Алекс ОРЛОВ
ТЮТЮНИН ПРОТИВ ЦРУ

   Жил-был Серёга Тютюнин. И служил он в конторе «Втормехпошив», где принимал от населения поношенные кроличьи шкурки по три рубля за полкило. Работы было немного, зарплаты ещё меньше, а потому в свободное время, которого у Серёги было предостаточно, он со своим другом Лехой Окуркиным соображал на двоих.
   Судьбы Серёги и Лехи были похожи. Обоих дома поколачивали жены, однако каждого по-своему.
   Если Леху его Ленка ввиду явного преимущества в росте и весе просто лупила кулаками, то Серегина Любочка встречала супруга дубовой скалкой.
   К слову сказать, дубовая скалка у Любочки появилась не сразу. Сначала была сосновая. Но тёща Серёги, Олимпиада Петровна, посчитала, что Серегины фокусы сосновую скалку давно переросли, и подарила дочери дубовую.
   Так бы и жили в трудах Серёга и Леха, если бы не произошло с ними нечто ужасное.

1

   Утро в конторе «Втормехпошив» начиналось как обычно. Едва Серёга Тютюнин заступил на вахту, как народ к нему просто повалил.
   С восьми до десяти чесаться было некогда. Три шубки детские – стриженый кролик, доху камчатскую – голубая белка – и спиногрейку из кошки под бобра Серёга принял на одном дыхании. И только он собрался расслабиться и пососать леденец, как с улицы завалилась старушка в старом драповом пальто.
   «И не жарко ей, в июне-то месяце?» – подумал Серёга.
   Старушка, не отрывая взгляда от Тютюнина, медленно полезла в потёртую сумку.
   Тютюнин вздохнул. Он уже хорошо знал подобных клиентов. Сейчас старушка достанет кацавейку времён свой молодости, лысую, как коленка, и попросит за неё денег.
   Однако сначала клиентка поставила на прилавок старый самовар и замерла, вопросительно глядя на приёмщика подслеповатыми глазами.
   Самовар был не совсем по профилю «Втормехпошива», однако Серёга, быстро прикинув вес позеленевшей меди, с ходу определил свою выгоду.
   – Пятьдесят рублей! – объявил он и тоже замер, ожидая, как старушка отреагирует.
   Кажется, она не совсем поняла, что он ей сказал, однако кивнула и взяла протянутые деньги.
   – Налево работаем, Тютюнин? – услышал Серёга за своей спиной и, обернувшись, увидел бухгалтера Фригидина.
   Фригидин был человек злой и своим приплюснутым черепом напоминал змею-щитомордника. А ещё он воровал у Серёги сахар, когда тот оставлял тумбочку открытой.
   – Что значит налево? – стараясь не терять из виду старушку, спросил Тютюнин.
   – А самоварчик-то зачем? Медь сдавать будем?
   – Я их, эти самовары, может, с пятого класса собираю, – соврал Серёга.
   – Это ещё доказать надо, – поднявши к потолку палец, заявил Фригидин и шмыгнул за угол. «Змей, – подумал Серёга. – Аспид».
   И снова вернулся к служебным обязанностям.
   – Что вы ещё хотели, бабушка? – спросил он.
   Старушка снова порылась в сумке и брякнула на прилавок древнюю муфту, с которой, словно золотистая пыль, разом поднялась целая туча моли. Штук примерно миллион.
   Моль в стенах «Втормехпошива» считалась самым страшным врагом. Если она попадала на склад готовой продукции – пиши пропало. На этот случай у Серёги Тютюнина был припасён баллон дихлофоса, а для особых ситуаций – крепко действующая отрава, привезённая из-за границы братом жены его друга Лехи Окуркина.
   В английском Тютюнин был не силён, а потому принял слова друга на веру: «Разок кнопку давани – и дело сделано. А сам старайся не дышать».
   Серёга понимал, что применять средство придётся в условиях населённого людьми города, а потому завёл в своей приёмке настоящий противогаз. У него дома их целый ящик был – чего жадничать?
   Одним словом, моль уже поднималась к потолку, и Серёга, осознавая, что нужно спешить, перегнулся через прилавок и одним мощный движением нахлобучил на старушку противогаз – прямо поверх шляпки. Бедняга так и села на пол, а Тютюнин, выхватив баллончик, смело пшикнул в самую гущу меховых вредителей.
   Эффект от применения был ошеломляющим не только для моли, но и для самого Серёги. Он вдохнул лишь самую малость и сразу увидел море, солнце и даже пальмы, а уже потом услышал свой хриплый кашель и понял, что быстро ползёт по коридору.
   Рядом открылась дверь туалета, и в коридор шагнул змей Фригидин.
   Заметив ползущего Тютюнина, бухгалтер злорадно захихикал, однако ненадолго. Вздохнув, чтобы посмеяться во всю глотку, Фригидин схватился за горло и, выпучив глаза, рухнул рядом с Серёгой. А затем, заходясь хриплым кашлем и судорожно взбрыкивая ногами, пополз следом за Тютюниным, стараясь не отставать.
   Оба знали, куда они ползут, спасая свою жизнь. По коридору налево находился кабинет директора «Втормехпошива» господина Штерна, в котором имелось большое окно. До других окон ползти было очень далеко.
   Когда до спасительного кабинета оставалось несколько метров, оттуда вышел дизайнер-закройщик Турбинов, личность творческая и пьющая. Увидев ползущих Тютюнина и Фригидина, Турбинов удивился и, не замечая катившейся по коридору волны оранжевого газа, сделал случайный вдох.
   Потолок и стены зашатались, и несчастный дизайнер-закройщик грохнулся на пол.
   Между тем Серёга Тютюнин уже распахнул лбом дверь и первым вполз в приёмную.
   На секретаршу господина Штерна трое вползающих посетителей с красными физиономиями и выпученными глазами не произвели никакого впечатления. Она нахмурила брови и, не переставая пилить ногти, строго спросила:
   – Куда это вы ломитесь? Борис Львович занят!
   Однако Тютюнин смело боднул следующую дверь, зная, что за ней его ждёт спасение.

2

   Директор, Борис Львович, был действительно занят. Он разговаривал по телефону с любовницей.
   Когда распахнулась дверь и за ней никого не оказалось, Борис Львович промурлыкал в трубку: «Минуточку, рыбка» и приподнялся из кресла.
   То, что он увидел на полу, заставило его запрыгнуть на стол и закричать: «Помогите!» – отчаянно топая ногами и давя карандаши.
   Прямо по итальянскому паркету к нему ползли три неизвестных субъекта с красными лицами, выпученными глазами и распахнутыми ртами. Они хрипели и вытягивали вперёд руки со скрюченными пальцами, а Борис Львович продолжал вопить и клясться, что больше никогда не будет никого обижать.
   Однако зомби оставались глухи к его мольбам и один за другим стали взбираться на стол. Не помня себя от страха, господин Штерн распахнул окно и сиганул вниз, на кусты сирени, произраставшие из строительного мусора. Этаж был второй, поэтому он почти не ушибся, но следом за ним в сирень стали падать его преследователи.
   – Тю… Тю… – попытался заговорить один из них, высунув из кустов сплющенную голову.
   – Фригидин! – узнал его Штерн.
   – Тютюнин виноват, Борис Львович! Тютюнин! – заверещал бухгалтер и стал тыкать пальцем в сторону приёмщика. – Он на меня покушался и на Турбинова тоже!
   – Не покушался я, Борис Львович. Я моль травил, – сказал в своё оправдание Серёга и начал отряхивать штаны. – Просто дихлофос крепкий попался. Я сам не ожидал.
   – А откуда моль-то взялась? – поинтересовался Борис Львович, понемногу приходя в себя.
   – Так бабуля притащила, клиентка! – радостно сообщил Тютюнин.
   – Бабуля? А как она перенесла дихлофос? Как бы нам за старушку отвечать не пришлось! – забеспокоился Штерн.
   – Да с бабулей ничего не могло случиться, – махнул рукой Серёга. – Я на неё противогаз надел… Вот разве что…
   Страшная догадка поразила Тютюнина, и он, сорвавшись с места, побежал вокруг здания.
   Спугнув во дворе кошку и чуть не сбив уборщицу Дусю, Серёга рванул на себя дверь и едва успел пригнуться. Плотный, словно кулак, рой обезумевшей моли рванулся вон из гибельной атмосферы «Втормехпошива» и, взвившись высоко в небо, унёсся к горизонту в южном направлении.
   Оставив дверь широко открытой, Тютюнин осторожно вошёл в приёмку и потянул носом. Заграничная дрянь в воздухе ещё держалась, но уже в безопасной концентрации. В углу у стеночки тихо сидела старушка. Она уже не шевелилась.
   – Эй, бабуля… – позвал Тютюнин. Старушка не отозвалась. Серёга, сдёрнув с неё противогаз, снова позвал:
   – Бабуля, можно выходить…
   Клиентка по-прежнему не отзывалась, а Тютюнин, проверив фильтр противогаза, понял, в чем дело, – его закрывала резиновая пробка.
   «Посадят теперь», – подумал Серёга и тоскливо посмотрел на прилавок. Там он простоял полтора года, служа «Втормехпошиву» верой и правдой.
   Представив себя на нарах, Тютюнин зашмыгал носом. Пока он жалел свою загубленную жизнь, старушка вдруг очнулась и, прихватив котомку и шляпку, выскочила на улицу.
   На полу осталась лишь горсть старорежимных пуговиц с двуглавыми орлами. Пуговицы тоже оказались медными, и Серёга уже собрался сунуть их в карман, когда снова услышал голос вездесущего Фригидина.
   – Опять налево работаешь, Тютюнин? Серёга обернулся и увидел стоявшего в дверях приёмки директора, а рядом с ним бухгалтера.
   – Обратите внимание, Борис Львович, – продолжал ябедничать Фригидин. – Пуговичек жменьку из бабушки вытряс, а до этого – самовар медный тульский.
   – Откуда пуговицы, Тютюнин? – строго спросил Штерн, как будто это имело главнейшее значение.
   – Должно быть, из бабушки просыпались… – пожал плечами Серёга. И вздохнул.
   – Ну, допустим, что из бабушки. А где тот дихлофос которым ты здесь моль уморить собирался?
   Серёга прошёл за прилавок и поднял с пола брошенный при отступлении баллончик.
   – Вот, пожалуйста, – сказал он, протягивая директору неопровержимую улику.
   – Так-так, Тютюнин, – произнёс Борис Львович и строго посмотрел на Серёгу. – Ты знаешь, что здесь написано?
   – Нет, я язык только в школе изучал.
   – Какой? – уточнил Штерн.
   – Говяжий! – съехидничал Фригидин.
   – Почему говяжий? – обиделся Серёга. – Персидский язык.
   – Персидский?! – поразился директор и покачал головой. – Ну, Тютюнин… А ты видел, что здесь череп с костями нарисован?
   – Ну видел, – неопределённо пожал плечами Серёга. – Это чтобы внутрь не принимали…
   – Турбинов, ну-ка давай ты, – обратился директор к появившемуся дизайнеру-закройщику, который во «Втормехпошиве» считался человеком просвещённым.
   – Полицейское спецсредство. Запрещено к продаже, – с ходу перевёл тот.
   – Запрещено к продаже – ты слышал, Тютюнин? – Директор со значением поднял палец. – И кстати, – Борис Львович огляделся, – где хоть одна погибшая моль?
   – Да, где хоть одна погибшая моль? – повторил Фригидин.
   – Моль улетела…
   – Вся? – уточнил Штерн.
   – Практически, – кивнул Серёга. – Только я дверь открыл, они как ломанулись. И сразу в небо…
   – «И их печальные голоса растаяли в вышине», – продекламировал Фригидин своим противным голоском. – Это ж тебе не журавли, Тютюнин. Это моль!
   – Как сказать, – вмешался бывалый Турбинов. – Мне один товарищ привозил из Шри-Ланки траву…
   – Не надо про траву, Турбинов, – остановил его директор. – А ты, Тютюнин, предъяви сам объект, с которого моль взлетала.
   – Ага, полигон журавлиный! – снова влез Фригидин. Со двора в приёмку заглянула женщина.
   – Вы работаете или как? Тряпьё берете?
   – Тряпьё не берём, у нас тут не помойка, а предприятие по пошиву, – с достоинством произнёс Штерн. – Вы пока подождите, мы внутреннее расследование проводим. Скоро уже закончим.
   – Ага, – кивнула женщина и прикрыла дверь.
   Тютюнин поднял с пола злополучную муфту и протянул Штерну. Вид её был столь омерзителен, что директор попятился.
   – Ну-ка, брат Турбинов, посмотри, что это?
   – Муфта это дореволюционная, – сразу определил тот. Затем смело взял изделие в руки и понюхал.
   – Чем пахнет? – поинтересовался директор.
   – Дерьмом мышиным. Есть немного нафталина, мездра пованивает – пропала мездра. Однако дерьма все же больше. В этой муфте не одна тыща мышей вывелась.
   – Ну, в общем понятно, – подвёл итог директор. – Ты пока работай, Тютюнин, рабочий день ещё не закончился, а мы пойдём совещаться на тему, что с тобой делать. Возможно, ты уже сегодня будешь уволен.
   – Возможно уже сегодня! – радостно повторил Фригидин и убежал вслед за Штерном и Турбиновым.

3

   Тяжело вздохнув, Серёга почесал макушку и вернулся к уже недолгим служебным обязанностям.
   Думать о том, что он скажет жене, ему не хотелось. Зато он отлично знал, что скажет Лехе Окуркину за его подарочек.
   У стойки выстроилась очередь из жаждущих сдать меха, и до четырнадцати ноль-ноль, когда приёмка закрывалась на обед, Серёга успел принять три собачьи шубы, кротовую поддёвку, шкурку зайца и артефакт неизвестного происхождения, который ему отдали за так, в нагрузку к зайцу.
   Заперев изнутри дверь, Серёга вернулся к себе за стойку и, подумав, отправился в уборную. Там в поломанном бачке всегда шумела вода, а шум воды Тютюнина здорово успокаивал.
   «Работу сразу искать не буду, – размышлял он. – Надо ждать хорошего места, где человека ценят».
   Почувствовав себя немного лучше, Серёга вернулся в приёмку и застал там Фригидина.
   Нагнувшись над тумбочкой Тютюнина, бухгалтер торопливо жрал сахар.
   «Должно быть, уже списал меня, гад!» – обозлился Серёга и, тихо подкравшись, дал Фригидину крепкого пинка.
   – Ой! – вскрикнул тот и, развернувшись, стал потирать ушибленное место. – Это вы, Сергей? А я тут…
   – Сахар мой воруешь, сволочь, – угрожающе произнёс Тютюнин.
   – Я попросил бы вас.., не усугублять своё и без того сложное положение… – залепетал пойманный с поличным бухгалтер. – И потом.., у вас ещё полпачки осталось. Стоит ли жадничать?
   – А ты прав, – улыбнулся Серёга подсказанной Фригидиным мысли. – Ты прав, гадёныш, я не жадный.
   С этими словами он достал из тумбочки оставшиеся полпачки сахара и, протянув Фригидину, приказал:
   – Ешь.
   – Ой, спасибо, Сергей! Вы не такой грубый, каким показались мне вначале. Я даже сожалею, что вас увольняют.
   Фригидин взял парочку кусочков и положил в карман.
   – Я их потом съем.
   – Нет, не потом, – со злой улыбочкой возразил Тютюнин. – Здесь будешь кушать – сейчас. И не два кусочка, а весь сахарок. Ты же его так любишь, гад!
   Серёга снова продемонстрировал драконью улыбку и, чтобы Фригидин лучше понял, ткнул его под ребра.
   Бухгалтер снова ойкнул и принялся за сахар. Первые четверть пачки он одолел довольно быстро, но затем стал давиться, и Тютюнин позволил ему запивать угощение холодным, оставшимся со вчера чаем.
   – Все, – сказал Серёга, когда сахар был съеден. – Теперь можешь идти.
   Фригидин посмотрел на своего мучителя засахаренными глазами, икнул и нетвёрдой походкой направился в коридор. Уже из-за угла он, полуобернувшись, обронил:
   – Фа.., фашист… – и исчез.
   «Ну вот, – подумал Тютюнин. – Теперь и увольняться можно».
   В коридоре снова послышались шаги. Серёга подумал, что это бухгалтер, однако вместо Фригидина в приёмку заглянул рабочий из пошивочного цеха.
   – Ты, это, иди к директору… Зовут тебя…

4

   В кабинете господина Штерна было много света и свежего воздуха. Распахнутое окно напоминало о недавнем происшествии, однако на лицах присутствующих Тютюнин не заметил никакого ожесточения.
   «По-хорошему уволят», – решил он и взглянул на секретаршу директора Елену Васильевну, отчего та вздрогнула, должно быть вспомнив, как Серёга вползал к ней в приёмную.
   – Ну, Тютюнин, осознал свою вину? – поинтересовался Штерн.
   – Дык, – Серёга пожал плечами, – понятное дело.
   – Это хорошо. Мы тут в муфте старинной лейбл нашли, поставщика Его Императорского Величества купца Резинова… Вот…
   И директор положил на стол небольшую медяшку.
   – Эта находка в корне меняет дело, поскольку мы её теперь на главный заказ пришьём – доху для господина Куклинского, в «мерседесе» ездить. Получится у нас, Турбинов? – обратился Штерн к своему дизайнеру-закройщику.
   – Конечно получится. Кроличьи шапки мы уже красим и стрижём под барса. Потом сошьём их гнилыми нитками, и все подумают, что дохе триста лет и ею укрывался князь Голицын. Или Потёмкин. Лейбл царского поставщика только придаст нашей дохе натуральности.
   – То есть качество гарантируете? – ещё раз уточнил. Штерн.
   – Качество и безопасность, – легко пообещал Турбинов и потёр свой большой нос. Он всегда потирал его, когда хотел выпить.
   – Одним словом, Тютюнин, ты остаёшься в нашем славном коллективе, а за лейбл мы премируем тебя двести рублями… Или нет – двестью рублями… Елена Васильевна, подскажите, как правильно?
   Секретарша наморщила лоб, потом посмотрела в потолок и наконец сказала:
   – Дайте ему двести рублей, и дело с концом.
   – Правильно, а то обед заканчивается, – поддержал Турбинов и снова почесал нос.
   Директор отсчитал Тютюнину деньги, и тот, радостный, выскочил в коридор, где едва не столкнулся с людьми в белых халатах, которые деловито волокли на носилках тело Фригидина.
   – Мужчина! – позвали Серёгу проникновенным басом, а затем тяжёлый бюст припечатал его к стенке. – Вы кто такой?
   – Я Тютюнин, приёмщик, – быстро ответил он, поглядывая снизу вверх на дородную врачиху.
   – Женаты?
   – Уже пять лет! – отрапортовал Серёга.
   – Жаль. – Врачиха разочарованно улыбнулась, показав золотые зубы. – Но на всякий случай, меня Светланой зовут.
   – Очень приятно. А чего это с нашим бухгалтером случилось?
   – А слиплось все на хрен.
   – Все – это что? – осторожно уточнил Тютюнин.
   – Все – это все, – просто ответила врач Светлана.
   – И куда же его теперь повезёте?
   – Ясно куда – отмачивать… Вы чего здесь производите, женатый? Я, конечно, не санврач, но вонь тут у вас… – Светлана скривилась и покачала головой.
   – Перелицовываем шкурки, пересаживаем мех и восстанавливаем мездру.
   – Ну ты со словами-то поаккуратней, я грубиянов не люблю, – предупредила Светлана.
   – Это не ругательство, это наш производственный термин.
   – Знаем мы ваши термины… – Светлана вздохнула, от чего её могучий бюст едва не перекрыл Тютюнину дыхание. – Откуда на производстве сахар?
   – Не… Не знаю, – соврал Серёга.
   – Обычно у нас вызовы на кондитерские фабрики, а тут, блин, мездра. – Произнеся это слово, Светлана хохотнула. – На прошлой неделе на пятую кондитерскую экскурсантов из Вьетнама привозили. Так те весь конвейер вылизали. Были семь случае слипания – два тяжёлых.
   Из-за угла показалось красное лицо санитара.
   – Светлана Семёновна, мы готовы – можно ехать!
   – Уже иду, – отозвалась та. И, снова притиснув Серёгу к стенке, спросила:
   – Сигареткой угостишь, женатик?
   – А я не курю.
   – Я – тоже… Когда-нибудь брошу… Ты вот что, Тютюнин, – Светлана извлекла из кармана кусочек серого картона и протянула Серёге, – здесь телефончик нашего морга, скажешь добавочный 137, и тебя со мной соединят.
   – Спасибо, – поспешил поблагодарить Тютюнин.
   – Пожалуйста. Если гланды нужно будет вырезать или там стул жидкий поправить – звони.
   Светлана подмигнула Серёге и двинулась по коридору, заставляя скрипеть плохо уложенный паркет.
   – Уф-ф, – выдохнул Тютюнин и огляделся. Несмотря на удачный исход дела с молью, на душе у него было тревожно. Событие, которое должно было изменить его жизнь, неотвратимо приближалось.

5

   Обычно приёмка работала до шести вечера, но Серёга сбежал на полчаса раньше. Ему не терпелось похвастаться перед женой двумя сотнями премии, а перед другом Лехой тяжёлым самоваром и горстью пуговиц – всем тем, что после сдачи на приёмный пункт гарантировало им отличное проведение ближайших выходных.
   Возле самого дома Тютюнина остановили двое милиционеров.
   – Что в сумке? – спросили они.
   – Самовар, – честно ответил Серёга и, открыв сумку, показал содержимое.
   – Действительно самовар, – произнёс один милиционер и разочарованно добавил:
   – Старый совсем. На медь сдавать будешь?
   – Нет, что вы. Я старину очень обожаю. Отчищу его и буду чай из него пить.
   – Ну ладно, иди, – совсем заскучали милиционеры. – Пей свой чай.
   В хорошем расположении духа Тютюнин вбежал в подъезд и быстро поднялся на свой этаж, однако неожиданно столкнулся там с пенсионеркой Живолуповой, в простонародье – Гадючихой. Гадючиха обладала тяжёлым характером и болезненной подозрительностью, оставшимися ей в наследство с тех времён, когда она служила в НКВД.
   – Привет, Тютюнин! – с ложной доброжелательностью поздоровалась она.
   – Привет, – без особого энтузиазма ответил Серёга.
   – Гляжу, опять ты чего-то на работе спёр…
   – Я не спёр. Я это купил.
   – Купил? – Гадючиха недобро усмехнулась и предложила:
   – Если поделишься, никому не скажу.
   – А не поделюсь?
   – Сообщу в органы, и отправишься по этапу на десять лет без права переписки…
   – Как же, обрадовалась! – воскликнул Серёга, смело наступая на Гадючиху. – Прошли те времена, когда вы людей в Магадан отправляли! Кончилась ваша власть! Кончилась!
   Под напором Тютюнина пенсионерка поспешно отступила, и Серёга, открыв ключом свою дверь, оказался в квартире.
   То, что он увидел в прихожей, его не обрадовало. Это были туфли, которые принадлежали тёще Сергея – Олимпиаде Петровне.
   Олимпиада Петровна работала в столовой и каждый день уносила домой пакеты с продуктами. Оттого и туфли она носила на низком каблуке, что значительно способствовало её грузоподъёмности.
   Из комнаты доносились голоса, и Серёга, осторожно опустив сумку с самоваром, стал прислушиваться.
   – Смотри внимательно, Люба, – это же так просто! Полуповорот, а затем лёгкое движение кистью и р-раз… Поняла?
   – Ну-ка, мама, давай я попробую. Значит так… Полуповорот, а затем движение…
   – Кистью! – напомнила тёща.
   – Да знаю я, мама, не лезь… Кистью р-раз!
   «Да что они там делают – танцы, что ли, разучивают?» – удивился Тютюнин.
   Он осторожно приоткрыл дверь и вошёл в комнату, а увлёкшиеся занятиями женщины поначалу его даже не заметили.
   «И р-раз! Кистью, полуповорот!» – повторяли они свои заклинания и размахивали дубовыми скалками.
   – Так вот, значит, чем вы тут занимаетесь! – воскликнул возмущённый Тютюнин. – Бить меня обучаетесь! Да? Вы за этим, Олимпиада Петровна, приходите, чтобы жену на мужа натравлять?
   – И вовсе не за этим! – спрятав скалку за спину, стала оправдываться тёща. – Просто навестить дочку зашла, а Люба здесь одна заскучала. Да и физкультура ей необходима.
   – Физкультура ей необходима? Да она этой физкультурой каждое воскресенье занимается – у меня вон на спине синяки не проходят! – И, чтобы доказать свою правоту, Тютюнин стал срывать с себя рубашку.
   – Да ты бы ещё штаны снял, бездельник! И правильно, что синяки! Другой бы уже не пил, раз жене не нравится!
   – Я, к вашему сведению, Олимпиада Петровна, и не пью, а только выпиваю. Я ведь меру-то знаю! Я не какой нибудь запойный!
   – Не запойный?! – Тёща усмехнулась и уставила руки в боки, не скрывая своей скалки. – А кто с двадцать третьего февраля по восьмое марта пил? Алкоголик!
   Получив такое ясное напоминание, Серёга едва не сник. Действительно было. Однако, чтобы не оставлять поле битвы врагу, он сам перешёл в наступление:
   – Если я алкоголик, то вы расхититель народного имущества! Вы, Олимпиада Петровна, из ресторана ушли, куда вас на хорошую зарплату устроили. А почему? Уж не потому ли, что там воровать нельзя было, а вы, дорогая тёща, без этого не можете?
   – Не смей так говорить с мамой! – вмешалась Люба.
   – Не бойся, доча, я ему сейчас отвечу, – сказала Олимпиада Петровна, раздувая ноздри, словно разъярённый носорог. – Значит, ты думаешь, дорогой зятёк, что уел меня этим? Мол, таскаю и все такое? А вот и не уел! Я вот энтими самыми руками с пятнадцати лет домой несу! Я энтими самыми руками за тридцать лет работы на автомобиль «москвич» натаскала и на кооперативную двухкомнатную квартиру! А ты чего для своей жены сделал?
   – Да я… Да я сегодня премию получил! Вот! Меня на работе ценят! – закричал Серёга и шлёпнул на стол двести рублей.
   – Ой, правда, что ли, премия? – воскликнула Люба и, взяв в руки две сотенных, посмотрела их на свет, словно ей не верилось, что они настоящие. А тёща лишь усмехнулась и покачала головой.
   – Двести рублей. С поганой овцы хоть шерсти клок.
   – Да ладно тебе, мама. Может, он ещё принесёт.
   – Принесёт, как же, – потеряв поддержку Любы, Олимпиада Петровна стал а успокаиваться. – Зашла к дочке на минутку, так он тут же скандал устроил.
   – А зачем вы в гости со своей дубовой скалочкой ходите, Олимпиада Петровна? У вас так принято, что ли?
   – А ну и что же, я, может, женщина одинокая, ко мне на улице каждый раз пристают. Нужно же чем-то обороняться.
   – Пристаю-у-ут? – передразнил Серёга. – Размечталась! Не то что пристают, за километр обегают!
   – Перестань терзать маму, Сергей! – вступилась Люба. – Она все делает из лучших побуждений.
   – Да, из лучших побуждений. И скалочку тебе дубовую заместо сосновой подарила, и обучает, как мужа бить, чтобы наверняка угробить уже. Я поражаюсь, Олимпиада Петровна, как вы ещё стальную скалочку дочурке не подарили. Чтобы как удар, так сразу и труп.
   – Все, Люба! – обиженным голосом объявила тёща. – Этого я потерпеть не могу и сейчас же уезжаю. Ноги моей у вас больше не будет, Сергей Викторович! Ни одной ноги! – С этими словами она направилась в прихожую, а довольный Тютюнин вышел на кухню. Не часто ему случалось утереть Олимпиаде Петровне нос, однако сегодня это удалось.
   Скоро в прихожей хлопнула дверь, и Люба пришла на кухню.
   – Сергей, – произнесла она сухим, почти официальным тоном. – Нам с тобой нужно поговорить.
   – А можно попозже, а то я жрать хочу?
   – Попозже нельзя, Серёжа. – Люба присела на табуретку рядом с мужем и, посмотрев ему в глаза, сказала:
   – Мне мама про тебя страшную вещь рассказала.
   – Ну и что? – не глядя на жену, отозвался Сергей, проверяя по кастрюлькам, что привезла тёща на этот раз.
   – Мама сказала…
   – Ну?
   – Мама сказала, что…
   – Ну что твоя мама сказала?
   – Что ты, Серёжа, возможно, еврей.

6

   Не выходя из кухни, Сергей созвонился с Окуркиным Лехой, который по случаю пятницы пораньше сбежал с работы.
   Окуркин работал на ложкоштамповочном предприятии, где зарплату не платили месяцами. Поэтому он мог как угодно нарушать дисциплину, не боясь, что его за это попрут с производства.
   До того как стать мастером ложкоштамповки, Леха три года отработал в лыжезагибочном цехе. Дело ему нравилась, однако постоянные недоразумения из-за выяснения места его работы вынудили Окуркина оставить лыжи.
   Происходило это очень просто. Стоило кому-то спросить Леху, где он работает, следовало вполне нормальное пояснение:
   – На лыжезагибочном станке.
   – Да? И что вы на нем делаете?
   – Лыжи загибаю, – спокойно объяснял Окуркин.
   – Кому? – тут же следовал насторожённый вопрос.
   – Кому скажут, тому и загибаю, – честно признавался Леха. – Это же не я сам решаю. Для этого другие люди есть, – добавлял он, повергая собеседника в замешательство.
   Случалось, что нервные граждане даже писали на Леху заявления, обвиняя его в посягательстве на их жизнь. Устав от подобных недоразумений, Окуркин ушёл с любимой работой и подался в ложкоштамповку.
   Перекинувшись по телефону с Лехой парой слов, Тютюнин уговорился встретиться с ним через полчаса и отправиться на старый стадион «Локомотив». По пятницам там проходили международные встречи команд восьмой лиги. Билеты распространялись по смехотворным ценам, а потому на трибунах был полный аншлаг.
   Наскоро перекусив ворованными тёщей голубцами, Серёга сказал Любе, что идёт на футбол, и, подхватив большой полиэтиленовый мешок, выскочил из квартиры.
   Возле подъезда он снова встретился со старухой Гадючихой, которая плела интриги, нашёптывая что-то на ухо другой пенсионерке.
   Когда Тютюнин подошёл к остановке, Леха уже стоял в условленном месте и поплёвывал на асфальт.
   – Ну ты меня подставил со своим дихлофосом американским! – с ходу начал Тютюнин.
   – А чего не так с дихлофосом? – спросил Леха.
   – Этот дихлофос не от моли, а от людей оказался.
   – Да ты что?
   – Вот и что. Я его против насекомых применил, так чуть сам дуба не дал и весь «Втормехпошив» не потравил. Меня даже уволить хотели…
   – То-то у Митяя такая рожа довольная была, когда он мне пузырёк дарил, – начал припоминать Окуркин. – Я ведь ему бритву свою отдал. Вот сволочь.
   Подошёл автобус, из которого вывалила толпа усталых пассажиров. Друзья заскочили в салон и сейчас же нарвались на толстую тётку-кондуктора.
   – Ну? – строго спросила она с такой интонацией, что сейчас же напомнила Серёге его тёщу.
   – А мы чернобыльцы, у нас льготы, – не очень убедительно заявил Леха, показывая какую-то затёртую книжку.
   – Или берете билеты, «чернобыльцы», или вылетаете на следующей остановке.
   – Берём билеты, – согласно кивнул Серёга и отдал тётке деньги.
   Когда друзья заняли место у окошка, Леха толкнул Тютюнина в бок и спросил:
   – Ты чего это какой-то не такой? Надо было поспорить с ней, а ты сразу: берём билеты.
   – Ладно, – отмахнулся Серёга. – Я сегодня самовар прихватил медный – на десять кило чистого металла!
   – Да ты что? Значит, завтра гуляем?
   – Гуляем!
   – Эх… – Леха поморщился. – Не получится завтра. Я в деревню еду. Кстати, не хочешь мне помочь?
   – А чего делать надо?
   – Да прабабка моя померла. Наследство оставила – дом и два сарая. Надо ехать.., это.., во владение вступать. Моей Ленке не терпится – прямо завтра и поедем.
   – А чего, давай, – сразу согласился Серёга, хотя внутренний голос советовал ему остаться дома. – Отпуск у меня только в сентябре, а шашлычка поесть хочется.
   – Шашлычок будет, только с этим делом… При жене, сам понимаешь, нельзя. К тому же я за рулём.
   – Понимаю, – согласно кивнул Тютюнин. – Но завтра только суббота, а будет ещё и воскресенье.
   – Будет, – согласился Леха. – Хотя в субботу тоже можно чего-то придумать.
   На остановке «Чатланский завод» друзья вышли и направились прямо к стадиону. Туда уже стекались толпы подвыпивших граждан, которые несли с собой авоськи с баночным пивом, и это радовало Серёгу с Лехой больше всего, поскольку они ходили на матчи не для спортивного удовольствия, а только корысти ради. Окуркин и Тютюнин контролировали половину пространства под трибуной Б-4, куда во время матча обильно сыпались пустые алюминиевые банки – бутылки на стадион приносить не разрешалось, чтобы их потом не швыряли на поле.
   Время от времени на территорию под трибунами покушались бомжи из соседнего района, однако местная баночно-алюминиевая мафия давала чужакам достойный отпор.
   – Кто сегодня играет? – спросил Леха у синюшного мужика в обоих левых ботинках.
   – «Басмач ятаган», Турция, и «Обувщик» из Пескоструйска, – довольно внятно произнёс тот. – Принимаются ставки на результат игры.
   – Так ты значит этот.., брокер?
   – Букмекер, – поправил синюшный. – Угадаете исход матча – пол-ящика пива ваши.
   – Нет, мы здесь по работе, – ответил за Леху Тютюнин, видя, что тот при упоминании пива стал доверчиво улыбаться маклеру. – Пойдём, нам ещё порядок навести нужно.
   – Ты прав, нужно успеть до начала, – согласился Окуркин. Под порядком подразумевалась уборка того, что накапливалось под трибунами за неделю между матчами.
   На месте они застали своего соседа – пятнадцатилетнего Азамата.
   Тот приветливо помахал им, блеснув чёрными глазами. Прежний хозяин этой территории за долги отдал её брату Азамата, который торговал на рынке фруктами.
   По-русски мальчик говорил плохо, однако соседи хорошо друг друга понимали. Азамат вёл бизнес честно и никогда не спорил из-за банок, падавших на демаркационную линию. Он великодушно отбрасывал их на сторону Сергея и Лехи.
   Несколько раз после футбола за Азаматом приходили бритоголовые, однако Леха, хотя и был невысок ростом, умело действовал «пальцем» от танковой гусеницы, который он всегда держал под трибуной.
   Подчистив территорию и приготовив камни – «прессовалки», которыми плющили банки, Тютюнин и Окуркин стали прислушиваться к тому, что происходило наверху.
   Болельщики беззлобно ругались матом, обещая туркам нелёгкую жизнь, и открывали банки с шипящим тёплым пивом.
   Скоро началась игра, и первая тара полетела под трибуны.
   Серёга работал на подборе банок, а Леха прессовал их в алюминиевые пятачки. За хорошую игру друзья набирали до трех тысяч банок и, если бы не плющили их, могли бы увезти урожай только на самосвале.
   Вскоре турки забили гол.
   – Басмачей на мыло! – стали кричать с трибун, и вниз полетели недопитые банки – признак неудовольствия.
   Пришлось Серёге выливать пиво на землю, что вызывало у Лехи тяжёлые вздохи. Вылитое пиво было очень жалко.
   Игра стала выравниваться, и банки падали с равными временными интервалами по всей площади трибуны.
   Азамат быстро собирал их на своей половине и лишь слегка приминал ногами, прежде чем бросить в мешок, – за ним заезжал брат, а потому проблем с транспортировкой у него не было.
   Скоро начало темнеть, однако банки сыпались исправно.
   – Я уже пятнадцать сотен насчитал… – сообщил Окуркин, который, словно ложкоштамповочная машина, без устали плющил алюминий.
   – Хорошо… – сказал Тютюнин.
   Под конец матча «Обувщик» начал отыгрываться. Пиво полилось рекой, и Серёга почувствовал, что ему становится жарко. Леха застучал камнем чаще, а сосед Азамат даже стал что-то напевать.
   – Две пятьсот! – крикнул Окуркин, утирая со лба пот. «Обувщик» снова атаковал, и трибуны гудели от дружного рёва.
   «Сегодня будет рекорд, – подсказал Серёге внутренний голос. А затем добавил: – А в деревню ты бы лучше не ездил».
   Наконец «Обувщик» сравнял счёт, и банки обрушились настоящим цунами. У Серёги от напряжения стали подрагивать коленки, а Леха выдыхал воздух с каким-то хрипом, однако не сдавался и лишь время от времени нервно похохатывал.
   – Три семьсот двадцать семь! – торжественно объявил он, когда марафон наконец закончился и болельщики стали покидать трибуны.
   Серёга помог другу уложить все заготовки и попробовал приподнять раздувшийся мешок. Это оказалось не так легко.
   Мимо, словно стая волков, прошли бритоголовые. Они недобро покосились на Азамата, однако раскрасневшееся лицо Лехи Окуркина отпугнуло их.
   – А вон и Сайд! – заметил бежевую «шестёрку» Тютюнин, и Азамат приветливо помахал брату рукой.
   В последнее время Сайд подвозил Леху с Сергеем, вместе с их товаром. Алюминий они тоже сдавали вместе, в подпольном пункте какого-то земляка Сайда и по более высоким ценам.
   Пока грузили добычу, неподалёку происходила драка. Точнее, не драка, а избиение. Били букмекера, который за время матча успел пропить все доверенные ему ставки.
   Неподалёку стоял милицейский сержант и со скучающей физиономией наблюдал за процессом. Его тоже угораздило поставить на результат, и теперь он мстил букмекеру чужими руками и ногами.
   Видимо, решив, что тому уже хватит, он вяло разогнал народных мстителей и, махнув рукой, подозвал машину с клеткой.
   – Хорошо денёк прошёл, – сказал довольный Леха, когда они погрузились в «шестёрку» Сайда.
   – Да, неплохо, – согласился Серёга. – Очень неплохо.

7

   Домой Тютюнин пришёл в одиннадцатом часу. Не очень поздно, да к тому же трезвый.
   Каково же было его удивление, когда жена встретила его потоком бранных слов и своей любимой скалкой.
   Натренированный Серёга увернулся от пары ударов, опрокинул стул и журнальный столик, однако в лоб все же получил.
   – Ты что! – завопил он. – Я же трезвый!
   – Не важно! – наступала Люба, на практике отрабатывая выпады и развороты.
   Пробегая мимо софы, Тютюнин подхватил подушку и что есть силы швырнул её в жену. От неожиданности Люба потеряла равновесие и со всего маху грохнулась задом об пол.
   В шкафу зазвенели рюмки, а снизу шваброй в потолок застучали соседи.
   – Сволочь ты, Тютюнин! – крикнула Люба и поползла за обронённой скалкой.
   – Да ты объясни, в чем дело?!
   – В чем? Ещё спрашиваешь, харя твоя бесстыжая?! А любовницу себе кто завёл?
   – Какую ещё любовницу? – опешил Сергей.
   – Такую… – Люба шмыгнула носом и достала из кармана кусочек серого картона с телефоном. – Вот, у тебя в кармане нашла…
   – А где тут написано, что это любовница?
   – Не написано, зато духами пахнет… Ты нюхай, нюхай!
   Тютюнин понюхал. Действительно, врачиха Света злоупотребила духами.
   – А ты звонить по этому телефону пробовала?
   – Это зачем ещё?
   Люба поднялась с пола, однако Серёга на всякий случай все ещё держался от неё на безопасном расстоянии.
   – Затем, что проверить бы следовало, прежде чем на человека с дубиной бросаться. Тебе это в голову не приходило?
   – Не-а, – призналась Люба. – Я маме позвонила, а она сразу сказала – бей его…
   Решив не откладывать проверку в долгий ящик, Люба сейчас же набрала указанный номер и, когда ей ответили, переспросила:
   – Куда, вы говорите, я попала? В морг?!
   В испуге бросив трубку, она отскочила не середину комнаты и уставилась на Сергея широко раскрытыми глазами.
   – Говорят – морг, Серёж. Откуда у тебя в брюках морг?
   – Да в чьей-то шубе в кармане валялся. Я выбросить хотел, да, видать, забыл.
   Чувствуя за собой вину, Люба собрала мужу поздний ужин и, глядя, как он ест, тяжело вздыхала.
   – Я завтра с Лешкой и Ленкой его в деревню еду, – сообщил Тютюнин между пирожком и киселём.
   – Я знаю, – снова вздохнула Люба. – Лена мне звонила. Говорит, они с Лешкой наследство получили.
   – Ничего, и мы когда-нибудь получим, – усмехнулся Тютюнин. – Двухкомнатную квартиру, бывшую кооперативную, и старый проржавелый автомобиль «москвич».

8

   Наутро пришедшего на кухню Серёгу ожидал небольшой сюрприз. На столе стоял начищенный до блеска самовар. Тот самый, который он притащил, чтобы сдать на цветной лом.
   – Удивился, да, Серёж? – лучась радостью, спросила Люба. – Это я до двух ночи драила медяшку, чтобы тебе приятное сделать.
   – Ну чего… – Сергей пожал плечами, не зная, что сказать. Самовар, хотя одна ручка у него отсутствовала, а на корпусе красовались несколько глубоких вмятин, действительно смотрелся очень нарядно.
   – И крантик, Серёж, работает! – похвалилась Люба. – А воду я кипятильником закипятила. Садись чай пить.
   Серёга сел и попил. А перед уходом поцеловал жену, показывая, что за вчерашнее недоразумение зла на неё не держит.
   Едва он открыл дверь на лестничную площадку, как на пороге показался любимец его жены – кот Афоня, который отсутствовал дома двое суток.
   – О, нашлась пропажа! – всплеснула руками Люба и, подхватив Афоню, потащила его в ванную – купать.
   «Ну и хорошо», – неизвестно почему подумал Серёга и прикрыл дверь.
   Возле подъезда его уже ждал Леха на своём «запорожце» канареечного цвета, с женой Леной на заднем сиденье. Весила она немало, оттого жёлтая машинка, казалось, вот-вот встанет на дыбы.
   – Когда-нибудь я куплю себе другой автомобиль, – бывало, говорил Леха, сидя за стаканом. – Но «запорожца» этого я не продам ни за какие деньги. Веришь, Серёг?
   – Верю, – обычно говорил Тютюнин, поскольку из личного опыта знал, что не соглашаться с Окуркиным, когда он в таком состоянии, нельзя. В противном случае Леха либо лез в драку, либо начинал рыдать и рвать на себе рубаху. И неизвестно, что было хуже.
   – Вот веришь ли, миллион баксов мне давай – не возьму. В руки пихай, а я не продам. Веришь?
   В принципе, Леху можно было понять. Он в этот «запорожец» вложил больше сил, чем завод-изготовитель. Окуркин даже взялся лудить весь его кузов, однако, сточив за полгода четыре паяльника, ограничился только днищем.
   – Привет, Мишка Квакин! – басом поздоровалась с Сергеем Елена. Она всегда называла его Квакиным, поскольку её любимой и единственной в жизни книгой была «Тимур и его команда».
   Она повсюду таскала её с собой и даже теперь, сидя на заднем сиденье «запорожца», перелистывала страницы с полуистершимися буквами.
   – Пассажирам пристегнуться! – громко объявил Леха, пролезая на своё место. – Начинаем заезд для иномарок в классе «Формулы-1», до деревни Гуняшкино!
   Мотор машины задребезжал, застучал, затрясся и, дёрнув коробку с пассажирами, тяжело поволок её по асфальту.

9

   До Гуняшкина доехали довольно быстро – часа за три. И за всю дорогу Леху только один раз остановил гаишник.
   – А чего это твоя помойка так свистит? – спросил он.
   – Так это турбина, – просто ответил Окуркин, не моргнув глазом. Автоинспектор обошёл «запорожец» вокруг, однако проверять турбину не стал. Так отпустил.
   – А правда, Леха, чего у тебя там свистело? – поинтересовался Тютюнин, когда они уже въезжали в Гуняшкино.
   – Да свисток он в трубу запихал, – пояснила Елена. – Взрослый человек, а туда же.
   Прокравшись по заросшим лебедой обочинам, «запорожец» остановился напротив скособоченной избы, стены которой поросли мхом, а кирпичная труба, казалось, вот-вот должна была завалиться.
   – Ты на дом не гляди, – предупредил Окуркин, выбираясь из машины. – Дом я новый отстрою. Ты смотри, сколько здесь земли – поместье, е-моё.
   – И речка близко, – добавила Лена, с кряхтеньем пролезая через узковатую дверь. – Давайте выгружать продукты и лопаты, и сразу приступайте к делу, а то, если вас, алкоголиков, сразу работать не заставить, потом толку мало будет.
   – Аче делать-то надо? – спросил Серёга, вдыхая полной грудью чистый воздух.
   – Сначала погреб разберём. Там у прабабки каких-то солянок понаставлено. А потом лебеду в огороде палками посшибаем – и все, отработали, – сообщил Леха.
   – Зачем лебеду-то сшибать? Может, её косить надо?
   – Не надо косить. Просто мне нужно масштаб будущих работ определить.
   – Каких ещё работ?
   – Ну, картошку мы с Ленкой решили посадить.
   – В июне?
   – А почему нет? Но если не успеем, то в зиму закопаем.
   – А в зиму разве закапывают? – усомнился Тютюнин.
   – Конечно закапывают, – уверенно заявил Леха. – Слово «озимые» слышал? Осенью сажают, а по весне выкапывают – все просто. Ну, пошли в погреб.
   – Сначала костерок мне разожгите, работяги. А то как же я вам обед приготовлю? – напомнила Лена, стоя над узелками со снедью.
   Глядя на неё, Сергей подумал, что работу по сшиба-нию лебеды стоило бы поручить ей, поскольку по телосложению супруга Лехи походила на начинающего боксёра-тяжеловеса.
   – Ладно, сама разожжёшь, не маленькая, – отмахнулся Окуркин. – И вообще, давай лучше печку в доме растопим.
   – Нет уж, лучше я здесь. Ну его, этот дом – меня там жуть пробирает.
   «Жуть пробирает», – мысленно повторил Тютюнин и ещё раз взглянул на скособоченную избушку. Теперь он понял, что чувствовал с самого утра или даже со вчерашнего вечера. Пусть не так явно, как сейчас, но это были те же ощущения.
   Его пробирала жуть.

10

   Внутри дома было прохладно, если не сказать – холодно. Бревенчатые почерневшие стены не держали тепло и больше напоминали отсыревший камень.
   Под потолком, тут и там висели пучки каких-то трав. По углам лежали на полу отшлифованные, похожие на гальку камешки.
   – А свет здесь где включается? – поинтересовался Серёга.
   – Да нет здесь никакого света. Электричество сюда три раза проводить пытались. Сначала после революции, потом в тридцать седьмом и ещё в пятьдесят третьем году.
   – И что?
   – Не дошли. Говорят, болота забирали к себе монтёров.
   – Что значит забирали?
   – Ну, утопли все.
   – Ничего себе сказочки. – Серёга нервно засмеялся.
   – Да ладно, – успокоил его Леха, – у меня здесь лампа есть керосиновая. Пойдём, она возле печки осталась.
   Во второй, довольно просторной, однако такой же мрачной комнате стояла большая печь. Пожалуй, даже очень большая, хотя выросший в городе Серёга никогда печей не видел.
   – Какая здоровая печка, Лех. Зачем она такая? – спросил Тютюнин, в то время как Окуркин ожесточённо встряхивал лампу, чтобы пропитать фитиль керосином.
   – Откуда я знаю – я че, Пушкин? Наверно, здесь эти пекли.., караваи.
   Среди ухватов и кочерёг, стоявших возле печи, особенно выделялась широкая лопата. Такая широкая, что, если бы Тютюнин на неё сел и обхватил коленки, его запросто можно было бы задвинуть в жерло огромной печи. Серёга хотел убрать заслонку, чтобы заглянуть внутрь печи, но побоялся.
   – Ну вот, – бодро произнёс Леха, когда ему удалось наконец разжечь керосиновую лампу. – Теперь полезли в погреб.
   – Слушай, а фонарика у тебя нет?
   – Фонарика? – Окуркин почесал макушку и хмыкнул. – Действительно, нужно было фонарик прихватить. Но тут уж ничего не поделаешь. Пока попользуемся лампой.
   – А это что такое? – спросил Тютюнин, указывая на ржавую цепь, которая одним концом крепилась к вбитой в стену скобе, а вторым заканчивалась на ржавом ошейнике с клёпкой вместо замка.
   – Да хрен его знает. Может, старушка здесь собачку держала.
   – На такой цепи не то что собачку, медведя можно держать, – заметил Тютюнин.
   – Слушай, Серёг, остынь. Откуда я знаю – я ж не Пушкин. Пошли лучше в погреб.
   В погреб пришлось спускаться по скрипучей лестнице, которая, казалось, вот-вот обрушится.
   – Не бойся, я уже на земле стою! – крикнул откуда-то снизу Леха, и в темноте заметался огонёк его лампы.
   Вскоре и Тютюнин закончил долгий спуск, а когда посмотрел вверх, то не обнаружил там светлого квадрата.
   – Неожиданно, да? – спросил довольный Леха. – Я когда здесь первый раз был, так чуть не обделался. Это обманный эффект такой.
   – Оптический? – уточнил Серёга, у которого по физике в школе случались четвёрки.
   – Ну ты спросил! Пойдём лучше, я тебе магазин покажу.
   Леха повернулся и пошёл по какому-то туннелю. Тютюнин, чтобы не отстать, поспешил за ним.
   – Вот, смотри! – Леха осветил лампой старые деревянные полки, на которых стояло множество склянок с самым разным содержимым.
   – И что же это такое? На варенье не похоже.
   – Конечно не похоже. Это бабулины притирки, мази, настойки и прочая природная аптека.
   – А зачем ей так много нужно было? Она что, сильно болела?
   – Ты, Серёг, в не правильном направлении мыслишь, – с наставительными интонациями произнёс Окуркин. – Ты бы лучше поинтересовался, на чем эти травки настаивались.
   – Неужели все это? – От промелькнувшей догадки Тютюнину стало теплее.
   – Да, Серёг, все это или почти все настояно на чистейшей деревенской самогонке. Так что нам тут работы непочатый край.
   – Здорово! Вот только закуски нет.
   – Закуски нет – тут ты прав. Но если б Ленка заметила, что мы с собой харчи потащили, расправа была бы скорой и жестокой.
   Леха приподнялся на цыпочки и снял с полки приглянувшуюся ему трехлитровую бутыль.
   – А как же ты за руль потом сядешь? – вспомнил Тютюнин.
   – Да пока мы с тобой траву рубить будем, все выветрится. А когда пообедаем, вообще следа не останется. И потом, чего бояться – у меня ж в «запорожце» турбина!

11

   При свете керосиновой лампы содержимое трехлитровки светилось как янтарное. Леха открыл пластмассовую крышку и дал Серёге понюхать.
   – О-о! – протянул Тютюнин. Он был приятно удивлён тонким фруктовым запахом, поскольку ожидал чего-то совершенно другого. Им с Лехой приходилось пить такие вещи, что врачи из «скорой помощи» только удивлялись, как пациенты к их приезду ещё оставались живы. А тут – сюрприз. Дивный фруктовый аромат.
   – Из банки, что ли, будем? – спросил Тютюнин.
   – Ну зачем из банки? Это харчи принести сложно, а стаканчики – вот они!
   С этими словами Леха движениями фокусника открыл с лёгким щелчком два раскладных стаканчика.
   – Попрошу наполнить, – сказал он, подставляя стаканы, и Серёга налил из банки по первой порции. Затем вернул её на полку и принял от Лехи стопочку.
   – За что пьём?
   – За удачное начало рабочего дня! – провозгласил Леха. – И чтобы Ленка не дозналась. Ну, поехали…
   Оба друга одновременно опрокинули свои порции и, следуя традициям школы, выдохнули пары.
   – Хорошо пошла, – заметил Тютюнин.
   – Лучше не бывает. И закуски никакой не надо.
   – По второй?
   – Не возражаю…
   – Стоп! А где банка? И где полки? Где все, Леха?
   Тютюнин огляделся и понял, что находится в ярко освещённом помещении с неясно очерченными стенами. Они как будто состояли из утреннего тумана.
   – Какая-то хреновина, Серёг, – подал голос Окуркин.
   – О, и ты здесь! А я думал, это только мой глюк.
   – Видать, общий, – сделал вывод Леха.
   Неожиданно прямо из туманной стены выплыл какой-то размытый осьминог. Он подплыл к Серёге с Лехой поближе и издал нечто похожее на «бу-бу-бу».
   – Мама родная! Кажись, опять «белая» началась! – страшным шёпотом произнёс Леха.
   – Не болтай. Одновременно у двоих «белая» не бывает, – не слишком уверенно заметил Сергей.
   Между тем осьминог принял обличье шара, и вокруг него закрутились шарики поменьше, которые теснили друг друга и обступали Леху и Сергея со всех сторон.
   – Бу-бу-бу-бу? – пробубнил самый большой шар.
   – Он чего-то спрашивает, Серёг.
   – Вроде да, – согласился Тютюнин. А затем его осенило:
   – Так это ж инопланетяне, Леха! Собратья по разуму!
   – А как мы к ним попали? – спросил Окуркин, испуганно косясь на наплывавший прямо на него шарик. Лехе даже показалось, что он слышит смех.
   В прошлом году, когда его забрали прямо с попойки в гараже и отвезли в «дурку», он тоже слышал смех.
   «Неужели опять „белая“? – в страхе думал Окуркин. – Завяжу! Честное слово завяжу!»
   Большой шар попытался сказать что-то ещё, а затем превратился в красный пластмассовый стул. Из стула перетёк в зеленое яблоко с синими листочками и, наконец, принял обличье толстого китайца в шёлковом малиновом халате.
   Маленькие шарики сейчас же превратились в дюжину шумных китайчат, и те забегали по дощатому полу просторной беседки, стенами которой теперь служили увитые плющом деревянные решётки.
   – Как сложна аднака на вас настроица. Уй как сложна! – произнёс китаец и, подойдя к Серёге, потрепал его по щеке. – Хароший панарепа! Большой панарепа! Вкусный панарепа!
   Затем то же самое он проделал с Лехиной физиономией и также остался ею доволен.
   – Тебя мы кушать сегодня, – пообещал китаец Окур-кину. – А его – завтра! – добавил он, указывая на Серёгу.
   Услышав это, китайчата радостно заулюлюкали и стали собираться вокруг Лехи.
   – Ну-ка, минуточку, уважаемый, – откашлявшись, начал Серёга. – Мне кажется, здесь какая-то ошибка. Мы с приятелем никакие вам не панарепы. Мы люди. И, если уж на то пошло, мы граждане Российской Федерации…
   – А-а, – закивал китаец. – Твоя хочет съели сегодня, а его, – тут он указал на Леху, – скушали завтра?
   – Не совсем так. Просто мы попали к вам случайно и ещё не знаем, какие здесь порядки. Хотелось бы услышать ваше имя. Вот меня зовут Тютюнин Сергей. Моего друга – Алексей Окуркин. А как вас зовут?
   – Я хочу твоя кушать, – расплываясь в счастливой улыбке, произнёс китаец, словно не слышал вопроса. Затем он нежно дотронулся до Серегиного локтя и певуче произнёс:
   – Хочу кушать твоя сейчас…
   Окуркин и Тютюнин переглянулись.
   – Это людоеды какие-то, – пришёл к выводу Леха. – А давай им наваляем, чего с ними разговаривать? Сейчас я этому толстому в пятачину дам.
   – Постой, – одёрнул его Серёга. – Неизвестно, сколько их тут вокруг сшивается. Нужно попытаться с ними договориться, Восток – дело тонкое.
   – Моя хочет кушать, – произнёс китаец и, схватив Серёгу за рукав, потащил за собой.
   – Ну-ка стоять! – закричал Окуркин и рванулся на выручку, однако милые, похожие на кукол китайчата неожиданно преобразились, и их стальные, с крючьями вместо зубов челюсти защёлкали у Лехи перед носом.
   Тот в ужасе отпрянул, а его друг Тютюнин принялся отбиваться от настойчивого китайца. Однако это было не так просто. Людоед оказался таким сильным, что старания Тютюнина больше походили на трепыхание мотылька в лапах льва. Поняв, что гибель близка, Серёга заорал, как раненый Тарзан, и этим вывел китайца из себя.
   – Ну пачиму твоя шуметь, а?! – строго спросил тот. – Ничего не больна – твоя понимаешь? Ничего не больна. Твоя засыпать, а мы кушать.
   – Вы не имеете права меня есть! Я член профсоюза! Я не хочу умирать, у меня жена Люба дома осталась!
   – Пачиму твоя шуметь, а? – снова принялся за своё китаец. – Твоя же мамбаца пил? Зачем пил мамбаца, если не хочешь твоя кушать мы?
   – Так.., эта хреновина мамбацей называлась? – перестав шмыгать носом, спросил Серёга.
   – Мамбаца, – кивнул голодный китаец. – Если попил, стал мой панарепа. Хороший панарепа. Вкусный панарепа… Я на твоя настраивался, много сила потерять, детки тожа кушать нада, а твоя почему не хотеть?
   – Прости меня, Серёга, это я виноват! – прорыдал Окуркин из угла беседки, куда его загнали зубастые китайчата. – Старушка меня подставила-а! Предложи ему выкуп, Серёга! Слушай, хунвейбин, забирай мой «запорожец», у него днище лужёное! Только нас отпусти!
   – А «запорожца» хароший панарепа? – тут же заинтересовался китаец.
   – Хороший, хороший, – закивал Тютюнин. – Железный, крепкий, ты на нем до пенсии кататься будешь…
   – Нет, моя мяса нада. Мяса панарепа.
   – Тогда колбаски! – дрожащим голосом произнёс Серёга. – Вкусной колбаски, панарепистой. Костей в ней нет, только чистое мясо. Твоя любить мясо, хунвейбина?
   – Где твоя колбаски?
   – Моя колбаски дома. Отпусти меня домой, и мы с Лехой тебе дадим колбаски.
   – Сыкока колбаски? – спросил китаец и по-собачьи склонил голову набок.
   – Столько, сколько мы сами весим – кило в кило.
   – Харашо. Будем твоя вешать.
   В ту же секунду китайчата сбились в кучу и, задымившись белым туманом, превратились в старые складские весы, какие Серёге доводилось видеть на овощной базе.
   – Твоя вставать, – сказал китаец. Тютюнин повиновался. Хунвейбин защёлкал грузиками, толкая их туда-сюда, а затем объявил:
   – Сто пятьдесят кило.
   – Врёшь, – не удержался Серёга. – Всегда семьдесят пять было.
   – Моя ошиблась, – ответил китаец и смущённо заулыбался. – Семьдесят семь… Теперь давай Леха мерить.
   Едва передвигая ноги, Окуркин взобрался на весы и попытался улыбнуться, от чего его щека задёргалась.
   – Семьдесят кило – ровна, – сообщил китаец. Едва Окуркин сошёл с весов, как те снова превратились в дюжину детишек неопределённого пола.
   – Твоя пиши адрес, – велел китаец и материализовал, снова прямо из воздуха, кожаную папку с листом бумаги и авторучку. – Твоя пиши подробна.
   – Не беспокойтесь, я вас не обману, – заверил Серёга и, собравшись с мыслями, вывел первые строчки: «Планета Земля, Российская Федерация…»
   Потом написал город, улицу, дом и квартиру. А под конец добавил: «К Сергею Тютюнину насчёт колбаски».
   Поставив точку, он вздохнул и отдал документ китайцу.
   – Харашо. Скора приеду, – сказал тот и, сложив лист вчетверо, спрятал его куда-то под халат. – Однака идите.
   – А куда теперь идти? – уточнил Тютюнин. – Где тут аэропорт или вокзал какой?
   – Твоя вокзал не нада. Твоя прямо идти и сразу домой.
   Поняв, что от китайца большего не добиться, Сергей и Леха быстро ретировались из беседки и оказались в большом запущенном саду, погруженном в уже знакомый им молочный туман.
   – Тихо как, Серёг. Ты чего-нибудь слышишь?
   – Нет. Похоже, обманул нас хунвейбин.
   – А то, что вокруг нас, оно есть или как? В этот момент Тютюнина ужалил какой-то гнус, и он громко вскрикнул.
   – Думаю, что есть, Леха. Смотри, как натурально здесь гады кусаются. – Тютюнин потёр укушенное место.
   – А чего же они мне в прошлом году все это за белую горячку выдавали, а? Я ведь им верил, Серёг, докторам этим.
   – Ладно. Пошли прямо. Может, хоть на кого наткнёмся – дорогу спросим.
   – А куда дорогу?
   – Домой. Если нормально вернёмся, я, Леха, пить навсегда брошу.
   – Ага, Серёг. И я тоже.
   И друзья шагнули в наплывающие волны тумана, которые поглотили их целиком, словно никого здесь и не было.

12

   Снова оказавшись в погребе, Окуркин и Тютюнин, не сговариваясь, рванули к выходу и, едва не столкнув друг друга с лестницы, выбрались наверх.
   При этом каким-то необъяснимым образом Леха все же успел прихватить с собой трехлитровую бутыль – сказалась приобретённая и укрепившаяся в нем привычка.
   Оба героя выскочили на крыльцо избушки и скорым шагом направились к «запорожцу».
   – Эй, вы куда? – удивилась такому их поведению кашеварившая у костра Лехина супруга.
   – А? – Окуркин остановился и только сейчас стал понимать, где он находится.
   – Чего это у тебя в руках, Алексей? – сразу поинтересовалась жена. – Самогонка, что ли?
   – Какая самогонка? – Знакомые подозрения стали приводить Леху в чувство. – С чего ты взяла, Лён? Это ж бензин, семьдесят второй.
   – Ага, бензин, – поддержал друга Тютюнин, который на воздухе тоже малость проветрился. – Мы его в багажник поставим и сразу обедать.
   – Какой там обедать? Вы ещё траву не поваляли.
   – А разве не поваляли? – спросил Серёга у обнимавшего бутыль Окуркина.
   – Вроде нет, – ответил тот.
   – Тогда нехорошо получается. Клади бензин, и пойдём валять.
   – Ага, – тупо кивнул Леха.
   Пока эти двое, словно деревянные куклы, устанавливали бутыль в багажник машины, Елена внимательно за ними следила.
   – А ну подойдите ко мне, – приказала она. Серёга с Лехой повиновались. Спорить с женщиной, похожей на боксёра, было небезопасно, – Теперь дыхните! Окуркин – первый.
   И без того не особенно хорошо выглядевший Леха побелел как мел, однако сделал шаг навстречу своей любимой и коротко дохнул.
   Серёга на всякий случай зажмурился. Он не любил смотреть, когда кого-то избивают.
   Впрочем, расправы не произошло.
   – Теперь ты, Мишка Квакин.
   Тютюнин честно дохнул и посмотрел на Елену. На её лице отражалась напряжённая работа мысли, притом всего одной. Так и не сумев определить, в чем состоит противозаконность поведения мужчин, Елена их отпустила, и Сергей с Лехой принялись за работу.
   Они ожесточённо махали палками, сбивая созревшие макушки лебеды, и эта работа доставляла им смутную радость.
   В голове у обоих была удивительная пустота, которая защищала их от страшных воспоминаний.
   – Эй, хватит! Хватит, я сказала! – закричала Елена, когда увидела, что вошедшие в раж работники принялись вслед за травой крушить покосившийся забор.
   – Нет, вы точно чего-то нажрались, а, Окуркин? – спросила Елена, когда Леха и Сергей, оставив колья, уселись возле костра.
   – Че? – переспросил Окуркин, и супруга, заглянув ему в глаза, не нашлась что сказать.
   – Ладно, обедать будем.
   Достав из пакета тарелки, Елена налила работникам горячего супа, и те принялись за еду.
   – Эй, вы куда спешите, он же огненный! – предупредила Елена. – Нет, ну вы сегодня точно чоканутые…

13

   Домой возвращались молча. Леха рулил словно робот, не совершая ни единой ошибки и не нарушая правил, однако инспектор ГАИ их все равно остановил.
   – Нарушаем, гражданин водитель, – произнёс он, нагибаясь к окошку.
   – Кто? – тупо спросил Леха, и хитрая улыбочка на лице гаишника разом исчезла.
   – Где? – в свою очередь произнёс он.
   – А вы, товарищ майор, китайцев здесь не встречали? – вклинился в разговор Тютюнин.
   – А какие они из себя?
   – Один толстый, – начал вспоминать Леха, – а остальные маленькие.
   – И сколько этих, которые маленькие? – совершенно серьёзно стал уточнять майор.
   – Примерно двенадцать штук.
   – Понял. Предупреждён, значит, вооружён… Счастливого пути.
   Гаишник козырнул, и «запорожец» поехал дальше.
   – Какой-то он странный, – оглядываясь назад, заметила Елена.
   – Да нет, – возразил ей Леха. – Просто человек хороший…
   До города они доехали без проблем и подкатили к гаражу ещё засветло. Пока Окуркин ставил машину, Тютюнин ожидал его, сидя на старой покрышке.
   Леха запер гараж и присел рядом с Серёгой.
   – Как ты думаешь, это были инопланетяне? – спросил Окуркин.
   – Может, и инопланетяне, – пожал плечами Тютюнин.
   – А зачем они нас похищали?
   – А они нас похищали?
   – Конечно. С полстакана настойки я ещё ни разу никуда не перемещался. Только два раза в больницу – было дело. Но там же все люди были – и санитары, и врачи.
   – Может, им нужна была информация? – предположил Серёга.
   – А какая у нас информация? Мы ж не депутаты какие-нибудь.
   – Это да.
   Вскоре в сопровождении Елены появилась жена Тютюнина.
   – Вот, Любаш, передаю тебе из рук в руки, – прокомментировала Лехина половина. – Какие-то они квёлые, но вроде ничего не пили.
   Люба забрала Сергея, и они ушли. А Леха ещё какое-то время сидел на покрышке, а потом спросил:
   – Лён, а ты НЛО хоть раз видела?
   – А к чему это ты?
   – Да так просто. – Леха поднялся с покрышки и махнул рукой. – Ладно, пошли лучше домой.

14

   Наутро Сергей Тютюнин чувствовал себя в общем хорошо, если не считать некоторой слабости и желания чего-нибудь сделать по дому.
   Желание это было таким сильным, то Тютюнин починил подтекавший кран и помыл четыре тарелки, чем вызвал у супруги сначала радость, а затем насторожённость.
   – Давай сходим на воскресную дневную пьесу, – неожиданно предложил Серёга, сам не зная почему.
   – А… – В первое мгновение Люба растерялась, потом спросила:
   – А это где?
   – Тут недалеко, через четыре остановки народный театр есть. Называется как-то… «Цитрамон» вроде.
   – Цитрамон, Серёжа, это таблетки.
   – Нет, таблетки – это анальгин. А, вспомнил – «Центурион»! В двенадцать часов там представление начинается.
   – Ну давай, – согласилась Люба. – А кто поёт?
   – Да никто не поёт. Пьеса там.
   – Ну пускай пьеса. Я тогда свой сарафанчик новый надену. Который с петухами. И подкрашусь – мне мама такой обалденный набор косметики достала – закачаешься.
   Через какие-нибудь полтора часа Люба была готова. Весь набор дарёной косметики присутствовал на её лице.
   – Ну как? – спросила она, выходя на середину комнаты. Сергей не успел ничего сказать, поскольку кот Афоня, не признав хозяйку, сорвался с нагретого кресла и, пробив на окне сетку, спрятался на балконе.
   – Ой, Афоша, что это с тобой? – забеспокоилась Люба и хотела проникнуть на балкон, однако перепуганный кот вскочил на перила и был готов прыгнуть вниз, лишь бы не достаться ужасному чудовищу.
   – Наверно, ему кошку надо, – по-своему истолковав поведение кота, заметила Люба и, подхватив сумочку, последний раз глянула в зеркало. Её боевая раскраска идеально гармонировала с петухами на сарафанчике, и Люба осталась собой довольна.
   Серёга нарядился в бежевые хлопковые штаны и рубашку, которую он не надевал, наверное, года три. А потом ещё побрызгался одеколоном.
   На улице стояла отличная погода. Было солнечно, но не очень жарко. Картину портила только пенсионерка Живолупова, которая, прячась за кустом сирени, бросала в соседских собак мелкими камешками.
   Бросила она и в Серёгу, однако он сделал вид, что не заметил, и это Гадючиху очень задело.
   Проехав в полупустом автобусе, Люба и Сергей успели к двухчасовому представлению. Театр располагался в бывшем доме пионеров. На его афише значилось: «Отелло».
   – Это я помню, – оживилась Люба. – Это из мультика Маугли: «Отелло промахнулся! Отелло промахнулся!»
   – Ладно, давай скорее, а то ещё билетов не хватит.
   Возле кассы к ним подошёл синюшный мужик, который показался Серёге знакомым. На этот раз он выглядел ещё более побитым и один глаз у него был полностью закрыт фиолетовым синяком.
   – Не желаете сделать ставочки на исход спектакля? – бодро спросил он.
   – А какие же тут могут быть варианты? – удивился Сергей.
   – Как это какие? – Маклер усмехнулся. – Ты содержание знаешь?
   – Нет, – честно признался Тютюнин.
   – Ну вот. Ты ж не можешь сказать, кто кого задушит, Отелло – Дездемону или Дездемона – Отелло. Или, может, Яго их обоих порешит. Так что вариантов много.
   – Не, – замотал головой Тютюнин. – Нам этого не надо. Ты вон в прошлый раз все деньги пропил.
   – А я больше не буду.
   – Сказали же – вали отсюда! – вмешалась Люба.
   Спорить с женщиной, тем более такой уверенной, как Люба, букмекер не стал и, тяжело вздохнув, отошёл в сторону.
   Тютюнины купили билеты и прошли в зал, в котором уже сидели зрители – человек восемь.
   – Чего-то пусто, Серёж, – пожаловалась Люба.
   – Зато просторно.
   Актёры не стали дожидаться полного аншлага и начали спектакль. Серёга сразу задремал, а Люба, напротив, прониклась знакомой атмосферой латиноамериканских сериалов и даже немного поплакала.
   «Завтра на работу, – сквозь сон думал Серёга. – Интересно, как там Фригидин? Отмочили его или он ещё слипнутый?»
   Время от времени, когда Люба толкала его в бок, Сергей просыпался и произносил: «Ух ты!» Затем снова погружался в липкую дрёму.
   Окончательно он проснулся, лишь когда Отелло, Дездемона и Яго запели примирительную песню.
   Люба заливалась счастливыми слезами и сморкалась в платок, а Серёга чувствовал себя отдохнувшим и подумал, что правильно сделал, отправившись в театр.

15

   Ранним утром, когда будильник Сергея Тютюнина только собирался зазвенеть, на другом конце города, возле парка Зрелых пионеров, случилась природная аномалия.
   Кусты возле вагончика паркового сторожа вдруг подёрнулись туманом, который закрутился в тугой жгут и превратился в молодое голое деревце.
   Деревце задрожало ветвями и выпустило листочки. Затем оно покрылось белыми цветами, которые тут же облетели, но только из одного из них начал стремительно расти плод.
   Из-под дощатого настила, на котором стоял домик с мётлами и лопатами, медленно выполз сторож. Он не помнил, как оказался под домиком, однако не придал этому значения. Подобное случалось и прежде.
   С трудом поднявшись с четверенек, сторож посмотрел мутными глазами на увеличивающийся плод и сказал:
   – Тоже мне мичуринцы…
   Затем повернулся и на полусогнутых ногах поплёлся в сторожку, чтобы вооружиться лопатой. Когда же он вернулся, то не обнаружил никакого дерева.
   И снова не удивился. Такое с ним тоже случалось.
   – Ох, – вздохнул сторож и запустил пальцы в нечёсаную бороду, в которой было полно сухих листьев и выброшенных трамвайных билетов. Выпить хотелось так же сильно, как и накануне вечером.
   – Ох, – вздохнул кто-то рядом. Сторож повернулся и увидел своего двойника. Один в один. И, хотя он давно не смотрелся в зеркало, сразу себя узнал: так страшно – на его памяти – никто никогда не выглядел.
   – Ты кто? – спросил сторож и несильно ткнул двойника черенком лопаты.
   – Ты кто? – повторил тот.
   – Я – Палыч.
   – Я… Палыч…
   – Ну и хрен с тобой, – махнул рукой сторож и, положив лопату на плечо, заковылял в сторону пруда, где не так давно закопал несколько пустых бутылок. Теперь пришло время их достать.
   Его двойник постоял на месте ещё какое-то время, несколько раз повторил фразу «я – Палыч» и отправился к выходу с территории парка.
   Несмотря на ранний час, перед воротами стоял крупный лысый мужчина и рассыпал голубям зерно.
   – Я хочу быть с вами… Вы так красивы… Я хотел бы всегда кормить вас… – говорил лысый, тем самым подтверждая, что утро – время птиц и сумасшедших.
   Двойник сторожа понаблюдал за кормящим голубей человеком и, раздувшись до его размеров, проскрипел:
   – Я хочу быть с вами… Вы так красивы… Я хотел бы всегда кормить вас…
   Получилось не слишком похоже. Двойник лысого толстяка немного потренировался и двинулся вдоль парковой ограды.
   Он долго шёл, никого не встречая, пока не увидел остановку троллейбуса, под козырьком которой стояла юная проститутка.
   У неё были точёные ножки, обесцвеченные длинные волосы и свежий фингал под правым глазом.
   Двойник толстяка задержал на ней свой взгляд и, остановившись, произнёс:
   – Я хочу быть с вами, вы так красивы, я хотел бы всегда кормить вас…
   – Че-о-о? – угрожающе протянула проститутка и достала из сумочки кастет. – Повтори, чего ты сказал!
   – Я – Палыч.
   – Пошёл вон, козёл, пока я тебе рога не поотшибала.
   Мимо проехали две машины, потом показался троллейбус. Девушка убрала оружие и, как только двери открылись, заскочила внутрь.
   Двери зашипели, и троллейбус уехал.
   Двойник лысого издал шипение, имитируя закрывающиеся двери, а затем вздрогнул и уместился в узкую фигурку увиденной девушки. Под глазом проявился живописный синяк. Мгновение спустя с лёгким хлопком материализовалась из воздуха сумочка.
   Девушка задумчиво постояла, вспоминая, чего ещё не хватает, потом потёрла двум пальцами – и на её ладонь лёг кастет.
   – Я – Палыч, – произнесла она неженским голосом и, убрав кастет в сумочку, зашагала дальше – к центру города.

16

   Примерно к одиннадцати утра девушка остановилась перед рекламным щитом, на котором была изображена большая карта города.
   Поискав глазами нужную улицу, она уже собралась идти, когда её руки коснулся смуглый незнакомец.
   – Э, «Наташа», давай дружить будем. Да? Сколько стоишь, да?
   – Я – Палыч, – ответила девушка.
   – А я Мурат, да? Сколько стоишь? Деньги есть, да?
   – Я хочу быть с вами, вы так красивы, я хотел бы всегда кормить вас… – заговорила «Наташа» глуховатым болезненным голосом.
   – Э-э… – Мужчина на минуту растерялся, но, окинув взглядом ладную фигурку, продолжил переговоры:
   – Деньги есть. Я немножко фрукты торгую – есть, говорю, деньги.
   – Тоже мне мичуринцы… – невпопад ответила девушка.
   – Почему Мичурин? Зачем обижаешь, да?
   – Че-о-о? Повтори, чего ты сказал! – В руках «Наташи» появился никелированный кастет, мужчина невольно попятился:
   – Ничего не сказал! Уже ничего!
   – Пошёл вон, козёл, пока я тебе рога не поотшибала.
   Когда незнакомец ретировался, девушка ещё раз проследила маршрут по карте города и зашагала к трамвайной остановке, на которой собирался народ.
   Увидев симпатичную блондинку, к ней сейчас же подошёл молодой человек в очках и со скрипичным футляром в руках.
   – Прошу простить меня, – несмело начал он. – Я понимаю, что знакомиться на улице неприлично, но… Одним словом, меня зовут Петя. Можно просто Пётр. А как вас зовут?
   – Я – Палыч, – прохрипела девушка. Пётр напрягся.
   – Прошу меня простить, я, наверное, плохо расслышал. Как ваше имя, вы сказали?
   – А я Мурат, да? – снова мужеским голосом, но уже с акцентом произнесла незнакомка.
   Люди вокруг стали на неё коситься, однако Пётр со скрипичным футляром не сдавался.
   – Ка… Кажется, я понял, – сказал он, поправляя очки. – Вы, наверное, перенесли одну из тех операций, которые… Ну… – Пётр снова поправил очки. – Из мужчины делают женщину.
   – Тоже мне мичуринцы, – ухмыльнулась девушка.
   Подъехал трамвай, и люди, вежливо пихая друг друга локтями, стали набиваться в салон.
   Пётр попытался было поддержать незнакомку за локоть, однако та, полуобернувшись, негромко произнесла:
   – Пошёл вон, козёл…
   Поражённого таким ответом кавалера вытолкнули назад к остановке, и трамвай поехал без него. В вагоне сразу началось «обилечивание».
   – У вас что? – спрашивала полная женщина неопределённых лет, протискиваясь между тесно стоявшими пассажирами.
   – Проездной.
   – Ну так предъявляйте!
   – Я предъявил, а вы отвернулись!
   – Ну вы же у меня не один! У меня же таких много! И каждого обслужить нужно!
   Так, переругиваясь с сердитыми гражданами, кондукторша подошла к молодой девушке.
   – Девушка, у вас что?
   – Девушка, у вас что? – повторила та.
   – Я уже давно не девушка, а вы покажите проездной или ваш билетик.
   – Ваш билетик… – произнесла девушка, тщательно подделываясь под оригинал.
   – Ты мне ещё шутки здесь будешь шутить, пигалица?! – взорвалась кондукторша.
   – Пигалица! – таким же фальцетом отозвалась молодая пассажирка.
   – Вот нахалка, – заметила какая-то женщина.
   – А я её сейчас выпихну, если она не обилетится! – пригрозила кондукторша.
   – Правильно, – поддержала её пенсионерка с фиолетовыми кудрями. – Вон у неё какой фингал под глазом. Небось шалава или наркоманка!
   – Да что вы на девушку напали? – заступился мужчина со свежей рыбой в пакете. – Может, она студентка. Может, у неё стипендия маленькая.
   – Ага, вот она и подрабатывает, как может! – язвительно заметила пассажирка с фиолетовыми кудрями. – Платьице-то едва кой-чего прикрывает! Проститутка она, по глазам видно.
   – Вот до чего демократы страну довели, – вступил в разговор полный дядечка с красным носом. – Уже проститутки в трамвае ездят!
   – И за проезд не платят! – с задней площадки заметила кондукторша.
   – Да что вы к ней привязались, давайте я за неё заплачу – невелики деньги, – снова вмешался мужчина с рыбой.
   – Не смейте этого делать! – закричала женщина с фиолетовыми кудрями. – Если за них платить, мы проституцию никогда не искореним!
   – А чего она сама-то ничего не отвечает? – поинтересовался дядечка с красным носом. – Может, она действительно того – под балдой?
   – Сам ты под балдой! – крикнул ему мужчина с рыбой. – Все им демократы виноваты! Пить надо было меньше, тогда бы и страну сохранили!
   – Да прекратите вы трясти своей рыбой! – заверещала какая-то дама. – Вы мне все платье изгадили! В это время трамвай сделал резкий поворот, и пассажиры повалились друга на друга.
   – Безобразие! Он что, этот вагоноводитель, пьяный, что ли? – сталкивая с себя красноносого толстяка, завопила владелица фиолетовых кудрей.
   – Постойте, да в кабине же никого нет! – донеслось откуда-то спереди. – Кабина-то пустая! Товарищи! Господа! Он, гад, на ходу выпрыгнул!
   После этого в вагоне поднялась жуткая паника. Кто-то стал звонить по мобильному телефону в милицию и службу спасения, другие высовывались в окна и кричали: «Помогите!» Однако, поскольку кричавших из окон было много, со стороны это выглядело пьяной свадебной компанией сотрудников трамвайного депо.
   – Прекратите ор-р-рать! – пробиваясь сквозь мятущихся пассажиров, закричала кондукторша. – Закройте окна и прекратите орать, я сказала!
   – Да чего же «прекратите», если водитель сбежал!
   – Никто не сбежал! Водитель – это я!
   – Как это вы? – спросил сонный мужчина с сачком для ловли бабочек. И все вокруг сразу замолчали. Стало слышно, как постукивают на стыках колёса и сигналят обгоняющие трамвай автомобили.
   – Очень просто, я вас обилечиваю, пока трамвай сам идёт до Митюковского рынка.
   – У.., у вас там автопилот, что ли? – поинтересовался тот, что был с сачком.
   – Да какой автопилот? – отмахнулась кондукторша-водитель. – Кирпич на педаль бросила, и все дела.
   – Но кирпич, он же неодушевлённый – как это возможно! Вы.., вы шутите? – Пассажир с сачком начал заикаться.
   – Да что вы все дрожите? Это ж трамвай, он никуда с рельс не денется. А на Митюковском рынке на путях стык один разошёлся. Как мы на нем подпрыгнем, кирпич с педали сосмыкнется, и вагон затормозит…
   Поражённые таким простым и ужасным объяснением, пассажиры стояли не дыша, пока трамвай не громыхнул на том самом разошедшемся стыке.
   Кирпич с грохотом полетел на пол кабины, тормоза вагона пронзительно заскрипели.
   Распахнулись двери, и кондукторша-водитель зычно объявила:
   – Митюковский рынок!
   Половина пассажиров вагона, даже те, кому нужно было ехать дальше, выскочили вон, крича и угрожая жаловаться в министерство трамвайного сообщения. А кондукторша-водитель обругала их матерными словами и перешла в кабину.

