Эва Хансен
Цвет боли: ЧЕРНЫЙ

Свет и тени

   Я просыпаюсь в ставшей привычной позе: голова на плече Ларса, его рука по-хозяйски обхватывает меня, прижимая спиной к груди. Затылком чувствую его ровное глубокое дыхание, так дышат во сне люди со спокойной совестью.
   Зимой в Стокгольме светает поздно, и только цифры на электронных часах показывают, что уже утро, а свет ночника не позволяет темноте, притаившейся за окнами замка, проникнуть внутрь спальни. Всю ночь падал снег – крупными хлопьями, словно новогодний, я представляю, как он укутал покрывалом все вокруг: сам замок, двор, причал и яхту, дорожку вдоль берега… Тихо, как бывает рано утром в выходной.
   Стараясь не шевелиться, некоторое время лежу, вспоминая, с чего все началось…

   Столько всего случилось, прежде чем я, Линн Линдберг, оказалась в объятиях самого красивого мужчины в мире Ларса Юханссона в его постели в замке на острове. Остров не только его, а вот замок личный. Недурно?
   Сначала мы с моей верной подругой Бритт оказались втянутыми в журналистское расследование (которого, собственно, и не было) убийства Кайсы, но Бритт через пару дней отбыла на каникулы домой в Калифорнию, а меня прикрепили шпионить за вот этим самым красавцем, чьи руки в данный момент крепко обхватывают мое обнаженное тело.
   Нет-нет, он вовсе не срывал с меня одежду (хотя я не была бы против). Просто Ларс научил меня не стесняться, но помнить о границе, за которой можно потакать своим тайным желаниям. Граница – дверь спальни, за закрытой дверью можно все, что не противно, по эту сторону и с ним наедине я распутница, Ларс быстро и легко доказал, что под моей оболочкой скромницы прячется порочная натура, и научил сбрасывать оковы. Конечно, пока не до конца, но я делаю несомненные успехи, ванильный секс в миссионерской позе уже не для меня, мне понравились колечки в груди и даже порка и разные фишки БДСМ.
   Это наша с ним тайна, делающая ближе друг к другу. О тайне знает только Бритт (как же без нее?).
   На моем месте хотели бы оказаться многие, если вообще не все женщины, для которых слово «секс» не ругательство, а напоминание о чем-то приятном… Дело в том, что Ларс умопомрачительно хорош собой, прекрасно сложен, а уж об омутах стальных глаз, у которых тысячи оттенков и в которых прочно поселились веселые чертенята, и говорить не стоит, их магия вообще за гранью разумного. Женская половина человечества неизменно растекается сладкой патокой у ног Ларса Юханссона.
   Но Ларс выбрал меня, почему – не знаю, надеюсь надолго, потому что, если он меня бросит, я умру. Сразу умру, даже мучиться не буду. Ни у кого другого нет таких рук, таких губ, ну и… ладно не буду перечислять чего еще, потому что от одного воспоминания о квадратиках его брюшного пресса у меня сводит низ живота.
   Еще он богат, причем по-настоящему, умен и образован, но это уже вторично. Главное – его стальные глаза и… и то, что он Ларс! Второго такого нет и быть не может.

   Кроме приятных сторон нашего знакомства (о-очень приятных) имеются и крайне неприятные. У меня появился смертельный враг – та самая Анна-Паула Свенссон, которая прикрепила меня к Ларсу. Пока она жива и скрывается от полиции, я жить спокойно не смогу. Она едва не убила меня, а еще подстроила так, что едва не убил Ларс. Анна-Паула вообще преступница, но ненавижу я ее не за покушение на мою жизнь, а за то, что несколько лет назад она смела быть любовницей Ларса!
   В моем перечне смертных грехов это самый страшный грех, достойный соответствующей кары. То, что они много лет не виделись, ничего не значит, когда-то Ларс обнимал наглую Анну-Паулу, чего вполне достаточно для смертного приговора ей! Я просто обязана задушить эту дрянь собственными руками. Меня поймут все, кто хоть раз в жизни бывал влюблен по уши.
   Бритт со мной согласна и готова поддержать в поимке и уничтожении Анны-Паулы, потому что полиция сделать это, как видно, не способна. Если за дело берется моя неугомонная подруга, итак много пропустившая из-за каникул в Калифорнии, можно не сомневаться, что век Анны-Паулы недолог. Мы еще не придумали, что с ней сделаем, когда поймаем, но участь нахалки, посмевшей любить моего любимого, будет ужасна. Будь она мужчиной, кастрировали бы, а вот как быть с женщиной?.. Ладно, к тому времени, когда изловим, что-нибудь придумается…
   Конечно, Ларс не должен подозревать об истинных причинах моей ненависти к Анне-Пауле. Он вообще считает, что наше с Бритт страстное желание поймать и четвертовать нахалку опасно для нас же, потому мы старательно делаем вид, что обо всем забыли. Вряд ли Ларс верит в эту фальшивую амнезию, но пока молчит.

   На часах сменились цифры, высветив 7:00. Самое время вставать и одеваться для утренней пробежки. Но сейчас я не бегаю, как делала раньше. Виной всему Ларс, у нас настолько чумовой секс дважды в сутки, что лишних калорий просто не остается, а зарядки для ног лично мне хватает и без пробежки.
   От мысли о причинах изменения моего распорядка дня внутри начинает что-то шевелиться. Ларс прав: настоящая распутница, ненасытная и… Ладно, обойдемся без эпитетов. Думаю, если умело разбудить тайные желания, абсолютное большинство женщин окажутся такими же.
   – Ты почему не спишь?
   Я вздрагиваю. Ларс лежал так тихо, что, когда он проснулся, я не уловила, не было ни малейшего непроизвольного движения, которое делает человек, переходя от сна к бодрствованию.
   – А ты?
   Он поворачивает меня к себе.
   – Линн, я так боюсь тебя потерять…
   – Но почему ты должен меня терять?
   Если честно, в сердце заползает какой-то противный холодок. Что это, столько дней он твердил, что я его и только его, а теперь вдруг речь о потере? А вдруг Бритт права и я ему просто надоела из-за излишнего послушания? Бритт вообще зовет меня левреткой с тапками в зубах. Такое послушание непривычно для меня самой, я скромница, но не амеба, а вот рядом с Ларсом иначе не могу, расплываюсь мороженым на горячем, как и все остальные. Неужели и правда надоела?!
   Что за глупости, тогда он не стал бы ничего говорить, спустил наши отношения на тормозах и все… Нет, здесь другое.
   – Ну и к какому выводу привел мыслительный процесс?
   – Что? – я даже вздрогнула. Задумавшись, совсем забыла, что Ларс наблюдает. – Почему ты должен меня потерять?
   Это не вопрос, а попытка скрыть собственные мысли.
   – Скоро начинается учебный семестр.
   Тоже мне новость! Можно подумать, я об этом забыла.
   – Мне предложили прочесть цикл лекций в Оксфордском университете.
   – Вау! – я даже сажусь.
   – Вот тебе и вау. Лекции два раза в неделю. – Ларс смотрит на меня вопросительно.
   – Ну?
   – Это означает, что я буду прилетать домой только на выходные.
   А вот это плохо, но как я могу сказать что-то против? Не каждый день даже хорошему специалисту предлагают читать лекции в одном из лучших университетов мира.
   – Я пока не дал ответ, хотел посоветоваться с тобой.
   – Ларс… – Из глаз готовы брызнуть слезы, но я героически держусь. – Ларс, это очень плохо, что тебя не будет по пять дней в неделю, но не стоит отказываться!
   – Я боюсь за тебя.
   Я удивилась вполне искренне:
   – А почему за меня?
   – Боюсь, что ты начнешь заниматься не своим делом и попадешь в какую-нибудь историю.
   – Клянусь не влипнуть! – Глупо, но рука сама собой легла на сердце, словно подтверждая серьезность клятвы.
   – Лучше поклянись вообще этим не заниматься.
   – Ларс!
   – Что «Ларс»? Думаешь, я не понимаю, что ты начнешь творить в мое отсутствие? Однажды уезжал на неделю, так ты в лайкру оделась и поркой занялась.
   Он встал, но, щадя мою все еще наполовину скромную натуру, успел обернуть полотенце вокруг талии. Как намекнуть, что я вовсе не против отсутствия этого самого полотенца?.. Может, хватит играть в скромницу и лучше дать полную волю собственным тайным желаниям? Но требовалось срочно отвлечь его от лайкры и того, что ей сопутствовало.
   – А где ты будешь жить в Оксфорде? – голос почти медовый, это чтобы увести его от ненужных мыслей.
   – Если ты сейчас не пообещаешь ни во что не впутываться, то нигде.
   – А если пообещаю?
   – Не знаю… Там хороший отель Vanbrugh House рядом с университетом, наверное, в нем. Так как насчет обещания?
   – Зачем оно?
   В серых глазах смешинки:
   – Ты предельно честна, крутишься как угорь, но слова не заниматься сыском не даешь. Вообще-то, правильно, потому что все равно нарушишь. Ладно, я что-нибудь придумаю и просто заберу тебя с собой.
   – Вот еще!
   – Почему ты не хочешь ехать со мной? – Он ставит меня на ноги и приподнимает лицо за подбородок, заглядывая в глаза. Ой, это один из самых действенных приемов, напрочь лишающих меня способности сопротивляться.
   – Ларс, я…
   – Ну что ты? – Губы чуть касаются моих губ, это дразнилка-соблазнялка, потому что в ответ внутри немедленно поднимается сумасшедшая волна желания.
   – Мне действительно будет плохо и грустно без тебя целую неделю… – Я не лгу, потому что и пара часов без Ларса теперь кажется пожизненным сроком без права посещения. Интересно, есть такие в тюрьмах?
   – И не одну, заметь.
   – Я буду плакать, тосковать… Но никогда не прощу себе, если ты откажешься от такого предложения. Не отказывайся, не стоит.
   – Линн…
   – Ларс, правда, не отказывайся. – У меня снова готовы брызнуть слезы из глаз, но я креплюсь. – Я буду так гордиться тобой! У тебя много знакомых в Оксфорде?
   – Как и везде. Если ты имеешь в виду девушек, то не очень, – глаза откровенно смеются, – но тому, что ты меня ревнуешь, я рад. А теперь скажи честно, чего ты сейчас хочешь.
   – Я?
   Приходит моя очередь изображать изумление, но именно изображать, потому что он видит меня насквозь, и фальшь преувеличенного удивления тоже.
   – Угу, ты. Не желаешь озвучить? Ладно, я скажу сам. Ты хочешь, чтобы я взял тебя вместе с собой в душ…
   Все это произносится в то время как Ларс действительно несет меня, перекинув через плечо. Я болтаю в воздухе ногами, но сопротивляюсь не слишком. Какой надо быть дурой, чтобы отказаться от совместного душа с умопомрачительным сероглазым красавцем, квадратики брюшного пресса которого сводят меня с ума. Я давно усвоила, что принимать душ вместе с Ларсом значит побывать на седьмом… нет, двадцать седьмом небе.
   Для начала он окатывает меня водой, потому что целоваться и заниматься сексом под водяными струями куда приятней, нежели просто в постели. Не пробовали? Советую…
   Потом притискивает к стенке душа и начинает целовать. Медленно, дразня и маня, сначала едва касаясь губами виска, щеки, уха, шеи… губы под запретом, потому что, если они сольются, остальное произойдет мгновенно, а нам обоим хочется растянуть вожделенное удовольствие…
   Но разве дразнить, играя языком колечками пирсинга в моей груди, это не садизм?
   – Ла-арс…
   – У?
   – Я не могу больше!
   – Терпи!
   Голос чуть хрипловат, выдает его собственное нетерпение.
   Язык играет колечком, одна рука держит мою спину, вторая поглаживает то, что пониже ее… Я выгибаюсь дугой, вцепившись в его плечи, иначе на ногах не удержаться, потому что колени подгибаются. Дыхание через раз и с задержкой…
   Медленно, страшно медленно его губы опускаются до моей талии, счет времени потерян, о существовании мира снаружи забыто напрочь, нам он совершенно неинтересен.
   Когда Ларс наконец возвращается к моему лицу и приникает к губам, кажется, прошла целая вечность. Я обвиваю его ногами и руками и отдаюсь волне сумасшедшего желания, в очередной раз мысленно обещая, что больше не позволю ему так долго меня дразнить. Но Ларс и тут умудряется оттянуть решающий момент. К тому времени, когда нас обоих все же накрывает эта последняя волна, проходит еще одна вечность. Какие они долгие, эти вечности, особенно в конце! Но я не против, потому что восторженное ожидание блаженных мгновений и страстное желание испытать оргазм ничуть не хуже самого оргазма.
   – Не смей закрывать глаза!
   – Что? – Оглушенная страстью, я почти ничего не слышу, а соображаю и того меньше.
   – Смотри на меня, когда кончаешь.
   – Зачем? – я действительно не понимаю.
   – Смотри мне в глаза! – почти рычит он, и я послушно таращусь в его стальные омуты. Нет, я тону в них, ничего не видя вокруг, отдавая тело на волю сумасшедшему желанию, а душу этим серым глазам.
   Кажется, кричу, но мне все равно, даже если начнут ломать дверь привлеченные моими воплями бабушка или Бритт. Ничто вокруг не существует, кроме стальных глаз и этого тела. Моего собственного не осталось, оно растворилось, как воск в пламени свечи, нет, в ревущем огне огромного пожара. Я расплавилась, сгорела полностью, но возрожусь, как птица-феникс, это уже не первый раз.

