Петр Северцев
Маленький ад для хакера (сборник)

   © ЗАО «Издательство «Эксмо», 2000

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Маленький ад для хакера

Пролог

   Хвост не любил, когда клиенты приходят не вовремя, тем более такие, как эти.
   Привыкший знать про своих нанимателей все, что было возможно, Хвост покрутился в разных местах, прежде чем впервые, хоть и примерно, издалека услышал о деле, которое ему хотели поручить. Он выудил достаточно сведений для того, чтобы посчитать клиенток сумасшедшими. Однако деньги были обещаны немалые и под четкие гарантии. Обеим клиенткам, хоть они и были весьма необычные, Хвост предпочел поверить. Они были чертовски умны и убедительны. Так что возражений не нашлось.
   Но Хвост умел держать себя в руках. И говорил с ними только о деле. А чем больше говорил, тем больше удивлялся уму этих двух жестоких стерв, молодой и пожилой, тем больше начинал их уважать.
   План, который они составили, был трудным, но идеальным. И обещал принести хороший навар, то есть плата по высшему разряду для него была обеспечена.
   Но тем не менее Хвосту совсем не нравилось, что клиентки именно сейчас опаздывают.
   Потому что время в его деле было важнее всего – ведь на конкретных, поминутно выверенных сроках строился его ЛИЧНЫЙ РАСЧЕТ…

Глава 1

   Все, я больше не хочу кофе!.. Тем более что сил для плодотворной работы не осталось ни у меня, ни даже у неустанно гудящего Приятеля. Что вы хотите – два исправно выполненных дела за одну неделю, потом два месяца непрерывного написания и опробования основных и дополнительных программ и вот теперь четверо суток практически непрерывного бдения за компьютером – это, знаете ли, предел даже для моего железного организма, предел, за которым должен последовать нормальный, как минимум трехдневный отдых… и покупка новых джинсовых штанов, баксов хотя бы за четыреста пятьдесят…
   Но пока я не мог отойти от своего во всех смыслах драгоценного компа: нет, я постепенно сходил с ума, наблюдая за тем, как двойной шестисотый процессор анализировал новую конфигурацию моей потрясающей машины, проверяя оба винчестера по четырнадцать гигабайт каждый, прощелкивая дисководы, мультискоростной «сидишник», выдавая результаты по совместимости акселераторов и карт, проверяя разнообразные контроллеры и, наконец, переустанавливая англоязычный «Windows-2000».
   Рядом лежали два старых винта с сохраненной информацией и – страшно сказать – пять лазерных дисков с созданной по моему заказу единственной копией установочной программы для Приятеля, с помощью которой его можно было установить на любой компьютер, если у того хватало параметров.
   Перед тем как поставить эксперимент, равного которому Приятель еще не знал, я предусмотрительно решил оставить копию уже работающей программы. Просто так, на всякий случай…
   Было около пяти утра, спать хотелось безумно, и предрассветные мечтания совсем доконали меня, утягивая в медленный стихийный водоворот; нет, все-таки бич человечества – не СПИД и не наркотики, а четверо суток без сна! Более идиотского и невменяемого состояния невозможно себе представить.
   Компьютер попиликал еще немного, пощелкал, промигал и замолчал, словно пьяница, вытянувшийся по струнке перед собравшейся тестировать его на алкоголь женой.
   – Ну?!. – надсадно вскричал я.
   «ПЕРЕУСТАНОВКА ВСЕХ ПРОГРАММ И АВТОМАТИЧЕСКОЕ СОХРАНЕНИЕ ВСЕХ ДАННЫХ В НОВОМ РЕЖИМЕ ЗАВЕРШЕНЫ. АНАЛИЗ КОНФИГУРАЦИИ ПРОИЗВЕДЕН. ФУНКЦИОНАЛЬНОСТЬ РАВНА СТА ПРОЦЕНТАМ.
   СЕЙЧАС ПОСЛЕДУЕТ ПЕРЕЗАГРУЗКА КОМПЬЮТЕРА ДЛЯ НАЧАЛА НОВОГО РЕЖИМА РАБОТЫ. НАЖМИТЕ ЛЮБУЮ КЛАВИШУ».
   Я облегченно вздохнул и торжественно опустил усталую руку на пробел.
   Компьютер погас, затем через секундную паузу легко-легко вздохнул монитором и начал пробуждение из небытия в новую жизнь…
   Однако это было далеко не все, что я хотел сегодня с ним сотворить; можно сказать, что главное-то как раз было впереди.
   Нет, Приятель, не видать тебе отдыха в эту прекрасную звездную ночь, то есть уже утро, как не видать тебе его еще дня три: я решил окончательно тебя доконать.
   И не пищи!..
   Ну не нравится твоему Хакеру, как мы с тобой провели два последних, практически сдвоенных дела; а как мне может понравиться, когда работа гениального, превосходящего любой человеческий, а уж тем более мой собственный, ум, приводит к аресту совершенно невиновного человека?! Причем подозрение на него падает только из-за того, что компьютерная программа, необычайно опытная практически во всем, что касается психологии преступников, их мотивов и тому подобных вещей, просто не может понять человека, живущего и действующего НЕ ПО ПРАВИЛАМ и совершающего незапланированные поступки!..
   Дело это, пользуясь тем, что настоящий преступник расслабился, мы с Приятелем все же довольно успешно раскрыли. Но, хотя и удалось убедить всех, даже самого экс-подозреваемого, в том, что его арест был лишь тактическим ходом, неприятный осадок остался.
   Тем более что менты, приписывая ему зверские убийства с изнасилованиями (на это указывало с два десятка прямых и косвенных улик), избили его в участке до полусмерти.
   Так что я, разумеется, был недоволен промежуточными результатами этой работы и считал, что подобное повториться не должно. Приятель, по моему глубокому убеждению, был сейчас недостаточно функционален, то есть развит не во всех отношениях. Он, всевидящий прозорливец, апостол и апологет безупречной логики, Шерлок Холмс дедукции, терялся перед тем, что называлось абстракцией и метафорой. Иными словами, он не умел мыслить художественно.
   Это, в общем-то, было неудивительно, так как развитие современных технологий как-то не дошло до создания мыслящих машин… и, судя по всему, не дойдет в ближайшие лет пятьсот, потому что кишка тонка, а также по кочану и по капусте, но мне-то нужно работать…
   Если Приятель не умел отрешаться от своего суперлогичного взгляда на мир, мне предстояло научить его мыслить абстрактно! То есть перевести из логиков в интуитивные гении. Не зря в свое время я читал и Фрейда с его «озарением-инсайтом», и Юнга с его бессознательным, и даже Кастанеду с его Доном Хуаном – довольно быстро я понял, ЧТО ИМЕННО мне надо делать.
   И вот теперь, после почти непрерывных двухмесячных разработок мы с Приятелем вступили в завершающую фазу: по окончании четырехдневных бдений, прошедших в плотном графике компьютерного набора с написанного на бумаге и проверенного вместе с различными гениями-программистами по частям (чтобы никто не заподозрил грандиозности единого целого), в который уже раз оставшийся без женщины, но со своим компьютером, Мареев был готов включить наконец свое новосотворенное чудо, а именно – приготовился поставить на запредельно усовершенствованный комп новую обучающую программу, содержащую в себе, во-первых, сто шестьдесят семь томов классической литературы, прозы и стихов всех времен и народов, начиная с Гомера и заканчивая Окуджавой, а во-вторых, пакет программ по преобразованию программы Приятеля, по выработке у него модели абстрактно-логического мышления.
   «ПРЕДСТАВЬТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА», – завел неизменную песенку компьютер, выдавая фразу на экран.
   Я быстро прошел все необходимые формальности, выбрал введение информации через магнитооптический диск и начал ввод ста шестидесяти семи томов, буквально переполненных красочными метафорами, великолепными стилистическими находками, идиомами и просто напичканных человеческими характерами, которые Приятелю предстояло проанализировать.
   Загрузка с двумя шестисотыми процессорами и пятьсот двенадцатью мегами оперативки шла очень быстро. Я даже поцокал сухим от сонной усталости языком, выражая свое полуудивленное одобрение.
   Уже через несколько минут размещение всей этой информационной глыбы было завершено. Затем последовал набор репродукций картин лучших в мире абстракционистов начиная с Дали. Это заняло в несколько раз больше времени.
   Но наконец-то пришло время для загрузки пакета командных программ, работа которых заставит Приятеля перейти на новый тип мышления, который, как я считал, позволит ему повысить эффективность и быстроту сыщицкой работы процентов на тридцать-сорок.
   Диск зажужжал, едва слышно зашипел, развивая, судя по всему, чуть ли не сверхзвуковую скорость, и на экране появились параметры установки. Процесс преобразования Приятеля начался.
   Уже через несколько минут я щелкал клавишами, определяя последовательность прохождения внутренних тестов, задавая команды на набор фраз-образов-символов, на создание словаря-генератора абстрактных выражений и на многое другое…
   Наконец примерно через полчаса после последней перезагрузки все было кончено.
   «ПАКЕТ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ ПРОГРАММ ПРИНЯТ, – сообщил Приятель, – НОВЫЕ УСТАНОВКИ В СИСТЕМУ ВВЕДЕНЫ. ПРОЦЕСС ПЕРЕУСТАНОВКИ ОСНОВНЫХ ПАРАМЕТРОВ БУДЕТ НАЧАТ АВТОМАТИЧЕСКИ. ЕСЛИ ВЫ ЖЕЛАЕТЕ ПРЕРВАТЬ УСТАНОВКУ, НАЖМИТЕ CTRL-ALT-DEL».
   – Фигушки, – сонно сказал я, из последних сил всматриваясь в экран.
   Через десять секунд после сообщения песочные часики в мониторе сменились круглым циферблатом, на котором беззвучно тиликала секундная стрелка, и процесс пошел.
   Немного понаблюдав за тем, как все это происходит, я понял, что ничего интересного здесь не увижу, и даже вспомнил, что порнографических картинок вовсе не покажут.
   Потянувшись так, что хрустнули кости, я осознал, что, если сейчас же не доползу до кровати, умру или усну прямо на месте.
   – Спать, спать и еще раз спать, а тебе, мой друг, заниматься работой и отвлекаться успокоительным гашением экрана в режиме трехмерного перебора! – наставительно пробормотал я; глаза мои слипались, мысли путались, и я направился прямо к успокоительно вздыхающей постельной пасти, твердо рассчитывая проспать по меньшей мере столько же, сколько бодрствовал…
   …Из приятной дремоты меня вывел пронзительный, режущий уши звук.
   – Ма-ать! – зарываясь головой в одеяло, я безуспешно попытался нащупать орущий благим матом будильник. – Заткнись, стерва!..
   Это был не будильник. Это был мой не так давно приобретенный сотовый. Я чертыхнулся еще выразительнее.
   После четырех бессонных ночей, проведенных фирменным brand-name-овским идиотом Мареевым наедине со своим pentiumом vulgaris (разумеется, абсолютно безотносительно двух блестяще проведенных дел, нынешнему безвыходному одиночеству из-за дрянного характера и да, всего остального, а просто потому, что наступила очередная компьютерная горячка и Хакеру захотелось еще сильнее заабгрэйдить своего Другана), человеку нужно поспать хоть несколько часов, а не вскакивать по первому звонку, будящему его… Ну да! В шесть утра! Через сорок минут сна!
   И все же, вопреки желаниям, потакая привычному здравому смыслу, я не послал звонившего куда следовало, а потянулся к нудящему сотовому, который продолжал немелодично надрываться звонком.
   – Мареев слушает, – сонно промямлил я в трубку.
   – С вами будет говорить Сергей Леонидович Вересов, – по-телохранительски мрачно сообщили на том конце, затем поелозили рукой по телефону, передавая трубку боссу и создавая при этом характерные шумовые помехи.
   – Вы имеете обширную практику частного детектива, – хрипловатый мужской голос, принадлежащий самому Вересову, скорее утверждал, чем спрашивал.
   – Да-а… – сонно протянул я и, прикрывая трубку ладонью, зевнул, слишком медленно соображая, куда бы и в какой форме послать господина Вересова, не объясняя своего горячего желания взять отпуск, невыполнимого уже по той причине, что успел вчера вечером получить заказ на два небольших новых дела и даже первую раскладку своего компьютера по ним и что работы у меня невпроворот… вежливость, однако, автоматизировала мое сонное сознание, и я в меру услужливо спросил: – Чем могу быть вам полезен?
   – Я должен встретиться с вами лично, чтобы обсудить это дело. Ваш адрес мне известен, я буду через час.
   И все.
   Он отключился. Слушая короткие гудки, я несколько секунд приходил в себя.
   Какого хрена! Этот Сергей Леонидович будит меня в шесть утра за тем, чтобы сообщить, что нагрянет ко мне безо всякого предупреждения и договора, ровно в семь…
   – Ч-черт! – взвыл я, сообразив, что отказываться от поспешно навязываемого мне расследования придется у себя на дому, а времени на то, чтобы привести отекшую физиономию в состояние, не наводящее на мысли о тяжелой алкогольной зависимости, у меня в обрез.
   Соскочив с кровати, я попытался найти правый тапок, который, как всегда в таких ситуациях, исчез бесследно.
   «Хорош сыщик! – злорадно подумал я о себе. – Скоро собственные штаны будешь искать при помощи пограничной собаки! Или скорее при помощи Приятеля! А эта консервная банка среднего рода насмешливо сообщит: ВЕРОЯТНОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОГО ШАНТАЖА – ОДИН ПРОЦЕНТ, издевательски подмигивая лампочкой…»
   К счастью, ни собака, ни программа-сыщик последнего поколения не понадобились. Обнаружив одежду, аккуратной дорожкой тянущуюся в мой рабочий кабинет, где тихо и довольно гудел не нуждающийся в отдыхе Приятель, я остервенело чертыхнулся на идиота Мареева-вчерашнего, аккуратно задвинул за собой шкаф на место, с более спокойной совестью отправился в ванную и залез под холодный душ, надеясь, что это вернет мне способность логически мыслить.
   И только в душе я окончательно проснулся и вспомнил, что дел-то никаких у меня уже нет, так как два месяца назад я их уже выполнил, и что Приятель мой сейчас занят, он работает над формированием нового имиджа, причем с истинно школьным прилежанием… Интересно, если я возьмусь за работу, как же мне придется раскрывать дело этого Вересова, если Приятель будет все еще работать над новым пакетом программ?
   Ладно, об этом подумаем в свой черед. Я наскоро вытерся, чувствуя, как гудит голова, и вышел из ванной.
   Затем, приглаживая на ходу мокрые волосы, отправился на кухню варить себе крепчайший и отныне всей душой и телом ненавидимый кофе.
   Мне удалось спокойно выпить его и даже убрать со стола гору грязной посуды и выкинуть в ведро несколько начавших покрываться пушком плесени консервных банок.
   Клиент не появлялся.
   Я уже начал с надеждой думать о том, что он передумал мчаться ко мне сломя голову в такой неурочный час, но надежды мои были разбиты самым грубым образом.
   Яростный трезвон пронзил тишину квартиры. Я тихо выругался. Честно говоря, все же по-детски надеялся на лень посетителя, ожидая, что он не приедет в такую рань.
   – Иду! – гаркнул я в полутьму коридора и действительно пошел открывать.
   – Кто там? – спросил совершенно автоматически, еще доодевая штаны.
   – Сергей Леонидович Вересов, – ответили из-за двери, и в голосе слышалось явное нетерпение.
   Голос, кстати, не принадлежал ни самому Вересову, который говорил со мной по телефону, ни его предполагаемому телохранителю, а был несколько выше и истеричнее, хотя, кажется, последняя черта была следствием крайней торопливости.
   Это было весьма странно. И тон у стоящего за дверью тоже был наводящий на определенные подозрения.
   Я по привычке встрепенулся, чувствуя поступающий в кровь адреналин, и подумал, что хорошо бы вооружиться. Как говорится, кто вооружен, тот самый умный.
   – Сейчас, сейчас, открываю, – любезно ответил я и прямо-таки бросился из коридора в зал, отыскал свой «макаров» и, вернувшись ко входу-выходу моей квартиры, просто взял и открыл дверь. Разумеется, уставив в грудь пришедшему пистолет. Разумеется, сняв его с предохранителя. И уж конечно, готовый в любой момент стрелять.
   Стоящий за порогом полный, одутловатый мужчина дернулся, как от удара, глаза его расширились пропорционально сузившимся кулакам, весьма, кстати, массивным. За спиной звонившего в мою дверь возвышался его спутник, который не просто дернулся, а даже отшатнулся.
   – Это!.. – содержательно сказал старший, с расширенными глазами рассматривая дуло моего «макарова» и как-то испуганно дергая плечом в мою сторону.
   – Оружие бросьте, – ласково попросил я, кивая на прилепившийся к его рукам пистолет, – не к фотомодели в гости пришли!
   Молодой бритоголовый человек, стоящий сзади, попытался вскинуть оружие и выстрелить в упор, но я рассчитывал и на это, а потому захлопнул дверь перед незваными гостями и шагнул назад, одновременно отшатываясь влево, – помнится, был учен ранее, когда парочка наемных убийц стреляла через дверь.
   На этот раз выстрел также последовал, просто по инерции; я окончательно убедился, что торопившиеся напарники приехали сюда именно за моим телом и что спешили они по понятным причинам – желали успеть до приезда позвонившего Вересова.
   С лестницы донесся удаляющийся топот. Неудачливые непрофессиональные рецидивисты поспешно драпали.
   Покачав головой, я вышел из-за укрытия и осмотрел место происшествия. Дверь прямо посредине была пробита выстрелом, пробита аккуратно, как бывает при прямом попадании. Пуля засела в стене, слегка подпортив краску и прячущуюся под ней штукатурку.
   Наверняка шум слышали соседи, но ничего особенного он мог и не означать: ну, грохнуло что-то – так, может, это Гошка и его друзья хлопушками балуются? Или у соседа-сыщика ведро в ванной упало. О том, что ТАК звучать могут лишь выстрелы из пистолета немалого калибра, знали в нашем доме лишь папа того самого Гошки, экс-рекетир Колян да Аслан Макаров, который к таким вещам привычен понятно почему.
   В надежде на то, что никто не придал шуму значения, я уселся на стул и замер в раздумье.
   Мне оставалось только ждать приезда Вересова, который желал, похоже, стать моим клиентом и заставить меня повторить недавний подвиг с расследованием дела в экстремально короткие сроки, иначе зачем такая торопливость?..
   Ждал я недолго: во дворе громко затормозила машина, судя по тональности и резкости звука – крутая.
   Затем за дверью жалобно скрипнули доски, прогибаясь под ногами внушительных размеров человека. Тяжелые шаги замерли прямо перед моей дверью.
   – Дзы-ы-ынь! – заголосил дверной звонок, принимая на себя роль Судной Трубы.
   Я пожал плечами и открыл дверь.
   На пороге стоял высокий, коренастый человек с тяжелой челюстью и глубоко посаженными серыми глазами. За спиной его маячила колоритная фигура под два метра, чьи бицепсы (не чета моим!) и удобный костюм, который в случае чего абсолютно не стеснял бы движений, говорили сами за себя. В левой руке он держал дорогой «дипломат» германского производства, я не так давно видел такие в посольстве.
   – Мареев Валерий Борисович? – осведомился возможный клиент.
   – Он самый. Проходите.
   Я провел гостей в свой «кухонный кабинет». Клиент расположился в кресле, охранник предпочел табурет. Мне остался диван, откуда я почти не видел лица охранника, зато он мог наблюдать за любым моим движением.
   Что же! На сей раз, похоже, я имею дело с профессионалом.
   – У меня украли дочь, – без обиняков начал Вересов. И замолчал, внимательно меня разглядывая. Очевидно, он считал, что сказал самое главное и теперь слово за мной. Иногда я старательно ругаю того, кто придумал жалость и некоторые другие человеческие чувства, так мешающие в работе нормального частного детектива! Ну кто его потянул за язык – я ведь уже было собрался объяснить, насколько занят… конечно, не объясняя, что заниматься собираюсь отдыхом и наблюдением за работой переходящего на новые рельсы Приятеля.
   – Надо же, – несколько растерянно сказал я, пытаясь придумать, как начать свой вежливый, но твердый отказ. – А у моего нынешнего клиента пропал сын. Они случайно не в одной школе учились?
   – Если вы имеете в виду Тарасовский физико-математический колледж и восьмой «а» класс, то да, – невозмутимо ответил Сергей Леонидович Вересов, вызывая у меня отрезвляющую дрожь и бледность. – Более того, я думаю, что в течение следующих дней к вам нагрянут еще несколько мам и пап, дети которых учились в этом классе и в один и тот же день пропали. Бесследно.
   – Милиция? – выдохнул я, подаваясь вперед, – ФСК?!
   – К черту органы! – немедля отозвался Вересов, – пусть ищут; найдут – спасибо, так ведь не найдут же! – Он вытер платком мгновенно вспотевший лоб и более спокойно спросил: – Вы просто скажите: будете искать мою дочь?
   «Искать детей оптом? Что может быть милее?» – мрачно подумал я.
   А вслух сказал:
   – Вы знаете… – начал я, мысленно выстраивая свою отказную речь, – я сейчас очень и очень занят… – Он посмотрел на меня так, как смотрит волк на охотника, нажимающего курок. Я вздрогнул, ощутив внезапно, что в квартире у меня почему-то холодно, и, скривившись, продолжил: – Короче, давайте перейдем к подробностям вашего дела, – вот так любезно великий дипломат Мареев дал новому клиенту понять, что ждет конкретных разъяснений по поводу этого странного киднепинга.
   – Я слышал о вас, Валерий Борисович, как о весьма компетентном в подобных делах человеке, как о человеке, который… – совершенно не по делу начал отец, видно, совсем повредившись в уме после потери дочери, раз уж принялся источать никому не нужные комплименты.
   В общем-то, эту часть беседы, как и все ей подобные, можно смело пропускать мимо ушей. Возможно, клиент просто проверяет мои реакции. Периодически попадаются неуверенные в моей чистоплотности, и лучший способ заработать их доверие – молча подождать минуты три, выставляя себя на обозрение. Эти три минуты я решил посвятить изучению внешних данных клиента.
   Более всего для описания его внешности подошло бы сравнение с гномом, если, конечно, у вас достаточно богатая фантазия, чтобы представить чисто выбритого гнома ростом около ста восьмидесяти. У клиента, представившегося в телефонном разговоре как Вересов (фамилия эта мне ничего не говорила и, вполне возможно, даже была ложной), было выразительное лицо сильного человека, который ни перед чем не остановится на пути к достижению своей цели. Дорогой строгий костюм, пейджер на поясе, сотовый телефон. Галстук выше всех похвал, просто замечательный, хотя я в этом практически не разбираюсь.
   Я отметил, что на его пальце нет кольца. Стало быть, клиент не женат. Как же тогда дочь?..
   Еще раз прокрутив в памяти наш недавно начатый разговор, я счел, что уже вполне сносно знаком со своим заказчиком, а посему пора от пустых словес переходить непосредственно к делу.
   – Сергей Леонидович, – я прервал его речь железным тоном крайне занятого, а сейчас еще и слегка удивленного человека. – Хотелось бы услышать, с чего вы так рассыпаетесь в любезностях?
   Он помолчал, задумчиво на меня глядя. И, пожав плечами, ответил:
   – Мне не хватает простой конфиденциальности, которую вы обычно соблюдаете. Мне необходимо, чтобы ни слова обо мне и о том, что я вас нанял, не просочилось во внешние круги. Никто не должен об этом знать, чем бы ни закончилось наше сотрудничество. Понятно?
   – Хм, понятно, – ответил я, глядя ему прямо в глаза.
   – Тогда я, пожалуй, начну.
   Я кивнул.
   – Моя дочь… – он помедлил, – весьма странная девочка. К слову, будет хорошо, если об этой странности не будет известно никому, кроме вас.
   – Независимо от того, возьмусь ли я за ваше дело, обещаю, – ответил я, ожидая начала рассказа про какую-нибудь затяжную болезнь или ненормальную психику девчушки. – В чем странность?
   – Она практически все время что-то придумывает, – пожав широкими плечами, ответил он. – Откровенно говоря, врет. Всем подряд, кроме меня. Это психическое нарушение. Ее психотерапевт считает, что сказывается ранняя потеря матери.
   Ага, вот оно, отсутствие кольца…
   – Что с матерью?
   – Умерла.
   – Хм.
   – Мне продолжать? – Он не казался особенно расстроенным или подавленным давним горем.
   – Продолжайте.
   – Что конкретно вам интересно в связи с нашим делом? – последние слова он слегка выделил.
   – Ваше мнение: имеет ли потеря матери прямое отношение к исчезновению вашей дочери? – спросил я и тут же объяснил: – Я имею в виду, нет ли у вас врагов, которые когда-то?..
   – Не думаю, – немного раздраженно ответил он, поморщившись. – Вы лучше вообще не вспоминайте про мать. Она здесь ни при чем.
   – Хорошо, – пожал плечами я, собираясь произнести свои, в общем-то, давно отрепетированные и привычные слова. – Как скажете. Тогда давайте договоримся: я спрашиваю, вы отвечаете. Без колебаний и не скрывая ничего, что имеет даже малейшее отношение к делу. Потому что, если я берусь за чье-то дело, должен быть уверен, что знаю всю подноготную. Ничего неприличного для меня нет, и сообщать надо со всеми подробностями.
   Он смотрел на меня как-то странно, определить, о чем он думал, по его лицу не представлялось возможным, поэтому я добавил:
   – Просто иногда получается так, что не вполне правдивые слова клиента или его недосказанности наводят меня на ложные линии, и мы оба теряем кучу времени…
   Вересов внезапно улыбнулся.
   – Это следует понимать как согласие? – спросил он, глянул на меня и усмехнулся.
   – Возможно, – ответил я, пожимая плечами, вежливо и спокойно, подстраиваясь под его манеру вести разговор. Хотя внутренне я уже согласился после его слов о том, что пропало сразу несколько детей.
   – Спрашивайте дальше, – разрешил он.
   Я кивнул, вынимая из кармана наполовину заполненный блокнотик, чтобы начать делать там пометки по ходу дела, поразмыслил несколько секунд и начал свой обычный допрос:
   – Во-первых, хотелось бы узнать обстоятельства ее исчезновения, а также ваш взгляд на эти события. – Я поудобнее устроился на диване и впился взглядом в это непроницаемое лицо, стараясь уловить его тщательно контролируемые эмоции.
   – Она исчезла позавчера, никого не предупредив, где-то между восьмью и девятью часами вечера. Практически все личные вещи на месте. Ни у подруг, ни в школе ее не было. Ночевать она также не пришла, чего прежде никогда за ней не водилось. Вместе с ней пропали еще несколько человек из ее класса: еще одна девочка и двое парней. Я не думаю, что это похищение. Очень не похоже.
   – Что же вы думаете?
   Он слегка скривился, не глядя на меня, лицо у него на мгновение стало каменным.
   – Я думаю, – ответил он, – что кто-то их собрал и куда-то увез по их собственной воле. Сманил.
   – Вы имеете в виду секту?
   – Откуда я знаю?.. Я просто говорил с остальными родителями. Все пропавшие вели себя как обычно. И действовали как обычно. Собрали самые необходимые вещи, очень немного. Сделали все дневные дела. И на ночь глядя пропали. Как будто планировали.
   – Интересно, – сказал я, записывая в блокнотике первую гипотезу. – А вы не находили в последнее время в Галиных вещах того, что раньше у нее не замечали? Какие-нибудь книги, например?
   Он исподлобья посмотрел на меня – внимательно и слегка настороженно:
   – Вчера обыскал ее комнату, вот что нашел, – телохранитель по знаку Вересова вынул из посольского «дипломата» несколько книг разной толщины и оформления.
   Я посмотрел.
   – Та-ак, – потер подбородок и сделал пометки в блокноте. – Вы уверены, что ваша дочь не могла просто э-э… Отправиться искать приключений?
   Вересов бросил взгляд на лежащие передо мной книги о сексе, психических сексуальных расстройствах, извращениях разных происхождений и форм, с описанием средневекового и современного садомазохизма и так далее и тому подобное и очень недовольно ответил:
   – Галя тихая, домашняя девочка. За ней выкрутасов не водится… Кроме придумываний.
   – Она красивая девушка?
   – На мой взгляд – не очень, – не задумываясь, ответил он. – Она очень обаятельная, симпатичная. По стандартам хороша. Смотрите сами, – он вынул и протянул мне несколько фотографий разного формата, где Галя Вересова фигурировала в разных видах: спортивная, с теннисной ракеткой в руках, на лошади в строгом костюмчике, в купальнике на пляже, мокрая, выходящая из воды и уютно сидящая на своей кровати с огромным плюшевым медведем.
   Я внимательно посмотрел и, немного удивленно пожав плечами, сказал:
   – Зря вы. Очень красивая девочка.
   Он тяжеловато молчал.
   – Есть ли у нее парень? – продолжил я.
   – Такого, чтобы раз – и точка, нет. А так, есть двое. Один лет четырнадцати, они вместе занимаются теннисом, кажется, Андрей Куликов, он как раз из класса, тот, который пропал. Второй тоже из класса, сын банкира. Парень неплохой, соображает, будет учиться на юриста. Оба умные, с хорошими данными, воспитанные. В общем, нормальные ребята. Мы с родителями, конечно, знакомы.
   – Эти ребята не могли «помочь» исчезнуть вашей дочери? – скорее для того, чтобы увидеть его лицо, невозмутимо спросил я.
   – Галя ДОМАШНЯЯ девочка, – пристально глядя на меня, ответил Вересов. – Не смотрите на эти книги. Ее интерес к таким вещам вполне понятен, как понятно и то, почему она их от меня прятала. Ей четырнадцать лет. Если бы у нее завязались серьезные отношения с кем-то из этих ребят, я знал бы об этом. Если бы она поехала к Андрею на дачу, то предупредила бы меня. Если бы…
   – Успокойтесь, Сергей Леонидович, – тихо попросил я, отметив про себя, что своего добился: клиент сбросил маску беспристрастности. – Галине ведь четырнадцать лет? В этом возрасте подростки обычно не горят желанием докладывать родителям о своих романах, а побег с «любимым» воспринимают как нечто романтическое и таинственное, поэтому я не стал бы полностью исключать этот вариант.
   Кроме того, то, что ребята пропали группой, о многом говорит. Хотя, – я пожал плечами, – сейчас делать выводы рано. У меня слишком мало данных.
   – Вы спрашивайте, – вздохнул он.
   – У меня, в принципе, еще три основных вопроса: во-первых, когда и отчего умерла Галина мать?
   Лицо его на мгновение исказилось, но клиент справился с этим, отведя от меня глаза.
   – Это имеет отношение к делу? – спросил он, глядя в окно.
   – Если бы не имело, я не стал бы спрашивать.
   Он помолчал и внезапно ответил:
   – Она была серьезно больна. Умерла, когда Гале исполнилось пять лет. Это, конечно, отразилось на Гале, но мы с ней смогли восстановить семью, создать ее заново. И у нас все было хорошо.
   – Во-вторых, – продолжил я, удовлетворенно кивнув, – кто вы такой и чем занимаетесь, – тут я счел нужным добавить: – Странно, что я о вас ничего не слышал. Я вообще-то знаю всех людей в Тарасове, занимающихся более-менее серьезным бизнесом.
   – И не должны были в принципе, – он помолчал, решаясь. – Потому что моя деятельность и работа моих людей обычно приписывается другим. Мы работаем на рынке мебели. Но не продаем и не производим, а помогаем серьезным людям заключать между собой значительные контракты.
   Я возглавляю крупную компанию, сотрудничающую с нашими крупными торговыми предприятиями. Мы помогаем им начать серьезные отношения с наиболее надежными фирмами-производителями за рубежом, чтобы они могли здесь представлять их продукцию как дилеры. Мы специалисты по завязыванию контактов и созданию крепких, дружеских сотруднических связей. Организуем встречи руководителей компаний, обеспечиваем правовую поддержку фирм, прорабатываем крупные модели и мелкие детали соглашений между ними и нашими клиентами, создаем блоки рекламных кампаний и так далее… – Он помолчал, потом глянул на меня, деловито и спокойно: – В общем-то, все… К слову, нашими клиентами являются корпорация «Итальянский дом», всероссийская сеть салонов красоты «Элита», фирма «Индгрэд», «Астрон: встроенная мебель в вашем доме», акционерное общество «Росстандарт»… Это из крупных.
   – Хорошо. В-третьих, почему вы не хотите, чтобы о вашем ко мне визите кто-либо узнал?
   – Это не мое желание. Это желание остальных родителей. Так решило большинство из нас.
   Видя мое непонимание, он сменил позу и кратко объяснил происходящее:
   – Вчера в обед мы собрались все вместе, уже переговорив с милицией и дав показания. Проблема в том, что в достижение ментами результатов в короткие сроки никто из нас, родителей, не верит… Хотя на уши поставлены многие, очень многие. Все пропавшие – дети весьма непростых людей, – когда он говорил это, лицо у него было не очень доброе. Я мысленно вздохнул и продолжил слушать.
   – Понятно, что раз к делу подключились высокие чины, они совсем не будут рады, если узнают, что мы решили еще и частника нанять. Это только осложнит наши отношения, да и вам будет мешать. Поэтому мы решили просить вас не разглашать, что вы работаете над этим делом.
   – Понятно, – кивнул я. – Понятно и разумно. Я, конечно, учту… – Помолчал, глянул на него и добавил: – Я возьмусь за это дело… Давайте поговорим об оплате.
   – Давайте, – кивнул он, явно удовлетворенный. – Если найдете следы детей, какую-то важную информацию, которая поможет милиции их найти, – десять тысяч долларов. Если найдете их сами, живыми – тогда по десять тысяч за каждого, – он неожиданно замолчал, явно обдумывая что-то важное. Наконец додумал про себя, самому себе кивнул и добавил: – Если что-то сверхординарное и будет возможность спасти только одного… помните, что я ваш основной наниматель. Премию при подобных обстоятельствах гарантирую.
   Я промолчал.
   – Если не найдете ничего существенного, – продолжил он как ни в чем не бывало, – оплата будет только пятьдесят долларов за день, да и то – не больше недели. Но прошу вас учесть – только без обид, – наставительно произнес он, – я и остальные родители смогут наказать человека, который собирается заработать на чужом горе. Пожалуйста, будьте внимательны к этому случаю. Это ведь сейчас нам с вами может казаться, что собрались четверо ребят и убежали искать приключения. Не исключено, что все очень плохо.
   Я промолчал, пропуская последнюю реплику мимо ушей. Не так уж редко приходится слышать подобное от клиентов.
   – Назовите сумму аванса, на расходы, – подсказал Вересов, уловив мое отношение к его предупреждению.
   – Не надо, – ответил я, быть может, слишком независимо. – Я сам человек небедный. Если что-то понадобится дополнительно – позвоню. Вы лучше сообщите мне имена, фамилии, адреса и другие данные пропавших ребят из ее класса. Может, появятся еще вопросы…
   – Вот копия материалов следствия, – он протянул мне тонкую пластиковую папку-скоросшиватель. – Здесь все, что вам может понадобиться, вплоть до школьного расписания класса и адреса классной руководительницы, а также рассказы тех, кто последними встречался с ними, перед тем как они пропали… – увидев выражение моего лица, он добавил: – Я взял, сославшись на справедливый интерес родителей к этому делу. Понимаете, что папка не должна попасть на глаза работникам органов.
   Я не стал скрывать уважения и, не стесняясь, покачал головой: человек, для которого следователь или его начальство нарушают сразу десяток законов и инструкций, а также местных нормативных актов, предоставляя по его просьбе материалы следствия для родителей, – это человек явно влиятельный и необычный.
   «В конце концов, – подумал я, – не такое уж и простое дело, кажется. Хотя гораздо легче искать детей оптом, получая вознаграждение и помощь в расследовании ото всех родителей сразу же, чем за неделю раскрывать дело о махинациях с водкой и о маньяке, сующем убитых в рефрижераторы мясных городских магазинов…»
   – Хорошо, мне кажется, все ясно, и с этим уже можно работать, – сказал я. – Как мне связаться с вами, если будут результаты или понадобится дополнительная информация?
   Он подал мне визитку, на которой ничего, кроме телефона и именных данных, не было.
   – Меня сразу же попросят, если вы не забудете представиться, – добавил он, вставая.
   Я проводил их до двери и, пожав обоим руки, вежливо попрощался.
   – До свидания.
   – До свидания, – телохранитель Вересова открыл дверь и вышел первым.
   И лишь когда стих шум удаляющейся машины, я вспомнил, что так и не рассказал про неудавшееся непрофессиональное покушение двоих мужчин, планировавших мое убийство и наверняка имеющих отношение к данному делу о пропавших детях! Людях, скорее всего, прослушавших наш с Вересовым разговор по сотовому телефону…
   Черт возьми… Но делать нечего – пора приниматься за работу. А о неудавшемся покушении скажу позже, когда придет пора делать первый доклад клиенту.
   Допив горький перекипяченный кофе, я отправился решать вопросы по делу Сергея Леонидовича.
   То, что он не стал скрывать информацию, меня порадовало. Будет с чем идти к Приятелю. Терпеть не могу, когда клиент осложняет дело недомолвками и враньем, а мне приходится тратить время и силы на разбор выстроенных им баррикад.
   Однако что же мне делать с моим перерабатывающим самого себя компьютером?..
   Рабочий кабинет встретил меня привычным тихим гудением вентилятора. Я сел в кресло и включил монитор.
   Перекачивание и обработка данных продолжались. И должны были, по моим расчетам, продолжаться еще дня полтора-два. Так что никакой помощи от Приятеля в этот промежуток времени даже и не предвиделось.
   А дело нужно было начинать сегодня же. Без малейшего промедления.
   Не стоит думать, что без своей машины я совсем беспомощен. Когда надо, я умею крутиться сам, за несколько лет непрерывной практики очень даже научился.
   Но если у бухгалтера есть хороший калькулятор, он никогда не станет пользоваться старыми счетами. Даже из гордости, потому что от этого зависит качество и быстрота его работы. Так и я со своим железно-электронным другом: давным-давно смирился с тем, что он соображает на порядок качественнее и быстрее, чем я сам, перестал пытаться соперничать с ним и искать самооправдания.
   Так что, Хакер, давай думай, где и как ты будешь общаться со своим Приятелем, потому что два винта со всей информацией и пять дисков для загрузки и установки программы лежат рядом и вполне могут быть установлены на какой-нибудь хороший компьютер. Нужно только его найти.

Глава 2

   «КОНФИГУРАЦИЯ СИСТЕМЫ УСТАНОВЛЕНА. СЕЙЧАС ПРОИЗОЙДЕТ АВТОМАТИЧЕСКАЯ ПЕРЕЗАГРУЗКА КОМПЬЮТЕРА В НОВОМ РЕЖИМЕ. НАЖМИТЕ ЛЮБУЮ КЛАВИШУ».
   Я, разумеется, нажал, и пока трехсотый пент прокручивал свои шестьдесят четыре мега (крутая, в общем-то, конфигурация, но абсолютно не сравнимая с моей домашней), я еще раз осмотрелся.
   Интерьер новенького компьютерного игрового салона выглядел неплохо. Всякие там плакаты с рекламами игр и яркие картины – из «Quake-a», «Diablo» и «Unreal». В общем-то, очень даже неплохо смотрятся.
   Меня просительным звонком пригласили сюда еще позавчера – за нищенскую плату умоляли срочно, к послезавтрашнему утру наладить сеть из двадцати четырех машин с сервером во главе. После разговора с Вересовым я позвонил и дал согласие: решил остаться на ночь якобы для работы, а на самом деле, чтобы загрузить программу Приятеля в здешний сервер и задать ему СВОЮ работу.
   Я думал, что мой гений справится с делом пропавших детей быстро и без проблем, а мне останется лишь пожинать плоды его безупречного мышления…
   …Пятый диск в последний раз прожужжал, раскручиваясь с хорошей скоростью внутри «подставки для кофе», и на зеленовато-спокойной глади монитора наконец-то возникли великие слова:
   – ПРЕДСТАВЬТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА.
   Ну надо же! Сладкая музыка, бальзам на душу…
   – ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, ПРИЯТЕЛЬ! – отщелкал я на клавиатуре.
   – ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ ОПОЗНАН. ПРИВЕТ, ХАКЕР! – сказала моя программа.
   – ХОЧУ ПОДБРОСИТЬ ТЕБЕ ИНФОРМАЦИЮ, – набрал я.
   – ИНФОРМАЦИЯ. СПОСОБ ПОДАЧИ: РЕЧЬ, СКАННЕР, ВИДЕО, ДИСК?
   Хотел сказать привычное «речь», но вовремя вспомнил, что в этой конфигурации звуковой анализатор отсутствует.
   «ТЕТЯ КЛАВА», – отщелкал я.
   – ПРОГРАММА – АНАЛИЗАТОР ТЕКСТА ПОДКЛЮЧЕНА, – я щелкнул клавишей Enter. И начал набирать черные знаки на светлом поле «Word-a».
   Кратко обрисовав ситуацию по заложенному программному стандарту, упомянув в строке, обрисовывающей клиента, все названные им фирмы, я вопрошал в конце четвертого, последнего в описании дела, абзаца:
   – Где искомые дети?
   Несмотря на неправильно поставленный вопрос, Приятель понял, что имелось в виду, усиленно загудел, защелкал, обрабатывая предоставленную информацию. Я откинулся в кресле, ожидая результата. Как следует обмозговав дело, pentium vulgaris выдал дословно следующее:
   «А ТЫ УВЕРЕН, ПАПАША, ЧТО ЭТО СЕРЬЕЗНОЕ ДЕЛО?»
   – Да! – раздраженно буркнул я, подтверждая свое мнение кликом мыши. – Не тяни резину, Железка!
   Несмотря на то что информации было в обрез, опыт подсказывал мне, что дело тут не совсем чисто и что поиск Гали – не пустяковая трата времени, вроде слежки за загулявшим мужем.
   Приятель подумал и глубокомысленно со мной согласился. Мигнув, он ответил:
   «УКАЗАННЫЕ ФИРМЫ ЗАНИМАЮТСЯ ИМПОРТОМ МЕБЕЛИ. ОТНОСИТЕЛЬНО ВОЗГЛАВЛЯЕМОЙ КЛИЕНТОМ ФИРМЫ ВОЗМОЖНЫ ТРИ ВАРИАНТА: «ТАРАСОВМЕБЕЛЬ», ДИРЕКТОР СТАВРОНСКИЙ В. П. (1) МЕБЕЛЬНЫЙ САЛОН «ЭСТЭЛЬ», ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР КОРЯКОВ М. А. (2) ФИРМА «ЕВРОМЕБЕЛЬ», ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР ВЕРЕСОВ С. Л. (3). ВЕРОЯТНОСТЬ ТОГО, ЧТО КЛИЕНТ ПРЕДСТАВИЛСЯ, ВОСПОЛЬЗОВАВШИСЬ ИМЕНЕМ ДРУГОГО ЧЕЛОВЕКА, – 0,005 %. ПРОИЗВЕСТИ ПОИСК ЛИЧНЫХ ДЕЛ ПРЕДПОЛАГАЕМЫХ КЛИЕНТОВ?»
   – Чем ты занимаешься?! – в сердцах рявкнул я. – Детей надо искать, а не клиента, какое мне дело?.. – Но тут же я свое мнение изменил. Почему бы не получить немного информации о господине Вересове?..
   – Ладно, – пожал плечами, указывая стрелочкой мышки в строку выбора. – Если считаешь, что это МОЖЕТ БЫТЬ не Вересов С. Л., проверяй теперь их всех!
   Покорно согласившись, видимо, с последней предназначенной ему фразой, Приятель снова загудел, я еще раз выругался, соображая, сколько же придется его ждать, и прикидывая, не сварить ли пока кофе: предстояла еще одна бессонная ночь, но тут мой верный комп мигнул и вывел на экран:
   «ПРОВЕРКА ПРЕРВАНА. КЛИЕНТ ОПОЗНАН. ПРОДОЛЖАТЬ ПРОВЕРКУ ПРЕДПОЛАГАЕМЫХ КОМПАНИЙ (1). ВЫВЕСТИ ИНФОРМАЦИЮ ОБ ОПОЗНАННОМ (2)».
   Ниже горела следующая пометка:
   «ВЕРОЯТНОСТЬ ОШИБКИ В ОПОЗНАНИИ 0,000 %».
   – Умница ты мой! – я щелкнул мышкой во второй пункт. Приятель скрипнул винтами, загружая информацию, и предоставил мне следующие данные:
   «ВЕРЕСОВ СЕРГЕЙ ЛЕОНИДОВИЧ. 1953 ГОДА РОЖДЕНИЯ, ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР ФИРМЫ «ЕВРОМЕБЕЛЬ», ОФИЦИАЛЬНОГО ДИСТРИБЬЮТЕРА ИТАЛЬЯНСКОЙ КОМПАНИИ «NOSTALGY». ЖЕНА – КАЗАКОВА ЛЮДМИЛА БОРИСОВНА. РАЗВЕДЕН. ИМЕЕТ ДОЧЬ ВЕРЕСОВУ ГАЛИНУ СЕРГЕЕВНУ 1985 ГОДА РОЖДЕНИЯ. ДОМАШНИЙ АДРЕС: УЛ. ЛЕРМОНТОВА, Д. 5, КВ. 12. ДОМАШНИЙ ТЕЛЕФОН 25-43-58. ВЗЛОМАТЬ РАБОЧИЕ ФАЙЛЫ (1). ПОИСК ИНФОРМАЦИИ О КАЗАКОВОЙ Л.Б. (2) ПРОВЕРКА КОНКУРЕНТОВ (3)».
   – Ого, – сказал я. – Значит, разведен. Понятно, почему не носит кольца. Но почему не упомянул?.. Ладно, Приятель, начнем с семейной обстановки, – решил я. – И дай мне вероятность похищения и прочих причин исчезновения Гали, – набрал команды в командной строке и принялся ждать.
   Подумав всего с десяток секунд, Приятель еще несколько раз скрипнул и высветил следующее:
   «АНАЛИЗ ПРИЧИН ИСЧЕЗНОВЕНИЯ ЗАВЕРШЕН. ПРОСМОТР?»
   Я, разумеется, ткнул в «просмотр».
   Приятель развернул передо мной небольшой список предполагаемых гипотез с процентной вероятностью каждой из них:
   «– УБИЙСТВО С СОКРЫТИЕМ ТРУПА 0,2 %;
   – ПОБЕГ К МАТЕРИ 15,5 %;
   – ПОБЕГ С УХАЖЕРОМ 17,5 %;
   – ПОХИЩЕНИЕ КОНКУРЕНТАМИ (МАФИЯ/РЭКЕТ) С ЦЕЛЬЮ ШАНТАЖА 12 %;
   – ЗАВИСИМОСТЬ ОТ РЕЛИГИОЗНОЙ/ДУХОВНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ – 43 %;
   – НЕУЧТЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА 11,8 %».
   Ну надо же! Пока что Приятель считал наиболее вероятной версию самого Вересова, впрочем, шанс найти Галю в объятиях Андрея или таинственного Саши-Гриши, а также пополнение предлагаемого списка тоже был велик. Да и одиннадцать с лишним процентов неучтенных обстоятельств меня совсем не радовали. Особенно после недавней ошибки с лжеманьяком…
   Но больше всего меня поразили слова о «побеге к матери». В первые несколько секунд до меня не доходило, что именно имел в виду Приятель, и я думал, что девочка могла убежать на материнскую могилку, но потом я чертыхнулся и ткнул в услужливо мигающую нераскрытую папку «КАЗАКОВА Л. Б. (МАТЬ ПРОПАВШЕЙ)».
   «ДАННЫЕ ЛИЧНОГО КОМПЬЮТЕРНОГО ДНЕВНИКА СЕРГЕЯ ЛЕОНИДОВИЧА ВЕРЕСОВА: ТЕКСТ, ВЫВОДЫ».
   Считая неприличным лазить по записям клиента самому, я выбрал пункт «выводы», в котором излагал свое мнение уже пролиставший их Приятель.
   «У МАТЕРИ ПРОПАВШЕЙ БЫЛИ ПРОБЛЕМЫ С АЛКОГОЛЕМ И НАРКОТИЧЕСКОЙ ЗАВИСИМОСТЬЮ. НЕСКОЛЬКО ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫХ КУРСОВ ЛЕЧЕНИЯ НЕ БЫЛИ ЭФФЕКТИВНЫ. ВЕРЕСОВ ОТКАЗАЛСЯ ОТ НЕЕ, ПО ЕГО НАСТОЯНИЮ ОНА УЕХАЛА В УЛЬЯНОВСК, В СВОЮ СТАРУЮ КВАРТИРУ (УЛ. ЖУКОВА, 46, ТЕЛ. 12-24-05), ПОЛУЧАЕТ ЕЖЕМЕСЯЧНОЕ ПОСОБИЕ, ПО ДОГОВОРУ В ТАРАСОВЕ НЕ ПОКАЗЫВАЕТСЯ. В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЗАВИСИМОСТЬ ОСЛАБЛА, НО ОСТАЛАСЬ.
   ВЕРЕСОВ НЕ ЛЮБИТ БЫВШУЮ ЖЕНУ, У НЕГО С НЕЙ СВЯЗАНЫ ОЧЕНЬ НЕПРИЯТНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ. ОНА НЕСКОЛЬКО РАЗ ПЫТАЛАСЬ ПРИЕХАТЬ СЮДА, ЧТОБЫ УВИДЕТЬСЯ С ДОЧЕРЬЮ, НО РАБОТНИКИ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ ФИРМЫ ВЕРЕСОВА ЕЕ НЕ ПУСКАЛИ ДАЛЬШЕ ВОКЗАЛА. ОНА ЕГО ОЧЕНЬ БОИТСЯ».
   Удивленно покачав головой, я надолго задумался. В принципе, договорившись о работе сегодня ночью, я со спокойной совестью проспал полдня, но потом сделал полную уборку квартиры, которая меня абсолютно истощила, и сейчас снова невероятно хотелось спать.
   Однако открывающиеся по этому делу факты меня совсем не радовали. Клиент оказался менее правдив, чем я думал, а это всегда неприятно. Возможно, стоит показать ему, что до жены я уже докопался… Но это потом. Сейчас следует хорошенько подумать, что и как делать завтра утром.
   Я отдал своему верному pentium'у приказ «пощупать» конкурентов «Евромебели», взломать рабочие файлы этого предприятия, а сам, пока он сосретоточенно щелкал и гудел, прикинул примерный план действий.
   Перво-наперво нужно побывать в колледже, поговорить с классной руководительницей. Она видела троих из четверых пропавших последней, да и вполне могла заметить что-либо необычное из происходящего с ее молодыми подопечными в последнее время.
   На втором месте у нас звонок в Ульяновск (сейчас он не имеет смысла: если Галя отправилась туда автостопом, раньше чем завтра утром ее на месте не будет, а достать билет на поезд или самолет она без помощи взрослых не сможет). Естественно, надо отслеживать информацию, которую откопает Приятель, и регулярно подбрасывать ему свежую.
   Нужно также быстро отыскать и возможных друзей/родственников кавалеров милой девочки, которые могли приютить две пропавшие парочки на время, достаточное для совершения всех неосмотрительностей, которые в этом возрасте так привлекательны: семнадцать с половиной процентов – это вам не хухры-мухры.
   А еще нужно сегодня же наладить в этом салоне сеть.
   Я подсел к первому из двадцати четырех компьютеров, залез в setup и начал набирать команды, сверяясь с написанной заранее бумажкой…
   …Теплое майское солнце светило прямо в глаза, мешая следить за мячом. Я пропустил очередную подачу.
   – Ты ужасно неловкий, – сообщил Приятель голосом Сашки Садомова. – Смотри, проиграешь – распилю на брусья. Мне для кладовки нужны.
   – А кто процессор новый купит, эгоист электронный? – осведомился я.
   – Сами с усами, – Приятель мигнул экраном. Я с удивлением заметил, что у него тело Вересова, только вместо головы злорадно мигал монитор. Вересов… У него же есть другая фамилия! Какая? Мне показалось, что это очень важно, что от этого зависит исход гейма, но вспомнить я так ничего и не успел, потому что какая-то девчонка, кокетливо подмигивая Приятелю, подала ему мяч для новой подачи.
   «Это же Галя! – сообразил я. – Надо ее поймать, пока мафия не опомнилась!»
   – Галя! – закричал я, но она не слышала, а Приятель уже подавал мяч…
   Я попытался взять его и с ужасом понял, что ноги мои по колено увязли в песке, которым был посыпан корт.
   – Опять мимо! Я предупреждал, – в руках у вересовского охранника, которым вдруг оказался мой напарник, откуда-то, словно в третьесортном американском боевичке, появилась бензопила «Дружба». – Приготовься, Хакер!
   – Это нечестно, – я старательно пытался выбраться, но только еще больше увязал. – Человеческие реакции не сопоставимы с реакцией твоего шестисотого процессора!
   – Раньше надо было думать, – усмехнулся охранник, приближаясь ко мне.
   И тут прямо передо мной в воздухе зажегся спасительный красный квадрат с черным текстом. Приятель все же пришел мне на выручку!
   ХАКЕР, ЛОЖИСЬ НА ДНО! – советовал верный комп.
   – Какого хрена! – крикнул ему я, а охранник уже подошел вплотную, заводя свою «Дружбу»…
   Тут я проснулся.
   Тьфу, черт, вот тебе и ночка в компьютерном салоне. Со всех сторон таращатся мертвые мониторы, поблескивая серыми квадратными глазами-зеркалами.
   А Приятель?
   А Приятель перестал гудеть, закончил проверку серверной системы, глазки везде горят зеленые, значит, все в порядке. И не пищит, не шумит, значит, работу по делу тоже закончил.
   Я протер глаза, потом вспомнил, что здесь, в салоне, есть все удобства, в том числе и ванная комната, сходил умыться, сделал себе чаю (хоть раз не кофе!) и, перекатывая в чашке лимон, стал читать, что там настрочил мне Приятель.
   Перво-наперво консервная банка моя сообщала, что проверка указанных мной фирм закончена, и выдавала процентную вероятность причастности к делу всех конкурентов «Евромебели». Судя по его анализу, фирма «Индгред» имела 0 % причастности к предполагаемому похищению, салон «Элита» – 0 %, «Эстель» – уже целых 0 %, «Сарториус» «Росстандарт» и «Тарасовмебель» поделили оставшиеся 0 % поровну. Ниже в неизменном красном прямоугольнике светилось предупреждение:
   «ХАКЕР, ВЕРОЯТНОСТЬ ПОХИЩЕНИЯ ЛИЦАМИ, НЕ ИМЕЮЩИМИ ОТНОШЕНИЯ К ИМПОРТУ МЕБЕЛИ, – 94,7 %!»
   Интересно, откуда у Приятеля эта уверенность?
   – Покажи, что ты там выкачал! – потребовал я. Машина услужливо выплюнула на экран:
   «ЗА ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ ИНТЕРЕСЫ ФИРМЫ «ЕВРОМЕБЕЛЬ» НАИБОЛЕЕ ЧАСТО ПЕРЕСЕКАЛИСЬ С ИНТЕРЕСАМИ ФИРМ «ИНДГРЕД» И «ЭСТЕЛЬ», ФИРМА «САРТОРИУС» НЕ ИМЕЕТ ВИДИМОЙ КОНКУРЕНЦИИ С «ЕВРОМЕБЕЛЬЮ» НА РЫНКЕ СБЫТА. В ДЕЛАХ «САРТОРИУСА» ЗАРЕГИСТРИРОВАНО ШЕСТЬ ВСТРЕЧ ДИРЕКТОРОВ ФИРМ, 5 ОКТЯБРЯ НА СЧЕТ «ЕВРОМЕБЕЛИ» ОТ «САРТОРИУСА» ПОСТУПИЛО 120 МЛН. РУБ. ЗА ПОСТАВКУ ПАРТИИ ИТАЛЬЯНСКОЙ ОФИСНОЙ МЕБЕЛИ. В САЛОНАХ «САРТОРИУСА» КОМПЛЕКТЫ В ПРОДАЖУ НЕ ПОСТУПИЛИ».
   Та-ак! Кое-что начинает вырисовываться. Похоже, у Вересова в фирме дела нечисты. Ожидать этого, в общем-то, очень даже следовало – кто в наше время абсолютно чист перед налоговой? Но сумма выглядела чересчур внушительно. Сто двадцать миллионов! И куда же они уплыли? Это может быть отмыванием денег, а если это расплата за поставленный товар, то за какой: оружие, наркотики?..
   «Однако, – подумал я, – эти факты не объясняют странной уверенности Приятеля, что похищение – если то, что случилось, было именно похищением – было делом конкурентов/партнеров Вересова. Откуда такая уверенность, я еще раз спрашиваю?»
   Приятель не ответил ничего, как обычно, не желая посвящать меня в запутанные тайные ходы своих аналитических измышлений; я не стал требовать у него схему, считая, что это станет напрасной тратой времени. В вопросах, где речь шла о больших толпах людей с разными возможностями и интересами, где не было места эмоциям и какой-либо психологической каверзе, Приятель с его абсолютной дедукцией не ошибался никогда.
   Итак, теперь следовало проверить Вересова до самого конца, чтобы точно знать, что и как происходит в его мебельно-дипломатической фирме.
   На всякий случай.
   – Так, милок, – задумчиво сказал я. – Пришла, чувствуется, пора нам с тобой взломать систему «Евромебели»… На всякий случай, – я дал команду нарушить закон, и pentium с радостью ее принял. А я, чтобы не тратить зря дорогого времени, тем временем собрался поехать в колледж и к Галиному тренеру по теннису.
   Выйдя во двор, я почти нос к носу столкнулся с фланирующим в одних штанах и полурасстегнутой рубашке Коляном, выкуривающим какую-то дорогую сигарету.
   – Привет, Валерка! – обрадовался он. – Ты куда это собрался?
   – Дела. Слушай, позарез нужна тачка. Одолжишь?
   – Без проблем!
   – Спасибо, – я завернул к его гаражу, попутно здороваясь с Асланом, как всегда намывающим свою машину. Взяв ключи от «БМВ» Коляна, я на всякий случай проверил наличие в баке бензина (вчера Колян ездил на какую-то вечеринку и мог забыть заправиться), однако бак оказался полным. Выехав за ворота, я направил свои стопы, точнее колеса, в сторону дворца спорта «Дельфин», где, судя по моим данным, располагался элитный теннисный клуб для отпрысков новых русских. Надо было поговорить по душам с Андреем Куликовым, первым из ухажеров Гали.
   «Дельфин» впечатлял своей грандиозной отделкой, в этом он был сродни московскому метрополитену. Внутри царила спокойная спортивная атмосфера. Я при помощи вахтера и охранника в зелено-пятнистой форме отыскал преподавателя Галиной группы – невысокого поджарого мужчину лет пятидесяти.
   – Борис Григорьевич, – в ответ он энергично потряс мою руку.
   – Я по поводу Гали Вересовой.
   – А что вас, собственно, интересует? – насторожился он.
   Вместо ответа я показал ему свою лицензию и намекнул, что работаю на самого Вересова. Отношение его ко мне сразу же переменилось.
   – Боюсь, что ничем не смогу вам помочь, – тренер развел руками. – Галя не занимается здесь уже два месяца.
   – А ее напарник, кажется, Андрей?
   – Одну минуту, – Борис Григорьевич открыл дверь на крытый корт, где тренировались его подопечные. – Куликов! Подойди на минутку!
   Один из ребят, тощий парнишка с птичьим личиком и оттопыренными ушами, отложил ракетку и устремился к нам.
   – Вот, пожалуйста. Бобова! Не тяни руку! Мягче, мягче! – он скрылся за дверью, оставив меня наедине с тихо сопевшим и переминавшимся с ноги на ногу Андреем.
   – Меня зовут Валерий Борисович, – не теряя времени, я перешел к делу. – Я хотел бы поговорить с тобой о Гале Вересовой.
   – А чего со мной-то? Вы лучше с этим ейным Геркой говорите!
   – Геркой? – переспросил я.
   – Ага, она сейчас с ним дружит. А я ее сто лет не видел и видеть не хочу! – с затаенной злостью выпалил мой собеседник.
   – А что так?
   – Дура она, – и, чуть помолчав, добавил: – Дружбу на шмотки меняет!
   – На шмотки?
   – И на положение его папочки!
   Я почувствовал, что окончательно запутываюсь. Ведь Вересов говорил, что отец второго ухажера Гали – мелкий предприниматель! Или у нее появился еще кто-то?
   – И какое же у него положение?
   – А такое… – Андрей помолчал, а затем с опаской спросил: – А чего вы спрашиваете? Вы, вааще, кто?
   – Частный детектив, – усмехнулся я. – Разыскиваю твою не ценящую дружбу приятельницу.
   – Она что, сбежала все-таки? – оживился мой собеседник.
   – Куда сбежала?! – я постарался уцепиться за эту фразу.
   – В Евпаторию, к тетке. Она давно говорит, сбегу, мол, к тете Свете, там лучше, и вообще море, пляжи…
   – А адреса или телефона этой тетки она не называла?
   – Нет.
   – Теперь поподробнее об этом ее Герке. Кто он такой?
   – Да учатся они вместе, что ли… Галя говорит, что у него папаша главный прокурор. Только сынок не в него. На гопника похож больно, хоть и строит из себя интеллигента.
   Что-то явно начало вырисовываться. По крайней мере, поиск нового друга Гали заметно облегчился. И появился еще один адрес, по которому ее следовало искать. Вот только почему сам Вересов не упомянул про тетку из Евпатории?!
   В любом случае необходимо ехать в колледж, искать этого Герку (Сашку/Гришку… Какого хрена такой разброс имен?! Не нравится мне это. А может, и правда разные ребята…). Я попрощался с Андреем и двинулся в сторону колледжа. По пути мне в голову пришла еще одна гениальная идея: Гошка! Юный гоблин недавно перевелся в физико-математический класс, участвовал в городской олимпиаде, проходившей в том самом колледже, где учатся Галя и ее новый друг, у Гошки в колледже появились друзья, может, он даже знаком с нужными мне ребятами! Я набрал номер телефона Коляна. После нескольких длинных гудков трубку взяла Катя.
   – Катя, здравствуй, это Мареев. Гоша сейчас где-нибудь поблизости?
   – Нет. Он, кажется, собирался к друзьям. А что случилось?
   – Да ничего серьезного. Просто хотел проконсультироваться относительно общих знакомых. Если он появится в течение трех часов, то пусть перезвонит мне.
   – Хорошо.
   Я попрощался и отключился. Звонить Вересову и выговаривать ему за сокрытие тетки пока не будем, сперва поговорим с учителями Гали и с ее другом, может, еще что-нибудь вырисуется.
   Колледж гудел как пчелиный улей. Шла перемена. Я с трудом протолкался по узким коридорам, битком набитым учащимися, на второй этаж, где располагалась учительская. Постучал и, получив вежливое приглашение войти, окунулся из коридорной толкотни и гама в спокойствие.
   Учителей было совсем немного, и все они как один повернулись ко мне.
   – Прошу прощения, я хотел бы побеседовать с классным руководителем Вересовой Гали.
   – Да-да, прошу вас, – из-за стола у окна поднялась стройная молодая девушка, чье милое личико окутывало облако черных волос.
   Мы вышли в коридор, и моя провожатая, вызывавшая во мне странное щемящее чувство, провела меня в один из пустовавших классов, грациозным движением притворив дверь.
   – Очень хорошо, что вы пришли, преподавательский состав обеспокоен поведением вашей племянницы. – Я удивился, сообразив, что меня приняли за Галиного родственника, но пока не стал ничего говорить. – Она в последнее время стала систематически прогуливать школу, учится недобросовестно, стала какой-то нервной и рассеянной. Я, конечно, понимаю: развод родителей, отец постоянно находится в командировках, но вы-то могли бы уделять ее учебе чуть больше внимания! И эти друзья, толпами ходящие по школе в ее поисках! Вам не кажется, что Гале не стоит общаться с подобными людьми?
   – Позвольте, э-э…
   – Инна Николаевна, – представилась она, обворожительно улыбаясь, а я подумал, что ее милое восточное личико и молодой возраст, несомненно, снискали ей популярность среди старшеклассников, склонных влюбляться в учителей. – Если вы не справляетесь с Галей сами, может, стоит все же сообщить ее отцу; мне кажется, он имеет на Галю влияние и беспокоится о ее образовании, по крайней мере, настолько, чтобы прервать командировку.
   – Прервать командировку? – сладко улыбнулся я. – Но Сергей Леонидович как раз сейчас в городе, я разговаривал с ним не далее как сегодня утром.
   – Н-да? – Инна Николаевна потерла лоб рукой. – Когда я встретила позавчера Галю и потребовала привести в школу родителей, она сказала, что ее отец в долгосрочной командировке, и единственным родственником старше шестнадцати, находящимся в городе, являетесь вы, Алексей Петрович!
   Теперь все встало на свои места. Галя, похоже, желая скрыть от отца истинное положение своих учебных дел, на ходу сочинила для строгой преподавательницы историю с командировкой отца и несуществующим дядей Алексеем Петровичем или… Или мой клиент на самом деле – не ее отец!
   – Но двое из родителей четверых ваших уехавших ребят вчера должны были говорить с вами насчет всего… – произнес я, улыбаясь как можно беззаботнее.
   – Да, – тут же среагировала Инна. – Я им все сказала об учебном положении этой великой четверки, и они обещали разобраться, но я ведь знаю их, это люди занятые, все в делах, они один раз поговорят и забудут, а тут нужен постоянный контроль!
   – А когда у Гали начались прогулы? – понимающе кивнув, спросил я, решив попользоваться состоянием псевдодядюшки на полную катушку.
   – Прогулы начались около полугода назад, – ответила учительница, – но систематическими они стали только в последние два месяца, а неделю назад она совсем перестала посещать занятия!
   – Хорошо, – заметив, что она по молодости излишне волнуется из-за своих учеников, я взял Инну под локоть и отвел к окну в сторону от основного кричащего потока мчащихся по своим переменным делам учеников.
   Она почему-то зарделась. Я отпустил ее локоть.
   – Инна Николаевна, мне бы хотелось услышать о ее, как вы сказали, не слишком привлекательных друзьях, а также о некоем Герке, ее товарище. Фамилия его мне, к сожалению, не известна, его отец – что-то типа главного прокурора области. Мальчик, предположительно, встречался с ней после уроков, и они вместе шли в музей, в театр или в кино.
   – У нас нет такого ученика, – живо среагировала она, разумеется, не повергнув меня в крайнюю степень удивления. – Но я его пару раз видела, он про Галю спрашивал. Очень симпатичный мальчик! Воспитанный такой! Насчет прокурора не знаю, я с его отцом не знакома, да и с ним только мельком, но Галя ему явно нравится. Она ему очень интересна. А еще он очень хорошо разбирается в лекарствах и болезнях, во всем, что касается всяких препаратов и так далее… В общем, будущий доктор.
   – Откуда у вас такая информация? – поинтересовался я. – Для мимолетного знакомства совсем неплохо.
   – Именно так Галя отрекомендовала своего друга прежнему кавалеру, – ответила учительница. – А я тетради в это время проверяла.
   – Вы не знаете, кто бы это мог быть на самом деле?
   – Ну, зовут его Георгий, это точно. Он, кстати, забегал сегодня утром, спрашивал о ней, ведь он не знает, где она пропадает!
   Так. Имя все же выяснено. И на том спасибо. И все же я чувствовал, что без дополнительного визита к Приятелю мне все это не разгрести.
   – А сомнительные друзья? Это были какие-нибудь неформалы или, наоборот, бритоголовые великовозрастные детины?
   – Нет, честно говоря, я не знаю, одеты они были вполне прилично, но мне что-то в них не понравилось. Выражение лиц, поведение… Скорее всего, их нахальство и беспардонность. Зашли в класс, осмотрелись с видом хозяев, один громогласно заявил Гале, что они ее ждут, и все трое вышли, даже не извинившись. Это не единственный случай, и не только на моих занятиях.
   – Эти ребята были старше Гали?
   – Да проблема в том, что это только эти трое, а те, кто к ней ходят, по нескольку раз в месяц меняются!
   Ну надо же. Прямо Мэрилин Монро эта наша Галя. Интересно.
   – Очень хорошо, – кивнул я. – Инна Николаевна, давайте договоримся: я буду больше уделять внимания Гале и ее учебе, и вы мне поможете разобраться в ее делах. Если вы узнаете что-то новое или появится этот Георгий, позвоните, пожалуйста, мне по этому телефону…
   Я дал ей номер своего сотового.
   – Хорошо, – Инна немного растерянно кивнула и заложила моим телефоном журнал. – Алексей Петрович, я очень рада, что вы беретесь за Галю. В последнее время она часто вела себя неадекватно обстоятельствам, да и вообще, все эти многочисленные молодые люди…
   – Не беспокойтесь, я вас хорошо понимаю… А в чем выражалась неадекватность ее поведения?
   – Понимаете, – ответила Инна Николаевна. – Дело не в ней одной, а во всех четверых…
   – Вы имеете в виду Галю, Инну Синявскую, Сашу Разина и Андрея Гизатулина? – назвав имена и фамилии четверых пропавших, уточнил я, чтобы потом не отвлекаться: судя по всему, то, что учительница хотела мне сказать, было действительно важно.
   – Именно, – кивнула она. – Они в последние полгода между собой очень сдружились. Интересы у них общие, какой-то проект у них совместный, к учебе никакого отношения не имеющий, но ради которого они готовы на все. Не знаю, что там у них такое, они все это скрывают от нас, недостойных, – она всплеснула руками, – с этим своим проектом они гору литературы перечитали и перевернули. Я точно не знаю, – она немного замялась, – но, кажется, у каждого из них была своя специализация. Вот Галя, например, занималась чем-то, связанным с эротикой, – она глянула на меня несколько смущенно. – Они иногда такие темы запросто обсуждали, что просто ужас! – она немного робко рассмеялась, снова слегка краснея.
   Я вспомнил книги, привезенные Вересовым на показ. Ну-ну, Галя, уж не диссертацию ли ты собралась писать?
   – А на что этот проект вообще был направлен?
   – Да откуда же я знаю, Алексей Петрович? – снова улыбнулась она. – Они же мне не говорят. Я пару раз спрашивала, но они отшучиваются. Говорили, что хотят мир завоевать и привести страну к кризису… Вот мы и пришли! – она снова рассмеялась.
   Улыбнулся и я, чувствуя, как ее обаяние медленно растапливает мое огрубевшее нутро.
   – А Георгий в этом проекте участие принимал?
   – Кажется, нет, при нем они ничего не обсуждали. Галя, когда с ним встречалась, сразу же брала его под ручку и уходила на свои прогулки… Ох, и кокетка она у нас, даром что девочка вполне серьезная.
   Проанализировав список вопросов по этому делу, я понял, что уже получил от классной руководительницы все, что мог, и нужно отправляться дальше – например, искать таинственного Георгия.
   Распрощавшись с Инной Николаевной, я пожелал ей всего хорошего и пообещал, что буду за Галей следить, что, в общем-то, в данных обстоятельствах было совсем похоже на правду.
   Уже по пути домой, в СТО, находясь в машине, обливаемой со всех сторон мощными струями мойки, я подумал, что неплохо было бы задержаться и посмотреть на Галиных одноклассников. Как говорится, задним умом мы все горазды…
   Меж тем мой желудок уже начинал бастовать, да и действие кофе явно заканчивалось. Несмотря на то, что дома меня ждал разрабатывающий свой новый имидж Приятель, я позволил себе завернуть в ближайшее кафе и потратиться на нормальный завтрак с гамбургерами, соком и еще одной чашкой «напитка смерти».
   Сон вроде бы пока отступил, но – я знал это по опыту – ненадолго. Пока я еще способен логически мыслить, надо заехать в игровой салон и посмотреть, что там за рекомендации насочинял для меня мой «пятачок». Это дело я без него явно не разгребу, и отнюдь не из-за своей тупости, просто трудно работать, когда сон тянет к тебе свои липкие щупальца…
   Но сейчас, скорее всего, еще слишком рано. Судя по всему, компания «Евромебель» довольно серьезная организация, и у них на сетях должна быть куча защит. Ценность моего Приятеля, когда он работал взломщиком, была в том, что подсоединяться к любой системе он умел незаметно, так как зарегистрирован нигде не был, а для посылки декодирующих запросов и для взламывания кодов пользовался инструментами, которыми пользовалось нынешнее переформированное КГБ, так что заметить его запросы было фактически невозможно.
   Кроме того, он был постоянным, не прекращающим работу дешифратором и мог расколоть любой замысловатый код. Но для этого ему нужно было время. Так что ехать в салон лучше всего вечером. Все равно он раньше завтрашнего утра не откроется…
   …Двор мой встретил меня привычным скрежетом и лязгом: Садомов распиливал доски для какого-то очередного благоустройства своей квартиры. Старушки дружно повернулись в мою сторону, когда я, поставив в гараж отмытую коляновскую тачку, поплелся к подъезду, вяло нащупывая в кармане ключи.
   – Валерий Борисович, – баба Настя окликнула меня своим певучим голосом, когда я уже взялся за ручку подъездной двери. – Вам письмо из Казани, – она сунула руку в потрепанный саквояж, который по одной ей понятным причинам предпочитала всем прочим сумкам и авоськам, и, покопавшись там несколько минут среди очков, тряпочек для их протирания, свежих газет и еще бог знает чего, извлекла на свет аккуратно запечатанный конверт с обычными почтовыми реквизитами.
   – Спасибо. А кто принес письмо?
   – Почтальонша. Ну, та, молоденькая, что недавно устроилась.
   Я кивнул, еще раз поблагодарил, и, взяв конверт, отправился домой.
   Письмо оказалось посланием еще одного моего одноклассника, которого судьба занесла так далеко от Тарасова. Я бросил его на стол. Прочитаю, когда кончу со всем этим киднепингом. А сейчас главное – поспать, и вечером – в компьютерный салон, к Приятелю.