17

   Позабытая всеми девушка с фингалом сошла на нужной остановке и, отойдя к газетному киоску, стала перебирать в памяти все увиденные образы. Немного подумав, она решительно преобразилась в человека с сачком. Уж больно любопытным ей показался предмет, что он держал в руках.
   Ожидая автобуса, человек с сачком неподвижно стоял на самом солнцепёке, не прячась в тень.
   Проходившие мимо двое крепких парней остановились под козырьком и, заинтересованно поглядев на странного человека, о чем-то пошептались.
   – Эй, ботаник, сколько время? – спросил один из них.
   «Ботаник» понял, что обращаются именно к нему, однако лишь покосился в сторону насмешников и ничего не ответил.
   – Плохо слышишь, ботаник?
   Один из крепышей вышел на солнце и, подойдя к человеку с сачком, заглянул ему в лицо.
   – Чего молчишь, чудик? Сказал бы чего-нибудь.
   – Митюковский рынок! – неожиданно закричал «ботаник» голосом вагоновожатой.
   Стоявший возле него хулиган отпрыгнул так, будто его ужалила оса.
   – Митюковский рынок на другой линии, – сообщила сопровождавшая десятилетнего внука бабушка. Конопатый мальчик самозабвенно ковырял в носу и внимательно следил за уличным представлением.
   Заметив, что оправившийся после испуга хулиган снова собирается пристать к «ботанику», мальчуган откашлялся и сказал:
   – На твоём месте, браток, я бы отошёл от него подальше.
   – Это почему? – удивился тот, с интересом уставившись на малолетнего советчика.
   – Потому что у него может быть СПИД.
   – Да-а? А с чего ты взял?
   – Все признаки налицо. Бледность, круги под глазами, сачок в руках.
   Подавленный такой информированностью мальчишки, хулиган попятился и быстро отступил к своему товарищу.
   – СПИД – чума двадцать первого века, – произнесла бабушка умного мальчика и вздохнула.
   – Ба, ты достала уже, – скривился тот.
   – Молчу, Саша, молчу.
   Подъехал длинный автобус, и в него погрузились все стоявшие на остановке. Все, кроме «ботаника».
   Автобус поехал по маршруту, а человек с сачком отправился пешком, приговаривая: «колбаска, колбаска».
   Посматривая на названия улиц, он уверенно поворачивал, проходил через дворы и не замечал рычавших на него собак. Наконец, остановившись перед нужной многоэтажкой, «ботаник» отсчитал указанный в адресе подъезд и счастливо улыбнулся.
   – Колбаска, – произнёс он, а затем, подумав, добавил:
   – Сергей Тютюнин… Тютюнин Сергей…

18

   Всю дорогу до работы Сергей опаздывал, однако прибежал во «Втормехпошив» вовремя.
   У входа в приёмку он приметил длинный чёрный автомобиль, однако не придал этому значения, поскольку в этом же здании, но в соседнем подъезде располагалось «пип-шоу» и туда часто подъезжали шикарные авто.
   Что такое «пип-шоу», Серёга не знал, однако пойти и посмотреть не мог из-за слишком высоких цен.
   Оказавшись в родной приёмке, Тютюнин переоделся, нацепил клетчатые нарукавники и прислушался. Странное дело. Обычно приходившие с утра женщины бурно обсуждали в коридоре все новости минувших выходных, а тут – полная тишина, прерывавшаяся какими-то размеренными звуками.
   До открытия приёмки оставалось ещё минут пятнадцать. Сергей вышел в коридор, чтобы найти источник звука.
   В коридоре звуки были отчётливее, однако и теперь Сергей не разобрался в их природе. Двигаясь вдоль стены, он достиг дверей директорского кабинета. Вне всякого сомнения, звуки исходили оттуда. Сергей тихо вошёл в приёмную.
   Место секретарши пустовало – избалованная начальником Елена Васильевна появлялась не раньше одиннадцати.
   Осторожно приоткрыв следующую дверь, Сергей стал свидетелем удивительной картины. Борис Львович Штерн висел словно на дыбе, прихваченный за руки огромным стриженым детиной, в то время как другой, такой же здоровенный, парень короткими размеренными тычками бил директора в живот.
   Чуть в стороне, прислонившись к стене, стоял щёголь со злым лицом – именно он руководил всей этой экзекуцией.
   – Пойми, Шпак, ты не должен обманывать Казимира Куклинского. Этим ты сделал мне больно, и теперь я тебе тоже сделаю больно.
   – Я.., не… Шпак… Я Штерн, – мужественно хрипел директор и тут же получал под ребра новые тычки.
   – Ты, Шпак, думал, что продашь мне фуфло за четыре тыщонцы дуляров и я не замечу капроновой подкладки? Думаешь, Куклинский тупой и не знает, что при царе Иване не было капрона? Думаешь, я про то не вем, Шпак?
   – Извините, – подал голос Серёга, поняв, что директора нужно выручать.
   – Цо то есть? – брезгливо указав на Серёгу, спросил Куклинский. – Цо пану долега?
   – Извините ещё раз, – Тютюнин вошёл в кабинет и глупо улыбнулся, – там кто-то ОМОН вызвал, я пришёл спросить – это не вы?
   – ОМОН?! – Руководитель избиения одёрнул дорогой пиджак и кивнул своим гориллам, чтобы те выходили. Несчастного Штерна отпустили, и он повалился на пол. Уже уходя, Куклинский остановился на пороге и, позволив себе злую ухмылку, сказал:
   – До видзеня, Панове.
   – Борис Львович! – Серёга подбежал к директору и помог ему подняться. Штерн скривился от боли и закашлялся. – Что это за люди, Борис Львович?
   – Король.., король туалетной бумаги Казимир Куклинский… Мы ему доху продали…
   – Вы садитесь, Борис Львович.
   Тютюнин помог директору сесть и налил в стакан воды. Штерн сделал несколько глотков и, наконец вздохнув, стал ощупывать ребра.
   – Вроде ничего не сломали… Теперь нужно Турбинова найти. Он мне за все ответит.
   Однако Турбинова искать не пришлось. Он появился в кабинете тотчас, довольный, дышащий вчерашним перегаром и с огромной свежей шишкой на лбу.
   – Привет всем! – бодро произнёс он и, дотронувшись до лба, сообщил:
   – Только что с клиентом во дворе столкнулся… Поговорили немного… Недовольны они, Борис Львович.
   – Я уже знаю, – мрачно заметил Штерн.
   – Спрашивают, почему трехсотлетняя доха имеет капроновую подкладку…
   – А ты чего сказал?
   – Я гений, Борис Львович! Я сказал, что настоящая подкладка из китайского шелка в настоящее время реставрируется в Эрмитаже.
   – И они поверили?
   – Поверили! – радостно закивал Турбинов. – Говорят меж собой, чего, дескать, зря какому-то Шпаку печёнки поотбивали! Вы представляете, как весело, Борис Львович? Кому-то из-за нас перепало!
   Больше не в силах сдерживаться, рычащий Штерн схватил мраморную пепельницу и метнул её в голову Турбинова.
   Послышал удар и грохот разлетавшихся кусков мрамора. А после этого удивлённый голос Турбинова:
   – Че… Че-то я не понял…

19

   В одиннадцать часов на работу явилась секретарша Елена Васильевна. Она очень удивилась, застав в кабинете директора кроме самого Штерна ещё двух сотрудников – Тютюнина и Турбинова. У последнего была забинтована голова и подбиты оба глаза, однако это не мешало ему с энтузиазмом прихлёбывать с блюдечка растворимый кофе.
   – Ой, здравствуйте! У вас совещание, Борис Львович?
   – Да нет, просто небольшой перерыв.
   – А я посмотрите что принесла! – похвасталась секретарша и стала разворачивать большой плакат. – В школе у сына к сентябрю галерею портретов меняют – мастеров русской литературы, так вот ему выпало Чехова принести. Антон Палыча… Вот… – Елена Васильевна развернула портрет. – Красиво?
   – Красиво, – кивнул Штерн. – Но вообще-то это Троцкий.
   – Как Троцкий?! – поразилась секретарша.
   – Очень просто. Лев Давыдович, – подтвердил Турбинов.
   – Да вы не тушуйтесь, Елена Васильевна. Несите как есть, сейчас в школе таким пустякам значения не придают.
   – А и ладно, – махнула рукой секретарша и убрала портрет. – Попью-ка я лучше чайку. Кстати, Борис Львович, вы слышали новость? Фригидин на работу вышел, собирался к вам зайти.
   – Пусть заходит. Чем он, кстати, болел, надеюсь, ничего серьёзного?
   – Говорит, что-то вроде отравления. В этот момент в дверь постучали, и появился сам Фригидин.
   – Долго жить будет, – прокомментировал его появление Турбинов.
   – Можно, Борис Львович?
   – Заходите-заходите. Как вы себя чувствуете?
   – Благодарю вас, чувствую себя хорошо. Здравствуйте, Турбинов, и вы, Сергей, тоже здравствуйте. Пользуясь случаем, что здесь собрались лучшие люди нашего предприятия, я хотел бы покаяться.
   – В чем покаяться? – спросил Турбинов, поправляя сползавший на глаза бинт.
   – Я вёл себя некорректно и недостойно высокого звания бухгалтерского работника, однако теперь все в прошлом. Я другой. Поверьте, Борис Львович, и вы, Сергей, поверьте тоже. Я – другой.
   После этих слов Фригидин приложил руку к груди и поклонился.
   – Не смею больше мешать и удаляюсь, – добавил он и вышел в приёмную, плотно притворив дверь.
   – Что-то я не понял, в чем он каялся. Вы, Сергей, поняли?
   – Я? – Тюгюнин не знал, что ответить. С одной стороны, следовало рассказать о проделках Фригидина, с другой – это ведь он, Тютюнин довёл человека до больничной койки. Однако его сомнения развеяла Елена Васильевна, которая снова заглянула в кабинет директора.
   – Извините, у меня тут на столе сахар лежал – десять кусочков. Вы не брали?
   – Нет, – за всех ответил Турбинов.
   – Надо же, на секунду отлучилась, и сахар спёрли. Секретарша ушла, и Тютюнин тоже поднялся.
   – Пора мне уже сырьё принимать. Люди небось волнуются.
   – Да, Сергей, идите. И знаете что, вы сегодня здорово мне помогли, поэтому примите сырьё и отправляйтесь домой. Пусть у вас будет укороченный день.
   – А можно у меня тоже будет укороченный день? – тут же напросился Турбинов.
   – Нет, нельзя, – отрезал Штерн. – Вам, Федор Иванович, ещё до обеда в Санкт-Петербург смотаться нужно – привезти из Эрмитажа отреставрированную подкладку…

20

   Сергей Тютюнин ушёл с работы пораньше и, возвращаясь домой, думал одну мысль, которая его занимала.
   Впервые за довольно долгое время они с Окуркиным решили не пропивать все деньги, добытые удачной охотой на банки, а вложить их в собственное дело. Разговор на эту тему у них состоялся ещё до событий в деревне Гуняшкино, и теперь, полностью избавившись от пережитых страхов, Сергей Тютюнин снова думал о серьёзных вещах.
   Инициатором этой блестящей идеи был Леха. Как человек, близкий к тяжёлой индустрии, он хорошо представлял себе металлургическое предприятие, и потому именно он разработал первый бизнес-план.
   – Пора нам менять масштаб нашего дела, – сказал он, когда они на автобусе возвращались из пункта сдачи цветных металлов.
   – Это как? – спросил Сергей.
   – Нужно самим банки принимать.
   – И что мы с ними будем делать?
   – Переплавлять в тарные чушки.
   – О, – только и сумел выговорить Тютюнин. – А чего делать с чушками?
   – А тут уже что хочешь, то и делай. Можно на международный рынок выйти.
   – Слушай, а где мы все это будем плавить? Нужны же какие-то домны или там конверторы?
   – Пока обойдёмся печкой у меня в гараже, а со временем будут у нас и домны. Главное – подмять под себя весь рынок алюминиевых банок, в масштабах города.
   – В масштабах города – это, конечно, много, – согласился Тютюнин и, глядя в окно автобуса, стал невольно представлять себе на месте гаражей корпуса нового завода по переплавке пивных банок. – Слушай, а может, нам сразу готовый завод подыскать, а то, если мы здесь все застроим, где ты «запорожец» будешь ставить? Да и соседи сожрут – скажут, дымит ваш завод.
   – Ну, – Леха поднял вверх указательный палец, – я гляжу, и ты кой-чего кумекать начинаешь. Думаю, прихватим мы алюминиевый завод в Братске. А потом и Норильский никелевый.
   – А на что нам никелевый?
   – Да чтобы в Сибирь по сто раз не мотаться. Не ближний конец – не набегаешься туда.
   – Это конечно. Тут я с тобой согласен. Вот только у этих заводов хозяева есть. Они ведь денег больших попросят.
   – С хозяевами разговор короткий… – сказал Леха. – Хозяев валить будем.
   – А не валить нельзя?
   – Можно не валить, но тогда мочить придётся. Но, ты не бойся, это мы не сами будем делать.
   – А кто?
   – Найдутся люди. Найдутся.
   Вспоминая этот разговор, Тютюнин пытался припомнить, есть ли у него знакомства, через которые можно наладить продажу за границу тарных чушек. Выходило, что нет таких.
   Можно было, конечно, обратиться к Олимпиаде Петровне. У той всегда водились всякие жулики, однако тёщу Сергей решил оставить на крайний случай – если уж они с Лехой сами не выйдут на международный рынок.
   Так, за размышлениями, он свернул с тротуара и пошёл напрямик – через небольшой, стихийно образовавшийся скверик. Когда-то здесь собирались строить канализационно-насосную станцию, однако что-то не сложилось, и на месте котлована выросли деревья.
   – Сергей Тютюнин… Тютюнин Сергей…
   Голос был знакомым и незнакомым одновременно. Что-то шевельнулось в памяти Сергея, он насторожённо повернулся.
   Очень милая девушка в коротком платьице поднялась с вросшей в землю бетонной плиты и направилась прямо к Тютюнину. Она улыбалась и поигрывала изящным дамским кастетом, заставив Сергея усомниться в её добрых намерениях.
   Остановившись в двух шагах, девушка судорожно сглотнула и жалобно проблеяла:
   – Моя колбаски хочет. Твоя обещал колбаски…
   Весь мир Серёги Тютюнина в одно мгновение перевернулся с ног на голову. Тот ужасный деревенский кошмар, который он уже благополучно списал в сновидения, снова оказался рядом.
   – Когда ты приехал? – хрипло спросил Тютюнин.
   – Скора, – ответила девушка, и в её глазах промелькнула хитрость толстого китайца.
   Все это видела пенсионерка Живолупова, она же Гадючиха, которая на всякий случай сидела в кроне высокого дерева с большим флотским биноклем в руках.
   «Я знала! Я знала!» – внутренне возликовала Живолупова и стала быстро спускаться вниз. Ей предстояло совершить бросок до своей квартиры, чтобы скорее позвонить на работу жене Тютюнина, Гадючиха давно ждала подходящего случая, и вот наконец это произошло. Вне всякого сомнения, Тютюнин-муж собирался привести любовницу домой, а потому Живолуповой представлялась возможность насладиться последующим спектаклем.
   – Мы на-а-аш, мы новый мир постро-о-оим… – тихо напевала Гадючиха, проворно перебирая руками. В какой-то момент она от удовольствия потеряла равновесие и полетела вниз.
   Приземление было жёстким, но Живолупова сдержала стон и стала шарить по траве, нащупывая бинокль. Однако он был ещё в полёте и вскоре догнал свою владелицу, больно ударив её по голове.
   «Как в старые добрые времена», – подумала Гадючиха, выползая на тротуар. Нога болела, голову саднило, однако мужественная старуха заковыляла к дому, чтобы довести задуманное до конца.
   С трудом добравшись до телефона, она достала пожелтевшие бланки для допросов, где по привычке хранила все сведения о соседях, и нашла номер отдела кадров завода, где трудилась гражданка Тютюнина.
   – Але, отдел кадров? Тютюнину Любу к телефону – срочно! Кто звонит? Сами догадайтесь! Вот так-то. Жду…
   Примерно через полминуты в трубке послышался взволнованный голос Тютюниной:
   – Ой, кто это?!
   – Это бабушка Живолупова, Любочка, – елейным голосом заговорила Гадючиха. – Я ить чего звоню, доченька, благоверный-то твой где сейчас?
   – На работе… – ответила Люба, и в её голосе слышалось нарастающее беспокойство. – А что с ним? Он жив?
   – Да жив, доченька, жив, чего с ним, с кобелём, случится. Я ведь чего звоню, Любочка, спутался твой Серёжа с какой-то малолеткой.
   – С какой малолеткой?!
   – Ну лет примерно.., семнадцати, – начала обрисовывать Гадючиха, на её лице появилась счастливая улыбка. – Красивая, конечно, девчоночка. Ноги длинные, носик пуговкой, платьице коро-о-отенькое, губки…
   – Где они?! – словно раненая медведица проревела в трубку Люба.
   – Дык, я так полагаю, скоро на квартиру придут. Не будут же они на улице это самое делать, когда квартира свободная…
   Было слышно, как на рычаг телефона брякнулась трубка, а значит, все шло по плану.
   Довольная Гадючиха заглянула в холодильник, выудила оттуда банан и, хромая, направилась к выходу, напевая и дирижируя себе бананом:
   – Мы мир-ны-е лю-ди, но наш бро-не-поезд стоит на запас-ном пути, трам-тадам… Стоит! Ещё как стоит!
   Спустившись на лифте, Живолупова вышла из подъезда и, осмотревшись, укрылась за стендом с наглядной агитацией.
   Долго ждать ей не пришлось – скоро, скрипнув тормозами, возле дома остановилось такси, и оттуда выскочила Люба. У неё горело лицо, и она жаждала мести.
   – Ну?! – спросила Люба у Гадючихи, когда та выглянула из-за стенда.
   – Ещё не проходили, но скоро явятся. Ты пока иди, голубушка, домой в засаду. Приготовься, чтобы все было как положено…
   – Ага, – кивнула Люба. – В засаду.

21

   Тютюнин напряжённо соображал, что же ему теперь делать. Блондинка стояла в опасной к нему близости, и, стоило кому-то доложить об этом Любе, могла случиться катастрофа.
   – Ты это… – Сергей откашлялся. – Ты не мог бы превратиться в какого нибудь мужика, что ли?.. А то с колбаской проблемы будут.
   Едва Тютюнин упомянул про колбаску, девушка, на мгновение мелькнув хитрым лицом китайца, превратилась в нечёсаного старика с бешеными горящими глазами. В его руках оказалась лопата, Тютюнин невольно отшатнулся.
   – Я Палыч, – произнёс старик.
   – Очень хорошо. Тогда пройдёмте, что ли, ко мне домой, а потом я позвоню Лехе, чтоб вместе с ним вам колбаски достать.
   – Моя хотеть колбаски.
   – Да я понимаю. Но у меня сейчас нет – её нужно ещё собрать. Вам сколько нужно?
   – Сито сорок семь килограмма…
   – М-да… – Серёга стал прикидывать стоимость колбасы. У него получились бешеные деньги. – Ну что ж, идёмте.
   И они пошли. Тютюнин понуро брёл впереди, в голове его от волнения ничего не придумывалось, а Палыч плёлся следом, постукивая об асфальт остро отточенной лопатой.
   Когда они подходили к подъезду, Сергей обернулся.
   – Ты, Палыч, не мог бы другое обличье принять – поприличнее. Только чтобы не женщина и без лопаты.
   – Моя может, – согласился Палыч. Он пригляделся к фотографии на стенде и полностью скопировал увиденное.
   Теперь он был небритым мужчиной со шрамом на правой щеке. Лопаты при нем не было, и это Серёгу успокоило.
   – Хорошо. Теперь пойдём…
   Едва они скрылись в подъезде, как из-за стенда, доедая банан, выбралась пенсионерка Живолупова.
   «Девчонка исчезла, но появился бомж с лопатой, – рассуждала Гадючиха. – Значит, закопали болезную. Выходит, Тютюнин ещё и душегубец. Я буду не я, если под статью его не подведу. Я буду не я…»
   Взгляд Живолуповой упал на стенд, где под заголовком «Внимание розыск!» она узнала неоднократно судимого гражданина Сивухина по кличке «Морж», который только что вошёл в подъезд вместе с Тютюниным.
   От такого крутого поворота пенсионерку прошиб пот. Выйти на след банды убийц – высокая заслуга. Тут дело пахло государственной наградой.
   Позабыв про больную ногу, Живолупова помчалась к ближайшему отделению милиции.

22

   Не успели Сергей и его новый друг переступить порог тютюнинской квартиры, как из-за посудного шкафа, словно тигрица, выпрыгнула Люба. Воздух колыхнулся от пущенной дубовой скалки – Сергей понял, что нужно спасаться.
   «Убьёт дура!» – успел подумать он и резко пригнулся, а вся мощь страшного удара пришлась на физиономию Палыча.
   От такого сотрясения тот сразу потерял контроль над превращениями и обратился в старика с лопатой. Люба вскрикнула от неожиданности и добавила ему ещё.
   Палыч крякнул и стал ботаником с сачком для ловли бабочек. Серегина жена совершенно ошалела и нанесла ему изощрённый, показанный мамой, удар. Ботаник ойкнул и исчез, а ему на смену пришла блондинка в коротком платьице.
   – Ах вот она! – торжественно произнесла Люба. – Ах вот какую сучку ты привёл!
   Отшвырнув скалку, она бросилась на противницу, желая немедленно вцепиться ей в волосы, однако обхватила руками стриженую голову рецидивиста Сивухина.
   – Ой, извините, – сказала Люба и громко икнула. – Серёжа… – она повернувшись к мужу. – Я схожу с ума, Серёжа… Я схожу с ума…
   Тютюнин подхватил падающую супругу и проводил её в другую комнату, где уложил на кровать, а потом принёс холодного молока.
   – Полежи пока, Любаш, скоро все пройдёт, – пообещал он и вышел к гостю, который понуро сидел в облике Сивухина и, посмотрев на Сергея, спросил:
   – Что это была? Моя шибко боялся…
   – Это как бы небольшое приветствие, – соврал Тютюнин. – Просто у нас так здороваются. Как увидят друг друга, так сразу – хрясь скалкой. Здороваются… – Серёга вздохнул. – Меня она тоже неоднократно прикладывала… – признался он. – Но ты не обижайся, такие у нас обычаи. Обычаи такие…
   – Моя понял, – кивнул Палыч. В этот момент кто-то толкнул входную дверь и, поскольку она оказалась незапертой, вошёл в прихожую.
   – Кто там? – крикнул Серёга.
   – Я, кто же ещё! – ответила ему Олимпиада Петровна, появляясь в комнате.
   Посмотрев на Сергея и переведя взгляд на незнакомца, она криво усмехнулась и наставительным тоном произнесла:
   – Хоть бы поздоровались с дамой. Или этого уже и не нужно делать?
   Сергей не успел сказать и слова, как Палыч метнулся к обронённой скалке, а затем, с нею, бросился к Олимпиаде Петровне.
   – Нет, Палыч! Нет!
   Однако было поздно. Последовал страшный удар, вследствие чего ноги Олимпиады Петровны оторвались от пола и она, пролетев по воздуху до самого посудного шкафа, врезалась в него головой.
   При этом обрушилась полка с карельским сервизом, и его осколки посыпались через распахнувшуюся дверцу.
   – О-о-ой! – заголосила Олимпиада Петровна. – Убива-а-ают! Карау-у-ул!
   – Он не хотел! – попытался прояснить ситуацию Тютюнин, нагибаясь нда поверженной тёщей. – Он поздороваться намеревался!
   – О-о-ой! – дотронувшись до уха, снова застонала Олимпиада. – Меня муж никогда не бил и собаки всегда боялись! А вы меня скалкой. Бандиты! Душегубцы!
   Из другой комнаты прибежала на шум со стаканом молока Люба. Она ещё не вполне оправилась от собственного потрясения, а потому, взглянув на проломленный шкаф, спросила:
   – Что случилось, мама?
   – Что случилось, что случилось… Я этого такие оставлю… – Олимпиада Петровна, размазывая слезы, поднялась на ноги и, пошатываясь, вышла в прихожую, откуда вернулась со своей собственной скалкой. – За все ответишь, лось, – сказала она Палычу. – Я мастер скалкинга, и тебе не уйти…
   Понимая, что сейчас его гостя начнут натурально убивать и неизвестно, чем все это закончится, Тютюнин попытался заступиться за Палыча:
   – Олимпиада Петровна, он не хотел вас обидеть, поверьте. Просто его Люба сильно побила, и он подумал, что у нас так здороваются. Он не местный!
   – Поздно. Моё ухо опухло и требует отмщения. – Отодвинув Серёгу в сторону, Олимпиада Петровна двинулась на Палыча и, резко выдохнув, перебросила скалку из правой руки в левую. – Твоя смерть будет ужасной, чужеземец…
   – Моя боится! – воскликнул Палыч, начавший от страха терять чёткие очертания. – Моя насчёт колбаски!
   – Олимпиада Петровна, не трогайте его, а то я милицию вызову! – пригрозил Тютюнин.
   В этот момент снова хлопнула незапертая дверь, и из прихожей вывалился огромный милиционер.
   – Опа-на! Всем-стоять-по-местам-не-кашлять! – закричал он, наводя большой чёрный пистолет на всех по очереди. – Моя милиция меня бережёт! Финки, стволы, заточки и опилки на землю! Отставить «на землю»! На пол!
   – Накаркал… – бросила тёща Тютюнину и нехотя выпустила из рук скалку.
   – Ага! Граната! – сказал милиционер. – Отставить «граната». Деревянная заточка.
   Не обнаружив в руках присутствующих больше никакого оружия, милиционер опустил свой пистолет и, выйдя не середину комнаты, объявил:
   – Всем внимание! Я старший шериф округа… Стоп, отставить «шериф округа». Я верховный участковый микрорайона, майор Шароемов. – Майор подошёл вплотную к Палычу и, склонившись к нему, добавил:
   – Попрошу внимательно произносить моё фамилие, понял? Шуток с заменой «мы» на «бы» я не понимаю…
   Оставив Палыча, Шароемов сделал полуоборот и оказался возле Тютюнина.
   – Все шутники уже на нарах – что?
   – Что? – не понял Серёга.
   – На нарах – что? – парятся. Теперь вопрос второй – кто содержатель притона?
   – Хозяин квартиры – я, – неуверенно произнёс Тютюнин, поднимая руку точно на уроке.
   – Почему укрывали рецидивиста Сивухина?
   – Я.., не укрывал. Мы только зашли.
   – Не удивляюсь, – усмехнулся майор Шароемов и, оставив Сергея, подошёл к Олимпиаде Петровне.
   – Что с ушком, мамаша? Как будто заплыло ушко? Молчите? Тогда позволю себе – что? – небольшое предположение. Имели место бандитские разборки. А ещё меня интересует… – Шароемов обвёл всех проницательным взглядом. – Где вы спрятали труп малолетней любовницы гражданина Тютюнина?
   – Любовницы? – поразилась Люба.
   – Труп? – подхватила Олимпиада Петровна. – Я всегда знала, что этим все и кончится. Я всегда знала!
   – Да не было никакого трупа! – вмешался Сергей.
   – Не было? – Шароемов хитро улыбнулся и погрозил Тютюнину пальцем. – Я даже знаю, кто его закапывал, этот самый труп.
   – И кто же?
   – Безумный дедушка с лопатой в руках! Вы не успели избавиться от свидетелей, гражданин Тютюнин, а поэтому – что? – понесёте заслуженное наказание.
   Сказав все это, довольный собой Шароемов повернулся к рецидивисту Сивухину, однако вместо него обнаружил предполагаемую жертву – блондинку в коротеньком платье.
   – Опа-на! – произнёс майор. – Что мы наблюдаем? Картину Репина – приплыли.
   – Это она, сучка! – обрадованно закричала Люба и бросилась вперёд, горя желанием вцепиться разлучнице в космы, однако Шароемов её придержал и вернул на место.
   – Отставить передвижения, иначе будут – что? – жертвы. Гражданин Тютюнин, убийство с вас снимается, но остаётся организация устойчивой бандгруппы, совращение малолетних и сводничество. Недурной наборчик, а?
   – Я знала, что этим все кончится! – снова торжественно произнесла Олимпиада Петровна. – Люба, я все знала!
   – Все знали и не докладывали, – тут же подвёл статью Шароемов. – Укрывательство. Однозначно – укрывательство.
   Услышав позади себя подозрительный шорох, Шароемов обернулся, готовый ко всему, однако вместо подозрительных действий задержанных обнаружил ещё одного Шароемова, такого же высокого и красивого, как он сам.
   – Опа-на! Приветствую, коллега! – Первый Шароемов пожал второму Шароемову руку. – А я не знал, что здесь уже кто-то работает.
   – Моя хотеть колбаски, – жалобно попросил майор-двойник.
   – Да. Все – работа. Я тоже пообедать не успел. Ну ладно, коллега, не буду вторгаться со своим, как говорится камнем, в чужой – что? – огород.
   С этими словами настоящий Шароемов улыбнулся всем временно задержанным и покинул квартиру Тютюниных.

23

   До половины седьмого вечера Сергей и Палыч сидели в большой комнате и тупо таращились в телевизор, ожидая прихода Лехи Окуркина.
   Женщины шушукались на кухне.
   Олимпиада Петровна, напуганная превращениями нового «Сережкиного собутыльника», больше не затевала с ним дуэль и, напротив, уговаривала дочь уехать к ней, однако Люба, зацикленная на возможной измене мужа, опасалась появления малолетней блондинки, тем более что два раза видела её собственными глазами. Откуда та появлялась, Люба своими мозгами осилить не могла, однако была уверена, что угроза ещё не миновала.
   Время от времени тёща или супруга Тютюнина выбирались из кухни на разведку. Они проходили мимо Серёги и его гостя, украдкой заглядывали под кровати и проверяли ванную.
   Не обнаружив блондинки, они возвращались на кухню и снова принимались шептаться.
   Ровно в половине седьмого в дверь позвонил Леха Окуркин. Он ещё не знал, зачем Сергей его так срочно искал, а потому выглядел вполне довольным.
   – Что за срочность, партнёр? Ленка сказала, ты прям обрыдался весь в трубку.
   – Пойдём, сейчас и ты обрыдаешься, – мрачно пообещал Тютюнин и повёл друга в комнату.
   – Здрасьте, – кивнул Леха незнакомцу, остававшемуся в личине рецидивиста Сивухина.
   – Моя хотеть колбаски, – неожиданно жалобным голосом отозвался тот, и Леха обмер – он вспомнил этот голос.
   Окуркин сел прямо на пол и молча посмотрел на Серёгу, ожидая какого-то разъяснения.
   – Колбасу доставать надо, – с расстановкой произнёс Тютюнин. – Колбасу…
   Окуркин медленно развёл руками, как бы говоря: «Да где ж её взять?»
   – Покупать придётся, – вздохнул Серёга. «Да откуда ж такие деньги взять?» – как бы сказал Окуркин, изображая на лице отчаяние.
   – Вот и думай. Ты ведь, кажется, «запорожец» ему отдавать собирался.
   – Ты «запорожец» не тронь! – крикнул Леха и моментально вскочил на ноги. Из кухни выглянула Люба.
   – Это ты здесь, Лёш?
   – Я, Люба.
   Затем вылезла тёща.
   – Это кто здесь? – спросила она.
   – Я – Алексей Окуркин, – представился новоприбывший.
   Женщины переглянулись и, не сказав ни слова, снова спрятались.
   – Что это с твоей тёщей? – спросил Леха, позабыв про угрозу для своей машины.
   – Об дверь ударилась, – ответил Тютюнин. Вспомнив в подробностях это происшествие, он не сдержал довольной улыбки. – Башкой…
   По телевизору передавали футбол. Непонятно, кто и с кем там играл, однако народу на стадионе были многие тыщи, и Сергею подумалось, что, будь их бизнес на таком вот стадионе, они бы денег на колбаску нашли мигом.
   – У меня мысль появилась! – сказал Леха и, покосившись на Палыча, поманил Тютюнина пальцем.
   – Чего? – спросил тот, приблизившись.
   – К Сайду надо ехать, к братцу Азамата.
   – Я понял, к какому Сайду. А чем он может помочь?
   – Так он же торгует, и его земляки тоже торгуют. Сейчас лето, жарко, холодильников у них нет. Усекаешь?
   – Ты тухлую купить предлагаешь?
   – Не тухлую, а очень тухлую. Тухлую они покупателям впаривают.
   Леха снова покосился на гостя. Тот сосредоточенно смотрел рекламу.
   – Ты пока его займи чем-нибудь, а я Сайду на мобильник звякну. Прямо сейчас все и решим.

24

   Сайд поднял трубку сразу. Судя по многоголосому шуму, который служил фоном для разговора, он ещё находился на овощном рынке, который располагался в старом авиационном ангаре.
   – А, это ты, Алёша! Привет.
   – Сайд, у нас к тебе дело есть!
   – Какие дела? Поздно уже. Я лоток убираю. Приходи завтра, яблоками угощу. Яблоки любишь?
   – А все люблю, Сайд, но у меня срочное дело – понимаешь?
   – Срочное? – Сайд сделал паузу, то ли обдумывая услышанное, то ли с кем-то советуясь. – Ладно, говори, что случилось.
   – Понимаешь… – Окуркин оглянулся, чтобы удостовериться, что его не слышат. – Понимаешь, Сайд, на нас наехали…
   – Э-э, денег нет, Алёша. Совсем нет денег.
   – Да ты не понял. Мне не деньги нужны.
   – Убить нада, да?
   – Да нет. – Леха прикрыл трубку ладонью и понизил голос. – Колбаса нужна. Варёная.
   – У меня яблоки, Алёша. Ты же знаешь. Немножко хурма есть, а колбасой я не торгую.
   – Сайд, очень нужно. На нас… – тут Леха снова оглянулся, – на нас страшный человек наехал…
   – Вах. И что ему нужно?
   – Я же сказал – колбаса варёная.
   – Ладно. Сколько надо?
   – Полтора центнера.
   – Ладно. Поищем, у меня земляк такую продаёт. Как платить будешь?
   – Договоримся, Сайд. Только одно условие. Колбаса нужная тухлая.
   – Э-э, у него вся тухлая. Как платить, спрашиваю, будешь?
   – Да подожди ты про оплату! Мне колбаса нужна не просто тухлая, а такая, чтобы твой земляк её уже и продавать не мог.
   – Вах. Сложно это.
   – Что, нет такой колбасы?
   – Нет, колбаса есть, в склад зайти сложно. Противогаз нада.
   – С этим проблем не будет. Противогазы у нас есть. Кстати, можем и вам подкинуть, а за колбасу алюминием заплатим – все банки со следующего раза ваши. Договорились?
   – Ладно. Приезжайте на рынок, а я пока земляка предупрежу.
   Леха положил трубку и, довольный, повернулся к Серёге и гостю.
   – Ну все, твоё дело решили, дружок, – обратился он к Палычу-Сивухину. – Сейчас мням-мням поедем. Колбаску кушать.
   – Моя колбаску кушать! – обрадовался тот.
   – Что, удалось договориться? – спросил Тютюнин.
   – Ну, раз за дело взялся Алексей Окуркин, какие могут быть вопросы! Прямо сейчас и поедем, только.., противогазов нужно захватить.
   – Понял, – кивнул Серёга. – Сколько брать?
   – Бери штук десять. Лишние пойдут в счёт оплаты.
   Тютюнин выволок из-под кровати ящик с противогазами и стал отбирать подходящие размеры. Жена его Люба работала на заводе гражданской обороны, а потому дома в изобилии водились не только противогазы, но и сапёрные лопатки, котелки и ремённые пряжки с эмблемами Советской Армии.

25

   Спустя пять минут Сергей и Палыч уже сидели в «запорожце», а Леха торопливо доливал в бак бензин.
   Наконец все было готово и можно было ехать, однако неожиданно возле машины появилась Елена.
   – Моя начинает бояться, – признался Палыч, поглядывая на плечистую женщину.
   – Моя тоже, – признался Серёга.
   – Я сейчас, – коротко бросил Окуркин и вышел на переговоры.
   – Ты куда это собрался ехать, стручок доморощенный? – для разогрева спросила Елена. По ней было видно, что она все для себя уже решила.
   – Сейчас не время для разговоров, Лён, – спокойно ответил ей муж. – Я должен ехать, и точка. И пока не могу сказать тебе, куда именно. Об этом ты узнаешь позже…
   – Ты чего мелешь, уже напился, что ли? – грозно уточнила Елена, нависая над малорослым супругом.
   – Моя продолжает бояться! – напомнил о себе Палыч.
   – Ты.., ты не знаешь, что за человека мы везём, – тихо произнёс Окуркин и одним глазом показал на «запорожец».
   – Ну? – Лена посмотрела через голову Лехи на незнакомца. – А чего в сумке – небось пива набрали?
   – В сумке, Лена, противогазы… – глухо признался Окуркин. – А теперь отойди, мы должны ехать.
   – Кажется, понимаю, – кивнула жена и, как-то совсем иначе посмотрев на Алексея, покорно отошла в сторону.
   Хмурый Окуркин вернулся за руль, завёл «запорожец» и резко тронул его с места.
   Вставленный в выхлопную трубу свисток призывно затилиликал, и экипаж выкатился на дорогу.
   – Лишь бы не было пробок, тогда я вас мигом домчу, – пообещал Окуркин и действительно помчал, трижды проскочив на красный свет, дважды угодив под жёлтый, а один раз – даже на зелёный.
   Вальяжные иномарки шарахались в сторону, едва услышав свист авиационного двигателя, а Леха радостно давил на газ, приговаривая: «Нет, вы ещё не знаете Леху Окуркина… Вы ещё не знаете…»
   К назначенному месту прибыли вовремя.
   Возле ангара, в котором располагался рынок, стояли Сайд и двое его земляков.
   Когда Леха заглушил двигатель, один из них подошёл ближе и, восхищённо поцокав языком, спросил:
   – Слушай, это машина у тебя или самолёт? Почему свистит так?
   – Лопатки на турбине менять пора, – невозмутимо ответил Леха, выбираясь из кабины.
   – Вах, там турбина? – Земляк Сайда приложился ухом к капоту. – Прадай, да? Харошие деньги дам!
   – Не могу, друг. Я его своими руками создал. Как Пушкин – Муму.
   Следом за Лехой выбрались Тютюнин и Палыч, на которого испытующими взглядами уставились Сайд и второй его земляк.
   – Противогазы? – напомнил Сайд.
   – Здесь, – сказал Серёга, показывая сумку. – Размеры подходящие.
   – Хорошо. Отсюда пойдём пешком. Это недалеко – здесь, на пустыре, а потом я вам проводника дам. Сам не пойду – на мне брат, две жены и дети.
   – Не вопрос, Сайд, мы понимаем.
   – Ну, тогда пошли.
   Выстроившись цепочкой, они двинулись через заброшенный парк, затем миновали какую-то стройку и наконец, когда уже стало темнеть, выбрались на пустырь.
   Сайд крикнул несколько слов на своём языке, и из зарослей крапивы показался его человек.
   – Кого ты привёл, Сайд? – спросил он по-русски.
   – Хорошие люди, Абдулла. Нужно провести их к колбасе…
   Проводник зажёг фонарик и посветил в лица своим гостям.
   – Значит так, места здесь опасные, поэтому идти за мной – след в след. И не трогаться с места, пока я не скажу. Понятно?
   – Да, – кивнул Серёга.
   – Тогда доставайте противогазы. Скоро подует восточный ветер и принесёт запах… Нужно торопиться.

26

   Наученный горьким опытом со старушкой, Тютюнин лично проверил пробки на фильтрах, чтобы путешествие не окончилось, так и не начавшись.
   Исключение он сделал только для Палыча, поскольку ему противогаза не потребовалось.
   Когда Абдулла спросил почему, Сергей сказал, что Палыч – йог. Это было не совсем правдой, однако Тютюнин не знал, как объяснить особенности своего гостя.
   На всякий случай попрощавшись с Саидом и двумя его земляками, группа тронулась в неизвестность. Абдулла шёл впереди и длинным посохом проверял перед собой дорогу. Если опасность казалось проводнику слишком очевидной, он бросал вперёд гайку с привязанной к ней ленточкой и только после этого осмеливался идти дальше.
   Спустя час или даже больше среди высокой травы стали попадаться остовы военных автомобилей, тюки с полуистлевшим обмундированием, банки с окаменевшим солидолом и коробочки с военной лыжной мазью.
   Абдулла останавливался все чаще и подолгу готовился к броску очередной гайки с ленточкой.
   Потревоженные людьми сонные мухи поднимались из травы целыми стаями и, тревожно гудя, улетали на запад.
   Волнение проводника передавалось Серёге и Лехе, а вот Палыч становился все бодрее по мере того, как экспедиция приближалась к его заветной цели.
   Ещё через четверть часа отряд преодолел поваленные временем столбы с колючей проволокой, а затем и предупреждающую надпись:
   «Внимание! Часовой стреляет без предупреждения!»
   «Да куда ж это мы идём?» – заволновался Тютюнин, однако надпись на следующем щите расставила все по своим местам:
   «Хранилище неприкосновенного запаса членов ЦК ВКП(б)».
   ВКП(б) было слегка закрашено, и по нему уже другой краской написали «КПСС».
   Когда до возвышавшихся впереди руин склада оставалось совсем немного, земля под группой неожиданно разверзлась, и они полетели вниз.
   «Вот и все», – подумал Сергей, пока летел до самого дна. Затем последовал удар, и падение прекратилось.
   «Нет, не все», – снова подумал он и услышал какие-то хрипы. В темноте скользнул луч принадлежавшего проводнику фонарика. Он упёрся в бьющийся комок, и Тютюнин узнал Леху. Порванная маска противогаза уже его не защищала, и запах продуктового подземелья грозил ему смертью.
   Не растерявшись, Сергей выдернул из сумки запасной противогаз и в несколько секунд надел его на друга.
   Окуркин задышал ровнее, а затем поднялся на ноги.
   Чуть в стороне, перебирая от нетерпения ногами, стоял Палыч. Запах протухших складов ничуть его не беспокоил, а, казалось, наоборот, даже возбуждал. Гость чувствовал, что осталось совсем немного и колбаска уже где-то рядом.
   Когда выяснилось, что все живы, группа двинулась дальше. Им пришлось идти мимо бесконечных стеллажей, заставленных коробками с маслом, мешками с сухарями и ящиками с тушёнкой «Ворошиловская 1936 г.».
   Минут через десять Абдулла остановился возле огромных запертых ворот. Серёга с Лехой поняли, что это и есть то самое место.
   Палыч от перевозбуждения начал поскуливать.
   – С ним должен идти кто-то один, – глухо пробубнил сквозь маску проводник. – Остальные буду страховать.
   Он снял с плеча моток капроновой верёвки и вопросительно посмотрел на Сергея и Леху.
   – Иду я, – сказал Тютюнин, – а ты будешь тянуть, если что.
   Окуркин кивнул. Абдулла привязал Сергея за лодыжку, а затем они вместе с Окуркиным отворили тяжёлые ворота.
   – Возьми. – Проводник сунул Серёге фонарь. – Тебе он нужнее. И помни – ваши сто пятьдесят килограмм.
   – Чужого нам не надо, – ответил Тютюнин и, махнув Палычу рукой, скомандовал:
   – Пойдём.

27

   Пробираясь между высоких стеллажей и сдерживая не в меру ретивого Палыча, Серёга светил подслеповатым фонариком, выискивая варёную колбасу.
   Ему попадались ящики с разными надписями, однако все это было не то. Тютюнин уже собирался вернуться и обратиться за помощью к Абдулле, когда ему наконец попалось то, что нужно.
   Отсчитав три пятидесятикилограммовых ящика, Серёга стащил их на пол и, показав Палычу, сказал:
   – Они твои. Можешь начинать.
   И отбежал подальше, чтобы не видеть, как все будет происходить.
   Гость из другой реальности набросился на угощение так страстно, что Тютюнин слышал треск разгрызаемой тары. Впрочем, о кулинарных традициях Палыча он знал совсем немного, а потому терпеливо дожидался окончания мучительного для него процесса.
   Палыч справился быстро.
   Он подошёл к Серёге и тронул его за рукав.
   – Моя доволен! – сказал он. Теперь это снова был тот толстый хитроватый китаец.
   – Я рад, – ответил ему Серёга, и они двинулись в обратный путь.
   На выходе из зала Серёгу обняли Леха и Абдулла. А потом все вместе они поднялись наверх по пыльной бетонной лестнице.
   Возвращаться назад было так же трудно, проводник снова бросал гайки с лентами, однако, поскольку договор был выполнен, Лехе и Серёге дышалось намного свободнее, даже в противогазе.
   Когда перебрались через поваленную изгородь, Абдулла пошёл быстрее. Впереди замаячил огонёк – Сайд и его земляки разожгли костёр.
   Вскоре проводник уже сбросил противогаз и, обернувшись, улыбнулся Серёге и Лехе белозубой улыбкой. Однако она тотчас погасла, когда он увидел, как сильно изменился Палыч.
   Как только они подошли костру, проводник тихо посовещался с Сайдом и земляками, потом обернулся к Серёге.
   – Э, что с ним? Лицо распухло?
   – Об этом после, – ответил Серёга.
   – Да, после, – поддержал его Леха. А Палыч постоял у костра ещё немного, затем молча поклонился каждому из присутствовавших и исчез в зарослях высокой крапивы.
   Поняв, что теперь можно говорить, Сайд возобновил расспросы:
   – Алёша, кто он, э? Он что с колбасой делал?
   – Кушал он её, Сайд, кушал.
   – На спор, что ли?
   Поняв, что объяснить все не получится, Окуркин утвердительно кивнул:
   – Да. На спор.

28

   Не в силах разобраться со своими проблемами, Люба по совету Олимпиады Петровны отправилась на консультацию к врачу, благо тот принимал по вторникам прямо в заводском медпункте.
   «К.м.н. Швец К. Ю» – значилось на жестяной табличке, которую доктор приносил с собой и вывешивал на двери.
   Пациентов к нему приходило немного, поскольку психические болезни заразными не считались. Другое дело – гинеколог и венеролог, эти трудились по семь дней в неделю, да ещё брали работу на дом. Доктор Швец им очень завидовал, хотя и понимал, что это нехорошо.
   Появлению пациентки он очень обрадовался. Тем более что Люба была миловидна и вполне в теле.
   – Здравствуйте, доктор, – произнесла она.
   – Здравствуете.., э-э.., как вас зовут, дорогуша?
   – Любовь.
   – Что любовь?
   – Зовут меня так – Люба Тютюнина.
   – Очень хорошо, дорогуша. – Швец поднялся со стула и, нежно взяв пациентку за плечи, провёл её за ширму. – Раздевайтесь и прилягте. Сейчас начнём осмотр.
   – Да у меня ничего не болит, доктор. У меня другие вопросы…
   – Ну.., тогда садитесь напротив меня, – сказал Швец и разочарованно вздохнул.
   Люба села на узкий стул и замерла, не зная, с чего начать.
   – Ну так и что за проблемы, дорогуша? Муж пьёт и бьёт вас?
   – Да нет. Он меня не бьёт. У меня случилось…
   – Не бойтесь, не бойтесь меня. – Швец игриво пошевелил бровями. – Мне можете рассказывать все. Ну, кто это был: лифтёр, монтёр, телевизионный мастер? В детстве я, знаете ли, хотел чинить телевизоры, утюги, носогрейки, но в результате – психиатрия стала моим э-э…
   – Видения у меня были, доктор, – призналась Люба.
   – Какие же, простите, видения? – Почувствовав профессиональный зуд, доктор Швец подался вперёд.
   – Кошмарные.
   – Э-э, конечно сексуального плана? Может быть, карлики?
   – Да какие там карлики! – Люба высморкалась в платок. – Какой-то новый знакомый мужа.
   – Так-так-так. – Доктор пододвинулся к пациентке вместе со стулом. – Каков он из себя, этот знакомый мужа?
   – Да он… – Тютюнина замялась, припоминая подробности. – Он, знаете, доктор, такой разный был. То стриженым со шрамом, а потом – раз, и дед с лопатой…
   – О, какая изобретательность! Игры и прелюдии! Прямо по учебнику Рауля Пидро – один к одному. Что же было потом, сколько ролей вёл этот новый знакомый мужа?
   – Потом он стал дядечкой в очках и с сачком – которым бабочек ловят.
   – Ага, роль Паганеля! Блестящая находка!
   – Но самое обидное, доктор, что потом там оказалась та самая сучка, с которой мой Серёжка спутался.
   – То есть вас застали за этим занятием? Муж вернулся?
   – Да никто не возвращался, доктор. Серёжа тоже был в квартире…
   – Так! – Доктор Швец вскочил со стула и, закурив сигарету, стал нервно расхаживать по кабинету. – Так-так-так! Значит, ваш муж в этом участвовал? Правильно я понял? Он видел, как вы все это проделывали с его новым знакомым?
   – Конечно видел. Я ведь хотела с него начать, с Серёги, чтоб ему побольше досталось, но он, паразит, такой шустрый стал… – Люба хлопнула себя по коленке. – В общем, доктор, он извернулся как-то.., и все досталось его знакомому…
   – Как интересно… – Швец замер на месте, совершенно по-другому глядя на эту полноватую работницу. – А что, Люба, эта, как вы изволили выразиться, сучка, она тоже присутствовала там?
   Люба подумала – минуты примерно две, – затем как-то неуверенно добавила:
   – Выходит, так.
   – М-да. А что же было потом, Люба? Чем все это закончилось?
   – У меня истерика началась, и муж увёл меня в другую комнату, а потом я услышала шум и вернулась. Оказалось, этот новый знакомый Сергея напал на мою маму. Когда я вошла, она лежала на полу.
   – Могу себе представить… – Поражённый доктор Швец покачал головой. – Что же было потом?
   – Потом пришёл милиционер, – честно призналась Люба.
   – Милиционер? Хм. Милитари-фактор в играх свингерских пар. И что, этот милиционер, он же не просто так зашёл? Он ведь принимал во всем этом участие?
   – И ещё какое! Он все к Сергею приставал.
   – Милиционер приставал к Сергею… Вон как все завязалось. Ничего, если я буду записывать, Люба? Уж очень интересный у вас случай.
   – Пишите, – пожала плечами Люба.
   – Пишу-пишу. – Схватив первую попавшуюся бумажку, доктор Швец быстро восстанавливал всю картину. Этот рассказ тянул на целую докторскую диссертацию. Да что там на докторскую! Эпизод с приходом милиционера вытягивал её на уровень самостоятельного направления.
   – У мамы так ухо распухло – ужас, – между прочим обронила Люба.
   – Ухо? – Швец перестал писать и почесал нос. – Почему ухо?
   – Ну так этот знакомый мужа двинул её дубовой скалкой. А потом доказывал, что просто поздороваться хотел. Придурок… Мама так упала, что в шкафу посуда побилась.
   – Постойте. Так он её просто ударил и все?
   – Ничего себе – все! А этого мало, что ли? Знаете, какая у меня скалка тяжёлая! Третья категория, три с половиной фунта.
   Швец отложил свои записи и, поискав в кармане сигареты, тут же забыл про них. Кажется, докторская диссертация от него уплывала.
   – Значит, Люба, знакомого вашего мужа вы всего лишь избили скалкой?
   – А я хотела, что ли, его бить?! – возмутилась Люба. – Серёжка, он знаете какой юркий, паразит. Я его ловлю, лишь когда он пьяный, да и то на противоходе, с полуоборотом, а потом – туше… – Люба так убедительно взмахнула рукой, что Швец даже попятился.
   – И давно вы его.., скалкой? – В голосе доктора прозвучало сочувствие.
   – А пусть не пьёт, паразит! И за бабами на таскается.
   – Ну ладно. А зачем же вы ко мне пришли?
   – Когда я колотила этого Серегиного знакомого, он превращался все время. Я ж вам рассказывала, доктор. Вы что, забыли?
   – Я все помню, дорогуша. Я все помню. С этими словами Швец достал из портфеля бланки рецептов и выписал Любе травяной чай.
   – Вот, дорогуша. Будете принимать это лекарство, и кошмары как рукой снимет.
   – Ой, правда? – обрадовалась Люба, вставая со стула. Швец ещё раз взглянул на её круглые коленки и вздохнул.
   – Конечно правда.
   – Ну я пойду?
   – Идите, Люба. Идите.
   Когда пациентка повернулась к нему спиной, доктор Швец ещё раз оценил её фигуру.
   «Хорошая баба, – пришла на ум доктору совершенно не академическая мысль. – Хорошая баба, но дура».
   За дверью послышался шум. Гинеколог и венеролог, пьяные, возвращались с обеда. В душе доктора Швеца снова зашевелилась зависть.

29

   Всю дорогу до посольства пенсионерка Живолупова совершала перебежки от магазина к магазину и через проезжую часть, заставляя водителей нервничать и орать в открытые окна.
   Пассажиры автобусов тыкали в её сторону пальцами и смеялись, однако Гадючиха не обращала на них внимания, поскольку была занята важным делом.
   Спрятавшись за будкой с мороженым, она достала из потёртого ридикюля бинокль и стала в упор разглядывать прохожих, старательно выискивая «хвост».
   Однако вокруг были чисто, а значит, следовало воспользоваться этой ситуацией.
   «Ну, раз не следят, значит, окончательно не уважают», – подумала Гадючиха, заранее оправдывая задуманное преступление.
   Убрав бинокль и сгорбившись, как среднестатистическая старушка, пенсионерка Живолупова двинулась вдоль исторических особняков, время от времени искоса поглядывая на дежуривших возле них милиционеров.
   Для собственного успокоения, а также в качестве меры предосторожности Живолупова зашла в недорогое заведение и заказала два пирожка с ливером.
   Мозги Гадюхичи работали ясно, как никогда, хотя она и замышляла такое, за что других когда-то собственноручно отправляла на смерть. А решилась она ни много ни мало продать родину и предоставить все имевшиеся у неё ценные сведения вероятному противнику.
   Пирожки попались так себе, но Гадючиха скушала их с аппетитом. Оставив в качестве чаевых двадцать копеек, она снова вышла на улицу.
   Солнце двигалось к зениту. Молодой смог поднимался над крышами, чтобы к вечеру, сгустившись, нависнуть на городом непроницаемым грибом.
   «А и чего я здесь потеряла?» – спросила себя Гадючиха, и ей тут же представилась большая изба в заграничной деревне, где куры неслись страусиными яйцами, а свиньи имели натуральный розовый цвет.
   «Надоело!» – сказала себе Гадючиха и ещё решительнее зашагала навстречу измене родине.
   Возле большой раззолоченной вывески она невольно задержала шаг. «Посольство Соединённых Штатов Америки» – самая обыкновенная с виду надпись, однако теперь эти слова взволновали бабушку Живолупову не на шутку.
   Прошагав ещё пару кварталов, Гадючиха остановилась возле телефона-автомата и, пропустив несколько подозрительных прохожих, метнулась в будку.
   Найденный в старых записях телефон ещё работал, и на том конце сразу сняли трубку.
   – Посольство Соединённых Штатов. Секретарь Герц слушает…
   – Ты такой же Герц, как я Никита Хрущёв, – ехидно заметила искушённая Живолупова молодому стажёру российской контрразведки. – Ну-ка переадресуй звонок в посольство и больше не хулигань…
   – А если не переадресую?
   – Тогда я скажу, что в посольстве бомба, и смену ты закончишь не в восемнадцать ноль-ноль, а часика на четыре попозже – после отчёта. Тебе это надо, сынок?
   На том конце послышался тяжёлый вздох, после чего возобновились гудки вызова.
   – Посольство Соединённых Штатов. Секретарь Герц слушает…
   На этот раз бабушка Живолупова не сомневалась, что говорит с настоящим американцем, польку тот извлекал слова откуда-то из желудка, если не сказать хуже.
   – Мне нужно поговорить с военным атташе.
   – Его сейчас нет. Могу соединить вас с мистером Джонсоном.
   – Ладно, давай Джонсона.
   – Джонсон слушает! – торопливо ответил другой голос.
   – Ехайте на восток, Джонсон, – приказным тоном объявила Живолупова.
   – Но мы и так на востоке…
   – На восточную окраину города… К магазину «Три поросёнка». Там получите дополнительные инструкции. И поторопитесь, Джонсон, чтобы вас не опередили русские.

30

   Заместитель военного атташе, он же представитель Центрального разведывательного управления Хэнк Джонсон осторожно положил трубку и посмотрел на своего младшего коллегу Бёрка Смита.
   – Это – Кортиевский?
   – Возможно, он. Однако это снова может оказаться провокацией.
   – Подстаука, – по-русски произнёс Смит.
   – Вот именно. Однако ехать нужно. В этом состоит наша работа.
   – Да, сэр, – согласился Смит. Когда-то он мечтал занять место Джонсона, однако теперь был рад, что этого не случилось. Работать в России становилось все сложнее, поскольку теперь приходилось играть не только против русских спецслужб, но и против расплодившихся жуликов и грабителей, которые ставили под вопрос саму возможность оперативной работы.
   В прошлом месяце Джонсон дважды выезжал по анонимным звонкам. И в обоих случаях неизвестные предлагали ему купить секретные документы, касавшиеся самых последних военных разработок.
   В первый раз на Хэнка напали за городом двое немытых бродяг. Пока агент Джонсон пытался ознакомиться с содержанием мятых бумаг, они оглоушили его дубиной и забрали машину, деньги и удостоверение посольского работника.
   Во второй раз Джонсон и Смит поехали вдвоём, однако на них навалилась группировка краснореченских, от которых агенты отстреливались полтора часа, пока не подъехала милиция.
   Потом на удочку к русским жуликам попались парни из АНБ. Неудаче коллег Джонсон и Смит очень порадовались, однако местный криминал, поняв, где можно найти поживу, обрушил на посольства стран – участниц НАТО шквал предложений.
   И тут такое началось! Шведов раздели в подземном переходе, англичан обманули на сотню тысяч фунтов, наивные поляки «тайно» поехали «на секретную военную базу» и очнулись, избитые и без денег, где-то под Вязьмой.
   Впрочем, случались и неожиданные удачи. Агент Джонсон нашёл наконец чертежи внутритрубной мини-торпеды, за которыми охотился три года. Эта торпеда должна была плавать по канализации и очень избирательно поражать важные объекты.
   В Штатах на её разработку уже потратили десять лет и тридцать миллиардов долларов.
   Нужные документы пытались достать из секретных НИИ и закрытых заводов, а принёс их какой-то сторож заброшенного архива. Он попросил две бутылки водки за целый ворох отсыревших папок.
   И тут стала известна вся правда о внутритрубной торпеде. Оказалось, что ещё в семьдесят шестом году какой-то инженер с труднопроизносимой фамилией, находясь «на картошке» в одном из колхозов, от скуки рассчитал торпеду на клочке обёрточной бумаги. А потом, также от скуки, доказал полную бесперспективность этой разработки.
   Позже записи засекретили и убрали в архив. И там бумажная торпеда медленно рассыпалась от целлюлозных вредителей, пока лучшие умы Америки изобретали её заново.
   Когда руководитель проекта американской торпеды получил эти расчёты, он ушёл в недельный запой, а затем уехал куда-то в Миннесоту, чтобы поселиться в индейской резерваций. По дошедшим до Джонсона и Смита сведениям, бывший руководитель принял имя Несчастный Бык и зарёкся возвращаться в мир бледнолицых.
   После этого случая вашингтонское начальство запретило показывать американским учёным разработки из России. По крайней мере, без предварительной их подготовки.
   Смит подошёл к окну и проследил, как машина агента Джонсона выехала на улицу.
   Могло так случиться, что больше они не увидятся.
   «И тогда его место станет моим», – подумал Смит и посмотрел на стол начальника. Мысль о карьерном росте грела самолюбие Бёрка, но тогда уже самому Смиту пришлось бы выезжать по каждому звонку, поскольку определить среди них фальшивый было не так легко.
   Здесь все торговали информацией, а телефоны американской резидентуры люди добывали у торговцев ворованными базами данных, которые непонятным образом утекали от русских контрразведчиков и попадали прямо на чёрный рынок.
   Смит и сам неоднократно видел эти лотки, на которых продавалось все – от списков зарегистрированных в ГАИ автомобилей до адресов агентов Моссада и британской Ми-5.
   С одной стороны, это было удобно – узнавать, какие агенты русскими уже засвечены, а с другой – шпионам часто звонили по ночам пьяные люди и всячески их оскорбляли, обзывая предателями.
   – Бар-дак, – произнёс Смит. – Бар-дак.
   Он всегда произносил по-русски те слова, аналогов которым в английском языке не находилось.

31

   Старуха выскочила на дорогу неожиданно, и Джонсону пришлось резко выжать тормоза, чтобы не размазать её по лобовому стеклу.
   Высунувшись в окно, Хэнк наорал на бабку, как сделал бы нормальный российский водитель. Это был необходимый элемент маскировки, и Джонсон всегда выполнял его с удовольствием. Однако старуха не стушевалась и, сделав страшные глаза, негромко сообщила:
   – Это я вам звонила. Отмыкай дверку.
   Джонсон был готов ко всяким неожиданностям, но тут он здорово удивился.
   Впрочем, дверь все же открыл, и довольная старуха плюхнулась на соседнее сиденье.
   – Трогай, чего встал! Хочешь, чтоб меня сцапали? Ты-то под книжкой дипломатической, а у меня только пенсионное удостоверение.
   «Действительно. Чего это я?» – по-английски подумал Джонсон и поехал по улице дальше, на ходу соображая, что ему делать.
   – Вы.., что-то собираетесь предложить Соединённым Штатам? – спросил он, делая поворот направо и глядя, как с запозданием к нему цепляется «хвост» русской контрразведки.
   – Ну дак а то? – Старуха поправила вязаную панамку и, похлопав по лежавшей на коленях сумке, сообщила:
   – У меня, между прочим, и бинокль есть.
   – Очень хорошо. Как вас зовут?
   – Изольда Васильевна Живолупова. Но мои любимым позывным всегда был Зи-Зи.
   – Позывной?
   – Да. Я сорок лет в органах. Правда, с перерывами на две отсидки. Но это мне зачислили в стаж – могу принести справку.
   – Так вы работали в спецслужбах?
   – Работала. А теперь меня не ценят, а милицейский майор Шароемов вообще старой дурой обозвал. А я, между прочим, факт обнаружила.
   – Какой факт? – Джонсон ещё раз глянул в зеркало заднего вида и снова повернул, чтобы сидевшие на «хвосте» контрразведчики не скучали.
   – Факт секретный, но расскажу я об нем, лишь когда вы меня на службу примете.
   «Ну вот. Сейчас начнёт требовать деньги», – догадался Джонсон.
   – Вы, мэм, хотя бы намекните, а то за что же я буду вам деньги платить?
   – Не деньги, милок, а токмо доллары. И не просто доллары, а этот.., как его? Кэш!
   – Ну хорошо – сколько вы хотите? – спросил церэушник, продолжая следить за «хвостом» в зеркало заднего вида. Он решил ехать к ближайшему парку, чтобы высадить там сумасшедшую старуху – именно таковой она ему и показалась.
   – Я хочу… – Живолупова набралась решимости и выпалила:
   – Двести хочу!
   – Чего двести? – уточнил агент Джонсон, ожидая услышать про миллионы или даже миллиарды. В последнее время он имел много случаев общения с подобными людьми. Один даже представлялся важным человеком из самых верхов и обещал продать Камчатку за десять миллиардов. Причём соглашался получить в качеств «аванса и доброй воли» всего сто тысяч.
   – Чего двести? Ну.., долларов, – сказала Живолупова и напряжённо уставилась на американца, ожидая его вердикта.
   – Окей, я согласен.
   – В месяц! – тут же добавила старуха.
   – Пусть будет так, – снова кивнул Джонсон, недовольный тем, как медленно едут за ним русские. Так и отстать недолго.
   – Аванс дадите?
   – Йес. То есть да. Двадцать «баксов» устроит?
   Джонсон вынул из кармана деньги и протянул сумасшедшей старухе. Он надеялся, что теперь она оставит его в покое и попросит остановить машину, чтобы сбежать с добычей, однако Живолупова, напротив, решила тут же выложить все, что знала.
   – В общем, шеф, слушайте меня внимательно. Наблюдаемый мною Серёжка Тютюнин может лица изменять. Не своё, конечно, евоную-то харю никак не изменишь, а вот для своих собутыльников – пожалуйста.
   – Вы сами видели, мэм?
   – Сама видела. Хочешь поклянусь?
   – Не надо. Но скорее всего это был… Как по-русски? Глюк!
   – А вот и нет. Я в одном журнале прошлогоднем вычитала, что это называется би-о-плас-ти-ка. И что наши военные добилися в этом деле высоких результатов. Где-то на Урале.
   На это Джонсон ответил улыбкой.
   – Ага, поулыбайся, поулыбайся. А вот ты думаешь, кто у тебя в руководителях? Американец? А вот, может, уже и нет – какой-нибудь наш «Ваня» с Вологодской губернии. Но это можно проверить – знаешь как?
   – Как? – не удержался Джонсон.
   – Так по водке! – Живолупова усмехнулась, удивляясь такой недалёкости своего нового начальства. – Если водку русскую пьёт – значит, того! Наш человек – российский. Наш без водки долго не может.
   Джонсон невольно вспомнил рассуждения одного важного генерала. Тот очень хвалил русскую водку.
   – В вашей нелёгкой командировке, Хэнк, есть свои плюсы, и прежде всего – водка. В России вы сможете пить её сколько угодно и любых сортов.
   – Вы так любите водку, сэр? – спросил его тогда Джонсон.
   – Не всякую, Хэнк, а только русскую. И, кстати, наш Директор тоже. Тут мы с ним находим общий язык…
   В свете этих воспоминаний слова сумасшедшей на вид старухи принимали совершенно иное значение. Что, если этот генерал – русский? А если Директор? Да что там Директор – если сам Президент?! Джонсон слышал, что и он иногда прикладывается к «Столичной».
   От этих мыслей Хэнку Джонсону стало жарко. Заехав в какой-то переулок, он остановился и, подождав, пока из-за угла появится «хвост», поехал дальше.
   Итак, насколько велика была вероятность подобного события – использования русскими этой самой биопластики? Ничтожные доли процентов. Но даже если ничтожные доли, разве можно от этого отмахиваться?
   «Нет, отмахиваться не будем», – решил Джонсон и, выбравшись из лабиринтов исторического центра, поехал по радиальному шоссе.
   – Я предлагаю.., вернее, я приказываю вам, агент Зи-Зи, продолжать наблюдать за этим паразитом Серёжкой э-э…
   – Тютюниным, – подсказала Зи-Зи.
   – Вот именно. Наблюдать и собирать информацию. Вы скажете мне свой адрес, и я буду отправлять вам инструкции по почте. Договорились?
   – Это самое… Йес, сэр.
   Джонсон покосился на нового агента. Он все ещё пребывал в некотором сомнении.
   – А как же вы, Изольда Васильевна, попали в спецслужбы?
   – Это давно было. По комсомольскому набору – страну от врагов народа защищать. – Зи-Зи вздохнула. – Эх, хорошее было времечко! Молодое.
   – Вы где-нибудь этому учились?
   – А как же! Ускоренные курсы имени Парижской коммуны. Потом повышала уровень в Германии…
   – В Германии? То есть в ГДР?
   – Да что вы, шеф, какая ж вам ГДР в тридцать девятом году? Меня сам товарищ Мюллер очень ценил.
   – Товарищ Мюллер? А товарищ Канарис вас не ценил?
   – Нет, это другое управление было. Мы больше по политическим работали…
   Решив позже проанализировать разговор со старухой, Джонсон высадил её возле театра кукол и возвратился в посольство.
   Обрадованный тем, что шеф вернулся в целости и сохранности, Смит подал ему выпить. Джонсон сделал пару глотков, прежде чем понял, что это водка.
   – Почему вы подали мне водку, Смит? – поинтересовался он.
   – Просто я сам предпочитаю водку, вот и все.
   – Ну да, конечно.
   Делая вид, что пьёт, Джонсон стал осторожно наблюдать за Смитом. Похож он на русского или нет?
   «Глупость какая. Так ведь можно и до паранойи дойти».
   – В ваше отсутствие, шеф, нам снова сделали блестящее предложение.
   – Что на этот раз?
   – Планы высадки русских на Венере.
   – Повременим пока. Но посылать подальше мы их не будем.
   – Думаете, это не полная чепуха, сэр?
   – В России ни в чем нельзя быть полностью уверенным. Ни в чем.

32

   Очередной рабочий день Сергея Тютюнина прошёл вполне обычно. Было нападение моли, однако удалось отбиться обычным дихлофосом. Потом ему пытались всучить пыжика под видом бобра.
   В обед бухгалтер Фригидин снова воровал сахар, а потом позвонила врачиха Света и поинтересовалась, почему он ей в морг не звонит.
   Одним словом, ничего особенного. К девятнадцати ноль-ноль Серёга уже был дома и застал жену за вязанием.
   – Чего это ты делаешь? – поинтересовался Тютюнин.
   – Девчонки посоветовали, – сказала она. – Говорят, успокаивает.
   – И чего, правда успокаивает? – Серёга и сам чувствовал непонятный мандраж. Так бы и выпил чего-нибудь.
   – Не знаю. Пока у меня не получается, но, если за сегодня не научусь, я эти спицы, блин, в косичку заплету!
   – Значит, не помогает, – сделал вывод Сергей и ушёл на кухню. Кот Афоня побежал за ним следом, ожидая, когда откроют холодильник, однако ему ничего не перепало, поскольку Тютюнин просто сел за стол и задумчиво уставился в стенку.
   Зазвонил телефон. Серёга снял трубку.
   – Але.
   – Привет разведке. Чем занимаешься? – Это был Леха.
   – Только с работы пришёл. Ужинать собрался.
   – Слушай, Серёг, я вот чего подумал – трехлитровку-то с этой отравой мы ведь с собой привезли.
   – Правда, что ли?
   – Ну! Я чего подумал, ты говорил, что у тебя врачиха знакомая. Может, мы эту ботву проверим как-то. Анализ сделаем, гадость отфильтруем. Там же почти три литра спирта – не выбрасывать же?
   – Выбрасывать нельзя, – согласился Тютюнин.
   – Ну так я тебе сейчас занесу образец.
   – Да ты что… – Серёга понизил голос. – У меня жена дома.
   – Не боись, я в мензурочке от клея принесу – что я, не разведка, что ли? Сейчас буду.
   Серёга помыл руки, достал из холодильника кусок сала – для себя и утиное крылышко – для Афони.
   На стук холодильника пришла Люба.
   – Чего это ты сало-то гложешь? Суп, что ль, не будешь есть?
   – Могу и суп, – угрюмо отозвался Тютюнин. После вчерашнего у него ещё остался неприятный осадок, и потому хотелось вести себя независимо.
   В дверь позвонили.
   – Ой, кто это? – удивилась супруга. – Мама вроде не собиралась.
   – Хорошо, что не собиралась. Это Леха пришёл – клей мне принёс, – сказал Сергей и поднялся, чтобы открыть.
   – Это вы теперь и клей пьёте, алкаши несчастные? – крикнула ему вдогонку Люба. Или вы его нюхаете?
   Хлопнула дверь, и улыбающийся Леха в сопровождении Сергея вошёл на кухню.
   – Мы его, Любаня, на хлеб намазываем, – пояснил Окуркин.
   – Покаж, что за клей?
   – А вот. – Леха скромненько пристроил на край стола стеклянный пузырёк.
   Люба решительно взяла пузырёк и, открыв его, понюхала.
   – Что-то ваш клей спиртом попахивает.
   – Ну не будем же мы, Любань, такими напёрстками употреблять, – заулыбался Леха. – Это ж себя не уважать. Люба устало махнула рукой и ушла в комнату.
   – Чего это с ней?
   – Да после вчерашнего отойти не может.
   – А-а. Ну это конечно… Ладно, Серёг, я пошёл, а то Ленка меня контролирует. Говорит – через пять минут не вернёшься, засчитаю побег.

33

   Когда Леха ушёл, Сергей, позабыв про сало, взял пузырёк и, встряхнув его, посмотрел на свет.
   Однако стекло было тёмным и Тютюнин ничего не увидел.
   Тогда он снял крышку и по примеру Любы понюхал. Пахло, как и в прошлый раз, какими-то фруктами или ягодами. Хорошо пахло.
   Что-то коснулось ноги Сергея, он посмотрел под стол. Это был Афоня, сожравший утиное крылышко и теперь желавший, чтобы с ним поиграли.
   – Отвали. Здоровый уже за бантиком бегать… – сказал ему Сергей и снова понюхал пузырёк.
   «А что будет, если лизнуть крышку? – подумал он. – Да ничего не будет – там полкапли. С полкапли никуда не улетишь».
   И Тютюнин смело лизнул крышку.
   С ним ничего не случилось, а на языке остался привкус какой-то валерьянки.
   Кот снова толкнул Серёгу, а потом несильно царапнул по ноге когтями.
   – Э, ты чего это, совсем оборзел? – серьёзно спросил его Тютюнин. – Или эта штука и правда на валерьянку похожа?
   Сергей снова понюхал пузырёк, но теперь его содержимое вовсе не издавало никаких запахов.
   «Выдохлась микстура, – решил Тютюнин. – Наверно, уже совсем не работает».
   Решив, что пора перейти к увеличению экспериментальной дозы, он наклонил пузырёк, чтобы капнуть себе на ладонь. Хотелось получить каплю, но вылилось целых пять.
   Впрочем, пять или одна – на ладони почти что ничего и не было.
   Сергей слизнул настой и прислушался к своим ощущениям. Ничего не происходило, он оставался на собственной кухне, рядом тихо урчал холодильник, а из крана капала вода. Все это было так знакомо.
   Вот только как он оказался на полу?
   Тютюнин решил подняться, однако, даже встав на ноги, не достал головой до сиденья табуретки.
   «Паралич!» – пронеслось у него в голове. Решив ползти в комнату – к Любе, Сергей заметил, что бежит легко и даже его пушистый хвост… Стоп! Хвост!!!
   Повернув голову, Тютюнин увидел, что у него действительно есть пушистый хвост. И ещё у него были четыре лапы, и усы, и когти!
   «Что я наделал!» – хотелось закричать Сергею, однако из его пасти вырвалось только жалобное мяуканье. На ум стали приходить финалы ужасных детских сказок и фразы вроде «Не пей из копытца – козлёночком станешь!».
   Тютюнин галопом выскочил в комнату и, бросившись в ноги ничего не подозревавшей Любе, завыл что было мочи:
   – Любонька! Солнышко, помоги мне! Вызови «скорую помощь», Люба! Посмотри, в каком я состоянии!
   – Ой, Афоня! Ты чего, сдурел? Ты мне на ноге небось синяк поставил!
   – Да что твой синяк! Ты посмотри, в кого я превратился! Нужно же что-то делать – Лю-ю-юба!
   – Ну ладно, поняла я тебя. Не ори… – Супруга Тютюнина со вздохом отложила своё вязанье, подхватила Серёгу под живот и потащила, как ему показалось, в ванную.
   «Правильно! Как я сам не догадался! Колдовство снимают водой! Молодец, Любаня!»
   Впрочем, Сергей ошибался. Жена быстро отперла входную дверь и выбросила его на лестничную площадку.
   – Иди уже, гоняй своих кошачьих девок, шалопутный!
   Двери захлопнулись, поражённый Тютюнин лёг на холодный кафель, поскольку ослабевшие лапы отказывались его держать.
   Где-то внизу хлопнула дверь. Поначалу Серёга никак не отреагировал на этот звук, однако затем в его голове словно сверкнула ослепительная вспышка. Ну да – как же он мог забыть, это же дверь 144 квартиры!
   Позабыв про свои невзгоды, Тютюнин метеором слетел по ступенькам и увидел её.
   Это была она – пепельная красавица Маруся. Трехлетняя кошка, переехавшая в их дом ещё зимой.
   Как же она была хороша! За такую Серёга был готов отдать все.
   – Привет, Марусь, – сказал он, замедляя шаг, словно бы проходя мимо по своим делам.
   – А мы знакомы? – Маруся позволила себе улыбку, а затем, как бы невзначай коснувшись его грудкой, спрыгнула на следующий лестничный пролёт.
   Тютюнин сейчас же последовал за ней.
   Маруся снова прыгнула, и Серёга повторил её манёвр. Он представлял себя с Марусей парой влюблённых снежных барсов, ведущих любовную игру в горах Памира.
   Однако скоро горы закончились, и Тютюнин вслед за Марусей выскочил во двор.
   Смело прошмыгнув перед носом полуслепого дога Гоши, пара ошалевших кошек взлетела по дереву на крышу старого гаража, а затем обрушилась на стоявшие в ряд мусорные баки.
   Хвостик Маруси так и мелькал перед Серёгой, окончательно сводя его с ума. Казалось, счастье было так возможно, однако жестокая подножка заставила Тютюнина ткнуться мордой в асфальт, а потом раз пять перевернуться через голову.
   С трудом поднявшись после таких каруселей, Серёга посмотрел по сторонам и в паре метров от себя увидел двух котов: Сему и Артура.
   Сема был вторым котом в семье, и ему всегда не хватало еды, а аппетитом он мог соперничать даже с доберманом.
   Артур, напротив, происходил из семьи бездетных архитекторов, и его кормили едой из самого настоящего кошачьего ресторана. Иногда ему это надоедало, и тогда Артур вылавливал из аквариума стодолларовых рыбок. За лакомые куски со своего стола Артур держал Сему за раба-телохранителя. А постоянный голод, помноженный на глупость, делал рослого Сему страшным оружием в лапах Артура.
   – Ты чего, Афоня, не здороваешься? – издалека начал Артур.
   – Ага, эт самое… – поддержал его Сема.
   – Извините, – сказал Серёга. – Я вас не заметил.
   – Он нас не заметил, Сема. – Артур вздохнул и, выпустив на лапе когти, осмотрел свой новый маникюр.
   – Ага, эт самое, не замечает.
   Сема усмехнулся и пошевелил помятыми ушами. Рядом с холёным и красивым Артуром он выглядел старой кроличьей шапкой, облитой олифой.
   – Я тебя предупреждал, кот помойный, что Маруся со мной гуляет, а? – угрожающе произнёс Артур.
   – Маруся гуляет с кем хочет, – парировал Серёга. – Маруся – кошка свободная.
   Он понимал, что его станут бить, однако честь была дороже.
   – Придётся тебя проучить, котяра. Артур покосился в сторону своего слуги и со скукой в голосе сказал:
   – Сема, начинай.
   Здоровяк поднял брюхо с земли и, встав на все четыре лапы, направился к жертве.
   Отступая к мусорным контейнерам, Серёга заметил на крыше гаража Марусю. Она заняла удобное место и собиралась наблюдать драку, словно это был спектакль.
   Сема взмахнул лапой. Серёга хотел перехватить удар, но тяжёлая оплеуха сбила его с ног. Пришлось быстро вскочить на ноги, однако, неповоротливый с виду, Сема был уже рядом. Он снова сделал ложный замах, однако ударил Тютюнина твёрдой, словно деревянная колотушка, головой.
   Перед глазами Серёги поплыли разноцветные круги – он и не предполагал, что в кошачьих драках используются столь варварские приёмы. Понимая, что дело нешуточное, Тютюнин сжал лапу в кулак и встретил противника жёстким апперкотом. Сема жалобно мяукнул и чуть не упал, однако все же удержался.
   – Бей его, толстый! Бей, чего смотришь! – скомандовал Артур, и Сема бросился на дерзкого противника всей тушей.
   Он свалил Серёгу и стал топтаться по нему, как слон, угрожая сломать ребра. А подскочивший Артур уловил момент и всадил в Серегин бок отшлифованные маникюром когти.
   Тютюнин заревел, как тигр, и, применяя кошачью тактику Афони, выстрелил задними лапами вверх, заставив тяжёлого Сему шлёпнуться на спину.
   – Браво! Браво! – закричала Маруся с гаражной крыши, а над головой лежавшего Тютюнина взвилась лапа Артура. Теперь он метил своими когтями прямо в глаза.
   Пришлось выставить блок, но хитрый Артур ударил в живот. Тютюнин снова взвыл, и его кошачья шкура затрещала.
   «Они же мне всю мездру попортят!» – пронеслось в его голове, и, извернувшись, он подсёк Артуру передние лапы, а затем добавил по усам выпущенными когтями.
   Артур жалобно запищал.
   – Держись, босс! Я уже иду! – крикнул ему Сема, разгоняясь для окончательного удара. Он мчался, словно паровой каток, намереваясь размазать Серёгу о мусорный контейнер. В последний момент Тютюнин изо всех сил, что у него оставались, оттолкнулся и взмыл в воздух, а Сема, пролетев под ним, врезался в стальную стенку тяжёлого контейнера, ухитрившись сдвинуть его с места.
   Приземлившись на крышку одного из баков, Серёга с трудом перепрыгнул на крышу гаража.
   – Очень мило, Афоня! Очень мило! – не поднимаясь с подстилки из сухих листьев, промурлыкала Маруся. – Я и не знала, что ты такой герой. Может, я и для тебя как-нибудь выделю минутку.
   – Не нужна мне твоя минутка! – с горечью в голосе произнёс Серёга. – Не нужна.
   – Это почему же, бедненький Афонька?
   – Потому что гадина ты, Маруська! Самая последняя гадина.

34

   С трудом передвигая лапы и припадая на переднюю левую, Серёга кое-как поднялся на свой этаж и, остановившись под дверью, закричал:
   – Люба! Люба, открой – это я! Люба-а-а!
   В боку и брюхе саднило, болели ребра и ободранная морда. Серёга не вполне понимал, кто он сейчас и в каком состоянии.
   – Да открывай же, Люба!
   Хозяйка услышала рёв побитого кота и наконец отворила дверь.
   – Ты тут спишь, что ли? Не дозовешься тебя, – пробурчал Серёга и захромал прямо на кухню – попить воды.
   – Афонечка, да ты весь в крови! Ты подрался или упал?
   – Занимался борьбой нанайских мальчиков, – обронил Сергей и, добравшись до блюдца с водой, начал её жадно лакать.
   – Я сейчас бинты принесу!
   – Неси, уф-ф.
   Серёга вздохнул и вдруг понял, что сидит на табуретке.
   Первые секунды он ещё чувствовал боль от полученных в драке ран, но затем увидел ободранного Афоню, который лежал возле блюдца и дожидался Любу с её бинтами.
   – Афонька, брат! – воскликнул Сергей, присев рядом с котом. Тот посмотрел на хозяина понимающим взглядом и снова стал пить воду.
   Прибежала Люба с бинтами и большим флаконом одеколона «Шипр».
   – Подставляй бок, Афоня, – сказал Сергей. Кот послушно повернулся.
   Люба продезинфицировала ему рану на боку и на морде.
   – У него ещё на животе, – сказал Тютюнин.
   – Ой, и правда. И кто же его так?
   – Сема и Артур.
   – Вот гады. За что же они так нашего котика не любят?
   – Они его за Маруську избили.
   – За какую Маруську? – Люба удивлённо уставилась на Серёгу.
   – Ну, из 144 квартиры.
   – Ты всех девок, что ли, в доме знаешь? – Глаза жены недобро сузились.
   – Дура ты! Маруська – это кошка!
   – А-а-а…
   – Вот и тебе и а-а… Ты не думай, Афоня. Я им этого не прощу – завтра же оба получат по полной программе. Артур так в особенности – это же он кричал: «Бей его, толстый!» Он всем верховодит, Афоня. А ты небось не знал? И ещё – с Маруськой не водись. Она стерва. Когда меня били, она с крыши смотрела, как будто ей это кино какое!
   – Серёжа, с тобой чего происходит?
   – А? – Тютюнин очнулся и посмотрел на жену. – Чего такое?
   – Ты чего городишь? Будто кот чего-то кричал…
   – А.., это я так. За Афоню переволновался.
   Сергей поднялся с пола и ушёл в комнату, чтобы там, сидя у телевизора, разобраться со своими ощущениями.

35

   Утром Серёга встал на час раньше, чтобы успеть сбегать к мусорным контейнерам. На правах хозяев помойки Сема и Артур всегда присутствовали при пересыпке отбросов в мусоровоз, а значит, место встречи было определено.
   – Ты куда это в такую рань собрался? – потягиваясь, поинтересовалась Люба.
   – Да тут халтурка подвернулась.
   – Как Афоня?
   – Вроде спит. Правда пьёт много – я ему воды доливал.
   Быстро проглотив остывший чай, Тютюнин скоро обулся и выскочил из квартиры. Лифт оказался сломанным, и Сергей стал спускаться по лестнице.
   Пробегая мимо 144-й квартиры, он на секунду задержался, но затем поскакал вниз с ещё большей скоростью.
   Во дворе он оказался вовремя. Неповоротливый, словно навозный жук, мусоровоз как раз сдавал назад, готовясь начать погрузку мусора.
   Серёга быстро обошёл гаражи и довольно заулыбался, увидев Артура и Сему, которые сидели под кирпичной стенкой гаража и молча инспектировали работу мусоровоза.
   Очень кстати Тютюнину на глаза попалась доска от ящика. Он уже решил, что первым будет Сема. Ему надо врезать сразу, а потом заняться Артуром. С ним у Сергея были особые счёты.
   За шумом машины коты не заметили опасности, и первый удар оказался для них совершённой неожиданностью. Получивший его Сема квакнул, словно лягушка, и ринулся в узкую щель между контейнерами, отчаянно пробуксовывая лапами.
   Артур метнулся в сторону, надеясь сигануть через ящики, однако Серёга сбил его в полёте доской.
   Заскрежетала подача, и первый железный бак начал подниматься. Стоявший в стороне шофёр со скукой наблюдал за действиями Тютюнина и время от времени дёргал рычаги, управляя механизмами.
   Между тем Артур все же вырвался из замкнутого пространства. Сергей помчался следом за ним. Сделав отчаянный бросок, он достал кота последним пинком, и тот покатился кубарем, прямо в руки своей хозяйки.
   – Артусик! Мой Артусик! – закричала хозяйка. – Этот хам убил его! Мой Артусик!
   Рядом с хозяйкой кота стоял её муж, который делал вид, что его ничего не касается.
   – Что ты стоишь, Викентий?! Немедленно дай этому хаму в рог! – истерично закричала дама. – Дай в рог этой падле за нашего Артусика!
   – Прошу тебя, пожалуйста, без этой ненормированной лексики. Прошу тебя.
   – Ну так набей ему лицо!
   Викентий, даром что архитектор, был на две головы выше Серёги и в три раза шире в плечах.
   – Может быть, мы отойдём? – предложил он Тютюнину. – За гаражи, вы не против?
   – Не.., не против, – ответил Серёга. Свою досочку он уже потерял и теперь не знал, чем сможет ответить этому гиганту. Жизнь переменчива, и после торжества справедливости Тютюнин рисковал налететь на большие неприятности.
   Прикинув на всякий случай путь к отступлению, он решил, что сумеет забраться на крышу гаража, используя вчерашний маршрут.
   – Ладно, дальше не нужно идти. Нас и так уже не видно, – сказал архитектор.
   – Как хотите… – пожал плечами Тютюнин.
   – Меня зовут Викентий Иванович, – произнёс гигант. – А вас?
   – Сергей Тютюнин, – представился Серёга. И зачем-то добавил:
   – Простой рабочий человек.
   Викентий Иванович протянул руку, Тютюнин с опаской её пожал. Он ожидал, что архитектор его схватит, однако ничего такого не случилось.
   – Видите ли, Сергей, этот кот очень дорог моей жене. Но я сам к кошкам отношусь нейтрально…
   Викентий оглянулся, и Сергей снова приготовился к нападению.
   «Щас вдарит!» – подумал он, однако Викентий медлил.
   – Сам я, Сергей, очень люблю аквариумных рыбок, а Артусик, он за этот только год сожрал их уже на три тысячи долларов…
   – Три тыщи?! – вырвалось у Тютюнина.
   – Вот-вот, друг мой. Вы меня понимаете, а эта с.., а моя супруга считает, что это пустяки.
   У архитектора дёрнулась щека, он откашлялся:
   – Не могли бы вы, Сергей, сделать так, чтобы Артусик… Гм… Чтобы однажды он.., ну, не пришёл ночевать? И совсем не пришёл… – Сказав это, Викентий Иванович выжидательно посмотрел на Серёгу.
   – Я даже не знаю…
   – Вы не волнуйтесь, Сергей, я вам заплачу. Вот, пожалуйста. – С этими словами архитектор достал из кармана сотню американских денег и протянул Тютюнину. – За кота столько хватит?
   – Я не могу так сразу сказать, – растерялся Тютюнин. – Сам-то я кошек не убиваю. Специалиста искать нужно.
   – Я понимаю. Тогда давайте сделаем так: вы возьмите эти деньги и пока ищите специалиста, а при случае давайте Артусику по башке. Договорились?
   – Ну это я и без специалиста могу, – пообещал Серёга и взял сотню.
   – Большое вам спасибо, Сергей! – Викентий с чувством пожал Тютюнину руку и добавил:
   – Вы, пожалуйста, пока постойте тут. Сейчас мы с женой уедем, и тогда вы выходите.
   – Понял, Викентий. Без проблем.
   Архитектор вышел из-за гаражей и направился к чёрной «тойоте», в которой уже сидела его жена.
   Выглянув из-за угла, Сергей увидел, как владелица кота о чем-то спросила мужа. В ответ тот провёл по горлу ладонью и сел за руль. Однако на этом все не закончилось, и в следующую секунду на архитектора, судя по всему, посыпались упрёки. Тютюнин видел только трясущийся парик под чернобурку и широко раскрытой рот супруги Викентия.
   «Да, хороший мужик, а с женой не повезло», – подумал Серёга, от души жалея нового знакомого. Наконец машина тронулась и, объехав пришпиленное прищепками бельё, выкатилась со двора.
   Тютюнин сейчас же выбежал из своего укрытия и заспешил домой. Уже в прихожей он столкнулся с Любой, которая собиралась на работу.
   – Ты почему вернулся? Забыл, что ли, чего?
   – Ничего не забыл. На вот, положи в комод, – сказал Серёга, протягивая жене деньги.
   – Это что же.., доллары? – спросила ошарашенная Люба.
   – Ну да, американские деньги, – как можно более безразлично ответил Тютюнин.
   – Откуда столько, Сергей?
   – Ну я ж тебе говорил – халтурка мне с утра подвернулась.
   – И сразу сто долларов?! – Люба хотела ещё что-то спросить, однако лишь покачала головой:
   – Ой Серёжа! Ты меня пугаешь.

