-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Григорий Санжаровский
|
| Смешинки от Гриши
-------
Всем, кто разучился СМЕЯТЬСЯ, надо УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ и УЧИТЬСЯ!
А.С. Рас и В.И. Ульянов
//-- Как жук жужжит --//
//-- Сказка --//
Жил-был котёнок.
Он был такой ма-аленький, се-еренький.
И вут этот котёнок любил на балкончик выходить и по балкончику гулять!
Вы-ысунет за дверь свою мордочку, посмотрит, какая там погодка, и скок на перила!
А за ним и все остальные котёнки тоже прыгнут на перила и все гуля-яют, гуля-яют по перилам друг за дружкой. Туда-сюда! Туда-сюда! И смотрят, куда-а соседские кошки пошли, куда-а собаки побежали, куда-а и как люди пошли-гуляют, куда-а машины поехали…
Всё им видно с четвёртого этажа!
И вдруг ни с того ни с сего!.. Ни с того ни с сего:
– Ж—ж—ж—ж—ж—ж—ж!..
Серенький котёнок гулял впереди всех и первым посмотрел, посмотрел направо. Посмотрел, посмотрел налево. Ничего не видит.
Но всё равно! Ни с того ни с сего:
– Ж-ж—ж—ж—ж—ж—ж—ж-ж-ж-ж!..
Котёнок ещё посмотрел, посмотрел… Ничегошеньки не видит!
Но всё равно! Ни с того ни с сего:
– Ж-ж—ж—ж—ж—ж—ж—ж-ж-ж-ж-ж-ж!..
Котёнок ещё посмотрел, посмотрел направо, Посмотрел, посмотрел, посмотрел налево. И вдруг видит: перед его носиком жук вьётся! Хочет его, норовит в нос у-ку-сить!
Ца-ап-цар-рап! Ца-ап-цар-рап!! Вот что он хочет!!!
Котёнок ка-ак лапу под-ня-ял! Ка-ак у-ух сту-укнул жука по носу!
И свалился с перил.
Котёнок приземлился на все четыре лапки. А ни капленьки не больно!
Огляделся.
Посмотрел наверх, не летит ли за ним жук.
Н-н-нет!
3 ноября 1996. Воскресенье.
//-- Рука стёрлась --//
– Пап, я тебе сложное скажу. У меня рука стёрлась (устала).
//-- Правильные усы --//
– Пап, а почему у тебя усы растут из носа, а у троллейбуса из спины?
– А ты хотел бы наоборот?
– Не знаю… А как правильно они должны расти? Как растут?
//-- Стеклянный нос --//
– Поаккуратней слетай с горки на санках. А то нос рассадишь!
– А что, бабушка Нина, разве у меня нос стеклянный?
//-- Крик --//
– Тише, тише. Успокойся, сыне.
– Извини, пап. Я больше не буду раскидывать крики. Больше не буду кричать по-кричачьи!
//-- Срочная болезнь --//
– Гриша, а почему я Маринку сегодня не видел в садике? Вчера ж была!
– А сегодня мигом заболела!
– Что у неё?
– О-о-о… И горло болит, и нос болит, и… Вся заболела! До ног!
22 ноября 1996. Пятница.
//-- Кипящий ток --//
– Кипяток – это кипящий ток? Кип, кип, кип ток?
//-- Посторонний --//
– Пап, я хочу написать, что я в ванне делал.
– Да пиши.
«Собака, киска, солдат, попугай, мышка, пингвин, петух, рыбка, ослик, динозавр, милиционер, ёжик напускали в ванну воду и мотались в ней, а я только смотрел».
//-- Простуда --//
– Не лежи на полу. Простудишься!
– Я ж не головой касаюсь. А касаюсь я желудком. И ещё ногами!
//-- Контролёр --//
– Слезь со стола.
– Я не мешаю. Я сижу и смотрю, как ты печатаешь.
– А упадёшь нечаянно?
– Нечаянно я не упаду.
//-- Вокруг пальца --//
– Зачем ты запихнул палец в нос?
– Это не я. Это палец запихнул меня в нос!
//-- Бунт волос --//
– А почему у вас тут на голове нету волоса? Голова очень твёрдая, и волосы отказываются расти?
//-- Вход в спальню --//
– У меня в саду двенадцать подругов!
– Кто ж это такие?
– Поля… Полина Маркелова, Чижикова Вика, Паша Казека, Паша Яковлев, Маркелова – фу да Маркелова! – Самира, Гигабанский Мака, Литвинова – летает! – Василиса, Цыганкова Ника, Марков Миша… Воротников… нет… Воротник Димка-шкет… Сегодня я нечаянно забежал в спальню и сразу к Поле. Ты знаешь, спальня у нас общая. Моя кроватка рядом с Полиной. Когда я лягу, её пятки всегда у моего лица. Она уже спала. Я стал щекотать ей пяточки и целовать. Она не хотела просыпаться. Я тихонько подул ей в лицо. Она проснулась наконец и встала. Зарадовалась вся, что я пришёл. Вскочила и стала со мной прыгать! Я даже в паровозик не успел поиграть… Жалко… Пап, напиши… Точка, точка, запиточка. Не налить вам кипяточка? Кипяток – кипячий ток!
//-- Луна и фонарь --//
– Пап, а зачем луна?
– Ка-ак зачем? Луна светит людям!
– А фонарь кому светит?
– Так фонарь светит в одном дворе. А луна во всем мире!
– Так фонарь честно светит! Пока не перегорит! А луна то за дерево, то за дом спрячется. А потом из-за дома выглядывает и смеётся. То за тучи спрячется насовсем! Хи-ит-рая твоя лунёха!.. И ленивая!
18 января 1997. Воскресенье.
//-- Столб --//
//-- Сказка --//
Жил-был Столб.
Он жил один на улице. Совсем один. Ни в гости к соседям, к Столбам, сходить. Ни телевизор посмотреть.
Ску-учно жил.
Зато по праздникам стройный, как папа, и высокий Столб цвёл. Его наряжали и он высоко держал целые гирлянды весёлых цветных огней.
Люди вокруг него смеялись, плясали.
А в простые дни со Столбом оставалась всегда лишь одна Лампочка. Один божий белый огончик. Она была маленькая и всё равно всем светила. Людям, машинам, голубям.
И всем было видно, куда идти, куда ехать, куда лететь.
Но однажды у Столба заболела ножка, и он упал.
Вокруг стало темно и всем стало плохо. Как затемнело, не видели, куда идти, куда ехать, куда лететь.
Скоро Столб вылечил свою ножку. Снова высоко встал на своё место.
И всем стало всё сразу видно.
И все стали весёлые.
//-- Провода и половник-полковник --//
//-- Сказка --//
Провода дружно обнялись за руки, свернулись в тёплое толстое колёсико и заснули. На антресолях.
Спали они день. Спали два. Спали месяц. Выспали полный год!
Первый проснулся Белый Провод.
Он был маленький. Самый тоненький, самый худенький, самый бледненький.
А проснулся – очень кушать хотел.
Но на антресолях есть было нечего.
Беленький посмотрел в окно и сказал всем Проводам:
– Пойдёмте погуляем хоть!
Провода соскочили с антресолей. Все умылись и пошли гу-у-у-у ля-ять.
Были Провода длиннорослые, изящные, и все обращали на них внимание.
– Я устал гулять, – сказал Беленький.
– Всё ты вечно устаёшь! – засердился Серый Провод. – То устал спать. Теперь устал гулять!..
– Я хочу есть, – захныкал Беленький. – Что ж мы дома все умылись, а ничего не поели?
Все вздохнули. Промолчали.
Они все были взрослые.
А один Беленький был ещё маленький.
– Мяу! – улыбнулся Беленькому Рыжий Провод.
– Гав! – крикнул на Рыжего Чёрный Провод.
– Мяу! Мяу! Мяу! Мяу! – завозражал Черному Красный Провод.
– Сяу! Сяу! Сяу! Сяу! – запередразнивал и Чёрного и Красного Жёлтый Провод.
– Что ты по-китайски мяукаешь? – заругался на Жёлтого Синий. – Тогда ты не мяукаешь, а сяукаешь! И ты не мяука, а сяука!
– А ты!..
– Гав! Гав!! Гав!!! Гав!!!! Гав!!!!! – страшно закричал на всех Чёрный.
И стали все они ругаться. Чтоб не так слышно было голоса голода.
А голод бегал в проводейских животах и сердито рычал.
И тут навстречу Проводам выявился Половник. Он тяжело весил и был кругленький, солидный, счастливый. Как самый главный Полковник.
– Господа! – сказал Половник-Полковник. – Вы чего ругаетесь, как кошки с собаками?
– А разве по нас не видно, чего мы ругаемся? – спросил Красный.
– Видно, видно! Вы такие длинные, худые. Совсем отощалые! И злые. Потому что жутко голодные. А голод не тётка!
– Хотим к тётке! – выкрикнули все разом.
– А на дядьку не согласитесь? – показал на себя Половник. И махнул рукой.
В тот же миг перед ним проявился грома-адный котёл с гречневой кашей.
Всех накормил Половник гречневой кашей с ветчиной. И с молоком.
И Провода сразу подтолстели, подобрели и задумались, как отблагодарить Половника.
Поглядели по сторонам.
Увидали два столба.
Залезли, легли на них, растянулись отдохнуть. А заодно и подхвати с земли Половника. Стали его качать.
Скоро прилетели на провода – кар! – кар! – кар! – Воро-ны.
Перестали Вороны каркать.
А начались жужжанья.
Это Пчёлки прилетели покататься на Весёлых Проводах.
– Жу-жу! Жу-жу! Жу-жу! Жу-жу!..
Кончились жужжанья – начались зузанья.
Это Комарики тоже прилетели покататься на Добрых Проводах.
– 3-з-з-з-з-з-з-з-з-з-э-з-з-з…
Провода весело взлетали и смеялись. И смеялись все. И Пчёлы, и Комарики, и Вороны, и Жуки.
И громше всех был смех Половника. Один раз он особенно высоко взлетел, и из-за дома солнышко пролыбнулось на его круглом лице.
Мимо шла важная дама из высокого о!о!о!о!общества. Звали её Сере… Сереб… Серебрис… Как надо говорить?.. Сере… брысь!.. Ой!.. Сереб-рис-тая Люстра!
Все катались вместе с Проводами.
Люстре это было что-то непонятное. И она так говорит-капризничает:
– Фффыр! Фффыр! Фффыр!..
Но на неё никто не обиделся.
А Половник-Полковник даже позвал её к себе наверх.
На качели.
К Полкану она полетела сразу.
И тоже засмеялась.
Ну кто же не любит гречневую кашу с молоком и с ветчиной?
//-- Новая страна --//
– Пап, глянь в мою газету. Это чей флаг?
– Португалии.
– Хэх! Странная страна. Поругали!
– Да не Поругали! А Пор-ту-га-ли-я!
– А-а! Поругал И Я? А за что ты её ругал? И сильно ругал? Она обиделась? Или нет?
//-- Открытие --//
– Пап, смотри… Спичка горела. Я подул. У меня изо рта выпал воздух и спичка потухла! Спряталась! Испугалась моего воздуха?!
//-- Как мысли попадают в голову --//
– Пап, все мысли, что я мыслил, мыслил, взяли убежали из головы. Куда они убежали?
– На водопой?
– Не знаю… А как мысли попадают в голову?
– Как и уходят.
– Ну а как? Дырочку делают в голове?
– А не больно? Дырочку делать?
– Может, через ухо?
– А может, через нос?
– Не-ет! Через ухо-перепухо!
//-- Человек --//
Человек –
Зеленый век.
//-- Я вовсю мальчик! --//
Папа любил надевать на меня красивую косыночку.
И вот однажды раз мы играли с ним в Измайлове в жмурки.
Папа вроде закрыл глаза, прислонился лицом к берёзе, а я на цыпочках побежал за густой куст.
Увидала меня в косынке важная тётя в шляпе и закричала на весь лес:
– Люди! Да кто ж это потерял такую маленькую девочку одну в лесу!?
Я обиделся, что она назвала меня девочкой да ещё такой маленькой, и тоже стал кричать ей, правда, не на весь лес, а так, на половинку:
– Да не девочка я, а вовсю мальчик! Гриша я!!!
//-- Страх --//
– Страховой полис… От страха?
//-- Претензия к небу --//
– Папа, а небо круглое?
– Круглое.
– А почему я не видел, как оно закругляется? Зорче смотреть надо?
//-- Сказка --//
– Папа, сегодня на участке в садике была в гостях рыжая собака. Овчарка. Собака кусала детей. Дети кусали собаку. Аж шерсть с потрохами отлётывала. Овчарка осталась недовольная. И лысая!
//-- Слёзы --//
– А сегодня Настечка плакала на всю Россию…
18 июня 1997. Среда.
//-- Тень --//
Я топнул, своечкину тень ударил. Тень сломалась, но не умерла. Она умрёт только тогда, когда умрёт человек.
//-- Выдержливая земля --//
– Наша Земля сильная?
– Сильная.
– Даже сто этажей выдержит?
– Ноль проблем.
– Такая выдержливая наша Земля? Ничего себечки! Ой-ой-о-оечки!..
//-- Кот --//
– Я сегодня четыре часа мяукал в саду! Я же кот!!! Меня все ругали, говорили, что отнесут в подвал или в бассейн, где сегодня завелась крыса.
– Что она там делала?
– Сначала, наверно, бегала по бассейну.
– Может, плавала?
– Сначала побегала, согрелась и стала плавать. А потом затонула. Пришли из нашей группы купаться. С крыской было тесно купаться. Крыску выловили. Стало просторно. И дети полезли купаться. И все стали крысами! А я не стал. Я не купаюсь.
– И купаться не купаешься, и крысой не стал. Кем же ты станешь?
– Сегодня Вичке Чижиковой я сказал, что я вырасту котом. А не папой.
– Жаль. Раньше ты обещал вырасти папой…
– А глупка Чижикова вырастет врачом! Аппендицит ей в руку!
//-- Совмещённая погода --//
– Иду из сада – авария! Лужа разлеглась во всейную улицу!.. Сегодня была совмещённая погода. Дождь со снегом!
//-- Кто наша мама --//
– Пап, наша мама дизельная горилла!
– Ты что куёшь?
– А кто ж она? Утром рано-рано-ранушко убегает на работу. Вечером поздно-поздно-позднушко прибегает с работы. В выходные опять бегом на работу. И бегает, и бегает, и бегает! Как дизель!.. И горит, и горит, и горит!.. Разве она не горилла?!
//-- Заявка строителям --//
– Пап, а ты знаешь строителей, кто строил наш дом?
– Нет.
– Я как найду их телефон в справочнике, тебе сразу дам. И ты позвони. Попроси, чтоб они достроили наш дом до ста этажей! И скажи: не забудьте поменять планировку. Чтоб весь дом был наша одна квартира! Это тогда сколько у нас будет пространств? Полная куча!
//-- Потери --//
– Мам, что у меня больше тратится? Язык, когда говорю, или уши, когда слушаю?
– Язык.
– Нет, уши. Я много слушаю магнитофон и мало говорю языком. Я так много слушаю, я так много слушаю, что у меня уши скомкались!
//-- Проблемы стрелочки --//
– Почему стрелочка круглого градусника за окном ходит летом поверху, а сейчас понизу?
– Не знаю.
– Да потому что ей холодно! При минус двадцати кто нос задирает?
//-- Стукачик --//
– Что я кашляю, это называется не кашель, а стукание ртом.
//-- Первый пересказ --//
– Сынок, перескажи сказку Льва Толстого «Три медведя».
– А что такое перескажи?
– Вот прочитал? Своими словами расскажи, что читал.
– Можно многими словами?
– Можно.
– «Три медведя»… Написал Лев!.. Лёв!!! Толстый! Одна девочка заблудилась в лесу. И она нашла домик и захотела пообедать. Она пообедала. И ей захотелось спать. Она поспала. Пришли три медведя, её наругали, выгнали и укусили.
//-- Авария --//
– Ой! У меня в мозгах незнамо что поломалось, и всё перепуталось.
//-- Ушиный транзит --//
– Папа, зачем человеку два уха? Чтоб в одно влетало, а в другое вылетало? Да?
//-- Побаска --//
Была перестройка-катайстройка.
Маленькую собачку учили петь-говорить по-новому:
– Мяу! Мяу! Мяу!
А собачка извивалась-извинялась, краснела-синела, вертела хвостиком и говорила по-старому:
– Гав! Гав!! Гав!!!
//-- Ждём-с --//
– Вызвали мне скорого врача… А почему врач не приходит?
– Уколы напильником точит, – отвечает папа.
– А уколы большие?
– С твою руку. Или с мою ногу.
– Чтоб у него все уколы поломались! Или чтоб его встретил Бармалей, отнял все уколы и выбросил на помойку!
//-- Гришелюб --//
– Ты кого из детсадовских любишь девочек?
– Никого.
– А из мальчиков?
– Одного Гришу.
– Но у вас в саду только ты Гриша.
– Вот именно!
//-- Дикто-фикто --//
– Пап, я хочу на балкон.
– Пойдём вместе.
– Нет. Я хочу без тебя. Чтоб ты мне не мешал. Что мне подастся под руку, то я и запишу на дикто-фикто. Диктофон!
//-- Мнение воспитательницы --//
– А Елена Юрьевна говорила, что я хуже злого тигра и хуже злой собаки.
– А почему она так говорила?
– Потому что я всех огорчаю.
– И это будет без конца? Конец твоих огорчений виден?
– Не просматривается, папа.
//-- Любители семечек --//
Мы сегодня с мамой гуляли и брызгались семечками.
//-- Болтушок --//
– Заправь маечку в штаники, – говорит мне папа. – Что ты такой разболтанный?
– Како-ой?
– Разболтанный.
– От слова болт или шуруп?
– Гайка!
– Гайка-побегайка!
//-- Тогда пусть съест! --//
– Папа, а крокодил страшный?
– Страшный.
– Страшнючей, чем ты? – наезжаю в шутку.
– Это дело вкуса. Уточни у мамы.
– Он что хочешь просто проглотит?
– Что хочешь. И просто.
– А в желудке у него всё сломается?
– Всё.
– Тогда пусть съест мой колючий пуховый костюмчик! Чтоб костюмчик всё у него в желудке исколол!
//-- Банный день --//
– Ой! Мама, очень высоко ты набрала в ванну воды. Чтоб мои глазки утонули?!
//-- Баловной дождик --//
– Пап, а кто выпустил дождик?
– Чёрные тучки.
– А почему они на нас выпускают?
– Понравились мы им с тобой.
– А как дождик ходит?
– Пешком. На белых тонких ножках.
– Дождик на меня накапал. Он баловной?
//-- Чего не хватает папе --//
Я потрогал папкин ус.
– Пап, ты настоящий кот?
– Настоящий.
– Ты усами нюхаешь?
– Ну!
– Чтоб ты совсема правдошно был кот, надо ушки сделать высунутые на лбу. И сделать ещё две лапки с когтями. Чтоб делал цап-царап! Цап-цар-рап!! Ца-ап-цар-рап!!!
//-- Собачкины детки --//
– Щенята – собачкины сынки и дочки. Почему дяди и тёти, у которых нету людяных детей, гуляют с собачкиными детями?
– Кого Бог дал, с теми и гуляют, сыне ты мой мудрик.
– А собачки не сердятся, что дяди и тёти гуляют с ихнейской детворнёй?
– Это надо у самих собачек спросить…
//-- Путь котлеты --//
Два мальчика маленьких едят котлеты.
– А котлета идёт сначала в горло, потом вот сюда, – показывает один на свой живот, – потом ещё ниже и в ноги?
– И дальше, – уточняет другой. – В тапочки!
//-- Горизонт --//
– Когда горизонт перестанет отодвигаться от людей? Когда устанет?
Первая в жизни публикация. (23 июля 1999. «Российская газета».)
//-- Где растёт молоко? --//
– Папа, а зачем у коровки вымя?
– В нём корова носит молоко. Как в сумке.
– А где молоко растёт?
– А ты как думаешь?
– На лугу. Коровка собирает травку. Травка потом в коровке вот перерабатывается, вот перерабатывается, перерабатывается и выходит из коровки молочко. Сразу прямо в пакетах!
//-- Лапу остужаю! --//
Я открыл холодильник. Сунул руку далеко в глубь холода.
– Ну, ты зачем распахнул холодильник?
– Лапоть остужаю! Ой, лапу!
//-- Угроза --//
Сегодня едем на смотрины (на вступительные экзамены) в МГУ.
– Пошли почище умоемся.
– Холодной водой???
– Только холодной.
– Я скажу, чтоб холодную воду отключали по утрам!!!
//-- О дерущихся ногами --//
– В войне ножки болтаются. А руки с кулаками отдыхают!
//-- Колеблющийся --//
– Мама, что дороже? Уговор или деньги?
– Уговор.
– А если деньги ну о-о-оч-чень большие?
//-- Все совмещённо --//
– Пап, а почему человек дрожит?
– От холода… От страха… Ты дрожал когда-нибудь?
– Когда рождался. Мне было холодно. Это я в первый раз дрожал. А потом я ещё тыщу разов дрожал. И с холода, и со страха. Всё совмещённо!
//-- И не разрешай! --//
– Сын, я не разрешаю тебе это делать!
– И не разрешай. Я сам разрешусь!
//-- Жэлюзи? --//
– А почему детсадовская воспитательница Галина Михайловна жалюзи называет жэлюзи? Неправильно же! Откуда она всё это выдавливает? От верблюда? Или из верблюда?
//-- Взаимность --//
Утром был дождь.
К обеду всё высушило.
– Кругом сушь, а у тебя сапоги по самое некуда в грязи. Где ты лужи находишь?
– Да это лужи меня сами находят! Я их совсемушки не трогаю. Бегу, а они смеются и на меня брызгаются!
– Лужи?
– Ну не я же! Я только в ответ на этих задир брызгаю!..
//-- Мать ставит мат --//
Играю с мамой в шахматы.
– Мат! – сказала мама.
– Ой! – сказал я, зажал в кулачок штаники и прямой наводкой в туалет. Побрызгать.
Вчера я амкнул у мамы короля, сегодня – мама. Зато у папы я только выигрываю. Я учу его играть в шахматы.
Снова присаживаюсь к столу играть. Пою маме свою сочинилку:
– Разрешите к вам подсесть.
Короля хочу я съесть!
Ничего…
У маленького Гарика мама тоже выигрывала. Но кто стал чемпионом всейского мира?
//-- Спрашивание --//
– Почему ты не спрашиваешь, когда берёшь чужие вещи?
– Некогда. Их надо быстро-быстро взять!
//-- Тонкая и толстая --//
Кухня.
На стене круглые часы с горами в снегу.
Интересно, почему секундная стрелка худая, а часовая – жирная коротулька? Потому что секундная бегает, бегает, бегает! Некогда даже поесть. А часовая шестьдесят минут стоит почти на месте и ест, ест, ест и толстеет, толстеет, толстеет.
Без движения ж!
//-- Откровение --//
– Пап, тебя видно не только из космоса, но и с твоей кочки зрения.
//-- Неразбудимый --//
– Папа! Ну разве ты не видишь, что я не могу открыть глаза? Ну перестань приставать! Не буди! Не мучайся напрасно… Нет, ты не отец! Ты пума бездомная! Ты не чувствуешь, что ты надо мной издеваешься?!.. Ну ты что, в чужом уме?.. Может, ты и в своём уме, но сошёл с умной дистанции! Ну разве ты не видишь, что я неразбудимый? Ну не приставай же ты к маленьким!.. Несочувственник!
//-- Наши в космосе --//
– Пап, а ты знаешь, что самолёты летают в тропосфере?
– Да вот, родненький, узнал от тебя.
– А сверху есть ещё четыре этажа! Стратосфера! Мезо-сфера!! Термосфера!!! Экзосфера!!!!
– Господи! Да куда тебе топать через неделю в первый класс?! Тебя надо сразу на последний курс Сорбонны! В Сорбонну его, в Сорбонну! И боль никуда!
– Да ладно тебе про эту Сор… сорную бонну… Энциклопедию читать надушки!
//-- 25 августа 1998. Вторник. --//
//-- Интерес --//
– А во-он пошла интерее-ее-есненькая тётя. Она такая круглая-круглая, что нигде не кончается!
//-- Звездопадик --//
За два дня я получил аж четыре пятёрки. Не цифрой 5, а наклейками.
Очень уж много наклеек.
Прямо звёзды падают в тетради!
//-- Оправдание --//
– Сын, ну зачем ты снова сказал ты сегодня Ларисе Соломоновне?
– Пап! Я запутался в этих ты-вы!
– Давай распутывайся! Всем взрослым говоришь Вы. Вы!.. Запомнил?
– А родителям?
– Конечно, ты. Как самым близким…
– А учительница разве далёкая?
//-- Возраст --//
– Гриш, тебе сколько лет?
– Шесть, Вик.
– А мне семь!
– А-а! Понял, почему ты на год старше. Я учусь в первом бэ, а ты в первом вэ!
//-- Осень в Ясеневе --//
В Ясеневе осень.
Что милей бывает?
В Ясеневе осень.
Сердце обмирает.
Из окошка дома —
Золотые дали.
Ничего отрадней
Очи не видали.
8 октября 1997. Среда.
//-- Прогулка дождя --//
Дождь гулял под зонтиком
По радуге весь день.
И вдруг свалился с радуги.
Споткнулся о плетень!
25 августа 1998 года. Вторник. (Газета «Труд»,№ 113 за 2000)
//-- Сапоги --//
Купил я сапоги бегучие,
Весёлые, знатные, летучие.
Летать орлику над русскими
снегами
И над спесивыми смеяться
холодами.
21 ноября 1998. Суббота.
//-- Опечатка --//
– Почему математику не до конца сделал? Почему не решил пример 4–0 + 1–7 =?
– Его, па, не надо решать. В учебнике опечатка! Мы работаем в пределах десяти. Значит, пример надо было составить так: 4–0 – 1 + 7 = 10. Я сказал это Ларисе Соломоновне, а она всему классу: «Последний пример нереша-емый. Не решайте! Там опечатка!"
– Григореску! Да ты умней учебника?!
– Никто в классе не заметил. Даже Лариса сама Соломоновна зевнула. Только я как-то сшустрил… Нечаянно…
21 декабря 1998. Пони /понедельник/.
//-- Конь --//
Девочка Ксюша сказала мне обиду:
– Козёл!
– Сюша, а ты знаешь, что это слово плохое?
Козлоконь Козлоконь
– Я не про тебя! Я про настоящего козла!
– А-а… Тогда ты обозналась. По-настоящему я конь! Запомнила?
//-- Разговор ржанием с учительницей на англе [1 - Англе– экзотическое слово английский.] --//
– У нас в школе цирк получился.
Папа спрашивает:
– Какой?
– Такой. Ольга Викторовна Госс проверяла английские кроссворды. Я их на переменке выполнил. Ольга Викторовна подошла ко мне, посмотрела на английский кроссворд мой. И сказала:
– Гриш! Чего у тебя буквы такие большие?
– Выросли!
– Чем ты их кормил?
– Овсом.
– Что, ты лошадей любишь? – спросила она.
– Люблю, – сказал я, прождав десять секунд, и: – И-и-и-го-го-го-го-го-го-го!!! – очень громчайшо [2 - Громчайшо – слово, которое обозначает очень громко.] закрикакал [3 - Закрикакал – перекрученное слово закричал.] я. По-лошадски! [4 - По-лошадски – по-лошадински.]
И Ольга Викторовна очень удивилась, но не стала меня ругать. Она осмотрела мой кроссворд. И рядом с обозначением, какая страница, поставила пять. И расписалась. Красно.
