Николай Леонов, Алексей Макеев
Превосходство Гурова (сборник)

Превосходство Гурова

Глава 1

   – Поверь, Лев Иванович, это в последний раз! – заверил Гурова генерал Орлов.
   – Да вы, товарищ генерал, и в прошлый раз так говорили, – напомнил полковник своему начальнику. – И обещали, как командировка закончится, сразу отпустить меня отпуск догуливать. А что вышло?
   – А правда, что вышло? – заинтересованно спросил Орлов.
   – А вышло так: когда я вам позвонил и доложил, что преступление раскрыто и виновные найдены, вы мне приказали отправиться в Оренбург и помочь тамошним коллегам, – ответил Гуров. – Так что в отпуск я в прошлом году так и не попал.
   – Да, сейчас вспоминаю, действительно, было такое дело, – признал генерал Орлов. – Но сейчас я тебе твердо обещаю: на этот раз такое больше не повторится. Ну, сделай доброе дело, помоги мужику! Совсем он запутался!
   Беседа генерала с полковником проходила в кабинете Орлова на третьем этаже министерства. За окном шумела Москва, а в кармане у Гурова лежали билеты до Адлера, куда он собирался вылететь сегодня вечером и оттуда автобусом добраться до Лазаревского. Через два дня к нему должна была присоединиться Мария. И вот, пожалуйста, в последний момент все рушится! Опять срочная командировка, новое дело, с которым никто, кроме него, не может справиться. И это в который уже раз!
   – Ладно, съезжу, куда деваться, – вздохнул Гуров. – Говорите, куда ехать.
   – Ехать надо не так далеко, не в Сибирь, – сказал Орлов. – Хотя, надо признать, и не близко. Город Кременец, слышал?
   – Слышал, как не слыхать, – кивнул Гуров. – И что там у них в Кременце случилось?
   – Есть там у них один местный олигарх, – начал свой рассказ генерал. – Зовут его Кирилл Максимович Разумовский. Когда-то, в советские времена, он был директором строительного треста. После приватизации прибрал этот трест к рукам и начал наращивать капитал. Наращивал довольно успешно, так что в настоящее время является в области самым крупным собственником. Чего у него только нет: и заводы, и дома, и земельные участки, и банки – всего не перечислишь, да я и пытаться не буду – тебе на месте все подробно расскажут.
   – И что с этим небедным гражданином произошло? – поинтересовался Гуров. – Кошелек в трамвае вынули?
   – Ну, кошелек не кошелек, а кое-что украли, – подтвердил Орлов. – Дело в том, что у Кирилла Разумовского из сейфа пропал «дипломат», в котором находился миллион долларов наличными. А еще в сейфе лежала папка с акциями различных зарубежных компаний. И эта папка тоже пропала. Общая стоимость находившихся в ней акций по сегодняшнему курсу, как мне сказали, составляет около двухсот миллионов рублей. Так что потеря, даже для нашего воротилы, существенная.
   – Ну, не такая уж и существенная, я думаю, – пожал плечами Гуров. – Заработать двести миллионов – дело, конечно, сложное, но для такого влиятельного человека вполне возможное. А миллион долларов… Утрата досадная, но на фоне его миллиардов – в общем, мелочь.
   – Наверное, ты прав, – согласился генерал. – Но тут существенны два обстоятельства. Во-первых, наш олигарх – человек очень настырный и, что называется, упертый. Он терпеть не может, когда его обманывают, и всегда добивается наказания обманщика. А во-вторых, «дипломат» был похищен не где-нибудь, а в загородном доме нашего воротилы. А там живут только близкие ему люди. Получается, что вор – один из них. Именно это обстоятельство и взбесило господина Разумовского. Он пристал к нашим тамошним коллегам буквально с ножом к горлу: найдите ему вора, и все тут.
   – Ну, и в чем проблема? – удивился Гуров. – Неужели найти не могут?
   – Представь себе, не могут! – развел руками генерал. – Следственным управлением там руководит мой старый друг, Пашка Семенов. Мы с ним друг друга еще с юных лет знаем – в армии вместе служили, с парашютами вместе прыгали, в самоволку к девушкам бегали – много чего можно вспомнить. Павел поручил это дело самому опытному своему следователю, однако у того почему-то ничего не получается. Уже неделя прошла с того дня, как пропал этот проклятый «дипломат», а расследование с места не движется. Так что вся надежда на тебя, Лев Иваныч.
   – Ладно, посмотрю, что там у них, – согласно кивнул Гуров. – Крячко я могу взять с собой?
   – Так я и знал, что ты будешь об этом просить! – засмеялся Орлов. – Потому и билеты до Кременца заказал сразу на вас двоих. Бери своего Крячко, и летите. Вот билеты. Вылет сегодня в шесть. В аэропорту вас встретит следователь, который ведет это дело. Зовут его Алексей Шестернев. Ну, желаю удачи!
   – К черту! – привычно ответил Гуров, направляясь к двери.

   Полковник Стас Крячко, как и Гуров, привык к неожиданным командировкам, и потому сборы в дорогу не заняли у него много времени. В назначенный час они с Гуровым встретились в зале регистрации, а спустя час уже находились высоко в небе, держа курс на восток.
   – Ну, и что там за дело, в Кременце? – спросил Крячко, когда они устроились в креслах. – Ты уж введи меня в курс. Что расследовать будем: убийство, ограбление или разбойное нападение?
   – Ни разу не угадал, – ответил Гуров. – Расследовать будем кражу.
   – Всего-то? – разочарованно протянул Крячко. – Знал бы, и лететь бы не стал. Это что же, два полковника, два таких тертых калача, как мы с тобой, будут расследовать обыкновенную кражу? Да для этого начинающего мальчишки-опера хватит!
   – Ты нос-то погоди морщить, – успокоил его Гуров. – Это хоть и кража, да не простая. Вот слушай. – И рассказал другу все, что услышал от генерала Орлова. – Видишь, какая история, – завершил он свой рассказ. – Пока что это дело оказалось не по зубам не только начинающему мальчишке, а самому опытному следователю из тамошнего управления.
   – Кража в загородном доме… – задумчиво протянул Крячко. – Ограниченное число подозреваемых… Прямо-таки классический детектив!
   – А в классических детективах, как ты помнишь, вслед за кражами зачастую происходят убийства, – напомнил ему Гуров. – Так что дело может оказаться вовсе не таким простым, как ты думал.
   – Ладно, поглядим, – кивнул Крячко.
   Кременец встретил друзей-полковников хорошей, хотя немного ветреной погодой. Едва Гуров и Крячко вошли в здание аэропорта, как к ним подошел невысокий человек лет сорока.
   – Я – майор полиции Шестернев, – представился он. – А вы – Лев Иванович Гуров, я прав?
   – Совершенно верно, – подтвердил Гуров.
   – А вы – полковник Станислав Крячко, верно?
   – Тоже угадал, – прогудел Крячко. – А как догадался?
   – По приметам, – усмехнулся майор. – Давайте получим ваш багаж и поедем.
   – Наш багаж весь с собой, – сказал Гуров, показав на сумку, висевшую у него через плечо. – Мы налегке прибыли. Долго засиживаться не собираемся.
   – Ну, это еще неизвестно, как обернется, – загадочно проговорил майор, направляясь к машине.
   Ехать пришлось довольно долго – загородный дом Кирилла Разумовского находился на другой окраине Кременца. Сам город друзья не увидели – машина шла по объездной дороге, и вокруг мелькали лишь поля и перелески, изредка за окном возникали придорожные мотели и заправочные станции. По дороге Шестернев ввел друзей в курс дела:
   – Деньги и акции пропали ровно неделю назад. Пропажу обнаружил сам Разумовский. Произошло это утром, когда он собирался ехать в офис и решил открыть сейф, чтобы взять оттуда какие-то нужные ему бумаги. Ни деньги, ни папку с акциями он в то утро трогать не собирался, так что пропажу мог и не обнаружить. Но, как сказал Разумовский, его словно что-то толкнуло, и он заглянул на нижнюю полку сейфа. Тут и выяснилось, что денег и акций нет.
   – Погоди, – остановил следователя Гуров. – Выходит, когда он открывал сейф, то ничего не заподозрил? Все было в порядке?
   – Вопрос понял, – кивнул Шестернев. – Я тоже, когда с ним разговаривал, о том же подумал. Да, сейф утром был закрыт, как обычно. То есть похититель его не взламывал, а открыл с помощью ключа и набора цифр на замке – там двойная система. Открыл, взял, что хотел, а потом закрыл. Поэтому подозрение сразу упало на кого-то из домашних – если бы в дом залез вор, вряд ли он имел бы при себе ключ и знал код.
   – А может, он воспользовался отмычкой, а код подобрал? – предположил Крячко.
   – Эту версию мы проверили, – ответил следователь. – Вы же знаете – когда взломщик пользуется отмычкой, на замке всегда остаются царапины, пусть даже небольшие. Так вот, наш эксперт никаких царапин на сейфовом замке не обнаружил. Да и сам сейф в кабинете Разумовского не сразу обнаружишь – еще надо знать, где он находится. И код на сейфе сложный, быстро его не подберешь. Кроме того, дом оборудован сигнализацией, которую на ночь включают, и любая попытка открыть дверь или выдавить стекло вызовет срабатывание системы. Щиток включения сигнализации находится внутри дома, в кабинете хозяина, так что посторонний человек ее отключить не может. А еще вся усадьба оборудована системой видеонаблюдения с регистратором. Камеры отслеживают любое перемещение возле ограды усадьбы, и все данные записываются. Мы просмотрели записи за ту ночь. Так вот, запись велась всю ночь, ни разу не прерывалась и зафиксировала, что к дому никто не приближался. Вот почему мы были вынуждены согласиться с хозяином: кражу совершил кто-то из его домашних.
   – А сам сейф снабжен сигнализацией? – спросил Гуров.
   – Нет. Разумовский считал, что это не нужно, раз дом хорошо защищен.
   – А сейф стоит в кабинете?
   – Совершенно верно, там и стоит.
   – А где владелец дома держит ключи? – поинтересовался Крячко. – Вешает на ночь себе на шею?
   – Нет, на шею не вешает, – покачал головой Шестернев. – Связку ключей – на ней находятся ключи от сейфа, от дома, а также брелок, включающий сигнализацию, – Разумовский на ночь кладет на столик рядом со своей кроватью. В ту ночь так же положил и утром обнаружил связку на положенном месте.
   – А в кровати с олигархом находится, естественно, его жена? – предположил Гуров. – Тогда на нее в первую очередь и падает подозрение.
   – Нет, у Разумовского хватает денег, чтобы купить жене отдельную кровать, – усмехнулся следователь. – И спальня у нее тоже отдельная. Но супруги, естественно, встречаются и проводят время вместе не только днем. Тем более что жена у Кирилла Максимовича молодая, моложе его на 23 года, и очень привлекательная. Момент, конечно, деликатный, но я проявил настойчивость и выяснил, что у супругов принято ходить друг к другу в гости. Иногда Елена Сергеевна к мужу приходит, иногда он к ней.
   – А как было в ту ночь?
   – В ту ночь к жене ходил Разумовский, – ответил следователь. – По крайней мере, мне он так сказал. Но расспрашивать Елену Сергеевну на эту тему категорически запретил.
   – Ладно, мы пока не будем приставать к даме с расспросами, – заверил Крячко. – Хватит нам и самого хозяина.
   – Значит, в ту ночь спальня Разумовского какое-то время была пуста, и воспользоваться ключами мог кто угодно, – заметил Гуров.
   – Совершенно верно, – подтвердил Шестернев. – И вот тут возникает богатейшее поле для самых разных догадок и подозрений. Я вам не буду их все излагать – слишком долго получится. Лучше возьмите вот это – я специально к вашему приезду приготовил. – И он передал Гурову несколько скрепленных степлером листков. – Это, так сказать, краткое досье на всех проживающих в усадьбе. Краткие сведения и фотографии. Чтобы вы имели представление, кто есть кто.
   Гуров перелистал полученные листки, пересчитал описанных в досье людей.
   – Всего одиннадцать человек, – резюмировал он. – Значит, все они постоянно живут в доме?
   – Не совсем так, – покачал головой Шестернев. – Постоянно там проживают девять человек. Прежде всего это члены семьи: сам Разумовский, его жена Елена, дочь Даша и сын Денис. Дети достаточно взрослые – Даше 20 лет, а Денису 23. Они, естественно, от первого брака Разумовского – с его нынешней женой Еленой он оформил отношения лишь в прошлом году. Кроме того, в доме живут слуги: экономка Наталья Кривулина, ее муж, садовник, Петр Кривулин, горничная Анастасия Мельникова, повар Андрей Лошаков и охранник Семен Базыма. Еще двое охранников сменяются, они дежурят по суткам. В ту ночь дежурили Геннадий Толстиков и Алексей Машко – они есть в вашем списке. Вот так и получается одиннадцать человек.
   – А сколько еще охранников помимо этих дежурят? – спросил Гуров.
   – Кроме Толстикова и Машко, еще четверо. Если надо, я их фамилии дам вам отдельно.
   – А кроме этих людей, кто-то еще в усадьбе бывает? – спросил Крячко.
   – Конечно, бывают люди, – ответил Шестернев. – Все они у меня тоже зафиксированы, значатся в другом списке. Если нужно, я вам его распечатаю.
   – А что из себя представляют эти девять человек, которые постоянно живут в усадьбе? Не можешь нам их кратко охарактеризовать? – попросил Гуров.
   – Разумеется, могу, – сказал следователь. – Но лучше вы сначала с ними сами познакомьтесь. Это будет совсем скоро – ведь мы уже приехали.
   В самом деле, машина свернула с шоссе на боковую дорогу. Сквозь листву деревьев слева мелькнула водная гладь.
   – Тут у нас речка Каменка протекает, – объяснил майор Шестернев. – А с другой стороны дороги – пруды. Места здесь хорошие, прямо скажем, курортные. Разумовский знал, где себе дом построить.
   Машина еще раз свернула. Новая дорога была совсем узкая – двум машинам с трудом можно было разъехаться, – зато отлично заасфальтированная.
   Внезапно лес кончился, и впереди показались ажурные металлические ворота, в обе стороны от них уходила высокая частая железная ограда. Людей за воротами видно не было. Шестернев остановил машину и стал ждать.
   – Может, погудеть надо? – предположил Крячко.
   – Не надо, – покачал головой следователь. – Дежурный охранник сидит в будке, видит нас через монитор. Мою машину он знает, так что сейчас откроет. Обратите внимание на этот прогал. – Он кивнул на идущую вдоль ограды свободную от леса полосу шириной метров в пятьдесят. – Вот такая «контрольная полоса» прорублена вокруг всей усадьбы, так что незамеченным никто к владениям Разумовского не приблизится.
   Ворота дрогнули и стали раздвигаться. Шестернев тронул машину, и они въехали в усадьбу.

Глава 2

   Пока ехали, Гуров осматривал окружающую территорию. Здесь было на что посмотреть. Прекрасно ухоженный парк, крохотный прудик, по которому плавала пара лебедей, тенистые лужайки, цветники, посыпанные гравием дорожки.
   Майор Шестернев заметил, с каким интересом Гуров все это разглядывает, и объяснил:
   – Разумовский – большой ценитель природы. Территория усадьбы занимает больше гектара, и вся она занята парком. Этот парк считается лучшим во всем Кременце. Когда приезжают важные гости – губернатор, мэр, депутаты Думы, – хозяин обязательно водит их смотреть здешние красоты.
   Они выехали на открытое место, и впереди показался красивый трехэтажный дом – настоящий дворец. Сбоку к нему был пристроен флигель.
   – Здесь, во флигеле, находится гараж и всякого рода подсобные помещения, – давал пояснения следователь, выруливая на площадку перед флигелем. – Слуги живут в правом крыле на первом этаже дома. Остальной дом в распоряжении семьи Разумовского. А вот и они сами – вон, видите?
   Гуров взглянул в указанном направлении и увидел увитую цветами беседку недалеко от дома. В ней за столом сидели четверо.
   – Мы поспели как раз к вечернему чаю, – сказал Шестернев, выходя из машины. – Дело в том, что Разумовский следует английским обычаям, и в пять часов вся семья пьет чай. Пойдемте, я вас представлю. Сразу со всеми и познакомитесь.
   Хозяин усадьбы поднялся им навстречу. Кирилл Разумовский мало походил на провинциальных воротил, в прошлом директоров предприятий, которых Гуров видел довольно много. Ни живота, ни двойного подбородка. Черные волосы с проседью, твердый, волевой взгляд, уверенные движения – все выдавало в нем человека, знающего себе цену. Хозяин усадьбы был высок, элегантен, подтянут. Хотя морщины на лице и седина в волосах говорили о солидном уже возрасте, смотрелся он весьма представительно.
   Следователь Шестернев представил вновь прибывших.
   – Как же, как же, полковник Лев Гуров! – воскликнул хозяин усадьбы, крепко пожимая руку сыщика. – Много о вас слышал. Вот, знакомьтесь: моя жена Елена.
   Елена Разумовская протянулся Гурову руку для поцелуя, однако он сделал вид, что не понял жеста, и просто пожал ее. Елена, кажется, нисколько не обиделась и расцвела в улыбке. Жена владельца усадьбы оказалась именно такой, какую он и ожидал увидеть. Стройная, хорошо сложенная блондинка с красивым лицом.
   – Рада с вами познакомиться, – произнесла она. Голос у нее оказался под стать внешности: звучный, глубокий.
   – Обычно людям моей профессии не слишком рады, – заметил Гуров. – Просто повод для знакомства оказывается не очень приятный.
   – Да, мы все ужасно расстроены этим неприятным происшествием, – согласилась Елена Разумовская. – Никуда не выезжаем, прямо как затворники. А самое неприятное, что приходится подозревать кого-то из своих. А ведь это так гадко, согласитесь!
   – Почему же вы живете как затворники? – вмешался в разговор Крячко. Следует отметить, что он, в отличие от напарника, руку у дамы поцеловал весьма охотно. – Неужели следователь запретил вам выезжать? Ну, мы это поправим…
   – Нет, Алексей Александрович нам ничего не запрещал, – вместо жены ответил Разумовский. – Это я так решил. Все указывает на то, что ценности похитил кто-то из живущих в усадьбе. А раз так, надо принять меры, чтобы они не покинули ее пределы. Поэтому я отдал распоряжение, чтобы никто – ни члены семьи, ни слуги – никуда не выезжали. Это, конечно, создает неудобства, но тут уж ничего не поделаешь.
   – Тебе легко говорить «ничего не поделаешь» – ведь сам ты ездишь в город, – отозвался на слова Разумовского сидевший за столом молодой человек.
   – Да, познакомьтесь – мой сын Денис, – представил его хозяин. – А это, – он указал на сидевшую рядом девушку, – дочь Даша.
   Гуров отметил, что брат с сестрой очень похожи друг на друга, а вот на отца – не очень. Оба высокие, худощавые, с каштановыми волосами. «Видимо, оба пошли в мать, с которой Разумовский расстался», – подумал сыщик.
   Денис, в отличие от отца, не проявил энтузиазма от знакомства с оперативниками. Он нехотя приподнялся, протянул руку сначала одному, потом другому, тут же снова опустился в кресло и сказал:
   – Мне через неделю в Лондон вылетать. Каникулы кончаются, пора за парту, в родной Кембридж. Да и Дашке надо в Париж лететь. Уж не знаю, разрешит нам папа продолжить учебу, или мы так и будем здесь сидеть, пока его миллион не найдется…
   – Мне важен не миллион и даже не акции, – заявил в ответ на это Разумовский. – Для меня важно восстановить нормальные отношения среди окружающих меня людей и покончить с этим позорным эпизодом. Поэтому я действительно рад вашему приезду и возлагаю на вас обоих большие надежды.
   – Ну, я надеюсь, что недели нам хватит, чтобы разгадать эту загадку, – заявил Гуров, поворачиваясь к Денису, – так что улетите вы в Лондон, не бойтесь.
   – Да что это у нас гости все стоят? – воскликнул Разумовский. – Прошу за стол. Сейчас принесут приборы, нальем вам чайку… – И, взяв со стола лежавший там телефон, попросил: – Настя, будь добра, принеси нам еще два прибора, у нас гости.
   Спустя несколько секунд из дверей дома появилась миловидная девушка лет двадцати пяти. Она несла поднос с двумя чашками. Поставив их перед гостями, умело разлила чай и отошла в сторону – достаточно далеко, чтобы не слышать ведущихся за столом разговоров, но достаточно близко, чтобы в случае необходимости ее можно было позвать.
   – Вам надо будет познакомиться со всеми, живущими в доме, – сказал Разумовский. – Члены моей семьи все здесь. Сейчас вы видели горничную Настю, а позже пообщаетесь и с остальным обслуживающим персоналом.
   – Нам придется не только познакомиться с каждым, но и задать несколько вопросов, – заметил Гуров. – И некоторые могут оказаться довольно неудобными.
   – На все вопросы вы получите исчерпывающие ответы, – заверил хозяин усадьбы. – Интересы расследования – выше всего. Но хочу сказать следующее: я абсолютно уверен, что среди членов моей семьи похитителя нет. У нас дружная, хорошая семья!
   И, стремясь подтвердить правоту своих слов, он положил правую руку на плечо жены, а левой сжал локоть сына. Елена ответила мужу нежной улыбкой и прильнула к нему, Денис тоже улыбнулся и накрыл ладонь отца другой рукой. Даша тоже не осталась в стороне: перегнувшись через брата, положила свою ладошку поверх его.
   «Кажется, между ними действительно хорошие отношения», – подумал Гуров. А вслух сказал:
   – Значит, мне приходится делать вывод, что вора надо искать среди слуг?
   – Выходит, что так, – вздохнул хозяин усадьбы, и улыбка сползла с его лица. – Хотя мне не хотелось бы так думать. Ведь я лично отбирал каждого. Большинство слуг работают у меня многие годы. Они тоже стали мне как родные. Поэтому, когда обнаружил пропажу денег и ценных бумаг, я долго не мог поверить в случившееся, все искал, искал – думал, они куда-то завалились… Но с фактами спорить трудно. Да, похитителя надо искать среди слуг. Причем хочу заметить: я не жажду крови, не стремлюсь непременно наказать преступника. Если он – или она – поймет, что разоблачение неизбежно, и добровольно вернет похищенное, то может просто уехать. А дело, – выразительно взглянул он на следователя, – мы закроем.
   – Значит, вы считаете, что похищенные вещи до сих пор находятся здесь, в усадьбе? – спросил Крячко.
   – Да, я так считаю, – ответил Разумовский. – С самого момента похищения никто из живущих здесь – конечно, кроме меня, – не выезжал за пределы территории. За гостями, которые у нас бывали, мы тоже приглядывали. Нет, вор – кто бы он ни был – не мог вывезти похищенное.
   – Что ж, остается только хорошенько поискать, – заключил Стас.
   – Итак, сейчас идите в дом, располагайтесь, – сказал Разумовский, когда гости покончили с чаем. – Настя покажет вам ваши комнаты. Ужинаем мы в половине восьмого. Если вы еще до ужина захотите приступить к работе – милости прошу. Можете задавать любые вопросы, осматривать комнаты и территорию усадьбы.
   – Ну, а я, с вашего позволения, вас оставлю, – заявил следователь Шестернев. – Вернусь к себе на работу, а то у меня там еще три дела начатых, и я их на целую неделю совершенно забросил. Все пояснения я вам дал. Если будут какие-то вопросы – звоните, мои телефоны есть в тех бумагах, которые вы получили. – И, попрощавшись также с обитателями усадьбы, он направился к машине.
   Вслед за Настей сыщики проследовали в дом. Сначала они оказались в просторном холле. Оттуда дверь вела в еще более просторную гостиную – при ее размерах здесь можно было проводить небольшие вечеринки. В центре зала журчала вода: там располагался небольшой бассейн, состоявший из нескольких уровней. Вода стекала с небольшой искусственной горки, струясь по камням. Гуров обратил внимание, что в гостиной, как и в холле, много цветов. В углу находилась лестница, которая вела на второй этаж. Поднявшись по ней, сыщики оказались на галерее, куда выходили двери нескольких комнат.
   – А что здесь находится? – спросил Гуров у Насти.
   – Здесь спальня Елены Сергеевны, – объяснила девушка, указав на первую дверь. – Здесь – Дениса Кирилловича, а там – Дарьи Кирилловны.
   – А где же спальня самого Разумовского? – спросил Крячко. – И где его кабинет?
   – Спальня Кирилла Максимовича в другом месте, вон там, – показала Настя на коридорчик, уходивший в сторону от гостиной. – Там его спальня, а за ней в конце коридора есть лестница, по ней надо подняться, и тогда попадешь в кабинет.
   – То есть хозяин живет отдельно от жены, – заметил Гуров. – А кабинет у него вообще на выселках.
   – Кирилл Максимович хотел, чтобы его во время работы или бесед с посетителями никто не беспокоил, – объяснила горничная. – Поэтому и запланировал кабинет отдельно от спален.
   – А наши апартаменты где? – спросил Крячко.
   – Ваши комнаты в другой стороне, – ответила девушка. – Пойдемте, я покажу. – И направилась в другой коридор, уходивший в сторону от гостиной.
   – Смотри, видишь телекамеру? – на ходу шепнул Крячко Гурову, указав на крохотный глазок под потолком гостиной.
   – Да, я заметил, – так же негромко проговорил Гуров. – Она здесь не одна. У входа тоже есть.
   – Это хорошо, – довольно произнес Крячко. – Скорее всего, они снабжены регистратором, можно будет посмотреть записи той ночи.
   – Думаю, Шестернев их уже посмотрел, – ответил на это Гуров, – и, как видно, они ему ничем не помогли. Но все равно нам надо самим взглянуть.
   Следуя за Настей, сыщики добрались до отведенных им комнат. Они располагались рядом и были совершенно одинаковыми: кровать, стол, пара стульев, шкаф, телевизор и набор бытовых удобств. Разница только в том, что из окон комнаты Гурова открывался вид на флигель, в котором находился гараж, а из окон Крячко был виден только парк. «Похоже на гостиницу в Сочи, где мы с Марией отдыхали, – подумал Лев, раскладывая вещи по полкам шкафа. – Впрочем, большего мне и не нужно».
   Раздался стук в дверь.
   – Войдите! – крикнул он, думая, что это Крячко пришел поговорить о плане расследования.
   Однако это был не Крячко – в комнату вошел хозяин усадьбы.
   – Ну как, вы уже устроились? Все нормально?
   – Спасибо, все в порядке. Хотя и устраивать особенно нечего – вещей у меня немного. Особенно задерживаться здесь мы не собираемся.
   – Как знать! – заметил Разумовский. – Наш следователь тоже вначале обещал все это дело за пару дней раскрыть. А вот уже неделя прошла, и ничего не продвигается.
   – Ну, надеюсь, нам больше повезет, – сказал Гуров.
   Долг вежливости со стороны хозяина был выполнен, однако Разумовский не спешил уходить. Он тщательно закрыл за собой дверь, подошел ближе к полковнику и негромко произнес:
   – У меня к вам разговор. Хотелось бы вам кое-что сообщить, отдельно от нашего следователя и от вашего друга. Я понимаю, что вы ему потом все равно расскажете, но сейчас хочу поговорить наедине.
   – Что ж, давайте поговорим наедине. Что вы хотите рассказать? – поинтересовался Лев, садясь за стол.
   – Я не все сообщил следователю, – начал Разумовский, устраиваясь напротив, – о том, что исчезло из моего сейфа.
   – Вы хотите сказать, что было украдено что-то еще?
   – Да. Кроме денег и акций, исчезло еще завещание.
   – Вот как? Почему же вы об этом не сказали сразу?
   – Потому что в этом случае подозрение сразу же упало бы на одного человека. Мою жену. Дело в том, что год назад между мной и моими детьми возник конфликт. О причине можно легко догадаться: они были против моего решения связать свою судьбу с Еленой. Особенно бурно реагировал Денис. У нас состоялся очень неприятный разговор… Не хочу его пересказывать, но могу сказать, что дело дошло до оскорблений. Даша тоже… внесла свою лепту, и я был глубоко задет. А как раз в это время у меня обострились проблемы с сердцем, речь зашла об операции… В общем, я решил составить завещание, и в нем большую часть имущества завещал жене. Дети тоже не были забыты, но им назначались лишь денежные вклады. Суммы были вполне приличные, но все же не сравнимые с той недвижимостью, что была завещана Елене.
   Разумовский замолчал, словно засомневался, надо ли рассказывать дальше. А может, просто хотел отдышаться. Теперь, вблизи, было видно, что образ молодящегося бодрячка был лишь маской, хозяин усадьбы производил впечатление больного человека.
   – Однако затем вы изменили свое решение, – догадался Гуров.
   – Да, изменил, – кивнул Разумовский. – С годами, знаете, делаешься мудрее… учишься прощать… Познакомившись с Еленой ближе, Денис и Даша раскаялись в своих словах, изменили свое мнение о ней, поэтому я их простил и решил изменить завещание. Теперь все имущество разделено на три равные доли: Елене, Даше и Денису. Ну, разумеется, что-то оставалось и другим: моей первой жене, слугам… какие-то пожертвования… Но основное – им троим. Это завещание лежало на той же полке сейфа, что и деньги. И вот оно исчезло.
   – А первое? Вы его уничтожили?
   – Нет, не уничтожил, – покачал головой Разумовский. – Сам не знаю, почему я так поступил. Не потому, что колебался, боялся, что еще передумаю, – нет. Наверное, просто по давней привычке хранить важные документы. Знаете, в бизнесе не стоит уничтожать утратившие силу договоры, расписки и прочие бумаги. При некоторых возникших обстоятельствах вся эта макулатура может очень даже пригодиться. Вот поэтому я и не уничтожил то, первое, завещание. Оно как лежало среди различных бумаг на верхней полке сейфа, так там и лежит – я проверял. И если сейчас со мной что-то вдруг случится, именно оно окажется действующим. Понимаете? Когда я обнаружил пропажу, это потрясло меня даже сильнее, чем кража денег и ценных бумаг. Ведь это могло означать только одно: что кражу совершила Елена. Только ей одной было выгодно уничтожить второе завещание. Женщине, которую я так любил, ради которой сломал свою прежнюю семью… – Разумовский отвернулся, и Гурову показалось, что он сдерживает слезы.
   – Вы говорили с ней? – спросил он.
   – Да, конечно! Сразу, как только обнаружил пропажу. Я надеялся… Но она твердо заявила, что не приближалась к моему кабинету, даже не выходила из своей комнаты. Что она не знает ни кода сейфа, ни места, где я держу ключи… Ей ничего от меня не нужно, кроме той любви, которую я ей даю, и она глубоко оскорблена моим подозрением. Мне пришлось ее долго успокаивать, просить прощения…
   – Но ведь легко можно узнать, выходила ли ваша супруга из своей спальни или нет, – сказал Гуров. – Я обратил внимание, что ваш дом снабжен системой видеонаблюдения…
   – Нет, этого с помощью камер узнать нельзя, – ответил Разумовский. – Они отслеживают лишь то, что происходит внизу – в холле и гостиной.
   – Понимаю… И после разговора с женой вы все же решили заявить в полицию о пропаже. Почему?
   – Я подумал, что может существовать совершенно другое объяснение, почему пропало завещание. Тот, кто похитил ценности, мог взять его специально, чтобы подозрение пало на Елену.
   – Совершенно верно. Скажите, а ваши родные знали о существовании двух завещаний?
   – Да, я не делал из этого тайны.
   – А слуги могли это знать?
   – Слуги… Погодите, дайте подумать… – Разумовский потер лоб, припоминая. – Наташа, наша экономка, и ее муж Петр работают у меня уже больше десяти лет. Они стали мне близкими людьми… Да, я мог им сказать. А они могли, в свою очередь, передать другим.
   – Скажите, эти два завещания отличались только в этом одном пункте? Только в том, как будет распределяться недвижимое имущество? – спросил Гуров. И, заметив недоумение владельца дома, пояснил: – Я понимаю, что для вас важен прежде всего этот момент, остальные детали вы могли забыть. И все же постарайтесь вспомнить.
   – Другие различия… – пробормотал Разумовский и снова погрузился в свои мысли. – Нет, не было никаких… Хотя нет, было, я решил увеличить суммы, которые оставлял всем своим слугам. Всем, кроме повара Андрея, – в тот момент у меня были к нему претензии. Сейчас я даже не помню, в чем они состояли, возможно, Андрей не учел какие-то мои указания или неправильно их понял… Сейчас, когда я буду восстанавливать текст завещания, я этот пункт отменю – повар получит такую же прибавку, как и остальные.
   – Понятно. И последний вопрос. Вы кому-то еще рассказывали о пропаже завещания, кроме своей жены?
   – Нет, я держал это в тайне, – ответил Разумовский. – И с Елены взял слово, что она никому не расскажет об этой пропаже.
   – Таким образом, никто, кроме Елены Сергеевны, не должен об этом знать, – заключил Гуров.
   – Да, никто, кроме Лены, – согласился хозяин дома. – И кроме похитителя.
   – Хорошо, что вы мне об этом рассказали. А теперь я хотел бы осмотреть дом. В частности, меня интересует ваш кабинет, а также спальня. Может, вы меня проводите?
   – Конечно, идемте.
   – Только я зайду за своим напарником, – предупредил Лев.

Глава 3

   Крячко был уже наготове, и спустя минуту они в сопровождении хозяина уже направлялись к его спальне.
   Спальня кременецкого магната по своему убранству не отличалась от гостиной. Здесь тоже были наборные паркетные полы, дубовые панели на стенах, но значительно меньше цветов.
   Впрочем, сыщиков интересовало не убранство комнаты, а прежде всего замок в двери и тумбочка возле кровати.
   – Я вижу, замок у вас здесь совсем простой, – сказал Крячко, осмотрев дверь. – Причем такое впечатление, что им не пользуются.
   – Правильное впечатление, – подтвердил Разумовский. – Спальня у меня не запирается. Ни днем, ни ночью. Правда, внутри, кроме замка, есть еще защелка, – вот, видите? – но ею я тоже не пользуюсь. А зачем? От кого мне запираться? Разве что от жены? – И он весело рассмеялся.
   – Значит, ключи от сейфа вы кладете вот сюда? – спросил Гуров, показав на инкрустированную тумбочку возле кровати.
   – Да, ночью ключи лежат здесь.
   – А если вам потребуется выйти из комнаты, вы их берете с собой?
   – Конечно же, нет. Я их убираю внутрь – вот сюда. – Разумовский открыл дверцу тумбочки и указал на полку, где лежали какие-то лекарства и планшет электронной книги. – Дверца тумбочки запирается с помощью шифра, – пояснил он. – Шифр очень простой, всего шесть цифр, но в этом случае больше и не требуется. Ну кто полезет ночью в мою спальню? Это простая предосторожность.
   – Тем не менее кто-то это сделал.
   – Почему вы так в этом уверены?
   – Если сейф был вскрыт с помощью нового ключа, то его, скорее всего, изготовили, получив слепок вашего ключа, а получить его, как я понимаю, легче всего ночью. Скажите, а второй экземпляр ключа от сейфа существует?
   – Да, существует, – ответил миллионер. – Он хранится в моей ячейке в банке.
   – А где находятся ключи днем? – спросил Крячко.
   – Выходя утром из спальни, я беру их с собой и больше в течение дня с ними не расстаюсь. Они находятся, как правило, в моей борсетке.
   – Я вижу, у вас тут лекарства, – заметил Лев. – Вы их регулярно принимаете?
   – Понимаете, в прошлом году у меня возникли проблемы с почками, – объяснил Разумовский. – Пришлось даже на несколько дней лечь в больницу. Теперь вот надо каждый день пить таблетки.
   – Хорошо, тут мы вроде все посмотрели, давайте теперь осмотрим кабинет, – сказал Гуров.
   Выйдя из спальни, они свернули за угол, поднялись по лестнице и оказались на площадке, куда выходила лишь одна дверь. Хозяин дома открыл ее, и сыщики вошли в кабинет. Это была светлая просторная комната с эркером. Видно, хозяин проводил здесь немало времени: кроме обязательного для делового помещения стола с креслом, здесь имелось несколько диванов, шкафы – как с книгами, так и с посудой, холодильник, сервировочный столик, стулья.
   – Я слышал, здесь вы принимаете гостей? – начал осматривать помещение Гуров.
   – Да, ко мне часто приезжают известные люди, – ответил Разумовский. – Это как мои партнеры по бизнесу, так и депутаты Государственной думы, министры областного правительства, другие важные лица. Мы проводим здесь деловые переговоры.
   – У вас отсюда открывается прекрасный вид, – сказал Крячко, войдя в эркер, полукруглая стена которого целиком была занята двумя окнами и стеклянной дверью. – Почти весь парк видно.
   – Ну нет, не весь, вы преувеличиваете, – покачал головой хозяин. – Парк у меня большой, отсюда видна только его часть.
   – Вы и о безопасности позаботились, – заметил Крячко, выглядывая наружу из двери эркера. – Тут у вас есть пожарная лестница.
   – Ну да, все-таки третий этаж, поэтому я распорядился сделать здесь лестницу. Впрочем, ею вряд ли кто пользовался.
   – Сейчас посмотрим. Вы разрешите? – Не дожидаясь ответа, Стас открыл дверь и стал внимательно осматривать порог, а также ступеньки лестницы.
   – Знаете, а вы ошибаетесь! – вдруг заявил он. – Этой лестницей пользовались, причем недавно. Вот, смотри, – и указал Гурову на порог и верхнюю ступеньку лестницы.
   Гуров наклонился. На белом пластике порога были видны частицы земли и нечеткий отпечаток ноги. Такие же частицы земли были на рифленой поверхности ступеньки.
   – Да, действительно, кто-то здесь был. Характер обуви вряд ли удастся установить – след очень нечеткий. Хотя, если пригласить эксперта, он, думаю, сможет что-то определить.
   – Конечно, можно пригласить, – пожал плечами Разумовский. – Хотя, мне кажется, ответ можно получить и раньше. Скорее всего, это ваш коллега, местный следователь, поднимался по лестнице, чтобы проверить и такую возможность попасть в кабинет. А может, это Семен, наш охранник, занимался тем же самым, проводил собственное расследование. Я его спрошу.
   – Как я понимаю, снаружи дверь открыть невозможно.
   – Да, она открывается только изнутри, – подтвердил хозяин. – Так что вор, если даже залез по лестнице, мог бы попасть внутрь, только разбив стекло. А оно, как видите, цело.
   – Да, стекло цело, – согласился Гуров. – Хорошо, давайте теперь осмотрим сейф. Где он? Я что-то не вижу.
   Разумовский подошел к висевшей на стене картине – она изображала группу людей, спешащих укрыться от дождя под раскидистым деревом, и нажал незаметный выступ на верхней части рамы. Что-то щелкнуло, картина отъехала в сторону. Открылась вделанная в стену металлическая дверца.
   – Вот моя пещера Аладдина, – сказал он. – Которая, увы, не сохранила своих сокровищ.
   – А когда вы обнаружили пропажу денег и ценностей – утром или вечером? – спросил Гуров.
   – Утром, когда собирался на работу.
   – В каком виде были деньги? В каких купюрах?
   – В «дипломате» помещалось сто банковских пачек стодолларовых купюр. Всего миллион долларов.
   – А когда вы последний раз видели этот «дипломат»? Во вторник вечером?
   – Погодите, дайте подумать… – медленно произнес Разумовский. – Вечером… да, вечером я открывал сейф – положил туда кое-какие бумаги, которые привез из офиса. Но деньги… Нет, на деньги я не обратил внимания. Я устал и вообще не заглядывал на ту полку. Так что если денег не было уже тогда, я мог этого не заметить…
   – А утром во вторник?
   – Утром, утром… Да, накануне утром мне нужно было взять разрешительные документы на торговый комплекс, а они лежали рядом с «дипломатом». Он точно был на месте!
   – То есть кража произошла между утром вторника и утром среды, – подытожил Гуров.
   – Да, но днем… это как-то маловероятно. В доме все время кто-то есть… Похитителя могли увидеть. Я почему-то сразу решил, что деньги украли ночью.
   – Вы не могли бы сейчас открыть сейф? – попросил Лев. – Хотелось бы посмотреть, как это делается, а затем осмотреть дверцу. Не бойтесь, когда вы будете набирать шифр, мы отвернемся.
   – Нет, отворачиваться не нужно, – усмехнулся Разумовский. – Посторонний человек, даже если будет стоять рядом, не увидит, какие цифры и буквы я набираю. Вот, смотрите.
   Он подошел к дверце, достал связку ключей, выбрал нужный и открыл дверь. Затем снова убрал ключи в карман, протянул руку в глубину сейфа и начал поворачивать что-то, остававшееся невидимым для сыщиков.
   – Теперь вы сами убедились, что в момент набора кто-то посторонний не может узнать комбинацию. Диск с цифрами и буквами находится на внутренней дверце, а ее загораживает открытая внешняя дверь. Очень удобно.
   – Да, с того места, где мы стоим, подглядеть нельзя, – согласился Гуров. – Но можно услышать. При желании можно сосчитать щелчки. А кроме того…
   Он прошелся по кабинету, остановился перед зеркалом, висевшим на противоположной стене, напротив открытого сейфа, и спросил:
   – Давно здесь висит это зеркало?
   – Зеркало? – переспросил Разумовский. – Ну, не знаю… Наверное, с самого начала. Когда всю мебель ставили, тогда и его повесили. А что в нем особенного? Почему оно вас заинтересовало?
   – Потому что в него прекрасно видна внутренность вашего сейфа, – ответил Гуров. – Вот, можете сами убедиться. Если занять правильную позицию – например, вон там или там, – он указал на стол, а также на угол комнаты, – то, глядя в зеркало, можно увидеть весь процесс набора шифра.
   – Да, в самом деле. Я как-то не обращал на это внимания…
   Крячко тоже подошел к зеркалу, потрогал его, заставив качаться отражение кабинета, и даже немного подвигал, словно проверяя, крепко ли оно приделано к стене.
   – Ну что, здесь мы, кажется, все осмотрели, – сказал Лев. – Как нам рассказал следователь, замок сейфа тщательно проверял эксперт и не обнаружил никаких следов взлома. Так что осталось лишь уточнить несколько моментов. Вы рассказали следователю, что в ночь похищения выходили из своей спальни, верно?
   – Да, я выходил, – ответил Разумовский.
   – Не заметили, во сколько это было?
   – Во сколько?.. Пожалуй, около одиннадцати. Да, верно, часы внизу, в гостиной, как раз пробили одиннадцать раз.
   – Можно узнать, куда вы пошли?
   – Да, можно. Я ходил к своей жене.
   – Спальню вы при этом не запирали?
   – Нет, не запирал.
   – А кабинет?
   – У нас вообще не принято запирать внутренние двери, – объяснил миллионер. – В них, правда, имеются замки, и при желании их можно закрыть, но мы это делаем крайне редко. Если все двери держать запертыми, как же тогда Настя будет проводить уборку? Ей тогда придется таскать с собой целую связку ключей. Да и для чего запираться? Территория усадьбы хорошо охраняется, проникнуть сюда никто не может. Так что, если речь о кабинете, нет, он не был закрыт.
   – И даже ночью никто не закрывается? – уточнил Гуров.
   – Это кто как хочет. Я, например, закрываюсь, привычка такая, еще с молодости. И Денис тоже закрывает дверь на защелку. Наверное, с меня пример взял. А вот Елена – нет, она не закрывается.
   – Скажите, а вы долго отсутствовали?
   – Ну, знаете, это слишком деликатная тема! – возмутился Разумовский. – Этак вы еще захотите, чтобы я рассказал, что именно делал у жены…
   – Нет, это меня не интересует, а вот время вашего отсутствия – очень важный момент. Мне надо понять, успел бы похититель за это время проделать всю операцию: проникнуть в вашу спальню, взять ключи, дойти до кабинета, открыть сейф, похитить деньги и ценности, закрыть сейф и вернуть ключи на место. Чуть позже я сам все это проделаю, но думаю, что на это потребуется не меньше пяти минут. К этому надо добавить время, когда вы находитесь в поле зрения – еще не отошли достаточно далеко, или уже возвращаетесь. Все вместе займет, я думаю, минут десять-двенадцать. Могу я предположить, что столько времени вы пробыли у своей супруги? Это не будет слишком неделикатным?
   – Да, можете предположить, – буркнул Разумовский.
   – Значит, тот, кто задумал похищение, мог следить за вами, взять ключи, похитить деньги, а затем положить связку на место, – заключил Гуров. – Но он мог похитить ключи и заранее, сделать с нужного ключа слепок, а кабинет посетить в любое время – хоть днем, хоть ночью.
   – Да, так тоже могло быть, – согласился хозяин.
   – Тогда у меня остается еще один вопрос. Скажите, как часто вы меняете шифр на замке сейфа?
   – Шифр? – удивился Разумовский. – Я его вообще не меняю. Как девять лет назад завел этот сейф, так и не… Хотя нет, подождите! В прошлом году охранник Семен посоветовал мне усилить безопасность дома. Мы тогда установили дополнительное видеонаблюдение, сигнализацию… Заодно я и шифр сменил. А больше не менял. Это ведь его в голове держать надо или где-то на бумажке записывать, а бумажку потерять можно. Нет, я решил, что проще иметь один и тот же.
   – Значит, если кто-то узнал шифр некоторое время назад, он мог его просто запомнить, а применить свои знания только теперь, – задумчиво проговорил Гуров. – Что ж, пока вопросов к вам больше нет. Теперь мне хотелось бы побеседовать с вашим охранником, этим самым Семеном. Где его можно найти? И где остальные охранники? Ведь у вас, кажется, дежурят посменно еще два человека?
   – Да, усадьбу постоянно охраняют трое, – подтвердил Разумовский. – Один из дежурных охранников находится в будке – это недалеко от гаража, а второй патрулирует территорию. Что касается Семена, он может находиться где угодно – или у себя в кабинете, или где-то в доме, или на территории, что называется, сам себе хозяин. Но мы его сейчас вызовем.
   Достав телефон, он нажал одну кнопку и, когда ему ответили, сообщил собеседнику, что с ним хочет побеседовать сыщик Гуров. Потом повернулся к сыщикам:
   – Где вы хотели бы с ним поговорить? Может быть, здесь, в моем кабинете?
   – Нет, давайте лучше в кабинете самого Семена, – предложил Гуров. – И, если не возражаете, мы хотели бы побеседовать с ним без свидетелей.
   – Нет, я не возражаю, – ответил Разумовский. – У меня как раз останется время погулять перед ужином. Я очень люблю гулять по своему парку, но мне это редко удается, обычно я возвращаюсь домой поздно – дела, знаете ли. Это сегодня я ожидал вашего приезда и приехал пораньше. Кабинет Семена вы найдете на первом этаже. Из гостиной есть дверь, ведущая на кухню. За ней – коридорчик, а в нем еще одна дверь – как раз к нему. Если ошибетесь и пройдете мимо, попадете на кухню, в царство нашего повара Андрея, и он вам подскажет, куда идти.

Глава 4

   Однако долго искать владения охранника сыщикам не пришлось. Едва они спустились в гостиную и стали оглядываться в поисках нужной двери, как она открылась, и им навстречу шагнул человек лет сорока, среднего роста, но крепко сложенный. На голове виднелась солидная залысина, нос был слегка скошен.
   – Семен Базыма, – представился он. – А вы, наверное, полковник Гуров?
   – Фотографии мои здесь развешивали, что ли? – проворчал Лев. – Все меня с первого взгляда узнают!
   – Нет, фотографии не развешивали, – сказал охранник, – но слышать о вас слышал. И о вашем друге полковнике Крячко тоже. Моя прежняя профессия приучила такие вещи запоминать.
   – А какая у тебя была прежняя профессия? – спросил Крячко.
   – Да такая же, как у вас, – ответил Базыма. – Милиция, уголовный розыск. Почти двенадцать лет там отработал. Вышел в отставку в звании старшего лейтенанта.
   – А почему так?
   – Ну, вы же сами знаете, какие в милиции зарплаты, – пожал плечами охранник. – Сейчас, правда, чуток прибавили, а в те времена совсем мизер был. Семью на такие деньги не прокормишь. Если, конечно, со стороны не брать.
   – А ты не брал?
   – Нет, я – не брал, – твердо произнес Базыма. – И потом, сами знаете, оперативникам не больно часто взятки предлагают.
   – А Разумовский, значит, платит щедро? – поинтересовался Гуров.
   – Да, Кирилл Максимович платит хорошо, – ничуть не смутился Базыма. – И потом, мне нравится такая работа. Я целиком отвечаю за охрану всего объекта, сам определяю нужные меры безопасности…
   – И как ты считаешь, правильные меры ты определил на своем объекте? – задал вопрос Крячко.
   – В целом, думаю, да, правильные. Тут ведь у нас не одна такая усадьба. Неподалеку, тоже на Каменке, есть дома председателя нашей областной думы, двух министров областного правительства, нескольких директоров крупных предприятий. Так вот, дом одного директора в прошлом году ограбили, его самого едва не убили, у председателя думы из гаража машину угнали – дорогущий «Лексус». А у нас – ничего. За девять лет, что я тут безопасностью заведую, ни одной попытки проникновения на объект.
   – Это, конечно, хорошо, – заметил Крячко. – Есть чем гордиться. А как же в таком случае кража, что случилась неделю назад?
   – Кража – это, конечно, неприятность, – согласился охранник. – Кирилл Максимович очень тяжело этот случай переживает. Но ведь я создавал систему безопасности целиком против внешнего проникновения! Про такую возможность – что кто-то из своих нашкодит – даже не думал! И потом – воры, скорее всего, не смогли увезти похищенное. Ведь Кирилл Максимович сразу принял меры, запретил всем выезжать из усадьбы. Так что, может, еще найдем?
   – А ты сам не пробовал это сделать? – спросил Гуров.
   – В каком смысле?
   – Ну, сам ты не пробовал искать похищенное?
   – Нет, я не пробовал, – признался охранник. – Ведь тут следователь работал. Если бы я у него под носом стал что-то искать, у него могли появиться подозрения, сами понимаете.
   – И кабинет хозяина не проверял? У него там пожарная лестница, может, по ней кто-то лазил?
   Начальник охраны усадьбы открыл было рот, чтобы ответить, но промолчал и задумался. А затем, словно припомнив что-то, утвердительно кивнул:
   – Да, верно, поднимался я по этой лестнице. Хотел проверить, нельзя ли дверь снаружи открыть. Оказалось, что нельзя.
   – Что ж, понятно. А скажи, старший лейтенант, нос тебе где набок своротили – в милиции или в спортзале?
   – В спортзале, – кивнул охранник. – А если точнее, на ринге. Я еще с армии боксом занимаюсь, имею звание мастера спорта. Был чемпионом нашей области.
   – Значит, в случае чего, можешь еще и кулаками своего шефа защитить? – спросил Крячко.
   – Вполне могу, – подтвердил Базыма. – Форму я стараюсь поддерживать.
   – Что ж, с этим все ясно, – сказал Гуров. – Теперь, товарищ чемпион, веди, показывай свое хозяйство.
   – С чего начнем?
   – Давай начнем, так сказать, с головы, – предложил Лев. – С пульта, откуда можно включать и выключать все камеры видеонаблюдения и где находятся все экраны.
   – Ну, это рядом, у меня в кабинете. Идемте, все сами увидите.
   Они прошли по короткому коридору, Базыма толкнул дверь, и сыщики оказались в крохотной комнате. Назвать ее кабинетом можно было только с большой натяжкой. Из мебели здесь имелись только стол и два стула, зато современной видеотехники – хоть отбавляй. Одну из стен целиком занимали шестнадцать телевизионных экранов. На столе стоял монитор с веб-камерой, перед ним находился пульт управления.
   – Вот центральная часть нашей системы безопасности, – заявил охранник, указывая на пульт. – Двенадцать камер показывают территорию усадьбы, а две – то, что происходит в гостиной и холле. Отсюда я могу видеть всю ограду вокруг усадьбы, а также территорию, прилегающую к дому, и помещения на первом этаже. Изображение на нужном участке можно укрупнять, можно еще повернуть камеру на несколько градусов.
   – Подожди, ты сказал «двенадцать и две», – перебил его Гуров. – Итого, получается четырнадцать. А я тут вижу шестнадцать экранов.
   – Два экрана не используются, – объяснил Базыма. – Когда заказывали оборудование, то в комплект входило ровно шестнадцать экранов, они по четыре смонтированы. А камер понадобилось только четырнадцать.
   – Значит, вы просматриваете только ограду и площадку перед домом? – уточнил Гуров. – А я думал, что вы видите всю территорию парка…
   – Нет, парк слишком большой, – покачал головой Базыма. – К тому же Кирилл Максимович против того, чтобы мы видели все, что происходит в парке. Иначе члены семьи будут чувствовать себя стесненно.
   – А что значит «мы видели»? Кто эти «мы»? – спросил Крячко.
   – Кроме меня, картинку с мониторов видят еще сменные охранники. Один из них постоянно находится в будке возле гаража. Там тоже установлены такие же экраны, но только без пульта управления и без двух экранов из внутренних помещений.
   – А второй охранник, как я понял, по парку гуляет?
   – Не по парку, а по периметру ограды, – уточнил Семен. – Но это ночью. А днем он работает водителем – возит Кирилла Максимовича на работу. А если требуется, отвозит и других, например, Наталью, нашу экономку, по магазинам он возит. Сама водить не умеет.
   – А остальные умеют?
   – Члены семьи – конечно, умеют. У каждого своя машина. Так что в гараже у нас их пять штук стоит.
   – Четыре – это для членов семьи, понятно. А пятая для кого?
   – Пятая для того, чтобы слуг возить или гостей, – объяснил Семен.
   – И кто же следит за всем этим автохозяйством? – спросил Крячко.
   – Как кто? – удивленно произнес охранник. – Я и слежу. Я любую машину починить могу, хоть нашу, хоть иномарку. Только для сложного ремонта приходится в город отправлять.
   – Так ты еще и автомеханик! – воскликнул Гуров. – На все руки мастер!
   – Да, без работы сидеть не приходится, – скромно подтвердил Семен.
   – Но тогда получается, что ты не все время здесь перед экранами сидишь? – заметил Крячко. – Ведь работа в гараже тоже времени требует. Кто же тогда отвечает за безопасность?
   – Второй охранник, кто же еще. Если мне нужно идти в гараж, я ему звоню и предупреждаю. И он уже смотрит во все глаза.
   – Но смотрит он только за оградой вокруг усадьбы, верно? А внутренних помещений в это время никто не видит…
   – А зачем их видеть? Это же только днем происходит, а телекамеры в гостиной и холле установлены в основном для ночного наблюдения. На тот случай, если посторонние каким-то образом сумеют перебраться через ограду. По-хорошему, их надо было бы днем отключать, но мы, чтобы не суетиться и не забыть вечером, не отключаем.
   – Стало быть, ночью в гостиной и холле всегда горит свет?
   – Да, в холле обычное освещение, а в гостиной приглушенное, вполнакала.
   – Хорошо, про вашу систему охраны я все понял, – сказал Гуров. – Теперь хотелось бы посмотреть записи с камер, сделанные в тот день, когда пропали деньги и ценности. Можно это сделать?
   – Почему же нельзя? – ответил охранник. – Сейчас организуем. Вас какие камеры интересуют?
   – Пока что внутренние.
   – Нет ничего проще. Вы садитесь, а я сейчас их выведу.
   Семен склонился над клавиатурой, проделал нужные операции, и два экрана, находившиеся в углу, потемнели, а затем снова засветились.
   – Вот, смотрите, – предложил он. – Это запись, сделанная в прошлый вторник, накануне того дня, когда Кирилл Максимович обнаружил пропажу денег. На левом экране холл, на правом гостиная. Видите цифры в углу? Запись начинается с восьми утра во вторник и заканчивается в восемь в среду.
   – А почему с восьми? – поинтересовался Гуров.
   – В восемь у нас пересменка, меняются дежурные охранники, – объяснил Семен. – Вот, смотрите: это я, направляюсь в парк, делать утреннюю пробежку. А вот Дарья Кирилловна…
   – Тоже на пробежку? – уточнил Крячко.
   – Нет, она не бегает, по утрам у нее первая тренировка. Она в теннис играет, и очень неплохо, в международных соревнованиях участвует. Дарья Кирилловна в основном во Франции живет – и учится, и тренируется. Тренер у нее там постоянный, а здесь, когда она гостит у отца, приглашают местного. У нас в парке теннисный корт есть. Ну, и спортивная площадка, конечно… А вот и сам Кирилл Максимович, едет на работу. А вот Настя прошла наверх, его спальню убирать… В общем, смотрите. Вот тут можно ускорить, тут замедлить до полной остановки, так можно укрупнить изображение… Вы всю запись будете смотреть, за все сутки?
   – Да, за все сутки, – подтвердил Гуров. – И не только за вторник, но, желательно, и за несколько предыдущих дней. Скажем, начиная с субботы. Можно это сделать?
   – Можно, конечно, – немного растерянно ответил Базыма. – Но это же займет уйму времени! А как же ужин?
   – А я его пропускать не собираюсь, – сказал Гуров. – Я эти записи после ужина посмотрю. И, если можно, не здесь, а у себя.
   – Но тогда вам понадобится компьютер.
   – Конечно, понадобится. И не только для просмотра записей. Мне еще письма электронные кое-кому надо будет отправить. И ответ получить. Так что, найдется у вас в усадьбе лишний компьютер?
   – Думаю, что найдется, я спрошу у Кирилла Максимовича.
   – Спроси, и лучше прямо сейчас, чтобы после ужина я мог приступить к просмотру. И записи давай. Они у тебя на чем – на дисках или на флешках?
   – У нас еще по старинке, на дисках… – признался охранник.
   – Ну, вот и выдай мне диски за вторник и за три предыдущих дня, – потребовал Гуров.
   – Давайте я их вам после ужина принесу, вместе с компьютером, – предложил Базыма.
   – Нет, мне хочется их увидеть прямо сейчас, – настаивал Лев.
   Охранник пожал плечами, но возражать не стал. Вынул из компьютера один диск, затем, порывшись в столе, добавил к нему еще три. С этим багажом друзья покинули кабинет начальника охраны.
   – Ну, что, пойдем ко мне, обменяемся мнениями? – предложил Гуров.
   – Знаешь, Лев Иваныч, что-то я себя неуютно чувствую в этом здании, – сказал в ответ Крячко. – Кругом телекамеры, сигнализация… Как бы здесь еще и прослушки не оказалось. Давай лучше по парку погуляем. Там и совершим наш обмен.
   – Верная мысль, – согласился Гуров. – Заодно и на парк здешний поглядим, на его красоты.
   Сыщики вышли из здания и двинулись по посыпанной мелким гравием дорожке.
   – Ну, и какие у тебя первые впечатления? – спросил Гуров.
   – Впечатлений много, – ответил Крячко. – Во-первых, мне показалось, что наш друг майор копал очень неглубоко. Видимо, робел перед олигархом, к которому на обед губернатор с депутатами приезжают. Мне, честно говоря, вообще непонятно, чем он здесь занимался. Даже следы на пожарной лестнице не заметил! А во-вторых, я уверен, что оба, с кем мы сегодня говорили, темнят. И Разумовский, и этот Базыма.
   – Почему ты так думаешь?
   – Разумовский явно врал, когда заявил, что не заметил следы на пожарной лестнице, а Базыма – когда покрывал это вранье. Заметил, как он язык проглотил, когда ты его об этом спросил? Он явно собирался ответить: «Нет, не лазил, не смотрел», но потом сообразил, что этим выдаст хозяина, и взял огонь на себя. И еще чего-то оба недоговаривают, только я пока не соображу, чего именно.
   – Да, Разумовский темнит, – согласился Гуров. – Например, когда отказывается отвечать, сколько времени он был у жены. Мы что, подробностей, что ли, от него требуем? А насчет земли можно прямо сейчас уточнить.
   Он достал телефон и набрал номер майора Шестернева.
   – Привет следователям от оперативников! Это Гуров тебя беспокоит. Скажи, ты пожарную лестницу, которая ведет в кабинет Разумовского, видел? А изучал ее? Следов на ней случайно не было? Ну, там, частиц земли… Нет, это я так, проверяю одно предположение. Да нет, ничего такого я не подумал. Все, пока вопросов больше нет, отбой. – Он повернулся к Стасу: – Наш друг майор говорит, что лестницу он сразу заметил. И очень внимательно ее изучил. Однако в то время никаких следов на ней не было. Он утверждает, что смотрел очень внимательно, чуть ли не с лупой лазил, даже обиделся на мой вопрос.
   – Выходит, кто-то залезал в кабинет Разумовского уже после кражи! – воскликнул Крячко. – Но зачем? Может, чтобы забрать припрятанные ценности? Может, вор их в ту ночь из сейфа вынул, а унести не успел и где-то спрятал?
   – Возможно, – согласился Гуров. – Только тот, кто лез по лестнице, должен был иметь сообщника внутри – дверь-то снаружи не открывается, ты сам видел. Во всяком случае, момент интересный… И все же главное сейчас – посмотреть вот эти записи, – показал он на диски, которые продолжал держать в руках.
   – Но ведь Шестернев их наверняка тоже смотрел, – возразил Крячко, – и ничего там не нашел.
   – Он не нашел, а я, может, и найду, – усмехнулся Лев. – Сразу после ужина засяду. Если они мне компьютер не поставят, выгоню этого бывшего коллегу из его кабинета и сяду там.
   – Хорошо, а мне какое задание будет? – спросил Крячко.
   – А ты попробуй разговорить молодую хозяйку. Ты у нас товарищ обаятельный, имеешь подход к женскому сердцу. Вот и попробуй, выспроси у нее, как долго в ту памятную ночь пробыл у нее муж. Может, она не такая чувствительная окажется, возмущаться не станет и все выложит.
   – А если хозяин узнает об этом нашем разговоре и будет протестовать? Он ведь у нас человек особо чувствительный…
   – Ничего, переживем, и не такое переживали, – беспечно махнул рукой Гуров. – Вот отсутствие ужина я точно не переживу – уже живот подводит. Давай поворачивать обратно к дому. А то, глядишь, все уже за столом сидят, мы одни тут бродим, воздухом дышим.
   – А завтра чем займемся? – поинтересовался Стас.
   – Завтра надо познакомиться с остальными слугами – поваром, садовником, экономкой. Кроме того, надо приглядеться к детям Разумовского, с ними побеседовать. Впрочем, это можно будет сделать и за ужином.

Глава 5

   Гуров оказался прав – не успели они подойти к дому, как увидели спешащую им навстречу Настю.
   – Все уже сели, только вас нет, – запыхавшись, проговорила она. – Кирилл Максимович меня послал, велел срочно разыскать.
   – А мы воздухом дышали, вашим парком любовались, – сказал в ответ Гуров.
   – Ну и как, понравилось?
   – Да, виды замечательные, – произнес Крячко, который за время их прогулки, как заметил Гуров, вообще ни разу не посмотрел по сторонам.
   Миновав гостиную, они вошли в столовую. В центре стоял стол, за которым могли уместиться человек двадцать. Сейчас он был накрыт только на шестерых. Висевшая над столом огромная люстра была погашена, горели только светильники, вделанные в стены, их приглушенный свет должен был подчеркнуть камерный, семейный характер ужина.
   Как только сыщики сели, открылась дверь кухни, и появилась тележка, на которой стояли салатница, кастрюлька с мясом и поднос с гарниром. Вез ее плотный краснолицый мужчина лет пятидесяти. Очевидно, это был повар Андрей Лошаков. Он водрузил привезенные блюда на стол, после чего Настя начала накладывать еду на тарелки.
   – Так, едой нас Андрей обеспечил, – воскликнул хозяин дома. – А что наши гости будут пить? Вот, – сделал он приглашающий жест, указывая на стоящие на столе бутылки, – есть замечательное «бордо», столь же замечательное «спуманте», есть «токайское»… Впрочем, я всем этим изыскам предпочитаю наш русский напиток, – и поднял бутылку явно заграничного вида: – Прекрасная водка, рекомендую. Ручаюсь, вы еще такой не пробовали!
   – Мне после ужина работать надо, – покачал головой Гуров. – Думаю, до середины ночи придется за компьютером сидеть, так что от выпивки лучше воздержаться. Вот если можно кофе после ужина заказать – это было бы хорошо.
   – Кофе Настя вас обеспечит, – пообещал Разумовский. – Насчет компьютера я тоже распорядился – мне Семен передал вашу просьбу. Он его у вас в комнате уже установил, можете работать.
   – Что, какие-то зацепки нашлись? – спросил Денис.
   – Целая куча зацепок, – сказал вместо Гурова Крячко. – Хватит на хороший перемет. Да, передайте мне эту водку, попробую, насколько она замечательная. Мне в отличие от Льва Ивановича ночь за компьютером сидеть не надо, так что могу себе позволить немного расслабиться.
   – Нет, на самом деле! – воскликнул Разумовский-старший. – У вас уже есть какие-то подозрения?
   – Конечно, есть, – ответил Гуров. – Плохие мы были бы сыщики, если бы после часа пребывания на месте преступления у нас не появилась хотя бы одна гипотеза. Так что парочка имеется. Хотя сегодня мы пообщались только с вами и вашим охранником. Завтра хотим ближе познакомиться с остальными, тогда, возможно, картина станет более ясной.
   – В таком случае, давайте выпьем за успех вашего расследования! – поднял бокал хозяин. – За то, чтобы восторжествовала истина!
   – Да, выпьем за то, чтобы этот кошмар наконец закончился! – поддержала его жена.
   – Выпить с вами не откажусь, хотя в успех расследования не верю, – заявил Денис, поднимая вслед за отцом свой бокал. В отличие от отца он налил себе не водки, а «бордо». Даша в тосте не участвовала.
   – А вы, Дарья Кирилловна, вижу, тоже не пьете, – заметил Гуров. – Совсем спиртное не употребляете?
   – Почему же, употребляю, – ответила девушка. – Но сейчас у меня тренировочный цикл, надо держать себя в форме.
   – Да, нам говорили, вы выступаете на крупных международных турнирах, – вмешался в разговор Крячко.
   – Кто это вам сказал? – усмехнулась Даша. – А, знаю! Семен, наверное. Тут он слегка преувеличил. На «Уимблдоне» или «Роллан Гарросе» вы меня не встретите, я пока выступаю на турнирах рангом пониже.
   – Однако у моей сестры честолюбивые планы, – добавил Денис. – Она спит и видит, когда сорвет главный приз на соревнованиях «Большого шлема».
   – Ты бы язык поменьше распускал, – посоветовала брату Даша. – О чем там я мечтаю – только мое дело.
   – А, ты имеешь в виду наших гостей из оперативного отдела! – воскликнул Денис. – Что они могут думать, будто ты взяла этот миллион, вместо того чтобы ждать выигрыша на турнире! Но если начать копать, то можно заподозрить любого из нас! Я вот, например, не скрываю, что тоже хотел бы получить миллион.
   – А тебе-то он зачем? – спросила Елена, с улыбкой глядя на пасынка. – У тебя и так все есть.
   – Хочу купить себе остров, – заявил Денис. – Я читал, что на Канарах, кроме больших и населенных, есть еще совсем крохотные острова, площадью не больше двух километров. Воды там нет, поэтому люди на них не живут. Но если жить одному, то много воды и не потребуется. Я могу весь его превратить в большую площадку для гольфа и буду все время проводить среди лунок.
   – Денис у нас большой поклонник гольфа, – пояснил Разумовский-старший. – Он и здесь в парке сделал площадку и тренируется.
   – Ну, я не сам сделал, папа, – заметил Денис. – Это Петр сделал, под моим чутким руководством. И вообще настоящей площадкой этот клочок нельзя считать. Настоящая площадка должна занимать несколько акров. То есть весь наш парк.
   – Значит, вы мечтаете уединиться с клюшкой в руках. Какая мрачная перспектива, – слегка улыбнулся Гуров. – Обычно такие планы строят люди, которые разочаровались во всем на свете и все вокруг им опротивело.
   – Вот, это точно про меня, – кивнул Денис.
   – Так вы собираетесь завтра беседовать со слугами? – обратился Разумовский к Гурову. – И с кого же начнете?
   Сыщик подумал, что хозяин хочет не столько поговорить о расследовании, сколько сменить тему разговора.
   – Мне все равно, – ответил он. – Может, с вашей экономки, а может, с садовника. Мы их вообще еще не видели.
   – Ну, Петя вам вряд ли много расскажет, – заметила Елена. – Он у нас молчун, слова от него не услышишь.
   – Зато этот недостаток вполне возмещает его супруга, – усмехнулась Даша. – Вот уж кто у нас главная сплетница, так это Наталья Михайловна. Всю подноготную вам выложит! Так что советую начать с нее.
   – Охотно воспользуюсь вашим советом, – сказал Гуров. – Но мне и с вами нужно поговорить, и с вашим братом.
   – А чего с нами говорить? – недовольно произнес Денис. – Мы и так как на ладони. Я могу и сейчас сказать: в интересующую вас ночь спал как убитый, ничего не видел, ничего не слышал. Или нет, хотите, сделаю чистосердечное признание? Вот, слушайте: да, это я украл и деньги, и бумаги! Деньги для того, чтобы купить себе остров – ну, в этом желании я уже признавался, а бумаги… Да просто из желания доставить неприятности отцу! Эдипов комплекс, ничего не попишешь! – и он громко рассмеялся.
   – Не слушайте его! – сердито произнес Разумовский. – Это у моего отпрыска такая манера шутить.
   – Что ж, хорошую шутку и сыщики умеют ценить, – ответил на это Гуров. – Да вы не подумайте, что мы собираемся какие-то допросы устраивать, – это чисто формальное мероприятие: где вы были в ту ночь, что видели, что слышали, что думаете…
   – Если формальное, тогда ладно, – согласился Денис.
   На том ужин и закончился, и все отправились по своим делам. Разумовский заявил, что пойдет в кабинет, заниматься делами. Денис уселся в гостиной перед экраном домашнего кинотеатра и принялся смотреть матч английской премьер-лиги. Даша поднялась к себе, а Елена Сергеевна отправилась погулять по парку. Крячко заявил, что ему тоже хочется подышать свежим воздухом, и предложил составить компанию хозяйке; его предложение было охотно принято. Ну, а Гуров пошел к себе, чтобы просмотреть записи видеорегистратора. Пока он налаживал компьютер и усаживался поудобнее, горничная Настя принесла кофейник с горячим кофе. Поблагодарив ее, Гуров поставил диск с записью за субботу, предшествующую похищению, и начал смотреть.
   Стемнело, на небе зажглись звезды. Обитатели дома постепенно укладывались спать. Погас свет в комнате Даши – соблюдая режим, она ложилась рано. Вернулась с прогулки Елена Сергеевна. На пороге дома она тепло попрощалась с Крячко – тот заявил, что ему свежего воздуха требуется больше и он еще погуляет. Около полуночи Денис покинул гостиную и поднялся к себе. Тогда же лег спать и Разумовский-старший. Погасли окна и в правом крыле, где жили слуги. И лишь в комнате Гурова горел свет: сыщик продолжал упорно сидеть перед экраном компьютера, просматривая записи и сравнивая их между собой.
   Наконец, уже в третьем часу, он вынул из дисковода последний диск, выключил компьютер и уже собирался ложиться, когда услышал стук в дверь и голос Крячко:
   – Своим можно?
   – Можно, заходи, – сказал Гуров и, повернувшись к входящему в комнату Стасу, спросил: – Ну, как прошла прогулка с хозяйкой? Надеюсь, вы успели подружиться?
   – Не знаю, на что ты намекаешь, но у нас действительно сложились хорошие отношения, – заявил Крячко. – Вообще у меня создалось впечатление, что Елена чувствует себя здесь очень одинокой.
   – Вот как, она уже Елена! – воскликнул Гуров. – И раз она одинока, ты, конечно, должен ее утешить…
   – Опять какие-то намеки! – сморщился Крячко. – Ты бы лучше о деле спросил, что ли.
   – Ладно, спрошу о деле. Узнал что-нибудь существенное?
   – Представь себе, узнал, – ответил Стас. – Вот тебе главный факт: ту ночь, когда были похищены деньги, Елена Сергеевна провела одна.
   – И муж к ней не заходил?
   – Почему же, заходил. Но буквально на две минуты, пожелать спокойной ночи и спросить о какой-то ерунде – она уже не помнит, о какой.
   – Она так и сказала: «На две минуты»?
   – Да, именно так и сказала. И вообще пожаловалась, что в последние месяцы Кирилл Максимович завел моду на ночь заглядывать к ней на несколько минут, а затем исчезать. Так сказать, дежурное посещение. Поэтому у нее есть причины чувствовать себя одинокой и покинутой. Она вообще многое мне рассказала о своей жизни – если хочешь, я тебе перескажу.
   – Позже расскажешь. Значит, наш миллионер забежал к жене всего на пару минут, а затем исчез. У вора, выходит, не было в запасе даже десяти минут, а за две-три минуты он никак не мог провести всю операцию.
   – Но тогда возникает вопрос: зачем наш олигарх нам врал? – спросил Крячко. – Ведь я хорошо помню, что ты его спрашивал именно о десяти-двенадцати минутах, необходимых для кражи, и он подтвердил, что именно столько и отсутствовал!
   – Да, он врал, и врал сознательно, – согласился Гуров.
   – Слушай, а тебе не приходило в голову, что эти деньги никто не крал? – неожиданно произнес Крячко. – Что наш гостеприимный хозяин сам забрал их из сейфа, а затем объявил о краже?
   – А зачем?
   – Ну, скажем, залез в долги, а платить не хотел. Объявляя о краже, он выставляет уважительную причину для отсрочки платежа.
   – Ну, это легко проверить, – заметил Гуров. – И наш майор Шестернев наверняка проверил эту версию в числе первых.
   – Могли быть и другие причины, – не отступал Крячко. – Например, чтобы не платить с этих денег налоги или чтобы скрыть их происхождение…
   – И где же в таком случае деньги и ценные бумаги сейчас? – поинтересовался Гуров.
   – Да лежат спокойно у него в портфеле! Ведь там ни Шестернев, ни мы искать не будем!
   – Мысль интересная, но ты ошибаешься. В главном Разумовский не врет: деньги и акции действительно были похищены.
   – Почему ты так уверен? Ты что-то увидел? – кивнул на экран компьютера Стас.
   – Да, кое-что я заметил, – подтвердил Лев. – Правда, для этого пришлось сидеть четыре часа, сличая записи за разные дни. Там была всего одна деталь, но и этого мне хватило. А в ближайшие дни, думаю, мы получим и другие доказательства того, что кража была совершенно реальной.
   – Бог с ними, с другими доказательствами! – отмахнулся Крячко. – Не темни, скажи, что ты заметил?
   – Внешне все выглядит нормально. Во вторник вечером, накануне похищения, все встают после ужина и, как сегодня, занимаются своими делами. Денис уезжает в город – ведь тогда усадьба не была на осадном положении. Елена Сергеевна отправляется на прогулку, хозяин идет к себе в кабинет, Даша ложится спать. Без четверти двенадцать Денис возвращается, проходит через гостиную к себе – и до утра на экране больше никого не видно. Никакой вор не проникал, никто вообще не ходил, все выглядит так же, как и в предыдущие ночи. Все, кроме одной небольшой детали.
   – Не тяни, говори быстрее, что за деталь, – попросил Крячко.
   – В воскресенье у Разумовских были гости, – объяснил Гуров. – Я не знаю, что это за люди – может, какие-то депутаты, а может, просто знакомые. Можно завтра спросить у хозяина, только это мне не нужно. Дело не в гостях, а в мебели. Они там устроили танцы, и для этого отодвинули диваны и кресла к стенам. В понедельник Настя с помощью двоих мужиков – один из них повар, а другой, думаю, дежурный охранник – все поставила на свои места. Но не точно так, как мебель стояла до этого. Понимаешь? Обычно людям не нужно, чтобы кресло стояло точно под углом в сорок пять градусов к дивану, и ни на градус больше. Ставят примерно на свои места – и достаточно. Я запомнил, как выглядела гостиная вечером в понедельник, и сравнил с тем, как она выглядела на записи, сделанной в ночь со вторника на среду. Так вот: большое кожаное кресло и диван в среду стояли немного на других местах.
   – То есть их кто-то сдвинул! – воскликнул Крячко.
   – Нет, никто их не двигал, – покачал головой Гуров. – Дело в другом. Просто кто-то подменил запись.

Глава 6

   – Как это? – не понял Крячко.
   – Запись, которую мне вручил Семен, состоит из двух частей, – объяснил Гуров. – С восьми часов, когда она начинается, и до полуночи идет одна запись – реальная. А с ноля часов среды идет повтор записи, сделанной в субботу. Эта подмена облегчается двумя обстоятельствами. Во-первых, на их дисках фиксация времени производится не непрерывно, а лишь раз в час. А во-вторых, на субботней записи по гостиной никто не движется – она всю ночь остается пустой, поэтому заметить подмену трудно. Если бы в субботу Денис тоже уезжал в город, как и во вторник, и вернулся, скажем, в два ночи, то любой, кто просматривал запись, заметил бы, что один и тот же человек вернулся в дом дважды – ведь он уже проходил через гостиную без четверти двенадцать. Да если бы любой человек в субботу появился в поле зрения камер в определенное время, а в ночь на среду снова появился бы там же, это тоже привлекло бы внимание. А тут просто пустая комната. Мне нужно было очень внимательно приглядеться, чтобы заметить, что мебель стоит немного по-другому.
   – Очень интересно… – протянул Крячко. – Но сделать это мог только один человек…
   – Да, тут долго голову ломать не нужно, – кивнул Гуров. – Запись мог подменить и подчистить только Семен.
   – Что ж, нас можно поздравить, у нас появился первый подозреваемый.
   – Да не просто подозреваемый, а настоящий верняк. Остается только улики собрать, и можно задать нашему боксеру вопрос: «Где деньги, друг?»
   – О мотивах кражи гадать особенно не приходится, – заметил Крячко. – Сколько он там скопил за десять лет беспорочной службы? Тысяч триста? Хорошо, если на «Опель» хватит. А бывшие его коллеги небось на «мерсах» разъезжают, виллы во Франции покупают. Обидно!
   – А он к тому же и боксер, и автомеханик, и в системах безопасности разбирается, – поддержал Гуров напарника. – Столько талантов, а отдача мизерная. Невольно задумаешься о дополнительном вознаграждении.
   – Остаются непонятными только два обстоятельства, – задумчиво проговорил Крячко. – Первое: почему наш боксер устроил все это так примитивно? Ведь он полностью в курсе всех передвижений хозяина, наверняка мог придумать какой-то другой способ подобраться к сейфу, при котором вообще не пришлось бы подменять запись. А второе: зачем так грубо врет сам Разумовский, если он ни в чем не виноват?
   – Ну, на это может иметься несколько объяснений, – ответил Гуров. – И все они, скорее всего, касаются его отношений с женой и не имеют прямого отношения к нашему расследованию. Я, на всякий случай, послал в министерство пару запросов относительно прошлого нашего хозяина. Посмотрим, какие ответы мне пришлют. По крайней мере, ясно, чем нам с тобой предстоит заняться завтра – собирать улики против этого боксера. Как только соберем, можно предъявить ему обвинение. А пока я бы не отказался немного поспать, ведь уже три часа ночи.
   – Ладно, так и быть, поспи часок, – согласился Крячко, – но не больше. Улики не ждут!
   И с чувством успешно начатого расследования друзья разошлись по своим комнатам. Они не догадывались, что шутливое пожелание Крячко окажется совсем не шуткой и что наступивший день направит их мысли совсем по другому руслу.
   …Утром неожиданную находку первой обнаружила Даша – в этот день она опередила Семена и первой отправилась на свою тренировку. Едва выйдя из дома, девушка заметила лежащий на крыльце, рядом с дверью, непонятный предмет и, подняв его, поняла, что это связка ключей. Покрутив связку в руках, Даша пришла к выводу, что ключи эти ей незнакомы, и решила, что их, скорее всего, обронил один из дежуривших ночью охранников.
   Пока она разглядывала находку, из дома вышел Семен, направлявшийся на свою утреннюю пробежку. Даша отдала ему связку с пожеланием передать ее своим помощникам, чтобы те «не разбрасывали свои сокровища, где попало».
   Однако Семен, который лучше Даши знал, какие ключи имеются у обитателей дома, быстро установил, что по крайней мере один ключ на связке ему знаком – это ключ от замка зажигания на «Порше» Разумовского. Резонно было предположить, что и остальные ключи тоже принадлежат хозяину.
   Это предположение вскоре подтвердилось. Когда Разумовский-старший спустился к завтраку, Семен предъявил ему Дашину находку, и тот сразу опознал в ней свою связку. Точнее, ее копию – ведь связка никуда не девалась. А опознав, хозяин усадьбы захотел немедленно поведать о своем открытии Гурову. Вот так получилось, что поспать в эту ночь сыщику все же не удалось. Улики действительно не ждали – они буквально ломились к нему в дверь. Правда, это были не совсем те улики, которые он хотел получить.
   – Значит, вы полностью уверены, что это именно копия, а не оригинал ваших ключей? – спросил Гуров, разглядывая находку.
   – Я вам докажу это очень просто, – ответил Разумовский, доставая из борсетки другую связку – точную копию той, что Лев держал в руках. – Вот мои ключи. И они никуда не пропадали.
   – Значит, копия… Что ж, будем заниматься.
   Хозяин усадьбы отправился к машине, чтобы ехать к себе в офис, а Гуров пошел будить Крячко. Тот, по сыщицкой привычке, вскочил сразу, словно и не ложился, и сразу включился в новое расследование.
   – Ну, что, давай отдадим эти ключики нашему другу Шестерневу, – предложил он. – Пусть проверит все места в Кременце, где можно сделать такие ключи. Так мы узнаем заказчика.
   – Что-то я сомневаюсь, что мы его узнаем, – покачал головой Гуров. – Но попробовать, конечно, нужно. А пока попробуем выяснить, кто их бросил на крыльце и зачем.
   – Ответить на эти вопросы несложно, – сказал на это Крячко. – Бросил их, скорее всего, сам похититель или его сообщник, если таковой имеется, избавляясь от ненужной улики. Почувствовал, что мы идем по следу, и выбросил.
   – Мысль правильная, – согласился Лев. – Осталось только найти того, кто здесь разбрасывается связками ключей. Что ж, делать нечего – пошли снова к нашему боксеру.
   Семена Базыму сыщики нашли в его кабинете.
   – Вы насчет ключей? – спросил охранник, увидев друзей. – Я уже просмотрел запись, начиная со вчерашнего вечера. Судя по ней, получается, что эту связку никто не бросал и не терял.
   – Стало быть, она сама там появилась? Ниоткуда? – усмехнулся Крячко.
   – Чтобы вы не сомневались, давайте вместе посмотрим, – предложил Семен. – Запись ведется с камеры, которая установлена на западном углу дома – именно она просматривает фасад. Но то место, где были найдены ключи, она не охватывает: тут маленькая «мертвая зона». Она образуется из-за выступа крыльца. Вот, глядите, это вечер. Вот Елена Сергеевна идет гулять. Ну, и вы с ней, – последнюю фразу Семен произнес, обращаясь к Крячко. – Вот я пошел проверять сменных охранников. Вот повар Андрей. Он, видимо, вышел покурить: Кирилл Максимович сам не курит и никому в доме курить не разрешает. Повар вышел, наверно, через дверь кухни, обошел вокруг дома, дошел до угла. Вот, стоит, курит. Но к парадной двери он, как видите, не подходит. Вот я возвращаюсь. Если есть вопрос, могу сразу сказать, что после этого я пошел к себе, спать. Ага, вот вы с Еленой Сергеевной идете после прогулки. Стоите возле входа, курите… Она входит в дом, а вы снова гулять уходите. Ну, дальше два часа можно промотать, никого не будет… А вот и вы возвращаетесь. Все, больше до утра никого нет. Утром в семь часов Дарья Кирилловна первая вышла – и обнаружила связку.
   – Получается, что ключи могла подложить прежде всего Елена Сергеевна, – заметил Гуров. – А еще ты сам.
   – Да, теоретически, я тоже мог подбросить, – кивнул Семен. Лицо его при этом оставалось невозмутимым. – Но только на записи все мои движения хорошо видны. Я возле двери не задерживался, руками не размахивал.
   – То есть главный подозреваемый тут я, – заключил Крячко. – Потому что я заходил в дом последним, стоял возле двери, курил…
   – Эту гипотезу мы рассматривать не будем, – слегка улыбнулся Гуров. – Хорошо, тут мы все посмотрели, пойдем дальше.
   – Знаешь, у меня возникло еще одно предположение, – сказал Крячко, когда сыщики вышли из кабинета охранника. – Человек, выбросивший связку, мог находиться не снаружи, а внутри дома.
   – Да, он мог бросить ее из окна! Что ж, пойдем, посмотрим. Начнем с первого этажа.
   Друзья вошли в гостиную, подошли к окну, находившемуся справа от входа. Прежде чем открыть его, Гуров внимательно осмотрел подоконник:
   – К сожалению, в этом доме принято вытирать пыль. Очень вредный обычай, с точки зрения следствия! Тем не менее кое-что здесь увидеть можно. Вот, смотри.
   И он, присев на корточки, так, чтобы свет падал на подоконник под определенным углом, предложил Крячко сделать то же самое.
   – Да, видны какие-то отпечатки! – согласился Стас.
   – Знаешь, на что это похоже? – продолжал Гуров. – Как будто человек стоял, опираясь руками в подоконник и почти прислонившись лицом к стеклу.
   – Но если он стоял в гостиной, значит, его должно быть хорошо видно вон на той камере. – Крячко указал на объектив, который заметил еще вчера, едва войдя в дом.
   – Верно, – ответил Лев.
   Не говоря больше ни слова, сыщики быстро направились обратно, в кабинет Семена Базымы. Увидев их снова, охранник удивился и нахмурился. Возможно, у него мелькнула мысль, что теперь друзья примутся за него. Но, когда Гуров объяснил, что им нужно посмотреть запись из гостиной, он тут же ее включил.
   Они промотали время ужина, просмотрели тот момент, когда все встают из-за стола и расходятся по своим делам. Пока что к окну никто не подходил. В гостиной все это время находился Денис – он смотрел футбол на экране домашнего кинотеатра. Несколько раз появлялась Настя – ставила в бар, расположенный в гостиной, бутылки из столовой, потом один раз выходила наружу и снова возвращалась. Гуров обратил внимание, что в момент, когда девушка проходила мимо дивана, где сидел Денис, тот, видимо, ее окликнул, потому что Настя остановилась, повернулась к нему, и они несколько минут разговаривали. Из дома через гостиную вышел Семен, вернулся и направился в свою комнату.
   Примерно полчаса на экране никто не появлялся. Затем наружная дверь открылась, и в гостиную вошла хозяйка. Она подошла к дивану, наклонилась к сидевшему на нем Денису… Очень близко наклонилась, Гурову даже показалось… Ему хотелось укрупнить изображение, однако он покосился на сидевшего рядом охранника и не стал этого делать.
   Женщина на экране распрямилась, бесцельно походила по гостиной и подошла к окну. К тому самому окну, которое не так давно осматривали сыщики. Наклонилась, упершись руками в подоконник, касаясь лбом стекла, потом обернулась к Денису и что-то ему сказала. Повернула ручку, открыла окно. Некоторое время стояла возле него, снова закрыла и ушла к себе.
   Чтобы не привлекать внимания Семена к этому эпизоду, Гуров стал смотреть дальше. Досмотрел до того времени, когда Денис выключил экран и поднялся наверх, и тогда заявил охраннику, что с него хватит. После чего сыщики покинули кабинет Семена и, как и накануне, вышли из дома. Однако далеко отходить не стали, понимая, что им надо лишь обсудить ситуацию и принять решение, а потом, возможно, придется снова вернуться в дом.

Глава 7

   – Значит, это она! – воскликнул Крячко, когда они отошли к беседке, в которой накануне впервые встретились с хозяевами. – Может, она и всю эту прогулку затеяла только для того, чтобы оказаться возле этого окна!
   – Но тогда связка должна была находиться у нее все это время, – сказал Гуров. – Ты не заметил, она ничего не держала в руках?
   – Почему же, держала, – ответил Стас. – У нее была пачка сигарет – узкая такая, плоская. Когда мы вышли, она достала сигарету, закурила…
   – Зажигалка тоже была?
   – Нет, зажигалку она у меня попросила.
   – А больше ничего не было?
   – Нет, больше ничего, – уверенно проговорил Крячко. – Связка не маленькая, в ладони не спрячешь. И сумочки у нее с собой не было, и карманов на юбке тоже.
   – Так, значит, с собой она их не носила, – заключил Гуров. – В таком случае, она могла их получить от Дениса. И именно для этого к нему и подходила, и наклонялась так близко…
   – Так близко, что это было похоже на поцелуй, – добавил Крячко.
   – Да, мне тоже так показалось, – согласился Гуров. – А может, это была только имитация поцелуя? При этом мы не видели их рук, пасынок вполне мог передать мачехе связку, которую она потом выбросила за окно.
   – И тогда главными подозреваемыми становятся эти двое, а не Семен.
   – Нет, Семена исключать нельзя, – покачал головой Гуров, – он может входить в их компанию. Зато, если принять эту версию, можно будет исключить вопрос, зачем нам врет Разумовский. Получается, что врет не он, а его жена. Это она врала тебе, когда утверждала, что супруг к ней не заглядывал и она тосковала одна-одинешенька. С этой версией вполне согласуется исчезновение нового завещания, которое было выгодно опять-таки жене Разумовского.
   – Что за завещание? Ты о чем говоришь? – удивился Крячко, которому Гуров не успел пересказать разговор с Разумовским.
   – Да мне хозяин утром одну интересную вещь поведал… – И Лев поведал напарнику о двух завещаниях.
   – Да, все логично, – заметил Крячко, выслушав рассказ. – И как мы эту версию проверять будем? Будем искать изготовителя этой связки и предъявим ему фото Елены Сергеевны? Или пойдем напрямую: спросим у нее самой?
   – И так, и так, – заявил Гуров. – Ты созвонишься с Шестерневым и отвезешь ему ключи, заодно расспросишь его о прошлом нашего «короля охраны», о его службе в милиции. А я попробую поговорить с Еленой Сергеевной.
   – Ага, тебе тоже хочется пообщаться с интересной женщиной! – воскликнул Крячко. – Завидуешь, что она была со мной откровенна!
   – Ну да, и водила тебя за нос, – сказал Гуров. – Кстати, а что ты делал в парке еще два часа после того, как расстался с хозяйкой? Стихи читал?
   – Нет, проверял одно наблюдение. Понимаешь, когда мы гуляли, мне показалось, что в кустах в стороне от дорожки кто-то сидит. Ну, при хозяйке я не стал по кустам шарить, а когда остался один, вернулся проверить и убедился, что там действительно кто-то сидел. Правда, следы очень нечеткие, даже не поймешь, мужские или женские. Вот я и решил еще немного побродить по парку – вдруг кого встречу. Но встретил только одного из дежурных охранников – он совершал обход территории.
   – Выходит, кто-то вас подслушивал… – задумчиво произнес Гуров. – Кого-то очень интересовала ваша беседа…
   Тут дверь дома открылась, и горничная Настя позвала сыщиков:
   – Идемте завтракать, а то кофе остынет!
   – Я вижу, у нас с тобой образовалась нехорошая традиция – пренебрегать приемом пищи в интересах расследования, – заметил Крячко, направляясь к дому. – Как бы нам к завершению этого дела не умереть с голоду!
   – Я надеюсь, что не успеем, – ответил на это Гуров. – Думаю, что оно закончится скорее, чем недоедание на нас скажется.
   За завтраком о найденных ключах никто не сказал ни слова – как видно, члены семьи боялись затронуть больную тему. Гуров в связи с этим вспомнил пословицу: «В доме повешенного не говорят о веревке». Разговор шел о разного рода пустяках. Денис вспоминал, как во время рождественских каникул успел и в родном доме побывать, и покататься на горных лыжах вблизи Гренобля, Елена Сергеевна рассказала о новых клумбах роз, которые садовник формировал целый месяц и только на днях закончил, Даша говорила о предстоящей тренировке, о том, что тренер будет ей ставить удар слева. Крячко спросил хозяина, можно ли ему воспользоваться машиной для поездки в город. О цели поездки он не упомянул, однако Гуров заметил, что разговор за столом при словах Крячко моментально затих. Разумовский заверил, что если у сыщика права с собой, то никаких препятствий нет, и «Опель» в его распоряжении.
   – Вы только спросите у Натальи, нашей экономки, не планирует ли она выехать в город за покупками, – добавил Разумовский. – Тогда вам придется ехать вдвоем.
   – Значит, запрет на выезд за пределы усадьбы соблюдается не так строго? – осведомился Гуров.
   – Ну, если его соблюдать буквально, тогда нам придется умереть с голоду, – сказал хозяин. – Я выезжаю на работу, Наталья за покупками… Да, вот еще Петр, мой садовник, вывозил кучу мусора, который остался после формирования клумб. Какие-то шланги, обломки кирпича, спиленные деревья… Кроме того, сменяются дежурные охранники, к Даше приезжает тренер.
   – И тех, кто покидает усадьбу, не обыскивают?
   – Ну, нет, до этого мы еще не дошли. Охрана получила инструкции следить за тем, чтобы у выезжающих не было никаких сумок или чемоданов. Этого, мне кажется, достаточно. Ведь папка с акциями и «дипломат» – это не какая-то мелочь, в кармане их не спрячешь.
   Крячко выяснил, что экономка в город не собирается, сел в «Опель» и укатил. Вскоре после него уехал в офис и Разумовский-старший. А Гуров направился к Елене Сергеевне. Постучал в дверь и услышал голос хозяйки: «Да, войдите».
   – Прошу прощения, но мне необходимо задать вам несколько вопросов, – сказал он, входя в комнату.
   – Да, конечно. Вы же предупреждали… Садитесь вот сюда. Сейчас я уберу…
   Она принялась освобождать стул, на котором лежало платье и еще какие-то предметы туалета, а Гуров тем временем пробежался взглядом по комнате. Прежде всего ему бросилось в глаза обилие цветов, а затем – царивший везде беспорядок. Одежда, книги, листки бумаги лежали где попало – на столе, кровати, на полу… Складывалось впечатление, что хозяйка или только что въехала на новое место жительства и еще не успела разобрать вещи, или решила куда-то уехать.
   – Ну вот, теперь можно сесть и поговорить, – сказала наконец Елена Сергеевна.
   Сама она села на небольшой диванчик напротив Гурова, подобрала под себя ноги и, судя по всему, приготовилась к долгой неспешной беседе. Он отметил, что хозяйка не высказывает никакого беспокойства в связи с его визитом, наоборот, как будто даже рада возможности поговорить с новым человеком.
   – Вы знаете, – начал Лев, – мы занимаемся тем, что случилось ровно неделю назад, точнее, нас интересует вечер и ночь со вторника на среду. Пожалуйста, вспомните как можно точнее, кто что делал после ужина, когда каждый из членов семьи лег спать.
   – Хорошо, я постараюсь, – кивнула хозяйка, – хотя и не уверена, что у меня получится. Итак, мы поужинали, а потом… Денис, как обычно, уселся перед экраном, смотреть этот свой ужасный футбол… Хотя нет, что я! В тот день он не смотрел – он уехал в город, в ночной клуб, на девушек смотреть.
   – Это он сам вам рассказал?
   – Да, он из этого тайны не делает, – усмехнулась Елена Сергеевна. – Значит, он уехал, Даша поднялась в свою комнату… Кирилл Максимович тоже ушел – к себе в кабинет… Ну, а я вышла погулять. Вернулась, как обычно, около одиннадцати и сразу пошла спать.
   – Уснули быстро? – спросил Гуров.
   – Нет, – призналась хозяйка. – Я привыкла перед сном читать, так что взяла книжку и какое-то время читала. Я слышала, как внизу хлопнула дверь – видимо, это вернулся Денис. Вскоре после этого легла и заснула.
   – И пока вы читали, к вам никто не заходил?
   – Нет, никто. А почему вы спрашиваете? И ваш друг тоже вчера об этом спрашивал…
   – Видите ли, Елена Сергеевна, – пояснил Гуров, – мы с моим напарником так упорно интересуемся этим моментом, потому что именно в это время, около одиннадцати, ваш муж отлучился из своей спальни, оставив на столике связку ключей. И вор мог ими воспользоваться.
   – Но ведь теперь известно, что существовала вторая связка, – заметила хозяйка. – Скорее всего, она принадлежала похитителю, а значит, ключи Кирилла ему были не нужны.
   – Да, вторая связка ключей осложняет дело, – признался Лев. – Однако ее происхождение, как и ее роль в похищении, мне пока не ясны. И поэтому я хочу все выяснить относительно первой, основной связки. Ваш муж нам сказал, что около одиннадцати часов он пошел к вам и пробыл у вас не меньше пятнадцати минут. Это так?
   – Мне, как любящей жене, вероятно, полагается ответить: «Да, конечно». Но я человек честный, и я так не отвечу. Нет, в этот раз память подвела моего мужа, он ко мне не заходил.
   – Вот как… – медленно произнес Гуров. – У меня к вам есть еще один вопрос, касающийся уже вчерашнего вечера. После прогулки вы вернулись в гостиную, где ваш пасынок смотрел футбол. Все, что произошло дальше, мы видели на телеэкране – уж извините, но мы вынуждены просматривать записи, сделанные видеокамерами. Вы подошли к сидящему Денису, о чем-то с ним поговорили, а затем…
   – А вот это совсем не ваше дело! – воскликнула Елена Сергеевна. От ее бесстрастного вида не осталось и следа. Она вскочила и с возмущением посмотрела на сыщика: – То, что вы вчера подсмотрели, не имеет никакого отношения к вашему расследованию! Никакого, ясно вам? Конечно, это ваша профессия – копаться в чужом грязном белье, но в этом случае вы залезли не в ту корзину! Может, вам все равно, где копаться, и расследование здесь постольку-поскольку, но тогда я тем более не позволю вам лезть в мои дела!
   – Я не собирался лезть в ваши дела, – ответил Гуров. – Извините, если затронул что-то личное. Я лишь хотел спросить: после разговора с Денисом вы отошли к окну, открыли его… Зачем?
   – Я открывала окно? – удивленно спросила Елена. Ее возмущение разом схлынуло, теперь она выглядела растерянной. – Не помню… Хотя да, я что-то припоминаю… Наверное, мне стало душно… Или нет, мне просто надо было… Да, я, наверное, подходила к окну, но без всякой цели. Просто так, машинально. А почему вы этим интересуетесь?
   – Просто устанавливаю все обстоятельства вчерашнего вечера, так сказать, расставляю точки над «i». Скажите, а если вы так любите смотреть в окна, может быть, вы и ночью, перед тем как лечь спать, выглядывали из своего окна?
   – Да, вы угадали. Мои окна выходят прямо на розарий, в центральную часть парка, и я люблю перед сном смотреть на цветы, деревья… Хотя ночью, конечно, плохо видно, но все равно это зрелище меня успокаивает, и я лучше засыпаю.
   – А кроме цветов и деревьев, вы вчера ничего в парке не заметили? – продолжал допытываться Гуров.
   – Представьте себе, заметила. И знаете, кого я увидела? Нашего садовника! Он шел откуда-то вокруг розария с лопатой в руке. Вот настоящий труженик! Даже ночью продолжает работать! У нас просто отличный садовник!
   – Да, действительно, похвальное рвение, – заметил Лев. – Что ж, больше не буду вас мучить. Еще раз извините за беспокойство.
   С этими словами он покинул комнату хозяйки, а выйдя в коридор, задумался, куда направиться теперь – к повару Андрею, который вчера курил не в задней, а почему-то в парадной стороне дома, или к экономке Наталье, которую Дарья Разумовская отрекомендовала как природную сплетницу.
   Но тут его внимание привлекло окно в конце коридора. Подоконник под ним был покрыт заметным слоем пыли. Однако пыль покрывала не весь подоконник – посередине виднелся широкий расчищенный след – словно кто-то недавно ложился на него. А еще Гуров обратил внимание, что окно не закрыто – ручка была повернута не вверх и не вниз, а вбок. Оно просто прикрыто, и открыть его можно было в любой момент. Следуя давней сыщицкой привычке, Лев достал из кармана платок, обернул им руку, открыл окно и выглянул наружу. Внизу, прямо под собой, он увидел окно гостиной, из которого накануне выглядывала Елена Сергеевна, а под ним – место на крыльце, где Даша обнаружила ключи.

