Юрий Иосифович Коваль
Сказка про Зелёную Лошадь

Сказка про тигрёнка на подсолнухе

   В нашей далёкой уссурийской тайге жил-был тигрёнок.
   Он был уссурийский от носа до кончика хвоста, и даже полосочки у него на спине были уссурийские.
   Он дружил с белогрудыми медвежатами и с дядюшкой бурундуком, у которого на спине тоже были полосочки.
   Только у бурундука полосочки шли вдоль, а у тигрёнка поперёк. А кто не понимает, тот пускай на картинку поглядит, куда у кого идут полосочки.
   Но эта сказка не про полосочки, а про самого тигрёнка.

   Всё лето тигрёнок играл со своими друзьями.
   Как они играли? Очень просто.
   Залезали все вместе на самый старый и огромный кедр и находили там самую большую кедровую шишку.
   Они отрывали эти шишки и бросали вниз. Они думали, что шишка расколется и оттуда выскочат все орехи. Но шишка не раскалывалась, и орехи приходилось выковыривать. Но это было очень приятно – выковыривать из шишки орехи, пахнувшие смолой.

   Такая игра называлась у них – шишкование.
   Ну вы, наверно, знаете, что бывают такие игры: рисование, невнимание, орехоразгрызание. Вот эта игра очень на орехобросание-разгрызание была похожа.
   Играли они, играли, и вдруг – стало холодно.
   Пошёл снег, началась зима.
   Вначале это была маленькая зима. И снегу чуть-чуть – на траве да кустах. А потом зима окрепла, набрала силу. Ударил мороз.

   Однажды утром тигрёнок проснулся от холода. Смотрит – друзей его не видно. Нет никого.
   – Где же они?
   – Да они все спать легли, – протрещала птица кедровка. – Ты разве не знаешь, что медведи и бурундуки на зиму спать ложатся?
   Тигрёнок этого не знал и очень удивился. Как же это так? Они все спят, а он не спит. Странно.
   А если ты не спишь, что надо делать? Играть.
   Стал тигрёнок играть со снегом. Подбросит снег лапой, а потом снежинки ловит. Играл-играл – надоело.
   И тут началась метель. Стало очень холодно. Замёрз тигрёнок так сильно, что даже задрожал.
   – Ты что, замёрз, что ли? – услышал он вдруг.
   А это дядюшка бурундук выскочил из своей норки, которую вырыл под корнями деревьев.

   – Залезай ко мне, – говорит, – согреешься. У меня тепло.
   Вот полез тигрёнок к бурундуку, Лезет-лезет, а влезть не может. Норка-то маленькая, а тигрёнок – большой.
   И пока тигрёнок лез, бурундук зевал, зевал – да и заснул до самой весны.
   Пошёл тигрёнок по тайге. Вдруг слышит – кто-то храпит. Посмотрел, а это старый кедр храпит.
   «Неужели тоже заснул?» – подумал тигрёнок.
   – Да ты что! – прокричала кедровка. – Кедры никогда не спят. Вот берёзки да осинки зимой засыпают, а кедры – никогда.
   – Кто же это там так громко спит? – сказал тигрёнок и полез на вершину кедра.
   А там недалеко от вершины было огромное дупло. А в дупле спала медведица со своими медвежатами.

   Бурые-то медведи на земле спят, в берлоге, а вот уссурийские белогрудые на деревьях живут, на деревьях растут, на деревьях берлогу устраивают.
   Заглянул тигрёнок в эту берлогу, а медведица приоткрыла один глаз и говорит:
   – Ты что, малыш, замёрз, что ли? Залезай к нам, у нас тепло.
   Залез тигрёнок в дупло и только хотел в клубочек свернуться, как медведица вздохнула, а после так выдохнула, что он вылетел из дупла. Летел он, летел по воздуху, а потом в снег упал. Но не сильно упал, не разбился, а только в снег зарылся. И пока он летел, он всё время думал: «Хорошо бы где-нибудь в клубочек свернуться, чтоб согреться».

   И вот, когда он упал в снег, он сразу в клубочек свернулся и немного согрелся. Только он хотел закрыть глаза, чтобы заснуть, как вдруг увидел на земле под снегом семечко подсолнуха.
   И тигрёнок сразу захотел это семечко разгрызть и съесть, но потом подумал: «Нельзя же всё на свете съесть. Пожалею-ка я это семечко, ведь оно, наверно, замёрзло». И тигрёнок подышал на семечко.
   Семечко чуть-чуть шевельнулось. Подышал ещё – семечко треснуло, и из него появился зелёный росток.
   Окружил его тигрёнок своими мягкими лапами, положил на лапы голову, да и заснул под вой метели.

   И пока тигрёнок спал – семечко согрелось и стало расти, расти, подрастать, вырастать, и даже постепенно расцветать.
   И вот случилось настоящее чудо: прямо посреди тайги да посреди зимы расцвёл подсолнух.
   Он вырос высоко-высоко, поднялся выше всех деревьев, под самое солнце, и уже там, под солнцем, подсолнух раскрылся.
   И там, наверху, прямо на подсолнухе спал тигрёнок.

   И было ему, конечно, тепло, потому что все бури и метели бушевали внизу.
   – Тигрёнок на подсолнухе! – кричала кедровка. – Тигрёнок на подсолнухе!
   Скоро пришла весна. Проснулись бурундук и медвежата. Забрались на подсолнух, а там – тигрёнок спит. Разбудили его.
   – Как я сюда попал? – удивился тигрёнок.
   – Ты семечко согрел, – сказал мудрый дядюшка бурундук, – а теперь оно тебя греет.

   Вот и лето красное пришло, лето жаркое, уссурийское. Тигрёнок за подсолнухом ухаживает, когтями землю рыхлит, медвежата воду из ручья носят, подсолнух поливают. Хорошо тигрёнку. И всем зверям хорошо.
   Наступила осень. Как-то вечером собрались друзья на подсолнухе, ягоды едят, орехи грызут.
   – Хорошо-то как! – сказал мудрый дядюшка бурундук. – И видно далеко всё вокруг.
   – Вот бы нам всем на подсолнухах жить!
   – Ерунда! Ерунда! Ерунда! – кричала кедровка. – На всех подсолнухов не хватит!
   И тут задул холодный ветер. Закачался подсолнух. Побежали домой бурундук и медвежата. Остался тигрёнок один.

   И снова пошёл снег. Склонился подсолнух до самой земли от ветра да от снега. Опечалился тигрёнок. Забрался он под свой подсолнух и увидел на земле несколько последних семечек. Сгрёб их в кучку, прижал к себе, да и заснул.
   И что же вы думаете? Наш тигрёнок все семечки согрел.
   И вырос зимой посреди тайги целый букет подсолнухов. Раскрылись огромные цветы, и на каждом подсолнухе кто-нибудь под солнцем грелся.
   Там – медвежонок.
   Там – лисёнок.
   Там – волчонок.
   А уж на самом высоком подсолнухе крепко спал тигрёнок.