И в дневник красной ручкой поставила мне красную пятёрку. И тоже расписалась как там, в дневнике, положено.
//-- Письмо бабушке в Гай --//
16 февраля 19999999999999999 года.
Здравствуйте, дорогая бабушка Нина!
Пишет Вам Ваш внук и поздравляет Вас с 8 Марта! Дорогая моя бабушка, желаю Вам здоровья и счастья!
Бабушка, я Вам пишу самое первое письмо в жизни!!!
Я люблю Вас больше всех!
А ещё я люблю (прямо обожаю) лифт и лошадей!
Ходим с папой в 22-этажные дома. Синие. Заходим в грузовой лифт. Катаемся. Вверх-вниз! Вверх-вниз!
Я живу хорошо! Приезжайте гостить пораньше в мае!
До свиданья!
Бабушка, найдите школу без домашнего задания!
Сейчас у меня гриппозно-мухоморные халтуркины каникулы. А кончатся каникулы – папанька потащит меня на канате вместо лифта в школу!
В этой школе одни муки!!! Походите, пожалуйста, по школам в Гае, в Орске, в Оренбурге, в Нижнедевицке, в Тикси, в Магадане, в Токио, в Мельбурне, в Осло, в Париже, в Рио-де-Жанейро, в Вашингтоне, в Веллингтоне…
Как найдёте мне школу, где нет домашних и классных работ, так мы с Вами туда и поедем. Учиться. Спешите!
Надо найти до окончания мухоморных каникул!
Ваш любимый внучек Гриша!
Далматинчик.
16 февраля 1999 Вторнёк.
Я рос у папы на багажнике.
//-- Выпали глазки --//
– Пап, а есть не настоящее, а образное выражение выпали глазки?
– А что это означает?
– Это когда не знаешь, что делать. А когда знаешь, что делать, они не будут выпадать.
– Выпали глаза… Гм…Это немножко похоже на выражение разбежались глаза.
– Друг от друга? Они ж далеко друг от друга живут!
– Нет, недалече. Всего-то лишь за горкой носа.
//-- Крылья --//
//-- Ужастик --//
Однажды один мальчик выключил электролампы.
Учитель хотел побить этого мальчика, как вдруг у него выросли крылья, и он вылетел через окно.
А его родители сказали быстро:
– Осторожней, Петя! Расшибёшься!!!
– Да нет! У меня крылья!!! – крикнул Петя.
– Что? Что?! Крылья??!! Зачем они тебе?
– Ух! Для того чтобы в любую секунду вылететь через окно любого класса и улететь от драки, от пристающих. А ещё чтобы не спускаться по ступенькам и не ходить по всей школе, а просто открыть окно…
– Знаю, знаю! – в испуге закричала мама. – Но ты можешь разбиться!!!
…– и спуститься на крыльях, – договорил Петя.
Он снова взлетел на крыльях к третьему этажу, и крылья у него отпали.
Учитель настегал его ремнём, и урок начался хорошо и удачливо.
//-- Расстрой --//
– Пап, я сегодня схлопотал три пятёрки. Но когда придёт мама, ты скажи ей как убитый:
«Вот… дожили… до светлого праздничка… Наш сегодня в поту добыл ко-ол по поведению. Еле-еле донёс. Ко-о-о-о-л!!!»
«За что?» – обязательно спросит мама.
А ты не спеши отвечать. Дай ей поглубже войти в расстрой. Вздохни и добавь:
«Это ещё не все его громкие успехи. Он ещё две двойки припёр. По мать-и-мачехе и по русскому. Причина одна. Не сделал домашнее задание».
Папа и скажи, как я научил.
Но мама обрадовалась:
– Всё вместе – пять! Отлично!
//-- С видом на Волгу, или рука без подружки --//
Мои первые летние каникулы!
Уже на второй день лета я с мамой и папой приехал электричкой в Конаково. Потом ещё немножко прокатились на автобусе.
До Карачарова.
И влетели в санаторий «Мать и дитя».
Тётя в регистратуре сказала:
– Вам номер с видом на лес или на Волгу?
– С видом на Волгу! – быстрей всех крикнул я, и Волга осталась за нами.
Мы быстро занесли вещи в свою комнату, и ещё быстрей втолпились все на балкон. Смотреть свой вид на Волгу.
В просветах между ветками тяжёлых сосен далеко сверкала вода.
Я первый раз видел Волгу.
Она была широкая и длинная.
Мы умылись, немножко посидели и засобирались провожать папу. Раз папа был у нас ни то ни сё – ни мать ни дитя, – то ни под каким видом ему нельзя было дольше здесь и оставаться. Привёз своих и учаливай!
Мы пошли провожать его до автобуса.
Было тихо, тепло.
Вдруг папа погрустнел.
Погрустнела за ним и мама.
Я посмотрел, куда они смотрели, и тоже заогорчился.
За канавкой с водой бугорок окашивал дедушка. Он был старенький. В такой же старенькой одежде. И по лицу ручьился пот.
У дедушки была всего одна рука. Как он косил одной рукой? Наверно, подумал я, одной руке трудно и невесело без подружки, без второй руки?
Второй руки у дедушки не было.
Так прямо сказать нельзя было. Была. Только испорченная. Без кисти. На запястье блестел короткий кожаный грязный чехол.
Этим огрызком руки он ловко припинал к сердцу рогульку посреди косы и косил очень сноровко. Травы только охали и падали.
Автобус увёз папу. Взамен него оставил нам посреди земли лишь шаткий комок пыли.
Поднялся ветер.
Сердито зашумели на нас деревья.
Стало холодно.
Я с мамой побежали в свой двести четырнадцатый номер. Молчали.
И вид на нарядную, в белых парусниках, речку нас уже не трогал.
Я с мамой выпросились в номер напротив. В двести седьмой.
С видом на лес.
2 июня 1999. Среда. Карачарово, Тверская область.
//-- У Полли --//
Сегодня мама привела меня на качели.
Катаюсь я, катаюсь себе, прикупаю радости и вдруг вижу: совсем напротив, среди деревьев возбегается ввысь настоящая каменная гора с орлом на вершине.
Со всей скоростью я побежал к этой горе.
В боку горы, у самой земли, пряталась и грелась на солнышке мраморная узкая лестничка. Раньше, с качелей, я её не видел за острыми зубцами.
Я быстро взлетел по тёплым ступенькам к верху горы. К орлу.
Я обнял орла, выпрямился – и стал выше орла!
Высоко летает гордый орёл. Но неисправность вознесла меня выше! Аж дух чуть подломило.
И я потихоньку спустился по лесенке на противоположную сторону горы.
И тут я увидел. От горы отходила мраморная полоска. На полоске розовел камень с гладким одним боком. Со старыми французскими буквами:
//-- Полли --//
//-- 1904–1913 --//
//-- Преданность ее была беспредельна --//
Полли бультерьер. (Собак я люблю. Особенно таксочек.)
Когда Полли умерла, её похоронили вот тут. На берегу Волги. Рядом с тем местом, где она спасла девочку. Та девочка тонула.
Говорят, Полли положили в могилу лицом к Волге.
И добрые, знаменитые карачаровские хозяева Гагарины поставили ей этот памятник.
Все любят сниматься у Полли. Мы с мамой тоже снялись.
На память.
4 июня 1999. Пятница. Карачарово, Тверская область.
//-- Зачем ты учишься? --//
– Вик, зачем ты идёшь в школу во второй класс? Недостаточно одного?
– Тебе, Гриш, может, и сверхдостаточно. Но мне маловато одного класса. Я иду учиться. Чтоб умной быть!
– Ой-ой-ой!
– Да! Чтоб хорошо работать!
– Пр-равильно! Работать да ещё хор-рошо!
– Конечно! Надо очень хорошо поработать, чтоб много денюшек дали!
– А зачем тебе деньги?
– Ты что, с Луны бултыхнулся? На деньги можно покупать вещи! А без вещей чего носить будешь тогда?
– Котёнка! Он всегда тёплый… Теплячок… Согреет…
– Ага!.. Не голыми же нам оставаться!
– Ви-ичка!.. Какая ты уже сейчас вся умная. Ты уже сейчас знаешь всё, всё, всё! Куда тебе ещё учиться? Это уже просто сверхлишнее.
1 сентября 1999. По пути в школу.
//-- Первая пятёрка --//
На уроке математики Лариса Соломоновна сказала:
– Ты достоин только кошки!
– Нет, мне собаку!!!
– Ну, где ты видишь тут собаку? – показала она свои наклейки.
– А вот это что?
– Это медведь.
– Хоть что это… Пускай кому медведь, а мне собака. Красивая! Ни у кого нет такой!.. И давайте, пожалуйста, мне оценки только собаками!..
У медведя была вытянутая мордочка, как у шелти. Глаза умные, как у дратхаара. Ну чем этот медведь не собака?!
Мы с папой шли из школы домой.
На улице везде проявлялось солнце.
Нам на пути встретилась таксочка Рамина. Такая сладость! Она с бабушкой пришла встречать моего одноклассника Арсения Фролова.
– Моя хорошенькая… Моя миленькая… Раминочка… Р-ряв! Р-р-ряв!!
Посмотрела на меня Рамина внимательно и вежливо промолчала.
– Раминочка, – сказала бабушка, – поздоровайся с Гришей.
Бабушка наставила на Рамину строгий палец. Твёрдо сказала:
– Рамина, голос! Голос!
Рамина трижды нежно гавкнула.
Бабушка сказала мне:
– Погладь Рамину. Она не кусается.
Я тихонько погладил её по спинке, потом за ушиками и взвизгнул от счастья! Смех во мне сам завёлся. После каникул я первый раз гладил собачку!
На всё это папа смотрел как-то неприручённо. Его понять можно. Его дважды кусали собаки. Даже в больнице лежал.
Как обычно, по пути мы заходим за молоком. На ступеньках магазина я и спроси:
– Пап, у меня над глазами нет жёлтых пятен?
Папа испуганно уставился на меня.
– Да ты не бойся, – сказал я. – Эти пятна я видел у Рамины.
– Нет! Ничего я у тебя не вижу! – почти прокричал папа обрадованно.
А я огорчился.
2 сентября 1000 + 999 = 1999. Четверг
//-- Удивил! --//
Ну каким секретом удивить мне папу?
Думал я, думал, думал и придумал.
Вернулись мы с папой из школы.
Поели, что он там приготовил, и пошли в мою, в собачью (я ж собака!) комнату. Одомашниваться. Делать вместе мои домашние задания.
Раскрыл папа дневник, и глаза у него побежали вверх. Добежали почти до потолка.
– Это что ещё за морзянка? Ты почему не записал нормально задание по русскому? Куда проще! Пиши обычными цифрами номера страницы и упражнения. Так нет. На точки его повело! Ну что это за пунктирная карусель?
Я обрадовался.
Наконец-то хоть разик запутал папу!
Но уже через минутку я поскучнел. Целую половину секрета моего папа разгадал!
Он смотрел, смотрел на мои точки и:
– Ну… Страница четырнадцатая. Докопался. Тэ-экс… А номер упражнения? Двадцать девятый? Ну-ка, уточни.
Я уставился на свои точки, и теперь пришла уже моя очередь удивляться.
Точно помню, что писал и двойку, и девятку.
Но куда они провалились?
Двойка уже как и не двойка. А вся тройка. И девятка уже почему-то покруглела, как нуль. Вылитый.
Выбилась в ноли!
Не мог я век гадать на глазах у папы. Не мог и с лёта соглашаться с его догадкой. И смело выкрикнул:
– Тридцатый!
Под наблюдением папы сделал я это тридцатое упражнение.
Тут он снова сунулся в мой дневник. Хотел узнать, что задали уже по математике. Но ничего не узнал. Так я его и тут запутал.
Всё б ничего, да сильней папы я запутал себя. Сам ничего не мог разобрать в своих же секретах.
Папа рассердился.
Позвонил сам домой моей одноклашке Рите Серёгиной. Я с ней за одним столиком в классе сижу.
Оказалось, надо было делать именно то упражнение, про которое говорил папа.
Своими секретами я наказал самого себя.
Пришлось выполнять и второе упражнение. Двадцать девятое.
Удивил!
Но за одним удивлением прибежало другое.
За каждое упражнение я получил по пятёрке!
То б была одна пятёрка. А то целых две! Всё-таки две больше.
В один день! По одному предмету! В одни руки!
Первая публикация рассказа «Удивил!» в «Пионерской правде» 12 ноября 1999 года. Конечно, всё то, что круто наворочено вокруг текста, – наши с папой прикольчики.
И я тихонько засмеялся на уроке, когда впервые раскрыл тетрадку с двумя новенькими пятёрочками.
Я не хотел смеяться.
Мой смех сам высказался…
//-- Хоть бы раз наоборот… --//
– Ну, сынку, отучился ты во втором полсентября. Какие успехи?
– А разве, пап, ты сам не знаешь? Еду пока без троек… Пятёрки… Прошмыгивают четвёрки… Да…
– Что так кисло вздыхаешь?
– Сладко не выходит. Я всем учителям говорю Вы. В ответ все учителя говорят мне ты. Или они сговорились?.. Я всех их без разбору слушаюсь. А они меня нет. Разве я маленький? Хоть бы разок… хоть бы понарошку сделали наоборот-наобормот…
//-- Плач --//
Мы проходили согласные.
Антоняк спросил учительницу-чернильницу:
– А почему, когда люди плачут, они забывают про согласные и тянут только гласные звуки?
И Лариса Соломоновна ответила:
– При плаче ты ж не будешь, как паровоз, п-п-п-п-п-п-п-п-пых-пых-пыхтеть?!
//-- На учениях --//
– Гриш, я тренируюсь учительские ставить оценки.
– Как это, Вик?
– Просто. Допустим, учитель ляпнул мне в дневник двойку. А я резинкой стираю или лезвием и культурно сажаю на том месте четвёрку. И мамочке покой обеспечен. А то она у меня постоянно переживает. Потому что у меня каждую минуту чэпэ случается. Вот только что я чуть в ванне не утонула. Мама вынула меня оттуда шваброй.
//-- Падежики --//
Падежи озоровать хороши.
У меня была самая расстроенная неделя, когда я впервые встретился с падежами.
Они подняли меня на смех. Баловались, толкались, перебегали с места на место, и я никак не мог запомнить, кто же за кем должен идти.
И тогда я придумал стишок. Каждое слово начиналось с той буквы, что и очередной падеж.
Илья рисует Дашу.
Вика тихонько пляшет.
И падежики послушно выстроились в порядок.
И совсем позабыли, как скакать с места на место.
//-- Фантазия «Падуны» --//
Однажды я возбежал на гору.
А на горе на меня напал ветер.
Ветер сдул меня, и я покатился кубарем к столбу. Прямо в этот столб упал.
Столб подумал и тоже упал.
Я немножко отдохнул и покатился дальше.
Вниз.
//-- Гроза --//
Когда я был маленький, я очень боялся грозы.
Мне было неприятно, когда сверкает молния и гремит гром. Я боялся, что молния войдёт в меня и стукнет.
Я прятался от неё и на улице, и дома.
За двухконфорочную газовую плиту зайду, закрою глаза крепко-крепко и жду, пока гром не умрёт совсем.
Однажды в грозу ко мне подошёл папа.
Положил руку мне на плечо, легонько тряхнул:
– Ну, молодой человек, почём у нас нынче дрожжи?
Я молчал.
Я боялся поднять голову и увидеть окно, за которым страшно ругались между собой гром и молния.
– Дрожишь? Значит, греешься?
– Я не замёрз, – буркнул я.
– Уже прогресс. А что дрожишь, так это всё нормально. Всем в грозу жутковато. Это только дурак ничего не боится. Так на то он и дурак. А ты бойся себе на здоровье и тихонько говори сам себе: всё равно не боюсь! всё равно не боюсь!! да всё равно ж не боюсь!!!
В грозу я часто прятался за папу, сильно сжимал глаза и шептал про себя:
– …н-н-н-н-н-н-н… б-б-б-б-б-б-б… н-н-н-не-е-е… б-б-б-бо-о-оюсь…
Постепенно я всё меньше боялся грозы.
А сейчас и совсем не боюсь. Даже хихикаю, когда шумят-склочничают гром и молния.
Не боюсь!!!
Первая публикация рассказов десятилетнего Григория Санжаровского в «Клубе 12 стульев» «Литературной газеты» 22 мая 2002 года.
//-- Не разлей вода --//
У меня есть маленький щеночек.
Далматин.
Он хорошенький, белый в крапинку.
Я дал ему кличку Рекс.
Есть у меня и кот Пушок.
Вместо будильника меня будит по утрам своим лаем Рекс.
Рекс и Пушок любопытные.
Всегда подсматривают, как я делаю уроки, и тоже учатся.
Как я сделаю в тетради ошибку, Рекс гавкает, а Пушок мяукает. Переживают за меня, предупреждают. Они больше меня боятся моих ошибок. Потому что у меня по русскому ух и строгиня учиха. Без единой ошибульки сделай задание, но хоть одно слово напиши не так красиво или подчеркни случайно что там не карандашом, а ручкой, – всё, отдыхай! Можешь не волноваться. Два! И рядышком крас-ное указание «Старайся!»
Как поделаем уроки, все втроём идём во двор гулять.
Рекс добрый, никого не кусает. Ему это даже неинтересно!
Рекс с Пушком бегают по двору. Щиплют травку. Никогда не ссорятся. Играют.
И меня в игру зовут.
Но я и без зова вот он вот. В игре.
По вечерам мы втроём смотрим из темноты застеклённой лоджии на проезжающие мимо машины, на весёлые ясеневские огонёшки.
Смотрим и вздыхаем.
Нам неохота расставаться даже и на время сна.
//-- Мама --//
Моя мама красивая, добрая, хорошая. Она стройнее всех.
Она ласковая.
Мама любит, когда мы с папой приезжаем неожиданно к ней на работу.
На работе мама готовит нам кофе с бутербродами.
Я с нею играю, работаю на компьютере. Смотрю с нею, как собака-акробатка прыгает, бывает в разных весёлых позах. Собака ж механическая!
При прыжке собака переворачивается в воздухе и опускается то на ноги, то на бок, то на нос, то на спину.
Поиграю с мамой, поработаю на компьютере, и мы отправляемся все вместе в Измайловский парк (это совсем рядом), где я с мамой катаюсь по кругу на паровозе, на качелях.
Мне с мамой всегда хорошо.
Я даже сплю с нею в ночи под выходные и праздничные дни.
//-- Забывчивая --//
– Мам, а как я залез к тебе в животик?
– Я, сынок, уже и не помню…
– Какая ты забывчивая! Если я понапихаю в карманы к себе какие железяки, я всегда помню, откуда они взялись.
//-- Мы просто обнялись любвя --//
После болезни пришёл я в свой второй бэ и сразу нарвался на приключение.
Увиделись с Димой Черкасом. Мы просто обнялись. Он меня не так крепко обнял, как я его. Целую ж неделю не виделись!
Я просто обнял Димкулю любвя!
А Лариса Соломоновна ничего не поняла.
Она вообще никогда ничего не понимает! Стала нас растаскивать. Боялась, будто мы собирались задраться. Хотела раскидать друг от дружки на части. И не смогла растащить.
Какая она слабу-улька-булка… эта наша Ба! Шилова!
//-- Ручка --//
– Сын, я же просил тебя в новом дневнике не писать что попало. Это что за кривуляка?
– Я её не писал. Это ручка нахулиганила. Сама упала на дневник и тут же дневник превратился в грязник. Вот доем твой красный борщ, ух изобью её! Писать ею не буду! Пока хорошенечко не попросит!
//-- Реформатор --//
– Пап, почему ты не стал учителем? А я хочу!
– А кто ещё вчера горел стать водителем?
– Ну и что? Я и сейчас хочу стать водителем. Один день учителем буду работать. Один день водителем. У меня в школе ребята будут в два раза меньше получать двоек. Потому что через день будут учиться. И отдыхать через каждый день!
//-- Откуда берутся подарки? --//
– Вик, я сегодня не спал до четырёх часов. Родители уложили меня, ушли. А я потихошку встал у себя в комнате, включил одну синюю слепую лампочку и написал письмо Деду-Морозу. Ты не писала?
– Не тупи! Что я, с головки съехала? Я со старичьём не переписываюсь. Я старчикам записочки не шлю!
– А я написал. Знай, Дедко-Мороз, что именно мне дарить! Я так и настрогал в блокнотике Микки-Мауса: «Дедушка Мороз! Подарите, пожалуйста, пёсика, кошечку, книгу „Змея вытянутая“, настоящую железную дорогу, гирлянду в 399 огней, лифт игрушечный, этажерку в шесть этажей, дом в восемь этажей, 15 журналов». Приставил нарядное послание к ёлке на столике. Лежу жду. Я хотел подглядеть, как Дед-Мороз принесёт мне подарки. А Дедоня всё не нёс, не нёс… Я и засни. А просыпаюсь – под моей ёлкой в моей комнате на столике ксилофон, альбом-календарь про далматинчиков моих любимых… А рядом на стуле че-ты-ре книжищи Акимушкина «В мире животных»! Там и про змей, вытянутых и скрюченных, там и про червей!.. Про что и не хочешь! Столик не выдержал бы этих животных и упал. Потому книжки положили рядом на стул.
Я просил совсемушки мало! Потому что всё у меня есть. Собак-кошек книжных, конечно, у меня полный угол. И гирлянды по всей моей комнате, по кухне. И железная дорога с гудящим паровозом есть. А новую я попросил так, про запас… Да и не про запас. А просто так. Писал, что на ум набежало, и побольше. Чтоб я смог располучше рассмотреть Мороза, пока он будет читать. А напиши мало – быстро уйдёт! Накрутил с вагон – всё равно не увидал даже! Деда-Мороза я не видел. А откуда тогда подарки свалились? С неба?
– С Меркурия!
– С созвездия Гончих Псов!
– С Солнца!
– С Солнца сгорят!
– А может, с Марса?
– Гриш! А ты не пробовал очутиться на Марсе? А я была на Марсе! В бочку напихала бенгальских огней, хлопушек там разных. Всё подожгла и меня вместе с бенгальскими огнями подбросило на Марс! А ты не пробовал туда попасть? Хоть с этим приплюснутым Санта-Клаусом?
– Да что мне твой сом! Я не пойму, как подарки попали ко мне!
– Мне кажется, подарки свалились с девятого этажа. Там в полу образовалась дырка, и в ту дырку подарки слились к тебе.
– А дырка большая?
– Не помню…
– Я говорил маме: «Прикинься спящей с двадцати трёх сорока пяти до нуля часов двух минут. Не забывкивай. Как Дед-Мороз отдаст подарки, так и открывай глаза!» Не успела прикинуться. Осталась без подарка. Только папа ей утром подарил несчастную, худую пилочку для ногтей. Но разве это подарок?
Я лёг за три минуты до полуночи, можно было и позжей лечь. Пока Дед обнесёт весь наш дом… Пока докувылькает до нашего четырнадцатого подъезда, можно два раза выспаться! Но я до всех четырёх часов не заснул. Дедоня так и не пришёл.
Вчера дедушка президент Ельцин сам отставился, и папа сказал, что Дед-Мороз мог к нему поехать уговаривать его дальше работать. И чтоб задобрить, может, повёз ему подарки… Дед-Мороз у меня не был. А подарунчики проявились. Как это произошло? Не знаю… Я прямо смущаюсь…
1 января 2000. Суббота.
//-- Новый век? Старый век! --//
С вечно расстёгнутым настежь ртом Антонелли спросил в школе учительницу:
– Что такое календарь?
– Календарь – это то, где указаны годы, месяцы, дни недели, праздники.
– А-а-а… А я не знал…
– А сейчас особый праздник. Новый век! Новое тысячелетие! Третье! Сегодня мы учимся первый день в новом веке!!! – торжественно доложила Лариса Соломоновна. – Первый урок в третьем тысячелетии!!!
– Неправильно! – сказал я. – Разве бывает десяток без головы? Разве десяток из девяти состоит? Девять ещё не десять! Сейчас ещё старенький век. А новый начнётся в две тысячи первом году. Через триста пятьдесят шесть дней!
– Да ладно… – кисло вздохнула наша Ба! Шилова! – Отдыхай…
10 января 2000. Понедельник.
//-- Как залетел ко мне в дневник чужой гусь --//
Россия– родина слонов в посудной лавке.
Николай Журавлёв
Когда я добываю двойку, у папы начинается очередной самый последний конец света.
Злость его аж до потолка подкидывает. Важно хоть немножко кинуть соломки на то место, где он опустится. Жалко всё-таки. Папа как-никак.
Сегодня я начал издалека.
– Пап, что больше? Восемь или один?
– Конечно, один.
– А если хорошенько подумать?
– Ну… пока восемь…
– Уже хорошо… За вчера и сегодня я честно вытрудил восемь красивых пятёрок-тетёрок и одну-единственную худющую раскоряку двойку…
Когда папа вернулся с неба на кафель школьного вестибюля, я сказал:
– Этого гусика я обожаю! – и поцеловал двойку в раскрытом дневнике. – Я хочу, чтоб каждая четверть начиналась и кончалась двойкой. Прямо меч… меч – та-аю! Чтоб композиция такая кольцевая была!..
Разбушёванный папа схватил меня за руку и потащил по всем этажам. Искать Ларису Соломоновну. Какой любопытный! Хочет знать, откуда взялся гусь!
– Не твоя композиция, а вот эта, – тычет папа в двойку и напротив её в чумные буквы «Д/з», – откуда эта композиция прилетела? Д/з – домашнее задание. Ты ж вчера мне стишок молотил я тебе дам! И два? Ты ж мне его сто раз наизусть оттарабанил!
– И в сто первый Ларисе Соломоновне! Ну… Рассказал я ей стишок, а она мне злобно, сквозь зубки: «Он мне не нужен!» – и отмахнулась. Как тигрюха лапой.
Я промолчал.
Она раскрыла дневник, подняла ручку и, представляешь, задумалась. Сигнал, что я выстарал себе плохую отметку.
Ну… Думает она год, думает два.
Я спрашиваю:
«Что вы так длинно думаете?»
«Я думаю, какую тебе двойку поставить. Большую или маленькую!»
Г-г-г-г-гос-с-с-с-поди! Мне б её заботушки!
Отоварился я и пошёл к себе за столик сел.
– Пап, она ж пишет ужасно. Ни один дурак её не поймёт! За её двойку, как она написала, я б сам спокойно поставил ей двойку! А она мне её переадресовала. Ручка её – старый адрес. А мой дневник – новый адрес…
– Что ты тут мне байки…
– Когда она что задаёт – пишет на доске только номер страницы. Она написала 13. На тринадцатой странице сказка «Никита-Кожемяка». Её троечка оказалась вылитой двоечкой. Я за двойку и прими. То есть, тринадцатую страницу я принял за двенадцатую. А на двенадцатой уже стих «Сказка» Берестова. Так кто виноват? Так кому гуся под-носить?
Папа засмеялся:
– Не горюй. Зажуём эту горю!
– Ну ошибся я. Не с той страницы выучил. А с соседской. Что там «Сказка», что там сказка. Только одна «Сказка» в стихах. А другая в простых словах. Ну какая разница? Я ж все равно учил?! Учи-ил!!! Так чего ж тогда кидаться гусями? Лучше б себе оставила к столу. На старый Новый год!
– Вот именно! – весело сказал папа.
12 января 2000. Среда.
//-- Что ты хочешь от моей линейки? --//
В понедельник, двадцать четвёртого января двухтысячного года, упала со стола на пол моя линейка.
И Ксюша кинулась её поднять.