Глава 3

   Компьютер ждал меня во всеоружии. После проверки работы салонной системы я объявил, что хочу увеличить скорость обмена и останусь здесь еще на часок. Хозяин салона, пухловатый молодой еврей, был счастливо удивлен, не в силах понять моей необъяснимой рабочей щедрости и попрощался со мной как с генералом, идущим на смерть ради родины.
   Я дождался наконец, пока салон опустеет, и занялся своим делом. Ввел пароль, открывая первое рабочее окно Приятеля, и увидел: посреди экрана на фоне яркого красного прямоугольника были выведены основные рекомендации, которые я не замедлил прочесть, в очередной раз немало удивляясь изощренному садизму собственного творения, то есть программе этой паршивой железяки. Вот что прописал мне доктор pentium на сей раз:
   «1. ВЕРЕСОВ ГОВОРИТ ПРАВДУ. НО НАРКОТИКИ – БИЧ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.
   2. ДЕТИ – ЦВЕТЫ ЖИЗНИ. ИЩИ КОРЕНЬ ВСЕХ ЗОЛ.
   3. ДО 12.00 14 ОКТЯБРЯ ПОЗВОНИ В БЮРО НАХОДОК НОМЕР 16 И ЗАКАЖИ СОСИСКУ С ПАПРИКОЙ. ОБЯЗАТЕЛЬНО!
   4. ВСТРЕТИШЬ СЫНА – ВСПОМНИ КИЕВСКОГО ДЯДЮШКУ».
   Несколько секунд я смотрел на эту белиберду, а затем мои нервы не выдержали, и я расхохотался. Смех гулко отозвался в пустом полутемном салоне (я выключил свет, чтобы он не резал глаза). Я замолчал и снова воззрился на светящийся глаз-монитор Приятеля.
   – Сука ты! – с чувством выдохнул я наконец, пытаясь понять, чего добивается от меня чертов «пятачок». – Ну, с Вересовым понятно, его фирма, скорее всего, прикрытие для тех, кто вертит тарасовским наркобизнесом. Дети, кажется, вместе что-то хитрое замышляли уже полгода, и именно это ты мне советуешь узнать, считая, что в этом кроется смысл их исчезновения… Но какая, на хрен, сосиска?!
   Приятель обиженно молчал. Мысленно сосчитав до десяти и на том успокоившись, я дал ему приказ отчитаться о проделанной работе. Перепроверять указания ящика не имело смысла: в идиотских высказываниях, которыми мне было предложено руководствоваться, pentium видел какую-то недоступную человеческому (или непосредственно мареевскому) пониманию логику. Или, может, ему просто не хватало слов и выражений, чтобы передать то, что он мне советовал, в более простой и логичной форме, вот он и подыскивал самые странные и загадочные; впрочем, над этой проблемой я бился уже долгое время и в конце концов окончательно на нее плюнул.
   В общем-то, компьютер мой не ошибался почти никогда, а разобраться в его указаниях было вполне возможно, некоторое время логически поразмыслив.
   То есть сейчас оставалось только понять, чего именно он от меня хочет, и, независимо от результатов моего мыслительного процесса, соблюдать предписания доктора.
   Меж тем моя программа порадовала меня:
   «ОБРАБОТАНА И ПОДГОТОВЛЕНА К ПРОЧТЕНИЮ СЛЕДУЮЩАЯ ИНФОРМАЦИЯ:
   1 – КАЗАКОВА ЛЮДМИЛА БОРИСОВНА (МАТЕРИАЛЫ О РАЗВОДЕ, ЛЕЧЕНИИ);
   2 – ФАЙЛЫ РАБОЧИХ КОМПЬЮТЕРОВ «ЕВРОМЕБЕЛИ»;
   3 – ФАЙЛЫ ЛИЧНЫХ КОМПЬЮТЕРОВ СОТРУДНИКОВ ФИРМЫ».
   Н-да… Недурно. И, судя по первому из предложенных пунктов, Приятель нашел-таки мать девчонки, которая точно жива и относительно здорова. Ну-ка, что там за лечение она проходила?..
   Перечитав данные, выуженные Приятелем черт знает откуда, я только присвистнул. Верный комп довел до моего сведения, что причиной развода, а также того факта, что суд оставил ребенка отцу, послужила наркотическая зависимость Л. Б. Казаковой; что до развода она полгода находилась на принудительном лечении в Тарасовском наркологическом центре и была признана неизлечимой; а также то, что после развода незадачливая мамаша подавала прошение о пересмотре решения суда относительно Гали, заручившись справками об успешно пройденном курсе лечения.
   Вересов, понятное дело, легко сумел убедить малолетнюю Галю в том, что мама умерла, но вот как он убедил суд в том, что дочь думает обратное, то есть что она все знает?
   Непонятно как, но тем не менее повторный суд, проходивший, как и первый, в отсутствие предмета судебного разбирательства, то есть самой Гали, подтвердил лишение материнских прав, и Людмила Борисовна отбыла в Ульяновск, к матери, где снова безуспешно лечилась и на сей раз вполне преспокойно тунеядствовала.
   Непонятно откуда выуженные Приятелем фотографии разного размера представили мать Гали в полной красе. В общем-то, когда-то красивая женщина, здесь она уже казалась подавленной и какой-то слегка распухшей. На всякий случай я запомнил приметы.
   Далее следовало несколько кратких сообщений об абортах и потере ребенка (очевидно, несмотря ни на что, в любовниках у Галиной матери недостатка не было). Последним в череде этих увлекательнейших медиконарколюбовных сообщений была короткая выписка из евпаторийского токсикологического центра, куда бывшая жена Вересова поступила в тяжелом состоянии, вызванном передозировкой наркотиков. Каким ветром ее занесло к морю, Приятель умалчивал. Итак, след обрывается в солнечной Евпатории…
   Стоп! Погодите-ка… Евпатория… Что-то словно кольнуло меня. Какое-то слово связано с этим городом, одно только слово… Тетка!
   – Ага! – обрадовался я, чувствуя, что сейчас расцелую свой pentium прямо в монитор. – Приятель! Умница моя! Ну-ка посчитай вероятность того, что упомянутая Андреем Куликовым тетушка, к которой, по его словам, собиралась сбежать Галя, и ее мать – одно и то же лицо! – быстро набрал данные разговора с мальчишкой из теннисной секции и код анализа в командной строке.
   Машина услужливо напрягла свой трехсотый процессор и девять гигабайт общей памяти, и выдала:
   «ВЕРОЯТНОСТЬ СОВПАДЕНИЯ – 0,8 %».
   Я был доволен. Итак, мать пропавшей не успокоилась на том, что провалила второй судебный процесс и попыталась наладить отношения с дочерью нелегально, под видом собственной сестры, опасаясь Вересова и его людей, но, возможно, сумев найти способ наладить отношения с дочерью через их головы.
   Не знаю, что она ей рассказала и как развивались их отношения, но вполне возможно, Галя собиралась на некоторое время сбежать от любящего, «способного создать все условия для воспитания ребенка», но слишком занятого работой отца к обещающей привольное житье у моря и массу приключений «дальней родственнице». Или еще что-нибудь в этом роде.
   А может, Казакова просто сказала девочке, что она ее мать, а та поверила и решила что-то сделать.
   – Какова вероятность нахождения Гали у матери? – спросил я, прикидывая, как можно соотнести данную версию с пропажей еще троих одноклассников беглянки.
   Приятель думал долго. Необычно долго для такого простого вопроса. Значит, что-то было не так. Я уже начал беспокоиться, когда на третьей минуте компьютер пискнул, мигнул монитором и ответил:
   «ВЕРОЯТНОСТЬ ПОБЕГА К МАТЕРИ – 7,5 %».
   – Почему?! – удивился я. – Это же напрашивается! – и дал команду схематично объяснить данный вывод.
   Приятель вывел в рабочее окно довольно простую схему, объясняющую его построения: четверо пропавших – это четыре колонки возможных мотивов, случайностей и происшествий. Длинные, между прочим, колонки, строк на сто двадцать вниз каждая, и, просмотрев их, я отчетливо понял то, что Приятель осознал сразу же: желание побега к матери, каким бы горячим оно ни было, не могло свести воедино интересы четверых детей, не могло превратить замысел в свершившийся факт – если здесь не было чего-то еще. Чего-то скрытого, неявного…
   Мне на ум снова пришли слова учительницы о странном проекте, который занимал умы и дела четверых пропавших учеников вот уже полгода. Но ничего конкретного, понятно, мне придумать не удалось.
   Приятель тем временем, кстати, продолжал безостановочный мыслительный процесс и после полуминутного раздумья громко пискнул, зашуршал винтом, что-то перекачивая внутри себя.
   А затем, снова обведя их красной рамочкой, выдал давешние указания, поменяв их, правда, местами.
   Теперь на первом месте значилась пресловутая сосиска, на втором – вересовские наркотики, а корень всех зол отполз на третий план.
   – У тебя что, вирус во чреве завелся? – поинтересовался я. – Или ты Булгакова на ночь перечитал? А господи, это же не ты у нас теперь читатель, а твой брат в моей квартире!.. Но все равно, выражаешься, как плохой литературный критик: корень всех зол, надо же! И не старайся, все равно не поверю, что какой-нибудь кот Бегемот, лазая по сетям, проник в твою электронную голову. Нечистой силой твою электронную дурь не объяснить… А мне что, с ума сходить, разгадывая твои головоломки? – последнюю фразу взял и почти автоматически написал в соответствующей строке.
   В ответ на мои, в общем-то, бесполезные ворчливо-саркастические замечания pentium вывел на экран десерт и без того сверхтяжелой для моих сонных мозгов пищи:
   «БУЗ ТРУДА НЕ ВЫТАЩИШЬ И РЫБКУ ИЗ ПРУДА!»
   Разумеется, это идиотское откровение тоже было выделено красным прямоугольником (что-то многовато их в этом деле).
   Мне оставалось только почесать в затылке. По крайней мере, Приятель на сей раз порадовал меня упоминанием реально существующей пословицы, только к чему оно тут? Что я, мало работаю, по его мнению, что ли?.. Прежде чем выяснять это, я решил просмотреть остальную добытую «пятачком» информацию.
   Рабочие файлы «Евромебели» занимали довольно большой объем и в основном являлись просто мозгогрузильной бухгалтерией и рекламными проспектами. Но когда у меня уже начали слипаться ото всей этой тягомотины глаза, я вдруг заметил довольно скромный файл под названием «corresp. txt».
   Подумав, что вот тут-то и может быть зарыта главная собака, я кликнул мышкой в эту самую «корреспонденцию». И был вознагражден сторицей!
   Файл содержал письмо Вересова руководителю какой-то итальянской фирмы (не «Nostalgy» – деловая корреспонденция с основной фирмой-партнером хранилась в отдельной директории) и ответ. Судя по тексту, это была долгая и весьма оживленная переписка, только вот другой корреспонденции от нового партнера Сергея Леонидовича в памяти компьютера не было. Либо она уничтожалась, либо мой клиент предпочитал хранить ее на других видах носителей. Приятелю просто повезло, что последняя электронная почта не успела перекочевать на дискеты или в «корзину».
   Вчитываясь в предоставленную мне находку, я постепенно просыпался от вязкого сна неизвестности и все больше начинал понимать.
   «В ответ на Ваш запрос, господин Вересов, предлагаю новый вид товара по совершенно новым ценам, в кусках: гарнитур спальный «Марго», четырехспальный, сосна, 20. Стоимость $12000; набор европейских кресел «Альпы», гобелен, ель, одноместные, 36. Стоимость $14000. Обычным рейсом отправлена партия спального гарнитура «Сандра» на сумму $9600. С почтением, Г. Ренари».
   Ниже было добавлено обычным winword'овским шрифтом:
   «Оплата по тарифу переводом через «Сарториус» пятого октября. Ждать документов».
   И все. Я перечитал послание таинственного Г. Ренари. И внезапно понял: все цены измеряются в кусках! То есть тысячах – значит, набор кресел «Альпы» стоит четырнадцать миллионов долларов! Гарнитур стоимостью в двенадцать миллионов! И не наших, деревянных, а долларов! Число «20», скорее всего, означает количество поставки, но в столь малых количествах на такую сумму тянет только какое-нибудь мощное оружие, обычно не импортируемое, а экспортируемое российскими дельцами теневого бизнеса или…
   Или наркотики. Бич человечества.
   Я рассмеялся, хотя ничего смешного в происходящем не было. Судьба подсунула мне человека, который всей деятельностью своей крупной и уважаемой фирмы прикрывал операции теневых дельцов наркобизнеса.
   В таком случае «спальный гарнитур» и «сосна» – это закодированные характеристики «товара», например: «галлюциноген, вызывающий эйфорию», или еще что-то типа того.
   Итак, Вересов, судя по всему, большой человек в теневой стороне жизни тарасовской области.
   В таком случае, его дочерью могли заинтересоваться другие наркодельцы, которым он перешел дорогу. Нет, что-то не сходится. Остальные трое им зачем? Что, отцы других пропавших тоже воротилы наркомафии? Многовато их тогда приходится на наш несчастный Тарасов.
   Оставалось только в очередной раз почесать в затылке да начать выполнять указания Приятеля. Хотя, конечно, были еще папки с личными файлами, но на них у меня уже не хватало сил. Если я буду читать дальше всякий нудный бред, из которого в основном они и состоят, то непременно засну.
   Сыщику Марееву сейчас нужен совсем другой вид деятельности, тот, что дает побольше впечатлений. Например, поиск корня всех зол – это у нас под номером три в списке. Вроде совсем просто и понятно: найти новые источники информации о том, чем бы могли заниматься четверо детей школьного возраста в последние полгода.
   Зато торчит откуда-то из бюро находок и нависла, как дамоклов меч, над моим и без того готовым к помутнению рассудком огромная сосиска с паприкой… Тьфу ты! Чушь какая. Прямо как во сне. Я встал и, потянувшись, снова спрятал программу Приятеля в недоступную не знающим шифр глубину сервера, а затем отключил монитор.
   – До скорого, Приятель! Если захочешь сандвич с артишоком, позвони в бюро трудоустройства и попроси запихать его тебе в дисковод А!
   Поскольку экран был уже погашен, последнее слово осталось за мной.
   Время достигло восьми вечера, и звонить в бюро находок было поздновато. Значит, завтра, благо до восьми утра есть время. А сейчас нужно заехать на переговорный, откуда звякнуть в Ульяновск, где у Галиной бабушки узнать, как отыскать Галину маму. Ну, а потом домой. К Приятелю номер два, который скоро станет единственным и неповторимым в своем роде.
   Я вышел из здания, перешел улицу и остановился в ожидании общественного транспорта.
   Солнце уже перевалило за горизонт и теперь ярко освещало Америку с ее зажравшимися буржуями. На остановке почти не было народу, лишь стоял замерший, но до странного зловещий, словно в любой момент готовый отправиться за очередным клиентом, микроавтобус с траурной черной полосой по борту и грандиозной рекламой на заднем стекле.
   Я подумал о том, что раз пошла такая пьянка и я поневоле связался с человеком, который представляет наркотики, пора бы написать завещание. И все имущество оставить в наследство Приятелю, потому что больше практически некому. Ну, еще тетке чуть-чуть. Например, квартиру…
   В переговорном пункте было на удивление оживленно. Толпились люди, совершенно друг на друга не похожие, олицетворяющие город и всю страну своим разношерстным разнообразием, своим деловитым равнодушием.
   Я заказал разговор с ульяновской квартирой и вошел в кабинку. Долго ждать не пришлось, трубку взяли после третьего гудка.
   – Але? – спросил оттуда старческий женский голос.
   – Здравствуйте! – громко и отчетливо сказал я. – Вам звонят из Евпатории, по поводу вашей дочери, Людмилы Борисовны! Я ее врач из санатория! Дело в том, что мы договорились созвониться по вопросу дальнейшего лечения, я нашел специалистов! Вы не могли бы мне сказать, где она сейчас находится?
   Старушка помолчала несколько секунд, затем глуповато спросила:
   – Чево?..
   Я, не теряя терпения, повторил все с самого начала, настолько громко, отчетливо и благожелательно, насколько вообще мог.
   Результатом стало немедленное вознаграждение моих стараний:
   – А уехала она, – с готовностью откликнулась бабушка. – Уже полгода, как уехала… А кто ее спрашивает?
   – Врач! – воскликнул я. – А куда уехала?
   – В Тарасов, сказала, – ответила старушка. – А вы ее там не встретите?..
   – Встречу, бабуля, встречу, – пообещал я. – Обязательно встречу. А она одна уехала или с кем-то?
   – Да одна, с кем ей ехать-то?
   – Хорошо… – Тут я совсем не к месту вспомнил о четвертом, непонятнейшем из указаний Приятеля и на всякий случай спросил: – А вы не подскажете, у вашей Людочки не было никакого киевского дядюшки?
   – Чаво? – удивилась старушка. – Дядьки все ее здеся померли… А вот любовник там у нее был. Лет четырнадцать-пятнадцать назад. Видный мужик… кажися, прокурор тамошний…
   – Да? – тупо спросил я, мысленно вычеркивая эту явно ненужную информацию из списка подсказок жизни в ответ на неразгаданные вопросы этого дела. – Ну спасибо вам, бабуля, всего вам хорошего. До свидания.
   Старушка перед тем, как положить трубку, взяла с меня слово, что я отучу ее «ушлую» пить (про наркотики она, чувствуется, и не знала), а также строго наказала мне следить за Людкой «и вообще».
   Что подразумевалось под этим, я так никогда и не узнал. Распрощавшись с переговорным пунктом, я покинул его и отправился к себе домой.
   Итак, уже полгода как мать Гали, скорее всего, в Тарасове. И мне нужно только узнать, где именно она находится, тогда, скорее всего, проблема с пропавшими детьми будет разрешена. Правда, вполне возможно, узнав о том, что детей никто не похищал и не требует за них никакого вознаграждения, получившие свое родители оплатят мою работу по гораздо более низкому тарифу, чем обещано. Но, в общем-то, если все так просто пройдет, за что платить больше?..
   Подумав хорошенько, я вернулся в помещение салона, которое покинул полчаса назад, взял у вахтера ключ, мотивировав это своей забывчивостью, и, снова пробудив Приятеля к жизни, загрузил в него данные о разговоре.
   Электроник думал недолго.
   «ИЩИ В СПИСКАХ ЗАО «ТГК» ЛЕНИНСКОГО РАЙОНА», – сообщил он.
   «Наконец-то что-то более-менее понятное!» – подумал я, собравшись было записывать указание в блокнотик, как вдруг память услужливо подсказала мне, что ЗАО «ТГК» – это же «Тарасовское городское кладбище»! Вернее, частная служба платной информации, прикрепленная к конкретному району и ведущая по нему полный учет всех событий, имеющих отношение к смерти в этом районе города!
   Уже через минуту, вспомнив, что работают они круглосуточно, я звонил в «ТГК».
   – Але? – отозвался из трубки ленивый мужской голос. – Вас слушают.
   – Вас беспокоят из архива пятого отделения, – не очень подробно и точно объяснил я, надеясь, что прокатит. – Мы разыскиваем женщину и только что получили данные, что полгода назад она была убита и, возможно, похоронена на кладбище Ленинского района. Вы не могли бы сейчас посмотреть в своих данных, я дам приметы.
   Несколько удивленно и озадаченно, но мужчина на той стороне линии сразу же согласился. Узнав, что это произошло примерно полгода назад, он достал журнал того времени, и через несколько минут мы вдвоем уже отыскали гражданку неизвестного происхождения, полностью подходящую под описание примет Галиной матери, причиной смерти которой были несколько ударов чем-то тяжелым и тупым по голове.
   – А-а, я вспомнил эту тетку! Там еще случайная свидетельница происшествия была, – неожиданно сообщил мой кладбищенский гид, видимо, воодушевляясь темой, – девочка такая, лет тринадцати… Гуляла там неподалеку, вот и увидела… Ее оперативники в рапорте упомянули, вот, здесь написано, – светловолосая, особых примет нет. Она все видела, кажется, и у нее случилась истерика. Вот… Убежала, здесь написано, в истерике. Очень напуганная была.
   – А как ее звать, она оперативникам не сказала? – волнуясь, спросил я.
   – Они ее даже не успели допросить, – ответил человек из архива. – Когда наряд мимо проезжал, она просто стояла и на труп пялилась, как их увидела, так очнулась, что-то заорала и умчалась. В подворотню, видать, свернула и сгинула. Не догнали…
   В общем-то, я уже знал все, что мне было нужно. Поблагодарив моего информатора, я попрощался с ним и, запрятав Приятеля заново, пешком отправился домой.
   Итак, ситуация начинала проясняться и нравилась мне все меньше.
   Мать Гали Вересовой приехала в Тарасов, как-то связалась с дочерью, они должны были встретиться в назначенное время в указанном месте, а когда дочка пришла на эту встречу, увидела труп матери. Убийца, скорее всего, подосланный Вересовым, ушел незамеченным, либо его видела только Галя. В любом случае она, похоже, либо не поняла, что это дело рук отца, либо поняла и затаилась. Стала ждать.
   Тут у меня в голове мелькнула новая интересная мысль. Ведь именно полгода назад начались эти странные приготовления четверых детей, этот их непонятный проект – приготовления… к чему?..
   И если четырнадцатилетняя дочь мстит своему отцу за зверское убийство матери, то какой же будет месть?.. И почему эта ее задумка оказалась такой серьезной и притягательной, что в ней приняли участие еще трое подростков, которым вроде бы мстить Вересову совсем не за что?..
   В таких вот размышлениях меня и застал звонок сотового, открывающий серию из трех памятных звонков одного осеннего вечера. Я вздрогнул, когда он неожиданно заверещал, и быстро нажал на «talk», оглядываясь в темноту улицы, по которой направлялся домой. Вокруг было совершенно безлюдно.
   – Мареев, – незнакомый мужской голос в трубке был мягок и тих. – Ты в данный момент у меня на прицеле. Иди спокойно, осторожно и не дергайся. Я стреляю очень хорошо, лучше тебя. Не промахнусь.
   Я облизал мгновенно пересохшие губы и выпрямился, стараясь не оглядываться, хотя тянуло непреодолимо, прямо-таки инстинктивно.
   – Ну? – только и спросил я.
   – Все просто, – с готовностью ответил голос. – Дойдешь до Рахова, поверни направо и войди через дыру в заборе на территорию стройки. Там встань в нише под краном, она одна, не перепутаешь. Жди, к тебе подойдут двое мужчин. Одним из них буду я, и мы нормально поговорим. Но учти, все время я с тебя глаз не спущу.
   – Хорошо, – сказал я, глазами обводя уже видимую неподалеку стройку и высматривая, откуда было бы легче всего за мной наблюдать.
   Говорящий, скорее всего, считал, что имеет дело с непрофессионалом, но он ошибался.
   – Я все сделаю, не стреляйте, – уверял я, продолжая исподлобья наблюдать за темным строением с семью недостроенными этажами, и на шестом ударе сердца увидел краткий двойной блеск, парный отраженный лунный блик – от объектива бинокля.
   Наблюдатель сидел на четвертом этаже. Значит, как только я окажусь рядом с домом, он перестанет меня видеть. И тогда придет пора действовать.
   Говорящий повесил трубку. Я быстрым шагом преодолел расстояние, отделяющее меня от стройки. Увидел дыру в заборе, кажется, свежевыломанную.
   Напряжение нарастало с каждым шагом, кровь пульсировала в голове, в ушах шумело. Да, я отвратительнейшим, натуральнейшим образом боялся. Жутко боялся – но знал, что выход на самом деле есть. Вернее, что я не дам себя загнать в безвыходное положение.
   Разговаривать с кем-либо, стоя в строительной нише я, разумеется, не собирался.
   Вот и ниша, кстати. В ней совершенно темно, практически ничего не видно. А слева, рядом с ней – груда кирпичей и большое корыто, покрытое засохшим цементом.
   Мозги мои работали на удивление быстро, словно какой-то программист разогнал процессор аж до сотого или по меньшей мере до шестьдесят шестого. Я поднял корыто и, пытаясь не шуметь, перетащил в нишу, поставив вертикально.
   Отошел назад, всматриваясь в темноту и пытаясь понять, примут ли те, кто сейчас сюда придут, этот темный контур за фигуру человека. Времени на размышления не было.
   Сердце нехотя, но все же, повинуясь моему приказу, начало сокращаться все медленнее и спокойнее; но неподалеку вдруг послышались шаги приближающейся пары, идущей оттуда же, откуда пришел я – с улицы.
   Я сиганул за кучу кирпичей, замер, ожидая реакции сверху, но, очевидно, наблюдатель действительно не видел меня отсюда.
   Чуть-чуть высунувшись, я увидел обоих, освещенных ярким лунным светом. И тут же узнал. Низенький толстяк и высокий бритый бицепсонос. Не далее как вчера утром они приходили ко мне домой, стреляли через дверь.
   Оба остановились перед нишей одновременно, вглядываясь в темноту.
   И тут же, как по команде, подняли руки и выстрелили внутрь. Я вытащил свой «макаров» в тот момент, когда не слишком громкое эхо выстрелов раскатилось по квартальной стройке, и заученным движением пальца снял его с предохранителя.
   Но стрелять не потребовалось. Позади и немного справа, на выходе из черного прямоугольника подъезда появилась еще одна фигура с пистолетом в руке. Фигура человека невысокого, гибкого и очень тонкого для взрослого мужчины. С длинными черными или просто темными волосами, завязанными в тугой хвостик.
   Его пистолет был с глушителем, поэтому те двое не услышали двух выстрелов. Они действительно были очень точными, то есть он действительно стрелял отлично.
   Оба моих предполагаемых убийцы как раз нагнулись, всматриваясь в нишу и пытаясь понять, почему мое «тело» не сползает на землю, поэтому выстрелы, размозжившие обоим черепа, отбросили их внутрь, прямо к поставленному мной грязному корыту.
   Стрелявший не колебался ни секунды, не стоял на месте, не проверял.
   Он быстрым, гибким прыжком преодолел расстояние, отделяющее его от нескольких сложенных перед забором бетонных плит, и уже с них перескочил на тротуар, скрывшись с моих глаз.
   Земли он не коснулся ни разу. И не оставил никаких следов, кроме двух пуль… Но вынимать их и отправлять на экспертизу я лично не собирался. С меня на сегодняшний день было достаточно.
   Подождав, пока его шаги затихнут вдали, я поднялся, отряхнулся и, вовремя вспомнив о том, что очень скоро сюда нагрянет ближайший наряд милиции, поспешил удалиться, также не оставляя никаких следов…
   …Через пару кварталов мимо меня пронеслась ментовская машина, от которой я спрятался в арке какого-то частного дома.
   Нервы мои к тому времени более или менее успокоились, я немного пришел в себя. Так что второй звонок, раздавшийся в полной тишине, всего лишь заставил меня дико вздрогнуть и сдержать рвущийся из горла крик.
   Я метнулся в первую попавшуюся подворотню, чтобы скрыться от возможного наблюдателя, и судорожно нажал «talk», ожидая услышать мат с угрозами.
   – Алексей Петрович! – послышалось в трубке, и я тут же узнал этот молодой красивый голос, хотя он и был сейчас очень возбужденным, взволнованным. – Это учительница Гали, Инна Николаевна!
   – Добрый вечер, Инна, – ответил я, не прекращая медленно брести по направлению к дому и постоянно осматриваться. – Слушаю!
   – Дело в том, Алексей Петрович, что у меня дома сейчас сидит тот мальчик, которого вы искали! Георгий Иванов! Он прибежал ко мне полчаса назад, весь дрожащий, с ним что-то случилось, это точно, но говорить мне ничего не хочет; как услышал о вас, стал требовать, чтобы я вам позвонила, прямо до судорог!.. Он тут рассказывает такое!..
   – Какое? – спросил я, не успевая удивляться тому, что так вот, с ходу, до судорог понадобился незнакомому мальчишке, предчувствуя что-то СОВЕРШЕННО НЕПРИЯТНОЕ. Предчувствия меня не обманули.
   – Те четверо, – воскликнула женщина, – мои ребята, которых родители забрали на черное море в санаторий!.. Всех четверых детей на самом деле похитили!
   – Что?!
   – Их украли преступники, связанные с наркотиками, Алексей Петрович!.. Я звонила отцу Гали, Сергею Леонидовичу, но не дозвонилась, у него все время занято!.. Вы не могли бы сейчас приехать ко мне домой?..
   – Говорите адрес, записываю, – отрывисто ответил я, зажимая телефон подбородком и выхватывая из кармана блокнотик. Кажется, проблемы начинали нарастать, как снежная лавина – ком увеличивался с каждой минутой все быстрее и быстрее.
   Учительница, молодая, несчастная и совершенно не знающая, что в такой ситуации следует делать, срывающимся голосом продиктовала, я записал и тут же ответил:
   – Да, конечно, сейчас же еду! Но, Инна Николаевна! Внимательно слушайте меня: Сергею Леонидовичу Вересову НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЕ, а то вы все испортите! У него есть проблемы с сердцем, если он услышит!.. Я сам ему скажу, подготовлю нормально!
   Учительница заверила меня в том, что будет ждать и ничего не предпримет до моего появления у нее в квартире, я попрощался и мысленно представил себе путь. Было недалеко, но я решил поймать такси.
   Затормозила вторая из проезжавших машин, обычный «жигуленок», я пообещал заплатить тридцатку, и мы тронулись.
   – Хорошая ночка сегодня, да? – дружелюбно спросил пожилой шофер, выруливая на проспект Ленина. – Полнолуние, м…ки все попрятались, дома спят. Спокойно так… – Увидев, что я молча оглядываюсь, ссутулившись и пригнув голову, пытаясь окинуть взглядом все проносящиеся за окнами подворотни, он несколько удивленно спросил: – Вы как там, нормально?
   – Н-да, – неуверенно ответил я. – Нормально…
   В этот момент телефон зазвонил в третий раз.

Глава 4

   Я судорожно схватился за него, держал, сжимая в руках и тяжело дыша, несколько секунд, едва сдерживаясь от вздрагивания после каждого звонка, а затем медленно и осторожно нажал на «talk».
   В трубке торжественно звучала тишина.
   – Алло? – неуверенно спросил я после нескольких томительных секунд одностороннего прослушивания, с трепетом ожидая, что телефон сейчас взорвется, как от килограмма тротила.
   – Дружок, – донесся оттуда странный, явно нечеловеческий, быть может, искаженный каким-то механическим приспособлением голос, сочетающий в себе два совершенно разных тона – сухой, низкий и басовитый, а также высокий, писклявый и надрывный. – Из огромного количества кандидатов после долгого отсева ты был отобран для поступления в Высшую Школу, на курсы повышения квалификации. У тебя есть множество недоработок и несовершенств, которые мы вместе исправим, для того чтобы дальше работать нормально. В первую очередь ты займешься прохождением полосы специально подобранных препятствий…
   – Что? – прошептал я, больше для себя, чем для того, кто говорил со мной. – Чем я буду заниматься?!.
   Водитель искоса посмотрел на меня, сворачивая на Чапаева, в глазах его было странное выражение удивления и нарастающей брезгливости. Как будто он понял, что посадил к себе в машину смертника.
   – Будь внимателен и осторожен, – продолжал голос, совершенно без ожидаемой издевки, спокойно и серьезно, хотя собственно модуляции его были довольно забавными, – от результатов преодоления препятствий зависит не только исход обучения, но и качества дальнейшего твоего существования, такие, как «живой» или «мертвый», – он выдержал эффектную паузу и наставительно добавил: – Запомни: суть первого испытания – быстрота мыслительных и физических реакций. Ключ первого испытания – верхний люк слева.
   Я взял себя в руки и практически пришел в себя. Хотя от волнения меня все еще чуть-чуть трясло, по крайней мере руки дрожали, но общий порядок вещей был восстановлен.
   – Что все это значит? – спросил я сухим, сильным и спокойным голосом. – Кто вы?
   – Вопрос первый, – прокомментировал голос из трубки и тут же ответил мне: – Я твой реальный работодатель, единственный, кто способен тебя чему-то научить и как-то использовать. Я – разум, летящий на жестких крыльях, – помолчал, а затем добавил: – Дополнительный ответ подлежит самостоятельной дешифровке. Повторный сеанс связи после прохождения первого испытания.
   – Постойте! – воскликнул я.
   Но в трубке раздались короткие гудки.
   Чертыхнувшись, едва не двинув сотовым о дверь машины, я все-таки успокоился и призвал себя к порядку. Несмотря на то что события развивались по сумасшедшему сценарию явно умалишенного сценариста и страдающего садизмом режиссера, падать в глазах зрителей, принимая облик истеричного идиота, мне совершенно не хотелось.
   Я уселся поудобнее и стал думать.
   Реальный мой работодатель – это Вересов, по крайней мере на данный момент. Но звонил явно не он. Нормальный человек так вести себя, так говорить не будет. Здесь явно что-то не то.
   Либо со мной говорил сумасшедший, что, в общем-то, было маловероятно, и непонятно, кто он, откуда и с какой целью вел этот гениальный разговор, либо цель у говорившего была простая: довести меня до передела, до нервного срыва.
   Честно говоря, это ему почти удалось. Минуту назад я едва не сошел с ума. Господи, что же творится вокруг четверых пропавших детей и Вересова, покрывающего торговлю наркотиками?..
   Мне срочно нужно было навестить Приятеля и дать ему информацию для анализа происходящего. Его трезвый, неподверженный эмоциям ум оценит все, что со мною произошло, и выдаст адекватный произошедшему вывод, а также советы, которые помогут довести дело до конца.
   Но сначала нужно было выполнить его прошлые поручения и, главное, поговорить с Инной Николаевной и Георгием, который, очевидно, стал свидетелем преступления – похищения четверых детей… Расплатившись с водителем, подозрительно оглядевшим и меня, и три моих десятки, я быстро нашел дом Галиной учительницы.
   По странной случайности, рядом с ним была круглосуточная аптека, где я купил упаковку таблеток с экстрактом валерианки, которую тут же и принял. Подождал несколько минут, сидя на скамейке в темноте парковой аллеи, пересекающейся с улицей имени Бахметьева, а затем, полностью взяв себя в руки, перестав со страхом и неуверенностью заглядывать в будущее, ощутив внутренний подъем и успокоение, отправился к Галиной учительнице в гости.
   После первого же звонка из-за двери донеслись торопливые мелкие шаги приближающейся Инны Николаевны, а затем ее испуганный голос спросил:
   – Кто там?
   Чуть не сказав: «Это Мареев», я успел себя одернуть и ответил:
   – Это я, Инна Николаевна, Алексей Петрович.
   Она тут же открыла, узнав мой голос, и с облегчением вздохнула, искренне улыбаясь:
   – Ну, наконец-то вы приехали! Мы тут сидим и вдвоем боимся!.. Просто кошмар какой-то!..
   – Добрый вечер, Инна Николаевна, – кивнул я. – Ну, где тут у вас мальчик?
   Ранее разыскиваемый мной Гера не замедлил появиться в дверном проеме, ведущем в зал, и, чуть приоткрыв рот, внимательно смотрел на меня. В глазах у него стояло какое-то невысказанное несчастье, он весь был напряжен и, готов поклясться, чего-то до судорог боялся.
   Кажется, он совсем недавно перенес какое-то тяжелое потрясение, что-то его очень сильно напугало. Выглядел он, по крайней мере, очень пришибленным.
   И мне показалось, что я уже где-то встречал его. Или видел человека, сильно на него похожего. Но память отказывалась служить, явно ссылаясь на перегруженность лекарственными препаратами.
   Я скинул ботинки, натянул предложенные тапочки, аккуратно запер входную дверь, повесив еще и цепочку, окинул взглядом небольшую уютную двухкомнатную квартиру явно незамужней учительницы и, кивнув, вместе с хозяйкой и парнем вошел в зал, освещенный мягким светом настенных бра.
   – Вам чай, кофе, сок? – спросила учительница. Я подумал о том, где она берет деньги, но затем вспомнил, в КАКОМ КЛАССЕ эта молодая женщина преподает, – а ведь она наверняка ведет частные уроки…
   – Сок, – ответил я. – Кофе ни в коем случае.
   – Сейчас будет, – кивнула Инна Николаевна; как мне показалось, чем-то очень довольная, и выскользнула из комнаты на кухню.
   «Все-таки, – отметил про себя я, – сколько в ней грации. Красивая. Наверняка все ученики бегают за ней, как щенята».
   Усевшись в удобное кресло напротив сидящего на диване испуганного и зажатого подростка, я внимательно оглядел его, непринужденно улыбнулся и начал беседу:
   – Меня зовут Алексей Петрович, я дядя Гали Вересовой, она тебе обо мне, наверное, рассказывала.
   Он медленно кивнул, затем добавил вслух:
   – Угу… То есть да. Рассказывала, – и посмотрел на меня столь же внимательно, как я на него минуту назад.
   Глаза у него были темные, даже немного буравящие, пронзительные, что довольно часто встречается у трудных подростков; сейчас в них застыли страх и горечь. Я подумал о том, что же могло так напугать его, и решил, что это было похищение, нечаянным свидетелем которого он стал.
   Парень был тощий, лохматый, одетый неплохо, даже богато, но носящий хорошую одежду без чувства, с которым ее надо носить; он был неуверен в себе, пуглив и закомплексован, это я мог сказать после первого взгляда безо всякого знания психологии.
   Но что еще в нем сразу же было заметно – это интеллигентность, какая-то юношеская «светлость», недоступная большинству современных детей-гопов, явно проницательный ум, в нем даже чувствовалась порода, о которой говорили сдержанные манеры и чуть горбатый, выступающий нос; ко всему прочему он был курчавый, темноволосый.
   – А вы вправду победитель сафари? – неожиданно спросил мальчишка, в глазах которого на мгновение всколыхнулось подобие интереса, перекрывшего прежнюю испуганную, зажатую тусклость.
   – Конечно, – ответил я, мысленно называя Галю чертовой фантазеркой. – Только давай сейчас об этом не будем. Как ни прискорбно, Галя вместе с троими друзьями пропала. А я должен ее как можно скорее найти… Ты правда видел, как их кто-то похищал?
   – Правда, Алексей Петрович, – все так же медленно и немного скрипуче отозвался паренек; от его тона у меня по коже побежали мурашки. – Я все расскажу. Сейчас, – он странно посмотрел на меня, кивнул, сглотнул, затем неожиданно смутился, поднял на меня свои темные пронзительные глаза и как-то пусто спросил: – А в милицию вы заявлять не будете?..
   – А в чем дело? – поинтересовался я, понимая, что такие слова неспроста.
   – Я сейчас не скажу, – глухо, очень странно ответил Герка, опуская глаза; кисти его сжались в кулачки, он судорожно вздохнул и добавил: – Я… Надо все по порядку. Я потом скажу. Когда смогу.
   – А что сейчас? – доброжелательно спросил я, стремясь показать, что он может говорить, как хочет, и что никто не собирается его принуждать.
   – Я за ними следил, – не таясь сказал он. – За всеми четверыми. Хотел узнать, что они задумали. Подслушать их разговор. Но не успел.
   – Погоди, – прервал его я. – Давай все по порядку. Сначала расскажи мне, что за проект они вместе готовили вот уже полгода, в чем его суть и для чего он был им нужен.
   – Вы знаете? – неожиданно спросил он, поднимая глаза. – Ну надо же…
   Инна как раз заносила в комнату поднос, уставленный блюдечками, заполненными всяческой легкой едой, поэтому я тут же, не колеблясь, правдиво ответил, чтобы потом не попасться на какой-нибудь мелочи:
   – Я, Георгий, должен все знать. Потому что моя профессия – частный сыщик.
   – Да, Галя говорила, – уважительно ответили Инна и Гера хором.
   Я моргнул и поклялся при первом удобном случае пожать девчонке руку. Все-таки ее вранье могло оказаться очень даже полезным.
   Несколько секунд на обдумывание – пока Инна накрывает на небольшой передвижной столик, – и версия для этих двоих готова.
   – Проблема в том, – предвосхищая невысказанные вопросы, ответил я, – что Сергей Леонидович болен. Работа довела его практически до предынфарктного состояния. А от его деятельности зависит очень многое, тем более сейчас, накануне выборов, – объяснять последнее изречение я не стал, считая, что для нагнетения обстановки и создания атмосферы серьезности и значимости подобные фразы необходимы.
   Осмотрел их такие разные лица: светлое, внимающее Инны и сосредоточенное, отрешенное лицо погруженного в себя Герки, вздохнул и продолжал:
   – Если о похищении сообщить в органы, до Сергея информация дойдет тут же, у него очень хорошие связи. И, скорее всего, это немедленный инфаркт. Трудно предсказать все последствия. Так что мы с родителями остальных троих решили действовать по-другому. Якобы забрали детей из школы, никому ничего не сообщая, и сделали так, чтобы Сережа считал, будто все четверо в черноморском санатории.
   Он был в командировке, а сейчас слишком занят, так что пока ничего не заметил. Но долго так продолжаться не может. В ближайшее время он сообразит, что дочка обязательно позвонила бы, если бы все было нормально, а звонка до сих пор нет. Поэтому я и разыскиваю Галю. В срочном порядке, бросив все остальные дела.
   И ты, Георгий, и вы, Инна, если помните что-то важное, обязательно расскажите мне все, в мельчайших подробностях. Вы общались со всеми четверыми до похищения и наверняка знаете все необходимое для разъяснения того, ЧТО на самом деле произошло. Поэтому я буду спрашивать вас, а вы подробно и взвешенно отвечайте. Договорились?..
   Учительница с довольно забавной серьезностью кивнула. Мальчик посмотрел на меня и утвердительно опустил ресницы. На мгновение мне почему-то показалось, что самый старший в этой комнате именно он. Я бы улыбнулся, если бы не пережил то, что случилось со мной за последние два часа.
   – Итак, Гера, начнем с тебя. В каких отношениях ты был с Галей Вересовой?
   Несколько мгновений он смотрел на меня очень странно, причем я никак не мог разобрать, как именно. Затем неожиданно легко и светло улыбнулся и ответил:
   – В хороших. Но не близких. Мы с ней познакомились месяцев пять с половиной назад. В парке, где я обычно гуляю. Она там тоже гуляла и сама со мной заговорила… – Я вдруг понял, почему так просветлело его лицо: мальчик вспоминал о девушке, которую любил всем сердцем, и воспоминание это оживило его даже в тяжелое для него время. Инна Николаевна тоже заметила это и покраснела, опуская улыбающиеся и слегка удивленные карие глаза.
   – Мы с ней, – продолжал Гера, – виделись не очень часто, но постоянно, примерно два раза в неделю. Вместе гуляли, ходили в театры, в кино, на каток и в бассейн… Но, – он помрачнел, возвращаясь к своему прежнему состоянию пришибленности и отрешенности, – она меня не любила. Она просто использовала меня.
   Я заметил, что Инна Николаевна удивилась еще больше, причем едва не всплеснула руками, явно не удержавшись от внутреннего восклицания типа: «Как же так?!» Мальчик ей, видимо, очень нравился, и такого отношения Гали она решительно не понимала.
   В другой ситуации выражение типа «она меня использовала» из уст четырнадцатилетнего мальца рассмешило бы меня, но… в этом полном страха и одновременно мрачной решимости мальчишке было что-то… необычное, что ли? Он был явно взрослее своих небольших лет.
   – С чего ты взял? – спросил я, чувствуя, что на этой теме нужно остановиться подробнее.
   – Она всегда знала, что ей нужно, – просто ответил Гера. – И встречалась со мной, как ходила на работу. Я сначала этого не понимал, потому что… – он медленно, но верно заливался бледно-алым румянцем, – потому что она… ну… в общем, она меня… очаровала. Я думал, что мы будем вместе и станем мужем и женой, и никогда ничего от нее не требовал. Но примерно два месяца назад я случайно узнал, что точно так же она ходит к нескольким другим парням… – Лицо его еще больше осунулось, в глазах зажглись два блестящих огонька горечи и тоски.
   – Тогда я начал за ней следить, – глухо сказал он и, подняв лицо, внимательно посмотрел на меня.
   – Что ей было нужно от тебя, Гера? И не знаешь ли ты, что ей было нужно от других?
   – Всего у нее было восемь… парней, к которым она ходила. И к каждому у нее был свой интерес, свое дело. Я, например, нужен ей был для того, чтобы конверт с бумагами, которые она туда запаковала, невскрытым попал в прокуратуру и чтобы в нужный момент его открыли и прочли, – он помолчал и добавил: – Не знаю точно, что она хотела от других, но, кажется, каждый из них что-то делал для нее… и все это нужно было для реализации их общего плана.
   – Не знаешь, какого? – спросил я, вспоминая девочку, «случайную свидетельницу» убийства Казаковой Л. Б., спросил, уже практически убежденный в правильности собственного ответа на этот вопрос.
   – Знаю, – ответил Георгий. – Она хотела отомстить своему отцу.
   Я удовлетворенно кивнул, внутренне радуясь тому, что выкладки Приятеля и мои рассуждения были абсолютно правильны; Инна Николаевна, до того смотревшая на мальчика большими удивленными глазами, сейчас моргнула, выражая полное недоумение. Я едва заметно усмехнулся, понимая, что любая другая женщина, сидящая напротив меня с таким же лицом, казалась бы абсолютной наивной дурой, – но в недоумении этой было какое-то скромное, приятное обаяние.
   И, кажется, Георгий, заметивший ее постоянное внимание, как-то неуловимо светлел, поднимаясь из темной, мрачной глубины, в которой оказался по воле каких-то обстоятельств, до которых он в своем рассказе еще не дошел.
   – Почему ты так думаешь? – спросил я.
   Парень вздохнул, взъерошил свои непослушные темные волосы и, пожав плечами, ответил так, что я был снова весьма и весьма удивлен его здравым умом:
   – Она его ненавидела. Это трудно понять, я не знаю почему, тем более что он ее любил, я видел, как он на нее смотрит… ее вообще все любили. Вернее, – поправился он, – любят. Но она его за что-то жутко ненавидела. Вернее, я думаю, – он сделал паузу, прикрыв на мгновение глаза, – я думаю, возненавидела совсем недавно. Примерно полгода назад. Поэтому она и придумала этот свой Проект. Ее ненависть передалась Инне, Саше и Андрею. То есть они своих родителей не ненавидели, они к ним относились даже очень хорошо. Галя просто рассказала им, чем занимаются их родители под началом ее отца… и сумела направить их неприязнь на него одного.
   Он смотрел на меня, словно был уверен, что я тотчас пойму его; и ведь знал откуда-то, что я понимаю, чем занимается отец Гали и, как я только теперь сообразил, родители остальных пропавших тоже! Все-таки все они были деловыми коллегами…
   Я прищурился, не обращая внимания на глубоко удивленную Инну, которая только из вежливости не требовала никаких объяснений, и внимательно взглянул на Геру.
   Он смотрел прямо мне в глаза, и в его взгляде было что-то странное и страшное. Это было похоже на взгляд солдата, бросающегося с гранатой под танк, знающего, что сейчас он умрет, но чувствующего в себе силы для этого и ведущую его Цель.
   Неожиданно в моем сознании забрезжил свет истины – и через несколько секунд я понял-таки в чем дело. И был еще сильнее поражен этим мальчишкой, еще сильнее стал его уважать. Принимая меня за совершенно другого человека, он с отчаянной решимостью излагал мне факты, которые, как он предполагал, должны были вынудить меня на крайние меры!
   Мне необходима была его полная, абсолютная искренность. И только поэтому я решил соответствовать предлагаемой роли до конца.
   – Георгий! – требовательно сказал я. – Я вижу, ты знаешь очень много. Даже больше, чем следует. Тогда ответь мне, чем же таким занимаются Сергей Леонидович и родители остальных ребят?
   Он вдруг побледнел, большими глазами взглянув на меня, словно смотрел на человека, который сейчас его убьет, и одними губами вопросительно прошептал: «А как же?..», глазами указав на Инну Николаевну.
   – Ты думаешь, что ты знаешь истину и что ты прав! – повышенным тоном продолжал я, глядя на него в упор. – Но ты должен отвечать за свои намеки, даже если не высказал их на словах! Говори!
   Он судорожно вздохнул. И неожиданно ровным голосом отчеканил:
   – Сергей Леонидович Вересов и отцы остальных троих участников Проекта занимаются отмыванием денег, полученных от продажи наркотиков, а компания Вересова – это один из центров поставок!
   Инна тихонько ахнула, прикрывая ладошкой рот, переводя взгляд с одного из нас на другого; я медленно кивнул и, не спуская с него взгляда, спросил:
   – Значит, ты попросил Инну Николаевну позвать меня для того, чтобы я пришел сюда и ты мог сказать мне все это в лицо, а потом…
   Мальчишка понял, что именно я имел в виду. Он посмотрел на меня взглядом человека, которому уже на все наплевать, и ответил:
   – Да.
   Я понимающе кивнул. Инна Николаевна, для которой начала проявляться подоплека происходящего, медленно бледнела, осознавая, что сидит в одной комнате с родственником человека, являющегося наркодельцом, с родственником, у которого, судя по всему, из расстегнутой поясной кобуры выглядывает заряженный пистолет, который она разглядела только теперь.
   Она медленно открыла рот, чтобы что-то сказать, но так и не смогла. Глазами затравленного животного она смотрела то на него, то на меня. Герка взирал холодно, равнодушно, изучающе и отстраненно. Смотрел не на меня, а на пистолет.
   Я содрогнулся.
   – Так, хватит! – сказал, чувствуя, как проступает на лбу испарина. – Вот, Георгий, возьми эту бумагу и прочитай ее вслух, а потом дай прочитать Инне Николаевне, – я достал из футляра лицензию частного детектива вместе с удостоверением личности и протянул ему.
   – Частный детектив, – медленно и все так же спокойно начал мальчишка, просматривая оба моих документа и все еще явно не понимая, в чем дело, но затем взгляд его скользнул по самому главному, на лице отразилось растущее потрясение, смешанное с удивленным и беззащитным выражением, после которого все дети обычно начинают плакать.
   – Мареев… Валерий Борисович… – прошептал он побелевшими губами. – Так вы не Галин дядя?..
   – Кроме того, мальчик, я не вересовский киллер, – ответил я. – Я частный детектив, который разыскивает его дочь. Который только сегодня понял, что имеет дело с теневыми дельцами наркобизнеса и который считал, что он единственный из посторонних, кто об этом знает… – я помолчал, все так же глядя на него в упор.
   – Я понимаю, – негромко сказал он наконец. – Да, я понимаю… А я думал!..
   – Ты думал, что я сейчас выну пистолет и убью вас обоих, потому что вы слишком много знаете? – немного насмешливо спросил я.
   Он побледнел в который уже раз, на мгновение закрыл глаза, черты его обострились.
   – Да, – ответил он, не глядя на меня. – Да.
   – И что же заставило тебя бежать сюда, к Инне Николаевне, и думать, что сюда за тобой придет вересовский наемный убийца, с которым тебе придется уйти? – спросил я, считая, что настал момент услышать это его «когда смогу…».
   Тут нервы у Инны Николаевны не выдержали.
   – Да что же это такое?! – воскликнула она, переводя взгляд с одного из нас на другого, но обращаясь преимущественно ко мне, с остатками испуга и неподдельным возмущением в голосе. – Объясните мне, пожалуйста, что здесь происходит!
   Мы с мальчишкой одновременно посмотрели на нее. Всего секунда – но его темного, странно-болезненного и моего решительного взгляда было достаточно, чтобы она замолчала с приоткрытым ртом.
   – Ну? – требовательно переспросил я, продолжая наблюдать за Герой. – Не отвлекайся! Что заставило тебя думать и действовать именно так?..
   – То, – ответил мальчик, как мне показалось, едва сдерживая слезы, – что мой отец был прокурором области и именно в его руки должен был попасть сверток с бумагами, которые вручила мне Галя, – он неожиданно всхлипнул и, не вытирая катящихся по лицу слез, воскликнул: – И то, что два с половиной часа назад его убили… у нас в доме!..
   Инна ахнула, я вздрогнул, потому что ожидал чего угодно, но только не этого. Происходящее явно вырывалось из рук, лавина все нарастала и нарастала, здесь дело было уже не в убийстве бывшей жены Вересова и не в мести дочки собственному отцу – здесь начинало пахнуть палеными перьями пташек куда более высоких и серьезных.
   До меня с большим трудом, только через несколько напряженных, полных беснующимися мыслями и эмоциями секунд дошло, что все это время я говорил с четырнадцатилетним пацаном, у которого два часа назад убили отца – скорее всего, на его глазах, в собственном доме; с мальчишкой, который понимал причину убийства и знал человека, который его заказал; с мальчишкой, который несколько минут назад уже считал себя следующим убитым… а сейчас скорчился на диване и мелко вздрагивал, пряча в ладонях лицо.
   Инна Николаевна вскочила, бросила на меня полный изумления и сострадания взгляд и обняла Герку, пытаясь утешить его. Тут уж парнишка разревелся в полный голос.
   Несколько минут мы сидели практически молча: Герка плакал, избавляясь от напряжения последних часов, Инна Николаевна его утешала, а я обдумывал все происходящее.
   Все, ну абсолютно все укладывалось в одну схему: Галя и ее соратники начинают копать под Вересова, собирая информацию на него одного, – очевидно, считая, что, если его посадят, родителям остальных придется отказаться от деятельности, известие о которой так потрясло их детей. План начинает действовать в тот момент, когда отец Герки получает при содействии сына пакет с документами, полностью раскрывающими Вересова лично, – но в этот момент кто-то УЖЕ ЗНАЕТ О ТОМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ, он похищает всех четверых детей, затем нанимает двоих нерадивых убийц, которые пытаются убить меня вчерашним утром, потом заставляет кого-то, несравненно более профессионального, убить прокурора, а затем выследить и убить меня, прикончив заодно на той же стройке и двоих неудачников…
   Вот они, события последних трех дней, выстроенные в единую непрерывную и понятную цепь! Мне бы радоваться, но я вдруг вспомнил единственное событие, которое не укладывалось в общую схему совсем: этот странный, непонятный и неожиданный звонок в такси, третий звонок на мой сотовый за сегодняшний вечер.
   – Черт! – вслух сказал я.
   Инна и Герка подняли головы, оба шмыгая мокрыми носами, и уставились на меня.
   – Откровенно говоря, – сказал я, – попали мы с вами в историю… Меня ведь, как ни странно, час назад тоже пытались убить…

