Александра Егорушкина
Настоящая принцесса и Бродячий Мостик

   © А. Егоршкина, 2012
   © «Wexler Publishing», 2012

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Пролог,
в котором над Петербургом летает большая ушастая птица

   Огромная ушастая птица кружила на своих мягких бесшумных крыльях высоко-высоко над городом, выше его огней, выше его крыш, башен и шпилей, выше мигающих светофоров и сияющих рекламных щитов, выше паутины проводов, затянувшей улицы, проспекты и площади. Там, в вышине, где небо было черным и глубоким, как колодец в неизвестность, рассекали воздух крылья филина, горели желтым огнем его зоркие глаза, высматривали что-то внизу – что-то, ведомое только ему. Он все чертил и чертил круги над городом, то снижаясь так, что едва не задевал когтями крыши, то поднимаясь выше, так, что видел сразу и далекие корабли в порту, и одинаковые коробки бесчисленных новостроек. Филин кружил и кружил, он словно нес стражу, охраняя город.
   А город жил своей обычной жизнью, зажигал вечерние фонари, ронял осенние листья на дорожки садов и скверов, выдыхал теплый воздух мощными легкими метро, фыркал пылью дорог, хлопал сотнями дверей, жужжал и гудел машинами, переговаривался тысячами голосов, переглядывался тысячами окон. И если бы филин пожелал этого, он мог бы заглянуть в каждое из них, потому что для обитателей города он оставался невидимым.
   Но филина на самом-то деле интересовало только одно окно, подоконник которого был тесно заставлен горшочками с кактусами. Там, за этим окном, на тихой узкой улочке, на третьем этаже старинного дома, украшенного по фасаду затейливыми лепными узорами, под апельсиновым абажуром, льющим мягкий свет из-под потолка, стояла на цыпочках у пианино девочка лет пяти с огненно-рыжими волосами, заплетенными в две косички. Она была такая маленькая, что едва дотягивалась до клавиатуры, чуть не утыкаясь в нее веснушчатым носом. Девочка старательно подбирала одним пальцем песенку про Чижика-Пыжика, сбивалась, вздыхала, но упрямо начинала с начала. Время от времени она поглядывала на часы, будто кого-то ждала, а потом снова принималась подбирать простенькую мелодию.
   «Уху», – удовлетворенно ухнул филин, внимательно посмотрев на девочку, – и резко взмыл вверх.
   Ветер, примчавшийся с далекого залива, распушил пестрые перья птицы. Внизу разматывались ленточки улиц, затихал вечерний шум, понемногу начинали гаснуть окна. Наконец, ловко скользя в потоках холодного ветра, филин очутился над площадью, ярко освещенной оранжевыми фонарями, которые покачивались на ветру. От площади, словно лучи от звезды, разбегалось несколько шумных улиц, не затихавших даже в столь поздний час. А над самой площадью высился дом, известный своим причудливым видом каждому обитателю города – этот сливочного цвета дом в шоколадно-коричневых узорах лепки напоминал скорее замок с множеством окон, украшенный двумя высоченными башнями. К одной из них и направился филин: он стремглав влетел в распахнутое узкое, освещенное изнутри окошко на самом верху башни, под неразличимым снизу бордюром из знаков Зодиака. Окно тут же захлопнулось.
   Едва коснувшись пола, филин исчез, а на его месте мгновенно возник невысокий пожилой человек с седеющей бородой и в серебряных очках. Потирая замерзшие руки, он запер окно и устало опустился в глубокое кресло.
   – Все в порядке. Ну что ж, значит, не зря я здесь…

Глава 1,
в которой голубой попугай падает с жердочки, а Лизе объясняют, что музыканта из нее не выйдет, и все бы кончилось плохо, не перебеги ей дорогу черный кот

   Когда громадный голубой попугай Визирь с громким стуком шлепнулся на пол своей клетки, подняв тучу пыли, Лиза от неожиданности ойкнула и опустила смычок. Потом она поймала устремленный на нее взгляд Гертруды Генриховны и ойкнула еще раз.
   – Это же в голове не укладывается, – сказала Гертруда Генриховна замогильным голосом. – Лиза, вы хоть сами понимаете, что играете?! Это же Мендельсон, а не «Чижик-Пыжик!» – название песенки она произнесла чуть ли не брезгливо. Лиза съежилась.
   – Ни в какие воррота! – заорал опомнившийся Визирь. – Бездаррно! Бездаррно! Ррыжая куррица! Позоррище!
   Вот именно, – кивнула Гертруда Генриховна. – Мое терпение лопнуло. Я отказываюсь заниматься с вами. Так и передайте Наталье Борисовне. Впрочем, нет, я сама переговорю с ней.
   Разволновавшейся Лизе почему-то представилось, как Гертруда Генриховна вплывает в окно Бабушкиного кабинета верхом на метле. И со смычком в зубах.
   – Бездаррно! – повторил Визирь понравившееся слово. – Корротышка! – добавил он, а потом скакнул по жердочке вбок и, склонив голову, нежно проворковал: – Перрчику, Герртруда? Каррамельку?
   Гертруда Генриховна, шагая, как циркуль, подошла к визиревой клетке и накрыла ее лазоревым, в цвет попугая, платком. Это было единственное яркое пятно во всей громадной, пустой и невероятно пыльной комнате. Лиза в панике поискала, куда девать глаза от испепеляющего взгляда Гертруды Генриховны, которую с самого начала их знакомства называла про себя Горгоной Медузовной, и наткнулась на собственное отражение в высоком, потускневшем от пыли зеркале – маленькая рыжая девочка в клетчатой школьной форме прижимает к груди скрипку. А ведь все было так хорошо! Лиза без запинки отыграла упражнения зануды Шрадика, правильно вспомнила все эти душные гаммы, и Гертруда не ругалась! Занимались они всего три месяца, с сентября, и Гертруда всегда скупилась на похвалы. Но сегодня она даже кивнула и пробурчала «Весьма удовлетворительно», а ведь Бабушка предупреждала Лизу, что в устах строгой преподавательницы это наивысшая похвала! Что же теперь случилось? Лиза и успела-то сыграть всего тактов десять Мендельсона…
   Может быть, Гертруда Генриховна так испугалась из-за своего Визиря? Но ведь он сразу вспорхнул обратно на жердочку! И вообще Лизе совсем не было жалко Визиря. Поделом мерзкой птице! Раньше Лиза его у Гертруды Генриховны не видела, – должно быть, он появился здесь всего день-два назад, и без него было значительно лучше. Мало того, что перед началом урока этот попугаище, неслышно подлетев к Лизе в темном коридоре, вцепился ей в волосы и пребольно клюнул в темечко, и хорошо еще, что кудрявая лизина грива несколько смягчила удар! Так к тому же весь урок птица, водворенная в новенькую клетку, не мигая, глядела на Лизу круглым коричневым глазом, отчего у бедняжки дрожали руки и даже порвалась струна. Нет, Визиря Лизе совсем не было жалко.
   – Звук у вас отвратительный – словно кошку за хвост дерете, – продолжала между тем Гертруда Генриховна, и Лизе вдруг подумалось, что с Гертруды и впрямь станется обижать кошек. – Смычок вы вообще не знаете, как держать. И не советую вам искать другого педагога, ничего у вас из этого не выйдет. Всего вам доброго. Попытайте счастья на другом поприще. – Все это она говорила, тесня Лизу в прихожую, к куртке и ботинкам.
   – Всего добррого! – донеслось из-под платка. – Прроваливай! Ррыжая мымрра! Кошмаррр! Скррипачка! Виррррртуоз!
   – Довольно, Визирь! – прикрикнула на него Гертруда Генриховна. Она так торопилась выставить Лизу вон, что даже самолично принесла из комнаты папку с нотами и скрипичный футляр.
   – Ваш папа, Лиза, – не унималась она, – ваш папа, Лиза, был бы вами очень и очень недоволен!
   Этого ей говорить вовсе не следовало. Лиза застегнула последнюю пуговицу, взяла рюкзак, футляр и папку и вышла за дверь, гордо задрав конопатый нос. Однако на темной лестнице закипавшие слезы пришлось уже вытирать варежкой.
   «Жаба, – думала Лиза. – Жаба Горгона. Нет, не жаба. Жабы не бывают такие тощие и черные. Ящерица». Она несколько утешилась, представив себе, как дома доберется до верхней полки книжного стеллажа, достанет любимую «Жизнь животных» Брэма и подыщет там на цветной вклейке подходящую рептилию. Обычно от этого ей становилось легче.
   Но утешение было слабое, а обида слишком сильная: слезы полились ручьем. Лиза стояла на темной лестнице, изо всех сил прижимая к себе скрипку и папку с нотами, и всхлипывала. Она представила себе, как сейчас ей придется возвращаться домой, под дождем, по лужам, на холодном ветру, и ботинки обязательно промокнут, а потом еще оправдываться перед Бабушкой, а Бабушка наверняка будет ругаться, а Гертруда ей нажалуется – и Лиза заплакала еще горше. Но пока она искала по карманам платок, стоя на лестничной площадке, слезы потихоньку высохли сами. Лиза шмыгнула носом и решила: «Надо идти… А то еще Горгона выглянет…» Прямо перед Лизой было высокое окно с разноцветным витражом, похожим на плащ Арлекина. Каждый раз, неохотно плетясь на урок к строгой Горгоне, Лиза задерживалась у окна, до последнего оттягивая неизбежную минуту, когда придется нажать кнопку звонка. Поглядев во двор сначала через синее стеклышко, а потом через зеленое, Лиза тяжело вздохнула и медленно стала спускаться вниз по лестнице. Обычно она бежала вприпрыжку, через ступеньку, мысленно вереща «свобода!», но после Гертрудиного крика ноги вообще идти не желали.
   Как всегда, Лиза, пыхтя, долго пихала упрямую дверь боком, стараясь не стукнуться скрипкой о стену, и, как всегда, в конце концов дверь подалась безо всякого предупреждения, и Лиза пулей вылетела из подъезда, едва не упав в лужу перед крыльцом. При этом она чуть не сбила с ног высокую, тонкую, как хлыст, даму в красном кожаном пальто с пышным меховым воротником. Дама снисходительно усмехнулась, скривив ярко накрашенные губы, и скользнула в подъезд. «На Гертруду ужасно похожа, – подумалось Лизе, – только еще противнее!»
   …На улице дул пронизывающий ветер, да еще с неба сыпалось (или лилось?) нечто среднее между жидким снегом и подмороженным дождем. Во всяком случае, колючие капли летели Лизе в лицо вместе с порывами ветра, а ветер несся по Миллионной улице с такой скоростью, словно у него была одна-единственная задача – во что бы то ни стало сбить Лизу с ног. Она поглубже натянула на уши зеленую шерстяную шапочку с помпоном и, пригнув голову, побрела в сторону Дворцовой площади. Сегодня привычный путь казался девочке бесконечным.
   Под ногами чавкала жидкая коричневая кашица, которая еще два дня назад была пушистым белым снегом. Ветер вырывал из рук нотную папку, толкался, пихался, пытался сорвать шапочку, дергал за помпон, совал мокрые холодные пальцы за шиворот – словом, вел себя ничуть не лучше троечника Кости Царапкина, который не давал Лизе прохода в школе. При мысли о школе Лиза снова зашмыгала носом. Вот если бы завтра было воскресенье! Хотя в такую погоду гулять не пойдешь, но ведь и дома всегда есть чем заняться. Только вот, наверно, Бабушка до самого воскресенья будет сердиться. А то и дольше. И вообще, завтра, наоборот, четверг и английский первым уроком.
   Лиза была так расстроена, что ничего не видела вокруг. Сегодня она не помахала рукой черным атлантам у Эрмитажа, не посмотрела на ангела, замершего на верхушке колонны, и даже не стала считать плитки Дворцовой под ногами. Минут пять она стучала зубами в ожидании троллейбуса, потом с трудом втиснулась в его тесно набитое нутро и, стоя у кого-то на ноге (этот кто-то был очень недоволен), доехала до Петроградской. «За что? Непонятно…» – бормотала Лиза, обходя многочисленные лужи и ежась от холода. «Вот бы научиться впадать в зимнюю спячку, – мечтала она. – Укрыться одеялом с головой и проспать всю зиму. А потом просыпаешься – уже каникулы, и никакого мороза. Только ведь тогда я и Новый год пропущу…» Нотная папка тыкала ее в бок острым углом, а скрипичный футляр внезапно сделался ужасно тяжелым и все время колотил Лизу по ноге, так что на минутку ей даже захотелось выбросить и скрипку, и ноты.
   Никогда в жизни ей еще не было так плохо, и поэтому, забыв о Бабушкиных наставлениях, она решила пойти проходными дворами, которых на Петроградской великое множество. «Может, там хоть ветра нет…», – подумала Лиза.
   Но, похоже, ветер собрался преследовать Лизу до самого дома. Он упорно гнался за ней, выскальзывал из-за угла, забегал то слева, то справа, а потом поставил Лизе подножку, она споткнулась и с размаху наступила в лужу. Ботинок мигом наполнился холодной водой, а Лизины глаза – слезами. Она свернула на полузатопленную детскую площадку, плюхнулась на поломанные качели под выщербленным пластиковым козырьком и уже не пыталась больше сдерживать рыдания: все равно ее распухший нос и покрасневшие глаза никто не видит. В ушах до сих пор звучал въедливый голос Гертруды: «Ваш папа, Лиза, был бы вами очень и очень недоволен!» Но ведь Лиза точно знала, что папа бы ее никогда и ни за что не ругал. Правда, она его совсем не помнила, как и маму… и именно поэтому подковырка Гертруды довела ее до слез.
   Ни папа, ни мама профессиональными музыкантами не были, но зато папа замечательно пел песни под гитару – так рассказывала Бабушка. Бабушка еще говорила, что они везде и всегда брали с собой гитару: на дачу, в гости, в походы. И в одном таком походе на высокий-высокий пик они оба бесследно пропали. В горах поднялась страшная вьюга, и со снежных вершин сошла лавина, а когда идет лавина, ее не остановишь, и альпинисты почти никогда не успевают спастись. Во всяком случае, так рассказывала Бабушка, которая вообще-то не очень любила эту тему: она сразу делалась не похожей на себя, принималась сморкаться в маленький кружевной платочек и выходила из комнаты.
   Но Лизе и одного такого рассказа хватило на всю жизнь: она часто представляла гул и грохот лавины, и как альпинисты теряют друг друга в снежных вихрях, и папа с мамой исчезают в белой пелене. И не возвращаются домой. Лизе тогда было всего несколько месяцев. И осталась от них только старенькая черно-белая фотография, сделанная еще до свадьбы – даже на ней видно, какие они оба были рыжие. А еще молодые и веселые… Уж на что Горгона противная, а все-таки как ей повезло: она откуда-то знала Лизиного папу! Повезло – не то что Лизе, которая его, можно сказать, никогда в жизни не видела…
   Наплакавшись, Лиза подняла голову.
   Двор был совершенно незнакомый; более того, из него вели четыре арки, а Лиза даже не могла вспомнить, через какую из них она сюда попала. Хотя уже смеркалось, ни над одним подъездом не горели лампочки и, что вообще необъяснимо, все до единого окна были темные. Стояла тишина, которую нарушал только шелест мокрого снега по пластиковому козырьку качелей. Почему-то сюда не долетал шум с улицы, гул и гудки машин… а сколько именно дворов я прошла: два, три, четыре?
   Хотя еще минуту назад Лиза с ужасом представляла себе разгневанное лицо Бабушки, сейчас ей больше всего на свете захотелось оказаться дома, а там – будь что будет. Лиза быстро спрыгнула с качелей и… вновь очутилась по щиколотку в луже. На этот раз уже обеими ногами. Так что пришлось сесть обратно: лужа оказалась глубокой. И широкой. Во весь двор. Непонятно было, откуда она взялась. Впору было снова зареветь, но слезы кончились.
   Внезапно в мертвой тишине, наполнявшей двор, ей послышался шорох многочисленных крыльев, как будто над домами, снижаясь, кружила стая огромных черных птиц. Теперь Лизе стало по-настоящему страшно. По стенам домов побежали какие-то тени, черные окна раззявились, как оскаленные рты. Тени заходили вверх-вниз, все быстрее и быстрее, закачались, как маятник, закивали, а шорохи вокруг делались все громче, и вот уже тени заполнили собой весь двор, а потом на противоположной стене Лиза увидела очертание перепончатого крыла, и тотчас на другой возник чей-то страшный клювастый профиль…
   Не то чтобы Лиза была такой уж трусихой, и уж темноты-то она точно не боялась, но сейчас на ее месте кто угодно почувствовал бы себя по меньшей мере неуютно. Сердце у нее запрыгало, как воробушек в силке, девочка съежилась, стараясь сделаться как можно меньше и незаметнее.
   – А мне вовсе и не страшно… – громко сказала Лиза, хотя зубы у нее предательски застучали. – И н-н-ничуточк-к-ки. И ни к-к-капельки. Сейчас пойду домой. Только вот вспомню, куда мне идти – и пойду. А то Бабушка разволнуется. Да и есть хочется.
   Звук собственного голоса успокоил ее, но черные тени закачались еще быстрее, будто прислушиваясь к Лизиным словам. Лиза зажмурилась и поджала ноги. «Все очень просто, – сказала она себе, продолжая стучать зубами. – Я на них не смотрю, я их не вижу, я составляю план. Надо заглянуть в каждую арку по очереди», – сообразила она и уже стала собираться с духом, чтобы отправиться вброд через лужу, но тут даже сквозь зажмуренные веки ощутила, что шуршащие черные тени подползли совсем близко. Лиза вскочила и открыла глаза. Так и есть! Они заполонили всю площадку, а одна, змеясь по земле, скользила прямиком к Лизе.
   Лиза, стараясь не завизжать, завертела головой: «Надо бежать! Может быть, вон туда? Или туда? Нет, если я побегу, они меня догонят…» Она вжалась в спинку качелей. И неожиданно в рыжей Лизиной голове возникла и закрутилась привязчивая мелодия того самого «Чижика-Пыжика», о котором с таким отвращением говорила Гертруда. И, сама не зная почему, Лиза вдруг принялась дрожащими губами насвистывать эту простенькую песенку.
   При первых же звуках тени замерли на месте, а через несколько тактов…
   Они…
   …принялись отступать!
   Тени стремительно ползли прочь, они бежали, они исчезали! А потом над одним из подъездов загорелся фонарь. Потом над соседним… И еще один. «Чижик-Пыжик, где ты был…» – Лиза все насвистывала и не могла остановиться.
   – Мяу? – прозвучало в двух шагах от Лизы. Она обернулась и перевела дух. На краешке песочницы сидел черный бродячий кот с белой грудкой. Из полутьмы возник еще один, серый в полосочку, и чинно сел рядышком с черным. Затем к ним присоединился белый в рыжих пятнах.
   – Мяау! – раздалось с противоположной стороны двора. К песочнице двинулся четвертый кот, просто рыжий, да еще и с рваным ухом.
   – Привет, – на всякий случай сказала им Лиза. Теперь, когда тени исчезли и зловещий шорох умолк, а рядом, как по мановению волшебной палочки, появились коты, страшно уже не было. Очень хотелось погладить кого-нибудь из четверых, но…
   Черно-белый кот гибко спрыгнул с песочницы и, изящно лавируя по отмелям огромной лужи, двинулся к Лизе.
   – Мурремурр, – он посмотрел ей в лицо, сощурил янтарно-желтые глаза и выгнул спину. Затем потерся о Лизины ноги, развернулся и направился к самой дальней арке. Лиза в полном недоумении смотрела ему вслед. Кот остановился, оглянулся и муркнул, на этот раз уже вопросительно:
   – Мяомурр?
   Лиза подхватила папку и скрипку и, стараясь ступать по следам кота, поспешила за ним. Как это ни странно, она ни разу не зачерпнула воду ботинками. Кот уверенно вел ее за собой и время от времени оглядывался, словно хотел убедиться, что Лиза не потеряется. Арка вела в другой двор, совершенно нормальный двор, даже красивый, со сквериком, с множеством уютно светящихся оранжевым и желтым окон. А за коваными воротами, освещенными чугунным старинным фонарем, шумела улица, мерцали вывески и, расплескивая лужи, неслись машины…
   У ворот кот сел, аккуратно уложил хвост вокруг лапок и еще раз мяукнул:
   – Мяоау!
   – Спасибо! – на всякий случай сказала Лиза. Кот будто только того и ждал: даже не посмотрев ей вслед, он скользнул в подвальное окошко и растворился в сырой темноте.
   Облегченно вздохнув, Лиза миновала ворота и очутилась прямо напротив своего собственного дома. На всякий случай она обернулась.
   Никаких кованых ворот уже не было, и старинного фонаря тоже – обычная стена, ровные ряды окон, задернутые занавески, голубые отсветы телевизоров… Лиза тяжело вздохнула, посмотрела на часики и принялась рыться в кармане в поисках ключа. А ведь до конца урока еще пятнадцать минут. Сейчас придется что-то объяснять Бабушке.

Глава 2,
в которой Бабушка недоумевает, а у Лизы появляется новый учитель

   Высунув от усердия язык, Лиза повернула в замке ключ и бочком проскользнула в дверь. На душе было противно, и даже аромат прославленных Бабушкиных сырников ничуточки не улучшил Лизиного настроения.
   – Елизавета! – загремела Бабушка из кухонных далей. – Ты прогуляла музыку?
   – Бабушка! – Лиза решила сознаться с порога. – Меня Гертруда Генриховна выгнала! Совсем!
   В кухне загрохотало, в освещенном дверном проеме показалась Бабушка и устремилась к Лизе.
   – Как выгнала? Ты что, подложила ей дохлую мышь?!
   – Я старалась! Я ничего… А она говорит, заниматься не будет больше! Позвонит тебе… Я играла, а Визирь шлепнулся, а Гертруда как заорет…
   – Гертруда Генриховна, – поправила Бабушка строгим профессорским тоном, продолжая гладить по рыжей голове уткнувшуюся ей в шаль Лизу. – Какой визирь?
   – Я ей все играла как надо! Правда! Мне даже самой нравилось! А она на «вы» меня стала называть, представляешь? А он почему-то упал!.. А она как закричит! И он как завопит!.. И выгнала!
   – Может, лучше переоденешься и пойдем пообедаем? – неожиданно предложила Бабушка.
   От волнений Лиза проголодалась и после супа и второго съела еще четыре сырника. Бабушка пила кофе, задавала вопросы и с удовольствием любовалась, как Лиза ест. Хотя корм был, к сожалению, не в коня: Лизе, с рождения маленькой и тощенькой, похоже, предстояло быть такой и впредь, несмотря на завидный аппетит. Поставив перед внучкой чашку какао, Бабушка сказала, что теперь ход событий ей более или менее ясен: Лиза хорошо сыграла гаммы и упражнения, потом начала разбирать с листа Мендельсона, и тогда новый Гертрудин попугай свалился с жердочки, а сама Гертруда Генриховна разгневалась.
   – Не то чтобы мне что-то стало понятно, – призналась Бабушка, – одно могу сказать: ты тут ни при чем. И не она не будет больше с тобой заниматься, а ты с ней. Обидели мою маленькую! (На это Лиза фыркнула.) Не расстраивайся, Лиллибет, настоящие принцессы не огорчаются, когда на них кричат всякие там, они держатся прямо и гордо поднимают голову!
   Лизе не очень хотелось именно сейчас играть в «настоящих принцесс» – любимую Бабушкину педагогическую игру; тем не менее она выпрямилась и задрала нос, но сразу же опустила его обратно и уставилась в чашку, разрисованную голубыми цветами:
   – Она сказала, что из меня ничего не выйдет.
   – И ты что, ей поверила? – удивилась Бабушка.
   Лиза тоже удивилась: учительница же сказала, значит, правда. Лиза привыкла считать, что взрослые всегда правы, тем более учителя. Даже когда повышают голос.
   – Ах, ну да, – поняла ее Бабушка и надолго замолчала. Лиза рассеянно утянула и съела еще один сырник.
   – Ладно, – сказала Бабушка наконец. – Давай делай уроки, а я пойду всем звонить. Гертруде твоей…
   – Гертруде Генриховне, – поправила ее Лиза. – Бабушка, а что значит имя «Гертруда»?
   – «Драгоценное копье». Видимо, твоя наставница старается если разить, так наповал, – ответила Бабушка и удалилась.
   Звонок Горгоне много времени не занял. Повесив трубку, Бабушка вошла, постучав, в комнату Лизы и некоторое время стояла на пороге и смотрела, как та сочиняет по-английски рассказ на тему «Моя квартира».
   – Я слышу, ты тут, – не поднимая головы от тетрадки, сказала Лиза. – У тебя шпилька из прически сползает. Бабушка, а если я пишу про мою комнату, стоит описывать игрушки? – Она показала на плюшевую голубую свинью, жившую на диване. – А как будет «плюшевый?»
   – Посмотри в словаре, – Бабушка тихо уплыла, и на кухне снова затренькал телефон.
   Доделав уроки и запихнув тетрадки в рюкзак, Лиза вспомнила было о своем намерении полистать Брэма, но взглянула на футляр, позабытый в углу, и ей стало совестно. Она очень любила свою скрипочку, простенькое фабричное изделие, и сейчас ей казалось, что Горгона накричала даже не столько на саму Лизу, сколько на ни в чем не повинный инструмент. «Да еще я сама хотела ее выбросить! Правда, всего на секундочку, но ведь ужасно хотела же, значит, считается», – покаянно подумала Лиза. Когда-то Бабушка объяснила крошечной Лизе, что у уважающего себя музыкального инструмента должно быть собственное имя, и назвала первую малюсенькую скрипочку Виви. Нынешняя скрипка была уже третья по счету, большая, взрослая, и звали ее Виви Третья. Открыв футляр, Лиза раскутала зеленый шерстяной платок и погладила теплое дерево. «Виви, прости меня, пожалуйста, это все из-за Горгоны», – прошептала Лиза, и уже хотела устроиться на диване с книжкой, как в дверь снова постучала Бабушка.
   – Дай-ка, Бетси, английский посмотреть. Очень интересно, как у тебя получилось про игрушки. Завтра физкультура, смотри опять форму не забудь. Я понимаю, что ты не любишь физкультуру, но ходить на нее изволь.
   – Там эстафету надо бегать. И строем стоять заставляют, – пискнула Лиза. – И ходить. Настоящие принцессы не ходят строем.
   – Настоящие принцессы, – усмехнулась Бабушка, – держатся достойно в любых обстоятельствах. Кстати, Лизетта, ты не могла бы немножко еще поиграть сегодня вечером? Я тут пригласила одного хорошего человека тебя послушать. Да не бойся ты, он добрый. А я хочу, чтобы он тебе объяснил, что все у тебя получается.
   Лиза переполошилась и побежала срочно репетировать. Она торопливо поставила пюпитр, тщательно натерла смычок канифолью, раскрыла учебник, приложила скрипку к плечу и взмахнула смычком.
   Девочка даже не заметила, как после первых же звуков Бабушка с очень странным лицом выплыла за дверь, бормоча под нос непонятное: «Вот и дождались». Еще Лиза не заметила черно-белого кота, который устроился снаружи на подоконнике, прижав к стеклу розовый нос, – того самого кота, который вызволил ее из лабиринта проходных дворов.
   Ровно в семь раздался звонок в дверь. Обещанный хороший человек оказался крепким пожилым бородачом небольшого роста, в серебряных очках. В одной руке гость держал букет очень красных роз, а в другой – огромный, поразивший Лизино воображение торт в коробке с прозрачной крышкой. Вручив Бабушке цветы, хороший человек галантно поцеловал ей руку и воскликнул:
   – Все молодеешь, профессор!
   – А вот Лиллибет, – зардевшись, представила Лизу Бабушка и многозначительно посмотрела в глаза гостя. – Елизавета, это Андрей Петрович Филин, мой старый друг.
   – Счастлив познакомиться, Ваше высочество, – сказал Андрей Петрович и поклонился, блеснув из-за очков круглыми веселыми глазами. Лиза смутилась – ей не понравилось, что про игру в принцесс знают, оказывается, какие-то незнакомые, хотя и симпатичные люди. Еще ей не понравилось, что Бабушка при госте называет ее разными именами. Обычно она этого не делала, приберегая все сорок вариантов имени «Элизабет» (Лиза сама в словаре английских имен посчитала!) для общения наедине.
   – Сначала послушаем музыку, а потом со спокойной совестью съедим тортик, – продолжил меж тем гость и вдруг подмигнул Лизе так, что она сразу же перестала смущаться. «Концерт» вполне удался: Лиза даже не боялась своего зрительного зала, состоявшего из взволнованной Бабушки с оранжевым вязаньем в руках, очень серьезного и сосредоточенного Филина и двух невидимых в вечерней тьме котов на подоконнике. Сыграв свою небольшую программу, она даже поклонилась, как положено, и вопросительно взглянула на Бабушку. Бабушка так же вопросительно поглядела на Филина.
   – Весьма и весьма многообещающе, – сказал Филин. («Вполне удовлетворительно», – с облегчением перевела про себя Лиза на привычный горгонский язык.) – Итак, Наталья, ты считаешь, что теперь с Лизой пора заниматься мне? Я с радостью…
   – Думаю, пора, только, Филин, похвали ее, пожалуйста, поподробнее, – вдруг попросила Бабушка. – Эта дама наговорила бедняжке такого, что и у тебя пропало бы всякое желание к инструменту прикасаться, не то что у бедного ребенка!
   – Не знаю, что там сгоряча сказанула моя коллега, но мне представляется, что девочка у нас способная. Будет из тебя, Елизавета, толк, и какой! У тебя ведь абсолютный волшебный слух!
   Лиза кивнула и потерла нос – иногда это помогало ей не краснеть слишком быстро.
   – А ты знаешь, что это такое?
   – Ну… – замялась Лиза. – Это значит, что я могу, например, скрипку без камертона настроить…
   – Никто не объяснил! – Андрей Петрович даже руками всплеснул. – Нет, ты, конечно, права, но ты говоришь об абсолютном слухе – а он вовсе не редкость, вот и у меня он тоже есть. А вот абсолютный волшебный слух – это совсем, совсем другое дело, Лизавета. Похоже, ты можешь слышать то, что другие не могут. Давай-ка попробуй хоть прямо сейчас: послушай, как капает вода из крана на кухне, как шуршит сквозняк страницами раскрытой книги на Натальином столе, как до сих пор поют струны твоей скрипки – а ты ведь давно перестала играть! Попробуй! – он увлеченно блеснул очками и внимательно уставился на Лизу.
   – Ой, – сказала Лиза пять секунд спустя. – Прямо волшебство какое-то!
   – Не то чтобы волшебство, хотя в некотором смысле все музыканты – волшебники. Вот Паганини, например, или Лист. А Моцарт – вот был кудесник!
   – Какой из нее Паганини, в самом деле! – вмешалась Бабушка.
   – Пока, конечно, никакой, и слава Богу, – ответил Филин, – но есть основания полагать, что даже сейчас музыка нашей девочки вполне может производить… м-м-м… нетривиальное впечатление на… м-м-м… некоторых слушателей.
   – На попугаев, – сказала Лиза. – Некоторых.
   Она не знала, что такое «нетривиальное впечатление», но, кажется, догадывалась. Надо будет в словаре посмотреть для уверенности.
   – Что еще за попугаи??! – удивился Андрей Петрович.
   Бабушка кратко пересказала ему историю с Визирем. Филин помрачнел и задумался.
   – Какая впечатлительная птица, – сказал Андрей Петрович наконец довольно озабоченно. – Будем считать, что он птица, хотя мне в это не верится… А как имя-отчество моей нелюбезной коллеги? Та-ак… – протянул он, услышав ответ, и почему-то посмотрел на Бабушку с глубокой укоризной. – А со старыми друзьями посоветоваться, а, Наталья? Сколько они уже занимаются – надеюсь, недавно?
   Бабушка вдруг опустила глаза и втянула голову в плечи, а Лиза, увидев это, с усилием закрыла разинутый от изумления рот.
   Филин продолжал:
   – Ладно, предположим, что напортить ничего не успели. Значит, Гертруда Генриховна и ее новый попугай Визирь… И какого он цвета? Ах лазоревый? И говорящий? Тогда с ними обоими все ясно. Явились, значит, – пробормотал он себе под нос и продолжал: – Да, ходить к ней нашей Лизе, пожалуй, больше не стоит. Никогда. Расстались – и точка… Наталья, душа моя, нальют ли в этом доме чашку чаю? – добавил он совсем другим тоном.
   Потом они долго пили на кухне чай с замечательным тортом, сырниками и яблочным пирогом, который Бабушка шутливо называла «И мы не лыком шиты». Лиза скромно сидела с краешку, воздавая должное угощению и почти не участвуя в беседе взрослых. У нее нашлось новое занятие, казавшееся ей лучше любых разговоров: она слушала, слушала, слушала звуки, на которые раньше не обращала внимания – шепоток оседающих взбитых сливок, чмоканье пузырьков в закипающем чайнике, стеклянный шорох песка в сахарнице, шелковый шелест снегопада за окном, бархатный перестук кошачьих лапок на карнизе. Да уж, «никто не объяснил», а сама она раньше не додумалась…

Глава 3,
в которой происходят всяческие чудеса, и Лиза начинает слышать удивительные вещи

   Спала Лиза в ту ночь отвратительно. Бабушка, должно быть, тоже, поскольку обе не услышали утром будильника, и Лиза в результате влетела в школу за минуту до звонка, не успев окончательно проснуться. Школа была непростая – гимназия, да еще и с историей, а к тому же в последнее время директору захотелось, чтобы во вверенном ему учебном заведении было очень красиво. Красоту он понимал по-своему, так что лестница, некогда просто мраморная, стала беломраморной и очень скользкой, повсюду появились дурацкие лампы в виде перламутровых шаров на высоченных серебряных ножках, новая мебель тоже сияла белизной и никелем, и Лиза теперь точно знала, как выглядел дворец Снежной Королевы. Правда, в ее ледяном дворце наверняка не водилось искусственных фикусов в кадках, но школе они не придавали никакого уюта – только собирали пыль. А еще везде, везде гуляли сквозняки – нерадивые батареи не желали делать свое дело.
   Лиза огненным вихрем пронеслась по этому ледяному царству, ловко перепрыгнула традиционно подставленную Костей Царапкиным по прозвищу Цап-Царапыч ножку (меньшей пакостью он обойтись никак не мог) и уткнулась носом в живот высоченной соседки по парте – Ляльки Шевченко.
   – Лизка! – драматическим шепотом воззвала Лялька вместо приветствия. – «Май Флэт» сочинила? Дай списать!
   – Дать-то я дам, – ответила Лиза, роясь в рюкзаке и пытаясь отдышаться. – Лялька, чучело ты, моя квартира тебе не подойдет! Что же нам делать?
   Лялькины глаза-озера немедленно наполнились слезами. Красавица Лялька была несчастным человеком. Попробуй-ка поучись английскому в престижной английской школе, когда тебя учит собственная мама, она же завуч, она же тигрица позубастей Горгоны Медузовны! Лялька боялась свою маму до икоты, похоже, с самого рождения. Впрочем, Ульяну Сергеевну боялись все, кто ее видел, даже Лиза, которая Бабушкиными стараниями знала английский гораздо лучше всех в классе. Лялька, медлительная и томная, на вид совсем взрослая барышня, на уроках английского цепенела, как маленький кролик перед огромным удавом, и не могла ответить на мамочкины вопросы ничего путного. Да и кто, как не родная мать, может точно знать, приготовил ее ребенок уроки или нет? Оставалось надеяться, что злая англичанка Ляльку сегодня не спросит. Что ж, надежда умирает последней.
   Прозвенел звонок, и в класс вплыла Ульяна Сергеевна, она же Саблезубая, и прозвали ее так не только за любовь к тигриным полоскам на свитерах и блузках, а по заслугам – за общую саблезубость. Лиза в который раз с ужасом подумала, что Лялька поразительно похожа на маму – неужели из нее вырастет такой же коварный кошмар? Или дело ограничится только ослепительной красотой?
   Между тем Саблезубая грациозно опустилась на стул. Обвела притихших шестиклашек тяжелым взглядом таких же громадных, как у Ляльки, глазищ, но не распахнутых, а прищуренных – вот и вся разница. Поправила тяжелый русый узел на затылке холеной рукой с оранжевым маникюром. Лялька, кажется, совсем перестала дышать.
   – Good morning, children, – сказала Саблезубая своим тягучим голосом. – Take your seats. Who is on duty today?
   Экзекуция началась. Саблезубая умела запугать учеников до дрожи, даже мирно объясняя про вопросительные предложения или записывая на доске слова песенки про человечка – скрюченные ножки, который гулял целый век по скрюченной дорожке. При этом было такое ощущение, что она видит все, что происходит не только в классе и даже не только у нее за спиной, но и на много километров окрест. На ее уроке нельзя было мигнуть безнаказанно, и поэтому даже Царапкин не подавал признаков жизни. Тот самый Царапкин, который на всех прочих уроках качался на стуле, писал вредные записки, тыкал острым карандашом тех, кто сидел перед ним, пулялся жеваной бумагой и вообще бурно проводил время, – даже он трепетал перед Саблезубой. Глядя на Ульяну Сергеевну, Лиза готова была благодарить Бабушку за введенный в доме год назад порядок говорить по пятницам только по-английски (утром по пятницам Лиза придерживалась другого мнения и вообще в этот день недели бывала против обыкновенного очень молчалива).
   Когда за десять минут до звонка Саблезубая, любившая спрашивать домашнее задание под самый конец урока, открыла наконец журнал и занесла над ним ручку, воздух в классе заискрился и зазвенел. Лиза искоса взглянула на Ляльку – у той снова в глазах закипали слезы, – а потом на Саблезубую: та невыносимо медленно вела ручкой по странице сверху вниз, и оранжевые ногти зловеще поблескивали. Отличник Лева Аствацатуров, про которого Костя Царапкин как-то сказал, что раз уж он выучил собственную фамилию, то теперь ему ничего не страшно, чуть не уронил очки, надул и без того пухлые щеки и сначала побагровел, а потом побелел. Вот ручка уже миновала середину, где среди прочих была и Лизина фамилия, и явно двинулась в конец списка. (Лизу Кудрявцеву Саблезубая вызывала редко – скучно!) Слева от Лизы, через проход, картинно заломила руки с зеленым маникюром Юля Южина по прозвищу Ю-Ю. «Что же делать? Сейчас спросит Ляльку! Эх, вот бы Саблезубая сейчас шлепнулась со стула, как Визирь с жердочки! То-то громкий был бы треск!»
   Разволновавшись, Лиза тихонько забарабанила пальцами по парте «Турецкий марш». Саблезубая отвлеклась от журнала: «What're you doing, Lise? Please stop it!» Лиза убрала левую руку под парту и продолжала барабанить, только беззвучно, по собственной коленке, и тут произошло нечто странное: ручка повисла над страницей, Саблезубая подняла голову и оглядела класс, но как-то рассеянно, а потом уставилась в дальнюю стену, где висели карта Великобритании и портрет Шекспира, и замерла с таким потрясенным выражением лица, словно великий драматург делал ей из рамы яростные знаки ушами.
   Секунды капали, как вода из крана, но ничего не происходило. Лялька открыла от изумления рот и даже перестала плакать. Отличник Аствацатуров подхватил падающие очки. Юлечка Южина уронила голову на тетрадку. Костя Царапкин скомкал листок бумаги и сунул колючий комок за воротник зануде и ябеде Гарику Горшкову. Тот съежился и закряхтел, но очень тихо. Саблезубая не шелохнулась. Грянул звонок. Она снова посмотрела в журнал, вздохнула и произнесла долгожданное: «Your hometask for tomorrow…»
   – Пронесло! – завопила, вырвавшись на волю, Лялька и заскакала по коридору на одной ножке.
   Еще вчера Лиза поскакала бы за ней. Еще бы – до завтра никакого английского! Однако сейчас у нее было такое чувство, что она упустила во время урока какую-то очень важную мысль. Она отошла в угол, под искусственный фикус, села на краешек кадки и задумалась. Но тут, как всегда, мимо пронесся Царапкин, крикнул ей неизменную дразнилку про рыжую-конопатую, пришлось ответить, и остаток школьного дня прошел как обычно. На физкультуре даже удалось довольно далеко прыгнуть. Однако мысль о загадочном происшествии на английском все время скреблась у Лизы в голове, как мышка в подполе: попискивает, шуршит, а не показывается.
   Правда, некоторую определенность эта мысль получила после того, как на большой перемене в очереди в буфете за булочками к ней вдруг подошел Гарик Горшков. Сам по себе этот факт был поразителен, потому что в нормальном состоянии Лиза про Горшкова не помнила, а он ее терпеть не мог за рыжесть и безупречный английский.
   – Что, Лизка-Сосиска, – зашипел Горшков, состроив гнусную рожу (для него это труда не составляло), – мода теперь новая для рыжих – учителей гипнотизировать? Может, мне сходить к Марине Валерьевне и рассказать о твоих успехах?
   Вообще говоря, классная руководительница Марина Валерьевна, она же Малина Вареньевна, учительница русского языка, была ни капельки не страшной, даже наоборот, но вопрос насчет гипноза Лизу потряс.
   – Да иди, Горшков, ладно, не стесняйся, – растерянно ответила Лиза, а сама подумала: «Какой гипноз?!» – Она тебе доктора из дурдома вызовет, давно пора…
   – Иди-иди, Гарик, – донесся из-за спины голос отличника Аствацатурова, которого чаще называли Левушкой. – И к Саблезубой завернуть не забудь. Расскажи ей все на своем превосходном английском языке! Тогда она тебя на следующем уроке точно спросит…
   – Да-да, – ухватилась за соломинку Лиза. – Ты ведь так хотел к доске, а она никого не вызвала? Ой, беда-беда, огорчение, пожалейте несчастненького Горшкова…
   Горшков глянул в насупленное лицо Левушки и обратился в бегство. Тот умел при случае посмотреть сквозь очки так, словно придавливал недруга гранитной плитой.
   После уроков Лиза, все еще взволнованная странным происшествием, вышла на набережную. «И откуда Горшков взял про гипноз? – размышляла она. – Он ведь дубина стоеросовая, ему самому такое нипочем не сочинить!» Она на ходу застегнула рюкзачок и зажмурилась: сквозь рваные облака били лучи солнца. Сегодня настроение у погоды явно поменялось к лучшему – настырного ветра не было и в помине, а солнце даже пыталось пригревать, несмотря на то что в ноябре ему этого делать вроде бы и не полагается. Под ногами, правда, по-прежнему хлюпало и чавкало ничуть не меньше, чем накануне, но Лиза, воображая себя вчерашним котом, ловко обходила лужи и с удовольствием подставляла свои веснушки солнышку.
   «Здорово, что Ляльку так и не вызвали. А то она всегда так ревет после английского… Правда, странно получилось, – подумала Лиза, перепрыгивая через очередную лужу. – Саблезубая прямо заснула над журналом…» И тут Лиза остановилась как вкопанная: «Неужели… неужели все-таки это я ее усыпила, как Визиря? Но я ведь ничего не делала! Честное слово! – мысленно оправдывалась она неизвестно перед кем. – Мне просто Ляльку жалко стало! А Саблезубая сказала: „Что ты делаешь, перестань «А что я такого делала? Ну, барабанила по парте…» У нее появилось странное чувство, как будто она изо всех сил пытается решить сложную задачку, а решение где-то рядом, но все время ускользает. Лиза замотала головой, так что шапочка чуть не слетела с непокорных волос, и поудобнее перехватила мешок с физкультурной формой. Сегодня даже физкультура проскочила как-то незаметно, наверно, потому что не было ненавистной эстафеты.
   Лиза решила пойти домой пешком. Мысли ее все время возвращались к разговору с Филиным, но это было приятно: он ведь ее так хвалил! «Как же он сказал? – задумалась она. – Что моя игра будет производить на некоторых слушателей… Еще в словарь пришлось лезть… Не-три-ви-альное впечатление. Может быть, это и было нетривиальное? Да, хорошее слово… Но ведь я не играла, не напевала, я всего-навсего стучала пальцами по парте…»
   Как обычно, Лиза направилась по набережной к Дворцовому мосту. На спуске у Адмиралтейства она по привычке замедлила шаг около своих любимых львов. Несмотря на их грозный вид и оскаленные зубы, Лиза в глубине души полагала, что на самом деле львы вовсе не такие уж и сердитые. Просто им надоело стоять на одном месте. Вообще-то Лизе всегда хотелось их погладить, но дотянуться она не могла. «Бедненькие, скучно им тут…», – и Лиза в который раз подошла поближе, поднялась на цыпочки, но, увы, не достала даже до львиных лап.
   «Ничего стр-рашного», – и у нее над головой зазвучало громкое мурлыканье. Лиза посмотрела по сторонам. По набережной, как ни в чем не бывало, озабоченно спешили люди, и казалось, никто из них ничего особенного не слышит…
   «Совер-р-ршенно все затекло! – прозвучал у Лизы над ухом негромкий, но отчетливый урчащий голос. – Леонарр-ррдо, я прр-осто одур-рел!»
   Лиза быстро обернулась. Рядом никого не было.
   «А ты потер-р-рпи, брр-ратец Леандр-р-ро. До полнолуния осталась кр-рошечная неделя. Успеем еще напрр-рыгаться…», – отозвался второй голос, очень похожий.
   Лиза завертелась, как волчок. Но на спуске по-прежнему не было ни единой души, кроме нее самой и неподвижных каменных львов. «Тебе очень повезло, Лизавета. Ты можешь слышать то, чего не слышат другие», – раздались у нее в голове слова Андрея Петровича. Лиза впилась взглядом в ближайшего льва.
   «Пр-р-риветствую!» – проурчал все тот же голос.
   «Леандро… Леонардо?» – одними губами спросила Лиза.
   «Леонар-рдо – это он. Р-рад вас видеть».
   «Пр-риятной пр-рогулки, – присоединился второй лев. – До встр-речи в полнолуние! Мы непр-р-ременно за вами пр-р-ридем».
   «До свидания!» – сказала Лиза львам, несколько озадаченная последней репликой, и уже хотела было свернуть на мост, но почему-то пошла совсем в другую сторону, по направлению к Александровскому саду.
   «А может, я все это выдумала? Или мне показалось? – размышляла Лиза о разговоре со львами. – Пойду попробую проверить…» В саду обитал еще один ее любимец – верблюд у подножия памятника Пржевальскому. Лиза издалека увидела, как блестит в просветах между голыми стволами деревьев его спина, отполированная множеством ребят, которые норовили на нем покататься.
   Подойдя поближе, Лиза сразу заметила, что сегодня на Арнольде (а именно так она про себя называла верблюда) не только катались, но и упражнялись в меткости: он был весь облеплен снегом, точнее снежками. Какой-то особенно меткий стрелок ухитрился даже попасть Арнольду в глаз. Лиза решительно бросила мешок с формой прямо на землю и, стащив варежки, принялась отколупывать снег, но снежки успели подмерзнуть в тени и поддавались с трудом.
   Пальцы у Лизы скоро заледенели, а руки покраснели. «Бр-р! Вот сейчас еще глаз отчищу, и все…», – она так увлеклась спасением Арнольда, что напрочь забыла о том, зачем пришла его навестить. Но едва Лиза покончила со снежками и стала ожесточенно дуть на озябшие руки, верблюд ощутимо и мягко вздохнул ей прямо в ухо. Лиза вздрогнула и посмотрела на него повнимательнее. «Это ты?» – осторожно спросила она. «Конечно же, я, – отозвался Арнольд гортанным голосом. – Большое спасибо». Лиза уже хотела узнать у него, не болит ли глаз, но тут ее цепко взяла за плечо незаметно подкравшаяся старушенция с выцветшим ридикюлем из порыжелой кожи, которому, как и его хозяйке, на вид было не меньше ста лет.
   – Девочка, ты зачем трогаешь скульптуру? – строго спросила она.
   – Я не трогаю, – испуганно отозвалась Лиза. – Я так… я снег счищала.
   – А на газон зачем залезла? – продолжала настырная старушка.
   Лиза хотела было возразить, что все равно зима и на газоне ничего не растет, но, по счастью, обладательница ридикюля заметила неподалеку еще каких-то нарушителей и, забыв про Лизу, поспешила восстанавливать порядок. А Лиза, которая больше всего на свете не любила оправдываться перед такими вот старушками, подобрала мешок с формой и помчалась прочь.
   …Она перевела дух только на Петроградской. С карнизов звонко капало, сосульки сверкали, как бриллианты, а из водосточных труб время от времени с грохотом рушилось ледяное крошево. Приходилось то и дело задирать голову и проверять, не целит ли тебе на голову очередная сосулька. И тут Лиза снова услышала какой-то голос, нет, даже два – скрипучие и сварливые, они громко переругивались где-то наверху:
   – О, глянь, рыжая идет. А давай ей на голову бабахнемся?
   – Да ладно, висим себе и висим. Солнышко, высоко, красивый вид… Бабахнешься – разобьешься, а тебе что, жить надоело?
   – Так ведь все равно потом когда-нибудь или упадем, или растаем. Давай хоть напакостим кому-нибудь напоследок, а?..
   – Отстань! Дай повисеть спокойно!
   – Ага, спокойно, как же! Щас ка-а-ак придут эти, с лопатами да ломами, да ка-а-ак стукнут тебя – мокрого места не останется… вон, смотри, бабулька ковыляет, давай на нее свалимся, а?
   – Слушай, ну что ты пристала?! Мало того, что у тебя из носу каплет, так еще зудишь над ухом!
   – Это где же это у меня нос, а у тебя уши, а?! Все, ты как хочешь, а я прыгаю! Счастливо оставаться!
   Лиза так заслушалась, что едва успела отскочить в сторону: одна из двух переругивавшихся сосулек (а это были явно их голоса) внезапно оторвалась от карниза, на котором держалась только чудом, и с грохотом разбилась на мелкие кусочки прямо перед Лизой.
   – Ничего себе! – громко сказала Лиза в полном изумлении, отскочив к краю тротуара.
   В тот день ей долго не удавалось сосредоточиться на уроках. До самого вечера она просидела над тетрадками и учебниками, мечтательно глядя в окно и заново переживая сегодняшние события. Ей и в голову не приходило, что дальше будет еще интереснее…
//-- * * * --//
   – Не хорохоришься больше, – произнес в кромешной темноте голос, который был хуже любых слов, даже самых жестоких и злых. Принадлежал он очень высокому сутуловатому силуэту, понемногу обрисовывавшемуся в темноте. – Что, дома оказалось не так уж уютно, а?
   Если бы второй голос прозвучал, он оказался бы молодым и очень тихим. Но пленник не сказал ничего.
   – Итак, помогла тебе твоя ученость? – продолжал первый голос. В нем был холод непроглядной зимней ночи, и каждое слово падало, как тяжелый камень в бездонный колодец тьмы. – Может быть, ты стал так мудр и сведущ, что сам найдешь отсюда вход в твою разлюбезную Библиотеку? Попробуй. Я жду!
   Пленник молчал.
   От темной, закутанной в черный плащ фигуры исходило невыносимое ощущение леденящего холода и чудовищной силы.
   – Все книги на свете, – глумливо протянул голос. – Подумать только, какая драгоценность! Осталось совсем недолго, дорогой мой, – скоро никакие книжки тебе не понадобятся.
   «Зачем он тратит на меня время? – подумал пленник в тоске. – Хотя он ведь бессмертный… а моя жизнь уходит по капельке…»
   – Да, кстати, – добавил голос вкрадчиво. От этой вкрадчивости мурашки пробежали у пленника по спине. – Я разыскал твою сестру. Бедная сиротка.
   Пленник вздрогнул и мысленно выругал себя: нельзя показывать свою слабость.
   – Как ты понимаешь, она мне особенно не нужна, – нарочито равнодушно бросил голос. Его обладатель пошевелился со странным шелестом, напоминавшим шорох сухих листьев. – Но добраться до нее я могу в любую минуту. Я еще не придумал, что с ней делать, и это зависит от тебя, дорогой мой.
   Пленник стиснул зубы. «Не доберется, – подумал он. – Иначе бы не хвастался».
   – Вот видишь, – сказал голос, – я и подарил тебе кусочек королевской власти. Судьба сестры в твоих руках. Подумай об этом. Иди.
   В дверях пленник обернулся. Там, в глубине, под каменными сводами, тьма, казалось, собралась в плотный сгусток – темнее беззвездной ночи, темнее морских глубин, и в этой темноте был словно провал в ничто, для которого не существовало слово «тьма», потому что существо, таившееся под плащом, само было этой тьмой. Пленник всем телом почувствовал взгляд, давящий, жалящий, сверляще-пристальный, и от того, что ни лица, ни тем более глаз под капюшоном было не различить, взгляд казался еще страшнее.
   Пленник миновал несколько темных комнат и вышел, щурясь, на свет. Пройдя несколько шагов по галерее, он обернулся: за ним, не таясь, шлепал гоблин-соглядатай.
   У себя в комнате пленник попытался было запереться на задвижку, которую по недосмотру не сняли, но задвижка, как и почти все в этом заброшенном, умирающем дворце, сломалась, и пленник швырнул ее в открытое окно. Потом придвинул к двери тяжелое пыльное кресло и рухнул на постель лицом вниз, вдыхая неизменный запах лежалой пыли и плесени. Под дверью возился гоблин-шпион.

Глава 4,
в которой бронзовые звери показывают Лизе дорогу на Бродячий мост, и ей достаются бесконечное мороженое и серьезный нагоняй