   У Ларса на плече следы от моих пальцев, но это небольшие травмы, если бы он не заставил смотреть в глаза, я, пожалуй, умудрилась бы вообще его покусать.
   – За… зачем ты заставляешь меня смотреть в глаза?
   – Я? – кажется, он удивился вопросу. – Не знаю, просто хочу, чтобы ты принадлежала мне вся – телом и душой.
   – Я и так принадлежу.
   – Помолчи…
   Мы стоим под потоками воды, приходя в себя. Немного погодя я чувствую, как у Ларса снова пробуждается желание. Безумно устала, но одна мысль о возможном повторении заставляет ходить ходуном все внутри, я прекрасно понимаю, что, стоит ему начать снова, я с восторгом поддержу это начинание.
   Так и есть.
   – На ковре!
   – Угу, – я вовсе не против ковра и пола…
   – Ты сверху.
   – Ларс…
   – Трусишь?
   Ах так?! Ну держись, я не потеряла навыков с рождественской ночи, когда выполнила желание Ларса получить в качестве подарка «под елочку»… изнасилование. Хочешь еще одно? Я вполне способна его изнасиловать, если он не против, конечно.
   Ларс «за» обеими руками и… еще много чем.
   – Не смей закрывать глаза!
   – Мне так легче… – почти жалобно пищу я, мне действительно так легче.
   – Хочу видеть твой безумный взгляд, когда ты кончаешь. Ты так хороша в этот момент!
   Мелькает мысль, что он умудряется еще что-то замечать, но ее тут же вытесняет новая бешеная волна желания, думать я уже не способна. Сверху так сверху, и пусть смотрит сколько влезет! Сам же научил за закрытой дверью спальни слушать свое тело, а не пуританские правила приличия. С тех пор как Ларс безжалостно разрушил мой собственный плотный кокон из всевозможных моральных запретов и ложной скромности, каждый наш секс стал просто чумовым, это взрыв, сносящий крышу пару раз в день. Мне больше не требуется бегать, чтобы похудеть.
   И снова мой взгляд прикован к его стальным омутам, но теперь я вижу и в его глазах такое же безумие. На сей раз следы, кажется, останутся у меня на талии, потому что руки Ларса держат крепко, очень крепко, помогая двигаться в одном ритме с ним самим. Я не ору на весь замок только потому, что прикусила губу, до крови прикусила…
   Выясняется это, когда все заканчивается и я просто падаю на ковер, не в силах двигаться вообще. Мне все равно, как это выглядит, что происходит вне комнаты, что вообще творится в мире. Некоторое время мы лежим, совершенно обессиленные, потом Ларс переворачивает меня на спину, наклоняется к лицу:
   – Эй, ты жива?
   – Не уверена.
   – Губу прокусила.
   Он слизывает кровь, чуть покусывает пострадавшую губу, но не больше, мы устали, требуется отдых. Или просто передых?..

   Скажи мне кто еще пару месяцев назад, что я способна буквально рычать, сидя на парне верхом, обозвала бы придурком. Но, кажется, жизнь способна разрушить еще и не такие «твердые» убеждения…
   * * *
   – Эй, эй! А ну, пошел вон! Это наше место!
   Йен мог себе это позволить: вот так орать на рослого, крепкого парня, потому что они с Якобом стояли на мосту, в то время как парень что-то искал на берегу у самой кромки воды. Была надежда удрать, если тот, кому пригрозил Йен, решит погнаться за нахалом.
   Конечно, чисто одетый парень, чья очень приличная машина осталась на дороге у моста, не мог быть конкурентом двух бомжей, обычно промышлявших на берегу. Эти два пенсионера вовсе не были бездомными, у каждого имелось жилье, но, оставшись без работы, они решили вспомнить молодость и немного пожить как хиппи, что летом получилось довольно просто. Почувствовали вкус вольной жизни, втянулись и вот теперь, сами не зная почему, практически бомжевали, ночуя где попало и питаясь благотворительными обедами. Оправдание нашли очень простое:
   – Йен, ты представляешь, как вырастет наш счет в банке, пока мы живем на природе и не тратим пенсию!
   Глупость, конечно, но что им делать в одиночестве дома? А так вспомнили буйную молодость шестидесятых.
   В бездомной жизни прошло лето, потом осень, началась зима…

   Сначала парень погрозил кулаком, заметив, как разглядывают его машину старики, потом вдруг замахал им руками:
   – Идите сюда!
   – Не ходи, – посоветовал приятелю Якоб, на всякий случай прячась за его спиной. Но Йен не из пугливых, во всяком случае, так он сам о себе думал.
   Старик смело шагнул к парню:
   – Ну, чего тебе?
   – Вы часто здесь бываете?
   – Нет…
   – Ты же сказал, что это ваше место?
   – Ну, бываем, а что? – несмотря на воинственный настрой, Йен на всякий случай сделал шаг назад. Мало ли что придет в голову этому накачанному…
   – Не находили чего-то необычного?
   – Чего это?
   Вообще-то, необычное, даже страшное, было – они нашли труп девушки, который сбросили с моста в воду. Сначала увидели какую-то ткань, зацепившуюся за опору моста, решили, что это плед, и даже рассердились на тех, кто разбрасывается такими вещами. Но когда Йену удалось подхватить находку крюком, который у приятелей был припрятан на случай, если посреди реки попадется что-нибудь стоящее, стало ясно, что в ткань что-то завернуто. Содрогаясь от собственной храбрости, они подтащили это нечто ближе к берегу и… Лучше бы оставили там, где было, пусть бы, отцепившись, пошло ко дну, потому что завернутой в большой плед оказалась утопленница. Ни Йен, ни Якоб даже разглядеть женский труп не смогли, но в полицию позвонили, они же законопослушные шведы…
   А потом были полицейские с их расспросами: что, да как, да почему? Больше месяца приятели обходили то место стороной, но как преступников тянет к месту преступления, так и их тянуло к мосту.
   Теперь вот этот… Он сильный, очень сильный, такой мог одной рукой справиться с Йеном, а второй с Якобом, причем одновременно. Приятели не стали проверять эти возможности и его способность быстро бегать тоже, но и рассказывать о трупе почему-то не стали.
   – Так было что?
   – Ничего… А ты чего ищешь-то? Что потерял?
   Несколько мгновений парень внимательно изучал обветренные лица приятелей, потом фыркнул:
   – Запонку!
   – Запонку? – изумился Якоб, а Йен уже энергично мотал головой:
   – Не, запонки здесь не валялись.
   – А что валялось?
   – Пустые бутылки… окурки… разная дрянь… не, запонки не валялись.
   Парень зло дернул плечом и зашагал к своей машине. Приятели молча наблюдали, как он удаляется.
   – А хорошо, что мы ему ничего не рассказали.
   – Хорошо, – кивнул в ответ на глубокомысленное замечание друга Йен, – но лучше сюда не ходить. Может, это его девушка была?
   – Ага, и он ее потерял.
   – Пойдем, ну его, этот мост.
   Бомжи поспешно, насколько могли, удалялись от опасного места. Реки и мосты через них, конечно, хорошо, но иногда там встречаются страшные находки…
   * * *
   Расследование убийства Кайсы Стринберг и ее подруги Бригитты Ларсен, повешенных с попыткой имитировать неудачное БДСМ-самосвязывание, а также Марты Бергер, труп которой ее работодательница Анна Свенссон пыталась выдать за свой собственный, зашло в тупик. Трупов больше, чем в кровавых фильмах Квентина Тарантино, а следствие ни на шаг не продвинулось в раскрытии убийств.
   – Что мы знаем? – риторически поинтересовался сам у себя следователь Даг Вангер и со вздохом констатировал: – Ни-че-го!
   Это было не так, они знали имя преступницы – Анна Свенссон, но та сбежала. Однако Свенссон (или, как ее звали в действительности, Паула Якобс) явно причастна только к третьему убийству, а еще к гибели полицейского во время побега, утверждать о ее виновности в первых двух случаях Даг не мог.
   В Управлении не любили нераскрытые преступления, где их любят? А еще не любили, когда следователи подолгу занимались чем-то, что остается нераскрытым, это выглядело как безделье. Потому Вангеру и его помощнице Фриде Волер подсунули сначала одно, потом другое, а потом еще парочку мелких дел. Они успели со всем справиться между прочим, честно говоря, больших загадок там не было, но теперь требовалось написать по закрытым делам отчет, то есть заняться тем, что Даг Вангер не любил больше всего. Он предпочел бы ломать голову над поведением неведомого преступника, даже лежать в засаде по горло в грязи или ночью в мороз обследовать место преступления где-нибудь на берегу залива, но только не сочинять казенные фразы, описывая собственные действия.
   Понимая, что писать все равно придется, Даг со вздохом уселся за компьютер.
   И Фрида куда-то запропастилась… Можно подсунуть отчет ей, девушка не отказалась бы, но Вангер понимал, что это нечестно, три отчета Фрида уже настучала на клавиатуре сама, оставив Дагу дело попроще.

