-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
|  Дмитрий Андреевич Фурманов
|
|  Шакир
 -------

   Дмитрий Андреевич Фурманов
   Шакир


   Багажом пришло ко мне пуда три книг. Попробуй-ка, дотяни по нынешней дороге; все развезло, осклизло, распустилось. Со мною крошечные саночки (сосед-спекулянт больших не дал). Везу. От станции продвинулся еще всего 60–70 саженей, а пот так и садит – вижу, что до Арбата не вынесу. Стою – раздумываю, как быть…
   – Ай, товарищ-господин, давай я…
   Из толпы выделилась фигура татарина; зипунишко, лапти, обычная татарская шапка… Дыры, лоскутья, клочья, заплаты… Усы моржовые – темно-рыжие, мокрые. Глаза чуть видно – моргают, слезятся… Голосок тонкий, умоляющий…
   – Денег нет, брат, платить нечем будет…
   – Мешок картошка везешь? – спросил он, указывая на груз и, видимо, предполагая получить «натурой».
   – Нет, книги.
   – Книги… Куда книги везешь?
   – Далеко, на Арбат.
   – Далеко на Арбат? Давай я…
   – Так нет, чего же, братец, давай уж лучше вместе, я тоже тебе помогу…
   – И вместе харашо, давай вместе…
   – Ну, так за сколько же?
   – Рупь давай.
   – Это сто тысяч?
   – Сто тысяч давай.
   – Так и быть – поедем…
   Мы тронули… Целимся больше на дорогу – тут кое-где сохранился лед и снег… Мчатся автомобили, окатывают нас каскадами навозной жижицы, перегоняют на тротуар…
   Спутника моего зовут Шакиром – он беженец с голодного Поволжья. Только вчера похоронил жену, осталась на руках полуторагодовалая малютка. Не знает, куда теперь с ней деваться, чем кормить. Сам работы не нашел, околачивается возле больших вокзалов. Но и тут дела Шакиру не даются: санок нет, купить их не на что, а на ручной багаж монополию захватили станционные носильщики, злобно встречающие ободранных конкурентов. Шакиру за пятьдесят пять, силенок у него осталось немного, на тяжелую работу не годится.
   – Таскать все надо, – говорит он. – Есть хочешь – таскаишь. А таскать не будешь – есть не будишь. Ящик таскаишь…
   – Да у тебя и силы-то нет, Шакир, где тебе ящики подымать?
   – Хлеба хочишь – сила есть, хлеба не хочишь – сила нет.
   – А ты обедал сегодня?
   – Вчера обедал…
   – Ел сегодня?
   – Вчера ел.
   – А будешь есть?
   – Буду есть – ты хлеба дай…
   – Дам… А девочка твоя – кто ее-то кормит?
   – Дворника жена есть… У нее девочка… Сколько деньги принес – жене дворника отдал, все ей отдал.
   – А далеко живешь, Шакир?
   – Тагански…
   – Это пешком туда и пойдешь?
   – Сегда пешком ходим… Деньги дочка нужны…
   Я посмотрел ему на ноги: лапти запутаны в лохмотья; все это намокло, пропиталось навозным соком, грязью…
   – Ноги-то мокрые?
   – Ноги сегда мокрые.
   – Болят они у тебя?
   – Доктор ходил, сказал – болят ноги…
   – Лечишь, значит?
   – Больше доктор не ходил, станция ходил… работать надо. Деньги дочка носил.
   За долгий путь о чем только не переговорили мы с Шакиром. Он рассказывал, как жил в батраках, как работал, нуждался. И выходило так, что прошлая жизнь была у него только чуть-чуть получше той, что настигла теперь… Он не запомнит времени, когда семья была бы разом – и сыта, и одета, и обута. Чего-нибудь всегда не хватало, а семья была в семь человек. Теперь кто поумирал, кто замуж повыходил, остался Шакир с женою вдвоем, да тут еще на грех девчонка родилась.
   – Девчонка зря родился, – говорил мне Шакир. – Девчонка не нада родиться… Малака нет, хлеба нет, голод есть – девчонка не нада родиться…
   Но делать уж нечего; бьется, а кормит. Теперь, без «бабы» ему совсем тяжело: она хоть что-нибудь сварит, бывало, когда Шакир денег принесет, а теперь и денег заработает, да варить-то уж некому.
   – Купишь хлеб, огурец, капуста, вода попил, больше нет ничего…
   – И так каждый день?
   – Так сегда… Только хлеб не сегда.
   – Плохо тебе, Шакир, живется… А будет лучше? Как ты думаешь – будет лучше или нет?
   Мне хотелось узнать – ждет ли он чего, надеется ли на что-нибудь? Только я опасался, что не поймет Шакир вопроса. Ан нет, понял – глаза осветились, расширились, помолодели.
   – Все будит хароший…
   – Так где же хорошо-то, – донимал я его, – посмотри, как ты нуждаешься…
   – Сичас нет – и плоха… А когда будит – хорошо будит…
   – Ты уж не доживешь, Шакир…
   – Девчонка жить будит, дочка жить будит…
   – А знаешь ты, что такое совет?
   – Совет? – переспросил он. – Совет знаю, ходил совет…
   – Нет, ты знаешь ли, как он выбирается, кто выбирает и что он делает?
   Как ни силился Шакир что-то мне объяснить, – понять было невозможно. Я стал ему объяснять. Смеется радостно, останавливает меня среди луж и навозных кучек. Извозчики и автомобили обдают грязью, а мы стоим, и возбужденный Шакир, глядя мне в глаза, спрашивает торопливо:
   – Бедный человек не будит?
   – Не будет, Шакир.
   – Все работать будим?
   – Все…
   – Ленин сказал?
   Я радостно вздрогнул от этого вопроса. Мы про Ленина еще не говорили с ним ни слова – Шакир назвал его имя первый…
   Так, значит, и он, этот вот темнейший человек, знает, знает и чувствует, что имя Ленина можно называть лишь там, где говорят о труде, что Ленин и труд – одно и то же?..
   Перескажешь ли все, что говорили мы за двухчасовую дорогу. Только я заметил, прощаясь, что Шакиру слова мои запали в душу, что они ему радостны, что редко-редко, может быть никогда, не говорили еще с ним так, как это вышло теперь…
   Взявши краюху хлеба в обе руки, погладывая ее с концов, он уходил от меня, веселый и довольный, на свою далекую «Тагански», к голодающей малютке дочке.

   10 марта 1922