Николай Леонов, Алексей Макеев
Объятия бездны (сборник)

Объятия бездны

   «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется», – писал Федор Иванович Тютчев. Но, если «слово» поменять на «дело», смысл, в общем-то, останется тот же. Ведь Александр Грехем Белл, патентуя в 1876 году телефон, тоже не предполагал, какой шквал яростных высказываний будет вызывать через поколения его изобретение. Впрочем, если авторство Белла все-таки подвергается некоторому сомнению, то разбуженный среди ночи полковник-важняк Лев Иванович Гуров был взбешен без всякого сомнения. Он откровенно высказался сначала в адрес самого телефона, потом его изобретателя, а сняв трубку стоявшего на прикроватной тумбочке аппарата, собрался было поступить точно так же с самим звонившим, но не получилось, потому что это был генерал-майор Петр Николаевич Орлов, его друг и начальник. Причем сначала друг, а уже потом начальник, который ни в коем случае не стал бы беспокоить Гурова, если бы у него самого земля под ногами не горела. А никто другой просто не решился бы будить Гурова – все-таки положение уже не то, чтобы его, как мальчишку, по тревоге поднимали.
   – Что на этот раз? – раздраженно буркнул Лев.
   – Пока не знаю, Лева. Меня самого замминистра с постели поднял, но и он толком ничего не знает: то ли массовое самоубийство, то ли убийство, – ответил Петр. – Но в деле замешаны дети очень, – подчеркнул он, – высокопоставленных родителей.
   – Господи! – простонал Гуров. – Как же я не люблю эти дела! Чуть копнешь поглубже – и в такое дерьмо вляпаешься, что потом отмываться замучаешься! Слушай, а может, ты как-нибудь без меня? – просительно сказал он. – Ну, придумай что-нибудь! Имею же я право заболеть, в конце концов!
   – Прости, Лева, но приказали поручить это дело именно тебе. Ты же у нас лучший из лучших, а за славу надо платить! Так что жду тебя на месте то ли преступления, то ли происшествия – это уж как карта ляжет. Кстати, Стаса я уже вызвал и только потом тебе позвонил – цени, что дал тебе хоть немного еще поспать!
   – Отец-благодетель, блин! – не сдержался Лев, но Петр его уже не услышал, потому что положил трубку.
   Настроение Гурова, и так далеко не безоблачное, было испорчено окончательно. Днем его жена Мария Строева, народная артистка России, надолго уехала за границу на съемки, но это дело обычное, а вот то, как она тщательно и придирчиво собирала сумку, рассматривая каждую вещь только что не под микроскопом, прежде чем положить ее в чемодан, Льву не понравилось. И хотя он подумал, что проблемы нужно решать по мере их возникновения, а не накручивать себя раньше времени, некоторый неприятный осадок в душе остался. А теперь еще это дело добавилось! И он не без оснований предполагал, что нервы ему потреплют изрядно. Плавали! Знаем!

   Элитная высотка в тихом центре Москвы, несмотря на глубокую ночь, светилась огнями, как новогодняя елка гирляндами. Это сравнение было тем более уместным, что очень многие окна оставались темными: кто-то покупал квартиры для вложения средств, потому что недвижимость в Москве никогда не подешевеет, а кто-то был просто в отъезде – лето, август, сезон отпусков, и этим все сказано.
   Подъехав ближе, Лев был вынужден оставить машину, потому что оцепление выставили неслабое – уже за квартал до высотки никого не пропускали. Гуров достал удостоверение и пошел дальше пешком, причем предъявлять его приходилось постоянно, буквально через каждые несколько шагов. Добравшись, наконец, до высокого решетчатого забора, ограждавшего территорию вокруг высотки от внешнего мира, Гуров увидел, что все пространство перед воротами заставлено автобусами СМИ – такие новости, как ни старайся, в тайне не сохранишь, потому что любой дежурный или кто-то еще не прочь подзаработать и слить горячую информацию журналистам. А вот за воротами, наряду с крутейшими иномарками жильцов, соседствовали машины полиции, «Скорой помощи» и труповозка. Журналисты прилипли к забору, нацелив свои видеокамеры между прутьями на то, что происходило внутри, потому что дальше их не пускали. Бойцы оцепления стояли насмерть, на льстивые речи не поддавались, на взятки не клевали и ничего не говорили. Лицо Гурова было пишущей братии хорошо знакомо, и все тут же бросились к нему.
   – Господа журналисты, – предупреждая возможные вопросы, быстро проговорил он. – Вы сами видели, что я только что подошел, поэтому при всем желании ничего вам сказать не смогу, сам еще ничего не знаю. На том извините.
   Не без труда и под вспышками фотографов – как знать, вдруг какой-то кадр когда-нибудь да пригодится? – он пробился сквозь толпу и вошел за ворота. Суета там творилась страшная, люди метались, как оглашенные, крик стоял такой, что уши закладывало, и Лев, правильно сориентировавшись, направился туда, откуда раздавался самый громкий – не зря же говорят: орет, как потерпевший. И застал он картину классического начальственного разгона, причем устраивал ее не Орлов, а какой-то совершенно незнакомый Гурову гражданский тип, и как раз Орлову. Петр же стоял, багровый от ярости, но, видимо, ничего сделать не мог, вот и приходилось терпеть. Гуров хорошо знал, что у страдавшего повышенным давлением Петра после вот таких разносов может гипертонический криз случиться, и решил вмешаться.
   – Господин генерал-майор! Полковник Гуров по вашему приказанию прибыл! – сказал он.
   Ответить ему Петр не успел, потому что гражданский тип мигом переключился на Льва:
   – А-а-а! Так вы и есть тот самый знаменитый Гуров! – воскликнул он. – Долго же собирались! Ваш начальник уже давно на месте преступления, а вы не соизволили поторопиться!
   – Представьтесь, пожалуйста! – попросил Гуров, хотя никаких просительных интонаций в его голосе как-то не прозвучало – это был скорее приказ. – Должен же я к вам как-то обращаться.
   Это было, в общем-то, справедливо, и гражданский назвал себя:
   – Алексей Юрьевич Попов, член Администрации президента.
   – Что член, уже вижу, – безразличным тоном заметил Гуров.
   Взгляд Попова мигом изменился: только что он был гневным и одновременно немного растерянным, а тут вдруг стал холодным, словно два ружейных ствола на Льва смотрели.
   – Я думал, что вы наш новый министр внутренних дел или, по крайней мере, его заместитель, раз позволяете себе так орать на генерала полиции, – продолжал Гуров. – А вы, оказывается, человек гражданский. Кто же дал вам право оскорблять сотрудников полиции при исполнении ими служебных обязанностей? Кто наделил вас такими полномочиями? Президент России? Глава Администрации? Полагаю, что ни тот ни другой. Так что это ваша неорганизованная самодеятельность и личная инициатива. Вон там за воротами журналистов собралось – видимо-невидимо. Я сейчас к ним выйду и расскажу о вашем поведении – вот уж они обрадуются! Их же хлебом не корми – только дай возможность властей предержащих помоями облить. Ну, и долго вы после этого членом, – выразительно произнес он, – останетесь?
   – У меня только что сына убили! – четко и раздельно произнес Попов.
   – Я сочувствую вашему горю, но это еще не повод, чтобы унижать честь и достоинство высших офицеров, – заметил Гуров. – Кроме того, как я понял, могло иметь место самоубийство, так что не будьте столь категоричны.
   – Мой сын и самоубийство – вещи несовместимые! – твердо заявил Попов. – Он не мог его совершить!
   – Тогда самое лучшее, что вы в этот момент можете сделать, – это утешить свою жену, – посоветовал Лев, кивком показав на труповозку, где, прислонившись к ее грязному боку, рыдала какая-то женщина. – А мы тем временем начнем работать. Засим разрешите откланяться.
   Гуров взял Орлова под руку и отвел в сторону. Петр достал из кармана пузырек с лекарством и бросил под язык сразу две таблетки, потом вытер лицо большим клетчатым носовым платком и только после этого сказал:
   – Да, Лева! Ты действительно безбашенный! Ни авторитетов, ни законов не признаешь! Думаешь, ты его окончательно укротил? Фигушки! Он завтра на работе такую бучу поднимет, что как бы нам погон не лишиться!
   – Брось, Петр! – отмахнулся Лев и насмешливо добавил: – Членов много, а Гуров – один! Ты же знаешь, я не пропаду! А со мной и ты со Стасом! Так что мы еще поживем! Кстати, где Крячко? Ты же его раньше, чем меня, поднял, значит, уже должен быть здесь, а его не видать.
   – Вот он-то как раз уже вовсю работает! В самой гуще событий, можно сказать! В самом центре кипящего котла страстей! – ехидно ответил Орлов.
   – И это в благодарность за то, что я тебя от Попова спас! – притворно вздохнул Лев. – Ладно! Шутки в сторону! Что здесь произошло?
   – А я знаю? – огрызнулся Орлов. – Только разбираться начал, как на меня Попов налетел. Это Стас, мигом сориентировавшись, бросился все подробности выяснять, так что нужно его подождать.
   – Некогда ждать! Пошли его искать, – предложил Лев.
   Станислав Васильевич Крячко, тоже полковник-важняк, был третьим в этой компании друзей. Он уступал Льву во многом: не был таким блестящим аналитиком, не мог на несколько ходов просчитать поведение преступника и возможное развитие ситуации или, например, вытянуть из свидетеля то, что тот и видел-то мельком, причем уже давно, но вот опером был от Бога! Разговорить нужного человека на любую тему для него – раз плюнуть, мгновенно стать своим в доску в чужой компании – проще простого, перевоплотиться в бомжа, алкаша да в кого угодно – дело простое и привычное. И в этом Гуров уже ему уступал, потому что при своей, как когда-то шутили, белогвардейской внешности и холодной вежливости втереться в доверие к человеку ему было сложно, а вот пройдоха Стас, хитро поблескивая глазами, мгновенно располагал к себе, а уж когда начинал рассказывать анекдоты, причем мастерски!.. В общем, в этом он Гурова переигрывал начисто! Вот и сейчас Лев понимал, что Крячко уже успел узнать намного больше, чем смог бы Орлов из самого подробного доклада.
   Тем временем труповозка уже уехала, да и большая часть машин – тоже. Возле дома остались только свои, так что можно было поговорить свободно, но в целях безопасности – журналисты не дремали! – в помещении. Для этих целей был выбран холл дома, где и присесть есть на что, и охранника предварительно выставили покурить во двор.
   – Что мы имеем? – спросил Орлов. – И давай без «товарищ генерал» и всего такого! Пока в общих чертах, а там будем копать вглубь. Кто начнет?
   – Давайте я, – предложил какой-то незнакомый человек в гражданском и представился: – Полковник Симонов, начальник райуправления полиции, правда, пребываю в этой должности всего около месяца – был переведен из Бирюлево.
   – Минутку! А где Тихонов? – удивился Гуров.
   – Ушел на повышение в городское управление, – ответил Симонов.
   Услышав это, Орлов и Гуров недоуменно переглянулись, потому что оба хорошо знали цену Тихонову – тот, мягко говоря, звезд с неба не хватал, да и сволочью был изрядной. Но сейчас ни думать на эту тему, ни удивляться такому внезапному и еще более неожиданному повышению довольно слабого работника было некогда, и Петр сказал:
   – Докладывайте, полковник!
   – Вызов от охранника, что в этом доме работает, поступил в 1.21 ночи, – начал тот. – Он сказал, что ему позвонили из одной квартиры и сообщили, что мимо их окон пролетело что-то большое, непонятное, но ужасно кричащее. Парень вышел посмотреть и увидел на асфальте четыре голых мужских тела, лежавшие лицом вниз. Хотя телами их назвать было уже нельзя – окровавленные мешки с костями. Он к ним даже близко подходить не стал – и так было ясно, что жмурики, и тут же позвонил дежурному райуправления. Дом, сами видите, какой – сплошные шишки живут, так что выехали сюда сразу по полной программе, да и мне мигом сообщили, поэтому я тоже практически с самого начала здесь. Тела сфотографировали, перевернули, но ясности это не внесло, потому что от лиц практически ничего не осталось. Охранник к тому времени уже проблевался, нашатыря нанюхался, в общем, более-менее в себя пришел и сказал, что это, скорее всего, Юрий Попов из 28-й квартиры, что на пятнадцатом этаже, и три его друга, которые где-то за полчаса до этого пришли, причем были они веселые, радостные, ржали все время. Мы туда сначала по телефону позвонили – вдруг охранник ошибся? Долго звонили, но никто не отвечал. Потом поднялись, стучали в дверь, звонили… Без толку. Решили дверь вскрывать, но тут охранник насмерть встал: не положено! Надо хозяина вызывать, а это Попов из Администрации президента. Он эту квартиру сыну оставил, а сам за городом живет. Стали ждать. Приехал Попов довольно быстро, причем вместе с женой. Та во дворе, как увидела, что на асфальте лежит, так и рухнула. А папаша начал кричать, что это не может быть его сын и все такое, а потом вместе с нами на этаж поднялся – у него ключи были. Тут-то и выяснилось, что дверь изнутри закрыта. Пришлось взламывать. Вошли, в доме никого, на столе остатки застолья – четыре человека гуляли, одежда разбросанная, включая трусы. Мы посмотрели содержимое борсеток, что в холле на тумбочке валялись, а там документы, так что имена пострадавших у нас есть. Вот и получается, что это самоубийство в чистом виде – сами они выпрыгнули. Во-первых, раз квартира была изнутри закрыта, то в ней никого, кроме них, не было, потому что снаружи закрыть дверь на защелку невозможно. Во-вторых, для того чтобы сначала раздеть догола, а потом выбросить с балкона четырех парней, взвод коммандос нужен. А следов борьбы в квартире нет – значит, они не сопротивлялись. Но вот почему они это сделали? Черт его знает! Может, обкурились или наглотались чего-нибудь, потому что ни шприцов, ни ампул мы вот так с ходу в квартире не нашли. А уж что именно это было, экспертиза покажет. В квартире все еще криминалисты работают, и им там до утра возиться – метраж-то огромный.
   – Родителям остальных потерпевших сообщили? – поинтересовался Гуров.
   – Нет еще! Тут и так было столпотворение. Попов же, как все это увидел, так тут же за телефон схватился! Не знаю уж, кому он звонил, но только всю королевскую конницу и всю королевскую рать на ноги поднял! И ОМОН неизвестно зачем пригнали, и оцепление выставили такое, что муха не пролетит. Нам еще родителей остальных троих здесь не хватало!
   – Поквартирный обход провели? – спросил Орлов.
   – С ума сошли? – возмутился полковник. – Вы на часы посмотрите! Ночь на дворе! Жильцы мало того что дверь не откроют, так еще и нажалуются! Мне это надо? До утра потерпит!
   – Ну, вряд ли люди могут спать, когда у них под окнами такое творится, – заметил Лев. – Я, когда подъезжал, видел, что во многих квартирах свет горел. Да и ходить-то нужно не по всем, а посетить только те, что на одной лестничной площадке или выходят на эту же сторону.
   – В этом доме 22 этажа, подъезд только один, и из холла можно на разных лифтах в оба крыла подняться, – начал объяснять Симонов. – В том, где 28-я находится, на всех этажах только по одной квартире и есть, и окна у них выходят на три стороны, в том числе и на эту. А вот из другого крыла то место, где покойники упали, не просматривается.
   – Таким образом, увидеть произошедшее могли только из двадцати одной квартиры? – уточнил Гуров. – Кто-то мог, перегнувшись через перила балкона, посмотреть наверх, а уж те, мимо кого эти четверо пролетали, не заметить их просто не могли, как и те, кто позвонил охраннику.
   – Перегнуться через перила балкона невозможно, потому что они очень высокие и широкие. Максимум, что можно сделать, – это высунуть голову и посмотреть наверх или вниз. Охранник сказал, что сейчас жильцы находятся только в четырех из нужных нам квартир, но это такие люди, что лично я к ним ночью не сунусь.
   – Огласите весь списочек, пожалуйста, – попросил Крячко голосом забулдыги из известной комедии.
   От неожиданности Симонов вздрогнул, а потом взвился, как ужаленный:
   – Как вы можете хохмить в такой момент? Лично мне не до шуток!
   – Ты чего орешь? – уже нормальным голосом сказал Крячко. – И так ведь ясно, что район это дело вести не будет. Опять на нас свалят! Иначе зачем бы нас сюда среди ночи дернули? Так что причеши нервы! Ты сейчас отсыпаться пойдешь, а нам колготиться до утра! Давай сюда листок! Нечего его мусолить!
   Полковник прекрасно понимал, что Крячко прав, так что мигом успокоился и бумагу отдал, но для вида немного поворчал. Просмотрев список, Лев сказал:
   – Я беру себе Данилина, а ты остальных.
   – Младшенького завсегда обидеть просто, – захныкал Стас.
   – Неужели действительно прямо сейчас пойдете? – все еще недоверчиво спросил Симонов.
   – Тут Петр Николаевич недавно назвал меня безбашенным, вот и буду репутацию оправдывать, – пожал плечами Гуров.
   Крячко же начал со слезой в голосе тихонько напевать: «Наша служба и опасна, и трудна…» Полковник посмотрел на них и покачал головой:
   – Мне тут шепнули, как лихо вы Попова на место поставили, а теперь вот к Данилину собрались. Он же вас с башмаками слопает! Вот скажите мне, как вы не боитесь?
   – Ты сам ответил на свой вопрос, – усмехнулся Гуров. – Я не боюсь!
   Лев слукавил, но только частично. Попова он действительно не боялся. Ну, выгонят Гурова с работы! И что дальше? Потом опять попросят вернуться! Они с Крячко это уже проходили! А не попросят, так и черт с ними! Запасной аэродром у Льва был заготовлен уже давно, так что он, как и говорил Орлову, не пропал бы, а стал бы жить не в пример лучше, чем сейчас, хотя бы в материальном отношении, да и нервы ему там никто не трепал. Вот и получалось, что Лев ничем не рисковал. А Данилина, которого так боялся Симонов, он выбрал по той простой причине, что был с ним знаком: друг моего друга – мой друг, то есть опять ничем не рисковал. Ну, а Стас мог легко договориться даже с чертом и уломать того подписать уже собственной кровью договор на вечное оказание безвозмездных услуг следствию.

   Возле двери Данилина, чья квартира находилась как раз под 28-й, Гуров бестрепетно нажал на кнопку звонка и держал ее до тех пор, пока дверь не открылась и хозяин, распространяя вокруг себя стойкий аромат хорошего коньяка, укоризненно спросил:
   – Лева! У тебя совесть есть?
   – Виктор! Совесть при нашей работе – непозволительная роскошь! – объяснил Лев, проходя в квартиру: – И чего ты злишься? Все равно ведь не спишь! Тут во дворе такое творилось, что мертвый бы из могилы поднялся!
   – Знаю, я же еще раньше проснулся, – отмахнулся Данилин. – Кофе будешь? Или тебе чай? А может, по коньячку? Помянем этих придурков?
   – А ты откуда знаешь, кто это был? – насторожился Лев.
   – Вот выпьешь со мной, тогда расскажу, – вроде бы шутливо предложил Виктор, но, как известно, в каждой шутке есть доля шутки, а потом серьезно добавил: – Все своими глазами видел.
   – Шантажист! – вздохнул Гуров. – Ладно! Мне чай! Куда идти?
   – А куда мы, люди старой закваски, привыкли всегда в таких случаях ходить? – усмехнулся Данилин. – На кухню! Она у меня, слава богу, на другую сторону выходит.
   Пока хозяин, мужчина одних лет с Гуровым, возился по хозяйству на кухне, своими размерами больше напоминавшую хоккейную площадку, Лев смотрел на него и думал, какое же счастье, что у них с Марией нет детей. Он даже представить себе не мог, что было бы с ними, если бы у них, как у Виктора, единственная дочь погибла вместе с мужем в автокатастрофе по вине врезавшегося в них пьяного водителя на «КамАЗе», который уходил от преследования ГАИ. Теперь весь смысл жизни для Данилиных заключался во внуках, которых они без памяти любили. Лев сам видел, как этот человек, президент одного из крупнейших банков страны, известный своей железной хваткой и несгибаемым характером, с ними возился, превращаясь на время в самого обыкновенного дедушку, мягкого, доброго и заботливого. Но вот стол был накрыт, коньяк налит, и Виктор сказал:
   – Ну, пусть им на том свете воздастся полностью за то, что они на этом натворили!
   Начинать день с коньяка было кощунством, так что Лев отпил совсем чуть-чуть, только губы смочил, а потом переключился на чай с бутербродами – время шло к утру, и позавтракать было нелишним, а Виктор тем временем начал рассказывать:
   – Я последнюю неделю живу в городе – проблемы навалились.
   – Помощь нужна? – спросил Гуров.
   – Да нет! Не твой профиль – экономика. Но за предложение спасибо. Я вообще сплю очень плохо – бессонница. Но за городом спасаюсь тем, что в любое время года ложусь на веранде. А здесь приспособился спать на балконе, благо он огромный. Я его потому застеклять и не стал, что такую возможность предвидел. Это, конечно, не то, что за городом, но уличный шум здесь почти не слышен, лежишь себе, а над тобой небо, звезды, вид на Москву-реку, ветерок легонький тебя ласково гладит… Короче, усыпляет. Только я уснул, как вдруг шум сверху слышу. Ну, думаю, опять началось! Понимаешь, Лева! Когда Поповы здесь всей семьей жили, все было относительно нормально, хотя сыночек, этот ублюдок, постоянно с родителями скандалил. Но родители за город съехали, этот недоумок один остался, и начались гульбарии! Или это мне так везло, потому что я здесь довольно редко ночевал, только когда сил или времени за город ехать не было. Девки, парни, визг, писк, крики, музыка грохочет и все в этом духе! Я на Попова чуть ли не в голос орал, чтобы он своего идиота приструнил, только парень своего отца в грош не ставил. Юрки где-то около трех месяцев не было ни видно и ни слышно, а тут объявился. Я прислушался: музыки нет, голоса только мужские, но очень громкие и… Знаешь, какие-то истерично-взвинченные! Чересчур оживленные!
   – А о чем они говорили? Может быть, расслышал? – поинтересовался Лев.
   – Нет, смысл я тогда не понял. Но вот когда они на балкон вышли, тут-то я все услышал и обалдел! Встал – не поленился, к ограждению подошел, наверх посмотрел и глазам своим не поверил! Стоят эти четыре придурка, в чем мать родила, на перилах, за плечи друг друга обняли и хохочут – надрываются! А потом один из них предложил: «Ну, что? Полетели?» И все ему в один голос: «Полетели!» И, ты представляешь, на счет «три» они спрыгнули да еще вперед оттолкнулись. И при этом сначала веселились: «Клево! Прикольно! Мы летим! Мы птицы!», а потом уже от ужаса орать начали – видно, дошло до них, что сделали. И я этот крик еще очень нескоро забуду! А потом шлепки и тишина! Но я тебе, Лева, честно скажу, свою смерть они сполна заслужили! И мне их ни капельки не жаль – те еще были сволочи! Налил я себе полный бокал коньяка и выпил! И для того, чтобы нервы успокоить, и на радостях, что воздух в этой стране теперь хоть ненамного чище станет.
   – Виктор, ты сказал, что они свою смерть сполна заслужили? А чем? – спросил Гуров.
   – Знаешь, Лева! – жестко сказал Данилин. – Не прими это как что-то личное – я тебя очень уважаю! Только таких, как ты, по пальцам одной руки пересчитать можно! И, если у меня, не приведи, господи, опять что-то случится, я буду обходиться своими силами, но в мили… Тьфу!
   – Виктор! Говори, как тебе удобно! – поморщился Гуров. – Суть дела от этого не изменится! Я и так понял, что милиции-полиции ты не веришь.
   – Ни на грош! Продажные все, как один! А если не продажные, то трусы, которые рот боятся открыть! – с ненавистью говорил Данилин.
   – И что же натворила эта компания? – спросил Лев. – Когда? Где?
   – В этом самом доме! И я тебе могу даже точную дату назвать – в ночь с 24 на 25 мая этого года.
   – Давай в подробностях все, что знаешь, – попросил Гуров.
   – Понимаешь, у тестя с тещей золотая свадьба была, отмечали, как положено, в ресторане, стол, естественно, ломился. Но тут вот какая штука! У внука аллергия на некоторые пищевые продукты, а там, в этой суматохе, он потихоньку от нас налопался того, что ему категорически противопоказано. Скрутило его еще там, и мы с женой и малышами немедленно сюда уехали, потому что за город и «Скорая» будет сто лет добираться, и в случае чего до любой больницы тут ближе. Вызвали частного врача – у нас свой, он приехал с медсестрой, и началась обычная канитель: промывание желудка, клизма, капельница и все в этом духе. Внук стонет, плачет, капризничает! Внучка ревмя ревет – ей и братика жалко, и все внимание на него обращено, а она вроде как ни при чем, и просто за компанию. Настоящий дурдом! Я приказал няню из-за города привезти, договорился с медсестрой, чтобы она у нас до утра подежурила. В общем, была уже ночь, когда все кое-как угомонились. Я лег спать на балконе, надеясь на то, что вымотался и быстро усну. Но, видно, слишком сильно перенервничал, потому что сна не было ни в одном глазу, тем более что у Поповых опять веселились, не очень громко, но все-таки. А потом я голос девушки услышал, она плакала, просила, чтобы ее какой-то Женя отпустил, но тот, видимо, не отставал, потому что она стала кричать и звать на помощь! Ну, тут уж я не выдержал! Раньше там девки тоже частенько появлялись, но они не хуже парней веселились и на помощь никто не звал. Короче! Вызвал я полицию! Причем не анонимно, а по полной форме! Представился! Адрес назвал! Фамилию, имя и отчество хозяев квартиры! И сказал, что там какую-то девушку насилуют!
   – Наряд приехал? – спросил Лев.
   – Приехал! – не предвещавшим ничего хорошего тоном ответил Данилин. – Я на балконе стоял и смотрел! Они даже к квартире Поповых поднялись и, наверное, звонить начали, потому что я сверху крик услышал: «Менты!» Девушка громче кричать стала, но тут же замолчала, а потом… – теперь замолчал уже он сам.
   Понимая, что дальше случилось что-то страшное, Гуров сидел со сжатыми кулаками и глубоко дышал, стараясь взять себя в руки, а Виктор налил себе коньяка и в один прием выпил.
   – Так что же произошло? – не выдержав молчания, спросил Лев.
   – Ее через некоторое время с балкона выкинули! И я это видел своими собственными глазами – она же мимо меня пролетела! Правда, молча – видимо, уже мертвая была или без сознания, – отвернувшись, ответил Виктор. – Как там у вас говорят? Нет тела – нет дела! Менты потом ко мне спустились и сказали, что в квартире наверху смотрели боевик, и это просто очень громко телевизор работал, но соседи обещали сделать потише. Тогда я их вниз отвел и чуть ли носами в труп девушки потыкал. Ну, тут уж они по инстанции доложили, опергруппа, или как там она у вас называется, приехала. Я свидетельские показания дал, расписался. В общем, все как положено. Короче! Всех четверых тогда увезли, причем Юрку волоком вытащили, и до этой ночи я никого из них не видел. Я уж, грешным делом, подумал, что у нас вдруг, откуда ни возьмись, закон начал работать! Для всех один! Думал, что они в СИЗО! Удивлялся только, что меня из милиции больше не беспокоили. А эти подонки, оказывается, на свободе! Ну, Попов! Ну, сука! – бушевал он. – Лева! Скажи мне, хоть какой-то стыд у человека должен быть?! Ну, ладно! Отмазал ты своего ублюдка! Так продай ты эту квартиру и другую ему купи! Так ведь нет! Сюда эта сволочь вернулась! Как будто ничего и не было! Но я же все видел! И наряд все видел! И в районном управлении тоже не слепые и глухие работают! Получается, что всем им рот заткнули! Или купили! Ты знаешь, я в России человек не самый последний, но как же ему нужно было на меня наплевать, чтобы такое сделать? Кем он меня считает? Пустым местом? И кем этот Попов считает себя? Господом Богом, которому все позволено?
   – Виктор! Обещаю тебе, что я во всем разберусь! – твердо заявил Гуров. – Скажи, ты полицию по какому телефону вызывал? По обычному или с сотового?
   – С мобильника звонил, а зачем тебе это?
   – Потом объясню. Он у тебя корпоративный?
   – Ну да! Все разговоры банк оплачивает. Счета-распечатки поступают в бухгалтерию, где проверяются, потому что в самом начале было несколько случаев, когда некоторые придурки сексом по телефону развлекались, – ответил Виктор.
   – Сказочно хорошо! – обрадовался Лев. – Значит, ты завтра, то есть уже сегодня, дашь команду, чтобы бухгалтерия подготовила заверенную ксерокопию распечатки твоих майских разговоров, где твой звонок в полицию обязательно должен быть. Понимаешь, если очень тщательно следы заметали, то эту запись из дежурной части очень легко могли убрать, а вот у тебя она сохранилась! А это уже доказательство! Как все будет готово, я ее заберу.
   – Все сделаю! – пообещал Данилин.
   – Теперь скажи, кому ты показания давал?
   – А я помню? – удивился тот. – Мы же во дворе беседовали, там люди вокруг ходили, шумели, я постоянно на них отвлекался. Помню, что это был мужчина лет 35–40, а фамилию и все прочее как-то забыл.
   – Но узнать-то сможешь?
   – Думаю, да.
   – А тех двоих из наряда?
   – Ну, тех-то точно узнаю, – уверенно заявил Данилин. – Я же с ними довольно долго общался. Они, конечно, представились, когда пришли, но я уже не помню, как их звали.
   – Ну, хорошо, нам для начала и этого будет достаточно.
   – Да, Лева! Я верю, что ты во всем разберешься! Только ты один! – вздохнул Данилин. – Ты не можешь разорваться на сто тысяч маленьких Гуровых, которые будут по всей стране справедливость восстанавливать. Я не хочу сказать, что при Советах все было безоблачно! – Вскочив с места, Виктор начал мерить шагами кухню. – Но вот я, например. Отец у меня был директором завода – такое градообразующее предприятие, от которого жизнь всего города зависит. Но жили мы в заводском доме! Да! Квартира у нас была побольше, обстановка побогаче, питались, наверное, получше! Но в остальном я был такой же, как и все подростки в нашем дворе! У нас в компании были дети рабочих, инженеров, начальников цехов, и никто ни перед кем не выпендривался! Да если бы я только заикнулся о том, что я, мол, сын директора, от меня бы все мигом отвернулись. И когда мы все один раз… Впрочем, это неважно, что именно мы натворили, но ночевали в «обезьяннике». Отцу позвонили и сказали, что меня задержали, а он ответил, что за мной не приедет! Чтобы я сидел, как все! Потом нас всех до единого, в том числе и меня, так выпороли, что несколько дней сидеть не могли! А отец мне еще и фингал под глаз навесил, чтобы я его не позорил!
   – Да что ты мне рассказываешь! – отмахнулся Лев. – Я сам генеральский сын, и все это не с чужих слов знаю. Только вот в «обезьяннике» не сидел, а воспитывали меня так же, правда, не пороли – повода не давал.
   – Вот и скажи мне, в какую же циничную тварь надо превратиться, чтобы так на всех плевать? – никак не мог угомониться Данилин.
   – Ладно, Виктор, – сказал, вставая, Гуров. – Если еще что-нибудь вспомнишь, позвони. Пойду, работать надо.
   – Да я тебе вроде все рассказал, – подумав, ответил тот.
   Гуров спустился вниз и увидел, что в холле уже никого нет. Охранник сообщил ему, что эксперты еще работают в квартире, все остальные уже уехали, а его самого ждут на работе.
   – Ничего! Подождут! – заявил Лев и спросил: – Где и сколько времени у вас хранятся записи с камер видеонаблюдения? И сколько камер вообще?
   – Камер две: одна над подъездом, вторая – возле въезда на территорию. Записи все у нас в ЧОПе, от которого мы здесь работаем, а сколько они хранятся, я не знаю, это вам туда надо.
   Записав адрес офиса, Гуров поинтересовался:
   – Какой у охраны график работы? Сутки через трое? – Охранник кивнул. – Значит, вас четверо. Вы работаете постоянно?
   – Ну да! Надо же всех жильцов знать, чтобы не дергать постоянно, кто они и куда идут! Да и им спокойнее, когда они знакомые лица видят.
   – Никто из вас четверых не уволился? И если да, то когда?
   – Ванька ушел в конце мая, число не помню, да вам в офисе точно скажут. Полностью он Иван Семенович Сорокин.
   – А он не говорил, почему уходит или хотя бы куда? Отвальную-то он должен был устроить.
   – Так он из Тверской области, сюда на заработки приехал. Вот он туда к родителям и вернулся. Говорил, что невеста его заждалась, а теперь заработал он достаточно, чтобы и свадьбу сыграть, и дом себе купить.
   – У вас такие большие оклады?
   – Так Ванька вкалывал, как лошадь. Он же еще в одном доме работал. У него получалось сутки через сутки. Но он здоровый, выдерживал.
   Узнав все, что ему было нужно, Гуров посмотрел на часы и тихонько присвистнул – дело шло к девяти, и надежда заехать домой, чтобы принять душ – а ему после всего, что он узнал, это было крайне необходимо, – накрылась. Ехать же в ЧОП, чтобы сидеть там возле двери в машине и ждать, когда начальство появится, было бессмысленно – а вдруг оно заартачится и без официального запроса записи не отдаст? Вот и получалось, что прямая дорога ему в родное управление.

   В их кабинете Крячко не было, и Гуров пошел к Орлову. Как он и ожидал, Петр и Стас сидели и завтракали.
   – Присоединяйся, – предложил Петр.
   – Спасибо, я уже немного перекусил, – отказался Гуров, но к столу сел и чай себе налил.
   – Ну, тогда рассказывай пока, что успел узнать, а потом Стас своими новостями поделится, – сказал Орлов.
   Лев поведал им все, что услышал от Данилина, и в заключение добавил:
   – Это самоубийство в самом чистом виде! И дело можно закрывать!
   Гуров нагло соврал! Он прекрасно понял, что самоубийство было спровоцировано! Кем или чем, оставалось неизвестным, но заниматься причинами гибели этих четырех подонков он просто не хотел! Вот не хотел, и все! Они получили то, что заслужили, и дело с концом! Выслушав друга, Петр тихо присвистнул:
   – Так вот как Тихонов на повышение попал – он это дело прикрыл! Ну и тварь!
   – А ты сомневался? – усмехнулся Крячко. – Да на нем пробу негде ставить! Только о покойниках или хорошо, или ничего!
   – А при чем тут покойники? – удивился Лев.
   – Оторвался ты от жизни, Лева! – усмехнулся Петр. – Этот мерзавец чистил у себя в кабинете пистолет и…
   – Кто говорит, что это был несчастный случай, а кто – что застрелился, – добавил Стас. – Только, по-моему, это все-таки несчастный случай, потому что такие подонки, как Тихонов, не стреляются.
   – Туда ему и дорога! – кивнул Гуров и предложил: – Твоя очередь, Стас. Хвались, что нарыл!
   Но Крячко ничего рассказать не успел, потому что на столе у Орлова зазвонил телефон, и тот, выслушав собеседника, тяжело вздохнул и, укоризненно глядя на Льва, ерническим тоном произнес:
   – Час расплаты настал! Я говорил, что Попов тебе этот разнос не простит? Говорил! А теперь нас с тобой на ковер вызывают! В министерство!
   – Так наш же в отпуске, – заметил Стас.
   – А у него заместители имеются.
   – Ну, если к Андрею Сергеевичу, то можно не беспокоиться, – отмахнулся Гуров. – Для вида он, конечно, поорет, но без последствий.
   – И не надейся! – многообещающе проговорил Орлов. – Нас к Щенку вызывают!
   А вот это уже хуже! Николай Владимирович, или Щенок, как они назвали между собой этого замминистра, был умен, довольно молод, хорош собой, бесконечно честолюбив, беспредельно циничен и путь наверх себе пробивал всеми возможными, в том числе и недопустимыми для порядочного мужчины, способами, о которых люди тихонько шушукались в курилках. Но, главное, он был совершенно беспринципен и безжалостен, перешагивая через людей, как через мусор, и отбрасывая в сторону тех, кто не мог или уже не мог быть ему полезен.
   – И черт с ним! – решительно произнес Лев. – Все равно придется когда-то со службы уходить, так почему бы не сейчас? Но ноги о себя вытирать я ему не позволю! И о Петра – тоже!
   – А об меня, значит, можно? – возмутился Крячко.
   – О тебе речь не идет – нас с Левой вдвоем вызывают, – объяснил Орлов.
   – Нет уж! Я с вами поеду! Если в кабинет не пустят, то хоть в приемной подожду!
   – Тебя не пустишь! Как же! – хмыкнул Гуров.

   Лев оказался прав, так что в кабинет замминистра они вошли втроем. Щенок при виде этой компании явно удивился, но ничего не сказал – видимо, решил, что чем больше аудитория, тем лучше. Попов сидел сбоку у его стола в кресле для посетителей и смотрел на Гурова спокойным, холодным взглядом, словно ему даже не было интересно, что произойдет дальше. Господи! И это был человек, только что потерявший сына! Ему бы рядом с женой быть, утешать ее или горевать с ней, а он вместо этого сводит счеты с тем, кто, видите ли, посмел дать отпор его хамству.
   – Я не понимаю, что здесь делают полковник Крячко и генерал Орлов, потому что я приказал явиться только Гурову, – высокомерным тоном начал Щенок.
   Лев неодобрительно посмотрел на Петра и покачал головой: все ясно, Орлов просто не мог позволить другу идти на ковер одному, тем более что защищал он в той ситуации именно его, а за чужие спины Петр никогда не прятался. А Щенок тем временем продолжал:
   – Гуров! Твою мать! Ты что о себе возомнил? Ты какого хрена влез в разговор, который тебя не касался? Кто дал тебе право хамить уважаемым людям? Тебе, блин, погоны жмут? Так их и снять недолго! Ты не святой! И грехов у тебя – как у сучки блох! Вылетишь со службы без пенсии и с такой формулировкой, что в магазин охранником не возьмут! – все больше и больше накаляясь, бушевал он.
   Лев не стал ждать продолжения и достал сотовый телефон.
   – Тебе здесь что, блин, переговорный пункт?! – заорал Щенок.
   Не обращая на него внимания, Гуров поставил телефон на максимальную громкость и громкую связь, а потом набрал номер. Понимая, что происходит что-то непонятное, а значит, потенциально опасное, Щенок замолчал и очень вовремя это сделал, потому что из сотового донесся женский голос:
   – Приемная Игоря Петровича Болотина. Слушаю вас.
   – Валечка! Это Гуров. Соедини меня с шефом, – попросил Лев.
   – Лев Иванович, у него совещание, – сказала девушка. – Это срочно?
   – Очень срочно.
   Через несколько секунд из трубки раздался уже голос одного из богатейших людей России. Он, конечно, первых лиц государства по плечу не хлопал, но они очень внимательно прислушивались к его мнению, и в аудиенции ему не было отказано ни разу, а вот на различные совещания, причем и в очень узком кругу, да и для консультаций один на один, приглашали постоянно.
   – Привет, Лева! Что у тебя случилось?
   – Игорь! Валя сказала, что у тебя совещание, так что я тезисно. Меня только что с треском выгнали со службы, лишив звания и наград, – сообщил Гуров.
   – Слава тебе, господи! Дожил я до светлого дня! – обрадовался Болотин. – Теперь уж ты никуда от меня не денешься! Пойдешь ко мне директором холдинга по безопасности, как миленький!
   – Но я со своей командой приду, – предупредил его Лев.
   – Не вопрос! Но мне интересно, какому кретину моча в голову ударила, что он решил тебя уволить? Я с вашим министром постоянно в Завидово встречаюсь, вот и поделюсь впечатлениями о его подчиненных.
   Все это время Гуров разговаривал с Болотиным, но смотрел на Щенка, у которого выражение лица менялось со скоростью, на порядок превышающей смену картинок на экране игрового автомата. Услышав последние слова Игоря, он, смертельно побледнев, вскочил из своего кресла и застыл, глядя на Льва, а глаза его молили: «Молчи!!!»
   – Я тебе лучше скажу, с чьей подачи это произошло. В Администрации президента есть такой член, – выразительно выговорил Лев, – Попов Алексей Юрьевич. Так вот, он…
   – Погоди! Это такой плюгавый шибздик? – перебил его Игорь, потому что Попов был действительно лыс, невелик ростом и худощав.
   – Похоже описал, – подтвердил Гуров, глянув на Попова, который и бровью не повел, словно и не о нем шла речь.
   – Плюнь и разотри! – рассмеялся Болотин. – И ни о чем не волнуйся! Уйдешь как положено! С благодарностью министра, ценным подарком и всем остальным. Кстати, ты не забыл, что у моей жены послезавтра день рождения?
   – Уже и подарок купил, – честно соврал Гуров, который никогда подобные вещи не помнил.
   – Мы его в воскресенье будем отмечать. Маша, я знаю, на съемках, так ты приезжай один. Там все основательно и обсудим: и помещение, и зарплату, и все прочие вопросы, – предложил Игорь.
   – Обязательно буду, – заверил его Лев и отключил телефон.
   Щенок, который до последней минуты не верил, что Гуров его пощадит – уж он-то сам в такой ситуации не пожалел бы никого! – обливаясь потом, обессиленно рухнул обратно в кресло, а на лице у него крупными буквами было написано: «И как же я мог так промахнуться?»
   – Господин заместитель министра! – сказал Лев, убирая сотовый в карман. – Мы можем быть свободны? Я имею в виду: и сейчас, и вообще. А то дела нужно к передаче подготовить, обходные подписать, там еще куча каких-нибудь формальностей появится. А делом о произошедшем этой ночью самоубийстве пусть уже другая группа занимается. Хотя там, по большому счету, и заниматься-то нечем.
   – Значит, вы считаете, что это было самоубийство? – с трудом сглотнув, а потом сипло откашлявшись, спросил Щенок и вдруг засуетился: – Да вы присаживайтесь! Надо же нам с этим разобраться! Сейчас я насчет чая распоряжусь! Или, может быть, кому-нибудь кофе?
   – Спасибо! Нам ничего не надо! – ответил за всех Гуров, но все-таки сел и твердо заявил: – Да! Это самоубийство! Его мотивы нам неизвестны, но это уже вопрос второй.
   – Это было убийство! Я не знаю, кто и как его совершил, но это так! – твердо и спокойно заявил Попов, на которого демарш Гурова не произвел ни малейшего впечатления, как и высказанные Болотиным в его адрес оскорбления. – Я разговаривал с отцами остальных погибших, и мы все, как один, пришли к выводу, что наши сыновья не могли совершить самоубийство! Вы их не знали, а мы знали! Не могли они это сделать! Не могли, и все!
   – Нас это больше не касается, – отрезал Гуров и подпустил Попову горькую пилюлю: – А почему вы не подумали, что это могло произойти под влиянием чувства вины? Ведь еще трех месяцев не прошло, как они, все четверо, сначала изнасиловали, а потом, сбросив с балкона, убили какую-то девушку. Как они избежали ответственности, кто им в этом помог и чем его за это отблагодарили – вопрос отдельный. Но они, снова попав в эту квартиру, могли испытать определенные эмоции, которые подтолкнули их к такому поступку.
   – Они ничего не могли испытать, – уверенно произнес Попов. – Не те это люди! А мой сын тогда вообще ни в чем не был виноват.
   – Минуточку, Лев Иванович! – насторожился Щенок, и у него вроде бы даже уши торчком встали. – О каком убийстве вы говорите?
   – О том, которое благополучно замяли, – охотно ответил Гуров.
   – Лев Иванович, а не может быть другой, не эмоциональной связи между тем убийством и этим самоубийством? – спросил замминистра.
   – Если вы имеете в виду месть, то каким образом? – удивился Гуров. – Посторонних ни в доме, ни в квартире не было, прыгнули они с балкона добровольно и радостно, вероятно, под влиянием наркотиков или чего-то подобного, только потом, видимо, поняли, что погорячились, но поздно было.
   – Ну, последнего вы знать не можете, – усомнился Щенок.
   – Мне об этом рассказал Данилин, который все слышал и видел, – возразил Лев.
   – Банкир? – уточнил замминистра.
   – Да! Виктор… – Гуров запнулся, потому что отчества Данилина он не помнил – как-то не приходилось пользоваться, о чем и сказал замминистра.
   – Вы и с ним так хорошо знакомы? – удивился Щенок.
   – К данному делу это не имеет никакого отношения, – уже раздраженно ответил Лев.
   А вот замминистра, судя по его виду, в этот момент проклял ту минуту, когда решил выпендриться перед Поповым и этим испортил отношения с человеком, имеющим таких знакомых и друзей. Теперь же ему предстояло как-то отыграть ситуацию назад и исправить положение.
   – Ох, зря вы, Лев Иванович, от чая отказались, – покачал он головой. – Разговор у нас коротким явно не будет.
   – Будет, господин замминистра, – твердо заявил Гуров. – Потому что мы с полковником Крячко этим расследованием заниматься не собираемся.
   – Лев Иванович, – мягким голосом принялся увещевать его Щенок. – Ну, что вы ко мне так официально обращаетесь? У меня ведь имя-отчество есть.
   – Хорошо, Николай Владимирович, я буду обращаться к вам так, как вы хотите, но это ничего не изменит, – сказал Гуров.
   – Лев Иванович, я понимаю, что в вас сейчас говорит обида, раздражение… Я готов принести вам самые глубокие и искренние извинения за свои необдуманные и резкие слова, – елейным голосом говорил замминистра.
   – Я готов извиниться перед генералом Орловым за то, что был несдержан, – ледяным тоном сказал Попов. – Однако должен заметить, что до прямых оскорблений в его адрес я не опускался, «членом» или иным синонимом этого широко употребляемого слова никого не называл, обещанием обратиться к журналистам не шантажировал. И к Николаю Владимировичу я пришел не для того, чтобы сводить счеты с господином полковником Гуровым, а затем, чтобы это дело не сочли банальным самоубийством и не закрыли. Если вы поговорите с теми людьми, которые знали моего сына и остальных погибших, то поймете, что они на такое были не способны! Это убийство! И его нужно расследовать!
   Гуров смотрел на него и поражался – вчера этот человек практически бился в истерике, хотя потом смог взять себя в руки, а сейчас был непробиваемо спокоен – видимо, таблеток нажрался.
   – Но все факты говорят о том, что это самоубийство, – стоял на своем Лев.
   – Значит, вы их рассматриваете не под тем углом, – заметил Попов.
   – Лев Иванович, я думаю, что вам следует немного повременить с переходом на работу в холдинг господина Болотина, – просительно произнес замминистра. – Тем более что и повода уходить со службы у вас нет! Мне кажется, что действительно следует хорошенько разобраться в мотивах этого самоубийства – что-то тут не так.
   Как будто сам Гуров этого не понимал! Такие подонки, как те четверо, настолько любили жизнь, что цеплялись за нее изо всех сил. О каком добровольном и групповом самоубийстве тут вообще можно говорить? Лев подумал-подумал, а потом решил, что этим делом стоит заняться хотя бы ради того, чтобы наказать тех, кто замял убийство девушки, и сказал:
   – Хорошо! Мы с полковником Крячко займемся расследованием! Но начинать нам придется с самого подробного и достоверного, – подчеркнул он, – жизнеописания всех четверых, включая и убийство той девушки. Считаю своим долгом предупредить и вас, Николай Владимирович, и вас, Алексей Юрьевич, что выявлю всех до единого, кто его замял. И головы полетят!
   – Делайте что сочтете нужным, – согласился Попов. – Нашим детям это уже ничем повредить не сможет! А мы?.. Мы как-нибудь переживем!
   «Это как же ты должен быть уверен в том, что тебя отмажут, чтобы такое заявить! – с ненавистью подумал Гуров. – Только на этот раз не получится! Никогда журналюгам информацию не сливал, но в этот раз сделаю исключение! И они тебя в блин раскатают! Ну, и долго ты после это на своем теплом месте задержишься? Кувырком вылетишь!»
   – Лев Иванович! Иначе и быть не может! – тем временем горячо заверял его Щенок. – Кампания по очищению рядов МВД от коррумпированных сотрудников и «оборотней в погонах» – не разовое мероприятие и не для галочки начато. Это наша постоянная политика, и она будет проводиться до тех пор, пока наши ряды не будут очищены окончательно, пока мы не будем твердо уверены в каждом сотруднике, независимо от звания и должности.
   – Николай Владимирович! Мы вроде не на собрании, – усмехнулся Гуров.
   – Извините, Лев Иванович! Привычка! – по-свойски улыбнулся ему тот. – Со своей стороны обещаю всяческое содействие. Обращайтесь в любое время! – Он протянул Льву визитку. – Там прямой телефон и сотовый, звоните и не стесняйтесь! Нужна будет техника – предоставим любую! Если захотите собрать рабочую группу – бога ради! Набирайте туда тех, кого сочтете нужным!
   – Я полагаю, что у вас будет много вопросов, и обещаю, что отвечу на все, – сказал Попов. – А вот мою жену попрошу не беспокоить – она очень больна. Остальные родители погибших тоже будут с вами предельно откровенны – это же в наших интересах. – Подойдя к Гурову, он протянул ему листок бумаги: – Это их данные и контактные телефоны. Поскольку именно я инициатор расследования, то, наверное, будет уместным, если вы побеседуете со мной первым. Если я сегодня подъеду к вам в пятнадцать часов, вы найдете для меня время?
   – Хорошо, приезжайте, – согласился Лев и положил список в карман, даже не заглянув в него.
   – У вас ко мне какие-нибудь вопросы есть? – спросил замминистра.
   – Нет! – ответил, вставая, Гуров. – Разрешите идти?
   – Лев Иванович! Ну что вы как неродной! – укоризненно сказал, но при этом лучезарно улыбнулся замминистра. – Идите, конечно! Желаю удачи!
   Они втроем вышли из кабинета, а вот Попов остался там. Когда спускались по лестнице, Стас заметил:
   – Ох, Щенок сейчас на нем и отыграется!
   – Даже не мечтай! – уверенно ответил Лев. – Он решится окончательно испортить отношения с человеком только тогда, когда будет подписан приказ об увольнении того со службы, но ни секундой раньше. А в Администрации, как и в любой бюрократической конторе, подковерная схватка бульдогов самого разного размера и веса – состояние перманентное, сиречь постоянное. И маятник все время раскачивается из стороны в сторону.
   – Значит, он его сейчас там чаем отпаивает, утешает и убеждает, что Гуров, мол, обязательно разберется, – хмыкнул Крячко.
   – Как же мне противен этот Попов! – сквозь зубы процедил Лев.
   – А ведь он на меня тогда совершенно заслуженно орал, – вдруг тяжело вздохнул Орлов.
   – За что? – одновременно воскликнули Гуров и Крячко.
   – За то, что все носились как оглашенные, а вот трупы никто прикрыть не позаботился, да и нечем было в тот момент. Вот его жена их и увидела. И тут же в обморок грохнулась, а потом ей с сердцем плохо стало.
   – А может, ты должен был своим пиджаком этих четверых подонков накрыть? – возмутился Крячко. – Так не хватило бы его! И потом: не барское это дело! Если у оперов или экспертов ума не хватило это сделать, то ты-то тут при чем?
   – А при том, Стас, что я там был за главного – значит, за все и всех отвечал, хотя и приехал позже Поповых. Так что орал он на меня совершенно справедливо, – объяснил Петр, а потом, снова вздохнув, спросил, ни к кому не обращаясь: – Может, и правда, уйти к чертовой матери? Хватка у меня уже не та, соображать так быстро, как раньше, не могу. Да и нервы уже давно не железные, надолго меня не хватит.
   Лев и Стас тут же переглянулись и стали наперебой убеждать Петра, что он мужчина в самом расцвете сил и еще хоть куда! Вот на этой бравурной ноте и вернулись в управление. Орлов пошел к себе отпаиваться валерьянкой, а Гуров с Крячко – в свой кабинет, где Лев тут же потребовал, чтобы Стас рассказал ему обо всем, что успел узнать ночью.
   – Вообще-то, Лева, относительно новым для тебя может быть только одно. Я очень тесно пообщался с охранником и вот что выяснил. Когда четверо покойников, будучи еще живыми, вошли в подъезд, а потом направились к лифту, он невольно слышал их разговор. Один из них – он потом в случае чего его по фото опознает – сказал приблизительно следующее: «Как же мы раньше не поняли, что летать действительно очень легко? Нужно просто оттолкнуться и парить!» Второй ему на это ответил, что нужно было к нему ехать, потому что он живет на двадцатом этаже, а Юрка всего на пятнадцатом. Тогда первый ему возразил, что с его застекленной лоджии они все вместе взлететь не смогут, а по одному – неинтересно.
   – То есть они пришли именно для того, чтобы полетать, – покивал Гуров. – Кретины! – и попросил: – Стас, позвони экспертам! Пусть пока хоть по телефону скажут, какой гадости эти подонки наглотались.
   Крячко позвонил и, выслушав ответ, молча положил трубку, обалдело уставившись на друга.
   – Стас! Мы вроде вышли из того возраста, чтобы в гляделки играть, – заметил Гуров, но это не произвело на Крячко ни малейшего впечатления. – Эй! – Лев пощелкал пальцами у него перед лицом: – Ау! Ты где? Выйди из ступора! Что же такое тебе эксперты сказали, что ты так завис?
   – Ты сейчас тоже зависнешь! – зловеще пообещал Крячко. – А чистая у них кровушка! Зато адреналин зашкаливает!
   – Чего? – недоверчиво спросил Гуров.
   – Того, друг мой, что ни наркотических, ни психотропных веществ, даже следов их, в ней не найдено! Да и алкоголь присутствует в таком мизерном количестве, что хоть за руль садись! Как тебе такой расклад?
   – Стас! Я был твердо убежден, что они обдолбанные были, – растерянно ответил Гуров и задумался, а потом воскликнул: – Слушай! Я сейчас вспомнил, как подростков, напившихся «энергетиков» сверх всякой меры, на подвиги тянуло. А со спиртным вообще убойный коктейль получается. Может, эти тоже приняли лишку на грудь? Тем более что адреналин зашкаливает! Позвони-ка ты еще раз экспертам, узнай, что у покойников в желудке!
   – Позвонить недолго, – пожал плечами Стас, поднимая трубку. – Только «энергетики» мозги напрочь не отключают. Сколько ни выпей, но под их влиянием на самоубийство не потянет, тем более веселое и радостное.
   – Стас! Ты действительно веришь в то, что четыре человека в здравом уме и твердой памяти могли добровольно сигануть с 15-го этажа? – удивился Лев.
   – А при чем тут – верю я или нет? Факты – вещь упрямая! – буркнул Крячко и уже в трубку сказал: – Мужики! Это опять я. … Да, Гурову неймется! Не может он ваше заключение ждать! Он в бой рвется! Скажите, у них там какой-нибудь «энергетик» случайно в животе не плещется? – спросил он и через некоторое время, положив трубку, сказал: – Что и требовалось доказать! Никаких «энергетиков» они не пили!
   – Но с какого перепугу они решили, что могут летать? – никак не мог успокоиться Лев. – Нормальному человеку это в голову не придет!
   – Значит, они были ненормальные! – уверенно заявил Стас.
   – Все четверо? – возмутился Гуров. – Ладно бы кто-то один, у которого мозги переклинило, но чтобы сразу все? Неужели ни один из них сразу не сообразил, что они разобьются, к чертовой матери? На что они, прыгая, надеялись? Орлы, блин!
   – Ох, Лева! Намаемся мы с этим делом! – по-стариковски вздохнул Крячко. – Ладно! Попов сюда сам придет, а остальные папаши – кто? Может, тоже шишки какие-нибудь?
   Гуров достал из кармана список и, прочитав, присвистнул:
   – Твою мать! Стас! Ты только послушай! Это же Старец, Нестор и Лапоть!
   – Ни хрена себе! От них же в девяностые пол-Москвы в рыд рыдало! На них же пробу негде ставить! На их совести трупов немерено! Чего же удивляться, что у них такие сынки выросли! Небось, ничем папашам не уступают! Ну, и дружков себе Попенок подобрал!
   – Зато теперь эти бывшие братки – уважаемые бизнесмены, – ерническим тоном сказал Лев и продолжил читать: – Старец в строительстве по-крупному рулит, у Лаптя автозаправочные станции по всей области, а у Нестора чего только нет, в том числе и ночной клуб.
   – А где ночной клуб, там и наркота! – добавил Крячко. – Очень странно, что покойнички не под кайфом были, это бы все объяснило.
   – И ведь что самое обидное, ни одного их этих братков так тогда посадить и не удалось, – возмущался тем временем Гуров. – Нам улик не хватало, а все свидетели, как один, от своих показаний отказывались!
   – А чему ты удивляешься? – пожал плечами Стас. – Им собственная жизнь и их близких дороже была! Зато теперь эти подонки за все свои художества сполна получили! Сыновей потерять – чем не божья кара?
   – Да, отлились им людские слезы! – удовлетворенно заметил Гуров и перешел к делу: – Я беру на себя Нестора – он у них всегда за главного был, а ты со Старцем и Лаптем побеседуешь. Давай назначать встречи! Раз Попов их предупредил, они не откажутся побеседовать. А потом бумагами займемся, нас от них никто не освобождал.
   Много времени это не заняло. Лаптев и Старков пригласили Крячко приехать к ним вечером домой в любое удобное для него время. А вот с Нестеровым Гуров договорился встретиться в его клубе – интересно ему было на него посмотреть.
   Друзья стали составлять план оперативно-розыскных мероприятий, и чем дальше они его писали, тем яснее им становилось, что группу создавать действительно придется, потому что вдвоем они этот воз не потянут. Точнее, потянут – еще и не такое раскрывали, но довезут до нужного места в очень необозримом будущем, так что список офицеров, которым они более-менее доверяли и которых хотели привлечь к работе, они тоже составили. Оформив все как следует, Гуров и Крячко отправились к Орлову.
   Тот внимательно все прочитал и согласился, что рабочую группу создавать надо, потому что вдвоем они будут возиться до морковкиного заговенья. Приказ был издан незамедлительно, и не прошло и полчаса, как в кабинете у Петра уже сидели, кроме Льва и Стаса, еще три офицера, испытанные, что называется, в боях и походах. Гуров частично ввел их в курс дела, решив, что нечего раньше времени все карты раскрывать. Он просто стал раздавать задания, предупредив, что иметь дело придется с людьми опытными, у которых собственные прикормленные адвокаты имеются, так что каждый свой шаг нужно оформлять официально, чтобы потом не отбрехиваться перед службой собственной безопасности за обвинения в самоуправстве.
   – Итак, господа офицеры, – говорил Гуров. – Нужно изъять из офиса ЧОПа записи с камер наблюдения, установленных на известном вам доме, за ночь с 24 на 25 мая сего года. Если таковых не окажется, взять у руководства письменные объяснения, куда они могли деться. Трясите, как грушу, но правду выясните. Можете пригрозить лишением лицензии. Кстати, угроза не шуточная, а весьма реальная, потому что полномочия нам даны широчайшие. Далее нужно выяснить, кто из охранников дежурил в ту ночь. Имею предположение, что это уроженец Тверской области Иван Семенович Сорокин, который вскоре после тех печальных событий уволился, объяснив это коллегам тем, что уже достаточно заработал. Выяснить о нем все, что только возможно. Он говорил, что собирается вернуться к родителям, жениться и жить долго и счастливо. Это нужно проверить. Если он действительно там, резких движений не делать, а доложить мне – я уж сам как-нибудь с ним разберусь. Если же окажется, что он туда не приезжал и от него давно уже нет вестей, пробивать его всем базам, в том числе и неопознанных трупов, потому что – не хотелось бы об этом думать, но не исключено, что его уже нет в живых. Следующее. Официально изъять из дежурной части ГУВД запись вызова на известный вам адрес наряда полиции от имени Виктора Степановича Данилина, а также получить официальный документ о том, какой именно наряд туда выезжал, что доложил о результатах и так далее. У меня есть основания предполагать, что эта информация там не сохранилась, поэтому обследовать все здания вокруг дома на предмет обнаружения камер наружного наблюдения, с которых виден подъезд к воротам. Записи, если таковые будут обнаружены, изъять с соблюдением всех формальностей. По всем возможным базам пробить пострадавших, список которых будет вам вручен, – я думаю, что за ними немало грешков водится. Еще. Поднимите уголовные дела Нестора, Старца и Лаптя – объяснять вам, кто они такие, не надо. – Офицеры согласно покивали, потому что эти трое были в свое время настоящей головной болью для милиции. – Надо на всякий случай проверить, не из прошлого ли ниточка тянется. Сейчас как раз начинают выходить те, кто тогда основательно присел – вдруг какой-нибудь обиженный таким вот образом счеты сводит? Они его, предположим, в свое время лихо кинули, и он теперь решил отомстить.
   Достав телефон, Гуров позвонил Данилину и, узнав, что тот все приготовил, добавил в список поручений приказ съездить в банк и забрать документ, а потом сказал:
   – На данном этапе у меня все. Все поручения оформить должным образом и подписать у генерал-майора Орлова. Задания разбирайте, как хотите, сбор здесь же в восемнадцать часов, и без результатов лучше не приходить, а сразу стреляться – будет менее больно. Вопросы?
   Вопросов не оказалось, и офицеры ушли, а Петр протянул Льву папку:
   – Вот, это пока все, что есть по делу о самоубийстве, а остальные документы по мере готовности будут поступать.
   Забрав папку, Гуров и Крячко вернулись в кабинет и, чтобы не терять время, сели рядом и стали вместе читать ее содержимое, а когда закончили, Лев сказал:
   – Охранника, который этой ночью дежурил, нужно будет передопросить в свете того, что он тебе рассказал.
   – Понял, сделаю, – кивнул Стас.
   – Ну, а к Данилину я сам потом съезжу – нам ведь его показания тоже нужны и по тому делу, и по этому, – пообещал Гуров.
   – Лева, уже полтретьего, скоро Попов придет, а ты ему еще пропуск не заказал, – напомнил Стас.
   – Ничего! Потрясет своим членским, – хмыкнул Гуров, – билетом и так пройдет!
   – Слушай! Чего ты на него так взъелся? – удивился Крячко. – Да он на фоне остальных трех отцов – ангел небесный! И даже Орлов согласен, что тот на него за дело наорал, и не обижается! Ты что, хочешь быть святее папы римского?
   – Один раз он сыночка отмазал, а теперь из-за его нелепой гибели все наше министерство на уши поставил! – огрызнулся Гуров.
   – Лева! Ты не отец, тебе не понять! – принялся увещевать его Крячко. – Ну, поднял он на ноги всех, кого смог, так ведь речь о его собственном ребенке идет.
   – У него не ребенок, а выродок! – отмахнулся Лев.
   – Для тебя он выродок, – согласился с ним Стас, – а для него – кровинушка! Да ты вспомни, что с тобой было, когда Татьяну убили! Ты тогда никого на ноги не поднимал! Ты сам разобрался! Причем насквозь неконституционным методом!
   – Не нравится мне Попов, вот и все! – поморщился Гуров. – Какой-то он весь ненастоящий! Потерял сына, а спокоен так, что от него холодом тянет!
   – Ну, знаешь? На тебя не угодишь! Сначала ты на него напустился за то, что он был слишком буйный, теперь недоволен, что он слишком спокойный! А может, он на транквилизаторах сидит? – возмутился Стас и, позвонив дежурному, сам заказал Попову пропуск, а потом сказал: – Схожу в буфет, хоть пирожков куплю. Сейчас быстренько чайку с ними попьем, а то пообедать до трех уже не успеем.
   – Вот и пей чай с пирожками, а я пойду и нормально поем, а Попов, если опоздаю, подождет! Это мы ему нужны, а не он нам! – отрезал Гуров и вышел.
   Стас, горестно покачав головой, посмотрел ему вслед и вздохнул – когда Гуров закусывал удила, спорить с ним было бесполезно.
   Крячко действительно сходил в буфет, где быстро перекусил, и вернулся в кабинет без пяти три – Льва, естественно, еще не было. Ровно в три в дверь постучали, и вошел Попов. Выглядел он все так же невозмутимо, как и утром. Увидев, что Гурова нет на месте, спросил:
   – Наверное, мне лучше подождать в коридоре?
   – Нет-нет, Алексей Юрьевич! Проходите! Начнем без Льва Ивановича – его к руководству вызвали, – соврал Крячко.
   Попов прошел, сел на стул и вопросительно посмотрел на Стаса, который и не думал говорить по делу без своего друга и напарника, а завел разговор вроде бы ни о чем, чтобы потянуть время. Он посочувствовал горю Алексея Юрьевича, рассказал несколько случаев из их со Львом практики, которые тоже касались непонятных самоубийств, одним словом, старался всячески расположить Попова к откровенному разговору и наладить нормальные отношения. А тот внимательно слушал, вовремя вставляя уместные реплики, но сам не откровенничал и оставался все так же непробиваемо спокоен. Наконец появился Гуров. Он с недовольным видом извинился за опоздание и тут же взял быка за рога:
   – Давайте перейдем к делу. Итак, расскажите нам о вашем сыне и его друзьях.
   – Лев Иванович, извините за замечание, но отряхните, пожалуйста, крошки с вашего пиджака, а то вид уж очень неаккуратный, – невозмутимо попросил Попов.
   Гуров, осмотрев себя, увидел, что у него на пиджаке действительно осталось несколько хлебных крошек. Он их медленно стряхнул, изо всех сил стараясь не показать, как взбесился, а Алексей Юрьевич тем временем начал рассказывать:
   – Видите ли, дело в том, что мы с женой в свое время очень много работали и поэтому не могли уделять сыну должного внимания. Когда же у нас появилась возможность заняться им, выяснилось, что у него очень слабое здоровье, и это послужило причиной того, что ему многое прощалось, практически все, вот он и вырос очень избалованным человеком. А когда спохватились, было уже поздно.
   – Что выросло, то выросло, – насмешливо произнес Гуров одно из своих любимых изречений.
   – Вы правы, – спокойно согласился с ним Попов и как ни в чем не бывало продолжил: – Он был довольно одаренным от природы, легко учился и, окончив школу, поступил в МГИМО. Там сначала познакомился с Эдуардом Старковым, который учился с ним в одной группе, а уже через него с Константином Лаптевым и Евгением Нестеровым. Отцу Нестерова принадлежит ночной клуб «Эго», где они вчетвером и проводили вечера. Я там побывал и увидел, что это довольно приличное по нашим временам заведение, а тот факт, что отец Евгения – его хозяин, служило некоторой гарантией того, что с моим сыном там ничего не случится, тем более что господин Нестеров самым тщательным образом следит за тем, чтобы в клубе никто не распространял наркотики – это я выяснил точно.
   – Только они свои пьянки почему-то еще и в вашу квартиру переносили, – ехидно заметил Лев.
   – Да, это было, – подтвердил Попов. – Я не раз выслушивал от нашего соседа снизу господина Данилина упреки в том, что Юрий и его гости ведут себя очень шумно, но я, к сожалению, не являлся для сына таким авторитетом, чтобы он прислушивался к моим словам.
   – А то, что у отцов друзей вашего сына криминальное прошлое, вы знаете? – спросил Гуров.
   – Да, но это был выбор сына, и я на его решение повлиять не мог, хотя очень старался, – ответил Алексей Юрьевич.
   – Давайте перейдем к событиям той майской ночи, – предложил Лев, которому уже до чертиков надоело слушать эти обтекаемые речи, которые Попов словно по бумаге читал.
   – Хорошо. Мне ночью позвонил господин Нестеров и сказал, что мой сын, как и остальные, находится в районном отделении полиции. Я приехал туда и узнал, что Юрий без сознания, в тяжелейшем состоянии. Это не было следствием побоев, а сильнейшим отравлением, потому что его уже таким доставили в полицию. Я забрал его оттуда и тут же поместил в больницу, где он провел две недели, причем первую – в реанимации, его еле-еле спасли. Когда ему стало лучше, я с ним поговорил и выяснил следующее: в тот день Юрий, Эдуард и Константин выпили довольно много спиртного в клубе, а потом поехали в нашу квартиру, где к ним вскоре присоединился Евгений и его девушка по имени Юлия. У Константина был с собой наркотик, который молодые люди приняли. Это послужило причиной того, что Юрий отключился, больше ничего не помнил и очнулся только в больнице – я уже говорил, что у него очень слабое здоровье. Таким образом, в том, что происходило в квартире, он принимать участия физически не мог.
   – В какой клинике он находился? – спросил Гуров.
   – В Склифе, – ответил Попов.
   – Мы это проверим, – почти угрожающе заявил Лев.
   – Да, конечно, – спокойно согласился Алексей Юрьевич.
   – Это вы поспособствовали тому, чтобы дело замяли? – напрямую спросил Гуров.
   – Нет! Единственное, что я сделал, – это попросил нашу домработницу съездить в нашу городскую квартиру и убраться самым тщательным образом. А по поводу дела могу сказать, что мне, как и остальным, господин Нестеров сказал, что ситуацию можно урегулировать и назвал, сколько это будет стоить. Мы разделили сумму поровну между собой, отдали ему деньги и все. Я оформил сыну академический отпуск, а когда его выписали из больницы, отвез к младшему брату своей жены. Он военный, живет в военном городке, вот я и попросил его не только присмотреть за Юрием, но и постараться повлиять на него, если уж у меня не получается. Он человек жесткий, с характером у него все в порядке, и он обещал «прочистить парню мозги», как сам выразился.
   Тут зазвонил внутренний телефон, и Стас взял трубку, чтобы Гуров не отвлекался, и, выслушав, сказал:
   – Лева сейчас занят – беседует с Поповым. Он к тебе потом зайдет… Хорошо, понял.
   Алексей Юрьевич, замолчавший на время этого короткого разговора, тут же продолжил с того места, где остановился:
   – Сын провел в его семье все это время и вернулся в Москву только вчера утром. Я встретил его в аэропорту и отвез в наш дом за город. Мы с ним поговорили, и он заверил меня, что ни пить спиртное, ни принимать наркотики больше не будет, потому что понял, чем ему это грозит. Я попросил его ни в коем случае не посещать нашу городскую квартиру и уехал на работу.
   – Как видно, он очень серьезно воспринял ваши слова, – насмешливо произнес Гуров, но Алексей Юрьевич на это никак не отреагировал, и Лев продолжил: – Почему же вы квартиру не продали? Могли бы купить ему какую-нибудь другую, никак с тем убийством не связанную.
   – Дело в том, что это служебная квартира и в моей собственности не находится. Да, я обратился к руководству с просьбой предоставить мне другую взамен этой, но они просто не успели это сделать. С вашего позволения, я продолжу? – спросил Попов и, не дожидаясь ответа, стал говорить дальше: – На работе уже вечером меня застал звонок жены, которая сказала, что Юрий уехал в город. Поскольку постоянным местом его встреч с друзьями был клуб, я тут же связался с господином Нестеровым и попросил его проследить за молодыми людьми. Он заверил меня, что все сделает и даже запретит подавать им спиртное. Когда я в тот день вернулся домой за город, сына еще не было. Я стал звонить ему на сотовый, но тот не отвечал, как и телефон в городской квартире. Я хотел поехать туда, чтобы проверить, там ли он, но жена удержала меня. Она сказала, что Юрий долгое время не видел своих друзей, вот и пусть они пообщаются. Дальнейшее вы знаете.
   – У вашего сына никогда не было суицидальных наклонностей? – поинтересовался Гуров.
   – Нет! Даже в самые тяжелые минуты жизни у него их не было, а когда он лежал в больнице, то очень боялся умереть, – ответил Попов.
   – У мальчиков-«мажоров» бывают тяжелые минуты? – усмехнулся Лев.
   – Как и у всех. Но это было давно и к данному делу отношения не имеет.
   – Если вы все рассказали, то можете быть свободны, – сухо заявил Гуров, отмечая пропуск.
   Попов встал и пошел к двери, возле которой повернулся и спокойно попрощался:
   – Всего доброго, желаю удачи.
   Едва за ним закрылась дверь, как Лев, не выдержав, воскликнул:
   – Нет, ты видел? У него не то что ноль эмоций, а минус эмоций!
   – Лева! Что ты к нему прицепился? – взорвался Крячко. – Ты ни с одним отпетым уголовником таким тоном не разговариваешь! Ты изо всех сил старался вывести его из себя! Что ни слово, то издевка! Что ни вопрос, то насмешка! Словно специально нарываешься на неприятности! Один раз это тебе с рук сошло, так ты решил, что неуязвим на веки вечные?
   – Это не я, это он решил, что неуязвим! Что ему все позволено! – огрызнулся Гуров. – Кстати, кто звонил?
   – Петр тебя требует, – ответил Стас и поднялся из-за стола. – Кстати, он просил тебе сказать, чтобы ты был с Поповым повежливее, но я даже семафорить тебе не стал, потому что ты еще больше обозлился бы.
   – А что случилось?
   – Судя по его тону, нечто из ряда вон, так что я тебя одного не пущу! – решительно заявил Крячко. – В случае чего вдвоем отстреливаться будем!
   Орлов встретил их с хмурым видом, и его взгляд ничего хорошего не предвещал. Он сидел в своем кресле без пиджака, с приспущенным галстуком и массировал грудь в районе сердца.
   – Ну, как побеседовали?
   – А тебе уже звонили и приказали, чтобы мы носились с Поповым, как с тухлым яйцом? – ернически спросил Гуров. – И кто же на этот раз за него так хлопочет?
   – Ты не ответил, – спокойно напомнил Петр.
   – Да ну его на хрен! – не сдержался Гуров и, расхаживая по кабинету, начал рассказывать: – Какой-то хек перемороженный! Мумия ходячая! Говорит как по писаному, словно свою речь заранее наизусть выучил! И сына, хоть уже и покойного, всячески отмазывает! Тот, мол, в отключке был и физически не мог принимать участие в произошедшем! А на самом деле засунул своего урода в Склиф, заплатил, не скупясь, вот его там и держали! Да если надо, он бы ему и справку купил о том, что тот псих ненормальный, лишь бы в тюрьму не попал. Нет, вот ты мне скажи, как такие сволочи в Администрацию президента попадают? Проходной двор какой-то!
   – Этот хек перемороженный, Лева, блестящий аналитик! Не только тактик, но и стратег! – усталым, тусклым голосом заговорил Орлов. – Умница, каких мало! Он и его жена были нелегалами и работали за рубежом, причем приехали туда вместе с дочкой, которой еще и годика не было. Пятнадцать лет работали, и настолько успешно, что все его награды на груди не поместятся. А потом их перебежчик выдал. Они были арестованы, но сами не сдали никого! И это несмотря на то, что жена Попова была беременна и их сын родился уже в тюрьме, откуда попал прямиком в приют. А ведь, согласись они на сотрудничество, жили бы вместе с детьми под новыми именами в каком-нибудь райском уголке, в полном шоколаде и с приличным банковским счетом. А они молчали! Оба! Наши дипломаты с огромным трудом, но смогли вернуть девочку на родину, потому что она не родилась в той стране, где работали ее родители. Поповых осудили и приговорили к двадцати пяти годам. Но они отсидели по восемь лет, потому что наши смогли их обменять на агентов ЦРУ, которых здесь взяли с поличным. И все то время, что они сидели, их сын находился в приюте. Можешь себе представить, как там относились к сыну русских шпионов? А матери его каково было? Она же все эти годы жила и ничего не знала о собственном ребенке! Сыт или голоден, здоров или болен, а может, его уже и в живых-то нет! Да и самому Попову было не легче! И, даже когда они уже вернулись на родину, наши мидовцы еще год боролись за то, чтобы мальчишка мог воссоединиться со своими родителями, потому что он по месту рождения – гражданин другой страны. Счастье великое, что его за эти годы никто не усыновил, а то они бы его никогда в жизни вообще не увидели! Здесь Попов работал в Ясенево и преподавал в «Вышке», а вот его жена получила инвалидность. Потом его пригласили работать в Администрацию президента. И он там не пешка! Он – одна из тех шестеренок, без которых весь механизм не работает! И ценят его там на вес золота! Но, что самое главное, он не просто чле-е-е-н, – ерническим тоном сказал Петр, – Администрации! Он личный друг, сам понимаешь, каких людей, потому что бывших чекистов не бывает! Ну, и, кроме всего прочего, у него звание генерал-лейтенанта, а у его жены – подполковника! И кто после этого сволочь, Лева? Ты или он?
   Все время, пока Орлов говорил, Гуров сидел с закрытыми глазами, его уши полыхали и у него было единственное желание: провалиться сквозь землю куда угодно и никогда больше не возвращаться, чтобы только не видеть глаз своих друзей. А уж что он говорил в свой адрес!
   – Петр! Тебе кто-то позвонил насчет него? – спросил Стас.
   – Нет, это я звонил, благо есть кому. Обо всех остальных родителях все известно, а вот о нем – практически ничего. Вот я и навел справки.
   – Ну, тогда понятно, почему у парня здоровье было хлипкое и почему они с ним так носились, – чувство вины никуда не денешь, – вздохнул Крячко. – А вот ему на них было наплевать! Видимо, у него так и не прошла обида на них за то, что из-за их преданности Родине девять лет в приюте прожил, он и родителями-то, наверное их, не считал. Думаю, специально назло им все делал: и гулял напропалую, и таких дружков себе выбрал. Девочке-то легче было – все-таки до пятнадцати лет с мамой-папой жила, а вот парню досталось. Зато теперь понятно, откуда у Попова такая выдержка – представить страшно, как его там ломали, чтобы к предательству склонить. Уму непостижимо, как он все это выдержал! О женщине я вообще не говорю! Редкая мать такое выдержать сможет! Ее же постоянно сыном шантажировали! Да ей при жизни надо памятник ставить! Как, впрочем, и ему!
   – Я сейчас же позвоню Попову и извинюсь, – сказал, поднимаясь, Гуров, но усиленно смотрел в сторону, чтобы не встречаться ни с кем взглядом.
   – Ты, Лева, к нему больше близко не подойдешь! – шарахнув кулаком по столу, рявкнул Петр. – Ты его имя вообще забудь! И молись с утра до вечера только о том, чтобы он твое забыл! Ты, Лева, зарвался! И я, старый дурак, хорош! Все воротник тебе подставлял! Лучший из лучших, блин! Да, ты сыщик от Бога! Но только есть настоящие люди, которые свою славу достойно несут, а из тебя с некоторых пор дерьмо фонтаном хлещет. Тебе стало плевать, кто перед тобой! Ты всех остальных людей за быдло держишь! Кто дал тебе это право? Ты себя кем стал считать? Ты на что надеешься? Что у тебя Болотин за спиной? Как ты там сказал: «Членов много, а Гуров один. Я не пропаду, а со мной и ты со Стасом»? Да я теперь с тобой на одном гектаре не сяду! И на Болотина не больно-то надейся! Вот уж кого ты подставил, так подставил! Выпендриться решил! Показать, что круче тебя только вареные яйца! Я, мол, на всех вас с прибором положил! Мне все – хрен по деревне! Так еще неизвестно, как ему самому его слова отольются. Или ты забыл, как и не таких, как он, по жизни тонким слоем размазали! И следа от них не осталось! И имен их уже никто не вспомнит! Попову только слово сказать, и тот же Болотин к нему на цырлах прибежит, в глазки заглядывать будет и хвостом вилять – простите, мол, дурака необразованного! На колени бухнется и будет лбом в пол колотить, чтобы грехи свои отмолить!
   – Петр! Успокойся, а то тебе с сердцем плохо будет, – тихо проговорил Крячко.
   – А то мне сейчас хорошо! – воскликнул Орлов. – Мне, Стас, так хреново, что и выразить не могу! Даже мата не хватает! В общем, так! О Попове больше никому ни звука, ни ползвука! Справок не наводить, вопросов не задавать, разговоры пресекать! Хватит мужику и того, что на его долю выпало, нечего его имя трепать! А теперь иди, Гуров, отсюда к чертовой матери, с глаз моих долой и до шести часов не показывайся – видеть тебя не могу!
   Гуров и Крячко вышли из его кабинета, как побитые собаки, хотя Стас, в общем-то, ни в чем виноват не был, но из солидарности с другом тоже шел понурившись и временами вздыхал. У себя в кабинете Гуров первым делом схватился за телефон и жестом успокоил дернувшегося было Крячко – мол, не Попову звоню. Он действительно звонил не ему, а Болотину, и, когда тот ответил, спросил:
   – Игорь, я тебя очень сильно подставил?
   – При чем тут ты? – невесело ответил тот. – Надо самому умным быть и, прежде чем язык распускать, навести справки и выяснить, кто есть кто.
   – То есть звоночек уже прозвенел? – понял Лев.
   – Звоночек! – нервно рассмеялся Болотин. – Тут так рвануло, что уши заложило, удивляюсь, как жив остался. Короче, мне открытым текстом, причем в самых красочных выражениях, было сказано, кто я есть и кем в самом скором времени могу стать, если не поумнею. И добавили, что среди равноудаленных я теперь самый далеко удаленный! И на помощь некоторых людей мне больше рассчитывать нечего! Вот теперь сижу и думаю, как бы мне поумнеть!
   – Прости меня, Игорь! – покаянно сказал Гуров и, отключив телефон, долго смотрел в стену, а потом спросил: – Стас! Я действительно зарвался?
   – Знаешь, Лева, ты правду о себе уже давно слышать не хочешь, она у тебя между ушей сквозит и следа не оставляет, так что я лучше промолчу, – ответил тот.
   – Спасибо за откровенность, – криво усмехнулся Лев, потом глубоко вздохнул, резко выдохнул и деловым тоном произнес: – Возвращаемся к нашим баранам. Когда будешь разговаривать с Лаптем и Старцем, выясни точно, где находились их сыновья все время после того преступления, чем занимались вообще и в день гибели особенно, в мельчайших подробностях узнай, с кем встречались, о чем говорили и так далее. Пусть весь тот день прямо по минутам распишут!