Глава 8

   Размышляя над своим открытием, Гуров прогулялся по второму этажу, а затем решительно направился вниз, на кухню. Однако повара Андрея Лошакова там не оказалось. Встреченная им в столовой Настя сообщила, что повар, по всей видимости, отдыхает у себя в комнате после завтрака.
   – Он минут через сорок на кухню придет – будет обед готовить, – объяснила горничная.
   – А экономка сейчас где? – спросил Гуров.
   – Наталья Михайловна в кладовую пошла, – ответила Настя. – Это в цокольном этаже, туда лестница из кухни ведет. Так что вы можете ее там… Хотя нет, слышите шаги? Это, наверное, она вернулась.
   Гуров открыл дверь кухни и увидел женщину лет сорока с лишним, с румяным лицом, в чепце и белоснежном переднике. В руках у нее был калькулятор.
   – Наталья Михайловна? – спросил он, стараясь придать своему голосу больше любезности.
   – Она самая! А вы, значит, тот самый сыщик, который должен, наконец, распутать это дело?
   – Да, моя фамилия Гуров, звать Лев Иванович, – представился полковник. – Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
   – А давайте вот здесь, в кухне, сядем и побеседуем, – предложила экономка. – Здесь как раз удобно будет. Андрей раньше одиннадцати не подойдет, он у нас любит поваляться, до последнего будет на кровати лежать… Нет, вы дверь не закрывайте, – сказала она, заметив, что Гуров вознамерился прикрыть дверь в коридор. – Пусть открытая стоит. Мы с вами говорить тихонечко будем, и никто нас не услышит. Зато нам видно всех, кто подойти захочет. А закроешь дверь – глядишь, кто-нибудь с той стороны и пристроится. У нас народ такой – палец в рот ему не клади!
   – Разве? – изобразил удивление Гуров. – А мне показалось, у вас тут очень дружный коллектив… И семья у Кирилла Максимовича дружная, любящая…
   – Это вам потому показалось, что вы у нас человек новый. Никакая она не дружная, эта семья. Я лишнего не скажу – недаром уже двенадцать лет на Разумовского работаю, да еще на такой ответственной должности. Никто про меня худого слова не скажет, мол, у Натальи чего-то к рукам прилипает. Я человек честный и справедливость люблю. А ведь некоторые на моей должности, бывает…
   – Вы хотели рассказать про семью, – напомнил Гуров.
   – Ну да, и скажу. Все по порядку. Какая же она дружная, когда они друг дружку терпеть не могут? Чуть только слетятся дня на два – на Рождество или в июне, на день рождения Кирилла Максимовича, – и снова разбегаются. Если дольше задержатся – сразу ругаться начинают.
   – Но я здесь второй день и пока не слышал, чтобы кто-то ругался, – возразил Гуров. – Вчера за ужином Кирилл Максимович с сыном немного поспорили, но только так, в шутку…
   – Это они при вас сдерживаются, – объяснила экономка. – Внутри-то у них, наверное, все кипит, да они выхода пару не дают. А если бы вас не было – эх, какая бы тут ругань стояла!
   – Кто же с кем ругается? – поинтересовался Гуров.
   – Да все со всеми, – ответила Наталья. – А чаще всего – Дарья с Денисом.
   – Разве брат с сестрой не дружат?
   – Дружат? Как кошка с собакой! Дашка ни о чем другом говорить не может, кроме своих успехов. Какой у нее на последнем турнире был удар, да какой отскок, как она «эту корову» в угол загнала – коровами она всех своих соперниц называет, как на ней юбочка сидит, да какая она у нас красавица… Только себя одну и видит. Ну, в последнее время еще Аркашу своего любимого.
   – А кто этот Аркаша?
   – Тренер ее, кто же еще. Аркадий Зараковский. Вот через час пожалует, полюбуетесь на это чудо. Тот еще фрукт. Наша принцесса на него большие надежды возлагает – думает, он ее на самую вершину выведет. Только я что-то в этом сомневаюсь.
   – Отчего же? Ведь вы, Наталья Михайловна, уж извините, вряд ли в теннисе глубоко разбираетесь. Вот я, например, совсем не разбираюсь…
   – Да, в теннисе я мало смыслю, – согласилась экономка. – Зато в людях кое-что понимаю. Неосновательный он человек, этот Аркадий, пустой. А такие люди редко в чем преуспевают.
   – Хорошо, Дарья Кирилловна думает только о теннисе, – подытожил Гуров. – А Денис?
   – Денис совсем другой человек, а что всякие глупости любит говорить – так это так, для виду. Ну, и еще чтобы отца позлить. Отца он не уважает. А вообще Денис – человек серьезный. Много занимается, много чем интересуется. Думаю, со временем большим человеком станет. И не за счет отцовских денег, а сам по себе.
   – А не может так быть, что это Денис взял отцовские деньги? – неожиданно спросил Гуров. – Чтобы быстрее стать большим человеком?
   – Как вы такое могли подумать? – всплеснула руками экономка. – Зачем ему так рисковать? Он и так всего добьется! Я же вам говорю – он много занимается, книжки о бизнесе читает.
   – А отчего он отца не уважает? Из-за того, что с матерью разошелся и на молодой женился?
   – Ну, в основном, конечно, из-за этого, – подтвердила Наталья. – Денис мать всегда больше любил, чем отца, еще когда они вместе жили. А Кирилл Максимович – он ведь и раньше налево ходил. То и дело у них с Мариной Николаевной скандалы случались.
   – Марина Николаевна – его бывшая жена? – уточнил Гуров.
   – Ну да. Они два года назад разошлись, а потом эта появилась, Елена. Та еще фигура! Только представьте себе: ей, оказывается, Кирилла Максимовича мало, она еще и к Денису прислоняется! Глаз на него положила.
   – Да, это я знаю.
   – Откуда вам это известно? – удивилась экономка.
   – Работа у меня такая, – ответил Гуров. – Полагается все знать. А как вы думаете, Елена Сергеевна не могла взять эти деньги?
   – Она-то? Конечно, могла! – уверенно заявила Наталья. – Такая на что хочешь пойдет! Ей чужое богатство голову кружит. Ее ведь Кирилл Максимович из нищеты взял, была актриской местного театра, на вторых ролях. А теперь – хозяйка такой усадьбы! Но ей еще больше хочется иметь. Скорее всего, она и взяла. Она ведь уговорила Кирилла Максимовича завещание на нее одну составить! Он так и сделал, представляете? Потом, правда, одумался и разделил все поровну, по справедливости. Но это новое завещание тоже пропало!
   – Да, и теперь действует первое завещание, на Елену Сергеевну, – подтвердил Гуров.
   – Так вы и это знаете?! – воскликнула экономка. Видно было, что осведомленность сыщика ее глубоко поразила, и она буквально на глазах проникалась к нему все большим уважением.
   – А об охраннике что вы можете сказать? – спросил Гуров. – О Семене?
   – Семена, в общем, жалко.
   – Это из-за того, что деньги пропали?
   – Нет, тут его вины нет, – покачала головой Наталья, – это ведь кто-то свой взял. Нет, я его из-за Дашки жалею. Она же у него на глазах выросла, он столько сил в нее вложил. И бегать учил, и на велосипеде кататься, и в этот самый теннис играть… А в результате она его теперь вовсе не замечает и говорит только о своем ненаглядном Аркаше.
   – То есть воспитанием Дарьи Кирилловны занимался во многом Семен? – удивился Гуров. – Но почему? Разве мать Даши не проявляла интереса к своим детям?
   – Марина Николаевна? Еще как проявляла! Только она в это время уже сильно хворала. Сначала у нее что-то женское обнаружили, а потом возникло подозрение на рак. Она то у нас в больнице лежала, то в Москве… Вот и не могла Дашей заниматься. Денис – он на пять лет старше Даши, ему мамино внимание еще досталось, а Дарье – почти нет.
   – Ну, это многое объясняет, – заметил Гуров. – Например, почему Кирилл Максимович стал проявлять такой интерес к актрисам…
   – Да, причина, конечно, была, – согласилась экономка. – Только у Кирилла Максимовича такой интерес и без всяких причин всегда был и есть. Любит он к женскому полу прислоняться. Он и сейчас… Нет, не хочу про хозяина худого говорить, не буду грех на душу брать! – и Наталья истово перекрестилась.
   – Что ж, Наталья Михайловна, большое вам спасибо, вы мне рассказали много интересного, – поднялся Гуров. – Напоследок только один вопрос: сами вы что делали в тот вечер и ночь со вторника на среду?
   – Мы с Петром все делали как обычно, – ответила экономка. – Мы с ним пташки ранние – любим рано ложиться, рано вставать. Ложимся около десяти, все дела переделаем – и ложимся. Вот и в тот день так было. В десять легли, в шесть уже на ногах. Ночью ни он, ни я никакого шума не слышали. Да и утро в среду началось, как обычно. Это уже потом, часу примерно в девятом, шум поднялся, когда Кирилл Максимович в свой сейф заглянул и обнаружил пропажу.
   – Все ясно, больше я вас беспокоить не буду, – заверил Гуров. – Говорите, повар скоро должен прийти?
   – Да, минут через пятнадцать появится, – подтвердила Наталья.
   – Ладно, пойду пока погуляю.
   Как только Лев вышел из дома, раздался телефонный звонок. Звонил Стас Крячко. Он рассказал, что они с майором Шестерневым проверили все основные мастерские Кременца, в которых могут изготовить сложные ключи.
   – Результат отрицательный, – сообщил Крячко. – Ни один мастер таких ключей не видел и не делал. Осталось еще несколько мелких точек, их Шестернев проверит сегодня до вечера. Однако вряд ли там могли выполнить такой сложный заказ.
   – Выходит, ключи были сделаны где-то в другом месте. И, возможно, довольно давно.
   – Да, похоже, что так, – согласился Стас.
   – Чем собираешься теперь заняться? – спросил Гуров.
   – Хочу побеседовать с некоторыми партнерами нашего хозяина. Выяснить, не было ли у него в последнее время трудностей в ведении бизнеса, крупных долгов.
   – Понятно, проверяешь свою гипотезу… А ты помнишь мою просьбу? Насчет Семена и его прошлого?
   – Конечно, помню, – ответил Крячко. – Сейчас собираюсь этим заняться.
   – Есть еще одно задание. Разузнай подробнее насчет тренера по теннису Аркадия Зараковского. Он тренирует Дарью Разумовскую и, кажется, вскружил ей голову.
   – Хорошо, проверю и тренера, – пообещал Крячко. – В таком случае вернусь только к вечеру.
   – Ладно, я как-нибудь переживу эту разлуку, – усмехнулся Гуров, выключая телефон.
   Он отошел недалеко от дома и вдруг увидел, как ворота усадьбы раскрываются и в них въезжает машина. Сделав разворот, она остановилась возле гаража. Водитель вышел, затем открыл заднюю дверцу и достал продолговатый чехол с характерным расширением на конце – было легко догадаться, что там находится теннисная ракетка. Тут же дверь дома за спиной Гурова открылась, и появилась Даша. Она была в теннисной юбочке и с ракеткой в руке. Улыбнувшись Гурову, как старому знакомому, девушка пошла навстречу приезжему.
   – Что, настало время тренировки? – спросил ее Гуров.
   – Вы угадали. А это мой тренер приехал. Пойдемте, я вас познакомлю.
   Сопровождаемый Дашей, сыщик подошел к Аркадию. Это был высокий, под стать самому Гурову, хорошо сложенный черноволосый мужчина лет тридцати пяти, с красивым лицом, крепким подбородком и голубыми глазами. Даша представила мужчин друг другу. Рукопожатие у тренера оказалось неожиданно вялым, что не соответствовало его мужественному облику.
   – Я слышал, что к нам прибыл знаменитый сыщик из Москвы, – произнес Зараковский. – Очень рад! Надеюсь, что вы найдете похитителя и Дашино заключение закончится, а то нам скоро лететь на турнир в Монте-Карло. Вся эта детективная история несколько спутала наши планы. Верю, что благодаря вам она благополучно разрешится.
   Высказав это пожелание, тренер вместе с Дашей удалился в сторону теннисного корта. Гуров дождался, пока они скроются за деревьями, и направился туда же, к корту, только с другой стороны. «Надо немного понаблюдать за этим гением ракетки, – подумал он. – Интересно, насколько далеко зашли его отношения с дочерью хозяина?»

Глава 9

   Очень скоро выяснилось, что любопытство Гурова имело под собой основания. Уже во время разминки тренер и Даша вполне откровенно демонстрировали симпатию друг к другу. А когда начали отрабатывать удары и тренер, стоя за спиной Даши, поправлял ей то кисть руки, то плечо, стало заметно, что он старается прикоснуться не только к рукам девушки, а она этому нисколько не препятствует.
   Затем тренер и его ученица разошлись по разным сторонам корта, и пошла учебная игра со спарринг-партнером. Тут уже глядеть было особенно не на что, и Гуров решил внимательнее приглядеться к сумке и чехлу, которые привез с собою тренер. Прячась за кустами, он направился к тому месту, где Аркадий Зараковский сложил свои вещи, и, к своему удивлению, обнаружил там Семена Базыму.
   – Что, стоишь на страже вещей гостя? Боишься, что их кто-нибудь украдет?
   – Чего их сторожить? – угрюмо буркнул в ответ охранник. – У нас тут воров нет.
   Гуров заметил, что от любезности, с которой Семен с ними разговаривал вчера, ничего не осталось. Базыма даже не взглянул на Гурова. Стоя за кустами, он неотрывно смотрел на корт, по которому перемещались две гибкие стройные фигуры.
   – А что же ты тогда тут делаешь? – поинтересовался Гуров. – Следишь, чтобы тренер дочку хозяйскую не украл?
   – А вам-то что до этого? – огрызнулся Семен. – У вас свое дело, у меня свое.
   – У меня тут, друг Семен, до всего дело есть, – ответил Гуров. – Раз кражу совершил кто-то из своих, то меня интересуют все тонкости здешних отношений. И деликатничать я не собираюсь. Признайся, ты ведь на Дашу давно глаз положил, еще пока она совсем девчонкой была, и теперь ревнуешь ее к этому заезжему хлыщу?
   – Не суй свой нос в мои дела! – рявкнул Семен, круто повернувшись к Гурову.
   Это было сказано так громко, что даже играющие на корте оглянулись, не понимая, откуда донесся крик. Охранник совершенно не хотел, чтобы люди на корте заметили слежку, поэтому резко убавил голос и уже тише закончил:
   – Не то пожалеешь! Я за себя постоять сумею!
   – Вот как ты заговорил! – ухмыльнулся Гуров. – Что ж, это интересно. Как же расценить твои слова – как угрозу?
   – Как хочешь, так и цени! – заявил Базыма. – А нос в мои дела не суй! Я этот миллион не крал, а остальное – не твое дело! И отваливай отсюда, пока цел!
   – Ишь как ты расхрабрился! – покачал головой Гуров. – А за свои слова ответишь? Руками двигать еще не разучился или только по дорожкам бегать умеешь?
   – Сейчас увидишь! – процедил Базыма и, сжав кулаки, бросился на Гурова.
   Вскоре выяснилось, что боксировал он в самом деле неплохо и навыков не утратил. Однако Гуров тоже хорошо владел приемами рукопашного боя и отменной реакцией, к тому же он был на голову выше и тяжелее своего соперника. А главное – сыщик в отличие от охранника не терял головы. Победа в драке его совершенно не интересовала – его интересовало другое. Он ясно видел, что обычно скрытный и осторожный Базыма сейчас, что называется, съехал с катушек и готов на все. Надо было использовать этот «момент истины» и добиться от охранника признания в преступлении – если он его, конечно, совершал. Но для этого вначале надо было одержать над Семеном верх.
   – Подсекай его, Стас, подсекай! – воскликнул Гуров, обращаясь через плечо охранника к своему напарнику.
   Хотя Семен Базыма и был опытным человеком, но на такой призыв не мог не отреагировать. Он резко сдвинулся вправо, чтобы обезопасить свою спину от возможного нападения сзади. Гурову только того и надо было. Пользуясь тем, что противник на долю секунды оказался к нему боком и его спина была плохо защищена, он сдвинулся правее и сделал подсечку – ту самую, к которой призывал отсутствующего Крячко.
   Охранник рухнул на землю, и Гуров мгновенно оказался на нем, выкручивая ему руку за спину. Еще несколько минут Семен дергался и метался, пытаясь вырваться из объятий оперативника, но хватка у Гурова была медвежья – это хорошо знали все задержанные, имевшие с ним дело.
   – Ну что, будем вызывать нашего друга майора Шестернева и составлять протокол? – деловито спросил он у лежащего на земле охранника – спросил таким тоном, словно они дружески советовались, как им дальше вести дело.
   – Какой протокол? О чем? – в тон ему, уже без всякой враждебности спросил Базыма.
   – Ну, во-первых, о сопротивлении сотруднику полиции при задержании, – объяснил Гуров. – А главное – там будет признание в краже денег и ценных бумаг. И в краже и в подделке вещественных доказательств.
   – Каких доказательств, товарищ полковник? – искренне удивился охранник.
   – Сейчас я тебе все объясню, – пообещал Гуров, удобнее усаживаясь верхом на задержанном. Из-за его спины, с корта, все так же доносились звуки ударов теннисного мяча, азартные возгласы Даши и команды ее тренера. – Я тебя начал подозревать еще тогда, когда мы со Стасом спросили, проверял ли ты лестницу, которая ведет к кабинету Разумовского. Помнишь? Ты сначала хотел сказать, что нет, не проверял, а потом сообразил, что таким образом выдашь хозяина – или, может, своего сообщника? – и заявил, что да, лазил по ней и смотрел, только дверь открыть не смог. Между тем майор Шестернев нам сообщил, что сразу после прибытия в усадьбу проверял лестницу, и никаких следов на ней не было. Выходит, ты устроил свою проверку уже после приезда следователя? Можно сказать, прямо у него на глазах? Странно получается. Так не бывает. Скорее всего, ты действительно туда лазил, но в тот момент, когда Шестернев находился где-то в другом месте и не мог тебя видеть. И залез ты туда вовсе не затем, чтобы провести свое расследование, а с какой-то другой целью. Интересно, с какой? Вот мой первый вопрос. Но окончательно я уверился, что ты причастен к похищению, после того как просмотрел твой любительский фильм.
   – Какой фильм? О чем вы говорите? – прохрипел охранник. Долго выдерживать на себе вес Гурова ему было, как видно, нелегко.
   – Да о тех видеозаписях, которые ты мне вручил, – объяснил сыщик. – Там все вроде правильно, все достоверно, кроме одного момента. Не догадываешься, о чем я?
   – Понятия не имею, – буркнул Базыма.
   – О той пленке из гостиной, которая показывает все, что там происходило в ночь со вторника на среду. Вернее, должна показывать. А на самом деле – это чистая туфта. Пленочка-то склеенная. Часть, которая до наступления ночи, – верно, из вторника. А вот вторая, ночная, – совсем старенькая. Эта пленка показывает гостиную, какой она была в субботу, до приезда гостей. Когда в субботу к вам нагрянули гости, мебель отодвинули к стенам. А потом, когда все разъехались, ее поставили на место. Но не точно так, как она стояла до этого. Теперь понимаешь?
   – Понимаю, – кивнул охранник.
   – Ну, так что – будем признаваться или как? – спросил Гуров. – И, кстати, не забудь показать, где деньги и ценности лежат, а то без них результат нашей работы будет неполным.
   – Хорошо, я расскажу, – согласился Базыма. – Только дайте подняться. Лежа говорить не буду. Сбежать я все равно не смогу – я же вижу, что вы сильнее.
   – Верно мыслишь. К тому же мой напарник, которым я тебя так напугал, и правда должен с минуты на минуту вернуться. Ладно, поднимайся, садись, а я вот тут пристроюсь, и давай рассказывай. Только не ври! И не тяни очень – у меня еще и других дел много.
   Семен пристроился на корнях старого дуба, Гуров присел напротив на пеньке.
   – Да, все правильно, – начал охранник. – Я к Дарье Кирилловне давно привязался, еще в то время, когда она была совсем девчонкой – лет двенадцать, не больше. Только зря вы так: «глаз положил», «пристроился»… Любил я ее, вот что. И сейчас люблю. И надежд никаких не строю. Понимаю ведь, что я ей не пара. Она вон с детства в богатстве живет, и впереди еще большее богатство светит. А я что? Умелые руки, милицейский опыт да нос, что набок свернули. И неправильно вы решили, будто я задумал кражей дело поправить. Ничего я не решал и не крал этот миллион. А пленку – да, пленку подделал. Как расследование началось, так и подделал. Этот наш майор, здешний, он ее тоже смотрел. Смотрел, да ничего не заметил. Ну, я и решил, что и с вами обойдется, а вы вот разглядели…
   – Так зачем ты ее подделывал, раз ничего не крал? – с удивлением спросил Гуров.
   – А вы что, не поняли? Я думал, вы поймете, раз мое отношение к Дарье просекли. Она там была, на этой пленке, понятно?
   – Вот как? – воскликнул Гуров, вставая. – И что же она делала?
   – Да ничего особенного. Просто прошла через гостиную к лестнице. А через двенадцать минут – я засек – вернулась обратно.
   – И в руках у нее ничего не было?
   – Нет, ничего.
   – И поэтому ты не придал этому эпизоду никакого значения.
   – Точно, угадали, – кивнул Базыма. – Не придал. И только потом, на другой день, когда Кирилл Максимович тревогу поднял, я сообразил…
   – Что?
   – Как что? Ясное дело, что! Что это она, Дарья Кирилловна, вскрыла сейф! И все забрала. И деньги, и ценные бумаги.
   – И куда же она это все дела, если в руках у нее, как ты говоришь, ничего не было?
   – Откуда мне знать? Может, у себя в комнате спрятала, может, там же, в кабинете у отца, только в другом месте… Я особо не вникал, мне эти деньги не нужны. Я только понял, что через гостиную она в ту ночь не просто так проходила.
   – Понял, но решил не говорить, чтобы не выдать любимую девушку, так, что ли?
   – Ясное дело!
   – И тогда же решил заменить запись?
   – Да, конечно. Иначе бы следователь сразу все понял.
   – А что ты сделал с подлинной записью? Где она?
   – Нигде. Тю-тю! – махнул рукой в воздухе Базыма. – Я ее сжег. Развеялась как дым.
   – А ей, Даше, ты об этом сказал? Она знала, что запись подделана?
   – Ей? Ей – нет, – медленно покачал головой Семен. – Ей я ничего говорить не стал. Зачем? Получить в награду ее любовь? Нет, на это мне надеяться не стоит. Вы только посмотрите на нас двоих, сравните. Он красавец, каких мало, да и тренер хороший. А я кто?
   – Но, может, из чувства благодарности… – протянул Гуров.
   – Бросьте, полковник, дурочку ломать, – отмахнулся Базыма. – Из чувства благодарности на свете, можно сказать, ничего не делается. Нет, на это мне рассчитывать не приходится. Я пленку переклеил, только чтобы с ней, с Дашей, ничего не случилось, чтобы она счастлива была. Хотя есть у меня предчувствие – не будет ей счастья с этим хлыщом.
   – И по лестнице пожарной ты с этой же целью лазил – ради Дашиного счастья?
   – Да я все, можно сказать, для этого делаю, – криво усмехнулся охранник. – Я когда увидел, что этот следователь, Шестернев, полез по лестнице и что-то там осматривает, меня как стукнуло: «А что, думаю, если Даша, перед тем как идти в кабинет отца прямиком, сначала попробовала проникнуть туда снаружи? Тогда там ее следы должны остаться». И я поскорее следователя отвлек – сказал, что у ворот какой-то сверток непонятный нашли, а когда все убежали, сам поднялся и хорошенько там натоптал. Так что, если там и были Дашины следы, то теперь их никто найти не сможет.
   – Хорошо, ответь мне еще на один вопрос, – сказал Гуров. – А что вообще Дарья в такое время делала внизу? Ночную тренировку устраивала?
   – Этого я не знаю, – покачал головой охранник. – Только какие ночью тренировки…
   – Да это я так, пошутил, – признался Лев. – А с какой стороны она вошла в гостиную, заметил?
   – Вошла она со стороны кухни, – ответил Семен. – И туда же скрылась потом, когда сверху спустилась. А минут через двадцать снова появилась и поднялась наверх. Надо думать, к себе в комнату.
   – Значит, она спрятала деньги где-то на кухне! – вскочил Гуров. – Выбросила деньги из окна кабинета, а потом спустилась, вышла через задний ход, подобрала и спрятала! Надо там все проверить!
   – Идите, проверяйте, – усмехнулся Базыма. – Думаете, я не проверял? Всю кухню облазил. Потихоньку, конечно, когда Андрея не было. И в плиту заглядывал, и во все шкафчики. И туалет проверил, и раковину, и шкаф вытяжной. Не зря же я в милиции столько лет проработал. Нет там ничего.
   – А в кладовку не заглядывал? Ведь еще вход в кладовку из кухни имеется.
   – Имеется, – согласился охранник. – Только там Даша спрятать ничего не могла. И попасть туда ей трудно. Потому что хозяйка там – Наталья, а она Дашу на дух не переносит.
   – Да, это я понял… – кивнул Гуров. – Ладно, с этим моментом мы разобрались. Давай только уточним, во сколько именно Дарья прошла через гостиную. Когда это было: в двенадцать, в час, в два? Ты можешь вспомнить точное время?
   – Отчего же, могу, – ответил Семен. – Она прошла сразу после Насти, то есть в начале первого.
   – То есть как – после Насти? – Гуров вновь вскочил со своего пенька. – Значит, там еще и Настя проходила?
   – Ну да, проходила. Вышла с правой половины, где ее комната, прошла через гостиную и поднялась на второй этаж.
   – Я вижу, у вас в тот день были прямо-таки ночные гуляния какие-то, – заметил Гуров. – Интересно, что ей потребовалось на втором этаже?
   – Да уж всем известно, что потребовалось, – усмехнулся охранник. – Кирилла Максимовича навестить, вот что.
   – Вот как! Так, значит…
   – Оно самое и значит, – кивнул Базыма. – Считай, почти каждую ночь такие визиты происходят.
   – Но на тех пленках, что ты мне дал, этого нет! Или они тоже подчищены?
   – Надо мне больно за Настей подчищать, – усмехнулся Семен. – Просто первая из этих пленок была субботняя, а в тот вечер к нам гости нагрянули. Весь вечер веселье шло, легли поздно. Так что хозяину было не до ночных визитов – умаялся. Да так умаялся, что и на другой день, в воскресенье, никак отойти не мог. Давление у него скакнуло, он весь день лежал. В понедельник, наверное, решил еще немного выждать – вдруг снова давление скакнет. Ну, а во вторник свидание состоялось, как обычно.
   – Значит, там была еще и Настя… – медленно произнес сыщик. – И она тоже могла взять эти деньги…
   – Могла, – легко согласился Базыма. – Только Настя меня не интересует. Вот вас, я вижу, интересует, вы с ней и поговорите.
   – Обязательно поговорю! – пообещал Гуров. – Теперь имей в виду, Семен, с этого момента ты у меня находишься в статусе подозреваемого. В связи с уничтожением важного вещественного доказательства. Позже я сниму с тебя допрос по всей форме, и ты подпишешь. Но и без протокола – я запрещаю тебе покидать территорию усадьбы. Считай, что ты находишься под домашним арестом. Понял?
   – Да мне уже это и так запрещено, вы что, забыли? Мы все тут уже неделю под арестом сидим. Все, кроме вас с другом. Да еще Аркаши Зараковского. Кстати, об Аркаше. Вон, слышите – стучать перестали? Значит, тренировка закончилась. Пойду, провожу дорогого гостя.
   – Я, пожалуй, с тобой, – сказал Гуров. – Хочу присутствовать при проводах.

Глава 10

   Чтобы их появление вместе с Базымой не выглядело подозрительным, Гуров сделал небольшой крюк и вышел к теннисному корту с другой стороны. Охранник уже был здесь, он как раз закончил осматривать сумку Зараковского.
   – А, вы тоже будете проводить досмотр? – спросил тренер, увидев приближающегося сыщика.
   – Нет-нет, это в мои обязанности не входит, – покачал головой Гуров. – Просто я хотел уточнить несколько моментов. Скажите, на прошлой неделе, во вторник, вы тоже приезжали в усадьбу?
   – Да, как обычно, – ответил теннисист. – Мы с Дарьей Кирилловной проводили тренировку.
   – И за пределы корта не отлучались?
   – Я практически никогда не отлучаюсь за эти пределы. Иногда только Даша приглашает меня в беседку, выпить бокал сока.
   – Так вы что, и в доме ни разу не были?
   – Почему же, был. Один раз точно. Насколько мне помнится, это было год назад. Тогда мы с Дарьей Кирилловной договорились о тренировках, и она представила меня своему отцу. Ведь именно он оплачивает мою работу. Мы заключили договор… ну, и все. Больше, кажется, я там не был.
   – Зато сегодня мы изменим этот обычай, – вмешалась в их беседу Даша. – Сегодня я пригласила Аркадия Сергеевича к нам на ужин.
   – Вот как? – удивился Зараковский. – А ты мне ничего еще не говорила.
   – Не говорила, потому что хотела сделать сюрприз, – ответила Даша.
   – А в честь чего такое приглашение? – спросил тренер.
   – Ну, повод есть. Даже целых два повода. Во-первых, ты же сам сегодня сказал, что удар у меня практически поставлен, и я могу хоть завтра лететь на турнир. А во-вторых, мне надоело это сидение в четырех стенах. И раз уж нельзя мне выбраться к людям, так пусть люди придут ко мне! В общем, ты приглашен, и не думай отказываться!
   – Я и не буду, – немного растерянно проговорил Аркадий. – Вот только смокинг выглажу. Да, кстати, захвачу с собой записи выступлений твоих основных соперниц. Помнишь, я говорил, что тебе их стоит на досуге поизучать?
   – Хорошо, привози, я их выучу наизусть, – пообещала девушка.
   – Во сколько прикажете прибыть? – уточнил Зараковский.
   – Ужинают у нас в половине восьмого, но ты приезжай пораньше – посидим, поболтаем. По парку погуляем… А то ты его практически не видел.
   Гуров заметил, как при этих словах девушки помрачнело лицо Базымы. Мысль о совместной прогулке тренера и его воспитанницы ему явно не понравилась.
   – Отлично! – воскликнул Аркадий. – Тогда я приеду часов в шесть, в начале седьмого. Ну, до встречи! – Сделав всем прощальный жест, он поспешил к машине.
   Базыма, буркнув что-то насчет проверки сигнализации, двинулся куда-то в глубь парка, а Гуров вместе с Дашей направились к дому.
   – Не подскажете, где сейчас я смогу найти вашу горничную? – спросил сыщик.
   – Настю? Сейчас, перед обедом, у нее вроде никаких особенных дел нет. Скорее всего, она у себя в комнате. Что, тоже будете снимать у нее показания – где она во вторник была да что делала?
   – Да, и об этом тоже спрошу, – кивнул Гуров. – Но в основном меня интересуют ее частые визиты к Кириллу Максимовичу. В том числе ночные.
   Говоря это, он внимательно наблюдал за Дашей, ждал, какая последует реакция. Можно было ожидать изумления, возмущения, негодования… Но ничего этого не было. Девушка усмехнулась, бросила на сыщика многозначительный взгляд и сказала:
   – Быстро вы все узнаете…
   – Профессия у нас такая. Для вас, я вижу, эти визиты тоже не являются тайной?
   – Да, я в курсе. И не только я…
   – А Елена Сергеевна? Как вы думаете, она догадывается, что муж изменяет ей с горничной?
   – А то нет! – Усмешка Даши стала еще более издевательской. – Наша добрая мачеха – женщина умная, все вмиг понимает. Знает, конечно, только делает вид, что не догадывается. Хранит мир в семье. Так ей выгоднее, не в ее интересах шум поднимать. Ведь отец ее из нищеты вытащил, сразу такое богатство свалилось. И что, от всего отказаться?
   – Почему же отказаться? – пожал плечами Гуров. – В случае развода ей отойдет значительная часть имущества мужа.
   – Не такая уж значительная. Ведь при разделе имущества надо будет учитывать и наши с Денисом интересы. Много ли ей тогда достанется? Тем более вести дела она не умеет, деньги у нее мигом между пальцев уйдут. Выгоднее жить здесь, делая вид, что ничего не происходит. А при случае – утащить завещание, составленное не в ее пользу, а заодно прихватить пачку акций и миллион наличными.
   – Так вы считаете, что это ваша мачеха взяла деньги? – спросил Гуров.
   – Она, кто же еще. Только она никогда в этом не признается. Не женщина – кремень. Ей в глаза будешь говорить: «Это черное, видишь?» А она все будет твердить: «Нет, это белое». Она и взяла. А помогал ей в этом наш повар Андрюша.
   – Вот как? – удивился Гуров. – А что их связывает?
   – То же, что моего папахена с дурой Настей, – ответила Даша. – Любовь с первого взгляда! Андрюша – верный воздыхатель Елены. И потом, конечно, деньги. Такой куш! Вряд ли она ему обещала половину, но с него и трети хватит. Ладно, желаю вам приятно побеседовать с нашей Настенькой, а я пойду отдыхать – устала после тренировки. – И, сделав прощальный жест, девушка поднялась на второй этаж.
   Гуров отправился в правое крыло, где жили слуги. Он раньше здесь не бывал и не знал, где находится комната Насти, поэтому решил было постучаться в первую попавшуюся, когда в конце коридора показался повар Андрей Лошаков.
   – Ага, вот ты мне и поможешь, – обрадовался Лев. – Где тут Настя обитает?
   – Вот ее дверь, – показал повар. – Что, будете допрашивать?
   – Да, надо снять с нее показания. Но давай лучше начнем с тебя, раз ты мне первый попался. Где твоя комната?
   – Вон там, чуть дальше.
   – Вот и отлично! Будем считать, что ты меня пригласил в гости, а я согласился.
   Они вошли в комнату, которую занимал повар. Лошаков сел на кровать, а Гуров занял единственный в комнате стул.
   – Начнем с того, что ты делал вечером и ночью в прошлый вторник, – сказал Гуров. – Где находился?
   – После ужина я поставил посуду в посудомойку, затем просмотрел меню на следующий день, вынул рыбу из заморозки, чтобы за ночь оттаяла… Еще составил список продуктов для Натальи Михайловны – она собиралась в город за покупками. Ну, потом вышел покурить…
   – Как и вчера? – самым невинным тоном спросил Гуров.
   – Ну да, наверное, – ответил Лошаков, не заметив подвоха. – В доме-то хозяин курить запрещает, вот я и выхожу…
   – И гуляешь вокруг всего дома, доходя до парадного входа, – закончил за него Гуров.
   – Почему до парадного? Чего я там не видел? – возразил Андрей. – Тут стою, возле кухни.
   – А чего же ты вчера вечером в кругосветное плавание отправился? Только не говори, что этого не было, у вас ведь теленаблюдение ведется, и камера тебя зафиксировала! Ты дошел почти до парадной двери! Зачем?
   – Да, верно, было такое! – воскликнул повар. – Просто мне показалось, что кто-то прячется за кустами, и я пошел взглянуть. Но там никого не было. Ну, я дошел до угла, постоял и двинулся обратно.
   – Позже покажешь мне, где эти кусты, – предложил Гуров. – А пока давай снова вернемся к вечеру вторника. Значит, ты вышел покурить. А потом?
   – Потом пошел к себе, – ответил Лошаков. – Посмотрел сериал и спать лег.
   – Во сколько ты отправился к себе в комнату?
   – Ну, я время не засекал… Хотя нет, знаю! Было ровно одиннадцать часов, как раз часы в гостиной одиннадцать раз пробили. А еще Елена Сергеевна с прогулки вернулась. Она всегда в это время возвращается. Я ей пожелал спокойной ночи и пошел к себе.
   – И больше никого не видел?
   – Нет, больше никого.
   – И не слышал? – на всякий случай уточнил Гуров. Он ожидал такого же ответа – «Нет», однако повар неожиданно сказал другое:
   – Почему же, слышал. Около часа ночи слышал, как мимо моей двери кто-то прошел в сторону гостиной.
   – Вот как? – удивился Гуров. – И ты не стал интересоваться, кто это мог быть?
   – А чего мне интересоваться? Я и так знаю. Настя на свидание пошла.
   – С кем на свидание?
   – Известно, с кем, с Кириллом Максимовичем.
   – Почему ты так уверенно это утверждаешь?
   – Потому что до этого проверял, – объяснил повар. – Это вскоре после ее появления у нас в доме началось. Считай, сразу же. Ну, не каждую ночь, но раза два-три в неделю точно. Вначале я выглядывал, смотрел – кто там идет. А потом и выглядывать перестал.
   – А Елене Сергеевне ты не говорил об этих свиданиях?
   – Елене Сергеевне? Нет, не говорил. Зачем? Думаю, она догадывается. Она – женщина тонкая, умная. И очень одинокая. Зачем же ей еще иголку в рану втыкать, мучить?
   – Значит, ты ей сочувствуешь, – уточнил Гуров. – Считаешь, это не она похитила хозяйские ценности?
   – Нет, не она. Елена Сергеевна на такое не способна.
   – А кто же тогда взял?
   – Откуда мне знать? Я же не следователь.
   – Хорошо, пока у меня вопросов к тебе больше нет, – поднялся Гуров. – Если возникнут, я теперь знаю, где тебя искать.
   Он вышел из комнаты повара, прошел в конец коридора и постучал в дверь, на которую ему указал Лошаков. Внутри зашелестела ткань, раздались звуки босых ног, потом голос Насти произнес:
   – Кто там?
   – Это я, Гуров, – сказал сыщик. – Откройте, мне нужно задать вам несколько вопросов.
   – Сейчас, одну минуту, – ответила девушка. Прошла, однако, не одна минута, а три или четыре, прежде чем щелкнул замок и дверь открылась.
   Гуров вошел в комнату и огляделся. Прежде всего в комнате Насти бросалась в глаза разобранная, а теперь поспешно скатанная постель, а также обилие подушечек и кружевных салфеточек. Горничная встретила сыщика в коротком халатике, надетом, по всей видимости, на голое тело.
   – Спала я, – объяснила Настя свой вид. – Ночью, наверное, не выспалась, вот и заснула. Да вы садитесь, садитесь! Вот, сюда садитесь! – поспешно освободила она стул от чего-то черного, кружевного.
   – Чаще люди, если не выспятся, после обеда спят, – заметил Гуров, садясь.
   – После обеда мне комнату Дениса Кирилловича убирать, – объяснила Настя. – Он встает поздно, я утром не успеваю. А еще стирать, крахмалить, в гостиной уборку провести и в остальных помещениях тоже. Пыль вытирать… Сауну вот давно не мыли, надо и этим заняться. Дел много…
   – Дел, значит, много, – словно эхо, повторил сыщик слова горничной. – И ложишься ты, Настя, наверное, поздно?
   – Да, я поздно ложусь, – подтвердила горничная.
   – Это во сколько же?
   – Ну, когда в двенадцать, а когда и позже…
   – Значит, в одиннадцать часов ты не спишь?
   – Нет, в одиннадцать никогда не ложусь.
   – Значит, в прошлый вторник, когда были похищены деньги и ценные бумаги из сейфа, ты в одиннадцать часов еще не спала, – заключил Гуров. – Тогда расскажи мне, где ты была и что делала. Скажем, начиная с восьми часов.
   – В восемь я прислуживала за ужином. Ужинали в тот вечер долго, подавали десерт, так что закончили где-то часов в девять или около девяти. Ну, я убрала со стола, снесла все на кухню… Потом, когда Андрей вынул посуду из мойки, я вытерла, расставила все по местам… Ну, еще везде прибралась, бутылки обратно в бар поставила и пошла спать.
   – Сколько же времени тогда было?
   – Около половины одиннадцатого.
   – Прямо-таки сразу спать пошла? – уточнил Гуров.
   – Ну да, легла и заснула, – ответила девушка с самым невинным видом, глядя на сыщика. – Ну, может, еще час телевизор посмотрела…
   – То есть уснула ты около половины двенадцатого?
   – Да, так и было.
   – И больше не просыпалась?
   – Нет, не просыпалась.
   – И ничего не слышала?
   – Нет, не слышала.
   – Ну, просто замечательно! – иронически воскликнул Гуров. – Спала сном младенца, ничего не видела, ничего не знает и вообще тут ни при чем! Однако не сходится у тебя, Настенька! Не слепляется! Дело в том, что тебя саму и видели, и слышали после двенадцати часов!
   – Кто это меня видел? – возмутилась горничная. – Неправда это!
   Гуров встал, шагнул к двери и предложил Насте:
   – Пойдем! Я тебе покажу, кто тебя видел.
   – Куда идти, зачем? – Девушка вся сжалась и не высказывала ни малейшего желания вставать. – Вы так скажите.
   – Что ж, можно и так сказать, – согласился Гуров, снова садясь на стул. – У вас в гостиной установлены камеры видеонаблюдения. И вот на них отчетливо видно, как ты проходишь через гостиную и поднимаешься на второй этаж. Что ты там делаешь, куда направляешься, камеры не фиксируют. Но тут мне пришли на помощь другие люди, живущие в доме, и рассказали, кого ты навещаешь. Ну, так что, будешь рассказывать, или везти тебя в город, в отделение полиции, и там будем вести допрос, протокол составлять?
   Настя еще сильнее сжалась, закрыла лицо руками и так сидела несколько минут, ничего не отвечая. Гуров ее не торопил – он понимал, что шок от разоблачения слишком силен и девушка должна немного успокоиться. Наконец Настя отняла руки от лица (Гуров отметил, что слез на нем не было), села прямо и, глядя в сторону, произнесла:
   – Да, вы правы, я не спала. И в ту ночь не спала, и раньше. Я потому и не высыпаюсь… К Кириллу Максимовичу я ходила.
   – И давно эти ваши встречи начались?
   – Давно. Как только я сюда поступила, так и начались. Да он когда меня только на работу принимал, сразу дал понять…
   – И ты согласилась?
   – А куда деваться? Деньги хорошие платят… И потом, мужчина он видный… И вообще его пожалеть надо! – неожиданно заявила Настя.
   – Интересная мысль! За что же его надо жалеть? Господин Разумовский вроде не бедствует. Уж скорее его жену, Елену Сергеевну, стоит пожалеть.
   – А ее вот как раз не стоит! – решительно проговорила Настя. – Холодная она! И к мужу равнодушная! Не удовлетворяет она его, вот что! Поэтому он ко мне и прилип. Я-то сделаю все, что надо, он у меня по полной программе получает. Он ведь ее, Елену, за что брал? За молодость, за красоту. Думал, будет ему страстная жена. А она оказалась холодная, как ледышка!
   – Это он сам тебе говорил?
   – Ну да. Он мне все и объяснил. Жаловался на нее. Себя ругал – зачем только завещание на нее переделал. Ну, он потом другое составил, где меня тоже вписал.
   – Так он тебя вписал в завещание? – удивился Гуров. – И много там тебе перепадет?
   – Ой, что же я! – спохватилась девушка. – Это же секрет, Кирилл Максимович не велел…
   – Все, выболтала ты свой секрет. Давай говори: много хозяин тебе отписал?
   – Много… Столько же, сколько Даше и Денису…
   – А они об этом знают?
   – Нет, откуда?!
   – Не знаю, откуда, но только в этом доме никакие секреты не держатся, – заметил Гуров. – Ладно, теперь вот что расскажи: вы где с хозяином встречаетесь – в спальне?
   – Когда в спальне, а когда в кабинете. Как ему захочется.
   – Вот как? Интересно. Значит, ты знаешь, где в кабинете находится сейф.
   Лев нарочно сформулировал свою фразу не как вопрос, а как утверждение, не требующее доказательств. И угадал – Настя согласно кивнула, но тут же спохватилась:
   – Почему вы так говорите? Ничего я не знаю!
   – Знаешь, знаешь! – уверенно сказал Гуров. – Я тебе больше скажу: ты и шифр знаешь, которым сейф открывается.
   – Не знаю я никакого шифра! – воскликнула Настя. – Что вы выдумываете? Хотите на меня эту кражу повесить? Ничего у вас не выйдет! Не брала я этих денег! Слышите, не брала!
   – А кто же тогда их взял? – задал Гуров вопрос, который по очереди задавал всем обитателям усадьбы.
   – Точно не знаю, – ответила Настя, – но думаю, что кто-то один из двух: или повар Андрюшка, или эта стерва Наталья Михайловна.
   – Почему ты так считаешь?
   – А они оба вечно ходят везде, все высматривают. А Андрюшка, кроме того, к хозяйке в обожатели записался, – высказав это заключение, Настя хихикнула. – Вечно с ней встретиться норовит, только и слышишь: «Доброе утро, Елена Сергеевна», «Спокойной ночи, Елена Сергеевна»… Наверное, рассчитывает, что она его приголубит. А она на него плевать хотела! Она вон к Денису прикипела, карга старая! Все вокруг него крутится.
   – Да, много ты сделала наблюдений, пока пыль вытирала да горшки подчищала, – заметил Гуров, вставая. – Ладно, пока у меня к тебе вопросов больше нет. Но, думаю, они еще будут. Так что я не прощаюсь.

Глава 11

   Обед в этот день прошел в молчании. Разумовский-старший и Крячко были еще в городе, так что за столом находились только Гуров в компании с Дашей и Денисом. Брат с сестрой помалкивали, будто сговорились. Повар Андрей, подавая блюда на стол, и Настя, находившаяся в столовой, посматривали на сыщика, словно ждали от него чего-то, но он их ни о чем не спрашивал.
   После обеда Гуров решил закончить изучение дома. Побывал в библиотеке, примыкавшей к гостиной, а также в бильярдной – она находилась рядом с сауной. Кроме того, он решил заполнить пробел, остававшийся в его общении с обитателями дома, и побеседовать с садовником Петром Кривулиным.
   Садовника Лев обнаружил там, где ему и полагалось быть – в парке. Вооружившись тяпкой, тот пропалывал кусты роз. На вид садовнику было около шестидесяти, он выглядел намного старше своей жены Натальи. Гуров обратил внимание, что Кривулин прихрамывает на правую ногу.
   Сыщик представился, извинился, что отрывает садовника от дела, и спросил, где он был в злополучный вторник, что делал и во сколько лег спать. Сразу обнаружилось, что Петр Кривулин – человек не говорливый. Ответы давались ему с большим трудом и были предельно короткими. Он сообщил, что в тот день занимался тем же, чем и всегда, – ухаживал за растениями.
   – А где именно вы работали?
   – Да вот тут, – ответил садовник. – А еще в аллее. Дичок там полез. Корчевать надо.
   – А вблизи от дома были?
   – От дома? – начал вспоминать Кривулин. – Был и возле дома.
   – Это где же?
   – А вот там, где петуньи с ипомеей, – и Петр показал рукой, где именно находился. – Тоже грядку чистил.
   – Когда это было – до ужина или после?
   – На грядке-то? После. Темнеть уже начало.
   – А вы в доме ничего необычного не заметили? – спросил Гуров. – Ведь с той стороны хорошо видны окна нескольких спален и кабинета.
   – А чего мне замечать? Я по окнам не смотрю, некогда. Я в землю больше смотрю.
   Однако Гуров отметил, что при этой тираде садовник несколько замялся и ответил не сразу.
   – Хорошо, а спать вы когда легли? – продолжил он свои расспросы.
   – Спать-то? Да как обычно, дела переделал и лег. И Наталья тогда же легла.
   – А ночью ничего не слышали?
   – А чего мне слушать? На то охранники есть – пусть они и слушают, – ответил неразговорчивый садовник. – Нет, я ничего не слышал.
   – Скажите, Петр… а по отчеству вас, кстати, как?
   – Алексеем отца звали, Алексеич я.
   – Скажите, Петр Алексеевич, а после того, как стало известно о пропаже, вы в парке ничего необычного не видели?
   – Это чего же? – не понял Кривулин.
   – Скажем, человека, который бы что-то закапывал, – объяснил Гуров. И вновь ему показалось, что садовник на секунду замялся, прежде чем ответить:
   – Чего это кто-то тут копать будет? Копать – это мое дело.
   – Значит, никто здесь ничего не копал? – настаивал Лев.
   – Нет, я такого не видел.
   – А вот я слышал, что вы, Петр Алексеевич, что-то вывозили из усадьбы.
   – Вывозил? Когда же я это вывозил? – удивился садовник.
   – Да вот вчера кто-то, кажется, Елена Сергеевна, говорила, что вы новую клумбу создали, и образовалось много мусора, вот вы его и вывозили, – напомнил Гуров.
   – Ах, это! – с облегчением воскликнул Кривулин. – Ну да, мусор разный я вывозил. А что?
   – Да просто вы стали единственным человеком – ну, не считая сотрудников полиции и самого Кирилла Максимовича, – кто смог покинуть территорию усадьбы после похищения. Вот я и заинтересовался этим обстоятельством. Скажите, а что там был за мусор?
   – Да ерунда всякая. Пеньки я корчевал, трубы старые, сгнившие, ветки сухие, шланги ненужные, банки пустые из-под химикатов…
   – И куда вы этот мусор возите?
   – У нас заключено соглашение с садоводческим товариществом «Парус». Оно тут неподалеку расположено, и у них есть баки для мусора. Вот я свое барахло туда и сваливаю, а они уже потом на свалку отвозят. Мы им за это платим.
   – Понятно, – сказал Гуров. – Все, больше вас беспокоить не буду, работайте на здоровье.
   Покинув садовника, он отправился бродить по парку. Потом, вспомнив кое-что, быстро вернулся в дом, включил компьютер и снова просмотрел записи за минувший вторник, а также за вчерашний день. За этим занятием его и застал вернувшийся из города Стас Крячко.
   – Что, все мультики смотришь? – спросил он, развалившись в кресле. И тут же, не дожидаясь ответа, сообщил: – Устал как собака! Весь день на ногах. Даже пообедать толком не успел.
   – Ничего. Это мы поправим, – пообещал Гуров. – Попросим нашего гения кулинарии Андрюшу, и он соорудит тебе какую-нибудь замену обеду. Но сначала расскажи, что тебе удалось узнать.
   – Сначала о ключах. Все серьезные мастера, которые работают в Кременце, в один голос заявили, что ни заготовок, ни форм для подобных ключей в городе ни у кого нет. Так что, скорее всего, их сделали где-то в другом месте.
   – Из чего можно сделать вывод, что преступление планировалось заранее и готовились к нему тщательно, – заключил Гуров. – А что с финансовыми делами нашего гостеприимного хозяина?
   – Дела у него вроде в порядке, – ответил Крячко. – Долги есть, но умеренные, как у всех. Отношения с партнерами тоже не испорчены. Покушений на него не было. Он тоже вроде никого не заказывал. В общем, все чисто.
   – А у господина Зараковского как обстоят дела? Тоже все чисто?
   – Не совсем, – покачал головой Крячко. – Человек он довольно известный, тренирует богатых дядек и их дочек. Но репутация у него какая-то сомнительная. Он разведен, и с бывшей женой у него уже три года процесс тянется – никак имущество не поделят. И еще истории разные… То он в коллегу-тренера на соревнованиях ракеткой запустил, то его в ночном клубе из-за девушки побили… Но самое интересное вот что. Как мне рассказали, в последнее время господин Зараковский стал отказываться от новых контрактов по обучению кременецких богачей. А на вопросы о причинах таких отказов отвечал, что собирается перебраться во Францию, откроет там свой теннисный центр и будет тренировать звезд международного класса. Спрашивается, на какие бабки?
   – Да, действительно интересно, – согласился Гуров. – Мне тоже удалось накопать кое-что любопытное.
   И он пересказал другу содержание своих бесед с Еленой Сергеевной, экономкой Натальей, Семеном Базымой, Дашей Разумовской, поваром Андреем, горничной Настей и садовником Петром Кривулиным.
   – Ну, ты молодец! – восхитился Крячко. – Можно считать, преступление раскрыто. Деньги явно взяла дочь хозяина, а охранник ее покрывал. Осталось только узнать детали: как она узнала код замка, где изготовила ключи, а главное – куда спрятала деньги и ценные бумаги.
   – Я бы таких выводов делать не стал, – покачал головой Гуров. – На мой взгляд, преступление вовсе не раскрыто. У нас просто стало больше подозреваемых. Сначала в них числился один охранник, а теперь добавились еще Дарья и Настя.
   – А Настя тут при чем? – удивился Крячко.
   – Как при чем? Именно у нее были самые большие возможности узнать код замка. Причем без всяких усилий: хозяин доверял своей любовнице – вернее, просто ни в грош ее не ставил, считая круглой дурой, – и при ней не раз открывал сейф. Можно было слегка напрячься и запомнить код. И она могла изготовить дубликат ключей, а затем положить оригинал на место. И потом, еще мотив: деньги, которые ей завещал Разумовский, еще когда будут, да и передумать он может, а тут миллион прямо под носом лежит.
   – Да, рассуждения здравые, – согласился Крячко. – Но кое-что не стыкуется. Во-первых, зачем Насте делать дубликат ключей, когда она много раз могла воспользоваться подлинными? Кроме того, как ты верно заметил, наша милая горничная совсем не финансовый гений. Деньги она могла взять, но зачем забирать папку с акциями? Надо ведь знать, как их реализовать. И вообще, в них разбираться надо, какие ценные, а какие не очень. К тому же такое преступление невозможно совершить без помощника, а я пока у горничной такого не вижу. А у Дарьи он налицо.
   – С Дашей Разумовской тоже полно нестыковок, – возразил Гуров. – Например, с найденными ключами. Это ведь она их нашла. Выходит, сама подбросила, сама и нашла? Глупо получается.
   – Ну, этому можно найти объяснение. Скажем, ключи мог выбросить Базыма, а Даша их нашла.
   – Объяснение найти всему можно, – заметил Гуров. – Одного нельзя – считать, что мы раскрыли это дело. Я чувствую, что мы еще далеки от разгадки. И знаешь, что меня поражает? В этом доме нам врут буквально все, начиная с хозяина и кончая горничной.
   – Я думаю, это и помешало нашему другу майору Шестерневу в расследовании. Он мне что-то такое говорил, пока мы с ним сегодня мотались по мастерским.
   – Ладно, попробуем все же отделить зерна от плевел, – предложил Гуров, – и установить, что мы знаем достоверно.
   – Что ж, давай попытаемся, – согласился Крячко.
   – Итак, мы знаем, что Разумовский действительно хранил в сейфе некие ценности, которые были похищены, – начал Гуров.
   – Почему «некие»? Мы же знаем точную сумму: миллион долларов наличными и пакет акций на сумму двести миллионов рублей.
   – Нет, так уверенно я бы говорить не стал, – покачал головой Гуров. – Заметь, ни мы с тобой, и никто вообще этих денег и акций не видел. Действительно ли там был миллион плюс двести или чуть поменьше или побольше, мы не знаем. Но мы можем поверить хозяину дома, что деньги у него были и их украли. Почему? Да потому, что в противном случае такие хлопоты: вызов полиции, объявление всего дома на осадном положении – ни к чему. Не маньяк же он, в самом деле!
   – Нет, на маньяка наш хозяин не похож, – согласился Крячко.
   – Кроме того, есть еще одно косвенное доказательство того, что кража действительно произошла, – продолжал Гуров. – Это пропавшее завещание. О существовании двух завещаний знали все: Елена Сергеевна, Настя, Даша, Наталья Михайловна… Итак, утром в прошлую среду Кирилл Разумовский обнаружил, что из его сейфа пропали «дипломат» с долларами, папка с ценными бумагами и вариант завещания, невыгодный его жене, зато выгодный детям, а также Насте. Вопрос: когда это произошло?
   – Насколько я помню, Разумовский нам говорил, что в последний раз видел «дипломат» утром во вторник, – сказал Крячко, – а спустя сутки его уже не было. Значит, в течение этих суток деньги и пропали. Правда, сам Разумовский считает, что днем деньги взять не могли – в доме слишком много народа…
   – Это как раз ничего не значит, – покачал головой Гуров. – Тут все друг друга хорошо знают, знают, чем каждый занимается в течение дня. Значит, преступник мог рассчитать время, когда его никто не увидит и доступ в кабинет будет свободен. Поэтому будем исходить из того, что время преступления мы точно не установили, оно могло произойти как днем, так и ночью.
   – Но ведь на записи, уничтоженной Базымой, Даша проходила через гостиную как раз ночью, – напомнил другу Крячко. – Значит, именно тогда она и похитила деньги.
   – Погоди, не гони, – остановил его Лев. – Ты смешиваешь два вывода: один, что деньги взяла именно Даша, и второй, что сделала это ночью. И ни один из них не является твердо установленным фактом.
   – Как это не является? – удивился Крячко. – Зачем бы тогда Дарье Кирилловне шляться ночью по гостиной, где ей делать совершенно нечего?
   – Мало ли зачем? – пожал плечами Гуров. – Вот у милой Насти есть причина для ночных выходов. Почему бы и Даше не иметь такую же причину?
   – Ты хочешь сказать, что у нее в доме есть любовник? И кто же?
   – Я не говорю, что он есть, и не собираюсь его устанавливать. Просто указываю тебе, что такая возможность существует. И вина Даши – пока не факт.
   – Тогда что же для тебя факт? – спросил Крячко.
   – Пожалуй, можно считать установленным, что преступление не совершали два человека, на которых у нас с тобой вначале падали основные подозрения.
   – Та имеешь в виду Елену Сергеевну и Семена?
   – Совершенно верно.
   – И как же ты убедился в их невиновности?
   – Семен не мог совершить преступление потому, что преступники так себя не ведут, – ответил Гуров. – Он тут кругом наследил. Уничтожил запись, на которой видна дорогая его сердцу Даша. Мало того, узнав, что запись будут смотреть сыщики, изготовил подделку, причем довольно умелую. А потом, когда мы его приперли к стене, признался в содеянном. Не скрывает свою любовь к дочери хозяина. Сегодня очень агрессивно вел себя возле корта, набросился на меня с кулаками. Нет, человек, укравший миллион долларов, так поступать не будет. Он будет сидеть тихо, как мышь под веником, и ничем себя не выдавать.
   – Согласен, – кивнул Крячко. – А Елена Сергеевна?
   – Она могла очень легко получить у нас алиби, – объяснил Гуров. – Для этого ей достаточно было сказать, что муж действительно заходил в ту ночь к ней и провел у нее час или два. Вместо этого она заявляет, что Разумовский к ней не заходил – стало быть, ее алиби подтвердить никто не может. Кроме того, она не может скрыть своих чувств к Денису. Настолько не может, что это заметила Настя, которая вообще-то особой наблюдательностью не отличается.
   – Хорошо, кто же в таком случае у нас остается?
   – Прежде всего остается Даша. – Гуров принялся загибать пальцы. – Она идет у нас первым номером. Хотя ее вина полностью не доказана, но лично я не сомневаюсь, что она участвовала в похищении. Затем – Настя. Она имела для этого возможность, поскольку не раз занималась с хозяином любовью у него в кабинете и наверняка знает, где находится и как открывается сейф. Ну, и все остальные: Денис, повар Андрей Лошаков, экономка Наталья Михайловна, даже ее муж Петр Кривулин, хотя он и выглядит человеком недалеким и ни на какие хитроумные замыслы не способным. Итого – шесть человек.
   – И это если не считать сменных охранников, – заметил Крячко. – Мы их даже не опрашивали еще.
   – Да, их тоже надо считать, – согласился Гуров. – А также тренера Аркадия Зараковского.
   – Слушай, а как ты думаешь, – спросил Крячко, – похитители уже успели вывезти деньги и ценности из дома? Или они все еще находятся здесь?
   – Я думал об этом, – признался Лев, – и не смог прийти к определенному выводу. Есть аргументы как в пользу первой, так и второй версий. Если хочешь, я их тебе изложу.
   – Я бы с интересом выслушал все эти аргументы, но желудок уж больно сильно напоминает о себе. Может, пойдем, поищем этого самого повара? Хоть он у нас и на подозрении, но поесть, может быть, все же даст?

Глава 12

   Андрея Лошакова они нашли на кухне – повар уже начал готовить ужин.
   – Мне Дарья Кирилловна сказала, что ожидается гость и вообще она хочет нечто необычное, так что мне надо поломать голову, – объяснил он оперативникам свои заботы.
   – Ну, нам ничего необычного не требуется, – сказал Гуров. – Просто мой друг остался без обеда, и надо это как-то компенсировать.
   – Могу предложить салат с креветками и бутерброды с холодной телятиной, – предложил повар.
   – Вполне сойдет, – согласился Крячко.
   Друзья расположились в столовой, куда вскоре повар доставил тарелки, доверху нагруженные бутербродами, заодно подал и чай. За едой они продолжили разговор, начатый наверху, в комнате Гурова. Только теперь, опасаясь чужих ушей, старались говорить потише.
   – Давай решим вот какой вопрос, – сказал Гуров. – Наш преступник, которого мы ищем, – он один или это несколько человек?
   – Вообще-то преступление это несложное, оно вполне под силу одному, – ответил Крячко. – К тому же тогда его легче скрыть – двоим обеспечить алиби сложнее, а еще напарник может проболтаться… Между тем со времени преступления прошло уже больше недели, а преступник ничем себя не выдал. Так что, думаю, сейф вскрывал одиночка.
   – А я думаю иначе, – возразил Гуров. – Смотри, сколько задач стояло перед похитителем. Во-первых, он должен был точно знать, где находится сейф и как он открывается. То есть подыскать ключи и узнать секретный код. Это две разные задачи, и решаются они по-разному. В одном случае надо действовать за пределами дома – может быть, даже в другом городе, а во втором надо находиться как можно ближе к сейфу в тот момент, когда хозяин его открывает… Что касается алиби и соблюдения секретности, то в случае хорошего взаимопонимания эти требования можно выполнить. Так что я думаю, что тут действовали как минимум два человека. Знаешь, чем больше я размышляю над этим делом, тем больше во мне крепнет уверенность, что тут обязательно должна быть замешана женщина.
   – Так у нас и без этих твоих размышлений обе главные подозреваемые – женщины, – заметил Крячко. – Если ты забыл, то первыми в списке идут Даша и Настя. А не может быть так, что они действовали вместе и все их высказывания друг о друге – это просто для отвода глаз?
   – Слушай, это интересная мысль, – согласился Гуров. – Мне она в голову не приходила. Надо будет ее обдумать. А еще меня смущают разные мелочи, на которые мы не обратили внимания.
   – Какие, например? – заинтересовался Крячко.
   – Например, что наш неразговорчивый садовник дважды за время нашей с ним беседы замялся, отвечая на мои вопросы. В первый раз это случилось, когда я спросил, не заметил ли он что-то или кого-то в окнах дома вечером во вторник. Он заявил, что ничего не видел и вообще в землю смотрел. Но у меня сложилось впечатление, что сначала он готов был сказать что-то другое, однако сдержался. А потом он еще раз замялся, когда я спросил, не видел ли он в парке после похищения человека, который делал что-то необычное – например, копал.
   – Про садовника понятно, – кивнул Крячко, уминая очередной бутерброд. – А еще что тебя заботит?
   – Скажем, лекарства, которые Разумовский, по его словам, регулярно принимает. Если про человека известно, что он постоянно принимает лекарства, то их можно в какой-то момент подменить.
   – С какой целью?
   – Например, чтобы вызвать у него глубокий сон. Другой, более худший вариант – чтобы его отравить.
   – Но наш хозяин пока вроде вполне себе живой, – заметил Крячко.
   – Вот именно – пока. Я хочу сказать, что есть способ легко его устранить. Например, если он начнет о чем-то догадываться. А еще меня заботят лишние мониторы в кабинете нашего друга Семена.
   – Какие лишние мониторы? – удивился Стас.
   – Я так и думал, что ты не обратишь на них внимания. Вот скажи, сколько мониторов установлено у него в кабинете?
   – Двенадцать, что ли… Или пятнадцать? Нет, не помню.
   – Зато я помню. Их там четырнадцать. Но используются из них только двенадцать – эту цифру ты верно запомнил. Два монитора лишние – они входили в комплект при поставке, но телекамер соответствующих для них нет.
   – Ну и что? – пожал плечами Крячко. – Чем они тебя так напрягают? Думаешь, наш друг охранник по ним порнуху просматривает? Или компрометирующие фотки про членов семьи на них монтирует?
   – Ничего такого я не думаю, – ответил Гуров. – Просто не нравятся они мне, и все. Хочется мне на них ближе посмотреть.
   – Что, прямо сейчас? – спросил Крячко.
   – Да, прямо сейчас. Насколько ты мог заметить, наш бывший коллега десять минут назад прошел через гостиную наружу – видимо, проверять посты. Так что, если ты уже насытился, давай нанесем ему визит без приглашения.
   – Что ж, давай наведаемся, – согласился Стас.
   Оперативники поднялись и двинулись в сторону кабинета охранника. Дверь в кабинет оказалась запертой, однако сыщиков это не остановило. Крячко достал из кармана нож, который иногда использовал вместо отмычки, поковырял им в замке, и дверь открылась.
   Друзья вошли в кабинет, и Гуров сразу же устремился к двум экранам, расположенным в нижнем ряду.
   – Ну, и что ты хочешь на них увидеть? – скептическим тоном спросил Крячко. – Тайные знаки? Отдельный кабель, который куда-то ведет?
   – Посмотрим, – неопределенно ответил Гуров. – Может, что-то и увижу.
   Он внимательно осмотрел экраны обоих мониторов, затем зашел сбоку и заглянул в их заднюю часть, примыкавшую к стене. Заглянул – и присвистнул.
   – Ну-ка, посмотри сюда, – предложил он другу и, когда Крячко подошел, спросил: – Ничего не видишь?
   – Да вроде ничего… – неуверенно произнес Крячко. – Хотя… у всех задняя панель пыльная, а вот у этого пыль стирали.
   – Да, у этого почему-то стирали, – кивнул Гуров, – причем совсем недавно. Гляди-ка, тут и винты еле прикручены, только чтобы крышка не отвалилась. Ну-ка, ну-ка…
   Он пальцами, без всякой отвертки, отвернул два винта и снял крышку. Открылась внутренность монитора. Стало видно, что провода, ведущие к плате, отсоединены и отведены в стороны. Образовалось пустое пространство.
   – Как видишь, кто-то тут поработал, – констатировал Гуров. – Даже некоторые детали исчезли.
   – Может, Базыма просто снял их, чтобы отремонтировать другие мониторы? – предположил Крячко.
   – Ну да, причем снимал только те, которые мешали, – иронически проговорил Лев. – Смотри, вот тут – видишь, пыль стерта? Сюда явно что-то запихивали.
   – Так ты думаешь… – начал Крячко, но Гуров не дал ему договорить:
   – Выводы потом сделаем. Давай все быстро ставить на место и покинем этот тихий уголок, пока хозяин не вернулся, а то придется ему объяснять, зачем мы к нему в гости наведались.
   Сыщики быстро установили на место панель и покинули кабинет, причем Крячко не забыл запереть дверь на замок.
   – Ну что, пойдем по традиции прогуляемся в парк, – предложил Гуров. – Там все и обсудим.
   Друзья вышли из дома и зашагали по дорожкам парка.
   – Значит, ты считаешь, что там прятали похищенный «дипломат»? – спросил Крячко, когда они удалились достаточно далеко.
   – Почему только «дипломат»? Может, и папка с акциями тоже там лежала, – ответил Гуров. – Причем все это там находилось до самого последнего времени. У меня вообще такое впечатление, что вещи вынули всего несколько часов назад, буквально у нас под носом.
   – Значит, похищенные ценности сейчас находятся где-то в доме! В крайнем случае, на территории усадьбы! – воскликнул Крячко. – И их еще можно вернуть!
   – Да, я тоже думаю, что они где-то рядом, – согласился Гуров.
   – Но кто именно спрятал похищенные вещи в монитор? Базыма?
   – Это первая мысль, которая приходит в голову. Но мы с тобой уже говорили о том, что охранник ведет себя не так, как должен вести себя похититель.
   – Мало ли что «не должен»! – возразил Крячко. – Может, он нарочно так себя ведет, чтобы отвести наши подозрения.
   – Давай зайдем с другого конца, – предложил Гуров. – Попробуем ответить на вопрос: почему человек, который спрятал похищенные вещи в монитор, именно сегодня их оттуда достал?
   – Причин, пожалуй, может быть две, – ответил Стас. – Или похититель решил, что кто-то (мы, или хозяин дома, или кто-то еще) догадывается о месте, где спрятаны ценности, и задумал их перепрятать или надеется сегодня вывезти их из усадьбы.
   – Вот! В самую точку! – воскликнул Гуров. – Я уверен, что дело как раз в этом. Он хочет их вывезти! Но почему именно сегодня? Что такого сегодня должно произойти? Чем сегодняшний вечер отличается от всех остальных?
   – Тренер! – хлопнул себя по лбу Крячко. – Сегодня должен приехать тренер Зараковский! Повару заказали праздничный ужин!
   – Горячо, совсем горячо! – поддержал его Гуров. – Стало быть, ценности должен вывезти тренер.
   – В таком случае он – сообщник преступника!
   – Очень возможно, – кивнул Гуров, – хотя необязательно. Ведь мы с тобой знаем, что роль курьера человек может выполнить, даже не подозревая об этом. Криминалистика полна таких примеров.
   – В любом случае за тренером надо будет следить в оба, – сделал вывод Крячко. – Просто глаз с него не сводить.
   – Ну-ка, дай вспомнить, как проходило это приглашение, – остановился Лев. – Так… Значит, они закончили тренировку… Тут и мы с Базымой подошли. Даша сказала, что решила его пригласить, потому что… Да, она назвала две причины: потому что он закончил ставить ей удар… а еще ей надоело сидеть в четырех стенах, и раз нельзя самой никуда выехать, она хочет пригласить его к себе…
   – Обе причины можно высосать из пальца, – заметил Крячко. – Никто не будет проверять, поставлен у нее удар или еще не поставлен. А то, что им всем надоело сидеть взаперти, об этом можно заявить в любой вечер.
   – Да, причины, похоже, выдуманные, – согласился Гуров. – Что же там было сказано дальше? Да, Зараковский сказал, что наденет смокинг… Ну, это он, скорее всего, шутил… Наденет смокинг и привезет диски с записями выступлений ее соперниц, чтобы Даша их на досуге изучала.
   – То есть он приедет с каким-то пакетом! – воскликнул Крячко. – Вот оно! Приедет с пакетом – и уедет с пакетом. Только в нем будут уже не диски!
   – Да, все дело в этом пакете! Деньги будут уложены в него.
   – А может, он захватит с собой не пакет, а «дипломат» – такой же, какой был похищен из сейфа? – предположил Крячко.
   – Нет, это вряд ли, – покачал головой Гуров. – Это всем бросится в глаза и вызовет подозрения. Нет, у него будет какой-то сверток… или сумка…
   – И нам надо дать им возможность «переложить кассеты», – сказал Крячко. – А затем, когда он уже соберется уезжать, попросить разрешения посмотреть на содержимое его сумки. И все наши задачи будут сразу решены: преступление раскрыто, преступники пойманы, а ценности возвращены хозяину!
   – Отличный план! – похвалил его Гуров. – Осталось его реализовать.
   – А что, ты в этом сомневаешься?
   – Как ты знаешь, самые отличные планы обычно почему-то срываются. Ладно, давай дождемся нашего гостя и посмотрим, с чем он приедет. А пока время остается, пойдем еще погуляем. Помнится, Елена Сергеевна говорила, что тут есть замечательный розарий. Давай на цветы полюбуемся, что ли. Не знаешь, где этот розарий расположен? Твоя знакомая тебе его не показывала?
   – Нет, не показывала, – ответил Крячко. – Но мне кажется, что это где-то в восточной части парка, где мы с тобой еще не бывали.

Глава 13

   Сыщики направились в том направлении, куда показал Крячко. Однако, куда бы они ни поворачивали, роз так и не увидели. Зато, обогнув очередную группу деревьев, вышли на открытое пространство шириной примерно метров шестьдесят. Оно было покрыто идеально подстриженным газоном, но при этом не было ровным, как полагалось обычному газону: тут были небольшие холмики, ложбинки, кустики, кучки камней и песка, кое-где, словно нарочно, оставлены заросли густой травы. Гуров заметил в земле темные отверстия, возле одного из них стоял Денис Разумовский с клюшкой в руке.
   – Кого я вижу! – воскликнул он, увидев оперативников. – Наш гость комиссар Мегрэ и его спутник доктор Ватсон! Идете по следу?
   – Увы, нет, – ответил Гуров. – Мы его никак не найдем. Да что там следы – мы даже розарий найти не сумели. Хотели полюбоваться на розы, о которых рассказывала ваша мачеха.
   – Да, Елена Сергеевна обожает цветы, готова постоянно о них говорить. Но только розарий совсем в другой стороне, – объяснил Денис. – Вон там, за домом. Так что вы сбились с курса.
   – Здесь что – площадка для охоты на лис? – поинтересовался Крячко. – А эти дырки – лисьи норы?
   – Очень удачное сравнение! – похвалил Денис. – И почти точное. Поскольку лисья охота тоже имеет отношение к моей любимой Англии. Но все же это кое-что другое, а именно – моя площадка для игры в гольф.
   – А мне казалось, что поля для гольфа должны быть значительно больше, – заметил Гуров. – По крайней мере, в кино их такими показывают.
   – Вы не ошиблись. Настоящее поле должно иметь размеры, по крайней мере, в три раза больше, иногда оно достигает длины до полукилометра. И настоящее поле должно быть значительно сильнее изрезано. Здесь это невозможно, иначе моя площадка заняла бы половину парка. Спасибо, папочка разрешил хоть столько земли использовать. То есть это у меня не гольф, а мини-гольф.
   – Но если по размеру эта площадка уступает настоящей, то по качеству, кажется, она такая, как надо, – улыбнулся Гуров.
   – Да, спасибо Петру, нашему садовнику, – кивнул Разумовский-младший. – Это он постарался. Все сделал как раз так, как требовалось: и газон, и лунки, и препятствия, хотя сам ни одного поля для гольфа в глаза не видел.
   – Как я понял, садовник у вас просто идеальный. И Елена Сергеевна его хвалит, вот и вы сейчас.
   – Да, Петр из тех людей, которые плохо говорят, зато хорошо делают, – ответил Денис. – Он кажется неуклюжим, зато из его рук выходят прекрасные вещи.
   – Я вижу, у вас с ним хорошие отношения.
   – У меня со всеми хорошие отношения, – усмехнулся Денис. – Впрочем, тут нет ничего странного. Ведь моя профессия, которой я учусь в Кембридже, – это бизнес. А бизнес – это прежде всего умение налаживать отношения с людьми. Я вот и с вами стараюсь отношения наладить, хотя, казалось бы, зачем? Ведь я ни в чем не виновен, и задабривать вас мне не нужно…
   – И что же вы здесь – в одиночку упражняетесь? – поинтересовался Крячко.
   – А что прикажете делать? – вопросом на вопрос ответил Денис. – Никто больше у нас в доме гольфом не интересуется. Даша занимается только теннисом, ну, еще бегает для поддержания формы. Елена Сергеевна вообще отрицательно относится ко всякого рода физическим упражнениям – она только на клумбе любит возиться с посадочным материалом. Папа несколько раз поддался на мои уговоры, попробовал походить с клюшкой, но ему не понравилось. Ведь это на первый взгляд кажется, что закатить шарик в лунку очень легко. На самом деле тут требуется и глазомер, и сила рук, и хладнокровие. Вот, не хотите ли сами попробовать?
   – А что, с удовольствием, – ответил Крячко, чем слегка удивил Гурова, собиравшегося идти дальше.
   Денис подвел друзей к ближайшей лунке, сделал от нее три шага и положил на траву маленький белый шарик:
   – Вот, давайте попробуем с такого расстояния. Здесь три ярда. Меньше просто не бывает. Попробуйте забить отсюда. Или, как принято говорить в гольфе, сделать патт и пройти лунку.
   – А чего тут пробовать? – пожал плечами Крячко. – Тут, как говорится, трясти надо. Дай-ка клюшку.
   – Вот, берите, – вручил ему клюшку Денис. – Правда, это не совсем тот инвентарь, который требуется для данной площадки. В мини-гольфе используется клюшка «паттер», она совсем легкая. А здесь у меня «айрон», она потяжелее. Я специально такой пользуюсь, чтобы не отучиться, не привыкнуть к слишком легкой клюшке. Ведь когда я вернусь к себе в Кембридж и снова выйду на настоящее поле, там придется иметь дело с тяжелыми клюшками – «вуд» и «айрон».
   – Мне что паттер, что айрон – все едино, – пробормотал Крячко. – С трех шагов я и палкой забью.
   – Что ж, первые изобретатели гольфа, шотландские пастухи, играли именно палками, точнее, пастушескими посохами. Клюшки изобрели значительно позже. Однако выполнить точный удар не так просто, как вам кажется. Хотите пари?
   – Какое? – спросил Крячко.
   – У вас будет три попытки. Если забьете хотя бы с одной, я обегу вокруг всей этой площадки на четвереньках. Если хотите, буду при этом громко кричать: «Я тупой осел!» Если не забьете – побежите вы.
   – Что ж, придется тебе, парень, побегать, как шарик, – усмехнулся Крячко, приготовившись нанести первый удар. – Ну, и покричать.
   – Знаешь, Стас, я бы не советовал тебе заключать пари на таких условиях, – предупредил друга Гуров. – Хватит и того, что проигравший просто обежит вокруг площадки. Молча.
   – Ну, если тебе жалко этого студента… – проговорил Крячко.
   Он прицелился, слегка размахнулся и ударил по шарику. Тот покатился по траве, но, не докатившись до лунки сантиметров десять, остановился.
   – Надо же! Слабо ударил, – констатировал Стас. Было заметно, что он очень удивлен результатом, похоже, полковник не сомневался в своем успехе.
   Он взял шарик, вернул его в исходную точку, снова поднял клюшку. Теперь Крячко готовился дольше, несколько раз взмахивал клюшкой, снова ее опускал и наконец ударил. На этот раз шарик покатился гораздо быстрее, но слегка в сторону. Миновав лунку, он застыл в тех же десяти сантиметрах дальше нее.
   – Да, что-то прицел сбился, – пробормотал полковник, внимательно разглядывая клюшку.
   – Что, ищете на ней прицел? – издевательским тоном спросил Денис. – Вряд ли вы его там найдете. Ну, что, у вас остался последний удар.
   Крячко снова установил шарик на меловую отметку. На этот раз он примерялся особенно тщательно. Удар… Видно, долгая подготовка сыграла с сыщиком злую шутку: конец клюшки ударился в землю, сорвав клочок травы, а шарик едва прокатился несколько сантиметров вперед.
   – Увы! – развел руками Денис. – Лунка вам так и не покорилась, патт не состоялся. Ну, что, будете на четвереньках бегать или так, на двоих? А то я не совсем понял, на каких условиях мы все же заключили пари.
   – На этих самых, которые Лев Иваныч подсказал, – хмуро ответил Крячко и, отбросив в сторону клюшку, побежал вокруг площадки.
   – Что ж, по крайней мере, с бегом у вашего друга все в порядке, – заметил Разумовский-младший, провожая его взглядом. – А вы, Лев Иванович, будете пробовать? – И протянул клюшку Гурову.
   – Пробовать… что ж тут пробовать… – медленно произнес Лев, беря ее и взвешивая в руке. Он отметил, что легкая на вид клюшка оказалась неожиданно увесистой – несколько тяжелее хоккейной, которую ему приходилось держать в руках в молодости.
   – Так что – на тех же условиях? – предложил Денис, устанавливая шарик на отметке. – Проигравший бегает на своих двоих и молча? Или вы надеетесь добиться успеха? В таком случае я могу обежать площадку, крича: «Слава Гурову, великому сыщику!» Хотите?
   – Нет, не хочу, – ответил Гуров. – Мне лишняя слава не нужна.
   Он заметил, что Крячко, уже закончивший круг и вставший поодаль, делает ему предупреждающие знаки. Друг явно хотел дать ему понять, что с этим коварным видом спорта связываться не стоит. Однако Льву предупреждения не требовались.
   – Давайте заключим пари на тех же условиях, – сказал он. После чего взял клюшку, несколько раз взмахнул ею, примериваясь, а затем нанес по шарику легкий, но достаточно крепкий удар.
   Белый шарик покатился по траве. Возле самой лунки его ход замедлился, но набранной инерции хватило: он докатился до края и свалился в лунку.
   – Отличный патт! – похвалил его Денис. – Что ж, моя очередь совершать забег, – и, все так же улыбаясь, потрусил вокруг поля.
   – Шут гороховый! – пробормотал Крячко, глядя вслед удаляющемуся сопернику. – Слышал, как он надо мной издевался?
   – Да, Денис Кириллович любит другими покомандовать, – согласился Гуров. – Вообще любопытный персонаж… Пожалуй, я обратил на него недостаточно внимания. И вообще он выпал из наших рассуждений.
   – Так на него никаких улик нет, – пожал плечами Крячко. – Что ж мы, должны всех подряд в подозреваемые записывать?
   Между тем «любопытный персонаж» закончил свой забег вокруг поля и вернулся туда, где стояли сыщики.
   – Что ж, спасибо за урок гольфа, – сказал ему Гуров. – Мы, пожалуй, пойдем к дому, а то скоро уже ужин. К тому же сегодня ожидается гость, надо его встретить…
   – Это кто же? Ваш коллега майор? – спросил Денис.
   – Нет, скорее это ваш коллега, если иметь в виду увлечение спортом. Дарья Кирилловна пригласила на ужин своего тренера Аркадия Зараковского.
   – Вот оно что! – воскликнул Денис. – Значит, она его пригласила… – Тут он запнулся и замолчал – словно собирался сказать что-то еще, но оборвал фразу на середине. Вместо этого состроил гримасу, которую можно было понимать как угодно – и как выражение удивления, и как проявление плохого отношения к приглашенному. – Пожалуй, я тоже с вами пойду. Тренировку я, в общем, закончил… Надо действительно встретить гостя, да и дорогу вам показать. А то вы, с вашим плохим умением ориентироваться в нашем парке, забредете куда-нибудь не туда. Клад какой-нибудь отыщете… – Он поднял белый мячик и двинулся вместе с сыщиками по направлению к дому.
   – Скажите, ведь для вас гольф – не профессия, а просто спорт, верно? – спросил по дороге Гуров.
   – Ну, конечно! – ответил Денис. – Я же вам говорил: моя будущая профессия, которой я учусь, – это ведение бизнеса. Банковское дело, работа с ценными бумагами, изучение рынка, управление предприятием… Гольф станет моим основным делом, если мне удастся купить в собственность остров.
   – А для вашей сестры теннис – тоже хобби? – продолжал допытываться Гуров.
   – Для Даши? Ну, нет! Тут как раз наоборот, – покачал головой Денис. – Для нее хобби скорее – дизайн и искусствоведение, которые она у себя в Сорбонне изучает. А теннис – это очень серьезно.
   – А что, этот Зараковский и правда хороший тренер?
   – Трудно сказать, – покачал головой Денис. – А вот то, что Даша за последний год заметно прогрессирует, стала играть намного лучше, это точно. Уж чья тут заслуга – ее самой, ее французского тренера или Аркадия Зараковского, – не знаю.
   – Вы уж простите мою настойчивость, – сказал Гуров, – но я хочу понять психологию таких состоятельных людей, как вы и ваша сестра. Зачем Дарье Кирилловне изнурять себя, бегать по утрам, упорно тренироваться, играть матч за матчем – а ведь некоторые продолжаются часами! – когда у нее и так все есть. Ведь после окончания Сорбонны, если она захочет основать собственную фирму в области дизайна и попросит у Кирилла Максимовича денег, он наверняка ей даст…
   – Думаю, да, даст… – согласился Денис. – Папа нас любит. Образование вот хорошее дает. Но вы действительно не понимаете некоторых вещей. Чтобы папа что-то дал, его надо хорошенько попросить. Быть послушным… А это не всегда хочется. Даше, как и мне, хочется быть независимой, самой принимать решения. Доказать – и отцу, и всем остальным, – что она может самостоятельно заработать приличные деньги. Вот почему и мечтает о победах, вот почему изнуряет себя тренировками. И потом, собственная фирма в области дизайна, о которой вы говорите, – это просто прибабах. А победа в крупном турнире – это реальные деньги.
   – Спасибо, я, кажется, понял ваши мотивы, – кивнул Гуров.
   – Пожалуйста, – пожал плечами Денис. – Если еще вопросы будут – обращайтесь.
   – Непременно обращусь, но только в другой раз, мы уже пришли. Смотрите у ворот стоит машина, кажется, это тренер Даши приехал.
   – Ага, а вот и сестра спешит, – сказал Денис, повернувшись к дому, оттуда как раз выходила Даша. А с другой стороны из-за дома появился Семен Базыма. – Смотрю, сюда все собрались, – констатировал Денис. – Что ж, пойдемте вместе встречать дорогого гостя.