Я спросил Ксюшу:
– Что ты хочешь от моей линейки?
– Я от неё ничего не хочу. Я просто хочу её всю себе забрать!
– Что, тебе своей не хватает?
– Конечно, не хватает!
– Ну и моей не хватит! И подавно!
И я наступил на линейку. Чтоб Ксюня не цапнула.
Но уже к этому моменту под линейкой нежданно устроилась рука Ксюши. И я невольно наступил на линейку с рукой.
До линейки оставалось во-от столько, сантиметров тридцать, и тут Ксюша подпихни руку под линейку, и я уже не мог остановиться. Нога уже сама неостановимо вниз пошла.
Так случилась эта чертовщина.
Я извинился перед Ксюшей.
Но руке её от этого извинения не стало легче.
Раскипелся папа. За эту историю мне выговор закатил.
Но и от этого Ксюшиной руке не стало легче.
– Почему ты мне это сам сразу не рассказал? – спросил папа. – Я ж тебя каждый день спрашиваю, какое было чэпэ!
– Ты неправильно сегодня спросил. Ты спросил вообще. Но ты обязан был у-точ-нить! Именно про ксюшину спросить руку!
– Но разве я могу наперёд знать все твои выбрыки?
– А не знаешь… Я-то тут при чём? Спрашивай точно, и я б тебе точ-нень-ко рассказал!
Будто ксюшиной от этого руке стало б легче…
//-- Муки таракана --//
– Мам, я в коридоре сегодня видел огромного больного таракана!
– А чем он болеет?
– Корью и скарлатиной!
//-- Ну и что? --//
Народ – это сила в борьбе друг с другом.
Геннадий Малкин
Сегодня у нас была контрольная по математике.
– Крысёнок Пи! Иди возьми свою тетрадь да не забудь дневник.
С дневником я подошёл к учительскому столу.
Лариса Соломоновна сказала:
– Сейчас я тебе поставлю…
Она спихнула мне в дневник замарашку синюшную троечку, а себе в журнал водрузила целую раскормленную пятёрищу!
– Поставьте мне и в дневник пятёрку…
– Нет. Пусть будет тройка.
– Но я же получил пять! – сказал я вырывающе.
– Ну и что? Ха-а-ха-а-ха-а!!! – проговорила она по сло-гам. И поддразнила: – Будешь троечником.
Обидно.
Вот так из пятёрочника я превратился в троечника. Что я папе скажу?
16 февраля 2000. Среда.
//-- Урок немецкого в желудке акулы --//
//-- Фантастический ужастик --//
Идеи побеждают разум.
Геннадий Малкин
Кончилась большая, родненькая, переменка.
Учительница Олеся Александровна Бойченко начала говорить немецкий урок.
Кто-то из ребят по моей команде выключил свет. Свет потерялся – стало почти темно.
Учительница наругала балуна и выбросила его в форточку.
Балун не упал на землю, а полетел в небо.
Гулять до новой перемены.
Через минуту в форточку взлетел ксерокс и скопировал классную доску.
Олеся Александровна хотела отксерить листочек с буквой G – ксерокс улетел и прилетел компьютерный принтер. Он «распечатал» всех ребят.
Учительница посмотрела в зеркало – на неё брызнул шестнадцатикилометровый кипяток воды.
Олеся Александровна хотела прочитать про Hansi,то есть про хомяка, – свет электрической дуги обжёг Насте Гречиной глаза. Настя стала немая и слепая.
Учительница заглянула в аквариум. Погладила окуней там и вытащила одну акулу.
Акула съела всех ребят.
В ужасе попятилась от акулы Олеся Александровна и нечаянно проломила плечом школьную стенку. Эта стенка обрушилась на другую, другая на третью, третья на четвёртую…
Стенки падали одна за другой, пока не рухнула и последняя стенка с третьего этажа.
Тут мимо проплывал на космическом корабле балун, и всё это поджёг.
Олеся Александровна выбежала из класса в коридор. Хотела продолжать урок. Но где ребята? Куда все пропали?
Вдруг она увидела ребят. Зарадовалась. Все ж целенькие! Невредимые!
Вон Рита Серёгина. Вон Арс Фролов. Вон Саша Борисов. Вон Дина Сафило… Во-он Славуня Присяжный…Вон Дима Черкас…
Все на месте! Все-е!!!
Хором, все вместе ребята спросили учительницу:
– Почему все стены рушатся, и акулы из воды выхибают, то есть вышагивают?
И сами ответили:
– Потому что вы открыли аквариум!.. А вас случайно акула не заглотнула?
– Да нет ещё пока.
– Это вам кажется. Мы все сидим в акульем желудке!
Олеся Александровна внимательно огляделась и согласилась:
– Да, вы правы! Но где бы мы ни сидели, учиться везде надо! Тем более здесь тепло, тихо, уютненько. Чем обстановка плоха?
И ребята стали учиться. Хорошо. Благополучно.
А когда урок кончился, Олеся Александровна храбро вышла из акулы.
Потом перерубила её электрическим мечом пополам, и все ребята весело высыпались из акулы.
Как будто ничегошеньки и не было.
31 февраля 2000. Повторник.
//-- Сколько ног у воскресенья? --//
– Пап! Ну когда же мы пойдём в школу выбирать президента?
– Уже скоро… Послезавтра. Вот придёт воскресенье…
– Воскресенье ходит?! А сколько у воскресенья ног?
– А ты как думаешь?
– Октиллион! Где-то так…
24 марта 2000. Пятница.
//-- Из биографии таракана --//
В отсутствие человечности легче подрабатывать людьми.
Геннадий Малкин
Пап, а таракан называется тараканом потому, что он лазит по тарам! И наши тараканы просто дурью маются. Мотаются туда-сюда! Туда-сюда! Такие мотучие! Или они чумные и тупоголовые?.. Сколько ни просил выйти из-за плиты и рассказать свою жизнь – ни один не вышел! Трусяки несчастные!.. А я ж им по-людски кричал-вызывал:
"Ненаглядные, миленькие тараканики! Дорогие князья и княгини, княжичи и княжны Таракановы! Не бойтесь. Я вам не враг. А друг! Я налил вам в крышечку свежей воды, поставил на стол. Идите попейте!.. Я вам в проходе на кухню построил отдельный княжеский, королевский домичек! Не домичек – дворец! Целый дворец из кубиков! Вылезайте посмотрите, какое чудо!
Во дворец ведут пять входов. У каждого входа сторожевая башня. День и ночь там дежурят перворазрядные тараканы с «калашниковыми»! Здесь вас никто не обидит. Ваш дворец-заповедник! Тараканчиков бить нельзя! Живите в своё счастье. Кормить буду до отвала! Поели и езжайте по дворцу кататься на паровозике с гудком! Под фонариками у меня танцевальная площадка. Танцуйте до упаду! Дождик вас поймает – скроетесь на веранде.
А кто любит спорт… Может побоксировать. Над дворцом папа-таракан повесил тряпичную грушу. Надоело боксировать – бегайте на бегах на своих тараканских! Хотите бегайте, хотите смотрите. Я выстроил вам беговой кортик с трибунками…
А пожелаете спать – каждому отдельная кроватка с пристроенным фонариком. На стеночке у каждого над головой висит колокольчик. Захочешь ночью попить – звони.
Служка принесёт прямо в кроватку!
Вы никогда не будете умирать. А заболеете – у вас своя больничка со сложным оборудованием. Например, вам будут служить невидимые и не слышные носу автоматические утки…
И не надо больше жаться, как вы сейчас жмётесь за «кайзером», за этой электрической нашей немецкой плитой… Вы заметили, что под «кайзером» нету отравы? Несочувственник папа намазал отравную гель на картонные полоски и сунул их под плиту. А я ночью все эти картоночки я собрал, порвал и в унитаз спустил. Мне стало легче. Я полностью теперь знаю, что все вы, наши миляшечки тараканчики, будете жить! Так выходите же, князья и княгини, княжичи и княжны Таракановы!.. Я вас зову, зову, зову, зову… Столько уже дней зря протерял! А вы не выходите…Что, наша дружба разломилась? Или вы просто боитесь меня? Эх, и трусяки ж вы!.."
– За что ж тогда ты их любишь?
– За всё! Они ма-аленькие! Сла-абенькие! А вы… Почему вы стараетесь, чтоб совокупность тараканьих дней была короче? Все эти подсыпанные порошки, размазюканные гели… Ну не убивайте таракаников! Не обращайте просто на них внимания! Ну велико ль несчастье – льётся чёрная капелька вверх по стенке? Кому от неё горе? Не убивайте! Таракан – священное насекомое! Что он вам? Затраты какие делает? Вы что, на канате водите его к речке Битца поить?.. На мерседесе или хоть на папином велосипеде возите в «Националь» ужинать?.. Зато приметы какие классные! Чёрные тараканы заводятся – к прибыли. Размножаются – к добру! Или вы против добра самим себе? Ну не трогайте ж их!
– Мы и рады не трогать, когда не попадаются на глаза, – сказал папа. – И если твоим таракашкам не нравится наше общество, силой не держим. Пускай переезжают к соседям. Не возражаем. Может, там целей будут. А залетел в наши хоромы – пляши нашу матанечку. Наш указ всем приказ!
//-- Тонны, проценты… --//
– Григорий, не станешь решать последнюю задачку – в два тридцать бери развод с ненаглядной «Лесси».
– Отменить моё кино?! Какой же, ты, папа, вреднюха! В тебе пятнадцать тонн сердитости и все пятьсот процентов вредности!
У кого «рога» крепче?
//-- Надежда --//
Выход всегда там, где тебя уже ждут.
Геннадий Малкин
Сегодня мама с папой пошли в школу выбирать президента.
В резиновых сапогах я бежал впереди по лужам и показывал дорогу.
В школе мы все втроём вошли в жёлтую кабинку.
Папа с мамой молча переглянулись, покивали друг дружке и поставили в рамочке напротив Путина по сытому крестику.
Сердитость постигла меня. Я уже знал Путина. Он честный, смелый. И на! Отменили Путина! Да как они посмели?!
– Зачем вы так сделали? – крикнул я. – Вы почему поставили на Путине крест? Отвечайте мне здесь и сейчас! Только здесь и только сейчас!
– Не-ет. Крест мы на Путине не ставили. Мы выбрали Путина!
– А почему нельзя было выбрать, например, кого-нибудь другого? – для проверки своего мнения захитрил я. – Разве на этой листовке больше никакого президента выбирать не хочется?
– Именно! Зюганов, дядюшка Зю, – смерть-коммунист…
Я перебил. Уточнил:
– Зю – смерть всем людям? Коммунисты уничтожили очень много человек?
– О-о-очень много… Гибель сколько… – сказали мне родители. – Да эти коммуняки пол-России вмолотили в гроб! Пол-Рос-сии!!! Пол-Рос-си-и-и!!! И разве им этого когда-нибудь хватит? Разве они останавливаются на достигнутом?. Снова рвутся к власти. Зуб горит и вторую половину вогнать в «счастье на века»! Чтоб без обиды уж… Разнепременно чтоб вся Россия была под завязку «счастлива» в гробу!.. Разве убитому что-нибудь ещё надо?.. Да ну их самих в гроб! А прочие-другие… Явлинский – отпетый демагогишка. Жирик… Жириновский – драчливый балагур. Человек, ну о-очень похожий на генпрокурора Ильича Скуратова (заметьте, тоже Ильич!), – разнесчастный кискадёр. А рыдающий под большевика Болтухин-Говорухин вообще и слова не стоит… Так что… Путин только и свету в окне. Путин сегодня – это всё! Вся наша Надежда!
Я внимательно выслушал всё это, сказанное мне моими родителями, и задумался.
– Я понял так… – проговорил я медленно. – Выходит, наш Путин один идёт путным путём?
– Хотелось бы надеяться на это и в будущем.
26 марта 2000. Воскресение.
//-- Горькая доля президента --//
– А ночью президент правит?
– Правит… Круглосуточно.
– А когда он ест?
– Когда подадут.
– А если забудут?
– Напомнят.
//-- Как меня выперли из второго Бэ --//
И яйца курицу учат, если они крутые.
Юрий Беляйчев
Из школы мама пришла в полном расстрое. Вся потерянная. На ней даже не было лица. Где-то посеяла.
Только в руке белела какая-то бумажечка.
– Читай… – выдохнула мама и отдала мне газетную вырезку. – Учись!
Гм…
Читаю. Попутно пробую учиться.
«…тейливо. „Как троечник Дарвин стал великим учёным“. Тот самый Дарвин, которому в отрочестве отец писал: „У тебя только и есть интерес, что к стрельбе, возне с собаками и ловле крыс, ты будешь позором для себя и всей семьи“. О Вальтере Скотте преподаватель сказал: „Он глуп и останется глупым“. Исааку Ньютону не давалась в школе физика, а Менделеев трижды не мог сдать химию… „Солнце русской поэзии“ Пушкин был полным нулём в математике и наверняка не сумел бы, будь он нашим современником, доехать до аттестата зрелости. Гений Эйнштейн был исключён из гимназии за хроническую неуспеваемость…»
– Мам, не понимаю… Чему учиться у этих уховерток синих? Обана! Самого Чехова тормознули на целый второй год «за отставание по словесности». А Астафьев три года отмусолил в одном пятом классе!
– А Астафьева ты не тронь!.. У этого детдомовца жизнь была – горе без дна. Из такой ямы выскочить в великие писатели – это, – она постучала себя пальцем по виску, – это какой талан надо иметь!?
– Ну ладно. Астафьев – мимо. А у прочих чему я должен учиться?
– Скром-нос-ти! – по слогам жёстко процедила мама сквозь зубы.
– И не подумаю! Я в этой компании никого не знаю! И знать не хочу! Ну насмешила! Что я, второгодник Гитлер? Учиться у колянов и двоечников! Да я ниже четвёрки не падаю!.. Я только про троечника Дарвина читал. Он там с обезьяной что-то учудил… Но молодец, любил собак и крыс. Я тоже их люблю. Даже называю себя Крысёнок Пи!
– Так вот, Крысёнок Пи, скромность пока никому не повредила…
– И в учёбе?
Мама сделала вид, что не слышала моего вопроса. Продолжала:
…– Этих людей весь мир знает!
– Как двоечников?
– Как великих людей! Правда, в школе у них не всё клеилось. Но это не помешало им стать теми, кем они стали… Прежде всего они были скромными!
Тут я выскочил из берегов:
– Мам! Да чего ты хочешь? Чтоб на уроках я прикидывался фенькой и молчал, когда всё знаю? Скучно!
– Вот, вот! Полезло из тебя это… Выскочка!
Тут она сделала паузу. Правда, твикс не скушала. Просто отдохнула и задала программный вопрос:
– Ты что наделал?
– Ничего! – быстренько открестился я от всего возможного и на всякий случай поинтересовался: – А что такое?
– А то, что всё именно не такое! Довести Ларису саму Соломоновну! Одни жалобы, одни жалобы… Места не находит!
– Значит, плохо ищет. Может, не там ищет. Может, и вовсе хорошие не знает места!.. Скучно всё это.
– Ну куда ты летишь поперёд батьки в пекло? Смотри, вскочишь и не найдёшь, где сесть!
Тут и папа обозначился:
– А кто здесь разбежался моё прихватизировать пеклушко?
Никто не кинулся что-нибудь выяснять с папой, и он безответно вышел из комнаты.
– Вот у вас чтение, – говорит мама. – Ты, второклассник, читаешь за пятый класс! Ну надо!.. Куда спешишь? Лариса говорит Соломоновна, тебе давно пора читать другое!.. Или вот математика. Блиц-турнир. Не успела она договорить условие – ты уже кидаешься ответом!
Контрольная. Туда же! В пол-урока отстрелялся и бегом в коридор. Гулять. Куда это годится? От-ры-ва-ешь-ся от кол-лектифа, Лариса говорит Соломоновна. Хоть для приличия придерживай себя. Будь как все! Все пыхтят и ты дуйся да пыхти!
– Когда всё решено?
– Когда всё решено и подписано. А то всё поперёд всех. И так на всех уроках!.. Припомнила Лариса тебе Соломоновна и то, что ты выковырнул ошибку в учебнике математики. Сама учительница не заметила, а ты и рад стараться. Выловил!.. Это о-очень тебе надо?.. А?! Это ну о-очень скромно? Выискался умней учебника! У-умник-разу-умник!.. Да!.. Вспомнила ещё… При всём честном классе ты с чем приставал к ней? С этим своим де… де… Ну с чем?
– Ну вот ты думаешь, что говоришь? Ну почему я приставал? Я просто спро-сил! Она у каждого ученика десять раз спросит за урок, чего не знает. Мы ж не говорим, что она пристаёт. И я не приставал. Я просто спро-сил: «Какой класс следует за дециллионом? И сколько, пожалуйста, нулей? На раздумье ноль Вам секунд!" В ноль секунд уложилась она честно. Сразу и без малейших колебаний созналась: „Не знаю“. Просто и убедительно.
– А если она пошутила?
– Хороши себе шуточки! Какие-такие шуточки на уроке? За таковские шуточки она нам гусей лепит метр на метр! Правда, после своего «не знаю» она кривовато хихикнула: «Мы такое ещё не проходили». И не пройдёт. Разве ж она за заборчик учебника для второклахи вылезает?
– А где всё это ты выудил про эти твои де?
– В математической энциклопедии «Я познаю мир». Когда-нибудь она мне скажет, что ж там идёт за дециллионом? Думает, нету в природе пока числовых классов выше дециллиона? Дециллион – самый главный в числах начальник! Самый сильный! А вот и нет! Да самого высокого числа нет!
– Ты что ж так заносишься? Никто ничего не знает. Один он всё-развсё знает!.. Мда-а, – сказала мама и на полдня задумалась.
А когда прошли эти полдня, снова заговорила:
– А что ты отколол десятого января? Туши свет! Первый учебный день в новом году. Первый урок. Лариса Соломоновна торжественно объявляет: «Сегодня, дети, сейчас у нас первый урок в новом тысячелетии! В третьем!» А ты вскочил и что ты сказал?
– А я встал и сказал: разве бывает десяток из девяти? Новое тысячелетие начнётся через год! Через триста пятьдесят шесть дней!
– И что, ушляк? Ну, знаешь – молчи и не возникай!
– Но я хотел, чтоб и она знала!
– Ой-лё! Ну зачем подсекать авторитет учителя?
– Я не подсекал. Она сама себя подсекла. Эта наша ненаглядка Ба! Шилова!
– Да нет. Это ты, хабур-чабур, себя подсёк. Эта Ба такое шило вставила тебе… Говорит, нечего тебе больше делать во втором бэ!
– Вот ещё! А где ж мне есть что делать? А… Скучно, мам, мне во втором… Тоскливисто… Так всё само бежит в голову… Сам ум голове даётся! А эта Ба! По сто раз всем одно и то же талдычит. Ну-удно!
– Не пойму… Или ты чересчур умный? Да? Через ум и беда? Ску-учно ему! Так будет тебе веселье! Между прочим, Савчучка, завуч, выдала мнение психолога… Только откуда тот психолог взял, что по развитию ты обгоняешь своих сверстников на два года?
– Знает человек хорошие места…
– Так чего зря хлопать ноздрями? Выпережай не в баловстве со скуки, а в д е л е. Посмотрим, какой ты башковитый.
– Башкой битый?
– Не умничай.
Что мне оставалось делать?
Перестал я бегать на уроки.
Дома сижу.
Опережаю.
Сели мы с папой, плотненько посидели два разика по русскому – прошли то, что мои вторики будут елозить три месяца.
Чтоб не забыть, на третий день побежал срочно отчитываться.
Не поверила Лариса Соломоновна. Гоняла битых два часа. Гоняла по горизонтали, гоняла по вертикали, гоняла по кругу, гоняла по всем ради-усам!
На лету хватаю её вопросы и тут же возвращаю ответами.
Придраться ей не к чему было.
И вообще, русский за третий весь класс я в один одолел месяцок-цок.
По математике за неделю хватанул чуть тебе не четвертную норму… Да меня от этой мать-и-мачехи трактором не оттащишь!
И второй класс кончил я круглым пятёрочником.
Мои одноклашики ещё и второго класса не дожали – я с отличием разделался и с третьим по всей полной программе.
А раз я учился по схеме один-три, то есть начальная школа в три года, так в новом учебном году я пойду уже в обычный пятый класс.
Наказали называется.
Весельем!
В семь лет выпихнули из второго бэ сразу в пятый а!
Кто-то возражает?
Лично я – воз-держу-сь!
20 апреля 2000. Четверг.
//-- Сердитый дедушка --//
Вчера, третьего январихи, я задумал пойти к Вике.
Было всё как надо.
Я ей позвонил.
Вика сказала – приходи к двум часам.
Вот я собрался и пошёл домой к Вике.
У входной двери я набрал на домофоне 461, ключ, 0850.
В подъезде я вызвал лифт. Лифт быстренько подъехал, я нажал кнопку пятого этажа.
Бабушка Вики долго не открывала, а я всё время жал на звонок.
Когда наконец-то бабушка открыла дверь, я её спросил:
– А Вика дома?
– Нет. Она гуляет. С дедушкой.
– В лесу у второго входа?
– Да.
И я пошёл к началу леса.
Там никого не было, я вернулся и стал ждать их у подъезда.
Вскоре они подошли, и дедушка сердито сказал мне:
– Нет, сегодня Гришу нельзя впускать.
И я спросил:
– Почему?
Они ничего не ответили.
А Вика заныла:
– Ну, де-ед… Давай впустим Гришу…
– Нет!
На дедушку я очень обиделся и сильно расстроился.
Но сегодня я всё равно позвонил Вике.
– Гриш, – сказала она, – сегодня можно только гулять.
– Почему?
Вика ответила:
– Всё, пока. Родители не разрешают мне с тобой разговаривать. И не звони мне. Я сама буду звонить.
А гулять я с ней не пойду при дедушке. Не буду выпрашивать её внимания. Я гордый.
Четвёртое января 2001. Четверг.
//-- Сценарий к плаванию --//
Камера включается, я говорю:
– Здравствуйте, уважаемые телезрители! Мы ведём прямую трансляцию из плавательного бассейна по адресу: Новоясеневский проспект, дом одиннадцать.
Я только делаю движение к плывку, но тут подходит папа (входит в кадр) и говорит:
– А ты каким стилем собираешься плавать?
Я отвечаю:
– Кролем. А ты каким?
– Да никаким. Я вообще не собираюсь плавать.
Я поворачиваю лицо к камере и говорю:
– Ах, как хорошо плавать бролем. То есть, тьфу! Бралем. То есть, тьфу! Кролем. А теперь не мешало бы поплавать брассом.
Я поплыл брассом. У бортика разворачиваюсь и, подпрыгнув, резко бросаюсь вперёд.
Мама передвигает камеру в сторону нашего дома.
Я к ней подплываю. Сделав страшную гримасу, говорю:
– Брассом мы хорошо поплавали, теперь надо бы баттерфляем.
Мама не выпускает меня из камеры, и я проплываю баттерфляем ещё два круга.
Потом выхожу из воды и говорю:
– Через несколько секунд вы увидите прямую трансляцию с горки по адресу: Новоясеневский проспект, дом девять.
12 января 2001
//-- Бука и мамука --//
Позвонили с какого-то тьмутараканского телеканалика из второй десятки и предложили мне сняться в их программе.
Сначала я не захотел, но уже на следующий день почему-то был не против.
И тут как раз снова позвонил корреспондент дядя Боря и сказал, что приедет четвёртого после двенадцати, а в одиннадцать позвонит, предупредит о выезде к нам домой съёмочной группы.
Назавтра дядя Боря позвонил лишь в три.
– Я тут ездил на пожар, – сказал он. – Приеду к вам в пятницу.
Не знаю, какой категории пожар он срочно тушил, только… Раз наобещал позвонить в одиннадцать – будь королём, позвони вовремя. Тем более у него есть мобильник. И по его вине мы вынуждены были четыре часа глупо сидеть охранять свой домашний телефон, не могли пойти по своим неотложным делам.
Но тут же, в среду, он через полчаса перенёс встречу на субботу, широко добавив:
– Ничего готовить не надо!
Как потом мне папа говорил, он не понял, чего же не надо готовить? Стол для съёмочной группы? Папа гипертоник, и последний раз держал стакан в руках со спиртным лет сорок назад. И не жалеет. Он сам почти полвека проработал в журналистике и героям своих будущих произведений и в мыслях не заказывал никаких «готовок».
Короче, он не понял, чего же он не должен готовить, но на всякий случай отрапортовал:
– Ваше горячее пожелание будет точно исполнено.
Но когда мы увидели дядю Борю, мы поняли, что должны были бы понять его с точностью до наоборот. Но папа его не понял, да и не собирался понимать. Дядя Боря и без нас был уже «готовый» по случаю дня его рождения, как я услышал лично от него.
– По паспорту я тебе дядя Боря, – сказал он, здороваясь со мной за руку. – Но сегодня у меня деньрожка, сегодня я уже просто Бука. Безо всяких дядей! Я буду с тобой разговаривать, а он, – кивнул на пришедшего с ним парня, – будет тебя снимать. Его зовут Мамука. Просто Мамука. У нас всё сегодня просто!
Он сел в кресло и для надёжности вцепился в подлокотки.
– Я тебя для начала поспрошаю, а ты мне порассказывай про себя… Гриша, а почему тебе понравились лифты?
– Мне нравится, как в щёлке между дверей мелькают этажи.
– Понятно. Всем щёлки нравятся! А ты кем хочешь стать?
– Архитектором или программистом.
– А чем тебе понравился архитектор?
– Ещё когда жили в Новогирееве, мне понравилось это. Сначала я стал увлекаться параметрами квартиры, а потом уже сам стал начерчивать проекты. Я люблю проектировать квартиры, дома…
– А чем тебе понравился программист?
– Не знаю. Просто понравился и всё.
– Понятно и это… Ты теперь пописюкай чего-нибудь на машинке… Просто так… Из головы…
– Из чьей?
– Можно из своей…
И я стал печатать:
В московском метро есть 163 действующие станции. Самая новая из них– это" Аннино" Серпуховско-Тимирязевской линии. В этом году сдадут станцию той же линии" Бульвар Дмитрия Донского".
В следующем году сдадут станцию Арбатско-Покровской линии «Парк Победы».
К 2005-му году сдадут две станции Люблинской линии: «Сретенский бульвар» и «Трубная».
На Арбатско-Покровской линии сдадут 5 станций: «Минская», «Славянский бульвар», «Строгино», «Волоколамская», «Митино».
Линии лёгкого метро продолжат 3 радиуса: Таганский, Калининский и Серпуховской.
Линия лёгкого метро Таганского радиуса будет в Новокосино и Жулебино.
Прочитал Бука мою писанину и хмыкнул:
– Теперь и мы всё знаем про метро… А ты грамотно печатаешь!.. А теперь попиши под диктовку.
Он навскидку открыл какую-то папину книжку и, трудно управляя родным языком, что за родными зубами, стал диктовать:
– «При движении шагом иноходец идёт как бы на четыре тахты…»
Барьер «как бы на четыре такта» Бука не смог одолеть.
Об этом папа мне после сказал:
«Никаких претензий, издержки „готового“. Спатушки! На тахту захотел!»
Бука заглянул в то, что я напечатал, и вынес приговор:
– Гм!.. Ты грамотно пишешь и с голоса.
Потом Мамука снял меня за работой и за игрой на компьютере.
Бука ещё раз спросил меня про то, кем я хочу быть, и я опять ответил, что программистом или архитектором.
Короче, смотри предыдущую страницу с двенадцатой по девятнадцатую строчки.