Глава 5

   – …Так что когда я понял, кто такая Галя и зачем я ей был нужен, документы уже были посланы папе, и я уже положил в его тайник то письмо, в котором Галя просила обратить особенное внимание на пакет, когда он придет в прокуратуру, взять дело под личный контроль… – Он вздохнул, отпил из стакана с соком и продолжил, рассеянно глядя в ночное окно:
   – Когда я узнал, что они встречаются и обсуждают свои планы в малом спортзале комплекса «Дельфин», потому что Галя точно так же соблазнила сына начальника охраны, я пробрался туда за полчаса до того, как они обычно приходили, спрятался за матами и подслушал их разговор, – рассказывал вымытый и накормленный Герка; я жевал бутерброд, делая пометки в блокноте, где вырисовывалась вся схема произошедшего, расписанная практически по часам.
   Инна Николаевна задумчиво слушала нас обоих, также, видимо, размышляя, как в начавшейся заварухе нам троим остаться в живых.
   – Ну и о чем же они говорили? – поинтересовался я.
   – Я, в общем-то, подслушивал еще четыре раза и понял практически все, только не знаю, за что она так своего отца ненавидит, – он вопросительно посмотрел на меня.
   – Сначала дело давай закончим, а потом я тебе все расскажу. Если смогу… – ответил я.
   Герка вздохнул, пожал плечами и, глотнув сока, стал рассказывать дальше. Складно у него получалось:
   – В общем, они собирали на Вересова материалы. План у них был очень продуманный, большинство документов брали из родительских деловых бумаг, они ведь, – он усмехнулся, – имели высший доступ… Копировали, складывали в одном месте, подшивали. Несколько раз переписывали текст второго и третьего писем в прокуратуру, милицию, даже к губернатору области и так далее.
   Но кроме этого они еще и о другом подумали: как опросить всех тех, кто был жертвами конкретных дел Вересова за последние несколько лет. Галя, оказывается, залезла в домашний компьютер папаши и нашла там много интересного, а потому они вместе решили снять э-э-э… свидетельские показания с потерпевших.
   – Что ты имеешь в виду? – заинтересовался я.
   – Например, в первом разговоре речь шла в основном о деле одного бывшего военного из Чечни, который занимался распространением наркотиков. Вересов его в чем-то заподозрил и приказал убрать, несмотря на то что у него была инвалидка-мать, которая без него жить не могла. Она бы умерла, на что Вересов, кажется, и рассчитывал, если бы не подружка его сердобольная.
   «Судя по речи, мальчик явно читал Достоевского и других классиков», – подумал я, а вслух спросил:
   – Ну и что с ней?
   – Понимаете, у каждого из них, этих четверых, был свой талант и свое назначение в группе, – объяснил Герка. – Галина вот занималась эротикой, – сказал он с незлой насмешкой, – соблазняла полезных для дела парней. Инна, наоборот, была как сестра милосердия. Она, я так понял, всем всегда помогала, да и вообще, кажется, добрая девчонка. («Да, Инночка у нас такая!» – подтвердила Инна Николаевна, явно гордясь тезкой.) Ну так вот, – продолжил Гера, кивая учительнице, – она и Андрей говорили с теми, кто от Вересова пострадал, представляя каждую беседу как журналистское расследование, а самих себя как практикантов. Вот в случае с той бабушкой записали ее показания, в которых, кажется, кто-то из работников Вересова фигурировал, да и его фамилия тоже… Валерий Борисович, а это может быть действительным показанием в суде?
   – В суде – нет, – ответил я. – Но как косвенные материалы для следствия вполне пойдет. То есть по этим бабушкиным словам, я думаю, можно многое установить, с чего легко начать раскручивать дело.
   – Ну, вот таких разговоров у них было записано около десятка.
   – Что же делал Разин? – неожиданно спросила Инна Николаевна.
   – Саша? Так его зовут? – уточнил я, записывая в блокнот.
   – Саша, – кивнул Герка, – у них был вроде хакера. Он разбирается в компьютерах, всю собранную информацию переводил в электронный вид, и, как я понял, они собирались отправить материалы по нескольким адресам в Интернет, даже к Москву, чтобы там к фирме Вересова привлечь внимание.
   – Ну надо же, как они умудрились! – изумилась учительница. – Ничего себе Проект!..
   – Дурни они, – отрезал я.
   – Почему? – с интересом спросили оба.
   – Во-первых, потому что через Сеть они, скорее всего, и засветились. То есть тот, кто их похитил, а потом подписал, извини, Гера, контракты на твоего отца и на меня, имеет непосредственный доступ к Сети, хотя это малоотличительный признак.
   – А во-вторых?
   – Во-вторых, они по своей детской глупости не сообразили, что одного Вересова посадить не могут. Если прокуратура начнет копать, выкопают всех. Это еще большая глупость с их стороны: они ведь хотели, чтобы их родители перестали заниматься наркотиками…
   – Это Галя, – убежденно объяснил Герка. – Это она их убедила. Они ее слушали, как маленькие, когда она им вдалбливала про то, какой ее отец негодяй и как она хочет наказать его, а их родителям помочь.
   Он вдруг слабо улыбнулся:
   – А Инна в тот раз после ее речи плакала и даже предлагала Гале, после того как ее отца посадят, жить с ее семьей вместе.
   – Странно, – вдруг заметила до того момента тактично молчавшая Инна Николаевна. – А почему ты не поверил Гале, когда услышал все, что она им говорила?
   Герка слегка поморщился, пожал плечами, скорее по привычке, и ответил:
   – Потому что она меня уже обманула. Она ведь несколько раз говорила, что любит… Почти вслух.
   Я не стал уточнять, что именно парень имел в виду, так как понимал его вполне.
   – Теперь тебе осталось рассказать про самое главное, – предложил я, – про покушение. Давай: когда и как случилось то, чему ты стал свидетелем?
   Герка, видимо, сознающий всю ответственность за свои будущие, еще не сказанные слова, допил сок и, аккуратно поставив тонкий граненый стакан на место, откинувшись на спинку стула, начал:
   – Это было два дня назад. Галя в последний раз сходила в школу (Инна Николаевна согласно кивнула), потом должна была встретиться со мной и узнать, получил отец посылку или нет. Почта у нас сами знаете какая, поэтому он ее к тому времени не получил. Я ждал Галю на проспекте Кирова, около поющего фонтана.
   Она пришла одна, но еще пока она была в толпе, я заметил, что за ней идет мужчина, который ни на что другое внимания не обращает. Я его почти не запомнил, но мне сейчас кажется, что сегодня вечером… что это был он.
   – У него был «хвостик»?! – быстро спросил я, не переставая чертить в своем блокнотике неопределенную замкнутую кривую.
   – Был, – так же быстро, не глядя на меня, ответил Герка. – Был.
   Мы оба молчали несколько секунд. Я пытался вспомнить голос убийцы, сравнить его с механическим, измененным какой-то техникой голосом третьего сегодняшнего звонка. Никакого сходства между ними не было. Да и зачем ему звонить, если он считал меня трупом.
   – Кошмар! – тем временем громко прошептала Инна Николаевна. И замолчала, думая о своем.
   – Ну и?.. – наконец спросил я.
   – Я подумал, что они с их четверкой наконец-то попались. И еще подумал о том, что мне нельзя… «светиться». Только…
   – Только?..
   – Только я же не мог ее не предупредить.
   – И что ты сделал?
   – Я прошел мимо нее, как будто бы я с ней не знаком, и шагов за пять на нее очень, хм… серьезно посмотрел. А когда подходил, толкнул ее и, как будто извинялся, прошептал ей: «За тобой следят. Мужчина сзади». И пошел дальше.
   – Ясно. Ты молодец, Герка.
   – Я знаю. Только какое теперь дело…
   – Посмотрим. Ты не знаешь, что было дальше?
   – Конечно, знаю, – чуть не возмутился он. – Иначе как я мог утверждать, что их всех четверых похитили!.. Я отошел метров на двадцать и обернулся.
   Галя покупала мороженое и будто бы с интересом разглядывала книжные лотки перед консерваторией. А ЭТОТ стоял от нее в пяти шагах и покупал какую-то пластинку на лотке возле «Мелодии». Меня они оба не замечали. Она, мне кажется, увидела его, даже смотрела на него несколько секунд, а он глянул на нее…
   – А потом?
   – А потом она пожала плечами, потому что так и не поняла, кто за ней следит, кажется, рассердилась на меня и пошла вперед, а ЭТОТ опять за ней следом. Я пошел за ними. Видел, как они вошли в «Липки», и быстро зашел следом.
   – Там были трое остальных заговорщиков? – спросил я, только для проверки своих мыслительных способностей.
   – Да, – кивнул Герка. – Ребята ее ждали; они, наверное, договорились, что после встречи со мной вчетвером отправятся к себе в спортзал. Она им что-то сказала, наверное, про меня, а потом про мужика, потому что они стали оглядываться. ЭТОТ сел на скамеечку, и они его так и не увидели. Зато он оглядывался и, кажется, увидел меня. Краем глаза, потому что я тут же спрятался за деревом… – Он потер лоб и замолчал, видимо, вспоминая.
   Я представил себе расположение «Липок» и понял, что брать детей тепленькими лучше всего было у одного из трех выходов, рядом с каждым из которых проходила асфальтированная дорога: подвозишь какой-нибудь пикап и втроем-вчетвером втаскиваешь их без особого сопротивления, просто на сюрпризе.
   – Ну?.. А дальше что, Георгий?! – не выдержала тем временем Инна Николаевна.
   – Дальше они отправились к выходу из «Липок», который ведет на Бабушкин Взвоз, к Волге, – голос у Герки стал глухой, из чего я заключил, что именно там все и произошло.
   – А там к самому выходу подъехала машина такая… крытая, как фургон…
   «Рафик»? Пикап? – подсказал я.
   – Не знаю, – отозвался Гера, – я в них вообще не разбираюсь.
   – На маршрутное такси похоже?
   – Да, – ответил мальчик. – Оно и есть, по цвету серое такое… Там были двое, они выскочили и затащили в машину троих, очень быстро, а хвостатый Гале что-то такое сказал, что она сама туда зашла очень испуганная, практически прыгнула. Они тоже туда попрыгали и тут же уехали.
   – Погоди! Ты не запомнил этих двоих, которые из машины выскочили?
   – Ну, – Герка наморщил лоб. – Один такой здоровый, накачанный, бритый… А другой, наоборот, лысый, толстый, невысокий.
   Я мысленно кивнул самому себе. Осталось определить машину и попробовать поискать по ее следам.
   – Если как маршрутка, значит, «рафик», – констатировал я и с надеждой спросил: – А номера не запомнил?
   – Запомнил, – ответил Герка, вытаскивая из кармана небольшой клочок бумаги с записанными номерами похитителей.
   Потом добавил:
   – Я еще позвонил Вересову домой и в милицию, анонимно, и сказал, что их похитили. Сергей Леонидович, по-моему, меня не узнал. А в милиции, кажется, подумали, что я обычный приколист…
   – Молодец, – похвалил я, невольно улыбаясь: значит, пока я тут изгалялся с речами про инфаркт Вересова, если он случайно узнает о похищении дочки, пацан все более убеждался, что я подосланный Вересовым убийца и что его время сочтено. – Ты действительно молодец, Георгий. Ты действовал как настоящий мужчина.
   Кажется, ему полегчало. Вот и хорошо, потому что теперь начнется самое тяжелое…
   – Гера, мне все это не очень нравится, но я должен узнать, как именно все произошло… у тебя дома. И как ты остался в живых.
   Мальчик опустил голову, медленно кивнул:
   – Папа получил посылку. Вскрыл и все прочитал. Я подсматривал, потому что никак не мог решить, что мне делать – снова звонить в милицию или все ему рассказать… Я уже решил, что все расскажу, когда папа стал звонить кому-то. Дозвонился и о чем-то с ним быстро переговорил. Я не слышал, о чем. Не знаю, кому он звонил. Но…
   – Но?..
   – За два дня до этого к нам приходила какая-то женщина в очках. Папа очень удивился, когда ее увидел, даже побледнел. Она на меня странно так посмотрела, потом они долго говорили с папой в кабинете. Папа ей дал какую-то бумагу, и она ушла. Я у папы спросил, кто она такая, и он сказал, что это его старая знакомая и что он думал, что она умерла… Может, это ей он позвонил?..
   – Не знаю, Гера. А что было потом?
   – Потом, всего минут через пять, даже меньше, к нам позвонили, папа оставил дома обоих охранников и сам спустился вниз, – Герка помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями и силами, потом закончил: – ЭТОТ выстрелил в него три раза, не выходя из машины. Потом убил обоих охранников, которые выскочили из дома, и бегом поднялся на второй этаж: мы в особняке… жили.
   Я спрятался под кровать, он прошел мимо, собрал все документы и ушел…
   Инна снова утешающе погладила Герку по темной, уже не такой растрепанной голове. Он шмыгнул носом. И сказать-то было совершенно нечего: весьма банальная история, любой боевик полон подобных сцен… А отца и прежней жизни у мальчика теперь не было.
   – Гера, – ласково спросила Инна Николаевна, – ты извини меня, но… что с твоей мамой?
   – А, мама, – тускло отозвался он. – Она у меня уже давно умерла. Папа об этом не любил говорить, но один из охранников, дядя Степа, мне как-то по пьянке рассказал, что она была большая… вы извините, Инна Николаевна, большая шалава. И умерла от наркотиков.

Глава 6

   Что-то кольнуло меня в самое сердце. Что-то пробудилось во мне: вязкие, полузабытые воспоминания, нечеткие полумысли, полуфразы, какие-то советы, какие-то приказы; сердце замерло, потом заколотилось быстрее, на висках выступил пот.
   Что-то знакомое, явно важное, но неуловимое… Есть! Вот она, – я крепко ухватился за мелькнувшую в голове мысль, за неожиданно возникшую параллель – и озарение заставило меня громко охнуть.
   – Что? – вскинулась Инна. – Что случилось?..
   Герка поднял на меня вопросительный взгляд.
   – Ничего, – медленно ответил я. – Георгий, а ты не знаешь… Не знаешь, как звали твою мать?
   Георгий покраснел.
   – Люда. Людмила Казакова. Я нашел в бумагах папы несколько медицинских заключений и справок о том, что она не поддается лечению…
   Я широко раскрыл рот. Потом молча закрыл его. Потом стремительно вдохнул и выдохнул полной грудью…
   Ну а что было делать-то?!.
   – Что с вами, Валерий Борисович? – тревожно спросил мальчик, который со свойственным ему интеллектом быстро начал понимать происходящее. – Она как-то… связана с делом?
   И тут я окончательно убедился в том, что Георгий ДЕЙСТВИТЕЛЬНО похож на кого-то, кого я видел раньше. И даже не на одного человека, а на двоих сразу. И пускай обоих я видел только на фотографии, но это теперь уже не имело никакого значения.
   Передо мной сидел сын Людмилы Казаковой и, скорее всего, родной брат, а судя по срокам беременности, возможно, и брат-близнец Галины Вересовой (оба родились четырнадцать лет назад, а престарелая мать Казаковой упоминала о «киевском дядюшке-любовнике» как раз пятнадцатилетней давности).
   Я схватился рукой за голову и молча обдумывал свое положение, в котором резко прибавилось переменных. Очень резко и очень удачно прибавилось…
   Оба моих соратника молчали, неотрывно на меня глядя. Видимо, понимали всю важность происходящего.
   Я сидел так минут пять. И, придя наконец к осознанному, взвешенному решению («встретив сына – вспомни киевского дядюшку», как говаривал Приятель), попросил:
   – Инна, налейте мне, пожалуйста, еще соку.
   Она послушно налила, глядя на меня со смесью уважения и непонимания на лице; внутренне более взрослый Герка терпеливо и молчаливо ждал.
   Утолив свою жажду и собравшись с силами, я сказал:
   – Георгий! Ты уже взрослый мальчик, поэтому я решил рассказать тебе то, что сейчас расскажу. Слушай меня внимательно, постарайся не перебивать.
   И рассказал ему все, что знал о Вересове, Казаковой, наркотиках, лечении, киевском любовнике и, наконец, о его сестре, прекрасной Галине.
   Мальчик несколько минут молчал, приходя в себя. Инна не дышала, снова переводя взгляд с одного из нас на другого. Я понял, что по окончании этого дела она напишет книгу о превратностях судьбы честных и самоотверженных маленьких мальчиков, спасающих заблудших красивых сестер.
   – Вы знаете, Валерий Борисович, – довольно спокойным, ровным тоном отозвался наконец Герка. – А ведь папа раньше действительно жил в Киеве. И приехал оттуда лет тринадцать назад, кажется, когда мама уже умерла… То есть когда он решил, что мама умерла… только я не совсем понимаю – если вы говорите, что мы с Галей близнецы, это значит, что, скорее всего, мама… была близка и с Вересовым, и… с ним. А когда родила, то разделила нас между ними. Так?
   – Кажется, да, – скрепя сердце отозвался я, с горечью ожидая следующего вопроса.
   – Это значит, – кивнул печальный и отрешенный Герка, – что моим отцом может быть как Вересов, так и… папа.
   – Ты знаешь, – тут же возразил я, – не все так просто. Выводы о том, что вы близнецы – это всего лишь гипотеза. На самом деле может быть, что вы родились с интервалом в год…
   – У нас дни рождения в один день, – спокойно сообщил Гера. – Мы с Галей сравнивали.
   Я заткнулся. Сказать было нечего.
   Часы-ходики пробили двенадцать.
   – Ой, – робко встрепенулась хозяйка квартиры, – полночь уже… А что же нам делать, Валерий Борисович?..
   – Думать, – ответил я. – И действовать. Мне вот нужно утром до восьми часов позвонить в бюро находок номер шесть и заказать сосиску с паприкой.
   – Что-что? – переспросила Инна Николаевна, явно не понимая, что я имел в виду, что, впрочем, было совсем неудивительно, – ведь я тоже не понимал этого.
   – Да это пароль такой, Инна Николаевна, – пожал плечами Герка, думая о чем-то своем. – Про сосиску с паприкой. Правда, Валерий Борисович?
   Воистину, сегодня был не мой день. Потому что уже в третий раз я открыл рот и молча закрыл его.
   А потом вместо ответа на гениальный Геркин вопрос задал встречный:
   – Гера! А ты не хотел бы, когда вырастешь, стать частным сыщиком?
   Он искоса посмотрел на меня, слегка удивленно, потом чуть улыбнулся.
   – Но это же элементарно, – ответил он, стесняясь. – Ну, про пароль.
   – Конечно, элементарно, – соврал я. – Но у тебя очень здравый рассудок. Ладно, об этом мы поговорим потом.
   Георгий снова пожал плечами. Потом вдруг что-то вспомнил и тут же спросил:
   – Валерий Борисович, вы так и не объяснили, почему же Галя так ненавидит Вересова, – в глазах его зажглась надежда. – Может, потому что она узнала, что он на самом деле не ее отец?
   Я в который уже раз подивился интеллекту этого мальчишки, временами заметно превышающему мой собственный, и, подумав, спросил:
   – Я, Гера, могу рассказать тебе вообще все, что знаю. Но факты будут очень неприглядными. Хочешь ли ты выслушать их СЕЙЧАС?
   Мальчик уверенно кивнул.
   – Я уже ко всему готов, – немного напыщенно, но твердо заверил он.
   Как показала практика, ни к чему он не был готов. И как ребенком был, так им и остался. Узнав, что мать его еще полгода назад была жива и приехала в Тарасов за дочкой, и о том, как люди Вересова убили ее у Гали на глазах, он разрыдался так, как никогда не рыдал при мне ни один представитель мужского пола.
   Я проклял себя, обругал последними словами, даже Инна Николаевна сквозь выступившие слезы жалобно спросила:
   – Может, не надо было?
   – Нет, Ва-лерий… Бо… рисович!.. – всхлипывая, яростно воскликнул Герка, жавшийся к ней, искавший ее тепла. – Надо было!.. Спасибо вам!..
   Вместе мы успокоились, посидели еще с полчаса, решая, как будем действовать в сложившейся, прямо скажем, хреновой обстановке.
   – Понятно, что это не Вересов, – объяснил я. – Один и тот же человек не мог нанять и меня, и убийц на мою голову, не мог подписать контракт на твоего отца и тому же человеку поручить похищение собственной дочери. Значит, в нашем деле есть кто-то, кто нам неизвестен. Скорее всего, кто-то, кому звонил твой папа перед тем, как приехала машина, кто-то, ради кого он отозвал охранников, кого он вышел из дома встречать сам.
   Мне нужно срочно узнать, кто это, и поэтому я отправлюсь сейчас этим заниматься. У меня есть по этому поводу одна мысль, какая – пока говорить не буду. Вы спокойно отдыхайте, окна и двери держите на замке, на дверную ручку советую повесить жестяное ведро. Если кто-то будет открывать, оно грохнется, и будет много шума.
   Вам главное выспаться, чтобы Инна Николаевна могла завтра нормально пойти на работу…
   – Да что вы, Валера, я же не могу его здесь бросить, – горячо возразила Инна. – Я возьму отгул, попрошу подружку заменить…
   – Послушайте меня, пожалуйста, – покачал головой я. – Проблема в том, что даже если наш таинственный враг ничего о происхождении Геры не знает, он прекрасно знает, что такой мальчик на свете есть. А его неожиданное исчезновение любого профессионала наведет на мысль о том, что мальчик стал свидетелем убийства, а потому и сбежал. Дело пары часов выяснить, что он был знаком с Галей и часто захаживал к вам в класс, так что не удивляйтесь, Инна, если сегодня утром, уроку к третьему, на большой перемене, к вам придет какой-нибудь дядюшка Геры с хвостиком и спросит, не видели ли вы его.
   Вы должны быть абсолютно естественны, сказать правду – что три дня назад утром он забегал и спрашивал, где его подруга Галина, а с тех пор вы его не видели. И внимательно запомнить человека, с которым будете говорить. Но если он придет, пожалуйста, будьте осторожны! И не звоните мне сразу же после его ухода, за вами вполне могут следить. Позвоните потом, на следующей перемене, чтобы это выглядело естественно, и во время разговора улыбайтесь, – я откинулся на спинку стула. – Ну, вроде бы все.
   Теперь очередь открывать и закрывать рот настала для Инны Николаевны.
   Бедная учительница, не подозревавшая, что в ее жизнь может ворваться вихрь шпионских страстей и что сегодня утром ей, вполне возможно, предстоит лицом к лицу встретиться с человеком, убившим как минимум троих, не была готова к этому. Подобные мысли ей явно не очень-то понравились.
   Но, к ее чести, следует заметить, что, бросив всего один взгляд в сторону Герки, Инна Николаевна твердо ответила:
   – Конечно, Валера… Спасибо вам за совет.

Глава 7

   Ночь полнолуния, как ей и полагалось, была светлой. Улица, по которой я шел, направляясь на ночное свидание с Приятелем, как ей и полагалось в час ночи, была почти пуста.
   И только одно не соотвествовало гармонии происходящего: резкий звонок сотового телефона, раздавшийся в тишине ночи.
   Я дернулся, как от удара, едва он затрезвонил на всю улицу, и попытался уйти в сторону от возможного наблюдения сверху.
   Это предопределило весь ход дальнейших событий моей жизни.
   Ногой я наступил на канализационный люк, который от неожиданной тяжести подо мной провалился и упал в темноту. Вместе с ним туда же, вниз, начал проваливаться и кусок асфальта, четко по ровно обрезанной линии!
   Не успев даже как следует вскрикнуть, я упал в темноту, едва не сломал себе ногу, тут же отпрыгнул в сторону, мгновенно пытаясь уйти с возможной линии обстрела: если ловушку так тщательно готовили, значит, должен быть один, завершающий штрих!..
   Темнота поглотила меня вместе с непрерывным звуком льющейся где-то воды. Телефон, черт его возьми, больше не звонил. Я пригнулся, нащупал и вытащил из кобуры пистолет, замер, пытаясь услышать возможный шум, вроде торопливых шагов откуда-нибудь сзади, со стороны или с дороги наверху.
   Ничего не было слышно. И только снова, повергая меня в новый шок, яростно запиликал телефон.
   Едва не разбив его о шершавую темную стену, я лихорадочно попытался открыть пластиковое вместилище и вынуть батарейки, но липкие грязные руки скользили. Сообразив, что на звук звонка меня могут ловить, как корову с колокольчиком на шее, но не в силах преодолеть в себе комплекс владельца-собственника, я помчался по темному коридору дальше.
   Убегая подальше от места падения в темноту, я пару раз со всей дури ударился ногами обо что-то, складирующееся в русле городской канализации, пытаясь шипеть от злости и не кричать от боли.
   Наконец минуты через две я остановился и прислушался к окружающей меня журчащей тишине, пытаясь в грохоте биения сердца и шуме крови в гудящей голове и заложенных ушах разобрать, происходит ли что-то за моей спиной.
   Вокруг стояла тишина. Телефон больше не звонил – как и в первый раз, это был единичный звонок с непонятной целью.
   Я попытался было отдышаться, решив, что весь кошмар происходящего был ложной тревогой, несуразной случайностью, – но тут начался второй акт дикого и безумного представления под названием «Хакер против пингвинов-убийц из городской канализации»: откуда-то слева, разорвав ровное журчание воды, послышался нарастающий рокот, напоминающий шум морского прибоя, – и практически через секунду, пока я не успел еще ничего осознать, труба слева от меня с грохотом лопнула, не выдержав, вероятно, навязанного ей напряжения.
   С левого боку в меня врезалась мощная, сваливающая с ног, оглушающая струя грязной воды, я упал, с проклятьем попытался подняться, ощущая шум в голове, тошноту и слабость во всем теле, подскальзываясь на мокрой поверхности и понимая, что еще одной такой струи мне, находясь в сознании, не пережить.
   Продвинулся на несколько шагов вперед, как вдруг справа послышалось точно такое же прибойное, а точнее, убойное грохотание.
   Не раздумывая, я рванулся вперед, пытаясь преодолеть зону непосредственной опасности до того, как труба лопнет, – и едва успел. Водяная струя обрушилась справа налево за моей спиной.
   Но передышки невидимый правитель подземных сливных (отнюдь не от благоуханного слова «слива») вод мне не предоставил: как только я остановился, две предыдущие струи иссякли и в тишине послышался нарастающий грохот сверху, снова справа и откуда-то сзади и снизу!..
   Труб в этом треклятом подземелье было много.
   Я отскакивал, голося и проклиная все на свете, в полной темноте, чудом не разбив себе голову окончательно, а лишь отделавшись несколькими поверхностными ударами; я уворачивался от хлещущих по мне струй, возникающих все с уменьшающимися промежутками времени и все более сильных; причем вода в данном места доходила мне уже до колена (слава богу, хоть выше не поднималась, очевидно, стекая где-нибудь метрах в десяти и разливаясь по бесконечной системе канализационных тоннелей).
   Странное чувство нереальности происходящего не оставляло меня, пока я прыгал и уворачивался, не в силах покинуть этот мокрый и вонючий ад, несмотря на то, что каждая струя могла ударить меня в голову, что грозило потерей сознания и быстрой смертью в полной воды темноте.
   Примерно после двадцатой струи я стал улавливать в потоках воды какую-то закономерность.
   После двадцать четвертой я окончательно убедился, что неведомый подонок играет со мной в простейшую синклеровскую игрушку «Осьминог» – аркаду, в которой щупальца подводной твари доставали маленькую фигурку водолаза в ограниченном пространстве, и ему приходилось уворачиваться, для того чтобы выжить, причем жизней у него было всего три…
   Тут же я получил вторую струю воды, обрушившуюся сверху, и едва не откинул коньки.
   Полуоглушенный, качающийся, я отпрыгнул от двадцать шестой, увернулся от двадцать седьмой и понял, что долго так не выдержу. Жизнь, говоря компьютерным языком, у меня осталась всего одна.
   Осьминог в той игре выпускал щупальца сериями начиная с одного. И заканчивал каждую серию, выпуская пять из семи, от которых было чрезвычайно трудно увернуться. Но затем наступала секундная пауза, и в каком-то из мест обшивки затонувшего корабля открывался пролом, через который водолазик мог выбраться наружу, чтобы отдать собранные сокровища и получить дополнительные очки.
   Со всех сторон непреодолимо и яростно загрохотали нарастающие волны пяти струй одновременно, и я понял, что другого случая помереть мне не представится по той причине, что я его просто не дождусь.
   И в этот момент снова зазвонил неуничтожимый, непромокаемый сотовый телефон. Всего один раз. Третий.
   Догадка вспыхнула в моей измученной голове подобно молнии, ударившей в тихий умирающий пруд.
   Я рванулся с отчаянным криком загнанного дикого зверя, совершая гигантский, невиданный и несоразмерный с обычными возможностями нормального человека прыжок, – и всем телом врезался в левую стену.
   В глазах помутнело, но свободной от до сих пор сжатого мертвой хваткой пистолета рукой я нащупал ведущие наверх скобы и, ухватившись за них, со стоном пополз к выходу, к ВЕРХНЕМУ ЛЕВОМУ ЛЮКУ, наличие которого предсказал мне мой неизвестный и таинственный «реальный работодатель, единственный, кто способен меня чему-то научить и как-то использовать»!
   Через минуту я вылез на пустую дорогу из канализационного люка и, потеряв остатки сил, остался лежать на месте. Струи снизу стихли, слышалось только журчание растекающейся во все стороны воды.
   Через пять неподвижных, бессловесных и безмысленных минут я наконец-то отдышался и решился подняться с земли. Тем более что пронизывающий осенний холод к этому времени меня крепко достал.
   Передо мною теперь стояли две реальные проблемы: как не умереть от холода и как попасть к Приятелю через вахту. В таком виде, как я подозревал, никакой вахтер меня не пустит. Так что я решил быстро забежать домой, благо тут было не очень далеко, переодеться, принять ванну и поспешить к своему спрятанному в сервере чуду.
   Но мои намерения, как ни прискорбно, нарушил очередной телефонный звонок.
   Я не очень удивился, услышав в трубке знакомый двойной нечеловеческий голос.
   – Первое испытание пройдено успешно, – насмешливо и спокойно сообщил он. – Поздравляю. По набранным очкам вы имеете право на один дополнительный вопрос.
   Я с трудом удержался от мучивших вопросов о матери говорившего и вообще о его происхождении и недолго думая брякнул:
   – Кто похитил детей и где они сейчас?!.
   – Второй вопрос принят, – на полном серьезе прокомментировал голос и тут же ответил: – Вопрос по существу, но набранных очков на него не хватает. Рекомендуется попробовать вторично после второго испытания.
   Он замолчал, а затем, через несколько томительных секунд, в трубке что-то едва слышно щелкнуло, и оттуда добавили новым, незнакомым мужским голосом с помехами из-за плохого качества пленки:
   «Утром деньги, вечером стулья!»
   Почему-то я не сомневался, что фраза вырезана прямо из фильма «Двенадцать стульев».
   – Ну и в чем заключается второе испытание? – спросил я с усталым интересом, решая, что раз вывести пройдоху на чистую воду пока не получается, нужно подождать. Рано или поздно он проколется, даст знать о чем-то, скажет то, что не планировал, и его можно будет легко вычислить.
   – Вопрос не засчитан как неподобающий, – надменно ответил двойной голос. – Испытуемому предстоит немедленно идти в компьютерный салон «Виртуальный мир» и спасти свой спрятанный в сервере компьютерный разум от уничтожения. Ключ к испытанию – «Капуста». Второй ключ – «Выгода».
   Я вздрогнул всем телом. Из трубки раздались короткие гудки. Насмешливо, мелочно и грубо. Я дрожал, но уже не от холода, а от мысли о том, что кто-то узнал про мое секретное оружие, про залог моего успеха, про спасителя моей репутации. Про Приятеля.
   Это было уже серьезно. Очень серьезно.
   До сих пор многое удавалось мне только потому, что никто из моих противников не мог узнать и не узнавал про верного помощника, советника, рассчитывавшего действия мои и чужие, – моего Приятеля.
   Я прятал его, как мог. Но, видимо, каким-то образом прокололся, подобно похищенным детям, начавшим играть с Интернетом, и вот теперь начинал с ужасом пожинать плоды своего прокола.
   Итак, наскоро запланированный поход домой спешно отменялся. Нужно было срочно бежать в салон, где, по словам звонившего, кто-то сейчас пытался проникнуть в мою программу, и помешать кому бы то ни было сделать это.
   Лихорадочно соображая, что же мне предпринять и как обмануть либо уговорить вахтера пропустить меня в ночное здание и дать мне ключ, я вдруг вспомнил нечто, снова поразившее меня как гром среди ясного неба.
   Была на старых советских компьютерах «Спектр» такая игра – «Капуста», в которой мужику-извозчику нужно было довести капусту до магазина – сначала через поле с козами, а потом через жадных лису, волка и медведя.
   Но чтобы везти, нужна была телега, а в начале игры ее у мужика не было. Вот и приходилось ему охранять капусту, сложенную на траве, от нахальных коз, налетающих на него целыми толпами, от которых было только одно оружие – удар дубинкой по башке.
   Но это было еще не все: авторы игры не зря назвали ее ЛОГИЧЕСКОЙ аркадой: каждый раз над носящимся туда-сюда мужиком медленно проявлялась нечеткая надпись – пословица, в которой не хватало некоторых букв, знаков препинания, иногда даже целых слов.
   Несчастному игроку, продолжающему лупить бессовестных коз, нужно было в кратких паузах между их появлением успевать набирать недостающие буквы и слова, а после того, как пословица проявлялась полностью, сверху падала телега, в которую нужно было переложить всю капусту, причем те кочаны, которые оказывались в телеге, были для наглых коз неуязвимыми.
   Так что мужик после сбора капусты мог увезти ее в близлежащий магазин, но сначала следовало пройти через лису, волка и медведя, которых можно было либо забить палками и закидать камнями, если больше по душе аркада, либо хитро обойти, если логика. То есть это сначала мы думали, что либо так, либо так. И все время удивлялись, почему за прохождение не дают бонуса по очкам. А потом нашли способ пройти одновременно и с хитростью, и с аркадой…
   Я сосретодочился, пытаясь понять, как может в данном случае телега помочь мне решить предлагаемую задачу. Как знание этого слова может помочь мне либо обмануть вахтера, либо прокрасться незаметным мимо него, а затем помочь выманить из комнаты тех, кто возился с сервером.
   Очевидно, это испытание было на умение временно становиться тупым. Потому что уже через несколько секунд я нашел до крайности банальную и простую схему-ответ. Ну очень простую.
   До полного кретинизма.

Глава 8

   Перед зданием было темно, фонари не горели. Дверь, как ей и полагалось, была закрыта.
   Если утверждение звонившего было верно (было бы глупо не верить в его возможности после того, как он продемонстрировал свое неоспоримое могущество, загнав меня в ловушку со струями и явно управляя их появлением/исчезновением), в салоне сейчас не спали, а работали, возясь с сервером по непонятной мне причине… Скорее всего, что-нибудь с UPS, то есть с подачей питания – по какой-то причине прервалось, причем на время, достаточное для того, чтобы аккумуляторы UPS сели и сервер выключился, что автоматически нарушало непрерывность в работе системы.
   В общем-то, это ничем никому не грозило, но, чувствуется, хозяин просто решил не пропускать первую половину завтрашнего дня, а потому попытался найти и вызвать сюда меня. А так как меня не было, он вполне мог позвать других специалистов, сейчас копающихся в недрах сервера и заново настраивающих систему перед включением.
   Однако почему двухголосый считал, что они найдут спрятанную программу? Она ведь запрятана добротно: если не знаешь, что нужно искать, вовек не обнаружишь ее наличие!
   «Черт, – подумал я, – а ведь вполне может быть, что именно непрерывная работа Приятеля что-нибудь в компьютере перегрузила, поэтому он и вырубился!»
   Ну ладно, сейчас дойдем до салона и на все посмотрим своими глазами…
   Еще квартал, торопливый поворот… – и верно: четыре окна на третьем этаже горят! Там шевелятся три человеческие тени. Ну-ну. Подождите, голубчики.
   Я набрал номер вахтера и, когда он взял трубку, уверенным и властным голосом сказал, пытаясь подражать своему заказчику-еврею, хозяину компьютерного салона:
   – Саныч, это я, Саша. Открой, пожалуйста.
   Связь была не очень хорошая, к тому же я старался моделировать характерный тон и выговор хозяина салона, поэтому голос мой остался неузнанным. Конечно, ночной визит хозяина салона был необычен, но не выходил за рамки дозволенного. Тем более что вахтеру все равно было скучно.
   – Вы, Александр Михайлович, что ли, так быстро? – удивился старик.
   – Да я, я, Саныч. Вставай, лежебока! – я как-то слышал манеру обращения хозяина к вахтеру и теперь старательно ее копировал. Я тут подъезжаю, с сотового тебе звоню, скоро буду. Мы новые компы привезли, надо разгрузить. Так что ты двери открой, я минут через пять-десять подъеду и сразу начну разгрузку, чтобы ждать не нужно было. А то мне ребят домой отпускать…
   – А-а, вас понял, Александр Михайлович, – согласно ответил старик. – Щас иду.
   – Ну давай.
   Я отключился и спрятался за колонной, ожидая открытия дверей и еще раз окидывая мысленным взглядом свой скороспелый план.
   Старик приковылял минуты через полторы, снял внутренние запоры и, как и следовало ожидать, ушел обратно. Ну не стоять же ему, в самом деле, у дверей, ожидая приезда хозяина салона?!
   Я подождал секунд пятнадцать и мышью скользнул в холл. Где сторож?.. Старик как раз умывался в подсобке и ставил чайник: он, видно, только сейчас вставал после недолгого дежурного сна.
   Пробежав в глубь помещения, я стал подниматься по лестнице наверх, прислушиваясь.
   Ага, после второго этажа, на подходе к третьему послышались голоса. Теперь предстояло выманить из комнаты волка, медведя и лису. Подойти к компьютеру, стереть все файлы Приятеля и забрать оба своих винта. Причем сделать все это до того, как подъедет реальный хозяин салона, который, судя по словам старика, действительно куда-то отъехал и должен быть ненамного позже.
   Я вышел с лестницы в коридор. Дверь в салон была полураскрыта, оттуда доносились голоса совещающихся наладчиков-программистов, которые, кажется, никак не могли понять, что же из выставленных в установочном меню сервера параметров могло затребовать то количество энергии, которое сервер сожрал из UPS за короткое время.
   На мое счастье, они начали работать совсем недавно и пока еще просто не успели залезть внутрь системного блока, чтобы обнаружить два лишних, спрятанных жестких диска, явно не соответствующих параметрам машины, описанным их заказчиком.
   Я постоял минуты две, слушая их разговоры, и понял, что главный из троих – некто Сидоров, к которому оба остальных так фамильярно и обращались несколько раз подряд.
   Обмануть людей нормальных, взрослых каким-то звонком было непросто, поэтому следовало рассчитывать на то, что с владельцем салона никто из них очень уж близко знаком не был. Я на это и понадеялся.
   И, снова спустившись по лестнице на второй этаж – чтобы мой голос был слышен ТОЛЬКО из телефонной трубки, – набрал номер салона.
   – Сидоров! – сказал сразу же после того, как он взял трубку, и попер безостановочно: – Это Вахнеев! Я того мужика, Мареева, который мне сеть налаживал, нашел. Он сейчас со мной приедет и все там наладит. Вам спасибо, я вас по домам развезу. Сейчас подъеду к главному входу, спускайтесь.
   – Вы точно, Александр Михайлович? – недовольно возразил Сидоров. – Мы тут просто уже все теоретически сделали… – Один из напарников буркнул что-то насчет практики, и Сидоров тотчас добавил: – Да и практически тоже уже завершаем…
   – Да бросайте валандаться, – ответил я. – Что, думаете, я вас просто так отпущу, что ли? Не беспокойтесь, без денег не оставлю. Давайте спускайтесь, чтобы я сразу же, как подъеду, вас повез… А то поздно уже. Все, пока!
   И повесил трубку.
   Так, вроде получилось ничего, по крайней мере, за хозяина салона Александра Михайловича они меня приняли. А теперь надо проверить, спускаются ли они вниз, словно медведь, волк и лиса, всегда убегающие за экран компьютера вслед за выброшенными мужиком тремя кочанами капусты…
   Я осторожно поднялся на площадку третьего этажа и с ужасом услышал:
   – …А если мы прямо сейчас закончим, он прямо сейчас и расплатится! Так что давай, Иваша, дуй вниз, а мы тут в срочном порядке этот гробик вскроем и посмотрим, что там у него внутри не так…
   – Ну ладно, – покладисто ответил невидимый Иваша, – я спущусь, а вы доделывайте. В случае чего, я вас тут же позову.
   – Ладно.
   Я срочно ретировался вверх по лестнице на четвертый этаж, стараясь на хлюпать насквозь промокшими ботинками и не стучать зубами от холода. Хорошо хоть в здании нормально топили!
   Покладистый Ивашка, насвистывая, прошел себе вниз, а я, обуреваемый греховными страстями, одной из которых был непрерывный внутренний мат, прокрался к полураскрытой двери и, кроме подслушивания, получил еще и возможность подглядывать через дверную щель.
   Они уже вскрыли системный блок и теперь с изумлением смотрели на оба обнаруженные винчестера. У меня заскрипели от бессильной ярости зубы, засосало под ложечкой, и я уже подумал о том, что сейчас войду в комнату и, угрожая пистолетом, заставлю их отдать мне оба винта.
   Но на такую крайность, которая могла бы искалечить мне репутацию, и дальнейшую жизнь заодно, мне решаться так и не пришлось.
   Потому что внезапно в комнате, да и во всем здании тоже кратко вспыхнул и с яркой искринкой погас весь свет.
   Большинство ламп от перенапряжения сгорели, розетки на краткий миг, видимо, заискрили. Чувствуется, все здание попало под одно мощное короткое замыкание.
   Я почему-то сразу же поверил, что это дело тех же рук, которые ранее умело направляли жестокие водяные струи, изливавшиеся на меня в полной темноте.
   – А, черт! – завопил Сидоров. – Что это было?!
   – Откуда ж я знаю?! – в тон ему ответил собеседник; я разглядел обоих в надвинувшейся лунной темноте, выпрямившихся и оглядывающихся с весьма беспомощным видом.
   – Какое-то замыкание. Перенапряг, что ли? – предположил помощник.
   – Ладно, – в сердцах бросил Сидоров, – пошли вниз, у сторожа выясним, есть ли у них специальная аварийка…
   Оба, толкаясь, миновали меня, застывшего за дверью, и спешно покинули комнату, в которой все еще висел странный, едва уловимый след сильного электрического разряда. Запах озона, как говорят умные писатели в нормальных фантастических романах.
   Не дожидаясь, пока дробь их шагов стихнет внизу, я угрем скользнул в комнату и, через рукав свитера схватив лежащую тут же отвертку, быстро вывинтил оба жестких диска.
   Скорее всего, после такого всплеска энергии вся информация на них стерлась, но оба были целы и довольно дорогостоящи, нужно было их только заново отформатировать.
   Немного поискав, куда бы их положить, я увидел оставленный на стуле пакет с инструментами и дискетами и, вытряхнув содержимое прямо на пол, сунул в него оба винта.
   Следовало быстро и бесшумно уходить, пока никто из них не вернулся. Совесть моя была спокойна: Приятель остался необнаруженным. Хотя, черт возьми, о его существовании известно этому таинственному двухголосому! И это гораздо опаснее, чем если бы о Приятеле знали три обычных независимых программиста!..
   Ну да ладно, времени на размышления нет. Вон, уже слышны шаги и возбужденные голоса где-то внизу. Свет, возможно, с минуты на минуту дадут, так что мне надо убираться.
   Подождав на площадке четвертого этажа, пока программисты вместе с дедком-охранником поднимутся на третий этаж, в салон, я бегом спустился вниз и покинул здание, освещенное лунными лучами, оставляя в нем только один след от своего пребывания – двойную цепочку мокрых и грязных отпечатков ботинок…
   Телефон зазвонил, когда я уже подходил к дому, примерно без пятнадцати два ночи.
   Я вздохнул и приготовился слушать очередной набор непонятных указаний и туманных намеков. Нет, определенно, обучение в Высшей Школе требовало от учеников полной концентрации и самоотдачи.
   – Алло, Мареев слушает.
   – Здравствуй, Дружок, – со снисхождением, оказываемым повеселившей хозяина собаке, обратился ко мне двуликий голос. – Ты провалил второе испытание, выполнив только программу-минимум. Поэтому ты не получаешь дополнительного бонуса по очкам.
   – Ясно, – вздохнул я, философски решив, что не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
   – Вопрос: какой из факторов ты не принял во внимание, чем не руководствовался, когда составлял и реализовывал план «Капуста»?
   – Жадность программистов, – устало ответил я. – Их личную мотивацию… то, что имелось в виду под ключевым словом «Выгода».
   – Ответ корректный, – согласился голос. – Уже лучше. Испытуемый, вам начисляется двести пятьдесят дополнительных очков.
   – Слушай, ты, – сказал я тоскливо и безнадежно. – Я промок, как жаба, устал, как собака, и тупой, как червяк. Слушай, отстань от меня, пока я не закончу это дело. Пожалуйста. Дай мне вымыться, выспаться, отдохнуть… Будь любезен!
   Двухголосый помолчал несколько секунд, видимо, возмущенный моими притязаниями. А затем в трубке что-то едва слышно щелкнуло, и он ответил голосом робота Вертера из «Гостьи из будущего»:
   – А говорил, романтик!
   И добавил голосом Фаины Раневской:
   – Муся, не нервируй меня!
   И замолчал, ехидно ожидая моих комментариев. Я покачал головой. Спать хотелось неимоверно, все тело болело, под сердцем ощутимо кололо. Доиграюсь я скоро, ох, доиграюсь… А чертов двухголосый все слушал и слушал.
   Я кашлянул, снова покачал головой. И добавил:
   – Я, конечно, знаю, что ты сумасшедший маньяк и полная сволочь. Нормальные люди так над другими людьми не издеваются. Но хоть какая-то человечность у тебя должна остаться! Так что я тебя прошу: отстань от меня! Будь человеком!..
   Он двумя голосами вздохнул.
   – Не могу, – грустно ответил он. – Такая возможность планом не предусмотрена.
   Затем, помолчав еще немного, добавил добрым женским голосом, наверняка из какой-то детской сказки:
   – Не плачь, дитя… Все будет хорошо.
   Я вздохнул вслед коротким гудкам и повесил трубку.
   Впереди показался мой родимый, тихий и спокойный дом. Дом, где меня ждал душ, ужин и теплая постель. И, конечно, единственная теперь в мире копия Приятеля, все еще продолжающего загружать свои сухие электронные мозги потоком человеческой образности и эмоциональности.

Глава 9

   Наверное, моя прочувствованная и патетическая речь тронула двухголосого, потому что раздавшийся в половине одиннадцатого утра звонок, вырвавший меня из дебрей глубокого и бесчувственного сна, был не от него, а от Инны Николаевны.
   – Валерий Борисович! – взволнованно пропела она в трубку. – Он приходил! Час назад, после второго урока! В точности такой, как вы с Герой говорили: невысокий, худой, с хвостиком! Спрашивал про Георгия, я ему ответила все дословно, как мы с вами договорились!
   – Во что он был одет? – спросил я на всякий случай, предполагая, что, если события будут развиваться стремительно, уже сегодня я, быть может, встречусь с убийцей, которому будет недосуг поменять костюм, и это поможет мне узнать его, если, например, встреча произойдет в толпе.
   – Куртка кожаная, черные джинсы, темные кроссовки, очень хорошие… Рубашка и джемпер, кажется, тоже темные. Вы извините, Валерий Борисович, я как-то не запоминала…
   – Все нормально, Инна. Этого достаточно. Как там наш Геракл?
   – Он, мне кажется, до сих пор спит. Я только что звонила домой, он взял трубку и был такой сонный, – в голосе женщины слышалась симпатия и какая-то добрая радость. Парень ей явно понравился.
   – Хорошо. Давайте договоримся так: я сейчас встаю, доделываю все свои дела и примерно к двум часам дня подъезжаю к вам домой. Там и поговорим. Хорошо?
   – Конечно, Валерий Борисович. Только…
   – Что?
   – Вы, пожалуйста, будьте осторожны!.. А то мне снился такой сон…
   – Хорошо, Инна, – тепло ответил я. – Буду. Только вы, главное, сами будьте внимательны. По безлюдным улицам не ходите, старайтесь все время быть в компании. Кроме того, наш хвостатый может попытаться за вами проследить, так что периодически незаметно осматривайтесь, а когда приедете, Герку из дома ни в коем случае не выпускайте.
   – Конечно. Я поняла.
   – Ну, тогда до свидания.
   – С богом!
   Повесив трубку, я посмотрел на расписание сегодняшнего дня, составленное вчера в течение суток в блокнотике.
   Первым пунктом там стояло «связаться с Вересовым», а вторым – «позвонить в бюро находок номер шесть и заказать сосиску с паприкой», с припиской красной ручкой «обязательно до 12.00!».
   Я поблагодарил создателя за то, что он позволил мне проснуться примерно в нужное время, и, спешно выкурив сигарету (вчера, вернее, уже сегодня не успел, потому что свалился, как только пришел, вымылся и проверил, как идет работа у Приятеля), набрал выясненный по «09» номер шестого бюро находок.
   – Алло, бюро находок, вас слушают, – сказал мужской голос.
   Остатки сна с меня мгновенно слетели, ибо я узнал его. Именно он говорил со мной вчера ночью, предупреждая о том, что видит меня, что стреляет отлично, и приказывая войти на территорию стройки.
   – К-ха, к-ха, – многозначительно прокашлялся я и начал говорить, пытаясь пользоваться более низким голосом, чем имеющийся в распоряжении родной. – Я по рекомендации… Хотел бы заказать сосиску с паприкой, немедленно.
   – Я уточняю, – произнес голос. – С паприкой сосиску, точно? Круто поперченную? Лишка не будет?
   Стремительно соображая, я вдруг понял, о ЧЕМ мы с ним сейчас говорили, условия ЧЕГО мы сейчас обсуждали.
   Сглотнул. И подтвердил:
   – С паприкой. Конечно, с паприкой…
   – Имя… любителя сосисок с паприкой?
   Говорить «Мареев Валерий Борисович» было бы крупной ошибкой для человека, который нанимает хвостатого киллера, – ведь ЭТОТ киллер УЖЕ УБИВАЛ Мареева, причем не далее как вчера.
   – Николай Геннадьевич Коренев, – сказал я, подразумевая своего соседа Коляна и мысленно прося у него прощения, но другого выхода у меня не было.
   – С доставкой на дом или встреча на улице?
   – На дом, – быстро ответил я. – Адрес: Майская, дом сто, квартира восемнадцать, это на втором этаже частного дома во дворике, проход через арку, напротив похоронного бюро «Вечность».
   – Понял, – ответили с того конца провода. – Доставка насколько срочная?
   Я мысленно просчитал в голове свой стремительно созданный план, в котором попытался учесть все имеющиеся переменные, и ответил:
   – Необходимо к часу дня. Он приедет домой на сером «БМВ», будет очень удобно…
   – Ясно, – ответил убийца. – Цена пятьсот долларов. Аванс в двести. К двенадцати перевести переводом на абонентный ящик 6/17, на паспорт серии десять-РУ, номер 668585. Телефон для связи?
   Я мысленно чертыхнулся. Выдавать свой телефон было бы безумием. Нормальный профессионал не мог не иметь доступа к информационному банку данных, в котором содержались телефоны и фамилии владельцев.
   Значит, будем играть в наглую.
   – Нет, – сказал я. – Телефон не дам. Если вы даете твердые гарантии, могу перевести все пятьсот сразу.
   – Даю, – тут же по-деловому сухо отреагировал он. – О моей репутации можете узнать у тех, кто вам меня рекомендовал.
   – Хорошо, – ответил я. – Ждите перевода.
   И отключился.
   «Пятьсот долларов, а?! Как просто!..» – мысли стремительно мелькали в голове. План, сочиненный мной на ходу, был возможен для реализации, еще как возможен. Но… в нем было слишком много переменных. И вопросов, которые нужно было срочно решать.
   А Приятеля, который подсказал бы верный и кратчайший путь без потерь, смог бы помочь разобраться с опасным и могущественным двухголосым, рядом не было.
   Вернее, он-то как раз был рядом, рукой подать, но в каком состоянии!.. Не переставая теребить подбородок и нервно сплетать-расплетать пальцы, я отправился в свою потайную комнатку проверить, как там мое дитя, ненаглядное электронное чадо.
   Чадо по-прежнему пиликало, выполняя заданные ему установки по преобразованию мышления в более совершенное; в графе учета проделанной работы стояло число в процентах, которое весьма обрадовало меня.
   Там значилось «88». Значит, еще несколько часов – не больше пяти-шести – и работа будет завершена. Но к трем я все равно не успеваю. Значит, придется снова думать и выкарабкиваться самому. Что ж, делать нечего. Займемся работой.
   Самым сложным в сыщицкой работе для меня всегда было решить, как относиться к тому, что мои клиенты, интересы которых я обязан защищать, частенько сами нарушают закон. Постепенно, за несколько лет работы, у меня выработался внутренний комплекс нарушений, на которые я мог закрыть глаза и преспокойно забыть о нарушителе закона, получив с него оплату.
   Но Вересов в эту категорию людей попасть не мог никак. Однако, судя по всему, он был человеком очень опасным. И если я, например, смогу получить материалы, компрометирующие его лично и его фирму, я встану перед выбором, как поступить.
   Жить хотелось, тем более что я знал: Вересов явно посчитает, что я был обязан покрыть его, защитить от разоблачения, даже если он заказал мне всего лишь отыскать свою дочь. А даже в случае, если он сядет, те, кто считает себя хозяевами города, вполне могут решить, что я переступил через их понимание законов честности и чести, и наказать меня смертным приговором.
   Как я уже говорил, ситуация, в которой я оказался, когда ко мне обратился один из воротил теневого бизнеса, была очень и очень многообещающа.
   «Ладно, – наконец, истратив минут пятнадцать на тщетные размышления по этому поводу, решил я. – Времени нет. Надо звонить Вересову».
   Сергей Леонидович ответил на звонок тут же, после второго гудка. Чувствуется, еще вчера ждал вестей.
   – Да? – спросил он.
   – Здравствуйте, – ответил я. – Это Мареев.
   – Вы где пропадали? – тут же мрачно отреагировал он. – Мой секретарь вас вчера полдня искал.
   – А что же не позвонили?
   – Вечером и ночью звонили раз десять, все время было занято.
   Я неожиданно вспомнил последовательные односложные звонки в катакомбах тарасовского подземелья и позже и подумал, что дело начинает попахивать мистикой: если следовать логике, выходило, что двухголосый звонил именно в те моменты, когда мне пытался дозвониться человек Вересова. То есть это означало, во-первых, что он не хотел допустить преждевременного моего с ним разговора и, во-вторых, что этот человек обладал серьезным, невероятным, даже фантастическим могуществом.
   Черт, ну куда же я все-таки вляпался?!.
   – А сегодня утром звонили раз двадцать, – добавил мой наниматель.
   – Вот утром все понятно: я отключил телефон, чтобы выспаться.
   Разумеется, я имел в виду домашний, стационарный телефон; номер мобильного своим клиентам я давал далеко не всегда.
   – Ладно, – резюмировал Вересов. – Как наше дело?
   – У меня есть некоторые соображения, – с готовностью ответил я. – Мне даже кажется, что я вышел на верный след. Но для того чтобы продолжить, мне необходима тысяча долларов, и как можно быстрее.
   – Зачем? – спросил Вересов, чувствуется, названной сумме не удивляясь. Впрочем, чего особенного – он-то мог заказывать сосиски с паприкой, горчицей и другими соусами дясятками, а то и сотнями.
   – Я пока не хочу вам ничего объяснять, – твердо ответил я. – Скажу только, что вполне возможно, что сегодня в три часа дня мы сможем взять похитителя. Так что вторая из моих предложений-просьб заключается в том, что мне нужны несколько вооруженных профессионалов, которые смогут произвести захват наемного убийцы. Через него мы выйдем на похитителей детей.
   – Н-да? – несколько озадаченно произнес Вересов. – А что за наемный убийца?
   Не видя причин не отвечать ему, я описал внешность хвостатого и сказал, что заказал ему своего соседа.
   – Ловко вы, – ответил Вересов, в голосе которого сквозь сухость и бесстрастность просочилась-таки тень уважения.
   – Работаю, Сергей Леонидович.
   – Ну, хорошо. Как хотите получить деньги?
   – Пошлите какого-нибудь человека, который передаст мне их около Главпочты. Я буду ждать через полчаса.
   – Хорошо, – сказал наниматель, и я почти увидел, как он пожимает плечами; но тут же он бесстрастно добавил: – Мареев, вы больше ничего не хотите сказать?
   – Пока нет, Сергей Леонидович, – ответил я. – Присылайте людей ко мне домой в двадцать минут третьего, и, после того как возьмем хвостатого, я вам все расскажу. Учтите, если ваших людей не будет, мне придется обращаться за помощью к другим, может быть, даже в милицию.
   – Разумеется, будут, – буркнул Вересов, явно недовольный такими словами; но придраться было не к чему, поэтому он промолчал.
   – Ладно, – сказал я. – До свидания. Жду денег. Пожелайте мне всего хорошего.
   – Желаю.
   – Пока.
   – Пока.
   Вроде бы все было нормально, ясно и понятно, но что-то засело у меня в груди, не давало покоя. Вся эта мешанина, связанная с делом четверых похищенных детей, все, что связывало Герку, покойного прокурора, убитую женщину и Вересова, еще можно было понять; но звонки неизвестного с двумя голосами смешивали все карты, превращая привычный расклад в неизвестность.
   Я должен был бежать выполнять все задуманные дела, но что-то не давало мне покоя. Какая-то мысль, гнездящаяся в глубине подсознания и никак не поддающаяся вытаскиванию на свет божий…
   Итак, Казакова была близка с обоими – Вересовым и отцом Георгия – в одно и то же время. Кончилось это, скорее всего, близнецами Галей и Герой. Женщина решила распределить их по отцам, потому что осознавала, что сама со своим пристрастием к наркотикам их жизнь загубит.
   Однако она хотела с ними хоть иногда видеться, но ни тот ни другой из мужчин не желали ей этого позволить. Тогда она попыталась встретиться с Галей незаметно для Вересова и была убита нанятым им человеком на месте встречи. И это видела Галя, пришедшая на свидание с матерью…
   Стоп! Вот она, прячущаяся мысль: откуда Галя узнала, что убийца БЫЛ ПОСЛАН ОТЦОМ?!. Причем сразу же после того, как произошло убийство: ведь, судя по словам всех свидетелей, убийство матери и Галин Проект последовали непосредственно одно за другим!..
   Неужели девочка, всю жизнь прожившая с отцом и практически не знавшая матери, неожиданно поверила ее словам об угрозе со стороны отца и после ее смерти окончательно и бесповоротно решила: это он? При всем том, что Вересов утверждал, что отношения у них с дочерью очень хорошие, по крайней мере, он ее очень любит…
   Загадка вертелась у меня в голове, мешая мыслить холодно, четко и ясно.
   Нет, Галя девочка явно не глупая и совершенно не фанатичка, даже Герка, влюбленный мальчишка, заметил, что в ее патетических речах к остальным ребятам было четко продуманное убеждение.
   Что же тогда? В чем тут неясность, не дающая мне покоя?..
   Хоровод произошедших, происходящих и возможных в ближайшем будущем событий кружился у меня в голове, сбивая логические построения и не позволяя выстроить нормальную гипотезу происходящего до конца.
   «Так, Хакер, думай дальше, думай, – время-то не останавливается, идет!..»
   И тут я вспомнил.
   Как обычно, ясная мысль родилась в моей опухшей от размышлений голове, словно вспышка света, озарившая бескрайние просторы непонимания.
   Вересов с самого начала предупредил меня о том, что за Галей водится одна странность: она постоянно что-то придумывает, присочиняет, врет. Но эта детская черта абсолютно не вязалась со всем остальным, что я о Гале знал!
   Вот оно, странное, непонятное противоречие. И что же это означает?..
   Я подумал примерно минут пять. И постепенно мысль выкристаллизовалась у меня в голове, окончательно и бесповоротно. Наконец-то после столького времени плутания во тьме, после стольких ошибок я понял, что все мои построения неверны изначально, в корне.
   Это произошло по одной простой причине: из-за моего неумения предположить, что один важный факт, предоставленный мне, на самом деле не был фактом, а всего лишь хорошей мистификацией!..
   Теперь передо мной стояли практически все части собранной воедино головоломки. И я наконец-то понял, кто же звонил мне по телефону, проводя со мной отвлекающие маневры и наводя меня на другого человека, на человека, которого по зрелом размышлении нужно было подозревать во всех смертных грехах. Который и впрямь всегда был и теперь является преступником, причем из крупных. Я понял, кому это было нужно и выгодно и кто хотел, чтобы я после прохождения всех этих испытаний ОСТАЛСЯ В ЖИВЫХ и по тщательно продуманной подставе посадил этого преступника в тюрьму. А не тех, кто виновен в похищении детей и в смерти прокурора, Геркиного отца.
   Н-да, поздновато я это понял. Да и чудо вообще, что все-таки сообразил. Конечно, без Приятеля работать просто ад, чертов маленький ад. Но ничего, скоро он будет в норме, и мы покроем себя неувядающей славой, а пока нужно пройти до конца это ответственное, запутанное и до странности хитросплетенное дело.
   Здесь оставалось еще несколько неясностей, на которые нужно было пролить свет.
   Я сверил часы с московским временем. Было без пяти минут одиннадцать. Очень хотелось есть. В общем-то, время еще было, поэтому я легко позавтракал какими-то припасами, а затем, снарядившись по полной программе, быстро написал небольшое письмо, указал адрес и заклеил его в конверт.
   Потом позвонил Герке и спросил, в каком банке его отец хранил сбережения и сколько их было. Услышав ответы, кивнул, удовлетворенный. Попрощался и тут же позвонил в банк. Еще более удовлетворенно кивнул, узнав, что не далее как вчера днем деньги были сняты со счета по подписанному чеку на предъявителя.
   Итак, все начинало проясняться. А у меня в голове уже практически выработалась и схема происходящего, и связанный с нею план действий.
   Наступало время расставить по местам все «и», чтобы потом можно было легко расставить над ними точки. За этим делом я и покинул свой скромный дом.
   Колян только что проснулся после очередной ночной поездки и вышел во двор покурить.
   – Колян, – сказал я, подходя. – У меня к тебе есть одно дело. Ты не знаешь, Аслан сейчас дома? Вроде у него сегодня выходной?
   – Дома, – кивнул Колян. – Вчера напился, мать его, так просыхает. А че ты хотел?
   – Хочу поговорить с вами обоими. Насчет одного очень хитрого плана, в осуществлении которого мне понадобится ваша помощь.
   – Ну, загнул, – ухмыльнулся Колян, могучей пятерней почесав в затылке.
   – Давай докуривай, и пошли? – я демонстративно поглядывал на часы.
   – Нет проблем, – ответил он – Ну так че у тя за план?.. Ход мыслей твоих какой?..
   И я изложил ему ход своих мыслей.