   К шести часам вечера в кабинете Орлова, который выглядел уже немного лучше, во всяком случае спокойнее, собрались все члены группы, и офицеры начали отчитываться прямо по пунктам, которые им продиктовал днем Гуров.
   – Докладываю, – начал первый. – Диски с камер наблюдения, установленных над подъездом и возле въезда на территорию дома, были изъяты непосредственно на месте утром 25 мая сотрудником райуправления полиции капитаном Чирковым. Счастье великое, что в восемь часов утра охранник сменился, а новый наотрез отказался выдать диски без соответствующих документов или, по крайней мере, разрешения руководства. Чирков поговорил с директором ЧОПа в присутствии охранника, и тот велел своему подчиненному отдать диски, потому-то мы сейчас и знаем, кто их забрал. Без вашего ведома, Лев Иванович, мы с Чирковым связываться не стали.
   – И правильно сделали, – кивнул Гуров. – Что дальше?
   – Из графика дежурств видно, что в ту ночь дежурил действительно Иван Семенович Сорокин. Руководством ЧОПа характеризуется только положительно: непьющий, некурящий, старался заработать везде, где только можно, но при этом прижимистый – когда увольнялся, проставился только пивом. Мы связались с райотделом того поселка в Тверской области, где живут его родители, и выяснили, что он находится там. Около двух недель назад женился, а перед этим приобрел неплохой дом, чтобы было куда молодую жену привести. Мы районникам сказали, что он проходит у нас как свидетель, и в подробности не вдавались. У меня все!
   – Слава богу, что жив, а то ведь и кончить могли, – заметил Лев. – Уж очень он свидетель опасный. С ним нужно будет поговорить отдельно и очень аккуратно. Кто следующий?
   Закончивший доклад офицер сел, а второй поднялся и начал рассказывать:
   – Вы оказались правы, Лев Иванович, в дежурной части ГУВД действительно на записи за указанный период времени нет вызова от Виктора Степановича Данилина, а вот в его распечатке, которую я в банке забрал, он есть. Ничего вразумительного по поводу того, куда мог деться вызов, в дежурной части сказать не могут или не хотят. Грешат на сбой в программе и технические неполадки, но тут надо разбираться соответствующим службам, потому что мы в этом не сильны, – вдруг сбой действительно был? Таким образом, выяснить, какой именно наряд туда выезжал, что доложил о результатах и так далее, не представляется возможным. В связи с этим мной были осмотрены все здания вокруг дома. Одна камера наружного наблюдения нашлась на здании филиала Сбербанка. Запись оттуда была изъята капитаном Чирковым, о чем в службе безопасности Сбербанка имеется соответствующий документ, – там не в ЧОПе: на шару не прокатишь и на арапа не возьмешь. А вот на магазине интимных товаров этот капитан камеру проглядел! А оттуда подъезд к воротам очень хорошо просматривается, так что номер машины прибывшего экипажа ППС виден отчетливо! Чтобы никого не настораживать, я задействовал личные связи и выяснил, что в ту ночь на ней работали сержанты Абросимов и Пашков, которые в органах внутренних дел больше не работают. Ушли по собственному желанию, с мест предыдущей регистрации выписались в связи с продажей квартир. Где находятся в настоящее время – устанавливаем. Очень помогли бы их фотографии, но мы решили самодеятельностью не заниматься и подождать вашего решения, потому что получить их из отдела кадров без официального запроса у нас самих все равно не получилось бы. Теперь по пострадавшим. По нашим базам данных, ничего серьезного за ними нет. Старков задерживался несколько раз за превышение скорости, причем «быковал» напропалую, за что и пострадал, – даже гаишники отказывались у него взять деньги и составляли протокол. Лаптев полгода назад был лишен водительских прав за езду в пьяном виде, он, правда, никого не сбил, а сам в фонарь въехал, машина – в хлам! Причем отец его отмазывать не стал – видать, понимал, что его сынок в таком состоянии сам в первую очередь пострадать может, и новую машину ему пока не купил. Теперь Нестеров, этот более буйный, чем остальные. Были драки в общественных местах, в основном в ресторанах или клубах, но за последний год – ни одного происшествия: то ли он покротчал, то ли нашел такое место, где его терпят.
   – Клуба «Эго» там не было? – спросил Гуров.
   – Нет, Лев Иванович, а что?
   – Да, видимо, его отец решил, что пусть уж лучше его отпрыск у него на глазах куролесит, чем в других местах, вот он в его клубе и отрывался, – объяснил Лев.
   – На Попова же вообще ничего нет, – закончил офицер.
   – Итак, что мы имеем на данный момент? – начал Гуров, но Орлов, не давая ему продолжить, перебил его:
   – На данный момент мы имеем следующее. Сейчас все разойдутся по своим кабинетам, напишут очень обстоятельные рапорта обо всем, что успели узнать за день, и принесут их мне. А уж я положу их в отдельную папочку и передам ее в службу собственной безопасности, которая в дальнейшем и будет вести это дело. А вы все начнете вплотную заниматься самоубийством, и только им. Задания будут розданы позднее, а пока, после того как рапорта напишете, будете все дружно изучать дела Нестора, Лаптя и Старца в поисках возможных мотивов мести их сыновьям со стороны бывших подельников их отцов, а Гуров с Крячко займутся самими папашами. Все! – твердо заявил он и даже ладонью по столу хлопнул.
   В присутствии подчиненных Гуров возражать Петру не стал, но вот, когда удивленные офицеры вышли, сказал:
   – Петр! Ты понимаешь, что служба собственной безопасности это дело на тормозах спустит?
   – Полковник Гуров! Вы слышали приказ начальника или мне его специально для вас в письменном виде оформить и под роспись ознакомить? – сухо спросил Орлов.
   Вопрос был риторический, ответа не требовал, и Лев, понимая, что обозлил Петра до крайности, промолчал, а тот продолжал:
   – Доложите мне, господин полковник, что собираетесь предпринять для раскрытия этого дела.
   – Господин генерал-майор! Сегодня вечером я, полковник Гуров, собираюсь побеседовать с отцом пострадавшего Нестерова, а полковник Крячко – с отцами Старкова и Лаптева. Эти беседы необходимы для выяснения обстоятельств, предшествовавших самоубийству или убийству. О результатах будет вам доложено завтра. В том случае, если выявится существенная для расследования информация, позднее все будет оформлено официально, под протокол, – сухо ответил Лев, причем еще и по стойке «смирно» встал.
   – Тогда можете быть свободны. Оба! – отпустил их Орлов.
   С трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться еще в коридоре, Гуров, войдя в кабинет, взвился чуть не до потолка:
   – Стас! Он что, меня воспитывать решил? Так я вроде уже большенький!
   Крячко мудро молчал, давая другу возможность выговориться и стравить пар, а тот и не думал успокаиваться и продолжал бушевать. Он возмущался тем, что Петр оказался таким слабаком, сдался без боя и передал дело службе собственной безопасности, грозил уйти к чертовой матери в частный сыск, а до тех пор не разговаривать с Орловым ни на какие темы, кроме служебных, сетовал на то, что в отделе кадров все уже разошлись, а то бы он прямо сейчас взял у них бланк обходного листа, обещал уйти на больничный, и пусть остальные как хотят, так это дело и расхлебывают. Наконец он выдохся, и тогда Стас заговорил:
   – Лева! Если Петр так поступил, значит, у него для этого веские причины. Он ворон старый, мудрый и жизнью битый! Зря не каркнет! Вот он на тебя наорал, чтобы в чувство привести и на грешную землю с небес спустить, и доложил, что воспитательную беседу с тобой провел. А если бы он взбрыкивать стал, то тебя бы опять на ковер к Щенку дернули, и уж тот, в свете вновь открывшихся обстоятельств, имел бы тебя в извращенной форме, долго, сладострастно и с особым цинизмом, чтобы отыграться за пережитое унижение. А ты бы стоял, все это слушал и вякнуть не смел! А если бы посмел, это имело бы для тебя самые плачевные последствия, потому что он, как ни крути, а заместитель нашего министра, а ты всего лишь полковник-важняк! Вот и думай теперь о Петре все, что хочешь! И вообще мне к Лаптю пора!
   Крячко вышел из кабинета, и Гуров остался один – ох, и хреново же ему было! Чтобы не оставаться наедине со своими мыслями, он поехал в клуб к Нестерову, хотя встреча и была назначена на более позднее время.
   Предупрежденная охрана, пообещав немедленно сообщить хозяину, что его гость уже здесь, мигом проводила его в зал, где молоденькая официантка усадила его за столик в углу, который был отгорожен от остального зала стойками с вьющимися растениями, причем на столе стоял большой букет цветов, и застыла рядом в ожидании заказа.
   – На других столах цветов нет, а здесь есть, почему? – спросил Лев.
   – За ним всегда отдыхал сын хозяина с друзьями, он был постоянно для них зарезервирован, потому что они могли приехать в любой момент, – объяснила она. – А теперь хозяин распорядился, чтобы до сорока дней на нем каждый день свежие цветы стояли и сюда никого не сажали, только вот для вас велел исключение сделать.
   «А Нестор, оказывается, с годами сентиментальным стал, – подумал Гуров. – А может, просто сына любил?»
   – Скажите, кто обслуживал этот столик в тот последний вечер, когда они здесь сидели?
   – Не знаю, это не наша смена была.
   – Но вам приходилось их обслуживать? – Девушка кивнула. – Расскажите, как они себя вели, что пили, что ели? Если приглашали к себе за столик кого-нибудь, то по какому принципу?
   – Извините, но вам лучше подождать хозяина. Если он прикажет, мы вам все расскажем, а пока я лучше помолчу, – ответила она и спросила: – Что вы будете заказывать?
   Этот начавшийся еще ранней ночью день был таким длинным, тяжелым и нервотрепным, что вымотавшийся, издерганный и злой на весь белый свет Гуров, хотя ничего толком и не ел, ни малейшего аппетита не почувствовал и попросил только чашку чая. Девушка тут же протянула ему меню, раскрытое на странице напитков, и Лев увидел там не меньше десятка всяких наименований.
   – Девочка, – устало сказал он. – Я человек старой закваски. Принеси мне большую чашку крепкого сладкого чая, самого обыкновенного.
   Она ушла, а Гуров стал осматриваться. В этот час зал был еще практически пуст, и откуда-то доносилась тихая музыка. Выглядел изнутри клуб вполне достойно и рассчитан был явно на приличную публику, которая рэпом и прочими современными «изысками» не увлекается, а предпочитает камерную обстановку, – Нестор был тоже человеком старой закваски. Чай появился довольно быстро, именно в большой чашке и заваренный явно не из пакетика. Лев сидел, попивая обжигающий, крепкий, сладкий напиток, и чувствовал, что начинает ощущать себя немного бодрее, хотя настроение от этого не улучшилось, да и не могло. К счастью, ему не пришлось долго оставаться в одиночестве, потому что появился Нестор. Им приходилось раньше встречаться, причем сидели они тогда по разные стороны стола, вот и сейчас Гуров, чтобы сразу расставить точки над «i», предложил тому сесть напротив, объяснив, что ему так и удобнее, и привычнее.
   – Как скажешь, Гуров, – усмехнулся Нестор. – Сейчас ты банкуешь!
   – А всегда так было и будет! – жестко произнес Лев и с ходу потребовал: – Давай все с самого начала!
   – Знать бы еще, где оно, это начало, – вздохнул тот и закурил. – Короче, мой сын Женька с Костькой Лаптевым и Эдькой Старковым давно знакомы были. Мы с их отцами корешили, вот и им это как бы по наследству перешло. Тем более что почти ровесники. Женьку я в экономический запихнул, чтобы он со временем мог самостоятельно нашим бизнесом управлять, ни на кого не полагаясь, но толку из этого не вышло – как был разгильдяй, так и остался! Каждую сессию за каждый экзамен и зачет я платил. Хотел уже было забрать его оттуда, но уж больно ему студенческая жизнь нравилась, вот и решил – пусть еще поваляет дурака, да и диплом, хоть и купленный, лишним не будет. У меня ведь вся надежда на него была, потому что дочка шалавой выросла, вся в мать! Где уж она к наркотикам пристрастилась, не знаю, но с тех пор из клиник не вылезает, – медленно рассказывал Нестор, а потом вдруг неожиданно спросил: – Слушай, Гуров! Может, мне развестись со своей дурой? Найти нормальную бабу, которая мне настоящего наследника родит? А что? Я еще нестарый, вполне смогу сына на ноги поднять, чтобы было кому свое дело передать, потому что от дочки ни толку, ни наследников ждать не приходится. А то повелся я в свое время, как последний дурак, на модель длинноногую, а из этого вон что вышло! Как думаешь?
   – Что я тебе могу на это сказать, Нестор? – пожал плечами Лев. – Это только тебе решать! – и спросил: – Значит, у тебя в клубе наркоты нет потому, чтобы еще и сын на нее не подсел?
   – Понимаешь, Гуров! Наркота дело хоть и опасное, но очень прибыльное, только сын мне дороже был. Он же характером в меня пошел – чуть что не по нему, и он тут же в пятак! Вот я и сказал ему, чтобы он со своими друзьями здесь за счет заведения гулял: они меня этим не разорят, а мне спокойнее. С тех пор он больше ни в какие истории не влипал, потому что все время на глазах был, да и охрана все конфликты мигом гасила.
   – Не вышел у тебя, Нестор, каменный цветок! – развел руками Лев. – Влип все-таки!
   – Об этом потом, – хмуро пообещал Нестор и, снова закурив, продолжил: – Костя на год постарше моего был и там же учился, но он хоть пытался заниматься – у Лаптя ведь, сам знаешь, разговор короткий, а удар быстрый. Но не в отца он пошел – тот человек прямой, а этот хитрованом вырос. А своего Старец нет чтобы в строительный засунуть, так в МГИМО определил. На кой хрен ему это сдалось, не знаю! Думаю, просто решил мошной тряхнуть и показать, что ему это по средствам – он всегда выпендрежником был, потому и сына так назвал. Эдька парень неплохой был, всего в меру: и ума, и силы, но выпендрежник, как и отец, правда, в их институте по-другому нельзя. Там-то Эдька с Юркой и познакомился, и он у них четвертым стал.
   – А он что собой представлял? – спросил Гуров.
   Хотя Орлов и приказал ему строго-настрого забыть имя Попова и никаких вопросов о нем не задавать, но ведь он сейчас говорил не об отце, а именно о сыне, тем более что это было нужно для дела.
   – Странный он был. Ну, конечно, одет, ухожен, тачка соответствующая, но вот было в нем что-то… – Нестор задумался, а потом сказал: – Юрка был невысокий, щуплый, такой, казалось бы, при малейшей опасности под стол залезть должен, но Женька говорил, что, когда у них четверых как-то свара началась с какими-то парнями, он не сбежал, а, как зверь, дрался. У него нос разбит, бровь рассечена так, что кровь глаз заливает, а он внимания не обращает. На лицо он довольно симпатичный был, но вот глаза! Словно от другого человека достались! Будто он все уже в жизни видел, и его ничем не удивить. Вот! Равнодушный он! Холодный! – подобрал нужное слово Нестор. – Этим-то он Эдьку и зацепил! А еще не то чтобы злой, но, как еж, ощетинившийся! Он ни с кем в группе подружиться даже не пытался, держался особняком, никого близко к себе не подпускал.
   – Наверное, девчонкам нравился? Эдакая таинственная личность.
   – Может, и нравился, только он их в упор не видел.
   – Ориентация другая?
   – Да нет! Просто он всех женщин презирал, называл суками и говорил, что ни одной верить нельзя.
   – Даже матери?
   – Ну, тут разговор особый. Он своих родителей «опекунами» называл, мог их даже «по матери» послать. Я как-то не выдержал и сказал ему, что нельзя так, они же ему жизнь дали, любят его. А он только криво усмехнулся и ответил, что они не его любят, а свою родину. Умный парень был. Они тут чуть ли не до утра гудят, а он потом на занятиях отвечает так, словно всю ночь зубрил. Одно только плохо – пить не умел совершенно. Несколько раз его наизнанку выворачивало, но потом он свою дозу определил и больше никогда не перебирал.
   – Скажи, они всегда у него гуляли или еще где-нибудь?
   – У него, он сам это предложил. Гудели напропалую. Знаешь, мне иногда казалось, что он этим хотел отца опозорить, словно мстил ему за что-то, – пожал плечами Нестор. – Хотя за что тому можно было мстить? Я его видел несколько раз и хочу тебе сказать, что хоть ростом он и невелик, но мужик! В нем стержень есть! Один взгляд чего стоит! А вот с сыном ничего сделать не мог!
   – Ну, с ними все более-менее ясно, а если чего, я потом уточню, – сказал Гуров. – Давай по той ночи!
   – Какой? – сделал вид, что не понял, Нестор.
   – Не хитри! По той, когда они девчонку изнасиловали и убили. Только не говори, что это была проститутка, которую они на трассе сняли! Я уже знаю, что она с твоим сыном встречалась.
   – Да ничего бы не было, если бы Костька наркоту не достал! – буркнул тот, отвернувшись. – Мы потом с тем паскудой, что ему таблетки продал, по-свойски разобрались, да сделанного уже не воротишь! Понимаешь, раньше у Женьки девки постоянно менялись – он же красивый парень был. Но все несерьезно, так, для развлечения, причем и у девчонок тоже – чего же за счет заведения не погулять, а потом еще и с красивым парнем не перепихнуться? А тут другое получилось. Короче, у меня здесь охранником парень работал – Илья Григорьев. Он из Подмосковья, из Чеховского района. В Москве с сестрой жил, комнату снимали. Года два проработал, причем нормально, без замечаний. А тут пришел ко мне и попросил сестру его устроить, потому что та фирма, где она работала, обанкротилась, а образования у девчонки никакого нет: школа и все. Я сказал, если только официанткой, тем более что место освободилось. Начала она работать, ничего, справлялась. Брат за ней тут постоянно присматривал, так что никто ее обидеть и не пытался – у парня кулаки пудовые. Тут-то ее Женька и углядел. И ведь зацепило сына моего, причем всерьез! Влюбился! Ну, а репутация-то у него известно какая – бабник! Так что сторонилась она его, хотя я видел, что он ей тоже понравился. Я, как это дело раскусил, стал к ней присматриваться, и, ты знаешь, вполне ничего! Не красавица, но что-то такое в ней было. Стал уже подумывать о том, что, глядишь, и остепенится мой балбес. То, что у них с братом за душой ни гроша и она без образования, – так и черт с ним! Главное, что девчонка чистая, порядочная, а не шалава, которая и родить-то не сможет. Стал я уже потихоньку о внуках мечтать, а Женьке внятно сказал, чтобы лишнего себе не позволял. Он на меня даже обиделся, что я его, мол, за дурака считаю. В тот день у нее выходной был, вот он и пригласил ее по Москве на машине покататься, потом они сюда перекусить заехали и снова уехали, как выяснилось, к Юрке, где уже остальные трое их ждали.
   Нестор замолчал, щелкнул пальцами, и возле их столика тут же появилась официантка, которая заменила полную окурков пепельницу на чистую – Нестор курил одну сигарету за другой, – и застыла в ожидании распоряжения.
   – Водки и закуску! – приказал он, и, когда она ушла, продолжил: – А там уже Костька, сволочь! Не тем будь помянут! Он Женьке и остальным эти таблетки и предложил! А было их четыре штуки! За рулем Женька не пил – я ему внятно объяснил, что машину отберу к чертовой матери. Так что он только там выпил, а остальные уже хорошие были, вот и решили: чего ж не попробовать? Юрка тут же вырубился, а вот Женьке крышу снесло! Он парням мигнул, чтобы они их с Юлькой вдвоем оставили, и к ней полез, а она-то нормальная, наркотик не принимала! Стала от него отбиваться, тут уж он совсем голову потерял – все девки сами на него вешаются, а эта сопротивляется! Юлька сначала уговаривала его, чтобы он ее не трогал, а потом кричать начала.
   – Так он ее изнасиловал или нет? – в лоб спросил Гуров.
   – В том-то и дело, что нет! – в сердцах бросил Нестор.
   Подошедшая официантка быстро расставила на столе водку с закуской и бесшумно удалилась. Нестор взялся за графинчик и вопросительно посмотрел на Гурова, но тот отрицательно покачал головой:
   – За рулем!
   – Ну, а я приму за упокой души сына, – сказал Нестор и налил себе не в рюмку, а в бокал для воды, причем почти доверху, выпил в один прием, бросил в рот маслину и стал рассказывать дальше:
   – Даже если бы и изнасиловал, все обошлось бы, если бы не этот сосед! Чтоб ему! – с ненавистью воскликнул он. – Я бы и ей все объяснил, и сыну у нее на глазах таких звездюлей навешал, что на всю жизнь запомнил бы! А тут как в дверь барабанить начали, Эдька с Костей прибежали и сказали, что это менты. Она еще громче кричать начала, на помощь звать, к двери бросилась. Эдька ее по дороге перехватил и обратно в комнату толкнул, да вот только силы не рассчитал. Она на ногах не удержалась и упала. Да неудачно так, прямо виском об угол стола. Женька к ней кинулся, а она уже… – тихо закончил Нестор и, вздохнув, добавил: – Ну, пусть земля ей будет пухом! Бедная девочка! – Он налил себе водки, залпом выпил и стал рассказывать дальше: – Парни перепугались насмерть – они же не мы, их жизнь не била, они нары не нюхали, в СИЗО не ночевали, тюремную баланду не жрали. Привыкли, что мы их всегда из всех неприятностей выручали. А тут еще мозги спиртным и наркотой затуманенные, вот и запаниковали: за дверью менты, в квартире свежий труп. Что делать? Женька бросился мне звонить, а Эдька с Костей решили следы замести. Взяли ее и с балкона сбросили – типа она же все равно уже мертвая, хуже не будет. Ты не думай, я Женьку не отмазываю – ему теперь уже все равно, как и остальным, просто я своего сына знаю, у него бы духу не хватило ее вот так выбросить – он же ее любил. Я в это время за городом был и после Женькиного звонка в Москву сорвался. Где дом Юрки находится, я знал, подъехал, а там уже полон двор ментов. Я среди ночи всех на уши поднял, выход на Тихонова нашел и прямо к нему домой поехал. Объяснил, кто я, от кого и в чем проблема, а потом напрямую спросил: сколько мы должны заплатить, чтобы вообще никаких следов не осталось, потому что мне сказали, что с ним можно не деликатничать. Он мне тогда только приблизительно цифру назвал, дальше будет видно по обстоятельствам, но такую, что я ушам своим не поверил. А куда деваться? Но он меня предупредил, что эта сумма за все – от начала до конца. Потом, правда, она еще чуть ли не наполовину увеличилась, так что дорого нам эта история обошлась!
   – От кого ты к нему пришел? – как бы невзначай спросил Лев.
   – А тебе это зачем теперь? – усмехнулся Нестор. – Тихонова все равно в живых уже нет, а я лишние неприятности людям создавать не люблю, да и они еще больше не любят, когда в ответ на услугу им самим создают неприятности.
   – А ты не слышал, как он в горуправление попал? Кто ему помог?
   – Ты, Гуров, словно дите малое. Или не приходилось слышать, что и у вас должности продаются?
   – Понятно! Кстати, как ты думаешь, с Тихоновым действительно произошел несчастный случай или он мог застрелиться? – на всякий случай спросил Гуров.
   – Из того, что я о нем знаю, ни то ни другое. Он с пистолетом обращался как повар с картошкой, так что несчастный случай тут исключен. А с другой стороны, такие, как он, не стреляются!
   – Ладно, давай дальше.
   – Ну, тут уж я всех остальных обзвонил, и собрались мы все возле райуправления, куда уже наших придурков доставили, а Тихонов сам по себе, отдельно подъехал. Пока он там со своими разбирался, я рассказал остальным, в чем дело, и сколько надо, чтобы все замять, а потом нам наших сыновей выдали. Юрка практически труп был, и его сразу же «Скорая» увезла, Лапоть своего прямо там, во дворе, воспитывать начал, да так, что тот не успевал с земли подняться. Я со своим уже дома разбирался, но зубы ему почистил лучше, чем какая-нибудь зубная паста разрекламированная, да он и не сопротивлялся. Старец тоже былые навыки вспомнил и со своим по душам поговорил. Только девчонку-то хорошую, чистую уже не вернешь! Ну, мы своих идиотов кто куда распихали на всякий случай. Старец, я знаю, Эдьку за границу отправил, Лапоть, как узнал, что это его наследничек наркоту где-то раздобыл, так заграница разом отпала, и он его к дальней родне в жуткую глухомань сослал, Юрка в больнице долго валялся, а потом тоже куда-то делся. Ну, а я Женьку отправил навоз таскать – есть у меня здесь в области одно фермерское хозяйство, вот он там и вкалывал, причем я управляющего предупредил, чтобы он его не жалел. А если тот «быковать» начнет, то кулаком его вразумить и можно, и нужно. Только Женька себя тихо вел, потому что пришибла его эта история – он ведь действительно влюбился по-настоящему. Мне из области постоянно звонили, и я это точно знаю. Первую неделю он пил, не просыхая, и даже, говорят, плакал, а потом потихоньку оклемался, но… Потух он, понимаешь? Сломался!
   – А что с телом девушки случилось? За город вывезли?
   – Ты меня совсем уже зверем считаешь? – возмутился Нестор. – Не заслужила она такого. Хотя если бы так поступили, то, может, и последствий бы никаких не было, но… Сентиментальным, наверное, к старости становлюсь. В общем, оформили все так, словно ее машина сбила и с места происшествия скрылась, чтобы можно было ее по-человечески похоронить. А Илье я сказал, что она с Женькой поругалась и убежала от него, и в том, что с ней потом случилось, мой сын не виноват, что это был несчастный случай. Денег ему дал и на похороны, и так.
   – И он взял?
   – Взял! Домой ее хоронить повез.
   – То есть он тебе поверил? – уточнил Лев.
   – Сначала поверил, а потом… Я не знаю, от кого он правду узнал, но только пришел он ко мне через некоторое время и с кулаками набросился. Ну, я тоже не мальчик, да и охрана подоспела. Выкинули они его на улицу, а он мне напоследок крикнул: «Ты проклянешь тот день, когда Женьку отмазал! И все остальные – тоже!» Ну, тут ему еще наподдали, и он ушел. Больше я его не видел. Вот тебе и вся история.
   – Да не вся, Нестор, раз она такое продолжение получила, – покачал головой Гуров.
   – Ты думаешь, это Илья отомстил? – спросил тот, и глаза у него стали до того страшные, словно вернулся он в лихие девяностые и стоял сейчас перед ним его лютый враг. – Но как? Я же все в подробностях знаю! В квартире, кроме них, никого не было, и в дом посторонние не входили. Предположим, это банкир мог его в свой дом впустить, и тот как-то сумел наверх подняться. Но парни-то все трезвые были! И с четверыми бы он так легко не справился, чтобы одновременно с балкона скинуть. Только следов борьбы в квартире не нашли!
   – Все правильно, и чужих отпечатков пальцев там тоже не обнаружили, – подтвердил Гуров. – И со слов того же банкира я знаю, что спрыгнули они добровольно.
   – А не мутит ли что-то этот Данилин? – нехорошим тоном спросил Нестор. – Что-то он всегда вовремя там оказывается! Нет, надо было мне с ним еще тогда разобраться!
   – Что же не разобрался?
   – Да справки навел и кое-что интересное о нем узнал, – многозначительно произнес хозяин клуба.
   – Поделиться не хочешь?
   – Ну, например, то, что водилу, из-за которого его дочь с зятем погибли в ИВС, в первую же ночь опустили, так что в СИЗО ему весело сиделось, – усмехнулся Нестор. – Потом ему впаяли по максимуму, на черную зону под Нижний Тагил отправили, а там в первый же день кончили так, что я своему заклятому врагу не пожелаю – в сортире утопили.
   – А зону ту случайно не Ванька-Конь держит?
   – Он, а что? – насторожился Нестор.
   – Да так, ничего.
   На самом деле он понял, что Данилин, который тоже был другом Болотина, все через него и устроил, потому что Лев сам и познакомил Игоря с Ванькой-Конем, он же вор в законе Иван Федорович Жеребцов. Потому-то Виктор и сказал, что, если у него, не приведи господи, что-нибудь опять случится, обходиться он будет своими силами. «Да, лихие нынче банкиры пошли! – подумал Лев. – И ведь, скорее всего, это именно Данилин рассказал Илье о том, что тогда произошло. Точнее, то, что он слышал и домыслил. А что? Вполне возможно. Для Ильи было несложно выяснить, где жил Юрий, в квартире которого эти подонки всегда гуляли, а дальше – дело техники. Можно было познакомиться с охранником и для начала выяснить у него, кто в соседях у Поповых, да и другие подробности – наверняка ведь в доме обсуждали то ночное происшествие. Потом узнать, что именно Данилин вызвал полицию – он же вместе с нарядом вниз спускался, и это могли многие видеть. Ну, а потом обратиться непосредственно к Данилину, и тот, пылая от возмущения, ему все и рассказал. Но как Илья мог все это устроить?»
   – Ты о чем задумался? – услышал Лев голос Нестора и даже вздрогнул от неожиданности.
   – Так, расклад анализирую, – ответил он. – А теперь я тебя буду очень предметно спрашивать, а ты внимательно слушать и отвечать. Когда твой сын вернулся в город? И, если знаешь, когда вернулись в город Эдуард с Константином? Чем они занимались и бывали ли здесь?
   – Понял, отвечаю. Женька вернулся неделю назад, а Эдька с Костей на следующий день. Один Женька здесь не появлялся – что ему тут делать? На следующий день они здесь уже втроем собрались, но вели себя тихо, почти не пили, а больше говорили – рассказывали друг другу, кто где был и чем занимался. О том, что Юрка возвращается, я накануне от сына узнал, потому и велел на следующий день стол уже на четверых накрыть. Мне днем Попов позвонил и попросил присмотреть за парнями, так я распорядился им только безалкогольные коктейли подавать и ни капли спиртного, а ослушаться меня здесь никто не решится. Я несколько раз в зал заглядывал и видел, что они просто сидели и разговаривали, и за столиком у них никого больше не было. Потом они собрались и уехали к Юрке, как мне Женька сказал. Может, по дороге чего и купили, но здесь точно не пили.
   – Получается, что четыре дня они отдыхали здесь втроем, и ничего не случалось, а вот, когда всей компанией собрались, их и посетило настолько сильное желание полетать, что они с балкона прыгнули. Встретились они только здесь. А о том, что их будет четверо, стало известно еще накануне, – стал рассуждать Лев.
   – Ты к чему ведешь? – насторожился Нестор.
   – А к тому, что кто-то ждал, когда они все вместе соберутся, чтобы уж всех одним разом! И этот кто-то или работает у тебя, или постоянно сюда ходит! Я пока не знаю, кто это и как он это сделал, но другого варианта нет.
   – Я убью всех до единого! А Старец и Лапоть мне в этом помогут! – сказал Нестор и, налив себе, произнес: – Ну, за упокой их грешных душ! – и выпил.
   – Погоди лютовать! Разобраться надо! – поморщился Лев. – А то действительно устроите кровавую баню, как в дни своей молодости! Только в этот раз сядете! Хотя, по справедливости, вам там давно пора быть! Есть за что!
   – Добрый ты, Гуров! – усмехнулся Нестор.
   – Давай сразу определимся! Я – честный мент, ты – бывший браток, что в крови по маковку искупался. Да, в свое время ты избежал наказания, причем совершенно заслуженного! И хотя ты под честного бизнесмена косишь, этим свои грехи не покроешь! Тебе их до самой смерти не отмолить! И то, что я сейчас с делом твоего сына и остальных разбираюсь, еще не означает, что мы с тобой равны.
   – Разберись, Гуров! Разберись! Христом богом тебя прошу! – не обращая внимания на резкий тон Льва, попросил Нестор. – А уж за нами не заржавеет!
   – Все знают, что я не беру, один ты об этом не слышал? – усмехнулся Лев.
   – При чем тут деньги! – отмахнулся тот. – Только тебе иметь таких должников, как мы, не лишним будет! Да, мы не ангелы! И наши сыновья виноваты, кто больше, кто меньше! Никто с этим не спорит! Но так с ними поступить – это перебор!
   – Знаешь, Нестор! Вот если бы вы тогда те деньги, что Тихонову отдали, на адвокатов потратили, отсидели бы ваши сыновья и живы остались! – заметил Лев.
   – Кто же знал, что так выйдет? – тяжело вздохнул тот.
   – А теперь запоминай, что мне от тебя надо. Подготовь к завтрашнему дню самый подробный список всех твоих сотрудников с адресами и телефонами. И тех, кто официально работает, и тех, кто без оформления, с указанием, кто и когда устроился в этот клуб. Кстати, отсюда никто не увольнялся?
   – Никто! А документы я составлю! – с готовностью кивнул Нестор.
   – Дальше. Как я выяснил, у тебя люди работают посменно, значит, мне потребуется самый точный график, кто и когда работал последние четыре дня: сегодня, вчера, позавчера и позапозавчера. Это я на всякий случай страхуюсь. Если люди друг друга подменяли, то кто и кого. Записи с камер наблюдения, все до единой! Список постоянных членов клуба у тебя есть?
   – А как же, они же ежемесячно взносы платят.
   – Значит, он мне тоже потребуется. Причем давай сделаем так: мне нужны будут общие списки, а еще отдельно составь списки тех, кто устроился к тебе на работу или вступил в члены клуба после 25 мая. Понял, к чему я веду?
   – Понял, не дурак! – снова кивнул Нестор.
   – У тебя когда здесь рабочий день начинается?
   – Во сколько скажешь, во столько все здесь и будут! – твердо заявил тот. – Надо будет, так и ночевать заставлю! Надо будет, на завтрашний день просто закрою клуб по техническим причинам.
   – Вот это будет самое лучшее! Значит, собери всех работников здесь в зале к одиннадцати часам. Мы с Крячко подъедем, записи с камер посмотрим, а потом будем с каждым человеком отдельно беседовать. А вот с теми, кто сюда отдыхать приезжает, если потребуется – уже послезавтра, после того как исходная информация появится, потому что кто-то из них мог просто привести сюда своего гостя – у вас ведь такое возможно?
   – Да, одного человека член клуба может провести с собой.
   – Теперь дай мне самую полную информацию на Илью и его сестру – чем черт не шутит? Вдруг действительно за этим самоубийством именно он стоит?
   – Тогда пошли ко мне в кабинет, – предложил Нестор.
   Они пошли через зал, и Лев увидел, что там стало уже довольно людно и шумно – раньше он просто не обращал на это внимание. Народ активно съезжался, чтобы весело провести время до утра – клуб-то ночной. В кабинете, обставленном без особой роскоши, именно как рабочее помещение, Нестор достал из сейфа папку, вынул из нее несколько скрепленных обычной канцелярской скрепкой листков и протянул Гурову.
   – По старинке живешь? – усмехнулся Лев.
   – Так надежнее, – ответил тот. – Хакеров развелось, как собак нерезаных, а мой сейф – хрен кто взломает!
   – Не особо хорохорься – если нужно будет, умелец найдется! – остудил его пыл Лев.
   – Ну, если жизнь не дорога, может попытаться. Только там ничего интересного нет, потому что основная информация – вот здесь! – постучал себя по лбу Нестор. – И на память я пока не жалуюсь! Вот вы меня сколько раз брали, а никаких документов никогда найти не могли, потому что их просто не было! Любой клочок бумаги – это улика! А вот сюда, – он снова постучал себя по лбу, – не влезешь!
   Гуров выписал с ксерокопий всю нужную информацию, а потом долго рассматривал фотографию молоденькой, довольно симпатичной девушки, чья жизнь так рано и трагически оборвалась.
   – Вот и я, бывает, достану и смотрю, – неожиданно сказал Нестор. – Хорошая бы из нее жена для Женьки получилась! Да не судьба! Жалко ее! И Илью я, по большому счету, понимаю, но, если за смертью моего сына стоит он, пусть молится, если умеет, и место на кладбище готовит.
   – Все никак старые замашки оставить не можешь, – покачал головой Гуров и поднялся. – Значит, завтра к одиннадцати все должно быть готово, – напомнил он.
   – Ты сказал – я услышал, тем более что сам в этом кровно заинтересован.
   – Ну, тогда у меня пока все. – Лев собрался уходить, но его остановил вопрос Нестора:
   – Может, поешь чего, а то чаем сыт не будешь? У меня кухня хорошая, еще никто не жаловался!
   – Да нет, поеду, – отказался Гуров, а потом, подумав, добавил: – Слушай, у меня к тебе просьба.
   – Шутишь? – удивился тот. – Все что смогу.
   – Тогда продай мне бутылку своего самого лучшего коньяка или виски, только настоящего, а еще сигарет, тоже настоящих.
   – Продать? – удивился и даже возмутился Нестор. – А в подарок ты принять не можешь? – Но, встретив жесткий взгляд Льва, сказал: – Понял, ты даже такую мелочь от меня взять не хочешь! Но хоть по закупочной цене, может, согласишься заплатить?
   – Соглашусь, – кивнул Гуров.
   Нестор распорядился, и через несколько минут официантка принесла полиэтиленовый пакет, в котором что-то лежало. Лев отдал десять тысяч рублей, даже еще не зная, за что именно, и Нестор пошел проводить его до машины. В служебный коридор из зала доносилась уже более громко звучавшая музыка, раздавались веселые голоса и смех. А вот Гурову с каждым шагом становилось все более и более погано, потому что предстоял одинокий вечер, когда он останется один на один со своими мыслями и теми совершенно справедливыми – чего уж душой кривить? – словами, которые он сегодня выслушал от своих друзей. И единственное спасение от тоски и отчаяния лежало сейчас в пакете, который он нес.

   Приехав домой, Лев начал было готовить себе ужин, а потом бросил – не то у него состояние, чтобы возиться. Открыв, наконец, пакет, он достал оттуда бутылку дорогущего японского виски «Сантори» и блок настоящего, американского, «Мальборо». Все это вместе никак не могло стоить десять тысяч рублей и он, помотав головой, пообещал себе высказать кое-что Нестору. Но позже! А сейчас он налил себе полстакана и залпом выпил, после чего сел и закурил, хотя уже много лет как бросил. На душе было так погано, что словами не описать, а, поскольку на голодный желудок его быстро повело, мысли в голове начали вертеться самые нехорошие. «В какую же сволочь я превратился! – думал он. – Прав Петр! Я действительно зазнался. Решил, что мне все позволено. Это не Болотина, это меня надо было мордой по столу возить! И не фигурально, а в самом прямом смысле! Орлов еще поделикатничал, я и не таких слов заслуживаю. Но что же такое со мной произошло? Ладно, хрен с ним, с моим гонором! Характер у меня всегда был тяжелый. Но мозги-то мои кто отключил? Неужели я начисто разучился разбираться в людях, раз не понял, что представляет собой Попов? Вот с Нестором, этим бывшим «братком», на совести которого немало человеческих жизней, я сидел и нормально разговаривал, а на Попова, еще даже не зная истинного положения вещей, взъелся и вел себя как последняя скотина! Представляю себе, что он обо мне подумал! Или это меня Данилин накрутил, и я уже заранее решил, что этот достойнейший человек, которому я в подметки не гожусь, тварь последняя? Я стал настолько подвержен чужому влиянию? Ладно, ясно, что Виктору не позавидуешь – родную дочь потерял, но с водителем тем он как обошелся? Чем он лучше того же Нестора? Тот ведь тоже сына потерял! Господи! Как же мне теперь людям в глаза смотреть? Орлову? Стасу? Как мне извиниться перед Поповым? Как доказать ему, что я не законченная сволочь, которых в полиции, к сожалению, немало, которая, пользуясь своей властью, стремится самоутвердиться за счет тех, кто не может ей противостоять? Как объяснить ему, что я просто зарвавшийся дурак, возомнивший о себе невесть что? Но я ведь исправлюсь! Я больше таким не буду! Я стану чутким и внимательным!»
   Гуров занимался самобичеванием, перебирая все ошибки, которые совершил в жизни, – а у кого их нет? – копался во всех своих грехах, а сам тем временем подливал и подливал себе в стакан и курил одну сигарету за другой. Он вспоминал, каким был в молодости: наивным, чистым, легко смущался и краснел, а главное, свято верил в закон. А каким он стал сейчас? Матерый волчара от сыска, для которого не осталось ничего святого! Которому уголовники, как бывшие, так и настоящие, гораздо ближе и понятнее, чем нормальные люди! Да для него нормальных людей уже и не осталось, он в каждом видит потенциального преступника! Подозревает черт-те в чем! А человек, может быть, ни в чем и не виноват! Вот и Маша! Ну, собирала она сумку, ну, отбирала вещи поновее и понаряднее, так она же актриса, тем более что едет за границу, а он себе напридумывал! Бедненькая! Как же ей с ним тяжело!
   Лев напился не то чтобы в стельку, но мысли стали путаными и бессвязными, и он, даже не посмотрев на часы, решил немедленно извиниться перед женой за свои гнусные подозрения и позвонил Марии. Она ответила ему сонным голосом, но, едва услышав его затрудненную речь, мигом всполошилась:
   – Лева! Что с тобой? Ты заболел?
   – Маша! Ты меня прости! Я последняя сволочь! – пьяным, расслабленным голосом говорил он. – Я знаю, что тебе все эти годы было со мной очень трудно, но я обещаю тебе, что больше этого не будет.
   – Лева! Ты меня пугаешь! – уже истерически визжала она. – Что с тобой происходит? Ты пьян? Почему? Что случилось?
   Объясняться с ней подробно у Гурова сил не было, и он просто пробормотал:
   – Извини, я больше не могу говорить. Сама потом все поймешь! – и отключил телефон.
   Решив, что часть своей вины перед женой он, извинившись, искупил, а с остальным разберется завтра, Лев выпил еще и собрался было пойти лечь спать, но понял, что на это у него сил уже не осталось, и, уронив голову на стол, забылся тяжелым, пьяным сном. Звонил, надрываясь, его сотовый, разрывался стационарный телефон, но он этого уже не слышал.
   Очнулся Гуров оттого, что его кто-то старательно поливал водой. Он с трудом поднял голову и увидел перед собой Крячко. Тот стоял и смотрел на него с неописуемо брезгливым выражением лица, держа в одной руке чайник, а в другой – сотовый телефон, в который и сказал:
   – Петр! Все нормально! Гуров не застрелился! Жив-живехонек! Его вчера, видимо, душевные муки терзали, но он их победил! Он же у нас герой! Утопил их, на хрен, в виски! И дело с концом! Больше пол-литра выжрал, алкаш ненаглядный! Можешь войти и полюбоваться!
   – Я забыл закрыть дверь? – пробормотал Гуров.
   – Нет, Левушка! Дверь ты закрыл! Только у пожарных подъемники существуют! – язвительно проговорил Стас. – Хорошо еще, что окно у тебя в кухне открыто было, не пришлось ничего взламывать! А вот мне на старости лет пришлось по твоей милости новую технику осваивать!
   Стас пошел открывать дверь Орлову, и в кухню вернулся уже с ним. Петр стоял молча, раскачиваясь с пятки на носок, и смотрел на Гурова таким взглядом, что Льва, хоть и пьян был, проняло, и он отвел глаза.
   – Давай-ка его под холодный душ – он и не таких в чувство приводил! – предложил Орлов. – А вот потом и поговорим, потому что сейчас это бесполезно! А мне ему очень много чего сказать хочется!
   Даже в таком состоянии черта лысого они бы с Гуровым справились, если бы тот решил сопротивляться, только он и не думал этого делать и покорно пошел в ванную сам. Под надзором Крячко стоял, клацая зубами, под холодным душем, чувствуя, как хмель постепенно выветривается, а точнее, вытекает вместе с водой из его головы. Когда они вернулись в кухню, закутавшегося в большой махровый халат Льва уже ждала большая чашка крепкого сладкого чая, а вот остатки дорогущего виски закончили свою жизнь в раковине – судя по запаху, Петр просто вылил туда все, что оставалось в бутылке.
   – Пей! – приказал Орлов, кивая на чашку.
   Обхватив ее обеими руками, чтобы хоть так немного согреться, Гуров начал прихлебывать чай, избегая смотреть в сторону друзей.
   – Что? Стыдно стало? – спросил Петр. – Да если бы я после каждого разноса, что мне начальство устраивает, горе водкой заливал, то давно уже лежал бы в психушке с белой горячкой или сдох от цирроза печени. А тебя, видишь ли, один раз против шерстки погладили, и ты скис! Причем не чужие погладили, а свои! И за дело, а не просто потому, что шлея под хвост попала! А ты слабаком оказался! Щенок! Слизняк! Да ты даже напиться не смог, как нормальный мужик! На истерику потянуло! Ты какого черта Маше позвонил, насмерть ее перепугал, а потом на ее звонки отвечать не стал? Она и меня, и Стаса с постели подняла – подумала, что ты с пьяных глаз застрелиться решил!
   Услышав это, Гуров вскинулся, но Петр успокоил его:
   – Позвонил я ей уже, сказал, что все в порядке!
   – Я не из-за твоего разноса! – буркнул Лев. – Просто понял, что сам не заметил, как в дерьмо превратился!
   – Правильно понял! – безжалостно подтвердил Орлов.
   – А напиваться я не собирался, только хотел, чтобы нервы отпустило – я же и ночью почти не спал, и потом весь день, как угорелый, носился. Просто не учел, что почти ничего не ел, вот меня и подкосило.
   – Ты под свой нервный срыв теоретическую базу не подводи! – безжалостно заявил Петр. – Мог бы валерьянки выпить! Или пустырника! А тебя, видишь ли, на виски потянуло! Ладно бы просто водки нажрался, так тебе ведь и здесь выпендриться захотелось! Виски ему подавай! Сигареты американские! Даже в таком состоянии тебе нужно от всех отличиться!
   Гуров мог бы ему сказать, что в собственном доме и в нерабочее время он может делать что хочет, но решил не обострять ситуацию еще больше. Орлов, видимо, и сам понял, что перегнул палку, и уже другим тоном сказал:
   – Лева! Ты думаешь, я не знаю, почему ты напился? Знаю! В тебе совесть проснулась, которая уже много лет спала беспробудным сном. Посмотрел ты, не без нашей помощи, на себя со стороны и увидел, во что превратился. И стало тебе стыдно, противно и страшно! Будем надеяться, что ты эти чувства не забудешь, когда окончательно протрезвеешь, а сделаешь соответствующие выводы. А теперь я поеду домой, чтобы хоть немного поспать, а ты, Стас, оставайся его караулить – мало ли что ему с пьяных глаз в голову придет? И чтобы завтра в девять часов были у меня в кабинете!
   Сказав это, Орлов хлопнул ладонью по столу, а когда поднял ее, там остался лежать небольшой листок бумаги, на котором крупными буквами было написано: «У нас ФСБ на хвосте! Работаем по варианту № 2». Прочитав это, Гуров мгновенно окончательно протрезвел, а вот Крячко, не удержавшись, воскликнул:
   – Ни хрена себе! – но тут же нашелся и продолжил: – В девять часов! Дай хоть выспаться нормально! Вторую ночь на ногах!
   – А вот за это друга своего закадычного благодари! – отрезал Орлов, забирая листок.
   Уже переваривший неожиданную и очень неприятную новость Стас тут же начал, как обычно, балагурить:
   – Ой, Петр! Ночевать у Левы? Ой, я даже не знаю, как быть! Я же его теперь боюсь – он у нас такой непредсказуемый оказался! Вдруг он ко мне приставать начнет?
   Гуров, не выдержав, фыркнул, а Петр только махнул рукой:
   – Да ну вас к черту! Сами разбирайтесь!
   Генерал уехал. Друзья посмотрели друг на друга, но обсуждать новость не стали – вариант № 2 обозначал, что они под постоянным и неусыпным наблюдением, так что разговаривать даже в собственных квартирах и кабинетах, а также по своим телефонам было нельзя. Стас начал прибираться на кухне, а Лев смотрел на него и думал: «Господи, благодарю тебя за то, что ты послал мне таких друзей! Я бы без них пропал! И святую жену, которая меня столько лет терпит!» Крячко лег в зале на диване, а Гуров – в спальне. Он размышлял, чем же может быть вызван столь пристальный интерес ФСБ к их, в общем-то, скромным персонам, а потом решил, что утро вечера мудренее, и уснул.
   Утром они чуть не проспали, так что собирались оба в авральном порядке. Но, как ни спешили, Стас заставил Льва сначала выпить две таблетки «Алко-Зельцера», хотя голова у того совсем не болела – все-таки виски был действительно качественным, потом чуть не силой запихнул в него тарелку овсяной каши, из тех, что нужно просто кипятком залить, и заставил выпить крепкий сладкий чай. Времени, чтобы заехать домой и переодеться, у самого Стаса уже не оставалось, и Гуров выдал ему все нужное из своих вещей, но если нижнее белье и носки никто увидеть не мог, то рубашка была Крячко безобразно велика, но они оба постановили, что на один день сойдет. Гуров накануне потратился, так что полез в шкатулку за деньгами и решил взять побольше – расходы предстояли серьезные. Все утро они разговаривали на темы самые обыденные, но, выйдя из квартиры, лифт вызывать не стали, а пошли вниз пешком.
   – Ты что-нибудь понимаешь? – шепотом спросил Стас.
   – Пока ничего, потому что информации – ноль. Но, видимо, в этом деле есть какая-то мулечка, как выражается наш общий друг Марек, только мы еще не знаем, в чем она заключается.

   Орлов встретил их как ни в чем не бывало, словно и не было никакого ночного разговора и разноса, а также шокирующих новостей. У него в кабинете почему-то мыли окна, так что они переместились в кабинет находившегося в отпуске коллеги. Но и там, прежде чем начать разговор, Лев достал из кармана, положил на стол и включил небольшое устройство, начисто исключавшее возможность их прослушать.
   – Вовремя ты подсуетилися, Петр! – одобрительно заметил он, имея в виду мытье окон.
   – Жизнь заставит, жизнь научит, – буркнул в ответ тот. – Хорошо, что меня старый друг предупредил, хотя и он не знает, чем это вызвано.
   – Ничего! Разберемся! – угрожающе заявил Гуров. – Значит, режим полного молчания. Новые сотовые с не засвеченными номерами я сегодня организую, и, пока эта история не закончится, по этому делу будем говорить только по ним. Но что же они в нем смогли углядеть, раз так засуетились?
   – Ты же сам сказал: «разберемся», – произнес Стас. – И давайте приступим к делу, чтобы уж очень долго здесь не задерживаться. – Он начал рассказывать о том, что узнал, но подробности, которые он выяснил, ничего существенного к тому, что уже знал Гуров, не добавили. – Господи! Я даже представить себе не могу, в каком аду все эти годы, каждый день жили Поповы! – в заключение проговорил Крячко. – Как же этот ублюдок их ненавидел! Он родителей, небось, еще и в том обвинял, что они его из-за границы в Россию привезли – может, он подумал, что там ему лучше было бы.
   – Мог бы и уехать – он же по месту рождения иностранец, – пожал плечами Орлов. – Значит, сам не хотел!
   – А, может, он здесь специально оставался, чтобы им жизнь отравлять? – предположил Стас.
   – Да что мы теперь это обсуждаем? Правды все равно уже никогда не узнаем, – сказал Гуров. – Только для них, как и для любых родителей, это, с одной стороны, горе, что он погиб, но, с другой, в данном конкретном случае – освобождение.
   – При Попове это не скажи! – вскинулся Крячко. – Ты ему и так наговорил много лишнего!
   – Хватит уже мне соль на раны сыпать! – огрызнулся Лев. – Кстати, Петр, как ты думаешь, уж не он ли столь пристальный интерес к нам инициировал?
   – А черт его знает? – ответил Орлов. – Он, конечно, человек уважаемый, но все же уже в отставке, так что вряд ли. Хотя…
   – Бывших чекистов, как ты сам сказал, не бывает, – продолжил Гуров. – И давайте по делу!
   – А что тут обсуждать? – пожал плечами Петр. – Все ты, Лева, правильно понял – в клубе надо концы искать! Знать бы еще как!
   – По ходу дела сориентируемся. Я для начала записи с камер посмотрю и с охранниками поговорю – они же первыми людей встречают, могли что-то необычное заметить, а Стас тем временем будет с работниками разговаривать и начнет он с тех, кто на работу после 25 мая устроился.
   – Да поговорить-то несложно, – отмахнулся Крячко. – Только вот как этот гад сумел парней заставить с балкона сигануть?
   – А я знаю? – удивился Лев. – Когда вычислим его, тогда и спросим.
   – Лева, ты думаешь, за этой историей стоит Илья Григорьев, который за сестру мстит? – спросил Петр.
   – А больше некому, если их самоубийство вообще как-то с этой историей связано! – уверенно заявил Гуров, но тут же поправился: – Или мы пока не знаем, кто еще заинтересован в том, чтобы наказать парней, потому что тут могло быть и что-то другое.
   – Да что другое-то? – воскликнул Стас, но Лев в ответ лишь пожал плечами.
   – Твою мать! – не сдержался Орлов. – По рукам и ногам связали. Будь иначе, я бы просто позвонил в Чеховский район и всего делов, а теперь?
   – Я сам к нему попозже съезжу и поговорю. Он мне все выложит! И пусть только попробует крутить! – угрожающе заявил Гуров.

   Крячко и Гуров на своих машинах поехали в клуб к Нестору. Оставив автомобили на стоянке, они вышли, и Стас, не удержавшись, присвистнул – клуб был оцеплен. Нет, это был не ОМОН или еще кто-нибудь в масках и с автоматами. Это были просто мужики, которые как бы случайно оказались возле него, но опытный взгляд сразу отметил бы, что стояли они грамотно, перекрывая все подходы, а главное, выход. Друзья переглянулись и пошли к двери, но были тут же остановлены каким-то парнем:
   – Клуб сегодня закрыт, по техническим причинам не работает.
   – Ничего! Для нас откроют! – уверенно сказал Гуров.
   Он хотел было обойти парня, но тот, не иначе как сдуру, решил его остановить и тут же оказался на земле. К Гурову и Крячко мгновенно бросились несколько человек, и не избежать бы хорошей драки, если бы один из подбежавших не остановил остальных:
   – Ша, мужики! – и, обращаясь уже к Гурову, извиняющимся тоном произнес: – Вы уж простите их, Лев Иванович! Молодые! Неопытные! Жизнью не битые! Потому и вас не знают!
   – Кажется, один из них уже битый, – усмехнулся Крячко.
   – И вам здравствуйте, Станислав Васильевич! Не признал сразу, богатым будете!
   – Эх, Зуб, твои слова да богу бы в уши! – притворно вздохнул Крячко и заметил: – Смотрю, золотую коронку больше не носишь, а ведь ты по ней свою кличку получил.
   – Возраст уже не тот, чтобы выпендриваться, да и немодно это сейчас. Вот металлокерамику и поставил, – объяснил тот.
   – Ну, и чего вы тут цирк устроили? – неодобрительно спросил Гуров.
   – Шеф велел! Приказал следить, чтобы никто сбежать не мог, – объяснил Зуб.
   – А ты по-прежнему у Старца? – продолжал спрашивать Стас.
   – Так чего ж на старости лет хорошие привычки менять? – усмехнулся тот.
   – Значит, как я понял, и Лапоть здесь? – поинтересовался Лев.
   – Все собрались, только вас ждут, – подтвердил Зуб и предложил: – Пойдемте, я вас провожу!
   Они пошли к клубу и услышали, как у них за спиной стали переговариваться остальные мужики:
   – Так это и есть знаменитый Гуров? Тот, от которого еще никто не уходил?
   – Он самый! Тот еще волчара! Не дай бог к нему в лапы попасть! Он до всего докопается и наизнанку вывернет!
   – И как его не кончили до сих пор?
   – Многие пытались, да обломались! Сами «прижмурились»!
   – А еще я слышал, что он не берет!
   – Точно! Не берет! И лишнего ни на кого не вешает.
   – Странно! Такой честный, а еще служит!
   Гуров сделал вид, что ничего не слышал, а вот Крячко, блеснув на друга хитрым взглядом, тихо сказал:
   – Эх, если бы такое обо мне говорили, я бы, знаешь, как загордился?
   – А в лоб? – хмуро спросил Лев.
   – Младшенького завсегда обидеть легко, – тут же заныл Стас.
   Их вежливо провели в кабинет, где уже ждали Нестор и Старец с Лаптем. Поздоровавшись, Гуров спросил:
   – Вы чего собрались?
   – Наши ведь сыновья погибли, вот мы и решили поучаствовать, – объяснил Лапоть.
   – Так не пойдет! Участвуйте в чем-нибудь другом, потому что вы нам только мешать будете. Помощь мне не нужна, а, если потребуется, я ее попрошу. И обсуждать это мы не будем! Все! – подвел черту Лев и спросил у Нестора: – Ты приготовил все, что я говорил?
   – Да, – кивнул тот, протягивая ему несколько листков. – Тут все списки, график работы, а диски с камер – у охраны.
   – Хорошо. У тебя управляющий есть?
   – Я сам управляющий, – чем меньше людей в теме, тем лучше.
   – Значит, ты всех клиентов знаешь? – уточнил Гуров.
   – Конечно, тут случайных людей нет.
   – Мы с тобой сейчас пойдем записи смотреть, и ты мне будешь рассказывать, кто есть кто, а охранники в случае чего дополнят. А Станислав Васильевич тем временем с людьми побеседует, и начнет он с тех, кто недавно устроился. Ты, Нестор, распорядись, чтобы их к нему по одному вызывали, а, если он на кого покажет, попридержали для беседы со мной.
   – Понял, сейчас организую, – кивнул тот и вышел вместе со Стасом, которому Гуров отдал документы.
   – А мы? – спросил Старец.
   – Если вам больше нечего делать, то ждите, – развел руками Гуров. – Кстати, вы чего тут оборону вокруг клуба заняли? Или нападения ждете?
   – Просто та сука, что наших детей убила, если жареным запахнет, сдернуть попытается, вот ее и тормознут! – объяснил Старец. – У служебного входа тоже ребятишки стоят, так что мышь не проскочит!
   – Ну, бдите! – кивнул Лев.
   Вернувшийся Нестор повел его в комнату охраны, но по дороге Лев остановился и, доставая деньги, сказал:
   – Нестор! Пошли кого-нибудь из доверенных людей, пусть он купит три самых простых сотовых телефона с неавторизованными симками, а остальные деньги нужно положить в равных долях на их счета.
   – Что-то случилось? – насторожился тот.
   – Случилось, – кивнул Лев. – Но тебе это знать не обязательно. Меньше знаешь – крепче спишь!
   – Никого посылать не буду – у меня такие здесь есть, – хмыкнул Нестор. – Запас, как известно, карман не трет. А человечку, чтобы он деньги на счета положил, я сейчас позвоню. По пять тысяч хватит? Ну, вот! А бумажник убери. Если я расклад правильно понял, тебе самому деньги еще пригодятся.
   – Ладно! Но потом я тебе их все равно отдам, – настойчиво проговорил Гуров.
   Отойдя в сторону, Нестор кому-то позвонил, а потом они вошли в комнату охраны. Прежде чем начать смотреть записи, Гуров достал из кармана противоподслушивающее устройство и, включив, положил на стол. Увидев это, Нестор выразительно присвистнул и сказал:
   – Убери, Гуров! Здесь это без надобности – у меня своя техника есть, наиновейшая! В этом здании ни один сантиметр не просматривается и не прослушивается, – и удивленно спросил: – Во что же такое ты вляпался, раз все так серьезно? – а, встретив многозначительный взгляд Гурова, воскликнул: – И ты еще хотел обойтись без нашей помощи! И кто же у тебя на хвосте?
   – А ты сам не догадываешься? – криво усмехнулся Лев.
   Нестор ненадолго задумался, а потом покивал:
   – Понял! Да-а-а! С ними нам дело еще иметь не приходилось! – однако особой озабоченности в его голосе не было. – Но надо же когда-то начинать! Значит, полная боевая готовность?
   – Заметим, не я это предложил, – процитировал Лев известный фильм.
   – Наш выбор – наш и ответ будет в случае чего, – пожал плечами Нестор.
   Они сели смотреть записи, а на тех все было нормально: люди подъезжали, заходили и парами, и поодиночке, потом уезжали. Насчет каждого из членов клуба и сам Нестор, и охранники давали пояснения. И чем дольше слушал их Гуров, тем больше удивлялся, потому что это были сплошь достойные, иногда даже довольно известные люди, в массе своей относительно молодого или среднего возраста, а поскольку уголовный мир столицы Гуров знал лучше, чем таблицу умножения, он видел, что они к нему никакого отношения не имеют, тем более что с некоторыми из членов клуба он даже сам лично был знаком. А вот то, что они приезжали не с женами, навело его на определенную мысль, и Лев, не выдержав, спросил напрямую:
   – Нестор, как получилось, что ты сумел собрать здесь таких людей? Общий зал у тебя на первом этаже, а что на двух других? Казино? Дом свиданий?
   – Какое это имеет отношение к делу? – окрысился тот. – Казино у меня нет! Я законы чту!
   – Значит, в сумму членских взносов входит и плата за отдельную комнату для любовных утех. Бордель здесь у тебя!
   – Ошибаешься, Гуров! – даже обиделся Нестор. – Это не бордель! Если член клуба, среди которых, между прочим, есть и женщины, приводит с собой свою знакомую или своего знакомого, с которыми ему нужно что-то обсудить наедине, то здесь он имеет такую возможность. Не с каждым можно в гостиницу пойти или в кабаке засветиться, а тут гарантирована полная безопасность. Проституток же у нас никогда не было и не будет! Со стороны сюда не попадешь!
   – А видеозапись в этих комнатах случайно не ведется?
   – Нет, Гуров! Я клиентурой дорожу! И хрен бы ты хоть одно лицо увидел, если бы меня нужда не приперла! – выразительно проговорил Нестор.
   – Ладно! Проехали! В конце концов, я не полиция нравов. Давай смотреть дальше.
   Но ничего интересного не происходило, все было, как и в предыдущие дни, пока Нестор вдруг не воскликнул:
   – Стоп! А с какого это перепуга Матвеев вдруг с девкой пришел, тем более незнакомой! Я ее вообще первый раз вижу! – Он ткнул пальцем в экран монитора, показывая на эффектную черноглазую брюнетку.
   – То есть Матвеев?.. – начал было Лев, но Нестор перебил его:
   – Да, пидор он, причем пассивный! Ему девки без надобности! У него друг постоянный есть!
   – Ваш выход, парни! – обратился Гуров к толпившимся у них за спиной охранникам. – Быстро вспоминайте, как это было! Он вместе с ней подъехал? Она к нему на улице подошла? Около входа подкараулила?
   – Так посмотреть надо, – ответил один из них. – У нас одна камера за стоянкой присматривает, сейчас найдем!
   Они покопались в сейфе и, найдя диск с записью за тот день, вставили его в компьютер, прогоняя до нужного времени, а Нестор тем временем бушевал:
   – Как же вы ее пропустить могли? Вы же знали, что он не по женской части? Откуда эта шалава взялась? На профессионалку вроде не похожа!
   – Это скорее провинциалка, которая приехала покорять Москву, – предположил Лев.
   – Матвеев сказал, что она с ним, – виноватым тоном объясняли парни.
   Но вот на записи было найдено нужное место, и оказалось, что они приехали вдвоем, причем Матвеев девушке даже дверцу машины открыл.
   – Мне это не нравится! – решительно заявил Гуров. – Не мог человек с устойчивой, пусть и нетрадиционной ориентацией заинтересоваться девицей настолько, чтобы потерять голову и притащить ее сюда. Здесь что-то нечисто!
   – Ты говори, что делать надо! – напористо потребовал Нестор.
   – Подожди! – остановил его Лев. – Давай посмотрим, как они уходили: вместе или по отдельности.
   – Я и так могу сказать, что Матвеев уходил под утро, а его друг, который позже подъехал, минут через пять после него, – сказал охранник.
   – А она? – вскинулся Гуров.
   – Не помню, – виновато ответил тот.
   Лев, Нестор и охранники впились глазами в экран и действительно увидели, что Матвеев ушел один, мужчина, его друг, которого было видно со спины, – после него, а вот девица не выходила. Совсем!
   – На служебном входе камера есть? – спросил Гуров.
   – Конечно! – даже удивился Нестор. – Поставили после того, как один журналюга попытался через него в клуб попасть.
   – Ищите диск! Будем смотреть, как она ушла, а пока пусть кто-нибудь распечатает мне несколько фотографий этой девицы, и на флешку сбросьте! – приказал Лев.
   Все было сделано оперативно: фотография и распечатана, и на флешку сброшена, и диск найден, а потом просмотрен даже два раза, но… Через служебный вход эта девица тоже не выходила.
   – Что за хрень? – оторопел Нестор. – Она, что же, получается, все еще здесь?
   – Нужно опросить всех уборщиц – может, какое-то окно было открыто, и она через него ушла, – предположил Гуров. – Кроме того, нужно обыскать все помещения. Фотографию этой девицы показать всем, кто в тот день работал, – не может быть, чтобы незнакомого человека здесь не запомнили!
   – Ни одну щель не пропустят! Сейчас здесь все и всех перетряхнут! – взревел Нестор и ненадолго вышел.
   Гуров же сидел и думал: в цвет он вышел или «пустышку» тянет, и, когда хозяин вернулся, попросил его:
   – А позвони-ка ты Матвееву и спроси, где он эту девицу подобрал.
   Нестор тут же набрал номер и, облаяв секретаршу, которая попыталась сказать ему, что шеф занят, на чем свет стоит, достал все-таки того по телефону. Дальнейший разговор больше походил на скандал: Нестор орал, чтобы Матвеев немедленно ответил ему, откуда он взял ту бабу, с которой приходил позавчера, а тот в ответ визжал, что ни с какой бабой вообще не приходил. В конце концов, Гурову пришлось вмешаться и, отобрав у багрового от ярости Нестора телефон, предложить Матвееву приехать в клуб и посмотреть самому. Тот начал отказываться, говоря, что очень занят, но Нестор тут уже вырвал у Льва сотовый и заявил, что, если Матвеев не приедет сам, его силой привезут! И добился-таки своего – тот обещал немедленно приехать.
   – Мне это не нравится все больше и больше, – задумчиво произнес Гуров и стал вслух рассуждать: – Это могла быть какая-нибудь журнашлюшка, которая проникла сюда в погоне за сенсацией. Заплатила Матвееву, и тот ее провел.
   – Даже не думай! – отмахнулся Нестор. – У него свой салон, к нему запись за полгода! У него самого денег куры не клюют!
   – Чего же он тогда здесь скрывается? – удивился Лев.
   – Так он под нормального косит, даже женился для вида! И ребенка родил!
   – Значит, не проходит! Тогда она взяла его на жалость: уговорила провести ее сюда, чтобы здесь она могла с кем-то познакомиться.
   – Гуров! – почти простонал Нестор. – Он стилист с мировым именем! Он рядом с такой даже рядом не встал бы! А тем более не стал бы позориться и сюда приводить!
   – Но ведь привез! – возразил ему Лев.
   В ожидании Матвеева они стали смотреть запись дальше, но больше ничего необычного там не оказалось.
   – Так, теперь давай по тем клиентам, которые здесь после 25 мая появились, – попросил Гуров.
   Их было всего четверо, причем все люди не только солидные и состоятельные, но и попали в клуб по рекомендации его давних членов, так что никакого отношения к трагической гибели парней иметь явно не могли, тем более что двое из них в тот день в клубе вообще отсутствовали.
   Приехавший наконец Матвеев вид имел самый растерянный и никак не мог понять, какого черта его выдернули с работы, если он никакую девицу в глаза не видел. Но, посмотрев запись, растерялся еще больше!
   – Я вам клянусь, что я ничего не помню! – чуть не рыдал он. – Я с женщинами вообще вне работы дела не имею! Тем более с такими! Да на нее же смотреть противно! Что волосы, что макияж – сплошной кошмар!
   – Тем не менее, вы с ней вместе приехали! – настаивал Лев. – Вы же видели запись с камеры!
   – А это не может быть монтаж? – с надеждой спросил Матвеев.
   Тут он получил в ответ от Нестора такую матерную тираду, что чуть в обморок не упал.
   – Подожди! – цыкнул на того Лев и обратился к несчастному стилисту: – Давайте вместе вспоминать тот день! Что вы делали? – Но Матвеев только икал и не мог выговорить ни слова. – Хорошо! Тогда я начну! Вот вы утром приехали в салон, так? – Тот кивнул. – Вы сами были за рулем? – Матвеев отрицательно помотал головой. – То есть у вас есть водитель?
   – И охранник у него есть, – добавил Нестор.
   – Очень хорошо! – продолжил Лев. – Вы помните все, что там делали? Кто был в тот день вашими клиентами, с кем вы по телефону разговаривали? Где обедали?
   – Домой ездил, – промямлил наконец Матвеев.
   – А потом вернулись в салон, так?
   – Да, у меня были еще три клиентки, очень капризные.
   – Но у вас с ними конфликтов не было? Они ушли довольные? – допытывался Гуров.
   – У меня по-другому не бывает, – даже обиделся стилист.
   – А затем вы решили поехать в клуб? Так дело было?
   – Нет, мы в этот день всегда вечер здесь проводим, – ответил Матвеев.
   – Да, это так! – подтвердил Нестор. – Понедельник, среда и пятница – их дни, ни разу не пропустили. Давай уж я тебе сам все объясню, а то вы до вечера провозитесь! Он сюда в целях конспирации не на своей обычной, а на такой неброской машине сам приезжает, без водителя и охранника.
   – Понятно, – кивнул Гуров. – Скажите, господин Матвеев, может, по дороге сюда вы где-то останавливались, чтобы, например, в магазин зайти? Или вас кто-нибудь попросил подвезти ее? А не произошло ли с вами что-нибудь необычное? – Тот в ответ на эти вопросы только качал головой. – Тогда расскажите, какой дорогой вы ехали?
   – Да своей обычной, как всегда, – ответил Матвеев. – По вечерам пробки, так я наловчился переулками и проходными дворами сюда добираться.
   – Вот и опишите мне свой маршрут, – попросил Лев.
   Тот начал подробно рассказывать и вдруг замолчал.
   – Что с вами? – спросил Гуров и напомнил: – Итак, вы ехали по Южинскому переулку, что дальше?
   – Не помню, – растерянно пролепетал Матвеев.
   – Но это же ваша постоянная дорога, – удивился Лев. – Как же вы могли забыть?
   – Не помню, – чуть не плакал стилист.
   – Спокойно, господин Матвеев! Спокойно! А что вы из того дня еще помните?
   – Помню, как Павлика увидел, ну а потом…
   – Господин Матвеев! – мягко произнес Гуров. – Успокойтесь! Произошло нечто, чего мы пока до конца понять не можем, но это вещь очень нехорошая. И, чтобы до конца разобраться в том, что случилось, нам нужна ваша помощь.
   И тут он осекся! Будь все по-старому, он бы сейчас позвонил Орлову, тот прислал бы эвакуатор, машину забрали бы к криминалистам, а уж те изучили бы ее до последнего винтика и нашли следы этой девицы. А сейчас? Нет, снять отпечатки пальцев Лев мог и сам, но что дальше? Увидев, что Гуров в явном замешательстве, Нестор вызвал его в коридор и напрямую спросил:
   – Что случилось? Ты чего застыл, как памятник самому себе?
   – Понимаешь, машину надо обследовать на возможные следы пребывания там этой девицы, а к нам ее везти нельзя! Сам понимаешь почему. Вот и думаю, что делать, – объяснил Лев.
   – Ты меня, Гуров, больше так не пугай! – помотал головой Нестор. – Всего делов-то! Я сейчас людям позвоню, они приедут и изучат эту тачку, как под микроскопом! – и в ответ на удивленный взгляд Льва объяснил: – За деньги и черти пляшут! Будет тебе даже официальное заключение обо всем, что там найдут.
   – Но там нужно взять анализы на потожировые… – начал было Гуров, но Нестор перебил его:
   – Ты Багра помнишь?
   – Да, он под Мельником ходил, а когда того застрелил, сам группировку возглавил. Потом сел, а вот что с ним потом стало, не знаю, – ответил Лев.
   – У него сейчас частное сыскное, и специалисты работают такие, каких и у вас нет! – усмехнулся Нестор.
   – Кто же ему разрешил агентство открыть? – удивился Гуров.
   – Оно не на него записано, а на одного отставника. Не откажет мне Багор по старой памяти! Да и тебе тоже!
   – За что же он мне так благодарен? За то, что я его посадил? – усмехнулся Лев.
   – За то, что по-честному с ним обошелся и чужого не навесил, – поправил его Нестор, доставая телефон.
   Он быстро договорился со своим знакомым, и они вернулись в комнату, где Лев снова обратился к Матвееву:
   – Вы не могли бы предоставить в наше распоряжение на некоторое время ту машину, на которой сюда приехали? Она потом будет вам возвращена в целости и сохранности, но специалистам надо ее осмотреть.
   – Да, конечно! – Насмерть перепуганный стилист и не думал возражать. – Я же на ней сюда приехал, так что можете ее забирать. Вот ключи и документы на всякий случай. – Он достал из борсетки и то и другое и положил на стол. – Только как же я обратно вернусь?
   – Спасибо вам большое! И ни о чем не беспокойтесь! Вас обязательно отвезут на работу! – Гуров посмотрел на Нестора, и тот кивнул:
   – Понял! Сейчас распоряжусь!
   Он вместе с Матвеевым вышли из комнаты, а Лев сказал охранникам:
   – А ну-ка, найдите мне, когда этот Павел пришел!
   Парни быстро промотали запись, и один из них показал на экран:
   – Вот! Это Павел! Он пришел в 22.15.
   Гуров внимательно посмотрел на этого человека и с трудом удержался от возгласа удивления – лично он его не знал, но слышал, что тот хороший семьянин и заботливый отец, а у него, оказывается, нетрадиционная ориентация. И Лев понял, почему они так скрываются. Забрав фотографии и флешку, он поднялся:
   – У меня здесь пока все, но записи далеко не убирайте – мало ли что?
   Выйдя в коридор, сразу столкнулся с Нестором и предложил:
   – Пошли к тебе, работа для людей Лаптя и Старца нашлась.
   В кабинете Лев отдал им по фотографии и сказал:
   – Значит, так! Отберите из своих людей самых толковых. Они должны будут поехать в Южинский переулок…
   – Мы уже в теме! – кивнул ему Старец.
   Гуров неодобрительно посмотрел на Нестора, который только развел руками, словно хотел сказать: «А ты что хотел? Мы все в этом заинтересованы!»
   – Ладно! – махнул рукой Лев и стал объяснять: – Там, начиная прямо от Сытинского переулка до улицы Остужева, они должны будут найти все до единой камеры наружного наблюдения, где бы те ни были установлены. Я не знаю, есть там гаишная или нет – не интересовался, но даже если есть, пусть забудут о ее существовании.
   – Почему? – удивился Старец. – У нас в ГАИ свои люди есть, мигом запись найдут!
   – Нет, я не хочу рисковать! – покачал головой Лев. – Сейчас от вас до меня полшага. Если вам нужна правда, делайте только то, что я скажу!
   – Гуров! Похоже, ты в «автономке», – заметил Лапоть, когда-то служивший на подлодке.
   – Так карта легла, – сухо ответил тот.
   – Поняли, больше вопросов не будет! – переглянувшись с остальными, заверил его Старец, и Гуров продолжил:
   – Пусть делают что хотят, хоть извернутся, хоть наизнанку вывернутся, но они обязаны собрать все записи за тот день и привезти мне сюда! – подчеркнул он. – Если же там, паче чаяния, камер не окажется, пусть поговорят со всеми, с кем только возможно, но выяснят, что произошло. Раз уж вы все знаете, то должны понимать: если Матвееву именно там память отшибло, то это не просто так. Он этой дорогой три раза в неделю ездит, для заинтересованного человека это выяснить нетрудно. Вот и думаю я – не там ли она его поджидала?
   – И что нам это даст? – спросил Старец.
   – Многое! Откуда пришла или подъехала! Одна или с кем-то! Разговаривала с кем-нибудь или нет! Если мы хоть что-то о ней узнаем, то и отследить ее будет легче! Ясно?
   Старец кивнул, а Лапоть напомнил Льву:
   – Ну, вот! Ты говорил, что мы помочь не сможем, а мы пригодились!
   Они вышли, а Гуров сел и устало потянулся всем телом – оно затекло от долгого сидения перед компьютером.
   – Может, покушаешь чего? – предложил Нестор.
   – Все потом, – отмахнулся Лев. – Скажи лучше, что поиски дали и что с фотографией.
   – Уборщиц допросили, и они все Христом богом клянутся, что ни одно окно открыто не было, в комнатах они убирались, но тоже ничего необычного не заметили. Клуб обыскали снизу доверху, и мои ребята уверенно заявили, что она не то что сейчас здесь не прячется, но даже и не пряталась никогда – а искать они умеют! – с некоторой долей растерянности ответил Нестор.
   – Она что, привидение? В воздухе растворилась? – разозлился Гуров.
   – Кем хочешь, тем ее и считай! – развел тот руками. – Уж если она Матвееву смогла так мозги запудрить, что он все начисто забыл, то я уж и не знаю, кто она!
   – А что по фотографии? Кто-то ее в зале видел?
   – Официантки видели и бармен тоже. Их всех в одну комнату согнали, и они теперь сидят и тебя ждут.
   – А ты говоришь «кушать»! – резко поднялся Лев. – Тут только успевай поворачиваться! Куда ты их посадил?
   – Да на втором этаже, в одном из кабинетов. Пошли, покажу!
   Они по внутренней лестнице направились наверх, и Гуров по дороге спросил:
   – Как дела у Крячко?
   – Он там из людей душу вынимает, – хмыкнул Нестор. – Они от него выходят кто – словно из парной, а другие – ничего, даже улыбаются, но пока никого не задержал.
   – Да, он с людьми разговаривать умеет, – рассмеялся Лев.
   – Кстати, он, между прочим, бутербродиков перехватил!
   – Стас такой! Своего не упустит! Бутерброды-то, небось, с икрой были?
   – А мне для хорошего человека ничего не жалко! – развел руками Нестор.
   Он открыл перед Львом дверь, и тот в удивлении даже застыл – ожидал увидеть гнездышко для любовных утех, а оказался в самом настоящем кабинете, обставленном дорого и со вкусом, правда, окон там не было.
   – Я тебя предупреждал, что у меня бывают люди, которым надо наедине деловые вопросы обсудить, – в ответ на его удивленный взгляд напомнил Нестор. – А тут говори – не хочу! Никакой прослушки, никаких видеокамер! – и обратился к своим подчиненным: – Чтобы Льву Ивановичу все рассказали как на духу! А то вы меня не знаете!
   Гуров сел в торец стола для переговоров и предложил настороженно смотревшим на него людям:
   – Садитесь сюда и давайте вместе вспоминать!
   Те осторожно присели на стулья, а Нестор опустился в одно из кресел и, по своему обыкновению, тут же закурил.
   – Так, я знаю, что она вошла в здание клуба в 21.37. Пошли дальше. Кто в тот день встречал гостей? Она вошла в зал вместе с господином Матвеевым или одна? Они были вместе или сразу разошлись в разные стороны? Если сели за один столик, то что заказывали? Если сели на один из диванов, что вдоль стен стоят, то на какой именно? Знакомый господина Матвеева пришел в 22.15, и они, как я понял, тут же ушли. Меня интересует все, что эта девушка делала в клубе. Кто начнет?
   – Я, – ответила одна из девушек. – Это я в тот день встречала гостей. Господин Матвеев вошел в зал один. Он, как обычно, заказал себе безалкогольный коктейль – он вообще не пьет – и сел на свое любимое место. У него, видимо, случилось что-то, потому что он обычно всегда такой улыбчивый, обаятельный, а в тот день сидел как потерянный, даже про коктейль забыл. Оживился только, когда своего знакомого увидел, и они действительно ушли из зала. А девушку эту я увидела, ну, минут через пять после того, как господин Матвеев в зал прошел, – наверное, в дамской комнате была. Но она к нему даже не подходила. Я еще очень удивилась, как ее сюда пустить могли, потому что у нас таких не бывает! Нет, она очень красивая, такая смуглая черноглазая брюнетка, и макияж в меру, и одета неплохо – видно, что вещи фирменные и дорогие, но не этого сезона, и даже не прошлого, – подчеркнула она. – Но раз ее охрана пропустила, я уже ничего не могла сделать. Подошла к ней и спросила, чем могу помочь, а она мне тихо ответила, что осмотрится и решит. Наверное, сама поняла, что она тут не к месту. Я и отошла. Потом я видела, как она себе в баре бокал сока взяла и ушла с ним на диван, села там, сумку – довольно большую, а не клатч, с каким обычно дамы приходят, – рядом собой положила, и все. Она ни с кем даже заговорить не пыталась, чего я боялась. Хотя, в общем-то, и народу в зале было еще немного. Да и те мужчины, что уже пришли, или своих знакомых ждали, или не одни были. Попозже обычно бывают гости, которые просто отдохнуть сюда приходят, может, кто-нибудь ею и заинтересовался бы, но она до этого куда-то делась. Сначала я в ее сторону посматривала, и она сидела спокойно, а потом исчезла, я даже не заметила, как и куда.
   – Скажите, вот вы каждый день видите много людей и, наверное, уже научились хорошо в них разбираться. Как бы вы ее охарактеризовали?
   – Не знаю, – пожала плечами девушка. – Я вообще не поняла, зачем она приходила. Сначала у меня мелькнула мысль, что она кого-то выслеживает, а у нее в сумке видеокамера, но она ее даже не поставила, а просто положила, и дно у нее было обычное.
   – Ну, а вы что скажете? – обратился Гуров к единственному парню. – Я так понял, что вы бармен?
   – Да, – кивнул тот. – Девушка явно знала лучшие времена, а потом у нее что-то случилось. Понимаете, я привык на руки внимание обращать. Так вот, у нее на пальце был о-о-очень хороший бриллиантик, никак не меньше двух каратов, маникюр свежий, дорогой, но сами руки не ухоженные, если вы понимаете, что я имею в виду.
   – Я понял, – кивнул Лев.
   – Сумка у нее от «Гуччи», фирма, отвечаю! – продолжал бармен. – Кошелек – змеиная кожа! Я это видел, когда она за сок платила, и не три копейки там лежало. Но все уже неновое, как и прикид, а он у нее очень не дешевый. Я так думаю, что она была или чьей-то женой, или любовницей, тогда-то ей это все и перепало, а потом жизнь резко поменялась. До того чтобы вещи продавать, она не дошла, но вот работать ей пришлось пойти, и на прежний образ жизни денег уже не хватает. Может, она привыкла раньше по ночным клубам тусить, но только туда, где раньше бывала, она почему-то пойти не могла, а развлечься хотелось. Вот она сюда и пришла, но почувствовала себя неудобно или просто поняла, что не туда попала. Неуверенность в ней какая-то была, скованность.
   – Все может быть, – пожал плечами Лев.
   – Вот и я это хотела сказать, только нужное слово не подобрала, – вставила первая девушка. – Скованная она была.
   – Я видела, как она из дамской комнаты выходила – это было вскоре после того, как господин Матвеев приехал, – вступила в разговор другая девушка. – И вот уж чего я в ней не заметила, так это неуверенности. Поверьте моему слову – та еще штучка! Она мимо меня прошла, словно королева проплыла!
   – А я просто видела, как она из зала выходила, – сказала третья, последняя девушка. – Я как раз Жене и его друзьям горячее принесла, а грязную посуду собрала и с подносом уходила. Она со своего места поднялась и к двери направилась, а по дороге на меня посмотрела. И, знаете, она мне очень несчастной показалась – у нее такое лицо было, словно болит что-то, причем так сильно, что она вот-вот заплачет! Я пустой стакан из-под сока, что после нее остался, тоже забрала и из зала через служебные двери вышла.
   – Может, она поняла, что зря время потеряла и потратилась, вот и расстроилась до слез, – предположил бармен.
   – Во сколько она ушла? – поинтересовался Лев.
   – Где-то без пяти десять было, – подумав, ответила девушка.
   – Это все? – спросил у них Гуров, и те, переглянувшись, кивнули. – Тогда пошли в зал, и вы мне покажете, где она сидела, и все остальное.
   Нестор за все это время не проронил ни слова, а только временами поглядывал на Льва, пытаясь понять, есть ли толк от этих разговоров или нет.
   В зале еще было довольно много работников клуба, с которыми Крячко не успел побеседовать, так что пришлось проводить некое подобие следственного эксперимента в их присутствии. Гурову показали то место, где сидела незнакомка. Он опустился на него и начал смотреть по сторонам, пытаясь понять, почему она села именно там. А когда понял, настроение у него сразу стало хуже некуда – оттуда зал практически не просматривался, соответственно, и она тоже, но зато очень хорошо был виден только один столик – тот, на котором сейчас стояли цветы и за которым еще совсем недавно гуляли четыре ныне покойных парня. Он встал, пошел к двери и обернулся на столик – да нет, не на официантку с подносом смотрела незнакомка! Она смотрела на парней!
   В одну кучку всю информацию Лев собрал и даже вроде бы логическую цепочку выстроил, только она никуда не вела! Ну, сидела она! Ну, смотрела на парней, а потом ушла! Правда, пока непонятно как! И что дальше? Матвеев с ней вошел в клуб в 21.37, она вошла в зал через пять минут после него, предположим, в 21.42 и вышла оттуда, допустим, в 21.55. Что можно сделать за тринадцать минут, если учесть, что она еще подходила к бару, расплачивалась там, шла к дивану? Пусть даже пять минут она на это потратила, хотя на самом деле, конечно, больше, но и в этом случае остается только восемь. Она восемь минут смотрела на парней, а те через несколько часов прыгнули с балкона? Да его с такой версией засмеют все, кому ни лень! Это же бред! Хотя… Если вспомнить Матвеева, то не такой уж и бред.
   Кто же эта девушка? Найти ее будет очень трудно, а доказать ее вину, если она действительно виновна, вообще нереально. Она вполне может сказать, что является родственницей или подругой Юлии Григорьевой и приходила просто посмотреть на тех, кто ту погубил. Но тут возникал другой вопрос: кем бы она ни была, виновна в чем-то или нет, она от кого-то точно знала не только маршрут Матвеева, но и то, что VIP-столик просматривается только с одного-единственного места. А самое главное, что в тот вечер все четверо впервые после той трагической ночи соберутся вместе. И это могло означать только одно – в клубе у нее был сообщник. И недавно устроившиеся на работу люди, как и новые клиенты, в этом случае совсем ни при чем! Это мог быть кто-то из обиженных Нестором подчиненных, который разболтал все своей новой знакомой, даже, может быть, не предполагая, к чему это приведет. А уж в том, что очень многие из работников клуба тихо ненавидят своего хозяина, Гуров, учитывая характер Нестора, ни капли не сомневался. Этот сообщник, вероятно, и вывел ее как-то на улицу. Странно, почему она не захотела нормально пройти мимо охраны? Боялась, что ее задержат? Но за что? Зачем потребовалось уходить тайком? Причем совершенно непонятно, каким образом. И кто этот сообщник? Скорее всего, мужчина, потому что такой эффектной девушке проще задурить парню голову, чем договорить с женщиной. Хотя, судя по Матвееву, она могла бы договориться даже с чертом! Ничего! Крячко поговорит с людьми, выяснит, кто чем дышит, а это он умеет, тогда и можно будет делать какие-нибудь предположения. Но почему ее нет на записях?
   И тут Гурова осенило – у нее же была довольно большая сумка! Он быстро нашел взглядом ту девушку, что первой рассказала ему о незнакомке, и бросился к ней так стремительно, что она перепугалась насмерть и застыла на месте.
   – Ее сумка была пустой или чем-то наполненной? – быстро спросил Лев.
   От неожиданности та замерла, потом начала вспоминать и наконец ответила:
   – Не набита, конечно, но что-то объемное там было.
   – Где бармен? – воскликнул Гуров, и парень тут же подбежал к нему. – Она при тебе сумку открывала, что там лежало?
   – Так я же только мельком глянул. – Бармен задумался, а потом сказал: – Похоже на то, что там упаковка от колготок лежала.
   «Так, вот зачем она в дамскую комнату заходила, – понял Гуров, возвращаясь к столу. – Колготки надеть! Хотя нет! Не одеть, а переодеть! Но ни одна нормальная женщина не будет в августе по улице в колготках ходить, если только не собирается на светское мероприятие, куда с голыми ногами не пускают! А раз она взяла с собой запасные, то знала, что те, которые на ней, могут порваться. Что же могло произойти там, в Южинском переулке? Она, предположим, якобы попала под колеса машины Матвеева, тогда ее колготки и порвались! Стилист, естественно, вышел, чтобы посмотреть, что с ней, ну, а дальше и так понятно! Как же она все заранее распланировала! – не без восхищения подумал он. – И я на сто процентов уверен, что рваные колготки, как и упаковку от новых, она в мусор не выбросила, потому что это след! Это отпечатки! Это потожировые! Но проверить надо!»
   – Нестор! Где уборщицы?
   – Какая смена? – уточнил тот.
   – Та, которая убиралась после позавчерашнего вечера, который плавно перетек в утро вчерашнего дня, – объяснил Гуров.
   – Сейчас будут! – пообещал Нестор.
   Буквально через несколько минут перед Львом уже стояли пять женщин и, не скрывая страха, смотрели на него, да и все остальные в зале выглядели не менее испуганными или, по крайней мере, озабоченными.
   – Успокойтесь! – попросил он уборщиц. – У меня к вам очень простые вопросы. Кто из вас убирается в дамской комнате на первом этаже?
   – Я, – тихо ответила пожилая женщина. – Там контейнеры стоят. Я каждый час туда захожу и пакеты в них меняю на новые, чистые.
   – Вы поняли, какое время меня интересует? – спросил Лев, и она кивнула. – Вот и скажите мне, что необычного вы тогда нашли в мусорных пакетах. Об использованных прокладках можете не говорить.
   Она добросовестно перечислила все, что там было, но в основном это оказались: туалетная бумага, бумажные полотенца и носовые платки. Рваных колготок, как и упаковки от новых, там не было – Гуров оказался прав.
   Отпустив женщин, он уставился на цветы и принялся размышлять дальше: «И в машине Матвеева, я уверен, мы ее пальчиков не найдем – он же ей дверцу открывал, когда они сюда приехали, значит, наверняка и там, на улице, вел себя так же, тем более что, если я прав, виноватым себя чувствовал. Что же у нас получается? А то, что, если человек так старательно за собой хвосты подчищает, а новых следов старается не оставлять, тут уже явный умысел! Значит, правильно я вчера понял: она пришла сюда, чтобы всех одним махом уничтожить, потому что просто посмотреть на них она и по отдельности могла. Как она это сделала – вопрос открытый, тут еще голову ломать и ломать! Но вот как она ушла? Что еще могла подготовить наша запасливая незнакомка? А не переоделась ли она? Мог у нее быть в сумке свернутый плащ, например? Какой-нибудь легкий, чтобы много места не занимал? Надела она его и вышла! Или это мог быть…»
   Тут Гуров не выдержал и застонал! Кретин! Идиот! Пить надо меньше! Если бы он вчера не нажрался, как свинья, то сразу бы сообразил. Оттолкнув бросившегося к нему встревоженного Нестора, Лев побежал… именно побежал в комнату охраны. Он влетел туда, и парни аж вздрогнули от неожиданности.
   – Где записи со служебного входа, что были сделаны позавчера? – выкрикнул он и чуть не упал – это на него сзади налетел спешивший следом Нестор.
   Те суетливо заметались под бешеным взглядом Льва, начали искать диски, хотя он и просил их далеко не убирать, нашли их прямо у себя под носом и вставили в компьютер.
   – Перемотайте на полдесятого вечера! – приказал он, садясь к столу, а потом, показывая на каждого выходившего и входившего человека, стал спрашивать, кто это.
   Тут-то и оказалось, что вышло на одного человека больше, чем вернулось. Это была женщина, и, судя по одежде, специальному халату с шапочкой, резиновым перчаткам и тапочкам, уборщица, которая вынесла в стоявший за воротами мусорный контейнер большой пластиковый пакет, но вот обратно она не вернулась! А поскольку на записи она запечатлелась со спины, то понять, кто это, оказалось невозможно. Да вот только, кроме этой девицы, сбегать потихоньку из клуба было больше некому.
   – Вот тебе и ответ, как она ушла и зачем ей потребовалась большая сумка, – устало проговорил Гуров. – У нее все это было с собой, она надела поверх своего платья халат, на голову – шапочку, на руки – перчатки, сменила свои туфли на тапочки и была такова! Скажи кому-нибудь, чтобы проверили на всякий случай, все ли халаты и прочие причиндалы на месте. Хотя я уверен, что она все принесла с собой, благо купить это в магазине спецодежды – не проблема.
   – Если бы чего-то не досчитались, мне бы уже доложили, – хмуро бросил Нестор.
   – Как знаешь, – пожал плечами Лев. – И дай, наконец, поесть, а то живот подводит.
   – Давно пора, пошли в кабинет, заодно и потолкуем, – предложил тот.
   Нестор по дороге распорядился, чтобы им принесли поесть, и, когда они вошли в кабинет, оказалось, что там уже никого нет.
   – Лапоть со Старцем вместе со своими ребятишками уехали, – объяснил он. – Невыносимо это: сидеть, ждать и знать, что от тебя ничего не зависит. Я-то хоть при деле: тебе помогаю, а они? – Гуров в ответ промолчал, и он продолжил: – Знаю, что ты мне можешь сказать! Что, мол, непутевых сыновей мы вырастили! А я с тобой даже спорить не буду. Только ты не отец, тебе нас не понять! Вот поставь на одну чашу весов своего сына, а на другую – весь мир, и сын перевесит!
   – Ты хорошо держишься, – заметил Лев. – Да и они тоже.
   – Мы такую жизнь прожили, что это не удивительно, – криво усмехнулся тот.
   Официантка принесла блюдо с бутербродами, два больших чайника с чаем и вышла.
   – Кухня сегодня не работает, так что придется этим обойтись, – объяснил Нестор.
   Они сидели, молча пили чай, закусывая бутербродами, но хозяин наконец не выдержал:
   – Гуров! Чего молчишь? Скажи, что надумал!
   – Пока подожду, а то при твоем буйном характере это будет иметь непредсказуемые последствия, – ответил Лев.
   – И давно ты стал меня за дурака держать? – тихонько рассмеялся Нестор. – Я ведь за тобой очень внимательно наблюдал, думаешь, сам не понял, что у меня крыса завелась? Уж очень хорошо эта девка все знала! Здесь ее точно никогда не было – зуб даю! Значит, кто-то ей все очень подробно рассказал! Только вот кто?
   – А вот с этим придется подождать, пока Крячко с людьми не поговорит. Но, судя по тому что к тебе охранники не прибежали и не сказали, что он кого-то заподозрил, с этим пока глухо. Лучше скажи мне, кто из твоих работников тебя больше всего не любит?
   – А я не доллар, чтобы меня все любили, – усмехнулся Нестор. – Те же бармены от меня не раз огребали за то, что с напитками мухлевали, пока не поумнели. Да и со всеми остальными я сначала довольно жестко обращался, чтобы раз и навсегда усвоили, где работают и как себя здесь вести надо. А теперь уже ничего, они и место свое знают, и то, что язык нужно на привязи держать, чтобы не потерять вместе с головой. Так что люди у меня за работу держатся: плачу я неплохо, девкам под юбки не лезу, чаевые не отбираю. Ты, главное, работай как следует, а уж я не обижу.
   – Но кто-то обиженный все-таки нашелся, раз на откровенность потянуло, – возразил ему Гуров. – Или заплатили ему неслабо.
   – Если ниточка от Григорьева тянется, то ему платить нечем, а больше наши парни не сотворили ничего такого, за что им, всем четверым, мстить могли бы.
   – Ну, я к нему сам съезжу и поговорю, – пообещал Лев.
   – Да нет его там, – буркнул Нестор.
   – Та-а-ак! – протянул Гуров. – Ты, значит, у него уже побывал! Ну, и какого черта ты к Григорьеву поперся? Что, кулаки чесались? Никак прежние времена забыть не можешь? Ну, и разбирался бы сам! Может, мне вообще домой пойти?
   – Гуров! Ты пойми! Ну, взыграло! – оправдывался Нестор. – Когда наши дети погибли, я сразу же слова Ильи вспомнил, вот и рванули мы все к нему, а его и след простыл. Мать его молчит, как немая! Мы ей и грозили, и деньги предлагали – все без толку!
   – Чтобы мать своего сына за деньги предала? – воскликнул Лев. – Нет, вы точно с ума сошли! И давай впредь без самодеятельности, а то ведь я и плюнуть могу! – предупредил он и велел: – Позвони своим, вдруг они уже что-то нашли? Пусть тогда сюда быстренько привезут и ищут себе дальше.
   Нестор позвонил Лаптю и передал слова Льва, но, выслушав ответ, по-черному выматерился и, взмахнув руками от избытка чувств, выразительно сказал Гурову:
   – А вот хрен нам всем! Пока только одна запись нашлась с камеры на аптеке. Ребятам ее не отдали, хотя они и обещали неслабо «забашлять», но посмотреть разрешили. Так вот, эта сука в переулок из подворотни вышла, а двор-то проходной! Причем выходов из него – и через сквозные подъезды, и между домами на улицы и в переулки, это же центр! Старая Москва! Там сам черт ногу сломит! Вот они сейчас там, как ищейки, и рыщут, чтобы хоть какие-то концы найти! А еще продавщица одна в окно видела, как девка эта чуть под машину не попала. Сбить ее не сбило, но толкнуло, и она упала. Водитель тут же затормозил, выскочил и к ней бросился, а потом они вместе с машину сели, причем он ее еще под локоток поддерживал…
   – И дверцу перед ней открыл, – закончил Лев.
   – А ты откуда знаешь?
   – Да какая теперь разница? – отмахнулся Гуров. – Просто убедился, что в очередной раз прав оказался. Ну и стерва! Вроде молодая девчонка, а на несколько ходов все просчитала! Но я тебе так скажу: если она профи такого уровня, то ее услуги стоят столько, что Григорьеву, хоть до трусов он распродайся, не набрать!
   – Да уж понял! – хмуро откликнулся хозяин. – Но кто же, кроме него, за сестру мстить может? У них ведь только мать одна, а ее даже спьяну за девчонку молоденькую не примешь!
   – Нестор! Успокойся, сосредоточься и очень хорошо подумай: ты точно эту девушку никогда раньше не видел? Ей на вид немного за двадцать, может, в девяностые ты со своими дружками ее родных чем-то обидел? Вы ведь могли! А теперь она выросла и решила отомстить!
   Нестор посмурнел и тяжело задумался – таких врагов у него и у Лаптя со Старцем пруд пруди! Но он быстро нашелся:
   – А Юрка Попов тут тогда при чем? Уж его-то папаша к нашим делам никаким боком! А ты сам говорил, что она специально подгадала так, чтобы всех одним разом!
   – А если я ошибся, и это случайно вышло?
   – Гуров! – укоризненно воскликнул Нестор. – Да когда же ты ошибался? Ты же дедка-угадка! Это все знают! На три метра под землю видишь!
   – Но вы все равно повспоминайте, – настойчиво повторил Лев и поинтересовался: – Эксперты машину осмотрели?
   – А как же? Мы ее на территорию двора загнали, чтобы внимания не привлекать, и они ее всю облазили. На, читай! – Нестор протянул ему заполненный бланк. – Как я тебе и говорил – все чин-чином! Даже печать можно поставить, если надо! У них передвижная лаборатория со всем необходимым есть, так что долго возиться не пришлось.
   Лев прочитал и вздохнул:
   – Ну и стерва! Представляешь, женских потожировых в машине вообще нет, что, учитывая ориентацию Матвеева, не удивительно, а черный волос, что на спинке переднего пассажирского сиденья, – из парика. И бампер девственно непорочен! А ведь если бы он ее машиной толкнул, то пыль и грязь на этом месте стерлись бы! Значит, он до нее даже не дотронулся, она сама все точно рассчитала и упала! Вот и думай после этого, кому вы или ваши парни так дорогу перешли, что он такого суперпуперпрофи нанял! – Нестор в ответ только растерянно развел руками. – А Старец с Лаптем что говорят? Как там их поиски?
   – А никак! – раздраженно ответил тот. – Все там облазили, и без толку! Не видел ее никто!
   – Ты говорил, там проходные подъезды? Так она могла в халате и с пластиковым пакетом в руке войти в дом с одной стороны, там его скинуть, достать из пакета сумку, убрать туда халат и пакет и выйти уже в другом виде, – предположил Лев и поднялся: – Пойду, посмотрю, как дела у Крячко, – может, помогу чем, а то дело уже к ночи идет, а он все никак не закончит.
   Они вышли из кабинета и направились в сторону комнаты, которую Стасу отвели для допросов. Возле двери стояли, переминаясь с ноги на ногу, два охранника, а больше никого не было.
   – Шеф! – сказал один из них. – Поскольку Станислав Васильевич никого задержать не велел, все уже по домам разошлись. У него сейчас наша кикимора сидит. Уже полчаса, между прочим. А мы тут стоим, как дураки, и ее ждем!
   – Ну, раз все уже прошли, и она последняя осталась, можете идти, – сказал Нестор и объяснил Льву: – Они тут следили, чтобы никто не сбежал и все к Крячко попали.
   Охранники ушли, а Гуров и Нестор вошли в комнату. Там напротив взмыленного и вымотанного Крячко сидела девушка, которую можно было описать одним словом «нелепая». Ее осветленные дешевой краской волосы с химической завивкой уже отросли и были темными у корней, да и мыла она их не меньше недели назад, и они лежали на ее голове засаленными прядями. Дешевая тушь осыпалась и теперь чернела под светло-голубыми, неумело подведенными глазами, брови были сильно накрашены, губная помада съелась, как говорят женщины, и осталась только по краешкам губ, а лицо лоснилось, потому что она или не могла его здесь припудрить, или просто забыла. Одета она была с претензией на моду, но вещи неизвестного производства давно уже потеряли и вид, и форму. Она настолько не вписывалась в обстановку этого клуба, что Нестор счел нужным шепотом пояснить:
   – Ольга – посудомойка. Гости ее не видят, а наши уже привыкли. Работает старательно, посуду не бьет, а чего еще от нее надо?
   – Да и платишь ты ей гроши, – тихонько добавил Лев.
   – По работе и оклад, – пожал плечами тот. – И потом, у нее тут какая-то старуха на попечении, и она днем хоть и ненадолго, но выскакивает ее покормить, так что больше ей и не причитается.
   Крячко же вертел в руках паспорт девушки и устало спрашивал:
   – Оля, значит, когда ты приехала в Москву?
   – Дяденька, – чуть не плача, говорила она. – Я ведь вам уже говорила, а вы даже записали. В июле, когда отец мачеху привел, а она меня невзлюбила, я из дома и уехала.
   – Зарегистрирована ты по одному адресу, а почему живешь по другому? – тем же тоном продолжал спрашивать Стас.
   – И это я уже говорила, – не менее устало отвечала девушка. – Родня меня прописала, дальняя, но вот жить у них негде. Они мне старушку нашли, здесь недалеко, чтобы я за ней присматривала, а заодно и жила там. Только денег все равно мало, вот я сюда по объявлению и устроилась. Всего неделю-то и работаю! Дяденька, отпустите меня! Я бабушку только завтраком утром и покормила – кто же знал, что я так задержусь. Она у меня голодная там.
   Поняв, что Крячко уже мало что соображает, Нестор вмешался в разговор:
   – Ольга! Иди отсюда! Завтра будет нормальный рабочий день, если Станислав Васильевич захочет у тебя что-то узнать, тогда и ответишь.
   – Спасибо! – Она тут же вскочила, а потом робко спросила: – Говорят, завтра зарплата будет?
   – Будет, – заверил ее хозяин клуба.
   – Ой, спасибо! – обрадовалась Ольга и, схватив паспорт, а заодно продемонстрировав облупившийся вульгарно-розовый лак на ногтях, выбежала из комнаты.
   Крячко посмотрел на них покрасневшими глазами и возмутился:
   – Нестор! Ты зачем ее отпустил?
   – А чего ты к ней прицепился? – вопросом на вопрос ответил тот. – Или не видишь, что она дура пришибленная и с головой не дружит?
   – Не нравится она мне! – решительно заявил Стас.
   – Чем она тебе не нравится? – насторожился Гуров.
   – Не знаю! Не нравится и все! – стоял на своем Крячко.
   – Такая и после пяти бутылок водки не понравится! – решительно встрял Нестор, но Гуров отмахнулся от него и, сев напротив Крячко, сказал:
   – Подожди, давай разберемся. Я тебя просил начать с тех, кто поступил сюда на работу после 25 мая. Она работает здесь всего неделю, почему ты оставил ее напоследок?
   – Когда я ее вызвал, мне сказали, что она в туалете, ну, а потом общая очередь пошла. Я про нее и забыл и даже удивился, когда она вошла, – объяснил Стас.
   – Но она очень торопилась к той старушке, почему же раньше не прошла? – удивился Лев.
   – Да кто бы ее пропустил? – усмехнулся Нестор. – Ты представляешь себе, как здесь к ней относятся?
   – Думаю, что с брезгливой жалостью, – предположил Гуров.
   – Без жалости! – поправил его тот. – А ты, Василич, не переживай! Что сегодня не успел у нее спросить, завтра на свежую голову спросишь!
   – Ладно! Уговорили! – промямлил Стас и почти простонал: – Господи! Как я устал!
   – Все! – решительно заявил Гуров. – Разъезжаемся по домам! Нестор! Где обещанные телефоны?
   Они вернулись в кабинет, и хозяин клуба вручил им по коробке, добавив:
   – Все внутри, а деньги на счет уже положили.
   Лев и Стас взяли себе по телефону, занесли в них новые номера друг друга и Орлова, которому предназначался третий телефон, и Гуров повернулся к Нестору:
   – У тебя этот номер есть? – Тот в ответ кивнул. – У тебя самого номер надежный?
   – Не тот ты вопрос задал, Гуров! – поморщился Нестор. – У меня другого быть не может.
   – Лучше подстраховаться – Попов же его знает. Так что доставай из закромов еще один телефон, по нему будем связь держать. И Старца с Лаптем предупреди, чтобы номера себе на время новые завели, не засвеченные, с них и говорите.
   – А что с Поповым не так? – спросил Нестор, доставая из сейфа очередной телефон, номер которого Гуров тут же занес в свой новый сотовый, одновременно объясняя:
   – А то, что он бывший чекист, хотя таких, говорят, не бывает.
   – Ну, то, что у тебя ФСБ на хвосте, я сразу просек, но вот что все от него пошло… – удивился Нестор, а потом заверил Гурова: – Хорошо, все сделаю.
   – И еще! Если ты клиентов потерять не хочешь, а может, и сам клуб, то все записи немедленно уничтожь – как бы к тебе «гости» не нагрянули, а им такой компромат на довольно известных людей совсем нелишним будет. И охранников предупреди, чтобы в случае чего отвечали, что запись ни с одной камеры не ведется, а они только наблюдают.
   – Ну, и каша заварилась! – помотал головой Нестор. – Неужели все из-за Юрки Попова?
   – Пока не знаю, но лучше перебдеть, чем недобдеть.
   – Прав ты, Гуров! Ох, и давно мы не шифровались! Ну, что? Будем молодость вспоминать!
   – Вспоминайте! А мы поехали, и учти, что звонить мне можно только в самом экстренном случае! Очень надеюсь, что до утра ничего не случится, потому что три бессонные ночи подряд – это уже перебор!