Мамука ещё несколько раз снял меня вскакивающим в лифт и выскакивающим из него.
Наконец-то все распрощались.
Первым делом Мамука отнёс в багажник машины свою аппаратуру и вернулся снова к нам. За Букой.
Бука не мог сам дойти до лифта.
Мамука привычно привалил его себе к боку и повёл-понёс.
В машине Мамука усадил Буку на заднее сиденье, положил его руки на спинку переднего сиденья. Держись!
Но Бука тут же раздумал держаться и повалился на бок, вытянулся во всё сиденье.
Вот и всё тьфутараканское кино.
14 января 2001
//-- Опера --//
Я немножко послушал по телику оперу и сказал папе:
– Это не песня, а волчье завывание!
28 января 2001
//-- Зубоболение --//
– Гриша, поешь яблоко, – пристаёт папа.
– Не буду. У меня от него зубы болят!
– Ерунда.
– Ты что, не знаешь? Основной компонент яблока известен под названием зубоболение.
30 января 2001
//-- Фокусы одежды --//
– Ты зачем бросил одежду на пол?
– Я не бросал. Она сама бросилась.
15 февраля 2001
//-- На месте --//
Я играю в комнате.
Тут ко мне подходит папа и говорит:
– А чё эт у тебя шкаф куда-то вдавлен?! Да ты не бойся. Стена там стоит на месте.
//-- Трёхмерное зрение --//
Папа лезет куда-то под стол, а я спрашиваю его:
– Пап, а чё тебе надо под столом?
– Да вот у тебя тут дыра в столе.
– Да никакой тут дыры нет. Просто у тебя трёхмерное зрение.
//-- Соседи --//
Я выхожу из своей комнаты в коммунальной квартире и иду на кухню. Там стоит сосед. И я его спрашиваю:
– Вы наш сосед?
– А может, вы наш сосед? – смеётся он.
//-- Жадные --//
Я подхожу к закрытой двери квартиры чужой и говорю сам себе:
– Вот какие люди жадные! Не хотят даже отдать своё добро ворунам!
//-- Мелкий хулиган --//
Папа спрашивает меня:
– А почему ты такой мелкий хулиган?
//-- Вулкан --//
На ночь папа включает ночную синюю лампочку.
Я говорю:
– Ну вот! Опять извергается вулкан!
//-- Туда-сюда… --//
Мне, пятилетнему, запрещали ездить на транспорте (в то время мне у уже разрешали гулять одному). Я еду на троллейбусе туда-сюда. Вот так: туда – сюда, туда – сюда.
Прихожу я из троллейбуса домой и говорю:
– Я сегодня катался на троллейбусе!!! И хочу кататься ещё! И буду! А вы запрещайте мне, сколько влезет!
17 июня 2001
//-- Кому что --//
Для тараканов ничего не жалко. Папа купил им «Машу". Морилка такая. Палочка вроде школьного мелка. Беленькая, красивенькая. Ею я везде нарисовал чёрточки. Измазюкал весь дом.
А мама купила таракашикам шарики.
Для разнообразия.
Хочешь – выбирай «Машу". Хочешь – шарики!
Кому что нравится,
То тот того и отравится!
//-- Кто варит коз? --//
– Варикоз – это варщик коз?
//-- Прогулка --//
Я пошёл гулять.
Захожу к Руслану. Там говорит его мать:
– Если Руслан не сделает уроки до того, как я приду, то ты с ним не пойдёшь.
Я стал под дверь нашего подъезда и жду Руслана.
Вдруг из подъезда выходит мать Руслана.
Я ей сказал:
– Здравствуйте!
И она мне сказала то же самое.
Когда мать Руслана скрылась за углом со своей маленькой дочкой Машей, я побежал к Руслану. Звоню в дверь. Русла спрашивает:
– Кто там?
– Это я, Гриша.
Руслан открыл дверь и сразу говорит:
– Иди помоги мне сделать математику! Иначе мы с тобой не пойдём гулять! Поможешь?
– Конечно. Какой пример? – спросил я, проходя в Русланову комнату.
Руслан ткнул пальцем в пять примеров.
И я их очень быстро решил.
Но тут я увидел в окно, как его мать возвращается с Машей обратно.
Я торопливо надел сапоги и юркнул за дверь.
Я пошёл пешком, потому что, если б я поехал на лифте, мать наверняка что-то заподозрила бы.
Мы встретились на третьем этаже: я на лестнице, мать в лифте. Как в клетке.
Через две минуты я уже гулял с Русланом.
25 июня 2001
//-- Не горюй --//
Старик ловит рыбу.
Клёва нет.
Тут к нему подходит мужик и говорит:
– Не горюй. Мы без рыбы проживём!
//-- Принтер --//
Я говорю принтеру:
– Запомни! Ты можешь кушать только рваную бумагу!
Принтер вздыхает:
– Хорошо, что ты дал мне нерваную бумагу!
//-- Покемон --//
Я стою на улице. Вдруг мимо пробегает гражданин и голосит во всё горло:
– Тут покемон бежит! Спасайтесь, кто может! Покемон!
//-- Чего стоят мои услуги --//
Помощь родителям в стирке – 15 руб.
Помощь на компьютере (телевизоре) – 8 руб.
Ремонт телефона – 13 руб.
Розыск моих потерянных вещей – 20 руб.
Покупка хлеба – 12 руб.
Покупка лекарств – 14 руб.
Мытье посуды – II руб.
Мытье пола – 16 руб.
Неизбежный выход на улицу за чем-либо для родителей в 15.00–18.00 и в 20.00–21.00 – 26 руб.
Ругательное слово, замах на удар – 4 руб. Сам удар – 100 руб.
Игра на компьютере – I руб.
Ввинчивание шурупов, забивание гвоздей – 10 руб. 50 коп.
Сдача экзамена на 5 – 30 руб.
Сдача экзамена на 4 – 20 руб.
Сдача экзамена на 3 – 10 руб.
Сдача экзамена на 2–5 руб.
Папа не принял мой прейскурант.
Потому что по дому я делаю очень мало чего. Помыть тот же пол и под дулом пистолета не заставишь меня.
Он долго смотрел на двойку, оценённую мною в пять рублей, и сказал:
– Ты у нас умнявый. Учишься всё лучше и лучше. То таскал двойки с минусом, а теперь дорос до двоек с плюсом. Прогресс! Почему у тебя в ценнике нет ни слова про двойки с минусом и с плюсом? Вноси эти добавки и тогда поглядим.
//-- Малявки --//
Однажды я забежал в чужой подъезд покататься на лифте.
Я понёс руку к кнопке вызова лифта. Не донёс палец ещё до кнопки, как она загорелась и слышу: бух! бух!! бух!!! Это лифт уже едет ко мне на первый этаж. Какой услужливый лифт! Заранее угадал моё желание!
Не успел я ногу поднять для входа в кабину, как вижу: вместо нормального пустого лифта ко мне прибыл лифт с пятью малявками, каждой из которых было лет по пяти.
Я сердито спросил малявок:
– Что вы тут делаете?
– Как что? Катаемся!
– Ах вы! Катаетесь! Мешаете взрослым?! Люди, может, на работу опаздывают, а они лифт занимают катаньем! А ну-ка, пошли к твоим родителям! – сказал я ближней ко мне чернавке. – В какой квартире ты живёшь?
– В пятьдесят пятой.
Я привёз всю ораву под дверь пятьдесят пятой и позвонил пять раз в квартиру. За дверью никакого движения.
Я говорю:
– Твои родители, может быть, на работе? Где они работают?! А?
– На метро «Коломенская» – пискнула девчонка.
– Ты правду говоришь или про запас так подумала, чтоб я не нашёл твоих родителей?
– Про запас! – смеётся самая меленькая малявка. – Она живёт в доме напротив. В пятом подъезде, на пятом этаже, в пятьсот пятьдесят пятой квартире.
Я жестоко погрозил пальцем чернавке:
– Ну уж теперь тебе точно будет!
Вместе со всем базаром я поднялся пешком на пятый этаж, так как в лифте на стенке было написано: «Лифт рассчитан на четырёх человек». А нас-то шестеро!
Я отыскал пятьсот пятьдесят пятую квартиру.
Ищу звонок.
Звонка нет.
Пришлось мне бить-оббивать все пальцы. Об дверь.
Никого.
Я построже спросил малявок ещё раз:
– Так где же работают родители этой чернушки?!!
– На «Коломенской» – хором прокричала мелюзга.
– Всё же на «Коломенской»?! – удивился я. – А может, это вы высказали мне свой запасной вариант? Не хотите говорить правду?
Молчат.
– Ладно. Поедем на «Коломенскую».
Сначала я дотащил малявок до остановки восемьдесят первого троллейбуса.
На восемьдесят первом проехали две остановки и пересели на семьдесят второй троллейбус.
В давке еле добрались до конечной остановки под названием «Станция метро „Варшавская“». Потом перешли через Варшавское шоссе. Там сели в семьдесят первый троллейбус и наконец-то прибыли на «Коломенскую».
Я спрашиваю:
– Адрес?
– Проспект Андропова, семнадцать. Вон видишь ту пятиэтажку?
– Вижу.
– Вот это и есть работа.
Я быстрей потащил их всех к этому дому и чуть не озверел от злости. Это ж была никакая не работа, а простой жилой дом!
И повёз я своих малявок назад, на Вильнюсскую улицу.
Мне всё же очень хотелось найти родителей хоть одной лгуши.
Иду и кричу в окна:
– Эй! Кто-нибудь! Не знаете, чьи эти беспризорные девчонки?
В окне показалась женщина. Как оказалось, она была матерью чернавки.
– Малый! Или ты горячих собак [5 - Горячая собака – горячая сосиска, запечённая в тесте.] объелся? Ты чего, лешак, с нашими дочерьми таскаешься? – строго спросила женщина.
– Как что?! Они в соседнем подъезде катались на лифте. Я хотел, чтоб родители их наказали. Малявки сказали, что их родители работают на «Коломенской». Я туда их всех и возил!!!
– А я погляжу, малый ты промышливый… Как ты считаешь, что мне с ними сделать за враньё и катание на лифте? А?.. Может, выпороть как сидоровых козок?
17 июля 2001
//-- Крупнявка --//
//-- Ужастик --//
Однажды я гулял с Русланом.
Мы зашли в подъезд. Тут Руслан взял одну большую балку и начал балкой бить по мусоропроводу.
Я говорю:
– Ты чё делаешь?!
Я выхватил из его рук балку, бросил её на пол и схватил Руслана. У всех прохожих спрашиваю:
– Где тут поблизости отделение милиции?
Один гражданин отвёл нас туда.
Я говорю милиционеру:
– Вот этот гражданин по имени Руслан кидался балкой в мусоропровод.
– Сколько ему дать сроку?
– Тюрьмы?
– Да.
– Ну-у-у-у, пару лет.
И вот Руслана посадили в тюрьму. А его родители ничего не знают.
//-- Просто заяц --//
Однажды как-то раз бабушка пекла мне противные блины.
Увидел Руслан эти блины и побледнел.
Состроил жалкую-жалкую физиономию и жалким-жалким голоском попросил, вытянув ладошку гробиком:
– Бабушка, дайте мне, пожалуйста, хоть кусочек блинчика… Я так хочу есть…
Бабушка наваляла ему целую горку, и он в один вздох всё смёл.
Мы пошли с ним гулять, и я сказал ему:
– Ты большой артист просить…
– Будешь артистом… И мать, и отчим бьют меня то попеременке, то вместе… Еды никогда не дают вдосыте. А у тебя бабушка добрая. У меня тоже есть бабушка. Я не знаю, в каком городе она живёт… Я не знаю её адреса… Где-то на юге… Но я к ней обязательно убегу. Вот увидишь. Меня любой поезд до неё довезёт…
Руслан живёт в моём же подъезде, тремя этажами ниже. Но я его не видел целую неделю.
И вот раз выхожу из дома – сидит на ступеньках. Печальный и весь в синяках.
– Ты где пропадал?
– К бабушке убегал…
– И не нашёл?
– Неа…
– Как же это было?
– Больно… В тот же день, после блинов твоей бабушки, я попросил у родителей карту с железными дорогами. Через некоторое время я скрал из кармана у отчима сто рублей и поехал на Курский вокзал. На перроне стоял харьковский поезд. Харьков! Это ж юг! Бабушка!
Проводница заговорила с каким-то дядей, я и прошмыгни в вагон, залез под сиденье, куда кладут вещи. Соседей по купе я попросил, чтоб меня не выдавали проводнице.
Поезд уже подъезжал к московской кольцевой автомобильной дороге. Тут проводница вошла в моё купе, я стаился под сиденьем. Она поговорила с пассажирами про билеты и ушла. Я вылез из-под сиденья, сел к окошку.
Наверно, во всём вагоне я один ехал зайцем. Я имею в виду не то, что натуральный заяц, с ушами большими, а безбилетник.
Ехать до Харькова я раздумал. Поищу-ка я бабушку поближе, в Туле.
Я вышел из поезда в Туле. Город незнакомый, люди все незнакомые… Я залез в автобус и поехал незнамо куда. Я заглядывал всем людям в лица, но бабушка мне не попадалась. Я проездил до ночи, но её так и не встретил.
На сто рублей я взял пару пакетов чипсов, бутылку газировки и другую чепухень. Съел всё и залез в подъезд. Там и ночевал под лифтом, как бомж.
А утром я решился вернуться в Москву. Проскочил в вагон и поехал. Но поезд повёз меня не в Москву, а ещё дальше на юг. В Курск! Ну и хорошо, думаю. Я ещё в Курске поищу бабушку.
Сказал соседям по купе, чтоб они меня не выдавали проводнику, и сел в ящик под сиденьем.
Но люди меня выдали.
Проводник вытащил меня за руку из ящика и аккуратно вывел из поезда.
Так я очутился на какой-то маленькой станции.
Там я проторчал с полдня.
Добрый дядечка в железнодорожной форме упросил проводника и меня довезли до Москвы под прикрытием сиденья.
Дома меня настегали ремнём и наказали всем тем, чем только можно наказать.
Потом мой отчим поехал в Солнцево к моему отцу и сказал, что его сын три дня и три ночи не был дома. Катался на поездах дальнего следования в Тулу, в Курск и в какую-то ещё чумную деревушку. Отец послушал-послушал и ка-ак схватится за лоб, ка-ак упадёт в обморок. Мой отчим тоже упал, но уже на отца. Потом отчим привёз отца домой к нам в Ясенево, и все четверо – отец, отчим, мать, их малявка Машка – стали меня бить. Я еле живой остался, но весь синий. От лупцовки…
19 октября 2001. Пятница.
//-- Как я первый раз был самостоятельным --//
Сегодня мне надо сдавать кровь и мочу в поликлинику.
Обычно в поликлинику я хожу с папой. Но сегодня у него кроводавка. [6 - Кроводавка – повышенное кровяное давление.] И он не сможет пойти со мной.
Когда он окончательно решил, что я пойду один, я спросил:
– Пап, а какой адрес у поликлиники?
– Ясногорская, сорок.
– А почему именно на Ясногорской улице? Почему не на Тысногорской? Если можно сказать я, то можно наверняка сказать и ты. И вообще, дома номер сорок по Ясногорской улице никогда не было и в помине.
Папа достал телефонный справочник, посмотрел по нему, где находится сто одиннадцатая детская поликлиника, и сказал:
– Сто одиннадцатая находится на Ясногорской, три а.
– А почему именно три а? А почему не три бэ?
– Потому…
В полиэтиленовый мешок папа завернул мою мочу в баночке от фирмы «Гербалайф», и двинулся я в путь.
В поликлинике я пошёл сразу налево, к лифту. На лифте поднялся на второй этаж.
В холле, справа, было небольшое окошко. Я постучал по нему.
– Иду! Иду! Иду! – откуда-то отозвалась невидимая врачиха. – Вот четыре, три, два, один. Пришла!
Я спрашиваю у неё:
– Извините, это здесь принимают анализы мочи? Я правильно попал?
– Правильно. Подавай свой анализ.
– Нет. Анализ должны сделать вы, а я только принёс вам мочу.
Врачиха взяла мой «Гербалайф» и сказала:
– Мальчик, как тебя зовут? Какая у тебя фамилия?
– Фамилия у меня Санжаровский.
– А как пишется? Эс, а, эн, жэ, и, рэ, о, вэ, сэ, ка, и, и очень краткое? Я правильно сказала?
– Нет, вы сказали неправильно. Вы учили алфавит русский?
Врачиха мне в ответ:
– Да, конечно.
А я не прост. Говорю:
– Врач, скажите мне, пожалуйста, все русские буквы в алфавитном порядке.
Врач говорит:
– Ох, как много букв. Ну что ж, заставил. – И со вздохом она говорит мне все буквы. – А, бэ, вэ, гэ, дэ, е, жэ, зэ, и, наикратчайшее и, кэ, лэ, мэ, нэ, о, пэ, рэ, сэ, тэ, ю, ви, дабл ю, экз, вай, зэд. Все, успокоился?
– Нет, не успокоился. У вас слишком много ошибок. Какая-то мешанина…Точно, алфавит вы не учили.
Вернувшись к лифту, я посмотрел на план пожарной эвакуации и на нём увидел, где же тридцать первый кабинет. В плане было написано:
//-- «31 кабинет, лаборатория». --//
Я подумал, что папа меня к дантисту отправил. Но, оказывается, это был кабинет-лаборатория, где люди прощаются с кровью, которую наливают во всякие стеклянные палочки.
Я заглянул в кабинет.
Там с папой, мамой и, разумеется, с врачихой сидела малявка и орала, как будто её режут, когда ей прокалывали палец для того, чтобы вытянуть из пальца немного крови.
Когда малявка вышла из кабинета, я вошел туда, и врачиха попросила у меня направление.
Я отдал. Она сказала:
– Сядь!
Я сел.
Она обватила мне палец и уколола.
Потом, как вампир, высосала из меня в свою стекляшку немного моей крови, дала мне ватку, и я пошёл.
По пути домой я застрял в лифте.
Но меня быстро оттуда извлекли, так как этот лифт-то был поликлиничный.
Позже где-то по дороге я посеял шарф. Ну точно прям как кукурузу.
Я только прикрыл за собой дверь, и папа сразу заметил отсутствие шарфа.
– Беги ищи!
Я ему сказал:
– Я выходил из арки, шарф был на мне.
– Поменьше докладов! – засерчал папа. – Беги ищи! И верни его на старое место – на свою шею.
И я побежал, стараясь обогнать того, кто бы мог подобрать мой шарф и унести.
Нигде в арке шарфа не было.
Подобрали!
Да не унесли!
О чудо! За время моих поисков шарф взошёл, пророс, вырос и уже висит на ветке, как спелый плод. Только сними! Что я и сделал.
Я сдёрнул его с ветки и радостно побежал к папе.
6 ноября 2001. Вторник.
//-- Как я первый раз варил себе еду --//
Я проснулся утром в пять часов двадцать две минуты. Взял самоучитель английского языка и пошёл с ним на кухню, стал заучивать новые английские слова.
Перед этими словами я просидел примерно минут десять.
Тут я вспомнил, что мне надо переодеться. Я переоделся.
Уже без пятнадцати шесть. Я все читаю английскую книгу.
Уже семь двадцать. Книгу я положил себе на стол.
В восемь мне надо записывать передачу «Отчего, почему?» Но сначала надо поесть!
Из шкафа я взял коробку с шоколадными шариками Nesquik. Насыпал этих шариков в тарелку. Из холодильника достал «Настеньку». Это молоко так называется.
Когда молоко едва закипело, я быстро-быстро налил его в тарелку с шариками и стал как можно быстрее есть. Пулемётом! Чтобы не образовалась пена.
Пенку я не люблю. И как только она появится на шариках, я прошу папу убрать её с моих глаз, а сам отворачиваюсь.
Я часто спрашивал папу, как убрать пенку с шариков.
– Ложкой, – отвечал папа.
– А потом?
– А потом в рот. Пенка – это самое вкусное молоко!
Но этот довод меня не убеждает, и всякий раз при виде пены я прошу папу убрать её.
Я так быстро ел, что пена не успела появиться. Я съел свои шарики и пошёл записывать передачу.
1 декабря 2001. Суббота.
//-- Мой первый прогул --//
Едва я позавтракал, как папа кликнул меня помочь вставить на компьютере картинки с его каракулями в его же роман «Дожди над Россией».
Я в темпушке всё сделал, и папа сказал, чтобы я теперь внимательно посмотрел на часы.
Я добросовестно посмотрел.
Оставалось всего ничего до начала моего урока. Я же ещё толком не одет и даже не обут хоть на одну ногу.
Папа помог мне быстро одеться и обуться.
А уже пять лишь минутушек отделяли меня от начала урока.
– Иди! – сказал папа.
Естественно, я пошёл.
Но недалеко.
Когда я ехал на лифте, меня посетило скромное волшебное предчувствие, что сегодня в подпольную школу не надо идти. Официально она называется школой для одарённых детей. Папа устроил меня туда вольнослушателем только на английский. (А так я учусь в экстернате.)
Ведь не помрёт же моя подполка, если сегодня не увидит меня? Не помрёт. Но и я не скончаюсь с горя!
И всё сошлось. Честное предчувствие меня не обмануло.
Я вышел во двор и стал важно ходить под аркой туда-сюда. Под аркой школа мне не попадалась.
Проходил я минут сорок и незаметно меня снесло на бег. Мне захотелось в туа.
Но чем быстрей я бегал, тем плотней меня подпирало.
А морозища!
Делать нечего. Я побежал домой.
– Ты был в школе? – спросил папа.
– Был! Был!..
– А может, ты опоздал, как один раз уже случилось? Сам директор открыл дверь и не пустил. И сейчас не пустил?
– До директорских штучек дело не добежало.
– Тогда почему ты слишком рано пришёл?
– Была контрольная. И я всё очень быстро написал!
Я торопливо раздевался-разувался и в запале безостановочно тараторил, не давая папе перекинуться на чёрные подкопы под контрольную:
– Но самое страшное несчастье – я сильно хочу позвонить в Париж! [7 - Позвонить в Париж – сходить в туалет.] – и аварийно засеменил уже в тапочках в наш кабинет задумчивости.
– Это не самое страшное, – вдогон проговорил он. – Это самое, наоборот, ближе к счастью… Значит, ты ещё живой, не замёрз!
Я обстоятельно помыл руки и иду на кухню.
Папа режет мне грушу и в комплексе мягко погружается в уточнение.
– Так ты в самом деле был в школе? – снова впал он в любопытство. – Отвечай честно. А то я позвоню дя ректору. Отвечай честно. Первый раз наказывать не буду.
Однако папа всё равно снял-таки трубку и стал набирать.
Второпях я пальнул:
– Нет!!!
И тут гордая тётя торжественно докладывает из телефона:
– Точное время одиннадцать часов двадцать восемь минут тринадцать секунд.
Эти тринадцать секунд меня и сгубили.
Я-то думал, папа звонит директору, а он звонил всего лишь в службу точного времени.
Пятое декабря 2001. Среда. 12 часов 20 минут.
//-- Диво! --//
Из «Вечерней Москвы», где меня снимали для газеты, мы с папой поехали в дом культуры на Лесной. На презентацию Книги рекордов России, стран СНГ и Балтии «Диво».
В метро к нам подъезжает поезд и вместо надписи впереди «Аннино» я вижу надпись «Чертановская». Я разозлился:
– Ах! Какие нахальные машинисты бывают! Не доезжают до «Аннина»! Ленивые какие! «Чертановская» на четыре станции ближе! Бедные жители «Аннина»!.. Нам, пап, куда? На «Менделеевскую» или в «Аннино»?
– А как тебя зовут? Если Ярослав, то не скажу. Если Гриша, то скажу.
Мне не нравится моё имя Гриша. То я хотел, чтоб меня звали и Петей, и Колей, теперь я дошёл до Ярослава. И я говорю папе:
– Я Ярослав.
– Значит, не скажу.
– Ну ладно. Я вон то второе имя, которое ты назвал.
– Гриша?
– Ну да.
– Мы едем на «'Менделеевскую».
Мы ехали на эскалаторе, когда я увидел на стене объявление о продаже компьютеров. Папа тоже увидел и сказал:
– Надо туда зайти.
– Зачем?
– Взять для тонометра две маленькие батарейки.
– А-а…
Мы вошли в компьютерный центр.
Пока папа ковырялся в батарейках, я собрал по одному экземпляру все листовки о компьютерах, принтерах, сканерах. Потом немного постоял посмотрел, как тетя-продавец играла на компьютере в игру-стрелялку.
Тут папа подошёл ко мне уже с батарейками, и мы пошлёпали дальше.
Мы перешли Новослободскую и пошли по Лесной.
И на Лесной папа свернул в магазин, посмотрел на кусачки на витрине, вздохнул, поправил лишь шапку, и мы вышли.
Скоро появился наш восемнадцатый дом. Дом культуры!
В светлом, в праздничном вестибюле было полно народу.
На презентацию Книги рекордов России, стран СНГ и Балтии «Диво» пришли её герои. Весь цвет России!
Все люди в фойе делились на две категории. Одни стояли в бесчисленных очередях к лоткам за «Дивом». Другие, уже купив Книгу, поодиночке и группками весело читали её. Многие читали про себя!
Не раздеваясь, папа прилип к хвостику очереди, и скоро мы пошли в гардероб раздеваться уже с «Дивом».
Сдав пальто и шапки, мы вернулись ко входу и стали ждать маму.
Какое-то время папа не мог оторвать счастливых глаз от Книги.
– Ну, самый юный писатель России, – сказал мне папа, протягивая раскрытую Книгу, – полюбуйся на себя.
– Да что я себя не видел? – как можно равнодушней сказал я, но Книгу всё-таки взял.
Я показал язычок малявке в ромашках. Это был я на обложке своей первой книжки. Всё-таки занятно увидеть себя с книжного листа.
Я прочитал, что про меня было написано, и сказал папе:
– Всё правильно.
И что я читал, вы тоже могли уже увидеть на предыдущей странице.
А между тем уже дважды прозвенел звонок, но мама так и не появилась. Со своим годовым отчётом колупается бедняжка…
На презентации много говорили о «Диве» те, про кого рассказывала эта дивная Книга. Но ещё больше они показывали номера, с которыми вошли в неё.
И длилось это чудное представление допоздна.
Однако мы сразу домой не поехали.
Я попросил папу, чтоб он дважды прокатился со мной по открытой части Арбатско-Покровской линии метро.
Сегодня был мой день, и папа не смел мне отказать.
Мы вернулись домой в половине двенадцатого.
21 декабря 2001
//-- Подождём, пока не влетит! --//
Я говорю:
– Пап, можно я поиграю на компьютере?
– Пока не дочитаешь книжку, не будешь играть.
Через час:
– Прочитал!
– Расскажи вкратцах содержание.
Рассказал. Даже самому понравилось.
– Хорошо. Как называется книга?
– «Остров сокровищ».
– А кто автор?
– Ну этот!.. Знал же! Вылетело из головы…
– Подождем, пока не влетит.
– Влетело! Роберт Стивенсон!
– Иди играй.
//-- Угол --//
Я зову Андрея. Он выходит. Не успев отойти от двери, говорит:
– Вчера была такая история. Я хотел выйти гулять. Оделся, ну, всё такое. И уже перед выходом провинился. Меня поставили в угол. Когда родители отвлеклись, я незаметно вышел из квартиры и сел в лифт. Но все равно я простоял в углу. В углу лифта.
– Застрял?
– Да.
//-- Но самого главного папа не знает! --//
Как-то папа позвонил в мою школу-экстернат. Узнать, когда будут экзамены.