Глава 10

   Высокий молодой парень с короткой стрижкой ждал у самого входа. Он сразу же заметил меня и узнал, очевидно, по четкому описанию или фотографии. Без слов передав мне конверт, он подождал, пока я посмотрю и кивну, кивнул в ответ и растворился в толпе.
   Ошибка номер один была сделана.
   Я прошел в зал, перевел пятьсот долларов по назначенным хвостатым координатам и отправил написанное ранее письмо адвокату, с которым у меня по совету Приятеля давно уже была договоренность на подобный случай. Мысль проста: в случае моей смерти или исчезновения больше чем на пять дней материалы, хранящиеся у него и в нескольких других источниках, попадают к властям и в печать.
   Скажу честно, многие хотели бы пожелать мне здоровья и долголетия…
   Правда, в этот раз мое послание было несколько иного рода. Это было конкретное письмо конкретным людям. Очень конкретным. И я чрезвычайно надеялся на их помощь. Потому что знал: в этом деле без вмешательства людей действительно крутых не обойтись.
   Я купил себе пару гамбургеров, баночку пепси, уселся в удобном углу и стал ждать. Ждать предстояло довольно-таки долго.
   Ровно в пять минут первого к месту выдачи переводов подошла немолодая женщина в очках, вполне интеллигентного вида. Я мог бы взять ее прямо здесь, тепленькой, но знал, что в этом спектакле мне уготована совершенно иная роль и что пока по планам противоположной стороны я должен думать, что она просто пенсионерка-марионетка, не подозревающая, что получает и кому за какую работу несет. Как это обычно бывает в книгах и фильмах.
   А мне для исполнения моего плана необходимо было доиграть свою роль практически до конца.
   Поэтому я наблюдал из своего угла за тем, как она получила причитающиеся доллары и преспокойно положила их в сумочку. Наблюдал, внимательно запоминая ее фигуру, одежду, манеры и лицо.
   Женщина повесила сумку на плечо, огляделась (я немедленно спрятался за заполняющую какой-то бланк старушку) и с достоинством направилась к выходу.
   Мне неожиданно стало немного смешно. Судите сами: ни один нормальный, действующий долгое время киллер не стал бы полагаться на так плохо организованный процесс передачи платы за заказ – потому что даже если бы женщина была ни о чем не подозревающей пенсионеркой, довольно быстро, при первом пристальном внимании со стороны следствия либо нормального частного детектива этот способ был бы раскрыт. Вообще, насколько я знал, заказы принимались и передавались весьма разнообразными способами, каждый из которых был проверен в работе, и оплата выполненной работы либо аванс действительно часто получались какими-нибудь старушками, которые и знать не знали, кому и куда эти деньги несут, но в профессиональных, многоразовых схемах не все было так просто, как здесь.
   И только при условии, что передача денег за выписанный контракт состоится таким образом лишь один раз, киллер мог ничего не опасаться. А значит, вся эта канитель с бюро находок и сосисочным паролем была придумана и осуществлена конкретно для меня.
   Это была ошибка номер два тех, кто пытался играть со мной в кошки-мышки.
   У самого выхода из зала я увидел Гошку, со скучающим видом разглядывающего марки, продающиеся на лотке. Черт, ну, Колян! Объяснил же, что дело серьезное! Обязательно надо было потакать сорванцу, которому только дай разрешения поучаствовать в «крутых разборках», о которых он знал только понаслышке!..
   Гошка нашел меня глазами, бросил заинтересованный и сосредоточенный вопросительный взгляд. Я улыбнулся, внезапно приходя в хорошее настроение. Нет, я этого паренька хорошо знал. И сейчас был уверен: он не опростоволосится и не подведет.
   Я кивнул в сторону уходящей женщины. Юный гопник преспокойно пристроился ей в хвост и пошел вслед за ней, лениво озираясь по сторонам.
   Еще через две минуты я вышел из здания и направился домой.
   Было пятнадцать минут первого.
   …В нашем дворе как всегда квохтали о своих архиважных делах старушки, как обычно, что-то ремонтировал Сашка Садомов, и я, усевшись на скамейку, смог наконец-то просто посидеть пятнадцать минут без движения, не обязанный куда-то бежать, что-то делать.
   Вдыхая запах осенних листьев и свежего ветра, иногда все-таки залетающего сюда и касающегося меня своими резковатыми, все более усиливающимися порывами, я почувствовал себя очень уставшим, очень напряженным, но почти счастливым человеком.
   «Только бы все удалось, – думал я. – Эх, Приятель, только бы все удалось… И ты будешь мною гордиться!.. Лишь бы не посмертно…»
   Примерно на проклятой во веки веков тринадцатой минуте зазвенел звонок моего сотового.
   Холодея и морщась от неприязни, я включил телефон.
   – Здравствуй, Дружок, – сказали оттуда двойным подвыванием искусственных голосов. – Приготовься к испытанию номер три.
   – Да готов вроде уже, – ответил я. – А что за испытание?
   – Суть третьего испытания – умение перестраивать уже выстроенные и привычные схемы поведения, если условия меняются. Испытание будет проходить в обстановке экстремальной ситуации. Ключ к испытанию на этот раз дополнительный. В случае соответствующего решения со стороны учащегося Высшей Школы следует нажать на кнопку «Talk» после звонка в момент непосредственной опасности. Это будет сигналом к началу реализации плана аварийного спасения жизни учащегося Высшей Школы.
   – Ну, спасибо, – усмехнулся я. – За учащегося… А если не пройду, наверное, умру?
   – Курсы повышения квалификации предусматривают возможность летального исхода, – торжественно сообщил двухголосый.
   – А что будет, если все-таки пройду? – лениво осведомился я. – Сосиска с паприкой? Или на Канары пошлете? Суперагентом?.. – и замолчал, дожидаясь ответа. Состояние было довольно наплевательское и ленивое.
   – А по подвигу – и награда будет! – ответил с той стороны нежный женский голос из старого мультфильма про Василису Прекрасную, а за ним последовали короткие гудки.
   Я усмехнулся. А затем увидел, как в арку зашли трое подтянутых молодых мужчин, с первого взгляда производящих впечатление слаженных профессионалов. Оружия я не заметил, но все трое были в свободных застегнутых пиджаках.
   Чувствуется, это были люди Вересова: они уверенно направились в мою сторону.
   – Добрый день, Валерий Борисович, – негромко поздоровался первый из них. – Какие будут инструкции?
   – Пойдемте, – кивнул я, вставая. – Давайте быстрее, у нас осталось максимум минут двадцать.
   Остановившись в темноте подъезда, я быстро и точно описал им внешность киллера и предложил расположиться на крыше одного из домов двора.
   – Так вас не будет видно со двора, это точно, – объяснил я и добавил, как бы невзначай: – Даже я вас не увижу, хотя буду знать, что вы там.
   Они быстро и практически незаметно переглянулись. И когда я снова спустился во двор, один из них специально показался мне с крыши и помахал рукой, перед тем как скрыться из виду.
   Через пять минут, без двадцати четырех час, телефон зазвонил еще раз.
   – Это Аслан, – густым басом сказал мой кавказец. – Как у тебя?
   – Да что у меня, у меня все нормально. Как Гошка?
   – Привел. Мы уже ведем наблюдение. Ждем сигнала.
   – Отлично, – я поежился от мучивших меня нехороших предчувствий. – Вы там поосторожнее.
   – Ясное дело, Валер. Ты лучше поучи свою бабушку яйца бить!
   – Давай, пока.
   – Ждем.
   Я уселся напротив выхода со двора, обозревая небольшую часть улицы. Очень нервничал.
   Время текло медленно, и пока прошли недостающие девятнадцать минут, я успел похоронить себя трижды и пять раз сделать себя калекой, примерно рассчитывая возможные исходы планируемого дела.
   Ровно без пяти минут час я встал и поднялся на третий этаж, в квартиру Аслана, откуда ступил на балкон, по которому поднялся на опоясывающий здание парапет. Теперь крыша с тремя людьми Вересова лежала передо мной, как картинка.
   И я совершенно не удивился, увидев, что она пуста.
   Спустившись во двор в последний на сегодня раз, чем бы это дело ни закончилось, я вытер вспотевшие руки и лоб и внимательно осмотрелся.
   Было практически безлюдно. Как обычно бывало при плохой погоде, все соседи разошлись по своим делам, укрываясь от резкого, усиливающегося ветра. Тех, кто не хотел уходить, убедил сделать это просвещенный Сашка Садомов, которому разогнать посторонних было поручено.
   Мимо меня в дом быстро пробежал Гошка, бросил на меня вопросительный взгляд.
   – Давай! – указав на дверь подъезда, приказал я. – Быстрее давай домой! – он послушно, хотя и немного неохотно кивнул и скрылся.
   Начинал накрапывать мелкий моросящий дождь.
   Я встал у углового подъезда, зажал в руках свой пистолет и принялся ждать. Аслан и Колян по моей просьбе поставили машины так, что в случае непосредственной опасности обстрела я мог шмыгнуть за них и на несколько десятков секунд укрыться. Мой «дришпан» также стоял здесь, прикрывая уже их. Мне, если честно, совершенно не было бы жалко его шкуру, если бы она оказалась продырявлена местах в десяти. Бензин из баков уже был слит, так что взорваться машинам не грозило – мы, к сожалению, не имели средств американских режиссеров, снимающих боевики…
   Часы показали без одной минуты час.
   Я набрал номер сотового телефона Коляна и, как только там подняли трубку, сказал:
   – Пора, – и отключился.
   Через минуту, ровно в тринадцать ноль-ноль первая машина Коляна, его серый «БМВ», медленно въехала во двор вместе с ним самим, красующимся за опущенным стеклом.
   Он вышел из нее, лениво и демонстративно закрыл дверцу, обошел машину по кругу и медленно направился в подъезд. Скрылся в темноте.
   Я вытер пот, проступивший, кажется, на всем теле, и так же медленно зашел за машины Аслана и Катерины, чтобы в случае чего просто пригнуться, прячась за ними.
   Телефон молчал. Во дворе никто не появлялся. Стояла потрясающая, редкая тишина, разрываемая только свистом и резким воем сильного ветра, бьющего в лицо.
   И вдруг телефон зазвонил. Я, ожидавший этого звонка, тем не менее очень нервно включился:
   – Да?
   – Здравствуйте! Валерий Борисович! – это был Герка, возбужденный и счастливый до предела, – Это я! У меня, то есть у Инны Николаевны дома… – кто-то отобрал у него трубку, и я наконец-то услышал этот долгожданный голос:
   – Валерий Борисович! – взволнованно и прочувствованно сказала Галя. – Я и остальные ребята здесь, в квартире у Инны Николаевны! Не волнуйтесь за нас! Мама послала меня предупредить вас: Вересов, мой отец, хочет вас убить и нанял для этого киллера! Того, который по его указке похитил нас из парка! Будьте осторожны! Мы смогли убежать, и мама помчалась вас предупредить, но Герка сказал, что у вас есть сотовый, и вот я звоню!
   – Галя! – удивленно и проникновенно воскликнул я, наблюдая за всеми закоулками двора и в любой момент ожидая появления тех, кто должен был сюда прийти. – Но как же?!.. Твоя мама…
   – Она жива! – горячо и убедительно ответила девушка. – Она тогда выжила, ее по ошибке приняли за мертвую! И отец узнал об этом! Он узнал, что мы собираемся доказать все его преступные связи и намерения… Иначе зачем он похитил нас четверых? – она действительно была очень убедительна в своей роли. – Представляете, сколько мы все перенесли! Мы так боялись… Ой, простите, Валерий Борисович, я такая глупая! Пожалуйста, будьте осторожны! Мама должна с минуты на минуту вас найти! Поговорите с ней…
   Из арки послышались шаги.
   – Вот она идет, – сообщил я, рассматривая немолодую женщину интеллигентного вида, в очках – ту самую, что час назад получила пятьсот долларов, переведенных для хвостатого киллера, который, по словам Гали, был нанят Вересовым, чтобы убить меня. – До свидания, Галя. Спасибо… Ты мне очень помогла.
   Людмила Борисовна Казакова играла также великолепно.
   – Вы здесь! – воскликнула она, подбегая и хватая меня за рукав, боязливо оглядываясь по сторонам. – Как хорошо, что я вас нашла! Меня зовут…
   – Я знаю. Ваша дочка только что звонила мне на сотовый телефон.
   – А-а… Вы понимаете, какая опасность вам угрожает?
   – Думаю, да.
   – Вы не знаете этого человека! Он гораздо страшнее, чем вы думаете! Не только наркотики, далеко не только!.. Я прошу вашей защиты, потому что в органы обратиться не могу! Все они куплены, без него и шагу не сделают!.. У вас есть оружие?
   – Он будет здесь? – спросил я, вынимая пистолет.
   – Конечно! Он же не может допустить, чтобы я еще раз выжила! Он придет сюда с минуты на минуту!
   – Я должен его застрелить? – спросил я, бросив краткий взгляд за спину Казаковой, к арке.
   – Господи, как это ужасно!.. – с чувством ответила она, ломая руки, и тут же добавила, вдохновленная новой мыслью: – Но он будет нападать, я уверена, это будет самооборона! Пожалуйста, спасите нас от него!..
   От арки раздались одинокие поздравительные хлопки.
   – Какая ария, – насмешливо заметил Вересов, подходя шагов на пять и останавливаясь. Трое телохранителей, сбежавших с крыши, рассредоточились по территории двора, при этом внимательно на меня глядя.
   – Прямо лебединая песня, – продолжал Вересов, так же, как и все присутствующие, вынимая пистолет. – Жаль, что в последний раз.
   Я снова бросил взгляд к арке.
   – Хвост! – воскликнула Казакова. – Стреляй!
   – А, – мрачно улыбнулся Вересов. – Еще одна попытка, да? С прокурором у тебя получилось, он был такой дурак, что тебе до сих пор верил.
   Хвост перевел дуло прямо на Казакову. Ее лицо мгновенно покрыла холодная испарина, синюшная бледность. Я мельком подумал, что она весьма театрально испугалась, могла бы прилично играть в драме.
   Трое телохранителей Вересова пристально смотрели на меня, в открытую держа оружие в руках.
   – Вот и все, – с улыбкой качнул головой хозяин положения. – Попрощайся с Галей, Люда, – Вересов кивнул своим парням.
   Люда внезапно улыбнулась.
   У каждого в этом тесном, замкнутом четырьмя стенами аду были свои, четкие и продуманные планы. И, оказавшись вместе без свидетелей, после кивка Вересова, как после главного сигнала, все сразу мгновенно начали их выполнять.
   Три дула вересовских телохранителей уставились на меня.
   Я вдруг с отчаянием понял, что в ближайшие несколько секунд группа поддержки уж точно не появится, а раз так, то дела мои будут раз и навсегда закончены.
   Отчаяние и страх захлестнули меня двумя неодолимыми волнами, время замедлилось, как стрелки на сломанных часах, и я начал пригибаться, прячась за машиной и поднимая пистолет.
   В этот момент чертов телефон наконец-то зазвонил – резко, яростно, кратко.
   Не успевая понять, что же я делаю, не успевая отследить движения всех столпившихся в нашем дворе людей, я инстинктивно нажал на «Talk», не успев еще даже поднести трубку к уху, – и завороженно замер, вспомнив о том, что прямо сейчас начнется план по моему аварийному спасению.
   Все повернулись в мою сторону, удивленные, озадаченные и одновременно глянули на трубку в моей вытянутой руке. Наступила незабываемая, даже ветром не прерываемая тишина.
   – ДЕМОНЫ!!! – завопила трубка голосом опричника из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию», – ЖИВЬЕМ БРАТЬ ДЕМОНОВ!!! – душераздирающе заорала она в наступившей на нас тишине.
   Все застыли: хвостатый киллер, поднявший пистолет и наставивший его на Казакову, Казакова, полуобернувшаяся к Вересову с миниатюрным пистолетом в руках, сам Вересов, свое оружие направивший на хвостатого киллера, и его телохранители, дулами глядящие на меня… Все опешили на секунду. На бесконечно краткий миг.
   А в конце этого мига отовсюду – с крыш, из арки, из подъездов, отражаясь от стен домов, грянул гораздо более громкий, усиленный мегафонами мощный мужской рык:
   – Всем стоять на местах! Никому не двигаться! Двор окружен! Сложить оружие и лицом к стене! Говорит полковник Морозов! Повторяю: всем бросить оружие и повернуться лицом к стене! Предупреждаю: при попытке перестрелки или бегства группа стреляет на поражение!
   И в подтверждение этого рыка отовсюду, как призраки из стен, – из той же арки, из соседних подъездов, даже из нескольких окон второго и третьего этажей возникли и уставились на нас дулами автоматов люди в камуфляжной форме. Я разглядел эмблемы группы быстрого реагирования на плечах. Те, которые и ожидал увидеть.
   Их было больше двух десятков, вся группа в сборе – вышли охотиться на крупного зверя. Значит, адвокат мой не зря получал свои деньги и в нужный момент все-таки смог убедить полковника Морозова поднять группу по тревоге.
   – Дочка! – закричала вдруг Казакова с перекошенным лицом, бессильно и отчаянно взирая на людей в камуфляжной форме. – Моя девочка!
   На мгновение во дворе повисла тишина. Вересов и Казакова почему-то смотрели на меня.
   – С ней все в порядке, – кашлянув, ответил я. – Как раз сейчас ее и остальных детей препровождает в участок взвод ППС.
   – Эй ты, с хвостом, – снова раздался громогласный рык полковника Морозова. – Даже и не пытайся! Ты у меня здесь как на тарелочке! Клади свою вторую пушку туда же!.. Да!.. А теперь вынимай третью. Так, чтобы я видел!.. Вот, молодец. Видишь, Кирьян, можешь, когда хочешь…
   Я улыбнулся.
   Из телефона наконец-то донеслись короткие гудки.

Эпилог

   Всю шарашку арестовали без возмущений и вместе со мной, отобрав оружие, препроводили в участок, где и произошло многочасовое разбирательство с дачей показаний, написанием многочисленных заявлений и тому подобной канители, которая в моей работе постоянно имела место.
   Единственными участниками дела, которые избежала дачи показаний, был Гошка и Колян, о соучастии которых органы так никогда и не узнали.
   Я освободился примерно в девять вечера, да и то был отпущен ночевать домой только после ходатайства адвоката и вечно выручающего меня Аслана, у которого, кажется, везде свои люди.
   Морозов, пришедший в следственный отдел, где меня перекрестно допрашивали в течение двух часов, прилюдно назвал меня героем за трюк с телефоном и голосом из «Ивана Васильевича…».
   – Как вы так хитро все придумали? – изумленно спросил он, усаживаясь рядом и складывая на столе свои гигантские волосатые руки. – Откуда все про них узнали? У вас же совсем не было времени?..
   Трое следователей, мужчины и женщина, присоединились к его вопрошаниям, и мне пришлось изложить им весь ход своих мыслей.
   Мы сидели, пили чай с бутербродами и пирожками.
   – В этом деле в общем-то с самого начала все было очень просто, хотя и запутанно, – пожал плечами я. – Мне следовало с самого начала не принимать на веру, а проверить всего две вещи: то, что Казакова действительно умерла, и то, что Галя действительно невинная девочка. Я-то работал, исходя из этих предположений, и только в самом конце понял, что ошибался.
   Как только у меня появилась свободная минута и я задумался над противоречиями в сложившемся характере и образе Гали, которую мне описывали последовательно четыре человека, я увидел, что что-то не сходится. И в результате начал думать о Гале и обо всем, что с ней связано. Время торопило, а потому пришлось работать быстро.
   Больше всех мне помог Герка, тот парень, сын Науменко. Он так подробно и обстоятельно рассказал о каждой мелочи произошедшего при убийстве его отца и при похищении детей, что, когда я начал перепроверять все свои представления о Гале, истина просто выплыла наружу.
   Во-первых, она практически САМА зашла в «рафик» похитителей, сделав только вид, что испугалась. Да и почему дети в тот раз встретились не в спортзале, а в парке? Понятно почему: она все знала заранее и рассчитала точно.
   Таким образом, связь четырнадцатилетней Гали с киллером выяснилась окончательно и бесповоротно. Но судите сами, разве я мог поверить, что Галя была инициатором всего происходящего? Она, конечно, умный ребенок, но РЕБЕНОК. И в свете всего, что я про Вересова и про нее знал, выплывала только одна версия: что все это устроила ее мать.
   Герка сказал мне, что к Науменко за два дня до его убийства приходила немолодая женщина, в очках. Науменко сказал сыну, что это его старая знакомая, о которой он думал, что она умерла. Они долго говорили, и он дал ей какую-то бумагу.
   Я сразу же вспомнил это и задумался, что же это была за бумага? Ответ я понял буквально сразу же: Казакова для осуществления своих планов нуждалась в деньгах. Сыграв на чувствах бывшего любовника, отца Геры и Гали, она, подумал я, скорее всего, взяла у него чек на предъявителя, чтобы обналичить его в банке. Возможно, рассказала про Вересова и про то, что он хочет ее смерти.
   Подумав так, я позвонил в банк, которым пользовался Науменко, и узнал, что все деньги с его счета были сняты с помощью чека на предъявителя.
   – Ну так он сам ей чек выписал, на всю сумму счета, – пожал плечами один из следователей. – Зачем ей было его убивать?
   – Скорее всего, Лешенька, – возразила женщина, – она попросила у него просто материальной поддержки, примерно на сумму тысячи три долларов, он ей доверчиво выписал, как последний профан, и указал только цифрами, а прописью сумму не проставил. Она приписала к ней два или три нуля, написала прописью сама и, таким образом, сняла с его счета почти все деньги. А на него самого подписала контракт, чтобы никто не мог этого обнаружить!
   – Да-а, – поддержал ее второй следователь, пожилой пухловатый мужчина. – План у нее был что надо! Продумала все до мелочей. Ну кто стал бы подозревать ее и девчонку, если бы Хвост пристрелил Вересова? Остальные дети вместе с Галей переживали тяготы похищения, играла она прекрасно, как по писаному; никаких свидетелей не оставалось, потому что, после того как Хвост убивал вашего клиента, вы бы, скорее всего, стреляли в него первым. Просто гениальный план!..
   Я промолчал.
   – Но сам-то Хвост, – ухмыльнулся Морозов, – каков прохвост! Знал, где у Казаковой лежат большие деньги, хотел пристрелить после вас, Валерий Борисович, и саму Казакову и смотаться из страны.
   – Он что, – удивился я, – уже признался?
   – Как же, – помотал могучей головой полковник. – Все отрицает. Невинен, как барашек… как всегда. Но я этого стервеца хорошо знаю… Еще с Афгана. Ничего, девчонка с матерью на него достаточно наклепали.
   – Да, – улыбнулась женщина. – В этом деле хорошо то, что они все заваливают друг друга, предоставляя доказательства того, что являются преступниками. Одни документы Гали и ребят чего стоят! Такая грамотная работа, у нас не все сыскари так пишут!.. – она мило рассмеялась.
   Все тоже заулыбались.
   – Валер, ну а как ты догадался, что Вересов тоже точит на тебя нож? – спросил Морозов.
   – Очень просто, – пожал плечами я. – Если бы он хотел проворачивать предложенный мною план, как это было бы, если бы он ничего о Казаковой и ее намерениях не знал, парень, который принес мне его тысячу долларов, по его приказу поговорил бы со мною, заранее договариваясь о встрече у меня во дворе. Это была первая ошибка Вересова.
   После того как парень ушел, не сказав ни слова и ничего не спросив, я понял, что Вересов осведомлен о происходящем не меньше, чем я. После недолгих раздумий я понял, что единственным, кому было выгодно поставить Вересова в известность о планах Казаковой, был Хвост.
   Так что, можно сказать, я примерно понял, что у каждого из них на уме, и просто стал ждать, разумеется, подготовившись, как мог, – я откинулся на спинку стула и, вздохнув, заметил:
   – Очень благодарен вам, Сергей Николаевич. Если бы вы промедлили еще хоть минуту, не говорил бы я с вами сейчас.
   – Так мы на то и группа быстрого реагирования, – благодушно заметил Морозов, усмехаясь. – Давайте-ка лучше как-нибудь соберемся и выпьем за это дело. Очень уж крупная рыба нам попалась. Мы теперь благодаря тебе, Мареев, и Казаковой с дочкой имеем документацию, с которой можно пойти крутить ТАКОЕ!.. – Он многозначительно замолчал.
   – Да, будут премии, – задумчиво произнесла женщина-следователь. – А Валерий Борисович что же, без награды останется?
   Пухловатый хитро усмехнулся и сказал:
   – Конечно. Он ведь ПЯТЬСОТ долларов, полученных от Вересова, отдал киллеру, чтобы его подманить… А сам без копейки остался… Вот такие дела. Тяжелая у частных сыщиков работа…
   Мы все медленно переглянулись. И неожиданно захохотали в голос.
   – Да тебя еще парень отблагодарит, я точно знаю, – пробасил Морозов. – Он ведь скоро получит бабки, какие я, например, только при захватах и видал. Думаю, он мальчишка благодарный, так что тебе кусок отвалит.
   Я вспомнил Герку, его восторженный и вновь живой голос, когда мальчишка звонил мне и кричал, что Галя вернулась. И помрачнел, представив его реакцию на то, что скажут ему следователи. О Гале, его сестре, о его матери и об отце. И спросил у женщины:
   – Что с Галей теперь будет?
   Она пожала плечами и невесело усмехнулась.
   – Сложный вопрос. Скорее всего, колония. Возможно, конечно, ее возьмут на поруки и отдадут хорошему опекуну, вот хотя бы учительнице ее, она уже просила. Но сложно все это… Мне гораздо более интересно, как эта, извините, малолетняя стерва прореагирует, когда узнает, что ее отец умер не давным-давно, катаясь на яхте в морской шторм, а был убит по ее наущению не далее как вчера?..
   Ничего ответить ей я не смог.
   Мы распрощались, договорившись встретиться позднее и отобедать в каком-нибудь ресторане. И, наконец, дав подписку о невыезде, я смог отправиться домой на отдых, к закончившему свою переустановку Приятелю.
   Если быть откровенным, шел домой я с тяжелым сердцем. Все было прекрасно, я даже не стал калекой в результате так и не начавшейся перестрелки, но другие мысли беспрестанно глодали меня.
   Я мучался, осознав, что и на сей раз некоторые мои построения были ошибочными. Ведь моя идея о том, что именно «лжепокойная» Людмила Борисовна Казакова, пользуясь деньгами покойного Геркиного отца, устраивала для меня отвлекающие ловушки с телефоном, провалилась с треском.
   Мало того, что она не могла позвонить в последний раз, когда сама стояла в пяти шагах от меня и не могла орать диким голосом актера-опричника; кроме того, ко второй половине дня выяснилось, что все телефонные звонки она делала с сотового, и все они были впоследствии установлены, записаны и отслежены, а когда их сравнили с ее показаниями и я попросил дать мне просмотреть заключение следователя, оказалось, что ни она, ни Хвост мне ни разу лишнего НЕ ЗВОНИЛИ…
   Так что теперь я пребывал в полнейшей прострации.
   Кто еще? Что за таинственный человек, который как-то узнал про существование святая святых – про Приятеля и располагал властью, достаточной для того, чтобы заставить бригаду рабочих надлежащим образом устроить ловушку с «подпиленным» асфальтом, а затем гонять меня, регулируя напор воды в трубах городской канализации?
   Кто обладал интеллектом, достаточным для того, чтобы предугадать действия мои и еще дюжины совершенно разных людей, причастных к этому делу?
   И, наконец, с какой целью, ЗАЧЕМ все это делалось? Почему двухголосый до сих пор молчал? Что хотел этот неизвестный сделать со своим знанием? Шантажировать меня? Добиваться моего послушания и помощи в каком-то сложном деле? Или просто развлекался, как это делают безумные ученые в американских фантастических фильмах шестидесятых годов?
   Ответов на эти вопросы не было.
   Единственная надежда на то, что версия Приятеля будет работать четко, без сбоев и что мне удастся сразу же загрузить его данными о двухголосом, и он сможет быстро найти источник проблемы, чтобы вместе мы могли придумать, как решить ее.
   …Еще с порога я почувствовал, что что-то не так. А затем услышал очень тихую музыку, льющуюся из колонок в глубине моей потайной комнаты.
   Чертыхнувшись, я бросился туда, вынимая пистолет, одним рывком отодвинул шкаф и… застыл, увидев, что там происходит.
   Приятель действительно закончил перезагрузку системы и переформирование основных параметров своей деятельности.
   В центре монитора, украшенного экзотическими виртуальными цветами, красовалась оформленная в виде диплома или наградной грамоты советских времен мемориальная табличка, на которой черными буквами на красном фоне было написано:
   «ПРИВЕТ, ХАКЕР!
   КУРСЫ ПОВЫШЕНИЯ КВАЛИФИКАЦИИ ПРОЙДЕНЫ УСПЕШНО. РЕЙТИНГ РАВЕН 87,6 %. ОСНОВНЫЕ НЕДОРАБОТКИ, НЕДОСТАТКИ И ДОСТОИНСТВА ВЫВЕДЕНЫ В СООТВЕТСТВУЮЩИЕ ПРИЛОЖЕНИЯ 1, 2 И 3.
   ПОСЛЕ ИСПРАВЛЕНИЯ НЕДОРАБОТОК И УСТРАНЕНИЯ ВСЕХ НЕДОСТАТКОВ ЖЕЛАТЕЛЬНО ПРОВЕСТИ ПОВТОРНЫЙ КУРС И ТЕСТИРОВАНИЕ ПО ЕГО РЕЗУЛЬТАТАМ.
   НОВЫЙ ЭТАП РАБОТЫ МОЖНО НАЧИНАТЬ, КОГДА БУДЕТ ДОСТИГНУТО ЗНАЧЕНИЕ 98 % И БОЛЕЕ.
   ЖЕЛАЮ УСПЕХОВ!»
   Я открыл рот. Беззвучно закрыл его. Сел в кресло. Замер, продолжая смотреть на монитор. Потом встал, воздел руки, открыл рот и снова закрыл его так, что зубы клацнули.
   Потом не выдержал и в течение нескольких минут поливал Приятеля всем, что накопилось в глубинах моей хрупкой, ранимой души.
   Вспомнив все ругательства, которые знал, устав кричать и сорвав горло, остановился. Плюнул. Махнул рукой. Чертыхнулся.
   Выключил монитор и пошел спать.