   Жизнь с волшебным слухом оказалась куда более интересной и насыщенной, чем без него. Даже холодная поздняя осень и неумолимо надвигавшаяся зима казались теперь Лизе вполне терпимыми. И дело было не только в мелодичном звоне снежинок и лимонадном шипении тающего снега, но и в том, что занятия музыкой с новым учителем были совсем-совсем другими.
   С одной стороны, Андрей Петрович делал вроде бы все то же самое, что и Горгона, и даже про слух особенно не распространялся, а по части мелких замечаний, как Лиза недавно с удивлением обнаружила, усердствовал даже больше, но перед уроком с Горгоной у Лизы настроение начинало портиться за добрые сутки. А теперь, заслышав утром во вторник звонок будильника, она вскакивала с кровати, как подброшенная, с одной мыслью – школу как-нибудь перетерпим, а потом – на музыку, ура! Там все было по-другому, там были узкие высокие окна и множество книг, а еще там был – вместо Визиря – толстенький фокстерьер Монморанси, с первой же встречи полюбивший Лизу как свою. Он внимательно слушал Лизину игру и обожал, когда его тискали за курчавые бока… Одного Лиза не могла понять – зачем Бабушка с четырех лет отправляла ее заниматься к разным людям, а под конец – к Горгоне, когда у нее в знакомых все это время был Андрей Петрович? Но спросить об этом она почему-то боялась, только однажды набралась храбрости и задала Бабушке вопрос, давно ли они с Андреем Петровичем знакомы. «Лет сорок, – ответила Бабушка – Учились вместе в университете». – «Но тогда почему…», – начала было Лиза. – «Не сложилось», – отрезала Бабушка и уплыла на кухню.
   Как-то вечером Лиза уже собралась залезть под одеяло и погасить свет, когда взгляд ее упал на маленький отрывной календарь, висевший над письменным столом. «Ой, листок забыла оторвать!» – спохватилась она. Домашние обязанности тут были ни при чем, просто Лизе нравилось самой следить за тем, как один день сменяется другим, а еще – выяснять, в котором часу завтра взойдет солнце и зайдет луна, и, засыпая, представлять себе все это. Лиза босиком перебежала комнату и, оторвав очередной листок, понесла его под лампу, чтобы, по обыкновению, прочитать. Почему-то про солнце и луну в календарях писали малюсеньким шрифтом, а вот про то, как очистить организм, и про рецепты – крупно. Лиза этого не одобряла, и потому рецепт крабового салата проигнорировала, а потом… «Ага, восход солнца сегодня был в восемь шестнадцать. Жалко, было слишком пасмурно, я его не видела». А дальше она прочитала на маленьком листочке слово «ПОЛНОЛУНИЕ». Рядом был нарисован кружочек, видимо, обозначавший полную луну. Слово продолжало звучать в голове у Лизы, когда она погасила свет и поудобнее умяла подушку под щекой, оно звенело и повторялось, как привязчивая песенка, от которой невозможно отделаться. Полнолуние, полнолуние…
   – ПОЛНОЛУНИЕ!
   Лиза вздрогнула и рывком села, даже не успев понять, спала она или нет. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивался с улицы молочно-белый свет.
   – ПОЛНОЛУНИЕ!
   «Это не у меня в голове повторяется – это на улице!» – и Лиза подбежала к окну. На пустынной улице, где почему-то не горел ни один фонарь, в бледном свете луны сидели на тротуаре два бронзовых льва. Но, несомненно оставаясь бронзовыми, они двигались. И еще как! Сейчас один сосредоточенно точил когти о поребрик (только каменная крошка разлеталась), а другой по-кошачьи чесал за ухом. Это были ее знакомцы с набережной, Леонардо и Леандро. Их мурлычущие глубокие голоса разбудили Лизу. Странно, что они никого больше не разбудили – ей почудилось, что от львиного рычания дрожит оконное стекло. «Наверно, это просто сон, а во сне ведь все может быть», – подумала Лиза: сны, цветные и увлекательные, занимали в ее жизни почетное и важное место. В снах Лиза разбиралась хорошо.
   – ПОЛНОЛУНИЕ! ПР-Р-РИВЕТСТВУЕМ! – львы осанисто вскинули гривастые головы.
   – Леонардо! Леандро! – шепотом сказала Лиза, но львы услышали ее и отозвались:
   – Пр-риглашаем пр-рогуляться! Пото-р-ропись!
   «Ну конечно, это сон. Значит, можно пойти погулять в полнолуние, и ничего такого не будет!» – и Лиза быстро стала натягивать на себя первое, что попалось под руку. А попалась школьная форма, приготовленная на завтра, – белая блузка и жилетка с юбкой в яркую сине-зеленую клетку.
   Кривовато затянув хвостик резинкой и беззвучно ступая по старому скрипучему паркету, который на сей раз не издал ни звука, Лиза наощупь выбралась в прихожую, нашарила на вешалке куртку и шапочку и, тихонечко прикрыв дверь, в три прыжка сбежала вниз по лестнице, как будто раскрашенной белыми прямоугольниками: свет луны проникал и сюда. А на улице он оказался просто ослепительным!
   Лиза радостно бросилась к львам, которые с удовольствием потягивались и встряхивались.
   – Привет! А вы что, всегда в полнолуние гуляете?
   – Р-разумеется, – кивнул Леонардо, а Леандро добавил:
   – По дор-роге р-р-раскажем, – он пригнулся и подставил Лизе спину:
   – Забир-райся!
   – Как вы меня нашли? – спросила Лиза, вскарабкиваясь верхом на льва. К ее удивлению, бронзовая спина Леандро была теплой и вполне живой.
   – Пр-ришли, нашли… Пр-роще пр-ростого, – туманно отвечал Леонардо, догоняя брата, трусившего вдоль улицы с улыбающейся Лизой на спине.
   Гладкие бока львов блестели в лучах луны, спящие окна домов отсвечивали бледными бликами. Лизу чуть-чуть потряхивало, но она все равно вертела головой по сторонам.
   Улицы города были пустынны, окна темны, ни единый фонарь, ни единый светофор не смел соперничать с лунным светом. И в этом голубом свете стены и крыши домов оживали на глазах. Лиза видела, как раскрывают свои бутоны каменные цветы, как дрожат стебли изваянных из камня и штукатурки растений… Каменные совы и орлы слетали с высоты, каменные грифончики и дракончики размером не больше пуделя расправляли крылья и выгибали спины, устав сидеть неподвижно. Воздух, пропитанный лунным светом, все наполнялся и наполнялся многоголосым шепотом, шорохом, писком, урчанием. Переговариваясь, перемяукиваясь, перерыкиваясь и перекликаясь, каменные и бронзовые обитатели города, которых Лиза так любила рассматривать, расходились в разные стороны поодиночке или собирались компаниями.
   – Они пр-р-разднуют! – пояснил Леонардо. – Все вр-ремя на одном месте тор-р-р-рчать – тоска смер-р-ртная!
   – А почему в полнолуние? – Лиза поерзала на львиной спине.
   – Не увер-рен, что смогу р-р-растолковать, – задумчиво проурчал лев. – Но так пр-р-роисходит. Мы обр-р-ретаем свободу – до р-р-рассвета.
   – Да и какая р-р-разница, что за пр-р-ричина? – подхватил Леандро. – Смотр-р-ри, такое нескор-р-ро увидишь.
   – Да уж, такие сны редко снятся, – тихо-тихо прошептала Лиза самой себе. Она не узнавала улицы и особенно дома: без украшений они выглядели незнакомыми и как будто даже нежилыми. Зато под ногами – то есть под лапами львов – все время что-то шмыгало, стучало копытцами, мельтешило хвостами, а небо над головой Лизы дрожало и трепыхалось от шороха многочисленных крыльев.
   Но вот издалека раздался громовой рык.
   – Пр-р-риятели, – кратко пояснил Леонардо.
   – Собер-р-ремся, поигр-р-раем, – с воодушевлением добавил Леандро. – В шар-р-ры.
   – В какие шары? – удивилась Лиза.
   – Вон в те, смотр-р-ри.
   К этому моменту Лиза и львы уже покинули Петроградскую и очутились на мосту, ведущем на Васильевский остров, прямиком к Стрелке. И массивная лапа Леонардо указывала на огромные гранитные шары, украшавшие спуск.
   – А как вы в них играете? – поинтересовалась Лиза. Ей стало неуютно, когда она представила, как стая львов, изнемогших от долгой неподвижности, с грохотом и рычанием гоняет эти самые шары.
   – Мы их пр-р-рикатываем на площадь, – охотно пояснил Леандро, неуклонно продвигаясь вперед, – и р-р-развлекаемся. Есть и др-ругие игр-ры, – поспешно добавил он.
   Какая-то высокая фигура преградила им дорогу, и Лиза услышала знакомый голос – тягучий и гортанный:
   – Я, конечно, зря вмешиваюсь… Но поскольку мы все некоторым образом знакомы…
   – Арнольд! – обрадовалась Лиза, узнав верблюда.
   – Можно предложить даме кое-что поинтереснее вашего турнира, – томно продолжал верблюд, блестя отполированными горбами при свете луны. Задумчиво пожевав выпяченными губами, он наклонил голову к Леонардо и сидевшей у него на спине Лизе и внятно произнес всего два загадочных слова:
   – Бродячий Мостик…
   Лиза почувствовала, как у нее между лопаток почему-то побежали мурашки, и слезла с львиной спины.
   – Пр-рекр-расная идея! – зарычали львы. – Пр-р-роводишь пр-рекрасную даму? – и они длинными прыжками понеслись к Дворцовой.
   – Ну, для начала надо установить, где он сегодня, – протянул Арнольд.
   – А что это за Мостик? Куда он ведет? Почему его надо искать? – вопросы так и сыпались у Лизы с языка.
   Арнольд стал рассказывать:
   – Сам я там никогда не был, но, говорят, за Бродячим Мостиком начинается что-то интересное. Куда более интересное, чем все это… – верблюд небрежно повел головой, имея в виду кишащий каменной живностью город. – Совсем другое место. Волшебное. И в полнолуние туда очень легко попасть.
   – А где?.. – спросила Лиза, которой, конечно, тотчас захотелось проверить, что такое «другое волшебное место».
   – Вот это как раз самое сложное, – продолжал Арнольд, – Мостик не стоит на месте, потому его и называют Бродячим. И никто не знает, где он объявится… и к кому он придет. Кроме Леонардо с Леандро…
   – Тогда как мы его найдем? – расстроилась Лиза и чуть не бросилась догонять сбежавших зверей, но вовремя вспомнила про шары.
   – Там всегда туман, – продолжал Арнольд. – И поэтому никто из нас не видел, что находится за Бродячим Мостиком.
   – Подождите-ка… – Лизу осенило. – Я сейчас попробую. Попробую услышать туман.
   Лиза зажмурила глаза и прислушалась. Сначала доносились только голоса веселящихся зверей, шум ветра, шорох крыльев, перестук множества лап, но потом различила едва слышный шепоток и поскрипывание. Это капли тумана оседали на отсыревшие доски моста. Совсем близко!
   – Я слышу! – сказала она и, не открывая глаз, ткнула рукой в том направлении, которое казалось ей правильным. – Нам туда!
   Лиза набрала в грудь побольше воздуха и открыла глаза. Прямо перед ней был гранитный спуск к Неве и два пустых постамента, на которых Леонардо и Леандро проводили тоскливые дни в ожидании полнолуния. Только теперь прямо от каменных ступеней начинался узенький деревянный мостик с резными перилами, выгнутый крутой дугой, как спина разъяренного кота. Большая его часть терялась в густом молочном тумане.
   – Он не все время тут был, – педантично пояснил Арнольд. – Это он сейчас сюда пришел. Так что вам повезло, – дохнул он в ухо Лизе.
   Лиза осторожно слезла с львиной спины.
   – Спасибо за прогулку, – сказала она львам и Арнольду. – Ну, я пошла? А может, вы со мной?
   – Увы, – отвечал за всех Арнольд. – Нам нельзя покидать город, так что идите одна. Удачи!
   Ноги сами понесли Лизу на Бродячий Мостик, и туман, белый густой туман, окутывал ее все плотнее. Лиза протянула вперед руки, пошарила в воздухе и нащупала резные перила. Теперь идти стало гораздо легче, хотя она по-прежнему ничего не видела в светящемся тумане. Но зато слышала, как под ногами поскрипывают доски Бродячего Мостика, ритмично и весело, словно напевают какую-то песенку.
   Она шла и шла, и туман, который почему-то был теплым и ничуть не мокрым, окутывал все вокруг, чуть-чуть щекоча лицо. Ей мерещилось, будто она плывет в тумане, как в воде – он и впрямь был очень плотным и даже как будто упругим, а потому каждое движение получалось замедленным. Вот было бы обидно сейчас проснуться, так и не узнав, что там, по ту сторону Бродячего Мостика! «Интересно, долго еще идти?» – Лиза едва успела задать себе этот вопрос, как мостик кончился, а туман стал рассеиваться и впереди забрезжил яркий солнечный свет. Сердце заколотилось от волнения, Лиза ускорила шаги, а потом побежала. Что-то мягко пихнуло ее в спину – туман, словно соленая морская волна, вытолкнул Лизу на поверхность, к солнечному свету и голубому небу, по которому бежали пушистые белые облачка.
   – Ой-ей-ей! – вслух сказала Лиза и завертела головой, осматриваясь вокруг. – Что это мне снится?
   Лиза очутилась на пустынном перекрестке двух улочек, вымощенных пестрым булыжником и плотно застроенных старинными домами с маленькими окошками, расписными ставнями и черепичными крышами – ничего подобного она в Питере ни разу не видывала, а вот на картинках в книжках – неоднократно. Улочки были такие узенькие, что в них вряд ли смогли бы разминуться два автомобиля – если здесь вообще когда-нибудь ездили автомобили. Одна улочка поднималась круто вверх и сворачивала неизвестно куда, другая, наоборот, резко убегала вниз и тоже куда-то сворачивала.
   «Ничего себе сон… – озадаченно подумала Лиза. – А может, это не сон?» На всякий случай она ущипнула себя за руку, но пестрые домики вокруг никуда не делись. Тогда Лиза огляделась по сторонам, крадучись подошла к ближайшему из них и осторожно потрогала стенку, сложенную из грубо обтесанного камня. Стена была твердая, холодная и совершенно настоящая! «Точно, не сон! – потрясенно поняла Лиза и с удвоенной скоростью заозиралась вокруг. – Куда это я попала? Интересно, почему это там – полнолуние, а здесь – день?» А еще Лиза пожалела, что у нее нет по крайней мере восьми пар глаз, хорошо бы над ушами и на затылке, потому что смотреть хотелось во все стороны сразу. Она вертелась, как флюгер, и даже забыла закрыть рот. Булыжник под ногами блестел, как рыбья чешуя, солнечный свет играл на деревянных ставнях и кованых вывесках, каждая дверная ручка, каждое крыльцо было украшено затейливыми узорами, а над черепичными крышами виднелись очертания других домов: шпили и башенки, флюгера и флаги, а за ними еще и еще…
   «Не стоять же здесь весь день! – сказала себе Лиза. – Направо пойти или налево?» И тут до ее ушей донесся скрип колес, и, не успела Лиза принять решение, как из-за поворота улочки показалась покачивающаяся телега, нагруженная овощами и запряженная парой крепких лошадок. Бока телеги едва не касались стен, и Лизе пришлось проворно взбежать на ближайшее крылечко.
   Когда телега поравнялась с Лизой, правивший лошадьми коренастый человечек в грубых деревянных башмаках помахал девочке и во всю глотку закричал:
   – Эй, рыжая, если хочешь успеть что-нибудь купить, беги скорее! А то ничего не достанется!
   – А куда вы едете? – набравшись храбрости, крикнула в ответ Лиза.
   – Как куда? На рынок! Сегодня же базарный день!
   Телега с шумом прогрохотала мимо, и Лиза, не раздумывая, направилась ей вслед по улочке, спускавшейся вниз. Издалека, все нарастая, доносился гул толпы. Лиза вприпрыжку спешила по улице, продолжая вертеть головой. От волнения ей стало жарко, она расстегнула куртку, а шапку, скомкав, сунула в карман. Здесь было намного теплее, и яркое солнце ласково пригревало Лизины по-зимнему бледные веснушки.
   Поворот, еще поворот, еще перекресток… «Какой чудной город! – удивилась Лиза. – Эти улочки все петляют и петляют и, кажется, даже водят меня кругами». Вот Лиза промчалась мимо качавшейся на ветру вывески сапожника в виде огромного ботфорта со шпорой и резко остановилась: улица, описав круг, привела ее на то же место, где девочка уже была минуту назад. А вокруг ни души, спросить дорогу не у кого – похоже, все отправились за покупками. Лиза и растерялась и рассердилась сразу. «Не хватало еще заблудиться! – подумала она. – Так хочется посмотреть на рынок!»
   Тут, на Лизино счастье, из-за поворота показалась дородная женщина в накрахмаленном чепце и пестром платье. Она без малейшего усилия несла увесистую корзину, доверху полную яблок. Завидев Лизу, женщина ускорила шаг.
   – Поздненько же ты выбралась из дому! – приветливо сказала она, подходя ближе. – Базар-то уже в самом разгаре!
   Лиза не нашлась, что ответить.
   – Ты никак заблудилась, рыжик? – спросила женщина, внимательно глядя сверху вниз. Лопасти чепчика участливо закачались. – Смотри, заругаются твои хозяева, ежели ты заявишься домой с пустыми руками. Ты ведь из Верхнего Города, да?
   Лиза на всякий случай кивнула.
   – И что за прок посылать за покупками несмышленышей! – возмущенно сказала женщина, обращаясь неизвестно к кому. – Удумали тоже… Беги скорее, а то ни с чем останешься.
   – Почему ни с чем? – удивилась Лиза.
   – Так ведь сегодня, почитай, все самое лучшее скупили дворцовые прислужники! Прямо телегами грузят! – сообщила женщина. – Смотри, тебе надо вон туда, за углом свернешь, там будет переулок, по нему на площадь и выйдешь.
   Лиза с облегчением последовала ценному совету, на ходу пытаясь сообразить, что это за Верхний Город, о каком дворце идет речь и почему ее приняли за служанку. Все это было очень странно, но она на всякий случай решила ничему не удивляться. Через несколько минут Лиза очутилась на краю огромной площади, запруженной толпой, заставленной телегами и лотками под разноцветными навесами. В воздухе стоял невероятный шум: громкие голоса торговцев и покупателей, ржание лошадей, скрип колес, плеск воды, стук рассыпающегося по прилавкам товара, шарканье сотен ног по булыжнику. Лизе показалось, что она вот-вот оглохнет, да и в глазах у нее зарябило. А когда она подняла взгляд, у нее захватило дыхание: вдалеке, за рыночной площадью, уступами поднимался огромный холм, сплошь застроенный прекрасными домами, а еще выше, над крышами, на самой вершине холма, упираясь в сияющее голубое небо, стоял величественный многобашенный дворец, и флаг на самой высокой из башен, казалось, задевал облака.
   – Красота какая… – невольно вырвалось у Лизы. И тут же в сердце у нее зародилось непреодолимое желание во что бы то ни стало попасть во дворец. Она все смотрела и смотрела на гордые башни, и внезапно в глубине души возникла необъяснимая уверенность: когда-то давным-давно, она, Лиза, уже была здесь! И ей хочется не добраться до дворца, а вернуться туда, потому что там дом. На мгновение ей показалось, что она слышит, как кто-то зовет ее – даже не голос, а тень звука, эхо тишины. Напряженно вглядываясь в силуэт дворца, Лиза невольно сделала несколько шагов вперед, не глядя под ноги, поскользнулась и едва не растянулась на мокром булыжнике.
   «Осторожнее!» – завопили со всех сторон. Возмущенные голоса и сильный запах рыбы вернули Лизу к действительности. Она попала в рыбные ряды: на сотни шагов вокруг расстилались прилавки, сверкающие чешуей, остро и свежо пахнущие морем. Бабушка, конечно, иногда брала Лизу с собой на рынок за покупками, но то, что происходило здесь, не шло ни в какое сравнение! Цвета казались в сто раз ярче, запахи в сто раз сильнее, да и товар на прилавках был такой, что глаза разбегались – и рыбы, и ракушки с моллюсками, и какие-то то ли каракатицы, то ли осьминоги, и даже водоросли. Да, тут было на что посмотреть! «Должны быть еще и цветы и фрукты! – сообразила Лиза. – Вот куда я пойду. Там, наверно, еще интереснее». Лиза двинулась вдоль рыбного ряда, но ей определенно не везло: зазевавшись, она едва не опрокинула плетеную корзину, полную сверкающих окуней.
   – Ты что тут под ногами крутишься! – рявкнул на нее старикашка-торговец в мокром фартуке, облепленном чешуей. – Купить чего хочешь – покупай, а без дела не шляйся.
   Лиза испуганно отскочила в сторону, подумав: «Не все они тут такие уж благодушные!» Однако у нее нашелся защитник – сосед старикашки, усатый толстяк:
   – Чего ты на нее напустился, кум Пайк? Напугал до полусмерти ребятенка! Ты чего-то не в духе сегодня. Можно подумать, у тебя сильф за завтраком из-под носа утреннюю плюшку утянул!
   Услышав слово «сильф», Лиза нырнула за цитадель, сложенную из корзин, и затаила дыхание. «Конечно, подслушивать нехорошо… ну да ладно!» – решила она.
   – Тебе хорошо говорить! – пробрюзжал старикашка-рыбник. – У тебя, поди, дворцовые весь воз скупили, а я нынче в убытке, кум Салмон.
   – А ты не вешай нос раньше времени, куманек! Они еще и вторым заходом на рынок спустятся, вот только выгрузят, что накупили. Сам знаешь, господину нашему Гранфаллону такую ораву дворцовых гоблинов кормить – парой возов рыбы не обойдешься, а тролли тоже жрать горазды. Что им телега трески – ам и нету. Особенно этому, самому большому, Абырвалгу, который грузы наверх тягает.
   «Гоблины?! Тролли?!» – в ужасе подумала Лиза.
   – Так что ты, кум, погоди горевать, – продолжал добродушный толстяк Салмон. – Будет и тебе прибыль. Уж чего-чего, а платит господин Гранфаллон щедро, не пожалуешься.
   – Это точно! – смягчился старикашка. – И вот ведь светлая голова, гоблинов да троллей и тех к делу приспособил, а?! Говорят, гоблины у него во дворце теперь уборку делают, а скоро и за покупками сами ездить будут! На троллях! Раз уж совсем от них не избавишься, так пущай толк будет. Это же надо такое удумать!
   – Да уж наверно, способ какой знает, – пожал мощными плечами кум Салмон. – Видал, какие у него тролли послушные стали – по струнке ходят. А то ведь в старину сказывали, злобные они.
   – Это все гномьи басни! – желчно процедил кум Пайк. – Гномам они сильно жить мешали, вот те и наплели невесть чего. Зато теперь на них самих управа нашлась!
   – Ты, никак, гномов не любишь, кум?
   – А чего их любить? Всего и дел, что колпак да борода, а туда же, нос дерут. Ничего-о, теперь-то их к ногтю прижмут! Указ слыхал? Хочешь в городе торговать – брей бороду. Думаешь, чего их не видно? Они ж скорее удавятся, чем с бородой расстанутся! Ух и голова наш господин Гранфаллон!
   Кум Салмон расправил усы:
   – Сам бороды не носит, вот и решил всех под себя обкорнать. А по мне так зря он гномов прищучил.
   – Как же, как же, ты ж с ними торговал! Рыбу эту у них покупал еще… слепая-то которая.
   – А, слепошарку, из подземных рек? Да не в том дело! Кому они мешали, скажи на милость? Кто теперь по кузнечному делу будет? По ювелирному?
   – Сами с усами! – возразил старикашка. – Ты бы, к слову сказать, куманек, усы-то это… В указе, конечно, про бороды только было, но на всякий случай.
   – Эх! – только и махнул рукой кум Салмон. – Погожу пока.
   – Вот еще, говорят, праздники господин Гранфаллон скоро новые заведет…
   – А старые как же?
   – Знаешь, кум, по мне так ежели День Мелюзги отменят, плакать не буду. Это ж подумать только: целый день ни одного сорванца за уши драть не смей и кого ни встретишь – леденцами оделяй! Эй, козявка! – спохватился он. – Ты где? Хочешь заработать грошик – иди помогай рыбу складывать. Где она?
   – Сбежала, небось, – рассудил Салмон и отер руки о фартук. – Ой, глянь, кум, опять летят! – он ткнул пухлым пальцем в небо.
   Лиза, которая, как зачарованная, слушала этот разговор, осторожно высунулась из-за корзин и проследила, куда он показывает. Невдалеке, над грудами фруктов и овощей, стремительно, как стайка стрижей, пронеслись в воздухе несколько крылатых фигурок. Только это были никакие не птицы, а маленькие человечки с прозрачными, как у стрекоз, крыльями. Их ловкие ручки молниеносно похватали кто что смог – и в мгновение ока стайка летучих безобразников взвилась ввысь и исчезла под вопли разгневанных торговцев.
   – Вот паршивцы! – от души выдохнул Салмон, с интересом наблюдавший за происходящим. – Наше счастье, что они рыбу не едят. И ведь гляди, кум, какие храбрые – сегодня только одного ихнего из арбалета подстрелили, а они опять за свое.
   – И правильно сделали, что подстрелили! – старикашка-рыбник злорадно затрясся так, что аж чешуя с фартука посыпалась. – И поделом! А не воруй, нечисть летучая! Жалко, не насмерть.
   – Макрель и мидии! – возмутился толстяк. – Да что ты такое городишь, кум Пайк? Куда же оно годится, сильфов стрелять?! Ну, воруют, так все ж привыкли. И они привыкли. Вот мне дед мой сказывал, бывало, поставишь им какое угощение – булочек там свежих или чего еще, рукой машешь – просто так не возьмут. А отвернешься – тут как тут, цап и нету. Им ворованное слаще. Авось не обеднеем!
   – Я б вообще капканы на них ставил! – старикашка Пайк стукнул кулаком о прилавок. – Мне давеча Меллон говорил, чуть не на сто дубльдоров они его обчистили в прошлый раз. А ты говоришь, не обеднеем! – И он повернулся к куму Салмону спиной, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
   – А все одно стрелять не дело, – буркнул толстяк, тоже отворачиваясь и принимаясь раскладывать на прилавке рыбу и ракушки. – Я вот найду, кто это сделал, да потолкую с ним по-свойски.
   Дослушав эту перепалку, Лиза крадучись двинулась дальше. «Надо отсюда бежать, срочно! – лихорадочно соображала она. – Гоблины у них тут, тролли… а они еще и гномов бреют, и в сильфов палят, ужас какой! Нет, конечно, я вовсе не боюсь… и вообще было бы здорово увидеть гоблина или тролля… но лучше издалека». Наученная горьким опытом, она внимательно смотрела по сторонам, чтобы ничего не опрокинуть и ни обо что не споткнуться. Но, казалось, никто ее не замечал: торговля шла оживленно, и все в один голос нахваливали господина Гранфаллона и его многочисленных слуг, у которых такой хороший аппетит и такие тугие кошельки. «Интересно, а как я найду Бродячий Мостик?» – на мгновение забеспокоилась Лиза, свернув в очередную узенькую улочку, по правой стороне которой тянулась глухая высоченная зубчатая стена, а по левой – лепились друг к другу низенькие домишки с запертыми ставнями и закрытыми на замок воротами. Наконец она увидела облупившийся дом с воротами нараспашку. Она осторожно заглянула под темную арку и с облегчением вздохнула: посреди дворика громоздились пустые рассохшиеся бочки, разбитые колеса и покореженные деревянные сундуки, окованные ржавыми железными полосами. Наверно, подумала Лиза, весь этот хлам никому не нужен. Значит, никто сюда и не заглянет.
   Только Лиза примерилась присесть на крышку одного из сундуков и хорошенько подумать, как вдруг крышка сама по себе приподнялась. Лиза тихо взвизгнула и отпрыгнула, как на пружинах, уверенная, что сейчас-то она наверняка увидит тролля или гоблина, и очень даже вблизи. Из темной щели сундука показалась грязная рука, а за ней – перепачканная мальчишеская физиономия, увенчанная копной взлохмаченных светлых волос.
   – Ты зачем на мой сундук садишься? – тонким скрипучим голосом спросила физиономия и скорчила на редкость противную гримасу. – А дышать я, по-твоему, как буду?
   – Ой, извини, пожалуйста, – ответила оторопелая Лиза. – Я не знала, что ты там сидишь.
   – Сижу, – мрачно подтвердил сундучный обитатель. – А что делать?
   – А зачем ты туда залез? Ты что, прячешься?
   – Ах, какая догадливая! – вредным голосом пропел мальчишка.
   – От кого прячешься?
   – От всех!.. Вот что, ты сюда когда шла, тебя никто не видел?
   – Да нет вроде, – растерянно сказала Лиза.
   – А, тогда я вылезу… – Чумазое личико скривилось от боли. – Да, загубили они мне крыло, дурни пешеходные…
   Лиза в изумлении смотрела, как мальчик с болезненным шипением выбирается из сундука. Наконец ему это удалось. Он оказался одного роста с Лизой, но раза в три тоньше, хотя сама Лиза до сего дня думала, что таких не бывает – ее саму в классе дразнили не только «рыжей-конопатой», но и «фитюлькой». Легкие, серебристо-серые одежки мальчика, по цвету напоминавшие паутину, висели клочьями, а за спиной поблескивали на солнце два слюдяных бирюзово-зеленых крыла, как у стрекозы. Только одно из них бодро пошевеливалось, а второе, надломанное посередине, безжизненно повисло. Ноги у крылатого мальчишки были босые и в кровь израненные. Потоптавшись, он уселся на крышку сундука и пригласительно похлопал узкой ладошкой рядом с собой. Лиза заметила, что на руках и на ногах у него по три пальца.
   – Тебе не холодно босиком? – Лиза понимала, что это не самый умный вопрос, но больше в голову ничего не пришло.
   – А ты как думаешь? – огрызнулся мальчик. – Мы же по этой вашей земле и не ходим.
   «Ну и воображала», – неприязненно подумала Лиза, но, бросив взгляд на сломанное крыло, устыдилась своих мыслей и спросила:
   – Вы – это в смысле сильфы? – и, не успел он отозваться, как Лиза сообразила: – Подожди, так это тебя подбили на рынке… из арбалета?
   – Кого ж еще…
   – Я слышала, сегодня там рассказывали. А как так вышло?
   – Я арбуз схватил, – неохотно объяснил сильф, стараясь не смотреть на Лизу. – А он тяжелый. Наши все в разные стороны разлетелись, каждый для себя… Арбуз меня вниз тянет, бросить жалко, я и завис над прилавком… Тут не то что подбить – тут стрелами можно было утыкать, как ежика. Мне еще повезло… Не понимаю! – ожесточенно сказал он. – Жалко им, что ли? Там этих арбузов была целая гора навалена!
   – А как тебя зовут? – решив сменить тему, полюбопытствовала Лиза и тут же пожалела о своем вопросе: в ответ сильф выдал длинную переливчатую руладу, звучавшую, как десяток колокольчиков, но при этом даже отдаленно не похожую на имя:
   – Диньдиллиндирлиндалиндиндиндален!
   – А это что-то значит?
   – Это значит «колокольчик», – гордо отвечал мальчик и тут же ехидно добавил: – А теперь спроси, почему оно такое длинное! Валяй, не стесняйся. Все спрашивают.
   – Все – это кто?
   – Это кто не сильфы. Где вам понять, что такое куча свободного времени! А мы сколько хотим – столько и разговариваем. Разговариваем и летаем. Летаем и разговариваем… – мечтательно протянул он.
   – Времени много, поэтому имена длинные? – догадалась Лиза, хотя про себя не менее ехидно сказала: «Ага, разговариваем и фрукты на рынке таскаем. Летаем и дразнимся!»
   – Точно! – кивнул сильф. – Ладно, так уж и быть. Можешь называть меня просто Далендиндиндален.
   – А… – озадаченно сказала Лиза. – Большое спасибо. Язык сломаешь.
   – Что, и это тоже длинно? Тогда я просто не знаю, как с тобой быть! – сердито сказал он.
   Вдали, в конце улочки, послышались слаженные шаги и бряцание доспехов, причем приближались они с невероятной скоростью. А сильф продолжал бурчать, явно ничего не слыша. Не у всех же волшебный слух…
   – Дален! – весьма невежливо перебила его Лиза. – Быстро в сундук!
   Сильф подобрался, молниеносно соскочил на землю, откинул крышку сундука и прыгнул внутрь, дернув Лизу за рукав. Лиза юркнула за ним. «Тихо!» – прошипел Дален, толкнул Лизу острым локтем и захлопнул крышку.
   В сундуке пахло плесенью и отсыревшим деревом. Некоторое время Лиза и сильф сидели бок о бок на корточках, напряженно прислушиваясь. «Вроде ушли», – прошептала Лиза. «Я первый полезу», – шепотом сказал сильф. «Нет, я, – возразила Лиза. – Это ведь тебя ищут, а не меня». – «Какая разница?» – сильф приподнял крышку. «Никого», – подтвердил он и помог Лизе выбраться наружу.
   – Ну у тебя и слух! – снисходительно похвалил он, когда оба вновь уселись на сундуке. – Как у сильфа! Здорово я тебя спрятал, да? Но только все равно, уж извини, я тебе не Дален, а Далендиндиндален.
   – Это не ты меня, а я тебя спрятала, – очень вежливо поправила Лиза. – Кстати, если бы я произносила твое замечательное имечко целиком, нас бы уже три раза сцапали.
   Сильф надул губы и отвернулся. Оба его крыла уныло поникли. Повисло неловкое молчание. «Вот задавака! – возмутилась Лиза. – Он даже не спросил, как меня зовут. И откуда я его тоже не интересует».
   – Ладно! – неожиданно сказал он. – Так уж и быть, можешь называть меня Дален. Мои бы этого не одобрили, особенно бабушка, – Лиза попыталась представить себе летающую сильфскую бабушку и чуть не хихикнула, но тут Дален грустно нахохлился и добавил: – Только когда я еще домой попаду… и попаду ли… – он задрал голову и с такой тоской посмотрел в ярко-голубое небо, что Лизе стало его ужасно жалко. Он выглядел таким несчастным… и потом, за ним, кажется, и в самом деле охотились… и, наверно, когда у тебя крыло сломано, это ужасно больно…
   – Ты обязательно доберешься домой. Я тебе помогу! – она постаралась придать своему голосу убежденность, хотя в глубине души сама не верила в то, что говорила.
   – Это ты – мне – поможешь? – недоверчиво воскликнул он. – Интересно, как?
   – Например, если ты мне скажешь, где ты живешь…
   – Наверху, – сильф пожал плечами и снова скривился от боли. – Только мне туда теперь нипочем не попасть.
   – Почему? – спросила Лиза, пытаясь сообразить, что он имеет в виду под «наверху».
   – Ой, какая ты все-таки дурочка! – возмутился сильф. – Подумай сама – я же летать не могу! А ходить не привык! И стража повсюду рыщет. А еще гоблины шмыгают – они нас не любят. Они, конечно, мелкота, но покусать могут еще как, мало не покажется! Я думал, посижу немножко, очухаюсь, что-нибудь придумаю… Так вот, я сижу-сижу, а крыло все больше болит… А ночью мне никуда нельзя – мы по ночам летать не можем и потом, тут ночью мышекрысы…
   – Какие еще крышемысы?! – не выдержала Лиза, которая всерьез обиделась на «дурочку» и уже хотела уйти.
   – Какие-какие, – буркнул Дален. – Я их близко не видел, но… они жуткие. Здоровенные такие, черные, с крыльями и свистят… Не знаю, откуда они взялись, но почему-то они нас ненавидят. Как по ночам начнут летать, так нарочно крыльями задевают – у нас уже половина домов вдребезги, – он поймал недоумевающий взгляд Лизы и терпеливо пояснил: – Дома-то стеклянные, их для нас давным-давно гномы выдували… – Тут он уставился на Лизу в упор, как будто только сейчас увидел ее, и внезапно спросил:
   – Слушай, ты совсем ничего не знаешь? Ни про нас, ни про гномов, ни про мышекрысов… Ты кто?
   Лизе почему-то не хотелось отвечать на этот вопрос, но она все-таки сказала:
   – Я Лиза. – Потом вспомнила Бабушкину «игру в принцесс», улыбнулась и добавила: – Но ты можешь называть меня Элизабет, Бетси, Бесси, Бетан, Лиззи, Эльзи, Лиллибет…
   Узенькие черные глаза Далена восхищенно округлились:
   – Ого, сколько у тебя имен!
   – Выбирай любое.
   – Ну, я пока буду называть тебя Лиза.
   – Ах, значит, ты думаешь, я тебя так долго выдержу? – съехидничала Лиза.
   – Мы далеко вперед не загадываем! – победоносно сообщил Дален, ничуть не обидевшись.
   – Ага, то-то ты тут мариновался в сундуке и не загадывал… Слушай, вот мне интересно знать, как ты намеревался отсюда выбраться? – самым противным тоном спросила она, надеясь еще больше расшевелить сильфа. – Ты же просидел в сундуке почти весь день, а сил так и не набрался, а скоро стемнеет, а тебе по ночам летать нельзя и эти… мышекрысы шастают… Как же ты об этом не подумал?
   – Я как раз начал об этом думать, – ответил Дален и почесал всклокоченную шевелюру. – А ты пришла и помешала.
   – Ах, извини! Кстати, почему ты так уверен, что стража искала именно тебя? Из-за арбуза? А может, они просто шли мимо?
   – Ни в чем я не уверен! – Дален нахохлился, как больной воробушек. – Просто… все равно надеяться не на кого. Мне тут никто не поможет. Понимаешь, нас в Нижнем Городе… недолюбливают. Может, конечно, и из-за фруктов.
   – Тогда зачем вы их таскаете? – в недоумении спросила Лиза. – Вам есть нечего?
   – Попробовала бы ты все время питаться солнечными лучами, радугой и дождевой водой! Радуга бывает редко, солнце последнее время тоже как-то нечасто показывается, потому что пасмурно и темнеет рано… И вообще, все это приедается. Хочется чего-нибудь вкусненького. Бабушка говорила, раньше люди нарочно нам еду оставляли, вроде так полагалось. А теперь они жадные стали, делиться не хотят. Вот мы и… охотимся. Знаешь, как интересно! Налетел – утащил… А они там внизу ругаются! Это как игра.
   – Хорошенькие у вас игры, – заметила Лиза, а сама подумала: «Все равно это не повод из арбалета палить! Свинство какое!»
   Вид у Далена делался все более жалкий, и Лиза заметила, что яркий бирюзово-зеленый цвет сломанного крыла начинает неумолимо тускнеть.
   – Что же мы тут сидим! – спохватилась она. – Тебе надо в поликлинику, к врачу, гипс наложить.
   Дален безмолвно вытаращил глаза.
   – Ну, к доктору.
   – ?!!
   – М-м… К лекарю. Знахарю. Целителю, – в отчаянии произнесла Лиза, и Дален понял. Однако радости ему это не прибавило.
   – Так их пока разыщешь… – безнадежно сказал Дален.
   – Может, попробовать позвать кого-то из твоих? Если скажешь, где их искать, я…
   – Ха, да ты их в жизни не найдешь. А найдешь, так они и разговаривать с тобой не станут!
   – А искать тебя станут?
   – Им в голову не придет, что я тут на земле болтаюсь. Даже бабушке.
   «Да уж, похоже, сильфам все на свете до лампочки, если у них такие бабушки», – Лизе эта история нравилась все меньше.
   – Тогда сделаем так, – сказала она, удивляясь собственной решительности. – Вот тебе моя куртка, крылья прикроешь. Пойдем лекаря искать.
   – Легко сказать – пойдем, – проворчал Дален, с живым интересом рассматривая Лизину зеленую курточку. – До Верхнего Города ногами знаешь сколько топать… А все лекари там. Эх, если бы крыло работало, я бы быстренько долетел!
   – Что за Верхний Город? – спросила Лиза.
   – Откуда ты такая взялась?! – поразился Дален.
   – Я? Не важно. Давай объясняй, и пойдем.
   – Город стоит на холме, – несчастным голосом принялся объяснять сильф. – На самой верхушке – королевский дворец. Вокруг него – Верхний Город. Там живут те, кто побогаче.
   – Ага! – сообразила Лиза. – Конечно, я же видела дворец, когда была на рынке. С башнями, красивый такой… Значит, Нижний Город – это где мы с тобой сейчас, да?
   Дален кивнул и продолжал:
   – Нижний и Верхний разделяет стена… ну там, подъемные мосты, ворота, стража, алебарды, все такое… Но мы же летаем, нам до них никакого дела нет.
   – Сейчас мы не летаем, – строго напомнила Лиза. – Надо как-то пробраться мимо стражи, чтобы они тебя не заметили.
   И тут она вспомнила разговор двух рыбников о дворцовой прислуге, которая приезжает и скупает провизию телегами, а потом везет наверх, во дворец.
   – Дален, я все поняла! – обрадованно воскликнула она. – Мы вернемся на рынок…
   – Что-о?! – завопил сильф.
   – Да подожди ты!.. Залезем потихонечку на какую-нибудь телегу, спрячемся и доедем до Верхнего Города. Надо спешить, а то торговля закончится и мы пролетим, как фанера над Парижем…
   – А как она летает? – Дален чуть-чуть оживился.
   – Потом расскажу, – пообещала Лиза. – Ну, пошли.
   Она поманила сильфа за собой и тихо сказала:
   – Если мы будем красться вдоль стен и изображать, что прячемся, это будет выглядеть подозрительно. Так что давай возьмем по корзине, – она кивнула на полуразвалившиеся корзинки с какой-то ветошью, стоявшие на крышке заколоченного колодца, – и помни: идем спокойно, как будто так и надо. Ладно?
   – Ладно… – обреченно сказал Дален. – Хороши мы будем… – Тут он запустил руки в карманы куртки и вытащил Лизину зеленую шапочку с помпоном.
   – Ух ты! – в восторге воскликнул сильф.
   – Дарю, так уж и быть, – с этими словами Лиза нахлобучила на него шапку, а потом помогла застегнуть куртку, и Дален сразу стал похож на горбуна – под курткой топорщились крылья. Подхватив корзины, Лиза и сильф выскользнули за ворота.
   До рынка они добрались без особых приключений. Базарный день был в разгаре, по улицам сновали озабоченные люди, перестукивали колесами телеги, кое-кто катил перед собой тачки со снедью, и никому не было дела до парочки нагруженных каким-то скарбом детей. Лиза и Дален, смешавшись с толпой, деловито тащили корзинки. Лиза, правда, боялась, что ее клетчатая школьная форма будет привлекать внимание, но обошлось. И все-таки чем ближе они подходили к рынку, тем быстрее улетучивалась ее храбрость. Между тем Дален приободрился и, хотя сломанное крыло явно не стало болеть меньше, бойко шарил глазами по сторонам, выглядывая походящую телегу. Они как раз углубились в дебри овощного ряда. И тут сильф вдруг подобрался, как кошка перед прыжком, поставил корзинку на землю и пихнул Лизу в бок, шепотом сказав: «Карета подана!»
   Не успела Лиза, по его примеру, поставить корзинку наземь, как мимо них медленно проплыл огромный скрипучий воз, груженный парадно блестящей капустой, кучерявым салатом, пучками щавеля, петрушки, укропа. Капустно-салатная гора была так велика, что Лиза даже не разглядела запряженных в воз лошадей. «Дорогу! Дорогу!» – пронзительно закричал невидимый из-за капусты возница. Дален и Лиза переглянулись и, не сговариваясь, полезли на капустную гору. Сильф, героически превозмогая боль, проворно вырыл в салате что-то вроде норы, и они спрятались в ней, под ворохом пахучей зелени.
   «Сзади еще одна телега, – одними губами прошелестел Дален. – Если она отстанет, можно будет высунуться».
   Воз, переваливаясь и поскрипывая, покатил прочь с рыночной площади. Лиза осторожно попыталась поудобнее устроиться на твердых кочнах и подумала, что Далену сейчас, должно быть, приходится совсем худо, но он не издавал ни звука. Лиза вздохнула. Судя по запаху, телега, которая ехала за ними, была нагружена рыбой. Потянув носом, Лиза подумала, что рыба, похоже, не очень свежая… ой, не свежая… или это не рыба, а что-то другое… но тоже несвежее… Тут над самым ухом щелкнул кнут и писклявый неприятный голос крикнул:
   – Пошевеливайся, Абырвалг!
   – Сам ты пошевеливайся! Нагрузил и командует! – невнятно, как сквозь зажатую в зубах тряпку, ответил утробный бас.
   Любопытство пересилило страх, Лиза высунула из капусты кончик носа, чтобы разглядеть возницу и лошадь, и едва не завизжала. В телегу, бойко катившуюся за их капустным возом, было впряжено огромное существо с тупой злобной мордой, все в складках обвисшей серой кожи, как у слона, пыльное и грязное. Оно неохотно переставляло чудовищные лапы и щерило на тщедушного возницу гнилые желтые клыки. «Тролль! – сообразила Лиза, которая, как-никак, прочитала немало сказок. Она почувствовала, как по спине бегут мурашки. – Вот и тролль. Живьем. Разговаривает. И пахнет… Еще как пахнет! Ой, и нашу телегу тоже, похоже, тролль везет…» Она в ужасе уткнулась носом в укроп и щавель. До нее дотянулась рука Далена и ободряюще похлопала по плечу. «Ничего, после заставы вылезем», – различила Лиза его шепот.
   Между тем ножищи троллей гулко затопали по мосту. Впереди заскрежетали ворота. Воз покачнулся и встал. Лиза затаила дыхание.
   – Что везешь во дворец? – громко спросил голос стражника.
   – Зелень-овощи везу, для дворцовой кухни! – ответствовал возница, выпрямляясь во весь рост и поправляя шапку.
   – Проезжай!
   Воз тронулся и покатил дальше, грохоча по мосту, и через несколько тряских минут колеса застучали по булыжнику. Рука Далена вновь потеребила Лизу за плечо. «Вылезай», – сказал он довольно громко. Лиза осторожно выбралась из-под капустных бастионов и вопросительно посмотрела на сильфа.
   – Вторая телега застряла в воротах, – бодро объяснил он, встряхнулся и, пристально осмотрев ближайший кочан, ободрал с него верхние листья. – Есть хочется, – он захрустел капустой. Лиза огляделась вокруг и забыла и про Далена, и про кочаны, и про тролля в упряжке.
   Мимо нее ехал город, разбегался запутанный лабиринт мощеных улочек, в разноцветных окнах прыгали солнечные зайчики, мелькали вывески, пестрела черепица крыш, вздымались острые башенки. Проплывали мимо раззолоченные кареты, в глубине которых маячили силуэты причудливо и пышно разряженных людей. Город обступил Лизу со всех сторон, шумный, яркий, непонятный и в то же время какой-то знакомый, и она, сама того не замечая, заулыбалась, потому что ей вновь показалось, будто она возвращается домой.
   Воз покачнулся на повороте, широкая улица круто пошла вверх, Лиза оглянулась, и у нее замерло дыхание. Там, далеко внизу, как пестрый платок, расстилалась рыночная площадь, и, словно рассыпавшиеся бусы, катились в разные стороны фигурки людей, и щетинились башенки и шпили, а еще дальше, за бесчисленными домами, за городской стеной, на горизонте, нестерпимым блеском искрилось море.
   – А теперь вон туда посмотри! – Дален, который, оказывается, не только ел капусту, но и наблюдал за Лизой, показал куда-то вверх, выше крыш домов, где что-то радужно сверкало и переливалось в солнечном воздухе. Она пригляделась и различила прозрачные, призрачные купола, галерейки и башенки, увенчанные блестящими хрустальными шарами и похожие на причудливые гирлянды переливающихся мыльных пузырей. Между ними мелькали казавшиеся отсюда крошечными крылатые фигурки.
   – Это там вы живете? – в восторге спросила она.
   – Да, – кивнул сильф с глубоким вздохом. – Видишь, ни лестниц, ничего – поэтому кроме нас туда никто и залезть не может.
   – Но ведь все это, наверно, очень хрупкое…
   – Ты что! – удивился он. – Я ж тебе говорил, это гномы нам построили, еще когда…
   – Когда?
   – Никто не помнит когда. Может, двести, может, пятьсот лет назад. А стекло хоть и тонкое, но знаешь какое прочное! Его ни ветер не берет, ни град, ничего. В дождь здорово – сидишь, как внутри огромной капли!
   – Гномы на такую верхотуру лазали? – с сомнением спросила Лиза.
   – Нет, конечно! – развеселился Дален и даже захихикал, представив себе эту картинку. – Я не знаю, как там было на самом деле. Может, волшебники помогли наверх поднять, может, дракон… Хотя дракон, конечно, навряд ли.
   – Тут еще и волшебники и драконы есть?
   – Тут все есть, – гордо сказал Дален. – Хотя лично я драконов не видел… и, может, это к лучшему. Не знаю, чем бы кончилась для них такая встреча. Так, мы вот-вот свернем на дворцовую дорогу, – озабоченно сказал он. – Пора слезать.
   И тут, словно по заказу, воз остановился – очень удачно, напротив узенького темного переулка – хотя и несколько резко. Кажется, он даже с чем-то столкнулся, потому что зеленые кочаны бойко запрыгали по булыжнику, а впереди раздался хруст, треск, рычание тролля и верещание возницы. Дален спрыгнул на мостовую и, не оглядываясь на Лизу, шмыгнул в переулок. Пришлось приземляться без посторонней помощи. Нагнав сильфа, который устало плюхнулся на какое-то крылечко, Лиза собралась возмутиться, но тут же поняла, что Далена вежливости не научишь, да и не до того ему, бедняге – острое личико медленно принимало такой же зеленоватый оттенок, что и шапочка с помпоном.
   – Что, плохо? – спросила Лиза и оглянулась через плечо. По счастью, их никто не видел.
   – Плохо, – сквозь зубы проскрипел Дален, который, похоже, совсем сник от вида таких недостижимых теперь стеклянных башенок. Ведь где-то среди них затерялся и его дом и ждала его бабушка!.
   – Надо лекаря искать… – негромко сказала Лиза, скорее самой себе, чувствуя, как силы оставляют и ее. Она озадаченно огляделась, встретившись глазами с симпатичной горгульей, высунувшейся из-под черепичной крыши, сунула руки в карманы и, задумавшись, принялась ритмично бренчать завалявшейся в них мелочью. Бабушка обыкновенно порицала эту привычку как недостойную «настоящей принцессы», но зато в затруднительных ситуациях бренчанье помогало сосредоточиться. «Пропадем мы тут, – размышляла Лиза. – Хоть бы кто-нибудь нас отсюда вывел!» Она покосилась на скукоженного Далена и принялась нервно напевать в такт бренчанию мелочи «Собачий вальс»: «Парарум-пам-пам, парарум-пам-пам, тарарам-там, тум-там, тум-там-там». Внезапно в голове у нее словно щелкнуло: «Ну конечно! Давно надо было сообразить! Это ведь тоже музыка. Если постараться, может, и подействует!» Лиза решительно выпрямилась, сосредоточилась и вновь старательно забренчала мелочью, напевая себе под нос.
   Дален открыл один измученный глаз и посмотрел на нее, как на ненормальную. Лиза зажмурилась и продолжала бренчать.
   Через мгновение что-то мягко ткнулось ей в ногу.
   Она увидела неизвестно откуда возникшего черного кота с белой грудкой, который показался ей очень знакомым. Кот потерся о ее ноги, сел, уложил хвост колечком вокруг лап и сказал:
   – Мое почтение, сударыня. Мрмяу, клянусь всеми сливками мурмирра, как я рад вас видеть в Радинглене!
   Лиза на всякий случай потрясла головой: не померещилось ли? Да нет же! После переругивающихся сосулек и оживающих статуй говорящему коту уже и не удивляешься. Более того, как и тогда, в темном проходном дворе, кот появился как нельзя кстати.
   – Здравствуйте, котик! – обрадованно сказала Лиза. – Это снова вы? То есть я хотела спросить, это ведь вы тогда меня выручили, да?
   – Для меня-яу это великая честь, – промяукал кот и уставил на Лизу желтые глаза. – Позвольте представиться – рыцарь Мурремурр к вашим услугам, мрмяу.
   – Ры-ыцарь? – поразилась Лиза. – Очень приятно. Ой да, меня зовут Лиза. Извините, но… раз вы рыцарь, вас… вас нельзя погладить?
   Кот встал, выгнул спину и весьма галантно склонил перед Лизой голову:
   – Муррвам – можно.
   Деликатно и почтительно почесав Мурремурра за ухом, Лиза хотела было задать следующий вопрос, насчет рыцарства, но кот опередил ее:
   – Прошу прощения, сударыня, но молодой даме не пристало, мурмяу, в одиночку совершать прогулки по городу. Позволите ли вы мнеу сопровождать вас, куда вам будет угодно?
   И тут Дален, который так спокойно созерцал всю эту сцену, словно всю жизнь наблюдал говорящих котов, вмешался:
   – Как это в одиночку?! А я не считаюсь?
   Лиза тихо прыснула. Кот мягкими шажками приблизился к потрепанному сильфу, оглядел его и вежливо произнес:
   – Позвольте мне усомниться в том, что вы обеспечите надежную охрану для дамы. По-моему, мяу, это она вас охраняет в данный мурмомент. Или сопровождает?
   – Да, Мурремурр, мы ищем лекаря! – воскликнула Лиза. – Понимаете…
   – Понимяу, – кот внимательно посмотрел на Далена. – Я знаю, к кому вас отвести. Соблаговолите следовать за мной.
   Дален сделал над собой усилие и, поднявшись, двинулся за Мурремурром и Лизой по переулку. Кот вскоре нырнул под арку какого-то дворика, потом им пришлось перелезать через невысокую, но все же ограду, затем – снова пробираться через дворик, потом огибать конюшню, потом карабкаться по крыше погреба, потом съезжать с этой крыши, как с горки, потом, пригнувшись, пролезать под кустами, на которых по зимнему времени не было ни цветов, ни листьев – одни колючки, и преострые.
   – Это что, самый короткий путь? – поинтересовалась Лиза у кота, краем глаза следя, чтобы Дален, еле волочивший ноги, не шлепнулся в обморок.
   – Не только короткий, но и безопасный, – деликатно ответил кот. – Возможно, мурменяу это не касается, но мне кажется, сударыня, что ваш спутник не хочет привлекать излишнего внимания, мрр?
   Они еще долго петляли двориками и дворами, и как раз в тот момент, когда Дален уже стал спотыкаться, вся компания очутилась на тихой кривой улочке прямо перед странной вывеской: подвешенная на тонких цепочках, на ветру покачивалась фигурная стеклянная реторта, в которой само по себе, без всякого пламени, безостановочно пузырилось и кипело ядовито-зеленое снадобье.
   – Это аптека госпожи Мелиссы, – сообщил кот. Лиза, набравшись духу, подошла к двери, украшенной тяжелым медным кольцом в виде змеи, держащей себя за хвост, и робко постучалась. «Сильнее! – прошипела змея. – А то не слыш-ш-шно!» Лиза, ойкнув от неожиданности, повиновалась.
   – Иду, иду! – послышалось из глубины аптеки. Дверь распахнулась, Лизу обдало густым запахом сушеных трав, и на пороге возникла маленькая женщина в канареечно-желтом наряде, изящная, как птичка. Мурремурр тут же нырнул Лизе под ноги и показался перед хозяйкой аптеки.
   – А, добрый день, благородный рыцарь! – радостно прочирикала госпожа Мелисса и кивнула Лизе. – Ты с Мурремурром, да, рыжик? Кому нужна помощь?
   – Добрый день, – в унисон сказали Лиза и кот, а потом хвостатый рыцарь продолжал:
   – Я привел их прямо к вам, госпожа.
   – У него вот крыло… – добавила Лиза.
   – Вижу-вижу! – деловито сказала Мелисса и помогла Далену пройти в аптеку. – Ох и досталось тебе, бедняжка! Погоди-ка, погоди… – она звонко рассмеялась. – А ведь я тебя знаю. Это ты мне вчера весь день солнечных зайчиков в окно пускал?
   Дален на всякий случай втянул голову в плечи. Но Мелисса и не думала сердиться:
   – Я как раз хотела попросить, чтобы ты напустил их побольше. А то у меня весь запас вышел, такая незадача!
   – Запас кого? – удивилась Лиза, входя в аптеку вслед за Мелиссой, Даленом и Мурремурром.
   – Зайчиков, – через плечо пояснила Мелисса. – Последнее время солнечные дни выдаются так редко… Понимаешь, рыжик, если умеючи прикладывать солнечные зайчики, можно в два счета вылечить любой синяк. Но сначала их надо наловить, а это гораздо сложнее. Та-ак, давай-ка снимай курточку, дружок, – обратилась она к Далену. – Как тебя зовут, кстати?
   – Колокольчик, – ответила за сильфа Лиза, проигнорировав его сердитый взгляд.
   – Дален, – вдогонку прибавил он.
   – А тебя, рыжик?
   Не успела Лиза и рта раскрыть, как Мурремурр церемонно промолвил:
   – Госпожа Мелисса, позвольте представить вам госпожу Элизабет. Она путешествует инкогнито и впервые посетила наш город.
   – Рада знакомству! – несколько рассеянно, хотя и очень приветливо сказала Мелисса, которая уже сосредоточилась на крылатом пациенте. Сильф понял, что колотушки отменяются и опасности позади, и, сидя на резной дубовой табуретке, ожидал осмотра. Он стащил с вихрастой головы шапочку и зажал в кулаке.
   – Прежде всего, – сказала Мелисса, притворяя дверь, – я тебе, Колокольчик, дам эликсир, а то ты совсем замученный. Та-ак… – она обвела взглядом застекленные полки, тесно заставленные горшочками, банками, бутылями, бутылищами и бутылочками.
   – Что за эликсир? – подозрительно спросил Дален.
   – Обезболивающий ободрин, – ответила Мелисса и, пресекая его вопросы, добавила: – Не волнуйся, действует на людей, сильфов, гномов, драконов…
   – И котов! – подсказал Мурремурр. – Вы меня им когда-то врачевали после одного… не слишком приятного события.
   – Вот он! – двигаясь быстро и легко, как птичка, Мелисса достала с самой верхней полки маленькую граненую бутылочку с ярко-оранжевой жидкостью, аккуратно отмерила несколько капель в крошечный стаканчик, добавила воды из глиняного кувшина и протянула Далену. Тот покорно выпил и сосредоточенно стал ждать результатов.
   – А что за событие? – поинтересовалась Лиза.
   – О, это замечательная история! – сказала Мелисса. Мурремурр, кажется, хотел возразить, но не успел.
   – Как ты думаешь, рыжик, почему Мурремурр – рыцарь? – таинственным тоном продолжала Мелисса.
   – Я как раз хотела у него об этом спросить! – воскликнула Лиза. Кот скромно расправил усы и принялся умываться, всем своим видом изображая крайнее смущение.
   – Однажды в нашем городе объявилось на редкость вреднючее привидение… – повествовательным тоном начала Мелисса, стремительно перемещаясь по аптеке и раскладывая на столе бинты и лубки. – Оно тревожило покой местных жителей не только по ночам, но и днем, поэтому сначала никто не мог сообразить, что это именно привидение, а не… извини, Колокольчик… – а не сильфы. Много стекол и горшков с цветами было побито, много добра приведено в негодность, а уж нервопляса – успокоительных капель – моя мама тогда продала чуть ли не целую бочку. Даже самые сильные волшебники не могли разобраться, в чем дело, а уж мы, кто попроще, тем более пребывали в недоумении…
   – Волшебники? – заинтересованно спросила Лиза. – Извините, а вы тоже… волшебница?
   – Конечно, – самым будничным тоном отозвалась Мелисса. – А как же без этого.
   – А где теперь самые сильные волшебники?
   Тут Мелисса застыла посреди аптеки, и взгляд у нее стал совершенно стеклянным и даже бессмысленным.
   – Уехали куда-то, – неуверенно ответила она. – Что-то я такое слышала… но не помню, что…
   Умывавшийся Мурремурр тихо, но отчетливо фыркнул.
   – Так на чем я остановилась? И вот что случилось дальше, – глаза у Мелиссы снова заблестели. – Оказалось, что безобразничало буйное привидение кота, утонувшего в валерьянке. Мурремурр вызвал Котопризрака на поединок, победил в отчаянном бою и изгнал из города!
   – Ну уж и отчаянном… – скромно возразил Мурремурр.
   – Именно тогда отважный Мурремурр и был посвящен в рыцари самим… да, а кто же его посвятил в рыцари? – тут взгляд Мелиссы опять стал рассеянным. – Матушка мне рассказывала… не помню, честное слово… министром двора? Или королем? Ах, не все ли равно!
   Вдруг за спиной у Лизы что-то звонко разбилось вдребезги. Это Дален, под шумок обследовавший пузырьки на столе, смахнул один из них на пол. «Похоже, ободрин подействовал на него… как там говорил Андрей Петрович?.. нетривиальным образом», – подумала Лиза, в изумлении глядя, как пузырьки радужной маслянистой смеси, не желавшей растекаться по дубовым шашкам пола, подпрыгивают вверх, словно резиновые мячики. Мелисса обернулась на шум и всплеснула руками:
   – Это же был весь мой запас антигравитина!
   – Ну и что? – осторожно спросил Дален, ожидая суровой кары.
   – То! – грустно сказала Мелисса. – Я собиралась намазать им твое крыло, чтобы оно все время было на весу. Да-а, натворил ты дел. Теперь жди, пока я не приготовлю новый.
   – Долго ждать-то?
   – Дня два-три, не меньше, – отозвалась Мелисса и повернулась к Лизе и Мурремурру:
   – Вам лучше пока пойти прогуляться. Мурремуррчик, вы ведь найдете, что показать гостье?
   – Без сомненияу, – мяукнул кот и приглашающе посмотрел на Лизу.
   Когда Лиза и Мурремурр уже отошли на порядочное расстояние от аптеки, девочка спросила:
   – Котик, а откуда вы знаете, как меня зовут?
   – В голове кота порой хранятся самыеу неожиданные знания… – загадочно ответил Мурремурр, но почему-то не стал развивать эту тему, да и Лиза мигом забыла про свой вопрос, потому что в прохладном воздухе поплыл восхитительный запах горячего шоколада, а через мгновение Лиза поняла, откуда он взялся – в нескольких шагах впереди заманчиво маячила распахнутая шоколадно-коричневая дверь кондитерской.
   – Неплохая идея, мр-р… Я, кажется, знаю хозяина, – одобрительно кивнул Мурремурр.
   «У меня же нет денег!» – огорчилась Лиза, пошарив в карманах. Там бренчало что-то несерьезное, чего и в Петербурге хватило бы в лучшем случае разве что на четвертушку эклера.
   – Мурремурр, – грустно сказала Лиза коту. – Пойдемте дальше. Похоже, кондитерская отменяется.
   Она сгребла всю мелочь в горсточку и вытащила ее из кармана. Худшие опасения подтвердились.
   – Вот, видите…
   Кот обозрел горсточку мелочи, протянул лапку, мягко пошевелил десяти– и пятикопеечные монетки – и среди них ярко сверкнуло что-то маленькое, золотое. Золотая монетка! Лиза, ойкнув, взяла ее двумя пальцами и поднесла поближе к глазам. У монетки были волнистые края и дырочка посередине.
   – Откуда она взялась? Это вы…? – спросила Лиза кота.
   – Не яу! – обиделся Мурремурр. – Позвольте-позвольте, сударыня… Ведь вы, кажется, великодушно одалживали это одеяние своему спутнику?
   – Ну да, еще в Нижнем Городе… – Тут Лиза вспомнила, как Дален в ее куртке пробирался по рынку, стреляя глазами по сторонам, и поняла: – Конечно, это Дален! Он украл монетку, точно, украл! Ой, как стыдно… Что же теперь делать?
   Кот ласково потерся о дрожащую от негодования Лизину руку:
   – Боюсь, что вернуть ее владельцу вам уже не удастся. Слово чести, я сделаю Далену некоторое внуш-ш-шениеу. Не огорчайтесь, это всего-навсего дубльдор, не так уж много, – и он повел Лизу к дверям кондитерской.
   Они едва успели войти, как перед самым носом у Лизы заплясал в воздухе начищенный до блеска медный колокольчик. Радостно и мелодично трезвоня, он пролетел по воздуху и опустился под прилавок. «Да-да!» – крикнул из-под прилавка сдобный голос, и оттуда вынырнул пухленький старичок в белоснежном фартуке. В одной руке у него была метелка из пестрых перьев, а в другой болталось ухваченное за шкирку маленькое грязненькое существо со щетинистой острой мордой, торчащими ушами и поросячьим хвостиком. Существо щелкало зубами и негодующе извивалось.
   – Гоблин! Неужели и у вас это завелось, господин Циннамон?! Ф-ш-ш! – и Мурремурр, зашипев от омерзения, подобрался, приготовившись к бою.
   Гоблин в ответ ощерил желтые крысиные зубки и засучил ножками, стремясь добраться до кота, но господин Циннамон пинком распахнул дверь и вышвырнул гоблина за порог. Тот прохрюкал что-то злобное и брызнул прочь.
   – Перец и пряники, какой конфуз! – переведя дух, сказал кондитер. – Прошу прощения, маленькая госпожа, и вы, многоуважаемый рыцарь. Клянусь моим лучшим повидлом, у меня гоблинов не водится! Не подумайте дурного! Наверно, от соседа-сапожника наползли… – он сокрушенно покачал головой. – Сколько раз я ему говаривал: «Убирай как следует, не гнои кожи, не то гоблины заведутся!» Ох, как неудобно…
   – А-а, – догадалась Лиза, которой стало не по себе, – они заводятся от грязи, как тараканы, да?
   – Тара… кто? Это что, такая гоблинская порода? – озабоченно спросил кондитер. – Никогда не слыхивал. Да-а, ну и времена! Гоблинов развелось! И ведь крупные какие!
   – А я слышала, они во дворце служат… их там дрессируют, что ли? – спросила Лиза.
   – Дрессированные гоблины?! Господин министр двора такой чистюля… Ну, не знаю, не знаю… Ах, да что же мы все о неприятном, барышня! Давайте знакомиться. Мастер Циннамон к вашим услугам, – бодро сказал кондитер. – Надеюсь, это досадное происшествие не отбило у вас аппетита? Чего желаете? Денек нынче прохладный, так что осмелюсь предложить чашечку горячего шоколада, – он поклонился Лизе. – А для вас, доблестный Мурремурр, у меня всегда есть свежайшие сливки, – и мастер Циннамон укатился куда-то в заднюю комнату, откуда теплой волной поплыли упоительные запахи горячей выпечки, пряностей и шоколада.
   Лиза завертела головой по сторонам. Да, тут было на что посмотреть! В витрине под стеклом красовался необъятный торт, – белоснежный, многоярусный, пышно разукрашенный кремовыми цветами, которые тихо шевелили лепестками и листьями. Рядом стоял небольшой аквариум, заполненный сиропом, а в нем оживленно фланировали мармеладные рыбки.
   Лиза озадаченно спросила:
   – Но как же их есть? Жалко ведь. Как живые!
   – А вы вспомните, что это всего-навсего муррмагия, – посоветовал кот. Из-за дверей появился мастер Циннамон, который торжественно нес разноцветный поднос, уставленный такими соблазнами, что у Лизы глаза разбежались. Спохватившись, Лиза извлекла из кармана злополучный золотой дубльдор и положила его на прилавок, в глубине души не сомневаясь, что этого будет мало. Мастер Циннамон просиял: «Благодарствую!», затем щелкнул пальцами, и глубокое блюдечко, полное сливок, плавно спланировало на пол, прямо к Мурремурру, который расположился со всем удобством и принялся лакать. Кондитер пожелал Лизе приятного аппетита, и она внезапно почувствовала, что страшно проголодалась. Для начала она взялась за пирожные, каждое из которых изображало какой-нибудь фрукт или ягоду, но несколько переоценила свои силы и уже на втором, бананообразном эклере, решила сделать передышку. Мастер Циннамон тут же перегнулся через прилавок:
   – Очень рекомендую вам попробовать вот это, – и указал на высоченный кубок с многослойным разноцветным коктейлем. – Я наколдовал этот рецепт вчера вечером, – гордо сказал он, наблюдая, как Лиза лакомится, жмурясь от удовольствия. – Поверьте, ничто так не радует душу, как удачный рецепт, который имеет успех.
   – Угу, – сказала Лиза, приканчивая коктейль и переключаясь на миниатюрную чашечку с горячим шоколадом.
   – А, я вижу, вы оценили мой шоколад по достоинству! – обрадовался кондитер. – Еще чашечку?
   – Ой, спасибо, я, кажется, объелась, и нам, наверное, пора, – со вздохом отозвалась Лиза. – Потрясающе, никогда такого не пробовала! Действует не хуже ободрина! – добавила она на всякий случай.
   – В таком случае, позвольте преподнести вам на дорожку за счет заведения бесконечное мороженое! – и Циннамон ловким жестом фокусника извлек из воздуха рожок с упомянутым лакомством. Лиза подумала было, что уж мороженое ей точно не осилить, однако Циннамон продолжал: – Обратите внимание – не тает, не пачкает наряд, а главное – моментально исчезает, как только вы говорите: «Все, больше не могу!» Возьмите-возьмите, барышня. Вас приятно угощать. Вы знаете… – он мечтательно вздохнул. – Ваш облик вызывает у меня какие-то приятные воспоминания. Да-да, эти замечательные рыжие волосы! … («Ну что они все, сговорились? – в досаде подумала Лиза. – Весь день только и слышу – рыжик да рыжик…») О, не обижайтесь! Ведь рыжий цвет – он такой яркий, такой праздничный, такой… такой королевский… – и тут кондитер внезапно умолк на полуслове. Лиза вздрогнула: у него сделался точно такой же оцепенелый взгляд, как у Мелиссы, когда она рассказывала историю про привидение. Мурремурр легко вспрыгнул на прилавок и деликатно тронул манжету Циннамона лапкой.
   – А? – кондитер встряхнулся, словно пробуждаясь от долгого сна. – О чем это я? Что-то у меня последнее время с памятью… Видно, старею. Да, конечно, приходите еще, буду рад видеть вас снова! – и он поклонился. Мурремурр и Лиза попрощались и покинули кондитерскую.
   «Странные они все… – подумала Лиза, но делиться своими соображениями с Мурремурром не стала. – Цепенеют то и дело, как жучки, а почему – непонятно».
   Они двинулись дальше по извилистой малолюдной улочке, и вскоре внимание Лизы привлекла вывеска еще одной лавочки. Над дверью трепетала крылышками выполненная из тончайших листов меди бабочка. Приглядевшись, Лиза поняла, что каждое крыло – это книжная страница, покрытая загадочными письменами. «Книжная лавка! Непременно зайду!» – и Лиза ускорила шаги.
   – Всецело одобряу! – мявкнул Мурремурр, следуя за ней. – И здесь я тоже знаю хозяина. Достойное знакомство.
   Хозяин не замедлил показаться на пороге – высокий худощавый молодой человек с очень приятной улыбкой и внимательными темными глазами. Из широчайшего рукава его поношенного балахона выпорхнула было потрепанная книга, но тут же зависла в воздухе и, пойманная, была водворена обратно в рукав – судя по ширине, туда могла поместиться целая книжная полка.
   – Это достопочтеннейший Гарамонд Эльзевир Алджериус Кларендон Аваланш Лазурски, – пояснил Мурремурр.
   – Добро пожаловать, – мягким голосом добавил книготорговец, распахивая дверь перед Лизой, которая вошла в лавку, осторожно переложив из руки в руку мороженое, и вправду не думавшее таять.
   – Он знает сто языков, – продолжал Мурремурр, и тут достопочтеннейший Гарамонд Эльзевир и так далее внезапно замяукал – негромко, но чрезвычайно натурально. Мурремурр отозвался коротким мурлыком и добавил:
   – …среди них и кошачий, который, замечу, далеко не каждомяу по силам. Конечно, я прекрасно говорю по-вашему, но, признаюсь, все равно приятно…
   «Вот это да! – думала Лиза, войдя в книжную лавку и осматриваясь. – Будто нарочно для Бабушки! Или для Андрея Петровича!»
   Никакого прилавка тут не наблюдалось – просто в глубину помещения тянулись тесно заставленные книжные полки, терявшиеся в полутьме. Лиза принюхалась и с удовольствием ощутила тот особый запах множества старых книг, который всегда встречал ее у Филина.
   Гарамонд неподвижно стоял поодаль и внимательно смотрел на Лизу, но этот взгляд почему-то не мешал. Лизу всегда ужасно бесили продавцы у книжных лотков, которые налетают с вопросами наподобие «Чего изволите?». Сколько раз такое бывало, когда они с Бабушкой останавливались полистать книжки, а им норовили всучить штуки три дамских романов с одинаковыми розово-голубыми картинками на обложках или аляповатый альбомище с кукольными принцессами. Лиза подошла поближе к полкам, и ей показалось, будто она слышит какой-то странный шелест, похожий на шепот прибоя и словно состоящий из множества голосов. Она прислушалась и поняла, что это шепчутся книги. Они разговаривали на разных языках, и голоса их напоминали то шуршание опавших листьев, то гул ветра в вершинах деревьев. Одни рассказывали каждая свою историю, другие оживленно переговаривались и даже шепотом спорили. Лиза оглянулась на Гарамонда, который подбадривающе кивнул, подошла к ближайшей полке и спросила:
   – Можно посмотреть?
   – Разумеется, – отозвался Гарамонд.
   – А я их не побеспокою? По-моему, они разговаривают… – Лиза замерла.
   – Книге только лучше, если ее снимают с полки. Даже если вы всего лишь перелистаете ее и поставите на место, она потом неделю будет хвастаться соседкам. Им ведь скучно, если их не читают.
   – Они волшебные? – поинтересовалась Лиза.
   – Все книги немного волшебные, – задумчиво сказал Гарамонд и мягко улыбнулся. – Меня, например, они заворожили очень давно. Но колдовские книги – а вы имеете в виду именно их, не правда ли? – я держу отдельно, вон там, в книжном шкафу из дерева гофер. Лучше их не трогать.
   Лиза посмотрела туда, куда он показывал. Шкаф из дерева гофер ее потряс. Изукрашенный резными изображениями растений, зверей и птиц, похожий на постамент памятника Крылову в Летнем саду, он доходил почти до потолка, а за его застекленными дверцами Лизе померещилось некое шевеление. Подходить ближе ей сразу расхотелось.
   – Они злые? – спросила она Гарамонда.
   – Видите ли, книги не бывают злыми или добрыми. Все зависит от того, как их использовать. Есть книги, за которые любой черный маг отдал бы собственную голову, но здесь никто не использует их во зло. Посмотрите-ка лучше вот эту… – он приблизился к Лизе и раскрыл перед ней книгу с желтоватой, как слоновая кость, обложкой. Лиза ахнула от восхищения: страницы были позолоченными, и по ним, переплетаясь, бежали то вверх, то вниз запутанные разноцветные линии, между которыми, ни на секунду не останавливаясь, танцевали причудливые буквы.
   – Она о приключениях слов, – пояснил Гарамонд и поставил книгу обратно на полку, а Лиза двинулась дальше вдоль полок. И тут она заметила, что в левую стену книжной лавки было неизвестно зачем вделано зеркало в человеческий рост, такое пыльное, что в нем ничего не отражалось, кроме смутных самостоятельных теней. А правую стену украшали многочисленные гравюры и несколько карт. Она подошла поближе. Там были карты звездного неба и неведомых стран, и, рассматривая их, Лиза не обнаружила ни одного знакомого созвездия, ни одного знакомого материка.
   – Ух ты! А это что? – она остановилась у огромной гравюры, изображавшей сложную конструкцию наподобие грозди прозрачного винограда или, скорее, слипшихся мыльных пузырей.
   – Гипотетическая схема миров, – ответил Гарамонд. – Работа самого мастера Амальгамссена. Вот этот, в центре – наш мир. На самом деле он не в центре, конечно, но так удобнее… – принялся объяснять он, заметив на лице Лизы полнейшее недоумение. – Видите, это границы между мирами – места, где лучше всего получается переходить из одного в другой…
   Лиза, несколько опешив, собралась было задать вертевшийся на языке вопрос, но решилась не сразу: она вспомнила, какие лица делались у Циннамона и Мелиссы, едва они начинали рассказывать что-то интересное, и подумала, что если и пронзительные глаза Гарамонда тоже станут стеклянными, это будет слишком. Но на сей раз любопытство победило.
   – А как он называется ваш мир?
   – Радинглен, – сказал Гарамонд. Откуда Лиза такая появилась, он спрашивать не стал, как будто и сам все знал – и это тоже было приятно. – Вот и карта, смотрите.
   Перед Лизой была даже не карта, скорее план города и окрестностей. Ну да, вот королевский дворец в центре, парк вокруг, Верхний Город с прямыми улицами, Нижний, похожий на лабиринт. Вот ров, отделяющий их друг от друга, и мосты… раз, два, три… семь. Еще река… А вот море…
   – Но это ведь только город! – удивилась Лиза.
   – Увы, с некоторых пор у нас маленький мир, всего с город размером, – Гарамонд улыбнулся, но как-то невесело. – Бывают, конечно, гораздо больше.
   – Да, наш гораздо больше, – сказала Лиза, не успев даже задуматься, что означает «с некоторых пор». – Но и у нас есть маленькие государства – как города: Люксембург, Сан-Марино. Вот.
   Гарамонд понимающе закивал, точно прекрасно знал о существовании Петербурга, и Лиза решила непременно спросить его, откуда ему это известно, но не успела. Книготорговец начал было:
   – Наш Радинглен – тоже отдельное королевство, однако…
   И тут в глубине лавки с грохотом что-то обрушилось и с шелестом посыпалось. Мурремурр распушил шерсть и зашипел. Гарамонд кинулся на шум, Лиза побежала следом.
   – Гоферовый шкаф упал, – послышался раздосадованный голос Гарамонда. – Надо же!
   – Давайте я помогу, – предложила Лиза, глядя на рассыпанную груду книг.
   – Нет-нет, – приглушенно ответил Гарамонд. – Это ведь колдовские книги, к ним нужен особый подход… Вы ступайте, тут возни надолго. Мне надо их уговорить, а то сейчас разбегутся… – он хотел было что-то добавить, но тут колдовские книги и впрямь запрыгали врассыпную, как стайка крупных жаб, а листки запорхали вверх-вниз, будто бабочки, и ему пришлось поспешить, а когда он поднял голову, рыжеволосая фигурка и черный кот уже скрылись за дверью.
   – Не стоит его отвлекать, – сказал Мурремурр, увлекая Лизу на улицу.
   – Но мы не попрощались! – огорченно сказала она.
   – Ничего, – утешил ее кот. – Зайдем еще, мурмяу. Обратите внимание, сударыня, вон на ту лавочку.
   Чего только не было на этой витрине! А внутри, на полках! Радужные шелковые водопады лент и шарфиков, тончайшие кружева, батареи фигурных флакончиков, пирамиды из шкатулочек и ларчиков, увенчанные гранеными камушками шпильки, причудливые заколки, украшения всех видов и размеров – от многоярусных колье до крошечных колечек. У Лизы зарябило в глазах. Конечно, она ничегошеньки не сможет тут купить, но хотя бы полюбуется и запомнит…
   – Здравствуй-здравствуй! – обратилась к Лизе хозяйка всего этого великолепия, которую Лиза не сразу заметила – может быть, потому, что ее пестро расшитое цветами и птицами платье сливалось с пестротой товаров, а сама она была совсем невелика ростом. – А я тебя жду. Меня зовут Дис.
   – То есть как ждете? – удивилась Лиза.
   – Видишь ли, моя Кискисси вернулась с прогулки и рассказала, что многоуважаемый Мурремурр сопровождает некую молодую даму, которая проявляет большой интерес к витринам, – хозяйка погладила сидевшую у нее на руках пушистую белую кошечку, бросившую томный взор на приосанившегося Мурремурра. Кошечка смущенно мяукнула, вконец застеснялась, спрыгнула на пол и стремглав скрылась. Мурремурр огорченно повел хвостом.
   – Как у вас красиво! – не удержалась Лиза.
   – Спасибо, – улыбнулась хозяйка и поправила сложную прическу из блестящих черных волос. – Посмотри-ка вокруг, наверняка что-нибудь приглядишь, а?
   Не успела Лиза объяснить любезной галантерейщице, что приглядеть она приглядит, а вот купит вряд ли, как дверной колокольчик тоненько зазвенел, и в лавочку вплыла троица барышень, которые хихикали и болтали за десятерых. В своих расшитых пышных платьях, утыканных бантами и тряпичными цветами, они смахивали на три цветочные корзинки. Девицы заполонили собой всю лавку. Мурремурр поспешно скрылся – как все порядочные коты, он умел мгновенно исчезать неизвестно куда.
   Барышни ринулись к прилавку. Одна из них грубо отпихнула попавшуюся на пути Лизу острым локтем:
   – А ну подвинься, замарашка! Мы спешим, а ты подождешь, тоже мне, важная птица!
   – Что это она тут делает? – ехидно спросила другая.
   – Покупает ниток на три грошика! – хихикнула третья.
   – Наверное, у ее хозяев в кармане ветер гуляет, раз она ходит в таком куцем платьишке! Коленки наружу, стыд какой!
   – Ты чья служанка, рыжая?
   Оглушенная Лиза втянула голову в плечи, хотя внутренний голос требовал поскорее распрямиться и гордо проследовать вон. Вступать в перепалку? Ну уж нет, это ниже ее достоинства! К счастью, на выручку подоспела хозяйка лавки. Дис заслонила Лизу своими широкими юбками и, незаметно для трещоток-девиц, мягко, но настойчиво подтолкнула в сторону кладовой – там, в просвете между тяжелыми вышитыми занавесями, виднелись шкафы и шкафчики, коробки и ящички, штуки материи и много чего еще.
   – Погоди минуточку, – быстро шепнула ей Дис, воспользовавшись тем, что барышни уже рылись в товаре, разложенном на прилавке. – Я их спроважу и кое-что тебе покажу. Не обижайся на них, что возьмешь с глупышек-пустышек…
   И тотчас повернулась к посетительницам – на лице любезная улыбка, но черные глаза из ласковых и теплых сделались холоднее зимней ночи.
   – Чего изволите, сударыни? – вежливо спросила Дис.
   Барышни наперебой требовали воротничков, подвязок, бантиков и ленточек.
   – Мне чтоб по самоновейшей моде! – визгливо восклицала одна.
   – Все самое дорогое! – перебивала ее вторая.
   – А мне еще моднее и дороже! – вмешивалась третья.
   Тесное помещеньице наполнилось стрекотом и смешками. Барышни вертелись, как три юлы; они умудрялись одновременно нюхать духи, прикладывать к себе кружева и вдобавок поторапливать хозяйку. Галантерейщица проворно распахивала ящики, открывала коробки, отвинчивала крышечки пузырьков. Заструился каскад лент и шалей, вуали и воротнички повисали в воздухе, как облачка, воздух шуршал, щелкал, шелестел и благоухал. Лиза высунула нос из-за бархатной занавеси кладовой и смотрела во все глаза: на ловкую Дис – с восторгом, а на жеманных девиц – с отвращением. А те знай спорили, ссорились и болтали как тридцать три сороки.
   – …а я и говорю маменьке: с какой стати мне опять надевать розовую шляпку!
   – …а вот я вчера на балу была в бирюзовом шелке, и господин министр Гранфаллон пригласил меня три раза!
   – …конечно, ему понравилось платье, а не ты!
   – …а мне папенька обещал новые бусы, так к ним надо и платье!
   А вы слышали, теперь в моде все фиолетовое?
   – Что ты понимаешь, черное теперь будет в моде! Мы уже заказали домой черную обивку для мебели!
   – Да вы обе ничего не понимаете! Будут носить и черное и фиолетовое!
   – Но господин Гранфаллон не носит черное!
   – Господин Гранфаллон и фиолетовое не носит!
   – Он такой любезный!
   Ему так идет лазоревый цвет!
   – То-то ты не вылезаешь из лазоревого! Рассчитываешь выйти за него замуж?
   – У меня, в отличие от тебя, и так куча поклонников! А голубой мне идет – все оттенки!
   – Ах, какая прелесть!
   – Ты что, тебе не к лицу!
   – А тебе не идут эти духи!
   «Наверно, пустышки везде одинаковы…», – неприязненно подумала Лиза, вспомнив, как главная модница их класса Юлечка Южина томно спрашивала у кого-нибудь из своей свиты: «А кто у нас в классе самая красивая, кроме меня?»
   Лиза соскучилась и отвернулась – уж лучше рассматривать шкафчики и полки. Она уже подумывала, не заткнуть ли уши, лишь бы не слушать про надоевшего господина Гранфаллона и черно-фиолетовую моду, но тут ее внимание привлекла приметная картина, почему-то висевшая в самом дальнем уголке кладовой. Лиза подошла поближе.
   Картина в полный рост изображала величественную даму с роскошными медными косами, уложенными короной вокруг головы. «Бабушка?! – поразилась Лиза, и сердце у нее заколотилось, как после эстафеты. – Точно, Бабушка, только молодая и еще не седая… Откуда здесь ее портрет?!» Она машинально сделала шаг вперед и привстала на цыпочки, чтобы повнимательнее рассмотреть удивительный портрет. Да ведь это не картина, а гобелен! И как искусно выткан! Лиза провела пальцем по краешку и почувствовала на себе взгляд галантерейщицы, которая как раз вошла в кладовую за новой коробкой лент.
   «Ой, наверно, его нельзя трогать, и сейчас меня выгонят!» – испугалась она. Но хозяйка лавочки только перевела задумчивый взгляд с Лизы на гобелен и обратно. Казалось, Дис хотела вымолвить нечто очень важное, но не решалась. Она оглянулась, убедилась, что покупательницы поглощены примеркой черно-фиолетовых шарфов, и выдвинула потайной ящичек дубового шкафа:
   – Посмотри – тут мои любимые насекомыши!
   Лизин взгляд уперся в прелестнейшую в мире заколку – перламутрового махаона, который переливался на синем бархате в окружении куда более скромных мотыльков и бабочек.
   – Гномская работа, – тихонько сказала галантерейщица. – Редкость по нашим временам. Нравится?
   Лиза кивнула, не находя слов.
   – Возьми в подарок. – И Дис вложила заколку в руку онемевшей Лизе. – Она так подходит к твоим чудесным волосам – королевская вещица!
   Галантерейщица глянула сквозь витрину на улицу и обеспокоенно сказала:
   – Вот что, милая моя, уже скоро стемнеет, так что беги-ка ты домой.
   Она тихонько подтолкнула Лизу к выходу и уже на пороге шепнула на ухо:
   – Пусть всякие там носят модное, черное, фиолетовое и серо-буро-малиновое. Ты все равно особенная, золотце мое!
   И Лиза, едва успев сказать «спасибо», очутилась на улице, изумленная и растерянная. Она огляделась. Солнце клонилось к закату, заливая улицы Радинглена расплавленным золотом.
   – Фр-р-р! – произнес возникший у нее под ногами Мурремурр. – Госпожа Дис совершенно права!
   – Я надеюсь, вам не отдавили хвост? – участливо спросила Лиза, наклоняясь к коту и учтиво гладя его по бархатной спинке.
   – Не успели, мурмяу. Позволю себе заметить, сударыня, что сейчас самое время полакомиться мороженым.
   – А вы?
   – Не стоит беспокойства. Кискисси любезно угостила меняу молочком.
   Лиза наконец смогла воздать должное бесконечному мороженому, которое за все это время ничуть не подтаяло и было холодным, как только что скатанный снежок. Она медленно шла по обсаженной безлистыми деревьями улице, сосредоченно лизала мороженое, которое и не думало кончаться и все время меняло вкус – то с дынного на смородиновое, то с бананового на шоколадное. А еще она на ходу продолжала рассматривать подаренную заколку, не в силах отвести глаз от сверкающих крыльев чудесной перламутровой бабочки. Поэтому неудивительно, что Лиза не смотрела по сторонам.
   Бум!
   Лиза налетела на какого-то мальчика лет шестнадцати и вскрикнула от неожиданности. Он ловко подхватил падавшее мороженое и протянул Лизе.
   – Спасибо большое, – сказала она.
   – Вот это да! – воскликнул он, вытаращив на Лизу зеленые глаза. – Настоящая рыжая!
   «Да что им всем моя рыжесть покоя не дает?!» – возмутилась Лиза, а вслух сказала:
   – На себя посмотри! Ты тоже очень даже настоящий рыжий!
   – Я – другое дело. Я здешний принц, – смущенно объяснил мальчик. – Меня зовут Инго.
   Тут только Лиза разглядела его как следует. Мальчик был высокий и бледный. У мальчика были изумрудно-зеленые, очень грустные и взрослые глаза. Мальчик был облачен в черный бархатный камзол с белейшим кружевным воротничком. И был он действительно едва ли не рыжее Лизы. Рыжее некуда. И тоже весь в веснушках. В ярко-алом закатном свете его волосы горели, как огненный растрепанный цветок. Он был похож на Лизино отражение, которое она привыкла видеть в зеркале.
   – А ты кто? – спросил он.
   – Я? Я Лиза, – неловко представилась девочка.
   Принц присвистнул и спросил:
   – Лиза – это Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс?
   «Ничего себе! – подивилась Лиза. – Знает мои имена! И где это он в Радинглене нашел книжку Маршака? Может, у Гарамонда?»
   – Ага, – кивнула она. – И еще Беттина, Тибби… – она вспомнила еще одно имя и добавила:
   – И Лиллибет.
   Рыжий Инго замер.
   – Нет, не может быть, так не бывает… Ты здесь откуда? – спросил он, понизив и без того негромкий голос почти до шепота. Отвечать ему «От верблюда» не хотелось. Он был ужасно симпатичный и, кроме того, кого-то смутно напоминал. Только вот кого?
   – Из вон той лавочки, – ловко вывернулась Лиза и осторожно добавила: – А ты? Принцам просто так ходить по улице не полагается… – а про себя подумала: «На кого он так похож? Я ведь где-то его видела, честное слово! Надо спросить».
   – Я и не хожу, – грустно ответил он. – Мне все это снится, и я сам себе снюсь, поэтому и горожане меня не замечают. И ты мне снишься – потому что наяву такой фантастической удачи быть не может… А на самом деле… – глаза у него стали совсем печальные, – на самом деле…
   Договорить принц не успел.
   Из ниоткуда вдруг налетел сильный порыв ледяного ветра, промчался над домами, срывая черепицу с крыш и с безжалостным треском ломая ветви деревьев. Он зло рванул Лизину одежду, грубо растрепал ей волосы. Небо потемнело, будто ветер тащил за собой ночь, как сумеречный занавес, и затягивал ею город. Немногочисленные прохожие бросились бежать, прячась в ближайших домах, двери и окна захлопывались. «Смотрите! – на бегу прокричал кто-то, тыча вверх. – Мышекрысы! Дворцовая стража!»
   И тут из-за горизонта в стремительно темнеющем небе, прорезая рваные облака, появилась стая огромных черных птиц. Лиза задрала голову и пригляделась. Нет, это были не птицы, а гигантские летучие мыши с костлявыми человеческими лицами, белыми как мел, холодными и злыми! Они мчались над городом, они падали из-под облаков, со звоном сшибая перепончатыми крыльями стеклянные башенки попрятавшихся сильфов. Они летели, как черная туча, заслоняя крыльями садившееся солнце, которое, казалось, тоже в испуге прячется за крыши.
   – Это за мной, – сказал рыжий принц. – Я и позабыл про солнце… – Он вдруг с неожиданной силой схватил Лизу за руку: – Уходи! Уходи, пожалуйста! – отчаянно воскликнул он сквозь шум ветра. – Беги! Я не хочу, чтобы ты…
   Больше он ничего сказать не успел – только больно оттолкнул Лизу прочь. Ничего не понимая, она отступила, на шаг, другой…
   Лицо рыжего принца исказилось, и Лиза невольно вскрикнула: оно вдруг стало меняться, плавиться, как тающий воск, покрываясь морщинами и складками, длинный крючковатый нос повис до самого подбородка, бессмысленная ухмылка растянула оскаленный рот, на лоб свесились слипшиеся, как пакля, рыжие космы. Принц ссутулился, руки его опустились ниже колен, пальцы вытягивались, на них росли длинные загнутые ногти… а на спине… на спине вспучился горб! Несколько мгновений – и перед оцепеневшей от ужаса Лизой вместо бледного мальчика скрючился отвратительный карлик.
   Над улицей зашумел ураганный ветер. Стая летучих мышей, со свистом рассекая воздух перепончатыми глянцево-черными крыльями, опустилась на землю и окружила принца. Вблизи они были еще страшнее, чем издалека, потому что их белые лица были похожи на черепа, от крыльев веяло тошнотворным ужасом и холодом смерти, а голоса… Шипящие, свистящие, ночные, темные голоса зазвучали вокруг Лизы, и один из них просвистел над самым ухом, словно отточенный нож:
   – Вес-с-спертилио Муринус-с-с к ус-с-слугам Вашего выс-сочества!
   Что-то мерзкое, мягкое, липкое коснулось ее руки. Между ней и принцем, взмахнув крыльями, возник высоченный мышекрыс с холодными цепкими глазками. Лиза быстро шмыгнула за ближайшее дерево, надеясь, что мышекрысы с высоты своего роста ее не заметили. По счастью, дерево оказалось старым, с толстым узловатым раздвоенным стволом.
   – Покровитель Вашего выс-с-сочес-с-ства был с-с-сильно обесс-с-покоен ис-с-счезновением принца, – просвистел мышекрыс. – На поис-с-ски отрядили вс-с-сю дворцовую стражу. Вам нельзя здес-с-сь ос-с-ставатьс-с-ся. Нам донес-с-сли, что в городе видели опас-с-сные лица. С-с-соблаговолите прос-с-следовать с-с-с нами, – он склонил безволосую ушастую голову.
   Тотчас еще два мышекрыса, преклонив колени и шуршнув крыльями, сцепили перед карликом подставленные когтистые трехпалые руки. Карлик-принц покорно, как будто засыпая на ходу, заплетающейся походкой подошел к мышекрысам и кивнул Муринусу со словами:
   – Тогда во дворец.
   Лучше бы Лиза не слышала его голоса! Он стал таким же противным, как сам принц, дребезжащим, невыразительным и заторможенным.
   Мышекрысы выстроились клином и уже расправили крылья, готовясь взвиться в воздух, но тут возглавлявший их Муринус потянул треугольными ноздрями воздух и с шумом сложил крылья, прошипев:
   – Здес-с-сь была девчонка! С-с-срочно сысс-кать!
   Лиза, вжавшаяся в жесткий и твердый ствол, едва не подпрыгнула, потому что в ногу ей впились острые коготки Мурремурра.
   – Бежимяу! – мявкнул кот, вздыбив шерсть.
   И они побежали, не разбирая дороги. Лизе никогда еще не было так страшно. Она слышала, как свистят за спиной мышекрысы, потом шум взмыл вверх: стая уносила прочь принца-карлика. Лиза и кот побежали еще быстрее, причем Мурремурр шипел на бегу, как кипящий чайник: «Мыш-ши! Летают! Пар-ш-шивцы!»
   Впереди, на перекрестке, клубился густой туман. Мурремурр и Лиза с размаху влетели в него, как в облако, и потеряли друг друга из виду. Лиза только слышала, как Мурремурр продолжает на бегу сетовать на несправедливость судьбы: «Мы-ш-ши! Больш-ш-шие! Не поймаешь-шь! Нет чтобы коты летали!» Туман все сгущался и сгущался, и наконец Лизины ноги и кошачьи лапки затопотали по деревянному настилу Бродячего Мостика. Мурремурр на миг показался из тумана, обгоняя Лизу:
   – Прошу прощения, что оцарапал, сударыня. Вынужденные мурмерры!
   – Спасибо, котик! – отозвалась запыхавшаяся Лиза и, оглянувшись за спину, на всякий случай опять побежала. Впереди показались очертания знакомых домов.
   Перебежав вслед за Мурремурром через мост, Лиза очутилась на набережной Карповки, поблизости от дома с двумя башнями. Она перевела дух, подхватила куртку и огляделась.
   Вдруг рядом послышался знакомый лай и еще более знакомый голос: «Ранс! Ко мне! Веди себя прилично!» И из темноты прямо на девочку вылетел фоксик Монморанси. «Почему Андрей Петрович гуляет с собакой так поздно ночью? – удивилась Лиза. – Или… или все-таки рано утром?!»
   – Елизавета! Ты что здесь делаешь? – Филин бросился к Лизе. Ранси с радостным лаем прыгал вокруг. Мурремурр скромно и беззвучно удалился, отказав себе в удовольствии пошипеть на фокстерьера.
   Лиза испуганно взглянула в лицо Андрею Петровичу и поняла, что он здорово рассержен. Она и не предполагала, что он способен сердиться.
   – Так, – строго сказал Филин. – Если я правильно понимаю, у тебя за спиной только что был мост. А сейчас его там нет. Тебе случайно не кажется, что это несколько странно, а?
   Лиза быстро обернулась. Моста и вправду не было. А была набережная Карповки, припорошенный снегом лед на реке, а на том берегу – Ботанический сад. Ни башенок, ни черепичных крыш, ни лепных зверюшек на фасадах домов, ни отвратительных свистящих мышекрысов, ни рыжего принца Инго с отчаянными зелеными глазами…
   – Елизавета, ну-ка сознавайся, как ты Туда попала? – отчеканил Филин, сурово нахмурив брови.
   – Я думала, это сон… – Лиза старательно сделала удивленное лицо.
   – Кого обманывать вздумала?! – в сердцах бросил Филин и посмотрел на Лизу так, что она изо всех сил закусила губы, пытаясь не заплакать.
   Здесь было гораздо холоднее, чем там, откуда она только что вернулась, и гораздо темнее. Лиза, обиженно шмыгая носом, поспешно принялась натягивать куртку. Монморанси между тем крутился под ногами и потявкивал, виляя хвостом. Держа в зубах варежки, Лиза завязала шарф.
   – А шапку? – строго спросил Филин. Лиза только прерывисто вздохнула: зеленая шапка с помпоном осталась на вихрастой голове сильфа Далена.
   – Лиза, скажи, кто тебя туда провел? Не сама же ты… Послушай, задирай нос, сколько хочешь, но на вопросы изволь отвечать!
   – Леонардо и Леандро, – буркнула Лиза, надевая варежки. – И Арнольд.
   – Паршивцы, – Лизе показалось, что Филин с облегчением вздохнул. И тут, к своему величайшему удивлению, она сообразила, что, похоже, Андрей Петрович отлично знал, о ком речь. – Ну я им задам! Полнолуние у них…
   Лиза, не поднимая глаз на Андрея Петровича, потрепала притихшего Монморанси за ухом – песику, похоже, тоже не слишком нравилось, что Филин разгневался.
   – Извини, наверное, я был с тобой слишком резок, – очень ровным тоном сказал Андрей Петрович, помолчав. – А теперь послушай меня, пожалуйста. Место, где ты только что побывала, существует и имеет к нам с тобой самое непосредственное отношение. Ты Там побывала – что ж, ладно, обошлось. Ты не в чем не виновата: эти остолопы с бронзовыми мозгами решили тебя развлечь.
   И он продолжал, постепенно накаляясь:
   – Тебе там, возможно, понравилось – пре-вос-ход-но. Я не могу запретить тебе совать Туда твой конопатый нос. Но, – Филин сделал паузу, – я прошу пока, до поры до времени, не ходить Туда без меня, – последние слова он произнес с нажимом.
   Лиза слушала, не поднимая глаз. Больше всего на свете ей хотелось заткнуть уши и зажмуриться. Предательские слезинки все-таки просочились сквозь ресницы и грозили вот-вот поползти по щекам. Фигура Андрея Петровича двоилась и расплывалась перед глазами.
   – Ты спросишь меня, кто я такой, чтобы навязываться тебе в спутники? Отвечу: Филин, к твоим услугам. Лиза, я тебе обещаю, мы с тобой еще побываем Там, возможно, даже вместе с Бабушкой… и с кем-нибудь еще. Но пока Туда нельзя. Я не могу тебе сейчас всего объяснить, еще не время. – Он помолчал, собираясь с мыслями, и, похоже, мысли эти были неутешительные, потому что он воскликнул:
   – Господи, да что же с тобой делать, горе ты мое луковое! Конечно, я могу просто сказать тебе: Там опасно. Но тогда ты точно кинешься Туда очертя голову, я тебя хорошо знаю! – Филин всплеснул руками. – А вот ответь-ка мне, Лизавета, что ты сделаешь, если я скажу, что твое появление Там сейчас опасно еще для множества ни в чем не повинных людей? Это подействует? Я могу надеяться, что ты Туда не полезешь?
   Лиза всхлипнула. Во-первых, она терпеть не могла, когда ее отчитывали – этого и в школе хватало. Во-вторых, Андрей Петрович никогда еще так с ней не разговаривал. Ну и в-третьих, носовой платок куда-то задевался, а реветь без платка – последнее дело.
   – Ты никак плакать собралась? – быстро спросил Филин, прищурив глаза. – Приехали. Обиделась, – констатировал он. – На, держи платок.
   – Не надо, – пробурчала Лиза и даже спрятала руки за спину.
   – Не надо так не надо. Повторяю еще раз: ты ни в чем не виновата. А поговорил я с тобой так резко, потому что и думать не хочу, что могло бы случиться, если бы… Ладно. Прости меня, пожалуйста, но Туда больше не ходи. Договорились?
   – Угу, – кивнула Лиза.
   – Мир?
   – Мир, – согласилась Лиза с неожиданным облегчением и вдруг безудержно зевнула, едва успев закрыть рот варежкой.
   Филин озабоченно посмотрел на часы, а потом на Лизу, которую все больше клонило в сон.
   – Долго же ты гуляла! Вот что, Лизавета, беги-ка ты быстренько домой. Сейчас начало седьмого – как раз успеешь позавтракать и портфель прихватить. Ах да, у вас же теперь рюкзаки. В общем, марш.
   – А Бабушка ничего не заметит? – испуганно спросила Лиза, представив себе, что будет, если Бабушка…
   – Нет. Можешь на меня положиться, – непонятно ответил Филин и вздохнул. – Не следовало бы тебя прикрывать, но и волновать Бабушку тоже не надо, так что она будет спать. А ты уж прошмыгни в квартиру тихо, как мышка.
   – Хорошо, – буркнула Лиза себе под нос и уже повернулась было, чтобы идти, но Андрей Петрович вдруг спросил с очень странной интонацией:
   – Ты мне не расскажешь, как Там…?
   Лиза задрала нос и крепко сжала губы.
   – Настоящая принцесса, – Филин печально улыбнулся. – Бабушкина внучка. Подарочек. Не засни на уроке, хулиганка. Что ж, до вторника, Ваше высочество.
   Лиза помчалась домой. В подъезде она сунула руки в карманы в поисках ключей и ойкнула: в левом невозмутимо леденело бесконечное мороженое, а в правом лежала заколка гномской работы.
   …Неизвестно, как это удалось Филину, но Бабушка вышла на кухню, когда Лиза, успевшая на цыпочках сбегать за школьным рюкзаком к себе в комнату, уже снимала чайник с плиты.
   – Странное дело, – бормотала Бабушка, держа в руке будильник и укоризненно глядя на него, – я ведь заводила вчера звонок. А он не зазвонил… Колдовство какое-то! Боже мой, Бесси! Ты же опоздаешь!
   – Ничего, я быстренько, – отворачиваясь к буфету, сказала Лиза и тут же едва не уронила Бабушкину чашку. – Налить тебе кофе?
   – Нет-нет, давай-ка лучше завтракай, а то и в самом деле не успеешь.
   Лиза послушно уселась за стол и принялась запихивать в себя бутерброд с сыром: после Циннамонского угощения и бесконечного мороженого дело шло туго. «Кажется, Бабушка ни о чем не догадалась», – лихорадочно соображала Лиза. То есть Бабушка догадалась, конечно, что внучка отчего-то не в себе, это и младенец бы заметил: за завтраком Лиза одну за другой опрокинула две чашки чая и попыталась намазать маслом Бабушкино кофейное блюдце.
   – Что такое? – дивилась Бабушка на Лизины художества. – Авитаминоз? Переутомление?
   Лиза молчала и ежилась под ее проницательным взглядом. Нечистая совесть строила ей исподтишка ехидные рожи.
   – Лизелотта, что с тобой? – тихо спросила Бабушка, когда Лиза попыталась налить заварку в сахарницу.
   – Н-н-ничего… – Лиза бочком соскользнула со стула. – Спасибо, Бабушка, я побегу.
   В прихожей Лиза побила все рекорды скоростной шнуровки ботинок и пулей вылетела в фиолетовое зимнее утро. Она бежала со всех ног, так что толком поразмыслить ни о чем не удалось. Но добравшись до школы, Лиза, осмелела настолько, что в гардеробе, сняв любимую деревянную заколку с двумя котами, вытащила из кармана куртки ослепительного гномского махаона и отважно заколола им хвостик. Махаон уютно, словно так и надо, устроился в ее пламенных кудряшках.
   Вообще-то в школе бдительно следили за тем, чтобы девочки не носили на уроки украшений, иные (не указывая пальцем) учителя по старинке устраивали рейды по борьбе с сережками («Вот сниму, отнесу директору, а потом пусть родители приходят и забирают!»). Но бдительность бдительности рознь, и классная руководительница Марина Валерьевна не считала украшения таким уж преступлением. Смотря какие, конечно, но вот вопрос, – думала Лиза, поднимаясь по скользкому мрамору лестницы на второй этаж, – считается ли украшением заколка, пусть и перламутровая?
   На первом уроке вроде бы нет, не считалась. Лиза с радостью (но и не без огорчения) подумала, что никто заколку и не заметил. Но на перемене едва не разразилась настоящая катастрофа.
   – Ух ты! – сказала Лялька, случайно оказавшись у Лизы за спиной. – Класс! Откуда?
   – Бабушка подарила, – соврала Лиза и, конечно, залилась краской. «Зря я ее надела, ой, зря… – запоздало раскаялась она. – Сейчас все набегут…»
   – Ну-ка, ну-ка… Интересненько, откуда у твоей бабули деньги на такие штучки, а, Кудрявцева? – главная модница и первая красавица класса (только по алфавиту последняя) Юлечка Южина проворно оттерла кроткую Ляльку и уставилась Лизе в затылок. Та стиснула зубы и втянула голову в плечи. Наверное, от пистолетного дула ощущение немногим хуже… Вдобавок Ю-Ю со свойственной ей бесцеремонностью немедленно ухватила заколку цепкими пальцами, будто Лиза была не человеком, а вешалкой или манекеном.
   – Уаааа-у! – изображая восторг, Юлечка внезапно завизжала так, что обернулось полшколы, а не только проплывавшая мимо Ульяна Сергеевна.
   – Так-так-так, – прищурившись, процедила Саблезубая, – что это с тобой, Лиза? В уставе нашего учебного заведения, – она подняла палец, и Лиза уставилась на него, как завороженная, – в уставе ясно написано: «В школьной форме, без украшений». Что это у тебя в волосах? Вот заставлю снять, отнесу директору, и пусть Бабушка приходит и забирает!
   Лиза даже не успела удивиться тому, насколько точно ей удалось утром предугадать последнюю реплику. При мысли о том, что Бабушку вызовут в школу и предъявят ей это Вещественное Доказательство непонятно чего, у нее задрожали коленки.
   К счастью, зазвенел звонок, предвещая алгебру, и Саблезубая, решив не задерживаться, уплыла прочь. Лиза сердито отстегнула замочек, тряхнула кудрями и сунула переливчатого махаона в рюкзак.
   – Дурочка, делала бы, как я, – презрительно прошипела ей на ухо Юлечка. – Вон Малина все разрешает, так я на ее уроке все надеваю, а потом снимаю, а Саблезубой нечего было подставляться! Эх, ты! – Она напоказ встряхнула наманикюренными пальчиками, на которых поблескивало штук десять разномастных колечек. – Довыпендривалась!
   Лиза вздернула нос и двинулась прочь. Отголоски Юлечкиного «Уаа-у» еще позванивали в ушах, когда она уселась за парту. «Хорошо, что Саблезубая заколку не отняла! – с облегчением думала Лиза, уставившись на доску, где корячились иксы и рос густой лес уравнений. – Куда же я ее теперь буду надевать? В школе нельзя, дома тоже нельзя… Жалко». Спать хотелось все сильнее, глаза слипались, иксы на доске двоились и расплывались, подумать о таинственном городе Радинглене опять не получалось… «Ладно, заколку можно держать где-нибудь в столе, – с грустью сказала себе Лиза. – Но у меня ведь еще есть мороженое! – спохватилась она. – Интересно, надолго его хватит?» Ей ужасно хотелось хоть кого-нибудь угостить, но, наученная горьким опытом, она решила отложить это до конца уроков, а то опять шуму не оберешься.
   Серый, сонный день все тянулся и тянулся, и Лизе уже не верилось, что он когда-нибудь закончится, но вот раздался долгожданный звонок с пятого урока, и Лиза стремглав вылетела за тяжелые школьные двери.
   Первым делом она направилась по набережной прямо к Леонардо и Леандро – поздороваться. Но рядом с ними толпились недовольные озябшие туристы под предводительством бодрой девушки-экскурсовода, так что подобраться поближе не удалось. Лиза вздохнула и прошла мимо: «Ничего, завтра с ними поговорю». Уже у моста она услышала за спиной знакомое пыхтение. «Ага, Левушка, – подумала Лиза и обернулась. – Рассказать ему про город и, главное, про принца? Ой нет, он еще решит, что я вру…»
   – Ты куда так бежишь? – поинтересовался Левушка. В последнее время он иногда провожал Лизу до троллейбуса, а то и до дома, но тщательно скрывал эти совместные прогулки от бдительных взоров одноклассников. Лиза была с ним в этом солидарна.
   – Красивая у тебя сегодня была… эта… ну, бабочка в голове, – сказал Левушка. – Зря ты ее сняла.
   – Мороженое хочешь? – предложила Лиза, на всякий случай уклоняясь от ответа. – На, – она вытащила из кармана бесконечное мороженое, заботливо укутанное в полиэтиленовый пакетик, и протянула Левушке.
   – Ой, в кармане? – удивился Левушка. – Не тает?! Ух! – восхитился он, лизнув аппетитный шарик. – Фисташковое! Ой! Лимонное, что ли? Слушай, Лиз, а как оно называется? Я такого раньше не видел!
   – У тебя на алгебре во второй задачке что получилось? – Лиза ловко сменила тему.
   – Ноль получился, – ответил Левушка и пристально посмотрел на нее сквозь толстые стекла очков. – Ух ты, а теперь малиновое…
   – Ноль?! А у меня двадцать шесть и четыре семнадцатых, – огорчилась Лиза и судорожно зевнула.
   – Эк тебя, – вздохнул Левушка. – Там же все просто.
   – Это тебе просто, а мне спать очень хочется, – отозвалась Лиза. – Ничегошеньки не соображаю.
   – Зима скоро, зимой все время спать хочется, – посочувствовал Левушка. – Слушай, спасибо, возьми мороженое обратно, а то я больше не могу…
   Не успела Лиза и рта раскрыть, как вафельный рожок исчез со звоном и легкой вспышкой.
   – Мама дорогая! – то ли от изумления, то ли от мороженого Левушка даже осип. – Куда это оно?!.. Где…
   – Не знаю! – соврала Лиза. Левушка остановился и внимательно поглядел на нее.
   – Темнишь, – засопел он, помолчав.
   Лиза съежилась. «Ну и денек сегодня – все ври да отмалчивайся… – огорченно подумала она. – А главное, соврешь – кто-нибудь обижается, промолчишь – то же самое. Ну что же мне делать?!»
   – Ну, темни, – вздохнул Левушка и поправил очки на замерзшем носу.
   – Что вы все ко мне привязались, ничего я не темню! – не выдержала Лиза, и голос у нее обиженно зазвенел. – Понимаешь, я… Я обещала никому ничего не рассказывать!
   – Да пожалуйста, дело твое. Обещала так обещала, только тогда зачем мороженым и заколкой хвастаться? – насупился Левушка.
   – Я хвастаюсь? Я?.. – Лиза резко вырвала из рук Левушки рюкзак, развернулась и побежала прочь, задыхаясь от обиды.
   В прихожей она с облегчением вздохнула: Бабушки дома не оказалось. Врать ей было бы невыносимо, а промолчать явно не удастся. Лиза в полусне разогрела обед, вяло поболтала ложкой в супе, поковыряла котлету и положила ее обратно на сковородку. Потом вздохнула и села за уроки, но дело не клеилось: в голове был туман, похожий на тот, который скрывал Бродячий Мостик. В этом тумане мелькали башни и мощеные улицы города, стрекозиные крылья сильфа и злобные глазки гоблинов, переливались украшения в витрине Дис…
   Чтобы хоть немного оттянуть приготовление уроков, Лиза пошла в Бабушкину комнату поливать кактусы. Она долго нашаривала на стене выключатель, встав на цыпочки, и вдруг замерла: ей показалось, что там, в глубине комнаты, ее поджидают какие-то темные тени – мышекрысы?! «Ну ты и трусиха!» – сказала себе Лиза, и выключатель тут же нашелся.
   Ее внимание привлекло какое-то яркое пятно на Бабушкином письменном столе, заваленном учебниками и словарями. Лиза крадучись подошла поближе. Ей-то казалось, что она наизусть знает все предметы в доме, а тут…
   На столе сверкал изящный флакончик ультрамаринового стекла, украшенный прозрачным синим камушком, искусно вделанным в серебряную оплетку, изображающую листья и побеги плюща. «Красота какая!» – ахнула Лиза: точно такие же флакончики блестели в галантерейной витрине Дис! Лиза осторожно отвинтила серебряную пробочку и понюхала: флакончик давно был пуст, но в нем еще жила тень восхитительного аромата то ли свежей травы, то ли тающего снега. «Неужели я раньше никогда его не замечала? Странно. Наверно, Бабушка достала и забыла убрать». Лиза прошлась по комнате, заложив руки за спину, словно на экскурсии в музее, и повсюду ей бросались в глаза всякие таинственные мелочи.
   Вот за стеклом одной из великого множества книжных полок лежит резное веретено из светлого серебристого дерева. Рядом блестят три золотые шпильки с зелеными головками – Бабушка никогда их не носит. Точно такие же были в высокой прическе Дис! А на столике у Бабушкиной тахты… Лиза ойкнула и хлопнула себя по лбу. Бабушкина шкатулка, инкрустированная перламутром! И ее серебряное зеркальце на длинной ручке – потускневшее, но по-прежнему красивое.
   «Ну ничего себе!» – пробормотала Лиза и побежала к себе в комнату за заколкой. Вернувшись, она присела на краешек тахты и положила заколку-махаона на столик, рядом с зеркальцем и шкатулкой. Их как будто делал один и тот же мастер! «Гномская работа, – как наяву, прозвучал в рыжей Лизиной голове низкий, мягкий голос галантерейщицы Дис. – Редкость по нашим временам… Королевская вещица». Лиза зачарованно смотрела на блеск серебра и переливы перламутра. «Ничего не понимаю! – она схватилась за голову, которая, казалось, вот-вот лопнет от напряжения. – Откуда это все взялось?»
   Размышления прервала трель телефона. Лиза прыгнула к столу и важно сказала в трубку:
   – Аллоу?
   В трубке запыхтели.
   – Лиз, привет, это я, – осторожно сказал Левушка. Лиза молчала, вспомнив про обиду.
   – Лиза, ты тут? Я извиниться хотел, – Левушка вздохнул. – Зря я на тебя накинулся. Раскаиваюсь. Ты меня как, прощаешь?
   Лиза подумала, что, скорее, это она накинулась на Левушку, и ей стало стыдно. Она мысленно отсчитала паузу в добрых семь тактов, а потом сказала:
   – Ладно, так уж и быть.
   – Ура! – Левушка воспрянул духом и бросился в атаку. – А теперь давай объясняй, откуда взялось это мороженое, почему ты так перепсиховала из-за заколки и что вообще с тобой сегодня такое.
   – Ну ты просто как Шерлок Холмс! – воскликнула Лиза.
   – Элементарно, Ватсон! – торжествующе сказал Левушка. – Видно невооруженным глазом.
   – В общем, так… – начала Лиза и тут же умолкла. Ей было никак не собраться с духом.
   «Начать с того урока у Гертруды? Или прямо с полнолуния? Или про сосульки рассказать?» – лихорадочно соображала она.
   Левушка нетерпеливо дышал в трубку.
   – В общем, так, – Лизины мысли отказывались становиться в строй. – Мороженое мне подарили в одном городе, он волшебный, я там была ночью, меня туда провели бронзовые звери через Бродячий Мостик, и заколку тоже там подарили, это гномская работа.
   Тут Левушка подозрительно кашлянул, и Лиза заторопилась поскорее рассказать о самом главном:
   – А еще я там встретила принца Инго, он такой же ры…
   – Лизка! – грозно сказал в трубке Левушка. – Я, конечно, только что перед тобой извинился, но, по-моему, мы сейчас опять поссоримся. Ты ведь знаешь, я не люблю, когда врут.
   – Я вру? – пролепетала Лиза. – Но ты сам просил рассказать, откуда у меня…
   – Ну хорошо, ты не врешь, – сурово сказал Левушка. – Ты преувеличиваешь. Бронзовые звери не ходят. Никуда. Волшебных городов не бывает, гномов тем более, а принцы… ну, если только типа Чарльза в Англии, а он взрослый, противный и с ушами.
   Лиза потрясенно молчала в трубку.
   – Ты только не обижайся, ладно? – примирительно сказал Левушка. – Я ведь знаю, ты очень любишь сказки. Если ты начала сочинять сказку про саму себя, так и говори.
   – Значит, сказку? – ядовито спросила Лиза, приходя в себя. – Ага, а мороженое? Какие будут версии?
   – «Фокусы в школе и дома». Есть такая книжка, – преспокойно сказал Левушка. – Может, ты ее на досуге как следует изучила. Очень даже может быть. Саблезубую-то кто заколдовал?
   Лиза потеряла дар речи.
   – Я пошутил! – засмеялся Левушка. – Я же не Горшков. Правда, сочиняй что угодно, только держи эти фантазии при себе.
   – Хорошо, – тихо сказала Лиза. – Тогда пока?
   – Пока!
   Лиза тупо посмотрела на телефон, на синий флакончик, взяла заколку и поплелась к себе в комнату. Через несколько минут в прихожей послышались шаги – пришла Бабушка, а с ней частный ученик. «Ну что же, так даже и лучше, – в отчаянии подумала Лиза, возвращаясь к опостылевшему учебнику. – Не могу я больше ни с кем обо всем этом разговаривать. Не хочу и не буду».
   Кое-как разделавшись с уроками – из Бабушкиной комнаты все еще доносилось старательное английское эканье и меканье ученика – Лиза постояла под душем и забралась в постель, прижав к себе плюшевую голубую свинью Лизавету, без которой не засыпала никогда.
   Едва коснувшись головой подушки, Лиза тут же уснула. Но сон ее был тревожным. Снова над головой свистели черные крылья мышекрысов, и ветер срывал черепицу с крыш, и мурлыкал кошачий рыцарь Мурремурр, и переругивались сверкающие сосульки, и злобно верещал гоблин, изгибаясь в руке мастера Циннамона, и что-то ласково шептал бархатный голос Дис, и над заснеженной набережной Карповки несся лай Монморанси, и Андрей Петрович говорил: «Филин, к твоим услугам».
   И вдруг сквозь все эти видения в ярком небе вознеслись гордые башни королевского дворца, но вот пропали и они, и перед Лизой внезапно возник рыжий принц Инго, а потом его лицо вдруг исказилось, поплыло, как мягкий пластилин в ладонях, и какая-то неведомая сила принялась лепить из него страшную маску уродливого карлика, и Лиза вскрикнула и проснулась.
   Потом она ворочалась в постели, и сердито пихала кулаком горячую подушку, и прятала под нее голову, и считала слонов – все без толку. Стоило сомкнуть веки, и ее тут же подбрасывало, словно она все еще ехала с сильфом на тряской телеге по мощенным булыжником улицам Радинглена.
   Лиза зажгла свет, села в постели и обхватила руками коленки. Голова была совершенно ясная, и вновь в ней закрутился целый хоровод вопросов – как цветные стеклышки в калейдоскопе. «Что значит „Филин, к твоим услугам”? Как теперь быть с Левушкой? Причем тут все-таки Бабушка и почему у нее в комнате гномская шкатулка? Почему нельзя ходить в Радинглен? А может, я туда больше и не попаду? И не увижу Инго? – она едва не подпрыгнула на постели. – Но ведь будет еще полнолуние! Интересно, а сегодня луна есть?»
   Лиза выбралась из-под одеяла, подошла к окну, отодвинула штору и едва не вскрикнула: в ночной тьме, за черным стеклом, она на мгновение увидела бледное лицо принца Инго в обрамлении рыжих волос! Но тотчас все встало на свои места, и на Лизу испуганно взглянуло ее собственное рыжее отражение.