   Дома Гуров исключительно на автопилоте бросил в кипяток пакетик гречневой каши быстрого приготовления и пару сосисок, потом подумал и кинул еще две. Он засек время и обессиленно опустился на стул – день был просто сумасшедший. Его взгляд упал на начатый блок «Мальборо», но курить не хотелось совершенно, во рту становилось даже противно от одной мысли о сигарете. Лев встал и положил блок на самый верх навесного шкафчика, с глаз подальше. Обжигаясь, он съел кашу с сосисками и рухнул на кровать в надежде на то, что уж этой-то ночью выспится обязательно.
   Когда зазвонил телефон, Лев взвыл так, что, наверное, соседи проснулись. Нечеловеческим усилием воли он подавил в себе желание немедленно выбросить аппарат в окно и, сняв трубку, проорал:
   – Гу-у-уров!
   В ответ раздались истеричные вопли какой-то женщины, в которой он с огромным трудом узнал жену Крячко:
   – Лева! Немедленно приезжай! Стасик с ума сошел! – надрываясь, кричала она.
   Бросив трубку, Гуров чуть не выскочил из дома в одних трусах, но вовремя спохватился и что-то, не разбираясь, что именно, на себя надел. На улице шел дождь, но Гуров, не обращая внимания, гнал машину к дому Крячко. Автомобиль заносило на поворотах, визжали, надрываясь, покрышки, гаишники, обалдевшие от такой наглости, махали жезлами, как сумасшедшие, но он орал им, не останавливаясь: «Свои!», и ехал дальше. Несколько машин рванули за ним, но догнали только возле дома Стаса. Он сунул первому же сержанту под нос свое раскрытое удостоверение, сказав при этом остальным:
   – Полковник Гуров! Главк! Спецзадание! – и побежал вверх по лестнице.
   – Помощь нужна, товарищ полковник? – крикнули ему снизу.
   – Обойдусь! – ответил он.
   Наверное, жена Стаса караулила его у окна, потому что дверь была уже открыта, а она сама стояла в проеме, бледная, как смерть, и держалась за сердце.
   – Где он? – с ходу спросил Лев.
   – Я его в ванной заперла.
   Тут Гуров услышал, что кто-то старательно выламывает дверь ванной изнутри, страшно матерясь при этом, ан фигушки – она была враспор подперта тумбочкой для обуви. Немного успокоившись, что с другом пока ничего страшного не произошло, Лев судорожно сглотнул и перевел дух. Они прошли в кухню, где Гуров рухнул на стул, но, как ни был он взвинчен, сначала положил на стол свою заветную коробочку, а потом попросил:
   – Говори толком, что произошло.
   – Стасик очень усталый пришел, покушал и сразу спать лег, а я еще по дому повозилась и села телевизор смотреть – как раз мой любимый сериал шел, повтор. Я его днем пропустила, вот и решила сейчас посмотреть. Сижу, смотрю, потом слышу шум из спальни, я туда заглянула, а Стасик окно открывает. Я ему сказала, чтобы он этого не делал, потому что дождь идет и весь подоконник водой зальет, да еще и на пол попадет. А он мне в ответ, что в дождь летать очень здорово, а сам на подоконник уже встает.
   – Что он сказал? – взвился Гуров. – Летать?
   – Ну да! – кивнула она. – Я к нему бросилась, вниз сдернула, кричу, что он с ума сошел, он же разобьется, а он только смеется и говорит, что я дура набитая, потому что летать очень легко, нужно только спрыгнуть и парить.
   Лев обессиленно уперся локтями в колени и схватился руками за голову – история повторялась. А она тем временем продолжала:
   – Лева! Я сама не знаю, как это получилось, но я его из спальни вытолкнула, так он к балконной двери в зале бросился, а сам ругается на меня! Тут уж я совсем озверела! У меня же там белье постиранное висит! Когда дождь начался, я, чтобы на него от верхних соседей грязная вода не попала, раму-то и закрыла – балкон же у нас застекленный. А тут он выскочит и белье может посдергивать, и сетку отодрать, и стекла перебить! Откуда только силы взялись? В общем, я его в ванную затолкала и снаружи ее закрыла. Он стал дверь выламывать, так я тумбочку подставила, а сама тут же тебе звонить, а потом еще и Петру. Лева! Он с ума сошел, да?
   – Нет, это так, от переутомления, – попытался успокоить ее Гуров. – Ты в «Скорую» случайно не звонила?
   – Да ты что? – даже возмутилась она. – Они же психбригаду пришлют, и Стасика в дурдом отвезут, а потом ему прямая дорога в отставку! Да даже если и на службе оставят, так позор-то какой!
   – Это ты правильно сделала, мы сами разберемся, – пообещал Лев.
   Он говорил ей еще какие-то дежурные слова, чтобы успокоить, а сам тем временем судорожно соображал, что делать. Первое – нужно было обездвижить Стаса, а то взбешенные шумом соседи скоро вызовут полицию, вот и объясняйся потом с районниками! А там и слушок пойдет, что с Крячко что-то не так, тем более что в ближайшие дни на работе его точно не будет. Положив коробочку в нагрудный карман рубашки – куда же ему теперь без нее? – Гуров прошел в зал и, осмотрев его, отодвинул к середине тумбу с телевизором, освобождая место рядом с батареей отопления.
   – Постели туда какой-нибудь плед или одеяло и подушку кинь, – велел он.
   – Ты что собираешься делать? – насторожилась она.
   – Делай, что говорят! – заорал на нее Лев.
   – Вот и Стасик вечно орет, нет чтобы объяснить, – забурчала она и добавила: – Старое одеяло с антресоли снять надо. – Но, увидев его бешеное лицо, больше ничего произнести не решилась и, достав из дивана стеганое одеяло, положила его прямо на пол, чуть не зарыдав – такую вещь пачкать! – потом принесла из спальни подушку и посмотрела на Гурова – что, мол, еще?
   – Снотворное в доме есть? – спросил тот, и она кивнула. – Принеси!
   Когда она вышла, Лев начал копаться в вещах Крячко, пока не нашел там наручники, а потом заранее защелкнул одно кольцо на трубе, а второе осталось ждать Стаса.
   – Так, теперь мы поступим следующим образом, – сказал Лев замершей в ужасе женщине, сжимавшей в руке упаковку димедрола. – Ты отодвигаешь тумбочку, а я встречаю Стаса.
   – Да я же ее с места не сдвину, – удивилась она.
   – Но ведь как-то же ты ее поставила, вот и сейчас постарайся, потому что у меня руки свободными должны быть, – возразил ей Гуров.
   Но он и сам понимал, что в минуту стресса она бы и бетонную плиту за облака забросила, но вот сейчас, когда он прошел, а Лев, мужчина и друг мужа, наоборот, пришел и взял всю ответственность на себя, ее отпустило, и толку от нее не будет. Они подошли к двери ванной, где продолжал бушевать Крячко, и Лев сказал:
   – Стас! Подожди немного, я тебя сейчас выпущу! Нужно только тумбочку отодвинуть!
   – Лева! Как хорошо, что ты здесь! – обрадовался тот. – Моя жена окончательно с ума сошла! Не иначе как от телевизора мозги набекрень съехали! Это же надо было додуматься меня сюда засунуть!
   – А, может, ты ее чем-нибудь разозлил? – осторожно спросил Лев.
   – Да это она на меня набросилась, как ненормальная! – возмущался Крячко, но дверь оставил в покое. – Орала, что я разобьюсь! Да как же я разобьюсь, если летать – это очень просто! Я вот тебе покажу! А если хочешь, мы с тобой вместе полетаем!
   – Конечно, Стас! Обязательно! – пообещал Гуров.
   К этому времени тумбочка совместными усилиями уже была бесшумно отодвинута, и он сделал женщине знак – открывай, мол! Она распахнула дверь, радостный Стас шагнул навстречу другу, который не без душевной боли встретил его прямым в челюсть. Удар у Льва был практически профессиональный, поставленный, так что Крячко мигом поплыл, и его жена заорала дурным голосом:
   – Ты же его убил!
   Тем временем Гуров, пользуясь беспомощным состоянием Стаса, подхватил его под мышки и волоком потащил в зал, где свалил на одеяло и защелкнул на его запястье кольцо наручников. Только после этого он обессиленно – Стас весил немало – сел на пол рядом с ним и приготовился к душеспасительной беседе, хотя уже понимал, что это бесполезно, но все-таки! А заодно и Петра нужно было дождаться, чтобы уже вместе обсудить, что делать с Крячко.
   – Снотворное пока в воде раствори, – попросил он. – Одну таблетку, не больше. Будем надеяться, что поможет.
   Она ушла в кухню, а Гуров смотрел на друга, и сердце его обливалось кровью. «Как же я тебя не уберег, Стас?» – думал он. Крячко уже начал приходить в себя и, увидев Льва, возмущенно воскликнул:
   – Ты с ума сошел? – Он попытался сесть, но наручники не пустили, и он обалдело уставился на Гурова: – Лева! Может, ты мне объяснишь, что происходит?
   – Стас! Постарайся выслушать меня спокойно, – попросил Лев. – Пойми, так надо! Скажи, ты помнишь, где мы с тобой сегодня были и что делали?
   – Конечно! Весь день в управлении отчет о командировке писали, – удивленно ответил Крячко и сам спросил: – Что за дурацкие вопросы?
   Больше всего в эту минуту Гурову хотелось заорать во весь голос и биться головой о стену, но он закрыл глаза, сцепил зубы и, несколько раз глубоко вздохнув и резко выдохнув, взял себя в руки.
   – Мы с тобой действительно сначала были в управлении, но потом мы поехали в клуб к Нестору. Ты помнишь Нестора?
   – Бывший браток? – уточнил Стас, и Гуров кивнул. – Конечно, помню. Только он, наверное, давно завязал, если еще жив, потому что я давно о нем ничего не слышал.
   – А, может быть, ты его видел?
   – С какой стати? – удивился Крячко. – И вообще, что происходит? Если я задержан, – он подергал рукой в наручнике, – то хотя бы скажи за что!
   – Стас, ты не задержан и не арестован, ты просто очень серьезно заболел. Ты переутомился! Сам понимаешь, две бессонные ночи подряд – не шутка! А мы с тобой уже не мальчики молоденькие! Это нам раньше все было – трын-трава, а теперь и давление скачет, и суставы болят…
   – Не заговаривай мне зубы! – разозлился Крячко. – Если я серьезно заболел, то почему я в наручниках у себя дома на полу, а не в госпитале на кровати?
   – Потому что в госпиталь тебя с такой болезнью не возьмут, тебя тут же переведут в другую больницу, психиатрическую, – осторожно объяснил Гуров.
   – Нет, ты точно с ума сошел! – воскликнул Крячко.
   – Да нет, Стас, не я, – вздохнул Лев. – Ответь мне, кто тебе сказал, что ты умеешь летать?
   – Я сам догадался! – гордо заявил Крячко. – Это же элементарно! Для начала, чтобы научиться, нужно просто спрыгнуть откуда-нибудь и парить, а потом уже и с места взмывать вверх можно будет.
   – Стасик! Родной ты мой! Да с чего ж ты взял, что летать умеешь? Да как тебе такое только в голову пришло? – запричитала его жена, которая все это время, молча вытирая слезы, просидела на диване. – Как мы с тобой теперь жить-то будем?
   – Заткнись, предательница! – закричал на нее Крячко. – Зачем ты Леве позвонила? Небось, еще и Петра сюда выдернула? Никогда тебе этого не прощу! Ну, ничего! Я вот с тобой разведусь и еще полетаю! Я еще попарю в воздухе!
   Раздался звонок в дверь – это мог быть только Орлов, и жена Стаса пошла открывать. Петр заглянул в зал и, мигом оценив обстановку, кивнул Гурову, чтобы тот вышел к нему. Когда они зашли в кухню, он спросил:
   – Так плохо? – явно имея в виду наручники.
   – Хуже, чем ты думаешь! – буркнул Лев. – Мало того что он не помнит вчерашний день, так еще вбил себе в голову, что, оказывается, летать очень легко. В больницу его ни в коем случае нельзя – это будет верная психушка. Я даже не говорю о том, что он после этого мухой со службы вылетит, так еще неизвестно, чем его там лечить будут. Как бы он после этого в овощ не превратился!
   – Господи! – простонал Орлов. – Всякого при нашей работе можно ожидать, но чтобы такое! Лучше бы уж ранили!
   – Не причитай! – поморщился Лев. – Нам с тобой сейчас ясная голова нужна!
   – Третья бессонная ночь подряд и ясная голова? – невесело усмехнулся Петр. – Ты слишком хорошо обо мне думаешь! Была бы здесь твоя мама, мы бы с ней посоветоваться могли, а к чужим людям обращаться опасно – информация мигом утечет! По телефону? Так все наши наверняка прослушиваются.
   – Черт! Совсем забыл! – спохватился Лев. – Я же твой новый сотовый дома оставил! Ладно, завтра тебе его отдам, и говорить мы будем теперь только по новым. А сейчас я с мобильника Стаса маме позвоню, потому что ему он теперь, видимо, долго не понадобится. Да и денег должно хватить. Только на всякий случай разговаривать буду с лестничной площадки – черт его знает, насколько плотно они нас «пасут»? А ты пока со Стасом посиди, поговори – может, достучишься до него?
   – Попробовать-то можно, – с сомнением в голосе произнес Петр. – Только что из этого получится?
   Гуров отдал ему антипрослушку, а сам вышел из квартиры и поднялся на самую верхнюю лестничную площадку, откуда и позвонил живущим в Украине родителям. Ночной звонок не мог их не встревожить, и трубку взял, естественно, отец.
   – Папа! Это я, Лева, – сказал Гуров. – Маму, пожалуйста, позови.
   – Лев! Ты не мог выбрать более подходящее время для звонка? – возмутился тот. – Ты на часы смотрел? Или у тебя случилось что-то серьезное?
   – Папа! Со мной все в порядке! И с Машей тоже! Беда произошла со Стасом! Ну, ты понял, о ком я! Мне нужно проконсультироваться с мамой! – начиная терять терпение, объяснял Гуров.
   – Мама спит! – решительно заявил Гуров-старший.
   Несмотря на то что они с женой уже отметили золотую свадьбу, он до сих пор трепетно ее любил, хотя всячески старался это скрывать, считая, что генерал, пусть и в отставке, не имеет права быть сентиментальным. Да и успокоился он, узнав, что у сына со снохой все в порядке, вот и решил проявить характер.
   – Мама уже не спит, – услышал Гуров голос матери сначала издалека, а потом уже в трубке. – Что у тебя случилось, Левушка? – заботливо спросила она.
   – Это со Стасом. Мама! – с ходу начал Лев. – Я в вашей медицинской терминологии не силен, поэтому буду объяснять, как умею, а уж ты постарайся меня понять.
   – Лева! Я ведь уже давно не работаю, хотя и слежу за последними публикациями в прессе и Интернете, – предупредила она. – Ты мне опиши симптомы, а я постараюсь тебе помочь.
   Гуров выложил ей все и о самоубийстве четырех молодых людей, и о внезапной амнезии Матвеева, и о том, что случилось со Стасом, а потом спросил:
   – Мама! Скажи, можно внушить людям, чтобы они совершили самоубийство?
   – Левушка! Я начну издалека, чтобы ты понял. В Советском Союзе существовала официальная наука и неофициальная. По поводу первой я могу тебе все рассказать, но это тебе не поможет, по поводу второй – только то, что знаю достоверно, а это очень немного, потому что я коснулась этого только краем, когда в нашей клинике проводились некоторые опыты. В свое время искали людей, обладающих определенными способностями, с ними специально занимались, и были достигнуты некоторые положительные результаты. Насколько я поняла, в твоем случае имело место внушение! Причем сильнейшее! Мощнейшее внушение! Я даже представить себе не могу, какой силой обладает эта девушка. Это нечто из ряда вон выходящее! С водителем еще можно как-то понять, потому что она с ним разговаривала, со Стасом – вопрос открытый, потому что мы с тобой не знаем, кто, как, а главное, где на него мог воздействовать. Но вот чтобы четырех людей сразу, без вербального контакта – это нечто запредельное. Мне с таким тогда сталкиваться не приходилось. Но, может быть, теперь разработали какие-то новые методики, которые позволяют не только полностью раскрыть, но и усилить врожденные способности человека.
   – То есть если эксперименты продолжаются, то эта девушка могла сбежать из какой-то спецклиники? – уточнил Гуров.
   – Не исключено. Теперь что касается самоубийства, – продолжала она. – Пойми, если вменяемый… Подчеркиваю! Вменяемый, то есть отдающий себе отчет в своих мыслях и действиях человек не хочет совершить самоубийство, то, внушай – не внушай, результата не будет! Потому что инстинкт самосохранения заложен в нас природой, а против ее законов не пойдешь! Но! Это можно обойти! И внушить человеку…
   – Что он птица и может летать? – тут же спросил Лев.
   – Да! – подтвердила она. – Или то, что он рыба и может дышать под водой. Это уже зависит от богатства фантазии того, кто внушает. Или, предположим, свернуть не направо, где проходит безопасная дорога, а налево, где обрыв. Главное, внушить, что это для человека безопасно или делается для блага другого, близкого и дорогого ему человека. Что же касается того, чтобы удалить из памяти какие-то факты, так это для подготовленного человека несложно.
   – То есть научиться этому невозможно, это должно быть врожденным?
   – Да, цыганкам это, например, дано от природы, и поверь мне, что цыганский гипноз – это не вымысел. Эта девушка случайно не цыганка? – спросила она.
   – Нет, мама, ее видели четыре человека, и ни один из них не сказал, что она на нее похожа, да и судя по фотографии тоже. Мама, а психиатры? – спросил Лев. – Они же этому учатся.
   – Левушка! Психиатров на свете много, но только некоторые из них могут погрузить человека в гипнотический сон, причем такой, который пациенту ни в коем случае не повредит. Для этого существуют определенные технологии и методики, которые сработают при соблюдении некоторых необходимых условий и в соответствующей обстановке, – объяснила она. – О шарлатанах и проходимцах, которых сейчас развелось великое множество, я не говорю.
   – Значит, это у нее точно врожденное? – продолжал допытываться Гуров.
   – Есть еще один аспект. Это может быть приобретенной способностью. Самая не изученная вещь на свете – это человеческий мозг, ты уж мне поверь! Он хранит такие тайны, которые еще и через поколения не будут раскрыты до конца. По сравнению с ним глубины космоса или океана – детский лепет. Даже я, когда еще работала, сталкивалась с некоторыми шокирующими фактами, но тогда они не предавались широкой огласке. Сейчас же, читая работы людей, которым я, безусловно, доверяю, убеждаюсь в том, что это не были единичные случаи. Так вот, Левушка! Иногда! Подчеркиваю! – выделила она. – Иногда пережившие клиническую смерть люди вдруг приобретают способности, которых у них до этого не было и быть не могло в силу полученного ими образования, воспитания и образа жизни, который они раньше вели. Кто-то начинал рисовать, или сочинять весьма недурную музыку, или писать стихи. Кто-то вдруг начинал говорить на давно забытых, мертвых языках, специалистов по которым во всем мире меньше, чем пальцев на одной руке. Кто-то приобретал дар ясновидения. И это все научные факты! Вот, например, Вольф Мессинг, которого я видела собственными глазами! Величайшая загадка двадцатого века! Он родился таким, и его способности не знали границ! С другой стороны – Ванга! Провидица? В определенной степени – да! Но как она ею стала? Здесь вообще темная история! Официально – рядом с ней ударила молния, неофициально – она пережила в детстве жесточайшее физическое насилие, в результате которого не просто потеряла зрение, а даже лишилась глазных яблок, но приобрела дар ясновидения.
   – Так, мама, подожди, а то ты меня совсем заговорила! – остановил ее Лев. – Этой девушке на вид немного за двадцать, то есть самое большее, она могла закончить мединститут, где этому научить просто не могут. Значит, эти способности у нее либо врожденные, либо приобретенные в результате какого-то, предположим, несчастного случая. И не исключено, что она сбежала из какой-то спецклиники. Я правильно понял?
   – Все правильно, Левушка!
   – Тогда это все объясняет, – понял Гуров. – Спасибо, мама!
   – За что, родной? – рассмеялась она. – А теперь по поводу Стаса. Ты помнишь Антона Сергеевича Семенова? Моего однокашника?
   – Что-то такое помню, – неуверенно ответил Лев.
   – Он сейчас уже член-корреспондент, возглавляет собственную клинику. Я могу ему позвонить и попросить, чтобы он положил Стасика к себе, в отдельную палату и под чужим именем, а также занялся им лично, – предложила она. – Думаю, он мне не откажет. Стасику нужно серьезное медикаментозное лечение в условиях стационара.
   Это, конечно, был выход, но Гурову требовалось уточнить один очень существенный момент, и он спросил:
   – А ты случайно не знаешь, он не сотрудничает с нашими смежниками?
   – Ты имеешь в виду… – начала она, но Лев ее перебил:
   – Мама, не надо вслух!
   Немного помолчав – видимо, переваривала услышанное, она сказала:
   – Да, потому что он говорил, что проводил для них некоторую работу.
   – Значит, это отпадает! – решительно заявил Гуров.
   – Лева! Во что ты ввязался?
   – Мама, они первые начали!
   – Хороший мой! Это не детские драки! Это может быть очень серьезно!
   – Мама! Вообще-то я взрослый мужчина и сам разберусь! – попытался успокоить ее Гуров.
   – Для меня ты как был ребенком, так и остался! – вздохнула она. – Хорошо, поступай как знаешь, только помни, что мы живем в незалежной Украйне, и ты всегда можешь приехать к нам.
   – Надеюсь, до этого не дойдет, – усмехнулся Лев.
   – Но что вы собираетесь делать со Стасом? – Она снова вернулась к делу, потому что была не только мамой, но и врачом, причем очень хорошим. – Сколько вы его можете в доме держать? А если его состояние ухудшится?
   – Мы что-нибудь придумаем. Ну, все, мама, мне пора! Будьте здоровы и не грустите!
   – Ты бы хоть приехал, что ли? – грустно попросила мать. – А то мы скоро забудем, как ты выглядишь!
   – Мама! Хорошая моя! Твердо тебе обещаю, что, как только выдастся свободное время, тут же прилечу! – пообещал Гуров. – А теперь спокойной вам ночи!
   – Уж сколько раз мы это от тебя слышали, – она снова вздохнула. – Ты, главное, будь осторожен.
   – Обязательно! – ответил ей Лев одним из своих любимых выражений.
   Поговорив с ней и кое-что для себя прояснив, Гуров задумался. Прежде чем начинать всерьез бодаться с ФСБ, нужно было решить проблему со Стасом. И помочь ему в этом могли только сибиряки. Он не обратился к ним сразу только потому, что уж очень хлопотно это было, причем не для него, а для них. Но сейчас выхода не оставалось. И Лев позвонил Александру Александровичу Романову, губернатору Новоленской области.
   – Саша! Это Гуров!
   – Что-то номер не твой, – удивился тот.
   – Некоторое время я буду доступен только по этому.
   – У тебя что-то случилось?
   – У нас беда! – сказал Лев и услышал в ответ слова настоящего мужика и настоящего друга:
   – Что я должен сделать?
   Вот так, не вдаваясь в подробности, не выспрашивая, в чем дело, насколько оно серьезное, затратное или опасное.
   – Скажи мне сначала, Костя жив? – поинтересовался Гуров, имея в виду жившего в тайге старика знахаря.
   – Да, но второй раз через всю страну я его не потащу, – решительно ответил Саша. – Да он и не согласится!
   – И не надо! Главное, чтобы Стаса спас, а уж там или здесь – неважно, – ответил Лев.
   – Что с ним случилось? – воскликнул Романов.
   Гуров рассказал ему обо всем, и тот коротко бросил:
   – Жди звонок!
   Гуров начал спускаться по лестнице и с каждым шагом чувствовал, как в нем все выше и выше поднимается волна неукротимого гнева, неистового бешенства. Но он изо всех сил старался взять себя в руки, в чем и преуспел, так что, когда входил в квартиру Крячко, от былого бешенства и следа не осталось, его сменила холодная, рассудочная ярость. На всякий случай, хотя антипрослушка была включена, он затащил Орлова в ванную, да еще и воду на полную пустил и только потом передал ему свой разговор с мамой.
   – Теперь ты понимаешь, почему они у нас на хвосте? – спросил он, закончив.
   – Тут и дурак поймет, – горестно покачал головой Петр. – Вариант первый: девушка сбежала из клиники, и им для ее поимки требуется наша помощь, но в подробности они нас посвящать не хотят. Вариант второй: девушка никакого отношения к ФСБ не имеет. Попов сам понял, в чем дело, настропалил своих, и они решили найти ее, опять-таки с нашей помощью. Но в обоих случаях она им нужна явно не для того, чтобы наказать за содеянное. Иметь под рукой такого киллера – затаенная мечта любой спецслужбы.
   – И в обоих случаях они, точно зная, какую опасность она представляет, предпочли не рисковать своими людьми, а отправить на передовую нас, как штрафников на минное поле! Получается, что мы для них расходный материал! – шепотом бушевал Лев. – Или приманка, на которую они надеются поймать свою добычу! Мы со Стасом оказались червяками на крючках! Дергались, извивались и этим приманивали крупную рыбу! И они добились своего – Стас уже подорвался! Значит, очень близко он подошел! Значит, преступница почувствовала опасность и решила вывести его из игры. А следом и моя очередь! Но я ей так легко не дамся! Пусть не надеется!
   – Успокойся! Не накручивай себя! – попросил Орлов.
   – Петр! Ты был прав от начала до конца. Какая же я самонадеянная сволочь! Я ведь с самого начала предполагал, что тем четверым кто-то мозги набекрень свернул, но вот то, что расследование этого дела может боком выйти нам самим, даже не подумал. А должен был! – с горечью сказал Гуров. – А еще я ни в коем случае не должен был отправлять Стаса разговаривать с работниками клуба! Сам должен был с ними побеседовать!
   – Д-д-дурак ты, Лева! – выразительно проговорил Петр. – Да это счастье великое, что Стаса переклинило, а не тебя! У него жена дома, которая его остановила, а ты сейчас один! Он на втором этаже живет, а ты? От тебя бы мокрого места не осталось! Так что кончай самобичеванием заниматься, и давай думать, как нам быть. Главное, надо помочь Стасу!
   – Это я уже решил – его увезут в Якутск! – сообщил ему Лев. – Есть там один знахарь, который в свое время Кольку Савельева вылечил, когда его та сволочь приворожила. А сейчас он, надеюсь, Стасу поможет!
   – Не верю я в эти вещи! – поморщился Орлов.
   – Я тоже не верил, пока сам личико в личико с этим не столкнулся! Так что хочешь – верь, хочешь – не верь, а это существует! – развел руками Гуров, но не учел ограниченные размеры ванной и крепко ударился о раковину. – Как там Стас? – шипя от боли, спросил он.
   – Уговорил я его снотворное выпить, спит, наверное, – устало ответил Петр.
   Гуров заглянул в зал и увидел, что Крячко спал или дремал в зале на полу, – усталость все-таки взяла свое, а его жена сидела там же на диване и уже даже плакать не могла – слезы кончились.
   – Пока Романов не позвонил, докладывай, что за день узнать успел, – потребовал Орлов и, выслушав Гурова, озадаченно покачал головой: – Это просто на грани фантастики! Расскажи мне это кто-нибудь другой, я бы подумал, что человек бредит. Значит, сообщник! – сделал он вывод. – Или сообщница! А может, просто информатор? – Лев в ответ пожал плечами. – Черт! Как жаль, что Стас ничего не помнит!
   – Так он же записи делал! – спохватился Лев. – Может, из них чего-нибудь узнаем?
   Он полез в борсетку Крячко, достал его рабочий блокнот, в который были вложены подготовленные Нестором к сегодняшнему дню документы, и просмотрел списки. Но ничего интересного не было, пока он не дошел до самого конца, где Стас записал данные Ольги Ивановны Коноваловой, 1989 года рождения, уроженки села Нижний Лох Костромской области, где она и была постоянно зарегистрирована по адресу: улица Тополиная, дом 8. Там же имелись адреса ее официальной регистрации в Москве и фактического проживания. А еще одна короткая пометка Стаса: «Темнит».
   – Ну, он нам еще тогда сказал, что она ему не нравится, – вздохнул Лев.
   Он, как и Петр, сидел на бортике ванны, антипрослушка лежала на раковине, по-прежнему шумела вода, но они и не думали оттуда уходить – безопасность превыше всего. Стараясь устроиться поудобнее, Лев оперся спиной о кафельную стену, вытянул свои длинные ноги и начал вслух рассуждать:
   – Итак, что мы имеем? В случае с Матвеевым и парнями понятно, что сработала эта чернявая стерва. Но вот кто над Стасом поработал? Ее же там не было!
   – А что собой представляет эта Коновалова? – спросил Орлов.
   – Это нечто! – тихонько рассмеялся Лев и даже немного оживился.
   Стараясь немного отвлечься от всех неприятностей, он начал в красках и с юмором ее описывать, но чем дальше говорили, тем серьезнее становился, а потом совсем замолчал и даже закрыл глаза. Просидев так несколько минут, вдруг вскочил на ноги и уже совсем было открыл рот, чтобы заорать, но вспомнил, что нельзя, и яростно зашептал:
   – Петр! Я идиот! В отставку! Вот только это дело разгребу и в отставку! Не было никакого сообщника! Это была она сама! Ну, сука! Поймаю – своими руками убью! И пусть потом меня сажают! Понимаешь, я сейчас восстановил в памяти ту сцену, когда ее увидел, и все понял. Стас был уставший, невыспавшийся, вымотанный – весь день с людьми разговаривал, но он что-то заметил и насторожился, только вот в тот момент не смог понять, что именно. А теперь я тебе могу точно сказать, что он отметил – ее руки! Она вся такая нелепая и до того безвкусно накрашенная и одетая, что смотреть противно.
   – При чем здесь ее руки? – не понял Орлов.
   – При том! – шепотом проорал Лев. – Бармен сказал, что у той чернявой был дорогой профессиональный маникюр, а он долго держится. Только идти на работу с такими руками Коновалова не могла. Тогда она прежний лак с ногтей стерла и накрасила их другим, ярко-розовым, таким, что просто вырви глаз, чтобы отвлечь внимание от обработанных ногтей. Вот это-то Стас и заметил – она же ему паспорт давала, и он их видел.
   – Значит, это один и тот же человек? – тихо воскликнул Петр.
   – Вот именно! – подтвердил Гуров. – И в тот день, когда парни погибли, ее на работе не было!
   – Зачем же она снова пришла в клуб? – с сомнением в голосе спросил Орлов. – Могла ведь просто исчезнуть.
   – Самонадеянность! Уверенность в том, что неуязвима и непобедима! А может, просто из любопытства или злорадства – решила посмотреть, как мы ее искать будем, – раздраженно высказывал свои предположения Лев. – Она вчера специально сделала так, чтобы попасть к Стасу последней, хотела от начала до конца увидеть, как будут развиваться события, что мы с ним будем делать и что поймем, так что у нее к моменту разговора с ним уже полный расклад был. И Нестор ее у меня на глазах отпустил! Мол, если у Стаса есть вопросы, он их и завтра задать сможет. И я, идиот, его не остановил! А она, стерва, еще и про зарплату спросила, которую сегодня будут выдавать! Глаза нам отвела! Ну, сука!
   – Лева! Мне страшно подумать, что с вами было бы, если бы вы попытались ее остановить или задержать, – тихо сказал Петр. – Или тебя пример Стаса ничему не научил? Бог даст, он поправится, все вспомнит и расскажет, да только когда это будет?
   – И никакая она, конечно, не Коновалова! Паспорт либо украденный, либо купленный! А может, и поддельный! – уверенно заявил Лев, доставая новый телефон и звоня на новый номер хозяина клуба. – Нестор! Ты где?
   – В клубе, хочу лично проследить, чтобы все записи уничтожили, а что? Еще что-то случилось?
   – Еще как случилось, но об этом потом. Сейчас тебе нужно будет сделать вот что. Ты пошлешь две группы своих парней, которые лично знают Ольгу-посудомойку, по обоим ее адресам. Скажи им, что она у тебя что-нибудь украла. Так надо! Найди тех, кто сейчас не в клубе, а, например, дома, вот пусть оттуда и едут, потому что, может, я и перестраховываюсь, но за твоим клубом могут уже наблюдать. Я практически на сто процентов уверен в том, что ее нигде не будет, но проверить все-таки надо! Если же я ошибаюсь и она где-то там, то… Обрати на это особое внимание! Пусть вырубают ее, на хрен! Сразу! Без всяких разговоров! Мешок на голову и везут в какое-нибудь тихое место, а потом ты мне позвонишь и скажешь, где она, – у меня руки чешутся с ней потолковать по душам!
   – Да что она сделала? – удивился Нестор.
   – Все потом – некогда мне тебе сейчас все объяснять! – отрезал Лев. – Ты, главное, сделай именно так, как я сказал! Только сам никуда не суйся и Старцу с Лаптем пока ничего не говори, а то вы все дело завалите.
   – Хорошо! Я сделаю именно так, как ты сказал, – пообещал Нестор.
   Не успел Гуров отключить телефон, как он зазвонил – это был Романов.
   – Я смотрю, у тебя бурная ночь выдалась, – сочувственно заметил он. – Звоню-звоню, а у тебя занято.
   – Врагу не пожелаю! – буркнул в ответ Лев.
   – Лева! Я тут посоветовался с мужиками, и мы вот что решили. Два охранника Кольки Савельева уже едут к дому Стаса, а ты передашь им его с рук на руки. Билеты до Якутска для всех троих на ближайший рейс уже заказаны. Во время полета они ему шалить не дадут – предупреждены обо всем. В Якутске Стаса буду ждать я со своим вертолетом и наши ребята, а Колькины вернутся в Москву. Я сам отвезу Стаса к Косте и все ему объясню. Уверен, что он ему поможет.
   – А если нет? – спросил Гуров.
   – Мы об этом тоже думали, хотя, надеюсь, до этого не дойдет. Тогда мы устроим Стасу прыжки с вертолета с парашютом, ну и с сопровождающим, конечно. Хочет летать – пусть летает, пока не надоест. Может, тогда отпустит? – предположил Александр.
   – Главное, чтобы он из твоего вертолета по дороге к Косте не попытался выскочить, – предупредил Лев.
   – Ты думаешь, что он сможет со мной справиться? – хмыкнул Романов, мужчина почти двухметрового роста и соответствующей комплекции. – Да и бойцы ему это не позволят.
   – Спасибо, Саша, – дрогнувшим голосом произнес Гуров. – Я твой должник!
   – Что-то ты, Лева, не то сказал! – возмутился Романов. – Когда у нас беда, вы, не раздумывая, на помощь бросаетесь, а теперь ты заявляешь, что мой должник!
   – Прости, Саша, третью ночь не сплю, – объяснил Гуров.
   Орлов дождался, когда Гуров закончит разговор, и сказал:
   – Надо решить, как оформить отсутствие Стаса. Отпуск отпадает – он из очередного только два месяца как вернулся.
   – Значит, это будет отпуск по семейным обстоятельствам, от вчерашнего числа, – предложил Лев. – Почерки друг друга мы уже давно изучили, так что я и напишу, и подпишусь. Тебе останется только визу наложить. Думаю, двух недель хватит. Только надо придумать, куда он мог из Москвы деться.
   – Ничего придумывать не надо – у его жены спросим, – отмахнулся Орлов. – Не может быть, чтобы у них никакой родни где-нибудь в глубинке не было.
   Они зазвали ее в ванную – бедная женщина находилась в таком состоянии, что ей было уже все равно, она даже не удивилась, – и объяснили ей ситуацию. Хоть и с трудом, но до нее дошло, что ее мужа увезут лечиться в Якутию, где ему обязательно помогут, как помогли в свое время Николаю Савельеву. Она хорошо знала эту семью, так что обрадовалась и даже немного взбодрилась. Орлов ей объяснил, что она никому не должна говорить о том, что случилось со Стасом, а отвечать, что он уехал по семейным обстоятельствам к какой-нибудь родне, ей нужно было только сообразить, к какой именно, чтобы они все отвечали одинаково. Она тут же начала перебирать всех родственников, отчего и Лев, и Петр погрустнели, – их оказалось очень много.
   – Подожди! – остановил ее Гуров. – В Новосибирске кто-нибудь есть?
   – Есть! Сестра моя сводная! Младшая!
   – А у нее все в порядке? – поинтересовался Лев.
   – Еще как в порядке! Как раз второй раз бабушкой недавно стала, – гордо заявила она.
   – Сказочно хорошо! – обрадовался Лев. – Значит, Стас и полетит по семейным обстоятельствам к своей свояченице в Новосибирск, до него и билеты надо брать! А уж то, что он решил оттуда к друзьям в Новоленск заглянуть, так это его личное дело – он же в отпуске. – Он вдруг повернулся к Орлову и язвительно произнес: – Мы с тобой, Петр, такие умные! А то, что через кассы пробить, что Стас вылетел в Якутск, проще простого, не подумали. А вот Новосибирск – это уже больше похоже на правду!
   Гуров тут же позвонил Романову и попросил того все переиграть.
   – Да что у вас там такое происходит? – недоуменно спросил тот.
   – Бодалово! – кратко ответил Лев, хотя и не любил такие выражения.
   Петр и Лев стали обсуждать ситуацию дальше. Ясно было, что за ними постоянно следят, ожидая, когда они выйдут на след, а сделать надо было очень многое, но как?
   – Черт! Ну и ситуация! – бурчал Петр. – И с Костромской областью надо вопрос решить, и в Чеховский район съездить, но как? За тобой же фээсбэшники обязательно «наружку» пустят. А если ты начнешь отрываться и хвосты рубить, они сразу поймут, что ты на след вышел, и тогда тебе вообще не продохнуть будет. Ну и как ты теперь к матери Григорьева поедешь? Даже если она тебе, предположим, скажет, где ее сын, то ты же их прямиком к нему приведешь! Связан он с этой девкой или нет, они его крепко в оборот возьмут! И в деревню ту теперь не сунешься! Если про Григорьева они могут от Попова узнать, то про Коновалову даже ничего не слышали! Если я только попробую насчет нее запрос послать, они тут же все поймут!
   – Давай решать проблемы по мере их поступления, – устало предложил Гуров. – Сейчас наша первая задача – отправить Стаса на лечение, причем так, чтобы они ничего не прочухали. Ты представь себе, что будет, если они его заберут? Это верная закрытая спецпсихушка, где они под видом лечения попытаются вытащить из него все, что он знает.
   – Но он же ничего не знает, – возразил Петр.
   – Да! Только они об этом не знают! Но, если поймут, возьмутся за меня, и я, ради того чтобы они его в покое оставили, расскажу им все! – сжав кулаки, мрачно произнес Лев, а потом, не выдержав, сорвался: – Где же эти чертовы парни?
   – Ты пока заявление напиши, чтобы я завтра прямо утром в приказ его мог отдать, – попросил Орлов.
   Это было делом недолгим, и очень скоро оно уже лежало в борсетке у Петра.
   – Может, ты домой поедешь, – предложил Гуров. – Что толку нам с тобой вдвоем здесь колготиться? Хоть отдохнешь по-человечески.
   – А сколько отдыхать-то осталось? – усмехнулся тот. – Ты на часы посмотри! Скоро рассветать начнет. Давай уж дождемся людей, чтобы быть за Стаса спокойными, а потом поедем по домам.
   Оба были вымотаны до предела, соображали туго и держались исключительно на морально-волевых, но и тех уже оставалось на самом донышке, так что они даже задремали, все там же, сидя на бортике ванны. Когда зазвонил телефон Гурова, он вздрогнул и чуть не свалился в ванну, а потом с силой потер лицо руками и ответил. Это был Нестор, и начал он с самого черного мата!
   – Уймись! – устало попросил Лев, потому что уже не осталось сил даже на то, чтобы цыкнуть на него. – Скажи только, я оказался прав?
   – Ты всегда прав! – несколько разрядившись, буркнул тот. – Короче! Тот адрес, где она официально зарегистрирована, находится в Теплом Стане, а второй действительно неподалеку. Так вот, тот, что рядом с клубом, настоящий! И дом такой есть, и квартира, и даже старушка наличествует! Да вот только проживает она вместе с внучкой, эдакой девахой килограммов под сто, и ни в каком уходе не нуждается! И обе они, разбуженные посреди ночи, сначала все нервы парням вымотали, грозились полицию вызвать, но потом все-таки открыли, только никак не могли понять, кто такая Ольга Коновалова и какое она имеет к ним отношение. А в Теплом Стане история почти та же! Адрес настоящий! Только это квартира безнадежных алкашей! Там один мужик с собакой среди ночи гулял – понос у нее, видите ли! Так он сказал, что туда участковый уже замучился ходить, а зарегистрировано там человек пятьдесят! На эти-то деньги алкаши и пьют.
   – Что-то в этом духе я и предполагал, – вздохнул Гуров. – Ты ее паспорт в руках держал? Как он? Не подделка?
   – Самый настоящий! Уж я-то разбираюсь! – авторитетно заявил Нестор.
   И ему можно было верить, потому что в свое время, скрываясь от милиции, он и остальные из его группировки постоянно меняли паспорта, причем липовые заказывали только у настоящих умельцев. «Значит, действительно или украла, или купила, – подумал Лев, – или внушила, чтобы отдали. Что вернее! А, может, и с трупа уже взяла – с нее станется», – а вслух сказал:
   – Собери завтра в клубе всех до единого, кто с ней сталкивался по работе, – здесь каждая мелочь важна, так что предупреди их, чтобы вспомнили все, что с ней связано, до самых, казалось бы, незначительных деталей. Но, опять-таки, объясни, что она у тебя что-то украла, потому-то ты ею и интересуешься! И еще! Может быть, ее кто-то, как сейчас говорят, «сфоткал» для прикола – не каждый же день такие персонажи в жизни встречаются, так вот, мне нужны эти фото. Во сколько я к тебе приеду, пока сказать не могу, потому что у меня тут проблем выше крыши, а еще очень хотелось бы поспать. Хоть немного!
   – Ничего! Сколько надо будет, столько и подождут! – заверил его Нестор.
   Поговорив с ним, Лев хотел сообщить новости Орлову, но тот спал, положив руку на раковину, а голову – на нее, словно на подушку. И ему уже было все равно, на чем он сидит – сил не осталось никаких. «Господи! – подумал Гуров. – Если уж я устал, как свора ездовых собак после гонки, то каково же Петру? Он же старше не только меня, но и Крячко!»
   – Может, вы хоть в кухню пройдете? – раздался из дверей ванной голос жены Стаса. – Там все-таки сидеть удобнее.
   – Да мы тут уже как-то… – начал было Лев, но тут раздался звонок в дверь.
   Женщина испуганно застыла, прижав руки к груди, – ничего хорошего она уже не ждала, Орлов даже не проснулся, и открывать пошел Гуров. К его удивлению, на площадке стояли не два человека, а три. Но охранников Савельева он знал, так что тот третий, что стоял за их спинами, чужим быть явно не мог, и Лев впустил всех в квартиру, сделав, однако, знак, чтобы они молчали. В прихожей тут же стало не протолкнуться, но зато в свете лампы Лев увидел, что третьим был сын Николая Савельева – Степан. Знаками показав охранникам, чтобы они тихо прошли на кухню, он затащил Степана в ванную, где стало уже совсем тесно, причем Петр по-прежнему спал, и спросил:
   – Ты чего здесь делаешь?
   – К деду на юбилей прилетел – семьдесят ему. А тут услышал, что у вас беда приключилась, вот и решил узнать, чем помочь могу, – ответил парень.
   О таком помощнике Лев не смел даже и мечтать – Степан был настоящая оторва! Прошел огонь, воду и медные трубы! Да ему сам черт не брат! Умный, наглый, находчивый, ироничный, он в любой, самой неожиданной, ситуации и вел, и чувствовал себя так, словно сам ее специально создал. Гуров не выдержал и от избытка чувств обнял парня. Тот немного постоял, а потом тихо заметил:
   – Лев Иванович! Я вообще-то по женской части!
   – Нервы, Степа! – немного смутившись, объяснил Лев. – Третью ночь не сплю!
   – Бывает! – понятливо заметил Степан – уж ему-то в армии еще и не такое приходилось испытывать.
   – Ты один прилетел или с Дашей? – спросил Гуров, но его интересовали не столько личные дела парня, сколько то, будет ли он достаточно свободен, чтобы помочь ему.
   – Один. Не сложилось у нас. Нет, она девушка хорошая, умная, порядочная, но мы с ней такие разные! Она и сама это понимает, так что расстались без обид. Ну, так объясните, что у вас произошло?
   – Если с самого начала, то это очень долго, давай на потом отложим, – предложил Гуров.
   – Хорошо! Тогда конкретно: что с дядей Стасом случилось? – спросил Степан, и Лев ему все объяснил. – Ну, и на хрена нужно было эту кадриль вприсядку затевать и народ баламутить? – выслушав его, удивился парень и в ответ на обалдевший взгляд Гурова сказал: – Я его заберу к нам домой. Дед во дворе баню поставил, вот пусть дядя Стас с нее и прыгает, сколько захочет, а мы внизу картонных коробок навалим, чтобы он себе ничего не сломал. Надолго его не хватит: как синяков и шишек себе набьет, так и поймет, что не птица он, вот и перестанет.
   – А если не поможет? – усомнился Гуров.
   – Тогда вы за это время во всем разберетесь, и дядю Стаса можно будет уже без всякой конспирации к нам в Сибирь отправить, – объяснил Степан.
   – Вообще-то это выход, – подумав, согласился Лев. – Тогда нужно Романова предупредить, что Стас не прилетит, чтобы он заказ билетов отменил.
   – Я ему сам позвоню и все объясню. И ничего отменять не надо, пусть те, кто за вами следит, посуетятся и побегают в аэропорту – мало ли по каким причинам люди лететь передумали? Уж если путать следы, то всерьез, – предложил парень.
   – Только как бы у твоего отца из-за этого неприятностей не было, – покачал головой Гуров.
   – А кто узнает, что дядя Стас у нас? – усмехнулся Степан. – Народу в доме полно, заборы со всех сторон высокие, племянники мои, как ненормальные, по саду носятся, а уж орут, вообще как резаные! Тем более что эти черти сами повадились с бани прыгать. Кто на лишнего человека внимание обратит?
   – Но тогда их нужно отправлять вместе с женой, потому что, когда Стаса хватятся, начнут следить за ней, а она, при всех своих хороших качествах, человек незатейливый и мигом приведет к нему.
   – Да без проблем! Места хватит. А чтобы ей не скучно было, будет помогать консервировать, засаливать и все остальное.
   – А если Стас решит с крыши дома прыгнуть? – Гуров старался предусмотреть все возможные осложнения.
   – Да кто же его туда пустит? – удивился Степан. – Охрана-то на что?
   – Хорошо, – согласился Лев. – Только как их туда доставить? Ты во дворе случайно никаких подозрительных машин не видел?
   – Что значит «случайно»? – возмутился Степан. – Я такие вещи влет определяю. Стоит там «Ниссан», а в нем двое, причем еще и курят, идиоты! Совсем страх потеряли!
   – Вот они-то за вами и поедут! – выразительно произнес Гуров.
   – И далеко они уедут на спущенных покрышках? – невинно поинтересовался Степан.
   – Ну, Степа! – аж задохнулся Лев. – Мне недавно сказали, что я безбашенный, но ты меня переплюнул по всем статьям!
   – А вы что хотели? Поколение next!
   – Но машину-то вашу они срисовали! Номера записали! – не унимался Гуров.
   – Лев Иванович! – чуть не заплакал Степан, который в этот момент очень сильно напоминал дурачащегося Стаса. – Да кем же вы меня считаете? Да за что же мне такое недоверие? Да неужели я похож на человека, который при таком раскладе на своей машине во двор въезжать будет? На улице она стоит!
   – Ну, ты просто Крячко во плоти! – восхитился Гуров. – Недаром ты его зовешь дядей Стасом, а меня – по имени-отчеству. Ох, и классный опер из тебя выйдет!
   – Да я уже вроде большенький! – «скромно» заметил Степан.
   – Но, заметив выходящего из дома Стаса, они могут пойти за ним и увидеть твою машину, – предположил Лев.
   – А вот это уже моя забота! – успокоил его парень.
   – Степа! Это ФСБ, – серьезно предупредил его Гуров.
   – Так вот почему вы «тихаритесь»! – тихонько воскликнул Степан. – Значит, дело серьезное!
   – Очень! И мне действительно будет нужна твоя помощь, потому что я «под колпаком», а сделать надо очень многое.
   – Я вас не подведу, – заверил его парень. – Ставьте задачу!
   Гуров рассказал ему об Илье Григорьеве, к матери которого нужно будет съездить и постараться узнать, где ее сын, а потом, если это в пределах досягаемости, встретиться с ним самим и узнать, кому он заказал убийство четверых парней, погубивших его сестру. Но поговорить и с матерью, и с парнем нужно так, чтобы никто не видел, потому что Илью вполне уже могут искать, а поскольку привести к нему может только мать, то и за ней тоже.
   – Делов-то! – хмыкнул Степан. – Сегодня же и съезжу, вот только дядю Стаса своим с рук на руки передам и отправлюсь.
   – Хорошо! Тогда внеси в свой телефон мой новый номер – я пока буду пользоваться им, ну, а твой у меня есть. Если что-то узнаешь, позвони мне, но все равно открытым текстом ничего не говори. Встретимся на нейтральной территории, и уже там ты расскажешь, что узнал.
   – Договорились, – кивнул Степан. – А что касается фээсбэшников, то у них на лбу не написано, кто они такие. Мало ли хулиганов ночью по Москве шатается? Мало ли кого может на подвиги потянуть?
   – Убедил! – сдался Гуров. – Только очень тебя прошу – будь осторожен и не наследи! – На это парень только болезненно поморщился, словно хотел сказать: «И как же я, такой бестолковый, до сих пор еще жив?» – Итак, наши действия! Для начала нужно поговорить со Стасом и постараться объяснить ему…
   – Вот я этим и займусь, – решительно заявил Степан. – Вы его уже обозлили, а я ему посочувствую и помогу.
   – Лева! А ведь он со временем переплюнет тебя со Стасом, вместе взятых. Он уже сейчас соображает не хуже тебя! – раздался вдруг совершенно не сонный голос Петра. – Я не спал и все слышал! Значит, ты и есть Степан Савельев сын Николаев? – обратился он к парню.
   – Так точно, товарищ генерал-майор, – ответил тот.
   – Откуда меня знаешь? – поинтересовался Орлов.
   – А кто же еще может находиться здесь в такой момент, как не вы? – сделал вид, что удивился, Степан.
   – Правильно сообразил, – одобрительно кивнул Петр. – В Москву вернуться не хочешь?
   – Никак нет! Я Сибирь люблю! Там дышится свободнее!
   – А куда ж ты денешься? Все равно со временем вернешься, когда тебе там тесно станет. Ну, ладно! Давайте к делу! Надо сказать нашей хозяйке, чтобы еще и себе вещи собрала, а там и езжайте с богом! Вы уж тут сами, а я домой – сил больше нет! А ты, Лева, как выспишься, ко мне в кабинет загляни – отчитаться о проделанной работе по самоубийству, – выразительно сказал Петр, и Лев кивнул, показывая, что все понял.
   Жена Стаса бросилась спешно собирать вещи, Гуров отдал Степану ключ от наручников, а сам пошел закрыть дверь за Петром. Когда он вошел в зал, его встретил ненавидящий взгляд Крячко, который сидел на полу, но уже без наручников, и предпочел не вмешиваться, предоставив парню полную свободу действий. А тот говорил:
   – Дядя Стас! Ты не обижайся на своих друзей. Понимаешь, летать – не всем дано! Ты умеешь, я умею, а они – нет! Потому и понять нас не могут!
   – Ты тоже умеешь летать? – обрадовался Стас.
   – Конечно! Я тебе покажу, как это делается, – пообещал Степан и предупредил: – Только сначала потренироваться надо – ты же раньше никогда не пробовал. Но учти, люди, как и птицы, летают по-разному: кто-то с земли ввысь взмыть может, а кому-то надо сверху прыгнуть и потом уже лететь.
   – А ты как летаешь? – с интересом спросил Крячко.
   – Если только с чего-то спрыгну. Чтобы сразу вверх – не умею, – с сожалением сказал парень. – Вот мы с тобой и начнем с небольшой высоты, если же у тебя все хорошо получится, то поднимемся повыше. Только в городе это делать нельзя – люди вокруг! Не поймут они нас! Будут таращиться! Обсуждать! Кто-нибудь еще психбригаду вызовет! Давай поедем к нам! Представляешь, как здорово будет летать над садом? А воздух там какой чистый.
   – Давай! – мгновенно оживился Крячко, и глаза у него загорелись каким-то лихорадочным, нездоровым блеском. – Как же ты хорошо придумал!
   Лев слушал их разговор, и при виде вот такого Стаса у него сердце кровью обливалось, а уж какие способы казни он в тот момент обдумывал для той стервы, которая его другу голову задурила, слабонервным лучше не представлять.
   – Спасибо, Степа! – чуть ли не со слезами на глазах благодарил парня Стас.
   Гуров, почувствовав, что и сам может вот-вот разрыдаться, быстро вышел в коридор, где дрогнувшим голосом сказал жене Стаса, которая уже стояла наготове с двумя сумками:
   – Никогда ни о чем не молился, а сейчас прошу у бога только одного – пусть эта сволочь в мои руки живой попадет, а дальше уж я сам с ней разберусь. Ты скажи Стасу, чтобы оделся, а то не ехать же ему в трусах и майке.
   Увидев жену, одетую явно не по-домашнему, Крячко понял, что она собирается ехать вместе с ними, и решительно запротестовал, но Степан мигом угомонил его:
   – Дядя Стас! А как же ты докажешь ей, что летать умеешь, если она это своими глазами не увидит?
   Крячко подумал и согласился, что – да, иначе он ей ничего не докажет. Пока Стас одевался, а его жена проверяла, все ли выключено, Степан переговорил с парнями, а потом, сказав Гурову:
   – Я пошел на дело, – направился к окну в спальне, которое выходило на противоположную от подъезда сторону.
   – Ты куда? – всполошился Крячко, испугавшись, что тот сейчас уйдет, и они никуда не поедут.
   – Пойду, вспомню, как летать, – мне же еще тебя учить, – ответил тот и выскользнул за окно, которое за ним тут же закрыла жена Стаса.
   Через некоторое время у одного из охранников зазвонил сотовый, он послушал, что ему сказали, и кивнул. Все вышли из квартиры, заперли дверь самым тщательным образом и стали спускаться вниз. Во дворе, увидев, что уже совсем светло, Лев посмотрел на часы – было 6 часов утра. Как же долго длилась эта безумная ночь! Степана видно не было – он, наверное, уже сидел за рулем припаркованной на улице машины, до которой Гуров не стал провожать Крячко – Стас посматривал на него с откровенной злостью, а пошел к своей. Но не удержался и бросил взгляд в сторону стоявшего неподалеку «Ниссана» – два сидевших на передних сиденьях человека то ли спали непробудным сном, то ли были в отключке. Лев не стал к ним подходить и поехал домой. Там ему хватило сил только на то, чтобы сначала поставить антипрослушку на подзарядку, а будильник – на одиннадцать часов, потому что он понадеялся, что этого будет достаточно. Потом, не раздеваясь, он упал на диван и тут же отключился.

   Когда будильник, старый, проверенный, с молоточками, которые колотили по мозгам не хуже колоколов, зазвенел, ему показалось, что он только что заснул, но пришлось встать. В этот раз он уже по доброй воле залез под холодный душ и стоял там до тех пор, пока не почувствовал, что проснулся окончательно. Плюнув на свой панкреатит, Лев заварил себе большую чашку крепчайшего кофе, который и выпил с парой бутербродов. Решив, что достаточно взбодрился, он поехал в управление, где сразу пошел к Орлову и ужаснулся при виде его красных, воспаленных глаз, мешков под ними и осунувшегося лица. Впрочем, как он ни старался привести себя в приличный вид, ему самому это тоже плохо удалось.
   – Лев Иванович! Докладывайте, что вы и Крячко узнали в клубе, – официальным тоном потребовал Орлов, демонстрируя, что все еще продолжает сердиться на своего друга и подчиненного.
   Гуров тут же принял эти правила игры, а что говорить, он обдумал еще по дороге на работу. Когда-то в молодости он считал, что совсем неважно, что и как человек говорит, – важно то, что он делает. Но годы службы это мнение в корне изменили, потому что за горой слов большинство начальства даже не пыталось искать мышиную толику действительно проделанной работы. Главное, чтобы звучало убедительно и многословно, чтобы подробностей было побольше, чтобы сразу становилось ясно: горел человек на работе, ночей не спал, недоедал, недопивал – одной идеей жив был. И технику подобных отчетов Гуров освоил досконально, чем сейчас и воспользовался. Он начал от сотворения мира и, постепенно приближаясь ко дню сегодняшнему, очень обоснованно доказывал даже задремавшему Орлову, что это было самоубийство в чистом виде, и ничто другое. И доказал-таки, потому что казуистика – великая вещь, если с ней уметь обращаться.
   – В клубе, как это было точно выяснено путем опроса работников, к потерпевшим никто не подсаживался и в разговор не вступал. Таким образом, какая-либо ссора или обида, способная вызвать столь бурную реакцию, исключается. И совершено это невольное самоубийство было исключительно под влиянием наркотиков или психотропных веществ. А то, что их следы не были обнаружены в крови, так это только потому, что препарат, наверное, новый, и еще не разработаны соответствующие реактивы, способные выявить его в крови. Но, поскольку, как точно выяснил господин Попов, в клубе «Эго» никакие наркотики не распространяются, то молодые люди, как и в прошлый раз, могли приобрести их по дороге в гости к Юрию Попову. Но это уже не наша компетенция, а наркоконтроля. – И в заключение Лев добавил: – Я понимаю, что родителям этих молодых людей претит сама мысль о том, что их сыновья, пусть даже под действием наркотика, могли совершить невольное самоубийство, но факты – упрямая вещь. Можно смотреть на них под любым углом, но это будут те же шары, только вид сбоку. У меня все, Петр Николаевич.
   – Хорошо! – очнувшись от дремоты, сказал Орлов. – Попрошу вас к завтрашнему утру…
   – Прошу прощенья, Петр Николаевич, но завтра – суббота, – позволил себе перебить его Гуров.
   – Значит, к утру понедельника, – поправился Орлов, – подготовить обстоятельный отчет о проделанной…
   Тут зазвонил телефон, оказалось, что это Щенку неймется.
   – Телефон в кабинете полковника Гурова и не может отвечать, потому что он стоит сейчас передо мной и отчитывается о проделанной работе, – сказал Петр, выслушав его. – …А полковник Крячко еще вчера написал мне заявление на предоставление двухнедельного отпуска без сохранения содержания по семейным обстоятельствам… Потому и отпустил, что, не в обиду Станиславу Васильевичу будет сказано, он всегда выполняет при полковнике Гурове подсобную работу, и в случае необходимости его вполне может заменить другой офицер… Лев Иванович! Господин заместитель министра интересуется, почему у вас сотовый не отвечает?
   А тот и не мог ответить, потому что Гуров отключил у него звук и вообще за всей этой суетой как-то даже забыл о его существовании, но сейчас, помня о том, что ему еще нужно поехать в клуб, Лев ответил:
   – Наверное, я его в клубе забыл, потому что мы работали допоздна, а перед этим была бессонная ночь. Но я сегодня же туда заеду и заберу его.
   – Вы слышали, товарищ генерал-лейтенант? – спросил в трубку Орлов. – …Да, Гуров во всем разобрался – это было самоубийство. …Полковник Гуров никогда не ошибается! Если он сказал, что это было самоубийство, значит, так оно и есть! – тут Петр даже подмигнул Гурову. – …Значит, это с ним произошло первый раз в жизни! …Товарищ генерал-лейтенант! Гуров никогда по чьему-то заказу дел не открывал и не закрывал! …Нет, он справился с поставленной задачей и разобрался в этом деле! …Есть объявить взыскание! …Ест, группу распустить! …Ест, создать новую в ином составе и передать дело для дальнейшего расследования ей! – Орлов уже явно веселился. – Поручу это дело подполковнику Богданову, он очень исполнительный офицер! …Есть направить его к вам для инструктажа!
   Положив трубку, генерал посмотрел на Льва веселыми глазами, и тот ответил ему не менее довольным взглядом. Подполковник Богданов был действительно исполнительным офицером, перед начальством – услужливым без меры, прикрывая собственную задницу, каждый свой шаг протоколировал, поэтому бумагами обкладывался так, что за ними его самого видно не было, но бездарью редкостной! Отдать это дело ему – значило завалить расследование на корню.
   – Лев Иванович! Вы все поняли? – спросил Орлов.
   – Так точно, господин генерал-майор! – четко ответил Гуров.
   – Отчет предоставите мне для ознакомления сегодня до конца дня, а я передам его Богданову. Можете быть свободны.
   Гуров сделал четкий поворот, вышел, только что не печатая шаг, и сразу же отправился в клуб – отчет он и потом написать успеет.

   Там его встретили чуть ли не как родного и тут же провели в кабинет к Нестору. Вид у того был довольно помятый – он тоже ночью не спал, да и перегаром от него попахивало.
   – Ты спиртным не увлекайся, – предупредил его Лев. – Тебе еще веселые дни предстоят.
   – Не удивлюсь! – хмыкнул тот.
   – Коновалова на работу пришла? – спросил Гуров.
   – Нет, несмотря на то, что сегодня зарплата. Я ей даже на сотовый позвонил, который она оставила, а он вне зоны доступа.
   – И не придет, потому что она свое дело уже сделала! – уверенно заявил Лев и, видя, что Нестор хочет что-то у него спросить, резко сказал: – Все потом! Сейчас давай сразу по делу, потому что сегодня я у тебя здесь в последний раз и больше не появлюсь, а связь в дальнейшем будем поддерживать только по телефону. Скажи, ты хочешь найти того, кто убил твоего сына? Хочешь за него отомстить?
   – Вопрос дурацкий! – ответил Нестор. – Я ради этого на все пойду! И Старец с Лаптем тоже.
   – Тогда запоминай, как «Отче наш», и им передай, как надо себя вести, – начал Лев. – Дело передано другой группе, потому что я с ним не справился.
   – Ты? – Нестор удивился настолько, что даже перебил Гурова, но потом, все поняв, покивал: – А-а-а, то есть сделал вид, что не справился.
   – Да, потому что некоторые люди хотят найти преступника вовсе не для того, чтобы наказать, – он им для других целей нужен, – объяснил Лев. – А вот я его буду искать до тех пор, пока не найду! И у меня есть для этого свои причины!
   – Кого именно? Ту чернявую девку? – уточнил Нестор.
   Гуров вовсе не собирался посвящать его во все подробности дела, потому что союзниками они были временными, и, если этого бывшего «братка» всерьез прижмут, он сдаст Гурова, как миленький, что бы он сейчас ни говорил. Так что новую версию Лев придумал заранее.
   – Это не девка была, а переодетый парень, – сказал он. – Помнишь, что в машине Матвеева не нашли никаких женских потожировых? – Тот кивнул. – А ведь так быть не может! До чего-то эта девка все-таки должна была дотронуться. Просто я вчера был вымотанный, как собака, вот сразу и не сообразил.
   – А что? В принципе, возможно, – подумав, согласился Нестор. – У меня тут такие, кстати, бывают. Но как он это сделал?
   – Просто внушил парням, чтобы они прыгнули с балкона. Я точно выяснил, что такое возможно, – с горечью произнес Лев, у которого в этот момент перед мысленным взором встал невменяемый Стас с лихорадочно блестевшими глазами.
   – Гуров! Это же хрень беспробудная! – поморщился Нестор.
   – К сожалению, нет! – вздохнул Лев. – Представь себе, что это реально существует. И давай без комментариев – время поджимает, потому что официально я заехал сюда только для того, чтобы забрать сотовый, который у тебя вчера оставил.
   – Обложили? – сочувственно спросил хозяин клуба.
   – Со всех сторон, – кивнул Гуров. – Они же не дураки и цену мне знают. Вот и поняли, что дело я специально квалифицировал как самоубийство и даже основательную теоретическую базу под это подвел. Короче! Дело передано подполковнику Богданову…
   – Так он же дурак! – не удержавшись, воскликнул Нестор.
   – Да! – Лев не стал заступаться за своего коллегу даже из чувства корпоративной солидарности, потому что это было истинной правдой. – Но очень старательный. Кроме того, к нему в рабочую группу, я так думаю, включат кого-то из ФСБ. Со мной такой номер не прошел бы, а Богдаша на все согласится, лишь бы начальству услужить. Так что не надейся, что легко отделаешься. Уж эти от тебя так просто не отцепятся. Значит, ты предупреждаешь всех своих работников, что надо говорить, а уж как ты это сделаешь – тебе решать. Та черная пробралась сюда обманом, потому что здесь собираются очень солидные люди. Ты помнишь, что бармен говорил? – Нестор кивнул. – Вот и придерживайтесь этой версии – она хотела найти себе нового спонсора или мужа. Но поняла, что ей здесь ничего не светит, и потихоньку ушла, украв халат, потому что ей было стыдно снова проходить мимо охраны. Коновалова же никакого отношения к брюнетке не имеет и просто что-то у тебя украла. Ты придумал, что именно?
   – Бумажник, – ответил Нестор.
   – Тогда срочно купи себе новый, а старый выбрось – не с лохами дело иметь будешь! ФСБ – контора серьезная!
   – Значит, Ольга была сообщницей той черной? Точнее, того мужика, – спросил Нестор.
   – Да, – кивнул Лев. – Записи уничтожил?
   – И список членов клуба новый написал, включив туда только тех, кому бояться нечего. И Багра предупрежу! Словом, все хвосты подчищу. Уж этому меня учить не надо, – усмехнулся Нестор.
   – Помню я твою изворотливость. Главное, чтобы твои работники в одну дуду дудели. А если у тебя все тот же адвокат, то, будем надеяться, для тебя все обойдется. Теперь по Коноваловой. Дай мне ксерокопию ее паспорта – он же у тебя есть?
   – Само собой, – подтвердил Нестор и достал ее из сейфа.
   Гуров на нее посмотрел и только вздохнул: то, что человек на своей фотографии в паспорте очень часто не похож на себя в жизни, давно известно, а тут еще и ксерокопия! Разобрать внешность девушки вообще не представлялось возможным!
   – Я ее у себя оставлю, может пригодиться. А теперь расскажи мне все, что касается этой девицы, до мельчайших подробностей, – потребовал Лев. – Начинай прямо с той минуты, когда она сюда пришла в первый раз, но прежде скажи мне, куда делась предыдущая посудомойка. Как освободилось это место?
   – Это пенсионерка была, аккуратная, старательная, три года у меня проработала, а тут руки ее подводить стали – суставы больные, – начал рассказывать Нестор. – Вот она пришла ко мне и сказала, что уволиться хочет, потому что разбить что-нибудь боится. А посуда-то у меня – не фаянс дубовый! Фарфор, хрусталь и богемское стекло! Я ведь стоимость разбитого из ее зарплаты вычитать буду. Ну, уволилась она, я велел объявления развесить тут поблизости, а посудой пока помощник повара занимался. Потом пришла эта Ольга…
   – Подожди! Что, других желающих не было? – удивился Гуров, который уже понял, что уволившейся посудомойке просто внушили, что для своего же блага она должна уйти, потому что может что-то разбить и потерять из-за этого деньги, вот она и ушла.
   – Приходили, – кивнул Нестор. – Но в основном пенсионерки, которые подработать хотят. Только я подумал, что руки у них уже действительно не те, так что связываться с ними не стал, а эта молодая была, – объяснил он. – То, что на рожу неприглядная и одета как пугало, так и черт с ней – ей же гостей не обслуживать! Клялась и божилась, что работать будет старательно.
   – Ну, песни про злую мачеху и бабушку на попечении можешь опустить, – отмахнулся Лев и спросил: – Скажи мне, ведь ты мужик, жизнью битый, как она тебе показалась?
   – Да обыкновенная деревенская девка, – пожал плечами Нестор. – По виду – лохушка! Все дяденькой меня называла! У меня и мысли не возникло, что она казачок засланный!
   – Значит, никаких подозрений она у тебя не вызвала? – уточнил Лев.
   – Да ни малейших! – уверенно ответил тот.
   – Так! Отвел ты ее на кухню или как здесь у вас принято? – вернулся к прежней теме Гуров.
   – Шеф-повара вызвал и сказал ему, что это наша новая посудомойка. Он при виде нее чуть свой колпак не сожрал, потому что ржать начал, как ненормальный, сдернул его и лицо им закрывал и слезы вытирал. А уж когда она у него растерянно так спросила: «Дяденька! Вам плохо?», он вообще от смеха раскис. Ну, я его предупредил, что если не успокоится, то посудой сам будет заниматься. Он притих немного, а потом ее с собой увел, но в коридоре ржал, как конь, я это сам слышал.
   – Она проработала у тебя неделю. Что тебе о ней говорили? – спросил Гуров. – Только не рассказывай мне, что у тебя здесь никто ни на кого не стучит!
   – Докладывают, конечно! Как же без этого? – даже удивился хозяин клуба. – Смеялись над ней на кухне, подкалывали… Можно сказать, издевались. А она в ответ только глазами хлопала, до нее, наверное, не доходила и половина того, что ей говорили. Правда, вот еще!.. Там, на кухне, один поваренок был – тот еще шутник. Он ее в первый же день напугать хотел, подкрался сзади и схватил. Сам не видел, но она, говорят, так визжала, так у него в руках билась, что ненароком ему куда-то саданула. Он потом до конца дня охал-ахал и хромал. Больше ее никто хватать не пытался, насмешками изводили.
   – Очень интересно! А почему был? – поинтересовался Лев.
   – Так он в тот же день на себя нечаянно кипящий соус опрокинул, так что дома отлеживается, но сегодня приехал – ты же велел всех собрать, – объяснил Нестор.
   – Еще интереснее! – задумчиво протянул Гуров. – А по поводу снимков что-нибудь выяснил?
   – Так шеф-повар тогда на мобильный и снял, как поваренок на нее напал – уж очень это сначала забавно было, – усмехнулся Нестор. – А больше ее никто не фотографировал.
   – Будем надеяться, что он этот снимок не удалил, – вздохнул Лев. – Ну, пошли с людьми разговаривать.
   Неизвестно, что Нестор наговорил своим работникам, но они были до того возбужденные и оживленные, так горели желанием помочь, что Лев заподозрил – уж не премию ли он им обещал.
   – Все вы знаете, зачем я вас здесь собрал, так что решайте, кто будет говорить первым, – начал Гуров. – Кто ближе всего общался с Ольгой?
   – Да никто с ней не общался, – заявил солидный мужчина, видимо, шеф-повар. – Мало того что она несуразная, так еще и каждую фразу начинала: «А вот у нас на селе…» Да и говор у нее какой-то… Даже не деревенский, а не знаю какой. «Пинжак, транвай, кофтичка, броится»… и все в этом духе. Смеялись над ней, конечно.
   – Тупая, как сибирский валенок! – раздраженно сказала женщина в возрасте. – Ну, казалось бы, что сложного в том, как с посудомоечной машиной обращаться? Так она ее боялась до ужаса! Все туда аккуратно составит, а потом подойдет, губы дрожат, в глазах слезы и тихо хнычет: «Тетенька! Включите ее, пожалуйста!» Словно мне делать больше нечего! Жалко было дуру! Поругаюсь, конечно, но включу! Открывать-то ее она сама потом открывала, а вот включать так до последнего дня и не научилась.
   – Хорошо! С этим ясно! Но меня интересует не как она говорила, а что именно! – выразительно произнес Лев. – Хоть кто-то прислушивался?
   Все растерянно переглянулись и недоуменно пожали плечами.
   – Уже понял! – разочарованно сказал он. – Ладно! Что она делала? Звонила куда-нибудь? Может, вы видели, как она к клубу с кем-то подходила? Хоть что-то о ней вспомнить можете?
   – Да мы и внимания на нее не обращали, – сказала какая-то девушка. – Так, кинешь ей на ходу несколько слов и дальше идешь или своим делом занимаешься – у нас тут сложа руки сидеть не принято.
   – Звонить никому не звонила, при мне по крайней мере, – подхватил молодой мужчина. – Сотовый у нее был, старенький такой, облупившийся – наверняка бэушный купила, он у нее в кармане халата лежал, но я не видел, чтобы она им пользовалась. Она если делом не была занята, то сидела, в окно смотрела, и лицо у нее до того глуповато-мечтательное было, словно у жующей коровы.
   – А по клубу она ходила? – спросил Лев.
   – Было дело, – ответил шеф-повар. – В первый же день. Она же пришла утром, клуб для гостей еще закрыт был. Я ее тогда у шефа из кабинета забрал, сюда привел, остальным показал…
   – Я, увидев ее, от неожиданности чуть не порезался – нож с рыбы соскользнул. Более нелепого создания мне в жизни видеть не приходилось, – хмыкнул молодой мужчина. – Размалевана, как индеец! Стоит, глазами хлопает, рот раззявила! Одета так, как нормальному человеку и в голову не придет!
   – Я ей объяснил, чем она заниматься будет, что делать надо, и восвояси отправил – ей только на следующий день заступать надо было, – продолжил шеф-повар. – А через некоторое время ее обратно охранник привел, сказал, что она по клубу гуляла, а когда ее там задержали, объяснила, что она посудомойкой работает. Я ей внятно объяснил, что дальше кухни ей ходу нет, а она носом хлюпает и все повторяет: «Я поняла, дяденька! Только красиво там, как в сказке!» Больше она по гостевым помещениям не ходила.
   – Зато смотрела, – добавила женщина. – Сколько раз я видела, как она за дверью спрячется, чтобы ее из зала не видно было, и на гостей пялится. Шугала я ее оттуда, а она оправдывалась: «Там так красиво!» Да и правда, чего она в своей деревне видела?
   – Понятно! – сказал Лев, потому что уже действительно все понял. – А теперь давайте о том случае, когда ее кто-то напугать хотел. Кто это был?
   – Я, – ответил ему парень лет двадцати. – Да я же шутил! Кто же знал, что она ненормальная?
   – Куда она тебя ударила?
   – Я так и не понял, – пожал тот плечами. – Она же визжала, как резаная, и билась, как рыба об лед. Все смеялись, конечно, а тут вдруг такая боль, что я сам аж заорал. Тут уж мне не до шуток стало. Еле-еле до стула доковылял и сел. А она еще долго носом хлюпала и на меня косилась.
   – Вот ты нам сейчас и покажешь, как это было, а вот на ком… – Лев осмотрел собравшихся и спросил: – Ольга какого роста была?
   – Чуть ниже меня, а во мне метр семьдесят пять, – ответил поваренок.
   – Значит, на вас! – обратился к молодой и симпатичной девушке Лев. – Встаньте на то же место, где тогда Ольга стояла, а вы, молодой человек, схватите ее так же, как тогда Ольгу. Остальные будут корректировать в соответствии со своими воспоминаниями.
   – Да вы что? – возмутилась девушка.
   Но Нестор сказал только одно слово:
   – Чего? – и этого оказалось достаточно.
   Девушка покорно встала возле посудомоечной машины, довольно улыбающийся парень подошел к ней сзади и неожиданно обхватил двумя руками где-то на уровне середины предплечья.
   – Вырывайтесь! – велел ей Гуров.
   Девушка начала неуверенно дергаться, и тогда шеф-повар сказал:
   – А не сфоткать ли мне и вас? – и полез за мобильником.
   Девушка, услышав это, словно взбесилась и стала вырываться так, что парень вцепился в нее изо всех сил, иначе она отбросила бы его, как тряпичного.
   – У нее жених здесь в охране работает, – шепотом объяснил Льву Нестор, и тот понятливо кивнул.
   Наконец девушка ударила парня затылком по лицу, и тот ее отпустил. Из носа у него пошла кровь, и он бросился к раковине, а запыхавшаяся девушка вернулась на место, на ходу поправляя халат.
   – Да не фотографировал я тебя, просто пригрозил, чтобы ты столбом не стояла, – успокоил ее шеф-повар и уже Гурову сказал: – А вот Ольга его затылком не била.
   – Так она же его локтем саданула и на ногу наступила – тоже изо всех сил вырывалась, – пояснила женщина. – Я сбоку стояла и все видела.
   – А вы не можете показать, куда именно? – спросил Лев.
   – Попробую, – пожала она плечами и, подойдя к парню ткнула его в бок: – Вот сюда куда-то.
   – Спасибо большое, я все понял.
   Лев действительно снова все понял: это был удар в болевую точку, после которого противнику уже не до того, чтобы продолжать схватку, да вот только по телевизору такому удару не научишься! А удар по ноге – это уже чисто женский прием самозащиты, о котором не раз говорили по тому же телевизору и даже показывали, как его проводить. Но в данном случае он был применен как отвлекающий маневр, потому что, ударь Ольга этого поваренка только в бок, это могли бы заметить и призадуматься, а тут непонятно, от какого удара парень вдруг от боли заорал. И соусом он не просто так облился – ей нужно было его отсюда убрать, чтобы он не рассказал тем же охранникам, среди которых могут оказаться знающие люди, куда именно она его ударила. А такой естественный прием, как удар затылком по лицу противника, Ольга не применила, потому что на ней наверняка был парик.
   – Теперь покажите мне, что это за снимок такой, – попросил Лев.
   Шеф-повар с готовностью достал сотовый и стал искать нужный кадр. Он прокручивал записи раз за разом, а потом растерянно проговорил:
   – Его нет! Но я его не удалял! Это точно! – и посмотрел на парня.
   – Я-то здесь с какого боку? – запрокинув голову, возмутился тот. – Я, как тогда обжегся, так меня до сегодняшнего дня здесь и не было!
   – Может, Ольга у тебя потихоньку сотовый взяла и сама удалила? – предположила девушка.
   – Она кнопку на машине нажать боялась! – воскликнула женщина. – А ты хочешь, чтобы она мало того что потихоньку чужой мобильник взяла, так еще и разобралась, что там где! У нее на это просто ума бы не хватило! Наверное, ты его сам нечаянно удалил!
   – На кнопку нажать ума не хватило, а вот бумажник у шефа спереть – это запросто! – возмутился шеф-повар.
   «Хватило бы ей ума! Ох, как хватило бы! На все хватило! Это же настоящая ведьма, а не женщина! Какой холодный, изощренный ум! Какая предусмотрительность! И какая великая актриса в ней пропадает! – подумал Лев. – Да-а-а! С такими противницами мне встречаться еще не приходилось!» – и спросил:
   – Что-нибудь еще можете добавить?
   Все замолчали, уставившись кто куда, а потом кто вздохнул, кто пожал плечами, кто развел руками – одним словом, дали понять, что больше им сказать нечего.
   – Ну, если вдруг что-нибудь вспомните, скажите своему шефу, а он мне передаст – я же эту воровку ищу, – попросил Лев и объяснил: – Не у вас первых она отметилась.
   Гуров и Нестор вышли из кухни и направились к выходу.
   – Кажется, не очень-то тебе это разговор помог, – заметил хозяин клуба.
   – Да, только время зря потратил, – слукавил Лев.
   Они вместе дошли до двери, и там Нестор на прощанье сказал Льву:
   – Гуров! Ты тогда правильно заметил, что мы с тобой всегда по разные стороны стола сидели, потому что ты мент, а я есть я. Но сейчас карта так легла, что мы на одной оказались. Все знают, что ты мужик умный, сильный, жесткий, но сейчас ты один не выплывешь. Так что если тебе нужна будет помощь… Любая! – выделил он. – Звони и не сомневайся!

   Сев в машину, Гуров включил звонок на своем сотовом и поехал в управление – его ждала столь нелюбимая им, но столь же необходимая, особенно в этом случае, писанина. Он писал отчет и каждую минуту ждал звонка, но сотовый молчал. Лев уже весь издергался, потому что одно дело работать самому и совсем другое – посылать на задание постороннего человека, пусть даже такого, как Степан, который уже во всех щелоках мытый и может самому Гурову в некоторых вопросах сто очков вперед дать. Стараясь не отвлекаться, он писал отчет, и ему казалось, что еще никогда в жизни это не было для него так трудно, как сейчас. Когда наконец раздался звонок и Лев увидел номер, то вздохнул с огромным облегчением. Но обрадовался он зря!
   – Кисонька! – низким голосом, с придыханием говорил Степан. – Я сегодня ведь день вспоминаю наши горячие ночные объятия и жду не дождусь новой встречи. Солнышко мое! Ты сегодня вечерком найдешь время для своего котика? Он приготовил для своей мурочки большой сюрприз!
   Гуров, едва услышав первое же слово, взвился на стуле, как ужаленный, так что продолжал слушать все это издевательство, уже стоя, и при этом клокотал от негодования, давая себе самые страшные клятвы надрать паршивцу уши при первой же возможности. И самым ужасным было то, что, находясь в своем кабинете, который наверняка поставили на прослушку, он не мог достойно ответить на эти издевательства.
   – Вы ошиблись номером, набирайте аккуратнее, – сухо бросил он, но, прежде чем отключить телефон, еще успел услышать, как Степан плаксивым голосом произнес:
   – Мурочка больше не любит своего котика? – и чуть не взвыл.
   Да, Крячко по сравнению со Степаном был просто ангел небесный!
   И откуда только что взялось? Гуров застрочил отчет со скоростью хорошей машинистки и закончил его в рекордно короткие сроки. Перечитав и подправив его, он распечатал даже в двух экземплярах – второй себе на всякий случай, который и убрал в сейф. А первый вложил в тощую папку уголовного дела и пошел к Орлову.
   Петр внимательно все прочитал, довольно улыбнулся и сухо сказал:
   – Можете быть свободны! Но, даже учитывая то, что в последние дни вы очень напряженно работали, советовал бы вам дождаться возвращения из министерства подполковника Богданова, у которого вполне могут появиться к вам вопросы после того, как он ознакомится с отчетом. Конечно, если вы не хотите, чтобы вас в выходные выдернули из дома на работу.
   – Благодарю за совет, господин генерал-майор, и обязательно им воспользуюсь! – четко ответил Гуров и вышел из кабинета.
   Вернувшись к себе, он начал разбирать ящики стола, в которых со временем скапливалось множество ненужных бумаг и записок, а сам тем временем думал, где ему лучше встретиться со Степаном. Определившись с местом, а заодно покончив с бумажным хламом, он посмотрел на часы – время шло к шести, а Богданова все не было. Или его до сих пор инструктировали в министерстве, или он, возомнив о себе невесть что, решил таким образом отомстить Гурову за, чего уж скрывать, довольно пренебрежительное к себе отношение. Наконец Лев не выдержал и пошел к Богданову сам. Кабинет того был не заперт, и он застал там картину, способную выжать слезу даже у статуи фараона, – перед Богдановым лежал отчет, который ему передал Орлов, а сам он был настолько раздавлен, что, увидев Гурова, задал только один вопрос:
   – За что ты и Орлов меня так подставили? Что плохого я вам сделал?
   Лев смилостивился, сел к его столу и участливо спросил:
   – А что случилось-то?
   И постепенно Богданов все ему рассказал. Ну, конечно, Щенок распустил перед ним все оставшиеся в наличии перья, от хвоста до макушки, и долго говорил о важности и сложности этого дела, об ответственности, словом, все то, что привык произносить с трибуны. Но, не зная, что собой представляет Богданов, он вовсе не вдохновил того на новые трудовые свершения! Наоборот! Добился совершенно противоположного результата – запугал непривычного к таким вещам Богданова до полусмерти – это Гурову подобные вещи были как с гуся вода. Утешая несчастного коллегу, Лев потихоньку выведал у него все, что его интересовало, а именно: кто еще находился в кабинете, как выглядел, участвовал ли в разговоре, давали ли ему рекомендации по поводу состава новой рабочей группы и вообще что советовали. Оказалось, что в кабинете был еще один человек, но в разговоре он не участвовал, а просто наблюдал. Богданов его внешность не запомнил, как и то, во что тот был одет, а подобной неприметностью в России отличается только один тип людей. И состав рабочей группы они уже сами подготовили, а еще посоветовали ни в коем случае не принимать во внимание то, что уже сделал Гуров, а начинать все с самого начала. Лев посмотрел на список группы и увидел, что из знакомых имен там только два – оба офицера были из их же управления, а вот еще два человека были ему неизвестны. В очередной раз убедившись в том, что оказался прав, Гуров для вида посочувствовал своему коллеге, хотя на самом деле считал, что если ты занимаешь не свое место, то переходи туда, где потянешь работу, хоть в те же юрисконсульты куда-нибудь на завод, но в следствие не лезь, а потом спросил:
   – Ты мой отчет прочитал?
   – Ну да! Там все ясно и логично! Я не понимаю, чем они недовольны! – растерянно воскликнул Богданов.
   – Видишь ли, друг Богдаша! Если хочешь знать мое мнение, все эти отцы просто не хотят верить в то, что их сыновья совершили самоубийство. Один из них является очень высокопоставленным чиновником и поэтому может и будет насиловать наше управление до тех пор, пока мы не придумаем, как могли убить этих добровольно и одновременно прыгнувших с балкона парней! Да еще и убийцу ему предоставим! Работай спокойно и методично! Возьми за основу наш со Стасом план оперативно-розыскных мероприятий, но подправь его, чтобы уж совсем похоже не было. Допроси Виктора Степановича Данилина, на глазах которого все произошло. Допроси охранника, который в ту ночь в подъезде дежурил. Работай методично, как учили! На каждый вопрос – бумага! Чего мне тебя учить? Ты сам кот ученый! – сказал, поднимаясь, Лев. – Ну, ладно! Я пошел! А то мне еще нужно подарок купить, потому что я в воскресенье на день рождения приглашен. Господи! Неужели ты услышал мои молитвы, и у меня будут нормальные, полноценные выходные?
   С этими словами он и вышел. Теперь ему предстояло главное – очень естественно оторваться от слежки, которая, он был уверен, обязательно за ним будет. Именно для этого он на всякий случай и сказал про подарок, потому что в магазинной толчее это сделать проще простого, нужно только выявить «наружку», а дальше – дело техники. Гуров знал центр Москвы лучше, чем свою квартиру, и не сомневался, что сумеет оторваться.
   Оставив машину на стоянке возле работы, Лев пешком отправился по магазинам. Но, сколько он ни старался, определить своих сопровождающих так и не смог. Видимо, его вели профессионалы суперкласса. Наконец, плюнув на все, он решил поступить грубо и на одной не очень оживленной улице просто неожиданно тормознул машину. Сев на заднее сиденье, сказал только:
   – Пока прямо, а потом я покажу, – а сам стал смотреть назад, чтобы узнать, какую реакцию вызовут его действия.
   А никакой! Никто не засуетился, никто не бросился ловить машину, и даже ни один из припаркованных вдоль тротуара автомобилей не двинулся за ними вслед. Это было странно и очень настораживало. Он заставил водителя петлять по улицам до тех пор, пока не понял, что за ним никто не следит. Расплатившись с удивленным его поведением водителем, он вышел, позвонил Степану и назначил место встречи, но чувствовал себя при этом полным идиотом, потому что не понимал, что происходит. Но Лев, как известная литературная героиня, решил, что подумает об этом завтра, потому что у него и так забот выше крыши. Степан не придумал ничего лучшего, как приехать на своем «Бентли». Гуров сел на заднее сиденье и не предвещавшим ничего хорошего тоном произнес:
   – Здравствуй, котик!
   – Лев Иванович! Но вы же сами велели сказать вам что-нибудь нейтральное, – без всякого смущения ответил тот.
   – Ничего, котик! Отольются тебе мои слезки! – пообещал Лев и спросил о том, что сейчас волновало его гораздо больше, чем все преступники на свете, вместе взятые: – Как Стас?
   – Лежит и хрипло матерится, – усмехнулся Степан.
   Тут уж Гуров не выдержал и схватил его за ухо.
   – Лев Иванович! – воскликнул тот. – Отпустите! Больно же! И потом, я ведь машину веду!
   – Ничего! Потерпишь! Это тебе за мурочку! – злорадно заявил Лев.
   – И все же лучше отпустите, а то ведь, если я отбиваться начну, больно будет уже вам, – предупредил его Степан.
   – Ладно! – смилостивился Лев. – Так почему Стас лежит и хрипло матерится?
   – Мы как приехали, так я его сразу к бане повел и показал, откуда он будет учиться летать, – начал рассказывать Степан. – Только предупредил, что сначала надо будет снизу что-нибудь положить, чтобы ему приземляться мягче было. А он и слушать ничего не стал и сразу на крышу полез – лестница-то приставлена была. Сколько ее ни убирай, а племянники обратно притаскивают. Ну, я за ним – не отпускать же одного. Только я не успел, потому что он сразу к краю подбежал, оттолкнулся и прыгнул вперед. Еще и руками махал! – Не выдержав, Степан засмеялся и тут же словил от Гурова подзатыльник. – Плюхнулся он, землю… Хорошо хоть, что не животом, а ногами. И сразу же, схватившись за щиколотку, в голос заорал. Тут к нему и жена бросилась, и парни из охраны – они в сторонке стояли и на весь этот срам смотрели. Я тоже времени терять не стал, спрыгнул вниз, подошел к дяде Стасу и осмотрел ногу. Ничего страшного – голеностоп подвернул, но ничего не порвал. Ну, я ему и сказал, что мы сейчас ногу перебинтуем и снова будем летать учиться. А он на меня матом: «Ты с ума сошел? Зачем мне летать? Я что, птица, что ли? Ты какого черта меня на баню затащил и прыгнуть заставил?» Я даже ответить ничего не успел, потому что тут его жена не выдержала и так ему врезала, что он на спину повалился. А сама плачет, лупит его и причитает, что он, скотина, всю ночь всем нервы мотал, летать рвался, из окна собирался прыгнуть, а теперь делает вид, что кто-то другой виноват.
   – То есть он не помнит, что ночью было? – уточнил Гуров.
   – Ну да! – подтвердил Степан. – Только дядя Стас ей не поверил и на меня напустился за то, что я его к нам привез и он из-за меня ногу подвернул. Что у вас с ним дело очень сложное, а он теперь из-за меня ходить не сможет, и вам одному отдуваться придется. Оттащили охранники его в дом, в мою бывшую комнату, на диван положили, а он все на работу рвется.
   – Но летать больше не рвется? – спросил Лев.
   – Ему и одного раза хватило, чтобы мозги на место встали, – хмыкнул парень.
   – А почему он хрипит? – удивился Гуров. – Голос сорвал, ругаясь?
   – Нет, компресс холодный ему ногу положили, чтобы скорее прошло, вот он и охрип, – объяснил Степан.
   – Слава богу, обошлось! – с огромным облегчением выдохнул Лев и только сейчас спросил: – Кстати, куда мы едем?
   – К нам и едем – надо же вам своими глазами посмотреть, что с дядей Стасом все в порядке, да и поговорить там можно, никого не опасаясь.
   Гуров посмотрел в окно и, увидев, что им еще ехать и ехать, сказал:
   – Ну, тогда я немного подремлю – дел еще полно, а вот сил уже не хватает.
   Он прилег на заднем сиденье и не то что задремал, а уснул по-настоящему. Степан разбудил его, когда машина уже стояла во дворе дома его отца. Лев вылез, потянулся и спросил:
   – И где же наш летун?
   Крячко, мрачнее тучи, находился на втором этаже, и его скверному настроению было много причин, среди которых не последней была хорошая отметина на его челюсти слева – врезал ему Гуров действительно от души. Лев, взяв по дороге стул, принес его к дивану и сел, а Степан встал рядом.
   – Лева! Что за дела? – возмущенно прохрипел Стас. – Что за хрень несут моя жена и Степан?
   – К сожалению, все правда от первого до последнего слова, – вздохнув, ответил Лев. – Ты помнишь, как с Коноваловой беседовал? – Крячко кивнул. – Вот она тебе, как и тем четверым, и внушила, что ты – птица и умеешь летать. Только для них это закончилось сам знаешь чем, а вот с тобой обошлось.
   – Значит, я действительно пытался выпрыгнуть дома в окно? – недоверчиво спросил Стас.
   – Да, – подтвердил Гуров. – Хорошо, что тебя жена остановила. Как уж она тебя в ванную сумела запихать, только бог знает. Кстати, тебе предстоит еще дверь чинить, а то ты ее чуть не вынес. Ну, а потом я подъехал.
   – Значит, вот это, – осторожно потрогал челюсть Крячко, – твоя работа?
   – Иначе тебя было не остановить, – пожал плечами Гуров.
   – Ничего! – многообещающе заявил Стас. – Свои люди! Сочтемся!
   – Да бога ради! – отмахнулся Гуров. – Будет тебе для симметрии с другой стороны! Давай лучше к делу. Чем тебе Коновалова не понравилась? Ты написал только одно слово «темнит». Что ты этим хотел сказать? Правда, я догадываюсь, что могло тебя насторожить, но, может, ошибаюсь.
   – Ты?! – воскликнул Крячко. – Хотелось бы мне вспомнить, когда это в последний раз было! – и задумался. – Понимаешь, я, когда у нее паспорт брал, обратил внимание на ее руки.
   – Я так и понял, – кивнул Лев. – Ногти у нее были обработанные, а по всему ее виду – не должны были.
   – Ну да! Моя себе маникюр только по большим праздникам делает, так потом носится с ним как не знаю с чем. Вот я и запомнил. А тут у этой несуразной девки – такие ногти! Странным мне это показалось!
   – И она это или заметила, или поняла, вот и заморочила тебе голову! – вздохнул Гуров. – Ей надо было просто спокойно уйти из клуба, а ты мог помешать.
   – Ты ее нашел?
   – Нет, – покачал головой Лев. – Оба адреса липовыми оказались, а телефон, естественно, не отвечает. А поскольку маскироваться она умеет профессионально, то найти ее будет очень трудно.
   – И я тебе теперь не помощник! – с горечью прохрипел Стас и вдруг предложил: – А может, ну ее? Вдруг она и с тобой что-нибудь сделает? А меня рядом не будет? Кто тебе поможет?
   – Ну, вообще-то я есть, – подал голос Степан.
   – Тебе на работу надо возвращаться, – заметил Лев.
   – Да бросьте вы! – поморщился парень. – Я позвоню, все объясню, и меня отпустят на сколько надо.
   Гуров подумал и согласился, что это единственно разумный выход из положения, потому что одному ему просто не справиться, а обращаться за помощью к бывшим браткам не хотелось. Не настолько им Лев доверял, так что чем меньше они знают, тем лучше для дела.
   – Лева! Расскажи мне, что вообще с этим делом творится, – может, я хоть и в лежачем состоянии, но чем-нибудь помогу. Да и Степана надо в курс дела ввести, – попросил Крячко.
   Стараясь быть не особо многословным, но и не пропустить ничего существенного, Лев рассказал все, что успел узнать к этой минуте. Стас и Степан слушали его молча, и, когда он замолчал, Крячко решительно заявил:
   – Лева! Не лезь ты в это дело! Отбился ты от него, и слава богу! Мы оба живы и здоровы – моя нога не в счет! – а ведь могло бы и хуже обернуться. Если ты из-за меня удила закусил, то раскусывай обратно! Я никогда в жизни себе не прощу, если с тобой из-за меня что-нибудь случится! Если это твое самолюбие взыграло, что она нас вокруг пальца обвела, то согласись с тем, что противник она достойный, такому и проиграть не стыдно! То, что фээсбэшники нас на амбразуру кинули – плюнь! Не в первый раз нами бреши затыкают! Пусть теперь сами покрутятся, как черт в рукомойнике! А не захотят сами рисковать, так Богдаша дело благополучно завалит или заволокитит – он это умеет! Если это Григорьев с помощью Коноваловой за сестру отомстил, то правильно сделал! Какая теперь разница, платил он ей или она по доброте душевной ему помогла!
   – По доброте душевной, и не только ему, – встрял Степан.
   – Хорошо, что напомнил, – спохватился Гуров, радуясь тому, что парень помог сменить тему. – Рассказывай, что ты узнал!
   – Ну, я первым делом поехал в Чеховский район к матери Григорьева, – начал Степан. – Частный дом, не особо зажиточный, садик, огородик – словом, ничего особенного. Вот там-то во дворе я и притаился – стал ждать, когда она из дома выйдет. Дождался! Ох, и намаялся я с ней! И ее можно понять: недавно дочь потеряла, а теперь еще и сына разыскивают. Сначала бандюки к ней наведались и запугали до полусмерти, а теперь вообще непонятно кто.
   – Надеюсь, ты не на «Бентли» туда ездил? – спросил Гуров.
   – Лев Иванович! Меня уже начинает оскорблять ваше недоверие! – возмутился Степан. – Я сегодня утром по дешевке купил потрепанные «Жигули» для единственной поездки, которые потом, предварительно стерев все отпечатки, бросил даже не в Москве, а в области, причем с ключами в замке. Так что машина благополучно сгниет, если какие-нибудь придурки не возьмут ее, чтобы покататься, а там и разобьют. А сам в город на электричке вернулся. Такой ответ вас устраивает?
   – Ха! Ты с ним только-только столкнулся, а я его сколько лет терплю! – поддержал Степана Стас.
   – Хорошо иметь богатого отца, – негромко заметил Гуров и, увидев, как помрачнел парень, тут же добавил извиняющимся тоном: – Прости, невольно сорвалось! Ты не оскорбляйся попусту, а дальше рассказывай!
   – В общем, семь потов с меня сошло, пока я не доказал ей, что ничего плохого Илье не сделаю, – хмуро продолжил парень – он все-таки обиделся. – Что мне с ним нужно посоветоваться по одному очень деликатному вопросу, от которого моя жизнь зависит, можно даже по телефону. Денег ей дал. Поколебалась она, но взяла, а потом сыну на сотовый позвонила, а телефон мне отдала. Я ему вкратце объяснил, что попал в очень трудную ситуацию, потому что подставили меня люди, которым я доверял. Вот я и решил им отомстить. А о нем услышал случайно, потому что его подозревают в том, что он какого-то непонятного киллера нанял, чтобы за свою сестру отомстить. А киллер этот никаких следов не оставляет, вот и мне бы выход на него найти, не поможет ли он. Тут-то и оказалось, что Илья даже не слышал о том, что те четверо погибли. Орал от радости, как ненормальный. Да и мать его тоже всплакнула, причем не от горя. Илья начал мне объяснять, что через Интернет искать надо, и помогут мне совершенно бесплатно, как и всем остальным. Я лопухом прикинулся, что, мол, ничего не понимаю. Короче! Договорились мы о встрече. А парень, оказывается, работает в Королеве в автомастерской. Туда-то я и поехал!
   – Ну, то, что через Интернет, так последнее время это именно так и делается, но чтобы бесплатно? – призадумался Гуров.
   – Альтруистка, твою мать! – хмыкнул Крячко. – Это что? Зорро в юбке у нас появился? Неуловимая мстительница? Защитница всех униженных и оскорбленных?
   – Продолжать можно или еще подискутируете? – невинно спросил Степан.
   – Котик хочет по шее? – ласково поинтересовался Лев.
   – Если от мурочки, то всегда готов, приму с радостью, – охотно согласился парень, отомстив Гурову за намек на своего отца, и ловко увернулся от Льва, который вознамерился дать ему подзатыльник.
   – Это что-то новенькое! – живо заинтересовался Крячко. – Что я пропустил?
   – Знаешь, Стас, Петр сказал, что этот балбес со временем переплюнет нас обоих, вместе взятых, но я уже сейчас вижу, что ты со своей язвительностью по сравнению с ним – бальзам для израненной души, – объяснил Гуров и хмуро бросил парню: – Рассказывай дальше, чудо из пруда!
   – Младшенького завсегда… – начал было Степан, но тут уже Стас вмешался и решительно заявил:
   – Только без плагиата! Придумай что-нибудь свое!
   – Злые вы оба! Уйду я от вас, – хмыкнул парень, но продолжил: – Приехал я в Королев, нашел тихое место и позвонил Илье, сказав, что буду ждать его там в машине, и номер ее указал. А сам из машины вышел, нашел подходящее место и стал наблюдать, приведет он за собой хвост или нет. Чисто за ним оказалось. Пришел он, стал меня возле машины ждать, а тут и я появился – вроде по нужде отходил. Он сначала никак не мог поверить, что те четверо действительно мертвы, даже позвонил кому-то, чтобы уточнить, а потом перекрестился и сказал: «Слава тебе, господи! Получили они все-таки то, что заслужили! Правду говорили, что их бог накажет!» Ну, я ему на это, что бог здесь ни при чем! Тут скорее серой пахнет, чем ладаном! Но мне это без разницы, главное, чтобы мне самому отомстить помогли. Ну, он мне и сказал, что никого не нанимал, а все случайно вышло. В общем, дело было так! Его сестра Юля поступила на работу в клуб, потом начала встречаться с Женькой, сыном хозяина, а тот бывший браток по кличке Нестор. Илья сначала за нее опасался, потому что Женька бабником был страшным, а потом увидел, что это у них вроде бы серьезно, и обрадовался: если Юля замуж за Женьку выйдет, то он сам из простых охранников мигом наверх поднимется. А там уже и деньги совсем другие, и положение, и уважение, и все прочее. И все вроде бы хорошо было, когда Юля вдруг погибла. Нестор ему сказал, что она с его сыном поругалась, убежала куда-то, а потом ее машина сбила. Денег Илье дал, чтобы похоронили ее нормально, и что-то вроде возмещения морального ущерба – типа не поругайся она с Женькой, не погибла бы. Илья эти деньги взял, Юлю похоронил и на работу вернулся. А потом чисто случайно разговор Нестора услышал. Тот по телефону кому-то сказал, что менты беспредельничают, и ему, чтобы сына отмазать, пришлось сначала в долги влезть, а потом часть бизнеса продать, чтобы с ними расплатиться. Тут-то Илья и призадумался, а от чего Женьку отмазывать? Обратил внимание, что после гибели Юли эта теплая компания в клубе больше не появлялась, навел стороной справки и узнал, что их и в Москве-то нет. Тогда-то у него первые сомнения и появились. Адрес, где эти отморозки, кроме клуба, гуляли, все знали, потому что им туда, бывало, из ресторана жратву привозили, вот он туда и отправился. С охранником познакомился, об армии с ним поговорил – двое служивших всегда общую тему для разговора найдут, а потом сказал, что ему такую же работу предлагают – охранником в престижном доме, да он сомневается: идти или нет. Тот ему в ответ, что все от жильцов зависит: если нормальные, то работай и радуйся, потому что и не обидят просто так, да и чаевые будут, если поможешь что-нибудь вынести или внести или погрузить. Но если, как у них в доме, хоть одна сволочь заведется, то жизнь медом не покажется. Словом, проговорился тот охранник, что одни подонки в 28-й квартире в ночь на 25 мая девушку изнасиловали, а потом с балкона выбросили. Только им все с рук сошло – их отцы у ментов за несусветные бабки выкупили, хотя в ментовку заявлял человек уважаемый и солидный, который все своими глазами видел. Тут Илья и понял все от начала до конца, потому что Юля именно той ночью и погибла! А еще понял, почему ее в закрытом гробу хоронили – от нее же ничего не осталось!
   – Он имя этого человека узнал? – спросил Гуров.
   – Да, а потом еще и встретился с ним. Это Виктор Степанович Данилин, – ответил Степан.
   – Я так и знал! – воскликнул Лев.
   – В общем, Данилин этот ему все и выложил! – продолжил парень. – Илье нет чтобы посидеть и подумать, он весь на нерве к хозяину разбираться пошел, с кулаками на него набросился!
   – Ему надавали по шее и выгнали с работы, а вот что дальше? – спросил Гуров.
   – Домой он вернулся, куда же еще? Тем более что его матери совсем худо было – уж очень она дочку любила. Только работы там нет никакой. Послонялся он немного и в Чехов поехал. Устроился там на работу, а на выходные – к матери, чтобы ей все же полегче стало. С первой зарплаты проставился, как положено. В этот-то день все и произошло!
   – Слава тебе, господи! Добрались мы наконец до сути дела! – делано обрадовался Крячко. – А то я было уже заснул!
   – Вы сейчас такое услышите, что еще долго спать не захотите! – мстительно заявил Степан. – В общем, сидели они в кафе, выпивали, слово за слово, тут-то Илью и спросили, чего он из Москвы уехал. А он уже крепко захорошел, вот открытым текстом и выложил все от начала до конца, а потом на улицу покурить вышел – внутри же теперь нельзя. Там-то к нему и подошел мужик, что за соседним столиком сидел. Он сказал Илье, что все слышал о его сестре и тех подонках, что ее убили, и что есть возможность их наказать. Илья сначала не понял его и объяснил, что денег таких, чтобы кого-то нанять, у него нет, да и папаши у этих отморозков такие, что как бы людям самим потом солоно не пришлось. А мужик ему на это объяснил, что и не таких, как они, наказывали, и обойдется все это дело Илье совершенно бесплатно, нужно только об этом в Интернете написать.
   – Он этого мужика запомнил? – быстро спросил Лев. – Может, тот представился?
   – Нет, имени своего тот не называл, а дело было уже вечером, стемнело, так что особо не разглядеть, да и поддатый Илья был, – покачал головой Степан. – Мужик ему сказал, что есть такой специальный сайт, где нужно только все от начала до конца написать, и ему помогут, как уже помогли многим до него. И он это точно знает, потому что у его знакомого жену пьяный мент насмерть сбил и безнаказанным остался. А потом этот знакомый на кладбище возле могилы жены познакомился с одной женщиной, которая ему и посоветовала туда написать. Он написал, так мент этот, причем совершенно трезвый, через некоторое время на большой скорости в дерево врезался и насмерть. Сунул мужик Илье в карман салфетку и сказал, чтобы тот потом посмотрел, а там и решал, писать или нет. Илья на этот треп и внимания особого не обратил, а наутро в карман полез, салфетку нашел и все вспомнил. Вот и подумал, что если этих скотов даже не накажут, то хоть опозорит он их. Своего компьютера у него нет, вот он и пошел в интернет-кафе, нашел этот сайт, начал читать и обалдел: все оказалось правдой! Люди там сначала о том, как с ними несправедливо обошлись, а потом уже писали о том, как их обидчиков наказали. Вот и он написал все, как было! Потом поехал на выходные к матери, рассказал ей обо всем, а она – в крик! Что, мол, никто никого не накажет, а вот его самого бандиты убьют за то, что он их сыновей опозорил! С нее хватит и того, что она из-за них свою дочь потеряла, так теперь еще и без сына останется! Тут он уже и сам струхнул! Быстро из Чехова уволился и в Королев сбежал, а к матери с тех пор больше ни ногой, только по телефону и общались. А уж после того, как мать ему сказала, что бандиты его искали, он начал уже подумывать о том, чтобы к дружку своему армейскому на Урал уехать и там отсиживаться. Вот и все!
   – Он название сайта помнит? – без особой надежды спросил Гуров.
   – Нет, конечно! Он тогда до того перетрухал, что сам себя не помнил! – усмехнулся Степан.
   – Ну, и как теперь этот сайт искать? – вздохнул Стас. – Это же на несколько дней работы! Если не недель! Если по фамилиям, то Григорьевых, Поповых, Нестеровых, Старковых и Лаптевых в Интернете столько, что скорее ослепнешь, чем найдешь!
   – Да-а-а! Трудно вам придется! – сочувственно проговорил Степан, но в глазах его прыгали смешинки.
   – Та-а-ак! – протянул Гуров и начал подниматься со стула. – А ну, признавайся, что натворил! Учти, бить буду – никто не отнимет!
   – Ты с ним сначала справься! Как бы самому битым не оказаться! – усмехнулся Крячко. – Хотя… Вот он-то тебе за меня и отомстит! А то ты меня, – он потрогал свою челюсть, – так разукрасил, что теперь в приличном обществе и не появишься!
   – Мало я тебе врезал! – с сожалением произнес Лев. – Надо было еще с левой руки добавить!
   – Ты, Степа, не обращай внимания, – елейным тоном попросил Стас парня. – Это у Левы от нервов! Он у нас человек легко ранимый, с тонкой душевной организацией! Чуть что не по нему – истерить начинает! Только вот мы с Петром его не бьем – жалеем! Да и опасаемся – вдруг по головушке попадем, а ее беречь надо – она у него самое слабое место, – наставительно говорил Крячко, отрываясь по полной за все пережитое прошедшей ночью. – Больше водными процедурами пользуем! От них еще никому хуже не было!
   Слушая их, Степан хохотал, как ненормальный, даже за живот держался, сгибаясь чуть ли не пополам.
   – Все! Разминка окончена! – подвел черту Лев. – Так что там с сайтом?
   – Нашел я его – салфетку-то Илья не выбросил. Он хоть и не очень верил в то, что ему помогут, но собирался как-нибудь снова туда зайти и посмотреть, что из его попытки получилось, – уже серьезно сказал Степан и, открыв борсетку, достал оттуда диск. – Вот, я все содержимое скачал.
   – С какого компьютера в Интернет выходил? – быстро спросил Гуров.
   – Лев Иванович! Если вы меня и дальше будете за дурака держать, я ведь и всерьез обидеться могу, – сказал парень, и взгляд у него стал жестким и колючим.
   – А вот это ты, Степа, зря, – заметил ему на это Крячко. – Мы с Левой в сыске прослужили больше, чем ты на свете живешь. И спросил он у тебя не потому, что за дурака держит, а потому, что волнуется, как бы тебе и твоим близким от наших дел беды не было. Для ФСБ отследить, с какого компьютера на этот сайт заходили, – дело совсем пустячное. А в то, что такой сайт без внимания оставили, я ни за что не поверю.
   – Извините, Станислав Васильевич, – довольно сухо произнес Степан. – Но я думаю, что в компьютерах разбираюсь несколько лучше, чем вы оба. Хотя бы в силу возраста.
   – Зря обижаешься, Степа! – сокрушенно покачал головой Крячко. – Вот Лева у нас – гений сыска! Ас! С этим никто не спорит! Хотя его и заносит, бывает, но глупее он от этого не становится! Но и он всегда двадцать раз отмерит и только потом режет. Потому что, как только человек начинает считать себя абсолютно неуязвимым, он сгорит на какой-нибудь мелочи! Ты – парень умный! Хоть и молодой, но жизнью уже битый! Только ты в сыске без году неделя, а мы уже зубы на этой работе проели! Так что губы не дуй, а учись!
   – Ладно! – нехотя согласился Степан. – Это было маленькое интернет-кафе, которое в квартире на первом этаже жилого дома находится. Не в Королеве! – подчеркнул он. – Наружной камеры наблюдения там нет, да и внутри – тоже. Я его потому выбрал, что там подростков была прорва, они в какие-то стрелялки играли, орали, шумели… Одним словом, менеджеру было не до меня – он за ними следил. Я сказал, что мне срочно почту проверить надо, а сам все скачал, кстати, много времени это не заняло. А теперь с этим диском можно работать где угодно.
   – Молодец, – одобрительно сказал Гуров, забирая диск. – Я его сегодня посмотрю. Думаю, там найдется много интересного. Но, чтобы начать анализировать ситуацию, мне нужно завтра съездить в Костромскую область.
   – Думаешь, через украденный паспорт на нее выйти? – мигом все понял Крячко.
   – Да, надо выяснить, когда и при каких обстоятельствах пропал паспорт Коноваловой. Надеюсь, что хоть какая-то зацепка, но появится, – задумчиво проговорил Лев. – Настоящая Ольга, если она жива, конечно, живет в селе, а каждый новый человек там привлекает внимание. Вот и надо узнать, не появлялась ли в это время там какая-нибудь незнакомая девушка. Причина появления и внешность значения не имеют – эта…
   – Ведьма, – подсказал Степан.
   – Хорошо, пусть так! Эта ведьма и выглядеть могла как угодно, и повод любой придумать. Тут важно другое: она должна была туда как-то добраться. Если это была машина, то какая именно. А если она приехала на автобусе, то при покупке билета теперь нужно предъявлять паспорт – а это уже след.
   – Нет! – уверенно сказал Степан. – Она могла тормознуть автобус на выезде из города или на трассе, и ни один водитель в этом случае не откажется скалымить. Выехала, например, на каком-нибудь автобусе, что на дачи идет, и вышла, едва он за город выехал, а потом на междугородный пересела. Вот вам и никаких следов!
   Гуров посмотрел на парня, потом перевел взгляд на Крячко, который значительно покивал ему головой, а потом снова повернулся к Степану:
   – Ты знаешь, о чем я сейчас подумал?
   – А вы скажите, Лев Иванович, тогда мне и гадать не придется, – ответил тот, и по его тону было понятно, что он все-таки обиделся на Гурова за то, что тот попрекнул его отцом, который действительно был очень богатым человеком.
   – Я подумал о том, что прав был Орлов, – почему-то грустно произнес Гуров. – Тебе очень скоро станет в Новоленске тесно, и ты вернешься в Москву. И дай бог, чтобы это произошло поскорее, чтобы ты нас со Стасом еще на службе застал. Хоть ты и считаешь себя многоопытным и крутым, но мы бы тебя поднатаскали, чтобы в отставку уйти со спокойной душой.
   – Нет! – решительно заявил Степан. – Я из Сибири никуда не уеду! Там и народ честнее и проще, и воздух чище!
   – Не зарекайся! Там видно будет, – заметил Стас.
   – Ну, что ж, Лев Иванович, давайте завтра и съездим, – предложил парень, возвращаясь к делу. – Рано утром отправимся и к вечеру вернемся. А чтобы не рисоваться, я машину у кого-нибудь из охраны возьму. И переночевать тогда вам лучше здесь, тут и компьютер есть, вы поработать сможете.
   – Спасибо, Степан, но с совестью у меня все в порядке – тут и так незапланированные Стас с женой живут, так еще и я вам на голову свалюсь, – ответил Гуров, хотя и понимал, что в предложении парня есть смысл, но уж очень неудобно было ему людей обременять.
   – Зато не придется потом крутиться и опять от наружки уходить, – возразил ему Степан.
   Гуров хотел было сказать, что «наружки» за ним почему-то не было, но передумал – а вдруг он ее просто не сумел выявить, может, просто случайно оторвался, сам не заметив как.
   – Вас ведь наверняка и около машины, и возле дома ждут, – продолжал Степан. – А если не хотите здесь остаться, так можно в мою городскую квартиру поехать – места там хватит, и компьютер опять-таки есть.
   – Да, приехал ты на праздник, а мы тебя работать запрягли, – покачал головой Гуров.
   – Не совсем так. Работать я сам впрягся, и потом – основоположник заповедовал нам учиться, – усмехнулся Степан.
   – Неужели вы Ленина школе проходили? – удивился Гуров. – Вроде бы ваше поколение уже без него выросло.
   – Да я вообще-то вас, Лев Иванович, имел в виду, – уже откровенно веселился парень.
   – Язва ты, Степа, – только и мог сказать на это Крячко. – Я по сравнению с тобой сущий ребенок!
   – А уж я-то это как заметил! – вздохнул Лев, вспомнив котика и мурочку.
   – Только лучше тебе, Лева, все-таки действительно здесь остаться и тут материалы изучать – может, и я какую-нибудь светлую мысль подам, – предложил Стас.
   Подумав, Гуров согласился. Ужинали они прямо в комнате и одновременно читали все, что было на сайте. И чем дальше они смотрели, тем больше понимали, что работы предстоит – большой вагон и маленькая тележка.
   – Это же надо, какая трудолюбивая девушка! – бормотал Крячко.
   – Да уж! Наш пострел везде поспел! По всей России отметилась, – согласился с ним Лев.
   Поев, они принялись обсуждать прочитанное.
   – Итак, – начал Гуров. – Мы уже никогда не выясним, кем, где и когда был создан этот сайт, но первое сообщение на нем появилось четыре года назад. Люди, получившие возможность высказаться, жаловались на что угодно: несправедливо с работы уволили, знакомый долг не возвращает, у соседей музыка громко играет и прочие незначительные вещи, которые наша ведьма оставляла без внимания. Она, если это действительно она, реагировала только на серьезные, причем не на все. Вот тут, например, мать из Екатеринбурга написала о том, что ее сына хулиганы, причем даже их фамилии перечисляет, забили ногами насмерть, а ведьма оставила это без внимания. Или вот вам сообщение из Ростова о том, что два отморозка девушку изнасиловали, и опять от нее никакой реакции. О чем это может говорить?
   – Ну, не о том, что ей было трудно или дорого туда добираться – они вполне в пределах досягаемости, а судя по бриллианту у нее на руке, она не бедствует. Скорее всего, она, прежде чем пустить в ход тяжелую артиллерию, проверяла эти сообщения. Например, в первом случае сын был, предположим, педофилом, его поймали на горячем и устроили самосуд, а во втором – девица просто оговорила парней, – предположил Степан.
   – Вот именно! – согласился с ним Гуров. – А это значит, что она в тех городах была! И разбиралась на месте.
   – Лева! Если мы пойдем по ее стопам, то нам придется прямо сейчас уходить со службы и остаток жизни посвятить выслеживанию этой деятельной особы, – предупредил Крячко.
   – Я согласен с дядей Стасом, – кивнул Степан. – Нужно сосредоточиться на реально совершенных ею преступлениях, то есть на тех случаях, когда обидчики понесли наказание.
   – Если ты такой умный, то скажи, где у нее уязвимое место? – спросил Лев.
   – Перемещения, конечно, – не задумываясь, ответил парень, и Гуров с Крячко многозначительно переглянулись, потому что Степан попал в самую точку. – До последнего времени она работала под именем Коноваловой, но этот паспорт она уже наверняка скинула. Завтра мы узнаем, когда и где он был утерян настоящей владелицей, и от этих даты и места начнем плясать в обратную сторону. Если это произошло прямо в селе, то никаких трудностей не предвидится, но если, например, в каком-нибудь городе, придется повозиться, проверяя железнодорожные и авиационные билеты, а также гостиницы.
   – Согласен, – сказал Гуров. – Завтра съездим и выясним. А пока давайте определимся во времени и пространстве. Степан, принеси карту России и стопку чистых листов – я буду диктовать, ты – отмечать на карте те города, откуда люди писали такие своеобразные отзывы о ее работе, Стас записывать даты и места, а потом сведем все воедино.
   Парень обернулся мигом, и работа закипела. Когда они закончили, у них уже была готова схема перемещений преступницы.
   – Ну вот! – удовлетворенно улыбнулся Стас. – Можно считать, что полдела сделано!
   – Оптимист! – хмыкнул Гуров, изучая схему.
   А вот Степан активно что-то искал в Интернете, а закончив, весело произнес:
   – Да, уже все сделано! – и в ответ на удивленные взгляды Крячко и Льва пояснил: – Смотрите! Вот письмо от жительницы Кологрива. Она писала, что ее отца, ветерана Великой Отечественной войны, награжденного многими боевыми орденами и медалями, в день пенсии ограбили и избили три брата-алкаша, что жили с ним по соседству. Они отобрали у него деньги, забрали награды и ушли, а он потом от побоев умер, дочь, которая отдельно живет, его на следующий день уже мертвым нашла. Их, выходящими из его дома, видела соседка с другой стороны и даже дала против них показания. Парней задержали, только ни денег, ни наград у них уже не было – наверное, успели продать и пропить или на черный день припрятали. А ночью этой соседке сарай сожгли вместе с кроликами, которых она там разводила, и она тут же заявила следователю, что обозналась, что это совсем другие люди были, которых она не знает. А сарай могла поджечь их мать, такая же алкашка. Этот крик души был оставлен на сайте в октябре 2009 года. А вот вам ее второе письмо от 30 декабря того же года, – и Степан начал читать с экрана монитора: – «Уж не знаю, кого мне благодарить! Господа Бога, добрых людей или судьбу! Отлились этим подонкам мои слезы! Пошли они в баню париться, а мать их, не иначе как совсем мозги пропила, ее керосином облила, дверь в нее лопатой подперла и подожгла. Все трое в дыму и задохнулись! А она все твердила, что ее сыночкам холодно было, вот она и хотела их согреть! В дурдом ее отвезли и уже никогда не выпустят! Там ей самое место! Простите меня, люди! Может, кто решит, что я злорадствую, только теперь мой папа спокойно спит! Кто за него отомстил, не ведаю, но Бога буду за него неустанно молить и свечки в церкви во здравие ставить!» А Кологрив находится в Костромской области.
   – Красота! – обрадовался Стас. – Там-то наша ведьма паспорт Коноваловой и украла! Теперь действительно надо в обратном направлении искать – туда-то она с другим приехала! А гостиница там наверняка одна, ну максимум две! И время известно!
   А вот Гуров его восторгов не разделял. Едва он услышал первые слова Степана, как отошел к окну и стоял там, молча глядя во двор. Он и на слова Крячко никак не отреагировал, и хотя у него за спиной установилась мертвая тишина, он, даже не оборачиваясь, знал, что парень и Стас переглядываются между собой, не понимая, что происходит. Наконец Лев отошел от окна и невесело произнес:
   – Степан! Орлов тогда ошибся. Он сказал, что ты уже сейчас не хуже меня соображаешь, и был неправ. Ты уже сейчас лучше меня соображаешь! Во всяком случае быстрее! Я еще только анализировал расклад, а ты уже все понял.
   – Неправда! – горячо воскликнул парень. – Просто я чисто случайно знаю, что Кологрив находится в Костромской области – у нас во взводе один боец оттуда был. Но я все равно решил себя проверить и в Интернете посмотрел. А вы этого просто не знали! Мне до вас еще расти и расти!
   – И действительно, Лева! Чего это ты в меланхолию ударился? – поддержал Степана Стас. – Ты у нас как был всегда первой скрипкой, так и останешься!
   – Ладно вам! Подхалимы! – буркнул Гуров, но видно было, что на сердце у него отлегло. – Ну, тогда сейчас всем спать, а завтра выезжаем засветло. И все равно нужно будет сначала в село заехать – вдруг Коновалова, если, конечно, жива, помнит, где паспорт потеряла? Или видела что-нибудь подозрительное?
   – А вот на это надеяться не стоит, потому что наша ведьма – человек предусмотрительный! Вряд ли Коновалова ее видела, – возразил Степан. – Так что скорее жива.
   – Да-а-а! Наша ведьма – сволочь еще та! Трех человек заживо сжечь, причем руками их матери! Это какой же нелюдью надо быть! – воскликнул Стас.
   – А какими нелюдями надо быть, чтобы старика избить и ограбить? – горячо возразил ему Степан. – Он ведь свои награды не в подарок на день рождения получил, а собственной кровью заработал! А этим тварям, видите ли, на водку не хватало! А кроликов живьем сжечь – это по-людски? Я считаю, что и три этих алкаша, и их мать получили по заслугам! Такие, сколько бы ни отсидели, а нормальными людьми уже никогда не стали бы! И вот еще что! Лев Иванович! Если уж она все так тщательно проверяет, то…
   – То те четверо, которых она заставила с балкона прыгнуть, тоже не так безвинны, как утверждает Нестор, – закончил за него Гуров. – Да, Степа! Я тоже об этом подумал. Но меня смущает Юрий Попов. Он точно был в отключке, когда все это в его квартире творилось, но что-то такое она о нем узнала, раз именно его дожидалась, чтобы уж всех четверых одним махом. Только вот мы этого пока не знаем!

