кому рассказали о том, как волк зашел на поселение.
   Просто если соотнести рассказы и тот факт, что Раиса Максимовна, по словам ее же дочери Ирины, «не боялась волков», то, возможно, тот поступок действительно совершила Рая.
   А дело было так.

   В одну лютую зиму 1940 года в селе, где жили Титаренко, повадился как-то волк душить живность. Овцу погрыз. Заел нескольких собак. Несколько раз пугал людей. И мужики рассказывали, попыхивая трубочками, старые легенды о призраке сатаны, который приходил в какое-нибудь место и своими бесчинствами привлекал внимание людей.
   – То ли хотел сказать что-то, то ли знак подавал.
   – Да, дела, – кивали головами мужики.
   – А говорят, сатана прислал метку на Землю, след оставил. Беда будет, так было прошлой зимой, как Тимоха-то угорел в бане, помните?
   Кивки, мол, помним. И все-таки рассказывали снова про то, как угорел Тимоха – местный плотник. Обстоятельный рассказ, с подробностями, так, как умели рассказывать только в деревнях, да и то в старину, словно легенду слагали из жизненных уроков, которыми иногда надо пользоваться оставшимся в живых.
   – Так вот, Тимоха-то угорел с пьяных глаз, а прежде, чем угореть, у него три раза лучина гасла, чтобы, знамо дело, он водяру свою не нашел в темной хате. Вон как. Так и волчина этот – сатана к кому-то подход ищет. То овцу пожрет, то пса, а людей чаво он пугает? Знамо дело, предостерегает.
   В таких неторопливых беседах соседей иногда и рождалась истина. Только люди не всегда умеют слушать послания Судьбы.
   Знал ли кто-то, что волк подбирается к Женьке?
   И именно Рая перехватила брата за рукав, когда он едва не провалился в яму, вырытую для волка. И тут к ним метнулась серая тень. Было это на прогулке, и Женька по обыкновению своему зашел чуть дальше остальных, собирая какие-то диковинные ветки для того, чтобы выстругать из них солдатиков.
   И именно Рая, вероятно, топнула ногой, запустила в животное палкой и закричала:
   – Уходи, не отдам брата, уходи!
   Раздался визг ребятни, и все бросились врассыпную. Только Рая стояла и смотрела в непроглядную тьму.
   Сверкнули ли там глаза? Или зверь просто притаился, выжидая, когда же можно будет забрать мальчика в другой раз. Насовсем.

   Странное дело, но брат Женя всегда был для сестры знаком страдания, боли и отчаяния.


   Брат – писатель и пьяница

   Раз уж мы вышли на Женю, то, пожалуй, действительно расскажу, в чем была проблема.
   В 14 лет парень ушел из дома и решил стать моряком. Характер у Жени был сложный, нрав непредсказуемый, но принципиальность, что называется, из ушей лезла, потому что ни слезы матери, ни строгость отца его не остановили.
   – Я сказал, что хочу, и ты мне не указ, – говорил он отцу и спокойно собирал вещи.
   Бить детей в семье Титаренко было не принято, поэтому отец лишь пожал плечами:
   – Твоя жизнь. Но чтобы матери вести слал, иначе не посмотрю, что ты мой сын.
   – И что? – карие глаза парня зло сверкнули.
   – Ничего. Езжай уже, – буркнул отец и повернулся к всхлипывающей жене.
   Александра Петровна – женщина работящая, чистоплотная, очень заботливая мать и жена – посвятила всю свою жизнь детям. Она была домохозяйкой, и уют и спокойствие в доме всегда были для нее первичны. Конечно, поступок сына подкосил ее нервную систему, но хоть дочери ее радовали.
   Собственно, Женя стал отрезанным ломтем, калифом на час в их семье. Подался он в Ленинград, чтобы поступить в Высшее военно-морское училище и стать военным инженером. Но судьба распорядилась иначе.
   Женю отловили под лестницей с бутылкой вина и вежливо попросили не позорить ряды вооруженных сил и уйти. Юный моряк, естественно, огрызнулся:
   – А не хотите ли узнать, от кого я получил эту бутылку?
   Военное командование не хотело узнать, от кого парень получил бутылку. И хорошо, что только бутылку. Слух ходил, что один из преподавателей-мичманов не только подпаивает мальчишек, но и принуждает вступать с ним в гомосексуальные отношения. Но в те годы гомосексуализм мог караться только арестом, и поднимать подобный скандал в элитарном учебном заведении страны никто не собирался.
   Поэтому связь между мичманом и курсантом так и осталась лишь предполагаемой и Евгения Титаренко вместо штрафбата отправили на Северный флот. Прекрасное место для того, чтобы начать спиваться.
   Кстати, именно там Женя начал писать. Под матрасом у него лежали исписанные тетрадки о каких-то путешествиях, героях и подвигах. Слог у него был легкий, – «советский», что называется, слог. Соцреализм был схвачен безупречно. То есть руководящая линия партии, героический эпос и в финале победа добра над злом.
   В 1964 году Женя закончил Литературный институт имени Горького. И издал первый свой роман «Трудное счастье». Правильная история правильных отношений. Потом были еще повести, романы, сборники.
   Но боюсь, что писатель Титаренко не входит даже в школьную программу. У меня, помнится, на даче был чердак, и там валялись старые книги, еще советских, родительских времен, – вот там я впервые и увидел эту фамилию на обложке.
   Прочесть не смог. Как говорят сейчас, не осилил этот кондовый социалистический настрой на победу добра над злом, но если бы знал, что этот автор – родной брат будущей жены первого Президента СССР, то ради любопытства прочел бы.
   А если бы я знал, что его роман «Обвал», который он написал в 29 лет, не напечатают по цензурным соображениям, то, честно говоря, искал бы наметки остракизма для автора в его манере писать уже в раннем творчестве.
   «Обвал» был диссидентским, эротическим, и, кроме того, в нем не оказалось созвучности линии партии. Запороли роман. Для того, чтобы писатель продолжил пить, большего и не надо.
   Вот тогда за брата взялась сестра. По каким только врачам Раиса не таскала своего планомерно спивающегося брата! Сколько потратила денег, времени, сил, чтобы, соблюдая приличия и выдерживая хорошую мину при плохой игре, поддерживать брата. Даже если в этом было вынужденное самаритянство, то самого благородного направления. По сути, никто не знал, что у Раисы Максимовны есть брат-алкоголик, упрятанный в прекрасную, а главное, надежную психиатрическую больницу!
   Но в 1985 жена Горбачева еще боролась за брата. То есть у Евгения Максимовича появилась большая квартира (вот уж знак советской эпохи и состоятельных родственников из партийных – большая квартира), в которую приходила миловидная женщина убирать и готовить. Эта женщина носила в любую погоду темную юбку и пиджак, а под рукой пиджак постоянно оттопыривался. Местные мальчишки однажды заметили, что милая «домохозяйка» носит кобуру. И в ней, вероятнее всего, был пистолет, а не бутылка с кефиром. Раиса Максимовна оставила «присмотр» за своим вольнолюбивым братцем. Естественно, «воронок» с милиционерами, переодетыми в штатское, все время находился у подъезда.
   Что же мог знать такого Евгений, что его так оберегали от вторжения? На эту тему нет даже слухов. После обострения и очередного запоя его скрутили и увезли в психушку.
   В 2005 году ему исполнилось 70 лет.
   Старожилы говорят, что вначале Евгений Максимович был помещен в элитное отделение, ему приходили постоянные посылки, к нему приезжала Раиса Максимовна. Звонила, навещала.
   После 1999 года, когда она умерла, старика перевели в обычную палату. И он больше не чурался копать могилы за пачку сигарет.
   В своей книге мемуаров Раиса Максимовна уделила брату несколько абзацев. Один из них был примерно такого содержания: «Он был очень талантлив, жаль, что растратил себя впустую».


   МГУ

   А вот судьба Раисы Титаренко сложилась иначе.
   В 17 лет она окончила школу с золотой медалью. И из Башкирии (где тогда проживала семья) отправилась в Москву. В то время премией за золотую медаль была возможность поступать в любой вуз страны. Конечно, этим высшим учебным заведением стал МГУ. В 1949 году Рая поступила в университет.
   В общежитие пришла худенькая девушка с огромными темными глазами. Их цвет тонул в обрамлении черных, словно бархат, ресниц. Девушка смущенно улыбалась и тихим голосом представлялась:
   – Здравствуйте, я Рая.
   Но смущение не помешало девушке занять одно из лучших мест в комнате, да еще так, чтобы от окна шел свет. Время было трудное. Четыре года как закончилась война. Четыре года прошло, и только-только люди стали приходить в себя. Только-только девушки научились открыто улыбаться и, не стесняясь своих тощих ребер, переодеваться в присутствии друг друга.
   Отвращение к своему телу, как ни странно, оказалось очень распространенным психозом после окончания Отечественной войны. С чем это было связано, затрудняются ответить специалисты и исследователи. Может быть, тяжелое время, голод, боль и страх, антисанитария и давящие условности, когда банальные радости секса просто переставали существовать как эмоциональная и физиологическая потребность, и привели к тому, что желания подавлялись, а открытость и тем более эротизм были вымараны из сознания рассудком. Это надо было учиться преодолевать.
   Но преодолевать-то надо было очень деликатно. Любое непонимание того, как начать целоваться, сводилось к оценке примерно подобного рода: «между ними были бережные отношения».
   Бережные отношения? Бережные отношения, помноженные на полную безграмотность и закомплексованность, привели к тому, что лозунг «секса у нас нет» возвели в национальную политику. Возможно, поэтому девушки того времени могли быть девственницами до тридцати лет? Запреты. Табу. Ограничения.
   Раиса в 18 лет была совершенно такой же девушкой. То есть застенчивой и едва ли понимающей, что молодой человек может возбудиться, даже дотрагиваясь до нее.
   Это случилось на танцах, куда девушка пошла, кажется, в первый год своего обучения в МГУ. Военное училище. Красавцы-курсанты. Приятный полумрак. Легкий фокстрот, потом вальс, потом что-то быстрое. Девушки, смущаясь и хихикая, стоят вдоль стеночек или прогуливаются стайками. Когда начинает играть музыка, некоторых приглашают. Мелькают белоснежные блузки, красивые прически, ухоженные пальчики. Следует отметить, что в военные училища на танцы ходили только очень аккуратные девушки. Студентки МГУ, педагогического института и музыкального училища. То есть никаких там продавщиц из бакалейных лавок. Фейс-контроль на входе был очень строгим.
   То ли уже стал входить в моду круг избранных, то ли как-то было сформировано сознанием, что военные – это элитарная прослойка советского общества, но на танцы просто не пускали обдергушек.
   Так или иначе, но Рая тоже попала на эти танцы. Кстати, в ту зиму у нее наконец появилось настоящее пальто с каракулевым воротником! Отец выиграл по облигациям тысячу рублей, и дочери тут же купили «приличную одежду». До этого пальто девушки представляло собой мешковатые обноски с тщательно пришитыми новенькими пуговицами. Время было тяжелое, и даже нарядное платье могло быть одно на двоих.
   Короче говоря, в январе 1950 года Рая пошла на танцы в военное училище, и пригласил ее танцевать один курсант. Во время танца его стало трясти. Он жутко покраснел и с трудом мог вести свою партнершу. Девушка вскинула на него изумленный взгляд:
   – Что с вами?
   – Простите, – залепетал парень, – я просто не могу больше с вами танцевать, – и, с трудом доведя изумленную Раю до банкетки, курсант пулей вылетел в коридор.
   Это потом, спустя несколько лет, девушка догадалась, что морячок просто возбудился. Девушка близко. Дыхание свежее. Аромат приятный. Блузочка тонкая.
   – И руки у парня были потными-потными, даже неприятно, – смеялась Раиса Максимовна.
   Так и жили. Невинные, наивные, чистые дети сороковых годов.