36

   Рабочий день у Сергея пролетел быстро. Приём мехов он осуществлял как-то механически и много думал о случившемся. В особенности о том, как и куда упрятать кота Артура.
   Можно было, конечно, снова обратиться к Сайду – у того водились разные знакомые, однако в случае быстрого исчезновения кота сто долларов могли остаться неотработанными, а Тютюнин обещал регулярно учить Артусика уму-разуму.
   Нет, с котом торопиться не следовало.
   Так и не придя к какому-то определённому решению, Тютюнин отправился домой.
   По дороге его чуть не укусила бродячая собака. В трамвае чуть не украли кошелёк, а когда Тютюнин вышел на остановке, начался дождь. Сгустились тучи, ударила молния. Потом все закончилось, и на плечо Серёге нагадил пролетавший голубь.
   «И к чему это все?» – обеспокоился Тютюнин. Раньше он не был суеверным, но в свете недавних событий стал смотреть на мир несколько иначе.
   Впрочем, до своей квартиры он добрался без дополнительных приключений, а жена его встретила вполне ласково.
   – Ой, Серёж, тебя промочило! – воскликнула она и, подбежав, чмокнула мужа в щеку. – Тебе Лешка звонил. Хотел, чтобы ты ему помог «запорожец» починить.
   – А чего там чинить? – удивился Тютюнин, снимая загаженный голубем пиджак. Прежде Окуркин всегда разбирался с машиной сам.
   – Сказал, что у него этот – картер перегорел. Перебрать надо.
   Сергей лучше Любы представлял, что такое картер, поэтому сразу понял, что Леха вызывает его по какому-то делу.
   – Поужинать чего нибудь есть? – спросил Тютюнин.
   – А как же! Оладушки! – Люба прокрутилась рядом с мужем юлой и побежала на кухню.
   – Ты ничего не замечаешь? – наконец спросила она.
   – Нет. А чего случилось?
   – Да ничего не случилось. Просто я кофточку новую купила… И юбку, и вот – туфельки. Нравится?
   – А-а, – понятливо кивнул Сергей. – То-то я думаю, ты по полу грохаешь, как лошадь, – а это ты на каблуках, оказывается.
   – Ну, Тютюнин, от тебя внимания не дождёшься, – обиделась Люба и, сунув под нос мужу тарелку с оладьями, выбежала из кухни.
   – Да постой, Люб.
   Тютюнин вышел следом за женой и сел рядом с ней на диван.
   – Просто заработался я сегодня. Дизайнер-закройщик не пришёл, ну и меня на выкройки двинули. Директор сказал – иди, Сергей, без тебя производство встанет.
   – И чего, ты устал ножницами чикать? – не шла на мировую Люба.
   – Да разве в ножницах дело? Это ж руководство. Понимать надо. Там клок под медведя не подошёл, тут мездра разорвалась. Только успевай подклеивай. А клея переложил – мех поползёт.
   – Так тебя, может, ещё и повысят? – наконец поверила Люба.
   – Конечно повысят, – утвердительно кивнул Сергей и вдруг спросил:
   – А где Афоня?
   – Гуляет. За кошкой какой-то таскается.
   – За кошкой? – Сергей тяжело вздохнул. – Не сделал он правильных выводов, Люба. Не сделал.
   – Да когда вы, мужики, их делали-то, эти выводы?
   Погруженный в свои мысли, Тютюнин вернулся на кухню и скушал оладьи. Затем его взгляд упал на кулёк с конфетами, срок годности которых истёк лет десять назад.
   – Это кто ж такое угощение принёс, Люба? – спросил Сергей.
   – Бабушка Живолупова приходила.
   – Гадючиха, что ли?
   – Она не Гадючиха. Она хорошая. Всегда даёт мне советы всякие.
   – А конфеты чего ж такие припёрла? Небось доперестроечные ещё.
   – Какие бы ни были – это от души. Да и откуда ей других взять – пенсии-то сейчас небольшие.
   – Так чего она приходила? Чего хотела? Ты за ней следила? Может, она нам в суп яду насыпала? – настаивал Сергей.
   – Ой, да ты совсем там офигел со своими кроликами шелудивыми! Бабушке скучно было, вот она и пришла поговорить. О тебе, между прочим, расспрашивала.
   Очень интересовалась, где ты раньше жил, как учился и какой ты нации.
   – И какой же я нации? Люба вздохнула.
   – Я сказала, что ты коренной москвич.
   – И на этом спасибо. А анализы она не просила у меня взять?
   – Не просила, – снова начала обижаться Люба. – Но все записывала в книжечку.
   – В какую ещё книжечку?
   – В маленькую черненькую, – вспомнила Люба.
   Не зная, чего и думать, Тютюнин отошёл к окну и стал смотреть на строившийся напротив дом из розового кирпича.
   Рабочий день заканчивался, и строители расходились, однако на осиротевшем башенном кране сидел какой-то человек и поблёскивал зеркальцем.
   Тютюнин пригляделся. Его натренированные на оценке меха глаза без труда определили сидевшую на стреле личность. А также то, что эта личность была вооружена биноклем.
   – Ну-ка, Люба, поди сюда.
   Супруга поднялась с дивана и, подойдя к Серёге, обняла его за талию:
   – Ну?
   – Посмотри, Люба, на строительный кран. Видишь знакомого тебе человечка?
   – Где? Ой! Бабушка Живолупова!
   – Правильно. А чего это бабушка на такую верхотуру забралась, да ещё с биноклем?
   – Ну… – Напряжённая мозговая деятельность отразилась на лице Любы. – Может, она подрабатывает?
   – Крановщицей?
   – Я не знаю. Может, железки эти протирает? Вон они какие грязные.
   Между тем Гадючиха, поняв, что её засекли, стала быстро спускаться, проворно перебирая по лестнице ногами.
   – Люба, и в кого ты такая умная? – задумчиво произнёс Сергей, наблюдая за отступлением Живолуповой. – Скорее всего в твою маму.
   – Ну да, – согласилась Люба, не сразу поняв, что над ней смеются. – Между прочим, это она посоветовала мне поскорее потратить доллары.
   – Поскорее потратить? Зачем?
   – Мама сказала, что тебя все равно посадят, а преступные богатства конфиксуют. Заберут, одним словом.
   – И это говорил человек, который с пятнадцати лет пер все, что плохо лежало.
   – Не все, к твоему сведению, – возразила Люба. – Мама выносила только излишки-Сергеи спорить не стал:
   – Ладно. Я к Лехе пойду. Надо же ему с машиной помочь.

37

   Окуркина он нашёл в его гараже, рядом с распотрошённым для видимости «запорожцем».
   – Привет, Леха.
   – Привет, Серёг. Как тебе моя военная хитрость насчёт сгоревшего картера?
   – Силён ты в военных хитростях, ничего не скажешь. Чего вызывал-то?
   – Ха! Меня посетила гениальная идея. Сергей присел на старую покрышку и приготовился слушать довольного собой Леху.
   – Короче, ты микстуру врачихе относил?
   – Нет ещё.
   – Ну и правильно.
   Леха вытер руки о тряпку и сел рядом с Тютюниным.
   – Я чего подумал, Серёг, у меня ж два противогаза есть, помнишь, те, которые ты мне на день рождения в позапрошлом году подарил?
   – Ну помню.
   – Так вот один-то при деле – в нем супруга в баню ходит, а другой…
   – Постой – как это в баню? Как можно в противогазе в баню ходить?
   – Очень просто, – развёл руками Леха. – В парилке жарко – не вздохнуть. А Ленка противогаз надевает, а трубу за дверь или в окошко выводит. И получается, что тело нагревается, а дышать не жарко. Здорово?
   – Здорово, – согласился Тютюнин. – Тоже ты придумал?
   – Не, это Ленка сама докумекала. Она ж у меня умная – каждый день книжки читает.
   – Так она ж одну всего читает – про этого… Павлика Морозова.
   – Не про Павлика Морозова, а про Тимура и его команду. Хорошая книжка – Гайдар написал.
   – Гайдар? – удивился Серёга. – Ты бы ещё сказал – Чубайс.
   – Ладно. Слушай про противогаз. Я же к самому главному подошёл. Второй противогаз у меня без дела, а коробка-то у него с углём…
   – Ну.
   – Так это же лучший фильтр, Серёга! Через него любую гадость можно пропустить – и эта гадость чистой будет! Усекаешь?
   – А ведь и правда, – согласился Тютюнин. – Мы же через противогазные коробки в армии тормозуху прогоняли.
   – Ну и как – получалось?
   – Да. Военврач мне тогда в госпитале так и сказал – молодцы, придурки, что жидкость отфильтровать догадались, а то бы мы вас не спасли.
   – А я что говорю! – обрадовался Леха. Он вскочил с покрышки. – Предлагаю прямо сейчас и начать.
   – А если Ленка придёт?
   – Не придёт, – отмахнулся Окуркин. – Она сегодня книжку с начала читать взялась, так что до завтра угроза ядерного удара миновала.
   Окуркин исчез в глубине гаража, а затем вернулся с трехлитровой банкой деревенской микстуры, противогазной коробкой и запылённой литровой кружкой.
   – Вот, оборудование готово, – сказал он, опуская все это на землю. – У тебя-то какие новости?
   – Мне кота «заказали».
   – Чего заказали?
   – Предложили убрать кота Артура. Чёрный такой, с белым воротничком. Красивый, сволочь.
   – Да кому же кот может помешать? – удивился Окуркин.
   – Своему хозяину. Он у него рыбок золотых из аквариума на три тысячи долларов сожрал.
   – На три тысячи?!! – поразился Окуркин, позабыв про свои приготовления. – За это убить мало! А как он на тебя вышел? Ты что, объявление в газету писал? – Посчитав, что здорово пошутил, Леха засмеялся.
   – Тут серьёзная история, Леха. Я ведь вчера вечером в кота превращался.
   – В какого кота?
   – В нашего – в Афоню. Хотел микстуру эту, – Сергей указал пальцем на банку, – ещё раз на вкус попробовать. Буквально пять капель слизнул и раз – в Афоню превратился.
   – И чего ты делал?
   – Перепугался. Побежал в комнату к Любке – стал просить её, чтобы врачей вызвала или там милицию. Чего-то же надо делать. А она подумала, что я настоящий Афоня и что мне погулять надо. Ну и выкинула меня на лестницу…
   – А ты, часом, не того, Серёг, не перегрелся? – серьёзно спросил Окуркин.
   – Не веришь? А ты накапай себе пять капель и тогда посмотришь, как это котом быть и за кошками гоняться.
   – Так ты за кошками гонялся? – заинтересовался Леха.
   – Не за всеми, – с неохотой ответил Сергей. – Только за Маруськой из 144-й квартиры. Но она.., хороша! – Тютюнин не сдержал вздох и как-то странно посмотрел в сторону заходящего солнца.
   – Ну? – нетерпеливо подтолкнул его Окуркин. – Догнал Маруську?
   – Нет. Она меня прямо на Артура с Семой вывела – возле помойки.
   – И чего?
   – Драка была. Они мне когтями в бок и в живот засадили. Знаешь, как больно было.
   – Ну дак понятно, – кивнул Леха.
   – Сема тяжёлый, как танк, и лапа у него тяжёлая, а Артур все исподтишка нападал. В общем, я еле оторвался. – Сергей снова вздохнул. – А с Маруськой у меня все – больше никаких отношений.
   – Это правильно.
   Они немного помолчали. Окуркин очнулся первый.
   – Ну ладно, Серёг, чтобы нам больше ни в кого не превращаться, предлагаю начать процесс. Давай – держи фильтр.
   Тютюнин взял коробку, а Леха стал тонкой струйкой лить в неё жидкость. Вскоре из нижнего отверстия коробки стал выходить окончательный продукт, однако из-за опускавшихся сумерек увидеть, насколько он хорошо фильтруется, было невозможно.
   – Хватит, кружка уже полная, – скомандовал Сергей. Леха отставил банку в сторону, достал из куртки фонарик и посветил в кружку.
   – Ну, Серый, это не жидкость, а просто капли росы.
   – Точно! – согласился Тютюнин. – Искрящийся хрусталь! Надо понюхать.
   Он нагнулся и потянул носом. Сомнений быть не могло – у них получился чистейший спирт. Леха тоже понюхал и удовлетворённо кивнул. Друзья поняли друг друга без слов.
   «Запорожцу» быстренько вернули все его детали, затем загнали машину в гараж, и Леха снова, уже знакомым жестом фокусника, с эффектным щелчком раскрыл складные стаканчики.
   «Зря вы это», – сказал Сергею внутренний голос, однако Тютюнин сделал вид, что его не услышал.

38

   Мягкая и почти не обжигающая жидкость легко скатилась в желудок, вызвав приятное, разливающееся по телу тепло.
   – Ну как? – сияя физиономией, спросил Леха.
   – Слов нету. Нектар.
   – Фруктовый продукт, Серёга, это тебе не опилочный суррогат. В нем все витамины.
   Термин «фруктовый продукт» являлся личным изобретением Окуркина, и под ним Леха понимал самогон из сладкой яблочной бражки. Он был уверен, что полученный таким образом спирт насыщен всеми необходимыми организму элементами и его нужно употреблять всем – чуть ли не детям.
   – Ну что, ещё по одной? – спросил Тютюнин, которому «фруктовый продукт» пришёлся по вкусу.
   – Не, не будем испытывать судьбу, – неожиданно отказался Окуркин. – Я сейчас приду домой и нажрусь укропу. Моя Ленка его не переносит и даже нюхать не будет, – продолжал он, наводя в гараже порядок.
   – А я сразу спять лягу. Меня жена не тронет, если я шататься не буду.
   – Вот и хорошо. Они погасили в гараже свет, закрыли ворота. Вдали, за чёрными высотными домами догорал закат. В воздухе сквозила лёгкая свежесть, намекая на приближение ночи.
   – Серёга, а вот ты об Гондурасе думаешь иногда или об каком нибудь Мапуту?
   – Не-а, – ответил Тютюнин и удивлённо посмотрел на друга.
   – Вот. А надо бы. Сергей не нашёлся что сказать. Они побрели через пустырь, интуитивно выбирая направление, к родным панельным многоэтажкам.
   – Чего-то холодновато к ночи становится. А ведь только середина лета, – заметил Тютюнин, обхватывая плечи руками.
   – Это от загрязнения морей и океанов, – пояснил Леха. – Вода испаряется не в ту сторону, вот и случается катаклизм природы. Зимой, в феврале, загорать можно было, а вот теперь за февраль тёплый расплачиваемся.
   – Вон и свет отключили.
   – А и точно! – Леха даже головой потряс. Дома провалились в темноту, словно их и не было. – Ну ничего – это к лучшему. Жены не так сильно нас проверять будут.
   – Ага, – согласился Тютюнин.
   Ветер все крепчал, у Серёги уже зуб на зуб не попадал от такого резкого похолодания. Ноги путались в жёсткой траве, и идти становилось все труднее.
   – Чего-то мы не туда идём, Леха! Давай сориентируемся! Чего молчишь?
   Окуркин не отвечал и не двигался с места, глядя куда-то вперёд, в темноту. Тютюнин проследил его взгляд и увидел каких-то животных. Поначалу он принял их за овец, благо с овчиной встречался ежедневно, однако овцы были слишком крупными.
   – Мы что, в зоопарк припёрлись? – произнёс Тютюнин.
   – Нет, Серёга, это не зоопарк. Это оно самое…
   – Выходит, плохо фильтровали?
   – Выходит, – упавшим голосом подтвердил Леха. Он не отрываясь смотрел на животных, который били по мёрзлой земле копытами и пускали из ноздрей пар. – Нужно куда-то идти. Здесь такая холодина, что мы ноги протянем.
   – Не надо никуда идти, – ответил ему Сергей. – К нам уже другие идут…
   – Кто?!
   – А вот сейчас узнаем.
   – Хорошо бы китаец, да, Серёг? Мы с ним вроде как знакомы, а то ведь…
   Договорить Леха не успел и чуть не подавился холодным ветром, увидев вынырнувшую из мрака рожу серовато-синюшного цвета, место которой было в самых жутких ночных кошмарах.
   Неизвестное существо выглядело настолько безобразно, что Леха и Сергей, не в силах сдержать себя, заорали так громко, как, наверное, никто до них не орал.
   Неизвестный, в свою очередь, тоже распахнул огромную пасть и закричал с неменьшим азартом. От таких душераздирающих воплей стадо волосатых зверей сорвалось с места и галопом унеслось прочь, а следом за ним, не прекращая орать, умчался и неизвестный урод.
   – Ко… Кто это был, Серёга? Кто это был? – заикаясь спросил Леха.
   – О… Овцебыки…
   – Я не об овцах… Я об этом монстре спрашиваю.
   Впереди показались огоньки. Сначала два-три, затем больше. Они стали приближаться, и вместе с ними из темноты зазвучали какие-то колокольчики.
   – Сейчас ещё хуже будет, Серёга! Не нужно было нам фильтровать эту гадость! Так надо было пить!
   – Ну-да, ну-да! Ой-ей! Ну-да! Ой-как! – раздавались странные гортанные выкрики, становясь громче по мере того, как огни окружали незадачливых путешественников.
   Холодный ветер продолжал дуть так же сильно, однако приятели его не замечали.
   Вскоре стало понятно, что огни – это большие, работавшие на жиру фонари, надетые на длинные палки. Лиц самих фонарщиков видно не было, однако их лысые сморщенные головы то и дело выхватывались лучами неровного света.
   Сергей и Леха стояли с открытыми от ужаса ртами, ожидая страшной развязки.
   Фонарщики выстроились полукругом метрах в пяти от них и тоже замерли. Палки с фонарями в их руках подрагивали, а пришедшие следом существа без фонарей взволнованно переговаривались за их спинами.
   Наконец один из фонарщиков сделал два неуверенных шага и произнёс:
   – О великие бобуны войны, этса! Не убивайте меня сразу, этса, и позвольте говорить!
   Сергей и Леха не проронили ни слова. Они бы давно убежали, если бы знали куда. Парламентёр тоже чувствовал себя не лучшим образом. Он шмыгал длинным бородавчатым носом и то и дело откашливался.
   – О великие бобуны войны, этса! Не убивайте несчастного Вуби и дозвольте ему говорить, этса…
   – Ну… – Серёга набрал в лёгкие воздуху. – Это.., типа говори…
   – О великие бобуны войны, этса! Ваше великодушие, этса, безгранично! Дозвольте мне говорить!
   – Да говори уже! – в истерике заорал Леха, у которого колени просто ходили ходуном, так что можно было подумать, будто он танцует.
   Двое фонарщиков, стоявших ближе других, от страха свалились в обморок.
   – Вас послал директоратор Фунсен в помощь нашему директоратору Марку Чибису, этса. Поэтому вы не должны убивать нас сразу и поедать наши потроха, поскольку мы, этса, подданные Марка Чибиса, да продлятся годы его радости…
   – И нашей радости! – хором произнесли остальные уродцы.
   – Прям театр, – обронил Тютюнин. – Может, они не опасны?
   – Может, и нет, – отозвался Окуркин. – Только рожи у них, рожи… Мне такие и не снились ни разу. Спроси, чего им надо конкретно.
   – Мужик! А чего вам от нас нужно? Чего теперь делать?
   От первого же резкого слова Тютюнина цепочка фонарщиков покачнулась, однако на этот раз никто в обморок не упал.
   – Мы.., этса, пришли показать вам дорогу и.., этса, насытить вас, о великие бобуны войны, если вам захочется кого-нибудь съесть!
   – А чего это мы вас есть должны? – поинтересовался Окуркин. Он заметил, что их с Серёгой боятся, а потому стал вести себя посмелее.
   – Вы должны кого-нибудь съесть, чтобы быть, этса., сытыми, когда мы спустимся, этса, в долину. – Сергей поёжился. Он снова начал ощущать холод.
   – Ну что, Лех, пойдём с ними? А то мне куковать тут совсем не хочется.
   – Давай пойдём, – согласился Окуркин, притопывая ногами по мёрзлой земле. – Только спросим у них телогреечки. А то плохо без телогреечек.
   – Эй, – обратился Тютюнин к парламентёру. – У вас какая-нибудь одежда есть? От ветра есть чем прикрыться?
   – А зачем, этса? – Парламентёр пошевелил носом и подтянул нижнюю губу, которая то и дело разворачивалась до самого подбородка.
   – Холодно нам! Хо-лод-но!
   Чтобы продемонстрировать, до чего им нужна, ну просто необходима тёплая одежда, Серёга несколько раз подпрыгнул и энергично похлопал себя по плечам, которые становились совершенно нечувствительными.
   В рядах фонарщиков снова повалилось несколько человек, но их лампы сейчас же были подхвачены другими.
   – Если вам холодно, этса, вы можете съесть любого из нас, и тогда вам, этса, станет тепло…
   – Ты, овощ! Ты себя в зеркало видел?! – не удержался Окуркин. – Тебя даже крокодил в засуху жрать не будет! Шубу нам дай! Шубу! Защиту от ветра!
   – Понял! Вуби все понял, этса! – радостно воскликнул парламентёр и сделал своими большими ушами несколько взмахов, будто собирался взлететь. – Всем делать шубы! Защиту от ветра – сюда!
   После этой команды весь собравшийся местный народ бросился срывать сухую траву, а отдельный небольшой отряд, таща какие-то странные приспособления, выдвинулся прямо к гостям.
   При свете мерцавших фонарей были развёрнуты деревянные рамы, между которыми уродцы натянули большие шкуры. Поначалу Тютюнин принял эти конструкции за паруса, но оказалось, что это всего лишь забор. Четверо носильщиков подняли на руки это устройство, и ветер заметно стих.
   – Хорошо, этса? – заискивающе спросил Вуби.
   – Немного получше, – ответил Сергей. Они с Лехой прижались друг к другу, стараясь сохранить тепло, но это не помогало.
   – Давай похлопай меня по спине, а потом я тебя! – предложил Окуркин. И они стали отчаянно колотить друг друга, вызывая у перепуганных подданных Марка Чибиса новые обмороки.
   К парламентёру, наблюдавшему за странными играми великих бобунов, подошёл один из фонарщиков.
   – Что они, этса, делают, старшина Вуби? – опасливо спросил он.
   – Не видишь разве, этса? Они тренируются убивать.
   – О! – Фонарщик облизнул фиолетовые губы раздвоенным языком и сморщил кожу на лысой голове. – Но до чего же они страшны, этса. Боюсь, я не смогу теперь спать.
   – Чего же ты хотел, этса, от бобунов войны? Они обязаны наводить ужас и быть омерзительными. Настолько омерзительными, этса, чтобы наши желудки извергали съеденную накануне пищу.
   – Боюсь, этса, что так и будет, – жалобно простонал фонарщик. – Моя жёлчь уже играет и, будь желудок полон, этса…
   – Пошёл прочь… – прошипел старшина Вуби, заметив, что грозные гости посмотрели в его сторону.
   К счастью, шубы были уже готовы, и запыхавшиеся подданные Марка Чибиса приволокли их к старшине.
   Вуби принял их у трясущихся от страха ткачей и на вытянутых руках протянул грозным бобунам.

39

   Тютюнин, как главный эксперт по мехам и тёплой одежде, встряхнул сплетённый из сухой травы мешок и быстро продел в отверстия голову и руки.
   – Ну чего? – спросил его Леха, также готовясь надеть свой мешок.
   – Да ничего. Не смертельно и главное – согревает. Окуркин тотчас напялил обновку и стал похож на лешего в отпуске.
   – Правда лучше. Или мне только кажется? Выпить бы чего согревающего.
   – Ладно, выпили уже! – оборвал его Сергей и обратился парламентёру:
   – Тебя как зовут, мужик?
   – Старшина Вуби, этса! – ответил тот и поклонился.
   – Хорошо, Вуби. А меня будешь звать Сергеем, а его Алексеем. Понял?
   – Понял, этса. Серге-Ем и Алексе-Ем. Не желаете перед дорогой выпить согревающего пру?
   Окуркин посмотрел на Тютюнина. Тот пожал плечами, однако, по всей видимости, был готов согласиться.
   На всякий случай он спросил:
   – А что, старшина, этот пру никуда нас не катапультирует?
   – Что такое, этса, «катапультирует», великие бобуны войны? – осторожно спросил Вуби.
   – Ну, не заплющит нас? Крышу не снесёт? – пришёл на помощь Леха.
   Вуби наморщил лоб от переносицы до самого затылка и, задумчиво шевельнув ушами, покачал головой. – Заплющить не будет. А крыша, этса, крыши здесь нет.
   – Ладно, – махнул рукой Серёга. – Наливай.
   – Наливай! – скомандовал старшина, и тотчас с задних рядов туземцев стали передавать дымящиеся деревянные кружки, литра по полтора каждая.
   – Ух ты! – обрадовался Леха. – Это на глинтвейн похоже.
   – А чего это такое?
   – Глинтвейн? Ну.., бормотуха кипячёная. Буржуи её очень уважают.
   Когда кружка оказалась в руках Окуркина, он понюхал её содержимое и разочарованно вздохнул.
   – Это вроде супа… – сказал он.
   – Ну да, – согласился Тютюнин. – По запаху напоминает раков, варенных с укропом. Ну, давай пить да пойдём. А то меня уже и в соломенном пиджаке пробирает…
   Они начали пить.
   Бульон оказался наваристым и вкусным. Он приятно согревал желудок, и тепло от него расходилось по всему телу.
   – Уф! – Довольно отдуваясь, Окуркин посмотрел на Тютюнина. – Неплохо, хотя и не спиртное.
   – Ага, – согласился Тютюнин. – А там на дне ещё мясо.
   Обращаясь к Вуби, Серёга сказал:
   – Ну-ка, сержант, посвети!
   Вуби тотчас выхватил у фонарщика палку с лампой и подал свет.
   – Мать честная… Да это ж тараканы… – произнёс поражённый Леха.
   – И какие здоровые, – заметил Сергей. – Но вообще… Меня от этого пру немного того.
   – Прёт?
   – Вот именно – прёт.
   – Так это ж хорошо! – радостно воскликнул Леха, который тоже стал ощущать в себе прилив сил и общее поднятие настроения. – От плюща – плющит, а от пру – прёт…
   – Согласен, – поддержал товарища Сергей. – Ну, ефрейтор, – сказал он Вуби, – командуй поход. Мы уже в норме. Мы в норме, Леха?
   – Мы в полном порядке, Серёга. И все эти холода мне по… – Леха наморщил лоб. – Слово забыл. Ну ладно. Двинулись.

40

   Отряд бодро шагал под гору. Бобуны войны чувствовали себя превосходно. Носильщики забора из шкур едва за ними поспевали, однако вследствие принятия пру Тютюнин и Окуркин уже совершенно не мёрзли.
   – Я вот что думаю, Алексей. У нас ведь тоже тараканы есть.
   – Есть. И много. – Леха, не подумав, кивнул и едва не упал.
   – Вот. Так почему бы нам дома этой пры не сварить?
   – Почему? – Леха посмотрел по сторонам. – Боюсь, Серёга, ни хрена у нас не получится.
   – А почему так?
   – Тараканы у нас мелковаты.
   – Тут ты прав. Тараканы у нас не того…
   Какое-то время они шли молча, думая каждый о своём, а аборигены, позвякивая колокольчиками, шагали на безопасном расстоянии.
   – А если нам на развод пару штук прихватить, а? – предложил Тютюнин.
   – Мысль хорошая. Тараканы плодятся быстро. Если повезёт, мы с тобой торговлю начнём и магазин откроем… Я даже вывеску вижу. – Леха поднял руку и стал выписывать воображаемые буквы. – Тютюнин и Окуркин. Пруевые тараканы.
   – Доставка на дом – бесплатная, – добавил Сергей. Внизу показались огни.
   – Эй, сержант, это что за воинская часть? – поинтересовался Тютюнин.
   – Это столица директоратора Марка Чибиса, этса. Называется – Чаки.
   – Мне нравится, – сказал Окуркин. – Пора нам уже куда-то прийти, а то спать хочется.
   – Скоро, этса. Скоро, – заверил старшина.
   По мере того как вся процессия спускалась в долину, ветер стихал и становился не таким холодным. Вскоре повеяло домашними запахами и дымом очагов.
   Сопровождавшие бобунов фонарщики и носильщики заграждения пошли бодрее, а Сергей и Леха, напротив, буквально засыпали на ходу.
   – Эх, опоили нас, – пожаловался Окуркин, когда их с Тютюниным заводили в какое-то большое помещение. Немного осмелевшие аборигены поддерживали едва двигавших ногами гостей под руки, а затем, по команде старшины Вуби, со всеми предосторожностями уложили их на мягкие ковры.
   Подданные Марка Чибиса поставили возле уснувших бобунов большие кувшины с водой и на цыпочках покинули комнату, тихо притворив за собой дверь. Запирать её не стали, поскольку грозные гости могли обидеться и разрушить весь дворец директоратора.
   Оставив у дверей четверых самых молодых солдат на случай, если бобунам все же потребуется кого-то съесть, старшина Вуби отправился делать доклад.

41

   Почти все придворные находились в зале для торжеств и, изнемогая от любопытства, ожидали известий о бобунах войны.
   Когда старшина Вуби наконец появился, в зале воцарилась абсолютная тишина. Все присутствовавшие затаили дыхание, а сам директоратор Марк Чибис оборвал беседу с маршалом Дудукой и, подобрав губы, ровнее сел на троне.
   – Бобуны войны в ваших владениях, директоратор, этса! – громко произнёс Вуби и поклонился.
   – Ха! Этса и ха! – вскинув лягушачьи лапки в знак ликования, воскликнул Марк. – Сколько солдат они съели?
   – Нисколько, этса.
   – А сколько они съели фонарщиков?
   – Тоже, этса, нисколько, директоратор. Только выпили пру, этса. И очень радовались.
   – Ну.., этса… – Маркс Чибис почесал носом за ухом и облизал синие губы. – Прошлый раз бобуны съели пятнадцать фонарщиков прямо с фонарями. Может, этса, нам прислали больных бобунов?
   – Да! Да! – разом загудели придворные и замахали ушами. – Может, нам, этса, подсунули негодных бобунов?
   – Не думаю, этса, директоратор, что они больные, – заметил старшина. – Когда мы к ним, этса, подошли, они как раз собирались съесть стадо быковцов.
   – А-а, этса. Это другое дело, – сказал директоратор.
   – А-а, – тут же откликнулись придворные, зашлёпав губами. – Это другое дело! Дело-то другое!
   – Как они выглядят, старшина Вуби? Очень противные, этса?
   – О, это самые противные бобуны войны, этса, из всех, что мне приходилось видеть, мой директоратор.
   – Ну каковы они, Вуби? Каковы, этса? – Директоратор заёрзал на троне, затем почесал голову восьмипалой лапой.
   – Каковы они? Каковы? – загомонило придворное общество. Кавалеры перестали умащивать свои уши душистым маслом, а дамы всасывать из стаканчиков изысканных личинок треножников.
   – У них, этса, белая кожа… – с содроганием вспомнил старшина.
   – О, мне уже плохо! – сморщился директоратор.
   – И вся кожа ровная, этса, – без складок!
   – Ай-яй-яй! – всколыхнулись придворные. Некоторые из них уже махали друг на друга платочками.
   – Их уши.., вот такусенькие. – Вуби свёл вместе два крючковатых ногтя, показывая, какие крохотные уши у бобунов.
   – Прошу вас, этса, хватит, старшина, – замахал рукой директоратор. – Это просто невозможно слушать.
   – Означает ли это, мой директоратор, что вы, этса, не удостоите бобунов войны своей аудиенцией?
   – Да конечно же удостою. У меня, этса, нет выбора. Директоратор состроил страдальческую физиономию, собрав на лице все складки с головы и спины.
   – О, этса, как он страдает!
   – Он совсем себя не щадит! – запричитали придворные, а Марк Чибис, почувствовав себя героическим монархом, произнёс:
   – Сегодня, как только вам удастся привести их, старшина, я, этса, готов встретиться с бобунами войны!
   Сказав это, директоратор начал сморкаться в шитый золотом платок, а его придворные разразились аплодисментами.

42

   Сергей пробудился от знакомого ощущения, когда сознание отказывается принимать реальность, тщетно лелея надежду, что все происходящее лишь короткий болевой шок.
   «Опять напился и опять не помню где», – с трудом ворочая шариками, подумал Тютюнин. После чего он отключил сознание, взяв небольшой тайм-аут. Однако информации от внешних источников не поступало, так что пришлось действовать самому.
   Для этого у Серёги была наработана целая методика, и одним из главных её приёмов являлось определение местоположения по виду потолка.
   "Потолок побелённый, расписанный синими точками, – сделал наблюдение Тютюнин. Затем пригляделся и внёс поправку:
   – Синие точки не считаются. Они повсюду…"
   Невыразительный молочный свет падал из высоко расположенных маленьких окон, заглянуть в которые было невозможно.
   Оставался один только белый потолок, но это ничего не объясняло.
   Следующим шёл способ воспоминаний через обследование одежды. Скажем, если ты в пальто – значит, на улице осень. Или весна.
   Приподнять голову было не так легко, поэтому невероятным усилием Тютюнин скосил глаза вниз и выпятил живот, чтобы увидеть, чем он прикрыт.
   Вместо привычной одежды на животе оказался какая-то солома.
   «Наверное, я в деревне, в хлеву», – выдвинул версию Серёга и почувствовал, что очень хочет пить.
   – О-о… – простонал кто-то совсем рядом, и этот живой звук обрадовал Тютюнина. Если это корова или, на худой конец, коза, значит, он действительно находится в хлеву. А в хлеву обязательно есть вода – должны же животные что-то пить.
   Стон повторился, затем зашуршала солома, и перед затуманенным взором Тютюнина появилось что-то непонятное.
   – Корова, это ты? – на всякий случай спросил он.
   – О, привет, Серёга. Мы живы?
   – Леха? А где же корова?
   – Не знаю, – вздохнул Окуркин. – Наверное, ушла.
   – Леха, здесь где-нибудь вода есть?
   – Вода? – Окуркин повертел трясущейся головой, икнул и ответил:
   – Вижу кувшины – две штуки…
   – Поползли к ним, а?
   – Поползли, – согласился Окуркин и выдвинулся первым. Через какое-то время он стукнулся головой об один из кувшинов и понял, что дополз.
   Поднимаясь вдоль сосуда, Леха достиг горловины и жадно припал к воде.
   Рядом с ним судорожно глотал влагу Тютюнин, и несколько минут ни о чем другом друзья думать просто не могли.
   Наконец они утолили жажду и только после этого начали осматриваться.
   – Серёг, а где это мы?
   – Я думал, в хлеву…
   – А на самом деле? Что за наряды на нас, а? – Окуркин выдернул из обновки несколько травинок и попробовал их на вкус. – Солома какая-то…
   – Слушай, а может, уже Новый год, а эта хрень карнавальные костюмы?
   – И что же это за костюмы? Мы с тобой, что ли, копнами нарядились? Меня, Серёга, сейчас другая тема волнует. Знает ли моя Ленка, что я так напузырился? Это ведь для меня вопрос жизни и смерти.
   – Понимаю, – кивнул Тютюнин. При таком раскладе ему дома тоже грозил неласковый приём.
   – Ты не думай, Серёг, я не трус.
   – Я ничего не думаю. Я вот заметил, какие здесь ковры хорошие. – Тютюнин погладил рукой пушистый ворс. – Не ковёр, а просто сказка…
   – Стоп! – воскликнул Леха и вскочил на ноги. – Стоп, Серёга! Кажется, мы опять тово!
   – Чего тово?
   – Думаю, что мы снова пили бабкину микстуру! Я помню, да – я помню, что собирался фильтровать её через противогазную коробку!
   – Через противогазную коробку? – переспросил Тютюнин. – Хм. Хитро придумано. У тебя, Леха, мозги неплохо работают. Надо же – через противогазную коробку. Знаешь, у меня в армии случай был, мы так тормозуху фильтровали, чтобы… Ты чего такой бледный, Лех?
   – Ты мне эту историю уже рассказывал. Точно. Мы её фильтровали, мы её пили, и вот мы здесь. И знаешь, что самое страшное?
   – Что?
   – Я не помню, закрыл ли я гараж…
   – Зато я помню – закрыл, – легко соврал Сергей.
   – Врёшь, не можешь ты помнить. Ты же ничего не помнишь…
   – Вот ничего не помню, а это запомнил. Такая уж у меня память особенная.
   Они помолчали. Потом Тютюнин предложил:
   – Слушай, давай, что ли, посмотрим, чего за этой дверью, а?
   – А здесь дверь есть? – удивился Леха. – Я не заметил.

43

   Тютюнин первым приблизился к двустворчатым дверям и, остановившись в полушаге от них, приложился к шершавому дереву ухом.
   – Ну чего? – поинтересовался Леха.
   – Подожди… – отмахнулся Тютюнин. Поначалу ему послышался какой-тот шум, но затем оказалось, что это бурчит в его собственном животе.
   – Тихо, – сказал он. – Надо открыть и посмотреть.
   – Ну открывай.
   Сергей посмотрел на Окуркина, неуверенно взялся за резную деревянную ручку и осторожно потянул.
   Дверная створка подалась легко и открылась без скрипа. Сергей просунул в образовавшуюся щель голову и, повернув её, встретился взглядом с живым и скорее всего разумным существом.
   – Здрасьте… – сказал Тютюнин, быстро втянул голову обратно и захлопнул дверь.
   – Что там? – шёпотом спросил Окуркин.
   – Я не понял. Глюк вроде…
   – А может, не глюк? На что похоже?
   – Зелёный, как огурец… – начал описывать Тютюнин. – Ухи слонячьи, и губа нижняя свешивается…
   – Все сходится, – прервал его Окуркин и вздохнул. – Я вспомнил.
   – Чего вспомнил?
   – Вчера мы с гаража шли и заблудились.
   – Ну.
   – Потом оказались в темноте, и ветер дул холодный. Ещё мы встретили яйцебыков…
   – Не яйца быков, а овцебыков.
   – Да-да, яйца овцебыков. Потом выползли эти… – Леха нарисовал себе рукой длинный нос и добавил:
   – Сержанта помнишь?
   – Старшину Вуби. Так тебе это тоже снилось?
   – Не снилось, Серёга. Не снилось.
   – Ага, – начал понимать Тютюнин. Принятое накануне все ещё влияло на его умственные способности, хотя выпитая вода значительно облегчила страдания.
   За дверью послышались шаги.
   Серёга и Леха отпрыгнули на середину комнаты и замерли в соломенных мешках, словно два огородных пугала.
   Шаги затихли, однако Тютюнину показалось, что кто-то из безобразных чудовищ тоже прислушивается, пытаясь определить, чем заняты гости.
   Наконец створки дверей медленно отворились, и на пороге показался тот самый старшина Вуби.
   – Доброе вам утро, этса, великие бобуны войны, – произнёс он и низко поклонился. – Надеюсь, ваш сон был, этса, глубоким, а дыхание ровным.
   Старшина оглянулся и, посчитав солдат, удивлённо вскинул кожистые брови.
   – Вы что же, этса, так ничего и не ели?
   – Зато водички попили, – ответил Серёга. – Кстати, в туалет бы сходить. Где тут у вас удобства?
   – Этса… Чего вы спросили?
   – Пописать у вас где можно?
   – Попи.., этса, чего вы сказали? – снова спросил Вуби и тщательно навострил уши-лопухи.
   – Слить балластную воду… – вмешался Окуркин.
   – Ах это! Простите, этса, мне мою непонятливость. Вы можете отлить это в кувшины. Очень удобно, этса.
   – Как в кувшины? – не понял Окуркин. – Мы же из них пьём.
   – Ну, этса, правильно. Пьёте воду и, этса, пописать делаете – это тоже вода.
   Окуркин и Тютюнин переглянулись. Непонятно было, то ли этот старшина издевался над ними, то ли действительно не понимал, в чем дело.
   Наконец Сергей пояснил:
   – У нас, у великих бобунов войны, так не принято. Мы пьём из одних кувшинов, а писаем в другие.
   – О-о, этса! – Вуби удивлённо причмокнул и почесал свою зеленую башку. – Хорошо. Мы принесём вам отдельный кувшин, чтобы вы пописали.
   – Только побыстрее, а то мне уже приспичило, – пожаловался Тютюнин.
   Вуби сейчас же отдал необходимое распоряжение, и солдаты побежали его исполнять. Вскоре были доставлены два пустых кувшина – точные копии тех, из которых бобуны уже пили.
   У Тютюнина появились вопросы, однако он решил оставить их на потом и, уединившись в углу помещения с персональным кувшином, справил нужду.
   Застегнув штаны, Серёга вернулся к Вуби и, указывая на сосуды, откуда они с Лехой пили воду, спросил:
   – А в эти кувшины никто из вас не сливал?
   – Нет, этса, никто, – покачал головой старшина. – В них уже давно никто не сливал.
   – Давно никто не сливал, – повторил Тютюнин.
   – Может, все-таки чего-то было? – усомнился Леха, поправляя соломенную рубаху. – А то с чего бы мы так быстро оклемались? Ясно дело – уринотерапия.
   – Теперь бы чего-нибудь поесть, – сказал Тютюнин. – Ам-ам, понятно?
   – Понятно. Какие понять, этса. Желаете кушать здесь или пройдёте в столовый зал?
   Тютюнин и Окуркин переглянулись.
   – Предлагаю в зал, – сказал Леха.
   – Ну давай, – согласился с ним Сергей и повернулся к старшине. – Мы пойдём в зал, только вот эту солому надо снять.
   – Надо снять, – согласился старшина. – Сейчас, этса, не холодно.

44

   Коридоры, по которым шли бобуны, выглядели вымершими. Кроме Вуби и четырех несъеденных солдат, Сергей и Леха не увидели никого.
   Столовый зал оказался довольно большим, в его центре стоял длинный деревянный стол, испещрённый царапинами и шрамами.
   Усадив гостей на неудобные квадратные стулья, Вуби ещё раз поклонился и поинтересовался у великих бобунов, что они желают съесть. Тютюнин опасался, что им снова начнут навязывать сырых аборигенов, однако, к счастью, это оказалось не так.
   – Могу предложить вам личинок треножников, этса. Они живые и откалиброванные, чтобы всасывать их через трубочку…
   – Что ещё? – подавляя вздох, поинтересовался Окуркин.
   – Есть дохлоноги, этса, жаклины, а ещё отличные дыки. Они хорошо сочетаются с горячим пру.
   Старшина замолчал, поглядывая то на одного бобуна, то на другого.
   – Чего делать будем? – спросил Тютюнин.
   – Пусть все несут – может, мы чего выберем. Едят же люди лягушек.
   – Лягушек едят не люди, а французы.
   – Ладно. Я заказываю. В общем, так, сержант. Давай неси нам по паре дохлоногов, дальше этих…
   – Жаклинов, этса, – с полупоклоном подсказал Вуби.
   – Да, жаклинов. Потом – пару дыков и пру. Приняв заказ, старшина поклонился и оставил гостей одних в пустом зале.
   – Е-моё, – осматривая обстановку, произнёс Окуркин. – Куда мы попали? Нас дома, наверное, уже с милицией ищут.
   – Не факт, – возразил Тютюнин.
   – Что значит не факт?
   – Может, время остановилось там, у нас.
   – Как это остановилось? – снова не понял Леха.
   – Ну ты будильник поломанный видел?
   – Видел.
   – А чего ж спрашиваешь, как остановилось? Вот так и остановилось… Я о другом думаю, Леха. Не податься ли нам на телевидение работать, когда мы снова вернёмся?
   – А мы вернёмся? – с надеждой в голосе спросил Окуркин.
   – Конечно вернёмся. Как микстура из нас выветрится, так и вернёмся.
   – Ленка меня убьёт…
   – Да чего ты её так боишься?
   – Тебе легко говорить, Серёга. Ты дома по чердаку скалкой получишь – и спать. А у меня… Я собственными руками людей спасал, – с пафосом произнёс Окуркин и продемонстрировал другу обе ладони с растопыренными пальцами.
   – Что значит спасал?
   – Да понимаешь, на нас в парке хулиганы напали, ну а супруга что-то не в духе была… И хорошо, что их много было, пока она одних била, другие в себя приходили – отдыхали маленько. Так я, пока Ленка не видела, этих ребят за деревья оттаскивал и листьями присыпал, чтобы она не нашла. Так всех и попрятал, а то бы убийство было. Массовое, блин.
   В небольшом коридорчике, отделявшем зал от кухни, началась какая-то возня. Были слышно, как несколько аборигенов испуганно хнычут, а старшина Вуби что-то выговаривает им командным голосом.
   В конце концов он появился в зале сам, с трудом удерживая два тяжёлых подноса, на которых стояли накрытые полусферическими крышками блюда.
   С грохотом поставив их на стол, Вуби виновато улыбнулся, раскатав и снова закатав при этом свою нижнюю губу.
   – Ловко! – восхитился Окуркин. – Кстати, хорошо бы нам вернуться до пятницы – как-никак матч пивзаводской команды. Банок будет – пропасть. Эй, сержант, какие у нас планы до пятницы?
   – Этса, завтра у нас война.
   – Ну ясное дело. До пятницы она закончится?
   – Думаю, этса, закончится. Вы же на нашей стороне.
   – А с кем вы воюете?
   – С Ливермором, директоратором Баклинга. Думаю, вы быстро его победите. У него только два больших мусла.
   – Только два? – Окуркин выразительно посмотрел на Тютюнина. Тот в ответ пожал плечами. – А что за муслы нам встретятся на этот раз? Такие, с которыми мы и раньше встречались, или другие? – спросил Леха, стараясь получить как можно больше информации.
   – Да где же вы, этса, могли видеть других муслов? – удивился Вуби и уставил на Леху свои кошачьи глаза.
   – Так это.., ваша война у нас не первая…
   – Да? – Казалось, старшина был поражён этим известием. – А разве вас, этса, не натянули на барабаны после первой войны?
   – На барабаны? – в свою очередь удивился Леха.
   – А зачем на барабаны? – осторожно спросил Тютюнин.
   – Потому что барабаны из кожи бобунов войны очень ценные, этса. Когда мы сделаем из вас барабаны, мы за них, этса, выкупим обратно город Папоч, который у нас захватил директоратор Абрахам.
   – Понятно. А зачем с Ливером воюете?
   – Чтобы отобрать город Вахлач. Он нам очень нужен, этса.
   – Логично…
   Гости замолчали, переваривая услышанное, а Вуби, истолковав это как готовность к началу трапезы, поднял первую крышку.
   Оказавшиеся на свету слизни молочного цвета начали быстро расползаться.
   – Ну ешьте их, этса! Ешьте! – закричал Вуби.
   – Нет, это мы не будем. Сам давай…
   – Спасибо, бобуны, этса! – обрадовался старшина. Он выхватил из-под одежды тростниковую трубку длиной в локоть и стал быстро засасывать слизней, издавая при этом препротивнейшие звуки.
   Быстро покончив с первой порцией, он вопросительно посмотрел на гостей.
   – Остальных съешь в другом месте, не при нас, – сказал Сергей, стараясь не думать, каковы слизни на вкус. – Чего там дальше?
   – Дохлоноги, этса… – объявил старшина и, подняв очередную крышку, выхватил странное животное с длинными, как у кузнечика, ногами.
   – Нет-нет! – замахали руками гости. – Это мы тоже есть не будем!
   И Вуби с благодарностью на зеленом лице сам захрустел тонкими косточками.
   – Остались жаклины и дыки, – напомнил Серёга. Он посмотрел на Леху. – Глядеть будем?
   – А смысл? Они весь живой уголок собрали, чтобы нам скормить… Я курицу простую хочу. Варёную курицу!
   – Слышал, Вуби Голдберг?
   – Я, этса, не Голдберг, – ответил старшина.
   – Не зарекайся. Я спрашиваю, ты слышал, что заказал мой товарищ? Курицу нам надо. Простую курицу.
   Видя, что абориген не особенно понимает, о чем идёт речь, Тютюнин стал изображать взмахи крыльями и снова спросил:
   – Птица у вас есть? Птица.
   – Есть, этса, – кивнул Вуби. – Птица есть.
   – Вот и хорошо. Пусть её сварят и принесут нам.
   – Я должен доложить директоратору, этса.
   – Иди докладывай, только недолго.

45

   Директоратора Марка Чибиса старшина Вуби застал в художественной комнате, где монарх увлечённо разрисовывал новую карту своего королевства. Теперь на ней красовался свежеприобретенный город Вахлач, который Марк Чибис уже считал своим, поскольку не сомневался в возможностях бобунов войны.
   – О мой, этса, директоратор…
   – А, этса, это ты, старшина.
   Монарх косо взглянул на Вуби, затем поднялся из-за стола, чтобы оценить свою работу.
   – Как наши, этса, гости? Они съели солдат?
   – Нет, этса. Очень странные бобуны. От личинок трехножника отказались, дохлоноги им не понравились, а на дыков и жаклинов, этса, даже не взглянули.
   – Да, этса, ну и времена наступили. – Директоратор задумчиво обнюхал левое ухо своим подвижным носом. – Раньше бобуны всегда завтракали солдатами. А что они хотят сейчас?
   – Этса… Даже не знаю, как сказать. – От волнения складки кожи на зеленом черепе старшины перекатывались, как океанские волны. – Они требуют ваших певчих дроздофилов, этса.
   – Моих дроздофилов?! – воскликнул Марк Чибис, прижимая к груди кисточки. – Этса! Три раза этса! Чем провинились мои птички?
   – Это ещё не все, мой директоратор. Эти бобуны, этса, потребовали отдельные кувшины для питья и для отправления лёгких нужд.
   – Но какой смысл, этса? Вода, она и есть вода.
   – Я пытался выяснить, но они сослались на свои обычаи. Говорят, этса, нужны разные кувшины.
   – Интересно, этса, – задумчиво произнёс он, – с чем это связано? Ну ладно. – Марк Чибис вздохнул. – В любом случае отнеси им дроздофилов. Пусть сожрут их, этса.
   – Бобуны, мой директоратор, хотят, чтобы я сварил птиц.
   – Сварил? Какие извращённые потребности, этса. С другой стороны, они же великие бобуны войны. Было бы не правильно ждать от них чего-то другого, этса.
   – Справедливо, этса, подмечено. Ну так я пошёл за дроздофилами, видимо?
   – Иди, этса, видимо…
   И старшина ушёл. Он забрал из музыкального зала золотую клетку с птицами и отнёс на кухню.
   Спустя какое-то время уставшие ждать свой завтрак бобуны наконец получили то, что хотели.
   В сопровождении осмелевших поваров старшина Вуби доставил важным гостям две тяжёлые супницы и установил их на стол.
   – Что это? – поинтересовался Леха, который уже был готов есть все что угодно.
   – Как вы и заказывали, этса, варёные птицы.
   Окуркин сглотнул голодную слюну и быстро снял крышку с супницы. Каково же было его удивление, когда он увидел торчавшие из кипятка жёлтые скрюченные птичьи лапы.
   Осторожно взявшись за них, Леха потянул вверх и вытащил всю птицу целиком, с перьями, выпученными глазами и раскрытым клювом. Конечно, она была мёртвой.
   – Но перья – откуда здесь перья? – спросил Окуркин.
   – Перья были на птице, – невозмутимо ответил старшина. – Перья красивые, этса.
   Окуркин хотел что-то сказать, но слов не находил, лишь таращился на богатый трофей.
   – Делать нечего, – вмешался Тютюнин и тоже достал свою птицу. – Давай их щипать прямо здесь.

46

   После завтрака выяснилось, что нужно идти заготавливать файферы, специальное оружие великих бобунов войны.
   – Здесь недалеко, прямо в дворцовом саду растёт горькое дерево, из которого вы сделаете часть первую.
   – Ну пойдём, – пожал плечами Тютюнин. Окуркин тоже не возражал, и они пошли в сад, снова пройдя по обезлюдевшим коридорам и залам.
   Где-то ещё слышались торопливые шаги убегавших слуг, кое-где из-за угла высовывались любопытные носы придворных вельмож, однако в открытую появляться перед бобунами никто не решался, поскольку все знали – бобуны могут съесть кого угодно и когда угодно. На то они и бобуны.
   Сад при дворце директоратора оказался не очень большим, зато растения здесь росли самые разнообразные. Увидев кусты, гости на минуту оставили старшину Вуби, но затем вернулись вполне довольные собой.
   – Надо запомнить, где находится этот сад, – заметил Леха, осматриваясь для ориентировки.
   – А что вы там делали, этса? – поинтересовался Вуби.
   – Потом сходишь и посмотришь, – сказал Тютюнин. – Давай ищи горькое дерево. У нас ещё оружие не готово. Старшина виновато улыбнулся, потом поставил торчком широкие уши и, покрутив головой, безошибочно указал зелёным пальцем:
   – Вон горькое дерево, этса.
   Сергей и Леха подошли к дереву ближе и, осмотрев его, сошлись на том, что оно напоминает клён.
   – Чего теперь делать? – спросил Тютюнин у старшины.
   – Вот такие веточки срезать будем, – показал тот и подал Сергею нож с пилообразным лезвием.
   – Он имеет в виду, что мы должны срезать деревяшку для дробовика, – по-своему понял Окуркин.
   – Е-моё, это мы с самопалами на муслов твоих пойдём, а, старшина? – поинтересовался Тютюнин.
   – Ага, этса, – подтвердил тот.
   Делать было нечего. Сергей, срезав нужную ветку, быстро обчистил с неё кору, затем передал нож Лехе, и тот заготовил рукоятку для себя. Прицелившись из неё в Вуби, Окуркин сказал: «Бабах!» – однако старшина не понял этой шутки и зашатался от страха, хватаясь за ветки горького дерева.
   – Ну-ну, парень, ты чего это? – забеспокоился Серёга.
   Вскоре Вуби пришёл в себя, однако дышал с каким-то присвистом.
   Следующей – второй – частью оружия оказалась медная проволока. «Купрумная нить», как назвал её Вуби. Он объяснил, что с ней нужно делать, и Тютюнин с Окуркиным приступили к работе.
   Требовалось всего лишь загнать один конец проволоки в мягкую сердцевину спереди деревяшки, а второй в сердцевину рукоятки. Получался полукруг из проволоки, соединявший два конца деревяшки.
   – Все, этса, – произнёс Вуби. – Теперь эта штука опасная. Теперь она – файфер.
   И он выразительно посмотрел на Леху своими кошачьими глазами.
   – Да ладно тебе зыркать, понял я, понял.
   – Хорошо, этса. Тогда пойдёмте испытывать файфер. Это недалеко – за оградой.
   Они снова отправились по безлюдным залам и, пройдя дворец насквозь, оказались с обратной стороны садовой ограды.
   Прямо возле неё начиналась тропинка, которая вела в холмы.
   – Красиво здесь, – заметил Леха. – Только дома лучше. Вот вернёмся, Серёг, и завяжем. Надоели мне эти приключения.
   Вслед за Вуби гости поднялись на белый холм и, оказавшись на его вершине, увидели в небольшом ущелье высокую скалу.
   – Вот, этса. Нужно стрелять туда, – сказал старшина.
   – А из чего стрелять-то? Из этих лобзиков? – усмехнулся Сергей.
   – Нужно направить файфер на скалу и сказать… – тут старшина покосился на Леху, и сказать: «Бабах»…
   – Ишь ты. – С губ Тютюнина не сходила улыбка. Он встал поудобнее, поднял «лобзик» и, наведя его на трещину в скале, сказал: «Бабах!»
   Огненный шар величиной с футбольный мяч соскочил с куска проволоки и с рёвом понёсся на скалу. Когда он взорвался от удара о камень, во все стороны полетели куски щебня, а холм под ногами дрогнул словно от землетрясения.
   – Вот это дол-ба-ну-ло! – восхищённо произнёс Окуркин. Он посмотрел на свой «лобзик» и осторожно дотронулся до проволоки. – Можно теперь я стрельну?
   – Конечно, этса. Стреляйте, Алексе-Ем.
   Окуркин прицелился и рявкнул: «Бабах!»
   Его оружие изрыгнуло фиолетовый шар, который от удара о скалу разлетелся ещё на десяток шаров поменьше. Каждый из них породил отдельный взрыв там, где он упал на землю или врезался в другие скалы.
   Когда канонада утихла, Тютюнин поднялся на ноги, отряхнул штаны и заметил:
   – Ты бы, Леха, орал потише, а то своими шарами чуть нас не угробил…
   – Извини, Серёг, я не хотел. Но как же оно ба… – Тютюнин и старшина Вуби испуганно посмотрели на Леху, и тот, стушевавшись, спрятал «лобзик» за спину. – Одним словом, мне понравилось.
   – Значит, завтра на войну, этса, – подвёл итог Вуби.
   – А во сколько примерно? – спросил Окуркин.
   – Думаю, часиков в одиннадцать, этса. Вам не рано?
   – Нормально. В одиннадцать в самый раз.

47

   Проведя вечер в праздности и тоске по дому, Тютюнин и Окуркин хорошо выспались ночью. Утром они позавтракали остатками дроздофилов и почувствовали себя готовыми к ратным подвигам.
   Потом до половины одиннадцатого приятели погуляли в саду, где разыскали настоящие яблоки и сливы.
   Вуби эти находки очень испугали, поскольку плоды считались у местных жителей ядовитыми. Однако ни Окуркин, ни Тютюнин не придали значения словам старшины и съели фруктов столько, сколько смогли.
   – В конце концов, мы же бобуны, – успокоил Леха аборигена. – То, от чего вы травитесь, нам только на пользу.
   Старшине пришлось поверить, поскольку его грозные гости действительно поедали все без видимого для себя вреда.
   – Я должен показать вам рамы, этса, на которые мы натянем ваши шкуры, – напомнил он.
   – Ну что ж, пойдём посмотрим, – сказал Сергей и подмигнул Лехе. – А то нам уже не терпится стать вашими барабанами…
   Рамы из просушенного белого дерева висели на двух столбах, вкопанных посреди городской площади.
   Эти драгоценные для всего королевства предметы охраняло человек двадцать солдат с кремнёвыми ружьями.
   Гражданского населения по-прежнему нигде не было видно, однако Тютюнин не сомневался, что за ними подсматривают изо всех окон.
   После осмотра барабанных рам Серёгу и Леху посадили на разукрашенную повозку, в которую были запряжены их старые знакомые:
   – Смотри, Серёг, овцебыки!
   – Да нет, это скорее яки, – с видом знатока заметил Тютюнин. – У овцебыков шерсть покороче и мездра поплотнее.
   – И откуда ты все знаешь?
   – Так у меня же работа умственная. Это тебе не ложки клепать… – Тютюнин вздохнул и, глядя на вымощенные серым камнем городские улицы, добавил:
   – Чую я, чего-то скоро случится, Леха. Чую.
   – Ну понятно чего – мы такими шарами всех врагов забьём, – самоуверенно заявил Окуркин.
   – Забьём-то забьём, а как насчёт барабанов? Мне на барабан не хочется.
   – Сделаем, как договорились, чего ты переживаешь? В наших руках такое оружие – пусть только сунутся, всех размажем, своих и чужих. Да здесь и нет никаких своих.
   Колёса с раскрашенными спицами мерно поскрипывали, сидевший на козлах старшина Вуби держался за вожжи, а высоко в небе, под самыми облаками, парила большая птица.
   – Хорошо этому орлу. Куда захотел, туда и полетел, – с мечтательной грустью в голосе заметил Тютюнин.
   – И жена его не бьёт… – заметил Леха. Казалось, что грозившая перспектива стать барабаном пугала его меньше, чем «разбор полётов» с любимой супругой.
   Повозка выехала за пределы города и начала подниматься по пыльной дороге на небольшое плато.
   Через какое-то время из городских ворот стало выходить войско.
   – Смотри, сколько их, – сказал Тютюнин. Леха, усевшись поудобнее, зашевелил губами, пытаясь посчитать солдат, однако все время сбивался и бросил это дело где-то на тридцать восьмом.
   – Долго нам ещё ехать? – спросил Тютюнин немного погодя.
   – А мы, этса, уже приехали, – отозвался старшина. – Можете слезать, а я пока повозку запаркую.
   Сергей и Леха спрыгнули на траву и стали разминать ноги. Свои «лобзики» они старались держать стреляющей частью вниз, чтобы исключить самопроизвольный «бабах».
   – Эх, и чего мы здесь делаем? – снова заныл Тютюнин. – Собираемся воевать за каких-то огурцов…
   – И против таких же огурцов… – добавил Леха, глядя куда-то вдаль.
   Тютюнин повернулся в ту сторону и увидел войско противника. Даже с большого расстояния было видно, что ливерморцы ничуть не красивее подданных Марка Чибиса, войско которого поднималось на плато, оставляя за собой длинный шлейф белесой пыли.
   – Эй, Вуби, а это что за хреновина?! – крикнул Окуркин старшине, который, запарковав повозку, занимался чисткой ятагана из синеватой стали.
   – Где, этса? Я не вижу.
   – Как же не видишь – вон те две горы.
   – Это не горы, этса. Это спины муслов. Скоро мы увидим их целиком.
   – Серёг, чего делать будем? Вдруг «лобзики» их не возьмут? Смотри, какие здоровые.
   Тютюнин стал присматриваться и почувствовал, как страх пробегает мурашками по спине. Теперь даже «лобзик» не давал Сергею ощущения собственной безопасности.
   Муслы возвышались над ливерморским войском метров на пятнадцать и передвигались волнообразными движениями, а их блестящие чёрные бока напоминали новые галоши водопроводчика.
   – И это, Серёг.., кажется, яблочки того.., если и не ядовитые, то просто забористые. Наружу они просятся.
   – Аналогично, – ответил Тютюнин и осторожно притронулся к своему брюху. – Только придётся потерпеть. Некрасиво гадить перед битвой.
   – А гадить во время битвы лучше? – страдальчески морщась, спросил Леха.
   – Стано-о-овись, этса! – скомандовал старшина Вуби, разворачивая прибывшие войска Марка Чибиса.
   Подразделения, грохоча подкованными башмаками, стали расходиться по флангам. Потом появились штук пять генералов и один маршал.
   Они опасливо покосились в сторону ссутулившихся Тютюнина и Окуркина, которых уже здорово донимали местные яблоки.
   – Давайте быстрее становитесь, этса! – кричал старшина. – Смотрите, враг уже наступает!
   И действительно, ливерморская пехота пропустила муслов, и те, набирая скорость, поползли вперёд, издавая такие звуки, будто кто-то то и дело бросал на землю огромную грелку.
   Оставив пехоту на генералов, старшина Вуби подбежал к Серёге с Лехой.
   – Ну, этса, великие бобуны войны, убейте муслов, а то они скоро начнут выбрасывать языки!
   – Ладно, – сказал Тютюнин. – Мы справа зайдём, а вы их пока атакуйте.
   – Ага, этса. Мы сейчас! – Старшина обрадованно кивнул и снова побежал к войскам, а Леха и Сергей, держась за животы, затрусили на правый фланг.
   Между тем горообразные студни заметили перемещение бобунов войны и начали разворачиваться в их сторону.
   – Вот морды какие, – обронил на ходу Окуркин. – Сейчас языки выбросят.
   – Выбросят, – согласился Тютюнин. – Интересно, как далеко они их бросают?
   – А вот мы сейчас увидим, – сказал Окуркин и указал на рванувшихся в атаку солдат Марка Чибиса.
   Те громко топали, прядали ушами и визгливо кричали, поднимая кверху свои длинные носы.
   Нескольким из них удалось выстрелить на ходу, однако пули лишь мягко шлёпнулись в податливые туши муслов, не нанеся им никакого вреда.
   В ответ слизни выплюнули сверкнувшие на солнце канаты, которые унеслись вперёд метров на двести, а затем стали планировать вниз, разворачиваясь в ловчие сети.
   Прошло несколько мгновений – и вот уже сотни солдат Марка Чибиса были спеленуты липкими языками монстров. Муслы начали быстро втягивать языки обратно, слизнув практически половину войска Чибиса.
   – Ни хрена себе, – поразился Окуркин. – Может, стрельнем по ним, а? Прям в бочину, пока они наших парней не переварили!
   – Ну давай, целься!
   – Готов!
   – Давай!
   – Бабах!!! – что есть силы заорал Окуркин, вызвав целый поток фиолетовых шаров. Они длинной цепочкой понеслись к цели и серией взрывов разорвали дряблую плоть первого мусла. Чёрная жижа хлынули из пробоин и в ней закопошились проглоченные солдаты.
   – Бабах, бабах! – сымпровизировал Тютюнин. Его «лобзик» сгенерировал острый, как бритва, луч, и Сергей рассёк второго мусла заковыристым росчерком в виде буквы Z, как в фильме про Зорро.
   Второй монстр оплыл, как и первый, затопляя всю округу чёрной жижей.
   Увидев, что произошло с их ударными силами, ли-верморские пехотинцы начали отступать, а затем побежали, преследуемые перепачканными солдатами Марка Чибиса.
   – Ну все, Серёг, кажется, победили. Давай скорее где-нибудь присядем. А то я сейчас взорвусь, как этот муслим!
   – С победой, этса! – закричал неожиданно подобравшийся к ним старшина Вуби. С ним было человек пятьдесят солдат, которые смотрели на Серёгу и Леху без особого страха.
   – Куеб, этса! – крикнул старшина. Оба «лобзика» выпрыгнули из рук бобунов и оказались у ног Вуби. Тот быстро подобрал их и, улыбаясь, попросил:
   – Теперь, пожалуйста, на барабаны, этса. Барабаны ждут вас…
   – Все, что угодно, только через пять минут! – закричал Леха и, сняв штаны, быстро присел, наплевав на нормы приличия. Серёга последовал его примеру, и тут…
   – Ой, да чего ж вы это посреди дороги-то уселись, а? – с некоторым удивлением в голосе произнесла пенсионерка Живолупова, весь вечер следившая за Тютюниным и Окуркиным.
   Она мужественно валялась в грязной канаве недалеко от гаражей и была очень рада, поняв, что эти двое фильтруют какую-то жидкость. У шпионки ЦРУ Живолуповой не оставалось сомнений, что она застала момент приготовления одного из компонентов секретного препарата.
   Потом Тютюнин и Окуркин ушли в гараж, и наблюдать их стало не возможно. Претерпевая укусы муравьёв и жучков неопределённой наружности, Гадючиха подползла к гаражу с тыла и ловила каждый звук, однако информации было крайне мало.
   «Спецсредства нужны. Спецсредства», – негодовала Живолупова, понимая, что из-за своей недооснащенно-сти она фактически проваливает задание правительства Соединённых Штатов.
   Вскоре Окуркин и Тютюнин покинули гараж, но вели себя как-то необычно. Живолуповой было не ясно, чем вызвано такое странное поведение бывших дворовых пьянчуг – Серёги и Лехи. Увязавшись за объектами наблюдения, она неожиданно для себя потеряла их.
   Гадючиха дошла до подъезда Тютюнина, затем вернулась тем же маршрутом, но ей никто не встретился.
   Живолупова очень удивилась. Она была зрелым оперативным работником и никогда так не прокалывалась, однако не могли же эти двое провалиться сквозь землю?
   Гадючиха расширила сферу поиска и начала преследовать в сумерках каждый движущийся объект. Она спугнула у песочницы троицу влюблённых, затем подралась с бульмастифом по кличке Баскервиль, однако это не принесло никаких результатов.
   Тогда Живолупова забралась в старую яму от телеграфного столба, чтобы в одиночестве заняться анализом ситуации. В яме было сыро, и шпионка снова отправилась к гаражам.
   Она уже собиралась идти домой, чтобы обобрать с одежды колючки и написать отчёт для начальства, как вдруг в двух шагах перед собой увидела тех, кого искала.
   Тютюнин и Окуркин материализовались словно из ниоткуда, приятно поразив Живолупову своим видом.
   – Ой, да вы чего ж это посреди дороги-то уселись, а? – спросила она.
   – Вали отсюдова, старая, не мешай… – ответил Окуркин.
   – А не обращайте внимание, ребята, – пятясь в темноту, ответила Гадючиха елейным голоском. – Я ведь просто так – время спросить хотела.
   И исчезла за гаражами, мысленно прикидывая текст донесения.

48

   Тютюнин и Окуркин расстались возле Серегиного подъезда. Леха, прихрамывая, пошёл к своему, а его друг постоял во дворе ещё немного, чувствуя, как сильно он соскучился по своему обыкновенному панельному дому, по старушкам-сплетницам на лавочках и даже по помойке, сооружённой прямо посреди двора.
   На одном из мусорных баков сидел кот Артур. Тютюнин вспомнил о своих обязанностях и, подобрав с обочины ком земли, швырнул в Артура.
   В самого кота он не попал, поскольку был в плохой форме, однако ошмётками Артура все же накрыло, и тот унёсся куда-то кометой, после чего у Сергея на душе стало немного легче.
   Находясь в состоянии приятной апатии, он поднялся на лифте на седьмой этаж и собственным ключом открыл дверь квартиры.
   В нос ему пахнуло множеством аппетитных запахов, однако, посмотрев на пол, Тютюнин снова увидел туфли с широкими каблуками.
   «Ну и ладно», – смирился Сергей и вошёл в комнату.
   – А, привет, Серёж! – улыбнулась ему жена. – Ой, а ты чего такой зелёный?
   – Яблоков наелся и слив. С Лехой…
   – Да где ж вы их в июне месяце нашли?
   – Свинья грязь всегда найдёт, – резюмировала тёща, выходя из кухни с пустыми котомками. Она только что сгрузила свои подарки и считала себя вправе поучить зятя жизни.
   Однако Тютюнину было все равно. Он так долго отсутствовал и столько пережил, что был рад даже Олимпиаде Петровне.
   Не дождавшись обычной реакции Сергея, тёща сделала паузу и начала новое наступление.
   – Так и тянут в рот всякую гадость, как дети малые.
   – Да ладно тебе, мама, ты же видишь, что человек устал – он Лешке помогал «запорожец» ремонтировать. Да, Серёж?
   – Да, Люба, – согласно кивнул Тютюнин и опустился в кресло напротив телевизора. Там показывали какую-то ерунду, однако это был символ цивилизации, и по телевизору Сергей соскучился не меньше, чем по жене и двору с помойкой.
   – Вот, у Лешки-то хоть «запорожец» есть. Хоть что-то человек с завода вынес, а твой мужик, Люба, никогда ничего толкового и не принёс.
   – Почему не принёс? А вон самовар на столе – тебе даже понравился. Это Серёжка недавно притащил. Ведь не подарили же ему – небось украл, как все люди.
   – Люди… – Тёща покачала головой. – Люди если тащат, так штук пять за раз, а то и весь десяток домой волокут, а этот чистюля – один самовар принёс. Где остальные, господин зять?
   В ответ Тютюнин только улыбался. Он был дома. Его брюхо понемногу отпускало, и жена даже не заметила, что они с Лешкой дёрнули по маленькой. Толку от такой пьянки было немного, но сам факт безнаказанности Серёгу радовал.
   Видя, что зятя не задевает практически ничего, Олимпиада Петровна уже и не знала, что ещё предпринять.
   – А! Вспомнила! – воскликнула она, и её глаза загорелись торжеством. – Дружок-то ваш, дорогой зять, тот, что на меня, слабую женщину, покушение скалкой устроил, вот ведь как опустился!
   – Это кто же? – очнулся Тютюнин.
   – Па-а-алы-ыч, – с удовольствием пропела Олимпиада.
   – Так он не отсюда. Он, наверно, давно улетел к себе.
   – Улетел? Слышали мы это: он улетел, но обещал вернуться. Так вот он теперь на Речном вокзале за кило тухлой колбасы в верблюжий хрен превращается! Тьфу, глаза б мои не видели! Вот в такую штуку! – Олимпиада Петровна развела руки, как заправский рыбак, похваляющийся своими трофеями.
   – Да неужто такие бывают, мама? – поразилась Люба и отложила своё многострадальное вязанье.
   – Да уж бывают, дочка, в приличных семьях все бывает. Это тебе в жизни не слишком подфартило.
   – Постойте-постойте. – Сергей поднялся с кресла и подошёл к тёще. – Это точно он, Олимпиада Петровна, вы не спутали?
   – Не беспокойся, не спутала. Я специально в зоопарк ходила, к клетке верблюда, и сравнивала – один в один.
   – Да я не про верблюда. Я про Палыча – неужели это он?
   – Конечно он. Я пять раз на Речной вокзал ездила, проверяла, не забрала ли мерзавца милиция. Так нет, на том же месте находится, а народу вокруг все больше. Разве такая нам милиция нужна, я вас спрашиваю? Такая? Завтра опять поеду, а мне ведь не ближний свет с другого конца города. К тому же, говорят, завтра телевидение приедет, так я хочу в кадр попасть – мне интересно, чтобы на всю страну показали.
   – На фоне верблюжьего хрена… – задумчиво произнёс Тютюнин.
   – М-м-м… – Олимпиада Петровна покачала головой. – Бессовестный. Другой бы тёщу на руках носил, мамой называл за то, что я вам полсклада перетаскала, а этот…
   – Да ладно тебе, мам, – вмешалась Люба, пытаясь вернуть на спицы соскочившую петлю. – Тебе ж все равно некому таскать, а так ты хоть при деле.

49

   Ровно в три ночи в дверь пенсионерки Живолуповой позвонили.
   Достав из-под подушки разводной ключ, она потуже завязала ночной чепец и набросила на плечи старую железнодорожную шинель. Затем подошла к двери и, встав спиной к стене, глухо спросила:
   – Кто?
   – Это я, Джамаль, – ответили ей. – Из Мосэнерго…
   – Какой Джамаль? – поинтересовалась подозрительная старуха.
   – Я вам спедс-сред-ствуа привёз… Только я забыль пароль…
   «Забыл пароль. Кого же это они послали? А вдруг это провокация?»
   Посмотреть в глазок Живолупова не могла, поскольку лично выворачивала на лестничной площадке лампочки и складывала их на кухне в ведро – про запас. Теперь вот сама страдала от собственной жадности.
   «Придётся завтра одну-то лампочку ввернуть», – со вздохом подумала Гадючиха. Лампочку было жалко.
   Достав из кармана шинели валидол, Живолупова положила его под язык. Затем покрепче взялась за разводной ключ и отодвинула задвижку.
   – Входи, мил человек… – прошипела Гадючиха, однако курьер засомневался. На неосвещённой лестничной клетке он чувствовал себя гораздо увереннее.
   – Не надо мне входите, – пролепетал он. – Возьмите сумку, а я побежаль.
   – А тебе сейчас «побежаль», – приободрилась Гадючиха, поняв, что ночной гость и сам её боится. Она включила в прихожей свет и, приоткрыв дверь, рванула гостя за рукав.
   Он влетел внутрь вместе с сумкой, а бабушка Живолупова быстро захлопнула за ним дверь.
   Затем повернулась и обмерла, увидев выпученные на неё в испуге глаза с голубоватыми белками.
   – Батюшки мои, негр! – всплеснула она руками. – Ты откуда ж взялся?
   – Вы агент Зи-Зи? – спросил тот.
   – Ну я. А тебя кто послал?
   – Мистер Смит, мэм.
   – Это который заместитель Джонсона?
   – Откуда вы знаете? – Глаза курьера стали ещё больше.
   – Поработай с моё, салажонок курчавый, сплавай пару раз на Колыму, ещё не то узнаешь.
   – Я не хочу на Колыму, – честно признался Джамаль. – Можно я бежать обратно?
   – Не можно. Сначала покажи, чего в сумке.
   – Ага, я сейчас, – засуетился курьер.
   – Да не здесь – в комнату проходи.
   – А вы.., меня не убьёте? – неожиданно спросил негр.
   – Зачем? – искренне удивилась Живолупова. – Это тебя Смит так напугал?
   – Да. Он сказал, что, если вы меня убьёте, моим родным выплатят хорошую страховку.
   – Не буду я тебя убивать. Проку с этого никакого. Угостить – не угощу, бананов у меня никогда не водилось, но и убивать не стану.
   После этого заверения Зи-Зи курьер немного успокоился и стал раскладывать гостинцы прямо на ковре.
   – Ух ты, это сотовый? Здоровый какой!
   – Нет, это спутниковый телефон.
   – Что-то кнопок на нем много, разобраться бы. – Живолупова поковыряла ногтем аппарат и справедливо решила, что если не разберётся, то продаст такую штуковину с большой выгодой.
   – Бесшумный пистолет, – продолжал Джамаль. – Стреляет отравленными иглами на расстояние пятидесяти шагов.
   – Хорошая штука, – кивнула Живолупова. – У меня тоже был именной маузер – от самого товарища Ягоды. При Никитке все забрали…
   – Вот это специальный портативный передатчик, скрытого ношения, – сказал Джамаль, показав Живолуповой прибор величиной с горошину. – Через него вы сможете связаться даже с Вашингтоном, если на то будет необходимость…
   – Хорошая вещь. Только мелковат…
   – А вот аудиопушка.
   С этими словами курьер продемонстрировал тоненькую, как карандаш, металлическую трубочку, на конце которой была маленькая, не больше крышки для консервирования, тарелочная антенна.
   – Вот это вещь нужная. Инструкции есть?
   – Инструкции есть, но только на арабском…
   – А на кой мне на арабском?
   – Мистер Смит просил дать ему время, поскольку ваше появление оказалось для них полной неожиданностью. Это оборудование предназначалось агенту Бен-Али, но с ним случилось несчастье.
   – Какое несчастье? – не удержалась Гудючиха. – У вас что же, агентура в расход идёт, а меня не предупредили?
   – Нет, – покачал головой Джамаль. – Просто Бен-Али не разобрался в местной специфике и женился на русской.
   – А чего же здесь нового? Наши дурочки ещё и не таких мужей находили.
   – Дело в том, что через месяц он привёл вторую жену. И тоже русскую. Первая жена ничего не знала, и второй он тоже ничего не сказал, и в этом была его ошибка. Он хотел сделать им обеим сюрприз, но не вышло. – Джамаль вздохнул. – Его опознали только по зубным протезам…
   – Ладно, давай дальше, я тут с тобой не собираюсь до утра куковать. Я женщина пожилая, у меня режим.
   – Хорошо, тогда я покороче…
   И Джамаль быстренько рассказал, как пользоваться стреляющими ботинками, портативной видеокамерой со сменным объективами для ночной съёмки, а также носовым платком, который раскладывался как настоящий парашют.
   – А это что за бумажка? – спросила Живолупова.
   – Это моё. Ле-ген-да…
   – И какая же у тебя легенда?
   – Я из Мосэнерго – счёт-чи-ки проверяю.
   – Счётчик проверяешь посреди ночи? У тебя как с мозгами-то, Ганнибал?
   – Мистер Смит сказал, что это нормально, потому что у русских везде бардак.
   – Но ведь ты ж ещё и негр, милок.
   – Мистер Смит сказал, что я гас-тар-бай-тёр с Украины. Вот, у меня и паспорт есть…
   – Ой, – Живолупова всплеснула руками. – Ну, я не могу! С кем работать приходится. А твой мистер Смит подумал, где ты на Украине так хорошо загорел?
   – Да, – кивнул Джамаль. – В Крыму очень сильное солнце…
   После такого объяснения Живолупова с минуту таращилась на курьера, затем сгребла все «гостинцы» обратно в сумку и забросила в шкаф.
   – Вот что я посоветую тебе, дорогой товарищ, – сказала Гадючиха, подводя Джамаля к двери. – С такими знаниями вы здесь много не навоюете.
   – Мистер Смит сказал.., э-э.., прор-вем-ся…
   – Ага, прорвёмся, если не надорвёмся. На Колыму попадёте, ребята, попомните моё слово.
   – Мистер Смит… – Джамаль наморщил лоб, пытаясь вспомнить сообразное моменту высказывание шефа. – Ага, вот! Мистер Смит сказал.., типон тебе на яздык.
   – Ну-ну, посмотрим. – Живолупова пожала плечами, затем протянула курьеру вчетверо сложенный листок бумаги. – Вот донесение о наблюдениях за три дня. Написано лимонным соком, смешанным с глицерином, так что читать нужно под порошком хлорки с постоянным помешиванием. Запомнил?
   – Ничего не поняль, но запомниль, – заверил Джамаль.
   – Ну и хорошо. Написано по-русски, на арабский, извини, не перевела.
   Когда курьер ушёл, Живолупова ещё несколько минут стояла под дверью, слушая, как тот спускается по лестнице. Затем сходила на кухню за лампочкой и табуреткой, вышла на лестничную площадку и восстановила освещение.
   Вернувшись в квартиру, она достала сумку со спецсредствами и стала с удовольствием их перебирать.
   Особенно её порадовал спутниковый телефон. Пенсионерка Живолупова уже знала, что она будет с ним делать.

50

   На другой день после возвращения из странного путешествия Сергей Тютюнин нормально сходил на работу и так же нормально возвратился домой. У подъезда его встретил довольный Леха Окуркин, который сразу – с места в карьер – предложил:
   – Слушай, я тут чего подумал – а давай мы один «лобзик» воспроизведём…
   Тютюнин остановился и, засунув руки в карманы штанов, минуту посоображал. С одной стороны, все начинания Лехи заканчивались весьма плачевно, а с другой – что-то в этом было. Что-то заманчивое, ведь скрутить прибор из проволочки и кленового сучка было проще простого.
   – Ну ладно, только я поднимусь, пожрать чего-нибудь перехвачу. Хочешь, пошли со мной.
   – Хочу. А Любаня дома?
   – Должна быть дома. А чего тебе Любаня?
   – Опасаюсь, как бы не побила, – сказал Леха с улыбкой.
   Тютюнин не разделял его радости, тем более что обстановка в его семье то и дело накалялась.
   Когда друзья исчезли в подъезде, на запущенной клумбе шевельнулись колючки, и из них показалась пенсионерка Живолупова.
   В руках она держала аудиопушку и портативную видеокамеру. Спутниковый телефон болтался в авоське на поясе, а новые стреляющие ботинки сильно натирали ноги.
   Тем не менее Живолупова быстро перебежала к подъезду и, оглядевшись, встретилась взглядом со своей соседкой Кузмичевой, которая смотрела на Живолупову, высунувшись из форточки первого этажа, где она пила чай у своей племянницы.
   – Здорово, Васильевна! – поздоровалась Кузмичева.
   – Здорова, Ферапонтовна… – нехотя ответила Гадючиха.
   – Чего это ты в руках держишь?
   – А слуховой аппарат, Тамара. Проверяю, как работает.
   – Ну и как – хорошо работает?
   – Да ничего.
   – Ты же никогда не жаловалась на ухи-то, Васильевна, – заметила Кузмичева и, извернувшись, протащила в форточку ещё и чашку с чаем. Должно быть, ей хотелось поговорить подольше, но Живолупову это не устраивало.
   – Дык какие наши годы, Ферапонтовна. Сегодня не жалуешься, а завтра пожалте в кабинет.
   – Известное дело, – согласилась соседка, с шумом потягивая чай. – Я ведь чего удивилась-то, Васильевна, ты зачем в репьях пряталась? Травку, что ли, на лечебный отвар собирала?
   – Собирала… – злобно ответил а Живолупова. – Ты бы, Тамара, лезла отсюдова обратно, а то шибанёт тебя в такой диспозиции кондратий, так вместе с рамой к докторам и поедешь.
   – Не бойся, не шибанёт… Ой! О-о-ой!!! Накаркала! В спину вступило! Ой, Лола! Тяни меня обратно! – закричала Ферапонтовна. – Ой, Лола-а-а!
   – Вот видишь, – с явным удовольствием произнесла Живолупова. – Я ж тебе говорила. А теперь тебе, Тамара, спасателей вызывать надо.
   – Каких спасателей?! – скривившись спросила соседка.
   – Таких, какие лошадей из ям вытаскивают. Тебе ведь другие не помогут, старой кляче.