   Село Нижний Лох было большим и вопреки названию довольно богатым, если судить по домам и многочисленным коровьим лепешкам на дороге, по которой в неприметной «девятке» ехали Гуров и Степан. Тополиную улицу и нужный дом они нашли без труда, но во дворе бегала на цепи очень неласковая собака, так что соваться без спроса они не решились, и Степан громко позвал:
   – Хозяева! Кто дома есть?
   На крыльце появился здоровенный парняга в тельняшке и обрезанных до колена камуфляжных штанах, который под стать собаке тоже добротой не лучился.
   – Чего надо?
   – Коновалова Ольга Ивановна здесь живет? – спросил Лев.
   – Не Коновалова она больше, а Терентьева! По мне! – ответил хозяин. – А чего вам от моей жены надо?
   Услышав, что она жива, Лев с облегчением вздохнул и объяснил:
   – Мы из полиции. Поговорить с ней надо, узнать, при каких обстоятельствах она утеряла свой паспорт.
   Хозяин чуть не взвыл! И куда делась его суровость! Он схватился руками за голову и начал встревоженно выспрашивать:
   – Кредит на него взяли? Фирму подставную зарегистрировали?
   – Матерую преступницу с ним задержали, – ответил приблизительную правду Степан.
   – Слава тебе, господи! – Терентьев, прислонившись к двери, даже глаза закрыл и шумно выдохнул. – Да вы заходите! Чего там стоять?
   Гуров со Степаном пошли к крыльцу, и собака проводила их настороженным взглядом, но лаять и бросаться не стала – сообразила, что раз хозяин здесь и не возражает, то им можно. В доме обстановка была самая простая: незатейливая, но добротная мебель, доставшаяся хозяевам еще от прадедов, могла послужить еще правнукам нынешних хозяев, непременная скатерть на круглом столе и матерчатый абажур над ним. В серванте гордо красовались сервизы, которыми вряд ли кто хоть раз воспользовался. Словом, все было обычно. На шум появилась пожилая женщина с ребенком на руках и удивленно посмотрела на вошедших.
   – Мама! Это из полиции по поводу Лелькиного паспорта, – объяснил Терентьев. – Преступницу какую-то с ним задержали.
   – Нам надо с Ольгой Ивановной поговорить, чтобы узнать, как она его потеряла, – объяснил Гуров.
   – Тогда через неделю приезжайте – в роддоме дочка, второго внука мне родила, – объяснила женщина.
   – Может быть, и придется, – заметил Лев и спросил: – А вы что-нибудь по этому поводу сказать можете?
   – Да вы присаживайтесь – чего стоять-то! – предложила женщина и, когда все расселись вокруг стола, начала рассказывать: – Это в 9-м году было. Аккурат под Новый год мы в Кологрив с мясом на базар поехали. Отец нас на машине отвез и по своим делам пошел, Лелька мне разложиться помогла и пошла по магазинам – мы как раз к ее свадьбе готовились. Ну, расторговалась я, тут уж и она с покупками пришла, и отец со своими железяками. Поехали домой. Она в сумку полезла и обмерла – паспорта нет. А у них регистрация через неделю! Уже и закупили все, и родню пригласили! А ехать-то многим не из соседней деревни! Что делать? Стали мы нашу раззяву расспрашивать, где она его посеять могла, а что она сказать может, если по всем магазинам прошлась, ни одного не пропустила? Бросились мы к участковому, заявление она тут же написала, а дальше? Штраф – само собой, но расписывать-то их как? В общем, выдали ей справку взамен утерянного паспорта, по ней и регистрировали! А уж новый она сразу на Терентьеву получила.
   – Да, не очень вы нам помогли, – вздохнул Степан. – Придется теперь в Кологриве искать. Могла потерять, но ведь могли и украсть!
   – Так, кроме паспорта, больше ничего не пропало, – ответила женщина. – И телефон, и деньги – все было на месте. Я так думаю, что выскользнул он у нее из сумки, потому что в обложке такой блестящей был, на пол или на землю упал, а она и не заметила! Вот его кто-то и подобрал!
   – Все может быть, – согласился Гуров.
   Он слушал, разговаривал, а поняв, что ничего нового они тут не узнают, Гуров и Степан попрощались с хозяевами и поехали в Кологрив.
   По дороге они решили, что основную роль будет играть Степан, а Лев с ним приехал как бы за компанию – опасался Гуров лишний раз светиться. В райотделе парень предъявил удостоверение, быстро нашел общий язык с дежурным, похохмил с ним, рассказал пару историй из своего якутского жития-бытия и мгновенно стал своим в доску. Потом он объяснил, что они там задержали крупную мошенницу с паспортом на имя Ольги Ивановны Коноваловой, в селе у той были, когда и где она его утеряла, выяснили, и теперь возник вопрос, а нет ли в Кологриве карманников, которые могли бы тот паспорт увести? И если есть, то как бы с ними пообщаться в неформальной обстановке? А его коллега тем временем в гостинице проверит, не останавливалась ли там в указанное время преступница, потому что тогда ее можно будет попытаться к краже паспорта привязать, а это еще одна статья. Все еще смеющийся дежурный посоветовал ему сходить на базар, благо была суббота, но только беречь карманы, и тут же позвонил в гостиницу, чтобы там все подготовили. Степан сердечно его поблагодарил, рассказал на прощанье еще одну историю, и они с Гуровым ушли.
   Лев пошел в гостиницу, которая находилась неподалеку и незатейливо называлась «Кологрив», а Степан – на базар. И в этот раз Гуров за него не волновался совершенно, потому что очень тесно пообщавшийся в молодые годы с матерым вором-рецидивистом парень говорил на «фене» так, что знающие люди заслушивались!
   Сам же Лев устроился в регистратуре и начал изучать списки въехавших туда в середине декабря – ведьме ведь надо было время, чтобы все проверить, и выехавших под Новый год, потому что оставаться в такой семейный праздник одной в гостинице чужого города было бы подозрительно, а он уже убедился, что их ведьма – человек предусмотрительный. Наплыва постояльцев в гостинице не наблюдалось, так что много времени это не заняло. Таких людей оказалось только три человека, причем двое были мужчины в возрасте, так что отпали сразу, но и женщина, прожившая в гостинице неделю, не очень подходила, потому что, судя по документам, ей было в то время сорок пять лет. Зная, как ведьма умеет менять внешность, Лев выписал на всякий случай все ее данные. Потом, незаметно для девушки-менеджера, подвел ее к разговору о постояльцах и выяснил, что та женщина приезжала в командировку в одну из лесозаготовительных фирм, на машине которой иногда и возвращалась в гостиницу. Гуров уже понял, что «пустышку» тянет, но все-таки записал и название фирмы, а потом поинтересовался, не сдает ли кто-нибудь комнаты приезжим – уж своих-то конкурентов в гостинице должны были знать. Да и вообще, если в городе всего около трех с половиной тысяч жителей, то все друг друга обязательно знают.
   – А-а-а, тогда это тетя Нюша! – почему-то обрадовалась девушка. – Она каждый день стояла на автобусной станции с объявлением, что комната дешево сдается. Находились люди, что покупались на дешевизну, только наутро сбегали – у нее же внук запойный был, тихий, правда. Он вообще-то мужик справный, руки золотые, только его все угощали и угощали, вот и доугощались! Жена его выгнала, и он к бабке пошел жить. Пил, не просыхая. Всю пенсию у нее выклянчивал.
   – То есть не силой отбирал? – уточнил Лев.
   – Да нет! Она сама ему на опохмел давала, потому что сил у нее не было на его мучения смотреть. А где опохмел, там и новая пьянка. Вот она и старалась как-то концы с концами свести. Только кому же понравится, если в доме перегаром воняет, а за стеной пьяный мужик храпит. Вот постояльцы и сбегали.
   – Значит, мне ее на автобусной остановке искать надо?
   – Зачем? Она больше комнату не сдает. Если вы с ней поговорить хотите, то домой идите. Может, она и вспомнит, кому когда комнату сдавала, но это вряд ли – времени-то сколько прошло!
   – Внук у нее умер, наверное, раз ей стало пенсии хватать? – спросил Гуров.
   – Чего это умер? – удивилась девушка. – Он просто пить бросил! В одночасье! Словно и не пил никогда! Дом ей подправил, хозяйство наладил. Работу себе денежную нашел – я же говорила, что руки у него золотые! Зарабатывает хорошо, так что дом у них теперь – полная чаша! К жене-то он не вернулся, не простил, что она его тогда выгнала, хотя вылечить, оказывается, так легко можно было. Жениться, кстати, скоро по новой собирается! Так с бабкой и живет! А уж она-то расцвела!
   Слушая ее, Гуров даже не сразу поверил в такую удачу – ну, кто же, как не эта ведьма, могла внушить человеку, чтобы он бросил пить.
   – А когда он бросил пить? – стараясь, чтобы его вопрос прозвучал как можно непринужденнее, спросил Лев.
   Девушка задумалась, что-то подсчитала, загибая пальцы, а потом ответила:
   – Да где-то года три с половиной назад.
   Все сходилось! Взяв у девушки адрес, он пошел к тете Нюше. Снаружи дом действительно выглядел симпатично, на окнах белели занавески, на подоконниках стояли горшки с цветами, а во дворе какая-то пожилая женщина кормила кур – это и оказалась тетя Нюша. Она была так счастлива оттого, что ее внук бросил пить, что жизнь и у него, и у нее наладилась, что готова была рассказывать об этом всему свету. Да вот только все ее соседки уже знали эту историю наизусть, а тут новый слушатель! Усадив Гурова за стол, налив ему чай и подставив розетку с вареньем, она принялась рассказывать с толком, с чувством, с расстановкой.
   – Как пить бросил, спрашиваешь? А вот счастье мне привалило после всех моих страданий-мучений! Не иначе божий посланец это был! Точнее, была! Господи! Каждое воскресенье в церкви свечку ставлю за здравие рабы божьей Натальи! А дело было так! Числа не помню, но декабрь был, холодно – страсть! Стояла я на станции нашей автобусной, ждала – вдруг кто-то переночевать согласится. А тут автобус приходит! И вышла оттуда девушка молоденькая! Замерзшая, зашуганная, несчастная! Увидела меня, подошла и робко так спрашивает, сколько будет стоить жилье? Посмотрела я на нее, поняла, что денег у нее самой три копейки, но жалко мне ее стало, да и других желающих не было. Сказала, что, мол, сто рублей за ночь, и она мне их тут же отдала. Привела я ее домой, чаем горячим напоила, отогрелась она, щечки раскраснелись. Сидим мы с ней, разговариваем, а тут мой внук вваливается, пьяный в дымину! Прямо в сапожищах своих в комнату прошел и там на кровать повалился. Я Наташеньку-то успокоила, сказала, что тихий он, буянить и приставать не будет. А она даже обрадовалась: «Значит, не дерется?» Ой, думаю, девонька, лихо же тебе досталось!
   – А она не сказала, зачем в Кологрив приехала? – спросил Лев.
   – Так она же в Костроме в первый автобус, что отходил, заскочила! Ей было все равно куда, лишь бы от мужа подальше. Она сама откуда-то издалека, в Москву замуж вышла, да на такого подлеца нарвалась, что не приведи господи! Вот она и решила от него обратно к родителям вернуться. Как уж он про то узнал, она и сама понять не могла, только как увидела она его в том же поезде, так на первой же станции и выскочила, а там – дай бог ноги унести! А это Кострома наша оказалась. Потом про внука моего говорить начали, да и вообще о пьянстве! Сколько судеб проклятая водка сгубила.
   – Я тут слышал, что три алкаша ветерана войны ограбили и избили, – заметил Лев.
   – Было такое! – подтвердила тетя Нюша. – Потапыча они порешили! Хороший человек был, справедливый, умный! Пенсия у него очень большая была, и по заслугам! Эти мерзавцы что думали? Что он деньги дома хранит – пенсию-то ему туда приносили! А он ведь ее почти всю дочке отдавал, себе только на жизнь с лекарствами и оставлял! Потому что сын у нее женился, и они в эту… Как ее?
   – Ипотеку? – подсказал Гуров.
   – Вот-вот! – обрадовалась тетя Нюша. – В нее они и попали! Так мерзавцы эти не поверили, что у него, кроме пенсии, что принесли в тот день, денег дома нет, и избивать его начали, он сознание потерял, а они пиджак его парадный с наградами забрали, пенсию – и ушли! За копейки награды те, небось, продали! А он же на войне их, подлецов, будущее защищал! Чтобы они вообще на свет родиться смогли!
   – Как же их не посадили? – сделал вид, что удивился, Лев.
   – Да кто же с этой семейкой свяжется? – воскликнула женщина. – Отец-то у них в тюрьме помер, два брата там же отметились, да и мать ничуть не лучше! Одна только Пахомовна решилась все милиции рассказать, вот и поплатилась за это! Ей сарай с кролями сожгли!
   – Откуда вы все так хорошо знаете? – спросил Гуров.
   – Э, милок! – отмахнулась от него тетя Нюша. – А как же не знать, если мы здесь все в одном котле варимся? Тут и не захочешь, так услышишь!
   – И вы Наташе, наверное, и об этом рассказали? – предположил Лев.
   – И об этом тоже, и о многом другом – тема для меня уж очень больная была, – объяснила женщина. – Я даже всплакнула! А она, добрая душа, меня еще и утешала, говорила, что одумается мой внук, бросит пить! Вот она с ним поговорит и объяснит, что нельзя ему пить, и он ее поймет и послушается! Я только рукой махнула – уж сколько я с ним об этом говорила, сколько слез пролила, а все без толку.
   – Но ведь подействовало же, если он пить бросил, – заметил Гуров.
   – Видать, нашла она такие слова, которых я не знаю, – развела руками тетя Нюша. – Покормила я ее наутро чем бог послал, и в магазин пошла – сто рублей-то у меня было. Вернулась, смотрю, сидят они на кухне, и Наташенька что-то ему говорит, а он в стол взглядом уперся и слушает, не перечит. Я-то, бывало, только с ним разговор заведу, что пить надо бросать, так он тут же вскочит и уйдет, а тут сидит. Ну, я уж им мешать не стала, тихонько к себе прошла, а потом слышу – кровать его заскрипела. Заглянула к нему в комнату, а он спать лег. Да никогда такого не было, чтобы он днем спал! Поест, денег выпросит и уйдет! И до ночи его не видать! А тут он до вечера спал, проснулся, поел и снова спать. И так три дня! Тут уж дружки его приходили – беспокоиться начали, что нет его. Видно, пить им без него невкусно было! Ну, а я их отвадила! Да так, что больше не появлялись! Вот с тех пор внук и не пьет! Даже пиво! Как же мне после этого за нее не молиться? – почему-то возмущенно спросила она.
   – Ну, а она чем занималась? – поинтересовался Лев.
   – Да посидела в тот день немного дома, а потом сказала, что пойдет хоть город посмотрит, и ушла. А чего у нас тут смотреть-то? Я так думаю, ей просто захотелось вольным воздухом подышать, когда бояться нечего, когда мужа-изверга близко нет, – выразительно проговорила тетя Нюша.
   – И долго она у вас жила?
   – Нет, недолго! – помотала головой женщина. – 30-го и съехала! Сказала, что попробует к родителям добраться, чтобы всем вместе праздник отметить, а потом и жизнь новую начнет.
   – Как ее полностью звали?
   – А я знаю? Наташенька и все! А зачем тебе? – насторожилась она.
   – Друг у меня сильно пьющий, вот, думаю, как бы мне ее найти – вдруг она и ему помочь сможет? – объяснил Лев.
   – Так ты тогда к участковому зайди! – посоветовала тетя Нюша. – Он же ее паспорт видел. Видно, он тоже удивился, что внука в его обычной компании нет, вот и зашел узнать, не случилось ли чего. А она как раз дома была. Тут-то он у нее паспорт и проверил, да еще мне попенял, что я кого ни попадя в дом тащу! Как выйдешь, второй дом направо его будет.
   – А как эта Наташа выглядела? – спросил Лев.

   – Ой, вся такая ладненькая! Рыженькая, а глазки словно васильки, голубые, яркие такие! – с удовольствием вспоминала женщина.
   – Спасибо большое, – сказал, поднимаясь Лев. – Пойду я, вдруг он и правда помнит, как ее звали?
   – А чего ему помнить, если он в книжку записал? – удивилась женщина.
   Гуров пошел к участковому и поймал себя на том, что мысленно молится: «Господи! Сделай так, чтобы участковый эту запись никуда не дел! Или эта ведьма не внушила ему, чтобы он этот листок вырвал и выбросил!» Но опасался он зря! И участковый оказался дома, и запись сохранилась, и понял тут Лев, что значило это только одно – что и этот паспорт был украденным! Старательно записав еще одно имя: Наталья Григорьевна Жидкова, 1991 года рождения, уроженка города Краснодара, постоянно проживающая в Москве, проспект Вернадского, и так далее, Гуров затосковал – все нужно было начинать сначала. И тут его осенило! Все правильно! Нечего было вообще сюда приезжать и терять время! Нужно было все силы бросить на самый первый случай, потому что не исключен вариант, что именно тогда она еще использовала свое настоящее имя! Чуть не застонав от осознания собственной тупости, Лев пошел к оставленной возле райотдела машине и увидел, что Степан его уже дожидается.
   – Ну, как успехи? – спросил, садясь в автомобиль.
   – Имею маленький интерес спросить, – сказал Степан, когда они уже поехали, и Гуров насторожился, потому что, когда такой человек, как этот парень, начинает говорить таким тоном и с таким акцентом, жди подвоха. – Мы вообще кого ищем?
   – Степа, кончай придуриваться, – поморщился Лев. – Ты что-то узнал и тебе не терпится это рассказать, так я слушаю.
   – Таки это я слушаю, – стоял на своем тот. – Да, здесь в конце декабря 9-го года была рыженькая голубоглазая девушка, вся такая из себя симпатичная. Гуляла по городу с сумкой на левом плече, но только, когда один придурок решил эту сумку сорвать, она встретила его таким ударом в кадык, что он чуть кровью не захлебнулся. Тогда второй дурак – его подельник, не разобравшись, что к чему, бросился на нее, а она очень умело ушла из-под его удара ему за спину, подсекла ноги и так добавила локтем по шее, что он еще долго в себя приходил. А она им назидательным тоном сказала: «Воровать нехорошо!» – и дальше пошла. Вот я и думаю, кого же мы ищем? И, главное, для чего?
   – Ну, насчет специальных приемов ты меня не удивил, – охладил его пыл Гуров. – Она в клубе так поваренка в нервный узел ударила и одновременно ему на ногу изо всех сил наступила, что он до сих пор об этом с болью вспоминает.
   – А вам не кажется, что она слишком хорошо подготовлена? – невинно поинтересовался Степан.
   – Понимаешь, мы думали, что есть два варианта, – начал Гуров, но Степан его перебил:
   – Помню-помню! Что она сбежала из спецклиники или у нее просто способности такие от рождения либо приобретенные. Только теперь появился еще и третий вариант, который лично мне кажется наиболее вероятным – она спецагент широчайшего профиля! По каким-то причинам расплевалась со своим руководством и отправилась, по своему разумению, естественно, вершить суд правый и беспощадный. Может быть, ей просто надоело по приказу начальства убивать тех, кто этого совсем не заслуживает.
   – И эта мысль тебя не греет? – язвительно спросил Гуров.
   – То, что она спецагент? – уточнил Степан и ответил: – Ни капельки! Я всякого в жизни навидался, удивить меня трудно, но у нее получилось! И тут возник у меня вопрос: а чего это мы ее ищем? Рискуя не только здоровьем, но и психикой, которой лично я дорожу! Ладно, на войне – там все понятно: враг должен быть уничтожен любой ценой, и баста! А сейчас? Ну, предположим, найдем мы ее, и подфартит нам так, что при этом сами не попадем прямиком в дурку. Задержим на 48 часов, а что дальше? Ей же предъявить нечего! Ее никто не опознает! Улик и следов нет, да и быть не может! Вы отдадите ее Нестору и остальным? На них мало людской крови, нужно еще подбавить? Или доложите начальству, что задание выполнено, и умоете руки, а уж оно передаст ее фээсбэшникам? У вас такая цель? Вряд ли! Вам с вашим характером не может понравиться, что они вас втемную использовали. Что на выходе? Мы занимаемся искусством ради искусства? Тогда с таким же успехом можно гоняться за собственным хвостом! Причем в комфортных условиях!
   Гуров молчал, потому что не знал, что ответить. Первый запал и злость уже прошли, и сейчас он пытался разобраться в себе: а чего он, собственно, хочет? Решив быть откровенным с самим собой, он признал, что в нем просто говорит ущемленное самолюбие – кто-то его раз за разом переигрывает, а он стремится быть, как всегда, победителем. Но признать это вслух было свыше его сил!
   – Она хотела убить Стаса! Такое объяснение тебя устраивает? – наконец нашелся он.
   – Нет! Не хотела! – уверенно ответил Степан. – Она просчитывает все на несколько ходов вперед, и случайных жертв у нее не бывает. Она все проверяет и перепроверяет. Дядя Стас живет на втором этаже, это, самое большое, четыре – четыре с половиной метра от земли: два с половиной – первый этаж, расстояние у него от пола до подоконника меньше метра, да от земли до перекрытия между подвалом и первым этажом пусть метр. Если вы не забыли, я из окна спальни прыгал, так под ним не только газон, но еще и куст какой-то растет. Максимум, что с ним могло случиться, тот же вывих ноги или трещина кости. Она никого не собиралась убивать – она просто предупреждала: не трогайте меня, не ищите.
   – Но откуда она могла знать, что он живет на втором этаже? – возразил Лев.
   – Может быть, она не только внушать умеет, но еще и мысли читать, – предположил парень.
   – А если бы с ней разговаривал не Стас, а я? Я-то не на втором этаже живу! – настаивал Гуров, хотя и понимал, что Степан прав, но самолюбие, черт его подери, не позволяло вот так взять и сдаться.
   – Вас бы она предупредила как-то иначе, но тоже без трагических последствий. Я уверен! Но вы так и не ответили на мой вопрос: что мы с ней будем делать, если найдем?
   – Я смотрю, ты настроен пессимистически, – хмыкнул Гуров. – Что значит «если»? Я бы поставил вопрос иначе: когда найдем?
   – По сути – однохренственно, – заметил Степан. – Но я уже понял, что ответить вам нечего. Тогда я поставлю вопрос несколько иначе: что будет с нами, когда мы ее найдем, даже если не пострадаем физически и психически? Я считаю, что все люди, которых она покарала, это не раз заслужили. Нашу несчастную землю еще столько ненаказанных за свои преступления сволочей топчут, что, если она их поголовье немного проредила, то нормальным людям от этого только легче дышать стало.
   – Самосуд в России законом запрещен! – отрезал Гуров.
   – Ле-е-ев Иванович! По Новоленску такие легенды о вас ходят, такая слава идет, что я на вашем месте не был бы столь категоричен, – тихонько рассмеялся Степан, и Гурову нечего было ему на это возразить, а тот тем временем продолжил: – А вот я, если сдам ее любым властям, не смогу сам себе в глаза смотреть – стыдно будет! А вам?
   – Значит, как я понял, ты – пас? – спросил Гуров, не ответив на прямой вопрос.
   – Да! – твердо произнес Степан. – Может быть, хоть кто-то, узнав о судьбе этих сволочей, задумается и очередную подлость не сделает.
   – И от кого же они узнают? – с легкой иронией поинтересовался Лев.
   – Ну, если название этого сайта люди из уст в уста друг другу передают, то, может, и истории тех подонков, что там описаны, тоже в народе хождение имеют, – пожал плечами Степан.
   – Значит, предлагаешь сдаться?
   – Лев Иванович, если вы будете играть в шахматы с Карповым или Каспаровым, и они вас обыграют, это тоже будет значить сдаться? – невинно спросил парень.
   – Я бы бился до последнего, – упрямо ответил Гуров.
   – А я бы играть просто не сел, чтобы не позориться, – заметил Степан. – Выйти с перочинным ножом против гранатомета – это не героизм, это глупость! Особенно тогда, когда гранатомет находится в руках умелого человека и стреляет в правильном направлении.
   Больше они до самого дома Савельевых не сказали друг другу ни слова. Степан просто вел машину, а Гуров сидел и думал о том, что уж самому-то себе можно признаться, что тот был совершенно прав. И Крячко с Орловым были правы, когда говорили ему, что он зарвался, как-то незаметно для самого себя решил, что ему позволено все, а другим ничего, что он может решать, кого карать, а кого миловать, а вот другим это не дано. И про Новоленск парень не просто так вспомнил – да, лихие там были дела, но Лев почему-то не кричал и не бил себя в грудь, что закон един для всех, и преступников нужно судить, а даже не отвернулся, глядя на то, как их казнят. Чем же он лучше этой ведьмы? И чем он лучше Данилина, который тоже устроил самосуд?
   К их удивлению, у Савельевых их ждал с новостями не только Стас, но и Орлов.
   – Ты как сюда попал? – спросил Гуров.
   – Ну, выяснить, где живет Николай Степанович Савельев, было несложно, машина у меня на ходу, вот и приехал, – спокойно ответил тот. – Лучше расскажите, что сумели узнать, а потом и я новостями поделюсь.
   Гуров и Степан озадаченно переглянулись и доложили о своей поездке и разговоре с тетей Нюшей. Петр молча их выслушал, а потом невозмутимо заявил:
   – Зря проездили – дело закрыто.
   – Как закрыто? – воскликнули все, включая Крячко, – видимо, для него это тоже было новостью, потому что Орлов решил поговорить со всеми сразу, а не повторять потом отдельно для Льва и Степана.
   – А как у нас дела закрывают? – усмехнулся Петр. – Мне сегодня днем позвонил совершенно растерянный Богданов и сказал, что ему только что звонил Щенок и сообщил, что, по здравом размышлении, и он, и остальные заинтересованные лица пришли к заключению, что первоначальная версия, высказанная полковником Гуровым, была единственно верной. Это действительно самоубийство, и ничто другое. Сказать, что я обалдел, – значит промолчать. Сначала они из нас душу вынимали, чтобы мы убийцу нашли, а теперь – отбой. Я сам позвонил Щенку, и тот подтвердил, что действительно был отдан приказ дело прекратить за отсутствием состава преступления, но был при этом не менее растерян, чем я и Богданов.
   – Это может значить только одно – фээсбэшники нашли эту девушку сами, – предположил Крячко. – Они вели свое расследование, но дублировали его через нас.
   – Нет! – перебил его Гуров. – Параллельно с нами они ничего не вели, потому что я бы хоть где-то их присутствие обязательно почувствовал. Если они и искали, то шли совершенно другим путем. Петр! А ты не попытался узнать, что произошло, у того своего знакомого, который у смежников работает?
   – Естественно! Я ему позвонил, и он мне кое-что сказал, – кивнул Орлов. – Но уверяю вас, что ясности это не внесет, а вот вас очень сильно расстроит.
   – Ты за нас не волнуйся! – успокоил его Крячко. – Все, что могло с нами случиться, уже случилось.
   – Ну, тогда крепитесь! – усмехнулся Петр. – Так вот, не было у нас ФСБ на хвосте!
   – Что?! – в один голос воскликнули Гуров и Крячко.
   – А тот «Ниссан», что во дворе у дяди Стаса? – возмутился Степан.
   – Один предприниматель нанял «братков», чтобы они долг из другого предпринимателя выбили, вот они его и поджидали, – объяснил Орлов.
   – Теперь понимаю, почему не смог за собой «наружку» вычислить – ее просто не было. Потому-то и ты сюда спокойно приехал, – понятливо покивал Лев и потребовал: – Петр! Давай по порядку!
   – Даю! – не стал возражать тот. – Ну, у ФСБ свои секреты, так что Попов сразу понял, что не по своей воле парни с балкона сиганули, и всех на уши поставил, все свои связи подключил, а они у него очень неслабые. И было принято решение присмотреть за вами. Но когда Попов об этом узнал, то стал возражать. Он аргументировал это тем, что такой опытный опер, как полковник Гуров, обязательно это почувствует и сочтет за недоверие. А поскольку характер у него тяжелый, толку в этом случае от его работы не будет. Тогда лучше уж сразу отказаться от его услуг и поручить дело ФСБ. И добился отмены этого решения. Так что никто нас не слушал и за нами не следил. А теперь и дело закрыто! Можете остановиться в своих поисках и отдыхать!
   Это все было настолько неожиданно, что Лев на какой-то момент растерялся, да и Стас со Степаном выглядели не лучше.
   – Вообще-то я тоже предлагал Льву Ивановичу остановиться, но по совершенно другой причине, – заметил Степан.
   – Как там у Александра Аронова? – ни к кому не обращаясь, спросил Гуров:

     – Остановиться, оглянуться
     Внезапно, вдруг, на вираже,
     На том случайном этаже,
     Где вам доводится проснуться.

     Ботинком по снегу скребя,
     Остановиться, оглянуться,
     Увидеть день, дома, себя
     И тихо-тихо улыбнуться…

   И вдруг Степан в тон Льву, так же медленно, задумчиво и печально продолжил:

     – Ведь уходя, чтоб не вернуться,
     Не я ль хотел переиграть,
     Остановиться, оглянуться
     И никогда не умирать!

     Согласен в даль, согласен в степь,
     Скользнуть, исчезнуть, не проснуться —
     Но дай хоть раз еще успеть
     Остановиться, оглянуться.

   И Стас, и Орлов, глядя на них, просто обалдели. Ладно бы Гуров! То, что он человек начитанный, любит стихи и знает их наизусть великое множество, новостью не было, но вот чтобы Степан! Такого они не ожидали, да и Лев был удивлен не меньше – чтобы в наше время молодой парень знал стихи шестидесятников? И Степан, поняв их, объяснил:
   – У нас боец один во взводе очень любил это стихотворение читать. Только вот сам не успел – не оглянулся вовремя и… – Он не стал продолжать, но все и так было ясно.
   – Вот вам еще одна причина для того, чтобы периодически оглядываться, тогда и ошибок будешь делать меньше, что в настоящем, что в будущем, – покусывая губу, медленно проговорил Лев.
   – Лева! – окликнул его Петр, чтобы вывести из задумчивости. – Ты о чем?
   – О том, что я лопухнулся, как последний фраер! Все на поверхности лежало, а я ушами хлопал! Пер вперед, как танк, не понимая, что действительно нужно было остановиться, оглянуться и очень вдумчиво проанализировать все, что знаю, малейшие мелочи, случайно оброненные слова.
   – Объясни толком, что произошло? – воскликнул Крячко.
   – Из вредности не отвечу, – усмехнулся Лев, вспомнив, как в таких случаях говорила младшая сестра его первой жены. – Вот проясню все для себя и, если окажусь прав, расскажу, чтобы поддержать свой пошатнувшийся авторитет. А еще устрою кое-кому такую веселую жизнь, что небо…
   – С овчинку покажется? – перебил его Орлов.
   – Нет, в клетку видеть будет! А пока мне все хорошенько обдумать надо!
   – Может, сначала поедим? – не выдержал Стас. – Война войной, а обед – по расписанию. Я тут специально не ужинал, вас дожидаясь, а вы словно голодовку объявили!
   – Нет, я поеду, – поднимаясь, сказал Петр. – Дома поем. А ты, Лева, будь поспокойнее, чтобы не получилось, как в той пословице: «Рассердилась баба на мужика и все горшки перебила»!
   – Не дождутся! – зловеще пообещал Гуров. – Кстати, ты меня до дома не подбросишь? Или хотя бы до метро?
   – Да уж как-нибудь до дома довезу, – хмыкнул Петр.
   – Эй, люди! А я? – растерялся Стас.
   – А тебе тоже пора домой возвращаться! – безжалостно произнес Орлов. – Хватит объедаться на чужих харчах и бока отлеживать! Уж как-нибудь в понедельник с палочкой до работы доковыляешь! Отменяется твой отпуск без сохранения содержания по семейным обстоятельствам!
   – На больничный уйду! – пригрозил Стас.
   – Так у тебя же бытовая травма! – усмехнулся Лев.
   Степан пошел проводить их до машины, а потом, вернувшись, спросил:
   – Дядя Стас! Как ты думаешь, что Гуров смог разглядеть во всем этом такого, что мы не поняли?
   – Гуров – это Гуров, Степа! Хоть и характер у него дерьмовый, и амбиций выше крыши, и заносит его последнее время не по делу, но лучшего сыщика сейчас в России нет! – веско ответил Крячко. – Ты бы все-таки подумал хорошенько и если действительно решил навсегда свою жизнь с сыском связать, то перебирайся, не мешкая, в Москву! Поступай к нам – это все устроить можно, и будешь у Левы учиться, учиться и еще раз учиться! Потому что он в нашем деле тот же основоположник, как ты правильно заметил! А в Новоленске у тебя таких учителей нет и быть не может! Звездочки тебе на погоны будут падать регулярно, но ты там закиснешь!
   Помолчав немного, Степан кивнул и пообещал:
   – Я подумаю! – а потом спросил: – И все-таки, что Гуров собирается делать?
   – К черту в пекло лезть! К тигру в пасть! Что же еще? – раздраженно ответил Стас. – Он же проигрывать не привык! Он, чтобы доказать, что всегда прав, может таких дров наломать, что мало никому не покажется! В том числе и ему самому! А я с этой чертовой ногой даже спину ему прикрыть не смогу!
   – А я на что? – усмехнулся Степан. – Вот мы сейчас поедим и все обсудим.
   – Ой, Степа! Как бы тебе под раздачу не попасть! – покачал головой Крячко.
   – Ну, это мы еще посмотрим! – самоуверенно заявил парень.

   Приехав домой, Лев начал готовить себе ужин, но поскольку одновременно обдумывал сложившуюся ситуацию, то кое-что у него подгорело, кое-что осталось полусырым, но он все съел, даже не заметив. Мысли в голове у него вертелись самые разные, но главной была та, что его, многоопытного полковника Гурова, живую легенду МУРа, развели как последнего лоха! И вот он этого стерпеть не мог! Даже понимая, что последствия могут быть самые плачевные, он хотел показать противнику, что все равно разгадал его игру. Он долго сидел, мысленно складывал в единое целое все разрозненные факты и, только убедившись, что этот своеобразный пасьянс сошелся, лег спать.
   Поднялся Лев поздно – грех не поваляться в воскресенье, когда еще такой случай представится с его-то работой? Потом стал неспешно и очень тщательно собираться – встреча ему предстояла с человеком очень непростым, разговор будет трудным, так что готовым нужно быть ко всему. На день рождения жены Болотина после всего, что произошло, он ехать не собирался, так что и торопиться незачем. Сделав несколько телефонных звонков и выяснив то, что ему было надо, Лев оглядел себя в зеркале и решил, что выглядит вполне достойно, и пистолет в наплечной кобуре не выпирает. Положил в один карман диктофон с чистой кассетой, во второй, на всякий случай, антипрослушку и вызвал такси. Ехать на встречу он собирался на своей машине, но ее еще нужно было забрать со стоянки, поэтому сначала поехал к управлению. Критически осмотрев свой автомобиль, он пришел к выводу, что помыть его явно не мешало бы, но отвлекаться сейчас на такие мелочи не хотелось. Махнув рукой, он решил, что сойдет и так – все равно запылится, задав навигатору нужные параметры, отправился, как выразился бы Степан, «на дело».
   На въезде в коттеджный поселок его, естественно, остановила охрана, но кто же станет препятствовать полковнику полиции проехать на территорию, если он прибыл по служебному делу к уважаемому человеку, которого, однако, предупредили по телефону, что к нему направляется гость. Впрочем, Гуров такой вариант заранее предусмотрел, понимая, что даже при таком раскладе человек от встречи не откажется – подозрительно это будет выглядеть. Подъехав к нужному дому, он сначала включил диктофон и только потом вышел из машины, оставив ее на улице, но нажимать на кнопку звонка ему не пришлось – калитка открылась, и хозяин дома с абсолютно бесстрастным выражением лица сделал приглашающий жест рукой. Гуров вошел во двор, и только тогда раздался спокойный вопрос:
   – Чему обязан?
   – Алексей Юрьевич, я приехал к вам для того, чтобы поговорить с вашей дочерью, – объяснил Лев.
   – Я вас не понимаю, – спокойно ответил Попов.
   – А ведь придется понять! – настойчиво сказал Гуров. – Иначе…
   – Опять будете пугать журналистами? – поинтересовался хозяин дома. – Напрасно! Получите, как это принято называть в ваших кругах, «обратку». Я навел о вас справки и должен сказать, что вы не так честны и порядочны, как хотите казаться. Одни ваши новоленские похождения чего стоят! Там, при вашем прямом участии, без суда и следствия были убиты больше десяти человек. И вам за это щедро заплатили, но не напрямую, а через вашу жену – откуда бы у нее иначе взялись вещи, которые ни вы, ни она приобрести не в состоянии. Версию о том, что это ей подарил любовник, которой вы прикрылись, можно развенчать в считаные секунды. И это только за последнее время, а что будет, если копнуть глубже? Там, скорее всего, еще и не такое найдется. А поскольку борьба с «оборотнями в погонах» и антикоррупционная кампания будут продолжаться и дальше, вам придется очень несладко, да еще и СМИ в стороне не останутся. Журналисты очень хорошо изучили человеческую психологию и понимают, что грехи есть у всех, и люди, видя перед собой безупречно честного человека, чувствуют свою ущербность. А это их очень сильно злит. Поэтому, когда вдруг оказывается, что его честность всего лишь фикция, а на самом деле он такой же грешник, как они, я даже представить себе боюсь, что они с ним сделают, отыгрываясь за многолетние унижения. Самое малое – распнут! Не в буквальном, а в переносном смысле слова, но ему от этого будет не легче. А уж журналисты не скоро успокоятся, смакуя эту тему. И, самое главное, защищать вас никто не бросится! А те, кто бросится, ничем не смогут помочь, только сами пострадают! Или вас ничему не научила история с Болотиным? Вы просчитали вероятность такого развития событий, прежде чем решили мне угрожать? Или я должен окончательно в вас разочароваться, потому что ваши способности аналитика оказались такой же фикцией, как ваша честность?
   Гуров слушал его и мысленно крыл самого себя последними словами: «Прав был Орлов! Я – щенок! Сопляк! Недоумок! Против кого я попер! По сравнению с ним я даже не первоклассник, а сосунок! Мало того что он меня во сто крат умнее, так ведь действительно может всех нас в порошок стереть! Черт со мной, раз я таким кретином оказался, но другие-то почему из-за этого должны страдать? Но как же он мгновенно сориентировался и парировал мой выпад так, что выбил оружие из рук, и теперь ответить-то нечем!» – с невольным восхищением думал Лев, но, сумев собраться, вслух сказал:
   – Нет, Алексей Юрьевич, я не просчитывал такой вариант – незачем было. Вы не дали мне договорить и поэтому все неправильно поняли.
   – И что же вы хотели мне сообщить? – поинтересовался тот.
   – Иначе я посвящу свою жизнь тому, чтобы все-таки найти ее. Буду я служить в полиции или нет, буду оплеван с ног до головы или останусь при своей совершенно заслуженной репутации честного мента, потому что все, что вы говорили о моей якобы коррумпированности, – полная ерунда. Все, в том числе и уголовники, знают, что я не беру, и это действительно так. И я ее найду! Чтобы посмотреть ей в глаза и задать только один вопрос: почему она хотела убить моего друга полковника полиции Станислава Васильевича Крячко! Я знаю, почему она убила своего брата, но при чем здесь Стас?
   – И опять я вас не понимаю, – совершенно спокойно произнес Попов.
   – Бросьте! Вы все прекрасно понимаете! – поморщился Гуров. – Как только узнал, что расследование, инициатором которого были именно вы, прекращено, и принята моя версия о самоубийстве, я все понял. Убийцей, причем не только в этом случае, была молодая женщина. А о какой женщине вы могли так заботиться? О жене? Но она пожилой и больной человек, значит, отпадает. Еще это могла быть, например, ваша любовница, но уж ей-то вы убийство своего сына не простили бы! Остается только дочь!
   – А вы не так глупы, как кажетесь, – заметил Попов, и это, в общем-то, нелестное замечание было воспринято Гуровым, как наивысший комплимент. – Хорошо, кое-что я вам расскажу, но в дом, извините, не приглашаю – жена себя плохо чувствует. Только вы сначала отдадите мне диктофон, который лежит в левом кармане вашего пиджака.
   – Как вы поняли, что в левом? – невольно спросил Лев.
   – Потому что вы правша, и пистолет у вас, естественно, слева. И хотя вам кажется, что его не видно, я заметил. Так что или похудейте, или смените костюм, – холодно и отстраненно говорил Попов. – Вы не знали, как будут развиваться события, вот и подстраховались. Если вы ведете запись, значит, собираетесь ее как-то использовать, но в том случае, если бы вам пришлось применить оружие, звук выстрела на ней вам совсем не нужен. Если же его потом убрать с записи, то это можно легко выяснить, и сама запись сразу же теряет свою ценность. Вывод: вы достаете пистолет правой рукой, а левой – выключаете диктофон. Я доступно объяснил? – безразличным тоном поинтересовался он.
   – Теперь я понимаю, почему вас ценят на вес золота, – только и смог ответить Гуров.
   Он достал диктофон и отдал его Попову, а тот, выключив его, вытащил кассету и положил к себе в карман, а диктофон забросил далеко за забор.
   – А вдруг на мне жучок? – не удержавшись, спросил Лев.
   – Да нет на вас жучка. – Попов достал из кармана и показал Гурову свою миниатюрную антипрослушку, лампочка на которой мигала спокойным зеленым цветом.
   – Ого! – восхищенно воскликнул Лев. – Простите за вопрос, но где вы это купили – вещь в моей работе совершенно незаменимая, так что вы должны понять мой интерес.
   – Из-за границы привезли, – объяснил Попов.
   Они прошли в сад, совершенно неухоженный, запущенный, которым, видимо, никто никогда не занимался, и сели там на скамью под деревом, предварительно сбросив с нее осыпавшуюся листву.
   – Алексей Юрьевич! Разрешите задать вам несколько вопросов, – просительным тоном начал Лев, и он не притворялся, а действительно испытывал по отношению к своему собеседнику искреннее восхищение.
   – Попробуйте, – пожал плечами тот. – Если сочту нужным, отвечу.
   – Вы тогда сразу поняли, что это убийство? Почему?
   – Скажем так: я подозревал, что это может быть убийством, потому что мне приходилось сталкиваться с подобными вещами, – ответил Попов – даже сейчас он не хотел давать ни малейшего повода к каким бы то ни было подозрениям.
   – Но вы знали, кто это сделал?
   – Я и сейчас не знаю. По здравом размышлении я пришел к выводу, что вы правы, и это было действительно самоубийство.
   Поняв, что дальше говорить на эту тему бесполезно, Гуров решил зайти с другой стороны:
   – Алексей Юрьевич, расскажите мне о вашей дочери.
   Попов немного подумал, а потом сказал:
   – Хорошо, я кое-что вам объясню. Вы знаете, кем мы были?
   – Да, и, пользуясь случаем, я хотел бы извиниться перед вами за то, что вел себя тогда как последняя скотина. Дело в том, что меня неверно информировали, вот я и составил о вас превратное представление.
   – Считайте, что ваши извинения приняты, тем более что и Данилин, и Болотин их уже тоже принесли, причем в гораздо более униженной форме, чем вы. Когда нас арестовали, дочь отправили в приют, выбрав самый неблагополучный, и при этом не стали скрывать, кто она и почему туда попала. И там ее, эту домашнюю девочку, в первый же вечер жесточайшим образом избили, а потом зверски изнасиловали – контингент воспитанников был еще тот. У нее оказалось множество травм, но самой серьезной была открытая черепно-мозговая, а о психологической я вообще не говорю. Она попала в больницу в бессознательном состоянии, операции, кома, клиническая смерть, потом опять кома. Хорошо, что наши дипломаты держали руку на пульсе. Они подняли шумиху в СМИ, а скандал был никому не нужен, вот потому ее и смогли вывезти в Россию. Она здесь очень долго лечилась в нашем госпитале, а после жила в интернате для детей дипломатических работников, которые по какой-то причине не могли взять их с собой.
   – В переводе на нормальный язык это звучит так: после всего, что она пережила, у нее появились определенные способности, – сказал Гуров. – Они были замечены врачами в госпитале, которые доложили о них вашим коллегам. Эти способности стали развивать, а также готовить вашу дочь по полной программе к работе нелегала, благо иностранный язык она знала с детства. А еще воспитывали в ней ненависть к тем, кто разрушил ваши и ее жизни, – как бы между прочим заметил он.
   – Три языка – мы же работали в Швейцарии, – поправил его Попов. – То, что она пошла по нашим стопам, совсем не удивительно – будем называть это рабочей династией. А ненависть в ней воспитывать не надо было, она после той ночи в ней навсегда поселилась, и дочка стала очень остро воспринимать любую несправедливость.
   – Но почему она вернулась в Россию? – удивился Лев.
   – Понимаете, после того изнасилования врачи сказали, что у нее нет шансов стать матерью. А тут вдруг она забеременела. Это не был ребенок от любимого человека, просто рабочий момент, но это был ее ребенок, тем более что ей тогда было уже около тридцати. Она приехала туристом в Россию, и случилось так, что потеряла здесь ребенка, – объяснил Алексей Юрьевич.
   – И опять-таки в переводе на общедоступный: она была слишком ценным сотрудником, чтобы терять ее, и ваши умельцы подстроили так, что у нее случился выкидыш, – заметил Гуров.
   – К сожалению, вы правы. Причем я обо всем узнал постфактум. Мы надеялись, что ей дадут здесь родить, а потом она вернется к работе, оставив ребенка нам с женой – мы уже мечтали, как будем возиться с внуком. – Даже об этой трагедии Попов говорил спокойно и размеренно, и оставалось только догадываться, чего ему это стоило. – Но тогда она вылетела обратно за границу, начала работать, а через некоторое время мне сообщили, что связь с ней потеряна, но ее ищут. Я не решился сказать об этом жене, и она ничего не знала. О том, что дочь в России, я сам узнал совсем недавно.
   – Думаю, если бы вы поинтересовались судьбой тех, кто лишил ее радости материнства, то поняли бы это гораздо раньше. Я уверен, что они все уже… – Гуров показал глазами на небо, но Попов ему ничего на это не ответил, и Лев продолжил: – А потом она начала восстанавливать справедливость во всероссийском масштабе. И с вами не связалась только потому, чтобы не подставлять. Интересно, она до этого знала, как Юрий третирует и вас, и свою мать?
   – Конечно, нет! – спокойно ответил Попов. – Мы ей об этом ни слова не сказали, потому что она очень нас любит, особенно маму. Если бы она об этом только узнала, последствия могли бы быть непредсказуемыми.
   Гуров уже давно устал от этих обтекаемых формулировок, но, поскольку ничего не мог изменить, терпел.
   – Но, в конце концов, она об этом узнала! Пусть и не от вас! – заметил он. – Боюсь себе даже представить, что она испытала в тот момент! Чтобы над ее и так бесконечно несчастной матерью издевался этот выродок! Можете на меня обижаться, но другого слова я для него подобрать не могу, хотя и это самое мягкое определение, – гневно говорил Лев. – Думаю, и вам было невыносимо тяжело смотреть на это. Но вас отвлекала работа, а вот ваша жена оставалась с ним один на один. Я понимаю, что вы оба чувствовали свою вину перед ним, а он упивался своей властью над вами все больше и больше. И ваша дочь решила положить этому конец – это ведь именно его она ждала, чтобы уж всех одним махом…
   – Ну, предполагать можно все, что угодно, – перебил его Попов. – Кстати, не расскажете мне, как вы пришли к подобным выводам?
   – О том, что это ваша дочь? – спросил Лев, и тот кивнул. – Хорошо! Давайте рассмотрим всю цепочку событий вместе, и вы поймете, что я не мог прийти к другому выводу. – Итак, в ночь со вторника на среду погибли четыре молодых человека. Вы заподозрили, что это их самоубийство было вызвано внушением, и, с определенной долей уверенности, могу предполагать, что поделились своими соображениями с коллегами. Почему вы это сделали? Не знаю! Не исключаю, что желанием воспользоваться ситуацией и найти этого человека, чтобы он в дальнейшем мог приносить пользу стране. Зная вашу историю, меня такая версия не удивила бы. Но проявить явный интерес к этому, казалось бы, ясному делу ФСБ не могло. И тогда вы, как отец пострадавшего, настояли на расследовании этого дела, потребовав, чтобы им занялся знающий специалист, что было воспринято с пониманием, потому что сын, каким бы он ни был, все-таки сын. Вы поняли, что от меня ничего не узнаете, а вам нужен был источник постоянной и самой свежей информации о том, как продвигается расследование, и тогда ее стал поставлять вам Нестор. Я ни за что не поверю, что ваш сын никогда не рассказывал трем своим друзьям о том, кем вы раньше были, а Нестор сделал вид, что этого не знает. Кроме того, этот бывший браток никогда не сталкивался с ФСБ, и не любить чекистов у него повода не было, а вот я как был для него ментом, который сидит по другую сторону стола, так и остался. Вы же были ему и ближе, и понятнее, чем я, потому что вы, как и он, потеряли сына, а перед этим, чего уж лукавить, точно так же, как и он со своими дружками, сделали все, чтобы замять дело с Юлией. Вот потому-то он и стал сливать вам информацию, и вы были в курсе всего. Но и ваши коллеги решили подстраховаться и не оставили нас без внимания, о чем я узнал утром в четверг. Весь этот день я провел в клубе, и уже к ночи вы знали от Нестора, что в деле замешана девушка, обладающая способностью внушать, и это не могло вас не насторожить. Думаю, что Нестор, которого я ни в коем случае не считаю дураком, как бы к нему ни относился, достаточно подробно и своевременно вас информировал, так что ночью вы узнали о существовании второй девушки, которую я просил найти, тем более что телефоны, подаренные Нестором, наверняка прослушивались, но уже вашими людьми. Вы проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что это ваша дочь – вам ли ее не знать? И тогда вы за нее испугались. Но, работая в Администрации президента, вы не могли оперативно реагировать на происходящее, ваша реакция хоть немного, но запаздывала. В пятницу днем полный служебного рвения Николай Владимирович потребовал распустить нашу рабочую группу и создать новую. Я сказал об этом Нестору, добавив, что не удивлюсь, если там будут сотрудники ФСБ, о чем он тут же сообщил вам. И действительно позже я увидел в составе этой группы две незнакомые фамилии, наверняка из ФСБ. Но поскольку вы уже были предупреждены, то сумели убедить коллег дать отбой по всем статьям! Вот потому-то вечером в пятницу слежки за мной не было, чему я очень удивился. Но, когда я узнал, что окончательно принята моя версия о самоубийстве, а ФСБ еще раньше оставило нас в покое, картинка сложилась. Насколько мне известно, вы очень уважаемый человек в своей структуре, но не настолько, чтобы самостоятельно принимать подобные решения. Таким образом, отбой был дан по одной-единственной причине – ваша дочь нашлась! К сожалению, я уже не мальчик, чтобы по несколько ночей подряд не спать, но при этом сохранять ясность мысли и способность быстро соображать. Да, я вовремя не понял истинный расклад, хотя должен был. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Только как вы теперь объясните тем же Нестору, Старцу и Лаптю, что это все-таки было самоубийство? Сначала вы их взбаламутили, а потом оказалось, что ошиблись? И что будет, если они вам не поверят? Как бы они дальше сами разбираться не стали!
   – Значит, вы еще не в курсе того, что этой ночью они погибли в сауне. Видимо, слишком сильно перегрелись, вот сердце и не выдержало, – безразличным тоном объяснил Попов.
   – Лихо! – восхищенно помотал головой Гуров. – Утешает только, что они наконец получили то, что давно заслужили. Но давайте вернемся к тому, с чего начали, – предложил он. – Как я могу встретиться с вашей дочерью? Уверен, что сейчас она уже не скрывается и вы знаете, где она.
   – Хорошо! Давайте вернемся, – кивнул Попов.
   – А почему вы решили, что я хотела убить вашего друга? – раздался вдруг за спиной у Льва женский голос, и он от неожиданности даже вздрогнул.
   Теперь понятно, почему Попов кивнул, хотя раньше такого за ним не водилось, обычно он не жестикулировал и даже не качал головой. Алексей Юрьевич кивнул не ему, а своей дочери, показывая, что можно подойти. Помня о том, что у этой особы повадки спецназовца, Гуров решил не рисковать. Нет, он мог за себя постоять, но ни в коем случае не стал бы драться с женщиной, поэтому спросил:
   – Повернуться можно?
   – Только медленно и осторожно, – насмешливым тоном разрешила она. – И предупреждаю, что на помощь своего сообщника можете больше не рассчитывать – он скромно прилег в кустах.
   – Какого сообщника?! – аж подскочил на скамье Лев, начисто позабыв о том, что ему велели вести себя медленно и осторожно. – Я приехал один!
   Он повернулся и увидел перед собой молодую и очень красивую девушку, никак не больше двадцати пяти лет на вид. Стройная, коротко стриженная блондинка, одетая в джинсы и клетчатый батник с коротким рукавом, на ногах которой были обычные вьетнамки, смотрела на него большими ярко-зелеными, словно молодая трава после дождя, глазами и откровенно веселилась.
   – Я приехал один, – растерянно повторил Гуров – впечатление эта девушка произвела на него неизгладимое.
   – Кажется, у вас это называется опознание, – усмехнулась она. – Тогда пойдите и посмотрите вон там! – и повела подбородком в сторону растущих возле забора кустов.
   Гуров пошел туда и, увидев лежащего человека, невольно застонал – это был Степан. Он уже сидел на земле и мотал головой, стараясь сообразить, что с ним произошло.
   – Горе ты мое! – почти прорыдал Лев и протянул парню руку, помогая подняться.
   – Лев Иванович! На меня что-то упало? – растерянно спросил Степан.
   – Подозреваю, что чей-то кулак, – пробормотал Гуров. – Как ты сюда попал?
   – В багажнике вашей машины, – смущенно ответил парень. – Они там на вашей стоянке вообще мышей не ловят, забраться было как нечего делать!
   – Ясно! Стас послал! – разозлился Лев. – Сам, калека убогий, пойти не смог, так тебя настропалил! Слушай, мне уже давно надоело, что он считает меня ребенком беспомощным, за которым постоянно надо приглядывать! Так теперь вас уже двое!
   – Дядя Стас сказал, что вы озверели и к тигру в пасть идете! – начал оправдываться Степан. – Вот я и решил…
   – Помочь! Ну, и как ты мне помог? Так сильно, что утомился и решил в кустиках отдохнуть? – бушевал Гуров. – Иди, извиняйся перед хозяевами за то, что самовольно на их территорию проник! Я-то к ним хоть с разрешения приехал, а ты?
   Степан вздохнул, повернулся в сторону скамьи, увидел девушку и… Застыл! Он смотрел на нее ошеломленным взглядом и не двигался с места, так что Льву пришлось подтолкнуть его в спину. Они подошли к Попову и его дочери, и парень недоверчиво спросил у нее:
   – Это вы меня так?
   – Повторить, чтобы поверил? – невинно поинтересовалась девушка.
   – Нет, спасибо, – быстро ответил он. – Я вообще-то понятливый!
   – А тигр, значит, я? – спросил Алексей Юрьевич. – Вот уж не думал, что я такой страшный. Порычать, что ли, для полноты картины и впечатления?
   Гуров смотрел на него и не верил своим глазам – настолько разительно изменился Попов! И глаза у него теперь были живые, и даже лицо из каменной маски превратилось вдруг в человеческое.
   – Извините меня, пожалуйста, – окончательно смутился Степан. – Просто мы волновались за Льва Ивановича, вот я и… Ну, в общем, извините!
   И тут вдруг со стороны дома раздался женский голос:
   – Анжелика Алексеевна! Анастасия Георгиевна волнуется, что вас долго нет, уже с постели встать хочет!
   – Иду! – крикнула в ответ девушка.
   Она направилась к дому, но увидев, что Степан собирается идти за ней, удивленно спросила:
   – А ты куда, недобиток?
   – Помочь! – с готовностью ответил он.
   – Чем? – рассмеялась она.
   – Да чем угодно! – заявил парень с таким видом, словно собирался горы ворочать. – И потом, должен же я познакомиться с будущей тещей!
   – Мальчик! – иронично посмотрела на него девушка. – Я старше тебя на десять лет.
   – Да хоть на сто! – воскликнул Степан. – И бить можешь каждый день, я даже сопротивляться не буду!
   – Так не интересно, – хмыкнула она.
   – Хорошо! Буду сопротивляться в разумных пределах! – согласился Степан. – И вообще чего стоим? Мама ждет!
   – Странно, – посмотрев на отца, сказала девушка. – А он не врет!
   Анжелика и Степан быстро пошли в дом, а Попов, глядя им вслед, спросил:
   – Что это было за явление?
   – Степан Николаевич Савельев, – ответил Лев.
   – Это не сын того Савельева, что «Сибирь-матушка»? – уточнил Алексей Юрьевич, и Лев кивнул. – Разгильдяй! – вынес свой вердикт Попов.
   – Полностью с вами согласен! – поддержал его Гуров. – Оторва еще та! На Северном Кавказе в войсковой разведке служил замкомвзвода, орден Мужества, медаль «За отвагу», наградной нож из рук президента. Заочно политех окончил. От папашиных денег и клубных развлечений сбежал в Якутию. Он там в полиции служит и заочно в юридическом учится.
   – Ладно, посмотрим, – сказал Попов и предложил: – Пойдемте в дом – дочка ведь так и не ответила на ваш вопрос.
   Они медленно пошли в сторону коттеджа, и Лев осторожно спросил:
   – И что вы теперь собираетесь делать?
   – А я уже все урегулировал, – ответил Попов. – Лика ушла со службы и теперь будет работать вместе со мной в Администрации, в пресс-центре, а жить с нами – жена себя лучше чувствует, когда дочка рядом.
   – Как она? – поинтересовался Гуров.
   – А как может себя чувствовать потерявшая своего ребенка мать? Даже если он был чудовищем? – вопросом на вопрос ответил Попов. – Хорошо, что Лика вернулась, жена только рядом с ней и успокаивается. Они даже спят на одной кровати, и Настя все время ее за руку держит, все боится, что она исчезнет.
   Они прямо из сада вошли через двери в гостиную, где Гуров остался, а Алексей Юрьевич пошел за дочерью. Лев огляделся – все было стильным и дорогим, чистота идеальная, а вот уюта в доме не было, чувствовалось, что несчастной, больной женщине не до того, чтобы им заниматься, но теперь, когда в доме появилась Анжелика, все, наверное, изменится в лучшую сторону. Тем временем из глубины дома до него донесся голос Степана:
   – Анастасия Георгиевна! Вам нужна собака! И кошка тоже нужна! Хотите, я вам из Якутии привезу? Знаете, какие там сибирские коты? Сказочной красоты! А собаки! Можно лайку – они очень забавные! А еще там есть такая порода, местная, так вот эти – вообще чудо! Огромные, верные, умные! Сторожа отменные! Но со своими – ласковые, как котята!
   Тут в гостиной появилась Анжелика и, подойдя ко Льву, деловым тоном произнесла:
   – Давайте я быстро все скажу, а то мне к маме надо. Короче, я вашего друга убивать не собиралась – нужно очень сильно постараться, чтобы разбиться насмерть, прыгая со второго этажа.
   – Но откуда вы это могли знать? – удивился он. – Или вы умеет читать мысли?
   – Могу, но не пришлось – он там, во дворе дома, когда узнал, что эти подонки выпрыгнули с пятнадцатого этажа, – сказал: «Какое счастье, что я живу на втором, тут и захочешь, не разобьешься». Конечно, я могла внушить ему, чтобы он обо мне просто забыл, но я хотела другого – он, выпрыгивая, обязательно что-нибудь себе повредил бы и попал в больницу. Там бы его обследовали и выяснили, что у него беда с желчным пузырем – у него камни, и положение очень серьезное.
   – Рак? – севшим голосом спросил Гуров.
   – Пока нет, но если не прооперировать, то вероятность очень большая, – кивнула она.
   – Вы и такие вещи видите? – удивился Лев.
   – Вижу! Кстати, у вас проблема с поджелудочной, берегите ее. Что у вас дальше? – нетерпеливо спросила она.
   – Почему вы выбрали Матвеева?
   – Таким внушать легче, а мне нужны были силы, потому что четыре человека – это тяжело. Давайте я уж сразу сама на все ваши вопросы отвечу, чтобы время не терять, – предложила Лика. – После этого у меня очень сильно заболела голова – такое бывает при сильном перенапряжении, и я ушла через служебный выход, чтобы мимо охраны не проходить и не привлекать внимание. Это все?
   – Вообще-то я хотел основательно с вами поговорить, но… – растерянно проговорил Лев, потому что она ответила на все вопросы, которые у него были. Но как? Он же их вслух не произнес!
   – Мне надо идти, пока этот балбес окончательно не влюбил мою маму в себя! – раздраженно сказала Анжелика. – Она слушает его, как завороженная, смотрит во все глаза, не отрываясь, и у нее даже губы немного дергаются, как будто она пытается улыбнуться. И что я потом с этим ребенком делать буду?
   – Ну, это уже вам решать, а пока гоните его сюда – нам ехать пора, – улыбнулся Лев.
   Девушка ушла, а он подумал: «Наш пострел везде поспел! Но, с другой стороны, если у них что-нибудь получится, то Степан вернется в Москву, можно будет забрать его к себе и начать натаскивать потихоньку – цены же парню нет! – Тут его мысли переключились на Поповых. – Да-а-а! Не позавидуешь им! Столько бед на одну семью вывалилось! Всем досталось! Никого судьба не пощадила! Что родителей, что детей! Но родители хоть сами себе ее выбрали и стране своей остались верными до конца, а вот дети! Бедная Анжелика! Злейшему врагу не пожелаю такое пережить! А у парня явно были отклонения в психике, садистом он был! Законченным садистом! И правильно Анжелика сделала, что его остановила! Еще раньше надо было это сделать!»
   Появившийся Степан был вне себя от гнева.
   – Я сам не доберусь, что ли? – яростным шепотом вопрошал он. – Почему я обязательно должен вместе с вами ехать?
   – Потому что мы здесь гости незваные! Вот созвонишься с Анжеликой, договоритесь о встрече и приедешь тогда на своем «Бентли» с цветами, конфетами и всем прочим! А сейчас нам пора!
   Тут появился Попов, и Гуров совсем было собрался с ним попрощаться, когда тот, обращаясь к Степану, сказал:
   – Спасибо тебе! Настя в твоем присутствии как-то немного ожила, а то совсем интерес к жизни потеряла. Хочу надеяться, что ты и Лика совместными усилиями ее поднимете.
   – Алексей Юрьевич! Я, как любой порядочный зять, должен свою тещу любить, ценить и всячески о ней заботиться! – на полном серьезе ответил парень.
   – Степа! Кто ты моей жене, будем решать не ты, не я и даже не она, а Лика! – предупредил его Алексей Юрьевич. – Так что не беги впереди паровоза! А вот насчет котенка и щенка ты придумал хорошо, это ее отвлечет!
   – Мигом обернусь! Туда и обратно! – заверил его Степан и тоном опытного продавца поинтересовался: – Какую масть желаете? Кота рекомендую рыжего – исключительные хулиганы! С такими не соскучишься! А вот насчет собаки?
   – Сам решай! Главное, чтобы Насте хорошо было, – отмахнулся от него Попов.
   – До свиданья, Алексей Юрьевич, – сказал Гуров. – Или прощайте – это уж как вам больше нравится. Общение наше было довольно нервным, но вы уж меня извините и не поминайте лихом.
   – До свиданья, Лев Иванович, – ответил Попов. – Москва – город тесный, наверняка снова увидимся, только, надеюсь, уже по другому поводу.

   Гуров и Степан возвращались в Москву. Лев следил за дорогой, но временами посматривал на парня, который сидел с самым мечтательным выражением на своей продувной физиономии, и улыбка у него была до того блаженная, что Гуров чуть не рассмеялся. Видимо, Степан что-то заметил, потому что сказал:
   – Вот, Лев Иванович! Говорил же я вам, что она хорошая девушка, и прав оказался! И наказывала она только тех, кто это заслужил! И дяде Стасу она ничего плохого сделать не хотела!
   – Только жизнь спасти, – кивнул Гуров.
   – О чем вы? – тут же спросил Степан.
   – Мечтай дальше, – хмыкнул Лев. – Проза жизни на ближайшее время тебя не касается.
   – А чего мечтать? Тут крутиться надо, как юла! Сегодня позвоню в Новоленск на работу – пусть там срочно мне документы на увольнение готовят и котенка со щенком подберут, а я туда на один день смотаюсь и обратно в Москву. Нет! Я от Лики теперь не отступлюсь! Все, что угодно, сделаю, но замуж она за меня выйдет! Какая же она девушка необыкновенная! А красавица какая! И умница!
   Степан еще что-то говорил, но Гуров его больше не слушал, а думал о том, что нужно сделать, причем срочно. Во-первых, положить Крячко завтра же утром в госпиталь, и пусть только попробует сопротивляться, тогда он ему точно еще и с левой руки навесит. Во-вторых, переговорить с Орловым насчет Степана – нельзя парня в чужие руки отдавать, а если у Петра что-то застопорится, то на этот случай есть кого подключить. Потом пошло в-третьих, в-четвертых… Словом, Льву тоже предстояло крутиться, как юла. Но было и еще одно дело, самое важное и самое необходимое, которое обязательно нужно было сделать, чтобы совесть была спокойна.

   В результате все получилось, как запланировал Гуров. Крячко успешно прооперировали. Степан перевелся к ним в управление и стал работать вместе со Львом и Стасом, а все свободное время проводил с Ликой, в которую с каждым днем влюблялся все больше и больше. Их совместными усилиями Анастасия Георгиевна постепенно оправлялась после гибели сына, а еще этому в немалой степени способствовали щенок с котенком, которые избрали местом своих игр ее комнату, а по ее кровати носились друг за другом, бывало, даже тогда, когда она на ней лежала, чем необыкновенно ее веселили. До разговоров о свадьбе и знакомства родителей дело еще не дошло, но Анастасия Георгиевна полюбила Степана как родного и зовет сыночком.
   Когда все было закончено, Лев взял неделю отпуска, собрал сумку и поехал в аэропорт. Он сидел в кресле самолета возле иллюминатора и смотрел на проплывавшие мимо облака, а выражение лица у сурового Гурова было в этот момент расслабленным и немного детским – он же летел к маме!

Опасная масть

Глава 1

   …Убитого обнаружила горничная Фаина Лантухина. По ее официальной версии, она вошла в этот люкс якобы только потому, что постоялец вызвал к себе обслуживающий персонал по простой и обыденной причине – нужно было заменить раздражавшее его взор постельное белье фиолетового оттенка на салатово-зеленоватое. Ну, а если по правде, то на этот час именитый обитатель номера в одном из самых дорогих столичных отелей «Онтарио» просто-напросто назначил ей свидание. Не первой молодости сластолюбец намекнул ей на щедрый гонорар за некоторые «любезности», каковые хотел бы от нее получить. Не «срослось»…
   Фаина даже не предполагала, сколь угнетающее впечатление окажет на нее вид распростертого на диване с умопомрачительной обшивкой раскормленного мужика в дорогом халате. Крупный предприниматель и депутат Госдумы Константин Вингров полусидел, полулежал, откинувшись назад и безвольно свесив руки с выставленными вперед ладонями. На волосатых ногах, выглядывающих из-под долгополого японского халата, расшитого драконами, были надеты заурядные шлепанцы вьетнамского производства. Голова усопшего – бесформенная, плешивая, с неаккуратными ушами и крючковатым носом, запрокинутая на спинку дивана, наклонена к левому плечу.
   Но самым невероятным во всей этой картине выглядела игральная карта с изображением дамы пик, прилепленная ко лбу покойника. Именно это и стало поводом к тому, что гибель данного субъекта общегосударственного значения сразу же и безоговорочно была признана убийством. Правда, Фаина, войдя в номер и увидев Вингрова с вытаращенными глазами, исполненными безмерного ужаса, и мучительно перекошенным ртом, на какое-то мгновение подумала, что это его очередная шутка. Проживая в гостинице неоднократно, Константин Вингров успел зарекомендовать себя весьма неординарной по части розыгрышей и всевозможных приколов личностью. Горничная даже хотела подойти к постояльцу и, включившись в затеянную им игру, пощекотать его под мышками – она уже знала, что депутат ужасно боялся щекотки. Однако, сделав всего пару шагов в его сторону, внезапно замерла, словно ее ноги примерзли к полу, – Фаина почти физически ощутила, каким леденящим холодом смерти веет от тела мужчины. Дрожа от страха, она с пронзительным воплем ринулась вон из номера, переполошив всех, кто в этот момент оказался в коридоре. И не только их. Из соседних люксов и полулюксов начали высовываться недоумевающие постояльцы, которых заинтересовала причина отчаянного визга, заполнившего гостиничный этаж.
   Прибывшая опергруппа, не явив и малейших признаков каких-либо эмоций (эка невидаль – очередной жмурик нарисовался!), приступила к своей привычной рутинной работе. Судмедэксперт с равнодушием огородника, опрыскивающего очередную сотку картошки карбофосом, проверял степень трупного окоченения тех или иных групп мышц убитого, пытаясь найти на его теле следы каких-либо механических повреждений – ссадин, кровоподтеков, царапин, ранений, нанесенных холодным или огнестрельным оружием, а также подкожных, внутримышечных, внутривенных инъекций. Однако все его усилия оказались напрасны – усопший был абсолютно невредим, словно только что снесенное диетическое куриное яичко.
   Не удалось явить свои профессиональные дарования и криминалистам, искавшим оставленные убийцей отпечатки пальцев, оторвавшиеся от одежды пуговицы, выпавшие из кармана ключи или зажигалки. Единственное, что ими было добыто, – окурки из большой хрустальной пепельницы. К досаде сыщиков, таинственный преступник оказался на редкость осторожным и предусмотрительным. Кроме того, обладающим еще и некоторыми паранормальными способностями. В самом деле, как и чем можно было объяснить то, что никто из соседей по коридору, никто из обслуживающего персонала вообще не мог припомнить каких-либо посторонних, кто за последние два часа заходил в номер Вингрова. Словно в отеле завелся некий кровожадный невидимка, способный проникать через стены и убивать одним лишь взглядом. Ведь если бы не издевательски прилепленная карта, кончина депутата-предпринимателя объяснялась бы причинами естественного порядка – сердчишко остановилось, и настал «слуге народа» полный «карачун».
   Даже полное и детальное вскрытие убитого в морге, исследование его внутренних органов на содержание в их паренхиме ядов или токсинов, оказалось пустой тратой времени. У Вингрова как бы просто так, само по себе остановилось сердце. В момент паузы между систолой и диастолой оно отчего-то больше не захотело ни сокращаться, ни расслабляться.
   Следователь районной прокуратуры, допросивший Фаину, так и не смог добиться от нее признания, что это она специально, по причине личной неприязни к усопшему прилепила ему на лоб карту, а на самом-то деле умер он сам по себе и никакого убийства не было и в помине. Но горничная, будучи дамочкой хоть и далекой от святости, но не лишенной здравого смысла, упорно доказывала, что никаких манипуляций с картами не проделывала и проделывать не намеревалась.
   Фаина даже пошла на то, что призналась, в чем была истинная подоплека ее визита в номер Вингрова. Поскучневший следователь, уже предвкушавший, как своим росчерком переведет этот скандальный случай из разряда «убийство при невыясненных обстоятельствах» в «мелкое хулиганство из чувства личной неприязни», поинтересовался, часто ли у депутата бывали женщины. Горничная, энергично закивав, подтвердила, что «слуга народа», ежели по правде и по совести, вел себя подобно оголодалому «кобелино». Иные дни у него в номере бывало до двух, а то и трех девиц с панели.
   Удивленно почесав лоб, следователь выразил сомнение – неужели со всеми своими визитершами Вингров ухитрялся, так сказать, «откувыркаться по полной программе»? Знающе усмехнувшись, Фаина с таинственным видом сообщила ему, что покойничек перед свиданиями постоянно «фуговал» себе какие-то импортные уколы. Это соответствовало действительности – в вещах убитого оказалось несколько коробок с ампулами импортного секс-стимулятора «Сатириазон», который был передан фармацевтам для исследования.
   А опера райотдела, хорошо понимая, что глухарь в подобной ситуации невозможен (не дворник же дядя Федя преставился по причине злоупотребления чаем и кефиром!), активно рыли и копали во всех направлениях. Они дотошнейшим образом опросили соседей Вингрова по гостинице, просеяли весь, без исключения, персонал, сумели даже разыскать некоторых тружениц панели, с которыми тот так любил развлекаться… Но никаких следов, никаких зацепок найдено не было. Попытки разыскать родственников Вингрова тоже оказались безуспешными – таковые отсутствовали.
   А в главном представительном органе страны тем временем начали закипать настоящие страсти. Сообщение о смерти коллеги было сделано спикером Думы на одном из пленарных заседаний, на что собравшиеся отреагировали традиционным вставанием и минутой молчания. Далее, в процессе обсуждения полученной информации, парламентарии высказались о необходимости проведения самого тщательного и скрупулезного расследования, которое позволило бы в кратчайшие сроки выявить как заказчиков, так и исполнителей «зверского убийства народного избранника».
   Наиболее жестким и бескомпромиссным было выступление однопартийца Вингрова по Партии Процветания России (ППР), гневно заклеймившего «негодяев, которые спят и видят крах нашей страны, для чего и уничтожают ее лучших сынов», а также потребовал личного отчета о ходе расследования глав МВД, генпрокуратуры и Следственного комитета. Участники заседания его предложение приняли, почти единогласно проголосовав «за».