   Михаил Горбачев

   В 1951 году Раиса познакомилась с Мишей Горбачевым.
   Горбачев был довольно красивым молодым человеком. С удивительно выразительными глазами, мягкой улыбкой и чувственным ртом. Он страшно стеснялся, когда его привели в клуб, где занимались танцами. Привели, чтобы показать именно Раю Титаренко.
   Миша стоял у стенки и едва мог вздохнуть от волнения, когда видел ее смеющийся взгляд, который, естественно, принадлежал не ему! Не ему!
   Вот как можно поверить, что Раиса Максимовна не сразу увидела в скромно подпирающем стену двадцатилетнем студенте будущего союзного президента? Оказывается, ничего на лбу и не было написано. Только легендарное родимое пятно. И все.
   Более того, смущенный студент вообще не произвел на девушку никакого впечатления. И улыбалась она совершенно другому мальчику – старосте параллельного потока, который романтично ухаживал за Раей. То есть цветочки, охи и вздохи, и больше ничего.
   Миша заревновал страшно! И едва ли не вылетел из клуба, сбивая с ног возмущенных гардеробщиц. Но его приятели дали парню очень практичный совет.
   – Миш, – говорил его однокашник Алексей, – Райка умная, ты ее лучше подожди в коридоре и книгу какую-нибудь спроси. А то и несколько. Вот она и поймет, что ты тоже не дурак.
   Послушался ли Горбачев своего однокашника, неизвестно, но то, что через два года состоялась свадьба, – это факт.

   В 1953 году Титаренко сменила фамилию на Горбачеву. И стала законной супругой будущего президента СССР. Свадьбу сыграли прямо в общежитии. ЗАГС был напротив, машина даже не понадобилась.
   Невеста была в платье, сшитом в скромном ателье, но зато на пошив и материал заработал сам жених, который целое лето вкалывал комбайнером в родном Ставропольском крае. А вот на туфли у молодых не хватило и пришлось брать в займы у Раиной подруги.
   Гуляли весело. Кажется, одна бутылка шампанского была на все общежитие. Скручивали такие крошечные кулечки из бумаги и пили по глотку, чтобы прокричать «горько!». Еще закусывали какой-то дешевой колбасой. Молодая жена кидала букет. И до утра пели песни и танцевали. Это было счастье. Это был мир. Это было начало.
   Ведь у Раи и Михаила не было какого-то сверхъестественного романа, каких-то ожесточенных страстей. Получилось как в хорошем советском фильме про любовь. Встретились. Понравились друг другу. Полюбили. Поженились. Поженились – будут дети.

   В 1955 году Горбачевы окончили МГУ и уехали в Ставропольский край. Жили они там 23 года. Как жили?
   Да по-разному, конечно, жили. Михаил, как вернулся из Москвы, все по партийной линии стал расти. Умел как-то будущий первый президент СССР умно рассуждать, проявлять инициативу и создавать видимость. А вот Раиса Максимовна столкнулась с трудностями.
   Во-первых, трудно было найти работу. Все возможные места работы были забиты бывшими фронтовиками (а в те годы это означало «уже взяли на работу, без разницы какой специалист») и партийными. Рая была беспартийной. Упущение, безусловно, решающее.
   Во-вторых, девушка в Москве поступила заочно в аспирантуру и писала диссертацию по социологии. А социология в те времена была наукой развивающейся и не имела той популярности, которую получила сейчас. И это означало, собственно, одно: что исследования приходилось проводить не в библиотеке, опираясь на труды каких-нибудь ученых мужей, а самым что ни на есть примитивным способом – ногами и руками.
   То есть Раиса обувала резиновые сапоги и шла пешком обходить деревни, заходила в каждый дом, здоровалась и начинала опрос:

   – Чем живете?
   – Какой доход?
   – Чего не хватает?
   – Как справляетесь?
   – Что хотите от будущего?

   Странные и сложные вопросы для деревенских жителей. В домах – вдовицы да инвалиды. Взрослые мужчины все на целине или пашут не разгибая спины. Некогда было в деревнях думать о переменах, о строительстве социализма, о поиске лучшего будущего. Все формировалось на собственном дворе, где, кроме тощей курицы да грядки с луком порой ничего и не было. Просто некому было заниматься собой, своим хозяйством, своим клочком земли. Советская власть очень четко внушила, что собственные интересы – это мещанство. И чтобы преодолеть эту тенденциозность, должны были пройти десятки лет. Даже сейчас в крестьянских домах нет ответа на вопрос: «Как живете, мужики?»
   Забавный случай произошел в деревне Теребуни. Там старушка, ну божий одуванчик, когда Раиса пришла к ней с опросом, очень заволновалась и устроила опрос самой Горбачевой:

   – Ой, доча, ты что же, не замужем?
   – Да замужем.
   – А худенькая, ой, доча, какая ты худенькая! Может, бьет?
   – Да нет, – улыбнулась Раиса.
   – Значит, пьет, – убежденно поджала губы старушка, – не будет здорова и нормальна девка ходить по дворам от хорошей жизни.

   Вот такой приговор. Но «нормальна девка» мало того, что не бросила ходить по дворам, но и защитила диссертацию по теме, связанной с «мировоззрением крестьянского сознания».
   Очевидно, что исследования жены очень помогли ее мужу. Михаил Сергеевич всегда так убедительно рассуждал о проблемах сельского хозяйства, что хотелось верить, что он понимает, о чем ведет речь.

   А между тем росла дочь Ирина. Училась. Вышла замуж. Больше всего подкупала в дочери Раисы Максимовны ее искренность. Как-то, отвечая на вопрос корреспондента, Ирина гордо заметила:
   – Мы не ели черную икру ложками. Мама считала, что это вредно.
   А в стране был жесточайший дефицит.

   Я не знаю, помните ли вы то время, но рулоны туалетной бумаги, которые висели на леске, как венок на шее, я помню очень хорошо. И зеленые бананы, которые не успевали дозреть, потому как нетерпеливые дети вытаскивали их по одному из газетных свертков, прячущих экзотические плоды от дневного света где-нибудь на антресолях. Считалось, что в газетной бумаге бананы быстрее зреют. И я помню себя ребенком, когда я каждый день заглядывал в эти газеты, чтобы подсмотреть, не созрел ли хоть один бананчик.

   Колбаса. Икра. Рыба. Книги. Мебель. Стиральные машины. Обувь. Колготки. Носки. Все было дефицитом.
   И когда дочь жены президента говорила о том, что не ела икру ложками из-за соображений, что это вредно, возникало четкое ощущение, что мы жили в стране безнадежного маразма.


   Первая модница

   В 1976 году чета Горбачевых перебралась в Москву.
   Раиса Максимовна преподавала в родном МГУ, пока Михаил Сергеевич не стал генеральным секретарем. Опять же вопрос – и как жили?
   Откровенно признаться, уже хорошо. Раиса Максимовна обладала каким-то чутьем на моду. И следовала ее влиянию очень четко, но осмотрительно. Никаких излишеств, и все только очень высокого качества. Материал лучший. Пуговицы. Клепки. Молнии. Зажимы. Стразы. Бисер. Сырье самое дорогое. Дорого – значит элегантно. Элегантно – значит не так, как у всех.
   Моя мама с подружками ездила в Таллинн за колготками. Вот такие были туры – утром сел, съездил в Прибалтику, вечером едешь обратно с сумками шмоток. Просто ничего не было. Ну совершенно ничего!
   Конечно, многие женщины не одобряли Раису Максимовну. Вначале, так скажем, на местном уровне, среди преподавательского состава МГУ, потом уже по стране. Ведь если кто-то скажет, что МГУ – это элитарное учебное заведение, то поверят сразу, а вот если скажут, что женщины-профессора там одеваются от Prada, тот тут уж извините. Кроме кримплена в те годы дамы не знали вообще ничего.
   Секса не было. Моды не было. Откуда было взяться вкусу? На интуитивном уровне, не иначе. То есть когда советские женщины фактически все как одна заявили о своем «фе» жене Горбачева, они знали о бренде Prada разве что из фантастических снов. Армани. Живанши. Кэвин Кляйн.
   Вообще, мне даже интересно, а знали ли наши советские женщины, что партийная верхушка могла предпочитать белье от Кэвина Кляйна? Думаю, что не знали они этого. Уровень подготовленности для снятия шор был нулевым. И поэтому так бесила нарядная Раиса Максимовна. Ей, значит, можно. А нам?