   Девушка словно почувствовала, что Дагу скучно без нее и без убийств.
   – Даг, наши отпечатки засветились…
   Вангер на мгновение вскинул на появившуюся в кабинете Фриду глаза и снова уткнулся в клавиатуру, на которой набирал текст двумя пальцами, разыскивая каждую букву:
   – Твои. Я свои всегда стираю после того как кого-то укокошу.
   – Не ты ли твердил, что чем больше зацепок, тем лучше? Получай: их обнаружили в деле о девушке, которую нашли под мостом утопленной, помнишь? Это пальцы Бригитты.
   Даг ворчливо вздохнул:
   – Даже кофе не принесла вместе с такой гадкой новостью…
   – Ладно, сейчас принесу.
   – Я не занимался этим, но что-то слышал. И где у утопленниц можно найти отпечатки пальцев? – Палец замер над клавишей, словно не решаясь опуститься на нее, пока не прозвучит ответ.
   – В брошенной машине, которая привезла труп к воде. Там старательно все вытерли, но какая-то женщина оперлась о стекло, придерживая дверь, видно, было неудобно вытаскивать что-то или кого-то из машины.
   – Так… давай все сначала. Я не знаю этого дела. – Вангер отодвинул клавиатуру, которую для удобства подключал даже к ноутбуку.
   Фрида кивнула:
   – Я схожу за кофе, а дело сейчас принесет Кевин Эк. Боюсь, это грозит нам осложнениями.
   – Какими еще?!
   – Ты же знаешь, как не любят безнадежные дела без малейших шансов на раскрытие, особенно связанные с убийствами. Даг, постарайся, чтобы нам не спихнули и его. – Чтобы произнести вторую фразу Фриде понадобилось сделать шаг назад и откинуться, выглядывая из-за двери.
   – Ну уж нет!
   – Так я тебе и поверила… – вздохнула девушка.
   Когда через десять минут Фрида вернулась в кабинет с тремя стаканчиками кофе в руках и большим пакетом с булочками в зубах, из-за чего даже дверь пришлось открывать ногой, Вангер и Эк уже голова к голове изучали материалы дела об утопленнице.
   – Эй, а почему без меня?!
   – Ты отсутствовала.
   – Всего десять минут, могли бы и подождать. Тем более ходила за кофе для вас же.
   – Присоединяйся.
   Эк принял стаканчик с кофе, в знак благодарности мотнул своей кудлатой головой, не отрывая взгляда от экрана монитора.
   – Так! – Фрида возмутилась уже по-настоящему. – Или я в деле, или просто ухожу.
   – Кевин, рассказывай все сначала, – распорядился Даг, беря у Фриды второй стаканчик.
   Оказалось, труп девушки обнаружен бомжами вскоре после утопления, это удачно, немного погодя все затянуло бы снегом и льдом до весны, зимние утопленники всплывают, только когда тепло. Нашлась и брошенная машина. Стопроцентной уверенности, что именно на ней привезли труп к воде, не было, но группа крови погибшей совпадала с группой крови следов в машине. Все зыбко, неточно, дело казалось безнадежным. Единственные найденные пальчики принадлежат неизвестно кому, вернее, теперь известно – убитой позже Бригитте Ларсен.
   Кевин кивнул на экран:
   – Парни написали хорошую программу, благодаря которой не нужно долго и нудно сравнивать отпечатки с теми, что имеются в картотеке, теперь это делает машина. Заложил полученные пальчики, и она через пару секунд выдаст, где такие встречались, если уже встречались. Мы теперь загружаем все подряд отпечатки, какие находим на местах преступлений.
   – Ну и?..
   – В машине на стекле обнаружили отпечатки двух пальцев, все остальное стерто, а эти пропустили. Они совпали с вашими.
   – Не нашими, а Бригитты Ларсен, – наставительно произнес Вангер.
   – Да, конечно, – смутился Кевин.
   Даг махнул рукой Фриде:
   – Пей кофе, и пойдем к патологоанатомам, смотреть, что там у них. Чует мое сердце, все дела свалят в одну кучу.
   – Угу, и повесят на нас. Чего я и боялась.
   Они оставили булочки и недопитый кофе Кевину и отправились в морг судмедэкспертизы. Нелепо тащить туда стаканчики с напитком.

   – Этим трупом занимался Адам, – кивнула в сторону молодого человека симпатичная эксперт, с интересом и почти сочувствием косясь на Дага.
   Вангер не раз размышлял, почему патологоанатомами так часто бывают красивые женщины? Ему казалось, что запах смерти не выветривается, к нему можно привыкнуть и не замечать, но от него невозможно избавиться. Неужели вот эта женщина, с которой Даг иногда сталкивался в коридорах, но еще ни разу не работал вместе, не задумывается о запахе? А как она воспринимает мужчину, с которым спит, как труп?
   От глупых мыслей его отвлек подошедший Адам. Вот кто типичный ботаник, из тех, для кого смерть всего лишь повод что-то изучить, а труп – объект научного наблюдения. Но Вангер знал, что это только на работе, даже завидовал Адаму, у которого трупы отдельно, а нормальная жизнь отдельно. Вне рабочего места парень общительный, веселый, с хорошим чувством юмора, а будучи одетым в халат и маску, в перчатках становился въедливым и спокойным, как машина. Умная машина.
   – Я знаю, о ком вы хотели бы услышать. Девушка…
   Договорить не успел, у Вангера зазвонил телефон. Глянув на экран, Даг сделал знак, чтобы Адам подождал. Звонил руководитель отдела Микаэль Бергман:
   – Даг, ты где?
   – Мы с Фридой у патологоанатомов. Тут интересные новости.
   – Я знаю, – вздохнул Бергман. – Бери Фриду, и приходите ко мне. Сейчас.
   – Началось… Фрида, пойдем, все это, – Вангер кивнул на закрытые полки холодильника морга, – позже.
   – А если труп отправят на захоронение?
   – Не отправят. Если Бергман зовет, зная о новостях, значит, дела объединяют.
   Они сняли перчатки, защитные халаты и очки, сбросили все в контейнер, кивнули Адаму Сандвергу, рассказ которого о трупе прервал звонок Бергмана, и отправились в кабинет к начальству.
   – Мне кажется или ты доволен, что дело стараются спихнуть нам?
   – Знаешь, Фрида, – Вангер поскреб шею, – иногда лучше иметь пять дел, завязанных одной ниточкой с множеством узелков, чем возиться с одним безо всяких следов. Нужная зацепка может оказаться в чужом деле. Похоже, сейчас именно так.
   Фрида принялась перечислять:
   – У нас два повешения, изуродованный труп женщины, двойная попытка убийства, сбежавшая преступница и два убитых полицейских из-за нее, нам не хватало утопленницы, ну и еще нескольких расчлененок… Я ничего не забыла?
   Даг обратил внимание, что, считая, Фрида загибала пальцы, а не распрямляла их, как обычно.
   – Какие еще расчлененки?
   – Это я так, на всякий случай, вдруг и они найдутся. Ты серьезно согласен заниматься еще и утопленницей?
   – Все эти дела между собой связаны, причем связаны тесно. Поймем связь – найдем виновных.
   – Дай бог…
   – Эй, – вдруг окликнул их Адам, – подождите меня. Тоже вызвали к Бергману, – сообщил он, догнав. – Похоже, будет общая группа.
   – Непременно будет. Такого количества трупов у нас давненько не было.
   Даг шагал к кабинету Бергмана, ворча на ходу:
   – Шведы что, разучились интеллигентно убивать друг друга? Повешенные, утопленные, задушенные… и это вместо нормального пистолета или винтовки.
   – Ты забыл сковородку, – откликнулась Фрида.
   – Какую сковородку? – изумился Адам. Ему очень нравилось, как общались Вангер и Фрида: на одной волне, словно продолжая мысли друг друга. Очень хотелось к ним третьим.
   – Чугунную!
   Адам обомлел:
   – Что?
   – Она любила его, а он любил выпить. Дочери все это надоело, и девушка избавилась от папаши при помощи чугунной сковородки, а заодно пыталась и от мамаши, свалив убийство на нее.
   – У нас не было такого трупа.
   – Он умер в больнице, там и вскрывали… Пострадавший тоже мало походил на образец непорочности, трижды сидел то за драку, то за наркотики. Жена всегда готова поддержать его в выпивке, вот дочь и взяла решение проблемы в свои руки.
   – Давненько я не видел убийств сковородками.
   – А ты их вообще видел? – фыркнул Вангер. Ему вовсе не хотелось сейчас обсуждать что-либо, кроме новости с отпечатками пальцев Бригитты Ларсен, Даг нутром чуял, что начинается настоящее расследование.

   Перед кабинетом Бергмана его помощница Урсула кивнула на дверь:
   – Вас ждут…
   Даг подумал, что не представляет Бергмана без Урсулы, наверняка они вместе пришли в Управление, Урсула знает Микаэля лучше, чем тот сам себя.
   Долго размышлять о взаимоотношениях начальника отдела и его помощницы-секретаря не пришлось, Вангера и Фриду и впрямь ждали. Стоило им войти в кабинет Бергмана, где уже сидели несколько человек, как тот кивнул:
   – Ну вот, все в сборе. Начнем. О веренице убийств уже знаете. Это слишком, словно все рождественские каникулы только и делали, что вешали, терзали, топили. Создается объединенная группа из следователей, экспертов, технической службы. Возглавит группу Даг Вангер. Раскрыть быстро. Как можно быстрее, – добавил он, повернувшись к Вангеру, хотя тот не произнес ни звука. – Я понимаю, что это сложно, но, думаю, вы справитесь. Вы друг друга знаете, представлять не буду. Давайте лучше озвучим все, что сейчас имеем. Итак, первый труп по времени – Кайса Стринберг. Даг, говорить лучше тебе.
   – Да, – Вангер вздохнул, скомкал лист бумаги, на котором собирался записывать то, что скажут другие, швырнул его в корзину, словно баскетбольный мяч, и потер виски пальцами. – Кайса Стринберг была повешена в своей квартире. Имитировано самоповешение. Перед тем придушена, чтобы не оказывала сопротивления и не пыталась выбраться, потому ни следов борьбы, ни беспорядка не было. Со слов соседки составлен фоторобот, который опознала Линн Линдберг. Линн Линдберг – нынешняя подружка Ларса Юханссона, первого подозреваемого. Он занимается этой дурью с веревками, – Даг покрутил в воздухе рукой, выписывая нечто замысловатое. – Вернее, занимался, все твердят, что давно бросил, но связана погибшая была каким-то хитрым способом, придуманным этим самым Юханссоном. У него стопроцентное алиби, был на виду у слишком многих, чтобы сомневаться. Получается, верить в самоубийство или несчастный случай нельзя, но подозревать некого. Если убийство, то действовали двое, потому что одному не справиться.
   – Почему? – поинтересовался Адам.
   – Подвесить безвольное, придушенное тело в одиночку невозможно, оно же обмякло. Второй жертвой подобного преступления оказалась подруга Кайсы Бригитта Ларсен. Тоже повешение, тоже попытка выдать за самосвязывание. Почерк похожий, свидетелей никаких.
   – Это третье убийство, вторым по времени получается утопленница, – кивнул Бергман.
   – О?.. – Вангер приподнял бровь.
   – Да, так и есть. Адам, расскажи, что там с трупом.
   – Девушка, мулатка лет двадцати, красивая… была красивой… Документов никаких, установить личность не удалось.
   – Причина смерти? – Вангер все же начал записывать, но скорее по привычке, прекрасно понимая, что через четверть часа все это будет у него на экране компьютера.
   – Замучена.
   – Что?
   – Да, ее просто замучили, прежде чем выбросить труп в воду. Зверски замучили. Видно, пытали.
   Мороз пробежал по коже у всех присутствующих.
   – Ты это хотел нам показать в морге?
   – Да.
   – Хм… потом посмотрим. Изнасилована?
   – Да, тоже зверски.
   – Образцы спермы взять удалось или все испоганила вода?
   – Тут такое дело… – Адам явно смущен, – ее не было.
   – Изнасилование в презервативе? Это редкость. Насильник оказался весьма осторожным.
   – Над ней издевались…
   – О господи! – не выдержала Фрида.
   – У нас маньяк?
   – И не один, так одному не справиться. Там много всего.
   Настроение в группе стало мрачней некуда. Бергман повернулся к Кевину Эку, который занимался расследованием убийства:
   – Кто обнаружил труп?
   – Двое местных бомжей увидели что-то в воде под мостом. Решили проверить, а там убитая…
   – Это не рыбаки?
   – Нет, бродяги. В тот же день наткнулись на брошенную неподалеку на шоссе машину. Никто ничего не видел и не слышал. В этой машине на стекле нашли отпечатки, которые совпали с вашими.
   – С отпечатками Бригитты Ларсен! – рявкнул Вангер.
   – Да, конечно, – смутился теперь уже Адам, которого, в общем-то, отпечатки не касались.
   – Кому принадлежит машина?
   – Хозяина нет в Швеции, отдыхает в теплых краях. Машину угнали.
   – Поскольку в машине отпечатки Бригитты Ларсен, значит, после гибели подруги она участвовала если не в убийстве, то в избавлении от трупа, – заметила Фрида. – Когда мы беседовали с ней дома, Бригитта явно была чем-то напугана, хотя свой страх старательно скрывала. Может, это и есть разгадка?
   Бергман посмотрел на девушку с одобрением. Полезная находка для отдела, Фрида сообразительная и наблюдательная. Они с Вангером должны хорошо сработаться. Неожиданно для себя Бергман подумал: «…и не только…»
   – Ну что ж, – Вангер закончил делать пометки в своем блокноте, поднялся, – у нас куча очень странных трупов, сбежавшая соучастница всех этих дел Анна Свенссон, двое убитых при ее освобождении полицейских, несколько исчезнувших лиц, занимающихся черт-те чем, и компания маньяков, зверски замучивших девушку. Многовато для начала, хотя боюсь, что это действительно только начало. Похоже, там банда, которая увлекается какими-то зверствами, и мы увидели только айсберг. Кайса Стринберг и Бригитта Ларсен явно были с ней связаны.
   – Даг, если будет мало людей, выделим еще. Вы можете занять под свои совещания малый конференц-зал. Нам удалось все скрыть от прессы, если не объявится новый любопытный, как тот… как его?
   – Курт Малунгер.
   – Да, кстати, он не сбежал?
   – Он единственный, кроме подружки Юханссона и самого Юханссона, кто никуда не делся и готов сотрудничать.
   – Хорошо, думайте, только не тяните время, не то снова кого-нибудь убьют.
   Вангер поморщился. Один маньяк плохо, а уж целая компания…
   – Всем быть в пределах досягаемости, никаких выходных или ухода домой без моего разрешения. Мы на особом положении, пока не поймаем эту сволочь. Адам, пойдем посмотрим трупы. Фрида, ты со мной, остальным пока на своих местах изучать материалы дел и работать мозгами, может, заметите что-то пропущенное, так бывает.
   Если честно, Даг не любил большие группы, предпочитая во всем разбираться сам. Нельзя, чтобы один занимался левой половиной трупа, а второй – правой, тогда обязательно что-то упустят. Он должен сам, все сам… Разве что техническая поддержка важна: патологоанатомы, компьютерщики, специалисты по пальчикам или ДНК… А следователь должен быть один, нет, лучше пара, но вместе. Вот как они с Фридой.
   Из-за этого нежелания полагаться на других и во все лезть самому Вангер слыл волком-одиночкой, а из-за привычки смотреть так, словно допрашивает, даже если интересовался, который час, его и вовсе побаивались.
   Наверное, поэтому на Фриду, согласившуюся работать с Дагом в паре, посматривали с удивлением. А сама Фрида искренне не понимала, чего можно бояться у Вангера и почему остальные не видят его добродушия, скрытого за показной строгостью. Они были хорошей парой в работе, могли бы стать такой же и в жизни, но обоим в голову не приходило сделать первый шаг, Дагу из-за полного неумения очаровывать противоположный пол, а Фриде из-за восприятия Вангера как старшего и опытного наставника.
   Но опытный Микаэль Бергман, прекрасно зная и строптивый нрав Дага, и его феноменальную способность раскрывать безнадежные дела, все организовал верно. В группе собрались в основном помощники, те, кто станет подспорьем, но не будет гнуть свою линию или мешать.