Сказка про жену Змея Горыныча

   Жили три брата. У каждого из них было по две собаки.
   И вот однажды все они – три брата, шесть собак – отправились гулять по белу свету. Один брат со своими собаками пошёл налево. Другой – направо. А третий, самый младший, – и собачки у него были самые молоденькие – пришёл в королевский город. Город был охвачен паникой. Девятиглавый Змей Горыныч ходил по Главной площади.
   – Король! – кричал Горыныч. – Отдавай мне свою дочку, а не то я весь город разнесу!
   Король и принцесса испуганно выглядывали из окошка и просто не знали, что тут поделать.

   – Не бойся! – заманивал Горыныч принцессу. – Пойдём со мной на дно морское, я тебе жемчужинки покажу.
   – Эй, Девятиглавый! – закричал младший брат. – Зачем тебе принцесса? У тебя хоть и девять голов, да все они глупые!
   Разъярился Горыныч и хотел уж расправиться с нахалом, но тут к нему подскочили собаки. Одна вцепилась ему в хвост, другая – в гриву. Пока Горыныч соображал, что к чему, – младший брат отрубил ему все девять голов, приговаривая: «Чик-чик-чик!»
   Тут из дворца выскочил король и закричал: «Ура!» За королём – принцесса. Увидала она младшего брата – и влюбилась. А младший брат, как увидел её, покраснел, протянул ей руку и сказал:
   – Хочется познакомиться!

   В общем, через недельку сыграли свадьбу, и младший брат стал жить со своею принцессой в королевском трёхэтажном дворце.
   Один раз пошёл он погулять к морю. С ним две его собаки. А принцесса дома осталась.
   Только подошёл он к морю – вдруг бежит на берег тяжёлая волна. Рассыпалась волна по песку, и вышла из неё страшная баба. Лицо зелёное, косы сплетены из коричневых водорослей. Это была жена Горыныча.

   – Ну вот, – сказала она. – Наконец-то ты мне попался! Зачем погубил ты моего Девятиглавого мужа?
   Взмахнула она своей косой – и в то же мгновенье младший брат и его собаки превратились в камни.
   Засмеялась жена Горыныча, ушла под воду. Три камня остались на берегу. И казалось, давно уже они лежат здесь, обкатанные волнами, заросшие морским мхом.
   Тем временем пришёл в королевский город средний брат. Принцесса рассказала ему печальную историю, и решил он выручить брата.

   Только пришёл средний брат на морской берег – выходит из волны жена Горыныча.
   – Пришёл за братцем? – спросила она.
   Он и кивнуть не успел – махнула она косой. Ещё три камня легли на берегу.
   Долго ли, коротко ли – пришёл в королевский город и старший брат. С ним его собаки. Узнал, что произошло с братьями, опечалился, пошёл потихоньку к морю.
   Смотрит – лежат на берегу камни. Шесть камней, обкатанные волнами, обросшие морским мхом. И только если уж очень внимательно вглядываться, можно разобрать, что два из них похожи на людей, а остальные – на остроухих собак.
   Не успел оглядеться старший брат – бежит на берег волна, рассыпается по песку и выходит на берег жена Змея Горыныча. Не растерялся старший брат.

   – Ах! – сказал он. – Какая ты красавица!
   Смутилась страшная жена Горыныча: её никогда не называли красавицей. Тут подскочили к ней собаки, вцепились в рукава и потянули в разные стороны. Потянули собаки за рукава в разные стороны, и вдруг – трах-бах – из одной жены Горыныча получились две молодые девушки. Да такие на вид милые и скромные, что просто удивительно! Старший брат сразу обомлел. Тогда одна девушка подошла к камням и дотронулась до них веточкой черёмухи. Зашевелились камни на морском берегу, посыпались с них песок да пыль – и встали два брата и их собаки, живые и невредимые. Тут кинулись братья целоваться да обниматься, а потом пошли все в королевский город.
   – Ура! – кричит король. Радуется принцесса.
   Стал младший брат жить со своей принцессой в королевском дворце. А средний брат и старший, недолго думая, женились на тех двух девушках, которые получились из одной жены Змея Горыныча.
   И что удивительно – хорошо жили!

Сказка про волка Евстифейку

   Жили-были старик со старухой. И были у них кошечка-судомоечка, собачка-пустолаечка, овечка-тихоня и Басуля-коровушка.
   А рядом с ними жил в овраге Евстифейко-волк. И этот Евстифейко большой разбойник был.
   И вот настала зима, снег выпал, ударил мороз. Нечего стало Евстифейке есть. Вот приходит он к старику и говорит:
   – Здорово, старик.
   – Здравствуй, Евстифейко-волк.
   – Ты, старик, отдай мне старуху, я её съем.
   – Вот ещё чего выдумал. Мне старуху жалко.
   – Тогда давай чего другое, а то у меня в животе бурчит.

   Пристал Евстифейко, никак от него не открутишься. Делать нечего, отдал старик кошечку-судомоечку. Проглотил её Евстифейко – опять к старику прибегает:
   – Давай старуху – в животе бурчит.
   Не хочется старику старуху отдавать – отдал собачку-пустолаечку. Но Евстифейке и этого мало. Пришлось старику овечку-тихоню отдать. Проглотил Евстифейко тихоню, опять прибегает:
   – Давай старуху.
   – Дудки, – сказал старик. – Не отдам бабку!
   – Дак в животе играет.

   Отдал Басулю-коровушку. А корова-то здоровенная была да бодливая. «Надеюсь, подавится», – думает старик.
   Но Евстифейко и коровушку проглотил. И два дня он – это верно – не приходил к старику, а тут опять заявляется. Идёт, кое-как лапы переставляет, еле брюхо по земле волочит.
   – Здорово, – говорит, – старик.
   – Здравствуй, Евстифейко-волк.
   – Да, вот они какие дела-то, – Евстифейко говорит, – с животом-то моим.
   – А чего такое-то? – старик говорит, будто не понимает.
   – Играет живот.

   Прислушался старик – и верно, играет живот. И собачка там лает, и кошка мяучит, и корова мычит. Только овечки-тихони не слышно. Непонятно, в животе овечка или ещё где.
   – Так ты чего? – старик говорит. – Старуху, что ли, хочешь?
   – Ну да, – Евстифейко объясняет, – давай бабку, я её съем.
   – Не дам бабку, – старик говорит, – лучше меня глотай.

   – С удовольствием, – Евстифейко говорит, – проглочу. Я вообще-то давно хотел тебя проглотить, да только неловко было говорить. Поэтому я про бабку и намекал.
   – Глотай меня, Евстифейко, – старик говорит. – Только скажи, где овечка-тихоня?
   – Овечка-то? Так она у меня в брюхе.
   – Ну глотай, – старик говорит, – разевай пасть.
   Вот Евстифейко разинул рот, старик разбежался и прыгнул. И Евстифейко его проглотил. И вот очутился старик у волка в брюхе. Огляделся.
   – А здесь ничего, – говорит, – неплохо. Темновато, правда, но уютно.