   У меня была подруга, которая очень помогала мне делать социологические опросы в те годы. Я, к примеру, провожу исследование, бьюсь над формулировкой, чтобы включить все социальные группы, ищу деликатные формы обращения, а приходит Марианна (ее так звали), садится на стол, мнет своей совершенной попой все мои бумаги, задумчиво смотрит на меня и говорит:
   – Советская женщина должна щадить норок.
   И тут же рождается вопрос: «Каким образом злоупотребление в использовании производства пушного зверя вредит в признании руководящей линии партии?»

   И про политику, и в то же время о лесном хозяйстве. А причина такого вопроса? Совершенно верно. У Раисы Максимовны – новая опушка на ультрамодном пальто. Норковая, как вы догадались.
   Женщина, которая способна раскачивать общественное мнение и превращать реплику в свой адрес в явление политическое, социальное и едва ли не культурное, достойна всяческого восхищения.
   Поэтому жили хорошо. Ярко. Популярность как-то пришла не столько из-за молодости и красноречия Михаила Сергеевича, сколько из-за соблазнительно дорогих шмоток его супруги.
   В те годы едва-едва можно было начать диалог о гонке вооружений. То, чего достигли Горбачев и Рейган, вошло в мировую историю как невероятное достижение в области внешней политики. Кажется, впервые мир вздохнул с облегчением. Две сверхдержавы решили вступить на путь переговоров.
   Была разрушена Берлинская стена. Выведены войска из Афганистана. Разрушен железный занавес, так кропотливо возводимый предшественниками Михаила Сергеевича. Стало возможно просто вздохнуть, и впервые американский фильм «Звездные войны» не был представлен как пропаганда американского военного господства.
   Горбачев стал много ездить по странам мира, чтобы лично пожать руку тем, кто раньше считал, что СССР – это одна сплошная профанация, созданная среди сугробов и состоящая только из снега, оружия, медведей и балалайки.
   Самое уникальное, что, несмотря на достижения в космосе, спорте, науке, технологиях, очень многие зарубежные коллеги считали, что в СССР живут хуже, чем в племени папуасов в Новой Гвинее. Стереотип нужно было менять. Ломать. Крушить. Рвать в клочья.
   Но ведь это только любимый всеми Базаров из романа Тургенева «Отцы и дети», считал, что «главное – расчистить место, а уж строить – это не наше дело». В середине 90-х годов «строить» как раз было наше дело. И пиар заключался в том, что СССР был вынужден производить впечатление.
   Мужчина – руководитель? Скорее всего, не на него надо было ставить. И хотя в зачете был оконченный МГУ и опыт работы, все-таки стать и выправка бывшего комбайнера оставляли желать лучшего. Энергичность и напор – это, без сомнения, был плюс, но манеры, речь и умение вести себя на приемах у королевы? Мягко говоря, этот этикет не был освоен досконально. И тогда нужно было пускать вперед тяжелую артиллерию. В случае четы Горбачевых эту роль играла Раиса Максимовна.

   Какой же была Раиса Максимовна?
   Прежде всего уверенной в себе женщиной. Женой. Подругой. Советчицей. Спутницей. Как часто на приемах или во время выступлений Михаил Сергеевич оглядывался на свою жену, словно ища ее поддержки, одобрения, кивка или улыбки. Почему-то в народе это проявление близости и родственности чувств воспринималось так, словно муж оказывался под влиянием жены. Но тогда мы не имели возможности смотреть мировые новости в полном объеме, а если бы смотрели, то увидели бы, что и Буш и Клинтон также ищут улыбки, пожатия, кивка своих спутниц.
   В первый раз, когда молодая нарядная, с красивой прической женщина появилась на экране, народ как-то замер. Я помню тот эффект 1985 года, когда на экранах цветных телевизоров появилась супруга Михаила Сергеевича. Все словно растерялись, что молодая цветущая женщина может быть женой руководителя государства.
   И не потому, что быть женой руководителя государства было как-то утомительно, просто наши предыдущие руководители как-то не очень «светили» своих жен.
   Собственно, на то была вполне объективная причина – железный занавес.
   Какие-то давние поездки Никиты Хрущева по странам и континентам не включали в программу оценочную ситуацию его второй половины. Про Андропова я промолчу. Про Черненко – тем более. От Брежнева в памяти остались лишь воспоминания о его необузданной дочери Галине. На экранах очень отрывочно промелькнули кадры возвращения и новый отъезд Светланы Аллилуевой. И все.
   Женщины Советского Союза в кокошниках – это безусловный символ государственности. Но вот женщина, которая любит французские духи и умело улыбается в кадр, когда ее показывают мировые новостийные каналы, – это уже революция. Или по меньшей мере провокация.


   Леди года

   В 1988 году Горбачевой вручили титул «Леди года».
   А средства СМИ мусолили информацию о том, что Раиса Максимовна купила себе серьги стоимостью 3 тысячи долларов. Причем, с трудом кто-то может вспомнить, где же именно она купила сережки, а вот на ценник все посмотрели:
   – И не 3000 тысячи долларов они стоили, – возмущается Ирина Горбачева, – а всего 300! И денег действительно не хватило, и тогда мама обратилась к нашему послу, он добавил, и мама серьги купила. Между прочим, послу деньги потом отдали, когда в Москву вернулись.

   «Леди года» присвоили Раисе Максимовне за ее благотворительную деятельность. Ведь с 1985 года супруга Горбачева покинула МГУ, чтобы посвятить себя помощи мужу и благотворительности.
   Кстати, именно с работы Горбачевой во всевозможных фондах и началась для СССР эра публичной благотворительности. Раньше не было такого модного и статусного понятия о выделении средств на благотворительные нужды. Это сейчас уже мелькают на экранах бесконечные чужие дети на руках, перерезание ленточек на каких-то выставках, ярмарках, прочувствованные или утомительные речи. Купюры. Облигации. Фонды.
   Такое чувство, что толчок к легитимному воровству дали именно в то время, когда нескончаемый поток улыбок, слов и обещаний превращал любую акцию в дележ каких-то средств.
   Постепенно то, за что когда-то загремел Юрий Чурбанов, стало нормальным деловым шагом в разрешении насущных проблем, и выражение «рука руку моет» особенно стало популярным в годы правления Горбачева. Ускорение. Перестройка. Гласность. Кажется, именно эти лозунги стали в те годы определяющими курс страны.
   Между прочим, первая леди страны не побрезговала и поехала в Чернобыль. Затрудняюсь сказать, в каких именно больницах она побывала, но в те годы оказаться в непосредственной близости от реактора было равносильно подписанию себе добровольного смертного приговора. А уж подержать на руках тех, кто попал в зону действия радиации!.. Возможно, это спровоцировало болезнь, от которой Горбачева и умерла.
   Раиса Максимовна была героической женщиной. Смелой. Решительной. И главное, несмотря ни на что, очень уверенной в том, что ее бесконечная смена нарядов – это необходимость. И дело было не только в том, что у Горбачевой действительно был хороший вкус и она любила и умела дорого и изысканно одеваться, а скорее в том, что эта женщина не боялась показаться неуместной в дорогих и шикарных нарядах в глазах тех, кто стервенел от запретов, талонов и дефицита.
   Вот это была, наверное, специфическая черта характера Горбачевой – уверенность в себе. Притом, что ее никто не учил держать себя на встречах, приемах и благотворительных вечерах. Мы ведь говорим о тенденции изменения отношения к месту СССР в табеле о рангах политической и экономической элиты.
   СССР хотел нравиться. СССР хотел быть уверенным в том, что к нему относятся с должным пиететом. Так вот, первое стало возможным благодаря ослепительной улыбке Раисы Максимовны. А вот второе – благодаря Михаилу Сергеевичу.
   Когда-то надо было начинать. И Горбачевы смогли сломить барьер недоверия. Лучше смех, чем напряжение. Вспоминается такой случай, как однажды супруга американского президента громким шепотом сказала мужу, указывая на Раису:
   – Она побывала в большем количестве магазинов, чем я! Я что, хуже что ли?
   Не хуже, вероятно. Просто Раисе Максимовне надо было создавать так называемый прецедент. Умелый пиар дружественного Советского государства.

   А еще Раиса Максимовна была крещеной. Но о вере она никогда не говорила. Ни в одном интервью не высказалась. Зато с увлечением говорила о книгах. Любимой книгой был «Маленький принц» Антуана Сент-Экзюпери.
   – История о вечных ценностях, – улыбалась Раиса Максимовна.
   Ну что тут скажешь? Философская сказка с легендарной крылатой фразой: «Мы в ответе за тех, кого приручили» каким-то неуловимым образом была созвучна жизни этой женщины.
   Кстати, книжка всегда была под рукой. И в Москву поехала вместе с хозяйкой. И в Ставрополь. И снова в Москву. Какой-то культ книги! Но она была своеобразным талисманом и приносила удачу.
   Так сложилось, что вначале в семье Титаренко было очень много книг, а потом уже и в семье Горбачевых. Чтение книг и походы, вот, пожалуй, основные увлечения Горбачевых.
   – У меня ноги уже не шли, – вспоминала Ирина Михайловна, – это при том, что шли мы обычно налегке, то есть получали удовольствие от пешей прогулки, а не от каких-то иных атрибутов. Палатка там. Костер. Просто движение нравилось. Папа пел, а мы уже к концу похода едва ноги передвигали с мамой, но пытались не отставать.