Глава 5,
в которой появляется дракон Конрад, а Костя Царапкин подслушивает

   Высокий человек, шагавший темным декабрьским вечером по набережной Карповки против Ботанического сада, вид имел настолько необычный, что немногочисленные прохожие, особенно барышни, даже оборачивались ему вслед. Был он сутуловат, что немудрено при таком-то росте, длинное белое пальто, на удивление чистое в столь слякотную погоду, развевалось, как мантия, за его плечами, в неверном свете фонарей пламенно багровело длинное кашне и отблескивала никому снизу не видная небольшая аккуратная лысина – шапкой незнакомец пренебрег. Временами ему приходилось приостанавливаться, чтобы протереть очки, которые постоянно залеплял мокрый снег, – пожалуй, самым странным и были эти самые темные очки, столь неуместные зимним петербургским вечером.
   Незнакомец резко остановился у телефонной будки и озадаченно осмотрел ее со всех сторон, потом опасливо пригнулся, словно боялся стукнуться головой, и шагнул под пластиковый козырек. Он долго рылся в карманах, извлек сплющенный пустой спичечный коробок, измятую сигарету, потом, наконец, разыскал несколько позеленевших медных монеток и принялся пристально изучать телефон-автомат со всех сторон, шевеля ноздрями, словно обнюхивая его. Особенно незнакомца заинтересовала подробная инструкция по пользованию телефоном: ее неизвестный изучал минут пять, не меньше. Темные очки он при этом отчего-то не снял – похоже, они не мешали ему разбирать мелкие буквы, едва различимые в полутьме. Некоторое время незнакомец пытался засунуть монетку в щель для магнитных карточек, но безуспешно. Он с неприязнью поглядел на вероломный автомат, и тут позади него на тротуаре послышался раздраженный женский голос.
   – Да еду я, еду, – молодая ухоженная дама никуда не ехала, а, наоборот, шла по льду на тончайших каблуках, держась за щеку, как будто у нее болели зубы. Незнакомец выпрямился и оторопело уставился на нее, и тут белокурая красавица с недовольным видом отняла руку от лица и, приостановившись, расстегнула малюсенькую сумочку, чтобы запихнуть в нее миниатюрную серебристую штучку, усеянную кнопочками. Незнакомец начал понимать, в чем дело, и в подтверждение его догадок серебряная штучка принялась пискливо наигрывать «Свадебный марш» Мендельсона.
   – Але, – томно сказала блондинка, прижав мобильник к уху. – А, это ты, милый. Ты где?.. – она скрылась за углом.
   Незнакомец проводил ее завистливым взглядом, покосился на телефон-автомат, вздохнул, потом круто развернулся и устремился по узкой улочке к площади, но, не дойдя до угла, свернул к мрачноватому на вид подъезду. Рванув на себя тяжелую дверь, он выпустил на свободу маленькую девочку со скрипкой, видимо, долго и безуспешно пытавшуюся эту дверь открыть, и, шагая через две ступеньки, поднялся на третий этаж. Кнопку звонка он нажал не сразу. А когда все-таки решился, за дверью сначала раздался возмущенный звонкий собачий лай, а уж потом – торопливые шаги.
   – Филин, вы вправе меня выгнать, но сначала выслушайте! – нервно начал гость с порога, почему-то пригнулся и шагнул в прихожую, чувствительно задев плечом о дверной косяк.
   – Флаги и факелы! Конрад! Вот это да! Объявился наконец! – воскликнул Андрей Петрович. – Проходи скорей. Ранси, чего струсил? – обратился он к испуганно поджавшему хвост фокстерьеру. – Ты надолго сюда, Конрад? Где ты пропадал? Я уж не знал, жив ты или нет…
   – Я навсегда, – ответил Конрад, потирая ушибленное плечо. – А пропадал я все эти двенадцать лет в Черном Замке, у Мутабора.
   Филин пораженно охнул. Он не нуждался в объяснениях и прекрасно знал, кто такой Мутабор и что такое Черный Замок.
   Повисло молчание, в квартире сразу сделалось темнее и как будто даже холоднее, и Филин поежился.
   – Сейчас расскажу, – Конрад неуклюже снял пальто, под которым обнаружился замшевый пиджак с кожаными заплатами на локтях. – Они там нашли дворцовую Сокровищницу, но, как вы понимаете, открыть ее без меня не смогут. Других драконов у них нет и не будет, так что я решил спрятаться.
   – Ничего себе новости… Что там еще делается? Я ведь с тех пор не был в Радинглене и ничего не знаю, – говорил Филин, ведя Конрада за собой в направлении кухни. Монморанси, который обычно не упускал возможности подкрепиться, глянул на гостя, так и не снявшего темных очков, задрожал мелкой дрожью и спрятался в коридоре под креслом.
   – Чаю, кофе? – спросил Филин.
   – Кофе… – просительно сказал Конрад, смакуя забытое слово, и с сомнением посмотрел на предложенную ему крепкую дубовую табуретку. – Двенадцать лет кофе не пил. – Он осторожно сел на краешек табуретки, словно боялся ее сломать, и поерзал. – Так, по порядку, с самого начала. Во дворце сидит Гранфаллон – выступает с речами, коллекционирует драгоценности, шьет себе мантии и камзолы у лучших портных. Словом, полагает, будто что правит, – повествовал Конрад, поудобнее устраиваясь за кухонным столиком и закидывая ногу на ногу.
   – Гранфаллон? Министр двора? – удивленно уточнил Филин, не спеша высыпая кофейные зерна в ручную фарфоровую кофемолку, и принялся размеренно вращать ручку. – Надо же, какой пронырливый.
   – Он самый… да вы помните, говорун в голубых оборочках… – Конрад презрительно скривился. – Но он там только для виду. Сам Мутабор, конечно, народу еще не показывался, чтобы не напугать раньше срока. До недавнего времени он и вовсе отсиживался в Черном Замке, отдавал оттуда распоряжения, а сейчас уже в Радинглене, однако из дворцового подземелья не выходит – света не выносит по-прежнему. Но скоро предстанет перед подданными во всей красе, да и Черный Замок вот-вот прорастет из-под земли на поверхность – ведь Карбункул у них почти готов. Они было и коронацию затеяли, но тут я сбежал. А то доберутся до Короны, пойдет дым коромыслом… – вздохнул Конрад.
   – Да, скверно это все, и Радинглен жалко… – пробормотал Филин, сосредоточенно отмеряя кофе из кофемолки серебряной ложечкой. – Но короновать им пока все равно некого, а без законного наследника власть над королевством к ним не перейдет.
   – Как некого? Ах да, откуда вам знать. Они уже перевели принца из Черного Замка во дворец и планируют коронацию, поэтому им так срочно понадобилась Корона.
   – Что толку короновать самозванца… – раздумчиво произнес Филин.
   – Позвольте, какой же он самозванец? – Конрад даже обиделся.
   Филин очень аккуратно поставил турку с кофе на плиту и, забыв зажечь конфорку, очень медленно развернулся к Конраду.
   – Настоящий Инго жив?! Гвозди и гоблины!
   Конрад кивнул.
   – Конрад!!! – взорвался Филин. – И это называется рассказывать по порядку?! Да какое мне дело до Гранфаллона! Почему же ты раньше…
   – Что почему я раньше? – обиделся Конрад и раздул ноздри, втягивая аппетитный кофейный аромат. – Почему не сообщил? Почему не прилетел? Думаете, легко двенадцать лет в Черном Замке под землей просидеть, да еще и перекинувшись саламандрой?!
   – Зачем саламандрой? – в недоумении спросил Филин, потирая лоб.
   – Как зачем? Я ведь отправился туда на двух ногах и без крыльев – думал, осмотрюсь, какая там обстановка, а потом уже решу, превращаться или нет. Но стоило мне туда попасть, я сразу понял, что они ведут нечистую игру и потому драконом им показываться ни в коем случае нельзя – отловят, откроют Сокровищницу… Ах так, думаю, не видать вам Короны как своих ушей! И поскорее превратился в саламандру, а это не так-то просто. Думаете, легко дракону быть саламандрой? – продолжал разволновавшийся Конрад, размахивая руками. – Тесно, противно, вместо своего собственного голоса получается какой-то писк! Саламандры, между прочим, хоть и живут в огне, но скользкие, словно маринованный гриб! И глядеть на все происходящее невелика была радость, уж поверьте, в особенности на Мутабора и на то, как жестоко он обращается с Инго! А предпринять я ничего не мог, иначе бы неминуемо выдал себя. Сначала я думал вернуться сюда и посоветоваться с нами, но когда увидел Инго, то, конечно, решил остаться. К тому же они там еще и Карбункул растили – тьфу, мерзость! Булькает, пузыри пускает, слизью плюется… – Конрад передернулся. – При мне одному гному чуть глаз не выжег – сквозь драконьи очки! Я ведь когда последний раз линял, всю шкуру подарил гномам – мне не жалко. А то всякие там болтают, мол, драконы скупердяи… Так у гномов ни одна чешуйка не пропала – молодцы ребята, из роговицы вот специальные очки соорудили…
   Тут Филин так грозно нахмурил брови, что Конрад спохватился:
   – Да-да, я отвлекся. Как только мы переселились из Черного Замка в королевский дворец, я собрался было отправить к вам гонца, хотя бы каменную пичужку с какого-нибудь местного фасада, да никак не получалось. Присмотрел одну, вроде павлина… Их и так немного уцелело, а эта еще с саламандрами разговаривать не желает, смотрит так, будто вот-вот склюет. Не объяснять ведь ей было, кто я на самом деле. – Конрад повел плечами, как будто пиджак ему жал. – Мне никак не удавалось выбраться из Радинглена незамеченным. В дракона превратиться нельзя, в человеческом обличье Гранфаллон и кое-кто еще меня бы тоже мигом узнали, а саламандрой и подавно не разгуляешься – они ведь вне своей огненной стихии долго существовать неспособны, поэтому я и так уже вызывал подозрения. И вот вчера эти гранфаллоновы прихвостни, Гертруда с Генриеттой, меня раскусили! Поняли, что я никакая не саламандра. Начали приставать – пойде-е-ем да пойде-е-ем в камин погреться. Я отказался – предпочитаю огонь внутри, а не снаружи, – Конрад гордо встряхнул седеющей головой, – а они тут же кинулись к хозяину – ябедничать, что порядочные саламандры так себя не ведут. Вся конспирация насмарку! Пришлось расправить крылья и высадить окно в Церемониальном Зале, шуму было… – Конрад приосанился, но тут Филин окончательно потерял терпение:
   – Спасибо, Конрад, это все познавательно, но я хочу узнать про Инго! – нетерпеливо сказал он.
   – Про Инго? Я…
   – Конрад! Ты здесь, живой и целый! А он там! Есть разница, а?! Рассказывай толком!
   – Инго гораздо лучше, чем вы думаете, – сказал Конрад тоном ниже и очень серьезно. – Все-таки настоящий принц. Мутабор все время пытался его заколдовать, но пока что у него не очень получилось, – тут Конрад почему-то вздохнул. – Правда, колдуну удалось сделать так, что ночью принц… э-э… в его власти. Скверное это зрелище – себя не помнит и ни на что не похож. Нет, похож – на сморчок. Я сначала не мог на это смотреть, а потом подумал, что ночью Инго – не настоящий, а наваждение… В сущности, так оно и есть.
   – Дай Бог, чтобы ты оказался прав, – Филин потеребил бороду.
   – Днем Инго еще держится, – продолжал Конрад. – Хотя какой в замке день – одно название, там же вечные сумерки, как перед грозой.
   – Что это значит – еще держится? – Филин резко поднялся и заходил взад-вперед по кухне, взъерошенный, как сердитая птица. Потом поставил кофе на огонь.
   – Не поддается чарам! Я и сам удивляюсь! – развел руками Конрад. – Двенадцать лет Мутабор его в заточении держит и все пытается сломить, переманить на свою сторону, а до конца заколдовать так и не смог. На скрипке ему играл, беседы беседовал, но так ничего и не добился. Днем Инго принц как принц, рыженький, как у них в роду заведено, славный, только очень измученный. Мутабор заставляет его днем спать, но мальчик отнюдь не всегда слушается. Между прочим, Инго совершенно самостоятельно нашел вход в Библиотеку, так что заморочить ему голову никому не удалось. Я отвечаю, Филин, я все это время был при нем! – Конрад выпятил грудь. – И еще он помнит, в кого превращается ночью, и это ему не в радость.
   – То, что он помнит себя ночного, – это, конечно, хороший признак… – пробормотал Филин себе в бороду, внимательно глядя на Конрада. – И Библиотека…
   – Инго почти не спит, чтобы не терять времени понапрасну, читает, как заведенный, и все понимает правильно – кто такой Мутабор и чего хочет. И еще Инго сердцем не закаменел, хотя Мутабор этого и добивался, – с нажимом сказал Конрад. – Он ведь все это время знал, кто я такой, но меня не выдал, наоборот, еще и кормил потихоньку, последнее отдавал… – Конрад многозначительно вздохнул.
   Филин, спохватившись, бросился намазывать гостю бутерброд.
   – Мутабор вообще мастер создавать наваждения, – продолжал Конрад, разом отхватив полбутерброда. – Все время развлекается, играет на своей скрипке и создает всякую мерзость, а та беспрекословно ему подчиняется. Я уже не говорю о том, что вся нечисть, которая раньше в Радинглене таилась по подземельям и носа наружу не высовывала, теперь состоит в подчинении у Мутабора и по городу свободно расхаживает – тролли, гоблины и еще много всякого…
   – Знаю, – Филин нахмурился. – Можешь не объяснять. – Он слишком хорошо помнил тучу нетопырей, которая двенадцать лет назад средь бела дня едва не растерзала его самого и радингленскую королеву – по мутаборскому наущению.
   – Главный там он один, но черная магия расплывается от него во все стороны, как чернила от каракатицы, и принимает разные формы. Филин, дело идет к тому, что Черный замок вот-вот поглотит весь Радинглен. Мутабор не выносит дневного света, поэтому постепенно погружает Радинглен во тьму, а после коронации рассчитывает и вовсе погасить солнце. Но аппетиты его простираются еще дальше: по-моему, он прицеливается и на соседние миры. А ближайший мир, сами знаете – этот, где мы с вами беседуем и кофе варим. Вы случаем не заметили, как теперь рано темнеет? Еще и время съехало…
   – Как – съехало?
   – А так. Там только что – по моему личному времени, час назад – было утро, от силы полдень, а здесь уже ранний вечер… Кстати, какое сегодня число?
   Филин ответил. Вид у него был крайне озабоченный.
   – Что-то разладилось, убедитесь сами – уже набежала разница в целых две недели… А ведь должно быть одинаково – и Там, и здесь, – и Конрад снова вздохнул.
   – Вот и получается, что Мутабор подминает под себя все и всех, подчинил себе даже время, и чем сильнее его колдовство, тем хуже от этого принцу, особенно ночью. Принц, конечно, сдаваться и не думает, сопротивляется как может. Думаю, Филин, даже если его короновать, Мутабор получит все что угодно, но не самого Инго.
   – Мутабор не получит никого и ничего, – сказал на это Филин.
   – Представления не имею, как этого добиться, – вздохнул Конрад. – Ах ты!..
   Кофе воспользовался моментом и с шипением убежал, но был настигнут и выпит в молчании. Хрупкую синюю чашку Конрад держал с величайшей осторожностью и каждый раз долго примеривался, прежде чем поднести ко рту. Что касается бутербродов, то они исчезали со стола с невероятной скоростью – Филин только успевал подкладывать их на керамическое блюдо с нарисованными котами. Чуть погодя он молча сходил в прихожую и проверил, хорошо ли заперта дверь. Конрад с мрачным видом озабоченно разглядывал кофейную гущу на дне чашки, словно собирался на ней погадать.
   – Филин, я хотел вас попросить об одолжении – спрячьте меня, будьте так любезны! Мне бы очень не хотелось, чтобы они меня здесь нашли. А искать неминуемо будут, потому что без дракона им не отпереть Сокровищницу.
   – Спрятать тебя так, чтобы никто не мог найти, даже мутаборские шпионы, – задачка непростая… ты же заметный, – задумчиво начал Филин, ставя в раковину кобальтово-синие чашки. – Подожди-ка. Надеюсь, здесь ты в драконьем виде не показывался?
   – О чем речь! Превратился сразу над Мостиком! – Конрад возмущенно вздернул кустистые брови и хвастливо добавил: – Кстати, это еще уметь надо… А потом пешочком, пешочком. Я надеялся успеть к вам засветло, но только человеком я давно не хаживал, трудно было переключиться. Хотел проходными дворами срезать, так ведь по привычке перед каждой аркой останавливался и прикидывал, пролезут крылья или нет… Цирк! – он невесело усмехнулся.
   Филин уселся и хлопнул себя по коленям.
   – Тогда вот что. Здесь ты сам себе хозяин: хочешь – будешь драконом, не хочешь – не будешь. Я сделаю так, что в ближайшее время, впредь до дальнейших моих и только моих распоряжений, провести тебя Туда никому не удастся. Только не обессудь: никому – так никому, – он нахмурился. – А что касается спрятать – тут я сделаю все возможное, но и ты должен соблюдать осторожность. Поменьше думай, что ты дракон, смотри этот дурацкий футбол, пей кофе, задури себе опять голову человеческой жизнью – помнится, у тебя уже получалось. И очень неплохо.
   – Неплохо, Филин, у меня получалось, пока супруга не узнала, что я звероящер, – мрачно возразил Конрад. – Как вспомню…
   – За это время, – осторожно сказал Филин, – супруга могла и передумать. Оценить. Проникнуться. Раскаяться. Истосковаться. И так далее. Но главное, ты запомни, что пока ты сам не захочешь стать снова драконом – никто тебя не заставит. Даже если толпа зевак будет бежать за тобой по Невскому, крича: «Дяденька, полыхни пламенем!» Лучше, конечно, чтобы не бежали. А за глаза не беспокойся – дня через два-три погаснут, и тогда можешь смело снимать очки. Да чего мне тебя учить… Поживи пока у меня, если хочешь.
   – Спасибо, Филин, но мне ведь есть к кому пойти. Проверить насчет раскаяния… Вы позволите позвонить?
   Филин кивнул, отошел к окну и стал смотреть, как внизу на площади рассасывается ежевечерняя автомобильная пробка, но при этом взгляд его то и дело перелетал на часы.
   С высоты башни шум города был еле слышен. Над пестрой вечерней толпой косо летел крупный снег. За спиной у Филина Конрад набрал номер, сделал глубокий вдох и заговорил:
   – Надежда? Добрый вечер, это Борис Конрад, если ты такого помнишь… Я здесь поблизости и мог бы быть у тебя через… так, сколько тут лету – десять минут?.. Ах да. Не рассчитал. Через полчаса… Что? Гости? Нет-нет, Наденька, гости не помешают. Жди, сейчас буду.
   Филин, думавший совсем о другом, все же не смог удержаться от мысли, что знакомой ему только понаслышке Надежде Царапкиной предстоит более чем веселый вечер.
   Пока Конрад спускался по лестнице, из открытого окна верхнего этажа вылетела большая ушастая птица. Она сделала широкий круг над площадью и улетела в направлении Ботанического сада. На фоне темнеющего неба никто ее не заметил. Выйдя из подъезда, Конрад задрал голову и хотел было помахать Филину на прощание, но окна в башне были темны.
   …Полчаса спустя Конрад, на чьем белом пальто по-прежнему не было ни единого пятнышка, позвонил еще в одну дверь, стряхивая с плеч снег. Открыла ему миниатюрная женщина в ярко-красном платье и красных же тапочках с помпонами. Она изумленно ахнула и театрально прижала руки к груди. Конрад, не сказав ни слова, быстро нагнулся и поцеловал ее в щеку; Надежда старательно сделала вид, что это ей не по душе, однако машинально привстала на цыпочки ему навстречу. По-прежнему молча Конрад прошагал по длинному коридору, привычным жестом отворил дверь комнаты и обнаружил за ней празднично накрытый стол с разноцветными салатами и замершего над полной тарелкой массивного коротко стриженного человека, который уже открыл рот, чтобы отправить туда бутерброд с ветчиной. В комнате отчетливо пахло дорогим и, с точки зрения Конрада, невыносимо приторным одеколоном. Галстук гостя полыхал, как тропический закат, а под локтем, прямо на белой скатерти, были выложены сверкающая зажигалка и мобильник.
   – Вечер добрый, – приветливо сказал Конрад и протянул длинную руку. – Борис Конрад, муж Надежды.
   – Дмитрий, – сказал массивный человек, уронив бутерброд в тарелку так, что во все стороны брызнул майонез, и воздвигаясь над столом. – Надежда, – подумав, обратился он к хозяйке дома, – а ты вроде говорила, типа разведена…
   – Ничего подобного, Наденька заблуждается, мы в законном браке, вот могу и паспорт… – вмешался Конрад и полез во внутренний карман пиджака. Дмитрий напрягся и поспешно сунул руку под свой пиджак (похоже, самое главное он на стол не выкладывал). Между тем Конрад действительно извлек неизвестно каким чудом уцелевшую книжечку (все-таки саламандрой притворяться – не шутки!) и помахал ею в воздухе.
   Надежда храбро шагнула вперед, будто собиралась заслонить собой то ли Дмитрия от Конрада, то ли Конрада от Дмитрия. В любом случае это вряд ли имело смысл: она была ниже любого из них на две головы.
   – Борька, я тебя прошу, давай без выпендрежа! – нервно сказала она. – Ты же как сквозь землю провалился! Между прочим, я тебя чуть не с милицией искала! Целый год! – в ее голосе зазвучали слезы. – А могла бы вообще через полгода замуж выйти! – она бессильно опустилась на стул. – Все по закону – больше шести месяцев никаких сведений!
   – Зато теперь они у тебя есть, и вполне достоверные, – заявил Конрад, оглядывая Надежду и недоеденные салаты. – Я здесь. Я весьма благодарен нашему другу Дмитрию за то, что он во время моего вынужденного отсутствия принимал в тебе участие…
   Дмитрий, переминаясь с ноги на ногу, открыл и закрыл рот, как рыбка в аквариуме, но ничего не сказал.
   – …и буду счастлив видеть его у нас в гостях в любое время, но, увы, не теперь, – Конрад лучезарно улыбнулся массивному Дмитрию.
   Тот, набычившись, угрожающе заговорил:
   – Ну, ты даешь! Ты, это… погоди… Надо как бы прояснить… это самое… ситуацию!
   Конрад дружелюбно покивал ему и извлек из кармана пиджака сигареты. – Вы позволите? – он протянул было руку к блестевшей на столе зажигалке, но тотчас легонько хлопнул себя по лбу: – Ах, проклятая рассеянность! – Конрад щелкнул пальцами у самого кончика сигареты, вспыхнуло пламя, и он с удовольствием затянулся. Дмитрий громко и отчетливо икнул.
   – Что-нибудь не так? – Конрад улыбнулся ему еще лучезарнее и, аккуратно сняв очки, положил их в карман, после чего повернулся к Дмитрию и взглянул ему прямо в глаза. Надежда, за двенадцать лет Конрадова отсутствия несколько подзабывшая его привычки, тихо взвизгнула: в глазах столь неожиданно возвратившегося мужа горели красные огоньки.
   Дмитрий бочком дернулся к столу, быстренько сгреб со скатерти зажигалку, которой пренебрег Конрад, телефон и остальное свое имущество, проворно распихал его по карманам и попятился к двери.
   – Ну, раз ты так! – с порога бросил он ни в чем не повинной Надежде. – Вообще! Ноги моей здесь не будет! Без базара!
   Надежда, вздохнув, пошла закрывать за гостем дверь, а Конрад, тоже вздохнув, но так и позабыв снять с лица лучезарную улыбку, погасил сигарету о край его тарелки. Затем извлек из кармана и тщательно протер очки, и тут из-под края скатерти показалась темноволосая мальчишеская голова. Голова, надменно приподняв уголок рта, поглядела на Конрада снизу вверх. Конраду показалось, будто он смотрит на собственное отражение, только очень юное. Из-под стола не спеша выбрался мальчик – худой, длинноногий, сероглазый.
   Из коридора донесся звонкий голос Надежды:
   – Борька, я тебя сколько раз просила не курить в комнате, а ты… – она вошла и умолкла. – Константин! Ты же сказал, что пойдешь к Горшковым!
   – Чего я там не видел, – буркнул маленький Конрад, продолжая внимательнейшим образом изучать большого.
   – Здравствуй, Константин, будем дружить, – тихо сказал старший Конрад и протянул мальчику руку. Тот, чуть помедлив, подал свою.
   – Это мой Костя, – несколько запоздало пояснила Надежда.
   – Очевидно, это наш Костя, – вкрадчиво поправил ее Конрад.
   – Нет, мой! – Надежда топнула ногой, при чем оба Конрада, и большой и маленький, одинаково закатили глаза – мол, начинается. Костя привык к тому, что его мама легко заводится, а Конрада даже двенадцать лет пребывания в Радинглене не заставили забыть бурный темперамент Надежды, на которую любой скандал действовал как освежающий душ. – Ты никогда не интересовался ребенком, – Надежда всхлипнула. – Я одна, все одна, все на себе тащу! Я могла бы в опере петь, а не в этой дыре позориться!
   «Это она про клуб», – почти не шевеля губами, пояснил Костя Конраду. Тот скосил глаза на сына: мальчик сохранял полнейшее спокойствие и вообще имел вид человека, привыкшего терпеливо пережидать подобные грозы. Между тем спектакль продолжался: внимание двух заинтересованных зрителей только еще больше разгорячило маму Царапкину, которая смолоду мечтала о сцене, но, поскольку карьера не состоялась, чаще всего устраивала театр на дому.
   – Ну что вот ты пришел? – горестно вопросила она мужа, со звоном переставляя и передвигая на столе вазочки и тарелочки с разными деликатесами, причем Конраду показалось, что одна из этих посудин в ближайшие мгновения может полететь в него. – Только-только у меня жизнь стала налаживаться, только-только… а ты пришел и пошло-поехало: сразу все вверх дном, всех разогнал…
   – И правильно сделал, – пробурчал Костя, к великому удовольствию Конрада. – Он мне вообще не нравился. Приходит, сидит, ест без конца, чуть что на меня шикает…
   – Что-о-о? – казалось, Надежда взяла самую высокую из всех возможных нот. – Да как ты… Да я для тебя…
   – Мам, я пойду чайник поставлю? – миролюбиво предложил Костя, пресекая дальнейшее развитие этой темы.
   – Иди, – обреченно махнула рукой Надежда, смаргивая слезинки с накрашенных ресниц. – Неблагодарный ребенок! Иди-иди. Я еще с тобой побеседую.
   Костя подхватил чайник и подозрительно медленно удалился, шаркая тапками.
   – А со мной ты не хочешь побеседовать, Наденька? – мягко осведомился Конрад, едва за Костей затворилась дверь. – Правда, я уже кое-что о тебе знаю, – он уселся напротив нее за стол и поискал глазами чистую тарелку. – О, заливная рыба! Я бы с удовольствием попробовал что-нибудь. А вот это с чем?
   От такой наглости Надежда едва не потеряла дар речи. Но Конрад знал, что делал: кроме пения и скандалов, жена больше всего на свете любила готовить. Как она при этом сохраняла столь изящные очертания, некогда поразившие его в самое сердце, было загадкой.
   – Крабовый салат с кукурузой… – пролепетала она, но тотчас взяла себя в руки и нашла силы продолжить выяснение отношений. – Он вошел в моду за последние несколько лет. Которые ты неизвестно где болтался, – ядовито прокомментировала она, тем не менее накладывая в тарелку вышеуказанный салат. – Кстати, где? Если даже про крабовый салат не знаешь?
   – Далеко, – лаконично ответствовал Конрад. – Не было там крабового салата. К сожалению. И много чего еще не было.
   – Борька, Борька, – с горьким вздохом продолжала Надежда, придвигая Конраду тарелку с заливной рыбой. – Ты совершенно не меняешься! И шуточки у тебя по-прежнему дурацкие. Примчался – здравствуйте, я ваша тетя, – всех на уши поставил… Нет чтобы уладить все по-человечески!
   Конрад ничего не ответил, поглощенный возвращением к забытым в Радинглене кулинарным чудесам. Кроме того, он по опыту знал, что сейчас последует новый взрыв эмоций, так что нужно было запастись силами. Его подозрения оправдались.
   – Впрочем, куда тебе по-человечески! – воскликнула Надежда после умело выдержанной мелодраматической паузы. – Ты всегда вел себя как полное чудовище!
   – Почему же «как»? – с некоторой обидой возразил Конрад. – Чудовище и есть. Дугокрылое огнедышащее. Только я бы на твоем месте, Надюша, не вкладывал в это слово такой уж отрицательный…
   – И имей в виду, – пламенно перебила его Надежда, – с ребенком я тебе общаться не позволю!.. Звероящер!
   Конрад невразумительно хмыкнул, но тут…
   – Кто-кто? Какое чудовище? Где звероящер? – из-за двери высунулось заинтересованное лицо Кости. – Дракон, что ли? Как в кино?
   – Константин! Ты опять подслушивал?!! – возопила Надежда.
   – А чего он сигарету от пальца зажег? – невозмутимо спросил Костя.
   – Как в кино… – эхом отозвался Конрад.
//-- * * * --//
   – Царапкин, – устало произнесла биологиня Полина Петровна, – прекрати качаться на стуле.
   Костя ее слов будто бы и не слышал. Стул, на котором он сидел, балансировал на двух ножках уже минут пять. Лиза успела шепотом поспорить с Лялькой на жвачку с вкладышем, что еще пять минут он не продержится. Левушка, навострив уши, прислушивался к их пари и кидал сквозь толстые стекла очков внимательные взгляды то на Лизу, то на Царапкина.
   – Царапкин, я кому говорю, – настаивала Полина Петровна, – ведь свалишься же, чудо в перьях. – Она тяжко вздохнула. Шестой урок – не шутки, особенно для бабушки семерых внуков.
   Костя продолжал упражняться в эквилибристике, уставившись при этом с отсутствующим видом на чучело игуаны в углу.
   – Царапкин! – даже беспредельное терпение учительницы со стажем когда-нибудь да иссякает. – Кому говорю!
   Неизбежное свершилось, и стул с треском рухнул, а вместе с ним и Костя. Лялька с сожалением подтолкнула к Лизиному локтю жвачку в алой обертке.
   – Я не Царапкин, – сумрачно сказал поверженный Костя. – Я с сегодняшнего дня Конрад.
   – Ах вот оно что! – язвительно покачала головой Полина Петровна. – Почему же в классном журнале нет твоей новой фамилии?
   – Документы долго оформлять.
   – Вот что, Константин как-тебя-там, – сказала Полина Петровна (Костя побелел от ярости). – А двойка в четверти по поведению тоже относится исключительно к Царапкину? Ведь выгонят тебя из школы, помяни мое слово, выгонят! В нашей школе многие учиться хотят! Давай-ка дневник, и чтобы мама пришла к директору. Как бы ей не пришлось за стул платить!
   – А можно, папа придет? – спросил Костя с ноткой угрозы в голосе.
   – Папа? – удивилась Полина Петровна. – Что ж, пусть является, посмотрим на него…
   Зазвенел звонок.
   На следующий день, едва закончились уроки, Лиза еще с лестницы, ведущей в просвистанный сквозняками вестибюль, увидела очень высокого человека в белом пальто и темных очках. Незнакомец в белом пальто улыбался и махал рукой сбежавшему с лестницы Косте.
   «Наверно, это и есть Костин папа, – догадалась Лиза. – Эх, везет некоторым…»
   Старшеклассницы проплывали мимо Костиного папы с преувеличенной грацией.
   Пока Лиза надевала все сто ненавистных зимних одежек, завязывала шнурки и застегивала пуговицы, через вестибюль по направлению к двери столовой пронесся директор школы, Игорь Сергеевич. Вид у него, как всегда, был очень занятой. Краем глаза Лиза заметила, как Костя указал папе на директора, и оба устремились ему наперерез.
   Директор неохотно остановился и сделал недовольное лицо. Папа Конрад что-то сказал. Директор принялся жестикулировать. Костя неподвижно стоял в продуманной позе, в которой надменность сочеталась со смирением. Директор явно произносил обвинительную речь и даже поднимался на цыпочки от возмущения, а папа внимательнейшим образом слушал, с интересом глядя на него сверху вниз. Костя начал тоскливо вздыхать от нетерпения и возить носком стоптанной кроссовки по белоснежным плитам пола.
   Обвинительная речь была длинной и прочувствованной. В ней говорилось о драках, дерзости и хулиганстве, о порче школьного имущества, о глумлении над святынями, непочтении к власть имущим и неповиновении вышестоящим. Похоже, директор решил довести до сведения Конрада-старшего все прегрешения, которые накопились на Костином счету с первого сентября первого класса, когда будущий троечник Царапкин на первом же уроке ухитрился добыть маркер и разукрасить парту всяческими неподобающими и несмывающимися картинками, вместо того чтобы, как весь класс, тихо и мирно рисовать восковыми мелками на бумаге портрет своей мамы.
   Папа Конрад дослушал до конца, потом улыбнулся и что-то возразил директору. Игорь Сергеевич гневно замотал головой. Папа Конрад посуровел и опять что-то возразил. Игорь Сергеевич сделал недвусмысленное движение ладонью – нет, мол, и нет. Папа Конрад снова улыбнулся, сдвинул очки на кончик носа и пристально поглядел на директора поверх элегантных притемненных стекол. Игорь Сергеевич вытаращил глаза, поперхнулся обвинительной тирадой и втянул голову в плечи. Папа Конрад что-то спросил. Игорь Сергеевич вздрогнул, секунду непонимающе глядел на папу Конрада, потом энергично закивал, сердечно пожал протянутую папой Конрадом руку и заспешил в столовую, потирая вспотевший лоб. Костя победно улыбнулся и вскинул на плечо рюкзак с мрачным изображением черепов, костей и колючей проволоки. Потрепанный вид рюкзака свидетельствовал о том, что им неоднократно и страстно играли в футбол, а также лупили кого-нибудь по голове (и то и другое Лиза видела своими глазами, и не раз).
   На пути к дверям Костя с папой прошли мимо Лизы, и старший Конрад, поглядев на ее рыжую голову с высоты своего удивительного роста, произнес нечто вроде «О!». Лиза в ответ только сердито задрала нос.
   Выбежав на школьное крыльцо, Лиза подпрыгнула от неожиданности и чуть было не кинулась обратно в вестибюль. На набережной, облокотясь о гранитный парапет и красуясь на фоне здания филологического факультета на том берегу, стояла собственной персоной Гертруда Генриховна, выдающийся педагог, в редкостно уродливой черной шляпке с лазоревым пером. Рядом с ней курила длинную тонкую сигарету поразительно похожая на Гертруду длинная тонкая дамочка в красном пальто – та самая, которую Лиза встретила у ненавистного подъезда после памятного урока. Лиза в панике спряталась за чью-то спину, но тут же обнаружила, что Горгона с сестрицей (а кто же это еще мог быть, если не красотка Генриетта, о которой Горгона Лизе все уши прожужжала!) вовсе на нее не смотрят. Обе пристально глядели вслед удаляющемуся Косте и его новому папе. Лиза удивилась, что их так заинтересовало; впрочем, случившаяся рядом Юлечка Южина тоже неотрывно глядела вслед папе Конраду, да и старшеклассницы…
   Лиза уже хотела было пойти поговорить с Леонардо и Леандро, но спохватилась и грустно вздохнула. На следующий же день после полнолуния она уже пробовала как следует порасспросить львов о Бродячем Мостике, но они даже не отозвались на приветствие. Лиза сначала испугалась, не покинул ли ее волшебный слух, но с облегчением различила приглушенное львиное урчание. Наверно, Андрей Петрович и правда на них здорово цыкнул, вот они и боятся разговаривать. Заранее предвидя результат, Лиза добрела до Александровского сада, но и верблюд только посапывал. С тех пор она оставила всякие попытки побеседовать со львами и верблюдом и утешалась привычными длинными прогулками по городу.
   Сегодня Лиза снова отправилась домой пешком, то петляя узкими улочками, то выходя на широкие проспекты. «Вот интересно, – размышляла она, – если смотреть прямо перед собой, на людей, на витрины, на светофоры, на машины, то вроде бы обычный город Петербург. А вверх посмотришь – другое дело…» Так оно и было: Радинглен, казалось, все время пытался проступить сквозь привычные питерские пейзажи. То в глаза бросалось какое-нибудь причудливое окно, то линия крыши над чердаком казалась странно знакомой, то вдруг манила подойти поближе старинная кирпичная кладка или высокая арка, за которой виднелся двор с забытым фонтаном. А иногда вдалеке, над каким-нибудь сквером, маячила причудливая башня или освещенный эркер, и тогда Лизе и впрямь казалось, что волшебный город начинается совсем рядом, вон там, и нужно сделать шаг и сразу попадешь туда. И она долго-долго смотрела вдаль и грустно думала: «На самом деле не все так просто – а жалко!»
   Дома, делая геометрию, Лиза рассеянно подняла взгляд на висевший у нее над столом список класса с телефонами, – очень удобная вещь! – и зеленым фломастером зачеркнула «Царапкин» и вписала «Конрад». Не то чтобы Лиза была так уж педантична, но когда делаешь ненавистную геометрию, поневоле ухватишься за любой повод отвлечься. Вечером Бабушка, зайдя к Лизе в комнату, прищурилась на зеленую надпись и спросила: «А почему Конрад, Эльспет?» Тон у нее был как будто безразличный, но Лиза прислушалась и поняла, что Бабушка, увидев новую фамилию в списке класса, взволновалась. А когда Лиза рассказала о случившемся на биологии (о восклицании Костиного папы она умолчала, мысленно фыркнув), Бабушка глубоко задумалась – Лиза давно не видела ее такой озадаченной. Потом, после долгой паузы, Бабушка наконец произнесла:
   – Конрад? Царапкин? Да-да, мама у него певица… Надо же, а я и не помню, как он выглядит.
   Лиза показала Костю на прошлогодней классной фотографии.
   – Угу, – все так же задумчиво произнесла Бабушка. – Ага. А этот симпатичный толстый мальчик – не тот ли, что иногда носит за тобой рюкзак? У него еще фамилия…
   – Левушка Аствацатуров, – со вздохом сказала Лиза. После ссоры общаться с Левушкой стало гораздо сложнее: все время приходилось следить за собой, чтобы не проговориться про Радинглен.
   …На следующее утро Костя Конрад-Царапкин пришел в школу с новеньким стулом под мышкой и мрачно отнес его в кабинет биологии.
   А в пятницу, в субботу и в понедельник он не пришел в школу вовсе. К сломанному школьному имуществу это не имело никакого отношения.

Глава 6,
в которой Конрад-младший сначала чувствует себя очень несчастным, затем получает весьма лестное предложение и с размаху наступает на заботливо подложенные грабли

   Утром в пятницу Костя Царапкин, который теперь предпочитал, чтобы его именовали Константином Конрадом, и только так, вышел из дома в ужасном настроении. А какое может быть настроение, если все твои надежды не оправдались? Еще совсем недавно Костя считал себя самым несчастным человеком на свете. С тех пор как мама ушла из театра и стала петь в том клубе, где платили деньги, но была «бездуховная атмосфера», она появлялась дома только поздним вечером и тут же начинала отчитывать сына – предлог всегда находился, будь то двойка, пятно на школьной форме или съеденный холодным обед. Мама и так все время была недовольна жизнью – по крайней мере, до прошлой недели, когда нежданно-негаданно выяснилось, что у Кости все-таки есть папа, да еще такой загадочный. «Теперь-то конечно, – хмуро думал Костя, – только друг на друга и глядят, а на меня ноль внимания… Разве что за завтраком и поговоришь…» С папой, разумеется: мама Надя воспользовалась возможностью блаженно отсыпаться после вечерних выступлений в клубе «Гнездо кукушки» и переложила на вернувшегося мужа миссию Утреннего Кормления Сына. Слышала бы она, какие разговоры происходили за завтраком!
   – Опять яичница, – Костя уныло ковыряет вилкой в бело-желтом натюрморте. – А я хлопья хочу с молоком, эти… «Золотые»… Их по телевизору рекламируют.
   – А «Тайд» с «Колдрексом» не хочешь? – мирно осведомляется Конрад-старший, священнодействуя над кофейной туркой. – Их ведь тоже по телевизору рекламируют!
   – Пап, а когда мы пойдем ролики покупать? – меняет тему Костя. – И скутер?
   – К твоему сведению, сейчас зима, – пожимает плечами папа Конрад. – И зачем тебе и то и другое? Ты что, собираешься кататься на роликах и на этом… как его… на этом самокате – одновременно?
   – Но у всех есть ролики и скутер, а у меня нет!
   Папа Конрад смотрит на сына, задрав брови:
   – Не слишком оригинальный принцип накопления личного имущества…
   Такие вот разговоры. А про личное имущество было непонятно. Совсем.
   – Чего? – не в первый раз переспросил Костя. – Не, пап, ну правда. Я бы во дворе катался, там снега нету… пацанам был дал покататься тоже… – поспешно приврал он под пристальным взором папы.
   – С тобой же никто не играет, или я ошибаюсь? – уточнил папа. – И я даже знаю, почему. Надя мне все рассказала!
   Костя сник. В компанию во дворе его действительно перестали принимать после одной особенно выдающейся драки. Сам Костя так и не понял, из-за чего сыр-бор разгорелся: насмотревшись Брюса Ли и Джеки Чана, он попробовал скопировать один эффектный удар в дворовой потасовке и неожиданно для себя вывихнул противнику руку. После громогласного скандала, который родители поверженного врага устроили маме Наде, Костя остался в одиночестве.
   – А с Гариком ты, кажется, уже не общаешься?
   Костя в ответ только помотал головой, надеясь, что расспросы дальше не пойдут. Ходить в гости к Гарику Горшкову, единственному человеку в классе, с которым Костя поддерживал хоть какие-то отношения, в общем, было мало радости: конечно, у Гарика можно было до окосения играть в компьютерные стрелялки и до одури гонять ужастики по видику, но Гарик был зануда, и родители его тоже были зануды. А водиться с кем-то, от кого тебя тошнит, только ради бесплатных развлечений – это никакая и не дружба. Конечно, Костя бы предпочел, чтобы у него был свой собственный компьютер и видик… и еще скутер, пожалуй… и ролики… и тогда он бы сам выбирал, с кем ему водиться. Но с мамой об этом разговора лучше было не затевать.
   А на большие перемены в жизни с появлением папы, оказывается, рассчитывать не стоило. Хотя Косте и была обещана смена фамилии и много других радостей, в школе по-прежнему была тоска смертная, а папины воспитательные меры оказались еще почище маминых.
   – Чай? Какао? – осведомился Конрад-старший.
   – Кофе, – Костя сделал еще одну попытку самоутвердиться, но и она оказалась неудачной:
   – Вредно, – папа Конрад с наслаждением отпил крепчайший кофе из кружки с надписью «Босс» и налил Косте чаю, на что тот уныло протянул:
   – Ну-у…
   Папа и ухом не повел, уселся поудобнее, вооружился зажигалкой и жестянкой с табаком и принялся неторопливо раскуривать трубку, которой обзавелся только вчера. От пряного запаха у Кости защекотало в носу. Он чихнул, а потом, исподлобья глядя на папу, осторожно спросил:
   – А чего ты от пальца больше не прикуриваешь?
   Папа ответил ему гробовым молчанием и грозным взором, но на Костю это не подействовало: даже раньше, когда глаза у папы горели красным огнем, страшно не было ну ни чуточки. Костя все больше убеждался в том, что его расчеты на папино драконье всемогущество ни капельки не оправдались. Правда, папа очень здорово поставил на место директора школы, но потом сказал, что это были крайние меры и больше он к ним не прибегнет. Разговоры о драконстве папа пресекал в корне. «Попробовать еще раз?» – и Костя решился:
   – Пап, а покажешь, как ты превращаешься? Можем за город поехать, там места много…
   Конрад-старший выпустил колечко дыма в потолок и невозмутимо ответил:
   – Знаешь, Константин, давай-ка отложим этот разговор на потом.
   – Потом – суп с котом, – пробурчал Костя. – Ну пап…
   – Константин, мне кажется, ты начинаешь… э-э-э… бузить, – папа Конрад нахмурился.
   – Я не бужу… не бузю… – Костя поболтал ложкой в остывшем чае. – Я спрашиваю – нельзя, что ли? А то как я буду знать, дракон ты на самом деле или нет?
   – А ты думай, что я простой смертный, – неожиданно предложил папа и почему-то озабоченно посмотрел в окно, за которым густела ноябрьская утренняя темнота. – Мне спокойнее будет.
   – А я хочу знать правду! – упорствовал Костя. – Ты же мне так и не рассказал, где ты был!
   – Во-первых, тише – маму разбудишь. Во-вторых… – еще одно колечко сизого дыма уплыло под абажур лампы, – не такое это место, чтобы про него рассказывать. Во всяком случае, тебе там совершенно нечего делать.
   Костя было вскинулся, но тут в кухню вплыла заспанная мама Надежда в шелковом халатике. Она покосилась на дымящуюся трубку, но ничего не сказала, а потом поглядела на часы и тотчас проснулась:
   – Константин! Уже половина девятого! Что ты копаешься?!
   – В самом деле, – с явным облегчением присоединился к ней папа. – Давай-ка беги, а то опоздаешь.
   «Конечно, лишь бы меня поскорее из дому выставить», – скорбно подумал Костя и, не снизойдя до «спасибо», поднялся из-за стола. «Все как всегда, – злился он, еле волоча ноги вниз по лестнице. – Может, прогулять сегодня? Но куда идти в такую холодину? И вообще, того и гляди навернешься. Вон тетка на каблучках идет, вот-вот грохнется».
   Через мгновение особа, которую он мысленно обозначил как «тетку на каблучках», поравнявшись с ним, поскользнулась-таки на высоченных шпильках красных лаковых сапог и непременно шлепнулась бы на землю, не вцепись она в Костю.
   – Ах, какой галантный мальчик! – прощебетала она, выпрямляясь и обдавая его сладким запахом духов, которые, казалось, пропитывали каждый миллиметр ее огненно-красного кожаного пальто и каждую прядку угольно-черных завитых волос.
   – Хм, – сказал Костя, пытаясь высвободиться и мысленно переименовывая «тетку» в «дамочку».
   – Ты меня просто спас, дружочек, – ярко накрашенные губы спасенной растянулись в улыбке. – Погоди-ка, погоди… Какая у тебя неординарная внешность. Ты не мог бы повернуться в профиль?
   Польщенный Костя не заставил себя упрашивать. Узнать про неординарность собственного профиля все-таки неплохо. Он скосил глаза к носу, но ничего не разглядел, кроме выдыхаемого на морозе пара.
   – Ах! – сказала дама. – Что надо! Мы как раз ищем такое личико.
   – Вы с «Ленфильма», да? – спросил Костя, гордясь своей проницательностью. – Наверно, молодежный сериал снимаете?
   – Да-да! – радостно сказала дама и улыбнулась еще шире. – Давай знакомиться. Можешь называть меня Генриетта. Ну как, пойдем?
   И они пошли. Вернее, сначала пошли, а потом и вовсе побежали. Костя еле поспевал за Генриеттой и впопыхах даже забыл подивиться, как это она развивает такую скорость на своих высоченных каблуках. Галопом, перебегая улицу на красный свет, они промчались по Зверинской улице и понеслись мимо зоопарка по обледенелому саду, где голые черные деревья отражались в застывших лужах, как в свинцово-сером зеркале.
   – Мы что, опаздываем на кинопробы? – рискнул спросить Костя.
   Генриетта не то пробормотала, не то прошипела нечто невнятное и ускорила и без того стремительный бег. Костя вскинул на спину сползавший рюкзак и помчался за ней – еще не хватало, чтобы кто-то бегал быстрее него! Ноги скользили и разъезжались на бугристом и колдобистом льду парка, но Генриетта крепко вцепилась в Костин рукав и волокла Конрада в сторону Петропавловской крепости. Еще через несколько минут галопа Костя спохватился:
   – Мы же не в ту сторону! «Ленфильм» не туда!
   Вместо ответа спутница только прибавила темп, да так, что деревья запрыгали у Кости перед глазами.
   «Наверно, натурные съемки, – подумал запыхавшийся Костя, который любил смотреть не только кино, но и передачи о нем. – Поэтому к Петропавловке и бежим…»
   Они пронеслись мимо станции метро «Горьковская», мимо памятника «Стерегущему» и устремились к набережной. Погода незаметным образом успела резко перемениться: неожиданно потеплело, и в воздухе повис ватный белый туман. Он был таким плотным, что скрыл Неву, Троицкий мост, Петропавловскую крепость, потоки машин, и заглушил все городские звуки. Когда Генриетта и Костя очутились перед деревянным мостиком, ведущим в крепость, Костя даже не смог различить очертания стен на той стороне речки. Было удивительно тихо – слышался только плеск воды под мостом. И вдруг в отдалении грохнула пушка. «Неужели полдень?» – удивился Костя, но тут Генриетта снова дернула его за руку: «Скорее!»
   На том берегу туман уже растаял, и Костя, встав как вкопанный, завертел головой, пытаясь рассмотреть съемочные декорации, до неузнаваемости преобразившие облазанную им вдоль и поперек Петропавловскую крепость. Знакомым был только булыжник под ногами, а вокруг… Вокруг высились вековые деревья и пестрели причудливой постройки старинные дома с черепичными крышами, разукрашенные башенками и флюгерами. Прямо перед Костей тянулась высоченная стена, сложенная из замшелого камня, и единственным проемом в ней были кованые ворота в чугунных розах, а за воротами расстилался похожий на лабиринт парк. «Во нагромоздили! – уважительно произнес вслух Костя. – Дорогущий фильм, наверно…» Но никто ему не ответил. Костя подпрыгнул как ужаленный: Генриетта как будто в воздухе растворилась. Странно…
   Тут он заметил, что для декораций все это слишком уж запущенное и обветшалое. Дома-то еще выглядели куда ни шло, хотя краска на стенах облупилась, в черепице на крышах зияли щербины, окна не мешало бы помыть. А вот замшелая стена вся поросла плющом и местами обрушилась, покривившиеся ворота были испятнаны ржавчиной, да и парк пребывал в полном запустении. Деревья и кусты разрослись, неухоженные и запущенные. Некоторые из них были грубо сломаны и повалены – то ли ветром, то ли какими-то чудовищами. Газоны были вытоптаны, клумбы густо поросли сорняками, фонтаны обрушились и бездействовали. «Интересные у них тут спецэффекты!» – подумал Костя.
   Вдруг Костю крепко взяла за плечо здоровенная рука в кожаной перчатке. Он обернулся и задрал голову: над ним возвышался рослый стражник в блестящем панцире, выглядевшем как настоящий, в шлеме с плюмажем и с алебардой наперевес.
   – Ты ли тот, кого привела Генриетта? – прогудел стражник. Костя молча кивнул, подумав про себя: «Здорово у них тут… Все как взаправду!»
   – Следуй за мной! – и стражник повел Костю к воротам, которые сомкнулись за их спинами, громко лязгнув, как зубы хищного зверя, так что Костя от неожиданности даже вздрогнул. Впрочем, как оказалось, ворота захлопнулись не сами по себе: по обеим сторонам стояло еще по четыре стражника в полном вооружении. Они слаженно отсалютовали алебардами и хором гаркнули неразборчивое приветствие. Костя хотел было сказать что-нибудь еще про дорогие декорации и вообще показать себя знатоком, но вовремя сообразил, что человек в костюме стражника, наверно, из массовки… а Генриетта все равно уже куда-то делась… может, как раз к режиссеру и побежала. «Ладно, у него все и спрошу», – решил Костя и последовал за стражником по усыпанным гравием аллеям.
   Не успели они пройти и несколько шагов, как Костя споткнулся от изумления и, раскрыв рот, уставился вверх: высоко над парком тянулись в небо башни и мерцали освещенные окна огромного роскошного дворца, который был самым что ни на есть настоящим! А на самой высокой башне стрелял на ветру черный флаг с фиолетовым пауком. Стражник, поднявшись вместе с Костей по каменным ступеням, толкнул тяжелую резную дверь, за которой обнаружился целый отряд дворцовой охраны, расступившийся, бряцая оружием, перед Костей и его провожатым.
   В сопровождении стражника ошарашенный Костя долго шел по длинным, гулким коридорам и галереям, поднимался по устланным коврами лестницам, оглядывался на рыцарские доспехи вдоль стен. Резные каменные узоры стен, края перил и ступеней местами обвалились. Ковры, устилавшие лестницу, были такие грязные, что каждый шаг выбивал из них маленькое облачко пыли. Гобелены свисали со стен линялыми лохмотьями, так что было невозможно разобрать, что на них изображено. Рыцарские доспехи по углам жалобно поскрипывали от сырости. У многих не хватало то перчатки, то наплечника, а то и вовсе головы, то есть шлема. Под ногами хрустел песок. Постепенно у Кости зарябило в глазах и устали ноги – как после длинной школьной экскурсии по Эрмитажу – только запущенному и запачканному Эрмитажу. Наконец они очутились в начале длинной анфилады парадных покоев. Здесь грязь и запустение словно отступили; с лестничной площадки вглубь анфилады простиралась ярко-голубая ковровая дорожка, а из-под нее виднелся мозаичный узор, блестевший так, будто его только что начистили.
   Костя так старательно вертел головой, пытаясь одновременно запомнить маршрут и изучить интерьер, что забыл смотреть себе под ноги и вдруг наступил на что-то мягкое и упругое. Это что-то тоже подпрыгнуло и откатилось в сторону с громким визгливым воплем: «Увай-уау-у!» Костя остановился как вкопанный: в двух шагах от него волчком вертелось по узорчатому мозаичному полу мохнатенькое хвостатенькое существо с торчащими острыми ушами и не очень-то приятной то ли мордой, то ли лицом, поросшим жесткой щетинистой шерстью.
   – Смотри куда прешь! – существо выпучило на Костю круглые злые глаза и угрожающе оскалилось, одновременно пытаясь дуть на отдавленный хвост, украшенный грязной кисточкой. – Ой, хвостик мой… Тролль тебя задави!
   – Из-звините, – растерянно пробормотал Костя.
   «Никакое это не кино! – пронеслось у него в голове. – Это все настоящее!» Он покосился на стражника.
   – Грохус, что ты тут крутишься под ногами, чтоб тебя семь стрел да к гнилому пню! – рявкнул тот.
   – Я мозаику чистил! – вякнуло существо. – Я дело делаю, а он тут растопырился, то-о-опает, как тролль по тротуару!
   Стражник угрожающе навис над существом и разгневанно спросил:
   – Да за каким же псом ты ее чистишь, когда велено было пылью посыпать, тупая твоя голова, дурные твои уши! Ты что, приказа не понял? А паутину кто будет развешивать?
   – Так пауков Фукстон наловить обещался! – окрысился мохнатый комок. – И не твоего ума это дело, за беспорядок у нас Шмякстон отвечает! До праздничка еще ого-го сколько времени! А ты ведешь себе этого недомерка, ну и веди!
   Костя хотел как следует ответить на «недомерка», но стражник от души наподдал существу ногой, и оно укатилось куда-то в угол, громко вереща и всхлипывая.
   – Развелось тут… – буркнул стражник, сердито оглядываясь. – Раньше, бывало, сапогом в них запустишь, и все дела, а теперь нельзя, теперь они прислуга!
   – Кто это был? – уточнил Костя и вытер ноги о голубой бобрик ковра.
   – Гоблин, конечно, кто ж еще так скандалить будет? – стражник удивленно поглядел из-под шлема. – Тоже мне выдумали – гоблинов к делу приставить! Научили говорить на свою голову! – провожатый подтолкнул подопечного вперед и пошел следом, держась ровно на шаг позади.
   Сквозь тяжелые шторы с трудом пробивался свет, и Костя понял, что снаружи уже смеркается. Не успел он обмозговать это странное обстоятельство, как голос стражника прогудел:
   – Приказ господина министра исполнен! Он здесь! – провожатый развернулся и зашагал прочь.
   Полумрак рассеялся. Костя стоял на пороге богато украшенной комнаты, выдержанной в лазоревых тонах и тесно заставленной раззолоченной мебелью – пуфиками и диванчиками, столиками и креслицами, шкафиками, горочками, буфетиками, на каждой полочке которых теснились безделушки. Все это пестрое попугайское великолепие ярко освещалось старательно начищенными канделябрами. Было тепло, даже душно – и неудивительно: в дальней стене полыхал огромный камин. Навстречу Косте из обитого бархатом креслица поднялся одетый в лазоревый камзол кругленький господин с румяным открытым лицом и одарил Костю сверкающей улыбкой:
   – С прибытием, мой мальчик! Наконец-то ты с нами! Как долго мы ждали тебя!
   У господина был журчащий приятный голос, который хотелось слушать и слушать еще, потому что было яснее ясного: человек с таким голосом никакой гадости тебе не скажет и тем более не сделает, а наоборот, будет говорить только важные и дельные вещи.
   – Здравствуйте, – на всякий случай Костя решил быть вежливым. – Меня сюда привела Генриетта, но она куда-то делась и ничего не сказала.
   – Да! – восторженно воскликнул господин. – Генриетта с честью выполнила поставленную задачу! – и, непонятно почему, оглянулся на камин. – Давай знакомиться.
   – Костя, – сказал мальчик и, помедлив, добавил: – Константин Конрад.
   Господин, услышав это, заблестел глазами, разрумянился еще больше, спорхнул с возвышения, на котором располагалось креслице, и горячо пожал Косте руку, впрочем тут же быстренько отступив, как будто чего-то опасаясь или в чем-то сомневаясь.
   – Ну а меня ты можешь называть просто – Гранфаллон, – любезно прожурчал он, по-птичьи склонив набок голову, украшенную завитым и напомаженным хохолком.
   «Небось, думает, я поверил про киносъемки! – ехидно подумал Костя. – Сейчас я его удивлю!»
   – Оч’приятно, – сказал он вслух и небрежно добавил: – Между прочим, я все знаю. Это не кино!
   Гранфаллон извлек из-за кружевной манжеты шелковый голубой платок и с облегчением утер пот со лба.
   – Мы не обманулись в тебе! – воодушевленно сказал он и заглянул Косте в глаза. – Какой острый ум! Конечно, мой дорогой мальчик, это не кино! Все гораздо интереснее… и… как это? Круче! Все настоящее! Дворец! – он сделал широкий жест. – Камин! – он ткнул себе за спину. – Обрати внимание – саламандры! Узнаешь Генриетту?
   В языках пламени вертко шныряли, сверкая чешуей, две юркие ящерки. Одна из них, вся в красных узорах, приподнялась на задние лапки, высунула длинный раздвоенный язык и уставилась на Костю.
   – Генриетточка, искорка моя! – нежно сказал господин Гранфаллон, оборачиваясь к камину. – Скушай еще уголек! А с тобой, Гертруда, я и разговаривать не стану. И кормить не буду! Не будет тебе перчику! Не будет сахарку! Будешь знать, как моими перьями шляпки украшать! – Вторая саламандра, антрацитово-черная, злобно зашипела.
   Гранфаллон снова повернулся к Косте и вдохновенно хлопнул в ладоши:
   – Итак, мой мальчик…
   – Извините, – перебил его Костя, – а вы не могли бы называть меня как-нибудь иначе?
   – Да!!! – Гранфаллон подпрыгнул на месте, как упругий мячик, и стукнул кулачком по подвернувшемуся столику. – Ты прав, тысячу раз прав! К чему скрывать от тебя истину! Ведь ты принадлежишь к древнему роду, грозному роду тех, кто наводит трепет на людское племя. – Он выдержал эффектную паузу и выпалил: – Знай, ты – дракон! – И Гранфаллон умолк, ожидая, что Костя, по меньшей мере, хлопнется в обморок.
   Но Костя в обморок не хлопнулся – не на того напали. У него было твердое правило: что бы ни происходило, сохранять спокойствие – ругают ли учителя, отчитывает ли мама. Правда, сейчас он ощутил, как по спине бегут мурашки, а уши пылают, но не от страха или от удивления, а от восторга, который мгновенно охватил его, словно огонь – сухую солому. Он – дракон! Ура!
   – Знай, ты – дракон! – как попугай, повторил Гранфаллон.
   – А я знаю, – небрежно ответил Костя, изо всех сил скрывая охватившее волнение. – У меня, между прочим, и папа – дракон.
   По лицу Гранфаллона пробежала тень, но ее тут же вытеснила широкая улыбка:
   – Какое счастье! Ты уже ведаешь о своем предназначении! Так слушай же! – он простер к Косте унизанную сверкающими кольцами пухлую руку. – Настал твой звездный час – или, лучше сказать, твой огненный час – ведь воистину только так пристало мне обращаться к юному дракону, который вот-вот обретет свой подлинный облик и насладится своим могуществом! Да, о Конрад – позволь мне и далее называть тебя этим славным и грозным родовым именем, – ты дракон. И наконец-то очутился там, где твоя драконья сущность принесет тебе славу, успех и богатство! Теперь каждый будет говорить: «Вот летит дракон Конрад, самый сильный из всех драконов, хранитель сокровищ!», – Гранфаллон на минуточку осекся, будто решил, что сказал лишнее, но тут же улыбнулся Косте еще шире и продолжал как ни в чем не бывало:
   – Слушай же дальше! С сегодняшнего дня ты начинаешь новую жизнь, полную радостей и приключений!
   – Кхм… – смутился Костя. – А как я стану драконом? Ну, я имею в виду, я ведь раньше никогда не пробовал… Вы уверены, что это я?
   – Естественно! – Гранфаллон просиял и обмахнулся голубым платочком, потом завел глаза и как будто стал читать по бумажке, постепенно входя в раж и повышая голос. – Существует несколько признаков подлинного дракона. Он страшен в гневе и презирает слабых, его очи горят огнем, его взор пронзает тьму, его крылья таят в себе силу бури, его уста изрыгают пламя… Уф, – он перевел дыхание. – И это еще не все…
   – Но я не… это… не изрыгаю пламя… – внезапно оробев, сказал Костя.
   – Ничего-ничего, есть признаки, по которым можно безошибочно отличить даже самого юного дракона, по недоразумению ввергнутого в человеческий облик. И моя верная Генриетта узрела сии признаки в тебе! Правда, Генриетточка? – Гранфаллон стрельнул глазами в камин. В камине что-то зашипело и защелкало.
   – Какие признаки? – оживился Костя. – Я ничего не заметил!
   Гранфаллон взял с инкрустированного перламутром и бирюзой столика крошечный колокольчик и позвонил. За дверью просеменили торопливые шажки, и на пороге возник гоблин, очень напоминавший давешнего, только почище и покрупнее, да к тому же в ярко-голубой жилетке.
   – Тоффель, открой окно! – велел Гранфаллон и обернулся к камину. – Потерпите, мои огненные, это не надолго!
   Гоблин запустил морщинистые обезьяньи лапки в складки голубых штор, что-то повернул, и в комнату хлынул поток ледяного зимнего воздуха. Гранфаллон поежился и спросил Костю:
   – Тебе не холодно?
   – А я вообще никогда не простужаюсь! – на всякий случай приврал Костя.
   – О! – Гранфаллон поднял палец. – Истинного дракона зрю я пред собой, и сердце его – огненное!
   Костя польщенно улыбнулся. С ним никогда и никто еще так не разговаривал!
   – А теперь окажи мне честь, вдохни этот холодный воздух и выдохни его со всей силы, – любезно попросил Гранфаллон и забежал вправо, чтобы посмотреть на Костю в профиль, как это недавно делала саламандра Генриетта.
   Костя послушался, чувствуя себя, как на приеме у врача, но опять ничего не увидел, кроме белого пара.
   «Если я настоящий дракон, то хотя бы искры должны были полететь, – разочарованно подумал Костя. – Все, сейчас вышибут, сто пудов вышибут!»
   Но вышибать его не стали.
   – Великолепно! – с некоторой опаской воскликнул Гранфаллон и замахал Тоффелю, чтобы тот закрыл окно и шел восвояси.
   – Волшебные признаки налицо! У тебя пар изо рта принимает профиль дракона!
   «Что-то я этого не заметил, – мысленно усомнился Костя. – Надо будет еще попробовать, с зеркалом… Ага, вон оно…»
   – Итак, стоит тебе только пожелать, и ты примешь истинный свой облик, – продолжал Гранфаллон.
   – Но я ведь никогда раньше не пробовал превращаться! – настойчиво повторил Костя, в отчаянии соображая, что будет, если все-таки произошла ошибка.
   – Стоит только захотеть! – подпрыгнул Гранфаллон и, не позволяя Косте вставить ни слова, повысил голос, – достаточно вообразить себе: вот ты, прекрасный и грозный, летишь высоко над горами и полями, селами и городами, и твои черные перепончатые крылья заслоняют солнце, гремят как гром, несут ураган. Люди в панике припадают к земле и показывают на небо, а ты сам решаешь, казнить их или миловать, принимаешь щедрую дань, стираешь с лица земли их бедные жилища. Твое огненное дыхание страшнее вулкана, твои клыки крепки, как железо, и остры, как кинжалы, твою чешую не пробьет ни стрела, ни меч, ни копье, шестьдесят шесть ядовитых роговых шипов венчают твой хребет, и на хвосте у тебя трезубец остроты необычайной! Твой взор повергает ниц чародеев и убивает простых смертных! Ты – сильнее всех в мире, у тебя сила бури и власть над земными тварями!
   Голос Гранфаллона ласкал слух. Костино сердце заколотилось, все тело налилось теплом, плечи невольно развернулись. Он словно делался выше и сильнее. Костя скосил глаза, ища зеркало, и тотчас увидел свое отражение. Он и впрямь стал выше! У него светились глаза! А за спиной что-то шевелилось, что-то бугрилось, натягивая ткань куртки, приподнимая ее над плечами…
   Заломило лопатки, стало горячо во рту, дыхание сделалось тяжелым и хриплым, язык с трудом ворочался между зубами, но это было приятно. Кто этот человечек, который так лебезит и заискивает перед ним? Он, Конрад, всемогущий дракон, способен уничтожить его одним выдохом!
   – Подожди, подожди! – залопотал Гранфаллон, опрометью бросаясь к дверям. – Не здесь, не сейчас! Я недостоин лицезреть чудо лицом к лицу с тобой! Здесь, во дворце, твоего появления с нетерпением ожидали самые могущественные чародеи королевства – да что там королевства, всего мира! С одним из них я тебя сейчас познакомлю. Вот перед ним ты и покажешься во всей красе! – Гранфаллон торопливо набросил на плечи лазоревый длинный плащ и повлек Костю за собой.
   Мимо опять замелькали пустынные, покрытые грязью и пылью залы и галереи. Стража расступалась, салютуя алебардами, а Гранфаллон все щебетал и щебетал:
   – Сейчас я представлю тебя величайшему чародею! Его имя – Мутабор! Он, как и я, давно ждет твоего появления, ибо ты и только ты можешь нам помочь!
   – Как? – коротко спросил Костя, на бегу вертя головой и пытаясь хотя бы считать повороты, но это у него плохо получалось. Стражи вокруг становилось все больше.
   – Как? О, он сам тебе объяснит, и это будет великой честью, о Конрад! – тараторил Гранфаллон, брезгливо подбирая край плаща. Коридоры и переходы все кружили и петляли, и наконец спутники оказались в узкой галерее, еле-еле освещенной одним-единственным факелом, в дрожащем свете которого поблескивали доспехи четверки стражников.
   Гранфаллон трясущимися руками пошарил в карманах, вытащил мятую бумажку и, заикаясь, промямлил:
   – К-к-корона и К-к-амень!
   – Камень и Ночь, – хором отозвалась стража и, расступившись, пропустила Гранфаллона с Костей к массивной свинцовой двери. Гранфаллон принялся поправлять кружевной воротник.
   – Итак, друг мой, предоставь мне действовать. Сперва я должен сообщить великому чародею о твоем прибытии. Не удивляйся, что разговор наш будет происходить в полной темноте. – Тут Гранфаллон поежился и как будто стал поменьше ростом. – На то есть особые причины. Я доложу о тебе, а ты жди вот здесь, за занавесью, покуда я не подам знака. – Он приоткрыл скрипнувшую дверь, из-за которой отчетливо пахнуло холодом и сыростью. Костя вытянул руки и нащупал спадающие до самого пола бархатные складки. Гранфаллон, согнувшись в полупоклоне, шагнул в темноту, а Костя остался в своем укрытии. Тяжелая занавесь была вся пропитана пылью. «Вот будет облом, если я чихну!» – он задержал дыхание и стал слушать.
   – Да позволено мне будет войти, Ваша Бессмертность! – проворковал Гранфаллон. – Это я.
   – Вижу, – коротко отозвался глубокий, лишенный всякого выражения голос, от которого Костю невольно бросило в дрожь. – Ты запер дверь? Помни, ни единого луча дневного света.
   Костя вжался в портьеру и передернулся. Он сам не знал, почему ему вдруг стало так жутко.
   – Что скажешь? – продолжал голос Мутабора.
   – О, соизволит ли Ваша Бессмертность выслушать мой скромный отчет? – пропел Гранфаллон и многозначительно откашлялся.
   – Отчет? – переспросил Мутабор.
   – Как и угодно было приказать Вашей Бессмертности, Круглая площадь преображается к торжеству коронации, – самодовольно начал Гранфаллон. – Наравне со всем городом, она будет украшена изысканными драпировками и декорирована паутиной. Часы, снабженные соответствующей символикой грядущей эпохи, будут осенять…
   – Площадь мостить начали? – прервал его Мутабор.
   – О да! – Гранфаллон подобострастно изогнулся. – Правда, по моему скромному разумению, фиолетовое и черное до некоторой степени сливаются… Могу ли я узнать у Вашей Бессмертности, что означает сей величественный замысел?
   – Моя будущая шахматная доска, – снизошел Мутабор. – Шахматы в натуральную величину. Живые, но не вполне, и очень, очень послушные…
   – Довольна ли Ваша Бессмертность моей службой?
   – Разумеется, доволен, – по темному помещению прокатился гулкий издевательский смех. Костя почувствовал, что ноги у него слабеют и подгибаются. – Разумеется, – повторил Мутабор, – как и в прошлый раз, когда ты примчался, кудахча, как испуганная курица, и сообщил, что принц исчез.
   – Но… это была роковая ошибка… И… Веспертилио Муринус быстро отыскал его… – промямлил Гранфаллон.
   – А ты, случаем, не знаешь, в чьей компании проводил время мальчишка? – голос Мутабора загрохотал, как гром: – Он разговаривал с девчонкой, такой же рыжей, как он сам, слышишь, ты?! А рядом с ней ошивался этот поганый кот, которого никак не изловить! Кот, который, между прочим, лично знает прежнего Короля! Что ты на это скажешь?
   Гранфаллон придушенно булькнул.
   Ах да, тебе не сообщили! Не посмели отвлекать господина министра такими мелочами! А чем тогда занимаются твои слуги? Чистят тебе башмаки? Берегут твой гардероб? Декорируют грядущую эпоху паутиной? А ты хоть понимаешь, чем могла кончиться эта встреча – принца, девчонки и кота?! – в бешенстве рычал Мутабор.
   – Это больше не повторится, – пискнул Гранфаллон.
   – Конечно, это больше не повторится! – рявкнул Мутабор. – Потому что в следующий раз от тебя останется одно воспоминание, прежде чем ты услышишь такие новости. И знаешь почему? Я узнаю о них первым. Или, может быть, ты вообразил, будто ты здесь главный?
   – Как можно, Ваша Бессмертность! – судя по сдавленному голосу, Гранфаллон согнулся пополам.
   – Так вот запомни! – хриплый рык разрывал воздух, и Косте невыносимо захотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать эти звуки. – Карбункул зреет! Я должен выйти на поверхность! И второй такой ошибки я тебе не прощу!
   Гранфаллон только попискивал в ответ. Мутабор умолк, а потом продолжал прежним ледяным голосом:
   – Так что на сей раз?
   – Дракон нашелся, Ваша Бессмертность! Мои посланники доставили его во дворец. Правда, этот не тот, старший, который бежал, а его сын… и он утверждает, что ни разу еще не принимал истинного обличья, – к Гранфаллону медленно возвращалось самообладание.
   – Ты проверил его? – уронил Мутабор.
   – Сперва моя саламандра… потом я… его дыхание именно такое… и потом, он похож… и носит то же имя! И он чуть не начал превращаться у меня на глазах!
   – Этого мало, – отрезал Мутабор. – На него должен взглянуть я.
   Костя едва дышал от волнения: сейчас все и решится! Как во сне, до него донесся угодливый голос Гранфаллона:
   – Он здесь, ожидает ваших приказаний.
   Тут Костя все-таки оглушительно чихнул. Мутабор гулко расхохотался:
   – Да, я слышу, что он здесь. И вижу – у него из ноздрей искры летят! Что ж, зови его сюда.
   Сквозь портьеру просунулась потная рука Гранфаллона и приглашающе потянула Костю вперед. Он послушно сделал шаг, другой и остановился, вдыхая влажный запах сырости и плесени и настороженно вертя головой. Поначалу он ничего не видел в непроницаемой тьме, но потом, к своему величайшему удивлению, стал различать мерцающие красноватым светом силуэты Гранфаллона и того, второго человека – человека ли? – по имени Мутабор.
   Косте Царапкину (с недавних времен Конраду), который всю жизнь гордился тем, что способен преспокойно смотреть самые страшные ужастики – и «Муху», и «Чужих», и «Экзорциста», и «Восставшего из ада», не снисходя даже до восторженного визга, – Косте стало очень страшно. Какой уж там Стивен Кинг!
   Костя стоял посреди странного помещения, которое чрезвычайно напоминало бы погреб, если бы не высокий сводчатый потолок, который терялся в непроглядной тьме. Здесь не было ни единого окна, не было и очага – только массивное резное кресло в углу, а в нем Костя не без труда различил как будто обведенный красным силуэт: высокая худая фигура, с головы до пят окутанная черным плащом. Лицо Мутабора закрывал капюшон. А вот Гранфаллон, похоже, ничего не видел: он суетливо вертел головой и по временам осторожно ощупывал вокруг себя воздух.
   – Подойди ближе, – негромко сказал Мутабор, и Костя шагнул вперед, не в силах ослушаться. – Ты слышал многое из того, чего тебе не должно было слышать. Но теперь ты с нами, ты – один из нас. Видишь меня?
   – Да, – с трудом выговорил Костя, еле ворочая языком. Лицо и губы онемели, как на морозе. – А вот искр я никаких не видел.
   – Я пошутил, – уронил Мутабор. – Я люблю пошутить – разумеется, с достойным размахом, – добавил он, и Косте сразу расхотелось знать, на какие еще шутки способна фигура в черном.
   – Так значит, ты видишь меня, – продолжал Мутабор. – А ты, Гранфаллон, видишь что-нибудь?
   – Н-ничего, Ваша Бессмертность, – промямлил Гранфаллон и панически завертел головой.
   – Ну, я не то чтобы совсем вижу, – признался Костя и облизнул пересохшие губы. – Это вроде как… – он напряг память, которая упрямо отказывалась работать, – во, инфракрасное излучение. Я знаю.
   – Зрение истинного дракона, – кивнул Мутабор. – Прекрасно. Значит, теперь у нас есть маленький дракон.
   – Я не маленький, – выдавил Костя через силу.
   – Дерзкий драконеныш! – удовлетворенно сказал Мутабор. – Такая дерзость мне даже нравится – в определенных случаях. Что тебе известно о драконах, Конрад?
   – Я ему рассказал, Ваша Бе… – начал было Гранфаллон, но Мутабор грубо оборвал его:
   – Молчать! – и взмахнул рукой. Костя ахнул: по плечам, спине и ногам Гранфаллона поползли невесть откуда взявшиеся цепкие побеги странных растений, похожих на плющ или вьюнок. Миг – и они опутали толстяка плотным коконом. Гранфаллон рванулся и обморочно застонал: стебли задымились и стали с металлическим скрежетом извиваться.
   – Будешь шевелиться – сгоришь, – равнодушно проинформировал его Мутабор. – Не мешай нашей беседе, и, может быть, я тебя отпущу. – С этими словами он поднялся из кресла и двинулся к Косте, которому неудержимо захотелось попятиться, да что там – бежать отсюда прочь, и бежать немедленно, домой, в безопасный и более или менее предсказуемый мир, скучать на уроках, пялиться в телевизор… Силуэт Мутабора приближался к нему, стремительно скользя по воздуху, кивая черным капюшоном, под которым густела такая тьма, словно никакого лица там и не было. Мутабор снова заговорил, на сей раз вкрадчиво и негромко, причем голос его теперь напоминал змеиное шипение:
   – И что же ты знаешь о драконах?
   Костя со страху ляпнул первое, что пришло в голову:
   – Они охраняют сокровища.
   Мутабор на мгновение отшатнулся, издал странный звук – нечто среднее между шипением и рычанием – и покровительственно похлопал Костю по плечу. Сквозь ткань одежды мальчика пронзил ледяной холод.
   – Что ж, – задумчиво проговорил Мутабор, – тем лучше. Да, драконы охраняют сокровища. Хочешь посмотреть на сокровища?
   – Еще бы! – оживился Костя. – А где они? Их много?
   – Сейчас пойдем и проверим, дорогой мой.
   – А я? – жалобно спросил Гранфаллон.
   Мутабор резким движением откинул капюшон. Костя увидел только длинные черные волосы, спадающие на плечи. Зато Гранфаллон, судя по всему, увидел нечто настолько страшное, что тихо визгнул и вместе с опутывавшими его черными лианами сполз по стене на пол. Мутабор тихо усмехнулся, поправил капюшон и обратился к Конраду:
   – Не каждому выпадает честь это увидеть. Нужно заслужить, – колдун кивнул Косте. – Идем.
   Костя хотел было спросить, а как же Гранфаллон, но промолчал. Какая разница? Ему ужасно хотелось поскорее увидеть сокровища и проделать превращение в дракона до конца. Уж во второй-то раз он с этим справится! Мутабор, движением руки отмыкая послушно заскрипевшую тяжелую дверь, словно бы прочитал его мысли:
   – Ничего, распутается, опомнится, пойдет писать речи и кормить саламандр. Он ведь здесь для вида… А ты будешь слушаться меня и только меня. Ты понял? Только меня. Следуй за мной.
   При любых других обстоятельствах Костя сказал бы, что не любит никого слушаться, но выбора не было. Миновав почтительно расступившуюся стражу, они стали спускаться вниз по узкой винтовой лестнице со скользкими сырыми ступенями, сточенными от времени, и оказались в подземном коридоре. Здесь еще сильнее пахло сыростью и на каждом шагу стояли посты, но Мутабор, не поднимая капюшона с лица, чуть пригнув голову, шел мимо них молча, своим скользящим шагом, будто не касаясь земли. Стражники не то что расступались – они вжимались в стены и забывали салютовать алебардами. Костя, стуча зубами, еле поспевал за Мутабором и изо всех сил старался не отставать, боясь, что тот может снова дотронуться до него страшной бледной рукой с неестественно длинными пальцами. Они долго спускались по винтовой лестнице, вырубленной в скале, и если бы не способность видеть в темноте, Костя бы сто раз упал и расшибся. Наконец колдун и мальчик очутились перед высоким арочным проемом.
   – Здесь, – кратко сказал Мутабор.
   Они стояли посреди обширной пещеры, едва озаренной странным мертвенным синеватым светом. Костя повертел головой, ища факелы или светильники, но вскоре понял: светилась вода подземного ручья, тоненькой струйкой бежавшего по каменному полу. В разные стороны разбегались узкие темные проходы, потолок ее терялся в таинственном сумраке, а в противоположную стену была вделана массивная дверь, сплошь покрытая причудливой чеканкой.
   – Это Сокровищница? – осторожно спросил Костя: ему совсем не хотелось, подобно Гранфаллону, испытать на себе Мутаборов гнев.
   – Да, – хрипло ответил колдун из-под капюшона. – Подойдем поближе.
   Дверь оказалась попорченной: ее явно пытались открыть, и не один раз. На потемневшей поверхности виднелись пятна копоти, множество царапин и глубоких вмятин. Присмотревшись, Костя, к своему удивлению, не увидел ни замка, ни замочной скважины.
   – Как же она открывается? – осмелился он.
   – Для начала тебе надо превратиться в дракона, – ответил Мутабор, словно не услышав вопроса, и извлек из складок плаща черный скрипичный футляр. – Это самый важный миг твоей жизни. Я сыграю Драконью Песнь, которая поможет тебе на нелегком пути к истинному обличью.
   От этого голоса по пещере разбегалось гулкое эхо, так что казалось, будто Мутабор говорит со всех сторон сразу.
   – Да ладно, я сам как-нибудь, – заюлил Костя, но Мутабор вскинул к плечу тускло поблескивающую скрипку, и мальчик замер как вкопанный.
   – Слушай Песнь, – повелел Мутабор, – и станешь драконом.
   Перед глазами у Кости все поплыло и закружилось, словно он засыпал наяву и в этом сне видел, как Мутабор взмахивает смычком. Взвился вихрь странных звуков. Они летели отовсюду, они тянулись вверх и плясали, как языки пламени, они распахивались, как крылья, – те самые крылья, которые сейчас, вот-вот должны были встопорщиться за спиной у Кости. И от этого завораживающего ритма Костя оцепенел, не в силах двинуться с места: он мог лишь послушно кивать, кивать, кивать, неотрывно глядя на черный капюшон колдуна, который тоже мерно кивал ему.
   Скрипка выпевала зловещую музыку, и Костя ощутил, как начинается превращение. Какая-то неведомая сила раздирала его изнутри и корежила снаружи, и ему оставалось лишь подчиняться ей, покорно и зачарованно.
   Косте казалось, что он плавится, как горячий воск. Внезапно стало нечем дышать, и, когда он со свистом втянул воздух, судорога свела челюсти. Костя сжал зубы – язык, внезапно ставший неповоротливым, нащупал острые клыки. Глаза тяжело ворочались в орбитах. Костя скосил их на свой собственный нос и увидел черную вытянутую морду с красными ноздрями, из которых вылетали облачка пара. Он не мог пошевелиться, а когда ему все-таки удалось это сделать, то вместо стиснутых кулаков в царапинах и цыпках прямо перед глазами мелькнули когтистые лапы, покрытые угольно-черной чешуей.
   Пол стремительно уходил вниз, а потолок приближался. Скрипка Мутабора играла сразу со всех сторон, перекликаясь с эхом, визжала, стонала, хохотала и завывала. И вдруг все кончилось: тишина накрыла пещеру.
   – Добро пожаловать в Радинглен, Конрад! – раздался откуда-то снизу голос Мутабора.
   Костя вдруг отчетливо услышал шуршание за спиной. С трудом повернув голову на длинной шее, он увидел покрытый шипами хребет, увенчанный жалом хвост и перепончатые крылья.
   – Теперь ты стал собой, – сказал Мутабор. Скрипка исчезла в складках плаща. С высоты новообретенного драконьего роста смотреть на колдуна было как-то странно, но все равно его хотелось безоговорочно слушаться.
   – Будет лучше, если ты перестанешь стоять, как дурак, на задних лапах, – посоветовал Мутабор. Костя ошалело повертел головой и тяжело опустился на брюхо, почтительно склонившись. Когти клацнули по земле, выбивая искры и крошку из каменного пола. Дверь Сокровищницы очутилась прямо перед носом. А перед дверью стоял Мутабор.
   – А теперь – получай свою Сокровищницу!
   Костя хотел было откашляться, чтобы задать вопрос, но услышал сиплый рев.
   – Ничего, привыкнешь, – вкрадчиво, едва ли не ласково сказал Мутабор. – Теперь ты хранитель сокровищ. И запомни. Никто. Не может. Войти. В Сокровищницу. Без. Твоего. Разрешения. Понял?
   Даже сквозь толстую чешую Костя ощутил, как давит на него взгляд колдуна, и едва не зажмурил тяжелые роговые веки, а потом, не рискуя говорить, со скрежетом кивнул. Мутабор напряженным голосом сказал:
   – Мне ты разрешишь войти, правда?
   – Да-а-а, – Костя с удовольствием прослушал, как грозно звучит его рык, и тут железная дверь Сокровищницы стала со скрипом отворяться.
   Мутабор, волоча плащ по камням, проследовал в Сокровищницу медленным торжественным шагом. Костя, постепенно привыкая к новому телу, двинулся было за ним, но юного дракона ожидало ужасное разочарование: он не мог пробраться внутрь – разве что просунуть нос или заглянуть одним глазом в плотную, непроглядную, будто бы слежавшуюся от времени тьму. Между тем острый драконий слух донес до него шорохи, скрипы, скрежет передвигаемых тяжелых предметов – это Мутабор копошился в Сокровищнице, как огромная черная крыса в норе. Костя уже разглядел фигуру чародея, сгорбленную над раскрытым сундуком, но тут Мутабор, которому, похоже, его собственное волшебное зрение в этой кромешной тьме тоже не помогало, раздраженно щелкнул пальцами.
   По стенам Сокровищницы рассыпались мириады бледных зеленоватых огоньков, осветив невероятный беспорядок: множество сундуков и ларцов громоздились друг на друга, некоторые из них были открыты, и бесчисленные цепи и амулеты свисали через края из-под откинутых крышек. Туманные зеркала, которые ничего не отражали, висели по стенам вперемешку с богато украшенным оружием. Сколько здесь было мечей, кинжалов, луков, копий, щитов! Вот уйдет Мутабор, и можно будет ненадолго превратиться обратно в мальчика и вволю поразвлечься. А потом, конечно, снова принять облик дракона.
   Костя с трудом помотал головой, отгоняя несуразные мысли. «Какая ерунда лезет в голову! – сказал кто-то внутри него. – Ты ведь страж, вот твое главное дело. Тебе оказана небывалая честь охранять сокровища, и не кем-нибудь, а самим Мутабором».
   Мутабора же, кажется, невиданная роскошь Сокровищницы не интересовала. Похоже, он искал что-то определенное, злобно ворча под нос неразборчивые проклятия. По каменному полу раскатились ожерелья, броши, браслеты, неоправленные драгоценные камни, но он ступал по ним, как по морской гальке, и только один раз, подняв и небрежно повертев в пальцах крупный рубин, ядовито заметил: «Гранфаллон бы сошел с ума!» Наконец он пробрался в самый дальний конец Сокровищницы, где стоял ничем не примечательный с виду ларец на гнутых, как у таксы, ножках. С удовлетворенным вздохом колдун склонился над ним, но тот проворно отбежал в сторону и защелкал крышкой, словно маленькая злая собачка, ощерившая зубы. Костя готов был поклясться, что ларец живой!
   Мутабор снова нацелился схватить сундучок, но тот невероятным прыжком взлетел на самый верх огромной груды каменьев, почти под потолок. Убедившись в собственной недосягаемости, он торжествующе щелкнул крышкой и принялся ожесточенно почесывать одной из гнутых ножек под брюшком.
   Злобно зашипев, колдун без видимого усилия приподнялся метра на два над полом и вновь протянул к ларцу руку, которая стала вытягиваться, как резиновая. Она становилась все длиннее и длиннее, тоньше и тоньше, паучьи пальцы должны были вот-вот коснуться беспокойно заерзавшего ларца, но тут он молнией сиганул вниз, прошмыгнул под ногами Мутабора и забился под кованый боевой щит. Тут Костя решился напомнить о себе.
   – Не получается? – осторожно спросил он, позабыв о мощи своего нового голоса.
   Драконье дыхание вихрем пронеслось по Сокровищнице и чуть не погасило волшебные болотные огоньки. От неожиданности Мутабор едва не рухнул с высоты, но вовремя спланировал на пол. Драгоценности, устилавшие пол, громко захрустели у него под ногами.
   – А, ты еще здесь, – раздраженно буркнул он, пряча под плащ руку, уже принявшую нормальные размеры. Костя хотел было обидеться, но любопытство пересилило:
   – А что в этом ящичке-то? Почему он бегает?
   Мутабор ответил таким злым взглядом, что Костю будто окатило ледяной водой и обожгло огнем одновременно. Затем колдун с расстановкой произнес:
   – Тебе еще рано знать! – и двинулся прочь из Сокровищницы. Едва Мутабор перешагнул порог, ее дверь с грохотом захлопнулась. Колдун сделал странный жест, словно что-то тянул вверх, и по драконскому носу ударили струи холодной воды. Костя шарахнулся и пребольно стукнулся головой о стену пещеры: прямо перед ним встал на дыбы и превратился в водяную стену ручей, который еще мгновение назад с журчанием бежал по полу пещеры. Подземный зал оказался поделен пополам: по одну сторону водяного занавеса остался Костя, а по другую смутно видимый Мутабор, не оборачиваясь, направлялся к одному из выходов.
   – А я? – невольно воскликнул Костя.
   Мутабор неохотно оглянулся:
   – Ты? Ты – страж. Приказ помнишь? Повтори.
   – Никто не может войти в Сокровищницу без моего разрешения.
   – Правильно. Счастливо оставаться.
   И Мутабор удалился, оставив Костю лежать у закрытой железной двери.