   Пошёл старик по волчьему брюху ходить. Бродил, бродил, смотрит – кошечка-судомоечка сидит.
   – Знаешь чего, – старик говорит, – давай переворот будем делать.
   – Какой, – кошка говорит, – переворот?
   – А такой. Перевернём весь живот волчий.
   Ударили они по рукам и стали переворот делать. Скачут по волчьему брюху – старик кричит, а кошка мяучит. Скоро к ним и другие проглоченные прибежали: и собачка-пустолаечка, и Басуля-коровушка, и овечка-тихоня нашлась где-то в животных закоулках.

   – Бодай, Басуля, – старик кричит, – волчий живот.
   Басуля разбежалась и давай рогом живот бодать.
   Евстифейко-то волк говорит:
   – Вы чего там в животе делаете? Переворот, что ли?
   – Чего надо, то и делаем, – корова говорит. – Брюхо твоё пробадываем, дурак!
   Грубая всё-таки корова попалась.
   – Бросьте вы эти штуки, – Евстифейко говорит. – Сидите спокойно.
   – Нет, – овечка-тихоня вдруг говорит. – Не можем, Евстифейко, спокойно мы сидеть. Потому что ты, Евстифейко, неправильно себя ведёшь.
   Прободали волчий живот, и выбрались все на волю. А уж старуха стоит, поджидает. Стали они бабку целовать.
   А Евстифейко-то волк рядом ходит.
   – Дайте, – говорит, – хоть ниток-то суровых, брюхо зашить.
   Ну, дали ему суровых ниток, зашил он брюхо и укатился в овраги.

Сказка про Рыжего братишку

   На сухом и горячем юге, среди песков и тарантулов, раскинулся город Икушалисыр. И в этом городе действительно кушали сыр. Такой у них был народный обычай. И жил там человек, по имени Крем д л яру к. Парикмахер.
   Вот однажды сидел Кремдлярук в своей парикмахерской и ждал того, кто стричься придёт. Никто не приходил. Все сыр кушали. Вдруг окно распахнулось – и с улицы всунулась в комнату голова. Такая рыжая и косматая, хоть караул кричи.
   – Нельзя ли культурно подстричься? – спросил Рыжий.
   – Прошу-прошу-прошу! – воскликнул Кремдлярук. – Заходите, садитесь в кресло! Обкорнаем в лучшем виде! То есть культурно обстригём!

   – Фу-фу-фу! – отдуваясь, сказал Рыжий. – У вас в парикмахерской очень жарко. Стригите прямо через окно. Только бороду не сбривайте. Сделайте так, чтоб я был на солнышко похож.
   Кремдлярук взял в руки ножницы и быстро обкорнал Рыжего, то есть культурно обстриг.
   – А похож ли я на солнышко? – спросил Рыжий.
   – Очень-очень похож, – расхваливал свою стрижку Кремдлярук. – При виде вас хочется в тени спрятаться.
   – Спасибо, спасибо! – восклицал Рыжий. – Ну, я пошёл.
   – Как это «пошёл»? А деньги кто будет платить?
   – Братишка заплатит, – сказал Рыжий, и в окне тут же появился чёрный-чёрный жгучий брюнет.
   – Дэньги потом, – сказал Брюнет. – Тэпэрь мэнэ стрыги! Только усы не трогай.
   – Ну, заходите в парикмахерскую, садитесь в кресло.
   – Стрыгы через окно, как братишку.
   Что поделать? Пришлось Кремдляруку и второго братишку через окошко стричь. Работа есть работа.
   «Но неужели их трое?» – думал Кремдлярук.
   И тут же, конечно, появился третий братишка. Белый-белый, то есть совсем седой.
   – Побрей меня наголо, – сказал Седой, – чтоб голова как шар получилась!
   Кремдлярук побрил наголо, но шара не получилось, а получился сморщенный шарик.

   – Плачу за себя и своих братьев, – сказал он. – Сколько с меня?
   – Рубль.
   – Чего-чего-чего? – закричал Шарик. – Рубль?! Целый рубль?! Ты с ума сошёл!
   И тут он всунул в парикмахерскую когтистую лапу, схватил парикмахера за грудки и вытащил на улицу. И Кремдлярук увидел, что он в лапах огромного двухэтажного дракона, у которого три головы – рыжая, лысая и усатая!
   – Братишки! – орал Лысый. – Рубль! Он рубль просит! Что с ним сделать?
   – Растерзать! – сказал Брюнет.
   – Да ладно вам, – сказал Рыжий. – Он меня постриг уж очень хорошо, не надо его терзать!

   – Нет, надо!
   – Постойте, братишки, – сказал Кремдлярук. – Я и не знал, что вы – драконьи головы. И я беру-то всего рубль! Да за такого здорового дракона, да за три головы – гоните тыщу!
   – Что-что-что? – вытаращились все три головы. Когтистая лапа от изумления разжалась, Кремдлярук выскользнул, завернул за угол и пропал.

   А потом вот что произошло. Дракон тоже завернул за угол и увидел, что перед ним три переулка. Очень узеньких. И тут Лысая голова побежала прямо, Усатая повернула направо, а Рыжая – налево. А переулки были такими узкими, что в них приходилось протискиваться. И вот все три головы протиснулись в разные переулки, а тело-то осталось позади. Вот такая получилась история! Застрял Дракон. Дёргает своими головами, а ничего не выходит. Вперёд головы лезут, а назад – ни в какую. Уши мешают!
   Кремдлярук бежал-бежал и остановился. Оглянулся – никакого Дракона. Пошёл назад. Смотрит – Лысая голова! Чуть повыше второго этажа между стен зажата.
   – А где братишки? – Кремдлярук спрашивает.
   – Сам не знаю, – ответил Лысый. – Где-то потерялись. Помоги, Кремдлярук! Помоги! Спаси!
   – Прямо и не знаю, чем тебе помочь. Ладно, пойду пока поищу братишек.
   Ходил Кремдлярук, ходил и нашёл, конечно, в переулках вначале Брюнета, а потом и Рыжего.
   – А всё-таки неплохо я тебя постриг, – сказал парикмахер, – ну прямо как солнышко получилось. А за работу мне не заплатили? Эх, вы! Всего-то рубль!
   – Да у нас нету ни гроша, – сказал Рыжий.
   – Нищих драконов не бывает.
   – Бывает. Ты попробуй-ка три головы прокорми!
   – Сыру-то хочешь?
   – Давай!
   Дал Кремдлярук рыжему братишке сыру (он его в кармане носил).
   – Ну, что ж, – говорит, – тебе я помогу, а остальных сам вытащишь. Попробуй-ка голову вперёд сунуть. А теперь назад.
   – Назад не могу, – Рыжий говорит, – уши мешают.
   – А вверх?