51

   Дома у Тютюниных все обошлось благополучно. Люба выглядела уравновешенной и с вязанием у неё все ладилось. Разогрев принесённых мамой пирожков и бутербродов с печёнкой, она накормила Сергея и угостила Леху. Только когда они уходили, Люба спросила мужа:
   – Ты куда это на ночь глядя?
   – Какая ночь, Любаня?! – вмешался Окуркин. – Только половина восьмого. Солнышко вон как светит!
   – Мы пойдём халтуры поищем, Люба. Дело-то нужное…
   – А-а… – протянула жена, вспомнив про сто долларов. – Только смотри недолго, а то я…
   – Чего? – обернулся Сергей.
   – Я к психическому врачу на работе ходила.
   – И чего он сказал?
   – Ну… – Люба пожала плечами. На самом деле она так и не поняла, чем ей помог этот визит, однако доктор её выслушал, и это уже было немало. – Прописал таблеток – от нервов, – начала сочинять Люба. – Вам, говорит, муж доставляет много расстройства и нервов.
   – Много он знает, этот твой доктор, – буркнул Тютюнин, и они с Лехой вышли из квартиры. На лестничной площадке им попалась старуха Гадючиха.
   – Ой, ребятки! Лёша, Серёжа! А Любочка дома?
   – А тебе она чего, подружка, что ли? – строго спросил Сергей.
   – Да нет. Я вот конфеток ей несу – к чаю… – Живолупова засуетилась, словно собираясь достать из кармана гостинец.
   – Не нужно нам твоих конфеток. У нас и те ещё целы. Хочешь вынесу?
   Жадность едва не заставила Гадючиху крикнуть: «Хочу-у-у!» – однако она вовремя спохватилась.
   – Да ну, не нужно. Подарочек все же. От чистого, так сказать… Ну я пойду.
   – Стой. – Тютюнин схватил Живолупову за рукав. – Ты чего, бабка, за нашей квартирой следишь, а?
   – Я не слежу. Да ни в жисть… Лёша, скажи ему, сыночек, что я никогда…
   – А зачем на строительный кран лазила? – На лице Серёги появилась зловещая улыбка. Гадючиха струхнула. К тому же она была уверена, что Тютюнин далеко не тот, за кого себя выдаёт. Да и Лешка выглядел как-то странно.
   «Ликвидируют! Ой, мама родная, ликвидируют!» – запаниковала агент Зи-Зи.
   – То не я была, Сереженька! – запричитала она. – Не я, а другая взбалмошная старуха из двенадцатого дома! Я тебе её покажу, Серёжа, пойдём прямо сейчас! – Жи-волупова забилась, как птица, пытаясь вырваться, однако на этот раз Тютюнин был непреклонен.
   – Не отпирайся, говори, зачем на кран лазила?
   – Сослепу, Сереженька, сослепу! Я ж старая, глухая, тёмная, неграмотная! И зачем я попёрлась на стройку эту, будь она неладна! Хотела кирпичиков домой принести, горяченькими их на поясницу класть, я ж больная вся до последнего суставчика-а-а!
   – Ладно, Серёг, отпусти её, – вступился Окуркин. – А то она весь дом переполошит.
   Тютюнин отпустил Гадючиху, и та, метнувшись на лестницу, запрыгала вниз гигантскими шагами.
   – Совсем сбрендила, – прислушиваясь к её прыжкам, сказал Серёга.
   – По возрасту положено, – пояснил Окуркин. – До таких лет ещё дожить нужно, а уж чтобы крыша на месте стояла – это совсем сложно.

52

   Когда друзья оказались во дворе, Сергей первым делом запустил земляным комом в кота Артура, который имел неосторожность сидеть на крышке мусорного контейнера.
   – Ты чего это? – удивился Окуркин. – Все не можешь ему Маруську простить?
   – При чем здесь Маруська? Плевал я на неё, понял? Мне человек деньги заплатил, чтобы я этому гаду усатому жизнь испортил, вот я и выполняю этот.., контракт.
   Неожиданно из-под сгнившего «москвича» выбралась та самая Маруська. Гордо подняв голову, она направилась к подъезду.
   Тютюнин и Окуркин замерли. Они не проронили ни слова, пока Маруська не скрылась из виду, и только после этого Леха сказал:
   – А ведь это, Серёг.., чего-то в ней есть, а? Жаль, что ты её тогда не догнал – когда за Афоню выступал.
   – Да ты чего, Окуркин, с дуба рухнул?! – возмутился Сергей. – У меня, между прочим, жена Люба есть. Если сам извращенец, то меня в это дело не втягивай…
   – Да ладно тебе. Ты же кот был, так ведь?
   – Хватит об этом. – Сергей посмотрел по сторонам и, встретив насторожённые взгляды прогуливавшихся во дворе соседей, понизил голос:
   – Кстати о котах. Если Артура подальше вывезти, нам за это двести долларов дадут. А то, может, и больше.
   – Не, я кошек люблю. У меня рука не поднимется.
   – Кто говорит, что мы его того? – Тютюнин снова нервно огляделся. – Пошли отсюда, а то все смотрят.
   Напустив на лица праздное выражение, Сергей и Леха вышли со двора и отправились в сторону небольшого пустыря, на котором уже несколько лет не могли начать строительство. Отцы города выбирали, что нужнее: пятизвездочная баня или ледовый дворец.
   За время, пока они решали, рядом с площадкой опустели несколько пятиэтажек, которые собирались снести, как только начнётся строительство.
   – Я чего про кота говорю, – продолжил Сергей, когда вокруг не оказалось никого, кроме комаров. – Нужно просто вывезти его в деревню и пусть там мышей ловит.
   – Ты не знаешь кошек, – возразил Окуркин. – Они могут за тыщу вёрст протопать и домой вернуться.
   – Тогда обратимся к Сайду. У него всяких друзей хватает.
   – Хорошо, – согласился Леха. – Обратимся к Сайду… Кстати, ты чего жену не воспитываешь?
   – Ты свою много навоспитывал…
   – Я не об этом. Если уж заслужил, пусть жена наказывает – тут я не против. Но чтобы она по пустякам не переживала, ты, Серёг, должен тренировать особый взгляд.
   – Какой особый взгляд?
   – Ну… – Окуркин внезапно остановился и посмотрел назад.
   – Ты чего?
   – Да показалось, что кто-то крадётся за нами. Место здесь глухое.
   – Зато освещённое. Когда темно, здесь все фонари горят.
   Ещё раз осмотревшись, друзья не заметили ничего опасного и двинулись дальше.
   – Так вот, – продолжил Окуркин. – Нужно вырабатывать взгляд такой, чтобы раз-а-аз! – Леха выпучил глаза и затряс от напряжения подбородком. Потом резко выдохнул и посмотрел на друга.
   – Ну как, почувствовал?
   – Не знаю, – пожал плечами Тютюнин.
   – На мужиков вообще слабо действует, но вот на баб… Моя Ленка как заволнуется, я сейчас же взгляд применяю – и она спокойная, как Сбербанк, становится.
   – Эй! – Сергей показал пальцем куда-то назад. – И правда, я тоже кого-то видел. Чего-то прямо метнулось за куст.
   – Может, собака? – предположил Леха. – Если бешеная, это уже не шутки. И главное, тихо крадётся, сволочь… Ну-ка давай щебеночки наберём.
   Друзья поспешно вооружились тяжёлыми камнями и стали ждать. Однако «бешеная собака» затаилась и не проявляла себя.
   – Давай по квадратам ударим, – предложил Тютюнин. – Сначала по кусту полыни – по два снаряда, а потом по сирени – беглым весь боезапас.
   – Я готов. Командуй.
   – Огонь! – крикнул Серёга, и здоровенные куски щебня врезались в высокую полынь.
   – Теперь беглым! – напомнил он, и камни полетели в сирень.
   – Есть! – заорал Леха, когда «бешеная собака» взвизгнула от попадания. – Добавь, Серёга! Уйдёт!
   Они добавили. Тварь, настигнутая вторым попаданием, заорала благим матом и ломанулась прочь, подминая кусты.
   – Не, ну ты видал? – спросил поражённый Окуркин. – Дог, наверно.
   – Не меньше, – согласился Тютюнин. – Мог бы сожрать нас заживо.
   – Запросто.
   – Ладно. Ты проволоку медную захватил?
   – Захватил и уже согнул, – ответил Леха и достал из кармана заготовленную деталь. – Осталось только кленовую рукоятку сделать. На, держи, – с этими словами Окуркин подал Тютюнину раскладной ножик. – У тебя рука лёгкая.
   Кленов вдоль тропинки росло много, и Сергей взялся за работу. Леха скучал и, поскольку давно бросил курить, просто так плевал в пыль.
   – А ты знаешь, я решил пока не выливать эту… Ну ты понял…
   – Угу, – отозвался Тютюнин.
   – Нет, ты не думай, меня уже никто не уговорит эту дрянь пить – я в последний раз уже не верил, что домой вернусь, но ты же знаешь, как трудно достать чистый спирт, Серёг. Вот я и подумал, оставлю-ка я эту бутыль детали от «запорожца» мыть.
   – Он у тебя что – самолёт?
   – Не, ну если ты против, я прям сейчас пойду и вылью на землю. А чего? Мне ведь травиться неохота. А же сказал, что больше не буду пить, и точка.
   Увлечённый работой, Серёга ничего не ответил. Рукоятка получалась белой и красивой. Ещё в детстве вырезанные Серёгой Тютюниным рогатки считались лучшими у пацанов всех близлежащих дворов.
   – А ты знаешь, что Палыч наш домой к себе так и не вернулся, – как бы между прочим заметил Тютюнин.
   – Откуда такая информация?
   – Тёща рассказала. Говорит, он на Речном вокзале за килограмм тухлой колбасы в верблюжий хрен превращается.
   – А откуда она знает, как выглядит верблюжий хрен? – тут же поинтересовался Окуркин.
   – Это же Олимпиада Петровна, Леха. Оно не поленилась в зоопарк съездить, чтобы сравнить. Свериться с эталоном, так сказать.
   – Вот это да! – Окуркин покачал головой. – Основательная женщина.
   – Это точно, – со вздохом произнёс Тютюнин. – Ну чего, нормально получилось? – Он продемонстрировал деревяшку.
   – Отлично получилось, Серёг! Правильно говорят – мастерство не пропьёшь!
   Он подал другу согнутую проволоку, и тот установил её на место. С виду «лобзик» получился похожим на те, из которых Серёга и Леха стреляли в муслов, однако не очень-то верилось, что здесь, на родном пустыре такая чепуха может на что-то сгодиться. Как-никак это был реальный мир, где жили вполне привычные жены, кошки, товарищи по работе и участковые милиционеры.
   Тем не менее пустяковый с виду предмет в руке Тютюнина обрёл какую-то силу и значимость. Этот сучок с проволочкой как будто даже потяжелел и потянул Серегину руку к земле.
   В какой-то момент Тютюнину захотелось зашвырнуть «параболоид» подальше, но он этого не сделал.

53

   В этот вечер бабушке Живолуповой очень не везло. Сначала довели до белого каления видеокамера с аудиопушкой, которые то и дело сваливались с крепёжного устройства на голове, потом в стреляющие ботинки насыпались колючки. От этих досадных пустяков простая с виду задача превращалась в сущую пытку.
   И наконец, когда Гадючиха неуклюже преодолевала открытое пространство, объекты слежки её обнаружили.
   Они остановились на тропинке и стали тыкать в её сторону пальцами. Живолупова поначалу не придала этому значения. Аудиопушка исправно писала их разговор, поэтому пенсионерка занялась своей обувью. Она быстро сняла ботинки и стала вытряхивать из них мусор, что оказалось делом нелёгким, поскольку в их толстых подошвах были упрятаны механизмы стреляющих устройств. К тому же эти ботинки предназначались для араба Бен-Али и были Живолуповой немного велики.
   Проветрив ботинки, шпионка наскоро обулась и снова обратила все своё внимание на Тютюнина и Окуркина. Они между тем взялись швырять камнями. Живолупова мысленно посмеялась над глупостью этих чудаков.
   Что ж, путь развлекаются, коли им нравится, а она пока отдохнёт среди свежих кустиков сирени.
   Впрочем, отдохнуть ей не удалось. Первые пристрелочные камни прошили листву в метре над головой Гадючихи. Она сейчас же шлёпнулась на землю, и, как оказалось, вовремя, поскольку плотность огня заметно возросла.
   Теперь противник избрал метод «тотального прочёсывания», и камни ложились строго в шахматном порядке. Живолупова вжималась в землю и надеялась только на чудо, однако чуда не произошло – увесистый каменюка приложил её по холке.
   Шпионка ойкнула и стала отползать, однако пущенный на звук снаряд поразил её точно в пятую точку. Живолупова взревела, как раненый носорог, и, уже не скрывая своего присутствия, побежала в сторону канавы, где надеялась найти укрытие.
   Полежав среди сонных от городской экологии муравьёв и сверчков-мутантов, Живолупова собралась с силами и, поднявшись на ноги, пошла выполнять задание правительства Соединённых Штатов.
   Обойдя злосчастный куст сирени, Гадючиха повела головой с прикреплённой к ней аппаратурой и сразу определила местонахождение объектов. На этот раз они стояли посреди куч строительного мусора и смотрели на три заброшенные пятиэтажки, до которых все никак не доходили руки у городских разрушителей.
   Выбрав удобное место, Живолупова присела на половинку деревянного ящика и, точно наведя объектив, опустила на глаза видеокозырек.
   «До чего же хорошая техника! – поразилась шпионка. – Даже продавать жалко. А звук-то какой – звук-то!»
   – Ну что, Серёг, давай ты.
   – А почему я? Я сделал, а ты стрельни…
   – Не, у меня шары великоваты. «Великоваты шары…» – повторила про себя Живолупова, однако смысл этой фразы не уловила.
   – Ну хорошо, в какой стрелять будем?
   – Давай сразу в три!
   – Ты думаешь, получится?
   – Думаю, что не получится, и мы тогда со спокойной совестью пойдём домой. А то я прям спать не могу, хотелось очень проверить, как из «лобзика» шары выскакивают…
   «Шары из лобзика…» – снова повторила Живолупова. Про лобзик она кое-что помнила – со времён первых дворцов пионеров. Лучшее неё никто не выпиливал лобзиком настоящего фанерного вождя.
   Тютюнин поднял руку и направил её в сторону руин. Живолупова взялась за настройки, однако уже смеркалось, и света было недостаточно. Пришлось включать режим ночного видения.
   – И чего это такое? – прошептала Гадючиха, внимательно изучая незнакомый предмет. Он напоминал самодельную антенну, какие мастерил Семён Васильевич с девятого этажа.
   – Ну что, давай кричи, – сказал Окуркин.
   – Сейчас. Я чего-то боюсь…
   – Да ладно, Серёг, давай вместе крикнем.
   «Фигня какая. Чего там бояться?» – успела подумать Живолупова, и в этот момент Леха и Сергей вместе крикнули: «Бабах!».

54

   Громовые раскаты сотрясли воздух, и сотни больших и маленьких разноцветных сфер, излучая свет, понеслись над землёй. Перемешиваясь непонятным образом, они свивались в три отдельных потока, каждый из которых устремлялся к своей цели.
   Врезаясь в обшарпанные панели хрущевок, шары взрывались с громкими хлопками и валили обветшалые здания, дробя их стены на мелкие кусочки и вздымая целые облака пыли и едкого дыма.
   Поражённая таким неожиданным и необыкновенным по красоте зрелищем, Живолупова подавила в себе естественное желание смыться и продолжала съёмку, понимая, что присутствует при величайшем событии.
   «Теперь буду жить во Флориде! – подумала она. – Уж теперь-то я по службе продвинусь!»
   Между тем дома-калеки обрушились в несколько мгновений, а огненные шары продолжали извергаться из непонятной штуковины, которую все ещё держал в руках Сергей Тютюнин. За грохотом взрывов нельзя было разобрать, что он кричал, однако это было и не важно. Окуркин бегал вокруг товарища и что-то ему советовал, однако и сам едва не падал на землю при каждом взрыве. Живолупова смотрела на все это с весёлым злорадством.
   Наконец Тютюнин попятился и, споткнувшись, упал на спину. Огненные шары полетели в тёмное небо, и это зрелище стало бы ещё более великолепным, если бы шары не начали падать обратно.
   Один из них, самый зелёный и яркий, стал планировать прямо на Гадючиху, и та поняла, что время наблюдений прошло. Сделав два длинных прыжка, она упала на землю, и в этот момент позади неё лопнул зелёный шар. Волна колючего жара пронеслась над землёй и слегка подпалила Живолупову.
   – Ай нид хелп! – заверещала она в портативный передатчик, который добивал аж до Вашингтона. – Ай нид хелп, комрады!
   В ответ кто-то издевательски засмеялся, и Живолуповой стало страшно от мысли, что она пропадёт в безвестности.
   Вокруг продолжали лопаться синие, красные и фиолетовые шары, сжигая траву и сверчков-мутантов, а Гадючиха все сильнее вжималась в землю и повторяла:
   – Ай си файербал! Биг файербал! Ферштейн?!
   Это ужасное шароизвержение длилось всего пару минут, но пенсионерке Живолуповой они показались вечностью. Как только прибор Тютюнина иссяк, шпионка вскочила с опалённой земли и понеслась что было духу, даже не вполне понимая, в какую бежит сторону.
   Вдалеке уже надрывались пожарные сирены, а в небе стрекотал вертолёт мэра города, когда оглушённые экспериментаторы, пошатываясь, затрусили в сторону своих домов.
   – Дурак ты, Леха! Ой дурак! – всхлипывая повторял Тютюнин.
   – Почему-же я дурак? – вяло огрызался Окуркин, размазывая по лицу слезы и сажу.
   – А зачем ты вообще эту хреновину сделал, а?
   – А зачем ты её с собой тащишь?
   – Я? – Сергей на секунду остановился и посмотрел на «лобзик». – Мы должны его закопать. Спрятать там, где его никто не найдёт.
   – Давай сматываться отсюда, смотри, сколько их понаехало! – крикнул Леха, показывая рукой на цепочки разноцветных огоньков и мигалок. – Там теперь не прорваться.
   – Тогда давай просто пойдём, как будто мы гуляем.
   – Ага, – согласился Леха, и они двинулись по тропинке навстречу кавалькаде из пожарных и милицейских машин.
   При появлении двух «гуляющих» суетившиеся возле машин люди примолкли, потрясение взирая на посланцев иных миров.
   От длинного «скотовоза» с надписью «TV» рванулись двое с телекамерами, однако им навстречу бросился военный, прибывший на сереньком фургоне «гражданской обороны».
   – Нельзя! – закричала он. – Они могут быть радиоактивными!
   – Что происходит, Леха? – опешил Сергей. Поднятые на треногах прожектора били им прямо в лицо, а яростные вспышки фотоаппаратов больно слепили.
   – Убрать лишний свет! Они боятся! – прокричал кто-то в громкоговоритель.
   – Убрать лишний свет!
   Часть прожекторов погасла. Журналистов и зевак стали оттеснять солдаты Внутренних войск, а затем послышалось кряканье спецавтомобилей.
   Несколько лакированных лимузинов протиснулись между пожарных машин, и из них в спешном порядке стали высаживаться какие-то люди.
   – Попались мы, Серёга, – прошептал Окуркин. – Но ты не переживай – я все на себя возьму. Это я придумал «лобзик» сделать.
   – Ладно, не спеши. Может, обойдётся…
   – Да не обойдётся, – захныкал Окуркин, увидев шедшую им навстречу процессию людей в дорогих костюмах, которых сопровождали какие-то девушки в кокошниках и трусиках-стрейч.
   Делегация подошла ближе и остановилась в нескольких шагах от Тютюнина и Окуркина.
   – Добро пожаловать в наш город! – произнёс самый солидный из чиновников и отвесил глубокий поклон. – Хлеб да соль – не побрезгуйте…
   Он посторонился и пропустил вперёд девицу, выдернутую впопыхах из какого-то ночного клуба.
   На руках у неё было банное полотенце, на котором лежал каравай.
   – Добро пожаловать, гостюшки дорогие, на нашу голубую планету, – пробасила девица прокуренным голосом.
   – Серёг, они нас за этих принимают.., за зелёных человечков… – заметил Окуркин, однако каравай попробовал. Тютюнин тоже не отказался. Невесть откуда взявшийся духовой оркестр грянул «Прощание славянки».
   Фотографы снова защёлкали наперегонки, прямо через головы солдат оцепления.
   – Товарищи, мы не прилетели – мы местные! – крикнул Сергей.
   – А где же те, которые прилетели? – спросил чиновник.
   – Где-то там, среди руин, – соврал Тютюнин.
   – Среди руин? – Чиновник махнул рукой, марш оборвался. Чиновник сурово посмотрел на Сергея с Лехой. – А чего же вы тогда наш каравай понадкусывали?
   – Вы его нам сами в нос тыкали, – заметил Сергей, а Леха предложил:
   – А вы его поверните, чтобы надкусанного видно не было.
   – Придётся так и сделать, – вздохнул чиновник и показал рукой, чтобы повернули каравай. – Так где они, говорите?
   – В руинах.
   – Понятно. Внимание! – прокричал чиновник, обращаясь к сопровождавшим его мужчинам в пиджаках и девушкам в кокошниках. – За мной! В руины!
   Посторонившись и пропустив живописную группу, Тютюнин с Окуркиным поспешили затеряться среди этого неожиданного карнавала, на который собрались уже сотни человек.
   Здесь спешно сколачивались трибуны, поднимались знамёна, и политические активисты старались перекричать друг друга.
   – Долой антинародный режим! – кричал один. – Трудящиеся Марса прибыли на нашу планету, чтобы немедленно с нами консолидироваться! С нами все здоровые силы страны, и в том числе шахтёры! – Выкрикнув последнюю фразу, оратор указал на Серёгу и Леху, лица которых были покрыты толстым слоем сажи и пыли.
   Друзья поспешили ретироваться, но натолкнулись на группу журналистов, обступивших ещё одного оратора.
   – Вы только посмотрите! – с воодушевлением говорил он. – К нам прилетели марсиане. Казалось бы, какая связь между этим событием и новой инициативой нашей партии «Груша»? И тем не менее она есть…
   Тютюнин с Окуркиным осторожно обошли эту кучку, протиснулись дальше и застряли возле трибуны, на которой красовался лозунг:"Вся власть – детям юристов!"
   – Как вы думаете, зачем они прилетели к нам, эти марсиане?! А?! Что они нам, денег привезли? Может быть, водки или закуски? Нет! Это прилетели подонки! Однозначно! Такие же подонки, как и коммунисты, как демократы!
   В конце концов друзья все же прорвались к своему двору и остановились возле тютюнинского подъезда, чтобы перевести дух.
   – Кажется, пронесло, Серёг.
   – Да, на этот раз пронесло.
   – Чего дома скажем – как одежду пожгли? Нам же одно говорить нужно.
   – Давай скажем, что газовый баллон взорвался на пустыре, – предложил Тютюнин.
   – Да ты что, только жён перепугаем.
   – А мы скажем, что он далеко взорвался…
   – Ну разве что так, – пожал плечами Окуркин. – Ладно, до завтра.
   – До завтра. Стой! Окуркин остановился:
   – Чего ещё?
   Сергей подошёл ближе и тихо прошептал:
   – С Артуром надо чего-то делать, а то вдруг хозяин передумает.
   – А чего тут делать? Схватим в мешок и отвезём Сайду. Ещё немного алюминиевых банок ему отсыплем, и он решит проблему.
   – Ладно.
   На том они и расстались. Сергей направился к двери, но что-то заставило его посмотреть налево – на окно первого этажа. Вместо рамы там зияла пустота, а под чёрным проёмом стоял знакомый жилец этой самой квартиры, по имени Пётр.
   – Ты чего это, на ночь глядя рамы, что ли, менять собрался? – спросил Сергей.
   – Да уже менял, – невесело отозвался Пётр и выругался. – Это тётка жены, Ферапонтовна, полезла в форточку и застряла. И ни туда ни сюда. Мы спасателей вызвали, они сказали – раму ломать надо. А рама-то немецкая. Я за неё месячную зарплату отдал.
   – И чего сделали?
   – Чего-чего… Вытащили тётку вместе с рамой и повезли на фирму. Там все разберут аккуратно и тётку вытащат.
   – Так чего же она полезла в форточку, Ферапонтовна-то?
   – А я знаю? – Пётр пожал плечами и с остервенением сплюнул. – У неё в руках ещё и чашка с чаем была.
   – Наверно, чего-то старушке пригрезилось, – предположил Сергей.
   – Наверно. А ты чего такой закопчённый весь?
   – Я? А это на пустыре баллон с газом взорвался.
   – Ух ты! – поразился Пётр. – Так тебя же зашибить могло!
   – Да не, он далеко взорвался.

55

   Вопреки опасениям Сергея, Люба к его внешнему виду отнеслась спокойно. Её больше занимало то, что происходило возле пустыря.
   – Че, Серёж, кино снимают? – спросила она.
   – Да вроде, – ответил тот. – Баллон у них, что ли, взорвался, так пламя аж до нас с Лехой долетело.
   – А Ленка звонила, говорит, марсиане прилетели.
   – Я ничего не видел, – ответил Сергей и только сейчас сообразил, что до сих пор держит в руке злополучный «лобзик».
   Тютюнин спрятал его под ванну, сбросил испорченную одежду и полез под душ.
   Когда он вернулся в комнату, Люба стояла у окна, расплющив нос о стекло, и пыталась рассмотреть место посадки марсиан.
   – Жаль, что у нас балкон на другой стороне, да, Серёж? – не оборачиваясь произнесла Люба.
   – Ага, – тупо ответил Сергей.
   – А если это правда марсиане? Чего тогда начнётся, Серёж? Спички и соль подорожают?
   Тютюнин не нашёлся что ответить и молча опустился на диван. По телевизору показывали шоу «Форточки» и пятилетний мальчик рассказывал о том, как крутил роман с детсадовской воспитательницей.
   – В какое все-таки интересное время мы живём, Серёж, – сказала вдруг Люба, покидая свой пост наблюдения и садясь рядом с мужем. – Марсиане, этот хрен верблюжий с Речного вокзала…
   – А ты уже и там побывала?
   – Не только я. Нам от завода целый автобус выделили, мы вместе с профоргом ездили.
   – Так вы бы его к себе в заводской клуб пригласили, – едва сдерживая досаду, подсказал Сергей. – Рассмотрели бы поближе, а то ведь там небось толкучка?
   – Ой, а мы как-то не подумали, – расстроенно проговорила Люба, принимая все за чистую монету. – А толкучка, это да, много народу там. Телевидение было… Только он меня не узнал, этот твой знакомый. Палыч его звали?
   – Палыч, – нехотя буркнул Сергей.
   – Интересный мужчина. Наши девчонки так взволновались…
   Люба вздохнула.
   – Ты тоже, что ли, взволновалась? – ревниво спросил Тютюнин и, дабы успокоить жену, попробовал применить взгляд, которому его учил Леха.
   Очевидно, это подействовало, только несколько иначе.
   Супруга зарумянилась.
   – Чего, прям сейчас, что ли?
   Отступать было уже поздно, и Тютюнин сказал:
   – Ну.
   Таким образом, весь вечер у него оказался занят, а утром он по своему обыкновению отправился на работу.
   В меховой приёмке все шло как обычно, Сергей исправно принимал траченное молью тряпьё и выслеживал бухгалтера Фригидина, который по-прежнему воровал у своих сослуживцев сахар, однако делал это чрезвычайно осторожно.
   Директора Штерна пока больше никто не бил, и, кажется, он возобновил отношения с любовницей.
   Дизайнер-закройщик Турбинов, как всегда, был пьян уже в девять утра, однако это никак не отражалась на его творческих способностях. Он лихо красил кроликов под снежных барсов и завивал пыжиков под бахтайский каракуль.
   В очередной раз, под надуманным предлогом, наведалась врачиха Света.
   Пользуясь своим преимуществом в силе, она ущипнула Сергея за ягодицы, а Турбинова обозвала долбоклюем.
   Дизайнер хотел было обидеться, но Сергей пояснил, что Света женщина одинокая и её следует понимать.
   Во второй половине дня меха несли как-то вяло, и Тютюнин едва не заснул, а как только директор Штерн умчался пораньше к своей зазнобе, вся бухгалтерия и приёмка последовали его примеру и разошлись по домам.
   Тютюнин запрыгнул в полный трамвай и, протиснувшись в самую середину, сделал вид, что у него проездной.
   Вскоре все, кто стоял рядом, этому поверили, и Сергей стал просто таращиться в окно, пока не спохватился, что зря транжирит время. Ведь он мог потренировать тот самый успокаивающий и значительный взгляд, о котором ему говорил Леха.
   Тютюнин огляделся, однако никого, кого бы ему хотелось успокоить, в вагоне не наблюдалось. Одни только «протокольные рожи», как любила выражаться тёща Олимпиада Петровна.
   Наконец на очередной остановке в салон вошла приятного вида девушка с носом-пуговкой и чёрными, покрашенными в домашних условиях волосами.
   Сергей сразу решил, что будет успокаивать именно её.
   Он закатил глаза, вспоминая наставления Окуркина, а затем уставился на девушку немигающим взглядом.
   От напряжения и непривычной силы концентрации уши Тютюнина задвигались, а губы стали выполнять какие-то неприличные движения.
   Девушка пару раз покосилась на Сергея, тот удвоил усилия, думая, что его взгляд начал действовать. Тютюнин так увлёкся, что не заметил, как девушка сократила, дистанцию и залепила ему звонкую пощёчину.
   – Так и надо гаду! – закричали пассажиры с передней площадки, которые давно наблюдали за художествами Тютюнина.
   – Правильно, а то эти голубые девушкам проходу не дают! – поддержали их с задней площадки.
   Какой-то физкультурник в спортивных штанах сейчас же прижался к Сергею и сказал:
   – Пусть кричат. Им нас не одолеть. Правда?
   – Нет не правда! – воскликнул Тютюнин и оттолкнул физкультурника. – Товарищи, вы меня не правильно поняли. Я на девушку смотрел, просто чтобы её успокоить. Я взгляд тренировал, товарищи!
   – Бреши больше! – кричали сзади.
   – Сбросить его, гада! – вторили им спереди.
   – Нет, честное слово! – Тютюнин стукнул себя в грудь. – Меня жена скалкой бьёт часто – волнуется очень, вот я и тренирую взгляд успокаивающий!
   – Что-то по тебе не видно, что тебя скалкой бьют, – заметила пожилая дама с обесцвеченными волосами. Её лицо носило следы недавнего запоя, однако складывалось впечатление, что она знает что говорит.
   – По мне не видно потому, что я приспособился отскакивать, товарищи! Иначе б не выжил.
   – А чем докажешь?
   – Очень просто докажу, если у кого-то случайно скалка найдётся.
   – У меня случайно найдётся, – сразу подняла руку девушка, которая дала Сергею пощёчину. – И не простая, а дубовая, – добавила она, испытующе глядя на Тютюнина.
   – Вот и хорошо! – закричала поношенная обесцвеченная дама. – Эй, там, впереди! Тормозните вагоновожатого возле парка! Посмотрим, как он извернётся от скалки дубовой.
   – А я стану вашим секундантом, – прошептал на ухо Сергею навязчивый физкультурник. – Дайте мне ваш телефон, а?
   – Отвали, – сказал ему Тютюнин.
   На повороте к микрорайону трамвай притормозил и вскоре совсем остановился. Двери открылись, пассажиры хлынули на большой газон, образуя круг для испытания Тютюнина.
   Бить скалкой вызвалась та же девушка. Она отдала подержать свою сумочку, а скалку оставила при себе.
   – Начинайте скорее, а то у меня график! – напомнила вагоновожатая.
   – Давай, врежь ему! – потребовала обесцвеченная дама. – Таким спускать нельзя! Врежь!
   – Врежь! – стали орать другие пассажиры, и девушка бросилась на Сергея как фурия.
   Молодая и очень быстрая, она все же не была такой тренированной, как Люба. Тютюнин легко ушёл от нескольких примитивных атак и даже почувствовал некоторое разочарование.
   Девушка предприняла ещё с десяток попыток, однако только замучилась, а до Сергея даже не дотронулась.
   Физкультурник бил в ладоши и кричал «ура!», и вскоре уже почти все пассажиры были на стороне Тютюнина, потому что он их не обманул.
   Между тем следом за остановившимся трамваем встали ещё несколько, и их пассажиры, видя бесплатное развлечение, тут же пополнили ряды зрителей. Теперь уже Сергей чувствовал себя каким-то цирковым укротителям и предлагал каждому попробовать зашибить его скалкой. Желающих было много, однако они не обладали никаким мастерством, а на одной злобе далеко не уедешь.
   Наконец приехала милиция и потребовала от трамвайщиц продолжить движение.
   Пассажиры нехотя потянулись обратно в вагоны, каждый, проходя мимо Тютюнина, хлопал его по плечу, как настоящего героя. Кончилось тем, что у Серёги одно плечо заболело и стало немножко кривым. А ещё все совали ему в карманы какие-то подарки и вовсе не нужные вещи.
   Уже оказавшись в своём подъезде, Тютюнин провёл ревизию гостинцев и нашёл много разного: тут были леденцы, и жвачка, и дефицитный ключ на одиннадцать. Потом программа телепередач на прошлую неделю, календарь с мишками, полутораметровая верёвочка, прокомпостированный билет и початая пачка презервативов.
   Последнему Сергей обрадовался больше всего, но не потому, что у него не было, а потому, что нашёл до того, как Люба станет проверять его карманы. Если б она сама на такой подарок наткнулась, случился бы большой скандал, а успокаивать её взглядом Сергей ещё не научился.

56

   В американском городе Вашингтоне было утро. В офисы большого правительственного здания собирались секретные служащие, притом все они делали вид, будто зашли сюда случайно.
   Кто-то притворялся разносчиком пиццы, кто-то водопроводчиком или дорожным рабочим, а женщины изображали проституток по вызову и курьерш модных бутиков.
   Добравшись до своих офисов, все эти люди вешали маскировочные одежды в шкаф, прятали каски в сундуки, а фальшивую пиццу под стол. После этого с облегчением переодевались в столь любимые ими серые штаны, серые юбки и серые пиджаки. Обувались в чёрные ботинки, нацепляли чёрные очки и галстуки и становились агентами могущественного спрута ЦРУ.
   Руководитель русского отдела Сэмюэль Уиллсон вышел из комнаты личной гигиены в безупречном темно-сером костюме и столь же безупречных чёрных ботинках.
   Его шею облегал ворот ослепительной белизны рубашки, на фоне которой совершенно ошеломительно смотрелся чёрный галстук с серебряной заколкой.
   Огромные чёрные очки скрывали половину лица Сэма Уиллсона и доставляли ему некоторые неудобства, однако работа в разведывательном управлении была полна ещё и не таких сложностей.
   Ровно в девять пятнадцать секретарша Уиллсона доложила о приходе Спайка Кастора, правой руки главы русского отдела.
   – Пусть заходит, Кейт, – передал Уиллсон по селектору и сунул руку в выдвижной ящик, в котором держал пистолет.
   Дверь открылась, появился Кастор. Это действительно был он, и Уиллсон оставил пистолет в ящике.
   – Доброе утро, сэр, – произнёс Кастор.
   – Доброе утро, Спайк. Присаживайся. Может, снимем очки, а то я в помещении почти ничего не вижу?
   – Аналогично, сэр, – ответил Спайк, и они одновременно сняли огромные светофильтры, оставшись в домашних чёрных очках, оставлявших открытыми нос и уши.
   – Уф, теперь совсем другое дело, – облегчённо вздохнул Уиллсон. – Как наши дела?
   – Неплохо, сэр. «Янки» вышли в финал.
   – Да я не об этом.
   – Ах да, конечно. – Спайк хлопнул себя по колену. – «Наполеон» и «Киска» выиграли свои заезды. Я продул двадцатку, а Боске из польского отдела сорвал банк в пятьдесят баксов!
   – Здорово.
   – Да, здорово.
   Они помолчали. Уиллсон вспоминал, о чем хотел спросить Спайка Кастора, но мысли в это утро ему как-то не давались.
   – Какие ещё новости? – спросил глава отдела, надеясь случайно выйти на важную тему.
   – О, ещё вышел новый «Плейбой», а на обложке Энн Курникова! Настоящие русские сиськи, сэр! Высший класс!
   – Кстати о русских, – вспомнил Уиллсон. – Какие от них новости?
   – Новости от русских? – Кастор наморщил лоб. – А какое нам дело до этих русских?
   – Ну как же, Спайк. Мы ведь работаем в русском отделе. Ты забыл?
   – Нет, сэр, я не забыл, – не слишком уверенно произнёс Кастор. – Это хорошо, что вы мне напомнили, сэр. Из Москвы пришла ценная информация. Оу! Да что там ценная, сэр! – Спайк вскочил и, рывком ослабив галстучный узел, добавил:
   – Просто информационная бомба какая-то!
   – Ну!!!
   Спайк уже открыл рот, чтобы доложить боссу, но тут по его вытянувшейся физиономии стало ясно, что он снова все забыл.
   – Ладно, сэр. Сидите здесь и никуда не уходите, я сейчас принесу записи и перевод!
   – Не дёргайтесь, Спайк. Я вызову курьеров.
   – Как посчитаете нужным, сэр. – Кастор откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и прикрыл глаза, благо под очками их не было видно.
   Тем временем Уиллсон связался с шифровальщиками и потребовал, чтобы ему принесли свежий материал из Москвы.
   Курьеры прибежали быстро.
   Секретарша Кейт сообщила о визитёрах, Уиллсон тихо скомандовал Кастору:
   – И – и раз, – и они одновременно надели большие очки. После этого Уиллсон сказал:
   – Пусть входят, Кейт.
   – Да, сэр.
   Дверь открылась, появились двое парней из шифровального подразделения. Их легко было узнать по толстым ляжкам и лысым головам – они все время ели и мало бывали на свежем воздухе.
   – Вот диск с записью, сэр, – сказал один из курьеров. – Комментарии московского агента здесь же.
   – Хорошо, можете идти. Хотя подожди, что это у тебя карман топорщится?
   – У меня там мятное печенье, сэр.
   – Мятное печенье? Ты ешь мятное печенье, Спайк?
   – Нет.
   – Как жаль, я тоже люблю с маком. Ладно, парни, проваливайте.
   Когда курьеры ушли, глава отдела вставил диск в приёмное устройство и включил запись, однако вместо секретного файла начался мультфильм про человека-паука.
   – Что за хреновина? – начал сердиться Уиллсон.
   – Постойте, сэр, не выключайте, я эту серию ещё не видел! – воскликнул Кастор и быстро снял большие очки.
   Но мультик скоро оборвался, и на мониторе появился агент, работавший под дипломатическим прикрытием. Он очень быстро жестикулировал и гримасничал.
   Потом все наладилось, и речь Хэнка Джонсона стала более разборчивой.
   Из рассказа Хэнка следовало, что ему удалось завербовать чрезвычайно ценного агента по кличке Зи-Зи.
   Новый агент был необычайно умен, инициативен и уже принёс Америке первые крупицы золота.
   После вступления, в течение которого Джонсон не забывал поливать себя шоколадом, начался устный доклад помощника Джонсона – агента Смита, который коротко обрисовал изыскания Зи-Зи.
   Получалось что-то совершенно удивительное. Оказывается, русские изобрели способ быстрой замены внешности с полным соответствием пропорций и размеров копируемого объекта. Не исключалась возможность, что российская разведка уже заменила некоторых руководящих лиц Америки.
   – Что же это получается, сэр! – не выдержал Спайк. – Возможно, и наш Директор, и даже Президент Соединённых Штатов – русские?
   – Да что там Президент! – воскликнул Сэм Уиллсон. – Китаец, что торгует возле моего дома, – и тот может оказаться русским.
   – Ужас!
   – Да-а, – покачал головой Уиллсон. – Давай дальше слушать.
   А дальше уже начались оперативные съёмки с комментариями и участием русского агента-испытателя Си-Джей Тью-Тью-Нин.
   Вот он идёт с завербованным им рабочим Лео-Хой к заброшенным зданиям. Пока неясно для чего, но из их разговора, перехваченного агентом Зи-Зи с помощью аудиопушки, следует, что эти люди изучают методику воздействия с помощью гипнотических взглядов.
   Потом они говорят о каком-то друге, который несанкционированно изменял свой внешний вид, а затем – Уиллсон и Кастор просто подпрыгнули от неожиданности! – эти опытные русские обнаружили слежку.
   В агента Зи-Зи полетели камни, и он получил первое ранение. Спайк Кастор вскрикнул вместе с ним и вцепился в рукав Сэма Уиллсона.
   Затем последовал новый удар, Зи-Зи изобразил рёв раненого носорога и сумел таким образом ввести русских агентов в заблуждение.
   – Они решили, что это носорог, сэр! – обрадовался Кастор. – Какая тонкая имитация!
   Однако и это было ещё не все. Мужественный Зи-Зи снова последовал за противником и сумел заснять, как эти двое собирали некий секретный прибор.
   – Похоже на антенну пеленгатора, – сказал Спайк.
   – Слишком плохое освещение. Трудно определить наверняка.
   Собрав устройство, русские агенты направились к заброшенным домам, а Зи-Зи немного поотстал, видимо опасаясь выходить на открытое пространство.
   Русские о чем-то переговорили, затем один из них поднял пеленгатор, и неожиданный шквал разноцветного огня вырвался из его руки.
   Страшное по мощности оружие в считанные секунды развалило три здания, а затем ударило в небо гирляндами разноцветных шаров.
   – Что это, сэр? У русских День Независимости?
   – Едва ли, Спайк. – Уиллсон покачал головой, глядя, как огненные шары возвращаются к земле.
   Затем раздался близкий взрыв, послышался вскрик агента Зи-Зи, и на экране началось беспорядочное мелькание травы, земли и разноцветных вспышек.
   Наконец запись прервалась, и экран погас. Уиллсон и Кастор молчали несколько минут, пока к ним не вернулась способность говорить.
   – Крутые парни, эти русские, – заметил Спайк.
   – Да уж, ещё те ребята, – вздохнул Сэм. – И чего они такие заводные? Давай-ка посмотрим на карту – что тут можно предпринять?
   – Согласен, – сказал Кастор и подвинулся к столу. Глава отдела достал большой атлас и по оглавлению нашёл карту России.
   – Упс! А где же мы, сэр? Где Америка? – запаниковал Кастор.
   – Сейчас найду.
   Уиллсон открыл страницу с картой всего мира и даже изумился:
   – Посмотри, Спайк, да между нами целый океан и Европа! Хотя постой, с другой стороны воды совсем мало.
   – Считай совсем ничего, сэр. Эти пройдохи небось вовсю хозяйничают на Аляске.
   – Да уж я бы не удивился. Подумать только, Спайк, оказывается, Москва ещё дальше, чем Новый Орлеан… – Уиллсон почесал затылок и поправил чёрные очки. – Очень, очень далеко от нас живут эти русские. Потому и нелегко с ними работать. Вот жили бы они где-нибудь в Канаде, у нас было бы куда меньше проблем. Только подумай – слетал на уик-энд к этим русским и все быстренько разведал.
   – Не получится так, – после некоторого раздумья заметил Кастор.
   – Что не получится?
   – Нельзя, чтобы русские в Канаде жили. Они тогда будут канадцы, а с канадцами какая работа? Нас тогда закроют, сэр, и отдел расформируют.
   – Ух, какая получилась комбинация, Спайк! Хорошо, что ты вовремя заметил этот подвох, а то остались бы мы без работы.
   – Согласен с вами, сэр. Мы висели буквально на волоске.
   – Что будем делать? Нужно что-то предпринять в связи со сложившейся обстановкой.
   – Можно поджарить Фиделя – до Кубы рукой подать. Заодно, – тут Кастор понизил голос почти до шёпота, – заодно оттянемся во Флориде.
   – Оставь, Спайк. Ведь не затем же правительство платит нам зарплату, чтобы мы оттягивались во Флориде?
   – А зачем? – недоуменно спросил Кастор. Глава русского отдела задумался. Вопрос оказался сложным, и с ходу ответить на него он не мог.
   – Давай подумаем, как нам помочь агенту Зи-Зи. Может быть, пришло время его усилить?
   – Отличная мысль, сэр! Пусть покушает стероидов, походит в качалку, и через полгода его даже собаки бояться станут.
   – Я не об этом, Спайк. Не следует ли нам послать для Зи-Зи помощника?
   – Да, неплохо бы, сэр. Вот только где его взять? Может, дать объявление в газету?
   – Нельзя давать объявление в газету, – после некоторого раздумья ответил глава отдела.
   – Почему?
   – Потому что газеты читают одни только придурки. Вот ты читаешь газеты, Спайк?
   – Нет, сэр, не читаю. Мне это как-то и в голову не приходило.
   – И я не читаю. Это только доказывает, что мы с тобой нормальные агенты.

57

   Слегка утомившись от беседы, глава русского отдела попросил Кейт приготовить им со Спайком кофе.
   Вскоре секретарша принесла поднос и, поставив его на столик шефа, покинула кабинет.
   – Кажется, это не кофе, – сказал Кастор, указывая на бутылочки с этикетками кока-колы.
   – Да, Спайк. Однако не будем огорчать Кейт.
   – Она что, не различает напитки?
   – Боюсь, она не различает слова, Спайк. Мать Кейт с Балкан, может, в этом все дело.
   Они взяли по бутылочке и начали потягивать колу.
   – Я вот что подумал, сэр, относительно этих хитрых превращений.
   – Ну?
   – Россия от нас далеко, если, конечно, не считать Аляску, где медведей больше, чем нефтяников.
   – Ну?
   – Думаю, они могут начать подменять людей в государствах, с которыми граничат.
   – А что, Спайк, неплохая мысль, – похвалил подчинённого Уиллсон. Тут он заметил на рукаве пиджака крохотную капельку от коли, поднялся с кресла и, подойдя к огромному стенному шкафу, распахнул дверцы.
   – Bay! – воскликнул поражённый Спайк. – Сколько у вас костюмов, сэр!
   – Согласно штатному расписанию, Спайки, семьсот четырнадцать.
   Уиллсон снял испорченную вещь и повесил на пустовавшие плечики, а себе выбрал другой пиджак.
   – Счастливчик вы, сэр. У меня пока двести восемьдесят.
   – Так что с граничащими странами? Что, ты думаешь, русские заменяют там политиков?
   – Если бы так, сэр… – Спайк вытряхнул в рот последние капли напитка. – Если бы так. Они заменяют все население… Скажем, – Кастор поднял глаза к потолку, – скажем, все население Китая.
   – Китая? А сколько там населения?
   – Нужно посмотреть в «Справочнике агента». Уиллсон достал из ящика книжку, быстро полистал её и застыл в изумлении.
   – Слушай сюда, Спайки, – один миллиард двести миллионов человек…
   Кастор не смог отреагировать сразу, он пытался охватить разумом число. Это было трудно.
   – М-да, – наконец произнёс он. – А теперь представьте, сэр, что русские безостановочно, день за днём заменяют китайцев на своих людей, и вот уже мы имеем гигантскую армию, противостоять которой просто невозможно…
   – Русские не станут воевать с нами, Спайк. Времена не те. Но есть вещи и пострашнее войны.
   – Какие же? – Кастор подался вперёд и даже перестал дышать.
   – Представь, что русские заменят американского консула, а потом выдадут всем заменённым ими китайцам визы в Штаты. Ты можешь себе представить, что тогда начнётся?
   – Э-э.., с трудом, сэр, – признался Спайк. Уиллсон снова надел большие чёрные очки поверх малых и скрестил руки на груди.
   – Миллиард с лишним китайцев обрушатся на нас, как цунами, Спайк. Они полетят к нам на самолётах, поплывут на кораблях и поедут на поездах.
   – А на поездах как?
   – Ну… – Уиллсон задумался. – Ладно, достаточно будет тех, кто приплывёт к нам и прилетит. Десятки, сотни и тысячи миллионов китайцев. Которые на самом деле – русские.
   – Водка сразу подешевеет.
   – Это положительный фактор, – согласился Уиллсон. – Однако в стране начнут говорить на языке большинства, то есть на русском. Ты знаешь русский язык, Спайк?
   – Я могу послать по-русски.
   – Ну, на этом ты далеко не уедешь, поверь мне. Наши места займут парни из КГБ, и вся страна превратится в огромный Брайтон-Бич… Кока-кола исчезнет, её сметут русские производители кваса. Вместо бейсбола все станут играть в «лапта», нашим гимном станет «Интернационал», а День Благодарения будут праздновать первого мая.
   – И во всех штатах будет навалом девок, похожих на Курникову, – мечтательно произнёс Спайк. – Мне это нравится, босс.
   – Ему это нравится, – передразнил глава отдела. – А ты подумал, где окажемся мы, настоящие англосаксы?
   – Где?
   – В сточной канаве, дружок. Разве эти русские смогут оценить наш талант в ношении серых костюмов? Никогда! А очки? Разве объяснишь какому-то русскому, сколько пар очков должен иметь агент?
   – Я постигал это пять лет, – вздохнул Кастор.
   – Вот о чем я и говорю. Уиллсон вздохнул.
   – Однако пока у нас ещё есть возможность остановить нашествие. Мы должны найти достойного агента и послать его на помощь Зи-Зи.

58

   Пока глава русского отдела и его правая рука Кастор разговаривали, пришло время обеда, и они спустились в столовую.
   Здесь расхаживали с подносами в руках сотни сотрудников ЦРУ, одетых в одинаковые костюмы, одинаковые ботинки, галстуки и очки.
   Они ели одинаковые гамбургеры, запивали их одинаковыми напитками и затем одинаково вытирали губы идентичными бумажными салфетками.
   Впрочем, кажущееся однообразие могло ввести в заблуждение только новичка или пробравшегося врага.
   Для главы русского отдела достаточно было взглянуть на того или иного упакованного в серое сотрудника, чтобы сказать, из какого он отдела и сколько казённых костюмов оплачивает ему правительство Соединённых Штатов.
   – Привет, Большой Уилл, – негромко произнёс невысокий сотрудник. Это был Энди Санчес из недавно созданного украинского отдела. И дураку было понятно, что интересы отделов все время пересекаются и Энди, без сомнения, метит на место Сэма Уиллсона.
   – Привет, Энди. Как дела? В этом году Украина вступит в НАТО?
   Это был старый укол. Если бы Украина вступила в НАТО, отдел Санчеса сразу бы слили с второстепенным польским отделом, как в своё время поступили с балтийскими республиками, смешав их в одном бачке с финским отделом.
   – Думаю, русские окажутся там быстрее, – усмехнулся Санчес и прошёл к своему столику, где его ждали эксперты по этнокулинарии.
   Уже долгое время Санчес учился пить украинскую водку «горилку» и закусывать её жирным украинским беконом, имевшим странное скандинавское название – «салло».
   Уиллсон и сам однажды попробовал это сочетание-у себя в бунгало за городом. Пришлось срочно вызывать вертолёт «скорой помощи». Благо его медицинская страховка это позволяла.
   – Почему он назвал вас «Большой Уилл», сэр? – поинтересовался Спайк. – Это какая-то старая оперативная кличка?
   – Да нет. Просто ещё на учебных курсах мы ходили в походы и соревновались в том, кто утром больше сольёт в банку. Я почти всегда выигрывал. Оттуда и прозвище – Большой Уилл.
   – Вот здорово, сэр! Мы тоже проводили такие соревнования.
   – Преемственность великая штука, Спайк. Ну-ка, что за мусор нам сегодня предложат?
   – Позволю заметить, сэр, это не мусор, – сказал кухонный рабочий, чернокожий парень в чёрных очках по имени Вильям.
   – Ну извини, Вилли, я погорячился. – Уиллсон через силу улыбнулся. Иногда политкорректность давалась ему очень нелегко. – Что у нас сегодня из деликатесов? Устрицы, крабы или седло барашка?
   – Питательный набор номер 28, сэр.
   – Да? А по виду то же, что и вчера.
   – Вчера был 37А. И это большая разница, скажу я вам.
   – Видимо, только в цифрах, – буркнул Спайк. – И куда, интересно, деваются деньги, выделяемые нам правительством?
   – Должно быть, все уходят на костюмы, – съязвил Вильям, подавая два разогретых в микроволновке пищевых набора.
   Уиллсон и Кастор молча отошли от раздатчика и сели за свободный столик.
   – Иногда я смотрю на таких парней, как Вилли, сэр, и думаю, что скорей бы уж русские пришли. У них там как с политкорректностью?

59

   Съев немного массы непонятного происхождения, Уиллсон отложил пластмассовую ложку и, посмотрев по сторонам, предложил:
   – Давай обсудим кандидатуру, Спайк.
   – Мне нельзя ехать, сэр. Я не знаю языка, – сразу отказался Кастор, давясь вазелиновым пудингом.
   – Кто говорит о тебе? Ты нужен мне здесь.
   – Спасибо, сэр. Тогда давайте отправим Техасца. Он уже полгода пьёт на своём ранчо – скучает.
   – Техасец смелый парень, Спайк, но у него очень странные привычки. Он повсюду появляется в этой своей ковбойской шляпе и в ковбойских сапогах, от которых, между нами, здорово несёт конским навозом.
   – Зато он отлично стреляет.
   – Этого у него не отнять, однако стреляет он только из гладкоствольных «смит-вессонов», которые носит на бедре. Скажи, какой полицейский пройдёт мимо этого парня? Он попадался больше двадцати раз, но всякий раз избегал тюрьмы лишь потому, что все считали его идиотом. Техасец идиот, Спайк, и это нужно признать. Что ты, кстати, ешь? Неужели вкусно?
   – Нет, – замотал головой Кастор. – Я пытаюсь снять с зубов эту дрянь – она прилипла и ни туда ни сюда.
   Кастор снова стал трясти головой и совершать челюстями судорожные жевательные движения.
   – Может, тебе её лучше проглотить? Хотя это небезопасно.
   – Нет, сэр, я поступлю иначе…
   С этими словами Кастор запихнул в рот целый ворох салфеток и с остервенением жевал их несколько минут под удивлённым взглядом Уиллсона.
   Затем Спайк выплюнул бумагу на поднос и облегчённо вздохнул.
   – Все, она осталась на салфетках. Неожиданно возле столика возник чернокожий Вильям.
   – Прошу прощения, сэр, но, если вы хотите добавки, я могу принести. А это, – Вилли показал пальцем на ком жёваных салфеток, – это всего лишь бумага, и она совершенно не питательна.
   – Благодарю вас, Вильям. Я это обязательно учту, – политкорректно ответил Спайк и, подождав, пока чернокожий уйдёт, с болью в голосе произнёс:
   – Если придут русские, сэр, я напишу на этого.., парня донос. Обвиню его в каких-нибудь страшных преступлениях.
   – А я выступлю свидетелем обвинения, Спайк. Можешь на меня рассчитывать.
   Они некоторое время молчали, наслаждаясь своими фантазиями. Наконец Кастор очнулся:
   – А что, если попросить у наших английских коллег Джеймса Бонда? Агент 007 – это же сила.
   – Мистер Бонд уже не тот, каким он был раньше, Спайк. Это и понятно, слишком много времени он отдаёт киносъёмкам. Теперь его знает в лицо каждая собака – куда бы он ни поехал… К тому же я слышал, он того…
   – Что того?
   – Ну.., злоупотребляет косметикой и все такое прочее…
   – Да неужели?! – Кастор даже огляделся по сторонам, боясь, как бы их не услышали.
   – Представь себе. Недавно был большой скандал, когда он решил демонстрировать дамские туалеты на неделе высокой моды в Лондоне. Чтобы спасти доброе имя Британии, в дело вмешался премьер-министр, а его об этом попросила лично королева…
   – Тогда получается, что и Техасец не так уж плох, – осторожно заметил Спайк.
   – Получается, – согласился Уилл сон.
   – А может, забросить туда «тёмную лошадку» – кого-нибудь из новеньких и неизвестных?
   – С этими тоже нужно ухо востро держать. Был у нас один подающий надежды, которого мы забрасывали ещё при Советах. Он быстро смекнул что к чему, закончил там среднюю школу и прибыл в Штаты профессор профессором. Плюсы, минусы, дроби – все знал. Теперь у него своё дело – обувной магазин или что-то там ещё.
   – Я бы тоже хотел знать дроби, – неожиданно признался Спайк и, заметив, как сузились губы Уиллсона, тут же добавил:
   – Только из принципа, сэр. Я же научился плавать – почему бы мне не научиться дробям?
   И поскольку шеф никак не оттаивал, Кастор предложил:
   – А давайте используем наших новых союзников. Пошлём на помощь Зи-Зи каких-нибудь чехов, венгров или поляков. Пусть поработают руками, докажут Соединённым Штатам свою преданность на деле.
   – Мысль интересная, – сказал Уиллсон, – только… Комплекс у них, Спайк. Неизлечимый комплекс. Они ведь не работать там будут, а доказывать себе и нам, что не боятся русских.
   – Тогда Техасец, сэр. Иного выхода я не вижу. Надеюсь, его русский язык совершенен?
   – Ну, я бы так не сказал, – замялся босс. – Однако его английский так плох, что это служит ему прикрытием.
   Возвратившись в кабинет после не слишком сытного обеда, Сэм Уиллсон и его помощник Кастор приступили к составлению рекомендации для московской агентуры.
   В первую очередь они советовали «дипломату» Джонсону прощупать Си-Джея Тью-Тью-Нина и подобраться к нему поближе.
   Затем порекомендовали посетить то место, где знакомый Си-Джея прилюдно изменял свою внешность и состояние.
   Ещё просили похвалить агента Зи-Зи и поощрить его денежной премией.
   И наконец, Джонсону было велено готовить встречу для Техасца, которого собирались отправить в Россию в ближайшие дни.
   Скоро весь текст был зашифрован и отправлен в Москву, чтобы стать безусловным руководством к действию.

60

   Шифровка пришла в посольство в половине третьего ночи. Её сопроводительный статус был очень высок, поэтому шифровальщик сразу разбудил агента Джонсона, позвонив ему на квартиру.
   – Что такое, Крупп? – сонным голосом поинтересовался Джонсон.
   – Директива из Вашингтона, сэр.
   – Из Вашингтона? – Главный церэушник посольства вздохнул, и шифровальщик отчётливо представил, как тот почёсывает живот. – Хорошо, я сейчас приеду.
   Джонсон положил трубку, затем снова снял её и набрал номер Смита. Он не собирался бодрствовать в одиночестве.
   – Але, – просипел в трубку бедняга Смит.
   – Через полчаса в посольстве, Бёрк.
   – Понял.., сэр…
   Спустя десять минут оба агента ехали в посольство, сонные и злые на вашингтонское руководство. Уже в который раз те присылали срочные директивы, однако постоянно забывали о разнице во времени. На самом деле те об этой разнице не забывали. Они о ней просто не догадывались.
   К посольству оба подъехали почти одновременно. Открылись ворота, машины вкатили во двор.
   Смит с трудом выбрался из салона и нетвёрдой походкой направился к Джонсону.
   – Эксперименты с местными винами, Бёрк?
   – Пиво с раками, сэр… – ответил Смит и, громко икнув, добавил:
   – Вживаюсь в местную обстановку. Хочу ничем не выделяться среди русских.
   – Это может отразиться на вашем здоровье, Бёрк. Быть русским очень нелегко. Видите, какая в стране обстановка – население страдает.
   – И я.., ик!.., страдаю вместе с ним.., ик!
   – Идёмте.
   Они поднялись в свой отдел, где их ждал дежурный шифровальщик Крупп. Он не слышал, как вошли агенты, и продолжал самозабвенно поглощать конфеты «Красная шапочка», запивая их горячим чаем прямо с блюдца.
   – Где текст? – угрюмо спросил Джонсон, возникая перед шифровальщиком.
   Тот резко вскочил и пролил чай на секретные документы.
   – Вот, – сказал он, быстро промокнув рукавом облитый лист.
   Джонсон пробежал глазами написанное и кивнул. Он знал, что в донесении нет ничего срочного.
   – Пойдём, Бёрк, обсудим директиву, а потом доспим на диванах. Домой нам уже не успеть.
   – Угу, – согласился Смит, который не вполне понимал, что происходит. Исколотый раковой шелухой язык распух, и слова давались Бёрку очень тяжело.
   Они прошли в служебное помещение, где Джонсон сел в своё любимое кресло.
   Смит тяжело опустился на первый попавшийся стул.
   – Итак, завтра ты загримируешься под старушку и пойдёшь сдавать меховые вещи в фирму, где работает Сергей Тютюнин.
   – Слушаюсь, сэр.., ик!… Только где я найду этот мех? У вас есть мех?
   – У меня нет, Бёрк, но в городе полно магазинов. Купи что-нибудь скромное и отнеси.
   – Но в магазинах все.., ик! совершенно новое.
   – Ну, потопчешь ногами, потрёшь об стену – неужели тебя и этому учить нужно?
   – Не нуж-но, – медленно проговорил Смит и так икнул, что под ним скрипнул стул.
   Джонсон выразительно посмотрел на своего сотрудника, но ничего не сказал и перешёл к следующему пункту директивы.
   – Далее, нам предлагается сходить и посмотреть на этого, как говорят русские – «моржового хрена».
   – Вер-блю-жо-во-го… – по слогам произнёс Смит.
   – Хорошо, пусть верблюжового. Это, кажется, на Речном вокзале?
   – Да. Вчера оттуда была прямая.., ик!., трансляция по TV. Я даже записал все на.., ик! видео.
   – Молодец, Бёрк, – сухо произнёс Джонсон. – Думаю, что на это шоу мы сходим вдвоём.
   – Это было бы здорово, сэр. А то этим телевизионщикам я совершенно.., ик!., не верю.
   – Это ещё не все, – сказал Джонсон, заглядывая в текст. – Нам напоминают, что пора поощрить агента Зи-Зи денежным призом.
   – И это правильно. – Смит так сильно кивнул, что едва удержался на стуле. – Подбросьте старушке десять тысяч баксов – пусть купит себе плащ.
   – Почему именно плащ? – не понял Джонсон.
   – А почему нет?
   Джонсон посмотрел в пьяное лицо Смита и не нашёлся что ответить.
   – Тут есть ещё один пункт. К нам для усиления агента Зи-Зи направляют Техасца.
   – Техасца? Что он за человек? Вы его.., ик!., знаете?
   – Если верить тому, что я о нем слышал, нам лучше пристрелить его прямо в аэропорту…
   Джонсон вздохнул. Вместо помощи начальство то и дело подбрасывало ему очередные проблемы.
   – Что у тебя с летающей тарелкой? Как поездка?
   – Поездка удалась – я вернулся живым.
   – Я это вижу, Бёрк. Что с летающей тарелкой – ты её видел?
   – Да, сэр. Я её видел. Она стоит в картофельном хранилище, куда её затащили местные сельхозрабочие по приказу президента колхоза.
   – Председателя колхоза, Бёрк, – поправил Джонсон.
   – Да – председателя.
   – Ну и какая она?
   – Она… – Смит на мгновение задумался. – Она довольно большая – ярдов пятнадцать в диаметре.
   – А экипаж в ней был? – Джонсон даже приподнялся в кресле. Ему казалось странным, что о таком великом событии Смит упоминает как о тривиальном дорожном происшествии.
   – Был и экипаж из двух зелёных человечков. – Неожиданно Смит всхлипнул и утёр слезу.
   – Они что – погибли?
   – Нет, хуже.
   – Что может быть хуже?
   – Когда тарелка села на пашню, оттуда вышли двое инопланетян. Они пытались войти в контакт с местными жителями, но президент колхоза…
   – Председатель… – машинально поправил Джонсон.
   – Да, сэр. Председатель. Он приказал конюху по имени Кузмич присматривать за ними, и тот издевался над несчастными существами восемь часов подряд, обучая их давать лапку.
   – И… И что же было потом? – Эмоциональный рассказ подействовал на Джонсона, у него запершило в горле.
   – Потом он отвёз их в город и продал за двести рублей на птичьем рынке, выдал за лемуров…
   – Какой ужас… – произнёс подавленный Джонсон. – Это же работорговля.
   – Да.., сэр… – кивнул Смит и зашмыгал носом. Джонсон тяжело вздохнул и подал коллеге воды. Бёрк выпил. Попросил ещё и только после второго стакана успокоился.
   – В таком случае нам нужно заполучить хотя бы космический корабль, – сказал Джонсон.
   – Это тоже невозможно, – ответил Смит, отрешённо глядя перед собой.
   – Почему? Вмешались русские спецслужбы?
   – Нет, не спецслужбы. С ними мы могли бы договориться. Тарелку уже продали местному латифундисту.
   – Ерунда, мы заплатим любые деньги. Правительство Соедине…
   – Это бесполезно! – перебил начальника Смит. – Я видел этого человека. Этого бизона, сэр! И я видел у горизонта красную гору, которая оказалась его домом…
   – Деньги, Бёрк, большие деньги делают покладистыми даже богатых людей!
   – Я сказал ему, сэр, что представляю правительство Соединённых Штатов и что могу ему гарантировать за тарелку любые деньги.
   – И что он ответил?
   – Он ответил мне следующее: братан, любые деньги у меня уже есть, а эту штуковину я в садике поставлю, пусть пацаны завидуют.
   – Это невозможно, – произнёс Джонсон, бессильно откидываясь в кресле. – Как работать в этой стране, я не понимаю.
   – В принципе, сэр, выход может быть найден…
   – Какой? – встрепенулся Джонсон.
   – Нужно запросить НАСА, может быть, у них найдётся лишний шаттл. Внешне он и побольше, и покрасивее, а тарелка этому русскому бизону быстро наскучит – можно предложить обмен.
   – А это мысль, Бёрк. Это хорошая мысль…

61

   Адрес заведения, где Сергей Тютюнин служил приёмщиком, Бёрк Смит узнал от агента Зи-Зи. Пенсионерка Живолупова уже давно, задолго до того как переметнуться к ЦРУ, собирала сведения о Сергее Тютюнине, надеясь нажиться на шантаже.
   Шантажа у неё не получилось, однако информация пригодилась, и теперь Смиту оставалось лишь достать старушечью одежду и купить – для приманки – меховые вещи.
   Приобрести потёртую одежду удалось в одном из магазинов «секонд хэнд», а вот с меховыми изделиями было сложнее. Бёрк Смит поездил по центру города, однако в середине лета мехов нигде не было. Услышав пожелания Смита о скромном меховом изделии, продавцы делали круглые глаза, исподтишка посмеивались над странным парнем и покручивали пальцем у виска, намекая, что у него не все дома.
   После вчерашнего пива Смит туго соображал, а потому, увидев в одной из витрин мех, немедленно зашёл в заведение.
   Внутри салона тихо мурлыкал кондиционер. Пол и стены были отделаны полированным гранитом с позолоченными вставками.
   – Здравствуйте, могу ли вам чем-то помочь? – поинтересовалась холёная блондинка, выглядевшая на полторы тысячи долларов за ночь.
   – Мне бы что-нибудь скромненькое из натурального меха, – сказал Смит, заметив боковым зрением, что возле дверей появились двое огромных секьюрити в безукоризненных костюмах.
   – Прошу вас – здесь на стендах у нас все самое лучшее, – улыбнулась блондинка и повела клиента по залу.
   Бёрк на минуту забыл про свою тошноту, такими красивыми оказались шубы, боа, воротники и муфты. Таблички с ценами на них отсутствовали, но можно было не сомневаться, что они существенны.
   – Пожалуйста вот это. – Смит указал на небольшую серенькую накидку, поскольку его босс говорил именно о скромной вещи.
   – О, у вас отличный вкус, – поощрительно улыбнулась девица. – Это настоящий сиамский рудольф.
   – Спасибо.
   – Как будете расплачиваться?
   – Вот, пожалуйста. – Смит протянул девушке пластиковую карточку.
   – Одну минуту, сейчас я принесу вашу покупку, – улыбнулась блондинка и ушла, покачивая крутыми бёдрами.
   Вскоре она вернулась с упакованной накидкой и карточкой.
   – Пожалуйста. Приходите к нам ещё.
   – Непременно приду, – пообещал Смит и направился к выходу.
   Стриженый, похожий на питбуля охранник распахнул пред ним тяжёлую дверь и улыбнулся, если, конечно, питбуль может улыбаться.
   Оказавшись на улице, Бёрк достал из пакета накидку и осмотрел её. Мех сиамского Рудольфа играл на солнце, словно был усыпан мелкими брильянтами, и никак не годился на роль старой меховой ветоши.
   Смит взглянул на чек. Там стояла сумма в пятнадцать тысяч долларов. Впрочем, отступать было уже поздно, к тому же деньги он платил не свои.
   Недолго думая агент бросил накидку на асфальт и стал на ней топтаться. В какой-то момент он оглянулся и увидел «питбуля», который наблюдал за его действиями, расплющив лицо о бронированное стекло.
   Смит смущённо улыбнулся. Охранник медленно приоткрыл дверь и вышел на крыльцо.
   – Вам не понравилась эта вещь? – спросил он, тыча толстым, как сосиска, пальцем в растоптанную накидку.
   – Почему же? Очень даже понравилось, – приветливо отозвался Смит. – Просто я люблю, чтобы мех был помягче…
   – А-а-а… – протянул «питбуль», а Смит продолжал улыбаться, чувствуя себя полным идиотом.
   – Смотри, мама, дядя зверюшку растоптал! – крикнул какой-то малыш, которого тащила за руку замороченная мама. – Зачем он это сделал, мам?
   – Ну, может, дядя охотник… – не поворачиваясь ответила мамаша и поволокла ребёнка дальше.
   – Пожалуй, хватит, – произнёс Смит. Под немигающим взглядом магазинного охранника он поднял с тротуара накидку и положил обратно в пакет. Потом ещё раз улыбнулся тому на прощание и направился к машине.
   Доехав на своём «форде-фокусе» до места работы Тютюнина, Смит остановился в соседнем дворе, разложил сиденья и переоделся в старую женщину, которой не хватает на жизнь.
   Выбравшись из машины, он огляделся по сторонам, запер дверку и отправился на задание с потёртой авоськой в руке.

62

   «Завтра на стадионе игра», – вспомнил Тютюнин, разглядывая шкурку барашка. Шкурка была попорченная, однако ничего не дать подслеповатой бабушке было нельзя, и Сергей, вздохнув, дал ей десять рублей, а барашка бросил в мусорку.
   – Следующий, – устало сказал он, и к прилавку шагнул военный – майор медицинской службы.
   Тютюнин взглянул на него с интересом и даже перегнулся через прилавок, чтобы посмотреть, что же принёс этот военный, однако тот молчал и загадочно улыбался.
   – Вы не ошиблись, товарищ майор? – спросил Серёга. Он был патриотом и сочувствовал армии.
   – Дело есть, командир, – сказал военный. Головной убор у него отсутствовал, а галстук болтался на одной заколке.
   – Слушаю вас.
   – Хомячьи шкурки принимаете?
   – Смотря в каком состоянии… Если не порченые, то возьмём.
   – Тогда вот. – Майор положил перед Сергеем шкурку, запаянную в полиэтилен.
   – Но так я ничего не увижу, – заметил приёмщик.
   – Я понимаю. Сейчас распечатаю.
   С этими словами майор достал из кармана резиновые перчатки и, надев их быстрым привычным движением, надорвал герметичную упаковку. При этом Сергею показалось, что майор задержал дыхание.
   Отбросив это наблюдение как недостойное внимания, Тютюнин начал экспертную проверку шкурки.
   Она была в хорошем состоянии и имела редкий для промышленных хомяков темно-золотистый цвет.
   – Ну как? – спросил майор.
   – Состояние хорошее.
   – Сколько дадите?
   – Три рубля за одну.
   – Четыре. При жизни эти хомячки были огромными, как голуби мира, и все до одного смышлёные. Серый мне даже тапочки носил.
   Старушки, составлявшие небольшую очередь, старательно прислушались к беседе и живо обсуждали услышанное между собой. Только стоявшая последней нелепо одетая женщина молчала и дико поводила глазами, словно перекормленная лошадь.
   – Видите ли, товарищ майор, нам ведь без разницы, чего они раньше делали, ваши хомяки, стишки сочиняли или песни пели. Они же сейчас не живые… Четыре рубля дам. Сколько их у вас?
   – Десять тысяч голов. В смысле шкурок.
   Заметив, как вытянулось лицо приёмщика, майор усмехнулся:
   – А ты думал, я тебе старые валенки всучивать буду?
   – Я должен позвать директора – сам я такие вопросы не решаю.
   – Зови кого хочешь.
   Тютюнин выбежал в коридор и в три прыжка оказался возле директорской двери.
   – Борис Львович! Хомяков привезли – десять тыщ штук! – крикнул он.
   – Хомяки? Какие хомяки? – удивился Штерн.
   – Шкурки!
   – А, понял!
   В приёмочную они вернулись вместе. Штерн сам осмотрел предлагаемый товар.
   – Хорошо, – сказал он. – Мы возьмём все. Принимайте, Сергей, и следите, чтобы весь товар был качественным.
   Сказав это, директор ушёл, оставив Сергея исполнять обязанности.
   Бабки из очереди, поняв, что дело затягивается на неопределённый срок, стали митинговать, но потом смирились и ушли, пригрозив зайти после обеда. Женщина, стоявшая последней, осталась, прижимая к себе потёртую сумку.
   – Ну так заносить? – спросил майор.
   – Заносите.
   Военный достал из кармана сотовый телефон и произнёс какую-то кодовую фразу.
   Дверь в приёмку тотчас открылась, и на пороге появился человек в противогазе и костюме химзащиты. Осмотрев помещение, он подал рукой знак, и с улицы стали заходить другие, одетые в такие же костюмы люди, тащившие пластиковые мешки со шкурками.
   – А чего это они в таком виде? – спросил Сергей.
   – Меры предосторожности, – пожав плечами, ответил майор.
   – От чего предосторожности?
   – Я тебе потом скажу, – пообещал медик. – Принимай товар.
   Люди в страшных костюмах продолжали заносить мешки и переваливать их через прилавок, а Тютюнин сам их вскрывал и проверял по несколько шкурок. Все они были хорошего качества, и Сергей перестал бояться, что его обманут.
   – Откуда же у вас, у врачей, столько хомяков набралось? – спросил он, отсчитав майору положенные деньги.
   – Мы не врачи, друг, мы военные биологи. Слышал о таких?
   – Слышал… – кивнул Сергей. – И от чего же померли эти хомяки? – поинтересовался он, понимая, что несколько опоздал с этим вопросом.
   – Об этом, дружок, тебе расскажет твой лечащий врач… Если успеет… А вообще-то это военная тайна.
   С этими словами майор убрал деньги в карман и вышел из помещения следом за своими под ельниками.
   Двери закрылись, а Сергей остался наедине с мешками и старой женщиной, которая так и стояла возле стены.
   – Что вам, мамаша? – спросил Тютюнин, пытаясь унять возникшее чувство тревоги.
   – Я пришла сдать вещь, меховую и скромную, – заученно произнёс Смит и прихрамывая двинулся к прилавку.
   Тютюнин с интересом посмотрел на клиентку в надвинутом на лоб фиолетовом парике, прибинтованном к голове зеленой косынкой.
   Из-под шерстяной кофты виднелась застиранная белая майка с надписью «Я люблю Элвиса». Гармоничным продолжением этого туалета была коричневая юбка от школьной формы советских времён, из-под которой торчали ноги в полосатых гольфах, обутые в туристические ботинки.
   «С дурдома сбежала», – решил Сергей и осторожно заглянул под прилавок, где для таких случаев у него был припасён обрезок двухдюймовой трубы.
   – Ну, показывайте вашу вещь, только медленно.
   – Хорошо, – ответил Смит, отметив про себя, что Тютюнин весьма осторожен.
   Шпион засунул руку в сумку и, сделав паузу, посмотрел на приёмщика. Их глаза встретились. Сергей вздрогнул. Эта старуха ему определённо не нравилась.
   – Я завяжу шнурок, – сказал Тютюнин и, присев, быстро вооружился трубой. Затем распрямился, держа обрезок за спиной.
   Клиентка наконец вытащила скромную меховую вещь. Сергей ахнул.
   «Не может быть! – сказал он себе. – Это просто нереальность какая-то!»
   – Откуда у вас это? – спросил он, не подавая виду, что узнал мех благородного сиамского Рудольфа.
   – От бабушки досталось, – заученно соврал агент Смит. – От генеральши Кутузовой.
   – Ну давайте, я посмотрю.
   Старушка положила на прилавок накидку, а Сергей – стальную трубу. Он совсем забыл, что опасался странной старухи. Теперь его всецело поглотил процесс созерцания меха.
   Тютюнин проверил изнанку – она была свежей и крепкой. Тогда Сергей поискал этикетку – оказалось, она срезана.
   За такой мех, чуть-чуть запылённый, как будто его слегка поваляли на тротуаре, он бы отдал месячную зарплату – не жалко, однако говорить об этом клиентке Сергей не собирался.
   – Хороший мех. Потянет на все сто пятьдесят рублей, – с трудом контролируя судороги лицевых мышц, произнёс Тютюнин.
   – Ой как хорошо! Хватит на хлебушек и картошку! – «обрадовался» Смит и спрятал полученные деньги в оттянутый карман кофты. – Вообще-то у меня ещё кое-что найдётся.
   – Да-а?! – Сергей улыбнулся клиентке, как любимой тёте. – И что именно?
   – Чего-то в сундуке, точно ещё не знаю.
   – Отлично. – Тютюнин облизнулся и даже шевельнул от восторга ушами, что случалось с ним довольно редко. – Тогда я вам, бабушка, телефон свой дам, и вы мне звякните, как только что-то найдёте. Встретимся с вами без формальностей и договоримся.
   Сергей тут же написал на листке телефон, дал старушке, и та ушла, а Тютюнин задумался. Что-то в ней показалось ему подозрительным. Он быстро перемахнул через прилавок и, подбежав к двери, выглянул во двор.
   Клиентка была уже далеко, однако она уже не хромала и шла пружинистой походкой молодого мужчины.
   – Так-так, – произнёс Сергей. Он совершенно не понимал, что происходит.

63

   Домой Тютюнин пришёл в приподнятом настроении. В полиэтиленовым пакете он нёс жене бесценный подарок – накидку из сиамского Рудольфа.
   – Это ты, Серёж? – спросила она, не поднимаясь из кресла.
   – А ты кого ждала?
   – Мама обещала зайти, – ответила Люба, старательно считая петли на своём вязанье.
   – Зачем? – насторожился Тютюнин.
   – Ну что значит зачем, Серёж? Мама что, не может уже к нам просто так зайти? Посмотри лучше, какой у меня носок получается. Правда красиво?
   – Так это у тебя левый. И тот тоже левый был.
   – Ну, левые они оба. Я пока правые не научилась вязать.
   – Ладно твои носки, – сдерживая волнение, с загадочной улыбкой произнёс Тютюнин. – Посмотри лучше, какую я тебе красоту добыл!
   С этими словами Сергей жестом фокусника выхватил из пакета подарок.
   – Ой! – воскликнула Люба. – А чего это такое? Юбочка?
   – Ну какая ж юбочка, Люб? Это же мех!
   – Собачий? – с надеждой в голосе спросила она, поскольку второй год мечтала о настоящей турецкой шубе из собачьей шкуры. Как у Ленки Окуркиной.
   – Чудачка ты, Люба, если не сказать больше. Это же сиамский рудольф! Это мех необычайной редкости – я его только в каталогах видел, которые мне Штерн показывал.
   – Ну, хорошая штучка, – миролюбиво произнесла Люба, чтобы не обижать мужа. – Её как носить нужно?
   – Вот так, – оживился Сергей. Подойдя к жене, он набросил мех ей на плечи.
   – Ничего, мягенький.
   На тумбочке зазвонил телефон. Сергей снял трубку и сказал «але».
   – Я уже во дворе, шеф, – сообщил Леха Окуркин. – Сегодня надо к Сайду ехать – он серьёзного человека пригласил.
   – Понял. Сейчас спущусь, только… Надо же чего-то взять, чтобы изловить этого гада.
   – Не беспокойся, старик, дядя Лёша обо всем уже позаботился. Спускайся давай.
   – Хорошо, уже бегу!
   – Ты куда? – спросила Люба.
   – К Лехе. У нас на сегодня кое-какая халтурка наметилась.
   – Халтурка? – переспросила Люба. Она помнила, как Сергей принёс однажды сто долларов, поэтому не возражала. – Ладно, Серёж, иди, только без пьянок.
   – Какие пьянки? Работа у нас.
   – А чего с накидкой-то делать? – спросила Люба вдогонку.
   – Пока не знаю, сама придумай какие-нибудь варианты!
   Дверь хлопнула, Люба осталась одна. Она разложила мужнин подарок на коленях и стала придумывать варианты. Ничего в голову не приходило, и Люба решила сделать перерыв, чтобы съесть пирожков с луком и яйцами. Сергей почему-то называл их «робин гудами», однако Люба не понимала почему. Лук и яйца – обычная начинка.
   Во входной двери провернулся ключ, в прихожую ввалилась Олимпиада Петровна с тяжеленными сумками.
   – Видала твоего! – с ходу сообщила она. – С Лешкой этим придурошным сетки какие-то разматывают. Рыбаки хреновы.
   – Чего принесла, мам? – деловито осведомилась Люба.
   – Ой, доча, чего только не принесла. Олимпиада Петровна перетащила сумки на кухню и начала выкладывать гостинцы.
   – Вот, две с половиной курочки… Вот пельмешки с говядиной – только разогреть надо… Блинчики с мясом, вчерашние правда… Мочёные яблочки, прямо с банкета унесённые, а тут два бочонка оливок.
   – Зачем так много, мам?
   – Ну не бросать же? Это с банкета демократов.
   – Каких демократов?
   – А я знаю, что ли? Охранники зазевались, я и попёрла.
   – Да ты чего, мам, они же такие тяжёлые.
   – Своя ноша, доченька, руки не тянет. Почувствовав запахи съестного, на кухню с громким мяуканьем прибежал Афоня.
   – А ты-то чего припёрся, непутёвый? – ласково спросила Олимпиада Петровна, подавая Афоне куриную косточку.
   Когда все припасы были выложены, она с облегчением опустилась на табуретку. Люба показала ей подарок.
   – Чего это? – повертев в руках мех, спросила Олимпиада.
   – Накидка. Сергей подарил – сказал, самолучший мех, – не без гордости заявила Люба.
   – Самолучший, скажешь тоже. Видишь, как блестит, значит, синтетика. Где тебе её носить по нашим морозам, короткую такую? Он-то чего сказал?
   – Сказал, чтобы я прикинула эти.., как их.., варианты.
   – Варианты, – пробурчала Олимпиада, вертя в руках накидку. – Тут один вариант – мышке на норку. Разве что варежки скроить… Ладно, что-нибудь придумаем.

64

   Выбежав во двор, Сергей увидел Леху, который сидел на лавочке прямо у подъезда. Окуркин загадочно улыбался, рядом с ним лежали какие-то палки, обмотанные то ли паклей, то ли гнилыми нитками.
   – Это чего такое? – спросил Тютюнин.
   – Это бредешок, коллега. На кота пойдём.
   – Сейчас рановато. – Сергей оглядел двор, отмечая многочисленных жильцов, которые не спешили домой. – Народ кругом.
   – Сайд ждать не будет, да и Артур тоже. Пока они с Семой на помойке селёдку жрут, а как нажрутся, неизвестно куда потопают. Брать их надо.
   – Я понимаю, – согласился Сергей. – Как ловить-то будем?
   – Я ждал, когда ты меня спросишь, – самодовольно усмехнулся Окуркин. – План такой, что лучше не бывает. Все будем делать как на рыбалке. Ты знаешь, как поступают рыбаки, когда рыба в кустах сидит?
   – Не знаю.
   – Они её оттуда выгоняют и прямо в бредешок. – Леха похлопал по кольям с верёвками. – Снасть мы с тобой сами держать будем, а загонять добычу пацаны станут. Они меня возле песочницы ждут. Я как сказал, что можно будет в кошек камнями покидать, так они сразу обрадовались. Смышлёные детки.
   Окуркин взялся за бредень, свистнул пацанам, и те стали выдвигаться к помойке.
   Когда до мусорных контейнеров осталось совсем немного, Окуркин шикнул на своих добровольцев, чтобы вели себя тише, и послал самого шустрого на крышу гаража. Требовалось разведать обстановку и определить, где именно находится искомый кот.
   Вскоре разведчик вернулся.
   – Он там, дядь Лёш, между зелёным баком и рыжим.
   – Чего делает?
   – Жрёт чего-то, и с ним рядом тот – здоровый кот.
   – Хорошо, молодец. – Леха погладил разведчика по взъерошенным волосам. – Теперь слушайте диспозицию. Мы с дядей Серёжей распустим бредень и перекроем въезд, а вы будете наступать со стороны крыши. И запомните – выдвигаться флангами, чтобы коты на стенки не сиганули. Все ясно?
   – Все ясно, – ответили пацаны, пританцовывая на месте от нетерпения. Они впервые в жизни участвовали в такой сложной операции.
   – Тогда шагом марш на рубеж. И чтобы тихо там – до команды ни звука.
   Отправив загонщиков, Леха и Сергей обошли огороженную кирпичной стенкой помойку и стали разворачивать бредень, который оказался довольно-таки дырявый.
   – А не проскочит? – поинтересовался Сергей.
   – Не, дырки небольшие. Если б мы рыбу ловили, тогда конечно, а кот не пролезет.
   Наконец ловчая сеть была растянута, и Леха подал загонщикам знак. Двор наполнился улюлюканьем, пацаны стали прыгать с крыши прямо в помойку.
   Послышался рёв котов, а потом даже собачий визг. Леха с Сергеем недоуменно переглянулись, не понимая в чем дело, однако в ту же секунду один из мусорных контейнеров отшвырнуло словно взрывной волной, и прямо на ловцов понёсся жирный, как свинья, бультерьер по кличке Дроссель, которого преследовал почти такой же толстый кот Сема.
   Дроссель с Семой часто дрались за контроль над помойкой, однако кот объективно был сильнее.
   Захваченные проблемами собственных отношений, животные, весившие вместе под сто килограммов, неслись прямо на бредень и грозили разрушить всю спланированную Лехой операцию.
   – Пропускаем их! – заорал Окуркин так громко, как орали, наверное, только норвежские китобои, встречаясь с добычей в несколько раз большей, чем их собственный корабль.
   – Что?! – переспросил Сергей, который ничего не слышал из-за жуткой какофонии, состоявшей из кошачьего рёва, собачьего визга и улюлюканья команды загонщиков.
   – Падай! – крикнул Леха. Сергей упал, увлекая за собой кол с бреднем.
   Сетка легла на землю за полсекунды до того, как рычавший тандем пронёсся, словно товарный поезд.
   – Теперь вставай! – скомандовал Окуркин. – Вставай, а то уйдёт!
   Сергей бросил взгляд на помойку. Подлец Артур нёсся быстрее ветра, будто стлался по земле. Он торопился проскочить, пока сетка лежала на земле, однако Сергей понимал, что хитрому коту ничего не стоит перемахнуть даже через растянутый бредень.
   Тютюнин быстро поднялся на ноги и в тот момент, когда Артур оттолкнулся от земли и, словно ракета, стартовал в небо, поднял бредень на максимальную высоту. Кот ударился в сетку и забился в мотне, яростно вереща и пытаясь разорвать путы острыми когтями.
   – Подсекай! Подсекай его! – закричал Леха и бросился к бьющемуся животному, на ходу выдёргивая из кармана плотный пластиковый мешок.
   Последовала кратковременная схватка, и в конце концов, получив по несколько царапин, ловцы сумели упрятать Артура в мешок.
   Поначалу кот пытался разорвать его когтями, однако пластик оказался прочный и скользкий, и вскоре Артур смирился.
   – А теперь вы его убьёте? – задал невинный вопрос один из мальчишек, которые собрались вокруг Лехи и Сергея.
   – С чего ты взял? Мы просто отвезём его на прививку, – начал сочинять Окуркин. – Правда, дядя Серёжа?
   – Точно, – подтвердил Тютюнин. – А потом отправим его в Африку.
   – Зачем в Африку? – не сдавались мальчишки.
   – А потому что в Африке… – начал Сергей и замолчал, не зная, что ещё соврать.
   – .. Крупнее мыши, – выручил приятеля Окуркин, быстро сматывая бредень.
   – Городские кошки мышей не едят, – заметил толстый мальчуган, который присоединился позднее.
   – А чего же они едят? – спросил Леха, в то время как Сергей оглядывался по сторонам, опасаясь, как бы не появилась истеричная хозяйка пойманного кота. Однако обычно архитекторы приезжали поздно, и Сергей надеялся, что им с Окуркиным удастся отвязаться от ребят до приезда чёрной «тойоты».
   – Кошки едят «китикет», – тоном эксперта сообщил толстый.
   – А может, «педигри»? – пятясь от наседающих ребятишек, спросил Окуркин.
   – Нет. «Педигри» едят собаки. Кошки – «китикет», собаки – «педигри», а люди – чипсы!
   – А ещё люди пьют водку! – крикнул какой-то мальчик.
   – Ладно, пацаны, до завтра. А то нам нужно спешить, чтобы доктор Айболит домой не слинял! Пока.