Глава 7,
в которой Лиза разбивает коленку и нашим героям вручают клетку с птицей

   После уроков Лялька, как всегда по вторникам, поплелась к маме в учительскую, а Лиза – на Стрелку, чтобы сесть на троллейбус к Петроградской. Можно было, конечно, и на метро поехать, но там будут пихать, чего доброго, и футляр с Виви заденут, а скрипочка ведь хрупкая. До урока у Андрея Петровича оставалось больше часа.
   «Вот что, пойду-ка я пешком! – решила Лиза. – Конечно, погода муррмерзкая, как сказал бы рыцарь Мурремурр. Но все равно можно погулять, дома порассматривать». После памятной прогулки в Радинглен Лиза ходила по Петербургу, задрав голову, пытаясь отыскать знакомых по полнолунию. Сейчас она оглянулась на Леонардо и Леандро и вздохнула: львы так больше ни разу и не отозвались на ее приветствие. «Ну уж в полнолуние-то они заговорят? Надо будет в следующий раз опять пойти гулять. Через Мостик… нет, раз нельзя, значит нельзя, – соврала она себе, потому что нарушить запрет хотелось ужасно, и чем дальше, тем больше. – Интересно, где теперь Мурремурр? Почему я его больше так и не встречала?»
   Было пасмурно, шел противный колючий снег, и Лиза вдруг сообразила, что солнца она не видела уже недели три – пожалуй, с того достопамятного дня, когда подслушала разговор двух сосулек. В этом году зима, похоже, разошлась не на шутку: если чуть-чуть теплело, поднимался такой ветер, что небольшую Лизу сдувало с ног. К тому же дни казались какими-то уж очень темными. Конечно, стояла середина декабря, и по законам природы темнота была в порядке вещей. Но не настолько же! «А сегодня, кажется, и вовсе не рассветало. В школу я пришла затемно, а сейчас еще и трех нет, и вон что делается! – Лиза посмотрела в небо, которое посинело уже совсем по-вечернему. – И фонари почему-то не зажигаются – электричество, что ли, экономят?»
   Не успела она как следует обдумать этот вопрос, как ее нагнал Левушка.
   – Ты на троллейбус?
   Лиза проводила глазами переполненный троллейбус, медленно, вперевалку отползавший от остановки, как таракан, объевшийся отравы:
   – Да ладно, пошли лучше пешком. У меня еще времени… вагон и тележка.
   – Тогда позвольте, сударыня, понести ваш рюкзак, – галантно предложил Левушка и поправил на носу очки. Лиза солидно кивнула и поудобнее перехватила футляр со скрипкой, который не доверяла нести никому.
   И тут же вспомнила, как Андрей Петрович недавно вздохнул: «Несчастные люди скрипачи, а? Мало того, что заниматься надо каждый день, так еще и инструмент изволь везде с собой таскать… Представляешь, Лизавета, вот отправишься ты в кругосветное путешествие, и придется тебе прихватить с собой скрипку и репетировать, репетировать…» Кругосветное путешествие! Куда больше ей хотелось хоть на минутку вновь побывать в Радинглене… А еще было страшно обидно, что про самое интересное от Андрея Петровича ничего не добъешься. «Знает и молчит… Ну и пожалуйста».
   От этих размышлений ее отвлек Левушка:
   – Ты к контрольной по инглишу уже готовишься?
   – Угу, – кивнула Лиза. – Готовься не готовься, все равно Саблезубая к чему-нибудь придерется.
   – Это точно, – вздохнул Левушка. – Она на меня как посмотрит – я сразу слова забываю и артикли путаю.
   – Шпаргалку, что ли, написать… – задумчиво сказала Лиза. – А помнишь, как она в прошлый раз на контрошке у Царапкина шпору отобрала?
   – Да, не везет Царапычу. Со стулом вот тоже.
   – Ага, то-то он не появляется – наверно, заболел от огорчения! – не без злорадства сказала Лиза, никогда не питавшая нежных чувств к Царапкину.
   – Ладно, давай о чем-нибудь другом поговорим, – сплетничать Левушка не очень любил. – Давай, как англичане – о погоде.
   – Ладно, – легко согласилась Лиза. – Не находите ли вы, сэр, что дни как будто стали еще темнее и длиннее? Надоело ужасно.
   – Ага, точно. Представляешь, – пожаловался он, – мама заставляет каждый день после школы два часа гулять. Свежий воздух, говорит. Так я раньше за эти два часа только полкнижки успевал прочитать, а теперь вот думаю – надо сразу две с собой брать. Не время, а прямо жвачка – тянется, тянется… Осторожно, держись за меня, тут скользко.
   – Ты разве не любишь гулять? – удивилась Лиза, хватаясь за подставленную руку. – Ну и ну!
   – Я читать люблю, – объяснил Левушка. – Читать дома гораздо удобнее. И не холодно.
   Раз затронув тему книжек, Лиза и Левушка, как всегда, заговорили, перебивая друг друга:
   – Слу-ушай, я тут такую мировую вещь прочитал! «Старшую Эдду», – сообщил Левушка. – «Шумели весла, железо звенело, гремели щиты, викинги плыли; мчалась стремительно стая ладей, несла дружину в открытое море». А?
   – Класс! – сказала Лиза и, в свою очередь, похвасталась «Давидом Копперфильдом» Диккенса – книгой, которой Левушке бы хватило по меньшей мере на три прогулки…
   Уже на Петроградской они невольно задержались у книжного лотка: Лиза заметила в пестрой книжной россыпи большую красивую книжку о драконах, а Левушка, вздохнув, остановился рядом и приготовился терпеливо ждать, пока она пролистает глянцевые страницы.
   – Берите, не сомневайтесь, книга что надо! – нахваливал сокровище продавец, укутанный в толстую куртку. – Смотри, какие дракончики – как настоящие!
   – Пф! – Левушка скептически усмехнулся. – То-то и оно, что настоящих не бывает!
   – А вот я верю, что где-то они есть… – Лиза грустно посмотрела на ценник и неохотно положила книгу обратно: «Да, Бабушка мне такую никогда не купит… Да я и не попрошу – дорого».
   – На самом деле, – важно начал Левушка, – все это сказки, и пошли они от путешественников, которые видели варанов с острова Комодо – знаешь, какие громадины? Или, может, кому-то повезло – встретил недовымершего динозавра или там птеродактиля, – эти грозные названия Левушка выговорил с особым смаком. – А дальше уже фантазии – мало ли что придумать можно!
   Лиза покраснела и хотела было возразить, но сдержалась: разговор принимал опасный оборот и грозил вот-вот вырулить на историю, из-за которой они поссорились почти месяц назад. «Левушка ведь тогда даже не стал слушать про волшебный город, – сообразила она. – Хотя, наверно, Там и драконы тоже есть… Точно, Дален что-то такое говорил», – она мечтательно вздохнула, а Левушка между тем потянул ее прочь:
   – Вот я, например, ни за что не поверю, пока своими глазами не увижу хоть одного, пусть небольшого. И чтобы огонь изрыгал, иначе не считается.
   Лиза сочла за благо перевести разговор на другую тему:
   – Даже чтобы варана увидеть, нужно путешествовать – как твой папа. Ты же говорил, он их видел в пустыне, да?
   Левушка, сверкая очками, пустился рассказывать, какую потрясающую коллекцию камней привез папа из последней геологической экспедиции, и до дома Филина, что на площади Льва Толстого, дорога пролетела незаметно.
   – Ну, пока, – вздохнул Левушка, отдавая Лизе рюкзак. Она махнула варежкой и побежала вверх по лестнице. К Гертруде Генриховне Лиза поднималась, останавливаясь на каждой ступеньке, как древняя старушка, а обратно зато вылетала пулей. С Филином дело обстояло наоборот – вверх Лиза бежала через две ступеньки, а назад спускалась не спеша – было над чем подумать, и не только о музыке. «А вот спрошу Андрея Петровича, почему стало так темно, может быть, он знает, он же все знает…» – думала Лиза, нажимая кнопку звонка. Нажала и тут же испугалась: звонок прозвенел в пустой квартире! И дверной звонок, и телефон звучат совсем иначе, когда хозяев нет дома – для того, кто умеет пользоваться волшебным слухом, это яснее ясного.
   Для верности Лиза нажала звонок еще дважды. Нет, никого.
   – Как же так? – вслух спросила она.
   «Так, так, так», – отозвалось эхо под потолком.
   Внизу хлопнула дверь, и раздалось знакомое веселое тявканье, многократно умноженное лестничным эхом. Лиза запрыгала через две ступеньки вниз, надеясь, что сейчас все разъяснится, что у Андрея Петровича отстали часы и он опоздал с прогулки…
   Навстречу ей по лестнице действительно несся фоксик Монморанси, но вела его на поводке незнакомая уютная тетенька. Песик умудрился добраться до Лизиного лица и от души ее обслюнявил.
   – Ты к Андрей Петровичу на урок? – спросила уютная тетенька, оттащив Монморанси и заметив скрипку. – Так он неделю как уехал!
   Лиза остолбенела. Значит, уехал и не предупредил!
   – Говорил, что на пару дней всего, вот и Рансика оставил, да задержался. Я соседка его, из семнадцатой квартиры. Ты телефончик оставь, он приедет – позвонит.
   – Да нет, спасибо, – упавшим голосом ответила Лиза.
   На ступеньке каменного крыльца на собственном рюкзаке сидел Левушка и пытался читать в сгущающемся сумраке. Кроме него, на улице не было ни души.
   – Ты уже? – безо всякого удивления спросил он, аккуратно помещая закладку между страниц «Занимательной физики».
   – Его дома почему-то нет, – объяснила Лиза. – А ты что делаешь?
   – Гуляю, – вздохнул Левушка. – Послушай, мне еще два часа этим… кислородом дышать, а у тебя урока нет – можно, я навяжу тебе свое общество?
   – Пошли в Ботанический, на елки смотреть, – подумав, предложила Лиза. – А замерзнем, пойдем ко мне чай с сырниками пить.
   – Ура, – ответил на это Левушка. – Давай рюкзак.
   Некоторое время они молча шагали рядом в направлении Ботанического сада. В городе было на удивление безлюдно и сумрачно. «Нет, пусть Андрей Петрович ругается как хочет, я его спрошу! Про все!» – и тут Лиза вспомнила, что Филин исчез, утратила всякую бдительность и, поскользнувшись, полетела на тротуар. Она едва успела извернуться и не стукнуть с размаху скрипку об асфальт. Коленкам было больно.
   Левушка, неодобрительно пыхтя и бормоча «Настоящие скрипачи всегда падают футляром кверху», помог ей подняться.
   – Куда же Андрей Петрович делся? – задумчиво пробормотала Лиза, отряхивая коленки. – Тьфу. Больно…
   – До свадьбы заживет. Не волнуйся, найдется твой Андрей Петрович, – сказал на это Левушка. Лиза в изумлении уставилась на него и собралась было спросить, почему Левушка так в этом уверен, но не успела.
   В небе внезапно закружила небывалая птица – большая, хвостатая. Лиза поняла, что она очень похожа на рельефного павлина, красовавшегося на фронтоне напротив ее парадной. На вид птица была каменная, а летела легко, как живая. Она спикировала вниз, вцепилась в Лизину шапку, но не удержалась и вместе с шапкой села на тротуар.
   – Ой, это что? – поразилась Лиза.
   – Летающий каменный павлин, разве не видишь? – поправляя очки, очень спокойно ответил Левушка, тот самый Левушка, который еще недавно не хотел верить в драконов. Птица курлыкнула, вспорхнула и села Левушке на варежку.
   – Тяжелая, – сообщил он потрясенной Лизе. – Но все-таки не как камень.
   Лиза осторожно потрогала изящную хохлатую головку. Птица снова курлыкнула.
   – Смотри, у нее ошейник, – сказал Левушка. – А под ним какая-то бумажка… Птица, это нам?
   Павлин важно кивнул.
   Лиза вытащила из-под ошейника сложенный листок. Пернатая посланница тут же расправила крылья и взлетела.
   – Видала?! – сиплым от волнения голосом воскликнул Левушка. – Мама дорогая! Она там под крышей к дому приросла! Как будто так и надо!!
   Удивляться было некогда.
   Лиза с Левушкой тут же кинулись под ближайший фонарь и развернули загадочное послание.
   Вид у записки был такой, как будто она путешествовала по меньшей мере неделю, причем прошла огонь и воду. Неразборчивый почерк, странная плотная шершавая бумага… А может, и не бумага вовсе…
   – Пергамент, – авторитетно заявил Левушка. – Грязный.
   – И еще в паутине, – с отвращением сказала Лиза, обтирая с пальцев тягучие липкие нити, которые никак не желали стряхиваться. – Ну и почерк! Иероглифы!
   – Погоди-ка, погоди-ка, – заинтересованно сказал Левушка, – поглядим, вдруг это шифр?
   Он наклонился над запиской так низко, что едва не уткнулся в таинственный клочок пергамента кончиком носа, и деловито засопел.
   – Нет, не шифр, – с некоторым разочарованием признал он наконец. – Это тебе.
   «Лиза! – гласила записка. – На ближайшее время уроки отменяются. Похоже, тебе надо искать нового учителя. К Гертруде Генриховне не ходи ни в коем случае. Бабушке привет. Про конопатый нос – не забывай. А. П.»
   – Постой-ка… Тут еще приписка на обороте, – заметил Левушка. – Попробуем разобрать… Ага… «Остерегайся…», – тут пропуск, потому что размыто… дальше «по ногам…» бред какой-то… а, нет, не по ногам, а «по ночам»… тут запятая должна быть, но ее нет… значит, «остерегайся что-то там по ночам, когда…» ну вот, а тут оборван кусок… и еще одно слово – «безраздельно». Все.
   – И что получилось?
   – Что ночью происходит… ну я не знаю… что-то очень страшное. И безраздельное, – задумчиво проговорил Левушка. – А про нос – это к чему? – забыв о своей всегдашней деликатности, спросил он.
   – К тому, чтобы я нос Туда не совала…
   – Туда – это куда? – грозно спросил Левушка. – Опять темнишь?
   – Ой! Погоди! – Лиза перечитала записку. – Левка, по-моему, с ним случилось что-то плохое! Он Там! Это как – нового учителя искать? Я не хочу другого! – Лиза почувствовала, как руки у нее делаются холодными от испуга, а щеки – горячими от слез.
   – Лизка, ты только не реви! Слушай меня, план такой, – веско сказал Левушка и даже будто бы стал выше ростом. – Сейчас ты мне объяснишь, Куда это Туда делся твой Андрей Петрович и чем это ему грозит. Потом мы покажем записку твоей Бабушке и…
   – Ее дома нет, у нее сегодня занятия с вечерниками, – Лиза зашмыгала носом.
   – Хорошо. Тогда вызовем ее с этих занятий. Только мне надо сначала позвонить маме, – Левушка достал таксофонную карточку и снял трубку того самого телефона, который неделю назад так и не удалось приручить старшему Конраду.
   Лиза нервно барабанила пальцами по Вивиному футляру. Из подворотни вышел большой черно-белый кот и направился к Лизе с видом старого знакомого. Левушка вылез из-под пластикового козырька над телефоном.
   – Мурремурр! – обрадовалась Лиза, присела на корточки и шепотом спросила:
   – Мурремуррчик, миленький, тут Андрей Петрович куда-то пропал и странную записку прислал. Вы что-нибудь об этом знаете?
   – Мряу, – кивнул кот. «Ах, какая жалость, что он Тут не может нормально разговаривать!» – подумала Лиза, но все-таки продолжила расспрашивать доблестного рыцаря:
   – Вы не знаете, он скоро вернется?
   – Мириарм! Миааауу! – ответил кот.
   – Что, никогда-никогда? – Лиза ужаснулась собственной догадке. Кот прижал уши и нервно подергал хвостом.
   – Надо что-то делать! – громко воскликнула она. Мурремурр посмотрел ей в глаза с одобрением и надеждой и даже тронул лапкой Лизину коленку: мол, давайте же, соображайте, сударыня! – Мурремурр, миленький, а вы можете меня Туда провести?
   – Мурмяу! – обрадовался кот и выгнул спину.
   – Бежим! – Лиза вскочила на ноги, совершенно забыв про Левушку, который между тем наблюдал за ней и котом, разинув рот от изумления. Он увидел, как Мурремурр понесся по набережной к видневшемуся неподалеку мостику и как Лиза кинулась следом, размахивая скрипичным футляром. Подхватив забытый ею рюкзак, Левушка бросился вдогонку. Мурремурр, задрав хвост, побежал через мостик, за ним – Лиза, а за ней – Левушка, едва успевший поймать Лизу за рукав. Внезапно сгустился непроглядный туман.
   Туман оказался молочно-белым, тепловатым и густым. У Левушки запотели очки, и теперь он только слышал быстрые Лизины шаги. На его счастье, мостик оказался недлинным, а туман рассеялся так же внезапно, как и сгустился.
   – Ого! – только и сказал Левушка и выпустил наконец Лизин рукав.
   Они очутились примерно там же, куда Бродячий Мостик вывел Лизу в прошлый раз, при первом посещении Радинглена – на одной из кривых улочек Нижнего Города. Вот вывеска сапожной мастерской с изображением здоровенного ботфорта… Но теперь ярко начищенная медь вывески потускнела, а сама она висела криво, словно скособоченная сильным порывом ветра. Вокруг было сумрачно.
   – Где это мы? Мы что, попали Туда? Туда, куда тебе не следует совать нос? – едва обретя дар речи, Левушка засыпал Лизу вопросами.
   – Подожди, Левка! – запротестовала Лиза. – Я тебе потом все объясню.
   – Прошу прощения, сударь, – подал голос кот, – но дама права. У нас крайне муррмало времени!
   Левушка вконец опешил. Он посмотрел на Лизу. Он посмотрел на кота. Он протер очки. И решился:
   – Значит, мне не показалось? Вы – говорящий кот?
   – Мурразумеется! – подтвердил Мурремурр. – По эту сторону моста я, по счастью, могу изъясняться более понятно для вас. Хотя, – он потерся о Лизины ноги, – кое-кто понимает меня и по ту сторону.
   – В таком случае позвольте представиться: Лев, – и Левушка слегка поклонился.
   – Весьма достойное имя! Рыцарь Мурремурр, к вашим услугам.
   – Мурремуррчик! – прервала церемонию Лиза. – Так что все-таки стряслось?
   Кот сощурил желтые глаза:
   – О, сударыня! В городе стало муррмерзко. Летучие мыш-ш-ши летают уже и днем. – Шерсть на спине Мурремурра встала дыбом. – Прош-ш-шу прощения, это личное… Но вот что самое страш-ш-шное: мне сообщили, что Филин в одиночку направился во Дворец. С тех пор о нем никто ничего не знает!
   Лиза ойкнула и чуть не выронила скрипку.
   – Что же мы стоим! Бежим туда!
   – Позвольте мурмне сопровождать вас! – предложил Мурремурр.
   Не успели они пройти и нескольких шагов, как из подвального окошка наперерез им полосатой молнией метнулся пушистый кот с вытаращенными глазами, подскочил к Мурремурру и жалобно замяукал. Рыцарь вздыбил шерсть и невнятным мяуканьем выразил явное несогласие. Полосатый воззрился на Лизу и перешел на язык людей:
   – Но ведь это серьезно, господин муррыцарь! Вас могут схватить, а как же мы, коты, без вас, мяу?
   – Что случилось? – вмешалась Лиза.
   – К муррмоему сожалению, приходится признать, что мое общество становится для вас опасным, сударыня, – в огорчении сказал кошачий рыцарь, и его белые усы поникли. – Мой верный друг Мяоан, – Мурремурр кивнул полосатому коту, – только что сообщил, что нынче утром Гранфаллон, так называемый первый министр, провозгласил указ о моей поимке. Летучая стража разыскивает меня. Муррмилое делоу!
   – По вашему следу идут еще и дворцовые гоблины! – нервно переступая с лапки на лапку, добавил Мяоан. Мурремурр презрительно фыркнул.
   – С одной стороны, я менее всего на свете хотел бы отпускать вас без сопровождения, – сказал он. – А с другой… Хотя с третьей, им меня не поймать, клянусь ушами прародителя Кокса!
   Мяоан взглянул на Лизу прямо-таки умоляюще. Лиза посмотрела на Левушку. Она ужасно испугалась за кота и даже на секунду не хотела представить себе, что будет, если его схватят. Левушка, словно прочитав ее мысли, присел на корточки:
   – Многоуважаемый рыцарь! Никто не подвергает сомнению вашу неуловимость. Именно поэтому мы хотим попросить вас об одолжении, – он говорил так спокойно и уверенно, будто всю жизнь только и делал, что вел беседы с говорящими котами, к тому же носителями рыцарского достоинства. – Не возьметесь ли вы доставить записку на ту сторону Бродячего Мостика, в Петербург? Видите ли, это очень важно…
   – Какую записку? – удивленно спросила Лиза.
   – Твоей Бабушке, – объяснил Левушка, поправляя очки. – А не то она волноваться будет.
   Лиза закивала и полезла за блокнотом и ручкой.
   – Муррмомент! – откликнулся кошачий рыцарь. – Разумеется, я доставлю ваше послание. Но вы, сударь, – обратился он к Левушке, – пообещайте мне охранять даму и в случае чего защищать ее с храбростью истинного льва!
   – Слово чести, – Левушка приложил руку к сердцу и поклонился по всем правилам. – Лиз, написала?
   Лиза протянула ему записку. Левушка быстро проглядел текст и кивнул:
   – Сойдет. Доблестный Мурремурр, прошу прощения, но нам придется привязать записку вам на шею.
   – Ничего, – благосклонно сощурился рыцарь. – Мой пра-пра-пра… впрочем, неважно… дедушка по отцовской линии хаживал в сапогах – так и кружево, думается, не повредит нашей родовой чести.
   Лиза свернула записку в трубочку и осторожно привязала на шею коту скрученным носовым платочком.
   – Муррмое почтение! – Мурремурр потянулся, демонстрируя полную готовность отправиться в путь. – Оставляю вас на попечении Мяоана.
   Полосатый кот подбежал к Лизе и сел у ее ботинок.
   – Мурремуррчик! – тихо сказала она. – Вы уж, пожалуйста, берегите себя!
   – Позвольте сообщить, что по муррматеринской линии мой род восходит к Чеширскому коту. Думаю, этого довольно. Желаю вам удачи! – он скользнул в ближайшие ворота и исчез, словно его и не было.
   – Какая богатая мур-родословная… – уважительно сказал Левушка. – Ну что, Мяоан, проводишь нас?
   – Сейчас мы в Нижнем Городе. А нужно попасть в Верхний, – сказала Лиза. – В прошлый раз мы с Даленом…
   – Это что еще за Дален? – ревниво перебил Левушка.
   – Раненый сильф.
   – Сильф? Слушай, Лизавета, а почему ты до сих пор ничего не рассказывала? – насупился Левушка.
   – Я?! – возмущенно воскликнула Лиза. – Я пробовала! Мы из-за этих рассказов даже чуть не поссорились, разве нет? Сам ведь сказал: «Сочиняй что угодно, только держи свои фантазии при себе!» – передразнила она солидные интонации Левушки. Тот надулся.
   – Левка! – взмолилась Лиза. – Ну не обижайся. Так получилось. Ты бы все равно не поверил.
   – А во что я должен был поверить? В мороженое системы «пшик и нету»?! Левка! – Лиза почувствовала, что сейчас расплачется. – Хорошо, пусть я вредная, я плохая. Давай потом доспорим, а?
   – По-моему, это «потом» нам в ближайшем будущем как раз не грозит, – философски сказал по-прежнему насупленный Левушка. – Ладно, – смилостивился он. – Вы с Даленом, которого я не имею счастья знать и который сильф…
   Лиза начала было объяснять про приключение с капустным возом.
   – Благодарю, я вполне представляю себе структуру средневекового города, су-да-ры-ня! – не без горечи оборвал ее Левушка.
   – Левка! Не сердись! Ты так хорошо во всем этом сразу разобрался… Я без тебя тут точно пропаду… – приврала она. – А если мы сейчас будем ссориться, то потеряем кучу времени, и Андрей Петрович… а вдруг с ним что-нибудь случится?
   Левушка смягчился:
   – Хорошо, пойдем. На самом деле идея с телегой – это класс. Еще пригодится.
   Они попетляли кривыми улочками и очутились на краю рыночной площади.
   – Ближе всего – этой дорогой, – сообщил Мяоан, – но мне через рынок нельзя. Дворцовые гоблины, ф-ф-ш-ш! Хватают всех котов подряд, ищут Мурремурра… Куда катится мяумир? День Королевского Кота уже какой год не празднуем… Теперь вот гоблины на котов охотятся…
   – Гоблины – на котов? – удивилась Лиза. – Они же мелкие, гоблины!
   – Последнее времяу они и крупные тоже, – поежился Мяоан. – Ш-ш-ш! Ненавижу! Мне на рынок нельзя!
   – Нельзя так нельзя, – согласился Левушка. – Доведите нас дотуда, а дальше мы уж сами как-нибудь.
   Тут только Лиза толком огляделась и окончательно поняла, как изменился город. В Радинглене стало нехорошо. Что-то такое висело в воздухе, от чего хотелось говорить шепотом, а по улицам передвигаться вдоль по стеночке, потупив взгляд и надвинув на глаза капюшон или шапку. Прохожие именно так и делали и при этом, кажется, спали на ходу.
   Мутное, как будто немытое, солнце с трудом и неохотой пробивалось сквозь серую хмарь облаков, а небо казалось давно не стиранной обвисшей тряпкой. Но если небо просто выглядело грязным, то сам город, несомненно, был грязным – вдоль улиц текли ручейки помоев, по тусклому булыжнику перекатывались неприятные серые катыши пыли, какие бывают в давно не метеных комнатах под диваном. Нечищенная медь дверных ручек, ржавые петли ставень, грязноватые оконца… Попетляв некоторое время кривыми улочками, Лиза, Левушка и Мяоан очутились на краю рыночной площади. Здесь кот попрощался, пожелал удачи и шмыгнул за угол.
   Рыночная площадь, в прошлый раз сверкавшая яркими красками, словно поблекла. На месте фруктовых и цветочных рядов торчали голые прилавки. Ветер трепал тряпичные навесы и хлопал тканью. Грязь, пыль… Тут и там бессмысленно-суетливыми группками собирались обитатели Нижнего Города. Пробираясь по рынку, Лиза с Левушкой прислушивались к обрывкам разговоров.
   – …а изрядную прибыль мы вчера получили, куманек!
   – И то сказать, эти, из дворца, все скупили, не торгуясь!
   – А как же, праздничек-то какой! Коронация, сказано было, коронация! Это же не каждый день бывает!
   – Видали, сколько флагов вывесили? Красота!
   – На совесть готовятся, красят, убирают!
   Лиза повертела головой, пытаясь понять, что же именно красят и убирают, но ничего подобного не увидела: только грязь, пыль и даже как будто паутину… «И нас они как будто не видят… – пронеслось у нее в голове. – Хотя так, наверное, даже лучше, а то ведь мы наверняка с нашими куртками и рюкзаками всем бы в глаза бросались!»
   – Теперь, при короле, порядок будет! – пробормотал кто-то из прохожих.
   – А то его раньше не было! Уж на господина министра пожаловаться никак нельзя – он нас не обижал. Скажешь нет, тетушка Шалот?
   – Да я что, я ничего… Как они решат, так и будет.
   – Так вот ты послушай, что я тебе скажу. Ежели все с ног на голову поставили – значит, так надо! Оно перед праздником завсегда так!
   – А не пойти ли поглядеть украшения в Верхнем Городе?
   – И то верно, идем!
   – Они что, совсем ничего не понимают? – возмущенным шепотом спросил Левушка. – Их обманывают, а они и рады!
   – Откуда я знаю, – грустно отозвалась Лиза. – Ты бы видел, как раньше было красиво… – она вздохнула, и вдруг в голове у нее чистой скрипичной нотой пропела неожиданная мысль: «Коронация? Кого же они собираются короновать?» И перед Лизой тут же всплыло бледное лицо рыжего Инго, а в ушах зазвучал его печальный голос: «Я здешний принц». «А если он принц, то он же наверняка во дворце живет! А Мурремурр сказал, что Андрей Петрович отправился во дворец!»
   Было так пасмурно, что верхушки дворцовых башен терялись в наползающем тумане. А стеклянные домики сильфов вообще как будто исчезли. «Неужели мышекрысы все переколотили?» – подумала Лиза, и сердце у нее сжалось.
   Мимо мелькали улочки, перекрестки, заборы… Наконец впереди показался мост через ров и высокая стена. Смешавшись с толпой любопытных, спешивших полюбоваться на украшенный к празднику Верхний Город, Лиза и Лева благополучно миновали стражу.
   В Верхнем Городе оказалось ничуть не лучше, чем в Нижнем, – те же сонно разгуливающие по улицам люди, не замечающие ни грязи, ни пыли, ни омерзительной пасмурной погоды.
   Лиза вцепилась Левушке в рукав: мимо, хриплыми голосами горланя песню, нестройно промаршировал отряд гоблинов в криво сшитых черно-фиолетовых мундирах. В руках мохнатого воинства побрякивали ведра с краской и кистями.
   – Ой! – тихо вздохнула Лиза. – Какие здоровенные! И оделись! И говорить научились!
   – А в прошлый раз?
   – Они мелкие были, меньше кошки. Шипели, хрюкали… Они что, сами собой растут? Или их и правда кто-то дрессирует?
   – Тоже мне, мутанты, – пробурчал Левушка. – По-моему, это здорово смахивает на черную магию.
   Лиза воззрилась на Левушку в немом удивлении: «Ничего себе, в драконов не верит, на меня фантазией обзывался, а сам про черную магию рассуждает!»
   Гоблины, рассыпавшись по улице, принялись, деловито переругиваясь, закрашивать стекла фонарей в фиолетовый цвет.
   – Давай рюкзак возьму, – Левушка дернул Лизу за рукав. – Ты и так скрипку тащишь.
   Неподалеку показался второй отряд гоблинов – с молотками и приставными лестницами.
   – Что это они затевают? – озадаченно спросил Левушка.
   Гоблины, задрав уродливые головы, разглядывали дома.
   «Сюда! – проскрипел один. – Я ее вижу! Давайте лестницу!» После бурных пререканий лестница была установлена, и гоблин, вооружившись молотком, проворно полез вверх. Лиза проследила за ним и ахнула:
   – Левка! Смотри, павлин!
   Размахнувшись, гоблин ударил молотком по грациозной каменной скульптуре, украшавшей фасад дома над окнами второго этажа. Хохлатая птица была очень похожа на ту, что принесла им записку от Филина. Посыпалась каменная крошка, гоблины заулюлюкали, запрыгали, захлопали в ладоши и чуть не уронили лестницу. Лиза спряталась за Левушку и зажала уши.
   После второго удара ставни распахнулись, и в окне показался хозяин дома в фиолетовом шлафроке и ночном колпаке с помпоном. Его сонный взгляд уперся прямо в грязные лапы гоблина, стоявшего на лестнице.
   – Что происходит? – возопил он. – Могу я отдохнуть после обеда?!
   – Приказ господина Гранфаллона! – рявкнул гоблин, нанося удар за ударом по каменным крыльям. – Потом мы новых приделаем, лучше прежних!
   – А-а! – хозяин стащил колпак с головы и закланялся, как заводная игрушка. – Господину Гранфаллону виднее… Мое почтение, мое почтение…
   – Береги голову! – рявкнул гоблин, и ставни захлопнулись.
   Каменное крошево сыпалось на булыжную мостовую. Через минуту все было кончено.
   Левушка услышал за спиной подозрительный звук и обернулся:
   – Лизка! Ты что? Только не реви, ну пожалуйста!
   – А я и не реву! – Лиза вскинула рыжую голову, но тут же снова поникла. Там, где раньше на фасадах выгибали спины кошки, махали крыльями птицы, цвели цветы, теперь зияли дыры обколотой штукатурки. А над последними сохранившимися фигурами суетились гоблины с молотками: бум! бум!
   – И никаких новых они после коронации не сделают, – горько произнесла Лиза. – Враки все это.
   – Откуда ты знаешь, что враки? – Левушка двинулся за ней.
   – А я слышу, когда врут, – призналась Лиза. – У меня абсолютный слух. То есть не абсолютный, а волшебный.
   – Опять фантазируешь? – скривился Левушка.
   – А ты опять не веришь? – нахмурила брови Лиза.
   – А горожане на все это ноль внимания, – Левушка повертел головой, провожая взглядом проходивших мимо жителей Радинглена. – Ох и не нравится мне все это. Знаешь что, давай пойдем быстрее, а поговорить мы потом поговорим. При таком раскладе тут должно быть полно шпионов.
   – Левка, я тут была в прошлый раз! – приглушенно сказала Лиза. Почему-то ей совсем не хотелось говорить громко. – Тут, на этой улице, у меня… в общем, знакомые. Давай к ним заглянем, может, они что-то знают про Андрея Петровича? Ну… и про все остальное… что тут творится.
   Но дверь лавочки Дис была заперта на замок и ставни на витрине закрыты. На ступеньках крыльца лежал толстый слой серой пыли. У Лизы упало сердце.
   – Тогда пойдем туда, – Лиза развернулась, чтобы направиться к Гарамонду, и невольно ойкнула. Весь фасад его дома был сплошь заткан серой паутиной – каждая нить чуть не в руку толщиной. Не разглядеть было даже, где вывеска и где дверь. Лиза попыталась представить себе паука, который сплел это, и содрогнулась. А перед лавкой резались в кости два крупных гоблина в шлемах, подозрительно похожих на прохудившиеся кастрюльки – по всей видимости, охрана.
   – Вот туда мы и не пойдем, – Левушка придержал Лизу за локоть. – Лиз, ты, никак, плачешь?
   – Нет! – Лиза сердито вырвалась и отвернулась, потому что глаза у нее и впрямь были на мокром месте. – Просто я ничегошеньки не понимаю. Куда они все подевались?
   Мимо проплыли три хорошо знакомых Лизе трещотки-модницы, которые в прошлый раз не дали ей толком поговорить с галантерейщицей. На сей раз они были с ног до головы разодеты в черно-фиолетовое, а одна даже нахлобучила черный парик. Лиза махнула Левушке, и они быстро пристроились в кильватер поглощенных болтовней девиц.
   – Ах, я боюсь, у меня не хватит фиолетовых лент для парадной прически! – прокудахтала одна из барышень, хотя ее голова походила на корзинку с этими самыми фиолетовыми лентами.
   – А мне непременно нужно достать красотин!
   – Красотин тебя не спасет!
   – Что ты, мне он не нужен – маменька поручила купить…
   – Придется твоей маменьке перетерпеть – волшебные лавки откроются только после праздников!
   – Откуда ты знаешь?
   – Папенька был вчера во Дворце – он ведь поставляет им ткани для драпировок – и слыхал, что господин Гранфаллон разослал всем волшебникам приглашения…
   – Какие приглашения?
   – Очень хорошенькие, на лазоревых бумажках, и таким чудным почерком…
   – У господина Гранфаллона прелестнейший почерк!
   – Так куда приглашения?
   – Как это куда? Явиться во дворец и помочь в подготовке коронации.
   – Ах, это будет такое пышное празднество, такое пышное! Маменька говорит, что в жизни таких приготовлений не видывала и что после него и Новый Год покажется скукотищей.
   – А папенька говорит, что господин Гранфаллон Новый Год возьмет и отменит!
   – Ой! А как же…
   – А папенька говорит, будет новый календарь и летоисчисление и года теперь будут не с Зимнего Солнцеворота отсчитывать, а…
   – Постой, новый календарь на следующий год все равно покупать придется…
   – Да погоди ты со своим Солнцеворотом! Кого коронуют-то?
   – Ты совсем ничего не знаешь?! Как кого – принца!
   – Интересно, а он хорошенький?
   – Маменька говорит – картинка!
   А нам ему представят?
   Конечно! Теперь нас будут приглашать во Дворец! На балы!
   А он умеет танцевать?
   Девицы вошли в роскошный дом под черепичной крышей – как раз напротив кондитерской.
   – О, смотри-ка, заведение мастера Циннамона, кажется, открыто, – обрадовалась Лиза и направилась к шоколадному домику.
   – По-моему, сейчас не время для пирожных, – сурово сказал Левушка.
   – Да причем тут пирожные! Там мастер Циннамон, он волшебник, он нам поможет!
   Однако стоило им подойти поближе, как ставни с грохотом захлопнулись. Лиза постучала в дверь – летающего колокольчика нигде не было видно.
   – Кто там? – раздался испуганный голос из задней комнаты.
   – Это… – Лиза запнулась. – Здравствуйте, мастер Циннамон.
   Кондитер чуть приоткрыл дверь, увидел на пороге детей, облегченно вздохнул и впустил их, тотчас вновь задвинув дверные засовы. Белоснежные колпак и фартук сменились на неприметную шапочку и дорожный плащ, а рука сжимала маленький узелок. Кондитер то и дело пугливо озирался по сторонам.
   – Позвольте задать вам вопрос, – вежливо начал Левушка.
   – Никаких вопросов! – отмахнулся Циннамон. – Видите, что творится?!
   – Видим, но не понимаем, – не отставал Левушка. – Вы не во Дворец, часом, собираетесь?
   – Нет! – Циннамон в изнеможении оперся о прилавок. – Голова идет кругом… Какое там во дворец! Пора всем прятаться. И вам тоже советую!
   – Но вы ведь получили приглашение? – поинтересовалась Лиза.
   – Ха! – горько усмехнулся кондитер. – Приглашение, тоже мне! Повестка на лазоревой бумажке! Не явишься сам – приходят и настоятельно просят пожаловать с сопровождением.
   – То есть арестовывают, – подсказал Левушка.
   – Вот именно! Уже почти всех забрали… Говорят, объявлялся в городе волшебник Филин – тыщу лет его здесь не было… Сам я не видел, но ходят такие слухи.
   – Филин? – пискнула Лиза. – Правда Филин?!
   «Так он, оказывается, волшебник! – пронеслось у нее в голове. – Что ж я сразу не догадалась!»
   – Вы знаете самого Филина? Так могу вас обрадовать, по слухам, и его во дворец… – Циннамон всплеснул руками. – А ведь Филина голыми руками не возьмешь!
   – Ну и дела, – протянул Левушка.
   – Да уж, делишки. Днем еще ничего: все-таки люди за тобой приходят, хоть и в доспехах. А вот ежели ночью! – он нервно вздрогнул. – Тогда эти… с крыльями…
   Лиза тоже вздрогнула:
   – Мышекрысы?
   – Не знаю, как эта нечисть называется, и знать не хочу. Но ночи дожидаться не стану. Ну, прощайте, детки. Если захотите полакомиться – берите что угодно. А лучше убегайте следом за мной. – И, прихватив узелок, он колобком выкатился за дверь.
   – Так он меня и не узнал… – начала было Лиза, но тут снаружи раздался топот множества ног, лязг оружия, грубые голоса…
   Лева проворно и не очень вежливо затолкал Лизу вместе со скрипкой под прилавок.
   – Схватили прямо у крыльца, – прошептал он. – Тихо! Может, сюда они теперь не полезут. Если, конечно, нас не видели.
   По счастью, он оказался прав. Топот быстро удалялся.
   – Ой-ой-ой, Что же нам теперь делать? – тихонько запричитала Лиза.
   – Лизавета, не надо, перестань, – участливо сказал Левушка. – По крайней мере, теперь мы знаем, где он. Заметь, Циннамон не сказал, куда хотел спрятаться. Никому не доверяет – это тоже о многом говорит, между прочим. Хочешь пирожное?
   – Оно мне в горло не полезет, – Лиза яростно терла глаза. – Бедный мастер Циннамон. Бедные они все. Что же теперь будет?
   – Я знаю, что будет, – сказал Левушка, выбираясь из-под прилавка и озирая лавку. – Поскольку стража ушла, сейчас мы с тобой, с разрешения Циннамона, быстренько подкрепимся – хотя бы шоколадом. А потом двинемся во Дворец. Выручать твоего Андрея Петровича. Который, оказывается, волшебник. Эх, а ты молчала…
   – Я боюсь! – объявила Лиза.
   – А я нет, – произнес Левушка, причем Лиза мигом смекнула: Лева привирает, лишь бы ее подбодрить. – И знаешь, почему?
   – По… почему?
   – Потому что нас двое. Ты, да я, да мы с тобой. Вставай!
   Минут через десять блуждания по пыльным улицам под пасмурным небом наши герои оказались на круглой площади у самого подножия Дворца, некогда отменно красивой, а теперь такой же запущенной, как и весь город, – пыльной, грязной, с давно заглохшим фонтаном посредине. Под громкий стук молотков орава шустрых гоблинов и несколько медлительных троллей мостили площадь квадратными плитами, фиолетовыми и черными, укладывая их прямо в грязь. Гоблины погоняли троллей, те огрызались утробными голосами, со скрежетом волокли и с грохотом роняли плиты, а немногочисленные горожане, выбредавшие на площадь, останавливались и смотрели на все это невидящими глазами в странном оцепенении и шли в обход. Впрочем, кое-кто деятельно обсуждал новшества: за спиной у Лизы и Левушки остановилась почтенная чета, и раздутый от важности вельможа принялся объяснять своей не менее важной супруге:
   – А вот это, госпожа моя Розалия, как вы изволите видеть, готовятся к коронации. Господин министр повелел обновить площадь. Какое приятное зрелище!
   – Да уж, – закачала затейливой шляпкой госпожа Розалия. – Это правда, что ваш племянник сколотил целое состояние, поставляя во дворец ткани, драпировки и флаги?
   – Истинная правда, душенька! – подтвердил вельможа. – Как раз сейчас у его лавки грузят последний воз – я видел в окно, пока вы надевали шляпку. А посмотрите-ка вверх. Что я вам покажу!
   Лиза и Левушка тоже задрали головы вверх, к башням Дворца. На самой высокой, опутанной веревками, тоже суетились гоблины. Они что-то прилаживали на странно покривившийся циферблат украшавших башню огромных часов.
   – Обратите внимание, госпожа моя Розалия, как оригинально и изысканно!
   «Оригинальным» и «изысканным», видимо, был сам циферблат – кривая клякса, как будто часы расплавили на огне. Поверх него гоблины как раз крепили черную металлическую паутину, изображавшую деления и цифры.
   Лиза едва удержалась, чтобы не сказать вслух: «Гадость какая!» Левушка, мрачно кусавший губы, похоже, был того же мнения. Между тем гоблины заканчивали работу: по паутине-циферблату рывками двинулся здоровенный черный паук-стрелка.
   Лиза поняла, что больше не может смотреть на все это: ей было больно – так больно, будто при ней сломали и испортили красивую вещь… или нет… как будто ударили котенка!
   – Надо срочно наверх, – сосредоточенно сказал Левушка. – Что там этот индюк говорил про телегу? О, смотри, вон она едет!
   По противоположной стороне круглой площади громыхала телега, доверху груженная пыльными черно-фиолетовыми тряпками. На передке размахивал кнутом гоблин – наряженный в драный фиолетовый камзолишко, неопрятный, носатый, ушастый, покрытый жиденькой щетинистой шерстью. А тащил телегу гигантский грязный серый тролль.
   – Ну что? – спросил Левушка, решительно вскидывая на одно плечо свой рюкзак и на другое – Лизин.
   – Что-что, полезем… – без особенной уверенности произнесла Лиза. По приближающейся волне вони она узнала в тролле прославленного Абырвалга, сжирающего в один присест телегу рыбы.
   Телега остановилась. Гоблин на козлах вступил в пререкания с гоблинами, мостившими площадь. Нельзя было упускать такой момент!
   Забираться в эту телегу было гораздо противнее, чем на воз капусты. Груда черных и лиловых тряпок пахла пылью и плесенью, и прятаться в ней ох как не хотелось. Но пришлось.
   Лиза и Левушка поглубже зарылись в груду ткани, которая оказалось черными флагами и драпировками, расшитыми фиолетовыми пауками. Лиза ощутила, как от прикосновения кусачей ткани у нее начинает чесаться кожа, а от запаха плесени – болеть голова. «Поворот, – прошептал сквозь ворох материи Левушка. – Еще поворот. Вверх поднимаемся…» Телегу ощутимо потряхивало, она кренилась то на один бок, то на другой, и Лиза изо всех сил прижимала к себе скрипку. Девочке уже казалось, что они никогда не доберутся до цели, но, наконец, впереди лязгнули ворота и телега встала.
   – Тпру! – велел возница троллю и куда-то удалился. Лиза с Левушкой осторожно высунулись из груды тряпок. Маленький дворик был завален корзинами и бочками и плотно заставлен возами. А прямо перед носом заманчиво зияла открытая дверь…
   …Лестницы. Повороты. Закоулки. Переходы. Куда идти? В конце концов Лиза с Левушкой попали в бесконечный коридор, завешанный пыльными драпировками. Окна выходили на запад: в них светило красноватое предзакатное солнце, которое только теперь неохотно показалось из-за низких туч. Лиза вздохнула: ей нестерпимо захотелось сорвать дурацкие тряпки со стен и вымести всю эту пыль – на самом деле эта галерея с окнами на закат наверняка очень красива.
   – Ты чего? – спросил Левушка.
   За ближайшей дверью раздались шаги – легкие и торопливые. Лиза с Левушкой не успели даже переглянуться. Дверь распахнулась, и в коридор выбежал давешний Лизин знакомый – рыжий принц Инго. Тот самый, который превратился тогда в отвратительного карлика с сонным голосом! Тот самый, которого утащили мышекрысы! Он снова стал прежним.
   Инго увидел Лизу и остановился, как вкопанный. Сердце у Лизы запрыгало, как птичка в клетке.
   – Флаги и факелы! – шепотом воскликнул Инго. – Вот так везение! Здравствуй, Лиллибет. И ты тоже здравствуй, – добавил он, заметив подошедшего поближе Левушку. – Послушайте, вы можете кое-что сделать? Пожалуйста!
   – Привет, Инго, – ответила Лиза, глядя на него с некоторой опаской. «А вдруг превращаться начнет? – испуганно подумала она. – Нет, вроде не начинает». На всякий случай она придвинулась поближе к Левушке и изготовилась бежать. – А что сделать?
   Инго быстро огляделся и схватил Лизу с Левой за руки:
   – Побежали, – прошептал он. – Только не спрашивайте ни о чем. Знаю, я не очень-то вежлив, извините, но времени у нас в обрез. Сейчас солнце сядет, и я… Потом объясню, если получится. – Он взглянул в окно на заходящее солнце, и Лиза успела увидеть в его изумрудных глазах такую тоску, что у нее сжалось сердце. И ей почему-то стало ясно: о чем бы ни попросил Инго, нужно будет обязательно сделать! Чего бы это ни стоило. Инго устремился по коридору, Лиза бросилась за принцем, Левушка, поправив очки, кинулся за ней. На бегу Инго шепотом считал дубовые двери по правую руку и, отсчитав нужное количество, остановился.
   – Так. Вот тут две славные статуи в нишах, спрячьтесь-ка за ними. Пожалуйста, ничего не говорите, пока я не вернусь и не закрою за собой дверь. Я быстро. – Он помог Лизе взобраться в нишу, а Левушка, прихватив рюкзаки и скрипку, влез в соседнюю сам. Инго придирчиво осмотрел укрытия и расправил драпировки.
   – Вот теперь вас не видно, – сказал он. Потом Лиза услышала, как со скрипом приоткрылась какая-то дверь, и еще – затихающие шаги.
   – Лизка! – громким шепотом позвал Левушка из-за занавеси, как только Инго удалился. – Кто этот Инго? Откуда он тебя знает? Что он такое говорил про солнце? Объясняй давай!
   – Тише ты! – сердито зашипела Лиза, высовывая конопатый нос из своей ниши.
   – Я надеюсь, он не за стражей побежал… – прошептал Левушка, блестя из-за занавеси очками. – Может, пошли отсюда? А?
   – Ты что! – возмутилась Лиза, но сердце у нее ушло в пятки. «Кто его знает, этого принца, а вдруг и правда за стражей? Если уж он в такое превращается, то тут ничего наверняка сказать нельзя», – подумала она. Чтобы заглушить собственные панические мысли, Лиза принялась шепотом объяснять Левушке:
   – Понимаешь, Левка, я, когда в прошлый раз тут была, встретила его в городе. Понимаешь, я тебе как раз про это не успела досказать.
   – Ты мне ничегошеньки не рассказала! – в который раз возмутился Левушка. – А он правда принц?
   – Конечно!..
   – Да? – усомнился Левушка. – А откуда ты знаешь?
   Лиза задумалась. Никаких доказательств, которых ожидал дотошный Лева, у нее не было. Кроме одного-единственного:
   – Я почему-то верю Инго… – сказала она. – И знаешь, Левка, по-моему, это будет свинство – не помочь ему! Правда, пока непонятно, чего он от нас хочет… но я думаю… Может, это как-то связано с запиской от Андрея Петровича?
   – Ничего не сходится, – мрачно прошептал Левушка.
   Пока Лиза и Левушка перешептывались в пыльной полутьме, Инго сбежал по длинной винтовой лестнице со стертыми ступеньками, свернул в темный коридор, отсчитал сто пятьдесят шагов, на ощупь нашел в стене железную дверцу и стукнул в нее кулаком четыре раза – два послабее, один посильнее и последний – с размаху. «Вот оно, чудо, – думал он, – самое настоящее, живое и рыжее… Только бы все получилось!»
   – Кто? – лязгнули из-за двери два неживых металлических голоса.
   – Корона и Камень, – ответил Инго, потирая ушибленную руку. – Открывайте.
   – Камень и Ночь, – клацнули два голоса. – Ваше высочество, Мутабор не велел вас впускать…
   – Ах так? – произнес Инго таким тоном, что дверь слегка задрожала и покрылась изморозью. – Мутабор не велел? Завтра же вечером пойдете в переплавку, железяки, – он скривился в темноте от отвращения к самому себе. – Или вы забыли, кто будет вашим королем?
   Говорящие засовы лязгнули и открылись сами собой.
   – То-то же, – сказал им принц совсем другим голосом и поспешно добавил: – Спасибо.
   Он вошел в небольшую квадратную комнатку и на противоположной стороне нащупал другую дверь с массивным бронзовым кольцом. У этой двери принц остановился, сделал долгий вдох и короткий выдох и выпрямился, задрав фамильный конопатый нос. Потом взялся за кольцо и стукнул в дверь – три удара подряд, пауза, еще два.
   Ему снова ответили два голоса, но такие, что услышать их еще раз никому бы не захотелось – холодные, свистящие голоса мышекрысов.
   – Дракон и Корона, – отозвался принц.
   – Камень и пламя. – Дверь скрипнула и открылась, но проем преградили две скрещенные секиры.
   – В чем дело? – поинтересовался принц.
   – Приказ-с-с Мутабора, – ответили голоса.
   – Да что вы говорите! – усмехнулся принц. – Пропустите-ка меня. Приказ Короля! – Честное слово, жаль, что его не было видно в темноте – настолько царственной была его осанка и при этом такое было у него лицо…
   – Вы пока не король, – не очень уверенно возразили из-за двери.
   – Еще одно слово, – процедил Инго сквозь зубы, – и мы вернемся к этому вопросу завтра вечером. Более того, я вернусь, а вы – нет, нетопыри несчастные. Ах, как украсит мою коронацию ваша торжественная казнь! – издевательским тоном добавил он, при этом подумав: «До чего тошно подражать Мутабору, а приходится! Эти иначе не поймут». Мышекрысы стали с шуршанием совещаться, но Инго решительно взялся за древко одной из секир, отвел ее в сторону и скрылся за дверью. На сей раз мышекрысы и пикнуть не посмели.
   Пять минут спустя принц вышел в коридор со статуями, держа в руках громоздкий предмет, плотно завернутый в лиловую шаль с черными кистями. Он снова, прищурившись, взглянул в окно на заходящее солнце – оно уже касалось краем зубчатой стены, – поставил свою ношу на пол, аккуратно закрыл дверь и прошептал Лизе с Левушкой: «Вылезайте».
   Когда Лева и Лиза спрыгнули на пол, принц внимательно оглядел их, прижал палец к губам и попытался развязать шаль, скрывавшую таинственный предмет. Но стоило ему потянуть за черные кисти, как от лиловой ткани с треском полетели искры. Инго отдернул руку.
   – Наверно, статическое электричество, – приглушенно объяснил Левушка. Лиза, не удержавшись, за спиной Инго показала ему кулак, а принц воззрился на Леву в изумлении:
   – Что?.. Лучше до поры до времени не развязывать, иначе кто-нибудь увидит, что вы там тащите… Слушайте меня внимательно. В клетке – птица, но не простая. Это заколдованный человек – волшебник Филин.
   Лиза подпрыгнула и зажала рот ладонью. Левушка уронил очки и едва успел поймать их над самым полом.
   – Сама клетка зачарована, ее так просто не открыть, да в ней и дверцы нет. Я пробовал – не получилось, – торопливо продолжал Инго, ежесекундно оглядываясь на высокие окна, за которыми солнце медленно и неумолимо сползало за горизонт. – Филина надо выпустить, потому что иначе ему не превратиться обратно в человека, и к тому же на клетке заклятье, от которого ему худо. Очень вас прошу, унесите его из дворца, поскорее и как можно незаметнее. Спрячьте где-нибудь и попробуйте придумать, как открыть клетку.
   – Как ее открыть? – быстро спросил Левушка. – Где?
   – Может быть, это получится там, откуда вы пришли, хотя я и не уверен… – принц умолк.
   – Нам возвращаться? – уточнила Лиза и вдруг услышала странный, едва слышный звук, который, несомненно, исходил из укутанной в шаль клетки, но так, если бы клетку укрывала не шаль, а двадцатислойная пуховая перина. Филин в клетке топорщил перья, отчаянно щелкал клювом, и сердце у него колотилось от волнения.
   – По-моему, он против… – осторожно сказала она.
   – Я ничего не слышу! – удивился Инго.
   – И я не слышу… – присоединился Лева. – Лиз, у тебя еще и телепатия?
   Лиза только рукой махнула – не до объяснений было.
   – Унесите его отсюда и, пожалуйста, постарайтесь никому не попасться, – попросил Инго. – Где же мы его спрячем? – озадаченно протянул Левушка. – Мы здесь ничего не знаем!
   – И рад бы вам подсказать, но не могу, – отвечал принц. – И запомните, что бы вы ни придумали, мне – ни словечка!
   Лиза открыла было рот, но он знаком велел ей молчать и докончил:
   – Я боюсь, что не сумею сберечь вашу тайну. Если о нашей встрече догадаются, то меня начнут расспрашивать, – он передернулся, – а расспрашивают тут так… настойчиво… что промолчать у меня не выйдет…
   От этих слов по спине у Лизы побежали мурашки. На секунду в коридоре повисло молчание, и Лиза с ужасом увидела, что в глазах у Инго заблестели слезы. Он переглотнул и расправил плечи, чуть-чуть – самую малость – задрал нос и сразу стал очень похож на настоящего принца.
   Теперь надо придумать, куда вам деваться… Вот, придумал: бежим к Зеркалу, пусть оно вас и прячет. Быстрее, солнце сейчас сядет!
   Инго подхватил клетку, причем шаль вновь разразилась каскадом трескучих искр, и помчался вперед по коридору, сделав Лизе и Леве знак следовать за ним. Небо за окнами начало синеть, и Лиза не на шутку испугалась, что рыжий Инго вот-вот обернется уродливым карликом. Она поспешно отогнала эту мысль и изо всех сил старалась поспевать за Инго. Левушка не отставал ни на шаг, хотя ему, тащившему два рюкзака, судя по пыхтению, приходилось куда хуже, чем на физкультуре.
   На бегу Инго отсчитал еще несколько дверей и дернул за ручку-грифончика – Лиза услышала, как грифончик тоненько пискнул, обидевшись на невежливое обращение. За дверью оказалась небольшая комната со стенами, обитыми красно-золотой тканью. В комнате возвышалось зеркало в резной раме – огромное, от пола до потолка. Не успели Лиза с Левушкой оглянуться, как Инго поставил клетку на пол и сказал невидимому под шалью Филину: «Прощайте. Простите меня». Потом махнул Лизе и Левушке рукой и стремглав выбежал из комнаты, захлопнув за собой дверь.
   Наступила напроглядная тьма. Лиза хотела что-то сказать, но Лева наступил ей на ногу, призывая к молчанию. Несколько секунд спустя за дверью послышался топот множества ног, непонятный громкий шелест и звяканье. «Что вы здесь делаете, Ваше высочество? Мутабор ждет вас!» – отчетливо произнес чей-то резкий голос. «Да, разумеется, я иду, я иду сию минуту…» – отозвался Инго уже знакомым Лизе вялым, сонным, завороженным тоном. Любопытный Левушка на цыпочках подбежал к двери и приник к замочной скважине. Звуки за дверью постепенно утихли.
   – Мама дорогая, – прошептал Левушка, отлипая от скважины. – Ты бы видела, во что он превратился! И какие тут, оказывается, водятся крылатые твари! Ничего себе! Он за ними пошел, как миленький… Лизка, ты где?
   – Я тут, – Лиза протянула вперед руку. – Иди сюда, только тихо, клетку не сверни. Может, они еще рядом. Что будем делать?
   – Ждать, – сказал Левушка из темноты. – Ты мне лучше скажи, что произошло с принцем?
   – Солнце село, – осенило Лизу. – Левка, я все поняла! Он заколдованный! Солнце садится, и он превращается неизвестно во что… Я это уже видела в прошлый раз. А твари эти – мышекрысы!
   – Кто?!
   – Ты же сам видел!.. – Лиза поколебалась и продолжала. – А Инго, по-моему, очень хороший, только негодяи, которые тут всем исподтишка заправляют, они его заколдовали. Днем он такой, как мы видели, а после заката сразу же превращается в какого-то… бр-р-р… заторможенного уродца – и начинает во всем их слушаться.
   – Тогда я, пожалуй, догадываюсь, чего они хотят. – Лева сохранял способность к рассуждениям даже в полной темноте и неизвестности. – Классическая придворная ситуация. Я читал. Принцам, а то и королям частенько не везет – железная маска, темница и все такое прочее… Вон Иоанна Шестого вообще всю жизнь в заточении продержали, в Шлиссельбурге. А твой принц еще и заколдованный, бедняга. Скверно ему тут. – Левушка помолчал. – Смотри-ка, – задумчиво протянул он, – а ведь он при всем при этом просит о помощи не для себя, а для Филина…
   Что ты читал? – Иногда Лиза ужасно злилась на Левушку, думая, что он нарочно умничает. Хотя Инго и правда было жалко.
   Читал я про регентство. Ладно, это неважно, зато теперь понятно, почему принц так спешит! – Левушка, судя по шуршанию, уселся прямо на пол. – Что у нас получается? Когда принц нормальный, то понимает, что они его руками хотят учинить какую-то гадость… и сопротивляется… Хотел бы я знать, кто это – «они», – Левушка в задумчивости вздохнул. – Хотя, боюсь, мы узнаем это очень и очень скоро… Как нам быть, Лиз? С филином и со всем остальным…
   – Не с филином, а с Филиным, – поправила она Леву. – Или нет, наверное, с Филином, только с большой буквы. Это ведь Андрей Петрович. Я думала, Филин – фамилия, а оказалось, не только… – Кстати, где клетка? – Тут. От нее все время током бьет, то есть от шали, – пожаловалась Лиза. – Шаль шерстяная, кусачая. Конечно, хорошо бы замотать клетку во что-нибудь другое…
   Левушка поднялся, наощупь подошел поближе и присел возле клетки:
   – Ладно, пока так сойдет. – Он прислушался. – А там правда кто-то есть? По-моему, клетка пустая, птица бы шумела. – Да, он там. Ничего, мы его вызволим. Понимаешь, эта шаль… она глушит звук – небось, тоже заколдованная.
   – То-то я ничего не слышу! Зато вижу… Тебя вижу… Ого, и клетку уже вижу! Смотри, Лиз, свет откуда-то…
   В комнате между тем и впрямь забрезжил свет. Лиза с Левушкой обернулись и обнаружили, что это светится громадное зеркало, о котором они совсем забыли.
   – Добрый вечер, деточки, – сказал неизвестно откуда ласковый скрипучий голос.
   – Ой, кто это? – Лиза панически заозиралась, зная, что в Радинглене, где теперь даже днем происходят довольно мрачные чудеса, после захода солнца и вовсе ничего хорошего ожидать не приходится. Левушка тоже завертел головой.
   Между тем голос продолжал:
   – Милые мои, да чего же вы вертитесь, рассмотреть-то себя толком не даете? Глядите – вот оно я!
   – Это зеркало! – шепотом сказала Лиза. – Оно говорящее!
   – Конечно, моя лапочка! – радостно подтвердило зеркало, переливаясь в такт собственным словам. – А ну-ка, подойди поближе, а я погляжу, что бы мне с тобой сделать.
   Несмотря на ласковый голос, в свете последних событий это прозвучало несколько зловеще, а потому Левушка моментально заслонил собой Лизу и вежливо осведомился:
   – А зачем вам с нами что-то делать?
   – Как зачем? – искренне удивилось зеркало. – Мое дело гардеробное, чтобы всяк, кто приходит, одет был соответственно. Опять же одежки должны быть чистые, наглаженные, без дырок-заплаток и по самоновейшей моде. На то меня тут и сладили.
   – Кто? – в один голос спросили дети.
   – Мастер Амальгамссен собственной персоной, лапочки мои. Слыхали про такого?
   – О, конечно! – быстро соврал Левушка, а Лизе прошептал: – Класс, надо обязательно переодеться.
   – Ага! – подхватила Лиза. – Сольемся с местностью, а то светимся тут, как…
   – …как лисы на снегу. Особенно ты, – не без ехидства сказал Лева и вновь повернулся к зеркалу:
   – И что, вы всех переодеваете? Всех, кто придет?
   – Кто попало сюда не ходит, – назидательно изрекло зеркало. – Все ж таки королевская гардеробная, кисоньки мои, это вам не сильф чихнул. Конечно, иной раз и за ручку приводят, потому как вот, например, молодые господа вроде тебя, – зеркало обратилось к Левушке, – переодеваться в чистое не любят. Ты, небось, тоже?
   – Отчего же, – Левушка аккуратно отодвинул Лизу в сторону и храбро шагнул вперед, сунув ей свой рюкзак.
   – Левка, а даму вперед пропустить? – обиженно пискнула Лиза, которой стало интересно, во что наряжаются короли.
   – Все-таки это может быть ловушка, – сквозь зубы сказал Левушка, многозначительно кивнув на клетку. – Давай уж лучше проверим на мне. – И он бодро кивнул зеркалу. – Прошу вас, приступайте.
   Лиза с трудом отодвинула громоздкую клетку в угол. Под шалью было тихо: похоже, Филин прислушивался к происходящему.
   Зеркало принялось переливаться радужными пятнами и при этом неразборчиво мурлыкать себе под нос – впрочем, Лиза, в отличие от Левушки, разбирала отдельные слова:
   – Так-так-так… Ага… Снимем мерочку… Цвета нынче велено темные, такая мода… Так-так…
   Левушку постепенно окутало радужным туманом, так что Лиза видела только голову и ноги.
   – Левка! – обеспокоеннно прошептала она. – Ты как?
   – Да ничего, – ответствовал Лев, вертя головой. – Щекотно только немножко.
   – Кисоньки мои, – обратилось зеркало к детям. – А какое у нас сейчас время года?
   – Время года – зима, – со вздохом сообщил Лева, переминаясь с ноги на ногу. – Ой нет, не надо мне меховой воротник, я их терпеть не могу!
   Зеркало недовольно забормотало, и воротник, наметившийся было в тумане вокруг Левушкиной шеи, тут же исчез.
   – Вот, стало быть, сюда вот это… а по окантовке тесьму пустим… – продолжало зеркало. – Пуговицы… да, пуговицы – это, я вам скажу, серьезное дело… Так-так, аграмантовые сюда не пойдут, пришьем перламутровые… Готово! – что-то щелкнуло, радужный туман рассеялся.
   Лева стоял перед зеркалом в шоколадного цвета бархатном сюртучке с перламутровыми пуговицами. Суконные того же цвета штаны были заправлены в щегольские сапожки с блестящими пряжками. С плеч свисал теплый черный плащ. Школьная форма аккуратной стопкой лежала у ног Левушки.
   – Класс! – восхищенно сказала Лиза. – Левка, тебе идет!
   – Да? – с сомнением спросил Левушка, повертываясь так и этак перед зеркалом. – Ладно, плащ теплый и темный, уже хорошо. Лиз, ты тоже переодевайся. А я пока наши рюкзаки спрячу и скрипку твою – потом придем заберем. Не люблю беспорядка. Беспорядок – это нехорошо.
   – Ах ты моя лапочка! – умилилось зеркало и сосредоточилось на Лизе. Левушка, не долго думая, запихнул рюкзаки, скрипку и школьную форму за зеркало. Зеркало, ничего не заметив, замурлыкало свою песенку, а Лиза набрала полную грудь воздуха, потому что, во-первых, ужасно боялась щекотки, а во-вторых, одно дело – смотреть со стороны на человека, окутанного радужным туманом, и совсем другое – опробовать это на себе.
   Но ничего особенно страшного не произошло. Воздух вокруг Лизы засветился, и ей вдруг стало тепло, словно она стояла на солнышке.
   – Хм-хм… И что же нам выбрать? – призадумалось зеркало. – Оно, конечно, по моде бы надо темно-фиолетовое или черное, но я ведь рыжих не первый раз одеваю, так что меня не проведешь… у меня опыт… Зеленое тебе надобно, лисонька моя, или хотя бы темно-зеленое… Цвет наиблагороднейший! И будет у нас зеленого бархата платье. Кружева по воротнику как, запускать или нет?
   Лиза подумала, что к ней зеркало явно отнеслось более благосклонно, и осторожно сказала:
   – Можно. Только, пожалуйста…
   – Что, апельсинчик мой? – обрадовалось зеркало.
   – Чтобы тепло было… там зима все-таки…
   – Сделаем… – и зеркало вновь забормотало. Лиза, как недавно Левушка, завертела головой, но ничего не увидела, кроме кокона радужного тумана. – Так, а сюда оборочки, оборочки, – бормотало зеркало. – И вот здесь рюши непременно… И нижние юбки надобно… Вот и все, смотри, мандаринчик мой, а ежели чего недостает – добавим. Готово!
   Лиза с любопытством заглянула в зеркало и увидела в нем девочку в зеленом, как мох, бархатном платье, обшитом воланами. Из-под края платья выглядывали украшенные оборочками нижние юбки, а из-под них, в свою очередь, атласные панталончики. Изящный кружевной воротничок, черная накидка и башмачки на пуговках завершали картину.
   Лиза сделала робкий шажок, и платье закачалось, как колокольчик.
   – Что это? – удивилась Лиза. – Кринолин?
   – А как же! – удовлетворенно сказало зеркало. – К этому платью бы еще шляпку в тон да с черно-золотыми перьями… – раздумчиво продолжало оно, Да и причесочку надо бы попышней, кудряшки у тебя коротковаты… Может, шиньончик или паричок?
   – Спасибо большое, и так все замечательно! – вежливо ответила Лиза, поправляя незаслуженно обиженный хвостик.
   – Лизка, давай форму, ее тоже спрятать надо, – подал голос Лева. – Слушай, может, переобуешься обратно?
   – Нам еще сколько ходить, а башмачки у тебя вон на каких каблучищах, неудобно…
   – Да вы что! – возмущенно вмешалось зеркало. – Милые мои! Да как же можно надевать эти ваши грубые сапожищи! К такому платью!
   – Ничего-ничего, – бросил Левушка. – Давай, Лизка, а то мы тут еще не знаю сколько проторчим.
   – Сейчас, – пропыхтела Лиза, стряхивая с ноги один башмачок, а за ним другой. Переобуваться в кринолине было неудобно, да и вообще он мешал двигаться.
   – Помочь? – спросил Левушка и подал ей старые зимние ботинки.
   – Вот еще! – запротестовала было Лиза, но Левушка, под возмущенное кудахтанье зеркала, уже завязывал ей шнурки, присев на корточки.
   – Готово! – сказал он, поднимаясь. – А теперь берем клетку и пошли отсюда. Тебе так удобнее?
   Угу, – уныло сказала Лиза. – Только все равно кринолин жутко мешает.
   Так полагается! – строго сказало зеркало. – Ты ведь не собираешься в нем бегом бегать? В таком платье нужно двигаться изящно, милочка!
   – Ну уберите кринолин, пожалуйста, – заканючила Лиза. – Зачем он мне, я разве принцесса?
   Лиза услышала, как Филин в клетке отчаянно защелкал клювом, но не успела ничего сообразить, потому что зеркало не на шутку возмутилось:
   – Конечно! – сказало оно. – А кто же еще? Не хочешь ли ты сказать, что ты не принцесса?!!
   – Нет, конечно!
   – А кто?!
   Левушка ойкнул и схватился за голову. Зеркало вдруг выдало яркую вспышку и заверещало:
   – Чужие! Здесь чужие!
   – Лизка, бежим! – и Левушка, подхватив клетку, потащил Лизу за собой.
   – Стража! На помощь! Королевский гардероб ограбили! – неслось им вслед.
   Лиза подхватила клетку и пулей вылетела в коридор, а за ней Левушка. Лизе по-прежнему жутко мешал кринолин, и впрямь не приспособленный для таких пробежек. Они вновь очутились посреди бесконечного коридора, заполненного пыльными статуями и картинами, только теперь при них была клетка с Филином, за окнами стояла темнота, а издалека все еще доносились вопли зеркала. Лева, тяжело дыша, прислонился к завешенной гобеленом стене.
   – Что ты стоишь?! – он взглянул на Лизу. – Сейчас стража налетит, и нам крышка!
   – Я же не знаю, куда тут прятаться! – Лиза в ужасе прислушивалась, не зашумят ли крылья мышекрысов.
   – Я тоже! – Левушка в сердцах стукнул кулаком по стене… и тут за гобеленом послышался тихий шорох, а затем – ржавый скрежет отворяющейся двери.
   – Потайной ход! – мигом сообразил Лева. – Ну у них тут… – он не договорил, быстро поднырнул под свисавший до пола гобелен и приглушенно бросил Лизе: «За мной!»
   Лиза с Левушкой кубарем покатились вниз по винтовой лестнице со стертыми от времени ступенями. Тут было темно, но клетка с невидимой под шалью птицей все время была рядом: то стукалась о каменную стену, то поддавала Лизе в бок, то приземлялась Левушке на голову. «Ох и влетит мне потом от Андрея Петровича!», – успела подумать Лиза на лету. Наконец лестница кончилась, и наши герои, все в пыли и паутине, вылетели прямо на середину какой-то темноватой галереи. «Надо срочно сориентироваться», – пропыхтел Левушка, помогая Лизе подняться и проверяя, цела ли клетка.
   Но толком оглядеться он не успел: из боковой галереи на полном ходу вынесся озабоченный гоблин, который тащил на вытянутых лапах какие-то неаккуратно смотанные клубки, похожие на лохматую и грязную серую пряжу. Гоблин на бегу оглядывался через плечо и начальственно покрикивал кому-то, кто следовал за ним:
   – Паутина вся у меня, Хныкстон! Ты, главное дело, сажу не забудь!
   – А наверху развесили уже, а, Шмякстон? – и из-за поворота показался второй гоблин, не менее озабоченный.
   – Развесили, развесили! Да ты что, никак всего полведра сажи взял? Разве ж этого хватит галерею цельную запачкать? Велено сплошь, от пола до потолка.
   Лиза с Левушкой замерли, как вкопанные, и тут-то гоблин с клубками паутины на них и наткнулся.
   – А это что за статуи? – очумело спросил он своего подчиненного, который был малость поменьше и не такой мохнатый. – Ты их тут раньше видел? Почему без чехлов? Почему пыли так мало? Безобразие! Опять мне за всех отдуваться?!
   – Бежим! – скомандовал Левушка, бросаясь вперед и таща за собой Лизу и клетку.
   – Они живые! – хором завопили перепуганные гоблины, в панике хватаясь друг за друга. Они с шумом столкнулись лбами, один опрокинул ведро с сажей, а второй запутался в размотавшейся паутине. Чем дело кончилось, дети не видели, поскольку со всех ног неслись по галерее в противоположную сторону. «Спокойствие, главное спокойствие, – приговаривал на бегу Левушка, – спо…»
   Под ногами что-то скрипнуло и подалось, и, не успев ничего сообразить, они вместе с клеткой провалились в какую-то яму. Лиза взвизгнула. Но падение длилось недолго: вся компания вскоре довольно мягко приземлилась в груду капустно-картофельно-морковных очистков.
   – Бе-е-е! – с отвращением сказала Лиза, выбираясь на поверхность. – Левка, ты цел?
   – Цел. И клетка цела. А насчет «бе» – полностью согласен! – Левушка вынырнул из мусорной кучи. – Развели тут помойку… Ладно, хоть амортизирует… Знаешь, Лизка, нам повезло.
   Они огляделись. На сей раз их занесло в какой-то маленький хозяйственный дворик на задах дворца. И в одной из его стен – о счастье! – болталась на ржавых петлях полусорванная дверка.
   – Ну у них тут и порядочек! – Левушка, отряхнувшись, вместе с клеткой подобрался поближе и выглянул наружу.
   – То, что надо, – удовлетворенно сказал он. Лиза тоже подошла к дверце. Прямо за стеной начинался поросший сухим мхом крутой склон холма, который спускался в город – вниз, вниз, вниз…
   – На старт, покатились? – бодро спросил Левушка.
   …Когда они наконец добрались до Верхнего Города, в Радинглене настала самая настоящая ночь. Судя по всему, было всего-то часов пять вечера, не больше, а темень стояла уже не просто, как ночью, а так, будто о дневном свете здесь никогда и не слыхивали. Лишь кое-где горели редкие фонари, но, поскольку стекла их целая команда гоблинов еще днем закрасила в фиолетовый цвет, света они не давали.
   Говорить в полный голос не хотелось и привлекать внимание прохожих – тоже. Правда, горожане медленно скользили мимо, как снулые рыбки в аквариуме, и на Лизу и Левушку не оборачивались.
   – Хорошо хоть не холодно! – прошептала Лиза. Ее тяжелое придворное платье оказалось уютным, словно палатка, Левушка тоже не жаловался на свой бархатный сюртучок и теплый плащ.
   Некоторое время они шли молча. Снега здесь не было, но под ноги все время что-то попадалось – то вроде бы старые тряпки, то, наоборот, камни, и идти было так же неудобно, как в гололед по нечищеному тротуару. Даже небо было какое-то неживое, театральное, словно его затянули черной тканью и забыли подвесить луну, да и дома, неразличимые в темноте, тоже казались кулисами, из-за которых вот-вот кто-то выскочит, – и тогда начнется настоящее представление. Клетку Левушка и Лиза несли по очереди, и из-под фиолетовой шали не доносилось ни звука. Наконец, Левушка не выдержал:
   – Куда идем? – прошептал он. – И, главное, что предпримем?
   – Надо открыть клетку, – отозвалась Лиза. – Чего тут непонятного.
   – Слушай, Лиз, пойдем-ка где-нибудь сядем и поговорим спокойно, а? А то бегаем, бегаем…
   – Где здесь сидеть, Левка? – с досадой спросила Лиза. – Смотри, улица прямая, арки ни одной, двери-ворота все заперты.
   – Хорошо, – согласился Левушка, оглядевшись, – Тогда пока нам нужно прежде всего убраться подальше от дворца. А то вдруг эти Хныкстоны-Шмякстоны за нами уже погоню отрядили?
   Вместо ответа Лиза молча ускорила шаг, придерживая рукой качающийся кринолин и мысленно проклиная Королевское Зеркало. Сзади послышались тяжелые шаги. Лиза с Левушкой прижались к стене дома. Мимо прошагала громадная черная фигура, звякнул металл. Следом зашуршала стайка каких-то существ поменьше. Лиза задумалась, хочется ей раздобыть сейчас чуточку света или лучше не знать, кто именно тут ходит.
   На улице между тем становилось все оживленнее – обгоняя Лизу и Левушку, мимо топали, шаркали, цокали бесчисленные пары ног, слышался неразборчивый шепот, повсюду шуршало, шелестело, позванивало, неприятно поскрипывало, то и дело угрожающе шипело и посвистывало. Лиза, Левушка и невидимый им Филин в клетке внезапно оказались в гуще молчаливой толпы, спешившей неизвестно куда. Левушка крепко держал Лизу за руку, и хватка у него оказалась неожиданно железной, но Лиза была ему благодарна: потеряться сейчас очень не хотелось. Оба жались поближе к домам, чтобы при первой же возможности куда-нибудь свернуть, но боковые переулки попались всего раза два. Но и оттуда тоже прибывал народ, да такой густой толпой, что идти против движения было все равно что плыть против течения по бурной реке. Впереди забрезжил холодный белесый свет. Толпа вынесла Лизу с Левушкой на уже знакомую им большую круглую площадь перед дворцом, вымощенную черно-фиолетовыми квадратами. В центре площади высился помост, задрапированный черным и фиолетовым; его ярко, но неприятно освещали четыре фонаря, мертво сиявшие наподобие ламп дневного света. По углам помоста стояли четыре здоровенных мышекрыса с секирами на длинных древках. Черные крылья их поблескивали, будто смазанные салом, ноздри шевелились, принюхиваясь.
   Лиза потащила Левушку к обозначившейся в одном из домов подворотне, и толпа скрыла от них помост, но все же они успели увидеть, как на него взбегает небольшой кругленький человечек, облаченный в ярчайшие лазоревые одежды. Над головами толпы блеснули и пропали секиры, послышался гулкий удар – должно быть, мышекрысы дружно стукнули древками в помост. Настала мертвая тишина.
   – Сограждане! – раздался звонкий тенор. – Радостную весть принес я вам после стольких печальных лет! Нет, не стану долго томить вас – нашелся наш принц, наш будущий юный король, наш маленький Инго! Десять лет мы считали его погибшим вместе со всей высочайшей фамилией, но нет – судьба смилостивилась над нами, наша доблестная гвардия обнаружила банду злоумышленников, все эти годы скрывавшую бедного мальчика в темных горных пещерах, и освободила наследника, примерно наказав негодяев. Наш принц снова с нами! Поначалу мы думали, что приготовления к празднеству займут много времени, и предполагали назначить церемонию на послезавтра, на полночь, но общими стараниями мы совершили невозможное, – и завтра, уже завтра вечером мы обретем наконец своего монарха, возложим на его кудрявую голову драгоценный венец благороднейших его предков!
   Толпа зашумела – обрадованно и несколько озадаченно. Там и сям раздались отдельные возгласы: «Слава господину министру! Слава Гранфаллону!», но издавали их лающие и визгливые голоса гоблинов, рассеянных в толпе.
   – Но, разумеется, годы заточения не прошли для мальчика бесследно, – продолжал тенор уже тоном ниже. – Глаза его отвыкли от дневного света, спина согнулась – ведь ему пришлось жить под низкими сводами пещер, – оратор звучно высморкался, – но мы пригласили лучших целителей, и со временем, – все мы будем надеяться на это, – наш монарх совершенно оправится. Пока же, сограждане, нам придется некоторое время по возможности обходиться без дневного света. К счастью, стараниями знаменитого мага и кудесника Мутабора продолжительность светлого времени суток удалось заметно сократить…
   Лиза и Левушка переглянулись. Левушка глазами показал на клетку. Край шали сполз с клетки: Филин был напряжен, как тетива перед выстрелом, и громадные его глазищи полыхали яростным желтым пламенем. Сомнения Лизы окончательно рассеялись: она присела возле клетки и одними губами произнесла: «Андрей Петрович, глаза погасите». Филин сожмурился и резко отвернулся, а Лиза старательно накрыла клетку получше и крепко стянула шаль узлом, хотя та и кусала Лизу за пальцы. Приказывать Филину было ужас как неудобно, а держать клетку – и того неудобнее. Тут за спиной у нее зашуршало, и что-то задело край платья: Лиза резко обернулась, но увидела только торчащий из-под камзола крысиный хвост гоблина, ввинтившегося в толпу.
   – Не сомневаюсь, что все мы с радостной готовностью принесем бедному мальчику эту небольшую жертву! – разорялся меж тем тенор. – Что же касается вашего покорного слуги, то я, боюсь, буду дурно спать нынче ночью – с таким нетерпением жду я завтрашнего вечера, такое ликование переполняет меня при мысли о долгожданной коронации, такой любовью к юному принцу полно мое сердце. – Клетка вздрогнула. – Да, признаюсь, и обязанности мои тяготят меня, – доверительно сообщил тенор толпе. – Завтрашний вечер станет для меня началом долгожданной свободы. Не смею мешать долее изъявлениям вашей радости – прощайте, сограждане!
   Мышекрысы вновь гулко ударили секирами в помост. Лиза опомнилась первой. Она подхватила клетку, схватила Левушку за руку и кинулась к ближайшей арке – по счастью, ворота стояли нараспашку, а во дворе было пусто, темно и тихо. Светильники на площади медленно померкли, но Лиза и Левушка успели разглядеть посреди двора бездействующий фонтан и присели на каменную низкую ограду.
   – Заразы какие, – прошептала Лиза. – Инго днем вполне соображает, а они ему, видите ли, день сокращают и ночь продлевают!
   – Не было никаких пещер и негодяев, – согласился Левушка. – Заколдовали они его, вот что. Лизка, кажется, тут все очень плохо.
   – Интересно, – в недоумении протянула Лиза, – зачем им так спешить с коронацией? – Она подумала про Инго и вздохнула: – Ничего я тут не понимаю… Вот расколдовать бы Филина, он бы нам все объяснил! – Она словно издалека услышала, как в клетке нетерпеливо заскреблось и зашуршало: Филин, похоже, был согласен.
   – О, – предложил Левушка. – Идея! Можно сыграть с ним в «Да-Нет». Совам и филинам ведь очень удобно мотать головой, она у них поворачивается на двести семьдесят градусов.
   – Левка! – разозлилась Лиза. – Хватит чушь нести! Неужели не понятно – ключ надо сделать, чтобы его выпустить. – Она покосилась на едва различимую в темноте клетку.
   – Легко тебе говорить! В клетке даже дверцы нет, не то что скважины… Ну-ка, ну-ка… – Левушка попробовал прощупать клетку сквозь плотную ткань шали и с сердитым возгласом отдернул руку.
   – Инго ведь сказал – и клетка, и шаль заколдованы, – напомнила Лиза, – значит, и ключ тоже должен быть волшебный. Послушай, Филина как-то туда запихнули, правда? Значит, клетка была открыта! Значит, ее можно открыть еще раз!
   – А неснимаемые заклятья? Как здесь с этим, не знаешь?
   – Левка, не каркай! Ну тебя! Если нельзя открыть, значит, по крайней мере, можно сломать! Лучше придумай, как найти какого-нибудь открывальных дел мастера…
   Левушка немного поразмыслил. Было тихо, только поскрипывали голые ветви невидимых деревьев над головой.
   – Вот что, – сказал он наконец, – с местным населением не договоришься, по-моему. Видала, какие они приторможенные? Сами мы клетку не откроем, это ежу понятно. А кузнецами и ювелирами во всех сказках и легендах всегда были гномы. Водятся тут гномы?
   – Понятия не имею! Я тут второй раз! Я тут ничего не знаю! – от сидения в темноте, посреди враждебного холодного города, в котором кишат мышекрысы и гоблины, душа у Лизы ушла в пятки. Думать не получалось, а получалось только бояться и вздрагивать от каждого шороха.
   Но самым страшным были даже не мышекрысы, и не гоблины, и не темнота. Хуже всего была неизвестность – Лиза не могла себе представить, как быть дальше. Здесь, рядом, в клетке, был заключен Филин, а где-то во Дворце бродил в уродливом обличье карлика рыжий Инго, который так просил помочь! А Лиза ничего не могла сделать, и от этого хотелось топать ногами, бить кулаком по ближайшим стенам и плакать в голос. Но заплакать она не успела: Левушка потеребил ее за бархатный рукав.
   – Лизка, погоди переживать. Давай соберем мозги в кучку и подумаем. Ты тут второй раз, а я первый, но все равно и я, и тем более ты кое-что про это место уже знаем. – Левушка говорил медленно, тщательно подбирая слова, и от его ровного голоса, который раньше частенько казался Лизе занудным, ей вдруг стало легче на душе. – Как-нибудь выкрутимся. Книжки мы с тобой про тех же гномов читали? Читали. Особенно ты. Теперь начинаем вспоминать.
   – Что? – уныло спросила Лиза и поерзала.
   – Рассказывай с самого начала. Все, что ты мне тогда по телефону… Про город, про мостик.
   – Ты тогда не поверил!
   – А сейчас верю – мы уже тут, и отступать некуда. Живо рассказывай, только покороче, а я буду задавать вопросы. Не станешь ведь ты играть в игру, если не знаешь правил.
   Лиза придвинулась поближе к Левушке и зашептала ему в ухо. Время от времени Левушка кивал и говорил: «Ага», или «Отлично», или «Это уже что-то». Выяснилось, что свои приключения Лиза помнит превосходно. Когда рассказ дошел до Далена и рыбных торговцев, Левушка засопел, но ничего не сказал.
   – А ты говоришь – не помню, не знаю… – подвел он итог, выслушав всю историю целиком. – Лизка, мы тут не пропадем! Теперь у нас есть база данных! – он постучал себя по голове. Лиза посмотрела на еле различимый в темноте силуэт Левушки с невольным с уважением, хотя на сердце все еще было тревожно. – Итак, мой дорогой Ватсон, что мы имеем? Здесь есть господин Гранфаллон, который произносит речи, отменяет праздники и держит в услужении троллей, гоблинов и мышекрысов. Причем, зуб даю, главный все равно не он, а кто-то еще. В городе происходит какая-то магическая гадость, а еще есть некий кудесник Мутабор. Складываем два и два, да?
   – Наверно, он и есть тот, кто превращает Инго и вообще заварил эту кашу! – воскликнула Лиза и тотчас зажала себе рот ладонью.
   – Ну вот! Дальше. Еще здесь есть говорящие коты, которые враждуют с гоблинами. Есть сильфы с богатым прошлым, которым все до лампочки. И которых планомерно выживают из города. Как и гномов, которые, судя по разговорчикам на рынке, уже персоны нон грата.
   – Какие-какие?
   – В смысле – вне закона. А что гномы обычно живут под землей, мы и так знаем… Потом, торговцы на рынке вроде говорили про рыбу из подземных рек.
   – Но ведь если сильфам все по барабану, то… – Лиза помедлила. – Тогда, например, гномы вполне могут работать на тех, кто захватил власть! На министра…
   – Нет, – еще увереннее сказал Левушка. – Ты же слышала, гномы исчезли, спрятались. Чтобы ковать, нужен свет и живой огонь! Ацетиленовая горелка не поможет! Так что кузнецы все равно где-то прячутся, и скорее всего – под землей, оттуда свет не просачивается!
   Лиза не могла не согласиться.
   – Под землю так под землю, – безрадостно сказала она, зябко передернув плечами, потому что даже в метро всегда спускалась без особой охоты. – Только как?
   Тут мимо подворотни по площади прошуршали очень легкие шаги. Несколько человек. Лиза и Левушка сжались и затаили дыхание. «Они здесь, господин Муринус! Я видел, они полезли сюда!» – проскрипел голосок гоблина, и по булыжнику застучали когти.
   В полукруге арки, который был все-таки чуточку светлей окружающей черноты, кто-то остановился и заглянул во двор. Один. Два. Трое. Высокие люди – только вот люди ли? – в чем-то вроде широких черных плащей. Люди со складчатыми крыльями, от которых веяло плесневелой сыростью и холодом. Мышекрысы. Мягко, еле слышно ступая, они входили во двор, и было их все больше и больше. Двор с фонтаном оказался отменной ловушкой, лучше некуда – выход из него был только один.
   Двое нес-с-смышленых детей и клетка с-с-с птицей, – прошипел до неприятного знакомый, резкий, с металлическим оттенком голос, несомненно принадлежавший Веспертилио Муринусу. – И одного из вас-с-с я знаю. Попалис-с-сь! Что у вас-с-с там под тряпкой, гаденыш-ш-ши?