Ему сказали, что экзамены будут в апреле, а сейчас идут консультации.
И они навели папу на мысль, чтобы на консультации сдать экзамен.
Ближайшей будет консультация по истории. Двадцать шестого февраля.
И папа сказал мне:
– Ну, сыник, как ты мне говорил, ты уже всё знаешь и можешь спокойно идти на экзамен за пятёркой.
Но папу ждало разочарование. Он не знал самого главного.
И папа начал меня спрашивать по истории.
Я ничего не смог ответить, и польза от меня была одна звуковая: я мычал, как недорезанная корова.
Естественно, папа разозлился.
А до экзамена осталось три дня.
И вот мы все эти три дня упорно учили историю России. Но до конца не доучили.
Во вторник мы поехали на экзамен-консультацию.
В школе мы стали бродить из класса в класс. Искали учителя истории, которого нигде не было.
К нам подошла женщина с дочкой.
Тут папа опять не знал, уже вторично, самого главного. Он спросил:
– Вы по каким учебникам историю учили?
Женщина вынула учебники. Их оказалось два. А у нас – один. Только «История Отечества». А у неё, оказывается, есть ещё и второй. «История средних веков»!
Бедный папа! Он не знает самого главного!
Прошлым летом, как я только сдал все экзамены за пятый класс, мы в школьной библиотеке за предоплату взяли все учебники за шестой класс.
Ничего тут интересного нет. Учебники, они и есть учебники. У нас тоже, как и у всех, было два учебника по истории.
Но я единолично решил, что двух учебников по одному предмету – это слишком много. Лично мне так много не надо. И «Историю средних веков» я забросил неведомо куда.
Повинно опустив голову, я всё это папе рассказал – он чуть не упал в обморок.
– Так обманывать?!.. А я тебе верил! Я тебя наказываю первым твоим желанием!
– А что это за наказание такое? – спросил я.
– А вот что ты сейчас захочешь – я погожу исполнять.
Учителя Шувалова Алексея Борисовича мы так и не нашли. У него кончились уроки, он ушёл домой, так и не появившись в тридцать седьмом кабинете, где под дверью его ждали консультируемые.
Я подумал, наверно, он уже переоделся, сел и ест.
Мне тоже захотелось есть.
– Пап, я хочу есть.
Папа молча дал мне воды из пластиковой бутылки.
– Но это всего лишь вода!
– А настоящую еду ты получишь, когда найдёшь второй учебник по истории.
Мы приехали на свою станцию метро «Ясенево» пошли на свой рыночек у нашего дома.
Папа купил себе любимый горчичный батон за семь сорок.
– А мне купи тульский прынок. [8 - Прынок – пряник.] С моим именем.
– Не рассчитывай и на безымянный.
– Если я не съем пряник, я настолько ослабею, что не смогу найти твой любимый учебник по истории.
Папа задумался.
Бедный! Он не знал главного!..
Его думы кончились тем, что он купил мне пряк с именем Алёша. Так я себя называл на данную минуту.
Дома папа первый бросился искать учебник.
Искал, искал, искал, искал, искал…
Бедный, хотел найти мои захоронки… когда я сам не мог их найти. Помню, сунул куда-то в кучу книг. А в какую? Куч у нас мно-ого… В шкафах… на шкафах… под шкафами… возле… Нигде нету. Ни в… ни на… ни под… ни возле… ни за…
Сидим расшибленные. Отдыхаем. Сил набираемся для новых поисков.
Тут папу повело на выпивку. Осталось там с пол-литра после Дня защитничков Отечества. Что хорошо – папа один не пьёт. Только со мной. Наливает себе, наливает того же и столько же и мне в красивую рюмку с ножкой и с талией в спичку. Чокаемся синеватыми рюмашечками со снежинками по бокам, папа и говорит тост:
– Выпьем за неполученную двойку! Всё-таки хорошо, что кэнязъ Шувалов не явился на консультацию. А то б мы в твоём лице его б крепенько подковали по части истории средних веков. Выпьем, чтоб двойка нам никогда не попадалась на глаза, а тем более не заезжала в экзаменационные ведомости!
Папу я поддержал. Выпил.
Дюшес нагло саданул в нос и в головку.
Мне стало хорошо. Папе ещё лучше и мы с новыми силами продолжили прерванные искания.
Но это ещё не всё.
Бедный папа! Он самого главного не знал.
А главное было то, что мы не нашли проклятую историю и через неделю.
Но я папу не забывал успокаивать.
– Не в книге счастье. Я и без книги сдам. Для тебя я постараюсь. Не зря же я ходил уже сдавать экзамен, не видя учебник и в глаза. Вот будь тогда Шувалов, я б и сдал.
– Но Шувалов будет ещё!
– Будет Шувалов – будет и пятёрка в экзаменационном листе! – заверил я папу.
И пятёрка появилась!
За три дня до дня экзамена!
Но это ещё не всё.
Бедный папа так и никогда не узнает самого главного.
Не стану же я раскрывать производственную свою тайну – как сдать экзамен, не раскрывая учебник.
А вам шепну по секрету.
При поисках я таки вспомнил, что учебник я зафигачил в кучу белья в диване, на котором спал. А до этого тайком готовился, тайком до срока сдал. Пусть папа думает, что учебник я так и не раскрывал. И в глаза не видел. Как тогда, когда шёл в экстернат на консультацию.
Марку надо держать.
27 февраля 2002. Среда.
//-- Послушай, что сосульки говорят! --//
Третий день подряд я звоню маме на работу и прошу:
– Мам! Как пойдёшь домой, попутно где возьми сосулю!
– Говори правильно! – кричит мне папа. – Сосульку!
– Сынок, да у меня на работе сосулек нету. Я даже вчера в один сугроб лазила!
– Всего в один? – ехидно вставляет папа. – Не надо таких хлопот. Или ты не знаешь, что сосульки в сугробах пока не растут. Они с крыш вьются!
– А-а! – солидно сказала мама.
А на дворе солнце. И в окно видны родные сосульки с пол-оглобли высотой.
Сосульки тают. Только водичка с них кап, кап, кап…
Про что между собой говорят сосульки?
Я слушал, слушал, но так и не разобрал. Не понял их языка.
Папа с лестницы у меня в лоджии аккуратно снимает длинную сосульку, ставит вверх острым в стакан на кухне.
Ледяная свечечка…
1 марта 2002. Пятница.
//-- Мой прейскурант --//
7 руб. – помощь папе на компьютере в течение часа.
10 руб. – помощь сразу.
175 руб. – неограниченное число помощей в течение одного месяца.
325 руб. – двух месяцев.
600 руб. – четырех месяцев.
875 руб. – полугода.
1050 руб. – девяти месяцев.
1375 руб. – года.
2000 руб. – полутора лет.
2650 руб. – двух лет.
20 руб. – две помощи.
45 руб. – пять помощей.
75 руб. – десять помощей.
130 руб. – двадцать помощей.
300 руб. – пятьдесят помощей.
550 руб. – сто помощей.
950 руб. – двести помощей.
1900 руб. – пятьсот помощей.
2550 руб. – тысяча помощей.
10 марта 2002
//-- Лесная опушка --//
У нас зазвонил телефон.
– Здравствуйте! Алло!..
Папа ответил тем же:
– Здравствуйте, госпожа Алло.
– Это из ясеневской соцзащиты. Предлагаем вам путевку в санаторий «Лесная опушка». Поедете?
– Вы ещё спрашиваете? А чего я тогда четыре года обивал ваши пороги?
– Другие и за шесть не доходят до путёвки. Ваша настойчивость взяла. Вам на какое время?
– Мне бы в конце июля – начале августа.
– С девятнадцатого июля по восьмое августа подойдет?
– В самый раз. Скажите, пожалуйста, а где находится «Опушка»?
– За Серпуховым.
Когда папа начал собирать свои вещи. я пошутил:
– А компьютер ты не заберёшь?
Он молча улыбнулся и ничего не ответил.
Девятнадцатого июля, в одиннадцать, я с папой и с чемоданами поехали на метро от Ясенева до «Третьяковской».
Я внушил папе, что с тремя пересадками короче, чем с двумя, и он согласился.
С «Третьяковской» мы пересели на «Новокузнецкую» и по Замоскворецкой линии полетели до «Каширской».
Всё время я стоял около двери и смотрел на огоньки.
Когда на «Автозаводской» двери закрылись, поезд дёрнулся, и, набирая скорость, пошёл вперёд по тоннелю. Появились многочисленные лампы, потом развилка, на которой мы поехали прямо, опять лампы. Они были видны лишь кусками, потому что их загораживали опорные колонны, все обросшие в многолетней паутине и отделяющие два перегонных тоннеля от «Коломенской» до «Автозаводской» от развилки трёхпутки, идущей в депо. Потом вместо опорных колонн побежали навстречу кирпичи, потом опять опорные колонны, но уже не такие крупные. Потом поезд поехал со страшным скрежетом (он скрежещет, когда поворот).
Скрежет утих, и поезд понесся по круглому тоннелю, построенному ещё в войну.
В тоннеле начало светлеть, но ламп не было. Я увидел встречный путь, тоннель расширился, и мы выехали из тоннеля наверх.
Поезд долго ехал прямо вдоль забора.
Поезд начал набирать высоту, въезжая на мост. Мост сделал резкий поворот направо, и мы поехали через Москву-реку вдоль проспекта Андропова. Я увидел переход. На нём крупно выведено: Коломенская.
Тут поезд резко пошёл на снижение, и мы очутились в тоннеле, поезд начал тормозить.
Мы въехали на «Коломенскую».
На «Каширской» мы пересели на Каховскую линию и проехали от начала до конца, до «Каховской». А там пересели на «Севастопольскую».
Нам надо было выходить на «Улице академика Янгеля», но папа согласился проскочить до «Аннина». Уважил мою просьбу.
Выйдя на «Улице академика Янгеля», мы нашли остановку и автобус, который отвезёт всех санаториков прямо в «Лесную опушку».
На прощанье папа дал мне семьдесят рублей и сказал:
– Это тебе на мороженое… Ну, сыне, до встречи восьмого августа!
Мы потёрлись друг об дружку щёчками, и папа пошёл в автобус.
Но встретились мы уже на второй день.
А было так.
Помахав папе ручкой, я быстро побежал в метро.
Мои золотые дни! Играю на компьютере до полного отпада!
Дома я сразу запал за компьютер. Играю. Наслаждаюсь. И вдруг: ззь-ззь-ззь! – зазвонил телефон. Я снимаю трубку.
– Алло!
– Гриша, позови бабушку! – быстро заговорил папа.
– Так быстро соскучился по бабушке?
– Без юмора. Зови!
Подошла бабушка.
Папа захотел, чтобы я приехал к нему. Уже выкупил какую-то горящую мне путёвку на десять дней.
Но я никуда не хотел уезжать от компьютера. Зато мама захотела того же, что и папа, и на следующее утро – ах какая смехота! – я уже мотался по Курскому вокзалу туда-сюда в компании мамы и бабушки в поисках электрички до Серпухова.
Наконец мы увидели расписание поездов.
В среднем вагоне мы ехали достаточно быстро.
Я неотрывно смотрел в окно, а бабушка с мамой постоянно о чём-то говорили.
Но я не давал им спокойно это делать.
– Мам, развилка!
– Мам, встречный поезд!
– Мам, тоннель!
– Мам, мост!
– Мам! Ты только посмотри, как высоко мы едем!
– Мам, ремонтируют путь!
– Мам, смотри, какой дом!
– Мам, это что за станция?
– Мам, смотри, встречное полотно уходит!
– Мам, смотри, какая сложная развязка!
Я постоянно отвлекал маму от разговора, и она тоже постоянно отмахивалась лишь от меня..
На станции в Серпухове было громадное скопление народа. Мы еле пробились сквозь это скопление.
У одного прохожего мы спросили:
– Как доехать до посёлка Лужки?
– Чаво? – не понял прохожий.
– Как доехать до Лужков?
– Какой тут у нас Лужков? Лужков в Москве! – Вон – показал на нашу электричку – идить на электру и ехайте.
– Да не мэр Лужков нам нужен, а ваша деревня Лужки! – кричу я.
– А-а! Так бы и говорили!.. Можно на сорок седьмом автобусе… Можно и на сто сорок четвёртом…
– Ясно. Спасибо за ннфлормацию.
Мы разыскали остановку сорок седьмого. Но он только что ушёл. А позже выяснилось, что он ходит всего лишь три раза в день.
На другой остановке стоял уже битком набитый сто сорок четвёртый. В нём кондуктор со счётной машинкой пробирался сквозь людей. Мы его спросили:
– Этот автобус идёт до Лужков?
– Идёт, идёт! – сказал бодро кондуктор.
Мы втёрлись в автобус.
Тем временем кондуктор сел рядом с водителем и поставил счётную машинку на парапет между сидением водителя и салоном.
Мама дала мне пятьдесят рублей на три билета, а сама с бабушкой пошла, извините, в зад автобуса.
Я подошёл к кондуктору и сказал, давая деньги:
– Три до Лужков!
Кондуктор умножил двенадцать на три на счетной машинке и долго не верил цифре тридцать шесть. Потом хмыкнул и дал мне три билета и в сдачу четырнадцать рублей.
Я попросил кондуктора:
– Скажите, пожалуйста, на остановке перед Лужками, что следующая – Лужки.
– Естественно, скажу!
Тут кондуктор встал со своего места и крикнул:
– Не все хотят идти ко мне! Придётся мне идти! Есть тут зайцы?!
– Есть, конечно! – сказал я. – С ушками!
Когда кондуктор отошёл, я сел на его место.
Но сидеть пришлось недолго.
В лесу мы изрядно побродили между соснами и вышли к санаторию.
На его территории тоже было много сосен и так же много мелких зданий.
Папа был в пятом корпусе в двадцать первом номере.
Мы увидели табличку: КОРПУС 1. Табличка посылала нас налево. Рядом стояла другая табличка КОРПУСА 5, 6, 7 и звала нас направо.
Мы пошли вдоль ряда корпусов и на одном из них увидели цифру пять.
Мы вошли в него.
Там было очень красиво.
На стене висели часы с маятником и с картинками, распорядок дня, картины.
Лестница сбегала сверху бледно-желтыми ступеньками, а перила были жёлтые.
На втором этаже мы нашли двадцать первый номер. Я поискал звонок, но его не было, и я начал громко стучать в дверь.
Я слышу мерный топот. Наверняка это папа!
Дверь распахивается, и из неё выходит мужчина лет семидесяти. Я растерялся и спрашиваю:
– Анатолия Никифоровича можно?
– Он пошёл в лечебный корпус мерить давление. Вы тут подождите, телевизор посмотрите.
– А он давно ушел?
– Нет, недавно. Сидите и ждите. Он скоро должен прийти.
Мы вышли в красивый и просторный холл с двумя большими окнами. На стене висели такие же красивые часы с маятником и картинками, как внизу.
Я включил телевизор. Обшарпанный «Рубинчик» показывал лишь три программы: ОРТ, РТР и ТВЦ, причем РТР показывало очень плохо. В этом был виноват недавний пожар на Останкинской телебашне.
Очень скоро мне надоело смотреть телевизор.
К счастью, тут я услышал шаги. Я посмотрел вниз. Там шел папа.
Я решил его напугать.
Я стал за стенкой, которая прикрывала лестницу, и стал ждать. Когда папа подошел, я резко выскочил из-за стенки и крикнул:
– А-а-а!!!
Папа меня мягко обнял и сказал:
– Здравствуй, Гриша!
– Здравствуй, папа!
И мы вчетвером (я, папа, мама, бабушка) пошли в папин номер.
Там было так: слева совмещенный санузел (ванна сидячая, унитаз и раковина), причем раковина и ванна имели разные краники.
В комнате приблизительно десяти квадратов с огромным окном стояли две кровати. Одна большая, другая чуть меньше.
Мы пошли в регистратуру. Там мне дали санаторную книжку и талон на питание.
Мы пообедали, забрали все свои вещи и пошли с ними на новое место жительства. В восьмой корпус.
Он был хуже пятого. Там была очень узкая лестница, санузел был общий, а не в номере.
Мы поднялись на второй этаж. В тесном холле стоял маленький телевизор, а часов на стене не было.
Регистратурная тётя показала нам наш номер. Маленький, сжатый.
В столовой было аж пятиразовое питание: завтрак, обед, полдник, ужин и кефир.
Сходив на кефир, мы легли спать.
На следующий день я проснулся в восемь десять.
Напротив входа в наш корпус была красивая площадка с брёвнышами и деревянной беседкой, в которой на большом затёрханном столе стояли огромные шашки. Одна шашка была 11,785 сантиметра в диаметре!
Я подумал, может, есть и шахматы?
Но шахмат не было. Только шашки.
Я потащил папу в беседку. Там он сел напротив меня, а мне сидеть было не на чем, и я, облокотившись на край доски, начал думать над ходами.
Мы играли, забыв обо всем на свете.
Тут к нам подходит одна из старушек и говорит:
– Вы, видно, не собираетесь на завтрак?
Я сделал большие глаза, сказал папе:
– Всё, бросаем играть?
– Что такое? – немного испуганно сказал папа.
– Как что?!! Мы же проспали завтрак! – встревоженно и немного с жалостью сказал я.
– Ну, идём! Эх ты, соня!
И мы пошли на завтрак. И не опоздали, слава богу.
Из столовой мы отправились в бассейн. Там нас тормознули:
– Нам нужна справка от главврача о том, что вы и ваш ребенок здоровы.
Топай в лечебный корпус!
Ни у меня, ни у папы врач не обнаружил никаких болезней, и он нам записал справки в санаторные книжки, что бассейн нам разрешён.
Он-то разрешил, да нам вдруг почему-то расхотелось идти в бассейн.
После полдника мы с папой шли из столовой к лечебке.
На бордюре стоял на одной ножке какой-то мальчик.
Папа подошёл к нему и спросил:
– Парень, тебя как зовут?
Он немного смущённо:
– Женя. А что?
– Хочешь дружить вот с этим юным гражданином? – и папа выставляет меня на обзор Жене. – А то ему скучно всё время со мной и со мной. Так как?
– Можно, – сказал непоколебимо Женя.
Папа пошёл на свидание к своим уколикам, а я начал расспрашивать Женю:
– Ты где живёшь? В каком корпусе?
– В шестом. А ты в каком?
– Я в восьмом.
– А где восьмой?
– А там, за столовой.
И я с Женей стали бродить там-сям по территории санатория. За её пределы нам не разрешали родители выходить.
За пятым корпусом была большая детская площадка. Там и качели, и качалки на ногах, и мини-беседки без крыш и с выдранными полами, и песчинки 50000000000000000000000000000000 штук.
Мы обстоятельно облазили две беседки, покачались на скрипучих каталках и побежали на озеро. На отдалении нас степенно сопровождал почётный караул: бабушка Женьки и мой папа.
Озеро было около автобусной остановки «Лужки». Женька перелез через фальшборта, а я с его бабушкой и папой пошли в обход.
Тропинка к озеру круто шла вниз. Она вся была в песке. Я летел на всех парах и поднял столб пыли.
Я быстро снял шорты и в трусах и в майке полез в воду.
Женька начал на меня брызгаться.
Я не люблю ходить в мокрой одежде, а потому снял с себя майку и бросил её папе. Папа раскинул её по кусту сушиться.
Я плавал, как утюг. Точнее, я вовсе не умел плавать, а потому я просто брёл по воде, а Женька плыл за мной и брызгался.
– Женя! – крикнула с берега бабушка. – Перестань брызгать на Гришу!
– А что? – огрызается Женька и поворачивается ко мне: – Гриш, тебе нравится, когда я брызгкап тебе делаю?
– Нравится!
– Вот видишь! – сказал Женька бабушке. – Ему нравится, а ты запрещаешь! Никуда это не годится.
– Ладно, – вздохнула бабушка, и дело пошло на самотёк.
Тут папа засветился тихой улыбкой. Я спросил:
– Что с тобой?
– Когда я был маленьким, я тоже любил со своими друзьями один убегать на речку.
Однажды я возвращаюсь в номер разочарованный со словами:
– Пап, меня укусила собака!
Папа перепугался:
– Ка-ак?
– Зубами…
– Где? Покажи!
– А вот! – сунул я ему под нос место укуса. – Но ты сильно не переживай. Это не собака была! Это мой новый друг Ваня укусил меня! И Кирилл!
Папа облегчённо вздохнул:
– Что это они тебя грызут? Ты мёдом обмазанный? Как это случилось?
– Да как… Подошли ко мне Ваня с Кириллом. Мы задружились. Ваня и говорит: «Хочешь, я буду бойцовым псом?» – «Ну, будь!» – согласился я. – «Тогда я кусаю так же, как бойцовые собаки!» – сказал Ваня и кусанул. И Кирилл за ним!
– Слава Богу, что хоть не съели. Есть ещё пока что зелёнкой смазать! – сказал папа и повёл меня к врачу.
Уже с зелёной рукой я пришёл на обед. В столовой я показал папе на Ваню и Кирилла.
Была курица, и мне досталась её нога.
Когда я съел мясо, папа взял косточку себе в газетку и усмехнулся:
– Надо подкормить…
– Кого?
– Увидишь.
У выхода из столовой на нас наскочили Ваня и Кирилл. Папа показал им косточку:
– Возьмите, съешьте.
Они прыснули и говорят:
– Вы что?! Мы не собаки!
– Да?! – удивился папа. – А зачем тогда вы кусали Гришу?
Кирилл рассмеялся:
– Он же сам согласился. И мы его укусили.
– А ты возьми и укуси свою бабушку! А?
– Бабушку особо не укусишь. Она у меня задирчивая.
Вечером мы снова пошли с папой на зелёнку. Выходим от врача, а у лечебки крутятся Ваня с Кириллом.
Врач вышел и сказал им:
– Если ещё раз укусите, тогда ваши родители заплатят оч-чень крупный штраф.
И они больше не лезли с кусаньями.
А совсем наоборот.
Стали хорошо дружить со мной.
И всё потому, что им тогда бы не хватило денег для туристской поездки в Швецию, про которую они прожужжали мне все уши.
За три дня до моего отъезда я вспомнил про бассейн.
Мы с папой пошли туда.
Немного полежали на деревянных досточках под солнцем – тридцать пять в тени! – и пошли к бассейну.
Однако тётя, которая его обслуживала, сказала, чтобы мы сперва облились под краниками.
Чтоб не натащили в бассейн чего непотребного.
Пять кранов стояли в ряд.
Но ни один нам не понравился, и мы перебежали под душ.
Вода была теплая (трубы нагрелись от солнца), а потом пошла холодная, ледянистая.
Бассейн был очень большой.
Я спустился в него по лесенке, а отцепиться от неё побоялся.
Плавать я не мог.
Папа пробовал меня поучить, но я не поддавался и крутился около лестницы. Скакал на месте и брызгался.
Один раз тётя, что обслуживала бассейн, чуть не выгнала меня за это из воды.
А двадцать девятого числа администраторша пришла в наш номер и сказала, чтоб мы ушли из этого корпуса в пятый к тому мужчине, от которого папа ушёл двадцатого, потому что в восьмой корпус завозят детей.
Мы вернулись в старый номер.
Там было лишь две кровати. И мне с папой пришлось спать вместе, поминутно пихая его то в ноги, то в живот. Так нам предстояло пробыть вместе аж три дня!
А на следующий день мы собрались посмотреть на Оку.
За бассейном мы прошли по стадиону, где можно играть в футбол, волейбол, баскетбол и ещё во что-то, и из старой ржавой калитки вышли к пойме реки.
Когда я взглянул на то, что было за калиткой, у меня сразу отпало желание идти к Оке.
Сразу от калитки спускалась вниз полуразрушенная лестница без перил, заросшая дикими колючими травами. Репейники и крапива плотно обнимали дорожку, закрывали её собой.
Мы осторожненько выбрались на чистую, жирную тропинку и повернули налево, к Оке.
И вдруг перед нами выскочили коза и козёл. Они взобрались на небольшую горку, и коза встала на задние ноги. Подняв передние кверху, зацепила макушку бедного тоненького деревца, наклонила её к земле, и они стали сдергивать и есть листья.
А неподалеку паслась ещё одна коза на поводке. Она была привязана к колышку, вбитому в землю. Она начала громко кричать: «Ме-е-е-е!» Коза и козёл, которые были на пригорке, оглянулись и стремглав побежали к ней.
А мы пошли по длинной тропе.
Она чуть-чуть повернула налево, потом появилась небольшая впадинка, за которой была развилка.
Мы подумали, куда пойти? И решили идти налево по широкой дороге с глубокими ухабами. Она резко повернула направо и вывела нас на очень гладкую и прямую дорогу. Только в одном месте дорога пересекалась с худой тропой, по которой папа взял вправо, к Оке.
Вскоре трава начала пробиваться сквозь тропку, и уже через несколько шагов нам пришлось пробираться по зарослям. Потом опять появилась тропа, но ещё у`же, и она была такая худющая, что только мелкая кошка смогла бы по ней пробраться, не увязнув в зарослях.
Через несколько метров тропка расширилась, и впереди появилась развилка. На ней мы свернули направо. Потом мы поняли, что сделали неверный выбор, и, перейдя через большую дорожищу, пошли прямо, по крутому склону, к Оке.
Ока большая река, но с плохими берегами.
На берегу была одни камни, и только в одном месте был небольшой островок песка.
Я там разделся и шагнул в воду.
И пожалел, что именно здесь я решил остановиться. Кругом было очень много мелких камней, которые чуть не разрезали напополам мои ноги. Я наступил на что-то, что, как рак, схватило меня двумя «клешнями» и тут же отпустило, когда я перешагнул. Я пошарил руками в прозрачной воде и наткнулся на ракушку. Я показал её папе и положил её на его очки, лежавшие на траве.
Я брёл по мелкой воде и собирал в папин пакетик всё новые и новые ракушки.
Мы далеко ушли с того места, где остались в траве очки и ракушка, схватившая меня «клешнями», когда я наступил на неё.
А куда мы пришли, там был чистый песок и лишь несколько камней и ракушек, видимо, притащенных отдыхающими.
Вдали виднелся большой бело-серо-зелёный мост (белое полотно моста, серые опорные колонны, зелёные перила).
И мы пошли на мост. Папа, провожая маму и бабушку, взбирался с ними на этот мост и знает, как идти.
Мы пошли вдоль реки.
Мы приблизились к мосту и увидели груду панельных блоков, и я сказал:
– Ты что, хочешь по панелям взбираться?!
– Нет. С другой стороны есть лестница.
Мы прошли под мостом и увидели лестницу во вполне пригодном состоянии, но без перил.
Поднявшись на неё, мы увидели ещё одну лестницу, но синюю, новую, с перилами.
Почесавшись, я побрёл с папой по мосту, на котором через каждые пятнадцать метров на полотне виднелись стыковочные блоки опорных колонн моста.
Мост был очень длинный.
На его конце тротуара не стало, и папа сказал:
– Нечего нам туда идти… – Папа покосился на машину, которая обогнала нас и небрежно кинула в нас вонючую кучу комков дыма. – Что нам, и так вони не хватает?
– Ладно, не надо. Пошли обратно.
Мы развернулись и побрели в санаторий.
Когда мы пообедали, папа начал искать очки, которые мы оставили на берегу Оки под ракушкой. Папа говорит:
– Ты не видел мои очки?
– Нет. А ты случайно не оставил их на Оке?
– Ах ты тыхты, тахта тухлая! – взбунтовался
папа. – Черт побери! Я же их оставил на траве!
– Ну вот! – всплеснул я руками. – Придётся идти опять на реку и искать очки!