   Дёрнул Рыжий голову вверх, – а домики-то низенькие были, голова и выскочила.
   – Ну, спасибо тебе, Кремдлярук, – Рыжий говорит. – И постриг хорошо, и сыром накормил, да и голову мою бесшабашную из городских сетей вытащил.
   – Пожалуйста, – Кремдлярук отвечает. – Но главное, мне уж больно нравится, как я тебя постриг. Я ведь не простой парикмахер, я – художник.
   – Ты – великий художник, – похвалил его Рыжий. – Гений! Как Репин!
   – Да ладно уж тебе, – сказал Кремдлярук.
   – Нет, ты гений, вот и всё! Айвазовский.
   И они долго ещё спорили, гений Кремдлярук или не гений.
   А потом Рыжий вытащил своих братишек из городских сетей и ушёл в пустыню. А Кремдлярук пошёл домой.
   Самое, конечно, удивительное, что никто из жителей города Икушалисыр Дракона не заметил. И их можно понять: они сыр кушали.

Сказка про Зелёную Лошадь

   Жила-была на свете Зелёная Лошадь.
   Глаза у неё были как крыжовник, грива – как хмель, который оплетает заборы и деревья, спина была как мягкий мох, и её всегда хотелось погладить. Чулочки на ногах – серебристые, как листья тополя, а уж хвост был похож, извините, на можжевельник. Жила Зелёная Лошадь на воле, в лесах и в глуши, и паслась где хотела. Заприметить её среди зелени было очень и очень трудно, и люди, которые ходили в лес, никогда её не замечали.
   А жил ещё на свете человек, которого звали Ванечка, и он ничего не знал про Зелёную Лошадь. Ну, не слыхал, и всё.
   Вот однажды пошёл Ванечка в лес. Брал-брал чернику – да и забрёл в глушь, где отдыхала Зелёная Лошадь.
   Она дремала, вдруг слышит – кто-то идёт. Открыла глаза – Ванечка. Идёт прямо на неё, а её не видит. Того гляди – наступит! Что делать?
   Зелёная Лошадь прекрасно говорила на русском языке, но что тут скажешь, когда прямо на тебя Ванечка с черникой прётся?!
   Лошадь и сама растерялась и сказала вдруг:
   – Чу-чу-чу…
   Ванечка остолбенел. Он никак не мог понять, кто это говорит ему «чу-чу-чу».
   – Чего-чего? – сказал он, а у самого губы затряслись. А глаза от ужаса так раскрылись, так широко-широко и бездонно, что Зелёная Лошадь заглянула в них и сразу его полюбила, навеки и окончательно.
   – Тихо, – сказала она. – Спокойно, Ванечка. Это я тут лежу – Зелёная Лошадь.
   – Кто!!! – закричал Ванечка. – Кто лежит? Где? Какая лошадь???
   – Да не кричи ты так! – сказала Зелёная Лошадь. – Я – добрая.
   И тут она махнула хвостом и встала перед Ванечкой во всей своей лесной красе. А Ваня вдруг увидел, как ожил перед ним куст можжевельника и вообще – весь лес!
   – Уй-ю-юй! – заорал он дурным голосом, бросил корзину с черникой и дунул из лесу домой.
   А Лошадь думает: «Чего он так напугался? Надо ему всё объяснить, успокоить».
   И она пустилась за Ванечкой вскачь.
   А он выбежал из леса, чешет через поле к деревне, а за спиной слышит топот копыт. Оглянулся – о ужас! Лошадь! Зелёная! Мчится за ним через овсяное поле!

   – Стой! – Лошадь кричит. – Стой! Не бойся меня!
   А Ваня жарит ещё быстрей. Добежал до деревни, в избу ввалился.
   – Мамка! – кричит. – Папка! За мной Зелёная Лошадь гонится!
   Папка тоже дубина был здоровенная, выскочил на крыльцо, схватил грабли. И тут же орут оба:
   – Лошадь! Зелёная Лошадь! Гони её!

   А был у них сосед, по фамилии Подушкин. Он вышел из дома, увидел Зелёную Лошадь и быстренько всё сообразил. Схватил крепкую верёвку и накинул Лошади на шею. А потом кнутом стрельнул, кнутом пальнул – и загнал Зелёную Лошадь в загон. А загон этот был вроде такого огромного сарая с крышей. Называется – конюшня. Только коней в ней сейчас не было. Они в поле работали.
   Привязал Подушкин Зелёную Лошадь, кинул ей сенца клок, а сарай запер на огромный висячий замок.
   Вот как глупо попалась Зелёная Лошадь.
   – Ну как? Ну что? – Ванечка к Подушкину подбегает. – Как там Зелёная Лошадь? Не брыкается?
   – Какая ещё Зелёная Лошадь? – отвечает Подушкин. – Никакая это не Зелёная Лошадь. Это самая простая моя собственная лошадь, а зелёная она оттого, что в траве извалялась. Придумали ещё – Зелёная Лошадь!
   Хотели Ванечка с папкою в щёлочку заглянуть, но Подушкин кнутом пальнул.
   – Отойдите, соседи, от моей конюшни. Я к вам в сарай не заглядываю.

   Отвязал Подушкин здорового кобеля от собачьей будки и привязал ко входу в конюшню. А звали этого кобеля – Амаркорд. Разинул Амаркорд усатую да клыкастую пасть и так рявкнул, что у окрестных собак на сто километров кругом шерсть дыбом встала. Папка говорит:
   – Что это ты, Вань, придумал про Зелёную Лошадь?
   – Эх, папка-папка, – сказал Ванечка и горько заплакал. Только теперь он понял, что счастье было у него в руках, а он от этого счастья убежал, да ещё и орал во всё горло. Горько-горько плакал Ванечка. Так долго и так горько он плакал, что навеки полюбил Зелёную Лошадь и понял, что теперь не будет ему, Ванечке, покою ни днём ни ночью.
   Но ночь ещё не настала, а настал вечер. Вечером пригнали с работы лошадей.
   Подушкин стоял у ворот и пересчитывал лошадей. И когда все вошли в загон, он снова двери запер.