Глава 14

   Автомобиль въехал в гараж, и из него вышел Аркадий Зараковский. Тренер почти выполнил свое обещание: он был хотя и не в смокинге, но в строгом вечернем костюме, а в руках держал небольшую изящную сумку.
   – Добрый вечер! – приветствовал он встречающих. – Что это вы все здесь собрались? Неужели мой приезд – такое важное событие?
   – Ты угадал, – ответила за всех Даша. – Я же тебе утром говорила – мы уже неделю здесь заперты, никого не видим, так что все тебе рады.
   Глядя на собравшихся, можно было согласиться с этим утверждением: как заметил Гуров, и Денис, и Семен Базыма смотрели на тренера с самым дружелюбным выражением.
   – Не сомневаюсь, – ответил Зараковский. Затем, обращаясь к охраннику, спросил: – Сумку мою досматривать будете? Там у меня в основном диски и журналы.
   – Зачем мне ее досматривать? – удивился Базыма. – Нас интересует то, что вывозят из усадьбы, а не то, что сюда привозят.
   – Логично, – заметил тренер. – А Кирилл Максимович уже приехал?
   – Нет, мы ждем папу с минуты на минуту, – ответила Даша и, в свою очередь, предложила: – Пойдем, погуляем? Подышим воздухом перед ужином.
   Взяв тренера под руку, она двинулась с ним в парк, в сторону теннисного корта.
   – Что ж, мы тоже, наверное, еще прогуляемся, – сказал Гуров. И они с Крячко направились в другую сторону.
   – Ну, что, пока наши прогнозы оправдываются, – с довольным видом произнес Крячко, когда они удалились достаточно далеко. – Тренер действительно привез сумку, а не «дипломат». Ты заметил: он специально обратил внимание Семена на эту сумку, просил ее осмотреть.
   – Да, чтобы потом никто не сомневался, что в момент отъезда у него в руках будет именно эта сумка, – кивнул Гуров.
   – И это наводит на мысль, что на самом деле таких сумок две! – заключил Крячко. – И вторая, скорее всего, сейчас лежит в комнате у Даши. Слушай, а может, она спрятана где-нибудь в парке, и они с Дашей производят обмен как раз сейчас, пока мы здесь с тобой прогуливаемся?
   – Да, такой вариант тоже не исключен, – согласился Гуров.
   – Но тогда нам с тобой не гулять надо, а работой заниматься. Давай найдем эту парочку и проследим за ними. Кажется, они двинулись в сторону корта… Значит, нам туда.
   Но не успели сыщики дойти до корта, как в кармане у Гурова зазвонил телефон. Лев взглянул на номер:
   – Хозяин усадьбы звонит. Наверное, хочет позвать к столу.
   Он угадал. Звонил действительно Кирилл Разумовский. Он сообщал, что уже приехал и что все сейчас садятся за стол.
   – Даша со своим тренером уже пришли, – отдельно проинформировал Кирилл Максимович.
   – Что ж, надо и нам идти, – сказал Гуров, убирая телефон. – Если обмен сумками уже состоялся, то узнаем мы об этом уже в самом конце ужина, когда вмешаемся в ход событий. Но я не думаю, что это так. Ведь Зараковскому перед отъездом еще предстоит пройти осмотр у нашего охранника. Сумку придется открывать, и там в этот момент должны лежать именно диски, а не что-то другое.
   – А как они вообще собираются миновать этот контроль? – задумчиво спросил Крячко.
   – Думаю, для этого у них предусмотрен какой-то ход, – ответил Гуров. – Надо будет внимательно за ними следить. И предъявить свои права на осмотр сумки уже после того, как ее осмотрит Базыма.
   – Вдруг мы все-таки ошибаемся насчет роли нашего бывшего коллеги, и он лишь разыгрывает перед нами простачка, нарочно делая неправильные ходы, а на самом деле находится в сговоре с основными похитителями? В таком случае досмотр будет фальшивый.
   – Вероятность очень маленькая, но может быть и так. Значит, надо следить не за двумя, а за тремя.
   Придя к такому выводу, сыщики дружно направились к дому.
   В столовой действительно все уже были в сборе. Ожидали только дам – они переодевались к ужину. Гуров обратил внимание, что в этот вечер включили весь свет, какой был в столовой: сверкала огромная хрустальная люстра под потолком, горели светильники по стенам. Их свет играл в дорогой посуде, выставленной на стол, освещал белоснежную скатерть, столовое серебро.
   Послышался стук каблучков, и в столовую, одна за другой, вошли Елена Сергеевна и Даша. Обе оделись словно на званый вечер, так что трудно было отдать кому-то из них предпочтение. Елена Сергеевна была в закрытом черном платье строгого покроя. Однако, несмотря на строгость, оно выгодно подчеркивало линию ее бедер и красоту обнаженных шеи и рук. На груди у хозяйки дома поблескивало изумрудное ожерелье – как видно, подарок от мужа. Даша, напротив, была в открытом платье, а на шее у нее висела лишь короткая нитка жемчуга.
   Все расселись по местам, и повар Андрей вкатил тележку с ужином.
   – Наш Андрей сегодня решил показать класс и приготовил необычное блюдо, – сообщил Разумовский. – Как, Андрюша, оно называется, а то я все забываю?
   – Это французский старинный рецепт, – горделиво произнес повар, водружая на стол огромный коричневый горшок. Когда он его открыл, по всей столовой поплыл аппетитный запах хорошо приготовленного мяса, сопровождаемый еще целым букетом ароматов. – Называется «Мясо в маслинах». Его полагается есть горячим, поэтому я сейчас вам его раскладывать не буду, а сделаю это после первого тоста. Кстати, насчет выпивки. На самом деле в этом блюде не только маслины, но еще и масло, а главное – вино. К этому блюду полагается подавать только вино, но никак не водку. Лучше всего – красное сухое.
   – Рекомендую наше «бордо», – перебил Андрея Денис. – Это я к вам преимущественно обращаюсь, – повернулся он к Гурову и Крячко. – Папу уговаривать бесполезно – он всегда отдает предпочтение любимому русскому напитку, в крайнем случае – коньяку. А вы хоть разок попробуйте настоящее французское вино. Я его привез в этом году, правда, не из Парижа, а из Лондона, но оно от этого хуже не стало.
   – Что ж, я, пожалуй, послушаюсь совета знающего человека, – сказал Гуров и подвинул Насте, обходившей стол с бутылкой в руке, свой бокал. – Лейте мне ваше «бордо»!
   – Ты чего это, Лев Иваныч? – шепнул ему на ухо Крячко. – Чего ты решил нашей традиции изменить?
   – Голову ясную надо сегодня иметь, – так же тихо ответил Гуров, – а для этого вино лучше подходит. Я с этим бокалом собираюсь весь вечер просидеть. И тебе то же самое рекомендую.
   – Ты за мою голову не беспокойся, – довольно сердито проговорил Крячко. – У меня свои рецепты, как ее трезвой сохранить. Проверенные опытом!
   – Внимание, я поднимаю первый тост! – провозгласил Разумовский, поднимая свой бокал. – Дашенька сегодня сообщила мне, что закончила тренировочный цикл и готова принять участие в крупном международном турнире. Конечно, это событие омрачено той пропажей, которая у нас недавно случилась… Но нельзя же вечно горевать о потерянном! К тому же на помощь нам прибыли лучшие сыщики России – Лев Иванович Гуров со своим другом Стасом Крячко, так что у нас есть надежда, что это происшествие будет раскрыто. Во всяком случае, все эти печальные обстоятельства не помешают Даше подняться на высшую ступень спортивного пьедестала. Я уже сегодня ей говорил и сейчас еще раз повторю при всех: я не тюремщик для своих детей, и Даша может ехать на свой турнир, когда захочет! А потому предлагаю выпить за ее спортивные успехи!
   – Отличный тост! – широко улыбаясь, поддержал отца Денис. – За твои успехи, сестра!
   Все выпили. Повар вновь открыл крышку, так что упоительный аромат французского блюда тут же наполнил столовую, и принялся раскладывать еду по тарелкам. Этой важной работе едва не помешал свет: он на мгновение мигнул, и столовая, да и весь дом на долю секунды погрузились во тьму, потом снова зажегся.
   – Опять какие-нибудь проблемы на подстанции, – проворчал Разумовский. – Уж сколько я денег им дал, а все никак технику наладить не могут. Но беспокоиться нечего: у меня собственный генератор, так что без света не останемся.
   Впрочем, свет больше не мигал – видимо, проблема на подстанции была небольшой. В столовой раздался звон ножей и вилок, завязались разговоры.
   – Вы знаете, сегодня о спортивных достижениях может говорить не только Даша, – сказал Денис. – Наш гость Лев Иванович тоже продемонстрировал спортивное мастерство. Признаться, он меня удивил.
   – Вот как! – воскликнул Разумовский. – И в каком же спорте показал себя наш лучший сыщик? В футболе? Или в беге с препятствиями?
   – В беге показал себя его друг, – усмехнулся Денис, – а Лев Иванович показал, что умеет играть в гольф.
   – В самом деле? – удивился Зараковский. – Вы играете в гольф?
   – Денис шутит, – ответил Гуров. – Ни в какой гольф я, конечно же, не играю, всего только один удар нанес по мячу. – Я в первый раз в жизни взял в руки эту клюшку и сам не ожидал, что у меня что-то получится. В молодости я некоторое время играл в хоккей, и теперь эти навыки, видимо, мне пригодились, – признался он.
   – На самом деле очень немногие могут нанести точный удар даже с трех ярдов, – объяснил Денис. – Да и эта клюшка, – кивнул он на клюшку, прислоненную к стене, – не приспособлена для ударов с близкой дистанции. Для таких ударов нужна более легкая, которая называется «патт». Так что глазомер и точность у нашего гостя, безусловно, есть. Если бы он немного потренировался, то мог бы достичь хороших результатов.
   – Ну, для достижения хороших результатов нужен хороший тренер, – заметил Гуров.
   – Да, такой тренер, как мой Аркадий! – воскликнула Даша. – Давайте выпьем за героя сегодняшнего вечера, за Аркадия Зараковского!
   – С удовольствием! – поддержал ее отец.
   Все сидящие за столом поднесли к губам бокалы. Однако Гуров лишь намочил губы в вине, а пить не стал. Он заметил, что так же поступили еще двое – Даша и Зараковский.
   Разговор зашел о знаменитых теннисистах, их коронных ударах, одержанных ими победах, об их тренерах.
   – И Федерер, и Надаль работали в течение жизни с несколькими тренерами, – рассказывал Зараковский. – И это объясняется не плохим характером знаменитостей, которые ссорятся со своими наставниками, как обычно представляет дело спортивная пресса. На самом деле смена наставников – это закономерное явление. Ни один тренер не является универсалом и не может научить своего воспитанника всему. Вот я в основном обучал Дашу игре в нападении, причем в большей степени – слева. А другой тренер научит ее, как строить защиту. Поэтому для тренера правильная методика – работать не с одним, а с несколькими теннисистами, иметь свой собственный спортивный центр. Я, кстати, собираюсь создать во Франции такой центр.
   Гуров заметил, что при этих словах Даша подалась вперед, словно хотела остановить Аркадия. Но, видимо, не нашла для этого повода или просто не успела это сделать. А когда Зараковский рассказал о своем намерении создать собственный спортивный центр, на ее красивом лице появилось выражение злости и досады. Но лишь на долю секунды – в следующий миг юная теннисистка вновь улыбалась.
   – Для создания собственного центра, как я понимаю, нужны немалые деньги, – заметил Разумовский. – У вас они уже имеются? Или у вас есть план, как их получить?
   – Да, у меня есть план, – улыбаясь, ответил тренер. – Я надеюсь получить один крупный кредит… на очень выгодных условиях.
   – О, значит, у вас есть способности не только в спорте, но и в бизнесе! Вы – многосторонняя личность! Давайте выпьем за это!
   – Охотно! – согласился Зараковский.
   Бесшумно подошедшая к столу Настя вновь наполнила бокалы. И тут Гуров заметил, что в столовой появился еще один человек – охранник Семен Базыма. Двигаясь так же неслышно, как и горничная, он прошел вдоль одной из стен и встал в проходе, ведущем из столовой в кухню. Никаких особых дел у него вроде не было в столовой, возникало впечатление, что человек из прислуги просто пришел послушать разговоры хозяев – интересно ему стало.
   – Итак, давайте выпьем за многосторонние таланты нашего Аркадия, – провозгласил Разумовский. – За успех его начинаний!
   Даша и Денис присоединились к тосту, тоже произнося полагающиеся в таких случаях похвалы в адрес гостя. Раздался звон бокалов, какой всегда возникает, когда люди чокаются… И в это время свет вновь мигнул – и потух. Весь дом погрузился во тьму.

Глава 15

   Гуров быстро огляделся и убедился, что свет погас действительно во всем доме: ни из гостиной, ни из кухни не падал ни один лучик, не видно было световых пятен и за окном.
   – Ничего страшного! – раздался в темноте голос хозяина дома. – У нас в подвале стоит генератор с переключателем. Если света от подстанции не будет ровно минуту, переключатель сработает и запустит генератор. Сейчас свет будет!
   – Так даже романтичней! – послышался голос Елены Сергеевны. – Ужин с приключениями!
   В ту же минуту Гурову послышался тихий шорох. Похоже, кто-то из сидящих за столом покидал компанию, стараясь сделать это как можно незаметней.
   Прошла минута, другая… Света так и не было.
   – Что за черт! – раздался недовольный голос Разумовского. – Семен! Я вроде тебя здесь видел.
   – Да, я тут, – откликнулся Базыма. При этом Гуров отметил, что голос охранника донесся не с того места, где он его последний раз видел.
   – Сходи в подвал, посмотри, что там! Включи генератор вручную, если эта чертова автоматика не работает! А я пока на подстанцию позвоню, выясню, что у них за ЧП такое!
   – Сейчас сделаю! – пообещал охранник. Послышались его удаляющиеся шаги и одновременно – звук набираемого телефонного номера.
   И тут Гуров понял, что надо предпринимать собственные действия, а не сидеть и ждать, как будут развиваться события. У него возникло четкое ощущение, что свет погас неспроста, что все происходит по некоему сценарию. И сценарий этот, скорее всего, написан тем же человеком, который похитил деньги. Он наклонился к уху сидевшего рядом Крячко и прошептал:
   – Слетай мигом в мою комнату, там у меня в сумке есть мощный фонарь. Возьми его и спустись в подвал. Взгляни, что там с рубильником и что делает наш друг Базыма.
   – Все понял, – ответил Крячко и исчез, даже не скрипнув стулом.
   Сам Гуров тоже не собирался сидеть без дела. Стараясь двигаться так же бесшумно, он встал и направился в гостиную. Здесь было чуть светлее из-за большого количества окон. В этом слабом свете Лев различил чей-то силуэт, метнувшийся от него на лестницу, и громко крикнул:
   – Кто здесь?
   Однако ему явно никто не собирался отвечать. Было слышно, как на втором этаже простучали шаги – и все стихло. Затем раздались новые шаги, вспыхнул яркий свет. Это с фонарем в руках спускался вниз Крячко.
   – Ты сейчас никого там наверху не видел? – спросил его Гуров.
   – Нет, никого.
   – И дверь никакая не открывалась?
   – Вроде нет. А что?
   – Кто-то только что поднялся наверх. Я его окликнул, но он – или она – не ответил.
   – Если хочешь, давай обойдем все комнаты и выясним, кто у нас такой застенчивый, – предложил Крячко.
   – И чего мы этим добьемся? – не согласился Гуров. – Кого бы мы ни нашли, обвинить его не в чем. Нет, иди, куда я велел. Посмотри там все хорошенько.
   – А ты куда?
   – А я пойду пройдусь.
   Гуров вышел во двор и огляделся. Весь дом стоял с потухшими окнами, погруженный во тьму. Мало того, не горели и фонари по периметру ограды.
   – Залезай, кто хочешь, – пробормотал он себе под нос. – Или вылезай, если вылезти нужно…
   К счастью, небо было чистое. Звезды и молодой месяц давали достаточно света, чтобы двигаться по дорожкам парка, не боясь сломать себе шею. Подумав, Гуров направился к воротам. Он рассуждал так: если свет выключил кто-то из преступников, то сделано это, скорее всего, чтобы незаметно перебросить похищенные деньги через ограду. В темноте это можно сделать практически в любом месте, но легче все-таки возле ворот – они значительно ниже, чем сама ограда.
   Лев почти дошел до ворот, когда увидел идущего ему навстречу человека. Они встретились, и сыщик узнал одного из дежуривших по очереди охранников – это был Алексей Толстиков.
   – Здравия желаю, товарищ полковник! – приветствовал он Гурова. – Проверяете, все ли в порядке?
   – Да, решил посмотреть, как там, возле ворот.
   – Я только что оттуда, – доложил охранник. – Тоже решил, что в такой темноте неплохо держать их под наблюдением. Но там все в порядке, посторонних не наблюдается.
   – А сейчас куда спешишь?
   – Хочу посмотреть один участок ограды, недалеко от розария, там к нашей ограде в лесу дорожка подходит. По ней кто-нибудь может незаметно подойти, а потом отойти.
   – Правильная мысль, – одобрил Гуров. – Иди, проверяй. А где твой напарник?
   – Машко? Он тоже вдоль ограды ходит, но с другой стороны, с южной.
   – Ладно, иди, – отпустил охранника Лев, а сам направился обратно к дому. Он еще не успел до него дойти, как вдруг весь дом вспыхнул огнями. Осветились окна гостиной, столовой, загорелись и два окна на втором этаже. Включились и наружные фонари у входа в дом, и фонари, размещенные вдоль ограды усадьбы. Видимо, авария – в чем бы она ни заключалась – закончилась, электричество вновь исправно работало.
   Гуров вошел в дом и, пройдя через гостиную, оказался в столовой. Теперь за столом сидели не семь человек, как в начале ужина, а всего трое: сам Разумовский, Елена Сергеевна и Денис.
   – А где же остальные? – спросил он.
   – Да вот мы тоже интересуемся, – ответил ему Денис. – Тут прямо как игра в прятки. Когда свет загорелся, мы обнаружили, что четверо исчезли. Наверное, ждут, что мы будем их искать…
   – Ну, меня искать уже не надо, я сам нашелся, – сказал Гуров. – Что касается моего друга Стаса Крячко, то я его послал в подвал, на помощь Базыме. А вот, кстати, и он.
   Действительно, в столовую в это время вошел Крячко. Войдя, он кивнул Гурову, и тот понял, что у друга есть что рассказать, но не при всех.
   – Так что мы нашлись, – повторил Лев. – А вот интересно, куда делись Дарья Кирилловна и наш гость?
   – Возможно, им наскучило сидеть тут в темноте, и они отправились погулять, – высказал предположение Разумовский-старший. – Вы ведь, наверное, заметили, что Даша относится к этому Аркадию не только как к хорошему тренеру. Мне кажется, она испытывает к нему какие-то чувства. Я, кстати не против: у парня и голова на плечах имеется, и руки. Так что я готов к тому, что Даша спустя какое-то время объявит мне о своей помолвке. Теперь такие вещи снова входят в моду: всякие там помолвки, венчания… Это я все к тому, что молодые люди, видимо, пошли поворковать. Но им уже пора возвращаться – ведь у нас впереди еще десерт. Если они еще минут пять не появятся, я позвоню Дарье.
   – Что ж, позвоните, – одобрил Гуров. – Да, кстати, что дал ваш звонок на подстанцию? Что там у них за авария случилась?
   – Представьте, эти халтурщики мне заявили, что у них все в порядке! – ответил Разумовский. – И что я, дескать, напрасно их обвиняю, это у меня какая-то неисправность! Так я им и поверил!
   Тут Гуров заметил, что Крячко вновь делает ему какие-то знаки.
   – Ну, пока «молодые люди» еще не вернулись, мы с другом еще немного погуляем, – сказал он хозяину.
   Они вышли из дома, и Гуров спросил у напарника:
   – Ну, что там такого срочного и интересного?
   – Полный вагон! – заверил его Крячко. – Люди на подстанции были совершенно правы: причину аварии Разумовскому надо искать в собственном доме!
   – Говори яснее! – потребовал Гуров. – Что ты нашел?
   – Кто-то заменил главный предохранитель на распределительном щитке! Там должен стоять довольно сильный предохранитель, рассчитанный на большой ток, а стоит слабенький – чуть ли не с настольной лампы. Он мог продержаться всего несколько минут, потом должен был перегореть. Что и сделал.
   – То есть ты хочешь сказать, что авария была организована специально? – уточнил Гуров.
   – Ясное дело! – ответил Крячко. – Этот слабосильный предохранитель кто-то поставил буквально за несколько минут до отключения.
   – И когда он это делал, свет на короткое время отключился… – медленно проговорил Гуров.
   – Точно! – воскликнул Стас. – Потом свет снова появился, но авария уже была запланирована.
   – Что ж, у меня даже есть предположение, кто мог это сделать. Ты заметил, что за несколько минут до того, как свет отключился, в столовой вдруг появился наш бывший коллега Семен Базыма?
   – Да, заметил, – подтвердил Крячко. – Делать ему там было абсолютно нечего. Я, помню, тогда еще подумал, что он хочет что-то тихонько шепнуть на ухо Разумовскому…
   – А я подумал, что он делает вид, будто его разговор за столом интересует, – кивнул Гуров. – Но на самом деле, конечно, не было ни того, ни другого. Наш бывший коллега появился в столовой как раз для того, чтобы его там увидели.
   – И чтобы у него имелось своего рода алиби. Чтобы никто не подумал, что именно он подстроил эту аварию.
   – Да, но ведь когда свет отрубили, Разумовский послал Семена устранять причину, – вспомнил Гуров. – Значит, он тоже должен был появиться в этом подвале. Ты его там видел?
   – Видел, а как же! – подтвердил Крячко. – Явился наш герой, вынул из кармана нужный предохранитель, вставил – и вот он, свет!
   – Тогда непонятно, зачем он устраивал эти потемки? – задумчиво произнес Гуров. – Ведь он ничего не успел за это время сделать. Когда стало темно, он находился в столовой, а потом спустился в подвал, устранил неисправность – и все…
   – Нет, Лев Иваныч, не все, – покачал головой Стас. – Ты в своих рассуждениях упускаешь один момент. А именно – время от получения приказа до его выполнения.
   – Ты хочешь сказать, что он не сразу пошел в подвал? – догадался Гуров.
   – Правильно догадался! Я, как спустился в подвал, еще время засек, по старой оперативной привычке. Было девять часов тридцать семь минут. Ну, минуты две мне потребовалось, чтобы во всем разобраться. А потом я стал просто ждать. Там за генератором ниша такая есть – вот я в ней и стоял. И правильно сделал. Потому что наш герой появился там в девять сорок пять. То есть спустя восемь минут. Теперь осталось узнать, где он был это время.
   – Мы просто возьмем и спросим у него, – предложил Гуров. – Вот прямо сейчас найдем нашего короля охраны и спросим. Только прежде одну вещь скажи: а почему ты решил, что тебе не надо самому неисправность устранять, а надо кого-то ждать?
   – Ну, я же не зря с тобой столько лет вместе работаю, – ответил Крячко. – Ты у нас на всю Москву, а теперь, наверное, и на всю Россию своей интуицией славишься. Вот я от тебя и научился это качество использовать. И оно мне подсказало, что автор этой замечательной идеи с заменой предохранителя должен еще появиться. И я стал его ждать.
   – Ну, Стас, ты теперь у нас универсал, – совершенно серьезно заметил Гуров. – Владеешь всеми методами оперативной работы, включая интуицию. Что ж, теперь, когда ты мне рассказал эту замечательную историю с предохранителями, можно возвращаться к столу. Наверное, наша парочка, Даша с Аркашей, тоже уже вернулась.
   – Нет, это вряд ли, – покачал головой Крячко. – Мы бы заметили, если бы они мимо нас прошли. А они не проходили.
   – Ну, в любом случае Разумовский до дочери дозвонился и сейчас сообщит нам результат этих переговоров.
   Однако Гуров ошибся. Когда сыщики вернулись в столовую, выяснилось, что дозвониться до дочери Разумовскому так и не удалось.
   – Она почему-то не берет трубку, – пожав плечами, сообщил Кирилл Максимович. – Телефон у нее включен, звонок вызова раздается… и ничего.
   – Ну, возможно, наша Даша чем-то занята, – усмехнулся Денис. – В таком случае я предлагаю их не дожидаться и переходить к десерту.
   – Наверное, ты прав, – согласился Разумовский-старший. – Приступим к десерту. Андрей обещал показать что-то необычное. Андрей, вноси свой сюрприз!
   Из дверей кухни появился повар с огромным блюдом, на котором возвышалось нечто, похожее на гору из фруктов. Лишь когда он поставил блюдо на стол, выяснилось, что это никакая не гора, а тот самый дом, в котором все они находились, только построенный не из кирпичей, а из самых разнообразных фруктов. Тут была порезанная на аккуратные кубики груша, таким же образом разрезанный ананас, манго, папайя, персик… Красные и желтые виноградины изображали камни, кружки бананов – дорожки, а розовая и белая дыни – теннисную площадку и поле для гольфа.
   – Вот это да! Просто потрясающе! – воскликнула Елена Сергеевна, всплеснув руками. – Андрюша, ты просто кудесник!
   – Да нет, тут ничего особенно сложного, – скромно ответил повар. – Надо было только проявить немного фантазии…
   – Ну, и кто возьмет на себя смелость первым нанести урон этой великолепной панораме? – спросил Денис.
   – По идее, это должна была сделать Даша, как главная героиня сегодняшнего вечера, – сказала Елена Сергеевна. – Ну, или ее тренер.
   – Но поскольку их нет, я возьму эту миссию на себя, – заявил Денис.
   Он протянул руку, взял дольку персика, выглядевшую особенно заманчивой, и в эту минуту стукнула входная дверь. Все услышали, как в гостиной раздались шаги, и в дверях столовой появилась «главная героиня сегодняшнего вечера», как ее только что назвал брат. Правда, вид у Даши был совсем не торжествующий. Прическа у девушки растрепалась, платье было измазано в земле, а на руках было что-то красное, липкое – будто красная краска. Она обвела всех блуждающим взглядом и воскликнула:
   – Он мертв! Его убили! Убили!
   Послышался звон бьющейся посуды: Елена Сергеевна выронила блюдечко, на которое как раз собиралась положить кусок дыни.

Глава 16

   – Кто мертв? О ком ты говоришь? – воскликнул Кирилл Максимович.
   – О нем, о ком же еще! – закричала Даша. – Об Аркадии! Его убили!
   – Не может быть! Где? – так же громко выкрикнул Разумовский.
   – На теннисном корте! Вернее, рядом с ним! Я пыталась его поднять, привести в чувство, но он мертв! – и Даша разрыдалась, запустив окровавленные руки в волосы.
   – Скорее! Идем туда! – распорядился Разумовский, вскакивая с места.
   – Нет, Кирилл Максимович, идти туда вам совсем не нужно! – властным тоном заявил Гуров, преградив хозяину дома дорогу. – Очевидно, здесь произошло преступление. А раз так, то теперь командовать будем мы с полковником Крячко. Вы с остальными домашними оставайтесь здесь и не покидайте дом без нашего распоряжения, а мы пойдем осматривать место преступления.
   Разумовский, видимо, хотел что-то возразить, но не нашел слов. К тому же сын взял его за руку и выразительно покачал головой, показывая, что сейчас не стоит вступать в спор.
   Гуров и Крячко вышли из дома и почти бегом направились к теннисному корту.
   – Наверное, надо позвонить Шестерневу? – на ходу спросил Крячко.
   – Я позвоню, когда своими глазами увижу тело, – ответил Гуров. – И не только Шестерневу. Ты же знаешь порядок: надо вызвать врача и следственную бригаду. Врач должен официально констатировать смерть, увезти тело… Потом медики установят время и причину смерти.
   Друзья дошли до теннисного корта, но тела нигде не было видно.
   – Давай обойдем корт по часовой стрелке, – предложил Лев.
   Они двинулись вперед и вскоре добрались до навеса – здесь игроки могли укрыться от внезапно налетевшего дождя, здесь же находился шкафчик, в котором имелся запас теннисных мячей и пара запасных ракеток. Рядом с навесом на песке что-то темнело.
   – Ну-ка, посвети сюда, – приказал Гуров. – Я постараюсь пройти так, чтобы не наступить на какие-то следы.
   – Какие тут следы? – с сомнением произнес Крячко. – Тут же везде дерн. – Тем не менее послушно поднял фонарь и стал светить.
   Двигаясь аккуратно, сыщики подошли к лежавшему на песке человеку, и Гуров наклонился к нему. Это был тренер Аркадий Зараковский, и он был, несомненно, мертв. Одна рука подвернута под себя, вторая вытянута вперед, словно покойный перед смертью стремился куда-то дотянуться. Возле головы виднелась темная лужа, похожая на чернила. Крячко осветил фонариком голову тренера: на ней, в районе правого виска, виднелись две глубокие раны.
   – Медик, конечно, все скажет точнее, – медленно произнес Гуров, выпрямляясь. – Но у меня такое впечатление, что его несколько раз ударили каким-то металлическим предметом вроде лома или лопаты. Давай поищем вокруг – может, что-то найдем.
   Он обошел группу кустов, росших рядом с навесом, а Крячко обошел вокруг навеса.
   – Лев Иваныч, глянь сюда! – вдруг позвал он.
   Гуров поспешил на зов. Крячко стоял рядом с лежащим на земле предметом. Это была клюшка, похожая на хоккейную. Гуров ее сразу узнал: клюшка для гольфа.
   – Возможно, это та самая, которой мы сегодня пользовались, – сказал он. – А может, другая. Но в любом случае это клюшка из коллекции Дениса Разумовского. И очень похоже на то, что именно она стала орудием убийства. Ладно, увидели мы достаточно. Пора звонить в полицию.
   Достав телефон, Лев сделал несколько звонков.
   Спустя полчаса к воротам усадьбы подъехала машина с оперативниками. Вместе с ними приехал и следователь Шестернев. А спустя несколько минут подъехала и «Скорая помощь». Приехавшие с оперативниками эксперты установили мощные светильники и принялись фотографировать убитого. Майор поднял клюшку и осторожно уложил ее в полиэтиленовый пакет. В это время врач закончил предварительный осмотр убитого.
   – Ну, что, мы можем его увозить? – обратился он к Шестерневу.
   – Да, можете забирать, – ответил майор. – Какова причина смерти?
   – Покойному было нанесено несколько ударов металлическим предметом. Возможно, этой самой клюшкой. Один из ударов проломил височную область, что и стало непосредственной причиной смерти. Были ли другие травмы, я смогу сказать позднее, когда осмотрю тело.
   – Ладно, езжайте, – распорядился Шестернев. – Когда сможете прислать мне отчет?
   – Завтра к обеду, – пообещал врач.
   Санитары уложили тело тренера на носилки и поставили их в машину, после чего уехали. Оперативники тоже закончили свою работу.
   – Нашли что-нибудь? – спросил Шестернев у молодого парня, руководившего группой.
   – Практически ничего, – покачал тот головой. – На корте и на дорожке полно следов, а здесь, как видите, дерн, на нем никаких следов не остается. На теле есть явные следы борьбы. Думаю, завтра мы сможем сказать, как долго он боролся. А может, что-то можно будет сказать и об убийце. Но, конечно, наша главная надежда – на клюшку. На ней должны остаться отпечатки пальцев убийцы. А может, и кровь, если Зараковскому удалось его ранить.
   – Держите меня в курсе, – попросил Шестернев. – И полковника Гурова тоже. Мы будем вести это дело вместе.
   Когда оперативник ушел, майор обратился непосредственно к Гурову:
   – Так что, Лев Иванович, наше сотрудничество приобретает новое направление? Теперь, кроме кражи, у нас есть еще и убийство?
   – Выходит, что так.
   – Может быть, первые показания снимем вместе? – предложил Шестернев.
   – Думаю, это будет разумно, – согласился Гуров. – И начать надо, конечно, с Дарьи Разумовской – именно она первой обнаружила труп. Пошли в дом.
   Свет и в гостиной, и в столовой был притушен. В столовой уже никого не было, только Настя убирала со стола, в середине которого все еще высился сложенный из фруктов дом, к которому почти никто не успел притронуться. Елена Сергеевна и Денис сидели на диване в гостиной.
   – А где Даша и Кирилл Максимович? – спросил Гуров.
   – Они поднялись к себе, – ответил Денис, – а мы тут остались. Елене Сергеевне страшно, ну, я ее утешаю, как могу.
   – Надо бы, наверное, распорядиться… – развела руками хозяйка. – Завесить зеркала… может, иконку поставить, свечку зажечь… Но у меня все силы куда-то делись… Только вот свет велела притушить.
   – Ничего, зеркала и без вас завесят, – успокоил ее Гуров. – Давайте сделаем так: мы с Алексеем Александровичем расположимся здесь. Будем снимать показания со всех свидетелей. А вы пока вернитесь, пожалуйста, в столовую. Или, если хотите, можете подняться к себе наверх. Только потом все равно спускаться придется, чтобы с нами побеседовать.
   – Так, может, вы с меня и начнете? – предложила хозяйка. – И я сразу уйду. Все равно мне сказать практически нечего…
   Гуров быстро переглянулся с Шестерневым, после чего сказал:
   – Нет, начать нам хотелось бы с Дарьи Кирилловны. Так что вам придется немного подождать. Но не бойтесь – долго мы вас не задержим. А вас, Денис, – повернулся он к молодому человеку, – я бы попросил позвать сестру.
   Денис поднялся наверх, в спальню Даши, а Елена Сергеевна вернулась в столовую. Когда оперативники остались одни, Гуров наклонился к Крячко и тихо сказал:
   – Тебе вот какое задание: найди Семена Базыму. Посмотри у него в кабинете, в спальне. Если его там нет, ищи в парке.
   – А что, он у нас главный подозреваемый? – спросил майор Шестернев.
   – Так по всем раскладам получается, – ответил Гуров. – Хотя я могу и ошибаться, конечно. Но, во всяком случае, найти и допросить его надо.
   В это время в гостиную спустилась Даша. Она уже успела переодеться, теперь на ней был черный брючный костюм. Денис, войдя в гостиную вместе с сестрой, тут же вышел в столовую.
   – Садитесь, Дарья Кирилловна, – предложил Шестернев, указывая на кресло. – Нам нужно задать вам несколько вопросов. Прежде всего постарайтесь как можно тщательнее вспомнить все, что вы делали после того, как погас свет. Вообще все, что происходило после этого.
   – Ну, когда погас свет, отец заявил, что это напортачили на подстанции и он будет туда звонить. Я поняла, что это надолго, и решила пойти погулять. Однако, пока я думала, меня опередили.
   – И кто же?
   – Аркадий. Он сидел рядом, справа от меня. И я почувствовала, что он встал и направился к выходу.
   – Что значит «я почувствовала»? Вы это услышали? Или он вас коснулся, когда вставал?
   – Нет, я именно почувствовала. Он двигался очень тихо, почти неслышно. Но было движение воздуха, и стул чуть слышно стукнул, и я поняла, что он встал.
   – А Зараковский ничего при этом не сказал? Не прикоснулся к вам, давая понять, что хочет, чтобы вы тоже вышли?
   – Нет, ничего такого не было.
   – А разве это не показалось вам странным? – вмешался в ход допроса Гуров. – Ведь вы, в общем, не скрывали, что между вами и Аркадием отношения глубже, чем между тренером и ученицей. И ваш отец говорил то же самое. И вот он выходит, не говоря вам ни слова… Разве это не странно?
   – Да, конечно, – согласилась Даша. – Но я решила, что он просто не хочет привлекать внимание. Понимает, что я все равно услышу и выйду, а остальным знать необязательно. Я так и сделала: поднялась и пошла в гостиную, а затем вышла наружу.
   – Вы видели тренера впереди себя, когда шли через гостиную? – спросил Шестернев. – Я хочу сказать – как тень, как силуэт на фоне окон?
   – Нет, не видела, – покачала головой Даша.
   – А дверь? Вы слышали, как стукнула входная дверь, когда он вышел?
   – Да, это я слышала.
   – А где вы были в этот момент?
   – Я только вошла в гостиную.
   – То есть мы должны сделать вывод, что Зараковский двигался в темноте очень быстро, – заключил следователь. – Хотя вы встали и вышли из-за стола сразу вслед за ним, он успел пересечь гостиную и выйти. Вы не можете предположить, куда он так спешил?
   – Нет, я ничего об этом не знаю.
   – Хорошо, давайте дальше. Вы услышали, как стукнула входная дверь, сделали вывод, что ваш тренер вышел наружу, и последовали за ним. Что вы увидели, когда вышли из дома?
   – Ничего, – снова покачала головой Даша. – Я ничего и никого не увидела. Аркадия уже не было.
   – И как вы поступили, не обнаружив его?
   – Я немного постояла, а потом пошла в сторону корта, – отвечала Даша.
   – А почему туда?
   – Ну, это наше место… Он, в общем, нигде больше у нас не был… Куда он еще мог пойти?
   – То есть вы быстро пошли в сторону корта?
   – Нет, не быстро. Зачем мне было спешить? Я шла медленно. Я вообще думала, что он где-то рядом, за ближайшими кустами. Но его там не оказалось. И тогда я пошла дальше.
   – Скажите, пока вы шли, видели кого-нибудь?
   – Нет, никого.
   – А слышали что-нибудь?
   – Да, слышала… кое-что… – медленно произнесла девушка.
   – Что именно?
   – Когда я уже подходила к корту, мне послышались голоса…
   – Чьи голоса? Вы их узнали?
   – Один точно принадлежал Аркадию. Он кричал… ругался на кого-то…
   – Что именно он кричал, вы разобрали?
   – Ну, он ругался… «Сука, – кричал, – урод!..» И еще другое, нецензурное…
   – И ему кто-то отвечал?
   – Да, другой мужской голос.
   – Вы его узнали? Что он говорил?
   – Он говорил гораздо тише, трудно было разобрать. Я не могу точно сказать, что узнала…
   – Но можете предположить?
   – Да, мне показалось, что…
   – Говорите, говорите, не бойтесь! – подбодрил девушку Шестернев. – Кто отвечал Зараковскому?
   – Мне показалось, что это был наш охранник, Семен, – наконец выговорила Даша.
   Гуров и Шестернев переглянулись.
   – Хорошо, мы это проверим, – сказал следователь. – Итак, вы подходили к корту и услышали, как ваш тренер ругается с каким-то мужчиной, предположительно – с охранником Семеном Базымой. Так?
   – Да, так.
   – И вы продолжили идти вперед?
   – Да, я подошла к корту…
   – И что вы увидели?
   – Ничего. На корте никого не было. Тогда я пошла вправо, в сторону навеса. И там, на траве, я увидела… увидела его…
   – То есть вы сразу решили, что это лежит Аркадий Зараковский?
   – Нет, ничего такого я не решила, – покачала головой Даша. – Просто увидела, что там лежит человек, и подошла… Тогда уже увидела… Он был весь в крови…
   – Когда вы подошли, Зараковский был еще жив? – спросил Гуров.
   – Почему вы так решили? – с вызовом бросила она.
   – Я ничего не решил, просто уточняю. Когда вы подошли к тренеру, он был еще жив?
   Казалось, Даша находится в замешательстве.
   – Мне показалось… показалось, что да… – наконец выдавила она из себя.
   – Почему вы так решили? – настаивал Гуров.
   – Ну, он открыл глаза… И рука… Он рукой пошевелил…
   – Он что-нибудь говорил?
   Даша нахмурилась, словно старалась вспомнить. Однако у Гурова сложилось впечатление, что она просто не уверена, как ей надо отвечать. Впрочем, это замешательство длилось недолго.
   – Нет, ничего, – твердо произнесла девушка. – Ничего не успел сказать. Глаза у него остановились, он не шевелился… И когда я наклонилась над ним, то увидела, что он не дышит. Он был мертв.
   – Понятно… – медленно проговорил Гуров. – И что, после этого вы направились прямо сюда, в дом?
   – Сюда? – переспросила Даша, словно не совсем поняла вопрос. И снова Гурову показалось, что девушка раздумывает над тем, как ей ответить, чтобы потом ее не уличили во лжи. – Нет, я не сразу пошла к дому, сначала прошла вокруг…
   – А зачем? – перебил ее Шестернев. – Вы что-то искали?
   – Нет, ничего конкретно. Но ведь я слышала голос второго человека и подумала, что он, может быть, где-то недалеко…
   – Значит, вы прошлись вокруг корта. Вы что-нибудь видели?
   – Да, я видела… – прошептала Даша. – Я нашла… нашла клюшку. Всю в крови!
   – Клюшку вашего брата?
   – Да! – ответила девушка, закрыв лицо руками.
   – Вы к ней подходили? Брали ее в руки?
   – Нет, не брала… Я сразу пошла домой…
   – А по пути к дому вы никого не встретили?
   – Нет, никого.
   – Хорошо, пока мы можем на этом закончить, – решил майор Шестернев. – Или у вас есть еще вопросы? – повернулся он к Гурову.
   – Нет, я согласен, Дарью Кирилловну мы можем отпустить, – кивнул Лев.
   – Будет лучше, если вы подниметесь к себе, – сказал девушке Шестернев. И, когда Даша ушла, поинтересовался: – Кого пригласим следующего? Надо бы допросить этого Базыму…
   – Я сейчас узнаю, – пообещал Гуров.
   Он заглянул в столовую и увидел там четырех человек: в одном конце стола сидели рядом Денис и Елена Сергеевна, а в другом – Крячко в компании с Семеном Базымой. Увидев друга, Крячко поднялся:
   – Свидетель доставлен. Будем приглашать?
   – Нет, я думаю, пусть еще подождет, – ответил Гуров и, вернувшись в гостиную, обратился к Шестерневу: – Базыму нашли, он сидит в столовой. Но мне кажется, что будет правильным допросить сначала Елену Сергеевну и Дениса. А уже потом, имея больше материала, приступить к допросу главного фигуранта.
   – Хорошо, пусть будет по-вашему, – согласился следователь. – Пригласите хозяйку дома.

Глава 17

   Елена Сергеевна вошла в гостиную и села напротив майора. Она выглядела подавленной.
   – У меня к вам просьба, Елена Сергеевна, – начал следователь. – Припомните, пожалуйста, как можно подробнее все, что происходило в столовой после того, как погас свет. Что вы слышали, кто что делал или говорил.
   – Ну, сначала говорил муж, – ответила Елена. – Что-то насчет аварии, что он сейчас куда-то позвонит… Потом я услышала, как Лев Иванович – он сидел как раз напротив меня – что-то сказал своему другу, и тот отправился на второй этаж. После этого поднялись Даша и Аркадий.
   – Вы не ошибаетесь? – остановил ее следователь. – Почему вы так уверенно говорите, что поднялись именно эти двое? Ведь было темно, ничего не видно…
   – Ну, нельзя сказать, что совсем ничего. Справа от меня находилась дверь в гостиную, и там кое-какой свет был – падал с улицы. Так что я видела на фоне этой двери силуэты людей, сидевших справа от меня. А там находились как раз Даша и Аркадий. К тому же у меня хороший слух, поэтому я могу с уверенностью сказать, что они что-то шепнули друг другу, а затем поднялись.
   – Поднялись – а потом что? Вместе направились к выходу?
   – Ну, в гостиную они вышли вместе. А потом, как я заметила, кто-то один из них поднялся на второй этаж. Но кто именно, сказать не могу – освещение все же было очень слабое.
   – Очень интересно… – произнес Шестернев, переглянувшись с Гуровым. – Итак, вы заметили, что столовую покинули три человека: полковник Крячко, Аркадий Зараковский и Дарья Разумовская. А что было дальше?
   – Дальше? Нет, погодите про «дальше». Был еще один человек, который вышел, но я не знаю, кто это. Он прошел с другой стороны стола, за спиной у Льва Ивановича.
   – И вы хотите сказать, что я ничего не услышал? – недоверчиво проговорил Гуров. – Простите, но это маловероятно. У меня, может, не такой замечательный слух, как у вас, но шаги человека у себя за спиной я всегда услышу.
   – Я не сомневаюсь, Лев Иванович, что у вас хороший слух, – сказала в ответ Елена Сергеевна. – Но вы не услышали, потому что были заняты. Он прошел как раз в тот момент, когда вы отдавали распоряжение Станиславу. К тому же сидели к нему спиной.
   – Значит, вы утверждаете, что кто-то вышел из столовой еще раньше полковника Крячко? – спросил майор Шестернев.
   – Нет, не так. Он прошел за спиной у Льва Ивановича, но из столовой вышел не сразу, а только после нашего несчастного гостя, Аркадия.
   – Вот как? Интересно, зачем же это он задержался?
   – Мне кажется, я могу предположить. Но именно только предположить – утверждать это с уверенностью не могу.
   – Хорошо, выскажите ваше предположение.
   – Когда этот человек замер за спиной у Льва Ивановича, – ответила Елена Сергеевна, – я услышала очень слабый металлический звук. В тот момент я не поняла, откуда он возник, и поняла это только позже, уже когда зажегся свет. Тогда я сразу заметила, что из столовой исчезла клюшка. Я невольно обратила на нее внимание, потому что Денис, садясь за стол, поставил ее у противоположной стены, прямо напротив меня, и я ее все время видела. А когда загорелся свет, ее там не было. И тогда я вспомнила этот металлический звук и поняла, откуда он взялся: когда человек, находившийся на той стороне стола, брал клюшку, он не сразу ее нащупал, и в темноте невольно сдвинул ручку вдоль стены. А там у нас проходит декоративная полоса. Если мы пройдем в столовую, я покажу вам это место, и вы поймете, что я права.
   – Мы и так не сомневаемся в вашей правоте, – заверил ее Гуров. – Спасибо вам большое. Вы проявили поразительную наблюдательность. Благодаря вам картина случившегося стала намного яснее.
   – Очень рада, что смогла вам помочь, – улыбнулась Елена Сергеевна. – У вас ко мне еще есть вопросы?
   – Есть вопрос, который касается этого незнакомца, взявшего клюшку, – произнес Гуров. – Вы сказали, что он вышел из столовой после Зараковского. А куда он после этого направился, вы заметили?
   – К сожалению, нет, – призналась Елена Сергеевна. – Я всматривалась, но – увы. Поэтому не могу сказать, поднялся ли он наверх, или вышел наружу, или просто остался в гостиной.
   – А скажите, госпожа Разумовская, – спросил Шестернев, – если у вас действительно такой тонкий слух и такая наблюдательность, не могли ли вы определить на слух и такую вещь, как пол этого человека, взявшего клюшку? Кто это был – мужчина или женщина?
   – Интересный вопрос… – задумчиво проговорила Елена Сергеевна. – Я как-то об этом не думала… Но если вспомнить… Знаете, я не могу сказать со стопроцентной уверенностью, но мне кажется… что это был все-таки мужчина. Женщину выдает стук каблуков. Как ни старайся, от него никуда не деться. Если только разуться…
   – Что ж, у меня пока больше вопросов к вам нет, – заявил Шестернев. – У Льва Ивановича, как я вижу, тоже. Так что можете подняться к себе, сегодня мы вас больше не побеспокоим.
   После того как Елена Сергеевна вышла, он повернулся к Гурову:
   – Ну, что, теперь пригласим нашего бывшего коллегу Семена Базыму? Или вы хотите вначале перебрать всех – и самого Разумовского, и его сына, и всех слуг?
   – Нет, их допрос нам мало что даст, – ответил Гуров. – Главное у нас уже есть. Собственно, вопрос стоит так: если сведения, которые у нас уже есть, в ходе этого допроса подтвердятся, то Базыме можно предъявить обвинение в убийстве. И не только в убийстве, но и в похищении денег и ценностей.
   – Да, я тоже так считаю, – кивнул следователь. – Что ж, пригласите охранника. И пусть ваш друг тоже присутствует при этом допросе, а то мало ли что. Еще неизвестно, как поведет себя наш бывший коллега, когда поймет, что обстоятельства складываются против него.
   Гуров вышел в столовую и позвал охранника, заодно кивнул и Стасу. Друг понял его без слов и последовал в гостиную вслед за Базымой. Подчиняясь приглашающему жесту Шестернева, охранник сел напротив него, Крячко сел наискосок, а Гуров на свое прежнее место, недалеко от следователя.
   – Я жду от вас наиболее полных и детальных показаний, – обратился майор к охраннику. – Вам, как бывшему работнику милиции, не надо объяснять, как важна в расследовании, тем более в расследовании убийства, каждая деталь. Начнем вот с чего. Расскажите подробно, что вы делали с того момента, как в усадьбу приехал Зараковский.
   – Когда он приехал, я был на площадке, где и другие, – начал охранник. – Там состоялся общий разговор, после чего тренер вместе с Дарьей Кирилловной ушли гулять, а я пошел проверять работу дежурных охранников.
   – Скажите, почему вы не стали досматривать багаж гостя? – спросил Гуров. – Он ведь сам вам это предлагал…
   – У нас не принято проверять гостей, – объяснил Базыма. – Мы с Кириллом Максимовичем в свое время говорили на эту тему, еще когда строилась эта усадьба, а я разрабатывал инструкцию для охраны. Кирилл Максимович тогда сказал, что, если человек приглашен сюда, значит, он заслуживает доверия. Абы кого в усадьбу не пригласят. Поэтому никакие проверки и досмотры у нас не предусмотрены.
   – А если гость привезет оружие? Наркотики? Еще что-то предосудительное? – продолжал настаивать Гуров.
   – Это его дело, – все так же твердо ответил охранник. – Нас это не интересует.
   – Значит, вы пошли проверять посты, – вновь взял на себя инициативу Шестернев. – Кого вы видели, пока этим занимались?
   – Понятное дело, дежурных охранников и видел. Сегодня дежурят те же ребята, что и в ту ночь, когда пропали деньги, – Гена Толстиков и Леша Машко. Так уж совпало. Гену я встретил возле ворот, а Леша находился, как и положено, в сторожке, следил за экранами.
   – И больше вы никого не встретили?
   – Больше… Нет, почему же, встретил. Когда я обошел дом и проходил недалеко от площадки для гольфа, то увидел Петра, садовника.
   – И что он делал?
   – Кажется, клумбу копал. Да, что-то сажал.
   – Вы с ним говорили?
   – Нет, я его даже не окликнул.
   – А что так? У вас с ним что, неприязненные отношения?
   – Почему неприязненные? – пожал плечами охранник. – Просто у него своя работа, у меня своя. Говорить нам особенно не о чем. Кроме того, он вообще неразговорчивый, этот Петр. Нелюдимый.
   – Но он вас видел? Сможет подтвердить, что вы там проходили?
   – Видел, конечно. А подтвердить… Не знаю, что он скажет.
   – И как долго вы ходили по парку?
   – С полчаса, наверное.
   – А потом что делали?
   – Потом пошел на кухню, поесть. Мы, обслуживающий персонал, едим отдельно от хозяев. И обычно в другое время, – объяснил Базыма. – Я вошел в дом через задний вход, прямо в кухню. Там был Андрей, повар, он и накормил меня.
   – А кто еще в это время находился в кухне?
   – Настя была, горничная. Она не все время находилась в кухне – то приходила за чем-нибудь, то уходила. А еще пару раз заглянула Наталья Михайловна, экономка.
   – О чем вы с ними разговаривали во время еды?
   – О чем разговаривал… – Базыма в задумчивости потер подбородок. – Вот это труднее вспомнить… Да, вот о еде и говорили. Об этом кушанье, которое Андрей на ужин приготовил.
   – А вам его тоже дали?
   – Ну да, слугам тоже досталось. Неужели повар себе не оставит?
   – А потом, когда поели, что вы стали делать?
   – Тут я позволил себе слегка нарушить заведенное правило, – признался охранник. – У нас, конечно, не принято, чтобы кто-то из обслуживающего персонала присутствовал, когда хозяева едят, если только в нем нет надобности, да и вообще мы не должны лезть на глаза, а тут я, после того как поел, встал и вошел в столовую.
   – Почему вы так сделали?
   – Меня разговор заинтересовал, – ответил Базыма. – Речь зашла о выступлениях Дарьи Кирилловны на международных соревнованиях, ну, мне и захотелось послушать.
   – А что было потом, когда вы послушали разговор о выступлениях Дарьи Кирилловны? – спросил Гуров.
   – Потом? Потом ничего не было, потому что погас свет и Кирилл Максимович послал меня в подвал, к генератору, проверить и устранить неисправность.
   – И вы пошли в подвал?
   – Да, конечно.
   – Очень интересная история, – заявил Гуров. – Интересная и стройная. Все в ней связано, все находит свое объяснение. Вот только несколько нестыковочек есть. И они портят всю картину.
   – Какие еще нестыковочки? – удивился охранник.
   – А я сейчас одну такую нестыковку наглядно покажу, – пообещал Гуров. – Давайте все вместе пройдем в столовую.
   Базыма, окруженный следователем и двумя оперативниками, вошел в столовую. Сидевший там в ожидании допроса Денис с интересом взглянул на вошедших.
   – Не сочтите за труд, сядьте там, где вы сидели во время ужина, – обратился к нему Лев. – Ага, вот здесь. А здесь, рядом с вами, сидел я. Чуть дальше – Стас. Напротив нас – Елена Сергеевна, Дарья Кирилловна и Зараковский. А во главе стола – Кирилл Максимович. Теперь обратите внимание. Когда человек входит в столовую из кухни, он просто появляется в дверном проеме, верно? Однако господин Базыма вошел не так. Вот вы, Денис, не припомните, как появился Семен Базыма в столовой?
   – Когда он вошел, я не помню, но помню, что он вроде бы прошел у меня за спиной, – ответил Денис.
   – Совершенно верно! – воскликнул Гуров. – Я, как ни странно, помню то же самое! И мы можем спросить еще полковника Крячко и пригласить Елену Сергеевну, у нее, как выяснилось, прекрасная зрительная память, – и они, я уверен, скажут то же самое – Семен Базыма вошел в столовую вовсе не из кухни, а из гостиной. Зачем вошел – это другой вопрос, но что именно отсюда – это точно. В связи с этим мне хочется спросить у Семена: зачем ему потребовалось врать?
   – Я вовсе не врал, – заявил охранник. Его лицо не было уже таким спокойным, как в начале допроса. – Я просто ошибся. Память подвела. Действительно, дело было так: после того как поел, я решил еще раз выйти, пройтись вокруг дома. И уже потом вошел через парадную дверь в столовую.
   – И что же ты искал вокруг дома? – поинтересовался Гуров.
   – Да ничего не искал. Просто проверял, все ли в порядке.
   – Ну и как, проверил?
   – Да, проверил.
   – И сколько эта прогулка вокруг дома продолжалась?
   – Ну… минут десять, наверное.
   – Это мы еще проверим. Расспросим Андрея, Настю, Наталью Михайловну – всех, кто видел тебя на кухне, установим точно, во сколько ты вышел. А пока скажи, ты кого-нибудь видел во время своей прогулки?
   – Нет, никого не видел, – заявил Базыма. При этом Гуров отметил, что допрашиваемый стал нервничать еще сильнее.
   – И тебя, стало быть, тоже никто не видел?
   – Значит, и меня не видели.
   – И ты вернулся в дом, привлеченный разговором в столовой?
   – Да, я вернулся… – по инерции начал Базыма и осекся, понимая, что говорит глупость. – Нет, конечно, – поправился он. – Я вернулся… просто потому, что все посмотрел. А в гостиной услышал разговор и заинтересовался.
   – Разговор о выступлениях Дарьи Кирилловны на международных соревнованиях?
   – Ну да, – подтвердил охранник.
   – Нет, дорогой Семен, тебя опять подвела память. Такого разговора у нас, увы, не было, а был рассказ Аркадия Зараковского о знаменитых теннисистах, кто из них как тренируется, и о том, какой центр подготовки он сам хотел бы создать во Франции. И я опять обращусь за помощью к Денису Кирилловичу. Скажите, я правильно вспоминаю содержание разговора за столом?
   – Да, в общем, правильно, – подтвердил Денис. – Даша о себе почти не говорила. В основном рассуждал Аркадий.
   – Так что это объяснение тоже не годится, – заключил Гуров. – Придется тебе придумать другое. Я повторю вопрос: зачем все-таки ты нарушил введенное Разумовским правило и явился в столовую во время ужина? Только не надо ничего придумывать, говори правду.
   Охранник исподлобья взглянул на сыщика, и в этом взгляде Гуров прочитал откровенную ненависть.
   – Нечего мне придумывать, – ответил Базыма. – Как я сказал, так и было. Стало интересно, вот и вошел. Это что, преступление?
   – Стало быть, не хочешь говорить. Ладно, двинемся дальше. Разговор, как ты сам только что признал, длился недолго: свет погас, и хозяин отправил тебя в подвал. Так?
   – Ну, так, – кивнул охранник.
   – И ты сразу пошел в подвал?
   – А что еще мне было делать? Конечно, сразу пошел.
   – Тогда у меня вот какой вопрос, – небрежным тоном произнес Гуров. – Зачем ты, направляясь, по твоим словам, в подвал, взял с собой клюшку для гольфа?

Глава 18

   Этот вроде бы невинный вопрос произвел на бывшего сотрудника милиции поразительное действие. Он вскочил со стула, лицо его налилось кровью. Еще минута – и охранник кинулся бы на Гурова с кулаками. Однако, обведя взглядом окружавших его людей, он совладал с собой, снова сел на место и, стараясь говорить как можно небрежнее, произнес:
   – Не надо глупости говорить. Какая клюшка? Никакой клюшки я не брал.
   – Я, конечно, хотел бы сейчас сунуть ее тебе под нос и сказать «вот эту», – не выдавая охватившую его злобу, проговорил Гуров, – но клюшку, ставшую орудием убийства, увезли на экспертизу.
   – Моя клюшка?! – воскликнул Денис, для которого эта информация стала новостью. – Не может быть!
   – К сожалению, может, – ответил Гуров. Затем, вновь повернувшись к Базыме, продолжил: – Так вот, ее увезли на экспертизу. Впрочем, я не сомневаюсь, что эксперты не найдут на ней отпечатков твоих пальцев. Такую примитивную ошибку ты не мог допустить. Там будут отпечатки хозяина – Дениса, а также мои и полковника Крячко, а твоих не будет. Однако вещь, ставшая орудием убийства, содержит не только отпечатки пальцев. Она содержит также кровь жертвы. А если между жертвой и убийцей завязалась борьба, на ней может сохраниться и кровь убийцы. Тогда мы сможем точно сказать, что она побывала в твоих руках. Но мы и сейчас можем это предположить достаточно уверенно.
   – Выдумать можно что угодно, – заявил охранник.
   – Не выдумать, а предположить, – повторил Гуров. – Когда погас свет, Елена Сергеевна услышала, как кто-то прошел за спинами сидевших у стены, а затем раздался слабый металлический звук. Когда позже свет снова загорелся, она увидела, что стоявшая у стены клюшка исчезла, и поняла, что ее взял человек, двигавшийся в темноте. Кто же это мог быть? Полковник Крячко в это время еще сидел на месте – я как раз отдавал ему распоряжение. Зараковский и Даша встали чуть позже, к тому же они сидели по другую сторону стола. Скажите, Денис Кириллович, вы не вставали, не брали свою клюшку?
   – Нет, с какой стати! – ответил тот.
   – Так что остаешься только ты, – заключил Гуров, вновь обращаясь к охраннику. – Стараясь двигаться как можно тише, ты прошел за нашими спинами, взял клюшку и направился в гостиную. Спустя несколько секунд туда же вышли Даша и Зараковский. Там они разделились: Даша поднялась наверх, а тренер вышел наружу. И ты вслед за ним. Так было дело, Семен?
   – Сказки вы рассказываете, – буркнул охранник. – Не выходил я никуда. Как мне велел Кирилл Максимович в подвал идти, так я сразу туда и пошел.
   – Хорошо, займемся подвалом и таинственной аварией, – согласился Гуров. Теперь он вел допрос, поскольку владел информацией, которой не было у следователя. Шестернев понимал это и не протестовал.
   – Итак, ты спустился в подвал, – продолжал Гуров. – Ведь ты на самом деле туда спускался. Правда, сделал это гораздо позже, уже вернувшись с теннисного корта. Но пока что не будем на этом сосредотачиваться. Вот ты спустился. Все еще в темноте, без света? И в темноте стал разбираться в причинах аварии?
   – Почему же без света? – возразил Базыма. – У меня фонарик с собой был. В кармане пиджака.
   – Замечательно! – воскликнул Гуров. – Значит, ты предусмотрительно носил с собой фонарик. Допустим. Тогда почему же ты не зажег его еще наверху, в столовой? Ведь с фонариком тебе было бы сподручней в подвал спускаться!
   – Ну, я как-то не подумал… – развел руками охранник. – Забыл. А когда к подвалу подошел, тогда вспомнил и включил.
   – Снова допустим. И какую же неисправность ты обнаружил?
   – Там произошло короткое замыкание, сгорел целый кусок провода, пришлось его заменять. Пока провод нужный искал, пока заменял, время и прошло.
   – Складное объяснение, – кивнул Гуров. – И эта твоя легенда могла бы сойти за правду, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что в подвале ты был не один. Как только погас свет, я послал туда полковника Крячко. И он в отличие от тебя действительно сразу направился в подвал. И знаешь, что он там обнаружил?
   – Понятия не имею… – пробормотал охранник.
   – Стас, покажи нашему другу Семену, что ты нашел на щитке, – попросил Гуров.
   Крячко поднялся и продемонстрировал всем пластиковый пакетик, в котором находился почерневший предохранитель.
   – Вот она, настоящая причина аварии, – объяснил Гуров. – Кто-то в самом начале ужина заменил надежный предохранитель на этот, легкоплавкий. Он должен был продержаться всего несколько минут – как раз столько, чтобы инициатор этой затеи успел покинуть подвал, сделать кое-какие дела и появиться в столовой. А в столовой ему надо было находиться вовсе не для того, чтобы слушать рассказы об успехах Дарьи Кирилловны (кстати, таких рассказов, как все помнят, вовсе не было). Ему нужно было там находиться, чтобы обеспечить себе алиби. Чтобы никто не подумал, что это он подстроил аварию. Я правильно излагаю ход событий, а, Семен?
   – Не знаю, откуда вы этот предохранитель взяли, – буркнул охранник. – Это все ваши выдумки.
   – Но ведь это легко проверить. Достаточно спуститься в подвал, и можно увидеть, что никакой провод там не меняли, а просто поставили на место нужный предохранитель. А главное – у нас есть свидетель, который все это видел. Полковник Крячко все это время находился в подвале и наблюдал за всеми действиями господина Базымы. Наблюдал и вел хронометраж. Что ты на это скажешь?
   – Подстава все это, провокация полицейская. И ничего вы не докажете!
   – Ну, это мы еще посмотрим, докажем или нет, – ответил на это Гуров. – Хочешь, я тебе расскажу, как развивались события в тот вечер? Ты действительно ужинал в кухне. Но при этом внимательно следил за поваром, выжидал момент, когда тот отлучится на несколько минут. И когда это произошло, быстро спустился в подвал и заменил предохранитель. Все, находившиеся в доме, заметили, что свет мигнул. Заметили, но не придали этому значения. Затем ты снова вернулся, закончил свой ужин и направился – не в столовую, как ты говоришь, а в парк. Куда именно? Я предполагаю, что к теннисному корту. Тебе надо было проверить одну свою догадку. Ты ее проверил и после этого пришел в столовую. Встал у стены и стал ждать, когда погаснет свет. Когда это случилось, взял клюшку, которую приметил еще раньше, и вышел в парк вслед за Зараковским. Ты следовал за ним до самого корта. А там напал на него и забил несчастного тренера насмерть этой самой клюшкой. Вот как развивались события, и я не знаю только…
   – Ничего я на него не нападал! – прервал рассказ сыщика охранник. Он снова вскочил с места, сжав кулаки. – Вранье все! Я требую адвоката!
   – Вот это уже дельные речи! – заметил Гуров. – Будет тебе адвокат, не беспокойся. Только мы ведь тебе даже еще обвинение не предъявили, так что напрасно ты так переживаешь. Однако в твоих словах определенно есть некий смысл. Погоди, дай подумать… – Он действительно задумался на несколько минут, а затем произнес: – То есть хочешь сказать, что не ты первым напал на тренера… Пожалуй, во всем твоем восклицании только эти слова и заслуживают внимания. Хочешь сказать, что не собирался его убивать, что между вами возникла драка и ты просто оказался сильнее? Но зачем в таком случае ты взял с собой клюшку?
   – Да не брал я эту клюшку, не брал! – выкрикнул охранник. – И убивать я его не собирался, это правда! Он первый на меня набросился с этой клюшкой!
   – То есть это Зараковский взял клюшку? Но он не мог этого сделать! Она стояла с другой, с нашей стороны!
   – Он и не брал, – ответил Базыма, упав на стул. – Ее взяла Дарья Кирилловна.
   Наступило молчание, которое прервал возглас Дениса:
   – Что ты врешь, гад?! Ты хочешь сказать, что моя сестра убила своего тренера?!
   – Нет, она не убивала, – еле слышно произнес охранник. – Но клюшку взяла она. Для него. Чтобы он мог от меня защищаться. Только он все равно не смог…
   – Но как же она ее взяла? – продолжал недоумевать Денис. – Она ведь тоже сидела с той стороны…
   – Кажется, я понимаю, как это случилось, – ответил за охранника Гуров. – Дарья Кирилловна действительно сидела с той стороны, но в самом конце стола. Ей ничто не мешало, едва погас свет, быстро встать, обогнуть стол, взять клюшку, а затем присоединиться к своему тренеру, возлюбленному – а еще сообщнику.
   – Сообщнику? Что вы хотите этим сказать? – возмущенно произнес Денис. – Сообщнику в чем?
   – В похищении миллиона долларов и пакета с ценными бумагами из сейфа вашего отца. Теперь я могу сказать это с полной уверенностью. Ведь сегодняшнее убийство произошло из-за этих денег, не так ли? – спросил он, повернувшись к охраннику.
   – Ну да… в основном из-за денег, – нехотя выдавил из себя Базыма. – Хотя была и другая причина…
   – Понимаю – ревность, – кивнул Гуров. – Ты смертельно ревновал Дашу Разумовскую. Ревновал – потому что любил.
   – Да, это так, – кивнул охранник. – Я ведь ее еще маленькую охранял… Учил на велосипеде ездить, из пистолета стрелять… Показывал ей приемы вольной борьбы, самбо – я этими видами тоже немного владею. Она ко мне тянулась… Называла меня Семен, а потом, когда подросла, просто Сема… И я думал… Я надеялся… Но тут появился этот хлыщ… и все испортил. Она стала слушать только его. Он внушил ей эти мечты о победах, об огромном богатстве… И они вместе, вместе… Они вдвоем это сделали… Украли эти деньги…
   – И сегодня должен был состояться завершающий акт этой совместной операции – переправка денег из усадьбы, верно?
   – Ну да, я понял, что они задумали сделать это именно сегодня.
   – Ладно, хватит тянуть, – властно распорядился Гуров. – Достаточно с нас этих полупризнаний. Рассказывай все по порядку. И начинать надо, видимо, не с сегодняшнего дня.
   – Хорошо, начну не с сегодняшнего, – сказал Базыма. – Когда пропали деньги, я сразу понял, кто за этим стоит. Ведь я видел эту запись, на которой видно, как Даша проходит ночью через гостиную. А на допросах она говорила, что уже спала. Вот я и сообразил, что это она взяла. Но выдать я ее, конечно, не мог, поэтому и подменил запись, сделал монтаж.
   – Монтаж был довольно искусный, – согласился Гуров. – Подделку можно было и не заметить, если не присматриваться к деталям. Но я заметил.
   – Да, я по вашему поведению понял, что вы что-то заметили и подозреваете меня, – кивнул охранник. – Но я не собирался себя выгораживать. «Пускай, – решил я, – они на меня думают, тогда Дарья Кирилловна останется вне подозрений».
   – Ну, а тут ты рассуждал неправильно. Дочь хозяина у нас была главной подозреваемой.
   – Я этого не знал. Думал, что она взяла деньги, просто чтобы не зависеть от отца, чтобы иметь возможность ездить и выступать, где хочет. Но потом подслушал один их разговор в парке и понял, что сильно ошибался. Она собиралась передать деньги ему, этому Аркадию, чтобы он открыл на них свой теннисный центр. А она бы в нем занималась и тоже получала с него доходы. В общем, это был их совместный проект.
   – А он сегодня распинался о каких-то кредитах, которые он собирается получить! – возмущенно произнес Денис. – Ничего себе, «кредиты»!
   – Да, ему не требовалось искать деньги на стороне – они были у него практически в кармане, – подтвердил охранник. – Им с Дарьей Кирилловной надо было решить только одну задачу – как переправить эти деньги за пределы усадьбы. Они всю неделю постоянно шушукались, обдумывали, как это сделать. Когда я услышал, что Дарья Кирилловна пригласила его сегодня на ужин, сразу понял, что решение они нашли и все должно произойти сегодня. И еще понял, что не смогу за этим спокойно наблюдать. Одно дело – знать, что Дарья Кирилловна взяла деньги отца, чтобы устроить себе богатую жизнь. С этим я мог примириться. Но знать, что все делается ради этого упыря, что я подделал запись фактически ради него, – нет, это было выше моих сил, и я решил действовать. Я понял, что деньги тренер постарается увезти в своей сумке. Как – не знаю. Но за время ужина Даша выкроит время, наполнит сумку деньгами, а потом он ее заберет. И еще я понял, что временно сумка будет храниться возле корта.
   – Где-то за беседкой, верно? – уточнил Гуров.
   – Да, где-то там. И я решил ее забрать раньше тренера.
   – И для этого устроил аварию?
   – Ну да. Мне казалось, что в темноте это сделать намного проще, причем у меня будет железное алиби – я почти все время буду находиться на глазах у многих людей.
   – Значит, когда хозяин отдал тебе распоряжение отправиться в подвал и посмотреть, в чем там дело, ты вместо этого отправился на улицу?
   – Да, я выскользнул за дверь, причем никто меня не заметил.
   – Ты вышел первым?
   – Да, я смог опередить тренера.
   – Тренера и Дашу, – уточнил Гуров.
   – Нет, Дарья Кирилловна в тот момент не выходила, – покачал головой Базыма. – Думаю, она поднялась к себе.
   – Верно, она пошла к себе. Скажи, а в руках у Зараковского была его сумка?
   – Нет, сумки не было, – ответил охранник. – И я решил, что сумка лежит где-то возле корта, просто я ее не нашел. Зато я заметил у него в руке клюшку.
   – Значит, они обменялись, – сделал вывод Гуров.
   – Что значит «обменялись»? – спросил майор Шестернев. – Дарья передала тренеру клюшку, а он ей что дал?
   – А он ей дал свою сумку.
   – Но зачем?
   – Понятно, зачем – чтобы она наполнила сумку деньгами, которые лежали у нее в комнате.
   – Так вы считаете, что деньги в тот момент находились у Дарьи Разумовской? – удивленно спросил следователь.
   – Они и сейчас там находятся, – уверенно ответил Гуров.

Глава 19

   – Надо срочно подняться и задержать Дарью Кирилловну! – воскликнул Шестернев.
   – Да, надо, – согласился Гуров. – Но у нас с вами не одно, а два дела. Не только дело о краже, но еще и дело об убийстве. И мне кажется, что второе важнее. Поэтому я предлагаю вначале выслушать до конца показания Семена Базымы, а уже потом переходить к делу о пропавшем миллионе.
   – И давно вы поняли, что деньги находятся у Дарьи? – спросил Шестернев.
   – Нет, я это сообразил лишь несколько минут назад, когда шел допрос, – объяснил Гуров. Затем, повернувшись к охраннику, спросил: – Итак, ты пошел вслед за тренером. И что было дальше?
   – Мы дошли до корта. Я думал, он направится к месту, где у него спрятана сумка, и достанет ее, а он вместо этого вдруг резко остановился. Я невольно сделал лишний шаг, он меня услышал и закричал: «Кто здесь? Хватит прятаться, давай выходи!» Ну, еще нецензурное добавил.
   – И что ты сделал?
   – А что было делать? Прятаться дальше не имело смысла. Я шагнул вперед, он меня увидел и стал орать еще громче. Мол, он давно заметил, как я за ними слежу. Я, мол, на девушку заглядываюсь, да мне не обломилось, она предпочла другого, и я зря таскаюсь… И про деньги тоже. Что я сам не способен на серьезное дело, а хочу попользоваться тем, что другие сделали. Оскорблял меня, как хотел. Ну, я и не выдержал. Шагнул к нему и врезал хорошенько.
   – А разве Зараковский не пытался защищаться? – спросил майор Шестернев.
   – Пытался, конечно. Не только защищаться, а и нападать. Так замахнулся клюшкой, что полголовы мне мог снести. Удар-то у него поставлен – все-таки спортсмен. Но в единоборствах он ничего не смыслит. Не смыслил то есть… Пока замахивался, я чуть уклонился, потом шагнул вперед – и нанес ему хороший удар в челюсть.
   – И что было дальше?
   – Его это, конечно, не остановило. Он вскочил и снова бросился на меня. На этот раз он был осторожнее – наверное, вспомнил, что я боксом занимался. Несколько раз пробовал меня ударить, но я уклонялся. Правда, и мне никак не удавалось снова к нему подобраться. Он снова начал ругаться, всячески меня оскорблять, унижать, хотел вывести меня из себя. И это ему, надо сказать, удалось. Я в какой-то момент потерял голову и бросился на него. Тогда и пригодилась эта клюшка… – усмехнулся Базыма. – Я почему еще так легко раскололся. Потому что стоит мне снять рубашку, а вам взглянуть на мое плечо, как все станет ясно. Там синячище, наверное, размером с тарелку. Хорошо, если ключица не сломана. А еще он мне по левой руке здорово саданул – болит очень. Мне даже кажется, у меня там перелом.
   – А ну, давай раздевайся, посмотрим на твои боевые раны, – приказал Гуров.
   – Я вообще-то не жаловался… – пробормотал охранник, но подчинился.
   Он снял пиджак, стянул рубашку, и все увидели у него на плече здоровенный синяк. И еще один, поменьше, на предплечье, а еще шрам на левой руке.
   – Ну-ка, Стас, глянь на его рану, нет ли на самом деле перелома, – распорядился Гуров.
   Крячко встал и склонился над охранником. Он велел Семену поднять и опустить руку, затем помял плечо вокруг синяка. При одном из нажатий тот болезненно сморщился.
   – Открытого перелома нет, – заключил Крячко, – но там может быть закрытый. А на ключице гематома очень сильная. Возможно, есть разрыв мышцы. Ему нужен врач.
   – Врача мы обеспечим, – пообещал Шестернев. – Как приедем в СИЗО, так его сразу и осмотрят. А пока давайте закончим допрос, а то мне не терпится задать еще пару вопросов Дарье Кирилловне.
   – Успеешь, задашь, – сказал Гуров. – Ну, что, Семен, рассказывай дальше. А то пока ты у нас выглядишь только как потерпевший, впору медаль тебе давать. Что дальше-то было?
   – Дальше… – медленно произнес охранник. – Когда он достал меня этой кочергой второй раз, я по-настоящему разозлился. И в то же время – успокоился, в смысле, перестал реагировать на его оскорбления. Он еще раз попытался ударить меня клюшкой, но я смог ее перехватить. Остальное уже было делом техники. Я нанес ему пару ударов и вырвал клюшку. А затем… Если бы он на этом успокоился, то ничего бы не было, клянусь! Мы бы разошлись, и все. Ведь я не хотел его убивать, хотел только помешать забрать эти деньги. И если бы он молча ушел, я бы тоже вернулся в дом. Но случилось иначе.
   – Почему же? – спросил Шестернев.
   – Он снова стал меня оскорблять. Ругался, как последний зэк. Старался задеть как можно больнее. Все давил на мою внешность, на то, что Даша на меня и не взглянет… Короче, я разозлился. Кровь бросилась в голову, и я стукнул его пару раз этой клюшкой. Тогда он кинулся мне в ноги и сумел свалить меня на землю. Мы дрались, лежа на земле. Я совсем осатанел, бил, не рассчитывая силу удара. А ведь она довольно тяжелая, эта штука. В общем, остановился, когда он перестал двигаться. Он был уже мертв.
   – А после этого ты отправился в подвал? – уточнил Гуров.
   – Да, после этого я спустился в подвал и заменил предохранитель. А потом, когда загорелся свет, вышел наружу. Мне надо было почистить одежду, отдышаться, обдумать случившееся. Затем отправился к себе в комнату и лег спать. Тут меня и нашли.
   – Однако не похоже, чтобы ты так уж вышел из себя и потерял голову, если смог спокойно вернуться в подвал и заменить предохранитель, – заметил Гуров. – Я твою линию защиты понимаю, но что-то тут не вяжется. Ну, что, майор, у тебя к нему вопросы еще есть?
   – Нет, думаю, на этой стадии пока достаточно, – ответил Шестернев и, обращаясь к охраннику, заявил: – Семен Базыма, вы арестованы по подозрению в нанесении гражданину Зараковскому тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Вы будете помещены в СИЗО, где вам будет предъявлено официальное обвинение.
   – Вы, гражданин следователь, забыли сказать «нанесение повреждений по неосторожности», – заметил охранник.
   – А это следствие покажет, как квалифицировать ваши действия, – парировал Шестернев. – Руки сюда давай! – Он надел на бывшего охранника наручники и сказал: – Сейчас вызову машину для его доставки в город. Если полковник Крячко согласится посидеть здесь с арестованным, мы с полковником Гуровым поднимемся в комнату Дарьи Разумовской и проведем там обыск. А вы, – обернулся следователь к Денису, – выступите в качестве понятого.
   – Я на роль понятого не гожусь, – произнес Денис. – Я же родственник.
   – Ну, в таком случае разбудим кого-нибудь из обслуживающего персонала, – ответил Шестернев.
   Он достал телефон, вызвал дежурную машину, а затем они втроем: Шестернев впереди, Гуров за ним, Денис в роли замыкающего – проследовали через гостиную и поднялись на второй этаж. Подойдя к двери, майор прислушался, однако из-за нее не доносилось ни звука.
   – Спит, наверное, – предположил он и громко постучал.
   За дверью по-прежнему стояла тишина. Шестернев постучал еще раз, потом забарабанил изо всех сил. В комнате было все так же тихо. Тогда следователь повернул ручку – и дверь, к его удивлению, открылась. Он пошарил рукой по стене, нащупал выключатель. Вспыхнул свет.
   – Ее нет! – воскликнул майор и быстро прошел в ванную, заглянул в туалет, открыл дверцы шкафов. Сомнений не оставалось – Дарьи Разумовской в комнате не было. – Тогда где же она? – недоуменно спросил он.
   – Сбежала, – ответил Гуров. – И, скорее всего, довольно давно – сразу, как мы закончили ее допрос. Она только выжидала момент и, когда мы перешли из гостиной в столовую, быстро покинула дом.
   – Надо ее найти! – воскликнул Шестернев. – Она унесла деньги!
   Он повернулся к Денису:
   – Вы ступайте к себе в комнату и пока не выходите оттуда. По крайней мере до утра.
   Когда Денис ушел, Шестернев обратился к Гурову:
   – Я считаю, надо организовать ее поиски. Обыскать весь дом и парк. Вряд ли Дарья Кирилловна могла уйти за пределы усадьбы – ведь она хорошо охраняется. Как вы считаете, надо вызвать дополнительный наряд полиции или мы обойдемся своими силами?
   – Думаю, вызывать никого не надо, потому что я сомневаюсь, что Даша все еще находится в усадьбе.
   – Как же она могла ее покинуть? – усомнился следователь.
   – Пойдем, посмотрим, – предложил Гуров. – Может, что и выясним.
   Они спустились вниз и вышли из дома.
   – Начнем с ворот, – сказал Лев. – Если они заперты и там дежурит охранник – тогда ты прав, и Разумовская все еще в усадьбе.
   Они двинулись к воротам. Но не прошли и половины расстояния, как увидели бегущего навстречу человека – это был Геннадий Толстиков, один из двух дежуривших сегодня охранников, тот, с которым он сегодня уже встречался и разговаривал.
   – Вы Лешу… Лешу Машко не видели? – обратился он к полицейским, подбежав ближе.
   – Нет, я не видел, – ответил Гуров. – А что не так с Лешей?
   – С Лешей не знаю, а с воротами непорядок. У ворот как раз Леша должен был дежурить – тут сигнал поступил, что скоро должна машина полицейская подъехать, и он должен был ее встречать. Я в дежурке у пульта сидел. Отвлекся на минуту – дальнюю часть ограды осматривал, а потом вдруг вижу – ворота открытые стоят, а Леши нигде на экранах нет. Я тогда вскочил и побежал туда. Прибегаю – та же самая картина. Ворота настежь, а Леши нигде нет.
   – Но ведь ворота можно открыть только из дежурки, с пульта! – заметил Гуров.
   – Да, положено открывать с пульта, – объяснил охранник. – Но возле самих ворот тоже пульт есть. Это на тот случай, если хозяин или кто-то из гостей неожиданно подъехал и надо открыть, а в дежурке никого нет. Чтобы не бегать туда-сюда, не держать машину перед закрытыми воротами, этот пульт и предусмотрен.
   – Итак, Дарья Кирилловна сбежала, – констатировал Гуров. – И, скорее всего, не одна, а с этим вторым охранником, Машко. Но не пешком же они в город направились! Ну-ка, давайте посмотрим в гараже – все ли машины на месте?
   Вместе с Толстиковым полицейские прошли в гараж. Долго осматривать его не пришлось: ворота гаража оказались приоткрыты, а когда подошедшие заглянули внутрь, то обнаружили, что одной из машин нет на месте.
   – Марку и номер этой машины помнишь? – спросил Шестернев у охранника, доставая телефон.
   – Марка – «Опель», а номер я не помню, – ответил Толстиков. – Его Базыма хорошо знает, а еще Наталья Михайловна, экономка – она на этой машине в город за покупками ездит. У них спросите.
   – Обязательно спросим, – заверил следователь. – А это что за шум? Уж не они ли решили возвратиться?
   На дороге показались фары какой-то машины, спустя несколько минут она подъехала к воротам усадьбы и, пользуясь тем, что ворота стояли нараспашку, въехала внутрь. Сразу выяснилось, что это не «Опель» с беглецами, а полицейская «семерка», приехавшая по вызову Шестернева.
   – Что ж, все кстати, – констатировал следователь. – Я забираю арестованного и еду в город. По дороге позвоню в наше управление, объявлю Дарью Разумовскую и Алексея Машко в розыск. Будем открывать уголовное дело, проводить следственные действия… Обычная работа. А вы, Лев Иванович, наверное, завтра в Москву?
   – Почему ты так решил? – спросил Гуров.
   – А что вам тут оставаться? – пожал плечами Шестернев. – Преступление, в общем, раскрыто, осталось уточнить детали. Теннисистку эту беглую мы скоро поймаем, деньги выручим, вернем хозяину… Так что делать тут больше нечего.
   – Нет, я так не думаю, – покачал головой Гуров.
   – В каком это смысле?
   – Мне кажется, что нам с полковником Крячко рано уезжать.
   – И что же вам здесь делать? – развел руками следователь. – Воздухом дышать?
   – Нет, делать надо все то же, что мы и эти два дня делали. Раскрывать преступление. Потому что попомни мои слова, оно пока не раскрыто. Деньги с ценностями мы с тобой еще не нашли и хозяину не вернули.
   – Ну, это дело недолгое, – заверил Шестернев. – Вот поймаем Дарью с охранником – и все вернем.
   – Дарью Разумовскую вы, может, и поймаете, – ответил ему Гуров, – но сомневаюсь, что вы найдете у нее много денег. Я уверен, что их у нее нет.
   – Она что же, без денег сбежала? – удивился следователь. – А тогда зачем?
   – А что ей было делать? Она понимала, что мы ее раскрыли, с минуты на минуту задержим… Вот и бросилась в бега.
   – А Машко? Он же явно ее сообщник!
   – Не уверен. Мне почему-то кажется, что она его в последнюю минуту приплела. Ну да ладно, следствие покажет. Завтра… то есть уже сегодня к концу дня, думаю, все встанет на свои места. Мы с Крячко пока останемся здесь. Ты держи меня в курсе дела.
   – Хорошо, буду звонить, – пообещал Шестернев.
   Тем временем из дома в сопровождении Крячко и двух полицейских вышел Семен Базыма. Бывшего охранника усадили в машину, следователь сел на переднее сиденье, «семерка» развернулась и покатила в город. Охранник Толстиков закрыл за уехавшими ворота.
   – Ну, что, Гена, спать тебе сегодня мало придется, – обратился к нему Гуров. – Ты тут один на вахте остался. Утром твое начальство проснется, сообщишь ему о ЧП, пусть меры принимает.
   – А кто же теперь будет вместо Семена? – спросил охранник.
   – Пока что ты. Кабинет его тебе не нужен, садись в дежурке у пульта, будешь кнопки нажимать, ворота открывать. А кто потом займет место постоянного охранника, это пусть Разумовский решает.
   Распрощавшись с охранником, сыщики направились к дому.
   – Я слышал конец твоего разговора с Шестерневым, – сказал Крячко, – и не совсем понимаю, почему ты считаешь, что преступление еще не раскрыто?
   – Значит, ты согласен с Шестерневым? – уточнил Гуров.
   – Ну, Дарья пока не задержана, но это только вопрос времени, – ответил Крячко, – а в остальном майор прав.
   – Нет, дело не раскрыто, – покачал головой Гуров. – Слишком много в нем странностей, много обстоятельств, которым мы не нашли объяснения. Скажем, эта история с выброшенными и найденными ключами. Кто их подбросил? Если принять вашу с майором версию, получается, что Дарья сама подбросила и сама нашла. Но это глупость! Или частицы земли на лестнице, ведущей в кабинет Разумовского. Кто их оставил?
   – Вот это как раз объяснимо, – сказал Крячко. – Помнишь, Базыма нам говорил, что, заподозрив в хищении любимую Дашу, он попытался замести за ней следы и лазил по лестнице?
   – Да, Семен что-то такое говорил, – согласился Гуров. – Но я ему не верю, мне кажется, он это придумал. А еще были странные запинки в нашем разговоре с садовником. Он явно что-то скрывал. И Настя что-то недоговаривает, и Наталья Михайловна…
   – И ты собираешься все эти недомолвки расследовать? – с сомнением в голосе спросил Крячко.
   – Я собираюсь выполнить поставленную передо мной задачу – найти похищенные деньги и ценности, – ответил Гуров. – И пока она не решена, я не могу считать нашу работу законченной.
   – Как же ты собираешься ее выполнять? Снова опрашивать всех слуг?
   – И слуг опрашивать, и Разумовских, отца с сыном. А еще кое к чему присмотреться. Надеюсь сегодня получить из министерства ответ на свои запросы, которые вчера выслал. Они должны многое прояснить.
   – Что, прямо сейчас начнешь? Поднимешь хозяина дома и устроишь ему ночной допрос?
   – Нет, не устрою, пожалею старика. Да и себя тоже. Сейчас мы с тобой отправимся спать. Как мне подсказывает моя интуиция, до утра больше ничего примечательного не произойдет. Вот выспимся – и примемся за дело.
   – И на том спасибо, – хмыкнул в ответ Крячко.

Глава 20

   Во сколько бы Гуров ни лег, просыпался он всегда раньше девяти часов – так уж у него организм был устроен. Вот и в этот день он проснулся в половине девятого. Лежа в кровати, Лев вспоминал события прошедшей ночи и наметил план на сегодняшний день, после чего встал и спустился в столовую. Там он застал Стаса Крячко в компании Елены Сергеевны, которые заканчивали завтрак. Они сообщили ему о реакции хозяина дома на рассказ о ночных событиях.
   – Когда я ему сказал о признании Базымы в убийстве и его аресте, он на это отреагировал довольно сдержанно, – заметил Крячко. – Но когда узнал о бегстве дочери с охранником и с его деньгами… Он буквально кипел от негодования. Все порывался идти наверх, будить тебя и требовать ответа. Спасибо Елене Сергеевне, она его уговорила этого не делать. Он покипел еще немного и отправился в контору.
   – То есть он отказался поверить в виновность дочери?
   – Ну да. Все кричал, что его Дашенька на такое не способна, что это мы все придумали…
   – Знаете, Стас, нельзя так категорично утверждать, – возразила Елена Сергеевна. – Я имею в виду то, что вы сказали насчет Даши и ее бегства с деньгами. Никто этих денег не видел, это только предположение. Я бы не стала даже говорить, что она сбежала. Возможно, у Даши был нервный срыв, она больше не могла оставаться в месте, где погиб ее возлюбленный, и приняла импульсивное решение бежать отсюда куда глаза глядят. А охранник, этот Алексей, просто взялся ее сопровождать, чтобы с ней ничего не случилось. Я вполне допускаю, что сегодня они вернутся без всякой помощи полиции.
   – Знаете, Елена Сергеевна, в вашем рассуждении есть логика, – согласился Гуров, – и я бы не стал спорить и утверждать, что подобное никак не может случиться. Наоборот, чем больше я размышляю над тем, что случилось ночью, тем больше считаю, что вы можете оказаться правы.
   – Ты шутишь? – чуть не возмутился Крячко. – Не можешь же ты всерьез думать, что Дарья Разумовская вот так возьмет и вернется?
   – Почему не могу? Как раз могу, – заявил Гуров. – А еще кофе можно? Что-то я никак не проснусь после вчерашнего.
   – Сейчас я попрошу Андрея сварить еще кофе, – сказала Елена Сергеевна и вышла из столовой.
   Пока ее не было, Крячко спросил:
   – Ну, что, ты обдумал ситуацию? С чего начнешь новую стадию расследования?
   – Чтобы прийти к каким-то выводам, мне не хватает двух вещей, – электронного письма из министерства и звонка от Шестернева, – ответил Лев. – Так что придется ждать.
   – Ты уже не в первый раз говоришь об этом письме. Что за письмо? Что ты надеешься узнать? Это что, тайна?
   – От тебя у меня нет никаких тайн. Я сделал запрос в министерство относительно состояния здоровья Марины Сотниковой и теперь жду ответа.
   – А кто такая Марина Сотникова? – с удивлением спросил Крячко.
   – Я вижу, ты невнимательно слушал рассказ хозяина дома о его семейных проблемах. Марина Николаевна Сотникова – это первая жена Кирилла Максимовича Разумовского, мать Дениса и Даши. Женщина, с которой он прожил почти двадцать лет и развелся, когда встретил Елену Сергеевну. Я хотел узнать… Но тише, хозяйка идет, при ней неудобно.
   В столовую действительно вернулась Елена Сергеевна с чашкой только что сваренного кофе для Гурова. Сыщик продолжил завтрак, а хозяйка и Крячко просто сидели за столом, составляя ему компанию. Разговор шел о погоде, а также о работе садовника – Гуров заметил, что на эту тему, о благоустройстве парка, Елена Сергеевна готова говорить часами, и без труда выяснил, что садовник Петр Кривулин должен заняться полем для гольфа – об этом его как раз утром попросил Денис.
   – А я рассчитывала, что он сегодня высадит лилии, – со вздохом произнесла хозяйка. – Теперь все это еще на день откладывается. А мне так хотелось на них полюбоваться, когда они начнут цвести! Я сама готова этим заняться, но, боюсь, у меня не получится, испорчу только. Нет, без Петра я за эту работу не возьмусь.
   – Но это всего один день отсрочки, не страшно, – заметил Гуров, ставя на стол пустую чашку. – Спасибо вам огромное, Елена Сергеевна, теперь я окончательно проснулся и готов к работе. – И, обращаясь к Крячко, предложил: – Пока нет известий от нашего друга майора, пошли еще раз прогуляемся к корту. Может, заметим что-нибудь, чего ночью не заметили.
   Они дошли до корта, прошлись вокруг него. На траве, где лежал Зараковский, все еще виднелись следы крови. Песок вокруг был истоптан, следы от ботинок шли в самых разных направлениях. Гуров и Крячко прошли к скамейке и шкафам, где теннисисты держали запасные мячи и ракетки. Здесь не было ничего примечательного. Однако Гуров расширил район поисков и принялся осматривать прилегающие кусты. Внезапно Крячко услышал его возбужденный возглас:
   – Ну-ка, Стас, иди сюда! Посмотри вот на это!
   Крячко поспешил на призыв. Зайдя за большой куст бузины, он увидел Гурова, склонившегося над кучей веток и опавшей листвы.
   – Скажи, тебе ничего не кажется тут странным? – спросил Лев.
   – А что такого? – пожал плечами Крячко. – Ветки как ветки.
   – Понимаешь, в каком-нибудь городском парке вроде нашего Лосиного Острова это было бы самое обычное дело, а здесь парк весь вылизан, словно ковер в гостиной. Нигде ни листочка, ни соринки. Я, когда ходил, обратил на это внимание и, кроме того, присматривался и к работе садовника – он каждую веточку подбирает и куда-то уносит, ничего здесь не валяется. А тут – целая куча. Почему? Зачем?
   – Ты хочешь сказать…
   – Я хочу сказать, что в такой куче легко можно спрятать целый чемодан, – сказал Гуров. – Или «дипломат». Надолго не получится – могут обратить внимание, а вот на несколько часов – легко. Тем более если эти часы – вечерние или ночные.
   – Значит, «дипломат» с деньгами еще со вчерашнего вечера находился здесь… – медленно протянул Крячко.
   – Скорее даже не с вечера, а с обеда, – поправил его Гуров. – Вечером Даша вместе с Зараковским планировали переложить деньги из «дипломата» в сумку. А может, они хотели спрятать «дипломат» в укромном месте в машине, надеясь, что ее никто не будет обыскивать и тренер эти деньги благополучно увезет. Но их планы спутал Базыма, который устроил затемнение. Наши влюбленные решили, что эта авария им на руку и надо ею воспользоваться. Зараковский поспешил сюда, к куче, а Даша поднялась к себе в комнату…
   – Интересно, зачем, – спросил Крячко, – если, согласно твоей гипотезе, деньги уже с обеда лежали здесь, под кучей веток?
   – Неужели не догадался? – удивился Гуров. – Она поднялась к себе за тем же, зачем это сделал и ты, – за фонариком!
   – Хорошо, и как дальше, по-твоему, развивались события?
   – Дальше? Зараковский прибегает к корту и ждет Дашу: во-первых, он не знает точно, где лежат деньги (ведь это не он их закапывал), а во-вторых, его ученица должна принести фонарик. И тут он замечает Базыму. Видимо, у них давно возникла взаимная неприязнь, а сейчас, в минуту возбуждения, она вырвалась наружу. Между ними вспыхивает драка, которая становится все более ожесточенной. Возможно, Базыма правильно описал ее, ответить на этот вопрос смогут только эксперты-медики. Когда они проанализируют характер повреждений на телах двух противников, только тогда выяснится, насколько правдив рассказ охранника. Итог нам известен: Зараковский мертв. Прибежавшая с фонариком Даша видит труп своего возлюбленного. Можно представить, какой шок она испытала. Даже удивительно, что после этого нашла в себе силы вернуться в дом и ответить на наши вопросы. Однако затем на нее, что называется, «накатило». Опасаясь скорого разоблачения, Даша спустилась вниз, снова прибежала сюда, схватила «дипломат», уговорила охранника Машко ее отвезти – и уехала из усадьбы.
   – Значит, ты считаешь, что она вернется? – спросил Крячко.
   – Да, чем больше я об этом думаю, тем больше соглашаюсь с Еленой Сергеевной, – кивнул Гуров. – Они оба вернутся. Машко вообще к этой истории не причастен, зачем ему в нее впутываться?
   – Что ж, остается только подождать, – заметил Стас.
   – Ждать нам некогда, нам расследование надо проводить.
   – И что ты собираешься еще расследовать? Ты же всю картину случившегося сейчас расписал.
   – Нет, не всю, – покачал головой Гуров. – В ней не хватает одного человека. И его роль мне пока непонятна.
   – Что же это за человек? – поинтересовался Крячко.
   – А вот пойдем, поищем, и я его тебе покажу.
   Прихватив из кучи пару веточек, Лев уверенно двинулся в ту часть парка, которая была расположена южнее, за домом. Они прошли мимо розария, через увитые цветами арки. Впереди показалась открытая площадка, покрытая небольшими холмиками. Это было уже знакомое сыщикам поле для гольфа. Там возился какой-то человек – снимал старые куски газона и взамен укладывал новые. Работал он очень старательно.
   – Так это же садовник! – воскликнул Крячко. – Ты про него говорил?
   – Разумеется, про него, – ответил Гуров. – Кто еще мог натаскать к корту эти ветки? Здесь, в парке, без его ведома ни один листик не передвигается. Он эти ветки таскал, больше некому. Но кто ему такой приказ отдал? Знал ли Петр Кривулин, зачем эта куча веток нужна?
   – И ты хочешь его об этом спросить?
   – Да, именно это я и собираюсь сделать, – сказал Гуров. – Пошли.
   Друзья вышли из-за кустов и уверенно направились к садовнику. Кривулин глянул в их сторону, буркнул что-то вроде приветствия и снова вернулся к работе. Он явно демонстрировал нежелание общаться.
   – Нет, Петр Алексеевич, это у вас не получится, – громко произнес Лев, обращаясь к садовнику. – Я понимаю, что разговаривать с нами вам не хочется, но все же придется. Знаете, откуда я взял эти ветки?
   Садовник искоса взглянул на сухие ветки в руках сыщика и буркнул:
   – Откуда мне знать? Такие где угодно поднять можно.
   – Нет, не где угодно, – покачал головой Гуров. – У вас в парке везде порядок, все прибрано, подметено, ничего не валяется, а тут вдруг – целая куча. И где – возле корта! А там и Дарья Кирилловна постоянно тренируется, и гости бывают. И натаскали туда эту кучу как раз вы. Я даже знаю, зачем.
   – Зачем же мне ветки туда таскать? – удивился садовник. Было заметно, что решительный тон Гурова на него подействовал: Кривулин уже не пытался делать вид, что продолжает работать. Теперь он стоял, опираясь на лопату и затравленно глядя на сыщика.
   – А затем, чтобы спрятать под ними некий предмет, – продолжал Гуров. – Небольшой такой чемоданчик черного цвета. «Дипломат» называется. Тот самый «дипломат», который был украден десять дней назад из сейфа Кирилла Максимовича. Я не знаю, где этот «дипломат» с деньгами пробыл первые девять дней, зато точно знаю, что вчера несколько часов он пролежал под вашей кучей. Скажите, Петр Алексеевич, это вам Дарья Кирилловна приказала ветки к корту натаскать?
   Садовник молчал. Было видно, что он мучительно ищет правильный ответ – такой, что успокоил бы сыщика и в то же время никого не выдал. Ищет – и не находит.
   – Все время в молчанку играть у вас не получится, – заверил его Гуров. – Когда-то отвечать придется. Не мне, так майору Шестерневу, уже на официальном, так сказать, допросе. И получится, что вы у нас станете соучастником воровства.
   Тут садовник наконец принял решение. А приняв – заговорил.
   – Никто мне никакой приказ не отдавал, – заявил он. – Это я сам по себе ветки таскал. Просто много сухих веток в тот день обрезал, девать их некуда было. Дай, думаю, здесь сложу, пускай немного полежат. А потом и забыл про них. А чемодана я никакого не видел и в руках его не держал. Сколько хотите меня допрашивайте, ничего другого не услышите. Хотите – в тюрьму сажайте, пускай.
   – Никто вас в тюрьму сажать и «прессовать» не собирается, – внимательно посмотрел на садовника Гуров. – Значит, такова ваша позиция? Знать вы ничего не знаете и видеть ничего не видели?
   – Почему ничего? – ответил Кривулин. – Ветки сухие видел, листья видел. А вот чемодан украденный не видел.
   Было ясно, что садовник твердо решил придерживаться этой позиции, и заставить его говорить правду не удастся – по крайней мере пока сыщик не раздобудет новые убедительные аргументы. Делать было нечего, приходилось уходить ни с чем. Гуров уже собирался это сделать, когда послышались шаги и на дорожке, ведущей к корту, показался повар Андрей Лошаков. В руках он нес черный «дипломат».