   – Даг, Фрида, задержитесь на минутку, – окликнул подчиненных Бергман.
   Закрывая за уходившими сотрудниками дверь в кабинет Бергмана по его просьбе, Вангер обратил внимание на то, как тревожно покосилась Урсула. Чего боится помощница Бергмана, что обидят ее начальника? У Микаэля хорошая защитница, и в кабинет не пустит, и надоесть не позволит…
   Бергман как-то сокрушенно поскреб затылок:
   – Тут такое дело… Вы садитесь, садитесь, что встали?
   Сам сел, вытер шею носовым платком, словно на улице жара, чуть помолчал, почти горестно вздохнул и, наконец, поведал:
   – Похоже, девушка была замучена не просто так, а ради снафф-видео… Это когда женщин или детей пытают перед камерой, а потом видео продают богатеньким.
   – Но считается, что снафф-видео выдумка, а снафф-фильмы просто постановочные трюки? – удивилась Фрида.
   – Боюсь, что это не так. Дыма без огня не бывает, не все ролики трюковые, тем более мы не видели тех, которые не выкладывают в Интернет. Пресыщенные люди готовы платить за любой повод для выброса адреналина, а если готовы платить за снафф-видео, значит, оно существует. Взяли тут одного богатенького… за другие дела, у него в видеотеке нашелся такой фильм, свеженький причем. Банкир заявил: дескать, не ведает, что сын в дом принес, фильм не видел и о содержании понятия не имеет, а если это и есть тот самый снафф, то трюкачество. Доказать, что знал и смотрел, не могут, где взял – не признается. Фильм, конечно, отдали специалистам, чтобы определили, трюки там или нет, но вот, посмотрите…
   Бергман протянул Вангеру два снимка. Тот принял осторожно, словно грубое прикосновение могло испортить фотографии. На одной – кадр из фильма с пыткой, на второй – мулаточка из морга. Не нужно ничего объяснять – это один человек.
   – Значит, не трюк…
   – Нужно, чтобы никто из журналистов ничего не пронюхал, иначе те, кто это сделал, залягут на дно. Мы даже диск со снафф-видео к обвинению банкира подключать не стали, просто изъяли вместе с остальными порно и закрыли в сейфе.
   – Можно копию снять?
   Бергман удивленно вскинул глаза на Вангера:
   – Зачем тебе, любишь пытки или секс?
   – Секс? – удивился Вангер.
   Фрида чуть усмехнулась:
   – Потом расскажу тебе, что это такое.
   Бергман с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться, пришлось даже сделать вид, что что-то ищет в нижнем ящике стола.
   Даг поморщился:
   – Вдруг на заднем плане обнаружится что-то, что даст подсказку?
   – Сделаю копию, но чтоб только вы. Смотреть будете дома, в кабинете не держите. И молчите об этом ролике.

   Когда выходили из кабинета, Урсула снова покосилась так, будто это они с Фридой снимали снафф-видео, мучая Бергмана.
   * * *
   Порядок в замке Ларса блюдет его обожаемый Свен. Язык не поворачивается назвать Свена слугой, нет, это настоящая нянька Ларса, решающая все бытовые вопросы. Слуг немного – супружеская пара Жан и Мари, которые выполняют ежедневную работу, для генеральных уборок приглашают клининговую компанию. Ларс живет в замке не всегда, гостей у него не бывает (если не считать постоянных налетов телевизионщиков, для которых замок – рай для съемок, но это не гости, а саранча), потому большой штат прислуги не требуется.
   Меня Свен принял с первой минуты моего появления в замке тогда еще в качестве любопытной студентки, якобы собирающей материалы для диссертации о викингах. Принял и даже обрадовался нашему с Ларсом взаимному влечению. Может, предчувствовал, что это приведет к его собственному роману с моей бабушкой? У бабушки со Свеном роман настоящий, чему мы с Ларсом очень рады.
   Одна из страстей Свена (как и бабушки) – кулинария, но, в отличие от ба, которая запросто может пожевать стоя и прямо из чашки, в которой перемешивала салат, Свен апологет столового этикета. Если вкушать пищу, то при полном куверте, со свечами на столе и великолепными винами. Это несложно, у Ларса прекрасный винный погреб, в чем я убедилась в первый же вечер, попросту напившись вином две тысячи евро за бутылку.
   Свен накрывает стол как положено даже к завтраку, что неизменно вводит Бритт в состояние транса. Для истинной американки, готовой есть пиццу из коробки и китайскую еду палочками из бумажных пакетов, видеть блюда, накрытые серебряными крышками, вереницу бокалов и фужеров (разве можно пить красное вино из того же фужера, где побывало белое?!), все эти вилки и вилочки, ложки и ложечки, цветы на столе и замысловато сложенные белоснежные салфетки с монограммой Юханссонов сродни экскурсии в прошлое.
   – Вау! Как в кино…
   Свен, услышавший этот возглас моей подруги, правда, произнесенный шепотом (Бритт умеет вопить театральным шепотом), сделал вид, что не заметил. Он образцовый дворецкий и вообще очень тактичный человек – все слышит, ничего не слыша, все замечает, ничего не видя.
   Вот и сегодня стол к завтраку сервирован, как в дорогом ресторане. Никаких гамбургеров, никакой китайской еды, у Свена кухня только европейская. А теперь они с бабушкой соревнуются, моя ба тоже кулинар от бога, потому нам всем грозит гибель от переедания.
   Бритт нашла оправдание ежедневной застольной вакханалии:
   – Это ненадолго, нам скоро на занятия, будем лакомиться только по выходным!
   А вот это настоящая проблема, нет, не наше питание, а то, как жить, когда начнется семестр. Вернее, была проблема до сегодняшнего утра. Когда Ларс сказал, что уедет в Оксфорд читать лекции, половина проблемы исчезла. Ларс будет в Англии, значит, мы с Бритт по-прежнему будем жить в Стокгольме вдвоем, только вот где? В нашей прежней квартире в СоФо, после того как Анна-Паула пыталась меня там повесить, не слишком уютно. Нужно снимать новую.

   Ларс привел меня в столовую на завтрак, привычно держа за руку. Это тоже с первого дня, он словно боится отпускать меня хоть на шаг. Бритт уже разглядывала накрытый стол, как Наполеон карту предстоящего сражения.
   Мы продолжали разговор, начатый еще в спальне, – о том, что пора прекратить всякий розыск Анны-Паулы, это опасно.
   – Бритт! Бритт, слышишь, это и тебя касается!
   – Что? – Подруга сделала вид, что даже не подозревала о присутствии Ларса в его собственном замке. – Ой, Ларс, привет!
   – Привет. Я говорил Линн о том, что Паулу уже ищут в Дании и Голландии, потому можете угомониться. – Говорилось Бритт, но взгляд прикован к моим глазам, а бровь снова чуть приподнялась, словно подчеркивая важность произносимого.
   – Мы? Да нужна она нам! Правда, Линн?
   Возмущение подруги прозвучало столь фальшиво, что расхохотались втроем.
   – Вот и я о том же: сидеть спокойно вы все равно не сможете, но хотя бы поймите, что в Стокгольме больше никого искать не стоит. А чтобы вы в этом убедились, вот вам телефон инспектора. Даг Вангер, он занимается убийствами Кайсы, Бригитты и Марты, а также поисками Паулы. Линн с ним знакома.
   – Знакома! – Мой тон не оставлял сомнений в том, какого я мнения об инспекторе Вангере.
   Ларс рассмеялся:
   – Его и мучайте. Только очень прошу: не лезь к бэдээсэмщикам. И вообще никуда не лезьте, потерпите чуть-чуть.
   Мы бодро обещали, глядя на Ларса честными-пречестными глазами. Он снова засмеялся:
   – Как дети! Кот за двери – мыши в пляс. Ладно, теперь главный вопрос. Думаю, в квартире в СоФо жить не слишком уютно после того, что случилось.
   Мы, не сговариваясь, передернули плечами:
   – Да уж…
   – Есть куда переехать?
   – Ну… можно к бабушке на Библеотексгатан…
   – Не годится, они со Свеном намерены там бывать. У меня еще есть квартира на Кунгсхольмене. Конечно, это не Эстермальм, но все же… Рядом с метро «Редхюсет».
   – Это за Ратушей?
   – Почти. Ну что, после завтрака отправимся смотреть ваше новое жилье?
   – Вау!
   «Вау» произнесла Бритт, но это и мое любимое выражение. Ларс не утерпел:
   – Линн, ты же теперь изучаешь сравнительную литературу, если хотя бы раз выпалишь ваше «вау!», испортишь впечатление о себе.
   Он прав, нужно следить за собой, это Бритт, учась в дизайнерском колледже, может позволить американизмы, для меня с моим новым будущим образованием подобные выражения недопустимы.

   Не все поняли мой уход из журналистики, особенно выбор нового курса. Курт Малунгер, приятель с факультета журналистики, который привел меня в издание Анны-Паулы, вообще возмущался:
   – Линн, курс сравнительной литературы я еще могу понять, но зачем тебе история идей? Что это вообще за профессия?
   Странно, но пришлось объяснять будущему журналисту, что все развитие человечества – это развитие идей. Не войны и правление тех или иных деятелей двигали прогресс, а идеи. Если правитель способен генерировать или хотя бы поддерживать выдающиеся идеи, он станет великим, если нет – будет помянут лишь недобрым словом.
   Ларс это понял, ему тоже интересна моя новая специальность. А кем я буду работать?.. Поживем – увидим.
   Я размышляю об этом на яхте, пока мы плывем с острова, где замок Ларса, в Стокгольм. Ларс, заметив мою задумчивость, тут же интересуется:
   – Что тебя беспокоит?
   – Просто думаю, как буду догонять сокурсников.
   – Догонишь, ты у меня молодец.
   – Как ты думаешь, я не зря ушла из журналистики?
   – Какой из тебя журналист, Линн? Ты же замучаешься, извиняясь, прежде чем возьмешь интервью. И писать будешь, миллион раз перепроверив, даже если это просто сообщение о переходе улицы в неположенном месте.
   Он прав, потому я и взяла другой курс, оставив журналистику более уверенным и пробивным.