   ГКЧП

   Тысяча девятьсот девяносто первый год, наверное, все помнят как год ГКЧП.
   По всем каналам – «Лебединое озеро» и отрывочные сведения о том, что президент Советского Союза находится в Форосе.
   Живой ли? Мертвый ли? Сведений не было практически никаких. Что смущало на тот момент, так это то, что Горбачев хранил молчание. Вот эта беспомощность лидера лишала людей уверенности. Конечно, Михаил Сергеевич оказался в трудном положении, он был фактически изолирован, но его жизни ничего не угрожало.
   Раиса Максимовна, конечно, была рядом и поддерживала мужа. У нее даже случился инсульт на нервной почве и отнялась левая рука. Но если кто-то помнит возвращение четы из этого так называемого заточения, то, кроме чувства неловкости за своего президента, никто ничего не испытывал.
   Даже Раиса Максимовна, великая мастерица всевозможных улыбок, и та выглядела очень убого. Впервые внешний облик проиграл внутреннему содержанию.
   Я тоже в те дни на Дворцовой площади слышал, как мэр города Петербурга Анатолий Собчак обращался к многотысячной площади. Я видел, как молодой Борис Ельцин на танке говорил о демократии. И я слышал, как гудели обе столицы. Так кто мог в те дни отдать свой голос за человека, который просто не выдержал испытаний?
   Я сидел в аэропорту и собирался лететь в Питер. Рядом сидел какой-то мужчина, по виду рабочий, и говорил своему соседу, когда по ТВ показали «триумфальное» возвращение семейства Горбачевых из Фороса:
   – Райку его знал. Клал на их даче, как раз на Черном море, плитку в ванну. Так знаешь, как она возмутилась, когда не тот цвет доставили! Вон их что волнует!..
   С таким восприятием трудно было рассчитывать на поддержку.
   В 1992 году в Беловежской Пуще подписали договор, который фактически означал развал Советского Союза. Первый президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев был с почетом отправлен в отставку. Он. И его первая леди – Раиса Максимовна Горбачева.
   Но после отставки мужа Горбачева продолжала работать в курируемых ею фондах, очень много ездила по странам, была избрана почетным профессором нескольких университетов Англии и Америки. Казалось бы, жизнь входила в упорядоченное русло. Как и прежде, очень много нарядов. Как и прежде, всегда под рукой любимые французские духи.
   Интерес газетчиков, интервью, очень увлекательные выступления перед многотысячными аудиториями с лекциями. Но что-то словно надорвалось. Не хватало каких-то слов, поступков, событий. Хотя первая леди Раиса Максимовна взирала на новую первую леди Наину Ельцину с явным чувством превосходства.
   Думал ли Михаил Сергеевич, что его попытка пойти на выборы 1996 года бессмысленна и глупа? Мужчина словно делал своей любимой женщине ценный подарок. Амбициозная Раиса Максимовна промолчала, когда Горбачев почти беззвучно спрашивал ее совета. И Горби решился. И провалился с таким оглушительным треском, что уже было стыдно за злопамятное население, которое не простило дорогие шмотки жене, позорный Форос и невнятную речь перед телекамерами.
   Люди злые? Просто прошло время, когда СССР было нужно производить впечатление при помощи красивых нарядов жены президента. Пришло время, когда провожать уже стали по уму. Зубоскальство. Анекдоты. Ленивый интерес к жизни бывшего президента и его жены. Казалось, что так жить мы будем вечно, кто-то должен был пристыдить нас. И почему-то это сделала болезнь.
   В 1999 году Раисе Максимовне поставили страшный диагноз – лейкемия. Она боролась. Очень мужественно боролась. До изнеможения. Но вердикт врачей был почти приговором.
   Двадцатого сентября 1999 года ее не стало. Ей было всего 67 лет.
   И вот тогда вдруг вся страна замерла. И полетели сотни тысяч писем в этот Мюнхен, название которого в деревнях просто не знали. И оказалось, что люди любили Раису Горбачеву. И за улыбки, и за то, что была нарядной, и пользовалась французскими духами, и подняла престиж советских женщин до небес.
   Умная. Амбициозная. Провокационная.
   В ней был силен дух эпохи перемен, который без ее смелости был бы не таким содержательным. Свое Эго мы, кажется, научились нести за Запад именно благодаря этой самоуверенной женщине с незабываемой лучистой улыбкой. И именем, словно рай, – Раиса.



   Наина Ельцина: Леди в горжетке, или любовь к мужу, распускающему руки


   Когда-то она приходила на традиционные «четверги», устраиваемые Раисой Максимовной Горбачевой, с тщательно загримированными тональным кремом синяками. На вопросы не отвечала. Лишь улыбалась мягкой улыбкой.
   Терпела ли?
   Любила просто.
   Наина Иосифовна Ельцина была и остается ангелом-хранителем своего мужа. Он пил, пытался покончить жизнь самоубийством, поднимал на жену руку, а она просто была рядом.
   Наверное, это и правда зовется преданностью.


   Анастасия

   Вообще-то, ее настоящее имя Анастасия. Когда именно девушка решила изменить его на Наину, остается загадкой, так как Наина Иосифовна лишь улыбается в ответ и неопределенно пожимает плечами:

   – Захотелось.
   – А что вдруг?
   – Да так.
   – Может, сон какой-то приснился?
   – Я не суеверна.
   – Ну хоть какая-то зацепка? Почему поменяли имя?
   Наина Иосифона снова улыбается:
   – Анастасия – имя очень царское. В роду старообрядцев имена могут быть связаны с делами человека. Вот я и поменяла. Просто захотела.

   Дальше расспрашивать бесполезно. Но на Анастасию девочка не отзывалась, а вот на «Наю» – охотно и с улыбкой. Никакой мистики, просто действительно в старообрядческих семьях (а именно из такой и была родом Наина) традициям отдается очень много уважения. Причем нет такого, что кто-то может настаивать на своем, требовать или заставлять. Напротив. Словно свободная воля ведет этих людей, и каждый, даже маленький ребенок, вправе решать свою судьбу.
   Поэтому Анастасия стала Наиной. Наей.
   Наина Гирина родилась 14 марта 1932 года на Южном Урале. Девочка была тихая, улыбчивая, любила гулять одна и собирать гербарии, если получалось найти какой-нибудь интересующий ее цветок.
   В школе звезд с неба не хватала, но была очень усидчивой и исполнительной. При этом очень вежливой, скромной и замкнутой. Кажется, лишь в 9-м классе одноклассники узнали, что Наина умеет громко смеяться. Обычно девушка лишь улыбалась. И среди детей была даже такая игра – «Кто рассмешит Наю?».
   Не удавалось никому.


   Борис Ельцин

   В 1950 году девушка поступила в Политехнический институт.
   Несмотря на то что специальность была строительной, девушек на курсе училось много. И дело было не в престижности профессии, а в том, что хотелось выйти замуж. И по традиции, мужчин было много именно в таких «неженских» местах. Собственно, сейчас мало что изменилось, если верить статистике в том, что женского населения по-прежнему больше, чем мужского.
   Можно ли не принять во внимание тот факт, что женщины, как и всегда, хотели замуж? Они хотели любви, внимания и были готовы тратить себя на любого мужчину.
   «Любой» не означал «хороший». «Любой» означал просто «мужчина». Опять же меня смущает и удивляет тот факт, что исследователи категорически не желают воспринимать простые вещи в развитии общественного устройства Советского Союза.
   Среда очень подавляла человека. Устройство общества складывалось таким образом, что руководящая роль партии утрировала положение в интимной сфере, и физиология, желание, сексуальная активность очень умело выставлялись как реакционная модель поведения.
   Странным образом в стране «не было» гомосексуализма. «Не было» проституции. И похоже, наркотики свалились на голову обывателям лишь в 2000 году. Если верить, конечно, исследователям.
   И вот в это «ангельское время» Наина Гирина, деля комнату с пятью молоденькими сокурсницами, совершенно не задумываясь о том, что хочет выйти замуж или влюбиться, занималась тем, к чему привыкла дома, – совершенствовала рецепт теста.
   И когда в комнату в буквальном смысле ввалился высоченный, красивый, светлоглазый брюнет и наспех представился – Борис, – Наина не упала в обморок от счастья. И не почувствовала, что этот парень, с аппетитом поедающий испеченные ею пирожки, и будет ее судьбой. Девушка застенчиво улыбнулась и ответила, смущаясь под невнимательным взглядом:
   – Наина.
   Борис явно имя не расслышал, но кивнул. Кстати, потом признавался, что имя так не понравилось, что долгие годы он предпочитал называть Наину просто «девушка».
   Наина мыла посуду и лишь равнодушно заметила, что красавец Борис ушел с ее подружкой. Потом с другой. И в итоге спустя всего лишь неделю оказалось, что Борис пообщался со всеми подругами Наины, кроме нее самой. Девушку это совершенно не смущало, и она по-прежнему была приветливой, с удовольствием варила украинский борщ, пекла пирожки и с легкой гордостью смотрела, как Борис уплетает за обе щеки приготовленную ею еду. Через пару недель он уже начал заглядываться и на чудо-повариху. А спустя месяц вдруг оробел и с трудом пробормотал, что приглашает Наину в кино. Девушка рассмеялась на его робость и согласилась.
   Через неделю они поцеловались. Борис после прогулки поцеловал «свою» девушку в щеку. Ельцин так именно и считал, что Наина – «его» девушка. Он был жутким собственником, плюс невероятно ревнивым. Мог, как оказалось в дальнейшем, и в ухо любимой заехать. Причем не из ревности, а из-за сохранения чувства справедливости. Справедливость – это когда все делают так, как считает правильным Борис Ельцин. Между прочим, в качестве предвыборного лозунга весьма успешно прокатывало.
   В 1955 году в фойе кинотеатра молодые люди наконец поцеловались «по-настоящему».
   В том же году Ная и Борис закончили институт, и Ельцина тут же отправили по распределению работать на стройку в какую-то отдаленную местность. Было очень много писем, Ельцин действительно скучал и всячески изводил свою подругу тем, что ему плохо, голодно и прочее. И Наина приехала к нему.
   Ельцин, не долго думая, тут же предложил ей стать его женой. И бывшая Анастасия согласилась. Причем не раздумывая. И сыграли настоящую комсомольскую свадьбу. Что это значит: огромный стол, практически безразмерный, выставляется где-нибудь на одном из этажей общежития, потом к нему приставляются дополнительные столы до тех пор, пока змеевидный хвост не обвивает все помещение. На стол выставляется все, что можно достать. Торжественность компенсируется разудалыми песнями и танцами. Бывает, не хватает посуды, о дорогих и богатых блюдах никто и не заикается. Очень часто такие свадьбы были безалкогольными.
   Когда расписывались, выяснилось, что у молодых нет колец. Строгая сотрудница ЗАГСА взглянула на Бориса из-под очков и строго спросила:
   – И где?
   Ельцин, не моргнув глазом, ответил:
   – Потеряли по дороге. Расписывайте, без колец или с кольцами – все равно.
   Наина, краснея, думала о том, что хорошо, что на платье-то хватило. К родителям, естественно, не обращались – оба были гордыми и категорически не собирались рассказывать, что им не хватило денег на кольца.
   А колечко Ельцина купила себе позже. Тонюсенькое. Просто было это как-то по-христиански.
   В 1956 году родилась доченька. Назвали Леной.
   Молодая жена очень смущалась. Борис хотел сына, а родилась девочка. Хотя вел себя муж безукоризненно.
   – Цветы кидал в окно больницы, – улыбается Ельцина, – кричал, что любит. Но я-то знала, что он очень хотел сына.
   В 1958 году родилась вторая доченька. Назвали Таней.
   Ельцина, баюкая дочурку, виновато улыбалась:
   – Он даже из суеверия положил под подушку топор и фуражку, ну есть такая примета, чтобы парень родился, но родилась Танюшка.
   Ельцин действительно мечтал о сыне. Ему казалось, что продолжить род может только сын. Вот такое вот старомодное воспитание.
   Ведь Ельцин родился в простой семье. И хотя его отца в 1934 году посадили за антисоветские разговоры, никто ни разу не смел подумать, что в семействе Ельциных выпестован патриархальный взгляд на право наследия. Короче говоря, в день рождения дочери отец напился. Причем пил не от счастья, а оттого, что родилась девочка.
   Так хотел сына, что напился в дугу? Как ни странно, Ельцину был свойствен вот такой эмоциональный инфантилизм, если в его жизни возникали ситуации, которые он планировал пережить совершенно иначе. Это, между прочим, было потом очень видно, когда Борис Николаевич стал нашим президентом – в моменты внезапных роковых перемен на Ельцина мог напасть полнейший ступор, и его решения или реакции на возникшую проблему жгли несколько дней! Зато если Ельцин выходил из этого столбняка, то летели головы. Сразу. Далеко. И навсегда.
   В то время Ельцин работал в строительном тресте. Пили там крепко, со вкусом и много. Наина заметила, что муж возвращается домой под хмельком, и просто стала использовать дедовские методы – воздействие через любовь детей и домашний уют.
   Папа приходит хмурый – и к нему бросаются две девчушки. Тянут пухленькие ручонки, обвивают за шею, невнятно лепечут что-то на одним им понятном языке, трутся маленькими носиками о небритые щеки. Наина улыбается, вытирает руки о передник и подталкивает мужу тапочки:
   – Пойдем ужинать.
   Открывается дверь в кухню, и в нос голодного мужика ударяет сногсшибательный аромат домашнего борща, пирогов, тушеного мяса. Я, например, как нормальный здоровый мужик, который приходит с работы и хочет просто есть, уже не захочу идти ни на какие встречи с водкой.
   А за столом жена что-то воркует, подперев щеку ладонью, нежно улыбается, расспрашивает. Дети игрушки показывают, раскраски, угощают конфетами. И Ельцин сдался. Он ушел из той строительной компании, благодаря чему стал продвигаться по номенклатурной лестнице.