Глава 8,
в которой Левушка роняет очки и узнает, что он – паж Ее высочества

   Лиза подумала, что сейчас все кончится плохо. И еще подумала о Бабушке.
   Дальше начался сплошной кошмар. Клетку отняли. Мышекрысы растащили Лизу и Левушку в разные стороны и куда-то поволокли. Жуткие ночные создания неслись гигантскими скачками, почти не касаясь земли, и их крылья то взмахивали, обдавая детей леденящим холодом, то чуть не накрывали их с головой, так что становилось нечем дышать. Само прикосновение черных крыльев, похожее на липкий бархат, было так отвратительно, что Лиза изо всех сил старалась не завизжать. Сначала их протащили через площадь, потом по улицам. Испуганные горожане разбегались в разные стороны, как тогда, на закате, у лавки Дис. Ни Левушку, ни Филина в клетке Лиза не видела и не слышала, и от этого ей стало совсем страшно и ужасно одиноко. Только шорох крыльев, шум рассекаемого воздуха и свистящие голоса:
   – Гос-с-подин Муринус-с, куда их? Во Дворец?
   – Туда, где с-с-сейчас-с Его Бессмертность Мутабор.
   – Его Бессмертности с-с-срочно нужна клетка с-с птицей!
   – И те, кто ее похитил!
   – С-слышите, гаденыш-ши? Его Бессмертность вас-с-с заждался!
   С-с-спустимся в подземелья, – скомандовал Муринус, резко набрав скорость… – Так быс-с-стрее. Гномским ходом!
   – А как же гномы? – спросил кто-то из мышекрысов, нагоняя его. – Еще наброс-с-ятся со своими топорами!
   – Повыпус-с-тим кишки! – отозвался Муринус. – Не в первый раз! За мной! – велел он, и у Лизы екнуло в животе – так резко мышекрыс ринулся вниз. Брякнули ключи, щелкнул замок, заскрипели ворота, и пленников потащили дальше. Вокруг запрыгало гулкое эхо. Тьма стала гуще, как будто глаза плотно завязали черной тряпкой, к тому же сырой.
   «Туннель, что ли?» – подумала Лиза.
   – Тиш-ш-ше вы! – шикнул Муринус на подчиненных. – Гномы могут быть близко.
   У Лизы появилась слабая надежда: может, они и вправду встретят гномов и те отобьют пленников? Но мышекрысы мчались и мчались, задевая стены тоннеля, а Лиза ничего не слышала, кроме кожистого шелеста их крыльев и своего собственного громкого дыхания.
   И вдруг раздался Левушкин голос, неожиданно твердый и требовательный:
   – Постойте. Я уронил очки.
   Лиза в ужасе втянула голову в плечи – ей показалось, что Левушку сейчас убьют за дерзость. Но мышекрысы действительно остановились – должно быть, полнейшая неуместность Левушкиной реплики заставила их растеряться. Муринус передал Лизу кому-то из подчиненных, прошипев ей в ухо:
   – С-с-стоять тих-х-хо!
   – Зачем тебе очки, ты все равно ничего не видиш-ш-шь, – насмешливо спросили мышекрысы.
   – Я собираюсь жить дальше, – невозмутимо ответил Левушка.
   Мышекрысы пронзительно захихикали и подобрались поближе, подтащили и Лизу – она чувствовала, как их когти цепляются за бархат ее платья. Левушка пыхтел где-то внизу – должно быть, ему все-таки позволили поискать очки на полу. Мышекрысы потешались все громче: видеть они его тоже не видели, но летучим мышам лучше один раз услышать, чем сто раз увидеть, и, должно быть, слухозрелище ползающего по каменному полу Левушки очень их забавляло.
   «Они наверняка знают, где очки, но им хочется подольше повеселиться», – подумала Лиза.
   Вдруг под локоть Лизу пихнуло что-то твердое. Клетка! Муринус с клеткой теперь стоял совсем близко!
   И Лиза тихо-тихо, почти не разжимая губ, пропела несколько тактов из Бетховена: «Та-та-та-тамм» – так судьба стучится в дверь. «Ну пожалуйста, ну пусть это подействует!» – подумала она. И пусть Филин поймет, что она тут, рядом.
   Рядом звякнуло: клетку поставили на пол. Когтистая лапа, цепко державшая Лизу за правое плечо, ослабила хватку, и девочка затаила дыхание. Ей удалось уцепиться одной рукой за решетку клетки под съехавшей шалью – так было спокойней.
   Внезапно клетка дернулась вбок. Лиза держалась за решетку так крепко, что невольно шагнула за ней, и мышекрыс выпустил девочку вовсе. Зато ее руку поймал кто-то другой. Левушка! Лиза сделала шаг, еще, и пол под ногами стал мягким, как толстый мокрый ковер.
   – Бегом! – крикнул невидимый в темноте Левушка и еще раз дернул Лизу за руку. – Держись за стенку! Клетку давай сюда!
   Коридор почти сразу же повернул; из-за поворота Лиза услышала, как что-то вонзилось в стену чуть позади – и еще, и еще. Мышекрысы злобно завизжали на разные голоса: ярости их не было предела. Бежать в платье с кринолином было безумно неудобно, да и пол неприятно дрожал под ногами, будто студень. Больше всего на свете Лиза боялась споткнуться и упасть, но через минуту стало ясно, что погони за ними нет.
   Лиза с Левушкой остановились, пытаясь отдышаться, и тут Лиза ойкнула. Шаль соскользнула и потерялась, и теперь глаза Филина слегка светились в темноте.
   – Понимаешь, – задыхаясь, объяснил Левушка, – им сюда. Уф. Никак. Они стенок. Пуф-ф. Не чувствуют. Им твердые нужны. А от таких ультразвук не отражается. И низко тут, им не выпрямиться.
   – Какой ультразвук?
   – Они же летучие мыши, только здоровенные. Они свистят, а потом эхо ловят, и по эху догадываются, от чего оно отразилось… А от мягкого ничего не отражается. Понятно?
   – Левка, ты гений, – потрясенно сказала Лиза.
   – Нет, – было слышно, как Левушка замотал головой. Он все еще не мог отдышаться. – Очки я и вправду уронил. И сам не понимаю, почему мне так приспичило их искать… Ты знаешь, я подумал, что как это – притащат нас к этому Мутабору, а я его даже разглядеть не смогу?! У меня же минус восемь… А на мягкий пол я случайно наткнулся. А они, понимаешь, не разобрались – дыра это в стенке или просто дефект обшивки – везде камень, а тут земля. Вот… Уфф. А ты…
   – Что я? – испуганно пискнула Лиза, ожидая разноса за нелепость.
   – Если бы ты их своей песенкой не заморочила, ничего бы не вышло, – неожиданно сказал Левушка.
   – Я?! Ой! – Лиза растерялась, но решила додумать эту мысль потом. – Остается только понять, куда мы попали, – дрожащим голосом сказала она и безуспешно попыталась оглядеться в непроглядной тьме, царившей вокруг.
   – Под землю, – усмехнулся рядом Левушка. – Как и планировали, кстати. Они тащили нас гномским ходом, ты сама слышала. Хочешь анекдот про летучую мышь и плейер?
   – Левка!!
   – Ладно, как-нибудь потом… Лизавета, сама подумай. Эти крысы боялись, что гномы рядом. Значит, рано или поздно мы на гномов и наткнемся. Не возвращаться же назад. А коридор один, ответвлений никаких…
   – Будем надеяться, что это не нора какого-нибудь гигантского зубастого червяка! – Лиза взмахнула руками и чуть не взвизгнула. Стена тоннеля оказалась до омерзения влажной и склизкой.
   – Но выбора-то нет. Рассуждая логически.
   Лиза подумала, что при всей своей гениальности Левушка иногда ее ужасно раздражает, особенно когда «рассуждает логически», хотя и без того тошно, а еще – когда в самый неподходящий момент начинает подробно объяснять про летучих мышей и ультразвук или про птиц, у которых голова крутится на двести семьдесят градусов. Тут девочка посмотрела на клетку, и ей показалось, что громадные оранжевые глазищи Филина глядят на них с совершенно человеческой грустью.
   Повисло молчание. И внезапно Лиза услышала, какая тишина вокруг – ни звука, ни шороха, – и ощутила, как глубоко под землей они очутились. Левушка, Филин в клетке и она сама, и вокруг ни души, только земля и камень, тонны земли и камня, со всех сторон, под ногами, а главное – над головой! Она задрожала и почувствовала, как удушье сжимает ей горло.
   – Ты чего? – насторожился Левушка, хотя Лиза только едва пискнула.
   – Я… Понимаешь, я боюсь, – непослушными губами отвечала Лиза. Собственный голос показался ей чужим и странным.
   – Темноты, что ли? – Левушка подвинулся ближе. – Ладно тебе, Лизка, что ты? Я же рядом.
   – Нет… не темноты… Я в метро боюсь тоже. Однажды я ехала, а поезд в тоннеле остановился, и свет погас, я там чуть не умерла!
   – Ага, бывает, это называется клаустрофобия, – Левушка взял ее за руку. – В таких ситуациях главное – не поддаваться панике. – Он повернулся к клетке. – Мы и так попали, как кур в ощип. Или во щи? Ты не помнишь, как правильно, Лизка?
   Оранжевые глаза Филина на мгновение закрылись и вновь распахнулись.
   – Ты бы помолчал насчет птиц, а? – жалобно попросила Лиза, тут же забыв о своих страхах. – Он ведь все слышит, а ему и так плохо. И… и вообще, не так уж мы попали. Давай пойдем дальше, чем стоять столбом.
   – Куда?
   – Прямо, наверно, куда еще, – она сделала отважный шаг вперед и ухватилась за Левушку. Пол пружинил и до дурноты прогибался под ногами, и Лиза померещилось, что никакой это не тоннель и не коридор, а висячий мост, перекинутый над бездонной пропастью в полной темноте, пахнущей сыростью.
   – У нас на даче есть заболоченное озеро, там берег такой же, – успокаивающе сказал Левушка и поднял клетку. – Не бойся, пол прочный.
   – Откуда ты знаешь? – с трудом проговорила Лиза. – По-моему, кисель какой-то под ногами.
   – Понимаешь… пошли-пошли, давай руку…
   Ты разве видишь в темноте?
   Я на ощупь. Я за стенку держусь. Понимаешь, мне почему-то кажется, что этот тоннель искусственный. Его так сконструировали. Или, например, нарочно высадили на стены эту плесень, а она все размягчает, – а на пол мох. Здорово придумано. Ты потрогай!
   – Не хочу! – пискнула Лиза. – Все, все, я тебе верю. Не знаю почему, но…
   Ей вдруг показалось, что недавно она уже говорила что-то похожее. «Когда? Кому?» – попыталась вспомнить Лиза и вдруг остановилась, как вкопанная:
   – Левка, который час?
   – Что-о? – удивился Левушка. – Зачем тебе?
   – Как зачем? Я хочу знать, сколько мы тут уже торчим. А вдруг слишком долго? Вдруг с Инго что-нибудь случится, если мы вовремя не откроем клетку и не выпустим Андрея Петровича… то есть Филина?
   Левушка поставил клетку на чавкнувший пол. Лиза не секунду увидела его лицо – это зажглась подсветка на Левушкиных часах – и снова настала тьма.
   – Остановились. По-моему, как мы Мостик перешли, они и встали. Без четверти четыре показывают. А подсветка работает. Что за…
   – Левка… – робко попросила Лиза. – А ты не можешь ее как фонарик включить, а? Мне страшно.
   – Я бы с радостью, – вздохнул Левушка. – Но батарейки надолго не хватит. Оставим на крайний случай. Сейчас проверю компас… – часы у Левушки были и вправду необыкновенные.
   Еще одна вспышка света отразилась в очках Левушки и круглых глазах Филина, который тотчас зажмурился.
   – Мама дорогая! – вдруг вскрикнул Левушка, и у Лизы подкосились ноги.
   – Компас… – прошептал он после невыносимо долгой паузы. – Пляшет, как бешеный…
   Лиза ничего не понимала, но по спине у нее побежали мурашки.
   – Левка! Мы заблудились?!
   – Пока что нет. Но компаса и часов у нас, считай, нету.
   Дальше по коридору, пахнущему болотом, они пошли молча. Чтобы отогнать страх, Лиза принялась считать шаги и насчитала их уже две тысячи с лишним, как вдруг откуда-то из-под земли – или камня? – ей послышался отдаленный стук, больше похожий на тиканье огромных подземных часов: «Тук, туки-тук, туки-туки-туки-тук…»
   – Левка, слышишь? – прошептала Лиза, дергая его за рукав.
   – Пока нет, – тоже шепотом ответил Левушка. – А что?..
   – Перестук. Как будто часы под землей идут. Или механизм какой-то тикает.
   – Не слышу, – удивился Левушка. – Тебе не показалось? Ого, поворот! Я нащупал поворот!
   Опять мигнул и исчез огонек часов. Лиза зажмурилась от неожиданности, а Левушка негромко произнес в темноте:
   – Никаких развилок. Просто поворот. Знаешь что, может, это даже к лучшему. Давай сделаем так – клетку понесем вместе, я левой рукой буду по стене вести, а ты – правой.
   – Левка, а вдруг там… что-нибудь окажется? В развилке?
   – Не окажется, – отрезал Левушка. – Ты вот принцу веришь и не знаешь почему, а я этому коридору. Не зря же мышекрысы сюда не сунулись.
   Они шли так долго, что уже не знали куда. Лиза давно бросила считать повороты и только напряженно прислушивалась.
   – Левка, опять стук… то есть уже звон! – она остановилась и замерла, как цапля, на одной ноге. – Похоже на ксилофон. Как будто стучат маленькие молоточки…
   Перезвон явственно приближался. Филин обрадованно засиял глазами и даже тихонько ухнул.
   – Ой, что это?
   Тоннель резко пошел под уклон. Пол под ногами куда-то поехал с влажным свистом.
   – Держись за стенку! – вскрикнул Левушка.
   – Она мокрая! Я не могу!
   – Тогда за меня держись!
   – Левка!
   – Свет!
   – Клетка!
   – А-а!
   В глаза Лизе внезапно бьет яркий луч света и тут же прыгает в сторону. Крепкая рука берет ее за плечо и ставит на ноги – на твердый каменный пол.
   Сначала Лиза увидела только множество спутанных стеблей, потому что прямо на нее с Левушкой, как из чердачного люка, свисали из темного тоннеля сотни блестящих белесых лиан. Лиза ойкнула и завертела головой.
   – Кто такие? Откуда и куда? – эхом отдались под потолком подземелья низкие голоса.
   Кованые ворота. Перед ними – четыре приземистые коренастые фигуры, ростом примерно с Левушку. Коричневые кожаные туники больше похожи на доспехи, а густые холеные бороды спускаются чуть ли не до колен. Трое из стражников держат наперевес топоры самого нешуточного вида, вполне способные потягаться с секирами мышекрысов на площади. У четвертого в высоко поднятой руке – фонарь.
   – Гномы! – воскликнула Лиза.
   Гномы переглянулись и пристально осмотрели пришлецов темными, глубоко посаженными глазами.
   – Никакие вы не гномы, вы люди, – недоверчиво сказал один из них. – Только маленькие какие-то.
   – Да, мы люди, – поспешно исправилась Лиза, сообразив, что ее поняли неправильно, и на всякий случай придвинулась ближе к Левушке – очень уж грозно блестели в сумерках гномские топоры.
   Нас схватили мышекрысы и потащили под землю, а мы сбежали и случайно наткнулись на этот туннель, – Левушка тотчас взял инициативу в свои руки. – Это ведь вы строили, да?
   – Мы чуть не заблудились! – поддержала его Лиза. – Извините, мы совсем не хотели вот так падать вам на голову… Так получилось. На самом деле мы как раз хотели вас искать, потому что с нами волшебник, Филин, только он заколдован… – она показала на клетку.
   Один из стражников, чернобородый, поднял фонарь повыше, сдвинул щиток, прикрывавший свечу внутри, и посветил сначала на клетку с зажмуренным нахохленным Филином, потом почему-то на Лизу – ей даже показалось, что у нее тотчас нагрелись волосы.
   Гномы вновь переглянулись:
   – Она?
   – Она!
   – Пришла!
   – Медные волосы!
   Их настороженные лица враз расплылись в улыбках, и пещера огласилась дружным победным кликом: «Илло-хо-хо!»
   – Позвольте помочь вам, госпожа. Мое имя – Эрин. – Ошарашенная Лиза и опомниться не успела, как чернобородый гном с фонарем опустился перед ней на одно колено. Его короткие смуглые пальцы быстро оборвали цеплявшиеся за подол Лизиного платья упрямые скользкие побеги.
   – Госпожа, для нас большая честь принимать вас и вашу свиту в наших владениях, – гулко произнес он, выпрямляясь.
   «Чего?!» – только и смогла подумать Лиза. Она обернулась и поглядела на Левушку – тот был перемазан и растрепан, очки на носу сидели криво, на пухлой щеке багровела ссадина. Шоколадный цвет его сюртучка остался лишь в воспоминаниях, а суконные штаны были разодраны на коленках в клочья. «Я, наверно, еще и похуже выгляжу, – Лиза попыталась поправить растрепавшийся хвостик. – Тоже мне госпожа, да и свита будь здоров…»
   – А для вашего заколдованного спутника мы сделаем все, что в наших силах, – присоединился гном с длинным шрамом на щеке и седеющей бородой.
   – Входите и да хранят вас эти древние стены! – хором сказали стражники и распахнули ворота.
   Сразу за воротами плавно вела вверх прорубленная в скале лестница с высокими сводами, терявшимися в темноте. Свет гномского фонаря озарил стертые сотнями ног ступени.
   – Следуйте за нами, – промолвил чернобородый гном. – Бьорн, возьми у спутника госпожи клетку.
   – Почту за честь, – отозвался круглолицый гном с курчавой светлой бородой.
   – Благодарю вас, лучше я сам, – твердо ответил Левушка, упорно стараясь держаться рядом с Лизой.
   Гномы вели их молча, и от их таинственного и торжественного молчания делалось не по себе.
   Лестница проделала несколько поворотов, и компания очутилась в небольшом круглом зале с очень высоким потолком. Потом Лиза горько жалела, что не рассмотрела рельефы, сплошь покрывавшие красноватые каменные стены. Но сейчас после долгой темноты неверный свет факелов резал ей глаза, да и настроение было не такое, чтобы оглядываться вокруг, будто в музее. Левушка, напротив, вовсю вертел головой, даже рот разинул. «Смотри!» – шепнул он Лизе.
   Один из гномов костяшками пальцев отстучал по резной стене сложный ритм, и ее беззвучно рассекла вертикальная щель.
   – Потайные ворота! – с уважением констатировал Левушка. – Здорово придумано.
   Гномы расступились, пропуская гостей вперед. В лицо Лизе ударил горячий воздух, пахнущий раскаленным металлом и нагретым камнем, и по щекам мгновенно разлился румянец.
   Они оказались на галерее, опоясывавшей под потолком огромный зал с тысячью колонн, сделанных в виде кряжистых старых деревьев. А сам зал казался древним дубовым лесом – каменным лесом под каменным небом. Посередине блестел круглый бассейн с ослепительно синей водой, а у стен жарко горели горны и гремели молоты и молоточки, и по стенам плясали и кланялись тени мастеров, то вытягиваясь до самого потолка, то распластываясь на полу. Левушка за Лизиной спиной потрясенно ахнул и перегнулся через резные каменные перила, глядя вниз «И как ему не страшно?» – удивилась Лиза.
   БОМ-М-М!
   Это Эрин ударил в оказавшийся за дверью гонг. Лиза и Левушка подпрыгнули от неожиданности и на несколько мгновений оглохли, а Филин встопорщил перья.
   Десятки могучих бородатых кузнецов разом прекратили работу, отерли руки о фартуки и посмотрели вверх, на галерею.
   – Высочайшие гости, – услышала Лиза звучный голос Эрина сквозь звон в ушах. – Ее Королевское Высочество принцесса Лиллибет. – И он мягко подвинул Лизу поближе к перилам, чтобы все ее видели.
   «Откуда он знает, как меня называет Бабушка?!» – изумилась Лиза, потом обернулась и в панике посмотрела на Левушку. Тот встретил ее взгляд с веселым изумлением. «Принцесса? – прошептал он ехидно. – Вот уж никогда бы не подумал!» Лиза решила, что обижаться будет потом, вцепилась в каменную резьбу перил и глянула вниз. Галерея была так высоко, что у нее закружилась голова.
   А гномы, все, как один, задрали бороды вверх и вдруг хором, одним движением, обрушили молоты на наковальни. Лиза пискнула и едва не зажала покрасневшие уши. Эхо еще висело в воздухе, когда гномы хором крикнули:
   – Приветствуем принцессу!
   Обалдевшее эхо метнулось под потолок.
   – Филин, придворный маг! – продолжал церемонию Эрин.
   Гномские молотки вновь обрушились на наковальни, а сами гномы нестройно загудели.
   Филин в клетке явно смутился и заерзал. Лиза от души посочувствовала ему, представив, насколько глупо может чувствовать себя известный всему Радинглену волшебник, при большом стечении народа оказавшись в клетке, да еще в виде птицы.
   Стражник вопросительно посмотрел на Левушку.
   – Лев, – негромко, но внятно представился тот, коротко и с большим достоинством поклонившись.
   – И доблестный рыцарь Лео, паж Ее высочества! – рявкнул гномский стражник.
   Лиза приготовилась вновь заткнуть уши от приветственного грохота, но в зале повисла тишина, и все гномы странно пристально воззрились на Левушку. Тот задохнулся от возмущения, побагровел и поправил на носу очки, но Эрин, казалось, этого не заметил. Он широким жестом указал гостям на винтовую лестницу, ведущую вниз, к сверкающей синей воде бассейна.
   – Левка, прости… – обернувшись, шепнула Лиза, когда они спускались с галереи – гномы шествовали впереди, следом шла Лиза с клеткой, а Левушка с подчеркнутой церемонностью отстал на полшага.
   – Ладно уж, ты тут ни при чем, – прошипел он, потирая ссадину на щеке. – Нет, надо же – паж Ее высочества!
   Они спустились в зал и остановились на краю круглого бассейна. Гномы обступили их, но близко не подошли, а потом вдруг разом молча поклонились Лизе, да так низко, что бороды их коснулись каменного пола. Лиза обвела взглядом склоненных гномов и поняла: надо срочно что-то сделать. Она потерла нос, но все равно мучительно покраснела, потому что не представляла себе, чего от нее ждут эти кряжистые кузнецы, широкоплечие, как штангисты-тяжеловесы. Пауза затягивалась – было слышно, как гудит огонь в горнах и тихо плещется вода в бассейне.
   «Что ж я молчу! Столько всего спросить надо… Ой, а как мне их называть? Не подданными же! – Лиза в панике пыталась собраться с мыслями, которые разбегались, как мыши от кота.
   А гномы, отвесив глубокий поклон, устремили на Лизу выжидающие взгляды, замерли, как каменные. «Ладно, главное, что Филина они приняли за кого надо, – решила Лиза и перевела дыхание. – А со всем остальным потом разберемся. Как говорит в таких случаях Бабушка, настоящие принцессы держатся достойно в любых обстоятельствах» И тут в голове у нее словно что-то вспыхнуло. Голос Бабушки зазвучал у нее в ушах, повторяя на разные лады:
   «Настоящие принцессы, Елизавета…»
   «Лиллибет, в таких случаях настоящие принцессы…»
   «Принцессы…»
   «…настоящие…»
   «Лиллибет…»
   Лиза прижала ладони к пылающим щекам и едва не уронила клетку. Эрин тотчас подхватил ее и очень осторожно поставил на широкий мраморный парапет. Молчание прорвал дружный смех гномов. Лиза почувствовала, что краснеет еще больше. А можно ли принцессам краснеть?
   Но гномы улыбались! Гномы смеялись! И это было ничуточки не обидно!
   Лиза перевела дыхание и тоже попыталась улыбнуться в ответ, но получилось неважно.
   – Гномы, миленькие, – выговорила она наконец, – пожалуйста, откройте эту клетку. Надо выпустить Филина.
   На этом слова у Лизы кончились. Доблестный рыцарь Лео сопел за правым плечом. «Ну что он молчит! Хоть бы что-нибудь сказал…», – тоскливо подумала Лиза.
   Гномы, однако же, тоже молчали и даже перестали улыбаться. Они переглядывались и начали перешептываться, и Лиза подумала, что это не очень-то вежливо: стоять в кольце гномов было куда как неуютно. Перешептывание переросло в гул.
   Внезапно гном Эрин шмякнул по ладони кулаком и громко воскликнул:
   – Кирн!
   – Точно! – шумно обрадовались гномы.
   – Где он?
   – Вон, в углу сидит, карты свои чертит!
   – Кипуча руда, да ведь до него же не доорешься!
   – Он даже гостей не заметил!
   Позор на его бороду!
   – Было бы что позорить!
   Из дальнего угла зала выступила удивительно щуплая для гнома фигура.
   – Кирн! – дружно рыкнули гномы. Тот близоруко посмотрел по сторонам, не замечая гостей, а потом аккуратно вытащил из ушей восковые затычки и подошел поближе. Лизе он сразу пришелся по душе: она-то знала, как нелегко быть самым маленьким и тощеньким среди крепких и сравнительно высоких.
   Ясные глаза Кирна уперлись в Лизу. Он пригладил пушистую просвечивающую бородку – и впрямь несерьезную для гнома – и приветливо сказал:
   – Вечер добрый, Лиллибет. Гномы опять зашумели, а кое-кто даже похватался за голову.
   Добро пожаловать, мейстер Филин, – Кирн коротко поклонился клетке с пернатым волшебником и кивнул Левушке:
   – Здравствуй. Вот оно что, кирки и камни! – продолжал он, присев на корточки возле клетки и осторожно трогая затейливо изогнутые прутья тонкими пальцами, перепачканными в чернилах. – Вижу-вижу, красивая, но коварная… И дверцы нет… Не открывается, так? – он снизу вверх поглядел вовсе не на принцессу – на Левушку. Тот закивал. – Кто у нас тут за Болли поработает? – обратился Кирн к соплеменникам, – Ньяли, наверное? Ньяли, вы где?
   Поклонившись, от толпы отделился гном с седой бородой и черными усами. За ним вышли еще трое, помоложе.
   – Принято считать, что среди наших сородичей мы лучшие ювелиры, Ваше высочество. – Каждое слово старого гнома падало медленно и гулко, словно камень в глубокий колодец. – Мое имя Ньяли, эти трое – мои ученики, Берно, Мори и Ньярви. Мы постараемся освободить досточтимого мага и призовем на помощь все наше искусство. – Он поклонился Филину в клетке. Филин кивнул, не открывая глаз.
   Гномы-ювелиры взялись за дело. Они осмотрели и прощупали клетку со всех сторон – даже приподняли и оглядели дно. Ньяли, качая седой головой, простучал все узлы решетки крошечным молоточком. Левушка незаметно подобрался поближе к клетке и присел на корточки. Никто ему и слова не сказал, что немало озадачило Лизу – наоборот, Ньяли время от времени подавал ему подержать инструменты, а Левушка благоговейно смотрел на гномскую работу.
   – Вы уж простите, Ваше высочество, – сказал у нее над ухом картограф Кирн. – Сами видите, проворством мы не отличаемся. Присядьте, Лиллибет, – добавил он мягко, указав глазами на парапет, обрамлявший бассейн. Лиза с облегчением плюхнулась на каменный бортик и только сейчас поняла, как она устала. Кроме того, захотелось есть, но Лиза мысленно цыкнула на себя: мол, не до еды сейчас.
   Уже и Левушка устало сел рядом и тяжело вздохнул, а гномы все возились, постукивая инструментами и переговариваясь. Лиза заерзала: она-то ожидала, что история с клеткой разрешится куда проще.
   Ньяли закончил обследовать клетку сквозь алмазную лупу, выпрямился, горестно крякнул и печально взглянул на Лизу из-под кустистых бровей. Прочие гномы, посовещавшись, оттащили клетку в уголок потемнее.
   – Ваше высочество, эта вещь зачарована, – заговорил Ньяли своим каменным голосом. – Нам не под силу ее открыть. Только один из нас мог бы это сделать, но его с нами нет.
   Сердце у Лизы упало и полетело в бездонный колодец.
   – А… а как же… а кто же… – пролепетала она и умолкла.
   – Болли, сын Болли, наш старейшина, умеет управляться с такими вещами. Но его обманом увели от нас, – обстоятельно объяснил Ньярви. – Болли, сын Болли, понадобился тому магу, который сейчас заправляет наверху, и его заманили в ловушку. Правда, среди нас находится Дис, дочь Альдура, внучка Болли…
   Услышав знакомое имя «Дис», Лиза чуть не подпрыгнула.
   – По причине вынужденного отсутствия Болли за старейшину у нас она.
   «Что же они сразу ее не позвали!» – мысленно возмутилась Лиза.
   – Дис могла бы рассказать вам все, да только по нашим правилам ей не положено показываться посторонним, – закончил гном. Остальные согласно закивали бородатыми головами.
   – Охо-хо, начинается, – пробормотал Кирн в ухо Лизе. – В архив давно пора бы эти замшелые правила, чтоб их молотом да к наковальне…
   – Гномская дама! Вот это да! – прошептал Левушка Лизе в другое ухо. Лиза не могла взять в толк, чему он удивляется, и лишь гораздо позже Лева объяснил ей, что мало кому удавалось увидеть гномских женщин.
   Тут Кирн и Левушка переглянулись у нее над головой, перемигнулись, как будто были знакомы лет сто, и Кирн осторожно начал:
   Но ведь случай у нас исключительный. Может, Дис согласится показаться и объяснит…
   – Молчи, Кирн! – строго нахмурив седые брови, прервал картографа Ньяли. – Знаем мы твои исключения! Хоть нас и мало уже осталось под этими сводами, но это не дает нам права отступать от Ритуала. И что скажет сам старейшина Болли, если узнает, что его внучка показалась посторонним?
   Кирн тяжко вздохнул, посмотрел на Лизу, потом на клетку, потом на Левушку и пожал плечами. Вид у него был озадаченный и огорченный.
   И тут Левушка набрал в грудь воздуха и сделал шаг вперед.
   – Достопочтенная Дис, дочь Альдура, окажет нам большую честь, согласившись поведать эту историю, – громко сказал Левушка. Филин приоткрыл один глаз и изумленно покосился на него. – Мы, увы, не знаем досконально традиций вашего высокочтимого народа, но если они не позволяют госпоже Дис показаться нам, то, может быть, они не запретят ей поговорить с нами из-за какой-нибудь ширмы… Или, например, встретиться наедине с Ее высочеством…
   Гномы колебались: Ньярви выглядел разгневанным не на шутку, Мори и Берно были ошарашены, но самый главный, Ньяли, неожиданно смягчился:
   – Все зависит от желания самой госпожи Дис, – осторожно подбирая слова, ответил он. – Случай-то и правда… не поддающийся Подземным Уложениям… В таком разе исключение бы…
   «Наконец-то, хвала Платиновой Луне! – прошептал Кирн. – Капля камень долбит не силой, а частым паденьем…»
   И Дис действительно появилась.
   Лиза тотчас узнала эту молодую по людским представлениям полную даму с живенькими черными глазками, посаженными, пожалуй, близковато к крупному носу. Только теперь галантерейщица из Верхнего Города двигалась очень маленькими плавными шажками, а ее смоляные волосы были распущены и оказались такими длинными, что вместе с подолом златотканого широкого платья шуршали по каменному полу зала.
   – Ой, так это в самом деле вы? – обрадовалась Лиза.
   – Здравствуйте, Ваше высочество, золотце мое! – ответила на это Дис.
   Она сделала глубокий и очень грациозный реверанс Лизе и улыбнулась Левушке. Лиза растерялась. Помнится, у Бабушки в кабинете на нижней полке стояла книжка под названием «Как себя вести», и Лиза не раз в нее заглядывала, но про реверансы там ничего не говорилось. А вот гномской даме Дис, похоже, и без книжки все было понятно.
   Проделав положенные церемонии, она сказала спокойно и мягко:
   – Думаю, для всех нас будет лучше, если и вы, Кирн, сможете сказать свое слово.
   Кирн принес маленькую деревянную скамеечку и сел у ног Дис, устремив взгляд на ее порозовевшее лицо. Четверо ювелиров сгрудились у него за спиной и приготовились слушать.
   – Вот, – собравшись с духом, начала Лиза. – В общем, надо открыть эту клетку. Ньяли и Ньярви сказали, что ваш дедушка мог бы это сделать, но его похитили… увел какой-то маг…
   – Мутабор, – печально сказала Дис. – Мутабору он понадобился. Эх, детки, нельзя иметь дела с волшебством – хлопот не оберешься…
   – А зачем понадобился? И кто он такой, этот Мутабор? – спросила Лиза.
   – Так вы совсем ничего не знаете, Ваше высочество? – грустно улыбнулась Дис. – Мы все попали в одну и ту же историю, только она довольно длинная.
   – Пусть ее Кирн и изложит, – с нажимом сказал Берно.
   Кирн пожал плечами и, пробормотав: «Ритуалы…», начал рассказывать.
   – Там, наверху, творятся странные дела. Понимаете, раньше в Радинглене был король, но вот уже двенадцать лет считается, что династия прервана. Двенадцать лет у нас правил один человек, его зовут Гранфаллон, и правил неплохо, вроде бы все были довольны… Ну или почти все и почти довольны. Наши соплеменники, например, были вынуждены покинуть город – те, кто жил в городе, – и спуститься под землю, потому что наверху мало того что гномам стали стричь бороды – а это для нас позор, – так еще и запретили разжигать огонь, а без огня ни кузнецу, ни ювелиру не обойтись…
   – А что я говорил?! – вмешался Левушка, тут же смутился и побагровел.
   – Так вот, – продолжал Кирн, – не так давно по городу поползли упорные слухи, что во дворце появился самый настоящий наследный принц, что-де нашли его и что при нем состоит некий Мутабор, маг и волшебник.
   – Мы было обрадовались, что все наладится! – с горечью вмешался Ньяли. – А потом прошел другой слух – мол, собой наследник очень дурен, горбат и совсем не похож на предков, только что рыжий…
   – Узурпатор! – вразнобой пробасили несколько голосов. Дис почему-то вздохнула.
   – Мы, гномы, если кому и служим, то только настоящим королям и только по доброй воле! – гордо выпрямился Берно. – Мы и Гранфаллону не служили и не будем! – Прочие согласно закивали.
   – А жители нашего славного города и такому принцу рады, – горько сказал Ньяли, – так что когда Гранфаллон объявит о том, что он нашелся и будет коронован, это ни для кого наверху не будет новостью, а обрадуются уж точно все.
   – У нас принято любить монархов, – негромко добавил Кирн.
   – Он уже объявил. Сегодня вечером, часа три назад, – сказал Левушка.
   – Объявил? И когда церемония? – быстро спросил Кирн.
   – Завтра вечером. На закате, – ответил Левушка.
   – На закате – это теперь не вечером. Дня наверху, почитай, что и не осталось, и это мне очень не нравится, – Кирн помотал головой.
   – Так про Болли… – попросил Левушка, заерзав на парапете.
   – Этот самый Мутабор хотел что-то учинить над королевской короной – кажется, ему зачем-то понадобилось ее переделать. Но корона наших монархов – вещь непростая, волшебная, – продолжал Кирн. – И обращаться с ней надо умеючи. А умел это только дедушка Дис… госпожи Дис.
   Дис всхлипнула, но сразу же взяла себя в руки.
   – Так вот, – Кирн говорил ровным голосом, глядя в пол, – Мутабор прислал Болли письмо, в котором говорилось следующее: коронация, мол, состоится, и будет на ней присутствовать сам Филин, однако перед коронацией потребуются услуги волшебного ювелира. И больше ни слова.
   – Поня-атно, – мрачно протянул Левушка.
   – Вот прочитав про Филина, дедушка и решил, будто плохого от него не потребуют. Сам, добровольно, пошел к Мутабору, – не утерпела Дис, – и попал в ловушку! Я вам больше скажу – когда дедушка узнал, что именно надо сделать с короной, ему это сразу не понравилось и он попытался отказаться. Но тогда Мутабор ему и говорит – у тебя, мол, внучка в городе, смотри, доберемся до нее… – Дис снова всхлипнула.
   – А само письмо Болли принесла одна девочка по имени Шин-Шин – она мышекрыска, но славная такая, – продолжал Кирн.
   – Разве бывают славные мышекрысы? – удивилась Лиза. Левушка ткнул ее в бок пальцем.
   – Так ведь она почти сильф, – сказала Дис. – Когда сильфов превращали в мышекрысов, что-то там не заладилось…
   – Как превращали? – хором воскликнули Лиза с Левушкой.
   – Однажды сильфов – взрослых! – пригласили во дворец, – со вздохом объяснил Кирн. – Мутабор наобещал им с три короба, мол, смогут они летать в темноте и с невероятной скоростью. Но для этого нужно было подвергнуться колдовству в темном зале, без единого лучика света. А простодушные сильфы всему поверили. Шин в толпу затесалась случайно, из любопытства, но на нее колдовство почему-то подействовало лишь наполовину – может, потому что она еще маленькая. Вот и получилось – ни мышекрыска, ни сильф. Мышекрысная гвардия – та ничего не помнит и, более того, бывших соплеменников возненавидела. А беднягам сильфам в любом случае грозила смерть: тех, кто не купился, или затравили бы мышекрысы, или по Гранфаллонскому наущению рано или поздно перестреляли из арбалетов да поотрезали крылья.
   – Шин-Шин выполняла дворцовый приказ и принесла дедушке письмо, – продолжала Дис, – потом проводила его к Мутабору, решила подслушать и спряталась… Дедушку Мутабор запер в королевской Сокровищнице, и я не знаю, выпустят ли его когда-нибудь! Шинни прилетела ко мне в лавку, все рассказала, и я бегом сюда, чтобы дедушка мог обо мне не беспокоиться… Но вот не знаю, успеет она ему рассказать об этом или нет… И сможет ли до него добраться… – Дис вытерла слезы. – Вот и вся история.
   – Дис, – решившись, спросила тогда Лиза, – а как вы узнали, что я…
   – Что вы – принцесса, золотце мое? Да я как увидела ваш профиль на фоне гобелена с портретом вашей досточтимой бабушки…
   Левушка решительно поднялся.
   – История не то чтобы длинная, но грустная, – сказал он, – а времени у нас нет.
   Гномы забеспокоились.
   – Что я говорил? Кирн не умеет длинно рассказывать! – воскликнул Берно. – Эх, молодежь!..
   – Да нет, – растерялся Левушка, – это хорошо, что она не длинная, мы ведь спешим. И волшебнику не годится столько сидеть в клетке.
   – Хорошо?! – изумились гномы. – Короткие истории до сих пор были по вкусу только родичам Дайна-Непоседы! А вы какого клана, нетерпеливый юноша?
   – Дайн? – поразился Левушка. – Как Дайн? Это же фамилия моего дедушки!
   – Левка, – сказала Лиза сквозь зубы, оттаскивая Левушку за рукав, – хватит про родственников, времени нет!
   – Спасибо вам, госпожа Дис, – поклонился тогда Левушка, поправляя очки и вспомнив, несмотря на оторопь, о правилах вежливости, – Мы бы о многом хотели расспросить вас, и я надеюсь, что мы еще увидимся и всласть поговорим и с вами, и с вашим дедушкой. Лизка, Твое Высочество, пошли в Сокровищницу.
   – Идем, – согласилась Лиза. – Только где это, гномы?
   Вы вздумали идти туда одни?! – воскликнул Кирн, и в огромном зале воцарилось молчание, странное и как будто даже скорбное. – Я до сих пор не перестаю удивляться, как вам удалось невредимыми добраться до нашей крепости.
   – Это крепость? – тут же спросил Левушка.
   – С некоторых пор – да, – кивнул Кирн. – Вам лучше знать всю правду. Иначе вы и впрямь захотите отправиться в путь без охраны, а это безрассудство.
   – А что? Нам ведь удалось удрать от мышекрысов! – Лиза испуганно обвела взглядом лица гномов.
   – Мышекрысы так глубоко не суются, но крылатая стража – это еще полбеды, – вздохнул Кирн. – В наших краях теперь водится много всякого…
   Лизе стало жарко, потом холодно.
   – И что это за много всякого? – чужим голосом спросил Левушка.
   – Уже несколько лет наши подземелья, наши рудники и шахты, наши камни, из которых мы вышли на заре времен, стали отторгать нас как злейших врагов, – заговорил Ньяли, и Лиза услышала в его голосе обиду и недоумение. – Потому-то и пришлось нам превратить наш подземный город, некогда простиравшийся на много часов пути, в эту крепость – подземелья зажали нас в кольцо.
   – Я картограф, Ваше высочество, а карты пещер – спокон веку гордость нашего племени, – вмешался Кирн. – Но теперь… теперь ни на одну из наших карт нельзя положиться.
   Гномы согласно закивали.
   – Какая-то злая сила завладела подземельями, – продолжал Ньяли. – Она корежит и уродует их. Там, где раньше были наши залы, теперь разлились озера, и никто не знает, что таится у них на дне. Подземные реки вышли из берегов и затопили наши галереи, а некоторые из них повернули вспять. Смертоносные обвалы рушатся на головы подземного народа, как будто их направляет чья-то воля. Странные самоцветы вызревают в горячей руде, и даже нам опасно брать их в руки, потому что они убивают своим прикосновением.
   – Мы больше не празднуем наши праздники, и Святилище… – голос Ньяли дрогнул. – Святилище ушло во тьму подземных глубин, а его поглотило что-то страшное. Мы даже не знаем, что это.
   – Плохо дело, – сквозь зубы сказал Левушка, слушавший неожиданно обретенных сородичей с самым мрачным видом. – Как же нам теперь добраться до Сокровищницы, если такое творится?
   – Коротким путем идти нельзя, – отвечал Кирн. – По узкому карнизу да еще над бездонным колодцем, в котором такое… – он вздрогнул. – Вам придется плыть вкруговую по затопленным галереям. – Он порылся за пазухой, извлек было свернутый в трубку пергамент, но тут же махнул рукой и убрал его обратно. – Эх… Хотел по привычке по карте показать, так ведь что́ теперь карта…
   – Но как же тогда мы… – Лиза осеклась.
   – То, что раньше было Святилищем, осталось на прежнем месте, – пояснил Кирн. – Меняются русла рек, ветвятся их притоки…
   – Все понятно, – кивнул Левушка. – А что там еще хорошего, на пути в Сокровищницу?
   – Прежде всего, у самой Сокровищницы вас ждет дракон.
   – Неужели настоящий дракон? – восхитился Левушка.
   – Должно быть, настоящий, – усмехнулся Кирн, – а то как бы Мутабор и его помощники открыли без дракона Сокровищницу… Мне и самому хотелось бы знать, где они его взяли!
   – Дракон так дракон, все равно деваться нам некуда, – вздохнула Лиза. – Придем, посмотрим и на месте что-нибудь сообразим…
   – Тогда знайте, – значительно сказал Мори. – Дракон для Сокровищницы – и ключ, и замок, и пустит он вас внутрь или нет – зависит только от его доброй воли. Даже не от приказа. Может быть, вам удастся его уговорить – как-никак, вы королевского рода…
   Лиза представила себе заманчивый процесс Уговаривания Дракона и покрылась мурашками.
   – Но там не только дракон, – вмешался Ньярви. – Четверо наших пошли туда вызволять старого Болли, но не вернулись. Что-то там неладно… Вы хорошо подумали, Ваше высочество?
   – Да, – твердо отозвалась Лиза.
   Гномы посмотрели на нее с уважением.
   – Конечно, – улыбнулась Дис. – Только еще я, Ваше высочество, с вашего разрешения подыскала бы вашему пажу какую-нибудь одежду – боюсь, эта долго не проживет, вон и на коленях уже дыры, а ходить по подземным коридорам лучше всего в нашем наряде… Эрин?
   – Пожалуйте за мной, юный Дайн, – Эрин поднялся. – Отряд вот-вот будет готов.
   Когда Эрин и Левушка удалились, Дис с некоторым сожалением оглядела тоненькую Лизину фигурку, подчеркнутую кринолином:
   – Я бы и вам что-нибудь нашла, Ваше высочество, но ведь комплекция у вас не гномская.
   Лиза, понуро сидевшая на краю бассейна, едва нашла в себе силы кивнуть.
   – А где ваша Кискисси? – Лиза вдруг вспомнила белую пушистую кошечку и тут увидела, как из-под черных ресниц Дис покатилась по румяной щеке слеза.
   – Я хотела взять ее сюда… И не успела, – Дис глубоко вздохнула, перемогая слезы. – Ее… ее гоблины задушили.
   Лиза закрыла лицо руками, потому что сама боялась разреветься. «Хватит! – сказала она себе. – Успокойся сейчас же!»
   – Они всегда ненавидели кошек, – говорила Дис. – А теперь все растут и растут… Вот и… – она умолкла.
   – Наверно, это и есть колдовство, – через силу выговорила Лиза, – когда все друг друга ненавидят: люди – сильфов, гоблины – кошек, мышекрысы – всех подряд…
   – Ваше высочество! – гулко отдался под сводами зала голос Эрина. – У северных ворот лодка готова!
   – Илло-хо-хо! – сложив руки рупором, крикнул из-за плеча гнома Левушка.
   Лиза взглянула на него и обомлела.
   Отличник Левушка Аствацатуров был теперь гном гномом, только безбородый и очкастый; мешковатость и рыхлость как рукой сняло. Он гордо поправил капюшон, засунул большие пальцы за кожаный пояс с медной пряжкой, расправил плечи и поглядел на Лизу сверху вниз синими, как небо, глазами.
   – Гномы, – сказал Левушка назидательно, – если кому и служат, то только настоящим королям и только по доброй воле. Подъем, Твое высочество!
   У северных ворот, которые располагались в противоположном конце подземелья, Лизу и Левушку ждали пять гномов. Негромко переговариваясь, они облачались в кожаные доспехи, затыкали за пояс кинжалы, взвешивали в руке грозно блестевшие топоры, и Лиза потихоньку прижалась к стене, подальше от лязга и скрипа – со всех сторон блестели и мелькали острия, лезвия, рукоятки, и все это так и звенело угрозой и норовило задеть Лизу.
   – А вы, доблестный Лео? – Дорн и Мори протянули насупленному Левушке топор и книжал.
   – Благодарю вас, – Левушка вздохнул и очень серьезно сказал: – Не сочтите меня трусом, многоуважаемые гномы, но я не владею оружием, а в неумелых руках оно может наделать бед.
   Из дальнего угла гномы выволокли большую продолговатую лодку, резко пахнущую кожей, и настежь распахнули ворота. Левушка ринулся помогать, Лиза понуро шла следом, и на душе у нее было пасмурно.
   За воротами царила влажная темнота, полная шорохов, шелеста, отдаленного гула и прочих таинственных звуков. Один из гномов держал факел, другой зажег фонарь.
   – А факел зачем? – поинтересовался Левушка, всматриваясь в темноту.
   – Нам может пригодиться живой огонь, – отозвался гном, и от этого Лизе стало не по себе.
   Ворота захлопнулись. Рядом что-то булькало и плескалось. Лизины глаза никак не могли привыкнуть к сумраку.
   – Ну-ка, раз-два… Поехали! – И гномы слаженным движением опустили лодку на воду. Эрин подхватил Лизу на руки и шагнул в лодку. Левушка прыгнул сам, за ним забрались остальные. Они тотчас разобрали длинные заостренные шесты, лежавшие на дне лодки, и оттолкнулись от берега. Лиза вцепилась в просмоленный кожаный борт лодки и стала вслушиваться в гулкие отзвуки, уносившиеся под темными сводами пещер.
   Постепенно удаляясь, звенели гномские молоточки. Подземная река неспешно катила свои темные воды, то и дело сворачивая и петляя. Отсветы факела дробились и плясали на воде, лодку сонно покачивало, но Лизе было не до сна: далекие и близкие шорохи то и дело заставляли ее вздрагивать. Что-то угрожающее было в этом насыщенном мелкими звуками подземном молчании. И еще заснуть мешала страшная путаница в бедной Лизиной голове. Фамильные портреты, драконы, гномы, принцессы, факелы – и бедный Филин в клетке, и отчаянные зеленые глаза заколдованного Инго… «Он отдал нам Филина, а что с ним за это сделают?!» – в ужасе подумала Лиза и вдруг схватила за руку сидевшего рядом Левушку:
   – Левка!!! – сдавленным шепотом воскликнула она. – Выходит, он мой брат!
   – Кто, принц? Дошло до жирафа, простите, Ваше высочество! – отозвался верный паж. – Да вы же с ним похожи, как две капли воды!
   – Левка! Его Мутабор убьет за Филина!
   – Я тоже об этом думал, – отозвался Левушка совсем тихо. – До завтра не убьет, иначе короновать некого будет. А потом… Потом мы найдем выход из положения. Кстати, а завтра еще не наступило?
   Лиза посчитала.
   – Нет, пока сегодня, часов девять-десять вечера. Бабушка, наверное, с ума сойдет, когда домой вернется.
   – И мама…
//-- * * * --//
   Примерно в это же время далеко-далеко Бабушка позвонила в дверь собственной квартиры, и никто ей не открыл. Она позвонила еще раз, потом открыла дверь ключом. В квартире было темно.
   Бабушка схватилась за сердце.
   В глубине квартиры, судя по всему в кухне, что-то мягко шлепнулось на пол, потом по коридору протопотали мягкие лапки. Бабушка забыла все правила поведения в доме, захваченном злоумышленниками, и включила свет в прихожей. Из коридора ей под ноги вылетел черно-белый котище и заурчал, увиваясь вокруг Бабушкиной юбки.
   – Мурремурр?! – поразилась Бабушка. – Как ты сюда попал? В форточку залез?
   – Мряу, – с достоинством ответил кот и почтительно лизнул нагнувшейся Бабушке руку.
   – Что это у тебя? – Бабушка нащупала привязанную к шее рыцаря записку, достала ее и развернула. – Флаги и факелы! – воскликнула она в отчаянии. – Мурремурр, что делается в Радинглене?
   Кот выгнул спину и встопорщил шерсть. Без человеческого языка с двуногими нипочем не договоришься… Кроме, мрряу, совершенно особых случаев…
   Надсадно затрезвонил телефон. Чувствовалось, что звонит он далеко не впервые за вечер и занятие это ему поднадоело. Бабушка подбежала к аппарату и сняла трубку.
   – Наталья Борисовна? – послышался в трубке взволнованный женский голос. – Я Соня, мама Левы Аствацатурова, одноклассника вашей внучки.
   Бабушка придвинула себе табуретку и села. Мурремурр смирно обвил хвостом лапки и ждал дальнейших распоряжений.
   – Видите ли, – продолжал голос в трубке, – Лева мне позвонил сегодня на работу часа в три и сказал, что идет к Лизе в гости… И с тех пор ни слуху ни духу… А у вас телефон не отвечает…
   – Да-да, – ответила Бабушка. – Здравствуйте, Сонечка. Думаю, я смогу рассказать вам, куда подевались наши детки.
   На том конце провода ошарашенно замолчали.
   – Только при личной беседе, по телефону у нас ничего не выйдет, – добавила Бабушка, понимая, что собеседнице ее слова, мягко говоря, непонятны. – Сонечка, правда, не могли бы вы прийти? Где вы живете? – Бабушка добавила в голос чуточку полузабытых королевских интонаций. Обычными словами тут никого не убедишь.
   – На Большой Пушкарской, – пролепетала мама Соня.
   – Я от вас в двух шагах! – Бабушка назвала адрес. – Жду. Ставлю чайник.
   – Но постойте! – запищала мама Соня. – А вдруг Лева придет, а меня нет дома? Муж опять в командировке…
   – Оставьте записку, – устало предложила Бабушка. – Приходите скорей, мне ведь тоже несладко.
   Бабушка повесила трубку и набрала номер Филина – так, на всякий случай.
   «Приветствую! – послышался голос автоответчика. – Я так ждал вашего звонка, но, увы, пришлось отлучиться. Сейчас прозвучит гудок, и вы сможете мне что-нибудь передать. Биииип…»
   Мурремурр по-прежнему сидел смирно. Бабушка пошла на кухню, поманив его за собой, и налила в блюдечко молока. Мурремурр муркнул и принялся благовоспитанно лакать.
   – Знаешь что, дружок, – подумав, сказала Бабушка, – может быть, тебе лучше пойти обратно? Вдруг ты там пригодишься… Да и мне будет спокойнее, если ты разыщешь Лиллибет.
   – Мрряям, – отвлекшись от молока, ответствовал кот – само собой, мол, о чем разговор, Ваше величество.
   Некоторое время Бабушка сидела в оцепенении, глядя на лакающего кота. Потом вдруг встрепенулась, пошла в Лизину комнату комнату и зажгла свет. Она машинально подобрала с пола бледно-зеленый халатик и аккуратно повесила его на спинку стула, так же машинально сложила в аккуратную стопку разбросанные по массивному столу тетрадки, посмотрела на парадное фото трехлетней Лизы – глаза-блюдца и оранжевое платьице – и перевела взгляд на список класса.
   – Подать сюда Конрада… – пробормотала она, поглядев на надпись зеленым фломастером, и списала телефон на подвернувшийся клочок бумажки. Потом прихватила с дивана голубую плюшевую свинью Лизавету и с ней в охапке вернулась на кухню.
   Покончив с молоком и благодарно мяукнув, Мурремурр прямо с пола прыгнул в форточку и исчез – четвертый этаж ему был не помеха. Бабушка проводила преданного кота взглядом и снова сняла трубку.
   – Конрад? – произнесла она самым что ни на есть королевским голосом. – Это королева-мать.
//-- * * * --//
   – Вот и все, – сказала Бабушка и посмотрела на часы. Было уже далеко за полночь. – Теперь вы, Соня, знаете примерно то же, что и мы с Конрадом.
   Мама Соня сидела с ногами в кресле, сжавшись в шарик, и мучительно пыталась не расплакаться. Папа Конрад высился посреди комнаты, комкая в руках опустевшую сигаретную пачку. У мамы Сони от табачного дыма щипало глаза, и под этим предлогом вполне можно было бы вытереть слезы, но…
   «Не реви, Софья, – строго сказала себе Левушкина мама. – Не вздумай. Вот посмотри на Наталью Борисовну. Хорошенько посмотри! Она была королевой, у нее были муж, сын и двое внуков. Потом у нее остались только старый друг и маленькая внучка. А теперь и они пропали. А она не плачет. Свинство это – при ней сейчас реветь». И тут мама Соня в изумлении поняла, что за Левушку она спокойна. Уж кто-кто, а она прекрасно знала, что ее мешковатый толстый сын-очкарик на деле рассудителен, находчив и бесстрашен – а что еще нужно рыцарю, чтобы защитить юную принцессу в незнакомом и полном опасностей мире? Если, конечно… Но об этом лучше не думать.
   Бабушка тяжело поднялась с места и открыла окно – именно окно, а не форточку, несмотря на мороз. Синеватый сигаретный дым поплыл наружу. В небе над двором-колодцем маячила полная луна.
   – Судар-р-рыня! – донесся снизу раскатистый дуэт. Бабушка вздрогнула и высунулась в окно.
   – Судар-рыня! Такая непр-риятность! Такое огор-рчение! Мостик пр-р-опал! Пр-р-осто испар-рился!
   – Стойте где стоите! Я сейчас! – оглушительным шепотом велела Бабушка. – Вот так история, – сказала она, выпрямляясь. – Сонечка, это пришли Леонардо с Леандро, они обычно знают, где Бродячий Мостик. Хоть и остолопы редкостные. А сейчас говорят, что Мостик потерялся. Одевайтесь, пойдемте проверять.
   – Но как проверять? – пискнула мама Соня, нашаривая под креслом тапочки. – Вы же сказали, он может быть где угодно…
   – Да, может. Но в моей власти его позвать, поскольку он слушается членов королевской фамилии. А вот если он не появится…

Глава 9,
в которой наши герои опаздывают в первый раз и встречают старинного знакомого