   И вот лошади увидели, что в конюшне стоит в стойле Зелёная Лошадь.
   – Боже мой! – говорили они. – Зелёная Лошадь! Неужели это ты? Ведь ты же свободная лошадь, как же ты Подушкину попалась?
   – Глупо попалась, – объясняла им Зелёная Лошадь, – из-за одного мальчика. Правда, очень хорошего. Я в него влюбилась.
   – Как же это так, – всхрапывали лошади, – влюбилась в мальчика. Влюбилась бы в какого-нибудь достойного коня!
   – Лошади всегда любили людей, – послышался вдруг низкий и сильный голос. – И особенно детей.
   Это говорил Конь Вороной. Он подошёл к Зелёной Лошади и поклонился ей.
   – Узнаёшь ли ты меня? – спросил он.
   – Я тебя узнаю, Конь Вороной, – поклонилась в ответ Зелёная Лошадь.
   – А сейчас надо подумать, – сказал Конь Вороной, – как тебе выбраться на волю.
   И лошади сдвинули свои огромные головы, прижались друг к другу гривами и стали думать. Тихо-тихо думали они. Думали всю ночь и иногда шептались.
   Ничего, конечно, и никому не шептал в эту ночь Подушкин. Но он думал, положив свою голову на подушку. У него, действительно, огромные на кровати подушки лежали. Толстые, как свиньи. И вот какие глупости думал Подушкин:
   «Надо эту лошадь продать! В цирк! Сколько взять? Сколько дадут? А?»
   И он стал считать и считать в уме, а потом засунул свой ум под самую большую подушку. А сверху ещё маленькой подушечкой, с гирькой внутри (чтобы не слетала), придавил.
   А на самой маленькой подушечке, только на другой, без гирьки, и в другом доме спал Ванечка. Но он спал недолго и вдруг проснулся. Смотрит – вокруг него ночь. В окне – луна. На улице светло, и всё сверкает лунной зеленью.
   Ванечка оделся и вышел на крыльцо. Сердце его сжималось оттого, что есть на свете Зелёная Лошадь. Он перелез через забор и пошёл к конюшне. А на пороге конюшни, как известно, спал в этот момент огромный и злой кобель, по имени Амаркорд. Амаркорд на ночь наелся свинины и поэтому храпел так жутко, что у конюшни крыша тряслась.
   Ванечка потрогал замок и стал его ковырять гвоздиком. Но замок не открывался, и тут Амаркорд перестал храпеть. Он проснулся, но глаза пока не открывал. Он вот что подумал первым делом: «Свинина была тухловатая. Живот болит. Свинья всё-таки этот мой Подушкин, тухлой свининой накормил. Ну ладно, открою теперь глаза и посмотрю, кто это замок ковыряет».
   И он приоткрыл глаза и увидел Ванечку. Разинул пасть и только хотел рявкнуть, как Ваня сказал:
   – Погоди, Амаркорд, помолчи. Подушкин выскочит с ружьём и меня застрелит. Я тебе потом кость принесу.
   – Ладно, – Амаркорд говорит. – А ты что тут, это самое, делаешь?
   – Лошадь открываю. Там моя Зелёная Лошадь.

   – Я её видел, – кивнул Амаркорд. – За такую лошадь я бы вообще всю конюшню изломал.
   И Ваня снова стал в замке ковыряться, а Амаркорд советы давал:
   – Да ты его кирпичом!
   – Это кто там замок открывает? – послышался голос из конюшни.
   – Это я, Ваня. Хочу Зелёную Лошадь освободить. А ты кто?
   – А я – Конь Вороной, – сказал Конь Вороной. – Такой замок гвоздиком не откроешь. Ты лучше залезай к нам в конюшню через слуховое окно. Надо Зелёную Лошадь развязать. Подушкин её верёвками опутал.
   Ваня взял лестницу и через слуховое окно залез в конюшню. И хоть темно в конюшне было, но луна помогла, и Ваня всех лошадей развязал. А Зелёную Лошадь обнял за шею и погладил, и она ему долго ещё в ухо о чём-то шептала.
   – А теперь, Ваня, – сказал Конь Вороной, – вылезай обратно и иди домой, поспи немного. А как рассветёт – вставай и спрячься в кустах бузины. Посмотришь, что будет!
   И Ваня пошёл спать, и встал пораньше и всё сделал, как Конь Вороной велел.
   С рассветом проснулся Подушкин. Позвал работников:
   – Берите верёвки! Поведём Зелёную Лошадь продавать!
   Работники взяли верёвки, а Подушкин двери конюшни отворил.

   И тут вырвался Конь Вороной и сшиб Подушкина с ног, а за ним и остальные лошади работников пораскидали, и последней выбежала Зелёная Лошадь. Она махнула через забор и помчалась к лесу, за нею и другие лошади поскакали. Подушкин видит: убегают денежки! Схватил ружьё и только хотел выстрелить, как Ванечка выскочил из куста бузины и крикнул ему сзади:
   – Руки вверх, гражданин Подушкин!
   Подушкин с перепугу ружьё уронил, и оно само так шарахнуло, что работники вместе с дробью по кустам рассыпались.
   А Подушкин видит – Ваня стоит. Схватил мальчика и кинул в погреб, а крышку бочкой с рыжиками придавил. Ваня стал в погребе кричать, а ничего слышно не было. Голос его через рыжики наружу не мог пробиться. Подушкин отвязал Амаркорд а, сам сел на велосипед и помчался к лесу ловить Зелёную Лошадь и других коней. И работники все сели на велосипеды. Такая получилась дурацкая картина: впереди Амаркорд здоровенный – ревёт белугой, а за ним велосипедисты по грязи чешут. Лошадей-то они всех переловили.

   – Где Зелёная Лошадь? – Подушкин кричит.
   А она рядом, в кустах на опушке лежит, а её никто не видит. Не замечают – и всё.
   – Амаркорд, ищи! Следы нюхай!
   Амаркорд следы нюхает, а ему и нюхать ничего не надо, он и так Зелёную Лошадь видит. Но не хочет Зелёную Лошадь Подушкину выдавать. Не из-за тухлой свинины, а просто характер такой.

   – Ты уж меня извини, – это он Лошади незаметно говорит, – сообщу тебе одну неприятность. Подушкин твоего Ванечку в погреб засунул, а сверху бочкой придавил.
   – А в бочке что? – Лошадь спрашивает.
   – Точно не знаю, но кажется – рыжики. Ты ночью приходи.
   Подушкин с работниками до самой темноты велосипеды ломали, но Зелёную Лошадь найти не могли. И вернулись в деревню.
   А там – переполох. Ванечка пропал! Папка его и мамка по деревне плачут, а найти не могут.
   И вот снова наступил вечер, а потом ночь, и прискакала в деревню Зелёная Лошадь. И сразу к Подушкину во двор.
   – Как раз вовремя, – сказал Амаркорд. – Подушкин спать лёг.
   – А Ваня где?
   – Да вон в погребе, за конюшней.
   Лошадь заглянула за конюшню и увидела подушкинский погреб. Подушкин вырыл его глубоко в земле, в самом тёмном месте, сверху насыпал кучу песку и опилок. На верхушке этой кучи и была дверь, на которой стояла сейчас бочка с рыжиками.

   Хотела Лошадь бочку свернуть – не получается.
   – Попробуй вдарить задними копытами, – Амаркорд советует. – Как следует брыкнись!
   Лошадь прицелилась, брыкнулась как следует, – и покачнулась бочка.
   – Стой! Стой! Не бей бочку! Не бей! – закричал кто-то.
   Удивилась Лошадь, и Амаркорд удивился. Оглядываются по сторонам, а кто кричит – не понимают.
   А Подушкин в этот момент крепко спал. Крепко, да не очень. И снилась ему Зелёная Лошадь. И такая она была красивая, что Подушкин вдруг полюбил эту Лошадь изо всех сил. Вот как бывает во сне. Полюбил Подушкин Зелёную Лошадь и завертелся. И до того он довертелся, что самая маленькая подушечка (в которой гирька) свалилась и ударилась об пол. А на полу медный таз лежал. Загремел таз и подскочил от удара. А мыши, которые по полу бегали, от страха запутались в шнурке, который со стола свисал. Шнурок вниз поехал и зацепил кастрюлю с гороховым супом. Кастрюля свалилась, и такой тут начался грохот, что тарелки с полок попадали. И вообще тут всё начало падать:

     кочерга,
     ухваты,
     телевизор,
     буфет,
     стулья,
     керосиновая
     лампа,
     горшок с кашей.