   Первый секретарь обкома

   В 1976 году Борис Николаевич Ельцин становится первым секретарем обкома КПСС.
   Что остается Наине Иосифовне? Она начинает изучать протокольные тонкости. Правда, Ельцина совершенно не умела одеваться и носила безвкусные бордовые и зеленые костюмы, но субординацию она знала превосходно. То есть всегда быть незаметной, если по протоколу мероприятия требовалось присутствие бессловесной жены. Всегда улыбаться и с достоинством держаться перед фотокамерами.
   Кстати, искусство протокольного фуршета было освоено Ельциной тоже в те далекие годы. Это ведь только кажется, что легко взять бутерброд, элегантно откусить кусочек и, умудряясь не произвести впечатление жадно глотающей акулы, прожевать, проглотить, сохраняя при этом вид полнейшей невинности и заинтересованности в политических новостях из Гвинеи!
   Чтобы соблюсти все эти формальности, популярными становились канапе – крошечные бутербродики на один укус. К сожалению, иногда их делали с виноградом, такая вот элегантная деталь дизайна – на кусочек сыра с листиком салата была пришпилена виноградинка на специальной шпажке. Смысл этой затейливой композиции был очевиден: на фуршетах подают вино. А сыр и виноград идеально подходят в качестве закуски. Одна беда – виноградный сок. Он имеет свойство брызгаться.
   Сам видел, как на одном официальном приеме некий представитель правительства с перекошенным от бешенства лицом пытался прикрыть галстуком пятно от виноградного сока, расползающееся на его белоснежной рубашке. Поэтому Наина Ельцина всячески избегала канапэ с виноградом.
   А вот Борис Николаевич склонен был больше налегать на напитки, и, признаться, весьма «успешно». И когда после какого-нибудь приема супруги возвращались домой и Ельцина мягко намекала, что пить можно было поменьше, а обнимать посторонних женщин менее крепко, ее супруг тут же каменел лицом и сухо обращался к водителю:
   – Останови машину.
   Тот беззвучно подчинялся. Ельцин распахивал дверь и, жестко чеканя слова, говорил жене:
   – Иди. Проветришься.
   Наина только в первый раз хотела плакать, а потом привыкла к таким выходкам мужа. Поэтому молча выходила из машины и спокойно наблюдала, как она скрывается из вида. Как Ельцина добиралась до дома, мужа не интересовало совершенно. Просто оказалось, что Борис Николаевич из тех русских богатырей, которые не выносят, когда женщины дают им советы. И они либо сразу бьют промеж глаз, либо проявляют еще каким-то образом свою сущность.
   Под сущностью я подразумеваю характер, натуру и склонности. Склонности не к рукоприкладству, безусловно, а к жесткому декларированию своих требований. Если бы я позволил себе быть пафосным и немного аллегоричным, я бы сказал, что Наина Иосифовна прошла с Ельциным то, что с ним прошла Россия. От зуботычин до приятия, доверия и понимания, что этот путь неизбежен.


   Перевод в Москву

   В 1985 году в квартире Ельциных раздался телефонный звонок.
   Борис Ельцин высвободил руку из-под спящей супруги, щурясь от включенной лампы, нашарил телефон и с трудом прохрипел в трубку:
   – Да?
   – Это Егор Лигачев.
   Ельцин мрачно выругался и прижал трубку к уху.
   Утром, когда Наина Иосифовна стряпала завтрак, Борис Николаевич вошел в кухню в парах одеколона и, поцеловав жену в щеку, не терпящим возражения тоном сказал:
   – Мы едем в Москву.
   Наина с легким удивлением посмотрела на мужа. Румяный блин так и остался висеть на лопаточке для переворачивания:
   – Командировка?
   – Меня переводят, Лигачев звонил ночью, напомнил о партийной дисциплине. Я согласился. У нас на сборы неделя.
   Снова поцеловав жену и прихватив горячий блинчик с тарелки, Борис Николаевич пошел одеваться.
   А теперь хочется понять, не снился ли Лигачеву тот телефонный звонок всю дальнейшую жизнь? Причем в страшном сне о том, что именно им разбуженный партийный функционер оказался на стороне демократических преобразований и начал реформирование страны не под руководящей ролью партии.
   Когда Ельцин попал в Москву, страна получила очень опасного оппозиционера, причем при его безусловной преданности делу КПСС пришло время, когда эта преданность была выбита вместе с самим Ельциным со всех должностей. Это случилось спустя два года после его появления на политическом Олимпе страны. Пока же он был довольно безопасен. Высок. Красив. Спортивен. Оригинален. Женат.
   Собственно, супружество было таким же бланком во властные структуры, как и преданность ее рулевому. В данном случае – Михаилу Горбачеву. При встрече и знакомстве с Ельциным Михаил Сергеевич много и ни о чем говорил, жал руку, грезил о каких-то новых горизонтах. Раиса Максимовна благосклонно осматривала неважно одетую Наину Ельцину. Тот самый принцип, когда встречали по одежке, намекал о себе не очень уверенно, но первая леди уже была утонченно и со вкусом одета.
   Кстати, Наина Иосифовна лишь спустя некоторое время стала привыкать к тому, что ей мягко советовали стилисты выбирать для нарядов другие цвета. Не зеленый. Не бордовый. А серо-стальные, синие, серые, светлые, бежевые. Оказалось, что бордовый полнит, а зеленый бросает какое-то отражение на кожу – и лицо выглядит бледным, усталым. Короче говоря, зеленым. Кроме того, выяснилось, что Наине Иосифовне больше идет быть блондинкой.
   Ельцина в этом плане была мягкой, некапризной и очень восприимчивой. Следовала советам, и даже села на диету. Это при ее-то любви к мучному и сладкому!
   Но первым неумолимо проявил характер сам Ельцин. И супруги постепенно пришли к тому, что после пяти вечера они уже не ужинали. Соки. Фрукты. Молоко. Стакан кефира. Наина Иосифовна, тяжело вздыхая, обходила все прилавки со сдобой и сладостями. Борис Николаевич должен был быть в хорошей форме. Он занимался спортом. Моду на теннис все помнят? А на волейбол?
   Особенно забавно было наблюдать, как низкорослые «бизоны» от правительства старались не уступить своему высокорослому президенту (это когда Ельцин уже стал первым президентом России) и, пыхтя, пытались угодить мячиком куда-нибудь, лишь бы не в сетку.
   Жена всегда поддерживала мужа, поэтому позволяла себе сладости крайне редко. Было забавно, когда Борис Николаевич возвращался домой и видел, как супруга деликатно доедала какую-нибудь сладость:
   – Что это ты делаешь? – подозрительно вопрошал муж.
   – Ничего, – скромно отвечала жена, вытирая уголки губ.
   Семья, безусловно, жила дружно. То есть Наина Ельцина не была советчицей, но ее деликатные и спокойные замечания всегда заставляли Бориса Ельцина задумываться об очередном своем поступке. Не каждая женщина могла бы оказывать влияние на такого мужчину, как Ельцин. Он был фанатичен в работе, проявлял свои эмоции бурно и с трудом шел на компромисс. Но именно благодаря жене Ельцин научился сдерживаться, слушать и быть более тонким в проявлениях.
   Яркий пример тому не заставил себя долго ждать.