Электорат хакера

   Наконец-то наступили радостные перемены в погоде. Вместо той водянистой гадости, которой небеса поливали нас в течение трех дней, улицы города заполнились теплым солнечным светом. И несмотря на то что разбухшие осенние листья все еще тонули в бесконечных лужах, сила солнечных лучей обещала в ближайшее время удалить водяные болотца с тротуаров, а гуляющий ветерок – засыпать их лиственным ковром, и наступит счастливая пора, называемая в народе «бабьим летом». Надо сказать, что этой поре радовались не только бабы, но и я.
   Утром, готовя завтрак, я насвистывал самые дурацкие мотивы, которые знал, а выйдя из квартиры, вдохнул полной грудью еще слегка влажный осенний воздух, который смешивался в моих легких с едкими парами сигарет «Соверен». Я медленно пошел к своему транспортному средству, а именно – «ноль первым» «Жигулям» с целью оседлать старушку для своих дневных разъездов. Но, увы, она не далась.
   Двигатель как-то странно прогоготал и затих. Видимо, это была радость по поводу предстоящего дневного отдыха. Мысленно определив, что это может быть, я пришел к выводу, что забастовал карбюратор. Он категорически отказывался петь гимн труду и требовал отгула.
   – Ладно, – сказал я, поскольку был в хорошем настроении. – Но только на сегодня.
   И, подтверждая свои слова, хлопнул дверью машины. Засунув сигарету в уголок рта, я с остатками хорошего настроения двинулся к выходу со двора через арку. Однако выхода как такового я не обнаружил, во всяком случае, пригодного для пешехода. Вся наземная часть была заполнена огромной лужей, образовавшейся за три дождливых дня. Я подумал, не вернуться ли мне и не заставить ли свою «коломбину» поехать, но потом решил напрячься и осторожненько, прижимаясь к арке, как канатоходец, стал пробираться к выходу на улицу. С утра я почистил свои ботинки на радостях по поводу хорошей погоды, и все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы их не запачкать.
   И вот, когда я уже миновал почти весь проход, оставался один шаг к сухому месту, мои ушные мембраны потряс мощный звук оркестра, который резко, почти фортиссимо, начал играть бессмертное творение Шопена под названием «Похоронный марш».
   Это было очень странно и неожиданно: человек, почти преодолевший преграды, прошедший путь из темной подворотни к свету, был приветствован на выходе таким оригинальным образом. От неожиданности я потерял равновесие и, активно размахивая руками, с ужасом понял, что я картинно падаю спиной в лужу. В последний момент я извернулся и сделал шаг в направлении своего падения. Моя правая нога приземлилась в центр лужи. И, чтобы изменить раскоряченное положение тела, мне ничего не оставалось, как поставить рядом с ней и вторую.
   Последовавшая картина была по-своему сочна и колоритна: в центре лужи, на выходе со двора, стоит мужчина в длинном сером плаще, с сигаретой во рту и задумчиво наблюдает, как из его ботинок идут пузыри. Все это сопровождается не сильно греющим душу «музыкальным рядом» наяривающего оркестра.
   Наконец, когда я убедился, что мои ботинки полны воды и я увяз в грязи по самую щиколотку, я понял, что точно влип, и громко произнес сакраментальное:
   – Е… твою мать!
   И тут же спохватился, поскольку из соседнего двора начала свое движение похоронная процессия, выносящая тело усопшего. Подобные неформальные высказывания, таким образом, были несколько неуместны. Я выплюнул в лужу истлевшую сигарету и стал внимательно следить за процессией, пытаясь угадать, кто же из моих соседей имел неосторожность встретиться с дедушкой Кондратием.
   Процессия была достаточно многолюдной, бросалось в глаза то, что в толпе было множество молодых, хорошо одетых женщин. Похоже, покойный имел на молодежь женского пола большое влияние.
   И тут сзади меня раздался звонкий, хорошо поставленный голос:
   – Добрый день.
   Я медленно, не переставляя ботинок, повернул голову в сторону обладателя голоса, желая узнать, кто же надо мной решил так поиздеваться. Передо мной стоял невысокого роста мужчина, коренастенький, с аккуратно причесанными волосами и маленькими черными глазками. Он был одет в темно-синий плащ с погончиками и производил впечатление отставного сотрудника ФБР.
   – Ну, допустим, – ответил я ему.
   – Простите, не понял, – маленькие светящиеся глазки на секунду стали холодными и серьезными.
   – Допустим, он добрый, – пояснил я.
   – А, вы в этом смысле? – глазки опять повеселели.
   – Да, в этом смысле. Если вам нужно похоронное агентство – оно напротив, если же нужны похороны – они справа от меня.
   – Мне нужен некто господин Мареев, – сказал незнакомец.
   – В таком случае это я, и прошу следовать за мной, – и не выходя из лужи, я пошел прямиком обратно к себе во двор.
   Незнакомец некоторое время, скорее всего, следил за мной недоумевающим взглядом, словно перед ним был спаситель, ступавший по воде, но, наверное, решил все же не воспринимать все буквально и шустренько перебрался во двор по краешку лужи. Я открыл дверь своей квартиры и прошел внутрь. Коренастенький господин вошел следом и остановился в прихожей. Я еще раз печально посмотрел на свою обувь и резким движением швырнул ботинки в угол прихожей. Туда же были отправлены носки. Сам же я босиком прошлепал в ванную комнату, бросив незнакомцу:
   – Проходите, чувствуйте себя как дома.
   Тот, видимо, понимал все с первого раза и стал быстро расстегивать плащ и снимать ботинки. Проделав все это, он обулся в мои тапочки.
   Помыв ноги горячей водой и надев чистые носки и брюки, я явился к себе на кухню в запасных тапочках и с удивлением обнаружил, что там уже хозяйничает незнакомец, поставивший на плиту чайник и расставляющий чашки. Заметив мой недоуменный взгляд, он сказал:
   – Чтобы не простудиться, парения ног недостаточно, надо попить еще горячего чая. Это оградит вас от простуды. Надеюсь, вы не обидитесь, что я так бесцеремонно…
   – Там еще есть куча грязного белья, и вторая половица в спальне поскрипывает. Устранив эти дефекты, вы также оградите мою нервную систему от потрясений.
   Гость добродушно усмехнулся и пропустил мою грубоватую шутку, продолжая разливать чай.
   – Вообще-то я люблю кофе, – заметил я, бросая в свою чашку с чаем пару кусочков сахара.
   – Ну, всего не предугадаешь, – парировал незнакомец. – К тому же чай гораздо полезнее.
   Я не стал продолжать дискуссию, отхлебнул глоток чаю и сказал:
   – Ну, теперь я готов вас внимательно выслушать. Кстати, с кем, собственно, имею честь?..
   – Моя фамилия Гайдук, – как бы между делом отметил посетитель. – Сергей Геннадьевич.
   – Очень, очень приятно, – сказал я, глотая очередную порцию хорошо заваренного душистого чая. – И чем я могу быть вам полезен в ответ на любезно проявленную обо мне заботу?
   – Небольшая преамбула, – быстро и коротко, деловито потирая руки, заметил Гайдук. – Как вы знаете, только что дан старт очередным выборам в областную Думу второго созыва. По Коровинскому избирательному округу наравне с другими выдвинул свою кандидатуру господин Ершевский. Полагаю, что эта фамилия вам знакома…
   – Ни малейшего понятия, – радостно ответил я ему, чем его совершенно не смутил.
   – Так вот, я исполняю функции начальника избирательного штаба господина Ершевского и в данном случае представляю здесь его интересы.
   – А какие, собственно, у господина Ершевского могут быть здесь интересы? – удивился я.
   – Сейчас я объясню. На сегодняшний момент единственная незанятая должность в штабе господина Ершевского – должность начальника службы безопасности на период избирательной кампании. С целью предложить вам занять эту вакансию я и явился сюда.
   Я молча вытаращился на моего собеседника и открыл рот. Моему удивлению не было предела. Видя мою глупую мину, Гайдук еще больше приободрился. Глазки еще больше засветились, губы напряглись кокетливой улыбкой. Он был явно доволен произведенным впечатлением. Я же, будучи недоволен тем, что он явно доволен, стал медленно выходить из дурацкого оцепенения. Я загасил сигарету, тут же зажег новую и, выпустив в потолок дым и глядя, как он медленно расползается по побелке, задал показавшийся мне оригинальным вопрос:
   – Я что, похож на Сашу Коржакова?
   – Нет, ну что вы, господин Ершевский еще не мнит себя президентом. Хотя пути господни неисповедимы, – он в очередной раз скривил кокетливую рожу. – Для справки могу сказать, что на сегодняшний момент Георгий Ершевский является президентом фирмы «Корабль Иштар» и руководителем ассоциации «Защита бизнесменов от произвола».
   – По-моему, я не гожусь даже на роль громилы в пивном баре, а уж роль начальника охраны для меня совершенно новая. У меня нет никакого опыта работы, хотя бы схожей с той, что вы мне сейчас предложили.
   – А знаете, – вдруг неожиданно и несколько восторженно воскликнул начальник штаба, – это даже очень хорошо! Нам и не нужен, как говорят, крепкий профессионал, нам нужен мыслитель! Нам нужен ваш интеллект! Нам нужен ваш опыт работы детектива, нам нужен человек, который доказал, что может принимать оригинальные и нестандартные решения, которые способны изменить ситуацию в лучшую сторону, найти ход, который совершенно невидим для банального обывателя! Собранные нами рекомендации говорят о том, что вы именно такой человек…
   По мере развития данного монолога мне неожиданно стал нравиться этот простой и честный человек, который может так четко и ясно, не опускаясь до грубой лести, излагать свои мысли, которые, видимо, имеют под собой реальные основания. И в конце концов, что я, собственно, теряю? Я уверен, что мой опыт работы детектива и вообще жизненный опыт вполне, вполне достаточен, чтобы выполнить любую работу подобного толка. Не громилой же в пивной бар меня приглашают! Надо же когда-нибудь занимать положение в обществе, соответствующее моему потенциалу!
   Тут я заметил, что полулежу, развалившись на кухонном кресле. Видимо, в процессе этих размышлений я слегка расслабился. Я резко выпрямился, еще раз деловито затянулся и ответил, стараясь не глядеть на Гайдука, который буквально пожирал меня глазами:
   – Ну что ж, ваше предложение действительно выглядит интересным. На данный момент я не занят никаким конкретным делом и думаю, что если мы уточним две маленькие неясности, то вполне можем договориться.
   – Какие неясности? – быстро выпалил Гайдук.
   – Первая: сколько я буду получать? Мои расценки достаточно велики, насколько вы сможете их оплатить? Я беру сто баксов в день.
   – Заметано, – так же быстро ответил Гайдук. – Еще что?
   Меня слегка удивила скорость, с которой он распоряжался несколькими тысячами долларов, скорее всего не своими.
   – Вторая неясность заключается вот в чем: а что я, собственно, буду делать? Хотя стреляю я неплохо, но все же телохранитель из меня никакой…
   – Груды мышц у нас достаточно. Эту груду вы и будете курировать. Она насчитывает пять крепких молодцов, входящих в подразделение физической защиты. Главное, чем вы должны будете заниматься, – это организацией самой системы безопасности. В ваши функции будет входить предотвращение возможных эксцессов и провокаций. Честно говоря, наши аналитики не ожидают каких-либо фатальных вещей, но провокации и мелкие пакости почти гарантированы.
   Я еще раз задумался, и почему-то мне очень захотелось согласиться.
   – Считайте, что я ваш.
   – О'кей, – ударил в ладоши Гайдук, резко откинувшись в кресле. – Итак, сделка заключена, завтра в девять утра мы ждем вас на работе. Адрес – Сенная, 8. Машину вам предоставить?
   – Нет, спасибо, пока не надо. Думаю, что я доеду на своей.
   – Ну что ж, – бодро вскочил на ноги начальник штаба. – Не смею вас больше задерживать, парьте ноги, пейте чай. Набирайтесь сил на месяц работы. Вы нам нужны здоровым и бодрым.
   И он стремглав, ловко огибая кухонную мебель и утварь, покатился к выходу. Там он в быстром темпе обулся, оделся, еще раз попрощался и вышел вон.
   – Да… – медленно протянул я, глядя на захлопнувшуюся дверь. – Ну, в конце концов, он, наверное, все же неплохой человек…
   Я посмотрел на часы. Шел уже третий час дня. Я решил похерить все намеченные мной на сегодня дела и провести спокойно вечер дома.
   После обеда я направился в потайную комнату оповестить Приятеля о своих планах на ближайший месяц. Я быстренько ввел в компьютер основные эпизоды моей беседы с посетившим меня начальником избирательного штаба господина Ершевского, закончив сброс информации фразой: «Итак, до 17 октября я в штабе Георгия Ершевского».
   Приятель ответил сухо и, как мне показалось, даже черство. Надо признаться, эта железная скотина умела испортить мне настроение. На сей раз он достиг этого несколькими фразами. На мониторе высветилось:
   ИНФОРМАЦИЮ ПРИНЯЛ. РАБОТА НЕПРОФИЛЬНАЯ. СОВЕТУЮ ЛУЧШЕ СЪЕЗДИТЬ ОТДОХНУТЬ НА МОРЕ ДО 17 ОКТЯБРЯ… НЕ ВИЖУ КОНКРЕТНОГО ЗАДАНИЯ.
   «Что ты вообще можешь видеть, старый драндулет?» – лопнуло мое терпение. Хотя в глубине души я понимал, что Приятель совершенно прав. Для него работы пока не было. Я прекратил сеанс связи и погасил монитор. Вернувшись в зал, я включил телевизор, налил себе из кофейника кофе и взялся за сегодняшнюю прессу. Надо сказать, ни то, ни другое, ни третье меня всерьез не заинтересовало, я просто убивал время, периодически переключая свое внимание от одного к другому. Уже был поздний вечер, когда неожиданно для меня раздался звонок в дверь. Я подумал, что это кто-то из соседей приперся в очередной раз за какой-нибудь ерундой. Возможно, Колян пришел отметить со мной свою новую удачную сделку, сторговавшись на Молочной поляне с еще одним коммерсантом о возврате долга.
   Открыв дверь, я удивился – на пороге стоял совершенно незнакомый мне седой мужчина возраста примерно пятидесяти лет. Он был одет в длинный бежевый плащ. Из-под кустистых бровей на меня напряженно, не мигая, смотрели серые глаза. Мужчина был тщательно выбрит, глубокие складки вокруг рта придавали его лицу волевой и жесткий вид.
   – Вы разрешите? – хриплым голосом спросил он. От мужчины слегка повеяло перегаром.
   Я внимательно посмотрел на него, и сам себе удивившись, подвинулся в сторону, сказав:
   – Проходите.
   Мужчина решительно вошел, как-то ожесточенно сбросил с себя плащ и, не снимая ботинок, быстро прошел в комнату. Из всей стоявшей в комнате мебели он выбрал жесткий стул, рывком поставил его напротив моего кресла и быстро уселся на него, воззрившись на меня своими немигающими серыми глазами. Во всем его поведении чувствовалась какая-то нервозность и даже злоба. Я, прислонившись к дверному косяку, понаблюдал за его действиями, затем пультом выключил телевизор, после чего уселся напротив гостя и выжидательно уставился на него.
   Он резко поменял позу, поправил своими широкими плечами дорогой пиджак, который сидел на нем как литой.
   – Я к вам по делу, – пробасил он.
   – Я уже догадался, – ответил я.
   Почему-то мне на этот раз не хотелось ерничать и подкалывать своего посетителя. Что-то было в нем такое, что наводило на мысль об осторожности. Передо мной сидел решительный и волевой человек, который, по всей видимости, находился в состоянии нервного кризиса. Причины его посетитель изложил мне спустя несколько минут.
   – Вы, наверное, меня не знаете, хотя в свое время я жил здесь недалеко, – начал он. – Двадцать лет назад я переехал отсюда: сначала в другую квартиру, потом в другой город. Моя фамилия Булдаков Борис Игнатьевич. Здесь недалеко, через двор от вас живет мой родной брат Валерий со своей женой Инной. Там же вместе с ними проживала до недавнего времени и моя племянница Оксана.
   Он порывисто вздохнул и спросил:
   – У вас можно курить?
   – Да, пожалуйста.
   Он достал пачку «Мальборо» и щелкнул «Зиппо». Глубоко затянувшись, он сказал:
   – Пять дней назад мою племянницу убили.
   Булдаков еще раз затянулся сигаретой и в упор уставился на меня стеклянным взглядом. Сначала мне показалось, что он просто ждет, какое впечатление произвели на меня его слова. Потом я понял, что он не знал, как продолжить разговор. Я постарался помочь:
   – Как это случилось?
   Булдаков перевел взгляд на свои ботинки и сказал:
   – Ее зарезали.
   Он произнес эти слова так, что мне стало как-то не по себе. Что-то внутри меня сжалось, словно в ожидании удара стального клинка.
   – Расскажите, пожалуйста, подробнее об обстоятельствах, – попросил я гостя.
   Он нервно загасил недокуренную сигарету, наклонился в мою сторону, сцепив замком крупные и в то же время холеные кисти рук. «Такими руками можно придушить удава», – подумал я. Однако в последние годы, скорее всего, Булдаков вряд ли занимался гиревым спортом, и уж совсем не похоже, чтобы он работал на фрезерном станке.
   Взяв себя в руки, Булдаков начал говорить четко и ясно, как, по всей видимости, он и делал это обычно:
   – Труп моей племянницы со множеством ножевых ранений был найден позавчера за мусорными баками около забора, отделяющего СМУ-7 от Дороги Дружбы. По всей вероятности, она пролежала там два или три дня, поскольку обнаружили труп работники ЖКХ, которые убирали мусор. А убирают они его обычно один раз в три дня. Перед убийством Оксана была жестоко изнасилована и, видимо, подвергалась пыткам.
   – Что говорят официальные органы?
   – Как всегда, у них много версий и мало информации. Поскольку у Оксаны не нашли сумочку, есть версия, что это было ограбление. Не исключено, что это работа какого-то маньяка. Выдвигается также версия бытового характера.
   – Что в данном случае имеется в виду?
   – У нее был какой-то друг, который якобы не очень радовался ее занятиям. Не исключено, что между ними произошла ссора, и он, находясь в состоянии аффекта, совершил с ней это. По крайней мере, такова версия милиции. Сейчас мальчишка находится под стражей и ведется допрос.
   – Простите, а какого рода занятия Оксаны не устраивали этого молодого человека?
   Булдаков снова полез за пачкой «Мальборо» и опять щелкнул зажигалкой. На сей раз в его жестах проскальзывали некоторые неловкость и смущение.
   – Оксана была непростым ребенком, хотя мне всегда нравилась эта девочка. Видите ли… – он тяжело вздохнул. – В общем, в последнее время она занималась проституцией. К сожалению, в связи с моей работой, моим переездом в Москву я упустил из виду эту девчонку. Хотя, когда еще жил и работал здесь, я всегда старался уделить ей как можно больше внимания. Своих детей у меня, к сожалению, нет, а ее родители являются откровенными неудачниками: мой брат – обычный пьяница, его жена – недалекая и забитая бытовыми проблемами женщина. Они не смогли ей дать того, что хотел дать я. Но, увы… Когда я пять лет назад переехал в Москву, я думал, что сначала налажу дела на работе, устрою свой быт и перетяну Оксанку к себе, чтобы дать ей возможность получить хорошее образование и устроить на работу. К сожалению, я слишком долго решал все эти проблемы, а когда наконец решил, было уже поздно – случилось непоправимое. Какая-то тварь… Видите ли, я любил эту девочку как дочь. Я понимаю, что сейчас уже поздно. Единственное, что я могу теперь для нее сделать, – отомстить за нее.
   Он с таким хрустом сжал свои руки, что я подумал: если бы я был убийцей его племянницы, то почувствовал бы себя очень неуютно в этом мире.
   – Собственно, по этой причине я и обратился к вам как к частному детективу, – резюмировал Булдаков. – Я состоятельный человек и не остановлюсь ни перед какими расходами, для того чтобы найти убийцу. Я хотел бы выслушать ваши условия.
   Я чувствовал себя по-идиотски: передо мной сидел человек, горе которого было неподдельно, готовый к тому же хорошо оплатить мою работу. Пожалуй, это был тот случай, когда мне хотелось бы заняться этим делом не только из-за денег. Но казус состоял в том, что несколько часов назад я дал согласие на сотрудничество с человеком по фамилии Гайдук в деле, которое меня совершенно не захватывало. Но я дал слово и по заведенной этике не мог просто так от него отказаться. Я слегка нервничал, но все же как можно более спокойно сказал гостю:
   – Мне больно это говорить, но я, к сожалению, вряд ли смогу вам чем-то помочь. Хотя с удовольствием помог бы… Сегодня я уже дал согласие на работу с другим клиентом.
   Как только я заговорил, Булдаков вперил в меня холодный стальной взгляд. Я чувствовал себя человеком, который якобы обманул его. Отчасти это было так – я обманул его ожидания.
   – Речь идет о каких-то суммах? – спросил меня холодным тоном Булдаков. – Я же сказал, что пойду на любые расходы.
   – Нет, – твердо сказал я. – Я получаю одинаково высокие гонорары за все свои заказы. Речь идет о том, что я уже дал согласие. На то, чтобы заниматься двумя делами одновременно, меня может не хватить – я подведу кого-нибудь из вас.
   После этих слов моего посетителя словно подменили: он устало откинулся на спинку стула, потер ладонью лицо, бросил какой-то вялый взгляд в мою сторону, потом резко поднялся, сказал:
   – Извините, – и быстро направился к выходу.
   Мне стало совсем неловко, и я, как-то неожиданно для себя, крикнул:
   – Подождите! Единственное, что я могу вам обещать, – если у меня будет возможность и если вас это устроит, то я попробую помочь вам в этом деле пока безвозмездно. Составьте мне информацию об убийстве, о круге знакомств вашей племянницы, о подробностях ее жизни в последние два месяца – возможно, я помогу вам, не занимаясь впрямую вашим делом. В любом случае хуже вам от этого не будет.
   Булдаков задержался в дверях, подумал секунду-другую, потом повернулся и сказал:
   – Хорошо, завтра вечером я передам вам все, что знаю об этом деле.
   На этом мы и расстались.
   Остаток вечера я провел в раздумьях о правильности сделанного мной сегодня выбора. В глубине души мне хотелось все же заняться делом Оксаны Булдаковой, да и Приятелю это дело было бы больше по душе, если можно так сказать. Но я не стал сегодня беспокоить его информацией по поводу сорвавшегося дела об убийстве девушки и категорически прервал свои терзания, отправившись спать.
   Утром я встал пораньше и, наспех перекусив, отправился во двор с неумолимой решимостью завести свой тарантас. «Пешка», как бы уловив мой настрой, легко обнаружила имевшийся у нее дефект в виде мембраны в бензонасосе, после чего завелась как миленькая.
   Переодевшись соответственно моему предполагаемому новому рангу – с моей точки зрения, вполне подходили дорогой пепельно-серый пиджак типа «Чиннель» и лакированные ботинки. Брюки и рубашку я предпочел черного цвета. Оценив свое отражение в зеркале в прихожей, я скромно подумал про себя, что тяну на должность шефа секьюрити любого политического босса, по крайней мере местного уровня.
   Сев в «Жигули», я тронулся с места и, успешно миновав злополучную лужу, в которой вчера по своей неосторожности имел несчастье «попарить» ноги, поехал в направлении Сенного рынка, в окрестностях которого и располагался офис фирмы «Корабль Иштар».
   По указанному мне Гайдуком адресу я обнаружил новое четырехэтажное здание из стекла и бетона. Судя по количеству разномастных и разнокалиберных вывесок на фасаде здания, здесь размещалась не одна контора.
   Почти весь первый этаж занимал офис фирмы и одновременно штаб кандидата в депутаты, чья физическая, моральная и экономическая безопасность должна была стать для меня на ближайший месяц предметом особого внимания. «Корабль Иштар» имел отдельный вход с улицы, остальные же арендаторы проникали в свои помещения со двора.
   Я поднялся на крылечко и нажал на кнопку звонка, который мелодично трынькнул. Металлическая дверь, обклеенная шпоном под дуб, звякнув и чмокнув, тихо отворилась. На пороге стоял здоровенный рыжеволосый детина в тренировочном костюме «Адидас». На ногах у него были кроссовки «Рибок», а под курткой виднелась майка с фирменным лейблом «Пума». «Видимо, парень является крупным коллекционером спортивной одежды», – подумал я про себя, внимательно и вместе с тем бесцеремонно оглядев его. Такая бесцеремонность ему не понравилась, и на мое любезное: «Здрасьте!» он ответил неадекватным, на мой взгляд, вопросом:
   – Вы кто?
   Я решил продолжить диалог в таком же духе и спросил:
   – Это штаб кандидата в депутаты Ершевского?
   Он не уступал:
   – А кого вам надо?
   Я решил сдаться и сказал:
   – Мне нужен Гайдук.
   – А вы кто будете? – повторился парень.
   Видимо, его диалоговые ресурсы были тоже на исходе. И тут я сразил его наповал, хотя он и устоял на своих тумбообразных ногах:
   – Если все будет нормально, то я буду твоим начальником. А фамилия моя Мареев.
   Парень рассеянно посмотрел на меня и сказал:
   – Подождите минуточку, – и закрыл передо мной дверь.
   «Ну, ни фига себе», – чуть не вырвалось у меня. – «Этот первым пойдет в наряд вне очереди и будет чистить картошку на кухне, как только я войду во власть».
   Через несколько секунд дверь отворилась, и на пороге появился сияющий и довольный непонятно чем Гайдук.
   – Доброе, доброе утро, уважаемый Валерий Борисович! – почти пропел он.
   – Здравствуйте, Сергей Геннадьевич, – как мог улыбнулся я.
   – Это недоразумение – моя вина, я забыл предупредить Вову, чтобы он в первую очередь спросил вашу фамилию.
   – А я и спросил, – прогудел рыжеволосый охранник, сконфуженно переминаясь сзади начальника штаба.
   – Видимо, ты спросил не в той форме, – с некоторым раздражением повернулся к нему Гайдук. И, уже улыбаясь, добавил: – Ведь это твой будущий начальник, мог быть и повежливей, – его глазки снова излучали добродушие. – Но довольно об этом, проходите, я познакомлю вас с нашим логовом.
   Мы прошли в довольно просторный, но неярко освещенный холл, в котором почему-то не было окон. Из мебели в нем находилось одно большое мягкое кресло, которое служило уютным пристанищем для задницы охранника Вовы. Рядом стоял столик, на котором красовалась бутылочка колы. Главным источником освещения, за исключением двух слабеньких настенных светильников, был большой телевизор, работавший вполтона и вещавший об очередных трагедиях и радостях какой-то бессчетной Розы-Марии-Виктории. На месте Вовы я лучше бы активизировал стоявший на телевизоре видик и посмотрел какую-нибудь порнуху, однако, похоже, что официальность этого заведения не позволяла ему это.
   Из холла в глубь помещения уходил длинный, неширокий коридор, по бокам которого располагались двери. Отделка помещения соответствовала лучшим традициям современных офисов: толстый линолеум на полу, подвесной потолок типа «армстронг», на стенах – дорогие английские тисненые обои а-ля «мраморная крошка», белые двери, которые в магазинах наверняка были прорекламированы как «дорогие филенчатые двери из Таиланда». Начальник штаба провел меня вдоль стены и открыл одну из дверей. Мы попали в просторное помещение, по бокам которого стояли черные стеллажи с офисными папками, а в углу – небольшой кожаный уголок из мягкой кожаной мебели. На столике рядом стояли кофейник и ваза с печеньем и конфетами.
   В центре помещения находился внушительных размеров стол для заседаний, обставленный стульями на колесиках. Одна из стен этого помещения была свободна от мебели, в центре ее висела огромная карта района, по которому баллотировался господин Ершевский. Большая комната была смежной с другой, значительно меньших размеров, через открытую дверь я разглядел стоящие на столах компьютеры, за одним из которых сидели двое молодых людей. Гайдук, повернувшись ко мне, сказал:
   – Располагайтесь, через минуту шеф освободится, у него сейчас люди, я вас приглашу, – и тотчас вышел в коридор.
   Я еще раз окинул взором помещение и посчитал, что лучшим способом расположиться будет усесться в кожаном уголке. Я пощупал кофейник – он был горячий – налил себе кофе, взял из вазы печенье и принялся активно поглощать это. Поскольку в комнате никого не было, а уголок находился недалеко от маленькой комнатушки, я волей-неволей стал прислушиваться к диалогу работающих за компьютером людей. Через минуту я понял, что господа составляют листовку, в которой всяческим образом пытаются представить нашего кандидата как самого достойного из всех собирателей голосов.
   – Так, что у нас получилось? – хриплым простуженным голосом подводил итог один из агитаторов. – Ершевский Георгий Михайлович, 35 лет, образование высшее, прошел путь от агронома до руководителя…
   – Слушай, а как его в агрономы-то занесло? – спросил другой, по голосу более молодой.
   – Закончил сельхозинститут, вот и занесло. А что тебе не нравится?
   – Да ну, как-то… – неуверенно замялся тот. – Как-то неизящно… Пожалуй, на мой вкус интеллигентнее звучало бы зоотехник.
   – Ты ничего не понимаешь, – возразил хрипатый. – Агроном – это звучит гордо, а зоотехник – это все ваши интеллигентские штучки. Со словом агроном ассоциируется все сельское хозяйство, оно просто и понятно любому человеку, а понятие зоотехник вызывает сомнения в душе человека, оно неакцентированно. Понятие размыто – «зоо», «техник»… Да, именно агроном, пусть будет агроном.
   – Слушай, – доверительно спросил более молодой. – А он на самом деле агроном?
   – А фиг его знает, – ответил хрипатый. – Вроде как да. По крайней мере, так сказали… Что мы еще можем о нем сообщить? Женат, двое детей.
   – Мы будем уточнять, что он был женат два раза, и дети у него от разных женщин, а от нынешней жены детей нет? – не унимался молодой.
   – А что, это действительно так? – почему-то недоумевал хрипатый.
   – Можешь мне поверить, – со вздохом сказал молодой.
   – Да он просто развратник, бабник какой-то! – усмехнулся хрипатый. – Ты знаешь, по законам жанра, чтобы привлечь голоса мужской части населения, нужно было расписать всех его женщин, но поскольку самой активной частью электората являются женщины, то вряд ли они пойдут с радостью голосовать за такого кобеля. Поэтому надо написать осторожнее: женат, имеет двоих детей. Жена работает библиотекарем, дети учатся не в английской школе.
   – Ну, это уже заискивание перед избирателями, – сказал молодой. – К тому же жена его вообще нигде не работает.
   – Мы трудоустроим ее на период выборов в какую-нибудь районную библиотеку недалеко от дома, – съехидничал второй.
   – А детей ты куда переведешь?
   – Детей никуда переводить не надо, они живут со своими матерями и действительно учатся в обычных школах, которые сейчас почему-то называются лицеями.
   – Нет, нет, давай оставим просто: женат, имеет двоих детей. И вообще, зачем нам скрывать, что наш кандидат – небедный человек и может себе позволить иметь неработающую жену?
   – Скрывать не надо, но и выпячивать я бы не стал.
   – Ну хорошо. Что у нас с трудовым путем кандидата? – спросил молодой.
   – Обычный трудовой путь – после того как год отсидел в деревне по распределению, вернулся в город, поступил в аспирантуру сельхозинститута, но защититься не успел, поскольку наступили перемены. Пришлось бедняге заняться бизнесом. Начал с торговли сельхозпродуктами…
   – Надеюсь, не картошкой ведрами торговал на базаре? – неодобрительно спросил молодой.
   – Отчего же ведрами? КамАЗами-с. И не только картошкой, но и капустка попадалась в ассортименте, и огурчики-с, и лучок-с, и чесночком баловался…
   – А потом что?
   – Потом перешел на руководящую работу – открыл оптовую фирму, купил ряд магазинов, затем полетел за сигаретками, водочкой. Как говорил великий Ильич: дальше, дальше, дальше…
   – Ильич так не говорил, – парировал молодой интеллектуал. – Это ему такой драматург Шатров в своей пьесе приписал. Пьеса, кстати, так и называется.
   – Не умничай, – оборвал его хрипатый. – Давай лучше думать, что здесь написать.
   – Думаю, что лучок и огурчики, как, впрочем, и сигареты с водочкой, надо опустить. Напишем просто – успешно занимался бизнесом, за короткий срок создал крупное торговое предприятие. А капусточку-то от гнилых листьев очищали перед продажей? – неожиданно спросил молодой.
   – Конечно, – ответил его собеседник. – Кто же ее неочищенную купит?
   – Значит, можно говорить о переработке сельхозпродуктов! – воодушевился молодой.
   – Да, – ответил ему тут же хрипатый. – Да! Пусть неглубокой, но переработки! Хотя не знаю, одобрит ли это Гайдук.
   – Наше дело маленькое – сочинить, а одобрять или не одобрять – дело руководства. Я так понимаю свою работу.
   – И это правильно! – неожиданно ответил хрипатый голосом М. С. Горбачева. – Не будем, знаете ли, разводить тут…
   После чего один из них активно застучал по клавишам компьютера.
   – Я думаю, шо… уважаемые избиратели, понимаешь, разберутся, кто, понимаешь, достоин их голоса, а кто – недостоин, – ответил молодой голосом Б. Н. Ельцина, закончив набивку текста.
   Меня очень заинтересовали эти двое, я поднялся и пошел в направлении карты, стоя возле которой можно было наблюдать за работающими в маленькой комнате. Я не успел подойти к карте, как привлек к себе внимание этих двух сотрудников штаба. Хрипатый, который оказался невысоким коренастым мужчиной лет тридцати пяти, уставился на меня своими красными глазами, глядя поверх роговой оправы. Молодой высокий юноша с пышной кучерявой шевелюрой, слегка отъехав от компьютера на стульчике, так же с интересом, слегка открыв рот, наблюдал за мной. Первым спросил хрипатый:
   – Вы кого-то ищете?
   – Нет, я просто ожидаю господина Гайдука. Он оставил меня здесь на минуточку, но уже минут десять как не появляется. Я, собственно, к господину Ершевскому на прием.
   – А по какому вопросу? – спросил молодой, кучерявый.
   – О приеме на работу.
   – Что, у нас в штабе есть вакантные должности?
   – Пока да, – ответил я. – Но если мы удачно переговорим с Ершевским, то, видимо, уже не будет.
   – И какая же из должностей у нас свободна? – не унимался кучерявый.
   – Должность начальника службы безопасности, – монотонно произнес я.
   Слова произвели на обоих впечатление. Они дружно сказали:
   – А-а, – тут же отвернулись и сделали вид, что тщательно изучают только что набранный на компьютере текст.
   Я не знал, радоваться или огорчаться мне подобному приему, но тут появился Гайдук и пригласил меня последовать за ним. Пройдя в конец коридора, мы вошли в одну из дверей, ничем не отличавшуюся от остальных, и очутились в небольшой приемной. Гайдук направил меня к внутренней двери. По пути мы миновали стол секретарши и саму длинноногую секретаршу, которая, стоя перед этим столом, готовила на подносе кофе. Войдя в кабинет, отличительной особенностью которого являлось то, что здесь все, начиная от отделки и кончая мебелью, было очень дорогим, я увидел гуляющего в центре помещения по толстому ковру молодого мужчину. Он был аккуратно причесан и выбрит, на нем была белая рубашка с засученными по локоть рукавами. Ворот рубашки был широко расстегнут, галстук валялся на письменном столе; мужчина, засунув руки в карманы, разгуливал по комнате и смотрел себе под ноги, как обычно гуляет по полю пацан в поисках консервной банки, которую можно попинать. Заметив нас, он остановился к нам боком и повернул голову с таким видом, будто он нас не ожидал. Гайдук представил меня:
   – Это господин Мареев.
   Мужчина развернулся к нам в фас, вынул правую руку из кармана и подал мне широко растопыренную клешню. У него была оригинальная манера подавать руку: он держал ее не вертикально, а параллельно полу, причем ладонь была повернута вниз, таким образом пожимавший ему руку человек как бы подлезал под нее своей. Я узрел в этом нечто символическое и подал руку как положено, заставив мужчину сделать то же самое.
   – Ершевский, – сказал он.
   – Мареев, – сказал я.
   – Прошу, – сказал он.
   – Спасибо, – сказал я.
   После столь содержательного диалога мы направились к мягкому дивану, стоящему у стены. Тут же в дверь вошла секретарша и ввезла за собой тележку с кофейником. Гайдук разлил всем кофе, хотя никто его об этом не просил.
   Ершевский, отхлебнув из чашки кофе и поставив ее на стол, повернулся ко мне и положил руку на спинку дивана. Я почти почувствовал себя ангажируемой женщиной. Обычно после двух-трех рюмок коньяка мужчина незаметно продвигается, и его рука уже лежит на спинке дивана сзади женщины. Еще одна рюмка, и она ложится ей на плечи. Но я прогнал от себя странные мысли, тем более что пили мы не коньяк, а всего лишь кофе.
   – Вы знаете, мне о вас много рассказывали, – проговорил Ершевский.
   – А я, к сожалению, о вас узнал только вчера… Впрочем, я не очень интересуюсь политикой и бизнесом, – сгладил я некоторую неудачность прозвучавшей фразы.
   Ершевский убрал руку со спинки дивана и развернулся ко мне в профиль.
   – Все дело в том, что у нас было несколько кандидатур на эту должность, – доверительно сообщил он. – Рекомендации, собранные нами, сработали в пользу именно вашей кандидатуры. Поэтому мы и предложили вам занять вакансию.
   – А почему она образовалась? – поинтересовался я.
   – К сожалению, прежний начальник службы безопасности…
   – В общем, он заболел, – быстро вставил фразу Гайдук.
   – А-а, – понимающе сказал я.
   Ершевский был более откровенен:
   – Несколько дней назад господин Серегин все же принял ту дозу спиртного, которая свалила его окончательно. На сегодняшний день он лечится на Алтынке. Мы могли направить его в лондонский Бедлам, но он так достал своими выходками, что у меня пока нет никакого желания заботиться о нем дальше.
   – Так вам поэтому так срочно понадобился мой опыт детективной работы, ум, выдающиеся способности?
   Гайдук пытался что-то объяснить, но Ершевский его резко прервал:
   – Не умаляя ваших способностей, должен вам сказать, что ключевым фактором в принятии этого решения была ваша неангажированность властями.
   – Теперь, по крайней мере, картина мне ясна полностью, – сказал я, без спроса закурив сигарету.
   – Надеюсь, это не повлияет на ваше решение? – настороженно спросил Гайдук.
   Я для приличия немного помедлил с ответом и сказал:
   – Нет.
   Мне показалось, что у обоих спало напряжение.
   – Вот и хорошо, – сказал Ершевский, посмотрев на часы. – Через пятнадцать минут у меня должно состояться собрание ближайших сподвижников, которые готовы помогать мне в моей предвыборной кампании. Думаю, вам будет полезно поприсутствовать там.
   После чего он встал, давая понять, что наша беседа закончена. Мы с Гайдуком встали и покинули кабинет.
   Ровно в 9.45 в зал для заседаний, где я сидел в одиночестве, стали входить незнакомые мне люди. Первым вместе с начальником штаба вошел здоровенный мальчик в цветастом спортивном костюме и белых кроссовках огромного размера. Как и водилось при такой экипировке, на шее у него поблескивала толщиной в мизинец золотая цепь. Первым делом я подумал, что это очередной из моих подчиненных, занимающийся физической защитой господ предпринимателей. Однако, судя по его дорогому костюму и цепняку на шее, он тянул как минимум на моего зама. Каково же было мое удивление, когда Гайдук представил мне детину как Дмитрия Столярова, руководителя продуктовой базы «Куст».
   Последний улыбнулся и смущенно подал мне здоровенную лапищу, которую я с осторожностью пожал. Не успели мы усесться за стол, как вошла еще одна парочка. Эти с виду были невзрачными: у обоих были простые русские лица, светившиеся сдержанной приветливостью. Тот, что был пониже, лучше одет и тщательно причесан, представился как директор фирмы «Торгово-транспортная компания «Ледокол» Сергей Яровой. Второй, более сухощавый и «притушенный», с горькими складками на лице, являлся директором овощехранилища «Поле чудес» Адрианом Чернобородовым. Я едва не заржал, когда услышал это название.
   Яровой и Чернобородов словно оттеняли появление следующего действующего лица, который на их фоне производил впечатление гораздо более колоритное. Худой и коротко стриженный мужчина, он в отличие от других был одет в летний пиджак, рукава которого были засучены. Вошел он вальяжно, словно делая всем одолжение. В правой руке господин держал плоскую металлическую фляжку. Отхлебнув из фляжки напиток, который вряд ли был томатным соком, он с некоторой скукой оглядел всех присутствующих, и, когда Гайдук представил меня ему, он нехотя переложил фляжку из одной руки в другую и вяло поздоровался. Я в пику ему пожал ее весьма энергично, и он скривился, как будто у него заныл зуб. После этого он отошел и уселся в дальнем от меня конце стола. Это явление звалось Тополянский Евгений, и был он главой фирмы «Инкомбинант».
   Кроме того, появился некто Веселов, молодой человек, дисбаланс между новеньким с иголочки костюмом и всклокоченными редкими волосами на голове совершенно не компенсировался наличием у него в руках сотового телефона, который он демонстративно перекладывал из руки в руку, как Тополянский свою фляжку. Как я потом заметил, бедняге так никто и не позвонил за все время совещания.
   Наконец, в комнате появился сам Ершевский в сопровождении мужчины, которого бы приняли за своего и арабы, и евреи, и жители Кавказа. К последним, судя по фамилии, он и относился. Это был Альберт Джаванидзе, вице-президент ассоциации «Защита предпринимателей от произвола».
   Ершевский уселся во главе стола, Джаванидзе сел справа от него. Пиджак Георгий не надел, но, отдавая дань официальности встречи, спустил рукава рубашки.
   – Ну что ж, господа! Я очень рад приветствовать вас всех здесь сегодня и искренне надеюсь на взаимность, – начал Ершевский.
   – Насколько мы рады тебя видеть, – подал голос Тополянский, – будет зависеть от темы нашей беседы.
   Ершевский добродушно ухмыльнулся и сказал:
   – Женя, как всегда, в своем репертуаре.
   Тополянский не ответил, отхлебнул из фляжки и пожал плечами.
   – К теме так к теме, – потирая кисти рук, сказал Ершевский. – Могу поздравить всех с тем, что у вас появился реальный шанс поиметь своего человека во властных структурах.
   Тополянский чуть не поперхнулся очередной порцией спиртного:
   – Жора, кого поиметь, мы найдем сами. Но зачем же это делать во властных структурах? Извращение какое-то…
   – Женя, дай наконец сказать человеку слово! – резко повернулся к Тополянскому Джаванидзе.
   – Да, пожалуйста, – обиженно отозвался Тополянский, после чего развалился на стуле, держа в руке фляжку, как скипетр.
   – Так вот, – продолжил Ершевский. – Я хочу еще раз подчеркнуть, что появился реальный шанс выиграть очередные выборы в областную Думу. Надеюсь, все присутствующие понимают, как важно не упустить эту возможность. Вчера я зарегистрировался кандидатом в депутаты по Коровинскому избирательному округу города Тарасова.
   – Ой, бля-я-я… – отозвался эхом Тополянский.
   – Женя, по твоему глубокомысленному заявлению я понял, что тебя что-то не устраивает, – мобилизуя все резервы корректности, спросил Ершевский.
   – Нет, отчего же, – ответил мистер Фляжка.
   – В таком случае я продолжу. Как вы понимаете, я жду от вас реальной поддержки, прежде всего моральной, в этом непростом деле.
   Собравшиеся одобрительно загудели.
   – Георгий, ты же знаешь, что мы за тебя горой, мы всегда готовы оказать тебе любую моральную поддержку. Мы знаем, что ты наш человек, именно такой человек нужен нам в Думе, – серьезно и размеренно начал говорить Яровой.
   – Да, – вторил ему Столяров, положив свои кулачищи на стол и тут же, застеснявшись, убрав их и зажав между коленями, отчего приобрел вид человека, давно не имевшего возможность справить малую нужду. – В общем, мы… завсегда с тобой… Мы… Всегда тебя… Поддерживали и будем…
   – Жора, о чем речь! Другого человека у нас нет, мы всегда рады поддержать тебя в этих начинаниях, – убежденно сказал Чернобородов.
   – Могу сказать только одно: рекламное агентство «Автореклама» окажет любую необходимую методическую помощь в организации выборов, – авторитетно заявил Веселов.
   И на удивление оказался прав, застолбив таким образом объемы своей помощи Ершевскому. Видимо, он первый прочухал, о чем пойдет речь дальше.
   – Как вы понимаете, – остановил одобрительный хор Ершевский, – моральная помощь вещь главная, но…
   – Ой, бля-я-я… – снова эхом отозвался Тополянский.
   – Женя, тебя что-то не устраивает? – с каменым лицом спросил его Ершевский.
   – Нет, все нормально, так просто, – с деланным безразличием заметил Женя.
   Ершевский смотрел на него несколько секунд немигающим взглядом, потом повернулся к аудитории и сказал:
   – Да. Для победы нужны и деньги. Пусть немного…
   – Бля-я-я, – с неумолимой неизбежностью простонал Женя, но председательствующий его уже не замечал.
   – Как вы сами прекрасно знаете, бесплатно никто ничего не делает. Полиграфия, рекламное время на телевидении, масса организационных расходов плюс имиджевые проекты стоят денег.
   И после некоторой паузы добавил:
   – Полагаю, что пятидесяти тысяч долларов хватит для победы на этих выборах.
   Зал разразился мертвой тишиной. Было слышно только бульканье спиртного, проходившего в данный момент через глотку Тополянского. Успех был сопоставим с успехом оперного певца, который блестяще спел арию, и зал, пораженный, молчит, чтобы через несколько секунд разразиться бурными овациями.
   Первым не выдержал Ершевский. Помогая друзьям выйти из шока, он заговорил:
   – Если кого-то интересует, что скрывается под понятием «имиджевые проекты», я могу пояснить. Думаю, что максимального успеха мы достигнем, если окажем реальную помощь населению Коровинского района, а именно: в сжатые сроки починим путепровод через Борисычев овраг и решим уже давно назревшую проблему строительства там же общественного туалета. Кроме того, нам необходимо построить две линии водопровода и канализации, которые серьезно улучшат санитарную обстановку в районе.
   – Путь к сердцам избирателей лежит через их испражнения! – помпезно заявил Тополянский, громко стукнув фляжкой по столу.
   – Ты смеешься, – не выдержал Джаванидзе, – а конкретного ничего не предлагаешь!
   – Это почему же? – возмутился Тополянский. – Сейчас предложу. Жор! Давай мы скинемся, съездишь отдохнешь на Мальдивы, вернешься восемнадцатого октября с какой-нибудь симпатичной обезьянкой, загорелым, в отличие от этих м…ов, которые будут здесь драться за депутатство, а?.. И тебе хорошо, и нам неплохо, – со вздохом завершил он свою конструктивную речь и в изнеможении откинулся на спинку стула. Видимо, влияние алкоголя стало сказываться.
   Все напряженно посмотрели на Георгия. Все понимали нереальность этого варианта, но надежда умирает последней: а вдруг согласится!
   – Вы что, надо мной издеваетесь? – грохнул кулаком по столу Ершевский, отчего все потупили взоры, а Тополянский сморщился и опять устремил фляжку навстречу истомленному жаждой рту. После глотка ему полегчало, и он веско заметил:
   – Ну хорошо… Я согласен на Флориду. Обезьянок подберу и оплачу лично.
   Ершевский с негодованием выдохнул воздух.
   – Нет, Жора, ты не обижайся, – заговорил Яровой. – Мы все прекрасно понимаем, что в выборах участвовать надо. Без политической поддержки нас всех нахлобучат, ясно также и то, что без бабок выиграть нельзя, но… Жора, должны быть гарантии… Я же вкладываю деньги. Если дело выигрышное, я не то что пятьдесят, а двести пятьдесят дам! Но опять же должны быть гарантии… Это же своего рода бизнес!
   – Какие, бл…, гарантии? – прорвало наконец Ершевского. – Я могу дать только гарантии, что мы сделаем все возможное для победы. Ты что, не понимаешь, в какой обстановке я начинаю борьбу? Разве ты не знаешь, что есть кандидат от партии власти, которому будет оказана всесторонняя поддержка? Каких гарантий ты от меня хочешь в этих условиях?
   – Я понимаю, понимаю, – успокаивающим тоном сказал Яровой. – Я помогу чем могу. Но все не так просто, деньги нужны большие, их не так просто изъять из оборота.
   – Да, – громыхнул Дима Столяров. – Денег-то нету… У меня вон… сахара х… знает сколько мешков, муки х… знает сколько мешков… – Он немного подумал и сказал: – Я, если хочешь, могу по бартеру… Нет проблем. Расплатишься там… с кем-нибудь… как-нибудь… может быть…
   Наблюдая со стороны за этой конструктивной беседой, я вдруг с ужасом понял, что все движется по кругу и скоро наступит моя очередь объяснять, почему у меня нет денег и я не могу забашлять даже по бартеру на выборы. Но мне повезло, нервы не выдержали у сидящего следом за мной по часовой стрелке Чернобородова:
   – Ну если уж вы там, то мне вообще удавиться можно… Моя овощовка загибается день ото дня, фирма работает по нулям. Вчера опять списал две тонны картошки, сгнила к е…ной матери, вонища стояла, словно стадо слонов пургена объелось. Торговля встала, вот и выкидываем… Вы даже себе представить не можете, как воняет, когда гниют помидоры! Кто-нибудь видел протухший кетчуп? Нет? Я вам привезу пару баночек, понюхаете. И откуда здесь взяться деньгам? У меня от работниц так воняет, что их е…ари ко мне жаловаться ходят! Удивляются, чем я их таким опрыскиваю, и спрашивают, когда я наконец прикрою свою вонючку?! Впору перепрофилировать ее в общественный сортир…
   После этих красочных высказываний большинство сидящих за столом нервно задергали носами. Я, сидевший рядом с директором овощебазы, уловив запах чего-то малоприятного, стал потихоньку отодвигаться от него.
   Единственным, на кого этот рассказ не произвел впечатления, был Ершевский:
   – Ну, заныли, заскулили… Вас послушаешь, подумаешь, что здесь одни нищебы собрались! Как их интересы защищать – все ко мне, как помочь мне – хрен кого допросишься!
   – Ну как же не допросишься?! – вяло проговорил уже «поплывший» Тополянский. – Четыре года назад попросил – получил… двенадцатое место в общем списке, два года назад попросил – получил… седьмое место. Я не спорю, прогресс, конечно, есть. Но темпы не впечатляют. Во всяком случае, по сравнению с затратами.
   – Альберт, может быть, ты что-нибудь скажешь? – наконец подал голос Гайдук, обращаясь к Джаванидзе.
   – А что я скажу? – откликнулся тот. – Я давно говорю, что на выборы идти надо. Обязательно надо. Без политики бизнес не сделаешь, но надо менять стиль работы. Давно пора перевести фирму в Москву и послать к энтой матери всю эту местную политическую гнилушку. Надо вообще работать по-крупному, давно пора было завязаться с Уолл-стрит, купить акции крупнейших компаний и стать их дилерами в регионе. Я давно уже все это говорю!
   – Ну, в общем, – громко сказал Ершевский, – пора подводить итог. Предлагаю поставить на голосование вопрос о выделении на мою избирательную кампанию пятидесяти тысяч баксов. Голосуем поднятой рукой. Кто «за»?
   Последние два слова прозвучали как приговор. Руки медленно, но неумолимо поползли вверх. Тополянский отличился и здесь, подняв вверх фляжку, которая в силу значительной раскоординированности его движений слегка наклонилась, и живительная влага полилась на полированный стол из мореного дуба.
   – Итак, остался последний вопрос: как распределить сумму? – спросил Ершевский.
   Все посмотрели на Ярового, видимо, потому что он называл конкретную сумму в двести пятьдесят тысяч долларов. Яровой потупил взор и сказал:
   – Двадцать пять.
   – Сережа, надо сорок, – тут же отреагировал Ершевский.
   – Хорошо, тридцать, – выдохнул из себя Яровой.
   – Женя? – перевел потяжелевший на тридцать тысяч баксов взгляд на Тополянского кандидат в депутаты.
   Тополянский отхлебнул из фляжки остатки жидкости, аккуратно и плотно завернул крышку, положил фляжку в карман и, посмотрев на Георгия на удивление трезвым взглядом, сказал:
   – Больше десяти не дам.
   – Дима? – еще более тяжелым взглядом посмотрел Ершевский на Столярова.
   – Шесть… Из них три бартером, – ответил Дима и положил в качестве последнего слова свои кулаки на стол.
   – Адриан?
   Чернобородов вздохнул и сказал:
   – Две…
   – Только не бартером!!! – завопили все.
   Ершевский радостно перевел взгляд на Веселова, и тот быстро ответил:
   – Хорошо, вся полиграфия за мой счет.
   – Что ж, господа, – Ершевский помпезно поднялся, как человек, проведший последние два часа в доброй и радостной беседе с друзьями. – Я рад поздравить вас с этим несомненно мудрым решением. Мы приложим массу усилий для того, чтобы преодолеть те препятствия, которые, несомненно, возникнут на пути к победе. Другого выхода у нас просто нет…
   – Аминь, – сказал Тополянский, после чего поднялся из-за стола и шаткой походкой направился к выходу. Его примеру последовали и остальные.
   Ершевский задержался, обсуждая какие-то технические детали с Веселовым и Гайдуком, а я же посчитал, что с меня на сегодня хватит, и решил покинуть гостеприимный «Корабль Иштар».
   На выходе меня окликнул Гайдук:
   – Валерий Борисович, куда же вы?
   – Полагаю, что домой, – ответил я.
   – Впрочем, может быть, это и верно, – согласился он со мной. – Сегодня, когда наконец решился вопрос с финансированием, остаток дня мы посвятим чисто организационным вопросам. Завтра мы выделим вам кабинет, завтра же я познакомлю вас со всеми вашими подчиненными, и мы согласуем план работы.
   Он быстро пожал мне руку, глазки его светились радостью, как будто я вернул ему старый долг, который мог бы и не возвращать. Я постоял на крыльце, подождал, когда «Мерседесы», «БМВ» и «Вольво» разъедутся восвояси, и уж потом отправился к своей «пешке». Я с натугой завел движок и тронулся в направлении дома.
   Проходя мимо своего почтового ящика, я заметил, что в нем что-то есть. Открыв его, я обнаружил пакет с документами от Булдакова, где содержалась информация об обстоятельствах убийства его племянницы.
   Поскольку мой биологический винчестер был перегружен информацией об итогах состоявшегося судьбоносного саммита в офисе фирмы «Корабль Иштар», то я не стал глубоко проникать в суть информации от Булдакова, тем более что она была скудна. Практически, документы повторяли то, что я услышал от самого Булдакова вчера. Я резидентно сообщил все это Приятелю, после чего вспомнил о том, что еще вчера хотел побыть дома в тишине. Однако вчера это не удалось из-за Булдакова. Но сегодня я решил отыграться за вчерашнее и все-таки устроить себе тихий вечер № 2.
   Но, едва я успел рассказать Приятелю о событиях, произошедших на совещании в офисе Ершевского, не до конца при этом понимая, зачем это Приятелю надо, как в дверь позвонили. На пороге стоял человек, с которым я имел счастье познакомиться лишь сегодня, – Сергей Яровой.
   На его лице было такое выражение, как будто я его чем-то слегка озадачил. Он смотрел на меня несколько секунд, чуть-чуть приоткрыв рот. Я попытался помочь ему выйти из ступора: отошел в сторонку и, махнув рукой, произнес:
   – Прошу вас.
   Яровой медленно двинулся в направлении комнаты, шурша длинным плащом, который, конечно же, являлся весьма дорогим, но, на мой взгляд, был ему несколько великоват. Войдя в прихожую, Яровой стал оглядываться и мяться. То ли обстановка квартиры не произвела впечатления на гостя, то ли он до конца не решил, нужно ли ему было приходить или нет, но так или иначе мне надоело его топтание на месте, и я сказал:
   – Раздевайтесь и проходите в комнату.
   Яровой стал искать, куда же ему пристроить дорогую кожаную папку с золотым замком. Я решил смилостивиться над беднягой и взял ее в руки. Он поблагодарил, повесил плащ на вешалку и прошел наконец внутрь.
   – Присаживайтесь, – указал я ему на кресло у журнального столика. – Чай, кофе?
   – Нет, спасибо, – ответил Яровой.
   – Спиртного, к сожалению, в доме нет, – заметил я.
   – Не беспокойтесь, – отмахнулся он.
   Яровой положил папку на журнальный столик и, видимо, вконец освоившись, энергично сказал:
   – Вы знаете, у меня к вам дело!
   – Да ну?! – удивился я.
   – Да-да, – не поняв сарказма, начал заверять меня Яровой. – Речь пойдет о деньгах, – сказал он, задумчиво потирая руки.
   – А-а, значит, у вас денежное дело! – улыбнулся я, также невольно потирая руки.
   – Я не привык сорить деньгами, – заявил Яровой.
   – Значит, у вас действительно денежное дело!
   – Да-да! – снова заверил меня он и продолжил: – Все это, – он нарисовал руками воздушный шар, – что вы могли наблюдать сегодня в офисе Ершевского, мне не очень нравится.
   – А чем, собственно, вам это не нравится?
   – Вы знаете, я не привык сорить деньгами, – повторился он.
   – Я это уже слышал…
   – Да… Но тем не менее… Это мое правило. А Жора… Жора просит слишком много, ничего при этом не гарантируя. Нет, эти деньги у меня, конечно, есть, но я… В общем, у меня есть определенные правила.
   Хорошо, что его ладони были мягкими и гладкими, как у женщины. Шахтер давно бы стер ладони, потирая их друг о друга. Он начинал потихоньку раздражать меня.
   – А чем, собственно, я могу вам помочь? – как можно более вежливо спросил я.
   – Я должен получить определенные гарантии, что оговоренная утром сумма не пропадет даром.
   – Наверное, вы что-то не поняли. Я не представляю никакую страховую компанию, меня пригласили возглавить службу безопасности кандидата в депутаты Ершевского.
   – Нет-нет, я, собственно, хотел узнать ваше мнение как специалиста, – забеспокоился Яровой. – Вы же специализируетесь по всяким сложным, запутанным ситуациям. Говорят, у вас есть даже дар предвидения.
   – Врут, – коротко прокомментировал я. – А специалист я все-таки больше в области криминалистики, нежели в области политических игр. Поэтому ничего, кроме того, что я приложу все усилия для того, чтобы ваши деньги не пропали, я пообещать вам не могу.
   – Да? – задумчиво спросил Яровой. – Ну ладно… Но все равно вы меня успокоили.
   – Я искренне рад, – сказал я и поднялся.
   Он задумчиво последовал моему примеру и как-то неуверенно и медленно пошел к выходу. Этот человек производил впечатление купившего дорогую вещь, но так до конца и не уверенного, нужна она ему или нет. Ему не давала покоя мысль, что, может быть, не поздно еще отнести ее назад в магазин…
   Я закрыл за ним дверь, вернулся в комнату и развернул купленную утром газету. В ней, в частности, сообщались фамилии кандидатов, зарегистрированных по Коровинскому избирательному округу Тарасова. Я обнаружил, что соперниками моего патрона и подопечного Ершевского выступали следующие фигуры: генерал Юрий Муханев, начальник воздушно-десантного училища (блин, подумал я, опять курсантики будут ходить с листовками и бессвязно объяснять, что их шеф самый лучший), Ярослав Пальцев, директор похоронного агентства «Банзай», депутат городской Думы прошлого созыва (жаль, что покойники не голосуют!), Сергей Пасленов, независимый кандидат, частный предприниматель (хоть бы указал, ларек у него или лоток!), и Игорь Филимонов, директор автобазы «Залетная» (этот наверняка будет обещать бесплатный маршрут по кольцу вокруг Тарасова…).
   «Сколько м…ков!» – подумал я, не исключая из этого числа никого.
   От этих мыслей меня отвлек новый звонок в дверь. «Кого еще черт…»
   За дверью я обнаружил скромно улыбающегося Джаванидзе. Тот кузнечиком запрыгнул в прихожую и энергично потряс мне руку:
   – Рад еще раз приветствовать вас!
   – Взаимно, – ответил я, указывая на гостиную.
   Джаванидзе не мешкая прошел в комнату. Он уселся на место, которое еще не успело остыть от зада Ярового, и сразу активно заговорил по делу без всяких преамбул:
   – Валерий, выборы, конечно, очень важная вещь, но не самая главная. Человек, регулярно участвующий в выборах, пусть даже не слишком удачно, постепенно укореняется в общественном сознании как неизменное зло. И постепенно выборы, происходящие без его участия, становятся неполноценными. В конце концов, зарабатывается авторитет постоянно действующего политика. И вообще, без депутатской неприкосновенности, без мандата невозможно нормально заниматься бизнесом – сожрут предприниматели-конкуренты. Но это не самое главное. Главное – мыслить широко, я бы сказал – глобально.
   Давно пора перевести головные конторы в Москву, чтобы выйти из-под непосредственного давления местных структур, частично находясь под московскими «крышами». Давно пора выходить на мировую арену, и начинать надо прямо с Уолл-стрит. С нашим профессионализмом и опытом мы могли бы серьезно там поработать. А мы по-прежнему возимся в этой грязи, как свиньи… И все потому, что меня никто не слушает! Как вы считаете? – спросил он.
   – Что? – очнулся я от дремы, в которую он меня вводил своим монологом.
   – Я спрашиваю, как вы считаете, я правильно говорю?
   – Да-да, конечно, – быстро согласился я. – А какой у вас, собственно, вопрос?
   – Какие еще вопросы! У меня нет вопросов, у меня одни ответы, но меня мало кто слушает! – горячо воскликнул Джаванидзе. – Всегда важно, чтобы тебя понимали и одобряли. Мне кажется, в вашем лице я нашел человека, мыслящего так же широко. Надеюсь, мы с вами сработаемся. Кстати, вы не хотите вступить в члены нашей ассоциации? Это очень легко – нужно лишь написать заявление и составить бизнес-план на ближайшие полгода.
   – Я подумаю, – сказал я, – но обычно дальше завтрашнего дня я ничего не планирую. А какое у вас, собственно, дело-то?
   – Какое может быть дело?! – снова горячо заявил он. – Я пришел поближе познакомиться с незаурядным человеком, с которым придется работать, надеюсь, что очень долго.
   – Очень был бы рад этому, – тяжело вздохнул я.
   Джаванидзе посмотрел на часы и сказал:
   – Ну, мне, кажется, пора.
   – Было очень приятно послушать вас, – соблюдая правила хорошего тона, произнес я. – Глобальности мысли действительно многим не хватает.
   – Всегда к вашим услугам, – радостно заявил Джаванидзе и шустренько побежал к выходу.
   Я закрыл дверь и радостно вздохнул. Но, увы, визит глобально мыслящего кавказца оказался не последним в этот «тихий вечер». Я успел прочитать только три полосы газеты и перешел к самой интересной, последней, где говорилось о скандалах недели, как в дверь снова позвонили.
   Открыв ее, я увидел туловище в спортивном костюме. Оно нагнулось, и моему взору стала доступна голова Димы Столярова, который по росту не вписывался в мою старую дверную коробку. Пройдя в помещение, он протянул мне руку и аккуратно пожал. Я был ему очень благодарен за это и тут же спросил:
   – Вы по какому вопросу?
   – Да я… собственно… как бы… вообще без вопроса, – несколько смутился он.
   – Тогда на кухню, – решительно проговорил я.
   Усадив его на самую широкую и прочную табуретку, на которой он с трудом поместился, я поставил чайник.
   – Я просто познакомиться поближе… ты у нас теперь вроде как за безопасность в ответе, – начал Дима.
   – Если иметь в виду хулиганов, то тебе их опасаться, по-моему, нет причин. Скорее нужно заботиться об их безопасности.
   – Да, – криво усмехнулся Дима. – Я же раньше это… боксировал, до камээса… дошел. А потом вот… бизнесом занялся… И ничего себе так…
   – Я это уже заметил. Первое – по твоему свернутому носу, второе – по твоей новенькой «Ауди».
   – Ничего, будешь работать с нами… у тебя такая же появится… тачка, – успокоил меня Столяров. – У нас мало никто не получает. Ты… давай… получше заботься о нашей защите, и все…
   – Какая же тебе еще нужна защита?
   – Ну как?.. Сейчас… выборы пойдут… Кипеж подымется… Жорка в депутаты опять лезет… Опять, наверное, шмонать будут… Ты это… бди… Как что там наметится… сразу звони…
   – А что, собственно, может наметиться?
   – Ну как?.. Налоговая, например, может прийти… Ты нам заранее стукни, чтобы мы… ну, подготовились… Я в долгу не останусь… Сейчас, правда, с наликом напряг… мы тебе по бартеру… Сахар, мука… По десять мешков скинем, и нормально… Консервы есть хорошие, севрюга… амурская.
   – А в Амуре разве есть севрюга? – спросил я.
   Дима задумался так глубоко и серьезно, как будто это был вопрос его жизни.
   Я решил прервать его размышления и сказал:
   – Ну, если что узнаю, я завсегда стукну, звякну, шмякну… Короче, не боись…
   Столяров, казалось, был удовлетворен услышанным, поскольку встал и пошел к выходу. Перед уходом он еще раз аккуратно, я бы сказал, ласково, пожал мне руку.
   – Ну, давай, – сказал он мне.
   – Угу, будь, – ответил я ему на прощанье.
   Он сильно наклонился и вышел.
   Постояв несколько минут в коридоре, я подумал, что с меня на сегодня, пожалуй, достаточно визитов из ассоциации «Защита предпринимателей от произвола». Можно даже сказать, что я сыт этими людьми по горло. И тут неожиданно зазвонил телефон.
   Я взял трубку и сказал:
   – Алло!
   – Валерий Борисович? – услышал я звонкий голос.
   – Да.
   – Это Веселов говорит с вами, – радостно проговорила трубка.
   – А-а! – громко заорал я. – Ну кто же еще! Как же я сразу не догадался! Вы как сговорились все… Один за другим, один за другим…
   – Я плохо слышу и не совсем понимаю, о чем вы говорите… У меня к вам есть небольшое предложение и заодно просьба.
   – Вы знаете, – перебил я его грубо, – я сегодня завален предложениями, а просьбы я по вечерам не принимаю. Давайте завтра в рабочем порядке в моем кабинете.
   – А где он у вас? – недоуменно спросил Веселов.
   – Черт его знает! Спросите у Гайдука, – и я отключил связь.
   Я подумал, что мне надо срочно позвонить Чернобородову с тем, чтобы попросить его ни в коем случае не приезжать, но тут в дверь снова позвонили. Я яростно вздохнул и уже приготовился к прослушиванию ароматных историй о гнилом картофеле и испорченных помидорах.
   Со злостью швырнув газету на диван, я рывком открыл дверь в прихожей и обнаружил стоящего на пороге Тополянского. Он широко и радостно улыбался, в руках держал средних размеров картонную коробку, на которой крупными буквами было написано «Jack Daniels».
   – Бля-я-я! – вырвалось у меня что-то знакомое. Затем молча отодвинулся.
   – Ну? – радостно спросил Тополянский. – Ты что, не рад меня видеть?
   – Я просто в восторге! – ответил я.
   – А я вот ехал мимо, дай, думаю, заеду, – сказал он, как будто совершал подобные визиты каждую неделю. – А в бардачке у меня как раз ящик виски завалялся. Так что, командир, я у тебя здесь до утра…
   И направился в гостиную. Я почувствовал, как на глаза у меня наворачиваются слезы. Но мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
   – А закусь-то у тебя есть? – спросил он, поставив коробку с виски на стол.
   – В холодильнике, – коротко ответил я.
   Он ринулся на кухню, внимательно осмотрел содержимое холодильника, и, очевидно, вид сосисок, вареной колбасы и нескольких банок консервов не произвел на него должного впечатления.
   – Да у тебя и пожрать-то нечего! – резюмировал он.
   Он вынул из кармана сотовый, набрал номер и сказал:
   – Вась, в общем, я здесь осел, парень оказался нормальным, мы с ним договорились. Можешь ехать домой, только сначала купи нам что-нибудь пожрать в легкую.
   Вася, видимо, принял заказ, поскольку, бросив сотовый на кресло, Тополянский кинулся вскрывать ящик с виски. Вынув пузатую бутылку, он решительно свернул ей горло, понюхал и воскликнул:
   – О! Не левак! А то я однажды залетел, целую неделю тяжелый ходил… Так и пришлось целый ящик грузчикам отдать. А им, понимаешь, понравилось! – сказал он и заржал.
   Я про себя подумал, что, в общем, я конечно, не пью, если выпивка не халявная. Но, насколько я понял, в данном случае она как раз халявная, и уж если ничего нельзя поделать с визитом Тополянского, то почему бы и не выпить рюмку-другую?
   Через десять минут, которые я провел, слушая, как Тополянский рассказывал о каких-то двух «телках», с которыми и поговорить есть о чем, и «покувыркаться» можно, прибыл шофер Вася и привез снедь. Вариант «в легкую» по Тополянскому означал пару банок балыка, ветчину, небольшой кусок бастурмы, полиэтиленовый пакет с фруктами, два турецких батона и три больших бутылки спрайта.
   – Ну, что же, жить можно, – сказал Тополянский, скептически оглядывая привезенное шофером.
   Тополянский не очень аккуратно распаковал пищу, заляпав мне скатерть соком консервов, зато быстро и профессионально, уверенной рукой разлил спиртное в приготовленные мной рюмки.
   – Ну давай, первый – за наши победы! – не конкретизируя, какие именно, опрокинул он содержимое рюмки в горло. Я последовал его примеру, ощутив качественное отличие спиртного в лучшую сторону по сравнению с тем, что я обычно пью в компании своих друзей.
   Закусив выпитое балычком и прислушавшись к своему организму, я внутренне согласился с Евгением, что жить, в общем, можно. Тополянский не стал закусывать и тут же налил по второй.
   – Между первой и второй, как говорится… – он поднял рюмку и усмехнулся… – Давай, за нас с вами и х… с ними!
   Мы опрокинули еще по одной, затем еще по одной, и еще… Поначалу я еще закусывал, позже все выпитое я «заслушивал» рассказами Жени о жизни, бабах и бизнесе. Нашу беседу я помню отрывками.
   – Ты женат? – спросил Евгений.
   Я фыркнул.
   – Понял, – отреагировал он. – А я вот женат. И ничего… Но баба у меня в строгости. Все у нее есть, кроме вольностей. У меня с этим строго: да – да, нет – нет, пошла на х… И ты знаешь, получается, что все время – да!
   – А ты?
   – А что я? – Женя откинулся на спинку стула. – Я нормальный мужик, у меня еще две… Все довольны. Если бы я меньше пил, было бы три любовницы. А так только две, – задумчиво повторил Женя, с грустью глядя на бутылку «Джека».