65

   Поскольку вся операция проводилась в тайне от жены Лехи – Елены, взять для транспортировки кота «запорожец» ему не удалось.
   Артура повезли на рейсовом автобусе. По такому случаю Сергей и Леха купили себе билеты, чтобы не привлекать лишнего внимания. Время от времени кот начинал хулиганить, бить лапами по шуршащему пластику и орать. Тогда пассажиры подозрительно косились на чёрный мешок и перешёптывались.
   Почти всю дорогу Леха и Сергей сидели, уставившись в пол, и, когда наконец объявили их остановку, с радостью выскочили на воздух.
   До склада, на котором обитали Сайд и его земляки, было рукой подать.
   Пройдя по дну заброшенного карьера, Окуркин и Тютюнин поднялись по крутой тропинке и оказались перед забором, в котором красовался рукотворный пролом.
   Неожиданно из этой дыры высунулась голова часового. Узнав Окуркина, он сказал:
   – Привет, Леха. Идите, Сайд уже ждёт вас.
   – А нужный человек пришёл?
   – Все пришли.
   Часовой проводил гостей в подвальное помещение, где располагалось что-то вроде клуба. Торговцы овощами расслаблялись здесь после трудового дня и угощали милиционеров, следивших за порядком в этом районе.
   Вскоре появился Сайд. Пожав руки прибывшим, он повёл их в свой кабинет.
   – А чего в сумке, Леха? – спросил он. – Барашек, что ли?
   – Нет, там сам клиент.
   – Там? – Сайд даже остановился.
   – Давай зайдём в укромное место, я тебе все объясню.
   – Хорошо, заходи.
   В кабинете было темновато, поскольку свет исходил только от небольшого настенного светильника.
   Прямо под ним, в кресле с тремя ножками сидел бородатый человек в чёрной одежде. Он немигающим взглядом уставился на вошедших. Сергей с Лехой невольно замерли, поддавшись его гипнотической силе.
   – Это Али, – представил Сайд. – Тот самый серьёзный человек, который вам нужен.
   – Очень приятно, – кивнул Окуркин. – А я вас себе именно таким и представлял.
   Али ничего не ответил и продолжал буравить гостей взглядом.
   – Садитесь и начинайте говорить о деле, – сказал Сайд.
   – Ага, – кивнул Леха и едва не сел мимо стула. – Ну, с чего начать…
   – Давай я начну, – пророкотал бородатый. – Мои услуги стоят от пяти тысяч долларов. Я никогда не говорю первым, но вы, ребята, не выглядите платёжеспособными.
   – Мы платежеспособны, – робко сказал Сергей. – Только работа, которую мы хотим вам предложить, она совсем не сложная и связана с котом.
   – С каким котом? – спросил Али и метнул в сторону Сайда огненный взгляд. Хозяин кабинета что-то торопливо залепетал на своём языке, но бородатый остановил его резким жестом.
   – Во… Вот с этим котом, – сказал Леха и поставил пакет на стол.
   – Вы принесли его с собой? – спросил Али.
   – Конечно.
   – И хотите, чтобы я его ликвидировал?
   – Ну, вообще-то не мы хотим, а его хозяин.
   – За что же хозяин так его возненавидел? – изумился Али, и в его глазах появилось любопытство.
   – Понимаете, – вступил в разговор Тютюнин. – Это кот хозяйки, которая в нем души не чает и заказывает ему еду из специального кошачьего ресторана, а он до того оборзел, что стал жрать рыбок хозяина – прямо из аквариума.
   – Но это пустяк, да?
   – Не пустяк, – возразил Тютюнин. – За полгода на три тысячи долларов сожрал.
   – Вах! – воскликнул Али и вскочил с колченогого кресла. – Рыбки за три тысячи долларов!
   Не в силах сдержать эмоции, он сказал несколько фраз на родном языке и потом снова заговорил по-русски.
   – Сколько дадите за убийство животного?
   – Сы.., сто долларов. Но завтра, – ответил Леха. Али вздохнул и немного помолчал.
   – А к ветеринару не проще было съездить? Он бы дешевле усыпил.
   – Ну… – Леха помялся. Про ветеринара они с Тютюниным не додумались. Про прививки детишкам врали, а вот усыпить – не докумекали. – Понимаете, он жил как настоящий мужчина, он боролся, когда мы его ловили. Хотелось бы, чтобы он умер достойно, а усыпление – это неблагородно.
   – Вах! Как хорошо сказал, да? – неожиданно обрадовался Али. Его глаза засияли, а на месте чёрной бороды появилась белозубая улыбка. – Хорошо сказал! – повторил он. – Ладно, помогу вам бесплатно. Кота себе заберу – пусть на даче живёт, а то мне одному скучно бывает.
   Али подошёл к мешку и начал его развязывать.
   Леха и Сергей следили за ним, ожидая, что Артур выскочит и начнёт безобразничать. Однако этого не случилось. Кот дал взять себя на руки и сидел спокойно, словно Али был его хозяином.
   Видя, что дело так хорошо разрешилось, Окуркин с Тютюниным поднялись и, тепло попрощавшись с серьёзным человеком, покинули кабинет Сайда.
   Лишь оказавшись за пределами склада, друзья наконец перевели дух.
   – Ты знаешь, Леха, я чуть в штаны не наложил. Думал, этот Али нас там и оставит.
   – Не ты один, – ответил Окуркин. – Не знаю, как я и говорить-то мог. Да и Сайд сдрейфил – чуть мы его не подставили.
   – Но все же обошлось.
   – Да, все обошлось. И кот живой остался. Что ни говори, а приятно, что скотина не пострадала.
   Домой они добрались в полупустом автобусе и почти в полной темноте пришли в свой двор.
   По телевизору уже шли сериалы, поэтому лишнего народа под окнами не шастало.
   Возле бельевых верёвок дремала чёрная «тойота», неподалёку от неё маячил высокий силуэт архитектора Викентия.
   – Ну-ка подожди, – сказал Лехе Тютюнин и направился к заказчику.
   – Здравствуйте, Сергей, – первым поздоровался Викентий.
   – Здравствуйте.
   – Артур не вернулся домой, и жена послала меня на его поиски…
   – Он больше не вернётся, Викентий, – признался Серёга.
   – Ну.., вообще-то я так и подумал. Викентий тяжело вздохнул, и они помолчали.
   – Ой, что же это я, – очнулся архитектор и полез в карман. Затем протянул Тютюнину доллары. – Здесь триста. Этого хватит?
   – Хватит.
   – Скажите, Сергей… Он очень страдал? – Было видно, что Викентий уже и не рад, что «заказал» Артура.
   – Успокойтесь. Мы его не убивали. Просто отдали в надёжные руки – нашёлся такой человек.
   Вспомнив Али, Сергей невольно вздрогнул и добавил:
   – Очень-очень серьёзный и надёжный человек.
   – Да вы мне просто камень с плеч сняли, Сергей! – Огромный Викентий даже шмыгнул носом. – Казалось бы, этот Артур такой шалопай и.., но не поверите – совесть замучила.
   – Ну и не переживайте.
   – Постойте, Сергей.
   Викентий снова полез в карман и снова протянул Сергею деньги.
   – Возьмите ещё триста. За облегчение моей души. Это, знаете ли, тоже денег стоит.
   Отказываться Тютюнин не стал, и они расстались очень довольные друг другом.
   – Ну что? – спросил Леха, когда Сергей вернулся.
   – Да все в порядке, – как можно более безразличным тоном ответил Тютюнин. – Вот твоя доля… – Он сунул Лехе деньги.
   – Триста долларов?! А тебе?
   – Он дал шестьсот, – невозмутимо ответил Тютюнин.
   – Во человек, а? Вот это человечище, хоть и архитектор! – восхищённо повторял Окуркин, перебирая в руках деньги. – Ты на что потратишь, Серёг?
   – А на что мне тратить, жене отдам.
   – Не, я это на самотёк пускать не буду. Автомобиль свой заряжу.
   – Мы же собирались оборудование для переплавки алюминия покупать, помнишь?
   – Это пока подождёт. Идея должна отлежаться – тогда её будет легче того.., воплотить. А пока я займусь усовершенствованием своего авто.
   – Это как же?
   – Турбину поставлю. Пусть нагнетает.
   – А где турбину возьмёшь?
   – А мне один парень с нашего завода обещал за сто баксов сгондобить из водяного насоса. Ты чего так безрадостно выглядишь? Девушки не любят?
   – Да последнее время все больше мужики пристают – то в трамвае, то прямо в приёмке один тёткой переоделся…
   – Ничего удивительного, Серёг, ты же у нас красивый! – сказал Окуркин и радостно засмеялся. – Иди домой, и пусть жена тебя холит – за такие деньги положено. Я прямо сейчас своей Ленке скомандую – ну-ка в четвёртую позицию! Сейчас я тебе буду и Тимур, и вся его команда! Здорово скаламбурил, да?
   Когда Тютюнин пришёл домой, тёща была ещё в квартире.
   Люба сияла, как пятисотваттовая лампочка, было видно, что её так и распирает от нетерпения – хочется что-то сказать.
   – Серёжа! – начала она. – А мы с мамой придумали, чего с твоим подарком сделать! Мама придумала, а я сделала!
   – И чего же ты сделала?
   – А вот смотри!
   С этими словами Люба откинула с дивана подушку, и Сергей увидел то, чем так гордилась Люба. Это были две пары тапочек-шлёпанцев, сшитых из разрезанного меха сиамского рудольфа.
   По тому как изменилось лицо мужа, Люба поняла, что ему не понравилось.
   – Ну вот, я ж говорила, что он не оценит, – пробурчала тёща.
   – Да как же вы… Да что же вы… – Сергей делал какие-то судорожные движения руками и рассогласование шевелил бровями. Такого он не ожидал.
   Наконец его глаза приняли осмысленное выражение, и Тютюнин отчётливо произнёс:
   – Ну все, Олимпиада Петровна, готовьтесь!
   – Это к чему это?
   – А я вас сейчас убивать буду!

66

   На следующий день отчёт о перемещениях Тютюнина и Окуркина уже лежал на столе главного церэушника посольства Хэнка Джонсона.
   – «… После поимки кота объекты отправились в Северо-Восточный округ города и вошли в склад номер 12/10 на улице Колымских пионеров, где и пробыли 36 минут 40 секунд. Вышли оттуда уже без мешка с котом и возвратились во двор. Объект „Тютюнин“ оставил объекта „Окуркина“ и отошёл, чтобы переговорить с прежним владельцем кота, архитектором Викентием Польских. Записать их разговор не удалось – помешала кирпичная стенка помойной разгородки…»
   – Что такое помойная разгородка, сэр? – поинтересовался Смит.
   – Не знаю, – пожал плечами Джонсон. – Придётся привлечь экспертов.
   – Нужно узнать, что находится в этом складе. Агент Зи-Зи сама что-нибудь прояснила?
   – Она пишет, что подходы к складу охраняются «басмачами», но не объясняет этого термина.
   Смит хлопнул по коленке и покачал головой.
   – Загадка на загадке. Думаю, что этот кот им понадобился для проведения каких-то экспериментов. Возможно, для усовершенствования техники изменения внешнего вида.., или они перешли к испытанию «фаер бигбаллз» на живых организмах?
   – Тут может быть все что угодно, Бёрк, однако меня не отпускает подозрение, что они знают о «хвосте». Вы только послушайте, о чем они говорят: объект «Окуркин» сообщает, что собирается на вырученные деньги поставить турбину для своего «запорожца»…
   – А что такое «запорожец», сэр?
   – Вы не видели «запорожец»? Ну, это не удивительно, вы ведь в России недавно, а мне посчастливилось увидеть их – всего несколько штук. По правде сказать, зрелище просто ошеломляющее.
   – Но на что это похоже? – поинтересовался заинтригованный Смит.
   – На что похоже? Ну, для начала представьте себе накачанного наркотиками бразильского таракана, а потом увеличьте его в триста раз – это и будет «запорожец».
   – Колоссально, – произнёс поражённый Бёрк, когда представил все, как советовал Джонсон.
   – И вот к этой машине объект «Окуркин» собирается приспособить турбину, сделанную из садового водяного насоса.
   – По-моему, такое просто невозможно.
   – Вот и я об этом. Но зачем-то они ведь ведут эти разговоры? Думаю, просто впаривают нам «дезу».
   Джонсон отложил донесение и допил остывший кофе. Прожив в России несколько лет, он привык пить его заваренным по-турецки и уже не понимал других сотрудников посольства, которые пили пойло из автоматов, напоминавшее по вкусу плохо очищенную воду.
   Вдобавок ко множеству проблем ожидался приезд Техасца, и следовало поскорее придумать для него какую-то работу, чтобы этот «ценный кадр» нанёс Соединённым Штатам как можно меньший урон.
   – Когда приедет Техасец? – спросил Смит, словно подслушав мысли босса.
   – Боюсь, что очень скоро. Жду уведомления со дня на день.
   – И куда мы его бросим? Помогать Зи-Зи?
   – Зи-Зи и сама справляется. Может, послать его с «секретным» донесением во Владивосток?
   – Правильно, – поддержал идею Смит. – Но только на поезде. Туда-обратно будет почти двадцать дней – Россия огромная страна, и это нам на руку.
   – Эх, хорошо бы его отправить туда пешком, – мечтательно произнёс Джонсон.
   – Это был бы идеальный вариант.
   – Да нам и поезд не подходит. В закрытом пространстве Техасец взбесится через двадцать четыре часа и неизвестно что натворит. Может напиться и пойти с повинной в линейный отдел милиции. Ему, конечно, там не поверят, но зачем нам лишние скандалы?
   – А что, если поставить его старшим в программе «Шатгл в обмен на тарелку»?
   – И тем самым завалить одно из самых многообещающих направлений? – Джонсон невесело улыбнулся.
   – Совершенно не обязательно, сэр. Из того, что вы рассказывали мне о Техасце, я сделал вывод, что он чем-то похож на того русского бизона, который живёт в доме-горе и поставил у себя в саду летающую тарелку.
   – А они смогут общаться?
   – Уверен, что смогут. Русский язык они знают примерно одинаково.
   Джонсон задумался. А что? В предложении младшего коллеги что-то есть.
   – Хорошо. Подо7сдем приезда Техасца, тогда и примем окончательное решение… И ещё один вопрос, Бёрк…
   Джонсон откашлялся. Он оставил неприятную тему напоследок, и теперь ему предстояло провести воспитательную беседу.
   – Ещё один вопрос, Бёрк… Этот случай с Нэнси из дипкурьерской службы – он не умещается ни в какие рамки. Вы знаете, что бы вам грозило за такое в Штатах? Сексуальное домогательство в отношении младшего по чину – это серьёзное преступление.
   – Я все понимаю, сэр, но она так долго мыла руки… И я подошёл, чтобы.., тоже помыть руки, и мы случайно соприкоснулись.
   – Как она могла мыть руки в мужском туалете?
   – Я и сам удивился, сэр.
   – Вы могли просто сделать ей замечание, а не набрасываться!
   – Я не набрасывался, сэр. Я был корректен и даже спросил потом, хорошо ли ей было.
   – И что она ответила?
   – Сказала, что хорошо.
   – Ну почему, почему дома все ведут себя по-человечески, а как только попадают в Россию… – Джонсон, не договорив, тяжело вздохнул.
   – Здесь другая обстановка, сэр, – пожав плечами, ответил Смит. – Другая страна, другие обычаи.
   – Но вы находитесь в посольстве, то есть на территории Соединённых Штатов.
   – Что толку? – обречённо произнёс Смит. – Воздух-то здесь русский.
   – Русский воздух, Бёрк! Русский! Только можно было хотя бы дверь прикрыть, а не демонстрировать свои возможности половине посольского персонала! Что теперь будут говорить о ЦРУ сотрудники МИДа?
   – Что мы здесь самые крутые…

67

   На другой день была суббота. С утра прошёл небольшой дождик, однако затем тучи разошлись, и выглянуло солнце.
   Сергей и Леха встретились на умытом дворе, решив начать свои дела пораньше. Сегодня им предстояло посетить шоу Палыча на Речном вокзале, а вечером собрать урожай алюминиевых банок на стадионе, где ожидался престижный матч команд четвёртой лиги.
   Правда, часть урожая следовало отдать Сайду за тухлую колбаску для Палыча, но и это была выгодная комбинация, поскольку половину долга удалось покрыть комплектами противогазов.
   Едва Сергей и Леха вышли со двора, как за ними, словно тень, проследовала Гадючиха. Полночи она занималась собственным нелегальным пунктом связи, а потому идти на дежурство ей не хотелось.
   Хотелось просто денег, да и начало бизнесу было положено – трое хитрых вьетнамцем пообещали ей устойчивый поток клиентов.
   Правда, они потребовали показать аппаратуру, которой располагала Живолупова, и ей пришлось продемонстрировать им американский спутниковый телефон.
   Когда вьетнамцы поняли, что это за штука и какие она сулит выгоды, они с ходу предложили старушке сто тысяч долларов. Деньги были хорошие, однако Живолупова опасалась, что за такой фокус американские товарищи её запросто ликвидируют. Поэтому она отказалась и от ста тысяч, и от трехсот.
   Разгорячённые вьетнамцы хотели уже сами ликвидировать Живолупову и даром забрать чудо-телефон, но пенсионерка остудила их несколькими запрещёнными приёмами, которым обучилась ещё в далёком тридцать девятом, на стажировке у немецких товарищей.
   Когда вьетнамцы поняли, с кем имеют дело, они поклялись работать честно.
   «Ладно уж, – решила Живолупова. – Поработаю до обеда, а там видно будет». И поплелась на автобусную остановку.
   Тютюнин и Окуркин её не заметили, однако перед посадкой в салон Гадючиха сгорбилась больше обычного и, напялив рыжий парик, проскочила на заднюю площадку.
   Леха и Сергей всю дорогу увлечённо разговаривали, однако доставать из авоськи аудиопушку Живолупова не решилась. Подходить ближе тоже было опасно, поскольку в последнее время «объекты» вели себя чересчур загадочно.
   На одной из остановок в автобус набились школьники и загомонили, как воробьи на навозе. Гадючихе пришлось забиться в угол, чтобы неспокойные дети не оттоптали ей носы стреляющих ботинок.

68

   Понять, куда идти, чтобы попасть на шоу, не составляло особого труда, поскольку половина выходившей из метро публики устремлялась к подземному переходу, чтобы форсировать забитый машинами проспект.
   Уже в парке перед Речным вокзалом вовсю торговали горячими пирожками и кусочками завонявшей колбасы, чтобы, как выразился один из продавцов, «поддержать маэстро».
   Дальше продавались воздушные шарики и флажки с многозначительным призывом «Стань как верблюд!», а уже на площадке у причалов размещались палатки, торговавшие верблюжьими одеялами.
   – Неплохо развернулись, – заметил Окуркин, который сразу купил себе флажок, повинуясь массовому порыву.
   – Неплохо, – согласился Сергей. – Если бы знать, что Палыча в народном хозяйстве применять можно, мы бы его тоже приспособили.
   – Так, может, того? Переманим обратно?
   – Переманим? – Сергей невесело усмехнулся. – Ты посмотри, ряды стульев поставили, билетные кассы организовали, торговые точки, сцена. Думаешь, это Палыч сам себе сделал? Нет, Леха, тут уже такие деньги крутятся, что нам с тобой за них ухи отвернут в одну секунду.
   Чтобы поспеть к очередному сеансу, Сергею и Лехе пришлось поторопиться и отстоять небольшую очередь в кассу. За билет брали по десять рублей с носа, однако это не казалось дорогим удовольствием, учитывая, что на специальных площадках располагались бригады телевизионщиков из разных стран.
   Возле небольшой лесенки, которая вела на сцену и за кулисы, стояли двое ребят с бритыми затылками. Они контролировали проход за сцену газетчиков, которые собирались, чтобы взять интервью у модного артиста.
   – Давай к Палычу пробьёмся, – неожиданно предложил. Окуркин.
   – Зачем?
   – А просто так. Мы же ему не чужие люди.
   – Там охрана – нас не пустят.
   – Так я же говорю, люди мы ему не чужие. Скажем, родственники, из деревни приехали.
   – Ну давай, – пожал плечами Сергей. Он был уверен, что ничего не выйдет и тогда можно будет вернуться на свои места.
   Окуркин взял инициативу на себя и, смело подойдя к охранникам, сказал:
   – Мужики, дозвольте к Палычу пройти повидаться. Мы родственники его, из деревни приехали всего на один день.
   Охранники переглянулись, безмолвно решая, кому идти. Затем оба выразительно посмотрели на Окуркина, надеясь, что он передумает, но Леха был не таков.
   – Парни, дядька рад будет видеть нас. А в другой раз мы уже не приедем. В деревне ведь как – сенокос, жатва, путина. То да се. Потом ещё выпас и опорос… Анамнясь…
   – Чего? – спросил один из бритых.
   – Я говорю анамнясь, эвона, – повторил Окуркин, исчерпав весь свой запас деревенских слов.
   – Ладно, – сказал один из охранников. – Сейчас пойду спрошу. Как фамилии ваши?
   – Тютюнин и Окуркин.
   Пока он ходил, Леха и Сергей глазели по сторонам, удивляясь, как все хорошо организовано. Рассевшейся на стульях публике разносили чипсы и мороженое, а невдалеке для порядка дежурила милицейская машина. И ещё «скорая помощь», в основном для одиноких дам, которых подводили эмоции.
   Нахмуренные газетчики насторожённо посматривали на двух выскочек, предполагая в них законспирированных коллег.
   Наконец появился охранник.
   – Можете проходить, родственники. Господин Палыч примет вас.
   – Большое спасибо! – поблагодарил Леха и полез на лесенку. В очереди газетчиков неожиданно забилась журналистка. Она стала кричать, что призовёт всех к ответу и вообще стоит здесь с восьми утра.
   – Задрябни, худая, – негромко приказал самый мордастый охранник, и журналистка сразу прекратила истерику. А потом и совсем задрябла.

69

   В закулисном пространстве, куда попали Леха и Сергей, горели слабые светильники и все вокруг было выстлано синим и зелёным бархатом.
   Гул толпы сюда почти не проникал, и хотелось просто сесть на пол и просидеть так до самого вечера.
   Где-то негромко играло пианино и твёрдый голос командовал:
   – Раз, два, три, четыре! Поворот! И ещё – раз, два, три, четыре!
   Музыка стихла.
   – Уже хорошо, Палыч. Уже значительно лучше. Только, пожалуйста, на счёт «три» делайте все резче.
   Окуркин отвёл в сторону тяжёлую портьеру, и они с Лехой вышли на залитую ярким светом площадку с зеркальными стенами и вымощенным кедровой доской полом.
   – Палыч! – позвал Леха, обращаясь к мускулистому танцовщику.
   Сергей хотел одёрнуть друга, дескать, не к тому обращаешься, однако Окуркин не ошибся.
   – Ребята! – обрадовался Палыч и сразу превратился в прежнего старика со спутанной бородой и сухими листьями в волосах.
   – Родственники? – спросила сидевшая за роялем сухая дама академического вида.
   – Анамнясь, – кивнул Леха.
   – Тогда я пойду покурю, – сказала дама и, поднявшись с вертящегося стула, вышла за кулисы.
   – Ну как ты тут? – спросил Окуркин.
   – Работаю, – продолжая счастливо улыбаться, ответил Палыч. – Колбаски много. Все меня любят.
   – Домой не собираешься? – осторожно поинтересовался Сергей.
   – Домой? Зачем? Мне здесь хорошо. Много колбаски. А дома колбаски нет.
   Палыч вздохнул, улыбка сошла с его лица.
   – Ну ладно, не горюй. – Леха похлопал его по плечу. – А здесь ты, значит, тренируешься?
   – Да. Оттачиваю мастерство.
   – А кто эта баба?
   – Мой балетмейстер.
   – Ну что, поговорили?! – громко спросила балетмейстер, выпрыгивая из-за портьеры. – Вы извините, нам работать надо. Через десять минут спектакль… Если хотите, можете постоять у стеночки – поприсутствовать.
   – Хорошо, спасибо, – согласились Сергей и Леха и скромно пристроились у зеркала. Дама вернулась за рояль, сказала:
   – И-и, раз!
   Палыч быстро прогнал всю вступительную программу, а когда превратился в настоящий верблюжий хрен, Сергей с Лехой даже вздрогнули. Но на этом все не закончилось – Палыч не просто шлёпнулся на пол, а стал ходить, да притоптывать, да ещё выделывать много разных фокусов.
   На последней фигуре он закричал «кукареку» и снова сделался мускулистым танцовщиком.

70

   Поражённые увиденным, Сергей и Леха быстро распрощались и, выскочив на сцену, спустились в зал. Здесь, на разогретых летним солнцем стульях они немного пришли в себя и стали обмениваться мнениями.
   – Ну как тебе? – спросил Сергей.
   – Непривычно как-то.., но талант у него есть.
   – Талант есть, – согласился Тютюнин.
   – А ещё я знаешь чего подумал – зря мы с тобой из последней командировки не привезли парочку этих зелёных ушастых мавров. Мы бы их тоже в какой-нибудь цирк устроили…
   – Сказал тоже – из командировки, – усмехнулся Сергей. – А мавры сюда не пошли бы. Мы же с ними из разных миров.
   – А как же Палыч? Он ведь как-то здесь примостился?
   – Палыч – другое дело. Он тухлую колбасу ест, оттого у него и свойства необычные. Хочешь быть таким же, ешь эту дрянь. – Сергей кивнул на стоявший в отдалении фургон Мифояновского мясокомбината, из которого рабочие с марлевыми повязками на лице выгружали привезённую продукцию.
   – Нет, мне такое кушать не дано, – покачал головой Леха.
   – Значит, не будет у тебя мавров зелёных и своего цирка, – подвёл итог Тютюнин. В этот момент заиграла музыка, и на сцене появился Палыч.
   Разомлевший от жары народ радостно забил в ладоши, а сидевшие под зонтиками телевизионщики зажужжали разными хитрыми приборчиками.
   И снова, теперь уже из зрительного зала, Сергей и Леха, позабыв про все на свете, просмотрели всю программу от начала и до конца.
   Когда же Палыч закричал финальное «кукареку», вскочивший со своего места нетрезвый гражданин громко заорал:
   – Ёлочка, зажгись! Зажгись, туды твою в качель!
   Подбежавшие охранники растолкали возбуждённых тёток и, схватив нарушителя порядка, потащили за фургоны – бить.
   – Ладно, давай отчаливать, а то у метро толкучка будет, – сказал Леха, и Сергей с ним согласился.
   Уже проходя по парку, они слышали аплодисменты и громкие выкрики, а навстречу, от метро спешили новые волны зрителей, пожелавших прикоснуться к прекрасному.
   Сергея дёрнул за локоть какой-то прощелыга и, улыбаясь частично оставшимися зубами, предложил:
   – Предлагаю новейший диск! Верблюжий секс посреди пустыни! Эксклюзивные съёмки!
   – Нет, не нужно, – отмахнулся Сергей.
   – А новый альбом Баскова возьмёте? Эксклюзивные песенки!

71

   Опасаясь дорожных пробок, агенты Джонсон и Смит прибыли в аэропорт на целый час раньше и стояли на открытой террасе, слушая гул взлетающих аэробусов.
   Чуть в стороне, не слишком далеко от них, курили двое русских контрразведчиков.
   Одного из них Джонсон видел впервые. Второй был ему знаком, и они кивнули друг другу.
   – Вчера «объекты» посещали шоу, – обронил Смит, глядя на взлётное поле.
   – Да, я знаю.
   – И общались с самим феноменом – Палычем.
   – Это лишь подтверждает ранние сообщения Зи-Зи. «Объекты» и Палыч связаны в одну группу – это понятно. Однако неизвестно, какова её организация и что за цели.
   Сзади в Джонсона кто-то ткнулся, они со Смитом повернулись.
   Перед ними стоял абориген здешних мест, в пиджаке поверх грязной линялой майки и в трико с оттянутыми коленками.
   – Господа, не выручите ли рубликом? – Субъект протянул грязную руку и, склонив голову набок, слёзно добавил:
   – Верите ли, на билет до Антверпена не хватает… В дороге воры обчистили, а вообще-то я миллионер.
   – Ну хорошо, извольте, – откликнулся Джонсон и протянул страждущему десять рублей.
   – Премного вам благодарен, – ответил тот и поклонился. – Как наберу сдачи, непременно верну девять рубликов обратно.
   – Не стоит.
   Попрошайка ушёл. Посмотрев ему вслед, Смит усмехнулся и произнёс:
   – Как же изобретательны в России эти мелкие вымогатели! Они не изображают голодных, а уверяют, что не могут улететь в Антверпен…
   – Привычка русских выглядеть значительнее. Сейчас он насобирает денег, напьётся и до самого отхода в пьяное беспамятство будет считать себя миллионером из Голландии.
   Так они простояли ещё около получаса, развлекаясь деловой и праздной болтовнёй.
   Объявили посадку на рейс до Антверпена, и к дальней площадке с лайнером голландской авиакомпании «Марихуана-Эйрлайнз» подкатил приземистый автобус.
   – Эй, Бёрк! – оживился Джонсон. – Смотрите, это же тот парень – попрошайка!
   Смит пригляделся и действительно среди поднимавшейся на борт публики узнал человека, просившего у них рубль на билет.
   – Да, сэр, это действительно он.
   – Он. И знаешь, что из этого следует?
   – Что?
   – Что мы с тобой не правы.
   – Внимание! На самой длинной полосе совершил посадку восьмиэтажный «Боинг-700047», выполнявший рейс Америка-Россия! – объявила дикторша.
   – Нам пора, – сказал Джонсон, одёргивая пиджак. – Техасец летит во втором этаже и, значит, появится довольно скоро…
   – Я не видел его фотографии. Как он выглядит?
   – Ты узнаешь его сразу, даже если никогда прежде с ним не встречался.

72

   Встречавшие ждали недолго, поскольку таможенный пост располагался прямо в гиганте-аэробусе, в салоне третьего класса.
   Избежав рукавного транспортёра, Техасец появился прямо на лётном поле, а за ним на небольшой тележке катил багаж чернокожий носильщик.
   Как Джонсон и ожидал, Техасец был в широкополой шляпе, ковбойских сапогах и при двух револьверах.
   Во рту он держал одну из тех тонких сигареток, которыми травят клопов в мексиканских деревенских гостиницах.
   – Да, босс. Его ни с кем невозможно спутать, – глухо произнёс Смит, заранее предчувствуя все проблемы, которые им теперь предстоит решать ежедневно.
   Техасец тоже узнал агентов, неприятно их этим удивив.
   – Привет, ребята! – произнёс он, не вынимая изо рта вонючей сигаретки. – Значит, это и есть страна «ком-ми»? – спросил он, осматриваясь.
   – Вообще-то, это пока ещё аэропорт, мистер Техасец. И на будущее, чтобы вы знали, – никаких «комми» здесь давно уже нет.
   – Нет? – На лице Техасца отразилось крайнее удивление. – А зачем тогда взрывать здесь мосты?!
   – Кто вам сказал… – Джонсон огляделся и понизил голос. – Кто вам сказал, мистер Техасец, что вы будете взрывать мосты?
   Техасец наморщил лоб и задумчиво сплюнул на пол.
   – Вот задница, кажется, я что-то подзабыл… А зачем я приехал?
   – Об это позже. Давайте наконец уедем отсюда…
   – Масса Майк, – заканючил носильщик. – Плати давай, моя хотеть кушать…
   Джонсон удивлённо уставился на Техасца.
   – Это что же – ваш личный слуга?
   – Да ну что вы, ребята, разве Управление позволит простому работяге Техасцу оплачивать слугу? Просто дал парнишке заработать, вот и все. Он ехал сюда учиться, вот и решил сделать деньги по-лёгкому… Держи, ниггер. – Техасец протянул носильщику сто долларов. – И считай, что тебе повезло. Где-нибудь в Тихуане тебя бы за сто баксов просто грохнули.
   – Это возмутительно, мистер Техасец, – прошипел Джонсон. – Если этот человек подаст на вас в суд в Соединённых Штатах…
   – Но мы же в России, парень, – осклабился Техасец и сдвинул шляпу на затылок, – расслабься! А ты, молодой, – обратился гость к Смиту, – хватай мой багаж и волоки к машине. На сто баксов, понятное дело, не рассчитывай.
   Бёрку захотелось вцепиться Техасцу в морду, однако тот был довольно высок и жилист. К тому же такой поступок только опозорил бы ЦРУ в глазах русских контрразведчиков, которые с интересом следили за прибывшим гостем.
   – Хорошо, сэр, – ответил Смит и взялся за тележку, на которой стоял огромный, плетённый из ивовых прутьев чемодан, которому смело можно было дать сто лет.
   – Осторожнее с ним, парень! С ним ещё мой прадедушка приехал в Америку. Он дорог мне как память.
   – Кто, ваш дедушка, сэр? – ехидно спросил Бёрк, катя тележку и чувствуя на себе взгляды прохожих.
   – Хм, дедушка… – Техасец посмотрел на Смита. – Ох и бестолковый ты, парень. И как тебя в Управление приняли?
   Когда они вышли к автомобильной стоянке, Техасец, посмотрев по сторонам, спросил:
   – А где же медведи? В России же повсюду ходят медведи, как в Анкоридже, штат Аляска.
   – Прошу прощения, сэр, какие медведи? – едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, уточнил Джонсон. – Вы же бывали в России раньше с диверсионной группой – я читал это в вашем досье. Или не были?
   – Понимаешь, какое дело… – Техасец затянулся вонючей сигареткой. – Давай я тебе об этом позже расскажу.
   – Хорошо, садитесь в автомобиль.
   – Какой автомобиль, вот этот?! – Техасец ткнул окурком в машину Смита.
   – А чем вам не нравится моя машина?
   – Автомобилем, парень, можно назвать только ту машину, которая съедает по галлону топлива за милю пути. Все остальное – это жалкие букашки. Мыльницы! Я не сяду в эту мыльницу! Я хочу американскую машину!
   – Это и есть американская машина «форд-фокус», – с обидой в голосе произнёс Бёрк.
   – Мистер Техасец, – Джонсон перешёл на подчёркнуто официальный тон, – если вы сейчас же не сядете в машину, я попрошу моих русских коллег, – Джонсон красноречиво покосился на контрразведчиков, – и они отвезут вас в «ментовку», на пару суток.
   – Что такое «ментовка»? – тут же спросил Техасец.
   – «Ментовка» – это полицейское отделение.
   – Ерунда, я не боюсь копов! Однажды в Африке я настрелял их целую кучу!
   – Есть большая разница, мистер Техасец, между африканскими копами и российскими, – вмешался Бёрк, которому, хотя и с большим трудом, все же удалось всунуть в багажник древний чемодан.
   – И на что же они похожи? – заинтересовался Техасец, оглядываясь на стоявших неподалёку русских контрразведчиков.
   – Каждый мент, мистер Техасец, это как дюжина техасских парней, упившихся текилой.
   – Текилой? – переспросил Техасец и, сняв свою шляпу, поскрёб макушку. Такой куче техасских парней ему нечего было противопоставить. Старые «смит-вессоны» не в счёт. – Знаете, мистер Джонсон, пожалуй, я проедусь и в этой машине. Она мне подходит, к тому же вы сказали, что она американская…
   Джонсон и Смит переглянулись. Бёрк позволил себе улыбку и сел за руль.
   – А может, лучше поведу я? – предложил Техасец, однако, наткнувшись на строгий взгляд Джонсона, примирительно поднял руки.

73

   Свою сигарету Техасцу пришлось выбросить, и, поскольку больше ему заняться было нечем, он начал рассказывать, как «побывал в России».
   – Наш инструктор полковник Файтинг был большая задница. Он нам ещё в Корее много крови попортил, постоянно выбрасывал то в Лаос, а то, в тумане, прямо в открытое море. И вот взялся он за составление маршрута по переброске нашей диверсионной группы прямо в Советский Союз, чтобы показать «комми», кто в мире хозяин.
   – Это тогда вы, значит, мосты взрывали? – спросил Бёрк.
   – Не гони мула, парень. Слушай дальше. В общем, посадили нас в самолёт – двенадцать красавчиков и пилота дали какого-то О'Лири, та ещё ирландская сволочь. Крутил он, крутил штурвал, садился для заправки, потом снова поднимался и примерно через двадцать пять часов нам говорит: «Вперёд, парни, внизу одни только „комми“. Задайте им жару».
   Ну мы и прыгнули. Попали в какие-то горы и лес, но ноги никто не поломал, и то хорошо. Осмотрелись на местности и поняли, что карты можно выбрасывать – перепутали район выброски. Ну а чего вы хотели, планировал-то все тот же задница Файтинг. А пилот – ирландская сволочь О'Лири. – Техасец не удержался и сплюнул под ноги, однако захваченные рассказом Джонсон и Смит ничего ему не сказали.
   – В общем, стали мы автономно воевать. Взорвали в горах несколько мостов. Потом сожгли аэропорт в небольшом городишке и ещё кое-чего по мелочи. Только через три недели выяснилось, что мы в Аргентине… Когда я это узнал, смеялся так, что намочил штаны.
   – Так, значит, ваша командировка в Советский Союз ограничилась одной Аргентиной? – спросил поражённый Джонсон.
   – Ну не будут же высокие чины признавать, что они дураки! Дали нам по медали и благодарность от Президента, а в досье так и записали – летал взрывать «комми». Так что Советский Союз я в тот раз не увидел, но вы, ребята, не думайте, я в курсе всех событий. Горби, матрёшка, водка – правильно? А это Петербург, правильно?
   – Не правильно. Мы в Москве, мистер Техасец. В Москве, запомните это, а не в Петербурге и не в Анкоридже, штат Аляска. Вам ясно?
   – Все ясно, – поднял руки Техасец. – Ты босс, парень, если ты сказал – Москва, я спорить не буду. Ты ведь не задница Файтинг, верно? И не эта ирландская сволочь О'Лири.
   – А как ваша настоящая фамилия, мистер Техасец? спросил Бёрк.
   – Майк О'Брайен зовут меня, сынок.
   – Но ведь О'Брайен ирландская фамилия.
   – Ты это серьёзно?
   – Вполне.
   – Вот задница! – Техасец хлопнул себя по колену. – Подставил меня папаша! И дедушка, и прадедушка! Вот пройдохи!
   Подавленный открывшейся вдруг правдой о своём происхождении, Техасец замолчал. Однако ненадолго.
   – Все, все вокруг жулики! Единственный человек, которого я уважаю, это Президент Соединённых Штатов… Хотя, если разобраться, он-то и есть самая большая задница.
   – Судя по всему, слово «задница» – ваше самое любимое.
   – Да нет, – немного подумав, серьёзно ответил Техасец. – Есть и другие слова.
   – Как же вам удалось провезти свои пистолеты?
   – А-а… – Майк улыбнулся. – В Штатах проблем не было, а русские меня за шута приняли. Записали, что я исторические ценности ввожу, чтобы потом с выездом проблем не было.
   – Вам придётся оставлять их в сейфе. Местные копы плохо реагируют на оружие. Даже на старое.
   Помня, что ему рассказывали о «ментах», Майк не стал капризничать и лишь поинтересовался насчёт шляпы и сапог.
   – О, тут никаких ограничений. Россия свободная страна – можете носить что угодно.
   – Эх, а медведей здесь все же нет, – вздохнул Техасец, глядя в окно на городские улицы. – Эй, вот задница – «Макдоналдс»! – неожиданно воскликнул он. – Неужто и русские едят эту дрянь?!

74

   Суперматч футбольных команд четвёртой лиги удался на славу, и по его окончании даже состоялась драка болельщиков в количестве трех человек.
   При этом один кричал «Спартак – чемпион!», второй – «Уралан лучше всех!», а третий дерущийся вообще думал, что бьют зареченских.
   Вечером было жарко, поэтому пива выпили много, так что Сергей с Лехой банками просто сгрузились. Отдавать половину Сайду тоже не пришлось, поскольку тот попросил покрыть оставшуюся часть долга дополнительной партией противогазов.
   – Зачем тебе противогазы, Сайд? – удивился Тютю-Нил, который с помощью жены Любы мог достать много противогазов. Хоть восемнадцать штук.
   – Мы.., дело новое открыли, – признался Сайд. – На колбасные склады экстремалов водим. Город большой, глупых людей много. Почему немножко не заработать? – добавил он и хитро улыбнулся.
   Пришлось весь урожай везти на пункт сдачи цветных металлов, где заправляли земляки Сайда.
   Все время, пока совершалась вполне обычная процедура сдачи, Леха Окуркин напряжённо раздумывал. Мысли о своём перерабатывающем алюминий заводике снова посетили его.
   Окуркин молчал весь оставшийся вечер и не донимал идеями Сергея, который тоже размышлял о своём. Он прикидывал, насколько ценными мехами ещё могла располагать переодетая «пожилая женщина» и не выйдут ли боком её подозрительные доброта и наивность.
   На другой день после работы Сергей отправился помогать Лехе ставить на «запорожец» турбину от водяного насоса.
   Куда именно ставилась турбина, точно никто не знал, поэтому действовали они больше по интуиции. Замена стартера новым агрегатом видимого облегчения не принесла, машина перестала заводиться. Пришлось вернуть все на место.
   – Знаешь что, Серёг, ты уже куда-нибудь свои триста долларов потратил? – спросил Окуркин, казалось, вовсе не раздосадованный трудностями с установкой турбины.
   – Нет. В шкафчике лежат… Любка с тёщей провинились, и я запретил им к деньгам даже близко подходить.
   – И тёща тебя послушалась? – удивился Леха.
   – А то. – Серёга угрюмо кивнул. – Я же ей амнистию вынес. У неё теперь двадцатого июня считай второй день рождения.
   – О, да ты лютый! – засмеялся Леха, который только мечтал о реальном лидерстве в собственной семье. – За что так?
   – Они, Лех, мех очень ценный на тапки извели…
   – Что значит ценный и как извели? – живо поинтересовался Окуркин, потом неожиданно схватил разводной ключ на шестьдесят четыре и с криком «хых!» метнул его в чахлый куст, росший на границе гаражной зоны.
   Из куста бросился в сторону знакомый силуэт пенсионерки Живолуповой, и железный ключ пропал в траве зазря.
   – Да ты же её чуть не убил! – испуганно воскликнул Сергей.
   – Не дрейфь, парень. Я в неё этот ключ уже раз восемь бросал и все мимо. Шустрая стала эта Гадючиха, тебе не кажется?
   – Шустрая не шустрая, но любопытная точно, – согласился Тютюнин.
   – Ладно, ключ потом подберу, – махнул рукой Леха. – Чего там с мехом?
   – С мехом? Да этот мужик переодетый, я ж тебе говорил, приставал ко мне. Принёс накидку новую из меха сиамского Рудольфа.
   – И чего, рудольф очень дорогой?
   – Да, – кивнул Сергей и тяжело вздохнул. – Я узнавал – в несколько тысяч долларов оценивался.
   – Да ты чо! – поразился Леха и, забывшись, мазнул себя по физиономии грязной рукой.
   – А Любка с подсказки своей мамаши… – Сергей судорожно сглотнул, – с Рудольфа тапки пошила. Две пары.
   – Бедный рудольф… – покачал головой Окуркин и тут же предложил:
   – Слушай, Серёга, может, нам все же взяться за алюминиевый бизнес по-настоящему, а? Деньги кое-какие есть – пора их вложить в солидное дело.
   – Например?
   – У нас один парень на заводе печки мастерить может. Хочешь золото плавь, а хочешь солидол, только комплектующие дорогие. Ему их откуда-то с «Атоммаша» выносят.
   – Чтобы плавить алюминий, нужно его много иметь, а мы с тобой за банками раз в две недели ходим, – заметил Сергей.
   – Это ты верно сказал, – согласился Леха. – Сначала нужно наладить поставки банок…
   Они снова занялись установкой турбины и скоро успешно с этим справились.
   – Так, Серёга! Сейчас ты присутствуешь при рождении транспорта нового поколения! – возбуждённо затараторил Окуркин, торопливо вытирая руки тряпкой. – Запрыгивай, покатаемся!
   Увлечённый Лехиным настроением, Тютюнин сел рядом со счастливым водителем. Тот повернул ключ зажигания. Мотор чихнул, а затем последовал страшный удар, от чего «запорожец» подпрыгнул на всех четырех колёсах.
   Тютюнин обернулся и увидел, что в крышке моторного отсека зияет огромная рваная дыра.
   – Покатались… – проговорил Серёга и вместе с онемевшим Окуркиным вылез из машины.
   Леха отбросил крышку и, хлопнув себя по бокам, сдавленно пискнул:
   – Улетела, сука! Улетела…
   – Турбина, что ли?
   – Ну, – кивнул Окуркин и стал смотреть вверх, приговаривая:
   – Только не на двадцать четвёртый гараж, только не на двадцать четвёртый…
   Сергей его понимал. Двадцать четвёртый принадлежал Толику по кличке Чалый, который в последнее время очень «поднялся» и вместо старой «девятки» обзавёлся новенькой «БМВ». Пока не было другого места, Чалый хранил обновку в старом гараже, и, во что могло вылиться попадание турбины в двадцать четвёртый, можно было только догадываться.
   Минут десять двое друзей стояли задрав головы, однако вскоре поняли, что турбина уже не вернётся. Возможно, она упала на одну из крыш или приземлилась в песок на ближайшей стройплощадке, поскольку ни отдалённых криков, ни сирен «скорой помощи» слышно не было.
   – Я так тебе скажу, Леха, повезло нам.
   – Повезло-то повезло, – вздохнул Окуркин, – только кто мне машину чинить будет?.. Турбина улетела – это сто долларов. И крышку моторную менять тоже не дёшево.
   – Ладно, оставляй все как есть и на сегодня больше об этом не думай, – посоветовал Тютюнин. Он умел давать хорошие советы.
   – Я все равно буду думать, – не согласился Окуркин, однако инструменты стал собирать. Чтобы помочь другу, Сергей сходил за разводным ключом на шестьдесят четыре.
   «Запорожец» закатили в гараж вручную, и молчаливый Леха запер дверь.
   – Я все равно буду думать, – упрямо повторил он.
   – Думай, только без меня.

75

   Воскресный день Сергей Тютюнин провёл спокойно.
   Он смотрел телевизор, ел пирожки проштрафившейся тёщи и любовался следами раскаяния на лице супруги.
   Потом наступила ночь, и он лёг спать, но где-то около двух часов ночи был разбужен непонятным шумом, доносившимся из подъезда. Впрочем, шум больше не повторялся, и Тютюнин снова уснул. Однако позже он вновь был разбужен, теперь уже неистовым стуком в дверь.
   – Это за мамой! – спросонья заголосила Люба, но Сергей сказал ей: «Заткнись» и, нащупав под кровью старую гантель, пошёл к двери.
   – Кто там? – спросил он.
   – Это я, Леха! – отозвались снаружи. Тютюнин посмотрел в глазок и действительно опознал своего друга Окуркина.
   – Ты чего, Леха? Ночь на дворе!
   – Серёга, ты мне нужен! Случилась такая фигня, что… Короче – выходи!
   – Корочи – дело к ночи, – недовольно пробубнил Сергей и, открыв дверь, вышел на лестничную площадку.
   Прямо перед ним стоял Леха Окуркин – босой и в ватнике поверх трусов. Глаза его горели, а брови то взлетали на самый лоб, а то хмурились и подрагивали, отражая большую эмоциональную нагрузку.
   – Пойдём в гараж… – свистящим шёпотом предложил Леха.
   – Это на хрена? – резонно поинтересовался Тютюнин, зевая и почёсывая живот.
   – Они… – волнение не давало Лехе говорить, – они пришли. Серёга, они явились ко мне. Они явились ко мне, Серёга!
   В прежние времена Сергей посоветовал бы Лехе провериться в «дурке», однако после серии их необычных приключений к каждому пустяку следовало относиться со всей серьёзностью.
   – Ты опять выпил эту дрянь? – строго спросил Тютюнин.
   – Нет! В том-то и дело, – горячо зашептал Окуркин. – Я только вылил за гаражом немного. Я ж в ней гайки мыл.
   – И чего?
   – И они пришли! Говорят, хозяин, давай за полстакана в день мы на тебя работать будем!
   – Кто говорит-то?
   – Тыклики!
   – Тыклики?
   – Они самые! Пойдём в гараж, я тебе их покажу! Сергей задумался. С одной стороны, прогулки с Лехой сокращали его гарантированное законодательством право на отдых, а с другой – ему следовало знать, что происходило в гараже у Окуркина.
   – Ладно. Только подожди, пока я оденусь. Сергей вернулся в прихожую и накинул на себя старое осеннее пальто.
   – Серёж, ты куда? – встревоженно спросила Люба.
   – Да к Лехе в гараж сходить надо. У него две крысы забрались, нужно их пугануть.
   – Утром и пуганете, зачем ночью идти? – резонно заметила супруга.
   – До утра ждать нельзя, а то они покрышки сожрут.
   – Да разве крысы жрут покрышки, Серёж? – не поверила супруга.
   – Эти жрут, Люба, – со вздохом ответил Тютюнин и, сунув ноги в тапки, вышел к Окуркину.

76

   С видом настоящих городских сумасшедших Тютюнин и Окуркин появились во дворе.
   – Они совсем маленькие, Серёг. Я даже сначала принял их за живность какую…
   – За крыс? – машинально спросил Тютюнин.
   – Ага. А ты как догадался?
   – Не важно.
   – Ну вот. Оказалось, что жидкость эта их очень интересует, и они сказали – мы на тебя работать будем за полстакана в день. А я говорю, какие с вас работники, вы же маленькие совсем…
   – Стой, – сказал Тютюнин, останавливаясь. – Слышишь, как будто кто-то землю копает?
   – Ну да, – согласился Окуркин. – Это, наверно, яму для столба телеграфного расширяют, электричество к стройке ведут.
   – А почему ночью?
   – Почему ночью? – Леха наморщил лоб. – А наверно, чтобы не жарко было.
   И они двинулись дальше. Окуркин ещё несколько раз пытался сбивчиво рассказать про переговоры с тыкликами, но Сергей так ничего и не понял.
   Наконец они пришли к гаражу, и Леха начал открывать замок.
   – Только ты не шуми, Серёг, а то они уже спят… – шёпотом предупредил он.
   – Ну хорошо, – так же шёпотом ответил Тютюнин.
   Окуркин максимально осторожно приоткрыл дверь, а затем включил тусклую лампочку, которая была заботливо прикрыта красной тряпкой.
   – Это чтобы не так ярко… – пояснил Леха. Затем нашёл брошенные накануне тапочки и надел их.
   – Вон там я им домик устроил, – сказал он, указав на стоявшую возле верстака обувную коробку. От обычной коробки она отличалась тем, что в ней были прорезаны крохотные двери и окна.
   – Хочешь посмотреть на них? – спросил Леха.
   – Ну, ты ж меня за этим привёл.
   – Хорошо, только старайся говорить тише…
   Сказав это, Окуркин нагнулся и аккуратно снял с коробки крышку. На его лице появилась умильная улыбка.
   Тютюнин тоже приблизился и, заглянув в коробку, едва не ахнул. На трех картонных кроватках, застеленных чистыми тряпочками, спали самые настоящие тыклики. Все они были в ночных колпачках, и возле каждой кровати стояли тапочки.
   На одной из стен коробки висело маленькое ружьё.
   – Это зачем? – шёпотом спросил Тютюнин.
   – В либерастов стрелять.
   – А кто они такие?
   – Не знаю, – пожал плечами Окуркин. – Но у тыкликов с ними серьёзные разногласия. Говорят, за последнюю неделю три разборки было…
   – Три – это много, – покачал головой Тютюнин.
   – Я тоже так думаю.
   Продолжая умильно улыбаться, Окуркин осторожно вернул крышку на место.
   – А работу для них ты уже придумал?
   – Ага. Они мне двигатель усиливать будут.
   – Как это?
   – Я ещё не знаю. Дал им на пробу пробоину починить – вот, справились.
   Леха показал рукой на корму «запорожца», где ещё недавно красовалась большая рваная дырка. Теперь там была ровная металлическая поверхность, гладкая и блестящая, словно зеркало.
   – Ух ты! – поразился Сергей. – Толковые ребята!
   – А то, – самодовольно ухмыльнулся Леха.
   – А бадяги-то у тебя надолго хватит?
   – Дней на десять. Если все будет пучком, а я чувствую, так и будет, придётся смотаться в деревню.
   – В бабкин дом?
   – Ну да.
   – Страшновато, – покачал головой Серёга. От прошлых воспоминаний его даже передёрнуло. – Так ты на работу, что ли, завтра не пойдёшь?
   – Пойду. Тыклики сказали, что пока переберут железки, посмотрят, как лучше подобраться. Ты, говорят, хозяин, к вечеру наведайся.
   – Чудно как-то, – сказал Сергей. – Ну, пойдём домой.
   – Пойдём.
   Они закрыли гараж и, чуть-чуть отойдя, заметили вдруг вынырнувший из темноты сгорбленный силуэт с лопатой, который устало брёл в сторону двора.
   – Кто это? – прошептал Окуркин.
   – Не знаю. Давай не пойдём дальше. Подождём.

77

   Ночью бабушку Живолупову пришли грабить, а возможно и убивать.
   Около двух часов кто-то робко поскрёбся в дверь и на ломаном русском языке позвал:
   – Откротти, телефона нада.
   Живолупова спала чутким сном штатного разведчика, а потому сразу проснулась.
   Она подошла к двери и серией кодовых стуков выяснила, что пришли её партнёры-вьетнамцы.
   – Чего так поздно? – спросила Гадючиха через дверь.
   – Очень нада! Десити раз дорожи! – пообещали вьетнамцы, и Живолупова, не в силах одолеть свою, жадность, отперла дверь.
   Каково же было её удивление, когда визитёров оказалось не трое, как виделось через глазок, а целая дюжина.
   – Эй, зайцы рисовые, а чего вас так много? – сердито спросила Живолупова и тут же узнала, почём вьетнамское кун-фу.
   Нечестные партнёры навалились всей гурьбой и стали избивать бабушку ногами, принуждая её отдать американский телефон.
   Пока Живолупова билась с пятью-шестью азиатами, другие метеорами носились по её двухкомнатной квартире и переворачивали все подряд, тарахтя как заведённые:
   – Телефона-где-телефона-где-телефона-где?!
   Не найдя телефона, вьетнамцы разозлились и повытаскивали ножики. Живолупова схватилась за ножку от поломанного стула и вступила в последнюю схватку. Она скоро поняла, что этим их не вразумить, и, выхватив из-под подушки пистолет с ядовитыми иголками, стала стрелять на поражение.
   Через несколько секунд в квартире пенсионерки Живолуповой стало тихо.
   Горе-партнёры лежали не шевелясь, а Живолупова вполголоса ругалась, оглядывая следы разрушений. И ещё ей предстояло вынести двенадцать тел и где-то их прикопать.
   – Во как неделька начинается, – проскрипела Гадючиха и, набросив кофту, сходила на балкон за лопатой. Потом выбрала кого полегче и с кряхтеньем забросила на плечо.
   Заходить в лифт с такой ношей было неловко, пришлось затаскивать тело волоком. А возле подъезда Живолупову ждал неприятный сюрприз – страдавший бессонницей дедок примерно её возраста.
   – Здорово, баба, – сказал он, затягиваясь беломориной.
   – Здорово, – процедила Живолупова.
   – Пьяный, что ли?
   – Пьяный, – ответила она и потащила тело за дом.
   Там, на небольшом пустыре за детской площадкой она бросила его в траву, рядом с недокопанной ямой для столба.
   «Немного подровняю, и всем места хватит. Они маленькие», – подумала Живолупова, оглядывая яму.
   Потом отправилась в обратный рейс. Дедок с беломориной сидел на прежнем месте и кивнул ей как старой знакомой.
   Гадючиха поднялась к себе домой и спустя несколько минут вышла, волоча ещё двух «партнёров».
   – Здорово, баба, – снова сказал дед.
   – Здорово, – криво усмехнулась Гадючиха.
   – Пьяные, что ли?
   – Пьяные…
   И так дедок здоровался с Живолуповой каждый раз, должно быть забывая, что они уже виделись.
   Притащив последнего, Живолупова без передышки приступила к расширению ямы.
   Она копала довольно сноровисто и так увлеклась, что не обратила внимания на посторонние звуки, а когда выбралась из доконченной ямы, увидала лишь последнего вьетнамца, который улепётывал в темноту.
   – Вот зайцы рисовые, – покачала головой Живолупова и сплюнула глиняную крошку. – Даже яд не берет их, азиатов… Зря только таскала…
   Она забросила лопату на плечо и пошла домой.
   – Здорово, баба, – снова сказал старик. – Гости у тебя, что ль?
   – Были. Разошлись, – ответила Гадючиха и присела рядом с ночным знакомым. – Ты чего куришь, дед? Старик молча протянул ей пачку. Живолупова закурила.
   – Ты в каких местах бывал? – спросила она.
   – На Соловках был, – ответил старик. – В Мордовии…
   – А я на Колыме больше, – сказала Живолупова и, затянувшись, добавила. – Природа там красивая…
   Они посидели ещё немного. Тут на дорожке, ведущей к подъезду, появились ещё двое бодрствующих – Тютюнин и Окуркин.
   – Здравствуйте, – сказал Сергей, проходя мимо.
   – Здорово, Серёга, – ответила Живолупова. – У тебя чего, сортир забился?
   – Почему это?
   – Да ты вон и штаны надеть не успел.
   – Нет, все в порядке. А ты чего с лопатой?
   – Да вот покопать захотелось. Ночью, – ответила Гадючиха. – Должно, к дождю…

78

   На работу Сергей Тютюнин пришёл невыспавшимся, к тому же там его ожидал неприятный сюрприз.
   Двое крепких людей в военной форме сбили Сергея с ног, едва он вошёл в здание.
   – Ой! Больно! – закричал он.
   – Молчи, бандит. Тебя поймали, – строго сказал ему кто-то.
   Серёгу подняли с пола, и он увидел лицо, выражение которого не предвещало ему ничего хорошего. Ничего хорошего не предвещали также руки с волосатыми кулаками и кривые ноги, обутые в блестящие сапоги.
   – Молчи, бандит… Тебя поймали… Хи-хи, – пропищал бухгалтер Фригидин, цепко держа своими лапками пачку сахара из Серегиных запасов. Пропищал и тут же укрылся в туалете.
   – Ну что, Сергей Тютюнин, будете запираться или сразу все расскажете? – хитро прищурившись, спросил главный военный с волосатыми кулаками.
   – Запираться не буду, – сказал Сергей. – Сразу все расскажу.
   – Вот и хорошо. Ведите его в кабинет директора, – распорядился главный. – Возможно, обойдёмся без увечий, – добавил он, не слишком уверенно.
   Крепко удерживая Тютюнина под руки, дюжие конвоиры проводили его в кабинет Штерна, где оказались только напуганная секретарша и стоявший возле стены дизайнер Турбинов.
   – Итак, ты знаешь, кто я? – спросил Сергея главный военный, когда арестанта припечатали к стулу и завели руки за спину.
   – Нет, товарищ капитан, – честно ответил Тютюнин.
   – Я военный прокурор этого округа. И того. И ещё двух. Усекаешь?
   – Нет, товарищ капитан.
   – Туповат ты для крупных дел, Тютюнин. Или прикидываешься? – Прокурор подошёл ближе и проникновенно заглянул Серёге в глаза.
   – Не прикидываюсь, – ответил арестованный.
   – Как давно знаешь майора медицинской службы Пивняцкого?
   – Никак ни давно не знаю, товарищ капитан.
   – Да? – Военный прокурор недобро усмехнулся и, подойдя к Турбинову, ткнул его в живот пальцем.
   Турбинов сказал капитану «ой», а тот ему: «Смотри у меня!» И вернулся к Сергею.
   – Ладно. Рассказывай, кто первым придумал это? Кто учёных хомяков изводил, а? Дивизию целую положили, подонки!!! – заорал прокурор и дал Серёге в морду.
   «Хреново дело», – подумал Тютюнин, решив признаться во всем, как только разберётся, в чем именно.
   – Шкурки хомяков принимал, шкура продажная?
   – Принимал, товарищ капитан. Шкурки хомяков продажные по четыре рубля. Десять тысяч штук…
   – А ты знаешь, что это хомяки не простые, а золотые для нашего государственного бюджета? Ты знаешь, что это не просто грызуны, а самые настоящие воины?
   – Нет, этого я не знал, товарищ капитан, – честно признался Тютюнин, но прокурор ему не поверил и снова дал в морду.
   – Нельзя ли напомнить подробности дела, товарищ капитан? спросил Сергей, поняв, что пришла пора сотрудничать со следствием.
   – Я тебе напомню. Я тебе напомню, бандит, – аспидом прошипел военный прокурор и вытер со лба пот. Потом заглянул в свои бумаги.
   – Десять тысяч природных грызунов проходили программу обучения на хомяков-связистов и две недели назад, в четверг, поехали на промывку в баню. И ни один из них не вернулся, а спустя какое-то время в ваши «Рога и Копыта» доставили десять тысяч хомячьих шкурок. Теперь понял, что ты влип?
   – Теперь понял, – сказал Тютюнин. – Но мне сказали, что они умерли от болезни, и привёз их майор – военный биолог.
   – Вот только не надо мне рассказывать этих сказок, дружок. «Я не знал», «я не мог». Мне известно, что ты мне скажешь, но враньё про ужасную и опасную для человека болезнь, которая якобы сразила хомяков-связистов, я уже слышал. Вставай, и поехали в тюрьму…
   – В тюрьму? Так быстро? – удивился Тютюнин.
   – А чего тянуть? Вечером вынесут приговор, а на рассвете… – Прокурор по-настоящему счастливо улыбнулся и мечтательно вздохнул.
   – Что на рассвете? встревожился Сергей.
   – Жена есть? – пропустив вопрос арестованного, спросил капитан.
   – Есть. Любой зовут.
   – Ну что же, как говорится: заплачет рыбачка, упав ничком.

79

   Прежде Сергей Тютюнин в тюрьме не бывал ни разу. Так уж сложилось, что не было повода попадать за решётку. А теперь у него отобрали ремень, шнурки от дарёных полуботинок, носовой платок с Чебурашкой и посадили в одиночную маленькую камеру без окошка.
   – Ну все, – сказал себе Сергей. – Уж лучше бы в очередную «командировку» с Лехой отправиться, чем на рассвете…
   Представив, как его будут расстреливать, Тютюнин зашмыгал носом. Потом, конечно, скажут: судебная ошибка, ни при чем был парень, случайно попался. Но будет уже поздно. И, что самое обидное, Сергей так и не узнает, сумели ли тыклики усилить двигатель Лехиного «запорожца».
   Примерно через полчаса железная дверь с лязгом открылась, и в камеру вошли те двое, что доставляли Сергея в тюрьму.
   – Эй, ещё же не рассвет! – крикнул он в отчаянии.
   – Мы знаем, – ответили они и стали Серёгу бить. Просто и беззлобно, но все равно очень больно.
   Потом, видимо устав или по какой другой причине, они оставили арестанта в покое и ушли. Однако в одиночестве Тютюнин пробыл недолго. В железной двери распахнулось окошко, и кто-то спросил:
   – Обедать будешь?
   – А уже разве обед? – спросил Сергей.
   – Будешь или нет?
   – Буду, – сказал Сергей и, поднявшись с нар, получил перекрученную алюминиевую миску с желтоватой бурдой и кусок хлеба в придачу. Не то чтобы он хотел есть, но ему было любопытно, чем здесь кормят. Оказалось, практически ничем.
   Не успел Тютюнин притронуться к угощению, как в коридоре снова загремели тяжёлые шаги, и в камеру ворвались его недавние мучители.
   – Дайте хоть поесть, сатрапы! – в отчаянии закричал Леха, но конвоиры выволокли его из камеры и потащили по коридору.
   После долгих путешествий по этажам Тютюнина привели в провонявшую табачным дымом комнату, где он опять встретился с прокурором.
   – Ну, Серёга, повезло тебе, – сказал капитан и удивлённо покачал головой, словно все ещё не веря в случившееся. – Одним словом, обвинение с тебя снимается, поскольку хомяки вдруг объявились.
   – Как это объявились? Они же мёртвые!
   – Да не мёртвые. Хомяки-связисты вернулись в расположение части из самовольной отлучки. Теперь им светит дисбат.
   – А что с нашими шкурками?
   – С вашими шкурками все в полном порядке. Они действительно принадлежали животным, погибшим от ужасной и опасной для человека болезни.
   – А от этих шкурок нельзя заболеть? – тут же спросил оправданный.
   Прокурор подошёл к Тютюнину и обнял его за плечи.
   – Время сейчас трудное, дорогой товарищ. Поэтому нельзя нам болеть. Никак нельзя.

80

   У тюремных ворот Тютюнина встречала Люба. Её глаза были красны от слез. Она с громким плачем упала на грудь любимому мужу, больно ткнув его узелком с ржаными сухарями и оловянной кружкой.
   – Серёжа! Вернулся! – всхлипывала Люба. Тютюнин погладил её по плечу и сказал:
   – Меня оправдали, Люба. Чего же ты плачешь? Давай-ка ты на работу возвращайся.
   – А мне возвращаться не надо! – Люба подалась назад и заглянула мужу в глаза. – Мне, Серёжа, до среды отгул дали! Правда хорошо?
   – Хорошо, – согласился Тютюнин. – Узелок-то тебе мамаша передала?
   – Ага. Ту все что нужно – сухарики, кружечка, немного табачку и мыло.
   – Мыло, – криво усмехнулся Тютюнин. – Верёвку не забыла положить?
   – Зачем? – не поняла Люба.
   – Не важно, – отмахнулся Сергей и, поцеловав Любу в щеку, решительно двинулся к остановке городского транспорта.
   Ему не терпелось поскорее попасть в свой родной «Втормехпошив».
   Не замечая строгих контролёров и суетливых пассажиров, Сергей перепрыгивал из троллейбуса в метро, из метро в автобус, а потом на трамвай. Добравшись до своего предприятия, он остановился возле ларька, торговавшего жвачкой, китайскими игрушками и другими товарами первой необходимости.
   – Сахар есть, девушка? – спросил Тютюнин через стекло.
   – Ой, он рафинадный, вам ни в жизнь не угрызть, – призналась честная продавщица.
   – Это даже хорошо, – злорадно улыбнулся Сергей. – Дайте мне аж две пачки.
   Продавщица подала Сергею две серые и тяжёлые, как кирпичи, упаковки.
   – Пятьдесят рублей, – сказала она.
   – Хорошо, только денег у меня с собой нет. Вы подождёте немного, я здесь, напротив вас работаю?
   Продавщица хотела закричать: «Да что это такое, давайте деньги сейчас же или возвращайте товар!» – но Сергей сунул к ней в окошко свою побитую физиономию, и она сказал:
   – Пожалуйста. Я вам верю, гражданин.
   И Сергей побежал во «Втормехпошив». Влетев в помещение приёмки, он застал там штук двадцать встревоженных старушек, дожидавшихся его прихода. Увидев своего благодетеля, они радостно загомонили.
   – Одну минуточку, – попросил их Сергей. – Я только сахарок пристрою и сразу назад.
   Старушки стали ждать, а Сергей прямиком помчался в бухгалтерию.
   – Ой, это вы, Сергей! – встретила его в коридоре секретарша директора Елена Васильевна. – Вас насовсем отпустили или вы… – Елена Васильевна перешла на шёпот, – или вы сбежали?
   – Отпустили. Полностью оправдан.
   – А Борис Львович про вас спрашивал. Он так удивился, что вас забрали… Зайдите к нему.
   – Обязательно зайду, – пообещал Сергей, – но сначала в бухгалтерию.
   – А-а, понимаю, – кивнула секретарша. – Признаться, Сергей, я бы с удовольствием к вам присоединилась. – Елена Васильевна подошла к Тютюнину ближе и, взяв его за пуговицу, с придыханием произнесла:
   – Но вы ведь женаты…
   – Ну да, – ответил Тютюнин, несколько сбитый с толку. Однако, когда Елена Васильевна ушла, Сергей быстро восстановился и наполнился прежней, тихой и ликующей, злобой.

81

   Никогда ещё бухгалтер Фригидин не сводил дебет с кредитом в таком прекрасном расположении духа. То и дело бросая работу, он пробегал пальцами по костяшкам деревянных счётов и, лихо поддёргивая сползавшие налокотники, напевал что-то лёгкое и воздушное.
   Иногда он бросал взгляд на пачку от сахара и, послюнив палец, вычищал из неё остатки сахарной пудры.
   – Ла-ла-ла! – пел Фригидин. – Трам-пам, та-ра-рам! За его спиной скрипнула дверь, и он, не оборачиваясь, пропел, подражая Демису Руссосу:
   – Кто та-а-ам?
   – Сто грамм, – ответил знакомый до физической боли голос, и в следующее мгновение Фригидину дали по башке.
   – Ой! – воскликнул он и, вскочив со стула, замер, не в силах побороть холодное оцепенение.
   – А я тебе сладенького принёс, – сказал Тютюнин и швырнул на стол два неподъёмных рафинадных кирпича.
   – Постойте, Сергей, вы меня не так поняли! – затараторил Фригидин, выставляя вперёд ладони и таким образом отгораживаясь от медленно наступавшего Тютюнина. – Я просто отвлекал на себя внимание этих.., этих.., зверей! Этих монстров! Этих невозможных хамов-неужели вы мне не верите?
   – Не верю. Ты жрал мой сахар.
   – Но не оставлять же его врагу, Сергей! А как гражданин…
   – Жри рафинад… – перебил его Тютюнин.
   – Да я с удовольствием, только хотелось бы расставить все точки, а также запятые, поскольку…
   – Жри – или пожалеешь, – предупредил Тютюнин.
   – Но меня опять отвезут размачивать в отделение нестандартной терапии! – пятясь от Сергея, закричал Фригидин.
   – А ты хочешь в травматологию?
   – Нет, не хочу. Сейчас же начинаю есть. – С этими словами Фригидин схватил одну из коробок и впился зубами в картон. Однако тут же оставил это занятие и заговорил на отвлечённые темы:
   – Между прочим, Сергей, вопрос из вопросов. Есть ли жизнь на Марсе?
   – Фригидин, не зли меня.
   – Ладно, замяли, – сразу согласился бухгалтер и снова начал мусолить картон, но снова отвлёкся. – А вот какой случай произошёл с персидским царём Буром Вторым, когда его слоны переходили вброд Миссисипи…
   Несколько затрещин заставили бухгалтера заняться делом, и спустя полчаса одна коробка была опустошена.
   – Перерыв пять минут, – бесстрастным голосом рефери объявил Тютюнин, и обливающийся потом Фригидин свалился на свой стул.
   – Пей больше воды, Фригидин. Уменьшай концентрацию, – советовал Сергей.
   – Не могу… Я и так два чайника выпил!
   – Ничего. Ещё графин остался и аквариум.
   – Там же рыбки!
   – Рыбок не тронем, – пообещал Сергей. – Они ни при чем… Перерыв окончен. Приступай к последней порции.
   – А может, не нужно, Сергей, а? Хотите, я подарю вам подшивку порнографических журналов?
   – Нет.
   – А стеклянные шарики и игрушечный электровоз?!
   – Начинай!
   Поняв, что Тютюнин не отступит, бухгалтер придвинул к себе новую коробку с рафинадом и с выражением обречённости на лице принялся её глодать.
   Однако он не одолел и половины, когда в его теле начался процесс естественной кристаллизации.

82

   Врачей вызвали уже без Тютюнина, поскольку он полностью отдался любимой работе.
   В этот день к нему на приёмку принесли много разного товара. Тут были пыжики, кроличьи лапки, поддёвка из койота и шапка из тундровых пеструшек.
   Когда половина очереди был обслужена, Сергей почувствовал, что на него кто-то смотрит, и оглянулся.
   Это была знакомая ему врачиха Света, которая приехала вызволять Фригидина во второй раз.
   – Привет, – сказал ей Тютюнин. – Как дела?
   – Нормально. Заливаем вашему бухгалтеру воду в задницу…
   – А… – сказал Серёга, чувствуя некоторое смущение. Старушки из очереди тоже приметили особую атмосферу и притихли, не скандаля, против обыкновения, по поводу простоя.
   Света повела бюстом и шагнула к Сергею. Он нервно улыбнулся и отступил, надеясь, что при посторонних она не посмеет.
   Однако Света была настроена очень решительно и, припечатав Тютюнина бюстом к стене, крепко поцеловала его взасос.
   Старушки возликовали и дружно грянули «Ай люли – четыре гуся!», а Света, довольная своим поступком, покинула помещение, оставив Сергея в состоянии крайнего удивления.
   Старушки затянули «Вот мчится тройка удалая» и трижды начинали её с начала, пока Сергей не принял весь принесённый ими хлам.
   Лишь после этого пенсионерки вышли на улицу, и в приёмке стало тихо.
   Сергей, облегчённо вздохнув, опустился на старый табурет и только теперь заметил в углу ту самую пожилую женщину, что сдавала ему сиамского Рудольфа.
   В первый момент Сергею показалось, что клиентка поняла свою ошибку и пришла потребовать мех обратно, однако он тут же вспомнил, что это никакая не женщина, а переодетый мужик.
   Впрочем, кричать: «Уйди, переодетый мужик, уйди!» – Тютюнин не собирался. Он хотел придержать этот аргумент на случай, если «пожилая женщина» потребует назад своего Рудольфа.
   – Слушаю вас внимательно, – сказал Сергей.
   – Я принесла вам ещё одну скромную вещь, – сказал переодетый мужик.
   – Показывайте.
   «Пожилая женщина» стала доставать из сумки меховое изделие, и в этот момент на пол с отчётливым грохотом вывалился пистолет.
   У Сергея было отменное зрение, поэтому он без труда прочитал сделанную на рукоятке надпись: «Произведено в США. Специально для агентов ЦРУ».
   – Это не моё! – воскликнула «пожилая женщина» и, резко нагнувшись, подхватила пистолет, чтобы спрятать его в сумку. При этом она обронила что-то ещё, и Тютюнин снова получил возможность продемонстрировать свою зоркость.
   «Агент ЦРУ Бёрк Смит. Русский отдел».
   – Это не моё! – в истерике заорала посетительница и, подхватив удостоверение, спрятала его в карман.
   – Наверно, бабушки обронили, – предположил Сергей. – Давайте показывайте свою скромную вещицу, а то я скоро закрываться буду.
   Нервно подёргиваясь и шипя, как паровой клапан, «пожилая женщина» достала из сумки альпийские шорты из настоящей серебристой жуа.
   – Е-моё! – только и сумел выговорить Тютюнин, поражённый совершенством этого меха, не менее редкого, чем рудольф. – Даю двести рублей!
   – Давайте, – сразу согласилась «пожилая женщина», понемногу приходя в себя.
   «Позор! – внутренне злился Бёрк Смит. – Позор, провал и полная профессиональная непригодность!»
   В первую минуту ему хотелось помчаться в посольство и написать рапорт с просьбой об отставке, но потом он решил, что погорячился и что не правильно бросать босса Джонсона, особенно теперь, когда им на помощь прислали Техасца.
   – Скажите, Сергей, а что вы делаете по вечерам? – спросил Смит, убирая в карман полученные двести рублей.
   – А чего вам? – насторожился Тютюнин.
   – Дело в том, что я изучаю проблемы мездровосстановительных экзекуций, ну и вообще о мехе могу говорить просто часами…
   Видя, что Тютюнин смотрит все ещё недоверчиво, Смит добавил:
   – Есть также пара абонементов на выставку «Меха-Экспо» и серию семинаров на тему «Хорь – мягок и полезен».
   – Хорь? – переспросил Тютюнин. Хорь нравился ему всегда, хотя попадался довольно редко. – Вот про хоря мне интересно. Только желательно на дневной сеанс, а то жена Люба меня не поймёт.

83

   Вечером Сергей как ни в чем не бывало вернулся домой. Опухоль с его побитого лица почти спала, а синяки на рёбрах прикрывала рубашка.
   Любу он застал сидящей перед телевизором. Она бойко стрекотала железными спицами, старательно вывязывая правый носок. Получалось у неё довольно быстро, но совсем не правильно, и количество левых носков возле кресла множилось.
   – Ой, Серёжа! А тут Сиси, представляешь, плачет. Она встретила своего сына, а тот оказался её отцом. Представляешь?
   – Ты Афоню кормила? – спросил Сергей, посмотрев на кота, который тёрся об его ноги.
   – Он не жрёт, собака. Наверно, тебя ждёт… Там на кухне пирожки, как ты любишь. Я их собиралась тебе в передачку положить, но тебя же отпустили. Серёж, а ты не говори никому, что тебя отпустили, ладно? Чтобы мне отгулы до четверга догулять. А в четверг будто бы отпустят. Ладно?
   – Ладно, – буркнул Тютюнин.
   В замке провернулся ключ, Сергей удивлённо оглянулся. Дверь распахнулась, и в квартиру вбежала сияющая тёща. По случаю праздника Олимпиада Петровна была наряжена в розовое платье с лентой, в одной руке она держала букет гвоздик, а в другой – бутылку шампанского.
   – Первый день без этого придурка! – закричала Олимпиада Петровна, однако тут она увидела Сергея и поперхнулась своей радостью, как прогорклым кефиром.
   – Это что же, – произнесла она, – мой узелочек с сухариками вам не пригодился, Сергей Александрович?
   – Не пригодился, Олимпиада Петровна. Оставьте себе, – ехидно ответил Тютюнин.
   Тёща неловко присела на софу и отстраненно уставилась на горку левых носков, а Люба отложила вязанье и, подойдя к матери, сказала:
   – Ну чего ты, все же обошлось.
   В этот момент в дверь позвонили. Сергей вышел открывать и увидел Окуркина. У него было красное лицо, а глаза сияли, как на прошлое Первое мая.
   – Получилось, Серёг! Получилось!
   – Чего получилось?
   – Тыклики! Они работают, заразы! Кстати, с возвращением! Я, как в газете прочитал, просто слезы, понимаешь, полились.
   – В какой газете?
   – В центральной.
   – И чего там написано?
   – Что Сергей Тютюнин, больше известный под кличкой Фенимор, создавал двойную отчётность на предприятии «Втормехпошив». Дескать, признался во всем и уже посажен.
   – Вот сволочи, – покачал головой Сергей.
   – Да ладно. Главное, что ты сбежал! Пойдём, работу тыкликов продемонстрирую!
   – Постой, почему это сбежал? Меня полностью оправдали.
   – Да? А в газете написано, что ты сбежал, опасен и в городе объявлен перехват.
   – Тоже в центральной?
   – Тоже.
   – Вот сволочи… – Сергей вздохнул, затем махнул рукой и сказал:
   – Иди, я сейчас спущусь, только пирожков возьму с собой.

84

   «Запорожец» стоял прямо у подъезда, и возле него вилась детвора, как будто это был какой-то «мерседес».
   – Видишь, как облепили! Чуют силу, чуют! – прокомментировал Леха это явление.
   Разогнав мальчишек, они сели в машину и примерно с минуту сидели в торжественной тишине.
   – Ну давай, – сказал Сергей. Леха повернул ключ зажигания. Вопреки ожиданиям Тютюнина, мотор не затарахтел, как три бензопилы, а приятно заурчал, вызывая лишь лёгкое подрагивание корпуса.
   Сергей удивлённо посмотрел на сияющего Окуркина и заулыбался.
   Леха осторожно тронул машину с места, и они выехали со двора.
   – Возле стройки бетонка старая – там и попробуем, – сказал Окуркин.
   – Как знаешь, – ответил Тютюнин, получая удовольствие от прогулки. – Эх, а про пирожки-то я забыл!
   – За коленки держись, сейчас взлетать будем! – предупредил Леха, выводя усиленный «запорожец» на испытательную трассу.
   Остановившись в начале запылённого куска асфальта, Окуркин погазовал, оглашая окрестности угрожающим рыком. Потом подмигнул Сергею и, крикнув: «За рулём Шумахер!» – отпустил сцепление.
   «Запорожец» едва не встал на задние колёса и с рёвом понёсся вперёд, вдавливая пассажиров в слабые спинки кресел. В глазах у Тютюнина потемнело, и он успел порадоваться, что не начал кушать пирожок.
   Вскоре заскрипели тормоза, «запорожец» пошёл юзом, и Окуркин лихо развернул машину на сто восемьдесят градусов.
   – Ну как? – спросил он, заглушив двигатель.
   – О-о! – только и сумел произнести Тютюнин. – И это все тыклики?
   – Они самые!
   – И что, они сейчас там, в моторе?
   – Ну да. Я их сам подсаживал в выхлопную трубу. На них были прорезиненные штаны и блестящие калоши… – сообщил Леха. – Нам нужно в деревню смотаться, Серёг, чтобы побольше горючки доставить. Ты же видишь, тыклики этого стоят.
   – Тебе раньше и этого «запорожца» хватало, без тыкликов.
   – Да ты что! Нам с ними это.., сотрудничать надо. Они мне знаешь что сказали? – Что?
   – Что у либерастов есть машинка по умножению пивных банок.
   – У кого? – не понял Тютюнин.
   – У ихних этих.., оппонентов.
   – И чего эта машинка делает?
   – Банки умножает, чудак. Закладываешь две штуки, а вытаскиваешь четыре.
   – Да? – удивился Сергей. Хоть он и опасался ехать в деревню, но умножитель банок им с Лехой очень бы пригодился.
   – Ладно. Когда поедем?
   – Давай завтра. Я на работу могу не идти, потому что завод мне за пятьдесят лет задолжал, а ты вообще в бегах.
   – Я не в бегах! – возмутился Сергей и стал нервно есть пирожок. – Я полностью оправдан, поскольку хомяки-связисты не были убиты, а просто бегали в город в самоволку!
   – Ты чего-то бредишь, старик. Хомяков-связистов не бывает. Это сказочки для клиентов из дурки…
   – Ага, а тыклики бывают, – усмехнулся Сергей.
   – Тыклики, Серёга, это реальность, данная нам в ощущениях… – с серьёзным видом произнёс Окуркин.
   Тютюнин перестал жевать и с тревогой уставился на друга.
   – Ты сам-то понял, чего сказал?
   – Конечно понял, – кивнул тот и, уходя от дальнейших расспросов, предложил:
   – А давай вон ту будку старую свалим.
   – В ней же электричество…
   – Да нет там давно никакого электричества, – уверенно заявил Окуркин. – Я её открывал – все нутро пустое.
   – А зачем её валить?
   – Машину испытывать будем. За сколько сто кэмэ набирает, я измерил. Теперь померим «мощность на крюке». Это такая характеристика, обязательная для танков и тракторов.
   – У тебя же не танк, – возразил Тютюнин.
   – А кто тебе сказал? Сейчас рогом упрёмся, и увидишь, кто здесь танк.
   С этими словами Леха завёл машину и, подъехав к старой будке, уткнулся в неё передним бампером.
   – Понемножку… – скомандовал себе Окуркин и стал давить на преграду.
   Будка качнулась раз, другой. Из-под неё выскочили две крысы и исчезли в пыльной траве.
   – Крысы бегут с корабля! – прокомментировал Леха и добавил газу. Будка затрещала и начала заваливаться, однако как-то медленно. Непонятно было, чем же она держалась, если стальные опоры давно сгнили.
   Сергей выглянул в окно и понял, что держало дряхлую будку. Оказалось, это был чёрный, толщиной в руку кабель, который Леха своим «запорожцем» выворачивал из земли.
   – Стой! – закричал Тютюнин, но было уже поздно. Будка рухнула и рассыпалась в труху, а увлечённый ею кабель полностью обнажился, протянувшись метров на сто, до железобетонного столба уличного освещения.
   В момент, когда Тютюнин это увидел, столб уже падал. Он рвал провода и рассыпал искры, одновременно увлекая за собой следующий столб, а тот – ещё один.
   Скоро цепная реакция привела к аварии на торговой точке у перекрёстка, где трое суток разгружали фуры с ранними арбузами. Свой недоспелый товар продавцы любовно укладывали в загон из дощатых щитов приличной высоты, и, когда один из упавших столбов повалил эти щиты, вся масса зелёных арбузов устремилась на свободу.
   Они смели несколько машин и покатились под гору, наводя панику на водителей и пассажиров городского транспорта.
   – Гони, чего стоишь! – крикнул Сергей. – Быстрей, пока нас не заметили!
   И Леха погнал.