Глава 21

   – Вот, Елена Сергеевна велела вам это передать, – сказал Андрей, протягивая чемодан Гурову.
   – Откуда он взялся? – спросил сыщик, не торопясь забрать «презент».
   – Я точно не знаю, – ответил повар. – Елена Сергеевна меня позвала, сказала: «Срочно найди Льва Ивановича, отдай это ему». Я не знал, где вас искать, а потом догадался: пошел в дежурку, спросил Гену, охранника, тот сказал, что вы направились в эту сторону. Ну вот, я вас нашел. Так что возьмите, – и он вновь протянул «дипломат» Гурову.
   Сыщик пожал плечами и забрал чемодан. Поставил его на траву, щелкнул замками и откинул крышку. Перед глазами присутствующих предстали пачки долларов, аккуратно перетянутые банковскими лентами.
   – Так это же тот самый миллион! – воскликнул Андрей Лошаков. – Который у Кирилла Максимовича пропал!
   – Да, это, по всей видимости, те самые деньги, – согласился Гуров. – Однако мы пока не знаем, сколько именно денег здесь находится. Их необходимо пересчитать и опечатать. Сейчас я в вашем присутствии закрою чемодан, и мы отнесем его в дом. Там, опять же в вашем присутствии, – сыщик взглянул сначала на повара, затем на садовника, – я их пересчитаю, и мы составим протокол.
   – А я-то вам зачем? – буркнул садовник. – Я этого чемодана не видел, к нему не прикасался. И Елена Сергеевна меня ни о чем не просила.
   – Вас приглашают только как свидетеля, – объяснил садовнику Крячко. – Распишетесь в протоколе – и пойдете назад, дерн копать.
   – Ну, если как свидетеля, тогда ладно, – нехотя согласился Кривулин.
   Они вчетвером направились к дому. По лужайке перед домом нервно расхаживала Елена Сергеевна. Увидев приближающегося Гурова, она бросилась к нему и воскликнула:
   – Наконец-то! Я просто не знала, что делать!
   – Где вы взяли этот «дипломат»? – спросил Лев.
   – Вы не поверите, но я нашла его в том самом месте, где Даша вчера нашла связку ключей, – объяснила Елена. – Вон там, на крыльце, и она показала на точку, которая, как уже знал Гуров, находилась в «мертвой зоне» для телекамер.
   – Расскажите, как все было, – попросил сыщик.
   – После того как мы расстались – помните, вы еще кофе просили? – я еще немного посидела в гостиной. Потом поднялась к себе, почитала немного. Но мне как-то не читалось, все время томило какое-то беспокойство. Я думала о судьбе несчастного Аркадия, о Даше, о Семене… И тогда я решила пройтись. Спустилась вниз, вышла… И сразу увидела этот чемодан.
   – Вы его открывали?
   – Нет, что вы! Просто взяла и осмотрела… Я несколько раз видела, как Кирилл клал в сейф деньги. Так вот, они были в точно таком же «дипломате». Я не могу сказать, что это тот же самый, но он очень похож. Я сразу подумала, что это могут быть похищенные деньги.
   – То есть вы решили, что похититель вернул их, как раньше и ключи?
   – Да, именно так. Поэтому и стала вас разыскивать, чтобы отдать вам эту находку.
   – Что ж, это правильное решение, – кивнул Гуров. – А скажите, пока вы сидели у себя в комнате, ничего не слышали? Никто не проходил мимо?
   – Вы знаете, когда дверь в комнату плотно закрыта, снаружи звуки практически не доносятся, – объяснила хозяйка. – Так что – нет, я ничего не слышала.
   – И когда вышли из комнаты и спустились сначала в гостиную, а потом на улицу, вы никого не заметили?
   – Нет, никого… хотя погодите, когда я проходила через гостиную, то услышала, как где-то хлопнула дверь.
   – Наверху или внизу?
   – Скорее наверху… хотя нет, я не уверена, – ответила Елена Сергеевна.
   – Жаль, – покачал головой Гуров. – Потому что тот, кто подбросил чемодан, сделал это, видимо, буквально перед тем, как вы вышли из комнаты. И если бы вы его заметили, это бы многое объяснило. Ладно, пойдемте в дом, надо пересчитать деньги.
   Вся компания – теперь уже вместе с хозяйкой – вошла в дом. Гуров положил «дипломат» на стол в гостиной, откинул крышку и, надорвав одну из пачек, пересчитал купюры.
   – В пачке десять тысяч долларов, – сообщил он окружающим. – Теперь сосчитаем пачки.
   Он начал выкладывать пачки из чемодана, считая их. В итоге получилось 98 пачек.
   – Двух пачек не хватает, – заключил Гуров. – Здесь 980 тысяч долларов, двадцать тысяч недостает. Что ж, давайте составим протокол.
   По его просьбе Елена Сергеевна принесла чистый лист бумаги, ручку, и Гуров составил протокол пересчета банкнот. После того, как все присутствующие расписались под ним, заклеил чемодан полосками бумаги и расписался сам на каждой из них.
   – Теперь этот «дипломат» поживет у меня в комнате до приезда майора Шестернева, – заключил Лев. – Ему я это вещественное доказательство и передам.
   – Доказательство чего? – спросила Елена Сергеевна.
   – Пока что это остается доказательством преступления. Конечно, сумма похищенного значительно уменьшилась, но все равно деньги пропали. И в пересчете на рубли деньги не такие уж маленькие – больше шестисот тысяч. Для рядового гражданина сумма очень даже солидная. И пока эти деньги не вернутся к владельцу, мы можем считать, что это преступление.
   – И о каких деньгах вы, интересно, говорите? – послышался голос от входной двери.
   Все обернулись. В дверях стоял Денис.
   – О, какое пестрое общество! – продолжал Разумовский-младший. – Чуть ли не все, кто остался дома! И по какому случаю собрание?
   – Елена Сергеевна нашла чемодан с деньгами, – объяснил Гуров.
   – Как, тот самый «дипломат», что пропал у папочки? – воскликнул Денис, подходя к столу и с интересом разглядывая чемодан. – И что, деньги на месте?
   – С какой стати они будут на месте? – поспешил ответить Гуров, пока кто-нибудь из присутствующих не успел посвятить сына хозяина в детали.
   – Вы хотите сказать, что денег нет? – В голосе Дениса слышалось явное удивление.
   – Нет, деньги есть, только немного не хватает, – заговорила Елена Сергеевна.
   – А что вы так удивились? – спросил Гуров. – Как будто вы точно знали, что в найденном чемодане должны быть деньги.
   – Нет, я, конечно, ничего не знал, – покачал головой Денис. – Просто предполагал, что похитители могут раскаяться и вернуть похищенное.
   – Что ж, они так и сделали. Только часть себе забрали, так сказать, в уплату за труды.
   – Ну, их тоже понять можно, – заметил Денис.
   – А где вы были, кстати? – спросил Крячко. – Я вас сегодня еще не видел.
   – А я вас видел, – ответил на это Денис. – Видел, как вы с Львом Ивановичем отправились на прогулку по парку. И я, представьте, делал то же самое – гулял. А что тут еще прикажете делать?
   – Да, делать тут особенно нечего, – согласился Крячко. И, обращаясь к Гурову, деловито спросил: – Ну, что, понесли добычу наверх, что ли?
   – Все свидетели, которых я приглашал подписать протокол, свободны, – сказал Гуров, обращаясь к повару и садовнику. – А мы, действительно, отнесем чемодан наверх.
   Однако уйти из гостиной им было, как видно, не суждено. Едва Гуров взялся за ручку «дипломата», как дверь снова открылась, и в дом вошла Даша.
   – Я ведь говорила, что она вернется! – воскликнула Елена Сергеевна. – Ведь говорила же, верно?
   И это были единственные слова, прозвучавшие при появлении Даши. Все остальные, находившиеся в гостиной, хранили молчание. Первым его нарушил садовник.
   – Ну, раз все свободны, то я пошел, – буркнул он, ни к кому не обращаясь, – а то работы еще непочатый край.
   И он направился к двери, ведущей в столовую, а затем – в кухню. За ним последовал и повар Андрей Лошаков. Когда они вышли, Даша повернулась к Гурову:
   – Я хочу сделать признание. Но только вам лично, чтобы никого больше не было.
   – Что ж, это можно, – ответил Лев. – Я попрошу моего друга полковника Крячко, а также ваших родных, пройти в другие помещения, а мы с вами останемся. Это вас устроит?
   – Вполне, – кивнула Даша.

Глава 22

   – Ну, что ж, давайте делайте ваше чистосердечное признание, – сказал Гуров, когда они с Дашей остались одни. – Как я понимаю, вы надеетесь таким способом избежать наказания. Надеетесь, что отец заберет свое заявление о пропаже ценностей, дело будет закрыто и ничто не помешает вам продолжить вашу карьеру. Я правильно понимаю?
   – В общем, правильно. Но вы скоро увидите, что мои надежды вполне оправданные, – ответила девушка.
   – Посмотрим. Только советую вам не строить новую конструкцию из разных домыслов, как вы тут уже делали, а говорить правду. Тогда у вас будет шанс.
   – Никаких домыслов, – заявила Даша. – Значит, я начну с начала. Вы ведь знаете, где у отца в кабинете находится сейф?
   – Да, Кирилл Максимович мне его показывал, – подтвердил Гуров.
   – Вот и мне он тоже не раз его демонстрировал. А также хвастался его надежностью: какой там секретный код да какой замок… Когда слышишь такую похвальбу раз за разом, невольно возникнет желание проверить – на самом ли деле этот «сезам» такой надежный?
   – Вообще-то у большинства нормальных людей такое желание не возникает, – заметил Гуров. – Оно появляется только у людей определенного склада. У тех, из которых потом выходят разного рода криминальные таланты.
   – Вы хотите сказать, что у меня криминальные наклонности? – с видом оскорбленной невинности спросила Даша.
   – Ну, в общем, да, – кивнул Гуров. – И, думаю, я не ошибаюсь.
   Девушка несколько минут сурово смотрела на него, затем, вздохнув, произнесла:
   – Что ж, если я взялась делать признание, то придется вынести и это. Ладно, пойдем дальше. Так вот, у меня возникло желание показать отцу, что все его рассуждения о надежности сейфа – это чистое бахвальство. Поверьте – это всего лишь детское желание насолить отцу, выставить его в смешном виде! Не больше! Я хотела вскрыть его сейф, вынуть оттуда какую-нибудь бумажку и положить ее на видном месте. А когда он всполошится, все рассказать. Но вышло иначе…
   – И почему же? Соблазн оказался слишком велик?
   – Не соблазн, а соблазнитель. В дело вмешался Аркадий, и все изменилось.
   – Как же это произошло?
   – Я, конечно, виновата. Имела неосторожность рассказать ему о сейфе и о своих планах. Когда он узнал о том, что я могу подобраться к большим деньгам… Это сообщение его очень возбудило! И знаете, действовал он весьма хитро! Не стал сразу настаивать, чтобы я украла миллион, нет. Вначале вроде целиком одобрил мою идею вынуть одну бумажку – просто чтобы посмеяться, но затем стал расписывать, какие возможности перед нами откроются, какую карьеру я смогу сделать, имея большие деньги… В конце концов он так закружил мне голову, что я сама стала мечтать поскорее украсть у отца большую сумму.
   – Ту, что была в этом «дипломате»? – спросил Гуров, подняв стоявший у его ног чемодан и показав его девушке.
   – Погодите… Так он у вас? Он нашелся? Вы его нашли? Вот здорово! – воскликнула Даша.
   – Как видите, нашли, – ответил Гуров, не вдаваясь в подробности. – Но здесь не хватает кое-какой мелочи…
   – Да, я вчера была возбуждена и сделала глупость, – призналась Даша. – Сейчас я все верну. Вот, возьмите…
   Она достала сумочку, вынула из нее две пачки долларов и выложила их на стол перед Гуровым.
   – Здесь ровно двадцать тысяч, я ни одной бумажки не вынула. Хотела Алексею заплатить за помощь, но он не взял. И посоветовал не рвать упаковку, а отдать все, как было.
   – Правильный совет, – кивнул Гуров. – Но о вашем вчерашнем бегстве с охранником вы расскажете чуть позже. А сейчас давайте вернемся назад, в то время, когда вы задумали похитить у отца деньги. Расскажите, как вы узнали код замка и как сделали ключи.
   – Послушайте, а какой смысл теперь имеет это мое признание? – спросила Даша. – Когда ехала сюда, я еще не знала, что чемодан нашелся, что деньги у вас. А теперь, раз деньги нашлись и мы можем вернуть их отцу, какой смысл копаться в этих подробностях? Я уверена, что, когда отец узнает о находке, он заберет назад свое заявление и дело будет закрыто. Давайте дождемся, пока папа вернется из офиса, расскажем ему все и посмотрим, какое решение он примет.
   – Но вы забываете, что, кроме денег, были похищены еще ценные бумаги, – заметил Гуров. – Причем на очень большую сумму. И их пока никто не вернул.
   – Ну, бумаги – это все-таки не деньги, – ответила Даша. – Их еще надо суметь обналичить. И их цена – это вопрос рынка. Отец считает, что они жутко ценные, а может оказаться, что они гораздо дешевле.
   – Так или иначе, а бумаги принадлежат вашему отцу, и, пока они к нему не вернулись, дело не может считаться закрытым, – возразил Гуров.
   – Я думаю, они вернутся, – сказала Даша. – Только чуть позже. Мне надо проделать… кое-какие действия. Но я уверена, что еще сегодня до конца дня все акции будут у отца.
   – И тем не менее пока что дело не закрыто. А может случиться и так, что оно совсем не будет закрыто. Ведь кроме кражи произошло еще и убийство, поэтому следователь имеет право отказать в просьбе закрыть дело.
   – Не откажет, – усмехнулась девушка. – Папочке в этом городе никто не откажет.
   – Тем не менее признание должно быть доведено до конца, – твердо заявил Гуров. – Я должен узнать все и только тогда смогу принять решение. Пока что у меня складывается впечатление, что ваше признание – это очередная смесь правды и вранья. И вы мне излагаете очередную сказочку на тему «как ко мне попал миллион долларов». А я хочу услышать правду.
   – Далась вам эта правда! – воскликнула Даша. – Настоящей правды никто не знает. И никому она не нужна.
   – Ну, это все философия, – усмехнулся Лев. – Меня интересует не «вся правда», а точная информация о краже. И если я ее сейчас не получу, вы, дорогая Дарья Кирилловна, отправитесь прямиком в СИЗО. Вслед за Семеном Базымой. Так что выбирайте: упираться дальше и отправляться в изолятор или рассказать все, как было.
   – Черт с вами, я расскажу, – со злобой произнесла Даша. От умильного тона «хорошей девочки», каким она говорила вначале, не осталось и следа. – Что вас интересует конкретно?
   – Я уже сказал: меня интересует вся история, от начала до конца. Мы остановились на том, что вы с вашим любовником решили похитить ценности из сейфа. Как вы узнали код и как раздобыли дубликат ключей?
   – Сделать ключи было проще простого, – объяснила девушка. – Отец вечно оставлял их на столике в своей спальне, у всех на виду. Как-то в пятницу – это было давно, еще полгода назад – я приехала сюда на новогодние каникулы. Он в очередной раз их оставил – и уехал с друзьями и молодой женой вроде как на охоту. По-настоящему он охотой не интересуется, но любит по приглашению кого-то из своих знакомых или партнеров съездить на заимку, постоять с ружьем, сделать пару выстрелов, а потом сутки пьянствовать. Так вот, они уехали на заимку, и я знала, что его не будет дома по крайней мере два дня. Спокойно взяла эти ключи и передала их Аркадию. А он сделал дубликаты.
   – И где он их делал, не знаете? – как бы невзначай спросил Гуров.
   – Точно не знаю, где-то в городе, – ответила Даша. – Так у нас появились ключи. С кодом было сложнее. Но тут мне пришла на помощь его новая страсть – Настя. Эту стерву он принимал не в спальне – опасался, что жена ненароком зайдет, а в кабинете. Я знала, что отец любит перед всеми хвастаться, и решила, что он и перед Настей хвастается своими сокровищами и открывает сейф. Как-то приперла эту дуру к стенке и объяснила, что все знаю о ее связи с отцом и могу устроить скандал, после которого ее выгонят из дома. И выдвинула требование: она помогает мне проникнуть в кабинет, когда у них будет свидание, а потом попросит отца открыть сейф – ну, скажем, чтобы показать какую-нибудь ценную вещь. У отца ведь там хранятся не только деньги и деловые бумаги, но и кое-какие драгоценности. Ей пришлось принять мои условия. Я проникла в кабинет и спряталась за креслом. Настя, как мы и договорились, начала приставать к отцу, чтобы он открыл сейф. Он для порядка немного поломался, а потом открыл. Я в зеркале, которое висит на противоположной стене, все отлично видела: как он отодвигает картину, как отпирает ключом первую дверцу, как набирает код… Вот так я узнала код. Ну, что вас еще интересует?
   – Совсем немногое, – сказал Гуров. – Как именно вы похитили деньги и ценности, где их держали все это время, что случилось вчера вечером и куда пропала папка с ценными бумагами.
   – Похитила я чемодан довольно просто, – начала рассказ Даша. – Десять дней назад я узнала от Насти, что в ближайшую ночь у них с отцом намечается очередное свидание. Подождала, пока оно закончится (для этого мне достаточно было держать дверь чуть приоткрытой – так было все прекрасно слышно), а после этого пробралась в кабинет. Я знала, что после любовных утех отец спит как убитый и меня никто не застукает. Забрала деньги и папку и спрятала их у себя в комнате. Я надеялась быстро переправить все это добро за пределы усадьбы и уехать самой. Однако папочка, когда узнал о пропаже, рассвирепел не на шутку. Запретил всем покидать усадьбу, ввел осадное положение. Появился этот майор, начал проводить обыски… Пришлось прятать и перепрятывать чемодан и папку. Вчера мы с Аркадием наконец договорились вывезти деньги.
   – Вы должны были переложить их в его сумку?
   – Ну да, мы планировали сделать это во время ужина, между основным блюдом и десертом. Чемодан я спрятала возле корта, под грудой веток…
   – Которые по вашей просьбе натаскал садовник Петр Кривулин? – уточнил Гуров.
   Девушка на миг запнулась, потом ответила:
   – Нет, я никого не просила, они там уже лежали.
   – Вот как? – удивился Гуров. – Как, кстати, они там оказались! Ладно, пропустим этот момент. И что случилось потом?
   – Когда погас свет, мы решили, что это нам на руку. Я сбегала за фонариком, а Аркадий отправился прямиком к корту. И все бы прошло гладко, если бы не этот идиот Семен. Он накинулся на Аркадия и забил его до смерти.
   – А Базыма излагал нам события совсем иначе, – заметил Гуров. – Он говорил, что это Зараковский накинулся на него, стал издеваться, оскорблять. Между ними завязалась драка, в ходе которой ваш друг несколько раз ударил охранника. И уже после этого Базыма нанес тренеру ряд ударов, оказавшихся смертельными. Что вы на это скажете?
   – Ну, может, и так было, я не видела, – призналась Даша. – Аркадий, конечно, тоже не пай-мальчик. Но этот Семен – полный отморозок! Он так замучил меня своей дурацкой любовью! Еще и ревновать вздумал, чучело! Тоже мне, Ромео! Нос кривой, за душой ни гроша, двух слов связать не может…
   – Да, конечно, куда бывшему милиционеру тягаться с таким блестящим человеком, каким был Зараковский, – усмехнулся Лев. – Значит, когда вы увидели, что ваш любовник убит, вы решили бежать?
   – Нет, тогда я еще ничего не решила, – ответила Даша. – Я была в растерянности. Прошла к кустам, где были спрятаны деньги, вынула из чемодана две пачки и снова положила его на место. Потом вернулась в дом и сообщила о смерти Аркадия.
   – Зачем вы взяли деньги?
   – На всякий случай, если вдруг срочно понадобится бежать. Этого хватило бы на билет до Москвы, а потом до Парижа. Позже я могла вернуть отцу эту сумму – в конце концов, двадцать тысяч баксов не такие большие деньги. Но я еще не знала, убегу или нет. Говорю же вам, в тот момент я еще ничего не решила.
   – Вот тут я вам верю, – сказал Гуров. – И когда же вы приняли решение?
   – Когда услышала начало вашего разговора с Семеном, – призналась Даша. – Я поняла, что вам многое уже известно и что вы меня подозреваете. Меня ведь могли арестовать! Тогда я дождалась, пока вы перейдете в столовую, спустилась вниз и снова отправилась к корту.
   – Вы хотели забрать деньги и бежать?
   – Ну да.
   – А вы уже тогда рассчитывали на помощь Машко?
   – Видите ли, – усмехнулась Даша, – этот кривоносый Семен был не единственным, кто здесь на меня заглядывался. Этот самый Леша тоже пялил на меня глаза, когда проходил мимо корта. И я знала, что, если очень его попрошу, он мне ни в чем не откажет.
   – Вы обещали ему деньги? – спросил Гуров.
   – Нет, – покачала головой девушка. – Это не потребовалось. Да он бы и не взял. Я ему наплела про то, что Семен убил Аркадия, а теперь преследует меня – Машко ведь не знал, что Семена в этот момент уже допрашивают. Сказала, что мне надо срочно уехать, где-нибудь скрыться. Ну, он и вызвался меня отвезти. Даже гостиницу суточную отыскал – ну, такую, куда без всякой регистрации пускают. Такими любовники пользуются, когда свидание нужно устроить.
   – Почему же вы не сбежали? Почему не попытались улететь в Москву?
   – Потому что поняла, что без денег это делать глупо.
   – А почему вы не взяли остальные деньги?
   – Разве вы не поняли? – удивилась девушка. – Они исчезли! Когда я во второй раз подошла к этой куче веток, чемодана там уже не было!

Глава 23

   – То есть вы хотите сказать, что кто-то его забрал за те полчаса, пока вас там не было? – спросил Гуров.
   – Ну да, это же ясно! – воскликнула Даша.
   – Значит, этот «кто-то» его забрал, ночь держал у себя, а сегодня утром почему-то решил вернуть… Очень странно…
   – Может, и странно, но какая, в конце концов, разница, кто это сделал? – пожала плечами девушка. – Результат-то все равно один: деньги все у вас, а вечером они вернутся к отцу. Стало быть, расследовать больше нечего!
   – Уже второй день разные люди по разным причинам пытаются убедить меня, что расследовать здесь больше нечего, – покачал головой Гуров. – Но мне все равно так не кажется. Да, у меня к вам остался еще один вопрос. Скажите, если запасные ключи делали вы – точнее, Аркадий по вашему заказу, – то кто тогда их выбросил возле крыльца?
   – Кто выбросил… – задумчиво повторила вслед за ним Даша. Потом, сообразив, уверенно заявила: – Ну, я же и выбросила! Выбросила и тут же подобрала!
   – А зачем?
   – Как зачем? Ясное дело, хотела избавиться от улики. Вдруг еще раз обыск делать начнут, а тут ключи…
   – Но разве это не глупо – самой найти вещь, которую сама же выбросила?
   – И вовсе не глупо, – возразила девушка. – По крайней мере, так я была уверена, что их найдут. И сняла с себя подозрения. Разве нет?
   – Вовсе нет, – покачал головой Гуров. – Теперь ответьте на такой вопрос: а откуда вы их бросали?
   – Как откуда? – удивилась Даша. – Оттуда же. Вышла, оглянулась вокруг – нет ли кого рядом, и бросила.
   – А потом наклонилась и подобрала, да? – скептически заметил Гуров. – И так пять раз подряд. Для тренировки. Нет, Дарья Кирилловна, то, что вы мне сейчас сказали – это чистое вранье, которое вы только что выдумали. Выдумали, потому что начисто забыли про эпизод с ключами и не нашли для него заранее правдоподобного объяснения.
   – Вы что, хотите сказать, что я вообще все выдумала? И весь мой рассказ – это ложь? – спросила девушка. В ее голосе звучало негодование.
   – Нет, почему же, так я не скажу. Думаю, что ваш рассказ похож на слоеный пирог: на один слой правды приходится один слой вранья. И таких слоев в нем много. И чем сильнее вы хотите убедить меня в том, чтобы я прекратил расследование, тем крепче у меня уверенность, что его надо продолжать. Значит, сделаем так. Вы сейчас идете в свою комнату и покидаете ее как можно меньше. Только на время обеда и ужина. Считайте себя под домашним арестом. Впрочем, долго он не продлится. Я уверен, что к ужину я все выясню и отделю в этом деле правду от лжи. Деньги, которые вы сдали, я забираю. Только сейчас расписочку напишу, что вы их сдали, а я принял, и мы оба распишемся.
   – А это еще зачем? – с недовольным видом спросила Даша.
   – Чтобы потом никаких недоразумений не было, – ответил Гуров. – И новых слоев этого самого «пирога».
   Он достал бумагу, написал расписку. Даша, пожав плечами, с недовольным видом расписалась, после чего поднялась к себе в комнату. Гуров посидел еще немного, размышляя, потом взял со стола Дашину расписку вместе с пачками денег и тоже поднялся к себе.
   У себя в комнате он обнаружил полковника Крячко, который курил, развалившись в кресле.
   – Ну, что, допрос закончен? – спросил Стас. – Обвиняемая сделала чистосердечное признание?
   – Да уж, чистосердечное! – покачал головой Гуров. – Вывалила на меня целый мешок вранья.
   – Что, неужели все вранье?
   – Нет, оно тщательно перемешано с правдой, и это еще хуже, потому что надо ломать себе голову, отделяя одно от другого. А больше всего она старалась меня убедить, что расследовать больше нечего, деньги ведь нашлись и дело надо закрывать. Вот, полюбуйся. – Гуров кинул на стол две пачки долларов, возвращенные Дашей, и добавил: – Эти деньги она вчера вынула из чемодана, говорит, что взяла их на дорогу. Хотела улететь в Москву, а потом в Париж. Но потом, уже когда сбежала, передумала, или охранник ее переубедил. В общем, решила вернуться.
   – Подожди, – с недоумением посмотрел на него Крячко. – Если она вчера взяла деньги из чемодана, то куда потом делся сам чемодан?
   – Меня этот вопрос тоже очень интересует, – признался Гуров. – А ее – нет. Говорит, что это совершенно неважно. Важно только одно – что деньги все на месте и их можно вернуть законному владельцу.
   – А акции?
   – Акции, она уверена, тоже найдутся. Обещает решить этот вопрос до конца дня. В общем, «давайте, дяденька сыщик, закрывайте ваше дело и уезжайте отсюда поскорее». Вот ее главная песня.
   – Но в краже-то она хоть призналась? – спросил Крячко.
   – В краже призналась, – подтвердил Гуров. – Рассказала, как узнала код – и это, кажется, правда. Как изготовила поддельные ключи – а вот тут явная ложь. Она заявила, что ее друг Аркадий сделал их в Кременце, а мы-то с тобой знаем, что это не так. Как дождалась, пока отец заснет после свидания с Настей, и вынула деньги. В общем, ее признание у меня имеется – вот, здесь все записано. – И он достал из кармана маленький диктофон.
   – А, ты предусмотрительно сделал запись! – воскликнул Крячко.
   – А ты как думал? Конечно, сделал. Когда имеешь дело с такой честной и искренней девушкой, как Даша Разумовская, каждое слово надо протоколировать.
   – Ну, настоящего протокола допроса у тебя нет… – заметил Стас.
   – Да, протокола нет, – согласился Гуров, – и я не уверен, что он когда-нибудь появится. Возможно, Даша окажется права, и ее отец уже сегодня заберет свое заявление и постарается замять дело. Но в любом случае я хочу выяснить одну вещь… Имеет ли какое-то отношение к случившемуся здесь, в усадьбе, Марина Николаевна Сотникова.
   – Да, ты говорил, – согласился Крячко, – это первая жена Разумовского. Но при чем здесь она?
   – А вот сейчас узнаем, – ответил Гуров.
   Он включил компьютер и сел перед экраном. Ожидая, пока система заработает, стал объяснять другу:
   – Я хотел узнать, где сейчас находится Марина Сотникова, что делает. Дело в том, что и Даша, и Денис – ее дети. И, как видно, Марина Сотникова – человек, пользовавшийся в этом доме большим влиянием. Я обратил внимание, что слуги, которые давно работают на Разумовского, отзываются о ней с уважением. По крайней мере, экономка Наталья Кривулина так отзывалась. Ага, вот и почта заработала. Сейчас посмотрим, не пришло ли нам письмо… – Лев открыл ящик и удовлетворенно сообщил: – Ага, вот и письмо. Сейчас прочитаем…
   Крячко подошел к нему и склонился над экраном. Вместе они прочитали следующее сообщение, пришедшее из министерства:
   «На ваш запрос от 18 июля сообщаем, что Сотникова Марина Николаевна, 1960 года рождения, до последнего времени проживала в Москве, работала в одной из фирм по торговле недвижимостью. Однако в течение последних восьми месяцев не работала в связи с тяжелым онкологическим заболеванием. Установлено, что Сотникова страдает раком поджелудочной железы. Проходила лечение в ряде московских больниц, однако химиотерапия не дала положительных результатов. Ей рекомендована операция, но в нашей стране подобные операции не производятся. Операции такого типа делаются в США, Сингапуре и Израиле. Стоимость операции – от 80 до 120 тысяч долларов, в зависимости от тяжести заболевания. Сведений о дальнейшем лечении Марины Сотниковой не имеется».
   – Вот оно что! – воскликнул Гуров, прочитав это письмо. – Так я и думал!
   – Что ты думал? – с недоумением спросил Крячко. – Что у нее рак поджелудочной железы?
   – Не обязательно рак, но что-то в этом роде. Теперь все становится понятным. Вот оно, значит, как…
   – Да что становится понятным?! – воскликнул Стас. – Перестань говорить загадками! Толком объясни!
   – Хорошо, сейчас объясню. Про Дарью Разумовскую все понятно, ее мотивы ясны. И мы с тобой ее давно начали подозревать. Но, если помнишь, мы пришли к выводу, что похититель действовал не один, что у него был сообщник.
   – Ну да, у нее и был сообщник – ее тренер, – заметил Крячко. – Что тут нового?
   – Нет, тренер тут ни при чем, – покачал головой Гуров. – Дарья специально преувеличивает его роль в этом деле, чтобы свалить всю вину на мертвого. Был другой человек, который действовал вместе с ней. Но я не мог понять его мотива, не знал, что его заставило пойти на преступление. И вот в этом письме нам дали ответ.
   – Какой ответ? – продолжал недоумевать Крячко. – Как связана болезнь этой Марины с похищением миллиона долларов?
   – А ты внимательно читал письмо?
   – Вроде да, – ответил Стас.
   – На стоимость лечения внимание обратил?
   – Ну… да. От 80 до 120 тысяч долларов.
   – А дальше что написано?
   – Дальше? А, вот: «Сведений о дальнейшем лечении не имеется».
   – А что это значит, как ты думаешь?
   – Ну… что она больше нигде не лечилась.
   – А почему?
   – Потому что денег таких у нее не было, – ответил Крячко, и тут в его голове блеснула догадка: – Так ты хочешь сказать, что этот «дипломат» был украден для того, чтобы оплатить лечение? Но тогда… тогда из этого ничего не вышло! Потому что деньги – вот они! И еще тогда получается, что Дарья – никакая не дрянь, а любящая дочь, готовая ради матери пойти даже на преступление!
   – Неправильно мыслишь, Стас, неправильно! – покачал головой Гуров. – Оба твоих вывода неверны. Ты забыл, что, кроме денег, были украдены еще и ценные бумаги. И их пока что не видно.
   – Но ты вроде говорил, что Даша обещала вернуть и акции тоже, – напомнил Крячко.
   – Обещала, – согласился Гуров. – А что ей еще оставалось делать? Это ее обещание – еще одно вранье в череде всей той лжи, которую она мне вывалила. Нет, акции она не вернет, потому что их у нее нет. Их, я думаю… Погоди-ка, кажется, еще одно письмо пришло. Сейчас откроем…
   Действительно, в списке поступивших сообщений на экране компьютера возникло новое письмо из министерства. Гуров щелкнул по нему мышкой, и на экране появился следующий текст:
   «В дополнение к нашему письму от 20 июля сообщаем следующее. По только что полученным нами данным, вчера Марине Сотниковой сделана операция в клинике города Филадельфия, США. Операция прошла успешно. Стоимость операции вместе с послеоперационным уходом – 130 тысяч долларов. Больная проходит курс послеоперационной терапии».
   – Вот тебе и ответ на вопрос о судьбе акций, – произнес Гуров. – Лечение в Америке – самое дорогое. Но тот, кто решал вопрос о том, где будет лечиться Марина Николаевна, не считался с расходами. Насколько я помню, генерал Орлов, когда посылал меня в Кременец, говорил, что в папке находились акции на 200 миллионов рублей. Если перевести это в доллары, получится около шести с половиной миллионов. Сумма не маленькая. Хватит и на операцию, и на дальнейшее лечение, и на уход.
   – Но ведь акции – не деньги, – напомнил Крячко. – Их еще надо суметь превратить в наличные.
   – Вот именно! Для этого надо знать правила рынка ценных бумаг, разбираться в законах бизнеса. Знаний, которые имеются у нашей теннисистки, тут недостаточно.
   – Так ты имеешь в виду…
   – В этом доме есть только один человек, который готов пойти на все ради своей матери, – сказал Гуров. – И который обладает достаточными знаниями для того, чтобы правильно распорядиться полученными акциями. Этот человек – Денис Разумовский.

Глава 24

   – Вот, значит, как… – медленно произнес Крячко, осваиваясь с новой мыслью. – Ты считаешь, что они вдвоем… А Зараковский стал третьим…
   – Может, третьим, а может, и четвертым, – заметил на это Гуров. – Потому что был еще один человек, который наверняка знал о похищении. И, возможно, оказывал похитителям помощь. Это садовник Петр Кривулин.
   – Так, может, это Денис вместе с Кривулиным решили устранить тренера, который им мешал? – предположил Крячко. – И они как-то подтолкнули Семена Базыму, спровоцировали его драку с Зараковским?
   – Нет, не думаю. Денис – не тот человек, который пойдет на убийство. Ему это совсем ни к чему. Нет, его в этой истории интересовали только деньги. А они ему были нужны, чтобы вылечить мать.
   – И как же ты собираешься доказать свою версию? – спросил Крячко. – У нас фактически нет ни одной улики, подтверждающей вину Дениса. Против садовника – да, против него кое-что имеется. Скажем, эта куча веток возле корта. А вот против Дениса…
   – Против Дениса может выступить его сестра, – ответил Гуров. – Если ее отец откажется забрать заявление и прекратить дело, если за нее всерьез возьмется майор Шестернев – она сдаст брата, не колеблясь. Другой вопрос – поверит ли ей следователь, и сможет ли он найти достаточно доказательств вины Дениса.
   – Думаешь, ты сможешь найти эти доказательства?
   – Нет, я их искать не буду. Я поступлю иначе: поговорю с самим Денисом. И сделать это хочу прямо сейчас, не откладывая. Пошли со мной. Хотя нет, кое-что надо доделать. – Гуров включил принтер и распечатал оба письма, пришедших из министерства. – Вот теперь можно идти, – заявил он, кладя письма в карман.
   Сыщики вышли в коридор, свернули за угол и постучались в дверь комнаты, которую занимал Денис.
   – Войдите! – услышали они его голос.
   Друзья здесь раньше не были, и теперь оба с интересом разглядывали комнату Разумовского-младшего. Все стены здесь были завешаны плакатами. Одни посвящены различным футбольным клубам Англии, на других изображены игроки в гольф – как видно, знаменитости. Были и плакаты, с которых на сыщиков смотрели члены группы «Битлз» и еще какие-то рокеры.
   – О, какой неожиданный визит! – воскликнул хозяин комнаты, поднимаясь с кушетки и откладывая в сторону книжку в яркой обложке. – Я вижу, вы не оставляете меня своим вниманием. Вслед за визитом на поле для гольфа последовало посещение на дому. Что ж, гостям я всегда рад. Присаживайтесь! Да, тут есть проблема второго стула… А вон он, я сейчас… – Он снял одежду с одного из стульев, запихнул ее в шкаф и подвинул стул Крячко. – Чем могу порадовать дорогих гостей? Могу предложить рюмочку виски. Это настоящее шотландское! Я его привез, когда приехал на каникулы, но папа, как вы успели заметить, зарубежные напитки не жалует. Ну, что, будете?
   – А знаете, я не откажусь, – внезапно согласился Гуров. Крячко с удивлением посмотрел на друга и поддержал его:
   – Ну, раз так, то и мне тоже наливай.
   – Вот и прекрасно! – воскликнул Денис. Он достал из стенного шкафчика (который, как видно, выполнял роль бара) бутылку, несколько разнокалиберных рюмок и налил виски. – За что будем пить?
   – Повод есть, – сказал Гуров. – Пожалуй, даже несколько поводов. Но начать, я думаю, надо с этого. Вот, посмотрите на послание, я его получил буквально несколько минут назад.
   Он достал из кармана второе письмо из министерства и протянул его Денису. Тот с настороженным выражением взял листок, прочел его – и на его лице отразилась бурная радость.
   – Здорово! А я ждал этой новости только вечером. Мне должны были позвонить… Значит, они не стали дожидаться, сделали операцию раньше. «Операция прошла успешно», – прочитал он вслух фразу из письма. – Да, это повод! Да еще какой!
   – За здоровье вашей мамы! – провозгласил Гуров, поднимая свою рюмку.
   – За успех лечения! – присоединился к нему Крячко.
   – За нее! – поддержал их хозяин.
   После того как все выпили, Денис внимательно взглянул на Гурова и спросил:
   – Вы не можете мне сказать, откуда вам пришло это письмо? И откуда вы вообще узнали… ну, что мама болеет и что назначена операция?
   – Вот откуда, – ответил Гуров и подал Разумовскому-младшему другое письмо – то, что пришло первым. – Это ответ на мой запрос, сделанный два дня назад. Он пришел из нашего министерства. Как и то письмо, что я вам показал раньше.
   Денис внимательно прочитал письмо, потом перечитал его еще раз и вернул Гурову. Выражение его лица совершенно изменилось. Радость куда-то исчезла. Теперь хозяин комнаты выглядел растерянным, даже испуганным.
   – Любопытно, почему судьба моей матери вызвала у вас такой интерес?
   – Я думаю, Денис Кириллович, вы уже сами знаете ответ на свой вопрос, – ответил Гуров. – Вы ведь умный человек. Умный, честолюбивый, не по годам развитый, поэтому так легко и привлекаете к себе людей. Например, Елену Сергеевну или вашего садовника Петра Кривулина. А то, что вы иногда демонстрируете показной цинизм, – это не более чем маска.
   – А вы, однако, психолог… – пробормотал Денис.
   – Профессия такая. Требует разбираться в людях, в их отношениях. А также замечать разные детали.
   – И все же, почему вы сделали в ваше министерство именно такой запрос? – продолжал настаивать Разумовский-младший. – Раз уж вы решили все узнать о нашей семье, могли бы заинтересоваться и чем-то другим. Например, карьерой моего отца, его деловыми партнерами…
   – Все, что нужно было узнать о партнерах вашего отца, я узнал здесь, в Кременце, – ответил Гуров. – Точнее, даже не я, а мой товарищ полковник Крячко вместе с майором Шестерневым. А что касается интереса к личности Марины Сотниковой… Согласитесь, когда человек живет с молодой женой и взрослыми детьми от первой жены, такая ситуация привлекает внимание. Когда я смотрел на вашу семью – еще тогда, при первой встрече на лужайке, – мне казалось, что здесь не хватает одного человека. А именно – вашей матери. Без нее нельзя было разобраться в ваших отношениях. И я сделал запрос. Даже планировал, если потребуется, слетать на денек в тот город, где она живет, и побеседовать с ней. Но беседовать не пришлось… Скажите, Денис, а почему вы решили пойти именно таким путем – украсть деньги у отца? Можно было просто попросить…
   – Постойте, вы так говорите… – растерялся хозяин комнаты. – Как о чем-то решенном! «Вы решили украсть…» Кто вам сказал, что это я украл деньги?
   – Мне не нужно, чтобы кто-то мне говорил, – сказал Гуров. – Такие выводы я делаю на основании имеющихся данных. А все улики говорили о том, что это сделали вы. Вы и ваша сестра. Я не знал только двух моментов – как у вас распределялись роли, то есть кто что делал. И главное – каков был ваш мотив, ради чего вы пошли на это преступление. Сегодня я это узнал. Вам нужно было срочно раздобыть деньги – и большие деньги – на лечение вашей матери. Но почему вы просто не попросили у отца эту сумму?
   – Да просил я! – воскликнул Денис. – То есть я не стал просить напрямую… Просто рассказал ему о диагнозе, который поставили маме, о том, что химиотерапия не дала результатов. Он промолчал, ничего не ответил. Чуть позже я сказал ему и о том, что необходима операция, и сколько такая операция стоит в разных клиниках. Он в ответ стал говорить, какие шарлатаны современные врачи, только деньги вымогают, что не может одна операция стоить таких денег… И еще что-то об иглоукалывании, о целебных травах… В общем, всякую лабуду. Тогда я окончательно понял, что денег он не даст. Я, в общем, об этом и так догадывался, поэтому и не стал просить впрямую.
   – Чтобы не привлекать лишнее внимание? – уточнил Гуров.
   – Ну да.
   – А почему он не хотел дать денег на лечение своей бывшей жены? Ведь для него это небольшая сумма…
   – Потому что он ее никогда по-настоящему не любил, – глухо ответил Денис. – Он вообще никого не любит, кроме себя. Именно это и разрушило нашу семью…
   – То есть вы уже тогда, четыре или пять месяцев назад, подумали о том, что, возможно, придется пойти на кражу?
   – Да, вы правы, – со вздохом признался Денис. – Только не четыре или пять, а ровно полгода назад. И тогда же я сделал слепки с ключей.
   – Здесь, в Кременце?
   – Слепки сделал здесь, а сами ключи заказал в Лондоне. Там их и сделали.
   – Да, далековато бы нам пришлось мастера искать, – заметил Крячко. – А мы его здесь разыскивали…
   – Нет, ключи сделали там. В следующий приезд я планировал узнать код замка. Но у меня это никак не получалось. Для этого надо было находиться в кабинете, когда отец открывает сейф, а я не мог придумать, как это сделать. Но, в конце концов, я смог узнать этот код…
   – С помощью сестры, как я понимаю? – заметил Гуров.
   – Так вы и про Дашу знаете? – удивился Денис.
   – Про вашу сестру мы давно знаем. И я располагаю записью нашей с ней беседы, в которой она подробно рассказывает, как запланировала и осуществила это преступление. Пока она не упоминала в этом рассказе вас, но это, как я понимаю, лишь вопрос времени. Когда Дарья Кирилловна поймет, что я не собираюсь закрывать дело, она вас сдаст в ту же минуту. Мало того, я уверен, что постарается изобразить вас главным участником этого хищения.
   – Наверное, вы правы, – вздохнул Денис. – Да, у Даши своеобразные понятия о чести, о добре и зле.
   – А как Даша стала участницей вашего плана? – поинтересовался Гуров.
   – Однажды, когда мы с ней вот так же встретились на рождественских каникулах, она вдруг вошла ко мне в комнату, – начал рассказывать Денис. – Я как раз сидел и мастерил нечто вроде портативного видеомагнитофона. С его помощью я хотел записать процесс открытия сейфа. Только я еще не знал, как разместить этот прибор в кабинете. Так вот, я сидел с паяльником в руках, и тут вошла сестра. Она без околичностей заявила мне, что знает о моих планах. Так и сказала: «Я знаю, что ты хочешь спереть кучку баксов из папашиного сейфа. Ходишь вокруг да около, но у тебя пока ничего не получается. Я готова войти в долю. Я узнаю код сейфа, и мы вместе его откроем. Что найдем – поделим пополам». – «А тебе это зачем?» – спросил я. «Затем же, зачем и тебе, – сказала она. – Чтобы быть себе хозяйкой. Не зависеть от папочки с его бабами. Сделать нормальную карьеру. Купить приличное жилье. Может быть, я еще построю теннисный центр, буду с него бабки иметь. Ты, я думаю, тоже планируешь что-то подобное». – «Ошибаешься, – ответил я ей. – Мне деньги нужны совсем для другого. Зато срочно». – «Это для чего же?» – спросила Дарья. Ну, я ей рассказал о болезни мамы…
   – А почему вы раньше не посвятили сестру в эту ситуацию с матерью? – спросил Гуров. – Может, совместными усилиями смогли бы убедить отца дать денег?
   – Не было бы никаких совместных усилий, – покачал головой Денис. – Вы ведь не выслушали мой рассказ до конца. Так вот, я рассказал ей о болезни мамы. Она выслушала, пожала плечами и удивленно проговорила: «Так ты что, хочешь спереть деньги, только чтобы оплатить операцию?» И посмотрела на меня, как на идиота. Я нисколько не удивился такой реакции, потому что хорошо знаю свою сестру. Она и шагу не сделает, рот не раскроет, если не будет уверена, что получит от этого какую-то выгоду. Она с детства такая была. К тому же всегда была любимицей папы, а не мамы.
   – А вы, как я понял, были ближе к матери, чем к отцу? – спросил Гуров.
   – Да, мы с мамой всегда понимали друг друга, – подтвердил Денис. – И я очень переживал их разрыв с отцом. Дарье было, в общем-то, наплевать. Хотя Лену она сразу возненавидела…
   – А вы, как я заметил, хоть и продолжаете любить мать, сумели найти общий язык и с Еленой Сергеевной…
   – Я со всеми людьми умею находить общий язык. Я же вам объяснял – без этого нельзя всерьез думать о занятии бизнесом. Находить общий язык и понимать. Так я понял и Лену. Она вышла за отца, потому что надеялась найти свой кусочек счастья. А нашла здесь только одиночество…
   – Хорошо, вернемся к вашему плану, как вы его называете, – перебил его Лев. – Как я понял, вы сразу приняли предложение сестры?
   – А что мне было делать? Без нее я мог провозиться с кодом очень долго. К тому же я знал Дарью. Раз она проникла в мою тайну, она бы не дала мне осуществить свой план, выдала бы отцу, и все. Я был поставлен в безвыходное положение.
   – Стало быть, она раздобыла код – и что дальше? – продолжал допытываться Гуров. – Кто именно открывал сейф? Вы это сделали вместе?
   – Да, мы проникли в кабинет вдвоем, – подтвердил Денис. – Понимаете, никто из нас не доверял другому. И имел для этого основания. Если бы я пошел туда один, я бы не стал выгребать весь сейф, чтобы удовлетворить Дашины аппетиты, поскольку считал ее просто хапугой. А она, в свою очередь, не дала бы мне и гроша, если бы взяла даже сто миллионов – такая уж у нее натура. Так что мы пошли вместе. Вместе открывали сейф, вместе смотрели его содержимое. Она сразу заметила «дипломат» с долларами и схватила его. Я пытался ее уговорить отдать мне хотя бы сто – сто пятьдесят тысяч, но куда там! Она и слышать об этом не хотела. Но тут я заметил папку…
   – С акциями?
   – Ну да. Я сразу понял, что это очень ценные бумаги. Хотя, конечно, не мог тогда сказать, как велика их стоимость. И я согласился взять эту папку, оставив «дипломат» ей.
   – А завещание? – спросил Гуров. – Кто из вас двоих взял из сейфа новое завещание? И зачем?
   – Это все Дарья, – тяжело вздохнул Денис. – Она заявила, что так мы заметем следы – подумают не на нас, а на Елену. А на самом деле, мне кажется, ею двигало другое желание – чисто стервозное стремление насолить Елене Сергеевне, окончательно испортить ее отношения с отцом.
   – Хорошо, вы взяли «дипломат», папку и завещание. А что потом?
   – Потом мы закрыли сейф и разошлись по своим комнатам, каждый унося свою долю добычи.
   – Но воспользоваться похищенным вы не смогли – ведь на следующее утро ваш отец обнаружил кражу и поднял шум, не так ли?
   – Ну да, шум он поднял, – согласился Денис. – Но вот насчет того, что мы не смогли воспользоваться… тут у нас с Дарьей сложилось по-разному.
   – Это в каком смысле?
   – Я в отличие от нее не мог ждать, – объяснил Разумовский-младший. – И я заранее продумал, как переправить полученные деньги маме. Как задумал, так и получилось.
   – Ну, так расскажите, как вам это удалось, – предложил Гуров.
   – Послушайте, ну зачем вам это нужно? – взмолился Денис. – Я и так уже признался. Ну, хорошо. Скажу так: я ночью перебрался через забор, добежал до города и отправил пакет с ценными бумагами заказным письмом матери в Москву. Вас устроит такой вариант?
   – Нет, не устроит, – покачал головой Гуров. – Вранье меня никогда не устраивало. Ладно, не мучайтесь, я сам расскажу, как вам удалось переправить бумаги за пределы усадьбы. Хотите?
   – Ну, не то чтобы хочу, но мне интересно. Расскажите.
   – Все очень просто. Найти правильный ответ легко, если вспомнить, что спустя несколько дней после похищения из усадьбы вывезли кучу садового мусора.
   При этих словах сыщика лицо хозяина комнаты совершенно изменилось. От его беспечности не осталось и следа. Денис вскочил, его рюмка опрокинулась, остатки невыпитого виски вылились на ковер.
   – Слушайте, зачем это вам?! – воскликнул он. – Ну ладно, я! Я виноват, я взял эти бумаги, помог Дарье взять деньги. Вы меня вычислили – пусть. Но зачем вы хотите сломать жизнь совершенно не причастному человеку?
   – Успокойтесь! – остановил его Гуров. – Никому я жизнь ломать не собираюсь. У нас с вами не допрос – пусть даже неформальный, а простая беседа. Вот, пожалуйста, мой диктофон. – Гуров выложил на стол миниатюрный прибор. – Видите – он выключен, так что ничто, сказанное в этой комнате, не выйдет за ее пределы. Я просто хочу восстановить последовательность событий. И, как видите, не требую от вас никаких признаний. Я и сам могу рассказать, как все было. А вы только будете подтверждать, прав я или ошибаюсь.
   – Хорошо, рассказывайте, – согласился Денис, опускаясь в кресло.
   – Итак, спустя несколько дней после похищения садовник Петр Кривулин сообщил вашему отцу, что у него скопился мусор, который надо вывезти, – начал свой рассказ Гуров. – Господин Разумовский хорошо знал своего садовника. То есть думал, что знает. Он считал Кривулина туповатым, недалеким и не способным на крупную аферу человеком. Не то чтобы он считал его честным – мне кажется, ваш отец вообще не верит, что честные люди существуют. Он считал его именно тупым, совершенно не способным на кражу. И потому после некоторых колебаний разрешил вывезти эту кучу мусора. Конечно, все эти ветки и обломки труб тщательно осмотрел Семен Базыма. Но, как видно, садовник оказался хитрее бывшего милиционера. Он так хорошо спрятал папку, что ее не нашли. Так, среди садового мусора, ценности на шесть миллионов долларов доехали до города. Я все правильно излагаю?
   – Почти все, – признался Денис. – Вы ошибаетесь только в том, что Петр довез папку до города. На самом деле он спрятал ее под баком в том кооперативе, с которым у нас заключен договор о приемке мусора. Позже туда приехал один мой здешний друг и забрал ее. Забрал и отослал заказным письмом в Лондон – другому моему другу, уже английскому. Тот по моей просьбе рассортировал акции и выбрал из них наиболее ликвидные. Знаете, что забавно? Мой друг выбрал как раз те акции – это бумаги нескольких бразильских компаний, которые отец купил по моему совету. Сам бы он их никогда не приобрел, потому что не следит за рынком и доверяет только надежным, с его точки зрения, бумагам, прежде всего – американских и немецких компаний. В общем, мой друг выбрал бразильские акции, и уже на следующий день они были проданы на лондонской бирже. Полученные деньги – около 400 тысяч долларов – он переслал маме. В результате она смогла оплатить операцию в Филадельфии.
   – А какова судьба остальных акций? – спросил Гуров. – Они так и лежат у вашего друга в Лондоне?
   – Нет, они не в Лондоне, – покачал головой Денис. – Я позвонил Джонатану и попросил выслать оставшийся пакет обратно. Так что все папины акции, кроме нескольких, сейчас, я думаю, лежат на центральном почтамте Кременца и ждут моего появления – ведь они высланы на мое имя до востребования.
   – Интересно, и долго вам пришлось уговаривать садовника, чтобы он согласился вам помочь? – вмешался в разговор Стас.
   – Мне вообще не пришлось его уговаривать, – усмехнулся Денис. – Дело в том, что Кривулины – и Петр Алексеевич, и Наталья Михайловна – были очень привязаны к маме, преданы ей. Они болезненно переживали их с папой разрыв и в штыки приняли Елену Сергеевну. Поэтому, когда я объяснил Петру, что мне нужно переслать деньги для мамы, он без всяких колебаний сказал, что готов помочь.
   – А он знал, что речь идет о деньгах, похищенных у вашего отца? – спросил Гуров.
   – Нет, он не знал, я ему ничего не говорил! – твердо заявил Разумовский-младший.
   – Но ведь он, наверное, догадывался? – уточнил Крячко. – Ведь Петр вовсе не такой простачок, каким его представляет ваш отец.
   – Ну, может быть… – промямлил Денис. – Наверное, догадывался.
   – И он, как видно, не знал, что операция с ценными бумагами прошла успешно, – продолжал Гуров. – Потому и решил подстраховаться и забрать также и «дипломат» с миллионом.
   – Так вы и это знаете?! – воскликнул Денис.
   – Да, это я тоже знаю, – ответил Гуров. – Но не в деталях. И я хочу, чтобы вы мне их сейчас рассказали.

Глава 25

   – Да, Петр не знал, что моему другу уже удалось превратить бумаги в деньги и что эти деньги уже переправлены маме, – объяснил Денис. – Он вообще с недоверием относился к «этим бумажкам», как называл акции. Такое отношение свойственно многим людям, незнакомым с фондовым рынком, так что я не вижу здесь причин для насмешек. И он знал, что сестра забрала себе чемодан с «настоящими», с его точки зрения, деньгами. А к Даше Петр Алексеевич относится очень негативно – впрочем, так же, как и к отцу. И тут возник еще один щекотливый момент. Даше для осуществления ее плана по переправке денег в город потребовалось создать какое-то укрытие возле теннисного корта. Но они с Аркадием сами не могли этого сделать. Тут требовалась посторонняя помощь, и оказать ее мог только Петр. Но Даша знала, что обращаться к садовнику напрямую бесполезно: он ей обязательно откажет. Тогда она обратилась ко мне. У нас с ней состоялся долгий и достаточно тяжелый разговор.
   – Вы отказались ей помочь? – спросил Гуров.
   – Да, отказался. И заявил, что не хочу втягивать в это дело Петра. Тогда она прибегла к своему излюбленному оружию – угрозам. Заявила, что расскажет обо всем отцу и тот отберет у меня акции. «И ты не сможешь ничем помочь нашей дорогой мамочке» – так она выразилась. В ответ я расхохотался ей в лицо и сообщил, что акции проданы и операция мамы уже оплачена и что она, Даша, может идти доносить хоть сейчас – меня это нисколько не волнует. Это сообщение ее ошеломило – она не ожидала от меня такой прыти, не знала о нашей с Петром совместной операции.
   – Но продолжала вас уговаривать… – предположил Гуров.
   – Да, продолжала. Теперь в ход пошло другое излюбленное женское оружие – слезы. Она начала плакать, просила не губить ее. Говорила, как обидно иметь деньги и не иметь возможности их использовать… В общем, ныла, зудела, плакала до тех пор, пока я не согласился. Если бы я знал, чем все закончится! – с досадой воскликнул Разумовский-младший.
   – Вы имеете в виду смерть Зараковского?
   – Ну да! Если бы я мог это предвидеть, я бы никогда не согласился ей помогать. А так… Я дал свое согласие. Потом разыскал Петра и попросил его натаскать к корту кучу веток, достаточно большую, чтобы под ними можно было что-то спрятать. Я не сказал ему, для чего такое укрытие потребуется: во-первых, не хотел, чтобы Петр был в курсе Дашиного замысла – в противном случае, если бы все раскрылось, его могли обвинить в соучастии, а во-вторых, не хотел, чтобы прозвучало имя Даши – узнав, что это укрытие нужно ей, Петр мог отказаться что-то делать.
   – А вам он не отказал?
   – Мне не отказал, даже лишних вопросов задавать не стал. Я и не заметил, когда он эту кучу натащил. Подошел к воротам Зараковского вместе с вами встречать – смотрю, а она уже лежит.
   – И что случилось потом?
   – Потом… Ну, остальное вы, в общем, знаете. Когда погас свет, Зараковский побежал к корту за деньгами. И там встретил свою смерть. Как оказалось, я в тот день допустил еще один шаг, ставший непоправимым – притащил в столовую эту чертову клюшку. Знал бы я, что она станет орудием убийства, сломал бы ее прямо там, на поле.
   – Да, про гибель тренера мы все, в общем, знаем, – согласился Гуров. – Меня интересует следующий момент: когда Кривулин забрал чемодан с деньгами и почему он это сделал.
   – Ах, это! Этот момент я знаю только со слов Петра. Он мне рассказал следующее. Поскольку натаскать ветки к корту его просил я, он решил, что именно я собираюсь проделать какую-то операцию по вывозу денег. А когда заметил рядом с кортом Зараковского и Дашу, подумал, что они покушаются на деньги, предназначенные для мамы, и решил действовать. После того как Даша побежала к дому и возле корта осталось только тело мертвого тренера, Петр подобрался туда, унес чемодан и спрятал его в своей сторожке, где хранятся метлы, лопаты и прочий инвентарь. Я и знать об этом не знал до сегодняшнего утра.
   – А что произошло утром?
   – После завтрака я пошел гулять, встретил Петра, и он мне все рассказал. Я пришел в ужас: получалось, что теперь он главный похититель! Если бы чемодан нашли в его сторожке, против него вполне могли возбудить уголовное дело. Мало того, ваш майор Шестернев мог заподозрить, что он каким-то образом причастен к убийству! Поэтому я тут же потребовал, чтобы он срочно принес чемодан мне. А когда он это сделал, я незаметно подбросил его на то же место, куда раньше бросил ключи.
   – Так это вы выбросили на крыльцо дубликат ключей?
   – Да, это сделал я. Мне надо было от них избавиться – ведь это ненужная и к тому же опасная улика.
   – Ну, что ж, теперь, кажется, все ясно, – сказал Гуров. – Все кусочки мозаики встали на свои места. Преступление раскрыто.
   – И что вы собираетесь делать дальше? – спросил Денис.
   – Что дальше… – медленно произнес Гуров. – Где, вы говорили, сейчас находится пакет с ценными бумагами? На Главпочтамте Кременца?
   – Да, я думаю, что пакет лежит там, в окошке «До востребования».
   – И когда вы собираетесь его оттуда забрать?
   – Ну, как только получу возможность выбраться из усадьбы.
   – А что потом намерены с этими бумагами делать?
   – Как что? Я разве не говорил? Собираюсь вернуть все акции отцу. Мне они не нужны.
   – А как вы объясните исчезновение бразильских бумаг?
   – Если отец обнаружит их отсутствие, скажу правду, – не задумываясь, ответил Разумовский-младший. – Все, как было. Разумеется, не упоминая Дашу. Она пусть сама решает, говорить ей или нет.
   – А что, господин Разумовский может и не заметить, что часть акций исчезла? – удивился Крячко. – Разве такое возможно?
   – Я думаю, что очень даже возможно, – ответил Денис. – Я же вам говорил, что он не разбирается в современном фондовом рынке, не изучает новые, недавно возникшие компании. Сам он никогда бы не купил эти акции и все время относился к ним с недоверием. Так что, я думаю, он может не заметить их исчезновения.
   – Хорошо, я понял, – кинул головой Гуров. – В таком случае сделаем так: вы сейчас берете машину и едете в город. Охраннику я скажу, чтобы он вас выпустил. Думаю, вопросов не возникнет. Сколько времени вам потребуется, чтобы получить на почте пакет с акциями и вернуться обратно?
   – Думаю, что двух часов вполне хватит.
   – Постарайтесь уложиться в это время. Когда вернетесь, отдадите пакет мне. А я уже решу, как с ним поступить.
   Они втроем вышли из дома. Когда Денис стал выводить из гаража машину, появился Алексей Машко.
   – Кирилл Максимович не разрешил никому выезжать из усадьбы!
   – А я разрешил, – заявил Гуров. – И пока идет расследование, я здесь главный. Открывай ворота!
   На это охранник не нашел, что возразить, и спустя несколько минут Денис выехал из ворот и направился в сторону города.
   – Ты думаешь, он вернется? – спросил Крячко, провожая машину взглядом.
   – Конечно, вернется, – ответил Гуров. – У него нет никаких причин, чтобы не вернуться.
   – Не скажи, – возразил Стас. – Шесть миллионов долларов – неплохой стимул для того, чтобы исчезнуть, не давая больше никаких объяснений.
   – Для кого-то – скажем, для его сестры – это был бы достаточный повод, чтобы исчезнуть, – согласился Лев, – но не для Дениса. У него гораздо более честолюбивые планы. И потом, как ты заметил, он беспокоится о тех, кто ему предан. Или, как сказано в какой-то книге, о тех, кого приручил. В нашем случае – о садовнике Петре Кривулине. И он вернется хотя бы из-за него.
   – Что ты намерен теперь делать? – спросил Крячко.
   – Что я намерен делать? – переспросил Гуров. – Ну, теперь я могу наконец сказать, что наше расследование закончено. Осталось подвести некоторые итоги. Самолет на Москву летит в девять утра, так что все равно раньше этого времени мы отсюда не уедем. Сейчас я позвоню в аэропорт и закажу для нас пару билетов на завтрашний рейс. А пока мы можем еще немного побродить по дому.
   – Именно по дому? – удивился Крячко. – Чего это по нему бродить? Мы, чай, не лунатики. Я думал, ты захочешь погулять по парку.
   – По парку мы можем вечером погулять, – возразил Лев. – А сейчас надо походить по дому. Например, меня интересует кабинет господина Разумовского. Мне кажется, я там не все осмотрел.
   – Что ж, давай посмотрим, если тебе так кажется, – пожал плечами Крячко.
   Гуров позвонил в кассу аэропорта Кременца, договорился насчет билетов, после чего сыщики вернулись в дом и поднялись на второй этаж. Кабинет хозяина оказался не заперт. Войдя, Гуров внимательно осмотрелся и направился к платяному шкафу.
   – Ну-ка, что тут у нас? – сказал он, раздвигая створки. – Так, тут верхняя одежда… здесь белье… Нет, это нам не надо, в грязном белье господина Разумовского мы и так достаточно долго рылись… Ага, вот это подойдет! – И внимательно оглядел отсек, в котором были аккуратно составлены коробки с обувью.
   – Ну, и что ты здесь нашел? – с удивлением в голосе спросил Крячко.
   – То, что мне нужно, то и нашел, – ответил Гуров. – Вот теперь можно отправляться в парк и любоваться его красотами. Пока на ужин не позовут.
   И друзья действительно отправились на прогулку. Во время ее Крячко несколько раз пытался выспросить у Гурова, каковы его дальнейшие намерения, но тот упорно отмалчивался. Еще Крячко беспокоил их спор относительно Дениса, и он пытался вернуть своего друга к воротам, чтобы посмотреть, вернулся ли «Опель», на котором уезжал Денис, но Гуров оставался глух к его просьбам и, как нарочно, выбирал самые глухие дорожки в дальней части парка. Уже начало темнеть, когда друзья наконец вернулись в дом. У входа их встретила горничная Настя, которая сообщила, что Кирилл Максимович приехал и уже спрашивал, где сыщики.
   – А еще вас Денис Кириллович искал, – сказала она, обращаясь к Гурову.
   – А он давно появился? – спросил девушку Крячко.
   – Да уже час назад, наверное, – ответила Настя.
   Гуров подождал, пока девушка скрылась в доме, и сказал, обращаясь к Крячко:
   – Я сейчас поднимусь к Денису. Потом мне надо будет заглянуть в кабинет Разумовского. А ты постой в коридоре, проследи, чтобы мне никто не помешал.
   Сыщики поднялись на второй этаж, и Гуров зашел в комнату Дениса. Спустя несколько минут он вышел оттуда с кожаной папкой в руках и направился в кабинет Разумовского, а Крячко остался стоять на часах. В кабинете Лев пробыл недолго и покинул его уже с пустыми руками.
   – Ну, теперь можно смело отправляться на ужин, – сказал он, и друзья направились в столовую.
   За столом сидели только Кирилл Максимович с женой. Ни Даши, ни Дениса пока не было. А еще Гуров обратил внимание, что все зеркала в столовой занавешены черным крепом, на креслах повязаны траурные ленты.
   – Что-то молодежь сегодня не торопится, – заметил Лев, усаживаясь за стол.
   – Даша, понятное дело, расстроена гибелью Аркадия, – ответил на это Разумовский. – А вот чего сидит взаперти Денис, не знаю. На него это не похоже. Настя! – позвал он горничную. – Поднимись, позови Дашу и Дениса на ужин.
   Девушка поднялась на второй этаж. Слышно было, как она стучится сначала в одну, затем в другую дверь и что-то говорит. Затем послышались шаги, и в столовую вошла Даша, а за ней Денис. На лице девушки не было заметно никакого расстройства, лишь некоторая настороженность. Проходя к своему месту, она с тревогой взглянула на Гурова, словно стараясь понять, чего от него можно ждать. Примерно с таким же выражением посмотрел на сыщика и Денис.
   Когда все сели, Кирилл Максимович сказал:
   – Сегодня у нас печальный ужин. Поводов для радости пока не видно, а повод для печали есть – это гибель нашего общего друга Аркадия. Давайте помянем его!
   Все молча выпили и приступили к еде. Неожиданно тишину в столовой нарушил голос Гурова:
   – Однако вы, Кирилл Максимович, не совсем правы. Повод для радости сегодня тоже имеется.
   – Какой же? – поинтересовался хозяин.
   – Дело в том, что сегодня нашлись пропавшие у вас ценности.
   – Как?! – воскликнул Разумовский, вскакивая с места. – Вы хотите сказать, что нашли и деньги, и акции?
   – Ну, деньги нашел не я, а Елена Сергеевна, а вот относительно акций могу сказать, что да, я, кажется, понял, где они могут находиться.
   Он отметил, что сообщение о счастливом обнаружении похищенного поразило только Разумовского, остальные проявили по этому поводу гораздо меньше эмоций. «И это понятно, – подумал Лев. – Все они в той или иной степени знают о том, что случилось. Некоторые – как, например, Денис – знают все. И только хозяин дома остается в полном неведении».
   – Что же вы молчите?! – Разумовский находился в неописуемом волнении. В эту минуту он совершенно забыл о «печальном поводе», о гибели тренера – известие о том, что деньги нашлись, заслонило все остальное.
   – Я не молчу, – возразил Гуров. – Как только мы помянули погибшего, я тут же и сказал.
   – Ах, ну да, погибший… – растерялся хозяин. – Но… где же найденные деньги? И почему вы сказали, что их нашла Лена?
   – Потому что это я сегодня нашла чемодан, – объяснила Елена Сергеевна. – На том самом месте, где вчера утром нашлись ключи, представляешь?
   – Сейчас я его принесу, – сказал, поднимаясь, Гуров.
   Он вышел из столовой, а спустя несколько минут вернулся с «дипломатом» в руке, поставил его на стол и спросил:
   – Вот чемодан, который нашла Елена Сергеевна. Скажите, это ваш?
   – Ну-ка, ну-ка… – пробормотал Разумовский, подходя к чемодану, он взял его, повертел в руках, осмотрел со всех сторон, после чего уверенно произнес: – Да, это тот самый «дипломат».
   – Что ж, теперь открывайте, – распорядился Гуров.
   Разумовский открыл чемодан, и глазам собравшихся в столовой предстали аккуратно уложенные пачки долларов.
   – Давайте их пересчитаем, – предложил Лев, – чтобы потом не было никаких вопросов.
   Разумовский молча кивнул и начал пересчитывать пачки. Спустя несколько минут подсчет был закончен. Для верности хозяин пересчитал деньги еще раз, вновь укладывая их в «дипломат». Закончив эту процедуру, он сказал:
   – Сто пачек, как и было. Весь миллион на месте. Но откуда же он взялся возле двери? И где был все это время? Может быть… – и он с подозрением уставился на свою жену.
   – Ты хочешь сказать, что это я взяла деньги? Только потому, что это я их нашла? – с возмущением произнесла Елена Сергеевна. – Как это низко! И как на тебя похоже!
   – Спокойней, спокойней! – остановил ее Гуров и повернулся к Разумовскому: – Могу вас заверить, что Елена Сергеевна здесь ни при чем. Найти чемодан на этом месте мог любой, кто вышел из дома или подошел к нему. Что же касается вашего вопроса о судьбе чемодана… Я могу на него ответить. Но вы совершенно уверены, что хотите знать этот ответ? Он может… значительно осложнить ваши отношения с близкими.
   – Я хочу… да, я хочу знать, – запальчиво произнес Разумовский.
   – Что ж, – пожал плечами Гуров, – в таком случае…
   Он заметил, как нахмурился Денис, как побледнела Даша. Лишь одна Елена Сергеевна с нетерпением ожидала его рассказа. «Да, в этой компании она одна заинтересована в том, чтобы вся правда выплыла наружу, – подумал Лев. – Это очистило бы ее доброе имя».
   Он уже открыл рот, чтобы начать рассказывать, но тут Разумовский воскликнул:
   – Нет, подождите… Наверное, вы правы. Зачем мне все это знать? К чему эти подробности? – Он в волнении взъерошил волосы, затем, уже более уверенно, продолжил: – Я понимаю, что вам хочется показать вашу работу… Так сказать, товар лицом… Но я и так верю, что вы с вашим другом проделали большой путь… То есть большую работу… Все узнали… Вообще-то не так уж и важно, каким образом этот чемодан оказался возле дверей, верно? И где он был эту неделю. Важно, что он теперь у меня! И, в конце концов, что для меня дороже: знать какие-то подробности или сохранить мир в семье? Если так поставить вопрос, то ответ совершенно ясен! Мир в семье, конечно, важнее!
   – Вот и отлично, – произнес в ответ Гуров. – Хотя мы с товарищем Крячко и проделали, как вы говорите, большую работу, но мы совсем не горим желанием показать, как вы выразились, «товар лицом». Пускай этот товар останется лежать на полке. Работа сделана, а подробности никому знать не обязательно.
   – Да, но остался еще один момент, – заметил Разумовский. – Где же папка с ценными бумагами? Они стоят еще дороже, чем этот чемодан!
   – Относительно местонахождения папки у меня есть одно предположение, – ответил Лев. – Я много думал над этим вопросом, и у меня возникла одна гипотеза. Давайте ее вместе сейчас проверим.
   – Давайте, – согласился Разумовский. – И как мы это сделаем?
   – Для этого надо подняться в ваш кабинет. Там, на месте, я все объясню.
   – Что ж, это интересно. Пошли в кабинет.
   Разумовский покинул столовую, и все, находившиеся за столом, последовали вслед за ним на второй этаж, а затем дальше, в кабинет. Когда все вошли, Гуров остановился посередине комнаты и сказал:
   – Когда я только приехал сюда и услышал рассказ о похищении папки с ценными бумагами, я задумался: где мог похититель (кто бы он ни был) спрятать украденную вещь? Причем спрятать так надежно, что за целую неделю никто ее не нашел? И я вспомнил старое правило: лучше всего прятать прямо под носом у тех, кто ищет. Иногда можно даже положить украденное на открытое место – и ни одна ищейка его не найдет. Будут обшаривать дальние углы, искать тайники – а здесь, поблизости, никто и не подумает посмотреть. А вспомнив это, я решил еще раз проверить помещение. Мне показалось, что майор Шестернев мог не слишком внимательно его осмотреть. Ведь кому могло прийти в голову, что похититель спрячет ценности именно здесь?
   – И что, вы их нашли? – с нетерпением спросил Разумовский.
   – Да, представьте, я их нашел, – ответил Гуров. – Но оставил лежать там, где они были, чтобы вы могли убедиться, насколько надежно они спрятаны. Откройте, пожалуйста, ваш шкаф.
   Хозяин подошел к шкафу и отвел одну из створок.
   – Нет, не эту, – покачал головой Гуров. – Другую, пожалуйста.
   На этот раз Разумовский открыл отсек, где хранились коробки с обувью.
   – А теперь попробуйте поискать среди этих коробок, – предложил ему Лев. – Вдруг что-то найдется.
   Тот начал вытаскивать коробки, одну, вторую… Видя, что ему неудобно их выкладывать, Елена Сергеевна подошла и стала помогать мужу. Когда они вынули уже пять или шесть коробок и открылась задняя стенка шкафа, стал виден краешек черной кожаной папки, заложенной за коробки возле стенки. Спустя минуту Разумовский уже держал ее в руках.
   – Ну-ка, ну-ка… – пробормотал он точно так же, как некоторое время назад в столовой, когда осматривал чемодан, положил папку на стол и открыл ее.
   Все столпились вокруг. Глазам собравшихся предстали разноцветные листки гербовой бумаги с выведенными на них названиями компаний.
   – Это они! Они! Мои акции! – воскликнул Разумовский.
   – Проверьте, все ли на месте, – посоветовал Гуров. При этом он, словно невзначай, взглянул в сторону Дениса. Тот выглядел совершенно невозмутимым.
   – Так, «Бритиш петролеум», «Эксон мобил», «Рено-Ниссан»… – перечислял хозяин кабинета, перебирая бумаги. – И немецкие тоже… Да, все на месте! Послушайте, э-э-э…
   – Лев Иванович, – подсказала жена.
   – Да, послушайте, Лев Иванович, вы просто гений сыска! Вы отыскали все! И при этом смогли… э-э-э… сохранить мир в нашей семье! А это самое важное!
   – Ну, последнее слово здесь не за мной, а за майором Шестерневым, – заметил Гуров. – Уголовное дело по факту хищения у вас денег и ценностей еще не закрыто. И закрыть его может только майор. Кроме того, появилось еще одно дело – об убийстве…
   – Ну, это убийство вообще не имеет к нам никакого отношения! – решительно заявил Разумовский. – Никакого! В нем виновен этот маньяк Базыма, который некоторое время работал здесь охранником. И я думаю, что он понесет заслуженное наказание. А что касается дела о хищении, то этот вопрос я урегулирую. Прямо сейчас позвоню начальнику нашего областного следственного управления и заявлю Павлу Петровичу, что никакого хищения не было, что все это – результат недоразумения. Я просто положил деньги и ценности в другое место и забыл об этом. А теперь вспомнил. Так что и говорить не о чем. Все завершилось наилучшим образом! Скажите, – взял он Гурова под руку и отвел его в сторону, – сколько я вам должен за такую прекрасную работу? Назовите любую разумную сумму – я не поскуплюсь!
   – Мне мое министерство платит, – ответил Гуров. – С меня этого вполне достаточно. Так что от вас мне теперь нужно только одно – машина завтра утром, чтобы мы могли доехать до аэропорта.
   – Конечно, никаких проблем! Можете взять любую машину, хотя бы даже мою! Может, спустимся теперь в столовую, выпьем еще по одной за успешное окончание расследования?
   – Нет, спасибо, – покачал головой Лев. – Что-то не хочется. Мы с полковником Крячко лучше спать пойдем.
   – Ну, как знаете, – проговорил Разумовский. Вид у него при этом был несколько обиженный. – Лев Иванович не хочет отпраздновать с нами успешное возвращение денег, – обратился он ко всем, находившимся в кабинете. – А я предлагаю отметить это дело. Давайте вернемся в столовую и выпьем за это радостное событие! Денис, ты идешь?
   – Нет, ты знаешь, я тоже лучше спать пойду, – покачал головой Денис. – Поздно уже для выпивки.
   – Я тоже не хочу, – присоединилась к Денису Елена Сергеевна.
   – Пойдем, отец, выпьем вдвоем, – сказала Даша. – Видишь, я твоя самая любящая дочь, готова поддержать тебя во всех начинаниях. К тому же тренировки у меня закончились, да и тренера больше нет… Можно выпить!
   – Молодец, Дарья! – с энтузиазмом воскликнул Разумовский. – Я всегда в тебя верил!

Глава 26

   На следующее утро сыщикам, чтобы поспеть на самолет, предстояло уехать рано, в семь часов. Поэтому Гуров думал, что они больше не увидят никого из обитателей усадьбы – кроме горничной да кого-то из охранников. Однако вышло иначе. Когда они утром спустились в столовую, чтобы выпить по чашке кофе и съесть бутерброд, Насти там не оказалось. Вместо нее стол накрывала Елена Сергеевна.
   – Я Настю отпустила, – объяснила она Гурову и Крячко. – Она рано вставать не любит, а я люблю, так что с удовольствием за вами поухаживаю. Заодно и позавтракаем вместе.
   Вскоре стало ясно, что у хозяйки было и другое дело, кроме желания вместе позавтракать. Когда они втроем сели за стол, Елена Сергеевна сказала:
   – Я понимаю, Лев Иванович, что вы решили не поднимать шума и дать моему мужу возможность замять это дело. Но мне самой хотелось прояснить некоторые моменты. Давайте сделаем так: я вас ни о чем не буду спрашивать, а сама изложу события так, как я их поняла. Если ошибусь, вы меня поправите. Хорошо?
   – Хорошо, – согласился Гуров.
   – Эту кражу из кабинета Кирилла задумали и сделали Денис и Даша, ведь так? – начала хозяйка.
   – Да, верно, – подтвердил Гуров.
   – Я говорю так уверенно, потому что знаю, что заставило Дениса пойти на такой шаг, – продолжала Елена Сергеевна. – Причина – болезнь их с Дашей матери. Он сам рассказал мне об этом. И о той сумме, которая требовалась на операцию. Он думал, что, может быть, я смогу уговорить Кирилла дать эти деньги. Я пыталась… но с таким же успехом, как и сам Денис. Кирилл сделал вид, будто меня не слышит. Тогда… Но нет, сперва скажите вот что: он достиг своей цели? Марине сделали операцию?
   – Да, операция прошла успешно, – ответил Гуров.
   – Слава богу! – воскликнула Елена. – Я так рада – и за Марину, и за Дениса. Ведь я сама… Понимаете, я сама была близка к тому, чтобы помочь ему добыть эти деньги.
   – Вы хотите сказать, что хотели стать его сообщницей? – с удивлением спросил Гуров.
   – Ну, я тогда не знала, что речь пойдет о краже из сейфа, – призналась Елена Сергеевна. – Но я предлагала ему помощь. Вначале предлагала продать мои драгоценности – то немногое, что подарил Кирилл Максимович. Денис отнесся к моему предложению достаточно серьезно и некоторое время думал над ним, а потом все же отказался. Но я знала, что он не отступится, что ему надо раздобыть деньги любым путем, поэтому рассказала ему, что отец всегда держит в сейфе значительные суммы. И даже намекнула, что могла бы помочь… Как-то посодействовать…
   – И что он вам ответил? – спросил Крячко.
   – Он сделал вид, что не понял моего намека. Больше я не решилась говорить на эту тему. А потом… потом произошла эта кража, и я сразу все поняла.
   – То есть вы поняли, что это сделал Денис, – уточнил Гуров.
   – Да. Вначале я не знала, что в этом замешана еще и Даша, но однажды случайно стала свидетелем одного разговора… Они с Аркадием разговаривали на корте, думая, что их никто не слышит… И я поняла не только то, что она тоже в этом участвовала, но и, сопоставив некоторые вещи, кажется, поняла все.
   – Почему же вы не сказали об этом мужу? – спросил Крячко.
   – Я думаю, вы уже знаете, что наши отношения с Кириллом Максимовичем далеки от идеальных, – усмехнулась Елена Сергеевна. – Причем далеки настолько… В общем, эта история с хищением, а затем возвращением миллиона долларов стала последней каплей. После того как он заподозрил меня в краже завещания, а заодно и в краже денег и ценностей, я приняла решение. Уже сегодня я поеду в город и подам заявление на развод.
   – Вы правильно решили! – с чувством произнес Крячко. – Такая женщина, как вы, заслуживает лучшего к себе отношения!
   – И что вы собираетесь делать дальше, если не секрет? – поинтересовался Гуров.
   – Ну, Кириллу Максимовичу придется выплатить мне некоторую сумму, – объяснила Елена Сергеевна. – Та часть имущества, которую он получил за последние два года, когда мы жили вместе, считается совместно нажитой и должна быть разделена между супругами. И знаете, я уже решила, как распоряжусь этими деньгами.
   – И как же? – спросил Крячко.
   – Большую часть вложу в ценные бумаги. Я уже говорила об этом с Денисом, и он обещал мне помочь вложить деньги самым выгодным образом. А на остальные заведу теплицы. Буду выращивать цветы и поставлять их цветочным магазинам. И знаете, кого я к себе возьму на работу?
   – Догадываюсь, – усмехнулся Лев, – садовника Петра Кривулина.
   – Вы угадали! – воскликнула Елена. – Он отличный работник. Денис говорил мне, что он давно хочет уйти от Кирилла, только никак не может решиться.
   – Что ж, вы и Кривулин найдете в этом свое дело, – заметил Гуров.
   – Да, я буду копаться в земле, выращивать рассаду… – мечтательно произнесла Елена Сергеевна. – И не думать о человеческой грязи, которая меня окружает.
   – Желаю вам успеха в новом деле! – с чувством проговорил Крячко. – А нам, к сожалению, пора.
   – Счастливо, желаю удачи!
   Сыщики поднялись в комнаты, чтобы забрать свои вещи. Здесь Гурова ждала еще одна встреча. Когда он с сумкой в руках уже выходил из комнаты, возле дверей его встретил Денис.
   – Я хотел с вами попрощаться, – сказал Разумовский-младший. – Встал ради этого пораньше, чего обычно не делаю. Я хотел сказать, что очень вам признателен за то, как вы распорядились добытой информацией. Ведь вы могли поступить совсем иначе…
   – Да, служебный долг требовал поступить несколько по-другому, – ответил Гуров. – Но ведь никто не настаивал на наказании виновных, верно? А причинять людям неприятности просто так не доставляет мне удовольствия.
   – Настаивать никто не настаивал, – согласился Денис. – Хотя есть два человека, которые были бы рады, если бы вы передали нас с Дашей в руки правосудия.
   – И кто же эти люди?
   – Один человек – это Настя. Ведь если бы мы с Дашей исчезли из этого дома, причем надолго, она стала бы здесь полновластной хозяйкой. Она и сейчас будет чувствовать себя неплохо – ведь ей уже не надо будет скрываться… Вам Елена Сергеевна говорила о своих планах?
   – Да, она сказала, что хочет развестись с мужем.
   – Ну вот, видите. Прежняя хозяйка исчезнет… Если бы еще и нас не было, она стала бы здесь главной. Глядишь, отец бы еще раз переделал завещание, оставив все имущество ей…
   – Хорошо, а кто второй?
   – Второй – это Семен Базыма. Моя судьба ему безразлична, но он бы очень обрадовался, если бы пострадала Даша. Теперь, после всего случившегося, я думаю, он ее ненавидит.
   – Что ж, возможно, вы правы, – кивнул Гуров.
   – Я хотел сказать, если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, я буду рад ее оказать. Скажем, если вам потребуется разместить ценные бумаги… Или вы заведете свой бизнес, и вам нужен будет хороший совет…
   – Ну, это вряд ли. Сомневаюсь, что у меня когда-нибудь будут какие-то ценные бумаги. Да и бизнесом я заниматься не собираюсь. Во всяком случае – спасибо за предложение.
   Гуров пожал протянутую Денисом руку и спустился в гостиную, где его уже ожидал Крячко. Друзья вышли из дома и направились к гаражу. Однако на площадке возле гаража их ожидал сюрприз: там стояла уже знакомая им машина – та самая, на которой три дня назад они приехали в усадьбу. А с переднего сиденья им призывно махал рукой майор Шестернев.
   – Что, думали по-тихому уехать, не попрощавшись? – заговорил он, когда сыщики подошли ближе. – Не выйдет! Придется вам, граждане полковники, проехать со мной. Садитесь. Так и быть, довезу вас до аэропорта. Довезу с ветерком!
   – Ты как узнал, что мы сегодня уезжаем? – спросил его Гуров.
   – Еще бы мне не узнать! – ответил Шестернев. – Меня начальство об этом еще вчера ночью известило. Да вы садитесь, садитесь, а то время идет.
   Сыщики забросили сумки в багажник, сели на заднее сиденье, и майор, развернувшись, направил машину к воротам. Они оказались предусмотрительно распахнуты, и автомобиль, никем не провожаемый, покинул усадьбу.
   – Ты что, хочешь сказать, что тебе начальство звонило, чтобы сообщить о нашем отъезде? Брось врать, не может такого быть, – недоверчиво произнес Лев.
   – Да не о вашем отъезде, конечно, – признался Шестернев. – Мне полковник вчера позвонил чуть ли не в полночь. Спрашивает: «Ты, что ли, завел дело о краже у Разумовского?» Я отвечаю: «Да, товарищ полковник, я завел. По вашему приказу». – «Ну, а теперь я приказываю, тебе это дело закрыть. Кража раскрыта. То есть оказалось, что кражи никакой не было. Все деньги и ценности нашлись». – «Как же так? – говорю я. – Там же похищено ценных бумаг на шесть с лишним миллионов долларов! Вы же от меня требовали, чтобы я носом землю рыл! А когда у меня застопорилось, вы из Москвы самого Гурова вызвали с помощником. А они что теперь будут делать?»
   – И что он тебе на это сказал?
   – Что сказал? Выразился непечатно насчет разных тупых подчиненных, которые с первого слова не понимают. А потом говорит: «Я же тебе сказал: все ценности нашлись. Мне об этом только что звонил сам Разумовский. И чтобы вы его больше по этому поводу не беспокоили. А с Гуровым действительно неудобно получилось. Ну, что делать! Они с другом завтра в Москву улетают, так ты съезди, проводи их и извинись за причиненные хлопоты». Так что вот, выполняю указание начальства – извините, товарищи полковники, за лишние хлопоты!
   – Ладно, извиняем, – улыбнулся Гуров. – Ты лучше скажи, что же будет с делом об убийстве? Его что, ваше начальство тоже собирается закрыть?
   – Почему его надо закрывать? – удивился Шестернев. – Кража – сама по себе, а убийство – само по себе. Это дело будет доведено до конца.
   – Значит, Базыма получит большой срок… – заметил Крячко.
   – Вряд ли большой, – ответил на это следователь. – Ведь дело, по всей видимости, придется переквалифицировать. Теперь вашему Базыме предъявят другую статью, более легкую.
   – Это почему же? – заинтересовался Лев.
   – Потому что врачи обнаружили на его теле многочисленные кровоподтеки, – объяснил Шестернев. – Кроме того, у него закрытый перелом левой руки. Травмы нанесены металлическим предметом, похожим на кочергу.
   – То есть той самой клюшкой! – воскликнул Крячко. – Значит, охранник говорил правду, и тренер напал на него первым.
   – Да, выходит, что так, – согласился следователь. – Значит, статья, по которой его будут судить, будет называться «Причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть по неосторожности», а она значительно легче. Получит ваш Базыма года четыре общего режима. Отсидит из них половину – и выйдет по УДО.
   – Что ж, я думаю, это будет справедливо, – сказал Гуров. – В конце концов, Семен виноват лишь в том, что полюбил человека, который этого совершенно не заслуживал…
   – Я смотрю, ты и правда довез нас с ветерком, – заметил Крячко, разглядывая появившееся из-за поворота дороги здание аэровокзала.
   Сыщики вышли из машины, распрощались с гостеприимным майором и отправились выкупать заказанные билеты. Покончив с этим, они в ожидании регистрации сели на скамью.
   – Знаешь, мне все понятно в этом деле, – произнес Стас. – Все, кроме двух моментов. И первый касается лестницы, которая вела в кабинет Разумовского снаружи. Кто все-таки оставил на ней следы? Нам дали несколько объяснений, но все они, как я вижу, были враньем – и то, что говорил Базыма, и то, что сказал сам хозяин.
   – Разгадка тут довольно простая, – ответил Гуров. – Как ты помнишь, наш магнат приобрел привычку пользоваться любовью горничной Насти. Она регулярно приходила к нему в кабинет. Но после похищения денег и появления в доме следователя эти походы могли быть замечены посторонними. И тогда Кирилл Максимович предложил своей Джульетте забираться к нему снаружи. Что она и сделала накануне нашего приезда. Я думаю, Разумовский, когда строился его дом, и саму эту лестницу велел сделать именно для таких целей.
   – Ты хочешь сказать, что он предвидел, что в его доме произойдет кража и появятся сыщики? – усмехнулся Крячко.
   – Нет, конечно. Но он вполне предвидел, что молодая жена ему вскоре надоест. Уж очень разные они люди. Елена Сергеевна умна, ей разговаривать с мужем интересно. А нашему магнату разговоры ни к чему. Ему бы что-нибудь попроще… А какой второй момент остался для тебя непонятным?
   – Почему ты так заинтересовался лекарствами на столике у Разумовского в спальне? Какое отношение они могли иметь к краже?
   – В итоге оказалось, что никакого, – объяснил Лев. – Но они могли иметь отношение к дальнейшему развитию событий. Видишь ли, сумма в миллион долларов плюс шесть с половиной миллионов в ценных бумагах – для наших широт очень большая. У нас, как ты знаешь, и за меньшие деньги убивают. Между тем убить человека, имеющего привычку регулярно принимать различные лекарства, довольно просто. Для этого достаточно заменить одну из таблеток у него на блюдечке на похожую, но содержащую смерть. Я не расспрашивал Дарью Кирилловну на этот счет, но, думаю, если бы удалось заставить ее пересказать все варианты, которые они обсуждали с сердечным другом Зараковским, то там нашелся бы и такой.
   – То есть ты считаешь, что наш магнат находился в двух шагах от смерти?
   – Полагаю, что да. Если бы дело обернулось для Даши совсем плохо, она могла бы прибегнуть к этому последнему средству.
   – Тогда, выходит, мы его спасли… – задумчиво произнес Крячко.
   – Выходит, что так, – согласился Гуров. – Но он об этом никогда не узнает.