И мы прежним путём прилетели к Оке, стали искать. Папа сказал:
– Если ты найдёшь, то получишь тут же десять рублей. Если нет, то на нет и суда нет.
Я побежал искать туда, куда я кинул ракушку. Не ушло и минутки – передо мной встаёт довольный папа и говорит:
– Они лежали в траве, рядом с ракушкой.
Я немного обиделся, что не получил десятку, и мы не спеша двинулись к санаторию.
Санаторий был весь в лесах. Не в строительных, а в натуральных. Выйдя из санатория не в дырку в заборе, через «официальный» выход, мы пошли в лес.
Папа сказал:
– Пока погода хорошая, давай гуляй, сынок, побольше. Солнышка набирай на весь год!
Мы шли по тропинке. Она была не очень жирная, но и не очень худая, а таких, нормальных размеров. Тропа сразу круто повернула направо и резко опустилась вниз, после чего сразу же круто полетела вверх.
Эта дорожка всё время петляла, а один раз круто обежала вокруг большой ёлки и вывела нас к деревне.
Мы побродили меж домов и в конце концов вышли на большую панельную дорогу. Прошли по ней метров триста и услышали громкую музыку, увидели киоск и большие синие ворота, над которыми на белом полотне было написано красным: "Оздоровительный комплекс «Лужки».
Мы вошли в дверь.
Там сидела тётя, видимо, вахтёрша. Мы подошли к ней и спросили:
– Извините, вы не скажете, сколько здесь платить в день за отдых?
– Вы что, прям сейчас собираетесь к нам?
– Нет. Мы, может, на будущий год приедем. Сколько у вас стоит здесь проживание за один день?
– Сто рублей на человека.
– Что-то подозрительно дёшево, – заподозрил папа.
– Никакой подозриловки! – фыркнула вахтёрка. – Просто у нас столовая разрушена.
– И как же у вас едят?
– Очень просто. Едут на рынок в деревне Лужки или в сам Серпухов. У нас бесплатный автобус два раза в неделю курсирует на Серпухов.
– Ладно. Может, на следующее лето приедем.
Мы обошли комплекс и вошли в него со стороны зада, шмыгнули в пробитую в заборе дырку, которая всегда была открыта.
В «Лужках» было много скамеек, лавок и качелей. Правда, все они были полуразбитые.
В сторонке две женщины сидели на кривой лавке. Папа подсел к ним и начал расспрашивать о санатории, а я удалился покататься на громадных ржавых качелях.
Скоро папа узнал неприятное: на самом деле, никакие автобусы в Серпухов и вообще никуда не курсируют, а люди своим ходом добираются до рынка в Лужках.
И у нас сразу же отпало желание ехать туда.
Через два дня я взял программу телевизора на улицу и сел на лавке около лечебного корпуса, куда пошёл папа.
Я читал её вслух.
– «Мировая премьера: Дж. Буш и Вл. Путин в программе „Террор“: „Атака на США“, фильм первый»…
Я немного призадумался, прочитал название ещё раз и почувствовал, что меня кто-то щекочет под мышками.
Я перепугался и увидел маму, которая обняла меня и пошла со мной в лечебный корпус.
Там мы разыскали папу.
Мы вместе пошли в номер, взяли все мои вещи и пошли к машине.
Мы простились с папой. У него отдых ещё продолжался, а мой уже кончился.
Дядя Сережа, водитель, сначала поехал на мелкую улочку, потом свернул на улицу побольше. Проскочив под мостом, мы въехали на него и поехали по большой прямой трассе до Москвы. На километровом знаке я прочёл: «Москва 70 км». И стрелка прямо.
На мкаде была большая пробка, правда, без бутылки.
Мы проехали от метро «Аннино» сначала до Северного Бутова, а потом я десантировался из «Газели» в метропереход, откуда пошёл к своему дому, а мама вместе с водителем поехала на работу.
10 августа 2002
//-- Дворец творцов --//
Вчера папа позвонил во дворец детского и юношеского творчества на Воробьёвых горах, чтобы записать меня на английский, в спортивный и компьютерный клубы.
Ну у папы и превосходное собачкино чутьё! Он позвонил за день до начала приёма!
Этот день совпал с днём провожания бабушки в Гай.
Около пятнадцати часов мы двинулись в дорогу.
От Ясенева мы поехали на метро до «Тургеневской». Там я хотел идти по переходу, но родители всё-таки потащили меня с эскалатора на эскалатор. Меньше идти!
Мы поднялись по эскалатору наверх и пошли вдоль ряда входных турникетов к другому эскалатору. Я поставил две сумки на пол и сказал:
– Я через секунду.
Я собираю билеты метро. У меня дома их несколько тысяч. На турникетах было много билетов. Я быстро набил ими карманы своих шорт.
Вернувшись к родителям, я постучал по своим пузатым карманам:
– Посмотрите на мой большой улов!
На «Комсомольской» мои карманы стали ещё толще.
И вот поезд осторожно повёз нашу бабушку.
Я спросил папу:
– Может, мы поедем на мост на Воробьёвых горах?
– Нет. Нам до «Университета». Оттуда быстрей доберёмся до дворца.
В вагоне я стоял около двери, любовался тоннельными огоньками. Папа сидел неподалеку.
На «Охотном ряду» я крикнул папе:
– Пап! Иди сюда! Место освободилось рядом со мной!
Папа пересел.
На «Спортивной» я ему сказал:
– Ну всё. Сейчас будет самый длинный в московском метро перегон. Он между станциями «Спортивная» и «Университет». В конце этого года будут готовы «Воробьевы горы», стоящие на мосту. А пока эту станцию реконструируют. Ты ведь никогда не ездил по новому мосту? Раньше мы ездили по другому.
На самом деле мы ехали по тому мосту, по которому и раньше ездили. Просто его перенесли и подставили вплотную к полотну станции «Воробьевы горы». Первые метры моста сделали как тоннель, потому что там был некрасивый вид.
Когда мы подъехали к началу моста, поезд стал резко тормозить, и я удивился:
– Почему поезд тормозит? Он должен ехать быстро!
Выехав из тоннеля на мост, я сначала увидел кирпичную стену, затем её сменила панельная и шла около поезда метров двести.
Кабели висели прямо на длинных крючках, похожих на языки.
Когда тоннельное обрамление кончилось, в поезд с улицы нырнул свет.
Справа были большие стёкла, а слева сначала бежал мелкий забор, потом началась станция. Причем, когда мы ехали вдоль забора, поезд громко гремел, а когда мы поехали по станции «Воробьёвы горы», этот шум стихал.
На станции «Горобьёвы воры", ой… „Воробьёвы горы“ сначала тянулась длинная кишка мраморных опорных колонн, соединённых в одну большую.
Затем я увидел встречный поезд, потом большую опорную колонну, и рядом был проём для эскалатора.
Затем опять были кишкастая колонна, забор, и мы поехали по мосту, закрытому панельными плитами. Поезд начал скрежетать (скрежет означает поворот), и мы влетели в тоннель, в котором ехали четыре минуты до «Университета".
На «Университете» я тоже собрал билеты. Правда, их было не очень много.
Мы вышли к автобусной остановке и доехали до остановки «Университетский проспект».
У дворца мы спросили у одной тёти:
– Извините, вы не скажете, где здесь запись?
– Пройдите в главный корпус.
– Это где?
– Это там, где здоровая очередь.
Мы подошли к здоровой очереди и пристроились в её конец.
Через несколько минут порцию людей впустили в дом, и очередь на несколько метров ужалась, подвинулась вперёд.
Тут ко мне подошла девочка, дала бумажный самолетик, сказала: «Это тебе» и ушла.
Я развернул самолетик. Там было написано:
«Приходите к нам в школу кино. Для детей от двенадцати до четырнадцати лет».
Я рассмеялся и говорю:
– Так мне только десять!
Папа взял самолетик и положил его в портфель.
А тем временем очередь всё двигалась.
Тётя в белом прокричала:
– Все, кто хочет в клуб «Юный десантник», ко мне!
Тут дядя, стоявший позади меня, говорит:
– Юный дизайнер или юный писатель? Что она говорит?
Когда она повторила, он сказал:
– А-а-а… – и радостно побежал к тёте.
А через минуту заводная тётя выкрикивала:
– Кто на танцы, ко мне!
– Кто на музыку, ко мне!..
Она так кричала без конца и уводила в дом детей.
Наконец мы прошли в выставочный зал.
Там было много народу, всюду торчали вывески: «Кулинария», «Радио», «Космос»…
Мы подошли к компьютерам и взяли листок. Там было три темы. Среди них и программирование, что я и выбрал.
Ещё мы записались в танцы. Я очень не хотел с девочками, но что поделаешь… Зато родителям приспичило видеть меня элегантным. А, по их мнению, элегантность развивают как раз эти танцульки.
Потом мы пошли в восьмой корпус, где записались на ушу, футбол и плавание.
Всё самое главное сделано, можно и расслабиться.
Мы с папой подошли к площадке, где танцевали дети. В сторонке сидела рыжая кошень (кошка). Я тихо подкрался к ней и как заору!
Кошка с перепугу взвила столб пыли и побежала на площадку с танцующими. Я ору, все перестали танцевать, зрители в недоумении стали хвататься за головы. Начался переполох!
Кошка пробежала между ногами одного из танцующих, так он с перепугу чуть не грохнулся на землю.
Я гнал несчастную кошку до гардероба в доме.
Делать больше на Воробьёвых горах нечего и мы поехали домой.
На станции «Университет» нам попалась злючая контролёриха.
Она собирала билеты с турникетов.
Я попросил её, чтобы она дала их мне, она сказала:
– А зачем они тебе?
Папа говорит:
– Он их собирает.
– Нечего тут собирать! – злым голосом сказала эта тётка и выбросила билеты в урну. – Нечего тут собирать!
– Ненормальная! – сказал я папе, когда мы ехали
на эскалаторе. Теперь я никогда не поеду через этот вестибюль.
30 августа 2002. Пятница.
//-- Мой первый бизнес --//
Хоть папа и пишет свои книжки на компьютере, но знает его кисло.
Как какая чепешка – бежит на поклон ко мне.
И я бегу к нему.
Я у него скорая палочка-выручалочка.
За мою скорую техпомощь папа время от времени без напоминаний и выклянчиваний стихийно отстёгивает мне монетку. На всякие там карманные глупости. На компьютерные игры, на журналы, на мороженое…
Повторяю, он даёт, да от случая к случаю. Неорганизованно. Стихийно. Нецивилизованно. А я начал копить капиталец. И потому хочу иметь ясную и конкретную денежку тут же. Сделал что – получи! Здесь и сейчас!
И я придумал такой способ: сделать все, абсолютно все мои услуги платными.
Папа не принял моё предложение, потому что всякая услуга – помощь на компьютере – обходилась ему в десять рублей.
Немного подумав, я сначала срезал цену до пяти рублей, потом до двух рублей пятидесяти копеек.
И папа согласился. Сел за компьютер, тут же вскочил и подлетел ко мне:
– Нужна твоя помощь!
– Два пятьдесят готовь!
Я быстренько сделал дело.
Папа тут тоже занялся своим делом. Стал шарить в своих карманах. Но пятидесятикопеечной монетушки у него не было, а у меня в сдачу тоже не было тех же пятидесяти копеюх. Папа великодушно дал мне три рубля и уткнулся в текст.
Я сказал:
– Папа! Я на чай не беру. Я отработаю… Ты подсказал мне новую услугу. Просмотр странички твоего текста – пятьдесят коп!
– Идёт! – согласился папа.
Я просмотрел только что написанную им страничку, не нашёл ни одной накладки и повеселел.
Как раз те самые три рубля уже в сдаче не нуждались! За помощь – два пятьдесят, за просмотр – пятьдесят копеек. Всё под чистый расчёт!
Минут через десять я устранил новую чепешку.
Папа дал мне два пятьдесят и сказал:
– Вот ты у меня доишь по два пятьдесят за каждую самую мелкую помощь на компьютере. А вот один кочан кукурузы стоит для тебя… – Папа задумался, сколько же с меня содрать. – Пятьдесят рублей! Понял? Ты с меня дерёшь два пятьдесят, а я с тебя беру пятьдесят рублей!
– Нет, нет! Так никуда не пойдёт! Что это ещё за обдираловка?! Ишь какой! Ладно… Делай по-своему. Только я подниму цену с двух рублей и несчастных пятидесяти копеек в придачу до семидесяти пяти рублей! Понял? А то где я столько денег возьму?!
Пятидесяти рублей, естественно, я папе не платил, а вечером, когда кукуруза уже сваривалась, я взял одну из кукурузин (самую огромную– преогромную) и съел её.
Через несколько минут так же я поступил и со второй кукурузиной.
На следующий день папа попросил меня найти на его телевизоре «Аива» канал ТВ-3.
Канала я так и не нашёл, потому что во всем Ясеневе его и в помине не было.
Тут я вспомнил свою хорошую идею: сделать решительно все услуги платными.
И я составил ценник:
Помощь на компьютере – 2.50.
Просмотр текста на компьютере – 0.50.
Вход в мою комнату вместе со мной – пять рублей.
Вход в мою комнату без моего ведома – 10 рублей.
Один быстрый взгляд на одну мою вещь – пять рублей.
Второй взгляд на одну и ту же вещь – семь рублей.
Короткое любование одной моей вещью – восемь рублей.
Долгое любование той же вещью – 13.00.
Одно притрагивание к моей вещи –10.00.
Второе притрагивание к одной и той же моей вещи – 20.00.
Помощь в прочем – 5.00.
Поход в магазин – 10. 00.
Поиск крупных вещей – 15.00.
Поиск вещей среднего размера – 25.00.
Поиск мелких вещей – 35.00.
Как же срочно заработать тридцать пять рублей за один поиск?
Я стал караулить папину дверь. Дождался момента, когда папа вышел из своей комнаты, и ключи сиротливо остались торчать из замочной скважины.
Я аккуратно вытянул их из скважинки.
Чтобы никто не заметил, я тайком пронёс их в свою комнату, кинул в шкаф и не забыл его закрыть.
Вечером папа идёт с мамой на прогулку. Свою комнату он теперь закрывает на ключ от меня. Он боится, что я залезу в его комнату, потому что один раз я без его ведома включил его компьютер и сломал принтер, а в другой раз по ошибке стёр и с дискеты, и с винчестера его огромную повесть «Жених и невеста». И он стал после этого бояться моих визитов в его комнату, стал закрывать её от меня.
Ключей в своей двери он не нашёл и сразу ко мне:
– Верни мне ключи!
– У меня их нет! Произвести их поиск?
– Не надо! Я не хочу кидать двадцать рублей на ветер.
– Да не на ветер, а мне, – вежливо поправил я его. – И не двадцать, а все тридцать пять!
– Ещё лучше!
– Ну так искать или нет!? – поторапливаю я.
– Отдай ключи по-хорошему!.. – засердился он.
– Я весь готов к поиску, папа! Гони тридцать пять и я начну. Это поиск из серии мелких вещей. К ним относятся: ключи, бумаги, а также предметы, имеющие высоту не более ноля целых и восьмидесяти пяти сотых миллиметра, не шире восьми сантиметров и не длинней одного дециметра.
Когда папа отошёл, я нырнул в шкаф, вынул оттуда ключи и торжественно сронил их папе в протянутую руку.
Но денег за это я не получил.
И тогда я сказал:
– Это же мой бизнес! Что ты делаешь?
– Бизнес – это когда кто-то что-то производит! А ты что произвёл на свет?
– Как что?! – удивился я. – Твои ключи! Лежали в тёмном шкафу, теперь вот у тебя в руке на свету. Ключи! Вот что я произвожу!
– Нет. Производство – это то, что… ну… выпиливают там на станке… или там… Короче, ты должен сам это сделать! Сам! А это что? Свистнул ключи и потом выжимает за них деньги. Нет, пан Халявкин, ты ничего не произвёл! Производство – это то, что можно потрогать…
– Ха! – перебил я его. – Вот я трогаю ключи твои. Значит, это производство! – упорно сказал я и уважительно потрогал-погладил ключи на папиной тёплой ладошке.
12 сентября 2002
//-- Оля-ля --//
У меня во дворе бегало несколько девчонок.
Девчонок я не люблю. Косы таскают… Косметикой мажукаются…
И вот одна из них подошла ко мне и сказала:
– Мальчик, как тебя зовут?
– А что?
– Ну как? – допытывалась девочка.
– А для чего тебе?
– Ну хочешь со мной дружить?
– Ну, давай…
Мне только не понравилось, что Оля гуляет в стаде, то есть со своими друзьями, потому что мне наверняка придётся идти туда, куда они захотят, а не туда, куда я скажу.
И однажды я сам к ней подошёл, когда она была одна.
– Знаешь что, – сказал я. – Я буду ходить с тобой, когда ты будешь одна.
– А если с собакой или с Аней?
– А какая собака?
– Большая овчарка.
– О боже! – воскликнул я.
Оля попыталась меня успокоить:
– Но она на поводке. Если хочешь, даже могу на неё намордник надевать.
– Не надо. Никуда не пойти с ней. Будет только по собачьим площадкам да меж кустов бегать и лапу задирать.
– Ты чё?! – подозрительно посмотрела на меня Оля, и, легкомысленно повертев пальцем у виска (это у неё обычное явление), продолжала: – Обалдел, что ли?
– Я не обалдел. А с псинами ходить не собираюсь!
– Ну и ладно, – презрительно фыркнула Оля.
– Ну а Аня кто тебе?
– Она моя родная сестра.
– Ну, с ней можно. Всё же не овчарка…
– Хватит острить, – искоса и немного зло посмотрела на меня Оля.
Однажды она с Аней пригласила меня. У них был мяч.
Мы стали играть в собачку.
Мяч полетел к Оле. Я хотел его отнять. Но она его отбросила в сторону, и я по инерции нечаянно прикоснулся к её руке.
Тут она подняла такой визг, как будто бы на неё положили и взорвали атомную бомбу, и больно ударила меня по животу. Но я почему-то не рассердился на неё.
А в другой день я погулял недолго с ней и пошёл домой.
Оля лезет следом в нашу входную дверь.
Я не пускаю:
– Здесь не живёшь и не ходи!
– Гриша, я хочу проводить тебя до твоей двери, до твоей квартиры.
– Не надо меня провожать. Я не девочка.
Минут через пять звонок по домофону.
Я говорю:
– Алло!
– Алло! Это Гриша?
– Да, да. А кто это?
– Сейчас выйдешь?
– А кто звонит?
– А какая разница?
– А я должен знать, с кем разговариваю.
– Это я, Аня, сестра Оли. Удовлетворён?
– Да, удовлетворён. Что тебе?
– Ты сейчас выйдешь?
Я не сдержал гнева и заорал на неё так, что аж стены задрожали:
– Ты что, обалдела??!! Ты хоть посмотри, который час!
– Ну и что?
– Как ну и что?! – взмолился я. – Уже начинает темнеть!
Тут меня перебила Аня:
– Ну и что? Погуляем полчасика.
– Ага, полчасика! Уже мы с тобой долго гуляли. Нетушки!
– Пошли погуляем.
– Нет. Ты посмотри на часы! Уже начало десятого!
– Да хоть одиннадцатого! – прокричала Аня.
– Гриша, – послышался Олин голос, – скажи, что любишь меня…
– Че-го?
– Скажи скорей, что любишь меня… А то я заплачу…
– А хоть три раза плакай! – крикнул я и бросил трубку.
Аня снова позвонила, и я ей сказал:
– Если ты или Оля сегодня позвоните ещё хотя бы трижды, то я с вами не дружу.
И они решили испытать мои нервы.
Когда они позвонили в третий раз, я им сказал:
– Ещё один ваш сейчас звонок, – я вам больше не друг!
И они не позвонили.
Зато вот что придумали. Стали приводить к нашему подъезду всё своё стадо, и каждый, хохоча, звонил по домофону к нам в квартиру. Звонили часами. Эта дикость прекратилась, когда папа сбегал на переговоры к Ольгиной матери.
Дальше – не лучше.
Всем стадом насдирали кучу уличных объявлений и налепили нам на квартирную дверь.
Эта ответственная работа была доверена Светочке…
Как-то на переменке Светочка на четвереньках обежала строгую директрису, полаяла на неё и подняла ножку…
После этого трудового всплеска Светочка три месяца отдыхала в доме хи-хи.
Вот вернулась и нарвалась на первое серьёзное задание.
Выйду я на улицу – Ольга со своей командой тут как тут. Вдогонку Ольга кричит всякую гнусь и, чёрно матерясь, палит в меня из рогатки.
Был у меня друг Марат. И того она подбила против меня. Подбегает как-то и требует:
– Ты что? Не знаешь, что с ней надо обращаться, как с королевой?.. Да ляпни ты этой дуре, что любишь её, и она отстанет!
– Да я ненавижу её!
– А ты переступи через ненавижу.
– Никогда!
Моя мама переговорила с глазу на глаз с Олей, и она от меня отстала вместе со своим стадом.
Оля-ля…
14 сентября 2002. Суббота.
//-- Мост или программирование --//
В первый день записи в клуб творчества я записался на программирование «Си».
И вот во вторник, семнадцатого числа, мы должны были поехать на тестовое занятие. Оно назначалось на субботу, на четырнадцатое сентября, да по каким-то причинам его перекинули на вторник.
И вот во вторник мы собрались около четырнадцати часов и поехали в клуб творчества.
От своего Ясенева мы доехали до «Октябрьской», пересели на кольцевую и одну станцию пролетели по колечку. Потом по длинному эскалатору и короткому переходу мы дошли до «Парка культуры», и уже по Сокольнической линии домчались до «Университета».
Конечно, мы могли доехать и до" Тургеневской" и пересесть на «Чистые пруды». Но это заняло бы лишнее время, а если конкретнее, то аж целых четырнадцать минут против двух минут по кольцовке: все три минуты поезд тянется от «Октябрьской» до «Третьяковской», ещё три пилит от «Третьяковской» до «Китай-города», две от «Китай-города» до «Тургеневской», где на переход ушла бы минута, в котором буквально кишат разного рода торговки и бабки-попрошайки. Просят там и под гармошку, и под другие музыкальные инструменты.
От «Тургеневской» до «Лубянки» ушла одна минута. По столько же заняли и перегоны между «Лубянкой» и «Охотным рядом», между "Охотным рядом и «Библиотекой», между «Библиотекой» и «Кропоткинской», которая раньше, в конце пятидесятых, называлась «Дворец Советов» и где работает моя мама. От «Кропоткинской» до «Парка культуры» – ещё три минуты, когда от «Октябрьской» – кольцевой до «Парка культуры» – кольцевой лишь две минуты.
Как только новый поезд тронулся начался грохот (поезд поехал по развилке). Комната дежурного по станций промелькнула в небольшом отдалении, показалась небольшая лампа, которая почему-то светила строго вниз, но не на рельсы. Стена дежурки кончилась, провода взбежали наверх, и нас от пути в депо отделяли кучи опорных колонн, сквозь которые виднелись целые гроздья лампочек и ламп. Скоро пошли опорные колонны, страдавшие ожирением, и лампы стали виднеться реже. Поезд начал резко поворачивать вправо. Состав и путь в депо стали отгораживать опорные колонны и литая стена 1933 года рождения.
Проехав «Фрунзенскую», я сказал папе:
– Пап, вставай! Скоро будет мост на Воробьёвых горах.
Но папа не встал.
Я сказал папе, когда мы остановились на «Спортивной»:
– Вставай, уже подъезжаем к мосту.
На этот раз папа послушно встал и смотрел со мной на мост.
Поезд начал разгоняться, но всё равно ехал медленно, не более сорока километриков в час.
Пошли редкие лампочки в ряд. Их затмила одна жирная лампа, висевшая в конце около развилки из депо. Развилка пересеклась с нашим путём, сопровождаемая множеством лампочек и одной лампой дневного света. Смыкание путей закончили три простых лампочки, висевшие очень близко друг к другу. Потом пошли пять лампочек, расставленные редкой шеренгой вдоль полотна. Потом пошла развилка, сопровождаемая абсолютно тем же, что сопровождало смыкание путей перед этим. Когда небольшая кирпичная кладка, а затем глухая стена закрыли путь в депо, появились две лампы, и потом еще одна, но висевшая на небольшом расстоянии от полотна дороги. Потом появился небольшой тоннель, перпендикулярный тому, по которому ехали мы, и в его середине висела лампа.
Тоннель пошел простой, без лампочек, но вскоре он начал круто заворачивать направо.
Его стены вплотную приблизились к поезду.
Поезд начал резко тормозить. Он поехал очень медленно, и я увидел большую кирпичную кладку с длинными крючьями, на которых висели кабели. Кирпичная кладка сменилась панельным обрамлением, и мы выехали на улицу.
Но улицы видно не было, потому что панельное обрамление закрыло вид на улицу.
Вдоль панельного обрамления мы проехали метров сто семьдесят. Свет начал потихоньку проливаться на обрамление, и наконец мы увидели станцию «Воробьёвы горы».
Пошёл забор, и поезд начал громыхать.
Забор кончился, и поезд поехал тише.
На станции укладывали платку. Весь пол был в перемазан цементом, везде валялись плитки. Зато на стенах уже был благородный мрамор.
Когда длинная опорная колонна кончилась, я увидел рабочих и встречный поезд. Дальше пошли мелкие опорные колонны и полотно для будущего эскалатора, и сразу после этого полотна появилась большая опорная колонна, сменившаяся забором, а вскоре и панельным обрамлением.
Мы заехали в тоннель.
Поезд три минуты ехал под замлёй.
На станции «Университет» мы вышли и на двадцать восьмом троллейбусе доехали до остановки «Университетский проспект». Там мы вышли и где-то с километр шли до клуба творчества.
Вот и наш восьмой корпус. В кабинете программирования нас ждали новенькие компьютеры. Ах!
Несколько омрачило то, чо нам предстояло подняться аж на четвертый этаж пешком!
Поначалу я добросовестно начал искать лифт, но его нигде не было, и я на каждом этаже говорил то про себя, то вслух:
– Надо же! На четвёртый этаж пешком идти! Какая наглость!!!
На четвёртом этаже мы нашли комнату «4–1». На двери было написано: «Оборонно-массовый кабинет. 4–1».
Мы подождали в холле.
Там стояло две табуретки на трёх ножках. За это я их называл треногами или треножниками.
Наконец дверь оборонно-массового кабинета открылась, и нас впустили в довольно большую комнату, где стояло много компьютеров, и на каждом системном блоке (блоки были кейса «MiniTower» и «MiddleTower») стояло в файле – это такая прозрачная папка – записка с конфигурациями компьютеров. Я быстро прочел все-все записки и выбрал самый лучший компьютер. Он был крайним у двери.
В кабинете были разные компьютеры, а именно: "80486DX2 50 MGz 16 MB RAM.HDD 600 MB FDD 3”, «80486DX4 100 MHz 16 MB HDD 900 MB FDD 3», CD-ROM 20x и прочие, у меня же был самый лучший: "Pentium MMX 266 MHz 64 MB RAM HDD 10 Гб + 0 2 Гб FDD 3” CD-RPM 50x CD-RW 36x, и 18” монитор ViewSonic.
Педагог Лысенко Дмитрий Александрович дал нам тест, и мы его решали. Как я думаю, свой тест я решил правильно, и только на один вопрос: «Что является общим свойством машины Бэббиджа, современного компьютера и человеческого мозга?» я долго думал и написал: «Числовая информация», но потом я ещё долго думал над этим вопросом и всё-таки, вспомнив книгу про компьютер, уверенно написал: «Числовая информация».
А все остальные вопросы были проще пареной репы. Например: «Где информация работает быстрее?» Я ответил: «В оперативной памяти». А где же ещё?