   Старший оперуполномоченный Главного управления уголовного розыска при МВД полковник полиции Лев Гуров поздним вечером сидел у себя дома и смотрел по телевизору новости столицы и столичного региона. Без особых эмоций просмотрев двухминутный сюжет об открытии новой станции метро, он не мог сдержать саркастического смеха, когда ФМСники горделиво объявили о «выдворении за пределы страны» аж сразу двух нелегалов из Средней Азии. Причем один из них уже выдворялся год назад с запретом въезжать еще на пять лет вперед, а другой вообще не имел никаких документов. В самом деле, чем гордиться, если нелегалов на каждом шагу – хоть эшелонами вывози?! А «легалы»-то чем лучше? Только тем, что получили в ФМС бумажку на право пребывания в России. И при этом, несмотря ни на какие «тысяча первые китайские предупреждения», очень часто творят всевозможные непотребства, за которые, по совести сказать, таковым «спасителям российской экономики» следовало бы где-нибудь на Новой Земле пару-тройку лет пасти белых медведей.
   В заключение этого сюжета жизнерадостный чиновник из ФМС бодренько отрапортовал о том, сколько нарушителей паспортно-визового режима было выпровожено из России за истекший квартал, одновременно высказавшись за всемерное расширение въезда гастарбайтеров. По его мнению, без высококвалифицированных дворников российской экономике в ближайшие годы может наступить полный кирдык.
   Затем перед телезрителями выступил представитель Генпрокуратуры, который рассказал о ходе расследования убийства депутата Госдумы, во многом повторив уже сказанное им ранее. Лев о случившемся позавчера в отеле «Онтарио» был наслышан и воспринимал это громкое происшествие, как и большинство прочих происшествий подобного рода, не более чем лишнее подтверждение грустной российской данности. Для него не было разницы, кто именно убит – простой сантехник или миллионер и заодно член представительной власти. Разумеется, любое убийство всегда и всюду нужно расследовать с максимальным тщанием, дабы виновный в том, что его руками отнята чужая жизнь, понес заслуженную кару. Но Гурова всегда раздражало, когда вокруг убийства «особо избранных» устраивались грандиозные информационные «камлания», тогда как смерть многих тысяч (тысяч!) обычных граждан оставалась никем не замеченной. Они всего лишь пополняли статистику, и не более того.
   Лев вспомнил одного из соседей по подъезду, который, год назад приехав жить к своей дочери из Украины, частенько комментировал на своем «суржике» те или иные события. Как-то они вместе спускались в лифте, и дед с Полтавщины иронично отозвался о тогдашней шумихе вокруг гибели крупного московского банкира:
   – Як помер богатыр, дак собрався весь мир. А як помер беднячок, тильки поп да дьячок…
   Неожиданно зазвонил сотовый, лежавший рядом на столе. На мониторе высветилось фото генерал-лейтенанта Петра Орлова, начальника Главка угро.
   «Это какого же хрена ему приспичило звонить? – задумчиво нахмурился Гуров – этот звонок, скорее всего, ничего оптимистичного не сулил. – Не иначе собирается втюхать убийство в «Онтарио». Мне, блин, этого только не хватало!..»
   Он оказался абсолютно прав. Для проформы поинтересовавшись самочувствием, Петр немедленно перешел к делу.
   – …Телик смотришь? – спросил он строгим тоном, как если бы именно от этого зависело состояние правопорядка не только в границах МКАД, но и за его пределами. – Уловил, в чем юмор? Наши парламентарии жаждут результата в деле поиска убийцы Вингрова. Местный райотдел уже расписался в том, что буксует и вряд ли что сможет найти. А посему, Лева, как всегда, вся надежда только на вас со Станиславом. Сдавайте свои текущие дела, бросайте все и завтра же приступайте к делу об убийстве в гостинице «Онтарио».
   – Японский городовой! Я же только сегодня закончил дело по краже из Исторического музея. Больше недели не вылазил из разъездов! Ты же мне обещал по раскрытии сразу два выходных. Где они? Стас на сегодня уже без пяти минут, как закончил расследование убийства цыганского барона. Значит, теперь он свое дело передаст другому и все лавры достанутся кому-то, а он опять как бы в «пристяжных», да? Слушай, тебе не стыдно вот так без конца дергать нас обоих?
   – Стыдно, Лева, стыдно – говорю, не кривя душой… – тягостно вздохнул Орлов. – Но куда деваться? Мне только сейчас позвонили, знаешь, откуда? А-а-а… То-то же! В том, что случилось с Вингровым, кое-кто видит политический подтекст. Дескать, официальная власть ликвидирует потенциально опасных ей политиков. Мы-то с тобой понимаем, что этот «великий политик» – пустое место, «голосовальщик» по заказу тех или иных лоббистов. Но – смешно сказать! – по этому поводу сегодня уже раскудахтался американский Госдеп, на днях там намечаются слушания в Конгрессе, англичане задергались… Вот так-то! Того гляди, опять начнутся протестные шествия во главе с Мишей – два процента, Гариком-рокировщиком и Борей Кучерявым. Помнишь же, что было после дела тех трех дебильных кошелок, надумавших плясать в церкви? Такие, понимаешь, пироги…
   – Вот, как всегда – на ровном месте да мордой об асфальт!.. – Лев при этих словах только что не зарычал подобно своему гривастому тезке. – Ну, допустим, я согласился. И то – учти! – только по дружбе иду тебе навстречу. Ну, а Стасу, будь добр, звони сам. Я его уговаривать не стану.
   – Да Стас уже согласен… – несколько повеселев, поспешил уведомить Орлов. – Ну, все! Значит, договорились – завтра приступаете. Лева, как раскроете дело, к этим двум выходным добавлю еще два. Вот те крест!
   – Ага! Так я тебе и поверил! – сердито рассмеялся Гуров, нажав на кнопку отбоя.
   Выглянув из спальни, его жена – ведущая актриса одного из столичных театров Мария Строева, – сочувственно поинтересовалась:
   – Что, Лева, опять выходные отменяются? Ну, вот… А я так надеялась, что хоть один денек побудем вместе. По городу погуляем, сходим в тот же Исторический музей – сто лет там не была… Жаль, конечно!
   Послезавтра Мария с театром уезжала на двухнедельные гастроли по Западной Европе. Звонок Петра отнял у них единственный день, который они могли бы провести вдвоем впервые за последние несколько месяцев.
   …Утром к помпезно-модернистскому отелю со сплошь стеклянными, тонированными стенами и неоновой рекламой подрулил серый «Пежо», из которого вышли двое внушительного вида граждан средних лет. Перебросившись парой слов, они поднялись на высокое крыльцо с широченными ступеньками. Увидев направляющегося к ним швейцара в традиционной униформе, молча достали из-за пазухи служебные удостоверения. Тот, что повыше, который в «ксиве» значился как старший оперуполномоченный, полковник Лев Гуров, строго поинтересовался:
   – Это вы здесь дежурили позавчера, когда нашли убитым Константина Вингрова?
   – М-м-да-а-а… – захлопав глазами и в момент растеряв всю свою значительность, неуверенно протянул швейцар. – Но я в самом отеле не был. Знаю о случившемся лишь со слов очевидцев. Поэтому…
   – А вы не напрягайтесь так уж сильно… – почти дружелюбно улыбнувшись, посоветовал другой опер – покоренастее и пошире, значившийся в «ксиве» как полковник Станислав Крячко. – Что вы сразу всполошились? Мы же у вас не выведываем служебные и государственные тайны. Скажите, в тот день никого из людей, кто по каким-то причинам бросился вам в глаза и запомнился чем-то необычным, не было?
   – А вы думаете, что я в состоянии запомнить те сотни человек, что проживают в нашем отеле? – со скорбной укоризной покачал головой швейцар.
   – Ну, прибедняться-то не стоит… – усмехнулся Гуров. – Так было что-то необычное или нет? Просьба – пока только просьба! – говорить предельно откровенно. Если в перспективе вскроется, что вы не захотели нас правильно понять, боюсь, мы не сумеем по достоинству оценить вашу, так сказать, скромность.
   Немного помявшись и поозиравшись, швейцар вполголоса сообщил:
   – Был тут один парень. Сказал, что идет в гости к одной из постоялиц. Это певица, Анна Банакара. Ну, наверное, слышали – из новых да ранних. Ну… Дал сто баксов за то, чтобы я пропустил его, – у нас с пропускным режимом очень строго. Но горничная мне потом говорила, – я ее сразу же предупредил об этом госте – что он только к Банакаре и ходил. Можете проверить.
   – А Банакара эта здесь? – уточнил Крячко. – И, кстати, сколько времени визитер у нее пробыл?
   – Сейчас она отсыпается после концерта – выступала в каком-то крутом ночном клубе, – развел руками швейцар. – А тот перец был у нее часа два. Ну, как раз чтобы успеть и выпить, и оттянуться как следует. Она ведь уже не раз заявляла по телику, что ее главный принцип: ни дня без секса.
   Станислав, не выдержав, громко фыркнул и покрутил головой.
   – О, времена! Уже ни-ка-ких сдержек, никаких тормозов. Чем больше башню сорвало, тем считается круче.
   – Больше ничего? – собираясь направиться к дверям, спросил Гуров.
   – Даже не знаю, стоит ли об этом говорить?.. – пожал плечами швейцар. – М-м-м… Ну, просто дня три назад показалось, что одна из постоялиц для чего-то меняла свою внешность. Главное, зашла в гостиницу блондинкой, в таком… открытом наряде. Потом, часа три спустя, вроде бы она выходит – за это ручаться не берусь, но уже – брюнетка, в темном костюме строгого покроя, в темных очках… И я вот до сих пор так и не могу сообразить – одна и та же это была или разные?..
   – А узнать при встрече могли бы? – уточнил Лев, быстро переглянувшись с Крячко.
   – Н-не уверен… – виновато вздохнул. – С той поры я ее больше как бы и не видел. Может, она теперь какая-нибудь рыжая? Или вообще мужиком нарядилась? Но если увижу, постараюсь опознать… – пообещал он.
   – Вот вам мой телефон, если что-то такое казуистическое попадется вам на глаза – звоните немедленно! – Гуров быстро написал номер своего телефона на листке блокнота. – Кстати, у вас же тут должны быть видеокамеры? – внимательно взглянул он на длинный широкий козырек, простирающийся над крыльцом.
   – Да-да, вы правы! – обрадовался швейцар. – Но говорили, что видеозаписи забрали в райотдел полиции. Скорее всего, они сейчас там.
   Краем глаза увидев через стеклянную стену чью-то тень, мелькнувшую в вестибюле, он поспешил к двери и распахнул ее перед молодцеватым вице-адмиралом в новенькой форме, с блестящими погонами. Разминувшись с моряком, опера вошли в вестибюль. При этом, как заметил Стас, Гуров едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
   – Ты чего? – недоуменно покосился в его сторону Крячко.
   – Да так, история одна вспомнилась… – махнул рукой Лев. – По-моему, я тебе о ней уже рассказывал. Это из баек про известных людей, как писатель Юрий Олеша перепутал адмирала со швейцаром.
   – Что-то не припомню… – напряженно наморщил лоб Стас. – А он вообще какие книги написал, этот… Алеша или Алеша?
   – Олеша! Самая известная его книга – сказка «Три толстяка». Блин, я же тебе уже рассказывал об этом! В общем, он вышел из ресторана, увидел мужика в форме и распорядился: «Швейцар, такси!» Тот оскорбился: «Я не швейцар, я – адмирал!» Олеша тут же нашелся: «Ну, тогда – катер!»
   – А-а, точно! Было дело! – рассмеялся Крячко. – Но все равно прикольная история…
   Они подошли к стойке администратора, ныне, с учетом «крутяцких» тенденций, чаще именуемой ресепшеном, и, показав документы, поинтересовались у миловидной особы, кто из обслуживающего персонала мог бы провести их по этажам гостиницы.
   – Вы, наверное, по поводу убийства депутата Вингрова… – догадалась администратор. – Давайте приглашу горничную с третьего этажа. Это Фаина Лантухина. Она, кстати, и нашла убитого в его номере. Но помещение сейчас опечатано… Вам и туда надо зайти?
   – Желательно… – усмехнулся Гуров.
   – Девушка, мы из Главка угро, – снисходительно пояснил Станислав. – Для нас нет «нельзя» и «невозможно».
   Дождавшись горничную – улыбчивую особу с недурными формами, они зашагали с ней к лестнице, выстланной ковровой дорожкой. Фаина предлагала подняться на лифте, но опера на третий этаж предпочли пройтись пешком.
   – Пока что обходимся без костылей, – горделиво подчеркнул при этом Крячко.
   Первым делом они проследовали к люксу в конце коридора, где проживала певица Анна Банакара. Постучав в дверь и услышав: «Кто там?!», Фаина осторожно заглянула внутрь и деликатно поинтересовалась:
   – Аня, вас можно побеспокоить? Тут к вам представители угрозыска… Им войти можно?
   – Если молодые и красивые – без пра-а-блем!.. – сонным голосом проговорила обитательница номера.
   Дверь приоткрылась пошире, и в коридор вышел молодой человек с чахлой мускулатурой, зато женственным макияжем, в наряде фасона «унисекс». Похлопав накрашенными ресницами (Стасу отчего-то в этот миг стало нехорошо), тот представился нарочито женственным голосом:
   – Господа, я импресарио и финансовый директор госпожи Банакары – Эпионий Кастильтано. Она примет вас через пару минут. Ну, а пока, может быть, я смог бы ответить на какие-то ваши вопросы?
   – Вы в этом отеле давно проживаете? – окинув его критически-изучающим взглядом, поинтересовался Гуров.
   – Четыре дня… – томно закатил глаза Эпионий. – Здесь, знаете ли, особая аура…
   – Ага!.. – согласился Крячко. – И дядечки кровавые в глазах… Что за фрукт был позавчера у твоей… м-м-м… патронессы?
   – А-а-а!.. – изобразил интригующую улыбку импресарио, отчего Стаса слегка передернуло. – Да-да, Энн навестил ее давний поклонник, которого зовут Андрюша. Они… Ну, вы же понимаете, что любовь – материя тонкая, которая не знает ни мер, ни границ. Она всегда стремится реализовать свои устремления и выплеснуться…
   – То есть у госпожи Банакары с неким Андреем было любовное свидание? – уточнил Лев. – Они постоянно находились в номере? Может, он куда-то отлучался? Кстати, Банакара – это ее настоящая фамилия или сценический псевдоним?
   – По паспорту Энн – Зинаида Скакунова, – соединив кончики растопыренных пальцев, картинно потупился Эпионий. – Ну, а я, если это необходимо сообщить, – Геннадий Фабух. А Андрюша у Энн был около двух часов. Из номера он никуда не выходил.
   – Вай-дите! – послышалось из-за его спины, и опера шагнули в комнату, обставленную весьма и весьма небедно.
   – Мне здесь подождать? – робко поинтересовалась горничная.
   – Да, мы ненадолго… – оглянувшись, кивнул Гуров.
   – Ну, зачем же спешить? – окинув плотоядным взглядом его крепкую фигуру, промурлыкала певица, нарядившаяся «а-ля гейша». – Такие брутальные мужчины… Мы могли бы очень мило побеседовать. Что будете? Коньяк, вино, кофе?
   – Ни то ни другое, – ответил Крячко. – Мы на работе, и времени у нас в обрез. Нам нужна информация о вашем знакомом Андрее – его адрес, телефон.
   Разочарованно пожав плечами, Банакара-Скакунова сообщила, что места жительства Андрея не знает. С ним они познакомились три дня назад во время ее выступления в одном из концертных залов, а о свидании договорились по телефону. Достав из сумочки свою визитку, она написала на ее обратной стороне номер телефона и вручила Льву:
   – Вот, пожалуйста… Кстати, мой номер на лицевой стороне. Если вас интересуют вопросы современного музыкального творчества, можете звонить в любое время – моя дверь для вас всегда открыта. И для вас тоже… – добавила она, достав еще одну визитку и всучив ее Станиславу.
   Когда сыщики, задав ей для проформы пару не самых значащих вопросов, с внутренним облегчением покинули «будуар», его постоялица, недовольно взглянув на своего импресарио, капризно произнесла:
   – Эпионий, больше не покупай мне эти дурацкие духи «Зов Афродиты»! Эти козлы в рекламе гарантировали, что их секс-феромоны сведут с ума любого мужика. А в реале что? Два таких брутала сорвались! Я уже прямо поплыла – надеялась, что организую с ними композицию на троих. И – на тебе! – полный облом. Слушай, ты помнишь вчерашнего гаишника, который нас остановил здесь на углу? Бери мою визитку и галопом туда. Что хочешь делай, но чтобы через час он был здесь!
   Тем временем, шагая к номеру Вингрова, опера негромко обменивались впечатлениями о только что увиденном.
   – …Куда катится мир! – сокрушенно констатировал Крячко. – Еще лет десять назад я себе и представить не мог, чтобы женщина вела себя вот так… Вольнее – некуда. Пусть она и из богемы, но выставлять себя конченой нимфоманкой – это уж слишком.
   – Завершение процесса американизации нашего шоу-бизнеса, – иронично усмехнулся Лев. – Если когда-то признаком хорошего тона было соблюдение определенных приличий, то сегодня – все совсем наоборот. А дурной пример, сам знаешь, заразителен… Вот наши «звездуны» и «звездухи» следом за американцами тоже пытаются корчить из себя не пойми что.
   – Между прочим, идеал Анны Банакары – американская певица Леди Гага, – вслушиваясь в их разговор, подтвердила Фаина. – Если вы обратили внимание, у нее в номере на видном месте висит ее портрет.
   – Тю, ты, ешкин кот! – крутнул головой Стас. – А я все думал – что там за мымра у нее на стенке?! Уж не родственница ли? А тут – во-о-н оно что…
   Войдя в номер Вингрова, опера внимательно огляделись. Как пояснила Фаина, пробраться в помещение со стороны окна – задача нереальная. Наружные стороны здания оборудованы датчиками, мгновенно фиксирующими криминальных «альпинистов». Входная дверь только одна, и пробраться каким-то иным путем в апартаменты можно, только просочившись через вентиляционную систему. Подойдя к дивану, горничная изобразила, где именно и как лежал найденный ею постоялец. Попросив Фаину пригласить пару понятых, сыщики осмотрели вещи, лежавшие в несессере и двух больших дорожных сумках.
   Понятые – напарница Фаины и случайно оказавшийся поблизости известный теннисист, проживавший на этом же этаже, – с интересом наблюдали за происходящим. Следя за манипуляциями оперов, горничная сообщила, что проводившие осмотр вещей сотрудники райотдела забрали с собой все найденные документы, фотографии, а также носители информации – флешки и компакт-диски.
   Перебирая костюмы, галстуки, рубашки, нижнее белье, приятели, к своей досаде, ничего интересного обнаружить не смогли. Лишь выложив все, что находилось в несессере, на самом его дне они увидели нечто весьма занятное. Это было подобие кулона, отлитого из бронзы в форме лицевой части человеческого черепа, обрамленного с двух сторон шестью полусогнутыми мохнатыми паучьими ногами.
   – О-го-го! – удивился Станислав, поднимая странный предмет за продетую в специально отлитую проушину бронзовую цепочку. – Слушай, стопудово зэковская работа – явная кустарщина, но сработано мастерски.
   – Это точно! – согласился Гуров, взяв в руки металлического «паука», и посмотрел на его «брюшко». – Эс пэ вэ… – прочитал он вслух, увидев буквы замысловатого фасона, выгравированные на гладкой золотистой поверхности.
   – Свобода превыше всего… – кивнул Крячко. – Интересный момент. Он что, сидел? Только где и когда?
   – А главное – за что и сколько… – чуть заметно улыбнулся Лев. – Не исключено, что в биографии Вингрова был и такой эпизод… Как ни верти, а это уже зацепка. И – хорошая зацепка! Прошу понятых обратить внимание – этот предмет мы изымаем как возможный вещдок, – объявил он.
   Когда осмотр вещей был закончен, опера отпустили понятых и следом за ними тоже направились к выходу. Неожиданно Гуров остановился и, оглянувшись, спросил у Фаины:
   – А после смерти Вингрова в соседних с этим номерах постояльцы не менялись?
   – А, да! – кивнула та. – Вот, дверь напротив. Там дня четыре назад поселилась бизнес-леди… М-м-м… По-моему, ее звали Дания Заратдинова. Она – хозяйка сети бутиков, приехала из Казани за новыми моделями нарядов. А позавчера к концу дня отбыла домой. А что? Вы ее подозреваете?
   – Ну, что вы! – изобразил великодушный жест Стас. – Нас она интересует, прежде всего, как возможный свидетель. С ней, я надеюсь, наши коллеги побеседовали?
   – Разумеется! Так же как и со всеми другими соседями Константина Аркадьевича, – охотно подтвердила Фаина.
   Спустившись вниз, приятели направились к машине, намереваясь доехать до райотдела, чтобы забрать все необходимые материалы и вещдоки. Однако, когда они поднялись на крыльцо, неожиданно запиликал телефон Льва. Это опять был Орлов.
   – Лева, как дела? Что-нибудь нашли? – как-то буднично спросил он, но Гуров сразу догадался – сейчас Петр сообщит нечто весьма неординарное.
   – Да, кое-что есть… – небрежно обронил он, со значением взглянув на Стаса. – Но и у тебя, я так понял, есть что-то новенькое?
   – Хм… К сожалению, имеется! Собирайтесь, мужики, и галопом на Краснофоминскую, шестьдесят один, где базируется театр спортивного танца «Айседора». Там еще один усопший, и тоже с «дамой пик» на лбу. Так что работы у вас прибавляется…
   – Как сказать! – рассмеялся Лев. – Системность – это уже серьезная улика. Ладно, отбываем…
   – Что, еще один жмурик? – выжидательно прищурился Крячко. – Ну и ну! Это уже явная серия…
   Они сели в «Пежо», приглушенно рыкнул мотор, и машина помчалась в сторону юго-запада столицы.

Глава 2

   В гламурно обставленном кабинете директора театра эротического танца «Айседора» (официально именующегося «театром спортивного танца») уже около часа сосредоточенно и немногословно работала опергруппа, изучающая обстоятельства смерти известного столичного продюсера. Его закоченевшее тело покоилось в кресле у журнального столика. Эдуард Капылин лежал навзничь, почти по диагонали, свесив на пол худые кривоватые ноги. Его лицо, как и у Константина Вингрова, изображало одновременно безграничный ужас и какую-то непонятную внутреннюю муку. Прилепленная ко лбу карта «дамы пик» придавала картине смерти какой-то издевательски-шутовской оттенок.
   Помимо местных оперов и экспертов, над усопшим хлопотал и судмедэксперт главка Дроздов, который прибыл сюда минут пятнадцать назад. Прощупав отвердевшие мышцы тела покойника, он констатировал, что смерть наступила около двадцати трех вечера. То есть часов одиннадцать назад. Как и у трупа Вингрова, у Капылина тоже не было найдено абсолютно никаких признаков применения насилия.
   – «Глухарь» полнейший… – только и смог досадливо проворчать Дроздов, снимая с рук тонкие хирургические перчатки.
   Местные опера, обследовавшие каждый квадратный сантиметр пола и мебели, хмуро промолчали, но и так было ясно, что они того же мнения. Двое сотрудников угро в это время опрашивали как обслуживающий персонал театра, так и его, с позволения сказать, актеров. Но и здесь никто ничего дельного сообщить не смог – ни вахтер, ни технички, ни рабочий по сцене. Рабочий, хронически подпитый молодой мужчина, в ответ на все вопросы лишь недоуменно пожимал плечами. Да, он вчера здесь был. Да, видел босса последний раз около семи вечера живым и здоровым. И все! Потом Леха ушел домой, а что было дальше в этой «хрени-морковени» после его ухода – он не в курсах…
   Вахтер, он же и охранник, – плотный мужичок среднего роста, дежуривший у входа в театр, тоже пребывал в недоумении. Вчера он дежурил до десяти, как и было оговорено в контракте, до конца сеанса. Когда зрительный зал, как всегда заполненный до предела, опустел, а следом отправились по домам и артисты, он собирался отзвониться в ОВО о постановке офиса на охрану, но «шеф» заявил, что спешить ни к чему, – он сам потом поставит на охрану.
   – А он что, и раньше тут оставался допоздна? – уточнил допрашивавший старлей.
   – Да, не так уж и редко, – пожал плечами вахтер. – Особенно, если новенькую принял. Тогда, считай, неделю подряд он ее тут на диване «репетировал».
   – Вы хотите сказать, что он принуждал своих актрис к сожительству? – сурово прищурился опер.
   – А чего их принуждать-то? Сюда в основном и шли только такие, что готовы были на любые условия, абы деньги платил…
   Другой опер с лейтенантскими погонами в это время опрашивал танцоров и танцовщиц, бесцельно и растерянно блуждающих по зрительному залу и сцене. Пребывая в довольно подавленном состоянии, те тоже могли рассказать немногое. Да, вчера все было как и всегда – «пятиминутка», репетиция, выступление. Когда уходили, Эдуард Янович был жив-здоров. Да, по слухам, он собирался провести «собеседование» с очередной претенденткой на место в резервном составе труппы. Но ее никто не видел – она находилась в его кабинете. Да, периодически как некоторые танцовщицы, так и некоторые из танцоров, имеющие определенные склонности, оставались после окончания сеанса, чтобы «порепетировать» с боссом в индивидуальном порядке. Но это было делом сугубо добровольным, и никто из состава к боссу претензий не имел. Некоторые, наоборот, даже обижались, если их слишком долго не приглашали на ночную «репетицию».
   Уложив в саквояж свои инструменты, Дроздов направился к выходу, что-то по привычке бормоча себе под нос. На вопрос Льва, есть ли хоть что-то стоящее, он изобразил досадливую мину и отрицательно помотал головой. Приятели переглянулись – таинственный «мочила» остался верен себе, здесь тоже никаких следов. Они направились в зрительный зал, по площади немногим больше стандартного школьного спортзала, и, подойдя к лейтенанту, беседующему с очередной танцовщицей, поинтересовались предварительными итогами опроса.
   – Да ничего дельного… – сокрушенно сообщил он. – У всех одно и то же – не видели, не знаем, претензий не имеем… Я уж и не знаю, есть ли смысл опрашивать остальных?
   Пышноволосая девица в спортивном костюме, услышав это, сразу же оживилась и поднялась с места, но после лаконичной реплики Льва, что в любом случае опросить нужно всех, снова опустилась на стул напротив лейтенанта. Устало проведя по лицу рукой, тот задал очередной вопрос, стараясь не смотреть на ее вызывающе роскошный бюст:
   – А как вы считаете, ревность кого-то из труппы не могла стать причиной убийства?
   – Ну, что-о-о вы! – изобразив укоризненную гримаску, отмахнулась девица. – У нас никто никого не ревнует. Здесь все как одна семья – кто понравился, тот и твой. Кстати, если бы вы работали у нас, то имели бы грандиозный успех.
   – Это у кого же? – иронично улыбнулся лейтенант.
   – У наших девочек, например. Видите, как они на вас смотрят? И у зрительниц тоже. Думаете, сюда приходят только мужчины? Если бы! Иной раз такие солидные дамы появляются… М-м-м! Сидят в первом ряду, глаз не отрывают со сцены. Вы были бы звездой первой величины… Так что рекомендую подумать.
   – Нет уж, спасибо! – чуть поморщившись, покачал головой лейтенант. – Такая звездность мне ни к чему. Лучше я останусь при своих звездочках, – взглядом указал он на погоны.
   Лев и Станислав, побеседовав с криминалистами, тоже осмотрели кабинет Капылина. Его единственное окно было занавешено шторами, раздвинув которые Гуров увидел фигурную кованую решетку, закрывающую его с наружной стороны. Кроме солидного двухтумбового канцелярского стола, журнального столика, дивана, стульев и кресел, в кабинете имелось несколько шкафов, сейф, большой аквариум, на стенах висело несколько картин, причем все как одна определенного содержания. В сравнении с изображенными на них сюжетами общеизвестная «Даная» Рембрандта могла бы смотреться как образец монастырского творчества.
   На столе стоял раскрытый ноутбук, лежали какие-то конторские книги и обычные канцелярские прибамбасы – степлер, вазочка с авторучками, письменный прибор старинного фасона, выточенный из камня, похожего на малахит, и тому подобное.
   – Шкафы осматривали? – оглянувшись, поинтересовался Гуров.
   – Да, в них ничего особенного. Сценические костюмы, документация, какие-то сувениры. В сейфе – печати, всякие учредительные документы, чековые книжки, миллиона полтора наличности в рублях, – откликнулся один из криминалистов. – В ящиках стола – тоже какой-то хлам, бумаги…
   Стас неспешно подошел к левой тумбе стола и один за другим выдвинул и задвинул ящики. Лев тоже подошел к столу и просмотрел ящики правой тумбы. В них и в самом деле было мало интересного – запасные «пальчиковые» и «мизинчиковые» аккумуляторы, зарядные устройства для телефонов и иных гаджетов, технические паспорта на всевозможную электронику, соединительные шнуры, елочные игрушки… Заглянув в последний, самый нижний ящик, Гуров переворошил лежавшие в нем курительные трубки, самых необычных форм и размеров, сработанные из разных материалов – дерева, кости, металла, камня. Неожиданно глаз схватил что-то удивительно знакомое. Лев присмотрелся. Сомнений быть не могло – точно такой же, как и у Вингрова, череп-паук на цепочке. Он достал эту странную вещицу – то ли амулет, то ли украшение – и держа на весу за цепочку, показал Стасу. Тот, удивленно воззрившись на находку, негромко присвистнул.
   Оказавшийся рядом криминалист понимающе кивнул:
   – Да, тоже видел этого «паука». Но, думаю, он тут лежит давно и к убийце вряд ли имеет какое-то отношение. Кстати, такую хрень одно время мастрячили на одной из чернореченских зон. Это у тамошних зэков было знаком особого отличия – «паука» носили всякие там «отрицалы», «положенцы»… Но воры в законе на своем сходняке такую символику забраковали, и мода на нее вскоре сошла на нет.
   – Так, так, та-а-к… – задумчиво проговорил Гуров. – А откуда у вас такая интересная информация?
   – Лет пять назад на улице Госпитальной бандит смертельно ранил прохожего. Но тот ухитрился вырвать нож и ему самому нанести серьезное ранение. Бандюгу нашли истекающим кровью рядом с его жертвой – тот мужик уже скончался. И вот у него-то я и увидел такую побрякушку. Поскольку срок ему светил очень большой, он начал откровенничать, даже дал информацию о некоторых других происшествиях, благодаря чему нам удалось задержать двоих опасных отморозков. Заодно рассказал и о том, что означает череп-паук.
   – Сколько ж ему дали? – поинтересовался Крячко.
   – Десять лет «строгача», хотя светило семнадцать. Но отсидел он только три года. Видимо, где-то что-то просочилось, и его нашли на пустом складе с заточкой в сердце. А вы тоже где-то видели такую штуковину?
   – Да, в вещах убитого позавчера в гостинице «Онтарио» предпринимателя и депутата Константина Вингрова, – пояснил Лев. – У него тоже на лбу красовалась «дама пик». М-да… Выходит, между этими двоими была какая-то очень тесная взаимосвязь. Но какая?
   Когда работа по поиску следов и улик была закончена, а упакованного в пластиковый мешок усопшего увезли в морг, когда был закончен опрос труппы и обслуживающего персонала (последними опросили гримершу и костюмершу – пожилых флегматичных теток, которые на работу обычно приходили после обеда), Гуров объявил, что все на этот день свободны. Причем на неопределенный срок. По его словам, пока не совсем понятны вопросы с собственниками имущества, его наследованием и прочей правовой казуистикой, помещение будет опечатано.
   – Ну, тогда хотя бы дайте нам время собрать свои вещи… – хмуро произнес длинноволосый парень, чем-то похожий на грузина. – Вдруг нас сюда потом совсем не пустят? А у меня здесь костюмы, книги, ноутбук…
   Опера райотдела вопросительно посмотрели на Гурова – он-то что думает? Окинув взглядом труппу и театральную обслугу, которая, притихнув, настороженно ждала его ответа, Лев махнул рукой:
   – Пятнадцать минут на сборы! Время пошло!
   Воспрянувшие духом танцовщики и танцовщицы бросились в свои гримерки. Поспешила в бытовки и обслуга. Первой собралась гримерша. Подойдя к Гурову, она показала ему какую-то большую лакированную деревянную коробку и объявила:
   – Это мои собственные принадлежности, я покупала все за свои деньги. Можно их забрать?
   Лев кивнул, лишь мельком взглянув в ее сторону.
   Прочие, поняв, что этот начальник вовсе не жлоб, складывали все, что попадется, в сумки и направлялись к выходу.
   – А вам не кажется, что эти сборы плавно перетекли в мародерство? – осторожно поинтересовался капитан, старший местной опергруппы.
   – Не кажется, – негромко рассмеялся Гуров. – Я это знал с самого начала. Но давайте рассудим здраво. Эти люди теперь едва ли получат жалованье за последний месяц – кто его выдаст и на основании каких документов? Разве что только через суд, который вынесет решение в их пользу. Если у Капылина нет ни деловых партнеров, ни наследников, то куда все это денется? Рано или поздно бомжи растащат или выкинет на помойку собственник помещения. Так что пусть берут.
   Менее чем через четверть часа помещение театра полностью опустело. Позже всех из бытовки с большой сумкой вышла та самая пышноволосая танцовщица, которая предлагала оперу перейти на работу в их театр. Растерянно оглядевшись, она недоуменно воскликнула:
   – Эй, люди! Это что, все уже смылись? Ну, ничего себе! И как же я теперь попрусь с этой сумярой?! Может, кто выручит? Эй, лейтенант, ты на колесах? Не подбросишь до дому всеми забытую и покинутую? Я тут совсем недалеко живу. Ну, сделай доброе дело! Зайдем ко мне – чаем угощу. Ну как, поможешь?
   Молодой опер, осторожно покосившись в сторону Льва, чуть конфузливо обронил вполголоса:
   – Ну, поехали, поехали! Подброшу… Давай донесу!
   Он взял из ее руки сумку, и они направились к выходу. Внимательно наблюдая за этой сценой, Стас коротко хохотнул:
   – Ну, черт в юбке! Разыграла – как по нотам. Специально ведь собиралась дольше всех, чтобы пацана захомутать. Да-а-а… Попал «летеха» в переплет, как муха на медовую липучку. Правильно говорят – если в большинство баб обязательно заложена изюминка, то в такую заразу – целая пригоршня. Блин! Я бы и то не устоял…
   Теперь рассмеялся Гуров.
   – «Я бы и то не устоял»… – иронично повторил он. – Да ты бы не устоял в любом случае! Уж кому лапшу-то вешаешь на уши? Ладно, давай отчаливать. Забираем все, что мужики здесь наработали, и едем за материалами по Вингрову.
   – Слушай… А что, если по поводу этой «богадельни» порасспрашивать местных аборигенов? – шагая к выходу, неожиданно предложил Крячко. – Конечно, это может быть и пустая трата времени, но вдруг удастся узнать и что-то дельное? Согласись, не исключен ведь и вариант того, что в здешних краях завелся некий «Робин Гуд» с моралистскими закидонами. Ну, эдакий самодеятельный борец со всемирным злом в лице мерзкого, растленного лицемера Вингрова, а также порнографа и развратника Капылина. А? Как думаешь?
   – Вообще-то мысль дельная… – согласился Лев. – Попробовать стоит.
   Обрадованный тем, что приятель его предложение с ходу одобрил, Стас, выйдя на крыльцо, указал на заседающую в отдалении компанию бабулек, о чем-то судачащих подле детской площадки.
   – Смотри-ка! – обрадованно отметил он. – Прямо как по заказу. Ну, что, побеседуем со здешним «политбюро»?
   «Синклит блюстительниц общественной морали» появление крепких, плечистых мужчин воспринял вначале довольно-таки настороженно. Даже предъявленные удостоверения не сразу растопили ледок недоверия. Но завязавшийся разговор постепенно сменил настороженность на откровенную задушевность. Уверившись, что эти двое – «правильные мужики», которые «с бандюганами дружбу не водят», бабули рассказали много чего интересного.
   По их словам, театр Капылина обосновался здесь три года назад. До этого первый этаж занимал хозяйственный магазин. Но дела у хозяина шли не очень хорошо, и он переместился в другой район. Затем в этом помещении появилась швейная мастерская, где денно и нощно трудилась бригада вьетнамцев. Грохот швейных машин, не умолкавший круглосуточно, довел жильцов до белого каления. По их коллективному письму нагрянули миграционщики, которые установили, что работали в швейном цехе почти одни нелегалы. Цех тут же прикрыли, и вскоре у входной двери появилась табличка, извещающая о том, что это – театр-студия спортивного танца «Айседора».
   – …Мне сразу почему-то подумалось, что здесь что-то нечисто! – включилась в разговор бабуля интеллигентной наружности – скорее всего, бывшая школьная учительница. – Я же прекрасно знаю, кто она была, эта Айседора Дункан, – распущенная американка, насаждавшая порнографию в искусстве. А потом слышу – действительно, это заведение с настоящим искусством не имеет ничего общего.
   – Внучка моя, Танюша, видела, что там творится, – решительно свернув узелок с вязанием, заговорила ее соседка. – Она сейчас на медсестру учится, а тогда хотела в актерки пойти. В училище поступить не получилось, и она надумала сходить в эту «Айседуру» (услышав про «Айседуру», все громко рассмеялись). Зашла, а там молодежи – парней и девчонок, больше двадцати человек. Какая-то балетница, крикливая и злая, плясать их учит. Узнала, что Таня к ним – послала к ихнему директору. А этот прохвост в своем кабинете – хвать ее за руку, повел к дивану и приказывает раздеться. Мол, а как ты хотела? У нас всех только так и принимают. И уже руки распускать начал. Ну, внучка моя ему сразу сказала: только тронь! Отец – военный, на Кавказе служил, он тебя по стенке размажет. Сразу руки убрал! Говорит, ну, иди, пробуй, если у тебя что получится. Она снова в зал зашла, а там!.. Все эти уже на сцене вовсю пляшут. И как пляшут-то?! В таких вот сорочечках капроновых, по это самое место, а под ними – вообще ничего! И вот они в таком похабном виде на сцене ноги выше головы задирают. Таня как увидела это, ей сразу тошно сделалось. Повернулась и ушла.
   – Ой, да-а-а! До чего же там у них отвратительные постановки! – снова заговорила бывшая учительница. – Вот название их спектакля: «Восхождение к звездам». Как будто ничего плохого нет. А потом одна знакомая рассказала мне – она любопытства ради решила сходить, посмотреть. Не досидела и до середины. Ну, это же настоящий Содом и Гоморра. Какого-то внятного, связного сюжета не просматривается. Какая-то «Золушка» мечтает вознестись к звездам. Она с одной стороны сцены, а ее «Принц» – с другой. Парой слов обменялись – на сцене начинается пляска. И, как правильно сказала Валентина Фоминична, пляшут без исподнего. Весь срам – напоказ. Еще пару слов сказали – строят «пирамиду», причем именно с тем расчетом, чтобы – опять-таки! – все было напоказ. Ну, она поднялась и ушла. Да и другие тоже уходили.
   – А, это ты про Зою… – закивала бабулька в летней шляпе с широкими полями. – Ну, она человек зрелый, женщина серьезная. А молодежь-то туда как ходила, так и ходит! Мой внук прямо дождаться не мог, когда ему стукнет восемнадцать – моложе-то туда не пускают. И вот в день своего рождения целой компанией пошли на ихнее представление. Вечером вернулись, в его комнате заперлись, сидят там и гогочут. А потом гляжу, чуть деньги завелись – он опять туда спешит. Нервный стал, агрессивный. На каждое слово грубит, огрызается. И кто только позволяет твориться такому безобразию?
   – Вы говорите – молодые. Там и пожилых хватает! – саркастично рассмеялась еще одна из бабулек. – Идет как-то одна – за семьдесят, не меньше. Глаза вуалькой прикрыла, делает вид, что никого не замечает. Говорю ей: «Женщина! В нашем возрасте о душе уже надо бы думать и в церковь ходить, а не на эту содомщину». А она в ответ: «Вы ничего не понимаете в современном искусстве! Этот театр признан на Западе как самый прогрессивный и продвинутый!» Дедок, гляжу, бежит – тоже под восемьдесят, глаза – как у кобеля блудливого…
   Кто-то припомнил, что год назад в «Айседору» и в самом деле приезжали иностранцы. Вроде бы очень хвалили театр, директору вручили какой-то диплом, даже обещали пригласить к себе на гастроли.
   – А, кстати, что там у них произошло? – поинтересовалась бывшая учительница. – Милиция… то есть полиция с утра что-то ищет. «Скорая» зачем-то приезжала.
   Услышав о смерти Капылина, все разом притихли и переглянулись.
   – Нас очень интересует, не грозился ли кто-нибудь из здешних жителей расправиться с этим, пусть и неправедным, но – никуда не денешься – человеком? – в нескольких словах обрисовав ситуацию, вопросительно посмотрел на своих собеседниц Лев.
   После почти минутного молчания бабулька с вязанием категорично рубанула рукой:
   – Прости меня, господи, за эти слова, но такого сквернавца мне ни капельки не жаль. Не жаль! Он получил то, что заслужил. Потому что то, что он там творил, было угождением бесам. Смертью ему никто не грозил. Иные мужики, наоборот, даже рады были, что он устроил тут свой вертеп. Мы вот, конечно, хорошей палкой его отходячили бы, как полагается. Ну, а уж убивать-то, понятное дело, грех. Да и силы у нас какие? Так что даже не знаю, кто мог его так «приголубить». Тут уж, скорее всего, кто-то из тамошних, из своих.
   Включившись в разговор, Станислав уточнил, не видел ли кто-нибудь вчера незнакомую молодую женщину, которая могла прийти в «Айседору» между семью и десятью вечера. Бабульки в ответ лишь руками развели – на вчерашний спектакль пришло без малого две сотни человек. Как угадаешь, кто из «молодых да интересных» пришел лишь для того, чтобы поглазеть на голозадое действо, а кто – чтобы расправиться с его организатором?
   – Знаете, в этом смысле большие сомнения у меня вызывает их «балерунья», которая проводит репетиции, – вновь заговорила бывшая учительница. – Зоя как-то говорила, что та особа однажды уже пыталась отобрать театр у хозяина, но у нее ничего не получилось – у этого типа все и везде было схвачено.
   – Ну, а что ж он ее не выгнал-то? – заинтересовался Лев.
   – А что он без нее может? – рассмеялась женщина. – Только с девками в своем кабинета развратничать. А она все-таки какая ни стерва, а говорят, одно время даже в Большом работала. К тому же, кроме нее, сюда больше никто и не рвался. Погавкались-погавкались, да так и остались каждый при своем. Но, думаю, от своих умыслов она не отказалась. Не-е-е-т! Уж такая «штучка» – о-го-го!
   – Между прочим, ее сегодня почему-то не было. Странно, что ни говори… – вполголоса заметил Крячко.
   Опера поблагодарили женщин и направились к своей машине. Порывшись в бумагах, изъятых в кабинете Капылина, они нашли домашний адрес и номер телефона хореографа театра «Айседора» Виллины Атапиной. Гуров набрал ее номер на своем сотовом, однако после первого гудка вызова связь отчего-то оборвалась, словно кто-то специально отключил. Повторная попытка дозвониться закончилась тем же. Приятели переглянулись.
   – Ну, и что будем делать? – глядя перед собой через лобовое стекло, риторически спросил Станислав.
   – На мой взгляд, съездить к ней нужно в любом случае… – запуская двигатель, задумчиво произнес Гуров. – Мало ли что могло случиться? Вдруг и на нее открылась охота?
   Он включил передачу, и «Пежо» помчался по улице в сторону Бульварного кольца. Станислав, поворочавшись в кресле, неожиданно констатировал:
   – Да, похоже, я – закоренелый, неисправимый грешник…
   – Чего-чего? – недоуменно покосился в его сторону Лев. – Ты о чем это?
   – Знаешь, Лев, поговорили мы с этими женщинами, и вот мне сейчас подумалось: да, они, конечно, правы, нравственность – превыше всего. Ну, а вот я, конкретный индивидуум, божьей милостью Станислав Крячко, если честно и откровенно, то в душе и близко не ощущаю возмущения по поводу аморалки, устраивавшейся в этой самой «Айседоре». Да! Представь себе! Слушаю я этих теток, а в душе жалею, что самому не довелось побывать на представлении этого театра. Вот, думай обо мне, что хочешь, а я с удовольствием поглазел бы на молодых, красивых, стройных девчонок, со всеми их естественными подробностями. Но политеса ради я обязан орать на каждом углу: «Я это осужда-а-ю! Это мерзко и отврати-и-тельно!..» Как ты это оцениваешь?
   Не отрываясь от дороги, Гуров негромко засмеялся и покачал головой.
   – Ну, я тебе уже не раз говорил, что подобное свойственно всем людям. Повторюсь еще раз, в нас два начала – от Творца и от обезьяны. И в зависимости от того, что взяло в душе верх, ты и будешь реагировать на окружающее… Кстати, что-то давно не слышал про твою писательницу Елену. Как у вас с ней?
   – Да никак… – досадливо поморщился Крячко. – Она недавно уехала в Америку на какие-то встречи со своими тамошними почитателями. Ну, и зависла там, как бы не навсегда. Встретила своего бывшего одноклассника – у того в Америке бизнес, вилла у моря, «Порше»… Вот и сообщила мне, что, мол, можешь жить на моей жилплощади, а я в России буду не скоро. Ну, а зачем мне ее квартира? Я же не бездомный. Сказал, что ключи передаю ее сестре – она в Серпухове обитает, за коммуналку отдал на два месяца вперед, ну а дальше – пусть сама думает, что хочет.
   – Что же это у вас так нескладно все получилось? – удивленно посмотрел на приятеля Лев. – Я впервые об этом от тебя слышу.
   – Да сам я во всем виноват, – горестно вздохнул Стас. – Уже в который раз наступаю на одни и те же грабли. Она еще до своей поездки как-то заикнулась о нашем будущем. Вроде того, давно мечтает о ребенке и хотела бы родить именно от меня… А я чего-то замялся, засомневался. Теперь вот жалею…
   – А жалеть зачем? – пожал плечами Гуров. – Жалеть ни о чем не надо. Значит, так и должно было случиться. С кем же ты теперь?
   – Да ни с кем. Как Елена уехала, так вот и болтаюсь один… – Крячко, словно избавляясь от какого-то наваждения, потряс головой.
   – Ну, вот и ответ на все твои душевные сомнения, – понимающе улыбнулся Лев. – Как говорили на лекциях по диамату: бытие определяет сознание. Голодному – и корка за лакомство, а сытому – и мед или горчит, или слишком приторный. Так что успокойся, оголодалый ты наш. Как только твоя личная жизнь войдет в нормальное, естественное русло, ты тут же станешь высокоморальным и нравственно стойким.
   Они подъехали к шестиэтажному дому старой постройки, сложенному из светло-коричневого камня, отчего он казался громадной, хорошо пропеченной буханкой пшеничного хлеба. Подойдя к крайнему подъезду, набрали на домофоне номер квартиры Виллины Атапиной и после череды гудков услышали усталый, но приятный женский голос:
   – Да, слушаю…
   Поздоровавшись, Гуров представился и сообщил о том, что хотел бы задать ей несколько вопросов по поводу Эдуарда Капылина. Немного подумав, женщина ответила лаконичным:
   – Входите.
   Опера поднялись на четвертый этаж и позвонили в дверь с блестящим никелированным номером «двенадцать». Дверь открылась, и они увидели перед собой моложавую, стройную женщину, где-то под сорок. Показав свои удостоверения, приятели вошли в неплохо обставленную, просторную прихожую. Гостиная, куда они прошли вслед за хозяйкой, тоже была обставлена весьма недурно. Сев на стулья с мягкой обивкой, очень напоминающие те знаменитые полукресла мастера Гамбса, за которыми охотились Остап Бендер и Киса Воробьянинов, и приняв от хозяйки по чашечке кофе, опера задали ей свой главный вопрос: в курсе ли она о случившемся с Эдуардом Капылиным и знает ли о причинах происшедшего?
   Искренне удивившись, Виллина лишь недоуменно пожала плечами:
   – О его смерти слышу впервые. Но, честно говоря, я этому не очень удивляюсь. Я всегда чувствовала, что кончит он плохо…
   По словам Виллины, несколько лет назад оставшись без работы, она занималась репетиторством в богатых семьях, надеявшихся вырастить из своих дочерей звезд балета. С Капылиным ее познакомила подруга, с которой у того был мимолетный романчик. Как раз в это время Виллина в очередной раз осталась без места и поэтому охотно согласилась на его предложение стать хореографом танцевальной труппы в «Айседоре».
   – А что за причина такой частой смены мест работы? – как бы между делом поинтересовался Гуров.
   – Наверное, потому, что с годами стала завзятой стервой… – Атапина произнесла эти слова совершенно спокойно, как если бы речь шла о каком-то пустячке. – А какой еще может быть женщина, которой уже сорок и у которой никаких перспектив устроить личную жизнь? Да что об этом рассуждать-то? Ну, вот пример… У последних моих нанимателей я занималась с их малышкой. Девочка чудная – милая, подвижная. Но у нее – ноль балетных дарований. К тому же она и сама терпеть не могла балет, а очень любила рисовать. Ну, я и ляпнула ее мамочке напрямую: «Что вы мучаете ребенка? Пусть рисует! Может быть, она станет второй Марией Башкирцевой или Анжеликой Кауфман». Она: «Ах, вон ты чего?! Ты считаешь мою дочь бездарностью? Убирайся!..» Я и из Большого-то, где проработала около года, ушла из-за своего характера. С одним «звездюком» повздорила. Ну, мне сразу же – выметайся! У нас и с Эдькой тоже постоянно искрило…
   – А с ним-то из-за чего? – с интересом слушая ее повествование, спросил Станислав.
   – Не к месту лез со своими советами. Он в хореографии понимал, как баран в Библии, а туда же – делай так, делай эдак… Но я с ним не церемонилась. Посылала прямым текстом в известном направлении, и он тут же испарялся.
   – А как вы вообще относитесь к тому, что у вас… м-м-м… артисты выступают без нижнего белья? – Лев постарался свой вопрос сформулировать как можно деликатнее.
   – Нормально отношусь, как и к любой наготе, – ни капельки не смутившись, чуть заметно усмехнулась Виллина. – Как сказал Гете, под нашей одеждой мы голые. Тем более что по своим убеждениям я – нудистка, и если бы вы не были, как это называют в нашей среде, «текстильщиками», я осталась бы перед вами в том виде, в котором и предпочитаю находиться дома. Эти тряпки я надела на себя исключительно из уважения к гостям.
   – Но ведь ваши постановки можно достаточно определенно назвать порнографией… – не сдавался Гуров.
   – Да?! А, по-моему, порнография – это когда «поп-звезда», а точнее – шизанутая бездарность, именующая себя Мадонной, выступая пусть даже и в трусах, во время исполнения песни начинает прилюдно самоудовлетворяться, невзирая на то что среди ее зрителей полно несовершеннолетних. А у нас что? Да, обнаженка. Но она, можете со мной не соглашаться, очень целомудренная. Да! И вход к нам строго с восемнадцати лет. Кроме того, у нас на сцене нет даже намека на интимные отношения. Мы с Эдькой именно из-за этого часто и собачились. Он настаивал на том, чтобы наши мальчики и девочки хотя бы условно начинали изображать соитие. А я на это не шла.
   – Зато он это самое соитие постоянно практиковал в своем кабинете… – Стас поморщился. – Вас это не возмущало?
   – Возмущало, – нахмурилась Виллина. – Но… Видите ли, немалая часть наших актрис – будем говорить прямо – прошли через панель на Тверской. Горькая реальность нынешней поры. С этими девчонками – причем в порядке добровольном – он, так сказать, и реализовывал обычно свое «право босса». Но если кто-то из них жаловался мне на его притязания, я ему вешала хороших звиздюлей, и он тут же делался шелковым. А «непанельных» он вообще трогать не смел, потому что знал – это плохо для него кончится.
   – Хм… – в этом междометии Гурова звучало явное сомнение. – Но вот как рассказала одна из ваших танцовщиц, труппа была, по ее словам, «как одна семья», и все там, мягко говоря, «общались» со всеми.
   – А, это, наверное, такая светленькая, курносая? Вот, зараза! – Атапина внезапно расцвела доброй улыбкой: – Катюшка Топоркова, балаболка хренова! Любит корчить из себя «оторви да выбрось». Вы не поверите, но на самом деле она – самая скромная и застенчивая. Когда первый раз надо было выходить на сцену, уперлась всеми четырьмя – ей, видите ли, вдруг стало стыдно. Чуть не сорвала постановку. Она когда-то пережила несчастную любовь, поэтому ее я всегда жалела больше всех.
   Опера молча переглянулись. Они уже поняли, что Виллина к смерти Капылина никакого отношения не имеет. Его убил тот же, кто убил и Вингрова, – человек, скорее всего, из их общего прошлого.
   Отвечая на вопрос Льва о конфликте с Капылиным из-за собственности, Виллина пояснила, что какой-либо собственности в «Айседоре», по сути, не было и нет. Помещение театра арендованное, у него есть конкретный собственник – банк «Магнат-супер». Разве что сценические костюмы и прочее оборудование? Как оказалось, Атапина хотела лишь добиться права считаться соучредителем театра, поскольку Капылин занимался только улаживанием вопросов с местной управой, полицией, пожарными и прочими службами. А вот все остальное – от творческих разработок до бумажной волокиты – лежало на ней. В том числе и бухгалтерия.
   Минувшим вечером в театре все было как и всегда. Сначала разминка, потом репетиция, потом выступление. Постановка прошла без сучка и задоринки. Труппа отплясала положенное под аплодисменты, стоны и охи зрителей, особо остро реагирующих на те или иные слишком уж откровенные «па». Когда публика разошлась под присмотром охранника, бывшего спецназовца Лени, артисты на своем транспорте разъехались по домам. Леню специально наняли после того, как одну из танцовщиц едва не увезли слишком уж темпераментные поклонники из каких-то южных краев.
   Собираясь уходить домой, Виллина хотела было зайти к Капылину, чтобы поставить вопрос о ремонте сцены – в одном месте стала проседать доска, что во время выступления запросто могло привести к вывиху, а то и перелому чьих-то рук или ног, но кабинет оказался заперт. На ее стук Эдуард вышел в коридор и тут же поспешил закрыть за собой дверь. Узнав о необходимости поиска хорошего плотника, он, как это бывало и раньше, тут же запричитал, что завтра будет предельно занят, давая понять, чтобы сценой занялась она сама. После этого Атапина уехала домой, и что было дальше – не знает вообще.
   – Да, не-е-т… – категорично помотала она головой. – В нашем театре искать убийцу смысла никакого, только зря время потеряете. Это дело рук той особы, что была в его кабинете. Сто процентов – убила она. Все-таки зря он мне ее не показал. Глядишь, и жив бы остался…
   – Ну, а что теперь будете делать дальше? – в какой-то мере проникшись сочувствием к своей собеседнице, спросил Крячко.
   – Да хрен его знает… – удрученно развела она руками. – Конечно, театру определенно – капут. Таких связей, как у Эдьки, у меня и близко нет. А без связей сейчас не выжить. Сейчас, главное, найти хорошего адвоката, чтобы отсудить у театра деньги и всем нашим дать выходное пособие. Да и мне самой оно не помешало бы. Да-а… Теперь, если закроемся, очень многим из девчонок придется опять возвращаться на Тверскую, на Ярославку… Растуды т-твою налево!..
   – А почему бы вам на базе «Айседоры» не организовать обычный, нормальный театр классического балета? – о чем-то напряженно размышляя, как бы вскользь обронил Гуров.
   – Святая простота-а-а! – укоризненно покачала головой Атапина. – Он думает, что это так просто… Если бы этот наш гребаный, продажный суд год назад признал меня соучредителем театра, я бы не имела и половины нынешнего геморроя. А теперь – как узаконить свои права? Второе. Да, с точки зрения тамошних дворовых бабок, мы были средоточием разврата. В мою сторону не плевал только ленивый. Но зато в эту столичную глухомань каждый вечер собиралось две сотни, а то и больше зрителей, при цене билета от «рубля» до трех и выше. Кстати, места распродавались иной раз на месяц вперед. Это позволяло платить откаты всей свистобратии – и чинушам, и уголовникам да и вашим коллегам тоже. Труппа получала ежемесячно от сорока и выше. Плюс – хорошие премиальные. А будет обычный балет – зрителей придут единицы. Да и цену придется снижать до копеек. Чем тем же ментам дань платить? Девчонок класть под них? Нам, кстати, это предлагали. Эдька сразу согласился, а я их послала. Так эти козлы за несогласие свою таксу накрутили вдвое. Нет, если хотя бы с ментами вопрос уладить поможете – я подумаю. Труппу жалко… Как бы там ни было, кто бы и откуда к нам ни пришел, но большинство – уж поверьте! – настоящие таланты. Кстати, может, еще кофейку?
   Опера снова переглянулись – пора было откланиваться.
   – Спасибо, но мы, похоже, уже и так засиделись. – Лев поднялся из-за стола. – Дам вам свой телефон, и если хоть одна зараза посмеет даже пикнуть насчет отката, я эту скотину так «откачу», что мало не покажется.
   – Точно, точно! Оформляйтесь, – тоже поднимаясь из-за стола, кивнул Крячко. – Поддержим – с «откатчиков» снимем не только погоны, но и шкуру.
   Они направились в прихожую. Виллина, вышедшая их проводить, задумчиво философствовала:
   – Вот вы говорите – «классический балет»… Это если в современном понимании. А в изначальном, восточном варианте, еще со времен Шумера, Ассирии, Вавилона и Иудеи, времен культа богини Астарты… Вы о ней слышали? Так вот, тот классический балет по откровенности был покруче нашего. Это был танец похоти, обольщения и совращения. Вы думаете, на библейской Саломее, плясавшей перед Иродом, кроме юбки было что-то еще? Иначе чем можно объяснить, что у мужика после ее пляски снесло башню, и он даже согласился казнить Крестителя? Кстати, Эдька и хотел назвать наш театр «Саломея», но я воспротивилась. Я, конечно, не святая, но и это – совсем уж никуда. «Айседора» – это мой вариант. Ну, это я так, к общему сведению…
   Надев туфли, Гуров выпрямился и, оглянувшись, с хитрой улыбкой сдержанно отметил:
   – Знаете, Виллина Алексеевна, мне почему-то подумалось, что, назвавшись стервой, вы себя явно переоценили. Похоже, вы все-таки в большей степени Виллина. И не надо претендовать на лавры знаменитых сказочных стерв Гингемы и Бастинды. Желаю удачи!
   – Солидарен! – подмигнув, вскинул левую руку, сжатую в кулак, Крячко.
   Выруливая на проспект и чуть покосившись в сторону Стаса, Лев негромко спросил:
   – Ну, и что думаешь теперь об этом?
   Тот неопределенно хмыкнул и пожал плечами.
   – По поводу убийства? Наверняка Виллина права – убила Капылина та загадочная дама, с которой он уединялся в кабинете… А-а-а! Ты о театре?! Ну, а что тут думать? Люди выживают. Пусть и не совсем обычным способом. Кстати! Странный момент. Когда ехали сюда, какого-либо сочувствия к театру я не ощущал, хотя на спектакль попасть хотелось.
   – А теперь?
   – Все совсем наоборот. К этой бесштанной компании отчего-то пробудилось сочувствие. А вот идти на их постановки расхотелось начисто…

Глава 3

   Прибыв в Главк, Лев и Станислав сразу отправились к Петру. По пути к своей «конторе» они завернули сначала в райотдел микрорайона, где забрали материалы по убийству Вингрова, а потом, ощутив недвусмысленные намеки своего организма насчет того, что неплохо бы и подкрепиться, завернули в кафе. Там-то их и застал звонок Орлова.
   – Ну, что у вас? – с нотками нетерпения поинтересовался генерал.
   – И так и эдак… – отправляя в рот очередную порцию капустного салата с креветками, маловразумительно известил Гуров.
   – А поточнее можно? – продолжал напирать Петр.
   – Не-а… – еще односложнее ответил Лев.
   – Чего это ты там мямлишь? Пообедать, что ль, надумали со Стасом? – уже начиная сердиться, строго спросил генерал.
   – Угу…
   – Могли бы и после доклада перекусить! – недовольно фыркнул Орлов. – Есть много вредно – портит фигуру.
   – На свое пузо глянь… – прожевав, с убийственной невозмутимостью посоветовал Лев.
   – Вот черти непробиваемые! – не на шутку рассердившись, генерал бросил трубку.
   И вот они, наконец-то, прибыли в свой, как иногда называл его Гуров, «альма-патер». Когда приятели вошли в приемную, то обнаружили невероятную картину – секретарша Верочка работала! Вместо того чтобы обсуждать с приятельницами последние тенденции моды и столичные сплетни, она набирала какой-то текст на компьютере, проворно стуча кончиками пальчиков по клавиатуре. Изобразив безграничное изумление, опера демонстративно воззрились в ее сторону, замерев на полпути к двери генеральского кабинета. Поймав нацеленные в ее сторону взгляды, Верочка неожиданно рассмеялась:
   – Это вы так рассердили Петра Николаевича? Полчаса назад тут такое было! Он выбежал в приемную и прямо в лоб спрашивает: «У меня, что, и вправду толстое пузо?!» А с самого аж искры сыплются! Потом пошел по отделам. Там всем «чертей дал». Вернулся в приемную, меня отчихвостил за то, что не успела подготовить текст его доклада на коллегии в министерстве… Ой, гром и молния! Вы уж больше так его не расстраивайте, а то он весь Главк по кирпичику разнесет…
   – О-го-го!.. – негромко присвистнул Стас. – А может, пока не пойдем к нему? Пусть остынет.
   – Думаешь? – Гуров с сомнением прищурился, покосившись в его сторону.
   Но в этот момент дверь кабинета резко распахнулась, и в приемную выглянул взъерошенный генерал Орлов. Окинув приятелей свирепым взглядом, он с ликующим злорадством прорычал:
   – Ага-а-а, вот они, «жертвы голодающего Поволжья»! Ну, и чего топчетесь? Милости прошу! Послушаем, послушаем, чего там наши «великие Пинкертоны» накопали!
   Войдя в кабинет и рассевшись в креслах, опера с умильно-ироничной улыбочкой воззрились в сторону своего начальника, пребывающего в состоянии, близком к тому, в каком, наверное, пребывает всякий уважающий себя вулкан, намеревающийся разразиться мощным извержением. После минутного молчания, вовремя поняв, что этих двоих и в самом деле ничем не пронять, в том числе и запредельно грозным видом, Орлов провел по лицу рукой, сгоняя со лба складки и морщины, и уже своим обычным тоном проговорил:
   – Ну, слушаю вас…
   – Круг подозреваемых определить пока не удалось, но перспективное направление найдено, – спокойно начал Гуров. – Оба эти убийства уже сейчас можно объединять в одно дело, а причину происшедшего надо искать в прошлом потерпевших. Судя по свидетельским показаниям, убийца, скорее всего, женщина, причем молодая и очень привлекательная. Сейчас будем изучать записи камер видеонаблюдения гостиницы. Швейцар рассказал, что одна из постоялиц у него вызвала некоторые подозрения – то она шла блондинкой в наряде ню, то брюнеткой монастырского вида.
   – Фоторобот составить есть возможность? – поинтересовался Орлов.
   – Трудно сказать… – откликнулся Крячко. – Я так понял, он особо ее не запоминал и о том, что это может быть одна и та же женщина, сообразил уже потом. Но попробовать стоит – пусть будет хоть приблизительный портрет, чем вообще никакого.
   – Вы хотите сказать, что у вас есть какие-то серьезные сомнения по поводу прошлого потерпевших? – из голоса Орлова окончательно выветрились оттенки раздражительности.
   – Конечно! – Гуров кивнул и достал из кармана пиджака конверт. Не спеша открыв его, он извлек цепочку с болтающимся на ней черепом-пауком, положил на стол перед Орловым и с какой-то непонятной хитрецой в голосе спросил:
   – Как думаешь, что это может быть?
   – Ну-у… Обычная зэковская кустарщина, – пожал плечами Петр. – А у кого из них вы это нашли?
   – У обоих! – Гуров достал из конверта еще одну, точно такую же вещь.
   – Ух ты-ы! Вот это да! То есть и одинаковые метки, оставленные убийцей, и эти «пауки» позволяют сделать уверенный вывод о том, что и Вингров, и Капылин знакомы давно, что оба имеют какое-то отношение к местам заключения, что причина их убийства одна и та же. Только – какая? Кстати! А эти «сувениры» вы нашли на убитых или в их вещах?
   – В вещах… – Лев вопросительно посмотрел на Орлова: – Ты видишь в этом вероятность какого-то подвоха?
   – Отчасти да… – Петр повертел в руке одного из «пауков». – Мы не можем допустить вероятность, что эти изделия тоже подложены руками убийцы? Ну, чтобы сбить нас на ложный след? И, кстати, где именно они были обнаружены?
   – У Вингрова – на дне его несессера, под одеждой, – сообщил Станислав. – А у Капылина – в рабочем кабинете, в одном из ящиков стола.
   – Знаешь, теоретически можно бы и допустить вариант с подлогом, – укладывая «пауков» обратно в конверт, кивнул Гуров. – Но есть еще одно очень важное обстоятельство. На правом плече обоих одинаковая татуировка. Правда, она почти полностью вытравлена. Скорее всего, в какой-то очень недешевой клинике, с использованием лазера. Однако судмедэкспертам удалось все же разглядеть, что там был изображен череп, сверху вниз пронзенный мечом и обвитый змеей. Есть и другие, тоже вытравленные татуировки, но одинаковые только эти.
   – То есть ты полагаешь, что когда-то они отбывали срок, причем на одной зоне? – спросил Петр, глядя куда-то в пространство.
   – Можно даже сказать – уверен, – твердо проговорил Лев. – Сейчас надо будет задействовать своих информаторов – пусть порыскают, может, им и удастся что накопать? Ну, а мы пока проверим контингент тюрем и колоний. Я думаю, нынешние имена обоих усопших – полная липа. Скорее всего, раньше их звали по-другому. Сейчас дам задание информационщикам, чтобы они через базу данных «Папилона» пробили отпечатки пальцев наших покойничков.
   – Ну, хорошо… Это уже что-то стоящее, – согласился Орлов. – А то сегодня спозаранку – дзынь-дзынь-дзынь! Дзынь-дзынь-дзынь! То из министерства звонят, то из Думы. И все-то уличить нас норовят в полном бездействии и стремлении замять это дело… Уж так достали – спасу нет!
   – Первый раз, что ли? – коротко хохотнул Лев. – Обычная история. Сначала нас уговаривают взяться за дело. Случается, даже руки выкручивают – берите! Мол, дело наиважнейшее, к которому лучшие умы не могут подступиться. Потом шпыняют, что плохо и медленно работаем. Когда появляются первые результаты, ставят другую пластинку: ой, да на вашем месте даже новичок накопал бы больше. А когда раскрыли, тут же выясняется, что дело-то было совсем ерундовское, для сыщиков младшего дошкольного возраста. И под занавес кто-то из шишек обязательно уткнет на очередном совещании: и за что только получаете зарплату?!
   – Вот-вот! Сплошное дежавю! – Стас поднялся с кресла: – Ну, что? Мы пошли работать! А то ведь и в самом деле – на нас смотрит страна, а мы тут рассиживаемся. Вперед! На мины!
   – Да, пожалуй, мы пойдем. – Гуров тоже встал и с хрустом потянулся. – Сегодня у нас дел – полным-полно.
   …Зайдя в информотдел, Гуров поручил капитану Жаворонкову идентифицировать отпечатки пальцев Вингрова и Капылина. Тот, обернувшись к судмедэксперту Дроздову, который тоже домогался его помощи по части какого-то запроса, демонстративно развел руками и, полностью уйдя в себя, забегал пальцами по клавиатуре.
   Впервые за весь этот день войдя в свой кабинет, Гуров обратил внимание на Стаса, который с весьма заинтересованным видом что-то просматривал на экране монитора ноутбука. Покосившись в сторону Льва, тот поспешно пояснил, что решил изучить технологические принципы работы автоматизированных банков данных дактилоскопической информации. Ответив ему понимающим однозначным «О-о-о!..», Гуров достал телефон и набрал номер Марии. Этим утром она выглядела не слишком здоровой, и хотя жаловаться на болезни обыкновения не имела, он сразу понял, что его половина явно не в своей тарелке. А завтра ей ехать с театром на гастроли. Хотя, если по совести разобраться, о каких гастролях могла идти речь? Тут надо срочно идти к докторам.
   – Да, Лев, слушаю… – наигранно-безмятежным тоном откликнулась Мария.
   – Как ты там? – строго поинтересовался Лев, уже поняв, что до идеального состояния здоровья ей далековато.
   – Тебе что, на работе делать нечего? – Мария пустила в ход свой коронный прием для подобных ситуаций, который Гуров называл «наезд встречным курсом». – У меня все хорошо.
   – Да? А у врача была? Он что сказал? – прекрасно зная все уловки своей жены, Лев и не подумал отступать.
   – Гм… А зачем мне к врачу? – попыталась возмутиться Мария. – Слушай, Левка, хватит на меня давить. Я – взрослый человек, и мне лучше знать…
   – Все понятно! – бесцеремонно прервав ее тираду, непререкаемым тоном резюмировал Гуров. – В общем, так… Или ты сейчас же заедешь в поликлинику и покажешься терапевту, или завтра никуда не поедешь, ни на какие гастроли.
   – И как же ты собираешься это сделать? – в голосе Марии чувствовалась подначка. – Прикуешь наручниками к батарее?
   – Отличный вариант! – рассмеялся Лев. – Заметь – предложила ты сама. В общем, если вечером я не получу доказательств посещения поликлиники, завтра утром ты в аэропорт не попадешь. Я сломаю замок входной двери. Пусть и сам на работу не попаду – Петр меня поймет, но ты уже точно никуда не улетишь.
   – Левка, ты – тиран и деспот! – тяжело вздохнула Мария. – Ну, ладно уж… Схожу!
   Вслушиваясь в их диалог, Стас восхищенно покрутил головой:
   – Ну, ты с ней круто! Никогда бы не подумал, что Мария Строева – Стро-о-ева! – может согласиться и уступить.
   Он поклацал пальцами по клавишам ноутбука, щелкнул мышкой, и вдруг… Со стороны его стола раздалось противное, гнусавое «Бам-бам!», исторгнутое динамиком ноутбука.
   – Твою дивизию! Тварюга поганая! – свирепо проворчал Крячко, вновь щелкая мышкой и клавишами.
   Однако ноутбук опять издал издевательски-злорадное «Бам-бам!», что могло означать только одно – Стас «поймал» баннер, от которого избавиться бывает не так-то просто. Еще несколько раз услышав все тот же «музыкальный момент», Станислав вопросительно посмотрел на Льва. Тот, не проронив ни слова, подошел к нему и взглянул на экран монитора. Там, поверх страницы сайта «взрослых» знакомств, высветился гангренозно-малиновый прямоугольник уведомления, который извещал: «Внимание! Ваш компьютер заблокирован! Вы несанкционированно проникли на сайт порнографического содержания. Вам предлагается позвонить на короткий номер, чтобы получить инструкции по разблокировке вашего компьютера».
   – Ну, сволочи! Ну, твари! – свирепо пробормотал Крячко, не отрывая взгляда от экрана, словно надеясь на то, что вот-вот свершится чудо, и мерзкий баннер компьютерных негодяев-вымогателей исчезнет сам собой.
   – Ну-ка, дай гляну… – тронул его за плечо Лев.
   Конфузливо крякнув, Стас поднялся из-за стола. Гуров сел на его место и, отключив ноутбук от блока питания, перевернул электронное устройство клавиатурой вниз и отсоединил аккумулятор. Ноутбук, издав короткое жужжание, умолк, его экран немедленно погас. Установив аккумулятор на место и снова нажав на кнопку включения, Лев, пощелкав мышкой, вышел в Интернет. На экране высветилась уже другая табличка с надписью, извещающей о том, что пользователю компьютера предлагается удалить одну или несколько вкладок или начать новую сессию. Щелкнув мышкой «Закрыть», после чего появилось обычное стартовое окно, Гуров поднялся из-за стола и, кивнув в сторону ноутбука, без тени иронии произнес:
   – Готово! Работай, только уж не лезь туда, куда лезть не стоит. Это хорошо еще, баннер оказался хлипеньким. А то случаются такие, что и опытному программисту убрать нелегко.
   – Спасибо, Лева! Ты – настоящий друг, – облегченно вздохнув, опустился на свое место Стас. – Не дай бог, пришлось бы звать наших хакеров. У-у-у!.. Да я, понимаешь…
   – Понимаю! Хотел с кем-то познакомиться? – приятельски улыбнувшись, опередил его Гуров.
   – Вот именно… Люди же себе кого-то в Интернете находят? Ну, мне и подумалось – а почему бы не рискнуть? Рискнул, блин… И что за сволочизм такой? Ладно уж, перебьюсь как-нибудь…
   – Ты насчет того, что один? Ну, вон, на Виллину обратил бы внимание. Взял бы у нее пару уроков по части нудизма. – Лев говорил вроде бы серьезно, однако Крячко сразу уловил в его глазах веселую подначку.
   – Брось смешить! – протестующе фыркнул он. – Нашел кого посоветовать! В ней, мне думается, от женщины почти ничего уже не осталось. Не удивлюсь, если, кроме нудизма, в ней есть еще и какие-нибудь «розовые» наклонности.
   – Это ты брось смешить! – укоризненно покачал головой Гуров. – Она об него все глаза обломала, а он подозревает бедную женщину невесть в чем!
   – Да иди ты! – откинувшись на стуле, Станислав недоверчиво прищурился.
   – Уже пошел! – флегматично объявил Лев и, выйдя из кабинета, направился к информационщикам.
   По его расчетам, к этому моменту те уже давно должны были разобраться с отпечатками пальцев их «клиентов» и выяснить, что это за люди на самом деле. Непонятная задержка результатов отчего-то начинала беспокоить. Интуиция подсказывала – это неспроста! Что-то тут складывалось не так, как надо…
   Когда Гуров вошел в помещение информационного отдела, Жаворонков с кем-то говорил по телефону, при этом на его лице было выражение разочарования и досады. Положив трубку, Валерий доложил, что с идентификацией отпечатков – дело дрянь. Он вошел в базу данных ЕИТКС (единой информационно-телекоммуникационной системы МВД) в разделе АДИС (автоматизированной дактилоскопической информационной системы), поименованной «Папилон», и ввел через сканер отпечатки пальцев Вингрова и Капылина. Минут десять на мониторе шло какое-то мельтешение, после чего компьютер выдал сообщение, согласно которому в базе данных «Папилона» лица, отпечатки пальцев которых были предъявлены к опознанию, вообще не значатся.
   – …Я нашел номер телефона администрации ЕИТКС, созвонился с ними, – продолжал говорить Жаворонков. – И вот они мне рассказали, что неделю назад на базу данных АДИС была совершена высокопрофессиональная хакерская атака. Кто-то, войдя в банк данных, выборочно стер всю информацию о немалом числе уголовников. И прежде всего о бежавших из мест заключения. В общем, были уничтожены данные почти на полторы тысячи человек.
   – Вот так! – нахмурился Лев. – Это называется – приплыли… Ну, а что же наши компьютерщики? У них же есть программные возможности по восстановлению стертых файлов?
   – В принципе, есть. Но я же говорю, что там поработали настоящие асы – они все, что ими было удалено, зачистили и заблокировали, чтобы восстановление было невозможно, – развел руками капитан. – Сейчас там ищут дубликаты на компакт-дисках, чтобы все заново восстановить. Но на выборку и загрузку, по их словам, уйдет не меньше недели.
   – Это называется законом подлости, – хмуро резюмировал Гуров, направляясь к выходу. – Как только что понадобится – капут, или пропили, или потеряли…
   Вернувшись в свой кабинет, он несколько раз прошелся взад-вперед, сопровождаемый любопытствующим взглядом Станислава.
   – Ну, и чего там случилось? – наконец нарушил молчание тот, вертя в руках авторучку.
   – Как сейчас выражаются не вполне интеллигентные люди, у нас – «полная попа». Не буду говорить грубее, – сердито обронил Лев, продолжая ходить взад-вперед. – Ты понимаешь, какая подлянка приключилась? Какие-то ушлые хакеры из криминальной среды стерли на сервере уйму информации. В том числе и ту, что нужна нам. Вот так-то! Я-то надеялся, что уже сегодня будем знать, кто же на самом деле эти Вингров и Капылин, а теперь придется их расшифровывать по старинке, ползая с лупой на коленках.
   – Да, дела-а-а… Ну, и что же теперь думаешь делать? Будем ждать, пока восстановят базу данных?
   – Еще чего! Время работает против нас… – Лев, наконец-то, сел на свое место и, стиснув кулаки, замер в задумчивой неподвижности. – Нет, не-е-т… Сидеть сложа руки мы не будем! Значит, сейчас отправим запросы по всем прежним местам жительства обоих наших клиентов, в том числе и туда, где их, условно говоря, место рождения. Конечно, я не думаю, что удастся найти что-то из ряда вон, но нам важна любая мелочь, любой пустяк. Этим сейчас я сам займусь, а вот ты… сейчас созвонишься с Виллиной, скажешь, например, что проникся идеями нудизма – можешь для общего расширения кругозора по этой части порыскать в Интернете, и назначишь ей чисто деловое свидание. Не обязательно у нее дома. Можно где-нибудь в парке, скажем… Ну, а там, между делом, закинешь удочку насчет Капылина. Нам сейчас важно знать каждую мелочь о его подлинной жизни. Улавливаешь?
   – Улавливаю… – кисловато усмехнулся Стас. – Слушай, Лева, а вот когда ты минут двадцать назад ляпнул насчет того, чтобы я на Виллину обратил внимание, ты уже тогда имел в виду этот вариант?
   – Если откровенно, то нет, – развел руками Гуров. – Кто мог знать, что нам придется столкнуться с такой вот хренистикой, как файлы, стертые хакерами? Так что давай, Стас, вперед! Дерзай! Смелее в раскрепощенные ряды натуристов-нудистов! Главное – информация о клиенте. И чем больше, тем лучше. Правда, не слишком увлекайся, а то, чего доброго, втянешься да потом еще и весь Главк обратишь в нудистов. О-о-о… Представляю Петра, одетого в одни лишь погоны и портупею… Это будет что-то!
   Слушая его, Крячко фыркнул, представив генерал-лейтенанта Орлова в образе нудиста. Да, это было бы феноменальное зрелище!
   – А сам-то куда думаешь податься? – спросил он, набирая в поисковой системе слово «нудизм».
   – Сейчас попробую связаться с главным думским ППРовцем – поспрашиваю у него, что он думает о Вингрове, потом… Потом надо будет съездить в Ярославль – там офис фирмы этого «слуги народа». Нужно поговорить с его сотрудниками. Да и по месту жительства стоит порыскать. Ну, это, конечно, только завтра получится. По Капылину местные коллеги обещали помочь – к нему на квартиру они сами съездят, ближе к вечеру обещали доложить.
   Гуров снова ушел в информационный отдел, а Стас, морща лоб и напряженно щурясь, углубился в изучение выданных компьютером материалов по приверженцам голого образа жизни. Бесстрастная электроника добросовестно выдала сотни статей на запрошенную им тему. Просмотрев на одной из страниц снимки массовых «флеш-мобов» некоего «художника-авангардиста», где сотни человек, раскрашенных красками по голому телу, позировали где-то на природе, он с какого-то момента вдруг почувствовал, что его как-то не очень тянет в эту вроде бы и жизнерадостную, но, тем не менее, чем-то все равно внутренне напрягающую среду. Выключив ноутбук, он набрал номер Виллины.
   На сей раз сбоя связи не произошло, и он почти сразу услышал ее голос:
   – Да, слушаю вас…
   Чуть откашлявшись, Крячко представился и несколько скомканно изложил причины своего звонка:
   – …Знаете, мне как-то доводилось бывать в Серебряном Бору, и я там видел сторонников, скажем так, нетрадиционного отдыха. Но, как и большинство не относящихся к нудистам, смотрел на это с осуждением. А вот послушал вас, и мне подумалось – может быть, я раньше чего-то не понимал? Мы не могли бы с вами встретиться в какой-нибудь кафешке, чтобы там это обсудить?
   – Почему бы нет? Давайте встретимся. Недалеко от моего дома есть отличное летнее кафе «Росинка». Вы там через сколько можете быть?
   – Минут через тридцать… Давайте так. Я туда подъеду и вам позвоню. Хорошо?
   Сунув телефон в карман и вызвав по телефону внутренней связи служебную машину – его верный безотказный «мерин» несколько «занемог», и его минувшим вечером пришлось отогнать в соседнее СТО, Станислав вышел из здания Главка и, сев в подрулившую «десятку», отбыл на задание.
   …Когда Гуров вошел к информационщикам, то вновь увидел подле Жаворонкова судмедэксперта Дроздова, который опять что-то излагал в своей затяжной, занудливой манере. Капитан Жаворонков с мученическим выражением лица внимал Дроздову, время от времени кивая и продолжая при этом проворно стучать пальцами по клавиатуре. Подойдя ближе, Лев негромко спросил, указав взглядом на смолкшего при его появлении судмедэксперта:
   – Валера, ты сейчас сильно загружен?
   – Относительно, Лев Иванович! – бодро ответил тот. – Что-то нужно найти, пробить?
   Гуров достал из синего пластикового конверта два крупно исписанных листа бумаги:
   – Да вот, список адресов, по которым надо разослать в тамошние ПВС запросы такого рода: действительно ли там проживали или проживают в данный момент люди, называющие себя Вингровым Константином Аркадьевичем и Капылиным Эдуардом Яновичем? Кроме того, надо сделать запрос в чернореченские зоны об этих же людях – не случалось ли им там сидеть? Сегодня сможешь все это отправить?
   – Так точно! Приступаю немедленно! – ответил Жаворонков и, положив перед собой списки адресов, щелчком мышки открыл страницу электронной почты.
   – Ну, а как же мой запрос?! – сердито всплеснул руками Дроздов. – Я уже второй раз прихожу, и все без толку. В чем дело?
   – Я же вам говорил – изложите все, что вам нужно, на бумаге! – явно начиная терять терпение, пояснил Жаворонков. – В запросе много специфических терминов, которые нужно указать грамматически правильно, буква в букву! Это вы можете понять? Вот Лев Иванович принес четко и ясно написанные адреса, четко и ясно написанные имена людей, четко и понятно объяснил, что именно хотел бы выяснить. Все! Мне остается выполнить только техническую часть работы. Неужели это так трудно уяснить?
   – Развели бюрократию! – Махнув рукой, Дроздов направился к двери, но неожиданно оглянулся: – Сейчас напишу! Но если опять ничего не будет сделано, пойду лично к Петру Николаевичу! – величественно вскинув палец, уведомил он.
   …Вернувшись к себе и найдя в Интернете контактные телефоны штаб-квартиры Партии Процветания России, Гуров позвонил по номеру, который значился как «ответственный дежурный». Раздавшийся после пары гудков мужской голос звучал предельно сухо:
   – Офис Партии Процветания России – на связи.
   Выслушав Льва, его собеседник после некоторого молчания сообщил, что решить единолично вопрос о предоставлении угрозыску требуемой информации он не может, поэтому должен посоветоваться с первыми лицами исполкома и, попросив назвать номер телефона, обещал созвониться через десять минут.
   Чтобы потратить время с пользой для дела, Гуров вышел в Интернет и набрал в поисковой строке запрос: «Предприниматели Ярославля, Вингров Константин Аркадьевич». Из множества ответов лишь один касался человека именно с такими паспортными данными. Как явствовало из информации, Вингров с 2008 года является владельцем крупной транспортной фирмы, работающей по всей России. Далее шла информация об услугах, предоставляемых ЧП «Феникс», адреса и телефоны его дочерних филиалов. А вот сам Вингров так и остался где-то за кадром.
   Почти то же самое удалось узнать и о Капылине. На одной лишь информационной страничке значилось, что означенный господин – владелец и продюсер мини-театра, как нельзя лучше отражающего самые передовые тенденции современного искусства. Впрочем, нашлась и критическая статья, автор которой весьма едко высмеивал репертуар театра и его сценистику, когда на первом месте навязчивая порнографичная обнаженка и лишь потом уже сюжет и само театральное действо.
   Зазвонил телефон. Ответственный дежурный ППР выполнил свое обещание. Голосом робота он сообщил, что лидер Партии Процветания России готов принять представителя внутренних органов.
   – Евгений Николаевич ждет вас в шестнадцать ноль-ноль по адресу…
   Дослушав «робота» до конца, Лев положил трубку, с иронией отметив про себя, что Партия Процветания явно не заинтересована в том, чтобы кто-то им звонил вообще. Во всяком случае, после общения с этим ответственным дежурным звонить еще раз в штаб-квартиру ППР так называемому «человеку с улицы» вряд ли захотелось бы. Выключив ноутбук и заперев дверь кабинета, он зашагал по коридору к выходу.
   Вскоре его «Пежо» мчался в сторону улицы Артиллерийской. Поплутав по уже начавшим заполняться предвечерними пробками улицам столицы, ближе в четырем Гуров сумел попасть на не очень длинную, но просторную улочку, сплошь застроенную офисными зданиями. Без труда вспомнив названный «роботом» номер дома – семнадцать, он вошел в людный вестибюль и, показав удостоверение, уведомил, что ему нужно пройти в штаб-квартиру ППР.
   – Вам надо на второй этаж, кабинет двадцать два, – без малейшего намека на пиетет скучающим тоном произнес вахтер.
   Поднявшись по лестнице, Лев нашел стандартную, под красное дерево, как и десяток других таких же, дверь с номером «22». Постучав, вошел в небольшую приемную, в которой за компьютером сидела шатенка средних лет, что-то торопливо набирающая на клавиатуре. Увидев гостя, она улыбнулась и, ответив на приветствие гостя, спросила:
   – Вы – Лев Иванович Гуров? Проходите, Евгений Николаевич вас ждет.
   Открыв дверь с табличкой «Председатель политсовета ППР Евгений Николаевич Фырпис», Гуров оказался в просторном кабинете, где справа от входа сидел худощавый, остроносый, коротко постриженный гражданин лет тридцати пяти в отменном костюме, под сенью двух флагов – российского государственного и еще одного триколора – бело-желто-зеленого, с черной траурной лентой на древке. Судя по всему, это был партийный флаг ППР. В центре полотнища расположились треугольником три раскрывшихся цветка – ромашка, роза и лилия.
   Поприветствовав гостя и предложив кофе, хозяин кабинета со скорбью в голосе сообщил, что партия в связи с убийством Вингрова «в своих рядах объявила трехдневный траур», и особо подчеркнул, что «человека такого масштаба» в ППР заменить практически некем. Выслушав своего визави, Гуров в нескольких словах выразил Фырпису соболезнование и поинтересовался, что он может сказать об усопшем как о человеке и политике.
   – Как о человеке о Константине Аркадьевиче могу сказать только то, что это был настоящий мужик – решительный, твердый, знающий жизнь и способный принимать трудные решения. – Потирая пальцем то лоб, то кончик носа, хозяин кабинета говорил чуть глуховатым тенором с нотками пафоса и некоторой даже патетикой. – Как политик – он был хорошим трибуном, умевшим отстоять свою точку зрения, умевшим убеждать и выдвигать новые идеи, интересные и нестандартные решения. Во всяком случае, с ним не рисковали вступать в полемику многие из наших думских «тяжеловесов».
   – А как давно он в вашей партии? Как он в нее пришел? – поняв, что, кроме риторики «вокруг да около», от собеседника ничего не добиться, поспешил задать следующий вопрос Лев.
   Фырпис, немного поводив руками, сообщил, что их партия, образовавшаяся несколько лет назад, за прошедшие годы сумела завоевать столь высокий авторитет, что на последних думских выборах получила два депутатских мандата. Одного из них удостоился сам Фырпис, а второй достался Константину Вингрову, который вступил в партию всего за полгода до выборов.
   – …Именно благодаря тому, что Константин Аркадьевич взял в свои руки руководство избирательным штабом, мы и смогли за считаные месяцы совершить столь впечатляющий рывок, – словно выступая с трибуны, вещал партийный лидер. – Наша с ним встреча произошла случайно, в Торгово-промышленной палате. Узнав, что я предисполкома ППР, Константин Аркадьевич сказал, что о нашей партии знает, что ему очень близка наша позиция по самым значимым общественно-политическим вопросам. Тут же приняв решение вступить в ППР, он объявил, что вносит в наш избирательный фонд значительные средства и готов лично принять участие в предвыборной кампании. Наш исполком мог только приветствовать пополнение своих рядов столь незаурядным членом.
   – А как вы думаете, кто и почему мог убить Константина Вингрова? – спросил Гуров, уже заранее зная, что услышит в ответ.
   Как он и предполагал, ответ Фырписа оказался обтекаемо-пафосным:
   – Поднять руку на такого человека мог только конченый отморозок, без чести и совести, который заслуживает самого сурового наказания. А в том, что это убийство чисто политическое, у меня и членов нашей партии нет ни малейшего сомнения. Возможно, просматривается даже ближневосточный след.
   – У вас есть какие-то предположения? – Последний пассаж очень заинтересовал Гурова.
   – Скорее всего, к его убийству причастны проасадовские элементы из числа сотрудников сирийского посольства. Наша партия, приверженная либеральным ценностям, заняла позицию неприятия поддержки кровавого диктатора Башара Асада. Константин Вингров как член комитета по международным делам при рассмотрении вопроса об оказании помощи Асаду занял единственно верную позицию – он высказался о недопустимости поддержки убийцы собственного народа. Разумеется, представители правящей партии и якобы парламентской оппозиции протащили решение, выгодное тирану. Но мы все равно остались при своем особом мнении. Я думаю, история нас рассудит.
   Выслушав этот выспренний спич, Лев пожал плечами:
   – Но вообще-то Сирия на сегодня как бы наш союзник. На ее территории наша база ВМФ. Да и народ, как явствует из СМИ, во многих случаях идет в ополчения, противостоящие… гм… повстанцам. Впрочем, не будем углубляться в политические аспекты происходящего в Сирии. Пусть этим занимаются политики. Но если брать во внимание версию с «ближневосточным следом», то, может быть, имели место угрозы, слежка, какие-либо провокации?
   – Кстати, слежка как раз за ним и велась! Да! – закивал Фырпис. – Раза два Константин Аркадьевич замечал следовавшую за ним белую машину – «ВАЗ» четырнадцатой модели. Учитывая возможные риски, мы порекомендовали ему обзавестись личной охраной. Но он, как настоящий, сильный мужик, считал, что это излишне. Вингров обычно останавливался в гостинице «Онтарио», так вот там он также видел некую брюнетку, следившую за ним. Брюнетку! А Ближний Восток – это вовсе не блондинки!
   С серьезным видом предположив, что это могла быть тайная поклонница Вингрова (ну, раз он такой несравненный и непревзойденный!), Гуров задал еще несколько вопросов, после чего распростился, пообещав хозяину кабинета обязательно проинформировать его, как только в расследовании появятся первые реальные результаты.

Глава 4

   Утром в Главк Гуров прибыл пораньше. Сегодня он собирался ехать в Ярославль, чтобы там, на месте, набрать информации о Вингрове. Открыв электронную почту, Лев нашел письмо, присланное операми райотдела, которые опрашивали соседей Капылина по месту его жительства. Как явствовало из него, Эдуард Капылин проживал в доме старинной, купеческой постройки по Малому Волжскому проезду, где занимал трехкомнатную квартиру, образованную из трех коммуналок с отдельным выходом во двор. Поселился он там несколько лет назад и вначале, по словам соседей, был тише воды ниже травы, но, постепенно обжившись, начал показывать свой не вполне добрососедский норов.
   Выкупив три смежные коммуналки и объединив их в единые апартаменты, он наглухо отгородился от всех соседей. Следующим своим шагом Капылин, по сути, «приватизировал» общедомовой водопровод. Поскольку из магистрали в дом вода поступала плохо в силу износа и загрязненности подводящей трубы, Эдуард взялся заменить ее за свой счет. Возносившие ему хвалы пенсионерки очень скоро убедились в том, что их проблемы на самом деле были ему по барабану. После ремонта внутридомовую сеть Капылин подключил, но таким образом, что мог в любой момент отсечь ее от водоподачи, перекрыв кран, установленный прямо в его квартире, и все остальные тут же оставались без воды.
   Свой «Лексус» он имел обыкновение ставить у соседнего, общего подъезда так, что в дом и из дома приходилось выбираться, протискиваясь между машиной и кирпичной стеной. Когда кто-то из жильцов то ли по нечаянности, то ли в отместку поцарапал дверцу лимузина, Эдуард почти на неделю перекрыл воду и открыл кран только тогда, когда морально сломленные жильцы собрали востребованную им сумму денег. Подписанные десятками человек петиции и коллективные хождения по всевозможным конторам успеха не имели – Капылин был словно заговоренным от любых претензий и исков.
   Его смерть жильцы дома восприняли как праздник, как избавление от самодура и мучителя. Поэтому, отметили опера, круг подозреваемых исполнителей убийства мог быть достаточно широк. Впрочем, допросив всех, кто, по мнению оперов, мог решиться на подобный поступок, они не смогли выявить хотя бы одного, кто не имел бы алиби. Правда, и здесь не все было гладко. Как написал в заключении старший оперуполномоченный райотдела: «…Учитывая степень крайней неприязни жильцов дома к гр. Капылину, очень трудно надеяться на то, что кто-то из них не подтвердит алиби заведомому исполнителю убийства, даже располагая такой информацией».
   Дочитав до конца, Гуров усмехнулся, вспомнив старинную поговорку: «Бог шельму метит». Не надо пакостить людям, злобствовать и глумиться над ними – рано или поздно это кончится очень плохо. «И на что он только рассчитывал, этот самозваный феодальчик? Неужто уверовал в свою абсолютную безнаказанность и дутое всемогущество? Недаром древние говорили, что если боги хотят наказать, то прежде всего лишают разума…»
   Вот и Вингров, скорее всего, того же поля ягода. Что же все-таки связывало этих двоих – Вингрова и Капылина? Почему они были убиты один за другим в течение всего двух суток? Кто-то их искал и только теперь смог найти? Эти два события пока что задали лишь массу вопросов, не приоткрыв и на йоту своей истинной подоплеки. Не совсем понятно, почему убийца не разделался с Вингровым в Ярославле, неужели здесь это сделать было проще?
   К тому же экспертам не удалось пока ответить и на самый главный вопрос – как именно были лишены жизни оба убитых? Патологоанатомы не смогли обнаружить вообще никаких следов насилия – у обоих просто остановилось сердце. Что это? Действие какого-то особого яда? Высоковольтный электрический разряд? Стоп! А вот это уже на что-то похоже… «Надо будет запросить специалистов, при каких условиях и каким образом удар током обычного электрошокера может повлечь смертельный исход…» – отметил про себя Гуров.
   Вчера вечером он созванивался с Амбаром, изрядно постаревшим и погрузневшим за последние пару лет.
   – Але! Чавой-то там? – в своей обычной манере откликнулся тот.
   Узнав, что «Льваваныча» интересует загадочная смерть сразу двоих человек, к тому же весьма небедных, к тому же – не исключено! – «мотавших срок», Константин Бородкин обещал обязательно «пошевыряться», однако сразу же предупредил, что, по его внутреннему чутью, на богатые результаты рассчитывать не стоит.
   – …Печенкой чую, Лев Иваныч, что мути в этом деле больше положенного, – резюмировал Амбар. – Копать придется много и долго.
   Но Гуров знал это и без него. Еще бы не копать много и долго, коль оба убиенных если и не с «тройным дном», то уж с «двойным» – как минимум. Убийственно дохлое дело, никак не способное повысить настроение. Впрочем, внутренний настрой Льва и без того со вчерашнего дня был далеко не на подъеме.
   С Марией вчера разговор сложился не совсем тот, на который можно было бы рассчитывать перед ее поездкой куда-то очень далеко. Придя домой, Гуров первым делом уточнил, была ли его половина у врача. Та заверила, что была, и даже показала рецепт на противопростудные лекарства, а потом добавила, вроде со слов терапевта, что ее недомогание – штука сугубо мимолетная и недолговечная, и завтра к утру все нормализуется.
   Выразив сомнение по поводу докторского оптимизма, Лев потрогал лоб жены и убедился в обратном – за одну лишь ночь при такой температуре не выздоравливают. Однако сегодня утром Мария категорично объявила, что, невзирая ни на какую лихорадку, она все равно поедет на гастроли. И – точка!
   Поняв, что спорить с ней бесполезно, Лев молча собрался и, толком даже не позавтракав, отправился на работу. Попрощались они с Марией холодновато. Он был раздосадован ее трудоголическим упрямством, она – как ей казалось, его излишней настойчивостью и даже упертостью в намерении заставить лечиться от «всяких пустяков»…
   В почтовом ящике компьютера нашлось и письмо экспертов Главка, которые совместно со швейцаром «Онтарио» составили-таки фоторобот таинственной дамы. Открыв файл, Гуров от неожиданности рассмеялся – на составленном портрете красовалась… Анна Банакара, она же Зинаида Скакунова. Судя по всему, у швейцара и в самом деле по какой-то причине малость перепутались «файлы». Тут же был отчет оперов райотдела о результатах изучения записей камер видеонаблюдения. По мнению «онтарианцев», каких-либо подозрительных людей из числа тех, кто два дня назад входил в гостиницу, они выявить не смогли. Изучение информационных носителей – компакт-дисков и флеш-карт – тоже ничего не дало. Помимо деловой информации, касающейся грузоперевозок, а также пропагандистских материалов ППР и законопроектов, опера обнаружили массу кустарных видеороликов весьма и весьма непристойного содержания, в которых фигурировал и сам Вингров.
   Неожиданно хлопнула дверь, и в кабинете появился Станислав. В отличие от Гурова, пребывавшего в настроении между «ясно» и «пасмурно», «барометр» Крячко показывал стабильное «солнечно». Он явно испытывал внутренний подъем, и его переполнял избыток эмоций.
   – Хау ду ю ду, мистер Гурофф? – изобразив некий витиеватый жест, жизнерадостно ухмыльнулся Крячко.
   – Хау, хау… – в тон ему ответил Лев, приветственно махнув рукой. – Есть интересные новости?
   – А у тебя?
   – Из того, что пришло по почте, в основном чепуха одна… – поморщился Гуров. – На фотороботе – певичка Банакара. Видеозаписи – мимо. Личные архивы Вингрова – мимо…
   – Ну, а у меня кое-что есть, и в «яблочко»!.. – Станислав присел на краешек своего стола, сплетя руки на груди, и, выдержав «для значимости момента» небольшую паузу, со значением в голосе продолжил: – Сегодня буду выяснять личность уголовного элемента по кличке то ли Чпыль, то ли Чмыль, то ли Шпыль, то ли Шныль… Да, понимаю, что перелопатить придется немало, но результат того стоит.
   …Минувшим днем он доехал до летнего кафе «Росинка», которое располагалось на берегу крохотного (зато с утками!) водоемчика, в окружении белоствольных березок и зеленоствольных осин. Найдя свободный столик и заказав бутылку хорошего вина, а к ней – фруктов, сладостей и всего того, что необходимо для заполнения свободной площади стола, а не переполнения желудка, Стас набрал номер Виллины. Минут через десять в кафе появилась элегантная леди, обращающая на себя взгляды мужской половины присутствовавших. Крячко, напряженно ожидавший появления Атапиной – неудобно же было явить себя неотесанной деревенщиной, в первые мгновения ее сразу и не узнал. Лишь по взгляду, нацеленному в его сторону, вдруг догадался – она! Поспешно выйдя навстречу, он проводил Виллину к столику и, галантно подвинув стул, с некоторым восхищением отметил:
   – Вас не узнать… Прямо-таки королева всея Великобритании!
   – Такая старая? – явив незаурядное чувство юмора, усмехнулась Атапина.
   – Элегантная! Может, вина? Ну, по чуть-чуть… Не знаю, правда, понравится ли вам? Но меня заверили, что всего пару часов назад этот сосуд контрабандой доставили с лучших виноградников солнечной Испании.
   – Уговорили… – чуть заметно кивнула Виллина и неожиданно добавила: – А вы, похоже, компаньон опасный. Умеете бедным женщинам запудрить мозги. С вами надо быть начеку!
   Наливая вино, Крячко изобразил сокрушенный вид:
   – С вами – тоже. Сразу разгадали мои коварные замыслы. Отсюда следует, что пудрю мозги из рук вон плохо. Увы! Сказывается долгое отсутствие практики…
   – А мне кажется, совсем наоборот – практики у вас избыток, – звонко рассмеявшись, возразила она. – Ну, давайте, выпьем за… За то, чтобы в нашей жизни было как можно больше радующих нас мгновений и как можно меньше – огорчающих.
   – Прекрасный тост! – одобрил Стас.
   Они выпили действительно отменное вино и тут же заговорили о всякой всячине – о его достоинствах, о прекрасной летней погоде, обо всех тех пустяках, какие обсуждаются после первого бокала.
   – Но вы хотели поговорить о нудизме? – улыбнувшись, с нотой загадочности в голосе напомнила Виллина. – Ну что ж, для начала – несколько слов от человека, который это явление знает изнутри. Не знаю, чем он является для других, но для меня нудизм – очень важная часть моей жизни. Если хорошенько подумать, именно он помогает мне даже в трудных ситуациях сохранять оптимизм и уверенность в себе. А вообще, как ощущение – это мощная эмоциональная встряска, дающая второе дыхание.
   Наполняя бокалы, Стас размашисто кивнул, как бы давая понять, что полностью согласен с этим суждением.
   – Да, второе дыхание – это здорово, – с мечтательностью в голосе отметил он. – Кстати, есть предложение для оптимизации микроклимата в пределах этого стола дать отставку чопорному «вы» и пригласить в нашу компанию дружеское «ты». Ты как?
   – Только – за! – охотно согласилась Виллина. – Между прочим, «выкают», как правило, «текстильщики», а вот нудисты чаще общаются на «ты».
   – Тогда – за взаимопонимание! – бодро объявил Станислав.
   Их общение с этого момента и впрямь утратило налет некоего светского официоза и превратилось в нормальную приятельскую беседу. Виллина рассказала, что в числе нудистов состоят и коронованные особы, и политики, и спортсмены, и массмедиа, и художники, и артисты. По ее словам, есть элитарные сообщества нудистов, куда входят только, так сказать, избранные. Там практикуются какие-то особые ритуалы и тому подобная ерундистика. А основная масса любителей голого времяпрепровождения предпочитает просто прийти в такое место, где нет придирчиво-любопытных взглядов «текстильщиков», раздеться и ощущать свое слияние с природой.
   – Тут главное – попробовать. Тебе, думаю, понравилось бы, – уверенно констатировала она. – Есть еще особое направление нудизма – натуризм. Но там на первом плане – здоровый образ жизни. Нудизм как таковой – на втором. Хотя, по-моему, разница не особо велика.
   Стас в ответ лишь неопределенно улыбнулся и с некоторым смущением пояснил:
   – Ну, то, что понравилось бы, не спорю. Но вот я не представляю, как нормальные мужики, при всем своем здоровье, реагируют на женщин, полностью лишенных одежды? В этом плане я бы чувствовал себя крайне неуютно. Ну, ты понимаешь почему…
   Смеясь, Атапина закивала головой, пояснив, что подобное испытывают многие из впервые попавших в нудистскую среду.
   – Привыкание наступает очень быстро, – успокоила она. – Ты же спокойно реагируешь на женщин в бикини?
   – Если честно, то не очень… – вполголоса признался Стас. – Кстати, а вот Капылин – не к ночи будь помянут! – он не из нудистов?
   – Ой, Станислав! Ждала я этого вопроса… Я ведь сразу поняла, что наша встреча – часть проводимого тобой и Львом Ивановичем расследования. Но я к тебе не в претензии. Меня сто лет уже не приглашали в кафе и не говорили комплиментов. Я признательна уже за это и хорошо понимаю, что за все надо платить. Так что спрашивай, на все, что смогу, отвечу…
   Стасу внезапно стало за себя неловко, и одновременно он не мог не восхититься проницательностью своей собеседницы. Но, тем не менее, сохраняя невозмутимость, он не спеша вновь наполнил бокалы и с некоторым укором произнес:
   – Ну, должен сказать, что ты несправедлива и ко мне, и к себе. Ко мне – заподозрив, что эта встреча – всего лишь хитрая уловка для того, чтобы выудить информацию. К себе – уверив себя в том, что тебя в кафе могут пригласить только из корысти. Да, врать не буду, я – опер и на службе нахожусь даже тогда, когда иду на свидание. Но ты мне очень симпатична – и как женщина, и как интересный собеседник.
   – Многообещающе сказано… – лукаво улыбнулась Виллина. – Ну, да ладно. Давай о деле. Тебе нужно знать об Эдьке все, что знаю я? Ну… Знаю-то я не слишком много. Близки мы с ним не были – как женщин он предпочитал тех, кто намного моложе меня. Поэтому общались с ним строго в пределах нашей работы – никакой лирики, никаких воспоминаний, никаких личных моментов. Но я всегда чувствовала, что Капылин – человек-«матрешка». То, что на поверхности, – это всего лишь фальшивая оболочка, а под ней прятался он настоящий, однако это было укрыто от посторонних глаз очень тщательно. Думаю, именно поэтому он и жил в одиночестве.
   – Ну и хрен с ним! – поднимая бокал, пренебрежительно поморщился Крячко. – Давай за то, чтобы у нас сбылось все то, о чем сейчас думается и мечтается.
   – О-о-о! – Атапина, чуть прикусив губу и прищурившись, смотрела на него и, судя по всему, никак не могла набраться решимости, чтобы что-то на это ответить. – Нет, это потом, потом, потом… – неожиданно пробормотала она, помотав рукой, и, чокнувшись со Стасом, залпом выпила вино.
   Крячко тоже выпил и, отставив бокал, откинулся на спинку стула. Вино уже проявило свое действие, и он чувствовал себя весьма благодушно. Ему нравилось решительно все – Виллина, шумливые соседи за другими столиками, погода, музыка, исторгаемая динамиками музыкального центра. Внезапно через столик от них слишком уж громко забузила большая компания, которая кутила, сдвинув вместе два стола. Раздался чей-то «ваще, в натуре деловой» голос, раздался звон тарелок, и через головы посетителей полетел бутерброд, который, задев плечо Виллины, плюхнулся на пол.
   – Ой, что это?! – недоуменно оглянулась она, осматривая свое плечо, на котором осталась мелко нарезанная зелень, сливочное масло и красная икра. – Что за свинство?
   – Секундочку! – Взяв из вазочки сразу несколько салфеток, Станислав подошел к ней и аккуратно стер следы.
   В этот момент, даже не глядя назад, он буквально чувствовал спиной нацеленные на нее встревоженные, ехидные, высокомерные взгляды. До его слуха донесся молодой женский голос:
   – Гошка, ну, ты зачем так делаешь? Вон, в женщину попал. Как не стыдно?!
   – Ну и че? Да мне все тут – пох и нах, понятно? В бабу попал? Ну, и хрен с ней. Оближет! – гыгыкнув, ответил нагловатый тенор, с оттенками нарождающегося баса.
   – Спасибо… – Благодарно посмотрев на Стаса, Виллина поспешила добавить: – Только это… Стас! Пожалуйста, не связывайся! Ну, что уж теперь поделаешь, раз этого распоясавшегося хамья сегодня с избытком на каждом шагу? Не надо портить вечер свалкой, битьем посуды… Зачем?
   Выслушав ее, Крячко иронично усмехнулся и пожал плечами:
   – А кто тебе сказал, что сейчас будет свалка? – А сам быстро направился к шумливой компании.
   Кто-то, ерничая, с утрированным испугом запричитал:
   – Ой, идет, идет, идет! Ой, боюсь, боюсь, боюсь!..
   Стас шел, чуть улыбаясь, но в его глазах поблескивали такие холодные искры, что шутник мгновенно осекся и за столом наступила полная тишина. Да и за соседними столиками все разом притихли. Крупный парняга, с широким квадратным лицом и туповатым взглядом типичного «быка», поднялся со стула и, повернувшись к Станиславу, язвительно ухмыльнулся:
   – Че, недоволен, что ль, чем? Ну, пошли, выйдем, разберемся…
   – А зачем выходить? – окинул его насмешливым взглядом Крячко. – Бить я тебя не собираюсь. Я тебя воспитывать буду. Вернее, теперь уже перевоспитывать.
   – Чего-о-о? – Парень занес руку с угрожающе напряженными пальцами-сосисками, скорее всего, ожидая, что тот попятится и обратится в бегство.
   Однако произошло нечто совсем иное. Крепкая пятерня внезапно смяла его пальцы в один пучок и стиснула с такой силой, что у «быка» от боли перехватило дыхание, а глаза, сделавшись большими-пребольшими, сами устремились куда-то на лоб. Его лицо одновременно и посинело, и побагровело, а всякую заносчивость и самомнение, наоборот, словно сдуло порывом сильного ветра.
   – Ой, бля-а-а-а!.. – только и смог прохрипеть «крутяк», корчась и приседая.
   – Ну, а теперь пошли… – Не выпуская его пальцев из своей железной руки, Станислав направился к своему столику, откуда за происходящим молчаливо наблюдала донельзя встревоженная Виллина.
   – Ку-да-а?.. – перемещаясь вслед за этим загадочным силачом, только и смог выдавить «бык».
   – Извиняться, голубок, извиняться за свое свинство. Пушкин, что ль, за тебя извиняться будет?
   – О, да, да, да… – усердно закивал тот и, с трудом переводя дух, переходя с тенора на дискант, обратился к Виллине уже с нотками заискивания: – Простите меня, пожалуйста! Я был неправ!
   – Хорошо! – одобрил Станислав, продолжая сжимать его пальцы. – Но у нас еще остался бутерброд, который валяется на полу. Это – хлеб. Это труд людской. Подбери и съешь!
   «Крутяк» нехотя подобрал бутерброд и замешкался, умоляюще глядя на Виллину.
   – Станислав, ради бога, не надо! – протестующе замахала та рукой. – Он уже извинился. Чего же еще?
   – Ладно, иди… – Выпуская его руку, Крячко строго добавил: – Спасибо скажи этой доброй, незлопамятной женщине. А то ты у меня не только съел бы этот бутерброд, но еще и пол бы вылизал.
   – Спасибо! Очень признателен! – закивал парень и поспешил к своему столу.
   Крячко сел на свое место и, разливая по бокалам остаток содержимого бутылки, спросил:
   – Ты сильно расстроилась?
   Атапина тряхнула головой и чуть слышно произнесла «нет». Еще немного помолчав, она заговорила:
   – Знаешь, по-моему, кое-что для тебя интересное у меня есть. Когда ты привел этого оболтуса извиняться, я вспомнила похожего на него типа, который приходил к нам на постановку в прошлом году. Когда наше шоу закончилось и зрители стали выходить из зала, мы с Эдькой стояли невдалеке и, что у нас было делом обычным, собачились по поводу сценария нового спектакля. Вдруг из толпы зрителей выходит такой же вот «качок», хлопает Капылина по плечу и, улыбаясь до ушей, говорит ему: «Здорово!» При этом называет его то ли Чпыль, то ли Чмыль, то ли Шпыль, то ли Шныль… Как-то вот так. Эдька на какую-то секунду растерялся, но тут же изобразил крайнее изумление и развел руками: «Не понимаю, о чем вы?» Тот на него еще раз глянул, плечами пожал, сказал: «Извини, братан, обознался», и ушел.
   – Очень интересная информация! – обрадовался Крячко. – Это дело надо обмыть! Сейчас еще бутылочку закажем…
   – Нет, нет! – категорично отказалась Виллина. – Мне хватит. Я уже и так захмелела, не знаю, как домой дойду.
   – А я на что? Провожу прямо до крыльца. Что? Все-таки – нет? Ну хорошо, хорошо, не будем превращать этот прекрасный вечер в дремучую пьянку. Слушай, а тот тип, что подходил к вам после спектакля, он больше не появлялся?
   – Честно говоря, не обращала внимания. Продавала билеты на текущий вечер контролерша Валя, она же по совместительству и уборщица. А мне некогда кого там рассматривать. Во время постановки я постоянно «на подхвате» – дежурю за сценой, чтобы не случилось сбоя. Но вообще-то мне почему-то кажется, что его больше не было.
   Как Крячко и обещал, Виллину он проводил до самого крыльца ее подъезда. А когда, попрощавшись, собрался уходить, то услышал недоуменное:
   – Ну, вот… Я думала, мы поднимемся ко мне, попьем чаю, посмотрим записи моих постановок… Жаль!
   …Выслушав сжатое повествование о минувшем вечере, Гуров хитро прищурился:
   – Ну, и как, поднялся?
   – Пообещал Виллине, что об этом – даже тебе – ни слова. – Станислав изобразил гримасу, которую можно было понять: «Догадывайся сам. Но ты-то меня знаешь!..», после чего спросил, указав взглядом на ноутбук: – А у тебя чего?
   – Вон, почитай, что в народе говорят… – Лев встал, уступая место у ноутбука.
   Прочитав доклад о Капылине, Крячко покрутил головой и жестко резюмировал:
   – Хоть о мертвых и принято или хорошо, или ничего, но это случай особый. Редкостная сволочь. Просто удивительно, что его столько времени терпели. Я бы его грохнул еще раньше.