Бриллиантовая пуля

   Гуров телевидение не любил, да и телевизионщиков, за редким исключением, – тоже. Если у него выдавалась свободная минута, а случалось это очень редко, он предпочитал проводить ее в кресле с книгой, благо родители, уезжая на Украину, оставили библиотеку ему. Причем с книгой не электронной, а самой настоящей, с пожелтевшими от времени страницами, потрепанным коленкоровым переплетом и очень специфическим запахом. Так что телевизор Гуров смотрел только в силу крайней – понимай, служебной – необходимости. А вот слушать его Льву Ивановичу в последнее время невольно приходилось каждое утро.
   Дело в том, что его жена Мария Строева, между прочим, народная артистка России, с некоторых пор взяла за правило вставать раньше его, а сам он поднимался в шесть часов утра. То ли заклятые подруги ей посоветовали, то ли начиталась модных нынче глянцевых журналов, пестрящих советами, как удержать мужа, но она решила, что Гуров ни в коем случае не должен видеть ее неприбранной, вот и встречала его по утрам на кухне не только завтраком, но и свежим макияжем вкупе с уложенной прической. И, сколько ни говорил ей Гуров, чтобы она не истязала себя, а лучше поспала лишний часок, а то и два, что он ее любит и непричесанной, и ненакрашенной, она продолжала издеваться над собой, а заодно и над ним, потому что, как входила в кухню, так тут же включала телевизор. И работал он вроде бы негромко, но его постоянное бубнение здорово действовало на нервы. Утренние, якобы развлекательные, передачи, перемежавшиеся новостными выпусками, никакого удовольствия Льву Ивановичу не доставляли, но он их вынужденно терпел – должна же получать Мария хоть какое-то удовольствие от своего идиотского подвижничества.
   Вот и сегодня, занимаясь утренней гимнастикой, Гуров автоматически слушал телевизор, но вдруг насторожился, резко бросил отжиматься от пола и быстро вошел в кухню. Его настроение, и так далеко не лучезарное, испортилось еще больше, потому что диктор сообщил, что сегодня днем было совершено покушение на жизнь губернатора Новоленской области Михаила Михайловича Косолапова. Ну, днем – это по их местному времени. И находился сейчас губернатор в больнице, где был уже прооперирован, и его состояние оценивалось как критическое. От каких-либо прогнозов врачи воздерживались, что переводилось на русский язык однозначно: «надежд на выздоровление нет».
   – Маша, а собери-ка ты мне сумку с учетом их погоды, – попросил Лев Иванович.
   – Думаешь, без тебя не обойдется? – погрустнела она.
   – Это вряд ли.
   – Так я с некоторых пор постоянно держу ее наготове. Мне только теплые вещи туда доложить.
   Лев Иванович пошел в ванную, и, пока стоял под душем, туда заглянула жена и сказала:
   – Лева! Там Петр!
   Генерал-майор Петр Николаевич Орлов был не только непосредственным начальником Гурова, но и его давним другом, так что можно было не церемониться.
   – Маша! Скажи, что я ему перезвоню, – попросил Лев Иванович.
   – Лева, ты не понял – он уже у нас, – объяснила Мария.
   – Тогда он не «там», а здесь, – поправил ее Гуров, поняв, что «земля уже горит под ногами». – Скажи, что я сейчас выйду.
   В авральном порядке приведя себя в порядок, он вышел из ванной и прошел в кухню, где, судя по голосам, и был Орлов.
   – Я все правильно понял? – вместо приветствия спросил его Лев Иванович.
   – Если ты слышал экстренное сообщение, то да, – кивнул тот.
   – Надо посмотреть хоть, где это, – направился в зал Гуров, чтобы включить компьютер.
   – Не стоит, я тебе и так могу сказать, что это Якутия.
   – Ну, спасибо, Петр! – поклонился ему Лев Иванович.
   – Кушай на здоровье, причем в буквальном смысле, – невозмутимо ответил Орлов и объяснил: – Времени у тебя только на чашку чая и бутерброд, а потом кое-куда поедем.
   – Как я понимаю, не на работу, – ерническим тоном заметил Гуров.
   – Потрясен твоей догадливостью. В темпе, Лева, в темпе! Начальство ждать не любит!
   – Маша! Посмотри в Интернете, что там с Якутией, – крикнул в сторону зала Гуров и, наскоро сжевав бутерброд, запил его остывшим кофе из ее чашки.
   Выйдя в зал, он увидел, что дорожная сумка уже стоит на столе, а рядом с ней высится гора из шерстяных носков, свитеров и прочих теплых вещей, включая даже пакет с новым термобельем, которое Маша совершенно непонятно зачем ему купила, но поскольку он никогда в жизни ничего подобного не носил, то оно так и валялось в шкафу.
   – Лева, ты сам отбери, что тебе укладывать, – попросила, не оборачиваясь, сидевшая за компьютером жена.
   – Только не это, – ткнул пальцем в сторону термобелья Гуров.
   – Даже не думай! – решительно заявила Мария, поняв, что он имел в виду. – Между прочим, у них уже за тридцать, и обещают дальнейшее понижение температуры! Это у нас тут не декабрь, а не пойми что, а там – Сибирь! И морозы соответствующие!
   – Ну, а носки шерстяные я как носить буду? Я же в них все равно в сапоги не влезу.
   – В гостинице походишь, не думаю, что там будет очень уж тепло, – не унималась она. – И дубленку наденешь! Даже не спорь!
   Дубленка Гурова добила. Неизвестно, чем руководствовалась Маша, покупая ее, но это чудо, а точнее, чудовище канадского производства, мало того, что было на отнюдь не маленького роста Льве Ивановиче по самые щиколотки, так еще и толщину имело такую, что он выглядел в ней, как вставший на задние лапы медведь-гризли. О том, чтобы водить в ней машину, и речи быть не могло, а пешком Гуров передвигался по Москве крайне редко, да и погода совсем не способствовала ее эксплуатации, вот и пылилась дубленка в шкафу.
   – Маша права, – поддержал ее Орлов. – Климат там далеко не ласковый, так что не ерепенься, а то отморозишь себе все, что только возможно.
   – Черт с вами! – сдаваясь, пробурчал Гуров.
   – Да собирайся ты, в конце концов! Нас уже ждут! – поторопил его Петр.
   – Ну, и где нас ждут? На работе? Или уже в аэропорту?
   – Вам забронированы билеты на шестнадцатичасовой рейс на Якутск, а там пересядете на местный самолет. Вылет из Домодедова. Так что еще успеешь и за вещами заехать, и пообедать перед дорогой.
   – Так с какого перепуга эта порка-гонка? – удивился Гуров.
   – Рыбовод нас у себя дома ждет, – объяснил Петр.
   А вот это уже что-то новенькое! Рыбовод, а в миру Андрей Сергеевич, был заместителем министра, и отношения у них с ним складывались не самые теплые, особенно у Орлова, потому что разносы он получал с завидной регулярностью, но и до Льва Ивановича доносились их отзвуки. А Рыбоводом они его называли за глаза потому, что тот не так давно завел у себя в кабинете очень большой аквариум с самыми разнообразными рыбками, за которыми трепетно ухаживал.
   Гуров удивленно уставился на друга, и тот ему подтверждающе покивал:
   – Именно так! Он меня с постели поднял. Причем я в отличие от тебя даже бутерброд слопать не успел. А вот подробности, как говорится, письмом.
   – Значит, прижало его под самое под не могу, – хмыкнул Гуров. – Ну, а ты по нисходящей уже за нас взялся!
   – Скажи спасибо, что хоть немного поспать тебе дал, Стаса-то я еще раньше разбудил и взбодрил, – обиженно заявил Орлов и усмехнулся: – Ну, куда же вы друг без друга?
   – И где он?
   – Вот он-то как раз и будет тебя в аэропорту ждать, а пока на дачу за тулупом поехал.
   Станислав Васильевич Крячко был, как и Гуров, полковником-важняком и их третьим другом, стаж этой дружбы исчислялся не одним десятком лет.
   В коридоре Мария сунула им наспех сделанные бутерброды и сказала:
   – Левушка! Я тебе сумку соберу, но только очень прошу ничего из нее не выкладывать.
   – Да уж понял я, что ты мне туда положишь.
   – У меня днем репетиция, а вечером спектакль, так что давай сейчас попрощаемся. К Новому году хотя бы вернешься?
   – Да если бы я это сам знал! – пожал плечами Лев Иванович.
   В результате этих препирательств-прощаний вышли они из дома довольно скоро. Дорога много времени не заняла, и, к удивлению Гурова, оказалось, что Рыбовод жил в самом обыкновенном доме в районе Новых Черемушек. Лет двадцать, а то и больше, назад он, несомненно, относился к категории элитных, но теперь, на фоне новостроек, таковым уже не являлся. Открыл им сам хозяин, причем в тренировочном костюме, и с ходу предложил:
   – Пойдемте на кухню.
   Там хозяйничала, судя по возрасту, его жена, причем зареванная до такой степени, что лицо опухло, а от глаз остались только щелочки.
   – Ну, хватит уже, Лиза, – попросил ее Рыбовод. – Бог даст, обойдется!
   – Вы садитесь и покушайте, – рыдающим голосом предложила она гостям. – Андрей же вас спозаранок поднял, наверное, и кофе даже попить не дал. Я тут наспех кое-что скулемала, так что не обессудьте. Вы уж его извините – горе у нас!
   – Ну, все, Лиза! Иди! Дай нам поговорить! – выпроводил ее муж, и она, хлюпая носом, ушла.
   – Садитесь и не стесняйтесь, – показал им на накрытый стол Рыбовод, – а я пока объясню, что к чему.
   – А вы? – удивился Орлов. – Разве вы с нами не поедите? А то неудобно как-то получается!
   – А мне, Петр Николаевич, кусок в горло не лезет! – Хозяин дома отошел к окну и, приоткрыв его, закурил, выпуская дым на улицу. – Так что ешьте и не обращайте на меня внимания, а если какие вопросы появятся, то спрашивайте.
   Орлов с Гуровым присели к столу, на котором никаких разносолов не наблюдалось, а были обыкновенные оладушки, а в отдельных вазочках лежали мед и сметана.
   – Вы мед берите, он дикий, сибирский. Говорят, самый полезный, – предложил им Рыбовод.
   – Когда пристав говорит – садись, как-то неудобно стоять, – процитировал шепотом Гуров, и они с Орловым начали есть оладушки с медом, причем и то, и другое оказалось необыкновенно вкусным.
   – Короче, ты, Гуров, все равно на месте все узнаешь, так уж лучше я сам тебе скажу, – приступил к разговору Андрей Сергеевич. – Косолапов – мой зять, муж моей родной старшей сестры Татьяны.
   – Простите, что перебиваю, Андрей Сергеевич, но это он вам звонил по поводу Савельева? – спросил Гуров.
   – Он, – кивнул тот. – У него в области их отделение есть. А теперь, когда с Мишкой такое случилось, мне уже Татьяна позвонила и попросила направить туда именно тебя, потому что ты лучший из лучших. – Гуров мгновенно вскинулся и хотел было сказать, что он не слесарь, чтобы по вызову являться, но Андрей Сергеевич не дал ему и рта открыть: – Ты мне свой характер не показывай! Я его и так хорошо знаю! И то, что ты меня не любишь, тоже. Так что считай, что я тебя просто прошу помочь как человек, чей родственник попал в беду. Очень прошу! И довериться в этой ситуации я могу только тебе, причем из-за твоего же характера, потому что ты никаких авторитетов не признаешь и до сути докопаешься, несмотря ни на что. Такой расклад тебя устраивает?
   Лев Иванович, соглашаясь, кивнул. Он увидел, что замминистра, который, едва затушив одну сигарету, тут же закурил другую, изо всех сил старается держать себя в руках, а на самом деле здорово нервничает. И было это не только из-за того, что случилось с его зятем, но и потому, что просить подчиненных о чем-то он явно не привык – раньше-то только приказывал.
   – Может, тебе это и не пригодится, но ты просто должен знать, с какими людьми придется дело иметь и чего от них ждать, потому что сибиряки – народ особый, – продолжил Андрей Сергеевич.
   Рассказанная Рыбоводом история была сугубо домашней, не для посторонних ушей, но она прояснила ситуацию, заодно в корне изменив отношение Орлова и Гурова к этому человеку, которого они, мягко говоря, недолюбливали.
   Итак, родители Андрея и Татьяны были врачами, в черт знает каком поколении, и работали в Кремлевке, хоть и на рядовых должностях, но ведь в Кремлевке же! Совершенно естественно, что Татьяна пошла по их стопам и училась в Первом «меде», планируя стать, как отец, хирургом. И вот после пятого курса она поехала врачом со стройотрядом и познакомилась со служившим в стройбате недалеко от их общежития восемнадцатилетним парнем-сибиряком, это и был Косолапов, а образование у него тогда было всего восемь классов. Что она в нем нашла, неизвестно, но влюбилась насмерть, а он в нее – еще сильнее, несмотря на то что она была старше его, красавицей отнюдь не являлась и к тому же имела баскетбольный рост – 185 сантиметров, так что ее с детства дразнили «дылдой».
   Понимая, что родители ни в коем случае не одобрят ее выбор, Татьяна изо всех сил скрывала и свои чувства, и свою с ним переписку. А поскольку Андрей был в то время по уши влюблен в девочку из параллельного класса, то понимал ее, как никто, и хранил письма Михаила в своем столе среди старых учебников. Он вообще очень любил свою сестру, которая, будучи на десять лет старше, его и вырастила, потому что мать, поступив в заочную аспирантуру, решила писать диссертацию, и тут выяснилось, что она беременна. Отец и Татьяна уговорили ее оставить ребенка, который в тот момент был ей совсем не ко времени, и она сдалась, но поставила условие, что они будут ей всячески помогать. Отец, конечно, обещал, но в результате все заботы о малыше легли на плечи Татьяны. Диссертацию, кстати, мать так и не написала.
   Окончив интернатуру, Татьяна стала полноправным хирургом. Родители никак не могли понять, почему она изо всех сил отбивалась и отбилась от ординатуры, а объяснение было простое – в ординатуре учатся два года, а в интернатуре – один год, вот она и подгадала так, чтобы к моменту, как Михаил демобилизуется, уже высшее образование получить. Наступил час Х – Михаил пришел к родителям Татьяны знакомиться.
   – Впечатление было незабываемым, – вспоминал Андрей Сергеевич. – Ростом под два метра, белобрысый, голубоглазый, а главное, абсолютно невозмутимый и уверенный в себе на двести процентов. Как там у О’Генри? «Свеж, как молодой редис, и незатейлив, как грабли». Родители были в шоке! А когда они узнали, что у него даже полного среднего образования нет, да он еще родом из глухого таежного поселка, мама забыла о том, что она интеллигентная женщина, и скандалила, как базарная баба. Самыми приличными выражениями были: «лапоть деревенский» и «валенок сибирский», а уж о том, что он не по себе дерево рубит и все остальное в этом духе, я вообще молчу. А Мишка был непробиваемо спокоен и только повторял: «Мамаша! Не волнуйтесь вы так! Я вашу дочку люблю и всю жизнь любить буду! Я ее никогда ничем не обижу! Я в жизни всего достигну, чтобы она мной гордиться могла!» Мама на это огрызнулась, что медведица из леса ему мамаша, а не она. Надо заметить, что отец себя посдержаннее вел, но тоже за словом в карман не лез. А потом мама поставила вопрос ребром: Татьяна, если окончательно с ума сошла, может уезжать с этим мужланом, но тогда пусть забудет о том, что у нее есть родители, а уж порог их дома она никогда в жизни больше не переступит. Михаил совершенно спокойно повернулся к сестре и спросил: «Что скажешь, Танюша?» А она в ответ улыбнулась ему: «Куда муж, туда и жена». Потом повернулась к родителям и сообщила: «Вообще-то мы уже зарегистрировались». Ну, это они еще как-то пережили, потому что разводы законом не запрещены, но папа предупредил, что Миша пропишется в их квартире только через их, родительские, трупы, не раньше! А мама добавила, что только сибирской родни в тулупах и валенках с мешками и баулами им в доме и не хватало. Татьяна же неожиданно заявила, что это она из квартиры уже выписалась, потому что отказалась от распределения в Москву и отправляется по направлению в распоряжение Новоленского облздравотдела. Как в этот момент родителей удар не хватил, до сих пор не пойму – они ведь столько сил приложили, чтобы организовать ей целевое распределение к ним в Кремлевку, кланялись, унижались, чтобы персональный запрос на нее организовать. И вдруг все это прахом пошло! Причем из-за какого-то деревенского увальня из глухого сибирского медвежьего угла! Этого мама выдержать уже не смогла! Белая стала как мел, а потом металлическим голосом произнесла: «Делай что хочешь, но запомни, что дочери у нас больше нет!», ушла в спальню и дверью хлопнула, а отец – за ней. А Мишка на это сказал: «Танюша! Я тебе своей жизнью клянусь, что ты никогда об этом не пожалеешь!» В общем, собрала сестра свои вещи, что потеплее, шепнула мне, что будет писать на Главпочтамт, до востребования, а родителям ничего говорить не надо, если сами не спросят, и ушли они. Наверное, родители все-таки надеялись, что этого не случится, потому что, когда я за Татьяной и Михаилом дверь захлопнул, оба из спальни выскочили и, увидев, что ни дочери, ни нежеланного зятя в квартире нет, так на диван и рухнули. «Чтобы я больше имени Татьяны в этом доме не слышала!» – только и прошептала мама.
   – И долго продолжалось это молчание? – спросил Орлов.
   – Семь лет. Но, как потом оказалось, имя Татьяны не произносилось только при мне, а вот между собой родители о ней частенько говорили. А тогда я через день на Главпочтамт бегал – все письма ждал. Первое не скоро пришло, я уже волноваться начал. Сестра писала, что побывали они в Мишкиной деревне и тут же в Новоленск уехали. Мишка на завод пошел и в вечерний техникум поступил, который, между прочим, за два года окончил, Таня по специальности работала, а жили они в общежитии. Это уже потом мы узнали, что не больно-то ласково ее Мишкина родня приняла, а в Танькиных письмах все было просто чудо как хорошо. Я их в том же тайнике держал, где раньше Мишкины письма хранил – она их с собой забрала. Потом у них Мишутка родился – точная копия отца, и она с ним дома сидела, денег, естественно, меньше стало. Она мне об этом не писала, но я ведь и сам все понимал, поэтому стал им деньги посылать. Мне родители на буфет школьный давали, а я из дома бутерброд захвачу и сыт. На кино и все такое деньги возьму, а сам никуда не хожу. А как поднакоплю немного, так сразу Тане отправляю. Ругалась она, конечно, но, видно, нелишними они у них были, потому что обратно ни разу не отослала. Фотографии частенько вместе с письмом присылала, и их с Мишкой, и детей – они у них подряд идут: Степан, Емельян и наконец Наташка, на этом решили остановиться. Мишка – и как он умудрялся? – еще и учиться успевал, потому что после техникума на заочный в институт поступил. Я к тому времени уже на юридическом учился и теперь отправлял им свою стипендию.
   – А почему вы в медицинский не пошли? – поинтересовался Гуров.
   – Из духа противоречия. Родители решили на мне отыграться, раз уж из Таньки великого врача не получилось, к тому же школу я окончил с золотой медалью. А потом Танька написала, что не надо больше деньги посылать, потому что Мишка стал начальником цеха и им на жизнь хватает. И это при том, что он в тот момент еще институт не закончил! Кстати, он и там всего четыре года учился, большинство предметов экстерном сдавал. Как-то я с занятий возвращался и вдруг вижу, от нашего подъезда «Скорая» отъезжает. Непонятно почему, но я сразу понял, что она у нас была. Взлетел по лестнице, в квартиру ворвался и услышал голоса родителей из спальни. Мама рыдала и все повторяла: «Ну, как она может быть такой бессердечной? Ну, хоть бы телеграмму прислала с одним-единственным словом «Жива»! Нам бы и этого хватило! Ведь нет больше сил в неизвестности жить!», а папа ее утешал, говорил, что, если бы с ней что-то случилось, то Михаил обязательно нам сообщил бы, что не похож он на подлеца, и все в этом духе. Ну, тут уж я не выдержал, вошел и сказал, что все у Таньки нормально, что четверо детей уже у них, что она мне регулярно пишет и фотографии присылает. Что тут началось! – Рыбовод даже головой покрутил.
   – Представляю! Крайним стали вы! – усмехнулся Гуров.
   – Кто же еще? Оказалось, что я не сын, а выродок и исчадие ада! Что решил родителей в гроб вогнать! Что мог бы и раньше сказать, что у сестры все в порядке, а не заставлять отца с матерью ночами в подушку рыдать. Я заикнулся было, что мама сама запретила имя сестры в доме произносить, а потом махнул рукой, принес им все Танькины письма и фотографии, на кровать бросил и ушел от греха подальше. Потом до самого вечера слышал, как они там внуками восхищались, письма читали и перечитывали, удивлялись, что Михаил смог таких высот всего за несколько лет достичь, и все в этом духе. Затем полночи письмо Татьяне писали – телефона у них тогда еще не было, его поставили, когда Мишка директором завода стал. И после всего этого родители начали требовать, чтобы Татьяна со всем семейством погостить приехала. Но тут ведь нужно было подгадать, чтобы и отпуска у нее с мужем совпали, и дети старшие на каникулах были, так что приехали они только через два года, как раз под Новый год, когда Мишку уже главным инженером назначили. Родители к их приезду готовились, как к приему коронованных особ: квартиру до блеска отдраили, продуктов закупили, детям билеты на Кремлевскую елку достали, а Таньке с Мишкой – на самые новомодные спектакли. Свою спальню решили им отдать, сами в мою комнату перебрались, меня на раскладушку выселили, а детей решили разместить на диване в зале, благо тот раскладывался до неимоверных размеров. В общем, дурдом был настоящий. Поехали мы их в аэропорт встречать на двух машинах: на нашей и еще такси заказали. Они наконец появились: на Таньке – шуба до земли из непонятного меха и шапка соболья, на Мишке – дубленка, что тогда редкостью было, и шапка-ушанка тоже из соболя, да и дети одеты соответственно. А уж багажа-то! Мама стоит, плачет и не знает, к кому первому бросаться: то ли к дочери, которая тоже слезами заливается, то ли к внукам, а потом начала от одних к другим метаться. Постепенно все немного успокоились, и папа спросил, показывая на Танькину шубу: «Это что?», а Наташка, она тогда еще не очень хорошо говорила, ему ответила: «Это лысь! Папа настлелял! А теперь соболя бьет маме на субу!» Танька и объяснила, что зима в Москве не то что у них, вот она и надела, что полегче, а на морозы у нее волчья, потеплее. А уж как домой приехали и они стали гостинцы доставать, так отец с мамой сели возле стола и молча провожали глазами каждую банку и сверток, потому что слов подходящих подобрать не могли. Одна трехлитровая банка красной икры чего стоила! Да и все остальное ей под стать было. Мы такого даже в продуктовых наборах, что родителям к праздникам выдавали, не видели. Среди прочего они достали кедровые орехи, а мы их в глаза не видели и не знали, что с ними делать. А Мишутка солидно так нам объяснил, что они очень полезные и что они нам их сейчас почистят. Сели вчетвером вокруг журнального столика и, как проворные белки, целую тарелку нашелушили, причем Наташка тоже изо всех сил старалась. А когда уже за столом сидели, мама, расплакавшись, начала у Мишки прощения просить за все те гадости, что ему тогда наговорила, что ей нужно бы получше в людях разбираться, что должна была сразу понять, какой он серьезный человек. Он ее слушал-слушал, а потом заявил: «Бросьте вы, мамаша! Я же еще тогда сказал, что всего достигну, чтобы Танюша мной гордиться могла. Чего ж вы на меня удивляетесь? Вы лучше сыну своему удивляйтесь, который много лет все деньги, что скопить мог, нам отправлял. И за это ему наша великая благодарность и скромный подарок». И Мишка достал настоящий японский видеомагнитофон – по тем временам редкость необычайная, у спекулянтов он стоил столько, что за эти деньги можно было и «восьмерку» подержанную купить. Родители у меня были советской властью пуганные и тут же всполошились – откуда, мол? А Мишка объяснил, что был в командировке в Японии по вопросам закупки оборудования, вот там-то мне подарок и купил.
   – В общем, Михаил положил ваших родителей на обе лопатки, – констатировал Орлов.
   – Это была только присказка, потому что на следующий день родители, встав пораньше, чтобы завтрак на всю ораву приготовить, застали Михаила уже на кухне, где он мясо через мясорубку прокручивал, а племянники мои вокруг крутились и очень деятельно ему помогали: Мишутка мясо резал, Степан, обливаясь слезами, лук чистил, Емельян муку просеивал, а Наташка с самым серьезным и сосредоточенным видом ему помогала, из-за чего половина муки была на полу, а вторая – на ней. Ну, Мишка и объяснил, что решил настоящих сибирских пельменей налепить. Мама в ступор впала, а папа только растерянно спросил: «А Таня что же?» А Наташка ему серьезно так: «Мама у нас хилулк. В ее луках зизнь теловека, поэтому ей ничего луками делать незя!» А тут и сама сестрица появилась в японском кимоно и тапочках каких-то затейливых с помпонами, заспанная и довольная, как кошка. Мишка увидел ее и, глядя на детей, только укоризненно головой покачал: «Ну вот! Разбудили маму!» А она подошла к мужу, прижалась, потерлась об него щекой и в ванную поплыла. Посмотрел на все это отец и ехидно так маме сказал, ее же передразнивая: «Ох, пропадет наша дочка в Сибири! Ох пропадет!» А Мишка им на это добродушно так: «Да бросьте вы! Что нам, трудно, что ли?» Тут мама вконец растерялась: «Мишенька! А кто же готовил, стирал, убирал, пока детишки маленькие были, а ты учился?» Он в ответ расхохотался: «Угадайте с трех раз!» Вот такой у меня зять! Но это он только с Танькой и детьми такой добрый, а на самом деле – кремень! У него вся область по одной доске ходит!
   – Как же он губернатором стал?
   – Когда все разваливаться начало, он уже давно был директором завода. Посмотрел Мишка на этот бардак и понял, что помощи ждать неоткуда и спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Собрал команду из таких же, как он, людей, и начали они область спасать. И спасли! Так что, когда губернатора выбирали, люди за него все, как один, проголосовали. Вот с тех пор он и правит там единовластно. Правда, была одна попытка его сместить, но ничего из этого не вышло, из-за чего на него даже покушались. Но все обошлось, и его снова назначили губернатором. А поскольку теперь опять начнут губернаторов выбирать, то альтернативы ему нет. Конечно, если он выживет и решит потом на прежней должности остаться, – поправился Рыбовод.
   Гуров хотел спросить, что это значит, но тут за дверью кухни раздались какие-то непонятные звуки, потом она открылась, и в кухню пулей влетел рыжий, необыкновенно пушистый и уже не совсем маленький, месяцев пяти от роду, котенок сибирской породы. Он застыл, выгнув спину и подобрав лапы, но, поняв, что противников не предвидится, сразу успокоился.
   – А-а-а! Явился, бандит! – буркнул Андрей Сергеевич, а на самом деле в его голосе послышалась какая-то даже родительская любовь к котенку.
   Тот же, начисто проигнорировав как его самого, так и его тон, запрыгнул на подоконник, уселся там и стал по-хозяйски осматривать то, что стояло на столе.
   – А ну, Ермак, марш отсюда! – приказал Андрей Сергеевич.
   – За что же вы такого красавца не любите? – спросил Орлов, любуясь котом. – Вам же его, наверное, сестра в подарок привезла?
   – Она, – подтвердил Андрей Сергеевич. – Если б я тогда знал, что из того пушистого комочка вырастет, то отправил бы его с ней обратно или отдал кому-нибудь.
   – Чем же он так плох?
   – А всем! Вот у нас до него Васька жил – от старости умер. Так он был и ласковый, и добрый. Бывает, с работы придешь, так он навстречу бежит и заранее мурчит, об ноги трется. А этот? Характер у него независимый, на колени никогда в жизни сам не запрыгнет и ласкаться тоже не будет. Спит исключительно на нашей постели рядом с женой, она ему даже специальную подушку сделала. У нас в зале пальма стоит – еще от родителей жены осталась, так этот паразит об нее когти точит, а с остальных цветов листья обгрызает. А главное, рыболов чертов, повадился из моего аквариума рыбок таскать. Я сначала удивлялся, куда они деваются, а потом его прямо на месте преступления застукал. Стоит, паршивец, и с неописуемо брезгливым выражением морды лапой в аквариуме шарит. Охотничек! Оказывается, жена его и до этого за подобным занятием заставала, и даже вылавливала оттуда пару раз, когда он, не удержавшись, в воду сваливался, а мне ничего не говорила. Так и пришлось рыбок на работу перевезти, а то бы всех извел. Одно хорошо – мышей ловит мастерски, еще совсем крохой был, а уже ловил, но не ел ни разу, а приносит, чтобы похвалиться, прямо к нашей кровати. Один раз мне в тапочек положил, но это он мне мстил за то, что я его газетой отходил. Между прочим, за дело – а нечего было на стол во время ужина запрыгивать! А ну, марш отсюда! К маме иди! Утешь ее, а то ей сейчас плохо.
   Или котенку надоело сидеть на подоконнике, или он, решив, что ничего нового и интересного в кухне нет, заскучал, или действительно понял, что «маме» он нужнее, но тут же спрыгнул на пол и убежал.
   – То есть с вашей женой он ладит? – спросил Петр.
   – Еще бы он с ней не ладил, если она его все время защищает и кормит на убой.
   – Андрей Сергеевич! Вы сказали, что вашей жене плохо. Это из-за ранения Михаила Михайловича? – вернулся к делу Гуров.
   – Не только. Таня серьезно больна – ревматоидный артрит у нее, но знаем об этом только мы с женой. Она же тогда, когда чертенка этого привезла, в Москву не просто погостить приезжала, а обследоваться.
   – То есть мужу она не сказала? – удивился Орлов.
   – Нет. Ей нужно срочно менять климат, потому что холода Татьяне категорически противопоказаны. Если Мишка об этом узнает, то он, естественно, все ради нее бросит – у него же в любом застолье, даже на Новый год, первый тост всегда за нее. А она знает, что для него вся жизнь в этой области, которую он из дерьма вытащил и конфеткой сделал, вот и молчит. И нас заставила пообещать, что ничего ему не скажем.
   – По-моему, это неразумно, – покачал головой Орлов. – Я не специалист, но точно знаю, что с этим заболеванием шутки плохи, тем более что оно неизлечимо.
   – Просто вы не знаете, как они любят друг друга, – объяснил замминистра.
   – Андрей Сергеевич, что вы можете сказать о Косолапове именно как о губернаторе? – спросил Гуров. – То, что он пользуется уважением в своей области, и так понятно. Но что еще?
   – Сильный, властный, жесткий, умный, самостоятельный, – перечислил Рыбовод и нехотя добавил: – Даже слишком самостоятельный!
   – То есть даже не удельный князь, а самодержец местного значения? – уточнил Лев Иванович, и тот в ответ согласно кивнул. – Андрей Сергеевич! Вы меня не первый день знаете, и о том, что я не дипломат, тоже, поэтому выскажусь напрямую. До нашего рейса времени еще много, а вы не только Петра Николаевича, но и меня спозаранок сюда пригласили. Почему именно домой? Все, что мы от вас узнали, вы могли бы рассказать нам и в своем кабинете. Отсюда вывод: вы хотите сказать что-то такое, что не решились бы произнести там. Вы и сейчас сомневаетесь, говорить или нет, хотя именно от меня зависит расследование этого дела. Так я вам помогу. Вы подозреваете, что за покушением на вашего зятя стоит Москва? Что его самостоятельность перешла все границы и его решили остановить таким способом?
   – Да! – отвернувшись, тихо проговорил замминистра и объяснил: – Если бы некоторые заинтересованные люди в соответствующих структурах знали о болезни Татьяны, то Михаилу просто сообщили бы об этом, и вопрос с его, причем добровольной, отставкой решился бы быстро и бескровно, но они этого не знали. Отсюда и покушение.
   – И ваша жена теперь переживает по поводу того, что сдержала слово и не сообщила Косолапову или кому-то из их детей о болезни Татьяны? – спросил Орлов.
   – И меня в этом упрекает, – вздохнул замминистра.
   – Как сейчас самочувствие Михаила Михайловича?
   – Как я понял, балансирует на грани жизни и смерти.
   – Кто же его оперировал? Татьяна Сергеевна? – поинтересовался Гуров.
   – Да, никому не доверила. Вообще-то она главврач областной больницы, но по-прежнему оперирует, а сейчас возле него дежурит – ей в его палате кровать поставили, да и все дети с внуками возле него.
   – То есть они никому не верят и охраняют его сами, опасаясь, что его могут попытаться добить, – понял Лев Иванович. – Ну, что ж, если это все, что вы хотели нам сказать, то мы, пожалуй, пойдем. Обещаю вам, что обязательно разберусь в этом деле, кто бы за ним ни стоял.
   – А я сейчас позвоню Тане и скажу, что тебе можно верить, тогда и она, и дети будут с тобой откровенны, – пообещал Андрей Сергеевич и протянул Гурову листок бумаги. – Вот тебе номер телефона, по которому можно говорить совершенно откровенно, и звони мне в любое время дня и ночи. Если нужна будет какая-нибудь помощь – сделаю все, что смогу. И что не смогу – тоже, несмотря ни на что, – твердо заявил он. – У меня, кроме этой семьи, родни нет, потому что родители мои уже ушли, а нам с женой детей бог не дал. Я очень надеюсь на тебя, Гуров.
   – А когда было по-другому? – пробормотал Лев Иванович так тихо, что замминистра его не услышал. Или сделал вид, что не услышал.
   Они втроем вышли из кухни, и Гуров, увидев свет в зале, заглянул туда. Жена Андрея Сергеевича сидела в кресле, на коленях у нее, пузом вверх и растопырив лапы, балдел котенок, животик которого она машинально гладила, а сама в это время смотрела на стоявшую перед ней на столике большую фотографию, где в окружении детей и внуков были сняты супруги Косолаповы. Почувствовав его взгляд, она повернулась, и Лев Иванович, подойдя к ней, сказал:
   – Спасибо вам большое за вкусные оладушки, и не беспокойтесь ни о чем, я обязательно во всем разберусь. – Она благодарно ему покивала, а Гуров, взяв в руки фотографию, стал рассматривать тех, с кем ему предстояло иметь дело.
   Потом, попрощавшись с хозяевами, Орлов и Гуров вышли из квартиры и переглянулись – таким они замминистра не видели никогда, оказалось, что Рыбовод нормальный человек, который тоже умеет чувствовать и переживать, а не отдающий приказы робот, запрограммированный на разносы. Они не стали вызывать лифт, а пошли вниз по лестнице – им нужно было поговорить наедине, потому что даже при водителе Орлова не все можно было сказать – мало ли что?
   – Петр! Мне нужно все, что сможешь найти на новоленского генерала и вообще на все их управление, – начал Гуров.
   – Немедленно запрошу из кадров его личное дело да и об остальных справки наведу, – пообещал Петр.
   – Если успею, то посмотрю его до отъезда, а если нет, то ты мне потом все очень подробно перескажешь. И возьми у аналитиков справку по этому региону. Далее. Потряси смежников на предмет того, что творится в области, но только очень аккуратно.
   – Ты думаешь, что в Новоленске бушуют сепаратистские настроения? Что там зреет заговор по поводу отделения Сибири от России? – спросил Орлов.
   – А как еще можно понять слова Рыбовода о том, что его зять слишком самостоятелен? – спросил его в ответ Лев Иванович. – Хотя, – пожал он плечами, – может быть, он имел в виду как раз его хозяйственную деятельность? Ладно! На месте разберусь! Следующее. Связываться со мной будешь по второму телефону – береженого, как говорится, и бог бережет.
   Спустившись, они сели в машину и поехали в управление, а по дороге говорили все больше о ненормально теплом в этом году декабре и в связи с этим прогнозах на произрастание садово-огородных культур на даче у Орлова.
   У себя в кабинете Гуров вытащил из сейфа все свои записи и, перебирая их, прикидывал, что может пригодиться в этом деле, но ничего не нашел, потому что бывать в том регионе ему еще не доводилось, связей никаких у него там не было, а уж кто из криминальных авторитетов или законников мог там обосноваться – одному богу ведомо. Было там, правда, отделение ЗАО «Сибирь-матушка», главу которого, того самого Савельева, о котором он спрашивал у Рыбовода, Лев не так давно здорово выручил, так что было к кому обратиться за помощью. Но сделать это Гуров собирался только в самом крайнем случае, потому что при мысли о том, как эти чертовы сибиряки «обошли его на вороных», подсунув Марии джип, потому что он сам наотрез отказался от любых видов благодарности, у него тут же портилось настроение. Включив компьютер, Лев начал изучать сайт Новоленской области, но досмотреть до конца не успел, потому что Петру принесли документы, и он отправился их смотреть. Справка аналитического отдела ситуации не прояснила, уровень преступности в области был до того низкий, что просто не верилось, да и преступления в основном были не тяжкими: «хулиганка» и «бытовуха». Как ни странно, но наркоты не было начисто, хотя по всей Сибири этой заразы, причем самой разнообразной, хоть пруд пруди, а в связи с отсутствием на территории области колоний побегов тоже не было. И тогда он стал читать личное дело начальника Новоленского областного управления внутренних дел генерал-майора Юрия Петровича Тарасова, который и пребывал-то в этой должности всего три года. Ну, что сказать? Служака как служака. Милиционер потомственный. Звезд с неба не хватал, через ступеньку не перескакивал, досрочно званий не получал, но и особо значительных проступков за ним не числилось.
   – Петр, узнай поточнее, что он за человек, – закрывая дело, попросил Гуров. – Поищи общих знакомых. Если сам знаешь кто прав, то мимо него это дело пройти не могло – должен же был кто-то тылы прикрывать. За ним самим, судя по документам, ничего не числится, но могли прихватить через кого-то из близких: дети, отец с матерью, бабушка с дедушкой, жена, ее родственники… Словом, не мне тебя учить.
   – Да, я эту папку уже листал. Остались у меня кое-где свои люди, так что попробую позвонить и поговорить, – пообещал Орлов.
   – Как только что-то узнаешь, тут же сообщи, – поднимаясь, попросил Гуров. – Ладно! Пойду я, а то уже время поджимает. Сначала домой за вещами заеду, а оттуда уже в Домодедово.
   – Ты, Лева, там поаккуратней. Главное, себя не подставляй. Если это действительно то, о чем мы думаем, то вони будет много, а уж последствия – самые непредсказуемые. Ну, ни пуха ни пера!
   – Пошел к черту! – ответил Гуров.
   – Вообще-то, я, собственно, у себя в кабинете нахожусь, но некоторые аналогии все же просматриваются, – хмыкнул Петр. – Дежурку возьми!
   – Только до дома, а то что же, она будет ждать, пока я поем? А в аэропорт я на такси доберусь.
   – Ничего! Подождет! Рокфеллер нашелся!
   Дома Гуров наскоро похватал, не разогревая, то, что приготовила ему жена, и, схватив сумку, в которую даже не заглянул, чтобы заранее не расстраиваться, сел в дожидавшуюся его дежурную машину. В Домодедово он успел вовремя исключительно благодаря мастерству и наглости водителя, который, наплевав на все правила, несся сломя голову – ну, кто же из гаишников будет своего тормозить? Так что регистрацию прошел буквально в последнюю минуту.
   В накопителе его уже дожидался взвинченный Стас, который попытался было высказать другу все, что он думает о его пунктуальности, но не успел, потому что при виде Крячко Лев Иванович не выдержал и расхохотался. И было от чего: потрепанный тулуп, за которым Стас ездил на дачу, где зимой чистил в нем снег и занимался прочей хозяйственной деятельностью, выглядел крайне непрезентабельно, а на голове у него была большая собачья шапка – он уверял, что она теплее. Рядом с ним стоял объемистый чемодан, переживший вместе с хозяином все его командировки, можно сказать, неодушевленный ветеран милицейской службы, а к нему был прислонен пакет, из которого нагло выглядывал далеко не новый и даже подшитый валенок. В руках же Крячко держал дивно пахнущий чем-то очень вкусным пакет. Так что парой они оказались весьма примечательной, потому что на Гурове были надеты барская дубленка и норковая шапка, да и дорожная сумка была под стать: дорогая и элегантная. Вот и косились на них люди, кто – с откровенной усмешкой, а те, кто был экипирован не лучше Стаса, – понимающе.
   – Младшенького завсегда обидеть просто, – привычно огрызнулся Стас. – Только посмотрю я, как ты, Лева, будешь в своей навороченной дубленке там казачка плясать – Новоленск ведь расположен гораздо севернее Якутска. Да и сапоги у тебя для их морозов не предназначены, а я вот соответствующе оделся!
   – Ну, во-первых, дубленка эта канадская и, по идее, для морозов как раз должна сгодиться, а в сапоги я термоноски надену, которые мне Маша купила, так что как-нибудь обойдусь. А во-вторых, скажи, ты с собой ничего пожевать в дороге не прихватил? А то лететь нам долго, поесть я толком не успел, а на особую пищевую ценность аэрофлотовских обедов я бы надеяться не стал.
   – Зачем мою жену обижаешь? – возмутился Стас. – Она мне тут целую сумку провизии собрала и даже термос с чаем не забыла. Будет чем перекусить. А лететь нам, кстати, всего около семи часов.
   – Ладно, давай по делу. Как я выяснил, в Новоленске существует отделение фирмы Савельева, которое возглавляет Александр.
   – Да, я с ним уже созвонился, и он нас будет встречать.
   – А вот теперь звони ему и скажи, чтобы не высовывался, – потребовал Гуров. – И вообще, мы с ним не знакомы. Он у нас будет своеобразным засадным полком, который выступит в нужный момент, но никак не раньше.
   – Есть основания? – насторожился Крячко.
   – И очень существенные, – выразительно проговорил Лев Иванович. – Так что предупреди его, что мы с ним свяжемся уже на месте, а встречаться, если в этом возникнет необходимость, будем только конспиративно.
   Стас удивленно вытаращился на друга, но, зная, что тот практически всегда оказывается прав, спорить не стал и позвонил.
   – Кстати, а как его имя и отчество? – спросил Гуров. – Не буду же я обращаться к нему «Сашка» и на «ты»!
   – И зря! Хотя «Сашка» для тебя, конечно, перебор, но Александром звать вполне можешь. А по поводу того, что они все друг другу «тыкают» и к тебе так же обращались, так ты просто не так понял. Видишь ли, для них то, что они стали говорить тебе «ты», это не панибратство, а признак того, что они приняли тебя в свой круг, это, если хочешь, проявление уважения и предложение дружбы, знак того, что ты свой.
   – Не подводи под панибратство философскую платформу, – скривился Гуров.
   – Да ну тебя! – отмахнулся от него Стас. – А полностью его зовут Александр Александрович Романов. Так что можешь звать его «Санычем».
   – Ух ты! Полный тезка Александра Третьего. А «Саныч» мне подходит.
   – Ты подробностями поделиться не хочешь? – спросил Крячко.
   Очень кратко, в нескольких словах, Гуров ввел его в курс дела.
   – Хреново, однако! – задумчиво почесал затылок Стас. – Давненько мы в такое дерьмо не влипали!
   – Брось! – вздохнул Лев Иванович. – Мне иногда кажется, что мы как вляпались в него много-много лет назад, так до сих пор в нем и барахтаемся.
   – Какая жизнь, такая и служба, – философски заметил Крячко. – Как работать будем? С нас же там глаз не спустят!
   – Как всегда работали, так и будем. Нам не впервой!
   И Гуров был совершенно прав, потому что за долгие годы совместной службы-дружбы их взаимопонимание дошло до того, что им не то чтобы поговорить, а даже переглядываться не нужно было. Они по одному поведению друг друга уже знали, и о чем каждый из них думает, что собирается делать и что надо делать в этой обстановке самому.
   – То есть я, типа, «подай-прими», включаю дурака, налаживаю контакт и отвлекаю на себя, а ты будешь думу думать.
   – Только не заиграйся! – предупредил его Лев Иванович.
   – Обижаешь, начальник, – скорчил плаксивую рожу Крячко.
   Объявили их рейс, и они, подхватив свои вещи, направились к выходу. Чтобы облегчить другу жизнь, Лев Иванович взял у него пакет с провизией, хотя Стас пытался его отстоять, подозревая друга в досрочном покушении на их будущий обед и объясняя, что он ему не мешает, потому что чемодан он подталкивал ногой.
   В самолете оказалось довольно тепло, и друзья, убрав одежду и ручную кладь в ящики, не стали дожидаться, когда пассажиров начнут кормить, а, распространяя по салону чарующие ароматы домашней еды, перекусили под насмешливыми взглядами остальных пассажиров, что их нисколько не смутило – их вообще уже давно ничего не смущало. Устроившись поудобнее, они задремали – а что еще оставалось? Обсуждать новое дело было бесполезно из-за недостатка информации, читать – так не то освещение, а вставить в уши наушники, чтобы музыку слушать, – этого в привычке не было.
   Разбудило их движение по проходу, когда стюардессы повезли коробки с едой. Вот тут-то остальные пассажиры, сравнив запахи, и приуныли – наши родные авиалинии еще не скоро научатся готовить, как дома. Тем не менее Гуров с Крячко отказываться от обеда не стали, потому что неизвестно, когда еще поесть придется, и отдали должное жесткой аэрофлотовской курице с невразумительным гарниром, а потом снова задремали.
   Аэропорт Якутска недаром считался международным – оборудован он был весьма достойно, но друзьям некогда было его рассматривать, потому что выяснилось, что регистрацию на их рейс на Новоленск уже объявили, и они бросились к стойке.
   В самолете местной авиалинии оказалось совсем не так тепло, как в «Боинге», на котором они прибыли из Москвы, так что Крячко, плюнув на приличия, переобулся в валенки прямо в салоне. И оказался совершенно прав, потому что в отличие от Гурова, у которого начали очень чувствительно подмерзать ноги, чувствовал себя прекрасно. Лев Иванович молча терпел, чтобы не нарваться на насмешки друга, и старался незаметно разминать ступни, потому что даже если бы захотел, то термоноски надеть не смог бы – они были в сумке, а сумка в багаже. Так что, когда их самолет приземлился в аэропорту Новоленска, Гуров был зол, как сто тысяч чертей, естественно, на себя, но на вопросы и реплики Стаса старался отвечать предельно лаконично, чтобы не сорваться на ни в чем не повинного Крячко. К счастью, их встречали, прямо у трапа стояла самая обыкновенная «Газель».
   – Капитан Кравцов, прибыл за вами, – лихо откозырял им полицейский, бросив руку к форменной шапке с опущенными ушами, а пар у него изо рта валил, как у закипавшего чайника. – Давайте быстрее в машину! – с ходу оценив совершенно неподходящую одежду Гурова, предложил он.
   Лев Иванович сильно сомневался, что в «Газели» будет намного теплее, чем на улице, но выбора не было, и он первым шагнул в сторону машины, причем чувствовал себя при этом так, словно на нем вообще ничего не было надето и он стоял на морозе совершенно голый – хваленая канадская дубленка для сибирских морозов не подходила начисто, а уж о том, что ног он практически не чувствовал, и говорить нечего.
   – У нас вещи в багаже, – сказал ему хозяйственный Крячко, потому что Лев Иванович сейчас готов был не то что о сумке забыть, а дьяволу душу продать, лишь бы оказаться в тепле и оттаять.
   – Не волнуйтесь, все получим, – заверил его Кравцов.
   Гуров с трудом – и из-за необхватной дубленки, и из-за замерзших ног – втиснулся в микроавтобус и очень удивился – там было не то что тепло, там было даже жарко. Он осмотрелся и увидел, что изнутри машина была в несколько слоев обита какой-то тканью, да и печка работала на полную мощность. По телу начало разливаться блаженное тепло, и больше всего сейчас Гуров боялся элементарно заснуть, опозорив навек в глазах местных ментов столичных сыскарей. Он изо всех сил боролся со сном, когда в машину сели Крячко, с дорогим его сердцу пакетом с едой, и нагруженный их багажом Кравцов.
   – Ничего, товарищ полковник, – мгновенно поняв состояние Гурова, сказал капитан. – Сейчас чайку, крепенького, горяченького, с лимончиком, выпьете и взбодритесь. А если кофе любите, так и его сготовим.
   Ехать им пришлось недолго, да и сам город оказался совсем не крупным. Областное управление внутренних дел находилось в двухэтажном кирпичном здании явно дореволюционной постройки, с высоченными потолками и чудом сохранившимися следами былой роскоши: покрытой позолотой лепниной, огромными двустворчатыми дверями, паркетным полом и облицованными причудливыми изразцами печами.
   – Тут до революции золотопромышленник один жил, – объяснил Кравцов. – А потом чего тут только не было!
   – Странно, что все это сохранилось, – недоуменно заметил Стас, показывая рукой вокруг.
   – А чего же красоту рушить? – удивился капитан. – Она-то чем виновата? У нас и мебель кое-какая с тех пор осталась – качество тогда было не в пример современному, на века делали.
   – Почему так пусто? – вяло удивился Гуров.
   – Так рабочий день еще не начался, – объяснил Кравцов. – Время-то у нас совсем другое.
   Они поднялись на второй этаж и, миновав пустую приемную, вошли в кабинет начальника управления. Генерал-майор Юрий Петрович Тарасов оказался мужчиной лет под шестьдесят, невысоким, с выпирающим животиком и совершенно лысым, причем был он без кителя, в одной форменной рубашке с галстуком, потому что в кабинете было жарко, что с удовольствием отметил Лев Иванович. Тарасов вышел к ним навстречу из-за большого старинного стола и, представившись, радушно сказал:
   – С приездом, товарищи полковники! Душевно рад видеть здесь московских сыщиков, хотя повод для знакомства не самый приятный.
   Гуров и Крячко тоже представились и стали с помощью Кравцова снимать верхнюю одежду.
   – Сейчас мы самовар взбодрим, вы чайку попьете, чтобы согреться, а там и поговорим за завтраком – проголодались небось в дороге, – продолжал говорить генерал, включая электрический самовар. – Чай у нас хороший, настоящий китайский.
   Слушая его, Гуров подошел к печке и прислонился к ней спиной, чтобы окончательно оттаять.
   – Да, товарищ полковник, дубленка у вас замечательная, но не по нашим местам, – заметив это, сказал Тарасов. – Мы вам тут тулупы и валенки дадим – я с военными уже загодя договорился, только размеры уточнить надо, а то замерзнете вы у нас или, не приведи бог, заболеете. Как я тогда Москве отвечать буду, что вас не уберег? Мне же за вас голову снимут, потому что позвонили и предупредили, что лучшие из лучших приедут. Да и как иначе? Дело-то из ряда вон выходящее! Это же с ума сойти надо, чтобы в нашего губернатора стрелять! Если народ этого ненормального раньше нас поймает, то ему не жить! У нас в Сибири, что морозы, что характеры, крепкие! Так, какие у вас размеры-то?
   Гуров и Крячко ответили, и Кравцов тут же вышел в приемную, чтобы позвонить, а Лев Иванович, вопреки своему обыкновению никогда не одалживаться во всех смыслах этого слова, воспринял эту заботу хозяев с благодарностью, потому что уже понял, что иначе он тут просто не выживет.
   – Ну, вот и самовар поспел! Прошу откушать! – пригласил генерал, подхватывая его и перенося на стол для заседаний, с которого успевший уже вернуться Кравцов вовремя снял белоснежную скатерть, закрывавшую приготовленные для завтрака приборы и тарелки с разнообразной мясной и рыбной нарезкой и колечками лимона и апельсина. – Тимофей! Скажи Семеновне, чтобы горячее несла. – Кравцов быстро вышел и очень скоро вернулся, кивком дав понять начальнику, что все в порядке. – Ну, тогда садись с нами – мало ли какие вопросы у полковников появятся.
   – Юрий Петрович! Подскажите, который час, – попросил Гуров. – Нам надо местное время поставить.
   Тот посмотрел на свои наручные часы и ответил, а полковники перевели свои часы.
   – Я смотрю, Юрий Петрович, что вы совсем сибиряком заделались? – заметил Лев Иванович, с большой неохотой отлепляясь от печки, но желание выпить горячего чая пересилило.
   – Так я здесь уже три года.
   – За что же вас сюда сослали? – спросил Гуров, садясь к столу и наливая себе чай покрепче, да еще два кружка лимона положил, и стал, обжигаясь, понемногу пить, чувствуя, что начинает просыпаться.
   – Не поверите – сам попросился. Ну, рассудите, где бы я еще генерала получил? Так и служил бы в полковниках до самой пенсии. А тут новоленского начальника управления как раз сняли, место освободилось, а наплыва желающих сюда ехать как-то не оказалось. Вот я и подсуетился! Жена, как узнала, так в крик кричала, а потом посидела, подумала, и желание стать генеральшей перевесило. А сейчас ничего, освоилась уже.
   – Да, чай у вас действительно знатный, – похвалил Лев Иванович. – Не такой уж я его ценитель, но подобного никогда не пробовал.
   – Так я же говорил, что он настоящий, – довольно усмехнулся генерал.
   – Я, с вашего позволения, похожу немного, чтобы ноги размять, а то из самолета в самолет, они совсем затекли, – сказал Гуров.
   – Да бога ради! – ответил генерал.
   Лев Иванович начал прохаживаться по кабинету, потом остановился у письменного стола Тарасова и кивнул на стоявшую на нем большую фотографию, на которой были сняты, прижавшись щеками, смеющиеся женщина и девушка:
   – Генеральша и генеральская дочка?
   – Они самые, – гордо подтвердил Тарасов. – Дочка в Благовещенске учится. Поздняя она у нас, выстраданная! Сколько лет моя супруга лечилась, прежде чем ее родила. Дочка хотела в Москву ехать, да я запретил. Вы уж меня простите, москвичи, но город ваш для молоденькой домашней девочки не годится – уж очень там много соблазнов и соблазнителей.
   – Ну, Благовещенск на женский монастырь тоже не особо тянет, – возразил Крячко.
   – Зато намного ближе, вот мы с матерью туда каждый месяц к ней и наведываемся: месяц – она, месяц – я. И проверить, все ли в порядке, и деньжат подбросить, и вещи привезти какие-нибудь. А в Москву не наскачешься! У меня, грех жаловаться, оклад приличный, но ведь и цены на самолет тоже немаленькие.
   Еще немного походив по кабинету, Гуров сел за стол, где Стас, наложив себе полную тарелку всего понемногу, уже уплетал за обе щеки, и тоже начал есть.
   – А за что предыдущего начальника сняли? – поинтересовался Крячко.
   – Это вот Тимофей расскажет, потому что я подробностей не знаю.
   – Вы кушайте, товарищи полковники, а я вас в курс дела введу, – охотно согласился Кравцов, откладывая вилку.
   – Капитан! Я думаю, будет гораздо лучше, если мы все будем обращаться друг к другу по имени-отчеству, – предложил Гуров. – Не возражаете, Юрий Петрович?
   – Конечно, нет, – согласился тот.
   – В общем, дело так было, – начал свое повествование Кравцов. – Потапыч для всех нас, местных, бог и царь!
   – Это, как я понимаю, Михаил Михайлович? – уточнил Гуров.
   – Ну да! Только вы не подумайте, что это от пренебрежения какого-нибудь его так зовут! Исключительно из уважения! Если бы не он, то мы так бы и остались сидеть в… Не к столу будет сказано, но вы сами понимаете, в чем. Это же при нем наша область по-настоящему зажила, а до него черт-те что было: на всю область один его завод и куча артелей. А у нас ведь чего только нет! Только осваивать все это денег у государства не хватало, и были мы дотационной областью. А в конце восьмидесятых все у нас стало рушиться, после того, как некоторые…
   – Что-то ты уж очень издалека начал, – строго заметил Тарасов, видимо решив, что его подчиненный сейчас много лишнего наговорить может.
   – Извините, товарищ генерал, увлекся, – тут же поправился Кравцов. – В общем, Потапыч и своему заводу рухнуть не дал, и всех, кого только можно было, под свое крыло взял. И хоть жилось тогда нелегко и решения он принимал очень жесткие, но постоянно с народом разговаривал, по цехам ходил и объяснял, отчего, почему и зачем делает. Да и на улице к нему люди часто подходили, а он никого не чурался, от ответов не увиливал. Вот и получилось, что народ сам ему предложил нашим губернатором стать, и он согласился. Подобрал достойную команду, и начали они постепенно осваивать все, что разведано уже было, да применения не нашло. У нас сейчас все свое! И нефть, и газ, и уголь, и руды всякие, и цветные металлы. О золоте и алмазах я и не говорю, как и о лесе с пушниной – Сибирь всегда ими славилась. Все это уже освоено, люди работают и зарплату получают такую, которая, прошу прощения, Москве вашей и не снилась!
   В этот момент раздался стук в дверь – причем явно ногой, и Кравцов бросился ее открывать. В кабинет, держа в руках поставленные друг на друга полные подносы, вошла пожилая женщина в белоснежном поварском колпаке и таком же халате. Капитан стал ей помогать расставлять все на столе, а она добродушно приговаривала:
   – Кушайте, гости дорогие! Все свое, все здешнее! Чистенькое, без всяких нитратов и прочей гадости. По тарелкам-то вы уж сами все себе разложите, кто сколько захочет, а как съедите, я еще принесу!
   В результате на столе оказалась огромная сковорода жаренной с луком картошки, посыпанной свежей зеленью, еще одна сковорода с домашними, пахнувшими чесноком котлетами, в большой плошке горой высился салат из свежих помидоров с огурцами и зеленым луком под шапкой густющей сметаны, а в отдельных тарелках лежали соленые помидоры, огурцы, грибы, квашеная капуста и еще что-то непонятное, но очень вкусно пахнувшее.
   – Что значит «все свое, здешнее»? – удивился Стас.
   – Газ, – кратко ответил генерал. – У нас вся область на нем живет. Есть здесь один предприниматель, который целый городок под Новоленском выстроил, но там из домов – только общежития, а все остальное – теплицы и оранжереи. Так что у нас действительно все свое.
   – И лимоны с апельсинами тоже? – недоверчиво спросил Гуров.
   – Да, а еще мандарины, – подтвердил Тарасов. – И все это в свободной продаже в любом магазине, а излишки – в соседние регионы уходят.
   – Ну, при ваших зарплатах… – начал было Крячко, но Кравцов не дал ему продолжить:
   – Станислав Васильевич! Зарплата ни при чем! Цены низкие! У нас и коммуналка копейки стоит!
   – Ну, не копейки, – поправил его генерал. – Но за квартиру мы платим деньги действительно смешные, по сравнению с остальными в нашем регионе, конечно, а все потому, что попутный газ очищаем, а не сжигаем его, как в других местах. На нем-то все и держится: и ТЭЦ, и электростанция, и все остальное. Да и бензин у нас дешевый. А все прочее на уровне хорошего современного города. Потому-то весь город после покушения на губернатора и вздыбился. Беспорядков у нас нет… Пока нет, – уточнил он. – Но, если мы в этом деле быстро не разберемся, возможны варианты.
   – В одном Зазеркалье я уже побывал, а теперь попал в другое, – покачал головой Гуров.
   В этот момент он вспомнил о Чернореченске, где расследовал дело о покушении на мэра, местного отца-благодетеля, о том, как по всей области митинги проходили, как в церквах молебны за его здравие служили, а потом оказалось, что сволочью он был распоследней. Конечно, после рассказа Андрея Сергеевича о своем зяте о Косолапове думать так не хотелось, но как знать, может, и придется.
   – Вы кушайте, пока не остыло, – начал потчевать гостей Тарасов. – А если кто под горячее желает… – и он выразительно посмотрел на стоявший у стены старинный шкаф, намекая на то, что у него там припрятано кое-что спиртное.
   – Пока воздержимся, – ответил за них обоих Крячко. – Работать же еще!
   Гуров посмотрел на все это изобилие и, махнув рукой, горестно вздохнул:
   – Да пропади оно все пропадом! – и полез в карман за таблетками, с которыми с некоторых пор не расставался.
   – Лева, может, не надо, – попытался остановить его Крячко.
   – Однова живем! – отмахнулся от него Гуров.
   – У-у-у, Лев Иванович! – сочувственно протянул Тарасов.
   – Увы, Юрий Петрович! – развел тот руками и запил таблетки остывшим чаем.
   – Да, наша клятая работа ни для кого бесследно не проходит, – вздохнул генерал. – Ну, бог даст – обойдется!
   Наложив себе от души на тарелку картошки и выбрав котлету порумянее, Лев Иванович начал есть, тихонько, но совершенно искренне постанывая от удовольствия – Семеновна была поварихой от бога. А вот Крячко смотрел на друга с неприкрытой тревогой и, встретив взгляд генерала, удрученно покачал головой, а потом напомнил капитану:
   – Так, что там дальше с начальником управления было?
   – А-а-а! – спохватился Кравцов. – Извините, отвлекся. Ну, в общем, когда мы по-настоящему на ноги встали, то есть все у нас заработало, деньги хорошие пошли, люди зажили, как люди… Тут, в общем… – он замялся. – Ну, губернатора нашего, Потапыча то есть, решили снять, а на это место другого человека поставить. Потапыч ведь грабить область не давал, сколько положено, Москве отдавал, а все остальное – извини-подвинься. Пришлых всяких на порог не пускал, а охотников много нашлось! И из Москвы, и из Питера приезжать стали. Небось золотые горы ему обещали, откаты, подкаты да взятки разные, да только Потапыч не берет! Ему эта область родная, он тут всех пусть не по имени-отчеству, так хоть в лицо знает. Только где были все эти дельцы, когда мы область поднимали? По столицам отсиживались! А тут слетелись на все готовенькое!
   – Естественно, – поддержал его Крячко. – В девяностые готовых предприятий было пруд пруди, бери – не хочу, причем за гроши. Кто бы в то время стал с производством связываться? Деньги вкладывать? Тем более в вашем регионе, где не каждый человек выдержит? А когда другие люди все уже создали, появились желающие все это отнять.
   – Правильно говорите, Станислав Васильевич! – охотно согласился с ним капитан. – Вот Москва и решила Потапыча снять и поставить такого, кто не своим умом, а их жить будет, во всем соглашаться и не перечить. Да только Потапыча, видать, предупредил кто-то, а может, сам понял, откуда ветер дует, и приготовился он. Точнее, они все, кто вместе область поднимал. Я в этих делах мало что понимаю, но только в области у нас ничего государственного не осталось, все в частных руках.
   – Так не бывает, – возразил ему Гуров. – Все равно какая-то часть акций должна принадлежать государству.
   – Ну, я же предупредил, что мало что понимаю, – виновато пожал плечами Кравцов. – Знаю только, что наши отцы города свои головные офисы в другие регионы перевели, у нас тут с налогового учета снялись, а там встали, да еще и счета свои в местном банке закрыли. А Потапыч все деньги, что у областной администрации были, быстро на разные нужды пустил, и там почти ничего не осталось.
   – Очень действенный способ – бить по карману, – заметил Лев Иванович.
   – Вот-вот! – покивал ему Кравцов. – В общем, приехал сюда этот мальчишка…
   – В розовых штанишках, – не удержался Тарасов. – Кажется, так их Примаков назвал?
   – Да это вроде Черномырдин был? – начал припоминать Крячко.
   – Какая разница! – махнул рукой Гуров. – Главное, что суть верно схвачена, – и обратился к Кравцову: – Ну, Тимофей? Приехал он и что?
   – Да не один приехал, а со своими людьми. А только где им жить, если гостиница в городе всего одна, и хозяин ее на ремонт поставил.
   – Один из отцов города? – понял Лев Иванович.
   – Ну да! – охотно подтвердил Тимофей. – У него вся бытовуха! То есть бытовка! Нет!.. В общем, все бытовое обслуживание. Он и ресторан закрыл, и пельменные, и бани, и все прачечные с химчистками… короче, все, что ему принадлежало, а работников в оплачиваемые отпуска отправил. Ну, и куда было пришлым из аэропорта деваться? Ни побриться, ни умыться, ни в туалет сходить. Решили они тогда квартиры в городе снять, а люди-то уже предупреждены были, вот им никто и не сдавал! Так они в областной администрации на стульях спали. Ходили, как бомжи! Мятые, грязные! Злые, как черти! Но терпели!
   – Так когда впереди хорошие деньги маячат, чего ж не потерпеть? – усмехнулся Стас.
   – А Потапыч дела передает, но не торопится – куда ему спешить? Тут и холода подоспели! – посмеиваясь, продолжал Кравцов. – А все теплые вещи из магазинов как корова языком слизала. Пришлые-то на это никак не рассчитывали! Вот вы, Лев Иванович, душевно вас прошу, не обижайтесь, но поняли, что даже самая распрекрасная дубленка не по нашим морозам, а у них-то и этого не было – на что уж надеялись, не знаю. А на ТЭЦ нашей очень не вовремя авария случилась. Для нас, сибиряков, десять градусов в доме – нормально, особенно когда знаешь, что это для дела надо. Мы-то и снегом умоемся, да и частных домов со своими банями у нас в городе большинство, всегда найдется где помыться, а им-то каково?
   – Саботажники! – не выдержав, рассмеялся Гуров.
   – Вот именно! – охотно согласился с ним капитан. – И сновали они по городу голодные, холодные и грязные! В куртейках своих, рыбьим мехом подбитых, да ботиночках, в которых только в машине и ездить! Да, забыл сказать! У нас же еще и с бензином перебои начались! Так что машины служебные по гаражам загрустили.
   – Ну, и чем дело кончилось? – поторопил Кравцова Стас.
   – И наступил великий день! – торжественным и напевным тоном древнерусского баяна проговорил Тимофей. – Созвал Потапыч то, что раньше называлось партхозактивом. И были там все, так что я подробности от верных людей хорошо знаю.
   – Подожди, в каком году это было? – спросил Лев Иванович.
   – Гу-у-уров! – укоризненно протянул Крячко, недовольный тем, что его друг перебил капитана и сбил тому нужный настрой. – Какую песню испортил!
   – Осенью 2008-го, – ответил Гурову нимало не смутившийся Кравцов. – То есть это, по-вашему, осень была, а у нас уже зима вовсю хозяйничала, – и продолжил: – Потапыч народу разъяснил, что Москва его работой недовольна и вот прислала ему на замену своего человека – он хитрить не умеет, говорит всегда то, что думает. Представил он этого «розовоштанного», а у того рожа до того победоносная была, что аж противно, и принялся он все, что Потапычем было сделано, хаять. И освоено все не так! И деньги из областного бюджета непонятно куда потрачены! И предприниматели от такого его бездарного руководства разбежались кто куда! И все в этом духе! А потом начал планами делиться, что и как он будет обустраивать, на что деньги тратить и так далее. Выслушали его люди в полном молчании, а потом поднялся Романов… Есть тут у нас один такой из отцов города, у него лес, лесопереработка, пушнина, то есть зверофермы, да и весь поселок Тепличный ему принадлежит.
   – То есть тот, где теплицы и оранжереи? – уточнил Лев Иванович.
   – Да, только у него еще много чего есть, но это основное, – кивнул Кравцов. – Встал он, значит, и говорит, а откуда, мол, деньги на все эти новшества возьмете? Тот ему отвечает, что налоговые поступления будут, да еще Москва поможет. Романов – ему: а какие налоги, если в области уже ничего не осталось? И с какой стати Москва нам помогать будет, если мы уже давно из дотационной области в донора превратились? Мальчишка в ответ: это, мол, временные трудности, мы их преодолеем, кредиты возьмем и все такое. Посмотрел на него Романов, головой покачал и сказал, чтобы съезжал этот мальчишка обратно в Москву, потому что ему здесь не работать. Парнишка тут же взвился: вы что, думаете, я на вас управу не найду? А Романов ему на это: «Ищи! Бог тебе в помощь!» Повернулся и пошел из зала для заседаний, а остальные отцы города – за ним.
   – Смело, однако! – восхищенно произнес Крячко, как будто и знать не знал этого Романова, который был для него просто Сашкой.
   – Мы, сибиряки, такие! – горделиво ответил Кравцов. – Ну, воцарился этот парнишка, а того не учел, что все отцы города у нас в областную думу входят.
   – И встала эта дума ему поперек горла, – понял Гуров.
   – Точно! Все его предложения заворачивала на раз! Да еще и санэпидемнадзор бухтеть стал, что из здания областной администрации общежитие устроили, что там уже и тараканы, и мыши, и крысы водятся, и под эту сурдинку закрыл напрочь столовую. А ТЭЦ, заметим, так и не работала, только к этому еще и перебои с электричеством прибавились, с телефонной связью, водопровод барахлить начал.
   – И сколько же продержалась эта новая власть? – с интересом спросил Стас.
   – Четыре месяца. А потом они поняли наконец, что на сибиряков где сядешь, там и слезешь! В Москве, видно, тоже не ожидали, что мальчишка денег просить будет, а на дворе-то кризис был, откуда их взять? Тем более что он, наверное, пообещал, что сам Москву деньгами завалит, вот и отказали ему. И тогда мальчишка этот, не иначе как от отчаяния, к нашему тогдашнему генералу обратился за помощью, чтобы тот как-то на отцов города повлиял, компроматом припугнул, чтобы они деньгами ему помогли.
   – Эдакая современная экспроприация экспроприаторов, – понимающе покивал Гуров.
   – А генерал ему ответил, что компроматом на этих людей не располагает, а если их тронуть, они могут и производство остановить, люди тогда без работы останутся, на улицы выйдут, и начнутся беспорядки. У мальчишки то ли от голода, то ли от холода, но в голове явно что-то перемкнуло, потому что он ляпнул, а вы, мол, на что? Или у вас автоматы игрушечные? Или в Сибири, которая всегда своими охотниками славилась, люди стрелять разучились? А у генерала тогдашнего с характером все в порядке было, хоть он и не наш, а приезжий, вот и ответил, что он не ельцинский прихвостень, чтобы по своему народу стрелять. С тем и ушел! Не знаю уж, что этот мальчишка в Москву доложил, но генерала сняли, а его обязанности стал заместитель выполнять, а он-то у нас как раз из местных, ему со своими бодаться никак нельзя. Вот тогда мы всем управлением рапорта на увольнение и подали. Тут уж, видимо, в Москве сообразили, что нас лучше в покое оставить, а то ведь и до бунта недалеко. Да и люди в столице, наверное, за Потапыча хлопотали, вот его на прежнюю должность и вернули! Ну, тут уж и мы свои рапорта назад позабирали.
   – Почему же исполняющего обязанности начальником управления не поставили? – поинтересовался Стас.
   – Так он только незадолго до этого полковника получил, видать, посчитали, что не дорос еще до генеральской должности. Вот к нам Юрия Петровича и назначили.
   – А что за покушение тогда на Косолапова было? – спросил Гуров.
   – А-а-а! Так они же тогда в аэропорту столкнулись. Ну, в смысле, мальчишка со своей командой и Потапыч. А уж как этих пришлых провожали! Под свист и улюлюканье уезжали! Им даже автобус выдали, лишь бы побыстрее убрались отсюда к чертовой матери и перестали глаза мозолить. А Потапыч как раз из Москвы возвращался после переназначения. Вот они личико в личико и встретились. Посмотрел на них Потапыч и сказал: «Что, оккупанты? Раззявили рот на нашу Сибирь, а она вас пинком под зад вышибла? Обломали об нее зубы? Вот и зарубите себе на носу и другим передайте – нам здесь варяги не нужны! Своим умом живем и впредь жить будем!» Я же предупреждал, Потапыч у нас такой: что думает, то и говорит. А у мальчишки этого был начальник охраны. И вот он, то ли сам, то ли по приказу хозяина, пистолет выхватил и начал стрелять – не стерпел, видать, унижения.
   – И Косолапова ранило, – перебил Крячко.
   – Да нет! – отмахнулся Тимофей. – В него-то как раз ни одна пуля не попала, потому что его мужик один, что в аэропорту на бензовозе работал, собой закрыл. Еле-еле потом его Татьяна Сергеевна вытащила. Можно сказать, с того света вернула, золотые у нее руки! Он с тех пор им как родной. Как поправился, так стал Потапыча возить.
   – Сколько же мог получить этот стрелок? – начал рассуждать Лев Иванович. – Состояние аффекта… Тяжких телесных не было, раз потерпевший снова водителем работает… Не бывший ли начальник охраны, вернувшись, решил отомстить?
   – О чем вы говорите, Лев Иванович? – воскликнул капитан. – Да его тогда же, прямо на месте насмерть забили. Да и мальчишку того с его людьми не пожалели бы, только Потапыч народ от смертоубийства и удержал. Так что улетели они все, правда, видочек у них после этого был весьма живописный.
   – А какова судьба бывшего начальника управления? – поинтересовался Крячко.
   – Слышал, что служит где-то, но вот где именно, не знаю, – ответил Тарасов.
   – Ну, а теперь давайте по этому покушению, – предложил Гуров. – Что у нас есть? Пулю эксперты осмотрели?
   – А нет у нас пули – у Потапычей она, – ответил капитан.
   – То есть у кого-то из детей Косолапова?
   – Вот именно. Они сказали, что отдадут ее только московскому следователю.
   – Ну, раз так, то я сам у них ее заберу да и поговорю заодно. Откуда стреляли, выяснили?
   – Да! Было это в одиннадцать с минутами, – начал рассказывать Кравцов. – Губернатор из здания областной администрации вышел и к машине направился. Тут-то в него и выстрелили. Он упал, к нему люди бросились, в машину на руках затащили и в больницу отвезли.
   – Что же охрана не чухнулась? – спросил Гуров и вдруг, скривившись, приложил руку к левому боку.
   – Да у него отродясь ее не было! – удивился Кравцов, а вот Тарасов встревоженно воскликнул:
   – Лев Иванович! Что с вами? Может, врача? Или лекарство какое-нибудь?
   – Не надо! Сейчас отпустит! По крайней мере, я на это надеюсь. Давайте не отвлекаться.
   – Ну, нельзя же вас в таком состоянии оставлять! – возмутился генерал.
   – А где наши вещи? – спросил Гуров.
   – Так уже в гостинице, – растерянно ответил капитан.
   – Ничего страшного, дотерплю – у меня лекарство в сумке. Продолжайте, что дальше было?
   – Ну, я мигом всех на ноги поднял, – сказал Тарасов.
   – И стали мы все соседние дома обходить, – подхватил Тимофей. – Вот в одном из них возле окна на лестничной площадке и нашли охотничий карабин «Тигр-9». Судя по запаху, из него только что стреляли, да и гильза рядом валялась.
   – Серьезное оружие. Он какой модификации был? Складной? – спросил Стас, и Кравцов на это только помотал головой. – А кто нашел?
   – Я. Товарищ генерал и дело мне поручил вести, под своим присмотром, конечно. Голыми руками я карабин не трогал – в варежках был, да только криминалисты наши на нем никаких следов вообще не нашли, – с виноватым видом закончил капитан.
   – Ну, преступники нынче ушлые пошли, про отпечатки пальцев не меньше экспертов знают, – заметил взявший инициативу в свои руки Крячко, потому что Гурову было явно не до этого – он сидел с закрытыми глазами, перекосившись на правый бок, и продолжал держаться за левый. – Что дал поквартирный обход?
   – Да это не жилой дом, а бизнес-центр метрах в пятидесяти от администрации. Народ туда то и дело шныряет. На первом этаже парикмахерская, меховое ателье и химчистка, а начиная со второго – офисы, в том числе и турфирма, – объяснил капитан.
   – Значит, стрелок мог просто войти в здание с большой сумкой, – предположил Стас.
   – Карабин, кстати, могли и под тулупом пронести, – тихо заметил Гуров.
   – Согласен, – не стал возражать Стас. – Но рисковал он крупно – его же кто-то увидеть мог. Да и звук выстрела трудно не услышать.
   – В том-то и дело, что вероятность этого довольно мала, – возразил Кравцов. – Потому что там, где я нашел карабин, место для курения отведено, а смолить в наших краях не модно, так что народ практически весь некурящий. А по поводу шума от выстрела – так мало ли где что упасть могло? Да и телефоны звонят, и прочие звуки раздаются, так что могли просто не обратить внимания.
   – Ну, кто-то мог выйти посекретничать, – сказал Крячко.
   – Как бы там ни было, но стрелка никто не видел, – категорично заявил Тимофей.
   – Хорошо, зайдем с другого края, – подал голос Лев Иванович. – Откуда, по-вашему, у этого покушения ноги растут? Каковы мотивы?
   – Из местных на это ни один человек не пошел бы! – уверенно ответил Тарасов.
   – Намекаете, что это приезжий? Так я не о том спрашивал. Из-за чего вообще могли в Косолапова стрелять?
   Тарасов с Кравцовым переглянулись и замялись, а потом Тимофей повторил:
   – Так я же сказал, Лев Иванович, что никто из наших на это не пошел бы.
   – Иначе говоря, вы подозреваете, что за покушением стоит Москва, то есть потребовалось место губернатора освободить, или некие предприниматели, которые хотят таким манером местный бизнес к рукам прибрать. Так?
   – Скорее первое, – тихо произнес Тарасов, – потому что нашим отцам города палец в рот не клади – всю руку по плечо отхватят. Они и без поддержки Косолапова от любых олигархов отобьются! Еще и их самих поделиться заставят!
   – Не очень я верю в такой расклад, но предположим. Итак, стрелок пришлый. Ему надо было сюда прилететь, где-то жить, выбрать место, откуда стрелять, а главное, достать оружие, потому что в самолет его с ним не пустили бы. Отсюда вопрос: на кого зарегистрирован карабин?
   – В том-то и дело, что у нас такой на учете не стоит, – развел руками генерал. – Скажу больше, ни в одном оружейном магазине нашего города он даже в продаже не был. Мы в Ижевск запрос послали, чтобы узнать, куда был отправлен карабин с таким номером, но ответа еще нет.
   – Ладно, подождем, что оттуда ответят. Итак, что мы имеем? – задал риторический вопрос Гуров. – Либо покушение имеет иногородние корни, либо это все-таки кто-то из местных. И не возражайте! Такой вариант со счетов тоже сбрасывать нельзя. Как я понял, Косолапов мужик нрава крутого, миндальничать ни с кем не будет. Кому он в последнее время хвост прищемил?
   – Лев Иванович! Губернатор у нас действительно не кисейная барышня, да вот только повода ему никто не дает, – ответил капитан. – Он как область нашу на рельсы поставил, изначальное ускорение придал, так и катится она по ровному пути без сбоев и аварий. Люди все по много лет на своих местах работают, дело знают, так чего на них срываться? Другое дело, если бы он кого-нибудь на воровстве или еще чем-то таком поймал. Но тогда просто выгнал бы тут же с позором! А с тех пор, как на свою должность вернулся, от него никто не уходил, да и скандалов в городе не было. У нас тут все про всех знают, так что шила в мешке не утаишь.
   – Хорошо, но работать все равно будем по двум направлениям, – настойчиво повторил Лев Иванович. – Как я понял, к вам сюда только самолетами местных линий можно добраться? – Тарасов кивнул. – А как же тогда отгружают руду, уголь и все остальное?
   – Железнодорожная ветка проложена до основной магистрали, но она даже близко мимо города не проходит, не говоря уж о том, чтобы сюда заходить – у нас и вокзала-то нет, – ответил Кравцов.
   – Значит, только самолетом, – подытожил Крячко, с беспокойством смотревший на Гурова и временами удрученно качавший головой.
   – Или вертолетом – у наших отцов города у каждого по вертолету, – добавил Тарасов. – Да и у меня есть, как же иначе область инспектировать? Здесь без него никак.
   – Значит, стрелка с оружием вполне мог привезти кто-то из них, а уж досматривать, я думаю, ни у кого бы духу не хватило, – предположил Крячко.
   – Упаси вас бог, Станислав Васильевич, где-нибудь такое сказать! – воскликнул Кравцов. – Во-первых, они все вместе область поднимали, и каждый в результате получил то, что хотел. Уж если они за столько лет не поссорились, то теперь-то им вообще делить нечего, тем более что они почти все с губернатором в родстве. Они даже скинулись и пообещали три миллиона рублей тому, кто сообщит информацию, которая поможет преступника найти. И потом, у них у всех собственная служба безопасности такая, что никаких посторонних стрелков не надо. Там ребята или охотники, которые белку в глаз бьют, или бывшие военные, все на свете уже прошедшие. Да если бы кто-то из них стрелял, Косолапов ни за что не выжил бы. И из местных у нас каждый первый – охотник, тоже не промахнулся бы. Так что не там ищете.
   – Хорошо, убедили, – сдавленным от боли голосом произнес Гуров. – Итак, что нам предстоит сделать? Нужен список всех прилетевших в Новоленск за последний месяц и всех тех, кто вылетел отсюда с момента покушения на губернатора.
   – То есть человек сделал дело и уехал? – уточнил Тарасов. – Но Косолапов-то жив.
   – Давайте уточним – пока жив, – поправил его Лев Иванович. – Насколько мне известно, врачи даже прогнозировать что-либо не решаются, а это говорит о том, что дело очень серьезно. И потом, стрелок мог на момент отъезда просто не знать, что губернатор еще жив. А если, предположим, он был на сто процентов уверен, что нанес смертельное ранение и делать ему в Новоленске больше нечего? Или же у него была цель не убить губернатора, а, например, попугать, чтобы стал посговорчивее? Откуда мы знаем? Мы же о мотивах ни малейшего представления не имеем! Так что списки мне приготовьте! Дальше, кто-нибудь кабинет Косолапова обыскивал? Может, там в одной из папок и лежит отгадка?
   – Ну, Лев Иванович, вы даете! – всплеснул руками генерал. – Да кто бы нам дал в его бумагах копаться? Так, посмотрел я влегкую на столе, а за мной в это время секретарша наблюдала, прямо в затылок дышала, и каждое мое движение таким взглядом провожала, что я чуть дымиться не начал. Но ничего интересного я там не нашел.
   – А откуда, Юрий Петрович, мы с вами можем знать, что представляет для расследования настоящий интерес? – спросил Гуров. – Значит, я сам в кабинете посмотрю. А с женой губернатора кто-нибудь разговаривал? Вдруг было что-то такое, за что мы сможем зацепиться? Сказал он, например, что-то, или звонок был странный.
   – Да как поговоришь, если она от мужа не отходит? – воскликнул Тарасов. – Сунулся я к ней было, так меня их старший сын – тот еще медведь, весь в папашу – только что за шкирку не выволок. А что я могу с ним сделать? И что я с ней могу сделать, если они со мной разговаривать не хотят? Мне тут еще работать и работать, и заиметь таких врагов я совершенно не хочу!
   – Ну, со мной у них такой номер не пройдет! – разозлился Лев Иванович. – Я ни с ней, ни с ним церемониться не буду! И с секретаршей тоже! Пусть попробует мне в затылок подышать! Так что вы, Юрий Петрович, распорядитесь приготовить несколько камер.
   – Лев Иванович! – в ужасе заорал Тарасов.
   – Да, я – Лев Иванович! – жестко ответил Гуров. – И мне в отличие от вас здесь не жить! А поведение тех, кто отказался с вами разговаривать, лично я квалифицирую как противодействие следствию! Так что сорок восемь часов – это святое! А потом, если не поумнеют, в соответствии с УПК! – все больше и больше раздражаясь, говорил Гуров, временами страдальчески постанывая и по-прежнему держа руку у левого бока. – И пусть жалуются на меня хоть господу богу! Мой характер в Москве всем хорошо известен, так что ничего нового они не узнают!
   – Лев Иванович! Может, все-таки врача вызвать? – предложил генерал, не в силах больше безучастно смотреть на мучения Гурова.
   – Я же сказал, что выпью таблетку, полежу с часок, и все пройдет, – прошептал тот. – Так что мы сейчас в гостиницу, чтобы переодеться и привести себя в порядок, а списки прилетевших и улетевших вы прямо туда к нам привезите – надеюсь, это много времени не займет?
   – Ну, что вы! Тимофей мигом обернется! – Генерал повернулся к Кравцову и приказал: – Глянь там в приемной, полушубки с валенками привезли?
   Кравцов быстро вышел и, вернувшись минут через пять, доложил, что все на месте и соответствующего качества, которое он лично проверил.
   – Далее, я хотел бы поговорить со свидетелями, – продолжал тем временем Гуров, – то есть с теми людьми, которые бросились к упавшему Косолапову, и с его водителем, потом съезжу за пулей в больницу, а оттуда – в администрацию, чтобы кабинет губернатора посмотреть – авось что-нибудь найду. А пока я там буду, пулю вам водитель на экспертизу привезет. А вот Станислав Васильевич займется бизнес-центром, и Тимофей ему в этом поможет: где лежал карабин, и все прочее. Ну, не может быть такого, чтобы никто ничего не видел! Видели люди человека, просто нужно помочь им его вспомнить! Уличных камер видеонаблюдения у вас в городе, случайно, нет?
   – Да что вы! – Тарасов даже руками замахал. – Это же не Москва!
   – Ладно! – сказал, с трудом поднимаясь, Гуров. – Будем работать по старинке. Машиной меня обеспечите?
   – Конечно! Можете хотя бы мою взять! – охотно предложил Тарасов.
   – И вас безлошадным оставить? – возразил Лев Иванович. – Нет, закрепите за нами «Газель» – в ней в тулупах как-то сподобнее ездить.
   – Ну, как знаете, – согласился генерал. – Только, если передумаете, берите мою «Волгу» – мне сейчас не до разъездов, а пообедать я и здесь могу – сами видели, как наша Семеновна готовит!
   Привезенные тулупы с шапками и валенки действительно ждали их в приемной – это были совершенно новые белые офицерские полушубки, и даже валенки выглядели очень симпатично. Одевшись, причем Стас всячески помогал другу, которому становилось все хуже и хуже, они с Кравцовым все на той же «Газели» поехали в гостиницу, до которой оказалось совсем недалеко. Предназначенный для них двухместный номер был вычищен до блеска, постельное белье даже накрахмалено, а полотенца в ванной висели совершенно новые. Первым делом Лев Иванович бросился к сумке, вынул оттуда несессер, достал из него таблетку и выпил, и все это под сочувствующим взглядом удрученно качавшего головой Тимофея. Затем прилег на кровать и сказал ему:
   – Ну, отправляйся за списками и постарайся обернуться побыстрее – хочется это дело поскорее закончить. А потом собери всех, кто видел сам момент покушения, прямо на том самом месте, то есть возле областной администрации. Хотя это, наверное, перебор – нечего людей морозить, пусть внутри ждут.
   – Я мигом! – с готовностью заверил его Кравцов и почти выбежал из номера.
   – Что, Лева, доигрался? – скандальным голосом начал выговаривать Гурову Крячко. – Ты какого черта жареную картошку и котлеты с чесноком жрал? А соленья кто лопал? А о том, что крепкий чай тебе нельзя, забыл? Или тебе понравилось по больницам валяться? Тебе куриные бульончики с сухариками, мясо отварное да кашки с пюре картофельным есть надо! А ты? Когда наконец за ум возьмешься? Когда начнешь здоровье беречь?
   – Стас! Угомонись! – слабым голосом перебил его Гуров. – Да знаю я, что уже не мальчик и с собственной поджелудочной на «вы» разговаривать надо, но вот не удержался. Да и потом, откуда здесь чему-нибудь диетическому взяться? Ты думаешь, в столовке было бы лучше? Семеновна, по крайней мере, из свежих и чистых продуктов готовила, а даже в самом лучшем в этом городе ресторане ты прозакладываешь голову за доброкачественность продуктов? Или мне там по спецзаказу, без перца, лаврушки и прочих специй, готовить будут? Ты что, предлагаешь мне с собой овсяные каши возить, которые залил кипятком и лопай сколько влезет? Так я на таком питании в два счета свалюсь! Но ты прав! Пора! Пора за ум браться!
   Крячко задумчиво уставился в потолок и стал загибать пальцы.
   – Ты чего? – удивился Лев Иванович.
   – Да вот пытаюсь подсчитать, сколько лет я эту песню слышу, – язвительно ответил Стас и зловеще пообещал: – А вот я на тебя сейчас Петру нажалуюсь! И по возвращении тебя возле трапа уже будет «неотложка» дожидаться!
   – Ты разницу во времени учти и не беспокой человека! – попросил Гуров. – Обещаю, что, как только домой вернемся, тут же сяду на диету!
   – Ничего! Не все мне одному с тобой страдать! Пусть тоже помучается! – Стас достал свой сотовый, набрал номер и сказал: – Привет, это я! Докладываю: добрались нормально, встретили нас, как положено, накормили, напоили, а вот спать нам еще долго не придется – работы полно… Нет, ясности пока никакой… Да, свалился наш каменный идол! Нажрался чего ни попадя, а теперь лежит и за бок держится. Было бы где, так я бы ему сухариков насушил, и грыз бы он их со слабеньким чайком. Или каши манной на воде, без масла и сахара, наварил бадью на несколько дней сразу, чтобы жизнь медом не казалась… Чего?! Ты с ума сошел?!..Знаешь, я и так при нем как нянька, всю жизнь! А ты хочешь из меня еще и кухарку сделать?!..Ну, согласен, что свалиться он вполне может, но это еще не повод, чтобы мне такое предлагать!..Хорошо, но ты гарантируешь мне премию в размере оклада?.. Ладно! – горестно вздохнул он. – Шедевров не обещаю, но на куриный супчик моих способностей хватит. Ну, все! Как будут новости, я позвоню.
   – Ты чего задумал? – встревоженно воскликнул Гуров, вопрошающе глядя на друга.
   – Получишь готовенькое! – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, пообещал Крячко.
   – Нет, ты скажи, что ты задумал, – настаивал Лев Иванович.
   Но Крячко только хитро улыбался и с самым хищным выражением лица обещал, что теперь он отыграется на Гурове за все многолетние издевательства над ним, беззащитным.
   Кравцов появился довольно быстро, и Гуров, которому стало значительно лучше, с Крячко принялись изучать списки пассажиров, чтобы найти в них одного и того же человека, который сначала прилетел, а после покушения улетел из города. Такого не оказалось, и Лев Иванович предположил, что стрелок еще в городе, а также поручил Стасу отрабатывать в дальнейшем всех вылетающих.
   – Кажется, отпустило, – сказал он, прислушиваясь к своим ощущениям. – Давайте утепляться.
   Они со Стасом стали одеваться, точнее, переодеваться, и Гуров добрым словом помянул жену за то, что она настояла на своем и положила ему термобелье и такие же носки.
   – Ну, по коням! – скомандовал он. – Где свидетели?
   – В зале заседаний дожидаются, – доложил Тимофей.
   – Значит, мы сейчас все вместе туда, а потом разделимся.
   Они втроем спустились вниз и поехали в областную администрацию, хотя могли бы и пешком дойти – до нее было буквально два шага. Войдя в здание, Гуров даже полушубок не расстегнул, а прямо так прошел в находившийся на первом этаже зал заседаний, оказавшийся на самом деле просто большой и соответственно обставленной комнатой. Его встретили настороженные взгляды нескольких человек, сидевших рядком на стоявших вдоль стены стульях, а их верхняя одежда лежала рядом с ними.
   – Я – полковник полиции Гуров Лев Иванович, приехал из Москвы, чтобы расследовать покушение на вашего губернатора. А сейчас прошу вас одеться, и мы с вами пойдем непосредственно на место преступления.
   Люди недоумевающе переглянулись, в том числе и Кравцов, который тоже ничего не понимал, но никто возражать не стал.
   – Итак, представьте себе, что я Косолапов, – сказал на улице Гуров. – Ростом и габаритами мне с ним не сравниться, но вы уж постарайтесь. Кстати, на сколько я ниже его?
   – Сантиметров на десять, – ответил немолодой и очень массивный мужчина, значительно посмотрев ему в глаза, и Тимофей поторопился представить его:
   – Это водитель губернатора.
   – Тот самый, который его собой закрыл? – уточнил Лев Иванович.
   – Тот самый, – подтвердил шофер. – Только на моем месте каждый поступил бы так же, просто я ближе оказался. Меня здесь все Кузьмичом зовут.
   – Где стояла машина? – поинтересовался Гуров.
   – Где сейчас стоит, там и тогда стояла, – ответил тот и показал на «Волгу». – Это мое место, его никто никогда не занимает.
   – А что же машина не в гараже? – удивился Стас.
   – Так я сейчас Татьяну Сергеевну вожу, – объяснил водитель.
   – Значит, вы сидели в машине и ждали губернатора? На дверь смотрели? Как он из здания вышел, видели? – спрашивал Лев Иванович.
   – Все видел, – кивнул Кузьмич.
   – Хорошо. Я сейчас тоже выйду, а вы будете мне говорить, как он шел: быстро или медленно, не останавливался ли, – попросил Гуров.
   – Степенно он ходит и в тот день не торопился – времени еще много было.
   – Времени до чего? – быстро спросил Стас.
   – Так в аэропорт он собирался, чтобы в область вылететь.
   – А зачем, не в курсе?
   Кузьмич на это просто пожал плечами. Лев Иванович вернулся в здание, а потом вышел и увидел, что Кузьмич сидит в машине и через открытую переднюю правую дверь смотрит на него. Гуров медленно и, как ему казалось, важно шествовал к машине, когда шофер вдруг крикнул:
   – Стой! – Лев Иванович послушно замер. – Вот именно на этом самом месте был Потапыч, когда в него выстрелили.
   – Стоял он точно так же? Или, может, правое плечо было вперед? Или левое? Сутулился? Нагнулся? Резко остановился? – допытывался Гуров.
   – Сейчас, погоди. – Кузьмич вышел из машины и, подойдя к Гурову, стал бесцеремонно его вертеть, чтобы поставить так же, как в тот день стоял губернатор. – Вот! А остановиться он точно остановился. Наверное, сотовый в кармане пиджака оставил, потому что шубу расстегнул и спиной к ветру повернулся. Тут-то в него и выстрелили.
   – Значит, в момент выстрела он стоял именно так? – уточнил Гуров и, когда водитель кивнул, повернулся к Крячко: – Стас! Ты все снимаешь?
   – Да, на сотовый, – подтвердил тот.
   – Что же вы меня не предупредили? – всполошился Тимофей. – Я бы камеру взял.
   Но Гуров от него просто отмахнулся и попросил Кравцова:
   – Покажите мне то окно, откуда стреляли.
   Тот, подскочив к нему, потыкал пальцем в сторону стоявшего метрах в пятидесяти дома и соответствующего окна. Гуров довольно долго рассматривал дом, потом попросил Кузьмича:
   – А теперь скажите, как губернатор падал.
   – Да чего говорить, я показать могу, – и Кузьмич с грацией раненого медведя повалился на снег.
   – Не так! – тут же вмешалась какая-то женщина. – Я напротив работаю и через окно все видела! – И начала бесцеремонно двигать ноги и руки лежавшего водителя.
   – А вот как раз не так все было! – выступил вперед молодой мужчина в тулупе. – Вы через окно видели, а я к Потапычу первый подбежал! Вот как он лежал! – Теперь уже он поправил руки и ноги водителя.
   – Где была рана? – спросил Лев Иванович.
   – Вот тут! – Мужчина показал место на спине водителя и гневно проговорил: – Последнее это дело – человеку в спину стрелять!
   – Да, это подло, – согласился с ним Гуров. – В человека вообще нельзя стрелять! Ни спереди, ни сзади! – Говоря это, он снова очень внимательно осмотрелся по сторонам, а потом сказал: – Большое спасибо вам, Кузьмич! Вы нам очень помогли.
   – Тебе спасибо, – ответил тот. – Вставать-то можно?
   – Нужно, а то еще простудитесь.
   – Это я-то? – хмыкнул, поднимаясь, шофер.
   – И всем вам тоже большое спасибо, можете быть свободны, – обратился Гуров к остальным.
   Люди быстро разошлись, а Лев Иванович, вопреки своему первоначальному плану поехать в больницу, предложил:
   – Стас! Ты с капитаном идешь в бизнес-центр и без результата тебе лучше не возвращаться! А я пойду, осмотрю кабинет губернатора.
   – Лев Иванович, если там у вас чего не заладится, вы уж не лютуйте, – попросил Кравцов.
   – По обстоятельствам, – сухо ответил ему на это Гуров.
   На самом деле по многозначительному взгляду Кузьмича он понял, что команда оказывать ему всяческое содействие уже прошла и секретарша примет его если не с распростертыми объятиями, то уж мешать точно не будет. И он оказался прав. В приемной сидела за компьютером отнюдь не молоденькая фифа, а женщина лет шестидесяти, которая совсем не стремилась выглядеть моложе. Оторвав взгляд от монитора, она внимательно поверх очков посмотрела на Гурова, и взгляд ее голубиной кротостью не светился. Но, едва Лев Иванович представился, с ней произошла разительная перемена, выйдя из-за стола, она с огромным облегчением сказала:
   – Ну, слава богу! Наконец-то прилетели! Уж вы-то во всем разберетесь! Меня Анна Павловна зовут, – и засуетилась: – Снимайте тулуп – нечего в нем париться! Сейчас я вам чайку сделаю!
   – Спасибо, но только дел у меня много, – отказался Гуров и спросил: – А почему вы не любите Тарасова?
   – Уже наябедничал, – поджала она губы, но ответила: – Ну, во-первых, он пришлый…
   – Так я тоже не сибиряк, – усмехнулся Лев Иванович.
   – Зато какие люди о вас с восхищением говорят! – возразила секретарша. – А во-вторых, он просто ни рыба ни мясо! Пустое место! Толку от него как от козла молока! Зато напора и нахрапистости – хоть отбавляй! Ну, вот представьте себе! Михаила Михайловича раненого только-только в больницу увезли, а он уже тут как тут! Решил в записях губернатора покопаться!
   – Анна Павловна! Это называется – по горячим следам, – объяснил Гуров.
   – Да мало ли что и где у Михаила Михайловича может быть записано? И каждому это показывать? – продолжала возмущаться она. – Я с него здесь глаз не спускала, даже на телефонные звонки из кабинета отвечала! А ему все как с гуся вода!
   – Он выполнял свою работу, – попытался оправдать действия генерала Гуров и предложил: – Давайте делом займемся. – Он подошел к двери, ведущей в кабинет губернатора, но она оказалась запертой.
   – Чем я могу вам помочь? – тут же спросила секретарша.
   – Для начала откройте мне кабинет Михаила Михайловича, – улыбнулся ей Лев Иванович.
   Секретарша без малейших возражений отперла замок, и они вошли внутрь, причем Гуров, пропустив ее вперед, закрыл за собой дверь. В довольно небольшой комнате царила идеальная чистота, на столе все было аккуратно разложено по папкам.
   – С вашего позволения, – сказал Лев Иванович и сел за стол губернатора. – А помочь вы мне можете своей откровенностью и хорошей памятью. Не было ли в последние дни перед покушением чего-то необычного? Звонков странных? Писем каких-нибудь или визитеров? Ну, не бывает так, чтобы на пустом месте вдруг покушение произошло. Что-то должно было этому предшествовать!
   – Лев Иванович! Да я уж себе только что голову не сломала, об этом думая, – развела руками секретарша. – Поверьте, ничего не было! Как изо дня в день шло, так и шло! Михаил Михайлович занимался текущими делами – конец года же, отчеты надо готовить, итоги подводить, так он допоздна засиживался.
   – А Михаил Михайлович часто вылетал?
   – Он каждую неделю в область наведывался, бывало, что и не по одному разу – вертолет-то ему по должности положен, – объяснила секретарша. – За один день успевал побывать на нескольких предприятиях, но они обязательно должны были рядом находиться, чтобы по всей территории не мотаться, – масштабы-то у нас ой-ой какие! Возвращался уставший, вымотанный! Когда довольный, когда злой.
   – А куда конкретно он в тот день собирался лететь?
   – Сейчас скажу. – Она взяла со стола ежедневник начальника и, открыв его на нужной странице, положила перед Гуровым. – Вот!
   Лев Иванович попытался прочитать, но почерк у губернатора был такой, что он очень скоро бросил это занятие ввиду его полнейшей бесполезности, а Анна Павловна принялась объяснять ему, что к чему. Оказалось, что в тот день губернатор собирался посетить три предприятия.
   – Вот смотрите, – подошла она к висевшей на стене большой карте. – Михаил Михайлович всегда так планировал, чтобы сначала в самое дальнее от Новоленска место полететь, а потом уже по дороге домой все остальные посетить. Первыми в тот день у него были шахты, потом лесовики, как мы их называем, а это – НПЗ, нефтяники.
   – А вот это что? – спросил Гуров, показывая на четвертую запись. – Здесь сокращение какое-то. То есть он собирался еще где-то побывать. Посмотрите, вы же его руку знаете.
   Анна Павловна взяла ежедневник и принялась рассматривать две невразумительные закорючки, но, сколько ни билась, так и не смогла понять, что это значит, а потом растерянно сказала:
   – Да не планировал он больше ничего. Я бы знала. Я же сама с людьми по рации связывалась и просила документацию подготовить.
   – Анна Павловна, очень вас прошу, постарайтесь хотя бы расшифровать мне, что это за буквы, – попросил Гуров.
   Но, к сожалению, этого не смогла сделать даже она.
   – Давайте смотреть в других записях, вдруг там разгадку найдем, – предложил Лев Иванович и стал листать ежедневник. – Анна Павловна, а как часто он посещал предприятия?
   – Ну, раз в месяц на каждом точно бывал, а что?
   – Почему же он планировал после этой поездки всего через два дня снова туда лететь? Я имею в виду те три предприятия, а вот по поводу четвертого никаких закорючек там нет.
   Подскочив к Гурову, секретарша буквально выхватила у него из рук ежедневник и, посмотрев, рухнула на стул и закрыла лицо руками.
   – Что с вами? Вам плохо? – бросился к ней Гуров.
   – Старая я калоша! Голова дырявая! – причитала Анна Павловна. – Все! Хватит людям головы морочить! На пенсию! Вот, как только Михаил Михайлович на работу выйдет, тут же на пенсию!
   Постепенно она успокоилась и рассказала, в чем дело.
   – Я из-за этого покушения совершенно обо всем забыла! Он же только накануне покушения днем решил туда лететь, и я начала людей обзванивать. Помню, они еще ругались, что у него семь пятниц на неделе и теперь им придется до ночи сидеть, чтобы успеть документацию подготовить. Да и пилот тоже бухтел, что о таких вещах заранее предупреждать надо. Ну, я на него прикрикнула, чтобы место свое знал, объяснила, куда Михаил Михайлович лететь собрался, и он заткнулся.
   – Почему же Михаил Михайлович перенес свой вылет на более ранний срок? – спросил Гуров, но она в ответ только пожала плечами. – Ладно, разберусь. А вы, Анна Павловна, постарайтесь хотя бы разобрать, что ваш шеф написал! Судя по всему, раз это непонятное стоит последним пунктом, оно должно находиться между нефтяниками и городом.
   – Да нет там ничего! Тайга! – объяснила она, но взяла ежедневник, подошла с ним к карте и начала усиленно соображать.
   Гуров же принялся листать густо исписанный перекидной календарь – Косолапов, как человек старой закваски, пользовался им больше, чем ежедневником. Лев Иванович просматривал записи и вдруг обратил внимание, что одного листка не хватает, хотя все другие были на месте, причем дата на отсутствовавшем листке предшествовала дню покушения. Он взял календарь в руки, подошел к окну, чтобы попытаться разобрать оттиски на соседних листках, и невольно залюбовался – на улице шел густой снег, казавшийся настоящей белой стеной. Но отвлекаться на такую красоту времени не было, Гуров сразу понял, что оттисков на листках много, а вот что именно было написано, еще предстояло расшифровать. Вернувшись к столу, он включил настольную лампу, взял из стаканчика простой карандаш и стал осторожно, один за другим, заштриховывать листки.
   Закончив и мысленно чертыхаясь по поводу ужасающего почерка Косолапова, принялся изучать их и увидел уже знакомые ему закорючки, а рядом с ними совершенно непонятное число «313111—4».
   – Анна Павловна! Что могут значить эти цифры? – повернулся он к секретарше.
   Она подошла, взяла в руки календарь, долго изучала записи, а потом недоуменно пожала плечами:
   – Лев Иванович! Я с Михаилом Михайловичем работаю с тех пор, как он начальником цеха стал, всю его жизнь не хуже своей знаю. Но я представления не имею, что это может значить.
   – Семь цифр, это может быть номер телефона в любом крупном городе, причем не обязательно в России. Если бы перед ними стоял код города, то и проблем бы не было, а так придется проверять все возможные комбинации. Я сейчас позвоню в Москву, пусть они там этим займутся, чтобы мне здесь на это время не терять.
   – Подождите, давайте я сначала у Тани спрошу, – предложила секретарша. – Если уж и ей это ни о чем не скажет, тогда и будете людей беспокоить.
   – Звоните, – согласился Гуров.
   Анна Павловна набрала сначала один номер, потом второй, третий, но безуспешно.
   – Наверное, она у Михаила Михайловича в палате и поэтому свой сотовый отключила, а домашний с рабочим не отвечают, потому что живут-то они сейчас только вдвоем, а в кабинете она одна сидит. Даже не знаю, что и делать, – расстроилась она.
   – Ничего страшного, я сейчас как раз в больницу поеду и там с ней поговорю, – успокоил ее Гуров. – Если же она не знает, что это за цифры, тогда озадачу людей в Москве. А все остальное на этих листках вы прочитать можете? Михаил Михайлович записывал какое-то ключевое слово, которое могло ему о чем-то напомнить – вдруг оно и нам что-то подскажет?
   Секретарша начала читать вслух все, что было записано, и, когда дошла до слова «музей», Гуров удивленно поднял брови:
   – У вас здесь есть музей?
   – Есть, только он небольшой и посвящен истории нашего края, но экскурсии там проходят каждый день, с утра до вечера.
   – Если он небольшой, что там можно с утра до вечера показывать?
   – Понимаете, Михаил Михайлович и сам очень любит свою родину и хочет, чтобы у детей воспитывали чувство любви и гордости за нее. Поэтому каждый период истории Советского Союза, а потом России привязывается к истории нашего края. Например, как отразились на жизни Новоленской губернии события Первой мировой войны.
   – Сколько же человек там работает?
   – Только один – Самойлов Иван Георгиевич. Настоящий подвижник! Он ведь наш музей и создал – раньше-то все в Якутск отправляли. Ходил по домам и просил людей передать в музей вещи, связанные с историей края и знаменитыми земляками, по деревням и поселениям ездил.
   – И люди отдавали? – поразился Гуров.
   – Да, потому что он объяснял, что все это для будущих поколений, чтобы не выросли Иванами, родства не помнящими. Из якутского музея тоже сумел кое-что сюда вернуть. Так что он един во всех лицах: и директор, и экскурсовод, и уборщица. Кстати, я вспомнила: он в тот день к нам приходил и о чем-то с Михаилом Михайловичем долго беседовал. Наверное, просил в чем-то помочь.
   – Где находится музей? – спросил Лев Иванович. – Любопытно было бы посмотреть.
   – А прямо напротив нас одноэтажный деревянный старый дом – его еще до революции построили, вот его-то под музей и отдали. Только вы поближе к закрытию идите, тогда там людей поменьше будет.
   – Непременно зайду, – кивнул Гуров.
   – Лев Иванович, я вас очень прошу, разберитесь вы с этим делом! – почти со слезами на глазах попросила Анна Павловна. – Ведь Михаил Михайлович для всей нашей области отец родной! И у какой нелюди рука поднялась в него стрелять?
   – Сделаю все, что смогу. Обещаю! – заверил ее Гуров. – Скажите, куда это окно выходит?
   – На площадь! Куда же еще окна у губернатора могут смотреть?
   – Тогда объясните мне, как до больницы добраться, а то машина то ли есть, то ли нет.
   Они подошли к окну, и Гуров замер от восхищения – красота была неописуемая. Снег сыпал уже не так густо, крупные пушистые снежинки медленно опускались на склонившиеся под их тяжестью ветви голубых елей, образовывая белоснежные шапки.
   Анна Павловна объяснила Гуров, куда ему надо идти, и они вышли в приемную. Оказалось, там его уже ждал Кравцов, поднявшийся при их появлении со стула.
   – А я за вами, Лев Иванович. Увидел здесь ваш полушубок и понял, что вы еще не ушли. Вот и решил подождать, чтобы в больницу отвезти, а то чего же вам пешком идти? – объяснил свое появление капитан.
   – Спасибо, Тимофей.
   Одевшись и попрощавшись с секретаршей, они вышли из приемной.
   – Как у вас успехи в бизнес-центре? – поинтересовался Лев Иванович.
   – У меня – никаких. Да я же вам говорил, что мы там всех уже опросили, – напомнил Кравцов. – А вот как у Станислава Васильевича, я не знаю, потому что мы с ним разделились. Кажется, он все еще там.
   У ворот больницы Гуров увидел уже знакомую «Волгу» с Кузьмичом за рулем, а входя в здание, почти столкнулся с высокой полной женщиной в собольей шубе, которая, повесив сумку на плечо, как раз надевала варежки.
   – Это Татьяна Сергеевна, жена губернатора, – шепнул Гурову Кравцов.
   Лев Иванович, который сразу же узнал ее по фотографии в доме Андрея Сергеевича, решил проявить умеренный интерес, чтобы не выдавать своей осведомленности, и обернулся, но она уже садилась в «Волгу».
   – Ничего, я с ней потом поговорю, сейчас пуля важнее.
   В гардеробе они оставили свои тулупы с шапками, надели выданные им белые халаты и бахилы поверх валенок и пошли наверх. Идя по коридору хирургического отделения, Гуров увидел дверь с табличкой «Ординаторская».
   – Тимофей, ты иди и посмотри, на месте ли кто-нибудь из Косолаповых, а я пока с врачом поговорю, узнаю, нельзя ли все-таки с самим губернатором побеседовать.
   Кравцов пошел дальше, а Лев Иванович, постучав, вошел в ординаторскую. За столом сидел и что-то писал мужчина лет сорока. Услышав, как открылась дверь, он поднял голову и посмотрел на вошедшего. Гуров представился, предъявил удостоверение и спросил:
   – Скажите, кто оперировал Косолапова?
   – Татьяна Сергеевна, а я ей ассистировал, так что все вопросы – к ней, – мгновенно ответил мужчина. – Предупреждаю сразу, что к Михаилу Михайловичу нельзя.
   – Мне к нему и не надо. А еще не надо морочить мне голову. Я в своей профессии больше тридцати лет, и обмануть меня очень трудно. Тем более что я встретил Татьяну Сергеевну в холле и обратил внимание на ее руки – у нее же все суставы распухли. Она никогда в жизни не рискнула бы оперировать мужа такими руками. Так что операцию проводили вы, а она просто присутствовала, консультировала или контролировала, в общем, наблюдала за вашей работой, чтобы все было нормально. – Мужчина попытался было что-то возразить, но Гуров жестом остановил его: – Меня не интересуют тайны вашего медицинского двора. Меня интересует только одно: раневой канал! А именно – угол вхождения пули в тело! Вот! Изобразите! – Он взял со стола отложенную врачом ручку и сунул ему в руки.
   Поколебавшись, врач, держа ручку двумя пальцами, поставил ее острием на лист бумаги и показал, под каким углом пуля вошла в тело.
   – Пулю взяла Татьяна Сергеевна? – спросил Лев Иванович, и мужчина кивнул. – Что это была за пуля? Вы мне хотя бы ее длину можете назвать?
   – Да я вам и калибр назову: 7,62.
   – Точно? Вы ничего не путаете? Вы в этом разбираетесь?
   – В Сибири в этом все разбираются, – сухо ответил мужчина и вернулся к своему занятию, от которого его оторвал Гуров.
   Лев Иванович поблагодарил его макушку, потому что тот даже головы не поднял, и отправился искать палату, где лежал Михаил Михайлович. Он не знал ее номера, но собирался определить ее по наличию охраны. Палата оказалась прямо за углом, и возле двери на стульях сидели два подростка, державшие между колен по помповому ружью «Мосберг». Одному на вид было лет шестнадцать, а второму – чуть меньше. Они были очень похожи, два эдаких молодых медведя, рядом с которыми топтался Тимофей.
   – Взрослые есть? – подойдя к ним, спросил Лев Иванович, поняв, что на них двоих деда ни за что бы не оставили.
   Парни мгновенно насупились и помрачнели – они-то с этими ружьями считали себя необыкновенно крутыми.
   – Значит, есть, – понятливо кивнул Гуров. – Зовите!
   Один из парней скрылся в палате и вскоре вышел оттуда с мужчиной лет сорока, которого Лев Иванович тоже видел на семейной фотографии. Гуров в очередной раз представился, услышав в ответ, что разговаривает с Михаилом Михайловичем – средним, что подразумевало присутствие еще и младшего.
   – Вы обещали отдать пулю следователю из Москвы, так вот он я, – сказал Лев Иванович.
   – А мы ее потеряли, – ехидно проговорил один из парнишек и тут же словил крепкую затрещину. – Папа, ты че? – обиженно пробурчал он, и Гуров понял, что это и есть Михаил Михайлович – младший.
   – Не умеешь разговаривать со взрослыми людьми, так молчи, сойдешь за умного, – цыкнул на него отец, а потом обратился к Гурову: – Мы ее не потеряли. Просто она лежала у Наташки в вазочке в серванте, а Сашка, ее младший сын, полез туда за конфетами, увидел, наверное, что-то блестящее и взял поиграть. Когда она хватилась, было уже поздно, причем паршивец и сам не помнит, куда он ее дел. Сейчас братья с металлоискателем по всему дому ходят. Как только найдут, тут же передадим вам.
   – И сколько лет ребенку? – поинтересовался Лев Иванович.
   – Пять. Да разве за ними в таком возрасте уследишь? – извиняющимся тоном объяснил сын губернатора.
   – Это точно. Правда, другие вот и за котенком уследить не могут, а он, бандит, рыбок из аквариума таскает, – как бы между прочим заметил Гуров, давая понять, что разговаривал с его дядей.
   – Коты, они такие, – согласился с ним Михаил Михайлович – средний. – Особенно если сибирские и рыжие. Тогда от них вообще никакого спасу нет.
   – Ну, хорошо! Обойдемся пока без пули, но вы уж с поисками не тяните, – попросил Лев Иванович.
   – Конечно-конечно! Мы все понимаем! – охотно заверил его тот. – Как только, так сразу.
   – А как мне с вашей мамой поговорить?
   – Вы уж ее, пожалуйста, не беспокойте, – настойчиво попросил сын. – Она же все это время от отца не отходила, только сейчас Наташке доверила себя сменить и домой поехала, чтобы немного поспать.
   – Я бы и рад не беспокоить, но дело заставляет. Вы уж ей позвоните, предупредите о моем приходе, а я постараюсь ее долго не задерживать, – произнес Гуров тоном, не допускающим никаких возражений.
   Поняв, что от его звонка по большому счету все равно ничего не зависит, Михаил Михайлович достал сотовый и позвонил матери, чтобы предупредить ее о предстоящем визите московского сыщика. Гуров и Кравцов пошли на выход, и Тимофей возмущенным шепотом заявил:
   – Лев Иванович, но они же врут!
   – Конечно, врут, – согласился с ним Гуров. – Только я пока не понимаю, зачем им это надо. Ничего, сейчас я поговорю с Татьяной Сергеевной, и, может, тогда ясность появится.
   Дом губернатора не отличался от соседних ни размерами, ни внешним видом – такими стандартными двухэтажными кирпичными домами была застроена вся улица.
   – Здесь все отцы нашего города живут, – объяснил капитан.
   – Ты меня не жди, езжай по своим делам, – предложил Лев Иванович. – Я думаю, у тебя в производстве не только дело о покушении на Косолапова. А я, как с губернаторшей побеседую, пешочком пройдусь – в полушубке и в валенках не замерзну, зато хоть немного прогуляюсь, а заодно и взбодрюсь, чего-то в сон тянет – мы же с Крячко, считай, уже больше суток на ногах. Кстати, найди его и поинтересуйся, какие у него успехи.
   Если Тимофей и надеялся, что Гуров возьмет его с собой в дом губернатора, то виду, что разочарован, не подал, покорно вернулся в машину и уехал. А Лев Иванович нажал на кнопку звонка, висевшего на калитке, и стал ждать. Вскоре за высоким забором раздался скрип снега под чьими-то ногами, калитка открылась, и Гуров увидел девушку лет семнадцати-восемнадцати, которая очень серьезно, по-взрослому, смотрела на него. Он сначала удивился такому и хотел спросить, не страшно ли ей впускать во двор совершенно незнакомого мужчину, тем более что улица была совершенно пуста, но тут заметил у нее за спиной огромного пса без намордника, очень уж недружелюбно посматривавшего на него, и вопрос отпал сам собой. Поэтому он просто представился:
   – Моя фамилия Гуров, я – полковник полиции. Вашу бабушку предупредили, что я приду.
   – Пойдемте, – пригласила его девушка и успокоила: – Не бойтесь, Бек без команды не тронет.
   – Наверное, именно с такими псами раньше ходили на медведя, – заметил Лев Иванович, стараясь завязать разговор, но она только кратко ответила:
   – Не знаю, – а потом очень настойчиво попросила: – Не задерживайте надолго бабушку, пожалуйста. Она очень устала и плохо себя чувствует.
   – Конечно, – согласился Гуров.
   В доме, который и внутри не блистал роскошью, он снял в прихожей полушубок, шапку и валенки и прошел за девушкой в большую комнату на первом этаже. Там на диване полулежала, укрытая пледом, жена губернатора, а возле нее млела под ее рукой рыжая пушистая кошка, которая при появлении нового человека лениво приоткрыла глаза, но, поняв, что ничего интересного не предвидится, снова погрузилась в блаженную дремоту.
   – Бабушка! К тебе пришел полковник Гуров. И еще, тебе чего-нибудь надо? – спросила девочка.
   – Нет, Танюша, – тихо ответила та. – Ты лучше пойди на кухню и чай поставь – гость у нас.
   – Не беспокойтесь, Татьяна, мне ничего не надо, – отказался Гуров и, с улыбкой кивнув на кошку, спросил: – Как я понимаю, это мамаша Ермака?
   – Да, и в молодости была такой же хулиганкой. – Женщина слегка погладила кошку, и та громко замурчала. – Как они там?
   – Очень переживают из-за вас с мужем, Андрей Сергеевич себе места не находит, а его жена от слез не просыхает.
   – Да, мы с ними очень дружим, а наших детей и внуков они любят как родных.
   – Татьяна Сергеевна! Прекратите над собой издеваться! Вам нужно срочно сменить климат, потому что эти морозы вас погубят! – и в ответ на ее недоуменный взгляд объяснил: – Я знаю о вашей болезни.
   – Андрюшка разболтал, – поняла Татьяна. – Лев Иванович! Ну, как я могу уехать? Ведь для Миши вся жизнь в его работе, а он будет вынужден ее бросить.
   – Да, ваш брат говорил мне, что муж вас очень любит.
   – Я знаю, он же, можно сказать, мой второй ребенок.
   – Первым, как я понял, был Андрей Сергеевич, которого вы вырастили?
   – И вынянчила. У Миши очень непростая судьба. Он же из глухой деревни, а там нравы патриархальные, как родители решат, так и будет. Вот и поженили его родителей против их воли – его мать другого человека любила, а отец вообще о женитьбе не думал. Миша в пятидесятом году родился, а его отец еще до его рождения в тайге пропал, потому что у них в деревне все мужчины – охотники.
   – Сам пропал или помогли? – уточнил Гуров.
   – Миша всегда считал, что второе, потому что его мать очень быстро вышла замуж за человека, которого любила, и Миша получил отчима. Этот человек не то чтобы его ненавидел, но относился очень прохладно, а ведь для мальчика так важно иметь настоящего отца. Да и мать тоже не особенно о Мише заботилась, несмотря на то что со своими детьми у них не ладилось – умирали во младенчестве, так что у Миши даже сводных братьев и сестер нет. А потом они его в интернат в Новоленск отправили, с глаз подальше, и даже на лето не всегда забирали.
   – Ну да! Мы любим людей за то добро, которое им сделали, и ненавидим за то зло, что причинили. А ваш муж был для них постоянным напоминанием о собственной подлости – ведь они лишили его родного отца. Но почему они не дали ему закончить полную среднюю школу? Андрей Сергеевич сказал, что, когда вы поженились, у Михаила Михайловича было только восемь классов.
   – Добытчик в доме потребовался – у отчима что-то случилось с ногой, развилась гангрена, и ее ампутировали ниже колена – тут уже не до охоты, – объяснила Татьяна Сергеевна. – Вот они его из интерната и забрали. И стал он охотиться наравне со взрослыми. Потом армия, стройбат – куда же ему еще с таким образованием?
   – Там-то вы с ним и познакомились.
   – Да, на танцах, хотя я до сих пор, честно говоря, танцевать не умею, – улыбнулась она. – Меня тогда девчонки в первый же день, как мы приехали, в клуб затащили за компанию, и Миша танцевать не умел, тоже за компанию со своими друзьями пришел. Вот так, стоя рядом возле стены, мы с ним и познакомились, а потом гулять пошли – чего нам было в клубе делать? Знаете, я на него только посмотрела и тут же поняла, что это просто очень большой ребенок с грустными глазами, которого в детстве недолюбили и недоласкали. А я, сами видите, не красавица, да и рост мой к тому же – он там единственный выше меня был. И вот как-то потянуло нас друг к другу, а потом поняли, что жить друг без друга уже не сможем. Ну, а дальше вы, наверное, от брата все знаете.
   – Да, он вас тоже очень любит, – кивнул Гуров. – А ваш муж, как я понял, всю жизнь доказывал вам, что вы тогда в нем не ошиблись, вот и брал одну вершину за другой.
   – Это нормально для мужчины – достигнув одной цели, ставить перед собой другую, потому что, если он остановится, ему очень скоро станет скучно жить, а это обычно ничем хорошим не заканчивается.
   – Татьяна Сергеевна, я и вашему сыну, и вашей внучке обещал, что долго вас мучить расспросами не буду – вам отдыхать надо, так что давайте перейдем к делу, – предложил Гуров.
   – Хорошо, только могу вам сразу сказать, что мотивов покушения на Мишу я не знаю, он вообще никогда не обсуждает дома деловые вопросы. Точнее так: он их не обсуждал при мне, а уводил людей к себе в кабинет для разговора. А личных причин, чтобы его убить, ни у кого быть не может – Миша никогда никому не причинил зла.
   – Скажите, а что может значить вот это? – спросил Гуров, протягивая ей листок с непонятными цифрами. – Мы с Анной Павловной, как ни гадали, так ничего и не поняли.
   – Это для него значит очень много, только записано это не так.
   Она повела глазами по комнате явно в поисках ручки, и Гуров быстро предложил ей свою. Татьяна Сергеевна подправила запись, и Лев Иванович невольно застонал – ведь все лежало на поверхности.
   – Не переживайте, у Миши ужасный почерк, который разбираем только мы с Анечкой. Дело в том, что три месяца назад мужу на работу позвонили из его родной деревни и сказали, что его мать слегла, уже не встанет, вот и хочет с ним попрощаться. И он полетел, а я осталась дома. Я видела эту женщину только один раз в жизни, выслушала от нее, что я уродина ростом с корабельную сосну, которая молодого парня окрутила, потому что иначе на нее никто бы не позарился, и все в этом духе. Знаете, я за эти слова на нее зла не держу, но вот того, как она обошлась с родным сыном, я ей не прощу никогда, хотя ее уже нет в живых. Когда Миша вернулся, он мне кое-что рассказал.
   И, слушая ее, Гуров теперь до конца все осознал, потому что кто стоит за преступлением, он знал с самого начала, но не понимал мотива.
   – Да, представляю себе, как это ударило по нервам вашего мужа. Скажите, а как он в действительности себя сейчас чувствует?
   – Должна сознаться, что мы специально сгустили краски, чтобы была причина к нему никого не пускать. А чувствует он себя нормально – Слава очень хороший хирург, да и ранение было не очень тяжелым. Полежать Мише, естественно, еще придется, хотя он рвется работать хотя бы в больничной палате.
   – Я так понимаю, что Вячеслав вам позвонил и рассказал о нашем разговоре, – усмехнулся Лев Иванович.
   – Конечно! Очень переживал, что не смог сохранить мою тайну.
   – Я, с вашего позволения, сделаю один телефонный звонок. – Лев Иванович достал второй телефон и набрал номер Андрея Сергеевича, который тот ему дал специально для связи с ним. – Здравствуйте, это Гуров. Если я все правильно понял, пуля уже у вас. Что говорят эксперты? – Выслушав ответ, он спросил: – Когда мне перезвонить, чтобы узнать подробности? Хорошо, я буду ждать вашего звонка на этот номер. Подождите секунду, – сказал он и повернулся к Татьяне Сергеевне: – Брату ничего сообщить не хотите? По этому телефону можете говорить максимально откровенно.
   Она обрадованно кивнула и взяла его сотовый:
   – Андрюшенька! Вы там не беспокойтесь – у нас все нормально. Миша себя хорошо чувствует, кушает с аппетитом и рвется на работу, а все, что говорят по телевизору, – неправда.
   И тут даже до Гурова донесся разъяренный рев замминистра:
   – Совести у тебя нет! Ты что, раньше не могла это сказать?! Лиза слезами изошла! Ночей не спит!
   – Андрюшенька! Меня предупредили, чтобы я никому ни по телефону, ни лично не сообщала о реальном состоянии Миши. А Лев Иванович сказал, что по его телефону можно говорить все, как есть.
   – Ну, слава богу! – все еще раздраженно, но уже с заметным облегчением выдохнул Андрей Сергеевич, и они попрощались.
   – Лев Иванович! Вы даже не представляете себе, какую тяжесть сняли с моей души! – проговорила Татьяна Сергеевна, возвращая телефон Гурову. – Я ведь так мучилась оттого, что не могу Андрею с Лизой правду сказать, а они там от волнения с ума сходят.
   – Передайте Михаилу Михайловичу, что я постараюсь разобраться с этим делом в максимально короткий срок, и тогда он сможет руководить жизнью губернии из больницы, – пообещал, поднимаясь, Лев Иванович. – До свиданья, Татьяна Сергеевна! Отдыхайте дальше!
   – Ой, Лев Иванович! Как неудобно получилось, что я вас так и не смогла ничем угостить, а ведь время обеденное.
   – Ничего страшного, я найду где поесть, – успокоил ее Гуров. – Тем более что завтрак был плотным, и я еще просто не успел проголодаться, – соврал он.
   В этот момент со двора до них донесся басистый лай пса, но при этом, как ни странно, лай радостный.
   – К вам кто-то приехал?
   – Судя по голосу Бека, это Кузьмич приехал за обедом для Миши, – ответила губернаторша.
   – Кто же готовил, если вы все время были в больнице? – удивился Гуров.
   – Оленька, жена Мишутки – они в соседнем доме живут, а Бек знакомый звук мотора услышал, вот и обрадовался, подумал, что это хозяин вернулся. Он все Мишу ждет, тоскует без него – они такие друзья.
   – Скажите, а Кузьмич не мог бы подбросить меня до музея?
   – Конечно, сейчас я ему скажу. – Она начала подниматься с дивана и невольно сморщилась от боли.
   – Лежите, Татьяна Сергеевна! – остановил ее Гуров. – Я думаю, ему будет достаточно того, что я передам ваши слова.
   Тут в комнату вошла девушка и спросила:
   – Бабушка! Мама спрашивает, ты сейчас будешь кушать или сначала все-таки, – выделила она, неодобрительно посмотрев на Льва Ивановича, который, по ее мнению, слишком уж засиделся, – отдохнешь?
   – Отдохну, – улыбнулась Татьяна Сергеевна.
   – Ну, тогда она попозже тебе обед принесет, чтобы горячим был.
   – Не сердитесь, Татьяна, я уже ухожу, – тоже улыбнулся Гуров. – Проводите меня, пожалуйста.
   – И скажи Кузьмичу, чтобы он Льва Ивановича отвез, куда ему надо, – добавила Татьяна Сергеевна.
   Если Кузьмич и сгорал от любопытства – а кто бы не хотел знать, как продвигаются дела у столичного сыщика? – то до расспросов не опустился. Он высадил Гурова возле музея и поехал в больницу, а Лев Иванович вошел внутрь и стал осматриваться по сторонам. Да, это был маленький провинциальный музей, но несмотря на это, там для всего нашлось место – экспонаты были везде: стояли на полу, висели на стенах и потолке и даже стояли на окнах.
   Экскурсовод, пожилой мужчина в очках и душегрейке, рассказывал младшим школьникам о том, что собой представляла Новоленская область в далеком прошлом, какой там был климат и какие животные водились. Все это было Льву Ивановичу неинтересно, и он, расстегнув полушубок, стал медленно бродить по четырем комнатам, из которых и состоял музей, ожидая, когда экскурсовод освободится.
   Кроме него и детей в зале был еще один посетитель – парень лет двадцати пяти, едва взглянув на которого Лев Иванович тут же понял, что тому все эти музейные экспонаты до самой высокой лампочки. Гуров подошел и встал рядом – парень тут же сделал шаг в сторону и резко повернулся к нему, но он отнесся к этому маневру совершенно спокойно и только пристально посмотрел парню в глаза – уж что-что, а посмотреть так, что мало не покажется, Гуров умел. Парень тут же отвел глаза и направился к выходу, а Лев Иванович провожал его недобрым взглядом, заставлявшим ускорить шаг.
   Услышав, как хлопнула входная дверь, Гуров вернулся к своему прежнему занятию. Кроме древностей, в музее были картины местных художников, на отдельной полочке стояли книги местных писателей и поэтов, словом, все было, как у «больших». Неожиданно внушительной оказалась экспозиция, посвященная действовавшим на территории области в сталинский период ГУЛАГам, где были различные документы, фотографии, вещи заключенных и предметы их быта.
   – Простите, молодой человек, у вас к тому периоду истории личный интерес? Или вы зашли просто погреться? – раздался у него над ухом мягкий интеллигентный голос. – Нет-нет, я вас не тороплю, экскурсий сегодня больше не будет, а до закрытия музея еще есть время.
   – Сколько же горя пережили эти люди, – кивнул Гуров в сторону стенда, где были выставлены письма и фотографии лагерной жизни.
   – Наверное, с моей стороны это несправедливо, что я столько места отвел под эту экспозицию, но есть боль, которая никогда не утихает, ведь многие из этих вещей принадлежали моему отцу. Да-да! – кивнул Гурову экскурсовод. – Он, профессор высшей математики Ленинградского университета, был осужден по знаменитой 58-й статье и отбывал здесь наказание. Ему повезло выжить, но вот возвращаться домой он не стал. Да и возвращаться-то ему, собственно говоря, было уже некуда и не к кому – его родные по тогдашней традиции от него отреклись, а в глаза своим бывшим коллегам, которые всячески клеймили и поносили его, он бы взглянуть не смог – знаете, есть люди, которым бывает очень неудобно за совершенную другими людьми подлость. Вот он здесь и осел, женился на местной уроженке и стал преподавать математику в школе, здесь я и родился. И его рассказы не только о Ленинграде, университете, а вообще обо всем, что было до и после, то есть о допросах, побоях, лагере, издевательствах уголовников над политическими заключенными, я с самого детства помню. Кто-то может сказать, что не следовало говорить ребенку о таких вещах, но папа считал, что люди должны из поколения в поколение помнить об этом, чтобы такое никогда не повторилось. К сожалению, папа очень рано ушел из жизни, и мне его до сих пор не хватает. Наверное, именно для того, чтобы лучше узнать тот страшный период, я и поступил на истфак, а потом вернулся сюда и стал преподавать в школе историю. Видя, как люди стараются забыть о сталинизме, я начал собирать материалы о том периоде, а потом, увлекшись, собирал уже все, что связано с историей края – весь дом был забит до потолка разными вещами. Ну, а потом Михаил Михайлович выделил мне этот дом под музей. Ой, вы уж меня извините, что я вас заговорил, – спохватился он. – Просто у вас очень интеллигентное лицо, и было приятно вам все это рассказать. Ну, смотрите дальше, не буду вас отвлекать, а если захотите что-нибудь спросить, так я здесь недалеко буду.
   – Вообще-то я к вам, Иван Георгиевич, – сказал Гуров и в очередной раз представился, предъявляя удостоверение.
   – Понимаю, это в связи с покушением на нашего губернатора. Но чем я могу вам помочь?
   – Проконсультироваться у вас хочу.
   – Конечно-конечно, все, что я знаю, к вашим услугам.
   – Тогда, если вы не возражаете и поскольку экскурсий сегодня, как вы сказали, не будет, давайте закроем входную дверь, чтобы нам никто не помешал, и поговорим, – предложил Лев Иванович.
   – Да-да! – тут же согласился Самойлов. – Тогда, может быть, и чаю попьем? Он у меня хороший, с нашими сибирскими травами. Заварку я из дома в термосе приношу, а чайник у меня электрический, мигом закипит.
   – С удовольствием. Где можно тулуп повесить?
   – А там, возле двери, вешалка есть.
   Самойлов запер дверь, Лев Иванович снял тулуп с шапкой, и, когда они прошли в маленький закуточек, где помещался-то только один письменный стол и два стула, Иван Георгиевич сразу начал возиться с чаем.
   – Так что же вас интересует? – спросил он, разливая чай по обыкновенным граненым стаканам в дешевых подстаканниках, которые так любит наша железная дорога.
   – Вот это, – положил перед ним листок бумаги Гуров.
   – И вас тоже? – удивился Самойлов. – Меня Михаил Михайлович вызывал и тоже об этом расспрашивал.
   – То есть вы не по своей инициативе к нему ходили?
   – Нет, он позвонил и сказал, что я ему срочно нужен, мне пришлось даже экскурсию отменить. Каюсь, грешен, подумал было, что он решил под музей другое помещение выделить, потому что очень большая часть экспонатов здесь на чердаке и в подвале хранится, а крысам ведь не объяснишь, что это история, они кушать хотят, – улыбнулся Иван Георгиевич. – А оказалось, что нашему губернатору, как и вам, проконсультироваться надо было. Ну, что же, Лев Иванович, вы пейте чай, а я вам пока рассказывать буду.
   А рассказывал Иван Георгиевич, можно сказать, профессионально, очень увлекательно, говорил без всякого эканья и меканья, и слушать его было бы одно удовольствие, если бы речь шла о чем-нибудь другом. Когда Самойлов закончил, было уже совсем темно, и он смущенно улыбнулся:
   – Простите меня, Лев Иванович, увлекся – вон как вас задержал.
   – Да нет, это вы меня извините, Иван Георгиевич, что я вас задержал, вас уже, наверное, дома заждались.
   – Да некому ждать, – пожал плечами Самойлов. – Моя жена, к сожалению, не разделяла моей страсти к истории родного края, хотя для нее он куда роднее, чем для меня, и мы расстались. Ее можно понять – ну, разве это нормально, когда муж на все летние каникулы уезжает в область и возвращается только осенью, нагруженный массой совсем ненужных, на ее взгляд, вещей, которыми захламляет дом. К счастью, дом достался мне от родителей, поэтому она просто забрала нашего сына и ушла, а потом вообще из города уехала, так что сына своего я с тех пор не видел. Даже не знаю, где они живут, – грустно улыбнулся он. – Понимаете, я просил жену сообщить мне их адрес, а она отказалась, объяснила, что, если я буду хоть так общаться с сыном, из него вырастет такой же неудачник, как я.
   – Иван Георгиевич, а ведь вам нужен помощник, трудно же весь день на ногах, – сочувственно произнес Гуров.
   – Когда человеку интересна его работа, ему ничего не трудно, – возразил Самойлов. – Это же радость, когда видишь, как у детей глазенки загораются, и слушают они тебя, открыв рты. Но вы ведь хотели сказать не помощник, а преемник, да вот только постеснялись.
   – Ну, и преемник со временем, – вынужден был сознаться Лев Иванович.
   – Понимаете, в эту работу нужно всю душу вкладывать, а в современном прагматичном мире таких энтузиастов мало, даже у нас здесь, где люди живут в массе своей по старинке. А оставлять дело всей своей жизни равнодушному человеку – больно и горько, – с тоской в голосе произнес Иван Георгиевич, который, наверное, и сам не раз думал над этим.
   – Ну, неужели нет ни одного подходящего человека? – удивился Гуров.
   – Есть одна девушка, вот ей-то я бы со спокойной душой все оставил, потому что ей небезразлично, ей, как и мне, все это интересно. Но!.. – Самойлов развел руками.
   – Есть какое-то препятствие, – понял Лев Иванович.
   – Это старшая внучка Михаила Михайловича, Танечка! – объяснил тот. – А он вряд ли одобрит такой ее выбор.
   – Вы знаете, я ее видел, она производит впечатление очень серьезной девушки. А вот по поводу того, одобрит или нет, я бы не был так уверен. Если решение Татьяны найдет понимание со стороны бабушки, то все препятствия будут сметены в считаные секунды, если они, конечно вообще, существуют, – подбодрил его Гуров и пообещал: – Я сейчас сделаю несколько звонков, а потом мы с вами пойдем.
   Он не стал дожидаться звонка Андрея Сергеевича, опасаясь, что тот может прозвучать не вовремя, да и Орлова следовало поторопить, а то что-то запаздывала от него информация. К счастью, и у того, и другого уже было что ему сообщить, и услышанное очень естественно ложилось в уже созданную им схему.
   Когда они собрались, Гуров, переложив пистолет из наплечной кобуры в карман полушубка, решительно сказал:
   – Иван Георгиевич! Я вас до дома провожу. И не возражайте! А еще попрошу никому ночью дверь не открывать! Считайте это приказом!
   – Ну, что вы, Лев Иванович! – удивился Самойлов. – У нас очень спокойный город, и фонари кругом горят. Да и кому я нужен? Кроме того, живу я далеко.
   – Не спорьте, мне виднее, – настаивал Гуров. – А прогуляться по морозцу – одно удовольствие.
   – А вот я хоть и родился здесь, а к морозам так и не привык, – виновато признался закутанный до ушей Иван Георгиевич.
   Он запер дверь, и они пошли по действительно хорошо освещенным улицам, причем Гуров шел по ближней к домам стороне, потому что от проезжей части Самойлова закрывали огромные сугробы, за которыми его из-за небольшого роста было совсем не видно. Лев Иванович не вынимал руку из кармана, сжимая там рукоятку пистолета, и основания для такой предосторожности у него были. Иван Георгиевич рассказывал что-то по дороге, показывая на дома, мимо которых они проходили, – должно быть, об их истории, но Гуров его не слушал, а внимательно контролировал улицы и особенно перекрестки. Когда они должны были свернуть на улицу, где находился дом Самойлова, оказалось, что она-то как раз и не освещена. Света полной луны вполне хватало, чтобы не заблудиться и не упасть, но идти дальше было опасно совсем по другой причине. Остановившись на самом углу и достав из кармана пистолет, Гуров прижал Самойлова к стене, закрыв собой, и, сняв ушанку, осторожно высунул ее из-за угла.
   – Не псти, Кулоф, – раздался вдруг оттуда очень знакомый голос. – И сапку отень, а то плостутисся.
   Льву Ивановичу даже напрягаться не надо было, чтобы вспомнить, кто это сказал. Это Тихий, очень заслуженный и уважаемый в уголовных кругах вор-рецидивист, получивший такую кличку вовсе не от фамилии, а от любимого выражения: «Серьезные дела шума не любят. Серьезные дела нужно делать тихо», и еще потому, что даже самые лихие его дела обходились без стрельбы, и на его совести не было ни одного трупа. Но при этом вопреки кличке характер он имел довольно беспокойный и авантюрный, и дикция у него была такая, что врач-логопед из известного фильма ему и в подметки не годился. Увидеть его здесь Гуров никак не ожидал, потому что годков Тихому было уже многовато, где-то под семьдесят. Лев Иванович, непонятно для чего, повертел в руках шапку, отогнул козырек, потом начал поправлять воротник полушубка и, закончив возиться, сказал:
   – Привет, Тихий. Ты что тут делаешь?
   – Ну, плин, и память у тепя! Покулять, плин, высел. Сифу я стесь, вот чефо! Итите тальсе спокойно! Фпелети фсе тисто!
   – А что там было? – спросил Лев Иванович.
   – Я, плин, Кулоф, от тел отосол, мне косуталстфо пенсию платит – не сля се я столько лет лес фалил. А сфоих я никокта не стафал.
   – Значит, не отошел, раз сказать не хочешь, – заметил Гуров.
   – А сто ты мне плисить мосешь? А нитефо! Я тепе доплое тело стелал, а ты исе нетофолен.
   – Ты не мне сделал, а Самойлову, – поправил его Лев Иванович. – Ради меня ты и пальцем бы не пошевелил, не то что в мороз на улицу выходить. Я не в обиде, у меня работа такая. Но рассуди, я Ивана Георгиевича провожу, а вдруг к нему домой придут? Или через окно выстрелят?
   – Ифан Кеолкиефич телофек сфятой, оп этом фесь колот снает. Ефо никто никокта не тлонет.
   – То-то я сегодня одного лихого парнишку из музея шуганул! – усмехнулся Гуров. – А ты говоришь – не тронет!
   – Как это? – удивился Тихий. – Ты хотес скасать, сто это за ним присли? Его хотели упить? Нет, Кулоф! Такоко пыть не мосет!
   – Может, Тихий! Кстати, за Косолаповым тоже особых грехов не числится, для всей области – отец родной, а в него стреляли. Как думаешь, кому его смерть выгодна?
   – Фсем не ф масть, – уверенно ответил Тихий. – Мы тут ни с какоко пока.
   – Иван Георгиевич, вам сегодня дома ночевать нельзя, – решительно заявил Гуров. – У кого вы можете на несколько дней остановиться?
   – Как нельзя? – всполошился Самойлов. – Мне обязательно домой надо! У меня кошка там!
   – Она что, в доме заперта?
   – Нет, она по вечерам ко мне покушать приходит, – объяснил Иван Георгиевич.
   – Ничего с ней не случится! – успокоил его Гуров. – Раз она где-то завтракает и обедает, то и поужинать там сможет. Так, куда мне вас отвести?
   – Да некуда, – растерянно ответил тот.
   – Зато я знаю, куда. Тихий, до дома губернатора отсюда далеко?
   – Лев Иванович! Да что вы такое придумали? – в ужасе воскликнул Самойлов. – Я – и в дом к губернатору? Кто меня туда пустит? Да и неудобно это – у людей такое горе, а тут я явлюсь!
   – Ничего! Я их попрошу, и они будут вам очень рады, – заверил его Гуров. – А я буду за вас спокоен, потому что уж там-то вас точно никто не тронет. Тихий, так далеко?
   – Та не осопо. Плокуляться лешил?
   – И заодно с тобой побеседовать, – добавил Гуров.
   – Сля! Не о сем нам с топой кофолить!
   – А это как посмотреть! Ну, куда нам идти?
   – Телт с топой! Пловосу! – вздохнул Тихий и свистнул.
   Они пошли в обратную сторону, причем Самойлов шел впереди, потому что по расчищенной части тротуара втроем было не пройти.
   – Тихий, ты понимаешь, что один мой звонок в Москву – и здесь высадится такой десант, что от вашей спокойной жизни даже помину не останется. Так что молчать тебе совсем невыгодно.
   – У меня тейстфительно тихая сиснь. Сифу – хлеп сую.
   – А кто же тогда дорогу нам с Самойловым расчистил? Ты один? – язвительно спросил Гуров.
   – Ну сто ты са телофек такой! Ну, есть тут у меня палниски, – и Тихий мотнул головой назад.
   Гуров быстро обернулся и увидел, что в некотором отдалении за ними шли четыре мужские фигуры.
   – Их и послал, та и сам посол, стопы на тепя посмотлеть, как ты клутиться путешь, как телт в лукомойнике. А потом потумал, сто не стоит лисковать, вот мы тех и тулнули, опьяснили, сто они атлесом осиплись.
   – Значит, позлорадствовать решил? Ничего, это я переживу. А вы их точно только турнули или…
   – Сатем обисаесь? – действительно обиженно спросил Тихий. – Мы люти милные.
   – Ну, про тебя я это и так знаю, а вот твои парнишки? Я так понимаю, что это твоя ОПГ?
   – Чефо кофолишь! Какая клуппиловка! – возмутился уголовник. – Плосто палнишки сителые, фот мы фсе фместе и тершимся. Есть о чем покофолить, чефо фспомнить.
   – Так чего ж ты их послал? Просто так? Или информацию получил?
   – Телт с топой! – поняв, что ему от Льва Ивановича уже не отвязаться, сказал Тихий и даже сплюнул. – Сакасали тепя, Кулоф!
   – Так не впервой! – усмехнулся Лев Иванович. – Я уже и считать бросил, сколько раз это было. Зато теперь понятно, почему ты не поверил, что это Самойлова убить хотели. Ну, и кто меня заказал?
   – Слух такой, что москфити, – неопределенно ответил уголовник.
   – Очень интересно! И они к тебе обратились? Зная, что ты от дел отошел? – недоверчиво спросил Гуров. – Нет, здесь что-то не так! Темнишь ты, Тихий!
   – Не ко мне. Меня помоть поплосили! Хотели, стопы я лютей тал, – объяснил тот. – А я откасал! Я са сфою сиснь сону холосо потоптал, и лепят тута фосфлащать не хотю. Та и снаю я, сто ф колоте путет, если тепя коньтят. Ефо се в плин ласкатают. А мне оно нато? Это тут никому не нато. Фот и я послал палнисек к мусею, кте тепя встлетить долсны пыли, а они мне посфонили и скасали, сто ты с Ифаном Кеолкиевисем в столону еко тома итес. А там тля сасаты место – лутсе не плитумать, потому сто он в сталой тасти колота сивет. Токта я лютей тута послал и тосе посол.
   – Понятно. И сколько же человек нас там ждали?
   – Тлое, все пли фолынах и пельях.
   – Интересно, и сколько же в Сибири за меня дают?
   – Пятьтесят тысять.
   – Долларов? – уточнил Гуров.
   – Луплей! – раздраженно объяснил Тихий. – На сто нам тут толлалы? Мы по сакланисам не естим.
   – Ну, знаешь, это для меня даже оскорбительно и унизительно! Так дешево меня еще никогда не ценили! И кто же к тебе обратился? Очень уж мне, понимаешь, хочется поспрошать у этого человека, сколько он скрысятничал. Мне в Москве цену знают и столько за меня никогда бы не дали.
   – А фот тали! – стоял на своем Тихий. – А исе хотели, стопы все пыло, как путто нестястный слутяй или хуликанка. То есть напали на тепя какие-то люти и полесали насмелть. Стопы на сакасуху похосе не было.
   – А то, что я в рукопашной не новичок, да и ствол при мне, это как? – удивился Лев Иванович. – Нет, Тихий, что-то тут концы с концами не сходятся.
   – Са сто купил, са то и плотаю, – ответил тот.
   – Вот и назови мне имя того, у кого купил, – потребовал Гуров.
   – Не скасу! – решительно проговорил Тихий.
   – Да куда ты денешься? Или ты меня не знаешь? Я ведь из тебя это имя все равно вытяну. Так чего же время терять?
   – Плафильно кофолят, сто ни отно толпое тело не остается пезнакасанным, – вздохнул Тихий, а потом решился: – Телт с топой! Колень это!
   На несколько секунд Гуров завис, потому что из-за дикции Тихого не смог сразу сообразить, о ком он говорил, но потом до него дошло:
   – Корень? А разве он еще жив? Ему же под девяносто!
   – А кута он, на хлен, денется? – ответил уголовник. – У нефо-то ланьсе лепятиски пыли, а потом мнокие, фитать, съехали, потому сто не слысыл, стобы их сасали, а лапоты стесь тля них софсем не стало. Хотя с тех пол, как тут Потапыть и ефо люти поляток навели, ее, по польсому стету, и не пыло. Сейсяс у Кольня фсефо-то и осталась тли-четыле селовека. А лаз я откасался, он только сфоих и мок послать. Фот я и посол со своими мальтисками, стопы педы не слутилось – сасем нам лисняя колофная поль?
   – Значит, говоришь, три-четыре человека, – задумчиво произнес Гуров. – Ну, одного я в музее видел, такого, с наглыми глазами. – Тихий кивнул, показывая, что понимает, о ком идет речь. – Он явно ждал, когда школьники уйдут, чтобы Ивана Георгиевича убить. Там у него обломилось, и он стал караулить на улице. Потом он увидел, что мы с Самойловым вместе идем и расходиться в разные стороны не собираемся. Вот тогда-то Корень ему подмогу и направил, чтобы уже нас двоих разом кончить. Вы их турнули, но далеко они наверняка не ушли, а следят за нами издалека. Так, сейчас мы Ивана Георгиевича до места назначения доставим, куда они ни за что не сунутся, сам я в доме губернатора задерживаться не собираюсь, а значит, пойду в гостиницу, потому что больше мне идти некуда. И, как только они это поймут, тут же передислоцируются туда. Тихий! У Корня или его людей машины есть?
   – Конесно!
   – Значит, я прав, как всегда! Нет, я этих подонков разочаровывать не буду! Я с ними обязательно встречусь! – угрожающим тоном заявил Гуров.
   – Тулак! – обреченно махнул рукой Тихий. – Хотя, если теловек умелеть хотет, ефо не остановись!
   – Ничего, я еще поживу! – пообещал ему Лев Иванович. – А когда у Корня народишко разъехался?
   – Та кота тли насат, а мосет, суть меньсе. Та что я, са ними слетил, сто ли? У них сфоя сфатьпа, у нас – сфоя.
   – Значит, отношения ты с ним не поддерживаешь?
   – Кулоф! Я, конесно, понимаю, сто он фол заслусенный, патлиалх, мосно скасать, исе пли Сталине сител, но я ефо не люплю и не уфасаю – он слой отень. Он понатялу хотел со мной сколеситься, кокта я стесь осел, а мне это нато? Я сам по сепе. А ус кокта я увител, сто он мальсисек в панту сколативает, наси пути совсем ласослись. Я, Кулоф, не сфятой, но никому не поселаю плосить такую сиснь, как у меня пыла. Пусть ус мальсиски ее не повтоляют. Потому и телсу их пли сепе, стопы к нему не усли.
   – Благое дело делаешь, Тихий. Вот за это тебе от всей души спасибо, – искренне проговорил Гуров. – А когда ты здесь осел?
   – Как послетный лас откинулся, так в Сипили и остался, исе пли Ельсине.
   – А Корень здесь уже был?
   – Ну та! Он тафно тут. Сфой том у нефо. Польсой! Фот ты мне скасы, сатем отному телофеку такой польсой том? Та исе с салаями, поклепами и каласом?
   – Может, решил пошиковать на старости лет? – предположил Гуров.
   – Та ему усе о тусе тумать нато! И потом, кому он фсе это остафлять путет? Ни сены, ни тетей!
   – А у тебя-то самого?
   – У меня сена есть! – гордо заявил Тихий, чем донельзя удивил Гурова. – Холосая сенстина! Хосяйственная! Ис насых, тосе ситела! Мы с ней по пелеписке поснакомились. А как я откинулся, так к ней на лотину и плиехал, тут мы и посенились. И тети у нас есть – ее, конесно, но они меня уфасают. Фон, ссати, отин ис них итет. И фнуки усе есть, такие сапафные.
   За этим разговором они незаметно дошли до дома Косолапова. Тихий со своими парнями благоразумно остались в стороне, и к калитке подошли только Гуров и Самойлов. Лев Иванович позвонил, и тут же раздался громкий и злой лай Бека. «Странно, днем он на мой звонок никак не отреагировал. Должно быть, с наступлением темноты в нем просыпается охотничий или сторожевой инстинкт».
   – Кто там? – послышался чей-то мужской голос, а когда Гуров назвался, сразу последовал встревоженный вопрос: – Что-то случилось?
   – Вот для того, чтобы ничего не случилось, я и пришел.
   Калитка распахнулась, и в ней показался старший сын губернатора, с которым Лев Иванович уже сталкивался.
   – Михаил Михайлович, я вас попрошу приютить на несколько дней Самойлова, – сказал Гуров. – Он важный свидетель, и ему опасно находиться дома, тем более что он живет один. И из дома его нельзя выпускать ни под каким видом. Так надо!
   – Вы меня извините, пожалуйста, но Лев Иванович привел меня сюда почти насильно, – начал оправдываться Самойлов. – А еще у меня завтра экскурсии, и я никак не могу людей подвести.
   – Вам что, экскурсии дороже жизни? – спросил его Гуров таким тоном, что тот не посмел ответить, да и что можно ответить на такой вопрос?
   – Конечно! – охотно согласился Михаил Михайлович – средний. – Нас это совсем не стеснит, да и поговорить ему будет с кем – дочка ведь и так из музея не вылезает, каждую свободную минуту там проводит. Это сейчас она при бабушке из-за всех этих событий. А экскурсии провести и она сможет.
   – Ну, тогда я оставляю Самойлова в надежных руках, – сказал Гуров, почти пропихивая в калитку упиравшегося Ивана Георгиевича.
   – А вы что же? Поужинайте с нами, если уж пообедать отказались, – пригласил его сын губернатора.
   – Спасибо, но дела не позволяют, – отказался Лев Иванович.
   Калитка закрылась, и он спокойно подошел к ожидавшим его людям.
   – Значит, это и есть знаменитый Гуров? – спросил, судя по голосу, молодой парень, потому что лиц за шапками и поднятыми воротниками было не разглядеть.
   – Он на всю Лоссию отин такой. Только теловым лютям и ефо однофо са класа хфатает, – ответил Тихий. – Никакофа спасу от нефо нет.
   – Интересно, сколько бы мне заплатили по старым временам, если бы я его грохнул? – продолжал парень.
   – Ты и сейчас можешь попробовать это сделать, но за последствия я не отвечаю, – невозмутимо произнес Лев Иванович.
   – Тулак! Сто с нефо фосьмесь? – пожаловался Тихий на парня. – Ты не опластяй внимания – суткуют мальсиски, я феть им, кокта ты сюта плилетел, ласскасывал, сто ты са теловек. Как ты самофо Эфенти плоститал и застлелил – мы, сталики, холосо тот слусяй помним. Суму следи насых было мноко.
   – Вот и вспоминайте «предания старины глубокой», а мне некогда. Подскажите, как лучше к гостинице пройти?
   – Мы тепя плофотим, – пообещал Тихий.
   – Э, нет! Я уеду, а вам тут жить, – возразил Гуров. – Еще неизвестно, каким боком вам выйдет то, что вы тех парней, что нас возле дома Ивана Георгиевича ждали, турнули.
   – Ты, Кулоф, не вытелывайся! Тепя сюта сасем плислали? Стопы ты насол тофо, кто в Попапытя стлелял. А если с топой сто-нипуть слутится, кто этим саниматься станет? Та и всему насему колоту путут польсые неплиятности. Оно нам это нато? Лутсе ус мы тепя пловодим – нам так спокойнее.
   – Дело ваше, но хоть рядом не идите.
   – Фот и холосо! Токда ити сейтяс плямо тута, а потом мы тепе скасем, где наплаво сволативать.
   И Гуров пошел. Настроение у него было не самое лучезарное, но он мысленно посмеивался над собой – это надо же! В первый раз в жизни у него был почетный эскорт из бывших уголовников. Но потом его мысли переключились на дела более важные и насущные, и он задумался настолько, что очнулся только тогда, когда его кто-то сзади схватил за плечо. Реакция, выработанная годами тренировок в спортзале и многократно выручавшая на практике, не подвела и на сей раз, несмотря на то что полушубок здорово сковывал движения, и человек мгновенно оказался в сугробе с вывернутой назад рукой, а вот в руке у самого Льва Ивановича уже был пистолет.
   – Кулоф! Ты песеный! – заорал на него Тихий. – Мы тепе клитяли-клитяли, сто усе сфолатифать пола, а ты не слысыс!
   – Прости, парень, – извинился Лев Иванович, помогая тому подняться на ноги. – Это уже не от меня зависит – на автомате срабатывает. Рука-то как?
   Тот подвигал плечом, отчего стал похож в своем тулупе на танцующего медведя, и буркнул:
   – Ничего, работать смогу.
   Когда и остальные подошли, один из парней спросил:
   – Ну, в рукопашной вы, может быть, и справились бы с одним-двумя, а вот что вы стали бы делать, если бы вас из снайперской захотели снять?
   – От хорошего снайпера спастись невозможно. Не зря говорят: «Чего его догонять? Его пуля догонит!» Но вот максимально обезопасить себя вполне реально. Вот, например, здесь. Откуда смогли бы стрелять? – спросил Гуров.
   – Да из любого дома, – ответили ему.
   – Ответ неправильный. Смотри! Я иду вдоль забора, а он не меньше двух метров, то есть выше меня, значит, с этой стороны я прикрыт. А что у нас на другой стороне? Что мы прошли?
   – Ну, сначала были дома…
   – Не просто дома, а дома, как мне сказали, отцов города, – поправил парня Гуров. – Кто-нибудь оттуда будет в меня стрелять, если люди знают, зачем я приехал? Или кто-то из них заинтересован в смерти Косолапова?
   – Да нет, они не разлей вода!
   – Вот именно, а дальше что?
   – Школа, ясли, детсад… – перечислял парень.
   – То есть места, в этот поздний час гарантированно безлюдные.
   – Но когда вы направо свернете, то там с другой стороны как раз жилые дома будут.
   – И человек будет стрелять в меня из своего собственного дома и из своего собственного ружья? – спросил Гуров. – Нет, он не сумасшедший. Хотя, предположим, винтовку он как-то смог достать, а вот в своем доме грешить не будет. Теперь по поводу того, что туда мог посторонний человек залезть. Но в каждом дворе – по собаке, которая, почуяв чужого, тут же залает и не успокоится до тех пор, пока тот не уйдет. Снять ее пулей – значит, самому поднять тревогу, потому что на выстрел в собственном дворе каждый хозяин выскочит, и не с пустыми руками. Да и соседи всполошатся. Убить таких зверюг, что я видел, ножом? Так она к себе не подпустит, а уж лаять начнет еще громче. Метнуть нож? Но любая собака на подсознательном уровне знает, что, если человек на нее замахивается, то в руке у него может быть камень, палка или еще что-то подобное, и увернется. Ну, и откуда здесь в меня могут стрелять?
   – Значит, вы сначала специально эту сторону дороги выбрали? – догадался один из парней.
   – Я ничего не выбирал, просто это тоже на автомате происходит, уже независимо от меня. Вот здесь, – постучал себя по лбу Гуров, – все заложено и срабатывает в нужный момент.
   Парни переглянулись, и видно было, что хотели порасспрашивать его еще, но Лев Иванович сказал:
   – Люди! Я – холодный, голодный, уставший и занятой, поэтому очень хочу наконец-то оказаться в гостинице. Обещаю, если у меня будет свободное время, устрою встречу с широкой общественностью. Так, куда сворачивать?
   – Направо, – разочарованно ответил один из парней.
   Гуров направился в ту сторону и услышал, как сзади кто-то сказал:
   – Да, от такого действительно никакого спасу нет.
   – А я сто кофолил! – произнес Тихий с такой гордостью, как будто выдающиеся сыщицкие способности Льва Ивановича были его персональной заслугой.
   Гуров же на ходу достал секретный сотовый и позвонил Орлову:
   – Это я! Срочно подними из архива любое дело Корнеева Савелия Игнатьевича, он же Корень. Помнишь такого?
   – Этого садиста и захочешь, так не забудешь. Он что, жив? – удивился Петр.
   – Как выяснилось, причем еще и активно делами занимается, исключительно противоправными. Мне нужен его послужной список с самого начала, с самой первой ходки! Где и в какие годы отбывал! Это очень срочно и очень важно! – настойчиво повторил Лев Иванович. – Так что звони в любое время.
   И вот впереди показалась гостиница. Увидев ее, Гуров остановился и стал ждать, когда к нему подойдут остальные, а потом сказал им:
   – Спасибо за заботу, но дальше вам ходить не надо. И еще, будьте сами повнимательнее, а то как бы Корень вам отомстить не решил.
   – Обломится ему! – буркнул один из парней.
   – Мы отсюта посмотлим, как ты фнутль фойтес, – сказал Тихий. – А са нас не песпокойся, мы са сепя постоять мосем.
   – И все-таки будьте осторожны.
   Гуров пошел к гостинице, стараясь держаться подальше от фонарей и внимательно посматривая по сторонам, но или Корень своих людей отозвал, или они спрятались так, что их невозможно было увидеть, или же сами ушли, поняв, что засветились, и не стали рисковать. Как бы там ни было, он никого подозрительного не увидел, да к нему никто и не стремился подойти.
   Несмотря на полушубок и валенки, Гуров все-таки здорово промерз и поторопился в номер, надеясь сразу же встать под горячий душ, чтобы прогреться. Да и поесть не мешало бы, потому что у него с самого утра маковой росинки во рту не было, а чай Ивана Георгиевича хоть и был вкусным, но на обед никак не тянул. За Крячко, который, по идее, уже должен был быть в гостинице, Лев Иванович не волновался – он ведь все оттянул на себя, а Стасу предоставлялась полная свобода действий, чтобы наладить отношения с людьми и попытаться выведать как можно больше. Как он и предполагал, Крячко был уже в номере.
   – Явился – не запылился! – съязвил Стас. – Поздненько ты, однако. Ну и где тебя черти носили? Я решил без тебя не ужинать, а то ты опять, как дите неразумное, все, что под руку подвернется, в рот потянешь.
   – Да нет, я уже ученый. Сейчас вот тулуп скину, и пойдем поедим, – ответил Лев Иванович, снимая полушубок и валенки. – Кстати, ты в ресторан не заглядывал? Чем там сегодня кормят?
   – Шиш тебе, а не ресторан! – выразительно произнес Стас. – Я нам комнату снял и вещи наши уже туда отвез, а теперь тебя дожидаюсь. Хозяйка – женщина совершенно необыкновенная…
   – Уж не роман ли ты собрался здесь закрутить? Смотри, я твоей супруге нажалуюсь, – шутливо пригрозил Гуров.
   – Язва ты, Лева! Я, конечно, возраст уважаю, но не до такой же степени! Это весьма почтенная старушка, которая к своей пенсии небольшую прибавку организовала – две койки сдает заочникам, которые на сессию в местный техникум приезжают. Квартира двухкомнатная, чистенькая, ухоженная, клопов нет, мы с тобой будем в зале спать – там диван и кровать есть, а хозяйка – в спальне, причем она еще и готовить нам согласилась, а то от моей стряпни ты можешь не хуже чем от столовской еды загнуться. Так что пошли!
   – Дай хоть отогреться, изверг! – возмутился Лев Иванович.
   – А я жрать хочу!
   – Я, между прочим, тоже, но в таком заледенелом состоянии тебе придется меня нести, – огрызнулся Гуров.
   – Черт с тобой! Оттаивай! А то я с таким боровом не справлюсь. Расскажи хоть, что узнать успел, – попросил Крячко.
   И Лев Иванович начал сообщать новости, периодически посматривая на Стаса, который кивал ему в ответ:
   – Потапычи говорят, что пулю потеряли, но врут! Точно врут! Только не пойму, зачем им это надо. Пытался я у губернаторши выяснить, чего они затеяли, но она притворилась, что вообще не понимает, о чем разговор идет. В кабинете губернатора я нашел одну запись, но оказалось, что она нам ничего не дает. Я у знающего человека проконсультировался и точно это выяснил. А больше ничего сделать не успел. Кстати, я тут Тихого встретил, у него вроде бы и не группировка, но мальчишки на подхвате есть.
   – Это у которого фефект фечи? – уточнил Крячко.
   – Точно. Говорил, что на покой ушел, но слабо мне в это верится. А у тебя как успехи?
   – Тоже по нулям. В бизнес-центре никого чужого не видели или не увидели, потому что это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Между прочим, именно там мне адресок этой бабульки и подсказали, я тут же к ней наведался, обо всем договорился, а потом за вещами сюда смотался и даже в магазин успел заскочить и продуктов купить, так что холодильник там полный – неизвестно же, насколько мы здесь застрянем.
   – И это все, что ты успел сделать за весь день? Уж не знаю, что и думать! То ли у тебя мозги здесь замерзли, то ли ты вконец обленился и нюх потерял, – раздраженно проговорил Гуров.
   – Ну, если ты к прямым оскорблениям перешел, то я, пожалуй, тоже перейду, только на ту квартиру, а ты потом сам добирайся, как знаешь, – обиделся Крячко. – Вот тебе адрес: улица Таежная, дом 6, квартира 9, третий, последний этаж.
   – Подожди, сейчас законспектирую. – Покопавшись в кармане, Лев Иванович достал листок бумаги и начал писать, а Крячко тем временем, бурча себе под нос, что Лева окончательно загордился и других уже за людей не считает, стал надевать валенки. – Ладно, Стас, извини, – повернулся к нему Гуров. – Просто целый день на ногах, замерз, голодный, как черт, устал, как свора ездовых собак, а на выходе – ноль. А ведь работаем, можно сказать, по горячим следам.
   – Младшенького завсегда обидеть просто, – затянул свою обычную песнь Крячко. – Но я коварно воспользуюсь твоим раскаянием, чтобы вытащить снова на мороз, благо здесь недалеко. Пошли, Лева, сил нет больше терпеть! Жра-а-ать хочу! Спа-а-ать хочу!
   – Ты и мертвого уговоришь, – пробурчал Гуров. – Пошли!
   Они оделись и вышли на улицу. Идти действительно оказалось недалеко, и попав наконец в квартиру, они сразу ощутили себя в уютной домашней обстановке, да еще сопровождаемой запахом нормальной домашней еды. Их встретила симпатичная старушка и прямо в коридоре сообщила:
   – Постели я вам чистые постелила, уха на плите – ее только разогреть, а пюре с рыбкой в духовке, еще горячие. Ну, я пойду, а то у меня сериал начинается.
   Она ушла в спальню и закрыла за собой дверь, а друзья, быстро раздевшись и отпихивая друг друга, бросились к раковине, чтобы вымыть руки и поскорее сесть за стол. Они ели и никак не могли наесться, успокоились только тогда, когда и кастрюли, и сковорода были абсолютно пусты.
   – Ну, все! Я пошел спать! – решительно заявил Стас.
   – Я посуду мыть не буду! – еще решительнее сказал Гуров. – Кто готовил, тот и моет!
   Крячко же пошел в зал, включил свет, задернул шторы и стал шуметь, расстилая постели и раскладывая диван, потом демонстративно подвигал стул, потоптался и шлепнулся на скрипнувшую от такого неуважительного отношения кровать.
   – А вот тебе остается диван, – торжествующе сказал он.
   – Да я сейчас и на голой земле усну, – усмехнулся Гуров и тоже стал шуметь, показывая, что собирается лечь спать.
   – Свет выключи, – попросил Крячко, и он щелкнул выключателем.
   Когда их глаза привыкли к темноте, Стас осторожно встал и, подойдя в коридоре к большому шкафу-купе, отодвинул дверцу, а потом, повернувшись к Льву Ивановичу, сделал знак, приглашающий идти за ним. Гуров кивнул на спальню, но Стас дал понять, что хозяйка в курсе. Он шагнул в шкаф, Лев Иванович – за ним. Как оказалось, задней стенки у шкафа не было, и они вышли в коридор соседней квартиры.
   – Ты уверен, что это помещение не прослушивается? – шепотом спросил Гуров Крячко, на что тот тоже шепотом ответил:
   – А это уже Сашкина зона ответственности. Тут такая история: у Виталия, это один из них, – кивнул он в сторону комнаты, откуда слышались голоса, – жена давно и тяжело болеет – онкология. А он мужик, ему, сам понимаешь, чего надо. Ну, и завел себе женщину на стороне. Только человек он в городе известный, его каждая собака знает, вот и купил, чтобы не светиться, две соседние квартиры, вход в которые из разных подъездов. В одной свою дальнюю родственницу поселил, – Стас показал пальцем себе за спину на квартиру, откуда они вышли, – а любовницу – здесь, – потыкал он в пол.
   – То есть он навещает родню, а сам – сюда, – понял Гуров.
   – Да! Так что здесь можно говорить совершенно спокойно.
   – И где сейчас любовница? Надеюсь, разговаривать придется не при ней?
   – Да он ее сразу же после покушения на Потапыча отдыхать отправил – не до нее стало.
   – На, держи, – тихонько сказал Лев Иванович и протянул Стасу листок бумаги. – Тут все действующие лица, которых я вычислил, тебе придется за ними бдить, чтобы не сбежали.
   – Одному? – шепотом воскликнул Крячко и, посмотрев на то, что было написано на листке, удивленно уставился на Гурова, тыкая пальцем в одну из строчек, на что тот утвердительно покивал:
   – Представь себе, да!
   – Мне на несколько частей разделиться? – тихо возмутился Стас.
   – Ничего, у своих друзей-сибиряков людей возьмешь! – съязвил Гуров. – Черт! Как спать хочется! – Он зевнул и помотал головой, отгоняя сон. – Будем надеяться, что хоть немного отдохнуть нам все-таки удастся.
   – Лева! Надежды питают только юношей, а мы с тобой уже зрелые мужи, – усмехнулся в ответ Стас.
   – Хорошо, что не перезрелые, – буркнул Гуров.
   – Нет, Лева, мы в самом соку, – самодовольно заявил Крячко.
   – Сочные! Вы там долго шептаться будете? – раздался чей-то мужской голос со стороны комнаты.
   – Уже идем, – откликнулся Стас и первым пошел в ту сторону.
   Гуров шел за ним и думал, как же ему обращаться к этим людям, но, как и в первый раз, когда он занимался делом Савельева, так и не смог определиться, но потом все же решился. Вошел в комнату, где Крячко, сыпя шуточками-прибауточками, уже пожимал хозяевам руки, и сказал то, чего раньше никогда не произносил:
   – Здорово, мужики!
   Все восприняли это совершенно нормально, и только Александр не сдержался:
   – Блин! Это кто же в тайге сдох, что Гуров вдруг так «полевел»? В прошлый раз в Москве он нас своей ледяной вежливостью начисто заморозил, а здесь вдруг подобрел!
   – Просто у него от ваших холодов в голове прояснилось, – невинно заметил Стас.
   – Мужики! Кончайте хохмить! – попросил Лев Иванович. – Я целый день на ногах и держусь исключительно на морально-волевых.
   – Э! Гуров! – обеспокоенно воскликнул Романов. – Если ты опять вырубишься, я тебя на себе второй раз не потащу!
   – Сашка! А куда ты денешься? Потащишь как миленький! – отмахнулся от него Крячко.
   – Ну, тогда приступим, благословясь! – сказал Александр и начал представлять людей: – Виталий!
   Высокий массивный мужчина, – впрочем, они почти все здесь были такими, за исключением одного среднего роста, худощавого и черноволосого человека с темными миндалевидными глазами и большим крючковатым носом, – привстав с места, пожал Гурову руку и сказал:
   – Нефть и газ.
   – Геннадий! – продолжил Романов.
   – Уголь, руда, цветные металлы.
   – Матвей! – представил Александр третьего отца города.
   – Камешки, золотишко.
   – Как я понимаю, камешки не простые, – заметил Лев Иванович.
   – Разные попадаются, – усмехнулся тот.
   – Это Максим!
   – Сельское хозяйство.
   – Какое же у вас здесь может быть сельское хозяйство? – удивился Гуров.
   – Животноводство и птицеводство, все исключительно на стойловом содержании, – объяснил тот.
   – Ну, чем я занимаюсь, ты и так знаешь – лес и пушнина, – сказал Романов. – А это наш поилец и кормилец Борис!
   – Борис Львович Либерзон, тоговля, бытовое обслуживание и все этому сопутствующее, то есть стоитесьво, дооги и все почее, – сказал тот с характерным акцентом.
   – Иваныч! Не обращай внимания! Борька совершенно чисто говорит по-русски, только иногда, вот как сейчас, придуривается, – объяснил Александр.
   – С кем пьиходится аботать! – воздел руки к потолку Либерзон. – Лев Иванович! Я единственный евьей на весь Новоленск! Должен же я соответствовать шиоко и глубоко укоенившимся стееотипам!
   – Кончай заливать! За городом еще шлагбаум есть! – рассмеялся Матвей.
   – И вот так они надо мной уже много лет издеваются! – со слезой в голосе пожаловался Борис Гурову.
   – Что же ты в Израиль не уедешь? – спросил Крячко. – Там будут только рады новому богатому человеку.
   – Ну, во-пейвых, я евьей только на четвейть, и то по отцовской линии, а во-втоых, что я там буду делать? Там же вокьюг одни евьеи!
   – Как же тебя сюда занесло? – не унимался Крячко.
   – Дед во вьемя войны после отсидки остался – знаменитая 58-я статья, – объяснил Либерзон.
   – Мужики! Давайте работать! – устало попросил Гуров. – Честное слово, вот сделаем дело, сядем, выпьем, поговорим за жизнь, похохмим, анекдоты потравим.
   – Совсем худо? – присмотревшись к нему, спросил Романов и, поняв, что так и есть, сказал: – Сейчас я тебе чаю покрепче сделаю!
   – Чтобы я потом совсем не уснул? – возразил Лев Иванович. – Обойдусь! А сейчас я вас кое о чем спрашивать буду. Скажите, почему все природные богатства в закрома родины не оттянули?
   – Хотели, но в связи с незначительностью запасов сочли нерентабельным тянуть через тайгу ветку к магистральным трубопроводам, – объяснил Виталий.
   – Да и все остальное у нас в небольшом количестве, – поддержал его со скромным видом Геннадий, а Матвей согласно покивал головой.
   – А на самом деле еще прапраправнукам хватит, – усмехнулся Гуров.
   – Ну, об этом только господь знает да комиссии, что из Москвы приезжали и все проверили, – ответил ему Виталий.
   – Только в Москву они все вернулись в собольих шубах, или еще что-то такое вы им презентовали. Да и сейчас своими щедротами не оставляете, – заметил Лев Иванович.
   – Так у нас в Сибири народ хлебосольный, щедрый, – улыбнулся Романов.
   – Ладно, это я так, исключительно из любопытства спросил. А теперь – по делу: откуда, по-вашему, могут расти ноги у этого покушения? Это может быть Москва?
   Мужики переглянулись, и Виталий уверенно ответил:
   – Нет!
   – Обоснуй! – попросил Гуров.
   – Там все уже не то что прикормлены, а уже перекормлены. Потапыч их целиком и полностью устраивает, а ведь именно они Самого под локоток подталкивают и соответствующие бумаги на стол кладут, потому что у него-то никаких претензий к нашему губернатору нет. Так что менять Потапыча на другого они не будут – тот может начать носить не в те кабинеты, – объяснил Матвей.
   – А что будет, если он сам захочет уйти?
   – Это ты про болезнь Татьяны, что ли?
   – Я смотрю, это не секрет для всех, кроме ее мужа.
   – А почему ты решил, что он ничего не знает? – удивился Геннадий. – Все он знает!
   – Так чего же тянет? – возмутился Гуров. – Или не понимает, что сибирские морозы убивают его жену?
   – Да все он понимает! – в сердцах ответил Виталий. – Потому и дергается последнее время, что уехать пока не может! А она одна, без него, никуда не поедет! Вот и живет на нервах!
   – И чего он ждет?
   – Второго воскресенья сентября! Чего же еще? – выразительно произнес Матвей.
   – То есть дня всенародных выборов, – понял Гуров.
   – Вот именно! – подтвердил Романов. – Если он сейчас уйдет в отставку, то президент назначит исполняющего обязанности, который за то время, что останется до выборов, и сам начнет область на куски дербанить, да еще и людей своих натащит. Вот и бодайся с ними потом!
   – Но вы же можете подсуетиться, чтобы это был ваш человек?
   – Можем! – кивнул Виталий. – Но обойдется это нам в такую сумму, что тебе ее лучше не знать. Вот и получается, что для всех будет намного выгоднее, если Потапыч спокойно доработает, сколько надо, а потом уже, когда времени останется впритык, объявит о своей отставке, а мы за это время подготовиться успеем, своего кандидата выдвинем. А теперь, когда вступил в силу закон о выборах губернатора, нам шиш кого со стороны навяжут! И никакие подтасовки у нас в области не пройдут!
   – А Потапыч, между прочим, уже дом в Анапе купил, куда они с Татьяной после его отставки переедут, – будет, где внукам в море поплескаться. Крым бы ей, конечно, предпочтительнее, но это же теперь другое государство. Мало ли, что со временем случиться может? Мы тут уже все поголовно специалистами заделались, выясняя, что это за болезнь такая, – сказал Александр.
   – И ремонт там идет полным ходом, и мебель уже в Италии заказали. Только она об этом не знает – любит он ей сюрпризы устраивать, – добавил Геннадий.
   – Он не сюрпризы любит, он ее любит, – поправил его Матвей.
   – Саныч, а если ее к Косте отвезти? – спросил Гуров.
   Костей звали жившего далеко в тайге старика-знахаря, который просто чудеса творил, чему сам Лев Иванович был свидетелем.
   – Да разговаривал я с ним. Не может он ничего сделать, – хмуро ответил Романов. – Потому что ревматоидный артрит – это тебе не рак! Рак где-то в одном месте сядет, и если его вовремя захватить, то вылечить можно. А ее болезнь – это системное заболевание всего… Понимаешь? Всего организма, при котором он сам себя жрет! Мужики! Давайте пластинку сменим! – вдруг предложил он, видимо, эта тема была для него очень болезненна.
   – Ладно! – все поняв, произнес Гуров. – И кого же вы в преемники Косолапову подготовили, если это, конечно, не секрет?
   Виталий кивнул в сторону Романова:
   – Вон сидит, морда наглая!
   – С кем пьиходится аботать! – горестно завопил тот, подражая Либерзону, но особого веселья в его голосе не было, так что шутка не удалась.
   – Брось, Сашка! – совершенно чисто, без малейшего акцента сказал Борис. – У тебя все равно ничего не получится. Нет в тебе ощущения того многовекового трагизма, что у моего богоизбранного народа.
   – Это случайно не потому, что он зять губернатора, муж его дочери Натальи? – спросил Лев Иванович.
   – А при чем здесь это? – удивился Виталий. – Не только он с Потапычем в родстве. Мишка, например, на моей дочери женат, Степан – на Генкиной, а Емельян – на Мотиной, Матвея то есть.
   – То есть вы взяли область на семейный подряд? – усмехнулся Гуров.
   – А народу что, от этого хуже стало? – спросил Матвей. – У нас ни в ясли, ни в детсады, ни на квартиры очередей нет, в школах и в техникуме все классы с компьютерами, церковь, как игрушка, на солнце куполами сверкает, больница по последнему слову техники оборудована, в магазинах есть все, что только душе угодно, и каждый может позволить себе это купить.
   – Понял, был не прав. Кстати, Саныч, а почему тогда не ты Андрею Сергеевичу по поводу Савельева позвонил, а Косолапов?
   – Ну, одно дело муж племянницы, и совсем другое – любимый зять и к тому же губернатор области, на территории которой пол-Европы легко помещаются да еще полно места остается, – объяснил Александр.
   – Сашка прав, то, что он зять Потапыча, здесь совсем ни при чем, просто он из нас самый молодой, дольше всех проработать сможет, – сказал Геннадий.
   – Но ведь старший сын Косолапова еще моложе? – удивился Лев Иванович.
   – Так-то оно так, – согласился с ним Виталий. – Мужик он умный, и с характером все в порядке – я его себе в преемники готовлю, потому что у меня одни девки. Но вот область он не потянет. Не боец он, понимаешь, Иваныч? Нас всех жизнь хорошо поколошматила, всеми колесами проехалась, мы удар держать умеем, а вот он уже домашний, а те, кто младше его, тем более.
   – Я понял, что ты имеешь в виду, – кивнул Гуров. – Ладно, с этим все ясно. Значит, все сладкие кусочки в области разобраны, и делиться ими вы ни с кем не собираетесь? – Мужики кивнули. – Черные лесорубы, черные старатели, браконьеры, которые за рубеж всякие редкости толкают, и прочая нечисть в области есть?
   – Исключительно крестным знамением подчистую вывели, – усмехнулся Матвей.
   – Что с наркотиками? Судя по отчетности Тарасова, так сплошная лепота, – продолжал Гуров.
   – Даже близко нет, – подтвердил Матвей.
   – Генерал постарался?
   – А! – отмахнулся Геннадий. – Нашел кого вспомнить! Это же не работник, а пустое место! Вешалка для погон!
   – Сами! – значительно проговорил Матвей. – Все сами!
   – И тоже при помощи крестного знамения? – иронично уточнил Гуров.
   – Ну, можно и так сказать, потому что из лыж крест вполне сделать можно и из лыжных палок – тоже, – подумав, ответил тот.
   – Не понял! – насторожился Лев Иванович.
   – А все очень просто! Когда у нас тут этой гадости развелось столько, что уже сил не было терпеть, а ментовка – ни тпру ни ну, мы это дело в свои руки взяли. Если государство не в силах свой народ защитить, значит, самим справляться надо, – объяснил Борис. – Для начала мы собак закупили, которые на наркоту натасканные, и в аэропорту свою службу организовали.
   – Потом настропалили своих бойцов, – продолжил Геннадий, – отловили всех наркодилеров, вывезли их за город, на лыжи поставили, запас продуктов в дорогу дали, направление показали и пожелали счастливого пути. Да еще предупредили, что, если кого-нибудь из них еще раз в городе увидим, то разбираться будем по законам военного времени. А уж кто куда дошел, мы не интересовались.
   – То есть действовали методами насквозь неконституционными, – укоризненно покачал головой Гуров.
   – А у нас тут сызмальства все на лыжах стоят, и эти сволочи тоже не новички были. Ничего, жить захочешь – выгребешь! – ответил ему на это Виталий.
   – Да, немало, должно быть, трупов по весне из-под снега появилось, – заметил Лев Иванович.
   – Если и появились, то скелеты – звери же подчистую объедают, – равнодушно бросил Максим и, почувствовав неприязненный взгляд Гурова, жестко добавил: – Какой ты добренький, оказывается, Иваныч! А вот каким бы ты был, если бы у тебя на глазах твой собственный, родной, единственный ребенок от ломки корчился? Если бы он на родную мать с ножом кинулся за то, что она ему денег на дозу не дала, а в тебя по этой же причине из ружья стрелял? Если бы он и тебя, и ее, и всех на свете последними словами проклинал? Если бы он деньги и вещи из дома начал воровать? Если бы он сейф топором попытался взломать, а когда не получилось, то разрубить, чтобы деньгами разжиться?
   – Извини, Максим, – тихо произнес Гуров. – Ты его вылечил?
   – Он умер от передоза, – отвернувшись, буркнул тот. – А все со школы началось!
   – Саныч! Ну, мальчишку-то ты к Косте мог отвезти, – удивился Гуров. – Ты же сам говорил, что он от наркомании лечит!
   – Я предлагал, – начал было Романов, но Максим перебил его, пояснив:
   – Жена моя бывшая на дыбы встала. Орала как резаная, что не позволит, чтобы над ее единственным сыночком какой-то безграмотный дед мудрил, – зло процедил он. – У нас с ней резус-факторы разные, поэтому только один ребенок и получился. Она над ним с детства тряслась, как над хрустальным. Вот и стали лечить его здесь, а он, из больницы сбежав, на квартиру к такому же, как он, наркоману отправился. Когда я туда ворвался, друг его был крепко под кайфом, а мой сын уже… – он отвернулся. – Видно, дозу не рассчитал.
   – Говорили мы тебе, что нужно было на своей жениться, а не из Хабаровска привозить, – буркнул Геннадий. – И ребенок у тебя тогда был бы не один.
   – Все мы задним умом крепки, – горестно отмахнулся от него Максим.
   – И где сейчас твоя бывшая жена? – спросил Гуров.
   – Развелся я с ней, купил билет, дал немного денег и к родителям отправил.
   – Имущество делить не пыталась? – поинтересовался Стас.
   – Заикнулась было, а я доступно объяснил, что с ней будет, если она об этом еще раз хотя бы подумает. Жить ей еще не надоело. Я снова женился, и сейчас у меня уже трое: сын и две дочки, и это еще не конец. Главное, успеть их на ноги поставить, в люди вывести и дело свое передать.
   – Не хотели мы тебе об этом говорить, но раз Максим сам начал… – вздохнул Матвей. – В общем, мы тогда, во время похорон Максима-младшего, над его гробом поклялись, что заразы этой в нашей области не будет! И клятву свою выполнили! Периодически бывают попытки наркоту сюда завезти, но мы свое слово всегда держим, и от курьеров этих уже и следа не осталось.
   – Тоже на лыжи поставили? – спросил Гуров.
   – Нет, они экстремалами оказались – полюбили из вертолета прыгать, – туманно ответил Геннадий.
   – Ага! И, видимо, без парашюта, – догадался Стас.
   – Это уже беспредел, – снова покачал головой Лев Иванович.
   – Вы поймите, мы не нападаем! – напористо говорил Виталий. – Мы, кого надо, предупредили, чтобы к нам сюда не совались, так что их риск – их ответ.
   – Более того, мы кое с кем за одним столом не один час просидели, договориться пытались, – добавил Матвей. – Предлагали ежемесячно платить, чтобы только нас в покое оставили, словно дань, что когда-то русские татарам платили! – Его голос звенел от ярости. – А они нам в лицо рассмеялись и сказали, что у нас денег не хватит, чтобы от них откупиться.
   – Эти фашисты объявили нам войну до полного нашего уничтожения, а мы просто защищаемся! – сказал Борис. – Мы свой народ и детей своих спасаем! Кто это сделает, если не мы? Тарасов, который то ли есть, то ли нет, потому что толку от него никакого?
   – Понял! Был не прав! Простите! – совершенно искренне покаялся Лев Иванович. – Значит, генерал вам в этом деле не помощник. Но вы ему приплачиваете?
   – С какого перепуга? – возмутились мужики.
   – Ясно, значит, на зарплату живет. Пошли дальше, – предложил Гуров. – Я сайт Новоленской области в Интернете посмотрел, так у вас все местное население до полумиллиона не дотягивает, кто же работает на всех ваших предприятиях? У вас ведь в области чего только нет!
   – Китайцы! Но все по закону, через иммиграционную службу, – ответил Виталий.
   – Нормально работают, – подтвердил Романов. – У меня и в Тепличном, и на зверофермах одни китайцы.
   – Да и у меня они везде: в ателье, в столовых, в ресторанах, в магазинах, в прачечных и химчистках. И тоже претензий нет. А ювелиры они какие! Такие вещи делают, что Картье рядом не валялся! Вот, посмотри! – Борис взялся за лацканы своего пиджака и повертелся перед Гуровым. – Думаешь, это Карден или Версаче? Нет! Есть у нас тут такой умелец – Леша. Лёся, как он говорит. Я от природы сутулый, а ты в этом пиджаке это заметишь? – Лев Иванович покачал головой. – То-то же! На стандартную фигуру в наше время в любом магазине себе одежду купить можно, а если человеку не повезло и у него какой-нибудь дефект есть? Например, одно плечо выше другого? Или кривобокий он от рождения? Ну, ладно! Мужик с этим еще как-нибудь смирится, а женщина? Или того хуже – девушка молодая, которая парням нравиться хочет и свою судьбу устроить стремится? Как тогда человеку этот изъян замаскировать? И идет он к Леше! А этот умелец и по меху, и по коже работает, об остальном я уже и не говорю. И у него своя команда, тоже из китайцев. Шьют они быстро, качественно и сравнительно недорого, так что от заказов у них отбою нет, в очередь раньше записывались, а потом мы ему еще несколько ателье открыли. Так он только кроит, а все остальные у него на подхвате. И ведь вещи-то все эксклюзивные, не ширпотреб.
   – Мы все у него одеваемся! – подтвердили мужики.
   – И давно он у вас? – спросил Стас.
   – Так уже в четвертый раз контракт продлевать будем, – вообще-то мы обычно на три года его заключаем, но для особо полезных людей, как для него, например, делаем исключение. Он даже семью свою сюда перевез. Но гражданство все равно никто из них не получит, так что Чайна-тауна в Новоленске никогда не будет.
   – И как на это смотрит иммиграционная служба? – удивился Гуров.
   – А она у кого со своими домочадцами одевается? – язвительно поинтересовался Борис.
   – Так вот, контракт на три года, – стал объяснять дальше Романов. – Берем людей из северных провинций – они в наших условиях легче акклиматизируются, и только женатых, чтобы не было искушения здесь семью завести и остаться, и они трудятся. Условия у них нормальные: общежитие со всеми удобствами, столовая, прачечная, медпункт, комната отдыха с домашним кинотеатром. Оплата почасовая.
   – И вкалывают они по двадцать четыре часа в сутки! – встрял Крячко.
   – Они могут отработать восемь часов, а потом курить бамбук, никто их сверхурочно вкалывать не заставляет, – покачал головой Александр. – Но они ведь сюда приезжают деньги зарабатывать! Кто-то здесь тратит или копит, кто-то домой отсылает – это уже их дело. А как срок контракта заканчивается, так собираем их всех вместе и на родину отправляем, а им на смену уже другие рвутся.
   – Значит, они у вас там сидят, как привязанные, и света белого не видят, – резюмировал Лев Иванович.
   – Еще чего! – возмутился Романов. – У меня, например, из Тепличного в город автобус ходит, так что они в свой выходной вполне могут сюда приехать, с друзьями встретиться, в ресторане посидеть – есть у нас в городе несколько китайских.
   – И давно у вас такая система?
   – Да уж лет десять.
   – И за все эти годы среди китайцев не было желающих сбежать, чтобы в России остаться?
   – Почему? Бывает! Но из всей массы, что через наши предприятия прошла, это ничтожная доля процента. Только глупо это с их стороны – ведь их документы, без которых в самолет не сядешь, в конторе остаются, а до железной дороги, как до неба. Если только в тайгу уйти, так для неподготовленного человека это верная смерть. Мы в таких случаях, как положено, заявление пишем, документы прикладываем и в полицию относим. Они там уже ищут, а мы родным сообщаем, что к чему.
   – И много таких набралось? – продолжал выяснять Гуров.
   – Дай подумать. Да за все годы человек шестьдесят наберется.
   – А когда больше бежали? Раньше или сейчас?
   – Ты к чему ведешь? – удивился Александр.
   – Мужики! Как говорится, есть время собирать камни, и есть время разбрасывать камни. Так вот, я сейчас их собираю, все, что попадаются на пути, потому что не знаю, какой из них мне может пригодиться, – объяснил Лев Иванович.
   Они задумались, начали переговариваться, а потом Виталий удивленно сказал:
   – Знаешь, Иваныч, почти все в последние годы сбежали. Странно! У них же сейчас страна на подъеме, и если с деньгами вернуться, то можно какой-нибудь свой бизнес начать.
   – А точнее?
   – Ну, года два, два с половиной, три. Где-то так, – пожал плечами Борис.
   – И от кого больше всего сбежало? – никак не успокаивался Гуров.
   – Да ото всех понемногу, но в основном из города и из Тепличного, – переглянувшись с Александром, ответил Борис.
   – У меня с шахт четыре человека деру дали, – добавил Геннадий.
   – У меня с молочной фермы тоже несколько человек, не помню точно сколько, ушли, – подумав, сказал Максим.
   – Но хоть кого-нибудь из них нашли? – воскликнул Лев Иванович.
   – Нет, ни одного человека, – уверенно заявил Виталий. – То ли действительно сумели до железной дороги добраться и потом на товарняках в глубь России уехать, то ли в тайге погибли.
   – Погодите минутку, мне кое-что выяснить надо, – сказал Гуров, доставая свой второй телефон, и позвонил Орлову: – Ты чего молчишь? Я же тебе сказал, что мне срочно надо! – и, выслушав того, подытожил: – Ну, теперь можно сказать, что мне все понятно. Спасибо!
   Он отключил телефон, убрал его в карман, а когда поднял глаза на мужиков, встретил их растерянные взгляды.
   – Я же вам говорил, что он мигом во всем разберется, – авторитетно заявил Романов.
   – Давайте сформулирую так: я понял, откуда у этой истории ноги растут, но мне нужно кое-что проверить.
   – Говори, что надо делать? – потребовал Виталий.
   – Скажите, у кого из вас самые хорошие отношения с начальником местного областного управления ФСБ? – спросил Гуров и объяснил: – Мне из архива надо срочно одно дело поднять и посмотреть его, но сделать это нужно так, чтобы об этом никто посторонний не знал.
   – Иваныч! Ты неправильно сформулировал! Нужно было просто сказать, что тебе надо, а уж как это сделать, мы бы и сами решили, – назидательно проговорил Матвей и достал сотовый. – Когда тебе это дело надо?
   – Вчера! – выразительно ответил Гуров.
   – Это ты загнул! – хмыкнул Матвей. – Но завтра рано утром ты его посмотришь. Чье дело тебе надо? – Лев Иванович назвал, и тот набрал номер, а когда ему ответили, сказал: – Привет, Митяй! Как бог грехи терпит?.. Ну, если моими молитвами, то у тебя все в порядке. Слушай, мне твоя помощь требуется – нужно поднять из архива дело Корнеева Савелия Игнатьевича, 1925 года рождения, уроженца нашей области. Это нужно очень, – выделил он, – срочно!..Ой-ой-ой, какие мы все из себя секретные! Можно подумать, что в нашей области есть хоть что-то, чего бы я не знал!..Ты дай команду в архив, чтобы выдали дело человеку, который от меня завтра рано утром подойдет… Нет, ты его не знаешь, но он наш мужик, – и, отключив телефон, повернулся к Гурову: – Завтра в семь тридцать утра пойдешь в ФСБ, это прямо за областной администрацией, дежурному на проходной скажешь, что ты от Матвея Семеновича Кольцова, дальше все будет, как по маслу. Что еще нужно?
   – Вертолет – мне кое-что на месте посмотреть надо будет, ну и бинокль, само собой.
   – Не проблема, бери у любого из нас, – предложил Геннадий.
   – Да мне бы какой-нибудь маленький, незаметный.
   – Я могу вахтовку дать – он с виду неказистый, но совершенно исправный, – сказал Виталий. – А бинокль у пилота всегда при себе – мало ли что?
   – То, что надо. Кстати, где-нибудь отмечаются маршруты полетов?
   – В аэропорту – обязательно, причем заранее, – ответил Матвей. – Даже мы, когда собираемся куда-нибудь лететь, должны сообщить, куда именно.
   – И куда эти данные поступают?
   – В полицию, в МЧС… Наверное, еще куда-нибудь, да мы не интересовались.
   – Отклонения от маршрута возможны?
   – В разумных пределах, а к чему тебе это? – удивился Виталий.
   – Не хотелось бы раньше времени объявлять, куда направляюсь, – объяснил Гуров. – Да и выйти мне из дома нужно будет незаметно.
   – Ну, это не проблема – выйдешь через эту квартиру, – предложил Виталий, кладя перед Гуровым ключи. – А чтобы совсем уж тебя никто не узнал, я свои шубу с шапкой здесь оставлю, их и наденешь. И машину свою сюда пришлю, она тебя и в ФСБ отвезет, и потом на аэродром. Машина – джип «Land Cruser», номер 412, водителя зовут Трифон. На аэродроме он тебя до вертолета проводит, а пилота я предупрежу, его Ерофей зовут. И обратно тем же манером вернешься.
   – Спасибо! Стас, как хочешь, так и крутись, но чтобы меня никто не хватился, – обратился Гуров к Крячко.
   – Обижаешь, гражданин начальник! – усмехнулся тот. – Ты у нас с приступом панкреатита завтра весь день валяться будешь! А уж я, горемычный, буду по городу круги наматывать, чтобы никто ничего не заподозрил.
   – А теперь у меня к вам последний вопрос: сколько вам нужно времени для того, чтобы поднять по тревоге свои службы безопасности? – спросил Лев Иванович у мужиков, как о деле совершенно обыденном.
   Вот тут они зависли, как сейчас говорят, конкретно. Некоторое время изумленно таращились на него, потом переглянулись, и наконец Виталий, который у них был вроде бы за главного, откашлявшись, проговорил:
   – Иваныч! Кому войну объявлять собрался?
   – Хиханьки хаханьками, мужики, но если я окажусь прав и увижу завтра то, что ожидаю, то придется вашим бойцам в тайгу десантироваться. Иначе второе покушение на Потапыча, как только он из больницы выйдет, я вам гарантирую – к бабке не ходи!
   – Может, хоть намекнешь, в чем дело? – попросил Матвей.
   – Да нет, Мотя, не скажет! – покачал головой Романов. – Иваныч у нас любитель кроликов из цилиндра вытаскивать, чтобы все – ах! – и в отпад, как мы тогда в Москве.
   – Саныч, я на сто процентов уверен, что все просчитал правильно, – очень серьезно сказал ему Гуров. – Но в этих двух аспектах я должен быть уверен на тысячу процентов, а то наша вылазка в тайгу окажется совершенно бесполезной.
   – Наша? – удивился Романов.
   – Да, я пойду с вами, – решительно заявил Лев Иванович.
   – Ну, Иваныч, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – не менее серьезно ответил ему Виталий. – А народ поднять – нам и полчаса хватит. Ты, главное, обмозгуй все так, чтобы промашки не вышло.
   – Тем и занимаюсь, – пробормотал Гуров, борясь с зевотой, но не выдержал и все-таки зевнул во весь рот, успев, правда, прикрыть его рукой.
   – Все, мужики! Разбегаемся! – заметив это, твердо проговорил Стас. – А то я его завтра не подниму.
   Гуров и Крячко вернулись в квартиру тем же путем и на ощупь двинулись в зал. Лев Иванович случайно налетел на стул, который с грохотом опрокинулся. Стас мигом метнулся к выключателю, в комнате зажегся свет, а он возмущенно воскликнул:
   – Ты можешь по дороге в туалет мебель не крушить?
   – Извини, – пробормотал Гуров.
   Тут из спальни появилась в накинутом поверх ночной рубашки халате хозяйка:
   – Что у вас тут случилось?
   – Это Лев Иванович нечаянно на стул спросонья налетел, – объяснил Крячко.
   – Вы уж будьте поаккуратнее, – попросила она и даже бровью не повела, хотя оба друга были полностью одеты и явно еще не ложились – ну, видно, жизнь ее закалила и научила ничему не удивляться.
   Она ушла к себе, а Гуров в автоматическом режиме разделся и рухнул на диван. Наконец-то у него появилась возможность хоть немного отдохнуть. Крячко, которому сегодня досталось гораздо меньше, чем его другу, заботливо укрыл его одеялом, поставил будильник на половину шестого, а потом лег сам – спать им оставалось совсем чуть-чуть.
   На следующее утро Стас поднялся первым, чтобы дать Гурову еще немного поспать, да и будильник успел прихлопнуть, едва тот вякнул. Стараясь максимально соблюдать тишину, принял душ и пошел на кухню, чтобы чего-нибудь приготовить, благо продукты действительно закупил. Он полез в холодильник и увидел там закрытую кастрюлю, на которой лежала записка «вам на завтрак», а приподняв крышку, чуть не зажмурился от удовольствия – там лежали фаршированные, судя по запаху, мясом блинчики, которые оставалось только разогреть в микроволновке. Мысленно ругнувшись на себя за то, что не удосужился проверить все вечером и тогда можно было бы еще немного поспать, Стас достал их и, выложив на тарелки, сунул в печку СВЧ. Потом занялся чаем и бутербродами, которые собирался дать с собой Гурову, пожертвовав свой термос, – мотаться тому предстояло немало, и пошел будить друга.
   Гуров наотрез отказывался просыпаться. Он бормотал что-то невразумительное, сбрасывал руку Стаса, которой тот тряс его за плечо, и Крячко ничего не оставалось делать, как брызнуть на него водой и тут же отскочить в сторону – реакция у Льва Ивановича была молниеносная. Холодная вода оказала на беспробудно спящего Гурова магическое воздействие – он подскочил как ужаленный и, поняв, в чем дело, уставился на Стаса бешеным взглядом, пробормотав нечто совсем непечатное. А тот стоял в отдалении невинный, как ребенок, и смотрел на него честными-пречестными глазами. Затем, ухмыльнувшись, участливо спросил:
   – Маленькому кошмар приснился?
   – Ага! Ты – собственной персоной! – буркнул Гуров.
   – Раз злобствуешь с утра пораньше, значит, жить будешь, – констатировал Стас.
   – Не дождешься! – зловеще пообещал Лев Иванович и пошлепал в ванную.
   Позже, когда они уже позавтракали и одетый к выходу Гуров стоял возле шкафа, «злодей» Крячко демонстративно пошел досыпать, сладко зевая на ходу. На возмущенный взгляд друга он ответил фигой и полез под одеяло. Льву Ивановичу ничего не оставалось, как погрозить тому сжатым и весьма увесистым кулаком и полезть в шкаф. В соседней квартире на вешалке в прихожей висела огромная медвежья шуба, а на тумбочке рядом лежала шапка из странного меха, который Гуров никогда раньше не видел. Но раздумывать над тем, что из чего сделано, было некогда, и он надел шубу на себя. Посмотрев в зеркало, не удержался и хмыкнул, потому что, кроме него, под ней мог поместиться еще и Крячко с их квартирной хозяйкой в придачу. Оставалось надеяться на то, что наблюдавший за домом человек либо спит беспробудным сном, либо остротой зрения не отличается, потому что принять в этой шубе Гурова за Виталия мог только слепой. Шапка из непонятного меха была тоже большой и мигом съехала Льву Ивановичу на уши, да и глаза почти закрыла. Надеясь на удачу, Гуров проверил наличие ключей в кармане и вышел из квартиры.
   Все было именно так, как и сказал Виталий: и машина его уже ждала, и водитель Трифон не проявил при виде него ни малейшего удивления, и дежурный по управлению ФСБ даже бровью не повел, когда Гуров сказал, что он от Матвея Семеновича Кольцова, а просто позвонил куда-то по внутреннему, и вскоре появился немолодой серьезный человек в очках, который и увел его с собой.
   Вопреки ожиданиям, что в архиве он может задержаться надолго, Гуров там и полчаса не провел, но за это время успел насквозь пропитаться специфическим архивным запахом – а куда от него деваться? Только на этот раз к запахам старых бумаги, картона, коленкора примешивались, как ему казалось, запахи крови, пота и невыносимо жестоких человеческих страданий, так что настроение у Льва Ивановича было самым тягостным, несмотря на то что он, выяснив все, что только возможно, оказался прав.
   На аэродроме, где Трифон подвез Гурова к самому вертолету «М-6», пилот Ерофей, солидный мужчина самого невозмутимого вида, тоже воспринял появление Льва Ивановича как само собой разумеющееся, только спросил, куда они летят, чтобы отметиться у диспетчера, и добавил, что, по правилам, это нужно было сделать еще вчера, но он сумеет договориться. Гуров достал старую самодельную карту и показал место, которое его интересовало, но при этом предупредил:
   – Ерофей, вы уж сами придумайте что-нибудь, что находится поблизости или по дороге туда, потому что об этом месте, – постучал он пальцем по карте, – ни звука, ни ползвука издавать нельзя. Понятно?
   – Ясно, сделаю, – кивнул пилот и ушел.
   Гуров поднялся по лесенке в вертолет. Внутри не наблюдалось ни малейших признаков роскоши – это была обыкновенная рабочая лошадка. «Интересно, – подумал он, – а как выглядят изнутри те вертолеты, на которых отцы города по своим делам разъезжают? Точнее, разлетают?»
   Тем временем пилот вернулся, и Лев Иванович, положив возле него карту, спросил:
   – Бинокль где? – и, получив его в руки, продолжил: – Ставлю задачу. Первое. О том, что мы приближаемся к искомой точке, вы меня предупредите заранее, чтобы я мог приготовиться и еще издалека начать все рассматривать. Второе. Над этим местом следует пролететь максимально низко и медленно, но ни в коем случае не зависать. И сделать это можно и нужно только один раз. Никаких заходов на второй круг. Третье. Уходить оттуда будем не прямо в сторону города, а «козьими тропами».
   – Дело нехитрое, – без всяких эмоций заметил пилот и неожиданно спросил: – Обстреливать нас будут?
   – Надеюсь, что нет, – совершенно искренне ответил Гуров.
   – А то я на всякий случай «калаш» прихватил и несколько запасных рожков к нему. Обращаться умеете?
   – Не сказать, чтобы я был такой уж в этом деле специалист, но стрелять смогу, – твердо ответил Лев Иванович и, в свою очередь, поинтересовался: – Что? Боевой опыт есть?
   – Афган, Чечня и еще кое-где, – лаконично ответил Ерофей и посоветовал: – Шубу запахните – наверху еще холоднее будет.
   Вертолет поднялся в воздух, и Гуров, умудрившийся завернуться в шубу почти в два слоя, чуть не задохнулся от восторга – расстилавшаяся внизу, насколько хватало взгляда, тайга была нереально красива.
   – Что, в первый раз видите? – спросил пилот.
   – Да. Даже не представлял себе, что такое может на свете существовать. Это же никакими словами описать невозможно, – восхищенно ответил Гуров. – Как же она тогда летом должна выглядеть?
   – Да она в любое время года хороша, наша тайга-матушка, кормилица наша, – с нежностью произнес Ерофей. – Мне вот довелось над джунглями полетать – тоже красиво, но не то, чужое это, не наше. Да вы смотрите, любуйтесь, я вам мешать не буду.
   И Гуров, которому внове было абсолютно все, буквально прилип к стеклу, не отрывая взгляда от этого великолепия. Через некоторое время его вернул к действительности голос пилота:
   – Подлетаем. По вашей стороне вон за той сопкой будет как раз то место, – и, сбавив скорость, он стал опускаться пониже.
   Лев Иванович мигом забыл обо всех на свете красотах и, схватив бинокль, принялся смотреть вниз. Увидев наконец то, что ожидал, он обратился со словами:
   – Все! Можно возвращаться, но не сразу, а так, плавно.
   Ерофей, соглашаясь, кивнул и повел вертолет дальше, незаметно набирая высоту, а потом действительно плавно стал разворачиваться, но полетел не в обратную сторону, а куда-то вбок, объяснив:
   – Вас на заимке ждут.
   – Связь с шефом есть? – спросил Гуров.
   – Как не быть? – спокойно отреагировал пилот.
   – Тогда сообщи ему, что я оказался прав на тысячу процентов, он поймет. А еще сообщи координаты того места, где мы были, – пусть готовятся.
   Ерофей связался по рации с начальством и повторил ему слова Гурова. Дальше они летели молча, и Льву Ивановичу было уже не до тайги с ее нереальной красотой – он прокручивал в уме все, что успел узнать к настоящему моменту, пытаясь найти в своих логических построениях хоть какой-то изъян, но не находил.
   Они сели прямо в тайге на большой, расчищенной от снега поляне, на которой уже были несколько вертолетов. Возле леса стоял основательный, сложенный из цельных бревен, рубленный в лапу двухэтажный дом, из трубы которого валил дым, а вот на трубе стоявшего неподалеку такого же, но гораздо меньшего размера строения, по всей видимости, бани, лежал снег – здесь собрались явно не для отдыха. Гуров с Ерофеем вошли в дом и, раздевшись в сенях, прошли в большую комнату, где сидели и тихонько переговаривались какие-то люди, которых Гуров не знал, а вот с Ерофеем они поздоровались, как с добрым знакомым.
   – Вам туда, – сказал один из мужчин, показывая на дверь, но обращался только к Гурову.
   Лев Иванович толкнул дверь и оказался в столовой. Он огляделся – Крячко среди собравшихся не было, зато присутствовал незнакомый Льву Ивановичу невысокий худощавый мужчина с коротко подстриженными совершенно седыми волосами, который, единственный из всех, курил, причем никто не выказывал по этому поводу никакого недовольства. На большом обеденном столе была разложена карта, все внимательно ее рассматривали, а незнакомец что-то объяснял, водя по ней карандашом. Лица у всех были серьезные, сосредоточенные, и Гуров по-новому взглянул на этих людей: нет, они не были временщиками, дорвавшимися до власти и стремящимися урвать кусок пожирнее, пока по лапам не дали. Это были хозяева, но не жизни, а просто Хозяева, на землю которых покусился враг, которого надо найти и уничтожить, да так, чтобы впредь другим неповадно было.
   – Докладывай, полковник, – потребовал незнакомец, и Гуров, оторвавшись от своих размышлений, мгновенно взбесился:
   – Господин, – выделил он, – полковник!
   Мужики, глядя на него, только укоризненно покачали головами, а незнакомец невозмутимо сказал:
   – Тогда ко мне прошу обращаться: «ваше превосходительство», потому что я генерал-лейтенант Фатеев, хоть и в прошлом.
   Гуров мгновенно прикусил язык и залился краской, чего с ним давненько не случалось – это в молодости он постоянно краснел по поводу и без, а потом жизнь его закалила. Но сейчас было от чего смутиться – перед ним стояла своего рода живая легенда для всех честных офицеров. Фатеев в Чечне собственноручно, по законам военного времени, расстрелял перед строем трех офицеров, уличенных в том, что продавали оружие боевикам, причем не что-нибудь, а ПЗРК, из которых потом сбивали наши вертолеты и самолеты. Взяли их с поличным, и вина всех трех была на сто процентов доказана. А перед этим Фатеев сказал: «Какой бы срок вы ни получили, вы, сволочи, останетесь живы, а вот ребятишки, которых вы предали, навек в землю легли. Так что нечего и вам землю топтать!» Отец Гурова, сам бывший военный, генерал в отставке, прокомментировал это совершенно неожиданно: «Я бы поступил так же!»
   Фатеева, естественно, арестовали. Газеты взорвались статьями: в одних его поступок оправдывали, в других – порицали. Не сказать, чтобы в армии начались волнения, но слухи ходили очень настораживающие, поэтому осудили его очень быстро, а лишение звания и наград в таких случаях происходит автоматически, но срок он получил небольшой, потому что его действия квалифицировали как убийство в состоянии аффекта. Потом произошли не менее значительные события, и эта история канула в Лету – о Фатееве просто забыли. А он, оказывается, нашел себе пристанище в Сибири, где под крылом то ли Потапыча, то ли всех вместе мужиков отнюдь не бедствовал, а скорее всего, и являлся руководителем их службы безопасности, главнокомандующим их соединенных вооруженных сил.
   – Прошу прощения, товарищ генерал. Разрешите представиться, полковник полиции Гуров Лев Иванович.
   – Ивана Ивановича сын? – уточнил Фатеев, и Гуров кивнул. – Да-а-а, отец у тебя умнее был, – заметил генерал и с иронией добавил: – Докладывайте, господин полковник, – выделив, как и Гуров, слово «господин».
   У того заполыхали уши, но делать нечего – сам дурак! Как ни смущен был Гуров, а все-таки всего до конца не выложил, ограничившись только самым необходимым.
   – Ну, что? – сказал, выслушав его, Фатеев, обращаясь при этом к сибирякам. – Я думаю, что тянуть время не стоит. – Все согласно покивали. – Генка! Ты там к двери поближе, позови ребят и Ерофея не забудь.
   Те люди, что сидели в соседней комнате, вошли в столовую и, оттеснив хозяев, встали вокруг стола. Фатеев начал отдавать скупые, но четкие распоряжения, которые принимались беспрекословно.
   – Так, выдвигаемся на четырех вертолетах через полчаса. Ты сядешь здесь, ты – здесь, ты – здесь, а ты – здесь. Я лечу на пятом с Ерофеем. Таким образом, до объекта у всех будет примерно одинаковое расстояние: километров двенадцать-пятнадцать, на лыжах легко дойдем.
   – Я тоже тряхну стариной, – сказал Романов.
   – Будешь отставать, бросим, – сухо предупредил его Фатеев и продолжил: – Маскхалаты. Кевлар. Боекомлекты полные, и взять запасные. По рациям особо не болтать. По прибытии на место доложить. Действовать по моей команде, пленных не брать.
   – Извините, товарищ генерал, но они мне нужны, чтобы допросить. Мне их показания как воздух необходимы, потому что иначе мы преступников не уличим.
   – Темнишь ты, Иваныч, – покачал головой Виталий. – По-моему, ты уже все знаешь.
   – У меня есть логические умозаключения, но нет пока даже косвенных доказательств вины организатора, который может все свалить на подельников и выйти сухим из воды.
   – Иваныч! Ты недопонял! – жестко сказал Матвей. – Нам здесь скандал не нужен и громкие судебные процессы – тоже.
   – А еще мы не хотим, чтобы нашу область по всяким желтым газетенкам как кашу по столу размазали и грязью поливали, – добавил Виталий.
   – То есть вы хотите все решить келейно, чтобы за пределы вашего узкого круга ничего не вышло? – спросил Гуров, и мужики согласно кивнули. – Может быть, вы и правы, что не хотите к своей области привлекать такое внимание. Но мне все равно нужно пойти с бойцами, чтобы расколоть преступников на месте. Тогда у меня будут козыри при разговоре с организатором.
   – Господин полковник, нам балласт не нужен, – отрезал Фатеев. – Или вы в детстве в войнушку не наигрались? Так сядьте за компьютер и стреляйте, сколько душе угодно. Вы когда последний раз на лыжах стояли?
   – Прошлой зимой, – соврал Лев Иванович и взмолился: – Простите меня, товарищ генерал! Ну, глупость я сморозил, когда поправил вас. Ну, характер у меня такой, и ничего я собой поделать не могу.
   – Ладно, повинную голову и меч не сечет. Можешь называть меня Федором Васильевичем. Но я тебя с собой все равно не возьму.
   – Федор Васильевич, это моя работа, – настаивал Гуров. – Кроме того, вы же не знаете, что там искать, да и специалистов соответствующих для этого у вас нет.
   – А ты знаешь?
   – Знаю!
   – Ну, и что же там такое спрятано, из-за чего весь сыр-бор разгорелся? – допытывался генерал.
   – Вот найду и покажу! – пообещал Гуров.
   – А сказать не хочешь?
   – А вдруг я ошибаюсь?
   – Врет он, Василич, – встрял в эту перепалку Романов. – Он никогда не ошибается.
   – Значит, будешь ждать в вертолете, а когда мы объект возьмем, прибудешь и ищи, сколько твоей душе угодно, – принял решение Фатеев.
   – Федор Васильевич! Ну, что вы меня за слабака держите! Что я, пятнадцать километров на лыжах не пройду?
   – По трассе сможешь. А по тайге?
   – Смогу! – уверенно заявил Гуров.
   – Черт с тобой! Сам напросился! Но если будешь отставать, с тобой никто цацкаться не станет! – предупредил его Фатеев и приказал: – Подберите ему экипировку!
   – Я к этому готов. Виталий! Ваши… Я имею в виду не тебя лично, а вас всех. Так вот, ваши люди в городе остались?
   – Да, конечно! Что надо сделать?
   – Их нужно придать Стасу, и пусть слушаются его, как бога. Дело в том, что, если с объекта пройдет сигнал тревоги или просьба о помощи, то организатор всей этой истории и его сообщники попытаются из города уйти, причем возможность для этого у них есть, – объяснил Гуров. – Вот я и хочу, чтобы Стас заранее расставил людей, и им не дали сбежать.
   – Не проблема, пусть берет людей столько, сколько надо, я сейчас распоряжусь, – пообещал тот. – А он знает, за кем надо присматривать?
   – Да, я его проинструктировал.
   – Время! – напомнил Фатеев, и все стали расходиться.
   Командиры групп ушли, а вот отцы города, Фатеев и Романов с Гуровым остались в столовой. Через несколько минут один из командиров принес три больших вещмешка и, сказав: «Должно подойти, а лыжи я уже Ерофею отдал», тоже ушел. Потом раздался гул поднимающихся вертолетов – это командиры отправились к своим подчиненным.
   – Что стоите? Одевайтесь! – приказал Федор Васильевич и взял один из вещмешков: – Мой, родной! Вот уж не думал, что снова воевать придется.
   Романов с Гуровым тоже взяли по мешку и, достав оттуда содержимое, сначала определились с размерами – тот комплект, что побольше, взял Александр, – а затем стали одеваться, причем Романов еще и помогал Льву Ивановичу, который без него никогда в жизни не разобрался бы, что и как надевать. И вот они, уже все трое, стояли, готовые на выход.
   – С богом! – прочувствованно сказал Виталий. – Будь я помоложе, сам бы с вами пошел, а так только обузой буду.
   Все остальные тоже пожелали им удачи, и они вышли из дома. На площадке стояли два вертолета: вахтовка, на которой прилетел Гуров, и выгодно отличавшийся от нее «Ми-8», принадлежавший кому-то из хозяев. Они залезли в свой, сели, и тут Лев Иванович увидел лыжи, широкие, охотничьи. На крошечную долю секунды у него мелькнула мысль, что, может, зря он все это затеял со своим непосредственным участием в боевой операции? Не лучше ли было бы действительно прилететь тогда, когда все будет уже закончено, чтобы со свежими силами все там обыскать и допросить преступников? Хватит ли у него сил, чтобы пройти по тайге такое расстояние, не погорячился ли? Но тут же одернул себя, потому что в противном случае он перестал бы уважать себя, да и мужики хоть и поняли бы его, но относиться стали бы чуть-чуть иначе, не как к равному. Да, эти люди были ему во многом чужды, жили они по своим правилам: «Закон – тайга, медведь – хозяин!», во многом перегибали палку, причем очень сильно. Но вот только, по большому счету, они, изо всех сил защищавшие свою малую родину, были ему гораздо ближе, чем те, кто лоббировал и принимал несуразные законы, из-за которых преступность в России не то что не сокращалась, а год от года все росла и росла. И уважение этих людей Гуров терять не хотел. «Нет! – решил он. – Хоть сдохну, но дойду!»
   За этими размышлениями Лев и не заметил, как они прибыли на место, и вертолет приземлился. Снег был уже утоптан, и Фатеев, первым выйдя из вертолета, тут же надел лыжи и, сверившись с картой и компасом, указал направление. Но вот первым пошел не он, а другой человек – все-таки возраст у генерала был уже не тот, чтобы прокладывать лыжню, тронулись в путь и остальные. Романов с Гуровым тоже встали на лыжи, и Александр, сказав: «Держись за мной», пошел впереди, а Гуров – за ним.
   Сначала идти было легко, специально созданная для подобных случаев одежда не сковывала движения, лыжня была проложена, впереди виднелась спина Романова, бывшего охотника, и Гуров даже получал удовольствие от этой «лыжной прогулки», размеренно работая ногами и руками. Но через несколько километров оказалось, что утренняя зарядка – все-таки недостаточная подготовка для таких марш-бросков, и он начал уставать так, что пот заливал глаза, а потом случилось то, о чем он раньше даже не думал – начало болеть травмированное в Чернореченске плечо. До этого оно вело себя прилично, и Лев Иванович совсем про него забыл, а вот сейчас, когда нагрузки превысили привычные, оно дало о себе знать – сначала стало противно ныть, дальше – больше и в конце концов разболелось так, что он стискивал зубы, чтобы не заорать. Но все равно он старался держать темп, чтобы не отстать и сохранять прежнюю дистанцию между собой и Александром, который периодически оборачивался, чтобы проверить, все ли с ним в порядке. Идти становилось все труднее и труднее, а попросить Романова двигаться медленнее Гурова не заставили бы даже под дулом пистолета. И тут он понял, что дистанция между ними сохраняется не потому, что он идет с прежней скоростью, а потому, что Александр сбавил свою.
   – Саныч! У тебя все нормально? – окликнул он его.
   – Нога! Мать ее! – не поворачиваясь, ответил тот.
   Все ясно, если у Гурова разболелось плечо, то у Романова – сломанная нога, которую много лет тому назад собрал воедино из осколков знахарь Костя, – видимо, она тоже не выдержала таких нагрузок.
   – Ну, тогда не рви из себя жилы, иди помедленнее, – предложил Лев Иванович, на самом деле радуясь, что не он послужит причиной их задержки, хотя эта мысль самоуважения ему и не прибавила, стало даже немного стыдно.
   – Да я и так еле-еле плетусь, – буркнул Александр.
   Вдруг впереди раздались сначала одиночные выстрелы, а потом автоматные очереди. И куда что делось? Они рванули с места, забыв о боли, а может, это второе дыхание открылось? Тут раздался чей-то властный окрик:
   – Падай!
   Оба тут же рухнули на снег как подкошенные, и в этот миг над их головами просвистела автоматная очередь, а чей-то злой мужской голос продолжал:
   – Куда поперлись, кретины, мать вашу! Жить надоело?! Прямо на стрелка бы вылетели!
   Скинув лыжи, Романов с Гуровым поползли на голос – это оказался один из бойцов.
   – Что тут происходит? – спросил Александр.
   А вот у Льва Ивановича, стыдно сказать, даже на такой короткий вопрос сил уже не осталось.
   – Вон в том бараке они окопались, – осторожно показал направление боец. – Двух человек снайперы уже сняли, а сколько их там осталось – черт его знает. Но пуль не жалеют, поливают все вокруг, как из шлангов. Можно было бы из подствольника шмальнуть, но там же заложники.
   В этот момент дверь барака открылась, и оттуда вылетела целая свора псов, таких же, как Бек, которого Гуров видел во дворе Косолапова. Огромные, мохнатые и злобные, они, задержавшись всего на несколько секунд, рванули в разные стороны.
   – Вот суки! – выругался боец. – Собаки же на запах человека сейчас побегут, а их хозяевам только и останется, что огонь в ту сторону направить.
   Но собаки никуда добежать не успели, их, одну за другой, сняли выстрелами. Они попадали, корчась и воя на снегу, – зрелище было до того страшное, что Гуров еле сдержался, чтобы не отвернуться или закрыть глаза, а еще заткнуть уши, только бы не слышать этот полный невыносимой боли звериный вой и скулеж. Из барака тут же направили огонь по тем местам, откуда стреляли в собак. Вдруг Гуров увидел, как по крыше барака к самому ее краю над дверью подполз почти неразличимый на фоне снега человек, замер там с гранатой в руке, ожидая, когда дверь откроется.
   – Светошумовая, – кратко объяснил боец. – Нам бы их только вырубить на несколько минут, а дальше – дело техники.
   Но тут произошло то, чего никто не ожидал: дверь распахнулась, и в ее проеме показался стоявший на каком-то ящике человек с поднятыми руками. В правой руке у него была граната, указательным пальцем левой он держался за кольцо, а за его спиной виднелось множество серых от ужаса лиц.
   – Хитрая сволочь! – процедил сквозь зубы Гуров. – Если в него сейчас выстрелить и ранить, то он свалится назад, то есть внутрь, руки сами собой упадут или просто дрогнут, и граната взорвется. Жертв будет много.
   Фатеев, который все понимал еще лучше, чем Лев Иванович, крикнул:
   – Чего ты хочешь?
   – Вертолет с пилотом и чтобы нам дали спокойно улететь. Время на размышление – пять минут, а потом начнем каждые пять минут убивать по заложнику.
   Ситуация была патовая: преступников нельзя было отпускать, но и как их брать при таком раскладе, было непонятно. Замерли все: и боец с гранатой на крыше, и сам бандит, и все бойцы Фатеева. И тут Романов, забрав у бойца рацию, тихонько сказал:
   – Василич, действуй по моему сигналу. Тому, на крыше, отмашку дай.
   – Сашка, ты уж постарайся поаккуратнее, – попросил генерал.
   – Все будет нормально, – заверил его Александр.
   Он снял со спины двустволку и, устроившись поудобнее, стал целиться.
   – Саныч! Не сходи с ума, – прошипел ему в ухо Гуров.
   – Не мешай! – зло цыкнул на него Романов.
   Что оставалось Гурову? Только лежать на снегу рядом с Александром и ждать, чем дело кончится, тем более что боец не делал ни малейшей попытки вмешаться: то ли субординация не позволяла, то ли понимал всю бесполезность этого занятия, то ли был просто уверен, что Романов все делает правильно. И тут прямо над ухом Гурова раздался такой грохот, что он на несколько минут оглох. Видеть, правда, мог, только глазам своим не верил: Романов одним выстрелом отстрелил преступнику палец, которым тот держался за кольцо, а вторым – перебил запястье правой руки. Причем интервал между выстрелами был настолько минимальным, что они практически слились в один, и в результате преступник оказался обезврежен, а выпавшая из его руки граната валялась на земле перед ним. Бандит не успел еще заорать от боли, как в открытую дверь одна за другой полетели две светошумовые гранаты, в бараке рвануло, а уж бойцы сорвались с места еще до взрыва гранат, за несколько секунд добежали до барака и скрылись внутри.
   Засунув руку под капюшон, а мизинец – в ухо, Гуров пытался таким ненаучным способом вернуть себе хоть какой-то слух и добился некоторых успехов, во всяком случае, то, что в бараке никто больше не стрелял, он услышал.
   – А белке в глаз попасть сможешь? – спросил он у Александра, пытаясь за этим не самым умным вопросом скрыть свое восхищение его мастерством.
   – А ее настоящие охотники только так и бьют, иначе смысла нет, – на полном серьезе ответил ему Романов.
   Поняв, что шутка не удалась, Гуров стал, кряхтя, подниматься, избегая опираться на больную руку. Александр тоже попытался, но у него ничего не получилось.
   – Помоги, Иваныч, – попросил он и, не дожидаясь ответа, ухватился как раз за больную руку Гурова.
   Тот взвыл от боли, а Романов, от неожиданности выпустив его руку, плюхнулся обратно, и как раз на больную ногу, огласив при этом воздух такими ядреными выражениями, что даже снег с веток стал осыпаться, а потом спросил:
   – Ты чего орешь?
   – Рука больная! – кратко ответил Гуров и протянул ему здоровую руку.
   – Во, блин, два инвалида собрались, – хмыкнул Романов, подтягиваясь, и наконец встал. – Ну, пошли, посмотрим, как там дела.
   А дела шли, как надо. Фатеев стоял с рацией и вызывал вертолеты, а когда они подошли к нему, сказал:
   – Витальке я позвонил, сообщил, что среди наших даже раненых нет, а с больницей он уже сам свяжется, чтобы там срочно места освобождали.
   – Так плохо? – спросил Гуров.
   – Хуже, чем ты думаешь! Да за то, что они сделали, я бы этих сволочей своими руками, – скрипнул зубами Федор Васильевич. – Только смерть эта для них будет очень легкая, не заслужили они ее.
   – Спросите, как дела у Стаса, – попросил Лев Иванович.
   – Сам спроси, – ответил Фатеев, отдавая ему рацию.
   Гуров связался с Виталием и выяснил, что, по донесениям людей, которых они направили в распоряжение Крячко, в стане врага замечена активная деятельность, граничащая с паникой, но брать супостатов будут только в самый последний момент, чтобы уж с поличным и при попытке к бегству. Вернув Федору Васильевичу рацию, он посмотрел по сторонам, увидел, что вдоль стены барака стояли в наручниках пять бандитов, причем они были даже не ранены, а два трупа их сообщников валялись рядом, и пошел туда.
   – Вот и вся честная компания в сборе, – с ненавистью процедил сквозь зубы Гуров, идя вдоль них и рассматривая лица, и вдруг резко остановился напротив самого старшего: – Ба! Чук! Так вот где ты скрывался! Ну, правильно, где ж тебе еще быть?
   – Что? Знакомого встретил? – спросил Романов.
   – Я бы этого знакомого, если бы он мне тогда даже безоружный попался, пристрелил как бешеную собаку, и рука бы у меня не дрогнула.
   – И чем же он отличился?
   – Он всегда был распоследней сволочью, но в девяностые особо разошелся. Рэкетом занимался, причем эта нелюдь, чтобы заставить людей раскошелиться, не их пытал, а их детей, – не скрывая ненависти, говорил Гуров. – Тогда всю банду взяли, он один ушел. И все эти годы была у меня затаенная мечта, что встречу я его когда-нибудь, и тогда он за все ответит. У него руки не то что по локоть в крови, он в нее с головушкой нырнул! А то, что после делал, думаю, тоже праведностью не отличается.
   – Мели, Емеля! – ощерился Чук. – Что ты мне сделаешь? Смертную казнь отменили, так что мечтай дальше! Сначала докажи, что я к чему-нибудь причастен, а потом уже зубками лязгай! А по этому делу ты обломаешься! Не срастется оно у тебя!
   – Ошибаешься! Уже срослось! – многообещающе проговорил Лев Иванович.
   – Даже если и так, то больше пожизненного мне не дадут. А люди и там живут, – рассмеялся ему в лицо бандит.
   – Дурачок! – слишком уж ласково произнес Романов. – Ты что же, думаешь, что тебя судить будут? Нет, ты действительно дурачок!
   – Будут, куда вы денетесь! – уверенно заявил тот. – Гуров мент правильный, закон чтит больше, чем мать родную, он вам шалить не позволит.
   – Давно ты меня не видел, Чук, – усмехнулся Лев Иванович. – Времена изменились, и я изменился вместе с ними.
   Раздался шум приближающегося вертолета, потом и сам он показался и, зависнув на несколько минут в воздухе, опустился на землю.
   – Выводите заложников! – приказал Фатеев.
   Тут из дверей барака показались первые китайцы, грязные, оборванные, закутавшиеся для тепла в какие-то лохмотья, истощенные, перепуганные насмерть, они жались друг к другу, с ужасом смотрели на вооруженных людей в белых маскхалатах и уже не знали, чего ждать. При виде их у Гурова потемнело в глазах, внутри все сжалось, кровь бросилась в голову, а рука сама собой потянулась за пистолетом, потому что у него было одно желание: расстрелять этих нелюдей прямо здесь, на месте, своими руками, и только нечеловеческим усилием воли ему удалось подавить его.
   – Кто-нибудь говорит по-китайски? – крикнул Фатеев.
   – Я немного, – вышел вперед один из бойцов.
   – Вот и объясни им, что сейчас их на вертолете отправят в Новоленск, в больницу. Там их помоют, накормят и подлечат.
   Боец сосредоточился и стал неуверенно говорить, но китайцы его поняли, они немного расслабились, некоторые даже слабо заулыбались, а некоторые зарыдали навзрыд и все, как один, закивали головами.
   – Их должно быть около шестидесяти человек, – сказал, немного успокоившись, Гуров. – В один вертолет они не поместятся.
   – Да нет там столько, – ответил один из бойцов. – Хорошо, если человек сорок наберется.
   – Узнай у них, где остальные, – попросил Лев Иванович бойца-переводчика. – Вдруг их где-то в другом месте держат.
   Тот, медленно подбирая слова, спросил. Немного осмелевшие китайцы начали отвечать все сразу, показывая кто – на бандитов, кто – на собак. Парень спрашивал, переспрашивал, а потом сказал:
   – Они говорят, что другого места нет. Они все здесь были. Только многих убили, когда они ослабели и больше работать не могли, – их собаками затравили. А другие сами умерли. А еще тут над ними всячески издевались, я так понял, даже насиловали. Так что это все, кто в живых остался.
   При этих словах Гуров больше не мог сдерживать себя, забыв обо всем на свете, в том числе и о больной руке, вытащил пистолет и рванул к стоявшим возле стены ублюдкам, но Романов перехватил его.
   – Спокойно, Лева! – негромко произнес он, сменив свое обычное обращение «Иваныч» на имя, наверное, в надежде, что так до того быстрее дойдет.
   – Пусти меня, Саныч! – яростно шептал Гуров.
   – Лева! Ты уж мне поверь, что они свое получат, – успокаивал его Александр. – И получат так, как ты даже в своем самом страшном кошмаре не видел.
   – Полковник! – раздался над ухом Гурова тихий, но от этого не менее резкий и властный голос Фатеева. – Прекратите истерить, как гимназистка! Вспомните о том, что вы мужчина и офицер, черт побери!
   И именно этот жесткая отповедь заставила Гурова взять себя в руки. Он убрал пистолет, судорожно сглотнул и пробормотал:
   – Извините, товарищ генерал.
   – Не обижайся, сынок, – так же тихо проговорил Федор Васильевич. – То, что ты на своей работе душой не очерствел и боль человеческую так остро чувствуешь, это хорошо, но вести себя старайся все-таки посдержаннее. А ублюдки свое получат, это я тебе обещаю.
   Тем временем первая группа китайцев села в вертолет, который взял курс на город, а его место тут же занял второй, который забрал оставшихся.
   – Ну, теперь разбор полетов, – произнес Фатеев. – Твоя очередь, Гуров.
   Лев Иванович, уже окончательно пришедший в себя, подошел к преступникам и спросил:
   – Никто ничего добровольно сказать не хочет?
   – Да пошел ты! – послышалось в ответ.
   – Ну, что ж! Это ваш выбор, – покивал он головой и, отойдя от них, стал объяснять бойцам, что нужно сделать: – Мужики! Надо обыскать не только этот барак, но и всю территорию. Интерес представляет все! Любые документы, записи, ящики, коробки, свертки, кулечки и все в этом духе. Предполагаю, эти сволочи рассчитывали на то, что мы примем их условия и предоставим вертолет, поэтому все может быть сложено в одном месте, но я могу и ошибаться. Только прошу вас быть осторожными, не исключаю, что здесь могут быть и растяжки, и мины-ловушки.
   – Ну, этому ты нас не учи, – рассмеялся кто-то. – Мы уже давно ученые.
   – Да поснимали уже их, – успокоил его один из бойцов. – Там и было-то всего две растяжки. Мы ведь неожиданно им на головы свалились, вот они ничего больше поставить и не успели.
   – Ну, с документами все понятно. Только вы скажите конкретно, что в этих ящиках должно быть, чтобы мы хоть знали, чего ищем, – попросил командир одной из групп.
   – Алмазы, мужики. Там должны быть необработанные алмазы, – ответил Лев Иванович.
   Кто-то удивленно присвистнул, а Фатеев покачал головой:
   – Так вот из-за чего весь сыр-бор…
   – Именно из-за них, – подтвердил Гуров и двинулся в сторону бойцов. – Пойдемте, я тоже посмотрю, что там внутри. Все, что найдете, несите ко мне.
   В бараке совершенно нечем было дышать. Тошнотворная смесь запахов пота, испражнений, прокисшей или сгнившей еды, собачьей шерсти, нечеловеческого ужаса и страданий, которые тоже имеют свой запах, а еще запах смерти, долгой и мучительной. Электричества не было, и помещение освещалось несколькими керосиновыми лампами, но стояли они только в отгороженном закутке, где, видимо, жили сами преступники, потому что там имелась даже все еще горевшая печка-буржуйка. К стене были прислонены несколько автоматов, а в углу валялась разбитая рация – узнав, что помощи не будет и им предстоит выкручиваться самим, бандиты, наверное, в ярости шарахнули ее о стену. Вдоль нее же стояли припасы: канистры с керосином, ящики с патронами, тушенкой и другими консервами и еще с водкой. А действительно, чего было преступникам бояться? Даже если они все напились бы в драбадан, куда китайцам бежать? В тайгу? На верную смерть? Да и собаки бы их не выпустили.
   Гуров взял одну из горевших ламп и пошел с ней в глубь барака. То, что он там увидел, привело его в ужас – даже рабов в свое время плантаторы держали в лучших условиях. Оказалось, что китайцы спали прямо на земле, поверх которой были набросаны ветхие, оставшиеся там с незапамятных времен и поэтому уже истлевшие матрацы, подушки и одеяла, какая-то одежда, грязная до того, что невозможно разобрать цвет. В углу свалены пустые банки из-под консервов, бутылки от воды, картонные пачки и целлофановые упаковки. Поняв, что больше не выдержит, Лев Иванович вернулся обратно к бойцам и увидел, что те активно пытаются взломать какой-то крепкий ящик.
   – Мужики, вы его проверили? Не рванет?
   – Все нормально! Видно, там все и спрятано, потому что замок – на совесть.
   – Да вы его сначала потрясите, если там что-то есть, то загремит, тогда и пробуйте, – посоветовал Лев Иванович. – Только мне кажется, что там пусто, а заперт он для отвода глаз.
   Парни, переглянувшись, подняли ящик и как следует потрясли, но, судя по отсутствию каких-либо звуков, внутри его ничего не было.
   – Вот гады! – усмехнулся один из бойцов.
   – Ну, тогда здесь ничего нет, потому что мы все уже обыскали, – сказал другой.
   – Значит, будем обыскивать преступников, – решил Гуров, с самого начала предполагавший, что все самое ценное было у тех при себе, но желавший в этом убедиться.
   – Да до них даже дотрагиваться противно, – заворчали бойцы. – На этих подонков и пули-то жалко.
   – А ведь придется, – сочувственно вздохнул Лев Иванович.
   Все вышли из барака, и он чуть не задохнулся от чистого, пахнувшего хвоей и еще чем-то непонятным, но очень приятным воздуха. А вот делом ему предстояло заниматься мало приятным. Он подошел к бандитам и будничным тоном сказал:
   – А теперь будем вас раздевать.
   – Ты охренел? На улице не лето! – огрызнулся кто-то из них.
   – Да мне без разницы, значит, будем трупы обыскивать, – пожал плечами Гуров. – Приведите этих гадов в пригодное для обыска состояние, – попросил он, поворачиваясь к бойцам, и подмигнул так, чтобы бандиты этого не увидели.
   Несколько парней тут же вскинули автоматы и по негромкой команде Фатеева выпустили по очереди. Бандиты тут же повалились на землю, но при этом все были целехонькие.
   – Ты че творишь, сука? – заорал один из них, лежа на земле.
   – Я? – удивился Гуров. – Разве это я по вам стрелял? А ребята, наверное, просто устали, вот и взяли неверный прицел, но сейчас они свою ошибку исправят.
   – Все! – закричал другой подонок. – Мы сами разденемся! Черт с тобой! Только браслеты сними!
   – Еще чего! Да у меня при виде вас в наручниках пир духа и именины сердца начинаются! Душа просто поет! – Гуров повернулся к бойцам: – У кого нож есть?
   – У всех – он в комплект входит, – раздался в ответ нестройный хор голосов.
   – Ну, вот и помогите господам бандитам. А начнем мы вот с этого, – кивнул он на того, кто показался ему самым сломленным. – Прошу в барак!
   Тот понуро поплелся туда, а Гуров и парочка бойцов вслед за ним. Внутри Лев Иванович приказал ребятам:
   – Режьте на нем одежду!
   – Я и так все скажу! – заверещал бандит.
   – А куда же ты денешься? – усмехнулся Лев Иванович.
   Бойцам два раза повторять не пришлось, и через несколько минут перед Гуровым стоял совершенно голый и босой человек.
   – Ребята, с трупов одежду снимите и принесите сюда, – попросил Лев Иванович, а когда все вышли, поставил на стол диктофон и сказал:
   – Вот и повествуй, кто, что, почему и так далее, а я пока твою одежонку проверю. Эх, зря я резиновые перчатки не захватил, придется голыми руками до нее дотрагиваться, а ведь противно! Ты даже не представляешь себе, как противно! Ну, начинай!
   И бандит, что называется, запел! Гуров, слушая, одновременно прощупывал его вещи. Отложил в сторону документы, нашел несколько припрятанных алмазов и солидную пачку денег, а когда бандит замолчал, спросил:
   – Ну, деньги тебе заплатили, а вот камешки украл? У Чука скрысятничал?
   Тот на это ничего не ответил, да Гурову это и не надо было, и так все уже понятно. Он позвал ребят и сказал:
   – Я в дальнем конце барака железные крючья в стене видел, пристегните его там и давайте сюда следующего, а вот Чука я оставлю напоследок.
   – Да я же с холода околею, – заорал бандит.
   – Ничего, на земле много всякого тряпья валяется, жить захочешь – не помрешь!
   Вопящего бандита пинками и прикладами погнали туда, куда распорядился Лев Иванович, а потом привели следующего, потом еще одного, и так до тех пор, пока все рядовые бандиты не были обысканы и допрошены. Всех их постигла та же участь, что и первого, стопка документов увеличилась, как и горка алмазов, в том числе и найденных в снятой с трупов одежде. А вот судя по яростным воплям, которые доносились до Гурова из глубины барака, там шла отчаянная борьба за тряпье. Наконец очередь дошла до Чука. Бойцы уже привычно начали резать на нем одежду, когда Лев Иванович попросил их:
   – Вы уж поаккуратнее, потому что у него с собой документы могут быть.
   И документы действительно были, но интереса для Гурова они не представляли, а вот флешка!..
   – Ба! Оказывается, даже такие твари, как ты, умудрились освоить технические новшества, – усмехнулся он. – А вот камешки ты хранишь так, как привык раньше все ценное хранить, – и, сняв с шеи пленника плотно набитый холщовый мешочек, высыпал себе на ладонь несколько алмазов, которые сейчас, в необработанном виде, выглядели совсем неприглядно. – Ну и стоили они того, чтобы столько времени в этой глуши жить и консервами давиться?
   – Ничего ты не понимаешь, – презрительно бросил Чук. – Я здесь хозяином был, у меня в руках власть была!
   – Над этими несчастными? Да, покуражился ты над ними. Только теперь власть сменилась.
   – Я тебе ничего не скажу! – решительно заявил бандит.
   – А я уже и так все знаю, – ответил Гуров, показывая на диктофон. – А чего не знаю, здесь найду, – подбросил он на ладони флешку. – Да и поспрашивать мне в Новоленске есть у кого. А спрашивать я умею.
   – Ничего! И на тебя найдется управа! – пригрозил Чук.
   – А вот теперь я тебе скажу: помечтай! – усмехнулся Лев Иванович и крикнул: – Забирайте его к остальным!
   Вошедшие бойцы погнали Чука к его подельникам, а Гуров начал прощупывать его одежду и невольно рассмеялся, обнаружив, что у того были там потайные карманы, тоже набитые алмазами. В один мешочек все это уже не помещалось, и он, встав, нашел открытую банку с кофе и ссыпал туда все найденные им драгоценные камни, потом вместе с подоспевшими бойцами вышел наружу. Подойдя к ожидавшим его Романову и Фатееву, он демонстративно тряхнул зазвеневшей банкой и устало произнес:
   – У меня все! Они ваши, Федор Васильевич! – имея в виду бандитов.
   – Нет тебе цены, Лева! – тихо проговорил Александр. – За два дня такое дело раскрутил! Точнее, даже за один.
   – Еще не до конца, – поправил его Гуров. – Мне в город надо.
   – Сейчас я вас отправлю, да и нам здесь недолго осталось, – сказал Фатеев и крикнул бойцам: – Выводите сволочей! Что с ними делать, уже знаете! – и, повернувшись к Гурову, добавил: – Я, Лева, офицер и свои обещания выполняю. Всегда! А отцу, если он еще жив, передай, что он умного и порядочного сына вырастил, но, – тут он не удержался, – с дерьмовым характером.
   – Что выросло, то выросло, – ответил ему Гуров одним из своих любимых выражений. – С отцом все в порядке, они с мамой сейчас на Украине живут. И знаете, что он мне сказал, когда о вашей истории узнал?
   – И что же?
   – Что сам поступил бы так же!
   – Я знал, что он меня поймет, – кивнул Фатеев. – Ну, двигайте потихоньку, потому что не стоит тебе, Лева, это видеть – ты же все-таки служишь.
   – Нет, я останусь, – твердо заявил Гуров.
   Тем временем бандитов вывели из барака, подогнали к деревьям, прислонив каждого к своему, завели им руки назад так, чтобы они обхватывали ствол, и сковали наручниками.
   – Вы че творите? – заорали бандиты, которые хоть и понимали, что с ними церемониться не будут, но где-то в глубине души надеялись, что их просто пугали, а на самом деле отправят в город, а там ИВС, СИЗО, то есть практически родной дом.
   – Дело к ночи, – спокойно объяснил им Фатеев. – Зверье на охоту выйдет, а запах крови оно издалека чует, вот и сбегутся все сюда. А здесь их не только трупы, но и свежатинка ждет. Так что стойте и смерти своей дожидайтесь! Вы китайцев собаками травили, так испытайте на себе, что чувствует живой человек, когда его на куски рвут.
   Тут бандиты подняли такой крик, что уши закладывало: это были мольбы о пощаде и просьбы просто застрелить их вперемешку с проклятиями и самой грязной руганью. Не обращая на все это внимания, Фатеев сказал Романову и Гурову:
   – Ну, отправляйтесь с богом! А я вертолетов дождусь и прослежу, чтобы все ребятишки нормально на базы вернулись.
   – Федор Васильевич! Пока еще не совсем стемнело, постарайтесь найти то место, куда бандиты трупы китайцев бросали – не думаю, чтобы они для них могилы копали, – попросил Гуров. – Может быть, удастся останки этих несчастных найти, чтобы потом идентифицировать и их родным на родину отправить?
   – Попробуем, – пообещал Фатеев. – А вы возвращайтесь в город и не забудьте врачам показаться, а то рожи у вас обоих до того перекошенные, что смотреть противно.
   Романов и Гуров пошкандыбали к вертолету, но тут раздался громкий голос Чука:
   – Гуров! Я тебе всех сдам!
   – Неужели после всего того, что вы тут натворили, ты надеешься сохранить себе жизнь? – насмешливо спросил Лев Иванович.
   – Нет, я уже понял, что вы нас не пощадите.
   – Тогда чего ж ты такой добренький стал?
   – Дай слово, что застрелишь меня! – потребовал бандит.
   – А если обману?
   – Не будет этого, Гуров! Ты свое слово всегда держишь! Ты же, если его нарушить, себя уважать перестанешь!
   – Нет, Чук! То, что ты мне мог бы сказать, я и так узнаю, а вот такие твари, как ты, должны получить по заслугам. Счастливой охоты!
   – Ты, Гуров, раньше честным ментом был, закон чтил, а теперь сам зверем стал! – крикнул Чук.
   – С кем поведешься, – ответил ему Лев Иванович и залез в вертолет, который тут же поднялся и взял курс на город.
   – А почему он Чук? – спросил Романов, когда он плюхнулся на скамью рядом с ним.
   – По фамилии – Корнейчук он, – объяснил Гуров.
   – Есть хочешь?
   – Не знаю, – ответил Лев Иванович, хотя с самого утра, кроме нескольких блинчиков, ничего не съел.
   Он сидел, откинувшись, с закрытыми глазами, беспредельно вымотанный и физически, и морально этим безумным, так долго длившимся и наполненным до ужаса трагическими событиями днем, и вдруг неожиданно сказал:
   – Знаешь, эти подонки заслужили свою страшную смерть, но мне очень жаль собак. Они же не виноваты в том, что им такие сволочи-хозяева достались, которые их так натаскали на людей, а потом на верную смерть отправили.
   – Лева! Во-первых, другого выхода не было, а во-вторых, их уже невозможно было переделать – они же человеческой крови попробовали. А вообще-то порода эта хорошая, собаки верные, умные и очень добрые со своими. Мои паршивцы нашего вообще за хвост таскают, а он даже не ворчит. А вот чужим к ним в лапы и зубы лучше не попадать.
   – Да, я видел у Косолапова такого зверя. Красавец! – с восхищением произнес Гуров и спросил: – А что с найденными алмазами будете делать?
   – Реализуем, а деньги отправим семьям погибших, да и другим компенсацию выплатить надо будет – это ведь наша вина, что люди сюда приехали деньги зарабатывать, а нашли свою смерть или страдания нечеловеческие.
   – Это справедливо, – согласился с ним Гуров, в очередной раз удивившись тому, как он мог раньше так не любить этих нормальных русских мужиков, и закрыл глаза.
   – Лева! Ты не спи! Уже к больнице подлетаем.
   – А зачем нам туда? – вяло удивился тот.
   – Твое плечо посмотреть и мою ногу, – объяснил Романов. – Татьяна нас там уже дожидается.
   – Да укол обезболивающий, и все пройдет, – пробормотал Гуров.
   – Вот она и решит, что и кому колоть.
   Вертолет приземлился на площадке напротив больницы, все окна которой ярко светились, а за ними постоянно бегали туда-сюда люди. Оказалось, что их уже ждали, причем даже с каталками.
   – По-моему, они нас не уважают, считая законченными калеками, – буркнул Лев Иванович, с трудом спускаясь на землю.
   – Вот велю вам обоим сейчас по клизме поставить, так и будете, на соседних унитазах сидя, выяснять, кто кого уважает. – Среди тех, кто их встречал, была и Татьяна Сергеевна, и настроена она была очень решительно.
   – Кажется, Фатеев на нас наябедничал, – догадался Гуров.
   – Таня, это непрофессионально, – укорил ее Романов. – У нас же не запор.
   – Зато я вам устрою запор в больнице до тех пор, пока в себя не придете, – бушевала она. – Счастье ваше, что вы себя не видите! Особенно в маскхалатах! Настоящие привидения! – а увидев, что Александр собирается сам идти в здание, окончательно вышла из себя: – Ну-ка, ложись на каталку! – и отвесила ему по-родственному подзатыльник, благо рост позволял.
   – С тещей не поспоришь, – пожаловался Романов Гурову. – Потом жена с башмаками съест!
   – С кем пьиходится жить! – через силу попытался пошутить Гуров.
   – Юмористы, блин! – совершенно неожиданно для него рявкнула губернаторша, и Лев Иванович от этого даже немного пришел в себя. – На рентген обоих! Но сначала снять с них все и выдать пижамы с тапочками, чтобы не сбежали. Знаю я их! Сама за таким замужем! С вами на затылке надо глаза иметь!
   – А мне-то на каталку зачем? – сделал робкую попытку возразить Гуров. – Я ходячий!
   – Но с большим трудом, – не унималась Татьяна Сергеевна. – И вообще! Я в ваши профессиональные дела не лезу, вот и вы в мои не суйтесь! А то действительно клизмы назначу, а еще мочегонное пропишу, чтобы вы гарантированно из палаты не вышли.
   И Гуров сдался! Но, ложась на каталку, он нечаянно оперся на больную руку и невольно зашипел сквозь зубы, что не осталось незамеченным.
   – Ну, Лев Иванович! – зловеще пообещала Татьяна Сергеевна. – Не привыкла я использовать в личных целях родственные связи, но на вас я кое-кому нажалуюсь, и закатают вас в Москве в госпиталь до полного излечения!
   – Не закатают, – тихонько пробурчал себе под нос Гуров. – Я незаменимый. Где-нибудь опять что-нибудь рванет, и меня даже со смертного одра поднимут.
   К счастью для него, губернаторша это не услышала, а то нашла бы, что на это ответить. Вот так они и въехали в приемный покой. С Романовым было проще – стянули с него все надетые одна на другую одежки, словно капусту почистили, и все, а вот с Гуровым пришлось повозиться, потому что каждое, даже самое слабое движение рукой отдавалось в плече такой болью, что он, уже не скрываясь, постанывал.
   – Да режьте вы все, к чертовой матери! – не выдержала наблюдавшая за всем этим Татьяна Сергеевна.
   – Там внизу кевлар, его не разрежешь, – объяснил ей Александр.
   – Ну, так осторожнее, черт бы вас всех побрал! – не унималась она.
   Наконец, с огромным трудом и массой предосторожностей, с Гурова стянули все до трусов, и он, взглянув на свое плечо, загрустил – сустав опух так, что смотреть было страшно.
   – И он еще сопротивлялся! – раздраженно прокомментировала губернаторша.
   Натянув с помощью медсестры пижамные штаны, из-за чего почувствовал себя настоящей развалиной, Лев Иванович вслед за каталкой, на которой возлежал Романов, хлопая шлепанцами, поплелся в рентгенкабинет – тут уж он отстоял свое право передвигаться самостоятельно. Больную руку ему сразу же положили на перевязь, а второй он прижимал к себе банку из-под кофе, в которую для надежности, чтобы не потерять, положил и флешку, целлофановый пакет с документами бандитов, а еще пистолет, служебное удостоверение и диктофон.
   – Это еще что? – возмутилась губернаторша, показывая на банку – все остальное она восприняла как должное.
   – А это то, из-за чего мы с Санычем оказались в таком плачевном состоянии, – объяснил Гуров.
   – Поняла, – покивала она, сменив гнев на милость. – Сейчас позвоню, чтобы приехали и забрали.
   – Да я уже предупредил людей, – ответил ей Александр.
   Результаты снимков были неутешительны для обоих, и Татьяна Сергеевна взялась за них всерьез. Она самым подробным образом расспросила Гурова о том, где и когда была получена травма, кто лечил, как лечил, а потом вынесла свой вердикт: полный покой, таблетки, уколы, физиопроцедуры, прогревания, компрессы и все в этом духе. Надо сказать, что Романову досталось не меньше. Каждый из них прямо на месте безропотно получил свою порцию уколов, а потом Гуров сказал:
   – Татьяна Сергеевна, я не планирую задерживаться здесь на всю оставшуюся жизнь, так что сократите, пожалуйста, курс лечения до необходимого минимума, то есть верните мне возможность свободно владеть рукой, а остальное я уже дома как-нибудь долечу.
   – За десять дней вы здесь вполне пройдете весь курс, потому что в Москве вам долечиться не дадут, – уверенно заявила она, и Лев Иванович хоть и сделал возмущенное лицо, но мысленно с ней согласился – да, не дадут. – Зато потом вы надолго забудете про свою руку.
   – Таня, ты мне хоть костыли дай, что ли! – попросил Александр. – Как я тебе от койки до туалета добираться буду? На кресле-каталке? Ты же мне на ногу наступать запретила!
   – А судно под кроватью на что? – невинно поинтересовалась она. – Оно ведь именно для этих целей и предназначено. А еще памперсы существуют!