Как после выяснилось, на все вопросы я ответил правильно. Единственный во всей группе, хотя и был в ней самый младший. Мне было десять лет.
А в группе были парни уже по семнадцать лет.
Я пулей летел к метро. Мне поскорей хотелось увидеть мост на Воробьёвых горах-горушках.
20 сентября 2002
//-- Перепись --//
Сегодня шёл первый снег и второй день Всероссийской переписи населения.
Папа поставил передо мной персики и сказал:
– Если ты не съешь их, то не пойдешь со мной на переписной участок. Ешь! Живчиком!
– Не хочу.
– Тогда не пойдёшь на перепись!
– Как это так?! – возмутился я. – Да ты можешь забыть меня переписать!
– Запросто. И ты не учтёшься.
Я послушно проглотил персики и другую фруктовую ерунду, которую мне подсунул Перед зеркалом. папа.
Было уже темно.
Мы оделись и пошли на переписной участок.
Идти было всего две минуты. Участок располагался в частной школе, что у нас во дворе.
У охранника я спросил:
– А где перепись?
Он нам сказал и показал рукой, как и куда идти.
Мы вошли в тесную комнатку. Там сидели две переписчицы, и мы к одной из них подошли.
Переписчица записала в какой-то бланк наши имена и фамилию.
Я хотел ответить за всех сам, но переписчица сказала мне:
– Нет, не надо. Отвечать будет папа.
– Почему?! – возмутился я. – Я же не Сталин, который скрыл своих детей! При переписи Сталин показал лишь дочь Светлану. А сыновей Якова и Василия скрыл. Видимо, испугался дедовщины. Наверное, тогда ещё страшней была дедовщина в армии, и он боялся, что их заберут в армию и там убьют. Лучше поэтому о них вовсе не заикаться. Никто не узнает и не убьёт.
Переписчица послушала моё объяснение и спросила:
– Откуда ты всё это знаешь?
– НТВ слушать надо. Так что я не Сталин…
– Это я вижу… Да будь ты хоть сам Ленин… Сталин не Сталин, а говорить будет только папа.
Переписчица постоянно перебирала множество переписных листов и в них ставила флажки и крестики, а кое-где записывала разные данные.
Когда дело дошло до площади квартиры (общей и жилой), то папа и я не смогли ответить, потому что сомневались, пятьдесят девять или шестьдесят один у нас метр общей площади.
Переписчица достала новые листы и посмотрела квартиру 490, её площадь.
Папа переписал себя и маму.
Я там стоял под третьим номером, и на вопросы, которые мне задавала переписчица, я сам отвечал.
После этого мы попрощались с переписчицей и вышли на улицу, под первый снег.
И мы пошли в ближний супермаркет «Копейка».
10 октября 2002. Четверг.
//-- Первый честный бизнес --//
Я решил зарабатывать деньги. Мытьем полов в нашей квартире.
Я установил расценку: за один квадратный метр пола один рубль.
Я вывесил график мытья полов: понедельник и четверг. В другие дни нельзя. Во вторник, среду и пятницу у меня английский язык в подпольной школе, [9 - Подпольная школа (здесь) – школа для одарённых детей.] во вторник и субботу у меня программирование, а в воскресенье и вовсе никак нельзя – выходной день! Святое конституционное дело!
И вот пришёл понедельник.
Вечером, где-то в семнадцать тридцать, взялся за полы.
Из кухни из-под раковины взял оранжевое ведро и тряпку, которая раньше была моими колготками.
Все это я понёс в комнату № 5а. Это ванная. Там я открыл кран и налил приблизительно одну треть ведра воды горячей и понёс его во вторую – в свою – комнату, с которой я обычно начинаю мытьё.
Около лоджии я поставил ведро на пол, взял тряпку и отжал её над ведром, после чего бросил тряпку на пол, а ведро отнес за пределы комнаты № 2 в коридор – территория № 3.
Тряпкой я собрал пыль со второй комнаты. Когда я дошел до границы, разделяющей территории № 2 и № 3, то остановился и бросил грязную тряпку в ведро с чистой водой, которая тотчас превратилась в грязную.
Я выключил свет во второй комнате и пошёл к четвёртой – папиной – комнате, где за компьютером «Пентиум/100 Мгц/16 Мб/1,25 Гб/СД 40х/3»и работал мой папа.
Оторвавшись от файла, он мне сказал:
– Ой, что ты делаешь?! Сейчас же ты намочишь все мои бумаги!!!
– Да не намочу! – сказал я, начав мыть пол в его комнате. – А что они у тебя на полу валяются?! Ты же выбрасываешь, не спрашивая, в ведро мои бумаги, случайно упавшие на пол! Вот и я сейчас могу выбросить твои жалкие бумажечки.
– Не смей! – строго сказал папа и тапками оградил границу мытья.
Я до тапок помыл пол.
Я перешёл в свою комнату, там убрал ковры на балкон и начал мыть пол.
Потом взялся за коридор, где очень грязный пол, потому что там вся обувь.
Папа к тому времени выключил компьютер и перебрался в первую – в мамину – комнату, где включил телевизор «Сони» и начал смотреть бразильское «Роковое наследство». Я подошел к нему и спросил:
Четвертую комнату мыть?
– А где она? – ответил папа.
– Ты чё, забыл, где четвертая комната?! Хватит смешить людей! Ну? Мыть или нет?
– Нет! – грозно заявил папа.
– Нет? Ну и не надо! – с небольшим сожалением сказал я.
Тут папа встрепенулся:
– Так ты уже мыл мою комнату! Вторично?
– Вторично. Есть евроремонт… А это будет евромытьё… Улучшенный и удорожённый вариант…
– Только без обдираловки! Имей совесть.
– Ладно, – сказал я.
Я пошел в пятую комнату (кто-то её ещё вздумал кухней называть) и там помыл пол.
Обратно пришел и спросил папу:
– А пятую а мыть?
– Мыть!
Кто-то комнату 5а называет ванной комнатой.
Я её вымыл и вымыл сразу комнату 8-56, которую кто-то называет туалетом.
Всё вымыл!
Потом по помытым территориям я прошёл с пятиметровой рулеткой и калькулятором, на котором высчитывал площади помытого пола.
К папиным территориям относятся: комнаты 4, 5, 5а, 8-56, коридоры 1 и 2.
К маминым территориям относится: комнаты 1, 2, коридор 3.
Высчитав площадь папиных территорий, я сказал ему:
– За мытьё твоих территорий с тебя девять семьдесят пять.
– А ты туалетом, ванной, кухней, коридором не пользуешься? – сказал очень умный мамонт папа.
– Пользуюсь.
– За общие места все трое должны платить поровну. Ну почему за всё за это я должен платить один?
– Потому что ты папа. А я на твоём содержании.
– Но с мамы ты тоже не берёшь за те же объекты? Но и она ими пользуется.
– Но ты, сильный, должен уступать слабым и младшим. А и мама, и я младше тебя!
И всё равно я стребовал с него девять семьдесят пять.
Он на вздохе сунул мне десятку, затребовал сдачу.
– Это невозможно, – просто сказал я.
– Почему?
– Я так нестандартно устроен. Я не могу давать сдачи… Что тебе… И без сдачи ты ж не помрёшь!
И, правда, не помер. Ни через час, ни через пять. Жив до сих пор.
Вечером мама пришла с работы, я ей сказал:
– За мытьё твоих территорий с тебя десять пятьдесят.
Взяв деньги, я положил их к себе в копилку.
Но на этом ещё приключения не закончились.
В четверг мне напомнили о мытье полов.
Я решил папе сделать сюрприз: он придет, а пол помыт. Я мыл его как обычно, только чуть-чуть быстрей и безо всяких замашек на евростандарты, так как боялся, что папа вдруг, неожиданно придёт!
Я вымыл и стал ждать папу.
Он едва переступил порог и сразу спросил:
– Помыл ли ты пол сегодня?
– Да. Только я чуть-чуть торопился.
– Ну ладно, – сказал папа. – Проверим…
– Не веришь? Но сначала гони одиннадцать рубликов, а потом и проверяй!
– Сначала проверка, потом зарплата… Наша конторелла зряплату не выдаёт.
Он вышел в коридор и вежливо наклонился напротив книжного шкафа к серой шапке гордой пыли.
Папа культурно подул на шапку и она, глупая, полетела.
– И это ты называешь – мыл?
– Мыл, Мыл!! Мыл!!! Мыл!!!!
Но деньги за немытый пол я всё же не отважился требовать с него. А то ещё напылит!
А с мамы вечером в четверг я взял целых одиннадцать рублей. Это произошло, когда она вернулась с работы и стала меня пристрастно расспрашивать насчёт пола:
– Ты мыл пол?
– Конечно…
– Что-то не видно, что ты его мыл…
– Мы-ыл… Ещё ка-ак сильно мы-ыл… – ныл я.
– Не мыл.
Кто-то из нас двоих говорил неправду.
Это точно.
24 октября 2002. Четверг.
//-- Я – староста --//
Суббота.
Сегодня у меня теоретическое занятие по программированию, и я, как обычно, поехал во Дворец.
На «Спортивной» я встал со своего любимого углового сидения и подошёл к двери, когда автоинформатор по поезду сказал:
– Осторожно! Двери закрываются. Следующая станция «Университет».
Поезд быстро развивал скорость. Тоннель с левой стороны сопровождали редкие лампы и лампочки. Потом вдруг кабели настенные исчезли, левая граница тоннеля заметно приблизилась к вагонам. Вдруг, ослепляя пассажиров, вылезает здоровенная лампища, и развилка замыкается.
Поезд начал круто поворачивать налево.
Прошла ещё одна развилка, лампочки кончились…
Поезд перестал набирать скорость, и вскоре мы оказались на открытой галерее метромоста.
На строящихся «Воробьевых горах» рабочие уже завершили отделку станции и приступили к установке наверху ламп, пластика и эскалаторов по обе стороны Москвы-реки.
По метромосту поезд достаточно резво проехал. Значительно быстрей, чем в прошлые мои поездки.
В троллейбусе я привстал со своего переднего места и сунул свой билет в компостер.
Тут подошёл контролёр, выдернул у меня из руки мой билет и порвал. Видимо, он решил, что я ехал зайцем и, увидев его, заспешил прокомпостировать свой билет. Я молча вытаращился на него, он – на меня. Так мы с минуту смотрели друг на друга. Безотрывно и удручённо.
Дольше смотрины не могли продолжаться. Была моя остановка, и я, вздохнув, молча вышел.
На своё программирование я заскочил вслед за завучем.
Она придирчиво осмотрела кабинет и сказала, что надо выбрать одного старосту. Староста обязан звонить всем ученикам, если занятия отменяются, переносятся на другое время, учитель заболел ну и прочее. А среди дополнительных прав у старосты такие: пользование перезаписыващим сидюком, Интернетом, размер рабочего каталога максимум не 15, а 75 МБ.
Завуч несколько минут обводила глазами всю группу и, представляете, выбрали меня! Она сказала ещё, что на следующем занятии даст мне листок с телефонами учащихся.
Я не мог понять, почему меня выбрали старостой. Потому что я самый младший в группе или потому, что чуть не опоздал сегодня за занятие?
– Не за первое и не за второе, – сказала завуч. – А за третье. За отличную успеваемость и посещаемость! Выбирай самый лучший компьютер и действуй.
За выбором дело не встало.
Счастливый я возвращался домой, где нам сегодня, пока я ездил во дворец, успели поставить новые серенькие почтовые ящики.
2 ноября 2002
//-- Как мы покупали компьютер --//
Всё началось с того, что в середине 2002 года мне захотелось новый компьютер, потому что старый (Pentium 100 MHz / 64 MB RAM / HDD 1 GB / 16x CD-ROM / FDD 3” / FDD 5” / 8 MB Video RAM) был без звуковой карты, с маленьким винчестером, и многие игры не шли на нём.
И вот 17 ноября 2002 года в «Валегране» папе купили компьютер (Pentium 4 1.8 GHz / 256 MB RAM / HDD 40 GB / FDD 3” / CD-RW 40|16|40 / 128 MB Video RAM / SB128).
И я стал всё время играть на папином компьютере.
В марте мама поставила условие: если я сдам все три экзамена на пятёрки или четвёрки, то компьютер будет куплен в тот же день.
Географию я сдал на 5, историю с английским – на 4.
Я купил журнал «Компьютеры и оргтехника».
Там я стал смотреть на компьютеры. И мне пригляделся валеграновский компьютер (Pentium4 3.06 GHz / 1 GB RAM / HDD 120 GB / CD-RW 40|20|40 / DVD-ROM 16|44 / 128 MB Video RAM / SB 128).
Но мама сказала, что в «Валегране» мы компьютер покупать не будем, чтобы не было истории с папиным компьютером (он у него постоянно виснет).
Я огорчился и стал смотреть на другие фирмы.
В фирме «НеоТорг» был компьютер (Pentium4 2.66 GHz / 512 MB RAM / HDD 80 GB / DVD+CD-RW 32|10|40|12 / 128 MB Video RAM \ SB Live 5.1) стоимостью всего 599$. Но у него маленький хард-диск (читай: винчестер) (всего 80 GB), нет перезаписывающего DVD…
Потом я увидел фирму «DESTEN» с её компьютером (Pentium4 3 GHz / 1 GB RAM / HDD 80 GB + 80 GB / CD-RW 52|16|52 / DVD-ROM 16|48 / 128 MB Video RAM / SB Live 5.1).
Но маме не понравились ни «НеоТорг», ни «DESTEN». Оказывается, она их просто не знает.
Я её спросил:
– А какую фирму ты знаешь?
– Знаю «Партию».
– «Партия» не работает с 2000 года! – рассердился я. – «Формозу» знаешь?
– Знаю.
– Ну вот, поехали туда!
А вообще, я хотел такой компьютер: (Pentium4 2.53 GHz / 1 GB RAM / HDD 200 GB + 120 GB / DVD-+RW / DVD-RAM / 128 MB Video RAM / SB Live 5.1)…
24 мая 2003 года мы выбрали ближайший к нам салон «Формозы» (метро «Беляево») и поехали туда.
Мы поднялись на второй этаж и стали смотреть на системные блоки. Но у них была слишком слабая конфигурация.
И мы обратились к продавцу.
Я назвал ему нужную мне конфигурацию, он сказал:
– Процессоры 2.53 GHz кончились, остались только 2 GHz и 2.8 GHz. Какой выбираешь?
– Я выбираю процессор 2.8 GHz, потому что 2 GHz – прошлый век.
Продавец говорит:
– Есть готовая конфигурация. Хочешь узнать, какая?
– Ну, говорите, – согласился я.
– Вот, – сказал он, пощелкав мышкой, – (Pentium4 2.8 GHz / 256 MB RAM / HDD 60 GB / CD-RW 52|24|52 / 64 MB Video RAM / SB 128). Устраивает?
– Нет. В этом компьютере мало памяти – всего 256 MB. Надо 512 MB.
– Учёл.
– Дальше… В нём маленький жёсткий диск. Всего 60 GB. А надо хотя бы 120 GB. Ещё… В нём же, как я понял, нет DVD-ROMа. Видеопамяти всего 64 MB, а надо 128 MB. Да и звуковая карточка Sound Blaster 128 – надо SB Live 5.1.
– Память я добавлю. А зачем тебе такой большой жёсткий диск? Ты ещё даже наполовину не заполнишь!
– Да у меня огромные видеофильмы и игры, занимающие по несколько гигабайт.
– Дальше… DVD-ROM будет. А зачем тебе столько видеопамяти? У тебя какой монитор?
– Hewlett Packard Ultra VGA 1280, но показывает максимальное разрешение лишь 1024x768.
– Сколько дюймов?
– Семнадцать.
– Тебе вполне подойдёт и 40 MB.
– Ну ладно, подойдёт.
– А звуковая карта SB Live 5.1 тебе зачем? У тебя звуковая система состоит из пяти колонок и сабвуфера?
– У меня нет колонок. Мы сейчас хотим их у Вас купить.
– Ну, пошли.
Вместе с продавцом я подошёл к стенду, на котором было выставлено много колонок. Я показал на систему из двух колонок и сабвуфера и спросил:
– А зачем сабвуфер?
– Басы… – сказал продавец басом.
– Не… это мне не надо.
Продавец показал на три стоящие рядом колонки. Одни были маленькие, другие чуть больше, а третьи большие. Он сказал:
– Большие – громкие, средние – средней громкости, а маленькие – сами понимаете – самой маленькой громкости.
Я хотел взять большие, но тут запротивилась мама. Она разрешила сначала взять только средние, но потом – только маленькие, и мне пришлось взять их.
Затем мы подошли к клавиатурам и мышкам, и я быстро выбрал двухколесную пятикнопочную мышь и клавиатуру с массой дополнительных клавиш.
Потом к компьютеру мы взяли флопповод. [10 - Флоповод – дисковод для флопов.]
Я хотел ещё взять дисковод ZIP на 750 MB или, на худой конец, 250 MB, но оказалось, что продавец даже не знает таких дисководов. Также он не знает LS-120, [11 - LS-120 – флоп на 120MB.] UHC, [12 - UHC – флоп на 130MB.] HiFD [13 - HiFD – флоп на 200MB.] и даже JAZZ. [14 - JAZZ – очень популярный двухгигабайтный флоп.]
Да и у мамы осталось мало денег.
И мы добавили в компьютер 3” флопповод и факс-модем на 56 килобит.
Дядя-продавец протестировал компьютер, установил на него Windows XP Home Edition. Тут я запротивился, и дядя установил Windows XP Professional, все драйвера…
Мы запаковали компьютер и повезли домой.
Дома изображение на мониторе было таким, как на неисправном телевизоре.
И я решил переустановить всё заново.
Установив с диска Windows XP Professional, я принялся за драйверы для звуковой карты, программы для записи дисков и прочее…
Но 28 мая пришлось везти компьютер обратно в магазин, потому что почти ни одна из моих игрушек не хотела запускаться.
В магазине нам поменяли видеокарту на видеокарту с 128 MB RAM, и всё стало нормальным.
После этого пришлось опять форматировать весь жёсткий диск, переустанавливать систему, драйверы, программы, игрушки…
Однако я забыл про пишущий DVD, 3 флэш-драйва [15 - Флэш-драйв – маленький внешний жесткий диск.] на 512 MB каждый, подключаемые к порту USB 2.0.
Но мне мама обещает, что купит все это на годовщину компьютера, которая будет 24 мая 2004 года.
5 июня 2003
//-- Первый поход на рынок --//
Раньше я никогда не ходил на рынок с папой, а теперь он решил основательно взяться за меня.
Он сказал:
– Будешь теперь еженедельно ходить со мной на рынок в Теплом Стане.
Мне пришлось согласиться.
Первоначально мы думали пойти на рынок за продуктами, но вспомнили, что приближается зима (температура в тот момент была +17) и надо покупать новую куртку.
Мама тут же перелопатила весь шкаф и перемерила на мне с десяток разных курток. Лишь две из них подходили мне: ветровка и старая, светло-синяя, причём краска такого цвета, какой красят троллейбусы, и из-за этого меня дразнили.
И вот мы собрались, сели на метро, проехали одну станцию до Теплого Стана, вышли, спросили у двух тёток, как пройти до магазина «Детский мир», и пошли к нему.
По пути мы увидели ещё один детский магазин и решили в него зайти после «Детского мира».
А в самом «Детском мире» висело множество курток разных размеров и цветов.
Красные и чёрные куртки я отверг сразу. Меня интересовали только серые. Мы видели много ростовых размеров. Сначала я примерил, по незнанию, 152-й ростовой размер (рост у меня 154 см), но куртка мне, естественно, оказалась мала, и только тогда я посмотрел на ярлык и увидел, что в графе «Рост» написано: 142 см.
После этого папа сказал:
– Надо брать 156, на вырост.
Мы посмотрели все куртки, но ни одна не была стапятидесятишестисантиметровой. Минимальный размер после 156-ого был 158-ой.
Мы примерили и эту куртку, но папа почему-то захотел, чтобы она была до колен.
Потом нам попалась куртка побольше, 164 см, и мы её примерили. Она оказалась мне в самый раз.
Но мы пошли в другой магазин, на рынок, но ничего там интересней не нашли, после чего вернулись в «Детский мир» и купили эту куртку.
Вместе с ней нам дали вешалку, на которой она висела, и мы опять пошли на рынок.
По пути около каждого газетного киоска и тетрадного ларька на рынке я спрашивал:
– У вас есть что-нибудь с Eminem?
Так нам удалось купить два журнала, в одном из которых («GIRL») был постер с Eminem, а во втором, («BRAVO»), было аж врсемь страниц о Eminem и его друге 50-Cent.
На рынке папа купил много всякой муры типа яблок, баклажанов, кабачков, и немуры типа кукурузы, три початка которой я съел после приезда домой.
А самое главное, я помогал папе нести продукты: Я взял две сумки, и папа – две.
Я впервые в жизни ходил на рынок и помог папе нести.
После съедания кукурузы мы начали с папой расклеивать дома постеры.
А надо сказать, ещё раньше, в Гае, с мамой мы купили один плакат с Eminem и ещё два журнала («COOL», «COOL ПОСТЕРЫ»), где были постеры с Eminem.
И гайские картинки мы тоже повесили на стену в моей комнате.
И теперь самая большая стена в моей комнате увешена постерами одного Эминема.
3 сентября 2003
//-- ВВЦ --//
На следующий день после первого похода на рынок мы решили поехать на ВВЦ, поскольку там открылась книжная выставка. Ну а папа, естественно, не пропустит ни одной такой выставки.
Накануне вечером папа сказал:
– Утром ты должен проснуться в 9.00.
Я заснул.
А проснулся не в 9:00, а в 7.15, и ещё с полчаса отсыпался.
Мы встали.
Мама ушла на работу. А папа стал варить кукурузу мне и приготавливаться к походу на ВВЦ.
Я открыл журнал «BRAVO» и начал читать про Эминема, где было целых восемь страниц про него и его друга в группе «D12», которого звали 5 °Cent (в народе «Полтинник»).
Собравшись, мы увидели, что на улице идёт дождь.
Однако папе показалось, что дождь уже кончился, но папа надел резинные сапоги, а мне не предложил, и я пошёл в самых что ни на есть дурацких маленьких и тесных туфлях.
Я нёс тяжелый портфель, в котором было много чего: несколько книг, кукуруза, соль, хлеб, колбаса и ещё кое-какая еда.
В метро мы напрямую, без пересадок, доехали до станции «ВДНХ» (самая аббревиатурная станция московского метро: до 1960 года она называлась «ВСХВ», сейчас называется «ВДНХ», а в будущем её предлагают назвать «ВВЦ»), вышли наверх…
Моя охота на журналы и прочие товары с Эминемом не кончилась, и я около каждого газетного киоска спрашивал, как и вчера на рынке:
– У вас есть что-нибудь с Эминемом?
Но так мне не удалось выудить ни одного журнала и я стал хитрее. После вопроса я сам смотрел на обложки всех музыкальных журналов, где про него могло быть написано или был его постер, а ещё позже просил продавщицу, чтобы она дала мне журнал (все виды «COOL», «BRAVO», «КРУТО», «ВСЕ ЗВЁЗДЫ» и прочее), и я его смотрел, но Эма [16 - Эм – сокращенное имя от «Эминем».] нигде не было.
Тогда я решил приобрести кепку или шапку с Эминемом, для чего заходил в каждый магазин с кепками и спрашивал, но с Эмом ни кепок, ни шапок не было.
Всё время шёл дождь, небольшой, правда.
Мы прошли мимо больших киосков со всякой всячиной, перешли дорогу, трамвайные пути, прошли под станцией «ВДНХ» монорельсной дороги, где скоро будет ездить особое, монорельсное, метро от станции «ВДНХ» до станции «Петровско-Разумовская» Серпуховско-Тимирязевской линии, прошли под входным зданием выставочного центра (хотя я этот центр считаю не выставочным, а обыкновенным торговым, просто большим), прошли мимо пруда, в котором плавало несколько уток, мимо недействующих фонтанов и зашли наконец в 16-й павильон (хотя павильоном его можно считать с громадной натяжкой из-за его громадных размеров) без билетов, потому что у папы писательское удостоверение, подошли к справочной. Папа сказал, что ему нужны издательства Украины, Челябинской и Оренбургской областей, и справочная тетя сказала и записала два адреса павильонов Украины, а Челябинской и Оренбургской областей у неё не было, и мы пошли по киоскам.
Павильон был огромным, двухэтажным, и везде кишмя кишели книги и другая печатная продукция.
Я немного поискал Эминема, но понял, что его тут и быть не может, и стал плестись за папой, который останавливался почти около каждого киоска.
Но когда другая справочная тётя сказала нам координаты издательства «Урал LTD», мы пошли по ним, но ничего не нашли.
Мы решили пойти в 20-й павильон, представляющий собой вторую часть этой книжной выставки.
Там мы опять спросили у справочных тёть, где «Урал LTD». Они нам сказали и даже в подарок дали несколько шариковых ручек, несколько карманных календариков на 2004 год и два пакета (все с каким-то книжным лейблом).
И началась моя пытка: папа нашёл этот киоск, а какой-то нужный дядя куда-то ушёл и вернулся более чем через час.
Половину этого времени я простоял, сторожа вещи, а вторую половину сидел на стуле и смотрел на пару ноутбуков (ноутбуки новые, а винда миллениумовская или двухтысячная, а может, и девяносто восьмая, если не девяносто пятая)…
Папа наконец-то отдал свою книгу нужному дяде, и мы пошли к метро.
Мы ещё из дома взяли три болванки (две CD-R, одна CD-RW), чтобы на обратному пути заехать в Интернет-кафе на Кузнецком мосту.
Мы добрались до своего кафе, зашли, сели на свободные компьютеры, и папа попросил меня скачать из Интернета программу типа, как сказал папа по-тупецки, «Куниформ». (Ну когда люди научатся нормально говорить?)
Только потом я понял, что это программа «CuneiForm».
Но из-за того, что она стоила почти 130 баксов, то папа, естественно, не разрешил мне её качать.
Потом я нашёл FineReader 6.0 Professional, но он стоил столько же, и я его качать также не стал.
Папа попросил открыть несколько мелких, но нужных ему файлов. И, наконец, после просмотра папиной крупы я стал смотреть фотки Эма.
Я набрал почти полсотни его фоток и его биографию.
Все это я скачал на болванку. Скачал почти столько же фоток великов с www.yandex.ru и www.bikephotos.ru.
Мы поехали домой.
А дома я скопировал фотки на свой компьютер.
5 сентября 2003
//-- День города --//
Ранним утром папа позвонил в магазин «Комус», где он хотел купить кальку.
Магазин находился у станции метро «Академическая». От станции ещё две остановки надо проехать 119-м автобусом.
Мы оделись, нырнули в метро и вышли на «Академической».
На станции проводился косметический ремонт. Раньше эта станция была отделана белыми плитками, как в плохом общественном туалете.
Там все плитки содрали, из-за чего я станцию эту называл ободрышем.
Теперь одну стену уже украшал новый праздничный бело-синий пластик. На этой стене везде уже повесили красивую синюю надпись «Академическая».
Я долго смотрел на красивый пластик и не мог оторвать глаз.
По лестнице мы поднялись наверх.
Было тихое осеннее утро.
Папа раздумал ехать дальше на автобусе и предложил прогуляться.
И мы пошли.
Естественно, у каждого газетного киоска я спрашивал:
– У вас есть что-нибудь с Эминем?
Но ничего я не нашел, несмотря на вышедший в этот день новый номер журнала «COOL».
По Новочерёмушкинской улице мы дошли до какого-то парка и пошли по нему.