   Жилье действительно оказалось новым, прямо напротив ресторана-бистро «Мастер Андерс» на углу Хантсверкагатан и Пиперсгатан. Две спальни, объединенный холл-гостиная с кухонным уголком, хорошая душевая…
   Что-то показалось мне подозрительным, я даже не могла понять, что именно, пока не осознала, что сам Ларс ведет себя в квартире словно в чужой.
   – Ларс, а что на следующей улице?
   Я-то знала, что именно, моя школьная подруга, когда поступила на первый курс, жила на Шеелегатан наискосок от Редхюсета – городского суда, я частенько бывала у нее и окрестности изучила. А вот Ларс явно нет. Он только пожал плечами:
   – Вот, пока меня не будет, вы все выясните.
   – Ты сам жил здесь когда-нибудь?
   – Тебе не нравится район? Конечно, это не СоФо, даже не Эстермальм, но, по-моему, неплохо, уютно, спокойно и метро рядом.
   – Угу, и Полицейское управление тоже… Когда ты купил эту квартиру?
   Он рассмеялся:
   – Упражняешься в детективных догадках? Недавно, я же говорил тебе, что идет ремонт. Но вам правда не стоит оставаться в той квартире, воспоминания же задушат.
   – А мне нравится! – объявила Бритт.
   – Мне тоже. Я просто пытаюсь понять: ты купил квартиру специально для нас?
   – Что тебя в этом не устраивает? Прежде чем принимать предложение о работе в Оксфорде, я должен точно знать, что вы здесь пристроены.
   У меня на глазах выступили слезы.
   – Линн, что ты?
   Я лишь мотала головой, отойдя к окну:
   – Нет, ничего, все в порядке.
   Моя мать, даже узнав, что я побывала в больнице и на грани жизни и смерти, сочла нужным только позвонить из Италии, где задержалась после Рождества. Вернее, теперь она во Франции лечит ногти, которые у нее вдруг начали слоиться. Я понимаю, слоящиеся ногти – это важно, очень важно, но, может, стоило приехать и посмотреть, как дочь?
   Отец женится на русской и еще год, а может, и больше, пробудет в далекой, страшной России, у него не просто новая жена, уже намечается и ребенок. Брату или сестричке я, конечно, рада, но как же я-то?
   У бабушки теперь есть Свен, он очень хороший, однако они так заняты друг дружкой, что я начала ревновать к памяти дедушки. И снова я в стороне. Даже моя замечательная ба не подумала о том, каково мне будет находиться в той квартире, где я чудом осталась жива.
   Хотя почему чудом? Жива благодаря единственному человеку, который подумал обо мне, и не только обо мне, но и о моей подруге, благодаря Ларсу.
   Он все же попытался заглянуть мне в лицо:
   – Ну что ты? Хочешь, я не поеду?
   Я уткнулась ему в грудь и разрыдалась:
   – Ларс, если ты меня бросишь, я умру!
   – Хорошо, Линн, успокойся, я откажусь от Оксфорда, только не плачь, дорогая.
   – Ты не понимаешь, я не о том. Ты должен принять предложение, только не забывай обо мне. Я так тебя люблю!
   Бритт тактично отправилась изучать вид из окна в своей комнате.
   Ларс целовал мои мокрые от слез глаза, щеки, нос, уговаривая:
   – Глупышка… ну как же я могу тебя бросить… как я могу тебя забыть… моя маленькая девочка…
   И мне казалось, что я действительно маленькая девочка, которая может спрятаться у него на груди от всех сложностей и опасностей этого мира. Рядом с Ларсом мне было не страшно, совсем нет. Мне не будет страшно, и когда он уедет, потому что я знаю, что он каждую минуту помнит обо мне. Это такое счастье…

   – Ларс, но только при одном условии! – это Бритт.
   – Что такое?
   – Ты не будешь слишком задирать арендную плату за эту квартиру.
   – Что?! Какую еще арендную плату?
   Я уже поняла, о чем она, Бритт права, она вспомнила то, о чем я, увлекшись переживаниями, попросту забыла.
   – Да, Ларс, давай оговорим плату.
   – Вы издеваетесь надо мной?
   – Нет, а что, стоило бы? Одно дело – гостить на острове, но это недолго, совсем другое – жить в квартире неделю за неделей.
   – Но я купил эту квартиру для вас. Специально, чтобы переехали из той. Ни о какой плате не может идти речи.
   Мы, не сговариваясь, вздохнули:
   – Значит, и о квартире тоже. Правда-правда, Ларс.
   – Нет!
   Я сокрушенно развела руками:
   – Ничего, Бритт, неделю поживем у бабушки на Библиотексгатан, пока не найдем что-то подходящее. Ларс, ты не знаешь, соседи не сдают жилье?
   – Заговор? Хорошо, я согласен, эта квартира сдается за… сотню крон в месяц!
   – Э нет. Ты хочешь, чтобы мы чувствовали себя здесь нормально? Чтобы могли спать спокойно, готовить еду, учиться? Потому что за сотню крон мы будем сюда только наведываться, чтобы проверить, не оставили ли где-то включенным свет или открытым окно.
   – Хорошо, но я понятия не имею, за сколько сдаются квартиры. Если будет стоимость аренды вашей предыдущей, это очень дорого для такого жилья?
   Мы переглянулись с Бритт. Конечно, СоФо наш любимый район, но крошечная клетушка, которую мы снимали, не шла ни в какое сравнение с апартаментами, предоставленными нам Ларсом. Но у него был такой растерянный вид…
   – Пожалуй, не слишком. Мы согласны. Давай договор и номер счета.
   – А устно договориться нельзя?
   – Устно нет, ни за что!
   – Садистки. А еще называется литератор и дизайнер! Да вы акулы бизнеса.
   Мы сняли у Ларса квартиру за 5000 крон, договорившись платить пополам. Это очень дешево, но понятно, что больше он все равно не возьмет, хотя для Ларса это вообще карманные деньги.

   В Швеции, как и в Дании и Норвегии, очень мало тех, кто выделяется. Люди вовсе не серая масса, но выделяться неприлично. Я не об индивидуальности, скорее напротив, каждый сам себе вселенная, но демонстрировать отличие собственной вселенной от соседской не принято. Как не принято быть богатым.
   Абсолютное большинство – средний класс, совсем бедных и по-настоящему богатых очень мало. И теми, и другими в Швеции стать почти невозможно. Бедным быть не позволит социальная служба, готовая поддержать на приемлемом уровне всех, даже отъявленных бездельников, а богатым – налоговая служба. Общеизвестен пример Астрид Линдгрен, у которой налоги составили 102 % от доходов. Конечно, с тех пор, как она написала по этому поводу открытое письмо, кое-что изменилось, но принцип остался – те, у кого денег много, должны платить обществу в несколько раз больше тех, у кого их негусто.
   Ларс богат, потому что он иностранец. Гражданство Швейцарии и счета в швейцарских банках позволяют платить налоги там. В Швеции он живет и тратит, а доход получает за границей. Это тоже неплохо, хотя предпочтительней и налоги платить здесь.
   Его доходы позволяют иметь и содержать замок и квартиры в Стокгольме. Кстати, я до сих пор не знала, сколько их – две, три или вообще десяток. Спрашивать не хочется, будет выглядеть, словно я интересуюсь его доходами. Но мне все равно – беден Ларс или богат, я люблю его самого. Хотя богатство, конечно, приятно, оно позволяет иметь яхту, управляемую Петером, дает возможность жить в Оксфорде в пятизвездочном отеле, купить несколько платьев для меня и обувь к ним только потому, что видеть за ужином девицу в джинсах и рубашке Ларсу не нравится… да мало ли что позволяют деньги…
   Надо признать, Ларс умеет ими пользоваться и не зазнается, хотя перед шведами очень трудно зазнаться, просто не поймут, но главное – он не сноб вообще. Деньги для него просто приятное дополнение к жизни.
   Когда я рассказала Бритт о том, что Ларс до восьми лет вместе с дедом по матери работал на ферме, подруга ахнула:
   – Он пролетарий?!
   – Бритт, какой пролетарий, просто родился в Женеве, а воспитывался у дедушки с бабушкой в швейцарской деревне. И не забыл этого.
   – Это замечательно, потому он и не зазнайка, – но почти тут же Бритт возразила сама себе: – Хотя чаще бывает наоборот, именно те, кто не родился богатым, а таким нечаянно стал, зазнаются больше всего.
   Закончилось все кратким резюме:
   – Тебе повезло!
   Вот в этом я была с подругой согласна на все двести процентов. Даже на двести один. Или тысячу двести один. В общем, совершенно.

   К собственному изумлению, двух дней на переезд нам хватило. Просто не хотелось оставаться в той квартире, большую часть купленных Бритт вещичек раздали приятельницам и соседям, включая Магнуса и его подругу. Она оказалась очень даже ничего, познакомься мы чуть раньше, вполне могли подружиться. И теперь можно, тем более Софи жила на Далагатан, неподалеку от дома Астрид Линдрген. Это даже ближе, чем от СоФо.
   Софи помогала нам укладывать вещи. Бритт широким жестом раздала или оставила в прежней квартире почти все. Она со вздохом призналась, что несколько устала от шведского минимализма и, хотя является сторонницей хай-тека, немного скучает по своей комнате в родительском доме. Я поняла, что это объявление о намерении превратить свою часть нового жилища в домик для Барби.
   Так и произошло, любительница шведского дизайна на поверку оказалась блондинкой в законе. Я только вздыхала: хорошо, что Ларс не видит, у него даже в замке все исключительно просто и строго.
   Но Ларсу не до изменений вкуса Бритт, у него дела посерьезней.
   В Оксфорде не два семестра, как у нас, а три – осенний, зимний и весенний, и это притом, что сам учебный год короче. Но рождественские каникулы тоже есть, хотя весенний семестр начинается на неделю раньше, чем у меня.
   Именно этот факт заставил Ларса улететь в Лондон через день после нашего переезда, чтобы появиться в Оксфорде до начала занятий и успеть оформить необходимые документы и согласовать темы лекций и их содержание с тем самым профессором и коллегами на факультете. Читать лекции по истории Древнего мира в Оксфорде!.. Это, конечно, шикарно для столь молодого человека, как Ларс. Если бы еще не было необходимости расставаться…
   Конечно, Ларс мог оплатить и мое обучение в Оксфорде, но, во-первых, я этого категорически не могла допустить, достаточно приглашения в «Ф-12» и похода в Королевскую оперу, а у самой денег на такую учебу не хватило; во-вторых, зачисление в Оксфорд проходит в конце весны – начале лета; в-третьих, вдруг Ларсу придется читать лекции только в этом семестре, а потом окажется, что он должен вернуться в Стокгольм, что тогда делать мне?
   Пришлось смириться с необходимостью видеть свою любовь раз в неделю. О том, что он будет прилетать не каждый уик-энд, я старалась не думать.
   С другой стороны, если бы я все время жила под боком у Ларса, никакой учебы толком не получилось бы, все мои мысли были о нем. А сейчас не будут? Нет, я постараюсь учиться, мне же нужно догнать его в плане образования. Я буду посещать несколько курсов, чтобы как можно скорее набрать положенные для бакалавра 180 ЕСТS.
   Вообще-то, 90 кредитов у меня уже были с прежних курсов. Мои кредиты по английскому и французскому не помешают, как и знание особенностей PR-компаний, но историю идей и сравнительную литературу придется начинать сначала… Ничего, я справлюсь, я тоже умная и учиться умею.

   Последнюю ночь перед отъездом Ларса мы провели в квартире на Эстермальмсгатан, той самой, где когда-то была комната боли, а потом состоялся мой рождественский подарок Ларсу, и где я забыла коробочку с кольцом для помолвки под елкой.