   Полчаса спустя Гуров мчался на служебной «Волге» в сторону Ярославля. Теоретически можно было сделать обычный запрос в ярославское УВД и, получив готовую информашку, сработанную другими, попытаться что-то из нее выжать. Но Лев, даже если и предстояло ехать куда-то очень далеко, предпочитал побывать в том или ином городе лично. И не потому, что не доверял коллегам. Увиденное чужими глазами, да еще изложенное чужими словами, нередко оказывалось совсем иным в сравнении с тем, что потом по прочтении он мог себе представить. Личное впечатление позволяло получить не только куда более правильное, четкое и объемное представление о том или ином факте, но еще и внутренне прочувствовать его реальную значимость для расследования, уловить какие-то иные полутона сопутствующих обстоятельств. Случалось даже так. Прибыв в то место, где нужно было взять информацию, Лев заранее интуитивно чувствовал, где и как ее лучше искать, и стоит ли вообще терять свое время на возню, которая может оказаться пустопорожним занятием.
   Машина мчалась по Ярославскому шоссе в ряду другого автотранспорта – и легкового, и грузового, и пассажирского, кого-то обгоняя, а кому-то, наоборот, глядя вслед. Иные, из «шумахеров», пролетали мимо «Волги» на бешеной скорости.
   Примерно на сороковом километре пути Гуров увидел впереди две машины – как-то неудачно пристроенный у обочины «бычок» и стоящую впереди него «Дэу» с побитым задом. Дав команду сержанту Володе остановиться, он подошел к кабине «бычка» и спросил у водителя, хмуро дымящего сигаретой:
   – Вам помощь не требуется?
   – Да нет, спасибо, командир. Терпимо…
   – А что случилось-то? – поинтересовался Лев, указав взглядом на «Дэу», в кабине которой сидела раскрашенная девица.
   – Да что… Подрезала меня, ну и – готово. Кого-то по второй полосе начала обгонять, а со встречки, прямо ей в лоб выскочил «крузер». Ей бы принять чуть вправо – они бы вполне разминулись, а она метнулась на мою полосу и, видать, с перепугу, сразу дала по тормозам. Ну а я тут – как успею среагировать? Хотя на реакцию не жалуюсь. В принципе, если бы вовремя не влупил по тормозам, то смял бы ее, как спичечный коробок, – фургон загружен по самое «не хочу». Понакупят, блин, прав, а ездить как следует не учатся.
   Как видно, услышав их разговор, владелица «Дэу» выскочила из машины и, яростно ринувшись в атаку, визгливо выкрикнула:
   – Заткнулся бы! Сам ездить поучись! Врезался в мою машину и еще права качает.
   – Орать не надо, я не глухой, – спокойно урезонил ее шофер «бычка». – Что касается ДТП, то у меня видеорегистратор, там все записано, как было на самом деле.
   – Да плевать я хотела на твой видеорегистратор! – продолжала кипятиться «автоледи». – Сейчас мой парень со своими друзьями сюда приедет, они тебя научат, как правильно ездить!
   – Пусть попробуют! – свел брови к переносице шофер. – Монтировка – под рукой. Так отхерачу, что долго будут на таблетки работать.
   – Ха! Монтировка… Заткни себе ее в одно место! У них есть кое-что посерьезнее! Они в момент вышибут твои тупые мозги! – с высокомерным апломбом продолжала митинговать пигалица.
   – Ах, так?! – Кулаки мужчины сжались, потемневшее лицо исказила гримаса ярости. – Да я тебе, сучка, сейчас самой в одно место загоню монтировку всю, без остатка! – прорычал он, направляясь к кабине.
   – А вот этого-то делать как раз и не надо бы! – строгим тоном произнес Гуров. – Вы, гражданочка, прекращайте провоцировать, а то и в самом деле можете серьезно пострадать. Вы, я так понял, по телефону вызвали подмогу?
   – Твое какое дело?! – хамовато заорала та, выпячивая свою «нулевую» грудь. – Катись своей дорогой! Понял? А то и тебе достанется!
   – Как видно, ума тебе недовложили, зато наглости и самомнения – сверх меры, – окинув ее критическим взглядом, резюмировал Лев. – Значит, так! Я – старший оперуполномоченный Главка угрозыска, полковник полиции. Можешь взглянуть на этот документ. Посмотрела? Отлично! А сейчас звони своему приятелю и скажи, чтобы он сюда не совался. А если еще будешь хамить, угрожать расправой и тому подобное, поедешь со мной в наручниках до Ярославля, где я сдам тебя в отделение полиции и лично прослежу, чтобы ты получила реальный срок за угрозу убийством. Как тебе такая перспектива?
   Пигалица, моментально сникнув, достала телефон и, набрав номер, торопливо затараторила:
   – Алик, Алик, ты уже выехал? Это… Да все в порядке, ничего уже не надо… Нет, но вопрос улажен. Да, да, да… Я тебе потом расскажу!..
   Собираясь уезжать, Гуров взглянул на водительскую дверцу «бычка» и вдруг в нарисованной на ней эмблеме какого-то автотранспортного предприятия увидел знакомое слово «Феникс».
   – Это ваше предприятие? – указав на эмблему, спросил он у шофера.
   – Ну, да… – подтвердил тот. – Частное транспортное предприятие «Феникс».
   – Его хозяином был Константин Вингров? – ощутив предчувствие удачи, уточнил Лев.
   – Он самый… – Шофер вытащил из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой. – А почему – был? Он что, надумал продать нашу автобазу?
   – Нет, на днях его нашли убитым в одной из гостиниц Москвы. А разве вы об этом не слышали? – удивился Гуров.
   Водитель пояснил, что ездил в Нижний за запчастями для «газонов» и дома не был уже несколько дней. Впрочем, как мог заметить Лев, особого огорчения от услышанного он не испытал. По его словам, прежний хозяин «Феникса» был намного лучше. И к людям относился по-доброму, и зарплата была отличная. А несколько лет назад появившаяся в городе фирма-однодневка под надуманным предлогом, сама же организовав ловкую «подставу», стала вымогать у транспортников колоссальную неустойку, выходящую за рамки всех разумных пределов. И хотя заведомо было ясно, что притязания «истцов» абсолютно неправомерны, районный суд почему-то принял их сторону.
   Ошеломленный подобным произволом хозяин АТП обратился с кассационной жалобой в областной суд. Однако уже на следующий день на автобазу ворвались вооруженные люди – охранники какого-то московского ЧОПа. Законные хозяева с территории были выброшены, а директором стал представитель той самой «однодневки». Он уже на следующий день объявил о продаже данного объекта. И вот тут-то откуда-то появился Вингров, который, выложив пятьдесят миллионов рублей (при фактической стоимости АТП вчетверо больше), стал его как бы законным владельцем.
   Не выдержав переживаний, хозяин АТП скоропостижно скончался от остановки сердца. Впрочем, здесь не все было гладко. Знакомые умершего поговаривали, что умер хозяин автобазы не столько от переживаний, сколько от особого типа отравы, подсыпанной ему. Когда настал-таки срок рассмотрения жалобы, ее подателя уже не было в живых, а у АТП имелся новый владелец, юридически поименованный как «добросовестный приобретатель».
   – …Жлобяра этот Вингров еще тот! – дымя сигаретой, не спеша повествовал водитель. – Зарплаты сразу покатились вниз, грузооборот упал наполовину, подвижной состав дорабатывает последние ресурсы, текучка кадров постоянная… Я и сам уже подумывал уходить. Ну, он и как человек – тоже с гнильцой. Ехидный, чванливый, мстительный. Если ему кто-то что-то сказал – все, сожрет с потрохами. Да и насчет женщин слишком уж озабоченный. Из-за его кобелизма столько молодых поуходило… Так что, я думаю, плакать на его поминках вряд ли кто будет.
   Продолжив путь, Гуров сидел молча, глядя в окно на пролетающие мимо озера и перелески. Шофер Володя, крутя баранку, поинтересовался:
   – Лев Иванович, ну, и что там? Кто виноват в ДТП?
   – Жизнь виновата, жизнь… – усмехнувшись, философски ответил Лев. – Лет тридцать назад кто бы мог подумать, что люди так охамеют и озвереют? Нет, и тогда хватало всякого. Но можно ли было в ту пору представить себе, чтобы сопливая девчонка вела себя нагло и бесцеремонно, как законченная мегера? Что воры будут не кошельки из карманов тырить, а захватывать целые заводы? Что сама наша жизнь обесценится до копеек?..
   – Это то-о-чно… – коротко хохотнул Володя. – От кого-то слышал: чем больше на наших дорогах красивых машин, тем меньше в нашей жизни красивых поступков. По-моему, сказано правильно…
   Часа через три показались пригороды Ярославля. Проехав через город, изобилующий памятниками старины, они подъехали к одной из окраин, где за железобетонной стеной высились ангары и гаражные постройки производственного типа. «Волга» остановилась невдалеке от проходной, оборудованной прямо в пристройке к зданию, скорее всего, конторы АТП, рядом с которой были большие механические ворота.
   Узнав на проходной, что автопредприятием в отсутствие руководителя командует технический директор, Лев прошел через вертушку и поднялся на второй этаж, где в просторном холле на видном месте был установлен большой портрет Вингрова в траурной рамке. Технический директор, оказавшийся носастым брюнетом, похожим на кем-то хронически напуганного грача, согласился рассказать о своем почившем патроне.
   По его словам, Вингров считался отличным руководителем, которого постоянно отмечали на областном уровне.
   – …Наш «Феникс» – одно из самых рентабельных предприятий, – горделиво разглагольствовал он. – Мы имеем в области самые большие объемы грузоперевозок, у нас развитая социалка – есть спортивный комплекс, база отдыха, детский сад…
   На вопрос Льва, кто мог быть заинтересован в смерти Вингрова, технический директор, приглушив голос, сообщил, что подозревать может только одного человека – сына прежнего хозяина АТП Двинцова. Когда Двинцова-старшего не стало, его сын на могиле отца поклялся рассчитаться с теми, кого считал виновниками его скоропостижной смерти.
   – Но ведь Константин Вингров был всего лишь приобретателем АТП, выставленного на торги другим владельцем… – недоуменно пожал плечами Гуров. – А, кстати, что это за история с продажей АТП?
   Пояснив, что Двинцов-младший совершенно необоснованно считает Вингрова закулисным хозяином той самой фирмы, что отсудила себе автопредприятие, собеседник Льва особо подчеркнул:
   – Все было абсолютно законно! Двинцов Василий довел свое предприятие до ручки. Оно было должно всем – от рабочих до госбюджета. «Феникс» не выполнил своих обязательств перед торгово-посреднической фирмой «Гермес-2007», которая из-за этого понесла колоссальные, многомиллионные убытки. Естественно, суд это принял во внимание и удовлетворил иск потерпевших. Но фирме-то АТП зачем? У нее другой профиль. Поэтому и было решено срочно продать АТП, чтобы погасить банковский кредит – знаете, какие набегали проценты за каждый день просрочки?!
   Задав своему собеседнику еще несколько вопросов, Гуров поинтересовался, как найти Двинцова-младшего. Технический директор, отчего-то сразу же скиснув, нехотя сообщил, что «Колька Двинцов занялся кондитерским бизнесом», создав целую сеть кондитерских под общим названием «Сладкий айсберг».

Глава 5

   Найти Двинцова больших проблем Льву не составило. Его офис был на одной из центральных улиц, в новом офисном здании. Разговор состоялся в кабинете гендиректора «Сладкого айсберга» за чашкой отменно заваренного чая с фирменными пирожными. Николай – рослый молодой мужчина, где-то под тридцать, выслушав Гурова, саркастически рассмеялся, когда тот процитировал услышанное от технического директора «Феникса».
   – Бред сивой кобылы! – однозначно определил он.
   Николай рассказал, почему считал и считает Вингрова аферистом и мошенником. Как оказалось, ему удалось найти копии нескольких финансовых документов той самой фирмы-однодневки, которые были подписаны именно Вингровым. Хотя тот к «Гермесу-2007» формально никакого отношения не имел, Николай был убежден, что вся операция по захвату автопредприятия была делом рук одного и того же проходимца – Константина Вингрова. На его же руках и кровь нескольких человек.
   – Судьи, который выносил решение в пользу «Гермеса», в живых уже нет – погиб при загадочных обстоятельствах, – Двинцов выделил слово «загадочных». – Как именно? Ехал на своей машине и отчего-то свалился с моста в Которосль. Кстати, это прямое подтверждение справедливости того, что бог шельму метит. Погиб-то судья в той самой машине – «Форд Мондео», которую купил вскоре после суда за миллион триста.
   По словам Николая, он так и не смирился с рейдерским захватом автопредприятия, по сути, созданного его отцом на базе обанкротившейся муниципальной конторы, собирал доказательства незаконности претензий фирмы «Гермес-2007» и полной правовой необоснованности судебного решения в ее пользу. Ему уже удалось найти немало документальных подтверждений, да и свидетельских показаний тоже. О его деятельности нынешний владелец «Феникса» был достаточно хорошо осведомлен и очень из-за этого нервничал. Двинцову даже пришлось нанимать телохранителя в одном из местных охранных агентств, поскольку уже не единожды замечал за собой навязчивую слежку.
   По поводу смерти Вингрова Николай выдвинул свою версию. В качестве главной ее причины он видел внутрикорпоративную грызню между Вингровым и его подельниками. Поскольку у нынешнего хозяина никаких наследников не было, его смерть давала возможность поставить точку на любых исках и разбирательствах относительно законности владения «Фениксом».
   Работники АТП, просто жители города, кто знал историю того, как у Василия Двинцова мошеннически было отнято автопредприятие, охотно делились с Двинцовым-младшим имеющейся у них информацией.
   – …Знаете, мой отец был настоящим патриотом своего края в самом лучшем смысле этого слова. Он представлял собой ныне довольно редкий тип собственника, которого можно смело назвать «народным капиталистом». Сегодня ведь как? Человек дорвался до денег, и – закружилась голова. У него на уме только тачки, загулы в кабаках, куршавели, жена, обвешанная бриллиантами, дети, отправленные в Оксфорд… А вот о тех, кто все это ему создает, он и близко не задумывается. Вроде того – это их проблемы, пусть выкручиваются, как знают. А батя и мне, и братьям всегда говорил – нас у него трое, только старшие уже давно в Москве и Питере: «Деньги умный человек никогда не будет хранить в ржавом ведре, где-нибудь на пустыре или в открытом всем сарае. Деньги хранятся в надежном банке. Люди, которые работают у нас, – это наш самый главный капитал, и они не должны жить как бродяги или нищие».
   – Весьма разумная мысль! – согласился Гуров. – Жаль, так думают очень немногие…
   – Мы жили небедно, но батя сам настоял, чтобы мы институты и университеты заканчивали в России. Он считал, что человек, чья молодость прошла за границей, по-настоящему русским уже никогда не станет. Это все равно что после развода жениться второй раз – как ни люби вторую, первую все равно не забудешь. Я вот окончил автомеханический факультет нашего технического университета, а братья – педуниверситет и медакадемию.
   По словам Николая, люди, работавшие при его отце, да и многие, кто даже его не знал, не раз высказывались за то, чтобы он возглавил «Феникс». Чванливое самодурство невесть откуда взявшегося выскочки с мешком денег они воспринимали как черную полосу в своей жизни.
   – Как-то от одного нашего АТПовского, его звали Боря-Кардан, я слышал про Вингрова кое-что очень любопытное… Доливая в чашки чай, Двинцов говорил неспешно и обстоятельно.
   Борис Карданов работал при его отце еще в начале двухтысячных. Но как-то раз вечером у гаражей случилась пьяная драка со смертельным исходом. «Следак», не желая переутруждаться поисками настоящего виновника, вину за убийство повесил на Борю, который ему чем-то не понравился, и тот отправился за решетку на пять с лишним лет. Когда он вернулся домой, Василий Двинцов снова охотно принял его на работу – водитель он был классный. А всего через год после того, как в АТП начал хозяйничать Вингров, Боря погиб в автокатастрофе.
   За день до своей смерти Кардан приходил к Николаю и сказал ему о том, что, по его мнению, новый директор «Феникса» – вовсе не тот, кем представляется. Свой срок Боря отбывал на чернореченской зоне, и там несколько раз видел одного из зоновских авторитетов по кличке Питбуль. Как он заметил после первого же появления Вингрова в «Фениксе», тот чем-то очень походил на Питбуля. Наиболее характерной чертой авторитета была привычка непроизвольно дергать себя за щеку, когда случалось сильно нервничать. Как-то Борису довелось стать свидетелем перебранки Вингрова с главным инженером. Кардан был ошеломлен, увидев, что Вингров в точности, как и Питбуль, дергает себя за щеку. При этом, как ни верти, а сходство в чертах лица нового хозяина автобазы с уголовным авторитетом было очевидным. Будучи человеком, не склонным к начальствобоязни, Борис решил проверить: действительно ли Вингров и Питбуль – одно и то же лицо? Выждав момент, чтобы не было свидетелей, он встретил директора на выходе из конторы и бросил ему прямо в лицо: «Здорово, Питбуль!» Вингров вначале дернулся, но тут же взял себя в руки и разразился возмущенной бранью, грозя отправить экс-зэка «куда Макар телят не гонял».
   Кроме того, Боря сообщил, что в одном из районов области проживает еще один из «чернореченцев». Чтобы окончательно разобраться, Питбуль Вингров или не Питбуль, он решил попросить его приехать в Ярославль для негласного опознания. Поблагодарив Борю, Двинцов предложил ему свою машину с шофером, чтобы бывшего «чернореченца» привезти на ней. Однако уже на следующий день Николаю сообщили, что Боря-Кардан погиб в аварии, скатившись под откос. Вместе с ним погиб и экспедитор. Версии случившегося ходили самые разные (официальная была проста и однозначна – «не справился с управлением автомобиля в условиях сложной дорожной обстановки»), но все, кто знал Борю, были твердо уверены в том, что это – умело спланированное убийство.
   Прощаясь с Николаем, Гуров велел звонить ему в любое время дня или ночи, если появится какая-то новая информация. В тот момент он даже не подозревал, что это «любое время» наступит всего через несколько минут. Когда «Волга» уже покатила по широкому проспекту, неожиданно зазвонил мобильный телефон. Николай Двинцов сообщил, что ему минуту назад позвонил Шарпунин, технический директор «Феникса», и предложил через полчаса встретиться в ресторане «Зодиак», чтобы там обсудить дальнейшую судьбу автопредприятия.
   – Я сказал, что подумаю. Ну, а потом решил созвониться с вами – что вы посоветуете? – в голосе Двинцова чувствовались серьезные сомнения.
   Гуров сразу же догадался – это неожиданное приглашение на ресторанные посиделки – не что иное, как намеченная совладельцами «Феникса» попытка физического устранения вслед за отцом теперь уже и сына. Он посоветовал Николаю перенести встречу на полчаса позже, сославшись на какие-нибудь убедительные обстоятельства, отключил телефон, приказал Володе свернуть в сторону областного УВД. Было яснее ясного, что его визит переполошил потенциальных корпоративных наследников Вингрова, и они решили действовать. Вполне возможно, в свете последних событий – смерть их босса (если только они и впрямь непричастны к убийству), прибытие сотрудника угро из Москвы, активная деятельность Николая Двинцова по возвращению АТП – «серые владельцы» «Феникса» отчаянно запаниковали и теперь могут наломать дров.
   …Час спустя к шикарному зданию ресторана «Зодиак», возведенному в старинном сказочном стиле, подрулила белая «Ауди», из которой вышел Николай Двинцов. В сопровождении телохранителя – квадратного парня с мощными плечами – он стал подниматься по ступенькам высокого, выложенного мозаикой узоров из разноцветных камешков крыльца к просторному стеклянному вестибюлю. Когда они уже почти подошли к двери, у которой их ожидал крупный швейцар с роскошной бородищей, где-то сзади, на другой стороне улицы, раздался не очень громкий хлопок, как будто там просто хлопнули в ладоши.
   В тот же миг Двинцов, словно его кто-то с силой толкнул в спину, взмахнул руками и упал ничком прямо на ступеньки. Молниеносно выхватив пистолет, охранник без натуги подхватил Николая левой рукой себе под мышку и одним прыжком скрылся с ним в вестибюле. Все произошло так быстро, что вначале никто ничего не понял. Но уже через мгновение раздался испуганный женский вскрик:
   – Человека убили!!
   Тут же поднялся шум, начались суета, охи, крики… Донеслись они и до закрытого ресторанного кабинета, где трое респектабельного вида мужчин в этот момент неспешно обсуждали какие-то свои дела. Известие взволнованной официантки о том, что у входа в ресторан пулей снайпера только что убит глава «Сладкого айсберга» Николай Двинцов, участники «триумвирата» восприняли с утрированной скорбью и фальшиво-сочувственными репликами, дескать, «все под Богом ходим»… Однако тут же, едва та вышла из кабинета, с многозначительными улыбочками подняли фужеры с коньяком и, не чокаясь, поднесли ко рту. Но… Мгновение спустя в дверях кабинета появился высокий, крепкий мужчина, за которым следовали несколько сотрудников полиции.
   Носастый брюнет, сидевший в центре стола, прямо напротив входа, при виде незваного гостя поперхнулся коньяком и пролил его на свой дорогой костюм. Все прочие окаменело замерли, не зная, как отреагировать на визитеров.
   – Ну, что, господин Шарпунин, – с нескрываемой иронией посмотрел на носастого Гуров, – уже поминаем только что преставившегося раба божьего Николая? Зря, он жив и здоров. А вы задержаны по подозрению в организации заказного убийства, а также в крупном мошенничестве. Возьмите их! – кивнул он полицейским.
   Деловито щелкая браслетами наручников, менее чем за минуту полицейские соединили в общую цепочку всех троих.
   – Как вы смеете?! Что здесь происходит? Это произвол!.. – для проформы фальшиво возмущались арестованные, хотя прекрасно понимали, что, скорее всего, влипли по полной.
   Впрочем, именно так все и обстояло на самом деле. Едва прозвучал выстрел снайпера, ударом пули сбивший с ног Двинцова, который по настоянию Льва надел под костюм бронежилет, дом, откуда велся огонь, в момент заблокировали спецназовцы. Обескураженный снайпер, произнеся маловразумительное «Ё-о-о!..», уныло поднял руки вверх. Когда с него сорвали маску, оказалось, что это бывший местный чемпион по пулевой стрельбе, подавшийся в киллеры, возжаждав больших денег.
   Тем временем в ресторане события развивались своим чередом. Когда старший сержант по распоряжению Гурова выстроил задержанных вдоль стенки, Лев кого-то позвал из-за двери, и в кабинет вошли двое мужчин пенсионного возраста.
   – Господа понятые, – обратился к ним Гуров, – прошу быть свидетелями обыска этих людей. Сержант, приступайте!
   Полицейский сноровисто проверил содержимое карманов и возможных тайников на одежде, выкладывая все обнаруженное на очищенный от тарелок и бутылок участок стола. Старший лейтенант, пристроившись с другой стороны стола, записывал в протокол изъятые предметы. Неожиданно Гуров поднял руку и громко объявил:
   – Внимание! Господа понятые, прошу обратить внимание на эту ампулу, емкостью один миллилитр, содержащую в себе светло-желтую жидкость, которую изъяли у задержанного Шарпунина. На стеклянной поверхности ампулы несмываемой краской нанесена специальная символика, предназначенная для маркировки ядов и токсинов, – изображение человеческого черепа и скрещенных под ним костей. Надпись латинскими буквами означает: килл-кор, что в вольном переводе можно понять как «убийца сердца». Это спецпрепарат, используемый рядом западных спецслужб для устранения неугодных. Теперь, господин Шарпунин, – обернулся он к носастому, – вам придется отвечать еще и на вопросы ФСБ о том, где именно вы его достали, – это их тема. Думаю, по совокупности – за убийство Василия Двинцова, фактическое убийство водителя автопредприятия Бориса Карданова, покушение на убийство Николая Двинцова вам запросто может светить пожизненное. Я уже не говорю о смерти Константина Вингрова. Его тоже вы убрали?
   У носастого растерянно отвисла челюсть, после чего он вдруг затряс головой и лихорадочно зачастил:
   – Нет! Вы с ума сошли! Как я мог – Вингрова?! Это не я! Не я!
   – А кто? – Гуров смотрел на Шарпунина жестким, внимательным взглядом.
   – Это она – «дама пик»! – выпучив глаза, громким шепотом выдавил тот. – Она способна проходить сквозь стены. Она – везде и всюду.
   – Лев Иванович, может, вызвать ему врача? Похоже, ему нужен психиатр – бред какой-то несет… – оторвавшись от протокола, предложил старший лейтенант.
   – Нет, это не бред. К сожалению, все это – грустная реальность, – покачал головой Лев. – Я так понимаю, речь идет о женщине, владеющей суггестией или гипнозом. Сейчас вы мне в деталях расскажете все, что знаете о той «даме пик», – добавил он, повернувшись к Шарпунину.
   После завершения формальностей, связанных с задержанием «триумвирата» и водворения его состава в КПЗ до вынесения решения суда – быть под подпиской или сидеть в СИЗО, Гуров лично допросил Шарпунина. На допросе хотел поприсутствовать и Николай Двинцов, однако ему пришлось уехать по просьбе профкома «Феникса» для встречи с коллективом. Шоферская братия весьма здраво рассудила, что теперь-то уж, после смерти Вингрова, Двинцов-младший гарантированно вернет себе права на владение АТП, и поэтому приняла решение попросить Николая возглавить «Феникс» на данный момент хотя бы в неформальном порядке, чтобы он окончательно не скатился вниз.
   Донельзя деморализованный тем обстоятельством, что предполагавшийся триумф окончательного избавления от клана Двинцовых обратился в сокрушительное поражение «серых», Шарпунин говорил весьма откровенно, разве что старательно приуменьшая свою роль в истории с захватом «Феникса».
   Он подтвердил, что вся эта афера была от начала до конца продумана Вингровым. Невесть откуда прибыв в Ярославль, тот с полгода присматривался к объектам его экономики. Попутно завязывал знакомства в прокуратуре, суде, тогдашней милиции. Имея на руках огромные деньги, он не жалел их на подкуп чиновников всех сортов и мастей. Очень скоро у Вингрова появились свои люди на самых разных уровнях властных структур. И тогда он начал действовать.
   Через подставных лиц, одним из которых был и Шарпунин, Вингров создал торгово-посредническую фирму «Гермес-2007», которая была заявлена как крупный поставщик высококачественной парфюмерной продукции и бытовой химии. Им были арендованы склады, заключены договоры с мелкорозничной торговлей и крупными торговыми сетями. Хорошо зная, что начало года для любого предприятия – период самый трудный и безденежный, свою рейдерскую операцию Вингров наметил на январь.
   Подготовка проводилась по всем правилам криминального «бизнеса». Прежде всего была найдена охранная фирма, которая уже не раз засветилась в подобного рода акциях. Ее хозяин, имевший обширные связи в областных верхах, даже в случае заведомого провала знал, что за него есть кому замолвить словечко. Затем было достигнуто соглашение с двумя торговыми сетями, согласившимися за определенную мзду выставить «Гермесу» колоссальные неустойки, которые в дальнейшем предполагалось отозвать. Подключили к делу и местную «отморозь», но ее использовали «втемную».
   В нужный день Вингров зафрахтовал две фуры для доставки из Москвы многотонной партии товаров общей стоимостью более чем на десять миллионов рублей. На обратном пути ночной порой оба тягача отчего-то разом вышли из строя и запросили подмогу, чтобы доставить груз хотя бы на буксире. Однако к тому моменту, когда помощь прибыла, обе фуры полыхали как два огромных костра. «Гермес-2007» выставил иск АТП «Феникс» в связи нарушением договора – его адвокат, доставивший в суд исковое заявление, обвинил транспортников в том, что они предоставили для перевозки особо ценного груза неисправные машины, к тому же пожароопасные – гаишники и эксперт страховой компании, разбиравшиеся с причинами возгорания, объявили, что оно произошло из-за неисправности электропроводки.
   На следующий день в суд поступили еще два иска с требованием оплатить неустойку, адресованные уже самому «Гермесу». Поступили и претензии от коммерческого банка, якобы прокредитовавшего «Гермес». На основании этого адвокат «Гермеса» поставил вопрос о заоблачной сумме взыскания с транспортников, учитывая и неустойки клиентов, и упущенную выгоду, и даже моральный ущерб. И хотя все эти претензии, что называется, были «на ходулях», суд почему-то принял их во внимание и вынес решение в пользу «Гермеса», причем с формулировкой, обязывающей транспортников выплатить вмененные им суммы немедленно. В противном же случае все основные и оборотные фонды АТП объявлялись арестованными и переданными «Гермесу-2007» в счет погашения его убытков. Не дожидаясь, пока решение суда вступит в силу, Вингров приступил к заключительной фазе захвата – на территорию «Феникса» ворвались вооруженные люди в камуфляже, а еще через несколько дней в результате закрытых торгов автопредприятие ушло «добросовестному приобретателю» Вингрову, который фактически купил его у самого себя.
   Иски торговых сетей из суда тут же были отозваны, милиция в «спор хозяйствующих субъектов» вмешиваться и не помыслила, а после внезапной смерти Василия Двинцова перспективы восстановления статус-кво и вовсе стали зыбки и призрачны.
   – Кто же отравил Василия Двинцова? – Лев внимательно наблюдал за мимикой своего собеседника.
   На лице того отразилась нерешительность и явное нежелание сознаваться. Наконец, понурившись, Шарпунин угрюмо пробурчал:
   – Ну, если бы вы услышали от меня, что это – не я, вы бы поверили? То-то же…
   – При каких обстоятельствах и как именно произошло убийство? – последовал очередной вопрос.
   Шарпунин, громко засопев, с силой потер лицо ладонями и ответил:
   – Он имел обыкновение обедать в кафе «Андрюха». Почему именно там? Мало кто знает, что это не просто кафе, а место, где можно снять проститутку и там же с ней поразвлечься. А Василий к бабам слабость имел. Конечно, не так, как Костя – тот вообще шерстил их по-черному. Ну, и этот при случае не терялся. Вот я для него и нашел самую красивую долларовую шлюху. Заплатил и сказал, что Двинцов – мой должник и его надо «подклофелинить», чтобы снять с ней в постели на видео и этим прижать. Пообещал, если все будет как надо, то получит еще два номинала. Ну, она и расстаралась…
   – Где эта проститутка сейчас? Как ее зовут?
   – Не знаю… По-моему, она, когда ей стало ясно, что мужик готов, сразу деру дала и даже не пришла за обещанным. Больше я ее не видел. Может, даже уехала из города…
   – А Кардана как убрали?
   – Алексей Халтыш, наш экономист – ну, он тоже сейчас задержан, такой сморщенный, с желтыми усами, – подлил ему в бачок с тормозной жидкостью специальную добавку, разъедающую тормозные шланги. А потом на своей машине в нужном месте подрезал Борькин «Газон». Тот сразу улетел в овраг…
   На вопрос, когда и как Шарпунин познакомился с Вингровым, тот пояснил, что встретились они в покерном зале, когда еще в городе функционировали казино. Будучи заядлым игроком, Вингров там бывал довольно часто. И однажды ему довелось сыграть с незнакомцем, который, можно сказать, раздел его до нитки. Уже после игры в буфете казино за бокалом элитного французского «Кондрие Эге» они вдруг нашли общие, так сказать, точки соприкосновения. Узнав о том, что Шарпунин работает за сорок деревянных в месяц в не самой перспективной фирмешке, Вингров предложил ему заняться «настоящим делом», с куда большей прибыльностью. Шарпунин же нашел своему новому знакомому еще двух компаньонов, в том числе и Алексея Халтыша.
   По поводу смерти Вингрова Шарпунин повторил уже сказанное им о некой загадочной «даме пик». Случилось это за несколько дней до того, как в «Онтарио» депутата-предпринимателя нашли бездыханным и остывающим. Тот отправился в «белокаменку» по думским делам – хочешь не хочешь, а какую-то депутатскую активность являть Вингров был обязан. Да и по своим, чисто шкурным – где-то появилась возможность урвать хороший подряд на транспортные операции, и упустить такую «мазу» он для себя считал недопустимым.
   В конце рабочего дня войдя в свой кабинет, Шарпунин остолбенел, увидев сидящую в кресле молодую красивую женщину во всем черном. Как она могла туда попасть, для него осталось загадкой. Дверь была заперта на ключ, вахтер о ее появлении не сказал ни слова, хотя не заметить такую женщину он не смог бы. Казалось, незнакомка появилась или из ниоткуда, или прошла через стену, как какой-нибудь призрак. Что, в общем-то, тоже свойственно только призракам.
   Увидев Шарпунина, женщина взглянула на него своим пронизывающим взглядом, и в тот же миг он почувствовал, что его язык словно отнялся, а руки и ноги ослабли и стали какими-то ватными. Он хотел спросить: «Кто вы и что здесь делаете?», но не мог даже пошевелить губами. Однако она, словно прочитав его мысли, совершенно спокойным, как будто даже доброжелательным тоном произнесла:
   – Кто я такая и что здесь делаю – тебя не касается. Константин Вингров – хозяин этого предприятия? Говори!
   В тот же миг Шарпунин почувствовал, что и в самом деле может говорить. Закивав, он торопливо выдохнул:
   – Да-да, хозяин, на основании свидетельства на право собственности. Все законно…
   Женщина в ответ снисходительно рассмеялась, но ее глаза даже в этот момент оставались непроницаемо-ледяными.
   – Уж мне-то врать не надо! – сказала она и задала следующий вопрос: – Где сейчас Вингров?
   – В Москве, он депутат Думы и сейчас уехал на сессию, – отчего-то внутренне дрожа, пролепетал Шарпунин.
   – Где он там живет? – в глазах женщины неожиданно загорелись какие-то веселые искорки.
   Узнав о том, что Вингров предпочитает останавливаться в «Онтарио» и берет там люкс на втором этаже, женщина поднялась с кресла и спросила у Шарпунина, не знает ли он, кто такой Эдуард Капылин и где он может находиться. Тот поклялся и побожился, что об этом человеке вообще слышит впервые. Уходя, женщина приказала ему забыть о ней. И он забыл. Но вот сегодня, словно по иронии судьбы, в момент сильнейшего стресса, связанного с задержанием, вдруг вспомнил о своей гостье. Теперь она постоянно перед его глазами. Даже в этот момент, когда они с Гуровым в помещении для допросов только вдвоем, ему все равно чудится, что она стоит за его спиной и, иронично улыбаясь, слушает его объяснения. Задав еще несколько уточняющих вопросов, Гуров напоследок спросил:
   – Слушайте, а почему покушение на Двинцова вы наметили на сегодня? День-то ведь неудачный во всех смыслах. Да и организовали вы его абсолютно бездарно. Нет, я только рад тому, что Николай Двинцов не пострадал. Но – вы-то… Неужели не понимали, что уже находитесь «под колпаком», в зоне серьезного риска? С чего бы такая ничем не оправданная необдуманность и скоропалительность в принятии подобного решения? Неужели жадность заглушила элементарную осторожность?
   На лице Шарпунина отразилось крайнее недоумение. Похоже было на то, что он и сам впервые только сейчас задумался над этим вопросом. Стукнув себя кулаком по голове, он вдруг замычал и выдавил через стиснутые зубы:
   – О, дурачье-о-о-о!!! Вот это лохонулись! – и, тягостно вздохнув, добавил: – А может, это она, «дама пик», наколдовала? Хотя… Что теперь гадать? Это – конец…
   …Созвонившись с Двинцовым и пожелав тому удачи – Николай уже приступил к делам, спешно начал организовывать выполнение контрактных обязательств перед клиентами «Феникса», Гуров дал Володе команду держать курс на Москву. И вновь под колеса полетела лента серого асфальта. Измотанный перипетиями сегодняшней поездки и хроническим недосыпом, Лев немного задремал и чисто случайно заметил девушку, стоявшую у поднятой на домкрате «десятки», возле которой возились двое парней. Девушка, видимо, куда-то спешила и поэтому отчаянно махала рукой, прося остановиться.
   – Володя, сдай назад! – оглянувшись, распорядился Гуров.
   «Волга» остановилась и, взвыв мотором, быстро покатила в обратную сторону.
   – Что у вас случилось? – выглянув в окно, поинтересовался Лев.
   – Очень вас прошу! Довезите, пожалуйста, до Репного! Я заплачу. Мне срочно надо в наш райотдел! – прижимая руки к груди, попросила девушка.
   – Ну, садитесь… – Гуров кивнул в сторону задней дверцы. – Довезем! А что за причина такой спешки?
   – Да это вам, наверное, неинтересно будет… Парня моего полицейские увезли в наручниках, – всхлипнула та.
   – Ну, почему же неинтересно? Я работаю в этой системе и, если задержание было неправомерным, просто обязан вмешаться, – пояснил Лев.
   У ближайшего перекрестка свернув вправо, в направлении, указанном на табличке «Репное, 15 км», «Волга» побежала по асфальту, заметно уступающему по качеству федеральному шоссе. А девушка, назвавшаяся Мариной, тем временем рассказывала свою невеселую историю. По ее словам, больше месяца назад к ее жениху, которого зовут Игорь, из Волгограда приехал его бывший сослуживец Женька. Они втроем пошли в кафе, а когда вечером возвращались домой, неожиданно увидели, как совсем молоденькую парочку – мальчишку лет семнадцати и его подружку – двое дюжих отморозков прижали к стене дома у подъезда одного из домов и шарили у них по карманам. Игорь с другом ринулись на выручку. Негодяи, видимо, уже привыкшие к тому, что немногие рисковали давать им отпор, кинулись навстречу с кулаками. Однако удача оказалась не на их стороне. Получив хороших колотушек от недавних дембелей, они дали деру.
   Но минут десять спустя, когда Марина с парнями уже подходила к своему дому, сзади из-за угла с ножом в руке выскочил один из тех грабителей. Игорь, краем глаза заметив нападавшего, успел лишь развернуться и прикрыть собой девушку и друга. Почти сразу он получил в грудь и живот три удара ножом, после чего негодяй метнулся за угол и скрылся в сумерках. Женька подхватил Игоря на руки и понес его к ближайшей лавочке, а Марина вызвала «Скорую».
   На следующий день она навестила Игоря, которому уже сделали операцию – к счастью, несмотря на глубину ранений, жизненно важных органов нож не задел. Она собиралась написать заявление в полицию, но Игорь ее отговорил. Он сказал, что еще неизвестно, как полиция отнесется к тому, что они с Женькой «навешали кренделей» этим отморозкам. А за нож, добавил он, по выздоровлении с друзьями выловит их и сам с ними рассчитается.
   На днях его выписали из больницы, и они с его одноклассниками – Олегом и Никитой – поехали на природу. Приехали на один из пригородных пляжей у озера, где всегда собиралось немало жителей Репного. И вдруг двое полицейских, выйдя из машины, направились в их сторону.
   – Кто здесь Игорь Васильев? Давай руки!
   Защелкнув на запястьях парня наручники, они объявили его задержанным по подозрению в хулиганском нападении с ножом на гражданина Щадина. Ошеломленный происходящим, Игорь попытался объяснить, что на самом-то деле – пострадавший он, это его заявитель порезал своим ножом. Но на это полицейский ответил, что в заявлении «потерпевшего» говорится, что, дескать, Игорь напал на него с ножом, а он, в порядке самообороны, перехватил оружие и был вынужден им отбиваться.
   Попытки Марины доказать, что она свидетель и может подтвердить правоту слов Игоря, те не стали даже слушать. Мол, она лицо заинтересованное и ее показания не могут считаться беспристрастными.
   – …И вот они увезли Игоря. А мы поехали следом. Я хотела зайти к начальнику полиции и сказать, что они все перевернули с ног на голову. И тут – на тебе! Какой-то идиот рассыпал на дороге гвозди, и мы продырявили сразу два колеса… – закончила Марина свое повествование.
   – Хорошо, сейчас приедем – разберемся, – лаконично обронил Гуров, глядя в окно.
   Мимо них проносились озерца и рощицы. На живописном возвышении у въезда в райцентр высилась недостроенная вилла, возведенная в виде какого-то фантастического дворца, причем мрачноватой, готической архитектуры, словно скопированной с какого-то западного триллера про оборотней и вампиров.
   – А это что за дворец Дракулы? – усмехнувшись, кивнул Лев в сторону строения.
   – А-а-а!.. Это? Какой-то олигарх из Ярославля год назад надумал тут строиться, – в голосе Марины звучала нескрываемая ирония. – Вроде говорили, хозяин какой-то крупной автобазы. Место выбрал самое красивое. Только вот строиться-то там нельзя – там находится старое кладбище. Когда рыли котлован под фундамент, столько человеческих костей оттуда вывезли! Местные старики ходили к нему, просили оставить это место в покое. Но олигарх, видимо, свинья порядочная – наорал на них и прогнал. А потом, когда начали возводить стены, стали происходить всякие ЧП. Одному рабочему на голову упал кирпич – и каска не помогла, умер в больнице. Потом еще двое заболели не поймешь чем – тоже увезла «Скорая». Не знаю, как он там собирается жить? Фамилия у него такая странная… Как же его?
   – Может быть, Вингров?
   – Точно! Вингров! – кивнула девушка.
   – Нет, жить он тут уже не будет никогда… – покачал головой Лев. – На днях его нашли в одной из московских гостиниц без признаков жизни. Теперь он сам – обитатель погоста.
   – Ой, мамочка! – испуганно воскликнула Марина. – А старики ведь ему говорили – и года не пройдет, этот дом сменишь на другой, деревянный. Вот и сбылось!
   Попетляв по улицам Репного, «Волга» остановилась в ряду машин у старинного двухэтажного кирпичного особняка с вывеской, извещающей о том, что здесь находится райотдел полиции. Войдя в стеклянный вестибюль, из которого внутрь здания вела массивная стальная дверь с домофоном, Гуров нажал на кнопку, и из динамика до него донеслось малоразборчивое:
   – Кто там?
   Сказав, что он представитель главка угро при МВД, Лев услышал щелчок, и дверь распахнулась. Оглянувшись, он позвал Марину:
   – Идем, не бойся!
   Они вошли внутрь здания, обогнули стеклянную зарешеченную дежурку и по лестнице поднялись на второй этаж. Увидев дверь с табличкой «Приемная», Гуров вошел и спросил у секретарши, на месте ли начальник райотдела. Ее вопросительный взгляд при виде удостоверения гостя сменился на удивленный и даже ошарашенный. Приоткрыв дверь кабинета начальника и что-то быстро спросив, она объявила, что гостей ждут-с.
   Подполковник в годах явно был несколько обеспокоен таким нежданным визитом. Предложив присесть, он спросил, что привело московского гостя и его спутницу. Вкратце изложив суть дела, Лев сообщил, что хотел бы увидеть начальника угрозыска. Недоуменно разводя руками – надо же, какой получился конфуз, – подполковник снял трубку телефона и, дождавшись отзыва, коротко приказал:
   – Могзокова ко мне!
   Минуты через две, разговаривая с кем-то на ходу по телефону, в кабинет вошел жгучий брюнет среднего роста с пухловатым брюшком.
   – А, слушаю, Александр Афанасьевич! А, что случилось? – спросил он, но в этот момент снова зазвонил его сотовый. – Ой, простите, одна секунда… Да, брат… Ну, это я понял – протокол-матакол, вещдоки-мещдоки… Да, да… Все, брат, все, брат. Уладим, обязательно уладим!..
   – Простите, а что именно и кому вы собираетесь улаживать? – глядя на него, спросил Гуров.
   – А-а-а… Это служебная тайна! – быстро нашелся Могзоков, однако недовольный взгляд подполковника быстро изменил его точку зрения. – Ну… Это потерпевший звонил. Его обокрали, но наш сотрудник, формально подойдя к этому вопросу, посчитал угон машины инсценировкой, чтобы ее не изъяли судебные приставы. А тот собирался ее продать, чтобы погасить долг. И вот – такая неприятность…
   Выслушав своего начальника, который с нотками раздражения изложил ситуацию с Игорем Васильевым, Могзоков развел руками:
   – Этим делом занимался Роман Боскалев, мой зам. Я об этой истории слышал, но персонально занимается именно он.
   Подполковник снова снял трубку.
   – Боскалев? Давай ко мне. И – поживее!
   Вскоре в кабинет бочком вошел долговязый небритый тип, от которого попахивало спиртным. Присутствие посторонних его, по всей видимости, несколько нервировало. Он пояснил, что месяц назад к нему подошел старый знакомый Толян Щадин, который пожаловался, что его хотел убить из личной неприязни некто Игорь Васильев. Но сейчас покушавшийся находится в больнице, поскольку, будучи пьяным, упал с мотоцикла.
   – Ну, вот мы и попросили главврача ЦРБ, чтобы тот нас предупредил, когда Васильева выпишут, – чуть гнусавя, излагал Боскалев. – Два дня назад нам сказали, что Васильев из больницы вышел. Ну, я и распорядился, чтобы его немедленно задержали… А че? Что-нить не так?
   Подполковник, опустив лицо вниз, ошарашенно покрутил головой – такие ляпы были достойны только зеленого новичка, который впервые надел служебную форму.
   – Вот, вы говорите, к вам пришел с заявлением некто Щадин. А до этого разве не было официального уведомления из райбольницы о том, что к ним поступил потерпевший с ножевыми ранениями?
   – А-а-а… Да, какая-то бумажка от них была. Только… Куда же я ее положил? – Боскалев, глядя в потолок, недоуменно почесал затылок.
   Похоже, от таких откровений подполковнику стало совсем нехорошо.
   – Ну, а почему же за весь прошедший месяц вы ни разу не сходили в больницу и не поинтересовались, от чего же на самом деле лечится Васильев? – с сожалением глядя на пьянчугу, Гуров тягостно вздохнул и потер пальцами лоб. – А зря! Тогда бы вы знали, что не Васильев Щадина, а тот его трижды ударил ножом. Но, даже если бы так и было, как излагал Щадин, завладев ножом, он не имел права наносить удары Васильеву. В любом случае, такие действия являются превышением пределов необходимой обороны. А это статья УК!
   – Но… – видимо, уже поняв, что дров наломал с избытком, Боскалев заговорил торопливо, жестикулируя руками. – А, вот еще! Этот Васильев со своим дружком избили ни за что ни про что Толяна с его другом… Как, бишь, его?..
   – Это вранье! – не выдержав, выкрикнула Марина. – Да, стычка была, но Игорь с Женькой вступились за одного паренька и его девочку, которых Щадин со своим приятелем пытались ограбить. Эти двое уже давно по нашему микрорайону занимаются грабежами и поборами. Уже сколько людей писали сюда заявления, а толку никакого!
   – Вранье! Где они – эти мальчик и девочка? – недовольно скривился Боскалев. – Я сейчас тоже такого могу насочинять!
   – Я их разыскала, и они сказали, что дадут показания! – не скрывая язвительности в голосе, возразила Марина.
   Изобразив гримасу оскорбленной добродетели, Боскалев замолчал, лишь время от времени досадливо всплескивая руками. Дескать, вот ведь дожили – не пойми кто даже слова ему не дает сказать. Подполковник поднял голову и уничтожающе посмотрел на своего «пинкертона».
   – Сейчас же передавай все дела и чтобы в райотделе духу твоего не было! Пошел вон!
   Изобразив обиду, тот быстренько выкатился за дверь.
   – А тебе, Могзоков, ставлю на вид! – стукнул по столу кулаком подполковник. – Ты должен знать не примерно, кто чем занимается, а суть любого поступившего дела. Парня немедленно отпустить и извиниться!
   – Есть! Будет сделано! – закивав, брюнет поспешил покинуть кабинет.
   – Игоря сейчас отпустят?! – не веря своим ушам, спросила Марина.
   – Да, разумеется! – подтвердил подполковник. – Я официально приношу вам свои извинения за происшедшее. С виновными мы обязательно разберемся.
   – Ой, спасибо! – Растерянно улыбнувшись, девушка встала и, посмотрев на Гурова, добавила: – Лев Иванович, вам – особая благодарность. Вас мне прямо сам бог послал! До свидания!
   – Я тут всего полгода, – неспешно заговорил подполковник, когда за Мариной закрылась дверь. – Тут же вообще бардак был полный. Мой предшественник так нареформил, что самые профессиональные и работоспособные оказались за бортом, а остались вот такие Боскалевы, про которых говорят: работать не хочет, а воровать боится. Теперь приходится собирать кадры, что называется, с бору – по сосенке. Вот так и живем…

Глава 6

   Стас Крячко сразу же после отъезда Гурова отправился к информационщикам. Там ему наконец-то удалось получить электронные списки заключенных, отбывавших сроки на Чернореченской зоне. Впрочем, в процессе поисков не обошлось без осложнений. Как оказалось, на территории России как бы не больше десятка мест, от Кавказа до Сибири, именуемых Черноречьем. Поэтому и были предоставлены информационные материалы сразу из двух пенитенциарных структур, расположенных вблизи разных Черноречий – с европейского и сибирского.
   Открыв в ноутбуке материалы по сибирской ИТК, он увидел бесконечно длинный столбец имен, фамилий, кличек, статей УК, сроков отсидки… При виде этого изобилия у Крячко сразу же отчего-то заболела голова, засвербело меж лопаток, заныло в пояснице. Но делать нечего, нужно было искать. Станислав не спеша вращал на компьютерной мыши колесо прокрутки экрана и флегматично взирал на медленно плывущую снизу вверх страницу, просматривая прежде всего колонку кличек уголовников.
   Сколько же их прошло через эту ИТК! Сотни и тысячи. Наверное, если бы зло, совершенное людьми, материализовалось, скажем, в динамит – каждое злое дело в кило взрывчатки, – земной шар уже давно разлетелся бы в клочья.
   «…Ну-ка, что тут за сидельцы-«страдальцы»? – пробормотал он, с трудом сдерживая зевоту. – Абдюхин, Акульцин, Белюнин, Варалин… Клички – Кот, Табак, Штырь, Бухарь…» Увидев в общем ряду некоего Забугалина Тимофея Антоновича по кличке Мопс, Крячко мгновенно вспомнил – это же его «крестник»! Точно-точно! В две тысячи втором они с Гуровым раскрывали убийство жены владельца сети магазинов. Мопс оказался не более чем исполнителем. А вот в роли заказчика выступал сам «безутешный» супруг убитой. Сколько же отмотали Мопсу? Пятнашку? Значит, еще сидит…
   Более двух часов проведя перед монитором ноутбука, Стас почувствовал, что у него от обилия букв и цифр уже рябит в глазах. Ему удалось найти уголовника по кличке Чпыль, по фамилии Чепулев. Однако лишь взглянув на фото худющего кривоносого мужика, который, согласно антропометрическим данным, имел рост метр восемьдесят пять, Крячко понял – это не тот. Нашелся и Шныль. Но этот и вовсе оказался уроженцем гор Шаналиевым.
   В конце концов, махнув рукой, Стас вышел на улицу и, немного погуляв перед зданием, решил сходить в ближайшее кафе, чтобы в «дежурном порядке» подкрепиться.
   Найдя свободный столик, он приступил к поглощению бифштекса, как неожиданно зазвонил телефон. Предположив, что это или Петр, или Гуров, он взглянул на монитор и с удивлением увидел высветившееся «Виллина». «Хм, интересно… Расстались-то только под утро. Уже успела соскучиться?» Нажав на кнопку включения связи, он вначале даже не узнал ее голос, из которого начисто исчезли нотки грубой мужиковатости, а женственной певучести, напротив, прибавилось.
   – Станислав, от дел не отрываю? – деликатно поинтересовалась Виллина. – Слушай, как ты смотришь на то, чтобы в эти выходные съездить в Серебряный Бор? Ну, на ню-пляж? Тебя я вчера видела. Смотришься отменно. С таким кавалером появиться просто писк. Ну, что думаешь по этому поводу?
   – Да вот, думаю… – выделив слово «думаю», только и смог ответить Стас.
   – Знаешь, наши девчонки, ну, из нудис-сообщества, персонально для тебя придумали ритуал вступления в нашу среду, – с некоторой хитроватой вкрадчивостью сообщила Виллина. – Представляешь, тебе предстоит с завязанными глазами опознать меня из десяти женщин, прикасаясь рукой только к…
   – Стоп! Стоп! Стоп! – решительно возразил Крячко, заглушив ее последние слова. – Никаких ритуалов! И в выходные, скорее всего, я буду занят. Виль, ну, ты же сама помнишь мою реакцию на… Гм-гм… Да мне там сразу хоть проваливайся в недра пляжа! Ты хочешь, чтобы я обязательно испытал чувство крайней неловкости? Да?
   – Да будет кипятиться-то, застенчивый ты наш! – рассмеялась Виллина. – Это была шутка! Никто ничего не придумывал да никто ничего о тебе и не знает. Мы сегодня встретимся?
   – Безусловно! – непререкаемым тоном произнес Стас и, приглушив голос, почти шепотом добавил: – Виль, если честно, я вообще не хочу в нудисты. Понимаешь, пока я, как это ты называешь, «текстильщик», я – нормальный здоровый мужик. А вот у вас – уверен! – за неделю мои «полномочия» упадут с «полдвенадцатого на полшестого». Ну, ты же умничка, ты же уловила, в чем юмор-то?
   – Уловила, уловила! – Виллина снова рассмеялась. – Кстати! Можешь поздравить! Кажется, мне удастся оформить театр! Да! Придется, правда, выбить несколько судебных решений, но адвокат сказал, что виды неплохие. Ну, а если многоуважаемый Главк поможет нам избавиться от всех рэкетирских пиявок, то – честное пионерское! – у нас будет пусть и не сплошное викторианство, но исподнее танцоры наденут обязательно. Правда, уже сейчас представляю, как некоторые из них будут разочарованы! Привычка, знаешь ли…
   Вернувшись в кабинет, Крячко продолжил свои изыскания. Перелопачивая данные по Чернореченскому ИТК, находящемуся где-то в дебрях между Верхней Волгой и Уральскими горами, он внезапно обнаружил кое-что, показавшееся ему очень интересным. Некто Борис Шпульник, по кличке Шпыль, был отмечен как бежавший из мест заключения. Открыв его фото и антропометрические данные, Стас не мог поверить своим глазам – скорее всего, это был тот, кто ему нужен. Рост – сто семьдесят пять, совпадал один в один, примерно одинаковый возраст, схожий абрис лица. Да, разрез глаз, форма скул, губ, носа и ушей заметно отличались. Но ведь на этот счет есть пластическая хирургия!
   В предчувствии долгожданной удачи Крячко спешно отправился к Дроздову в отдел судмедэкспертизы. Тот только что вернулся из морга, где работал с неким крупным бизнесменом, который сегодня утром преставился от разрыва аневризмы аорты. Хотя кое-кто подозревал, что это убийство.
   И вот теперь, сидя за рабочим столом, Дроздов строчил подробный отчет о проделанной работе. Увидев на пороге Стаса, он не мог не отреагировать на его появление в своей традиционной манере – изобразил кисловато-досадливую гримасу. Весь его вид, казалось, говорил: «Ну, и чего ты приперся отрывать крайне занятых людей от их чрезвычайно важной работы? Неужели не понимаешь, что каждая секунда рабочего времени судмедэксперта (судмедэксперта!!!) – на вес золота!..» Однако, встретившись взглядом с Крячко, который и на йоту не испытывал чего-то похожего на пиетет, Дроздов сразу же как-то сдулся, словно проколотый воздушный шарик. А жизнерадостно ухмыляющийся Стас, приветственно помахав рукой, бодро гаркнул на весь кабинет:
   – Привет! Как дела? Слушай, ты осматривал и Вингрова, которого нашли в «Онтарио», и Капылина в «Айседоре». Ничего странного с их физиономиями не заметил?
   – А что в них могло быть странного? – насторожился судмедэксперт.
   – Ну, например, какие-то признаки того, что их «фасады» кто-то капитально перекроил. Не заметил, пластику им не делали?
   – Делали, – от напряженности мыслительного процесса Дроздов даже шевельнул ушами. – А что тут такого? Сейчас многие мужики, которые при деньгах, делают себе операции по омоложению. Вон, итальянец Берлускони. Ему около восьмидесяти, а он – как огурчик. Девки за ним – гурьбой…
   – Ха! – во взгляде Крячко сквозила нескрываемая ирония. – Да девки, был бы мешок денег, и на орангутанга кинутся! Вон, главный плейбойщик… Как его там?..
   – Хью Хефнер? – подсказал Дроздов.
   – Вот-вот! Он самый! Песок сыплется из всех прорех, на морду без слез не глянешь, а недавно по телику показывали – какая-то дурочка из России с ним жить надумала. А что касается этих покойничков, то операции они делали не для омоложения, а чтобы изменить внешность. Это два беглых уголовника. Дошло? И вот тут возникает закономерный вопрос: а почему по поводу этого весьма занимательного факта не поставили в известность нас с Львом Ивановичем?
   Судмедэксперт некоторое время, не находя слов, лишь возмущенно разводил руками и беззвучно шевелил губами. Наконец, обретя дар речи, он обиженно возопил:
   – А кто это сказал, что я не поставил в известность? Отчет я передал в приемную, его приняла Верочка… Какие ко мне претензии?!
   – Не, ну если та-а-к, то тогда – миль пардон! – Изобразив некий великосветский жест, Стас шутовски раскланялся и зашагал в сторону приемной Орлова.
   Войдя, он увидел Верочку, которая усердно прихорашивалась перед зеркальцем пудреницы. Ответив на приветствие и не отрываясь при этом от зеркальца, та авторитетно уведомила:
   – Петра Николаевича нет! Он в министерстве на совещании.
   – Это – понятно… – сказал Крячко, с суровым укором глядя на секретаршу. – Но мне непонятно другое. Где отчет Дроздова по убийству Вингрова и Капылина? А?!
   – Ой!.. Как же я про него забыла-то?! Хотела же еще вчера вечером отдать Петру Николаевичу, и… У-у-у… Старею, старею!..
   Услышав «старею» из уст молодой, цветущей женщины, Стас громко фыркнул. Но тут же, придав себе суровую деловитость, попросил дать ему этот отчет на полчаса, пообещав вернуть в самые короткие сроки. Забирая пластиковый конверт с лежащими в нем исписанными бланками, он не мог удержаться, чтобы не сказать:
   – Эх, и надрал бы я тебе задницу за вот такую забывчивость!
   Реакция Верочки на этот его демарш оказалась неожиданной. Подперев голову рукой и волнисто поколыхавшись на своем рабочем кресле вправо-влево, она с каким-то хитрым подтекстом негромко отметила:
   – Станислав Васильевич, о вашем жгучем намерении надрать мне задницу я слышу уже не первый раз. Она вас так волнует, эта моя часть тела?
   – А еще наколол бы язык иголкой и посыпал бы перцем! – сконфуженно крякнув, отпарировал Стас.
   Выходя в коридор, он слышал за спиной жизнерадостный Верочкин хохот. «Да, оперилась за время замужества, оперилась… Раньше-то на каждом шагу смущалась и краснела. А сейчас – сама кого хочешь в краску вгонит!..» – мысленно отметил Стас. Ему вдруг вспомнилась его бабушка, которая в минуты раздражения могла высказаться весьма суровым слогом. Но вот своего внука Стасика от сквернословия оберегала всячески, грозя за любое непристойное слово эту самую кару – с накалыванием языка иголкой и посыпанием его перцем. Впрочем, ни разу своего обещания она так и не сдержала. А дворовый заводила Стас Крячко, выйдя к сверстникам, с особым удовольствием, по делу и без, щеголял запретными словами, за которые рисковал поплатиться языком.
   Сидя за своим столом, он пробежал глазами отчет Дроздова по Вингрову и Капылину, из которого явствовало, что данные субъекты преставились в мир иной, будучи, в принципе, физически достаточно здоровыми. Сердце того и другого, при всех имевшихся мелких патологиях, смело могло бы работать без «капитального ремонта» еще не менее двух десятков лет. Причиной остановки данного органа, по мнению судмедэксперта, стало, скорее всего, сильнейшее негативное эмоциональное потрясение. Например, приступ сильнейшего страха. Обычно такова клиническая картина остановки сердца у людей, подвергшихся воздействию инфразвука, который порождает ощущение запредельного ужаса.
   В разделе отчета, где было описано состояние кожных покровов, Стас нашел абзац, в котором описывались едва заметные шрамы на лице обоих трупов, свидетельствовавшие о перенесенной не более шести-семи лет назад пластической операции.
   Сообразив, что Вингров и Капылин-Шпульник из заключения бежали, видимо, Крячко попытался найти подлинную фамилию напарника Капылина-Шпульника по побегу, но чего-то определенного найти ему не удалось. На всякий случай он решил созвониться с Гуровым и набрал его номер на своем сотовом.
   – Лева, как у тебя там дела? Ты сейчас где?
   – Уже еду назад, скоро буду на месте, – раздался в трубке бодрый голос Льва. – Итоги неплохие. В автобазе удалось узнать, что у человека, похожего на Вингрова, на зоне была кличка Питбуль.
   – От-лично! Ща узнаем и его «девичью» фамилию. Капылина я уже расколол. Знаешь, кто он на самом деле? Некий Шпульник, которого осудили на пять лет заключения. Правда, пока не знаю, за что. Сейчас еще раз схожу к информационщикам и тогда уже добью этот вопрос окончательно.
   Положив телефон, Стас снова начал утомительно долгое изучение списков заключенных. Он дотошно всматривался в нескончаемый «поминальник» тех, кто населял ИТК в первое пятилетие двухтысячных, и, дойдя чуть ли не до середины списка, замер, не веря еще одной удаче: Питбулем оказался осужденный на восемнадцать лет Юрий Сныпкин. Открыв фото и антропометрические данные лагерного «сидельца», Станислав убедился окончательно – он! И, самое главное, Питбуль-Сныпкин тоже числился в беглецах.
   Крячко занес в приемную отчет Дроздова, очень удивив Верочку своим сияющим видом, и сразу же поспешил к информационщикам. После почти получасового ожидания – Жаворонкову пришлось довольно долго перебирать дела заключенных в пофамильном списке – он получил распечатанные на принтере досье обоих уголовников. Ощущая себя ученым, который при посредстве БАКа (Большого адронного коллайдера) нашел-таки этот неуловимый, полумифический бозон Хиггса, поименованный кем-то «частицей Бога», Стас зашагал по коридору. Свернув за угол, он увидев Гурова, который входил в кабинет.
   Влетев следом за ним, Крячко издал ликующее «О-го-го!», потрясая распечатками, зажатыми в руке. Лев лишь снисходительно усмехнулся, он и сам сегодня пережил нечто подобное. Сначала – когда получил информацию о подлинной кличке Вингрова, а затем – взяв с поличным его подельников. Стас тем временем, усевшись за стол, чуть ли не нараспев начал читать досье вслух.
   Первым оказалось дело уроженца Тернопольской области Юрия Николаевича Сныпкина, шестидесятого года рождения, имеющего начальное образование и три разной длительности отсидки. Всего в местах лишения свободы он провел не менее двадцати лет. Причины отсидок – грабежи и разбойные нападения, кражи и мошенничество. Имелось два эпизода, связанных с убийством потерпевших, но их следствию доказать не удалось.
   Начав свою криминальную «карьеру» как грабитель-одиночка на родной Тернопольщине, после отсидки, во время которой он и получил кличку Питбуль – за беспричинную озлобленность и жестокость при выяснении отношений с другими заключенными, Сныпкин осел в России, поскольку возвращаться домой не хотел, опасаясь мести потерпевших. Вскоре он сколотил банду из себе подобных, которая промышляла сразу в нескольких российских городах. Ее «расцвет» пришелся на девяностые. Жестокая рэкетирская банда Питбуля наводила ужас на тогдашних коммерсантов и кооператоров…
   После зверского убийства в Твери одного из тех, кто отказывался платить дань отморозкам, Питбуль и половина его банды были задержаны. Но ему удалось не без посредства хорошо оплаченных адвокатов вновь выкрутиться и вместо расстрела или пожизненного срока получить всего каких-то четыре года. Выйдя на свободу, Питбуль собрал остатки своей шайки и несколько изменил профиль деятельности. Теперь «питбулевские» занялись крупным мошенничеством в строительной сфере. Создав липовую строительную компанию и собрав деньги застройщиков за квартиры в доме, для которого еще даже не был вырыт котлован, мошенники бесследно исчезали. Таких афер провернуть им удалось не менее десятка. Глядя в новостях на митинги обманутых дольщиков, Сныпкин лишь ухмылялся чужой беде.
   Ухмылки кончились после того, как незадолго до миллениума он вновь оказался в СИЗО. И вот тут-то былая удача от него почему-то отвернулась. Несмотря на усилия адвокатов, по совокупности (всплыли кое-какие былые кровавые эпизоды) он получил восемнадцать лет колонии строгого режима. Адвокатам, обжаловавшим приговор, удалось добиться лишь того, чтобы после пяти лет «строгача» их подзащитному изменили режим на общий…

   Операм, которые в конце девяностых и начале двухтысячных расследовали грязные дела бандита Питбуля, не дано было выяснить слишком многого. Материал, полученный Станиславом от информационной службы, заканчивался сообщением о побеге заключенного Сныпкина, которого в дальнейшем найти так и не удалось. Хотя история его криминальных похождений этим не закончилась. История, никем не написанная, никому не известная, ни в каких милицейских протоколах не отраженная, так же, как и значительная часть жизнеописания греховного бытия Капылина-Шпульника.
   …В начале двухтысячных, попав в чернореченскую колонию, Питбуль почти сразу вошел в местную уголовную «элиту». Познакомившись с отбывавшим пятилетний срок за крупное ДТП с многочисленными жертвами Борисом Шпульником, он узнал, что тот в свое время был крупным предпринимателем.
   Шпульник имел обширные знакомства среди высокопоставленного чиновничества, а также знакомства иного рода. Например, у него был знакомый высококлассный пластический хирург, который занимался подпольными операциями по изменению внешности. Впрочем, на тот момент Шпульник был слишком многими забыт и покинут. Даже его жена, являвшаяся соучредителем торгово-посреднической фирмы, почти сразу после заключения подала на развод и, продав фирму, вышла замуж за другого и уехала за границу. Теперь он не получал даже передач.
   Будучи по своей натуре сколь склочным и заносчивым, столь же и самоуверенным, Шпульник особым уважением среди заключенных не пользовался. Поэтому, когда он однажды проигрался вчистую и оказался должен своим кредиторам огромные деньги, выплатить которые шансов у него не было, тут же встал вопрос о переводе его из «мужиков» в категорию «опущенников», да еще и с лишением одного глаза – его Шпыль проиграл, пытаясь отыграться.
   Сколько уже раз в его жизни было такое! Некогда, еще во времена Союза, закончив финансово-экономический вуз, он удачно устроился работать в банке. Неплохая зарплата, шансы на карьерный рост, приличные жизненные перспективы… Но новоиспеченному банковскому клерку этого показалось мало. Он изобрел схему процентных краж с личных вкладов населения. Года два спустя эта афера вскрылась, и лишь благодаря удачному стечению обстоятельств он был всего лишь с треском уволен.
   Следующим местом приложения сил уже набившего руку на жульничестве Остапа Бендера стал собес, куда Шпульник устроился благодаря протекции одного из райкомовских функционеров, которому презентовал увесистый конверт с красненькими десятирублевками. Там он продержался до середины восьмидесятых, хапая и прибирая к рукам пенсионные средства, после чего вовремя уволился, умело подставив одного из подчиненных. Тоже воришку, но куда более мелкого пошиба. Года три проваляв дурака (не без выгоды для собственного кармана) на теплой должности заведующего базой материального снабжения объектов социальной сферы, в конце восьмидесятых, пустив в дело наворованные средства, Шпыль организовал торгово-посреднический кооператив, в дальнейшем преобразовавшийся в целую фирму.
   В соучредители пришлось записать жену и тестя – председателя облисполкома, который в кратчайшие сроки пробил все необходимые разрешения и согласования. Старик знал, что делает. Всего через полгода после этого его с работы ушли, но он не остался без своей порции масла на не очень жирном пенсионном куске хлеба.
   Дела торгового предприятия шли в гору, несмотря на необходимость платить дань и бандитам, и ментам, и всевозможным контрольным ведомствам. Пытался Шпыль заняться и политикой, сначала в составе гайдаровского «Демвыбора России», потом – черномырдинского «НДР». Но тут у него не заладилось – на фоне куда более сильных и харизматичных конкурентов нудновато-амбициозный торгаш смотрелся неубедительно и тускло. Пару раз потратив немалые суммы на предвыборную агитацию, он счел подобные расходы полной бессмыслицей.
   Большие деньги окончательно испортили и без того весьма необразцовую натуру Шпульника. Начались загулы в саунах с участием особ, имеющих «заниженную планку социальной ответственности». Начались пьяные дебоши в ресторанах. Начались пьяные гонки по ночному городу. Дважды совершив ДТП со смертельным исходом (первый раз он сбил бомжа, второй раз – подрезал машину, которая вылетела на тротуар и сбила прохожего), он благодаря деньгам и связям оба раза открутился от ответственности. А вот в третий раз влип всерьез.
   В начале двухтысячных, летя по городу на запредельной скорости после очередной попойки, он буквально смел своим «Порше» автобусную остановку вместе со всеми, кто там находился. Пятеро погибли на месте – в их числе двое детей, а трое остались калеками. Собравшаяся толпа едва не линчевала вдрызг пьяного водителя, и лишь подоспевшие милиционеры вырвали его из рук возмущенных людей. К крайней досаде Шпыля, на сей раз ни деньги, ни связи, ни слезливые речи адвокатов не помогли. Впрочем, возможно, это для него было и к лучшему. Отец девочки, убитой Шпылем, на суде прилюдно объявил, что «эта гнида жить все равно не будет». Судя по всему, Шпульник относился к категории людей, которых жизнь ничему не учит. Вот и в колонии он ухитрился влипнуть в чрезвычайно скверную ситуацию.
   Лишь вмешательство Питбуля спасло его от крайнего унижения и инвалидности. Но – зона есть зона. Ее неписаные законы в любом случае рано или поздно привели бы тому, что, не окажись в нужный момент рядом крупного уголовного авторитета, со Шпылем неминуемо произошло бы то, что и должно было произойти – извращенное насилие где-нибудь на «дальняке» и заточка в глаз… Это Шпульника крайне тяготило и нервировало. Впрочем, тяготился жизнью на зоне и сам Питбуль. Ему хотелось былой красивой, вольной жизни, ресторанных посиделок, женщин, денег, роскошных машин…
   Это для них обоих и стало поводом начать подготовку к побегу. Бежать сообщники решили из производственного сектора колонии – с лесобазы, где заключенные работали на лесопильном производстве. Там же находился и канализационный коллектор, имевший выход за ограждение. Но все люки были закрыты специальными замками. Однако их это не остановило. Питбуль, как зэк со стажем, сумел изготовить нужную отмычку, и в один из летних дней, уже почти в конце рабочей смены, пробравшись к ближайшему люку, беглецы ухитрились его вскрыть и спуститься в смрадные недра канализации. Через полчаса, добравшись до следующего колодца, уже за пределами территории, они выбрались наружу и оказались в центре жилого квартала тамошнего райцентра.
   Понимая, что здесь их поймать для милиции труда не составит, сообщники пробрались к гаражному массиву и, напав на одного из автомобилистов, отняли у него пусть и старенькую, но вполне надежную «копейку». При этом Питбуль, хоть в том и не было никакой необходимости, проломил старику голову поднятым с земли угловатым обломком известняка. Выбравшись за пределы городка окольными путями, беглецы поспешили уйти с трассы в лес и направились в сторону областного центра, где проживал пластический хирург-подпольщик.
   Но на операцию требовались деньги – много денег. Да и на новые документы тоже. Однако на сей счет у Питбуля были свои «наколки». Он знал об одном из жителей окраин облцентра – неприметном, небогатом старичке, проживавшем в частном домишке. Никто из его соседей даже не догадывался, что этот ничем не примечательный с виду дедушка – бывший вор-домушник, за свою жизнь обобравший не одну сотню людей. Но его самая главная тайна заключалась в том, что в подполе его дома хранился местный общак – воровская губернская казна. И Питбуль, рискуя в случае неудачи подвергнуться самой жестокой казни, решил завладеть этими деньгами.
   К тому моменту уже везде и всюду была объявлена тревога, за ними по пятам шла погоня, над лесом то и дело кружил вертолет. Поэтому беглецы решили избавиться от машины и, запутав следы, идти пешком. Доехав до реки, они столкнули в нее «копейку» и, перебравшись на другой берег, оказались в болотистых плавнях. Рискуя уйти в трясину, беглые зэки до темноты шли через заросли камыша и ивняка. Уже почти ночью, перебравшись через еще одну речку, они увидели перед собой небольшую деревушку. В центр селения сунуться они не решились. Выбрали домик, стоящий на отшибе, у которого, несмотря на поздний час, светилось одно из окон…

   Ознакомившись с тем, что для них подготовили информационщики, сыщики пришли к выводу, что им нужно срочно побывать в чернореченской зоне, чтобы там, на месте, узнать все детали побега и попытаться восстановить его маршрут.
   – Дураку понятно, – вслух размышлял Лев, вновь и вновь пробегая глазами по абзацам «досье», – что пока мы не отследим все маршруты их перемещений по России, нам никогда не найти того, кто разделался с беглыми зэками.
   – Слушай, Лев, а это очень важно найти того, кто воздал двум, мягко говоря, тварям по их поганым заслугам? – Станислав смотрел на Гурова с ироничным недоумением. – У нас что, нет других забот? Ну, найдем мы этого человека. Так сказать, передадим в руки правосудия. Ну, посадят его. И что в этом хорошего? Лично мне тот, кто этого злыдня Питбуля и этого поганца Шпыля отправил в мир иной, куда симпатичнее, нежели эти двое «потерпевших».
   – Ты будешь смеяться, но мне тоже. Да! Я считаю, что и Питбуль, и Шпыль получили по заслугам… – Гуров замолчал и, выдержав некоторую паузу, продолжил: – Ну, а теперь посмотрим на это дело с другой стороны. Есть постулат римского права: пусть рухнет мир, но восторжествует закон. Мы служим закону, и исполнять обязаны его таким, какой он есть. А если каждый из нас начнет, как сегодня это делают слишком многие, интерпретировать законы на свой лад, выборочно их исполнять, то тогда наступит полный абзац всему и вся.
   Заложив руки в карманы, Стас прошелся по кабинету и, остановившись напротив Льва, с безмерным сарказмом произнес:
   – Помню, помню, помню… Это у нас с тобой уже не первый спор на данную тему. Ты, как всегда, убежден в абсолютной непогрешимости закона и нашей обязанности рабски его исполнять.
   – Ой, только не надо передергивать! – сердито отмахнулся Лев. – Уж такие эпитеты отпускаешь – «рабски исполнять»… Ерунду-то не городи!
   – Ну, допустим, я немного утрирую… – хмыкнув, выразительно пожал плечами Крячко. – Но законы пишут люди и слишком часто их меняют. Помнишь начало девяностых, когда по амнистии выпустили мужика, который с восемьдесят пятого года сидел за спекуляцию? Ведь самое смешное было то, что даже когда спекуляцию уже, по сути, узаконили, объявив частной коммерцией, его все равно из тюрьмы не выпустили! И только после того, как поднялся всеобщий хай, освободили по амнистии, но никак не по отсутствию состава преступления. О, как! Человек потерял семь лет своей жизни из-за несовершенства законов, а я должен стоять перед ними на коленях и бить поклоны. Ты вспомни «славные» девяностые, когда кое-кто из тогдашних дебилов-либералов, которых я зову либерастами, предлагали даже за насилие над несовершеннолетними наказывать штрафами. И вот, представь себе, это вдруг прошло бы. И что же? Я такому закону тоже должен был бы кланяться как иконе святого угодника?
   – Растет, растет наш Стасушка!.. – неожиданно рассмеялся Гуров. – Ишь, как боевито дискутирует, отстаивая идеи «кулачной юстиции». Слушай, что это ты на меня обрушился со своими софизмами? Скоро нам идти к Петру, вот ему и двинь свои идеи. Как он на них отреагирует? Наверное, сразу же примет на «ура».
   Услышав про Петра, Крячко несколько скис и уже без всякого энтузиазма пробурчал:
   – Ага, примет… Как же! Держи карман шире. Еще похлеще тебя начнет жевать мочалку насчет «духа и буквы закона»…
   Неожиданно раздался стук в дверь, и в кабинет заглянул капитан Жаворонков. Улыбнувшись, он вопросительно мотнул головой.
   – Разрешите? Только что удалось связаться с АДИСом, отправил им на идентификацию отпечатки пальцев Вингрова и Капылина. Ответ уже получен. Как установили эксперты, отпечатки пальцев Константина Вингрова принадлежат бежавшему из заключения в две тысячи пятом особо опасному рецидивисту Юрию Сныпкину, а Эдуард Капылин на самом деле – Борис Шпульник, тоже, кстати, беглый и до сих пор не найденный. Вот, пожалуйста, присланная ими справка, – он положил перед Гуровым принтерную распечатку.
   Слушая его, Станислав громко рассмеялся:
   – Валера, их уже нашел самый лучший сыщик всех времен и народов, от которого не сумел уйти еще ни один беглец даже самый хитрый и ушлый.
   – Э-э-э… Вы имеете в виду себя или Льва Ивановича? – Жаворонков недоуменно посмотрел на Стаса.
   Теперь уже рассмеялись оба опера.
   – Валера, он имел в виду смерть, – пояснил Гуров. – От нас скрыться можно, а от этой костлявой старушки в белом балахоне и с косой не уходил еще никто. Да я бы и не помыслил называть себя самым лучшим сыщиком всех времен и народов. Кстати, все забываю спросить, как там у тебя дела с Таней Снегиревой? Что-то давно о ней ничего не слышно.
   – Да все нормально! – оптимистично улыбнулся Жаворонков. – Уже проходит восстановительную терапию. Этой зимой решили пожениться. Она все прикалывается: «И что это у нас с тобой за семья получится? Два пернатых не только разных видов, но и из разных сезонов. Что за гнездо с тобой совьем?»
   Когда Валерий скрылся за дверью, указав ему взглядом вслед, Лев с ироничной назидательностью вскинул указательный палец:
   – Учись у молодежи! Але-оп! И новая семья – как по заказу. А ты, бедный наш, все бобылюешь и бобылюешь… – сокрушенно покачал он головой.
   – Лева, блин! – в глазах Крячко сверкнули сердитые искры. – Сам же любишь повторять: бедностью попрекать грешно! Я, может, и рад бы иметь что-то стабильное и постоянное, но почему-то все время получается наперекосяк. Наверное, как говорят, такова моя планида…
   Заглушая его последние слова, неожиданно тренькнул телефон внутренней связи, стоявший перед Гуровым.
   – Ну, вот и самый лучший начальник всех времен и народов вспомнил о нашей малости, – смеясь, сказал Лев, поднимая трубку.
   Это и в самом деле был Орлов.
   – Оба у себя? – чуть отрывисто спросил тот.
   – Ну и? – Голос Льва звучал невозмутимо и даже как-то умиротворенно.
   – Жду! – как бы состязаясь с ним в лаконичности, отрубил Петр.