Магазин был на правой стороне, а на левой я увидел спортивный магазин.
Когда мы в него зашли, то увидели много всего: мячи, велики, всякие футболки и прочее, но с Эминемом ничего не было.
Мы перешли через парк и сразу зашли в «Комус».
В магазине на полках лежало много всякой всячины: тетради, ручки, карандаши, бумага и прочее.
Папа подошёл к продавщице, заговорил о кальке, а я тем временем отпраивлся к другой продавщице и спросил её:
– У вас есть что-нибудь с Эминем?
– Да, есть тетради.
– Покажите, пожалуйста.
Продавщица достала с полки тетрадь и дала её мне.
Такой тетради у меня еще не было, и я подозвал папу.
Он спросил:
– Сколько возьмёшь?
– Три штуки.
– Может, больше?
– Ну, давай, больше. Штук пять.
Я сказал продавщице:
– Мне, пожалуйста, пять тетрадей.
– Осталось только три.
Я взял тетради, папа заплатил за них и за кальку, и мы пошли до метро, но не тем путём, каким шли сюда, а другим, покороче.
По пути мы напоролись на несколько одёжных магазинов, но в них с Эминемом тоже ничего не было.
Мы шли через красивый дворик. Бил фонтан. Нарядные заборчики бежали вдоль дорожки, выложенной чудной плиткой.
Я в расстройстве спросил у папы:
– Где могут быть кепки, футболки или ещё что-нибудь с Эминемом?
– На вещевых рынках.
– Это какие? На метро «Измайловский парк», «Черкизовская»…
– Да.
И тут я вспомнил рынок, который гораздо ближе к нам:
– А есть ещё хороший вещевой рынок в Конькове!
И мы – туда!
Облетели все киоски, но ничего с Эминемом не нашли.
В Теплом Стане, на рынке, папа подкупил продуктов, и мы вернулись домой.
Но на этом наши путешествия не кончились сегодня.
У папы куда-то делась программа записи компакт-дисков.
А новая программа для его даунского компьютера не идет, поэтому уже вечером мы поехали в Интернет-кафе на Кузнецком.
Выходим из метро – салют по случаю Дня города. Он начался как раз тогда, когда мы вышли из метро.
Будто специально ждал нас.
Мы посмотрели весь праздничный салют и только тогда пошли в своё кафе.
Я скачал папе программу записи дисков, посмотрел себе Эминема, и уже около полуночи двинулись домой.
6 сентября 2003
//-- Мой папа – мой ровесник --//
Прочитав заголовок, вы не поверите.
Но это действительно так.
Сегодня мой папа – деньрожденец.
Две последние цифры папиного года рождения в сумме равны одиннадцати. И цифры его возраста тоже в сумме дают одиннадцать!
Мне тоже одиннадцать.
Но чтобы вы поняли, сколько же сегодня исполнилось папе, даю маленький ключик к подсказке. Первая цифра его возраста на единичку больше второй
Юбилей!
По этому поводу я вчера вечером папе сказал:
– Папа, а ты не забыл, что завтра у нас праздник?! А по праздникам я уроки не учу, играю на компьютере.
– Не учить уроки? Это такой подарок ты хочешь мне преподнести на мой день?
– А чем плохой подарок? Такой подарок можно перенести раз в 365 дней.
– А я не могу. Я буду завтра работать. На кальку буду печатать четвёртый том. И ты будешь делать уроки.
Но сегодня утром папа почему-то подобрел.
Сам он работает, а мне разрешил не делать половину уроков. Литру и английский я быстро откинул в сторону, сделал только алгебру и геометрию. И сел играть Оказывается, по газете я вундеркинд. Сам же я себя таковым не считаю.
на компьютере.
Папа варит на обед мне и себе гороховый суп
и работает на своем компьютере.
10 сентября 2003.
//-- Викин день --//
У меня есть подруга. Её зовут Вика.
И вот на днях она позвонила мне и сказала, что у неё день рождения, и пригласила к себе.
Я согласился, и она сказала, когда к ней прийти.
В канун её дня мы с мамой пошли в супермаркет «Копейка».
Там мы долго выбирали, что ей подарить, и решили: две игрушки (розовую птицу и зелёную обезьяну), открытку и два батончика «BOUNTY».
На следующий день мама аккуратно уложила всё это в модную сумочку, в которой я и понёс подарки Вике.
Я пришёл на десять минут раньше назначенного срока
Я поздравил Вику, вручил подарки и быстренько сел за компьютер играть в «Mario».
Играл я недолго, потому что скоро вошли Ника, Инга и ещё какая-то девочка. А ещё через несколько минут пришёл Артем по фамилии Морозов.
Мы все были в гостиной, а в спальне были дедушка, бабушка и мама Вики.
Вика куда-то ушла и вернулась с кучей разноцветных шариков, которыми мы тут же начали кидаться друг в друга.
Я и все девчонки кидались шариками, а Артем продолжил на компьютере мою игру в «Mario», за что получал шариками больше, чем все остальные.
И вот сразу три шара полетели на монитор и запрыгали на нём, потом полетели на стол, загораживая собой монитор. Со злости Артём сильно долбанул по ним, и они отскочили в разные стороны. Но человечек Mario все равно потерял одну жизнь из-за того, что шары упали на клавиатуру, и он побежал в пропасть.
Вскоре нам надоело кидаться шарами, и мы все столпились около монитора и смотрели, как Артем играет.
Тут нас позвали к столу, и мы толпой двинулись на кухню.
Стол был большой.
Я сел рядом с Артёмом.
На скатерти во множестве были насыпаны всякие пластиковые треугольнички, ромбики, квадратики и прочие украшения, включая маленьких жёлтых человечков, которых мы пихали друг другу в куски торта и в чашки с кока-колой и чаем.
На столе нас ждали горки бутербродов с разными начинками: колбаса сырокопчёная, колбаса вареная, сыр, икра разных рыб, шпроты и сёмга.
Я съел несколько бутербродов с колбасой, запивая кока-колой и спрайтом.
Когда все было съедено, мы опять пошли в большую комнату.
Все девчонки играли в свои девчоночьи игры, а я с Артемом сидели за компьютером и играли в «Mario» до надписи «Game Over».
И вдруг девчонкам надоело играть в свои игры, они решили «гадать» на самих себя. Достали свечи, закрыли плотными шторами окно, выключили свет и компьютер, расселись около свечей, выпроводив нас с Артёмом в Викину комнату.
В её комнате мы внимательно рассматривали на стенах постеры с её любимыми группами «Rammstein» и «Тату».
Потом выбежали на балкон, распугали воробьёв.
Наконец девчонки позвали нас в комнату.
И до конца праздника было всё так: девчонки, крича, играли в свои игры, а я с Артёмом сидели за компьютером и играли в «Mario»…
Но вот нас позвали пить чай с тортом, рулетом и конфетами.
В торте были двенадцать свечей. Вике исполнилось двенадцать!
Она задула их.
Мы выпили чай, ещё поиграли и отправились по домам.
14 сентября 2003
//-- Ушу --//
Мы с родителями давно говорили, что меня надо отправить куда-то в спортивную секцию.
И вот однажды мы с мамой, как обычно, пошли гулять вечером.
И на автобусной остановке увидели объявление, что ведётся приём детей в секцию ушу.
Дома мы заговорили про ушу.
Осторожный папа стал возражать:
– Это ж борьба! Могут быть травмы… Та-ак могут кидануть – забудешь и подняться! Надо искать что-нибудь побезопасней.
Но на следующий день мама всё-таки позвонила с работы в секцию и всё выяснила. Там хороший тренер, такие же ребята, как и я, нет травматизма…
И папа сдался.
Занятия были во вторник и четверг с 16.00 до 17.30.
И вот сегодня, во вторник, мама специально приехала с работы намного раньше, чем обычно, и мы с ней пошли пешком в секцию.
Она была совсем недалеко от нас, в помещении детского сада.
Мы прошли под аркой шестнадцатиэтажки с адресной плашкой: Новоясеневский проспект, дом 12, корпус 1.
Нам нужен был второй корпус. Тренер предупреждал маму по телефону, что на двери секции написана цифра восемь.
Во дворе стояли два одинаковых детских сада. Но который наш?
Между детскими садами был проход, в который мы и пошли. Но калиток нигде не было, как и номеров домов, и мы решили, что второй корпус – это дом справа.
Мы и направились к нему. Мы обошли почти весь дом, увидели ворота и вошли в них.
Скоро мы увидели дверь в сад, на которой было написано, что там реабилитационный центр для детей-инвалидов.
Мы зашли туда.
Там сидела какая-то заспанная тётка, которая на все наши вопросы отвечала очень коротко:
– Не знаю.
И даже когда мы у неё спросили: «А какой это дом?», она сердито ответила:
– Не знаю.
Мы двинулись в обратную сторону, прошли по проходу между детскими садами, обогнули другой детский сад, и только потом прошли в ворота и увидели несчастную восьмёрку.
Перед нами пробежал в эту дверь какой-то пацан, и мы сразу поняли, что нам сюда.
Мы вприбежку кинулись за ним.
Дверь открыл нам сам тренер, невысокий мужчина, худой.
Мы зашли в небольшой холл с диваном, где приходившие мальчишки и девчонки переодева лись в спортивное и торопились в зал.
Зал был тесноватый.
В зале уже занималось несколько человек, и вбегавшим опоздунам тренер говорил:
– Отжаться десять раз на кулаках!
Я отжался, как положено, и стал рядом с другими мальчишками и девчонками.
Мы делали разные упражнения.
Упражнения были сложные. Например, ну такое. Двое ложатся спинами на пол и, сцепившись пальцами ног, упираются друг в друга. Надо продержаться минуту, не кладя башку на пол.
И учили ещё одной стойке, в которую надо было становиться, если тебя толкают…
А в конце была игра.
С закрытыми глазами нужно быстро пробежать до хлопающего в ладони тренера, находящегося в другом конце зала.
И вот все по очереди бегали.
Кто отклонялся от курса, тому тренер сразу кричал:
– Стоп!
Но одна девчонка так увлеклась, что с огромным ускорением, как заведённая, помчалась прямо к тренеру, но из-за чего-то резко свернула вправо.
Тренер закричал, чтобы она остановилась. Но она, глупка, не остановилась.
А по бокам висели две боксерские груши.
И девочка с огромной скоростью кааак стукнется фейсом в грушу!
Она не поняла, во что врезалась, и приняла стойку, чтобы не упасть.
И зря она сделала это.
Груша, со всей силы грохнув об потолок, с треском полетела обратно. Она задела девочку, и девочка по дуге полетела в ребят…
Некоторые ребята, стоявшие на её пути, с перепугу шарахнулись в стороны…
Сначала, когда девочка налетела на грушу, все громко заржали. Зато после, когда девочка полетела в них, все разом закричали не своим голосом и врассып кинулись в разные стороны. Некоторых она сбила с ног, и они попадали на неё.
Образовалась большая куча ребятни.
Всех так колбасило, что они ржали по-дикому…
Я был в стороне, и меня ничего не задело.
К счастью, девочка не пострадала, и занятие продолжилось дальше…
Так прошло моё первое занятие.
16 сентября 2003
//-- Потоп --//
Несколько лет назад мы переехали в новую квартиру, в которой сейчас живём. Нам достался очень плохой сосед, живущий сверху. Он постоянно пил, курил на лестнице и, по-видимому, был наркоманом.
Он и его мать часто нас затапливали, но несильно.
На кухне, в прихожей над дверями и в местах, где были швы в панелях, отлезли и пожелтели обои.
Но вот вчера сосед спьяну уснул в ванне и безбожно затопил нас.
Проснулся я не просто так.
Меня разбудил дверной звонок. Он дико звенел минуты три.
Я встал, взял свои часы на батарейках, поднёс их к окну и увидел: четыре тридцать.
Я лёг на кровать и почувствовал, что она вся была мокрая.
Вдобавок ко всему мне на лицо начала капать вода.
Я встал, включил свет, лампочка погорела несколько секунд и отключилась вместе со звонком.
Папа с мамой вскочили и в панике кричат, что нас залили. Я тоже встал и пошел к ним, спросил, что случилось.
И папа ответил:
– Да вот, этот идиотенко, наш сосед сверху, затопил нас. Иди ложись спать!
– Да?! – ехидно ответил я. – В мокрую постель?
– Как в мокрую? – перепугалась мама и помчалась в мою комнату. – У тебя там тоже льётся?
– Да, льётся! И на лицо капает! – ответил я.
Я хотел включить свет, нажал на выключатель. Света не было.
Папа объяснил:
– Света нет, потому что вода текла по стенам и залила провода.
Но в маминой комнате вода не текла, поэтому мама положила меня спать дальше на своём диване.
Но я слышал, что было дальше.
Папа ворчал, хватался за голову, боялся, что мы зальём соседей снизу, а потом стал по телефону названивать соседу, затопившему нас.
Папа звонил без конца.
Никто не брал трубку, и папа пошёл наверх, на девятый этаж. Звонил, звонил, стучал в дверь – никто не открыл. Папа спустился обратно и стал снова звонить по телефону.
Наконец-то трубку подняла мать и сонным голосом объяснила папе, что её сын купался в ванне и заснул там.
Вода долго лилась через край. Вся их квартира походила на мелководный пруд. А по панельным швам вода просочилась и к нам.
Утром пришел электрик и включил нам лишь плиту. А свет во всей квартире не стал включать. Сказал, что все стены и провода сырые, может быть сильное замыкание.
И мы двое суток сидели без электросвета, при свечах.
Правда, над плитой на кухне у нас была вытяжка с лампочкой, к которой мы пододвигали стол, когда собирались ужинать. Всё – таки видно было, чем загружаешь себя.
А во всех других комнатах мы зажигали свечи.
А красиво всё-таки сидеть при свечах.
21 сентября 2003
//-- А вы видели моего эминема? --//
Я большой фанат Эминема.
И поэтому я спрашиваю во всех газетных киосках или на рынке в одёжных палатках:
– У вас есть что-нибудь с Эминемом?
В газетных киосках я спрашиваю, потому что в журналах может быть постер с Эминемом. А в одёжных палатках на рынке можно футболку, кепку или ещё что-нибудь с Эминемом.
И вот в воскресенье мы с папой и мамой пошли на рынок в Теплом Стане.
Пошли мы туда, потому что я хожу на ушу, но у меня старые штаны и противные синие ботинки.
Мы сразу набросились на обувные палатки. И у одного мужичка увидели хорошие, красивые серые кеды.
Я примерил сначала кеды сорок третьего размера. Они оказались малы. Примерил сорок четвёртого – тоже малы. Сорок пятого были вроде в самую пору, но немного давили. Тогда я взял на номер «старше». Они были мне чуть больше. Как минимум, два года я в них прохожу.
Мы их купили. Я надел и пошёл.
Дальше нам надо было разыскать спортивные штаны для ушу. Мы начали их искать, но… на углу стояла палатка с футболками с разными певцами и группами.
Я подумал, что там может быть и футболка с Эминемом.
Я сказал родителям:
– Одну секунду, я посмотрю что-нибудь с Эминемом.
Я подошёл к палатке и спросил у продавщицы:
– У вас есть что-нибудь с Эминемом?
Она ответила:
– Да, есть футболка, бандана и шарф с Эминемом.
– Покажите, пожалуйста.
Продавщица порылась в куче пёстрого тряпья и извлекла оттуда две футболки: Эминем с автоматом наперевес, сверху надпись «EMINEM», а по боку и снизу две надписи: «The Eminem Show» (название альбома) и «Cleaning out my closet» (название одного из треков). На второй футболке было сверху написано: 8 Mile и фотка Эминема.
Мама купила обе футболки.
А про шарф продавщица сказала:
– Идите в нашу вторую точку.
Потом она объяснила, как пройти ко второй точке, и мы двинулись туда.
Там тоже висели футболки и толстовки, и я спросил:
– У вас есть что-нибудь с Эминемом?
Мама добавила:
– Нас к вам послали с первой вашей точки.
Продавщица ушла куда-то и вернулась минут через пять с небольшим рюкзаком, на котором спереди были фотка Эминема и надпись:
//-- AMERIKAN PSYCHO --//
Внизу лежала куча толстовок, и продавщица порылась в них, нашла одну с Эминемом. Она была такая же, как одна из футболок (не «8 Миля», а другая).
Мы купили толстовку и рюкзак и отправились покупать штаны и продукты.
На следующий день я надел толстовку с Эминемом и гордо в ней шагал по Ясеневу.
22 сентября 2003
//-- Поджоги --//
Однажды я, как обычно, пошёл утром гулять.
Но конец прогулки был не очень хороший (а точнее, совсем не хороший).
Когда я возвращался, увидел, что из лестничных окон на четвёртом и седьмом этажах пятнадцатого подъезда (сам я живу в четырнадцатом) идёт чёрный дым.
Я подошёл ближе и стал смотреть на пожар вместе с другими людьми.
Тут, громко сигналя, подъехала пожарная машина. Из неё выбежали пожарные и со шлангами заторопились в подъезд и начали тушить пожар.
Когда они потушили его, я, ещё несколько ребят и старух пошли в дом. Пожарные нам сказали, что горело на втором этаже.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж.
Весь этаж был чёрным, и мы сразу увидели, что и где горело.
Горела общая дверь второй квартиры. Дверь была железная, и сгорел только дерматин.
Пожарные думали, что огонь мог зайти внутрь квартир и хотели войти и убедиться. Они стучали в погорельную дверь, но им не открыли. Тогда они слева от двери продолбили стену, увидели, что внутри ничего не горит, и спокойно удалились.
Стоим мы и любуемся погорельной общей дверью. Вдруг она открывается. Появляется какая-то женщина и сердито спрашивает нас, ребятню и старух:
– Что случилось? Почему продолблена стена? Почему на полу вода и какие-то картонки?
– А вы что, не знаете, что у вас сгорела дверь?! Вы посмотрите снаружи!
– А что смотреть? – ответила женщина и ещё сердитей захлопнула дверь.
Стало скучно. Мы спустились вниз и пошбрели кто куда.
Я пришёл домой, сделал уроки.
Потом включил телик и стал смотреть канал MTV, на котором шла программа «SMS-чарт». Я её посмотрел. За ней шли ещё программы: «MTV пульс», «3 в 1» и «Давай на спор!».
Папе не понравилось, что я очень долго смотрю телевизор. Мне тоже не понравилось. Я поел и опять пошёл гулять.
Был уже вечер.
Я немного погулял и – опять пожар!
На этот раз в шестнадцатом подъезде.
Из некоторых открытых окон валил чёрный дым.
Естественно, не обошлось и без пожарных.
Когда всё было потушено, я, еще несколько ребят и старух вошли в подъезд и поднялись на второй этаж, где горели две (!) двери. Весь этаж был чёрным.
Мне уже надоели эти чёрные обгорелые двери
Я вышел из подъезда и стал смотреть снаружи.
Тут я увидел, как папа выглянул с нашего балкона и рукой позвал меня домой.
Я пошёл.
Но и тут меня поджидала неприятность: на шестом этаже моего, четырнадцатого, подъезда сгорела общая дверь!!!
Пока я любовался чёрными дверями в чужом подъезде, дверь подожгли уже в нашем подъезде.
Это что, специально для меня? Чтоб далеко не ходить смотреть?
Уже всё было потушено. Дверь и один из звонков сгорели полностью, а этаж был чёрным.
Дальше я побежал с зажатым носом, потому что дым был очень густой.
Я вбежал к себе и сразу включил телевизор. А вдруг покажут наши пожары? Просмотрел все «Вести» – ни слова!
За ними были «Вести-Москва».
Я просмотрел уже полпередачи, как вдруг – звонок.
Я подумал, что это мама, и открыл дверь.
Но за дверью стоял милиционер.
Я позвал папу.
Мы поразговаривали с милиционером. Он всё спрашивал, когда и где я гулял. Я честно всё рассказал, и милиционер ушёл.
Тоже мне нашёл где искать поджогистов…
25 сентября 2003
//-- Мешочек --//
Я хожу на ушу.
Занятие длится полтора часа.
И в середине занятия у нас десятиминутный отдых. В виде игры под названием мешочек.
Все становятся в круг. И начинают быстро перебрасывать друг другу маленький набитый песком мешочек. Если ты не поймал мешочек или, поймав, продержал более двух секунд – иди садись в центр круга и попытайся поймать летающий из рук в руки мешочек.
И вот мы так играли, играли…
Естественно, не обошлось и без эксцессов.
Однажды кто-то кинул мешок слишком высоко, и он, пролетев над всеми, ударился в стену. А внизу стояли какие-то маленькие фигурки… Мешок грохнулся прямо на фигурки, которые брызнули в разные стороны, как осколки от бомбы.
К счастью, фигурки не разбились. Но все, естественно, грохнули.
А тренер перепугался.
Быстренько подобрал все фигурки, и мешочек был снова в игре.
А потом кто-то кинул мешочек, но слишком высоко, и он ударился в потолок, отскочил, и… ударил пустившего его мальчишку по голове.
Все опять грохнули…
2 октября 2003
//-- Как я покончил с ушу --//
Я уже прозанимался ушу полтора месяца.
И вдруг после очередной тренировки Андрей Игоревич (наш тренер), сказал:
– На следующее занятие приносите с собой полотенце.
Кто-то спросил:
– Зачем?
А Андрей Игоревич ответил:
– Будем закаляться. Обливаться ледяной водой.
Ребята подошли к Андрею Игоревичу, и один мальчик стал жаловаться:
– А я незакаленный. Мне нельзя ледяной водой. Я простужусь…
А Андрей Игоревич поставил ультиматум:
– Или будешь ходить сюда заниматься и обливаться, или не будешь ходить сюда вообще.
Мне тоже нельзя обливаться холодной водой и я, ничего не спрашивая, оделся и весело побежал домой.
Когда папа услышал про ледяную воду, он ледяно сказал:
– Как это так? Безо всякой подготовки на пороге зимы лезть под ледяной душ? Лучше сиди дома. Целей будешь. А то под ледяным душем ты окоченеешь и у тебя чего-нибудь отвалится.
И на этом домашнем совете мы решили: на ушу я больше ни ногой!!!
17 октября 2003
//-- Папины подарки --//
Мой папа – репрессированный.
И поэтому, правда, не каждый год папе дают пищевые подарки.
Так было и на этот раз.
Однажды папе позвонили по телефону и сказали:
– Приходите на Паустовского, два и берите талон на пищевые подарки.
Но на Паустовского, два, папа не смог пойти, потому что у него болела голова и повышенное давление.
Поэтому он послал туда меня.
Папа дал мне записку с адресом и именем бригадира Тамары Михайловны, и я поехал на автобусе.
От автобуса я пошёл прямо, поднялся на второй этаж. Но там были лишь библиотека, видеопрокат и Интернет-кафе.
Я вышел на улицу, обежал дом и нашёл другую лестницу, по которой и поднялся вверх.
Там было несколько дверей. Я заглядывал в каждую, но везде мне говорили:
– Дальше! Дальше!
Наконец-то я вошёл в нужную дверь.
Там сидели старушки, которые весело поздоровались со мной.
Потом они дали мне желтый талончик, на котором было написано название магазина и наша фамилия.
Через несколько дней нам позвонили по телефону оттуда же, с Паустовского, два, и сказали время, дату и магазин, куда надо прийти за подарками.
И вот настал тот день.
Мы с папой встали, поели и сразу пошли.
Шли мы долго, около часа.
Нужный нам магазин «Гванда», находился на Соловьином проезде, четыре.
Когда мы перешли через Литовский бульвар и спустились ещё немного по маленькому переулку, нам сразу поплохело.
Вокруг была какая-то грязь, перевернутые скамейки, ржавые заборы… Дальше справа и слева болота…
И все время вниз…
А самое противное было в самом конце. Между домами лежала мусорная куча высотой в два (!) этажа.
Мы прошли мимо мусорной кучи и свернули направо, к «Гванде», где нам дали один тощенький пакетик.
Я заглянул в него.
Банка сгущёнки, две пачечки каких-то тоскливых печений, пачка рафинада и смехотворный тортик.
Стоило ли из-за такого тоскливого подарушка так нам мучиться?
19 октября 2003
//-- Пасха --//
Каждый год в апреле или в мае христиане празднуют Пасху. В этом году Пасха попала на сегодня, на одиннадцатое апреля.
Вчера мама играла на компьютере в доисторическую детскую игру (Lines называется, если кто не помнит).
Около двадцати трёх часов мы все вместе пошли в церковь около станции метро «Битцевский парк».
Кулича мы не покупали.
Около церкви чернела целая прорва людей, из-за чего пришлось встать на бордюрчик у церковной лавки.
И в этот момент начался крестный ход.
Люди в рясах вышли из церкви с крестами в руках и один раз обошли вокруг церкви.
Как только они это сделали, подавляющее большинство народу (в основном молодежь) ушли. Остались только старухи и старики, которые кричали:
– Воистину воскрес!.. Воистину воскрес!..
Мы тоже ушли.
Утром я с мамой поехали в гипермаркет «IKEA» и купили там много чего по мелочи для дома.
А к вечеру ближе мы все втроём отправились пешком в лесопарк около нашего дома. Мимо корпусов санатория «Узкое» спустились к четырем прудам.
Пролезли в дырку в заборе…
Слева, по дороге, ехали на велосипедах мужчина, женщина и девочка. Мужчина ехал на нормальном велосипеде, а женщина и девочка на несчастных подделках Люберецкого, если можно так выразиться, завода под названием «Stels». Только девочка на розовом, а женщина на зелёном.
На дороге была большая лужа… Нет, это была не лужа. Таял снег, и вода из третьего пруда широкой полосой переливалась через асфальт дороги в пруд пониже.
Мужчина и женщина уже проехали воду. Девочка ехала за ними.
И как раз посреди воды с её велосипеда соскочила цепь.
Девочка остановилась, ноги опустила в ворчливый поток и крикнула:
– У меня цепь слетела!
Она кое-как вброд перешла воду, достававшую ей до щиколоток.
С охами родители стали надевать цепь, но так и не надели.
У меня дома киснет на кухне такой же велик, только синий, и у меня тоже постоянно соскакивала цепь.
Папа понял, что купил в прошлом году мне хлам и пообещал купить нормальный велосипед.
Мы пошли вверх по дороге, к церкви.
Торжественно шла служба.
И мы, сняв шапки, вошли в церковь.
Мама купила каждому по свечке, и мы – каждый сам! – зажгли их, вставили в подсвечники и прошли немного вперёд.
Впервые в жизни мы всей семьёй ставили свечи.
В церкви везде висели иконы, под потолком была очень красивая люстра.
Пел церковный хор.
Все слушали церковное пение и молились. А мы не молились. Мы не умели. Мы только смотрели бессильно на всех и слушали. И папе, и маме и мне было стыдно, что мы не умели молиться.
Я вспомнил, как мама рассказывала, когда шли к службе. Раньше, в чёрное советское время, наказывали тех, кто ходил в церковь. Исключали из комсомола, выгоняли даже с хорошей работы. Мама и папа не могли тогда ходить в церковь. А где они могли научиться, как молиться?
В церкви горело-потрескивало много свечей. Было душно.
Первым к выходу пошёл папа.
Но он не сразу вышел. Он свернул влево, подошёл к красивому ящику, на котором сверху было написано: «Для пожертвования на церковные нужды». Папа быстро сунул руку в карман, похоже, взял все деньги, что были в кармане, и пропихнул в щёлку в ящике.
Мы с мамой постояли в церкви ещё с полчаса, послушали пение и вышли.
Грустный папа сидел на скамейке у входа в церковь.
11 апреля 2004. Воскресенье. Пасха.