85

   Сообщение от агента Зи-Зи пришло ночью. Живолупова извещала босса Джонсона о том, что «объекты» накануне вечером вели себя очень странно и даже спровоцировали в своём районе техногенную катастрофу.
   Аудиопушка позволила агенту Зи-Зи перехватить часть разговоров между «объектами», из которых следовало, что утром они собирались выехать за город, возможно для испытания какой-то очередной новинки.
   Накануне Хэнк Джонсон проводил инструктаж Техасца и совершенно вымотался. Однако теперь ему не спалось, поскольку уже завтра, если правильно проследить за Тютюниным и Окуркиным, можно было выйти на секретную лабораторию русских.
   Джонсон поднялся с постели и, зайдя на кухню, достал из холодильника молоко. Это всегда стимулировало его мозговую деятельность, правда, иногда вызывало газы, что при неприметной работе разведчика создавало проблемы.
   Напившись молока, Джонсон позвонил Смиту и предупредил его о завтрашней срочной работе.
   – Разве мы не поедем контролировать Техасца, сэр?
   – Плевать на Техасца. Этим утром мы можем спасти мир от русской угрозы. Что, если они действительно заменяют китайское население, как думают в Вашингтоне?
   – Понял, сэр. В шесть утра я буду возле вашего дома.
   – Спасибо, Бёрк, только что с твоим голосом? Опять дегустация русских вин?
   – Как можно, сэр. Просто я попробовал, что такое броженое пиво.
   – И что такое броженое пиво?
   – Я не очень понял, если честно…
   – Ладно, завтра в шесть – у меня, однако будьте готовы отправиться раньше, если Зи-Зи засечёт отправку «объектов» в более раннее время.
   – Конечно, сэр.
   – Что этот Тютюнин, он согласился пойти с вами на выставку мехов?
   – Как будто не против. Он сказал, что хотел бы сделать это днём, поскольку опасается своей жены Любы.
   – Люба, – произнёс Джонсон. – А что, если нам прощупать эту Любу?
   – В каком смысле, сэр?
   – Ну, в каком смысле мы прощупываем… Ах вот вы о чем! Нет, я имею в виду завести с ней знакомство и вызвать на разговор о её муже. Иногда женщины бывают очень болтливы.
   – Хорошо, сэр. Я подумаю об этом.
   Джонсон положил трубку и подошёл к окну. Этой квартирой он пользовался не часто. Лишь когда хотел по-настоящему отдохнуть от постных лиц сотрудников МИДа. В посольстве от них некуда было деться, а здесь Джонсон представлял себя рядовым жителем большого города.
   Правда, в квартире напротив одновременно с наездами Джонсона всегда поселялись какие-то стриженые парни, однако Хэнк делал вид, что не знает, кто они. Он давно заметил, что, если русских контрразведчиков не доставать, они будут вести себя вполне прилично.
   Иногда они заходили «за солью», и Джонсон угощал их пивом, подолгу копаясь в холодильнике, чтобы гости могли поставить или заменить свои «жучки».

86

   Ровно в шесть Джонсон вышел во двор и увидел неброский «форд-фокус» Смита, под капотом которого скрывался форсированный двухсотсильный мотор.
   Лицо Бёрка выглядело помятым, хотя и носило следы спешной реставрации.
   – Садитесь, сэр, и не нужно на меня так таращиться, а то вы привлечёте внимание.
   – Броженое пиво, – повторил Джонсон услышанное вчера название. – Просто поразительно, как много способов напиться знают русские.
   Бёрк ничего не ответил и, как только Джонсон сел в машину, тронул «форд» с места.
   В такую рань улицы были полупустыми, так что в северную часть города они попали за пятнадцать минут.
   Смиту уже не раз случалось бывать возле дома Тютюнина, и он знал, что во дворе есть места, где можно подождать, не слишком бросаясь в глаза.
   Заглушив двигатель, Бёрк опустил стекло и выставил наружу голову, поскольку после вчерашнего ему требовалось освежиться.
   Почти тотчас к нему подскочила здоровенная чёрная собака – то ли водолаз, то ли другая местная порода. Смит стал поспешно закрывать окно, но псина успела просунуть свою морду прямо в салон и неожиданно заговорила человеческим голосом.
   – Я как будто бы гуляю, – сказала собака, однако ни Смит, ни Джонсон не оценили её феноменальных способностей и здорово напугались.
   – Да это же я – агент Зи-Зи, – призналась собака и, приоткрыв лапами пасть, моргнула коллегам человеческим глазом.
   – О! – только и сумел произнести Хэнк Джонсон. – Какое мастерство, агент Зи-Зи…
   – Спасибо на добром слове, только я не для маскараду вырядилась. Я на доклад к вам прибежала.
   – Я слушаю.
   – Они ещё не уехали, но Лешка уже попёрся к своему гаражу… Постойте.
   Собака прислушалась, затем встряхнула ушами и добавила:
   – Кажется, уже едет на своём корыте. Значит, скоро и Серёга подскочит. На работу, я так поняла, он сегодня не пойдёт, тунеядец.
   – Это и есть «запорожец»? Я прав? – оживился Смит.
   – Ты, как всегда, прав, – ответила ему собака и энергично почесалась. – Блохи, блин, одолевают. От прежней хозяйки в шкуре затаились… Так мне, гражданин начальник, с вами ехать или здесь понаблюдать? Скакать за машиной я, извините, не могу – возраст уже не тот.
   – Нет, агент Зи-Зи, оставайтесь здесь.
   – Вот спасибо, – сказала собака и посмотрела в сторону «запорожца». – Вы мне это, бросьте какой кусочек, чтобы все натурально было.
   – Чипсы подойдут? – спросил Джонсон, покопавшись в сумке Бёрка Смита.
   – Только без перца и лучше прямо в пачке. Здесь песок грязный – ботулизм поймать раз плюнуть.
   – Хорошо, ловите! – С этими словами Хэнк бросил пачку, но она, ударившись о голову Смита, упала на сиденье.
   – Смит, башку-то прими в сторону, я то я без чипсов останусь!
   Бёрк пригнулся, и второй бросок Хэнка оказался более удачным. Зи-Зи совершенно по-собачьи поймала его на лету и зарычала на слетевшую с гаражной крыши парочку голубей.
   – И как вам это удаётся? – поразившись мастерству агента, спросил Джонсон.
   – Да нормально. Это я ещё в зоне научилась косить под псину, чтобы иногда в дурке отсиживаться. Ходить и даже гавкать – это несложно, а вот когда, извините, приходится на забор ногу поднимать – тут сложнее. Спину поламывает.
   Наконец «объекты» загрузились в «запорожец» и стали выезжать со двора.
   «Собака» тут же отскочила к мусорным контейнерам, а Смит начал выруливать вслед за Тютюниным и Окуркиным.
   – Зачем вы швырнули чипсы мне в ухо, сэр? – обиженным голосом произнёс Смит.
   – Я случайно, Бёрк. Извините.
   – Нет, сэр, вы не случайно. Вы хотели унизить меня перед агентом Зи-Зи.
   – Да успокойтесь вы и ведите машину, Бёрк. Уверяю, я не хотел вас унизить.
   – Нет хотели! – воскликнул Смит и чуть не сбил раннего пешехода. Тот каким-то чудом сумел увернуться от машины, однако успел плюнуть на лобовое стекло.
   От этого поступка совершенно незнакомого человека настроение у Смита совсем упало.
   – Ну почему, почему вы хотели меня унизить перед агентом Зи-Зи? – завыл он.
   – Да какого хрена, агент Смит! Ведите лучше машину! Я вовсе не собирался попадать в вас этими долбаными чипсами! Просто вы поставили напротив окна свою тупую башку, не годную больше ни на что, кроме как окна затыкать! Да, я хотел вас унизить, тупица вы никуда не годный! Теперь довольны?
   – Ну… – Бёрк сразу успокоился и, пожав плечами, ответил:
   – По крайней мере это я могу понять.
   – Осторожно, Бёрк! – воскликнул Джонсон, заметив, что впереди идущие машины, все как одна, шарахнулись право, пропуская движущийся по встречной полосе автомобиль автоинспекции.
   – Кажется, этот полицейский уснул за рулём, – заметил Бёрк.
   – Возможно, у него выдалось нелёгкое дежурство, – предположил Джонсон, который достаточно долго прожил в России и уже научился не удивляться некоторым вещам.
   – Но ведь он создаёт аварийную ситуацию, сэр.
   – Наплюйте и ведите машину. Главное – не упустите из виду «запорожец». А про полицейскую машину думайте как про «Летучий Голландец».
   Между тем зеркало заднего вида показало, как машина с уснувшим инспектором выехала на разделительный газон и ткнулась в дерево. Затем из неё выскочил человек и стал отливать прямо на колесо.
   – «Летучий Голландец» делает себе море, – усмехнулся Смит. Теперь его настроение значительно улучшилось.

87

   Поток машин из города был невелик, и Леха прибавил скорости. Его много повидавший автомобиль ехал с той плавностью, какая бывает лишь у иномарок представительского класса, и от гордости за своего стального коня Окуркин рулил, высоко подняв голову.
   Километров через десять после кольцевой дороги сзади донёсся какой-то стук, и «запорожец» начал сбавлять обороты.
   Стук повторился, а затем кто-то захныкал тоненьким голосом.
   – Это тыклики! С ними что-то случилось! – ужаснулся Леха и резко выжал тормоза.
   «Запорожец» встал как вкопанный, а Окуркин, выскочив из машины, побежал к двигателю.
   Откинув крышку, он заговорил с кем-то невидимым и в конце концов был вынужден залезть в багажник, чтобы достать пластмассовую фляжку.
   Наконец крышка захлопнулась и Леха вернулся на место.
   – Тыклики попросили немного «наличности», – сказал он. – Ты бы видел, как смешно они пили эту настойку!
   – А они не запьянеют? Все же мы на дороге, – спросил Сергей.
   – А чего им – за рулём-то я.
   – Ну ладно. – Тютюнин пожал плечами и, оглянувшись, заметил вставший на обочине синий «форд». – Поехали, а то за нами какие-то морды пристроились.
   – Морды? – Леха тоже оглянулся и увидел, что оба пассажира «форда» пригнулись, словно искали что-то на полу. – От морд мы сейчас оторвёмся. Как говорится, пристегните ремни…
   Двигатель «запорожца» снова зарокотал, и машина стартовала как настоящий гоночный болид.
   – Ну как, Серёга, отстают?! – прокричал Окуркин, изо всех сил стараясь удержать машину на дорожном полотне.
   – Нет, держатся гады!
   – А если вот так? – Окуркин прибавил оборотов.
   Теперь ничего нельзя было расслышать из-за жуткого рёва ветра, который терзал машину и заставлял её тонко вибрировать.
   – Отстают понемногу!
   – А надо – помногу! – самоуверенно заявил Окуркин, добавляя газу. – Ой! – воскликнул он. – Педаль сломалась!
   – Какая педаль?! – заорал Сергей, однако по усиливавшемуся свисту двигателя понял, что заклинило педаль газа.
   Машина стремительно набирала скорость, и Окуркин сам не понимал, как он ухитрялся ни в кого не врезаться. Крохотные мошки ударялись в лобовое стекло с такой силой, что грозили разбить его вдребезги, а воздушный поток словно наждачной бумагой слизывал с машины слой краски.
   В какой-то момент с треском оторвались и улетели наружные зеркала.
   – Тормози, иначе мы так в Европу ускачем! – прокричал Сергей.
   – Да? – Леха принял это за чистую монету. – А нас там не заарестуют?
   – Скоро узнаем…
   Взбесившийся «запорожец» продолжал прорываться сквозь время и пространство, пока наконец его неуёмный порыв не начал спадать.
   За окнами стали различаться отдельные детали, потом деревья и дома.
   – Нет, кажется, не Европа, – с облегчением вздохнул Окуркин, заметив на придорожном магазинчике надпись: «Всегда в продаже холодное пиво, машинное масло и памперсы».
   Едва Окуркин свернул на грунтовую дорогу, как его автомобиль снова начал разгоняться.
   – Рули! Рули куда-нибудь! – закричал ему Тютюнин. Леха начал дёргать руль из стороны в сторону, срезая кусты, форсируя водные преграды и сильно удивляя пасущихся коров.
   – Кажется, я узнаю эти места! – прокричал Леха, когда они проносились через загон со свиньями. – Вон водокачка, а вон лесок и озеро! Бабкин дом где-то рядом!
   Лихо проскочив по капустному полю, машина пробуравила посадки кукурузы и, вся в листьях, грязи и свинячьем дерьме, наконец засела в канаве на окраине деревни.
   Двигатель вздрогнул и заглох. И вокруг стало очень тихо.
   – Хорошо в деревне летом, – неожиданно заявил Окуркин.
   – Иди педаль делай. Нам ведь ещё обратно ехать. И этим своим.., тыкликам – чтобы больше ни капли. Ты понял?
   – А чего ж не понять, – пожал плечами Леха. – Сказано – ни капли.

88

   Когда нелепая машинка канареечного цвета, носившая на себе следы кустарного кузовного ремонта, начала ускоряться, агент Смит только прибавил газу, и его двухсотсильный «форд» стал легко настигать объект слежки.
   Однако «запорожец» снова предпринял попытку оторваться, и тогда Бёрк всерьёз включился в эту гонку. Мотор ревел, словно бешеный буйвол, «форд» готов был взлететь в воздух, но это не помогало, и битая жёлтая машинка стремительно уходила в точку, как будто форсированный «форд-фокус» просто стоял на месте.
   – Феноменально! – произнёс ошарашенный Джонсон. – Они нас сделали, как двух мартышек, Бёрк…
   – Но как?! Как им это удалось?! – воскликнул разгорячённый гонкой Смит, не прекращая попыток сократить дистанцию.
   – Должно быть, у этой машины есть неисчерпаемые резервы, – задумчиво произнёс Джонсон и, пробуя на слух, по-новому произнёс слово:
   – «запорожец»…
   – Нет, нам их не догнать! – признался Бёрк. – Нужно срочно заказать для нас пару таких же машин.
   – Сделаем, Бёрк, сделаем… Будь внимателен, впереди дорожная полиция!
   Агент Смит поспешно сбросил скорость, однако отмашка жезлом показала, что превышение скорости не ускользнуло от внимания инспектора.
   Когда «форд» остановился, гаишник подошёл к нему нетвёрдой походкой и удивлённо посмотрел на Джонсона.
   – В чем дело, офицер? – спросил тот.
   – Офицер? – переспросил гаишник и искоса взглянул на свои прапорские погоны, сначала на один, потом на второй. – Неплохое начало, неплохое, – сказал он. – А почему наруша.., шаем?
   – Мы согласны заплатить штраф. А вы не видели, здесь не проезжал жёлтый «запорожец»?
   – Не-э-эт. – Прапорщик покрутил головой и закачался. – Тут была эта.., апельсиновая «феррари». Прошмыгнула, зараза, я только эта.., махнул своей волшебной палочкой, а она…
   Тут инспектор выполнил какой-то замысловатый пируэт и рухнул как подкошенный.
   Через какое-то время он с кряхтеньем подтянулся на руках и, сунув в окно грустное лицо, сообщил:
   – А я жезл уронил… Вот незадача…
   После чего поправил скособочившуюся фуражку и сказал:
   – Пр-родолжим наше разби.., рательство.
   – Мы заплатим штраф, офицер, – напомнил Джонсон.
   – Да? – Прапорщик помолчал, силясь что-то вспомнить, затем выдохнул на пассажиров машины винные пары и признался:
   – А я забыл, за что штраф…
   – Не важно, офицер. Я дам вам сто долларов.
   – Сто долларов, – согласно кивнул инспектор. – Но это не.., не взятка?
   – Нет, офицер, это штраф за превышение скорости, – заверил его Джонсон и протянул деньги.
   – Эх, хорошие вы ребята, – со слезою в голосе произнёс прапорщик. – Хотя и похожи на шпионов…
   Джонсон и Смит застыли от неожиданности. Как? Как это пьяный прапорщик смог узнать?
   – Испугались? – хитро усмехнулся инспектор и с трудом поднялся на ноги. – Это я пошутил так. Пока, ребята…

89

   Выбравшись из машины, Окуркин достал из багажника складное ведро и, зачерпнув из канавы воды, несколько раз окатил ею свой автомобиль.
   Когда он смыл свинячье дерьмо, то застыл как вкопанный, а затем махнул другу рукой.
   – Серёга, иди сюда, сейчас ты удивишься…
   – Да я уж сегодня наудивлялся. Может, хватит?
   Не проявляя особого рвения, Тютюнин вышел на травку и понял, о чем говорил Леха. «Запорожец» сверкал отшлифованным металлом и напоминал зеркальную мыльницу.
   – Вот что с автомобилем делают бешеные скорости, – глубокомысленно заметил Окуркин.
   – Нет, это с ней сделали твои пьяные тыклики, – возразил ему Сергей.
   – Слушай, а ведь это они храпят, – заметил Окуркин и полез в двигатель. Он оказался прав: перепачканные смазкой человечки спали, раскинувшись на горячем движке, по одному возле каждой свечи.
   Попытки Окуркина разбудить своих наёмных рабочих ни к чему не привели, поэтому вытягивать заглохший «запорожец» из канавы пришлось вручную.
   Затем Леха поправил педаль газа и сумел наконец завести машину, так что до наследственного участка они доехали своим ходом.
   Дом выглядел таким же необжитым и угрюмым, как и в прошлый раз, а на картофельных бороздах, где они сражались с лебедой, теперь росла какая-то другая, совершенно незнакомая трава.
   – Ты ключ от дома взял? – поинтересовался Тютюнин, втайне надеясь, что Леха забыл его, однако надежды оказались напрасными.
   Поднявшись на скрипучее крыльцо, Сергей остановился и, пока Леха возился с замком, смотрел по сторонам.
   Наконец дверь распахнулась, и на них пахнуло затхлой подвальной сыростью.
   – А фонарик?! – находясь уже на краю отчаяния, поинтересовался Сергей.
   – Чего орёшь? Есть у меня и фонарик.
   – Тогда пошли скорее. Это же не удовольствие какое-нибудь… Это ж, блин, «миссия невыполнима» какая-то…
   И они вошли внутрь. Сначала Леха, потом Сергей.
   В доме все выглядело как и в прошлый раз, и ни в одной из комнат на друзей не набросились ужасные монстры. Тютюнин начал успокаиваться, однако, когда они полезли в подвал, снова начал икать от страха.
   Леха, напротив, все время говорил, шутил невпопад, а в подвале запел песню про Чиполлино.
   – Ты чего орёшь? – спросил его Сергей, однако Леха не ответил и засеменил между стеллажей, подсвечивая себе фонарём.
   Возле знакомой полки они остановились, и Окуркин, не прерывая громкого пения, снял две трехлитровки и подал их Сергею.
   Потом взял две для себя, но тут возникла проблема, как закрепить фонарь. Окуркин придумал сунуть его в рот, правда, при этом он терял способность голосить про Чиполлино.
   Как выбрались из погреба и пробежали по дому, ни один, ни другой не запомнил. Леха даже не стал запирать замок – просто так накинул его для вида, и они потащили банки к машине.
   Едва друзья убрали их в багажник, как возле «запорожца» стали собираться местные жители.
   Они появлялись, не произнося ни слова, и с интересом таращились на двух городских, которые, в свою очередь, тоже таращились на них.
   – Это кто ж такие будут? – спросил одна беззубая старушка другую.
   – Махонький мальчишка – правнучек Пафнутьевны, а другой, должно, его приятель.
   – А где ж сама Пафнутьевна?
   – Да видала я, как она к колодцу пошла. Должно, сейчас вернётся…
   Услышав разговор этих старушек на фоне абсолютного молчания остальных зевак, Тютюнин и Окуркин запрыгнули в машину и резко стартовали в неопределённом направлении, желая поскорее оказаться на шоссе.
   После недолгих поисков и стремительных проходов по колхозным полям они наконец-то оказались на дороге и помчались обратно в город.
   Когда стали появляться признаки цивилизации в виде придорожных кафе и магазинчиков, Тютюнин окончательно пришёл в себя и, посмотрев на Леху, сказал:
   – Фонарик-то выключи. Окуркин кивнул и выключил.
   – А теперь вытащи его изо рта, – посоветовал Сергей. – А то нас гаишники остановят – подумают, ты наркоман.
   – Почему это наркоман? – спросил обидевшийся Окуркин, предварительно вытащив фонарик.
   – Потому что у тебя фонарик во рту торчал.
   – Но почему наркоман? Наркоманы что, от фонариков, что ли, балдеют? Они их сосут, что ли?
   – Хорошо, не наркоман, – согласился Сергей.
   – А кто тогда?
   – Тогда притырок.
   – Притырок? – повторил Леха и, подумав, добавил:
   – Ну, притырок это другое дело.
   Впереди показался пост ГАИ, и Леха поехал тише, однако это не помогло – инспектор махнул полосатой палочкой.
   – И чего ему надо? – пробурчал Леха, притормаживая возле гаишника и одновременно доставая водительское удостоверение.
   Инспектор нетвёрдой походкой подошёл к капоту машины и удивлённо на него воззрился.
   Леха, проявляя уважение, вышел из салона и молча наблюдал за поведением гаишника, который дотрагивался до своего лица и корчил рожи отражению в зеркальной поверхности.
   Наконец, устав от этой работы, он подошёл к Окуркину и, козырнув, представился:
   – Прапорщик автомобильного движения Гудко. Пиво заказывали? А-а, минуточку. – Инспектор тряхнул головой. – Ваше водительское у.., достоверение и.., прочие бумаги.
   Леха предъявил все, однако Гудко отрицательно покачал головой и, ткнув пальцем в капот машины, сказал:
   – Ни про какое большое зеркало здесь не написано. Так что будем изымать…
   – Чего изымать, товарищ прапорщик дорожного движения?
   – Все изымать.
   Инспектор икнул и поднял вверх указательный палец, желая сказать что-то ещё, однако накатившая тошнота не давала ему сделать это, и он застыл в этой странной позе, ожидая, пока отпустит.
   Проезжавшие мимо автомобили притормаживали, любопытные водители высовывали в окна головы, чтобы посмотреть, куда указывал инспектор. Некоторые даже делали снимки на память, интересуясь также и зеркальным «запорожцем».
   – Е.., ели есть сто долларов, вопрос можно ре.., шить, – наконец произнёс прапорщик.
   – Сто долларов?! – возмутился Окуркин. – Да ты обнаглел, ты, позор Советской Армии!
   На «позор Советской Армии» прапорщик не обиделся и, грустно улыбнувшись, сообщил:
   – Тогда изымаем все. Причём включительно… Открывайте багажник, рядовой Окуркин.
   – А я на флоте служил, я старший матрос!
   – А ты на меня не.., ори. Мы сейчас на суше, – заметил прапорщик и огляделся, чтобы убедиться, что это действительно так. – Открывай багажник, а то позову лейтенанта. Радуйся, что он спит. – Гудко указал жезлом на гаишную будку с распахнутыми окнами.
   Видя, что Леха не только не в состоянии выбраться из создавшейся ситуации, но ещё и усугубляет свою очевидную вину, Серёга решил вмешаться.
   – Товарищ прапорщик, а выпить не желаете?
   – Выпить? – повторил Гудко и, подумав, отрицательно покачал головой. – Не желаю, а просто – хочу.
   – Вот и хорошо. У нас очень кстати настоечка есть! – обрадовался Окуркин, поняв, куда гнёт его друг. Быстро распахнув передний багажник, он указал на банки с разноцветными жидкостями.
   – Выбирайте, товарищ прапорщик!
   На это хитрый гаишник сказал, что возьмёт все.
   – Конечно, товарищ прапорщик, – сразу согласился коварный Леха. – Только сначала примите для пробы. Нам очень интересно ваше мнение.
   Нырнув в машину за раскладным стаканчиком, Окуркин открыл банку и с помощью подоспевшего Тютюнина нацедил для инспектора настойки малинового цвета.
   – А сами-то пробовали? – поинтересовался прапорщик.
   – Пробовали, – хором признались Окуркин и Тютюнин.
   – Ну, тогда.., будьте… – произнёс инспектор и опрокинул жидкость в рот. После выдохнул и прислушался к собственным ощущениям.
   – Хорошо пошла, – заметил он, и лицо его совершенно окаменело.
   – Кажется началось, Лех, – сказал Сергей, следя за изменениями. Изображение прапорщика начало тускнеть, затем его лицо стало растворяться – чуть быстрее, чем обмундирование. Потом все разом исчезло, и лишь пистолет и огурец в правом кармане висели в воздухе дольше всего.
   Не успели Тютюнин и Окуркин обсудить событие, как со стороны будки послышался чей-то голос.
   – Гудко! Гудко, туды твою в качель!
   Кто-то пытался вырваться изнутри поста, однако дверь оказалась заперта, и проснувшийся лейтенант был вынужден вывалиться из окна.
   Вскочив на ноги, он, постанывая и на ходу расстёгивая штаны, побежал за угол. Потом послышался вздох облегчения, и лейтенант вышел к проезжей части.
   – Так, а где прапорщик Гудко? – спросил он, становясь перед дверкой «запорожца» и с удивлением замечая в ней собственное отражение.
   – За закуской побежал, – тут же нашёлся Тютюнин.
   – За закуской? – переспросил лейтенант, и лицо его прояснилось. – А это… Ну… Есть?
   – Есть, и много, – ответил Леха, указывая на открытый багажник жестом радушного хозяина. – Вот. Не хотите выпить?
   – Не хочу, но – желаю, – сказал лейтенант и принял в руки оставшуюся от прапорщика посуду.
   – За развитие дорог и перекрёстков! – произнёс он свой профессиональный тост и выпил. Затем вернул Окуркину стаканчик и открыл рот, видимо желая поделиться мнением, но тут же исчез – ещё быстрее, чем прапорщик.
   – Уф! Надеюсь, с ними ничего не случится! – сказал Леха и, захлопнув крышку багажника, прыгнул на водительское место. – А с другой стороны, нечего было сто долларов требовать. Я их не печатаю… Хотя – это идея, а, Серёг?
   – Поехали, хватит приключений, а то сегодня по телику кино хорошее.
   Окуркин завёл мотор и по его звуку определил, что тыклики уже проснулись и принялись за работу.

90

   Джонсон и Смит прождали на дороге до темноты, однако знакомый «запорожец» так и не появился.
   Лишь один раз их внимание привлекла быстро промелькнувшая спортивная машина, покрытая зеркальной краской. Ни водителя, ни марку установить было невозможно из-за ярких солнечных бликов.
   – Что будем делать, сэр? – спросил Смит, у которого за долгий день наблюдений аппетит достиг волчьих размеров. – Может, хоть к шашлычной подъедем? Это всего пару километров.
   – Да нет, Бёрк, поедем в посольство. Они нас обнаружили, это факт, и воспользовались другой дорогой. Все выяснится, когда мы получим донесение от Зи-Зи… Что бы мы без неё делали?
   Бёрк согласно кивнул и завёл мотор.
   Скоро они уже влились в общий поток транспорта пригородной зоны, и Смит следил за тем, чтобы его «форд» не зажали похожие на гробовозы «гелентвагены» с затемнёнными стёклами.
   – Может, все-таки перекусим, босс? – изнемогая от голода, спросил Бёрк.
   – Можно заехать в «Макдоналдс», – обронил Джонсон, и через секунду оба разразились таким хохотом, что Бёрк едва смог вести машину.
   В результате они остановились у небольшого кафе на въезде в город, где продавались какие-то кавказские блюда, а чуть в стороне стояла бочка с квасом.
   Когда сытые церэушники садились в машину, с ними связалась агент Зи-Зи и сообщила, что «Лешка с Серёгой вернулись». И что «запорожец» Окуркина теперь имеет странный цвет – он практически зеркальный.
   – И ещё, товарищ босс, я подкралася ближе и услышала, как Лешка Окуркин разговаривает с машиной – с «запорожцем» своим перекрашенным. Открыл ему задок и туда нагнулся, чтобы пошептать незаметно.
   – И что же он ему говорил? – заинтересовался Джонсон.
   – Никаких слов разобрать не было возможности, но я поняла, что Лешка его отчитывал за плохую работу…
   – М-да, – произнёс озадаченный Джонсон. – Это уже ни на что не похоже. Даже не знаю, как можно классифицировать этот факт. Это все?
   – Нет, не все. Мотор-то, он отвечал Лешке – как будто оправдывался. Таким, знаете, то-о-оненьким голоском…
   – Спасибо, Зи-Зи, можете отдыхать. Если заметите что-то важное, будите меня без колебаний, – проинструктировал Живолупову Джонсон и отключил свой сотовый телефон.
   – Этого ещё не хватало… – сказал он и, достав платок, отёр со лба пот. Охлаждавший салон кондиционер не мог справиться со все новыми заботами Хэнка Джонсона.
   – Что такое, сэр? – спросил Смит. Теперь он был сыт, а потому мог интересоваться работой.
   – Ты помнишь зеркальный автомобиль, который мы приняли за спортивный родстер?
   – Да, сэр. Это были они?
   – Вот именно… Необычайной мощности двигатель, да ещё эти изменения окраски. Боюсь, все намного серьёзнее, чем мы можем даже предположить, Бёрк. Нужно загрузить наш аналитический центр в Лэнгли, мы ведь до сих пор даже не можем предположить, с чем имеем дело.
   – Но, сэр, к подобным уловкам прибегают даже наркодилеры. В этом нет ничего нового.
   – Ты не знаешь всего, Бёрк. Агент Зи-Зи доложила, что Алексей Окуркин разговаривал с двигателем своего автомобиля, ругая его за плохую работу, а двигатель, смотрите не упадите в обморок, оправдывался перед хозяином тоненьким голоском.
   – Значит, в посольство? – после долгой паузы спросил Смит.
   – В посольство…

91

   В посольстве их ждал неприятный сюрприз. Возле двери помещения ЦРУ агентов перехватил помощник посла, занимавшийся слежкой за сотрудниками спецслужб и передачей собранного компромата своему шефу.
   – Добрый вечер, джентльмены, – улыбнулся помощник, однако по его лицу было видно, что парень что-то раскопал.
   – Привет, – неформально поздоровался Джонсон. – Что случилось?
   – Там за дверью сидит этот ваш… Техасец.
   – Отлично, – сказал Джонсон и переглянулся со Смитом. То, что Техасец вернулся живым, было хорошим знаком.
   – Вы меня не дослушали, джентльмены. Этот Техасец попросил у мисс Блюм принести чашечку кофе, а когда она принесла… Мисс Блюм, подойдите сюда! – крикнул помощник. Из-за угла появилась мисс Блюм, которая занималась в посольстве всякими хозяйственными делами.
   Она подошла ближе и остановилась в двух шагах от помощника, не поднимая глаз и улыбаясь так, словно увидела на полу что-то неприличное.
   – Мисс Блюм, расскажите, что с вами делал мистер Техасец! – снова потребовал помощник, однако жертва только отрицательно качала головой, и румянец на её щеках разгорался все сильнее.
   В конце концов она нервно засмеялась и убежала прочь, оставив помощника в некоторой растерянности.
   – Вы видели, что он с ней сделал? Вы видели?
   – Этой девушке скоро сорок лет. По-моему, Техасец сделал её счастливой, – ответил Джонсон.
   – Да? А вы знаете, что с ним было бы, сделай он это в Соединённых Штатах? – язвительно спросил помощник посла и хищно прищурил глазки.
   – Ну, то в Штатах, – вмешался Бёрк. – А здесь мы в свободной стране…
   – Что?!! Что вы сказали, молодой человек?!! – взвился помощник, как будто его окатили кипятком. – Вы что же, думаете, что если принадлежите к ЦРУ, то эта организация вас прикроет? Не-эт, мистер Смит, если правильно изложить кое-какую информацию в кое-каком кабинете, то вы быстренько окажетесь в Сибири…
   – Вы хотели сказать – на Аляске, сэр?
   – Ну да, на Аляске… – Вопрос Бёрка сбил помощника с мысли. – А я как сказал?
   – Вы сказали – в Сибири.
   – Нет, я не мог так сказать…
   – Вы именно так сказали, сэр. Мистер Джонсон может подтвердить.
   – Да, я могу подтвердить, что вы сказали – в Сибири. И потом, у меня в кармане диктофон – я по привычке пишу все свои разговоры.
   – Ну, э-э… – Помощник посла лихорадочно размышлял, чем ему это может грозить, и в конце концов решил пустить в ход следующий козырь. – Это ещё не все, – сказал он. – Когда пришёл посол Соединённых Штатов, чтобы вразумить хулигана, этот ваш Техасец отказался говорить с ним по-английски, а по-русски сказал следующее…
   Помощник достал из кармана листок бумаги и процитировал:
   – «Вали, козёл, отсюдова…»
   – И что, сэр, посол Соединённых Штатов «повалил»? – поинтересовался Бёрк, сдерживая мстительную улыбку.
   – Конечно «повалил», – развёл руками помощник. – А что ему оставалось делать? Это уже ни на что не похоже. Так говорить с чрезвычайным и полномочным лицом – просто полное западло…
   – Мы разберём поведение мистера Техасца, это я вам обещаю. И, если нужно, попросту дадим ему в морду. Это вас устроит?
   – Да! – Лицо помощника просветлело. – Я бы с удовольствием сделал это сам, но вы же другое управление. Работал бы он в МИДе… – с мечтательным вздохом произнёс помощник.

92

   Увидев Джонсона и Смита, Техасец поднялся с гостевого диванчика и поздоровался за руку с коллегами.
   – Как дела, Майк? Как тебе нравится здешняя погода? – спросил Хэнк, усаживаясь в своё кресло и с наслаждением вытягивая ноги.
   – Нормальная погода. Не жарко, только чуть сыровато. Я привык с более сухому климату, – ответил Техасец и поправил шляпу, с которой не расставался.
   – Что у тебя было с послом? – издалека начал Джонсон.
   – С послом – ничего! – осклабился Техасец. – Старые мужики не в моем вкусе. А вот крошка в передничке помогла мне не засохнуть от скуки. Я же вас тут три часа жду.
   – Если ты взял её силой, Майк, в Штатах тебя ждёт суд.
   – Да ну какой там силой? Я только связал её ремнём, и все. Кобылка застоялась, и кто-то должен был привести ей жеребца… – Техасец усмехнулся. – А то вы здесь, словно сонные слепни, жужжите, но не жалите.
   Джонсон поднялся и, подойдя к холодильнику, открыл его дверцу.
   – Так. Осталась только минеральная вод а, – произнёс он и посмотрел в сторону Техасца. – Ни водки, ни коньяка…
   – Но я же здесь давно, – развёл тот руками. – Мне захотелось промочить горло – только и всего.
   – Бёрк, воды? – спросил Джонсон и, не дожидаясь ответа, бросил Смиту бутылку. Тот поймал её и поблагодарил босса.
   Хэнк вернулся на место и, отпив минералки, посмотрел сквозь бутылку на Техасца.
   – Что это за украшение на тебе, Майк, я его раньше не видел?
   – Это? – Техасец вытащил из-под рубашки золотую цепь толщиной в палец и нежно погладил её. – Это мне пацаны подарили! – с гордостью сообщил он.
   – Какие пацаны? – не удержался Бёрк.
   – Правильные.
   – Хорошо. Вернёмся к скандалу. Что ты сказал послу?
   – Послу? – Техасец сделал очень удивлённое лицо, как будто не понимал, о чем идёт речь. – Да почти ничего не сказал. Только на местном наречии – всего пару слов. Он, по-моему, ничего не понял.
   – Ты сказал ему: «Вали, козёл, отсюдова», и он это понял. Все приезжающие в Россию изучают её второй язык с поразительной охотой. Он знаком любому дипломату. В прошлом году на приёме во французском посольстве подрались послы Уганды и Дании, причём только потому, что один из них сказал другому по-русски, что «пальцы веером ты, козёл, будешь распускать у себя дома».
   – Их разнимал весь местный дипкорпус, – прихлёбывая минералку, подтвердил Бёрк. – Славная была драка…
   – Да? – заинтересовался Техасец. – И кто кому навалял?
   – Обоим навалял русский официант, у которого они выбили из рук поднос, – ответил Джонсон. – Одним словом, ты, Майк, здорово влип, но мне удалось уговорить самого противного из мидовских парней не вываливать на тебя галлон дерьма.
   – Спасибо, босс! – Техасец благодарно прижал к груди руку. – Я обязательно…
   – Не спеши. Мы пообещали ему, что разберёмся с тобой по-свойски.
   – Это как?
   – Просто дадим в морду.
   – Сейчас, что ли? – опешил Техасец.
   – А почему нет? Пара свободных минут у нас найдётся. Да и у тебя тоже – ты ведь нас целых три часа ждал… Встань, пожалуйста, а ты, Бёрк, ударь его по лицу, но так, чтобы под глазом был синяк.
   – Какой ужас, сэр! Но я ведь должен защищаться! – Техасец вскочил и стал в боксёрскую стойку.
   – Это тебе не салун, Майк. Это подразделение ЦРУ. Так что будь добр стань по стойке смирно и приготовься получить заработанное.
   – Мне.., мне трудно. Это унизительно, сэр…
   – Ничего унизительного. – Джонсон не спеша достал из коробки сигариллу и, прикурив её, картинно затянулся. – Это посвящение для любого новичка, который приходит в нашу команду.
   – Правда?
   – Правда. У вас в диверсионной группе какой был ритуал посвящения?
   – Мыло жрали… Клубничное – два куска.
   – Вот видишь. По сравнению с этим разок по морде просто пустяк…
   Джонсон расслабленно пустил дым к потолку, а затем неожиданно рявкнул:
   – Смир-рно!!!
   Потом указал сигариллой на вытянувшегося Техасца и сказал:
   – Бёрк, делайте своё дело.
   Последовал крепкий удар, и Техасец, перелетев через стул, грохнулся на пол.
   Вопреки ожиданиям Джонсона, он не издал ни звука и, поднявшись на ноги, попросил зеркало.
   – Зеркало тебе понадобится через полчаса, а пока ты свеженький как огурчик.
   – Надеюсь, ничего личного, Майк? – спросил Бёрк.
   – Нет, все в порядке, – махнул рукой Техасец. – К тому же жрать мыло было потруднее… Можно я холодное приложу?
   – Нет, Майк. Результат должен быть заметён, иначе мидовцы от нас не отвяжутся… Расскажи лучше о твоих делах с парнем из дома-горы…
   – О! – Техасец, казалось, сразу забыл про подбитый глаз и, сдвинув на затылок шляпу, забросил ноги на журнальный столик.
   – Хозяина дома зовут Василий, но я сразу дал ему имя Базил. Ему имя понравилось.
   – Как ты ему представился? Почему он не пристрелил тебя сразу?
   – А зачем ему стрелять в меня? Я честно признался, что приехал из Соединённых Штатов Америки посмотреть на жизнь в России, и этого было достаточно, чтобы он пригласил меня в дом. Русские очень гостеприимны…
   Потом он показал на мою шляпу и сапоги и сказал, что хотел бы иметь такие же. Я ему ответил, что пусть даст свои размеры – и у него будет все, что он захочет…
   – Вы представились ему как ковбой из Техаса?
   – Ну, я подталкивал Базила к этому вопросу, однако он его не задал. Только спросил, действительно ли в Техасе во время разборок все стреляют от бедра, и я подтвердил это. У Базила отличная коллекция оружия, я нашёл там пару револьверов, чтобы продемонстрировать ему, как это делается.
   – Вы спускались в тир?
   – Если бы! – усмехнулся Техасец. – Этот парень предложил мне стрелять по тарелочкам, но по каким! Они были развешаны прямо на стенах. Я, конечно, не профессор из Нью-Йорка, но все равно сразу разобрался, что они дорого стоят… После тарелок мы разнесли несколько китайских ваз и фарфоровых статуэток.
   – Чем он зарабатывает на жизнь, если можно так выразиться?
   – Базил простой парень. Он не стал мне рассказывать про упрятанные капиталы, которые на него работают, и все такое. Нет, он сказал мне: Мишка, все, что ты здесь видишь, принесла мне труба – я на ней сижу всей жопой.
   – А что за труба? Может быть, имеются в виду алмазные трубки? – спросил Смит.
   – Выяснять подробности я не решился, но скорее всего это нефть, потому что у него в саду на гигантском постаменте стоит позолоченная нефтяная вышка в натуральную величину.
   – А тарелка?
   – Она чуть дальше, рядом с пирамидой из Египта. Базил забавный парень. Он рассказал мне, что хотел захватить из поездки что-то на память и пирамида попалась ему на глаза.
   – Сколько же у него там земли? – поразился Смит.
   – Я спросил – сколько в акрах, а он пожал плечами и сказал, что все до самого горизонта – его.
   – Что ещё интересного там было?
   – Понравился бассейн с шампанским. В нем можно даже плавать! Базил сказал, что меняет в нем шампанское каждый день!
   – Какое варварство! – воскликнул Бёрк.
   – Что ещё, Майк?
   – Вечером приехали друзья Базила. Их имена очень специфические, я запомнил лишь «Гундосый» и «Кривой». Как оказалось, все они называют друг друга «пацанами», меня Базил представил как «правильного пацана из Америки». Один из его друзей знал слово «ковбой» и спросил, могу ли я объезжать мустангов и быков. Я сказал, что да, хотя давно не имел практики. И он сейчас же послал своих людей искать мустангов и быков. К счастью, диких лошадей в России нет, а бык с одного фермерского хозяйства годился только для обработки телок. Я запрыгнул ему на спину и продержался целую минуту. Все пацаны были в восторге…
   Техасец сделал паузу и дотронулся до заплывающего глаза.
   – Что было потом? – спросил нетерпеливый Смит.
   – Потом слуги пригнали новенькие «мерседесы», и гости Базила стали таранить ими специально сколоченный сарай. Главной целью развлечения было пробить строение насквозь до того, как оно завалится. На мои глазах они разбили десять новеньких машин… Я не поклонник европейских автомобилей, этих игрушек для богатеев, но для пробивания сараев лучше «мерседеса» ничего нет.
   – Очень своеобразное развлечение, – заметил Джонсон. – Это все или они ещё как-то развлекались?
   – Нет, это ещё не все! – сказал Техасец и поудобнее устроился на стуле. – Потом слуги принесли нам дробовики, и мы отправились на охоту за электрическими грузовиками! Игрушечными! – добавил Майк, заметив, как вытянулись лица его коллег.
   – Мы выстроились в линию на пустыре за садом, а нам навстречу помчались сотни электрических автомобильчиков – эдаких джипов на пластмассовых колёсах! Они очень вертлявые и быстрые, и нашей целью было не пропустить ни одного – иначе мы проиграли! О, что там началось, ребята! – Техасец обхватил шляпу руками и прикрыл глаза. – Давно мне не было так весело – это не сравнить даже с ошибочной выброской мимо вьетнамской территории – прямо в море, где нас чуть не сожрали акулы. Верите, парни, я чуть не плакал, когда мы пропустили всего пару этих.., злобных грузовичков. И все пацаны меня понимали…
   – Расскажи о тарелке. Ты достаточно хорошо её рассмотрел?
   – Да, Базил даже позволил мне залезть внутрь и потом спросил, как мне эта штука. Я сказал – понравилась и добавил, что, если бы она летала, от неё было бы больше лроку.
   – И как он отреагировал?
   – Он спросил, нет ли у меня в Америке толковых пацанов, которые могли бы запустить эту бандуру. Я сказал, что нужно поискать, поскольку вещь нестандартная, но в любом случае можно попытаться выменять её на шаттл.
   – Он согласился?
   – Он не знал, что такое шаттл. Но тут помог один из гостей, который пояснил, что шаттл это американский «Буран», а «Буран» уже стоит в городском парке.
   – Да, это так, – подтвердил Джонсон. – Почему-то русские не сумели найти для «Бурана» лучшего применения.
   – В общем, он сказал, что поменял бы тарелку на американский шаттл, если только тот будет летать. Базил сказал, что ему нужен исправный аппарат, чтобы иногда с пацанами можно было полетать вокруг Луны.
   – Вокруг Луны? – переспросил Бёрк и покачал головой. – Он это серьёзно?
   – Базил вообще не шутит. Он всегда говорит серьёзно и все, что слышит, принимает за чистую монету.
   – Постойте, сэр, – обратился Смит к Джонсону. – Но ведь, даже если ПАСА и Пентагон согласятся, для шаттла нужно целый комплекс строить…
   – Базил это понимает, – ответил Техасец. Он сказал, что если потребуется сбацать что-то типа Байконура – проблем не будет.
   Эта последняя фраза Техасца ввергла Смита в состояние задумчивости, а Джонсона, наоборот, пробил смех. Он вдруг захохотал как безумный и.даже упал с кресла на пол, продолжая там хрюкать и всхлипывать.
   – Эй, Бёрк, с боссом все в порядке? – забеспокоился Техасец, однако Джонсон наконец выбрался из-под стола и, попив минералки, пришёл в себя.
   – Не обращайте внимания, коллеги. Я не сошёл с ума. Просто я представил лица парней из Вашингтона, когда я сообщу им условия обмена инопланетной тарелки. О, жаль, я не увижу эти рожи!
   Они немного помолчали, каждый о своём. Затем Джонсон поднялся и, хлопнув по столу, сказал:
   – А теперь пора на демонстрацию.
   – Какую демонстрацию, сэр? – удивился Смит.
   – Демонстрацию заплывшего глаза Майка коллегам из МИДа. Посмотри, его физиономия уже достаточно скривилась.
   – А куда мы пойдём? – спросил Бёрк.
   – Да просто спустимся к машине, и ты сделаешь несколько кругов вокруг посольства, а потом вернёмся.
   – Э-э, прошу прощения, босс, но у меня там своя машина припаркована. Морские пехотинцы из охраны даже не хотели меня впускать – говорят, этого автомобиля нет в их списке.
   – Правильно говорят. А откуда машина? Техасец смущённо пожал плечами и еле слышно ответил:
   – Базил сделал мне презент. Новенький «ягуар»… Нет, я, конечно, не любитель европейских машин – в Штатах машины самые лучшие, но нельзя же было отказывать хорошему человеку. Базил ведь правильный пацан.
   – Нужно будет проверить авто на наличие всяких вражеских закладок.
   – Каких вражеских, босс? Здесь меня окружают одни только друзья.
   – Ну конечно. И именно этих друзей из Советов мистер Техасец летал взрывать в Аргентину, – язвительно заметил Смит.
   – Все. Замолчали, – скомандовал Джонсон. – В коридоре нас ждёт вся мидовская верхушка, я в этом просто уверен…
   Он одёрнул пиджак и посмотрел на Техасца.
   – И пожалуйста, Майк, сделай лицо покислее, тебя ведь только что зверски избили.
   – Конечно, босс, я постараюсь. Джонсон первым подошёл к двери и не успел её открыть, как столкнулся нос к носу с помощником посла Фрэнком Петруччи.
   – О, вы уже уходите, – обронил помощник. – Ну тогда я зайду в другой раз, – добавил он и посторонился.
   Следом за Джонсоном вышел Техасец, его шляпа была надвинута на глаза, однако синяк был хорошо заметён. Помощник посла удовлетворённо улыбнулся.
   Дождавшись, пока мимо пройдёт Бёрк Смит, помощник обогнал церэушников и опрометью кинулся вниз, чтобы предупредить всех своих.
   В результате, горя желанием лицезреть унижение агента спецслужб, возле ярко освещённого подъезда собрались все мидовские работники.
   Когда Джонсон, Техасец и Смит прошли мимо, толпа стала рассасываться, а помощник Петруччи приблизился к послу и тихо напомнил ему, что пришло время идти подсматривать за стенографистками в душе.
   Посол радостно кивнул, и они с Петруччи поспешили на тайное шоу.

93

   По уже сложившейся традиции в три часа ночи в дверь квартиры Тютюниных позвонили.
   Сонный Сергей прислонился к двери и спросил:
   – Кто?
   – Твой лучший друг Леха…
   – Можно было не спрашивать, – пробурчал Тютюнин и открыл дверь. Леха был в тапках, трусах и куртке рабочего литейного производства.
   – Ты какого хрена припёрся? Или у тебя часы сломались?
   – Нет, не сломались, – ответил Окуркин. – Мне, Серёга, идея пришла в голову.
   – А я – то чем виноват, а? – Тютюнин растёр ладонями лицо и, ещё раз взглянув на приятеля, вдруг выпучил глаза и замахал руками. – Пошла! Пошла вон, дура!
   Окуркин оглянулся и увидел сидевшую на лестничной клетке огромную чёрную собаку.
   – Ой, это она за мной прокралась, страшное животное! – в свою очередь воскликнул он и, сняв с ноги тапку, швырнул ею в собаку. Та нехотя спустилась на несколько ступенек и снова стала подсматривать за Лехой.
   – Вот ведь рожа у неё, а? Как у бабушки Живолуповой – такая же дурная!
   – И вовсе не дурная! – прогавкала собака и побежала вниз.
   – Скажите какая обидчивая! – крикнул ей вслед Окуркин. – А не хрен подслушивать!
   – Леха! Леха! – позвал друга Тютюнин, уже совершенно проснувшийся. – Леха, она же по-человечески заговорила!
   – Наплюй, – махнул рукой Окуркин. – Я по делу – мне идея в голову пришла. Да не простая. А самая настоящая золотая… Я придумал, как нам настойку перегонять! – Леха довольно улыбнулся и потёр ладонь об ладонь.
   – Ну и как же?
   – Вы-мо-ра-жи-ва-ни-ем! Помнишь, как мы с тобой одеколон «Гвоздику» зимой через железную трубу пропускали?
   – И толку-то? Я тогда чуть ботинки в угол не поставил…
   – Да ерунда. Просто температура была плюсовая, а надо, чтоб мороз, блин, по коже! Усекаешь?
   – Усекаю. Сейчас вспомнил, и сразу мурашки…
   – Нет, ты послушай – на этот раз мы все это перегоним и используем внутрь, только после проверочки.
   – Опять гаишников, что ли, искать будем?
   – Зачем нам гаишники, если кошек вокруг навалом, Собаки большие по подъездам шастают…
   Тютюнин задумался. Насчёт проверки надо было раньше догадаться. Ведь это же так просто.
   – Насчёт проверки ты здорово придумал, – сказал он.
   – Ну вот. Я уже на всякий случай два литра в пакет полиэтиленовый залил и в морозилку засунул.
   – А если Ленка найдёт?
   – Не найдёт. Я пакет пельменями замаскировал.
   – Ну хорошо. А кто собаку ловить будет?
   – А чего её ловить? Бультерьера Дросселя знаешь?
   – Это который на свинью похож?
   – Во-во! – обрадовался Леха. – А у свиней все как у человека, поэтому Дроссель нам подходит.
   – А он будет пить?
   – Дроссель? Да он пьёт и жрёт все, что видит! Вчера его мужики били за то, что он на двух «жигулях» номера сожрал…
   – Серьёзный товарищ. Такой и керосин выпьет. Тютюнин помолчал и, посмотрев на Леху, проговорил:
   – Ладно, профессор, до завтра.
   – Постой. – Окуркин схватил приятеля за локоть.
   – Чего ещё?
   – Пирожками не угостишь – фирменными «робин гудами»?
   – Леха… Имей совесть… – ответил Тютюнин и, оттолкнув изобретателя, захлопнул дверь.

94

   Утром следующего дня Тютюнин, явившись на работу, прямо у двери в приёмку столкнулся с Фригидиным. Бухгалтер был бодр и улыбчив.
   – Здравствуйте, Сергей, я уже выздоровел, – сказал он.
   – И чего, за сахаром пришёл?
   – Нет, что вы! Просто я решил, что виноват перед вами, и пришёл покаяться…
   – Ты вроде каялся уже в прошлый раз, – заметил Сергей, отпирая своё помещение.
   – То было не по-настоящему. Я фальшивил! Тютюнин прошёл в дверь, Фригидин следом за ним.
   – Понимаете, Сергей, я хочу, чтобы вы дали мне ещё один шанс, я справлюсь, потому что желаю этого искренне!
   Взгляд Фригидина упал на Серегину тумбочку. Он судорожно сглотнул.
   – Я бы хотел стать вашим другом, Сергей, вы мне верите? Ведь, в сущности, я замечательный человек…
   В коридоре послышался какой-то шум и крики.
   Фригидин побежал посмотреть и скоро вернулся с сияющей физиономией.
   – Хи-хи, Сергей, знаете, что там случилось?
   – Что?
   – Секретарша директора Елена Васильевна шла по коридору, а навстречу ей как всегда бухой дизайнер Турбинов! Представляете хохму?! – Пританцовывая на месте, Фригидин хлопнул себя по ляжкам. – И вот они – бац! И столкнулись! Турбинов первый упал, а Елена Васильевна прямо на него, да ещё юбка у неё задралась аж до трусов! Картина Репина, Сергей! Правда? – Фригидин снова подпрыгнул и хлопнул себя по коленям, показывая, как ему смешно.
   Тютюнин не разделял веселья бухгалтера, хотя на задравшуюся юбку Елены Васильевны он бы, честно говоря, пошёл посмотреть. Елена Васильевна была видной женщиной, и иногда Сергей смотрел на неё как на… Но только иногда.
   – На чем мы остановились? – неожиданно спросил Фригидин и тем самым оторвал Сергея от мечтательных грёз. – Ах, ну да! Мы говорили о том, какой я замечательный человек. Так вот, однажды я спас от утопления двух человек.
   – Ты спас? – удивился Сергей.
   – Честное благородное, – приложив руку к груди, поклялся Фригидин. – А дело было так. Шёл я как-то по берегу пруда и сочинял стихи. Я, знаете ли, люблю сочинять под Пушкина…
   – Короче, мне работать надо.
   – Ладно, ладно! Я короче. В общем, иду я себе иду, солнышко светит, детишки с удочками. Бабули дурные купаться лезут! Вот смеху-то!
   – Фригидин, рассказывай скорее и иди к себе. У меня уже люди во дворе волнуются.
   – Хорошо! Одним словом, смотрю, стоят двое пьянчуг – солярку пьют, асфальтом закусывают. Я им говорю, что же вы, хамы противные, людям здесь мешаете отдыхать! А они еле ноги волочат, но сразу видно, купаться собрались. Я их так раздразнил, что они за мной побежали, да в кустах-то и застряли. Вот так я их спас, а то бы они утопли… Потом я даже одежду им принёс с пруда. И забрал из карманов деньги. Но немного – всего восемнадцать рублей… Правда я молодец?!
   – Правда, – ответил Сергей и, скупо улыбнувшись, больно схватил Фригидина за локоть.
   – Ой-ой-ой! – заголосил тот.
   – Извини, мне нужно работать, – сказал Тютюнин и вытолкнул бухгалтера в коридор.
   Дверь перед носом Фригидина захлопнулась, но он постоял ещё немного, соображая, что предпринять. Так ничего и не придумав, бухгалтер сказал: «Ненавижу». И отправился к себе – работать.
   Тем временем Тютюнин открыл «зал ожидания», и туда, словно муравьи, хлынули истосковавшиеся клиенты.
   – Серёжа, сынок! Чего же ты вчера-то не работал?! – спрашивали они наперебой. – Нам сказали, что заарестовали тебя!
   – Да, – ответил Сергей, чувствуя себя героем. – Взяли прямо – и в тюрьму!
   – В тюрьму? – поразились старушки. – Это за чего же?
   – За прокламации и листовки, – соврал Сергей, не придумав ничего лучше.
   – Это какие же прокламации? – заинтересовалась клиенты.
   – А я это.., газету «Искра» распространял в метро.
   – Из искры возгорится пламя! – крикнула одна из старушек, остальные её поддержали.
   – Так ты, сынок, тоже против буржуев? – спросила старушка с красным бантом на груди.
   – Ну да, – кивнул Тютюнин.
   – А ты теоретик классовой борьбы или практик?
   – Это как? – не понял Сергей.
   – Ну, ты вредишь буржуям на каждом шагу?
   – Как это?
   – Очень просто. Кладёшь в сумку заточенный гвоздь и, как видишь буржуев на иностранных автомобилях, р-раз-з по пузатой лакированной дверке! Пусть гады ремонтируют!
   – А если на стоянке застанешь, – затарахтела другая бабуся, – то прямо в колесо ему, в колесо! Да в другое, да в третье!
   – Так ведь они побить могут, – заметил Тютюнин.
   – Нас не побьёшь – мы организация! – выкрикнула бабуля с бантом, и все старушки, как одна, достали из своих сумок самодельные кастеты, напиленные из водопроводных труб.
   – Да, организация, – вынужден был согласиться Тютюнин, невольно оробев от такой демонстрации силы. – Ну ладно. Давайте начнём приёмку. Итак, кто первый?

95

   Под вечер к пенсионерке Живолуповой пришли вьетнамцы. Мириться. В другое время она бы закопала их за домом, где ещё с прошлого раза была готова яма, но в Гадючихе бушевала патологическая жадность, которая и не давала ей жить спокойно.
   – Давай мирица, бабушика, – предложил самый главный вьетнамец с подбитым глазом.
   – Ладно уж, заходите, – ответила старушка, пропуская на кухню шестерых партнёров по бизнесу.
   – Водка принесли – пить будем.
   – Давай выпьем, Хонг Май, отчего же не выпить, – согласилась Живолупова и поставила на стол гранёные стаканы образца тридцать третьего года. Потом добавила капустки собственного посола из ведра, в котором прятала чудо-телефон, завёрнутый в три полиэтиленовых мешка.
   Вьетнамцы поставили две бутылки «Столичной». Живолупова заметила, что одна из них уже открыта.
   – Ой, какой таракан здоровый! – крикнула старушка, тем самым отвлекая внимание гостей от своих рук, которые быстренько проделали манипуляцию с бутылками.
   – Убежал, сволочь усатая, – сказал Живолупова, виновато улыбаясь и садясь к столу. – Ну, наливайте бабушке. Водочку-то я люблю. Люблю я её, родимую…
   Хонг Май схватил стоявшую напротив Гадючихи бутылку и наполнил стакан хозяйки; при этом он не переставал улыбаться, демонстрируя своё расположение и два крысиных резца. Себе и подельникам вьетнамец налил из другой бутылки, то и дело повторяя:
   – Назадоровие, назадоровие.
   – Ну, друга, выпьем, – произнесла Живолупова и подняла свою стопку. – Чай не отравимся!
   – Не отравитися! Не отравитися! – наперебой закричали вьетнамцы.
   – Ну пейте уже… Ух!
   И одновременно со своими гостями Живолупова выпила водку. Потом закусила капусткой и молча следила затем, как её партеры по бизнесу один задругам валились на пол.
   Когда грохнулся самый крепкий – Хонг Май, Гадючиха тяжело вздохнула и, покачав головой, налила себе ещё.
   – И куда вы против бабушки Живолуповой-то, зайцы рисовые, – сказала она и выпила. – Мелковаты будете.
   Хонг Май дёрнулся под столом и засучил ноженьками, а Живолупова усмехнулась и добавила:
   – Да уж не помрёте, изучила я уже вас, зайцев рисовых. Вы как тараканы, сколько ни трави, все равно из всех щелей повылазите.
   Вылив остатки отравленной водки в раковину и прибрав в холодильник водку хорошую, Гадючиха схватила главного вьетнамца за шиворот и, дотащив до ванны, сунула под холодную воду.
   Гость быстро очухался и что-то залопотал по-своему. Однако Гадючихе пришлось ещё отвесить ему несколько оплеух, чтобы он пришёл в себя окончательно.
   – Не убивай, я буду деньги платити-и-ить, – взмолился он.
   – Сейчас не убью, – сказал Живолупова. – Но этот раз был последним, Хонг Май. Ещё одна шутка – и я вам тут пропишу полную тактику выжженной земли. Понял меня?
   И для уверенности, что партнёр по бизнесу её понял, бабушка Живолупова как следует припечатала его об стену.

96

   Во вторник днём прямо на приёмку к Тютюнину пришёл молодой человек в приличном сером костюме. Он сразу бросился Серёге в глаза, поскольку основными клиентами заведения были люди, занимавшиеся уличным собирательством.
   Молодой человек держал в руках коричневый портфель и, выстояв длинную очередь, достал из него очередной шедевр – дамскую шляпку из щетины рыбы-штопора. И хотя изделие это было для «Втормехпошива» не совсем по профилю, Сергей подарок принял и заплатил за него тридцать рублей.
   – Я от старушки Розенфельд, – улыбаясь, сказал молодой человек. – Она приносила вам накидку из сиамского рудольфа, помните?
   – Да, – охотно подтвердил Сергей. – И ещё шорты из серебристой жуа.
   Шорты он примерял Любе, но они на ней смотрелись как зимнее байковое трико. Поэтому он убрал их подальше, закатав в трехлитровую банку и строго-настрого приказал жене не трогать драгоценной вещицы. Достаточно было того, что она и Олимпиада Петровна щеголяли в немыслимо дорогих шлёпанцах из рудольфового меха.
   – К сожалению, старушка Розенфельд заболела и просила меня организовать для вас посещение меховой выставки.
   – А вы ей кто? – спросил Серёга, внимательно присматриваясь к молодому человеку.
   – Внук, – сказал тот.
   – Хорошо. Можно даже сегодня. Только я друга своего возьму, Леху Окуркина.
   – Прекрасно. Во сколько мне за вами заехать?
   – Давай в полшестого.
   – Договорились. – «Внук» улыбнулся и ушёл, а Сергей, дождавшись обеда, пошёл звонить Лехе на завод. Сегодня Окуркин отправился на работу, чтобы получить аванс за три месяца позапрошлого года.
   Сергей позвонил в Лехин цех, и скоро к телефону подошёл сам Окуркин. Он сказал, что информация про выплату аванса – полное надувательство, но настроение у него было хорошее, потому что удалось разжиться электромотором с медной обмоткой.
   – Осталось только вынести его с завода, но это дело знакомое – справлюсь, – сказал Окуркин.
   – Поедешь со мной на меховую выставку? – в лоб спросил Тютюнин.
   – А чего я там не видел?
   – Ты меня охранять будешь.
   – От кого?
   – От того, кто в тётку рядится и новые меха мне на приёмку носит.
   – Так, может, он того – «голубчик»?
   – Не знаю. Но на выставку сходить хочется.
   – Ладно, – согласился Окуркин. – Так уж и быть, я тебя сопроводю. То есть сопровожду.

97

   В половине шестого, как и договаривались, Сергей вышел во двор «Втормехпошива» и увидел там синий «форд-фокус», возле которого стоял улыбающийся «внук» старушки Розенфельд.
   – Билеты достал? – спросил Тютюнин, чтобы не молчать.
   – Да, конечно, – сказал «внук». – Мы можем ехать.
   – Ладно. Только я сзади сяду.
   – Как вам будет угодно. – «Внук» улыбнулся ещё шире и распахнул перед пассажиром дверку.
   Тютюнин забрался в салон и с удовольствием покачался на мягком кресле. В иностранной машине, если не считать автобусы «икарус», он сидел впервые.
   – Тебя как зовут? – поинтересовался Сергей, когда «внук» завёл двигатель.
   – Зовите меня Гошей! – сказал тот.
   – Очень приятно, Гоша. Давай к трамвайной остановке «Бобрино». Знаешь такую?
   – Да. Этот район мне знаком.
   Они выехали со двора, и машина резво помчалась по улицам. Сергей даже немного струхнул от манеры вождения Гоши. Однако тот знал своё дело, и скоро, безо всяких потерь, они добрались до трамвайной остановки, где их уже поджидал Окуркин.
   У его ног стоял большой рюкзак, в котором, видимо, находился добытый электромотор.
   – Нужно открыть багажник… – сказал Тютюнин.
   – Зачем? – спросил «внук» несколько напряжённо.
   – У Лехи с собой рюкзак.
   – А.., ну конечно, – с облегчением улыбнулся водитель и вышел из машины.
   Серёга с помощью электрической кнопочки открыл окно и, высунувшись, с важным видом заметил:
   – Ну, чего пялишься, рабочий класс? Сдавай железо в багажник!
   – Толковая тачка! – завистливо проговорил Окуркин и со вздохом добавил:
   – Далеко не «запорожец»… А как водилу-то зовут?
   – Гошей, – ответил Сергей.
   – Ага. Ну-ка, Гошка, помоги мне рюкзачок передвинуть, а то одному тяжело.
   – Конечно! – с готовностью отозвался «внук». Он подскочил к Лехе и, схватившись за лямки рюкзака, попытался его поднять, однако это ему не удалось.
   – Не спеши, парень, – сказал ему Окуркин. – Тут сто пятьдесят кило. С наскоку не возьмёшь.
   – И.., что же в этом бэге? – удивился «внук».
   – В бэге, Гоша, валюта всех времён и народов – медная обмотка электродвигателя. Правда, вместе с чугунным корпусом. Потому и тяжело.
   – И где же вы его взяли?
   – Ну не украл, конечно. Вынес с родного завода… Ладно, Гоша, хватайся, и потащили…
   Удобно откинувшись на сиденье, Тютюнин через зеркало заднего вида наблюдал за погрузкой неподъёмного рюкзака. При этом было видно, что Окуркин откровенно халтурил, взваливая основную работу на Гошу.
   Наконец мотор оказался в багажнике, отчего машина заметно просела.
   Вспотевший водитель вернулся за руль, а Окуркин устроился рядом с Сергеем.
   – Толковая тачка! – повторил он, пытаясь ногтем проковырять обивку сиденья. – Куда поедем, шеф?
   – На выставочный комплекс, – ответил «внук», трогаясь с места.
   – Ну поехали! Это тачка американская?
   – Американская, – осторожно ответил «внук». – А что?
   – Ничего. Рули давай, – сказал Леха и заинтересовался дверной ручкой.
   Пока они ехали, он несколько раз кивал на свою дверь и подмигивал Тютюнину. Тот тоже подмигивал в ответ, думая, что Леха восторгается автомобилем.
   Наконец они прибыли к выставочному центру.
   Пока Гоша искал место для парковки, довольный Леха продемонстрировал Тютюнин открученную дверную ручку.
   – Это ты зачем? – строго спросил Сергей.
   – А ты вторую не скрутил, что ли? – удивился Леха. – Я ж тебе моргал – мол, скручивай вторую. А ты… Эх… – Окуркин спрятал добычу в карман и неодобрительно покачал головой. – Сейчас бы пара была, я б их на свой «запорожец» приделал, а если б не подошли, мы бы их продали.
   Гоша быстро справился с парковкой и вернулся к Лехе с Сергеем.
   – Нам в пятьдесят шестой павильон, – сказал он.
   – Ну пошли, – согласился Тютюнин.
   – Подождите, парни, – вмешался Окуркин. – Так же нельзя. Мы же на отдыхе.
   – А что вы, Алексей, предлагаете? – спросил Гоша.
   – Ну чего – пивка давайте возьмём. Ещё я шашлычка бы съел, ну и вообще… Угостишь приятелей, Гоша?
   – Конечно, – обрадовался «внук», поскольку его целью было установить с «объектами» доверительные отношения.
   Они разместились под небольшим навесом, сделали заказ, и смуглые торговцы быстро натаскали им пересушенного мяса и тёплого, как вода из летней лужи, «холодного пива».
   – Хорошая у тебя машина, Гоша, – слегка захмелев от бесплатного угощения, начал Леха. – Американская…
   Гоша кивнул, старательно разжёвывая бараньи жилы.
   – А вот у меня – «запорожец», – с каким-то остервенением произнёс Окуркин и, вздохнув, добавил:
   – Многие даже дразнятся. Говорят – «хохломобиль»… А он ведь, Гоша, он ведь лучше этого твоего лакированного американского дерьма…
   – Почему? – заинтересованно спросил «внук».
   – Потому что все американцы не умеют читать, – ответил Окуркин и стал подчищать салат из вялой капусты.
   – Это не так. Американцы умеют читать, – решительно возразил Гоша и, устав бороться с бараньими жилами, выплюнул их в салфетку.
   – А я говорю – не умеют. Это в газете написано было, – упрямо гнул свою линию Окуркин. – А ещё они носят трусы цвета своего флага…
   Открыв рот для возражения, Гоша его вовремя закрыл, вспомнив, что на нем действительно трусы из родного звёздно-полосатого.
   – Вот мы здесь все втроём нормальные люди, – отпив тёплого пива, продолжал Окуркин. – И трусы у нас – нор-рмальные. Пожалуйста…
   Окуркин резко встал и, предоставляя доказательства, спустил штаны.
   – Вот! Васильки в поле! Национальная расцветка! – громко объявил он, заставляя оборачиваться прохожих.
   Смуглые владельцы кафе молча взирали на представление, не зная, что предпринять, а нетрезвая дама за дальним столиком радостно захихикала.
   – Ну-ка прекрати, – вмешался Тютюнин. Окуркин пожал плечами и надел штаны, однако процесс дознания не оставил.
   – Вот, давай теперь посмотрим, какого цвета твои трусы. Гоша, – предложил он.
   – Леха, не приставай к человеку, – заступился за «внука» Тютюнин.
   – А я не пристаю. Просто покажи хотя бы резинку, Гоша. Только поясок, – настаивал Леха, однако «внук» ничего не отвечал и пребывал в полной растерянности. Ещё никогда агент Смит не был так близок к провалу.
   То ли от жары, то ли от внезапных потрясений перед его глазами плыли разноцветные круги, которые превращались в красные физиономии Лехи Окуркина и все множились, множились, заполняя собой окружающее пространство.
   Заметив, что с Гошей не все в порядке, Тютюнин, чтобы сдержать неугомонного Леху, со всей силы лягнул того ногой под столом. Удар получился хороший, но пришёлся он точно в голень Смиту.
   Бёрк вздрогнул, но сдержал стон, решив не доставлять удовольствия этим русским. Что ж, они его переиграли и разыграли, как дурачка, однако он умрёт молча. Не проронив ни слова.
   Леха продолжал орать про трусы, Сергей Тютюнин лягнул его ещё раз и снова попал Смиту в то же самое место. От резкой боли Бёрк начал терять сознание и сползать под стол.
   «Отлично спланировано, – думал он краешком угасавшего сознания. – Под столом они накинут мне на шею удавку – и все…»
   – Гоша… Гоша… – доносилось откуда-то издалека. Потом на лицо полилось что-то тепло и липкое. «Это кровь», – решил Смит.
   – Гоша, очнись! Гоша! – не отставал от него Тютюнин, хлопая по щекам и щедро поливая голову «внука» тёплым пивом.
   – Пусть покажет трусы! Какие у него трусы! – не унимался одуревший от пива и жары Леха.
   – Заткнись ты, не видишь, что ли, парню плохо! – крикнул Тютюнин. Окуркин, тупо посмотрев на распластавшегося в пивной луже Гошу, понял, что нужно что-то предпринимать. Он медленно повернулся и, поймав на себе взгляд смуглого владельца кафе, с угрожающей интонацией произнёс:
   – А какого цвета твои трусы? М-м?
   – Эта… Не нада… – сказал владелец, медленно отступая.
   – Покаж трусы, мор-рда! – прорычал Окуркин и, реагируя на движение жертвы, поднялся со стула.
   – А-а-а! – заголосил тот и выскочил из павильона. Второй его товарищ, а следом за ним и кухонный рабочий также быстро покинули кафе и, отбежав к небольшому фонтану, притаились за стрижеными кустиками.
   Леха решил использовать эту ситуацию. Он подошёл к холодильнику, открыл его и окинул содержимое хозяйским взглядом.
   – Воды неси! – потребовал Тютюнин, видя, что Гоша стал приходить в себя.
   – Тут тока пиво… – сказал Леха.
   – Ну неси пиво! У парня солнечный удар – его поливать надо!
   И они стали поливать.
   Вскоре лечение принесло успех и Гошу удалось посадить на стул.
   – Пей, Гоша, нужно восстанавливать силы, – приказал Тютюнин, и Смит, не желая, чтобы его снова начали избивать, стал послушно принимать дозу за дозой.
   Когда пиво заполнило весь предоставленный объём, троица с трудом поднялась со стульев и, держась друг за друга, выбралась под палящее солнце.

98

   В какой-то момент жаркое солнце и неограниченное количество пива сделали своё дело, и вся троица завалилась на асфальт, а пришла в себя только в тени тюремных стен – в местном отделении милиции.
   Сидевший к «обезьяннику» боком милицейский сержант также изнывал от жаркой погоды, однако продолжал выполнять свой служебный долг, безо всякого вдохновения составляя протокол задержания.
   – «… Двое алкоголиков тащили под руки обоссанного гражданина…» – прочитал он, пытаясь на слух опробовать складность записанной мысли.
   – Во.., вообще-то мы его пивом полили… – заметил из-за решётки Тютюнин, и сержант, даже не посмотрев в его сторону, внёс в протокол исправления: «обоссанного пивом гражданина».
   Затем посмотрел в окно и крикнул:
   – Жмуров! Может, пристрелим этих придурков, а? Сил моих нет этот протокол составлять… Жарко…
   – А куда их потом девать? – отозвался невидимый Жмуров. – Их же выносить придётся и эта.., закапывать.
   – Правда твоя, Жмуров, – вздохнул сержант. – Закапывать придётся…
   Посмотрев наконец на троицу задержанных, сержант прикинул их состояние. Двое выглядели удовлетворительно и, пожалуй, удержатся на ногах, если заставить их подняться. А вот третий… Третий был совсем плох.
   – Жмуров! – позвал сержант. – А ты когда-нибудь протоколы составлял?
   – Никогда, – поняв, куда дует ветер, ответил Жмуров. – Я и буквы-то русские не все знаю. Только латынь немного.
   Сержант ничего не сказал и опустился на стул.
   По полу побежал таракан, и это привлекло внимание милиционера. Видимо, насекомый тоже изнывал от жары, потому что двигался очень медленно.
   Сержант набрал в лёгкие воздуха и плюнул.
   Получился недолёт, таракан забеспокоился.
   Сержант взял поправку и плюнул снова. На этот раз получилось куда лучше, однако таракан снова избежал гибели и, преследуемый целой серией плевков, успел завернуть за угол.
   Сержанту стало скучно. Он порылся в карманах, поиграл спичечным коробком, а затем спросил:
   – Жмуров, а в чем смысл жизни?
   – Это сложный вопрос. Так сразу не ответишь… Сержант покачал головой. Затем посмотрел на задержанных и резко скомандовал:
   – Встать!
   Тютюнин и Окуркин быстро поднялись, а Гоша только дёрнулся, но друзья помогли ему и прислонили к стенке.
   – Так, – одобрительно кивнув, произнёс сержант. – Ходить можете?
   – Пока.., можем, – осторожно, за всех ответил Тютюнин.
   – Тогда так. Сейчас я вас выпускаю и жду пять минут. Потом выхожу на улицу с табельным оружием и, если ещё вижу ваши морды, открываю огонь на поражение. Согласны?
   – Так точно, – сказал Сергей.
   – Йес, сэр… – пролепетал Гоша.
   – Отлично.
   Дверца «обезьянника» открылась, и получившие свободу узники поспешили к выходу. Даже Гоша, и тот обрёл способность ходить.
   Сержант проводил их до двери, вернулся к своему столу и разорвал недописанный протокол. Потом прошёл в соседнюю комнату и, приблизившись к клетке с попугаем, угрюмо на него уставился.
   – Ты чего? – спросила птица.
   – А ничего! – зло ответил сержант. – Сука ты. Жмуров, и толку от тебя никакого…

99

   Справедливо решив не испытывать терпение милиции, Сергей. Леха и Гоша бегом покинули территорию выставочного комплекса и уже за воротами прислонились к забору отдохнуть.
   – Ой плохо мне! – признался Окуркин. – Не мой сегодня день.
   – Это тебя, Леха.., халява подвела… – тяжело дыша, пояснил Тютюнин. – А если наши жены узнают, то…
   – То пиши пропало, – согласился Леха.
   – Почему? – спросил окончательно пришедший в себя Гоша.
   – Потому что всю морду изобьют и ещё на завтра останется.
   – А я слышал, что в России мужья бьют жён, а не наоборот.
   – Рассея, она большая. Где-то мужики бьют баб, а где-то бабы – мужиков… – заметил Окуркин, потом спросил:
   – А ты чего это говоришь «в России»? Ты чего, не наш, что ли?
   – Да это я просто так сказал… – пробормотал Гоша и поспешил сменить тему разговора. – А давайте лучше я вам помогу… Вам и себе тоже.
   С этими словами он достал из кармана стоявшего колом пиджака баночку с пилюлями и предложил приятелям.
   – Гошка, уж не хочешь ли ты нас потравить? – усмехнулся Леха.
   – Нет. Это таблетки от похмелья. Нужно принять две штуки, и через пятнадцать минут мы будем в норме, а я смогу даже машину вести.
   Леха и Сергей угостились и действительно вскоре почувствовали себя намного лучше.
   – Действует твоя отрава, Гошка! Действует! – подвёл итог Окуркин. – Только на меха смотреть мне сегодня не хочется.
   – Да, осмотр выставки лучше перенести на другой день, – согласился Гоша.
   – Тогда пойдём к машине. Там ведь мой электромотор остался, – забеспокоился Окуркин. – Ещё упрут.
   – Ага, новенький «форд» оставят, а твой мотор упрут, – усмехнулся Тютюнин, и они двинулись к парковочной стоянке в обход выставки, чтобы не попасться на глаза милиции.
   – А ты чего это, Гоша, хромаешь? – спросил Тютюнин.
   – Да пустяки, – отмахнулся тот.
   – Да какие же пустяки? Надо посмотреть. Ну-ка стой. Гоша остановился, и Сергей, закатав ему штанину, увидел огромный кровоподтёк и распухшую ногу.
   – Ты посмотри, Леха, чего менты с человеком сделали, а? Смотри! А если б по голове?
   Окуркин тоже нагнулся и, тяжело вздохнув, произнёс:
   – Звери.
   Гоша опустил штанину, и они отправились дальше. По дороге агент Смит купил всем мороженого и сделал вывод, что, несмотря на все трудности, которые он пережил за этот день, контакт удалось установить достаточно прочный.
   На стоянке их дожидался «форд», но Окуркин попросил, чтобы ему открыли багажник, поскольку хотел убедиться, что электромотор цел.
   После этого Гоша повёз их домой и включил в машине кондиционер, чем привёл своих новых приятелей в полный восторг.
   – Я хочу себе в «запорожец» такую же штуку поставить! – сказал Леха. – Сколько она стоит?
   – Я не знаю, – ответил Гоша. – Но могу узнать и.., возможно, сделаю вам подарок, Алексей.
   – Подарок? – Окуркин покачал головой и стал смотреть на проносившиеся мимо автомобили и уставших от жары пешеходов. Угрызения совести давили Леху со всех сторон, вынуждая принять решение.
   Наконец Окуркин сдался и, вынув из кармана блестящую дверную ручку, прикрутил её на место.

100

   Гоша подвёз новых друзей до самого Лехиного гаража, а потом помог вытащить электромотор. Надеясь, что на сегодня все его испытания закончилось, он уже собирался сесть в машину, когда Окуркин попросил помочь ещё немного.
   – Я сейчас кувалдочку с зубилом достану, и мы этот моторчик живо разберём, – пояснил он.
   Агент Смит согласился, решив, что так он добудет дополнительную информацию.
   – Вот тебе кувалд очка, – сказал Лёжа, подавая Гоше огромный молот. – Пять раз махнёшь – и дело кончено.
   – Точно, – подтвердил Тютюнин, который прохаживался вокруг. Он не хотел идти домой, поскольку «пьяный» запах из него ещё не выветрился.
   Мотор оказался упрямый, и пять ударов кувалд очки растянулись ударов на триста.
   Промокший насквозь агент Смит трясущимися руками бил и бил по зубилу, а Леха кричал ему: «Хорошо!» или «Давай ещё разок!»
   Наконец чугунный корпус был расколот на нужное количество частей, и довольный Окуркин собрал добытую медь.
   – Все? – спросил агент Смит, чувствуя, что вот-вот свалится без сил.
   – Все, Гоша. Можешь ехать, – разрешил Окуркин.
   Смит поспешно сел за руль.
   Всю дорогу до посольства он то и дело проваливался в полузабытьё, а пару раз на светофорах ему даже сигналили сзади, чтобы не спал.
   – Это вы, мистер Смит? – удивлённо спросил охранник посольства, пропуская Бёрка на территорию.
   – Да, это я, – не слишком уверенно ответил агент, тихо радуясь, что добрался до своих.
   Не успел он войти в их с Джонсоном рабочую комнату, как босс вскочил со своего кресла и бросился к нему.
   – Как дела, старина, я думал, с тобой покончено!
   – Я сам так думал, сэр, – признался Смит и, опустившись на стул, изобразил слабую улыбку.
   – Парни из прикрытия потеряли тебя на выставке. Хорошо, русские контрразведчики позвонили и сказали, чтобы мы не беспокоились. Что ты жив и просто находишься в милиции.
   – Да. Мы и там побывали.
   – Я заметил, что ты хромаешь. Они тебя били?
   – Да, сэр. То, что били, я помню точно, но вот кто – уже с трудом.
   – Может, тебе что-то вкололи? – предположил Джонсон.
   – Если и вкололи, то всем троим… Мы сильно напились в каком-то кафе… – Бёрк вздохнул и растёр ладонями лицо. – Помню, что я упал и на меня стали лить пиво…
   – Зачем? Хотели, чтобы ты захлебнулся?
   – Нет. Таким образом они приводили меня в чувство… Да, и ещё этот Алексей Окуркин – он едва не разоблачил меня.
   – Вот как! – поразился Джонсон. – А на вид обычный идиот. Но у русских внешность бывает обманчива. Мы на этом уже не раз обжигались. Как же он это сделал?
   – Он сказал, что все американцы носят трусы из звёздно-полосатого флага, и пытался сорвать с меня брюки, чтобы убедиться в моем российском происхождении.
   – Какой тонкий ход… Похоже, мы их недооценили, – задумчиво произнёс Джонсон и, достав блокнот, начал делать какие-то записи. – Я немедленно дам указания, чтобы все наши сменили трусы. Патриотизм здесь неуместен, поскольку становится настоящей уликой.
   – А ещё они пытались давить на меня психически, – пожаловался Бёрк и страдальчески улыбнулся.
   – Как именно? – спросил Джонсон, застыв с блокнотом в руке.
   – Они сказали, что все американцы не умеют читать.
   – Но это чушь! – воскликнул Хэнк. – Взять хотя бы меня – я умею читать. И ребята из МИДа умеют читать, и Техасец. Я отлично помню, как дал ему инструкцию и он, глядя в текст, начал шевелить губами. Что же он тогда делал, если не читал? Да что там Техасец! – не на шутку разошёлся Хэнк. – Президент Соединённых Штатов, и тот умеет читать, хотя уж ему-то, казалось бы, это ни к чему!
   Поняв, что поддался слабости, Джонсон замолчал и, достав из холодильника воду, налил себе и Бёрку.
   – Спасибо, сэр, – поблагодарил тот. Какое-то время они оба молчали.
   – Так кто же тебя бил, Бёрк?
   – Сергей Тютюнин свалил все на милиционеров, хотя, мне кажется, в этом замешан и он.
   – Страшные люди и очень опасные противники, – подвёл итог Джонсон. – Провели тончайшую проверку и придали ей вид обычной пьянки… Что там ещё происходило, пока служба прикрытия вас не видела? Что за тяжёлый предмет был положен в багажник машины?
   – Это был электромотор, который Алексей Окуркин вынес со своего завода.
   – Видимо, он нужен им для тайной лаборатории… Но почему не запросить оборудование у своего руководства?
   – Нет, сам мотор им был не нужен, поскольку я разбил его собственными руками.
   – Разбил мотор?
   – Ну да. У него был крепкий чугунный корпус, и Алексей Окуркин попросил меня помочь ему. Я бил по зубилу, как какой-нибудь строитель Суэцкого канала, и это было нелегко, сэр.
   – Надеюсь, агент Зи-Зи сделала видеозапись.
   – Думаю, сделала, – кивнул Бёрк. – Недалеко от гаражей я заметил большую собаку, которая то и дело посматривала на часы. Думаю, это была она.
   – Между прочим, с ней тоже происходит что-то непонятное. Из Вашингтона нам переслали счёт за спутниковую связь на двенадцать тысяч долларов. Там интересуются, с кем мы так много говорим и почему большинство абонентов говорят на вьетнамском языке.
   – На вьетнамском? – удивился Бёрк.
   – Вот именно…
   Джонсон вздохнул и, подойдя к Смиту, дотронулся до его пиджака.
   – Что с вашим летним шестисотдолларовым костюмом, Бёрк?
   – Я же говорил – меня поливали пивом.
   – Непонятно зачем.
   – Может, таким образом они приводили меня в чувство или.., это какой-то местный обычай, о котором мы ещё не знаем.
   – В любом случае вам нужно будет выбросить его. В нем вы похожи на полупереваренную камбалу.
   – Хорошо, я так и сделаю. Что слышно о Техасце?
   – Он уехал к своим новым друзьям. А я связывался с НАСА и Пентагоном, чтобы они решили вопрос с обменом… Забавное дело, эти дурни не сразу поняли, что я из ЦРУ, и принимали меня за русского. – Джонсон улыбнулся. – Одним словом, дело вроде стронулось, только им ещё хотелось бы получить самих инопланетян. В комплекте с тарелкой.
   – Нужно не забыть сменить трусы…
   – Что?
   – Это я для себя, сэр, чтобы не забыть, – пояснил Смит. – Чтобы в следующий раз я смог продемонстрировать, какого цвета моё бельё.
   – Вы договорились с ними о новой встрече?
   – Да, мы ведь так и не попали на меховую выставку.
   – Новая встреча желательна для нас, Бёрк, однако она опасна.
   Джонсон посмотрел на измождённое лицо агента Смита, которому за этот день выпало немало испытаний.
   – Пока есть шанс, что меня ещё не раскололи, сэр, я пойду на эту встречу. Эти двое далеко не простые люди. Я это чувствую.