   Борис, ты не прав!

   В 1987 году Ельцин перестал устраивать Горбачева.
   Политические амбиции одного схлестнулись с политическими амбициями другого. При этом, надо заметить, Ельцин ведь действительно был предан КПСС. Но его преданность не вязалась с представлением о ней Михаила Сергеевича.
   Кто помнит трансляции с заседания Верховного Совета и прочие трансляции, помнит, наверное, и лозунг, прозвучавший на одном таком заседании:
   – Борис, ты не прав!
   И страна грохнула отзывами. Всюду звучало «Борис, ты не прав! Борис, ты не прав!» Значки. Футболки. Флажки. В газетах развернулась целая пропаганда против Ельцина. Это называлось травлей. Охотой. Шуткой. Изживанием.
   Политической слепотой можно назвать поступок Горбачева, который вышвырнул Ельцина со всех постов. Но дело в том, что от Горбачева нельзя было ждать ничего другого – он был прямолинейным руководителем и наслаждался своей властью. Власть ведь как женщина – без наслаждения тут же бьет между ног.
   А вот вторая женщина – Наина Ельцина – переживала за своего мужа до слез. А однажды, в очередной раз прочитав какую-то газету с заголовком «Борис, ты не прав!», заболела. Врачи сказали, что это стресс. Но как можно было советовать не волноваться, если шагу нельзя было ступить без того, чтобы не наткнуться на злопыхателей?
   А однажды вечером Ельцин не пришел домой. Наина обзвонила всех знакомых, все больницы, все морги. Ночь не спала, пила успокоительное, но лишь под утро ей сказали, что в такой-то больнице находится ее муж. Она побежала в больницу.
   – Почему, ну почему вы мне не сказали? – плакала она.
   – Он не позволял.
   И действительно, Ельцин не позволял. Он лежал в палате – худой, бледный – и едва улыбался. И не мог спокойно смотреть в глаза жене.
   – Что, Боря, что? – бросилась жена к его постели.
   – Просто прихворнул.
   «Просто» – вот и все, что он сказал жене. И лишь спустя несколько дней от каких-то случайных людей Ельцина узнала, что ее муж пытался покончить жизнь самоубийством. Просто взял больничные ножницы и…
   Об этом случае не любят рассказывать в этой семье. Наина Иосифовна просто цепенеет, и разговор с ней больше не клеится. И не потому, что она осуждает. Нет. Просто не верит, что вопросы могут быть заданы не из праздного любопытства.
   Ведь когда информация о попытке просочилась в СМИ, даже Горбачев позволил себе иронично фыркнуть – мол, блажит Борис.
   Блажил ли Борис, или это было действительно отчаянием? Тут, конечно, трудно сказать. С одной стороны, Ельцин не был слабым или инфантильным. Скорее, пьющим. Грубым. Яростным.
   Но чтобы привлечь к себе внимание таким способом? Только не этот человек. Наина Ельцина один раз только позволила себе прокомментировать эту ситуацию:
   – Вы говорите не о моем муже.
   Возразить ей не посмели.
   Когда же эта мягкая душевная женщина стала такой жесткой? За два года? Всего два года могут перевернуть мировоззрение, если ты оказываешься в обществе людей, проповедующих драконьи законы. И вот тут нужно найти в себе силы не ожесточиться. Не предать чувство собственного достоинства и принципы, которые позволяют тебе оставаться порядочным человеком.
   Наина Ельцина смогла. Она училась выживать вместе с мужем. И она выжила. Теперь навстречу корреспондентам выходила помолодевшая, яркая, нарядная женщина. Спокойная улыбка. Очень внимательный взгляд умных глаз. Ровный тон. И доброжелательность.
   Время, когда женщина носила бордовые костюмы, только училась есть бутерброды на официальных приемах и могла запросто подвернуть ногу, поскольку не умела ходить на высоких каблуках, уже давно кануло в прошлое.
   Опала 1987 года не только сблизила семью, но и научила дорожить доверием. Друг другом. И видеть под лицемерными масками друзей предателей.
   Больше Наина Ельцина не стеснялась советовать мужу.


   Полюбили!

   В 1987 году произошло событие для города Москвы уникальное. Борис Ельцин, некогда опальный партийный босс, был замечен в продовольственном магазине!
   Борис Ельцин купил молоко!
   Борис Ельцин рассказал анекдот кассирше!
   Борис Ельцин съел пирожок в уличном кафе!
   Борис Ельцин купил билетик и поехал на трамвае!
   А вы знаете, этот Ельцин неплохой парень, оказывается!
   Все!
   И больше ничего не надо было горожанам, которые привыкли видеть руководителей только в машинах с мигалками.
   Вот это был результат, которого добилась Наина Ельцина, которая однажды утром, подавая мужу завтрак, просто сказала:
   – Ты сегодня пройдись по магазинам. Купи молочка.
   На недоуменный взгляд Ельцина спокойно улыбнулась:
   – А домой приедешь на трамвайчике. Знаешь, сегодня погода такая хорошая, посмотришь хоть Москву.

   Его полюбили. Полюбили. Ему прощали пьяное дирижирование духовым оркестром, невыход из самолета, когда его ждали с визитом, а вместо Ельцина появлялся кто-нибудь из руководителей и с прискорбием сообщал, что именно в самолете Ельцину стало плохо и визит откладывается. Ему прощали, когда он неизвестно зачем прогуливался у дачи Николая Рыжкова и падал с моста. Пьяным. Уже никто не сомневался.
   Страна прощала, потому что именно Борис Ельцин научил Россию отстаивать свое право на свободу. Потому что нельзя было задыхаться в тисках условностей, когда твой президент падал с моста. И это не ирония или издевка. Это величайшее из открытий, которое волнует умы психологов и политологов.
   Равнение не на знамя, а на своего президента. Пить? Россия пила всегда, и никого этим нельзя было удивить, а вот не боясь покушения и наплевав на условности, разгуливать возле дачи оппонента, а потом падать с моста – это было сродни перелому.
   России не хватало бравады. Лихости. Самонадеянности. И она этому училась. Лучше было один раз упасть с моста, чем навсегда остаться в рамках принятых партией условности.
   А как же ее? Да, как же Наину Ельцину? Полюбила ли ее Россия так, как СССР полюбил Раису Горбачеву? Тут возникает парадокс. Россия и весь мир знали, что у Ельцина есть жена, но не узнавали ее в лицо. Незаметный светлый образ хорошей жены – и больше ничего.
   Первая леди научилась быть незаметной. Перестук ее дробных каблучков ведь раздавался из всех стран, где побывал ее муж, но, если задать этот вопрос знакомым, вряд ли кто-нибудь вспомнит, была ли Наина Иосифовна в Америке, Англии или Германии. Гельмут Коль – друг Ельцина. А был ли он дружен с его женой – Наиной? Я не знаю.
   Да и вы не знаете, потому что это не принципиально для того, чтобы Россия теперь уже могла уверенно появляться на международном уровне. Как страна, свободная от предрассудков.

   Наина Ельцина очень деликатно общается с представителями средств массовой информации, по старой привычке не комментирует происходящие в стране события, уклончиво отвечает на вопросы о своих делах. Есть в этой женщине безусловное благородство. Спокойная мудрость, свойственная всем, кто пережил и славу и забвение. И прежняя мягкость, когда Ельцина поднимается из кресла и с лукавой улыбкой говорит:
   – Бориса нет дома. Может быть, чая со сдобой?
   И как отказать женщине, которая когда-то объяснила мужу, что купив молока, можно добиться народной любви?



   Татьяна Дьяченко: Амбициозная барышня, наплевав на учебу, целовалась в коридорах МГУ


   Она невозмутимо смотрела на очередного репортера и, надменно вздернув подбородок, отвечала: «Считаете, что, кроме меня, папа кому-то позволил бы поправить себе галстук?»
   Татьяна Дьяченко. Любимая дочка отца – президента России – Бориса Ельцина.
   Решительная. Жесткая. Избалованная.
   Работала имиджмейкером своего отца. Пыталась провоцировать его на критику Путина. В итоге, отлученная от политических структур, прекрасно себя чувствует в Лондоне.
   Трое детей.