   – Та-а-аня-я-я! – взвыл Романов. – Ну, не позорь ты меня!
   – Ага! Испугался! – ехидно воскликнула Татьяна Сергеевна, но тут же тихонько рассмеялась: – Сашка! Ну, ты сам подумай, где мы возьмем памперсы твоего размера? Не выпускают таких! Правда, можно попробовать найти те, что для крупных животных делают, типа медведей, – задумчиво пожала она плечами, но глаза у нее при этом насмешливо поблескивали. – И с судном у тебя ничего не получится по причине твоих габаритов, тут уж бельевой таз нужен! А вот где взять костыли на твой рост и вес, я не знаю, – развела она руками. – Тебя же ни одни не выдержат: ни деревянные, ни алюминиевые.
   – Ты права, – подумав, согласился он, не обращая внимания на ее насмешки – наверное, привык к ним. – Ладно! Скажу мужикам, пусть что-нибудь придумают.
   Татьяна Сергеевна отконвоировала их в палату, возле которой на стульях сидели с ружьями мужчина и подросток, и Гуров понял, что это один из сыновей Косолапова с сыном, то есть их собирались положить в одну палату с Михаилом Михайловичем. Словно в подтверждение этого губернаторша сказала:
   – Степа! Мишка! Из палаты никого не выпускать! А то не посмотрю, что вы уже взрослые, и выпорю беспощадно!
   – Есть, мать-командирша! – ответил ей сын, а внук уточнил:
   – А впускать можно?
   – Только своих, и не сегодня! – предупредила она.
   Услышав это, уже немного взбодрившийся от всей царившей вокруг них с Романовым суеты Гуров мысленно хмыкнул – Татьяна Сергеевна явно недооценила ситуацию, потому что этих своих было очень много.
   – Ну, все! – обратилась она к своим новым пациентам. – Кровати вам приготовлены, а покушать сейчас принесут – вы же, наверное, целый день ничего не ели.
   – И даже не пили, – добавил Романов.
   – Ну, вот! – всплеснула она руками. – А вы, Лев Иванович, еще что-то возражать пытались. Да у вас налицо физическое и нервное истощение! Вас, по-хорошему, после стационара вообще в санаторий надо бы отправить.
   – Покой нам только снится, – махнул рукой Гуров и замер, почувствовав, что плечо практически не болит, а только слабо ноет.
   – Даже не думайте! – все мгновенно поняв, воскликнула Татьяна Сергеевна. – Это временный эффект от обезболивающего, а вот когда его действие пройдет, все вернется на круги своя, так что вам лечиться и лечиться! И тебе, Сашка, тоже!
   – А мне-то чего? Делать мне больше нечего, как только по больницам разлеживаться! Переночую здесь, и все. А уколы мне и Наташка дома сделать сможет, или ты медсестру пришлешь.
   – Щас! – возмутилась губернаторша. – Нет, дорогой! Так легко ты не отделаешься! Я тебя еще когда предупреждала, чтобы ногу щадил, а ты что натворил? Смотри, нажалуюсь Наташке, и она тебе тогда покажет небо в алмазах!
   – Таня, это неспортивно! Это удар ниже пояса! – пошел на попятную Романов. – Я же не отказываюсь лечиться. Готов все стерпеть, особенно в такой приятной компании, и лежать в больнице буду столько, сколько надо.
   Спасая Александра, Гуров бесцеремонно влез в их разговор-перепалку:
   – Кстати, об алмазах. Саныч, где народ?
   – Да куда они денутся, приедут! – отмахнулся тот и попросил у тещи: – Таня, ты людей с едой поторопи, а то жрать хочется так, что спасу нет.
   – Да принесут уже сейчас! – заверила она их. – Ну, идите, устраивайтесь, только не шумите – Михаил Михайлович спит.
   – Не шуметь на одной ноге? Это уже какой-то цирковой трюк получается, – буркнул Романов.
   – Татьяна Сергеевна, как китайцы? – тихо спросил Гуров.
   – Ужасно, – сразу став предельно серьезной, ответила она. – Странно, что они вообще еще живы. Истощены так, что непонятно, в чем душа держится, обморожения у всех без исключения, избитые, покусанные, да там всего хватает. Когда Виталий мне позвонил и сказал, что надо койко-места готовить человек на сорок, я сразу же приказала на третьем этаже все левое крыло для них освободить – мало ли какую заразу они могли подцепить, а у нас ведь здесь и родильное отделение. Пижам с тапочками и прочего белья нам явно не хватило бы, так я Борису позвонила, и он со склада новые привез. Всех врачей и медсестер на работу вызвала, и тех, кто уже ушел, и тех, у кого был выходной. Работы нам здесь на всю ночь – мы еще и половину даже частично не обследовали, так что лаборатория будет круглосуточно работать, пока все анализы не возьмем. Не знаю уж откуда, наверное, от тех китайцев, что у нас тут санитарами работают, но к прибытию вертолетов возле больницы собрались все их соотечественники, что в городе работают. Господи! Сколько же было слез, воплей, рыданий, криков и от горя, и от радости! Они у меня до сих пор в ушах звенят! А уж когда эти бедняжки внутрь вошли и их в душ отправили, так санитары мне сказали, что они мылись и плакали, потом одевались и опять плакали, ели и снова плакали. Наверное, счастью своему не могли поверить, что из ада вырвались, – в ее голосе слышались слезы. – Ладно! Идите уже, а то у меня и без вас дел невпроворот.
   Романов с Гуровым постарались войти в палату как можно тише, но тут же увидели, что старались они зря – мало того что Косолапов не спал, так рядом с ним как ни в чем не бывало сидел Крячко и что-то тихонько ему рассказывал, от чего тот заходился беззвучным смехом. Судя по беззаботному настроению губернатора, он был не в курсе последних событий, и Александр со Львом Ивановичем, переглянувшись, решили ему пока ничего не говорить. В самой палате, причем очень большой, как губернатору и положено, кроме трех кроватей, стоял еще и диван, наверное, для посетителей, имелись холодильник, телевизор, микроволновка, электрочайник, а еще одна дверь вела, видимо, в туалет.
   – Наш пострел везде поспел, – ничуть не удивившись наличию в комнате Стаса, заметил Гуров.
   – Ты как сюда попал? – обалдел Романов.
   – Хотел бы я знать, есть ли на свете место, куда этот пройдоха не сумеет пролезть, – обреченно вздохнул Лев Иванович. – Тот еще прохиндей! Он и с самим чертом договорится, чтобы тот его бесплатно на себе покатал, – и объяснил: – Уболтал Степана с сыном, вот они его и пропустили.
   – С кем пьиходится аботать! – возмутился Стас, приняв вид цинично поруганной невинности.
   – Что ты тут вообще делаешь? – спросил Гуров. – Тебе положено за подозреваемыми бдить.
   – А чего за ними бдить, если все птички уже в клетке? – сделал вид, что удивился, Крячко. – Причем каждая в своей. Взяты лично мной при посильном участии подсобных рабочих при попытке скрыться, а уж при них было! – закатил он глаза.
   – Ну и где они?
   – В одном укромном месте дожидаются беседы с тобой. Некоторые сникли, как сломленные лилии, а некоторые пытались права качать, но я им объяснил, что к чему, и они согласились, что погорячились.
   – Не наследили? – Зная способность друга разыгрывать комедию, Лев Иванович задавал конкретные вопросы.
   – Взяли без шума и пыли, – заверил его Стас. – Комар носа не подточит!
   – Об этом можно было и по телефону сказать, – сварливым тоном заметил Гуров.
   – Да кто же тебя, горемычного, кроме меня, покормит? – со слезой в голосе начал причитать Крячко, одновременно доставая из холодильника какие-то плошки и ставя их в печку СВЧ. – Кто тебе бутербродиков с собой соберет? Кто чаю в дорогу нальет? – И тут же спросил уже совсем другим, не менее сварливым, чем у Гурова, тоном: – Кстати! Где мой термос? Он у меня любимый! Металлический! Я с ним, можно сказать, сроднился!
   – Прости, Стас, где-то оставил, но где, не помню, – спохватившись, начал извиняться Лев Иванович. – Я тебе новый подарю, большой и красивый, а то тот был уже весь облупившийся.
   – Ах я, бедолага! Да за что мне судьба такая разнесчастная досталась? Господи, чем же я тебя прогневил? – на полном серьезе причитал Стас. – Мало мне было такого напарника, от которого я, ни в чем не повинный, ничего, кроме поруганий, унижений и притеснений, никогда в жизни не видел, так он, изверг рода человеческого, умудряется еще и собственность мою разбазаривать! – Чего-чего, а валять дурака Крячко умел профессионально, но при этом умудрился очень сноровисто накрыть на стол.
   Косолапов и Романов ржали уже в голос, а Гурову только и осталось заметить:
   – Не обращайте внимания, это у него сезонное обострение.
   – Младшенького завсегда обидеть легко! – принялся за него с новой силой злыдень Крячко. – Ведь дня не проходит, чтобы этот упырь из меня кровушку не пил! Утробушка ненасытная! И когда же тебе надоест надо мной измываться? Ведь силушки больше нету терпеть!
   Но тут дверь в палату чуть-чуть приоткрылась, и мальчишеский голос из коридора негромко крикнул:
   – Атас!
   Крячко тут же замолчал и мигом скрылся в туалете. Не прошло и минуты, как в палату вошли Татьяна Сергеевна и медсестра.
   – Я решила, что не стоит откладывать до утра, и кровь на анализ у вас возьмут уже сейчас, – сказала губернаторша и, увидев проснувшегося мужа, укоризненно покачала головой, глядя на Романова и Гурова: – Все-таки разбудили.
   Они не стали ей ничего отвечать, а просто предъявили медсестре свои руки, чтобы она взяла из вены кровь, а поскольку бралась она вакуумным способом, то много времени это не заняло. Пока та занималась ими, Татьяна Сергеевна обвела взглядом палату и заметила почти накрытый для ужина стол. Ее брови удивленно приподнялись, потом она покивала головой в такт своим мыслям и решительно направилась в сторону туалета. Распахнув дверь, вошла туда и тут же вышла, ведя за ухо Стаса, который брел с видом ведомого на заклание агнца, уже смирившегося со своей судьбой. Но Романов не дал ей и слова сказать, а сделал испуганное лицо и воскликнул:
   – Таня! Осторожно! Ты же сломаешь!
   Растерявшись, губернаторша тут же разжала пальцы и даже руку отдернула.
   – У него что, ухо больное?
   – Нет, Таня. Просто он очень чуткий и ранимый человек с тонкой душевной организацией, которого так легко сломать, – объяснил Романов с самым невинным выражением лица.
   – А еще он на всю голову больной, – отомстил Стасу Гуров.
   – Это не мой профиль, – мгновенно среагировала рассерженная Татьяна Сергеевна. – А психиатра я сейчас позову, причем не только для него, но и для тебя, Сашка!
   – Татьяна Сергеевна! – Гуров понял, что пора спасать положение. – Это мой друг и напарник полковник Станислав Васильевич Крячко, мы вместе прилетели из Москвы. Пока мы с Александром были заняты, он здесь в городе выполнял свою часть работы и теперь пришел, чтобы рассказать о том, что успел сделать, так что не выгоняйте его, пожалуйста, – и, подойдя почти вплотную к ней, шепотом добавил: – Дело о покушении на вашего мужа еще не закончено, мы взяли основных фигурантов, но у них могут быть сообщники, которые еще на свободе, поэтому нам со Стасом нужно кое-что обсудить и наметить план дальнейшей работы. – Это было правдой только отчасти, потому что если сообщники, какие-то мелкие сошки, еще и могли остаться, то вот никаких планов намечать уже не нужно было. – Кроме того, я бы попросил вас хорошенько обследовать полковника Крячко, – уже громко произнес Гуров. – Дело в том, что он совершенно наплевательски относится к своему здоровью и даже ежегодную диспансеризацию умудряется проскочить на шуточках-прибауточках, а ведь он на два года старше меня. Да он вообще к врачам никогда не обращается, а занимается исключительно самолечением.
   Едва речь зашла о ее муже, Татьяна Сергеевна мгновенно забыла обо всех розыгрышах и обидах и впилась в Гурова напряженным взглядом, а он успокаивающе ей покивал – мол, все будет хорошо. Вздохнув с облегчением и посмотрев на возмущенно пыхтевшего Стаса, она сказала:
   – Конечно, обследуем! Катя! Возьми тогда кровь на анализ еще и у Станислава Васильевича.
   – Татьяна Сергеевна! – возопил Крячко, боявшийся врачей, уколов и вообще всего, что связано с медициной, как огня. – Гуров нагло врет! Я совершенно здоров!
   – Вот теперь я вижу, что вы действительно больной на всю голову, потому что быть в вашем возрасте абсолютно здоровым невозможно, – спокойно заметила она.
   Медсестра направилась к Стасу, который заметался, ища пути к отступлению, но Гуров быстро встал возле двери и предупредил его:
   – Только через мой труп. А еще Татьяна Сергеевна распорядилась никого из палаты не выпускать.
   – И ты, Брут? – рыдающим голосом воскликнул Крячко.
   – Так ты же сам назвал меня извергом рода человеческого, вот и стараюсь соответствовать.
   Смирившись со своей участью, Стас закатал рукав рубашки и пригрозил:
   – Лева! Моя месть будет неотвратима, иезуитски коварна и страшна своими последствиями. – И, повернувшись к губернаторше, елейным голосом сообщил: – Татьяна Сергеевна, а Гуров у нас животом скорбный, у него поджелудочная больная.
   – Так я УЗИ брюшной полости уже назначила, – ответила она.
   – А еще желудок плохо работает. Его бы тоже обследовать надо, – ехидно добавил Стас.
   – Значит, ФГДС сделаем, – охотно согласилась губернаторша. – Катя, запиши в назначения.
   Наградив Крячко гневным взглядом, на который тот ответил ангельски кроткой улыбкой, Лев Иванович попытался отбояриться от этого вида обследования, потому что просто ненавидел его.
   – А может быть, рентгеном заменим?
   – Он не даст нам той полноты картины, что ФГДС, – покачала головой Татьяна Сергеевна и удивленно спросила: – Вы что, боитесь?
   – Да нет, не боюсь, но уж очень неприятно, – скривился Гуров.
   – Придется потерпеть ради собственного же здоровья, – все поняв, улыбнулась она и призадумалась: – Только куда же мы Станислава Васильевича положим? Четвертая кровать здесь уже не встанет.
   – Так я, матушка Татьяна Сергеевна, на диванчике прикорну, – тоном казанской сироты начал Стас. – Шапку под голову положу, тулупчиком накроюсь – много ли мне надо, сиротинушке горемычной? А уж если с барского стола какой кусок упадет, так я подберу, мне все сгодится! Я не гордый!
   – Какие же вы с Гуровым разные, но вместе с тем родные, – рассмеялась она и тут же нахмурилась: – Значит, ужин вам еще не принесли? Ну, сейчас у меня кое-кто получит по первое число! Все, Катя! Пошли! Скажи там, чтобы Станиславу Васильевичу постельное белье принесли. Миша! – обратилась она к мужу, который за все время, что длилась эта разборка, не произнес ни слова, а только, временами слегка улыбаясь, с любовью смотрел на жену. – Если эти разгильдяи будут тебе мешать, только скажи, и я их тут же всех перепорю как сидоровых коз.
   – Да нет, Танюша, мне с ними гораздо веселее будет болеть, – ответил он.
   Но едва она вышла за дверь – Гуров с Крячко еще даже сцепиться не успели из-за подложенных друг другу свиней, как из коридора раздался ее гневный голос:
   – Ну, и долго ты здесь собиралась стоять? Или ждала, когда все окончательно остынет?
   – Татьяна Сергеевна, я вам мешать не хотела, – пискнул женский голос.
   – Я что, в операционной была или совещание проводила? – не унималась та. – Вези немедленно!
   Открылась дверь, и в палате появилась девушка с раздаточной тележкой, на которой стояли многочисленные тарелки, а в коридоре между тем продолжали бушевать страсти.
   – Степушка! – с притворной лаской в голосе говорила Татьяна Сергеевна. – Я ведь, кажется, предупреждала, чтобы посторонних в палату не пускать. Или я на старости лет стала плохо говорить по-русски?
   – Мама, но ведь это же по делу, – оправдывался сын.
   – А потом ты сказала, что своих впускать можно, а дядя Стас – свой, – добавил внук.
   Татьяна Сергеевна не стала вдаваться в дискуссию и кратко ответила им, судя по звуку, двумя подзатыльниками.
   Наконец-то изголодавшиеся Романов и Гуров смогли нормально поесть. Они не разбирали, что было приготовлено в больнице, а что принес Крячко, а сметали все, до чего могли дотянуться.
   – Ешьте, мужики, – добродушно бурчал Косолапов. – Нагуляли себе аппетит за целый день.
   – Кушай, детонька! Кушай, родной! – почти пел над Гуровым Крячко сладким голосом доброй старушки-нянюшки.
   Он заботливо подсовывал другу очередную тарелку и даже попытался ласково погладить по голове, но Гуров увернулся и возмущенно уставился на друга – зрелище, должно быть, было препотешное, потому что Потапыч не выдержал и громко расхохотался.
   – А ты, Стас, чего не ешь? – спросил он, успокаиваясь.
   – Да я, батюшка, одним запахом уже сыт, – скорбным голосом ответил ему Крячко, который на самом деле таскал со всех тарелок понемногу, и губернатор опять засмеялся.
   Но вот с ужином было покончено, грязная посуда забрана санитаркой, и осоловевшие от еды Гуров с Романовым начали громко, во весь рот, зевать, а Крячко – застилать свой диван.
   – Господи! – почти простонал Лев Иванович. – Неужели этой ночью я высплюсь?
   – Мне бы только до подушки добраться, – вторил ему Романов.
   В этот момент дверь приоткрылась, а потом в коридоре раздался голос мальчишки:
   – Нет, дядя Виталя, они еще не спят.
   – Сглазили! – выразительно проговорил Стас.
   Вошедший Виталий, увидев их недобрые взгляды, с виноватым видом развел руками:
   – Извините, мужики, раньше приезжать не стал, чтобы не мешать вам, да и не получилось бы – занят был. Ну, Иваныч, давай, что у тебя?
   Гуров отдал ему пакет с документами бандитов и банку из-под кофе, предварительно вынув оттуда флешку – мало ли что на ней? Взглянув на алмазы, тот только горестно покачал головой и тихо пробормотал:
   – Сколько же крови из-за них пролилось!
   – Как там? – шепотом спросил у него Лев Иванович.
   – Нормально, а подробности завтра, – одними губами ответил ему Виталий.
   Тут подал голос губернатор, и прозвучал он так, что даже у Гурова, уж на что был закален начальственным рыком, невольно уши прижались, потому что он громыхал не только металлом, как бронетанковая колонна, но и еле сдерживаемой яростью:
   – Мужики! А может, уже и мне пора знать, что в области творится? Вы кем меня считаете? Глухим? Слепым? А может, вообще дураком? Думаете, я не слышал, какая суматоха царила в больнице? Как все всполошенно носились по коридорам и кровати возили? Как потом два вертолета один за другим возле больницы сели? Ну, ладно бы один – мало ли кого привезти могли! Но два! А люди как вопили! Я что, не в состоянии русский язык от китайского отличить? Что произошло, черт побери? Ладно Татьяна, которая меня, как курица цыпленка, старается от всех неприятных вестей уберечь, но вы-то мне можете сказать?
   Все повернулись к губернатору, и Гуров поразился произошедшей с ним перемене: не было больше добродушного, улыбчивого, умеющего так заразительно хохотать дядьки, а лежал на кровати рассерженный, словно разбуженный посреди зимы медведь, мужчина, который смотрел на них твердым, тяжелым взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Виталий хотел было ему ответить, но Гуров остановил его и заговорил сам, причем его голос тоже не походил на воркование голубки:
   – Михаил Михайлович! Да, в области произошли некоторые события, но сейчас я считаю преждевременным о них говорить, потому что еще не располагаю всей полнотой информации. Но обещаю вам, что завтра вечером, после того как поговорю с некоторыми людьми, я здесь, в этой самой комнате, расскажу вам и всем остальным, что, как и почему, а также отвечу на все ваши вопросы. Такой расклад вас устраивает?
   – Ладно! Подожду! – нехотя согласился Косолапов.
   Виталий с видимым облегчением вздохнул и быстро ушел, а Гуров, глядя ему вслед, подумал, что, оказывается, и на такого крутого мужика, как он, есть управа.
   Наконец-то все легли спать. Гурову казалось, что, едва он коснется головой подушки, как мгновенно провалится в сон, да не тут-то было! Пока они разговаривали, двигались, что-то делали, это его немного отвлекало, а сейчас, в тишине, на него навалились все тягостные воспоминания этого дня. В ушах звучал предсмертный вой и скулеж собак, а перед глазами стояла страшная картина умиравших на снегу животных, и еще изможденные лица китайцев и их полные ужаса глаза. И все это крепкому, здоровому сну никак не способствовало. Он хотя и понимал, что мешает остальным, но постоянно крутился с боку на бок и ничего с собой поделать не мог.
   – Лева! Ты чего? Не спится? – раздался тихий голос Романова.
   – Извини, Саныч. На душе погано, вот и не могу уснуть, – шепотом ответил Гуров.
   – Тебе бы сейчас соточку, а то и больше, хватануть, чтобы нервы отпустило, – сказал Александр. – Да и мне не помешало бы. Тоже никак не усну, все думаю, какими мы кретинами оказались.
   – Может, и мне чутка плеснете? – донесся до них негромкий голос Потапыча. – А то мне тоже что-то здорово не по себе, хотя и не знаю толком, что такого случилось, но на душе неспокойно.
   – А вам можно? – удивился Гуров. – Вы же ранены были.
   – Брось! – небрежно ответил тот. – Чтобы такого медведя, как я, свалить, еще постараться надо. Так, поцарапало немного, и все, ни один жизненно важный орган не задет. Пулю даже без наркоза вынимали – не люблю я его.
   – Михаил Михайлович, но вы же упали, – настаивал Гуров.
   – Потому и упал, чтобы второй раз не стреляли, – объяснил губернатор. – Это я только при Татьяне лежу, чтобы ее не волновать, а так уже хожу вовсю. И кончай мне «выкать»! Зови, как все, Потапычем!
   – Так, может, я сбегаю? – раздался с дивана голос Крячко.
   Как оказалось, никто не спал.
   – Никуда бежать не надо, – уже нормальным голосом сказал Александр. – Сейчас позвоню, и нам все привезут.
   – А дети пропустят? – Стас имел в виду Степана с сыном.
   – А куда они денутся? – отмахнулся Романов и спросил: – Стас, у нас там на закуску что-нибудь осталось?
   – Ратуйте, люди добрые! – тут же взвыл тот. – Да что же это такое на свете делается? И я еще жаловался на то, что Гуров надо мной, сиротинушкой горьким, издевается! Так он по сравнению с тобой ангел небесный! Он, по крайней мере, никогда не сомневается, что у меня, как у хомяка запасливого, всегда есть что пожевать! Конечно, осталось! Я человек, в отличие от вас, хозяйственный! Как понял, что мы на ту квартиру уже не вернемся, так все, что закупил, сюда приволок! – Диван скрипнул, он прошлепал до двери и включил свет. – Звони, Сашка! А я пока по хозяйству колотиться буду!
   – Да нам влегкую чего-нибудь, – улыбнулся Романов.
   – Сам знаю! – огрызнулся Крячко. – На ночь много есть вредно!
   Две бутылки водки появились в палате, как по мановению волшебной палочки. Все снова сели к столу, в этот раз и губернатор, который предложил:
   – Каждый наливает себе по потребности, – и первым набулькал себе полстакана.
   Стас последовал его примеру, Романов не стал мелочиться и увеличил дозу до стакана, а Гуров, поколебавшись, налил себе столько же – ему было остро необходимо, чтобы отпустило нервы.
   – Давайте за то, чтобы это дело поскорее закончить, – предложил Стас.
   – И выбросить, к чертовой матери, из памяти все, что с ним связано, если получится, конечно, – добавил Гуров.
   Никто возражать не стал, и все выпили, а Косолапов спросил:
   – Что, Иваныч, хреново?
   – Не то слово, Потапыч, – вздохнул Гуров. – Давайте еще по одной, и я попробую все-таки уснуть, а то день меня завтра ждет такой, что врагу не пожелаю.
   – Я бы, Лева, с тобой пошел, а то ты ведь и сорваться можешь, как там. Только куда мне с такой ногой? – вздохнул Романов.
   – Я с ним пойду, – решительно заявил Стас. – Мы с ним уже все на свете вместе делили, нам не впервой.
   Гуров выпил второй стакан, как и первый, в один прием, зажевал апельсином и, почувствовав, как тяжелеет тело и голова клонится вперед, сказал:
   – Ну, я пошел спать, а вы как хотите.
   Он лег на свою кровать и отвернулся к стене, а Стас тем временем выключил верхний свет и включил лампу на стене над кроватью губернатора, чтобы свет не бил его другу в глаза. «Господи! – мысленно взмолился Гуров. – Ну, дай же ты мне уснуть!» И действительно уснул.
   Утром он сквозь сон слышал, как Стас шепотом скандалил с медсестрой:
   – Не трогай ты его, я тебе сказал! Дай человеку поспать! Вот проснется, тогда и приходи за своими анализами!
   – Тогда уже лаборатория их не примет, – пыталась объяснить ему она, но он был неумолим:
   – Значит, послезавтра придешь! И с уколами своими к нему сейчас не лезь!
   – Их по времени делать надо! – чуть не плакала девушка.
   – А я говорю: не лезь!
   – Я Татьяне Сергеевне пожалуюсь! – пустила в ход свой последний козырь медсестра.
   – Оставь его в покое, – раздался голос губернатора. – Гуров очень устал, и ему прежде всего нужно отдохнуть и выспаться.
   – Уже разбудили, – недовольно проворчал Лев Иванович, поворачиваясь к ним, и спросил: – Который час?
   – Почти семь, – плаксивым голосом ответила девушка. – И теперь мне придется в лаборатории упрашивать, чтобы они ваш анализ приняли.
   – Девочка! Ни-ког-да! Никогда не ври взрослым дядям! – сорвался Гуров на медсестру. – Татьяна Сергеевна вчера сказала, что лаборатория будет работать круглосуточно, так что ничего не случилось бы, если бы ты пришла в девять часов! Скажи, это у тебя такая изощренная форма издевательства над больными – поднимать их ни свет ни заря, чтобы они в баночку пописали, когда это можно сделать и попозже? И ничего не изменилось бы оттого, что ты принесла бы мой анализ, например, к десяти! Ну, и что у тебя горит?
   – У меня дежурство в восемь заканчивается, а мне надо еще кровь брать, в лаборатории убраться и анализы отнести, – хлюпая носом, ответила она.
   – Ладно! Извини! – буркнул Лев Иванович. – Где там твоя банка?
   Он взял ее и пошел в туалет, по дороге заметив, что в палате уже ничего не напоминало о вчерашнем застолье. Вернувшись, вручил банку медсестре, и она ушла. А он, злой, как сто тысяч чертей, не только потому, что не выспался, но и потому, что, взглянув на себя в зеркало над раковиной, увидел там пожилого, бесконечно уставшего, с темными кругами под глазами и серой кожей человека. «Да, Лева! Хватит тебе уже подвиги совершать! – невольно подумал он, глядя на свое отражение. – Не по возрасту тебе это! Пора о себе подумать, о своем здоровье! Как написал в своей предсмертной записке перед тем, как повеситься, один парикмахер: все равно всех не перебреешь! Вот и ты не пытайся объять необъятное!» И бодрости эта мысль ему не добавила, тем более что плечо снова начало болеть, хотя уже не так сильно, как вчера, но все-таки!
   – Лева, ты бы прилег, может, уснешь еще, – предложил Стас.
   – Да нет, бесполезно, – отмахнулся Гуров.
   – Ну, тогда топай в душ – я все твои вещи привез.
   А вот душ Льва Ивановича несколько взбодрил, и он, глядя в зеркало на свое чисто выбритое лицо, уже не находил на нем признаков такой уж сильной усталости. «Ничего! Мы еще повоюем!» – подумал он и подмигнул своему отражению. А вернувшись в палату, увидел, что его уже ждет сердито насупившаяся медсестра.
   – Ваши уколы, больной, – сказала она.
   По нехорошему блеску ее глаз Гуров решил, что сейчас она ему отомстит за все, что он ей наговорил, и только вздохнул – что делать? Заслужил! Но он ошибся, потому что она оказалась человеком незлопамятным и самих уколов он даже не почувствовал, а вот лекарство было болезненным. Еще раз извинившись и поблагодарив ее, Лев Иванович совсем было решил, что с больничными делами покончил и можно переходить непосредственно к служебным, как оказалось, что перед завтраком ему еще предстоит пройти несколько обследований на голодный желудок. В результате он вернулся в палату только к десяти часам с вымазанными гелем животом и спиной – хоть снова под душ иди – и противным привкусом лидокаина во рту, и его совсем было улучшившееся настроение снова упало на нули. Позавтракав и переодевшись, Гуров захватил с собой флэшку и диктофон и поехал вместе со Стасом на присланной Виталием машине допрашивать задержанных. То, что они будут содержаться не в ИВС или СИЗО, было и так понятно, Лев Иванович предполагал, что это будут какие-нибудь склады, как уже не раз бывало, и не ошибся.
   Провозились они там до самого вечера, но, правда, с перерывом на обед. Насмотрелись и наслушались такого, что кусок в горло не лез, но Борис, который привез им обед, был неумолим. Сначала уговаривал их поесть, рассказывая, как его лучшие повара трудились над каждым блюдом, а потом начал скандалить. Да, он был евреем только на четверть, и то по отцу, но у него получился настоящий классический еврейский скандал! Такой, что любо-дорого! Как, где, у кого он мог этому научиться, было непонятно, наверное, генная память сказалась, но Гуров с Крячко получили истинное удовольствие. Они слушали его, только что не открыв рты, и впитывали каждое слово, как губка, – а там было на что посмотреть и что послушать! В результате они, вдохновленные и Борисом, и скандалом, съели все подчистую, а он еще и следил, чтобы ничего не осталось!
   Но вот был уже допрошен последний человек, и никаких неясностей не осталось. Впечатление от этих допросов, а еще больше от допрошенных, было до того тягостное, что хотелось напиться до провалов в памяти, только чтобы ни о чем не думать и ничего потом не помнить.
   – Спасибо, Стас, что поехал со мной, – сказал Лев Иванович. – Если бы не ты, я бы не удержался и кое-кого действительно пристрелил. Вчера меня Саныч удержал, сегодня – ты. Веришь, руки чесались.
   – Глупость сказал, Лева, – отмахнулся от него Крячко. – Что значит «спасибо»? Разве могло быть иначе? – И мечтательно произнес: – Эх, сейчас бы в баньку! Настоящую! Русскую! Чтобы пропариться до самых косточек, чтобы тело стало невесомым, а голова легкой и бездумной!
   – Да, не мешало бы смыть с себя все это, – согласился с ним Гуров. – А то ощущение такое, словно в дерьме вывалялись!
   – Все! Заметано! Сегодня, конечно, не получится, а вот завтра – запросто! Скажу мужикам, и они нам такую баню закатят, какой в столице нет и быть не может!
   – Ну, что? Поехали? – сказал Гуров. – Они нас там, наверное, уже заждались. Не терпится им узнать, откуда у этой истории ноги растут.
   – И ты начнешь кроликов из цилиндра вытаскивать, – подколол друга Крячко.
   – Для этого вдохновение нужно, кураж, а у меня сейчас ни того, ни другого, – тусклым голосом ответил Лев Иванович.
   – Ничего! У тебя вдохновение, как и аппетит, приходит в процессе, – усмехнулся Стас. – Начнешь рассказывать, оно к тебе и снизойдет!
   – Да нет, я объясню, что, как и почему, а уж про остальное – ты сам. Нет у меня сил, чтобы все эти допросы пересказывать. Понимаешь, их просто нет! – чуть не сорвался на крик Гуров и извиняющимся тоном добавил: – Нервы – ни к черту! Да и не выспался как следует. Боюсь, что сорвусь и наговорю лишнее, хотя они это, конечно, и заслужили.
   – Я человек подневольный, – с горестным вздохом скорчил скорбную мину Крячко. – Как скажешь, так и будет.
   Они вернулись в больницу и вошли в палату. Все кровати там были сдвинуты в угол, середину комнаты занимал большой, уже накрытый круглый стол, а вокруг него были расставлены заимствованные в соседних палатах стулья. Их с нетерпением ждали губернатор, Фатеев и отцы города, причем рядом с Романовым стояли костыли, которые, ей-богу, могли бы и слона выдержать.
   – Мои, – кратко объяснил Виталий, перехватив взгляд Гурова. – По спецзаказу делали.
   Но в комнате присутствовал еще и самой обычной внешности мужчина лет сорока пяти в штатском, который представился:
   – Заместитель начальника областного управления внутренних дел полковник Кедров Афанасий Семенович.
   Гуров и Крячко сели к столу, и губернатор предложил:
   – Давайте сначала поедим, а то боюсь, что потом нам уже кусок в горло не полезет. Я уже в общих чертах кое-что знаю, но без подробностей, – мужики сказали, что вас подождать надо, из чего делаю вывод, что устряпали они нечто из ряда вон выходящее, раз язык не поворачивается выговорить! – Голос Косолапова звенел от ярости. – Чувствую я, что выслушать нам придется много такого, отчего иные предпочли бы лучше оглохнуть! Ничего! Все получат в части и пропорции, каждого касающейся!
   Кедров и отцы города, включая и родственников Потапыча, сидели, глядя в стол, и только Фатеев держался нормально – ну, правильно, он-то ни в чем виноват не был.
   Приступили к ужину, но хорошего аппетита ни у кого замечено не было, и все, в том числе и губернатор, вяло ковырялись в тарелках, потому что настроение было подавленное. У отцов города и Кедрова оно было таким в ожидании неминуемого и вполне заслуженного разноса, а у Гурова с Крячко – из-за того, что уж очень неприятные вещи им придется рассказывать. Один только Фатеев ел, не смущаясь, руководствуясь принципом: «Война войной, а обед – по расписанию». Но вот все отложили вилки и, как один, уставились на Гурова, давая понять, что пора бы ему приступить к рассказу.
   – Даже не знаю, с чего начинать, – задумчиво произнес Лев Иванович.
   – Начни с того, как и когда ты понял, что за всем этим делом Тарасов стоит, – подсказал Стас.
   – Ну, это я понял, как только к нему в кабинет вошел.
   – Как? – воскликнул Кедров и вытаращился на него. – Я же там по несколько раз в день бывал, но ничего не видел.
   – Понимаете, мужики, все мы до старости – мальчишки, только с возрастом игрушки у нас становятся побольше и подороже, а желание доказать, что именно ты выше всех на стенку писаешь, к сожалению, не пропадает, вот и выпендриваются некоторые, не просчитав последствий. Когда я вошел в кабинет к Тарасову и первым делом спросил у него, который час, чтобы мы с Крячко могли на своих часах местное время выставить, он, несмотря на то что в углу стояли большие напольные часы, автоматически посмотрел на свои наручные и ответил. Вот с этого момента отсчет и пошел.
   – Но у него самые обыкновенные часы, – удивился Кедров.
   – С виду – да, но это очень-очень дорогая скромность, стоят они около трехсот тысяч долларов, но понять это может только человек, который в подобных вещах разбирается. А у меня друг такие же носит, поэтому я точно знаю.
   – Это Болотин, что ли? – спросил Стас.
   – Да! Он, конечно, может позволить себе купить часы и за миллион, и за два, но предпочитает не выпендриваться. Тогда я стал прогуливаться по кабинету и увидел на столе Тарасова золотой «Паркер», но то, что он именно золотой, а не просто желтый, опять же мог понять только сведущий человек. Потом я увидел на столе фотографию жены и дочери Тарасова, а на них были серьги с большими светлыми камнями. А раз он сам носит такие часы, то и у них в сережках явно были не цирконы. Вывод: генерал либо кого-то «крышевал» по-крупному, либо сам что-то затеял.
   – Когда Гуров начал по кабинету расхаживать, а потом фотографию рассматривать, я сразу догадался, что он взял след, потому что праздным любопытством никогда не страдал. А уж когда таблетки специально засветил, я понял, что он уже начал работать, и стал ему подыгрывать, – добавил Стас.
   – Во время завтрака Тарасов с Кравцовым рассказывали нам об области, – продолжил Гуров. – Оказывается, в ней все уже давно поделено и пересдачи не будет, а любого чужого, кто попытается себе кусочек оторвать, тут же на кусочки и порвут. Еще они упорно подсовывали нам версию о том, что стрелял кто-то, присланный Москвой. Я сделал вид, что поверил, хотя версию о том, что здесь кто-то местный постарался, тоже не отметал, чтобы они не расслаблялись. Далее. Они сказали, что в губернатора стреляли из охотничьего карабина «Тигр-9». Я не охотник, но знаю, что это серьезное оружие, с которым ходят на изюбря, лося и прочее крупное животное, и патрон там соответствующий. Но, как выяснилось, этот карабин в области нигде не засветился: и на учете не стоял, и в продаже не был, как же он в город попал? Мог только самолетом, потому что железной дороги сюда нет. Но это полная чушь, потому что профессиональный киллер, а для такого серьезного дела, как устранение губернатора, абы кого не наймут, во-первых, не станет работать с таким оружием, а во-вторых, не будет засвечивать его в аэропорту, потому что это след. Вывод: карабин местный, но потихоньку снятый с учета, а кому это легче всего сделать, как не Тарасову? И вообще, идея с московскими заказчиками с самого начала была шита белыми нитками – уж если Михаил Михайлович кому-то так сильно там мешал, его было бы гораздо проще убрать именно в Москве, куда он по должности обязан время от времени наезжать. А раз покушение устроили в Новоленске, на его территории, где его все ценят и уважают, это говорило только о том, что у лиходеев земля под ногами горела и время поджимало. Отсюда и дурацкий выбор места для стрелка, потому что бизнес-центр, с одной стороны, проходной двор, а с другой – после покушения на всеми любимого губернатора люди из штанов выскочат, но вспомнят всех, кто там в это время был. Следующее: дело поручили вести капитану Кравцову, который, сразу было видно, не ума палата. Что, у Тарасова более опытного работника не нашлось? Так не бывает! Просто Кравцов был самым управляемым. Теперь о пуле, которую им не отдали, и об Анне Павловне, которая не стала Тарасову помогать. Это говорит только о том, что никаким авторитетом или доверием генерал не пользовался. А поскольку Татьяна Сергеевна тут же связалась с братом и Тарасову стало известно, что из Москвы едут следаки, он решил изо всех сил подстраховаться и переборщил.
   – Понимаете, он приготовил для нас валенки и полушубки с шапками, которые привезли и оставили в приемной, а когда Кравцов вышел, чтобы якобы проверить их качество, то насовал туда «жучков» под воротники полушубков и за козырьки ушанок, – добавил Крячко. – Мы это мигом выяснили и вели себя соответственно, да и в номере у нас, я думаю, их было не меньше.
   – Кстати, Кедров, кто нас слушал? Ваши? – спросил Гуров.
   – Да! – вздохнул тот.
   – А ты куда смотрел? – заорал на него Виталий.
   – Так я узнал обо всем уже потом, – стал оправдываться тот. – Оказывается, Тарасов начальника отдела вызвал и сказал ему, что Москва нас ни в грош не ставит, не верит, что мы своими силами дело раскрыть сможем, и предложил москвичам нос утереть. А для этого нужно прослушивать, что они о покушении, о своих находках и планах говорить будут, а на финишной прямой опередить их и преступника взять. Тот и рад стараться!
   – Что-то в этом роде у меня уже было, – усмехнулся Гуров, в очередной раз вспомнив Чернореченск.
   – И вот Лева, чтобы хоть немного освободиться от наблюдения, стал изо всех сил изображать приступ панкреатита – сначала в кабинете Тарасова, а потом в гостинице, – объяснил Стас. – А я ему подыгрывал. Потом он сказал ключевое слово «пора», а это значило, что нужно звонить Сашке. А чтобы Лева понял, с кем я говорю, я назвал его «каменным идолом», как его за глаза тогда сибиряки называли.
   – Ну, я тоже, в общем-то, не совсем дурак… – начал Романов, но Косолапов перебил его, едко заметив:
   – Спорное утверждение!
   Тот мигом стушевался, но продолжил:
   – Ну, я сообразил, что им надо, и сказал адрес, куда перебираться.
   – Потом Кравцов привез списки тех, кто прибыл в город за последний месяц, и тех, кто вылетел, начиная со дня покушения, – продолжал Крячко.
   – И я, увидев среди вылетевших в день покушения имя «Наталья Михайловна Романова», тут же понял, чья она жена, потому что рассматривал в доме Андрея Сергеевича большую фотографию семьи Косолаповых, где был и Саныч. А что могло заставить дочь срочно вылететь из города, оставив раненого отца? Только дело чрезвычайной важности – она везла в Москву своему дяде пулю. Я тут же успокоился на этот счет и поменял свои планы, решив за один раз осмотреть место покушения и поговорить с Анной Павловной.
   – И устроил возле областной администрации цирковое представление, – добавил Крячко. – А Кравцов потом у меня всю дорогу до бизнес-центра выспрашивал, неужели Лев Иванович не поверил, что стреляли именно оттуда, потому что ведь именно там он и карабин, и гильзу нашел. А я ему туманно отвечал, что о том, что делается в голове у Гурова, зачастую не знает до конца и сам Гуров.
   – Я действительно проверял, из бизнес-центра ли на самом деле стреляли, – подтвердил Лев Иванович, – и понял, что нет, а карабин и гильзу туда просто подбросили. Отправил Стаса с Кравцовым в бизнес-центр, чтобы Тимофей у меня под ногами не болтался, и пошел в ваш, Михаил Михайлович, кабинет. Мы с Анной Павловной очень плодотворно поработали и выяснили, что в тот день вы, как было отмечено в вашем ежедневнике, собирались вылететь на три предприятия, а вот что было записано четвертым пунктом, разобрать не смогла даже она, потому что почерк у вас довольно своеобразный.
   – Да ладно тебе деликатничать! – пробурчал губернатор. – Говори уж прямо: как пьяный медведь лапой накорябал. Иваныч! Ты чего мне опять «выкать» начал и по имени-отчеству обращаться?
   – Так обстановка почти официальная, – объяснил Гуров и продолжил: – А потом выяснилось, что вы перенесли этот вылет на более ранний срок, потому что первоначально планировали лететь на эти предприятия через два дня, причем этого загадочного четвертого пункта там не было. И значило это только то, что какую-то очень важную для себя вещь вы узнали только накануне и именно это послужило причиной такой спешки. Я посмотрел ваш весь исписанный перекидной календарь и увидел, что все листки на месте, то есть у вас нет привычки их оттуда вырывать, так куда же делся тот, что предшествовал дню покушения? А в вашем кабинете был только Тарасов, причем, как подчеркнула Анна Павловна, он пришел, когда вас только-только в больницу увезли. Вывод: никто, кроме него, этот листок вырвать не мог. Да, она бдила за ним изо всех сил и даже на звонки из кабинета отвечала, но он все-таки уловил момент и украл его. Что же такое на нем было записано? И я это выяснил! Там были цифры 313111—4, которым предшествовали две, простите, закорючки и еще какие-то отдельные слова, среди которых и «музей». Анна Павловна ничего не смогла пояснить мне по поводу цифр и закорючек, а вот то, что директор музея Самойлов был у вас накануне покушения, вспомнила. Когда я собрался уходить и вышел в приемную, то с очень большим сожалением обнаружил, что меня там, причем уже давно, ждал Кравцов, от которого я, как надеялся, надолго избавился.
   – Когда мы с ним пришли в бизнес-центр, – продолжил Стас, – он предложил разделиться: то есть я начну обход с третьего этажа, где в курилке и были найдены карабин и гильза, а он пойдет мне навстречу с первого. Я согласился, потому что мне гораздо выгоднее было поговорить с людьми без него. А он, значит, вместо этого вернулся в администрацию. Только тулуп с шапкой, где «жучки» были, я у вахтера оставил, объяснив, что без такой тяжелой одежды легче на третий этаж подниматься. Попутно скажу, что никого чужого, то есть приезжего, в тот день ни в одном офисе не было, а в той самой курилке, где потом карабин и гильзу нашли, парень с девчонкой отношения выясняли. Когда в коридоре поднялся переполох, они выглянули и узнали, что кто-то стрелял в губернатора, – тут уж им не до скандалов стало. Только о том, что они были в курилке, они не признались бы даже под страхом смерти, потому что оба женаты. Вот и получается, что карабин и гильзу уже после выстрела, спрятав под тулупом, принес туда сам Кравцов.
   – Как же ты их смог разговорить? – удивился Виталий.
   – Так Крячко и с чертом договориться сможет, – усмехнулся Романов.
   – А вот Кравцов ошибся! – начал рассказывать дальше Гуров. – Видимо решив, что Стас все равно ничего выяснить в бизнес-центре не сможет, он поспешил в администрацию, потому что я представлял для них с Тарасовым гораздо большую опасность. Вот он и подслушивал под дверью кабинета, причем долго, потому что, когда я вышел в приемную, на улице уже давно вовсю валил снег, а его тулуп был совершенно сухим. Как потом оказалось, он не только нас подслушивал, но еще и успел доложить Тарасову обо всем, что узнал. Я сделал вид, что ничего не заметил, и мы с ним поехали в больницу, где я собирался поговорить с Татьяной Сергеевной, но мы с ней разминулись на входе, и я не стал ее останавливать, потому что разговор в присутствии Кравцова в мои планы не входил. В больнице я, ненадолго избавившись от Тимофея, сумел побеседовать наедине с хирургом и узнал, что ранившая губернатора пуля была калибра 7,62, а ведь у карабина – 9,3, да и угол вхождения пули никак не соответствовал тому, какой был бы, если бы стреляли из бизнес-центра. И все тут же встало на свои места! Потом, перекинувшись парой слов с Михаилом Михайловичем – средним, я понял, что пуля, как я и предполагал, уже в Москве у его дяди. Из больницы я направился в дом губернатора, а Кравцова отправил заниматься другими делами. Оттуда позвонил брату Татьяны Сергеевны и узнал, что пулю он не только получил, но уже и пробил по центральной пулегильзотеке. И выяснилось, что она от снайперской винтовки Драгунова, которая проходила как вещдок по делу о заказном убийстве в Курске, но должна была быть уничтожена по истечении срока хранения. Вопрос: как же она уцелела? Андрей Сергеевич с этим разобрался, и, предвосхищая события, скажу, что одним из членов комиссии по уничтожению вещдоков был… Правильно! Юрий Петрович Тарасов. Как уж он с остальными членами комиссии договориться смог, не знаю, но факт остается фактом – в Новоленск эта винтовка могла попасть только вместе с ним. А потом наконец-то Татьяна Сергеевна открыла мне тайну этих непонятных цифр! И сделала это очень легко: она просто чуть-чуть подправила запись. Мы с Анной Павловной думали, что это 313111—4, а на самом деле это было: 313, дробь, римская цифра 2, тире, 4.
   – И что это? – спросил Виталий.
   – Михаил Михайлович! – обратился к нему Гуров. – Может быть, вы дальше сами расскажете, чтобы нам в испорченный телефончик не играть, а я потом дополню и внесу некоторые пояснения.
   Косолапов кивнул и начал рассказывать.
   – Вот вы, мужики, меня много лет знаете и мою жизнь – тоже. А оказалось, что я сам о ней не все знаю. Дело было так. Мой дед по отцу с войны не вернулся, а отец в последний набор попал, так что повоевать успел и войну в Австрии закончил. Повстречал он на фронте девушку одну, они полюбили друг друга, да только ехать с ним в Сибирь она отказалась, а как он мог домой не вернуться, если из всех мужиков в семье один остался? Приехал он, и стала мать его уговаривать жениться, а он все свою любимую забыть не мог, писем от нее ждал, а потом понял, что не дождется, махнул рукой и согласился, потому что ему все равно стало. Тут-то ему Серафиму и сосватали, хотя она отбивалась изо всех сил, потому что с самого детства Анисима любила, хоть и никчемный он был, на мой взгляд, мужичонка, и он ее тоже, только и его, и ее родители были против этого брака. Ну, поженили моих родителей, Серафима мной забеременела, дом вела, бабке помогала, а отец, как и все мужики в деревне, охотился. Я еще не родился, когда он исчез, поговаривали, что в тайге погиб, а Серафима вскорости за Анисима замуж вышла и ушла жить к нему, добились-таки они своего. И ведь нет, чтобы меня бабке оставить, с собой зачем-то забрала, а потом в Новоленск в интернат отправила. Когда я уже постарше стал, то слышал, как старухи между собой шептались, что это Анисим моего отца из-за Серафимы в тайге застрелил.
   – И ты не отомстил? – воскликнул Геннадий.
   – Хотел сначала, а потом решил, что нечего о безногого калеку руки марать, его и так уже жизнь наказала. Ну, то, что я после армии в деревню дорогу забыл, вы все знаете. Только вот три месяца назад сообщили мне оттуда, что Серафима слегла всерьез и хочет со мной попрощаться. Не хотел я туда лететь, да Татьяна настояла – Серафима мне все-таки жизнь дала. А она, оказывается, в последнее время в религию ударилась, молилась с утра до ночи, вот и решила в старых грехах покаяться и прощения у меня попросить. Тут-то я узнал, что не убивал Анисим моего отца, он его по-другому извел – донос на него написал. Отец-то, как с фронта вернулся, все рассказывал, что это за Австрия такая, какие там дома, дороги, магазины, как люди живут.
   – А ему за это впаяли 58-ю антисоветскую, – вздохнул Борис.
   – Да! Я уже говорил, что Анисим был мужик никчемный и охотник такой же, но, видимо, нашел, чем оперуполномоченному поклониться, потому что взяли моего отца не в деревне, а уже за ее пределами, когда он в очередной раз на охоту пошел. Знал Анисим, что на него в первую очередь подумают, а им в этой деревне еще жить, вот и подсуетился. В декабре 51-го Серафиме пришло извещение, что отец в лагере умер, а она его тут же в печь кинула, чтобы никто ничего не узнал. Только жизнь у них не заладилась – ни одного ребенка вырастить не смогли, а потом Анисим ноги лишился, тут уж они совсем бедствовать начали.
   – На чужом несчастье свое счастье не построишь, – веско заметил Максим.
   – А еще призналась мне Серафима, почему у них все дети во младенчестве умирали – мать Анисима перед смертью покаялась, что сына родила не от мужа, а от отца Серафимы, то есть они по отцу брат и сестра, потому-то их родители и были так категорически против их женитьбы. Ну, рассказала она мне все это и стала умолять ее простить, чтобы ушла она на тот свет с легкой душой. А я не простил! – прорычал Потапыч. – Я ее проклял! А Анисиму на кладбище нашем деревенском на могилу плюнул! И на похороны ее не полетел! И пусть господь бог, если хочет, меня за это накажет!
   – Да, Потапыч! Не дай бог такое узнать! – покачал головой Виталий.
   – Лучше бы она промолчала, – сказал Максим.
   – Видно, не могла с таким грузом на душе умереть спокойно, – пожал плечами Геннадий.
   – Столько лет эту тайну хранила, а когда поняла, что конец пришел, решила покаяться, – задумчиво произнес Борис.
   – Ну, вернулся я сюда, – продолжал Косолапов, – позвонил Митьке в ФСБ и попросил дело отца найти, а оно оказалось в Якутске, в тамошнем архиве. Пока его нашли, пока привезли… Взял я его в руки, стал читать. Смотрю, на листках пожелтевших следы крови, а некоторые слова расплылись, словно вода или пот на них капали. Что я пережил в тот момент, лютому врагу не пожелаю. Попадись мне тогда Серафима, своей смертью бы не померла! – сказал он таким тоном, что все поняли, так и было бы. – А вот документа, в какой лагерь отца отправили, там не оказалось. И принялся я выяснять, что это за лагерь был, чтобы хоть место то найти, где мой отец свою короткую жизнь закончил. Позвонил Тарасову, а тот и рад стараться услужить! Пообещал мне, что в лепешку расшибется, но все выяснит, и тут же по внутреннему телефону дал команду в архив, чтобы там все перерыли, но нашли. А еще мне сказал, что если у них не окажется, то он всю Россию обыщет, но найдет. Вот в тот самый день и позвонил мне заведующий их архивом и номер ГУЛАГа назвал. Это и есть те самые цифры.
   – Ну да! Заведующий архивом решил лично прогнуться и первым сообщить, а потом уж он и Тарасову доложил, что его поручение выполнил, – заметил Гуров. – И вы записали их на перекидном календаре. А вот что за закорючки перед ними были?
   – Буквы «к» и «ц», то есть концлагерь, – объяснил губернатор.
   – Тогда уж должно было быть «к» и «л», – удивился Гуров.
   – Ну, как записалось, так и написал, – буркнул Потапыч. – А потом стал думать, кто у нас больше всех о лагерях знает, а это Самойлов. Вот я его и позвал. И наслушался от него такого, что волосы дыбом встали.
   – Давайте, Михаил Михайлович, я сам вкратце расскажу, чтобы вам второй раз себе сердце не рвать – я ведь тоже с Иваном Георгиевичем беседовал, – предложил Гуров. – Короче! 313-й был самым страшным ГУЛАГом на территории Новоленской области. Он был колючей проволокой в два ряда разделен на две части, а между этими рядами бегали собаки, чтобы заключенные никак между собой не общались. И в первом блоке, и во втором были как уголовники, так и политзаключенные, то есть не это являлось причиной такого распределения, а исключительно состояние здоровья: тех, кто покрепче, определяли во второй, а более слабосильных – в первый. Заключенные первого блока работали на лесоповале, а чем занимались заключенные второго, никто не знал, потому что у них было все свое: и столовая, и медпункт, и все остальное. Каждое утро за ними приезжала машина, и их увозили, но никто не знал, куда и зачем. А теперь самое главное – из первого блока заключенные по отбытии наказания освобождались, а вот из второго не вышел никто! Ни один человек! Когда заключенному до конца срока оставалось совсем немного, ему или добавляли срок за какие-нибудь провинности, или он просто умирал. А когда в 53-м после смерти Сталина объявили амнистию, во втором блоке произошло массовое пищевое отравление заключенных со смертельным исходом, причем только тех, которые под нее попадали. Когда же ГУЛАГ решили закрыть совсем, во втором блоке погибли абсолютно все: и заключенные, и работники лагеря. И опять-таки от пищевого отравления. Иван Георгиевич, воистину святой человек, о многом знал от своего отца, которому «посчастливилось», – с горькой иронией сказал Лев Иванович, – попасть в этот лагерь! И уже без всякой иронии посчастливилось оказаться в первом блоке, из-за чего он все-таки выжил. Но давайте я все-таки продолжу по порядку. Итак, я узнал у Татьяны Сергеевны смысл этих цифр и пошел в музей. А там в это время Иван Георгиевич как раз проводил экскурсию для детей, но внутри был еще один человек, парень лет двадцати пяти с наглыми глазами, который никак не походил на школьного учителя, а еще меньше – на человека, которому может быть интересна история Новоленской области. Я своим ремеслом не первый год занимаюсь, так что просчитать как его, так и ситуацию было делом несложным. Этот парень, поняв, что у него ничего не выгорит, счел за благо уйти, а вот я тогда понял, что Кравцов уже успел доложить обо всем Тарасову, а тот – принять меры.
   – Ты хочешь сказать, что этот парень собирался убить Самойлова? – не поверил своим ушам Матвей.
   – Да, за тем он и пришел, – подтвердил Гуров. – А я, поговорив с Иваном Георгиевичем и узнав от него очень много интересного, кроме того, что я вам сейчас уже рассказал, пошел провожать его до дома, потому что одного его по дороге точно прикончили бы – им такой свидетель не нужен. Как оказалось, я был прав, потому что возле его дома нас уже ждали.
   – То есть уже вас двоих? – уточнил Косолапов.
   – Вот именно! Тот парень, которого я шуганул, видимо, остался где-то неподалеку наблюдать за музеем и, когда увидел, что мы вышли вместе и пошли в сторону дома Самойлова, позвал еще несколько человек, вот они-то нас там и ждали. Только есть тут у вас в городе один мой старый знакомый, который ясно представлял себе, что будет с Новоленском, если меня здесь убьют. Его же, как он говорит, «в плин ласкатают». Вот он и решил вмешаться. Нет, не по доброте душевной, а потому что дураком никогда не был. Он-то со своими друзьями, если так можно выразиться, засаду, которая нас возле дома Самойлова поджидала, и турнул. Если до этого я, зная о «жучках» на своей одежде, ее предусмотрительно подальше оставлял, то теперь у меня выбора не было, и я от них просто избавился, потому что надеялся вытянуть из этого человека много для себя полезного, и не ошибся. Оказалось, что меня заказали! Причем якобы москвичи, чего точно быть не может, потому что Москва к нашему делу никакого отношения не имела. Да еще и организовать все надо было так, чтобы было похоже на простое разбойное нападение: мол, приглянулся кому-то новенький полушубок, вот он и решил его снять, а чтобы жертва не сопротивлялась, ножичком ее ткнуть.
   – Вообще-то с Левой такие вещи не проходят, – заметил Крячко. – Я его и сам иногда боюсь! Накостыляет так, что мало не покажется! Он же Лев!
   – Может, мне еще и порычать, чтобы страшнее было? – сердито посмотрел на него Гуров и продолжил: – А посредником выступил еще один мой старый знакомый, причем старый во всех смыслах этого слова, потому что он 25-го года рождения, бандит и садист Корень, или Корнеев Савелий Игнатьевич, который свой послужной список отсидок вел еще со сталинских времен. Он в свое время специализировался по цеховикам, обдирая их как липку! И в средствах не стеснялся! Мошенничеством он никогда не занимался, ложных обысков не устраивал, а применял грубую силу и пытками не брезговал.
   – Погоди, ты про Чука говорил, что тот тоже свои жертвы пытал, – воскликнул Романов.
   – Они одно время даже вместе работали, если здесь уместно такое выражение, и я потом объясню, почему. И вот этот Корень, как оказалось, не только жив, но живет в этом городе, один в большом доме, и возглавлял он до относительно недавнего времени группировку, у которой и машины есть. Но большая часть его людей около трех лет назад уехала, а при нем остались три-четыре человека, одного из которых я в музее и видел. Итого: Тарасов связан с Корнем, сиречь с криминалом, напрямую. И возник тут у меня вопрос, где и как они так крепко подружиться могли. Вот я и позвонил в Москву своему начальнику, чтобы он весь послужной список Корня мне сообщил. А потом пошел в гостиницу.
   – Тебя же по дороге могли встретить! Ты что, мне не мог позвонить? – возмутился Александр.
   – Ну, во-первых, я номера не знал, а во-вторых, у меня был почетный эскорт, – хмыкнул Гуров. – Так что добрался я без приключений, а Самойлова я в вашем доме, Михаил Михайлович, спрятал.
   – А я к тому времени уже все наши вещи перенес в ту квартиру, адрес которой мне Сашка дал, в магазине продуктов купил и туда же оттащил, а потом в гостиницу вернулся Леву дожидаться, – встрял Крячко. – Он пришел, и мы с ним разыграли небольшую комедию, чтобы те, кто нас слушал, не заскучали. Только мы за время нашей работы научились друг друга не то что с полуслова или полувзгляда, а с полмысли понимать, вот и получалось, что говорим мы одно, а имеем в виду совсем другое, но оба знаем, о чем речь идет, чему надо верить, а чему – нет. А еще мы засветили адрес, по которому жить будем, чтобы показать, вот какие мы все из себя прозрачные. Ну, а там, поужинав, пошли к вам разговаривать.
   – Только я предварительно отдал Стасу список всех фигурантов, за которыми нужно было присматривать – я его в музее у Ивана Георгиевича составил да еще в гостинице вписал туда информацию про Корня, о котором узнал только что, – добавил Лев Иванович. – Итак, что я знал к моменту нашего с вами разговора? Тарасов живет не по средствам, и источник его немалого материального благополучия неизвестен. Вы мне сказали, что ему не приплачиваете, вывод: он что-то замутил сам! Вопросы: где, что, с помощью кого? Где, было понятно сразу – на территории бывшего ГУЛАГа 313. Объясню, как я это понял. Тарасов вторым… – подчеркиваю: вторым! – узнал о том, где именно погиб отец Михаила Михайловича. Если бы заведующий архивом сказал ему об этом первому, он бы что-нибудь придумал, например, назвал губернатору номер другого лагеря, но теперь ничего исправить было нельзя. И Тарасов запаниковал, испугавшись того, что Михаил Михайлович захочет туда слетать. А информация о предстоящих полетах поступает куда? В том числе и к нему. И вот он узнал, что Косолапов на следующий день собирается вылететь с инспекционными поездками как раз в ту сторону. Что произошло бы в том случае, если бы губернатор сел на своем вертолете на территории бывшего ГУЛАГа? Да его бы там просто убили! А вы все, узнав о его исчезновении, причем вместе с вертолетом, подняли бы по тревоге свои службы безопасности, задействовали бы свои вертолеты и нашли бы это место, в чем я нимало не сомневаюсь. Что было бы дальше, можно только предполагать. Бойцы расстреляли бы преступников и освободили заложников. А может, бандиты, предварительно расстреляв заложников, сами после убийства губернатора попытались бы сбежать. Но в любом случае сладкой жизни Тарасова пришел бы конец, а может, и самой его жизни – тоже. Значит, нужно было не допустить этот вылет, причем навсегда, чтобы исключить малейший риск быть разоблаченным. У Тарасова на подготовку была только одна ночь, и оперировать он мог только тем, что было под рукой, то есть карабином и «СВД», потому что после того, как произойдет покушение на губернатора, любое его лишнее телодвижение вызовет подозрение, тем более что его в городе и так не любят. Что же он придумал? Он стреляет с чердака здания областного управления из «СВД», а я это еще до его допроса понял по углу вхождения пули, Кравцов же сразу после выстрела подбрасывает карабин и гильзу в бизнес-центр. И такое распределение ролей вполне объяснимо – ну, негоже генералу полиции самому бизнес-центр обыскивать. Потом, после операции, когда пуля от «СВД» поступает в руки того же Кравцова, которому поручено вести дело, он меняет ее на пулю от карабина, и дело с концом, а в случае чего всегда можно сказать, что врачи в калибрах не разбираются, вот и ошиблись. И тут облом! Во-первых, ваши родные, Михаил Михайлович, пулю им не отдали, сказав, что передадут ее только следователю из Москвы. А во-вторых, сам факт того, что из столицы ожидаются следаки, Тарасову тоже душу не грел. А потом и мы со Стасом им на голову свалились! Вот они и забегали, как подскипидаренные! И нас «жучками» обвесили, как новогоднюю елку шарами, и вещи наши, и номер в гостинице. На что они рассчитывали? На то, что мы лопухнемся и слопаем их версию о заказе и исполнителе из Москвы, косточками не похрустевши? Или они сумеют изъять у нас пулю еще до того, как мы поймем, из какого оружия она выпущена? Вразумительного ответа от них я так и не добился, думаю, они от страха просто не знали, что и предпринять. А когда Тарасов понял, что я вышел на финишную прямую, дал приказ о моем устранении. На этот вопрос я ответил?
   – Да, все ясно, – покивали мужики.
   – Перехожу ко второму вопросу: что? Что именно можно было делать на территории бывшего ГУЛАГа? На чем вообще можно делать такие большие деньги? Торговля оружием? Как перевалочная база ГУЛАГ вполне подходил, но!.. Вояки такое хлебное дело никому не отдадут. Торговля живым товаром? Отпадает. Наркотики? Да, деньги там крутятся бешеные, и производство в бывшем лагере можно было бы организовать, но возникают большие сложности с их распространением – место-то ведь очень отдаленное, куда можно долететь только вертолетом. Предположим, Тарасов туда прилетал, забирал груз и куда-то его отвозил, а дальше что? У вас в аэропорту собаки натасканные, им без разницы, чей вертолет, облают, и как он потом объясняться будет? А в самом городе вы эту заразу извели. А после разговора с Иваном Георгиевичем я понял, что это либо золото, либо алмазы, но, скорее всего, второе, потому что для промывки породы нужно много воды, которой там поблизости нет, а вертолетом столько не навозишься. Вывод: алмазы, которые тогда в ГУЛАГе, явно незаконно, для собственного обогащения, руководство добывало, потому что иначе не стали бы уничтожать всех тех, кто об этом хоть что-то знал. А если учесть, что Тарасов каждые два месяца в Благовещенск к дочери летал, откуда до Китая рукой подать, то вопрос их вывоза и последующей реализации решался очень просто – они же не звенят! Да и кто бы решился досматривать генерала полиции?
   – Но заключенных же куда-то возили, а там, в лагере, лично я никаких машин поблизости не видел, – возразил Романов.
   – Я так думаю, что их просто возили по кругу, чтобы запутать, а на самом деле месторождение находилось где-то совсем близко, куда можно пешком дойти.
   – Так если добыча возобновилась, значит, кто-то из знавших эту тайну все-таки остался в живых? – заинтересованно спросил Матвей – ну да, это же был его профиль.
   – Все расскажу, ничего не утаю, – пообещал Гуров. – Итак, я пришел к выводу, что это алмазы! Вопрос третий: кто же их добывает?
   – И ты тогда спросил, кто у нас в области на предприятиях работает, если местного населения не густо, а узнав, что китайцы, стал интересоваться, не бегут ли они, – понятливо покивал Виталий.
   – И вы ответили, что за все годы человек шестьдесят сбежали, причем особенно много за последние три года. Ключевые слова здесь: три года! Три года назад сюда приехал Тарасов, три года назад у Корня большая часть группировки куда-то делась, но вот три-четыре человека остались, три года назад стали массово исчезать китайцы. Вот и вся разгадка! Как видите, ларчик открывался очень просто!
   – Но Тарасов-то откуда мог об алмазах знать? – удивился Матвей.
   – А это еще проще. Дело в том, что перед вылетом сюда один человек очень обоснованно предположил, что за покушением стоит Москва, причем имелся в виду не сам город, а… Ну, вы понимаете. Но если это, так сказать, госзаказ, то кто-то должен был тылы киллеру прикрывать. У смежников не очень-то поинтересуешься, а вот по своему ведомству я справки навел. И что же я узнал? А то, что генерал-майор Юрий Петрович Тарасов – потомственный милиционер, и отец его милиционером был, правда, так высоко не забрался, а вот дед, причем его полный тезка и заслуженный работник МВД, был начальником 313-го ГУЛАГа!
   – Так вот откуда ноги растут! – воскликнул Косолапов.
   – Вот именно! От него-то маленький Юрочка все и узнал! Да еще и записи свои с планами и всем прочим тот ему оставил. И, когда представилась возможность, Тарасов-внук подсуетился, чтобы сюда попасть, а служил он до этого, как я уже говорил, в Курске.
   – Но как же он не побоялся с этим уголовником Корнем связаться? Как они вообще могли скорешиться? – недоуменно пожал плечами Геннадий.
   – Вот и это меня тоже очень заинтересовало. Дело в том, что, как мне сообщил Орлов, по документам, у Корня первая ходка была по 58-й, и отбывал он в 313-м ГУЛАГе, как раз в то время, когда там начальником был Тарасов-дед. И показалось мне очень странным, что политический вдруг превратился в уголовника-садиста.
   – И тогда ты захотел посмотреть его дело, – сообразил Матвей.
   – Да! Только в архиве вашего ФСБ такого дела не оказалось, а в архив местного МВД я, по вполне понятным причинам, обратиться не мог. Да и без толку это было бы, потому что там хранятся только дела умерших заключенных, а дела тех, кто из лагерей живым вышел, по истечении срока давности уничтожают.
   – И что это значит? – спросил Борис.
   – А то, что никто Корнеева не судил и не осуждал! Не было в лагере такого заключенного! Но зато, по рассказам Ивана Георгиевича, там был начальник оперчасти Савва Игнатьевич Корнейчук! Садист, каких мало, который получал невыразимое наслаждение, пытая заключенных и всячески издеваясь над ними.
   – Что же тогда получается? Этот Чук?.. – Романов удивленно уставился на Гурова, и тот подтверждающе кивнул головой.
   – Да, это его сын, точная его копия во всех отношениях. После смерти Сталина, когда была объявлена амнистия, Корнейчук понял, что пришла пора скрываться в неизвестном направлении. Ведь не только власти его пришел конец, но ему самому мог наступить конец, потому что желающих отомстить нашлось бы немало, да и руководство на самом верху начало стремительно меняться на новое, а старое из высоких кабинетов переселяться в узилище. И задумал он для всех исчезнуть. А что такое для начальника оперчасти состряпать себе справку об освобождении по амнистии на новое имя? Раз плюнуть! И вот одним летним днем капитан Корнейчук отправился в тайгу на охоту и пропал, а на свет божий в этот день появился бывший политзаключенный Корнеев Савелий Игнатьевич. Естественно, было заведено дело об исчезновении Корнейчука, которое закончилось ничем. И все решили, что он погиб в тайге. Все, кроме…
   – Тарасова-деда, – догадался Романов.
   – Вот именно! Он слишком хорошо знал Корнейчука, свою правую руку, и его прегрешения, чтобы поверить в такое стечение обстоятельств – как только объявили амнистию, так тот и исчез. И личное дело капитана Корнейчука он на всякий случай придержал, не сдал в архив. Как говорил Тарасов-внук, он был вообще очень аккуратным человеком, никогда ни одну бумажку не выбрасывал.
   – И стал Корнейчук-Корнеев уголовником, – добавил Стас.
   – Да, эта среда оказалась для него вполне подходящей, – сказал Гуров. – Лагерный быт и царившие там нравы он, хоть и по другую сторону колючей проволоки находился, знал прекрасно, крови не боялся, жесток был безмерно, так что органично вписался в уголовный мир. И даже специализация его по цеховикам тоже родом из ГУЛАГа, потому что при Сталине было такое понятие, как экономическая диверсия, вот под эту статью цеховиков и подводили. А уж когда они попадали на зону, Корнейчук вытрясал из них и имена их деловых партнеров, и заначки, и фамилии тех, у кого можно было бы поживиться чем-нибудь ценным. Вот он и стал этим делом промышлять, благо те обращаться в милицию и не думали, а потом и сына своего к этому делу привлек, потому что с семьей своей он потихоньку поддерживал отношения, помогал деньгами и вообще принимал самое непосредственное участие в воспитании наследника, а тот уж в девяностые, отцовские уроки усвоив, и развернулся вовсю.
   – Так где же Тарасов и Корнейчук-Корнеев пересеклись? – с интересом спросил Виталий.
   – Если ты имеешь в виду Тарасова-деда, то в колонии они и пересеклись, потому что после закрытия 313-го ГУЛАГа его перевели на аналогичную должность в Мордовию. И увидел он как-то среди вновь прибывших очень знакомое лицо, которое якобы в 53-м в тайге погибло. И держал он с тех пор Корнеева на мертвом кукане, потому что, пригласи он на допрос смотрящего по зоне и предъяви ему личное дело Корнейчука, помер бы тот от рук уголовников смертью долгой, мучительной и позорной. На сына Тарасов-дед не очень рассчитывал, тот был порядочным человеком и прошлого своего отца стыдился, а вот внучек, выросший на рассказах деда о его героическом прошлом, вполне мог оправдать его надежды. Уж очень дед надеялся, что когда-нибудь они с внуком смогут снова добраться до алмазов! Но со временем понял, что ему это дело уже не потянуть, вот тогда-то и приказал Корню, которого никогда не терял из виду, поехать в Новоленск, осесть здесь и ждать, когда к нему его внук приедет.
   – И тот приехал! – выразительно сказал Крячко.
   – Но как же Тарасов смог себе людей подобрать? Того же Кравцова? – удивился Матвей.
   – Так не на пустое место он приехал, здесь Корень был. Он-то ему прикормленного Кравцова с рук на руки и передал, – объяснил Гуров. – Пилотом на его вертолет тоже своего человека нашли, а уголовники в группировке Корня уже были. Вот тогда-то Тарасов с Корнем эту схему и разработали, потому что заключенных уже не было, а собственными руками добывать алмазы эти сволочи не хотели – не барское это, мол, дело. И китайцы начали пропадать, потому что те, кто исчез до этого, действительно сбежали сами, чтобы потом осесть где-нибудь в России. Бандиты отлавливали китайцев по одному и держали в подвале дома Корня. А когда набралось несколько человек, их, накачанных снотворным, на машинах вывезли в условное место, где Тарасов на своем служебном вертолете забрал их вместе с уголовниками и в лагерь доставил. А те четыре человека, что в Новоленске остались, продолжали китайцев похищать и туда переправлять уже опробованным способом. Тарасов периодически прилетал туда и забирал алмазы, которые потом в Благовещенске продавал тем же китайцам, а в лагерь привозил продовольствие и все остальное. Вы подавали заявления в полицию об исчезновении людей, а эти заявления попадали прямиком к Кравцову, вот их никто и не искал. Причем, заметим, в аналитической справке по вашей области, что я в Москве читал, об исчезновении иностранцев не было ни слова. Ну, а дальше вы уже сами все знаете.
   – А что ты тогда с вертолета высматривал? – спросил Виталий.
   – Хотел убедиться, что не ошибаюсь, – объяснил Гуров.
   – И что ты увидел? – допытывался тот.
   – Две вещи. Первое: я плохо разбираюсь во флоре и фауне, хотя природу очень люблю, но точно знаю, что сосны кустами не растут.
   – Это ты о чем? – удивленно спросил Максим.
   – Я объясню, – впервые подал голос Фатеев. – Там была навалена большая куча соснового лапника – наверное, вертолет закрывали, когда Тарасов прилетал, чтобы с воздуха его никто не увидел.
   – А второе: день был ясный, и на солнце блестела совершенно новая колючая проволока из нержавейки, которой там быть, по идее, не должно, – устало сказал Лев Иванович и подвел черту: – У меня все!
   – А что было на флэшке? – спросил Александр.
   – Встречный компромат уже на Тарасова-внука. Если у него было личное дело Корнейчука-Корнеева, которым он мог его в руках держать, то Корень тоже решил подстраховаться и записал весь свой разговор с генералом, когда они эту схему обсуждали. Желающие могут все это посмотреть и послушать, – предложил Гуров, выкладывая на стол флэшку, диктофон и кассеты. – А если кто хочет послушать рассказ в лицах и красках – это к Стасу, он у нас мастер разговорного жанра.
   – Афоня, сколько человек погибло? – спросил Косолапов, который, по мере того как Гуров рассказывал, все больше и больше мрачнел.
   – Всего у нас имеется пятьдесят девять заявлений об исчезновении граждан КНР, из которых с того момента, когда Тарасов приступил к своим обязанностям, – пятьдесят одно. В настоящее время на лечении в больнице находятся тридцать девять человек. Таким образом, остается невыясненной судьба двенадцати человек, – ответил тот. – Вот у меня список тех, кто был похищен, когда и откуда, а галочками отмечены те, кого не нашли, – и протянул губернатору несколько листков. – А также все остальные данные: когда был подписан контракт, были ли сняты пропавшим деньги со счета или нет, ну и так далее.
   Тот начал их смотреть, а Лев Иванович тем временем спросил у Фатеева:
   – Федор Васильевич, а тела погибших смогли найти?
   – Да, показал нам один из тех подонков то место, куда их сбрасывали, и мы там отметку поставили, чтобы, если потребуется, следующим летом вернуться, – хмуро ответил тот. – Сейчас зима, искать без толку, да и звери вряд ли чего оставили.
   – Как вы думаете, ваш замысел удался? – поинтересовался Гуров так, чтобы Косолапов и остальные ничего не поняли, – мало ли как они к этому отнесутся?
   – Летал сегодня днем, полюбовался на то, что от них осталось, – усмехнулся Фатеев.
   – Так, мужики! – сказал губернатор таким тоном, что стало ясно – гроза будет нешуточная. – Иваныч! Стас! Я понимаю, что вы устали, но все-таки прошу: пойдите, погуляйте, нам тут кое о чем поговорить надо. Здесь на этаже зимний сад есть, там цветы всякие, аквариум с рыбками… В общем, отдохните пока.
   Гуров с Крячко без малейших возражений поднялись и вышли из палаты. В коридоре возле двери стояли незнакомый им мужчина и подросток.
   – Как я понимаю, вы Емельян, потому что Михаила и Степана мы уже знаем? – спросил Лев Иванович.
   – Точно, а это Мишка, – кивнул мужчина.
   – Сколько же у вас Михаилов в семье? – удивился Стас.
   – Если считать всю семью, то пять Михаилов и пять Татьян. Родители, само собой, а потом у каждого из нас в их честь старшие внуки и внучки названы, – объяснил Емельян.
   Крячко с Гуровым изумленно переглянулись и только покачали головами.
   А в палате между тем страсти бушевали нешуточные.
   – Ах вы, сучьи дети! – гремел Косолапов. – Вы кем себя считать стали? Богами, етит вашу мать! А все остальные люди для вас быдло? Вы забыли, кем раньше были? Так я вам напомню! Я вам это так напомню, что вы на всю оставшуюся жизнь запомните! Я ваши рожи разожравшиеся буду до тех пор в ваше собственное дерьмо тыкать, пока вы мне его до последней капли не сожрете! У вас из-под носа людей крадут, а вы и в ус не дуете? Да если бы у меня, когда я директором завода был, хоть один рабочий пропал, я бы не успокоился до тех пор, пока его судьбу не выяснил! А вы? Написали заявление в полицию и решили, что дело сделано, можно дальше бамбук курить? Да для вас после такого и названия подходящего нет! Это что, нелегальные иммигранты были, которые на свой страх и риск сюда приехали и которых никто не хватится? Нет! Люди приехали к вам работать официально! Вы им гарантировали проживание, питание, медицинское обслуживание и все в этом духе, но вы же им еще гарантировали и безопасность! Ну, и где она оказалась? В заднице она оказалась! Вы почему во все колокола не били? Почему тревогу не подняли? Ну, ладно! У вас мозги жиром заплыли! Но каких же идиотов вы себе в команду набрали! Неужели ни один из них не мог сообразить, что если человек свои сбережения со счета не снял, то куда он без них побежит? Где он без них устроится? В чем тогда смысл побега? Вы что, свои службы безопасности настропалить не могли, чтобы они поисками занялись? Или вы думали, что человека похитили, а никто ничего не видел? Да обязательно хоть какие-нибудь свидетели нашлись бы! Но ведь для этого вашим бойцам ножками пришлось бы потопать, побегать! А они уже небось жиром заплыли не хуже, чем ваши мозги!
   Это было несправедливо, и Фатеев попытался что-то возразить, но произнести успел только:
   – Мих…
   – Молчать! – раздался громоподобный рев, затем последовал сокрушительный удар, треск дерева и звон посуды.
   – Кажется, стол ёкнулся, – шепнул Стас Льву Ивановичу. – А жаль! Там еще оставалось столько вкусного!
   – Тебе лишь бы пожрать, – буркнул Гуров.
   А скандал в палате и не думал стихать.
   – Что, зятек мой разлюбезный? Раскатал губенки на мое кресло? Хрен тебе, а не губернаторство! Как я могу область на тебя оставить, если ты в собственном хозяйстве ни хрена не видишь?! Да ты ее через месяц по миру пустишь! Не-е-ет! Пусть Сам кого хочет, того сюда и назначает! Посмотрю я тогда, как вы крутиться будете! Привыкли у меня за спиной спокойно жить? Ничего! Отвыкнете!
   Гуров со Стасом снова переглянулись, и Лев Иванович предложил:
   – Пошли, что ли, а то этому конца не предвидится.
   – Ну, пошли релаксировать, – согласился Крячко. – Сядем в кресла и будем балдеть, на аквариум глядя.
   Они прошли в холл, который совершенно неожиданно для них оказался заполнен стриженными наголо людьми в больничных пижамах. Они поливали цветы, рыхлили в горшках землю, мыли листья, кормили рыбок в аквариуме, в общем, занимались делом.
   – Кажется, мы тут не к месту, – заметил Стас.
   На звук его голоса люди повернулись, и они увидели, что это китайцы, которых побрили, наверное, потому, что у них на головах и лишай, и всякие другие заразные болезни были. Видимо, за такими вот мирными повседневными делами они хотели хоть как-то забыть о пережитом ими ужасе. Точнее, не забыть, а забыться, отвлечься.
   – Извините, мы не хотели вам мешать, – сказал Гуров и предложил Крячко: – Пойдем еще куда-нибудь.
   Но китайцы, увидев Гурова, вдруг бросили свои дела и, говоря что-то, начали все, как один, кланяться, они говорили и кланялись, кланялись. Так глупо Гуров не чувствовал себя еще никогда! Он им тоже несколько раз растерянно поклонился и сбежал на второй этаж, но, еще издалека увидев там в холле китайцев в пижамах, занятых аналогичным делом, затосковал – деваться было некуда.
   – Страна должна знать своих героев, – назидательно проговорил догнавший его язва Крячко. – Только теперь эта страна уже Китай называется.
   – Лучше еще одна ФГДС. Ну и как я теперь в этой больнице свое плечо лечить буду? Они же мне проходу не дадут! – Гуров подозрительно посмотрел на Крячко: – Интересно, от кого они все узнать могли?
   – Я молчал! – быстро ответил Стас. – Да и как я мог им что-нибудь сказать, если мы с тобой все время вместе были?
   – Значит, Татьяна Сергеевна! – понял Гуров. – Пока нас с тобой здесь днем не было, к Санычу наверняка приходила жена, он ей все рассказал, она – матери, а я теперь должен за все это расплачиваться!
   – Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – участливо заметил Стас, и Гуров ответил ему бешеным взглядом.
   – Я, конечно, понимаю, что она губернаторша, но я ей сейчас кое-что выскажу! – заявил он. – Ты случайно не знаешь, где ее кабинет?
   – Интересно, сколько стоит транспортировка покойника отсюда в Москву? – задумчиво глядя в потолок, спросил Крячко. – Нет, конечно, мужики возьмут все расходы на себя, но зачем же заставлять их так тратиться, если этого можно избежать? – И, посмотрев на друга, объяснил: – Лева! Если ты скажешь ей хоть одно резкое слово, Потапыч тебя убьет на месте! Так что лучше не рискуй! Ты еще нужен своей стране! И, как показали недавние события, не только ей одной, а другой тоже! – не удержался и съехидничал Стас.
   – Ну, и что мне прикажешь делать? – обреченно спросил Гуров.
   – Покорно нести бремя международной славы, и пусть отблеск этого света падет и на мою скромную персону, – невинно посоветовал Крячко.
   – Стас, я от тебя сейчас взвою! – не выдержал Лев Иванович.
   – Лева! Ни в коем случае! Китайцы же тогда все сюда сбегутся и кинутся тебя от меня защищать! – всполошился Крячко. – Еще побьют, чего доброго, словно мне по жизни и так мало от тебя достается!
   – Пошел к черту! – совершенно серьезно сказал Гуров и стал подниматься по лестнице.
   Поняв, что его друг обиделся всерьез, Стас бросился за ним следом:
   – Лева! Я просто шутил! Хотел, чтобы ты немного взбодрился, а то у тебя был очень подавленный вид!
   – У тебя это получилось! – не глядя на него, бросил Гуров.
   Увидев, что он направляется в сторону палаты, Крячко попытался остановить его:
   – Лева! Может, они там еще не закончили разбор полетов.
   – А мне плевать! Я в этой палате тоже лежу и имею право свалиться на койку и наконец-то выспаться, – резко ответил Гуров. – А если это кого-то не устраивает, то пошли они все к черту! Я и в Москве долечиться могу!
   При виде его разъяренного лица ни Емельян, ни его сын даже не попытались его остановить, и Лев Иванович, толкнув дверь, вошел в палату, а Стас – за ним. Как оказалось, стол выдержал напор бушевавших страстей, и даже посуда не побилась, а вот народу прибавилось, потому что там была и Татьяна Сергеевна.
   – Крепкие столы, однако, в Сибири делают, – как бы между прочим заметил Крячко, а вот Гуров неприязненным тоном спросил:
   – Высокие договаривающиеся стороны пришли к консенсусу?
   – Иваныч! У тебя что-то случилось? – удивленно глядя на него, произнес Косолапов.
   – Кто-то натравил на Леву китайцев, и они при виде его начинают тут же что-то говорить и кланяться, как заведенные. А он человек скромный, застенчивый, вот и смущается! – объяснил Стас, с опаской посматривая в сторону друга, потому что не понаслышке знал, что Гуров в таком состоянии способен послать по всем известным адресам кого угодно, невзирая на личности. – И есть у него подозрение, что это Сашка проболтался жене, та сказала вам, Татьяна Сергеевна, а уж от вас вся больница узнала.
   Тут Гуров окончательно взбесился и наградил доносчика испепеляющим взглядом, а Стас, стоявший до этого с самым невинным лицом, мгновенно сделал вид, что тяжело ранен, скорчил страдальческую физиономию и стал валиться на бок.
   – Таня здесь ни при чем, – быстро сказал Борис. – Это они от меня узнали. Просто, когда она мне позвонила насчет пижам и тапочек, я был в одном из своих ресторанов. А там парнишка один, Сеня, с кухни пропал, и шеф-повар сильно из-за этого переживал, потому что они из одного города. Вот я ему, чтобы успокоить, и сказал, что из Москвы приехал такой очень важный человек, Лев Иванович Гуров, который всех пропавших нашел, и их скоро в больницу привезут. Они у меня на время с работы отпросились и к больнице побежали, а по дороге с другими этой радостью поделились. Вот и собралась возле больницы целая толпа.
   – А санитары-китайцы, которые у нас здесь работают, наверное, им вас, Лев Иванович, и показали, – предположила губернаторша. – Вот они и молятся теперь на вас, как на своего спасителя. Но я сейчас же распоряжусь, чтобы им все объяснили и они вас больше не беспокоили своим излишним вниманием.
   – Так это твоих рук дело, Борис! Значит, это тебе я обязан своей необыкновенной популярностью в этой больнице? – не предвещавшим ничего хорошего тоном сказал Лев Иванович и, алчно потирая руки, направился к нему мягким тигриным шагом. – Ну! Бить буду – никто не отнимет!
   Поняв, что грозу пронесло стороной, Крячко тут же начал вести себя, как обычно, и заголосил:
   – Лева! Не бей Бориску! Он здоровьем ветхий!
   – Да! Моих! – невозмутимо подтвердил Борис. – А еще я договорился, чтобы тебя по телевизору показали. И в газете статья будет.
   – Боря, считай, что я извинился и взял все свои слова назад, – быстро сказал Гуров. – Даже те, которые еще не успел произнести. И вообще я уже как-то притерпелся и не обращаю внимания на разные взгляды.
   – Вот она – великая сила средств массовой информации, – торжественно заявил Борис. – Магическое воздействие на людей оказывает.
   – Кстати, о здоровье! Станислав Васильевич, мне категорически не нравится ваш анализ крови, – сказала Татьяна Сергеевна. – Вам его нужно будет пересдать, а также пройти полное обследование.
   – И ФГДС ему сделают? – с нескрываемой надеждой спросил Гуров.
   – И это тоже, – подтвердила она.
   – Не все коту масленица! – удовлетворенно кивнул Гуров.
   – Матушка-государыня! – воскликнул Стас и бухнулся на колени. – Не вели казнить! Вели миловать! Да чем же я тебя прогневил? Да за что же мне эти казни египетские?
   – Вы еще нас благодарить будете, потому что у нас тут новейшее оборудование, такое не во всякой столичной больнице есть. Так что пользуйтесь случаем и не возражайте, – отрезала она. – А вам, Лев Иванович, должна заметить, что даже самая ответственная работа – еще не повод пропускать процедуры! С завтрашнего дня извольте их все посещать! А сейчас переодевайтесь – я пришлю медсестру, чтобы она вам уколы сделала, – и, расставив все точки над «i», губернаторша вышла.
   – Сбегу! – решительно заявил Стас. – Спасайте, мужики! Я у кого-нибудь из вас укроюсь, а потом вы меня контрабандой в Якутск отвезете – мне здесь все равно больше делать нечего!
   – Даже не пытайся, – предупредил его Романов.
   – Точно! Никто из нас против воли Тани не пойдет, – поддержал его Борис.
   – Вот! – выразительно произнес Гуров. – Смирись со своей участью, больной Крячко, и терпи! Не все мне одному мучиться! – И, повернувшись к остальным, спросил: – Как я понял, дело можно считать закрытым?
   – Да, Иваныч! Скандала не будет! – твердо заявил губернатор. – Мы тут посоветовались и решили, что стрелял в меня Корнеев. Афоня придумает, как это все обосновать.
   – В общих чертах дело выглядит так, – согласно закивал головой Кедров. – Узнав о том, что Михаил Михайлович выяснил судьбу своего отца, отправленного в 313-й ГУЛАГ, где он был убит начальником оперчасти Корнейчуком, уголовник Корнеев, бывший Корнейчук, испугался, что губернатор, задействовав все свои связи, сможет докопаться до истины. Вот и решил подстраховаться.
   – Если хорошо все залегендировать, как говорят смежники, то может прокатить, – подумав, согласился Гуров. – А что с остальными будет?
   – Решим, – кратко ответил Потапыч.
   – Это в том смысле, что меньше знаешь, крепче спишь? – поинтересовался Крячко.
   – И в этом тоже, – веско сказал Косолапов. – Гарантировать могу одно: от наказания никто не уйдет.
   Тут появилась медсестра со шприцами, и разговор на время прекратился. Гуров безропотно снес уколы, а когда она ушла, сел за стол, где обжора Крячко уже что-то жевал – ему бы только до чего-нибудь вкусненького добраться, а там уже за уши не оттащишь. Поняв, что разговор еще не окончен, Гуров вопросительно посмотрел на сибиряков, и Виталий, откашлявшись, проговорил:
   – Иваныч, ты, может, знаешь уже, что мы скинулись и пообещали награду в три миллиона рублей тому, кто поможет раскрыть это дело. Вот мы и решили эту сумму разделить поровну между тобой и Стасом.
   – Я не возьму, – спокойно ответил Гуров, но в его голосе слышалось твердое «нет». – Я за свою работу зарплату получаю.
   – Я предупреждал, что он не возьмет, – заметил Романов.
   – А ты, Стас? – повернулся к Крячко Виталий.
   – Папа велел ничего не брать у чужих дядей, – тонким детским голосом пропищал тот.
   – Ладно, мы что-нибудь придумаем.
   – Я вам придумаю! – угрожающе пообещал Гуров. – Мне одного джипа вот так хватает! – и провел рукой у себя над головой.
   Мужики в ответ неопределенно пожали плечами, а вот в глазах Александра промелькнула веселая искорка. Лев Иванович вопрошающе уставился на него, словно хотел спросить, что тот задумал, но тут его отвлек губернатор:
   – Иваныч! У меня к тебе вот какое предложение…
   – Нет! – быстро прервал его Гуров.
   – Но ты даже не дослушал, о чем я хотел сказать, – удивился тот.
   – А я и так знаю. Ты хотел предложить мне возглавить ваше областное управление, – уверенно ответил Лев Иванович. – Так?
   – А чем тебе это предложение не нравится?
   – Действительно, Иваныч! – поддержал губернатора Матвей. – Генерала получишь мигом – нам это устроить «на раз». Дом тебе поставим такой, какой захочешь. Ну, зарплата – это само собой, а сумму ежемесячных премиальных сам назначишь.
   – Сашка сказал, что у тебя жена – актриса, – начал Геннадий, но Стас тут же поправил его:
   – Не просто актриса, а народная артистка России Мария Строева! Не кто-нибудь!
   – Но ведь все равно актриса, – настойчиво повторил Геннадий. – Так мы скинемся и театр выстроим, нам нетрудно. И будет она там царить единовластно. А уж режиссеров и других актеров пригласим, каких она захочет.
   – Ну, и сколько человек ее здесь увидят во всей красе? – спросил Лев Иванович. – У вас же население Новоленска до трехсот тысяч не дотягивает, а в Москве ее видят миллионы. Вы лучше для музея постарайтесь: новое здание постройте или просто большее подберите. Вы патриоты родного края или нет, черт бы вас побрал? У Ивана Георгиевича, этого воистину святого человека, сердце кровью обливается оттого, что многие экспонаты, которые ваши же дети могли бы увидеть, в подвале и на чердаке крысы жрут. Да и людей ему надо бы дать в помощь, причем на официальном основании – он же один весь музей на себе тянет. А годы у него уже не те, чтобы на износ работать! Вот ты, Потапыч, когда прижало, к кому обратился? К нему! А Самойлов человек деликатный, настоящий русский интеллигент, наверное, и не заикнулся о том, чтобы нормальное помещение под музей попросить. Тебе же самому и в голову не пришло поинтересоваться, а каково Ивану Георгиевичу работается, хотя твоя же внучка из музея не вылезает и, дай ей волю, поселилась бы там.
   – Справедливо ты меня носом ткнул, – без всякой обиды произнес губернатор. – Значит, сейчас здесь, на месте, и решим.
   – Только здание должно быть в центре города – это же музей, лицо области, можно сказать, – добавил Гуров. – Я бы на вашем месте отдал под музей тот дом, где сейчас областное управление внутренних дел находится. А что? Купеческий особняк, памятник архитектуры, потолки высокие, внутри сохранился отлично, да и кое-что из обстановки от дореволюционных хозяев осталось.
   – А что? Это идея! – загорелся Потапыч.
   – А нас куда? – всполошился Кедров.
   – А вас после этой истории вообще разгонять надо, к чертовой матери! – рявкнул Косолапов и задумался.
   – Могу предложить здание бывшей 3-й школы, – сказал Борис. – После того, как ее в новое помещение перевели, я его прикупил, но пока еще не решил, что с ним делать.
   – Ага! Решил в областной бюджет лапу запустить? – уставился на него губернатор. – И какую же цену ты за него заломишь?
   – Побойся бога, Потапыч! – обиделся тот. – За что купил, за то и продам!
   – Тогда ладно, тебе это зачтется. – Косолапов постучал пальцем по составленным Кедровым спискам пропавших китайцев. – Значит, решено! Дармоедов – в бывшую школу, а музей на их место! С ремонтом тянуть не будем, смету составь и мне покажи, а там и приступим!
   – Ну, Борька! – воскликнул Виталий. – Вот умеешь же ты вовремя подсуетиться! У меня, может, тоже пустующие помещения есть!
   – Разве ты что-то говорил, а я тебя перебил? – удивленно посмотрел на него Борис. – Тогда извини, я не нарочно.
   – И ремонтировать оба здания будут опять-таки твои фирмы, а тот дом, что после музея останется, ты тут же к рукам приберешь! – добавил Матвей.
   – И после этого он нам впаривает, что еврей только на четверть! – усмехнулся Геннадий.
   – С кем пьиходится аботать! – трагически воздел руки Борис.
   Это не было скандалом, это была их обычная дружеская перепалка, и никто ни на кого не обижался.
   – Давайте к делу вернемся, – предложил Косолапов, и все мигом замолчали. – Значит, Иваныч, ты из-за жены отказываешься?
   – Нет, дело даже не в этом, мужики, – ответил Гуров. – Генерала я и в Москве могу получить в любой момент, да только это мне не надо. Потому что если я чего-нибудь напортачу, то сам за свои ошибки отвечать буду, а вот за чужие грехи разносы получать не хочу.
   – Точно! – встрял Крячко. – Орлов спит и видит на пенсию уйти, а на свое место Леву посадить.
   – И потом, жизнь у вас здесь тихая, мирная, а мне на покой еще рано – я хочу поработать по-настоящему, пока силы остались.
   – Ну, что ж, тебя можно понять, хотя, как показали последние события, не такая уж она и мирная, – заметил губернатор и повернулся к Стасу: – Ну, а ты что скажешь на такое предложение?
   – Лучше уж вы к нам, – ответил ему тот цитатой из известного фильма.
   – Ясно! – вздохнул Косолапов, и все мужики, как один, посмотрели на Кедрова.
   – Я буду очень стараться, Михаил Михайлович, – сказал тот, преданно глядя на губернатора, а потом и на всех остальных.
   – Ну, вот! У вас свои кадры есть. А если, не приведи бог, чего-нибудь случится, так вы только позвоните, и мы мигом прилетим – тут же недалеко, – как о деле самом обыкновенном заявил Крячко.
   – Подумаем, – многозначительно пообещал Косолапов.
   Мужики стали подниматься из-за стола.
   – Ну, мы пойдем. День сегодня был тяжелый, все устали, а Иваныч – особенно. Отдыхайте!
   Они ушли, а Гуров с Крячко наконец-то переоделись в пижамы, но сели опять к столу.
   – Потапыч, а что ты с мужиками решил делать? – спросил Гуров. – Ты сказал, что все будут наказаны. И они тоже?
   – А ты думал, я с ними миндальничать буду? – удивился губернатор. – Извини-подвинься! Они свою глупость сполна отработают! И лечение всех китайцев оплатят! И зарплату за время вынужденного прогула, если это можно так назвать, начислят! И компенсации им выплатят! И детям погибших будут деньги перечислять до их совершеннолетия! У кого сколько людей похитили эти сволочи, столько они и платить будут. У Генки, например, четырех человек с шахт похитили, из которых двое погибли, вот он и будет теперь детей погибших обеспечивать, а остальным платить.
   – Но ведь больше всего людей украли у Сашки с Борькой, – воскликнул Крячко. – И это вполне объяснимо: город и пригород, так что ж, им больше всех платить придется?
   – Зато тут и полиции больше! – возразил губернатор. – Ничего! По миру они от этого не пойдут! Что же они вовремя не спохватились? Вот пусть теперь за свое неумение руководить и расплачиваются! Раньше надо было умными быть! Хотя Борьке я все-таки послабление сделаю, он же мигом подсуетился и все необходимое в больницу успел привезти, когда еще и китайцев сюда не доставили, включая и продукты. А Сашка вон ко мне в преемники метит, так с него и спрос больше!
   Романов на это скромно промолчал, а вот Лев Иванович не удержался и сказал:
   – Умный Борис мужик! В несколько секунд все просчитал! Он ведь мигом сообразил, что ремонт нового здания для областной полиции будет наше министерство оплачивать, так он такую смету составит, что все свои убытки покроет. А на ремонте музея, где вашей внучке работать, уже вы экономить не станете.
   – Понял я, что ты имеешь в виду, – кивнул Косолапов. – Да! Из Борьки руководитель области получился бы еще лучше, чем из меня, только кто же Либерзона в губернаторы пустит? Но опорой он Сашке будет основательной! По крайней мере, глупостей наделать не даст.
   Чтобы перевести разговор на другую тему, Стас полез в холодильник, несмотря на то что на столе еще всего вдоволь оставалось, приговаривая при этом:
   – Что-то об эту пору меня закусить тянет. Только вы Татьяне Сергеевне об этом не говорите, вдруг это что-то болезненное?
   – Скорее заразное, – отозвался Романов. – Я бы тоже чего-нибудь съел, а то поужинать толком не удалось.
   – Да и я бы чего-нибудь перехватил, – поддержал их Косолапов. – Иваныч, ты как? Присоединяешься?
   – Не откажусь, – согласился Гуров.
   Стас начал колдовать над столом, что-то переставляя, перекладывая, убирая в холодильник или доставая из него, а Гуров решил тем временем позвонить Орлову и отчитаться, потому что, прикинув разницу во времени, понял, что никак того не побеспокоит. Всего он по телефону, конечно, сказать не мог, но в общих чертах – вполне.
   – Петр! Мы тут во всем разобрались, и дело можно считать законченным, ну а подробности – письмом.
   – Знаю, Андрей Сергеевич мне уже позвонил и сказал, что ты справился, как всегда, блестяще. Только, как я понял, ты там себе плечо повредил?
   – Так, ерунда! Старая травма дала о себе знать, – небрежно ответил Гуров.
   – Да нет, Лева! В нашем возрасте такими вещами уже шутить нельзя.
   – Петр! Ты ничего не напутал? – возмутился Лев Иванович – Орлов был из них троих самым старшим. – Сколько лет тебе, а сколько мне!
   – Все равно уже не мальчик! – отрезал тот. – Вот и лечись там на полную катушку, пока не выпишут на законном основании. И не думай даже сбежать! Считай это приказом, причем не только моим.
   – Понятно! Татьяна Сергеевна все-таки пустила в ход личные связи. Ну, а Стас?
   – И он тоже пусть лечится! А с отчетом успеется! Имеете вы право болеть, в конце концов, или нет?
   – Даже не знаю, что тебе на это сказать.
   – Дождешься от тебя доброго слова! Как же! – буркнул Орлов и повесил трубку.
   Гуров отключил телефон и озадаченно нахмурился.
   – Что? Танюша Андрею на вас нажаловалась? – спросил Потапыч.
   – Получается, что так, и нам приказано лечиться изо всех сил.
   – Что значит: лечиться изо всех сил? – тут же поинтересовался Стас.
   – То и значит, что мы здесь можем оставаться столько времени, сколько потребуется Татьяне Сергеевне, чтобы не только выявить все наши болячки, но и вылечить их.
   – Внеплановый отпуск? – обрадовался Крячко. – Я – за! А болячки я себе и сам придумать могу. Зато в настоящей русской баньке попаримся, на охоту с мужиками сходим, в настоящем китайском ресторане побываем, да мало ли что за это время придумать можно?
   – Я влажный пар не люблю, так что это ты уж без меня, – сказал Лев Иванович и, вздохнув, вернул Стаса на грешную землю: – Вся эта лафа, Стас, до первого аврала, а потом выдернут нас с тобой отсюда, как морковку из грядки.
   – Эх, ты! Даже помечтать не дал! – укорил друга Крячко.
   – Язва ты, Иваныч, – добродушно рассмеялся губернатор.
   – Это я его в прошлом году укусил, но исключительно в порядке самозащиты. – Стас и здесь своего не упустил. – Вот он теперь и выпендривается, старается на меня походить. Но ведь копия всегда хуже оригинала. Я прав, Потапыч?
   – Черти вы, черти! – помотал готовой тот.
   – Потапыч! А может, пора охрану снять? – поинтересовался Гуров. – Все супостаты под замком, а у нас со Стасом по стволу, так что в случае чего всегда отобьемся.
   – Попробуй объяснить это Танюше, а я посмотрю, что у тебя из этого получится, – хмыкнул губернатор.
   Они очень душевно, но недолго посидели за столом, разговаривая, в общем-то, ни о чем, а потом разошлись, как выразился Стас, цитируя известный фильм, «по матрешкам». Ложась спать, губернатор довольным голосом заметил:
   – Давно мне с чужими людьми так легко не было.
   – Какие же они чужие? – возразил Александр. – Это наши мужики! Почти сибиряки.
   Как же Гуров спал этой ночью! К счастью, без сновидений, а вот пробуждение было неласковым – его поднял возмущенный голос Стаса.
   – Уйди! Или я за себя не ручаюсь!
   – Больной Крячко, – говорил девичий голос. – Вам на обследование надо!
   – Я уже вчера в банку писал! – отбивался тот. – Дайте же поспать, изверги!
   – Вам до завтрака нужно пройти УЗИ и ФГДС, – настаивала медсестра.
   Услышав это ненавистное слово, Гуров тут же сел на кровати и с интересом уставился на Крячко, который закрылся одеялом с головой и активно огрызался на медсестру. Судя по тому, что за окном было довольно светло, выспаться им все-таки хоть немного, но дали, да и на часах было уже полдесятого.
   – Вставай, Стас! А то я решу, что ты боишься, – улыбнувшись, произнес Лев Иванович.
   – Я боюсь? – возмутился Крячко и немедленно откинул одеяло. – Да чего там бояться? Просто я спать хочу!
   – Ничего, потом днем доберешь, – безжалостно добавил Гуров.
   – Какой ты все-таки неласковый, Лева! – укоризненно покачал головой Крячко.
   Поняв, что ему не выкрутиться, он оделся и вышел вслед за медсестрой, а Лев Иванович тоже встал и, присев к столу, спросил:
   – Завтрак уже был? Я его проспал?
   – В микроволновке стоит, – ответил ему Романов.
   Гуров позавтракал, а потом пошел на свои процедуры. Китайцы, как и обещала Татьяна Сергеевна, ему больше ничего не говорили и не кланялись, но вот смотрели таки-и-ими глазами, что ему становилось неудобно. Вернувшись в палату, он застал там сине-зеленого Крячко, который лежал на своем диване и очень похоже изображал покойника, и невинно поинтересовался:
   – Ну, как тебе ФГДС?
   – И ничего страшного там не было, – голосом умирающего ответил Стас.
   – Тогда кончай симулировать, – усмехнулся Гуров.
   – С кем пьиходится аботать! – взвыл Крячко со слезой в голосе. – Злой ты, Гуров! Уйду я от тебя! Нет чтобы пожалеть, слово ласковое сказать! Все побольнее обидеть стараешься!
   – Раз завелся, значит, все в порядке. Зато ты теперь знаешь, что я каждый раз испытываю.
   Романов доковылял до телевизора и включил его. Своего телевидения в Новоленске не было, и принимались передачи из Якутска. Гуров телевидение, как уже говорилось, не любил, поэтому не очень-то вслушивался в то, что там бубнил диктор, когда вдруг прозвучала фамилия «Тарасов». Лев Иванович мигом насторожился и стал смотреть – это оказался выпуск новостей. Ведущий программы с соответствующим содержанию выражением лица сообщил, что сегодня в Новоленской области над тайгой потерпел крушение вертолет начальника областного Управления внутренних дел генерал-майора Тарасова, совершавшего инспекционную поездку. Кроме него в вертолете находились еще два человека: пилот и сопровождавший генерала капитан Кравцов. Далее следовала дежурная фраза, что поиски вертолета ведутся и в дальнейших выпусках новостей будут сообщены подробности этого происшествия.
   «Оперативно, однако!» – подумал Гуров и даже от восхищения головой покрутил. Он посмотрел на Стаса, который, услышав новость, даже вскочил с дивана и, стоя, таращился на телевизор, а потом перевел взгляд на безучастных ко всему Косолапова и Романова. Те посмотрели на него, и Александр только пожал плечами, показывая, что, мол, ничего особенного не произошло, а вот губернатор, явно удивленный такой бурной реакцией москвичей, не удержался и напомнил:
   – Но ведь я же сказал, что скандала не будет.
   На этой фразе тема и была закрыта, раз и навсегда.
   Гуров решил отдыхать изо всех сил, добирая недобранное в эти сумасшедшие дни, и, улегшись на кровать, заявил:
   – Меня нет дома!
   Отвернувшись к стене, он вознамерился было подремать, но не получилось, потому что раздался звук открываемой двери, а потом голос Александра:
   – А вот и наш Леша!
   Льву Ивановичу, конечно, было очень интересно посмотреть на мастера, который творит чудеса портновского искусства, но еще больше ему было интересно узнать, а зачем тот, собственно, пришел, хотя кое-какие подозрения у него уже появились. Он повернулся и увидел неопределенного возраста китайца в национальной одежде, а рядом с ним стояла одетая по-европейски девушка.
   – Познакомься, Лева! Это наш волшебник! – продолжал Романов. – Сам он по-русски говорит очень плохо, и его дочь Люся ему переводит. А то, что он в национальном, так это стиль у него такой.
   Гуров встал с кровати и поздоровался, ожидая, что будет дальше. Китаец коротко и только один раз ему поклонился – видимо, хорошо знал себе цену, а потом начал что-то говорить, а его дочь переводила, причем говорила она по-русски довольно чисто и даже ошибок не делала:
   – Папа сказал, что выражает вам нашу сердечную благодарность за то, что вы, освободив наших земляков из неволи, спасли им жизнь, и хочет сделать небольшой подарок.
   – Люся, я ничего особенного не сделал, я просто выполнял свою работу. Вам надо благодарить господина Романова, потому что именно его выстрелы решили исход дела. Так что подарка я никакого не заслужил.
   Девушка негромко перевела все это своему отцу, а тот, отрицательно покачав головой, что-то ей сказал, а уже она – им:
   – Папа говорит, что умение хорошо стрелять – это большое искусство, но воистину велик тот, кто видит скрытое и может найти, где, в кого и почему надо стрелять.
   Услышав это, Лев Иванович виновато посмотрел на Романова и развел руками, а девушка продолжала:
   – Он просит вас не отказываться от нашего подарка – папа хочет сшить вам костюм.
   Вспомнив пиджак Бориса, да и костюмы остальных сибиряков, Гуров тут же согласился:
   – Спасибо, – и предупредил: – Но я за него заплачу.
   – Хватит! – заорал на него Александр. – Ты уже и здесь всех достал! Тебе люди хотят от чистого сердца подарок сделать, а ты выкобениваешься, как вошь на гребешке!
   – Господин Гуров, за что вы нас обижаете? – спросила девушка. – Мы вам предложили что-то непристойное?
   – Первый раз слышу, чтобы вошь на гребешке такими делами занималась, – немного смущенно заметил Гуров, никак не ожидавший от Романова столь бурной реакции, а от китайцев – такой интерпретации своих слов. – Хорошо! Я принимаю ваш подарок! Костюм – все-таки не джип, – сказал он, посмотрев при этом на Романова, который и ухом не повел.
   Китаец достал из кармана сантиметр и стал обмерять Льва Ивановича с ног до головы, диктуя дочери цифры, которые она записывала в блокнот, а потом снова поклонился, и они ушли.
   – Да, прав Фатеев! – никак не мог успокоиться Александр. – Дерьмовый у тебя характер!
   – Какой есть! – огрызнулся Гуров.
   – Ну, Сашка? Теперь ты сам видишь, каково мне с ним приходится! – сказал Стас. – Да я уже святым стал! У меня тазик над головой светится и спина чешется, потому что крылышки прорезаются. Тебя, Лева, терпеть столько лет только я со своим ангельским характером могу!
   – На святого ты не тянешь, – хмуро заметил Гуров.
   – Значит, я великомученик! Уж против этого у нас в управлении никто спорить не станет! – парировал Стас.
   – Да ну вас! – отмахнулся Лев Иванович. – Зря я согласился, он меня теперь примерками замучает.
   – Он без примерок шьет, сразу готовый костюм получишь, – все еще недовольным голосом объяснил Александр.
   – Не знаю уж, какой из тебя, Стас, великомученик, а жена у Иваныча точно святая, потому что с таким человеком жить тяжело, – подал голос Косолапов.
   – А принципы или есть, или их нет, – ответил ему на это Гуров и вышел из палаты.
   Он прошел в холл, где развернул кресло так, чтобы сидеть ко всем спиной, и стал смотреть в окно. Там он и провел все время до обеда и даже не повернулся ни разу, хотя и слышал позади себя какие-то звуки. В палате, куда он вернулся, чтобы поесть, царила тишина, и только Стас, как бы между прочим, заметил:
   – У тебя, Лева, оказывается, очень грозная спина. Китайцы в холл пошли, чтобы цветами заняться, а как ее увидели, так тут же по палатам разбежались и нос оттуда не высовывают. Ты уж их больше не пугай, им и так лихо досталось.
   Гуров взвился было, чтобы ему достойно ответить, но, увидев, что в его сторону никто и не смотрит, сник.
   – Извините, мужики, но мне себя уже не переделать, – пробормотал он. – Или принимайте таким, как есть, или не принимайте вовсе.
   – Леша бы на это сказал, что воистину умен тот, кто разбирается, где взятка, а где подарок от чистого сердца, – тихо проговорил Романов.
   – Ты, Иваныч, со своими принципами палку не перегибай, а то ведь распрямится она и тебе же в лоб шарахнет, – добавил губернатор и подытожил: – Тему эту считаю закрытой!
   Больше о непростом характере Гурова никто ничего не говорил, а там и обстановка понемногу разрядилась.
   И потянулись больничные будни. Лев Иванович изнывал от скуки, а вот Стас умудрился и в баньку с мужиками съездить, и на охоте побывал, да и вообще все достопримечательности города обойти, включая, конечно же, и всевозможные ресторанчики, где наелся всяких диковинок до того, что потом маялся животом.
   А примерки костюма действительно не было, и Леша привез его готовым. Это была классическая «тройка» темно-синего цвета с едва заметной тонкой серой полоской, но к ней прилагалась еще и белоснежная рубашка с подобранным в тон галстуком из натурального шелка. С виду ничего особенного в костюме не было, но когда Гуров его надел! Он стоял перед зеркалом и не верил своим глазам! Нет, и седина, и морщины остались на месте, но вот все, чтобы было ниже, никак не могло ему принадлежать. Да, Гуров держал себя в форме, ежедневно занимался утренней гимнастикой и спортзала не чурался, но возраст брал свое. И пусть живот у него отсутствовал, но мышечная масса с годами нарастала, и он, что называется, заматерел. А сейчас зеркало показывало ему молодого, максимум тридцатилетнего мужчину, стройного, подтянутого и спортивного.
   – Это как же такое может быть? – растерянно спросил Гуров.
   – А этого никто понять не может, – веселился, глядя на его изумленный вид, Романов. – Уж какие дорогие костюмы самых известных фирм мы с мужиками ни покупали, а они тем, что Леша шьет, в подметки не годятся. Значит, есть у него какой-то свой секрет, который он если и передаст, то только своей дочери.
   – Слушайте, вы вообще представляете себе, сколько может стоить такой костюм в Москве? Да наши олигархи за него никаких денег не пожалеют! Они Леше все условия создадут, и гражданство оформят, и свой дом моды для него откроют, – никак не мог успокоиться Гуров.
   – Вот и не распространяйся, у кого и где шил, – настойчиво попросил его Александр. – Нечего наши кадры сманивать!
   – Тебе, Лева, теперь придется голову красить и пластическую операцию сделать, чтобы этому костюму соответствовать, – не удержавшись, подколол друга Стас.
   – Обойдусь! – Гуров был настолько восхищен искусством портного, что даже не обиделся. – Надо его поблагодарить и извиниться, а то я в прошлый раз как-то не очень вежливо себя вел.
   – А вот это правильно, – одобрительно заметил Косолапов. – Когда люди к тебе с открытой душой приходят, их обижать не надо.
   И Лев Иванович действительно съездил к Леше, чтобы сказать ему спасибо и извиниться, что было воспринято тем с полнейшей невозмутимостью. Гурова это немного задело, но он списал все на восточную сдержанность чувств.
   И вот наступил день выписки. Плечо Гурова вело себя так, словно никогда и не было травмировано, да и сам он чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим, потому и настроение у него было отличное. Но, войдя в кабинет к Татьяне Сергеевне, чтобы взять выписку из истории болезни, – а она настояла, чтобы он лично к ней пришел, он понял, что рано обрадовался. Прочитав длинный перечень своих болячек, только тяжело вздохнул:
   – Одно радует, что все они вне обострения.
   – А вы думали, что вам сносу не будет? Столько десятилетий работать, не жалея себя, и оставаться молодым и здоровым? Да у вас проблема на проблеме! И пусть пока еще ни одна из них не достигла критического уровня, но поберечься вам все-таки стоит. Пора начинать себя жалеть. И учтите, что копию выписки я уже послала брату, так что скрыть ее вам не удастся. А еще я его предупредила, чтобы он вас, как мальчишку, по всей стране не гонял. И запомните: минимум месяц вам нельзя перетруждать руку, так что никаких тяжестей или иных сильных физических нагрузок.
   – Татьяна Сергеевна, помните, как вы сказали, чтобы мы не лезли в ваши профессиональные дела? – Она кивнула. – А вот теперь я вам скажу, что работа у нас такая, и Андрей Сергеевич об этом прекрасно знает. Так что, коль придется, он нас и на Сахалин отправит, не задумываясь. А мы поедем! Кстати, а как дела у Стаса?
   – Как ни удивительно, но значительно лучше, чем у вас. Но крепким я его здоровье все же не назвала бы, – ответила она, заметно недовольная тем, как ее, хоть и мягко, поставили на место.
   – Я рад за него.
   Потом Гуров рассыпался в благодарностях за лечение, уход и заботу, чтобы хоть как-то сгладить неприятное впечатление от своих слов, и добился своего – Татьяна Сергеевна довольно заулыбалась. А вот он, выходя из ее кабинета, вдруг подумал: «Да, недаром у Крячко здоровье лучше, чем у меня. Ему же всегда было легче – он ведь вторым номером работал, у меня за спиной. Это я лбом стены пробивал. Вот и допробивался!» Но Стасу, естественно, ничего не сказал. Как потом оказалось, Крячко сам все выяснил о состоянии друга и по приезде в Москву доложил обо всем Орлову, и они постановили, что Гурова надо беречь. Некоторое время так и было, а затем случился очередной аврал, и все вернулось на круги своя.
   Но все это было потом, а в тот день в Новоленске друзья готовились к отъезду, из-за чего больничная палата напоминала больше склад или камеру хранения – хорошо, что Косолапов и Романов к тому времени уже выписались и друзья остались там одни. Хозяйственный Крячко ни за что не хотел оставлять полушубки с шапками и валенками, объясняя это тем, что они все равно наверняка уже списаны. Он вцепился в них, как в родных, и жутко скандалил со Львом Ивановичем, который обозвал его крохобором.
   – В чем ты будешь зимой у меня на даче ходить? – спрашивал Стас, скатывая его полушубок в тугой рулон.
   – Как будто у нас есть время зимой к тебе на дачу ездить! – возражал ему Гуров.
   – А вот как на пенсию выйдем, так и начнем! Тут-то нам полушубки и сгодятся!
   – Ну, ты тогда хоть свой старый здесь оставь вместе с драными валенками – полетишь ведь в новом, – попытался хоть как-то урезонить его Лев Иванович. – Они-то тебе теперь зачем?
   – Запас карман не трет, – отвечал Крячко. – На что-нибудь, да сгодятся!
   – Учти, я ничего не понесу, – предупредил его Гуров. – Мне руку перегружать нельзя.
   – Ничего! Мужики до аэропорта довезут.
   – А как в Якутске пересаживаться будем? Ты собираешься из себя осьминога изображать? – не унимался Лев Иванович.
   – В несколько приемов перенесу, – отмахивался от него Стас.
   Тут, легки на помине, появились и мужики, причем тоже не с пустыми руками – они принесли две большущие коробки.
   – Это еще что? – чуть не заорал Лев Иванович, плюхаясь на кровать.
   – Гостинцы, – объяснил Виталий. – Мед наш дикий, самый полезный, кстати, икра, копченые мясо с рыбкой и еще всякая всячина. Дело-то к Новому году движется, вот все это вам на стол и пойдет. А еще там фотоальбомы, что мы в Финляндии заказывали, с видами нашей тайги – деловым партнерам дарим, так они от восторга заходятся.
   – Ну, и как мы все это потащим? – обреченно спросил Гуров.
   – Так вас на моем вертолете до Якутска подбросят, а там на самолет посадят, – сказал Матвей.
   – А в Москве вас Колька встретит и по домам развезет, – добавил Романов.
   И Гуров вздохнул с облегчением, причем, как он заметил, Стас – тоже.
   В аэропорт попрощаться с ними съехались все. Крячко приглашал приезжать летом к нему на дачу, Гуров был более сдержан, но, впрочем, никто и не ожидал от него бурного проявления чувств. Но вот наконец все было загружено, и вертолет поднялся в воздух.
   – Да! Красиво жить не запретишь! – вздохнув, сказал Стас, осматривая изнутри вертолет Матвея, оформленный, как кабинет, где был даже диван, чтобы вздремнуть во время долгого перелета, и биотуалет с умывальником.
   – Вот остался бы в Новоленске генералом, и у тебя со временем был бы такой же или чуть поскромнее, – заметил Гуров.
   – Да куда ж ты без меня? Пропадешь ведь! – принялся валять дурака Крячко. – И куда я без тебя? И вообще, куда мы друг без друга? Это ведь все равно что хлопнуть в ладоши одной рукой. Уж придется нам с тобой вместе век доживать. Как связал нас когда-то черт одной веревочкой, так теперь уже и не развяжешь!
   А Гуров слушал его и думал, что в каждой шутке есть доля шутки.
   В Якутске экипаж вертолета сноровисто перетаскал все узлы и коробки в аэропорт, где они были благополучно сданы в багаж, а в Москве уже люди радостно встретившего их Николая Степановича Савельева разместили все вещи по багажникам.
   – Ну, как вам Сибирь? – воодушевленно спросил Савельев.
   – Потрясающе! – совершенно искренне ответил Лев Иванович.
   – Эх, знали бы вы, как я по ней скучаю! – вздохнул Николай Степанович. – И с каким бы удовольствием я туда вернулся! Но тут ведь уже родители, семья… А они туда ни за что не поедут!
   В машине разговаривали в основном Стас и Савельев, а Гуров смотрел в окно. Какой же замусоренной, слякотной и неухоженной выглядела столь любимая им столица! Какой там был спертый и загазованный воздух! Низко нависшие тучи грозили дождем! И это в декабре! Жалкие остатки снега кое-где под деревьями выглядели клочьями грязной пены. Да и лица у людей были, несмотря на приближающийся праздник, напряженными, а движения суетливыми. Как же быстро, оказывается, он сумел от всего этого отвыкнуть! И как же Москва проигрывала по сравнению с Сибирью! Да она ни в какое сравнение с ней не шла! Посмотрев на Крячко, Лев Иванович понял, что его друг думает о том же.
   И вот наконец Гуров оказался дома! Он специально не стал предупреждать жену о своем возвращении, чтобы сделать ей сюрприз. Судя по времени, Маша была в театре, так что Лев Иванович переоделся и стал разбирать вещи. Повесил упакованный в специальную картонную коробку костюм в платяной шкаф в спальне, побросал грязное белье в стиральную машину, убрал полушубок с валенками на антресоли, а обувь в ящик в прихожей. Последней он взялся за коробку с гостинцами, открыв которую невольно ахнул, потому что мужики постарались вовсю – чего там только не было! Убрав все в холодильник, он сел в кресло с фотоальбомом и стал рассматривать фотографии. Да, прав был Ерофей, тайга прекрасна в любое время года. От этого приятного занятия его оторвал звук поворачивавшегося в замке ключа, и он поспешил в прихожую, чтобы встретить жену.
   – Лева! – радостно закричала она, увидев его.
   А вот он при виде ее застыл столбом! На Марии была норковая шуба до пола, рукава и капюшон которой были оторочены соболем!
   – Лева! Ты чего? – удивилась она, отбрасывая капюшон назад, и он увидел у нее в ушах и на руке бриллианты.
   – Та-а-ак! История повторяется! Я отказался от денег, так они тебе шубу и цацки-ляльки всучили! В прошлый раз был джип, теперь – это!
   – Что значит «всучили»? – тут же взвилась Маша. – Это подарок на Новый год!
   – И откуда он взялся? – ехидно спросил Гуров. – С неба упал?
   – Николай привез, – сердито ответила Мария – она тоже была хорошо знакома с Савельевым.
   – Вот ведь паразит! Вез нас из аэропорта и даже звуком об этом не заикнулся! – возмутился Гуров.
   – Потому что все знают, какой ты бешеный! – сказала она и ехидно спросила: – Интересно, а Стас своей жене тоже будет скандал устраивать?
   – Как, и ей тоже подарили? – удивился Гуров.
   – Представь себе! Ну, чего встал? Давай! Выбрасывай шубы на помойку на радость местным бомжам! Только тогда уже и свой плащ выбрасывай!
   – Какие шубы? Какой плащ? – остолбенел Гуров.
   Он отодвинул ту дверцу шкафа-купе, за которой были вещи жены, там висела еще одна шуба, на этот раз из нерпы с отделкой из голубой норки, а рядом с ней – черный лайковый мужской плащ с меховой подстежкой и отстегивающимся меховым, как он теперь уже знал, медвежьим воротником, а на полке лежала новая шапка из такого же, как у Виталия, меха. Отвернув полу плаща, он увидел такой же фирменный знак, как и на своем костюме: по краям небольшого черного прямоугольника были золотом вышиты какие-то узоры, а в центре крупными буквами красовалось слово «ЛЕША». «Ну, правильно! Леша ведь и по меху, и по коже работает». Зачем-то взяв шапку, Гуров обессиленно опустился на пуфик и вздохнул.
   – Между прочим, это вольная норка, – объяснила ему жена, стоявшая по-прежнему в шубе.
   – Что значит «вольная»? – безразличным тоном поинтересовался он.
   – То есть та, которая не клеточного разведения, а сама по себе бегала, и ее охотники подстрелили. Поэтому у нее мех и длиннее, и гуще, – со знанием дела объяснила Мария.
   – Да, на полтора миллиона это тянет, – хмуро заметил Лев Иванович, а потом заявил: – Знаешь, а я, наверное, вернусь на пару дней в Новоленск и перестреляю этих паразитов, к чертовой матери. Опять они меня на вороных объехали!
   На самом деле тот факт, что жена Стаса тоже не осталась без подарков, несколько примирил его с ситуацией. И не знал тогда Гуров, что она получила просто обычную норковую шубу и больше ничего, а вот бриллианты Марии были настоящими голубыми якутами чистейшей воды, иначе действительно отправился бы в Сибирь. Все это выяснилось уже потом, когда исправить ничего было нельзя, а кулаками, которыми машут после драки, обычно бьют себя по голове.
   – Если тебе так будет спокойнее, я могу все это совсем не носить. Или даже продать. – Мария хлюпнула носом, но зная, что в общении с мужем на такие скользкие темы важно вовремя остановиться, а то можно и заиграться, грустно спросила, переводя разговор на другое: – А чем это так вкусно пахнет?
   – Мужики гостинцы прислали, – тусклым голосом проговорил Гуров.
   – Ой, как интересно! – оживилась она и бросилась на кухню, но шубой предпочла не рисковать и снимать ее в прихожей не стала.
   А Гуров, вздохнув, пошел вслед за ней.