101

   На другой день, сразу после работы Сергей Тютюнин пришёл к Лехиному гаражу – так у них было договорено.
   Окуркин уже был на месте и, ожидая приятеля, в четвёртый раз намыливал «запорожец» шампунем от перхоти. Не то чтобы этот шампунь помогал чем-то машине, просто Лехин дед получил ящик этого добра в качестве гуманитарной помощи, и теперь многочисленные родственники Окуркиных мыли все – от полов и до посуды – исключительно лечебным шампунем.
   – Привет, – сказал Тютюнин, не замечая перебегавшей от кочки к кочке бабки Живолуповой.
   – В Тегеране хорошая погода, – ответил Леха таинственной фразой.
   – Чего? – не понял Сергей.
   – Ну видишь, я шифруюсь – машину нашампуниваю в четвёртый раз.
   – И чего?
   – Ну, ты как бы говоришь мне пароль – «Привет». А я тебе как бы отзыв – «В Тегеране хорошая погода».
   Из гаража донёсся какой-то шум и скрежет.
   – Это тыклики, что ли? – спросил Сергей.
   – Если бы. – Леха смахнул со лба пену и посмотрел в глубь гаража. – Дроссель это. Поймал я его, гада, и в сейф стальной временно посадил, а он, гад, дверку выворачивает – сила в нем неимоверная. Я и раньше слышал, что бультерьеров из диких свиней вывели, но только сегодня убедился.
   – А как?
   – У меня жёлуди были – полведра. Так я их ему насыпал, и он все сожрал. Даже облизнулся. Такая вот проверка.
   – Для Дросселя это не проверка, – возразил Сергей. – Дроссель жрёт все. А на что ты его поймал?
   – На кирзовый сапог. Верёвкой привязал и подкинул к помойке. Как только Дроссель клюнул, я его подсёк и стал к сейфу подтягивать… Хотел сапог отнять, да где там. Вместе с каблуком резиновым ушёл в эту прорву…
   – Когда делом-то займёмся? – спросил Сергей, оглядываясь.
   – Все готово. Полиэтиленовый пакет у меня с собой – в холодильном ящике лежит. Нужно только слить чистый продукт и опробовать на Дросселе…
   Окуркин бросил тряпку в ведро, отёр руки о штаны и, мотнув головой, тихо скомандовал:
   – Пошли.
   Приятели скользнули внутрь гаража, где Окуркин указал на большой посылочный ящик. В нем он с помощью кусков пенопласта устроил что-то вроде холодильного шкафа.
   – Здесь. Примерно полтора литра чистого…
   С этими словами он вскрыл ящик и достал сплющенный кусок желтоватого льда, замотанный в полиэтилен.
   Сергею досталось держать эмалированную кастрюлю, а Окуркин выполнял самую важную часть работы.
   Размотав зубами старую резинку от трусов, он ослабил горлышко полиэтиленового мешка и, наклонив его, начал выливать очищенный продукт в кастрюлю.
   Запертый в стальном ящике Дроссель скрежетал зубами по металлу и бился головой о дверку. Леха всякий раз вздрагивал и разбрызгивал полученный спирт.
   Наконец все было слито, и Окуркин, распрямившись, потряс перед Сергеем пакетом с жёлтыми заледеневшими кристаллами.
   – А вот здесь, Серёга, осталась та самая отрава, от которой и происходили всякие неприятности… Мы её выбросим прямо на свалку, чтобы никто… Ну ты понял.
   С этими словами Окуркин выглянул из гаража и, размахнувшись, швырнул пакет в неизвестном направлении.
   – Ну что? – сказал он, вернувшись. – Пора брать быка за рога, а то он нам весь сейф разворотит.
   – А он спиртягу-то будет пить? – спросил Сергей, принюхиваясь к исходящим из кастрюли ароматам.
   – Ну вот ты бы стал?
   – Я бы стал.
   – Ну а собака тем более. Когда ей ещё стопку поднесут? У нас ведь как с псиной поступают – бросят косточку, и все тут. Никто никогда не спрашивал Дросселя, хочет ли он выпить.
   – Да уж точно, – согласился Сергей, припоминая, что ни разу не предлагал выпить своему законному коту Афоне.
   – Ладно, наливай в блюдце угощение, а я верёвку приготовлю, чтобы на него накинуть.
   – А зачем верёвку?
   – Чтобы не убежал сразу. Мы же должны убедиться, что с ним все в порядке.
   – Ага, – согласился Сергей. – Это ты правильно придумал. Только надо бы ещё закуски. Чистый спирт без закуски даже собака пить откажется.
   – Правильно. У меня для этого дела ещё один кирзовый сапог остался. Один-то я ему, бандюге, скормил, а другой очень кстати под закуску пойдёт.
   Окуркин поставил кастрюльку на пол и, взяв предъявленный Лехой сапог, внимательно его осмотрел.
   Сапог был старый и совершенно высохший. Сам Сергей такой сапог ни за что бы не съел, ни за какие деньги.
   – Верёвка готова – наливай спирт, – распорядился Леха.
   – Есть, командир! – отозвался Сергей. – Готово!
   – Ну, начали.
   Окуркин специальным ключом отпер крышку железного ящика и оттуда, словно подброшенный пружиной, стартовал в воздух толстенный бультерьер Дроссель.
   Впрочем, Окуркин не зевал и прямо в полёте накинул на Дросселя петлю. Пёс, приземлившись, попытался вырваться, но Леха дёрнул его вверх, не давая ему упереться как следует.
   – Спирт! Спирт подноси к морде, а то он думает, что мы его бить будем!
   Расплёскивая содержимое, Сергей торопливо поднял блюдце, и собака моментально перестала рваться на свободу. Едва не выбивая носом посуду из рук Тютюнина, Дроссель принялся лакать спирт, захлёбываясь, громко причмокивая и жмуря от удовольствия свои свинячьи глазки.
   – Хорошо пошла, – прокомментировал Окуркин, приготавливая закусочный сапог. – Как думаешь, может, ещё налить?
   – Можно. Чтобы уж наверняка.
   – Тогда скорее давай, а то он сейчас вырываться начнёт.
   Тютюнин поставил на пол блюдце с остатками угощения и, схватив кастрюлю, начал лить спирт прямо на язык Дросселю. Пёс захрюкал от жадности и сунул морду в ёмкость.
   – Не давай ему! – крикнул Леха и дёрнул верёвку, поднимая бультерьера на дыбы. Дроссель жалобно заорал, Окуркин сунул ему сапог, в который пёс сейчас же вцепился.
   – Что-то он быстро его жрёт! – заметил Сергей, ставя кастрюлю на полку.
   – Это я вижу… Надо чего-то ещё ему приготовить.
   – А чего ему приготовишь? – глядя на давящегося сапогом Дросселя, спросил Сергей.
   – Ящик из-под верстака доставай! Там у меня обувь старая! Скорее, Серёга! Он уже заканчивает!
   Пока Тютюнин разбирался, где там под верстаком хранится старая обувь, Дроссель прикончил сапог и вцепился в Лехин ботинок.
   – Он уже меня жрёт, Серёга! – завопил Окуркин и в следующее мгновение рухнул на пол.
   – Ногу высвобождай! Ногу высвобождай из ботинка! – посоветовал Тютюнин и, схватив толстый, как колбаса хвост Дросселя, попытался оттащить пса в сторону. Однако тот не сдавался и терзал ботинок изо всех сил.
   Наконец Лехе удалось-таки выдернуть ногу из обрывков обуви, отделавшись лишь царапинами. Прихрамывая, он подбежал к заваленному хламом углу и быстро подобрал несколько стоптанных ботинок.
   – На, сволочь, на! – кричал он, бросая их в Дросселя, а тот ловко ловил их зубами и складывал про запас.
   Последний ботинок Окуркин бросать не стал, а положил его на верстак, однако это совершенно не понравилось бультерьеру, поскольку он рассчитывал на все.
   Пёс резко подпрыгнул и всеми четырьмя лапами приземлился среди инструментов. От неожиданности Окуркин не успел ничего предпринять, а Дроссель, почувствовав приятный запах, рванулся к обувной коробке с окошками и скинул с неё крышку.
   – Тыклики! Мои тыклики! – завопил Окуркин. Однако маленькие человечки не дремали – дежурный по коробке вовремя сорвал со стены ружьё и храбро выстрелил Дросселю в нос.
   От такого решительного и очень болезненного отпора Дроссель шарахнулся в сторону и, сорвавшись с верстака, придавил ногу Серёги.
   – Ой! – вскрикнул тот. – Уйдёт сейчас!
   – Пусть уходит, мы его уже понаблюдали! – махнул рукой Леха. Освобождённый Дроссель пулей вылетел из гаража.
   Притаившаяся за кустом Живолупова ошарашенно смотрела на пса, который мчался прямо на неё.
   – Брыс-с-сь… – зашипела она. – Брысь, кому сказала!
   Однако Дроссель, ничего не видя и не слыша, врезался в агента Зи-Зи, да так сильно, что она опрокинулась на спину и обронила шапку с объективами и аудиопушкой.
   – Да чтоб тебя! – выругалась старуха, глядя вслед шалопутному животному. Неожиданно толстый зад улепётывавшего Дросселя обрёл некую воздушность и в следующее мгновение совершенно растворился.
   Собака пропала прямо на глазах у Живолуповой.

102

   После того как Дроссель вырвался на свободу Сергей и Леха перевели дух и стали готовиться к мероприятию.
   Оба были взволнованы до слез торжественностью момента и уже не вспоминали о связанных с Дросселем недоразумениях.
   Первым делом Окуркин поинтересовался самочувствием тыкликов, но те заверили его, что видали чудовищ и пострашнее, а за дополнительную плату обещали поймать этого зверя и принести хозяину шкуру.
   – Не надо, ребята. Он ведь просто собака, – отказался Леха. И, глядя на Серёгу, добавил:
   – К тому же выполнял наше ответственное задание…
   Друзья рассмеялись.
   Накрывать «стол» решили на дне железного сейфа, чтобы в случае появления жён вовремя спрятать очевидные улики. Для тех же целей были приготовлены два куска пеньковой верёвки, пропитанной дёгтем, чтобы пожевать в целях устранения запаха.
   – Ну давай, товарищ, по маленькой, – с лёгкой дрожью в голосе произнёс Окуркин. Сергей быстро налил спирт в два стограммовых стаканчика. Затем убрал кастрюлю на полку и снова вернулся к «столу».
   – За расширение нашего бизнеса, – торжественно провозгласил Окуркин, и они выпили.
   – Хорошо пошла, – чуть сипло произнёс Тютюнин и, закусив солёным огурцом, добавил:
   – И как это Дроссель сапогом закусывал – я б так не сумел.
   – А ты посмотри на меня! – хохотнул Окуркин, демонстрируя совершенно босую ногу. – Он съел даже носок.
   – Хорошо ещё, что не парадные, – заметил Тютюнин. – А то бы жена с тебя спросила.
   – Ой, спросила бы, – покачав головой, согласился Леха. – Парадные она мне сама дарила. Ну чего, давай ещё по разу?
   – Не вижу препятствий, – ответил Сергей и поднялся за кастрюлькой.
   Пока он наливал, Окуркин подобрал в захламлённом углу пару зимних калош и похвалился Сергею:
   – Смотри, даже блестят. Это ещё тётка моя в семьдесят пятом году по талонам десять пар получила, и, что интересно, размер-то практически мой.
   – Ладно, не отвлекайся, а то остынет.
   – Твоя правда, товарищ, – улыбнувшись счастливой улыбкой, сказал Окуркин и поднял стаканчик. – Давай выпьем за науку.
   – А это на хрена? – не понял Сергей.
   – А потому, что таким способом, с помощью собак, наша наука шагнула даже в космос.
   – С Дросселем она никуда бы не шагнула. Его ни в одну ракету не засунешь.
   – Да, он в общем-то животина бесполезная. И зачем только таких собак делают?
   Они снова выпили и отметили, что пошло ещё лучше, чем в первый раз. Чувствуя, как на них накатывает хмель, размягчая тело и душу, друзья вышли на воздух.
   – До чего же погодка нынче хороша, а, Серёг?
   – Просто как на заказ, – согласился Тютюнин и погладил ладонями живот. – Так бы и смотрел на этих людей вокруг, на эти дома с башенками, на всадников, на чёрных быков…
   Тютюнин замолчал, они с Лехой одновременно посмотрели друг на друга.
   – Не та очистка, – высказал предположение Окуркин.
   – Теперь уже не важно, – вздохнул Тютюнин.
   Люди на базарной площади смотрели на двух незнакомцев с подозрением. Это и неудивительно, ведь все вокруг были наряжены в тёмные мешковатые балахоны, а Леха и Сергей прибыли в штанах и в рубашках с короткими рукавами.
   Вокруг них стала собираться толпа, и её сужающееся кольцо не сулило путешественникам ничего хорошего.
   – Расходимся, граждане, расходимся! – попытался управлять толпой Леха, но это вызвало в толпе лишь краткое замешательство, а затем люди снова начали наступать.
   Сергей и Леха пятились и пятились, пока не упёрлись спинами в связки копчёных колбас, свисавшие с деревянных крючьев.
   Тютюнин потянул носом и сглотнул слюну. Спирт разбудил в нем зверский аппетит, а солёные огурцы, которыми он закусывал, только усилили это состояние.
   – Сдаётся мне, что пахнет от них герцогом Сармусом! – прошамкала какая-то беззубая старуха в кожаном засаленном чепце.
   – Смерть шпионам Сармуса… – негромко сказал мальчуган с дохлой крысой на верёвке.
   – На костёр их! На костёр! – крикнула толстая женщина, и вся толпа разразилась криками: «На костёр! На костёр!»
   – Ну конечно, разбежалися, – возразил Окуркин, подбирая с прилавка твёрдую и длинную, как палка, колбасину. – Пионеры, блин, костра им захотелось!
   Услышав такие непонятные речи, люди примолкли, и в наступившей тишине послышался цокот копыт по мостовой. Несколько всадников на чёрных как смоль длинногривых лошадях стали расталкивать толпу, покрикивая, чтобы «рвань» убиралась.
   – Именем марвиля Шонкура приказываю разойтись! – кричал верховой в чёрном, расшитом золотом мундире, в широкополой шляпе с красным пером. Выглядел он очень представительно.
   – Кто вы и как сюда попали? – едва удерживая норовистого скакуна, строго спросил всадник.
   – Вообще-то мы приезжие, – сказал Сергей.
   – Да, – подтвердил Леха. – Мы здесь ненадолго и скоро уедем.
   – Никуда вы не уедете, пока не получите разрешение марвиля Шонкура! Здесь только он решает, кому ехать, кому оставаться, кому жить, а кому умереть!
   – Ну ладно, – пожал плечами Тютюнин и миролюбиво улыбнулся.
   Между тем ещё несколько всадников в таких же мундирах и с красными перьями на шляпах окружили незнакомцев, давая понять, что у них нет иного выбора, кроме подчинения.
   – Следуйте за мной во дворец марвиля. Он сам решит, что с вами делать.

103

   Дворец правителя города и его окрестностей марвиля Шонкура размещался в центре города и представлял собой неприступный замок, окружённый двойным кольцом глубоких рвов.
   В первом рву, заполненном илистой жижей, плавали длиннохвостые зубастые твари, которые разрывали любого, кому выпадала горькая участь свалиться в этот ров.
   В обычное время хвостатые хищники собирались возле подъёмных мостов, ожидая, когда стражники бросят им костей или, ради развлечения, живую крысу. Тогда обитатели рва затевали шумную драку, а стражники покатывались со смеха.
   Во втором рву воды не было, и все его дно было заполнено острыми каменными осколками, среди которых, словно вечерние тени, струились тысячи ядовитых змей.
   Сергей с Лехой полюбовались одним рвом, потом вторым, заметили, как посматривают на них вооружённые алебардами стражники, и поняли без особого труда, что дворцовые разбирательства с незнакомцами частенько заканчиваются как раз в одном из этих рвов.
   Преодолев второй ров, отряд прошёл в узкие ворота, которые закрылись настолько поспешно, что едва не защемили хвост последней лошади.
   Лихо соскочив с коня, глава отряда передал поводья слуге и, посмотрев на арестантов, объявил:
   – Сейчас вы предстанете перед марвилем Шонкуром Его суд будет правым и быстрым. Если вам не повезёт, мужайтесь и не опускайтесь до того, чтобы лить слезы да ползать на коленях. На моей памяти это ещё никому не помогло. Напротив, вместо виселицы они прямиком шли в яму со змеями. Если есть какие-то вопросы, задавайте их мне – Канту Дорнье.
   Тютюнин и Окуркин переглянулись. В такую передрягу они ещё ни разу не попадали.
   – А адвокатов у вас здесь нет, товарищ Дорнье? – осторожно спросил Сергей и по недоумению, написанному на лице начальника отряда, понял, что с адвокатами здесь туго.
   – Если других вопросов нет, следуйте за мной.
   Дорнье развернулся и зашагал к длинной каменной лестнице, которая вела к парадному входу, украшенному потемневшими от времени колоннами.
   Сергей и Леха шли следом за Кантом, а за ними шествовали четыре человека в чёрном и ещё не менее дюжины стражников с алебардами, которых Тютюнин заметил только сейчас.
   – Ты видел, как их много, Серёг? – свистящим шёпотом спросил Окуркин.
   – Да уж видел… – зло прошипел Тютюнин. – А все ты – давай вымораживать, давай вымораживать… Вот сейчас тебя и подогреют, чтоб не суетился…
   – А чего сразу я? Я в тебя заливал, что ли, этот спирт?
   Сергей ничего не ответил, придавленный тяжёлыми сводами с закопчённой мозаикой.
   Блуждая взглядом по мозаичный картинам, он без всякого удивления подметил одну закономерность – на всех картинах кого-то убивали. Или зверей на охоте, или людей в битве. Людей, правда, ещё и вешали.
   – А я вот чего подумал, – снова заговорил Окуркин. – Вот бы бросили нас к этим крокодилам, а действие спиртяги раз бы и кончилось. И мы сразу дома. Представляешь, как все эти топтуны удивились бы?
   – Слушай, Окуркин… Ты совсем, что ли, дурак? Ты чего это каркаешь?
   – Всем молчать перед Его Сиятельством полномочным марвилем Шонкуром! – громко провозгласил Кант Дорнье.
   Только сейчас Тютюнин заметил, что они пришли в большой зал. У дальней стены на возвышении, под множеством расшитых знамён стоял трон марвиля.
   По обе его стороны располагались приближённые Сиятельного Шонкура – по дюжине справа и слева. В отличие от скромно одетого марвиля, они выглядели подобно тропическим птицам.
   – Кого привёл ты, Кант Дорнье? – спросил Шонкур.
   – Двух путников, мой господин. Чернь собиралась их побить, костром им угрожала.
   – Костром? Тебе признаюсь я, что в том диковинного мало. Я распустил её… Постой… Мне слышится или в самом деле стихами наша речь течёт?.. Кант смущённо молчал.
   – Ну хорошо. Подведи их ближе и представь мне. Дорнье подтолкнул обоих путешественников и негромко спросил:
   – Как ваши имена?
   – Я – Сергей Тютюнин.
   – А я Алексей Окуркин. Женат. Ранее не судим.
   – Стойте, – скомандовал Кант, придержав их, затем выступил вперёд и, указывая на Тютюнина, сказал:
   – Это благородный рыцарь Сирэй из Тютюна и его безродный оруженосец Флекс.
   – А чего это он – рыцарь, а я, значит, безродный? – пробурчал Леха. Тут он почуял запах жаркого, повертел головой и толкнул в бок Тютюнина.
   – Это у них столовка, что ли?
   – Заткнись… – краем губ приказал Сергей.
   – Какими подвигами славен твой род, благородный рыцарь? – скрывая улыбку, спросил марвиль.
   Тютюнин задумался. Ещё никогда ему не задавали таких вопросов.
   – Мой дед воевал во Вторую мировую. А бабушка была санитаркой в госпитале. И ещё батя одно время на автобазе парторгом работал, но его за пьянку попёрли. На пенсию ушёл простым слесарем.
   Улыбка исчезла с лица марвиля, он вопросительно посмотрел на Канта.
   – Хотел бы я растолковать слова Сирэя из Тютюна.
   – О, речь его затейлива от ветра, он долго шёл сюда и выбился из сил. Но понял я, что…
   – Опять эта фигня со стихами, Кант! – перебил марвиль. – Давай же, говори обычным языком.
   – Короче, мой господин, дед Сирэя был славным воином, и бабушка его была смелой женщиной – ухаживала за ранеными. А отец.., отец возглавлял союз рыцарей Зеленого Парка, но вокруг него плелись интриги, коих жертвою он пал…
   Шонкур сокрушённо покачал головой.
   – Это, по-твоему, обычный язык, Кант? «… Интриги, коих жертвою он пал…»? Почему ты всегда говоришь то стихами, то такими вот непонятными забубенциями? Ты ведь старшина дворцовой службы безопасности. Твоё дело головы рубить, железом, понимаешь, жечь измены. А ты – «.., интриги, коих жертвою он пал…» Шонкур замолчал, в зале повисла тишина.
   – Что за обувь на вашем оруженосце, рыцарь Сирэй? – неожиданно спросил марвиль.
   – Калоши.
   – Хороший ответ. И главное, без стихов. Марвиль поёрзал на неудобном троне, потом снова заговорил:
   – Судя по вашему виду, рыцарь, и по виду вашего оруженосца, подвиги не принесли вам достатка. Да и славы – ведь я ничего не слышал о Сирэе из Тютюна. Скорее всего вы просто бродяги, а значит, по законам нашего города и его окрестностей вас бросят в один из рвов – вы можете выбрать, в какой именно. Но есть и другие способы урегулирования этого недоразумения…
   – Огласите, пожалуйста, весь список! – попросил Леха, чем вызвал замешательство в рядах приближённых марвиля.
   – Ударьте его ножнами… – подсказал Сергею Кант. – Оруженосец не может подавать голос.
   – Ну у меня нет ножен.
   – Возьмите… – Дорнье подал Тютюнину крепкие деревянные ножны от кинжала. Сергей размахнулся и с удовольствием долбанул Леху по башке.
   – Ой! – вскрикнул Окуркин и схватился за голову, а Шонкур засмеялся и сказал:
   – Что, холоп, вспомнил господскую руку? Честное слово, мне нравятся эти ребята, и если бы не необходимость… – Тут марвиль вздохнул и, махнув рукой, произнёс:
   – Ладно, так уж и быть – оглашаю весь список. А состоит он только из одного пункта. Тут недалеко, один день пути, живёт дракон.
   – Дракон? – не удержавшись переспросил Сергей.
   – Да, самый настоящий. Так вот он, благородный рыцарь Сирэй, десять лет назад украл мою сестру, принцессу Глоссарию, и теперь держит её в своей пещере… Думаю, вы понимаете, что моё братское сердце буквально разрывается от отчаяния, когда я представляю, что он там с ней выделывает. А он, по моим сведениям, выделывает… Одним словом, от вас требуется поехать к дракону, найти его, навязать ему драку и быстренько отрубить мерзавцу голову. Пленных не брать, кроме, разумеется, сестры моей Глоссарии. Задача ясна?
   – Да, – тупо кивнул Серёга, не вполне понимая, как он будет убивать дракона.
   – Разумеется, в этих подштанниках, что на вас сейчас, рыцарь Сирэй, вы воевать не поедете. Мы дадим вам кожаные штаны со стальными накладками, кирасу, шлем, замечательный меч, надёжный щит и чудесные звонкие шпоры. Разумеется, конь будет прилагаться. И разумеется, полная амуниция и горбатый мул для вашего оруженосца. Для этого раздолбая, разумеется.
   – Вы очень добры, э-э.., мой господин, – сказал Сергей, понимая, что говорить что-то нужно.
   – Господином назовёте меня, когда возвратитесь с победой, рыцарь Сирэй, вот тогда я зачислю вас в свой штат.
   На этот раз Тютюнин молча поклонился.
   – Если вы, рыцарь Сирэй, думаете, что сможете сбежать и пропить доспехи и лошадь в первой же деревне герцогства Сармусского, то вы ошибаетесь. Вместе с вами поедет мой добрый Кант Дорнье с десятком своих молодцов. Они проследят, чтобы вы не уклонялись от поединка и в точности выполнили условия договора. Вы мне – мою сестру, а я вам – жизнь и успешную карьеру. Моё слово твёрже кремня, я никогда не вру, можете спросить у любого из моих людей – ни одна сволочь не отважится сказать вам, что это не так. Поэтому будем считать, что я говорю правду.

104

   После этого напутствия Сергея и Леху отвели на конюшню, где накормили плебейской похлёбкой из бобов с мясом.
   Дворовые слуги с интересом следили за двумя странными незнакомцами, а одна рыжая девка то и дело подмигивала Тютюнину и этим напоминала ему врачиху Свету.
   – Я чего-то так ничего и не понял, Серёг, – сказал Леха, облизывая ложку после того, как они съели первое. – Чего ихний директор навыдумывал, драконы какие-то?
   – Сестру свою хочет вызволить. Она у дракона в пещере двадцать лет живёт.
   – Настоящего дракона! – Леха ударил себя по колену. – И на кой нам это развлечение? Это же не сказки – здесь дракон и с зубищами, и с лапищами. Сожрёт без соли и спасибо не скажет… И потом, Серёг, – Окуркин понизил голос, – она ж там двадцать лет прожила – небось привыкла уже.
   – Чего ты мне это говоришь? Пойди самому Шонкуру пожалуйся. Он тебе сразу выбор предоставит – к змеям или к крокодилам.
   – Как я с этим Швондером буду разговаривать? Я же холуй господский, а ты рыцарь, блин, печального образа… – В голосе Окуркина звучала обида от того, что Серёгу посчитали человеком благородным, а его – Леху Окуркина, потомственного пролетария, фотография которого висела на доске почёта ложкоштамповочного предприятия, – записали в слуги.
   «Это из-за калош, – сказал себе Леха. – И ещё штаны на мне грязные, а Серёга-то в чистом прибыл…»
   После похлёбки с кухни принесли остатки пшённой каши с мёдом, которой Леха съел аж две тарелки. Голубоглазая кухонная работница с улыбкой подкладывала ему добавки, и Окуркин не удержался, чтобы не ухватить её за зад.
   Работница отскочила от Лехи и залилась счастливым смехом. Это Окуркину здорово подняло настроение.
   – Знаешь, рыцарь, – вытирая руки о поданную салфетку, сказал он. – Если б не эти дела с драконом, я бы здесь с удовольствием.., гм, погостил. Девки тут – продукт высшего качества.
   Окуркин заметил, что ущипнутая им девица выглядывает из-за деревянного столба, и сделал вид, что собирается встать.
   Девица радостно захихикала и убежала.
   – Если господа насытились, их ждёт Кант Дорнье, – многозначительно произнёс старший конюх, которому не нравилось, что в его трапезной кормят каких-то оборванцев.
   – А мороженое есть? – спросил Леха.
   – Мороженое – особое блюдо, доступное только самому марвилю.
   – Ну и ладно, – легко отказался Окуркин, поскольку съел столько, что едва мог двигаться.
   Старший конюх проводил их на явор и передал в руки двух человек в чёрном, широкоплечих и невозмутимых.
   – Следуйте за нами, рыцарь Сирэй, – сказал один из них. – Мы проводим вас в оружейное хранилище.
   – Мы не возражаем! – за своего «господина» ответил Леха и зевнул, чувствуя, что из-за временной разницы его одолевает сонливость.

105

   Оружейным залом оказалась большая круглая комната, расположенная на самом верху сторожевой башни.
   Винтовая лестница, по которой пришлось подниматься Лехе и Сергею, казалось, никогда не кончится, а после сытного обеда подниматься по ней было вдвойне тяжело.
   В зале их уже ожидали Кант Дорнье и какой-то сухой старик с длинными седыми волосами.
   – Вот это и есть рыцарь Сирэй, мастер Гофт, а с ним его оруженосец.
   – Щупловат, – заметил старик и, подойдя к Сергею, начал ощупывать его руки и ноги.
   Тютюнин слегка опешил, не зная, как это воспринимать – то ли как оскорбительные действия, то ли как медицинский осмотр. Впрочем, лицо старшины Дорнье оставалось невозмутимым. А стало быть, никакого подвоха не ожидалось.
   – Должно быть, у вас давно не было практики, рыцарь Сирэй, – сделал вывод старик. – Ваши мышцы дряблы, и подобрать вам лёгкое и в то же время эффективное оружие будет не так легко. Что из представленного здесь привлекает вас?
   Мастер Гофт обвёл рукой стены зала, увешанные мечами, секирами, витыми пиками и кистенями.
   – Вот этот мне нравится, – сказал Серёга, указывая на узкий, в полторы руки длиной, меч с красивой зеленоватой рукояткой.
   – Хороший выбор, рыцарь, – улыбнулся старик и, подойдя к стене, снял выбранное оружие. Затем взял его в руку и, совершенно неожиданно для своего возраста и вида, сделал несколько быстрых взмахов, демонстрируя искрящуюся сталь в действии.
   – Хороший выбор, – повторил он и подал оружие Сергею.
   Тютюнин взял меч за удобную рукоятку и сразу ощутил себя рыцарем Сирэем, а не приёмщиком «Втормехпошива». Эта штуковина мгновенно изменила его и внешне, и внутренне.
   – Сто лет назад граф Луи Четырехглазый сразил этим мечом Зеленого Змия, однако позже все равно умер от пьянства. Потом рыцари брали его в поход неоднократно, но многие гибли, не прислушиваясь к правилу.
   – Какому правилу? – спросил Леха, решив, что на правах оруженосца может задавать такие вопросы.
   – Оно начертано на клинке – смотрите: «Всякий, кто дружен с вином, найдёт свою смерть, прикоснувшись ко мне».
   Сергей испуганно опустил меч, а Окуркин уточнил:
   – Скажите, дедуля, а может к нему прикасаться тот, кто дружит со спиртом?
   – Со спиртом? Что такое спирт?
   – Спирт – это ценнейший продукт народного хозяйства, получаемый перегонкой вина или браги, – словно отличник на семинаре необотаники ответил Леха. – Говорят, ещё спирт из опилок гонят, но он не такой приятный на вкус и витаминов в нем почитай совсем нету. Оно и понятно – какие в ёлках витамины?
   Мастер Гофт и Дорнье переглянулись. Столь многознающий оруженосец попался им впервые.
   – Так, значит, этот меч годится? – уточник старик.
   – Ну… – Сергей нерешительно пожал плечами. Его смутило написанное на клинке правило. С другой стороны, вина он не пил очень давно. Все больше пиво да водку. А тормозная жидкость во время службы в армии, так это вообще не в счёт.
   – Да, мастер Гофт, я беру его.
   – Отлично. Теперь кольчуга из жаропрочного материала, поскольку драконы, как правило, изрыгают пламя в неограниченных количествах.
   – Ну да, – кивнул Тютюнин, а мастер Гофт отошёл к стене и снял с крючка кольчугу подходящего размера.
   – Примерь эту, рыцарь.
   Гофт принял у Серёги меч, и тот самостоятельно надел кольчугу. Она была тяжеловата – его натруженные подъёмом по лестнице ноги слегка подрагивали.
   Потом подобрали кожаные штаны и чёрные сапоги с пряжками и острыми шпорами.
   Ходить в них Сергею понравилось, потому что они приятно позвякивали. И только Леха испортил настроение, сказав:
   – Ну, ты теперь прям как конь с бубенцами. Когда с экипировкой рыцаря было покончено, мастер Гофт занялся оруженосцем.
   – Вот это сумка для припасов, – сказал он, бросая на пол какой-то мешок. – Вот штаны из крапивного волокна, а вот жилетка из конского волоса.
   – А зачем из конского? – спросил Леха.
   – Оруженосец должен отвлекать внимание врага от своего господина, а сделать это он может, нарядившись полным идиотом.
   – Понятно, – пробурчал Окуркин. – Поэтому обувки другой вы мне не дадите.
   – Нет, конечно. Та, что на тебе, – самая уродливая.
   – А чего в этой сумке таскать?
   – Чистые бинты, кожаную клизму и съестные припасы.
   – Ну, с бинтами понятно, а вот кожаная клизма для кого – для моего господина или для его коня? – спросил Окуркин и ехидно посмотрел в сторону Тютюнина.
   – Из этой клизмы ты будешь опрыскивать водой своего господина, чтобы он не сгорел в извергаемом драконом пламени, – терпеливо пояснил мастер Гофт. – Съестные припасы пригодятся тебе, если бой будет происходить по Гонтлибскому регламенту, с перерывами на отдых и обед.
   – О, а какие ещё бывают регламенты?
   – Регламент быстрого боя. В нем не предусмотрены перерывы, и развязка наступает довольно быстро.
   – Вот это нам подошло бы больше, а то таскать такую сумку…
   Поймав на себе негодующий взгляд Сергея, Леха осёкся и промямлил, что он имел в виду вовсе не это.
   – А какой вы мне дадите меч, а, дедушка?
   – Тебе меч не полагается. Только деревянная колотушка.
   С этими словами мастер Гофт достал из сундука палку с набалдашником и кожаной петлёй.
   – Вот твоё оружие, – сказал он, протягивая колотушку Лехе.
   – У-у… Я думал, хоть ножик дадите.
   – Это оружие для тебя самое лучшее, учитывая твою участь оруженосца, – заметил Гофт.
   – Да? А в чем же эта участь оруженосца?
   – Когда убивают господина, на оруженосца спускают собак, поскольку рыцарь убивать слугу не станет – это ниже его достоинства.
   – И чего, я этой хреновиной, – Леха несколько раз махнул колотушкой, – смогу отбиться от собак?
   – Это едва ли, – покачал головой Гофт. – Охотничьи псы очень сильны и быстро справляются с добычей, но зато у тебя будет возможность умереть с честью.
   – Вот спасибо, дедуля. Как же вы меня успокоили, – скривился Леха. Тяжело вздохнув, он стал примерять свои обновки.

106

   После подбора оружия старшина Дорнье и двое его молчаливых сотрудников проводили Сергея и Леху к конюшне, где для них были приготовлены лошади.
   Тютюнину достался чёрный жеребец, такой же как у Дорнье и его бойцов, а Лехе, как и обещали, выдали белого горбатого мула с тонкими ногами и раздутым брюхом.
   У Сергея было удобное седло, расшитое золотом и красными камешками, а Окуркину предстояло сидеть на приспособлении, напоминавшем блин, испечённый из старых тряпок.
   Впрочем, и Тютюнин, и Окуркин находились примерно в равных условиях, поскольку их личная практика верховой езды была весьма незначительна.
   С Сергеем это случилось как-то летом, когда ему было лет десять. Кто-то из друзей дал ему прокатиться на большом велосипеде, и, когда он стал съезжать с горы, нога соскочила с педали и несчастный Серёга со всего маху оседлал жёсткую велосипедную раму.
   Он проскакал на ней с полкилометра, пока не кончился уклон, и воспоминания об этом происшествии остались на всю жизнь.
   Опыт Окуркина был не столь драматичным, но тоже недолгим.
   Он катался на свинье из подсобного хозяйства пионерлагеря «Голубой колобок», но запомнил только падение в большую лужу, куда его скинула необъезженная хрюшка.
   – А может, дадите мне другого коня? – спросил Окуркин у Канта Дорнье. – А то у этого слишком большое брюхо – он сам себя не утащит.
   – Не стоит беспокоиться, в брюхе Трубадура находится газ, да так много, что он давно бы лопнул, если бы этот газ время от времени не находил себе выход.
   В подтверждение его слов Трубадур издал протяжный звук, в происхождении которого не приходилось сомневаться.
   – А может, ему не жрать так много? Может, на диету сесть? – продолжал фантазировать Окуркин.
   – Леха, забирайся в седло! – скомандовал Тютюнин. Оруженосец оглянулся и увидел, что его «господин» уже сидит на чёрном жеребце. Чуя неумелого всадника, скакун дёргал удила и, скаля зубы, отплясывал на месте непонятный танец.
   – Дайте ему шпоры, рыцарь Сирэй! – посоветовал старшина, однако у Тютюнина ничего не получалось.
   – Должно быть, вы давно не были в седле, – заметил Дорнье, наблюдая беспомощность Тютюнина. – Но ничего, освоитесь в дороге. Мы выступаем немедленно! Флекс – быстро на мула!
   – Слушаюсь! – воскликнул Леха, уже приготовивший себе высокую скамеечку. С неё он лихо запрыгнул на мула, а затем по примеру Тютюнина дал своём скакуну шпоры.
   Трубадур не двинулся с места и произвёл такой залп, что жеребец рыцаря Сирэя встал на дыбы, а его наездник опрокинулся прямо в навоз.
   – Молодец, Трубадур! – засмеялся Леха, однако, наткнувшись на колючие взгляды людей в чёрном, тут же заткнулся.
   Смущённый Тютюнин снова забрался на коня и, опасливо косясь на Трубадура, на всякий случай крепче вцепился в поводья.
   – Вперёд, – скомандовал старшина Дорнье и пришпорил своего жеребца. Его солдаты стали выстраиваться в колонну, понукая рыцаря Сирэя и его оруженосца и помогая им справляться со своими скакунами.

107

   Первые два часы пути были для Сергея и Лехи самыми тяжёлыми. Их не радовали живописные виды с озёрами и зелёными рощами, не удивляли маленькие предгорные деревушки и вовсе не интересовали стройные девушки, которые попадались на обочине дороги и окликали солдат, предлагая им отдых и своё внимание.
   Позже задницы рыцаря Сирэя и его оруженосца полностью онемели и уже не чувствовали боли, однако интерес к девушкам, цветам и озёрам так и не появился.
   Когда начало темнеть, отряд, пройдя по глубокому ущелью, поднялся на небольшое плато, где повсюду были видны следы прежних стоянок.
   – Помогите рыцарю Сирэю сойти с лошади, – сказал Кант Дорнье, видя, в каком тот находится состоянии.
   Трое солдат с трудом отделили стонущего Серёгу от седла и перенесли на большой камень возле старого очага.
   – И… Леху, – пробормотал Тютюнин. – Моего оруженосца Флекса…
   Люди в чёрном посмотрели на старшину Дорнье. Таскать из сёдел оруженосцев считалось делом недостойным, однако Кант кивнул, и Окуркина сняли с Трубадура.
   Получив облегчение, мул с удивлением потряс головой и отреагировал в своём стиле – громко и протяжно.
   – Серёга.., я дальше не поеду, – тихо произнёс Леха, глядя на вьющийся из очага дымок.
   – Они убьют нас… – таким же слабым голосом ответил Тютюнин.
   – Пусть убивают. Но только здесь…
   К ним подошёл Дорнье, однако ни Сирэй, ни его оруженосец на старшину даже не посмотрели, поскольку пребывали в шоковом состоянии.
   – Я дам вам хороший бальзам, – сказал Дорнье. – Это поможет вам полностью оправиться к утру.
   – Ладно, – сказал Сергей и взял протянутую старшиной бутылочку.
   – Натрите ягодицы и пах.
   – Ладно, – снова сказал Сергей бесцветным голосом.
   – Если я не вернусь, Ленка меня живого убьёт, – сказал Леха. – Она ведь меня уже давно не била.
   – Меня моя Люба тоже давно не прикладывала.., скалкой…
   – Ну давай, Серёг, натираться этой дрянью. Может, нам ещё повезёт с этим драконом, а?
   – Повезёт, Леха. Обязательно повезёт, – со вздохом проговорил Сергей. – Дуракам всегда везёт, а мы с тобой, Леха, дураки. В третий раз вляпались. Вот чуял я, что не надо больше пить…
   – Ну скажешь тоже – пить нельзя. Совсем, что ли?
   – Может, и совсем, чем такую смерть принимать.
   – Ты же рыцарь, Сирэй, чего разнюнился. Да и не дураки мы с тобой, а просто любознательные люди. Пионеры. В смысле первопроходцы. Мы с тобой как Белка и Стрелка.

108

   После бальзама ноги и спины путешественников немного распрямились и боль в них поутихла. Сергей с Лехой в сопровождении Дорнье сходили к ручью, чтобы напиться и освежить лицо.
   Потом был ужин из подстреленного людьми в чёрном зайца, которого приготовили на вертеле.
   Уснули друзья одновременно, нисколько не заботясь о своих скакунах, за которыми присматривали солдаты Дорнье.
   Утром отряд поднялся ещё затемно. На плато лежал туман, который быстро разошёлся при появлении первых лучей солнца.
   – О-хо-хо… – простонал Леха, взбираясь на Трубадура. Мул находился во власти сладких сновидений и потому не поприветствовал своего седока привычным способом.
   Не лучше дела обстояли и у Серёги. Несмотря на втёртый поутру бальзам, сидеть в седле было так же нелегко, как если б это была раскалённая плита.
   – Это скоро пройдёт, – приободрил его Дорнье. – Час-полтора, и боль уйдёт.
   И они снова тронулись в путь.
   Старшина оказался прав, вскоре мучения Лехи и Серёги несколько притупились. Дорнье охотно рассказывал им об окружающих достопримечательностях, обращая их внимание то на круглые чаши озёр, то на птиц в небе, то на цветы.
   – А вот роща кипарисов, в которой мы хороним убитых драконом рыцарей, – тем же тоном опытного экскурсовода сообщил Кант.
   – И что, их там очень много? – спросил Окуркин.
   – Не особенно. Собрать тела воедино удаётся не всегда, ведь это дракон.
   После кипарисовой рощи разговор как-то не клеился, и Леха с Сергеем ехали молча.
   – Ну наконец-то! – воскликнул один из солдат Дорнье. – Приехали!
   Он указал на большой корявый дуб, стоявший у основания пологого холма.
   – Что это? – насторожённо спросил Сергей.
   – Место нашего лагеря, – ответил старшина. – Здесь мы облачим вас в доспехи и шлем, дадим в руки острый меч и отправим совершать подвиг – во-он туда, за холм.
   – А что за холмом? – поинтересовался Окуркин.
   – За холмом рыцаря Сирэя ждёт главное испытание – исполинский дракон… Да вы его увидите, оруженосец Флекс, ведь вам придётся сопровождать своего хозяина до вершины холма. Потом рыцарь спустится, а вы станете дожидаться своей участи на вершине.
   – Понятно, – обронил Леха и исподтишка огляделся. На все четыре стороны простиралось открытое пространство, где одинокого всадника можно было увидеть за пару километров.
   Под ветвями дуба, дававшими большое пятно тени, всадники спешились.
   – Смотрите, вороны уже здесь, – сообщил Дорнье, указывая на вершину дерева.
   Тютюнин и Окуркин подняли головы, да так и застыли с открытыми ртами. Таких больших и упитанных ворон они никогда не видели.
   – У них достаточно пищи, – словно поняв их мысли, сообщил Дорнье. – Впрочем, пора снаряжаться, рыцарь Сирэй. Не стоит злить дракона.
   – А он уже знает, что мы здесь? – спросил Леха, от волнения переходя на фальцет.
   – Конечно. Мы ещё только выехали из города, а ему уже все было известно.
   – Но как?
   – Он дракон, и этим все сказано. Эти существа остаются для нас загадкой…
   Подавленные множеством ужасных сообщений, Сергей и Леха стали собираться. Впрочем, собирались они не сами. Солдатам Дорнье пришлось помочь рыцарю Сирэю надеть кольчугу. Затем они нахлобучили ему на голову шлем, в котором было темно, как в пустом ведре.
   – Но я же ничего не вижу! – пожаловался Тютюнин.
   – Там есть смотровые щели, – подсказал старшина.
   – Где?! – В голосе рыцаря Сирэя слышалась паника.
   – Впереди – прямо на уровне ваших глаз.
   – И это смотровые щели?! Через них же ничего не видно!
   – Пусть вас успокаивает то, что у вашего врага видимость также будет ограниченной – он ведь тоже выйдет в шлеме.
   – Дракон в шлеме? – не поверил Окуркин.
   – По-вашему, дракон дурак? – улыбнулся Дорнье. – Вот ваша колотушка, Флекс. Задайте жару этой своре, которую пустят по вашему следу.
   Дорнье повернулся к солдатам.
   – Помогите рыцарю Сирэю и его оруженосцу взобраться на коней!
   Снаряжённую для битвы пару со всеми предосторожностями поместили в седла и пустили к вершине холма.
   – Мы уедем сразу, старшина? – спросил один из солдат.
   – Нет, подождём исхода.
   – У них же нет никаких шансов.
   – Значит, ждать придётся совсем недолго.

109

   Горбатый мул и чёрный жеребец шли молча. Не фыркали, не сопели и даже не трясли головами, как будто знали о том, что ожидало их временных седоков.
   Сергей и Леха тоже не разговаривали и одновременно мечтали о счастливом спасении, чтобы р-раз – и моментально перенестись в гараж, к брошенному «запорожцу» и многим другим приятным вещам, которые прежде и не считались столь уж приятными.
   Тютюнин по-прежнему ничего не видел и даже подумывал сбросить шлем, однако внутри было все же уютнее, хотя и довольно душно. Впрочем, это сейчас не имело никакого значения.
   – Ты клизму взял? – пробубнил Сергей в своё железо.
   – На поясе висит. С водой, – ответил Леха. И, помолчав ещё немного, сказал:
   – А может, с ним пообщаться можно, а? Давай предложим ему колбаски – пойдём проторённой дорогой.
   – Это мысль, – согласился Леха. – Или твой «запорожец»…
   – Хорошо, – ответил Окуркин безо всякого воодушевления. «Запорожца» ему было жалко.
   Наконец они достигли вершины холма, где свистел на ветру ковыль и жужжали травяные мухи. Лошади остановились. Мул издал негромкий, грустный звук и, подняв голову, посмотрел на чёрного жеребца.
   Тот несколько раз ударил копытом и пошёл вперёд, совершенно не интересуясь желаниями своего пассажира.
   – Удачи, Серёга! – крикнул Окуркин со стоящего Трубадура. – Если что, руби с плеча!
   Тютюнин не ответил, поскольку жеребец перешёл на рысь и за грохотом железа ничего нельзя было расслышать.
   Стараясь не вывалиться из седла и при этом ещё не уронить меч, Сергей тщетно дёргал головой, пытаясь установить смотровые щели напротив глаз.
   Временами ему удавалось увидеть небо или голову жеребца, но чаще – ничего.
   Неожиданно скакун остановился, да так резко, что Сергей еле удержался в седле. От резкого толчка шлем наконец встал как надо, и Тютюнин увидел дракона.
   Тот сидел на лошади, сплошь укрытой белой попоной, так что наружу выглядывали только её уши и глаза.
   Сам дракон был широк в плечах, а его шлем выглядел как голова настоящего чудовища.
   Тяжёлый двуручный меч покоился на его плече, готовый к немедленной смертельной работе.
   «Я пропал», – сказал себе Тютюнин, позабыв про то, что собирался предложить чудовищу Лехин «запорожец».
   Страшный противник тронул бока лошади шпорами, и она пошла вперёд. Дракон поудобнее схватился руками за длинную рукоять меча и, снова дав коню шпоры, заставил его броситься вскачь. Тютюнин понял, что его атакуют, и попытался замахнуться своим оружием. Почувствовав это движение, чёрный жеребец двинулся навстречу врагу, и в следующее мгновение шлем Тютюнина снова съехал на сторону.
   Где-то совсем близко Серёга услышал рычание и свист рассекаемого сталью воздуха. Он успел лишь выставить перед собой меч, и это спасло его от немедленной гибели. Раздался звон, а затем мощный удар по шлему выбил Тютюнина из седла.
   Шлем соскочил, и Сергей увидел рослого всадника, который спрыгнул с лошади в попоне и направился к проигравшему. Подойдя к Сергею, победитель приставил свой огромный меч к его груди и сказал:
   – Будешь просить пощады, червь?
   – Буду, – с готовностью ответил Тютюнин и этим слегка озадачил дракона.
   – Но.., тебе придётся встать на колени.
   – Хорошо.
   Тютюнин опёрся руками о землю и встал, как потребовал победитель, чем лишил его дара речи.
   – Ты должен будешь поцеловать мой сапог… – неуверенно добавил дракон, уже без прежней решительности.
   – Сколько раз? – деловито осведомился Серёга.
   – Пять…
   – Тогда начнём.
   Тютюнин согнулся над запылённой замшей и начала целовать, отсчитывая вслух:
   – Раз, два, три, четыре…
   На четвёртом случилась заминка – в рот Серёге попал камешек, но он сплюнул его в сторону и благополучно закончил испытание.
   – Все, ровно пять, – улыбаясь сказал он и поднялся на ноги.
   – Но рыцари так не поступают! – в отчаянии воскликнул дракон.
   – Как видите, случаются исключения, – охотно прокомментировал Тютюнин.
   – Настоящий рыцарь предпочитает смерть унижению! Я это точно знаю – я убила их не одну сотню…
   В смятении дракон сбросил шлем, и тут пришло время удивляться Тютюнину – из-под уродливой, выкованной из железа драконьей рожи обрушился водопад каштановых волос.
   – Вы женщина?! – воскликнул Тютюнин.
   – Рыцари так не поступают! – гнул своё дракон.
   – Но вы ведь женщина, а женщина не может быть драконом! – произнёс Тютюнин, впрочем, тут же усомнившись в своих словах.
   – Ладно, делать нечего. Придётся взять тебя в плен…
   – Как скажете, дамочка.
   – Я тебе не дамочка! – рявкнула молодая женщина и, схватив за край Лехиной кольчуги, разорвала её, словно прогнившую тряпку.
   – И.., извините, я был не прав. Как к вам обращаться?
   – Можешь называть меня.., мой повелитель.
   – Большое вам спасибо. Куда прикажете идти, мой повелитель?
   – Иди вон к тем шестам, видишь?
   – Вижу, – ответил Тютюнин и пошёл в указанном направлении, а его повелительница стала собирать свои трофеи – чёрного жеребца, обронённый Сергеем шлем и меч.
   Чем ближе он подходил к длинному, уходившему к горизонту частоколу высоких шестов, тем более странными они ему казались.
   Забор не забор, столбы не столбы. На некоторых сидели вороны и что-то сосредоточенно долбали клювами.
   И лишь подойдя достаточно близко, чтобы разглядеть оскал зубов и черноту пустых глазниц, Серёга понял, что это.
   – Это головы, – сказала женщина, которая почти неслышно подъехала сзади. – Твоя должна была сидеть вон на том шесте.
   – Да, – заторможенно кивнул Сергей. – И что вы теперь со мной будете делать, мой повелитель?
   – Подумать нужно, – пожала плечами женщина, покачиваясь в седле и свысока поглядывая на жалкого Серёгу Тютюнина. – Что-то ты совсем не похож на рыцаря и в седле держался словно куль. Зачем ты приехал? Славы искал или судьбу испытывал?
   – Вообще-то мы с другом здесь проездом… – Тютюнин глупо улыбнулся. – Ненадолго…
   – Все мы в этом мире ненадолго, – философски заметила женщина.
   – А вы случайно не Глоссария? – рискнул спросить Сергей.
   Поначалу женщина ничего не ответила, а затем кивнула и характерным женским жестом поправила волосы.
   – А меня послали вас от дракона спасать…
   – Братец мой? – усмехнулась Глоссария.
   – Так точно. Смертью мне пригрозил. Иди, говорит, рыцарь Сирэй, и в жестокой схватке отруби ужасному чудовищу его башку. Пленных, говорит, не бери. От них, говорит, одни неприятности.
   – Да уж я вижу. – Глоссария покосилась на Серёгу. – Зря я тебя в плен взяла. Убить надо было. Эх, надо было тебя убить. Рыцарь должен умирать красиво. На то он и рыцарь, а ты в плен сдался – нехорошо. Теперь ты покрыт позором.
   – Зато живой, – возразил Тютюнин. – И вообще я никакой не рыцарь. Это меня в рыцари ваш братец записал. А я обычный приёмщик в фирме «Втормехпошив».
   Глоссария насторожённо посмотрела на своего пленника. Он говорил непонятные вещи.
   – А это, значит, вы все сами? – спросил Сергей, указывая на нескончаемую вереницу насаженных голов.
   – Что-то уже было до меня – осталось от прежнего дракона, но я тоже без дела не сижу. Верчусь как белка в колесе. Дети, дом, огород, муж. Да ещё эти – прут и прут. Дракон им, видите ли, понадобился. А я так думаю – от безделья все это! Если бы господа рыцари сами брюкву сажали да детишкам пелёнки стирали, они бы иначе развлекались.

110

   Вскоре частокол ужасных столбов закончился, и Сергей увидел стоявший рядом с кипарисовой рощей дом. Он был обнесён высоким каменным забором и производил впечатление надёжной крепости.
   – Это моё жилище, – сказала Глоссария.
   – Хорошая дачка. Зелени много.
   – И мух тоже.
   Завидев мать, из ворот выбежали дети. Их было четверо в возрасте от пяти до десяти лет.
   – Мам, а чего это ты его не убила? – спросил самый старший мальчик.
   – Сама не знаю, – призналась Глоссария.
   – Убей его сейчас. Не тащить же человека под свою крышу…
   – Что-то ты больно разговорчив, мальчик, – вмешался Сергей, поскольку эта тема ему не нравилась.
   От такой дерзости пленника мальчик онемел. Но вдруг глаза его сверкнули огнём, и, приблизив к Тютюнину своё лицо, носившее следы явно аномального происхождения, пацан прошипел:
   – Я ещё сожру твои кишки…
   – Ладно, Гарри, где отец? – перебила его Глоссария.
   – В амбаре заперся. Воет.
   – Опять воет, – вздохнула Глоссария и, соскочив с коня, отдала поводья Гарри, а трофейного чёрного жеребца досталось повести второму мальчику, который ничего не говорил и только изредка облизывал губы змеиным языком.
   – Клаус, Эсмеральда, идёмте домой, – позвала Глоссария двух самых маленьких. – А тебя, – обратилась она к Сергею, – я запру в амбаре.
   – Но там же папа, мамочка! – напомнила крохотная Эсмеральда.
   – Ничего страшного. Они оба безобидны. Даже слишком…
   Тютюнина провели через просторный двор и заперли в большом сарае.
   Снаружи лязгнули крепкие засовы, и он понял, что на какое-то время оказался в относительной безопасности.
   Оглядевшись, Сергей обнаружил висевшие под потолком связки лука и прошлогодней кукурузы. Здесь же валялись сломанные лопаты, топоры без топорищ, несколько ржавых подков и десятка два запылённых сёдел.
   «Понятно», – сказал себе Тютюнин, догадываясь о происхождении сёдел.
   – Пить будешь? – прозвучало совсем рядом. Сергей вздрогнул.
   – Пить, спрашиваю, будешь? – снова спросили Серёгу, и на этот раз он увидел сидевшего у стены худощавого незнакомца с всклокоченными волосами и слегка выдвинутыми вперёд челюстями.
   – Ты кто? – спросил худощавый.
   – Здравствуйте.
   – Что-то я не понял – ты глухой или идиот?
   – Меня зовут Сергей Тютюнин.
   – Похоже, и то и другое, – поставил диагноз худощавый. – Пить будешь, идиот?
   – Вообще-то мне нельзя, – ответил Сергей и тут же добавил:
   – Здесь нельзя.
   – А чем тебе здесь не нравится? – Худощавый обвёл взглядом пространство сарая. – Здесь тихо и чисто. Здесь.., просто выть хочется. Веришь?
   – Верю.
   – Ну тогда присаживайся. Составишь мне компанию, а пить я буду один.
   – Не возражаю, – сказал Сергей и, подойдя к незнакомцу, присел на перевёрнутый ящик.
   – Надолго к нам? – спросил хозяин сарая, наливая в стакан какой-то мутной жидкости.
   – Пока не знаю. Это как Глоссария решит.
   – Тогда ты… – Незнакомец залпом осушил стакан и громко икнул. – Тогда ты покойник при отягчающих обстоятельствах.
   Тютюнин ничего на это не сказал, поскольку, наоборот, считал, что худшее позади. После небольшой паузы, во время которой худощавый наливал очередную дозу, он спросил:
   – А вы, извиняюсь, кто будете?
   – Теперь уже никто, – неопределённо ответил худощавый и снова выпил. – Теперь уже никто, – повторил он с надрывом и шмыгнул носом, – а раньше.., раньше я был драконом. Настоящим драконом, с тремя головами, зубищами, как у саблезубого тигра, и крылья имел с изменяющейся геометрией. А теперь видишь что со мной произошло…
   С этими словами худощавый вскочил на ноги и, задрав грязную майку, продемонстрировал выпирающие ребра.
   – Здорово. Мне нравится, – сказал Сергей, желая приободрить дракона.
   – Да ты что! – вскинулся дракон. – Ты не понял, что со мной произошло?!
   – Думаю, вы долго болели, – простодушно ответил Тютюнин.
   – Что? – Дракон посмотрел на Сергея сумасшедшими глазами и, опустив майку, сел на прежнее место. – Это ты правильно сказал, парень. Я долго болел.
   – Зато у вас есть дом, семья. Детки послушные.
   – Это только видимость, потому что семья для меня как камень на шее. Я ведь по природе своей свободный охотник.
   – Ваша жена показалась мне интересной женщиной. Ей, наверно, и тридцати не стукнуло?
   – Двадцать восемь… – буркнул дракон и после недолгого раздумья добавил:
   – Когда я её украл, ей было всего восемнадцать. Красавица была писаная. Поначалу думал, сожру её к зимним праздникам. У нас же, у драконов, употреблять девушек в пищу положено по диетическому порядку, но она меня провела.
   – Как же? – заинтересовался Сергей.
   – Не догадываешься? – грустно усмехнулся дракон.
   – Нет.
   – Сексом, дружок, сексом. Мне ещё мама в детстве говорила: как поймал красавицу принцессу, так жри на месте и не слушай, что скажет, потому что соблазнит в момент. Я не послушался матери, и вот… – Дракон вздохнул и налил себе ещё. – По правде говоря, Глоссария дело своё знала. Такая женщина может убедить любого, что он без неё никак. А я оттягивал праздничную трапезу, думал, завтра сожру, послезавтра сожру… Хотелось все попробовать, у нас ведь, у драконов, с этим делом все намного прозаичнее, не то что у людей… – Дракон выпил, вытер тонкие губы ладонью и продолжил рассказ:
   – Потом, когда я уже решил, что все – пора заканчивать этот медовый месяц, Глоссария мне заявляет, что, дескать, доигрались. В интересном я, говорит, положении. А я сам себе думаю – а уж в каком я интересном положении, ведь в ней дите моё, а у нас, у драконов, что бы там люди о нас ни врали, свои принципы имеются. Так и осталась жить у меня. Думаю, родит сыночка, а уж потом я с ней все вопросы порешаю. Ну и что же ты думаешь?
   – Что?
   – Родился Гарик – старший мой, а эта.., порочная женщина снова меня взяла в оборот. Веришь, только на неё и работал. Сил в соседнюю деревню слетать, попугать народишко, и то не оставалось. Однако, когда я снова собрался было её сожрать, она уже снова была беременна… И, что самое плохое, парень, она же стала детей настраивать против меня. Против родного папы! – Дракон ударил себя кулаком в грудь и закашлялся.
   – Пить будешь? – снова спросил он, махнул рукой и налил только себе. Подняв стакан повыше, он посмотрел его мутное содержимое на свет и сказал:
   – Если бы не эти грибочки, я бы на себя уже лапы наложил. А так, примешь на грудь, и словно все силы вернулись. Кажется, захочу – и снова встану на крыло, взлечу к облакам и курлы-курлы, потянусь на юг с осенним караваном.
   Дракон всхлипнул и, чтобы приглушить тоску, снова выпил.
   – А скажите, пожалуйста, дракон, это правда, что вы огонь можете извергать, как Газпром какой-нибудь?
   – Мог. Запросто мог. Иной раз длина факела достигала восьми метров. Не всегда, конечно, но случалось. А сейчас от этого дела осталась одна только утренняя икота. Веришь?
   – Верю.
   – Вот, хороший ты парень, Серёга. Хороший, а Гло-ська тебя сожрёт, помяни моё слово. Сожрёт… – Дракон пьяно улыбнулся и, отщипнув от дощатой стены щепку, принялся её задумчиво жевать.
   – Может, тебе стоит поговорить с ней, друг? – осторожно предложил Серёга.
   – О чем? Я ведь дракон, а она – человек. Хотя уже давно перетянула всю мою силу и даже в Союзе драконов зарегистрировалась. Я поехал разбираться – мол, не положено человека драконом записывать. Не по закону это. У нас ведь даже общие дети не могут драконами регистрироваться. Только аспидами, а права аспидов сильно урезаны. Они, например, не могут наследовать титулы и имущество родителей-драконов. А мне сказали – ты, говорят, Герман, меня ведь Германом зовут, ты говорят, Герман, больше на аспида похож, чем твоя жена на человека. Она, говорят, всю статистику округа на себе держит, потому что рыцари к ней сплошным потоком идут. Не успеваем, говорят, колья для трофеев затачивать…
   Дракон Герман вздохнул и снова потянулся за кувшином.
   – И пришёл я, Серёжа, к неутешительному выводу, что бюрократы – люди или драконы, – все они по сути своей сволочи.
   – Твоя правда, Герман.
   – Вот. А в семье нашей теперь Глоська дракон, а я так – сочувствующий. Мне старшенький мой, Гарик, так и говорит: мы, мол, с мамой драконы, а ты, папа, форменный алкоголик.
   На двери сарая загремел засов, и она широко распахнулась, впустив в тёмное помещение яркий солнечный свет. Тютюнин зажмурился и прикрыл глаза рукой.
   – Рыцарь, на выход! – скомандовал твёрдый детский басок.
   – А зачем? – спросил Сергей.
   – Иди, парень. Тебе с Глоссарией лучше не спорить, а Гарик её правая рука. Иди. И прощай.
   – И ты прощай, Герман. Удачи тебе…

111

   Выйдя во двор, Тютюнин увидел Глоссарию, уже без доспехов, но в грубых холщовых штанах и в рубахе, подпоясанной широким мужским поясом.
   Перед ней стоял невысокий субъект. Впрочем, рядом с Глоссарией любой человек казался невысоким. Субъект нервно мял в руках свою шляпу с пером и выглядел очень жалко.
   Сергей подошёл ближе и, кивнув на перепуганного незнакомца, спросил:
   – Кто это?
   – Посыльный от марвиля Шонкура, – ответила Глоссария и, тут же спохватившись, метнула в Сергея злобный взгляд и зарычала:
   – Что-то ты слишком бойким стал, рыцарь! Я ведь и передумать могу!
   – А чего не так? Передумать, Глося, ты можешь, только порядок вещей не пересечёшь. Уважаешь ты порядок, потому как женщина честная и работящая.
   Тютюнин и сам не понимал, откуда у него родились такие умные слова, да ещё в большом количестве.
   Поражённая принцесса молча взирала на пленника, не зная, что ей теперь с ним делать – убить и разбросать клочья по всему двору или прислушаться к его речам.
   – Посыльный от марвиля Шонкура. Братец требует, чтобы ты немедленно вернулся в город и предстал перед судом за предательство. Если не вернёшься, убьют твоего оруженосца Флекса.
   – Значит, я должен ехать, – вздохнул Сергей. – Вот только на чем…
   – Жеребца ты получишь обратно.
   – Но мама! – воскликнул стоявший рядом Гарри. Однако Глоссария не обратила внимания на возглас своего любимца.
   – Меч и шлем – тоже.
   – Спасибо тебе, добрая женщина. – Сере га поклонился, понимая серьёзность момента. Распрямившись, он посмотрел в упор на принцессу. – За что брат ненавидит тебя? Он ведь знает, что дракон – это ты.
   – Знает, – кивнула Глоссария. – Он бы и пальцем не пошевелил, оставайся я прежней Глосей, но принцесса-дракон его пугает. Он боится за свой трон.
   Гарик привёл чёрного жеребца и принёс Серегино оружие.
   Тютюнин, как в кино, легко запрыгнул в седло и безупречно надел шлем, сразу сориентировавшись, куда нужно смотреть.
   Почувствовав крепкую хватку седока, скакун захрапел и попытался встать на дыбы, но Тютюнин резко осадил его и, обращаясь к Гарри, сказал:
   – Не дразни больше батю, Гарик. Чти своего родителя. Дайте ему расправить крылья, иначе сгубят его грибы.
   Затем Сергей развернулся в сторону Глоссарии и отсалютовал ей мечом.
   – Прощай, принцесса!
   – Прощай, рыцарь! – ответила Глоссария и отвернулась, чтобы никто не видел её слез.
   Сергей повернул коня и, дав ему шпоры, погнал рысью в сторону клонившегося к закату солнца.
   – Подождите, рыцарь! Подождите! – заголосил курьер и, нелепо переваливаясь, побежал следом.

112

   Только за рощей кипарисов Тютюнин придержал коня, и запыхавшийся курьер наконец догнал его.
   – Не спешите… Не спешите так, ваша милость, вы меня совсем обессилили…
   – Где твоя лошадь? – спросил Сергей, снимая шлем.
   – Там, за холмом, – курьер махнул рукой. – Прошу вас, не спешите, ваша милость, иначе я совсем свалюсь.
   – Хорошо, – согласился Тютюнин и пустил коня шагом.
   Когда они поднялись на холм, в ноздри ударил странный запах. Сергей повернулся к курьеру.
   – Чем это ты воняешь, товарищ?
   – Керосином, ваша милость, – ответил курьер. – У нас в народе говорят, что драконы не любят этот запах, вот и я облился для безопасности.
   – По-моему, от тебя ещё чем-то несёт.
   – Ну.., есть немного. Стоять напротив дракона и не запачкать штаны – это только рыцарю по силам, такому как вы, ваша милость. Я же человек простой. Но вы не извольте беспокоиться, я прихватил смену белья – знал, куда еду.
   Они спустились к одинокому деревцу, к которому был привязан мул – почти точная копия Трубадура, только рыжего окраса.
   – Как тебя зовут, парень? – спросил Сергей.
   – Дюбри, ваша милость. А моего мула кличут Арпеджио. Такая вот музыкальная кличка. А знаете почему?
   – Да уж знаю. Знаком с его братцем Трубадуром, – ответил Сергей. – Ты давай поскорей меняй штаны – нам поторапливаться нужно, спасать дружка моего.
   – Забота о простом оруженосце делает вам честь, ваша милость! – растроганно проговорил Дюбри, торопливо снимая кальсоны. – Другой бы рыцарь и ухом не повёл, а вы, ваша милость, совершеннейший из добрейших людей…
   Наконец с переодеваниями было покончено, и Дюбри взобрался на Арпеджио. При этом мул издал несколько протяжных минорных звуков и, только насладившись собственной музыкой, отозвался на понукания седока.
   Ехал Сергей довольно скоро, хотя его отбитый зад довольно сильно побаливал.
   Дюбри всю дорогу скулил, моля об отдыхе, однако Тютюнин все ехал вперёд, не останавливаясь, пока не стемнело совсем и уже нельзя было разобрать дороги.
   Заночевать пришлось в неприспособленном месте. Хорошо, что у Дюбри были с собой кресало и каравай хлеба. Это позволило путникам не замёрзнуть в прохладную ночь и утолить голод.
   «А вдруг уже сегодня действие настойки пройдёт и мы с Лехой вернёмся домой? – уже засыпая под голоса ночных птиц, подумал Серёга. – Тогда мне не придётся его спасать».

113

   На рассвете Тютюнина разбудил громкий, полный ужаса крик Дюбри.
   – Крыса-а-а! Гигантская крыса-а-а! Спасите меня, ваша милость, спасите!
   Серёга вскочил на ноги и схватился за меч, собираясь сразиться с незнакомым зверем, однако, увидев, что так напугало попутчика, очень обрадовался.
   – Дроссель! Зема! Как же я рад тебя видеть!
   Пёс внешне никак не отреагировал на приветствие Тютюнина, сосредоточенно разжёвывая кожаную обувь Дюбри.
   – Дроссель, ты не узнаешь меня?
   Бультерьер с усилием проглотил разжёванные башмаки и несколько раз вильнул хвостом, показывая, что он вообще-то тоже рад.
   Выглядел пёс упитанным, его брюхо было туго набито, наверняка обувью местного производства.
   – Кто это ужасное существо, ваша милость? Оно хотело съесть мои ноги!
   – Не волнуйся. Он интересуется только обувью.
   – Но что это за животное, ваша милость? Я в жизни не видел ничего более омерзительного! К тому же в наших лесах ничего подобного никогда не водилось. Уж вы мне поверьте, ваша милость, мой брат служит у марвиля лесничим.
   – Это собака, Дюбри.
   – Да какая же это собака, ваша милость?! Собака лает, а этот молча стаскивал с меня сапоги и молча жрал их…
   – Нам пора ехать, – оборвал Серёга стенания курьера.
   – Да, конечно. – Ни на мгновение не спуская глаз с Дросселя, Дюбри достал запасные сапоги, держа их в руках, взобрался на сонного мула и только там, на безопасной высоте, надел их.
   – А что, ваша милость, этот зверь пойдёт с нами?
   – Думаю, да. Однако Дроссель тварь самостоятельная и может убежать по своим делам – палки там жрать или землю копать, – пояснил Серёга, поудобнее устраиваясь в седле. Его некормленный конь недовольно тряс головой и фыркал.
   Наконец они тронулись в путь. Дроссель минуты три постоял, раздумывая, затем тоже побежал следом и скоро нагнал Сергея. Тютюнин пустил жеребца рысью, пёс легко прибавил скорости.
   Сергей опасался, что бультерьер быстро устанет, однако тот, скопив на башмаках немало сил, бежал без видимых усилий. Даже производимые мулом неожиданные хлопки не сбивали его с курса – Дроссель вёл себя совершенно невозмутимо.
   К обеду они прибыли в город. На въезде рыцаря Сирэя уже ожидали пятеро всадников в чёрных мундирах и шляпах с красными перьями.
   Окружив Тютюнина и оттеснив Дюбри на его муле, они сопроводили рыцаря до дворца марвиля.
   Дроссель следовал за Сергеем и остался рядом с его лошадью возле коновязи.

114

   Как и в первый раз, аудиенция состоялась в большом зале. Шонкур сидел в любимом неудобном кресле и с презрением взирал на Тютюнина, брезгливо морщась при взгляде на его разорванную кольчугу.
   Приближённые марвиля молчали в ожидании представления и ловили каждое слово господина.
   – Ну, рыцарь, где же голова дракона? Должно быть, ты забыл её в седельной сумке?
   – Нет. Я не привёз её. Мне не удалось её добыть.
   – Вот как?! Тебе не удалось? Признаться, такого мне ещё никто не говорил, поскольку неудача рыцаря в битве с драконом означала для него только одно – смерть. Почему же ты вернулся целым и невредимым, разве что кольчугу порвал?
   – Дракон пощадил меня, – сказал Сергей. – Пощадил и взял в плен.
   – Чем же ты заслужил его милость? Прежде он всегда убивал своих противников, добивая даже раненых.
   – Он сказал – поцелуй мои сапоги и останешься жить. Я поцеловал…
   Услышав это признание, марвиль Шонкур вскочил с места, а по рядам его подданных пронёсся ропот.
   – Это означает только одно, Сирэй из Тютюна, ты покрыл своё имя позором.
   – Ну и ладно, – пожал плечами Сергей. – Зато я живой и повидался с вашей сестричкой, принцессой Глоссарией.
   – Ты лжёшь, изменник! – воскликнул Шонкур. – Ты лжёшь, чтобы вернуть своего оруженосца! Но я скормлю его крокодилам, и ты увидишь это прежде, чем умрёшь сам!
   – Да ничего я не вру, – возразил Серёга. – Я даже могу описать её. На вид двадцать восемь лет, высокого роста, на голову выше меня. У неё голубые глаза и широкое лицо. В общем, она довольно симпатичная. И ещё у неё четверо ребятишек.
   – Молчи! – воскликнул Шонкур и бросился к Сергею, чтобы заткнуть ему рот, однако, заметив на его поясе меч, остановился. – Кант Дорнье! Обезоружьте этого проходимца!
   Старшина дворцовой службы безопасности подошёл к Сергею и протянул руку.
   Тот молча отдал меч.
   – А теперь уведите его в подвалы. Пусть ждёт расправы перед ристалищем боевых свиней.
   С Тютюнина стащили рваную кольчугу и забрали шлем, а затем вывели из дворца через другой выход и по узкой каменной лестнице сопроводили в сырые подвалы.
   В здешних длинных коридорах было сумрачно, поскольку коптящие жировые светильники почти не давали света и лишь съедали дефицитный кислород.
   По стенам стекали струйки воды, а по полу бегали огромные мокрицы.
   – Что такое свинские ристалища? – поинтересовался Сергей у старшины Дорнье, прежде чем его заперли в одиночку.
   – Любимое развлечение марвиля Шонкура, которое он сделал национальным праздником. На это ристалище съезжаются гости из самых дальних графств и герцогств. А ставки бывают очень высокие…

115

   Праздник свинячьих единоборств начался на другой день часов в восемь утра. Доносившиеся через зарешеченное окно крики ликования вырвали Сергея из тяжёлого сна.
   Спать пришлось в неудобной позе на крохотной каменной полке, оттого все тело болело, а рубашка с одной стороны промокла насквозь от натёкшей со стены влаги.
   Хорошо хоть ему оставили кожаные штаны и сапоги со шпорами – в них можно было как-то перемогаться в этой сырости.
   «А каково сейчас Лехе?» – подумал Тютюнин, вспомнив о друге. Он был уверен, что уж сегодня-то действие спирта закончится, но вот доживут ли они с Окуркиным до этого момента – такой уверенности у Серёги не было.
   С улицы доносился шум разгоравшегося веселья. Звонко смеялись женщины, радостно голосили дорвавшиеся до выпивки мужчины.
   Где-то жарили мясо, где-то пекли пироги, а о Серёге, у которого от голода начинало подводить желудок, никто не вспоминал.
   «А чего кормить приговорённого? Они экономят на харчах…» – подумал Тютюнин и обречённо вздохнул. Час расплаты за их с Лехой легкомысленное отношение к жизни приближался, однако страха не было. Оставалась только неопределённая обида. Как же это? Почему?
   Голодный и несчастный, Тютюнин задремал, сидя на каменной полке. Разбудил его тихий стук в окованную дверь.
   – Ваша милость! Ваша милость! – шептал кто-то через узкий квадрат смотрового отверстия.
   Сергей встал и, подойдя ближе, узнал курьера.
   – Ваша милость, вот, возьмите, здесь хлеб и молоко. – Дюбри просунул руку с небольшим узелком, и Тютюнин подхватил его.
   – Как ты сюда попал?
   – Мой шурин работает здесь охранником, вот я и заскочил.
   – Спасибо тебе, Дюбри. Ты здорово рискуешь.
   – Для хорошего человека, ваша милость, можно и рискнуть. Прощайте, желаю вам лёгкой смерти…
   С этими словами Дюбри ушёл, оставив Тютюнина наедине с его невесёлыми мыслями.
   Тем не менее доставленная еда прибавила узнику сил, а ещё через полтора часа за ним пришли люди старшины Дорнье.
   Они вывели Сергея из подвалов и сопроводили на городскую площадь, где собралось много простого народу и важных гостей. На огороженных дощатыми щитами ристалищах уже шли отборочные бои. Свиньи громко визжали, хрюкали и сотрясали ограждения тяжёлыми ударами. Болельщики делали ставки, горячились и торжественно провозглашали имена победителей.
   Иногда судьям приходилось вскидывать жёлтые платки, и тогда на ринг запускали свинских лекарей, которые выносили раненого бойца.
   – А вот и наш находчивый рыцарь, господа! – громко объявил марвиль Шонкур, обращая внимание всех гостей на Серёгу. – Он целовал дракону сапоги, чтобы сохранить себе жизнь!
   Толпа разразилась гневными выкриками, в Тютюнина полетели огрызки и объедки.
   Большая кость от бараньей ноги попала Серёге в голову, он громко выругался.
   – Сегодня мы бросим его в яму с крокодилами сразу по окончании нашего чемпионата, – пообещал марвиль. – Продлим, так сказать, удовольствие. А пока, господа, если вы не возражаете, рыцарь Сирэй из Тютюна будет у нас на правах приглашённого гостя, только под охраной!
   После этих слов Шонкура все захохотали и стали выкрикивать разные оскорбления в адрес Серёги. Впрочем, он не обращал на них внимания, потому что увидел – к месту развлечений ведут Окуркина.
   По лицу Лехи было видно, что ему били морду и уж конечно не давали молока с хлебом. К тому же руки оруженосца были связаны за спиной. Серёге стало очень жаль приятеля.
   – А вот этот субъект, господа, совершенно бестолковый оруженосец славного рыцаря Сирэя! – под громовой хохот гостей пояснил марвиль. – Мы использовали этого болвана в качестве наживки, чтобы заманить в город его господина. Оруженосца зовут Флекс, и он умрёт на глазах своего хозяина.
   И снова толпа поддержала марвиля одобрительным рёвом.
   Когда Леху подвели ближе, Сергей подмигнул ему, и Окуркин подмигнул ему в ответ подбитым глазом.
   Их поставили рядом, и веселье продолжилось. Закричали судьи, завизжали свиньи, монеты посыпались на стол букмекера.
   – Депутат Турбо из Коннестраля против Цугундера из Пойта! Категория свиней средней тяжести! – объявил глашатай, и сейчас же толпа устремилась к центральному загону, где начинались финальные схватки лучших бойцов.
   У марвиля Шонкура была целая команда тренированных свиней в разных весовых категориях, и многие из них уже сошли с дистанции. Однако Шонкур не горевал, поскольку у него в запасе оставался знаменитый Марк Дистроер, свинья с удивительными для тяжеловеса скоростными данными.
   Любимцу марвиля предстояло сразиться с чемпионом Сармусского герцогства – Аллоизом Красивым, прозванным так за длинный шрам, оставленный на его боку незабываемым чемпионом Микадзо.
   – Трапазон против Луирвиля!
   – Красный Колпак против Гонзаго Великолепного! – то и дело раздавались крики глашатаев.
   Победители разделялись на группы и встречались вновь, завершая выступление очередной категории.
   – А ты знаешь, Серёга, – заговорил Леха, – у меня дома книжка есть – про свиней. Если бы знал, что мы сюда попадём, я бы её прочитал.
   – И чем бы она тебе помогла, эта книжка? – спросил Тютюнин, уверенный, что Окуркин не в себе.
   – Да ни чем, конечно. Но все-таки…
   – Это что – я тут Дросселя встретил.
   – Да? Ну и как он?
   – Нормально. Жрёт обувь – совсем не изменился.
   Объявили о нескольких схватках с участием фаворитов – Марка Дистроера и Аллоиза Красивого. Энтузиазм местных жителей невольно передался Сергею и Лехе, и они, даже не видя боев, пытались как-то следить за их исходом.
   Боевой кабан марвиля Шонкура прикончил своего соперника, а его конкурент Аллоиз – только покалечил.
   Столь блестящее выступление обоих только подогревало страсти, и золото потоком сыпалось на стол тотализатора. Даже внимательные и безупречные в службе солдаты старшины Дорнье, охранявшие Серёгу и Леху, и те так увлеклись турниром, что забыли про своих подопечных.
   Наконец, когда настало время генерального сражения, марвиль вспомнил о пленниках и велел подвести их к центральному загону, чтобы те перед смертью стали свидетелями триумфа его любимца.
   Окуркину по такому случаю даже развязали руки, и он принялся их массировать, обронив в сторону марвиля:
   – Спасибо, дядя.

116

   Когда Сергей и Леха впервые увидели бойцов, те показались им какими-то машинами, но никак не толстыми хрюшками.
   Морды гладиаторов были защищены чёрными масками из толстой бычьей кожи, глаза прикрыты сплетёнными из металлической проволоки очками. Торчавшие по сторонам клыки бойцов были оснащены стальными наконечниками, сверкавшими как настоящие кинжалы. И это ещё не все – их туловища были укрыты панцирями из многослойной кожи, склёпанной медными гвоздиками, а на ногах блестели стальные наколенники.
   – Это ж просто космонавты какие-то… – произнёс поражённый Окуркин.
   Сделав по загону разминочный круг, противники разошлись по углам, где секунданты давали им последние наставления.
   Гул разгорячённой толпы нарастал, и, когда по команде судьи претенденты на чемпионский титул рванулись навстречу друг другу, поднялся такой рёв, что не стало слышно ни пронзительных визгов, ни тяжёлых ударов.
   Какое-то время шла равная борьба, но затем стало проявляться преимущество Марка Дистроера. Он теснил своего противника к стене загона, чтобы там, в тесноте поддеть его стальным клыком.
   – Аллоиз, не сдавайся! – орали гости из Сармусского герцогства.
   – Надави, Марк! Надави! – требовали местные.
   Гвалт стоял такой, что Тютюнин прикрыл руками уши. В какой-то момент не выдержала одна из перегородок, и напиравшие зрители посыпались внутрь загона.
   Схватку, однако, останавливать не стали, охрана повытаскивала нарушителей и пинками погнала их прочь.
   Аллоиз бился из последних сил, и уже во многих местах из-под его пробитого защитного панциря сочилась кровь.
   – Убьёт он его! Убьёт! – кричал Окуркин, полностью поглощённый драматизмом поединка.
   – Да, а мы будем следующие! – зло заметил ему Тютюнин.
   Наконец Марк Дистроер вонзил клык в бок противника и, поднатужившись, перебросил его через себя.
   В углу Аллоиза Красивого выбросили полотенце, и судья объявил победителя.
   Ликующий марвиль Шонкур перепрыгнул через заграждение и бросился к своему любимцу, чтобы поцеловать его в намордник.
   Затем, бросив пару слов секундантам Марка Дистроера, Шонкур поднял руку, призывая к тишине.
   Когда все затихли, марвиль сказал:
   – Согласно нашему закону, перед тем как объявить победителя чемпионом, я хочу спросить у всех здесь присутствующих, может ли кто-то выставить своего бойца, который сумеет победить Марка Дистроера?
   – Нету таких! – крикнули из толпы.
   – Марк – чемпион!
   – Хорошо, – улыбнулся Шонкур. – В таком случае, дорогие гости и вы, жители нашего города, я приглашаю вас на показательную казнь двух проходимцев!
   С этими словами марвиль указал на Леху и Сергея.
   – Мы скормим их, одного за другим, крокодилам, а затем вернёмся сюда и продолжим наше веселье.
   Это предложение вызвало гул одобрения, и Тютюнин понял, что на этот раз чудесного избавления не произойдёт.
   – Постойте! – крикнул он уже тащившим его и Леху охранникам. – Постойте, я хочу выставить бойца! Я хочу выставить бойца!
   Старшина Дорнье, услышав его крик, подбежал к Шонкуру и что-то зашептал ему на ухо. На лице марвиля отразилось удивление, однако он сделал солдатам знак, чтобы пленников отпустили.
   – Ты, рыцарь Сирэй, сказал, что у тебя есть боец против моего Марка Дистроера?
   – Есть, – подтвердил Сергей. – Он должен быть где-то на конюшне.
   – Он на конюшне! – подтвердил курьер Дюбри. – Он съел там два седла, но никто не рискнул его прогнать!
   – Вот как? – поразился Шонкур. – Я хочу видеть этого удивительного бойца. Кант, привезите его со всеми предосторожностями, и мы устроим ещё один бой.
   Старшина поклонился и побежал к своему жеребцу.
   – Ты хочешь потянуть время? – спросил Окуркин.
   – Как получится, – пожал плечами Сергей.
   – По-другому никак. Ты же видел, какой у них здоровый кабан, а Дроссель совсем маленький.
   – С одной стороны, ты прав, а с другой – Дроссель часто дрался с котом Семой. А Сема это почти тигр.
   – Тоже верно, – согласился Окуркин, и они стали ждать.
   Примерно через полчаса привезли Дросселя. Его доставили в большой плетёной корзине, и он вылез, держа в зубах наполовину съеденный кожаный фартук.
   Вместе с Дросселем прибежал и старший конюх, который жалобным голосом перечислял потери:
   – Два седла, рукавицы и фартук! Кто за это заплатит? Два седла…
   Марвиль Шонкур, никогда прежде не видавший бультерьеров, подошёл ближе, глядя во все глаза.
   – Это не свинья, – сказал он после некоторой паузы. – Это точно не свинья!
   – Это не свинья! Не свинья это! – зашумели горожане.
   – А что же это, если не свинья? – справедливо возразил Серёга.
   – Нормальная малая боевая свинья, – вставил своё слово Окуркин. – Лучшая в своём классе. Он даже с тигром дрался.
   – С тигром? – недоверчиво переспросил марвиль.
   – Да. Правда, тот был не очень большой.
   – Хорошо. Мы проведём бой, и если ваш этот…
   – Дроссель, – подсказал Тютюнин.
   – Да, если Дроссель проиграет, мы бросим его к крокодилам вслед за вами.
   – А если выиграет?
   – Он не выиграет. Он слишком маленький и у него нет защиты.
   – И все же, марвиль, если он выиграет, ты отпустишь нас?
   – Ну хорошо, хорошо. Я отпущу вас, так и быть.
   – Ты обещаешь это при всех? – настаивал Тютюнин.
   – Да, я обещаю это при всех, – нехотя произнёс Шонкур. – А теперь готовьте своего бойца, моему Марку не терпится сожрать его заживо…

117

   Сергей и Леха отвели Дросселя в положенный угол. Видимо, пёс не понимал, что его ожидает, потому что вёл себя совершенно спокойно.
   – Сейчас будет драка, пёсик, – сказал Леха. – Битва не на жизнь, а на смерть. Понимаешь? Дроссель шевельнул ухом.
   – Понимает, – истолковал этот жест Тютюнин.
   – Ты пойми, Дроссель, – продолжал Леха, – на тебе сейчас не только твоя собачья жизнь, но и две наших человеческих.
   – Ты лучше пообещай ему чего-нибудь хорошего.
   – А чего пообещать? Косточек куриных? Ну так это будет, Дроссель. Не сомневайся. А ещё мы тебе водки нальём настоящей, без этой дрянной примеси.
   – Про тактику не забудь сказать!
   – Про какую тактику?
   – Ну как ему этого Марка бить.
   – А как его бить-то?
   – Очень просто – два раза левой, потом правой. Потом опять два раза левой и ещё правой.
   – Ты понял, чего он сказал, Дроссель? – спросил Леха, но пёс никак не отреагировал. Его маленькие глазки смотрели как-то бессмысленно, и по ним нельзя было угадать, продумывал ли Дроссель детали предстоящего боя или мозговал над тем, где взять ещё пару ботинок.
   – Сходитесь! – объявил судья, и секунданты Марка Дистроера покинули загон. Их примеру последовали Леха и Сергей.
   Противника пошли навстречу друг другу – боевой кабан самоуверенно клацая клыками, а Дроссель спокойно и невозмутимо.
   Но вот Марк пошёл в атаку, и пёс прыгнул ему навстречу. Одно мгновение – и Дроссель сомкнул свои челюсти на носу боевого кабана. Марк Дистроер по инерции пробежал ещё несколько метров, затем тряхнул головой, но Дроссель не отцепился.
   Кабан гнусаво заревел, кричать в полную силу ему мешали собачьи челюсти.
   Среди зрителей пронёсся ропот. Они ещё ни разу не видели такой странной тактики.
   Между тем Марк Дистроер был просто в бешенстве и изо всех сил мотал несчастного Дросселя из стороны в сторону. Это продолжалось несколько минут, и, когда Дроссель наконец отклеился, Марк Дистроер, поводя боками, опустился на опилки, чтобы перевести дух.
   Бультерьер тоже выглядел не лучшим образом. Его белоснежная шкурка была вся в ссадинах и свином навозе, оставленном на ристалище его предшественниками.
   Марк отдохнул и поднялся на ноги. Дроссель это заметил, но остался стоять на месте. Кабан бросился на него, опустив к земле клыки. Дроссель принял вызов и не нашёл ничего лучше, как со всего маху врезаться в противника лбом.
   Звук удара был такой, будто сшиблись два бильярдных шара. Дроссель отлетел обратно к ограде, а оглушённый Марк Дистроер присел на задницу.
   Несколько раз хрюкнув, он потряс головой и под крики болельщиков снова помчался на врага.
   – Смотри, у него уже больше нет сил! – заметил Окуркин, указывая на бультерьера, который еле стоял на ногах. Казалось, развязка неизбежна, но в последний момент Дроссель сделал рывок в сторону, и его соперник всей свой массой обрушился на деревянные щиты ограждения.
   Он бы снёс ограду, но люди стояли за ней плотной массой. Послышались крики ушибленных и проклятия коварному Дросселю.
   Судья покосился в сторону Шонкура, ожидая, не пожелает ли тот остановить поединок, однако марвиль наблюдал за происходящим с задумчивым видом. Казалось, предстоящая коронация чемпиона его уже не радовала.
   Едва немного очухавшись, Марк Дистроер повернулся и, увидев ненавистное белое пятно на другом конце загона, помчался прямо на него.
   Марк ревел от гнева, роняя клочья кровавой пены, и разгонялся все быстрее. Судья что-то закричал, пытаясь уберечь чемпиона от ошибки, но было поздно. Дроссель снова принял в сторону, а Марк Дистроер со страшным грохотом врезался в ограждение.
   На этот раз он пробил толстые доски и покалечил клыками нескольких зевак. Однако на этом его подвиги закончились, поскольку он повалился на землю и закатил глаза.
   Судья поединка растерянно посмотрел на марвиля. С одной стороны, победа была очевидной, а с другой – имели место некоторые отступления от традиций.
   Шонкур махнул рукой, давая понять, что не желает вмешиваться.
   Судья поднял руку и громко объявил:
   – Победила белая свинья!