   В общем, всё, что было в доме, всё на пол упало.

   Подушкин проснулся. Смотрит – всё, ну буквально всё, на полу валяется! И во дворе грохот стоит. Это Зелёная Лошадь бочку брыкает. Брыкнёт – и сразу слышит:
   – Не бей бочку! Не бей!
   – Да кто же это кричит-то? – Лошадь сказала.
   – Да это мы, рыжики, кричим! Ты как ударишь – у нас весь организм сотрясается. Ты лучше выбей крышку!
   И тут на улицу выбежал Подушкин.
   – Лошадь! Зелёная Лошадь! Я в тебя во сне влюбился!

   А Лошадь Подушкина не слушает. Ударила крышку копытом – рыжики из бочки выскочили и разбежались во все стороны.
   Пустую бочку Лошадь легко толкнула, и из погреба Ванечка вылез. Дрожит весь, замёрз. Лошадь вместе с Амаркордом стали его оттирать, да согревать, да дуть на него. Согрели кое-как.
   – Иди, Ваня, скорее домой, – сказала Лошадь, – а уж утром в лес приходи.
   Ваня побежал домой, папку с мамкой успокаивать, а Подушкин подошёл к Зелёной Лошади и говорит:
   – Послушай, Зелёная Лошадь, Я без тебя жить не могу. Может, и ты полюбишь меня?
   – Слушай, Подушкин, – вмешался Амаркорд. – Сам же Зелёную Лошадь в конюшне запер, Ванечку в погреб засунул. Ну как, скажи, любить такого обормота?
   – Не ворчи, Амаркорд, – сказала Зелёная Лошадь. – Я всех люблю.
   – А когда же мы снова встретимся? – спросил Подушкин. – Я очень хочу тебя увидеть.
   – Это просто, – сказала Зелёная Лошадь. – Приходи в лес, погуляй немного, а как услышишь, что у тебя за ухом кто-то шепчет и дышит тепло, скажи такие слова: «Зелёная Лошадь, это ты? Ну, здравствуй же, здравствуй!» Тут оглянись – и меня увидишь.
   Сказала так Лошадь и махнула через забор. На следующее утро Подушкин сразу, конечно, побежал в лес. На велосипеде.

   Потом велосипед под кустик спрятал и стал гулять. Вдруг слышит – кто-то шепчет у него за ухом, шепчет и дышит тепло.
   – Зелёная Лошадь! – закричал Подушкин. – Это ты? Ну, здравствуй же, здравствуй!
   Оглянулся – страшная рожа с клыками на него чесноком дышит! Амаркорд! (Я совсем забыл рассказать, что Амаркорд любил котлеты рубленые с чесноком.)
   А потом в лес Ванечка пришёл. Походил немного и слышит: кто-то шепчет у него за ухом и дышит тепло.
   – Зелёная Лошадь! Это ты? Ну, здравствуй же, здравствуй!
   Оглянулся – а это и вправду Зелёная Лошадь.
   Стал он её спину мягкую гладить, гриву заплетать, а потом они умчались куда-то вместе…

Сказка про Алёшу

   В этой сказке с самого начала ничего не было.
   Верней, что-то было, но – в темноте.
   И тут появился человек, который стал эту темноту есть. Потому что это была не темнота, а шоколад. И вообще, это всё было шоколадное яйцо, внутри которого и была темнота. А человек, который съел яйцо и шоколадную темноту, назывался мальчик Алёша.
   Алёша и увидел первым то, что было в яйце. А был там какой-то ботинок, какой-то красный нос, какой-то колпачок, какая-то палочка. Только стал Алёша всё это пристраивать друг к другу, как послышался голос:
   – Постой! Ты не так делаешь! Я сейчас сам себя соберу.

   – Нет, я соберу, – сказал Алёша и собрал того, кого хотел.
   – Так, теперь тебе понятно, кто ты такой? Ты – гномик.
   – Я? Гномик? Не может быть!
   Гномик посмотрел в зеркало и сказал:
   – Да, действительно, похоже. А как меня зовут?
   – Автомофей!
   – Не может быть! – вскричал гномик. – Какое счастье! Неужели у меня такое чудесное имя! Автомофей! Вот это да!
   – Ну, давай, – сказал Алёша. – Давай теперь исполняй поскорее моё желание!
   – Да не умею я.
   – Умеешь, умеешь, не притворяйся. Взмахни своей палочкой – и всё получится. Хочу второе шоколадное яйцо.
   – И что – в нём тоже гномик?
   – Да нет, гномиков больше не надо. Пусть будет автомобиль. Ну? Автомобиль для Автомофея и для меня. Исполняй скорее!
   Автомофей взмахнул своей палочкой – и новое шоколадное яйцо явилось перед ними. Алёша быстро разломал его, съел шоколад, а гномик Автомофей быстро собрал новенький автомобиль.
   – Ну, давай теперь дальше, – сказал Алёша. – Делай третье шоколадное яйцо.
   – А что в нём будет?
   – Сам не знаю. Давай, что получится.
   – Лучше не надо. А то ещё получится что-нибудь не то.
   – Прошу тебя, сделай. Шоколаду хочется.

   – Ну, пожалуйста, – сказал гномик, взмахнул палочкой, и на столе появилось третье яйцо.
   Алёша съел шоколад, а из яйца-то объявился маленький человечек, лысый и усатый, в клетчатом пиджаке, с папиросой во рту.
   – Автомофей, – сказал гномик и протянул руку, чтобы познакомиться.
   Но человечек оттолкнул гнома, плюхнулся за руль автомобиля.
   – А у мене фамилие Жипцов, – сказал он и только завёл машину, как Алёша быстренько вытащил его из кабинки.
   – Стой, Жипцов, – сказал он. – Это машина Автомофея.
   – Чего-чего? – сказал Жипцов. – Это мой «Москвич-Бенц», а ты, Автомофей, катись отсюдова!
   И он хлопнул Автомофея по лбу.
   Тогда Алёша схватил его и засунул в сахарницу. Дело-то всё на кухне происходило, и там на столе стояла синяя сахарница.
   Этот противный Жипцов стал скакать по кускам сахара и кидаться осколочками сверху в гномика Автомофея.
   – Вот видишь, – сказал Автомофей, – зря ты съел это третье яйцо.
   – Да ладно, ничего особенного, – сказал Алёша. – Пускай в сахарнице пока посидит, а мы лучше с тобой покатаемся.
   – Так ты же не залезешь в машину.
   – А ты взмахни палочкой и сделай меня маленьким, как ты. Покатаемся, а потом ты меня расколдуешь.
   Автомофей взмахнул палочкой – и Алёша стал таким же маленьким, как и сам гномик Автомофей.
   Залезли они в машину и стали по столу носиться. Мимо хлебницы, мимо недопитой чашки чаю и, конечно, мимо сахарницы, в которой Жипцов сидел.
   А Жипцов изловчился, за цветок василёк ухватился и по стебельку слез вниз на стол. Там рядом букет стоял полевых цветов.
   Вот Жипцов притаился за солонкой, а гномик Автомофей говорит:
   – Что-то этого противного Жипцова не видно.
   Алёша затормозил и говорит:
   – Кажется, он за солонкой спрятался.
   Вот они вышли из машины и пошли к солонке. Тут Жипцов вдруг выскочил, выхватил у гномика волшебную палочку и стукнул его палочкой по лбу.
   Тогда гномик выхватил у Жипцова палочку и тоже стукнул Жипцова по лбу.