Глава 7

   Это совещание в министерстве оказалось не совсем обычным по своему формату. Выступить перед его участниками пожелал целый ряд общественно-политических деятелей. Среди жаждущих «осчастливить» старших полицейских офицеров и генералов перлами своих мыслей были лидер ППР Евгений Фырпис, член общественной палаты, известный адвокат Гарри Бугва, глава российского представительства Копенгагенской комиссии по правам граждан Римма Алексанина.
   Получив слово самым первым, поднявшийся к микрофону Фырпис с места в карьер заговорил о значимости активной борьбы с криминалом. Ее он расценивал как важнейший фактор стабилизации обстановки в обществе и одну из предпосылок «поступательного развития демократического процесса». Красуясь перед нацеленными в него объективами телекамер представителей СМИ, выступающий, можно сказать, купался в осознании своей значимости и неотразимости. Отметив несомненные успехи правоохранительных структур в деле «очищения российских просторов от уголовной скверны», Фырпис более подробно остановился на недоработках.
   – …Как можно говорить об эффективности работы нашей полиции, если у нас запросто могут убить даже такого видного общественного и политического деятеля, как Константин Вингров? – воздевая руки над головой, патетически вопрошал выступающий. – И в связи с этим я хотел бы с этой трибуны задать вопрос начальнику управления уголовного розыска Орлову: когда же ваши подчиненные начнут наконец-то работать? Уже больше двух дней прошло с момента убийства депутата Госдумы Вингрова, а следствие пока что не имеет какой-либо определенной, реалистичной версии происшедшего. До сих пор даже не очерчен круг подозреваемых…
   Сидевший на первом ряду генерал-лейтенант Орлов, слушая этот треп, испытывал жгучее желание немедленно подняться с места и опровергнуть трибунную липу, сообщив, что убийством Вингрова занимаются лучшие специалисты Главка, однако принудил себя не только не взорваться, но и изобразить абсолютно невозмутимый вид. Похоже, именно это еще больше раскипятило Фырписа, который в заключение своего спича поставил однозначный и недвусмысленный вопрос: а на своем ли месте этот, «так сказать, руководитель Главка»?
   Выступление Бугвы было посвящено недостаточной терпимости сотрудников полиции по отношению к представителям «тех или иных неформальных общественных формирований», к каковым выступающий относил, в частности, представителей секс-меньшинств. Он напомнил о недавнем событии, когда «однополые» проводили пикет в знак памяти о своем «признанном лидере», погибшем в автокатастрофе.
   – …Да, я допускаю, что данная акция не была согласована с властями, поскольку вопросы подобного рода у нас рассматриваются нескончаемо долго, особенно применительно к заявкам, направленным гей-сообществом, – со скорбью в голосе подчеркнул адвокат. – Но у людей просто не было времени – прошли похороны, и они элементарно хотели отдать дань памяти тому, кто был их нравственным лидером, кто их морально поддерживал в условиях тотальной гомофобии. И вот, представьте себе, банда молодчиков, примерно из сорока человек, напала на никому не мешающих людей и зверски их избила. Некоторым участникам пикета были нанесены тяжкие телесные повреждения – у одного был сломан нос, у другого выбит зуб… Но, что характерно, прибывший наряд полиции, вместо того чтобы прекратить избиение, наряду с несколькими бандитами задержал и потерпевших!..
   Слушатели, судя по их реакции, воспринимали этот пламенный спич с явной иронией. Где-то на заднем ряду пожилой полковник досадливо пробормотал своим соседям:
   – Лет двадцать назад я бы такое и в дурном сне не увидел – с трибуны открыто призывают к соблюдению прав педерастов!
   Сидевший невдалеке от него полковник помоложе тут же откликнулся на это замечание:
   – А уж брехать-то этот Бугва горазд! Ишь ты – «никому не мешавшие люди»! Их там было полторы сотни с этими их «гомосечными» знаменами и лозунгами. Запрудили вход у кладбища – ни проехать ни пройти. А тут еще похоронная процессия – ветерана войны хоронили, орденоносца. Ну, ребята, которые его провожали, их и шугнули слегка. Эти – в драку. Вот тогда им и подсыпали по полной…
   Распалившийся Бугва тем временем объявил арест геев и лесбиянок вопиющим нарушением прав человека. Напоследок он тоже прошелся язвительным слогом по главку угро и его сотрудникам:
   – …Евгений Фырпис только что высказал критические замечания по поводу вялой работы наших хваленых «пинкертонов». Я лично убедился в том, что Главк, руководимый Петром Орловым, работает весьма и весьма неудовлетворительно. После того памятного избиения участников пикета я звонил лично ему, но его на месте не оказалось – где он только бывает в рабочее время?! – и к телефону пригласили некоего оперуполномоченного Станислава Крячко. И вот то, что я услышал от этого, с позволения сказать, защитника закона, меня буквально потрясло! В ответ на просьбу провести расследование инцидента и выявить виновников избиения участников пикета, что было совершено членами националистической организации «Славянская вера», сей господин заявил следующее: «У нас есть дела и поважнее, чем выбитый зуб какого-то педика». Это неслыханно!
   Скорее всего, Гарри Бугва ожидал если и не бурного возмущения присутствующих, то уж хотя бы формального понимания затронутой им проблемы. Однако его последние слова вызвали в зале несколько иное оживление. Многие сидели с напряженными, красными лицами, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться вслух. Даже в президиуме настроения царили далеко не осуждающе-критические. Сам председательствующий уже трижды пожалел, что поддался массированному натиску «обчественников», которые долбили и пилили его целые сутки, выбивая себе возможность обратиться напрямую к полицейскому активу.
   Видимо, поняв, что из этой аудитории выжать слезу не удастся, Бугва после пары пассажей на тему значимости сохранения общественного мира и спокойствия поспешил спуститься в зал, а его место заняла Римма Алексанина – дряхленькая бабуля с пронзительным, царапающим слух голосом. С величественностью королевы английской, выступающей перед парламентом со своим посланием, Алексанина заговорила в русле темы, поднятой Фырписом, но уже по поводу убийства Капылина:
   – Во все времена деятели культуры и искусства были мишенью всевозможных мракобесов, которые ненавидели то светлое и прекрасное, что эти люди создавали своим талантом, – с ярой патетикой отметила она. – Ушел из жизни продюсер народного театра «Айседора» Эдуард Капылин. Его убили те, кому ненавистно современное искусство, кому ненавистны прогресс и демократия…
   Выдав еще несколько пассажей в том же духе, Алексанина, как и предыдущие выступающие, высказала свои упреки Орлову, который, продолжая изображать полную невозмутимость, сидел с таким видом, словно его вообще ничего не касается. Один из соседей Петра с некоторой завистью шепнул, склонившись в его сторону:
   – Ну у тебя и выдержка, Петр Николаевич! Я бы давно уже сказал им пару ласковых!..
   Судя по реакции зала, к выступлению представительницы Копенгагенской комиссии собравшиеся отнеслись с еще большим сарказмом и скепсисом, нежели даже к Бугве. Очень многие были наслышаны о деятельности копенгагенских «защитников гражданских прав», не без усилий которых в ряде стран, таких как Норвегия, процессы «либерализации и толерантизации» общества зашли столь далеко, что там даже были отменены статьи Уголовного кодекса, предусматривающие наказание за растление малолетних. Особенно гомосексуальное. Подобная гнусь, с точки зрения западных ультралибералов, была не более чем «образовательной акцией сексуального просвещения детей и юношества». Правда, если только это не сопряжено с насилием. Но… Наверное, только наивный человек мог поверить в то, что фиговый листок этой правовой оговорки способен остановить грязный беспредел распоясавшихся педофилов, не сдерживаемых никакими запретами.
   А Алексанина, войдя во вкус своих изречений, рассказала о посещении «Айседоры» представителями комиссии по культуре Евросоюза.
   – …Народный театр Эдуарда Капылина был признан выдающимся явлением российской культуры, и в этом году намечались его гастроли по ряду стран Западной Европы. Но трагическая гибель выдающегося деятеля искусств сделала это невозможным. В связи с убийством и Эдуарда Капылина, и Константина Вингрова дипломатические ведомства стран Европы, а также госдепартамент США выразили свою крайнюю озабоченность вопросами безопасности как всего российского населения, так и его выдающихся представителей, в частности, в условиях разгула криминала. В конгрессе США прошли слушания на тему «Российский криминал – как фактор дестабилизации российского общества», в ходе которых были высказаны предложения направить в подмогу российской полиции сотрудников ФБР, которые гораздо быстрее наших господ сыщиков нашли и задержали бы убийц.
   На идею прислать в Россию ФБРовцев зал ответил недовольным, разноголосым гулом. Председательствующему даже пришлось призвать участников совещания к тишине и порядку. Но еще долго то в одном, то в другом конце зала слышался сердитый ропот.
   …Когда Гуров и Крячко вошли к Орлову, тот сидел с нахмуренно-задумчивым видом, ни дать ни взять – Стенька Разин с известного суриковского полотна. Догадываясь о том, сколь болезненны душевные мозоли начальника, приятели, поздоровавшись, с интересом воззрились на его сумрачное чело. Но тот, прозаично почесав за ухом, обычным, можно даже сказать, будничным тоном поинтересовался:
   – Как там у вас?
   Опера заверили Петра в том, что дела у них, в общем-то, идут неплохо. Гуров вкратце изложил итоги их сегодняшней работы. Услышанное Орлова, без преувеличения, по-настоящему воодушевило. Пробежав глазами официальное заключение, свидетельствующее о том, что Вингров и Капылин на самом деле беглые уголовники Сныпкин и Шпульник, он покрутил головой и, стукнув кулаком по столу, вполголоса проговорил:
   – Жаль, что этой справки у меня не было на сегодняшнем совещании…
   – А что там было-то на этом совещании? – жизнерадостно ухмыляясь, спросил Крячко.
   – Представители «обеспокоенной международной общественности» перемывали всем нам кости. А тебя, Стас, между прочим, персонально упомянули с трибуны, – с изрядной долей иронии сообщил Орлов.
   – Меня?! Персонально?!! – Станислав недоверчиво вытаращил глаза и, как бы ища поддержки, глянул в сторону Гурова.
   Но тот и сам, явно будучи весьма удивленным, сидел с недоумевающим видом.
   – Да, Стас, да… – с утрированной скорбью покачал головой Петр и, не выдержав, громко рассмеялся. – Ты не припомнишь, как в мое отсутствие тебя позвали к телефону, и ты с неким господином Бугвой говорил по поводу выбитого зуба участника гомопикета?
   – А-а-а!.. – усердно закивал головой Крачко. – Ну да, да, было… Так было-то что? Я к тебе по каким-то делам хотел зайти, а ты как раз куда-то укатил. Во-о-т… Захожу, а Верочка уже чуть не плачет от тоски – говорит, позвонил какой-то зануда, домогается, чтобы тебя немедленно вызвали к телефону. А где ж тебя взять-то? Она трубку закрыла ладонью и шепчет: «Станислав Васильевич, а можно, я скажу, что передаю трубку первому заместителю Петра Николаевича?» Говорю: «Валяй!» Взял трубку и слышу голос хронического импотента. Гундит он мне что-то там про злодейское нападение русских националистов-шовинистов на мирных «гомосеков», одному из которых выбили зуб. Дескать, вы обязаны найти и покарать злодея. Ну, я ему и сказал напрямую, что дел у нас невпроворот, и куда более важных, чем выбитый зуб педика. Пусть пишет заявление своему участковому. А вдобавок попросил всякой херней больше не отрывать нас от работы. Он чего-то там начал хлюпать и возмущаться, но я бросил трубку – и все. Больше никто не звонил.
   – М-да… Сегодня он притащился к нам на совещание и возмущался с трибуны. Кроме него, были еще твой, Лева, «лучший друг» ППРовец Фырпис и «великая правозащитница» Алексанина. Слышали о такой?
   – Наслышан… – кивнул Гуров. – Гражданка США, представляет какую-то Копенгагенскую комиссию, которая защищает гомосеков, серийных маньяков и изменников. Это ж они тогда громче всех прославляли Калугина и Литвиненко?
   – Они, они… – подтвердил Орлов. – Все трое по очереди выходили на трибуну и сокрушались по поводу и профессиональной бездарности, и нетолерантности полиции по отношению ко всяким там секс-меньшинствам. Уж таких «комплиментов» наслушался…
   Он вкратце рассказал о совещании и всех его перипетиях. Выслушав это повествование, Лев уточнил:
   – Ну, я так понял, начальство потом тебя особо не клевало?
   – Да, в общем и целом пронесло, если не считать одного из замов министра, который, исходя из речей этой пришлой троицы, попытался навешать на меня собак. Ну, я понимаю, в чем подоплека. Он на мое место пропихивает генерал-майора Прохоровича. Кстати, а давай-ка я прямо сейчас его «обрадую»? Так сказать, под занавес рабочего дня…
   Петр набрал чей-то номер и, дождавшись отклика на том конце провода, заговорил с нотками торжествующего сарказма:
   – Виктор Викторович, еще раз здравствуйте! Вот, хочу сообщить, что у нас произошли серьезные подвижки в расследовании убийства Вингрова и Капылина. Кстати, оба эти эпизода мы объединили в одно дело, поскольку тому есть серьезные причины. Прежде всего, нам удалось установить подлинные имена этих двоих граждан. Да-да, вы не ослышались – подлинные имена.
   Как видно, собеседник Орлова был крайне раздражен услышанным, из-за чего даже на расстоянии был слышен его голос, раздающийся в трубке:
   – То, что вы говорите, – полная чушь! Этого не может быть!..
   – К сожалению, может… – Петр говорил с наигранной скорбью, при этом широко улыбаясь. – Согласно данным криминалистической экспертизы, в ходе которой была проведена идентификация отпечатков пальцев вышеупомянутых господ Вингрова и Капылина, на самом деле первый – это опасный рецидивист Юрий Сныпкин, а второй – бывший предприниматель Борис Шпульник, попавший в заключение за крупное ДТП с многочисленными жертвами. Оба в две тысячи пятом бежали из заключения и, пройдя процедуру изменения внешности в подпольной клинике, состряпали себе новые биографии, обзавелись новыми документами, зажили новой жизнью…
   – Кто проводил идентификацию? Эти ваши помощники, что ли? – продолжал неистовствовать голос в трубке.
   – Идентификация проведена в рамках системы АДИС «Папилон», и не доверять ее результатам у меня оснований нет! – уже с металлом в голосе отчеканил Орлов. – Мною завтра лично министру будет представлен отчет о предварительных результатах расследования. Желаю здравствовать! – И, положив трубку, жестко заключил: – Теперь можешь заткнуться!
   Лев и Станислав, вслушиваясь в эту заочную дискуссию, время от времени переглядывались, как бы констатируя – крепко же сегодня достали Петра! А тот, опершись кулаками о стол и поведя плечами, уже вполне умиротворенно резюмировал:
   – Ну, вот, как-то так… Все же приятно бывает натянуть нос тому, кто ставит тебе подножки. Что у вас на завтра?
   Положив ногу на ногу и покачивая носком туфли, Гуров задумчиво произнес:
   – Едем в Лесокамск, в чернореченскую колонию. Надо на месте выяснить, как именно и в какую сторону бежали Сныпкин и Шпульник. Отследить все маршруты их перемещений. Где-то там и будем искать тех, кто мог оказаться в роли пострадавших от рук этих двоих. Думаю, там мы и сможем выяснить, кто же их и за что именно убил.
   – Считаешь, это месть за прошлое? – прищурился Орлов.
   – Почти уверен… Кстати, у нас со Стасом только что прошла бурная дискуссия на тему «А надо ли ловить того, кто убил этих уголовничков?» Ты на это как смотришь?
   – А ты? – испытующе посмотрел на Льва Петр.
   Тот, в свою очередь, посмотрел на Стаса, который, издав задиристое «ха!», ответил вместо него:
   – Он считает, что ловить надо обязательно, в любом случае, независимо от обстоятельств. Ну, а я совсем иного мнения. – Крячко гордо подбоченился: – Да! Какой смысл сажать человека, который выполнил нашу работу?
   – Стас… – во взгляде Орлова сквозил упрек. – Ты не в частной лавочке, а на государственной службе. Вот если бы ты стал частным детективом, то в какой-то мере мог бы рассуждать именно так. А мы – как это называется – «государевы люди» и подчиняемся не своим представлениям о том, правильный закон или неправильный, а своему должностному уставу. Скажем, если бы кто-то тебе пообещал выполнить работу так, как ты желаешь, а потом, за твои же деньги, сделал все по-своему, ты бы это одобрил? Нет! Так почему государство должно впадать в умиление от того, что ты за его же жалованье на свой лад выполняешь прописанные тебе должностные обязанности? Знаешь, как человек я тебя могу понять, но как начальник – нет.
   – Вот, блин, два буквоеда на мою голову! – насупившись, безнадежно махнул рукой Стас и заговорил с жаром в голосе: – Все вы, умники хреновы, любите трендеть о «верховенстве буквы закона», пока жареный петух не клюнет в темечко. А что ж ты, Лева, сам когда-то не отдал, так сказать, в руки правосудия симпатяшку Ирен?.. Ну, помнишь, наше расследование на прииске Синяжском?
   – Помню, помню! Как благодаря тебе мы оба чуть не утонули в болоте… – рассмеялся Лев. – Ну да, отпустил. И мы здорово на этом выиграли. Ведь какую международную «акулу» криминально-террористического пошиба помогла нам выудить Ирен! Да она и сейчас иногда позванивает… Но я же о таких вещах не балаболю на каждом углу и не затеваю совершенно никчемных дискуссий?! Смекай, актуальный ты наш!..
   – Ирен тебе звонит до сих пор?! – Стас был искренне возмущен. – И ты об этом ни слова? Ну, ты, блин, стопудовый жлобяра! Клеймо негде ставить!
   – А ты ее, я смотрю, не забыл… – окинув приятеля изучающим взглядом, уже совершенно серьезно отметил Лев. – Как же она тебя крепко держит!
   Стас в ответ лишь тягостно вздохнул:
   – Таких женщин не забывают. Это даже не женщина. Это – сказка… Мечта!.. Ну что, пошли, что ли? Завтра вставать раненько…
   – Ой-ой-ой! Он озаботился завтрашней поездкой! Признайся уж честно, что к балерунье боишься опоздать, – иронично хохотнул Гуров.
   – Да! А тебе завидно! Да?
   Попрощавшись с Петром, приятели зашагали к выходу, без конца пикируясь и изощряясь в подначках.

   Ранней утренней порой МКАД пересекла серая служебная «Волга», которая помчалась в восточном направлении, в сторону не самого далекого от столицы небольшого областного центра Лесокамска. Почти вся территория Лесокамской губернии представляла собой лесные массивы, изрезанные реками и речушками, с гораздо меньшими по площади лоскутами ржаных и картофельных полей, с преимущественно одноэтажными райцентрами и россыпью сел, часть которых являла собой чахленькие сельхозартели, а прочие – тоже не блещущие богатством подобия былых леспромхозов.
   Глядя на разгорающуюся зарю, сидевший на переднем пассажирском сиденье Гуров размышлял о перипетиях предстоящего этапа расследования. Было яснее ясного, что, исходя из принципа, согласно которому таких дураков, которые сами себе добровольно надели бы петлю на шею, поискать и поискать, выяснение обстоятельств былого побега двоих заключенных из ИТК представлялось не самым легким. Наверняка за последние годы немало сменилось и сотрудников колонии, что сводило к минимуму вероятность найти людей, досконально знавших о событиях две тысячи пятого.
   И, тем не менее, невзирая ни на какие препятствия и обстоятельства, они со Стасом были просто обязаны выявить цепочку загадочных событий, каковые им выпало распутывать.

   Лев оглянулся на Крячко. Тот мирно похрапывал на заднем сиденье, как видно, недобрав положенные часы сна минувшей ночью. Словно ощутив взгляд приятеля, Стас внезапно открыл глаза и сонным голосом спросил:
   – Еще далеко?
   – Мы где-то на середине пути, Станислав Васильевич, – откликнулся шофер Володя. – Так что пару часов еще можно употребить для крепкого, здорового сна.
   – Ой, не-е-т! Наверное, хватит… – Крячко помотал головой и кулаками протер глаза, поднимаясь и озираясь по сторонам. – Башка и так тяжелая, как кирпич. Даже и не помню, снилось мне что-нибудь или не снилось… Сколько уже там?
   – Начало девятого, – взглянув на приборную панель машины, где высвечивались зеленоватые цифры табло электронных часов, сообщил Гуров.
   – О-о! То-то я чую, что пора бы уже подкрепиться! – Уже окончательно отряхнувшись ото сна, Крячко энергично хэкнул и потер руки.
   Неожиданно он увидел, как из остановившейся где-то впереди «Нивы-Шевроле» вышел ее хозяин, швырнув под откос дороги черный пакет с бытовым мусором, демонстративно встал на краю дороги и, «рассупонившись», начал справлять нужду несмотря на проносящийся мимо транспорт. Гуров, который тоже не мог не заметить подобного хамства, только и смог констатировать:
   – Вот ведь свинья-то!..
   А Стас жестко скомандовал Володе:
   – Остановись!
   Пискнув тормозами, «Волга» замерла на обочине, и мрачный, словно туча, Крячко, выйдя из кабины, направился к неспешно застегивающему брюки «ломовику» лет двадцати пяти с накачанными мышцами рук. Лениво покосившись в сторону «ветерана», тот явно чувствовал себя хозяином положения.
   – Слышь, ты, «грамотей»! – Сведя брови, Станислав указал наглецу на выброшенный им пакет. – Подними и положи обратно в багажник. И – поживее!
   – А не пошел бы ты на …?! – пренебрежительно скривился тот.
   – Что?! – теперь Крячко вскипел по-настоящему. – Ты, щенок деланый! Это ты меня послал? Да я тебе, уроду, этот пакет сейчас на башку надену!
   – Это я тебе сейчас его надену! – сжимая кулаки, шагнул навстречу Станиславу «ломовик».
   Сообразив, что ситуация в любую секунду может выйти из-под контроля, Лев вышел из машины, но было уже поздно. Получив от незнакомца в потертой кожаной ветровке мощную затрещину, качок покатился под откос. Он хотел было вскочить, но получил еще одну оплеуху и только тут понял, что этот сердитый дядя и впрямь собирается исполнить обещанное – надеть пакет ему на голову. Испуганно съежившись, парень схватил мешок и поспешил к машине, успев крикнуть на ходу:
   – Ты еще об этом пожалеешь!
   Лев, безнадежно махнув рукой, сел на свое место. Когда сзади сел и несколько остывший Стас, он оглянулся и с досадой сказал:
   – Ну и зачем это было нужно? Я, конечно, понимаю, что это – мразь и скотина без зачатков ума и совести, но и обострять ситуацию не стоило бы…У нас что, нет других проблем, кроме как всяких кретинов перевоспитывать?
   – Лева! – тягостно вздохнул Крячко. – Но и чтобы не вставить ума такой тупой твари… тоже, знаешь, бывает невтерпеж. Ну, хорошо! Пусть сейчас мы бы не вмешались в этот «замечательный» процесс торжества скотства и свинства. А ты уверен, что, не получив отпора, завтра этот «умник», уверовав в свою «самость» и безнаказанность, не сотворит чего-нибудь похуже? А ты уверен, что он уже сейчас не творит чего-то такого, что попадает под УК?
   – Ну ладно, ладно, успокойся, рыцарь сурового образа, Дон Кихот ты наш Главкманчский! – рассмеявшись, примирительно обронил Гуров. – Ты говорил насчет пообедать? Вон, впереди как будто неплохая придорожная харчевня. Если происшедший инцидент аппетита тебе не отбил, давай завернем туда?
   – Ха! Сказал… Чтобы отбить мне аппетит, нужно что-то более серьезное. Едем! – категорично объявил Станислав.
   Включив правый поворот и сбросив скорость, Володя свернул к кирпичному дому, возведенному в виде затейливого теремка с замысловатой черепичной крышей, витражами на окнах и узорчатыми, коваными перилами широкой каменной лестницы, ведущей к входной двери старинного фасона с резьбой и позолотой узоров. Вывеска на фронтоне гласила: «Кафе «Илья, Добрыня и Алеша».
   Войдя в обеденный зал этого заведения общепита, обставленный одновременно и в старорусском, и в средневековом европейском стиле, путники сделали заказ и разместились за столом, накрытым вполне презентабельной скатертью. Расправляясь с отбивной, Лев неожиданно взглянул в сторону входной двери и как бы про себя негромко отметил:
   – Что-то мне подсказывает – сейчас обязательно случится какая-то хрень с морковенью.
   – С чего это ты взял? – отправляя в рот очередную порцию бифштекса, недоверчиво прищурился Крячко.
   – Не знаю… – пожал плечами Гуров. – Интуиция!
   – Лев Иванович, а более точно спрогнозировать не можете? – рассмеялся Володя, усердно уплетая весьма недурно приготовленный плов.
   – Хм… Иронизируем, недоверчивые вы мои? Буду рад, если мои предчувствия окажутся всего лишь старческой мнительностью, – чуть заметно усмехнулся Лев.
   Когда они, покончив с обедом, вышли из кафе, то сразу увидели прохаживающихся у их «Волги» двух ППСников в «брониках» и с автоматами. Невдалеке стоял «уазик» с надписью «Полиция», а чуть подальше была припаркована уже знакомая нашим путникам «Нива Шевроле». Ее хозяин, что-то обсуждавший с ППСниками, увидев направляющихся в их сторону троих мужчин, в одном из которых узнал своего «оппонента», ткнул пальцем в их сторону:
   – Это они!
   Разом вскинув автоматы, ППСники поспешили навстречу, клацая затворами и с «суперменским» видом крича вразнобой:
   – А ну, все трое – встали! Не двигаться! Руки вверх! Вы арестованы!
   – Все? – неспешно поднимая руки, спросил Володя.
   – Все! – проорал ППСник с погонами лейтенанта.
   Самодовольно ухмыляющийся «ломовик» стоял, сложив руки на груди и усиленно нажевывая жвачку. Судя по всему, он был на вершине торжества. Гуров, достав из кармана удостоверение, сдержанно проговорил:
   – Ребята, не дурите! Главное управление уголовного розыска, я – полковник Гуров.
   – Ага! – явно будучи под хмельком, язвительно хохотнул ППСник с погонами прапорщика. – А я – генерал Топтыгин! Руки поднял, и повыше, а то я тебе сейчас дырки для орденов организую.
   – Ребята, еще раз прошу взглянуть на мои документы. – В голосе Гурова уже явственно зазвучал металл. – Вы затеяли очень скверную игру!
   – Еще слово – ты ляжешь и уже больше не встанешь! – скривившись, пролаял прапорщик. – Все трое – марш к стене и стоять, опершись об нее руками! Живо!
   Подняв руки, Лев покосился в сторону Стаса и Володи, чуть слышно прошептав:
   – Вариант третий, чрезвычайный!
   Это означало, что ситуация вышла из-под контроля, и теперь предстояло действовать самым жестким образом, за исключением ведения прямого прицельного огня. Они зашагали к глухой стене здания. Подойдя к ней почти вплотную и широко расставив ноги, все трое оперлись об нее руками. Прапорщик, повесив автомат на плечо, начал обыскивать Станислава, обхлопывая его бока руками. Лейтенант, стоя в паре шагов поодаль, подстраховывал его, держа задержанных на мушке автомата. С ходу нащупав у Крячко подмышечную кобуру с пистолетом, прапорщик издал торжествующее «о-о-о!» и запустил руку под его ветровку, намереваясь достать оружие. В тот же миг его кисть оказалась зажатой, как тиски, а Гуров, внутренне чувствуя, что лейтенант на мгновение отвлекся от них с Володей, выполнил стремительный подкат в его сторону и из нижнего положения, уведя ствол автомата левой рукой вверх, локтем правой нанес лейтенанту довольно ощутимый удар в пах.
   Он мог бы ударить и посильнее, но даже в такой момент помнил, что хоть эти горе-коллеги и вели себя по-свински, все же они не бандиты, которых следует вывести из строя любой самой жестокой ценой. Успев выпустить в небо короткую очередь, лейтенант, мыча, скорчился от боли. Прапорщик, оказавшись обезоруженным и лежащим на земле, испуганно завопил:
   – Не имеете права! Только попробуйте! Наши ребята за нас рассчитаются!..
   Тем временем «ломовик», увидев, что ситуация переменилась диаметрально противоположно, и вмиг растеряв весь свой кураж и самоуверенность, опрометью кинулся к своей «Ниве». Однако его тут же остановил строгий окрик Володи:
   – Куда?! Стоять, а то сейчас будет очень плохо!
   Подойдя к качку, он указал ему в сторону разоруженных ППСников и коротко скомандовал:
   – Марш! – Затем, отвесив на ходу крепкого пинка, лаконично прокомментировал: – Это – за Льва Ивановича! – Не обращая внимания на протестующий вопль «ломовика», он еще раз припечатал ботинок к его заднице: – Это – за Станислава Васильевича! А это, тварь, – за меня!..
   – Кто вы такие?! – кое-как отдышавшись, плаксиво возопил лейтенант.
   – У тебя с головой все в порядке? Я же вам русским языком говорил, кто я и откуда. Мои коллеги оттуда же. – Гуров пристально посмотрел ему в глаза, но тот поспешил опустить лицо. – Что неясного-то было? Ты что, не слышал про Главное управление угро? И вообще, что за дурь вам в голову ударила? Выпили лишнего или этот мордастый пообещал вам хорошую «проставу»? Ну-ка, дай-ка сюда рацию…
   Он связался с райотделом и, представившись, попросил выйти на связь начальника районного УВД. Тот, узнав о том, что два его сотрудника, будучи пьяными, вели себя крайне неподобающим образом, выдав несколько жестких «эпитетов», сообщил, что сейчас же к кафе выезжает патрульная группа, которая доставит обоих служивых для служебного разбирательства. Как оказалось, «ломовик» в недалеком прошлом сам служил в ППС, откуда был уволен за пьянку и хамство. Впрочем, стоял вопрос о привлечении этого типа к ответу еще и за поборы, а также вымогательство, но свидетели в последний момент почему-то изменили свои показания, и рэкетира при погонах всего лишь уволили из органов.
   – Ну, вот теперь, я думаю, ты влип по-настоящему! – без мстительности, но с нескрываемой иронией отметил Станислав, глядя на приунывшего качка, который, судя по всему, уже не единожды успел пожалеть о том, какую кашу заварил.

Глава 8

   И снова «Волга» летела по трассе, по обеим сторонам которой тянулись то леса, то поселки, то поля с уже поспевшей рожью. Лениво поглядывая по сторонам, Крячко жизнерадостно улыбался, словно ничего особенного с ними и не происходило, и при этом даже насвистывал что-то веселое. Лев, покосившись в его сторону, ничего не сказал, лишь чуть покрутил головой, как бы дивясь столь завидному оптимизму.
   Через час они обогнули по объездной дороге Лесокамск – не очень большой, чисто промышленный город, без особых архитектурных изысков. Еще через час пути свернули с трассы влево и минут через двадцать въехали в пределы райцентра Романово, в километре от которого высилась опутанная поверху колючей проволокой колония общего режима. Проехав через весь райцентр без остановок, по основательно выщербленной дороге они добрались до КПП пенитенциарного учреждения.
   Связавшись с проходной по телефону с начальником колонии, Лев и Станислав через пару минут уже входили в его кабинет, расположенный на втором этаже. Начальник колонии с погонами подполковника, чем-то очень похожий на знаменитого Антона Семеновича Макаренко, был предупрежден о визите оперативных сотрудников московского Главка. Как оказалось, в своей нынешней должности он работал лишь последние три года. А до него с две тысячи пятого года смениться успели двое начальников. Сразу после побега Сныпкина и Шпульника тогдашнего начальника сняли, не дав ему доработать последний год до пенсии.
   – Мне так думается, без помощи кого-то из сотрудников колонии тот побег был невозможен, – приготовив гостям чаю, категорично рассудил подполковник. – Комиссия, проводившая расследование, просто-напросто не стала углубляться в детали. Ей нужно было сделать отчет, она его и сделала. Кстати, могу пригласить капитана Одаина. В ту пору сюда он только приехал служить, ну, а сегодня как бы уже старожил. Может, он что дельное расскажет?
   Капитан – среднего роста, сухощавый и неулыбчивый, – выслушав вопросы гостей, утвердительно кивнул головой, подтвердив, что события той поры помнит неплохо. По его словам, в день побега Сныпкина и Шпульника у него был выходной. Часов около пяти дня была объявлена тревога, собрали всех, даже отпускников. Из областного центра прибыло дополнительное подразделение солдат внутренних войск, в подкрепление местной милиции прислали человек тридцать из областного УВД. В ходе поиска прочесали окрестности колонии, территорию города, и лишь когда в гаражном массиве был обнаружен старик с проломленным теменем (на следующий день он умер, не приходя в сознание), стало ясно, что беглецы скрылись на его автомобиле.
   По всем дорогам области был объявлен план «Перехват», однако эти двое словно сквозь землю провалились. Лишь на следующее утро нашлась свидетельница, которая рассказала, что видела, как какие-то бежевого цвета старенькие «Жигули» сворачивали с трассы в лес. Машина показалась ей знакомой, однако в кабине сидели двое каких-то чужих мужиков, только тогда она догадалась, что это и были бежавшие из колонии.
   Тут же был прочесан весь лес. Машину нашли на дне речушки – крыша ее кабины была почти у самой поверхности. А потом стало известно и о происшествии в деревне Зоряновке.

   …Питбуль и Шпыль долго стояли у палисадника, озираясь и присматриваясь. Поняв, что в доме людей не слишком много, бандиты перелезли через забор и направились к крыльцу. Кинувшуюся к ним с лаем набольшую лохматую собачонку Питбуль убил ударом стоявшей у забора штыковой лопаты. Подсвечивая спичками, они поняли, что входная дверь сеней закрыта на простенький крючок, что называется, «для честных людей». Просунув в щель между дверью и притолокой кусок проволоки, они сняли крючок и вошли в сени. Дверь в дом оказалась вообще не заперта.
   Они вошли в переднюю, которая одновременно служила и кухней. В доме пахло вкусной домашней едой, но для двух мерзавцев еда сейчас была не самым главным. Из горницы доносился звук работающего телевизора. Видимо, из-за этого в доме и не было слышно лая и предсмертного визга собаки. Услышав шум их шагов, в прихожую из горницы выглянула пригожая девушка лет девятнадцати. Это было то самое, что и мечтали найти подонки. Хозяйка дома только и успела испуганно вскрикнуть, после чего ее рот был зажат грязной, разящей нечистотами и махоркой ладонью.
   Уголовники затащили ее, отчаянно сопротивляющуюся, обратно в горницу и, нанеся за нежелание сдаваться жестокие побои, уже потерявшую сознание, бросили на старинную кровать с решетчатыми спинками. Привязав ее руки к прутьям, ублюдки поспешили занавесить окна горницы скатертью и простынями.
   – Кто первый? – алчно ощерившись, спросил Шпыль, косясь на недвижимое женское тело.
   – Карта решит! – объявил Питбуль и достал из кармана завернутую в полиэтиленовый пакет самодельную колоду. – Чья «дама» виней, тот ее и имеет.
   – Идет! – кивнул Шпыль, наблюдая за тем, как его подельник тасует карты.
   Питбуль сноровисто раскидывал замусоленные картонные прямоугольнички на две стопки, бормоча про себя:
   – Тебе, мне, тебе, мне, тебе, мне…
   Кинув в свою стопу карт прямоугольник с грубо намалеванным женским силуэтом и знаком масти «пик», он торжествующе загоготал:
   – Ага! Моя взяла! – и оглянулся.
   Девушка в этот момент пришла в себя и попробовала встать. Поняв, что сделать этого ей не удастся, она с укором слабым, срывающимся голосом спросила:
   – Зачем вы так? Что я вам плохого сделала? Если вам что-то нужно – деньги, еда, вещи, – все берите и уйдите, прошу вас, как людей. Ну, будьте же людьми!!!
   – Ща, возьмем! Ща такое возьмем! – со звериным ликованием оскалился Питбуль, направляясь к ней и расстегиваясь на ходу.
   Поняв, что ей уготовано, девушка забилась, пытаясь оторваться от пут, стягивающих руки.
   – Не надо, прошу вас! – торопливо заговорила она. – Я беременна, я жду ребенка. Через месяц у нас свадьба… Ну, зачем вы губите мою жизнь?!! Неужели вы – звери и в вас не осталось ничего человеческого? Ну богом прошу – перестаньте!..
   – Заткнись, телка, хорош мычать! – сдавив ей горло, пренебрежительно процедил Питбуль. – А будешь дергаться – глотку перережу!
   Однако пленница сдаваться и не думала. Извернувшись, она собралась со всеми силами, сжалась в комок, после чего, пружинисто распрямившись, отбросила его от себя ногами. Осатаневший от злобы Питбуль, вновь подскочив к ней, явил то, за что и получил свою кличку, в самой полной мере. На беззащитное тело пленницы посыпались безжалостные жестокие удары. Он бил ее, бил и бил, даже когда она вновь потеряла сознание. Опасаясь, что девушка не выдержит побоев и умрет раньше, чем они смогут насытить свою похоть, Шпыль остановил подельника:
   – Хорош, хорош! А то ни тебе, ни мне не достанется!
   – У-у, с-сука! – в последний раз замахнулся тот.
   Питбуль вдруг понял, что и в самом деле перестарался. Он с треском разодрал платье несчастной пленницы, и… Подонки, сменяя друг друга, долго терзали ее недвижимое тело.
   Вскоре, утомившись и почуяв голод, два нелюдя обшарили кастрюли и холодильник, найдя там, кроме продуктов, бутылку вина. Нажравшись, сыто икая и отрыгивая, оба двуногих зверя вернулись в горницу. Девушка вновь пришла в себя и, едва двигая разбитыми губами, обессиленно прошептала:
   – Ненавижу! Подлые, грязные уроды! Будьте вы прокляты!
   – Что-о-о?!! – заорал Питбуль, снова сжимая кулаки.
   На сей раз Шпыль, вновь попытавшийся его остановить, опоздал – один из ударов его подельника попал девушке в висок, и она, в последний раз дрогнув всем телом, затихла.
   – Ты чего наделал-то?! – пытаясь найти у нее пульс, Шпыль оглянулся на кривящегося Питбуля. – Бля-я-я… Кончилась! А я еще на один заход рассчитывал. Что ж мне теперь, покойницу, что ль, чалить?
   – Да хорош, хорош ныть! Мало, что ли, баб? Малость голодуху сбили – и то в кайф. Слушай, надо себе барахло подыскать, бабок найти да сваливать отсюда.
   – Ну, давай, позырим… – согласился Шпыль. – Ее-то куда? Закопаем, может?
   – На хера тебе этот геморрой?! – открывая шифоньер и вываливая на пол все его содержимое, пренебрежительно гыгыкнул Питбуль. – Прихватим все, что нам надо, спичку в тряпки, и – ходу. Огонь и без нас все, что положено, похоронит.
   Они нашли в платяном отделе шкафа два мужских костюма, рубашки, туфли. Скорее всего, это была одежда отца девушки – ее фасон смотрелся старомодным, образца годов шестидесятых-семидесятых. Сбросив с себя зэковские робы и одевшись более-менее прилично – благо костюмы оказались пусть и не идеально, но хотя бы приблизительно впору, бандиты обшарили все остальные отделения шифоньера и нашли под стопкой простыней простой, безмарочный почтовый конверт, в котором лежало почти десять тысяч рублей.
   Собрав в карманы и сумку все самое ценное, что удалось найти в доме, подельники решили, что пора бы уже и сваливать. Достав из кармана спички, Питбуль протянул коробок Шпылю и коротко распорядился:
   – Поджигай!
   Тот замешкался, морщась и неуверенно ворочая коробок в руках.
   – Ты че?! – взъярился Питбуль, поняв, что Шпыль внезапно струсил. – А ну давай делай, что тебе сказано! Че, хочешь чистеньким остаться, чтобы при случае поплакаться перед «кумом», типа, я не при делах, это все Питбуль виноват? А ну, живо пали, а то…
   Что означает «то» – Шпыль понимал и без намеков. Он быстро сбросил на пол со стола какие-то учебники и толстые тетради с конспектами – видимо, девушка была студенткой какого-то вуза – и, выдрав из них несколько листов, поджег, после чего поднес горящую бумагу к груде белья и одежды, а затем сунул под книги и тетради, глядя, как они занимаются пламенем.
   – Вот это – в кон… – одобрил Питбуль. – Ну, все. Пора! Бери сумку, и делаем ноги.
   Они покинули дом, который изнутри озарило разгорающееся пламя, и быстрым шагом поспешили к невидимому в темноте отдаленному шоссе, со стороны которого доносился шум автомобильных моторов и отблески фар. Менее чем через час они вышли к трассе, то и дело оглядываясь на багровое зарево вовсю разошедшегося пожара.
   – Нормалек! – удовлетворенно ухмыляясь, самодовольно резюмировал Питбуль. – Теперь концов ни одной ищейке не сыскать!
   Увидев невдалеке от большого перекрестка фирменную АЗС, в эту глухую ночную пору совершенно пустую, они подобрались к ней поближе, прикидывая – а не взять ли им и этот объект? Но, подумав, решили не рисковать.
   – На таких АЗСках обычно есть охрана, – вглядываясь в непроницаемо-темные стекла операторской кабины, пробормотал Шпыль. – Да и кнопка вызова ОВОшников запросто может быть. Проще дождаться какого-нибудь лоха, и, когда он заправится, отключить его и смыться на тачке.
   – Рубишь! – одобрительно кивнул Питбуль. – Ну, давай, вон за теми кустами схоронимся, а там если что – возьмем на гоп-стоп…
   Бандиты, пригнувшись, прошмыгнули к декоративной поросли туи и кипариса. Ждать пришлось около получаса. В четвертом часу ночи у ближней от уголовников колонки притормозил «Опель» с тонированными окнами. Водитель, мужчина лет сорока, неспешно зашагал к операторской кабине.
   – Быстро к машине! – скомандовал Питбуль и оба сообщника поспешили к авто.
   Забравшись на задние пассажирские места, они пригнулись и затаились. Достав из сумки кусок бельевого шнура, Питбуль сунул Шпылю молоток.
   – Хорошо, никого больше тут не оказалось… Слышь, я ему на шею удавку накину, а ты – в висок молотком саданешь. Понял? – хрипло прошептал он.
   – Да… – зябко поеживаясь, согласился тот.
   Вскоре снаружи донесся стук крышки бензобака, шум льющегося в бензобак горючего. Снова послышался стук крышки, заглушаемый звонком мобильного. До бандитов донесся голос хозяина машины:
   – Да нет, все у меня нормально! Нин, все я помню. Взять надо апельсинов, сливочного масла и картошки. Ну да, а Витьку – велосипедные камеры. Возьму-возьму! Пока! Я тебя тоже! Целую!..
   Открылась дверца кабины, мужчина сел за руль и дисциплинированно привычным движением защелкнул ремень безопасности. Когда он, повернув торчавший в замке ключ зажигания, запустил двигатель, поднявшийся сзади Питбуль проворно накинул ему на шею удавку. Ошеломленный этим неожиданным нападением мужчина захрипел, но мгновение спустя смог продеть пальцы под шнур, чтобы освободиться от петли.
   – Бей! – зло прокряхтел Питбуль, изо всех сил натягивая концы шнура.
   Размахнувшись в тесном пространстве кабины, к тому же ограниченном подголовниками кресел, Шпыль ударил мужчину в висок. Потом еще и еще, хотя тот обвис и после самого первого удара…
   – Хорош! Готов он уже! – остановил его Питбуль. – А то кровью и машину, и себя изгваздаем.
   Они вышли наружу и перетащили убитого хозяина машины на переднее пассажирское кресло. Оглядевшись, Питбуль сел на водительское место и включил передачу. С пронзительной пробуксовкой «Опель» сорвался с места и скрылся в ночи. Питбуль, когда-то имевший пристрастие «гарцевать» на иномарках, «Опелем» рулил уверенно, как будто и не было перерыва в несколько лет. Автомобиль, шелестя шинами, стремительно летел по шоссе. Выжимая газ до полутора сотен километров в час, бандит всматривался вперед, надеясь, что до самого Лесокамска им не встретится ни одного поста ДПС.
   Однако его надежды не оправдались. Километрах в десяти от места назначения он увидел красный огонек светящегося жезла, который предписывал немедленно остановиться. Проворчав: «Да, хрен вот вам!» – Питбуль прибавил газу, и машина полетела на пределе своих возможностей, ежеминутно рискуя «сыграть» колесами на выбоинах в асфальте и улететь в кювет.
   Следом за «Опелем», мигая маячками, тут же рванула в погоню «десятка» гаишников. Но тягаться в скорости с иномаркой ей было не под силу. Питбуль, пригнувшись к рулю и оскалив зубы, держал педаль акселератора прижатой к полу кабины, и иномарка мчалась испуганной птицей с головокружительной скоростью. После очередного поворота, где скорость пришлось немного снизить, он снова притопил до предела, глядя на приближающиеся городские огни.
   Когда до городской окраины осталось совсем чуть-чуть, предполагая там засаду, Питбуль круто свернул на боковую дорогу, и вскоре они были за придорожными зарослями. Погасив фары, бандиты дождались, когда мимо них по дороге, мигая маячками, со звуками сирены, пролетят гаишники. После этого, обыскав убитого и его машину – поживиться удалось лишь обручальным кольцом и всего тысячей рублей – сообщники подожгли бензобак и двинулись к городу лесными дорогами.
   Когда уже почти рассвело, они шагали по одноэтажным пригородам Лесокамска, всматриваясь в названия улиц. Обоим подельникам здесь бывать еще не доводилось, поэтому они высматривали, у кого бы спросить дорогу в микрорайон Тумановка. Наконец, увидев какую-то женщину, которая явно еще с ночи была под градусом, они подошли и спросили, в какой стороне Тумановка. Та, оценивающе посмотрев на незнакомцев, неожиданно попросила:
   – А не соблаговолят ли мушчины дать бедной даме на бутылочку пива, подлечиться? А? Дорогу покажу – лучше меня никто не знает.
   – Держи! – Питбуль сунул «даме» сторублевку.
   – Пр-ремного благодарна! – расшаркалась та. – Вот, как сейчас идете, так и идите. Увидите магазин «Визит», от него сворачивайте вправо и шуруйте до самого конца. Как пятиэтажки закончатся, так сразу и начнется Тумановка.
   «Дама», покачиваясь, побрела дальше, а беглецы зашагали в указанном ею направлении. Через полчаса они в самом деле увидели большой магазин со светящейся вывеской «Визит», который был как раз напротив начинающейся от этого места примыкающей улицы. Свернув вправо, бандиты шли еще не меньше получаса по просторной улице, застроенной многоэтажными домами, пока, наконец, не оказались у небольшого сквера, за которым виднелись крыши одноэтажных домов. Спросив у деда, катившего куда-то тележку с мешком муки, не Тумановка ли это, и получив утвердительный ответ, они зашагали в глубь поселка, высматривая улицу Казенную.
   Здесь они уже никого не стали расспрашивать – их визит к тайному казначею общака должен был остаться незамеченным. Пройдя почти до конца поселка, беглецы, наконец-то, увидели уходящую влево улочку, обозначенную ржавой табличкой как «Казенная». Теперь им оставалось найти дом под номером восемь. Таковой оказался почти в самом ее начале – третий или четвертый по счету. Нажав у дряхленькой калитки кнопку звонка, визитеры вскоре услышали чьи-то шаги, и к калитке подошел крепкий еще дед лет семидесяти с шевелюрой, лишь слегка усеянной сединой.
   – Кого? – подозрительно вглядываясь в незнакомцев, коротко и весьма неприязненно спросил он.
   – Павел Нифонтович?
   – Не исключено… – не дрогнув ни единым мускулом лица, лаконично уведомил дед.
   – У меня малява от Васьки-Шведа. – Питбуль достал из кармана полиэтиленовый пакет с картами и извлек сложенный вчетверо листок бумаги, в котором было всего несколько строк и длинный ряд цифр – «код подлинности» малявы.
   – Настоящая фамилия Шведа? – спрятав бумажку в карман и не спеша открывать калитку, поинтересовался старик.
   – Шевардин. Сидит по сто пятьдесят девятой, часть четвертая, срок – восемь лет колонии, родом из Воронежа, имеет две ходки, эта – третья, – как прилежный ученик на уроке географии, назвавший нужные города и реки, перечислил Питбуль.
   – Ну, и последнее… А с чего это вдруг вы ко мне-то пришли? – Дед вновь окинул незваных гостей недружелюбным взглядом. – У меня не гостиница, не ночлежка…
   – Нам только до вечера перекантоваться, а в ночь мы уйдем, – задушевно уведомил Питбуль. – Мы с зоны сорвались! Нам сейчас – куда сунуться-то? Все малины менты прометут – хрен где схоронишься.
   – Вот, свалились вы на мою голову! – Все еще не решаясь открыть калитку, старик достал из кармана сотовый: – Ща уточню… – Отойдя шагов на пять, он набрал чей-то номер и вполголоса сказал: – Тит, это Куркуль. Ко мне тут двое с малявой от Шведа пришли, Питбуль и Шпыль, просятся до вечера. Как с ними? Говорят, в бега сорвались…
   Выслушав своего собеседника, старик вернулся к калитке и, клацнув запором, без тени радушия объявил:
   – Заходите. До вечера побыть здесь можете. Стемнеет – свободны. Глупостей делать не вздумайте. Люди о вас знают, если что – пожалеете, что вообще родились…
   Заперев калитку, он пошел к дому, а его гости зашагали следом.

   Обсудив с начальником колонии все интересовавшие их вопросы, вместе с капитаном Одаиным опера прошли по территории ИТК. Тот колодец, через который семь лет назад произошел побег, еще тогда был наглухо забетонирован. На все прочие люки поставлены дополнительные замки с сигнализацией, канализационная труба внутри была оборудована мощной решеткой из толстой арматуры.
   – Теперь этот вариант побега исключен абсолютно, как и любой другой, – добавил капитан, показывая на системы видеонаблюдения, охватывающие всю без исключения территорию колонии.
   Кроме того, Одаин пригласил для беседы троих заключенных, кто мог помнить Питбуля и Шпыля. Первым в кабинет, выделенный для этой цели, был доставлен некий Митя-Облом, еще крепкий мужчина в годах, полжизни проведший в тюрьмах за патологическую страсть к квартирным кражам. В это ИТК он попал в две тысячи четвертом, а его срок истекал через полтора года. С Питбулем он пересекался на тернистых тюремных дорожках и в один из своих предыдущих сроков. Будучи не очень словоохотливым, тем более с «ментами», он о Сныпкине все же кое-что рассказал. По его словам, Питбуль – человек без каких бы то ни было принципов. Если это выходило за рамки его интересов, он мог пойти на нарушение не только официальных законов и каких-то норм обычного общества, но и на нарушение неписаных законов тюремной среды.
   – …Открыто он не крысятничал, – хмуро припоминал Митя-Облом, – но втихаря мог любую подлянку замастрячить. Тут его многие не любили. Так что замочить могли и деловые – я бы этому не удивился.
   Другой собеседник оперов – приземистый, широченный Гриша-Одессит, автоугонщик, – тоже не слишком ударяясь в откровенность, припомнил случай, как с подачи Питбуля совершенно не по делу в производственной зоне опустили парня, который как-то «не так» на него посмотрел. Парень и попал-то на зону, по сути, ни за что – под его машину бросилась сбрендившая алкашка, и он получил три года только потому, что, как объявил судья, «кто-то же должен ответить за смерть человека»?! Освободился он за месяц до побега Питбуля и Шпыля. Покидая территорию, передал, что Питбулю его «доброты» никогда не забудет и обязательно постарается его найти и расквитаться.
   – А в числе «опускальщиков» Шпыль тоже был? – уточнил Крячко.
   – Был… Он при Питбуле все время как шавка при хозяине отирался. Его самого чуть было за долги не опустили. Питбуль не позволил. Он тут был в большом авторитете.
   Третий из приглашенных – длинный, как соломина, Костя-Телепат, отбывавший срок за поджог богатой виллы нового русского, который совратил его несовершеннолетнюю дочь и ухитрился отвертеться от суда, знал о Питбуле немногое, а Шпыля даже не припомнил. Но Питбуль, по его словам, всегда очень боялся какого-то Джима. Кто-то из заключенных рассказывал, что в середине девяностых Питбуль убил его отца только из-за того, что тот не захотел расстаться с антикварной вещью – подарком покойной жены. И поэтому, когда Сныпкина замели на зону, он в чем-то этим даже был доволен – теперь он стал для Джима недосягаемым.
   Закончив дела в колонии, Гуров и Крячко отправились в романовский райотдел. Их интересовали криминальные происшествия того дня две тысячи пятого, когда из ИТК бежали Питбуль и Шпыль. Недовольно бурчащие штабисты разыскали в архиве требуемый журнал дежурной части. Открыв журнал на нужной странице, среди сообщений участковых, заявлений граждан и прочей информации, зафиксированной дежуркой, они нашли сообщение о происшествии в деревне Зоряновке. До этого немного о тамошней драме им рассказали начальник колонии и капитан Одаин.
   Как явствовало из сообщения участкового, в зону ответственности которого входила и Зоряновка, примерно во втором часу ночи житель этого села Александр Миличев, возвращаясь ночью с рыбалки, заметил в доме, где проживала семья Иванцовых, признаки разгорающегося пожара. Вбежав в дом, дверь которого была не заперта, в условиях плотного задымления и отсутствия видимости он на ощупь обнаружил дочь хозяев – студентку Лесокамского университета Людмилу Иванцову, которая лежала привязанная к кровати на уже загоревшейся постели. В полной темноте, в сплошном дыму, Миличев освободил руки Людмилы и вынес ее на улицу.
   Со своего сотового Александр вызвал пожарных, милицию и «скорую», а также разбудил соседей, дома которых тоже могли пострадать от огня. Как установили медики, девушка была жестоко избита и изнасилована. От побоев она впала в глубокую кому. Скорее всего, дом был подожжен подонками, которые таким образом намеревались замести следы своего преступления. Алиби самого Александра Миличева подтверждено несколькими свидетелями, с которыми он был на рыбалке.
   – Это их рук дело, это – они! – уверенно констатировал Гуров, закончив читать это сообщение. – Питбуль и Шпыль. «Копейку», на которой они скрылись из Романово, нашли в речке на полпути между райцентром и Зоряновкой. Они доехали до речки, утопили в ней машину, перебрались на другую сторону и ночью случайно наткнулись на лесную деревеньку… Надо поработать с материалами здешнего угрозыска и районной прокуратуры. Чую, тут может быть что-то очень интересное…
   Распределив, кому и где заниматься, приятели договорились встретиться через час в столовой, располагающейся в пяти минутах ходьбы от полиции. Стас, поднявшись на второй этаж, занялся архивами угрозыска, а Гуров поехал в прокуратуру. Их появление и там и там особых восторгов не вызвало. В самом деле! Люди и так заняты выше крыши, а тут еще московские чины прикатили отрывать от работы…
   Через час, как и было условлено, Гуров и Крячко встретились в не очень дорогой (по московским меркам – копеечной!) столовке, куда бегали обедать сотрудники РОВД и студенты местного лесного техникума. Употребляя блюда романовской кухни, опера делились тем, что им удалось выяснить.
   В общем и целом картина вырисовывалась следующая. Семья Иванцовых в Зоряновке проживала уже много лет и была на хорошем счету. Каких-либо пьяных кильдимов в своем доме не допускала. Иванцовы-старшие в те дни, когда произошел пожар, ездили на похороны родственницы главы семьи. Их дочь Людмила, студентка журфака университета, которая сдавала летнюю сессию, находилась дома одна. Около двенадцати ночи в ее дом непонятным образом пробрались двое неизвестных, которые, избив девушку и покуражившись над ней, подожгли дом и скрылись. Сам этот момент Людмила не помнит, поскольку в результате избиения впала в кому. Очнулась спустя неделю уже в реанимации областной больницы. После того как врачи допустили к ней прокурорских работников и сотрудников угрозыска, она описала нападавших и опознала в предъявленных ей фотографиях бежавших из ИТК Юрия Сныпкина и Бориса Шпульника.
   По свидетельству врачей, девушка была на третьем месяце беременности и с отцом ребенка в конце лета они собирались узаконить свои отношения. В результате избиения и изнасилования ее беременность прервалась, и, по заключению специалистов, в дальнейшем детей она иметь уже не сможет.
   – Скорее всего, вот она и «дама пик»… – категорично определил Гуров.
   – Ну и куда мы теперь? – не проявив никаких восторгов по поводу сделанных им выводов, поинтересовался Крячко.
   – В Зоряновку – куда же еще? – пожал плечами Лев. – Потом в Лесокамск. Посмотрим, что там можно найти.
   Примерно через час они ехали по улице деревеньки из полусотни домов, часть из которых была заколочена. Увидев женщину, идущую по улице с хозяйственной сумкой, опера спросили, как найти семью Иванцовых. Та, удивленно пожав плечами, ответила, что семьи как таковой, в общем-то, и нет.
   – …Алексей-то Иванцов помер еще годов пять назад, а Людочка ихняя тоже погибла года три назад. Ехала на автобусе, а какой-то пьяный буржуй на своей машиняре в него врезался. Ему-то, свинье бесстыжей, хоть бы хны, а половина пассажиров покалечилась и сгорела… И Людочка тоже. А уж какая была и умница, и красавица! И что уж ей так в жизни не повезло? То побили ее какие-то варнаки до полусмерти и надругались над нею, а то вот – авария… Ох, судьба-а-а!..
   Слушая сельчанку, Стас беззвучно присвистнул – вот это поворот! Положение дел складывалось так, что это направление поиска по понятным причинам определенно заканчивалось глухим тупиком. Вопросительно посмотрев на Льва, он вполголоса поинтересовался:
   – Ну, и что же дальше? Едем назад?
   – Нет, едем вперед, и только вперед! – твердо проговорил Гуров и спросил у женщины, где сейчас может быть мать Людмилы.
   Та, закивав в ответ, указала на небольшой побеленный кирпичный домик за яблонями и кустами сирени, зеленеющими в палисаднике.
   – Антонина Матвеевна проживает в доме Саши Миличева. Он ей его отдал, а сам из села уехал насовсем. Где он сейчас – даже и не знаю…
   Сев в машину, Гуров задумчиво потер лоб. Крячко, хлопнув дверцей «Волги» и устраиваясь поудобнее, не мог не сострить:
   – Что, умная мысля образовалась?
   – Даже не знаю, как ее и сформулировать. В голове – рой впечатлений, соображений, догадок, все какое-то хаотичное, неупорядоченное… Думаю, эту ситуацию надо будет еще раз хорошенько обдумать в более спокойной обстановке.
   …На их стук из дома вышла женщина, по лицу вроде бы еще и не древняя старуха, но голова ее была совершенно белой. Узнав, кто и зачем к ней приехал, она молча кивнула в ответ и движением руки пригласила в дом. В сугубо деревенской избе-пятистенке обстановка была соответствующая – недорогая, старенькая мебель, на стенах – рамки с фотографиями, в углу – несколько икон. Отдельно висела большая фотография молодой красивой девушки. Она жизнерадостно улыбалась, но отчего-то казалось, что в этой жизнерадостности скрыта затаенная грустинка. Заметив взгляды гостей, направленные на снимок, хозяйка дома пояснила:
   – Это Людочка моя, покойная. Похоронена рядом с отцом…
   Гуров попросил ее рассказать о том, что она знает о нападении уголовников на ее дочь и про гибель Людмилы в автокатастрофе. Повторив в основном то, что операм уже было известно, Антонина Матвеевна добавила:
   – Если бы не те похороны… В Омской области умерла тетка моего покойного мужа. Я так не хотела ехать на похороны! Во-первых, ее я не знала вообще, да еще туда на самолете нужно было добираться… Но муж многим ей был обязан и поэтому настоял, чтобы поехала и я. А туда приехали, покойницу-то почти никто провожать и не пошел. Тамошние женщины мне шепотком поведали, что среди местных тетка Алексея считалась колдуньей. Говорят: вот вы приехали, как бы у вас дома чего не случилось. И надо же такому быть! Вернулись, а вместо дома – пепелище, Люда лежит в Лесокамске без сознания и выживет ли – неизвестно… Я на землю села и встать не могу. Спасибо Саше – золотой он человек! Он и Людочку нашу спас из огня – чуть сам не погиб, и в больницу к ней то и дело ездил, и нас, как только мы приехали, у себя приютил…
   – Об этом Саше… Как его? Миличев? – спросил Станислав. – О нем можно подробнее?
   – Наш он, деревенский… – с какой-то даже гордостью произнесла хозяйка дома.
   По ее словам, Миличевы – одни из самых коренных зоряновских, от дедов и прадедов. Александр еще со школы считался парнем серьезным и ответственным. Правда, по своей натуре был молчун. Учился хорошо, но вот в вуз на агронома пройти так и не смог – у родителей не было денег, а в эпоху «победившей демократии» именно они, а не знания были залогом поступления в лесокамский сельхозинститут. Его двоим старшим братьям повезло больше – они выучились на военных и служили далеко от этих мест. У обоих уже семьи.
   А вот у Александра с этим не заладилось. Ни у себя в деревне, ни в соседних селах невесты себе он так и не нашел, хотя за него любая пошла бы без разговоров. Женщины перешептывались, уверяя друг друга в том, что «Сашка по Кристинке кручинится», имея в виду главную школьную симпатяшку фотомодельной внешности Кристину Бараеву, которая сразу после одиннадцатого выскочила замуж за какого-то нового русского кавказских кровей.
   А Александр, отслужив в армии на Северном флоте и закончив местный лесотехникум, устроился работать прямо при Зоряновском лесничестве. К порубщикам был весьма непримирим, из-за чего некоторые его очень недолюбливали. Бывали и такие, что даже пытались его поколотить. Но флотская закалка и выучка, полученная в бригаде морской пехоты, не подвели ни разу.
   – Мы когда со своим у пепелища горевали, – роняя слезы, рассказывала Антонина Матвеевна, – подошел Саша. Я к нему, благодарить за Люду, а он отмахивается и говорит: «Теть Тоня, дядь Леш, берите вещи и идите ко мне. Куда вам теперь? А я живу один, места хватит. За постой брать с вас ничего не собираюсь – с погорельцев брать грешно…»
   – А его родители где? – спросил Гуров.
   – Отец, когда он еще в армии служил, разбился на мотоцикле. Правда, говорили, что его сбил какой-то пьяный из районной блатоты. Ну… Как докажешь? А Мария, его мать, за год до того, как у нас эта беда случилась, уехала к своему старшему сыну в Новороссийск. Он военный моряк, без конца в море, а жену частично парализовало. Двое детей – как ей управиться? Вот теперь Мария там и живет… А Саша к Людочке нашей, когда она еще была в коме, часто ездил. Когда меня возил с отцом, а когда и сам. Мне так думается, это он ее не только из огня вынес, но и с того света вытащил. Жаль только, что смерть ее все равно потом догнала… – горестно вздохнула женщина.
   – Похоже, Александр к Людмиле был неравнодушен… – задумчиво заметил Стас.
   – Да бог его знает? Нам он говорил, что считает ее как бы сестренкой. А уж так это было или нет – не ведаю. Как говорится, чужая душа – потемки. При нас он просто стоял в палате и смотрел на нее. А без нас – это медсестра рассказывала – сидел рядом, гладил ее руку и что-то шептал. А как пришла она в себя – все, заходить совсем перестал. Через месяц ее должны были выписывать, а он объявил, что уезжает в Лесокамск. Дом оставил на нас, уволился и уехал.
   – Да, необычная история… – Лев с некоторым недоумением повел головой. – Ну, а что же дальше было?
   – Люда снова поехала учиться. Она же еще с первого курса с одним там парнем дружила, ждала от него ребенка, собирались пожениться. А он… Как все это с ней случилось, сразу о ней как будто забыл. Даже перевелся в другой институт. Через три года Люда университет окончила. Отца к той поре не стало – не выдержало сердце, не смог пережить всех наших горестей… Но я так думаю, это его тетка к себе забрала. Прямо уверена в этом. Получив диплом, Люда с подругой на автобусе поехала к ней в гости, в Пермь. Ее подружка – сирота, у нее только бабушка там одна живет, совсем старенькая. И вот в дороге…
   Антонина Матвеевна, низко свесив голову, ненадолго замолчала, после чего, собравшись, продолжила. По ее словам, уже почти у Перми в автобус на полном ходу влетел какой-то «сарай на колесах». Автобус, потеряв управление, покатился под откос. Водитель джипа, пребывавший под кайфом от косячка с анашой, не пострадал – спасли подушки безопасности. Юлю, подружку Людмилы, выкинуло в окно. А она сама вместе со многими другими сгорела в автобусе.
   – Недаром говорят – от судьбы не уйдешь, – горестно рассудила хозяйка дома. – Раз тут ее от огня спасли – значит, он ее в другом месте настиг. Кто ехал мимо, кинулись на выручку. Кого успели – из салона вытащили, а пятнадцать человек погибли, обгорели до неузнаваемости. В морг я на опознание не пошла – сил на это уже не было. Сказала санитарам, что на руке моей дочери должен быть перстень из серебра, в виде розочки, а в ее центре – камешек алый. Не знаю, как называется. Они сообщили, что есть там такая. Молодая девчонка, ее рост – около ста семидесяти… Ну, я и поняла – она это, она. Так в закрытом гробу и похоронили.
   – А Александр на похоронах был? – о чем-то думая, потер пальцами ухо Стас.
   – Был… – кивнула Антонина Матвеевна. – Но он же – молчун. Из него ни слезы, ни слова… Только и сказал: «Теть Тоня, я вам очень сочувствую, но вы уж постарайтесь пережить все то, что вам выпало. Может быть, в вашей жизни еще и будут светлые дни». Я подумала: «Какие светлые дни? Скорее бы уж бог прибрал – зачем мне жить теперь?» А потом рассудила, что в этом я неправа. Вот Саша… Он мне уже почти как родной стал. Случается, приедет, что-нибудь чинит и, как забудется, промеж делом меня мамой окликает: «Мам, обед готов?» А я и тому рада! Вот, бог даст, все-таки женится он, внуки будут. Как будто и мои тоже…
   На вопрос Гурова, видела ли она на похоронах Юлю, хозяйка дома ответила, что та ей звонила, выражала соболезнования, но приехать не смогла – заболела. По всей видимости, повлияло сильнейшее душевное потрясение, пережитое в момент автокатастрофы. Иногда Юлия звонит, но говорит, что живет далеко, где-то за границей, поэтому из-за работы приехать у нее нет никакой возможности. Впрочем, время от времени присылает довольно солидные переводы…
   – Вот они с Людой на фото… – Антонина Матвеевна открыла альбом с цветными снимками. – Прямо как сестры – и на лицо похожи, и ростом одинаковые. И даже одевались почти один в один…
   Распрощавшись со своей собеседницей, опера отправились в Лесокамск. Там они также планировали взять данные по нераскрытым преступлениям, которые были совершены в дни побега Питбуля и Шпыля, а заодно и попытаться разыскать Александра Миличева. Где он проживает в Лесокамске, Антонина Матвеевна не знала, да и где работает – тоже. Вроде бы специалистом в каком-то институте. А что за специалист, какого профиля – непонятно. Она при операх попыталась созвониться с ним по сотовой связи (показав гостям навороченный телефон, с гордостью сообщила: «Сашин подарок!»), но голос робота сообщил, что «данный абонент вне зоны действия сети».
   Миновав Романово, «Волга» помчалась по трассе в сторону областного центра. Гуров и Крячко неспешно обсуждали увиденное и услышанное за этот день. В свете информации, полученной ими в Зоряновке, вероятность того, что смерть двух беглых бандитов могла быть следствием мести со стороны Людмилы Иванцовой, теперь, по сути, равнялась нулю. На повестке дня стоял вопрос о поиске некоего Кирилла Сальникова – того самого, кто, по словам Гриши-Одессита, Питбулем был незаслуженно подвергнут крайнему унижению, а также загадочного Джима, о котором рассказал Костя-Телепат.
   – Думаю, список «славных» дел этой уголовной парочки далеко не полон, – отметил Лев, размышляя вслух. – Ведь неизвестно, что еще удастся узнать в Лесокамске. Кстати, надо бы разыскать и Юлю, подружку Людмилы. Ее фамилия, помнится, Царицына? Редкая, надо сказать. Так вот, о чем я думаю… Что, если эта Юля и Александр знакомы? Что, если расправа с беглыми бандитами – их рук дело? Он – морпех, имеет хорошую боевую подготовку… Как считаешь?
   Крячко некоторое время молчал, как бы собираясь с мыслями, после чего саркастично усмехнулся.
   – Лева, твоего азарта и оптимизма преследователя я не разделяю. Пусть с этими молодыми я и не знаком, но они мне куда более симпатичны, чем эти два поганых козла. Я изо всех сил надеюсь на то, что с Питбулем и Шпылем разделались их же коллеги-уголовники.
   – Опять двадцать пять! – рассмеялся Гуров. – Кажется, я знаю, чем бы ты занялся, уйдя из органов. Ты бы точно стал крутейшим адвокатом на процессах по делам о превышении пределов обороны. Хотя, если по совести, я бы, наверное, тоже…

Глава 9

   В архив областного УВД они успели всего за полчаса до конца его рабочего дня. Старший архивариус, выслушав гостей и ознакомившись с их документами, сообщил, что на поиски нужных журналов регистрации происшествий уйдет не меньше часа, поэтому им лучше подойти завтра с утра, а он к их приходу подыщет все необходимое.
   Посоветовавшись, опера решили отправиться в Романово, где еще днем заприметили небольшую гостиницу. В райцентр они вернулись, когда уже начало смеркаться. В гостинице, именуемой «отель «Улыбка», места нашлись для всех троих. Поужинали москвичи в соседнем кафе, имевшем не гастрономическое, а с астрономическое название «Комета», на вывеске которого неоном светились контуры означенного космического объекта.
   Подкрепившись, они вышли на улицу. Стас, впечатленный местным эскалопом, собирался высказать нечто одобрительное в адрес поваров, но в этот момент мимо них на скорости, вдвое превышающей максимально допустимую, пролетели две иномарки, исторгая из своих открытых окон ревущую, бухающую музыку и ликующие вопли сидящих в салоне. В дополнение к этому лихачи через окна своих авто непрерывно палили в воздух из пистолетов-травматиков.
   – Опять гребаная джигитня загуляла… – неприязненно посмотрев машинам вслед, сокрушенно отметила проходившая невдалеке женщина, которая вела на поводке кокер-спаниеля. – Как вечер, так начина-а-ется!..
   – И давно это у вас здесь? – оглянувшись, поинтересовался Гуров.
   – Года три… До этого у нас было тихо. Потом приехали какие-то с юга – семья человек из восьми. Ну, их приветили, помогли обустроиться… А следом за ними прикатило еще десяток семей. Ну и пошло-поехало… Их молодежь – это всякий вам скажет – ведет себя вызывающе. Шумят, безобразничают, затевают драки, все с ножами… Куда полиция смотрит? Вот сейчас они пролетели, как бешеные, да еще и со стрельбой. Что ж их не остановил никто? О! Уже назад едут. Ну, сейчас начнется!..
   Как женщина и предполагала, вывалившиеся из остановившихся авто темноволосые парни, что-то галдя на своем языке и сопровождая это нарочито громким хохотом, включили мелодию лезгинки и принялись ее отплясывать посреди улицы, сразу же закупорив движение. Подъезжавшие с обеих сторон автомобили, немного постояв, разворачивались назад и уезжали окольными дорогами. Связываться с орущей и выплясывающей компанией никто не решался. Минут через пять к плясунам подошел парень в форме сотрудника ГИБДД. Он что-то заискивающе стал объяснять старшему из «джигитов», но тот, пренебрежительно отмахнувшись, толкнул его в плечо, явно предлагая убираться.
   Переглянувшись, опера подошли к гаишнику с погонами лейтенанта, который с обочины дороги досадливо взирал на происходящее.
   – Что, не слушаются? – усмехнувшись, кивнул в сторону «лезгинщиков» Станислав.
   – А вы, простите, кто? – насупился лейтенант.
   – Ну, допустим, просто гражданин. – Крячко, как бы сокрушаясь этому факту, развел руками.
   – Знаете, просто гражданин, идите-ка своей дорогой, – неприязненно бросил гаишник, демонстративно повернувшись к нему спиной.
   – Ну, а если не «просто»? – вступил в разговор Лев, доставая удостоверение. – Главное управление угрозыска при МВД России. Полковник Гуров. Почему вы и ваши коллеги не пресекаете подобное безобразие?
   – Виноват! – Выпрямившись и подобравшись, лейтенант пояснил, что местной полиции из области дано жесткое указание «не провоцировать и не обострять».
   Как оказалось, жалоб на подобные выходки южан накопилось уже много, но лишь в двух или трех случаях хулиганы отделывались копеечными штрафами.
   – Понятно! – чуть пренебрежительно поморщился Стас.
   Он не спеша подошел к старшему этой компании, из машины которого и раздавалась музыка, и пронзительно свистнул. Тот нервно оглянулся.
   – Глуши свою шарманку, и поживее! – рявкнул Крячко, свирепо глядя на главного «лезгинщика».
   – Да пошел ты! – презрительно обронил тот и, рисуясь, достал из-за пазухи нож.
   Он явно был уверен в том, что этот незнакомец немедленно пустится наутек. Однако в своих ожиданиях ошибся очень и очень. Всего мгновение спустя его правая рука оказалась в крепчайшем захвате чужой пятерни, а кисть с зажатым в ней оружием с силой пригнута в сторону предплечья. Пальцы, сжимающие рукоять, тут же разжались сами собой, и нож со звоном упал на асфальт. «Храбрец», взвыв и позеленев от боли, сначала присел, а потом и вовсе растянулся на дороге. Музыка тут же смолкла, а плясуны, вытаскивая из карманов ножи с выкидными лезвиями и «травматики», ринулись на выручку своему приятелю. Однако их ждал новый «сюрприз» – еще двое нехилых граждан, подошедших следом, тоже выхватили из-за пазухи пистолеты и взяли «лезгинщиков» на мушку.
   – Никому не двигаться! Оружие на асфальт! – сурово скомандовал высокий крепкий мужчина средних лет. – При попытке открыть огонь стреляем на поражение. Считаю до трех! Раз! Два!..
   Сообразив, что дело пахнет керосином, плясуны, немного покобенившись, нехотя побросали свои ножи и пистолеты. Гуров, не оборачиваясь, махнул рукой лейтенанту и, когда тот подошел, отдал распоряжение тоном, не терпящим возражений:
   – Вызови патрульную группу и транспорт для перевозки задержанных.
   Через несколько минут павшие духом «лезгинщики» нехотя загружались в фургон с решетками на окнах на глазах собравшейся на тротуаре и одобрительно комментирующей это толпы. Доехав следом на «Волге» до райотдела, опера увидели, что там уже их ждало донельзя ошарашенное случившимся местное полицейское руководство, женщина в униформе прокурорского работника, замы главы района, подле которых отирались двое пожилых мужчин южного этнотипа. Выйдя из машины и представившись, Гуров окинул взглядом взволнованных господ начальников.
   – Вы полковник Гуров? – обратился к нему полицейский офицер с майорскими погонами. – Мне рассказывали, что сегодня вы здесь уже были. Что случилось? Почему вы сочли необходимым задержать этих молодых людей? И вообще, почему вы на чужой, неподведомственной вам территории предпринимаете подобные шаги, не согласовав их с местным ОВД?
   – А… где ОВД? – с утрированно-растерянным видом озираясь по сторонам, спросил подошедший Станислав. – Что-то я его не вижу. Оно здесь есть вообще? Ау-у!..
   – Есть! – недовольно буркнул майор.
   – Да?! – в голосе Крячко звучал убийственный сарказм. – А как же так получается, что по городу на запредельной скорости носятся машины, из них ведется стрельба, на проезжей части устраиваются пляски, оказывается неподчинение требованиям сотрудников полиции и даже предпринимаются попытки вооруженного нападения на них? А? А как вы смотрите на ношение незарегистрированного огнестрельного и холодного оружия, что уже влечет статью, предусматривающую наказание в виде лишения свободы? Так что ОВД я здесь не вижу. Есть получатели зарплаты из кассы ОВД. Вот это – я вижу!
   Майор, судя по всему, не зная, что ответить, беспомощно оглянулся в сторону замов главы. Один из них – мордастенький, с большой «трудовой мозолью», выпирающей через пиджак, солидно заговорил:
   – Видите ли, господа, здесь у нас в районе, в принципе, нормальная, стабильная обстановка. Да и во всей нашей губернии царят межнациональный мир и согласие. И мы этим очень гордимся. Нам не хотелось бы, чтобы с вашей подачи здесь раздувались конфликты, чтобы здесь образовалась вторая Кондопога.
   Гуров и Крячко, слушая его, невольно переглянулись. Оба подумали одно и то же: недалекий, самодовольный индюк. Стас, не выдержав, язвительно рассмеялся. Ему вспомнилась сатирическая «песенка бюрократов» в исполнении дуэта Никитиных: «Мы не сеем, не пашем, не строим, мы гордимся общественным строем…» Лев, взглянув на зама с нескрываемым сочувствием (накажет же судьба дефицитом извилин!), с нотками металла в голосе резюмировал:
   – Замечательно! Мы тоже за мир и согласие. Но вот закон соблюдаться должен неукоснительно. Всеми! Независимо от «пятой графы» его нарушители должны нести наказание. Вы упомянули о Кондопоге? Так вот там и полыхнуло лишь из-за бездарности и бесхребетности местных властей. А здесь, я вижу, зреет то же самое. Шайка зарвавшихся сопляков озлобляет и провоцирует людей. А ведь, не дай бог, что случись, пострадают и ни в чем не повинные граждане из числа приезжих.
   – Хорошо, мы примем во внимание ваше мнение и обязательно накажем всех виновных, – закивал «индюк». – Ну, а сейчас, на первый случай, давайте-ка ребят отпустим домой.
   – Нет! – жестко отчеканил Гуров, глядя на него в упор. – Случай этот вовсе не первый, и поэтому они остаются в КПЗ до завтра. А утром уже суд будет решать – останутся они до конца следствия под стражей или под подпиской о невыезде. И если кто-то из привыкших жить не по закону, а по понятиям спустит это дело «на тормозах», я думаю, всеохватная федеральная комиссия вам будет обеспечена. Так что, давайте-ка, без проволочек выполним все положенные формальности, чтобы эти юнцы действие закона на себе хотя бы сейчас прочувствовали в самой полной мере.
   Вернувшись в гостиницу лишь часа через два, Гуров устало опустился на стул напротив телевизора, по которому шли губернские новости. Слушая дикторшу, он не выдержал и громко фыркнул – по телевизору тоже шла программа, посвященная расцвету толерантности и социального мира в Лесокамской губернии. Неожиданно кто-то постучал в дверь, и на пороге появился интеллигентного вида моложавый темноволосый мужчина с черными усами.
   – Добрый вечер! Меня зовут Казбек Гасанов, я работаю технологом на местном молокозаводе, – представился он.
   Ответив на приветствие и предложив присесть, Лев поинтересовался причинами его визита. Сокрушенно вздохнув, гость сказал, что зашел извиниться за свинское поведение своих молодых земляков и соплеменников.
   – …Я здесь живу уже около восьми лет, и отношения у меня с коренными жителями наилучшие. Мои сыновья учатся в техникуме, и у них там полно друзей среди русских, среди ребят других национальностей. Да и большинство других переселенцев из нашего региона настроены на добрососедство. Но – куда уж от этого денешься? – в любой отаре есть паршивая овца. Есть тут три семьи криминального пошиба – эти как раз из таких. Их, я вам скажу, и из родных аулов выгнали именно за наглость и хамство. А они, прибыв сюда, и здесь ведут себя ничуть не лучше. Их сынки и безобразничают в городе. Я уже как-то говорил с городскими властями, чтобы они пожестче реагировали на хулиганские выходки этой шпаны. Но те отчего-то только разводят руками. То ли трусят, то ли лень? А я боюсь, что их заигрывание с отморозками однажды кончится бедой. Сегодня я спокойно хожу по улицам города, не волнуюсь за жену и детей. А начнись смута? Как говорят в России, разбил горшок – уже не склеишь. Это уже не жизнь, если все смотрят друг на друга волками… Поэтому я очень признателен, что вы устроили местным чинушам хорошую встряску – может, хоть теперь начнут исполнять свои обязанности? Да и этому сопливому хамью давно пора дать хорошего «дрозда».
   – Но у вас, как я вижу, в каждом телевизионном кадре – сплошной позитив в плане межнациональных отношений, сплошной мед и патока… – указав взглядом на телевизор, иронично улыбнулся Станислав.
   – Я категоричный противник сюсюканья и лакировки действительности. Относиться к жизни нужно адекватно, без черных или розовых очков. А закон – это моя личная точка зрения – должен исполняться всеми четко и справедливо. Всякий обязан отвечать за свои дела без каких-то попустительств и поблажек. Любой перекос приводит только к одному – обидам, подозрительности, вражде.
   По словам Гасанова, на эту тему он уже писал для районной газеты соответствующий материал, однако под давлением районной администрации его отклонили как «способный спровоцировать напряженность». Прощаясь, он посоветовал не расслабляться и быть начеку и добавил, что подбивает молодежь на хамство и хулиганские выходки некто Сулейминов, неоднократно судимый за разбойные нападения. Он рвется в неформальные лидеры местной кавказской диаспоры, поэтому вполне может учинить нечто весьма скверное.
   Следующее утро началось со звонка Орлова. Как всегда, проснувшись без будильника ровно в шесть часов, Гуров отправился умываться, и в этот момент в его кармане запиликал телефон, выдавая мелодию старой, некогда популярной песенки про строгого капрала: «Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом!..» Нажав на кнопку включения связи, Лев услышал:
   – Лева! Вы чего там опять учудили? Все министерство на ушах! Вы чего там заваруху устроили, да еще с каким-то националистическим уклоном? Чего молчишь?
   – Жду, когда ты орать закончишь, – невозмутимо ответил Гуров. – Во-первых, здравствуй. Во-вторых, с чего такая всемирная истерика началась? Внятно сказать можешь?
   – Могу!.. – моментально сбавив эмоциональный натиск, подобно откатившейся волне цунами, которая и на миллиметр не смогла сдвинуть прибрежную скалу, уже более спокойно ответил тот. – Мне только что позвонил замминистра…
   – Тот самый, что норовит тебя спихнуть? – уточнил Лев.
   – Ну да, он… – уже обычным голосом подтвердил Петр. – Суть проблемы такова. Вчера в райцентре Романово вы задержали группу молодежи, которая вам чем-то не понравилась, оскорбили этих ребят, унизили их национальное достоинство. Нахамили представителям местной власти, которые пытались найти консенсус…
   Ответом ему стал саркастический хохот Гурова:
   – Что, уже статью двести восемьдесят вторую нам шьют? Здорово! Наручники на своих руках мне самому застегнуть или дождаться конвоя?
   – Ты чего там ржешь-то? – возмутился Орлов. – Я ничего смешного в этом не вижу, потому что в министерство звонил лично губернатор и ставил вопрос ребром: для чего в его регион прислали таких вот оперативных сотрудников? Чтобы создавать смуту и хаос? Замминистра сказал, что уже завтра на коллегии министерства будут рассматриваться ваши действия в Романово.
   – Все? – спросил Лев с ироничным подтекстом.
   – Да, все! – отрубил генерал.
   – А теперь позволь почистить твои мозги от всего того мусора, которого тебе всыпали туда в избытке. Да, мы задержали шайку окончательно обнаглевших от безнаказанности сопляков, науськиваемых уголовником, который мостится в лидеры кавказского землячества. Вчера, знаешь, что было? Гонки по городу под сто двадцать, стрельба из травматики, лезгинка на проезжей части, активное сопротивление полиции с угрозой применения незарегистрированного оружия. Этого достаточно? К нам, кстати, заходил представитель кавказской общины, который поблагодарил нас за принятые меры и предупредил о вероятности провокаций со стороны некоего Сулейминова. Теперь о местной власти. Начальника РОВД нужно уволить немедленно – трус и бездельник. Власть в районе – компашка бюрократов, досасывающих из него все, что здесь еще сохранилось со времен Союза, и живущих по принципу «на наш век хватит, а после нас – хоть потоп».
   – Думаешь? – в голосе Петра звучало сомнение.
   – Не думаю, а знаю, – убежденно ответил Гуров. – Я вчера общался с первым замом главы. Это смесь спеси, некомпетентности и все той же трусости. Местные и губернские шишки кичатся межнациональной гармонией. Но на чем она основывается? На потакании и заискивании перед националистами из диаспор. Принцип один: делайте что хотите, лишь бы не пострадали наши шкурные интересы. Знаешь, как я убеждался уже не раз, в нашей провинции процветает самый что ни на есть примитивный феодализм. Есть князьки, которых хвалит их карманная пресса, которых защищает карманная полиция, которых всегда поддерживает карманный суд. И есть «крепостные», которые вынуждены безропотно платить дань и помалкивать в тряпочку. А чем все кончается? Взрывом, бунтом, смутой… Я вот чего опасаюсь – как бы под эту сурдинку нам не устроили какой-либо провокации. А это вполне может быть. Ишь, какую кляузу состряпали…
   Когда он, завершив процедуры, вернулся в номер, то увидел там вчерашнего майора и прокуроршу, что-то горячо втолковывавших Станиславу и Володе. Увидев Гурова, майор изобразил «суперменскую» гримасу и многозначительно покачал головой.
   – Полковник Гуров, – выпячивая губы, с напыщенностью заговорил он, – что можете сказать по поводу покушения на убийство жителя города Казбека Гасанова? Вам знаком такой человек? – Дабы произвести впечатление, майор старался говорить как можно строже и значительнее.
   Окинув его изучающим взглядом, отчего тот вдруг смешался и сник, Лев столь же внимательно посмотрел и на начавшую скисать сотрудницу прокуратуры.
   – Так, та-а-к… – в голосе его звучали раскаты надвигающейся грозы. – Он нас вчера предупреждал о возможных провокациях, но, похоже, и не предполагал, что местный властно-уголовный синдикат зайдет так далеко. Господа хорошие, вы сюда пришли, чтобы уличить кого-то из нас… В чем, кстати? – он снова посмотрел на прокуроршу.
   – Невдалеке от гостиницы гражданину Гасанову сзади был нанесен удар по голове, который повлек тяжелое сотрясение головного мозга. Сейчас он находится в реанимации, – неуверенно пожимая плечами, сообщила та.
   – И сделали это – именно мы! – Гуров пристально посмотрел в глаза майору, и тот сразу же поспешил отвернуться. – Кажется, я знаю, что будет дальше. По инициативе некоего гражданина Сулейминова сегодня в центре города перед администрацией состоится акция протеста национальных диаспор в связи с нападением на Гасанова. Верно? Во сколько начало?
   Прокурорша, нервно закашлявшись, вопросительно взглянула на майора и невнятно произнесла:
   – В девять утра…
   …Держа в руке мегафон, кряжисто-сутулый небритый гражданин южного этнотипа с пафосом вещал на всю площадь перед зданием администрации, невдалеке от которого собрались около трех десятков человек. На крыльце стояло с десяток службистов, в числе которых и заместитель главы, минувшим вечером ратовавший за освобождение хулиганов. Из динамика мегафона, распугивая воробьев и голубей, глуша жителей окрестных домов, разносилось нарочито-возмущенное:
   – …Мы, равноправные граждане России, хотим спросить: до каких пор нас будут унижать, до каких пор будут игнорироваться наши законные интересы, до каких пор наша молодежь будет преследоваться и отправляться за решетку? Мы требуем…
   Но подошедший к нему высокий, крепкий мужчина, без каких-либо церемоний забрав мегафон, заговорил сухо и деловито:
   – Граждане собравшиеся! Я – полковник Гуров, представляю Главное управление угрозыска России. Кто здесь гражданин Сулейминов? Ах, это вы?! – он измерил взглядом съежившегося «митинганта». – Вчера вечером у нас был разговор с Казбеком Гасановым, который предупреждал о возможных провокациях со стороны господина Сулейминова. Именно так все и случилось. На Казбека было совершено подлое нападение, а потом местной полиции подброшена «деза», что это, мол, могли сделать московские сыщики на почве личных неприязненных отношений. Верно?
   Лев обернулся к «митинганту». Тот, пятясь назад, отчего-то осипшим голосом выкрикнул:
   – Не верьте ему! Это – ментовская провокация!..
   – Но это нетрудно проверить! – усмехнулся Гуров. – Мы сейчас доедем до областной криминалистической лаборатории, там есть такое устройство – полиграф, или, по-другому, «детектор лжи». И оба пройдем процедуру проверки на полиграфе. Техника сразу покажет, кто из нас причастен к нападению на Гасанова, а кто – нет. Ну, что, вы согласны?
   – Ай, знаю я эту вашу ментовскую технику! – малоубедительно запротестовал Сулейминов. – Как нажмут на кнопки, так она и покажет.
   Однако это, как явствовало из реакции митингующих, посеяло среди них серьезные сомнения. В единогласно возмущенной до этого момента толпе начались споры и даже перебранка. Масла в огонь подлило ироничное замечание, брошенное Львом:
   – Конечно, знаете, гражданин Сулейминов, что такое полиграф, после того как пришлось отсидеть два срока по статье сто шестьдесят второй за вооруженные разбои на территории Орловской области. Или я ошибаюсь, и их было три?
   – Два! – зло огрызнулся тот и тут же, спохватившись, осекся – вот это подловил его полковник!
   Многие из митингующих, даже не подозревавшие о столь «пикантной» детали биографии самозваного «трибуна», были удивлены и даже ошарашены. Но в этот момент на площади появилась женщина, которая вела за рукав упирающегося рослого парня. Поставив его перед митингующими, она встряхнула его за плечо и строго потребовала:
   – Говори перед всеми как есть, иначе ты мне не сын!
   – Дядя Хасан, – кивнул парень в сторону Сулейминова, который для чего-то вдруг поспешил к входу в администрацию, – вчера собрал нас и сказал, что Казбек Гасанов предал наш народ и его нужно как следует проучить. Мы Казбека вечером встретили около гостиницы, но поговорили и мирно разошлись. Потом слышим, кто-то вскрикнул. Вернулись, а Казбек лежит на земле, вся голова в крови. Мы его отвезли в больницу…
   Гуров оглянулся и, увидев майора, взмахом руки подозвал к себе:
   – Вы слышали? Ну, и чего же ждете? Действуйте!
   – Есть! – растерянно ответил тот и в сопровождении двух сержантов ППС, дежуривших на площади, поспешил к администрации, в которой успел скрыться Сулейминов.
   …Когда «Волга» помчалась в сторону Лесокамска, телефон Гурова снова запиликал мелодию о благах генеральской жизни.
   – Лева, – в голосе Петра звучали сомнения и раздражение одновременно. – Ты слышал о случившемся с жителем Романово…
   – …Гасановым, что ли? – перебил его Лев. – Знаю. Виновный уже установлен. Это дважды судимый за разбои Сулейминов. Что еще?
   – Да, в общем-то, ничего… – теперь голос Орлова был преисполнен безмерного удивления. – Хм-м… Ну, я им сейчас вставлю ума!..
   Кому именно Петр собирается нарастить уровень интеллекта, Гуров спросить не успел – в трубке раздались короткие гудки.
   Они прибыли в архив уже около десяти. Старший архивариус, встретив их чуть удивленным взглядом – что ж так долго спите-то? – сообщил, что нужные материалы найдены и гости могут приступить к своим изысканиям. Поблагодарив за оказанное содействие, опера принялись перелистывать толстые фолианты журналов, исписанные самыми разными почерками.
   Полчаса спустя, просматривая журнал Приреченского района города, Станислав нашел сообщение об обнаруженной в трех километрах от Лесокамска уже почти сгоревшей «Ауди». Горящую машину в четыре часа тридцать минут утра увидел проезжавший по трассе автмобилист Дементьев, который, заметив в лесной чащобе зарево, свернул туда. Очевидец немедленно вызвал полицию и пожарных. Своевременные действия пожарных предотвратили уже начавший разгораться лесной пожар. В потушенной машине на переднем пассажирском сиденье находился обгоревший труп. На его правом виске судмедэкспертами были обнаружены повреждения височных костей тупым предметом, что свидетельствовало о насильственной смерти. По номеру машины было установлено, что данный автомобиль зарегистрирован на имя жителя райцентра Звонцово Еремеева Анатолия Семеновича. Последний раз его видели на АЗС «Калинка» в тридцати километрах от облцентра…
   – Лев, посмотри, – окликнул Станислав. – По-моему, что-то похожее на почерк наших клиентов.
   Пробежав глазами, Гуров согласился – они.
   – Скорее всего, у той АЗС они машину и захватили, – резюмировал он. – Я смотрел по карте – она где-то в стороне Зоряновки. Совпадает и время. А когда доехали до Лесокамска, то решили избавиться от машины и свидетеля… Но этот случай, похоже, остался стопроцентным глухарем – если бы угон и убийство были раскрыты, Сныпкин и Шпульник едва ли смогли бы превратиться в Вингрова и Капылина..
   Еще минут через двадцать поисков Лев обнаружил в журнале Панфиловского райотдела города сообщение о пожаре в поселке Тумановка на улице Казенной. Участковый Дрылягин докладывал о том, что в частном домостроении номер восемь произошло возгорание, в результате которого погиб его владелец – Новиков Павел Нифонтович сорокового года рождения. Возгорание было замечено жительницей соседнего дома, которая и вызвала пожарных. При осмотре тела погибшего судмедэксперт установил признаки того, что при жизни хозяин дома подвергался изощренным пыткам, в связи с чем причиной пожара следует считать поджог. Кроме того, судя по обгорелым остаткам изломанной и беспорядочно разбросанной мебели, а также развороченной стене подвала, где, судя по всему, был оборудован тайник, убийцы искали именно его.
   – Похоже, и я нашел кое-что стоящее… – задумчиво обронил он, подвигая журнал Стасу. – Тоже убийство и пожар. Об этом дедушке, я думаю, надо узнать у местных оперов из числа старожилов.