   Им казалось, будто они плывут уже целую вечность. Лиза, пытавшаяся считать повороты, давно забросила это безнадежное занятие и устала вздрагивать от непонятных звуков, доносившихся из темноты. Двое гномов мерно отталкивались шестами от стен, остальные сидели, как каменные, держа наготове топоры.
   – Ой, Левка! – сказала вдруг Лиза. – Слышишь?
   Левушка замер.
   – Нет, – прошептал он через некоторое время. – Давай им скажем. Эрин! А Эрин!
   – Тише! – чернобородый гном резко повернулся к Левушке. – Что случилось? Я ничего не слышу.
   – Шуршит, – Лизу охватила паника. – Шуршит! Будто дерево растет! Нет, будто растет скала! Скрежещет! Прямо здесь! Сквозь нас!
   Гномы в недоумении переглянулись.
   – Ой, мамочки! – Лиза чуть не закричала и вцепилась в кожаный Левушкин рукав. – Эрин, где мы сейчас? Надо скорее отсюда уплывать! Тут… тут что-то есть!
   Эрин сделал знак, и гномы налегли на шесты.
   – Все, – удивилась Лиза и перевела дух. – То есть ничего. Мне теперь мерещится, да?! – она всхлипнула.
   – Спокойно, спокойно, – сказал Левушка. – Может…
   – Мы миновали то, что раньше было Святилищем, – хриплым шепотом пояснил Эрин. – Чувствуете, река повернула?
   «Что за Святилище? Андрей Петрович бы мне все объяснил», – в сотый раз за этот бесконечный день подумала Лиза и, вздохнув, придвинулась поближе к Левушке.
   – Я вынужден просить вас, Ваше высочество, постараться больше не повышать голоса, – вежливо, но твердо сказал Эрин. – Раз вы почуяли Зло, то и оно может чуять вас, так что уж…
   Он не успел договорить.
   – Что это? – насторожился один из гномов. – Слышишь, Эрин? Там голоса впереди!
   – Это Арви! – еще один гном бросил шест и вскочил на ноги. – Арви и Гарви, они пропали месяц назад, помните?
   Лиза прислушалась. Откуда-то издалека, нарастая, несся завывающий гул, похожий на эхо множества слитных низких голосов. Слов ей было не разобрать.
   – Скорее! Они зовут на помощь! – крикнул Эрвин.
   – И Торн! И Хромой Эрлих! Я слышу их!
   Лиза и Левушка в ужасе смотрели на гномов, а те словно обезумели. Лодку несло вперед, а за поворотом река расходилась на два рукава.
   – Ты их слышишь? – быстро спросила Лиза у Левушки.
   – Вроде да, но… Лизка, придумай что-нибудь, они же ничего не соображают!
   Лиза с трудом разжала пальцы, стиснутые на бортах лодки, вскочила и с замирающим сердцем попыталась выхватить у Эрина шест. Лодку крепко стукнуло о каменный свод.
   – Это магия! Это же эхо! Колдовское эхо! – кричала Лиза прямо в бородатое лицо. – Нет там никаких голосов! Я слышу!
   Эрин запустил руки в волосы и замотал головой. Левушка быстро зачерпнул из-за борта воды и плеснул ему в лицо. Это подействовало:
   – Поворачивай! – крикнул он уже совсем другим голосом.
   И эхо сдалось, затихло, умолкло.
   Медленно, один за другим, гномы возвращались к действительности.
   – Спасибо, принцесса, – Эрин крепко тряхнул Лизину руку, забыв об этикете. – И вправду колдовство… Вот что здесь творится! Эй, Дорн, держи правее!
   Лиза снова села и вцепилась в борта лодки так, что пальцы заболели.
   – Тихо, – мягко сказал Левушка. – Уже все. Кажется, мы приехали. – Лодка ткнулась в скалу, и Эрин легко выпрыгнул на каменистый берег. Остальные гномы помогли выбраться Лизе с Левушкой, а сами остались в лодке.
   – Этот коридор ведет прямо к Сокровищнице. – Эрин поклонился. – Простите, принцесса, но нам туда дороги нет.
   Лиза кивнула, сделала шаг, другой и поняла, что ноги ее не слушаются. Левушка поддержал ее под локоть.
   – Пошли, – бросил они обернулся к гномам: – Вы бы вытащили лодку на берег, а то мало ли что…
   Гномы посовещались и последовали Левушкиному совету.
   – Вы бы остались, доблестный паж, а то мало ли что… – осторожно предложил Эрин.
   – Какой я буду доблестный паж, если принцесса пойдет одна, а? – Левушка помотал головой.
   Гномы переглянулись и поклонились:
   – Мы подождем вас здесь.
   Они встали спина к спине, с топорами наготове. Пройдя сотню шагов по коридору, Лиза оглянулась: вдалеке слабо мигал фонарь.
   …В угрожающей тишине подземелий проклюнулся новый звук – тихое безостановочное журчание падучей воды – и вдали забрезжил слабый синеватый свет. Как ночное небо. Пахнуло сыростью.
   – Погоди, – прошептал Левушка, – неужели мы вышли наверх?!
   Лиза молча отодвинула его в сторону и храбро двинулась вперед. Коридор вывел ее в просторный полукруглый зал со сводчатым потолком, залитый тем самым мертвенным голубоватым сиянием, напоминавшим свет кварцевой лампы, а заодно и кабинет стоматолога. Ощущение было неприятное – вроде бы все видно, но глаза сразу же устали. В изогнутой стене зала зияло несколько ходов – никаких дверей не было, – а впереди виднелся черно-синий занавес, слегка колеблемый ветром. У Лизы появилось нехорошее подозрение, что именно этот занавес и светится – слабо, но как-то уж очень пронзительно, не оставляя окружающим предметам и ей в том числе ни малейшего шанса на тень.
   «Ничегошеньки не понимаю, – подумала Лиза с некоторым раздражением. – Ни Сокровищницы, ни дракона… Все за этим занавесом, что ли?» Она отважно подошла к занавесу, протянула руку, чтобы отвести в сторону странную сияющую ткань, и чуть не вскрикнула. Занавес оказался мокрым. Текучей водой. Причем вода эта мало того что светилась, оставаясь при этом черно-синей, она еще и текла снизу вверх. Было над чем задуматься.
   «Что делать? Отскочить, взвизгнуть, позвать Левушку – а где он, кстати? Что делают в таких случаях настоящие принцессы?!» – в панике подумала Лиза и присела посмотреть, откуда вытекает этот водопад наоборот. Водовзлет. Может, это просто плотный ряд маленьких таких фонтанчиков…
   Как бы не так. Было очень похоже на то, что поперек зала тек узкий быстрый ручеек, а потом некая сила заставила его подняться и встать тонкой упругой водяной стеной с пола до сводчатого потолка. И вдобавок засветиться. Но это свечение почему-то не так пугало, как совершенно необъяснимый бунт узенького ручейка против закона всемирного тяготения.
   «Все равно надо туда идти, – уговаривала себя Лиза. – Гномы ведь ясно сказали, что коридор ведет прямо к Сокровищнице… А про водопад ничего не говорили… Не могли же они забыть про такое! Значит, его раньше не было… Но нам все равно надо пройти за водопад… Елизавета, – сказала она про себя Бабушкиным голосом, – подумаешь, вода! Перешагни – и все! Ну, вымокнешь…» – Она храбро приподняла подол, хотя смысла в этом не было никакого, и уже оторвала от земли правую ногу… И обернулась, ища глазами Левушку.
   Левушка сидел на большом камне неподалеку и вид имел скверный. Даже в голубом свете было видно, что он белее полотна. Лиза в панике подбежала к нему.
   – Я туда не пойду, – тихо сказал Левушка. – Прости, но ни за что.
   – Что, что случилось? Тебе плохо? – тормошила его Лиза.
   – Как кирпичами дышать, – ответил Левушка. – Лизка, это очень плохое место! Ты не чувствуешь? Я тут не могу!
   – Да что с тобой? – Лиза окончательно перепугалась.
   – Я-не-могу-тут-дышать, – раздельно объяснил Левушка. – То есть вот тут, где сижу, еще терпимо, а подойти к этому не могу. Что это за явление?
   – Вроде водопада, только снизу вверх. Мне он тоже не нравится, но не настолько же…
   – Дис с Кирном нам ясно сказали, – зловеще произнес Левушка, – что какие-то гномы ходили Болли выручать и не вернулись. А если это ловушка на гномов?
   – Не знаю, – Лиза растерялась. – Но ты же не гном!
   – А ты слушала только то, что говорили про тебя, да? – горько ответствовал паж Ее высочества. – А как насчет моего предка Дайна-Непоседы?
   – Левка, возьми себя в руки, – велела Лиза. – Я, между прочим, тоже водопада здорово испугалась! И эха! И этого… скрежета… там, в галерее! Мне уже давно очень страшно! И какой ты после этого доблестный паж?
   – Я не испугался! – возмутился Левушка. – Говорю тебе – я дышать здесь не могу! Это же совсем другое дело, не понимаешь, что ли?!
   – А я вот боюсь идти туда одна! И ничего, иду! – Лиза задрала нос и, резко повернувшись, зашагала к водопаду.
   – Сам знаю – отправлять даму одну к дракону недостойно цивилизованного человека, – пропыхтел ей вслед Левушка, но остался сидеть на камне, словно приклеенный к нему неведомой силой.
   «Ну и пожалуйста! Ну и без тебя обойдусь! Тоже мне, рыцарь!» – Лиза в изумлении обнаружила, что разобиделась не на шутку. Хотя головой она отлично понимала, что Левушка бросил ее отнюдь не из-за того, что испугался, – уж чего-чего, а трусости в нем не было ни на грош, и сегодня, в подземельях, это стало окончательно ясно. Она зажмурилась и шагнула через ручеек.
   Странная вода не только светилась и текла снизу вверх – она еще была не очень мокрая. Во всяком случае, юбки не намокли разом, как следовало ожидать, а разве что украсились редкими пятнами. Лиза не без усилия открыла глаза и огляделась. После слабо освещенных подземелий зал с водопадом показался очень светлым. В стене виднелась большая чеканная дверь, а рядом зиял черный узкий ход, и оттуда тянуло сыростью.
   Кроме того, в зале находился обещанный гномами дракон. Лиза успела о нем напрочь забыть.
   И теперь она оцепенело уставилась на чудовище, потому что после сумасшедшего эха и черной воды подземной реки сил пугаться уже не осталось.
   Дракон был средних размеров – примерно с автобус – и черно-алой масти. Он крепко спал, вытянув шею с частоколом шипов поперек чеканной двери, и бока его мерно вздымались.
   «Может, перешагнуть через драконью шею в самом узком месте? – прикинула Лиза. – Да уж… Лучше сразу разбудить его и вежливо попросить: пустите высокородную даму поглядеть на драгоценности, а?»
   Лиза в который раз за последние минуты собралась с духом, подобрала юбки и сделала решительный шаг. Обшитый кружевом край атласных панталончиков зацепился за шип длиной в добрую четверть метра. Лиза в ужасе зажмурилась было, но тут же заставила себя смотреть хотя бы одним глазом. В голове у нее пронеслась мысль о том, что дракона она видит в первый раз в жизни. И, наверно, в последний. Потому что сейчас дракон ее слопает, и увидит она, Лиза, дракона изнутри. Так, может, сначала стоит полюбопытстовать, на что дракон похож снаружи?
   Ящер пробудился. Он приоткрыл алое око с вертикальным кошачьим зрачком и вывернул шею, отчего Лиза потеряла равновесие и села на пол. Дракон сонно оглядел нарушительницу заповедных границ, отверз пламенеющую пасть и заорал гулким басом:
   – Уау! Лизка! Ты-то что тут делаешь?
   «Сплю, – подумала Лиза, – все в порядке, точно сплю, завтра контрольная по инглишу, вот и снится всякая чушь…»
   – Лизка! Ты чего? Своих не не узнаешь? – удивлялся между тем дракон.
   Лиза замотала головой, завороженно глядя в драконью пасть.
   – Это же я, Конрад!
   – Царапкин? – пролепетала Лиза.
   – Да не Царапкин я, а Конрад, что, запомнить трудно?! – обиженно проревел дракон.
   Лиза осторожно поднялась на ноги, заложила руки за спину и тайком от звероящера изо всей силы ущипнула себя за левое запястье. Все надежды на кошмарный сон перед контрольной по английскому рассеялись, как утренний туман. «Будет синяк, – медленно подумала Лиза, пытаясь узнать в драконе одноклассника Костю Царапкина. – А ведь что-то есть…» – Она вновь всмотрелась в жутковатую чешуйчатую физиономию, стараясь избегать взгляда сверкающих красных глазищ из-под роговых век. Она видела острые шипы, украшавшие драконью спину, блестящие, как уголь, черные когти, каждый размером с хороший кухонный нож, сложенные кожистые крылья, заостренный трезубец хвоста.
   Дракон между тем тоже вглядывался в нее, и это было не очень-то приятно.
   – Не, ну и прикид у тебя, ваще! – прогудел он.
   Лиза не удостоила ответом это нетактичное замечание. Она и так знала, что в кринолине и зимних ботинках выглядит по меньшей мере нелепо.
   – Так это ты тут Сокровищницу охраняешь? – спросила она. – Ах вот ты куда делся!
   – Я да, охраняю, – ответил хвастливый дракон. – Отойди-ка во-он туда, а то шее неудобно. Не привыкну никак.
   – И давно?
   – Дня три. Или четыре. Нет, с пятницы, вот!
   – Я и не знала, что ты дракон… Вот это да…
   – А я тоже только недавно узнал, – гордо сказал Царапкин. Он хотел было что-то добавить, но, видно, передумал и спросил: – А ты тут что делаешь?
   – Я ищу одного гнома, – Лиза решила по возможности отвечать честно. – Его Болли зовут.
   – А, за ним уже четверо таких гномоватых приходили, – звероящер закивал бугристой головой, – во-он там стоят. – Он попытался показать пальцем, то есть когтем, и едва не сшиб Лизу с ног. Испуганно взвизгнув, она отскочила и прижалась к стене.
   – Ты поосторожнее! – Лиза проследила направление драконьего взгляда и различила в синем полумраке возле водопада четыре неподвижные приземистые фигурки.
   – И что?.. – в ужасе спросила она, уже зная ответ.
   – Что-что! Окаменели, – небрежно фыркнул дракон. – Водопад-то специальный, чтобы гномы не совались. Раньше это ручеек был, а потом этот, как его… Мутабор как-ак махнет рукой, вода ка-ак дыбом встанет. Заколдовал, в общем… Классное было зрелище, жалко ты не видела! Он вообще столько всего может – супер!
   «Мутабор! Ужас какой! Бедные гномы! – подумала Лиза. – Эх, Царапкин…» – ей совсем не понравилось, что Костя говорит о колдуне с таким восторгом. На мгновение Лизе страшно захотелось развернуться и убежать, но гордость не позволяла. «Это же просто Царапкин! Ну с крыльями, ну с когтями, ну несет чушь. Не бояться же его из-за этого! – мысленно убеждала себя Лиза. – А убежать я всегда успею».
   – Так можно мне зайти в Сокровищницу и поговорить с Болли? Я ведь не гном, – как можно равнодушнее сказала она вслух.
   – В Сокровищницу, между прочим, никому нельзя, – важно объявил Царапкин, – без моего разрешения. Кого хочу, того пускаю, а не хочу – не пускаю!
   – Костенька, разреши, пожалуйста, – попросила Лиза, понимая, что голос ее звучит не очень-то ласково. «Гномы окаменели, а ему все нипочем… – возмущенно подумала она. – Только и слышно – Мутабор то, Мутабор се… Заморочили его, что ли?»
   – Ла-адно, иди уж по старой дружбе, – протянул дракон, и дверь со скрежетом отворилась. Внутри было очень темно и пахло погребом. Лиза осторожно засунула внутрь нос, и заходить ей не захотелось. – Чур, потом контрошку по инглишу дашь списать! Только Болли твоего там нет.
   – Как нет?!
   – Да приходила тут одна девчонка, – пренебрежительно сообщил Костя и оскалил в усмешки острые клыки. – Такая, типа панк, голова бритая, еще и с перепончатыми крыльями, из этих, дворцовых гвардейцев. Только мелкая очень. Сказала, что Мутабор требует этого Болли к себе. Я его и выпустил.
   – А как они через водопад перешли? – осторожно спросила Лиза.
   – Ой, такая смехотура была! – гулко развеселился дракон. – Он как этих, которые каменные, увидел, так вообще ни шагу сделать не мог, встал столбом и давай слезы бородой вытирать.
   «Ничего смешного», – Лиза едва не сказала это вслух, но прикусила язык.
   – А она вокруг летает, пищит чего-то, типа скорее, скорее, – продолжал дракон, со скрежетом почесываясь. – В общем, потащила его к водопаду, а там ему крыло подставила, вроде как зонтик, только снизу вверх – а он ка-ак перепрыгнет! Я думал, гномы прыгать не умеют!
   «Мышекрыска… Маленькая… Шин-Шин! – вспомнила Лиза. – Неужели она повела Болли к Мутабору? Не может быть, она ведь только на вид такая, а на самом деле сильф. Наверно, все-таки схитрила… ну, тогда она просто умница! Только где нам ее теперь искать? И его? Да и Царапкина тут оставлять нельзя. Кто его знает, этого Мутабора, ему ведь наверняка не понравится, что Болли из-под носа увели…»
   – И давно она приходила? – еще равнодушнее спросила Лиза, возя носком ботинка по каменному порогу Сокровищницы.
   – Да недавно, темно уже было, – дракон покосился на штольню в потолке. – А тебе этот Болли зачем?
   – Ай! – вскрикнула Лиза, и было отчего. Из темноты раздался топот крошечных маленьких ножек, и Лизе навстречу к порогу Сокровищницы выскочило нечто, очертаниями и повадками сильно напоминающее дурно воспитанную таксу. Существо кривенькими передними лапками оперлось о Лизины коленки и оказалось квадратным низеньким ларчиком, только вот вел себя ларчик так, как никогда, никогда не ведут себя порядочные неодушевленные предметы. Лиза отпрянула и чуть не шлепнулась наземь, а дракон Царапкин утробно захохотал. Никто еще не пытался отскочить в кринолине от общительных кривоногих шкатулочек, а то бы все давно уже поняли, как это неудобно. Ларчик с обиженным видом остался по ту сторону порога.
   – Мутабор говорил, в ларце то, чего мне пока не дано увидеть, – с деланной небрежностью объяснил Костя, – но я теперь знаю, что там Корона! А Болли этот что-то над ней мудрил… Во, вспомнил, вставил какой-то камень!
   – Послушай-ка, Царапкин, – сказала Лиза, захлопнув чеканную дверь перед предполагаемым носом живого ларчика и отдышавшись, – а что у тебя за дела с этим Мутабором?
   – Сказал же, Сокровищницу охраняю!
   – Знаешь что, Царапкин… – Лизе пришла в голову пренеприятная мысль. – Слушай, а ты обратно превратиться сможешь?
   – Ну, – горделиво ответил звероящер, но что-то в его тоне Лизе не понравилось.
   – Костик, тогда быстренько превращайся – и бегом отсюда, вместе с нами. Нехороший человек твой Мутабор. Не надо тебе тут оставаться.
   – С нами – это с кем? – спросил наблюдательный и проницательный Костя и принюхался, раздув ноздри – каждая глубиной в хорошую суповую кастрюлю.
   Лиза немного помедлила. «А ведь никто тебя, Твое высочество, за язык не тянул, – сердито подумала она. – Ладно, это, наверно, можно и сказать».
   – Там, за водопадом, сидит Левушка Аствацатуров, – произнесла она наконец. – Он не верит в драконов. Покажись ему, а, Костик?
   Левушка по-прежнему сидел на камне, опустив голову, и румянца в лице у него не прибавилось – скорее, наоборот.
   – Левка, – громко позвала Лиза. – Гляди!
   Сквозь водопад просунулась шипастая голова. Для вящего эффекта дракон попробовал испустить струю пламени, но вышло не очень красиво – много паровозного шипения, клубы дыма и десятка два неприкаянных искорок. Но Левушке хватило и этого.
   – Мама дорогая! – потрясенно выдохнул отличник Аствацатуров, не далее как сегодня утверждавший, что драконов не бывает.
   – Вот, – очень спокойно произнесла Лиза. – А теперь, дракоша, превращайся, и поскорее.
   – Еще чего! – гордо ответил звероящер. – Я обещал стеречь Сокровищницу. И вообще, какой я тебе «дракоша»?!
   «И сторож из тебя никудышный, – горько подумала Лиза. – Болли упустил, мне Сокровищницу открыл… Ты, Царапкин, чучело игуаны, а не дракон! Даже на дракошу и то не тянешь!»
   – Эй, господин дракон, – раздельно сказала она, – не делайте глупостей…
   – Тс-с! – сказал дракон свистящим драконьим шепотом, – идет кто-то… Вон, по лестнице спускаются…
   Лиза прислушалась и, кроме шагов, различила еще и два голоса: один – дребезжащий, противный и… почему-то знакомый, а второй – гулкий, холодный, от которого у нее дрожь пробежала по спине. Она сорвалась с места, схватила Левушку за руку и проворно утянула его в гномский коридор.
   Только когда впереди заблестела вода подземной реки, они замедлили шаг, чтобы отдышаться и поговорить.
   – Слышал, о чем мы там беседовали с драконом?
   – Нет, водопад все звуки глушит.
   – Тогда держись за стенку. Это не кто-нибудь, а Костя Царапкин. Который Конрад.
   – Ваше высочество, это не смешно и сегодня не первое апреля.
   – Перестань! Я сама подумала, что сплю. Он там Сокровищницу охраняет, а на самом деле, по-моему, пускает туда всех желающих. Только там темно и все равно ничего не видно. И Болли там уже нет. – Лиза как могла связно и понятно рассказала Левушке все, что узнала сама.
   – Ну а Царапкина, – закончила рассказ Лиза, – Мутабор превратил в дракона, и он, чучело, страшно этим гордится, а расколдоваться обратно не может. То есть утверждает, что не хочет, но, по-моему, на самом деле ему никак.
   – Фью! – Левушка даже присвистнул. – А ведь ему за Болли влетит под первое число…
   – Ой… Царапкин, конечно, чучело, но не пропадать же ему из-за этого!
   – Так, давай-ка по порядку, Твое высочество, – подумав, сказал Левушка. – Сначала Филин, потом Инго, потом уж Царапкин. Нет, прежде всего Болли. Думаю, что Цап-Царапычу нашему ничего особенно страшного даже от Мутабора не будет. Где он еще найдет себе дракона?
   – Заколдует кого-нибудь другого, и все дела, – удивилась Лиза.
   – Наверное, не всякого можно заколдовать, – протянул Левушка, – потому что Конрад – это Дракон. Ты буквы переставь – и получится слово «дракон». Я в такие совпадения не верю. Драконы на дороге не валяются, даже в человеческом обличье.
   Лиза немного подумала и согласилась. Из-под сводов пещер послышалось приглушенное перешептывание гномов.
   – Ты лучше не выдавай гномам, кто такой этот дракон – не стоит, – Левушка, понизив голос, кивнул в сторону реки, которая была уже близко. – Кто знает, как дело обернется.
   – Думаешь, они с драконами враждуют? – шепотом спросила Лиза.
   – Я не думаю, я чувствую, – отозвался Левушка. – Ты слышала, как они говорили о драконе? – он хмыкнул. – То-то я так Царапыча уважаю. Нет, точно, надо будет потом разузнать про Дайна-Непоседу… – он осекся и о чем-то задумался.
   Лиза решилась:
   – Левка, а водопад-то и вправду страшный. Те гномы сквозь него прошли и окаменели.
   – Да ты что?! – стало слышно, как Левушка в темноте остановился и обернулся. – Ох, придется сказать нашим, то есть гномам, куда подевались их соплеменники. – Он насупился, минутку помолчал, а потом сказал: – Знаете, дорогой Ватсон, список моих вопросов к мистеру Мутабору становится все длиннее и длиннее.
//-- * * * --//
   – И правда нет, – растерянно произнес Конрад. – Нет Мостика…
   Растерянный дракон – небывалое зрелище. Как, впрочем, и напуганные бронзовые львы.
   – И правда нет, – эхом отозвалась Бабушка, рассеянно поглаживая то ли Леонардо, то ли Леандро по бронзовой голове. Огромные львы жались к ее ногам и тихонько скулили. Мама Соня не сказала ничего.
   В этот миг полная луна окончательно спряталась за тучи, и с декабрьского питерского неба повалил черный мокрый снег. Варежки у мамы Сони были белые, и тающие на них снежинки казались дохлыми пауками.
   Но плакать все равно было нельзя.

Глава 10,
которая начинается с крупной неожиданности, а заканчивается тем, что все герои очень хотят есть

   – И что это Дис с Кирном так долго нету? – Лиза беспокойно заерзала на сундуке, застеленном меховой накидкой, и покосилась на клетку с неподвижным нахохленным Филином.
   – Она ведь сказала: одних нас наверх не пустят, – терпеливо объяснил Левушка. – Пошла выбирать провожатых. А там Эрин и компания про плавание к Сокровищнице повествуют – наверно, без помощи Кирна и не вклинишься.
   Они сидели в покоях Дис – небольшой пещере с низким потолком, примыкавшей к главной кузне. Уютно теплился огонек светильни, заправленной ароматным маслом. Здесь, по крайней мере, можно было спокойно поговорить, не перекрикивая грохот кузнечных и прочих работ.
   «Да нам одним наверх и не очень-то хочется», – сумрачно подумала Лиза, придвигаясь поближе к клетке.
   – Уху, – сказал Филин. Лиза поглядела на него и ойкнула. Филин наградил ее таким взглядом, что девочке захотелось вскочить и вытянуться по стойке смирно.
   – Что случилось? – перепугалась она. – Вы… вы сердитесь? Мы что-то делаем не так?
   – Уху, – сказал Филин, и его мощные когти царапнули днище клетки так, что металл скрежетнул.
   – Но что? – поразился Левушка. – Погодите, но Болли нам все равно надо найти?
   – Уху, – подтвердил Филин.
   – Значит, мы… м-м-м… сходим наверх, быстренько приведем Болли сюда, вы нас тут подождете и…
   Филин замотал головой так, что стало ясно, что и двести семьдесят градусов для него не предел.
   – Так-так-так, – засопел Левушка и поправил очки. – Лизка, что я сейчас такого сказал, что…
   – Ты сказал… – начала Лиза, но Левушка уже и сам вспомнил:
   – Вы не хотите нас здесь ждать? Взять вас с собой?
   – Уху!!!
   Лиза с Левушкой переглянулись.
   – Но зачем? – расстроилась Лиза. – Мы ведь все равно Болли сюда попробуем привести, у него же все инструменты здесь… И опасно там, наверху!
   – Уху! – в Филинских круглых оранжевых глазах появилось самое что ни на есть человеческое выражение сердитого облегчения – ну вот, мол, наконец-то додумались, остолопы…
   – Лизка, слушаемся без лишних разговоров, – тихо сказал Левушка. – Сдается мне, мой дорогой Ватсон, что зря мы его… Филина… раньше с собой не брали. Только сейчас в голову пришло…
   – Уху, – одобрил Филин не без ехидства.
   Лиза с Левушкой снова переглянулись, и тут возвратились Дис и Кирн с двумя вооруженными гномами.
   – Вот, Горн и Олли проводят вас наверх, – сообщила слегка запыхавшаяся гномская дама. Оба гнома церемонно поклонились. – До самой аптеки.
   – Как до аптеки? – вскинулся Левушка. – А указ про бороды? Вам ведь… Вам нельзя на поверхность!
   – А что нам указ? – гномы расправили плечи. – Госпожа Дис сказала – если сегодня мы пожалеем бороды, завтра жалеть будет некого. Уж лучше быть бриту, чем биту, верно?
   При этих словах Левушка шумно вздохнул и взялся за клетку.
   – Оставили бы вы Филина, – заметила Дис.
   Лиза замотала головой:
   – Он не хочет.
   Филин в клетке щелкнул клювом и встопорщил перья.
   – Слово волшебника – закон, – сказал Кирн. – Даже такое. Давайте собираться в путь.
   …Мягкий коридор показался Лизе даже длиннее, чем в прошлый раз. Олли шел впереди с фонариком и топором наизготовку, Левушка тащил клетку, Лиза старалась держаться поближе к Левушке, точнее к Левушке и к Филину, а Горн с факелом замыкал процессию. Луч фонарика скользил по влажным стенам, свет факела, вздрагивая, отблескивал на толстых спутанных стеблях, и все это напоминало тоннель метро, проносящийся мимо за темным стеклом с надписью «Не прислоняться». Лизе показалось, будто свет беспокоит подземные лианы – они неприятно шевелились, с мокрым шорохом терлись друг о друга, и от этого делалось не по себе. Перед каждым поворотом Олли замирал и заглядывал в пахнущую мокрым погребом темноту, а потом делал знак, что можно идти дальше, и каждый раз у Лизы в животе сжимался ледяной комок. Хотя вроде бы ничего не происходило – слышались удивительно легкие шаги гномов, отдаленное журчание воды да всякие подземельные шелесты и шорохи.
   Вскоре Лизу начало знобить, как всегда бывает, если долго не спишь и устанешь, и она плотнее запахнула теплый плащ. Вот и галерея. Впереди показались те самые железные ворота, и Лиза подумала: «Какие красивые – чеканные, с единорогами! Наверно, когда-то гномы поднимались тут в Радинглен по своим делам. А при свете тут и не страшно…», – она уже обернулась к Левушке, чтобы сообщить это, и тут…
   Со всех сторон раздался оглушительный каменный скрежет, что-то ударило Лизу в спину и едва не сбило с ног.
   – Что за… Мама дорогая!!! – закричал рядом Левушка.
   Лиза обернулась и оцепенела от ужаса. Из пола и потолка коридора стремительно прорастали каменные клыки, норовившие сомкнуться в сплошную стену, гномы сносили их окованными железом рукоятями топоров, а каменные зубы, с которых что-то капало, вырастали снова, норовя ухватить топоры и перекусить руки…
   – Не стойте! – отчаянно закричал, кажется, Олли. – Вон ворота, не видите?
   Левушка схватил Лизу за плечо и потащил к воротам. Они гостеприимно распахнулись и с лязгом захлопнулись за их спиной.
   – Ой! – тихо сказала Лиза. – Как же… Что же…
   – А вот так, – Левушка подергал створку ворот за железное кольцо и тяжело вздохнул. Потом он поглядел вверх. – Ладно, надо идти. Ну и погодка!
   Вокруг была чернильно-черная сверкающая темнота, в которой с невидимого неба сплошным потоком лился проливной дождь, смешанный со снегом. Казалось, он заполонил собой весь мир, и воющий ветер мотал мокрые струи в воздухе.
   – Если тут есть мышекрысы, тогда это дождеснег! – шепотом сказал Левушка.
   – Тихо ты! – шикнула на него Лиза, ежась от ветра и холода и забирая у него клетку. – Может, тут их и нет, но если мы будем шуметь, они точно появятся.
   И они появились. Сплошная чернота ночи разорвалась на множество черных клочьев, ветер обрушился на детей с неба, воздух наполнился свистом, шелестом, хлопаньем черных крыльев – огромная стая мышекрысов обрушилась сверху, из засады.
   – Попалис-с-сь!
   – С-с-с-хватить!
   – Вмес-с-те с-с-с птицей!
   Лиза мгновенно потеряла Левушку из вида – вокруг нее кошмарным хороводом замелькали мертвенно-белые лица, похожие на черепа, и со всех сторон затрепетали в воздухе крылья, рассекая брызжущий дождь, задевая Лизу, как мокрые простыни, развешанные в темном коридоре. Мышекрысы с шипением окружили Лизу, и она инстинктивно выставила перед собой клетку.
   И тогда Филин издал оглушительный боевой вопль: «Уху!», распушил перья, заполнив собой всю клетку, и распахнул огромные круглые глаза. В шевелящуюся черную стаю мышекрысов ударили два огненно-оранжевых луча нестерпимо-пронзительного света – точь-в-точь два мощных прожектора. Мышекрысы попятились и выпустили Левушку, который молниеносно пересек полосу света, быстро прыгнув к Лизе, встал рядом с ней, помогая удерживать клетку на весу. Мышекрысы попытались было схватить клетку, но Филин завертел головой и светящиеся лучи затанцевали взад-вперед, полосуя воздух. Струи дождя сверкали в этом небывалом свете и мгновенно превращались в пар.
   Крылатые стражники завыли на разные голоса и растерянно заметались, а Филин все бил рябыми крыльями, словно стремясь выбраться из ненавистной клетки, и все громче кричал: «Уху!»
   Крылатые твари беспорядочной черной кучей унеслись прочь в мокрую тьму. Филин еще раз злорадно ухнул им вслед, перестал топорщить перья и пригасил свои сверкающие глаза.
   – Ого! – только и сказал Левушка, переводя дух и почтительно заглядывая в клетку. – Волшебник – он и в клетке волшебник. Представляешь, что будет, когда он окажется на свободе? Им всем не поздоровится!
   – Спасибо… – слабым голосом обратилась к Филину Лиза, все еще дрожа от испуга. Она присела на какой-то мокрый камень.
   – Лизка, – твердо сказал Левушка. – Давай вставай. Они ведь не зря на нас так рухнули – наверно, это была засада. Надо срочно уходить отсюда, а то еще наведем их на гномов…
   – Ворота захлопнулись, – напомнила Лиза.
   – Все равно надо делать ноги. А вдруг гвардейцы вернутся со свежими силами?
   Лиза, которой еще секунду назад казалось, что она не сможет сделать больше ни шагу, резво вскочила:
   – Тогда пошли!
   – Ничего, – успокоил ее Левушка. – Дальше будет полегче. Конечно, темно вокруг, но Андрей Петрович нам посветит, если что…
   – Не надо, – ускоряя шаги, возразила Лиза. – Ему нужно беречь силы… И потом, если мы будем тут разгуливать с фонарем, нас быстро засекут. Те же… те же мышекрысы.
   – Дело говоришь, – согласился Левушка, поудобнее перехватывая клетку с устало нахохлившейся птицей. – Пойдем в темноте. Нам не впервой. Знаешь что? Главное – помнить, что в темноте все остается точно таким же, как на свету, просто это все хуже видно, – ободряюще добавил он.
   Впрочем, не успели они пройти по улице и десятка шагов, как стало ясно: Левушка глубоко заблуждался.
   Еще днем Радинглен хотя бы отдаленно напоминал город – пусть грязный и запущенный, пусть наводненный завороженными местными жителями, но город. Теперь это был лабиринт запутанных пустынных улиц, свивавшихся в клубок, а дома пялились на них пустыми черными окнами с пустых черных фасадов, с которых начисто исчезли все украшения – ни резной веточки, ни звериной мордочки… Дети шли, пригнув головы, мокрый снег и ветер хлестали им в лицо, и чем сильнее становился снег, тем темнее делалось вокруг. Уже едва можно было различить очертания домов.
   – Лизка! – вдруг воскликнул Левушка. – Смотри, снег… снег черный!
   Теперь стало понятно, почему вокруг такая тьма: то, что летело с неба и таяло на мокром скользком булыжнике, в самом деле было черным снегом – не грязным, как это бывает в городе, где много машин и заводов, а именно черным, чернильно-черным, непроглядно-черным.
   Филин приоткрыл один глаз и посветил вперед слабеньким бледным лучиком – то ли обессилел, то ли опасался привлекать внимание. Лиза понадеялась, что все-таки второе… хотя думать о том, чье именно внимание они могут привлечь на этих безлюдных мокрых улицах, было совсем тошно.
   Между тем черный дождеснег разошелся не на шутку: он летел со всех сторон, норовя сбить с ног, он отскакивал и набрасывался, закручиваясь вокруг Лизы и Левушки с клеткой в плотные коконы, он обжигающим холодом бил в лицо и застилал глаза.
   – Знаешь, по-моему, он за нами гонится, – перекрикивая завывание ветра, сообщил Левушка Лизе. – Извини, я буду за тебя держаться, а то он мне все очки залепил – ни фига не вижу. Тьфу!
   – Он дерется! – отозвалась Лиза, которой черный дождеснег тоже показался весьма враждебно настроенным. – Может, свернем вон хоть туда, в ворота, и переждем, пока он поутихнет?
   – Сомневаюсь, – отвечал Левушка, поглядев на ближайшие ворота, которые вели в какую-то темную арку и напоминали ржавые зубы, ощеренные в темной пасти. – Не будем ничего пережидать.
   И они двинулись вперед, пригибая голову от ветра. Лиза фыркала и отплевывалась.
   – Хочешь анекдот? – вытирая мокрое лицо, а заодно и очки, спросил Левушка.
   – Ну?
   – Темной ненастной ночью идут под дождем две блохи, мокрые и несчастные.
   – Уже смешно, – проворчала Лиза.
   – …И одна другую утешает: «Ничего, – говорит, – не плачь, вот разбогатеем – собаку купим!»
   Лиза только с трудом растянула губы в улыбке и съежилась еще больше. Да и сам Левушка не очень-то радовался собственному остроумию.
   – Куда все подевались, Лиз? – растерянно спросил он. – Смотри, дома пустые.
   Казалось, здесь пронесся ураган, а потом эпидемия неведомой зловещей хвори опустошила дома: мертвые окна зияли черными дырами, словно глазницы черепа, двери стояли нараспашку… Ни единой живой души, ни огонька! Впрочем, нет: кое-где в глубине окон мелькали какие-то болотные огни, зыбилось странное мертвенное свечение…
   Лиза прислушалась, пытаясь что-нибудь разобрать сквозь вой ветра.
   – Что там? – тревожно спросил Левушка.
   – Мне все время кажется, будто за нами кто-то идет, – с дрожью в голосе отозвалась Лиза.
   – Нету тут никого, разве не видишь? – возразил Левушка и тотчас оглянулся. Так, ежеминутно озираясь и вздрагивая, они миновали улицу, другую. Когда они проходили мимо, полусорванные ставни искривленных домов, висевшие на одной ржавой петле, с грохотом захлопывались сами по себе. И что-то еще странное было в этих заброшенных домах.
   – Левка, смотри, паутина, – вдруг поняла Лиза. – Ее еще больше стало, чем тогда, днем. И она… она толстая, как канат.
   Лиза остановилась.
   – Ой, так ведь и клетка вроде как из паутины, только металлической, – растерянно сказала она. – Как ты думаешь, почему?
   – Не хочу я об этом думать. – Левушка потянул Лизу за руку. – И тебе не советую. Пошли-пошли.
   Где-то в вышине захлопнулось еще одно окно.
   – Только не бежать, – с усилием сказал Левушка. – Иначе они нас догонят.
   – Кто – они? – простонала Лиза, которой больше всего на свете хотелось именно бежать – без оглядки, не разбирая дороги.
   – Уж не знаю кто… Они все, – Левушка неопределенно обвел рукой улицу перед собой.
   – Я сейчас завизжу, – сквозь зубы сказала Лиза.
   – Визжать – это так женственно, – утешил ее Левушка. – Знаешь, именно это говорит моя мама, встречаясь на кухне с маленькой мышкой… Ты хоть помнишь, где именно аптека?
   – Не знаю… – сказала обессиленная Лиза. – Понимаешь, я… не узнаю улицы. Все… все другое… Может, если бы мы вышли на Круглую площадь… от нее легче сориентироваться…
   – Хорошо, поищем площадь. Похоже, теперь мы хоть знаем, о чем нас предупреждали в той записке. Насчет того, что не ходить ночью, поскольку что-то там безраздельно. Да уж…
   – Уху, – едва слышно подтвердил Филин из клетки, не открывая глаз.
   Дождеснег немного поредел – вдали виднелись башни дворца. Но попасть на Круглую площадь оказалось не так-то легко. Улицы, заросшие паутиной, принялись водить кругами, они то дыбились, поднимаясь куда-то вверх, то прогибались, как будто готовые вот-вот провалиться под землю. У Лизы уже в глазах рябило от одинаковых кривых домов с провалами окон, затканными серой паутиной, и ноги гудели от усталости – а улицы все кружили, морочили, сбивали с пути, и башни дворца по-прежнему маячили впереди, не приближаясь ни на шаг. Они попробовали побежать, но без толку: Дворец все так же высился в отдалении.
   – Может, надо пятиться, тогда он приблизится… – предположил Левушка.
   – А что толку? – выдохнула Лиза. – Дойдем мы до площади, а там опять то же самое… ты же видишь, мы кружим на одном месте… И все улицы не те… Не могу больше! – она была готова заплакать.
   – Погоди. Погоди реветь, – быстро сказал Левушка. – Да, крепко мы завязли!
   – Дорогу бы спросить…
   – Так ведь никого нету.
   И тут Лизу осенило. Ну конечно! Она вспомнила темные окна и качающиеся тени и точно такое же ощущение ужаса и безвыходного отчаяния. И вопросительный кошачий голосок Мурремурра.
   Изумленный Левушка, полуоткрыв рот, наблюдал, как она решительно задрала нос, прокашлялась и вдруг… запела. Неверным голосом, дрожащими губами Лиза выводила жалобную песенку про сурка:

     «…И мой всегда, и мой везде,
     И мой сурок со мною…»

   Постепенно голос ее выровнялся, зазвучал увереннее, и тогда откуда-то из темноты перед ними возник кошачий силуэт.
   – О, Ваше высочество! – воскликнул Мурремурр. – Вы муррменяу звали?
   – Котик, миленький! – забыв обо всяком этикете, Лиза подхватила кота на руки и поцеловала в усатую мордочку. Мурремурр не возражал.
   – Сожалею, что не муррмог появиться раньше, – извинился он, мягко спрыгивая на землю. – Муррмерзкая погода!
   – Мурремуррчик, пожалуйста, выведи нас к аптеке Мелиссы! А то тут такое… такое…
   Левушка молча кивал, не в силах говорить.
   – Что ж, следуйте за муррмной, – и кот мягкими прыжками понесся вперед.
   – Хотя, возможно, сейчас и не муррвремя, но я должен сообщить Вашему высочеству, что доставил записку Ее величеству, – на бегу сообщил кот еле поспевавшей за ним Лизе. – Ее величество напоили меня молоком и велели поспешить обратно. Когда я уходил, они как раз изволили беседовать с кем-то по телефону, и, судя по всему, это была матушка благородного Лео.
   – Ой, спасибо, котик! – Лиза едва не запрыгала. От упоминания Бабушки ей сразу полегчало, и хотя вокруг снова замелькали кривые дома в серой паутине, и снова щерились челюсти ворот и решеток, и зловеще хлопали вслед ставни, но запутанный клубок города все-таки разматывался, и вот впереди показался вполне узнаваемый поворот… и раздвоенное дерево… и аптечная вывеска, качающаяся на ветру!
   Лиза взлетела по ступенькам и забарабанила в дверь.
   – Мелисса! Мелисса, откройте, пожалуйста! – ей казалось, что она кричит так, что птицы должны падать с неба, но на самом деле сил хватило только на едва слышный скулеж. Никто не отозвался.
   – Ее нет дома! – Лиза топнула ногой.
   – Кто-то там есть, – ответил Левушка. – Смотри, огонек!
   Он поднял клетку на уровень окна. За тусклым от пыли стеклом что-то зашевелилось, а потом на мгновение высветился черный горбатый силуэт в островерхом капюшоне. Узкая трехпалая рука со свечой протянулась вперед, мертвенно-бледное лицо глянуло из-под капюшона… Мышекрыс?!!
   – Ай! – испуганно взвизгнула Лиза и попятилась, хотя еще секунду назад ей казалось, что струсить еще больше просто невозможно.
   – Что там? – бросился к ней Левушка.
   И тут из окна вместе с осколками разбитого стекла вылетел массивный предмет и взорвался у Лизиных ног, окатив ее с ног до головы холодной водой да еще и обсыпав чем-то скользким. Лиза отскочила, едва не опрокинув Левушку, Мурремурр с мявом ринулся в сторону, но тут же, усовестившись, вернулся, брезгливо переступая разлившуюся перед крыльцом лужу.
   – Ты цела? – севшим голосом спросил Левушка. – Мама дорогая, что это?
   – Ах, вам мало? – послышался из разбитого окна ломкий недобрый голос. – У меня тут еще найдется, я добавлю! Нету Мелиссы дома и дверь я не открою! Пошли вон!
   – Дален! – закричала Лиза, чуть не подпрыгнув от радости. – Как же я сразу не догадалась!
   Злющий голос сильфа, который и при первой их встрече не отличался особенной вежливостью, сейчас прозвучал для нее самой сладкой музыкой.
   – Дален, Дален, кто же еще! – проворчала, высовываясь из окна по пояс, горбатая фигурка в темном плаще, которая сразу же перестала казаться зловещей. Сильф откинул капюшон и обвел цепким взглядом прищуренных черных глаз двоих детей, клетку и кота.
   – С ума посходили – по ночам разгуливать? – накинулся на них Дален с не меньшим раздражением. – А ну заходите! Быстро!
   Он скрылся в окне. Звякнул засов.
   – Мы ищем… – начала Лиза, оказавшись в восхитительно сухой и теплой комнате.
   – Тихо! – оборвал ее Дален. – Пошли-ка в кладовку, там и поговорим. Нет, точно с ума посходили…
   – Чем это ты в нас запустил? – спросила Лиза, следуя за ним.
   – Аквариумом с пиявками, – равнодушно ответил Дален. – У Мелиссы их еще пять штук, так что ничего страшного.
   Визжать было уже поздно. Лиза принялась яростно отряхиваться. К счастью, пиявки к платью присасываться не стали.
   Дален, занавесив разбитое окно лоскутным одеялом, принес свечу и, препроводив ночных гостей в кладовую, пахнущую травами, плотно закрыл дверь. Затем он снял плащ, повесил его на гвоздик, и Лизе сразу стало легче. «Сильфы, конечно, тоже не люди, но без капюшона он хоть на мышекрыса не похож», – подумала она, разглядывая Далена. Было заметно, что у Мелиссы сильф отлежался и отъелся, да и крылья у него выглядели гораздо лучше, даже левое, которое было в лубке. А вот выражение лица из недоверчивого и ехидного стало настороженным и даже озлобленным. Свечу сильф поставил на пол, сам присел на маленький дубовый бочонок с каким-то зельем, а остальным указал на деревянную скамейку. Левушка, выбираясь из насквозь мокрого плаща, протер забрызганные очки и стал пристально изучать сильфа. Тот не обратил на это ни малейшего внимания и требовательно спросил:
   – Чего вам?
   – А ты что здесь делаешь? – вопросом на вопрос ответила Лиза.
   – Живу у Мелиссы. Крыло-то… – сильф свистнул, – медленно заживает. Ну, я у нее вроде подмастерья, она меня учит потихоньку. То есть… учила.
   – А где она? – в испуге спросила Лиза, которая за все это время как-то не успела задуматься, куда подевалась аптекарша.
   – Ее еще вечером забрали во дворец, вместе со всеми, – объяснил сильф, и лицо у него стало совсем растерянное. – А мне одному страшно… Днем гоблины шастают, а по ночам тут такое творится! – он внезапно шмыгнул носом, но тут же сердито набросился на Лизу:
   – Ты расскажешь наконец или нет, чего вы по ночам шляетесь?!
   – Мы ищем Болли, – прошептала Лиза, унимая досадную дрожь.
   – А, гнома? – с некоторым пренебрежением бросил Дален. – Тут недалеко, его у реки спрятали.
   – Кто спрятал? – уточнил Левушка.
   – Эта… – с нескрываемой неприязнью процедил Дален. – Пискля эта с крыльями, ни рыба ни мясо…
   – Шин-Шин! – догадалась Лиза, а Левушка с упреком спросил:
   – Зачем вы так, сударь? Она же не виновата, что ее…
   – Я тоже не виноват, что меня. – Дален дернул забинтованным крылом. – Все равно видеть ее не могу. Крыска летучая! Пищит, вьется… бр-р-р!
   – Прекрати, Дален! – не выдержала и Лиза. – Да она… ты бы только знал, что она для нас всех сделала!
   Дален сердито оскалил острые зубки и сморщил нос. «Ему просто ужасно обидно! – вдруг поняла Лиза. – Какая-то девчонка командует… И завидно тоже – она ведь летает, а у него до сих пор крыло не срослось… Наверно, раз мышекрысы – это переколдованные сильфы, то обычных сильфов от них трясет…»
   – Ладно, – угрюмо сказал Дален. – Словом, эта ваша…
   Левушка грозно насупился – и сильф осекся. Потом продолжал:
   – …Она его спрятала у реки. Только до утра туда лучше не ходить, – поспешно добавил Дален.
   – Ясное дело, – буркнул Левушка. – Где – у реки?
   – Я вам покажу, – ответил Дален. – Но утром.
   Лиза с Левушкой переглянулись: идти опять на улицу совсем не хотелось. Лиза покосилась на клетку и обнаружила, что Филин отвернулся и с интересом рассматривает полки, уставленные склянками и увешанные пучками засушенных травок.
   – Нет, Дален, нам сейчас надо, – через силу сказала Лиза.
   – И куда вы сейчас, интересно, пойдете? И далеко ли уйдете? – съязвил Дален.
   – Надо, – тихо повторила Лиза. Левушка со вздохом кивнул. – А то мы ничего не успеем…
   Она вспомнила темень на улицах. И оплывающие, как свечи, дома. И паутину, окутавшую город. А потом вспомнила, как Инго смотрел на заходящее солнце. И поглядела на Филина в клетке. И подавила в себе отчаянное желание проснуться. Коленки стали ватные.
   – Дален, – попросила она. – Ты нам тогда нарисуй на бумажке план, где искать Болли…
   Повисла пауза. Тихонько шуршали метелочки сушеных трав под потолком, да потрескивая горела свеча.
   Потом Дален отвернулся и тоже стал рассматривать склянки на полках.
   – Послушайте, сударь, – начал сердиться Левушка, – не хотите нас провожать – не надо, но рассказать-то можно?!
   – Все с ума посходили, – не оборачиваясь, ворчливо отозвался Дален, нервно перевешивая пучки сухих трав с гвоздика на гвоздик. – Вот и Шин-Шин – тоже… Она, между прочим, теперь прячется, чтобы ее свои же не прибили… Хорошо еще, я ей подсказал, где укрыться, я город знаю как свои три пальца! А вы ночью гулять сунулись… без всякой защиты… Тролль вам на голову!
   – Только тролля нам на голову и не хватало, – задумчиво сказал Левушка. – Остальное уже все было.
   – Тролль тоже был, – напомнила Лиза. – И мы у него на голове.
   – Как так можно? – все возмущался Дален. – Полезли безо всего, ни капельки, ни крошечки…
   Лиза с Левушкой снова переглянулись.
   – Чтобы сейчас соваться на улицу, надо подобрать всякие микстурки, – назидательно продолжал Дален, – у Мелиссы тут много всего… Вот, пожалуйста – от насморка, от дурных снов, от воды в коленке, от наследственности по линии тети… Ага, вот – от куриной слепоты… Нет, надо что-нибудь получше.
   В продолжение этой краткой, но поучительной речи он безостановочно шарил по полкам, полочкам и шкафчикам кладовой.
   – Вы подумайте, что нужно, а то мне не сообразить… – Дален повернулся к ним, держа в каждой руке по пузырьку.
   – А можно не от, а для? – спросил Левушка, начиная понимать, в чем дело. – Для храбрости, например?
   – Тебе-то зачем для храбрости? – удивилась Лиза. Левушка криво усмехнулся.
   – В самом деле, зачем? – присоединился Дален. – Вы, гномы, и так хоть в пасть дракону полезете.
   – А с чего вы взяли, что я гном, сударь? – подозрительно спросил Левушка. – По одежке?
   – При чем тут одежка! – досадливо скривился Дален. – На лице все написано… А для храбрости – вот, – и сильф поставил на длинный дощатый стол сразу пять разнокалиберных бутылочек. – Только я не знаю, чем они отличаются.
   Мурремурр вспрыгнул на стол и прошелся вдоль ряда, принюхиваясь к пробкам.
   – Эта ничегоу, – муркнул он, обследовав кругленький зеленый сосудик. – Мрряу… Только для взрослых. – Лиза понюхала бутылочку и скривилась – действительно для взрослых. – А вот эта голубенькая сойдет, – урчал кот. – Валерьяа-ааночкой отдает…
   – Вот еще одна, – сказал Дален. – От наваждений.
   – А что, поможет? – удивилась Лиза.
   – Там добрая половина – морок, – Дален пожал плечами и снова поморщился. – А так будем видеть только то, что есть на самом деле.
   – Этого тоже хватит с запасом, – мрачно пообещал Левушка. – Только нам бы еще увидеть то, что есть на самом деле. Значит, нужна микстура, чтобы видеть в темноте. Найдется?
   – Не заставлять же Филина все время светить – этак нас мигом поймают, – добавила Лиза.
   – Пожалуйста. – Дален выставил на стол еще бутылочку. – Только это слабое средство, надолго не хватит.
   – И от простуды, – сказала Лиза, поежившись – вода из аквариума преодолела наконец многослойные юбки и добралась до самой Лизы.
   – По-моему, вы с Мелиссой одного размера, – сказал Дален. – А у нее одежек полный шкаф. Выбирай.
   – Она не обидится?
   – Спросить мы у нее все равно не сможем, – мрачно заметил Дален. Левушка вздохнул:
   – Почему-то мне кажется, что если она оттуда выберется, пропажа одного платья не слишком ее огорчит.
   Прислушиваясь к происходящему в кладовой, Лиза выбрала из вороха ярчайших Мелиссиных одеяний черную накидку с капюшоном и очень скромное платье модного нынче в Радинглене фиолетового цвета (без надоевшего кринолина и многослойных нижних юбок и со шнуровкой спереди, а не на спине). Когда она вернулась, Дален под пристальным взглядом Левушки, заинтересованным Мурремурра и (надо же!) веселым Филина смешивал в тигле содержимое батареи бутылочек. Из тигля шел зеленоватый пар.
   – Не знаю, что получится… – начал Дален. – Мелисса меня к смесям еще не допускала.
   – Многообещающе! – не сдержался Левушка. – Не превратиться бы в рогатую жабу.
   – Кто будет пробовать? – обреченно спросила Лиза.
   – Я, – не слишком уверенно предложил Левушка.
   – Да ладно вам, я и попробую, – гордо сказал Дален. – Кажется, готово…
   – Ты же сильф, а сильфы – не люди! На тебя все не так действует!
   В тигле забулькало и начало с шипением плеваться. Дален принялся разливать зелье по чашечкам, держа сосуд на вытянутой руке и отвернув лицо.
   – Сколько пить? – вяло поинтересовалась Лиза.
   – Тебе – в два раза меньше, чем ему, – Дален уверенно кивнул на Левушку, – мне – еще меньше…
   – Дело в объеме талии или в размуррмере ботинок? – невинно спросил Мурремурр. – А мне-ау?
   – Котам не положено, – строго сказал Дален. – Хватит шутки шутить.
   – Пф-ф! Котам и не надо, – тихонько фыркнул Мурремурр в роскошные усы.
   Пахло зелье весьма своеобразно.
   – Ладно, – храбро сказала Лиза. – Настоящие принцессы…
   Дален заморгал и вопросительно посмотрел на нее. Но тут Левушка мгновенно проглотил содержимое своей чашечки, закашлялся и уронил очки. Лиза кинулась стучать его по спине.
   – Настоящие пажи их высочеств, – отдышавшись, объяснил Левушка, – пробуют все подозрительное, чтобы… Так, на всякий случай. Между прочим, это вкусно.
   Оказалось и впрямь вкусно – как чай с гвоздикой и кардамоном. От него по всему телу разливалось бодрящее тепло, и сразу захотелось задрать нос и развернуть плечи. Лиза вдруг подумала, что этак и на улицу выйти можно. Подумаешь, дома у них кривые и снег черный! Это все равно ненастоящее! Ерунда на постном масле! Мы ли их не одолеем!!!
   – Действует! – обрадовалась она. – Пошли скорее!
   Ночной город есть ночной город, особенно если в нем не предусмотрено никакого освещения, но теперь благодаря Мелиссиным лекарствам он был просто ночным городом и ничем больше. Дома смирно стояли вдоль улиц, и дождь шел самый обыкновенный, но все равно мокрый и холодный. На улицах не было ни души – ни людей, ни гоблинов, ни мышекрысов. Может, отсыпались перед завтрашней коронацией? Или чуяли Филина на расстоянии и боялись? Ставни по большей части были закрыты, но в некоторых окнах виднелся свет, однажды кто-то даже подошел посмотреть, кому это не сидится дома, и нашей компании пришлось на всякий случай пробежаться. Дален шел впереди, раздраженно бурча и время от времени спотыкаясь – он так и не привык ходить по твердой земле. Мурремурр шествовал следом, задрав распушенный хвост. Они спустились в Нижний Город, для чего пришлось пролезть под заржавевшей решеткой, которую начали было опускать, чтобы перекрыть подворотню, да так и оставили застрявшей. Дален провел их через хитроумную цепочку проходных дворов, которые напомнили Лизе некоторые глухие места Петроградской стороны. Наконец они очутились на отлогом берегу реки. У глинистого берега мерцала черная вода, а посередине реки, нависая над водой, росло древнее кривое дерево.
   – Вот, – объявил Дален.
   – Что – вот? – устало поинтересовалась Лиза.
   – Болли ваш вот, – раздраженно ответил Дален. – В дупле сидит. Удачи, а я пошел. – Он круто развернулся и приготовился исчезнуть в темноте. Снадобье для ночного зрения явно переставало действовать. Было слышно, как черная, словно нефть, вода, плюхается о ствол дерева.
   – Ты куда? – окликнула его Лиза. – Я думала, ты с нами!
   – Вы же потом с вашим гномом как пить дать под землю сунетесь. Чтобы я, сильф, – и под землю? Да ни в жизни! Хватит и того, что ночью прогулялся. – Дален фыркнул и исчез.
   – Мда, – пробормотал ему вслед Левушка, – что в этом месте положено сказать? Сильфы – они сильфы и есть. В точности как ты рассказывала.
   – Люди – они тоже люди и есть, – отозвалась Лиза. – Кто в воду полезет? До дерева этого еще добраться надо…
   – Я полезу, кто еще, – ответил Левушка. – Не тебе же в юбке.
   Он подошел к воде, нагнулся и сунул в нее руку.
   – Плохи наши дела, – сообщил он, выпрямляясь и ожесточенно вытирая руку о штаны. – Лизка, эта вода… она не мокрая!
   – Как в водопаде… – пробормотала Лиза.
   – Что предпримем? Проверять эту реку на бездонность я не рискну.
   Филин в клетке приоткрыл глаза и критически посмотрел на маслянистую поверхность вероломной реки.
   – Левушка, посторонись, – велела Лиза, догадавшись, что сейчас будет. Левушка послушался.
   Снова вспыхнул ослепительный оранжевый свет, высветив черную воду и кривое, как перевернутая молния, дерево. Вода отступила, зашипев, как живая змея, и дерево оказалось на берегу, да и река теперь заблестела по-другому – так, как обычно отблескивает холодная вода в безлунную ночь. Филин снова прикрыл глаза и втянул голову в плечи.
   – Отлично, – обрадовался Левушка, – теперь простой смертный вроде меня может забраться на дерево. Ура!
   – Дупло, по крайней мере, тут имеется, – сообщил он через несколько мгновений. Мурремурр вспрыгнул на дерево и заглянул в дупло с другой стороны. Потом Левушка засунул в дупло руку, а Мурремурр – лапу. Раздался писк, и из дупла вылетело маленькое перепончатокрылое существо.
   От неожиданности Левушка вскрикнул и чуть не свалился в воду, Мурремурр зашипел, а Лиза заверещала – только Филин в клетке вел себя тихо. Левушка совладал с паникой первый: он понял, что вылетевшее из дупла существо никак не может быть гномом Болли, и сунул в дупло на этот раз голову.
   – Досточтимый Болли, сын Болли, – сказал Левушка очень вежливо. – Можете смело выбираться, мы пришли вас освобождать.
   Перепончатокрылое существо, взволнованно пища, кружилось над деревом, провожаемое пристальным взглядом желтых глаз Мурремурра.
   В дупле зашуршало.
   – Надо – силой доставайте, – грозно послышалось из дупла. – Предупреждаю, топор при мне.
   Левушка вздохнул и собрался с мыслями.
   – Ладно, – сказал он наконец. – Будем вести переговоры, – и устроился на дереве поудобнее. Лиза дрожала от волнения и кусала губы, чтобы не крикнуть что-нибудь возмущенное. «Что за дела! – сердито подумала она. – Столько этого Болли искали, а он не желает освобождаться и упирается!»
   – Во-первых, – тем же вежливым и чуточку занудным тоном продолжал Левушка, – топора у вас вроде бы нет. Я не понимаю, откуда и когда вы могли бы его раздобыть, любезный Болли. Кроме того, он вам и не понадобится, потому что нас прислала Дис…
   – Чьим только именем меня не пытались обмануть! – провозгласили из дупла.
   – Знаем-знаем, именем мага Филина. Он тоже с нами и, уверяю вас, совершенно ни при чем. А еще тут, например, есть принцесса Лиллибет, – голосом заправского дипломата добавил Левушка. – Вы не хотите на нее взглянуть?
   – Красно говорите, юноша, – похвалил его Болли. – Почтения к старшим, правда, вам не хватает. Еще бороды не отрастил, а туда же – «переговоры»! Какого вы клана, позвольте узнать?
   – Семейства Дайн, если вас это интересует, – быстро ответил Левушка. – Но, почтенный Болли, вы не знаете самого главного. Нас прислала Дис… и Мелисса, – продолжил он.
   «В сущности, это ведь не неправда, – подумалось Лизе. – Ай да Левушка!»
   Из дупла показалась бородатая гномья голова – на то, чтобы разглядеть бороду, остатков действия микстуры Лизе хватало.
   – В такую передрягу может сунуться только потомок Дайна-Непоседы! – проворчала голова, оглядывая Левушку. – Руку дайте, настырный юноша, – потребовал Болли.
   С грехом пополам они оба умудрились спуститься с дерева. Болли оказался седым согбенным гномом с поразительно длинной бородой, – кажется, это был рекорд даже по гномскому счету, ее можно было несколько раз обмотать вокруг шеи, как шарф, – но когда он перестал возмущаться, выяснилось, что голос у него молодой и звонкий. Тем временем перепончатокрылое спланировало на берег неподалеку от Лизы. Мурремурр, спрыгнув с дерева на землю, внимательно следил за каждым движением странного существа, и кончик его хвоста нервно подергивался. Крылатое создание росточком оказалось примерно с Далена – тоненькое, безволосое, с огромными темными глазами, опушенными длиннющими ресницами. Кроме больших глаз, длинных ресниц и крыльев, все остальное у существа было такое малюсенькое, что о нем и упоминать бы не стоило.
   – Ты и есть Шин-Шин? – догадалась Лиза. Существо утвердительно пискнуло. «Да, – подумала Лиза, – не повезло… Нелегко ей, наверно – сильфы домой не пустят, мышекрысом быть тоже мало радости…» Шин-Шин, словно услышав Лизины мысли, подшелестнула поближе и уселась на землю – в двух шагах от Мурремурра, который весь напружинился.
   – Мурремуррчик, – Лиза осторожно коснулась его выгнутой спины. – Это Шин-Шин, но она не мышекрыс, она на самом деле сильф, так что вы…
   – Здравствуйте, доблестный рыцарь, – тоненько произнесла Шин-Шин, и Мурремурр устыдился:
   – Муррнапрасно беспокоитесь! Я еще могу отличить даму от мерзкой мыш-ши!
   – Ну, все помирились? – обернулся к ним Левушка. – Досточтимый Болли, у нас тут… э… некоторая загвоздка, – продолжал он самым вежливым тоном, почтительно кланяясь гному. – Нам необходимо открыть эту клетку. Конечно, не здесь.
   – Шахты и штольни! – шепотом воскликнул Болли, увидев клетку. – Филин! Что с вами приключилось?
   Филин не без смущения ухнул и даже попытался развести крыльями.
   – Дайте-ка взглянуть, – потребовал Болли. Левушка поднял клетку. – Темно, – покривился Болли, – ничего не видать. Идемте-ка к нам в кузницу, все одно инструмент нужен.
   – Но там же ворота захлопнулись… – робко встряла Лиза.
   – Какие ворота? – удивился Болли. – О чем вы, Ваше высочество?
   – Которые к вам ведут, – попробовала объяснить Лиза. – Там, в Верхнем Городе…
   Шин-Шин, застрекотав что-то, замахала зажатым в трехпалой лапке клочком бумаги.
   – Зачем нам ворота? Тут ближайший вход в двух шагах, – пропищала она мелодичным голоском, ничуть не похожим на отвратительное шипение прочих мышекрысов. – Вот карта, смотрите!
   – Карта? – удивился Левушка. – Но Кирн говорил, что карты больше не работают, разве нет? Под землей все с ног на голову, мы сами видели… – он сунул было в карту нос, но разобрать в такой темноте ничего уже не удалось.
   – Карта карте рознь! – наставительно сказал Болли и поднял узловатый палец. – Только я и без нее вас проведу. Ладно, будет галдеть, молодежь! Давайте-ка поскорей отсюда.
   Компания двинулась за старым гномом, причем Шин-Шин летела низко-низко над землей и беспрерывно озиралась.
   – Пришли, – прошептал наконец Болли. Лиза не успела затормозить и едва на него не налетела: от Мелиссиной микстуры осталось одно воспоминание. Через мгновение она увидела смутно знакомые покосившиеся ворота, которые вели в маленький захламленный дворик.
   – Здесь! – торжествующе сказал Болли, переступая через горы мусора и направляясь в дальний угол двора. Остальные, недоумевая, последовали за ним, причем Мурремурр брезгливо отряхивался и высоко задирал лапы. Но стоило Лизе различить очертания множества старых сундуков, бочек и колес, громоздившихся по всему двору, как она все вспомнила: «Конечно! – подумала Лиза, чувствительно стукнувшись коленкой о ржавый угол здоровенного сундука. – Здесь Дален и сидел».
   Между тем Болли с Левушкиной помощью изо всех сил старался отодрать заколоченную огромными гвоздями крышку старого колодца.
   – Это зачем? – спросила Лиза.
   – Надо! – пропыхтел Левушка, сооружая рычаг из подвернувшейся толстой ветки и загоняя его в щель.
   – Там по карте ход! – сообщила Шин-Шин, бархатной тенью опускаясь возле Лизы и заглядывая ей в лицо круглыми глазами. – Дыра! Нора! Вниз!
   – Подъемник, – Болли, крякнув, нажал на рычаг, крышка колодца тоже крякнула и отошла. – Тут раньше ремесленник один жил, мы с ним дела вели, железо ему продавали, вот и соорудили для прямых поставок. До последнего торговали – видите, под колодец замаскировано. По-моему, это последний уцелевший подъемник во всем Радинглене!
   Последний уцелевший подъемник, едва различимый в сырой темноте ночи, доверия не внушал, решила Лиза, сунув нос в колодец. Возможно, когда-то на эту платформу из дубовых досок и удобно было складывать товар и, может быть, гномы на ней тоже катались, но теперь толстые доски были изъедены жучком, а скреплявшие их железные полосы проржавели.
   – Там вроде снизу металлический лист, как противень, – Левушка тоже заглянул в колодец и попытался поковырять между досками.
   – Ты что делаешь?! – испугалась Лиза. – А вдруг это все рассыплется?
   – Что вы, Ваше высочество! – покачал головой Болли. – Еще сто лет простоит. Полезайте, молодежь, а я возьму клетку.
   – Как он работает? – поинтересовался Левушка, подсаживая дрожащую от волнения Лизу на подъемник. – Где у него рукоятка? Или надо сказать какое-то слово?
   Тут Болли нахмурился и закряхтел:
   – Слово… Да нет вроде…
   – Может, он волшебный? – робко спросила Лиза. Филин завозился в клетке, но молча.
   – Еще чего не хватало! – сердито отрезал Болли. – Чушь! Мы одной механикой обходимся, без всякой магии. Кудри-то золотые, Ваше высочество, а голова… Ладно, извините старика, погорячился. – Все это время он осматривал подъемник. – Сейчас, сейчас, отыщем, как оно работает… Вы покуда грузитесь, нужно быть в полной готовности!
   Когда все забрались на платформу подъемника, пришлось тесно прижаться друг к другу.
   – Ты о чем думаешь? – спросила Лиза.
   – О правилах пользования лифтом, – усмехнулся Левушка. – Ты не помнишь, если лифт вдруг начнет падать, надо прыгать на месте, да?
   – Ну тебя совсем! – возмутилась Лиза. – А долго нам спускаться?
   – Как получится, – ответил из темноты голос Болли. – Одно могу сказать, приземлимся мы точнехонько в малой кузне!
   Лиза смутно различала во влажной полутьме бородатый силуэт Болли, поблескивание Левушкиных очков, очертания клетки…
   – А где Шин-Шин? – спохватилась Лиза.
   – Я тут! – пискнули у нее над головой. – Чтобы меньше весило!
   Левушка прыснул. «Похоже, ему совсем не страшно!» – удивилась Лиза.
   Платформа между тем не двигалась.
   – Эх! – с горечью сказал Болли. – Голова дырявая, все забыл. Клады и кирки, так мы никогда отсюда не выберемся! – он с досады саданул кулаком по стене и…
   Подъемник пронзительно заскрипел, словно намереваясь развалиться на части, и вдруг стал стремительно набирать скорость. Лиза в ужасе зажмурилась.
   – Держи-и-ись! – завопил Болли, вцепившись в клетку с Филином.
   – Падаем, – очень спокойно сказал Левушка.
   Лиза даже завизжать толком не успела, потому что в последний момент дубовая платформа подъемника замедлила ход, несильно, но шумно ударилась о каменистый пол, и вся компания, вцепившись друг в друга, с грохотом свалилась в маленькую кузню, в углу которой, ничего не видя и не слыша, самозабвенно целовались заплаканная гномская дама Дис и картограф Кирн.
   – Здравствуй, мышка! – сказал Болли, кряхтя, слез с остатков платформы и поставил на пол клетку с зажмурившимся Филином.
   Увидев деда, Дис запрыгала, как маленькая девочка, а Болли погладил ее по голове и укоризненно покосился на картографа, который между тем поспешно бросился к Лизе и Левушке:
   – Вы целы? Дис тут так плакала! Я никак не мог ее утешить.
   – Вроде целы… – пробурчал Левушка. – Досточтимый Болли, вы как?
   – Я-то цел, – ни капельки не сердито проворчал Болли. – Вижу, вижу, как ты ее утешал, Кирн, – обо всем на свете забыли, подъемник и тот не услышали.
   – А ты, Твое высочество? – Левушка повернулся к Лизе. – Как мы только не грохнулись, не понимаю!
   Откуда-то из-под Лизиных ног выскользнул Мурремурр, который, как всякий порядочный кот, умудрился мягко приземлиться на четыре лапы. Он отряхнулся и заявил:
   – Если бы не летучая дама, мы бы определенно мурразбились!
   – Шин-Шин! – вскрикнула Лиза. – Где она?
   Маленькое глазастое личико показалось над обломками платформы.
   – Ты жива? – испуганно спросил Шин-Шин Левушка. – Что с тобой? Ты что, пыталась удержать этот дурацкий лифт?
   Исцарапанная мышекрыска кивнула.
   Собственно, помещение уже явно переделали из кузни в кабинет Кирна – повсюду виднелись карты, а на просторном каменном столе были в образцовом порядке разложены свитки пергамента, перья, пузырьки чернил и прочие принадлежности, и только отверстие подъемника в потолке напоминало о прежнем назначении пещеры.
   – Пойдемте покажемся, – Болли расправил бороду и велел внучке: – А ты, Дис, ступай к себе, нечего тут.
   Дис переглянулась с Кирном, сделала реверанс и смирно ушла, опустив глаза. Болли прошествовал в главный зал. Шин-Шин летела за ним, что-то попискивая ему в ухо, а потом взмыла под потолок и исчезла.
   В большой гномской кузнице по ночному времени было тихо и темновато. Множество гномов спало вповалку возле своих горнов и наковален прямо на каменном полу, даже не подстелив одеял. А те, кто не спали и тихо курили трубки, собравшись у водоема, так обрадовались, что даже забыли воздать Лизе почести, подобающие принцессе, чем очень ее порадовали. Тут были Эрин и Тори, Бьорн и Дорн, старый Ньяли и четверо его учеников, а еще Лиза с радостью увидела Горна и Олли, которым, видно, даже ожившие сталактиты со сталагмитами оказались нипочем. Гномы окружили нашу компанию, кланялись Болли и ерзавшему в клетке Филину, хлопали по плечу Левушку и даже были милостиво допущены к поглаживанию Мурремурра. А Лизу они то и дело ласково трепали по рыжим кудряшкам, и, хотя ладони у них были жесткие и тяжелые, это все равно было куда приятнее церемонных поклонов и титулования.
   – Вы вернулись!
   – Лиллибет, огонечек!
   – Почтенный Болли!
   – Неужели ворота заклинило?
   – А ведь мы вам стучали потом изнутри, стучали!
   – Хотели догнать!
   – Доблестный Лео, вы молодец!
   – Храбрый кот, как мы вам благодарны!
   Болли поднял голову и позвал куда-то вверх, так что между каменных стволов-колонн пролетело эхо:
   – Шинни, а ну-ка спускайся к нам, хватит прятаться!
   Шин-Шин с шорохом спикировала вниз и сделала грациозный круг над головами изумленных гномов.
   – Кто ее раньше не видел – запомните: она наш друг! – наставительно сказал Болли. – Дис моя ее приветила, и хорошо сделала, а то не вернуться бы мне сюда, пока огонь не станет водой. Так что примите ее как подобает. – Гномы преодолели замешательство и низко поклонились мышекрыске, смущенно завернувшейся в черные крылья и опустившей ресницы.
   С достоинством ответив на приветствия и твердо отложив на потом дальнейшие расспросы, Болли с помощью ювелиров Ньяли и Ньярви деловито зажег несколько факелов в дальнем углу и без промедления принялся за работу, утвердив возле наковальни стеклянный шар с водой – чтобы было светлее. Клетку снова подвергли тщательному осмотру при помощи разных луп и выстукали целым арсеналом молоточков. Потом Болли подошел к плоскому ящику с песком и принялся что-то чертить. Левушка, встав на цыпочки и вытянув шею, глядел ему через плечо.
   – Хорошо хоть крепость наша, хвала Луне, не меняется! Туда все это колдовство еще не добралось и не доберется, клянусь моей бородой! – бормотал Болли. – А я-то хорош! Обвел меня вокруг пальца этот Мутабор! – он перекинул свою необычайную бороду через плечо, чтобы не мешала работать. – Старый я дурак, до седин дожил, а ума не нажил! Надо же, на слово поверил! И кому!
   – Не огорчайтесь, досточтимый Болли, – Лиза решила поучиться у Левушки гномской учтивости, – кажется, он обвел вокруг пальца не вас одного, а почти всех.
   – А кого не обвел, те по клеткам сидят, – мрачно кивнул Левушка.
   – Уж будто это не одно и то же? – ехидно поинтересовался Болли, подняв глаза от наковальни. – Думаете, приятно гному сидеть в дереве и вдобавок над водой? Сущее издевательство…
   – Иначе было никак, – извиняющимся тоном пискнула Шин-Шин, кружившая над наковальней.
   – Да все было иначе никак! – отозвался Болли. – Мне было никак не отказаться уродовать корону! Эх, видели бы вы, какой бриллиант мне пришлось из нее выковырять ради этого поганого Карбункула – редчайший, голубой, он прямо весь светился… А что теперь делать – ума не приложу! Пропали мы с этой коронацией!
   – А что вы сделали с короной? – осторожно спросила Лиза.
   – Сказано же, вставил в нее Черный Карбункул, – ответил Болли. – Этими самыми руками.
   Филин в клетке сверкнул глазами.
   – И… и что? – проговорил Левушка.
   – А то! Выдержат теперь Карбункул в закрытом ларце трое суток, как положено, коронуют принца, а треклятый камень пожрет всех кругом – и нам конец!
   Лиза ничего толком не поняла, но испугалась не на шутку.
   – Объясните, – чужим голосом попросила она, позабыв об учтивости.
   – А что объяснять? – пробурчал Болли, надевая защитные очки. – Знаем мы таких умников! Сначала с природой балуются, камни мучают, думают, раз камень, значит ему не больно. А камни – они все чувствуют, уж кому это знать, как не нам, гномам. Думаете, отчего подземелья так взбесились? – продолжал Болли, вытворяя что-то затейливое при помощи клещей и нескольких маленьких молоточков. – Сидят, понимаете, некоторые в этом Черном Замке, сочиняют Карбункулы… А что сочинили – сами не знают! Тьфу! Камень с самого начала был такой, что смотреть тошно, а теперь и подавно… Гномы никогда живых камней не делают, потому что опасное это дело, а главное – нечестное и дурное! Если ты камень – так будь уж неживым! А Мутабор этот, понимаете ли, придумал камешек, который ест чужие души! На живых душах его вырастил! А камням только покажи, как живыми быть, им и понравится, и они все живое кругом высасывать начнут! Карбункул у Мутабора, скажу я вам, получился такой неимоверной силы, что весь Радинглен в одночасье сожрет!
   – Мама дорогая, – сказал Левушка. – Но зачем такой камень – в корону?
   – А вот этого я никак уразуметь не могу, – ответил Болли. – По мне – так выставил бы его на высокой башне, и дело с концом, одним махом всех бы заворожил и тем дал бы старику Болли умереть с чистой совестью. А принца просто жалко – кривенький, конечно, мальчонка, не повезло ему, но на живого человека напяливать корону с Карбункулом – это похуже смертоубийства!
   – Он не кривенький, – вступилась Лиза за Инго и стиснула кулаки. – Он заколдованный.
   – Еще того не легче, – ответил Болли. – Ничего не понимаю, одно могу сказать – скверная история.
   – Уху, – подтвердил Филин.
   – Ох и влипли мы, Твое высочество, – вздохнул Левушка.
   – А это вы, юноша, оставьте, – Болли выбил из наковальни мелодичную дробь. – Я, по правде говоря, тоже так думал, пока не появилась эта летучая барышня…
   Шин-Шин смущенно пискнула и улетела под потолок.
   – А вы не прячьтесь, сударыня, – сказал ей Болли. – Она же и карту подземелий у Мутабора стащила, настоящую, и меня из Сокровищницы увела.
   – У Мутабора?! – хором поразились Лиза и Левушка.
   Шин-Шин спланировала из-под потолка, смущенно кивая.
   – Когда вы похитили клетку, во дворце поднялась суматоха, – пропищала она, – а я разобиделась за Болли, что его обманули… Потом отыскала по карте Сокровищницу, дракон меня впустил, потому что я из дворцовой стражи, вернее на посылках, скоролет, но дракон все равно решил, что из стражи… Ну и вот… – Шин-Шин окончательно смутилась и замолкла.
   – А потом эта достойная летучая барышня отвела меня к дереву, ведь никому в голову бы не пришло искать гнома в городе, да еще и у реки! – подхватил Болли. – Забрался я в дупло, пересижу, думаю, немножко, пока меня ищут, и полезу вниз, ход-то в крепость нашу – рукой подать! А тут эта так называемая река как запузырится, как забулькает! Я чуть вплавь не пустился!
   – И что? – спросил Левушка сочувственно.
   – Меня едва не утянуло под воду! – Болли прихватил затейливую заготовку клещами и придирчиво осмотрел со всех сторон. – Можно подумать, не река, а трясина болотная. Хорошо, я только одну ногу в воду успел опустить! Да и вода не мокрая вовсе! Не-е-ет, я всегда говорил, нельзя доверять воде… Еще легко отделался, борода не пострадала. – Болли положил заготовку на наковальню и бережно погладил бороду.
   – Ничего, сударь, – обратился он к Филину, – вот клетку откроем, так вы нам наверняка посоветуете что-нибудь умное.
   Филин не ответил.
   – Эх-ма, – сказал тогда Болли, – заболтал я вас, дурень старый, а теперь самая трудная часть работы начинается, так что мне помолчать пора, а вам отдохнуть. И господина волшебника заберите – ключ я еще нескоро сделаю…
   Лиза поспешно унесла клетку подальше от яркого огня в уголок, а сама присела на скамейку неподалеку и сняла ботинки. В животе бурчало от голода, но, поозиравшись вокруг, она решила потерпеть еще.
   – Что-то это пока не похоже на ключ, – сообщил Левушка, усаживаясь рядом. – Ничего себе история с мутаборским камнем, а?
   – Я проголодалась, – отозвалась Лиза.
   – Уху! – поддержал ее Филин из клетки.
   Обсуждать Карбункул Лизе не хотелось.
   Левушка засопел.
   – Зря я бублик в рюкзаке у Зеркала оставил, – вздохнул он. – Пригодился бы бублик… Он с маком был.
   Филин встопорщил перья.
   – Юный Дайн! – окликнул Левушку Болли. – Тут требуется ваша помощь!
   Левушка просиял от сознания собственной нужности и убежал, а Лиза, не без зависти посмотрев ему вслед, устроилась полежать на скамейке. Уснуть никак не получалось: стоило ей прикрыть глаза, как на черном фоне появлялся громадный черный камень, рос, распухал, заслонял собой весь мир…
   Наступило утро, в кузницу понемногу стягивались гномы, разнокалиберные молотки застучали в полную силу. С десяток гномов столпились вокруг Болли, наблюдая работу мастера. На миг Лиза даже испугалась, потому что потеряла Левушку из виду – со спины его было не отличить от прочих. Она поспешно вскочила, один из гномов обернулся, оказавшись Левушкой, и крикнул ей:
   – Лизавета, сюда, скорее! И клетку неси!