   Елки нет, коробочки тоже. Что это означает, будет ли она вообще?
   Думать об этом не хочется, Ларс завтра улетает – вот доминирующая мысль.
   Надо ли объяснять, во что превратилась эта ночь?
   Сначала церемония раздевания. Его глаза, не отрываясь, смотрят в мои, а пальцы медленно-медленно расстегивают одну пуговичку рубашки за другой… Обнаружив, что я без бюстгальтера, Ларс чуть улыбается:
   – О… запомнила.
   Я глубоко вздыхаю, чтобы взять себя в руки, и берусь за его рубашку так же пуговичка за пуговичкой. Ноздри его носа дрожат от возбуждения. Ларс позволяет снять с него рубашку, но потом берется за меня. И снова «О…», потому что я заменила небольшие вставки в сосках на колечки. Тоже небольшие, но все равно заметные. Может, стоило вставить те самые щиты с мечами?
   Я не могу долго размышлять о своем просчете, потому что Ларс принимается за мою грудь. И снова я, как в самый первый раз там, в замке, стою, припертая к стенке с руками в неснятых полностью рукавах, заведенными за спину, и пытаюсь не грохнуться в обморок от избытка чувств, вызванных его губами, хозяйничающими над моей грудью. Это далеко не первая наша ночь, но каждая словно впервые. Восторг!
   – Ларс…
   – Да, дорогая?
   Все, как тогда. Но тогда он меня отпустил, испугавшись сам себя, а теперь волшебство продолжается.
   За грудью следуют губы. Я не знаю, сколько времени мы целуемся, время до утра у нас еще имеется. Но тратить его на поцелуи в душе…
   Освободив руки от рукавов, я берусь за молнию джинсов Ларса.
   В ответ Ларс берется за мою. Горячие губы шепчут на ухо:
   – Ты научилась давать понять, что хочешь меня? Молодец.
   Я готова орать, что хочу, но рот снова закрыт поцелуем.
   Мы освободили друг дружку от брюк довольно ловко. Когда Ларс повернулся, я впервые заметила на его боку шрам.
   – Что это?
   – Это давнишнее, с детства. Если бы ты меня не боялась, то давно заметила бы.
   Потом Ларс несет меня в бывшую комнату боли, чтобы поваляться на кожаном монстре. Что мы и делаем на расстеленном полотенце, моем, между прочим.
   Голос змия-искусителя интересуется:
   – Ты не находишь, что сюда стоит кое-что вернуть?
   – Угу… – я счастливо и почти сонно улыбаюсь.
   – Эй, не спать! У меня еще большая программа.
   Сообщение о программе прогоняет мой сон моментально, глаза сами собой распахиваются. Ларс хохочет:
   – Я же говорил, что развратница! Сексом запахло, сразу проснулась. Может, я имел в виду игру на рояле? Не-ет… Сейчас ты у меня будешь стонать и кричать так, что сбежится весь дом. Заподозрив, что я тебя пытаю, вызовут полицию, а тут ты – обнаженная и распятая…
   – Ларс…
   – Затянула знакомую песню. Я очень хочу внимательно изучить твое тело, чтобы запомнить получше.
   Я смущенно бормочу что-то вроде «зачем?». В ответ получаю:
   – Чтобы вгонять тебя в краску звонками из Оксфорда. Да, я такой… Позвоню в самый неподходящий момент, когда ты будешь на лекции, и начну рассказывать, что я с тобой делаю…
   – Нет!
   – Угу. Например… Кстати, запоминай, когда я буду повторять это по телефону, будешь представлять.
   Я уже догадываюсь, что мне предстоит, потому краснею. Он смеется:
   – Покрасней, покрасней. И это тоже стоит запомнить. Итак… перевернем тебя на живот… разложим руки в разные стороны… ты запоминаешь ощущения?
   Да, я уже кручусь ужом от испытываемого возбуждения, потому что он действительно раскладывает мои руки и прикрепляет к оставшимся кольцам подиума. Зря я думала, что комната боли исчезла, убраны только самые явные инструменты для жесткого БДСМ, пожалуй, того, что осталось, хватит для занятий отнюдь не ванильным сексом. Кольца у подиума тому пример.
   Вот хитрец! Но я совсем не против, наоборот, жажду продолжения.
   Оно не заставляет себя ждать.
   – Так… ноги пока закреплять не будем, у нас все впереди. Сначала массаж. Ты любишь, когда тебя массируют…
   Я не успеваю промурлыкать «да», как получаю продолжение:
   – …флоггером?
   – Ларс?!
   – Да, дорогая. Флоггер будет обязательно. Тебе завтра на занятия не идти, сидеть не обязательно, потому выпорю я тебя покрепче. Но, кроме того, – он наклоняется к моему уху и сообщает почти по секрету, хотя от кого здесь секретничать, – натолкаю вагинальных шариков и вставлю плаг. Хочу, уехав, знать, что у тебя все везде занято.
   – И кто из нас развратник?
   – Оба. Только я этого не скрываю. И хочу, чтобы ты от меня тоже не скрывала. Ты хочешь плаг?
   – Я боюсь.
   – Но хочешь? Сейчас вставим.
   Лубриканта он не пожалел, плаг входит легко, но стоит Ларсу его чуть пошевелить, как я буквально взвываю.
   – Что?
   – Ни-че-го…
   – Значит, приятно, – смеется Ларс и снова шевелит плаг.
   – Ларс, перестань, я же сейчас кончу!
   – Посмотрим…
   Он добивается того, чтобы я кончила.
   – Вот, так-то лучше. Теперь, когда я по телефону скажу кодовое слово «плаг», ты в красках себе представишь вот это движение, – он снова шевелит плаг, – и постараешься кончить, да?
   – И ты будешь произносить это слово, когда я на занятиях?
   – Нет, дорогая, я не такой садист, мы будем беседовать каждый вечер перед сном. Я хочу, чтобы ты получала удовольствие от наших разговоров. Договорились?
   Я шепчу:
   – Да…
   – Молодец. Теперь руки освободим. Пока. А вот глазки завяжем…
   – Зачем?
   – Чтобы ты не отвлекалась. Ты же хотела быть распятой? Иди сюда.
   Он подводит меня к стене и действительно закрепляет сначала руки, потом ноги врозь, впрочем, ноги на длинных цепочках, позволяющих поставить ступни на ширину плеч.
   – Постоишь так у меня часик. Кляп пока вставлять не буду, а вот это, пожалуй.
   – Что это?
   – Сейчас почувствуешь.
   В мое влагалище один за другим ныряют вагинальные шарики. Они явно металлические, потому что тяжелые и норовят вывалиться, ноги-то врозь. Я невольно сжимаю мышцы влагалища. Почувствовав это, Ларс довольно смеется:
   – Что и требовалось. Не урони. Уронишь – в наказание выпорю.
   – А не уроню?
   – Все равно выпорю. В качестве поощрения. Ну и как?
   – Я долго не выдержу.
   – Терпи, – советует Ларс.
   Я пытаюсь крутиться, насколько позволяют привязанные руки и ноги, и чувствую, как шарики ходуном ходят внутри. Даже дыхание сбивается.
   А мой «мучитель» в это время принимается что-то делать с колечками в груди.
   – Что это?
   – Колокольчики. Шарики, плаг, колокольчики и флоггер. Что еще нужно для полноценного оргазма?
   – Лучше ты сам.
   Он замирает, потом тихонько смеется:
   – Согласен и совсем не против, но все равно пока постой. Кляп для полноты ощущений?
   Неожиданно для себя я соглашаюсь.
   Он уходит в комнату, что-то там готовя, а я остаюсь стоять с завязанными глазами, кляпом во рту, руками и ногами, привязанными в стороны, и плагом в… сжимая все мышцы, какие есть, чтобы удержать внутри себя шарики. Заканчивается все бурным оргазмом, противиться которому я просто не в состоянии. Колокольчики сообщают об этом своим звоном.
   Вернувшийся Ларс смеется:
   – Знаешь, о чем я мечтаю? – Он освобождает мои руки и ноги, развязывает глаза, вынимает кляп. – Вывести тебя под платьем голую и с вот такими игрушками в людное место и там тайком потеребить.
   – Садист!
   – Накажу. – Ларс помогает мне надеть свою рубашку, но застегнуть не позволяет. Рубашка едва прикрывает мои бедра, но это все же одежда. Я благодарна за понимание. – Обувайся.
   Босоножки на высоченном каблуке те самые, в которых он меня расписывал. Надо же, какой предусмотрительный… Но чтобы их обуть, вернее, застегнуть, нужно либо наклониться, либо поднять ногу, и то, и другое чревато, а Ларс с интересом наблюдет, как я выйду из положения. Я нахожу выход: засовываю ногу в босоножку и прошу:
   – Застегни, пожалуйста.
   В его глазах лукавство, Ларс присаживается на подиум и хлопает себя по коленке:
   – Поставь сюда ножку, застегну.
   Поворачиваюсь к нему боком и ногу ставлю. Но змей-искуситель, застегнув ремешок, медленно-медленно проводит пальцами по ноге от щиколотки до самого бедра. В глазах при этом черт-те что. Рука добирается до ягодиц, легонько гладит, словно нечаянно задевает плаг… Я едва сдерживаюсь, чтобы не взвиться от этого ласково-обольстительного прикосновения.
   – Сейчас эта девочка получит флоггером… Давай вторую ногу. Давай-давай, нечего прикидываться скромницей, знаю я твои мысли.
   – Ну, скажи, – я отчаянно храбрюсь.
   – Ты хочешь быть выпоротой. Что, не так?
   Вообще-то, хочу, но еще больше я хочу другого.
   – Пойдем. У меня есть кое-что получше…
   Я не уловила, когда он успел сбросить полотенце, но замене шариков на самого Ларса рада. Возбужденное до предела тело реагирует бурно, я рада, что во рту кляп, иначе соседи действительно потеряли бы сон, но скорее от зависти, чем от ужаса. Мышцы, столько времени державшие своим усилием шарики, расслабляются и снова сжимаются, словно боясь упустить то, что попало внутрь, с сумасшедшей силой и скоростью. Вау!
   Я почти теряю сознание от затопившей волны, только кляп во рту не позволяет кричать:
   – Еще! Еще! Еще! Да-а-а!!!
   Колокольчики в моей груди выплясывают сумасшедший танец радости.

   И все-таки чуть позже Ларс меня порет. Я жду эту боль, эти обжигающие прикосновения флоггера, хочу ее, жажду, как избавление от чего-то.
   К утру я не способна уже ни на что, засыпаю, кажется, не добравшись до постели. Ларс тихонько смеется:
   – Получила все сполна?
   – Я тебя люблю. Не уезжай.
   – Нет, каждую ночь так нельзя. Через неделю повторим с вариациями.
   Утром Ларс будит меня поцелуем.
   – Ты уже встал? Я сейчас…
   – Не вставай, еще очень рано.
   – Я провожу тебя.
   – Нет, иначе я не улечу. Я просто хочу посмотреть, как там.
   Там – это пострадавшие места. Но они в нормальном состоянии, флоггер не кнут, даже сидеть смогу.
   Ларс переворачивает меня на живот, убеждается, что все нормально и возвращает на спину. Я пытаюсь натянуть на себя одеяло, что вызывает смех.
   – Шарики, – в его руках новая пара металлических шариков. – Давай вставлю.
   – Я сама, – пытаюсь я улизнуть.
   – Что?!
   – Ларс, но как я буду с ними ходить?
   – Учись.
   Он добивается своего, когда за Ларсом закрывается дверь, внутри меня шарики и плаг, губы опухли, а сил нет ни на что.
   Ларс звонит из аэропорта:
   – Ты как? Я позвоню из Хитроу.
   Когда он действительно звонит из Хитроу, я все еще в сонном состоянии.
   – Как ты можешь не только держаться на ногах, но ходить, Ларс?
   – Я крепкий. А ты хотела, чтобы я остался…
   – И сейчас хочу. Я люблю тебя.
   – Повтори.
   – Я люблю тебя.
   – А чуть иначе можешь?
   Я понимаю, о чем он, и шепчу, словно меня могут подслушать:
   – Ларс, я хочу тебя.
   – Еще?
   – Когда ты прилетишь?
   – Скоро. Досыпай.
   – Скажи, что ты меня любишь.
   – Люблю.
   – И хочешь.
   – Хочу.
   – Вредный, не сказал, кого любишь и хочешь.
   – Тебя. Отдыхай.