   Тогда Алёша выхватил палочку и говорит:
   – Вы что, с ума сошли? Это же волшебная палочка. Сломаете ещё, чего доброго.
   Тогда Жипцов подскочил к Алёше, выхватил у него палочку и бросил её. И упала палочка со стола на пол.
   – Вот и всё, – сказал Жипцов. – Теперь ты, Алёша, останешься таким же маленьким, как мы с Автомофеем.
   И он вскочил в машину.
   Вот Жипцов стал носиться по столу и всё время старался на Автомофея наехать, но гном отскакивал.
   – Погоди, Жипцов! – кричал ему Алёша. – Вот придёт мой папа, он тебе задаст. А я, когда снова большим стану, посажу тебя в сахарницу, а букет отодвину.
   – Плевать я на вас хотел! – отвечал Жипцов и носился всё быстрее и быстрее. И так он глупо катался, что врезался в хлебницу; машина разбилась, мотор заглох, а Жипцов вылез из машины с огромным синяком на лбу.
   – Сломался радиатор, – сказал Автомофей. – И карбюратор. Надо чинить.
   Он достал из кармана ключ и молоточек и стал чинить машину. А Жипцов с грязными ногами залез в солонку и разлёгся там, как будто на морском песочке.
   «Хоть бы папа скорее пришёл, – думал Алёша, – он меня спасёт».
   И вот в двери загремел ключ, и в дом вошёл папа.
   – Алёша! – крикнул он. – Ты где?
   «Я здесь, на кухне!» – хотел крикнуть Алёша, но крикнуть ничего не смог… Он как-то неожиданно замер. И гномик замер, и Жипцов тоже замер. Алёша и не знал, что куклы при живых людях перестают двигаться и разговаривать. А он-то в куколку превратился!
   – Где же мой Алёша? – говорил папа. Он ходил по квартире и всюду искал сына.
   Пришёл он, конечно, и на кухню. Смотрит – на столе машинка, а рядом с ней гномик и ещё две куклы. Одна из них очень на Алёшу похожа. И ещё он увидел много серебряной фольги, в которую шоколадные яйца завёртывают.
   Фольгу папа выбросил в мусорное ведро, а Алёшу в руки взял.
   – Вот как, – сказал он, – здорово теперь кукол делают. Даже на Алёшу похожа.
   «Папа!» – хотел крикнуть Алёша, но крикнуть ничего не мог.
   Заплакал тогда Алёша, но и заплакать у него не получилось.
   Сел папа за стол, кукол в сторону отодвинул и стал суп есть. А когда он пообедал, ушёл в свою комнату и сел уже за компьютер.
   – Ха! – засмеялся тогда Жипцов. – Помог тебе твой папочка! Будешь ты теперь, Алёша, маленькой куклой!
   Но тут гномик Автомофей прошептал Алёше на ухо:
   – Главное – достать волшебную палочку. Вон из той бумажной салфетки сделаем самолёт и на пол улетим. Ты только не плачь. Надо Жипцова обмануть.
   – Эй, Жипцов, – сказал Алёша, – я давно мечтал куклой стать, чтобы на игрушечных машинках кататься и на самолётиках летать.
   Вот они достали из вазочки салфетку и сложили из неё самолётик. А чтоб самолёт хорошо летал, приделали к нему моторчик. Ну, этот самый автомобильный моторчик. Из машины его достали и в самолёт вставили. Это всё Автомофей сделал своим ключом и молоточком.
   – Чего это вы такое делаете? Чего это такое? – бегал вокруг них Жипцов. – Я тоже такое хочу!
   А они нарочно в самолёте только два места сделали, чтобы Жипцова не брать. Он хотел за хвост зацепиться, но они успели улететь.
   Вот стали они по кухне летать – то над холодильником полетают, то к стенным часам взлетят. Налетались, накатались, вдруг видят – Жипцов на парашюте летит. Он, оказывается, из бумажной салфетки себе личный парашют сделал.

   Они приземлились поскорей, – а Жипцов уж к палочке бежит. И они побежали. Скорей! Скорей!
   И тут в кухню вдруг вошла мама. И они все замерли на месте.
   А мама вернулась с работы, и ей захотелось попить чаю.
   Вдруг она увидела на полу самолёт из бумажной салфетки и маленьких куколок. Куколок подняла и на подоконник поставила. А про самолётик она подумала, что это просто смятая бумажная салфетка. Непонятно даже, как это мама моторчик не разглядела. Короче, она взяла веник и подмела весь пол. И вместе с парашютиком и самолётиком подмела волшебную палочку и стряхнула в мусорное ведро.
   – А где Алёша? – спросила она у папы.
   – Ума не приложу, – сказал папа.
   – А ты приложи, – сказала мама, – подумай.
   Папа думал-думал, но ничего не придумал. Он только сказал:
   – Ты знаешь, здесь куколка есть, очень на Алёшу похожа.
   Мама взяла в руки Алёшу, поглядела и сказала:
   – Похожа, но не очень. У нашего Алёши глаза весёлые, а у этого грустные. Того гляди – заплачет!
   И она поставила Алёшу обратно на подоконник. А на подоконнике лежало много-много яблок – то ли проветривались, то ли дозревали, сам не пойму.