   Я, пока еще были силы, пытался перевести разговор в конструктивное русло:
   – Ну, а что Ер… Ерш?..
   – Жорка, что ли? – решил помочь мне Женя. – Да он нормальный мужик! Иногда просто любит повые…ваться. Мы с ним не один флакон раздавили… Но, честно говоря, в последнее время он зае…л!
   – А… чем?
   – Акциями. Что ни год, то акции! То выборы, то довыборы, то перевыборы! То демократы, то коммунисты, то вообще м…ки какие-то, и всем плати! Всем! Ну так же нельзя… Я ему говорю: Жор, ну не получается у тебя, может, у тебя рожа какая-то не та?!. Ну, не выбирают тебя! И на хрен тебе это надо?.. Я ему говорю: давай какую-нибудь бабу туда зарядим! В случае чего мы всегда найдем рычаг, которым на нее повлияем, – Тополянский глумливо ухмыльнулся. – Но он же упорный!! В общем, я считаю, что надо его избрать, пока он вконец всех не достал. А если не изберется, пошел он на х…!
   – Да, правильно, – поддакнул я и потянулся за бутылкой.
   – Ч-ч-ч, – успел перехватить у меня бутылку Тополянский и аккуратно разлил виски.
   – За женщин! – провозгласил он очередной тост, и мы опрокинули.
   – Кстати, – выпив, спросил я. – Что за бабу ты собирался в депутаты пихать?
   – А какая х… разница! Кого угодно! Сейчас пригласим двух баб, кого-нибудь из них выберем, если Жорка не пройдет. Главное, чтобы у мужиков на нее нормальная эрекция была, тогда и законы будут нормальные принимать, – и он, шатаясь, пошел в комнату за сотовым телефоном.
   – Алле, Кристина? А, мать вашу! Опять спите, вечно не дозвонишься! Нам двоих… Какой у тебя адрес? – отодвинув сотовый от уха, спросил он.
   Я назвал. Он невнятно повторил его в трубку.
   – О'кей! – сказал он и отключил связь.
   Через пятнадцать минут в моей квартире стояли две дамы, одна из них была полногрудой, пышнотелой, коротко стриженной брюнеткой, которую я про себя окрестил Матроной, вторая была стройной, миловидной, с рыжими волосами, которую я так и прозвал – Рыжая.
   – Ну, какую тебе? – спросил Женя, засовывая пачку баксов в карман привезшего девочек громилы и дав ему знак, чтобы он убирался поскорее и не мешал.
   Я думал недолго и ответил:
   – Вот эту, Рыжую.
   – Ух ты, моя пампушечка! – устремился на всех парах Тополянский к Матроне. То, как он взял ее сразу в оборот, смутило даже меня, но совершенно не смутило Матрону. Она только похихикала в ответ на проведенный Тополянским эротический массаж, который, откровенно говоря, больше напоминал доение коровы.
   Рыжая посмотрела на меня и ласково сказала:
   – Закрой рот! – и, взяв меня за руку, повела в спальню.
   – Тебе как, со светом или без? – спросила она, когда мы зашли.
   – Я… не понял… а кто кого… собирается?..
   – По идее ты меня, – прервала мою бессвязную речь Рыжая. – Но, учитывая твое состояние, этим тяжелым трудом придется заняться мне.
   Она слегка подтолкнула меня на кровать, на которой я тут же развалился, и принялась раздеваться. Мне почему-то начала нравиться эта дама, хотя она вела себя несколько вызывающе. Еще больше мне понравилось, когда она разделась. «Ну, сейчас начнется», – подумал я и откинул голову на подушку. Это стало роковой ошибкой, поскольку я сразу же отключился.
   Очнулся я через какое-то, видимо, значительное время. Я по-прежнему лежал на своей кровати в спальне. Я попытался встать, и, на удивление, у меня это неплохо получилось, хотя меня слегка и «вело». Я вышел в зал и посмотрел на незакрытые шторы. Начинало светать. Часы показывали 6.30. Я огляделся вокруг: как ни странно, все было чисто и прибрано. Из кухни доносился какой-то странный звякающий звук и запах свежесваренного кофе. Я направился туда и обнаружил там вовсю хозяйничающую Рыжую.
   На ней была одета длинная рубашка, которую, видимо, она взяла у меня в шкафу и которая едва-едва доходила ей до ног. Пышные волосы она собрала на затылке в пучок. Повернувшись ко мне, она деловито спросила:
   – Кофе будешь? Или, может, тебе лимонадику попить?
   – Лучше кофе, – после некоторого раздумья сказал я.
   – Ну и правильно, – одобрила мой выбор Рыжая и поставила передо мной дымящуюся чашку хорошо заваренного кофе.
   – Тебе с сахаром?
   – Угу.
   – Одну, две?
   Я на пальцах показал, что две. Она засыпала сахар и размешала. Я отхлебнул кофе и почувствовал, что мне стало значительно легче. Рыжая уселась напротив, положила оба локтя на стол, взяла чашку в обе руки и стала потихонечку потягивать кофе, глядя на меня.
   – Ковбой, ты вчера отключился сразу, и я уже ничем не могла тебе помочь, – с усмешкой сказала она.
   – И как вы здесь без меня?
   – Я-то просто отлично. Впервые за долгое время выспалась с мужиком, не занимаясь с ним сексом.
   – Молодец!
   – Ты тоже.
   – Ты не считаешь это извращением?
   – Нисколечки.
   – А Евгений с подружкой? – спросил я.
   – Эти отвязались по полной программе, – она опять усмехнулась. – Сначала у него не вставал, и Томка работала на полную катушку в качестве лифтера, потом наконец процесс пошел…
   – Ну и как? – вздохнул я. – Все получилось?
   – Да-а! Только Томка потом жаловалась, что в горле першило.
   – Как это? – не сразу понял я шутку. Потом, когда до меня дошел смысл, я заржал и… тут же резко осекся от головной боли в висках.
   – Ой, – простонал я.
   – Да, ковбой, перебрал ты, – сочувственно заметила Рыжая. – Может, тебе массаж головы сделать?
   – Сделай, – согласился я с ее предложением. – Только прекрати называть меня ковбоем. Я вообще-то частный детектив.
   – Да ну! – удивилась она, встав сзади меня и начав растирать виски и затылок. – И чем же ты занимаешься?
   – А-а, – устало протянул я. – Всякой херней.
   Неожиданно я почувствовал комфорт от присутствия в доме этой рыжеволосой, с вызовом говорящей женщины.
   – А куда они делись? – спросил я.
   – Твой приятель с Томкой? – уточнила она.
   – Да.
   – Поехали кататься. Кажется, в баню.
   – Разве ночью баня работает?
   – Это смотря для кого. Для твоего приятеля, может быть, и работает. Кстати, это твой партнер по бизнесу или просто приятель?
   – Я его вчера увидел первый раз, – признался я.
   – Понятно, – сказала Рыжая.
   – А ты что, собственно, задержалась-то? Могла ведь и с ними уехать.
   – Не люблю групповуху, – отрезала она. – Поэтому и осталась. А ты не рад, что ли?
   – Нет, отчего же. Очень даже рад.
   – Кстати, твой приятель оплатил нам с Томкой две ночи. Мне сегодня вечером приходить или как?
   – Раз оплатил, приходи. Опять выспишься.
   – Начало интригующее, – усмехнулась она.
   Я посмотрел на кухонные часы и обнаружил, что время уже перевалило за восемь. Я вздохнул и сказал:
   – Не знаю, как тебе, а мне пора на работу.
   – Тогда до вечера, – сказала Рыжая и пошла одеваться.
   Я тоже сменил рубашку и брюки. Облачаясь, я подумал, что после вчерашнего мне лучше не садиться за руль своей «пешки», и решил позвонить в офис Ершевского. Я сказал прозвучавшему в трубке голосу, что фамилия моя Мареев и было бы неплохо, чтобы за мной заехали.
   Из спальни вышла одетая Рыжая.
   – Тебя как зовут-то? – спросил я ее.
   – Рита.
   – А меня Валера.
   – Ну, вот и познакомились, – усмехнулась Рита.
   – Сейчас должна подъехать машина. Если хочешь, подброшу.
   – Буду очень благодарна.
   Через пятнадцать минут во двор действительно въехала серая «Ауди», и мы отправились сначала в район Городского парка, где проживала Рита, а затем уже в офис «Корабля Иштар», на мой первый рабочий день в новой должности.
   В офисе было малолюдно, но Гайдук был уже на месте. Он скептически посмотрел на мою потухшую и набухшую физиономию, но ничего не сказал и провел меня в небольшую каморку, на двери которой было написано: «Служба безопасности». Пока я осваивался в кабинете, протирая пыль и расставляя предметы на столе в удобном для меня порядке, Гайдук завел ко мне двух коротко стриженных справных парней, представив мне их как Сашу и Мишу, моих подчиненных. Познакомившись с ними, я дал им команду «вольно» и объяснил, что они могут присоединяться к смотрящему в холле «видик» Вове.
   Через некоторое время Гайдук опять забежал ко мне и положил на стол «Проект модернизации канализационных сетей Борисычевого оврага». Оценив всю актуальность этого документа, я закинул его в дальний ящик стола. Гайдук сказал мне, что на карте в большом зале на белых квадратиках написаны места и даты встреч с избирателями. Сегодня, в частности, должна состояться одна из них.
   Полдня прошло в какой-то странной организационной суете, когда приходившие люди приносили всевозможные документы, проекты листовок, воззваний к избирателям, варианты фотографий Ершевского, большинство из которых относились к времени десяти-пятнадцатилетней давности. К середине дня два вчерашних молодых человека, работавших за компьютером, наконец родили листовку с биографическими данными кандидата, и ее разнесли по всем кабинетам, для того чтобы каждый мог внести свои замечания и предложения. Через полчаса всех позвали на совещание по поводу листовки.
   Собралась куча разного народа, которые и составляли штаб Ершевского. Из вчерашних присутствовали только Веселов и Яровой, которые подчеркнуто вежливо со мной поздоровались. Мне показалось, что Веселов уже забыл о вчерашнем звонке с просьбами и предложениями ко мне. Я подумал, что и слава богу, и уселся на свободное место.
   Поскольку собрались близкие к Ершевскому люди, мнения и манера их высказываний были весьма оригинальными. Если бы обсуждалась моя кандидатура, я бы чувствовал себя неловко. То и дело со стороны недовольных содержанием листовки раздавались фразы типа: «Да какой из него хрен…», «Да вы нарисовали полного…», «Что вы из него дурака слепили!». Авторы и их сторонники активно защищались, ссылаясь на некомпетентность противников, на недостаточную аргументированность их критики и на то, что простым людям именно так и понятнее. В конце концов Ершевский, который хладнокровно это наблюдал, прервал прения и волевым решением утвердил окончательный текст. Его тут же отдали корректорам и верстальщикам.
   Дальше началось обсуждение стратегического плана борьбы за избирателей. Гайдук утверждал, что основной упор надо сделать на жилых массивах с девятиэтажками – именно там находится активный избиратель, за которого и развернется основная борьба между кандидатами. Многие склонялись к мысли о том, что нельзя забывать так называемые «шанхаи», старые одноэтажные постройки Борисычевого оврага. Гайдук же настаивал на том, что там сложно собирать людей на встречи и что в этих местах агитировать придется больше наглядно.
   – Что же вы собираетесь там им показывать? – спросил Яровой.
   Тут же стали высказываться мнения о том, что лучшим вариантом был бы стриптиз. Гайдук пафосно заявил, что лучшей наглядной агитацией будет отремонтированный путепровод и общественный сортир, строительство которого предполагается начать завтра же.
   – Сегодня Тополянский должен встретиться с поставщиком итальянской кафельной плитки, которой будет обложен внутри этот объект, – сообщил он.
   Я подумал о том, что после вчерашнего Тополянский может спутать кафель для пола с уральскими мраморными плитами для надгробий. Обсудив еще несколько текущих вопросов, все встали и пошли на выход.
   Гайдук попросил далеко не расходиться, поскольку на пять часов запланирована встреча с избирателями около путепровода.
   – Какая встреча? Какие пять часов? – неожиданно заорал Ершевский. – Кто это запланировал?
   – Планировать встречи кандидата пока является прерогативой его штаба, – холодно ответил на вопль патрона Гайдук.
   – А почему каждая сука здесь знает, что у нас встреча, и не знаю только я один?! – продолжал вопить Ершевский.
   «Суками» не захотели быть многие, кто присутствовал в помещении, и отовсюду стали раздаваться голоса, что они тоже ничего не знают о предстоящей встрече.
   – Ну, знаете ли! – взорвался Гайдук. – Мне эта х…ня мне на х… не нужна! Для кого я наклеил эти е…ные квадратики? Если вам лень поднять свои жопы и подойти к карте, хотя бы спросили!
   Ершевский не унимался, говоря о том, что ему глубоко наплевать, что залепил себе белыми квадратиками Гайдук, а ему он должен заранее докладывать о планах на ближайшие дни.
   – Хорошо, хорошо, – примирительно согласился начальник штаба, и на этом инцидент был исчерпан. – Впредь я буду информировать тебя лично. Но сегодня всех прошу быть на встрече.
   Тут же возникли предложения о том, что у путепровода сегодня собирать людей нет смысла, так как избиратели не информированы о встрече, а есть смысл попробовать провести беседу с людьми у ближайшей девятиэтажки, поскольку там проще сделать это экспромтом.
   Почти все согласились с этим доводом и разошлись. Усевшись в кресло в своем кабинетике, я почувствовал себя утомленным событиями. Возможно, сказывался вчерашний бурный вечер. Но работа есть работа, и в пять часов я вместе со всей командой поддержки кандидата вышел на крыльцо. Все начали рассаживаться по машинам. Ко мне подошел охранник Вова и сказал:
   – Валерий Борисович, на период выборов нам выделили машину. Вон тот серебристый «БМВ», – он указал на автомобиль и протянул мне ключи.
   – Сегодня лучше ты порули, – вернул я ему ключи.
   Мы вчетвером: я, Саша, Миша и Вова, отправились к машине. Вова оказался лихим водителем и с места в карьер, опережая всех, рванул. Предварительно я изучил план двора, где должна проходить встреча, и в машине объяснил подчиненным, где они должны встать и что, с моей точки зрения, делать. А делать они должны были лишь одно – наблюдать за происходящим и не допускать возможных хулиганских выходок со стороны избирателей.
   Мы первыми приехали во двор и для порядка осмотрели окрестности. Впрочем, кроме песочницы и нескольких лавочек осматривать было нечего. Для очистки совести охранники заглянули в подъезды, в которых никого не было и из которых омерзительно воняло кошачьей мочой. Об этом мне и было сообщено с серьезным видом. Я удовлетворился объяснениями и отослал их по квартирам собирать население на встречу.
   Не знаю, что говорили парни, но десятка два-три жильцов, среди которых превалировали старушки, все же вышли во двор поглазеть на кандидата.
   Кандидат и сопровождающие его лица в составе трех человек – Гайдук, Яровой и Веселов – встали в круг избирателей и занялись агитацией. Открыл встречу Гайдук. Чуть выдвинувшись вперед, заломив руки за спину, он стал покачиваться с пятки на носок и начал представление кандидата. Сначала речь пошла о его фамилии, имени, отчестве, дате и месте рождения. Дата рождения, по мнению начальника штаба, свидетельствовала о том, что кандидат находится в оптимальном для трудовых подвигов возрасте. Тридцать пять лет: «уже немало пройдено, но еще не все растрачено». Затем Гайдук перешел к трудовому пути Ершевского и его семейному положению. Что касается последнего, оратор предпочел придерживаться анкетных формулировок. Далее начальник избирательного штаба непосредственно указал пальцем на того, про кого шла речь. Ершевский при этом поклонился старушкам как народный артист при бисировании.
   Представив кандидата, Гайдук предостерег избирателей от возможных ошибок. Он говорил, что наверняка после Ершевского придут другие кандидаты и будут обещать золотые горы, туристические прогулки на Луну и путевки на Баренцево море в сезон, пообещают осыпать всех благостями и податями, самой дорогой из которых окажется куриное бедро. Пообещают лечь на рельсы, если через два дня после их избрания каждому пенсионеру района не выдадут пенсию на год вперед. Гайдук также выразил предположение о том, что некоторые будут обещать похоронить избирателей у Кремлевской стены или выстроить ее аналог в Коровинском округе. «Чего вам только не пообещают!» – подытожил начальник штаба.
   – Но есть человек, который ничего вам не обещает, который уже сегодня, уже сейчас действует на благо жителей Коровинского района! – воскликнул Гайдук. – И этот человек поведает вам сейчас о том, что вы получите еще до выборов.
   Ершевский откашлялся и церемонно начал:
   – Господа! Не хочу проводить никаких аналогий, но одним из подвигов Геракла была очистка авгиевых конюшен.
   Как ни странно, среди полудремлющих старушек нашлись люди более «продвинутые», которые тут же поинтересовались, кого подразумевает Ершевский, говоря о Геракле, и имеет ли он в виду под авгиевыми конюшнями Коровинский округ? И если это так, то кто является срущими конями в этой конюшне?
   Ершевский слегка смутился от такого начала, но деваться было некуда, и он пошел в атаку:
   – А что, разве это не так? Разве весь район не страдает от грязи, в которой он зарос? Как долго вам надо колесить по окрестностям, чтобы найти урну, куда можно было бы выбросить бумажку или окурок?!
   – Чего искать-то? Этих мест и так полно! – подал голос из задних рядов мужчина синюшного вида. Ершевский еще больше смутился, но публика зашикала на «синяка», и оратор несколько успокоился.
   Он приободрился и продолжил:
   – Разве Борисычев овраг не является огромной помойкой, зловоние которой столь сильно, что влияет на генофонд района? И, в конце концов, разве из ваших подъездов не несет мочой?
   – Это не мы, это кошки, – снова вступил с ним в диалог алкаш.
   В толпе, однако, обнаружились две свидетельницы, которые подтвердили, что это не только кошки, а и сам Борька несколько раз был замечен ими в недвусмысленной позе. Негативная энергия толпы перекинулась на алкаша, которого общественность, видимо, недолюбливала. Когда возмущение толпы стало нарастать и уже грозило отвлечь внимание избирателей от Ершевского, я моргнул Вове и указал на алкаша. Вова все понял и аккуратненько начал отжимать Борьку от толпы, а когда ее внимание переключилось на продолжившего вещать Ершевского, удалил алкаша со двора.
   – Итак, я не буду обещать вам сверхъестественного, – объяснял кандидат. – Просто с завтрашнего дня начнется реконструкция водопроводных и канализационных сетей в Борисычевом овраге. И завтра же будет заложен первый камень общественного туалета, от отсутствия которого так давно страдало население Коровинского района. Да, возможно, направленность моих проектов кому-то покажется странной, кто-то даже, – с пафосом заявил Ершевский, – над этим будет смеяться. Ну и пусть смеется! – с еще большей убежденностью в правоте своих намерений сказал он.
   – Смеется, как известно, тот, кто смеется последним. Я здесь сегодня заверяю вас, что коровинцы будут иметь свой общественный туалет!
   Я мигнул глазом стоявшему за толпой Михаилу, и он осторожненько захлопал. Его поддержали Саша и Вова, и к этому грохоту стали потихоньку присоединяться слабые хлопки старушек. Гайдук, видимо, был опытным избирательным бойцом и посчитал, что присутствовавшие на встрече коровинцы уже убеждены, что никаких проблем с испражнениями у них больше не будет. А это означало, что встреча достигла своей цели и своего апогея и ее пора закруглять. Он дружески попрощался с избирателями, пообещал им крепкого здоровья и долгих лет жизни и призвал голосовать за нашего кандидата. Старушки отправились к своим домашним очагам, а Ершевский, застегивая пуговицы плаща, пошел к своему «Мерседесу».
   После встречи мы все вернулись в штаб и провели короткую планерку. Как всегда, были высказаны разные мнения. Гайдук считал, что встреча прошла на «ура» и все ожидавшиеся от нее результаты достигнуты. Яровой же утверждал, что встреча была не подготовлена, речь кандидата была не слишком разумна. Поэтому, с его точки зрения, мероприятие можно было назвать неудачным. Враждующие кланы принялись спорить, но Ершевский прервал спор и потребовал конкретных замечаний. Их, как ни странно, было немного, и все они сводились к следующему: надо заранее оповещать избирателей о встрече, основную агитационную работу надо возложить на профессиональных агитаторов, Ершевский же должен просто озвучивать конкретные части своей программы. И надо прекратить ездить на встречи на «Мерседесе» или, по крайней мере, оставлять иномарки квартала за два от места. С этими доводами все согласились и разошлись.
   Выходя, я поинтересовался у Гайдука, не появлялся ли Тополянский. Начальник штаба ответил, что последний звонил во второй половине дня и ссылался на неотложные дела, которые заставляют его покинуть город. Появиться он обещал только завтра во второй половине дня. Я понял, что Евгений просто-напросто «забурел».
   Мне подумалось, что вряд ли сегодня можно ожидать его визита и вечер будет менее напряжным, чем вчера. С этими мыслями я и отправился на приписанной мне «БМВ» домой.
   Я с удовольствием, наслаждаясь тишиной домашнего покоя, поужинал, принял ванну и уже собрался смотреть телевизор, как в дверь позвонили. «Блин, да когда-нибудь это кончится!» – подумал я и ужаснулся мысли, что кончится это не раньше 17 октября. Открыв дверь, я все же был скорее удивлен приятно, нежели неприятно. На пороге стояла Рыжая.
   – Рита! – сказал я.
   – Валера! – ответила она.
   Я проводил ее в зал и спросил, будет ли она что-нибудь есть или пить. Она спросила:
   – А ты?
   Я ответил, что уже поужинал. Тогда она сказала, что ограничится кофе, после чего направилась на кухню. Я же решил не отступать от первоначальных планов и включил телевизор. Через десять минут она вернулась с двумя чашками кофе и горячими бутербродами, изготовленными из остатков вчерашнего пиршества. Несмотря на сытость, я решил не отказываться.
   – А ты знаешь, – сказала она мне, – я здесь уже была недавно.
   – Да, это я помню.
   – Нет, я не про вчерашнее. Позавчера мы хоронили одну девчонку из нашей фирмы.
   Я насторожился и, прикинувшись «шлангом», спросил:
   – Кого это?
   – А, была одна резкая деваха. Ксюхой ее звали.
   – И что с ней случилось, перетрахалась, что ли? – съюродствовал я.
   Рита бросила на меня странный задумчивый взгляд и ответила:
   – Ее зарезали.
   «Господи, далась вам эта фраза!» – подумал я.
   – А за что, неизвестно?
   – Если бы знали за что, нашли бы и кто. Ты, говоришь, частный детектив?
   – В свободное от работы время, – сказал я.
   – Как это? – недоуменно спросила она.
   – Сейчас я временно возглавляю службу безопасности одного молодого человека, который рвется в депутаты.
   – Случайно не этого м…ка, с которым исчезла Томка? Она, кстати, до сих пор не появилась.
   – Нет, не этого, другого, – ответил я. – А насчет Томки – ничего страшного. У них деловое свидание за городом. Женя сегодня звонил после обеда.
   – Может быть, возьмешься за это дело? – спросила Рыжая. – Я про Оксану…
   – Не знаю, надо подумать, – неопределенно протянул я. – А что, вам так дорога эта девчонка?
   – Конечно, тихоней ее не назовешь, но человек она была хороший.
   – Нет, наверное, ничего не получится, – сказал я. – Слишком много работы.
   Говоря это, я постарался состроить мину как можно серьезнее. Мой отказ все же, видимо, огорчил Риту.
   – Ты мне очень нравишься, – сказал я, чтобы как-то смягчить ситуацию.
   Она серьезно посмотрела на меня и сказала:
   – Ты мне тоже.
   Мы пристальнее вгляделись друг в друга и без слов поняли, что сейчас будет происходить. Мы молча встали и пошли в спальню. На сей раз я постарался реабилитироваться за вчерашнюю ночь. Рита ответила мне также бурно. Все шло по восходящей линии, как неожиданно, в самый разгар приятных занятий прозвучал звонок по сотовому телефону. Звук был настолько громким и ясным, что мы аж встрепенулись и разом посмотрели на трубку, которую я непонятно зачем взял с собой в спальню. Переглянувшись с Ритой, я протянул руку и взял с тумбочки трубку.
   – Алле!
   – Господин Мареев Валерий Борисович? – спросили меня официальным голосом.
   – Ну, допустим, – ответил я. – И что из этого?
   – Вас беспокоят из лицензионного отдела УВД города Тарасова.
   – Да вы что там, охренели? Уже ночь, а вы тут по сотовому наяриваете!
   – Еще только половина девятого, – возразил мне официальный голос. – А вопрос, по которому я звоню, очень важен.
   – Что еще там стряслось?
   – Вам надо завтра срочно явиться к нам в отдел. У вас возникли проблемы с лицензией на частную детективную деятельность.
   – Какие еще проблемы?
   – Вот завтра и узнаете, – ответил мне голос, после чего раздались короткие гудки.
   – Ерунда какая-то, – пробурчал я, откинувшись рядом с Ритой на подушку. Она подвинулась, положила руку мне на грудь и спросила:
   – Что случилось?
   – Бред какой-то… Какие-то проблемы с лицензией частного детектива. У нее срок два года, и я вроде ничего не нарушал…
   – Что они хотят?
   – Чтобы я явился к ним завтра. Зачем – неясно, к кому – тоже…
   Я снова обнял Риту, но как будто кто-то наблюдал за нами… Телефон снова зазвонил.
   – Да! – гаркнул я.
   – Мареев? – гаркнули мне в ответ.
   – Ну!
   – Мне нужен Мареев!
   – По вопросу? – заорал я.
   – Пусть он занимается своими делами и не лезет в политику, иначе мы ему яйца оторвем! – яростно заговорили в трубку.
   Яйца мне были нужны для дела, которым я в данный момент занимался, а голос в трубке действовал мне на нервы, поэтому я отключил связь. Я не успел донести руку с трубкой до тумбочки, как телефон снова громко зазвонил. Это было что-то магическое. Я поднес трубку к уху, и тот же каркающий голос провопил мне туда:
   – Ты понял нас, п…дюк ушастый?
   Это был уже перебор, поскольку уши у меня всегда были нормальные. Я отключил у трубки питание и со злостью швырнул ее в кресло. После чего вздохнул и сказал: – Ну, началось…
   И действительно, началось. Хотя последующие несколько дней вроде все было гладко и тихо. Наутро после звонка, проводив Риту, я наконец увиделся с Приятелем. Рассказав ему обо всем, что происходило в последнее время, и особый упор сделав на вчерашние звонки, я оставил его в размышлениях, а сам отправился на работу. В штабе все шло обычным порядком, по сценарию первого дня. С утра всем опять были розданы какие-то бумажки с программами и воззваниями, которые лично я предпочел сложить в дальний ящик стола. Кроме того, поступила информация о закупке стройматериалов и начале ремонта и строительства «объекта века» в овраге.
   Несмотря на то что только начинали копать котлован для сортира и прокладывать траншеи для канализации, Тополянский уже завез итальянский кафель в таком количестве, как будто он собирался строить маленький Дворец съездов. Сам Женя выглядел свеженьким, держа в руках неизменную фляжку с коньяком. Я вернул ему забытый им у меня дома сотовый и добавил, что у меня осталось несколько бутылок «Джек Дэниэлс». Тополянский быстро ответил:
   – Намек понял. Как только разгребем это дерьмо, я к тебе заеду.
   Я не понял, какое именно дерьмо имеет в виду Женя, но подумал, что, скорее всего, речь идет о фекалиях Борисычевого оврага.
   С неизменной регулярностью по вечерам мы проводили время в обществе избирателей, рассказывая им о прелестях Ершевского и о его специфических благостях, которые он собирается обрушить на них. В речь кандидата день ото дня вносились коррективы. Так, в конечном итоге, было решено категорически отказаться от упоминания о Геракле и авгиевых конюшнях. Первый намек был нескромен, второй – неприличен. К тому же в прессе появились колкие фельетоны под названиями: «Геракл в Борисычевом сортире», «Не район, а конюшня…», «Коровинцы – кони». На листовках с портретами Ершевского, расклеенных по городу, стали появляться надписи, сделанные от руки: «Геракл – в штаны накакал!». В газете, финансируемой Ершевским – «Живи и богатей», – появились гневные отповеди проклятым борзописцам, готовым позубоскалить по поводу любой идеи. Однако общий эффект от этих высказываний был явно негативный.
   Мои личные проблемы с лицензией отошли на второй план. Визит в УВД ничего не прояснил, поскольку нужный мне человек отсутствовал и должен был появиться на работе не раньше чем через неделю. Поэтому мне сказали: «Звоните!» Приятель провел юридическую экспертизу и заявил, что никаких проблем с законом по поводу лицензии у меня быть не может и что я могу быть спокоен на этот счет.
   Кроме того, Приятель выдал совет быть настороже ближайшие несколько дней, поскольку ждать можно чего угодно. По его мнению,
   СТОИТ ОЖИДАТЬ СЕРЬЕЗНЫХ ОСЛОЖНЕНИЙ В ИЗБИРАТЕЛЬНОЙ КАМПАНИИ. ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ УДЕЛИТЬ БЕЗОПАСНОСТИ РЕКОНСТРУКЦИИ ПУТЕПРОВОДА!
   НЕОБХОДИМО ВЫНЕСТИ ИЗ ОФИСА «КОРАБЛЯ ИШТАР» ВСЕ ДОКУМЕНТЫ, КАКИМ-ЛИБО ОБРАЗОМ РЕГЛАМЕНТИРУЮЩИЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ФИРМЫ. НЕ ИСКЛЮЧЕНЫ ПРОВОКАЦИИ, В ЧАСТНОСТИ, СО СТОРОНЫ НАЛОГОВОЙ ПОЛИЦИИ.
   Я очень удивился таким неожиданным поворотам в мыслях Приятеля и вместе с тем порадовался, что он включился в работу и помогает моей деятельности на новой должности.
   Очередной день начался обычно – суетой вокруг листовок Ершевского. Из рекламного агентства Веселова принесли несколько стопок новых листовок, которые помощники Гайдука раздавали агитаторам. Те должны были расклеить их по домам в овраге, так как именно сегодня там должна была состояться встреча кандидата с населением. Из издательства принесли свеженапечатанные номера газеты «Живи и богатей», среди четырех полос которой только одна была посвящена жизни города, а все остальные – выборам и фигурам кандидатов. Как водится в таких случаях, Ершевский если и не выдавал себя за Геракла, то выглядел явно в мажорном свете. По остальным же проехались без излишней комплиментарности.
   Упоминалось о нескольких коттеджах за городом, строительство которых осуществляли курсанты военно-десантного училища, рассказывалось о том, что все эти коттеджи принадлежат одному человеку. Задавался риторический вопрос: интересно, кому?
   Говорилось об успехах похоронного агентства «Банзай», которое год от года наращивает стоимость своих услуг, не очень-то обращая внимание на качество обслуживания своих клиентов. Все это подтверждалось забавной историей, рассказанной якобы очевидцами: «банзаевцы» спутали адрес и попали вместо похорон на свадьбу и, как люди дотошные, требовали, чтобы им предоставили возможность исполнить свой профессиональный долг.
   О Филимонове и Пасленове говорилось немного, делался упор на глупость речей первого и вычурность и непонятность второго. Этим самым читателю давалось понять, что это кандидаты, которых народ не понимает и не принимает.
   Ближе к пяти часам вечера работники штаба засобирались на первую встречу с избирателями на реконструируемом путепроводе. Я со своей группой «бритоголовых» решил выехать туда пораньше и на всякий случай его осмотреть. Ремонт путепровода вела бригада шабашников, поскольку все строительные управления проявляли излишнюю лояльность к властям, и им Ершевский не доверял. Прибыв на место, я попросил парней походить по путепроводу и под ним на предмет обнаружения различных дефектов, которые могли быть следствием пакостей противников.
   Парни осмотрели весь путепровод, но так и не нашли ничего подозрительного. Опоры путепровода были ветхими, покрытие моста также оставляло желать лучшего, рабочие что-то замазывали, что-то заваривали, короче, работа только начиналась. По проекту путепровод решили разделить продольно на две части и одну из них закрыть для движения. После реконструкции этого участка ее должны были открыть для движения и заняться другой половиной. Я подозвал к себе бригадира строителей, на которого мне кивнул один из рабочих. Бригадир, подходя ко мне, заранее, за три метра выставил передо мной ряд золотых зубов, как конь на ярмарке. Я все же решил воздержаться от покупки и перейти к делу. Я поинтересовался у «бугра» о состоянии дел, понимая, что это выглядит скорее как проформа с моей стороны. Тот сказал, что дела идут «зае…сь» и все будет сделано вовремя, если не будут мешать. Я поинтересовался, кто может им помешать. Он ответил неопределенно, что ходят тут всякие, спрашивают, по какому разрешению ведутся работы, есть ли у нас лицензия, и вообще идет «мутный» базар. Я решил больше не докучать бригадиру, тем более что эскорт Ершевского уже прибыл. На этот раз кандидат прибыл на встречу на обычной «Волге», а свита пересела на «Жигули». И только для меня было сделано исключение – я прибыл на выделенной мне иномарке.
   Уже пробило пять, когда агитаторы согнали на удивление большое количество аборигенов оврага, и, судя по их излишней раскованности и некоторой раскоординированности, у меня сложилось впечатление, что в качестве приманки были использованы исконно русские горячительные средства. Однако народ был настроен благожелательно, и по прибытии на место виновников торжества встреча началась в атмосфере взаимной любви.
   Как всегда, четко, ясно и вместе с тем помпезно начал встречу Гайдук, представивший собравшимся кандидата. Им старательно и настойчиво вдалбливалась в мозги избирателей мысль о том, что этот кандидат достоин их голоса. Далее выступил, и на удивление ярко и хорошо, Яровой, пообещавший озолотить избирателей в случае победы Ершевского. В свите сопровождения присутствовал Чернобородов, но, видимо, в штабе решили, что его речь будет наиболее адекватна церемонии ввода в действие общественного сортира, и слова ему не дали. Параллельно с речами в толпе бесплатно раздавалась газета «Живи и богатей» с большим портретом Ершевского на первой полосе и скоромными анекдотами на последней, а также листовки и полиэтиленовые пакеты с профилем кандидата. Мне пришла в голову мысль, что было бы неплохо на встречу с молодежью, которую планировалось провести завтра, захватить несколько коробок с презервативами.
   Наконец наступило время выступления самого Ершевского. Публику к этому моменту подогрели чем могли и как могли. Сам кандидат начал страстно и несколько демагогично:
   – Господа! Я уверен, что у нас сегодня еще есть шанс стать настоящими господами этой жизни, если мы сделаем свой правильный выбор 17 октября на думских выборах. От того, какой выбор мы сделаем, – тут Ершевский выдержал паузу, – зависит очень многое. Но независимо от вашего выбора мы сегодня, уже здесь, сейчас, делаем все, чтобы жителям этого района жилось легче. Для этого здесь ремонтируется путепровод и строится общественный туалет, чтобы жители этого района могли без опаски и свободно передвигаться по оврагу через мост и, – тут он опять замялся, – ну, в общем, не иметь других проблем, связанных с жизнедеятельностью… Не скрою, что деньги на строительство того и другого объекта, а также на реконструкцию канализационных и водопроводных систем выделены группой лиц, которые поддерживают меня в нелегкой борьбе за депутатский мандат. Это не взятка избирателям! Не подачка! Не какой-либо другой изощренный подкуп! Это конкретный вклад в развитие инфраструктуры района, это все делается ради людей, которым просто надоело терпеть дискомфорт в районе и которые решили, что с этим пора кончать!
   – Да-да, пора кончать! – повторил Ершевский.
   После этой фразы, на мой взгляд несколько двусмысленной, Ершевский сделал несколько шагов по путепроводу и сказал:
   – Вот здесь, сейчас вы видите плоды конкретных дел. Вот здесь, сейчас… – указал он пальцем на середину моста.
   Фраза его оборвалась на полуслове, поскольку именно там, куда он показывал пальцем, примерно метрах в тридцати от собравшихся раздался оглушительный грохот, сопровождаемый огненной вспышкой. Одна из опор моста рухнула, и в перекрытии образовалась здоровенная дыра. Ершевский повернул голову на звук, с удивлением посмотрел в направлении своей вытянутой руки, которую от неожиданности забыл опустить, и сказал:
   – Эх, ни хера себе!
   Все присутствующие обомлели. Большая часть людей раскрыла рты.
   – Что это? – раздался сзади меня голос Гайдука.
   Я тоже очнулся от забытья и, подбежав к Ершевскому, оттащил его от путепровода в сторону толпы. После чего со своими подчиненными отправился осматривать место происшествия. В сущности, мы тупо смотрели на образовавшийся в путепроводе проем, соображая, что это могло быть. Первым этот вопрос озвучил появившийся позади нас Гайдук:
   – Это случайность или провокация? – спросил он.
   Я вспомнил предостережение Приятеля и взял на себя смелость ответить:
   – Однозначно, провокация. Уверен, что это мина.
   – В таком случае… – начал было Гайдук.
   – В таком случае, – взял я инициативу в свои руки, – нам нужно отсюда сваливать и вызывать милицию.
   В этот момент мы обратили внимание, что толпа активно заволновалась и стала предъявлять претензии Ершевскому типа «какого хрена…» и «что это за фокусы?».
   – Вы уверены, что это мина? – переспросил меня Гайдук.
   – Однозначно, – сказал я голосом В. В. Жириновского.
   Гайдук устремился в толпу и стал уверенным голосом, с некоторым налетом трагедийности вещать избирателям в том, что на их глазах совершена провокация, в результате которой могли пострадать люди. Провокация направлена конкретно против присутствовавшего кандидата в депутаты Георгия Ершевского. Более того, не исключено даже, что это покушение на убийство кандидата: сделай Ершевский несколько шагов по мосту, и случилось бы непоправимое.
   – А сейчас у вас, у избирателей, есть еще шанс исправить положение, проголосовав 17 октября на выборах за Георгия Ершевского, – с пафосом сказал Гайдук.
   Произнеся эти слова, Гайдук пошел к машине, его примеру последовали все остальные, и через минуту кандидат вместе со своим штабом ретировались с места происшествия. Навстречу удаляющемуся кортежу уже летел воющий и мигающий милицейский «уазик», который кто-то вызвал по сотовому.
   Битых два часа я провел в общении с представителями правоохранительных органов, которые допросили большинство присутствовавших. Прибывшие криминалисты принялись за работу, но уже после предварительного осмотра для них стало ясно, что причиной взрыва явилось взрывное устройство направленного действия, в результате чего была подорвана опора моста и образовалась дыра в проезжей части. Уже поздно вечером я рассказывал членам штаба Ершевского о заключениях экспертов. Кроме того, мне пришлось выслушать многочисленные упреки о том, что это моя недоработка. Упреки в значительной мере были справедливы, но я как мог защищался, ссылаясь на отсутствие опыта работы с взрывными устройствами и на то, что впервые имею дело с террористическими актами как таковыми. Я заверил собрание, что постараюсь не допустить подобных проколов в дальнейшем. Хотя в конце своих оправданий я философски заметил, что помешать убить человека, конечно, можно, но дать стопроцентную гарантию не может никто. Мое замечание отнюдь не порадовало окружающих.
   Таким образом, вечер закончился на очень грустной ноте, и все быстро, как бы стесняясь друг друга, разбрелись по домам. Возвратившись домой, я стал общаться с Приятелем. Я заложил всю информацию о происшедшем в Борисычевом овраге с максимальными подробностями. Приятель никаких принципиально новых рекомендаций мне не выдал, приняв информацию к сведению.
   Следующие два дня прошли в относительно спокойной обстановке, не считая того, что офис фирмы постоянно посещали представители органов МВД и прокуратуры. По факту взрыва было возбуждено дело. Несмотря на то что Ершевский настаивал на версии покушения на убийство, прокуратура отказывалась возбудить дело по этой статье, квалифицировав происшедшее как террористический акт, не подкрепляя свое решение серьезной аргументацией.
   Официальные газеты, так же как и частные газеты противников, запестрели сообщениями с грязными намеками на то, что странный взрыв, не причинивший никому вреда, кроме и без того потрепанного жизнью путепровода, был организован самим кандидатом в депутаты Ершевским с рекламными целями. Во всяком случае, среди возможных версий этого правонарушения последняя рассматривалась наиболее развернуто. «Живи и богатей» ответила гневными эскападами о цинизме авторов подобных статей, для которых человеческая жизнь совершенно перестала представлять ценность.
   Воскресенье прошло спокойно: решили не проводить встреч с избирателями, которые, скорее всего, занимались улаживанием дел на своих дачных участках (готовя дачи к зиме) и об избирательных участках даже и не помышляли. По домам штаб разбежался где-то в обед, кроме Тополянского и Столярова, которые «зацепились за бухало» прямо на рабочем месте. Евгений активно сватал меня присоединиться, однако я сослался на плохое самочувствие, чем добил его окончательно. Это было вызвано тем, что Женя свое плохое самочувствие лечил исключительно этим способом. Столярову же вообще не был понятен этот термин и его содержание.
   В очередной раз решив отдохнуть перед бурной и, как показали последние события, полной опасности рабочей неделей, я немного полетал в «Винг коммандер» и улегся смотреть телевизор. За этим благостным занятием я слегка задремал. Разбудил меня не писк отключенного телевизора, а звонок по сотовому телефону. Было десять часов вечера. Подняв трубку, я ответил:
   – Да, – готовый спокойно выслушать любые угрозы о членовредительстве. Но то, что я услышал, меня действительно поразило.
   Голос Гайдука сухо и четко объяснил мне:
   – Убит кандидат в депутаты Филимонов.
   – Где, когда?
   – Недалеко от бара «Северный» сегодня час назад.
   – Как это случилось?
   – Его зарезали, – сухо ответил Гайдук.
   – Далось вам всем это слово! – не выдержал я.
   – Не понял, – быстро сказал Гайдук.
   – Нет, нет, это я о своем… – несколько рассеянно заметил я.
   – Каковы будут наши действия? – спросил меня начальник штаба.
   – Дайте мне подумать десять минут. Я перезвоню.
   Положив трубку, я отправился к Приятелю и сообщил ему о случившемся. Приятель, чуть-чуть погудев, ответил:
   НА МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ ЕХАТЬ НЕТ СМЫСЛА. ФАКТ ПРИСУТСТВИЯ МОГУТ ИЗВРАТИТЬ ПРОТИВНИКИ. ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ О ПОДРОБНОСТЯХ УБИЙСТВА БУДЕТ ПОЛУЧЕНА ЗАВТРА ИЗ БАЗЫ ДАННЫХ УВД. НЕОБХОДИМО ПОДГОТОВИТЬ НЕКРОЛОГ И СТАТЬЮ С СОБОЛЕЗНОВАНИЯМИ ЕРШЕВСКОГО ПО ПОВОДУ ТРАГИЧЕСКОЙ ГИБЕЛИ СОПЕРНИКА. ОПТИМАЛЬНО СДЕЛАТЬ ЭТО НЕ САМЫМИ ПЕРВЫМИ СРЕДИ КАНДИДАТОВ.
   После этого Пентиум еще раз предупредил меня о возможных
   ПРОВОКАЦИЯХ В ОФИСЕ «КОРАБЛЯ ИШТАР»,
   в связи с этим мне необходимо
   1. УДАЛИТЬ ИЗ ОФИСА ВАЖНЕЙШУЮ ДОКУМЕНТАЦИЮ.
   2. ЯРОВОМУ НЕ ПОЯВЛЯТЬСЯ В ОФИСЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ.
   3. ЕРШЕВСКОМУ СРОЧНО ПОЛУЧИТЬ В ИЗБИРКОМЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ КАНДИДАТА В ДЕПУТАТЫ (ЛУЧШЕ ЗАВТРА ДО 9 ЧАСОВ УТРА).
   Я позвонил Яровому и сообщил, что ему нужно затаиться на несколько дней и связываться с офисом по телефону. Он тут же заинтересовался, чем вызваны такие меры предосторожности. Я не стал конкретизировать, ссылаясь на то, что говорю по телефону. Яровой был удивлен, но настаивать на подробностях не стал.
   Затем я связался с Гайдуком и сообщил ему в общих чертах план действий, основанный на пожеланиях Приятеля. Он без лишних вопросов принял это за основу и категорическим тоном сообщил мне, что завтра в семь часов утра он будет в окружной избирательной комиссии и вырвет яйца ее председателю, если тот не выдаст ему на руки удостоверение Ершевского до девяти утра. Никакой жалости к председателю лично я не испытал и пожелал Гайдуку доброй ночи. В ответ тот заявил, что мой юмор окрашен в черный цвет, и попрощался.
   Утром в понедельник я был в офисе «Корабля Иштар» уже в восемь часов, готовый к тому, что в любой момент могут нагрянуть непрошеные гости.
   Час прошел в нервном ожидании информации из избиркома от Гайдука. Я несколько раз звонил туда, но никто не брал трубку. В половине девятого в офисе собрались почти все. Без семи девять томительное ожидание закончилось.
   Непрошеные гости прибыли.
   Явление это было впечатляющим. Сначала в металлическую дверь позвонили, и Вова, посмотрев в глазок и заметив там сухощавого паренька в кожаной куртке с папкой под мышкой, открыл дверь. Паренек вежливо спросил:
   – Это офис фирмы «Корабль Иштар»?
   – А вам кого надо? – начал свою лебединую песню Вова.
   Пропеть все ее куплеты ему сегодня было не суждено, поскольку как только прибывший молодой человек произнес фразу: «Я из налоговой полиции», подъехавшие неизвестно откуда к крыльцу фирмы «уазик» и несколько «Жигулей» явили свету божьему десятка полтора людей в камуфляже, которые с автоматами и дубинками наперевес устремились к дверям фирмы, сметя на своем пути мужественно встретившего их грудью Вову и пройдясь по нему как по праздничной ковровой дорожке. Вова стоически терпел это до тех пор, пока один из них, может быть, случайно не наступил ему на интимное место. Офис фирмы потряс отчаянный крик, напоминавший вопль голодного людоеда. Все поняли, что начался очередной этап избирательной кампании.
   Прибывшие господа в камуфляже в принципе неплохо знали свое дело, которое не отличалось особым изяществом. Идя по коридору, они ставили повстречавшихся им людей лицом к стенке, заламывая при этом руки за голову, а ноги ставя на ширину плеч Димы Столярова. Сам же Дима вместе со мной, Ершевским, Тополянским, Веселовым, сочинителями листовок и еще несколькими сотрудниками находился в комнате для совещаний. Нас гости решили уложить на пол. Не прошло и пяти секунд, как все мы, в том числе и женщины, в силу причин, от нас не зависящих, лежали в позе ожидающих ядерного взрыва.
   Первыми полегли женщины и слабонервные: этим хватило громкого гортанного вопля: «Лежать, суки!» Тем, кто не относил себя к последним, пришлось улечься в силу принудительных действий. Среди самых популярных были тычок прикладом автомата под дых с последующими пинком под зад и подножкой, некоторых просто хватали за шиворот и кидали на пол, пиная при этом под ребра армейскими ботинками. Третьего варианта укладывания могло и не быть, если бы не Дима Столяров. Подбежавший к нему полицейский был недостаточно авторитетной комплекции, и даже наличие у него в руках автомата, хоть и не снятого с предохранителя, не подвигло его на какие-то решительные действия. Подбежавший затем второй полицейский был покрупнее, но на полголовы ниже Димы. Секунду-другую эти двое стояли и молча смотрели на Диму. Потом один из них спросил:
   – Ну и чо?
   Дима посмотрел по сторонам, на лежащего недалеко от него Ершевского, тяжело вздохнул, отбросил в сторону ногой валявшийся на полу телефонный справочник и медленно стал опускаться. Сначала на колени, потом на локти… Наконец он лег совсем, подложив при этом под щеку кожаную «визитку».
   Полицейские подумали и решили не сопровождать укладывание Димы контрольным пинком. После того как все сотрудники фирмы приняли горизонтальное положение, камуфляж посчитал, что его работа закончена, и кто-то позвал руководство. В комнату вошли четыре человека в штатском. Один из них, высокий мужчина с прической типа «ежик» и манерами спившегося интеллигента подошел к одному из камуфляжников и спросил:
   – Саша, все нормально?
   Тот ответил утвердительно. Потом «ежик» обратился к другому:
   – Илья, сходи принеси мою папочку из машины.
   Поскольку лица как Саши, так и Ильи были закрыты вязаными шапочками с прорезями для рта и глаз, для меня так и осталось загадкой, как «ежик» сумел выделить их из остальной массы камуфляжников. Он уселся за общий стол, за которым мы проводили совещания штаба, и стал ждать свою папочку. Получив ее, он аккуратно разложил на столе какие-то бумажки, потом откашлялся и спросил:
   – Лева, а кто у нас из них Ершевский?
   Пятнистый указал дулом автомата на Георгия.
   – Подымай его ко мне, – приказал следователь.
   Ершевского без особых церемоний взяли за шиворот и брючный ремень, рывком подняли, поставили на ноги и толкнули в направлении стола.
   – Георгий Михайлович? – вежливо поинтересовался следователь.
   – Георгий Михайлович, Георгий Михайлович, – тяжело дыша, два раза повторил Ершевский.
   – Очень хорошо, – заметил следователь, делая акцент на слове «очень».
   – Что же здесь хорошего? Я протестую! – возмутился Ершевский. – Вы ворвались в офис частной фирмы, учинили произвол в отношении сотрудников и меня лично, положив на пол. Кстати, там сильно дует, надо закрыть входную дверь. Знаете ли, не май месяц…
   Следователь ухмыльнулся и сказал:
   – Ваша забота о своих сотрудниках очень трогает. Может, прикажете еще и подушечки с собой возить на каждый выезд? Впрочем, я пойду вам навстречу, если вы мне скажете, где у вас хранятся документы.
   – Документы хранятся в сейфе, который вы не имеете никакого права вскрывать без санкции прокурора. Вы уже нарушили закон, ворвавшись в офис фирмы.
   – Мы имеем право войти в любое помещение, которое используется с целью извлечения прибыли, – улыбнулся следователь. – У нас появились данные о том, что ваше предприятие активно уходит от налогообложения, утаивая от государства огромные доходы. Старушкам, понимаешь, пенсии не платят! А вы, понимаешь, доходы утаиваете! – последние две фразы следователь произнес почти расчувствовавшись.
   Ершевский порывался еще что-то сказать в духе протеста, но следователь его опередил:
   – Я вижу, что вы не собираетесь идти навстречу, поэтому нам придется действовать решительно.
   – Что вы имеете в виду? – спросил Ершевский. – Бить будете или пытать?
   – Нет, что вы! Сейчас увидите… Саша, – скомандовал следователь камуфляжнику, – начинай.
   Саша вышел из комнаты. Скорее всего, он отправился в кабинет Ершевского.
   – Вы хотя бы представьтесь, мать вашу! – вдруг заорал лежащий рядом со мной на полу Тополянский, у которого, видимо, подошло время принимать очередную порцию текилы из фляжки, а возможности такой у него в данный момент не было. Впрочем, может быть, и хорошо, потому что он тут же подавился бы текилой от удара ногой по ребрам, который отвесил ему камуфляжник.
   – Ой, бля-я-я! – воскликнул Тополянский и затих.
   – Кто это такой нетерпеливый? – спросил следователь у одного из сопровождавших его в штатском.
   – Полагаю, Тополянский из фирмы «Инкомбинант», – ответил тот.
   – А-а! – протянул следователь. – Впрочем, он прав. Моя фамилия Чичивасин Евгений Дмитриевич, начальник отдела физической защиты налоговой полиции.
   – Чичи-кто? – спросил с пола Дима Столяров.
   Тронуть его никто почему-то не решился.
   – А что это за гора мяса, кому не нравится моя фамилия? – спросил Чичивасин.
   – Судя по всему, это Столяров. Продуктовая база «Куст», – услужливо ответил субъект в штатском.
   – То-то я и гляжу, как отъелся! Я полагаю, господа изрядно полежали, и, если им так не нравится, мы их подымем. Илюша, к стеночке их, пожалуйста… И прекрати задирать автоматным дулом женщинам юбки. Будут потом говорить, что мы их пытались изнасиловать.
   Постепенно нас стали подымать с пола и выставлять в раскоряченном виде по стеночкам. Последним подняли Диму Столярова. Он раскорячился настолько широко, что на его месте могли бы поместиться трое. Не успела закончиться эта операция, как в помещение зашел один из камуфляжников и сообщил, что все нормально – сейфы вскрыты.
   – Все документы несите сюда. Все помещения и сейфы опечатать, – отдал приказ следователь.
   Полицейские стали заносить в комнату большие стопки бумаг и класть их на стол. Люди в штатском начали просматривать бумаги и сортировать их. Стоящий напротив Чичивасина Ершевский и раскоряченный у стены Веселов в очередной раз пытались протестовать, говоря о беззаконии и произволе. Восклицаний первого никто не заметил, а второму просто дали пинка под зад.
   И тут неожиданно к сидящему за столом Чичивасину подбежал один из камуфляжников и что-то шепнул ему на ухо. Тот задумался, посерьезнел, потом сказал:
   – Ну хорошо, впусти.
   Через несколько секунд в коридоре раздался, как мне показалось, спасительный крик Гайдука:
   – Я требую прекратить произвол и беззаконие! Это вопиющее безобразие! – с этими словами он ворвался в зал в сопровождении двоих милиционеров в форме.
   – Кто это? – спросил Чичивасин у одного из своих людей.
   – Я доверенное лицо кандидата в депутаты областной Думы по Коровинскому избирательному округу Георгия Ершевского! – торжественно заявил Гайдук.
   – Такого кандидата нет, – спокойно и почти ласково ответил Чичивасин. – Вчера вечером в облизбиркоме я узнал, что у господина Ершевского нет удостоверения кандидата в депутаты. А вот у меня есть документ, который вас несомненно заинтересует. Это санкция на задержание главы фирмы «Корабль Иштар» Ершевского Г. М. и главы фирмы ТТК «Ледокол» Ярового С. И.
   – Еще раз повторяю – это вопиющее беззаконие, вы не имеете права задерживать кандидата в депутаты в течение всего срока его кандидатских полномочий, – ответил ему Гайдук.
   – Пусть предъявит свое удостоверение, – сделав масляные глазки, сказал Чичивасин. – Он почему-то этого до сих пор не сделал… Видимо, у него его нет!
   – У него оно есть! – категорически заявил начальник штаба. – В присутствии органов правопорядка я вам его официально предъявляю.
   И он положил перед Чичивасиным бумажку. Последний вперился в нее взглядом, лицо его стало серьезным и злобным. Он нехотя протянул бумажку Ершевскому, после чего мило улыбнулся и сказал:
   – Хорошо, значит, арестуем одного Ярового. Саша, отведите его в «уазик».
   Сослуживцы Чичивасина стали нервно перетаптываться.
   – Что такое? В чем дело? – недоуменно спросил Чичивасин.
   К нему подошел один из штатских и сказал:
   – Его здесь нет.
   – Как нет? Здесь должны быть все!
   Сослуживец терпеливо повторил:
   – Ярового нет.
   По всей вероятности, следователь с трудом сдержался, чтобы не треснуть кулаком по столу:
   – Хорошо. Описывайте бумаги и уходим.
   Сослуживец нагнулся и что-то прошептал ему на ухо. Чичивасин в очередной раз одарил коллегу ледяным взглядом, чем, возможно, понизил температуру его тела на несколько градусов.
   – Хорошо, берите все, что может представлять хоть какую-нибудь ценность…
   – Листовки не берите! – заорал он вслед удаляющимся коллегам. – Пусть подотрутся ими! Политики недоделанные!
   В этот момент к Чичивасину снова подошел один из камуфляжников и опять что-то прошептал на ухо.
   – Что? Какого хера этим-то здесь надо! – испустил он отчаянный вопль. Потом опять уткнулся в свои бумажки, словно там содержался рецепт на все случаи жизни, и скороговоркой проговорил:
   – Хорошо, впустите их. И… – он сделал неопределенный жест в нашу сторону, – освободите этих…
   Люди в масках опустили свои автоматы, и мы поняли, что более не скованы в своих телодвижениях. Я полез в карман, достал сигареты и закурил. Дима Столяров довольно бесцеремонно, как мне показалось, отодвинул дуло автомата одного из полицейских, которое мешало ему пройти, и начал разминать ноги.
   Что же касается тех, кого Чичивасин разрешил впустить, на его приглашение не слишком рассчитывали и сами проложили себе дорогу. В помещение ворвались несколько человек в пятнистой одежде и черных беретах, но без масок. Судя по форме, они принадлежали к структурам МВД. Невысокий коренастый усатый мужчина с автоматом, перекинутым через плечо, подошел к столу и сказал Чичивасину:
   – Привет, Евгений.
   – Здорово, Юра, – ответил тот. – Что ты здесь забыл?
   – Как что? Поступил сигнал о незаконных действиях бандитов…
   – Что ты несешь?!
   – Как что? Поступил сигнал, что группа вооруженных людей в камуфляже ворвалась в офис одной из фирм, творит там беззаконие. Вот мы и выехали…
   – Теперь ты видишь, что здесь никакие не бандиты?
   – Да, вижу.
   – В таком случае я не смею тебя больше здесь задерживать. Думаю, что у вас в РУОПе работы хватает.
   Омоновец не спеша снял с плеча автомат и уселся напротив Чичивасина.
   – Так просто уехать я не могу. Я должен разобраться, что здесь происходит. Что я буду писать в рапорте? – смотря немигающим взглядом на налогового полицейского, сказал он.
   – Что увидел, то и пиши: вызов ложный, на объекте работает налоговая полиция.
   – Вот ты и напиши рапорт моему начальству, в котором укажи, что налоговая полиция осуществляет свои функции, что в РУОПе не нуждается и все такое…
   – Ничего я тебе писать не собираюсь! – категорически заявил Чичивасин. – С какой стати я должен писать рапорт?! Я работаю в своей конторе, ты – в своей. Что вы сюда приперлись? Это наши клиенты…
   – Никакие мы не ваши клиенты! Упаси бог от вашего ненавязчивого сервиса! – подал наконец голос Ершевский.
   – Минуточку, – тут вперед выдвинулся один из пришедших милиционеров в звании капитана. – Я тоже должен что-то доложить своему руководству. Кто мне чиркнет писульку, что здесь все нормально?
   – А это кто? – спросил руоповец Чичивасина.
   – Понятия не имею, – ответил он.
   Милиционер представился:
   – Капитан Величко из коровинского РОВД.
   Руоповец встал и также представился общественности:
   – Майор Пряхин, управление по борьбе с организованной преступностью.
   Милиционеры радостно пожали друг другу руки.
   – Вы еще поцелуйтесь! – прокомментировал сцену вконец разнервничавшийся Чичивасин.
   – Ну, ты тоже не загибай! – сказал ему Пряхин. – Чего это ты так расклеился? Сейчас сядем, покурим, подумаем, что написать.
   – Ничего я не собираюсь писать! И вообще, не выношу сигаретного дыма! – заорал на ментов полицейский.
   – А чего ты так на меня орешь? – завелся Пряхин. – Я что, сюда поссать приехал? Я нахожусь на задании, изволь соблюдать приличия!
   – Да-да, – поддакнул Величко. – Ведите себя прилично.
   – Да пошел ты! – заорал во весь голос Чичивасин.
   В этот момент разгоравшиеся страсти остудил ровный и спокойный бас, который произнес:
   – Здравствуйте, товарищи! Что здесь происходит?
   Спорящие полицейские и менты разом повернулись и увидели стоящего на пороге невысокого лысого человека в плаще и в очках с толстыми линзами.
   – Вы кто? – разом произнесли Чичивасин, Пряхин и Величко.
   Вошедший медленно полез в карман, достал оттуда удостоверение:
   – Городская прокуратура. Старший советник юстиции Кумыкин. Так что здесь происходит? – снова повторил он вопрос.
   Руоповец не спеша закурил и сказал, выдохнув в пол струю дыма:
   – Сложно сказать…
   – Как что? – подал голос Тополянский, который к этому моменту уже вынул из кармана фляжку и восстановил алкогольный баланс в своем организме. – Полагаю, что разборка. Хорошо, что без стрельбы обошлось. Ребята друг другу на пальцах объясняют, кто здесь круче.
   Прокурор потоптался, окинул взглядом помещение и сказал, обращаясь к Чичивасину, Пряхину и Величко:
   – Полагаю, нам с вами лучше удалиться в соседнюю комнату.
   Все четверо удалились из большого зала. Наступила томительная пауза, и «арестованные», и их надзиратели стали прохаживаться по комнате. Женщины выстроились в очередь перед туалетом навести порядок снаружи и внутри организма. Веселов зарядил свой сотовый и начал с кем-то беседовать. Оперативники в камуфляже стали переговариваться друг с другом, кое-кто даже заговорил с охраняемыми. Инициативу в данном вопросе проявил Тополянский, который в качестве затравки для разговора предложил двум оперативникам полиции и РУОПа выпить. Те, помявшись, отказались, сказав, что они на службе. После этого Женя без обиняков поинтересовался у своих собеседников, когда им последний раз давали зарплату. Они снова помялись и неопределенно высказались в том смысле, что довольно давно. Они и рады были бы сменить работу, но пойти некуда.
   – Зря вы так, – успокаивающе сказал Женя. – Профессионалы везде нужны. Наши парни из охраны, например, весьма довольны своей работой.
   Руоповцы и полицейские живо заинтересовались размерами оплаты труда, и дело уже шло к тому, что служба охраны ассоциации пополнится новыми кадрами, как в зал вошло «великое вече». Прокурор громогласно заявил, что произошло недоразумение.
   – Если господина Ершевского и других присутствующих здесь людей устроят извинения налоговой полиции, они сейчас же будут представлены, и на этом инцидент будет исчерпан, – сказал прокурор, обводя взглядом людей в комнате.
   – А если не устроят? – вновь выдвинулся вперед Тополянский, вальяжно помахивая фляжкой.
   Прокурор внимательно посмотрел на него сквозь толстые линзы и произнес:
   – Желательно, чтобы устроили. В противном случае будут серьезные осложнения, которые, на мой взгляд, не нужны никому.
   Ершевский подумал и сказал:
   – Хорошо. Я согласен. Но я должен позвать всех сотрудников фирмы.
   Чичивасин залился краской и посмотрел на Тополянского ненавидящим взглядом. Все подождали явившихся из туалета дам и заслушали сбивчивые и скупые слова извинений за случившееся. Из «уазика» принесли изъятые в офисе бумаги, которые, впрочем, никакой ценности для налоговой полиции и не представляли. Вооруженные люди постепенно начали рассасываться, и офис перестал напоминать лагерь для военных сборов.
   Несмотря на интенсивность событий, время пролетело быстро, и на улице стало темнеть. Женщин тут же отпустили по домам к плачущим детям, мужчины побежали к соседнему ларьку за водкой.
   Мы с Гайдуком вкратце обсудили происшедшее. Как я выяснил, начальник штаба, подъезжая утром из избиркома к офису, обнаружил вламывающихся в дверь людей в камуфляже. Он быстро сообразил переписать номера автомашин и через знакомого гаишника выяснил, что они принадлежат налоговой полиции. После чего Гайдук начал действовать решительно, направившись в Коровинское РОВД, где попросил дать ему в сопровождение милиционеров, поскольку ситуация была неясна. Свою утреннюю задержку начальник штаба объяснил просто:
   – Отрывал яйца председателю избиркома.
   – А кто же вызвал РУОП и прокуратуру? – спросил я.
   Гайдук недоуменно пожал плечами:
   – Я полагал, что кто-то из вас…
   – Нам было сложно это сделать, мы все подметали лицами пол офиса. Может быть, какой-то доброжелатель из соседних офисов или жильцов дома напротив?
   И тут я сообразил, что, похоже, этот самый доброжелатель находится у меня дома, в потайной комнате, и зовут его Пентиум. Видимо, он залез в Сети налоговой полиции и обнаружил там распечатку приказа на проведение обыска в фирме «Корабль Иштар», после чего решил действовать на свой страх и риск. Ну что ж, осуждать его за это у меня не было никаких оснований.
   Гайдук тем временем рассказал мне, что председателя избиркома Азизова вчера попросили не торопиться с выдачей кандидатских удостоверений тем, кто до сих пор их не забрал. Таковым оказался один Ершевский. Кто звонил, председатель избиркома не уточнил, сказав лишь, что звонок был из губернского правительства.
   Гайдук, по его словам, применил всю мощь своего дара убеждения, чтобы заставить господина Азизова поставить печать. В конце концов, ему это удалось, когда он напомнил Азизову об услугах, которые некогда Гайдуком были ему оказаны, а также намекнул на прошлые грешки Азизова перед законом. После этих слов я утвердился в мысли, что Гайдук является особью, которой не требуется мыла, дабы влезть в чужой зад. Порадовавшись за то, что такой человек есть именно в нашем штабе, я откланялся и отправился домой.
   Дома первым делом я поблагодарил Приятеля за оказанную помощь. Он не дал мне погрузиться в излишнюю комплиментарность и перешел к делу. По его мнению, в ближайшее время следовало ожидать очередных наездов структур, заинтересованных в победе на выборах противников Ершевского. В этой связи было необходимо нанять опытного юриста, сведущего в вопросах недвижимости. Кроме того, Приятель представил мне текстовой файл с подробностями убийства Филимонова, позаимствованный им из компьютера УВД.
   Я включил режим просмотра. Вкратце дело обстояло следующим образом: в день убийства Филимонов находился в баре «Северный» с семи часов вечера в компании некоей Ольги Трушкиной, которая уверяла, что является его старой знакомой. К бару Филимонов подъехал на собственном джипе «Тойота-Лендкрузер». В девять часов вечера парочка, посидев за столиком, засобиралась. Дама перед выходом задержалась, зайдя в туалет.
   Филимонов же отправился к своему автомобилю, который стоял рядом на стоянке. Нападение было совершено в тот момент, когда убитый открывал дверь «Тойоты». Убийца прятался на территории автостоянки, ожидая свою жертву. Филимонову были нанесены три удара: два в область сердца, один – в шею. Удары был нанесены острым предметом, предположительно охотничьим ножом. Все они были смертельными, Филимонов скончался на месте. Следов борьбы и сопротивления не обнаружено.
   У убитого при себе находился бумажник с крупной суммой денег, со слов его спутницы, – предположительно, тысяча долларов, который был убийцей украден. В связи с этим не исключается версия ограбления. Однако в милиции ее считают маловероятной, поскольку у жертвы было еще несколько ценных предметов, а именно: золотые часы, запонка для галстука, перстень, которые преступник не взял.
   После того как я просмотрел файл, Приятель вывел на монитор свой собственный текст, который гласил:
   ПО ПОЛИТИЧЕСКИМ СООБРАЖЕНИЯМ НЕОБХОДИМО СРОЧНО ЗАНЯТЬСЯ РАССЛЕДОВАНИЕМ УБИЙСТВА ФИЛИМОНОВА, ТАК КАК УБИЙСТВО ПОСЛЕДНЕГО КОСВЕННО СВЯЗЫВАЮТ СО ВЗРЫВОМ НА ПУТЕПРОВОДЕ.
   Для этого мне нужно было ни больше ни меньше, как
   ВСТРЕТИТЬСЯ С РИТОЙ «РЫЖЕЙ» И ПОЛУЧИТЬ ПОДРОБНУЮ ИНФОРМАЦИЮ ОБ ОЛЬГЕ ТРУШКИНОЙ.
   «Интересный поворот дела», – подумал я, закуривая. Надо же, а у меня еще были сомнения по поводу того, стоит ли рассказывать Приятелю о своих похождениях. Так как я не знал фамилии Риты, она была представлена в моих отчетах именно как «Рыжая».
   Сделав три затяжки, я задал Приятелю вопрос:
   С ЧЕГО ТЫ ВЗЯЛ, ЧТО РЫЖАЯ ЗНАКОМА С ТРУШКИНОЙ?
   Он ответил, что
   ОЛЬГА ТРУШКИНА НЕ РАЗ ЗАДЕРЖИВАЛАСЬ ЗА ЗАНЯТИЯ ПРОСТИТУЦИЕЙ И СЕЙЧАС ПОДРАБАТЫВАЕТ В ФИРМЕ «КРИСТИНА», ГДЕ И РАБОТАЕТ ТВОЯ ШЛЮШКА.
   Я хотел возмутиться и высказать Приятелю свое недовольство его манерами, но момент был напряженный, и я решил не связываться. Докурив сигарету, я затушил ее в пепельнице, прошел к телефону и набрал номер квартиры Риты. К счастью, она была дома, – видимо, сегодня не работала. Я попросил ее срочно взять такси и приехать ко мне по очень важному делу.
   Рыжая пыталась поиронизировать по поводу очень важных дел, которые мужчины иногда имеют с женщинами, но я резко прервал ее и заявил, что ситуация серьезная и что мне не до шуток. Она сказала, что скоро приедет.
   Через полчаса я открыл ей дверь. Она спросила, что стряслось и насколько это серьезно. Я быстро ответил, что пока ничего не стряслось, но мне необходима ее консультация.
   Она прошла в комнату и уселась на диван. Я решил обойтись сегодня без формальностей типа предложения чая или кофе и сразу взял быка за рога:
   – Ты должна знать некую Ольгу Трушкину. Она работает в вашем агентстве досуга.
   Рыжая очень удивилась:
   – Да, работает… Но тебе-то она зачем?
   – Думаю, что мне нужно с ней переговорить.
   Рыжая пожала плечами и с нотками ревности в голосе сказала:
   – Телефон агентства ты знаешь, звони и заказывай. И ты за этим меня вызвал?
   – Ты не поняла, – раздраженно сказал я. – Убили кандидата в депутаты Филимонова. В вечер убийства он был с Трушкиной.
   Рыжая задумалась.
   – Сегодня Ольга не работает, у нее выходной, – наконец сказала она. – А завтра я могу попробовать договориться о встрече. Я позвоню…
   – Можешь заехать, – сказал я и улыбнулся.
   – Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? – кокетливо спросила меня Рита.
   Я немного подумал и согласился с ней. Я решительно встал со стула, взял ее за руку и повел в спальню.
   Утро следующего дня, в отличие от прошедшей ночи, не принесло ничего хорошего.
   Явившись как всегда в девять в офис, я увидел напряженно беседующих между собой Гайдука и Джаванидзе. Я вспомнил, что Джаванидзе отсутствовал на вчерашних разборках с налоговой полицией, и подумал, что, видимо, хитрый кавказец каким-то шестым чувством угадал возможные неприятности и не явился. Я подошел к беседующей парочке и, поздоровавшись, спросил, есть ли у нас проблемы. Мне ответили, что пока нет, но, возможно, будут.
   – Сегодня звонил директор фирмы «Весна», у которого «Корабль Иштар» арендует офис, и сообщил, что изменились условия аренды, – сказал Гайдук.
   – Что он имел в виду? – попробовал уточнить я.
   – Он считает, что по его экономическим прогнозам в связи с повышением тарифов на междугородные телефонные разговоры должны автоматически повыситься все эксплуатационные расценки на содержание здания, как-то: водопровод, канализация, электроэнергия, – начал объяснять Гайдук.
   – Канализацию-то мы им починим – это входит в нашу предвыборную программу, – вставил Джаванидзе. – А вот остальное…
   – Что, телефон так много жрет? – спросил я.
   – Нет, это новый директор так широко мыслит, – мрачно пошутил Гайдук. – Он уже выслал к нам управляющего, которого зовут Марат Тахирович. Он с минуты на минуту здесь появится.
   – Марат как? – спросил я.
   Мне повторили.
   – А можно, во избежание казусов, я буду звать его просто Марат? – спросил я.