   …Когда выспавшиеся за день гости молча набросились на него с кулаками, Павел Нифонтович успел выхватить нож и удачно зацепить руку одного из них. Но это их не остановило. Связав старика и кинув его на диван, они разодрали на его животе рубашку и поставили на голое тело утюг.
   – Дед, где бабло прячешь, скажешь сам или тебе подключить подогрев? – глумливо поинтересовался Питбуль, поправляя повязку на прохваченной острым лезвием правой руке.
   – Козлы тупые! Вы даже не представляете, что вас, сук, теперь ждет!.. – прохрипел старик, пытаясь вырвать руки из веревочных петель.
   – Ну, что ж, сам напросился! – Пожав плечами, бандит воткнул вилку в розетку и с интересом стал наблюдать за хозяином дома.
   Утюг, поставленный на максимальный разогрев, негромко защелкал, и менее чем через минуту лицо старика исказилось от боли. Он издал громкий протяжный стон и забился, пытаясь сбросить орудие пытки со своего живота. Неспешно покуривая, Питбуль чуть ли не с удовольствием наблюдал за муками своего пленника. Прошло несколько минут. Под утюгом шипела и дымилась терзаемая пыткой человеческая плоть.
   – Ну и где же бабло? – ухмыльнулся отморозок, передвигая утюг чуть ниже, на еще не обожженную кожу.
   – Нет у меня ничего! Нет! Будь вы прокляты! – широко раскрыв глаза и хрипло хватая ртом воздух, простонал старик.
   – Ну, терпи-терпи… Времени у нас – в достатке, – с равнодушием резюмировал его палач.
   Шпыль, не столь привычный к подобному зверству, нервно курил у окна, чтобы табачным дымом заглушить жуткий смрад горящей человеческой кожи. Неожиданно издав протяжный воющий вскрик, старик вытянулся и затих. Питбуль, свирепо матерясь, проверил пульс и был вынужден констатировать что – все, кирдык дедуле. И денег не нашли, и старика запытали. Теперь их судьба может оказаться весьма незавидной. Теперь их будет ловить не только милиция, но и – что гораздо страшнее – криминальный мир. Да, теперь, если они попадутся не в те руки, их смерть растянется на очень долгий срок. И та пытка, которую они учинили старику, в сравнении с казнью, каковую уготовят им не склонные к миндальничанью и сантиментам люди, покажется сущей лаской.
   – Если бабла не найдем, я прямо тут же вздернусь… – холодея, прошептал Шпыль, глядя на умершего.
   – Хорош скулить! – обозленный неудачей, заорал Питбуль. – Бабло давай искать.
   Они простучали пол, разломали мебель, искали тайник в стенах, долбя их найденным в сенях ломом. Все было напрасно. Спустившись в подвальчик со стенами, выложенными кирпичом, поиски продолжили там. Перевернули две кадки с прошлогодними соленьями, перекопали пол, простукали стены… Но нигде не было даже намека на пустоту. Шли часы, что увеличивало риск оказаться в руках местных авторитетов, которые вполне могли нагрянуть сюда в любой момент, со всеми вытекающими последствиями.
   Неожиданно Питбуль указал на участок кирпичной кладки и радостно возопил, стукнув по нему ломом:
   – Вон она, эта захоронка. Буркала разуй! Кругом кирпич старый, а этот поновее. Долби давай!
   И в самом деле, некоторое время спустя, выбив пару кирпичин, сообщники увидели за слоем кладки мешки с каким-то тряпьем, скорее всего, заложенные для того, чтобы глушить эхо при простукивании стен. Разворотив кладку побольше, они выволокли мешки и дальше, в норе, выложенной кирпичом, увидели три большие металлические коробки.
   Подняв их наверх – каждая весила не менее чем пуд, – сообщники взломали ломом крышки и увидели плотно уложенные ряды пачек крупных купюр долларов и евро.
   – Как… д-делить будем? – будучи не в силах оторвать взгляда от немыслимого богатства, с трудом выдавил Шпыль.
   Презрительно покосившись в его сторону, Питбуль хмуро пробурчал:
   – По совести сказать, ни хера ты себе не заработал – почти все мне самому пришлось делать. Ну, да ладно, одну коробку бери себе. Где наше не пропадало? Или ты хочешь сказать, что тебе надо больше?
   – Ты че, дружбан?! Все путем… – обрадовался тот.
   Впрочем, нетрудно было догадаться, что «подобрел» Питбуль по одной простой причине – из-за раненой руки ему теперь под силу было унести всего одну коробку. Будь он сейчас в порядке, еще вопрос – вышел бы Шпыль живым из этого дома или остался бы лежать рядом с его хозяином.
   Когда наступила глубокая ночь, создав видимость возгорания в доме из-за того, что якобы старик курил в постели, с уложенными в большие сумки деньгами сообщники скрылись из Тумановки. Той же ночью, таясь друг от друга, каждый в своем месте, они спрятали деньги на территории заброшенного завода, оставив при себе тысяч по сто долларов. Затем они созвонились с хирургом Рамиляном, который уже лег спать, к тому же не один. Раздраженный столь поздним звонком, тот недовольно обронил:
   – Кто?
   – Самвел, это Борис Шпульник. Дело – на миллион.
   – А ты что, уже вышел? – в голосе хирурга слышалось крайнее недоумение.
   – Сам себя выпустил, – хрипловато хохотнул Шпыль. – Короче, надо срочно увидеться. Мой фасад и фасад моего дружбана надо срочно перекроить. Сколько запросишь?
   Тот некоторое время молчал, после чего выдохнул:
   – Много, Боря, много… Тут же не просто операция, тут вас придется прятать, делать вам новые документы… Короче, по полтора лимона деревянных с каждого.
   – Ща обсудим, я перезвоню. – Нажав на кнопку отбоя, Шпыль рассказал Питбулю о цене, назначенной за операцию.
   Тот, почесав затылок, не мог не возмутиться:
   – Круто огребает… Бля! Ну, он хоть кроит-то по уму?
   – Лучший хирург, и не только в Лесокамске. К нему из Москвы и Питера братва ездит фасады переделывать…
   – Добро! Звони, – вздохнув, согласился Питбуль. – Пусть подъезжает вон к той АЗСке, мы его там будем ждать. Надеюсь, хвоста за собой не притащит?
   Хирург приехал не один. Рядом с ним в машине сидел смуглолицый крепыш с накачанными бицепсами и кобурой, распирающей левую подмышку. Кивнув в его сторону, Рамилян коротко пояснил:
   – Мой охранник Вано. Парни, бабки вперед. У вас баксы и евро? Еще лучше…
   Проверив переданные ему пачки денег специальным портативным детектором, Самвел сложил их в свою сумку и, передав ее охраннику, стремительно рванул с места. Через полчаса они въезжали в ворота шикарного трехэтажного особняка, огороженного высоченной железобетонной оградой. Этой же ночью Рамилян прооперировал обоих клиентов в своей частной операционной, обставленной по последнему слову техники – с лазерными скальпелями и автоматическими приспособлениями для накладывания швов. Ранним утром он отвез прооперированных на какую-то лесную заимку, где им предстояло находиться до полного выздоровления. Сам он приезжал туда крайне редко. Основную работу по текущим процедурам выполняла его помощница, назвавшаяся Леной. Она проводила обработки швов и контролировала процесс заживления.
   Где-то на третий день пребывания на заимке, когда приглушаемая лишь таблетками боль в области лица несколько стихла, Шпыль, и до этого оголодало присматривавшийся к молодой, обаятельной докторше, рискнул предложить ей пару сотен баксов за некоторые «терапевтические процедуры» особого рода. Благосклонно усмехнувшись, та показала пять пальчиков, что означало пятьсот, заодно предупредив, что ему вообще-то напрягаться нельзя – могут нарушиться швы. Но Шпыль стоял на своем и решил поторговаться, предложив ей триста. Однако оказавшийся свидетелем их разговора Питбуль, не говоря ни слова, бросил перед докторшей шесть стодолларовых бумажек и увел ее в свой бокс. Шпыль смог лишь с ненавистью посмотреть ему вслед. Большего он себе позволить не мог, поскольку понимал, что в этой связке он обречен быть вечно вторым.
   Недели три спустя, когда рубцы на лице полностью затянулись, с обоих беглецов были сняты повязки. Подойдя к зеркалу, сообщники замерли, увидев в нем совершенно других людей. Операция была проведена – это оба беглеца поняли сразу, – без преувеличения, блестяще. Рамилян лично их сфотографировал и через несколько дней привез два новеньких паспорта, с пропиской в Лесокамске, а также водительские права. Пришлось оформлять и прочие современные канцеляристские «прибамбасы», такие как пенсионное страховое свидетельство и номер ИНН. Отдав документы, хирург распорядился выучить наизусть свои новые паспортные данные, дату и место рождения.
   – Имена подлинные, взяты из ментовской базы данных по пропавшим без вести, – пояснил Самвел. – Пришлось подбирать даже по внешнему сходству. Пока не выучите – сидите здесь. Я не хочу, чтобы и вы, и я погорели из-за ерунды.
   Два дня оба беглеца зубрили придуманные биографии, затверживали новые имена. Расхаживая из угла в угол, Питбуль напряженно повторял:
   – Вингров Константин Аркадьевич, год рождения… Бля! Опять забыл!..
   Шпыль, сидя во дворе заимки, твердил свое:
   – Капылин Эдуард Янович, место рождения Брянская область, район… район… Тьфу ты! Гордеевский! Село Васильевка…
   В очередной раз приехав на заимку и убедившись, что его подопечные все положенное знают хорошо, Рамилян дал свои последние инструкции и наставления. Поскольку послеоперационные шрамы все еще были заметны, он показал, как их маскировать специальной косметикой. Кроме того, теперь целый год им нужно было опасаться солнечных ожогов, избегать чрезмерных физических нагрузок, в том числе и в постели… Закончив свои инструктажи, хирург неожиданно спросил:
   – Мужики, а это вы Куркуля… Ну, тово?.. – Не дождавшись ответа, он окинул их сожалеющим взглядом и сокрушенно вздохнул. – М-да… Тогда, ребята, вам надо быть – как монашкам на танцах. Тише воды ниже травы. Не дай бог, это вылезет, тогда и мне несдобровать… Ближайшие два года, а еще лучше – три, нигде не светиться и тем более не дурковать. Жениться вам тоже нельзя. Бабы любопытны, любят совать нос не в свои дела. Вдруг что про вас узнают, и встанет вопрос о разводе. И что тогда? Телок у вас и так будет в достатке. Но семью – не заводите, если не хотите попасть на вилы.
   На следующий день принарядившиеся в неброские костюмы сообщники вышли из машины охранника Рамиляна у городского автомобильного рынка. Напомнив им о том, что лучше брать авто, не торгуясь и не затевая лишних споров, Вано провел их по рядам машин самых разных годов выпуска, марок и расцветок. Питбуль выбрал себе скромный «Фольксваген», а Шпыль – «девятку» последних выпусков.
   Доехав до территории завода и откопав свои деньги, они разъехались, не прощаясь. А зачем? Теперь каждый из них должен был выживать сам по себе…

Глава 10

   Гуров и Крячко за пару часов отработали все журналы регистрации происшествий по районам города за середину июля две тысячи пятого и, не выявив чего-то еще, похожего на происшествие, которое могло бы быть связано с беглецами из чернореченской зоны, решили завершить свои изыскания. Попросив у старшего архивариуса номер телефона кого-нибудь из старых оперов, кто хорошо мог бы знать криминальную обстановку той поры, они созвонились с бывшим старшим оперуполномоченным областного УВД, подполковником Солониным.
   По словам архивариуса, Солонин как специалист слыл сильнейшим сыщиком. И не только в масштабах города. Но около года назад его ушли с работы как не прошедшего аттестацию в рамках реорганизации милиции в полицию. Впрочем, большинство коллег уволенного на пенсию ветерана были уверены в том, что с ним всего-навсего свел счеты один из замов начальника УВД. Теперь он работал помощником директора частной охранно-сыскной фирмы, причем лучшей в Лесокамске.
   Набрав номер Солонина, Гуров услышал густой бодрый бас человека, явно от жизни не уставшего. Узнав, кто и по какому поводу звонит, отставной опер предложил заехать к нему прямо на работу. Приятели уточнили, как им доехать от архива УВД до охранной фирмы «Надежность», и вновь отправились в вояж по городу.
   Озирая архитектуру эпохи индустриализации, опера обсуждали итоги сегодняшнего этапа расследования. Они уже в основном вычислили маршрут и побега их «подопечных» из ИТК, и предположительный вариант трансформации Питбуля и Шпыля в предпринимателя-депутата Вингрова и продюсера Капылина, и в общем и целом уже представляли себе варианты того, кто и почему мог свести с ними счеты (хотя как именно это было выполнено, пока оставалось неразрешимой загадкой). Но пока что в воссозданной ими картине еще не хватало значительных элементов, которые предстояло восстановить.
   Охранная фирма «Надежность» занимала целый этаж офисного знания, бывшего некогда заводоуправлением предприятия, выпускавшего военное электронное оборудование для авиации и флота. После 96-го, до той поры еще жизнестойкое, уверенно стоящее на ногах производство по каким-то неведомым причинам вдруг стало убыточным. Его обанкротили и разворовали дотла. Кто – используя властные возможности, чтобы обзавестись виллой и счетом в банке, а кто – ломом и монтировкой, чтобы разжиться на пузырь.
   Небольшой, аскетически обставленный кабинет Солонина был в конце коридора, на его двери значилось: «Помощник директора ЧОП «Надежность» Иван Андреевич Солонин». Как Гуров и предполагал, хозяин кабинета оказался рослым и крупным усачом лет пятидесяти пяти. К приходу гостей кое-что он уже успел подготовить, разыскав свой рабочий блокнот той поры.
   – Да, тот побег шуму наделал много! И милиция была, что называется, на ушах, и весь криминальный мир, знаете ли…
   Как далее рассказал Солонин, он лично занимался убийством автомобилиста Еремеева, найденного в сгоревшем «Опеле». В том, что это дело рук все тех же Питбуля и Шпыля, он убедился, когда нашел оставленные одним из них на подсохшем глинистом дне лужи отпечатки башмаков. Точно такие же сыщик обнаружил и в Зоряновке, невдалеке от сгоревшего дома. Стало ясно, как именно пролегал путь беглецов и куда они направлялись.
   В какой-то мере факт захвата машины и убийства ее владельца подтвердила и оператор АЗС, которая рассказала, что ее несколько озадачила задержка «Опеля» у колонки, после того, как бензобак был заправлен и водитель сел за руль. Но подумалось, что, возможно, отчего-то забарахлил мотор…
   – А вот по убийству Новикова в поселке Тумановка что можете сказать? – спросил Гуров, мысленно отметив про себя, что Солонин и в самом деле профи высшего класса.
   – Да, об этом стоит рассказать особо… – согласился тот.
   По словам Ивана Андреевича, старик Новиков был вором с многолетним стажем. Его погоняло было Куркуль. Он жил строго по воровским законам, и с ним считались не только воры в законе, но и отмороженные бандиты, именуемые братками. Куркуля не короновали только потому, что он официально состоял в браке и имел двоих детей. С женой, правда, жили – каждый сам по себе, но обоих сыновей он и обеспечил, и выучил, здраво рассудив: «А, не хрена им по тюрьмам мыкаться!..»
   Но немногие знали, что отставной вор был еще и хранителем воровской казны. Правда, не всей, а, так сказать, «страховой» части губернского общака. Сумма в крупных купюрах иностранной валюты – долларах и евро – в переводе на рубли составляла около ста миллионов. Эти сумасшедшие деньги хранились в тайнике, который найти можно было только случайно. Впрочем, он существовал только как гарантия от конченых отморозков, которые вдруг рискнули бы покуситься на капиталы «уважаемых людей». Немногие из воров, знавших о тайнике старика, и в дурном сне даже не помыслили бы попытаться им завладеть.
   Подвело старика соблюдение все тех же воровских законов. Он знал дошедшее из незапамятной глубины правило, согласно которому обязан дать приют и спрятать тех, что бежали из мест лишения свободы – из тюрьмы или с каторги… Впрочем, кого попало он к себе все равно не пускал. И в тот день согласился приютить двух беглецов лишь после того, как прочел маляву, написанную смотрящим корпуса на чернореченской зоне Шевардиным по кличке Швед, и созвонился с местным смотрящим по кличке Тит.
   – Я приехал на Казенную около двенадцати ночи, – закуривая, продолжал свое повествование Солонин. – Пожарные только-только успели потушить пожар. Старик лежал на своей кровати, обгоревший, особенно со спины, но эксперт все равно определил, что Куркуля перед смертью жестоко пытали раскаленным утюгом. Судя по состоянию сердца, умер он от болевого шока. Я так думаю, про тайник он этим двоим так ничего и не рассказал. Да и дом весь был перевернут, мебель разломана – ясно как белый день, что они потом сами учинили поиски. В погреб мы спустились, а там в стене пролом, и дальше – небольшая штольня, выложенная кирпичом. Ну, и тут мне все стало ясно. Поднимаемся наверх, и вижу Тита собственной персоной…
   – Наверное, злой был? – предположил Станислав.
   – Нет, скорее напуган… – отрицательно качнул головой Иван Андреевич.
   Впрочем, такая реакция смотрящего губернского масштаба была вполне объяснимой. В известной мере именно он дал добро на то, чтобы Куркуль пустил к себе в дом тех, кто пришел за деньгами. А за это предполагалась суровая кара. Опер Солонин, отозвав Тита в сторонку, спросил его, знает ли он убийц старика. Тот, немного поколебавшись, назвал Питбуля и Шпыля. Признался и в том, что из тайника похищено в пересчете на доллары три лимона зелени.
   Этой же ночью во все райотделы милиции и на транспорт была дана дополнительная информация по розыску участников побега. Ну, а воровское сообщество параллельно начало свои поиски. Питбуль и Шпыль были объявлены вне всякого закона и вне всяких правил. Их ждала самая жестокая, самая кошмарная расправа. Но… Найти их так и не удалось. В отношении местных медиков у воров подозрения имелись весьма серьезные. Прежде всего в отношении Рамиляна. Но ему отмазаться все же удалось. Впрочем, выручило еще и то, что нашелся свидетель из числа воров-«поездушников», который в поезде «Лесокамск – Уфа» видел двоих мужчин, похожих на разыскиваемых криминальным миром…
   – А Тит и этот… Швед. С ними-то что потом было? – поинтересовался Гуров.
   – Тем же летом их приговорили. Ну, Титу дали возможность уйти по более гуманному варианту. Он у себя дома для воровского «актива» организовал «банкет» и «под занавес» выпил вина с сильным ядом. – Иван Андреевич сочувственно поморщился. – Похоронили его без какой-либо помпы, без сбора воровских делегаций. А вот Шведа… Да, тому досталось крепко. Его судили прямо на зоне. Хоть он и молил о пощаде, обещал, что все исправит и разрулит, это не помогло. Привязали его к бревну и пропустили через пилораму. Не приведи бог такого конца! Ну, а вы, я так понял, тоже ищете этих двоих – Сныпкина и Шпульника?
   Сообщение гостей, что означенные граждане, трансформировавшиеся в Вингрова и Капылина, тоже уже отправились в мир иной, Солонина очень удивило. Впрочем, его удивило не столько то, что беглецы мертвы, как то, что они так и остались не найденными криминальным миром, будучи, можно сказать, на самом виду. Отвечая на вопросы гостей, он рассказал, что знал о подпольных пластических операциях, выполнявшихся хирургом Рамиляном. Но тот занимался этим в условиях жесточайшей конспирации, поэтому поймать его за руку ни милиции, ни полиции так и не удалось.
   – Хирург он был, что называется, от Бога… – с оттенком уважения в голосе отметил рассказчик.
   – Был… Вы хотите сказать, что в живых его уже нет? – с досадой в голосе спросил Крячко.
   – Да, уже год как его убили… Виновные задержаны – двое местных отморозков, прослышавших о его капиталах. Они тоже у него делали какую-то незначительную пластику и заодно разведали, что там у него и как располагается, систему охраны… Кончил Рамилян почти точно так же, как и Куркуль. Разница только в том, что он назвал место, где прятал деньги, и они убили его ударом ножа в сердце. А попались, представьте себе, самым глупым образом. Уже на следующий день побежали покупать «Лексусы» и «Порше». А у УВД связь с автосалонами была всегда, и как только в полицию сообщили о крупных покупателях, с виду – совсем не олигархах, выехал наряд, и их взяли с поличным.
   – Очень жаль… У нас к нему было бы немало вопросов… – сокрушенно вздохнул Лев. – А вот то, как убийцы Рамиляна насчет его капиталов разнюхали, установить не удалось? Сами или их кто-то навел?
   Иван Андреевич на это сдержанно улыбнулся. По его мнению, в этой истории так и осталось немало темных пятен. Подозрения на то, что это была наводка или даже конкретный заказ кого-то из прооперированных в прошлые годы, у оперов имелись, но реальных доказательств так и не нашлось. Тем не менее, как рассказывали очевидцы, сын убитого, Адраник Рамилян, на похоронах отца заявил, что обязательно найдет заказчиков и расправится с ними. Сказал он буквально следующее: «…Я знаю, кто заказал отца. Я найду и убью этих двух гнилых козлов! Они от меня ни в Москве, ни в любом другом месте не спрячутся, им не помогут ни деньги, ни охрана, ни иммунитеты!..» А учитывая, что в архивах Рамиляна-старшего могли остаться как дооперационные снимки клиентов, так и послеоперационные, с новыми паспортными данными, обнаружить любого из тех, кого Адраник заподозрил в причастности к смерти отца, ему особого труда не составляло. Иван Андреевич уточнил, что Рамилян-младший в медицину не пошел. Он занялся строительным бизнесом – организовал небольшую фирму «Мы поможем», которая на новостройках выполняет отделочные работы.
   – А вам незнакомо такое имя – Александр Миличев? – прищурился Крячко.
   – Как же не знакомо? – в усах хозяина кабинета промелькнула дружелюбная улыбка. – Отличный парень, хороший работник – безотказный, добросовестный, выносливый, крепкий… Голова работает, как часы!..
   – Он работает у вас?! – У Стаса на лице отразилось недоумение, смешанное с некоторой восторженностью – эк, повезло!
   Но ответ Солонина его тут же огорошил:
   – К сожалению, месяц назад он уволился и куда-то уехал. Куда – осталось секретом. Он же молчун, одно слово.
   – А что вообще вы могли бы сказать об Александре? – поинтересовался Лев.
   Разгладив усы, Солонин пояснил, что в «Надежности» он работает не очень давно, и поэтому сказать о том, что с Миличевым съел пуд соли, никак не может. Александр же, насколько он знает, здесь отработал уже около пяти лет, если не больше. Придя в ЧОП в две тысячи пятом, он оформился простым охранником. Перед этим закончил краткосрочные курсы, получил лицензию и был направлен в крупный супермаркет. Год спустя, учитывая его военную службу и качество физической подготовки, а также диплом охранника-телохранителя физических лиц, пару лет отработал у тех, кто нуждался в личной охране. Это были и банкиры, и промышленники, и политики, и их чада с домочадцами.
   Миличева, особо подчеркнул Иван Андреевич, иные даже заказывали персонально – знали, что этот парень и надежен, и смел, и, самое главное, очень смекалист. Ни один из его подопечных не был ни убит, ни даже ранен. А потом вдруг Александра обуяла жажда карьеры частного детектива. Полгода он ходил на вечерние курсы, после чего занялся детективной практикой в рамках «Надежности». Но и тут не все было просто. Банальную слежку мужей за женами и жен за мужьями он отвергал на корню, даже если за это предлагали большие деньги. Охотнее всего брался за поиск без вести пропавших.
   Кстати, здесь у него тоже работа оказалась на редкость результативной. Разумеется, всех без исключения найти невозможно даже теоретически, но у Миличева процент найденных им пропавших, хотя бы даже по причине гибели, был значительно выше, чем у многих других. Ну, а уж когда ему удалось в ходе поиска пропавшей без вести дочери хозяина аптечной сети выйти на криминальную структуру, которая занималась отправкой в секс-рабство жительниц не только Лесокамска, но и ряда соседних городов, его авторитет и вовсе вырос необычайно. Было даже приглашение на работу в УВД, но он отказался.
   – Он вообще-то хоть парень и открытый, но я в нем все равно чувствовал какую-то недоговоренность. У меня все время было ощущение того, что он преследует какую-то тень, а она постоянно от него ускользает… – Солонин вопросительно повел головой. – Что ни говори, а какая-то загадка для меня в нем все-таки осталась.
   На вопрос Стаса, не было ли каких-то странностей в привычках, привязанностях, вкусах Миличева, Иван Андреевич припомнил, что у того имелась непонятная страсть к поездкам в Москву. Туда он ездил еженедельно на выходные – гонял по трассе на своем «Фольксвагене» даже в гололедицу. Ну, а уж командировки в Москву прямо-таки обожал. Но в чем причина подобной любви к столице – мог только предполагать.
   – Скорее всего, это женщина, – задумчиво улыбнувшись, отметил Солонин. – Тем более что здесь он ни с кем не встречался – это я знаю точно. Ребята над ним часто прикалывались. Но он на это вообще никак не реагировал… Таких иногда называют «сарай с пристройкой» – ничем не колыхнешь. Вот, кстати, и ответ на вопрос, куда он мог отправиться после увольнения из «Надежности» – только в Москву.
   – Вы говорите, здесь он ни с кем не встречался… А может, дело заключается в том, что сами женщины на него никакого внимания не обращали? – усмехнулся Гуров.
   – Женщины?! – рассмеялся Солонин. – Да где уж там! Тут как раз все совсем наоборот. Они на него кидались, как шальные. Наши местные барыньки из всяких там топ-менеджерш, предпринимательниц, дочек местных тузов, причем не только из числа одиноких, на него клевали, как плотва на мотыля. И подарками пытались купить его внимание, и в постель норовили затащить… Без толку! Хотя иные наши парни в таких ситуациях не терялись. Вон, Вадик Трофимкин. Был телохранителем дочки хозяина местного агрохолдинга. И что бы вы думали? Месяц назад поженились, а на сегодня он уже начальник службы безопасности в компании тестя. И таких случаев немало. А вот Сашка… Он игнорировал всех. Видно, уж очень крепкая «заноза» засела в сердце. Это факт! Но вот кто она?.. Никто не знает.
   …После ЧОПа опера отправились в областной Союз журналистов России, который размещался в центре города, в здании, где находились редакции сразу нескольких городских газет. Поднявшись на третий этаж и пройдя по длинному коридору, Гуров и Крячко оказались в кабинете, заставленном шкафами, заваленном газетами и журналами. Секретарь Союза – женщина в годах, с пышной прической, в несколько старомодном, но очень элегантном платье, отложив груду бумаг, сообщила, что журналистка Людмила Иванцова на учете в данной организации последние десять лет не состояла. Юлия Царицына числилась, но всего год или два, после чего выбыла в связи с переменой места жительства. Куда уехала – неизвестно.
   На вопрос о том, в каких изданиях работала Юлия, она вспомнила, что та одно время была корреспондентом областной газеты «Лесокамские вести», правда, совсем мало – месяц или два.
   – А в связи с чем, простите, органы внутренних дел проявили к Юле такой интерес? Если, конечно, не секрет? – неожиданно спросила секретарь.
   – Она может оказаться ценным свидетелем по одному очень серьезному делу, обстоятельства которого, к сожалению, огласить не можем, – изобразив сожалеющую улыбку и сокрушенно пожимая плечами, пояснил Гуров.
   Редакция «Лесокамских вестей» располагалась этажом выше. Войдя в приемную главного редактора, опера спросили восседавшую за компьютером секретаршу о возможности лицезреть ее босса. Однако оказалось, что того на месте нет – уехал на какое-то необычайно важное совещание у губернатора. О Юлии Царицыной девушка ничего слышала.
   – А вы зайдите к нашему ответственному секретарю, – посоветовала она. – Она помнит даже тех, кто работал в восьмидесятых. А так-то, знаете, текучка у нас – о-го-го какая. Я здесь всего год, главный редактор – два… Так что вам может помочь только Ольга Ефимовна.
   Секретарша оказалась права. Строгого вида дама, властвовавшая в кабинете с табличкой «Ответственный секретарь», выслушав визитеров, сказала, что Юлию Царицыну хоть и помнит, но не очень хорошо, и то только лишь как творческого работника. О ее личной жизни ничего не знает вообще.
   – И все же, – одарив даму обаятельнейшей из своих улыбок, просительно вздохнул Крячко, – нам ее – край как надо разыскать, а где она может быть – вообще никакого представления не имеем.
   Немного подумав, Ольга Ефимовна сообщила, что и как журналистка, и как человек Юлия в стенах редакции представляла собой явление неординарное. Поэтому-то и запомнилась за те считаные месяцы работы в две тысячи девятом. Материалы Юлии всегда были интересны, свежи и изложены очень внятным, образным языком. По ее былым статьям и сейчас многие начинающие журналисты учатся, как надо писать. Да и как человек она была весьма яркой личностью.
   – Характер у нее был довольно сложный – плюшевой я бы ее не назвала, – вспоминала ответственный секретарь. – Скорее она была колючей. Наши неженатые сотрудники за ней пытались ухаживать – собой она была видная и очень привлекательная, но безуспешно. Любые знаки внимания принимала в штыки. Особенно охотно Юлия бралась за материалы в защиту женщин и детей, особенно если присутствовала тема насилия. Здесь она выдавала буквально взрывные статьи – острые, пафосные, которые, можно сказать, зажигали читательскую аудиторию. Где она сейчас – я не знаю. Кто-то говорил, что уехала работать за границу. Но… Это только на уровне слухов.
   Выслушав Ольгу Ефимовну, опера разом издали вздох разочарования – реальной информации, которая могла бы подсказать новые направления поиска, мизер.
   – Скажите, а вот свой столь скоропалительный уход из вашей газеты Юлия чем мотивировала? Ей здесь чем-то не понравилось? Что ее могло побудить, по сути, едва устроившись, тут же увольняться? Вам это не показалось несколько странным? – спросил Гуров после небольшой паузы.
   Теперь уже задумалась Ольга Ефимовна.
   – Не знаю, насколько это может показаться вам интересным, однако за день до ее увольнения я заметила такую сцену. Вроде бы пустяковую, но тем не менее… В общем, я шла по коридору редакции и увидела, как какая-то девушка, выходившая от кадровички, – видимо, приходила устраиваться к нам на работу, как-то непонятно окликнула Юлю. Та улыбнулась, пожала плечами и пошла дальше. Девушка засмущалась, извинилась и ушла. А Юля на следующий же день попросила ее уволить в связи с семейными обстоятельствами. Что за обстоятельства – я не в курсе дела…
   Опера не спеша вышли на улицу и остановились на крыльце, озирая окрестные ландшафты.
   – Не знаю, как тебе, а мне почему-то кажется, что в Лесокамске, в общем-то, искать нам больше нечего… – глядя на тополя, шелестящие листвой по другую сторону улицы, картинно развел руками Станислав. – Что думаешь-то?
   – Да всякий бред лезет в голову… – отмахнулся Лев. – Например, мне вдруг пришла мысль, что в автобусе погибла вовсе не Людмила, а Юлия. А Людмила, будучи очень похожей на свою подругу, взяла себе ее имя.
   Слушая его, Стас досадливо крякнул и покрутил головой.
   – Вот черт дотошный! Догадался-таки! Я, честно признаться, об этом еще раньше думал. Но решил так: фигушки, даже намекать не стану! Ну… Ты же у нас – голова-а-а! Сам до чего угодно дойдешь. И что тогда мы имеем на данный момент?
   – Что имеем? – Гуров, заложив руки в карманы, прошелся вдоль парапета крыльца. – Ну, конечно, я не исключаю, что нам придется потратить какое-то время на поиски Сальникова, а также некоего Джима, которого, по словам Кости-Телепата, так боялся Питбуль. Но! Уверен, что нам прямо сейчас непременно стоит встретиться с Рамиляном-младшим.
   Крячко, уже настроившийся на возвращение в родные пенаты, без особого энтузиазма изъявил свое пусть и вынужденное, но согласие, и они отправились на улицу Сосновую, где, по словам прохожих, находился офис фирмы «Мы поможем».
   Минут двадцать покружив по городским просторам, весьма богатым всевозможной зеленью, они оказались на типично деловой улице, застроенной различными конторами, оптовыми базами и какими-то мелкими предприятиями наподобие швейных и кондитерских цехов. Глядя в окно, Стас вслух читал вывески:
   – Это что у нас? Оптовый ветеринарный склад фирмы «Буренка». Ничего себе! Та-а-к… Производственный комплекс «Творчество». Хм… О! А вон и эта самая фирма «Мы поможем».
   «Волга» остановилась на парковке невдалеке от двухэтажного дома с узорами, выложенными на стенах из разноцветного кирпича с кавказским колоритом. Невдалеке от вестибюля на ступеньках курила и чему-то смеялась компания мужчин в спецовках. В здание то и дело входили и выходили из него куда-то спешащие люди обоего пола и самых разных возрастов. Чувствовалось, что дела у фирмы идут неплохо – у фирм, переживающих упадок, как правило, стабильное деловое затишье – им, как тому полковнику из песни, никто не пишет, не звонит.
   Войдя в просторный холл, опера спросили у вахтера, как им найти директора Рамиляна. Тот, указав взглядом на потолок, сообщил, что у Адраника Самвеловича в данный момент идет совещание, которое скоро должно закончиться.
   – Ну, хоть скоро… – с оттенком легкой досады, поднимаясь по лестнице на второй этаж, резюмировал Станислав. – Это несколько утешает.
   – Домой спешишь? – рассмеялся Лев. – Успел соскучиться по Виллине-балерине?
   – А хоть бы и успел! – с вызовом выпятил грудь Крячко. – Зато тебе спешить некуда. Кстати, как там Мария?
   – Позвонила с дороги, сказала, что уже скучает, что сожалеет по поводу нашей размолвки. Ну, и я – то же самое: скучаю, сожалею, жду…
   Они вошли в приемную с яркой блондинкой-секретаршей, где, рассевшись в креслах, ждали конца совещания не менее четверти часа. Наконец дверь директорского кабинета открылась, и из него, что-то продолжая обсуждать на ходу, вышли около десятка человек. Последним появился высокий темноволосый мужчина лет тридцати с небольшим, с острыми, резкими чертами лица, который что-то собирался сказать секретарше, но, увидев двух незнакомцев, направился к ним. Представившись и обменявшись приветствиями, опера изложили цель своего визита. Понимающе закивав, Адраник пригласил их в свой кабинет.
   Отдав секретарше распоряжение приготовить кофе, Рамилян рассказал все, что ему было известно о тайном бизнесе отца и обстоятельствах его гибели.
   – Я понимаю, что с точки зрения правоохранительных органов его бизнес был сугубо незаконным, а в чем-то и криминальным, – закуривая и подвигая сигареты к операм, вздохнул хозяин кабинета. – Спорить не буду, но с этим и не соглашусь. Прежде всего, память об отце – для меня святое, и это моя окончательная точка зрения. Ну, а что касается того, насколько он был прав или не прав, хочу сказать следующее. Да, он делал операции людям, которые скрывались от правосудия. Но всегда и всех предупреждал о том, что изменение лица – еще не гарантия грядущей спокойной жизни. Иногда случалось так, что, потеряв свои прежние черты лица, люди внутренне ломались и превращались в мятущихся астеников, которые сидели на релаксантах, и, случалось, даже кончали с собой.
   – Извините, но я что-то еще ни разу не слышал, чтобы такого рода люди с измененной внешностью сводили счеты с жизнью… – Стас, тоже задымив халявной сигаретой, с сомнением пожал плечами.
   Рассмеявшись с оттенком снисходительности, Рамилян покачал головой:
   – Кто это будет рекламировать, скажите мне? Кто ведет такую статистику? А отец ее знал. Он общался со своими коллегами, с психиатрами, и общее представление о том, как влияет изменение внешности на характер человека, имел достаточно определенное. Вы, наверное, уже слышали о том, что лицо человека является отражением его характера? Ну, так согласитесь и с тем, что изменение черт и пропорций лица по принципу обратной связи не может не оказать влияния на внутренний мир личности.
   – Ну, предположим, в какой-то мере можно согласиться с тем, что операция по изменению внешности сама по себе способна стать своего рода наказанием за былые грехи. Особенно если учесть, что прооперированный такого рода вынужден вечно от всех таиться и быть в постоянном ожидании разоблачения, – пробуя кофе, доставленный секретаршей, отметил Гуров. – Но вот с чем могло быть связано то, что один из пациентов вашего отца стал, как вы считаете, заказчиком его убийства?
   Вновь покачав головой, Рамилян пояснил, что причины в том и кроются, что человеку свойственно винить в своих бедах кого угодно, но не самого себя. А найти объект ненависти не так уж и сложно. Почему не оставляет ощущение неестественности бытия? Почему так тоскливо на душе? Почему все время кажется, что смерть уже наступила, и окружающее кажется видимым со стороны? Да только из-за того, что «этот хренов эскулап» перекроил лицо и, наверное, что-то сделал неправильно. А значит, он за это должен поплатиться. Например, собственной жизнью…
   – Но и вы пообещали на похоронах, что заказчик обязательно поплатится. Или этого не было? – глядя на хозяина кабинета сквозь синий сигаретный дым, поинтересовался Крячко.
   Как видно, этот вопрос оказался для Рамиляна не из самых простых, поскольку он, бросив в пепельницу окурок, тут же поспешил закурить вновь. Отметив, что горе – плохой советчик и в состоянии аффекта можно еще и не такого наговорить, Рамилян все же согласился с тем, что он не только что-то похожее сказал, но и предпринял попытки найти этого человека. Как оказалось, за пару месяцев до своей смерти его отец получил письмо от одного из своих бывших клиентов, который обвинял его во всех своих жизненных неудачах и объявил, по сути, вендетту.
   Хирург написал ему ответ, предложив повторно прооперировать, в какой-то мере – насколько это удастся – вернув прежние черты лица. Но ответа не последовало. А дождливым осенним днем Рамиляна-старшего нашли со следами пыток и финкой, торчащей из груди. Поскольку официальные следственные органы особого усердия в поиске заказчика не проявляли, Адраник обратился в частное сыскное агентство.
   – Вы обратились в ЧОП «Надежность»? – переглянувшись со Стасом, поинтересовался Гуров.
   – Ну да, это лучшее охранное и сыскное предприятие, – утвердительно кивнул Рамилян.
   – А расследование вел – попытаюсь угадать – Александр Миличев? – тут же последовал следующий вопрос Льва.
   – Да! – уважительно подтвердил Адраник. – Мне его порекомендовали как лучшего частного детектива. Я ему отдал все архивы отца, нашел даже обрывок конверта с одним лишь именем того, кто угрожал ему расправой, и частью обратного адреса. К сожалению, отец воспринял угрозу лишь как пустую болтовню, а обращаться в полицию по понятным причинам не стал.
   – И он его нашел? – загасив окурок и принимаясь за кофе, спросил Крячко.
   – Да, разумеется, – грустно улыбнулся Рамилян. – Но вас, я так понимаю, может заинтересовать вопрос – чем все это закончилось и исполнил ли я свое обещание? Закончилось это все, можно сказать, ничем. Убивать я, разумеется, никого не собирался. Сдал бы в полицию – пусть бы его наказывал суд… Саша нашел заказчика аж в Астрахани. Приехал туда и узнал, что того уже на этом свете нет. Через неделю после убийства моего отца он залез в петлю. Собственно говоря, вот и вся история…
   Выйдя на улицу и направляясь к «Волге», Станислав, почесав за ухом, недовольно поморщился:
   – Да, Лева, теперь уже точно все собаки повиснут на Иванцовой и Миличеве. Растудышкина оглобля!..
   Ничего не ответив, Гуров лишь покосился в его сторону и, сев в машину, негромко обронил:
   – Домой…

   Как и рекомендовал Самвел, новоявленный Вингров пару лет обретался в волжском городе Камышине, где занялся мелким бизнесом, организовав службу такси из частных извозчиков. Даже при наличии массы уже давно работавших на этом рынке конкурентов его дела сразу пошли на лад. Правда, на первых порах некоторые недоброжелатели пытались его выдавить из рынка таксомоторных услуг, но потом смирились, и конфликтов больше не возникало. Питбуль покорно платил дань местной крыше, полиции, кое-каким чиновникам из администрации, не изъявляя ни малейшего намерения взбрыкивать и рыпаться.
   Немного обжившись, он попытался вклиниться и в бизнес речных извозчиков, организовав «речное такси». Однако властвовавший на Волге криминальный авторитет Маракас, который сам себя предпочитал именовать Стенькой, сразу же воспринял это как вторжение в свою вотчину. Он приехал прямо в контору Питбуля и прилюдно уведомил, что если тот продолжит свои поползновения на волжскую акваторию, то отправится кормить раков. И Вингров немедленно отступил.
   Он не очень-то испугался угроз Маракаса-Стеньки. При его нынешних финансовых возможностях организовать досрочное «вознесение к райским кущам» камышинского «паханка» было плевым делом. Но страшило другое – не дай бог, он попадет в поле зрения ментов, не дай бог, те покопаются в его биографии. И тогда… Тогда о нем тут же узнают воры в законе, и его дальнейшее бытие обратится в бесконечный кошмар, при одной лишь мысли о котором у Питбуля по спине пробегал холодок.
   В личной жизни Вингров тоже старался быть достаточно незаметным. Избегал посиделок в кабаках, не допускал и мысли о том, чтобы, как и в былые времена, посмолить косячком с травкой. Не-е-т, теперь это было не для него. Назови он себя под кайфом прежним именем, и – быть беде… С женщинами, не в пример былой поре, бедокурить он уже не рисковал. Теперь он и не помыслил бы тащить в кабинку приглянувшуюся девчонку, как раньше не раз бывало. Ведь вопрос вообще стоял об элементарном выживании…
   Когда истекли два года добровольной «ссылки», в две тысячи седьмом Вингров решил сменить территорию своего обитания. Хотелось быть поближе к центрам – Москве или Питеру. Но в сами мегаполисы соваться было страшновато, проще обосноваться где-нибудь невдалеке, чтобы без особого риска, когда надо, сгонять в «белокаменку». После недолгих раздумий свой выбор Питбуль решил остановить на Ярославле. А почему бы нет? Старинный, патриархальный город, где развернуться особого труда не составит.
   Продав за хорошие деньги свой бизнес, Вингров отправился на берега Которосли, несущей свои воды в Волгу. Возможно, он потому и выбрал Ярославль, чтобы на тех же волжских берегах взять реванш, заочно отквитавшись за свое вынужденное поражение в Камышине. Прибыв в незнакомый город и пару недель порыскав по его улицам и окрестностям, Питбуль пришел к выводу, что здесь речной бизнес существенно уступает и по прибыльности, и по валу сухопутному. А потому начал присматриваться к весьма крепкому и растущему автопредприятию грузовых перевозок «Феникс».
   Изучив его экономические показатели и прикинув перспективы, Питбуль, как и явствовало из его клички, всеми своими клыками намертво вцепился в предполагаемую добычу. Образовав «Гермес-2007», оформленный на подставное лицо, он тщательнейшим образом подготовил рейдерский захват. Не жалея денег, купил молчание или поддержку тех, кто должен был в нужный момент ему помочь или хотя бы не помешать.
   Задуманное прошло как по нотам. Купив «Феникс» у самого себя, он оказался единовластным хозяином автобазы, да еще и при многомиллионных капиталах. Правда, пришлось отправить на тот свет Двинцова-старшего. Благо эта операция прошла без сучка без задоринки. Хоть Двинцов-младший и размахивал кулаками, Питбуль знал: он победил.
   Успех вскружил голову, и Вингров, забыв об осторожности, решил вклиниться в политику. По достоинству оценив организаторские качества лидера ППР и его демагогические таланты, он сделал ставку именно на эту партию. И его расчеты себя оправдали – он внезапно оказался депутатом Госдумы. Впрочем, несмотря на головокружение от упоения достигнутым, здравый смысл в его действиях все же присутствовал. Вингров принципиально нигде не светился на трибунах, никогда не мелькал на телеэкранах, предоставив это право Фырпису, чем того, можно сказать, осчастливил. Лидер ППР обожал свет софитов, объективы десятков телекамер, нацеленных в его сторону, всевозможные рауты и пресс-конференции…
   Ну, а Питбуль из своей депутатской должности сделал прибыльный бизнес, за хорошие деньги лоббируя интересы тех или иных финансово-промышленных групп. При этом он, являя чрезвычайную осторожность, сам нигде и никогда лично ни в чем не участвовал. Все операции по получению денег шли только через помощников, через двух-трех посредников. Конечно, это влекло дополнительные накладные расходы, однако значительно повышало фактор безопасности.
   Постепенно, забыв о прежних страхах, Питбуль вновь начал становиться самим собой – алчным, наглым и нахрапистым. Будучи крайне озабоченным и неразборчивым в своих вкусах и пристрастиях, он относился к рабочим автопредприятия как к безгласному стаду, наказывая и поощряя на свой вкус и лад. На автобазе тут же началась текучка. Особенно часто менялись кадры на должностях, куда принимали молодых привлекательных женщин. Многие из них, лишь почуяв не вполне служебный интерес к своей персоне со стороны патрона, сразу же разворачивались и уходили.
   Пара попыток добиться своего, пустив в ход руки, обернулась «душеспасительной» беседой с двумя суровыми ярославскими мужиками, которые, придя на личный депутатский прием под видом обычных просителей, популярно объяснили Питбулю, как принято в здешних краях карать подобного рода «удальцов». Идея отправиться ко дну на середине Волги со штанами, заполненными песком, ему крайне не понравилась, поэтому он благоразумно убавил обороты.
   Зато в столице Вингров оттягивался вовсю. Здесь он позволял себе очень многое. Даже слишком. Останавливаясь в «Онтарио», свободное время он посвящал красоткам, работающим по вызову. Прикормленные им сотрудники отеля, которые обеспечивали незаметный проход девиц в номер и их эвакуацию из номера, о его похождениях хранили молчание, поэтому депутат Вингров успешно сохранял реноме если и не аскета, то уж и не завзятого бонвивана.
   Но однажды прозвенел первый звонок, давший понять, сколь хрупко и ненадежно его кажущееся благополучие. Полгода спустя он случайно узнал в работавшем на автобазе Боре-Кардане своего однозончанина, который в одно с ним время отбывал срок в другом отряде чернореченского ИТК. Так-то они никогда не пересекались и тем более лично не общались ни разу. Но даже сама эта информация сразу же внесла в жизнь Питбуля струю тревоги и не самых приятных ожиданий.
   Особенно неуютно Вингров стал себя чувствовать после того, как однажды ощутил на себе изучающий, слишком уж внимательный взгляд Кардана. До него вдруг дошло: тот что-то почуял, и теперь он рискует оказаться разоблаченным. Впрочем, некоторое время спустя водила вдруг утратил к нему всякий интерес, возможно, решив, что обознался. Питбуль несколько успокоился, однако ненадолго. Еще полгода спустя один из его соглядатаев доложил хозяину, что видел Кардана, который выходил из офиса «Сладкого айсберга».
   От подобной новости Вингрову стало по-настоящему дурно. Значит, и Колька Двинцов продолжает копать под него, чтобы вернуть папашин бизнес, и его, Вингрова, работники работают на сына своего бывшего хозяина?! Не менее чем на неделю Питбуль вновь потерял сон и аппетит. Впрочем, спешно прозвонив все контрольные точки местной административно-судебной системы власти и не обнаружив со стороны Двинцова-младшего каких-либо, даже минимальных бумагодвижений, он снова успокоился – мало ли зачем к Николке-кулинару бегал бывший зэк Боря-Кардан? Может, только для того, чтобы попросить на бутылку?
   Однако настоящий звонок прозвенел погребальным колоколом в тот миг, когда владельца автопредприятия Вингрова встретил все тот же Кардан и сказал ему то, что едва не стало причиной хозяйского инфаркта: «Здорово, Питбуль!» Как он смог его раскусить, Вингров догадался сразу – Кардан видел его недавнюю перебранку с инженером и то, как он непроизвольно дергал себя за щеку. Проклятая привычка! Как же она его подвела!
   Неведомо какими силами Питбулю удалось в тот критический момент сохранить самообладание, но именно тогда он понял – от Кардана надо избавляться. И чем скорее, тем лучше. Тем же вечером Вингров отдал все необходимые распоряжения. Когда на следующий день ему сообщили, что Кардан и экспедитор разбились насмерть, он впервые за много дней почувствовал, как разжались невидимые тиски, сдавливавшие его голову безжалостной хваткой.
   Летним днем, получив извещение о повестке очередного заседания комиссии Госдумы, в ведении которой был транспорт, Вингров созвонился с отелем «Онтарио» и заказал свой любимый люкс. Оставшееся свободное время он потратил на поездку в Репное, где возводил себе дом-замок, на посещение массажного салона, ресторана, местного театра, где ставили оперу здешнего автора на историко-патриотические темы… Оперу, тем более провинциальную, Вингров на дух не переносил, но он обязан был соблюдать политес, корча из себя патриота и радетеля своего региона, а также всей страны в целом. Учитывая данный фактор, пусть даже и с трудом сдерживая зверскую зевоту, он от начала до конца терпеливо просмотрел вокально-музыкальное повествование на тему противостояния славян и викингов.
   Напоследок Питбуль съездил на корпоративную базу отдыха, где в компании своих подельников-сподвижников – Шарпунина, Халтыша и прочих, а также «вип-эскортных» девиц, вволю поел шашлыков, попил классного пива и на всю катушку покуролесил с легкодоступными очаровательницами.
   Прибыв в столицу, Вингров вновь окунулся в свою депутатскую, а также гостинично-развлекательную жизнь. Отсидев несколько часов на заседании комиссии и сумев протолкнуть в обсуждаемый законопроект несколько поправок, оплаченных их заказчиками, Питбуль вернулся в «Онтарио». Входя в свой номер, он неожиданно заметил горничную Фаину Лантухину, которую до этого почему-то вовсе не замечал, воспринимая ее лишь как элемент гостиничной обстановки.
   Наверное, сегодня она показалась ему очень интересной и привлекательной во многом потому, что надела новую униформу, куда более элегантную, нежели прежняя. Поймав горничную за руку, он указал кивком на дверь своего номера, пошевелив пальцами растопыренной пятерни, что означало: хочу тебя, предлагаю пятьсот баксов. Вначале несколько обалдев от столь неожиданного предложения, Фаина, в конце концов, все же изъявила благосклонность, однако попросила его подождать хотя бы час, чтобы успеть управиться с неотложными текущими делами.
   С неохотой согласившись малость перетерпеть, Вингров удалился в номер, чтобы там, между делом, предвкушая волнительный момент, поработать над еще недочитанными законопроектами. Впрочем, подобная затея вызвала у него изжогу при одном лишь виде кипы бумаг, поэтому Питбуль, завалившись на диван, лениво перелистывал номера «Пентхауса» и «Хастлера», облизываясь и покряхтывая при лицезрении глянцевой «обнаженки». До вожделенного визита Фаины оставалось еще полчаса, когда в дверь раздался негромкий робкий стук…

Глава 11

   «Волга» мчалась по трассе в сторону заката, и поэтому солнце светило хотя еще и сверху, но уже с предвечерней стороны небосклона, на котором начала разгораться вечерняя заря. Подуставшие за время поездки опера лишь время от времени перебрасывались парой слов. Когда они пролетали по мосту над одним из притоков Камы, в кармане Гурова запиликал его сотовый. Оглянувшись в сторону Стаса, Лев пояснил:
   – Петр…
   – Да это я уже понял! – кивнул тот. – «…Как хорошо быть генералом!..» Но это – смотря для кого. А вот я не хотел бы в генералы…
   – Да вот и я не рвусь… – включая связь, согласился Гуров.
   Орлов, поздоровавшись, с ходу поинтересовался тем, как у оперов идут дела и когда они собираются вернуться домой. Узнав, что дела идут неплохо и они уже в пути, генерал удовлетворенно хмыкнул и спросил:
   – Ну а кроме того, как вы там в Романово всех на уши поставили, больше ничего похожего не натворили?
   – Не-е-е-т! Конечно же, нет! – убедительно заговорил Лев. – Если не считать того, что именно мы утопили «Титаник», взорвали башни-близнецы и синтезировали новый, особый сыскной вирус гриппа на базе свиного. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо… Чего ты привязался к этому Романово? Министерство, что ли, пилит?
   – А то кто же еще?.. – подтвердил голос Орлова. – Сегодня раза два названивали. Мол, как же это могло случиться-то? Жили там люди, жили… Ладили и дружили… А тут вдруг приехали два каких-то смутьяна, и все тамошнее благолепие в момент накрылось медным тазом.
   – А ты им не пытался объяснить, что все тамошнее «благолепие» – не более чем дешевая фикция, наподобие фурункула под пластырем? – не скрывая ноток иронии, спросил Гуров. – Внешне – вроде ничего, а отодрал – такое обнаружится! Впрочем, что уж такие дела обсуждать на ходу? Приедем – на месте все обговорим. Но будем на работе, сам понимаешь, только завтра утром.
   – А что там у вас с подозреваемыми?
   – О-о-й, это – наш самый больной вопрос… – с ироничной досадой в голосе ответил Лев и добавил: – Как говорится – и не спрашивай.
   – В смысле? Их так много, что никак не определитесь? Или, наоборот, ни одного реального? – обеспокоенно спросил Орлов.
   – И ни то и ни другое. Конкретные подозреваемые есть, но… Их и ловить как-то не очень хочется. А уж Стас – тот и вовсе вне себя от возмущения, – Гуров чуть иронично рассмеялся. – Ну, тебе эта тема знакома – мы у тебя этот вопрос уже обсуждали. Да, подозрения все больше и больше сходятся на Людмиле Иванцовой и Александре Миличеве. Но это, опять-таки, слишком долгий разговор… Приедем – обговорим.

   Подобно Питбулю, Шпыль тоже два года подряд отлеживался на дне. От Лесокамска он уехал еще дальше, чем его сообщник по побегу, – аж в Краснодар. Позанимавшись то мелкорозничной торговлей, то производством сувениров (ему за считаные пять тысяч баксов удалось купить небольшую мастерскую со штатом из всего трех человек), то сапожным бизнесом, обменяв сувенирное производство на мастерскую по ремонту и пошиву обуви, он, наконец-то, решился перебраться поближе к Москве.
   Еще годик побарахтавшись в Калуге, где Шпыль-Капылин какое-то время поработал директором кафешки с полуподпольным варьете, принадлежащей одному из местных крупных чиновников, он отправился в столицу. Купил скромненькую коммуналку, которую потом прирастил и расширил за счет соседей, и стал подыскивать место приложения своих капиталов. Памятуя опыт своей работы в Калуге, Капылин решил нечто подобное организовать в одном из спальных районов. С одной стороны, он уже убедился, сколь прибыльной может оказаться обнаженка, а с другой хотелось продолжить привольное житье в роли эдакого владельца гарема, где он был волен распоряжаться любой из танцовщиц.
   Случайно подвернувшаяся ему Виллина Атапина – одаренный, хотя и с трудным, неудобным характером хореограф, предложила не заморачиваться на общепите. Это и понятно – там столько всего надо было бы пробивать, согласовывать, увязывать и утрясать!.. По ее мнению, лучше всего организовать некое подобие театра, что и проще, и прибыльнее. В театре посуду мыть не надо. Зритель пришел, представление просмотрел, и – до свидания! Пристрастие Капылина к оголению актрис она вполне разделяла, будучи нудисткой со стажем, и охотно предложила программу ревю, в котором актеры и актрисы как бы и одеты, но как бы и не совсем.
   Он арендовал подходящее помещение, купил реквизит, она сформировала труппу, и через месяц состоялась премьера их первой постановки «Ночь на Бродвее». Все танцовщицы в процессе оформления на работу в обязательном порядке проходили через собеседование в кабинете Капылина. Те, что сразу и безоговорочно соглашались на «взаимность», утверждались в составе труппы немедленно, иногда даже вопреки мнению Виллины. А вот упертые, не желающие ублажать босса или уходили ни с чем, или шли к хореографу. С явными дарованиями соискательниц Виллина оставляла, всем прочим без обиняков говорила, что им в театре делать нечего.
   Капылина очень часто раздражала излишняя самостоятельность и категоричность его хореографа. Атапина словно и не задумывалась о том, что это он босс, а она всего лишь нанятый им художественный руководитель. Она могла осечь его на полуслове, могла отматерить за попытки «оприходовать» в кабинете танцовщицу не из числа панельных, не из тех, кто с первого же дня добровольно согласился с его «правом босса», как это он сам называл.
   А как-то раз произошел для него и вовсе неприятный инцидент. Капылин частенько любил посидеть на первом ряду, часами наблюдая за ходом репетиции, за всем тем, что происходит на сцене. Но, чтобы показать, что главный здесь именно он, а не кто-то там еще, время от времени давал те или иные советы. Виллина на это никак не реагировала, делая вид, что его вообще не замечает. Но однажды взорвалась. Когда Капылин явно перебрал по части указаний, Атапина объявила внеочередной перерыв, а его взяла за рукав и вывела в фойе.
   – Ты какого хрена тут раскомандовался? – прорычала она сердитой тигрицей. – Ты хоть ухо или рыло в балетной хореографии смыслишь? Тогда чего лезешь не в свое дело? Нет, если уж тебе так хочется потаращиться на то, что у девчонок под подолом, – хрен с тобой, сиди, таращься. Для тебя это бесплатно. Но вот свои «ценные» советы и указания оставь при себе. Понял? И еще… Изображать на сцене «трахаловку» труппа не будет. Ни «гетеро», ни, тем более, «гомо». Мне твоя озабоченность – по барабану. Что, девчонками уже объелся, на голубизну потянуло? Ну, про твои забавы с Олежком и Славочкой мне уже известно. В принципе, если это их устраивает, если у них есть такие личные наклонности – мне плевать. А вот к остальным – не лезь! Да, и Катюшку Топоркову, напоминаю еще раз, принуждать не вздумай – яйца вырву. Уяснил?
   Услышанное до крайности уязвило самолюбие Шпыля, но он безропотно проглотил обиду. Резко взлетевшая популярность «Айседоры» с самого момента ее открытия среди определенного контингента зрителей, постоянные аншлаги, весьма солидная прибыль – все это было заслугой прежде всего Виллины, поэтому ссориться с ней ему было не с руки. Даже когда она поставила вопрос (кстати, вполне обоснованный – заработанное театром давно уже перекрыло вложенные Капылиным деньги) о своем соучредительстве, попытавшись решить его через суд, Шпыль все равно даже не помыслил заменить Виллину другим худруком.
   Разумеется, немало жизненных волнений ему доставляли трения с соседями по дому. Он и сам понимал, что зря создает напряженность, причем совершенно ничем не оправданную, продиктованную лишь какими-то пустыми амбициями. Подобная «дуровщина» с его стороны рано или поздно могла привести только к одному финалу – разоблачению, весьма нежеланной встрече с полицией и судом, а в дальнейшем – к разбору полетов на воровской правилке, где самое легкое и даже гуманное, что его могло ждать, – нож в горло или в сердце.
   И тем не менее… Несмотря на страх однажды оказаться перед «синклитом» воров в законе, Шпыль упорно продолжал вести себя вызывающе и даже нагло, словно какой-то бес, уже давным-давно засевший в нем, диктовал ему все то же – хамить, унижать, притеснять.
   Как и Вингрову-Питбулю, судьба посылала и ему свои предупреждения, свои тревожные звонки. Когда его, по сути, опознал один из тех, с кем он отбывал срок в чернореченской колонии, Капылин запаниковал не на шутку. Он узнал этого человека. Это был один из зоновских «положенцев», отбывавший восьмилетний срок за нападение на инкассаторов. Звали его Миша-Архитектор, поскольку тот и в самом деле имел высшее архитектурное образование, ну, а налеты и грабежи – это было его, так сказать, хобби. Шпыль долго не мог понять, специально Архитектор заглянул к ним в «Айседору» или это была чистая случайность? Однако тот больше не появлялся, и Капылин вновь позволил себе расслабиться и успокоиться.
   И вот однажды погожим летним днем к нему пришла видная собой, необычайно эффектная девушка лет двадцати пяти, которая представилась корреспондентом одной из крупных столичных газет, в подтверждение своих слов показав членский билет Союза журналистов и корреспондентскую корочку. Визитерша, назвавшаяся Юлией Царицыной, свой приход объяснила тем, сколь неоднозначную оценку театр «Айседора» получил в столичных СМИ. Поэтому главный редактор поручил Юлии побывать на репетиции, составить собственное представление о театре, но самое главное – о его продюсере.
   Алчно пожирая ее глазами и заранее пьянея от предощущения чего-то необычайно приятного, Капылин в какой-то миг, сам не зная отчего, вдруг заколебался. Может быть, из-за того, что вчера в теленовостях он увидел кадры, которые заставили его пережить не самые лучшие мгновения жизни? А там и в самом деле показали такое… Сныпкина-Вингрова он узнал сразу же, лишь взглянув на телеэкран. Тот полулежал на диване в гостиничном номере с перекошенным от ужаса лицом, а рядом с его бездыханным телом деловито занимались своим делом эксперты, которые что-то высматривали, что-то искали, что-то выясняли у персонала.
   Этим утром Шпыль торопливо перечитал газеты, где были опубликованы материалы о смерти депутата и предпринимателя. Однако почерпнутое из газет его несколько успокоило. Сразу несколько изданий выдвинуло версию, согласно которой Вингрова никто не убивал, а он умер сам от остановки сердца, переборщив со спецпрепаратом, повышающим потенцию, изрядные запасы которого были найдены в его вещах. В комментариях медработников к газетным материалам о смерти Питбуля подтверждалось, что препарат «Сатириазин» в случае злоупотребления обладает целым рядом побочных эффектов, в частности вызывает легкое наркотическое опьянение с галлюцинациями, а также имеет свойство угнетать сердцебиение. «…Я больше чем уверен, что постоянное использование «Сатириазина» в больших дозах и могло вызвать у господина Вингрова некие негативные галлюцинации, вызывающие ощущение безграничного ужаса, что при ослабленном препаратом сердце чревато его полной остановкой», – утверждал один из врачей.
   Правда, всех смущала прилепленная ко лбу депутата игральная карта «дама пик». Именно это и не позволило сказать твердо и однозначно, что эта смерть – исключительно естественного порядка, и в том, что она наступила, никто не виноват. Но газетчики и этот момент сумели объяснить маленькой женской местью кого-то из работниц отеля, с кем Вингров ранее имел обыкновение крутить шуры-муры, а потом взял и бросил…
   Как бы там ни было, но через полчаса после прочтения газет, в круговерти проблем и забот, Капылин уже забыл о бесславной кончине своего когдатошнего сообщника по побегу. Никакой скорби по этому поводу он не ощущал даже на уровне намека.
   Да и чего напрягаться-то? Все идет своим чередом, как давно прописано на небесах. Питбуля же никто не зарезал, не задушил, не проломил ему голову утюгом? Нет. Значит, и в самом деле он гигнулся без посторонней помощи, наширявшись всякой химией, чтобы обострить подугасший аппетит на баб. Ну а раз так – чего слезы-то лить? Счастливого пути в мир неведомый!
   Испытывая волнительное упоение от общения с незнакомкой, Шпыль предложил, не заморачиваясь лицезрением всяких там репетиций, пройти прямо к нему, чтобы в его кабинете, в непринужденной обстановке, обсудить все вопросы, интересующие представительницу СМИ. Одарив его чарующей улыбкой, Юлия выразила согласие, и когда они вошли в служебные апартаменты Капылина, одобрительно отметила:
   – А здесь уютно… Мне нравится!
   – Может, кофе с коньячком? Или просто коньячка? – игриво подмигнул тот.
   – Отчего же не попробовать? – усаживаясь в кресло и положив ногу на ногу, загадочно улыбнулась корреспондентша, покачивая носком изящной туфельки.
   Капылин поспешно расстелил на столе чистую льняную скатерть с вытканными на ней узорами, открыл холодильник, чтобы выставить на стол свои «банкетные» припасы. Но в этот момент зазвонил телефон его гостьи. Открыв сумочку, она достала дорогущий гаджет и поднесла его к уху. Обменявшись парой слов со своим собеседником, Юлия, сокрушенно вздохнув, уведомила, что в редакции возникли проблемы с ее материалом, идущим в завтрашний номер.
   – Ничего не поделаешь, форс-мажор… – улыбнувшись, констатировала она. – Давайте поговорим о вас и вашем театре как-нибудь в следующий раз.
   Но Шпыль, которого уже основательно «расколбасило», и он был уже не в силах отказаться от разгоревшихся в нем настроений подпоить гостью и потом с ней оттянуться на все том же «репетиционном» диване, поспешил предложить:
   – Ну, давайте сегодня в течение дня…
   – Боюсь, освобожусь слишком поздно, – огорченно улыбнулась Юлия.
   – Пустяки! Я в вашем распоряжении в любое время дня и ночи! – пылко объявил Шпыль, ударяя себя кулаком в грудь. – Знаете, сегодня у нас до десяти идет постановка. Я буду здесь до конца. Иногда остаюсь и позже – работа обязывает. Поэтому, если будет желание, – милости прошу!
   – Я постараюсь… – Кивнув на прощание, девушка скрылась за дверью.
   Теперь день для Капылина потянулся как арба, запряженная волами. Он жил ожиданием вечера. И он наконец-то наступил. С восьми вечера через вестибюль в фойе потянулись зрители, предъявлявшие билеты вахтеру-охраннику. У входа в зал их встречала строгая контролерша, проверявшая билеты дополнительно. Не успевшие купить билет заранее стояли в очереди к кассе, находящейся справа, перед турникетом вахтера. Капылин, можно сказать, избегался в надежде на то, что его сегодняшняя гостья вот-вот появится. Но ее все не было и не было…
   Даже когда объявили аншлаг и не удостоившиеся возможности попасть на представление, досадливо воздыхая, отправились восвояси, а из-за двери зрительного зала раздались первые аккорды музыкального сопровождения и восторженное «У-у-у-у-у!!!» озабоченных юнцов, приветствующих появление танцовщиц, которые открывали первое действие новой постановки «Моя любимая Шарлотта».
   Пройдя в зал и минут десять понаблюдав за действом, происходящим на сцене, Копылин снова отправился к вахтеру. Тот в который уже раз отрицательно покрутил головой. Он уже знал, что босс ждет какую-то отпадную симпатяшку и поэтому исходит слюнями и нервами.
   Ближе к десяти, когда постановка уже шла к концу и на сцене полным ходом шло заключительное действие, а на задних рядах в темноте вовсю обжимались разгоряченные увиденным парочки, Капылин вновь вышел в фойе. Увидев все тот же молчаливый жест вахтера – никто не приходил, он решил зайти к себе, чтобы там, с досады опрокинув коньячку, оставить на ночную «репетицию» кого-то из своих танцовщиц, но, открыв дверь, замер в изумлении – на диване, скучающе листая свой рабочий блокнот, сидела Юлия!
   – Я вас жду! – сказала она, сдержанно улыбнувшись.
   – А-а-а… Как же… – Шпыль недоуменно заморгал, оглянувшись на вахтера.
   – Тс-с-с! – приложила к губам тонкий, изящный пальчик девушка. – У женщин свои секреты. Обо мне знать никто не должен!
   – Ну, так что, может быть… – Задыхаясь от вожделения, Капылин поспешил к холодильнику.
   Однако гостья его остановила, пояснив, что с этим успеется. По ее словам, она никогда не путала работу и то, что выходит за ее рамки. Сначала – интервью, причем желательно, чтобы в то время, когда в театре уже закончится суета, беготня и все такое прочее. Ну, а уже потом – и кофе, и коньячок, и… Донельзя обрадованный появлением Юлии, Капылин был согласен на любые условия.
   Минут через пять в зале прозвучали заключительные аплодисменты, и в фойе, обмениваясь впечатлениями, повалили зрители. Когда оно опустело, в достаточно скромных нарядах (никогда и не подумаешь, что эти же самые скромняшки всего несколько минут назад на сцене демонстрировали такое!..) к выходу прошли участники труппы, которых к автостоянке для сотрудников театра проводил бдительный крепыш охранник. Лишь тогда Капылин вновь вернулся в свой кабинет. Правда, почти сразу же в дверь надумала долбить Виллина, у которой с какого-то бодуна вскочил вопрос по поводу требующего ремонта пола сцены. Едва не послав ее непечатным слогом, Шпыль кое-как отвертелся от дотошности своего хореографа, очень уж подозрительно взиравшего на дверь, возможно, подозревая, что он сумел-таки затащить к себе в кабинет кого-то из опекаемых ею «непанельных» девчонок.
   И вот наконец-то все ушли, входная дверь заперта… Ощущая в груди сладкую истому, Капылин плотно прикрыл дверь кабинета и, плюхнувшись в кресло напротив загадочно улыбающейся Юлии, залихватски махнул рукой, объявив:
   – Спрашивайте, Юля! Я – весь ваш…
   Кивнув, та как-то особенно посмотрела ему в глаза, отчего Шпылю вдруг стало не по себе – в груди внезапно сперло дыхание, а по спине прошла ледяная волна. Его ноги отчего-то вдруг ослабли, словно в них не осталось ни мышц, ни костей. Ощущая нарастающий страх, он с трудом выдавил:
   – К-кто вы?!!..
   – Вы помните ту несчастную, над которой глумились со своим приятелем в деревенском домике на околице Зоряновки? Помните ее мольбы пощадить еще не родившегося ребенка, ее слезы? Помните, как оставили ее умирать в подожженном вами доме?
   Голос девушки звучал негромко, без намека на мстительность, злорадное ликование или упоение «аз воздам!». Напротив, в нем были тихий укор и пережитая боль, ощущение какой-то невосполнимой потери. И Капылин вспомнил. Хотя и до этого не забывал. Но если ранее случившееся в Зоряновке он воспринимал лишь как занимательное приключение, с пикантным подтекстом и заурядным финалом, то теперь… Теперь он вдруг как-то совсем иначе взглянул на происходившее той летней ночью. Его внезапно охватил ужас: неужели он участвовал в той кошмарной, немыслимой гнуси?!! Боже правый!!! Как он мог оказаться такой подлой, грязной, бездушной скотиной?!! Какое он вообще имел право жить после этого?..
   В его груди замер сдавленный вскрик. Он вдруг только теперь начал понимать, сколь ничтожной и отвратительной была вся его жизнь. Сердце сдавило, словно на нем затянулась проволочная петля. Шпыль попытался шевельнуть хотя бы рукой, но тело ему не подчинялось. Поднявшись, Юлия тихо обронила:
   – Оставляю тебя наедине с твоей совестью. Пусть она тебя рассудит… А это – чем вы с Питбулем решили мою судьбу – тебе на память!
   Девушка вынула из кармана игральную карту с изображением «дамы пик» и приложила ее к его лбу. Карта неведомым образом тут же словно приросла к его коже, а Юлия, больше не сказав ни слова, тихо вышла из кабинета. Мгновение спустя на ее место, появившись из ниоткуда, сел молодой мужчина в мятом костюме, с темно-багровой бороздой, опоясывающей шею. Грустно усмехнувшись, гость из прошлого со вздохом покачал головой и горько рассмеялся:
   – Что, Боря, про меня давно уже забыл? А я тебя и ТАМ постоянно вспоминаю. Мне ведь упокоения нет и не будет никогда – я ведь висельник… А в петлю-то ты меня толкнул. Мы же с тобой были друзья… И когда ты под честное слово попросил стать твоим поручителем в банке, у меня не хватило духу тебе отказать, а у тебя – совести, чтобы меня не подставить. Два года меня за тот кредит мытарили день и ночь… Господи, что я пережил! Вот и не выдержал…
   Лицо Шпыля передернуло судорогой, а проволочная петля на сердце затянулась еще сильнее. Мужчина ушел, а вместо него перед Шпульником-Капылиным предстали сразу пятеро – трое взрослых и двое малышей, к которым подошли еще двое. Все стояли молча, с безмерным упреком глядя на своего убийцу, стонущего и воющего от ужаса содеянного.
   – Дяденька, – неожиданно заговорила девочка, у которой из-под шапочки с левого виска на пальтишко стекали капли крови, – а вам нас совсем-совсем не жалко было? Я тогда еще не знала, что если бы выросла, то стала бы школьной учительницей и что у меня было бы двое детей – два мальчика. Теперь я уже никогда никем не стану и никого у меня не будет.
   – А я хотел пойти в армию… – Мальчуган лет шести с разбитым и даже вмятым в череп теменем огорченно вертел в руке пластмассовый автомат. – Вы, наверное, очень спешили, да?
   – Спеши-и-л… – скорбно покачал головой старик в рваной куртке, судя по всему, бомж. – К любовнице спешил… Ведь это ты меня без пенсии оставил? Ты! Я ж потом из-за этого и стал бездомным. А потом ты меня и вовсе задавил. Не помнишь, как свидетелей подкупал, чтобы на суде сказали, будто это я сам к тебе под машину кинулся?
   – А мы только-только поженились… – обнимая за плечо девушку с залитым кровью лицом, сообщил рослый, плечистый парень со смятой грудной клеткой. – У нас такие планы были… Ребенка вот ждали. А наша девочка так и не появилась…
   – Мне одно только обидно – с братом не успел повидаться… – словно оправдываясь, вздохнул пожилой мужчина в плаще. – Мы с ним сироты, росли в разных детдомах. Всю жизнь искали друг друга. А тут – звонит он мне, мол, через полчаса буду. Ну, я бегом в магазин, а на тот момент ты по улице летел, как будто гнались за тобой… «Тойоту» подрезал, а она по мне проехала. Так с братом мы и не повидались.
   Говорили и другие, выходя из темноты и рассказывая о том, как много они не успели сделать, как много не успели увидеть, как много из-за него не успели додышать, досмеяться, долюбить…
   Обгоревшего мужчину с проломленным виском Шпыль узнал сразу. Глядя на него пустыми глазницами лопнувших от жара глаз, тот всего лишь спросил:
   – Меня-то за что загубили? Нужна была машина? Так ключи ж в замке торчали. Ну? Могли бы ведь просто сесть и уехать. Эх, вы-ы… А ты знаешь, как потом моя семья убивалась? Сколько им было горя…
   Появившийся из небытия старик в изорванной рубахе, с животом, обгоревшим до обугливания от раскаленного утюга, недоуменно покрутил головой из стороны в сторону:
   – Ой, Боря Шпыль, наломал ты в этой жизни дров… Не свят я, нет, не свят. Но на мне – ни одной загубленной души. А на тебе – сам погляди-ка!..
   Старик поднял руку, указывая куда-то влево, и Шпульник-Капылин разом увидел всех тех, чей жизненный путь завершился раньше положенного при его непосредственном участии. Это зрелище было столь непереносимо, что его от макушки до пяток тут же пронзила немыслимая боль, словно через него прошел громадный, раскаленный докрасна железный прут. Взвыв раненым шакалом, с перекошенным от ужаса лицом Шпыль вытянулся и застыл, теперь уже навсегда.

Глава 12

   Придя на работу задолго до восьми, Гуров с удивлением увидел Стаса, который пришел еще раньше его. Стоя на пороге, он остановился и приложил ко лбу руку козырьком, как бы не веря собственным глазам:
   – Привет! О, что мои узрели очи?! Лишь занялся рассвет, а Стас уж на работе! Сместились, видно, ось и плоскость мирозданья!.. – с трудом сдерживая смех, продекламировал Лев в эпическом ключе.
   – Привет-привет!.. Как сказал бы Петр, в полку клоунов прибыло, – окинув его хмурым взглядом, суховато ответствовал Крячко.
   – Вот – живое подтверждение значимости нормальной, здоровой семейной жизни для поддержания стабильного психологического тонуса, – обменявшись с ним рукопожатием, улыбнулся Лев. – Стоило выпасть из жизни кое-какой личной составляющей, как она тут же приобрела безрадостные, тусклые тона. Что, с Виллиной – все, расстались?
   – Расстались, – досадливо отмахнулся Станислав.
   Морщась и вздыхая, он поведал о вчерашнем телефонном разговоре с Атапиной. Как оказалось, в жизни и ее самой, и всего театра в целом за последние два дня переменилось очень многое. В тот же день, когда приятели отправились в Лесокамск, Виллине позвонил незнакомый мужчина, который говорил по-русски с сильным акцентом. Звонивший сказал, что он – член той самой делегации из Евросоюза, что приезжала в «Айседору» год назад. Увиденное в театре его необычайно впечатлило и он этот год потратил на то, чтобы пробить в соответствующем ведомстве ЕС по культуре решение на то, чтобы пригласить труппу театра на Запад, причем чтобы ее состав во главе с худруком получил по меньшей мере пролонгированную визу или даже вид на жительство.
   Виллину его предложение очень заинтересовало, поскольку позволяло одним махом решить все ее нынешние проблемы. Как оказалось, звонивший уже находился в Москве. Они встретились в том же кафе, где у нее было свидание со Стасом. Приятно удивив гостя неплохим владением французского, Атапина обсудила с ним все детали предполагаемого перемещения театра «Айседора» за рубеж. Тот в качестве места «приземления» отбывшей из России труппы предлагал два варианта – Бельгию или Австрию. Подумав, Виллина выбрала Бельгию. Предпочтение этой стране она отдала прежде всего потому, что хорошо владела французским, который в Бельгии был достаточно широко распространен.
   Сообщив Стасу об этой новости, Виллина добавила, что ее гость сделал ей и другое предложение – руки и сердца. Поэтому она уже видела себя в недалеком будущем полноправной гражданкой королевства Бельгия и успела переговорить со своей труппой, подавляющее большинство охотно согласилось на заграницу. В числе «отказников» оказались лишь солист мужской части труппы, который совсем недавно женился на менеджерше крупного банка и там же нашел себе работу по своей основной специальности – программиста, и любимица Виллины Катя Топоркова. Причина была та же самая – она собралась замуж, что в любом случае подразумевало ее уход из шоу – многие ли мужья согласятся на то, чтобы его благоверная, по сути, нагишом прыгала по сцене перед чужими мужиками?
   – Вот и расстали-и-сь, вот и расста-а-лись мы навсегда… – включая свой ноутбук, сочувственно пропел Гуров строчку из некогда чрезвычайно популярной песни. – Ладно, Стас! Стоит ли кручиниться? Ты у нас еще парень молодой. К тому же у тебя есть та, которая от тебя не уйдет к другому ни при каких обстоятельствах. Я имею в виду шаманку Веру. Вот отпустят ее духи тайги на пенсию, она и приедет к тебе. Будет камлать, улучшать погоду над Москвой, способствовать повышению раскрываемости… Все будет хорошо! Кстати, а что ты там ищешь в Интернете?
   – Да уже нашел… – несколько оживившись, сообщил Крячко, щелкая мышкой. – Список ЧОПов и детективных агентств. Вот частных детективов придется искать по нашим каналам, они же числятся на учете в городском УВД. Теперь собираюсь пробить через Интернет журналистку Юлию Царицыну.
   – Я уже пробивал, еще вечером… – безнадежно махнул рукой Лев. – Нет такой в московских СМИ! То есть она здесь или на нелегальном положении, или…
   – …Или? – вопросительно посмотрел на него Стас.
   – Ушла из журналистики, где ее найти проще простого, и устроилась, скажем, референтом в какую-нибудь производственную или финансовую структуру. А вот там ее найти будет намного труднее. Зарегистрирована она, скорее всего, в Перми. А живет – здесь. Придется ставить на уши всех наших участковых, обзванивать все фирмы и компании… Работы будет бездна. Мне вчера Амбар докладывался. Говорит, рыл чуть ли не на три метра в глубину, и никаких результатов. Голова болит заранее. Петр-то еще не звонил?
   Крячко отрицательно мотнул головой и пояснил:
   – Да его, как я слышал, спозаранку вызвали в министерство. Все никак не уверятся в том, что наши «клиенты» – беглые уголовники. Особенно насчет Вингрова сомневаются. Этот же главный ППРовец Фырпис на каждом углу трубит, что «светлый облик» его товарища по партии нехорошие менты собираются злонамеренно опорочить. Даже собирается подать на Главк иск в суд о взыскании морального ущерба.
   Гуров удивленно посмотрел на Стаса, удивляясь его осведомленности.
   – Откуда столь интересная информация?
   – Жаворонкова в коридоре встретил, он рассказал… – начал пояснять тот, но в этот момент в дверь раздался негромкий стук.
   Опера разом взглянули на дверь, после чего молча переглянулись. Они сразу поняли, что это кто-то незнакомый. Но кто?!
   – Это – ОНА! – неожиданно произнес Лев, снова поворачиваясь к двери. – Войдите, не заперто!
   Дверь открылась, и в кабинет оперов вошла… Людмила Иванцова. Ее они узнали сразу, хотя видели всего лишь на давнем снимке, и то всего один раз. При ее появлении, хотя интуиция их не обманула, приятели все равно пребывали в некотором ступоре – слишком уж неожиданным для них оказался этот визит.
   – Доброе утро… – улыбнулась гостья. – Может, предложите присесть?
   – Да-да, конечно! – Опомнившись, Гуров поднялся и подвинул ей стул. – Доброе утро. Очень рады вас видеть. Вас как лучше называть – Людмила, Юля?
   – Благодарю! – девушка кивнула, опускаясь на стул, и пояснила: – Наверное, Юлия. Я к этому имени уже привыкла. Людмила умерла. А с ней все то, что мне всегда хотелось забыть.
   – Юля, вы пришли оформить явку с повинной? – обретя дар речи, спросил Крячко.
   – О чем вы говорите? – чарующе рассмеялась гостья. – Мне в чем виниться-то? Я никого не убивала. А пришла к вам только потому, что решила помочь вам избегнуть лишней и никчемной траты времени. Когда мне знакомые сообщили, что в Лесокамск приехали двое сыщиков из Москвы, я сразу подумала о том, что к вам, по возвращении, обязательно надо будет зайти. Должна сказать, вы достойны своей репутации лучших оперов. Нет-нет, это я не в порядке лести. Вы и в самом деле явили весьма незаурядную логику и смекалку.
   – Конечно, слышать подобные оценки всегда приятно… – усмехнувшись, покачал головой Лев. – Но, коль уж вы у нас, то хотелось бы услышать, отчего же умерли эти двое – бесспорно! – нехороших людей и каково ваше в том участие. Кроме того, хотелось бы узнать, почему и как именно Людмила Иванцова превратилась в Юлию Царицыну.
   – А можно я начну со второго вопроса? – чуть лукаво улыбнулась гостья. – Мне так будет проще…
   Упомянув о той страшной для себя ночи, Людмила немного помрачнела и нахмурилась. Свое спасение она считала настоящим чудом. По словам врачей, она выжила только потому, что была, по сути, в состоянии клинической смерти. Если бы она дышала, то отравилась бы угарным газом да еще вдобавок обожгла бы легкие. Спасло ее и то, что густой дым, скопившийся в помещении, придержал слишком скорое распространение пламени. Вернувшись в университет, она долго не могла свыкнуться со взглядами любопытствующих, которые рассматривали ее как некую диковину. Поэтому ни с кем из парней она уже больше не встречалась. Да и боль от пережитого еще долго будила в душе острую неприязнь к мужчинам.
   Лишь ее лучшая подруга Юля Царицына по-настоящему понимала ее и как могла поддерживала. Тем же летом, как они окончили университет, Юля уговорила ее съездить к ней в гости в Пермь. Учитывая нехватку билетов на поезда – лето, сезон отпусков, – подруги решили ехать на автобусе. Вначале все было хорошо. Они мчались по живописным местам, озирая великолепные ландшафты. Неожиданно Люда заметила, что ее подруга с интересом смотрит на ее перстень.
   – Тебе нравится? – спросила она. – На, возьми. Мне не жалко.
   – Тогда ты возьми мой… – предложила Юля.
   Так состоялся обмен перстеньками. И никто из них в тот момент не мог даже предполагать, что всего через пару часов Люда вторично окажется на грани между жизнью и смертью, а Юли не станет совсем. Когда автобус, столкнувшийся с джипом, покатился по каменистому склону горы, Люду выбросило через разбитое окно автобуса, а ее подруга, разбившая висок о выступ поручня, через пару минут сгорела в салоне вместе с еще более чем десятком человек, иные из которых в этот момент еще были живы…
   Людмила очнулась в больнице, не помня и не зная, кто она и где находится. Когда память немного восстановилась, ей стало казаться, что она продолжает лечиться после нападения на нее двоих отморозков, а прожитые годы – это всего лишь сон. Ее очень удивило, что врачи обращаются к ней, называя Юлей. Лишь позже стало известно, что добровольные спасатели, найдя на склоне дамскую сумочку, выброшенную из автобуса, передали ее в больницу. А там по фотографии в паспорте приняли Люду за Юлю. Документы Люды, скорее всего, сгорели в автобусе.
   Когда она это поняла, ее тут же осенило – это знак свыше! Пусть теперь все так и останется. Пусть будет считаться, что Людмилы Иванцовой больше нет. Пусть останется жить Юлия Царицына. Она понимала, что для ее матери известие о смерти стало тяжким ударом. Однако с момента похорон Юли под ее именем прошло уже больше недели, и поэтому она рассудила – как срослось, так срослось. С одной стороны, она избавлялась от некоего клейма жертвы насильников – в области о ее драме, усилиями желтой прессы, слышали слишком многие. А с другой…
   А с другой – она уже давно задумывалась о том, чтобы расквитаться с нелюдями, изломавшими ее жизнь, убившими еще не родившегося ребенка и наверняка причинившими немало горя другим людям. Она понимала, если ей удастся найти отморозков и воздать им по заслугам, то, как Юлия Царицына, она в гораздо меньшей степени рискует оказаться потом за решеткой. Устроившись в областную газету, она начала копить деньги на хороший пистолет, из которого намеревалась воздать бандитам.
   – Убивать я их не собиралась, – пояснила Людмила. – Прострелила бы ноги и отстрелила бы начисто их «орудия преступления». Ну, помните, как в «Ворошиловском стрелке»? Кстати, именно этот фильм мне и придал сил, чтобы выжить и выстоять.
   Взявшись в газете за раздел криминальных происшествий, она получила доступ к милицейским архивам, где ей удалось найти отдельные намеки на следы ее обидчиков – именно там она и выяснила их настоящие имена и клички. Но, к ее досаде, в коридоре редакции произошла случайная встреча с однокашницей, которая училась курсом младше. И тогда Людмила решила уехать в Москву.
   – Но перед этим вы побывали в ЧОПе «Надежность», где встретились с Александром Миличевым, который стал вам помогать в ваших поисках. Из-за этого он и перешел из телохранителей в детективы. Или я неправ? – Гуров испытующе посмотрел на девушку.
   – А с вами ухо надо востро держать! – рассмеялась Людмила. – Да, что профи – то профи! Вы правы. Там случайно я встретилась с Сашей…
   Она знала, кто ее спас, но ей не давало покоя то обстоятельство, что он сразу же исчез после того, как она пришла в себя. И только теперь Людмила узнала, что ему всегда нравилась лишь одна она. Сам же он был уверен в том, что никогда не сможет дождаться ответных чувств, поскольку знал о ее женихе из университета. Александр опасался, что, если скажет ей о своих симпатиях, она будет вынуждена ответить «да» просто из чувства благодарности.
   И только тут он узнал, что в глазах Людмилы всегда был образцом настоящего парня. Правда, она считала его слишком гордым и безнадежно влюбленным в Кристину Бараеву. И вот теперь они смогли сказать друг другу то, что давно уже таили в душе.
   Вскоре после этого Людмила уехала в Москву, но связь межу ними не прервалась. Напротив, она крепла, очень скоро став тем, чем и должна была бы стать еще несколько лет назад. Александр оказался достоин репутации отличного частного детектива, совсем недавно обнаружив в архиве хирурга Рамиляна не только новые данные бывших Сныпкина и Шпульника, но и, самое главное, их снимки после пластической операции. Найти негодяев теперь труда не представляло. Узнав, что в Ярославле проживает некий Константин Вингров, Людмила поехала туда и на месте выяснила, что это именно тот, кто ей нужен.
   – Ну, а пистолет-то вы купили? – слушая Людмилу, хитро улыбнулся Станислав.
   – Нет… Передумала. – Девушка отрицательно мотнула головой, отчего ее пышная грива волос колыхнулась на плечах. – Решила так: найду и добьюсь, чтобы их осудили. К тому же Саша мне сказал, что, если они попадутся в руки уголовников, им и четвертование покажется за счастье. Но не понадобилось и это. Все изменила одна загадочная встреча.
   Как она рассказала далее, в Москве ей удалось устроиться работать референтом в одну крупную торговую фирму (при этих словах опера переглянулись, как бы говоря друг другу: ну, мы так и подумали). И вот уже этим летом на своей «Мазде» она как-то раз поехала по служебным делам в Талдом – самый северный райцентр Московской области. В пути, уже за Запрудней, проезжая через лес, увидела у обочины какого-то длиннобородого деда, который ей проголосовал. Людмила решила подвезти его до ближайшего поселка и остановилась. Но старик, сев в кабину, властным тоном неожиданно распорядился: «Мы сейчас поедем туда, куда я тебе скажу. Ничего не бойся. Все будет хорошо. Это нужно не мне, а тебе. Ты носишь имя подруги, ты потеряла ребенка, тебе врачи сказали, что больше никогда не родишь, ты мечтаешь найти тех, кто нанес тебе страшную обиду. Я тебе помогу справиться со всеми твоими бедами».
   Ошеломленная его проницательностью, Людмила направилась в сторону, указанную стариком. Они долго ехали по лесу, пока не выехали к большому лесному озеру в окружении огромных вековых сосен. Между деревьями просматривались несколько рубленых домов, крытых тесом. На просторной поляне стояла пасека из ульев-колод. По озеру в лодках плыли рыбаки, которые выбирали сети с уловом. Старик пояснил, что это – община людей, которые ушли от благ современной цивилизации, чтобы жить в природе, а не вне ее. Кроме того, все здесь проживающие – приверженцы древних славянских верований.
   – Нас называют кто язычниками, кто родноверами… А мы себя зовем детьми Велесовыми. Я – волхв этого селения, зовут меня Ярогор.
   Людмила заметила, что крещена в православии, и правильно ли воспримут единоверцы Ярогора появление стороннего человека. Тот в ответ лишь улыбнулся, отметив, что большинство тех, кто здесь сейчас проживает, пришли сюда из городов, где их тела и души были искалечены каменным лесом домов, сетями проводов, отравлены пропитанным дымом воздухом и мертвой водой из железных труб. Из-за этого в каждом накопилась бездна незримой грязи, которую здесь пришлось не менее седьмицы отмывать в целебных источниках и долго развеивать дымом целебных трав.
   Вот и Людмиле предстояло пройти «оздоровительный курс» в этом странном лесу. И не только. По словам Ярогора, он вышел ей навстречу только потому, что свыше ему было сказано, что «юная жена», которая будет проезжать по этой дороге, обладает великим даром, хотя об этом даже не подозревает, и очень нуждается в помощи, ибо ее душу терзают черные силы – порождение демонов зла. И должна она пройти очищение огнем, водой, землей и ветром.
   – Ну, и как? Трудно пришлось? – подперев голову рукой, поинтересовался Стас.
   – Как сказать? В деталях я рассказывать не могу – меня просили на этот счет проявить сдержанность, – загадочно улыбнулась Людмила. – Но процедуры достаточно интересные, самобытные, содержательные и оригинальные. Я после этого сутки спала как убитая. А когда проснулась, то поняла, что впервые за последние лет восемь видела только добрые, веселые сны. А еще… Ну, об этом я тоже особо распространяться не буду, а лишь скажу, что во мне открылись необычные способности. В частности, видеть то, чего не видят другие, предощущать будущее, помогать людям видеть свое прошлое таким, каким оно было на самом деле.
   – А еще, я так понял, вы можете внушать людям те или иные образы или ощущения, – понимающе покачал головой Гуров. – Или, наоборот, внушать нечто обратное – что человек, даже что-то видя, как бы ничего и не видит вовсе. Верно?
   – В общем-то, да… – согласилась Людмила.
   – Тогда понятно, почему вас никто не заметил в гостинице… – Крячко вскинул палец над головой.
   – Не все, – уточнила Людмила. – Например, швейцар мое присутствие все равно запомнил, хотя лицо, я так думаю, из его памяти стерлось. Вот на вас воздействовать не получится. Особенно это касается Льва Ивановича. У вас очень сильная энергетика. Вы могли бы достичь даже большего, чем я…
   – Хм… – Гуров пожал плечами. – Может быть, может быть… Но давайте вернемся к основному вопросу нашего разговора. Так что же конкретно происходило в гостинице и в «Айседоре»?
   – Хорошо, я расскажу… – Людмила улыбнулась, но почему-то с оттенком какой-то непонятной печали. – Слушайте…

   Услышав стук в дверь, Питбуль недовольно поморщился – кого еще там принесло? Если бы это была Фаина, она бы открыла дверь своим ключом. А кого-то еще, кроме нее, он не ждал… Стук повторился, но уже настойчивее. Заматюкавшись, Вингров поднялся с дивана и направился к двери. Открыв, он увидел перед собой незнакомую девушку. Что сразу бросилось в глаза – незнакомка собой была хороша необычайно. Причем – Питбуль в этом мог поклясться – где-то он ее уже видел. Уж не из эскорт-агентства ли она? Вроде оттуда…
   – Ты не из «Бангкока» случайно? – подозрительно поинтересовался он.
   – Оттуда. И неслучайно… – мило улыбнулась незнакомка.
   Витров вдруг понял, сколь безвкусна и нелепа Фаина в сравнении с этой красоткой. Сравнивать их – все равно что живую свежую розу поставить рядом с пластмассовым цветком.
   «Да и хер с ней, с этой Файкой, – пропуская незнакомку в номер, мысленно рассудил Питбуль. – Как придет, так и уйдет. И что это меня расперло на какую-то бабенцию? Что за блажь в башку ударила? Вот эта – и в самом деле то, что надо. Эх, ща и поутюжу я ее!..»
   Закрыв за собой дверь на внутреннюю защелку, чтобы Фаина не смогла ее открыть, и азартно потирая руки, он направился к незнакомке. Та стояла посреди комнаты, задумчиво глядя по сторонам.
   – Ну-у, чего мешкаем? – облизываясь, прокряхтел Питбуль, подойдя к ней почти вплотную и втягивая ноздрями запах ее духов. – Тебя как зовут-то?
   – Юлия… – сдержанно улыбнувшись, назвалась та.
   Принюхавшись еще раз, Вингров вдруг резко отпрянул назад, вновь вглядываясь в лицо своей гостьи. Он вспомнил! Именно так пахли волосы той девушки, в дом которой несколько лет назад они забрались со Шпылем в какой-то далекой деревне … Да, это тот самый запах. И такие знакомые черты лица… Стоп! Да ведь это же она и есть! Она!!!
   Ощущая отчего-то нарастающий страх, Вингров попятился к дивану с разбросанными на нем глянцевыми изделиями забугорной порнополиграфии. Он чувствовал, что ему что-то надо сказать или хотя бы позвать на помощь. Но его язык словно окостенел, а руки и ноги слушались очень неохотно. Гостья молча смотрела на Питбуля, не отрываясь ни на мгновение. Ее взгляд словно прожигал его мозг, словно срывал с его тела омертвевшую коросту цинизма, наглости, самоуверенности… Он вдруг снова стал тем, кем был когда-то, – маленьким Юрой Сныпкиным, который еще мог испытывать стыд и жалость, который, ударив камнем соседского котенка, потом плакал, забившись под кровать, узнав на следующий день, что котенок умер и его закопали.
   – Ты… к-кто? Ты… за-чем?.. – с трудом выдавил он, обессиленно плюхнувшись на диван. – Ты… меня… убьешь?
   – Нет, – стоя на том же месте, качнула головой девушка. – Трогать я тебя не собираюсь. Я пришла напомнить тебе о всех тех, кому ты причинил боль, у кого отнял жизнь, кто из-за тебя сам ушел из жизни. Ты их уже успел забыть? Смотри – вот они, перед тобой! Все давно уже здесь. Видишь?
   У Вингрова-Сныпкина на какое-то мгновение окружающий мир заколыхался, словно мираж, а когда все снова замерло, он увидел… Силы небесные! Из ниоткуда к нему шли те, кого он когда-то убил сам и кто ушел из жизни не без его участия. Глядя на него выколотыми ножом глазами и сипя перерезанным горлом, на диван рядом с ним опустился председатель тверского кооператива по пошиву верхней одежды, некогда убитый лично главарем Сныпкиным.
   – …Вот мы и свиделись, Питбуль… – прошелестел одним лишь дыханием кооператор, убитый более двадцати лет назад. – Когда-то умер я, а сейчас умрешь и ты. Хотя могли бы жить оба. Ты ведь и убил-то меня ни за что. Я же тебе заплатил? Заплатил. А тебе просто захотелось показать своей банде, какой ты крутой… Меня убил, семью мою разорил… Ну, и чего ты этим добился? А знаешь ли ты, неумный человек, что теперь тебя ждет, какая расплата?
   Слушая голос человека, которого уже много лет нет в живых, Сныпкин ощущал исходящий от своего соседа по дивану леденящий холод, тогда как внутри все горело и пылало, словно в его тело через макушку вливали невидимую струю расплавленного свинца. Поэтому его бросало то в жар, то в холод. Услышанные им слова о неминуемой расплате повергали в ужас от ожидания того неизбежного, что с ним теперь обязательно произойдет.
   А кооператор в какой-то миг вдруг исчез, словно его и не было, и к Сныпкину приблизился парень в кожанке байкера с пулевым отверстием в центре лба.
   – Ну, что, старик, плохи дела? – Хлопнув его по плечу своей ледяной ладонью, байкер изобразил жутковатую улыбку, больше похожую на предсмертную гримасу.
   Внутренне содрогаясь от ужаса, Сныпкин словно перенесся в тот далекий летний день, когда на узкой дороге судьба свела его с этим парнем в косухе. В принципе, если исходить из официальных ПДД, тот имел безусловное преимущество, и Сныпкин дорогу был обязан уступить. Но авторитетный главарь никогда и никому не уступал. Едва не улетевший под откос байкер, остановившись, постучал себя по лбу указательным пальцем и указал Сныпкину на знак «уступи дорогу». В ответ тот достал пистолет и всадил пулю в то самое место, по которому стучал мотоциклист. Пользуясь ночной темнотой и отсутствием свидетелей, Сныпкин беспрепятственно покинул место происшествия.
   Убитого им байкера хоронили сотни человек. Как оказалось, этот байкер был известным в городе спортсменом, завоевывавшим золотые медали и кубки на мировых первенствах по фехтованию. Узнав об этом, Сныпкин лишь пренебрежительно ухмыльнулся – для него данный факт не значил абсолютно ничего. Знать бы тогда, при каких обстоятельствах им снова доведется свидеться! Внутренне, то сгорая от немыслимого внутреннего пламени, то леденея от ужаса, Сныпкин мог лишь безмолвно реагировать на происходящее.
   А байкер, звеня цепями на куртке, плюхнулся на то место, где только что сидел кооператор, и, обняв его своей ледяной рукой за плечо, все с той же жуткой улыбкой резюмировал:
   – А у тебя сегодня, я вижу, гостей полно. О! Вон, еще одна идет…
   И в самом деле, перед Сныпкиным вдруг появилась молодая утопленница в изодранном мокром платье, с посиневшим и распухшим телом. На ее обезображенном смертью лице, плечах, груди, ногах виднелись обширные царапины, сигаретные ожоги, ссадины, порезы. Остановившись напротив Питбуля, она, словно любуясь им, замерла, вперив в него свои пустые, мутные глаза. И снова Сныпкина пронзил смертный ужас при воспоминании, что это та самая девчонка, которую он и его подручные насильно увезли в лес, где после долгих издевательств утопили в лесном озере…
   Юлия, которая неподвижимо стояла, молча наблюдая за ним, поправила на плече ремешок сумочки и неспешно направилась к выходу. Уже почти у самой двери, словно что-то вспомнив, она вернулась назад, доставая из кармашка сумочки игральную карту. Показав ее бледному как полотно Сныпкину, который разглядел изображение «дамы пик», сейчас показавшееся ему немыслимо зловещим, она без тени язвительности или насмешки негромко спросила:
   – Узнаешь? Этой картой ты решил мою судьбу. Пусть она с тобой и останется навсегда.
   Юлия приложила карту к его лбу, покрытому крупными каплями холодного пота, и глянцевая картонка тут же словно приросла к коже. Вновь шагнув к двери, девушка бросила через плечо:
   – Прощай! Мне от тебя ничего не нужно. Оставайся с теми, кому есть в чем тебя упрекнуть.
   Окаменело замерший Сныпкин, который в состоянии был лишь двигать глазами, с отчаянием взирал ей вслед, не в силах попросить, чтобы она не уходила, что ему безумно страшно оставаться один на один с химерами своего буйного, кровавого прошлого. А те все выходили и выходили из своего ниоткуда, напоминая ему, сколько горя он причинил их родным и близким, сколько важного и обязательного не было сделано погибшими из-за его алчности, злобы, никчемных, бредовых амбиций и тупого, гипертрофированного самомнения.
   Утопленница, все так же не говоря ни слова, подошла к Сныпкину и села слева от него и, так же как и байкер, обняла за плечи своей мокрой ледяной рукой. Сныпкин ощутил, как по его спине побежали капли болотной воды, а в нос ударил запах тины. И почти одновременно с этим он увидел направляющихся к нему сразу троих – судью Локтенова, бывшего хозяина «Феникса» Василия Двинцова и шофера Борю-Кардана.
   Локтенов, одетый в судейскую мантию, ничего не говорил, лишь укоризненно смотрел на Сныпкина, который тут же вспомнил, как по его приказу Шарпунин организовал неисправность тормозов «Форда Мондео». Да и аварийную ситуацию на мосту, в результате чего слишком много знавший судья, который попытался выжать из нового владельца автопредприятия еще пару миллиончиков, захлебнулся в водах Которосли.
   Двинцов стоял, заложив руки в карманы, и чему-то улыбался. Наконец он с сарказмом в голосе негромко спросил:
   – Ты хоть когда-нибудь задумывался о том, что все, тобою сделанное, – одно лишь только зло, причиненное другим? Ты не задумывался, что все, тобою достигнутое, – пустая тщета? Зачем ты вообще прожил эту жизнь? С чем ты уходишь в наш мир?
   Его слова были подобны раскаленным гвоздям, которые кто-то вбивал в беззащитное, еще способное ощущать боль тело Сныпкина. А Боря-Кардан, вся правая половина головы которого являла собой сплошную мешанину из размозженной кровянистой массы, присев на корточки и заглянув в его глаза своим единственным, сохранившимся при аварии глазом, язвительно хохотнул:
   – Что пригорюнился, Юраша? Ты вот о чем скажи… Меня ты убил за то, что я тебя узнал. А Степку-экспедитора за что на смерть подписал? Вон он, без головы маячит. Ему башку оторвало дверцей, когда мы кувыркались в овраг. Пятерых детей ты осиротил. Сука ты, Юраша, сука!
   Сныпкин и в самом деле вдруг увидел приближающийся силуэт человека, который нес собственную голову, держа ее в руках перед собой. А следом за обезглавленным экспедитором шла тень старика с обугленным животом. Утопленница в этот момент шевельнулась и неожиданно попросила слабым, булькающим голосом:
   – Поцелуй меня… Или я тебе уже не нравлюсь? Не хочешь… А ты, Юрочка, знаешь, как страшно и мерзко, когда раки пожирают твое тело? Ты этого никогда не испытывал? Сейчас ты это поймешь…
   Скосив глаза влево, с немыслимой дрожью во всем своем существе, Сныпкин увидел, как у той что-то внезапно шевельнулось под платьем. Сунув руку за пазуху, утопленница достала большого черного рака и бросила ему под ворот халата.
   Это было столь жутко и омерзительно, что Сныпкин, на какой-то миг выйдя из своего оцепенения и стуча зубами, издал тоскливый, протяжный вой. Ощущая клешни рака, которые без затруднения, словно размокшую в воде бумагу, терзали его тело, причиняя страшную боль, он с отчаянием подумал, что если бы сейчас пришла Фаина, то происходящий с ним кошмар наяву обязательно бы закончился. Однако той все не было и не было. А клешни рака, без труда войдя в его грудную клетку, со страшной силой сомкнулись на трепещущем, отчаянно стучащем сердце. Это была последняя боль, которую он ощутил в этой жизни перед тем, как уйти туда, откуда возврата нет…

   Когда Людмила закончила повествование о своих визитах к Сныпкину-Вингрову и Шпульнику-Капылину, в кабинете еще некоторое время царило гробовое молчание. Стас, откинувшись к спинке стула, сидел положив руки на грудь. Гуров вертел в руках авторучку, о чем-то напряженно думая.
   – Вас, может быть, интересуют еще какие-то детали? Спрашивайте… – обезоруженно развела руками Людмила. – Но, согласитесь, в УК нет статьи, карающей за то, что некое лицо какому-то другому лицу принудительно восстановило часть души, именуемой совестью, и заставило увидеть его всю ту грязь, в которой оно жило. Как запротоколировать действия вышеупомянутого лица, в результате которых человек, безнаказанно творивший зло, сам пережил ту муку, какую причинил другим? Для таких случаев есть только одна формулировка: за отсутствием состава преступления… Или вы не согласны?
   – Вынужден согласиться… – задумчиво улыбнулся Лев. – Да, мистика – это не по нашей части.
   Неожиданно дверь кабинета распахнулась, и к операм заглянул генерал-лейтенант Орлов. Увидев девушку, он восхищенно хмыкнул и, войдя в кабинет, галантно поздоровался, отметив:
   – Каких пригожих свидетельниц господа опера к себе приглашают!
   – Нет, Петр Николаевич, я подозреваемая… – скромно улыбнувшись, ответила та.
   – По какому делу? По Вингрову и Капылину? – удивился генерал. – Ну, и в чем суть проблемы?
   Лев вкратце изложил ему только что услышанное от Людмилы, стараясь «не расплываться мыслью».
   Орлов, некоторое время подумав, вопросительно посмотрел на приятелей:
   – Сами-то вы как считаете? Концы с концами в деле сходятся? Ну, а что тогда его кроить и перекраивать? Закрывайте. За неимением состава преступления. А как еще? Правда, на нас «левозащитники» жалобы катают в суд. Ну, ничего, отобьемся. Труднее будет с Фырписом расхлебываться… В его распоряжении – парламентская трибуна.
   Слушая его, Людмила неожиданно подняла руку к лицу и, зажмурившись, провела по лбу кончиками пальцев.
   – Одну секунду! – тихо произнесла она, вглядываясь куда-то в пустоту. – Нет, никакого суда в отношении вас я не вижу. А вот по поводу фамилии Фырпис и образа этого человека, как вы себе его представляете, могу сказать одно – его на днях ждут очень большие неприятности. Что-то связанное с растратами, хищениями… Будет какой-то громкий скандал.
   Орлов ошарашенно посмотрел на девушку, как на некое чудо.
   – Простите, Люда, а вот ваши теперешние способности… Они, я надеюсь, используются только, как говорится, в мирных целях? – осторожно поинтересовался он.
   – Ну, разумеется! – девушка выглядела очень серьезной. – Я ведь так и осталась обычным человеком. Мне хочется иметь любящего мужа, родить детей – слава богу, теперь эта возможность мне вновь дарована, жить как все нормальные люди…
   – А вот после встреч с этими двумя отморозками, после того как они получили свое, у вас каких-то проблем не возникало? – в разговор снова вступил Станислав. – Ну, вы понимаете, что я имею в виду…
   Людмила, покачав головой, с тягостным вздохом добавила:
   – Общеизвестно, что за все в этом мире надо платить. Это не пустой звук. Я до сегодняшнего утра лежала врастяжку. Саша постоянно отпаивал меня лечебными травами. Но я должна была их остановить. Один торговал совестью, проталкивая неправедные законы. Другой растлевал неокрепшие и нестойкие души… Эти двое несли в себе черноту, а соприкоснувшись с темными силами, в любом случае едва ли можешь остаться невредимым.
   – И еще такой момент… – Петр смотрел озабоченно и задумчиво. – Я так понимаю, став Юлией Царицыной, со своей мамой вы не виделись еще ни разу. Что ж теперь думаете делать-то?
   – Это очень больной вопрос… – прошептала Людмила, глядя в никуда. – Перед мамой я очень виновата. Мне об этом сказал и Ярогор. Но, чтобы я не шокировала ее своим «воскресением», к ней собирается поехать Саша и как следует подготовить. Парень он толковый, справится вполне…
   – М-да… – Непонятно что подытожив, Орлов кивнул и направился к двери. – Ну, счастливо… – сказал он, выходя из кабинета.
   – Если позволите, то и я хотела бы откланяться. – Людмила вопросительно взглянула на оперов.
   Те, сказав гостье, что она вольна поступать так, как посчитает нужным, в знак особого расположения вышли проводить ее на крыльцо Главка. На предложение Станислава подбросить до любой точки Москвы Людмила, улыбаясь, ответила, что у нее свое «такси», указав на синюю «Мицубиси», подле которой стоял рослый молодой мужчина, чем-то похожий на некогда популярного киноактера Николая Рыбникова. Увидев Людмилу в сопровождении оперов, он жизнерадостно улыбнулся и приветственно помахал им рукой. Ответив тем же, они дождались, когда «японка», влившись в поток машин, помчится по улице, и неспешно пошли обратно, обсуждая этот весьма необычный визит.
   – Красивая пара! – восхищенно причмокнул Крячко. – Что и говорить… Эх, бли-и-и-н!.. – неожиданно он хлопнул себя по лбу.
   – Чего ты? – недоуменно спросил Гуров, с удивлением глядя на приятеля.
   – Чего-чего… Спросить у нее забыл – что ж у меня-то в жизни будет? Когда у меня на «женском фронте» хоть что-то стабильное сложится? Э-эх!.. И номер телефона не спросил… Вот балда-то! Тьфу!.. – Стас сокрушенно махнул рукой и, толкнув дверь, вошел в кабинет.
   Взглянув на стул, на котором только что сидела Людмила, он удивленно замер. Лев, которому Крячко загородил дорогу, тронул его за плечо:
   – Чего ты опять?
   – Смотри!
   Стас поднял со стула игральную карту – улыбающуюся «червонную даму», на обратной стороне которой было написано: «Станиславу Васильевичу» и чуть ниже – номер сотового телефона.

Николай Леонов, Алексей Макеев Объятия бездны (сборник)