Глава 11,
в которой наконец выковывают ключ, а наши герои опаздывают во второй раз

   – Вот и готово, – сказал наконец Болли. В руках у него оказалось нечто похожее на серебряного многоногого паука, нетерпеливо шевелившего лапами. – Поднимайте клетку повыше.
   Лиза и Левушка повиновались, от волнения позабыв дышать. Очки у Левушки на носу сразу же перекосились, но поправить их было нечем – руки-то заняты. Болли, держа паука за спину, подлез под клетку и приставил ключ к донышку. Шин-Шин защебетала и взволнованно запорхала вокруг. Незаметно вернувшаяся Дис привстала на цыпочки. Молотки разом перестали стучать.
   Паук цепко схватился лапами за прутья, Болли сделал неуловимое и очень хитрое движение кистью, и дно клетки со звоном упало на каменный пол.
   Ушастая рябая птица, расправив огромные крылья, взмыла под резной потолок, замелькала между колоннами-деревьями, тенью отразилась в голубом бассейне и вдруг, полыхнув оранжевыми глазищами, камнем рухнула вниз.
   Лиза закрыла руками глаза и завизжала.
   – Лизавета, – сказал знакомый голос. – Уши пожалей!
   Лиза осторожно убрала от глаз руки и с невероятным облегчением увидела, как с пола, отряхиваясь, поднимается небольшой бородатый человек в серебряных очках. Кругом медленно оседали пестрые перья. Не успев ничего толком сообразить, Лиза кинулась ему на шею. Гномы сбежались и стояли полукругом, глядя на Филина с большим почтением.
   – Спасибо, – сказал им Филин поверх Лизиного плеча. Лиза вдруг поняла, что за неделю он здорово отвык говорить. И еще она поняла, что за такое «спасибо» можно еще разок пройтись по зачарованному городу.
   – Не знаю ничего более весомого, чем благодарность волшебника, – ответил Болли, поклонившись Филину так, что половина бороды оказалась на полу.
   – Лопухи, – нежно сказал Филин, глядя на Лизу и Левушку. – Остолопы…
   – Что?! – возмутился Левушка, добравшись наконец до очков. – Я прошу прощения, но почему мы лопухи и тем более остолопы?
   – Сейчас, – пообещал Филин, от души потягиваясь. – Тьфу! – он поглядел на клетку, которая стала совсем нестрашной и валялась на полу: ему явно хотелось ее пнуть. – Зачем сюда полезли? – он махнул рукой. – Ладно, сам хорош… Да, еще: шаль!
   – Что шаль? – не поняла Лиза. – А, которая на клетке…
   – Ее надо было снять? – догадался Левушка. – Но мы ведь хотели как лучше!
   – Чтобы вас никто не заметил! Нас же могли поймать!
   Филин с досадой замотал головой – совсем по-птичьи.
   – Сейчас разговорюсь, – пообещал он, – и…
   – Ах вот оно что! – воскликнул Левушка. – Шаль колдовская? Поэтому вы без нее…
   – Именно, – кивнул Филин и присел на край бассейна. – Поэтому я без нее.
   – Зато сюда попали, – храбро возразил Левушка.
   – В «Да-нет» вы могли сыграть сразу, – Филин снова мотнул головой. – А в Сокровищницу меня почему не взяли? Эх! Решили, что птица – она птица и есть? А подумать?!
   Лиза с Левушкой переглянулись и смущенно уставились в пол. Да уж, остолопы…
   – И главное – бублик где? – грозно вопросил Филин. – Меня же неделю не кормили! Решили – незачем на смертника добро переводить. А вот вы могли бы и сообразить, что расколдованные птицы тоже едят!
   При этих словах Дис даже губы прикусила от желания что-то сказать, но только всплеснула руками и промолчала. Прочие гномы переглянулись и зашептались.
   – И люди тоже едят, – ответила Лиза, начиная обижаться. – И гномы. Что вы нас ругаете, Андрей Петрович? Между прочим, если бы не мы…
   – Сидел бы я по сию пору в клетке в дворцовом подвале и ждал, когда мне свернут шею, – печально произнес Филин. – С этой секунды начинаю все делом отрабатывать. Только не называй меня здесь Андреем Петровичем, я могу не отозваться. По эту сторону Бродячего мостика я Филин. Так, – сказал он, хлопнул себя по коленкам и пружинисто поднялся, – сейчас нам надо в Сокровищницу. Сочетание короны и дракона было бы сейчас очень кстати.
   – Андрей Петрович! Ой, Филин! – взмолилась Лиза. – Не могу я так! Объясните!
   – Некогда объяснять! На месте все расскажу! Лиза, идем в Сокровищницу. А вот тебе, Левушка, туда не надо, там все-таки водопад…
   – Нет уж, пойду, – воинственно ощетинился Левушка. Ему очень не хотелось оставаться.
   – Гномы славятся своим упрямством, – пожал плечами Филин, – и ты в этом смысле еще ничего, в тебе гномской крови всего-навсего одна тридцать вторая…
   – Постойте! – топнул ногой Болли. – Куда вы пойдете? В подземельях такое творится, а вы – без нас?! Эй, ребята, закрывай двери, никуда мы их не пустим!
   Гномы кинулись исполнять приказ.
   – Здрасьте пожалуйста! – с досадой воскликнул Филин. – С каких это пор мы ваши пленники, а, любезные гномы?
   – Безумцев связывают, сударь, чтобы они сами себе не навредили, – ласково сказал Ньярви. – Берите нас с собой, или мы вам двери не откроем, так и знайте.
   – Конечно, если вы пойдете с нами, вам будет спокойней, – помолчав, сказал Филин, – но я уверен, что мы втроем дойдем до Сокровищницы и вернемся обратно. За кого вы меня держите, в конце концов? За птицу безмозглую, пять кило пуха? Или вы думаете, уж простите, что я не сумею открыть эти ваши двери, если вы упретесь? – вкрадчиво добавил он. – Учтите, любезные гномы, времени у нас в обрез и больше не становится, так что…
   – Гномы, милые, – взмолилась Лиза, – не ходите с нами, пожалуйста! Против магии ведь нужны магические средства, а не топоры – правда, Андрей Петрович… Ой, простите, Филин?
   – Уважаю, – прошептал ей на ухо Левушка.
   Гномы тихо расступились.
   – Вот и славно, – кивнул Филин. – Будем часа через полтора-два. Побежали.
   И они побежали.
   «Весь день бегаем! – пропыхтел Левушка в спину Лизе. – Спорим, норму физкультуры за целую четверть мы уже набегали?»
   К Лизиному удивлению, очутившись за северными воротами, Филин к реке и к лодкам не свернул, а двинулся прямо по вымощенной каменными плитами галерее. Было тихо, только вода журчала вдали, и совсем пусто.
   – Мы пойдем напрямик? – осторожно спросила Лиза. – Но гномы говорили…
   – Уху, – совершенно по-птичьи подтвердил волшебник, резко оборачиваясь. – Так быстрее, сама знаешь.
   – Но там же это… Левка, как оно называется?
   – Святилище, – мрачно пропыхтел Левушка. – Которое провалилось. Тебе еще плохо было, когда мы проплывали мимо.
   – Ничего, как-нибудь, – коротко ответил Филин.
   Поначалу они шли молча, и каждый шаг давался Лизе с огромным трудом. Ноги были как ватные, сердце колотилось, и все время казалось, что вот сейчас случится что-нибудь страшное – завоет из ниоткуда на разные голоса колдовское эхо, высокие своды галереи прорастут страшными клыками сталактитов и сталагмитов… Но ничего не происходило. Древние стены молчали, словно прислушиваясь к быстрым, четким шагам волшебника. Лишь однажды из-за поворота поползли было какие-то непонятные тени, но Филин очень тихо и спокойно сказал им: «Куда, дурынды?» – как будто перед ним были не подземные мороки, а стая глупых дворняжек-пустолаек.
   И тени исчезли, будто их и не было.
   «Ну и ну, – подумала Лиза. – Ходить по подземельям с Андреем Петровичем – другое дело… То есть страшно, конечно, но совсем не так, как с гномами – похоже, его даже стены тут побаиваются… или просто помнят?»
   – Расскажите-ка мне, что там за дракон, – вполголоса велел Филин. Гномский фонарик качался в такт его стремительному шагу, и у Лизы с Левушкой получалось угнаться за волшебником только бегом. Для человека, не евшего неделю, бегал он поразительно быстро.
   – Это отдельная история, – на всякий случай шепотом ответила Лиза. – Там сидит некто Костя Царапкин…
   – Царапкин? – спросил Филин, не оборачиваясь. – Вот это да. А он не Конрад случайно?
   – Конрад, только недавно, а до этого был Царапкин. Мы с ним в одном классе учимся… Учились…
   – Учитесь. Да уж, то ли мир тесен, то ли прослойка тонка. Бедный Конрад, – загадочно высказался Филин.
   – Он там сидит и обратно в человека превратиться не может.
   – Да? Чтоб этого Мутабора молотом да к наковальне! Ладно, поспособствуем, – проворчал на бегу Филин. – Ишь, нашли себе дракончика, мерзавцы… Интересно, чем они ему голову задурили… Хотя нет, неинтересно, дурят всегда одним и тем же, а простаки раз за разом наступают на одни и те же грабли… И ведь сколько дорожных знаков стоит по белу свету: «Осторожно, грабли!». Не помогает!
   – А вы сможете расколдовать его обратно в человека? – пропыхтел Левушка.
   – Попробую, – ответил Филин. – Так, – сказал он совсем другим голосом и остановился. – А ведь этого поворота здесь отродясь не было.
   – Кирн говорил, что карты теперь врут, – сказал Левушка.
   – Не то слово, – отозвался Филин, снова устремляясь вперед. – Поэтому гномы теперь далеко от дома не уходят… Понимаете, жить вместе они могут, а вот работать всегда уходили подальше – потому что кузнецу одно нужно, а картографу, скажем, – другое. А теперь они вон как нервничают от тесноты, бедняги…
   Звук шагов вдруг стал гулким. Лиза остановилась и осторожно притопнула. Ну да. Как крышка в погребе…
   – Что? – обернулся Филин. – А, не бойся, не провалишься.
   – Но почему пусто? – спросила Лиза.
   – Хе-хе, – усмехнулся Филин. – Сказать – не сказать? Впрочем, вы ребята уже стреляные. Здесь, коллеги, гномское кладбище. – Он опустил фонарик, и желтоватое пламя осветило вытертые мраморные плиты. Впереди потолок понижался и видна была стрельчатая арка, а за ней – темнота.
   – Лизка, не визжать, – поспешно сказал Левушка.
   – Не буду, – мрачно пообещала Лиза, пытаясь усилием воли преодолеть дрожь в коленках. – Только место для кладбища какое-то неподходящее…
   – Гномы ведь – не люди, – пожал плечами Филин. – Они считают, что покойничку веселее, если он слышит над собой шаги живых. По-моему, что-то в этом есть… Вон впереди выход в их главный Церемониальный Зал, так там весь пол – сплошные могилы, сейчас увидите, если не будет никаких сюрпризов… А ведь они будут, – добавил он шепотом, посветив фонарем под арку.
   – Стойте, – велел он, осторожно прошел под ней и огляделся. – Рыбы и розы, что делается… – и тут от его голоса во все стороны полетело эхо.
   Лиза осторожно сунула нос следом и чуть не ахнула. Огромный зал в слабеньком пламени свечки казался бесконечным, потолка попросту не было видно, а посреди зала зиял темный провал. Собственно, от всего пола осталась полоска вдоль стены шириной шага в полтора.
   – Пол провалился, – констатировал Левушка.
   – Гораздо хуже, – мрачно отозвался Филин.
   – Э…э… – отозвалось эхо.
   – Кажется, я знаю, в чем дело… – волшебник осторожно наклонился над провалом и отпрянул, едва не потеряв равновесие и ухватившись за стену, чтобы не упасть. Фонарик от резкого движения погас.
   – Это здесь! – пискнула Лиза и замерла. Снова, как и в прошлый раз, все звуки стихли, как будто их подушкой накрыли, остался только ужасный скрежет и шелест растущего мертвого дерева и еще гадостное чмоканье и чавканье чего-то то ли живого, то ли не очень… – Как тогда! Будто что-то растет!
   – Гори-гори ясно, – послышался в темноте голос Филина, и свечка в фонарике снова загорелась. – Черный Замок. Да, это здесь, только не прямо здесь, это в другом мире.
   – Параллельное измерение? – спросил было Левушка, но внезапно побледнел и тихо сказал: – Я его тоже чувствую.
   – Да, отдельный мир, – кивнул Филин, с усилием отводя взгляд от провала. – Черный Замок Мутабора. Такого соседства никто не выдержит. А здесь открывается переход туда. Пойдемте-ка побыстрее. – Он двинулся вдоль стены, высоко подняв фонарик. Лиза и Левушка двинулись следом, стараясь не смотреть в провал и цепляясь за стену. Молча миновали они зал и молча углубились еще в один коридор.
   Через несколько поворотов из-под арки вздохнула сыростью подземная река, и Лиза узнала тот берег, где они в прошлый раз высаживались с гномами. Впереди забрезжил бледный синеватый свет и послышалось журчание водопада. Лиза заметила, что Левушка весь подобрался, и сообразила: ему очень не хочется спасовать во второй раз, да еще и на глазах у Филина. А деваться некуда – водопадные чары уже начинают действовать, и с каждым шагом они все сильнее. Вспомнив про окаменевших гномов, Лиза поежилась: «Как же помочь? А если отвлечь Филина? Левка лучше окаменеет, но не станет объяснять Филину про водопад». Но тут ее осенило. Правда, еще несколько шагов Лиза сомневалась, однако, посмотрев на Леву, бледнеющего на глазах, все-таки решилась. «Знаю-знаю, обманывать нехорошо… И я буду выглядеть полной дурой. И вдобавок трусихой! – сказала она себе. – Ну и пусть! Девочкам это простительно… По крайней мере, все так считают».
   В пещере было холодно. Излучающая синеватый свет вода водопада все так же струилась снизу вверх, издавая мерное шелестящее журчание – как будто кто-то брюзгливо перешептывался на разные голоса. Филин замедлил шаг и принялся изучать пещеру, сделав детям знак молчать. Левушка, плотно сжав губы, старался держаться подальше от водопада.
   И тогда Лиза решилась: она томным голосом сказала «пить хочу» и двинулась к источающей холод водяной стене, протянув вперед руку. Ее пальцы чуть не коснулись воды, когда Филин круто обернулся и увидел происходящее безобразие.
   – Не смей! – рявкнул он.
   Лиза отскочила от водопада и надула губы:
   – Я попить… – протянула она капризно.
   – Не пей, говорят тебе! – сурово сказал Филин, посмотрел на обиженное лицо Лизы и, смягчившись, добавил: – Козленочком станешь. Кто его знает, что они с этой водицей наколдовали…
   – Ой! – Лиза старательно сделала вид, что испугалась. – Мне страшно! Я боюсь дальше идти! Можно, мы с Левой чуточку посидим вот тут… а потом пойдем в Сокровищницу?
   Позеленевший Левушка удивленно переводил взгляд с Лизы на Филина и явно заподозрил подвох, но тем не менее промолчал и сел на камень рядом с Лизой. Зато Филин поразился до крайности:
   – Лизавета! – удивленно сказал он. – Ты ведь в прошлый раз не боялась?
   – Не боялась, – проныла Лиза, устраиваясь поудобнее. – Но тут такое страшное место… А вдруг мы потом вернемся, а нас тут кто-нибудь поджидает?
   – Не говори ерунды! – подал голос Левушка, который от изумления вернулся к нормальному цвету: он ни разу не слышал, чтобы Лиза разговаривала таким противным тоном.
   – Ага! Вот тогда оставайся тут и карауль! – сказала Лиза, в глубине души весьма довольная разыгранной сценой.
   Левушка вытаращил глаза, а брови у него поползли вверх. Он открыл рот, потом закрыл.
   – И верно, Лев, постой на страже, – невозмутимо кивнул Филин (Лиза мысленно возликовала). – Набралась храбрости, Лизавета?
   Лиза с нарочито тяжелым вздохом поднялась и пошла за волшебником. Филин первым шагнул сквозь шуршащий занавес водопада. Лиза обернулась к Левушке и показала ему язык. Лева в ответ безмолвно, но очень выразительно покрутил пальцем у виска, и Лиза, затаив дыхание, шмыгнула сквозь водяную завесу вслед за Филином.
   Здесь тоже ничего не изменилось: окаменевшие гномы по-прежнему неподвижно стояли сразу за кромкой водопада, дракон мирно спал перед дверью Сокровищницы. Лиза всмотрелась в растерянные лица гномов и невольно хлюпнула носом.
   – А вы сможете их расколдовать? – спросила она Филина.
   – Я – нет, – отозвался волшебник. – По крайней мере, не сейчас. Я ведь не всемогущий. И, кстати, тебе необязательно было устраивать этот спектакль, Лизавета. Я бы все равно оставил Льва за водопадом. На законном основании. Караулить. К тому же твой Лев не из тех людей, которых нужно от кого-то защищать. Тем более от меня.
   – Как? – смущенно спросила Лиза, понимая, что Филин раскусил ее план.
   – А вот так, Ваше высочество. Слушать надо было внимательно – я сам его уговаривал не ходить и как раз из-за водопада, ку-ку. А у вас от суматохи крыша поехала, – наставительно сказал Филин, улыбнулся, потрепал Лизу по плечу и вновь стал серьезным: – А теперь займемся нашим звероящером.
   Филин деловито оглядел дракона, который спал так крепко, что даже не заметил их появления. Из ноздрей чудовища вылетали маленькие беленькие облачка пара, отчетливо видные в сыром холодном воздухе.
   – Эй, Царапкин, – Лиза подошла поближе и бесцеремонно подергала звероящера за рог на носу. – Царапкин, живо просыпайся. Это мы.
   – Я не Царапкин, – обиделся дракон и открыл алый глаз. – Сколько раз тебе твердить – Конрад я!
   – Имя еще надо заслужить, господин дракон, – сказал Филин, приблизившись.
   – А вы кто такой? – надменно спросил Костя, распрямляясь во весь свой немалый рост и грозно глядя сверху вниз на седого бородатого человека в черных джинсах и черном же свитере. – Что-то я вас раньше здесь не видел! – глаза его полыхнули так, что в синеватых струях водопада сверкнуло красным.
   – Раньше, – проворчал Филин. – Тоже мне, радингленский старожил. Пропусти-ка нас внутрь. Я Филин, придворный волшебник.
   – Не велено, – быстро ответил Костя. – Придворный волшебник не вы, а такой высоченный, страшенный, в капюшоне…
   – Он на посту не задержится, – пообещал Филин. – А нам с тобой еще работать и работать.
   – Ты же говорил – кого хочу, того пускаю! – возмутилась Лиза. – Что значит «не велено»? Ты разве теперь кого-то слушаешься?
   – Ага! Знаешь, как мне влетело, когда я рассказал, что пускал тебя в Сокровищницу?
   – А ты рассказал? – зловеще поинтересовался Филин. – И кому? Высоченному и страшенному?
   – Здрасьте, теперь еще и вы наезжаете! – вконец обиделся дракон и ударил хвостом по камням, так что осколки полетели во все стороны.
   – Поосторожнее, – строго сказал ему Филин. – Итак, что было?
   – Ну, приходил Мутабор с рыжим карликом за короной, а я и спросил, почему мне не превратиться обратно в человека. – Дракон принял надменную позу и выгнул шипастую шею. – А он спросил, кто меня подучил задавать такие вопросики…
   – И ты ответил, – грустно кивнул Филин.
   – Щас ему не ответишь! Он настоящий черный маг, не хухры-мухры! Ка-ак глянет из-под капюшона, так ваще! – с уважением сказал дракон.
   Филин присмотрелся к дракону повнимательнее, и на лице волшебника возникло странное выражение.
   – Царапкин, ты серьезно? Ты нас выдал? – испугалась Лиза. – Обалдел?!
   – Примерно, – ответил за Костю Филин. – Конечно, настоящий черный маг его поразил и покорил. Лизавета, ты, к счастью, не понимаешь, кто его спрашивал, поэтому не бранись на беднягу. Он не мог не ответить. Считай, что Константин легко отделался, раз после такого разговорчика цел и невредим. Небось, его всего-навсего перестали кормить.
   Дракон закивал и тяжко вздохнул, от чего по пещере пролетел порыв горячего ветра, взлохмативший Лизе волосы.
   – Скажите-ка, молодой человек, а пили ли вы водичку из этого водопада? – заложив руки за спину, Филин прошелся вдоль шелестящей водяной стены. Дойдя до каменных гномов и разглядев их лица, на которых застыло выражение удивления и досады, он остановился, поскреб бороду и крякнул.
   – А чего тут еще пить? – удивился Царапкин. – Она такая… не очень, конечно… как соленая минералка… С голодухи хочешь не хочешь, будешь пить еще больше.
   – Сдается мне, от нее драконы не сильно умнеют, – сообщил Косте Филин. Костя вскинулся, что могло бы привести к разрушениям, не будь потолок в зале таким высоким. – А теперь рассказывай, – словно не заметив этого, велел волшебник Косте. – Итак, приходил Мутабор с рыжим карликом – когда и зачем?
   – Ну, часа два назад… не, не два, больше. Левка с Лизкой только свалили, а эти двое спустились по винтовой лестнице из дворца, – неуверенно ответил дракон и внезапно разозлился: – Не знаю! Спал я! За короной приходили, карлик унес ларец…
   – Опоздали! – расстроилась Лиза. – Да что за место такое, вечно мы сюда опаздываем!
   – М-да, – Филин снова поскреб бороду. – Ладно. Будет не так просто, зато зрелищно. Открывай-ка дверь, Царапкин Константин, посмотрим, что там осталось после нашего друга Мутабора.
   – Он почти ничего и не взял, – буркнул Костя. – Так, всякую мелочевку, ну и ларец… Только я вас туда не пущу.
   – Снова здорово, – усмехнулся Филин. – А что вдруг?
   – Не хочу, – горделиво ответствовал Царапкин Константин.
   – Вот и сиди тут на сокровищах до скончания века, – Лиза показала ящеру язык. – Сиди-сиди. Пойдемте, Филин. Короны здесь все равно нет, а Костя хочет навсегда остаться драконом, ему нравится. И водичку из водопада пить нравится, она такая, как соленая минералочка, от нее только глупеть, глупеть…
   – Э, Ваше высочество, – поднял бровь Филин, – это в словаре называется шантаж!
   – Пока еще никакой не шантаж, – ответила Лиза. – Шантаж впереди. Откуда ему знать, что вы можете его расколдовать!
   – Эй! – заинтересовался Костя. – Что, и правда?
   – По крайней мере, очень постараюсь, – честно ответил Филин. – Только сначала я все-таки хочу за эту дверку. Там наверняка найдется кое-что полезное и для тебя.
   Дракон задумчиво засопел, словно решая непосильную задачу, и неуклюже почесал лапой за чешуйчатым остроконечным ухом (Лизе и Филину пришлось быстренько попятиться).
   – Так пустишь? – ненавязчиво поинтересовался Филин.
   – Ладно уж, идите, – смилостивился Костя.
   Дверь скрипнула и отворилась. Изнутри повеяло заброшенным подвалом. Филин заглянул внутрь, дотронулся до стены, и в Сокровищнице зажегся свет. И Лиза, и Костя (который ревниво пытался заглянуть в дверь хотя бы одним глазком, точнее глазищем) не сразу сообразили, что электричеству здесь взяться неоткуда.
   – Красотища, – равнодушно бросил Филин, оглядывая разинутые пасти сундуков, горы драгоценностей, сияющие всеми цветами радуги, и туманные зеркала в затейливых рамах, и целеустремленно направился к дальней стене, где сияющие самоцветы из огромного опрокинутого ларя были высыпаны на пол, как картошка в погребе.
   – Заходи, Лизавета, – пригласил он. Лиза осторожно просунула голову в дверь, осмотрелась и вошла. Было слышно, как звероящер скрипит зубами от зависти.
   – Константин, побудь снаружи. Целиком, включая любопытный нос, – велел ему Филин и вновь повернулся к Лизе. – Руками можно трогать почти все, но лучше сначала спросить меня.
   Лиза подошла к ближайшему сундуку – красному, окованному бронзой, – и заглянула в его обитое бархатом нутро, привстав на цыпочки. «Жалко, что раньше здесь было темно…», – со вздохом подумала она.
   – Вот именно, – сказал Филин. – И еще жаль, что ты в прошлый раз не догадалась прихватить ларец.
   – Как – прихватить?
   – Венец радингленских монархов может держать в руках исключительно особа королевской крови. Или достаточно сильный маг. Старый волшебный фокус, – объяснил Филин. – И кому попало корона на голову не наденется. Вот почему Мутабор и компания не могли короновать самозванца и приберегли для этой цели настоящего Инго, – волшебник оценивающе оглядел гору самоцветов, подобрал с пола роскошно инкрустированный щит, под которым недавно прятался от Мутабора шустрый ларец с короной, и принялся разгребать им гору камушков. – А ты у нас принцесса, так что могла просто взять ларец и унести. И сегодня вечером на коронации был бы восхитительный скандал… Да ты поройся в сундуке, смелее, в этом – можно…
   Лиза осторожно ухватила двумя пальцами тонкую серебряную цепочку и вытянула на свет ожерелье, сплетенное из крошечных зеленоватых бутонов, увитых дырчатыми листьями.
   – Ух ты! – выдохнула Лиза, бережно положила ожерелье назад и наугад выудила из ларца одинокую золотую сережку в виде свернувшейся лисички. Следующей добычей оказалось простенькое сапфировое колечко, рассчитанное на совсем тонюсенький пальчик.
   Между тем Филин, добравшись до каменных плит пола, шепнул им что-то, и одна из плит с громким щелчком откинулась, словно на пружинах. Лиза от неожиданности вздрогнула и обернулась, уронив в сундук браслетик-саламандру с рубиновыми глазами.
   – Уху! – сказал Филин, поглядев внутрь. – В смысле – ага! Интересно, кто так удачно рассыпал камешки… Старший Конрад, наверное. Спасибо ему большое. – Он осторожно достал из углубления в полу нечто очень и очень Лизе знакомое. Черный скрипичный футляр с серебряными застежками.
   – Вот, волшебная скрипка, – подчеркнуто спокойно сообщил Филин. – Сказать больше и нечего. Попробуй на ней сыграть, Лизавета, только, пожалуйста, поосторожнее, предмет древний.
   В выстланном ослепительно-белым бархатом футляре, как будто на снегу, покоилась скрипка, и какая! – всем скрипкам скрипка. Филин крякнул, а Лиза затаила дыхание от восторга. Каждая линия этого инструмента выглядела совершенной, плавные изгибы отливали терракотово-рыжим лаком.
   – А вы с ней похожи, – заметил Филин, заглядывая в футляр через Лизино плечо.
   Но Лиза ничего не видела и не слышала, она смотрела на скрипку, и ей казалось, что и скрипка смотрит на нее – как спящая кошка сквозь щелки прижмуренных глаз, кошка, которая только притворяется спящей, а на самом деле готова в любую секунду выпустить когти. Лизе показалось, что от футляра к ее рукам протянулись невидимые нити, тоньше паутины, которые постепенно все глубже проникали ей в сердце и опутывали его щекочущей сетью. И еще ей послышался еле слышный звенящий шелест, как будто скрипичные струны зашептались между собой. Рядом с красавицей-скрипкой лежал изящный смычок серебристо-белого волоса и позолоченная баночка, знакомо и упоительно пахнущая канифолью.
   – Похоже, это волос единорога, – уважительно сказал Филин.
   – А что играть? – спросила Лиза.
   – Да что хочешь.
   И Лиза, которая никак не могла отвести от футляра зачарованного взгляда, осторожно поднесла скрипку к плечу и подняла смычок. В то же мгновение она ощутила, как ее подбородок и руки намертво приковало к таинственному инструменту – девочка и скрипка слились в единое целое. Не успела Лиза сыграть ни единой ноты, как скрипка внезапно мотнула грифом, будто необъезженная лошадка шеей, да с такой силой, что Лиза едва не прикусила себе язык. Лиза начала гамму, но скрипка вновь дернулась, а потом еще и еще, все быстрее и быстрее, а потом и смычок заплясал у Лизы в руке бешеный танец. Влево! Вправо! Вниз! Вверх! Быстрее! Еще быстрее! Струны хихикали и мяукали, и Лиза, против своей воли, приклеенная к скрипке, закружилась по Сокровищнице, выделывая немыслимые балетные пируэты, и темный ужас охватил ее. Драгоценности разлетались у нее из-под ног во все стороны.
   Девочку швыряло от стены к стене, но она крепко сжимала смычок и вновь вела им по струнам, и еще, и еще. Скрипка визжала и вырывалась, хрипела и кашляла, в воздухе неслись спутанные обрывки знакомых мелодий, клочки Паганини и Вивальди, ошметки Сарасате и Брамса. Струны дыбились, норовя лопнуть и попасть Лизе в глаз, но Лиза, упрямо стиснув зубы, продолжала играть. Стены Сокровищницы мелькали перед лицом Лизы, голова кружилась, в глазах рябило, но она играла, играла, играла…
   И вдруг все кончилось. Скрипка затихла и покорно, неподвижно лежала в онемевших Лизиных руках. Пытаясь справиться с головокружением, Лиза огляделась и увидела Филина, который стоял, плотно прижавшись к стене. Вид у него был потрясенный.
   – Браво, брависсимо, Лизавета! – сказал он и поспешно добавил: – Но только, пожалуйста, не бис.
   – Я вас не ушибла? – спросила Лиза, неверными шагами подходя к волшебнику и догадываясь, что вопрос не из умных.
   – Да нет вроде, – улыбнулся Филин. – Подумаешь, смерчик из крупных бриллиантов, главное – все обошлось. Молодец! Укротить волшебную скрипку – это тебе не фунт изюму.
   – Вот вы почему говорили насчет осторожности! – догадалась Лиза.
   – Уху, – отозвался Филин. – Только, сама понимаешь, если бы я сразу тебе все о ней рассказал, ты бы…
   – Я бы точно струсила, – со вздохом кивнула Лиза и погладила скрипичный бок.
   – Этого я этого не говорил! – возразил Филин, блеснув очками. – Просто… как бы тебе объяснить… волшебная скрипка – предмет непростой и непредсказуемый. Про нее много всяких мрачных легенд. Духи ада, бешеные волки… ладно. По крайней мере, чтобы ее переупрямить, нужен особый дар. У тебя он есть, я это знал с самого начала, иначе не стал бы подвергать тебя опасности. Поздравляю. А теперь вернемся к нашему Царапкину.
   Лиза, которая тем временем бережно убрала скрипку в футляр, медлила.
   – Погодите, Филин! А почему… почему я? Ведь у вас бы получилось гораздо лучше!
   – Вовсе нет.
   – Почему нет?! Вы играете лучше меня!
   – Я лучше тебя играю на обычной скрипке, да и то – пока что, – терпеливо объяснил Филин. – Я – волшебник, умеющий немного играть на скрипке. А ты – волшебный скрипач. Между прочим, укротивший именно эту волшебную скрипку, понятно?
   Лиза подумала. Кажется, да, понятно…
   – В честь чего такой шум, Лизавета? – продолжал Филин с улыбкой. – Тебе не понравилось?
   – Понравилось, – призналась Лиза, снова подумав. – Еще как… Только вот…
   – Что?
   – А можно… – она разжала кулак и показала волшебнику лежавшее у нее на ладони колечко с лучистым сапфиром. – Можно, я его возьму?
   – Киты и коты! – волшебник всплеснул руками. – Здесь все твое! – он пригляделся к колечку и мягко добавил: – Насколько мне помнится, его носила твоя мама.
   Лиза бережно опустила колечко в карман и, подхватив скрипку, направилась к выходу.
   Дракон Костя весь извелся от нетерпения, лежа за дверями Сокровищницы.
   – Вы чего так долго? – вопросил он обиженно.
   – Сколько надо, – строго сказала Лиза.
   – А пиликал кто? – спросил дракон, но его не удостоили ответом.
   Филин хмыкнул и походил вокруг Кости, задумчиво на него поглядывая.
   – Так, на чем мы остановились… – бормотал он. – Значит, не превратиться? И не летается, говоришь? М-да… Сейчас мы это исправим. Лизавета, сыграй нам что-нибудь, пожалуйста. Стоп, совсем забыл! Константин, не мог бы ты в двух словах описать, как тебя превращали в прошлый раз?
   Костя пустился в путаные объяснения, излагая историю своего превращения в том же духе, в котором пересказывал полюбившиеся боевики: «А тот ему р-р-раз! А этот ка-а-ак вмажет! Бамц! А у этих лазер был, и тут ка-а-к рвануло!», причем даже Лизе стало ясно, как мало задержалось у него в голове. Хуже того – Костя-дракон по привычке порывался бурно жестикулировать, а при его размерах это было опасно для присутствующих.
   – Уху… Однако повезло тебе, Константин, – подвел итоги Филин, терпеливо выслушав невнятный Костин рассказ.
   – Почему это? – дракон удивленно вытаращил красные глаза.
   – Потому что превратился ты в дракона, можно сказать, безболезненно. Впрочем, оно и понятно – ты по природе своей дракон, а что раньше ни разу не пробовал – это стечение обстоятельств.
   – А разве должно быть больно? – озадаченно поинтересовался Царапкин. – И сильно, да?
   – Будь ты обычным человеком, которого заколдовали в дракона, тогда… – Филин насупился. – Нет, пожалуй, лучше без подробностей. Было бы больно. Не это сейчас главное. Одежда, говоришь, по швам трещала, – задумчиво сказал он и потер руки. – Вот это я и хотел услышать. Все ясно. Лизавета, ты играй, но как только доиграешь, отвернись, пожалуйста.
   – Почему? – удивилась Лиза.
   – Потому. – Филин снял очки и принялся протирать их клетчатым носовым платком. – Наш знакомец Мутабор, конечно, не объяснил уважаемому Константину Конраду, что опытный дракон превращается в человека и обратно с сохранением… э-э-э… одежды, и ничего на нем по швам не трещит.
   Дракон беззвучно раскрыл пасть и тотчас закрыл.
   – А не объяснил, – продолжал Филин, водружая очки на нос, – потому что никакого резона не было – Мутабор рассчитывал, что Константин тут так всю оставшуюся жизнь и проторчит… попивая водичку из водопадика.
   – Ну? – сипло спросил звероящер, нетерпеливо возя шипастым хвостом по полу.
   – Ну, – отозвался Филин. – Сейчас Лизавета тебя расколдует, а я пока соображу тебе какую-нибудь одежку, чтобы ты не ходил при дамах голышом.
   – Играть? – спросила Лиза, прилаживая на плечо скрипку.
   – Стоп! – завопил дракон басом, так что стены задрожали. – Подождите! Насчет одежды! Мне кенгуруху такую отпадную надо… с «Раммштайном» или с Мэрлин Мэнсоном… – торопливо перечислял он, – потом штаны улетные… с карманами… и ботинки… такие… такие…
   – Ясно. И такие ботинки, – прервал его Филин. – Слово «пожалуйста» в драконий лексикон не входит? Так уж и быть.
   И он аккуратно вынул из воздуха стопку одежды. Запахло нагретым утюгом и новенькой кожей.
   – Ух ты! – хором сказали Лиза и дракон, причем последний на радостях чуть не забыл, что его пока не превратили обратно в мальчика, и рванулся мерить обновки. Филин чудом успел отпрыгнуть. Дракон со скрежетом проехался по каменному полу, тормозя когтями.
   – Ой, извините, – смущенно прогудел он.
   Лиза все еще стояла посреди пещеры со скрипкой в руках.
   – Так что играть? – растерянно спросила она, глядя на напыженного от важности момента Костю.
   – Гамму ре мажор! – усмехнулся Филин. – Ему хватит.
   Лиза не без опаски подняла волшебную скрипку, но та только ласково ткнулась ей в плечо, а смычок нетерпеливо затанцевал в руке, просясь к струнам. «Гамма – это уж слишком», – подумала Лиза и заиграла песенку про сурка, которая так выручила их с Левушкой в ночном городе. Скрипка так и ластилась к рукам, она была послушна, она пела нежно и грустно, а за спиной у Лизы между тем что-то с шорохом оседало на каменный пол – как будто оползал край песчаного карьера.
   – Готово! – раздался довольный голос Филина. – Отлично сработано! Так-так-так… Можешь полюбоваться.
   И Лиза обернулась.
   – Ничего себе! – изумлялся вочеловечившийся Костя, поддергивая мешковатые отстроченные штаны с потрясающими карманами и натягивая черную фуфайку с намалеванной на ней оскаленной рожей. – Получается, вы покруче этого Мутабора? – поинтересовался он у Филина.
   – Я? Что ты, гораздо слабее. Несравнимо. Просто я совсем-совсем другой. А главное, – голос Филина стал значительно строже, – тебя расколдовал не я, а Лиза со скрипкой, ее и благодари.
   – Вот еще! – Костя хотел было сделать надменное лицо, но передумал и, исподлобья глянув на Лизу, буркнул: – Ладно, спасибо.
   Затем он огляделся по сторонам и вдруг с радостным воплем указал на что-то в углу пещеры:
   – Мой рюкзак!
   Костя вихрем пронесся в угол и склонился над своим драгоценным рюкзаком, вытаскивая его из-под кучи рваных тряпок, в которые превратилась его прежняя одежда. Оттуда донеслось его сосредоточенное бормотание:
   – Ага, ножик… ножик на месте… Плейер тоже… Уй, жевачка вся засохла…
   Филин и Лиза молча переглянулись – и волшебник, подмигнув, негромко сказал девочке тоном экскурсовода:
   – Итак, господа туристы, перед вами дракон. Дугокрылое огнедышащее. Обостренное чувство частной собственности. Как видите, за неимением сокровищ готов ревниво хранить что угодно. Даже бумажную салфетку. – Филин хлопнул в ладоши. – Сейчас оторвем его от этого занятия – и в путь.
   Однако Костя уловил слово «сокровища» и в мгновение ока оказался возле Филина и неудержимо хихикающей Лизы. Двигался он с поразительным проворством, как на крыльях.
   – Как это оторвем? Как это в путь? А я… а мне Сокровищницу? А меня в Сокровищницу? – возмущению его не было пределов. – Я охранял! Это же мое!
   – Скажем так, не совсем твое и не слишком охранял, – поправил его Филин. – Но на пять минут можно. Три, два, один, пуск, – он начертил в воздухе светящийся силуэт песочных часов, которые тут же принялись за работу.
   – А мне свет зажечь?! – обескураженный Костя застрял на пороге Сокровищницы.
   – Зачем тебе свет, чучело, у тебя истинное драконье зрение. Или ты еще не успел разобраться в своих драконьих способностях? – язвительно осведомился Филин и добавил. – Ничего не трогать, ничего не примерять. Смотреть можно, ахать тоже. И не вздыхай, как пленный слон! Если у нас сегодня все получится, мы тебя сюда запустим хоть на неделю, и выбирай себе, что захочешь, – Филин улыбнулся и каверзным тоном добавил: – Но – только что-нибудь одно. Время пошло.
   И Константин Царапкин, он же дракон Конрад-младший, скрылся во тьме Сокровищницы, откуда вскоре раздались его восторженные вопли.
//-- * * * --//
   …А в это время во дворце принц Инго, гордо распрямив плечи, шел по бесконечной галерее, в бесчисленные окна которой уныло заглядывал пасмурный день, с самого утра подернутый сизыми сумерками. Четыре мышекрыса, сопровождавшие принца, были похожи на конвой, но неприметную кованую дверь принц открыл сам, сделал несколько шагов и остановился, выпрямившись. Громадным мышекрысам Инго приходился примерно по плечо, и рыжая его голова факелом горела на черном фоне их крыльев-плащей. «Все будет как всегда… – думал Инго. – Скучно, господин Мутабор, пора репертуар менять». Но когда тяжелая дверь подалась, по спине Инго все-таки пробежала предательская дрожь. Кое к чему привыкнуть невозможно…
   – Свободны, – сказал мышекрысам голос колдуна из глубины зала. Мышекрысы с явным облегчением вышли. Дверь, клацнув, закрылась, и стало абсолютно темно. Инго не шелохнулся.
   – У меня пропала некая клетка с птицей, – сказал Мутабор. Сколько раз Инго вот так стоял в темноте, и рано или поздно ему начинало казаться, будто его глаза привыкают к мраку, но потом он всегда понимал, что просто силуэт колдуна у дальней стены неизменно был чернее любой черноты.
   – Не то чтобы эта птица была особенно дорога моему сердцу, – тягуче продолжал голос, – но мне сказали, что забрал ее ты, да еще, представьте себе, именем короля. Как это понимать, дорогой мой? Бунтуем?
   Инго молчал.
   – Или ты настолько наивен, что всерьез собираешься тут править?
   – Я тут всерьез собираюсь пропадать с музыкой, – ответил принц Инго и упрямо тряхнул рыжей головой. – Собственно, она уже звучит. Только некоторым ее не слышно.
   – Рома-антика, – глумливо протянул Мутабор. – Тонкие намеки… Неужели ты полагаешь, что музыку тебе обеспечат рыжая девчонка, юный гном и сова в клетке?! Прости, я забыл, кто там сидел – сплюшка? Сыч? Ах да, филин…
   Инго не ответил, только подавил вздох. «У других принцев есть утешение, – подумал он, – мол, как только коронуют – казню всех врагов. У меня – нет».
   – Если эта жалкая компания тебе что и обеспечит, мой дорогой мальчик, то похоронный марш, – предположил Мутабор.
   – Чушь, – твердо сказал Инго и по мере сил расправил плечи. – До завтрашнего вечера я вам нужен живым и желательно целым. А то как бы вам не оскандалиться на публике, господин Мутабор. – Слова срывались с губ с непривычной легкостью, и это было странное и новое ощущение. «Словно снежинки с неба», – подумал Инго, который не видел снегопада уже двенадцать лет.
   – Ты правильно меня понимаешь, – голос колдуна сочился сладким ядом. – Поразительно, что мозги у тебя еще сохранились, жаль только – работают скверно. Соображай ты получше, не втянул бы в эту историю собственную несмышленую сестру и не послал бы ее на верную гибель…
   Инго в темноте шевельнулся, но снова застыл, задрав подбородок. «Как говорила Бабушка, настоящие принцы держатся с достоинством в любых обстоятельствах. Я настоящий, – напомнил он себе, стиснув зубы, – а этот ужас в капюшоне – скорее нет… Надо все время думать, что он – морок. Тогда он меня не осилит».
   – Да, полагаю, девчонки уже нет в живых, – раздумчиво протянул голос. – И в этом виноват ты, мой милый. Как тебе нравится эта мысль? С ней будет очень приятно жить, легко и приятно. Но я не буду тебе рассказывать, что именно произошло с твоей рыжей сестрицей. Дам простор твоему воображению, оно ведь у тебя богатое, верно?
   «Врет. Да как неумело врет! – пронеслось в голове у Инго. – Стал бы он мне это говорить, если бы с Лиллибет что-то случилось…»
   – Ты волен придумать ей тысячу разных смертей и выбрать любую, – причмокнул колдун. – Ты у нас юноша начитанный, недаром все детство просидел в Библиотеке… Кстати, тебе известно, что много читать вредно? От этого может вырасти горб… – Мутабор хохотнул – будто ножом провели по стеклу. – Бедный, бедный мальчик. Молчишь? Молчи, береги силы.
   Инго ощутил, как между лопаток, под тонкой полотняной рубашкой, ползет струйка пота. «Все как всегда, – он старался думать отстраненно. – Я так и думал».
   – Напоследок ты много стал себе позволять, – Мутабор вновь усмехнулся. – Сначала сбежал в город, теперь зачем-то украл клетку… Абсолютно безнадежная затея.
   «А вот и не безнадежная! Если бы она провалилась, Мутабор нипочем не стал бы так говорить», – обрадованно понял Инго и перевел дыхание.
   – Мои летуны рано или поздно их разыщут, – говорил между тем голос, – а не летуны, так еще кто-нибудь, гоблины ведь тоже соображают. Разыщут, будь уверен, и грош цена всем твоим стараниям. Не надейся, что твои друзья умрут быстро и безболезненно…
   «Не найдут, – с удовольствием подумал принц и даже нашел в себе силы улыбнуться в темноте, липнущей к лицу, как паутина. Он умел улыбаться, хотя ему редко случалось это делать. – Белый день на дворе, то есть серый, но все-таки день, а значит, ваши гоблины ничего не соображают. А мышекрысы днем в караульне спят, на балках вниз головой. И иногда кричат во сне».
   – К тому же эта малышня может сдуру потащить клетку обратно в свой мир – вот тогда твоему любезному Филину и конец, только перышки полетят…
   «Значит, точно не потащили, – подумал Инго. – Уже хорошо!»
   – Впрочем, важнее другое. Ты стал своевольничать, а этого я не потерплю. Надо бы тебя наказать.
   – С этого бы и начинали, – принц старался, чтобы слова его прозвучали вызывающе и дерзко, хотя его прошиб холодный пот. Инго прекрасно знал, какое наказание имел в виду колдун. Мутабор заворочался в темноте и, кажется, злорадно потер руки.
   – Сегодняшнего вечера, Ваше высочество, вы будете ждать с особым нетерпением, – проскрежетал его голос.
   – Вашими же стараниями до вечера осталось недолго, – как можно небрежнее ответил Инго и набрал в грудь воздуха, ожидая самого страшного. «Странно, что он так долго со мной разговоры разговаривает… раньше бы давно начал… начал играть».
   Силуэт у дальней стены опять шевельнулся. Мутабор откинул на плечи капюшон и посмотрел Инго в глаза. Рыжему принцу показалось, будто что-то обожгло ему лоб, а все тело опутали железные цепи. Инго выдержал взгляд, не шелохнувшись, хотя уже знал, что будет.
   Мутабор протянул вбок длинную руку. Сухо щелкнул замочек скрипичного футляра.
   Инго прикусил губу. Скрипка пропела несколько долгих тоскливых нот. Ржавые лезвия, холодные скользкие тела ядовитых змей, вой ветра – вот что представилось принцу, когда зазвучала эта музыка. Мутабор опустил смычок и снова, усмехнувшись, поглядел принцу в глаза. Через несколько секунд Инго произнес чуть глуховатым голосом:
   – Не закричу. Не дождетесь.
   – Что, мигрень разыгралась? Ах, какая жалость, – сказал Мутабор с отвратительным скрипучим смешком. – А до вечера еще далеко, целая вечность. Это только начало, дорогой мой, потому что, как я слышал, к вечеру мигрень обычно усиливается, особенно у представителей вырождающегося королевского рода, – продолжал колдун, смакуя каждое слово. – Она напоминает прикосновение раскаленного железа. Она заползает в голову, как ядовитая змея, и жалит, жалит, жалит… Сегодня она будет особенно сильной. – И он занес над скрипкой смычок.
   Казалось, темнота подземелья выгибается и подрагивает от напряжения. У Инго в сотый раз возникло ощущение, словно его, несомненного и настоящего, запихивают в пространство размером с усохшую горошину, и при этом глядеть на мир он может, а вмешиваться в происходящее – нет, в том числе и владеть собственным телом, которое корежили чары. Принц почувствовал, как его руки меняют форму, как плавится его лицо. «Но ведь сейчас день! – пронеслось у него в голове сквозь всепоглощающую боль. – Он хочет превратить меня днем… насовсем!» Инго попытался выпрямиться, чувствуя, как от черных волн музыки спина скручивается в горб, и на мгновение ему это удалось, но музыка нахлынула снова. Инго сжал кулаки. «Я выдержу! – повторял себе принц. – Выдержу. Он пытается забраться в мою голову. Раньше не выходило – и теперь не выйдет. Теперь – особенно».
   На секунду он как наяву увидел растерянное лицо рыжей девочки.
   «– А ты кто?
   – Я? Я Лиза.
   – Лиза – это Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс?
   – Ага. И еще Беттина, Тибби…
   И Лиллибет…»
   Музыка хлестала, как бич. И вдруг в самой ее сердцевине Инго почудилась трещинка. Колдун играл, воздух полнился магией, но где-то за шквалом нот…
   «Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс… – повторял Инго, чувствуя, как его тело и лицо вновь и вновь меняют форму. – Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс…»
   Музыка взвыла и оборвалась.
   – Как ты себя чувствуешь? – прошипел Мутабор.
   Инго попытался распрямить плечи и не смог: тяжесть горба тянула к земле. Но мысли текли совершенно ясно: «Он испугался! Он понял, что ему сейчас со мной не справиться!»
   Рыжий карлик, стоявший посреди подземелья перед колдуном, встряхнул головой и улыбнулся.
   – Право, дорогой мой, ты себе не представляешь, как далеко до заката. Иди погуляй, если сможешь. И не забудь поглядеться в зеркало, привыкай, ты скоро будешь таким всегда. А если упадешь в обморок, подберут. Стража!
   Дверь снова лязгнула. Вошли все те же стражники-мышекрысы. Инго стиснул кулаки и развернулся на пятках.
   – Свободны! – отчеканил он и с радостью услышал, что голос в уродливом теле остался прежним и этот голос повинуется ему и говорит нужные слова, а не скулит покорные оправдания. Услышал это и колдун, но не успел ничего сказать.
   Инго бросил Мутабору через плечо:
   – Аудиенция окончена!
   Мышекрысы испарились.
   – Короля играем, – усмехнулся Мутабор закрытой двери, за которой скрылся карлик. – Жалкое зрелище.
   Инго стремительно шел по коридору со статуями, прикрыв глаза и сжав кулаки. Кривые ноги карлика подворачивались, он спотыкался, но старался держаться прямо. У двери гардеробной он остановился и несколько мгновений медлил. Потом вошел внутрь, набрал в грудь воздуху и взглянул в Зеркало. На побелевшем уродливом лице зеленые глаза казались черными, руки висели ниже колен, на спине торчал горб.
   «Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс».

Глава 12,
в которой все внимательно слушают Филина, а Лиза узнает много нового о своей семье

   – Это Константин, – коротко представил Филин новенького, когда они вернулись в кузницу. Обратный путь в компании волшебника и дракона – пусть и такого нелепого, как Костя, и в человеческом обличье, – получился спокойным. Даже в круглом зале с зияющим посередине провалом Лизе уже не было страшно. В кузнице вовсю кипела работа, и говорить приходилось как можно громче. Странно, что Филин не назвал Костю словом «Конрад», подумала Лиза. Но мысль мелькнула и пропала, потому что к ним подбежала Дис, и Филин, нагнувшись, сказал ей на ухо сладчайшую из фраз:
   – Душенька Дис, – произнес он, – мы ужасно проголодались.
   – Что же вы раньше молчали? – обрадованно ахнула Дис. Филин прошептал ей что-то еще. – Нет-нет, – замахала ручками Дис, – и думать не смейте! Настоящую еду наколдовывать долго, а вам нужно беречь силы…
   Она открыла дверку и скользнула внутрь, а оголодавшая компания последовала за ней – Мурремурр, урча, несся впереди всех.
   У двери кухни Филин тихонько свистнул, и из-под потолка к ним спланировала Шин-Шин. Костя, увидев небольшое бритоголовое создание с перепончатыми крыльями, остолбенел.
   – Опять этот летучий панк! – невежливым полушепотом воскликнул он. – Оно кто?! Чего оно тут делает?
   – Не оно, а она. Это Шин-Шин, – ответила Лиза. – Она… э-э-э… ночной сильф. Вот. Знаешь, ты с ней повежливей, а? Если бы не она…
   Но Костя не стал слушать, что было бы, если бы не она, потому что Шин-Шин, поймав его изумленный взгляд и, разумеется, не признав в нем дракона, очень кокетливо завернулась в крылья и мило состроила глазки, хлопнув длинными ресницами. В дальнейшем Костя смотрел в ее сторону исключительно украдкой.
   В любом жилище кухня – лучшее из мест, и даже подземный гномский дворец – не исключение. Там было все, что должно быть на настоящей кухне: сияющая медная утварь на длинных дощатых полках, гирлянды лука и перца под беленым потолком, кувшины, кувшинчики и кувшинища, метелки пряных трав, огромная дровяная плита, похожая на огнедышащего дракона… Лиза даже не все успела рассмотреть. Стол, стулья и скамьи оказались пониже, чем на обычной человеческой кухне, и Лиза обрадовалась. Маленьким трудно в мире, рассчитанном на больших, а Лиза уже давно поняла, что роковую отметку в полтора метра от земли ей не преодолеть никогда в жизни и придется вечно за всем тянуться и на всех смотреть снизу вверх. А здесь все было рассчитано именно на нее.
   В кухне присутствовали две молоденькие гномские барышни – как и Дис, в парчовых платьях и с толстыми косами до пола. При виде нежданных гостей барышни дружно порозовели и метнулись к выходу. Черный футляр с волшебной скрипкой Лиза аккуратно пристроила в дальнем углу. Гостей усадили за деревянный стол, выструганный добела, и начался долгожданный… обед? Полдник? Лиза подумала и решила, что все-таки завтрак.
   Представление о еде у гномов такое же, как и обо всем остальном: превыше всего подземный народ ценит основательность и качество. Вопреки расхожему заблуждению, камней гномы не едят, а питаются тем же, что и люди. На радость нашим усталым героям на столе появилось угощение: миска золотого меда, кувшин густейших сливок, пышущий жаром каравай прямо из печи, ледяное масло из погреба, ароматное ореховое печенье, ярко-желтый сыр с огромными дырками (а именно такой Лиза больше всего и любила) … Наконец, гномские барышни принесли благоухающий ромашковый чай и яблочное варенье – коричневый сироп, в котором степенно плавали дольки. И если стол и стулья были, на радость Лизе, чуточку пониже привычного, то чашки и миски, наоборот, оказались крупнее, чем обыкновенно. Гномы не обжоры, но любят поесть основательно и на порции не скупятся.
   – Ух ты, – оглядев стол, выдохнул Левушка.
   – Уау, – облизнулся Костя.
   – Мечта, – восхитился Филин.
   – Уррмяу, – проурчал Мурремурр.
   – Когда я ем, я глух и нем, – строго напомнила Лиза.
   И сама же первая и нарушила воцарившееся молчание, правда, не сразу, а через некоторое время.
   – Что же мы раньше не попросили? – огорченно сказала она с набитым ртом. – А то бублик все время вспоминался…
   – Вы ведь не знали, что о таких вещах гномов принято именно просить, – отозвался Филин, намазывая маслом очередной толстый ломоть горячего хлеба. – Бедная Дис, наверно, вся извелась от желания нас накормить, да посытнее – она давно заметила, что мы голодные. Особенно когда у нас с вами шла бурная дискуссия о том самом бублике.
   – Как это – просить принято? – удивился Левушка, изучая дырки в сыре.
   – Местные традиции, – растолковал Филин. – Гномы ведь, в первую очередь, славятся стойкостью. И могут неделями не есть. Чего обо мне не скажешь, – он откусил кусок бутерброда и ненадолго замолк. – Хозяин никогда не должен подозревать гостя в такой слабости, как желание поесть, – это считается оскорбительным. Но как только гость сам об этом заикнется – тут-то и начинается знаменитое гномское гостеприимство. На самом деле хозяева только этой просьбы и ждут. Зато вас, коллеги, здесь наверняка почитают прославленными героями именно за то, что вы так долго не просили есть.
   – Кстати, давно хотел поинтересоваться, – воспользовался случаем Левушка, – вроде бы гномским дамам не полагается показываться на люди, а вот Дис…
   – А это уже прославленная гномская хитрость, – улыбнулся Филин. – Дело не в том, чтобы не показываться, а в том, чтобы об этом никто не узнал. Дис, конечно, храбрая барышня – появлялась в городе в открытую и торговала в лавке. Но ничего предосудительного в ее поведении с гномской точки зрения нет, ведь никто из горожан не сообразил, что она из гномов.
   – Вот это да! – восхитилась Лиза. – То есть главное – полное это… инкогнито?
   – Несомненно так. Ты ведь, Лизавета, и сама бы ни за что не догадалась, что Дис не человек? Дама как дама, невысокая, но и мы с тобой не великаны, правда?
   – А я читал, что они от людей прячутся! – восхитился Левушка.
   – В древние времена они и воевать ходили наравне с мужчинами. Накладная борода или там устрашающая маска – и пожалуйста, все можно.
   – Запоминайте, Ваше высочество, – вдруг пригодится? – солидно посоветовал Левушка, осмелившись почесать за ухом Мурремурра, пристроившегося к сливкам. Кот снизошел до мурлыканья. – Это называется культурно-исторические различия.
   – Именно, – кивнул Филин. – Занятнейшая материя – культурно-исторические различия. Дис, а можно мне кофе?
   Дис просияла и достала с полки мельницу для кофе, на которой по белому фарфору кобальтово-синей краской были изображены всякие сценки из гномского быта, и несколько баночек с зернами разных сортов. Густой кофейный дух пошел от кофемолки уже после первого поворота ручки.
   – А с чего вдруг Лизка – высочество? – заинтересовался Костя. Он потратил немало сил и инженерной сметки на создание из всего, что имелось на столе, подобия гамбургера и чуть не пал в борьбе с этим шатким многоэтажным сооружением, поэтому получил возможность вступить в беседу только сейчас.
   Филин на вопрос не ответил. Ответил Левушка.
   – Да вот, Цап-Царапыч, по всему выходит, что Лизка – здешняя принцесса, – объяснил он.
   – По чему – по всему? – настаивал насытившийся дракончик.
   – О, спасибо, Дис. – Филин отхлебнул гномского кофе из объемистой кружки и скривился. Напиток был густой, словно нефть, и черный, точно битум, а уж крепкий – неописуемо. В кофе гномы тоже знают толк: после такой чашечки целые сутки и захочешь – не заснешь.
   – Филин, – решившись, робко сказала Лиза, – а правда, почему я… – она умолкла, набрала побольше воздуху, уставилась в чашку и выпалила: – Филин, как так вышло, что я принцесса?
   – Как обычно. Когда отец король и мать королева, тут уж не отвертишься, – голос волшебника при этом звучал грустно. – Сейчас все расскажу. – Филин поставил чашку на стол, прошелся по кухне и сел обратно.
   – История такая. Жил-был на свете маленький мир под названием Радинглен, и правил в Радинглене король. Инго Третий. Была у него жена, Уна, и двое детей – старший сын Инго, будущий Инго Четвертый, ему тогда было пять, и крошечная дочка – Лиллибет. Ей исполнилось месяца полтора, не больше. Еще у короля была мама Таль, королева-мать, очень рано овдовевшая и предпочитавшая нянчить внуков. Славная была семья, только королевская, в этом и беда. Королевским семьям очень достается, особенно если кому-то приглянулось их королевство, – Филин вздохнул и потер лоб. – А Радинглен приглянулся Мутабору, и он нагрянул сюда, да не один, а с целой шайкой. Почему приглянулся – точно сказать не могу. Говорят, магии у нас здесь больше, чем в прочих волшебных мирах, а может, у него имелись какие-то личные причины желать нам зла…
   Лиза слушала, точно завороженная.
   – И вот, когда Мутабор напал на Радинглен, наши король и королева совершили нечто поразительное, – продолжал Филин. – Они умудрились увести за собой мутаборскую шайку и одолели ее, но и сами сгинули. – Филин снова поднялся и прошелся по комнате. – Случилось это в горах, так что про альпинистов Бабушка тебе, Лизавета, объяснила как смогла. Тел не нашли, да и не сумели бы, потому что Радинглен в одночасье превратился из королевства в город-государство, и исчезли те самые горы как не бывало… Да еще лучших радингленских волшебников раскидало по соседним мирам.
   – Как раскидало? – не понял Левушка. – Они что – котята в коробке?!
   – Понимаете, Мутабор и его шайка силами превосходили всех здешних волшебников и к тому же напали неожиданно и коварно. Хотя он и верховодил всей шайкой, но и подчиненные были вполне его достойны. Мне еще посчастливилось – меня выбросило по соседству, в Петербург, и я сразу отыскал дорогу назад, в Радинглен. И ни памяти, ни магии не утратил. А ведь миров на свете много, они все разные, и в некоторых у волшебника колдовать не получится так же, как у рыбы – дышать воздухом и жить на дереве. Подозреваю, что прочим нашим волшебникам повезло меньше. Скорее всего, каждый из них очнулся в незнакомом мире, прошлого не помнит, колдовать разучился и слово «Радинглен» забыл.
   – Ой, – испугалась Лиза. – И что, навсегда?
   – Это мы еще посмотрим, – задумчиво протянул Филин. – Итак, Мутабор вроде бы исчез и больше не показывался. Радингленцам, в том числе и нам с Таль, показалось, будто его победили – дорогой ценой, но победили. В Радинглене вывесили траурные флаги, и Бабушка принялась править регентшей при пятилетнем Инго. А еще через месяц наследника похитили прямо из дворца, – голос у волшебника пресекся. – Не уберегли мы его, и никогда я себе этого не прощу.
   Филин замолк. Лиза сидела в полнейшем оцепенении. «Вот так жизнь у настоящих королей…», – проползло у нее в голове.
   – Бедная Бабушка, – проговорила она наконец.
   – Да. Бедная Бабушка. И именно поэтому я в лепешку расшибусь ради того, чтобы предъявить ей сегодня же вечером обоих внуков в целости и сохранности! – Филин стукнул кулаком по столу – аж миска с медом подпрыгнула. – Лиза, я не хотел тебе всего этого рассказывать еще года четыре. Кто мог знать, что дело так обернется…
   Лиза кивнула – на большее сил не было. А Филин продолжал свой невеселый рассказ.
   – Кому понадобился Инго, мы с Таль узнали сразу. Мутабор не утерпел: очень уж ему хотелось нас помучить и запугать. Вот он и подослал нам письмо – мол, мальчик в Черном Замке, и никогда вы его больше не увидите, дело конченое, умрет он мучительной медленной смертью. Письмо влетело в окно к Таль черным кленовым листком, превратилось в бумажку с траурной каймой, и как только послание прочитали, рассыпалось в прах. Что такое Черный Замок, мне было известно из книг. Он может быть везде и нигде, перемещается обычно под землей, из одного мира в другой, и находится там, где удобно хозяину. В нем все устроено не так, как в нашем мире, – и время, и пространство, – и до сих пор не было ни одного человека, который там побывал бы и остался жив. Врагу не пожелаешь такой участи – попасть в Черный Замок… даже ненадолго. Поэтому мы были уверены, что Инго больше нет и погиб он ужасно. Двенадцать лет мы были в этом уверены… Это было… Это было так, что я вообще впервые об этом рассказываю, – Филин вздохнул. – Даже сейчас лучше, чем тогда, потому что надежда есть…
   Лиза поежилась. Замка она не видела – всего лишь слышала, как он растет в толще камня и земли под Радингленом, но ей и этого хватило.
   – Только теперь я понял, как хитроумно Мутабор обвел меня вокруг пальца! Он рассчитал так: если сообщить нам, что Инго погиб, мы пойдем на что угодно, лишь бы спасти Лиллибет, а если поднажать, тогда ради этого и королевство покинем. – Филин с досадой хлопнул себя по коленям. – Знал, с кем дело имеет. Похоже, под его личиной скрывается кто-то, кому хорошо знаком не только Радинглен, но и ваш покорный слуга. Поэтому предполагаю, что он местный уроженец, но в точности сказать не могу. Мутабор ведь не просто фантастически сильный и бессовестный маг, а еще и доппельгангер.
   – Что?! – хором спросили Лиза и Костя.
   – Это такая тварь, которая способна принимать любое обличье, – объяснил Филин. – Даже имечко себе взял соответствующее – «я превращусь» по-латыни – для пущего шику, чтобы все поражались его учености… По словам Болли, сейчас Мутабор выглядит так, как многие себе и представляют черного мага. Наверно, чтобы если напугать, так уж наверняка. Если ему надоест, он примет другой облик, но на это уходит много сил, да к тому же главные навыки и умения волшебного свойства доппельгангеры помнят именно телом. Чтобы не учить новую оболочку заново, Мутабор пока остается в нынешней – ведь этом обличье он не только колдует, но и умеет играть на скрипке.
   – Как – на скрипке? – Лиза не просто возмутилась, а всей душой оскорбилась за скрипичное искусство.
   – Я ведь говорил тебе, Лизавета: все музыканты – волшебники, – напомнил Филин. – Некоторые – вот такие. Даже музыку можно обратить во зло, как и любую магию, попади она в нечистые руки. Наверно, Мутабору нравится быть доппельгангером и тешить свою гордость, хотя я никогда не понимал, что в этом приятного, горгульи и гоблины.
   – Значит, Мутабор способен прикинуться кем угодно? – Лиза испуганно заозиралась.
   – Если он примет обличье твоего знакомого, копия будет неточной и ты вмиг распознаешь обман, – успокоил ее Филин. – Доппельгангер редко так поступает, куда охотнее он соберет себе новый облик по кусочкам, чтобы было легче затеряться в толпе. И не обязательно человеческий. Решит, например, стать нетопырем в стае, – тут уж его не вычислишь…
   – Но на самом-то деле он кто? – спросила Лиза, решившись.
   – Боюсь, что на самом деле он человек, – грустно сказал Филин. – Только люди способны на подобные гадости. Да и колдовство его действует в основном на людей. Тогда, двенадцать лет назад, он ловко заморочил радингленцев. Ему даже не потребовалось показываться из-под земли, где он прятался в Черном замке. Достаточно было навести чары на расстоянии и подсказать нужные слава продажному дураку Гранфаллону. И местные жители ополчились на нас с Таль, зароптали, поверили в слух, будто принца убили мы, чтобы захватить престол, и что вскоре убьем принцессу. А когда Мутабор подослал стаю нетопырей, чтобы похитить теперь уже Лизу, околдованные радингленцы приписали это моим злым чарам. Можете себе представить? И тогда нам пришлось бежать в Петербург. За нами последовал и дракон Конрад.
   – Погодите-погодите, – Левушка тычком поправил очки на носу и озадаченно засопел. – Получается, что вы бросили радингленцев на произвол судьбы? На вас это непохоже. А гномы куда смотрели?! Их тоже заморочило? Но ведь сейчас они чарам не поддаются! – Он так и сыпал вопросами.
   Филин ничуть не оскорбился и терпеливо ответил:
   – Наверно, я плохо объяснил, Лев. Черный замок уже тогда был на подступах к Радинглену, и гномам приходилось немногим легче, чем сейчас. – Он обвел взглядом слушателей. – А радингленцы… Кое-кто соображает, что дело неладно, но только скребет в затылке или уходит в подполье, как гномы. Простите, Дис, но ведь это правда…
   Дис, которая, пригорюнившись, слушала эту историю, стоя на пороге кухни, тяжело вздохнула, горестно кивнула, пробормотала что-то про еще сливок и вышла, а Филин продолжал свой рассказ:
   – Еще раз повторяю: Мутабор верно рассчитал, что после вести о гибели Инго да под таким нажимом для нас главное будет спасти Лизавету. Что толку было бы, попробуй я пожертвовать собой? Поднять народное восстание? Меня тогда никто не слушал – наоборот, грозились казнить!
   – Но вы же придворный маг! – возразил Костя. – Как они посмели?
   – Это попросту должность, все равно что пост министра двора, а не степень магического таланта! – с горечью воскликнул Филин. – Придворный маг – мастер фейерверков, не больше. Ну, еще погоду на праздник сообразить, ветер попутный для кораблей… постараться, чтобы малютка-наследник не очень маялся зубками… Правда, для меня эта должность означала, что я к тому же член семьи. Поэтому все, что я мог сделать – это не допустить, чтобы украли еще и тебя, Лиза.
   «Ничего себе – попросту должность! – удивленно подумала Лиза, глядя на нахохленного Филина. – Только Филин и смог противиться мутаборским чарам… И нечего прибедняться!» – подумала она. Наверно, и на лице у нее возникло красноречиво сердитое выражение, потому что Филин покосился на Лизу удивленно.
   – Напрасно не веришь, я себе цену знаю, – обратился он к Лизе. – Я даже тебя, Лизавета, как следует спрятать не сумел. Поймали меня на простейший трюк с Гертрудой и попугаем! Гертруда и Генриетта, сколько я себя помню, были в Радинглене дворцовыми саламандрами – считайте, нечто вроде живых зажигалок для каминов. Безмозглые ящерицы, и всех дел. Кто мог знать, что они тоже превращаются в людей, да еще в таких ловких обманщиц! Я-то ожидал, что если тебя, Лиза, и будут искать, то в Питере появится импозантный мужчина с саламандрой, а появилась старая дева с попугаем – Гранфаллон ведь оборотень, как и я, – и попыталась отбить у тебя охоту играть на скрипке, прежде чем у тебя проявится волшебный слух. И едва не преуспела! В Радинглен я все это время вернуться не мог: сунься я грудью на амбразуру, кто бы тогда защищал Таль и Лизу? – продолжал Филин. – Конрад ведь пожил-пожил в Питере, да и исчез…
   – Как исчез? – взъерошился Костя. – Меня бросил?
   – О твоем намечающемся существовании он тогда, похоже, не ведал. Сам спроси, пусть папа тебе все расскажет, – Филин впервые с начала разговора улыбнулся уголком рта, представив себе этот рассказ в лицах. – Я и не подозревал, что Конрад на свой страх и риск вернется в Радинглен и попробует проникнуть в Черный Замок. И что ему это удастся. И что обнаружит он там живого, но заколдованного Инго. Не знал, пока Конрад не ввалился ко мне несколько дней назад и не выложил всю эту историю. А заодно сказал, что все эти двенадцать лет Мутабор выращивал Карбункул, и камень это непростой…
   – Про Карбункул Болли нам объяснял, – кивнул Левушка.
   – Я кое-что знаю про свойства подобных камней и понял тогда, что Карбункул сначала высосет души из всех, до кого дотянется, а потом… м-м-м… свернет пространство…
   – Как черная дыра!.. – прошептал Левушка.
   – Наверное… Мутабор решил, что, если Карбункул вставить в корону, а корону возложить на голову законного наследника, принц добровольно отдаст королевство Мутабору и тот сделается стократ сильнее. Тогда, Черный Замок выйдет из-под земли и в Радинглене наступит вечная ночь, а вся местная магия перейдет к колдуну… Однако Мутабор заблуждался. Если бы Радинглен превратился в черную дыру, мы все мгновенно попали бы в пасть Мутаборскому начальству. Над ним, понимаете, есть начальство…
   – Мама дорогая, – вырвалось у Левушки. – Кто-то посильнее Мутабора?! Верится с трудом. Куда уж больше!
   – Да, – словно через силу ответил Филин. – Не знаю, где оно обитает – может быть, тоже в Черном Замке. Никто никогда его не видел. Это…существо называется Морциус и питается целыми мирами. Стоит Мутабору короновать Инго, и Морциус сожрет весь Радинглен. Те, кто помогают Мутабору, об этом не подозревают. Например, я уверен, что недоумок Гранфаллон делает свое дело добровольно. Да, он пока жив и говорит речи, и ему, наверное, кажется, что все идет наилучшим образом, но это сплошная видимость. – Филин усмехнулся. – Его душу давно скормили Карбункулу. Правда, у него осталась вторая душа, попугайская…
   Когда я услышал про заколдованного Инго, то испугался, что душу мальчика тоже скормили Карбункулу, – волшебник сморщился, точно от сильной боли. – Но Конрад заверил меня, что Инго чарам не поддается. Я даже думать не стал и очертя голову понесся разбираться. Я думал как-нибудь исхитриться и доставить заколдованного Инго в Петербург, а там уже снимать чары. Но в Радинглен я прилетел как раз к закату и, как увидел, во что превратился Инго, не выдержал и решил его расколдовать тут же, на месте. Но не успел даже перекинуться в человека. Мутабор застал меня врасплох, ведь нет никого уязвимее, чем оборотень в момент превращения. И попался я, как безмозглая птица. Буквально. – Филин досадливо помотал головой. – Засадили меня в клетку, а клетку заперли в тюрьме. Ох и веселье! Я решил, что все пропало – и для Инго, и для меня. Мутабор раза два приводил ко мне Инго – конечно, ночью, заколдованного, чтобы я полюбовался, за что борюсь, и перестал клювом щелкать. А еще объяснил – мол, шею он мне не сворачивает только потому, что сладко ему думать, как Инго, послушный мутаборской воле, сделает это своими руками. Публично, сразу после коронации. Гранфаллон ради этого, дескать, придумает ритуал попышней, что-нибудь эдакое про жертву для плодородия. От таких разговоров я, признаться, приуныл, хотя, зная о свойства Карбункула, понимал, что после коронации и королю, и мне, и всем прочим будет все равно. М-да…
   – А зачем Мутабору было к вам ходить? – не понял Костя.
   – Зачем-зачем, поиздеваться, – сквозь зубы ответил за Филина Левушка.
   – Это у него главное развлечение – радоваться, что кому-то плохо, – подтвердил Филин. – Долго ли, коротко ли, а потерял я в клетке счет времени. И вдруг вбегает ко мне встрепанный Инго – такой, каким ему и надлежит быть, не заколдованный, без горба. Вытаскивает клетку со мной на свет божий и впопыхах вручает двум обалделым школьникам. Вот уж я не знал, смеяться или плакать… А мог только перья топорщить, глазами мигать и ухать. Зато теперь мы с вами приготовим Мутабору за все хорошее большой сюрприз. С фейерверком, – подвел итог волшебник. – Только бы сил хватило!
   – Мышекрысам вы фейерверк устроили будь здоров, – напомнил Левушка.
   – Мышекрысы – это другой масштаб, – вздохнув, объяснил Филин. – Волшебники ведь бывают разного калибра – и рядовые трудяги, и халтурщики, и гении. Люди обычно замечают и запоминают только эффектные чары, похожие на фокусы: когда маг что-нибудь запалит или исчезнет как сквозь землю провалится или там слона в цирке трубить заставит. Другое дело – незаметно, исподволь, навести такой морок, какой навел тут Мутабор. Это свидетельствует о большом, но очень, простите, пакостном таланте. И чтобы такой морок развеять, нужно превзойти Мутабора по силе чар. И тоже действовать незаметно. Настоящие чары в глаза не бросаются, как и настоящий волшебник. А что касается фейерверков – то ли еще будет, – пообещал Филин. – Кажется, я крепко разозлился.
   – Как такое провернуть? – безнадежно спросила Лиза, ни на кого не глядя. Ничего себе семейная история… Лиза подумала сразу обо всех и обо всем: о Бабушке, о родителях на фотографии, об Инго, попавшемся в эту жуткую ловушку, и в носу у нее защипало.
   – Выше голову, Ваше высочество, – тихо ответил Филин. – Вон у вас какой брат… А Бабушка? Вы ведь их достойны – разве нет?
   Шин-Шин вдруг спорхнула с высокого шкафчика, на котором притулилась с кружкой сливок, пролетела над Лизиной головой и осторожно погладила ее трехпалой лапкой по щеке.
   – Ну вот, мысли читаете, – буркнула Лиза, украдкой вытирая показавшуюся-таки слезинку. – Скажите лучше, как нам быть?
   – Есть у меня на этот счет некоторые идеи, – мрачно усмехнулся Филин, – только, по-моему, сейчас мы с вами вымотались и ничего не соображаем.
   – Принцесса! – обрадовался опомнившийся Царапкин. – Вот это да! Ведь драконы принцесс… хе-хе… похищают и кушают!
   – А я и не знал, что ты совсем ни во что не врубаешься, – Левушкин негромкий голос прозвучал неожиданно грозно. – Отстань от Лизки сейчас же.
   – Будешь первым в истории драконом-вегетарианцем, – сурово поднял бровь Филин, и Костя притих. – Ладно, сейчас еще немножко покомандую, – сказал Филин, поднимаясь. – Левушка, Лиза, ступайте поспите. К закату нам всем надо набраться сил.
   На пороге кухни вновь возникла Дис и посмотрела на Филина с упреком, а на Лизу – с жалостью:
   – Пойдемте-пойдемте! Я уже давно думаю, что не надо бы вам, Филин, так деток мучить, они всю ночь не спали… Идемте, Ваше высочество!
   Лиза с трудом поднялась – усталость навалилась на нее, как тяжелое ватное одеяло. Выходя из кухни, она еще успела услышать, как там, за дубовой дверью, Костя о чем-то препирается с Филином…
   – …Это, милые мои, гостевая спальня, – объяснила Дис, распахивая перед Лизой низенькую дверцу. – Конечно, обстановка здесь не королевская…
   «Это называется не королевская?!» – поразилась Лиза, обозревая гномскую спальню, которая была раза в три больше Лизиной комнатки в бесконечно далекой квартире на Петроградской стороне. Левушка увлеченно обследовал помещение.
   – Смотри-ка, отличная вентиляция, – с уважением сказал он, вскарабкиваясь на каменную лежанку и глядя вверх. – Ведь глубоко, да и свечки, а не душно…
   – Я не понимаю, – зевнув, отозвалась Лиза, – как они это все рыли?
   – Сверху вниз, – пожал плечами Левушка. – А часть пещер, конечно, естественная…
   – Ты совсем спать не хочешь? – спросила Лиза.
   – Как-то расхотелось, – ответил Левушка. Лиза вдруг поняла, что и ей, кажется, после всего этого не заснуть. Столько узнать – сразу и не переваришь.
   – Сейчас бы учебник… – протянул Левушка.
   – Левка, ты чего?!
   – По английскому. Контрольная завтра, забыла?
   – Шуточки у тебя… – Лиза фыркнула. – Мутабору про контрольную скажи.
   – Слабоват твой Мутабор против нашей Саблезубой! Хорошо еще, что она с ним не заодно, не то наши шансы были бы равны нулю, – задумчиво произнес Левушка, и оба расхохотались.
   В этот миг в дверях появилась Дис, нагруженная горой разноцветных одеял и перин с кистями, оборками и бантиками – словно собиралась укладывать спать Принцессу на Горошине. Свалив весь ворох на лежанки, Дис мгновенно постелила две постели.
   – Уф, – сказала Дис. – Вот, Ваше высочество. – И положила поверх одеяла расшитую ночную рубашку белейшего из белых цветов. – Минуточку, сейчас принесу воды, – она прошелестела юбками к дверям.
   – Аствацатуров, отвернись, – скомандовала Лиза, мгновенно оценив обстановку. Левушка повиновался. Когда шорохи за спиной стихли, он сосчитал до двухсот, тихонько позвал Лизу, не получил ответа и очень осторожно обернулся. Из-под горы одеял высовывался только самый кончик конопатого носа, возле которого на подушке трепетало рябое филинское перышко. Левушка хмыкнул, тихонько убрал перышко и направился к своей постели. Дис, вернувшись минуту спустя с кувшином и посмотрев на спящих гостей, только покачала головой: «Эх, детки, детки… А умыться перед сном?» – вздохнула она.
   Когда шаги Дис затихли за дверью, Лиза тотчас перестала притворяться спящей, откинула с головы одеяла и приоткрыла глаза. В голове назойливыми мухами жужжали перепутанные мысли, а теперь еще и сердце стучало так, что в ушах звенело. Лиза уставилась в едва различимый в высоте потолок. Слышалось только тихое потрескивание свечей да ровное дыхание мгновенно уснувшего счастливца Левушки.
   «Как всех жалко, как всем досталось, – думала Лиза. – Филину, Бабушке, Инго… Гномам, сильфам, здешним волшебникам. Как быть? Получается, что все зависит от нас.
   Впервые в жизни все зависело от нее. А вдруг ничего не получится?
//-- * * * --//
   – А вы, господин Царапкин, пожалуйте за мной. Займемся физкультурой, – строго сказал Филин.
   – По-вашему, мне и спать не надо? – попробовал возмутиться Костя.
   – Необязательно, – подтвердил Филин. – Чтобы ты знал, настоящий дракон может три недели не спать. По крайней мере, твой папа это умеет. А ты вон в пещере только и делал, что дрых без задних ног. Небось даже не пробежался ни разу, не говоря уже о физ-куль-ту-ре… – последнее слово Филин раздельно и насмешливо произнес по слогам.
   – Какая еще физкультура? – изумился Костя. – В школе у меня по ней пятерка. Вы про зарядку, что ли? Так это ж отстой! Я и дома ее не делаю!
   – Не то чтобы зря, – усмехнулся Филин, – но опрометчиво…
   – Вот если бы каратэ или у-шу, – размечтался Костя.
   – Будет тебе у-шу, – сказал Филин. – У-ку-шу. Нам надо научиться превращаться мгновенно и не задумываясь – раз, и летать – два. А то сегодня вечером мы будем хороши… Прельщает?
   – Ну, – с достоинством ответил Костя.
   Филин вывел его из кухни через кузницу к воротам и с поклоном спросил у стражников, где бы тут найти пустой зал попросторней.
   – А зачем вам? – поинтересовались стражники.
   – Мне фейерверки порепетировать, а то я давно не тренировался, – Филин поглядел на гномов честными голубыми глазами из-за очков. – Коронационные фейерверки, на вечер. Подручного моего, – он кивнул на Костю, – надо натаскать. Сами знаете, молодежи все приходится повторять по три раза… – Филин вздохнул. – Нам бы подальше, чтобы шум никому не мешал.
   Стражники смотрели с недоверием.
   – Очень нужно, – сказал тогда Филин совсем другим голосом. – Пожалуйста. Мы не причиним никакого ущерба ни Подземному народу, ни его владениям. Обещаю.
   Стражники переглянулись, посмотрели на Филина, снова переглянулись и дружно кивнули. Они догадывались, что Филин вряд ли намерен заниматься фейерверками в решающий вечер, когда выяснится, кто же победит – Мутабор или законный король Радингленский.
   – Тут сразу за воротами старый Зал Совета, – вспомнил один из них, – может, туда? И стены там толстые, и идти всего шагов триста…
   – Ты что, – возмутился первый стражник, – мы собирались отмечать там День Платиновой Луны и проводить Ассамблеи!
   – Да ладно, – грустно сказал третий гном, – День Платиновой Луны все равно уже давным-давно не празднуем, не до того, а Ассамблеи сейчас можно хоть в кухне проводить – все поместятся. Не осталось никого… А Филину же это для дела!
   – Тогда о чем речь! – воскликнул старший из стражников. – Идите.
   Стражники показали им нужную дверь, за которой в трехстах примерно шагах оказалось помещение размером с две кузницы. Правда, этот зал почему-то бросили недостроенным: резьба покрывала только две стены, а на остальных была едва намечена, на полу лежало несколько грубо обтесанных камней со сколотыми верхушками – нечто вроде сидений.
   – Даю вводную, – сказал Филин как заправский учитель математики и воткнул в кованое гнездо на стене принесенный из кузницы факел. По стенам заплясали тени. – С одеждой так. Общего рецепта тут нет, кроме одного совета: заниматься подобными вещами надо продуманно, а не с бухты-барахты. Если превращаешься, Конрад, сосредоточься и считай про себя от десяти до нуля. В обратном порядке. Можешь также сказать себе «пуск» или там «поехали». Тогда и процедура будет поприятнее, и ничего не забудешь – ни одежки, ни, скажем, волос на голове. А иначе так в чешуе и останешься, история знает примеры…
   На первое превращение без скрипичного сопровождения у Кости ушло минут пять, и минуты это были пренеприятнейшие. Особенно его злила участливость, с которой на него смотрел этот Филин. «А в душе наверняка потешается!» – с обидой думал Костя, пытаясь уследить за тем, чтобы на месте крыльев не оказалось лишней пары рук, голова не воткнулась с размаху в стенку, а хвост все-таки вырос. К тому же достигнутым в конце концов результатом Филин насладиться не дал.
   – Обратно, – скомандовал он. – По-моему, ты плоховато этого хочешь. Сосредоточься, юный Конрад! Нас ждут нешуточные дела!
   Даже обращение «юный Конрад» Костю не порадовало. Обратно оказалось еще труднее, хотя Филин понял, что его взгляд Костю смущает, и отвернулся.
   – Как это – плоховато хочу? – возмутился Костя, наконец вочеловечившись.
   – Хвост, – бросил Филин, обернувшись и ознакомившись с достижениями. – Хвост убрать забыл. А вот так. Когда ты при Мутаборе превращался, ты небось хотел произвести впечатление, прямо-таки сразить наповал…
   В результате Костиных стараний хвост мало-помалу исчез – рывками.
   – А сейчас у нас рядовая тренировка, зачем тебе передо мной красоваться, я и так знаю, на что ты способен… и на что, извини, пока нет, – продолжал Филин. – Да и скрипки тут нет – будить Лизавету ради этого я не стану, а вечером музыка будет уж точно не для тебя. Слушай, Константин, ты дракон или не дракон, в самом деле?!
   – Ну, – туманно ответил Костя.
   – Баранки гну, – сердито сказал Филин. – Валяй, превращайся. Твоему папе на это секунды достаточно.
   Секунда не секунда, но через десяток повторов туда-обратно Костя укладывался уже в полминуты. Правда, с тем, чтобы превращаться начисто и без помарок, пока получалось плоховато: Костя то забывал убрать чешую, то на драконьей шее оставалась вполне Царапкинская голова, только большая, а один раз в человеческом рту оказались драконьи зубы, и это было неудобно и больно.
   – Триллер, – покачал головой Филин, стянув черный свитер, под которым оказалась рубашка в яркую клетку. – М-да. Ужастик. Страшно похоже на четырехмесячного щенка овчарки. Не случалось наблюдать? – он, прищурившись, посмотрел на дракона снизу вверх. – Лапы разъезжаются, хвост сам по себе, в глазах изумление перед текущей мимо жизнью… Очень похоже. Ладно, теперь для разнообразия полетаем. В этом деле, Константин, главное – не бояться высоты.
   – Вы вроде в птицу умеете превращаться, – с вызовом прогудел дракон, – вот сами бы и показали.
   – Зачем? Драконы летают иначе, чем птицы, аэродинамика другая. У птиц, если ты заметил, нет такого хвоста, да и размером они поменьше, не говоря уже о весе.
   – Ага! – завопил проницательный Костя. – Зуб даю, сами превращаться не любите, а меня заставляете!
   – Уху, не люблю, – легко согласился Филин, – особенно в последнее время. Знаешь, есть такая болезнь – идиосинкразия называется. Потом в словаре посмотришь. Как подумаю о превращениях, все перья дыбом. Тьфу!.. Давай.
   – Что давай?
   – Залезай на ближайший камушек. Я не шучу! Залезай. Знаешь, как учат летать маленьких дракончиков? – Филин сделал страшное лицо. – Папа-дракон подкрадывается к ним сзади и спихивает с отвесной скалы в пропасть…
   – И что? Кто сразу не разбивается, тот потом летать умеет?
   – Эх, Царапкин… Никто не разбивается. Нужно просто на миг потерять опору под ногами. И все – и летишь. По крайней мере, Конрад когда-то мне так объяснял. Залезай и прыгай.
   На драконьей морде отразилась крайняя степень недоверия: массивные надбровья поползли вверх, алые глаза сверкнули. Тем не менее Костя с показной покорностью взобрался на большой плоский камень, потоптался для порядка, уложил хвост и… прыгнул. И полетел.
   Это было лучше всего на свете, даже лучше, чем летать во сне, хотя высоченный потолок гномского зала сейчас казался до обидного низким, а крылья с металлическим скрежетом задевали о стены. Черно-алый звероящер описал плавный круг, отчего в центре зала образовался небольшой смерч, от полноты чувств пустил струю пламени в пол, – Филин едва успел увернуться, а в камне образовалась багровая оплавленная воронка, – и грациозно приземлился: сначала на задние лапы – когти высекли из мрамора сноп искр, – а потом, мягко, как котенок, – на передние.
   – Улет. Блеск, – восхищенно выдохнул Филин. – Класс. Потрясающе. Супер-пупер. Молодец, Конрад.
   Костя горделиво изогнул шею и торжествующе погремел шипами.
   – Теперь мертвую петлю, – велел Филин.
   – Ну знаете! – проревел Костя во все драконье горло, обидевшись, что не дали всласть покрасоваться. – Да здесь и не развернуться толком! Нет уж, сначала сами показывайте!
   Филин пожал плечами.
   И сделал с места двойное сальто.
   – Вот так примерно, – сказал он, приземлившись.
   Костя в человечьем обличье сидел на камне и глядел на Филина, разинув рот. Филин смотрел на него сверху вниз, улыбаясь и засунув руки в карманы черных джинсов.
   – Никогда бы не подумал, что такой старикан, как вы… Ой, извините… – пробормотал Костя.
   – Ничего-ничего, – ответил Филин, улыбаясь все шире. – Молодец, быстро получилось.
   Костя посмотрел на Филина, собрался с мыслями и смог задать всего один вопрос из всего многообразия накопившихся:
   – А вы что, может, и папу моего летать учили?
   – Что?! – удивился Филин. – Нет, конечно. Меня тогда и на свете не было, он ведь старше меня лет на восемьсот!
   – А вам самому сколько лет?!
   – Шестьдесят два, – Филин продолжал широко улыбаться, глядя на Костино изумление.
   – А я думал, волшебники страшно древние и вообще бессмертные…
   – И все поголовно носят такие синие колпаки в золотых звездах и лупят кого попало волшебными палочками?! – расхохотался Филин. – Все волшебники когда-то да родились, а некоторые – сравнительно недавно. Например, Лиза. И запомни, лично я смертен, и очень даже, так что драконьим пламенем меня лучше не жечь. Что касается бессмертия – нет, спасибо, этого добра мне не нужно. Очень уж равновесие нарушает. Если кто-то получает бессмертие, то непременно за счет чужих смертей и бед.
   – Какое такое равновесие?! – взмолился бедный Костя, у которого голова окончательно пошла кругом.
   – Гомеостазис, – загадочно ответил Филин.
   – Чего-о-о? Опять скажете, чтобы в словаре посмотрел?!
   – Именно! В высшей степени поучительное занятие! – ухмыльнулся Филин. – Ладно, а теперь мертвую петлю.
   Костя взял себя в руки, то есть в лапы, сосредоточился и превратился в дракона за каких-нибудь десять секунд. Ему очень захотелось еще раз произвести сильное впечатление на этого удивительного человека, умеющего учить драконов летать и делающего двойное сальто с места. «Вот бы еще поглядеть, как он в птицу превращается!» – промелькнуло в голове у Кости. Однако мертвая петля удалась не сразу.
   – Голову береги, остолоп! – кричал ему Филин снизу, закрываясь рукой от сыпавшейся с потолка каменной крошки и искр. – Пригодится еще! И хвостом, хвостом рули! Ну что-о такое…
   Дракон тяжко грянулся оземь, подняв тучу пыли.
   – Цел? – спросил Филин. – Тогда превращайся обратно, подняться легче будет. – Не могу, – виновато сказал Костя, глядя Филину за спину и вытягивая чешуйчатую шею. – Там Лизка подглядывает. Она меня отвлекает.
   Филин сердито глянул через плечо. Лиза, задрапированная в вишневое парчовое покрывало, позевывая, смотрела на них из приоткрытых ворот. На конопатой щеке виднелся примятый след от подушки.
   – А ну брысь, Ваше высочество! – рявкнул на нее Филин. – У вас еще час полноценного сна в запасе!
   – Ага, полноценного… – проворчала Лиза. – Пол трясется от ваших упражнений!
   – Не всем же на скрипочке наигрывать, – басом отпарировал Костя и, перевернувшись на брюхо, ощерил устрашающие клыки.
   Филин, слабея от смеха, опустился на камень.
   – Ох, чучелки, – проговорил он наконец. – Елизавета, иди спать. Конрад, не обращай внимания на девчонок. Подумаешь, отвлекает! Там же будет целая площадь народу. Тебе вечером придворных дам ошеломлять. А превращаться в дракона надо самое большее за две секунды. Лучше – за полторы. Вперед!
   Ворота за Лизой закрылись, и бурная тренировка продолжалась. Мертвой петли Филин больше не заказывал, но от непрерывных превращений у Кости начало темнеть перед глазами. А когда Филин потребовал, чтобы Костя по команде выпускал пламя в нужном направлении, да еще и с заданной силой (для этого он уносил камушки все дальше и дальше в коридор и добивался, чтобы ящер плавил их, не задевая стен), юный Конрад даже начал жалеть, что родился драконом. Зато результаты в конце концов обнадеживали: теперь превращаться туда и обратно удавалось секунды за две, да и пламя выстреливало когда и куда надо.
   – Ладно, – смилостивился наконец Филин. – Приемлемо. Отдыхай.
   Костя вздохнул с облегчением. Он уже успел превратиться обратно в мальчика, а потому вздох обошелся без разрушительных последствий.
   – Теперь все убрать, – бросил Филин и ехидно поглядел на Костю, исцарапанного и перемазанного пылью.
   – О ноу! – простонал Костя голосом героя любимого боевика. Резьба на стенах была безжалостно закопчена, на полу красовались глубокие царапины от драконьих когтей и давешняя оплавленная воронка, каменные сиденья были опрокинуты, а одно из них раскололось, добавив в интерьер немало мраморной крошки.
   – Так уж и быть, сам все сделаю, – усмехнулся Филин и дважды хлопнул в ладоши. В мгновение ока все стало как было и даже немного лучше – будто дюжина старательных гномов недели две полировала зал к большому гномскому празднику, к Ночи Платиновой Луны, небесной покровительницы гномов. – А что, думаешь, после дворцовых фейерверков мало мусора остается? Эх, Царапкин… Прости – Конрад. Ладно, без пяти минут Конрад.
   – Постойте, – Костя чуть не подпрыгнул, – а дома я тоже смогу превращаться?!
   – Нет, конечно, – мотнул головой Филин, – прости, но я на себя такую ответственность взваливать не хочу. В Петербурге колдуется не так лихо, как здесь – ведь в Радинглене магии в воздухе гораздо больше. Для этого нужны кое-какие драконьи хитрости – вот пусть папа сам тебе их и покажет. Если пожелает.
   Костя тяжко вздохнул, но возражать не осмелился.
   Они вернулись в кузню. Гномы по-прежнему работали вовсю: вразнобой стучали молотки, что-то брякало, звякало, шипел остужаемый в воде металл… Словом, вокруг стоял такой шум, что Филину, присевшему на краешек бассейна, пришлось дважды попросить у подоспевшей Дис еще чашечку гномского кофе и горячего молока с медом для Кости.
   – Колы со льдом! – попробовал возразить Костя.
   – Шиш с маслом, – отрезал Филин. – Горло береги.
   Костя сник и повиновался, уныло сунув нос в кружку.
   – Вот еще что, – приглушенно сказал Филин, задумчиво глядя в бассейн. – Не надо придавать слишком много значения нашим с тобой упражнениям.
   – Чего? – переспросил Костя, оглушенный гномской деятельностью.
   – Летать и полыхать ты научился бы и без меня, – негромко, но очень отчетливо продолжал Филин. – Мне нужно, чтобы сегодня вечером ты был на высоте – в прямом и переносном смысле. Так что услуга за услугу, юный Конрад: я рассказал тебе, как летают драконы, а ты за это через три часа по моей команде – или по моему знаку, как получится, – превратишься в дракона со всей возможной скоростью и спалишь ларец, прежде чем оттуда достанут корону с Карбункулом.
   – Ага! – обрадовался Костя. – Так вот зачем вы меня учили камешки плавить!
   – Уху. Спасибо огромное, Дис, вы нам как мама… – Филин отхлебнул кофе и поморщился. Выждал, пока Дис удалится, и продолжал: – Итак, вернемся к нашим баранам. То есть драконам. Карбункул сгорит, ларец расплавится, но корона, скорее всего, уцелеет. Постарайся при этом никого не задеть. Ясно? Очень постарайся. И, пожалуйста, не забирай себе в голову, будто я тебя купил, как Мутабор с Гранфаллоном, даже попросту перекупил у них за ту же мелкую монету – за пламя и полеты, за то, что все будут бояться тебя и поклоняться тебе, за силу бури и власть над земными тварями…
   – Откуда вы знаете?! – Костя вскочил, расплескав молоко. Несколько гномов обернулись было, и тут же вернулись к своим делам. – Вас и рядом не было, когда Гранфаллон со мной разговаривал!
   – Я там в кустах сидел и все слышал!!! – Филин грозно нахмурил брови и – подмигнул. – Шучу. Конечно, нигде я не сидел, – усмехнулся волшебник. – Видишь ли, все это очень легко себе представить и фразочки просчитать – тоже… Там еще наверняка звучало про за славу, успех и богатство и еще про презрение к слабым. А последнее попросту неумно. Чем ты сильнее, тем осмотрительнее надо быть.
   Костя медленно опустился на место.
   – Значит, договорились? – продолжал Филин. – Я тебя научил превращаться, ты для меня сожжешь Карбункул.
   – Он большой? – деловито спросил Костя. – Карат в нем сколько?
   – Понятия не имею, я его, к счастью, не видел, – ответил Филин. – Но в драконьем пламени этот камень должен гореть как солома. И запомни – у нас чисто деловые отношения. Идет?
   – Ладно, – пожал плечами Костя, не чувствуя особой разницы. – Есть хочется, – добавил он с непривычной застенчивостью.
   – Немудрено, – улыбнулся Филин. – Накувыркался.
   Из ниоткуда снова возникла Дис с подносом. Гномские дамы любопытством ничуть не уступают человеческим. А сновать туда-сюда с подносом – лучший способ что-нибудь да подслушать на вполне законном основании, а заодно и прихвастнуть каким-нибудь коронным блюдом – например, пирожками с изюмом. Филин, правда, от еды отказался:
   – Иначе я засну и буду потерян для общества, а это сейчас некстати, – объяснил он.
   Но Дис не успела огорчиться: юный Конрад оказался вполне способен в одиночку одолеть блюдо пирожков и кувшин молока.
   – Посиди тут, – велел Филин. – Пора соратников будить.
   И маг удалился. Костя допил молоко (вопреки его опасениям, было вкусно), подъел последний пирожок, слизнул с ладони крошки и завертел головой, пытаясь понять, где кухня и где Дис, потому что на самом деле ему хотелось добавки. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, гномы были заняты своими делами. Через несколько минут без Филина Костя осмелел и позвал в полный голос:
   – Дис! Ди-и-ис!!! Вы где?
   Дис тут же возникла словно из ниоткуда.
   – А нельзя еще пирожков голодному дракону? – перекрикивая шум, поинтересовался Костя. И вот этого-то делать не стоило.
   – Как – дракону?! – воскликнула Дис.
   – Ты разве дракон? – ближайший гном вскочил, даже не заметив опрокинутого бочонка с водой.
   – Ну да, – ответил Костя: отступать было некуда. – А что?
   – Гномы! – закричал кузнец густым, оглушительным басом. – Подземный народ! Этот маг привел к нам дракона!!!
   Мгновение спустя Костя оказался зажатым в кольцо недовольных гномов. К своему ужасу, он никак не мог взять в толк, что стряслось. Дис возражала соплеменникам – мол, Филин знал, что делает, но ее не слушали. Мурремурр мявкнул, распушился и вспрыгнул Косте на плечо – защищать, а Шин-Шин, испуганно пискнув, упорхнула – наверное, искать Филина.
   – А я сразу почуял неладное, ты, жадюга чешуйчатая, – зарычал кто-то из уже знакомых Косте гномов.
   – Испокон веку драконы разоряли наши сокровищницы, – недобро прищурившись, сказал другой, молодой и чернобородый, – и после всего этого ты осмелился сюда прийти?
   – Знаете что, – храбро сказал Костя, – это не ко мне. Мой папа вас не грабил. Сто пудов!
   – Сто пудов чего? – поинтересовались из толпы.
   – И ведь попросишь дракона по-хорошему клок шкуры на перчатки – не даст! – добавил еще кто-то.
   – Какой такой клок шкуры?! – Костя набычился. – Вы что, с драконов живьем шкуру сдираете?!
   – Вот! А они на нас вечно напраслину возводят! – вперед протолкался еще один гном, уже совсем седой. – Вот! Мы шкуры только сброшенные берем! И только с драконьего дозволения!
   Из в глубине кузницы показался Филин, схватился за голову, увидев происходящее, ахнул «Елки-моталки!» и кинулся разбираться.
   – Подземный народ! Завтра! – рявкнул он. Все замолчали. – Завтра вернемся к нашим наболевшим проблемам! Я сам виноват, я поступил бестактно, когда привел сюда дракона, но деваться мне было некуда. Я приношу все необходимые извинения за то, что он вел себя недостаточно почтительно. Он исправится. – Филин так сверкнул глазами на Костю, что бедный Конрад-младший почувствовал себя распоследним Царапкиным и втянул голову в плечи. – Завтра ругайтесь сколько хотите, если вам захочется. А сегодня мы все дружим против Мутабора. Очень вас прошу. Ясно?
   Все попрятали глаза, поджали губы и разошлись, недовольно бурча, ворча, охая и возмущаясь. Филин вздохнул и сел прямо на пол.
   – А промолчать ты не мог? – напустился Филин на Костю.
   – Откуда я знал, что они так не любят драконов? – взвился Костя. – Вы меня не предупреждали!
   – Книжки почаще читать надо, – бросил Филин, помолчал и добавил: – Раз так, предупреждаю на будущее: гномов драконством не дразнить и вообще не пижонить. А то уши оборву, – пообещал он Косте. Тот поверил.
   К счастью, Лиза с Левушкой подоспели позже и Костиного позора не видели, а Филин о случившемся умолчал.
   – Доброе утро, – сказал он сумрачно. Выспавшейся Лизе утро показалось не слишком добрым, но вполне ничего себе, а Левушка никак не мог проснуться и раздумывал, не сунуть ли для освежения голову в бассейн или все-таки не стоит.
   Филин повел их в гномскую кухню и плотно прикрыл дверь.
   – Будем строить планы на нынешний вечер, – сказал волшебник и растянулся на одной из лавок. Лиза села поближе к нему – рядом с Филином ей было спокойнее, хотя, казалось бы, здесь, в стенах гномской крепости, им ничего не угрожало.
   – Сначаларасскажите нам, что будет, – отозвался Костя, по-турецки усаживаясь на пол.
   – Да я и сам не знаю, – Филин потер пальцами лоб, и Лиза внезапно поняла, насколько он устал. «А ведь самое трудное еще впереди… – подумалось ей. – Как же он справится?» И вдруг какой-то ехидный внутренний голос спросил: «А ты на что, Твое высочество?», и Лиза поскорее задрала нос.
   – В тонкости церемониала меня никто не посвящал. В прежние времена короновали хоть и празднично, но без особой помпы, а теперь и не знаю, что там наворотил Гранфаллон… – пожал плечами волшебник. – Господин министр за прошедшие годы успел войти во вкус, а вкус у него отвратительный. Я точно знаю только одно: все будет происходить на Круглой площади, где мы с Лизаветой и Львом слушали Гранфаллона. Полагаю, будет много разных шествий и процессий, вносов и выносов различных предметов, произнесений речей и прочей гранфаллонской ерунды. Потом должно состояться собственно возложение короны, а потом, – Филин хмыкнул, – потом, по замыслу господина Мутабора, должно последовать торжественное жертвоприношение. Коронуемый свернет голову некоей птице. Но эта часть теперь точно не состоится. Но главное для нас начнется, когда появится Мутабор.
   – А он появится? – шепотом спросила Лиза.
   – А как же. Он двенадцать лет этого ждал, весь извелся, бедняжка, – иронически усмехнулся Филин. – Появится – и начнет наводить морок следующей ступени. Музыкальный, потому что музыка и есть самое сильное мутаборское оружие.
   – А когда будет Карбункул? – хором спросили Костя и Левушка.
   – Дослушайте! Мутабор для того и сыграет на волшебной скрипке, чтобы подготовить появление Карбункула.
   – Так ведь и у нас есть волшебная скрипка! – Левушка даже подпрыгнул и пихнул Лизу в бок.
   – Но я… – робко начала Лиза и умолкла.
   – Именно так, – кивнул Филин. – Он сыграет свою музыку на своем инструменте, а Лизавета попробует его переиграть на своем.
   – У меня не получится! – воскликнула Лиза в отчаянии. Так страшно ей еще никогда не было. Даже по дороге в Мелиссину аптеку. И тут Лиза почувствовала, что все смотрят на нее: Левушка обнадеживающе, Костя – вопросительно, а Филин… волшебник поглядел на нее с грустью и покачал головой. «Да, выхода нет, – поняла Лиза. – Ясно, как надпись на двери в метро».
   – Тогда все складывается, – Левушка словно бы и не замечал Лизиного замешательства. – Лизавета переиграет Мутабора, Цап-Царапыч спалит Карбункул…
   – А как насчет фортификации? – встрял Костя.
   Все посмотрели на юного Конрада и увидели, что он вооружился неизвестно откуда взявшимся блокнотиком и все это время деловито чертил в нем загадочные схемки неизвестно откуда взявшимся карандашом.
   – К делу нужно подходить серьезно, а не с бухты-барахты, – сквозь зубы пояснил Костя в ответ на вопросительные взгляды. – Сколько будет врагов? Кто сильнее, Лизка или Мутабор? Какая будет расстановка сил?
   У него, похоже, назрело еще много серьезных вопросов, но Филин как-то по-особенному взглянул на Костю, и тот умолк, занеся карандаш в воздух.
   – Вопросы все по делу, – одобрительно сказал Филин. – Отвечаю по порядку. Извини, но в каких единицах измерять волшебные силы Лизаветы и нашего главного противника – я не знаю, да и не важно это. А в остальном все просто – площадь заполнит публика, но в расчет их принимать не приходится, потому что это будет всего-навсего зачарованная неподвижная толпа. Плюс стража и всякие гоблины и тролли, которые вряд ли вступят в бой. Вот и получается, что в основном – мы против Мутабора.
   – Понятно, делов куча, – оживился Костя и что-то быстро записал в блокнотик.
   – Стоп-стоп-стоп, оптимисты, – помотал бородой Филин. – Нужно все обсудить. Во-первых, подступаться к Карбункулу имеет смысл, только если Мутабору не удастся музыкальная часть, иначе он защитит Карбункул своей скрипкой – даже от драконьего пламени. Скрипка эта – часть самого Мутабора, да и в камень он вложил немало своей магии… А провалится его выступление только в том случае, если мы не позволим ему сыграть ни одной ноты соло. И при этом начинать первой тебе, Лиза, тоже нельзя – а то ты себя выдашь. Ясно?
   – О, это как в айкидо, – блеснул эрудицией Костя. – Кто первый начал – тот проиграл!
   – Ох, нам бы такую определенность…
   – А что играть? – упавшим голосом спросила Лиза.
   – Что хочешь. Что любишь. Помнится, тебе неплохо давался Вивальди… Теперь ты, Конрад. (Костя подался вперед и вытянул шею.) Пожалуйста, не прохлопай момент, когда надо будет сжечь Карбункул. Нельзя допустить, чтобы его увидели. Нельзя, чтобы корону извлекли из ларца. Ни на секунду!
   – Ага, – бодро сказал Костя. – Как в «Пятом элементе» – все расписано по минутам. Окей, спасем мир!
   Филин погрозил ему кулаком, но при этом улыбнулся, а потом снова посерьезнел:
   – Внимание, слушайте все: если корону с Карбункулом все-таки достанут из ларца, сразу же падайте лицом вниз. В лужу так в лужу. Мутабор и сам не вполне понимает, что наколдовал и насколько камень сильнее его самого.
   – Да я вместе с камнем и Мутабора могу спалить как не фиг делать! – горделиво сообщил Костя.
   – А вот этого, пожалуйста, не надо. Я не знаю, что произойдет, если попробовать убить доппельгангера, наделенного бессмертием, – пожал плечами Филин.
   – А гипотезы есть? – поправив очки, заинтересовался Левушка. Лиза, которая уже убедилась, что любопытство у Левушки сильнее всего остального, чуть на него не зашипела.
   – Полным-полно, и одна другой хуже, – отвечал Филин. – Скажем, Мутабор сменит телесную оболочку и вселится в своего убийцу. Или в кого-нибудь из присутствующих. В Лизку вон, в Мурремурра, – упомянутый Мурремурр, с отстраненным видом умывавшийся в уголку, возмущенно сверкнул желтыми глазами, – в меня, наконец, почему бы нет? Или попросту похитит силу и способности того, кто его убьет – и мы получим нам на радость Мутбора летающего и огнедышащего. – (Костя отчаянно замотал головой). – Кому какой вариант больше нравится?
   Все притихли. Все это время Лиза изо всех сил пыталась представить себе, что станется с Инго, когда Мутабор заиграет на скрипке и она, Лиза, тоже заиграет на скрипке, и появится корона, и все увидят Карбункул. А представив это, она вновь как наяву увидела перед собой отчаянные зеленые глаза принца. И вмиг думать забыла про зачарованную толпу, про опасность, которая будет грозить и ей самой, и Филину, и Косте с Левушкой, про предстоящий поединок с Мутабором – думать получалось только про Инго.
   – То-то же, – нарушил общее молчание Филин, и Лиза невольно вздрогнула. – Итак, всем понятно: господин Мутабор нам не нужен – ни в каком облике. Развоплотить, лишить силы и прогнать, как вы выражаетесь, на фиг. Так что, Константин, пожалуйста, никакой самодеятельности. Смотри у меня.
   – Погодите, – уточнил дотошный Левушка, – как мы поймем, что Лизавета переиграла Мутабора?
   – Достаточно будет посмотреть на Инго, – ответил Филин и потормошил Лизу за плечо: – Ты ведь об этом собираешься меня спросить последние пять минут, а, Лизавета?
   Стоило Филину произнести эти слова, и Лизин страх уменьшился ровно вдвое.
   – Анекдот, – предупредил Левушка. Филин посмотрел на него вопросительно.
   – Собрались муравьи на слона войной. Собрал их главный муравей и говорит: ребята, главное нам слона завалить, а там уж мы его затопчем…
   – Спасибо на добром слове, – невесело усмехнулся Филин, – но в целом ты, конечно, прав. Похоже. Только мы его и впрямь затопчем, помяни мое слово.
   – С виду все просто, – подытожил Левушка. – Ждем Мутабора, Лизавета начинает играть с ним одновременно, потом, если все получается, Костик жжет этот камень, а вы нами дирижируете… – деловито перечислил он.
   – Нет, дирижируете вы собой сами, потому что я пойду Мутабора отвлекать, – будничным тоном сообщил Филин.
   – Как – отвлекать? – единодушно испугались Лиза, Левушка и Костя.
   – Я думаю, что если появлюсь перед ним, он прежде всего сильно удивится и замешкается. Нам это на руку – даст Лизе возможность спокойно достать скрипку, собраться и начать играть в нужный момент. А что? – очень спокойно поинтересовался волшебник.
   – Вдруг он вас… – Лиза осеклась.
   – Что? А… В тот раз он застиг меня врасплох, потому что я не успел перекинуться из птицы в человека, а в этот ему придется потрудиться.
   Это «придется потрудиться» Лизе не понравилось, и она переполошилась: врасплох не врасплох, а Филин сам недавно говорил, что Мутабор очень сильный колдун! Вдруг Андрей Петрович задумал отвлечь его любой ценой? Что тогда будет?! Значит, ей, Лизе, надо непременно сыграть как можно лучше. Легко сказать…
   – А как быть, если у меня не получится? – испуганно спросила она.
   – Во-первых, отт-ставить пораженческие настроения, – капитанским голосом велел Филин и ласково подергал Лизу за рыжий хвостик. – Бери пример с Конрада – вон какой боевой. Сплошная фортификация. Во-вторых, если действительно что-то пойдет не так, как мы хотим, то изволь вызвать мостик и через него со всех ног домой. Вода от площади близко – ров вокруг дворца. Если ты позовешь, мостик там и будет.
   – Так я могу сама его позвать?! А я думала, он появляется случайно! – подпрыгнула Лиза.
   – О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух, – усмехнулся Филин, прикрыв глаза. – Ты еще много чего можешь. Если у вас получится прихватить с собой Инго, это будет замечательно, но главное в случае чего – суметь самим убежать. Не возражать! Я за вас отвечаю, так что сделайте, как я прошу, ладно?
   Все, включая прислушавшегося Мурремурра, закивали.
   – Что же получается, – протянул после паузы насупившийся Левушка, – Лиза будет с колдуном этим на скрипках биться, Цап-Царапыч огнем полыхать, вы и вовсе на Мутабора с поднятым забралом пойдете, а я останусь без дела?
   – Я как раз хотел тебя попросить: побудь моим адъютантом и подирижируй всеми остальными, – устало улыбнулся Филин. – По правде говоря, во всей нашей компании ты, кажется, самый здравомыслящий. И хладнокровный. Вот и проследи, чтобы мы в суете ничего не перепутали.
   – Здрасьте приехали, – Левушка снял очки и принялся их яростно протирать краем замшевой гномской туники. – Нет, я, конечно, постараюсь и все такое, но что это за жизнь – то паж Ее высочества, то адъютант Его превосходительства… Все время вторые роли!
   – Лысый тролль тебе Превосходительство! – сердито воскликнул Филин и тоже принялся протирать очки. – Ты что, всерьез хочешь, чтобы сыскалось на твою умную голову какое-нибудь древнее пророчество на замшелом пергаменте и тебя назначили героем на белом коне?
   – «Миссия невыполнима», – сострил кинолюб Костя. – В главной роли – Лев Аствацатуров!!!
   – Ладно, уговорили, – засопел Левушка. – Буду адъютантом.
   – Вот и славно, всегда знал, что очкарик очкарика поймет, – сказал Филин и одним прыжком поднялся на ноги. – Итак, всем все понятно? Тогда собираемся и вперед.
   «Да уж, – подумала, глядя на него, Лиза, – вот вам и Андрей Петрович, учитель музыки…» – и отправилась в дальний уголок кухни, где оставила волшебную скрипку.
   – Цап-Царапыч, а блокнот можно посмотреть? – очень вежливо спросил Левушка.
   – На здоровье, мне не жалко, – и Костя с деланной небрежностью протянул ему раскрытый блокнот. Левушка поднес его поближе к глазам и деловито засопел.
   – Это стратегический план, – пояснил Костя. – Правда, я на этой площади не был, но… Вот тут примерно дворец. Вот тут народ. Вот тут мы.
   – А это что за значок?
   – А вот отсюда вылетаю Я! – с расстановкой сообщил Костя.
   – Класс! – покивал Левушка. – На самом деле, похоже. Только для дракона площадь маловата. Ты ведь крупный, я видел. Кхм. Ладно, дай-ка карандашик. Гляди, помост был вот тут – они вряд ли его перенесли.
   – Тогда… ага, тогда я вот отсю-ю-юда зайду на вираж… Эх, места мало, не развернуться… – забормотал Костя. – Придется сначала подпрыгнуть, человеком еще, потом в прыжке превратиться и крылья расправить…
   – Это как? – с возрастающим интересом спросил Левушка.
   – Дело техники, – загадочно сказал Костя. – То-се, убрать шасси…
   Между тем Мурремурр поднялся, степенно подошел к Филину и потерся о его ногу. Филин нагнулся, почесал кота за ухом и тихонько сказал:
   – Ты ведь выведешь моих остолопов, если что?
   – И рад бы, да не могу, – кошачий рыцарь прижал уши. – Муррмостик исчез, едва я перебрался на эту сторону…
   Филин тихо охнул, но не успел ничего сказать. Из дальнего угла выпорхнула Шин-Шин:
   – А я? Мне что делать?
   – Не ходи ты с нами, Шинни, не надо тебе, – тихо сказал Филин. – Свои же и заловят.
   – Они мне не свои! – возмутилась Шин-Шин, от негодования выделывая в воздухе не удавшуюся Косте мертвую петлю.
   – А все равно заловят. Тем более не ходи, правда, не надо.
   Шин-Шин обиженно пискнула и, улетев под потолок, повисла там вниз головой, завернувшись в крылья.
   – Присядем на дорожку, – сказал Филин. Все уселись на кухонный пол, Левушка при этом прокряхтел: «Бедная дорожка!» Подоспевшая Дис в изумлении глядела на эту сцену. «Да уж, – подумала Лиза, оглядев своих спутников. – Ну и компания. На нас все встречные будут пальцами показывать!» Компания и впрямь подобралась на славу.
   Мурремурр сидел спокойно, но время от времени посматривал на собственную переднюю лапу и, словно примериваясь к бою, выпускал когти. Левушка в своем наряде, вплоть до остроконечного колпачка, – вылитый гном, только без бороды, и глаза у него горят упрямым гномским героизмом. Костя, облаченный в мешковатые штаны и балахон с капюшоном, старательно прикидывается, будто ему все нипочем и сверяется со стратегическими схемками в блокноте. А рядом – Филин в черных джинсах и черном свитере, напряженный и серьезный. Услышав Лизино фырканье, он посмотрел на нее вопросительно.
   – Заметные мы очень, – объяснила Лиза. – Это ничего? Как вы думаете?
   – Спрячь скрипку под накидкой, и дело с концом, – посоветовал Филин. – В Нижнем Городе до нас никому дела нет, а пока дойдем до Верхнего, как раз стемнеет, да и там всем будет не до нас. Идем, пора. Мама дорогая!!! – внезапно воскликнул он, не заметив, что цитирует Левушку, и едва не уронив очки. – Любезные гномы, это что такое?!
   Лиза не сразу поняла, что случилось, а поняв, безудержно расхихикалась. Гномы, во главе с Болли вышедшие провожать их на коронацию, разобрали рассыпанные рябые филинские перышки и украсили ими свои колпачки и капюшоны.
   – Нет слов, – помолчав, произнес Филин. – Конечно, я очень польщен… Ладно, подземный народ. Мы пошли.
   – Удачи вам, – хором отозвались гномы, и перья на колпачках и капюшонах закачались.
   – Интересно, – пробурчал Левушка, забираясь на дубовую платформу, – как мы поедем на подъемнике. Он и опускаться не хотел, мы его еле-еле заставили.
   – С душой надо подходить, – ответил Филин, усаживаясь по-турецки. – Все здесь? Нам бы наверх… – сказал он просительно, и платформа дрогнула и плавно стронулась с места.
   – Ого, – уважительно вздохнул Костя.
   – Мы гномов даже не поблагодарили, – невпопад вспомнила Лиза. – Ой, стыдно!
   – Стыдно, – Филин, похоже, думал совсем не об этом. – А ведь они нас приняли по высшему разряду и скормили нам предпоследнее.
   – Как предпоследнее?! – пораженно воскликнула Лиза.
   – Наверх выходить им сейчас, мягко говоря, опасно, сама знаешь, – объяснил Филин. – Поэтому с едой, особенно с той, которая портится, у них не очень.
   – Почему вы нас не предупредили? – горько воскликнул Левушка. – Мы бы…
   – Именно поэтому и не предупредил. – Филин снял очки и потер пальцами веки. – За дело надо браться сытым и довольным. Правда, Мурремурр? И гномов благодарить надо этим самым делом. Из нашего спасиба им капюшоны не шить. – Зато нашими стараниями у них теперь этот подъемник заработал, – утешил Левушка свою больную совесть.
   – Нашими стараниями, – веско сказал Филин, – нынче вечером тут такое заработает… и такое не заработает… Только бы все получилось. – Он уставился в доски платформы и умолк.
   …Когда они выбрались на поверхность, оказалось, что уже потихоньку темнеет. На улицах царили тишина и духота – будто время остановилось и воздух кончился. Сумерки наползли на город и придавили его, точно брюхо огромного чудовища, да и сам город неприятно преобразился – за день его, вплоть до последнего переулочка, по самые крыши увешали фиолетовыми и чернильно-черными драпировками. Но при этом Нижний Город как вымер, хотя время было еще не позднее, и никаких народных гуляний явно не намечалось. И сквозь этот разукрашенный, но такой тихий и сумрачный город все время проглядывал тот, ночной, полный мороков, словно только и ждавших своего часа, чтобы ринуться отовсюду, со всех сторон, с низкого неба, с крыш, из-за ворот, из-под земли, затопить город бездонными черными лужами, засыпать черным снегом, завесить липкой паутиной… Паутина, впрочем, и так была повсюду – она успела наползти даже поверх недавно развешанных парадных драпировок и знамен. Но посмотреть на все это, кроме наших героев, было некому: лавочки были закрыты, двери основательно заперты. Город закрыл глаза, не веря, что грядущая коронация – празднество, а не преступление. Жителей можно обмануть, а город – нет.
   Редкие прохожие двигались медленно и заторможенно, как будто шли под водой и на ходу засыпали. Но при виде нашей компании они вздрагивали, словно от пушечного выстрела, и уступали дорогу, испуганно вжимаясь в стены. Лиза, забежав чуточку вперед и заглянув Филину в лицо, поняла, почему. У волшебника только что глаза оранжевым светом не светились.
   Впереди черным лаком заблестела вода рва, но мосты в Верхний Город оказались подняты – гостей из Нижнего туда не ждали. Лиза в растерянности остановилась, прижимая к груди скрипичный футляр под накидкой, но тут Филин, чуть замедлив шаг, прищелкнул пальцами, и мосты с лязгом опустились – судя по шуму, все семь, хотя Филину с компанией были видны только три из них. Костя восхищенно ахнул.
   – Перестарался, – вполголоса буркнул Филин и пошел через мост. Мурремурр догнал его, прыгнул на плечо, да там и остался. Стремительно темнело, на бархатном ненастоящем небе, которое висело над самыми крышами, словно черный пыльный занавес, не виднелось ни единой звезды.
   На Круглой площади было темно, многолюдно и очень тихо. Стояла вязкая неживая духота, как будто площадь накрыли черным колпаком, не пропускавшим свежий ветер с моря. Под ногами у наших героев лежали лилово-черные шахматные плиты, и вся площадь была похожа на огромную шахматную доску. «Уху, – Филин глянул себе под ноги. – Устроим кое-кому сегодня мат в три хода».
   В центре площади возвышался давешний помост, но светильники горели в четверть силы, поэтому с трудом удавалось различить только очертания громоздкого черного трона, фиолетовые драпировки за ним и уродливые силуэты двух громадных троллей по обе стороны трона. А над площадью нависала темная громада дворца. «Гадость», – прошептал Филин, увидев часы с ползущим по кругу пауком, и по фиолетовому циферблату-паутине пошла трещина. Никто этого не заметил: толпа стояла совершенно неподвижно. Ни шепотка, ни покашливания, ни шороха. Помост окружали застывшие, как изваяния, мышекрысы.
   Наши герои приостановились позади толпы. Теперь они видели и слышали все, что происходило на площади, а сами оставались в стороне, на некотором расстоянии – словно зрители, подобравшиеся к краю цирковой арены, на которой вот-вот должно начаться укрощение тигров, только вот сетки нет. Лиза услышала, как у нее за спиной шуршит блокнотом Костя – точно шпаргалками перед контрольной.
   У Лизы задрожали руки, все сильнее и сильнее. «Что за чушь, – одернула она себя, – мне сейчас играть, а я расклеилась, стыд какой!» Она отдала Левушке футляр и принялась яростно растирать и разминать ледяные пальцы. Это ее немного успокоило, а, покосившись на Филина, она обнаружила, что он делает то же самое, глядя на помост очень тяжелым взглядом. «Для волшебника руки – такой же инструмент, как и для музыканта…» – сообразила Лиза, и тут над ухом у нее запыхтели:
   – Анекдот, – прошептал вдруг Левушка. – Стоят два киллера в подъезде темной ночью, ждут клиента. Один из них смотрит на часы и говорит другому: «Где он запропал? Я начинаю беспокоиться, уж не случилось ли чего…»
   – Ну что же он не едет, доктор Айболит! – тоже шепотом отозвалась Лиза и обнаружила, что руки согрелись. И тут началось.