   Гайдук с Джаванидзе серьезно задумались и в конце концов сказали, что лучше звать «господин управляющий».
   – А что случилось со старым директором? – задал я еще один вопрос.
   – Помер, – как бы между прочим сказал Джаванидзе. – Сердце… А я думал, что он еще протянет…
   – Хотя бы до конца выборов, – заметил Гайдук.
   – Не судьба… – отозвался я.
   В дверь постучали, и Вова впустил высокого худощавого мужчину лет тридцати… Рябое лицо, коротко стриженные волосы, немигающий пронзительный взгляд… Нам с Гайдуком бросилось в глаза, что он был одет в камуфляжные штаны и джинсовую куртку. Если к куртке у нас не было никаких претензий, то камуфляж со вчерашнего дня вызывал аллергию. Рябой подошел к нам и представился:
   – Меня зовут Марат Тахирович. Кто из вас Ершевский?
   Мы трое переглянулись, потом Гайдук ответил:
   – Пожалуй, никто.
   – А где мне его взять?
   – Взять его можно только с санкции прокурора, и то только после семнадцатого числа, – ответил я.
   – А кто вы? – вперил в меня взгляд Марат Тахирович.
   – Я начальник его службы безопасности. Вот этот господин является начальником его избирательного штаба, – сделал я жест в сторону Гайдука. – А это, – я показал рукой на Джаванидзе…
   Альберт опередил меня и сказал:
   – Моя фамилия Джаванидзе.
   Управляющий, видимо, понял это как условный знак и, потеряв к Альберту всякий интерес, заговорил с Гайдуком. Наверное, слово «штаб» для него звучало авторитетнее, чем «служба безопасности».
   – Мне нужно срочно поговорить с Ершевским по вопросу оплаты аренды.
   Гайдук прикинулся «шлангом» и сказал, что Ершевского в офисе нет, а по вопросу оплаты аренды можно поговорить с бухгалтером – она покажет все необходимые платежные документы, поскольку аренда оплачена на год вперед.
   – У вас неправильно оплачена аренда! – категорически заявил Марат Тахирович.
   – Что вы имеете в виду? – спросил Джаванидзе.
   – Вы заплатили меньше, чем должны.
   – Уважаемый, мы заплатили строго в соответствии с договором, заключенным с фирмой «Весна», – отчеканил Джаванидзе. – А вы сейчас собираетесь разорвать договор, чего нельзя делать в одностороннем порядке, и требуете с нас плату, в десять раз превышающую ту, которую мы внесли.
   – Вы неправильно заплатили, – упрямо повторил Марат. – Вы должны нам гораздо больше. Если вы завтра не покажете платежку на всю эту сумму, мы вас отсюда выселим.
   У Джаванидзе кончилось терпение, в разговор вступил Гайдук:
   – Через два часа с вами свяжется наш адвокат, господин Дорфман. Я полагаю, что вам с ним будет целесообразнее обсудить последствия ваших действий. А сейчас прошу не сбивать нас с рабочего ритма, у нас очень много дел.
   После этой фразы я кивнул Вове, он встал за Маратом Тахировичем и шумно засопел. Управляющий посмотрел на нас исподлобья и, не глядя на Вову, направился к выходу.
   – Что они реально могут сделать? – спросил Гайдук Джаванидзе.
   Тот ответил:
   – Если брать в расчет закон – то ничего. Если брать в расчет их мозги – то все, что угодно.
   Через два часа действительно появился Дорфман, высокий статный мужчина с пышной седой шевелюрой и зычным голосом профессионального адвоката. Он тут же созвонился с директором фирмы «Весна», договорился с ним о встрече и уехал. Он появился снова через три часа и объяснил Ершевскому, что, скорее всего, мирно договориться не удастся. Дорфман коротко прокомментировал:
   – Доводы бессмысленны. Это люди отмороженные. Полагаю, что это заказ и они будут действовать до конца.
   – Война так война, – сказал Ершевский. – Будем судиться.
   Его оптимизмом, однако, никто из присутствующих не заразился. Вечером после очередной встречи с избирателями и планерки все разъехались по домам в тревожном настроении.
   Вечером мне позвонила Рита. Она сообщила, что встречу с Ольгой Трушкиной сможет устроить завтра. Для этого мне достаточно быть дома в районе девяти. Как мне пояснила моя подружка-проститутка, несмотря на то что Ольга отличается щедрыми телесами, щедростью натуры она обделена. Поэтому время беседы я должен буду оплатить по тарифам «Кристины». Я тут же согласился.
   Утром следующего дня я приехал в офис в обычное время. К половине десятого собрался весь штаб, приехали даже Яровой и Чернобородов. На короткой утренней планерке обсуждалась пресса последних двух дней. Кроме некрологов по поводу трагической гибели Филимонова, стали появляться статьи, действительно увязывающие взрыв на путепроводе с убийством кандидата, с соответствующими намеками, что последнее может быть ответом на первое. В одном из фельетонов долго обыгрывалась ситуация, что в предвыборной борьбе все средства хороши, и если так пойдет дальше, то до финишной черты не дойдет ни один из кандидатов. Придется назначать перевыборы, а это большие расходы для государства. Автор, видимо, считал себя гением юмора.
   На совещании были согласованы основные моменты статьи, написание которой было поручено Джаванидзе и в которой должна была прозвучать суровая отповедь клеветникам. Я пообещал взять на контроль ход расследования убийства Филимонова.
   В два часа дня в офисе появился пресловутый Марат Тахирович и снова потребовал платежку на сумму, которую «Весна» считала разницей между уплаченной ранее арендной платой и той, которую «Корабль Иштар» должен был уплатить согласно новым порядкам. Услышав в ответ, что платежка не может быть предоставлена в силу того, что эти деньги никто и не собирался переводить, управляющий как-то даже обрадовался. Он с ехидной улыбкой сказал:
   – Нам придется принимать меры.
   В ответ присутствующий здесь Дорфман потребовал, чтобы эти меры не противоречили закону, иначе у «Весны» будут серьезные проблемы. Управляющий не ответил и удалился.
   Ближе к пяти часам Ершевский активно засобирался на очередную встречу с избирателями. Охранник Саша, сидевший в холле и смотревший видик, как раз менял очередную кассету, как неожиданно услышал подозрительные звуки снаружи. Он подошел к глазку и увидел суетящихся рабочих. Он попытался открыть дверь, но это у него не получилось. Вглядевшись в глазок повнимательней, Саша заметил, что она подперта с наружной стороны бревном. Он подошел ко мне и обратился с исконно русским вопросом «что делать?». Я дал команду попытаться вышибить дверь, призвав на помощь еще одного своего подчиненного. Пока Саша и Миша занимались этим увлекательным занятием, я пытался объяснить через дверь работягам, что их действия незаконны и они будут отвечать.
   Офис постепенно начал, образно говоря, «вставать на уши». Мы вместе с Вовой кинулись к запасному выходу, но он тоже был закрыт.
   – Что происходит? – спросил меня выбежавший из своего кабинета Ершевский.
   – Сейчас узнаем, – ответил я. – Думаю, что они хотят нас замуровать.
   В подтверждение моих слов снаружи заработала сварка.
   – Ну, вот и все, замуровали, – резюмировал Гайдук. – Надо срочно звонить в милицию.
   – Я уже пытался это сделать, – заметил Джаванидзе. – Но телефоны отключены.
   Тут все посмотрели на Веселова, никогда не расстающегося со своим сотовым. Он снял с пояса кожаный футляр, вынул трубку и протянул ее Ершевскому. Тот позвонил в дежурную часть и сообщил, что творится безобразие и что дверь офиса заваривают хулиганы.
   – Какого офиса? «Корабль Иштар»? С вами один геморрой… – вежливо ответили на том конце провода. – Сейчас дежурный освободится, тогда приедем…
   Я дал команду своим гололобым осмотреть решетки на окнах. Они живо разбежались исполнять. Через десять минут подъехала милиция и стала объяснять, что она не может войти в офис и оказать помощь, поскольку дверь заварена и вокруг никого нет. Милиционерам стали объяснять, что помощь надо оказывать как раз снаружи. Для этого нужно разварить дверь и выпустить сотрудников. Милиция, посовещавшись, сказала, что она сделает все возможное. Перспектива была не слишком оптимистична, но тут подбежал охранник Миша и сказал, что решетка окна, ведущего во двор здания, не очень хорошо закреплена – при желании ее можно было высадить. Я дал ему в подмогу Вову, и они вдвоем принялись активно дубасить по решетке ногами, обутыми в лакированные ботинки. Поскольку решетка с трудом поддавалась, страсти у наблюдавших сцену накалялись. Наконец, они потребовали, чтобы и охранник Саша присоединился к ним. Тот, взяв на вооружение один из стульев на колесиках, принялся помогать.
   Когда решетка поддалась, мои подчиненные чуть было не вылетели вместе с лакированными ботинками и стулом на улицу. Высадившись наружу, охранники начали эвакуировать жаждущих выбраться как можно быстрее из офиса людей. Вова побежал на ближайшую стройку в надежде найти там какой-нибудь сварочный аппарат. Наконец, когда все сотрудники выбрались на улицу, последним покинул «Корабль Иштар» Ершевский, как истинный капитан. К тому времени Вова оббежал окрестности и в каком-то ЖКО нашел полупьяного сварщика, который вызвался за скромную сумму помочь разблокировать офис.
   К офису подъехало еще несколько милицейских машин, и собравшиеся менты с интересом стали наблюдать, как охранники подтаскивают сварочный аппарат и подводят сварщика к рабочему месту. У того, как ни странно, все быстро получилось, и дверь была разварена. Вся наша избирательная команда вместе с ментами зашла в офис, оставив на всякий случай одного из милиционеров снаружи. Милицейское начальство при участии Дорфмана занялось составлением протоколов, заявлений, исков в разные инстанции на волюнтаристские действия владельцев здания.
   Я посчитал, что с этим они прекрасно справятся и без меня, и отправился на запланированную встречу с Ритой и Ольгой Трушкиной. Я едва успел перекусить, как раздался звонок в дверь – в мою прихожую ввалилась Рыжая в сопровождении крупной брюнетки. Она улыбалась мне во всю ширь своего ярко напомаженного рта, в котором ослепительно сверкали два золотых резца. Похоже, что я не произвел на нее должного впечатления, поскольку после придирчивого осмотра улыбка немного сползла с ее лица.
   Но всего лишь чуть-чуть. Через несколько минут общения с ней я понял, что она улыбается всегда, прямо как Гуинплен: когда это имеет причину, лицо принимает выражение разнузданной веселости, когда же причины отсутствуют – это носит характер некоего дебилизма. Глупость и веселье, скорее всего, составляли сущность ее натуры и смысл ее жизни.
   Я усадил дам в зале и предложил им чаю. Они не отказались. После того как напиток был разлит, я спросил у Трушкиной:
   – Рита, наверное, объяснила тебе, ради чего мне необходимо с тобой поговорить?
   – Ну так, в общих чертах, – кокетливо сказала проститутка.
   – Меня интересуют твои отношения с Филимоновым.
   – Прямо как в милиции, – вовсю улыбаясь, продолжала она кокетничать. – Чем занимаетесь? В каких отношениях состоите с потерпевшим?
   Я смутился и задал еще более глупые вопросы:
   – Меня интересует: как давно вы были знакомы, насколько вы были близки?
   – Насколько? Насколько? Насколько заплатит – настолько и близки… А платил он нех…во. Поэтому близость у нас была!.. Ух!.. Кстати, – тут ее тон стал деловым, а улыбка более напряженной. – Мне сказали, что наша с вами встреча тоже оплачивается. Я правильно говорю? – она покосилась на Рыжую.
   – Да, конечно, можешь не беспокоиться, все будет оплачено по вашим ставкам, – тут же ответил я.
   – У нас не ставки, у нас расценки, – поправила меня Ольга.
   – Это не важно, – заметил я. – Так все же как давно ты была знакома с Филимоновым?
   – Ну, может, месяц, полтора… – растягивая слова, ответила Ольга.
   – И где вы познакомились?
   – В бане. Нас туда целой кодлой привезли, у них там большая бухаловка была… Эх, и почумились они там!
   – То есть он был твоим клиентом?
   – Ну, вроде того, – прогундосила она.
   – Но вы, как я понял, встречались с ним и в нерабочее время…
   – Да, он запал на меня, – произнесла она с оттенком гордости. – Хату мне снял, каждый вечер наведывался. По кабакам водил…
   – Ясно. В баню больше не брал, – усмехнулся я.
   – Отчего же? Брал. Но уже так, как свою подружку. На какие-нибудь встречи, деловые беседы…
   – В офисе, что ли? – спросил я.
   Она снисходительно улыбнулась и вытащила сигареты. Закурив, она эффектно, как ей казалось, выпустила дым и, сохраняя снисходительный тон, сказала:
   – В бане-то договориться проще! Распарятся, выпьют, девочек пригласят – так лучше проблемы решаются…
   – За несколько дней до трагедии он проявлял какое-нибудь беспокойство? Говорил тебе, что ему угрожают?
   – Он со мной о делах вообще бесед не вел, – ее тон приобрел оттенок доверительности. – Считал, что не моего ума это дело. И я с ним, в общем, согласна – мое дело маленькое. Мужику настроение поднять, чтобы в постельке не заскучал…
   – А кухня, стирка, глажка? – спросил я почти машинально.
   – Это уж кто для чего приспособлен. Кто-то работает руками, кто-то головой, кто-то…
   – Да-да, – сказал я. – Кто во что горазд… А кто там был, на этой большой вечеринке в бане?
   – Как кто? Я была, Ритка, Томка, Оксана… Да много нас было…
   – Нет, я имею в виду, кто был не из вас, а из ваших клиентов…
   – Откуда нам их всех знать? – подала голос Рыжая. – Они же нам не представляются… Было их человек пять и еще их «шестерки». Всякие там шоферы, телохранители…
   – Кстати, – пришла мне в голову мысль. – А какая Оксана была там? Случаем не Булдакова?
   – Она самая, – ответила Рыжая. – Через два дня после этого вечера она пропала.
   – А с кем она была в этот вечер? – спросил я.
   – Это Ольга лучше знает – они вместе с Ксюхой обслуживали Филимонова с каким-то мужиком.
   Я вопросительно посмотрел на Ольгу. Та, помявшись, ответила:
   – Ну и что? Обслуживали… Я – Гошу, она – этого мордоворота. Классно почумились! Сначала мы им на столе под музыку танцевали, потом они нас на этом же столе трахнули. А затем они сказали, чтобы мы музыку выключили и отправлялись в бассейн плавать – им надо было о каких-то делах поговорить. Потом мы с Филимоновым отчалили, а Ксюха с мордастым к остальным присоединились.
   – Чем закончился вечер? – спросил я у Риты.
   – Как обычно – к трем ночи все усосались и рассосались. Мы втроем с Оксаной и Томой переночевали в люксе, а утром взяли тачки и по домам разъехались.
   – Да, – помолчав, сказала Рыжая. – У меня для тебя еще одна информация, по твоему профилю. Вчера убили еще одну проститутку. Она, правда, в последнее время в другом агентстве работала, с полгода как от нас ушла.
   – И как это случилось?
   – Говорят, что ее также сначала изнасиловали, пытали, потом убили. Ножевые ранения в область живота и шеи. Менты говорят, что в городе появился проституточный маньяк. Обоих девчонок сначала предположительно увозили куда-то, а потом выкидывали их трупы в заброшенных местах.
   Мы все на минуту замолчали, каждый думая о своем. Я подумал, что смысла продолжать беседу больше нет, и поинтересовался у Трушкиной, во сколько мне обошлось мое общение с ней. Она посмотрела на часы, долго что-то считала в уме, вводя, видимо, понижающие и повышающие коэффициенты, и в конечном счете выдала мне сумму. Я тут же расплатился, и проститутки покинули мой дом – им пора было на службу. А она, судя по последней информации, становилась все опаснее и труднее.
   Немного погодя я отправился в потайную комнату на свидание с Приятелем. Выслушав меня, он сообщил, что
   НЕОБХОДИМО СРОЧНО ВЫЯСНИТЬ СПИСОК ПРИСУТСТВОВАВШИХ НА ВЕЧЕРИНКЕ В БАНЕ КЛИЕНТОВ.
   УСТАНОВИТЬ ОХРАНУ И НАБЛЮДЕНИЕ ЗА ОЛЬГОЙ ТРУШКИНОЙ. ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ ПРЕДПОЛАГАТЬ, ЧТО ЕЕ ЖИЗНЬ В ОПАСНОСТИ.
   Я удивился и подумал, что Приятель перестраховывается. Однако я не стал спорить, но решил, что охрана Трушкиной подождет до утра, и прекратил сеанс.
   Утром же я первым делом позвонил Рыжей. Она была дома и, по ее словам, только что вылезла из-под душа. На мой вопрос, где можно сейчас найти ее приятельницу, она ответила, что, видимо, у мамочки.
   – А где живет ее мамочка?
   – Это не ее мамочка. Это наша как бы общая мамочка.
   – Не понял. У вас что, мать вашу, одна мамочка?
   – Мамочка – это кличка, тупица! Мы у нее иногда «калымим». Она сдает нам свою квартиру для встреч с клиентами. Там сейчас Ольга и отсыпается.
   – У нее же есть своя хата, снятая Филимоновым…
   – Вчера она была не в состоянии туда добраться.
   «Ну и слава богу», – подумал я. «Если ей грозит опасность, то в первую очередь искать ее будут именно там». Я попросил Рыжую дозвониться до Мамочки и передать Трушкиной, чтобы она не выходила из дома до моего приезда. После этого я поехал на работу.
   Офис уже «разварили» со всех сторон, выбитую охранниками решетку поставили на место, женщины успокоились, мужчины приободрились… Дорфман повез письма и жалобы по прокуратурам и судам. Тополянский отправился «ломать» местных ментов, чтобы они подали представление на возбуждение уголовного дела по факту хулиганства и терроризма, Джаванидзе накропал огромную статью на пол-полосы, где в сочных выражениях, с южным темпераментом описал факт вопиющего вандализма и нарушения основных конституционных прав граждан, таких, как право на свободу и право на свободу выбора.
   Проходя мимо туалета, я услышал из-за закрытой двери голос Веселова, разговаривающего по сотовому с издательством и требующего первые пять тысяч экземпляров тиража газеты «Живи и богатей» к часу дня. Подозвав к себе охранника Сашу, я объяснил ему суть дневного задания, и мы отправились к так называемой Мамочке.
   Жилище последней располагалось на горе в районе Аэропорта. На небольшой возвышенности стояло несколько девятиэтажек, подъездная дорога к которым плавно тянулась по склону горы. Как ни странно, дверь нам открыла сама Трушкина со своей неизменной радостной улыбкой.
   – Вы опять хотели меня видеть? – спросила она. – По какому поводу на сей раз?
   Я решил не церемониться и сразу перешел к сути дела:
   – У меня есть подозрение, что тебе угрожает опасность. Этого молодого человека зовут Саша, сейчас ты его покормишь и напоишь, после чего он отправится вниз и будет дежурить у подъезда до моего прихода вечером. Никуда далеко от дома не уходи. Вечером мы продумаем, как тебя охранять ночью во время твоей работы.
   Последние мои слова она почти не слышала, настолько была поглощена разглядыванием фактуры охранника Саши. Я понял, что ей уже что-либо бессмысленно говорить, и, уходя, бросил Саше:
   – Когда она тебя накормит и напоит, спать укладываться не давай. Лишу премиальных.
   Саша молча усмехнулся и кивнул головой.
   В офисе «Корабля Иштар» температура кипения жизни повышалась час от часу. Из прокуратуры вернулся Дорфман и сказал с присущей адвокатам осторожностью, что дело имеет хорошие перспективы, но шансов мало. Даже для понимающего все с полуслова Гайдука эта фраза таила в себе некоторые неясности, а что уж говорить о Диме Столярове, который отреагировал в духе: «Чего он сказал?» Дорфман кинулся в витиеватые рассуждения о том, что прокуратура готова пойти навстречу, но до выяснения всех обстоятельств он ничего сказать не может. Единственно конкретное, что ему сказали в прокуратуре, – это то, что «заваривать дверь в офисе – это дурной тон».
   – Не очень вдохновляюще, – прокомментировал Гайдук.
   Не слишком вдохновил и прибывший Тополянский, просто и ясно объяснивший, кто такие менты и что делу – п…дец. Когда его попросили пояснить, почему он сделал такие выводы, он ответил, что у ментов просто нет свидетелей.
   – Как нет?! – заорали все хором.
   – Так и нет, – сказал Тополянский, доставая свою фляжку. – Ищут…
   Единственный положительный момент вчерашних происшествий заключался в том, что арендодатели исчезли из поля зрения и никоим образом себя не проявляли. На общем собрании было решено продолжать долбать оных в газете и прокуратуре. Также было решено послать сотрудников в ближайшие дома с целью отыскать свидетелей происшествия. Всерьез на успех никто не рассчитывал, но предполагалось, что подобные шаги угомонят арендодателей хотя бы на период выборов.
   Не успели все разбрестись по своим кабинетам, как Ершевский вновь собрал всех присутствовавших на очередное совещание. На сей раз поводом послужила информация, что по Борисычевому оврагу и его окрестностям ходят группы молодых парней, крепких и коротко стриженных во главе с более старшими товарищами, также в штатском, и ведут какие-то странные беседы с избирателями. Главной составляющей этих бесед была настойчиво внедряемая в умы людей мысль о том, что на самом деле главным радетелем и благодетелем коровинцев является генерал Муханев, начальник воздушно-десантного училища. Что именно на его средства, едва ли не личные, строится «нев…еннный сортир» (формулировка агитаторов) и тянутся водопровод с канализацией.
   Присутствующие пришли к общему мнению, что пакостят орлята генерала Муханева, будущие десантники, переодевшиеся в штатское. Джаванидзе тут же предложил активизировать весь компромат на генерала, который приберегали на конец предвыборной кампании. Мне же было поручено расследовать эти инциденты и постараться, не нарушая законы и приличия, свести данную агитацию на нет. Я бодро ответил, что приложу все свои старания.
   После этого мы все отправились на встречу с избирателями оврага, которая должна была состояться непосредственно около строящегося сортира. Агитаторы снова хорошо поработали и собрали «нехилую» толпу, которая окружила стены недостроенного функционального здания. Если проводить аналогии с семнадцатым годом, то броневиком была куча кирпича внутри туалета, а в роли Ильича последовательно перебывали Гайдук, Чернобородов и Ершевский.
   Основной «торпедой» для избирателей являлся директор овощехранилища «Поле чудес» Адриан Чернобородов. Ему было предоставлено слово после краткой вступительной речи Гайдука. И он не подкачал. Со свойственной ему гнилоовощной фантазией он объяснил собравшимся в начале своей речи, в какой, собственно говоря, клоаке они проживают. Это было сделано с такими чуждыми светскому обществу подробностями, что все присутствующие готовы были закрыть свои носы платками. И вот когда даже у представителей штаба уже не было сил дышать тем смрадом, который был навеян речами Чернобородова, и они едва не спихнули его с кучи кирпича, оратор перешел наконец к описанию того светлого, чисто-озонированного будущего, которое ожидает обитателей оврага, как только дворец отхожестей «распахнет свои гостеприимные объятия». После этих слов воздух стал казаться значительно чище, и всем полегчало.
   Ершевский, взяв эстафету у Чернобородова, перевел митинг в более привычное и менее экзальтированное русло. Однако, по общему мнению всех присутствовавших, встреча явно удалась, и спускавшиеся с кирпичей по шатающимся деревянным «козлам» члены штаба были приветствованы отнюдь не жидкими аплодисментами. Довольные удачно проведенной встречей, вернувшиеся в штаб члены команды отправили Тополянского и Столярова по своим складам и конторам за спиртным и закуской. Я откланялся и отправился на квартиру к пресловутой Мамочке, захватив с собой охранника Вову.
   Подъехав к дому, мы застали сидящего в «БМВ» и откровенно скучающего Сашу.
   – Все тихо? – спросил я.
   – Угу, – ответил Саша. – Объект из дома не выходил, зато приходило несколько клиентов.
   – Тебя случайно среди них не было? – спросил я.
   – Да нет… Вы же предупредили… – смущенно улыбнулся Саша.
   – То-то же, – сказал я тоном строгого наставника. – Сейчас я покажу объект Вове, и он тебя сменит на посту.
   Мы поднялись к Мамочке. Дверь нам опять открыла Ольга, поэтому у меня создалось впечатление, что она подрабатывала здесь еще и горничной. Я представил Вове Олю, а Оле Вову, и они отправились на кухню, чтобы Вова наелся, а Оля имела возможность его внимательно рассмотреть. Сам же я пошел в зал, где за небольшим столиком сидела довольно большая компания. В центре, в кресле сидела невысокая, крепко сбитая седая женщина с короткой стрижкой лет пятидесяти. Она была одета в клетчатые красные штаны и серую кофту. Женщина носила очки с толстыми линзами, отчего ее взгляд казался коровьим. Она полулежала в кресле, держа сигарету в руках. Из-под расстегнутой кофты виднелась черная водолазка и пухленькое круглое пузцо, которое она любовно выставила на обозрение. Похоже, это и была Мамочка.
   В гостях у Мамочки сегодня были: моя, можно сказать, старая знакомая Рыжая Рита; напротив нее сидели две молодые худосочные девочки в одинаковых шерстяных лосинах, подчеркивающих длину ног, – этих я сразу окрестил «нимфоманочками»; с другой стороны сидела женщина, богатая телесами, в ярко-красной кофте, с длинными серьгами в ушах, возраст этой женщины близился к сорока; про себя я стал называть ее «Матроной». Тут я вспомнил, что именно эту женщину я уже лицезрел у себя в квартире, когда ко мне завалился Женя Тополянский. Это было в первый день работы у Ершевского. Я вспомнил шутку Рыжей о том, как «першило у нее в горле» после Тополянского, и невольно улыбнулся.
   Реакция на мое приветствие и улыбку у присутствующих была различной. Мамочка устремила на меня свой коровий взгляд и решительно произнесла:
   – Здравствуйте!
   «Нимфоманочки» вперили в меня свои горящие взгляды, мимо которых, видимо, не проходил ни один мужчина, и, радостно улыбаясь, хихикнули мне: «Здрасьте». Матрона гордо и мудро промолчала. С высоты прожитых лет она уже не могла конкурировать с молодыми с ходу, и поэтому подход к мужчине она искала издалека, внешне поначалу не проявляя к нему никакого интереса. При виде меня она что-то неопределенно буркнула. Я даже предположил, что она не узнала меня.
   Я не стал ждать приглашения и уселся на диван рядом с «нимфоманочками» напротив Рыжей, чем вызвал их одобрительные смешки. Я обратился к Рите, которая делала вид, что ничего не замечает, кроме своей сигареты:
   – Представь меня и объясни цель моего визита. Пожалуйста.
   – Кто ты такой, я уже всем объяснила. А о целях расскажешь сам. Заодно и объяснишь, какого хрена твои гоблины сторожат хату, стремая клиентов.
   – Мои охранники сторожат не хату, а вашу подружку Ольгу, которой угрожает серьезная опасность, – сказал я. – А учитывая то, что смертность среди вашего брата в последнее время резко повысилась, вы мне за это еще и деньги должны приплачивать.
   – Да я, например, ничего против не имею, – расширяя по максимуму свои коровьи глаза, промолвила Мамочка. – Пусть сидят, лишь бы клиентам на глаза не попадались.
   – Это мы решим, – мне неожиданно захотелось побыть крутым. – Вова! – заорал я что есть мочи. Я не исключал при этом, что он при этом поперхнулся. Тем не менее он тут же явился, что-то на ходу дожевывая.
   – Вова, – сказал я уже более спокойно. – Если ты поел, спускайся вниз, отгони «БМВ» подальше, но не теряй подъезд из виду.
   Вова молча кивнул и недолго мешкая покинул квартиру Мамочки.
   – Ну вот, теперь можем спокойно поговорить, не шугая клиентов, – я победно посмотрел на Рыжую, которая по-прежнему делала вид, что меня не замечает. Зато я уловил восхищенные взгляды «нимфоманочек».
   – Полагаю, что вы с вашим опытом могли бы рассказать мне много интересного и забавного из вашей практики. Но меня в данном случае интересует эпизод в бане профилактория завода «Техстекло» в начале сентября. По информации Риты, вы все там были.
   – А вы что, романы пишете о проститутках? – спросила Матрона.
   – Нет, но возможно, что после ваших рассказов напишу.
   – Ой, там было столько интересного! – сказала одна из «нимфоманочек» в синем свитере. – А вы правда детектив?
   – Во всяком случае, тщу себя такой надеждой, – ответил я, осознавая, что ответ излишне вычурен для интеллектуального потенциала этой девочки. Тем не менее она с деланным восхищением раскрыла глаза.
   – Меня главным образом интересуют фамилии всех присутствовавших там клиентов, – сказал я.
   – Ой! – воскликнула снова одна из «нимфоманочек», в малиновом свитере. – А мы у клиентов фамилии не спрашиваем. И своих не называем. Они нас Танями и Ленами, а мы их – Сашами и Пашами.
   – И тем не менее мне нужны фамилии. Есть серьезные подозрения, что один из клиентов замешан в нескольких убийствах, в том числе и проституток. Я не исключаю того, что очередной жертвой может стать кто-нибудь из вас.
   – Да как же мы вспомним, что было месяц назад?! Тут каждый день столько перевидаешь, что голова кругом идет! – сказала Матрона.
   – Нет, я помню, – сказала малиновая «нимфоманочка». – Со мной был такой пожилой дядечка, он мне напоминал того старичка-школьника.
   – Какого еще старичка-школьника? – удивился я.
   – Был у меня один такой постоянный клиент. У него что-то с головой.
   – Да у всех у них что-то с головой! – подала голос Мамочка. – У всех крыша от спермотоксикоза едет. Даже у старых козлов.
   – Ну так вот, – продолжил «малиновый свитер». – Он всегда меня вызывал на два-три часа, надевал какие-то шорты, белую рубашку с короткими рукавами, повязывал красный пионерский галстук – небось у внука сп…дил. Подсунет мне какую-то засаленную тетрадку с каракулями и заставляет меня отметки проверять. Я, значится, у него вроде мамочки. Прямо как ты у нас, Людка… – обратилась она к Мамочке.
   Та гордо посмотрела на нее и искренне воскликнула:
   – Упаси боже от таких б…шек-дочерей! Да я бы вас порола каждый день и замуж выдала в пятнадцать лет! Хотя кому вы на х… сдались! У вас же там не п…ды, а трубы от ТарГРЭСа! Нет, я бы вас каждый день порола…
   – Вот я его и порола, когда он двойку получал, – продолжила «малиновая» девочка. – А получал он ее каждый мой визит. Условия были таковы. Вот я его армейским ремешком охаживаю и приговариваю: будешь еще двойку получать, бесстыдник этакий? А он пищит: «Ой, мамочка, больно, ой, больше не буду». И вот пока его ремешком не отходишь как следует, у него не подымается…
   – А у меня тоже старичок был, – подхватила эстафету «синий свитер». – Оченно верующий был. Он как бабку в деревню отправит, сразу нам по телефону звонит. Не больше чем на час – сначала он молитвы читает, раскаиваться заставляет. Потом начинает по морде пощечины давать… в качестве очищения, значит… а уже потом трахать начинает. Но он у нас недолго продержался – нарвался на Ленку-Тракториху. Как только он ей въехал, она ему в ответ так засандалила, что чуть челюсть ему не свернула. Он сразу за телефон схватился, чтобы ее, стало быть, увезли, а она телефон из розетки – дерг – и кричит: «Сидеть! Сейчас будем сексом заниматься». Мол, оплатил и получай… Старик с перепугу быстренько все сделал, кончил и ее раньше времени выгнал.
   – Нет, самый лучший клиент был у меня, – подала голос Матрона. – Он меня вызывал на целую ночь бухать. Разговоры о жизни у нас были самые задушевные. Ночку посидим, попьем, поговорим, – и до следующего месяца. И ему хорошо, и у меня амортизации никакой.
   Я разинув рот слушал их рассказы, представляя старичка в пионерском галстуке, которого хлещет по морщинистой попке армейским ремнем молоденькая девочка; глубоко верующего христианина-садиста, бьющего пощечины; закоренелого одинокого бухарика, с которым никто не хочет говорить бесплатно ночами. Мне стало как-то не по себе от этих в общем-то веселых рассказов. Я подумал, что если бы у меня была дочь-проститутка, то это было бы одним из самых больших несчастий в моей жизни. Я автоматически вспомнил Булдакова, который не мог простить себе того, что его любимая племянница оказалась на панели и трагически закончила свою жизнь.
   – Это все, конечно, очень забавно, – сказал я, – но меня сейчас интересует не это. Мне интересно, как звали того старичка в бане, а не то, на кого он похож.
   Тут раздался телефонный звонок. Мамочка медленно, с достоинством опустила сигарету в красную пепельницу, на которой было написано: «Bond – вместе к новой жизни», и, развернувшись, взяла с пола трубку:
   – Да… Ну… Минутку… Сейчас передам.
   Мамочка положила трубку и спросила у собравшихся:
   – Где у нас Ольга-то? Если хочет подработать, пусть едет.
   Ольга появилась из соседней комнаты слегка заспанная. Видимо, она потеряла интерес к жизни, как только я отправил Вову с кухни на улицу, и пошла вздремнуть.
   – Вот корова, б…дь, весь день дрыхнет как скотина! – бросила в ее адрес Мамочка.
   – Я всегда перед сменой стараюсь отдохнуть, – ответила Ольга. – Мне еще всю ночь пахать!
   – Вот езжай и паши, – назидательно сказала Мамочка. – Тебя на углу Вольской и Белоглинской, в красном «Вольво» ждет клиент. Такси обещал оплатить.
   Ольга запела во всю глотку: «Дни и ночи у мартеновских печей не смыкала наша Олечка очей!» и отправилась к выходу одеваться.
   Я же достал сотовый телефон и связался с сидящим в машине Вовой. Я объяснил ему, что Ольга едет на задание, на угол Вольской и Белоглинской и, скорее всего, возьмет такси.
   – Следи за ней постоянно и держи со мной связь, – напутствовал я его.
   Я прекратил сеанс и спросил:
   – Ну… Может быть, Мамочка что-нибудь интересного расскажет?
   – Я тебе что, сказительница, твою мать? – просто и без затей ответила мне Людка.
   – Тогда перейдем к делу, – я обвел глазами присутствующих. – Кто-нибудь вспомнил, как зовут хотя бы одного из этих кадров, которые с вами парились? Еще раз говорю – дело крайне серьезное. Чем скорее мы выйдем на этих людей, тем быстрее мы решим проблему вашей безопасности. К каждой из вас я приставить охранника не могу. Особенно меня интересует тот мордастый, с кем беседовал в люксе Филимонов. Одна из тех, кто там был, – Ольга, – его фамилию не знает. Оксана убита, Филимонова тоже нет в живых.
   Вдруг в неожиданно создавшейся тишине щелкнул дверной замок, дверь открылась и закрылась, и послышались шаги. Человек приближался к нашей комнате. По походке я определил, что это взрослый мужчина. Внутренне я весь напрягся, рука автоматически потянулась к кобуре с «макаровым». Каково же было мое удивление, когда в дверях появился рослый юноша с детским лицом в угрях…
   – Сыночка пришел! – подала голос Мамочка, глаза ее сделались по-коровьи ласковыми.
   – Что пришел? – тут же спросила она, когда схлынула первая волна радости при виде своего отпрыска.
   – Чо-чо? – помямлил отпрыск, переминаясь с ноги на ногу. – Тебя повидать.
   – Ух ты, заинька! – протянула Людка. – Мамочку пришел повидать, хороший мой, – продолжила она елейным голосом и вдруг деловито спросила:
   – Небось денежку у Мамочки хочешь отшакалить, козлик вонючий?!
   – Должен я на что-то в деревню ехать, к бабе Тоне, – гнусаво попытался выдвинуть свои аргументы сынок.
   – На хрена тебе баба Тоня! Чего ты там не видел? – недовольно спросила Мамочка.
   – А что мне здесь делать? У нас три дня в школе карантин. Съезжу в деревню, карасей половлю, только денег дай на дорогу.
   – Сколько? – пробуравила Мамочка взглядом своего сына.
   – Стольник, – вздохнул он тяжело.
   – Я что тебе, миллионер, что ли, стольники каждый раз выдавать? Как будто я не знаю, куда ты их тратишь?!
   – Куда-куда? – уставился в пол сынок. – Сказал же: в деревню поеду, к бабе Тоне.
   – Ну, смотри, если тебя, скотина, там не будет, я тебе даже больше пятеры не дам, – сказала она и, перевалившись с одного бока на другой, засунула руку в боковой карман своих клетчатых брюк, вынула оттуда пачку денег, извлекла из нее стотысячную бумажку и двумя пальцами протянула ее своему недорослю с таким видом, как будто делает это в виде исключения в последний раз. Тот радостно хапнул деньги и, пощекотав за грудь одну из «нимфоманочек» и послав ей картинный воздушный поцелуй, быстренько пошел к выходу.
   – Вот так и растет, – посмотрела она на меня сквозь толстые линзы. – Безотцовщина, б…дь!
   – Ну зато женским теплом не обделен, – возразил я.
   Мамочка пропустила мою фразу мимо ушей и затянулась сигаретой.
   – Так, в общем, мне все это надоело, – неожиданно сказала Матрона, решительно гася окурок в пепельнице.
   Все удивленно воззрились на нее.
   – Я не до конца понимаю всю ту херню, которая творится вокруг. Но я вижу, что какие-то козлы ездят по городу, непонятно с какими целями похищают девчонок, потом пытают и убивают… Грохнули нашего постоянного клиента. Я думаю, что, если это связано с той вечеринкой в бане, как утверждает этот дядя, – Матрона скосила взгляд в мою сторону, – а мы там почти все были, рано или поздно они наедут и на нас. Мне же совершенно не хочется быть изрезанной ножом, а потом гнить где-нибудь за мусорным баком. Если он говорит, что может нам помочь, надо рассказать все, что мы знаем про этих людей. Лично я знаю фамилию только одного старика, похожего на «школьника». Его фамилия Пушков, зовут Евгений. Он какой-то босс на частном ликероводочном заводе «Морфий». Остальных я знаю только в лицо и по именам, которые они мне называли. Тот мордастый, о котором вы говорили, никому из нас не представлялся. Все время он находился в люксе. После того как они поговорили с Филимоновым, он ненадолго появился в компании и потом уехал. Когда мы с Оксаной остались ночевать в бане, она сказала, что его звали Сергей. Больше я ничего не знаю.
   – Ну что ж, и то хорошо, – сказал я. – Если что-нибудь узнаете от своих знакомых, позвоните мне. Как меня найти, знает Рита.
   Я поднялся, чтобы выйти, и тут в кармане зазвонил сотовый телефон. Я поднес трубку к уху и услышал взволнованный голос Вовы:
   – Валерий Борисович, тут что-то странное происходит.
   – Что именно?
   – Наша подопечная спустилась с горы, вышла на трассу, я тихонечко ехал за ней с притушенными фарами…
   – Ну и что? – нетерпеливо спросил я.
   – А то, что она поймала тачку, и они поехали. Но поехали совсем не туда, где ее ждет клиент – не к центру, а скорее в сторону Солнечного.
   – Ты их держишь на приколе?
   – Да, я у них на хвосте.
   – Старайся не светиться. Там, похоже, работают опытные профессионалы.
   – Нет, ничего, машин вроде много… Я слегка поотстал.
   – Слушай, Вова, – заговорил я патетически. – От тебя сейчас зависит многое: заметят тебя – могут ее убить, упустишь их – ей точно хана. Ты уж не подведи меня, – совсем по-отечески сказал я.
   – Не волнуйтесь, – ответил Вова и отключил связь.
   Я в задумчивости засунул телефон в карман плаща и сел обратно на диван.
   – Что случилось? – напряженно спросила Рыжая.
   – Вашу подругу только что посадили в автомобиль и везут совершенно не в том направлении, где ее должен ждать клиент.
   – Кто звонил по телефону? Вы знаете этого человека? – спросил я Мамочку.
   Мамочка удивленно вылупилась на меня своими огромными глазищами, потом уще более удивленно уставилась на стоящий на полу телефон и сказала:
   – Кто-кто? Мужской голос… Менеджер из «Кристины»…
   – Он представился?
   – Нет. Они там меняются каждый день… – растерянно проговорила Мамочка.
   – П…да ты с ушами! – раздраженно заорала на нее Матрона. – Ты что, не могла поинтересоваться, что ли? Или нам трубку дать?
   – Я откуда знала… Я вам что здесь – секретарша?!
   – А мы за что тебе платим, старая коза? – присоединилась к Матроне Рыжая. – Чтобы ты нас под перья бандитов подставляла, что ли?
   Мамочка всем своим видом выражала растерянность и глубокое расстройство.
   – Ладно, поздно уже теперь… Вся надежда на то, чтобы Вовка не потерял тачку из виду, – попытался успокоить их я.
   Все напряженно закурили. Через пятнадцать минут ожидания сотовый зазвонил снова. Я моментально поднес его к уху и крикнул:
   – Слушаю!
   – Это я, Вова.
   – Ну! – мои нервы были на пределе.
   – В общем, мы приехали. Адрес – Перспективная, восемнадцать, квартира двадцать восемь.
   – А как ты квартиру-то узнал?
   – Я по лифту определил. Он остановился на пятом этаже. После чего я выбежал из подъезда и стал смотреть на окна. Мне повезло, окна зажглись на пятом этаже. Остальное – дело техники.
   – Сколько их? – спросил я.
   – Из машины вышли трое: один шофер, двое волокли девчонку.
   – Будь на месте, сейчас подъеду. Вызови к себе Сашу и Мишу, сидите там тихо, не высовывайтесь.
   Через двадцать минут я был уже на месте. Усевшись в «БМВ» рядом с Вовой, я спросил:
   – Как обстановка?
   – Парней вызвал. Из подъезда никто не выходил, – лаконично доложил Вова.
   Через пять минут прибыли Саша с Мишей.
   – Думаю, что времени у нас немного, – начал я объяснять им обстановку. – Неизвестно, что они там с ней делают. У вас есть оружие?
   – Только газовое, – ответил Вова.
   – Один мой ствол против троих – маловато. Видимо, придется вызывать ментов, – заметил я.
   Я связался с РУОПом, представился и попросил соединить меня с майором Пряхиным. Через две минуты в трубке раздался голос:
   – Пряхин слушает.
   Я еще раз представился и вкратце объяснил суть происшедшего. Майор оказался понятливым и сказал:
   – Сейчас выезжаем.
   Мы с Владимиром вышли из машины и поднялись на шестой этаж, оставив прибывших парней внизу. После чего тихо спустились на пятый этаж и стали прислушиваться к тому, что происходило за закрытой дверью двадцать восьмой квартиры. Из-за железной двери не доносилось ни звука. Мы снова поднялись на лестничную клетку между пятым и шестым этажами и стали ждать прибытия милиции. Как только мы притаились, дверь, за которой мы вели наблюдение, щелкнув, открылась, и из нее выскользнул невысокого роста мужчина в кепке и черной кожанке. Затворив за собой дверь, он вызвал лифт. Мы затаили дыхание и почти не шевелились. После того, как мужчина исчез в лифте, я тут же связался по рации с Сашей и Мишей, дав им задание задержать незнакомца и предупредив, что он может быть вооружен. После этого мы как можно тише побежали вниз, но все уже произошло без нас. Спустившись на первый этаж, мы увидели лишь завершение проделанной работы.
   Парня в кепке с размаха швырнули к стене, после чего он мягко осел и затих. Его тут же деловито стали обыскивать, вынув из одного кармана финку, а из другого – нож.
   – Вы его не очень… того? – спросил я.
   – Нет, – флегматично ответил Саша. – Сейчас мы его пощечинами отходим, и он оживет. Еще лучше будет…
   – Ну-ну, – неуверенно сказал я, всматриваясь в бездыханное тело.
   Через несколько минут в подъезд вошли двое парней – один в плаще, другой в кожаной куртке. Увидев нас, они сразу же выхватили оружие и скомандовали:
   – Руки на гору! Всем к стене!
   – Не разгоняйтесь, орлы, – как можно более спокойным тоном сказал я. – Моя фамилия Мареев. Это я вам позвонил. С вами должен быть майор Пряхин.
   – Все ясно, – сказал человек в плаще. – Соединись с Михалычем, пусть подъезжает.
   – Где квартира? – спросил он.
   – Пятый этаж, двадцать восьмая. Саша, проводи парней.
   Через минуту к дому подъехала белая «Волга», из которой вылезла совершенно пьяная разгульная компания мужчин, среди которых я узнал майора Пряхина. Размахивая руками и шумно неся всякую хрень, они в обнимку вошли в подъезд. Как и следовало ожидать, в подъезде они тут же протрезвели и деловито стали выяснять диспозицию. Уяснив ситуацию, Пряхин принялся за начавшего подавать признаки жизни бандита. Как только он стал адекватно воспринимать окружающее, майор тут же объяснил ему, нежно положив лапищи на горло:
   – Все перекрыто. Сопротивление бессмысленно. Но если ты, падла, не поможешь нам без геморроя войти в квартиру, я застрелю тебя прямо на месте за попытку к бегству. Понял?
   По общему виду, парень вроде бы понял. Его подняли на лифте на пятый этаж. Тем временем в подъезд просочилось еще пятеро человек из РУОПа. Задержанный парень условным звонком позвонил в квартиру. Ему долго не открывали, но все же, спустя некоторое время, замок щелкнул и дверь приоткрылась. Этого было достаточно для того, чтобы руоповцы сшибли дверь с цепочки и с громкими выкриками ворвались внутрь. Вся операция заняла не больше пяти-шести секунд. Когда я проник в квартиру вместе с майором Пряхиным, то картина, представшая моему взору, была не для слабонервных.
   В коридоре, постанывая, лежал один из бандитов. В комнате лежа стонали еще двое, одному из них, кажется, прострелили грудь и не особо спешили прийти на помощь. Потом мне сказали, что в руках у него был нож, которым он пытался оказать сопротивление. В углу комнаты, пристегнутая одной рукой к батарее, другой рукой – к ножке дивана, сидела совершенно голая, вся в крови Ольга Трушкина. Кровь стекала из многочисленных разрезов на теле. Рот ее был заклеен липкой лентой, глаза ничего не выражали. Двое руоповцев, не церемонясь, сорвали с раненого бандита штаны и, пошарив по карманам, нашли там ключи от наручников. После чего Ольга была освобождена, и руоповцы бережно, стараясь не дотрагиваться до ран, прикрыли ее покрывалом с дивана. Через несколько минут прибыла «Скорая помощь» и увезла пострадавшую.
   Мы посчитали свою миссию законченной, а решение разных формальностей, связанных с инцидентом, по договоренности с майором Пряхиным оставили на утро.
   День выдался насыщенным, и я приехал домой уставшим и разбитым. В связи с этим я решил ограничить свое общение с Приятелем сообщением о проделанной работе и заснул как убитый.
   Утром же я проснулся от телефонного звонка. Звонил майор Пряхин, который просил как можно скорее явиться к нему в отдел, поскольку следовало оформить необходимые бумаги. К тому же, по его словам, выяснилось кое-что интересное. Перед выездом я зашел к Приятелю и спросил его, что мне делать дальше.
   Приятель сказал:
   ДЕЛОМ ФИЛИМОНОВА ДАЛЬШЕ БУДЕТ ЗАНИМАТЬСЯ РУОП. НАША МИССИЯ ЗАКОНЧЕНА. НА ПОВЕСТКЕ ДНЯ – ТЕКУЩИЕ ВОПРОСЫ ВЫБОРОВ.
   РЕКОМЕНДУЮ ПЕРЕЧИТАТЬ «МЕРТВЫЕ ДУШИ» ГОГОЛЯ Т.5. ИЗДАТЕЛЬСТВО «ГОСЛИТИЗДАТ», 1953 Г.
   «Да, видать, заглючил малый», – подумал я насчет последней фразы. Вступать в дискуссию, однако, мне было некогда, и я отправился в РУОП.
   Пряхин выдал мне следующую информацию: парень, которого мои охранники в подъезде отключили от реальности, оказался шофером некоего Бурова Сергея Алексеевича, главы «Тарводхозканалснабсбыта». Этот самый Буров имел в городе большое влияние и одновременно сомнительную репутацию. И хотя шофер и другие бандиты уверяли, что последний не имеет к ним никакого отношения и «работали» они на свой страх и риск по заказу неизвестного им физического лица, действовавшего через посредника, который им также малоизвестен, были серьезные основания предполагать, что именно Буров является истинным заказчиком. Кроме того, вызванный среди ночи господин Пушков назвал фамилии участвовавших во встрече в бане людей. Среди них прозвучала фамилия Бурова – именно он, по уверениям Пушкова, беседовал с Филимоновым в люксе.
   Бандиты долго не признавались в истинных мотивах своих действий, однако позже, выражаясь ментовским термином, «раскололись» и сказали, что искали аудиозапись с компроматом на человека, нанявшего их. На вопрос, как они определили бы, кто он, никаких вразумительных ответов дано не было.
   Милиция проверила по картотеке и выяснила, что схваченные ими бандиты подозреваются в других преступлениях, а главарь банды Кокон, раненный руоповцами, давно находится в розыске. Он, несмотря на старания врачей, скончался ночью в госпитале. Жизнь же Ольги Трушкиной, по заверениям врачей, была вне опасности, и через несколько дней она будет в состоянии давать показания.
   Пряхин сказал мне, что он уже вызвал для снятия показаний Бурова. Я же высказал майору свое мнение, что без наличия аудиокассеты, которую искали бандиты, будет сложно доказать вину этого уважаемого в городе господина. Пряхин пожал плечами и сказал, что будет искать кассету. Я пожелал ему удачи и отправился в офис Ершевского.
   По пути я стал размышлять, что же имел в виду Приятель, рекомендовав мне перечитать «Мертвые души»?
   Слухи о наших ночных похождениях уже доплыли до «Корабля Иштар», и я был встречен как национальный герой какой-нибудь маленькой нации, обитающей в южной части Карибского моря. Первым меня поздравил, как всегда, наиболее информированный Гайдук и отметил: факт того, что член команды Ершевского провел расследование и почти самостоятельно задержал группу отъявленных головорезов, убивших кандидата в депутаты Филимонова, несомненно скажется положительно на ходе избирательной кампании нашего кандидата.
   – Если это, конечно, должным образом отразится в нашей газете, – сказал я почти в шутку.
   Гайдук, однако, воспринял это серьезно и заверил, что Джаванидзе уже вовсю строчит статью с подробностями наших подвигов.
   – Откуда он знает подробности? – поинтересовался я.
   – Он, может, их и не знает, – вздохнул Гайдук. – Но в журналистском деле это не главное.
   Он усмехнулся и пошел по своим делам. Я, прорываясь сквозь желающих поздравить меня, все же отыскал пишущего в дальней комнате что-то про меня Джаванидзе и объяснил ему, что, главным образом, надо описать факт вызова для дачи показаний в качестве свидетеля господина Б., известного в городе снабженца водоканализационных сетей.
   Джаванидзе снисходительно усмехнулся и сказал, что это он давно уже описал и сейчас смакует подробности того задержания, которое провели наши охранники вместе с руоповцами. Я попросил его не переусердствовать и показать мне статью после того, как он закончит работу, дабы я имел возможность устранить искажения. Джаванидзе насупился, но пообещал выполнить мою просьбу.
   После этого состоялось общее собрание, на котором мне была выражена общая благодарность, озвученная Ершевским. Я уже почти искренне попросил всех перейти к делу и обсудить текущие проблемы.
   Слово взял Джаванидзе, который объяснил собравшимся, что день выборов приближается с неумолимостью парового катка, чем вверг собрание в глубокую задумчивость.
   – Несмотря на проведенную работу, – продолжил Джаванидзе, – и достигнутые результаты (по социологическим опросам, проведенным по нашему заказу, господин Ершевский занимает первое место, опережая Пальцева и Муханева), все же есть организационные недоработки и просчеты.
   – Что ты хочешь этим сказать? – спросил Тополянский, как всегда отхлебывая…
   – Я хочу сказать, что в ответ на нашу агитацию ведется контрагитация с несовместимыми для честных выборов приемами. В частности, переодевание десантников и распространение с их помощью ложной информации о строительстве общественного туалета в овраге.
   – Ты хочешь сказать, – опять спросил Тополянский, – что мы этот сор…, пардон, «дворец гигиены» выстроим, а лавры достанутся Муханеву?
   – Этого ни в коем случае нельзя допустить, – с серьезной миной ответил Гайдук. – Кстати, курирование этого вопроса мы поручили нашей достославной службе безопасности. Но в силу занятости на фронте борьбы с бандитизмом у Валерия Борисовича просто не доходят до этого руки. Я выхожу с предложением дать ему в помощники господина Тополянского.
   Ершевский осторожно заметил:
   – Я думаю, что это временная связка. Все мы были свидетелями того, чем кончил прежний глава службы безопасности, который в настоящий момент лечится в клинике для алкоголиков.
   – Валера! – крикнул мне через весь стол Тополянский. – Я подарю тебе пол-литровую серебряную фляжку.
   – Но после окончания задания, – категорически сказал Ершевский.
   Тополянский демонстративно отхлебнул и оставил последнюю фразу без комментариев. Обсудив еще ряд более мелких вопросов, связанных с очередным номером газеты «Живи и богатей», мы отправились заниматься своими делами до вечера.
   Мы с Тополянским уединились у меня в кабинете. Евгений уселся в моем кресле, положил ноги на мой стол, вновь отпил из фляжки и спросил:
   – Ну, что делать будем?
   Я разместился на подоконнике и, глядя на улицу, сказал:
   – Надо подумать.
   – Понял, – тут же отреагировал Тополянский и полез в шкафчик за стаканами.
   – Нет, я не в том смысле, – сказал я, видя, как коричневая жидкость наливается в мой стакан. Скорее всего, это был коньяк.
   – А чо-о? – протянул Тополянский. – Сейчас накатим, потом плюнем на всю эту херню и поедем к девочкам.
   – Какое накатим! Какие девочки! Работать надо! – поморщился я.
   И тут мне пришла в голову неожиданная мысль. Я на минуту задумался и сказал Тополянскому:
   – А впрочем, почему бы и нет? Поехали к девочкам. И прямо сейчас.
   Тополянский недоуменно на меня посмотрел, отхлебнул из стакана налитое мне спиртное и, спрятав фляжку в карман, резко поднялся.
   Через час мы сидели у Мамочки. Правда, сидел-то я, а Тополянский возлежал с двумя нимфоманочками на диване, не выпуская при этом из руки фляжку. Я излагал Мамочке и Рыжей суть дела.
   – Все поняли? – спросил я под конец.
   Они молча кивнули.
   – Несколько ящиков высококлассного спиртного, и помещение мы обеспечим. Кроме того, всех ожидает хорошее вознаграждение. Я правильно говорю? – обратился я к Тополянскому.
   Тот на несколько секунд оторвался от девочек и сказал:
   – Без проблем! Я уже говорил… Четыре ящика «Смирнова», правда, ростовского. Но для десантников пойдет… Плюс каждой по триста баксов сверху за удачно проведенную операцию.
   – Итак, послезавтра в двенадцать часов мы за вами заезжаем, – подвел я итог.
   Я поднялся и потащил за собой Тополянского, который канючил и упирался. У Мамочки ему очень понравилось, и к моменту нашего ухода он уже договорился с нимфоманочками о приятном времяпрепровождении.
   К вечеру того же дня я побеседовал с членами штаба и выявил для себя зону наибольшей агитационной активности муханевской солдатни и приблизительное количество задействованных на эти цели людей. Получалось, что в интересующей нас зоне оврага действуют примерно тридцать курсантов. Исходя из этого, количество проституток должно быть никак не меньше десяти. Я позвонил Рыжей и сообщил ей это. Она обещала за два дня решить вопрос с кадрами.
   Вечером после очередной встречи Ершевского с избирателями я сообщил Пентиуму о намечаемых мной планах по компрометации агитаторов генерала Муханева. Приятель пощелкал несколько секунд и в принципе одобрил мой план, хотя и посетовал на то, что я мог бы с ним и
   ПОСОВЕТОВАТЬСЯ!
   И в довершении, чтобы, видимо, уколоть меня, он сказал:
   НАДЕЮСЬ, ХАКЕР ПОНИМАЕТ, ЧТО ВСЯ ОПЕРАЦИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ПРОВЕДЕНА БЕЗ НЕПОСРЕДСТВЕННОГО УЧАСТИЯ КОГО-ЛИБО ИЗ ШТАБА ЕРШЕВСКОГО, ДАБЫ ВПОСЛЕДСТВИИ ЭТО НЕ ОБЕРНУЛОСЬ ПРОТИВ ВАС ЖЕ САМИХ.
   – ЗА ДУРАКА МЕНЯ СЧИТАЕШЬ? – спросил я его.
   Пентиум оскорбительно долго шуршал своими мозгами, после чего ответил:
   СКОРЕЕ НЕТ, ЧЕМ ДА.
   «Ну и на том спасибо», – подумал я и, несколько расстроившись, пошел спать.
   И все же перед сном я решил сделать один звонок. Я набрал московский номер, который мне дал господин Булдаков вместе с материалами по делу об убийстве его племянницы. После нескольких секунд ожидания трубку снял сам хозяин квартиры. Я поздоровался и извинился за поздний звонок. Он сразу прервал мои извинения и попросил перейти к делу. Я почему-то сразу понял, что это не жест надменности, а глубокая заинтересованность человека в получении информации по делу. Я изложил ему вкратце события последних дней, закончив свой рассказ тем, что назвал имена непосредственных убийц Оксаны.
   – Я благодарен вам за проделанную работу. Но меня больше интересует, кто за ними стоит, – после некоторой паузы проговорил Булдаков.
   Я рассказал ему о подозрениях РУОПа насчет Бурова, но оговорился, что конкретных доказательств нет и что сейчас ищут аудиокассету с записью его разговора с Филимоновым.
   – По всей вероятности, – сказал я, – из-за этой кассеты и было совершено несколько убийств, в том числе и Оксаны.
   Булдаков спросил меня, возможно ли, что в случае нахождения этого компромата заказчик преступления понесет наказание по всей строгости. Я ответил, что стопроцентной уверенности нет, но шансы очень высоки. Помолчав, он сказал, что ему нужны как раз стопроцентные гарантии. Я ответил, что таких гарантий никто не может дать. Булдаков еще немного помолчал, затем еще раз поблагодарил за проведенное расследование, сказал, что при удобном случае рассчитается со мной, и повесил трубку.
   Утром во время завтрака я вспомнил о том, что не спросил Приятеля, что он имел в виду, когда советовал мне перечитать «Мертвые души». Но, учитывая его вчерашнее оскорбительное поведение, решил все же не связываться с ним сегодня и поехал на работу.
   Первым делом я спросил у дежурившего на входе Михаила, где в данный момент находится Тополянский.
   – Ждет вас в вашем кабинете, – ответил он.
   Я тут же направился в кабинет и застал там Тополянского во вчерашней позе: развалившегося в моем кресле с ногами на столе.
   – Как дела? – коротко спросил я его.
   – Отлично, – ответил он.
   – Груз готов? Место найдено?
   – Все нормально, – сказал он. – Товар закуплен, место подыскивается. После обеда будут результаты.
   – Смотри не подведи…
   – О чем ты говоришь, – почти обиделся Тополянский.
   После разговора мы отправились на планерку, где Джаванидзе тут же поинтересовался у нас о принимаемых нами после вчерашнего разговора мерах. Тополянский, вальяжно отхлебнув, заявил, что меры предпринимаются самые серьезные и результаты не заставят себя ждать. Джаванидзе не стал вдаваться в дальнейшие расспросы и предоставил слово Ершевскому.
   Георгий был с утра мрачен и сразу перешел к делу, сообщив собравшимся:
   – В сегодняшней прессе опубликован ряд социологических опросов, по результатам которых мой рейтинг в предвыборной гонке не поднимается выше третьего места. Не скрою, это меня серьезно беспокоит.
   – И в какой же это прессе? – вступил в перепалку Тополянский. – Уж не в газете ли «Будни в погонах»?
   – Да. Именно в ней. И в «Вестях из Тарасова» тоже.
   – Спорю на сто баксов, что в «Буднях» на первом месте стоит Муханев, а на втором – Пальцев, а в «Вестях» наоборот – Пальцев на первом.
   Я решил помочь Тополянскому и сказал:
   – Полагаю, что в первом случае опрос был произведен среди курсантов-десантников на утренней поверке по команде типа «на первый-второй рассчитайсь», а во втором – среди клиентов похоронного агентства «Банзай». Причем даже среди тех, которые уже сделали свой выбор между этим и тем светом.
   Собравшиеся загоготали. Я довольный откинулся в кресле и тут понял наконец, что имел в виду Приятель под «мертвыми душами». Он просто предупреждал меня, что наверняка Пальцев будет использовать своих клиентов, как живых, так и, возможно, мертвых. И очередной нашей задачей, наряду с разборками с генералом Муханевым, должна стать работа по недопущению фальсификации результатов выборов со стороны Пальцева. Это являлось более сложной задачей, поскольку Пальцев неофициально считался кандидатом от «партии власти» и активно поддерживался губернатором.
   Мысленно вернувшись на собрание, я не стал участвовать в дебатах о том, среди кого из наших избирателей мы должны проводить опросы, чтобы обеспечить Ершевскому безусловное первое место. В отличие от Муханева и Пальцева конкретным, в любом случае поддержавшим бы его электоратом наш кандидат не располагал.
   После собрания я отвел в сторону Гайдука и поделился с ним своими опасениями насчет Пальцева. Тот сообщил, что до выборов осталась еще неделя, и если вовремя продумать контрмеры, есть серьезный шанс на победу. Он попросил меня подготовить свои предложения к вечеру. Сразу после этого я отправился домой на мини-совещание с Приятелем.
   Я вкратце изложил ему, что понял суть предостережений, и поинтересовался его мнением насчет конкретных шагов. Он тут же спросил меня:
   ДАЕТСЯ ЛИ КОМАНДА НА ВЗЛОМ КОМПЬЮТЕРОВ ОКРУЖНОЙ ИЗБИРАТЕЛЬНОЙ КОМИССИИ НА ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ СПИСКОВ ИЗБИРАТЕЛЕЙ?
   Я ответил категорическим «ДА».
   Приятель выдал мне свои следующие соображения:
   ВИДИМО, НЕОБХОДИМО ПОПЫТАТЬСЯ ПОЙМАТЬ АГИТАТОРОВ ПАЛЬЦЕВА, ЗАНИМАЮЩИХСЯ ПРЯМЫМ ПОДКУПОМ ПОЖИЛЫХ ИЗБИРАТЕЛЕЙ (БЕСПЛАТНЫЕ ПОХОРОНЫ, ПОМИНАЛЬНЫЕ ОБЕДЫ, ДЕНЬГИ В ОБМЕН НА ГОЛОСА). ВОЗМОЖНО ИСПОЛЬЗОВАНИЕ В ЭТИХ ЦЕЛЯХ МЕСТНЫХ УЧАСТКОВЫХ ВРАЧЕЙ.
   ПРЕДПОЛАГАЮ, ЧТО ГОЛОСОВАНИЕ БУДЕТ ПРОИЗВОДИТЬСЯ НА ДОМУ ПО ПИСЬМЕННОМУ ЗАЯВЛЕНИЮ ПОДКУПЛЕННЫХ ИЗБИРАТЕЛЕЙ.
   Закончив сеанс общения с Приятелем, я в глубоких раздумьях отправился назад на работу. По дороге у меня родился план, который я и представил вниманию членов штаба, собрав их на очередную планерку. Изложив сначала опасения по поводу возможных махинаций Пальцева, я предложил им следующий план действий:
   1. Необходимо установить факты агитации с элементами подкупа населения Борисычевого оврага, поскольку именно в частном секторе высок удельный вес пожилого населения.
   2. С этой целью необходимо заполучить тайных агентов, имеющих серьезное влияние на пожилое население. Наиболее подходящими кандидатурами для этого являются местные участковые врачи. Именно этих людей хорошо знают и им доверяют.
   3. Если такого агента удастся заполучить, необходимо с его помощью убедить некоторых избирателей оказать нам помощь в получении доказательств подкупа населения.
   – Что в данном случае, – поинтересовался Гайдук, – может быть железным доказательством?
   – Полагаю, что видеозапись, – ответил я.
   Собравшиеся единодушно одобрили мой план. Гайдук сказал, что тут же даст поручение агитаторам заняться поисками конкретных кандидатур. После собрания ко мне подошел Тополянский и сообщил, что он решил вопрос с «хатой». Мы отправились смотреть помещение, где завтра должна была состояться «Акция».
   Помещение представляло собой частный, довольно сносный на вид одноэтажный дом с небольшим двориком и надворными постройками. К числу последних относились сортир и сарай. В доме было три комнаты и небольшая кухня с печкой, которая, к счастью, оказалась газовой. Это избавляло нас от необходимости присылать сюда охранников колоть весь вечер дрова. Осмотрев помещение, мы остались удовлетворены – столов и кроватей здесь было достаточно, – и я дал команду Тополянскому:
   – Можно завозить. Только тихо.
   Он понял и по сотовому телефону дал команду шоферу:
   – Подъезжайте. Но тихо.
   Через несколько минут к дому подъехал «пирожок», и двое людей быстро перенесли в дом несколько ящиков со спиртным и едой. После этого мы оставили одного человека «на хозяйстве», дабы случайно забредший бомж не потребил продукты не по назначению, и уехали. Подвозя меня домой, Тополянский объяснил мне, что дом он снял на три дня через одного из своих знакомых на вымышленное имя у какого-то старика, которого отправили на рыбалку. Старику популярно объяснили, что октябрьский клев самый лучший, и показали, как пользоваться спиннингом, чтобы не зацепить себя сзади за штаны. Чтобы дедушка не заскучал, ему, кроме денег, дали несколько бутылок водки и рюкзак провизии. Я спросил у Тополянского:
   – Какая водка?
   Он сделал лицо великого эконома и сказал:
   – Этому хватило «Столичной».
   Вечером, уже из дома, я позвонил Рыжей и спросил, как обстоят дела с подбором кадров. Та ответила, что двенадцать самых опытных и надежных бойцов готовы к завтрашнему сражению. Я сказал, что завтра в двенадцать дня за ними заедут и десантируют на театр военных действий. Я сходил в комнату к Приятелю, дабы поинтересоваться результатами его работы за день. Он сообщил, что за четыре дня до начала предварительного голосования в списках окружной избирательной комиссии значатся 527 избирателей, которые ныне пребывают в каком угодно мире, только не в этом. Причем 461 из них покинул его, воспользовавшись услугами похоронного агентства «Банзай».
   Я попросил Приятеля распечатать список всех этих избирателей с указанием их земного адреса и паспортов. Кроме того, я попросил его порыться в картотеках поликлиник и других организаций, которые могут иметь отношение к подобной проблематике с целью выяснения даты и причины ухода этих людей в мир иной. Не успел я скомандовать, Приятель выдал мне список. Видимо, он решил сделать это заранее, без моей команды. Удовлетворенный проделанной за день работой, я отправился спать и моментально заснул.
   Едва приехав утром на работу, я тут же занялся поисками своего знакомого, который мог помочь с подслушивающей аппаратурой, которая была необходима для намеченного мероприятия. Через час она уже была у меня.
   Времени еще было достаточно, и только я подумал, чем бы мне заняться, чтобы убить время, как ко мне подошел Гайдук и сказал, что вчера он провел работу по отбору участковых врачей и нашел двух наиболее подходящих кандидатов. Один уже явился сейчас, другому назначили на половину двенадцатого.
   – Ну что ж, давайте его посмотрим, – ответил я, как профессор медицины.
   В кабинет вошел высокий худой молодой человек в очках с черной роговой оправой, в сером неброском свитере и черных джинсах. Через стол я не видел его ботинок, но предположил, что они тоже черные. Весь его вид воплощал собой гордую бедность. Для себя я сразу решил, что его надо покупать, поэтому предоставил Гайдуку право объяснить ему суть проблемы, а сам отправился за Тополянским. Когда мы вошли, Гайдук уже ввел молодого человека в курс дела. Как я и ожидал, юноша начал возмущаться по поводу того, что он не ищейка и не агент и ни за какие деньги не будет шпионить ни в чью пользу.
   – При чем здесь деньги? – провозгласил с порога Тополянский, держа в руках свою неизменную фляжку.
   Молодой человек удивленно обернулся.
   – При чем здесь деньги? – повторил Женя и вальяжной походкой, отхлебывая на ходу, подошел к окну и встал к присутствующим спиной.
   – Деньги, – еще раз повторил он как бы сам себе с неким возмущением. После чего повернулся и обратился к молодому человеку:
   – У вас автомобиль есть?
   Тот подумал и ответил:
   – Нет.
   – А ведь он нужен вам в вашей работе! – убедительно произнес Тополянский.
   – Ну, допустим, – сказал врач, по-прежнему ничего не понимая.
   – Видишь ту вишневую «девятку» на улице?
   Молодой человек привстал со стула и сказал:
   – Да, вижу…
   – Если ты поможешь нам установить справедливость и доказать, что нас и наших избирателей обманывают, эта «девятка» будет твоей, и ты будешь обслуживать своих бабушек и дедушек моторизованным способом.
   «На мой взгляд, это слишком прямолинейно», – подумал я. Но, как ни странно, я ошибся, и вместо бурного возмущения по поводу подкупа молодой человек ответил:
   – Возможно, вы правы. Мне, видимо, следует согласиться. В конце концов, это действительно правое дело, и мои больные от этого только выиграют.
   – Конечно, конечно, – подбодрил его Гайдук.
   – Можно считать, что мы договорились? – спросил Тополянский.
   – Я прозондирую почву, как только будут результаты, я вам сообщу.
   После того как молодой врач ушел, мы восхищенно посмотрели на Тополянского. Тот сделал вид, что ничего не произошло, и вознамерился покинуть кабинет. Когда он поравнялся с дверью, я спросил его:
   – Женя, а это твоя «девятка»?
   – Нет, – ответил Тополянский. – Я вообще не знаю, чья она.
   – А как же ты собираешься ее отдавать?
   – Как-как? – посмотрел он на нас как на дураков. – Жора купит ему какую-нибудь, такого же цвета. Причем не важно, какого она года. Я же не обещал ему, что она будет новая…
   И вразвалочку вышел в коридор.
   Второй клиент появился уже в полдвенадцатого, когда я уже начал нервничать, так как мне пора было отчаливать к Мамочке за девочками. Это был невысокий коренастый мужчина в сером потертом пиджаке и галстуке, который он, видимо, носил всю свою жизнь. Войдя в комнату, он снял шляпу и стал выжидательно смотреть. Я подумал, что с этим лучше поговорить Гайдуку. «Девяток» на всех не напасешься.
   После того как Гайдук изложил ему всю информацию, мужчина со скептическим выражением лица поковырялся в ухе, после чего скрестил руки на груди и спросил, глядя в упор на Гайдука:
   – А что я с этого буду иметь?
   Гайдук оказался неоригинален и пошел по проторенной дорожке, спросив:
   – У вас есть автомобиль?
   Мужчина поразмышлял и сказал:
   – Нету.
   Я подумал, что, видимо, сделка состоится, и покинул их.
   Вместе с Тополянским и двумя охранниками мы прибыли к Мамочке ровно в двенадцать. Когда я вошел в квартиру, меня охватило некоторое смущение. Такого обилия и разнообразия бойцов постельного фронта на квадратный метр площади увидеть можно не каждый день. Должен сознаться, тут было на что посмотреть. Рита постаралась и выбрала достойные мужского внимания экземпляры. От неожиданности я даже забыл поздороваться. Впрочем, я тут же взял себя в руки и произнес:
   – Ну что ж, я вижу, что команда подобралась отменная. Если нам немножко повезет, у нас выгорит. Правда, Женя? – повернулся я к Тополянскому.
   Евгений меня не слышал. Видимо, случилось невообразимое: он даже забыл про свою фляжку и, раскрыв рот, смотрел на женские прелести. Я отвернулся и спросил:
   – Ну что, дамы? Сейчас вас будут группами подвозить на место событий. Думаю, вас всех уже проинструктировали по поводу предстоящей операции. Поэтому не будем терять времени.
   Я повернулся и увидел Тополянского, по-прежнему находившегося в невменяемом состоянии.
   – Женя, пойдем! Девочкам надо работать! – сказал я ему почти по-отечески.