   Немного погодя звонит Бритт:
   – Ты жива?
   – Да-а…
   Мой довольный тон не оставляет сомнений в том, как прошла ночь, потому этот вопрос подруга не задает, но интересуется:
   – Ты скоро приедешь-то?
   Понимаю, что ей страшно хочется услышать подробности, но не представляю, как я буду идти, вообще двигаться с шариками внутри. Попытка пройтись до ванной привела едва ли ни к новому оргазму, они шевелятся внутри, как живые, от этого и мышцы ходят ходуном тоже.
   Я вдруг соображаю, что Бритт ни разу не была в этой квартире, и предлагаю:
   – А приезжай лучше ты. Кое-что покажу…
   – Кольцо?
   Она думает, что все мои мысли только об обручении или свадьбе? Нет, и без свадьбы можно получить неземное удовольствие.
   – М-м-м… не совсем.
   Конечно, Бритт любопытно, конечно, она примчалась немедленно, конечно, была потрясена…

   В квартиру подруга вошла осторожно, буквально заглядывая за каждый угол, словно ее могли схватить и потащить на порку.
   – Проходи, здесь никого нет, только я.
   – Вау! – Этот возглас раздавался следующие пару часов то и дело, пока я не заткнула рот подруги кляпом (по ее просьбе).
   Она изъявила желание собственными глазами увидеть все: распятие, наручники, флоггер, кляпы, даже плаги и шарики. А потом не только увидеть, но и попробовать на себе:
   – Линн, ты обещала отвести меня к Николасу, чтобы и мне сделали пирсинг сосков.
   – Зачем тебе?
   На глазах едва не слезы:
   – Тебе нужно, а мне нет?
   Пришлось звонить мастеру тату Николасу и договариваться о встрече.
   – Что-то случилось, Линн? Проблемы?
   Я невольно рассмеялась:
   – Нет, моей подруге так понравилось, что жаждет и себе такие игрушки.
   Бритт жаждала не только игрушки в грудь, она не могла не попробовать наручники и распятие, причем в обнаженном виде. Закрепив ее, я вдруг поняла, что видит Ларс со стороны. Ой-ой…
   И плаг мы вставили, и даже шарики. Из-за последних Бритт выпала из реальности на приличное время, она пыталась сделать шаг, взвизгивала и садилась, снова вставала и тут же ставила ноги крестиком:
   – Линн, это невозможно! Их нереально удержать внутри!
   – А я держала. Держи и ты.
   Закончилось все бодреньким заявлением:
   – Мужчины придурки!
   – Это еще почему?
   – Да если бы они дарили женщинам хотя бы десятую долю вот такого, из нас всех можно было бы вить веревки!
   – Ну, в общем, ты права…
   Бритт даже пригорюнилась:
   – Где я себе найду такого, как Ларс? Необязательно красивого и богатого, но… сексуального.
   Я только развела руками:
   – Прости, дорогая, но ни уступить, ни поделиться не могу.
   Мы посмотрели друг на дружку и расхохотались.

   Долго страдать Бритт просто не способна, если она не в депрессии, то через пару минут после появления проблемы начинает действовать. Думаю, попав в тюрьму (тьфу, тьфу!), она уже через четверть часа сделала бы подкоп и немного погодя махала охранникам ручкой по ту сторону забора.
   Назначив день для тату, Бритт занялась другим.
   Я готовила нам ужин, когда дверь распахнулась и с порога раздалось:
   – Я нашла!
   – Анну-Паулу?! – ахнула я.
   Бритт на мгновение замерла в недоумении.
   – Не-ет… какую Анну-Паулу?.. Нет, совсем другое!
   Куда это она так торопится? Одна рука разматывала шарф, вторая расстегивала куртку, а ноги уже перетаптывались, сбрасывая кроссовки. Сумка полетела в сторону так, словно Бритт пропускала какой-нибудь любимый сериал.
   – О господи, Бритт!
   – Ну… – Подруга явно смущена, но это не надолго, Бритт тут же устроилась на диване, подогнув ноги по-турецки, такая поза почему-то всегда придавала ей уверенности, как некоторым помогают сложенные на груди или упертые в бока руки, и передернула плечами, словно избавляясь от наваждения. – Анной-Паулой займемся потом. Сейчас речь о тебе, вернее, о тренировках Кегеля.
   – Что? При чем здесь Кегель?
   Бритт поманила меня ближе и зачем-то понизила голос до шепота, словно нас кто-то мог подслушать:
   – Вумбилдинг.
   – Что – вумбилдинг?
   – Знаешь, восточные женщины… у них есть некоторые секреты, есть чему поучиться…
   – Да знаю я, что такое вумбилдинг, но при чем здесь Анна-Паула?
   – Я не о ней речь веду, а о нас с тобой! Нам нужен вумбилдинг. Тебе в первую очередь. – Палец подруги уверенно ткнул в мою сторону, словно вумбилдинг последнее средство моего спасения. – Заметив мою нерешительность (я просто не понимала, какая муха ее укусила), Бритт бросилась в атаку: – Не спорь! Помнишь эти шарики, ну, которые Ларс… тебе…
   Она вскочила и уже суматошно что-то набирала на компьютере.
   – Вот, смотри! Там такие фокусы показывают! – Глаза закатились к потолку, выражая полнейший восторг, но тут же вернулись к экрану. – Стреляют по воздушным шарикам и мишеням, но по шарикам эффектней.
   – Стоп! Ты предлагаешь мне научиться стрелять по воздушным шарам, используя силу интимных мышц?!
   Кажется, Бритт смутилась, что бывало с ней крайне редко.
   – Так ты знаешь, что такое упражнения Кегеля?
   – Бритт, я не вчера родилась и живу в Стокгольме, а не в африканской деревне.
   – В африканской деревне, думаю, они тоже знают, хотя называют это иначе. Нет, правда, стоит поучиться. Давай попробуем?

   Если моя подруга что-то задумала, остановить ее не сможет даже конец света, всемирному природному катаклизму тоже пришлось бы подождать. После четверти часа сопротивления (если честно, довольно вялого) я сдалась:
   – Хорошо, попробуем.
   – Молодец! Я тут купила кое-что…
   Кое-чем оказался некий агрегат для измерения силы мышц. Интимных, конечно. Я разглядывала устройство, с трудом сдерживаясь от смеха, хотя ничего необычного в нем не было – груша для накачивания воздуха, трубка с датчиком и шарик на другом конце.
   – Это как? Тренируешь мышцы, потом измеряешь, с каким усилием могут сдавливать шарик, тренируешь – снова проверяешь, а как только дойдешь до определенных показателей, можно подрабатывать в стрип-баре, стреляя по воздушным шарикам? Слушай, а там не проверяют силу этих мышц при приеме на работу?
   Бритт, не удержавшись, рассмеялась, но бодро возразила:
   – Зря ерничаешь, дельная вещь. Только Ларсу ничего не говори, натренируешь и сможешь легко держать шарики.
   Перспектива, конечно, заманчивая, но я сомневалась, что напора моей подруги хватит даже до конца недели, ей надоест, и прибор Кегеля будет валяться в углу шкафа.
   Я ошиблась, Бритт хватило на две недели, а потом произошли события, заново перевернувшие всю мою, и не только мою, жизнь.

   – Мужчины просто не понимают, каково это быть женщиной! Если у него щетина, как… как попавший под газонокосилку еж, это нормально, а если у меня все болит из-за вчерашней эпиляции в интимном месте, это в расчет не берется! – Моя подруга бушевала после принятия душа, видно, горячая вода вызвала раздражение поврежденной кожи.
   Я с интересом прищурилась:
   – О ком речь?
   – Это я так… вообще. Тебе легче, ты бреешь ноги дважды в год просто ради поддержки производителей бритв и кремов, а я?! Если я не буду делать этого почти ежедневно, то шерсти на моих ногах смогут позавидовать олени Лапландии.
   Это правда, усики несчастная Бритт выщипывает ежедневно, никакая лазерная эпиляция не помогает, и ноги бреет тоже. Бесконечный воск, щипчики, пасты, раздражение может вызвать депрессию у кого угодно. Хорошо, что Бритт просто не способна долго тосковать, по-настоящему ей не хватает только солнца, родилась моя подруга в Лос-Анджелесе и мало похожа на свою маму-шведку, гораздо больше на отца с его итальянскими корнями.
   А еще ей не хватает парня. Хорошего, такого, чтоб был похож на Ларса, она другого уже не воспримет. Это сложно, потому что клонов Ларса не существует, а подделки даже сравнивать смешно, и очень хорошие подделки тоже. Оставалось надеяться на чудо.
   * * *
   Все пришлось начинать заново: опрос свидетелей на местах теперь уже пяти убийств, осмотр мест происшествия, в том числе того, где сбросили в воду девушку, а еще осмотр трупов. Тела Кайсы Стринберг и Бригитты Ларсен Даг и Фрида уже знали лучше содержимого собственного стола, а вот на убитую Марту Бергер и особенно замученную девушку стоило взглянуть.
   Но Вангер решил иначе:
   – Трупы никуда не денутся, сначала на места преступлений.
   Квартиры Кайсы и Бригитты они изучили неплохо, потому поспешили к Арке Боффиля, туда, где в офисе Анны Свенссон была убита Марта Бергер. И снова Вангер подумал, что огромный полукруг, построенный настолько точно, что изнутри казался ненастоящим, нарисованным, скрывал в себе разгадку их проблемы. Но пока давать ответ дом не собирался, предстояло помучиться.
   Квартира-офис Анны Свенссон тоже была странной. Из холла одна дверь вела в комнату, где стена между ней и крошечным конференц-залом превращена в большое окно. Именно там нашли убитой Марту, вернее, женщину с отрезанными кистями рук и изуродованным лицом, которую сначала приняли за исчезнувшую хозяйку офиса.
   Вторая дверь открывалась в собственно квартиру – небольшую студию. Эта студия и поразила Дага. Минимализм офиса понятен, минимализм квартиры тоже, но при любом минимализме имеются какие-то следы проживания людей. Здесь не нашлось ничего: никаких личных вещей, вообще ни единой вещи, кроме мебели. Так бывает только в гостиничных номерах, где не оставляют валяться разные мелочи, вернее, персонал обязан убрать их перед приходом следующего гостя, чтобы у того не было ощущения, что он в чужой комнате.
   Гостиничная безликость – вот что отличало комнату Анны Свенссон. Фрида тоже обратила на это внимание, прошлась, открывая шкафы, покачала головой:
   – Даг, она здесь не жила, только иногда пребывала, словно в отеле. Смотри, в шкафу у женщины, которая знает толк в одежде, всего два дежурных наряда, один из которых домашний.
   – Какие?
   – Серый костюм из тех, что на все случаи жизни, и джинсы со свитером. Ни белья, ни разных мелочей. Женщины так не живут, следящая за собой женщина не выдержала бы и дня.
   – Или она все за собой убрала.
   – Тщательней, чем горничная в гостиничном номере?
   Фрида осмотрела кухонный уголок и ванную, хмыкнула:
   – Этим тоже не пользовались. И не стирали отпечатки пальцев, их просто не было. Разве что туалет посещали и руки после этого мыли. А в кухне даже кофе не заваривали, кофеварка пустая и никаких следов того, что в ней хотя бы раз бывал порошок кофе.
   В кухонном уголке действительно все в порядке, излишнем порядке, какой бывает, когда ее только что обставили перед приходом новых хозяев.
   – У Анны Свенссон есть еще одна квартира. Только вот где?
   – Где-нибудь в самом незаметном месте, куда она приходит без своих синих линз, парика и прочих атрибутов успешной женщины, – усмехнулась Фрида.
   – С чего ты взяла?
   – Смотри, – Фрида наклонилась и осторожно выудила из-за холодильника крышечку от упаковки линз, – когда-то уронили и забыли. А парик… О парике и, кстати, о синих линзах говорила подружка Юханссона Линн Линдберг. Толковая девушка, ее наблюдательности можно позавидовать.
   – Как и твоей…
   В офисной части Фрида сразу обратила внимание на выдвижные ящики стола. В них не было ничего особенного, следователи все это уже осматривали, но девушку что-то заинтересовало.
   – Даг, смотри. Здесь действительно была генеральная уборка.
   – Это я понимаю, но что привлекло тебя в обыкновенной свалке канцелярских принадлежностей? – Даг кивнул на содержимое выдвинутого ящика.
   – То, что под свалкой.
   На дне ящика лежали несколько компьютерных ковриков, а сверху словно сброшенные со стола скрепки, несколько ручек и карандашей, маркеры для бумаги и доски, начатая стопка стикеров.
   Вангер уже понял, что именно насторожило Фриду. Всем сваленным в ящик не пользовались, скрепки просто вытряхнуты из коробки, которая лежала тут же, оторванная часть стикеров нашлась рядышком, карандаши заточены так, как это делают на фабриках. На другом столе в подставке карандаши иные – со сточенными грифелями.
   Значит, от них хотели скрыть то, что внизу. Даг вынул весь ящик, Фрида права, внизу лежали коврики под ноутбуки, чтобы не скользили по столам.
   – Восемь…
   Они и без того не сомневались, что в офисе были компьютеры, которые исчезли, но находка подтвердила убеждение, что хозяева к исчезновению тщательно готовились.
   – Они знали, что мы будем искать, что не поверим в такое убийство Марты. Спокойно, деловито уничтожили все улики.
   – Ужасно, убить, а потом спокойно собирать вещи, – помотала головой Фрида.
   Вангер поскреб рукой подбородок:
   – Скорее наоборот, сначала подготовили исчезновение, а потом убили.
   – Может, Марта им помешала?
   – Возможно. Следовательно, этот уход был очень важен, никто не должен о нем знать. А тут Марта, которая внешне напоминала хозяйку офиса. Неплохая возможность одновременно избавиться от нежелательной свидетельницы и выдать ее за хозяйку офиса, особенно если той необходимо срочно скрыться. Марта оказалась не в то время и не в том месте.
   Фрида, все это время задумчиво разглядывавшая помещение, в очередной раз покусала губу и мотнула головой:
   – Не получается.
   – Что?
   – Даг, в доме домофон, в двери хороший замок, даже если Марта смогла войти в дом вместе с кем-то, то здесь дверь ей открыли те, кто убил. Могли же просто не открывать. Значит, или ждали, или вообще планировали убийство.
   – Дверь могла быть открыта.
   – Или у нее свой ключ…
   Вангер уже понял, что Фрида права, но нельзя слепо полагаться на первое пришедшее в голову соображение, даже если оно выглядит верным на девяносто девять процентов, следует раскопать тот самый один процент, потому что именно он может оказаться решающим.
   – Едва ли они собирались и подчищали все, не закрыв дверь.
   Даг согласно кивнул:
   – Надо посмотреть видеозаписи внешних камер. Их успели изъять.
   Они еще раз внимательно осмотрели квартиру и офис, причем Фрида совала нос во все углы и щели. Даг поразился ее въедливости, но это полезная въедливость.
   – Что ты ищешь?
   – Один мой знакомый говорил, что нужно думать не о том, что ищешь, а о том, что попадается на глаза.
   – Да? Все он правильно говорил.
   Глаза Фриды лукаво блеснули:
   – Ты часто соглашаешься сам с собой?
   – Почему с собой?
   – Потому что это сказал ты. Об осмотре…
   Даг чуть смутился, но тотчас горделиво приосанился:
   – Верно я тебя учил.
   Он не помнил, когда учил такому Фриду, но зачем же отказываться? Девушка усмехнулась:
   – Ты меня так не учил.
   – Я не понимаю, ты только что сказала…
   – Сказала, что это твои слова. Только наставлял ты Кристофера, я просто услышала и запомнила.
   Вангер нахмурился:
   – Я что, теперь должен запоминать все, что кому и когда говорю? Ты все осмотрела? Пойдем уже.
   Но ворчал он скорее для порядка, Дагу понравилось то, что Фрида запоминает услышанные наставления и относится к ним серьезно. Бывают стажеры, которым и объяснять бесполезно: в одно ухо влетит, из другого вылетит. Фрида уже не стажер, тем более приятно…
   После совместного сочельника Вангер дважды появлялся доме Фриды, один раз принес большущую рыбу, выловленную его приятелем, а второй подарил сестре Фриды Кристине симпатичного щенка невесть какой породы. Зато теперь у него был повод приходить еще – должен же он навещать своего подопечного?
   В ее небольшой квартирке было не слишком богато, но уютно и тепло. Дагу, жившему без родителей и вообще чьей-то заботы давным-давно, эта теплота так нравилась! Будь его воля, ходил бы ежедневно, но Вангера смущали возможные сплетни о них с Фридой, которые неизбежно возникнут, если он станет уделять слишком много внимания помощнице. Как все старые холостяки, он не замечал многого и был неуклюжим в проявлениях самых простых человеческих чувств. Дагу казалось, что главное – выглядеть строгим и быть справедливым. И как все замкнутые на себе люди, он не замечал, что его старания скрыть не только профессиональный интерес к Фриде, шиты белыми нитками, как и стремление быть с ней суровым.
   Даг старался выглядеть особенно строгим еще и потому, что отец Фриды когда-то был наставником самого Вангера и погиб при задержании на первом же деле Дага. Мог бы и не помогать Вангеру, но пошел…