   «Папина» дочка

   Татьяна родилась в 1958 году и была желанным ребенком. Только вот был один момент – ее отец очень хотел сына.
   Чувствовала ли это малышка? Если верить доктору Споку, который занимался исследованием психологии малышей, то чувствовала. Дети вообще склонны воспринимать обращенные к ним эмоции. Дети не могут интерпретировать, поэтому если подойти с одним настроем к их кроватке или взять за ручку, а потом пытаться лицемерно улыбаться, то дети все это отлично воспринимают. Они не поймут, чем вызвана улыбка, но отношение отметят сразу. Это как животные, которые чутко оценивают проходящих мимо людей и одного даже не заметят, а на какую-нибудь безобидную с вида старушку или приличного вида девушку могут наброситься, скалясь и ощетиниваясь.
   Дети чувствуют отношение, и в них вполне может зародиться протест против предвзятости. К примеру, отец невольно покупает в подарок мячик или конструктор, более темную футболочку или кеды, которые по цвету больше подходят мальчикам, чем девочкам.
   Так вот, у Танюши все футболки, купленные папой, были темного цвета. А еще был конструктор. Мяч. И снова мяч. Борис Ельцин ни разу не подарил дочери куклу. Да и характер у Тани был какой-то не очень девичий. Вместо откровенных слез, если падала во дворе или хотела получить новую куклу, жестко сжатые губы и упрямый взгляд. Колени в синяках. Брюки порваны. На руках ссадины. Так и росла. Конечно, все это пришло постепенно.
   Вначале были и домашние спектакли, где Таня пела какие-то девчачьи песенки, носила юбочки и, уподобившись сестре Лене, прижимала к груди какую-нибудь куклу. А вот потом стал вырабатываться упрямый характер. Таня, конечно, была послушной дочерью, но постепенно в ней стали проявляться воля и стремление сделать по-своему.
   Девочку баловали. Особенно отец. Лена даже дулась иногда на свою сестру, когда той доставалось что-то более выдающееся, чем ей. Неуловимое баловство – это когда папа, гуляя в парке и покупая мороженое двум дочерям, одной из них дает эскимо размером побольше, а потом, когда наступает время покататься на каруселях, сажает любимую дочь на лошадку-каталку без единого ржавого пятнышка. И так далее. А дети очень чувствительны. И лишняя конфета в рот сестренки или братика может быть воспринята как кровная обида.
   И Лена обижалась.
   А Таня, несмотря на то что была младше на два года, очень спокойно воспринимала то, что ее баловали. Но сестре строго сказала:
   – Не реви. Отдам я тебе конфету.

   В школе Татьяна училась плохо. Несмотря на то что училась она в элитной школе для детей партийных боссов, ей не нравились уроки, не нравилось то, что преподаватели требовали выполнения каких-то домашних заданий, не нравилось, что мальчишки могли дернуть за косичку, не нравилось, что надо было носить форменное платье. И если домашнее задание можно было списать, а мальчишкам дать по голове учебником, то от платья избавиться было совершенно невозможно. Даже вылив на него все чернила, приходилось застирывать и носить.
   Татьяна была более дерзкой, чем допускали школьные правила, но тут уже существовало негласное табу учителей – детей видных партийных деятелей терпели в любом случае.

   В 1976 году Бориса Николаевича Ельцина выбрали первым секретарем обкома КПСС.
   Но и это не помогло его дочери закончить школу с золотой медалью. Против этого грудью встал директор школы и жестко заявил на совете, что «эта девушка медаль получит только через мой труп».
   Кто-то из сидящих в зале невесело усмехнулся:
   – Смотри, не накаркай.

   В 1977 году Татьяна Ельцина окончила школу и, едва получив аттестат о среднем образовании, поехала в Москву. Перед этим состоялся разговор с отцом.
   – Я еду в Москву?
   – Кто это решил? – спросил отец.
   – Я, – с нескрываемым вызовом ответила дочь.
   – Как хочешь.
   – Вот именно.
   Надо ли говорить, что ответ Татьяны понравился Борису Николаевичу? Безусловно, ее решительность, ее порывистость, ее способность брать на себя ответственность – все это было качествами не просто характера. Но характера сформировавшейся личности, которая, несмотря на избалованность и лишние конфеты, не стала «папенькиной дочкой». Или все-таки стала?
   Вопрос, безусловно, риторический. Пример «папенькиной дочери» был еще очень свеж в памяти. Галина Брежнева все еще вступала в интимные отношения с разного рода мужчинами, тратила деньги, любила бриллианты и была замешана в каких-то нелицеприятных скандалах. И конечно, каждый разумный отец (а то, что Ельцин был разумным человеком, в этом не сомневался никто, даже его недоброжелатели), тем более имеющий возможность пристроить свою дочь в какое-нибудь тепленькое местечко, в тайне боялся, что именно это и придется сделать.
   Ельцин не был исключением. Он тоже боялся, что его любимая Танечка захочет прибиться куда-нибудь поближе к папе, и когда вдруг дочь стала демонстрировать жесткий характер вместо того, чтобы тихо-мирно поступить в институт, Борис Николаевич несказанно обрадовался.
   В Москве, конечно, были связи, но там хватало своих детей социалистических товарищей и к новоявленным хозяевам жизни из провинции относились настороженно. Они могли быть настырными, пробивными и, кроме того, не такими капризными, как местная элита из специальных школ с изучением чего-нибудь углубленного.
   Конечно, сама Татьяна тот период характеризует как «попытку избавиться от давления отца». Ну, как говорится, для оправдания любых поступков люди стремятся найти не просто ответ, а ответ, нанизанный на какие-то психологические переживания.
   Первая заповедь – «человек ищет, где лучше» – не была новостью даже в то время.


   Вилен Хайтруллин

   В 1978 году Татьяна познакомилась со своим первым мужем.
   Произошло это в коридоре, где студенты встречались между «парами», шумно обсуждали последние новости, сплетничали, жевали свои скромные завтраки, договаривались о поездках и походах. Времени между лекциями было мало, поэтому в коридорах стоял невообразимый гам, когда всем срочно требовалось обменяться новостями. И естественно, когда скапливается много народа, все имеют обыкновение толкаться.
   К девушкам, конечно, было отношение бережное, но парень мог невольно налететь на девушку и, извинившись, проследовать дальше. Но на этот раз случилось не так. Один студент налетел на девушку, стоящую рядом с Таней, выбил из ее рук учебники, прилично ушиб ее, если судить по тому, как гримаска боли исказила свежее личико студентки, и не извинившись последовал своей дорогой.
   Татьяна невозмутимо подняла с пола книгу и со всего размаха бросила ее в спину студента. Тот в бешенстве развернулся. Черные глаза сверкнули. Ельцина скрестила руки на груди и отчеканила:
   – В следующий раз подойду и дам по голове.
   Студент сжал кулаки. Татары – народ горячий. А чтобы еще женщина распоряжалась ими!
   – И не смотри на меня так, – пожала плечами Татьяна, – не каменный век.
   И, гордо отвернувшись, ушла в аудиторию.
   Вилен сдержался, подошел к нечаянно задетой девушке, помог собрать учебники и извинился, что был неосторожен. Девушка улыбнулась в ответ. Она была очень хорошенькой. Со светлыми волосами, голубыми глазами, чуть вздернутым носиком и белоснежными зубами.
   Первый красавец института Вилен Хайтруллин улыбнулся в ответ и пошел по своим делам. А в сердце с этой минуты у него поселилась дерзкая девушка с серыми пронзительными глазами. Через несколько лекций он узнал все, что можно было, о Татьяне Ельциной и вечером уже поджидал ее у выхода из института, чтобы проводить домой.
   Роман у молодых людей был очень бурным. Их даже вызывали в комитет комсомола института за то, что они систематически прогуливали занятия. Но пара была совершенно чумовая и на все увещевания отвечала, что они заняты поиском работы. Преподаватели иронично смотрели на Татьяну Ельцину и молчали.
   Конечно, Таня не походила на бедную студентку и была очень хорошо одета, имела карманные деньги и весьма вольно распоряжалась временем, которое нужно было уделять учебе. А вот Вилен действительно иногда искал приработок, потому что пользоваться деньгами девушки ему не позволяли темперамент и гордость.
   Кстати, они иногда ссорились из-за счета в кафе. Вилен считал, что только мужчина должен оплачивать счет, а вот Татьяна считала, что мужчины много на себя берут и нет смысла концентрировать внимание на том, кто же достанет эту трешку и заплатит за кофе с мороженым.
   Все-таки с молодости Татьяна, безусловно, была наделена тем мужским характером, который так мечтал увидеть в продолжателе рода Ельцин. А то, что Таня родилась девочкой, в итоге оказалось не столь принципиальным. В ней была хватка. Умение добиваться своего. Решительность. И сила воли. Все то, что в итоге привело ее в Белый дом.

   А пока в 1980 году Ельцина и Хайтруллин сочетались законным браком.
   Это было 11 апреля, год Олимпиады, и Москва действительно была праздничной. Какая-то детвора подарила молодоженам белого голубя, и птица тут же была выпущена на волю. А может, это просто слухи?
   Слухи сопровождали эту пару от порога ЗАГСа до ресторана, а потом до квартиры и до медицинского кабинета. Именно некая регистраторша поликлиники N. под большим секретом сообщила работникам то ли КГБ, то ли просто, по ее словам, «воспитанным молодым людям с журналистскими удостоверениями», что действительно в поликлинику привозили на машине с правительственными номерами татарскую семью.
   – Не, фамилию не помню. Сложная такая… Хай… Хайтуллины, что ли. И отца, и матку, и сына-красавца. Сдавали они анализы.
   Тут следовала торжественная пауза:
   – Генетические.
   Пожалуй, можно предположить, что Борис Николаевич Ельцин действительно мог поинтересоваться здоровьем своей будущей родни, чтобы знать и быть уверенным, что дочь родит здоровых детей. Но выглядит это по меньшей мере не очень логично, да и по сути похоже на провокацию, ведь существует правительственная больница, в которой о результатах анализов не то что какая-то регистраторша, но и те, кто будет сдавать эти анализы, могут не узнать.

   Такое уже бывало. Одна жена высокопоставленного чиновника никак не могла родить. Добросовестный муж решил проверить свою супругу на предмет способности родить ребенка. Уж не знаю, какие у них там были отношения, что она не хотела добровольно на это пойти, но факт остается фактом. Так вот, на одном из приемов супруге вроде бы стало как-то трудно дышать, и она пожаловалась на самочувствие мужу. Тот, очень обеспокоенный, повез супругу к врачу, где у нее взяли все анализы и сообщили, что у дамы просто легкая аллергия на тунца.
   Дама ни о чем не догадалась, но в итоге оказалось, что ей нужно сделать небольшую операцию. О каких-то нежелательных анализах она даже не узнала.

   Так что, вероятнее всего, с семейством будущего мужа Татьяны поступили бы так же, и они бы не только ничего не узнали, но и благодарили советскую медицину за своевременно удаленную «случайно» проглоченную косточку.
   Между прочим, регистраторы в подобных медицинских заведениях немые.