118

   Внимание Сергея и Лехи было приковано к Шонкуру, который согласно договорённости должен был отпустить их на волю.
   Этого ожидали и притихшие зрители, глядя, как правитель хмурится и вздыхает.
   – Как зовут это удивительное животное? – наконец спросил он, указывая на ободранного, но невозмутимого пса.
   – Его зовут Дроссель, – ответил Тютюнин.
   – Что вы за него хотите?
   – А мы теперь свободные люди?
   – Ну разумеется.
   – Нам лошадок нужно чёрных! – вмешался Окуркин. – Костюмчики, как у Дорнье, и чтобы шляпы были с пером!
   Шонкур раздумывал всего пару секунд, затем согласно кивнул.
   – Хорошо, – сказал он и, обращаясь к стоявшему неподалёку старшине, приказал экипировать рыцаря Сирэя и его оруженосца Флекса в мундиры солдат дворцовой безопасности.
   Друзья без огорчения расстались с Дросселем, поскольку не собирались расставаться с ним навсегда. Преследуемые восторженной толпой, которая радовалась освобождению пленников так же, как полчаса назад радовалась предстоящей публичной их казни, Сергей и Леха поспешили за Дорнье, опасаясь, что Шонкур может передумать.
   Впрочем, все обошлось. Мундиры были получены и надеты. Из шляп торчали те самые красные перья, а нетерпеливые красавцы скакуны били о землю копытами.
   Поскольку амуниция была предназначена для людей нормального роста и сложения, на Лехе обновки сидели слегка мешковато. Тем не менее он был совершенно доволен и подмигивал подбитым глазом знакомым кухаркам.
   – Нам пора ехать, – напомнил ему Тютюнин, и Окуркин нехотя прекратил перемигивания с девушками.
   – Куда рванём? – спросил он.
   – Все равно куда. Лишь бы подальше… На площади послышались крики.
   Сергей прислушался. Горожане на все голоса проклинали колдунов и колдовскую свинью, которая исчезла, победив чемпиона Марка Дистроера.
   – Чего это они? – спросил Окуркин.
   – Дроссель уже испарился! Бежим скорее!
   Сергей вскочил на коня и, дав ему шпоры, поскакал прочь от дворца. Леха, хотя и не так сноровисто, последовал за ним. Они ещё не доехали до окраины города, когда за ними была организована погоня.
   – Прибавь, Серёга! – крикнул Окуркин, сам с трудом удерживаясь в седле. Прохожие разбегались в стороны, ремесленники бросали свои тележки с товаром, едва завидев шляпы с красными перьями.
   Несмотря на все старания Тютюнина и Окуркина, погоня их настигала. Уже был слышен топот скачущих позади лошадей, как вдруг все переменилось, и Сергей с Лехой выскочили к знакомым гаражам.

119

   Старуха Живолупова вела репортаж прямо с места недавнего происшествия, где час назад пропали Окуркин и Тютюнин.
   Видеокамера работала в реальном времени, передавая изображение в американское посольство. Там поверх комментариев агента Зи-Зи накладывали перевод и транслировали отчёт прямо в город Вашингтон.
   – Лешка Окуркин бросил «запорожец», чего раньше за ним не наблюдалось, – бубнила в микрофон Живолупова, снимая Лехину машину со всех сторон.
   – Внутри гаража находится металлический ящик, где эти алкаши держали закуску, – продолжала она, показывая сплющенные огурцы крупным планом. – Здесь же, на полке, находится жидкость, напоминающая запахом спирт. Его-то они и пили… Слышу посторонний шум и выхожу…
   Живолупова выглянула из гаража и увидела Любу Тютюнину и Лену Окуркину, которые, ведомые своим женским чутьём, решили проинспектировать мужей.
   – Любка и Ленка, – передала в эфир Живолупова, продолжая снимать из нового укрытия. – Жены наших объектов. Дуры, блин, набитые. В руках у Любки дубовая скалка, которой она лупит объекта Серёжку. Ленка Окур-кина дубасит своего объекта руками. Такая оглобля…
   Неожиданно в объективе появилось что-то большое и чёрное. Живолупова пошире открыла глаза и после паузы произнесла:
   – Батюшки мои, Дыртаньян и Зорро…
   – Что такое, Зи-Зи? – спросили из-за океана. – О чем вы говорите?
   – Я говорю, у меня здесь кино начинается… Думаю, первая серия…
   – Какая серия? О чем вы? – взывали из Вашингтона.
   – Или я сбрендила? – сама с собой разговаривала Живолупова, наблюдая явление чёрных всадников.
   – Лешка, это ты, что ли? – первой оттаяла Лена.
   – Вот дураки – лошадей по пьянке украли! – высказала предположение Люба.
   – Какая пьянка, девчонки, вы чего? – блаженно щурясь на заходящее солнце, улыбнулся Тютюнин. Он сполз с седла и, сняв шляпу, оглядел родной, заплёванный участок городской территории.
   – Вроде правда не пьяные, Лён, – несмело заметила Люба и стыдливо спрятала за спину скалку.
   – А закуска тогда зачем?
   – А закуска для слесарей. Я им за ремонт машины подносил немного, – выкрутился Окуркин.
   – Ну ладно. А где лошадей взяли и костюмчики эти, а? Спёрли?
   – Почему сразу спёрли? – Леха тоже спешился и снял шляпу.
   – Ой, да у него вся морда битая! – заметила Лена. – Это кто тебя так, Лёш? Убью гадов. Кто?!
   – Это он упал. Мы на съёмках подрабатывали, – продолжал врать Тютюнин.
   – Точно, – поддержал его Леха. – Мы конквистадоры.
   – Каскадёры… – поправил его Тютюнин. – Сегодня лошадок уже поздно отвозить, так что до завтра пусть поживут у нас.
   – Да вы что? Они же в лифт не влезут! – забеспокоилась Люба.
   – Не беспокойся, мы их привяжем у подъезда. Пусть на клумбе попасутся, там все равно одни сорняки. Так что вы идите, а мы придём, когда все дела переделаем.
   Жены послушно удалились, а Леха и Сергей стали думать, что делать с лошадями.
   – Можно, конечно, на ипподром отвести, – предложил Окуркин.
   – Да великоваты они для ипподрома. Смотри, какие здоровые.
   – Тогда Сайду продать.
   – А он их на колбасу не пустит? А то жалко лошадок.
   – Мы с него слово возьмём. К тому же таких красивых на колбасу нельзя, – со вздохом произнёс Тютюнин. И помолчав добавил:
   – Таких только на породу надо.
   Обсудив участь лошадей, друзья сходили проведать тыкликов. Те снова спали – все, кроме дежурного.
   – Хозяин, мы тебе умножитель принесли, как и заказывал, – тонким голоском сообщил он.
   – Какой умножитель? – не понял Окуркин.
   – Как это какой? Баночный конечно. Ты же для банок алюминиевых заказывал.
   – А! Ну конечно! – вспомнил Леха. – И что, уже работает?
   – Обижаешь, хозяин. Найди мне банку, я тебе продемонстрирую.
   – Ладно, я сейчас, – засуетился Леха, то и дело путаясь в длинных рукавах мундира, который был ему еелик.
   – Шурупы высыпь, – подсказал Тютюнин.
   – Точно! – обрадовался Леха и высвободил баночку от коктейля «Василёк». – Такая сгодится? – спросил он дежурного тыклика.
   – Вполне, – ответил тот. – Теперь положи эту банку вот в этот умножитель.
   – Но это не умножитель, парень, – возразил Окур-кин, подозревая, что его разыгрывают. – Это наша старая хлебница.
   – Была хлебница, а теперь умножитель, – тоном учителя, объясняющего задачку дебилам, сказал тыклик.
   – Ага, – понял Леха. Он осторожно приоткрыл хлебницу и положил банку.
   – Теперь чего? – спросил он.
   – Теперь закрой.
   Окуркин закрыл и, приложив ухо к хлебнице, стал прислушиваться, однако ничего не услышал.
   – Теперь чего? – спросил он.
   – Теперь открывай, – распорядился тыклик.
   Окуркин неуверенно отодвинул крышку, и они с Тютюниным ахнули. Рядом с первой банкой лежала её точная копия.
   – О! Здорово! А если две положить, а?
   – Во-первых, плати два литра, – напомнил тыклик. – А во-вторых, это простейший умножитель. Если делать сложнее, он с твой «запорожец» получится. Да и стоить это будет…
   – Ладно, понял. Серёга, помоги мне настойки отлить.
   – Только фильтрованную нам не надо, – заметил тыклик. – Фильтрованную сами пейте.
   – Нет уж, спасибо, мы уже пили, больше не хочется.
   Расплатившись с тыкликами за чудо-прибор, Леха и Сергей загнали в гараж «запорожец» и, счастливые, отправились по домам, ведя на поводу своих лошадей.
   Возле тютюнинского подъезда сидела бабушка Живолупова. Она потягивала беломорину и как-то странно улыбалась.
   – Добрый вечер, – сказа Сергей.
   – Здравствуйте, месье, – шёпотом ответила Живолупова.
   – А почему ты говоришь шёпотом? – удивился он.
   – Потому что где-то рядом… – тут Живолупова тревожно оглянулась, – потому что где-то рядом бродят гвардейцы кардинала… И ещё знаете что?
   – Что?
   – Сегодня я видела Элвиса.
   – Да? И что же он делал?
   – Ничего. Он просто покинул помещение.

120

   Для агента Смита день выдался на редкость жаркий. В смысле работы. Из Вашингтона то и дело поступали новые директивы, и приходилось помогать боссу сгружать их на помойку, предварительно пропустив через уничтожитель бумаг.
   Параллельно с этим Бёрк Смит следил за устойчивой работой радиомоста «Агент Зи-Зи – Вашингтон».
   Провести его было необходимо, чтобы снять с Зи-Зи все подозрения в перерасходе средств на международную спутниковую связь.
   Старший агент Джонсон настаивал, чтобы Зи-Зи выдали лицензию на бесконтрольные расходы, мотивируя это необычайной активностью и производительностью Живолуповой, но парни из руководства хотели видеть, за что платят деньги.
   Поскольку сама Зи-Зи не возражала, телемост состоялся.
   Живолупова прямо со двора своего дома вела наблюдение за «объектами».
   Кураторы из Вашингтона то и дело задавали всякие глупые вопросы вроде: почему собаки мочатся в детской песочнице? И ещё много всякой ерунды.
   Большого труда стоило убедить их, что «запорожец», который они увидели, – это машина. А ещё они очень испугались, когда после шума в гараже оттуда прямо на телекамеру выскочил белый бультерьер.
   К счастью, агент Зи-Зи почти не пострадала и нашла в себе мужество продолжить трансляцию. Она ползала вокруг гаража Алексея Окуркина и передавала в Вашингтон массу самых лучших ракурсов.
   Поначалу всем было понятно, что оба русских прятались в гараже и, по комментариям Живолуповой, пили спирт.
   Здесь у кураторов снова возникло много вопросов, поскольку они не могли поверить, что спирт можно пить. По их мнению, принятие спирта внутрь приводит к немедленной смерти.
   Поживший в России Бёрк Смит знал, что это не совсем так. Однако на подробные объяснения времени не было, и он наплёл кураторам каких-то глупостей.
   – В гараже никого нет. Куда они делись, не знаю, но иду внутрь, – сообщила Зи-Зи. Бёрк поразился мужеству этой пожилой леди, поскольку на собственной шкуре знал, чего стоит контакт с Тютюниным и Окур-киным, этими монстрами неформального общения.
   – Где трупы?! Где их трупы, покажите нам трупы! – кричали из Вашингтона, будучи в уверенности, что «объекты» отравились.
   – Нет никаких трупов, сэр, – отвечал им Бёрк. – В помещении никого нет!
   – Но где же эти русские?
   – Пока неизвестно, сэр. Следите за трансляцией.
   Сидевший рядом с Бёрком Джонсон понимающе покачивал головой.
   Между тем Зи-Зи, пользуясь тем, что хозяев нет, начала проводить скорый обыск. В железном ящике она нашла солёные огурцы и пустые стаканы.
   – Почему русские хранят огурцы в сейфе? – тут же спросили из Вашингтона.
   – Там их не достанут крысы! – начал злиться Бёрк.
   Джонсон закурил сигариллу и улыбался, пуская дым. Он всегда курил, если приходилось долго общаться с кураторами.
   Зи-Зи перешла к столу с инструментами и открыла небольшую коробку с отверстиями, напоминавшими окошки.
   То, что она там увидела, заставило вздрогнуть Бёрка, а Джонсон едва не подавился окурком сигариллы.
   В обычной обувной коробке стояло несколько крохотных кроваток, на которых спали маленькие человечки.
   Один из них сейчас же вскочил со своего места и, сорвав со стены ружьё, прицелился в агента Зи-Зи с криком:
   – Пошла вон, дура старая!
   Живолупова бросила крышку коробки и, дико хохоча, выбежала из гаража.
   Смит ещё не успел перевести сказанную человечком фразу, как из Вашингтона послышались панические вопли:
   – Что вы наделали! – кричали они. – Генерал Першинг потерял от испуга сознание! У вас есть разрешение на показ этого фильма?!
   – Какого фильма! – взорвался Бёрк. – Какого фильма, идиоты! Это прямая оперативная трансляция!
   В Вашингтоне обиделись и оборвали связь.
   Между тем сами Смит и Джонсон продолжали наблюдать за тем, что происходило между гаражами.
   Пришли жены обоих «объектов», и агент Зи-Зи очень едко прокомментировала их появление. Женщины проверили гараж, осмотрели окрестности и стали ждать своих благоверных.
   И тут произошло такое, от чего Смит и Джонсон чуть сами не попадали со стульев по примеру генерала Пер-шинга.
   В свете заходящего солнца взметнулись чёрные плащи, и откуда ни возьмись материализовались два всадника. Их появление было столь эффектно и неожиданно, что Джонсон два раза икнул и выругался по-русски.
   Зи-Зи назвала всадников Д'Артаньяном и Зорро, а потом заявила, что у неё началась первая серия фильма. После чего связь прервалась.
   Смит вопросительно посмотрел на босса.
   – Зи-Зи переработала, – пояснил тот. – Обычный срыв.
   – Ничего себе срыв! Она тоже заговорила про кино!
   – Её можно понять, Бёрк, – сказал Джонсон, поднимаясь со стула. – Она видела человечков очень близко. Что бы вы сами подумали, найдя этих парней в своей обувной коробке?
   – Да, наверное, я бы тоже решил, что сошёл с ума, – согласился Смит.
   – Вот, а потом появляются двое всадников на чёрных лошадях, в чёрных костюмах и даже, кажется, в чёрных шляпах. Как говорят русские – крыша-то не железная, вот и поехала.
   Трясущимися руками Джонсон достал из коробки следующую сигариллу и, стараясь казаться спокойным, прикурил её не с того конца.
   – Кажется, у вас была на сегодня ещё какая-то работа? – спросил он.
   – Да, сэр. Я должен в неформальной обстановке встретиться с командиром дивизиона ПВО, который грозит сбить наш шаттл, если он выйдет из космоса над Москвой.
   – Из космоса? А иначе его доставить нельзя?
   – Я хотел использовать железнодорожный транспорт, но у русских почему-то нет с нами железнодорожного сообщения.
   – А с Канадой или там с Мексикой? – подсказал Джонсон.
   – Об этом я не догадался спросить, сэр, – признался Смит и, поднявшись со стула, приложил ко лбу ладонь. – Последнее время так много проблем, что за всем просто не уследишь.
   – Ладно, Бёрк. Отправляйтесь на встречу с русским полковником и сосредоточьтесь пока на этой проблеме. Мы должны обменять шаттл на марсианскую тарелку как можно скорее, пока друг Техасца – Базил не передумал.
   – Не думаю, чтобы он передумал, ведь строительство стартового комплекса и ЦУПа возле его дома идёт полным ходом. Я читал об этом в газетах.
   – И все же не стоит забывать, что мы в России. Здесь все может прекратиться, несмотря на вложенные деньги. Я давно заметил, что русских угрозы финансовых потерь не пугают. Это ещё один феномен, над которым я частенько ломаю голову. Кстати, что за имена назвала Зи-Зи, прежде чем отключиться?
   – Д'Артаньян и Зорро, сэр.
   – Ну, с Д'Артаньяном все ясно – это какой-то бельгиец. А вот Зорро…
   – Оканчивается на "о", значит, это украинская фамилия.
   – Правильно, – согласился Джонсон, потягивая си-гариллу. – Бельгиец и украинец… Какая здесь связь?
   Так и не найдя скорой разгадки, Джонсон махнул рукой и ещё раз напомнил:
   – Вам пора, Бёрк. Заставьте этого солдафона предоставить нам кусочек неба. В конце концов шаттл – это передовые технологии и все такое… Нужно убедить его, поскольку доставлять такой ценный груз по железной дороге через Мексику весьма хлопотно. Эти мексиканские железнодорожники вечно налиты текилой по самые уши. Кстати, вы знаете, что нам все же удалось найти пилотов-марсиан с этой самой тарелки?
   – Правда?
   – Правда. Бедняги поют сальные куплеты в каком-то бродячем цирке. До этого собирали милостыню в метро. Я доложил о них в НАСА.
   – И что там сказали?
   – Сказали, что двое – это хорошо. Сказали, один запасной будет…

121

   На другой день утром Сергей Тютюнин позвонил на работу и сказал, что плохо себя чувствует.
   Директор «Втормехпошива» Штерн разрешил ему отлежаться дома, тем более что принятого за неделю сырья вполне хватало для производства.
   Обрадованный Тютюнин позвонил Лехе, и тот, так же легко, отвязался от своей работы.
   – Будем пристраивать лошадок! – бодро сообщил он. – И умножитель испытывать!
   Когда жена Люба ушла на свой завод, Сергей наскоро позавтракал и спустился вниз, чтобы посмотреть, как там лошади.
   С ними было все в порядке, если не считать, что они съели на клумбе всю зелень и завалили окружающую территорию навозом. Впрочем, жильцы дома не роптали, поскольку лошади были красивые, а в условиях города лошадь – почти такая же редкость, как и слон.
   – Твои животные, Серёга? – спросил знакомый автослесарь с четвёртого этажа.
   – Одно моё, другое – Лехино.
   – Разводить будете?
   – Нет. Вряд ли.
   – Видать, денег стоят целую кучу, – предположил автослесарь, завистливо закатив глаза.
   – Да нет. Они нам по случаю достались.
   Из-за угла появился Окуркин. Он, как всегда, был бодр и полон планов. За ним семенил Дроссель в каком-то нелепом собачьем пиджаке.
   – Ты ему чего-нибудь вынес? – спросил Окуркин.
   – Ой, забыл, – огорчился Тютюнин.
   – Ладно, не грузись. Я косточек захватил – почти как куриные.
   – Что значит почти? – поинтересовался Серёга, глядя, как Окуркин разворачивает бумажный пакет с угощением для Дросселя.
   – Ну, птицы – дети динозавров. Слыхал об этом?
   – Нет, – честно признался Тютюнин.
   – Ладно, не грузись. У меня сосед, тот, который научный руководитель, в дурке на третий год прописался, а мне на хранение мешок костей отдал. Кости не простые, а от мини-динозавров. Понимаешь?
   – Чего-то не очень.
   – Ну, миллионы лет им. Сосед их из экспедиций возил, чтобы потом собирать целые скелеты. Я у него дома их видел.
   – И что, ты теперь эти миллионнолетние кости Дросселю скармливаешь?
   – А чего, думаешь, отравится? – Леха внимательно посмотрел на собаку.
   – При чем здесь это? Кости, может, больших денег стоят.
   – Что нам эти кости, Серёга! У нас теперь в руках умножитель, а это и есть большие деньги. Кроме того, я звонил Сайду. Этот джигит, как услышал про лошадок, загорелся весь. Скоро здесь будет.
   – О цене говорили?
   – Я сказал, по пятьсот долларов за лошадь. Сказал, с меньшими деньгами не приезжайте.
   – Это ты правильно, – согласился Серёга. – А что это за шмотка на Дросселе? Что за одежда?
   – Его хозяин, Толик, у меня о том же спрашивал. Я так думаю, пиджак этот ему на новой службе успели выдать. Никто же не знал, что боевая свинья так быстро исчезнет…
   После этих слов Серёга и Леха рассмеялись. Теперь, когда они были дома, переживания недавних путешествий казались им не страшнее детских сказок.
   Послышался рёв двигателя, и во двор, пугая утренних старушек и голубей на помойке, ворвался «мерседес» Сайда, на котором он теперь возил овощи.
   На этот раз вместо товара машина была набита его земляками.
   Автомобиль со скрипом затормозил возле Серегиного подъезда, и Сайд первым выскочил наружу.
   – Эй-вай! – прокричал он, увидев лошадей.
   – Эй-вай! – закричали остальные четверо его земляков, поражённые видом и статью лошадей.
   Почувствовав внимание к своим персонам, лошадки стали бить копытами.
   – Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! – не переставал восклицать Сайд, восхищаясь животными.
   – Смотри, как их проняло, – заметил Леха, подталкивая Серёгу.
   – Это у них в крови.
   Наконец, после первых восторгов, Сайд вспомнил про торговлю. Он сейчас же напустил на лицо скуку и сделал знак землякам, чтобы те кричали потише.
   – Привет, Леха, привет, Серёга, – поздоровался он и, ткнув пальцем себе за спину спросил:
   – Это и есть ваш товар?
   – Да. Это и есть наш товар.
   – Ну… – Сайд пожал плечами. – Лошади красивые, но слишком большие. Даже не знаю, что теперь делать. Поначалу думал, что возьму их, но теперь… – Сайд снова посмотрел на товар. – Теперь даже не знаю.
   – Ну что я тебе говорил? – сказал Окуркин, обращаясь к Серёге. – Надо было туркмену звонить. Он собирался за любые деньги взять…
   Тютюнин уже хотел спросить, что за туркмена имеет в виду Леха, однако приятель наступил ему на ногу, давая понять, что это блеф.
   – Просто я думал, что Сайд наш друг и такой хороший товар мы обязаны предложить ему первому. Но раз ему не нравится…
   – Эй, почему не нравится? Очень нравится! – оживился Сайд. – Пятьсот долларов, сказал? Вот пятьсот долларов.
   – Сайд, я говорил пятьсот долларов за каждого, – заметил Леха.
   – Какой разговор, дорогой. За каждого сказал? Вот за каждого – тысяча.
   Окуркин взял деньги и пожал покупателю руку, давая понять, что сделка состоялась.
   Земляки Сида подхватили лошадок и, привязав их к заднему бамперу, уселись в машину.
   «Мерседес» затарахтел и тронулся с места, таща за собой проданных лошадей.
   Когда эта сцепка выехала со двора, Окуркин почесал макушку и сказал:
   – Надеюсь, они их не сожрут, а?
   – Не должны, – покачал головой Сергей. – Дороговато получится.

122

   Лошади уехали, о них напоминали только кучки навоза и затоптанные клубы. Несмотря на заработанные деньги, Серёге стало немного грустно от того, что праздник так быстро закончился. Впрочем, его друг Окуркин был полон идей.
   – Ты чего заснул, товарищ? Нам ещё умножитель испытывать нужно. К тому же у дяди Лёши здесь кое-что появилось, – многозначительно заметил Леха и постучал себя по лбу.
   И они пошли в гараж.
   «Запорожец» снова пришлось выгнать на улицу, поскольку для претворения Лехиных идей требовалось много места.
   – А сейчас – музыка! – объявил Окуркин и поставил на колченогую табуретку хлебницу-умножитель. – Скальпель, зажим, тампон! – выкрикнул он, и Тютюнин понял, что нужна алюминиевая банка.
   Пустая тара от коктейля «Василёк» была под рукой. Сергей подал её Лехе.
   Тот заложил банку в хлебницу и, разок хлопнув крышкой, получил две банки.
   – Так, коллега Тютюнин, эффект устойчивый.
   – Ну и что, мы ведь ещё вчера проверяли, – сказал Сергей.
   – Правильно, но за прошедшую ночь я кое до чего додумался.
   – И до чего же?
   – А вот смотри.
   С этими словами Окуркин открыл хлебницу и, достав из кармана полученную от Сайда тысячу долларов, положил в умножитель.
   – Врубаешься, коллега? – хитро подмигнул он.
   – Да, кажется, врубаюсь, – улыбнулся Серёга, постигая гениальный замысел друга.
   – А теперь самое главное.
   С этими словами Окуркин закрыл умножитель и, вскинув над ним руки, сделал несколько пассов – как волшебник из кино.
   – Открываем… – Леха распахнул хлебницу, и улыбка на его лице скривилась. – И что же мы получаем…
   Окуркин достал из умножителя небольшой клочок бумаги и вслух прочитал:
   – Приходный ордер номер такой-то…
   – За каким хреном нам этот ордер? – возмутился Сергей. – Деньги где?
   – Тут написано, что их приняли… Есть печать и подпись…
   – А кто принял-то?
   – Неразборчиво… – убитым голосом произнёс Леха и протянул квиток другу.
   Тут до него дошло, кто именно виноват, и он бросился к обувной коробке с криком:
   – Тыклики, выходите!
   – Ну чего орёте? – тонким голоском поинтересовался дежурный, выглянув в крохотное оконце. – То собака, то старуха, теперь вы орёте. Чего случилось?
   – Это.., у нас деньги пропали! – выпалил Леха.
   – Звони в милицию, – равнодушно ответил тыклик и зевнул.
   – Нет, не в этом смысле пропали, а в том, что я сунул их в хлебницу.., ну, в умножитель, и они бесследно исчезли.
   – Исчезнуть бесследно они не могли, – возразил тыклик.
   – А! Вот! – Окуркин выхватил у Серёги приходный ордер и сунул его дежурному.
   Тот развернул документ, словно огромную газету, просмотрел и вернул Окуркину.
   – Все в порядке. Печать настоящая, подпись, кажется, тоже. Приняли ваши денежки по закону, а не украли.
   – Что значит приняли? За какие такие заслуги кто-то получил нашу трудовую тысячу баксов, а?
   – А вот этого я вам сказать не могу, – развёл крохотными ручками дежурный.
   – Ни хрена себе заявочки! – возмутился Окуркин. – А эту байду мне кто сконструировал, а? Я вам за что два литра настойки залил?!
   – Умножитель был сделан для чего? Для умножения банок. Правильно?
   – Правильно, – кивнул Леха.
   – Банки он умножает?
   – Умножает.
   – Значит, все согласно договору. А если вы туда пихаете что попало, так в этом нашей вины нет. И учтите, если вы этими фокусами ещё сломаете прибор, годовая гарантия будет отменена.
   Высказав все, что счёл нужным, тыклик исчез, оставив Леху и Сергея наедине со своей проблемой.
   – Прости меня, я уничтожил твои деньги, Серёга, – побурчал Окуркин. – Я отработаю…
   – Ладно, забудь. Как они нам достались, так и ушли.
   – Ни хрена себе! Мы за этих лошадей, блин, кровь проливали! Мне вон все лицо душегубцы избили! Это разве легко достались?
   – Чего орёшь-то? Давай банки множить, иначе зачем все это задумано было?
   После этих слов Окуркин немного успокоился, и они принялись за работу. Сергей банки множил, а Леха прессовал специальным кирпичом. И поскольку эта часть работы была самая тяжёлая, им приходилось меняться через каждую тысячу банок.
   – Хорошо получается! – радовался Окуркин.
   – Да, неплохо, – отзывался Сергей. Ему тоже нравилось, что не нужно бегать в подтрибунном пространстве стадиона, где пахло мочой и кое-чем похуже. И ещё – не было необходимости выливать остатки пива, чтобы банки не брызгали, когда их прессуешь.
   Одним словом, работа радовала.
   Пару раз они прерывались, чтобы выйти подышать на улицу, но потом возвращались и продолжали множить и прессовать, прессовать и множить.
   Уже под вечер, когда друзья порядком устали и их руки гудели от напряжения, работа остановилась сама собой. Посреди гаража высилась куча прессованных банок, такого количества алюминия Леха с Сергеем ещё ни разу не производили.
   – Ну вот, – сказал Тютюнин. – Наш участок под трибуной теперь можно продать.
   – Да, – счастливо улыбаясь, согласился Леха. – С такой машинкой мы не пропадём.
   Серёга взял одну из сплющенных банок и, положив в хлебницу, закрыл крышку. Затем открыл. Сплющенная банка благополучно умножилась, а стало быть, вся операция с прессованием была лишней.
   – Посмотри, – сказал Тютюнин.
   – Ну кто же знал? – развёл руками Леха. – Мы ж с тобой первопроходцы. Давай укладывать по мешкам. Завтра вывозить придётся.

123

   В один из солнечных дней Джонсон и Бёрк встретились с Техасцем на конспиративной квартире.
   Квартира раньше принадлежала английской разведке Ми-5, поэтому туалет в ней работал исправно.
   – Работа идёт полным ходом, сэр. Базил доволен результатами и ждёт обещанный шаттл, – сообщил Техасец.
   – Ты выяснил, чем он занимается, Майк? – спросил Джонсон.
   – Русские очень мало говорят о делах, сэр, но, насколько я понял, Базил занимается нефтью.
   – Он её добывает?
   – Не совсем так, сэр.
   Техасец, по новой привычке, отпил из пакета кефир и, отставив в сторону мизинец правой руки, продолжил:
   – Базил «крышует» фирмы, добывающие нефть.
   – Что он делает? – не понял Джонсон.
   – «Крышует», сэр. Насколько понял, это что-то вроде поверенного в делах, только в России за эти услуги берут какие-то просто непомерные проценты.
   – Как ты можешь пить эту гадость, Майк? – сморщился Джонсон.
   – Ну не скажите, босс, – вмешался Бёрк Смит. – Утром, в русском понимании этого слова, суточный холодный кефир делает с человеком чудеса. Этот удивительный оздоравливающий эффект я испытывал на себе неоднократно. Честно говоря, когда я вернусь в Штаты, мне будет не хватать суточного кефира.
   – В Штатах вы не будете столько пить, Бёрк, – возразил ему Джонсон. – Есть ещё в мире места, где под словом «пить» люди понимают нечто иное.
   – Кстати, сэр, – вмешался Техасец, – в общении местных жителей практически отсутствует слово «украсть». Русские повсеместно используют совершенно другое слово.
   – Я знаю это слово, Майк. Как продвигается строительство и когда будет готов стартовый комплекс?
   – Через месяц построят основной и ещё через две недели – второй.
   – Какой такой второй? – Джонсон даже поднялся со стула.
   – А я вам разве не говорил? Второй комплекс они сооружают где-то в Сибири. Базил со своими пацанами любит там охотиться.
   – Но зачем? Это же колоссальные расходы!
   – У Базила свои представления о расходах, сэр. Он сказал мне следующее: прикинь, братан, я сэкономлю на авиабилетах.
   – Феноменально! – произнёс Джонсон и опустился на стул. – Наверное, я никогда к этому не привыкну.
   – Вы знаете, сэр, здесь возникает одна долбаная проблема… – осторожно заметил Техасец и убрал ноги с журнального столика.
   – Ну-ну, Майк, поведай нам, в чем ты прокололся, – заметив смущение Техасца, попросил Джонсон.
   – Не то чтобы прокололся, сэр. Я сказал всего лишь слово.
   – Какое же это слово?
   – Базил попросил меня подсказать ему, где можно найти культурных пацанов для обслуживания шаттла.
   – И что?
   – Я сказал – в НАСА.
   – И в чем же тут проблемы?
   – Базил собирается перекупить их, сэр, у правительства Соединённых Штатов.
   – Это вздор, Майк! Наши учёные не поедут в Сибирь из Флориды!
   – Это вопрос денег, сэр. Базил в состоянии заплатить им любые суммы. Если лучшие специалисты покинут НАСА, на космических программах США можно будет поставить крест.
   Техасец допил остатки кефира и смял упаковку.
   – И кто только придумал этот фокус с обменом! – в сердцах воскликнул Джонсон и, вскочив со стула, забегал по комнате. – Хорошо же мы будем выглядеть, если доставим летающую тарелку в Америку, а всех наших учёных умыкнёт этот русский уголовник! Кто тогда будет изучать марсианские технологии?
   – Может, тогда прозондировать почву насчёт русских учёных, сэр? – предложил Смит. – Все равно они сидят без дела. И пусть тогда Базил забирает парней из НАСА – не жалко.
   – Наверное, ты прав, Бёрк. Наверное, ты прав, – задумчиво произнёс Джонсон. Он посмотрел на Техасца, глаза его вспыхнули – судя по всему, босса осенила новая идея.
   – Слушай, Майк, – заговорил он, – а может, тебе попытаться уговорить Базила не эксплуатировать шаттл? Пусть стоит, как русский «Буран» в московском Диснейленде. Кстати, пообещай ему настоящий Диснейленд!
   – Боюсь, это уже невозможно, сэр.
   – Почему же?
   – У Базила есть товарищ-конкурент по имени Вован, который «крышует» алюминиевые и никелевые предприятия. Узнав о планах Базила установить на дачном участке стартовый комплекс для шаттла, Вован выкупил у российских ВМС авианосец и уже начал углублять фарватер Москвы-реки, чтобы подвести его к своему загородному дому. Так что у них теперь настоящее соревнование, и отказаться от него значило бы потерять лицо.
   Они помолчали. Джонсон напряжённо размышлял, как выпутаться из создавшейся ситуации, и не находил хоть сколь-нибудь приемлемого варианта.
   В прежние времена он мог бы обратиться за помощью к Зи-Зи, но та сейчас находилась в небольшом отпуске, который он сам ей и предоставил.
   Правда, при этом её телефонный трафик с Вьетнамом ничуть не сократился. Бёрк выдвинул предположение, что у неё там есть родственники. Джонсон спорить не стал. Что такое лишние десять-двенадцать тысяч долларов на переговоры, если Базил строит себе стартовый комлекс, а его коллега Вован роет канал для авианосца? Просто неловко даже сравнивать.
   – Бёрк, здесь есть водка?
   – В России?
   – Ты что, перегрелся? В холодильнике, конечно!
   – Нет, сэр. Здесь же до нас хозяйничали англичане. Они в жару пьют херес.
   – Значит, нужно сходить за водкой, – убеждённо произнёс Джонсон.
   – Я не знаю здешнего района, – попытался уклониться Смит.
   – Ты ещё скажи, что тебе нет двадцати четырех лет, – хитро усмехнулся Техасец, который не прочь был поправить здоровье после вчерашнего.
   – Возле подъезда стоит машина русской контрразведки – спросишь у них, где продают спиртное… Как, кстати, дела с полковником?
   – Он попросил тысячу долларов для себя и пятьсот для своего друга, командира полка истребительной авиации.
   – А при чем здесь авиация?
   – Полковник сказал, что, если не принять шаттл на охранение прямо в небе, его могут перехватить истребители другого военного округа и отогнать к себе на аэродром. Потом придётся выкупать за куда более высокую цену.
   – То есть за пятьсот долларов мы получим авиационное прикрытие?
   – Точно так, сэр.
   Джонсон озадаченно посмотрел на Смита, потом на присмиревшего Техасца.
   – А скажите, парни, если за такие деньги мы можем нанимать вооружённые силы русских, то на кой хрен нам своя армия?
   На этот вопрос ни Смит и ни Техасец ответить не смогли. И тогда Джонсон отправил за водкой их обоих.

124

   Вечером в посольстве Джонсон и Смит потягивали минеральную воду и не признавались друг другу, что обоих ужасно тошнит. Они ждали расшифровки присланной из Вашингтона депеши, но мысли их были о другом.
   – Ох, до чего же мутит, – сказал наконец Смит.
   – А где вы водку-то брали?
   – В небольшом павильончике, рядом с шашлычной.
   – С шашлычной… – скривился Джонсон – водку нужно брать в солидном торговом заведении, коллега, а не у этих.., афророссиян.
   – Нам не хотелось ходить далеко. Техасец настоял.
   В дверь постучали.
   – Войдите, – разрешил Джонсон.
   – Все готово, сэр, – доложил рыжий шифровальщик Ганс.
   – Отлично. Давайте сюда.
   Ганс отдал составленный документ и вышел. Джонсон погрузился в чтение.
   – Ну что там? – не выдержал Смит, которого заинтриговало выражение лица босса.
   – Из Вашингтона нам предлагают совершить похищение…
   – Чего похищение?
   – Ни чего, а кого, Бёрк. Сергея Тютюнина и Алексея Окуркина.
   – Но для чего?
   – Аналитики в Пентагоне посчитали, что эти люди представляют потенциальную угрозу главенствующей мировой роли Соединённых Штатов. Эксперты из АНБ подтверждают их опасения. Они тоже настаивают на изъятии Тютюнина и Окуркина из «условий естественного обитания». Так и написано.
   – А почему это не сделает АНБ?
   – Они признали, что у ЦРУ с «объектами» существует неформальная связь. Видимо, имеется в виду тот случай, когда эти ребята чуть не утопили тебя в пиве.
   Смит кивнул. Ушибленная на том задании нога до сих пор побаливала.
   – Похитить их не так просто, сэр. Это особенные люди, вы ведь понимаете?
   – Я-то понимаю, но, боюсь, в Лэнгли считают, что это похоже на поимку медвежонка панды. Впрочем, они готовят какую-то техническую новинку, с помощью которой мы этих ребят парализуем, законсервируем и вывезем за пределы России.
   – Думаю, я смогу пригласить их на барбекю.
   – Выпить на воздухе, – поправил его Джонсон.
   – Именно так, сэр. Не думаю, что они откажутся.
   – Правильно, а в кустах мы припаркуем тот хитрый аппарат, который их прозомбирует, а затем парализует, – добавил Джонсон. – Если техника не подведёт, операция будет что надо. К тому времени, я надеюсь, и Зи-Зи вернётся в строй. Без неё я как без рук.

125

   В приподнятом настроении Сергей Тютюнин возвращался с работы домой. Он знал, что сегодня им с Лехой предстоит отвезти наплющенные накануне банки. Радовал не только дополнительный приработок, но и сам факт, что теперь они с Окуркиным самостоятельные предприниматели.
   В трамвае, на котором ехал Сергей, люди попались тихие и смирные. А когда Тютюнин шёл от остановки домой, ему улыбались все девушки.
   Правда, позже подошёл какой-то старичок и сказал Сергею, чтобы «затворил окошко», и Тютюнин понял, что у него не застёгнута ширинка.
   Впрочем, это был пустяк. Однажды его знакомый с бодуна пришёл-на работу, надев трусы поверх брюк, и ничего, даже милиция не остановила, хотя человек ехал через весь город.
   Во дворе, в районе помойки, царило некоторое оживление. Дроссель дрался с котом Семой. Поскольку конфликт был застарелый и всем известный, на каждый бой собиралось известное количество публики. Ставки не заключались, но у каждого из бойцов был свой фан-клуб.
   Тютюнин тоже подошёл посмотреть на битву, тайно симпатизируя Дросселю.
   Схватка с чемпионом Марком Дистроером кое-чему Дросселя научила, теперь он противопоставлял грубой силе Семы не просто тупое желание нажраться из помойного бака, но и настоящее спортивное мастерство.
   Кожаный пиджак защищал бока Дросселя от острых когтей Семы, и это повышало его выносливость.
   Пару раз пёс крепко приложил кота-гиганта, но в конечном итоге все же ретировался, однако у Сергея сложилось впечатление, что Дроссель отступил, что называется, на заранее подготовленные позиции и решающая битва с Семой ещё впереди.
   Дома Тютюнина ждал традиционный неприятный сюрприз р виде собственной тёщи.
   Она снова притащила корзину еды, и это было хорошо, однако решила задержаться, чтобы попить чайку, и это было плохо.
   – Люб, явился твой! – известила Олимпиада Петровна, как будто Люба сама не видела.
   – Привет, Серёжа! – Супруга помахала рукой, не поднимаясь из-за уставленного пирогами стола.
   – Привет, – отозвался Серёга и тут заметил на ногах у тёщи странную обувь.
   – Что это, Олимпиада Петровна, у вас на ногах обуто? Никак белые тапочки?
   – Как же, белые тапочки! – хмыкнула тёща, хлебая чай с блюдца. – Не дождёшься.
   – Какой же ты тёмный, Серёжа. Это пуанты. В них все балерины вытанцовывают.
   – Ну, допустим, это балерины. А Олимпиада Петровна тоже лебедей танцевать собралась?
   – Почему сразу лебедей? – Люба пожала плечами и положила в рот целую плюшку. – Мы худеть решили… Вот и я тоже…
   С этими словами Люба приподняла ногу, на которой Сергей тоже увидел тапки на завязочках.
   – Только пол смотрите не проломите, а то потом ремонт дорого обойдётся, – съехидничал Тютюнин.
   – Да уж с тебя какие деньги, – в тон ему ответила Олимпиада Петровна. – Вон дурачок-то твой как пристроился. Небось валюту получает.
   С этими словами тёща подвинула на край стола газету с обведённой карандашом статьёй.
   Тютюнин, заинтересовавшись, подошёл посмотреть.
   «Художественная инсталляция верблюжьего хрена в Гамбурге», – гласило название статьи, а ниже жирным шрифтом было добавлено: «Европа рукоплещет российским умельцам». И улыбающаяся физиономия Палыча на фотографии.
   Рядом красивые машины и женщины с букетами цветов.
   Палыч был в полном порядке.
   «Ну и ладно, – подумал Серёга. – Мы здесь на алюминии тоже поднимемся. Ещё посмотрим, что лучше».

126

   В далёкой заокеанской Америке вовсю готовились к похищению Алексея Окуркина и Сергея Тютюнина. Значение этой операции было объявлено более важным, чем доставка в Штаты марсианской летающей тарелки, появления которой ждали много десятилетий.
   – Если мы не остановим этих двух русских, то они остановят продвижение нашей страны к мировому господству, – сказал Президент Соединённых Штатов нескольким наиболее авторитетным сенаторам. И с ним все согласились, поскольку многие всерьёз считали его умным человеком.
   После общения с главой страны сенаторы отправились на стриптиз-шоу, а Президенту ещё предстояло встретиться с Сэмюэлем Уиллсоном, возглавлявшим в ЦРУ русский отдел.
   Ровно в двенадцать ноль-ноль Сэм Уиллсон в безупречном сером костюме и представительских чёрных очках вошёл в овальный до неприличия кабинет Президента.
   – Сэр! – громко произнёс Уиллсон и отвесил чёткий и красивый по исполнению кивок. При этом представительские очки не слетели с его носа, поскольку были снабжены специальной резиночной.
   – Агент Уиллсон, я полагаю? – улыбнулся Президент и, выйдя из-за стола, по-простому пожал агенту руку. – Директор ЦРУ много о вас рассказывал, агент Уиллсон. Он чрезвычайно доволен вашей работой. Доволен вашей работой и я, в особенности раскрытием русско-китайского заговора.
   Уиллсон едва заметно кивнул, признавая свои скромные заслуги.
   – Эта хитрость русских с заменой всех китайцев своими людьми весьма опасна. И, как я понял, заправляют этой чудовищной мистификацией Тютюнин и Окуркин.
   – Так точно, сэр.
   – Ну, давайте присядем, агент Уиллсон. Хотите что-нибудь выпить?
   – Я на службе, сэр, – бойко ответил Сэм, хотя выпить ему хотелось.
   – Ну и отлично, а то мне вчера привезли отвратительное пойло. – Президент виновато улыбнулся. – Даже не знаю, откуда поставщики берут это дерьмо.
   Уиллсон присел на край кресла и стал ждать, когда Президент снова заговорит.
   Так и случилось.
   Глава государства пошевелил бровями, несколько раз откашлялся, а затем сказал:
   – Агент Уиллсон, вы умеете хранить тайны, если вас попросит лично Президент?
   – Уверен, что могу, сэр.
   – В таком случае… – Глава государства достал из ящика стола карту мира и развернул её перед Уиллсоном.
   – Вот, Сэмюэль, это карта.
   – Да, я вижу, сэр.
   – Это ничего, что я называю вас Сэмюэлем?
   – Нет, сэр, все в порядке. Мне это даже льстит.
   – В таком случае, Сэм, не могли бы вы мне кое-что тут растолковать? – попросил Президент, поглаживая рукой клеёнчатую поверхность карты.
   – Конечно, сэр.
   – Хорошо, – улыбнулся глава государства. – Дело в том, что уже очень давно я слышу о России. Русские то, русские се. Но, кроме их водки, я ничего не пробовал… Уверен, что о них что-то пишут в газетах, но я газеты не читаю – там очень мелкий шрифт, да и фотографии паршивого качества. На всех я выгляжу просто ужасно.
   Президент помолчал несколько секунд, а затем обратился к карте.
   – Покажите мне, где находится Россия, Сэмми.
   – Россия? Вот она, сэр.
   – О-о! – Президент несколько удивлённо взглянул на очерченную границами территорию. – Но я всегда думал, что это Аляска…
   – Нет, сэр, Аляска здесь. – Уиллсон уверенно ткнул пальцем в Арктику.
   – Но почему она белая?
   – Там же холодно. Почти весь год снег.
   – Ну разумеется, – кивнул Президент. Он поводил пальцем по морским маршрутам и задумался.
   – Да, большие у русских территории, но ещё большие территории вот у этой голубой страны. Как она называется?
   – Это не страна, сэр. Это океан…
   – О-о… – Президент снова пошевелил бровями, потом губами и, наконец, дёрнул ухом. – Океан – велик…
   – Да, сэр. Разумеется.
   – Какие в вашем отделе новости? Есть какие-нибудь фотографии – только я люблю, чтобы были цветные.
   – Конечно, сэр! Конечно, – спохватился Уиллсон и достал из кармана фотографии – директор ЦРУ предупредил его, что Президент любит картинки.
   – Это что такое? – спросил глава страны.
   – Это рабочий момент одной из операций.
   – Понятно. Ну и рожи у этих русских. Особенно вот у этого…
   – Это наш сотрудник – агент Смит, сэр.
   – Да? Отличная маскировка… – Президент перебрал несколько снимков и остановился ещё на одном.
   – Ага, животные, – сказал он. – Вот эта собака мне нравится. Просто замечательная собака, у меня на ранчо есть похожая, только у неё сейчас понос. Наверное, чего-нибудь сожрала.
   – Должен вам заметить, сэр, что это не собака, а местный агент Зи-Зи.
   – Да что вы говорите! – поразился Президент. – Как же все запутано в этой России…
   На этом беседа с Президентом закончилась, и агент Уиллсон покинул Белый дом, чтобы отправиться в калифорнийский город Ливермор, где собирали очень сложную и дорогую машину для поимки Тютюнина и Окуркина.

127

   В Калифорнии было тепло. Не только тепло, но и попросту жарко. Почему такая погода случалась именно в Калифорнии, Уиллсон не знал, хотя думал над этим всякий раз, когда приезжал в эти края.
   – Надеюсь, мы угадали с номером костюма, сэр, – заметил помощник Уиллсона Спайк Кастор. Уиллсон не хотел его брать с собой, однако Спайк напросился.
   – Мы не могли напутать, поскольку у нас есть очень чёткие инструкции – в жару надевать костюм номер 127.
   К трапу подкатил чёрный лимузин. Уиллсон заметил, что машина не подходит под цвет его брюк, и поморщился.
   Никто не вышел открыть им дверцу, поэтому для босса её открыл Спайк Кастор.
   – Ты чего, лентяй, службы своей не знаешь? – недовольно проворчал он, когда они с Уиллсоном расселись на широком диване.
   – Мне сказали, что я встречаю важных парней из Вашингтона… – сказал водитель.
   – И что с того?
   – Теперь я вижу, что так и есть.
   – Хватит болтать, давай в лабораторию, – потребовал Уиллсон, и машина резко стартовала.
   Гости почти не смотрели в окно, потому что из-за двойных светофильтров – затемнённых стёкол и очков – они почти ничего не видели.
   – Ты контролируешь дорогу, Спайк? – время от времени спрашивал Уиллсон.
   – Разумеется, сэр, – отвечал тот и бестолково вертел головой. Пару раз, когда Кастору казалось, что водитель везёт их в какой-то туннель, он даже доставал пистолет, однако тревога оказывалась ложной, за туннель он принимал тень уличных зданий.
   Наконец машина выехала за город, и света стало больше. Впрочем, насладиться живописными пейзажами гости не успели. Автомобиль подкатил к двойному шлагбауму, за которым простиралась территория лаборатории, обнесённая тройным рядом колючей проволоки.
   – Что за придурки? – ничуть не заботясь о том, что его могут услышать, спросил у шофёра усатый охранник в форме конного десантника.
   – По костюмам вроде ЦРУ, а вот очки у них – как у АНБ, – поделился наблюдениями тот.
   – Если не понимаешь, так нечего трепаться! – не выдержав, заорал агент Кастор. – У АНБ дужки сверху, а у нас посередине! Понял ты, шофёр хренов?!
   – Будь спокойнее, Спайк. Иначе эти джентльмены подумают о нас плохо, – сказал Уиллсон.
   Они проехали на территорию лаборатории, где повсюду сновали какие-то занятые люди, проезжали погрузчики с заколоченными ящиками, а на газонах стояли предупреждающие таблички «Собак не кормить!».
   Лимузин остановился возле одного из похожих друга на друга одноэтажных корпусов, и к нему поспешил бородатый человек в белом халате, на котором красовалась карточка с надписью «Доктор Чипе, руководитель проекта».
   Не дожидаясь, пока дверцы откроют, Спайк первым выбрался из машины и помог своему боссу.
   – Доктор Чипе, – представился бородатый. – Руководитель проекта.
   – Агент Уиллсон, – просто представился глава русского отдела.
   – Агент Кастор, – в тон ему произнёс Спайк.
   – Прошу внутрь, – предложил Чипе и указал волосатой лапой на дверь корпуса.
   Гости прошли в вестибюль, где царила приятная прохлада.
   – Изделие практически готово, – на ходу разъяснял доктор Чипе. – Остались только кое-какие отладочные операции.
   – Сколько на это уйдёт времени? – деловито осведомился Уиллсон.
   – О! Всего лишь несколько часов.
   Из одного из помещений вышла сотрудница в коротком фирменном халате. Она поздоровалась с доктором Чипсом и стала подниматься по лестнице. Кастор как зачарованный следил за её ногами, пока не врезался лбом в бетонную колонну. От такого удара он опрокинулся на спину, и Уиллсон, обернувшись, сделал ему замечание:
   – Будь внимательнее, Спайк. Мы на работе.
   Вскоре они пришли в огромный сборочный цех, где одновременно велась работа над десятком различных сверхсекретных агрегатов.
   – И которое же здесь «оно»? – растерянно спросил Уиллсон.
   – Думаю, вот эта фигня с рычагами, – ответил Чипе, указывая на аппарат величиной с небольшой легковой автомобиль.
   У него были колёса и даже салон, правда, внутри имелось только два места, да и те больше походили на операционные столы.
   – Вот это да! – произнёс глава русского отдела. – А зачем все эти трубки?
   – Сейчас я вам объясню, – улыбнулся доктор Чипе и попросил техников сделать перерыв.
   – Поскольку вам придётся ловить людей со сверхспособностями, обычные уловки вроде шприца с парализатором или электрошокера тут не подойдут.
   – Не подойдут, – согласился Уиллсон.
   – Требуется полностью подчинить себе мятежные умы этих суперменов, чтобы они не успели ничего натворить и дали себя усыпить. Правильно?
   – Правильно.
   – Именно для этих целей используется изобретённая мною система визуальных и слуховых ассоциативных галлюцинаций.
   – Ух ты! Толково! – восхищённо произнёс Спайк.
   – Вот именно. Вы прячете наш аппарат неподалёку в кустиках и включаете запаховые имитаторы, сопла которых размещены здесь и здесь.
   – Похоже на решётку радиатора, – заметил Уиллсон.
   – Это необходимо, чтобы обмануть русских таможенников.
   – Толково, – снова заметил Спайк.
   – Вот именно. В вашем распоряжении три основных запаха, значимых для каждого русского: «Румяная баба», «Щи с капустой» и «Московская водка». Как вам такой подбор?
   – По-моему, в десятку, – сказал Уиллсон.
   – Вот именно. Как только вы видите, что объекты положительно среагировали на запахи, вы включаете звуки.
   – Румяная баба?! – попытался угадать Спайк.
   – Нет. Здесь все иначе. «Русская балалайка», «Голоса полевых птиц» и «Журчание ручейка».
   – Колоссально. И что же делать дальше?
   – Уже почти ничего, – улыбнулся доктор. – Как только «объекты» поймаются на запаховую и звуковую галлюцинацию, они сами лягут вот в эти удобные кресла, а вам останется только нажать пару кнопок, и двери герметично закроются. После этого в усыплённом состоянии вы сможете перемещать их в любую точку земного шара. Наш аппарат может поддерживать жизнедеятельность человека в течение недели.
   – Отлично, доктор Чипе. Мы берём у вас это изделие, – подвёл итог Уиллсон. – Через сколько времени он будет упакован в ящик?
   – Уже к вечеру.
   – Хорошо. Тогда я немедленно вызываю самолёт.
   – И я, – добавил Кастор и сейчас же почувствовал на себе тяжёлый взгляд босса.
   – Спайки, заткнись, – сказал босс.
   Уже… Что уже? Уже заткнулся.

128

   Агенту Бёрку Смиту не спалось, поскольку наутро ему предстояло начать операцию, по сравнению с которой обмен летающей тарелки на шаттл выглядел заурядной рутиной.
   Бёрк должен был явиться на работу к Сергею Тютюнину и в обеденный перерыв, как было написано в составленной инструкции – «в период приёма пищи», провести с объектом беседу.
   Как вести беседу, агент Смит тоже придумал и составил краткий конспект.
   (Радостно). Привет, Серёга!
   Вероятный ответ: Привет.
   (Радостно). Узнаешь меня?
   Вероятные ответы: (радостно) Не узнаю; Пошёл ты на…
   (Радостно) У меня завтра день рождения! Поехали за город водку пить!
   Заучивать этот бред было необязательно, но он как-то автоматически впечатался в память Смиту и не давал ему покоя.
   Обрывки предстоящей беседы вертелись в голове, складывались в картинки и снова распадались на отдельные корявые буквы. И это было мучительно.
   Где-то в половине второго ночи Смит сходил в туалет, а затем выпил стакан отвратительного портвейна, который он учился пить втайне от своего руководства.
   От портвейна пахло корабельной краской, и это помогало Смиту сосредоточиться.
   Он снова лёг, но сон не шёл. То ему казалось, что он сумеет переиграть коварного противника и станет Генеральным агентом, а то, наоборот, что изощрённый враг погубит его.
   Невольно вспомнилась последняя встреча с Тютюниным и Окуркиным. Это были нелёгкие воспоминания.
   Бёрк снова поднялся и отправился на кухню, чтобы ещё выпить портвейна. Пойло было отвратительным, но Бёрк не искал удовольствия. Он старался настроиться на предстоящую операцию.
   Поскольку спать не хотелось, агент Смит допил весь портвейн, а затем поехал в круглосуточный магазин купить ещё.
   Ночные улицы были свободны, и Бёрк без проблем купил себе спиртного. Он пил его, не выходя из машины, и в конце концов почувствовал себя готовым к началу действий. Где-то на окраине его нетрезвого сознания промелькнула мысль позвонить и посоветоваться с Джонсоном, однако Бёрк счёл её малодушной и, решительно заведя мотор, поехал домой к Тютюнину.
   Немного поплутав по микрорайону, он все же отыскал нужное место и заехал в тихий уснувший двор.
   Когда Бёрк заглушил двигатель, уверенность опять покинула его, пришлось открыть новую бутылку. К счастью, он сделал солидный запас портвейна, поэтому быстро восстановил потерянную норму.
   Сунув в карманы брюк ещё пару бутылок, Бёрк вышел из машины и, пошатываясь, направился к подъезду.
   Возле клумбы в куче засохшего конского навоза рылась большая собака.
   Заметив Бёрка, она подняла голову, но ничего не сказала и, повернувшись, убежала за угол.
   «Зи-Зи!» – хотел крикнуть Бёрк. Ему показалось, что он узнал её. Но нет, лучше не распыляться и закончить сначала с одним делом. Бёрк решительно вошёл в подъезд.

129

   Какой-то шум разбудил Тютюнина. Он приоткрыл глаза и посмотрел на светящийся циферблат электронного будильника. Часы показывали три часа ночи. Стояла тишина, и было непонятно, что же его разбудило.
   Потом послышался стук в дверь. Стучали тупым предметом.
   Сергею очень хотелось спать, однако следовало встать и пойти посмотреть, что там случилось.
   – Я этого Окуркина твоего прибью… – сквозь сон пробурчала Люба.
   – Я его сам прибью… – пообещал Сергей и, сунув ноги в тапки, направился в прихожую.
   Пока он шёл, стук ослаб и превратился в какую-то возню. Тютюнин посмотрел в глазок и в свете тусклой казённой лампочки заметил какое-то существо, шевелящееся на его придверном коврике. Помня о случае, когда неизвестный пёс нагадил прямо под дверью, Сергей распахнул дверь, готовясь пнуть приблудное животное, однако это оказался человек.
   Оставив на полу две пустые бутылки, он с трудом поднялся на ноги и, улыбнувшись, спросил:
   – Узнаешь меня, Серёга?
   – Гоша? – неуверенно произнёс Тютюнин.
   – Он самый. – Бёрк снова улыбнулся, показывая посиневший от портвейна язык. – Поздравь меня, Серёга, у меня завтра день рождения.
   – Теперь уже сегодня, – заметил Тютюнин.
   – Не-а! – Смит помотал головой. – В инструкции написано – завтра.
   – В какой инструкции? – не понял Сергей.
   – Тс-с-с! – Бёрк с заговорщицким видом приложил к губам палец и оглянулся на двери соседей. – Это большой секрет.
   Тютюнин уже хотел было послать Гошу подальше – в три часа ночи, но тот произнёс ключевую фразу:
   – Поедешь завтра за город водку пить?
   Сергей хотел сначала спросить – когда, куда и вообще ему же на работу надо идти, – однако губы сами сложились в трубочку и сказали:
   – Поеду-у-у… Поеду, чего же не поехать, – откашлявшись, повторил Сергей, внутренне опасаясь, что Гоша не правильно его поймёт.
   – И Леха чтобы… – попросил ночной гость.
   – И Леха, – согласился Тютюнин. – Он тоже не откажется. К тому же он все время свободный. Для такого дела.
   – Значит, договорились? – глядя куда-то в сторону, спросил Смит. Пары портвейна творили с ним страшные вещи, и агент не знал, радоваться этому или нет.
   – Договорились. А во сколько?
   – Я.., перезвоню… – пообещал Смит, чувствуя, что оплывает, словно свечка.
   – Перезвоню… – повторил он, пятясь к распахнутым створкам лифтовой кабины. Махнув на прощание Тютюнину пустой бутылкой, Смит обрушился в лифт, и тот унёс его вниз, навстречу ночной прохладе.
   С трудом добравшись до машины, агент нашёл телефон и позвонил боссу.
   – Что такое? – хриплым голосом отозвался Джонсон.
   – Это я, сэр, – пробормотал Смит.
   – Что-нибудь случилось? – встревожился босс.
   – Нет, сэр. Просто у меня день рождения, и, оказывается, уже сегодня.
   – Ты пьян, Бёрк! У тебя же утром контакт!
   – Контакт состоялся…
   – И что?!
   – Они приняли предложение.
   – Уфф. Ты меня угробишь своими фокусами, Бёрк…
   – Я контролирываю ситуацию, сэр… Контролиры-ваю… – с трудом произнёс Смит и отключился, ткнувшись головой в руль.
   Тем временем Сергей Тютюнин возвратился в постель и, сбросив тапки, потянул на себя одеяло.
   – Прибил дружка своего? – поинтересовалась жена.
   – Это не он был.
   – А кто же?
   – Гоша.
   – Вот придурки у тебя друзья, Тютюнин.
   – Почему это?
   – В гости ходят по ночам.
   – Да у него, может, горе какое, – соврал Серёга, чтобы придать ночному визиту больше значительности. – И вообще, у Гоши этого героическая профессия.
   – Героическая? – Люба подняла растрёпанную голову.
   – Ну да. Он этот… – Сергей на секунду задумался и ляпнул, не зная, что попал в десятку:
   – Он разведчик!
   – Разведчик, лётчик, налётчик… – Люба зевнула и как бы невзначай тронула Серёгу посредине тела.
   – Да ты что, ночь же! – возмутился тот. – Вот вечно у тебя, Люба, всякие глупости в голове. Книжки бы лучше читала…

130

   Как и следовало ожидать, день Лехи Окуркина, по его словам, был расписан по минутам, но он сразу отменил все дела, как только узнал, что у Гоши день рождения.
   – Ну, дела понятные, – говорил он в телефонную трубку. – Когда договорились? В одиннадцать? А сейчас уже без пяти десять… Ладно, встречаемся у твоего подъезда.
   В очередной раз отменив поход на родной завод, Леха достал из шкафа чистую майку и надел её, стоя перед зеркалом. Затем пригладил влажной ладонью непослушный чуб и, напялив подаренные женой парадные сандалии, выскочил из квартиры.
   К месту встречи он прибежал слишком рано, однако томиться дома было мучительнее. Можно было, конечно, подняться к Серёге, но Леха посчитал, что это несолидно.
   «Все успеем, – сказал он себе. – Мы все успеем…»
   Присев на лавочку, Окуркин посмотрел на большую чёрную собаку, которая пряталась за разросшимися возле клумбы сорняками.
   Едва Леха задремал в тени, собака подняла голову и крикнула:
   – Окуркин – козёл!
   Леха вздрогнул и огляделся по сторонам, а собака снова спряталась в траву и захихикала.
   «Почудилось», – решил Окуркин и снова задремал.
   – Козёл! – снова раздалось совсем близко. К тому же голос показался Лехе очень знакомым.
   – Гадючиха, ты, что ли? – спросил он, однако Живолупова не ответила и продолжала представляться собакой.
   Дремать Леха больше не стал, чтобы его не обзывали козлом, и скоро увидел Сергея, который тоже вышел раньше времени.
   – Привет, – сказал Тютюнин, помахивая небольшим свёртком.
   – Привет. Чего это у тебя?
   – Подарок, – сказал Сергей и загадочно улыбнулся.
   – А я без подарка, – развёл руками Леха. – Думал шляпу с пером подарить, но зачем ему шляпа?
   – Не бойся, это от нас двоих.
   – А чего там?
   Тютюнин огляделся и лишь после этого приоткрыл перед Лехой пакет.
   – В газетке не видно, – пожаловался тот и стал руками разворачивать подарок прямо в пакете. – С ума сошёл! – воскликнул он, поняв что это «лобзик».
   – Да я ж не его дарить буду, а просто салют покажу. А то что же мы без подарка всякого, пусть хоть салют будет, – сказал Тютюнин и присел рядом с Лехой.
   – Оба – козлы! – крикнула из травы собака. Сергей посмотрел на Леху.
   – Это Гадючиха где-то прячется, – пояснил тот. – Сволочь.
   – И не сволочь я! – крикнула из травы Живолупова, но Сергей только махнул рукой, показывая, что не нужно обращать на старуху внимания.
   Леха со скуки вытащил из пакета обёрточную газету и стал её читать.
   – Смотри чего пишут, – сказал он. – «…американский космический корабль был передан в дар частному лицу в обмен на марсианскую летающую тарелку».
   – Думаю, брехня это, – вяло отозвался Серёга.
   – Ясное дело – брехня. Никаких марсиан не бывает… – Окуркин смял газетку и зевнул. – Что-то они запаздывают…
   – Не запаздывают, ещё полчаса. Словно почувствовав нетерпение друзей, во двор въехал синий «форд» Гоши.
   – Оп! – Окуркин вскочил на ноги и хлопнул себя по бёдрам. – Как вовремя, а?
   Машина остановилась напротив подъезда, и Сергей с Лехой, не ожидая приглашения, залезли в салон.
   – С днём рождения, Гошка! – заорал Леха, отчего агент Смит болезненно поморщился. После экспериментов с портвейном его голова плохо соображала, зато хорошо отзывалась на внешние звуки, значительно их усиливая и создавая множественное эхо.
   – Спасибо.., ребята… Поехали?
   – Поехали! – дружно заорали друзья, и бледный Смит резко тронул машину с места.

131

   Ехали быстро, а потому недолго. Сергей просто смотрел в окно и улыбался, а Окуркин мучил именинника расспросами, бесконечно интересуясь, сколько тот взял водки и есть ли рядом с местом празднования речка.
   – Много водки, много… – в который раз кивал Смит.
   – А какая водочка? Я больше люблю завода «Рубин». А ты какую взял?
   – Именно эту и взял.
   – А чего из закусочки есть? Я грибочки люблю. Чтобы маленькие были.
   – Есть и грибочки, – уставившись остекленевшими глазами на дорогу, ответил Смит.
   – А огурчики? Без огурчиков водка не водка. Я люблю чтобы малосольные…
   – Есть малосольные, – напропалую врал Смит.
   – Это хорошо.
   Леха откинулся на спинку и стал наблюдать, как машина въезжает в лес.
   – А я жене сказал, что ты разведчик! – желая развеселить именинника, неожиданно заявил Серёга.
   Смит громко вскрикнул и едва избежал столкновения с вековым дубом.
   – Почему ты так сказал?! – поинтересовался он, снова подозревая, что эти двое знают о нем все.
   – Да пошутил просто. Скоро приедем?
   – Ещё два поворота… – пролепетал Смит.
   – Эх, лесом-то как пахнет! – воскликнул Серёга, высовываясь из окна.
   Автомобиль свернул с дороги и выкатился на большую поляну, где уже стояло несколько машин и был разбит белый шатёр.
   – О, даже палатка есть! – обрадовался Окуркин и выскочил из салона, едва «форд» остановился.
   Находившиеся поодаль люди напряглись, однако Джонсон вовремя дал им знак, что все в порядке. Заиграла музыка, и собранная церэушниками массовка принялась изображать гуляющую компанию.
   На окраине леса, под деревьями стояла развёрнутая ловушка. Она была накрыта маскировочной сетью и готова к немедленному применению. Неподалёку от неё прятался оператор и с помощью дистанционного пульта собирался ловить русских суперменов.
   – А вот и долгожданные гости!.. – хлопая себя по ляжкам, закричал Джонсон, представлявшийся как «дядя Миша».
   – Штрафную им! Штрафную! – загалдела «массовка», и из переносных холодильников стали доставать заиндевевшую водку.
   – Не возражаем! – радовался Окуркин. – Разрешите грибочков!…
   – И огурчиков!.. – вторил ему Тютюнин, присаживаясь рядом с расстеленной на траве скатертью-самобранкой.
   Смит неловко опустился неподалёку, стараясь выглядеть весёлым. Он знал, что в густой кроне большого тополя прятался снайпер, однако даже это не давало Смиту чувства полной защищённости.
   Над крышей синего фургона развернулась антенна. Радисты выходили на связь с Вашингтоном.
   На случай если Россия, из-за похищения, пошла бы на конфликт, вооружённые силы США были приведены в боевую готовность.
   Однако ни Сергей, ни Леха ничего не подозревали и без задержки пили все, что им подносили, закусывая огурчиками и грибочками.
   – А теперь давайте петь песни!.. – крикнул кто-то.
   – Купаться хочу! Купаться!.. – потребовал Леха и начал снимать с себя брюки.
   «Массовка» посмотрела на «дядю Мишу». Тот едва заметно кивнул, и все сейчас же начали раздеваться, крича: «Купаться! Купаться!»
   Небольшое озерцо было рядом, и гости, разогнавшись по тропинке, посыпались в воду.
   Прыгнули туда и Леха с Сергеем.
   – Проверь, что в свёртке, – приказал «дядя Миша» одному из агентов, и тот осторожно взглянул на Серегин подарок.
   – Фигня какая-то, сэр, – доложил агент на американском языке.
   – Ладно, смотри пока в оба. Из фургона выскочил радист.
   – Новые распоряжения из Вашингтона, сэр!..
   – Иду… – коротко бросил Джонсон и, посмотрев в сторону купавшейся компании, направился к фургону.
   На этот раз с ним говорил лично Сэмюэль Уиллсон – начальник русского отдела.
   – Я имел сложный разговор с Президентом, Хэнк…
   – Да, сэр.
   – Если ничего не выйдет с похищением – ликвидируйте их. Мы не можем позволить русским развивать такие опасные программы.
   – Понял, сэр.
   – И ещё, Президент благодарит тебя за летающую тарелку и за парочку этих марсианских уродцев. Они уже доставлены в ангар-18.
   – Спасибо, сэр.
   – Удачи тебе, Хэнк.
   После разговора с начальником Джонсон почувствовал себя значительно лучше, поскольку прежде никогда не удостаивался благодарности Президента.
   До подлинного триумфа оставалось совсем немного – спеленать Окуркина и Тютюнина, что представлялось совсем не сложным делом, ведь они пили в таких количествах, что едва потребуется доставленная из Штатов специальная ловушка.
   Тем не менее Джонсон ещё раз связался с оператором, и тот заверил босса, что аппаратура в полном порядке.
   Потом Хэнк запросил снайпера.
   – Будь готов к работе, Рич, – сказал он.
   – Разумеется, сэр, – ответил тот.
   На тропинке показались купальщики – они возвращались к столу.
   Когда пришли все, Тютюнин потребовал выпить за тех, кто в море, и проследил, чтобы никто не отказался.
   Пришлось пить всем.
   – А теперь за тех, кто в сапогах!.. – провозгласил тост Окуркин. – Пьют все, даже гражданские лица!.. И снова пришлось пить всем.
   – А теперь тост за дам!.. Гусары пьют стоя!…
   – Я не хочу больше пить, – сказал один из «массовки».
   – Чего? – угрожающе спросил Окуркин. – Кто не хочет пить стоя, будет пить лёжа!.. И снова выпили все.
   – А теперь всем петь!.. Гошка, дай я тебя поцелую! – крикнул Окуркин и бросился лобызать именинника, а Тютюнин тем временем дирижировал вилкой и следил, чтобы все пели вместе с ним.
   – Пусть бегу-у-ут неуклюже пешехо-о-о… Да вы что, слов, что ли, не знаете?! – возмущался он, а «массовка» дико пучила глаза на «дядю Мишу».
   – А у меня есть настоящий пистолет, и я могу дать вам пострелять по шишкам!.. – не зная, что ещё предпринять, крикнул Джонсон.
   – Ну-ка покажи, – заинтересовался Окуркин и нетвёрдой походкой направился к «дяде Мише».
   Тот показал оружие, и Леха пришёл в восторг. Тютюнин тоже восхитился пистолетом и предложил за это выпить.
   И снова пить пришлось всем, и в том числе «дяде Мише», поскольку Окуркин взял над ним шефство.
   После того как выпили за оружие, из него начали стрелять. Джонсон опасался, что эти пьяные русские пристрелят снайпера, который находился практически напротив компании, а потому предложил стрелять вверх, чтобы салютовать в честь именинника.
   – Салют! – крикнул он, и вся «массовка» сейчас же его поддержала. – Салют! Салют!..
   Джонсон начал палить вверх, а Тютюнин, вспомнив про свой «лобзик», выдернул его из грязного пакета и, наставив на деревья, что есть духу заорал: «Бабах!!!»
   Огненная лавина светящихся сфер вылетела из «лобзика» и ударила в лес, загрохотав так, будто начался артиллерийский обстрел. Деревья стали с треском валиться на землю, а Тютюнин и Окуркин продолжали орать своё «бабах!» в две глотки. Когда закончились зеленые насаждения, друзья стали палить в землю, вскапывая её до самого песка и открывая ранее неизвестные родники.
   Чёрная гарь затянула небо, звери и птицы покинули район, а «лобзик» все стрелял, источая разрушительное пламя.
   Сколько продолжалось это торжество огненной стихии, Тютюнин с Окуркиным не заметили и остановились, лишь свалившись от удара взрывной волны.
   После этого им в голову пришло осмотреться, и они очень удивились, не обнаружив весёлой компании и именинника. Машин тоже не было, остался лишь сорванный дёрн в тех местах, где колёса бешено пробуксовывали и автомобили шли юзом.
   – Чего же мы натворили… – первым пришёл в себя Окуркин. – Они же на нас в милицию заявят…
   – Как пить дать заявят, – согласился Тютюнин. – Смываться надо.
   – Надо…
   И они побежали, как есть – босиком и без одежды, поскольку все их вещи унесло воздушным смерчем. Бежали долго и бестолково. Наконец наткнулись на чью-то дачу и украли с верёвки две пары подштанников и тюлевые занавески.
   В таком наряде друзья и вернулись домой, когда на улице было совсем темно.
   Серёгу Люба почти не била – так, ткнула в харю для порядка, а Окуркину досталось как в старые добрые времена. Жена молотила его за совсем новые штиблеты, которые сама покупала мужу в подарок. Впрочем, он сносил все побои без звука, поскольку ожидал визита карательных органов. А это было похуже Ленкиных кулаков.
   Друзья притихли и до конца недели исправно ходили на работу. В пятницу собрали на стадионе банки, а затем продали участок Сайду.
   – Похоже, пронесло, – сказал Леха, когда они с Сергеем снова множили в гараже банки. Теперь они закладывали их уже сплющенными, и оттого работа приносила одно только удовольствие.
   – Видимо, Гошка на нас не заявил.
   – Хороший парень. Ты бы ему позвонил.
   – Я звонил. Никто не берет трубку…
   – Ну и ладно. Если уж обиделся, то тут ничего не поделаешь.
   – Да, ничего не поделаешь…

132

   Не в силах преодолеть животный страх, вся столичная агентура ЦРУ, в том числе и сам Хэнк Джонсон, два дня просидела в конспиративном подвале и только затем вышла на связь с Вашингтоном.
   Описав ужасы атаки коварных суперменов, Джонсон заявил, что вся агентурная сеть провалена Тютюниным и Окуркиным, а самый ценный агент – Зи-Зи – намеренно выведен ими из строя методами психического воздействия.
   В городе Вашингтоне почесали репы и приказали, до выяснения всех обстоятельств, эвакуировать весь штат ЦРУ, за исключением сторожа.
   Не вникавшие в проблемы разведчиков сотрудники МИДа были удивлены срочным убытием церэушников, а конкуренты из АНБ тихо посмеивались.
   Нагруженные чемоданами Джонсон, Смит, Техасец и ещё полтора десятка сотрудников помельче прибыли в аэропорт на посольском автобусе и нервно озирались, пока не началась долгожданная посадка на самолёт.
   И лишь когда лайнер оторвался от негостеприимной земли, Хэнк Джонсон облегчённо вздохнул и разрешил всем надеть трусы цвета родного флага.
   Церэушники повалили в туалеты, вызвав переполох среди стюардесс.
   – Мы же их ничем ещё не кормили, – сказала одна на ухо другой.
   – Сами чего-то нажрались, свиньи, – пояснила другая. – Мужики постоянно жрут всякую гадость.
   Перелёт до Соединённых Штатов прошёл нормально. Агенты чувствовали себя в безопасности и отсыпались за все бессонные ночи. Теперь, когда ужасные приключения в России остались позади, они чувствовали себя по-настоящему счастливыми и даже беспечными.
   Состояние беспечности прошло сразу, как только беглецы прибыли домой. Их встретили хамоватые агенты ФБР и, как преступников, под конвоем, доставили к зданию Сената.
   – Что происходит, джентльмены? Куда вы нас привезли? – попытался расспрашивать Джонсон, но никто ему не отвечал, словно Хэнк и не был заслуженным деятелем разведки.
   И лишь один из охранников, стоявший перед массивными дверями храма демократии, коротко бросил:
   – Достукались вы, парни, до расследования Сенатской комиссии.
   Таким объяснением Джонсон был просто раздавлен. Он беспрерывно тряс головой, а агент Смит со страху стал рассказывать, как в детстве мечтал печь булочки.
   Техасец утверждал, что все происходящее – полное дерьмо, а агенты помельче, те вообще плакали навзрыд.
   К счастью, трое самых важных сенаторов, которые и представляли из себя Тройку судей, к прибытию подследственных были уже слегка навеселе.
   Это помогло им внимательнее относиться к показаниям тех, кто оказался жертвой русских суперменов.
   В качестве доказательства беспомощности агентов ЦРУ были продемонстрированы отснятые видеоматериалы, разбавленные сообщениями о засухе в Западной Сахаре.
   Вместе с перерывами следствие продолжалось довольно долго, и под занавес столь длинного заседания протрезвевшие сенаторы уже понимали всю серьёзность произошедшего.
   – Мне кажется очевидным, что парни сделали все от них зависящее, – заметил сенатор из Техаса, который симпатизировал Майку О'Брайену по прозвищу Техасец.
   – Согласен, – кивнул второй сенатор. – Наши люди были не в состоянии противостоять этим монстрам. Нужно потребовать от русских, чтобы они немедленно разоружились.
   – Мы пытались разрешить с русскими этот инцидент, сэр, – осторожно заметил Директор ЦРУ – на нем были новые чёрные очки, и он очень важничал. – Пытались, сэр. Но они утверждают, что ничего не знают ни о каких суперменах. И это похоже на правду…
   – Что желает добавить представитель Президента? – спросил председательствующий – третий сенатор, который испытывал от долгого сидения настоящие мученья.
   Со своего места поднялся полный мексиканец с набриолиненными волосами и с золотыми печатками на пальцах.
   – Ну… Президент, как гарант демократии.., э-э…
   – Нельзя ли покороче, а то у меня уже задница болит, – признался председатель.
   – Извините, сэр. Президент считает, что нужно задать этим русским перцу, однако так, чтобы это не повредило долбаной миролюбивой политике…
   – Нам понятно мнение Президента, – кивнул председатель. – Ещё желающие выступить есть? Поднялось несколько рук.
   – Желающих нет. Вот и хорошо. Тогда я подвожу окончательный итог расследования. Наши парни не виноваты. Виноваты ли русские, покажет дальнейшее расследование. В любом случае пока будем считать, что против российского отдела ЦРУ работает очень глубоко законспирированная организация. Причём настолько сильная, что пока противопоставить ей нам нечего. Следует копить силы, джентльмены, и вести аккуратное расследование, но на это нужно время.
   Одним словом, все оправданы и все свободны!
   Председатель поднялся со своего места и махнул рукой помощнику.
   – Срочно вызови моего врача!.. – приказал он.
   – Что случилось, сэр? – спросил тот, пробиваясь через толпу покидавших зал.
   – Что, что!.. Геморрой, конечно! От этой политики один только геморрой!..

133

   Седой генерал в гражданском костюме от Армани отошёл от окна и вернулся за письменный стол.
   Сидевшие напротив него трое подчинённых подались вперёд, ожидая услышать распоряжения начальственного лица.
   – Капитан Петров, – откашлявшись, произнёс генерал.
   Капитан Петров, скрипнув ботинками за полторы тысячи долларов, поднялся со своего места.
   – Капитан Петров, что у нас с лесом? Полугодовой контракт подписан?
   – Финны мешаются, товарищ генерал.
   – Ну так пуганите их, этих финнов. Не хватало ещё, чтобы нам мешали какие-то чухонцы…
   – Слушаюсь, товарищ генерал.
   – Садитесь, капитан Петров.
   Петров сел. Генерал побарабанил по столу пальцами, затем снова посмотрел в окно и подумал: «Лето».
   – Майор Сидоров. Майор поднялся.
   – Майор Сидоров, что у нас с золотом? Берут его немцы или нет?
   – Они бы взяли, товарищ генерал, да турки мешаются – цены сбивают.
   – Ну так пуганите их, этих турков. Не хватало ещё, чтобы нам мешали какие-то чухонцы турецкие…
   – Слушаюсь, товарищ генерал.
   – Садитесь, майор Сидоров. Сидоров сел.
   – Полковник Иванов, надеюсь, с нефтью-то у нас все в порядке?
   Полковник не спеша поднялся и, взглянув на свой перстень за двадцать тысяч долларов, утвердительно кивнул.
   – Да, товарищ генерал. Нефть уходит хорошо. Арабы было пытались помешать, цены сбивали, но мы их пугнули. Не хватало ещё, чтобы какие-то арабские чухонцы нам мешали.
   – Вот это правильно! Вот это приятно слышать!.. – произнёс довольный начальник. – Садитесь, полковник Иванов.
   Полковник сел.
   – Ну а теперь поговорим о делах служебных. Кто-нибудь слышал фамилию Окуркин или Тютюнин?
   – Это олигархи? – поинтересовался капитан Петров.
   – Нет.
   – Тогда банкиры? – спросил майор Сидоров.
   – Тоже нет. Наши американские коллеги получили от них большой втык. Настолько большой, что свернули деятельность ЦРУ.
   – О! – одновременно произнесли все трое подчинённых.
   – Вот вам и «о!». Огненно-шаровая феерия в Северном районе столицы с уничтожением брошенных зданий – это вам раз, – загнул палец генерал. – Уничтожение лесного массива со взрыхлением почвы у озера Глубокого – это два. Американские коллеги утверждают, что все это дело рук Тютюнина и Окуркина, а вам эти фамилии почему-то ни о чем не говорят. Слишком уж вы, ребятки, увлеклись своими фьючерсами, ставками и котировками, понимаешь. А ведь мы все ещё контрразведка, а не частная лавочка.
   – Так что, товарищ генерал, завязать с бизнесом?
   – Почему же завязать? Не нужно завязывать, – ответил генерал уже другим тоном. – Просто держите руку на пульсе страны. Понятно?
   – Понятно.
   – Ну тогда все свободны.

134

   Как-то по уже сложившейся традиции Леха и Серёга множили банки в гараже у Окуркина.
   Дни становились все короче, тыклики до весны ушли в отпуск, и говорить было совершенно не о чем.
   В углу пылились двенадцать банок настойки, которые друзьям удалось вывезти из деревни на всякий случай.
   – Я вот чего подумал, Серёг, – сказал вдруг Леха как бы на отвлечённую тему.
   – Чего подумал? – спросил Тютюнин, монотонно хлопая крышкой хлебницы и сбрасывая готовую продукцию на пол.
   – Вот мы с тобой образованные люди, а спирт правильно очистить так и не смогли. Неужели нет никакого способа? Неужели все это богатство, – тут Окуркин указал на банки, – придётся на тыкликов неразумных истратить?
   – Если так, то обидно это, – вздохнул Сергей. – Хотя если изучить все науки досконально, то такой способ найти можно.
   – Думаешь, можно?
   – Уверен. И мы его обязательно найдём – этот правильный способ. Ладно, давай уже банки упаковывать, на сегодня план выполнен.

Алекс ОРЛОВ ТЮТЮНИН ПРОТИВ ЦРУ

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65

66

67

68

69

70

71

72

73

74

75

76

77

78

79

Алекс ОРЛОВ
ТЮТЮНИН ПРОТИВ ЦРУ