Глава 13,
в которой добрый волшебник умудряется хорошенько разозлиться, попугай остается попугаем, а Костя теряет голос

   Плотный душный воздух внезапно пропорола слитная дробь множества барабанов. Строй мышекрысов раскололся на две колонны. Одинаковые черные крылатые силуэты выстраивались в какие-то сложные фигуры, двигаясь слаженно, как хорошо отрегулированный механизм. Тускло-фиолетовые светильники, висевшие в воздухе, покачивались в такт их движениям. Головы толпы послушно поворачивались вслед перемещению мышекрысов. Барабаны все отбивали зловещую дробь. Мышекрысы начали мерно взмахивать крыльями, от которых по площади, поднимая пыль, летел душный черный ветер. «Шахматы, – подумала Лиза, – мутаборские шахматы на черно-лиловой доске…» Еще секунда – и она почувствовала бы себя маленькой беззащитной пешкой на простреливаемом всеми ферзями поле, но тут…
   – Танец маленьких лебедей, – прошипел Филин, и Лиза невольно оглянулась на него. – Игра в ручеек.
   Лиза с облегчением перевела дух и посмотрела на толпу. Хорошо, что Филин так разозлился и ехидничает! А то она, Лиза, сейчас бы тоже водила вслед мышекрысам остекленелыми глазами. Бр-р-р, какой ужас!
   В это время строй мышекрысов образовал круг, круг превратился в треугольник, а потом крылатые гвардейцы вновь выстроились в каре, оцепив трон, но барабанная дробь не смолкла. Мышекрысы замерли и вскинули черные флаги перепончатых крыльев, изображая приветственный салют. На площадь мелкой россыпью выкатились несколько взлохмаченных гоблинов и шустро раскатали лиловую ковровую дорожку от трона и вниз по ступенькам, а потом не без натуги установили перед троном массивный треножник. Два гоблина торжественно вынесли на бархатных подушках скипетр в виде черной змеи с оскаленной пастью, в которой извивался раздвоенный язык, и круглую державу. Они застыли по обе стороны треножника, выкатив глаза от усердия. «Уху, – снова зашипел Филин. – Китайские церемонии». Шестерка крупных мышекрысов, вооруженных алебардами и возглавляемая Веспертилио, чьи крылья отливали антрацитовым глянцем, выступила вперед. Они сопровождали уже знакомый Лизе ларец на изогнутых деревянных ножках – тот мелко просеменил к помосту. Потоптавшись на месте, ларец вспрыгнул на треножник. Лизе показалось, что ларчик проделал все это неохотно, да и на треножнике ему спокойно не стоялось – он все ерзал и переминался с ножки на ножку, словно подумывая сбежать. «Бедный! – неожиданно для себя пожалела ларчик Лиза. – У него же внутри корона, с Карбункулом. Ой, его придется спалить вместе с камнем, а он так вокруг меня прыгал тогда в Сокровищнице!»
   Откуда-то сбоку появились четверо сутулых троллей с закрытыми носилками на плечах. Лиза забыла обо всем на свете, вглядываясь в лиловые занавески с черными кистями, которые мерно качались в такт тяжелым шагам носильщиков – таким тяжелым, что земля дрожала. Лиза поняла, кто скрывается за этими занавесками, и сердце у нее заколотилось. Тролли неуклюже пронесли носилки по дорожке и поставили возле трона. Лиза прикусила губу: лиловые занавески медленно раздернулись и из носилок выбралась горбатая рыжеволосая фигура. «Это не Инго, – твердила себе Лиза, с дрожью глядя, как он слезает на покрытые лиловым ковром ступени. – Это пока еще не Инго… Я не буду называть его Инго. Ни за что. Это… это…» «Правильно, – тихо сказал у нее за спиной Филин. – Это коронуемый». Лиза потихоньку обернулась посмотреть на Филина. Волшебник походил на шаровую молнию. А толпа зрителей по-прежнему стояла неподвижно и безмолвно. «Смотрят и не видят. Слушают и не слышат. Они как манекены. Нет, хуже, они какие-то неживые…» – передернулась Лиза.
   Светильники по-прежнему еле мерцали. Коронуемый под конвоем шестерых черных стражников проковылял к трону. Застыл, вцепившись в подлокотник и опустив голову, – неподвижный, как восковая кукла. На сей раз на нем был не черный камзол, а снежной белизны рубашка, которая, в сочетании с рыжей шевелюрой, ярким пятном выделялась на фоне окружающего фиолетового сумрака. И вдруг горбатый карлик с руками, свисавшими ниже колен, поднял голову и поверх толпы посмотрел прямо на Лизу. Она едва не вскрикнула: из-под слипшихся рыжих волос, с морщинистого носатого лица на нее в упор глядели знакомые зеленые глаза, совершенно осмысленные и невыносимо тоскливые. И ей в голову вползла паническая мысль, от которой уж точно впору было разреветься: «А вдруг все совсем плохо? А вдруг это не… ну, не карлик, не ночной Инго, а настоящий?! Такая клетка в сто раз хуже филинской! Вдруг Мутабор запихнул его в это, а он все понимает и сделать ничегошеньки не может?!!» Взгляд зеленых глаз не отпускал ее, и тогда Лиза беззвучно, одними губами зашептала: «Потерпи… пожалуйста, потерпи…» Рыжий карлик опустил глаза и уставился в землю, застланную фиолетовым ковром.
   Из-за трона появился нарядный Гранфаллон, утопавший в кружевах (на всякий случай он навертел на себя и верноподданные черно-фиолетовые, и любимые голубые). Под барабанный бой министр двора взбежал на помост. Этот эффектный выход Гранфаллон, конечно же, неоднократно отрепетировал в лазоревых покоях дворца, но теперь дело ему сильно подпортил гоблин, который замешкался на ступеньках – высунулся поправить завернувшийся край ковровой дорожки. Гранфаллон с разбегу споткнулся, едва не растянулся на земле, но чудом удержал равновесие, а гоблин, хрюкнув, укатился в толпу. Министр принял величественную позу, и по мановению его унизанной перстнями руки барабаны смолкли. Филин, который за спиной у Лизы от нетерпения прямо-таки пританцовывал на месте, тихонько кашлянул.
   Гранфаллон расправил кружевное лиловое жабо, качнул напомаженным хохолком, сменил одну величественную позу на другую, прочистил горло и заговорил.
   – Сограждане! Признаться, с детства более всего люблю я истории с хорошим концом. В самом деле, кто из нас еще месяц, да что там – еще две недели назад мог подумать, что в этот славный погожий вечер… (министр двора простер руку вверх, к черному небу без единой звездочки) … нас ждет такая великая радость! Спустя несколько минут, всего несколько минут, у нас с вами снова будет король!
   Карлик, недвижимо стоявший подле трона, казалось, скукожился еще больше. «Какая речь, киты и коты! – тихонько прокомментировал Филин. – Жалко, что никто ее толком не слышит!»
   – Вы не поверите, сограждане, – с пафосом воскликнул Гранфаллон, – но у меня просто нет слов…
   «Да уж, что-то не верится», – прошептал над ухом у Лизы Филин. Гранфаллон тем временем извлек обшитый рюшами платок и высморкался, изображая полноту чувств. Потом он сделал вид, что взял себя в руки, и продолжал:
   – Могли ли мы мечтать… – он снова всхлипнул и бочком отодвинулся от ближайшего мышекрыса. – Могли ли мы мечтать о таком счастливом финале, когда двенадцать лет назад узнали о трагической гибели возлюбленной королевской четы, маленького наследника и крошки-принцессы! Мог ли я, ваш покорный слуга, мечтать о подобном развитии событий, взваливая на себя непосильное, ах, непосильное бремя управления нашим маленьким, но славным Радингленом! Счастье переполняет меня, сограждане, я готов взлететь, будто птица…
   «Все может быть», – заметил Филин, которому уже поднадоело слушать.
   – А теперь – удаляюсь, господа, удаляюсь. Долг мой исполнен. – И Гранфаллон приложил руку к сердцу.
   Филину стало скучно, он негромко бросил: «Ну, я пошел», похлопал Лизу по плечу и двинулся вперед, причем толпа расступилась перед ним, образовав неширокий проход. Вот по этому проходу прямо к помосту и шагал Филин – в черных джинсах и свитере, целеустремленный и очень решительный.
   Гранфаллон, от самоупоения не видевший ничего вокруг, воздел обе руки в беззвездное небо и возвысил голос:
   – Сегодняшний день – начало эпохи неслыханного процветания, которая – не сомневаюсь! – ждет нас в царствование нашего обретенного монарха и всех его потомков. Я удаляюсь, заверяя его и всех вас, сограждане, в моей безграничной преданности. И пусть великий кудесник Мутабор, представ перед нами во всей своей мощи и славе, возложит на голову юного монарха венец его предков и позволит нам преданно возблагодарить его за все, что он сделал для великого рода королей и для всего Радинглена!
   С этими словами Гранфаллон величаво спустился с помоста, благоговейно сложил холеные руки на вздымающемся кружевном жабо и застыл в двух шагах от треножника.
   Вновь ударили барабаны. Их дробь сыпалась все быстрее и быстрее, как град, и вдруг мгновенно оборвалась. В наступившей тишине Лизе был слышен только заполошный стук собственного сердца да шаги Филина, который неуклонно пересекал огромную площадь, приближаясь к помосту.
   Неподвижная безвоздушная темнота навалилась на площадь, и даже тусклое излучение светильников, замерших в воздухе, было бессильно одолеть ее. И в этой темноте у самого трона внезапно открылась щель во тьму. Издалека прозвучали тяжелые гулкие шаги – как будто кто-то медленно шел по сводчатой галерее. Потом щель неохотно сомкнулась, и там, где она только что щерилась, в воздухе соткался некий бесформенный сгусток мрака, постепенно принимая очертания человеческой фигуры – высокой, худой, в длинном плаще с опущенным на лицо капюшоном.
   «Мутабор», – поняла Лиза и огляделась. Толпа, кажется, уже и не дышала. Со всех сторон повеяло нестерпимым холодом, но воздух по-прежнему был тяжелым и неподвижным.
   Лизу крепко схватили за плечо.
   – Не смотри! – прошипел Левушка, – а это был именно он, – разворачивая ее спиной к площади. – Тебе сейчас играть.
   Сам он впился взглядом в площадь и потому видел все.
   Фигура Мутабора приподнялась над землей и зависла в воздухе. Полы его черного плаща распростерлись, как крылья, и из-под них потекла во все стороны слабо светящаяся дымка. Она медленно окутывала толпу и оседала на одеждах неподвижных людей слоем зеленоватой плесени, оплетал их пыльной паутиной… С шелестящим шумом, шорохом, склизким чавкающим хлюпаньем на площадь потянулись вереницы жутких призрачных созданий, по сравнению с которыми мышекрысы были все равно что плюшевые мишки. Из прилегающих к площади улиц стелились, плыли, ползли чудовища, сотканные из пыли, из вонючей комковатой грязи, из сажи, чудовища цвета угля и пепла, земли и плесени. В воздухе стлались волны гнилостного зловония, белесый пар, черный дым…
   А Филин все шел.
   Мутабор медленно поднял костлявую руку и резким движением сдернул с лица капюшон. Гранфаллон, панически озираясь по сторонам, метнулся за трон. Толпа, опутанная паутиной, вздрогнула, как один человек, и подалась назад.
   Филин сделал еще два шага вперед и остановился – один на пустом пространстве перед помостом, лицом к лицу с колдуном. Из складок Мутаборова плаща выплыла непроглядно-черная скрипка и такой же смычок.
   Филин кашлянул, задрал бороду и подмигнул карлику-принцу, который резко поднял рыжую голову. Потом волшебник весело взглянул в лицо Мутабору и негромко, но очень отчетливо спросил:
   – Музыку заказывали?
   Лиза, которая ничего этого не видела, но услышала слова Филина, как раз успела вытащить из футляра свою скрипку. Та приветливо засветилась во тьме рыжим лаком и белизной смычка. Сама того не зная, Лиза вскинула инструмент к плечу и занесла смычок одновременно с Мутабором. Сердце у нее колотилось где-то в горле, но все равно до нее донесся голос Филина, коротко и насмешливо бросивший одно-единственное слово:
   – Начали.
   Скрипка ласково и ободряюще ткнулась Лизе в щеку теплым деревянным подбородником, смычок нетерпеливо вздрогнул в руке. Что происходит перед троном, Лиза не видела, да и ни к чему было. Главное она услышала – над застывшей толпой, полились из-под черного смычка завораживающе медленные звуки страшной колдовской музыки, лившиеся в воздух, как густой яд. И Лиза тоже заиграла.
   С первых тактов Лиза слилась со скрипкой в единое целое. Волшебство закружило ее в водовороте, и она закрыла глаза. Черная мелодия Мутабора и светлая мелодия Лизы схлестывались и переплетались, пытаясь побороть друг друга, две скрипки пели на разные голоса: черная скрипка жалила, извивалась, угрожала, несла смерть, а золотисто-рыжая ликовала и смеялась, журчала, как бурный весенний ручей.
   Смычок стал продолжением Лизиной руки, превратился в ее крылья, и она безоглядно летела на этих крыльях над бурным морем звуков. Черный остров стремительно рос внизу, и остров этот был музыкой Мутабора, он зубчатыми скалами тянулся вверх, упираясь в самое небо, и на его вершине разверзся огнедышащий вулкан, и черное пламя метнулось вверх из его пасти. Лиза стала морем, и море вышло из берегов и заливало черный остров, поднимаясь все стремительнее и выше… вот веселые и грозные морские волны лизнули вершину вулкана… вот добрались до жерла, изрыгающего кипящую лаву злобы, ужаса, смерти.
   Грянул взрыв, который сотряс небо и землю, камни и воду, вулкан раскололся на тысячу пылающих осколков, море вздыбилось и обратилось в соленый пар.
   Лиза отбросила разлохмаченный смычок и обернулась. Мутабор корежился от злобы там, у помоста, и черная скрипка горела и обугливалась в его руках, и чудовищные порождения его магии выли и горели тоже! Он уже не был похож на могущественного черного мага, он ссохся и ссутулился, длинные паучьи пальцы злобно дрожали, плащ его опадал клочьями, как хлопья пепла и сажи, тьма вокруг него рассосалась и поредела.
   А на ступенях трона сидел принц, скорчившись и обхватив голову руками. Вдруг он вскочил, мгновенно став выше, и Лиза увидела, как Инго распрямляется до себя настоящего и прыгает с помоста вниз, к Филину.
   Далее события разворачивались быстро и бурно.
   Мутабор выронил обугленные останки скрипки и гигантским прыжком кинулся к треножнику с ларцом, надеясь открыть его. Но чудовищный Карбункул, вправленный в корону, которая была внутри ларца, уже пробудился от колдовской музыки и сам рвался на свободу.
   Ларец принялся пухнуть, он стремительно раздулся, как болотный пузырь, и казалось, вот-вот должен был взорваться. Мутабор едва успел протянуть к нему трясущиеся руки, как неведомо откуда черной шелковой молнией метнулся Мурремурр и вцепился колдуну в ногу. В тот же миг из-за трона мячиком выпрыгнул Гранфаллон и тоже скакнул к ларцу.
   Яркая вспышка – и ларца не стало.
   Взорам собравшихся на площади предстала невыносимо сияющая корона. Но сияние это не разгоняло тьму, а наоборот, превращалось в ее средоточие, потому что посреди короны пульсировал, как нарыв, жуткий сверкающий камень, испускавший волны ослепительно-черного света!
   Площадь замерла, и те, кто при звуках Лизиной скрипки начал было шевелиться, вновь застыли. От Карбункула поплыли волны тошнотворного темного ужаса, оцепенелой безнадежности, мертвенного равнодушия… Шорох, шелест, шипение, скрежет, влажное чавкание грязи вновь наполнили площадь, потому что чудовища, почуяв Карбункул, двинулись к нему, словно повинуясь немому приказу.
   Филин, недолго думая, схватил преображенного Инго за шиворот и швырнул на землю, а потом упал ничком сам. Левушка, глянув на него, прижал к земле Лизу – носом в пыль. И только Костя в полшаге от них, приоткрыв рот, завороженно смотрел на камень, не в силах отвести глаз, и руки его сами тянулись вперед, и пальцы, шевелясь, крючились, как когти дракона…
   – Адъютант! – донесся до Левушки яростный голос Филина. – Забылся?!
   И тогда во мраке отличник Левушка Аствацатуров, вскочив, отвесил троечнику Косте Царапкину – в скобках: Конраду – хорошего пинка, вложив в него всю свою солидную массу и очень много личного чувства. Этот пинок навсегда остался их маленькой тайной.
   В следующий миг в черное небо взмыл, блеснув чешуей, громадный крылатый змей. Лиза услышала, как зашипел рассекаемый воздух, и прошептала Левушке: «Можно смотреть». Дракон пронесся над самой площадью, так что неподвижный воздух превратился в черный ветер, и изо всех сил ударил тончайшим лучом нестерпимо яркого пламени прямо в Карбункул. Гранфаллон и Мутабор шарахнулись в стороны, но было поздно. Камень вобрал в себя пламя, на миг осветился изнутри янтарным сиянием, ослепительно вспыхнул и исчез!
   Корона со звоном упала на помост.
   Площадь осветилась – горело дерево, случайно подожженное драконом, который вновь пронесся над помостом.
   Оттуда, где только что стоял Мутабор, взлетел в небо крупный черный нетопырь, и в то же мгновение все до единого мышекрысы тоже рванулись вверх, на лету обращаясь в обыкновенных летучих мышей, черным облаком застилая небо и скрыв Мутабора из глаз. Гранфаллона на ступеньках помоста тоже не стало, лишь бился, топорща лазоревые крылья, яркий попугай.
   С чиханием и бульканьем выбросил в небо пенную струю воды заглохший фонтан в середине площади. Толпа шарахнулась и зашевелилась, словно этот звук пробудил всех от тяжелого сна. Многие, увидев в небе дракона, предпочли попадать наземь. Гоблины разбегались врассыпную, как тараканы на свету. Бархатные подушки под скипетром и державой давно обратились в кучку угольков. Мышекрысы в панике взмывали в небо один за другим, роняя алебарды. За спиной у Левушки сильно зашебуршало и повеяло сквознячком: рядом с ним расправляла крылья неизвестно откуда взявшаяся Шин. Левушка дернул ее вниз: «Куда? Обалдела?!» Шинни подергалась и затихла, закрыв лицо крошечными ручками.
   Между тем дракон ошалело метался над площадью: он полыхнул вслед летучим мышам, и еще, и еще, войдя в азарт… но тут у ящера кончилось пламя. Он только разевал на лету зубастую пасть и шипел.
   Тем временем Филин, не обращая внимания на суматоху, рывком поднял Инго на ноги и поставил растерянного принца на колени перед троном, как требовал обычай. Потом подобрал с мостовой забытую всеми корону и быстро, но уверенно возложил ее на рыжую голову.
   – Вот теперь действительно все, – сказал волшебник, сел на ступени трона и вытер пот со лба. – Вперед, малыш, царствуй.
   И Инго начал царствовать. Он легко вспрыгнул на сиденье трона и сказал:
   – Дамы и господа! Подданные! Рад вас приветствовать. Давайте наконец-то познакомимся.
   Все головы тотчас повернулись к рыжеволосой фигурке на троне. Король был бледноват, но улыбался, а что руки у него дрожали – так этого почти никто и не заметил.
   – Теперь я ваш король, – Инго произнес это совсем не громко – но услышали все. Толпа растерянно переглянулась и вразнобой принялась рукоплескать монарху. Вокруг площади один за другим стали зажигаться веселые желтые фонари.
   Инго поднял правую руку – и все вновь утихли. Король удивленно покосился на собственную ладонь, которая оказала на толпу такое удивительное воздействие, и продолжил, поправив корону на пламенных растрепанных волосах:
   – Я прошу прощения за то, что коронация произошла несколько беспорядочно, но все равно спасибо, что пришли. Мне тут много нужно сделать … – он поглядел в ясное ночное небо, где горделиво кружил дракон. Ящер ухнулся вниз, на полпути превратился обратно в Костю и пижонски спрыгнул на площадь с высоты собственного роста.
   – Так вот, – продолжал Инго. – Я приглашаю всех вас все-таки принять участие в празднике и проследовать во дворец, в Церемониальный Зал. Думаю, что сквозняк и беспорядок – это не беда, правда? В Церемониальном Зале уже накрыты столы, и среди прочего на них вас ждут пирожные, приготовленные мастером Циннамоном. Мне бы очень хотелось, чтобы после всего этого вы повеселились на славу.
   Толпа дружно закивала и, как один человек, послушно направилась во дворец. Казалось, радингленцы по-прежнему зачарованы, но только как-то иначе: по лицам блуждали недоуменные улыбки, горожане перешептывались, а разряженные барышни оглядывались на Инго так, что чуть шеи не выворачивали, и почтительно хихикали.
   – Ой, как все затекло!
   – Похоже, мне отдавили ногу!
   – Какая грязища! Завтра же пошлем убрать.
   Плюясь и бранясь, горожане на ходу обтирали с себя паутину, которая от смущения превращалась в серпантин и рвалась. «Странные шуточки для коронации…», – пробурчал какой-то почтенный старец.
   – А вы видели летучих мышей? – переспрашивали разные голоса.
   – Как, и вы тоже? А я думал, мне померещилось!
   – А дракон-то был или нет?
   – Что вы, это был фейерверк! Волшебник Филин свое дело знает!
   – Уверяю вас, полет королевского дракона полагается по церемониалу! Мне отец рассказывал!
   – Послушайте, сегодня же День Добрых Дел, а я еще ничего не успел… Как же мы забыли?!
   – И правда!
   – Может, это все был сон?
   – Нет уж, извините, сударь, в чужие сны я не лазаю!
   Лиза счастливо засмеялась:
   – Вот это да, хоть записывай!
   – Идея хорошая, но поймут неправильно, – крикнул ей издалека Инго, спрыгнул с трона и направился к нашей компании.
   – Ничего, вот Гарамонда выпустим, он все занесет на скрижали, – подал голос Филин, устало поднимаясь со ступенек. – Он и так все это время вел тайную шифрованную летопись… А ты, юный Конрад, поди-ка сюда!
   Костя безоговорочно повиновался.
   – Молодец! – от души похвалил его Филин. – Увлекся немножко, ну так мы все увлеклись. Ты чего молчишь?
   Юный Конрад развел руками, открыл рот и издал тихое сипение.
   – Поня-я-тно, голос сорвал, – заключил Филин. – Ничего, подлечим. Адъютант, – обратился он к Левушке. – С меня именная серебряная шпага.
   – Серебряный гномский топор, – поправил его Инго. – С меня.
   – Лизавета, – продолжал волшебник. – Ну… ты меня понимаешь.
   Лизе показалось, что лучше этой похвалы и выдумать невозможно. Малиновая краска залила ее до ушей, и потирание носа ничуть не помогло.
   – Неплохо поработали, – подытожил волшебник, и компания огляделась. Левушка тихо произнес: «Да уж».
   В небе появилось множество празднично сиявших звезд и круглая довольная луна.
   – Красотища какая! – вырвалось у Лизы.
   – А что за День Добрых Дел? – поинтересовался Левушка у Его величества.
   – Большой радингленский праздник, – ответил Инго. – Кто в этот день ничего хорошего ближнему не сделает, у того потом целый год пойдет наперекосяк.
   – М-да, – буркнул Филин, – сделали так сделали. А кто не спрятался, я не виноват.
   И тут все заметили, что часы на башне, которые давно уже остановились, начали подозрительно поскрипывать.
   Маленькая крылатая тень пронеслась над головами, тоненько пища: «Осторожнее!»
   С часов шумно посыпалась вниз паутина, которая ржавела прямо на глазах, а через миг за ней грохнулся и паук – подергавши лапами, он быстренько превратился в груду металлолома.
   Крылатая тень запорхала, спускаясь все ниже.
   – Да это наша Шинни! – обрадовался Филин.
   Только он и узнал мышекрыску в хрупкой сильфиде с бирюзовыми крыльями и золотистыми кудряшками. Костя бочком подошел поближе, заглядывая ей в лицо.
   – Не смущай! – Левушка пихнул его локтем. – Как тебе драконилось?
   Костя опять засипел и разнообразно завертел руками, видимо, желая сказать что-нибудь вроде «плющило и колбасило!»
   – Да… – уважительно протянул Левушка. – Смотрелся ты мощно!
   Ветер деловито летал по площади и взмахами выметал пыль и паутину, скопившиеся за время коронации. Тролли, стоявшие у трона, окаменели.
   – И что теперь с ними делать? – спросил Инго в пространство.
   – Ох, нелегкая это работа, из болота тащить бегемота… – нараспев сказала ему Лиза. Инго наконец добрался до нее, чмокнул в щечку и подбросил в воздух, отчего Лиза ужасно смутилась.
   Брошенные барабаны, которые валялись там и сям, начали громко лопаться, а плиты площади медленно принялись менять цвет из черно-фиолетового на сплошь ярко-синий, так что никакой шахматной клетки не осталось и в помине. По синим плитам суетливо перепархивал лазоревый попугай; он бочком подобрался поближе и остановился ровнехонько посередине между Филином и Инго – видимо, не знал, к кому теперь выгоднее подольститься. Положил наземь звякнувшую связку ключей на массивном стальном кольце, после чего бочком же отошел, скромно потупясь. Король и волшебник дружно расхохотались.
   – Полезнейшая вещь, – отсмеявшись, сказал Инго, нагнулся и подобрал ключи. – Что ж, спасибо, господин Гранфаллон. Между прочим, ключи от дворцовой темницы. Надо ее открыть, да поскорее… – он повел компанию по узкой улочке, которая тянулась прямо к подножию дворца. Посреди улочки тоже пенился и булькал фонтан.
   – Эй, вы чего так долго? – раздался из-за фонтана сердитый мальчишечий голос.
   – Дален! – хором воскликнули Лиза с Левушкой.
   – А кто же еще… – хмыкнул сильф.
   – Ты все время тут был?
   – Ага! – безмятежно подтвердил он. – Дай, думаю, прослежу, а вдруг они без меня не справятся… Да и вообще – интересно было.
   Лиза с Левушкой переглянулись и согнулись от хохота, а Дален уперся взглядом в Шин-Шин и вытаращил глаза:
   – Это… это ты? Ой, так ты… тебя… ты сильф?
   Шин застенчиво пискнула, посмотрела на Далена огромными темными глазами из-под золотистой челки и протянула ему руку. Больше они не расставались ни на миг.
   – Где Мурремурр? – оглянулся Филин. Увесистый кот спрыгнул откуда-то ему на плечо, а потом – на землю. Филин охнул от неожиданности и нагнулся почесать кота за ухом.
   – Смотрите, – сказал Король, и все оглянулись.
   Во дворце одно за другим загорались окна.

Глава 14,
в которой светит солнце

   – Постойте тут, – попросил Инго, когда они подошли к уже знакомой двери, по обеим сторонам которой высились зачехленные статуи. – Не надо вам туда ходить.
   Лиза решительно принялась сдирать с ближайшей статуи фиолетовый чехол. Под ним оказалось бронзовое изображение высокого грозного старца в развевающихся одеждах и с агатовым шаром в руках; у ног старца вился великолепный кот, похожий на Мурремурра. Левушка обнаружил на соседнем постаменте печальную деву, чьи длинные, некогда позолоченные волосы окутывали ее всю, как плащ.
   Как и сутки назад, Инго сбежал по лестнице в подвал, нашел неприметную железную дверку, но стучать в нее не стал.
   – Живо открывайте, – весело потребовал он.
   – А пароль? – удивились железные голоса.
   – Еще не придумал, – ответил Король. – Да и незачем, по-моему. Открывайте просто так. Вот, вспомнил: именем короля!
   – Однако приказ риказ Мутабора, Ваше высочество… – несмело возразили засовы.
   – Уже давным-давно Величество. Отстаете от жизни, железки! – возмутился Король, нетерпеливо звякнув связкой ключей на кольце. – Корону видали? Долго мне тут стоять?
   – Но Мутабор… – скрипнули, открываясь, засовы.
   – Забудьте, – отмахнулся Король ключами и отворил дверь. – Пустое. Нету никакого Мутабора, и чтобы я больше о нем не слышал, ясно?
   Вторая дверь была отперта, и когда Инго открыл ее, на волю вылетели два ополоумевших крупных нетопыря – бывшие стражники, которых постигла та же участь, что и прочих мышекрысов. Король с брезгливой жалостью проводил их глазами, вздохнул и скрылся в подвале. Ключ к первой камере он подбирал долго, связка была объемистая, но в конце концов замок заскрежетал, и дверь подалась. Инго посветил внутрь факелом и обрадованно воскликнул:
   – Гарамонд! Вот это встреча! Возьмете половину ключей, поможете мне? А то я тут до утра провожусь!
   Услышав скрежет ключа в замке, Гарамонд ожидал увидеть кого угодно, но не жизнерадостного рыжего юношу с короной на голове.
   – Ваше величество? – спросил он наконец. – Каким образом…
   – К вашим услугам, – кивнул Инго, возясь с соседним замком. – Гарамонд, помогите, а? Кто тут у вас?..
   – Кажется, Мелисса, аптекарша, – так же растерянно отозвался Гарамонд, выбираясь из каменного мешка. – Ваше величество, что случилось?
   – Я и сам еще не все понял, – улыбнулся Инго, продолжая сражаться с замком. – Меня только-только короновали… Что же я не сообразил, – сказал он, посветив факелом, – тут ведь номера над дверями… и на ключах тоже. Вот этот отсюда…
   Освобожденные волшебники выглядели плачевно – даже часа два заключения в полной темноте и неизвестности не красят человека, а ведь некоторым из чародеев пришлось провести в подвале чуть ли не неделю. Они щурились на яркий свет факела и глядели на веселого рыжего короля со смешанным чувством стыда, радости и опаски. Многие отчетливо вспомнили, как позволили себя заморочить и поддались мутаборским чарам.
   – Досточтимые волшебники, – Король обвел их взглядом и чуть заметно поклонился, – за все произошедшее с вами я извиняться не стану, поскольку случилось это настолько против моей воли, что вам и не вообразить. Теперь все пойдет по-другому. Мутабора больше нет, о нем можно забыть, хотя… лучше не стоит. Гранфаллона тоже нет. Брысь, – настырный лазоревый попугай испуганно порхнул в сторону. – Теперь я – ваш король, и я обязан этим Филину, который был магом при дворе моих родителей и, надеюсь, окажет мне честь, согласившись вновь занять эту должность. – Король оглянулся и поймал взгляд подоспевшего Филина – тот стоял поодаль, прислонившись плечом к стене, и тихонько улыбался в бороду. – Еще я хочу представить вас моей сестре, принцессе Лиллибет… Лизавета, не прячься, иди сюда.
   Лиза ужасно смутилась – как ни странно, из-за того, что испугалась, как бы Мелисса не узнала свое платье, – но Дален оказался прав: Мелиссе было уж точно не до этого.
   – …и моему другу Льву, проявившему за истекшие сутки поразительную доблесть… – продолжал Инго.
   Левушка побагровел и принялся смущенно протирать очки.
   – …и Конраду-младшему, сыну дракона Конрада…
   Костя горделиво выдвинулся из-за Филинской спины.
   Волшебники переглянулись и вразнобой поклонились.
   – И еще я хочу официально заявить, – добавил король погромче, – что, если бы не они, мы с вами пропали бы совсем и навсегда. Так вот, досточтимые волшебники, у меня к вам дело. Сейчас в Церемониальном Зале толпится много разодетого народу, который надо успокоить, увеселить, вкусно накормить – господин Циннамон, надеюсь на вас! – и распустить по домам. Еще им надо доступно объяснить, что я не хочу принимать участия в общем веселье. Думаю, вы меня понимаете, а если нет, то поразмыслите и поймете. Словом, поручаю вам проведение праздника, а я появлюсь… Наверное, к утру, да, Филин? К утру. Справитесь? Гарамонд, побудьте сегодня главным, ладно? – он снова оглядел ошарашенных волшебников и вновь остановил взгляд на радингленском кондитере. – А вы, господин Циннамон, на эту ночь – распорядитель-церемониймейстер… Не пугайтесь, всех тонкостей все равно никто не упомнит, да и не до них сейчас! К тому же мне теперь понадобится новый министр двора – как вы на это смотрите?
   Услышав такое, лазоревый попугай издал отчаянный вопль и горестно хлопнулся в обморок – лапками вверх – к ногам короля. Тот и не заметил. Тогда попугай перепорхнул поближе к Филину и упал там – и тоже впустую.
   – Приступайте, господа, – сказал король. – Удачи вам.
   Волшебники, вполголоса переговариваясь, двинулись куда-то по галерее – видимо, в сторону Церемониального Зала. Мурремурр, распушив хвост, степенно последовал за ними, а Инго устремился в противоположную сторону, к выходу из дворца.
   Голубой попугай, бросив изображать обморок, догнал Филина и принялся виться вокруг него, взволнованно стрекоча.
   – Что? – несколько раздраженно спросил Филин. – Нет, прости, ничем помочь не могу. Сгорела твоя человечья душа в драконьем пламени, быть тебе теперь Гертрудиным попугаем… Да не переживай, попугаи долго живут… – Попугай душераздирающе завопил. – Нет, нет, на плечо мне не садись, пожалуйста, противно… Вот клетку предложить могу, – голос волшебника зловеще зазвенел, – чудная клетка, сам в ней сидел. Если только гномы не приспособили ее под что-нибудь дельное. – Попугай снова грянулся в обморок и был забыт.
   Шагал король так же стремительно, как Филин, поэтому Лизе пришлось перейти на бег, и она, конечно, сразу наступила на подол лилового Мелиссиного платья.
   – Нам надо переодеться, – вспомнила она. – И забрать Виви и рюкзаки!
   Они свернули к гардеробной и по очереди побывали у Зеркала. Перед тем как идти переодеваться, Лиза вынула из кармана сапфировое колечко и надела на палец: «Честно заслужила», – подумала она. Зеркало вернуло ей школьную форму и все сто ненавистных зимних одежек. Скрипка Виви и рюкзачок с учебниками тоже оказались в целости, а волшебную скрипку Лиза решила оставить во дворце. Левушка, расставшись с гномской одеждой, даже в старой куртке продолжал держаться удивительно прямо – несокрушимое гномское достоинство осталось при нем. Костя выпросил у Зеркала новую зимнюю куртку, и оно щедро вышило ему на спине лимонного китайского дракончика.
   Потом все долго слушали под дверью, как Зеркало препирается с королем, а когда Инго наконец вышел, Лиза ахнула – и не только Лиза. Король Радингленский облачился в джинсы, башмаки на толстой подметке и куртку нараспашку, а за спиной у него висел легкий черный рюкзачок.
   – Горностаевую мантию хотело на меня напялить, – пожаловался Инго. – И эти, как их… брыжи. Все не может простить, что я потребовал белую рубашку вместо фиолетовой коронационной хламиды… Еле отбился! Ох, волки и вороны… – пробормотал он, бросив взгляд вниз, поспешно наклонился и принялся отдирать от клешеных джинсов пышные и жесткие от золотой нити кружева.
   – А куда вы дели корону, Ваше величество? – хмыкнув, поинтересовался Филин.
   Инго вместо ответа похлопал по рюкзачку. На рюкзачке красовалась крупная белая надпись «Alien» – «Иностранец»: видимо, это была маленькая месть Зеркала непокорному клиенту.
   – Вспомнил! Еще одно дело осталось, – виновато сказал король, выпрямляясь. – Лиз, ты мне не поможешь?
   Поднимаясь вслед за Инго на башню, Лиза безуспешно пыталась привести в порядок мысли, запутавшиеся еще до коронации. «Бабушка учит обо всем непонятном думать словами, – медленно проплывало у Лизы в голове. – Надо попробовать… Я – Лиллибет, принцесса Радингленская… Нет, не получается. Попробуем по-другому: вот Инго, Король Радингленский, час назад я его расколдовала скрипкой… Тоже не то». На этом месте Инго обернулся и протянул ей руку.
   – Я, наверно, быстро иду, – сказал он тихонько. – Держись.
   Лиза послушно уцепилась за его мизинец. «Вот идет мой старший брат, его зовут Инго, – сызнова начала она. – У меня никогда не было брата… То есть был, но я об этом не знала, а Бабушка и Филин не рассказывали, потому что думали, будто он погиб. А он жив. Вот Инго, – думала дальше Лиза, – он высокий… Но не очень… Повыше Филина… он тонкий и рыжий, и его, наверное, тоже дразнили конопатым… Нет!» – Лиза даже приостановилась, поняв, что некому было дразнить Инго конопатым. Инго тоже остановился и с тревогой заглянул Лизе в лицо.
   – Ты меня боишься? – спросил он обреченно.
   Лиза отчаянно замотала головой. Даже себе самой не объяснишь, куда уж тут брату.
   – Нет, – храбро сказала она. – Дай руку обратно. А то мне все время кажется, что я сплю.
   – Я уже всего себя исщипал, – усмехнулся Инго. – Нет, не сон. Знаешь, это как вынырнуть со дна морского… Сейчас будет винтовая лестница. Ты не боишься высоты? – он прихватил со стены один из факелов.
   Лиза снова мотнула головой.
   – Полезли, – решительно заявила она.
   Очутившись на вершине башни, Инго воткнул факел в гнездо в стене.
   Он потянул за веревку, и сквозь отверстие в потолке в башенку спустилось громадное темное полотнище – лиловый паук на черном фоне. Полотнище, шурша, стекло к ногам короля.
   – Пол вымою этой дрянью, – пообещал Инго и принялся отдирать флаг от веревки. Лиза охотно помогала. В дрожащем свете факелов рыжая голова короля казалась костерком, разбрасывающим искры. – Вот, готово. – Король вытащил из рюкзачка нечто ярко-синее. – Королевский штандарт, – смущенно пояснил он. – Я понимаю, это формальность, и, кажется, флаг не должен висеть, если короля…
   – Тебя.
   – …меня, – поправился Инго, – нет во дворце. Никак не привыкну, что я король. Сегодня ночью флаг пусть лучше повисит – мне будет спокойнее. А как полагается по правилам – это мы спросим у Бабушки. Правда, здорово – спросить у Бабушки?
   Они растянули синий с лучистой серебряной звездой посередине флаг за углы, встряхнули, расчихавшись от поднявшейся пыли, и в четыре руки пристегнули его к веревке.
   – А теперь давай поднимать, – сказал Инго. Веревка не поддалась. Лиза и Инго, не подумав, дернули за нее одновременно, да еще изо всех сил.
   – Перетерлась! – воскликнул Король, подпрыгнул и в самый последний момент поймал улетавший ввысь конец веревки – та порвалась. У Лизы в руках остался второй кончик. Они попробовали стянуть концы вместе и связать, но тщетно – длина была рассчитана точно.
   – Вот влипли! – огорчился Инго. – Если я ее сейчас отпущу, флаг упадет. Не годится так царствование начинать.
   С полминуты король с принцессой озадаченно смотрели на попорченное дворцовое имущество, а потом Лизу осенило.
   – Слушай, у меня есть шнурки, – робко сказала она. – Наверно, так не полагается…
   Король несолидно прыснул в свободный кулак, помотал рыжей головой, пытаясь сдержаться, но не смог и расхохотался в голос.
   – Шнурки – это замечательно, – с трудом проговорил он сквозь смех. – Просто отлично! Давай их сюда. Я потом все починю, а пока что лучше не придумаешь. Только тебе будет неудобно идти, а у меня ботинки на этих… как они называются – липучки, да?
   – Не страшно, до дому дойду, – ответила Лиза. – Надо же – королевский штандарт на ботиночных шнурках! Нет, правда ничего?
   – Да мы никому не скажем! Спасибо… Ох, Лизка, лисенок, прости, я так давно не смеялся…
   Флаг наконец был поднят, и тогда Инго вылез из окна на крышу и протянул Лизе руку.
   – Тут не скользко, – сказал он. – Давай посмотрим на город.
   Ярусами уходили вниз кровли дворцовых башен и башенок, мерцала брусчатка улиц Верхнего Города, переливалась вода во рву, а на ее фоне решетки опущенных мостов казались тонким кружевом. На Круглой площади было темно, но даже отсюда была видна серебристая струя фонтана. Дальше извивалась река, блестела влажная черепица – когда же тут успел пройти дождь? А вон и кот пробежал по коньку… Горели почти все окна, и по улицам взад-вперед сновали черные фигурки – должно быть, горожане не стали откладывать на завтра обмен впечатлениями. Лиза вспомнила разговоры на площади и хихикнула. Инго посмотрел на нее с пониманием – должно быть, думал о том же. Ух, неужели отсюда даже ночью видно море? Видно… И сзади тоже море и даже поближе… Ух ты!
   – Инго, а разве Радинглен – остров?
   – А ты не знала? Остров. У нас за спиной гавань, между прочим. Нравится?
   – Красотища! – честно ответила Лиза.
   – Лиз, ты себе не представляешь, какой нам с тобой достался чудный город. Вот сам его вспомню и весь-весь тебе покажу…
   – А можно будет?.. – начала Лиза и не договорила – и так ясно, что да, конечно, можно. – Тогда я с тобой по Петербургу погуляю, – пообещала она. – Он тоже ничего, только надо весны дождаться.
   – Дождемся, – Инго встал на ноги. – И весны. И чего угодно… Опомниться не могу.
   – Бабушка учила, что надо обо всем думать словами, – участливо посоветовала ему Лиза. Самой не помогает – а вдруг ему поможет?
   – Ох, Лиз, я столько слов знаю – и ни одного подходящего, – рассмеялся Инго. – Нас уже, наверное, заждались.
   – Ты начнешь править прямо сегодня? – осторожно спросила Лиза. – Раз мы подняли флаг, значит ты остаешься во дворце?
   – Что ты! – удивился Инго. – Какой я сегодня король? Я твой брат и бабушкин внук.
   Оставшиеся у гардеробной зря времени не теряли. Левушка с Костей деловито снимали чехлы со статуй и картин и обнаружили немало интересного. А Филин сидел по-турецки на полу, прислонившись спиной к стене, и, казалось, попросту спал. Заслышав шаги, он приоткрыл один глаз и буркнул:
   – Помогите встать усталому волшебнику.
   Инго протянул ему руку, и маг с явным трудом поднялся с пола. Было видно, что ему не то что говорить – даже шевелиться не хочется.
   – Старость – не радость, – пробормотал он. – Между прочим, я старше вас всех, вместе взятых.
   – Забыл! – сказал вдруг Левушка и принялся копаться в рюкзаке. – Держите, – и он протянул Филину пакетик с бубликом.
   – Спасибо, Лев, – Филин очень серьезно поклонился Левушке и вручил бублик королю. – На вот. Когда ты ел последний раз, бедолага?
   – Не помню, – растерянно улыбнулся Инго. – Не до того было…
//-- * * * --//
   Луна, должно быть, решила показать себя в ту ночь с лучшей стороны: когда они вышли из дворца через черный ход, светло было, словно белой ночью, а во рву, окружавшем дворец, танцевали яркие блики.
   Бродячий мостик нашелся сразу, за ближайшим углом. Луна тотчас скрылась в густом тепловатом тумане. Было очень тихо – слышались только плеск воды, дыхание тумана и приглушенная музыка. Лиза вздохнула и двинулась через мостик. Звуки обрушились на нее все разом. Громкие голоса, шелест шин, отдаленный визг тормозов и бибиканье, чмоканье подтаявшего снега под ногами, звон трамвая, заворачивающего на Тучков мост, пронзительные вопли чаек, улюлюканье автомобильной сигнализации…
   На этот раз мостик вывел их на набережную речки Ждановки против Малого проспекта – очень удачно, отсюда до Лизиного дома было рукой подать, но место это никак нельзя было назвать тихим. Лиза осторожно приоткрыла глаза и сразу сощурилась – так ослепило ее ярчайшее солнце, которое отсверкивало от замерзшей реки. Потом она оглянулась посмотреть, как там Инго и прочие. Прочие тоже застыли, зажмурившись, а Инго, наоборот, озирался по сторонам с видом растерянным и любопытным – ни дать ни взять иностранец!
   – Давай руку, – велела ему Лиза. – Будем учиться дорогу переходить.
   На Малом проспекте было тихо. Теперь Филин с Инго шли впереди, за ними едва поспевали Лиза с Левушкой, а притихший и осипший Костя понуро плелся в хвосте.
   На полпути Левушка спохватился и твердо, на правах пажа Ее высочества, отобрал у Лизы рюкзак. «Тили-тили-тесто», – незамедлительно прохрипел сзади несгибаемый Царапкин. Левушка не дрогнул.
   – Позвоню-ка я, вот что… – пробурчал Филин, поравнявшись с телефонной будкой на углу узенькой улочки, на которой стоял Лизин дом.
   – Наталья? – очень спокойно сказал Филин в трубку. Последовала долгая пауза. Даже слишком долгая, по Лизиному мнению. – Ах, у тебя уже все собрались? Прекра… – снова молчание. Лиза представила себе объятую праведным гневом Бабушку и втянула голову в плечи. – Наталья, я говорю – прекрасно, потому что мы тоже в полном сборе… В полном – значит в полном, – Филин весело подмигнул Лизе, и ей стало не так страшно. – Ваше величество, – говорил меж тем Филин, – не надо так шуметь, пожалуйста! Мы очень устали и ужасно проголодались… – Снова пауза. – На-таль-я! – Буря, похоже, не унималась. – В общем, мы тут на углу и сейчас будем, – быстро сказал Филин и повесил трубку. – Уф, – выдохнул он. – Спрашивается, где справедливость?
   …Наверху знакомо щелкнул замок. Ну конечно, Бабушка вышла их встречать на площадку! Ой, что сейчас будет…
   А было совсем не то, чего опасалась Лиза. На площадке их ждали сразу все – бледная и величественная Бабушка в белой шали, высоченный Костин папа и маленькая кругленькая дама в очках, чем-то напоминавшая Дис, – Левушкина мама. Взрослые молчали, и молчание это было тяжелее горы Джомолунгмы. Лиза от ужаса перестала дышать, Левушка преисполнился достоинства и еще больше расправил плечи, а Костя хмуро уставился в сторону.
   Но буря не грянула, потому что Бабушка увидела Инго и потеряла дар речи.
   – Вот, – тихо сказал Филин.
   – Бабушка, – еще тише сказал Инго. – Конрад.
   Лиза бочком протиснулась к двери.
   – Пойдем-пойдем, – прошептала она, обращаясь ко всем сразу. Все послушались.
   Когда последними в тесную прихожую вошли Бабушка, Филин и Инго, Бабушка вдруг сдавленно всхлипнула и уткнулась Филину в плечо. Филин обжег собравшихся взглядом, ясно говорившим «А-ну-все-вон-быстро!», и прихожая мгновенно опустела. Инго помедлил было, но в конце концов тоже ушел, прикрыв за собой дверь.
   Лизе поначалу показалось, что дома она не была лет сто, а не день-полтора. Все было какое-то незнакомое, а может быть, Лиза теперь смотрела на все немножко иначе. На миг она даже задумалась, где тут ванная и откуда взять полотенец. Но дальше дело пошло как по маслу, и все вместе быстро накрыли на стол – проголодались и те, кто ждал, и те, кто добирался домой.
   …Закончив рассказывать, Лиза с трудом подняла глаза от скатерти. Над столом повисла тишина. Нет. Уже не тишина.
   Ага. Вот так бьется сердце у абсолютно счастливого человека. Ух, здорово… А вот что-то шуршит, словно расправляется смятый лист бумаги – это пережитый ужас становится воспоминанием… А вот так дышат драконы – и правда, совсем не как люди… А Левушка больше не сопит – интересно, как ему удается?
   Лиза посмотрела напротив и увидела нечто поразительное. Может, протереть глаза и поглядеть еще раз? Нет, не померещилось! Филин сидел на подлокотнике Бабушкиного кресла и обнимал королеву Таль за плечи. А у нее был такой вид, словно он имеет на это полное право и ничего особенного не происходит. Вот это да! Что же, если взрослые ведут себя непонятно, надо к этому привыкать. Потом сами все объяснят, никуда не денутся.
   – Он так похож на отца… – полушепотом сказала Бабушка волшебнику.
   – Не Инго Третий, а Инго Четвертый, – кивнул Филин, – но тоже хорошо получилось.
   – Прости, я на тебя накричала, – смиренно сказала Бабушка. – Но мы так переволновались… Между прочим, – смирение мелькнуло и пропало, а в Бабушкиных глазах на миг сверкнул суровый профессорский огонь, – мог бы и предупредить, кого ведешь! Если ты забыл, у меня слабое сердце!
   – Да я бы предупредил, за этим и звонил, – устало вздохнул Филин, – но только вы, Ваше величество, не дали мне ни малейшей возможности вставить словечко. Прости, Наталья, сегодня претензии не принимаются.
   – Что ты, Филин, какие могут быть претензии, – Бабушка снова смутилась и посмотрела на волшебника снизу вверх так, как пожилые королевы никогда не смотрят ни на кого, а особенно на придворных магов. Конрад-старший, заметив это, ошеломленно произнес: «О!»
   За окном сгущались сумерки. Лиза поймала панический взгляд, который Инго кинул в темное окно, и увидела, как он побелел и уставился на собственные руки – и как перевел дыхание, обнаружив, что все, превращений больше не будет. Лиза тихонько встала и зажгла свет, машинально подумав: «Зимой темнеет рано». Потом она посмотрела, как на улице медленно загораются фонари и уже совсем не машинально сказала себе: «По крайней мере, теперь будет темнеть хоть и рано, но не навсегда!»
   – Мне, наверное, уже пора, – Инго поднялся. – Не хочется уходить…
   – Филин, можно, он останется? – взмолилась Лиза. – Хотя бы на полчасика!
   – Часа на два, – ответил Филин. – Пока я схожу домой и восстановлю отношения с собакой. А на обратном пути я вас, Ваше величество, заберу.
   – Вы со мной в Радинглен? Ура!
   – А ты чего ожидал? – удивился Филин.
   – Понимаете, я не представляю, как править королевством, – растерянно сознался Инго. – Никогда не думал, что мне это предстоит… волшебной скрипке. Так что, Инго Четвертый, править будешь сам, а я – морально поддерживать, и только.
   – А я? – огорчилась Лиза. – Мне все-таки искать нового учителя?
   – Во вторник, в три, там же, где и всегда, Ваше высочество, – вздохнул Филин, застегивая куртку. – Так и буду бегать через мостик, от одного бабушкиного внука к другому, чтобы всем поровну досталось…
   Переглянувшись, Инго и Лиза одинаково покраснели под веснушками и одинаково потерли носы.
   – Интересно, – сказала вдруг Бабушка, – насколько все-таки дети сильнее взрослых, все с них как с гуся вода… Подобные истории по зубам только крепким двенадцатилетним людям, а взрослым таких испытаний просто не выдержать.
   – Уху, – покосился на нее Филин. – Лечь бы сейчас куда-нибудь и не переворачиваться… Да кто мне позволит…
   – Лизка, я кое-что вспомнил, – драматическим шепотом произнес Левушка, надевая ботинки. – Сегодня среда. А завтра четверг. Ты меня понимаешь?
   – И контрольную по инглишу никто не отменял, – обреченно ответила Лиза.
   – Пролетаем со свистом, Ваше высочество, – кивнул Левушка.
   – Как контрольная? – просипел Костя. – Ойййй… Лизка, дашь списать? Мы вроде договаривались! Я тебе Сокровищницу, ты мне контрошку!
   – С Горшковым дружишь – у него и списывай! – отрезала Лиза самым вредным своим голосом и хихикнула – так вытаращил глаза Костя. – Дам, дам списать, не волнуйся, – смилостивилась она. – А то ведь еще похитишь. И скушаешь.
   – Что значит – списывать? – вмешался старший Конрад. – Константин, к твоему сведению, у драконов абсолютная память! Драконы никогда ничего ни у кого не списывают!
   – Какая-какая память? – Если бы не севший голос, Костя бы точно взвыл. Сначала добрую неделю самые разные чародеи дрессируют, будто щенка овчарки, потом родной отец заявляет, что списывать нельзя…
   – Дома обсудим, – грозно ответил папа Конрад, выводя отпрыска за дверь. – С мамой.
   На пороге Филин обернулся.
   – Скоро Новый год, – напомнил он. – Мы ведь встречаем его здесь и все вместе?
   – Конечно, – улыбнулась Бабушка. – Замечательно, правда, Филин?
   – Правда, Ваше величество, – эхом откликнулся Филин и поцеловал ей руку.
   …А через несколько дней, когда отгремела контрольная по английскому и кончилась четверть, во вторник ровно в три Лиза позвонила в дверь Филинской квартиры, и фокстерьер Монморанси с восторженным визгом вылетел ей навстречу. И тогда Лиза нагнулась потрепать его по курчавым бокам и строго сказала:
   – Что, может, и тебя расколдовать? У меня, знаешь ли, отлично получается!
//-- КОНЕЦ --//

Александра Егорушкина Настоящая принцесса и Бродячий Мостик

Пролог, в котором над Петербургом летает большая ушастая птица

Глава 1, в которой голубой попугай падает с жердочки, а Лизе объясняют, что музыканта из нее не выйдет, и все бы кончилось плохо, не перебеги ей дорогу черный кот

Глава 2, в которой Бабушка недоумевает, а у Лизы появляется новый учитель

Глава 3, в которой происходят всяческие чудеса, и Лиза начинает слышать удивительные вещи

Глава 4, в которой бронзовые звери показывают Лизе дорогу на Бродячий мост, и ей достаются бесконечное мороженое и серьезный нагоняй

Глава 5, в которой появляется дракон Конрад, а Костя Царапкин подслушивает

Глава 7, в которой Лиза разбивает коленку и нашим героям вручают клетку с птицей

Глава 8, в которой Левушка роняет очки и узнает, что он – паж Ее высочества

Глава 9, в которой наши герои опаздывают в первый раз и встречают старинного знакомого

Глава 10, которая начинается с крупной неожиданности, а заканчивается тем, что все герои очень хотят есть

Глава 11, в которой наконец выковывают ключ, а наши герои опаздывают во второй раз

Глава 12, в которой все внимательно слушают Филина, а Лиза узнает много нового о своей семье

Глава 13, в которой добрый волшебник умудряется хорошенько разозлиться, попугай остается попугаем, а Костя теряет голос

Глава 14, в которой светит солнце