   В 1981 году родился здоровенький ребенок. Таня, не долго думая, назвала его Борисом. В честь отца, естественно. Дед был счастлив. А когда дочка с внуком приехали в Свердловск, радости деда и бабушки не было предела.
   Наина Иосифовна с удовольствием возилась с внуком, помогала стирать, убирать, сидела с ним, если Татьяна уходила. Но в этой заботе бабушки и дедушки как-то вдруг стала пропадать инициатива самой Тани. Вначале она раздражалась, потом стала грубить, демонстративно забирала сына и шла к знакомым. Наина Иосифовна с недоумением смотрела на мужа.
   – Не знаю, что с ней творится, – пожимал тот плечами.
   А потом все повторялось. Скорее всего, дело было не в том, что дедушка и бабушка пытались взять опеку над внуком на себя. Напротив, в этом плане Ельцин был совершенно неумолим, ведь он был первым секретарем ообкома и дел у него было по горло – возиться с малышом у него не было времени, и если выдавались редкие часы, то Ельцин вдруг терялся и очень долго присматривался к малышу, словно вдруг потеряв способность понять, что же можно делать с этой крохой. Иной раз подаренная машинка вызывала слезы. А иногда какой-нибудь блокнот вызывал бурный восторг у ребенка, и требовалось немало усилий, чтобы забрать «каку» с важными телефонами. Бабушка же была мягче, и присутствие внука ее очень радовало. Она даже пробовала вязать.
   Но конфликты не проходили. Иногда это были разговоры о политике, иногда о книгах, но чаще о том, что Таня бросила институт, не доучившись год, что вызывало неудовольствие отца. Борис Николаевич, который сам прошел путь от слесаря до руководителя и теперь уже партийного функционера, требовал максимальной отдачи от всех членов семьи. Дочь вызывала едва ли не разочарование тем, что все бросила из-за семьи:
   – В то время, знаешь, тоже рожали, учились и работали, а ты что же? Ты моя дочь, и я не допущу, чтобы ты испортила себе жизнь из-за первого встречного!
   А вот это уже было более понятно и ближе к делу. Дело в том, что до Тани стали доходить очень отчетливые слухи о том, что ее красавец-муж стал погуливать на сторону. Причем не по любви, а просто так, развлекался, пока не было жены рядом.

   В 1982 году Татьяна Ельцина вернулась в Москву и подала на развод.
   Вилен, который к тому времени уже окончил МГУ, молча уехал в Уфу. Таня злилась и, видимо, от злости и обиды написала в графе «причина» о том, что муж ее бил. И поэтому она запретила ему видеться с сыном. Вилен узнал об этом, усмехнулся и велел передать своей бывшей жене, что на сына не претендует, а что касается ее формулировки «бил», сказал так:
   – Хоть бы раз сказала правду. Я ее не бил, а просто изменял.
   Так Ельцина осталась одна.
   Какими были эти отношения? Ну, прежде всего, кажется, неравными. Вилен был очень амбициозным, но его манила не влиятельность, а бизнес. Мир денег оказался его миром, и Татьяна со своими порывами и требовательностью просто не вписалась в его мироощущение.
   Собственно, он тоже не вписался в ее. Таня была истинной дочерью своего отца. И дело не том, что Ельцин был очень жестким человеком и в системе его координат должны были быть только равные личности. А в том, что он видел свое будущее связанным с политикой и умел ею заниматься.
   Авантюризм? Безусловно, присутствовал. Ведь речь шла о том, что в шатких условиях становления государственной власти следовало быть очень принципиальным, упертым и не бояться взглядов, слухов и ударов в спину. Такой характер был у Татьяны. И куда же с ним было тягаться практичному и несколько более прагматичному Вилену? Конечно, речь не о том, что Ельцина не собиралась хорошо жить. Отнюдь. Когда она оказалась в команде президента России – Бориса Ельцина, то все, кому только не лень, подсчитали ее доходы.
   Виллы. Автомобили. Шубы. Поездки. Карманные деньги. Все это было тщательно пересчитано, и в адрес Татьяны высказывалось едва ли не общественное порицание. Ну как можно не залезть в карман того, кто имеет власть и возможность зарабатывать? Конечно, речь шла о каких-то возможных махинациях, перепродаже недвижимости, каких-то фондах и оффшорных счетах. Но тут возникает справедливый вопрос, кому выгодно копаться в кармане действующего президента?
   Мое мнение не меняется никогда, вне зависимости от того, кто руководит страной: в карман лезет тот, кто хочет бросить тень на действующего президента за счет нас с вами, уважаемые налогоплательщики! Уж не думаете ли вы, что информация о том, на что тратит дочь Ельцина свои деньги, стоила когда-либо дешевле, чем все ее квартиры вместе взятые?
   Я думаю, что и больше. Вообще, цены на досье родственников президентов всегда были запредельными. И суммы оплаты были шестизначными. И в американской валюте. Интересно, кто оплачивал работу тех, кто собирал эти досье?
   Так, просто вопрос интересует…


   Алексей Дьяченко

   В 1983 году Татьяна поступила на работу в конструкторское бюро «Салют» и занимала должность в лаборатории баллистики. Оклад, между прочим, был 180 рублей. В очередной раз не позволив заплатить за себя в общественной столовой, девушка подняла глаза и увидела своего второго мужа.
   На Алексее Дьяченко, конечно, не было написано, что он второй муж, но на Таню он смотрел, не скрывая восторга. Потом признавался, что влюбился с первого взгляда. Хочется отдать должное Алексею, но выделить в толпе дочь будущего президента России – это надо иметь глаз-алмаз.
   Татьяна как-то очень быстро согласилась стать женой. Возможно, в ней все еще кипело задетое самолюбие. Вилена она любила и не могла скрыть этого от друзей и родни. Чтобы избавиться от навязчивых воспоминаний, Ельцина погрузилась в работу.
   Причем так успешно, что через короткое время уже работала в банке «Заря Урала». А когда Ельцин пришел к власти, этот самый банк (название которого вызывало ироничные улыбки у тех, кто примерно мог сказать, что «Заря Урала» недурно дружит с семьей президента) получил государственную лицензию на работу с валютой и драгоценными металлами.
   В 1995 году Татьяна Борисовна в связи с рождением сына Глеба ушла из банка.
   В 1996 году Татьяна Борисовна попала в команду президента и стала работать советником по имиджу.
   Вот тогда она и сказала свою легендарную фразу:
   – А вы что, считаете, что кто-то, кроме меня, может просто подойти и поправить папе галстук?
   Нет, никто бы не осмелился подойти к Ельцину и поправить ему галстук, потому что советником по имиджу была его дочь – Таня. Получился давно желанный Борисом Николаевичем тандем – его дочь, которой он доверял, как самому себе, несмотря на то, что родилась девочкой и даже научилась носить юбки (так все брюки предпочитала), работала в его команде жестко и авторитетно.
   Конечно, все понимали, что Ельцина не галстук папе призвана завязывать, а поддерживать его, советовать, иногда вычеркивая из его речей слишком уж бескомпромиссные выражения. Похоже, Ельцин готовил себе преемницу. Но увы, стечение политических обстоятельств лишило нас президента-женщины.
   Жалела ли об этом Татьяна? Она улыбалась в ответ. И говорят, не без сожаления отвечала примерно следующее:
   – Тогда – возможно, сейчас понимаю, что на посту президента все-таки должен быть мужчина.
   Именно!
   Россия слишком капризна для того, чтобы мужчина в юбке мог ею управлять. В каком-то роде наша страна почти что гомофобка. Она предпочитает только традиционные отношения: она и мужчина-президент, который, простите за каламбур, будет ее иметь, пока она наконец не изменит свою позицию.

   Когда к власти пришел Владимир Путин, он, конечно, сменил всю президентскую команду Бориса Николаевича. Татьяна Борисовна тоже получила отставку. Но не расстроилась. Родила третьего ребенка. Часто бывает и подолгу живет за границей. Занимается фондом, который носит имя ее отца. Не замужем. Часто навещает родителей. Жизнь дочери Бориса Ельцина стабильна.



   Заключение

   Пожалуй, теперь можно сказать, что почва для зарождения, становления и выбора наиболее привлекательного образа для первой леди все-таки была подготовлена.
   Государство своей системой создало уникальный в своем роде прецедент, когда облик оказывался своеобразным брендом.
   Да простят меня уважаемые женщины, но в памяти не только образы, улыбки, наряды и деяния, но и определенная созвучность времени. Соотносимость. Своевременность. Уникальность.
   Первые леди в России – своего рода фотографическая картинка, представляющая эпоху. Правительство. Политические взгляды. Достижения.
   Незнание английского уже считается дурным тоном. А отсутствие макияжа и вовсе не рассматривается. Изящные шляпки Людмилы Путиной. Ее деловой костюм или вечерние платья. Изысканность. Представительский класс. Репрезентативные нормы, ставшие возможными благодаря самому времени. Сейчас принято разбираться в моде, живописи, компьютерных технологиях. Улыбки стали умелыми. Скрытность – позволительной роскошью.
   Досье на Татьяну Дьяченко – дочь Бориса Николаевича Ельцина – заменяется милым и откровенным рассказом Людмилы Путиной о достижениях своих дочек. Цербер семейных легенд не дремлет. В моде политкорректность.
   Мы говорили о явлении уникальном в своем роде – о женских душах, закованных в панцирь эпохи преобразований.
   Россия живет страстями. И душа у нее женская. Поступки порой мятежные. Если бы перефразировать названия, то там бы обязательно мелькнула шутка про женщин за рулем. Какой-нибудь анекдот. Ну что поделать. Умом Россию, как и прежде, не понять. А вот ее женщин?
   Я знаю, что нарушил принятый этикет и назвал первыми леди не жен президентов, по принятому протоколу, а тех, кого счел наиболее выразительными образами эпохи.
   Эти женщины были для первых мужчин государства не просто женами или дочерьми, а некими талисманами счастья. Счастья. Провалов. Страстей.
   Теми, кто невольно помогал всем увидеть, что в основе любого устройства общества лежит не политика, а отношения. Отношения между мужчиной и женщиной…