   Он шагнул в сторону, с восторгом смотря на проходящих мимо него проституток, как маленький мальчик глазеет на военный парад. Мы рассадили девочек по нанятым машинам и отвезли в избушку. Предварительно я отдал Рыжей несколько «жучков», которые она должна была расставить в разных комнатах, для того чтобы мы могли слышать происходящее там и в случае чего прийти им на помощь.
   В час дня все войсковое подразделение было дислоцировано на театре предполагаемых боевых действий. Мы вместе с Тополянским, Вовой, Сашей и шофером притаились недалеко от избушки в невзрачном зеленом «уазике», напичканном электронной прослушивающей аппаратурой.
   Установив связь с домом, мы все закурили в томительном ожидании: удастся ли сегодня «зацепить» агитаторов Муханева. Прошло около сорока минут, в течение которых главным развлечением для Тополянского было отхлебывание коньяка из фляжки и прослушивание разговоров девиц между собой. Через час, когда мы все уже истомились, а Тополянский готов был присоединиться к начавшимся в избушке возлияниям, как один из агитаторов сообщил нам, что по улице в направлении нашей избушки движется группа из трех человек, по общему виду похожих на агитаторов Муханева. Мы тут же сообщили об этом девицам. Через две минуты на улице появились две из них, обладающие особенно притягательными фигурами. Они с незажженными сигаретами в руках вышли к калитке и стали делать вид, что о чем-то переговариваются. Когда трое молодых коротко стриженных парней поравнялись с ними, одна девица окликнула молодых людей и попросила прикурить.
   Те, раскрыв рот от изумления, не сразу нашлись, что ответить, но после некоторых размышлений пришли к выводу, что все же могут помочь девочкам, и интенсивно стали рыться по карманам. Первым справился с задачей невысокий светловолосый парнишка, который тут же перекинул руку через низкий забор и стал активно щелкать зажигалкой, которая, как назло, не зажигалась. В этот момент двое других его соратников тоже вынули зажигалки и тоже перекинули руки через забор. Им повезло больше, и девицы с наслаждением закурили, поблагодарив молодых людей за галантность. Далее, после небольшого диалога, в ходе которого, видимо, молодым людям объяснили, что девушки здесь делают и день рождения какой подруги они справляют, последовало приглашение присоединиться. Молодые люди, помявшись, не в силах были отказаться.
   – Кажется, зацепили, – сказал я Тополянскому.
   Тот в знак согласия закивал и радостно отхлебнул.
   Далее в наушниках послышался дружный девичий рев, приветствующий вошедших десантников, и «Акция» началась. Через полчаса молодой светловолосый парнишка, уже успевший «отметиться» с одной из девиц (подозреваю, что с «нимфоманочкой») в спальне, выбежал из дома и побежал в направлении соседней улицы. Через двадцать минут он явился в сопровождении еще пятерых друзей-товарищей. У нас отлегло от сердца. Пьянка развивалась по нарастающей. Еще через полчаса дом был полон десантников и проституток. Я скептически посмотрел на Тополянского:
   – А водки хватит?
   Он задумчиво сказал:
   – Не знаю… Вообще-то бутылки литровые…
   Веселье шло уже второй час, и мы уже вдоволь наслушались пьяных бредней десантников и бабского визга в гостиной, а также охов, вздохов, сопений и подвываний в спальнях. Некоторые из них были столь впечатляющи, что Саша с Вовой переглядывались между собой, словно спрашивая друг друга: «Что же с ними такое там могут делать?»
   Тополянский вслух пояснил им:
   – Что вы хотите? Ребята с «голодухи»…
   И вот, когда уже процент охов и вздохов в спальнях значительно снизился и организмы молодых десантников были освобождены от переизбытка сперматозоидов и одновременно насыщены алкоголем, Рыжая бросила клич:
   – А не пойти ли нам погулять на свежий воздух?
   Исходя из того, что я понял, некоторые уже не могли этого себе позволить, но большинство ответило «да». Через пять минут из дома вывалилась пестрая толпа молодых людей, которая с воплями и криками перешла от фазы пьянки к фазе гулянки. В сгущающихся сумерках раздался клич одного из пьяных агитаторов: «Муханева в депутаты!», который был радостно поддержан визгом проституток.
   Толпа с песнями, переходящими в пляски, двинулась в направлении нашего «уазика». Мы затаили дыхание, когда молодежь поравнялась с машиной. Ничего страшного, однако, не произошло, за исключением той досадной мелочи, что двое курсантов остановились и помочились на колеса автомобиля.
   Мы с облегчением вздохнули, когда они ушли. Я включил рацию и произнес:
   – Клиенты созрели. Готовьте дичь.
   Еще вчера Тополянский договорился с нашими агитаторами из местных жителей, которые наивно согласились за скромное вознаграждение не согласиться с пьяными десантниками по поводу того, что генерал Муханев – самый лучший кандидат. На перекрестке улиц двое наших агентов и поджидали десантников. Мы нервно ожидали результатов их беседы, и в конечном счете они поступили. Через пять минут нам сообщили, что драка идет полным ходом. Десантники, «отметелив» этих двух наивных малых, навлекли тем самым на себя бурю недовольства аборигенов оврага. Из соседних домов на помощь пострадавшим выскочило несколько мужиков, и начался новый этап в агитационной работе. Еще через десять минут мне сообщили, что побоище принимает угрожающий характер. К несчастью, есть жертвы с нашей стороны. Двоим проституткам поставили фингалы под глазом, а об одну из них сломали заборную жердь. Я представил себе, как тяжело приходилось основным участникам саммита.
   Я подумал, что пора пускать в ход официальные структуры, и, набрав «02», сообщил по сотовому о происходящем в местное отделение милиции. Еще через десять минут с воем и мигалками подъехал милицейский «уазик». Этих сил, однако, оказалось недостаточно, поскольку ментов «замесили» тут же. Потребовалось прибытие подразделения ОМОНа, чтобы прекратить драку и доставить участников событий в милицию.
   Когда наконец курсантов увезли, мы тронулись с места по направлению к штабу. По пути мы встретили нескольких спрятавшихся от милиции в закоулках девиц. От них мы узнали, что забрали троих. Среди них была Рыжая. Внутренне я был спокоен, так как она знала, что надо говорить.
   Поздним вечером, когда давшие показания проститутки были отпущены из милиции домой, курсанты – отправлены в медвытрезвитель, а журналисты из несимпатизировавших Муханеву изданий уже вовсю обдумывали эпизоды статей о происшедшем, я наконец вернулся домой с чувством выполненного долга.
   Перекусив на скорую руку, я подсел к Приятелю и рассказал ему о прошедших событиях. Приятель сообщил, что, по сведениям из центрального компьютера облУВД,
   ЭПИЗОДУ В ОВРАГЕ ДАН ОФИЦИАЛЬНЫЙ ХОД, НЕСМОТРЯ НА ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ МУХАНЕВА. ОЖИДАЕТСЯ БОЛЬШОЙ СКАНДАЛ. ПОЗДРАВЛЯЮ!
   – СПАСИБО, – прочувствованно ответил ему я.
   ЕСТЬ ИНТЕРЕСНАЯ ИНФОРМАЦИЯ! – прервал он меня.
   – МОЖЕТ БЫТЬ, ЗАВТРА? – спросил я.
   ЗАВТРА ЕЮ НАДО УЖЕ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ! – ответил он и продолжил:
   ПОЛГОДА НАЗАД СО СКЛАДОВ ТАРАСОВСКОГО ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНОГО УЧИЛИЩА БЫЛИ ПОХИЩЕНЫ ЧЕТЫРЕ ПРОТИВОТАНКОВЫЕ МИНЫ ОБРАЗЦА 1970 ГОДА. НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО ФАКТ ПОПАЛ В МИЛИЦЕЙСКИЕ СВОДКИ, ШИРОКОЙ ОГЛАСКИ ОН НЕ ПОЛУЧИЛ. ОБ ЭТОМ ЗНАЛИ НЕСКОЛЬКО ВЫСШИХ ЧИНОВ УЧИЛИЩА И МИЛИЦИИ.
   – НУ И ЧТО? – спросил я его.
   ВЧЕРА БЫЛИ ПОЛУЧЕНЫ РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКСПЕРТИЗЫ ВЗРЫВНОГО УСТРОЙСТВА, ИСПОЛЬЗОВАВШЕГОСЯ ДЛЯ ВЗРЫВА ПУТЕПРОВОДА В БОРИСЫЧЕВОМ ОВРАГЕ. МИНА, ИСЧЕЗНУВШАЯ СО СКЛАДОВ УЧИЛИЩА, И МИНА, КОТОРОЙ БЫЛ ВЗОРВАН ПУТЕПРОВОД, – ИДЕНТИЧНЫ…
   После чего Приятель через лазерный принтер выдал мне копию заключения милицейских экспертов.
   – Ни фига себе, – произнес я вслух.
   Ознакомившись с заключением экспертов, я подумал, что, похоже, соперников станет меньше.
   Утром следующего дня мы сидели в большой комнате, и Гайдук, уже имевший к этому времени информацию, сообщал нам о последствиях вчерашних событий. Он сказал, что милиция возбудила дело по факту хулиганства, дебоширства и нарушения общественного порядка в отношении пятнадцати десантников. Но поскольку серьезных последствий не наблюдается, им максимум грозит административный штраф в размере десяти минимальных окладов с каждого. Генерал постарался выгородить своих бойцов, столь сильно подставивших его.
   – Хорошо бы генералу найти человека, сумевшего бы выгородить его, – с некоторой долей помпезности заявил я.
   Все удивленно вытаращились. Я, вдосталь насладившись всеобщим вниманием, поведал собравшимся информацию о мине. Она произвела должный эффект: все были удивлены и обрадованы одновременно.
   – Ну что ж, – сказал, потирая руки, Ершевский, – полагаю, что господину Гайдуку и господину Марееву стоит наведаться к Муханеву и убедить его не делать опрометчивых шагов.
   Посовещавшись с Гайдуком о системе аргументов, которые будут представлены Муханеву, мы созвонились с его адъютантом и попросили назначить нам аудиенцию. Спустя некоторое время он ответил, что нам можно приехать сегодня в четыре пятнадцать.
   Мы опоздали на десять минут, на что нам попенял пунктуальный адъютант, представившийся капитаном Комариным. Он сказал, что генерал ждет в своем кабинете, и повел нас по коридорам училища. Открыв дверь в приемную, он попросил нас еще немного подождать. Через две минуты дверь кабинета открылась, и мы наконец вошли.
   Мы оказались в просторном помещении, где у противоположной двери стены на красном ковре стоял стол с зеленым сукном, за которым восседал генерал. Он представлял собой невысокого, крепко сбитого мужчину лет пятидесяти с маленькими глазками-угольками и волевым раздвоенным подбородком. Муханев с гордой осанкой сидел в кресле, даже не встав нам навстречу. Мы подошли к столу и уселись напротив генерала в два кресла с высокими спинками.
   – Добрый день, – плавно начал Гайдук.
   – Здравствуйте, – сиплым голосом ответил генерал. – Что вас привело ко мне?
   Гайдук после секундного раздумья ответил:
   – Видимо, желание договориться.
   – Нам не о чем договариваться, – отчеканил генерал, горделиво задрав раздвоенный подбородок.
   – Если вы нас послушаете, – вежливо заметил Гайдук, – то, скорее всего, придете к выводу, что есть о чем…
   Генерал взял со стола пачку «Мальборо» и закурил:
   – В таком случае, я весь внимание.
   – Господин генерал, на мой взгляд, вы переусердствовали в своей агитационной работе. С самого начала кампании мы удивлялись, что такой солидный человек, как вы, может использовать агитацию с приемами и методами, которые, на наш взгляд, несовместимы с общепринятыми нормами приличия. Меня давно уже не удивляют социологические опросы, проведенные среди курсантов вашего училища, результаты которых смог бы предсказать даже слабоумный, но, извините меня… идти на прямое вранье, использовать подчиненных вам мальчишек как агитационных работников, заставлять их врать, что не кто иной, как Муханев, строит общественный туалет и реконструирует водоканализационную систему района!
   – Прекратить говорить херню! – скомандовал генерал, постучав двумя пальцами с зажатой между ними сигаретой по столу, отчего пепел слетел на зеленое сукно. Заметив это, генерал начал интенсивно сдувать на нас пепел и чистить испачканное место.
   Пока генерал наводил чистоту на столе, Гайдук достал из папки сегодняшний номер «Живи и богатей», где подробнейшим образом была описана вчерашняя «Акция».
   – Здесь все написано, – Гайдук бросил газету на стол. – Впрочем, я думаю, что вы уже читали и нашу газету, и другие… Не сомневаюсь, что есть у вас информация и из УВД.
   Генерал бросил взгляд на статью и отшвырнул газету в дальний угол стола.
   – Это все чушь собачья! Я не верю ни единому слову! Откуда, черт возьми, мои парни взяли столько водки, чтобы так нажраться?
   – Кто же их знает? – недоуменно улыбнулся я. – Кто ищет – тот всегда найдет.
   Гайдук сказал:
   – Пишут, что они попали на какую-то вечеринку с девушками и зависли там…
   – Откуда взялись эти б…ди?! – заорал генерал.
   – Ну мы-то откуда знаем? – пожал плечами Гайдук. – Они там что-то праздновали. А потом они вместе, десантники и, как вы изволили выразиться, б…ди, пошли агитировать за вас население района. В чем несколько переусердствовали, набив физиономии местным жителям. Все это документально подтверждено…
   – Ну и что из этого? В конце концов, они молодые ребята, – начал генерал умиротворенным тоном отца-наставника. – Там были молодые девчата, они немножко посидели, слегка выпили… Зачем из-за этого шумиху-то поднимать?
   – Собственно, шумиху подняли курсанты, отмутузив местное население… – сказал Гайдук.
   – А что вы, собственно, от меня хотите? – резко прервал его генерал.
   – Мы пришли вам предложить снять свою кандидатуру с выборов, – Гайдук выразительно посмотрел на генерала в упор.
   Генерал в ответ зло воззрился на нас своими глазами-угольками:
   – Вы что, ох…ли? С какого это перепуга? Да, мне нанесли серьезный удар, раздув из вчерашнего эпизода черт знает что. Я признаю это со всей военной прямотой. Но также я хочу сообщить вам, что намерен бороться до конца и другого пути у меня нет!
   – Я не советовал бы вам это делать, – сказал я. – Во всяком случае, вы сэкономите много средств и сил…
   – Что вы имеете в виду?
   – Если к информации о художествах ваших агитаторов добавится еще и вот это, – я кинул на стол несколько листков, – описанное не менее красочно, ваши шансы на выборах будут сведены к нулю. А репутация сильно пострадает.
   Генерал тупо уставился на листки:
   – Что это?
   – Первая бумага – заключение экспертизы по факту взрыва на путепроводе в Борисычевом овраге. Вторая – сводка МВД, в которой говорится, что со склада вашего училища похищены четыре мины, полностью идентичные той, которая взорвалась на мосту.
   Генерал Муханев, взяв в руки листки, отодвинул их от себя подальше, так как, видимо, страдал дальнозоркостью. Несколько секунд он пытался рассмотреть текст, но безуспешно. После чего он не выдержал и отодвинул ящик стола, из которого достал очки. Нацепив их низко на нос, он наконец смог разобрать содержащуюся в бумагах информацию. Он высоко вскинул голову, чтобы рассмотреть нас сквозь очки, и спросил:
   – Откуда это у вас?
   – Не важно, – ответили мы дружно.
   Он снова углубился в чтение и, наконец, уяснив всю ситуацию до конца, пробурчал себе под нос:
   – Вот где они всплыли…
   Он бросил листки на стол и устало снял с носа очки. Он еще раз посмотрел на бумаги и на глазах превратился из бравого генерала в обыкновенного старого хрыча, перед которым стоит проблема вроде той, где можно достать молока для внука. Выйдя из оцепенения, охватившего его, он все же поднялся и постарался принять горделивый вид:
   – Ну что ж, я полагаю, – начал он дрогнувшим голосом, – что это сражение мы проиграли, и мне остается лишь один выход…
   Он выпятил вперед свой двойной подбородок, посмотрев на нас, сидящих, свысока.
   – Я прошу вас подождать меня в коридоре одну минутку…
   Мы с Гайдуком удивленно переглянулись, но решили не противиться и молча вышли в коридор. Сидевший в приемной адъютант поднялся проводить нас к выходу, но его остановил звонок по внутреннему телефону. Выслушав то, что ему сказали, он положил трубку и сказал нам:
   – Присаживайтесь.
   Мы уселись на кожаный диван и стали напряженно ожидать развития событий. «Неужели старый хрен решил поиграть в гусаров и пустить себе пулю в лоб?» – пришла мне в голову шальная мысль. Аналогичные мысли, видимо, пришли в голову Гайдуку, который даже слегка пригнулся, ожидая выстрела за стеной. Но его не последовало…
   Последовало явление самого генерала Муханева в приемную. С величественной и гордой осанкой он встал перед нами, держа в руках листок бумаги. Бодро посмотрев сначала на меня, потом на Гайдука, он энергично произнес:
   – Товарищи! Поздравляю вас с желанным результатом. Я подумал и пришел к выводу, что, учитывая сложившуюся ситуацию и случившееся с моими подопечными, я не имею морального права продолжать предвыборную кампанию и считаю своим долгом все свои усилия приложить к улучшению дисциплины и порядка во вверенном мне училище. Вот мое заявление, в котором я изложил свою позицию и в котором я письменно отказываюсь от участия в предвыборной кампании.
   «Браво, гусар!» – захотелось крикнуть мне и расцеловать его. Нечего тратить патроны, когда с боеприпасами и так туго! Вот она, подлинная офицерская честь! Ни единого пятна на мундире…
   Гайдук принял из рук Муханева его заявление, дотошно перечитал его и кивнул мне.
   – Все нормально, – сказал он.
   Мы пожали генералу руку и покинули его вотчину. Через два часа мы уже пили во славу победы над полководцем Муханевым и его бравыми бойцами агитационного фронта. Во время очередного тоста, произнесенного Ершевским, в кабинет вошел охранник Миша и сказал:
   – К вам пришел врач…
   – А мы еще до этого не допились, – сказал как всегда нашедшийся первым Тополянский.
   – Это участковый врач, – пояснил Михаил. – Он говорит, что у него есть интересующая нас информация.
   – А какой из них? – нетвердым голосом спросил Гайдук.
   – Тот, что помоложе.
   – А что мы ему пообещали? – спросил Ершевский.
   – Автомобиль, – ответил Тополянский.
   – Покататься? – глядя на него, заплетающимся языком спросил Георгий.
   – По-моему, мы обещали подарить, – начал вспоминать Женя.
   – Ой, бля-я-я, – совсем по-тополянски поморщился Ершевский и налил себе водки. – А кто его будет принимать? – задал он вопрос, после того как опрокинул стакан.
   Все стали смотреть друг на друга. Самым трезвым выглядел Чернобородов, но Адриана почему-то решили не посылать.
   – Я думаю, Гайдук и Мареев, – сказал Тополянский.
   Мы с Гайдуком встали и нетвердой походкой направились в зал, где нас ожидал молодой медик, страстно желающий влиться в армию автомобилистов. Юноша без всяких преамбул перешл к делу и сообщил нам, что у двух его подопечных старушек уже побывали группы агитаторов Пальцева и в обоих случаях намекали на возможность прямого денежного поощрения в случае голосования за их кандидата. Прозвучали также тактичные намеки на возраст старушек и возможность воспользоваться в будущем услугами предприятия, которое кандидат в данный момент возглавляет.
   – Хорошо, что он не пообещал похороны у Кремлевской стены. В этом случае они вряд ли стали бы на нас работать, – заметил я.
   Врач заверил нас, что старушки предупреждены и готовы сотрудничать. Поскольку очередные визиты агитаторов ожидаются завтра, за два дня до начала предварительного голосования, необходимо срочным образом провести организационную работу. Мы с Гайдуком тяжело вздохнули:
   – Давайте завтра в семь в офисе.
   Не успели отправить молодого человека восвояси и присоединиться к увеселительному мероприятию, которое явно набирало обороты, как нам сообщили о прибытии второго нанятого нами агента-медика.
   – А что мы пообещали этому? – икнув, спросил Ершевский. – Тоже автомобиль?
   – Да, оригинальностью мы не блистали, – сказал я.
   – Охренеть можно… – прокомментировал Ершевский и снова налил. – А где же мы их все возьмем?
   – Свой отдашь, – отозвался Тополянский.
   – А на чем же я буду на работу ездить? – недоуменно спросил пьяный Ершевский.
   – На трамвае, – тут же ответил Женя. – Как все депутаты. Они должны быть вместе с народом. Жора, ты же хочешь в депутаты?
   – Да, – кивнув головой, отверил Георгий. – Очень… Но на трамвае ездить не очень… хочу. Можно сказать, совсем… не хочу.
   – А придется, – стал подзуживать его Тополянский.
   Ершевский, уткнувшись в Женино плечо, заплакал от безутешного горя.
   – Ну, не ссы… Все будет нормально, привыкнешь… – приговаривал Тополянский, поглаживая Георгия по голове. – А не хочешь – давай прекратим все это и не будем избирать тебя депутатом.
   – Нет! – заорал Ершевский, отрываясь от плеча. – Придется ездить на трамвае. Или купить себе «Запорожец»…
   – Кстати, кажется, именно эту модель мы и пообещали нашему второму медику, – вставил Гайдук с ударением на букве «о» в слове «модель».
   – Нет, точно был «Москвич»… Четыреста двенадцатый… – высказал свое мнение Столяров.
   – Ладно, потом разберемся, – сказал Гайдук, вставая из-за стола.
   Я, как мог, продефилировал за ним.
   Увидев нас, ожидавший в коридоре медик скептически прищурился. Немного погодя он сообщил, что у него есть несколько старушек и старичков, которые готовы поучаствовать в антипальцевской операции. Мы поблагодарили его за проделанную работу и назначили встречу также на семь часов утра завтра.
   Я собрал остатки сил, созвонился со своим знакомым и договорился насчет электронной аппаратуры, на сей раз видеозаписывающей. Он сказал, что все понял и завтра в семь будет во всеоружии. Кроме того, он поинтересовался насчет моего самочувствия. Я заплетающимся языком выговорил, что очень много работаю и в силу этого очень устаю. После этого я решил, не прощаясь, по-английски, отправиться домой с помощью Михаила, который подвез меня и пообещал завтра заехать в шесть утра.
   Едва добравшись до постели, я мигом уснул. Проснулся я лишь без пятнадцати шесть утра от звонка по сотовому: Миша предупреждал, что выезжает за мной. Проглотив по-быстренькому чашку кофе, я отправился в офис, где застал помятые физиономии моих коллег по агитационной работе. Единственным радостным исключением был Дима Столяров, на внешнем виде которого не отразились ни вчерашние возлияния, ни сегодняшний ранний подъем. Чуть хуже выглядел Тополянский, который к этому времени уже успел опохмелиться. Развалившийся на диване Веселов вяло объяснял жене по сотовому, почему он не ночевал дома, заливая ей полные баки по поводу бессонной ночи в типографии, где печатались листовки и верстался экстренный номер газеты «Живи и богатей». Не было лишь Ершевского, который отсыпался у себя в кабинете.
   Разделившись на группы, мы отправились по нашим старушкам-благожелательницам. Если выражаться точнее, в наличии были две старушки и один старичок. Пока мы с Гайдуком беседовали с каждым из них – о жизни, делах и, естественно, о здоровье… – технический персонал осматривал помещение на предмет установки скрытой видеокамеры. Наконец все было готово для приема «гостей», включая стариков, которые были подробно проинструктированы насчет того, на какую кнопку им надо нажать, чтобы включить камеру. Оставив в машине неподалеку от места предполагаемых событий Сашу и Вову вместе с моим приятелем в качестве технического консультанта, мы отправились обратно в офис.
   В томительном ожидании прошел весь день. К пяти часам подъехал «БМВ» с охранниками. Нервы у нас были на пределе, и мы кинулись к ним с расспросами:
   – Ну?..
   Александр молча протянул две видеокассеты. Все члены штаба тут же кинулись к видику. Просмотр занял полчаса, после которого я с облегчением вздохнул: «Кажется, попались, голубчики…» На одной из видеопленок была запечатлена группа агитаторов, которая в беседе с бабушкой конкретно предлагала в случае голосования за Пальцева бесплатные похороны со всеми прилагающимися к этому мероприятию аксессуарами в виде мраморной надгробной плиты, ограды и поминального обеда на пятьдесят персон. На второй видеопленке был зафиксирован факт прямого подкупа в виде выдачи избирателю пятидесяти тысяч рублей на лекарства с условием, что старик проголосует за Пальцева. В обоих случаях избиратели написали заявления с просьбой о голосовании на дому. Как пояснил нам Гайдук, в этом случае легче контролировать подкупленных избирателей. После небольшого совещания была дана команда размножить видеокассеты в нескольких экземплярах и принять меры по тщательному их хранению. С курьером пакет с видеокассетой был отправлен в избирательный штаб Пальцева.
   Одновременно Гайдук связался со своим коллегой в штабе Пальцева и сообщил ему о том, что, если возникнут какие-то вопросы по полученной видеоинформации, ему надлежит связаться с нашим штабом в течение вечера.
   После того как «бомба» была запущена, все разошлись по своим кабинетам и принялись нервно ожидать развязки событий. Оставшиеся в большой комнате во главе с Тополянским и Столяровым намеревались скрасить томительное ожидание испытанным способом – принятием спиртного вовнутрь. Однако их намерение столкнулось с категорическим «нет» Ершевского, который сказал, что сегодня необходимо иметь трезвую голову на плечах. К семи часам, когда ожидание стало нестерпимым, в кабинете нашего кандидата раздался телефонный звонок.
   – Звонили из штаба Пальцева и сказали, что сейчас выезжают, – сообщила нам секретарша, положив трубку.
   – Кто звонил? – заорал на нее Ершевский. – Кто выезжает? Сколько раз тебе можно говорить, чтобы звонящий представлялся!
   Секретарша попыталась объяснить, что у нее не было возможности это спросить, так как на том конце провода сразу бросили трубку. Ершевский не захотел ее слушать и продолжал орать, что, если будет продолжаться этот бардак, он всех уволит к чертовой матери. Его, как мог, пытался успокоить Гайдук, но не слишком успешно.
   Ожидание людей, которые должны были приехать от Пальцева, продолжалось двадцать минут, и расстроенная секретарша уже успела успокоиться. Наконец к подъезду «Корабля Иштар» подъехала черная «Волга».
   – Вот и гости пожаловали, – сказал Гайдук, глядя в окно. – Лично Пальцев с папой-юристом и начальником штаба Капитоновым.
   Я подумал и сказал:
   – Видимо, разговор будет откровенным. Надо прихватить диктофон.
   – Да, это было бы разумно, – согласился Гайдук, и мы отправились встречать гостей.
   Гости были радостны и приветливы. Мы ответили им тем же и проводили в большой зал, где их бурно приветствовали Тополянский и Столяров, которые все же сумели тайком скрасить свое ожидание, и сдержанно-сухой Яровой. Позже появились и Ершевский с Джаванидзе.
   Все расселись за столом для совещаний. Первые секунды встречи все напряженно улыбались друг другу. Вдруг лица сделались очень серьезными. Первым заговорил Пальцев-младший, кандидат в депутаты. Он с ухмылочкой произнес:
   – Мы сегодня получили интересный видеофильм производства безымянной киностудии. Должен сказать, что он нас сильно позабавил – все это весело, даже интересно. Я как-то не ожидал, что люди могут заниматься такой ерундой во время выборов, как будто им делать нечего.
   По мере того как монолог развивался, тон Пальцева перешел от мягкого к злобному. Он вообще производил странное впечатление: с первого взгляда его можно было охарактеризовать как человека-улыбку – он был высок, молод, кучеряв, респектабелен, пожимая руку, он весь прямо-таки светился. На ум приходило явное несоответствие его радужной внешности его непосредственному занятию, связанному отнюдь не с самой светлой стороной человеческого бытия. Однако когда речь заходила о вещах, затрагивающих его интересы, он производил впечатление человека на редкость жесткого, безапелляционного и способного пойти до конца. В этом смысле его занятия (подразумевающиеся гробы и кресты) навевали дурные ассоциации.
   – В общем, – сказал он, – я думаю, что этот видеофильм – фигня, на которую не стоит обращать внимание. Я не понимаю, что вы хотели сказать, прислав его мне.
   – Раз это фигня и на нее не стоит обращать внимания, то что же вы делаете здесь, господа? Или вы просто зашли узнать о здоровье нашего кандидата? – в ответ произнес Гайдук. – У нас как раз противоположное мнение. Это не шутка и не фигня, как вы изволили выразиться. Это серьезнейшее нарушение закона, за которое полагается уголовная ответственность.
   – Бросьте вы нас пугать! – хриплым голосом заявил начальник штаба Капитонов.
   – Вы же прекрасно понимаете, – снисходительно начал Пальцев-старший, – что эти записи ничего вам не дают. А за провокации и шантаж уже вы будете нести уголовную ответственность. Поговаривают, что господин Муханев, столь скоропостижно покинувший избирательную кампанию и сделавший это сразу после вашего визита к нему, стал жертвой шантажа.
   – Вы хоть понимаете, что вы говорите здесь при свидетелях? – угрожающе спросил Ершевский. – Вы что, обвиняете нас в шантаже? Мы подадим на вас в суд, и вы будете нести ответственность по всей строгости закона.
   – Ну зачем же так сурово? – папа Пальцева сменил тон на более примирительный. – Никого я в шантаже не обвинял. Я говорил, что ходят слухи, а ваши люди, видимо, случайно оказались в приемной, когда генерал подписывал заявление.
   Я подумал, что надо сообщить бравому гусару Муханеву о том, что в его хозяйстве полная беда. Мало того что склады боеприпасов в училище разворовываются, а десантники пьянствуют с проститутками, его личный адъютантишка, похоже, «стучит» на своего босса в противоборствующую команду. Во время написания заявления, кроме нас с Гайдуком и генерала с адъютантом, никого больше в приемной не было.
   – Что же касается уголовной ответственности, – продолжил Пальцев-младший, – я полагаю, что ее будут нести те, кто состряпал эту фальшивку, чтобы очернить доброе имя кандидата в депутаты.
   – А вот мы и выясним, кто эти люди, дававшие взятки, называя имя конкретного кандидата, совершавшие прямой подкуп населения, – сказал Гайдук. – Именно они и будут нести уголовную ответственность по всей строгости нашего закона. Кстати говоря, если этих людей по каким-то причинам уберут куда-либо или они исчезнут, воспользовавшись услугами агентства, которое возглавляет этот кандидат, я думаю, места их прежней работы восстановить будет несложно. Кроме этих видеоматериалов, есть еще несколько аналогичных, которые мы пока решили не показывать широкой общественности. Так что если этот кандидат будет прятать и устранять подставившихся людей, ему придется устранить всех. Он же не знает, кого удалось заснять…
   – И все же это шантаж и нарушение закона! – произнес Ярослав Пальцев-младший. – И за это придется отвечать!
   – А подкупать население – это не нарушение закона? – тут же возразил Ершевский.
   – В чем подкуп-то? Уж и старушку пожалеть нельзя! – воскликнул Капитонов.
   – Да ладно, жалостливые какие! – не выдержал Тополянский. – Я еще понимаю, окорочка куриные из жалости раздаются. А водярой избирателей потчевали тоже из чувства гуманизма?
   – А что здесь плохого? Да, наш штаб раздавал окорочка и водку. Но это было сделано без всяких условий, это была просто материальная помощь населению, – заметил Святослав Пальцев-старший.
   – Я так и понял, – кивнул Тополянский. – Говорят, что одной бабке при раздаче не досталось окорочков, и она взяла пару новых джинсов.
   – Ну и что? Надо же ей в чем-то в огороде ковыряться! – резонно возразил Капитонов.
   – Да вы-то сами! – гневно воскликнул Пальцев-сын, – Додумались, блин… Гераклы хреновы… Здоровенный сортир решили в овраге построить! Как же, ждите, будет вам бабка из своего огорода туда за тысячу рублей бегать!
   Капитонов громко заржал, а Пальцев-отец снисходительно усмехнулся. Наша команда изо всех сил сохраняла серьезный вид.
   – Надо же… Это… Поднимать… Гигиену района, – как бы оправдываясь, заметил Дима Столяров.
   – Вы ничего не понимаете! Вы мыслите отжившими стереотипами! Мы строим не сортир, а дворец гигиены! – гордо заявил молчавший доселе Чернобородов.
   – Да на х… он кому нужен? – продолжали смеяться Пальцевы.
   – Ничего здесь смешного нет! – надменно произнес Ершевский. – Надо поднимать культуру нации, начиная с самого элементарного.
   – К тому же, – продолжил Гайдук, – мы не только фекалиями занимаемся. Мы реконструировали путепровод через овраг.
   – По принципу: сами взрываем – сами чиним? – ехидно спросил Пальцев-младший.
   – Это ложь и провокации! – завопил Гайдук. – Мы подадим на вас в суд! За клевету!
   – Ну-ну, – примирительно заговорил Пальцев-старший. – Я думаю, это шутка… Просто этот взрыв многим показался странным и непонятным. То чинят, то взрывают…
   – Короче! – неожиданно прогремел голос Тополянского. – Мы считаем, что кандидат, допустивший в своей кампании нарушения закона и морали, недостоин баллотироваться в депутаты и должен сойти с дистанции.
   Пальцевы и Капитонов резко прекратили веселье и уставились на Ершевского. Он посмотрел на них и сказал:
   – Я думаю, для того чтобы сохранить кандидату доброе имя, мы могли бы пойти на некоторые нарушения… и не давать материалам официальный ход. Я думаю, что это максимум того, на что мы можем пойти.
   Все, затаив дыхание, посмотрели на Пальцевых. Младший из них молчал, теребя запонку на своей рубашке. После некоторых раздумий он переглянулся с папой, посмотрел на Ершевского и сказал:
   – Я надеюсь, вы понимаете, какие силы стоят за этим кандидатом. Вы также должны понимать, что эти силы не допустят, чтобы какие-то выскочки, строители сраных дворцов, путем подобных подставок помешали делу. Полагаю, надо приготовиться к самым серьезным последствиям.
   Возникла пауза, которую первым прервал Тополянский. Сначала он демонстративно отхлебнул из фляжки и сказал:
   – Если мы отступим, то будем полными идиотами…
   – Да, – сказал Гайдук, – мы слишком многое поставили… Нас просто не поймут наши сподвижники.
   Финальную точку поставил Ершевский, громко стукнув ладонью по столу:
   – В общем, нам отступать некуда. Мы пойдем до конца, чего бы нам это ни стоило. Так себе и уясните. План действий для нас ясен, и лишь от вас зависит, будет ли большой скандал или все закончится более-менее тихо.
   Пальцевы молча переглянулись, после чего старший из них произнес:
   – Что ж, считайте, что вы победили. Но запомните: это пиррова победа.
   Они тяжело поднялись и направились к выходу. После того как за ними захлопнулась дверь, мы еще некоторое время молча сидели. Я собрался с мыслями и первым нарушил тишину:
   – У меня есть ощущение, что мы подписали себе смертный приговор. В любом случае нам ничего не остается, как выигрывать эти выборы. В связи с этим я требую от всех присутствующих соблюдения жесточайших норм безопасности и дисциплины завтра, послезавтра и в день выборов. Я прошу быть максимально осторожными. Вполне вероятно, что даже брошенный мимо урны окурок или нарушение правил дорожного движения могут привести к самым серьезным последствиям. Полагаю, что Георгию нет смысла покидать это здание все три дня, поскольку он самая уязвимая фигура. Остальные же должны передвигаться по городу в сопровождении охраны. По телефону обсуждать только те дела, которые не несут в себе секретной информации. Несмотря на то что Пальцев, видимо, сойдет с дистанции, власти попробуют использовать его предвыборные наработки, а именно – список покойников. Надо опубликовать этот список в нашей газете завтра.
   Я вполне допускаю, что окружные избирательные комиссии уже приготовили бюллетени для проставления галочки в нужном месте. Если Пальцева не будет в числе кандидатов, там проставят или «против всех», или «за» Пасленова…
   – Кстати, как поживает Пасленов? – спросил Ершевский, обращаясь к Гайдуку.
   – Как обычно: порет чушь насчет технологичности мышления, разработки перспективных схем развития района на основе системных законов бытия. Плюс обвиняет всех в нарушении процессуальных норм. Говорят, что он отрядил целую армию наблюдателей на избирательные участки, которые готовы писать заявления о нарушениях процедуры, даже если кто-то из голосующих испортит воздух в кабине.
   – А откуда у него такие средства, чтобы набирать армию наблюдателей? – спросил Яровой. – Я слышал от его бывших сотрудников, что он с каждым стольником расстается так, как будто идет на эшафот…
   – Не знаю, наверное, мозги засрал людям, – ответил Гайдук. – Это он делать умеет. К тому же у него не такой большой объем капитального строительства, как у нас.
   – И все же, – взял слово Ершевский, – думаю, что он нам не соперник. Избирательную кампанию мы провели на достойном уровне. Путепровод отремонтирован, и, хотя туалет еще не готов к эксплуатации, я думаю, что избиратели оценили наши усилия и что наш подход к насущным нуждам горожан оказался наиболее правильным. В заключение хочу присоединиться к словам Мареева и прошу соблюдать всех в ближайшие три дня осторожность и быть готовыми к любым провокациям. Евгений, – повернулся он к Тополянскому, – в первую очередь это относится к тебе и Столярову.
   – Да мы что?.. Мы нормально… – в унисон ответили Тополянский и Столяров.
   На этом собрание закончилось, и все разъехались по домам, за исключением Гайдука и Ершевского, которые принялись составлять списки представителей на избирательных участках.
   Приехав домой, я отправился к Приятелю, чтобы рассказать ему о складывающейся ситуации, в условиях которой избирателям предстояло сделать свой выбор.
   Как я и ожидал, Приятель был немногословен. Он предупредил меня, чтобы в ближайшие три дня мы были готовы ко всевозможным провокациям. С его точки зрения, наибольшее внимание стоило уделить событиям, которые придутся на вечер семнадцатого числа – то есть непосредственно после голосования.
   Я поблагодарил Приятеля на добром слове и отправился ужинать. Не успел я закончить трапезу, как зазвонил телефон. Внутри меня что-то екнуло: «Ну вот, началось…» Однако это был всего лишь Гайдук, который сообщил, что звонили из избирательной комиссии и подтвердили снятие Пальцевым своей кандидатуры с голосования. Я принял информацию к сведению, допил чай и отправился спать. В этот момент телефон зазвонил снова. Я в шутку подумал: «А не сошел ли с дистанции еще и Пасленов?»
   Но грубый мужской голос сообщил мне совершенно иное:
   – Ну что, козел, допрыгался? Мы тебя, суку, предупреждали еще в начале выборов, чтобы ты не лез, куда не надо. Теперь-то тебе пися полная и придет!
   Я как можно интеллигентнее спросил:
   – Извините, пожалуйста, вы, видимо, по поводу лицензии? Так с ней все в порядке, я проверял.
   – Она тебе, м…ку, больше уже не нужна будет. Так что подотри ей свою жопу! Она у тебя скоро будет очень грязная… от страха.
   – Благодарю вас за предупреждение, – опять как можно более вежливо ответил я. – Хочу лишь напомнить, что я вооружен, и если вы надумаете проделать со мной что-либо дурное, как бы я от страха не отстрелил тебе яйца, вонючий козел!
   Я бросил трубку и перевел телефон в режим автоответчика. В течение вечера мне еще пару раз пытались позвонить, но каждый раз звонящий наталкивался на стандартную фразу о том, что меня нет дома. Утром я прослушал автоответчик и ничего, кроме угроз, не обнаружил.
   Явившись на работу, я застал почти весь штаб в наличии и бодром расположении духа, кроме Ярового, который позвонил и сказал, что он плохо себя чувствует. Все ему искренне посочувствовали и пожелали, чтобы он выздоровел до конца выборов. Гайдук деловито инструктировал наших наблюдателей по поводу тех или иных действий представителей избирательных комиссий. Ершевский нервничал, расхаживая по комнате и заламывая руки в ожидании каких-то серьезных потрясений. Тополянский живо рассказывал о том, как его вчера по телефону обещали кастрировать. Гайдук, прервав свои объяснения наблюдателям, сказал:
   – Главное, чтобы тебя не женили после этого на сексуальной маньячке.
   Все дружно и в то же время нервно погоготали и принялись заниматься повседневными обязанностями. Немного погодя Веселов привез свежий номер газеты «Живи и богатей» с последним призывом Ершевского к избирателям сделать достойный выбор, ограничившись прозрачными намеками, так как агитация с сегодняшнего дня была уже запрещена. Гвоздем номера был список умерших избирателей, которые числились в избирательных комиссиях как живые с целью принудить их помимо своей воли исполнить гражданский долг. К спискам прилагались пространные размышления Джаванидзе по поводу того, что голосовать до восемнадцати лет и после смерти в нашей стране запрещено законом и что «тарасовские Чичиковы» из избирательных комиссий поступили, таким образом, нехорошо.
   После обеда Гайдук сообщил, что на избирательных участках все спокойно, предварительное голосование проходит вяло и контролировать там особо нечего, так как люди Пасленова лезут во все дыры и строчат акты о нарушениях закона по поводу и без повода. День уже клонился к концу, и все настроились, что все будет нормально, как поступило сообщение от Чернобородова о том, что на одном из складов его овощехранилища произошел пожар.
   Я с двумя охранниками срочно выехал на «Поле чудес». О том, что горело овощехранилище, я узнал еще не доехав до него. Во-первых, потому что по пути с визгом и воем нас обогнали несколько пожарных машин, а во-вторых, по неповторимому аромату, которым был наполнен воздух на окружающей овощехранилище территории в радиусе одного километра.
   Мы прибыли наконец на место и отыскали там Чернобородова среди толпы пожарников и рабочих. Адриан пояснил нам, что сгорел один из складов, на котором хранились картошка и яблоки. Поскольку овощи и фрукты гореть не могли, сгорели лишь деревянный каркас здания и крыша, чем был нанесен ощутимый ущерб окружающей среде. По моим подозрениям, картошка была скорее всего прошлогодней, а яблоки были завезены еще летом. И, лишившись стен и крыши как сдерживающих факторов, складская вонь, подогретая к тому же пожаром, распространилась по окрестностям, игриво щекоча ноздри местных жителей. Масштабы экологического бедствия были таковы, что, похоже, в скорости здесь можно было ожидать пикет представителей «Гринписа». Поскольку пожарные уже справились с огнем, а присутствующая толпа принюхалась, мы сочли свою миссию выполненной, выразили Адриану соболезнования и на большой скорости удалились с места происшествия.
   Я пояснил Ершевскому, что вероятность поджога велика, так как ничего самовоспламеняющегося на складе отродясь не было. Все выразили сочувствие Чернобородову и пообещали построить новое, современное овощехранилище, если после выборов останутся деньги. Затем все решили разъехаться по домам, посчитав, что сегодня уже вряд ли что-нибудь случится.
   Дома я сообщил Приятелю о пожаре и услышал от него предостережение, что это не последний неприятный эпизод. Особое беспокойство у Приятеля вызвал Тополянский. Я принял это к сведению и решил утром еще раз напомнить Евгению о необходимости соблюдать осторожность.
   Однако сделать это мне не удалось. Утром следующего дня я узнал, что Тополянский исчез. Причем сообщил об этом Дима Столяров, явившийся в «Корабль Иштар» с фингалом под глазом и самим этим фактом повергший членов штаба в глубокое изумление. Гайдук резонно поинтересовался:
   – Дима, как это могло случиться? Ведь до твоего глаза даже достать-то не каждый может…
   Дима в пространной речи, перемежаемой междометиями и матом, пояснил, что подлое покушение на его лицо было совершено, когда он сидел в автомобиле. Из его рассказа мы поняли следующее: когда они с Тополянским ехали по каким-то делам, о характере которых Дима не стал распространяться (впрочем, в этом не было необходимости), их остановила группа молодых людей в количестве не меньше шести-семи человек. Как только Дима опустил ветровое стекло и высунул голову с вопросом: «Что господам угодно?», он получил ответ металлической трубой, которая пришлась ему аккурат по правой стороне лица. Видимо, нападавшие посчитали, что такого ответа будет достаточно для того, чтобы Дима уже не задавал больше никаких вопросов. Но они сильно просчитались.
   Дима, выйдя из машины и уже ни о чем не спрашивая, принялся проводить воспитательную работу среди молодежи. В результате этих педагогических мероприятий двое молодых людей ретировались с места событий с максимально высокой для полученных травм скоростью, еще трое были уже не в состоянии куда-либо ретироваться, и их Дима погрузил в машину и отвез в местное отделение милиции. И лишь сдав хулиганов милиционерам, он обнаружил пропажу Тополянского, который исчез из автомобиля во время драки в неизвестном направлении.
   Обзвон всевозможных злачных мест, где мог прятаться Тополянский, результатов не дал. Дома Женя также не появлялся. Все находились в напряженном ожидании самого худшего.
   Во второй половине дня позвонил Яровой, что его и без того плохое самочувствие ухудшают постоянные звонки с угрозами сделать нечто нехорошее со всей женской частью его семьи и им лично. Поэтому он вынужден держать всю семью дома и просил прислать охранника, который ходил бы в магазин за продуктами. Я как мог спокойнее объяснил Яровому, что ничего страшного не происходит, что звонят всем нам и всем обещают сделать нехорошо и даже больно. Некоторым вот уже сделали – я рассказал про Диму Столярова, но не стал пугать Ярового пропажей Тополянского. Яровой принял мои заверения в том, что всем сейчас нелегко и что охранник выезжает, несколько успокоился и даже пообещал, возможно, появиться завтра на выборах.
   Уже поздно вечером поступили известия от Тополянского: он самолично явился в штаб, смутив всех отсутствием в руке фляжки и громкой грязной матерщиной. Евгений был небрит, грязен, весь в синяках, и от него ужасно пахло.
   На недоуменный вопрос Ершевского, где он шлялся и что с ним такое произошло, что он так воняет, Евгений разразился еще более отборной матерщиной. В конце концов из его отдельных высказываний мы поняли, что в то время того как Столяров гонялся за хулиганами, двое других вытащили Евгения из машины и треснули ему резиновой дубинкой по голове. После этого он не помнил, что с ним происходило дальше.
   Очнулся он уже связанным. Его везли в автомобиле. На вопрос о том, куда его везут, ему ответили, что в сортир. «Кастрировать?» – в ужасе спросил Евгений. Похитители ответили, что не пришли на этот счет к единому мнению. Далее Тополянский с удивлением обнаружил, что здание, куда его привезли, было недостроенным дворцом гигиены в Борисычевом овраге. В одну из кабин этого достойного учреждения его и сгрузили, засунув кляп в рот и привязав к унитазу скотчем. После этого все трое сопровождавших его лиц дружно решили воспользоваться для справления малой нужды унитазом именно той кабины, в которой «засел» Тополянский. Видимо, высказывания, которые просочились сквозь кляп, были столь вопиющими даже для похитителей, что они после этого еще и отдубасили Евгения ногами. Здраво решив, что кастрировать его уже нет никакой необходимости – «такому обоссанному ни одна баба не даст!» – злодеи покинули сортир, вежливо пожелав Тополянскому спокойной ночи.
   Спокойствие к Евгению не пришло: ночью он окоченел от холода, и, если бы не большое количество спиртного в организме, он мог бы заболеть. Беспокойным выдался также и день, так как местные жители, уже начавшие пользовать недостроенный сортир, не обращали внимание на странное мычание, доносившееся из соседней кабины. Спас Тополянского какой-то алкаш, который забрел именно в его кабину. После долгих раздумий насчет того, «что бы это могло быть?», он пришел к выводу, что это человек, приклеенный к унитазу, а не унитаз причудливой формы, и неуверенными дрожащими руками освободил Тополянского от пут. За это он был тут же вознагражден, получив на пол-литра, которые затем были с успехом распиты в туалете. Любимая фляжка Евгения, как выяснилось, была приватизирована его похитителями. Распрощавшись со своим спасителем, Женя поймал попутку и, отдав водителю тройную цену, добрался до штаба.
   Все присутствующие пришли к мнению, что, во-первых, это ужасно и, во-вторых, что Тополянскому надо немедленно ехать домой переодеться. Я поискал глазами охранников, но они как сквозь землю провалились. Меньше всего повезло Михаилу, который спрятался у меня в кабинете. Я, испытывая некоторую неловкость, попросил его довезти Тополянского до дома. Михаил неуверенным тоном попытался выдвинуть альтернативное предложение съездить за вещами Тополянского и привезти их в штаб. Я решительно сказал, что Женя простудился и что ему немедленно нужно домой. Понурив голову, мой подчиненный бросился выполнять приказание.
   Я посчитал, что, если сегодня еще что-нибудь произойдет, я лучше дам себя застрелить, чем обоссать. И, проверив свой «макаров», в сопровождении Саши отправился домой.
   Ночь прошла спокойно. Наступившее вслед за ней утро даты выборов выдалось дождливым и пасмурным. Появившись очень рано в офисе, я застал там функционирующим лишь Гайдука. Ершевский еще спал в своем кабинете, а остальные еще не подъехали. Гайдук уже успел объехать и обзвонить несколько участков и сообщил мне, что выборы начались спокойно. Как обычно, первыми к избирательным урнам пришли сумасшедшие и дачники. Для первых это было праздником и раздольем, где можно было показать себя, вторые же старались как можно скорее отделаться от исполнения гражданского долга, чтобы иметь возможность отправиться закрывать дачный сезон.
   К середине дня подтянулась вся команда: залепленный пластырем Дима Столяров, переодетый Евгений Тополянский с новой фляжкой в руках, грустный Адриан Чернобородов, неожиданно выздоровевший Сергей Яровой. Последними появились Джаванидзе и Веселов. Все как-то нехотя стали потягивать кофе и переговариваться друг с другом о событиях малозначительных, стараясь не затрагивать тему выборов. Но все же о них пришлось заговорить, когда с избирательных участков вернулись Ершевский и Гайдук. Они сообщили, что голосование идет удачно и, похоже, что выборы состоялись – на большинстве участков на двенадцать часов дня явка составляла 80 процентов от необходимой. Они сообщили также, что избирательные участки активно объезжал и единственный соперник Ершевского – господин Пасленов.
   Он в сопровождении большой группы лиц, представленных им как юристов, «задвигал» избирательным комиссиям и наблюдателям речи о необходимости соблюдения всех установленных законом процедур. Пасленов сетовал на «селективность мышления» избирательных комиссий и отсутствие «унитарной точки зрения» на избирательный процесс вообще. Кроме того, кандидат грозил «судебными прецедентами» и разгромными статьями в центральной прессе в случае нарушения закона о выборах.
   Заслушав эту информацию, большинство пришло к выводу, что народ вряд ли поймет такого кандидата. По мнению Джаванидзе, новый сортир и реконструированный путепровод населению понятнее, чем системные законы и технологические схемы. На этом обсуждение темы выборов было завершено, и каждый, как мог, убивал время до вечера, занимаясь в лучшем случае рутинной работой, а в большинстве случаев – откровенно бездельничая.
   Сообщения, поступавшие с участков, не содержали ничего интересного и навевали тоску и скуку. Где-то с выносной урны была сорвана пломба, и пасленовские наблюдатели устроили огромный скандал, пообещав засадить всех членов комиссии в «тюрягу» на всю оставшуюся жизнь. Были зафиксированы также случаи требования избирателями выдачи им бюллетеней с фамилией Пальцева. Явившиеся отказывались верить, что Пальцев снял свою кандидатуру, и спрашивали что-то о бесплатных похоронах. Некоторые устраивали скандалы, так как опасались, что деньги за их оплаченные голоса могут быть потребованы обратно.
   К вечеру пришло сообщение о том, что на одном из избирательных участков представитель Пасленова написал 129 актов о нарушениях избирательной процедуры, после чего выведенный из себя председатель комиссии вознамерился было набить настырнику физиономию, но эту попытку вовремя пресек дежуривший на участке милиционер. Председателя комиссии напоили водой и отправили в комнату отдыха.
   Наконец, в семь часов пришло сообщение о том, что выборы состоялись. В одиннадцать часов начали поступать первые данные о соотношении процентов голосов за Ершевского и Пасленова. Уже по первым сообщениям стало ясно, что Георгий лидирует с огромным преимуществом. Лица присутствующих просветлели, по офису стали раздаваться смешки, Тополянский со Столяровым засобирались за спиртным и закуской.
   В три часа ночи, когда уже было известно, что Ершевский лидирует с соотношением голосов 3:1, веселье уже было в полном разгаре. Пили все. Как обычно, на халяву не отказался и я.
   В четыре часа ночи, отведя Ершевского в его кабинет и уложив его на диван, мы с Гайдуком грузно осели в кресла. Он принялся разливать кофе, как вдруг раздался звонок. Я поднялся и взял трубку.
   – Ершевского, пожалуйста, – проговорил хорошо поставленный голос.
   – А кто его спрашивает? Он сейчас несколько… – я посмотрел на лежащего на диване Георгия, – несколько занят.
   – Так пусть освободится. Это Азизов, председатель избирательной комиссии.
   Я зажал трубку ладонью и сказал Гайдуку:
   – Это Азизов.
   Тот вскочил и принялся изо всех сил тормошить Ершевского, объясняя ему суть происходящего. Георгий с трудом поднялся, подошел к телефону и взял у меня из рук трубку. Гайдук на всякий случай включил спикерфон, чтобы мы слышали разговор.
   – Мы тут посовещались… – начал Азизов. – В общем, ситуация неконкретна…
   – О чем вы? – пошатываясь, спросил Ершевский.
   – Натешился? – ответил ему вопросом чиновник. – Поиграл? Ты понимаешь, что так просто ничего не бывает? Бесконтрольных процессов мы не допустим! Ты это должен понимать…
   Ершевский еще раз покачнулся и пьяно заявил:
   – А я не по-ни-ма-ю!!
   Тут Азизов не выдержал:
   – В общем, есть три варианта. Первый – признать выборы недействительными в связи с массовыми нарушениями закона. Второй – признать выборы недействительными в связи со смертью кандидата в депутаты Ершевского. И третий – ты сейчас явишься сюда и дашь нам гарантии своей лояльности и того, что не выкинешь никаких фокусов в дальнейшем. Как ты понимаешь, пустым являться не стоит… Прихвати с собой небольшой чемоданчик…
   Ершевский резко выпрямился, при этом чуть не упав, и заорал:
   – Да вы ох…ли!
   Голос в трубке помолчал, переваривая услышанное, и наконец выдал:
   – Тогда заказывай похороны по высшему разряду. Нам всем будет тебя не хватать…
   В трубке раздались короткие гудки. Ершевский тупо поглазел на аппарат, затем положил трубку и быстро стал трезветь.
   – О чьих похоронах говорил этот м…к? – спросил он наконец.
   Гайдук посмотрел сначала на телефон, потом на Ершевского и со вздохом ответил:
   – О твоих, Жора, о твоих…
   Георгий также посмотрел на телефон и сказал:
   – Да… Вот мы и победили… Ну и что теперь делать будем?
   Честно говоря, я совершенно не знал, что делать в этой ситуации. Признать выборы недействительными из-за нарушений закона было глупо – и не из-за того, что жалко напрасно построенный сортир, а просто потому, что все ЭТО, получается, мы пережили и перестрадали зря. И нам, как последним лохам, объявили, чтобы мы засохли именно в пике нашего успеха… Поехать и присягнуть на верность губернатору? Ну, это еще более странное мероприятие. Во-первых, все равно не поверят. А если поверят, то только в том случае, если заставят вляпаться во что-то такое, чем будут шантажировать всю оставшуюся жизнь. Во-вторых, не хватит денег, чтобы привезти с собой на присягу. Остается третий вариант, но, откровенно говоря, очень жалко Жору… Мы, словно сговорившись с Гайдуком, посмотрели на Ершевского тоскливым взглядом. Я подумал, что единственное, что могу сейчас сделать для Жоры, – связаться по модему с Приятелем и попросить его помочь.
   Я сказал:
   – Подождите меня минуточку, – и отправился в маленькую комнату, где стояли компьютеры.
   Через минуту я по модему связался с Приятелем и сообщил ему вкратце о звонке Азизова, после чего спросил:
   – ЧТО ДЕЛАТЬ?
   Приятель тут же ответил:
   – НИЧЕГО. ЖДАТЬ.
   – ЧЕГО ЖДАТЬ-ТО? – спросил я. – ЗВУКА СНАЙПЕРСКОГО ВЫСТРЕЛА?
   – НЕ ЗНАЮ. ДУМАЮ, БУДЕТ ЗВОНОК ОТ ГУБЕРНАТОРА, – ответил Приятель и отключился.
   Я в недоумении вышел в большой зал, где на меня воззрились все члены штаба, включая Ершевского, который уже совершенно протрезвел.
   – Давайте подождем немного, – сказал я. – Все, что могли, мы уже сделали.
   Потянулись тяжелые минуты напряженного ожидания. Это время я коротал, рассматривая присутствующих. Столяров тупо уставился в стол, хрустя костяшками пальцев, которые трещали как автоматные очереди. Тополянский с деланным безразличием отхлебывал коньяк, причмокивая языком. Гайдук нервно ходил по комнате с заложенными за спину руками и о чем-то напряженно размышлял. Джаванидзе и Яровой пытались вести какое-то подобие светской беседы, которая явно не клеилась. Веселов положил перед собой трубку сотового телефона и крутил ее, как юлу, со скукой наблюдая за этим занятием.
   Больно было смотреть на Ершевского, который сник и как-то внутренне расклеился. Он положил на стол свои холеные руки и уткнулся в них лбом. Несвежая, помятая белая рубашка завершала общее впечатление разрухи, царящей в душе этого человека.
   Так прошло полчаса. Наконец Гайдук перестал ходить по комнате, подошел ко мне и тихо спросил:
   – Ну что? Ждать, видимо, больше нет смысла. Надо ехать договариваться. Условия теперь диктуют они.
   Я сказал:
   – Дайте мне еще один шанс. Через пять минут я дам вам ответ.
   Я уже было направился в маленькую компьютерную комнату, как в зал вбежала секретарша и крикнула Ершевскому:
   – Вас к телефону.
   – Кто? – резко встрепенувшись, спросил Георгий.
   – Губернатор, – ответила она.
   Мы всей толпой рванулись в кабинет Ершевского. Георгий включил селекторную связь и сказал:
   – Слушаю. У телефона Ершевский.
   В динамике раздался голос:
   – Это Ямцов. Губернатор… Поздравляю тебя, Георгий Михайлович, с победой… Заслуженной победой… По Коровинскому избирательному округу… Желаю тебе потрудиться на благо народа, не подвести своих избирателей, работать в тесном контакте с исполнительной властью. Интересы у нас общие.
   Ершевский несколько секунд молчал, потом наконец сказал:
   – Я ничего не понимаю… Полчаса назад звонил Азизов и наговорил бог знает что. Я был очень удивлен подобными заявлениями и…
   – Азизов? – удивленно спросил губернатор. – Сейчас, секундочку…
   В трубке помолчали несколько секунд.
   – Он здесь у меня в кабинете сидит, – продолжил Ямцов, – и говорит, что никому не звонил и понятия не имеет, о чем идет речь… В общем, ерунда это все… Шутка, наверное…
   Интонации голоса Ямцова были радостными и успокаивающими.
   – Ты же знаешь, у нас шутников много! Как напьются, так и начинают куролесить…
   И уже более серьезным тоном продолжил:
   – Надеюсь, ты понимаешь, что у нас такого быть не может…
   – Да-да, – ответил Ершевский. – Я все прекрасно понимаю.
   – Кстати, мне только что звонил президент, он в курсе всех событий, – сообщил Ямцов. – Я доложил ему, что выборы прошли нормально… Ну, в общем, еще раз с победой, удачи тебе… Если какие проблемы – заходи, всегда рад тебе помочь… Георгий…
   Губернатор вздохнул и положил трубку.
   Ершевский осторожно и плавно, как будто она была хрустальной, положил трубку на аппарат и произнес:
   – Ну, ни х… себе!
   Но его уже никто не слушал, все радостно обнимались и кричали: «Ур-р-ра!!!»
   Ко мне подошел Гайдук и, крепко пожав мне руку, сказал:
   – Спасибо.
   Я недоуменно посмотрел на него и ответил:
   – Пожалуйста…
   Все снова перебрались в большую комнату, и веселье продолжилось с пугающей силой. Гуляли все. Я же был уже не в состоянии что-либо воспринимать и отправился домой.
   Дома я первым делом пришел к Приятелю и, введя пароль, спросил его:
   – НУ? И ЧТО ТЫ ТАКОГО НАТВОРИЛ?
   Приятель ответил мне следующее:
   Я ПОЗВОНИЛ ГУБЕРНАТОРУ И ПЕРЕДАЛ ЕМУ НЕБОЛЬШОЙ ТЕКСТ ГОЛОСОМ ИЗВЕСТНОГО ЧЕЛОВЕКА.
   КАКОЙ ТЕКСТ? КАКИМ ГОЛОСОМ? – спросил я.
   В ответ из компьютерных наушников неожиданно послышался голос нашего уважаемого президента:
   – Шта у вас там творитса? Опять обасрались, понимаишь!.. У вас шта-а ни выборы – то проблемы, понимаишь… Дайте наконец чиловеку избратса!
   Дальше послышался ответ губернатора:
   – Да что вы, Борис Николаевич, все у нас нормально! Все избираются, все довольны, все будет хорошо…
   – Ну, в общим, – прервал его президент. – Смотри у меня там… У меня все, понимаишь, пад контролем! Не перегибай там…
   После этого послышались короткие гудки.
   Несколько секунд я в изумлении смотрел на Приятеля, потом пытался что-то сказать:
   – Ты… Ты… Ну ты даешь!
   Позже, поразмыслив, я пришел к выводу, что это было единственно правильное, хотя и рискованное решение. Но с меня было уже довольно. Я отключил связь и едва добрался до дивана.
   Проснулся я от долгих и нудных звонков в дверь. С трудом поднявшись, я посмотрел на часы – было шесть вечера. Видимо, я проспал часов двенадцать. Пошатываясь, я дошлепал до двери, открыл ее и увидел на пороге улыбающегося Тополянского, который держал в руке ящик пива под названием «Гиннес».
   Тополянский прошел в прихожую и спросил:
   – Ну что, жив-здоров?
   – Не знаю, – честно ответил я.
   – Сейчас выясним, – успокоил меня Тополянский.
   Через двадцать минут на столе уже стояли несколько открытых бутылок пива и обильная закуска. Мы не успели осушить по бокалу, как снова раздался звонок в дверь. Открыв ее, я впустил в прихожую Столярова с Веселовым. В руках каждого из них также были пакеты с едой и выпивкой. Еще через десять минут в дверь позвонили Джаванидзе с Яровым. Эти, правда, ничего не принесли из спиртного и съестного, но оговорились, что они ненадолго. Не успели они сесть, как в дверь позвонили. На сей раз в комнату вошли Ершевский с Гайдуком, принесшие мартини и коньяк. Апофеозом вечера стало явление Адриана Чернобородова с двумя корзинами: в одной из них были на удивление свежие фрукты, в чем постарался убедиться каждый из присутствующих, в другой же, как впоследствии выяснилось, находился большой пакет с жареным картофелем. Чернобородов поведал, что худа без добра не бывает – во время пожара на его овощехранилище ему пришла в голову мысль (видимо, нанюхался, бедняга!) организовать на месте сгоревшего склада цех по производству жареного картофеля. Адриан принес нам образцы продукции, которая выпускается на аналогичных производствах. Его дружно поздравили и принялись продолжать праздновать победу.
   Наконец, когда веселье уже близилось к концу, слово взял Ершевский. Он начал с того, что в его победу все вложили максимум усилий и немало средств. Но особо он хочет поблагодарить за победу «выдающегося человека, обеспечившего нашу безопасность во время избирательной кампании от начала до конца».
   – Уверен, не будь на этой ключевой должности Валеры, человека еще месяц назад нам почти незнакомого, не видать нам нашей победы как пузатому своих яиц, – позволил себе Жора некоторую вольность.
   Эта метафора очень пришлась по душе Тополянскому, который завопил:
   – Браво!
   Его дружно поддержал хор собравшихся. Я подумал: «Жаль, что Приятель в соседнем помещении не может этого слышать, так как в полной мере заслужил эту высокую оценку». Я встал и скромно произнес:
   – Спасибо.
   Утро выдалось дождливым. Моросящий мелкий дождь облепил оконное стекло пузырьками, отчего на дворе ничего нельзя было разглядеть. Да и глядеть-то особо не хотелось, так как пейзаж был безрадостным. Я уже третий день скучал от безделья, валяясь на диване с книжкой и забавляясь компьютерными играми с Приятелем.
   Я прошлепал на кухню, выключил вовсю свистевший чайник и налил себе кофе. Сделав бутерброд с ветчиной, я включил радио, передававшее в этот момент последние новости. Диктор озвучил кучу разной совершенно неинтересной мне туфты, среди которой я выловил информацию о том, что вчера в областной Думе состоялось пленарное заседание, на котором недавно избранный председателем думской комиссии по культуре, образованию и спорту Георгий Ершевский произнес речь о комплексной программе подъема культуры нации и ее физического и душевного здоровья. Я подумал, что Жора забыл упомянуть о гигиене.
   Я вспомнил, что позавчера передавали информацию о том, что с большой помпой, многочисленными пламенными речами, взрывом петард и запуском в небо ракет был введен в эксплуатацию дворец гигиены в Борисычевом овраге. По словам выступившего на церемонии открытия депутата Ершевского, в ближайшем будущем планируется создать на основе общественного туалета целый комплекс учреждений оздоровительного характера. К сортиру собираются пристроить баню, бассейн, построить зал игровых автоматов. В перспективе комплекс должен быть дополнен спортивным залом.
   Я сразу представил, как какой-нибудь местный алкаш, который, зайдя в туалет просто поссать, заодно помылся в бане, проплыл стометровку в бассейне, поиграл в автоматы, отыграл пару таймов в баскетбол и вышел оттуда физически облегченным и культурно просветленным человеком.
   Мне подумалось также, что эта страна, видимо, обречена идти к свету через туалет. Впрочем, были у меня и более приятные думы, например, куда потратить полученный на днях от Ершевского гонорар. С учетом премиальных, сумма была достаточно внушительна. Я уже расписал все, что мне надо было заменить в своих «ноль первых» «Жигулях», порадовал Приятеля новым списком приобретений, которые существенно увеличили его интеллектуальные возможности. И после всего этого оставалась еще приличная сумма. Я уже подумывал о том, а не смотаться ли мне в отпуск куда-нибудь южнее Тарасова, как мои размышления прервал звонок в дверь.
   Открыв дверь, я увидел стоящего на пороге Булдакова. Я провел его на кухню и налил кофе. Он спросил меня:
   – Вы, наверное, слышали о последних событиях в моем деле?
   Я ответил, что нет. Тогда он пояснил:
   – Аудиокассету с компроматом на Бурова нашли. Это я ее нашел. Когда-то я подарил Оксане плейер, который она постоянно носила с собой. Я вспомнил о нем и, не обнаружив его в ее квартире, стал искать у подруг. У одной из них он нашелся. Оксана почему-то оставила его там… В нем и была аудиокассета с записью разговора Бурова и Филимонова… В бане… Но, к сожалению, полной уверенности в том, что Буров понесет наказание, у меня нет. Эта паскуда наняла свору адвокатов…
   Он помолчал. Потом, не торопясь, закурил и продолжил:
   – Следствие полагает, что, видимо, Оксана случайно взяла эту кассету у Филимонова. Каким-то образом Буров узнал, что запись разговора состоялась, и попытался изъять ее, возможно, намереваясь выкупить. Но ее у Филимонова не оказалось. Он сам недоумевал и предположил, что кассету взяла одна из проституток. Сначала они подумали на Оксану. Бандиты Бурова похитили ее, пытали и, не получив от нее ничего, убили… После этого Буров подумал, что Филимонов водит его за нос. У него не выдержали нервы, и он дал команду убить Филимонова. Однако кассета не была найдена, и из подозреваемых в ее похищении осталась лишь еще одна проститутка, Ольга Трушкина. Чтобы подобраться к ней, они, видимо, решили устроить маленькое шоу: придать делу характер работы маньяка, который похищает проституток, пытает и затем убивает. Для этого была убита совершенно посторонняя девушка. Но с Трушкиной у них сорвалось – в дело вступили вы. Обо всем этом на предварительном следствии поведал шофер Бурова. Буров же категорически все отрицает и вешает всю вину на бандитов.
   Я все это время молча слушал его. Затем, чтобы его подбодрить, произнес:
   – Мир несовершенен… В данном случае вы можете удовлетвориться тем, что непосредственные убийцы вашей племянницы будут наказаны.
   Булдаков помолчал. Потом сказал:
   – Мне этого мало… Должны понести наказание все виновные.
   Он, поблагодарив меня за помощь, встал и пошел к выходу. Перед самым уходом он спросил:
   – Извините, сколько я вам должен?
   Я ответил:
   – Нисколько. Я помогал вам по собственной инициативе.
   Он еще раз поблагодарил меня и решительно вышел.
   Была во всем этом какая-то недосказанность. Впоследствии, через год, я узнал, что отмазавшийся от судебной ответственности Буров погиб в автомобильной катастрофе при невероятном стечении обстоятельств: его машина потеряла управление, съехала в кювет и взорвалась.
   Но сейчас, с уходом Булдакова, я вернулся к более радостным размышлениям. Я посмотрел на часы – только что наступил полдень. Рыжая Рита должна быть дома. Я набрал номер и услышал знакомый голос:
   – Алло!
   – Привет! Ты сегодня работаешь?
   – Все зависит от обстоятельств, – уклончиво ответила она.
   – А отпуск у тебя бывает? – спросил я.
   – Давно уже не брала… С тех пор как бросила работу в больнице. Я вообще-то медсестра…
   – Прекрасно. Если мне будет плохо от солнечного удара, будем надеяться, что ты мне поможешь.
   – Ты что, собрался на юг?
   – Да… Хочу съездить в Сочи. Может, ты возьмешь недельку «за свой счет» и присоединишься ко мне? Будешь сопровождать старого больного человека, измученного выборами?
   – Почему бы и нет, – сказала она. – Если ты будешь хорошо себя вести…
   – Ну, значит, завтра вылетаем, – сказал я и положил трубку.
   Я подсел к Приятелю и спросил:
   НА КАКОЙ КУРОРТ ТЫ МНЕ СОВЕТОВАЛ СЪЕЗДИТЬ ДО 17 ОКТЯБРЯ? НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО СЕГОДНЯ УЖЕ 29-Е, Я СОЗРЕЛ ДЛЯ ЭТОГО…

Петр Северцев Маленький ад для хакера (сборник)