   И так получилось, что Жипцов оказался за огромной антоновкой с одной стороны. А гномик и Алёша – с другой.
   – Очень хорошо, что мы на подоконнике, – сказал Автомофей. – Вон видишь, прямо к подоконнику прижимается занавеска. Мы по ней вниз спустимся. Давай скорее, пока Жипцов не видит!
   И тут на них накатилось огромное яблоко.
   – Эй, берегись! – кричал Жипцов. – Я вас сейчас яблоками задавлю!
   И пока Жипцов катил яблоко – а сделать это было нелегко, – Алёша и Автомофей спустились на пол по занавеске и побежали к мусорному ведру. А оно стояло под раковиной, и залезть в него было невозможно.
   А Жипцов катил-катил антоновку и до того её докатил, что она с подоконника свалилась и по полу покатилась с огромной скоростью – прямо на Алёшу с гномиком. Они еле успели за ведро спрятаться, как яблоко с громом ударилось о ведро.
   И тут, конечно, в кухню вбежала мама. Видит – на полу яблоко, а на подоконнике Жипцов стоит.
   – Эй, папа! – закричала она. – Иди сюда!
   Папа пришёл на кухню, осмотрел место происшествия и говорит:
   – Ну и что?
   – А то, – говорит мама. – На подоконнике было три куколки, а теперь только одна. А яблоко на полу валяется.
   Папа взял в руки Жипцова, осмотрел его внимательно.
   – Довольно противный тип, – сказал он. – А где же кукла, на Алёшу похожая, и гномик?
   Они поискали на полу, под столом, за яблоками, за холодильником, а за ведро помойное не заглянули.
   – Странная история, – сказал папа. – Пропали две куколки. Ну ладно, надо хоть эту сохранить. Суну-ка я её в сахарницу.
   – Вот ещё, – сказала мама. – Очень уж он грязный.
   – А я его вымою, – сказал папа и включил кран.
   Он вымыл Жипцова вначале горячей водой, а потом холодной, два раза намылил и потёр железной щёткой, которой сковородки трут. Натёр его как следует и сунул в сахарницу.
   Так Жипцов во второй раз в сахарницу попал!
   После этого папа с мамой снова своими делами занялись.
   Как только они ушли, Алёша с Автомофеем принялись хохотать. И так громко они смеялись, что Жипцов их услыхал.
   – Ах, вот вы где скрываетесь! – закричал он из сахарницы. – Теперь понятно!

   По цветочку василёчку он вылез из сахарницы и подбежал к самому краю стола.
   – А в ведро вам никак не влезть, – сказал он, оценив обстановку. – А волшебная палочка там! Ха!
   – Да и тебе со стола никак не спрыгнуть, – сказал Автомофей.
   – Ерунда! – сказал Жипцов. – Я сейчас ещё один парашют сделаю, спущусь вниз, вам обоим дам в ухо и нос разобью, а сам в ведро залезу, возьму волшебную палочку и наколдую чего хочу.
   – А чего ты хочешь? – спросил Алёша.
   – Очень простого, – сказал Жипцов. – Я хочу стать большим настоящим человеком, а вас с гномиком Автомофеем засунуть в карман и пойти в пивную: пиво пить, ругаться и драться.
   – Никак не могу понять, – сказал Алёша гномику. – Нас с тобой двое, а он – один. Почему он в себе такой уверенный?
   – Потому что дурак, – ответил гномик. – Дураки всегда в себе очень уверенные. Ну ладно, наплевать на него, нам надо скорее в ведро залезть и палочку достать. Давай совок мусорный к ведру приставим и по ручке залезем, пока Жипцов парашют делает.

   Вот они взяли совок, в который мусор собирают, и стали его понемногу к ведру толкать. Толкали-толкали – совок брякнулся, упал на пол, зазвенел.
   И мама в комнате громко сказала:
   – Опять на кухне что-то происходит. Пойду посмотрю!
   Автомофей с Алёшей за ведро спрятались, а этот дурацкий Жипцов залез поскорей обратно в сахарницу. Только успел залезть – мама вошла.
   – Ага, – говорит, – всё в порядке. Этот в сахарнице сидит, а что звенело – непонятно.
   Тут она увидела совок, который двигали. Взяла этот совок и к ведру прислонила, как раз так, как хотели гномик и Алёша. И снова ушла.
   – Скорее лезем в ведро, – сказал Автомофей. И они полезли по ручке вверх, добрались до края ведра и заглянули внутрь.
   А в ведре был, конечно, мусор. Но это был такой непротивный мусор, но всё же неприятный, такой, какой всё-таки убирать надо. Картофельные очистки, апельсиновые корки, тюбик от зубной пасты, бумажный самолётик и парашютик, а вот волшебной палочки видно не было.

   – Её в ведре нет, – сказал гномик. – Я это точно чувствую.
   – Что же делать? – сказал Алёша.
   И тут совок под ними зашатался, поехал в сторону и рухнул на пол. Это противный Жипцов спрыгнул на своём парашюте и совок опрокинул. Алёша и гномик упали, но и Жипцову каблуком по лысине досталось.
   Тут в кухню ворвался папа и закричал:
   – Что здесь происходит?!
   И он увидел совок, который валялся, а также Жипцова, Алёшу и гномика.
   – Ага, – сказал он, – теперь всё ясно.
   – Что это тебе ясно? – сказала мама.
   Папа взял всех троих в руки и выстроил их перед собою в ряд на столе.
   – Ясно, что этот тип вылез из сахарницы, а потом опрокинул совок. А это – маленький Алёша, а это – гномик. Гномик нашего Алёшу заколдовал, и он стал таким же маленьким. Дело ясное!
   И тут мы должны сказать, что Алёшин папа оказался очень умным человеком. Но мама так не подумала. Она сказала:
   – Сколько ты сегодня пепси выпил?
   Он сказал:
   – Одну бутылку.
   А это было враньё – он выпил три.
   Мама рассердилась и ушла в ванную комнату.

   А папа взял всех трёх кукол в кулак и поставил их на пол рядом с мусорным ведром. И так сказал:
   – Я не знаю, что тут у вас произошло. Но – предупреждаю: если вы, гномик и лысый тип, не расколдуете Алёшу, то вам несдобровать. Я вас выкину в форточку с двадцатого этажа. Даю вам пять минут. Вон поглядите на эти стенные часы. Как только они пробьют десять раз – я возвращаюсь на кухню.
   И он ушёл.
   Надо сказать, что Жипцов очень перепугался, да и гномик тоже.
   Они искали-искали палочку, но найти никак не могли.
   И вдруг в тёмном углу раздался бой барабана! И на свет вышел старый барабанщик. Это был деревянный солдатик.

   – Хоть ты, Алеша, про меня забыл, – сказал старый барабанщик, – и хоть я два месяца в пыли валялся, я все-таки решил тебя выручить. Вот она – волшебная палочка. Я её схватил, когда она мимо ведра пролетала.
   Гномик взмахнул палочкой – и Алёша так быстро вырос, что даже об умывальник головой стукнулся.
   Часы пробили десять раз, и в кухню вошёл папа.
   Он увидел, что Алёша сидит у стола, а перед ним стоят три фигурки: гномик, барабанщик и Жипцов.
   – Я так и знал, что ты всё поймёшь, – сказал Алёша.
   А папа обнял Алёшу и сказал:
   – Я всё понял, потому что мы с тобой – друзья.
   И тут папа посмотрел на Жипцова:
   – Послушай, а это кто такой?
   – Да это Жипцов. Из шоколадного яйца. Давай его в сахарницу засунем.
   И они засунули Жипцова в сахарницу, а букет отодвинули.
   Так Жипцов снова в сахарницу попал. Только уж я не помню, в который раз.