   Новый год Лев Иванович с женой отмечали в доме Болотина, где собрались не самые последние и бедные в стране люди. Мария произвела фурор своими бриллиантами, а Гуров – своим костюмом. Мужчины, которые порой бывают не менее любопытны, чем женщины, сначала долго разглядывали его, а потом, не выдержав, подошли, и один из них спросил:
   – Костюм от Лагерфельда? – Гуров на это только отрицательно покачал головой, и тот обрадованно воскликнул: – Я же говорил, что это Версаче! А ты мне: Лагерфельд, Лагерфельд!
   – Нет, это не Версаче, – мысленно посмеиваясь, ответил Лев Иванович. – Я его в России на заказ шил.
   – Этого не может быть! – решительно заявил один из мужчин, и Гуров, отогнув полу пиджака, показал им этикетку.
   – Леша, – задумчиво протянул другой. – Я в Москве и Питере всех мастеров знаю, потому что уже всех перебрал – у меня же фигура нестандартная. Более-менее прилично сделать могут, но у тебя уровень экстра-класса! Что же это за Леша? Где он работает?
   – Этот мастер шьет для очень, – выделил Лев Иванович, – узкого круга людей и со стороны никого не берет. Я к нему попал чисто случайно и только на один раз – это меня один человек так за помощь отблагодарил.
   – То есть его координаты ты дать не можешь? – разочарованно спросил мужчина с нестандартной фигурой и вздохнул.
   – Поймите правильно, я обещал, – извиняющимся тоном ответил Гуров.
   – Для Самого, что ли? – уточнил тот, но Гуров только виновато пожал плечами.
   – Ну, тогда к нему действительно не попасть, – вздохнули мужчины.

   Медленно проползла сырая и слякотная московская зима, мигом промчалась весна, еще быстрее – лето, и наступила осень. Точнее, второе воскресенье сентября. И все в Новоленске произошло именно так, как было запланировано: среди кандидатов на пост губернатора были Косолапов, Романов и еще один пришлый, как их звали в Сибири. Прямо накануне выборов Михаил Михайлович снял свою кандидатуру по семейным обстоятельствам, и практически единогласно новым губернатором был избран Александр Александрович Романов. А Потапыч с женой уехали в Анапу, куда тут же стали приглашать погостить своих знакомых и родственников. Среди них оказались и Гуров с Марией, которые провели в их гостеприимном доме пару недель.
   А Романов, уже в новом качестве, частенько наезжает в Москву и всегда заходит в гости к Гурову, который теперь зовет его, как и все, просто Сашкой.

Николай Леонов, Алексей Макеев Превосходство Гурова (сборник)