   Записи видеокамер действительно успели изъять сразу после обнаружения трупа.
   Прежде чем включить видео, Вангер отправил Фриду за кофе:
   – Этот чертов аппарат меня не слушает.
   – А ты подойди к нему по-хорошему, а не с лопатой наперевес.
   – С какой лопатой? – обомлел Даг.
   Фрида рассмеялась, глядя на его растерянную физиономию.
   – Ты бы посмотрел на себя, когда идешь за кофе. Кажется, готов выдавить эспрессо из автомата голыми руками. Тут кто угодно отключится…
   Вангер зачем-то уставился на свои руки, словно убеждаясь в отсутствии в них черенка лопаты, потом на отражение в стекле шкафа, а потом на дверь, оставленную Фридой приоткрытой.
   Девушка вернулась быстро, для нее автомат работал всегда.
   Даг взял пластиковый стаканчик:
   – Ты небось с ним еще и беседуешь?
   – А как же! Уговариваю.
   – Нет чтобы меня уговаривать, – ворчливо вздохнул Вангер.
   – Могу и тебя… Ну, Даг, ну, хороший мой, давай, поработаем немного…
   – Ладно… Чтобы каждый рабочий день так начинала!
   – Тогда приходи вовремя.
   Они уже снова сидели голова к голове. Вангер вспомнил про ту самую интимную дистанцию меньше полуметра, и его уши порозовели. У Дага почему-то в первую очередь краснели не щеки, а уши.
   – Какое время нам нужно, не пересматривать же записи всего дня?
   Они прикинули вероятное время убийства плюс время на уборку и сборы, все равно получалось много.
   Минута за минутой просматривали запись входивших или выходивших из дома, ускоряя, когда изображение оставалось статичным, и, замедляя, когда кто-то появлялся перед дверью.
   – Вот Марта.
   Это действительно была женщина с небольшой, но заметной родинкой над правой бровью. Приметная особа, одна желтая с черным куртка чего стоит. Или черная с желтым? Даг проворчал:
   – Зебра черная с белым или белая с черным?
   Фрида поняла, о чем он, усмехнулась:
   – А это смотря какое у нее с утра настроение.
   На видео Марта открыла дверь своим ключом, в домофон не звонила.
   – Вот, я же говорила: свой ключ.
   Через некоторое время к двери подошел высокий мужчина, кому-то позвонил, его пустили. Лица не видно, какой набирал номер, тоже. Вернулась с прогулки девочка с собакой…
   И вдруг…
   – Даг, это Анна и Улоф, ну, Белый Медведь!
   Улофа Микаэльссона по прозвищу Белый Медведь спутать с кем-то трудно, крупный, если не сказать огромный, сутулый, с большими руками, вечно повернутыми кистями назад, – полное сходство с арктическим хищником. Удивительно, что при этом Улоф виртуозно владел компьютером, хотя любая клавиатура в его лапищах казалась детской игрушкой.
   Остановили, вернули, еще и еще раз. Да, это пришли Анна и Улоф с сумками, явно намереваясь забрать вещи. Получалось, что Марта не появилась вдруг, она уже была в офисе. Зачем? Что она там делала? Сразу родилась версия, что Марту застали за чем-то неподобающим и придушили, а потом выдали за Анну.
   Оставалось посмотреть, когда Анна и Улоф вышли.
   – Можно прогнать до времени убийства, но лучше подстраховаться. Давай медленно…
   На экране снова, то ускоряясь, то замедляясь, шла запись с камеры.
   По датчику времени прошло еще часа два, из дома вышла… Марта. Это была ее куртка.
   – Стой! – завопил Вангер. Фрида остановила изображение. Так и есть – Марта в черной с желтым куртке, такую не спутаешь.
   Даг даже головой потряс, но ведь Марта убита, а Анна жива! Это уже за гранью разумного. Не в силах совладать с собой, он встал у окна и принялся барабанить пальцами по стеклу.
   Фрида подумала, что, будь возможность, Даг нарезал бы круги, но просторы кабинета не позволяли сделать даже пары лишних шагов, разве что пробежаться по стене, потолку и вернуться на пол.
   Что-то не срасталось… Пожилая соседка Анны Свенссон точно указала время ее ухода из дома, ориентируясь на свое обоняние, мол, Анна – одна из немногих, кто пользуется духами, потому ее передвижение не учуять невозможно.
   – Какое время называла соседка?
   – Такое же, разница в несколько минут.
   – Значит, ошиблась.
   – Нет, не ошиблась, – вопрос о времени подсказал Фриде посмотреть по кадрам. – Это Анна в куртке Марты. Смотри.
   Вангер приник к экрану.
   – Хитрая бестия, все продумала!
   Анна предусмотрела все, кроме ничтожной случайности – того, что зацепится хлястиком рукава куртки за ручку двери, и придется на мгновение развернуться лицом к камере. Нет, если бы они не искали специально, на эту пару кадров не обратили внимания, вернее, не увидели главного – над правой бровью женщины нет родинки.
   Что ж, нос старой дамы ее не подвел, из дома действительно вышла Анна Свенссон. Еще через двадцать минут показался Улоф Микаэльссон. На плече большая сумка, лицо от камеры тоже постарался спрятать, но для Белого Медведя это бесполезно, слишком заметна сама фигура.
   – Может, он убил ее уже после ухода Анны? Или хотя бы изуродовал? – робко предположила Фрида. Девушке не хотелось думать о том, что эффектная женщина, какой была Анна Свенссон, способна вот так изуродовать кого-то.
   – Нет, дорогая. Пакет в руках у Анны, а у Улофа только сумка с ноутбуками и вещами.
   Фрида и сама поняла, потому что женщина в желто-черной куртке держала пакет, несколько отстраняя его от себя, словно боясь запачкаться. Видно, в нем и были отрезанные кисти рук Марты.
   – А куда она этот пакет дела?
   – Теперь не найти, если бы сразу заметили… – вздохнул Вангер.
   – А кто обнаружил труп, не оставили же они дверь открытой, как у Кайсы?
   – Нет, еще через пару часов пришли водопроводчик с управляющим. Понадобилось перекрыть воду из-за протечки наверху или проверить, не протекло ли к ним… Не помню, что именно, но долго звонили, убедились, что никого нет, управляющий открыл своим ключом…
   – Тогда все складывается. Убили, убрали, ушли…
   Конечно, не зацепись Анна рукавом и не повернись на мгновение к камере, они все равно догадались бы о трюке с переодеванием, только потребовалось больше времени. И почему этого не заметили следователи, раньше занимавшиеся делом, тоже понятно, они не знали разницы между Анной и Мартой, не знали о той маленькой родинке над правой бровью, а отпечатки пальцев в офисе могли быть чьи угодно.

   – Ну что, теперь к трупам?
   Где еще можно услышать столь бодренькое предложение, как не на их работе? Фрида кивнула:
   – К Адаму.
   Но оказалось, что телом Марты занималась та самая симпатичная патологоанатом. Ее звали Агнесс Валин. Поздоровавшись, Агнесс сразу пригласила их к выкаченной тележке с накрытым простыней трупом. Подошел и Адам.
   – Здесь есть особенность, которая может вам что-то подсказать.
   – Особенность?
   – Да, ее задушили, лицо изуродовано позже, кисти рук отрезаны тоже. Но я не об этом. Смотрите, – Агнесс открыла рот тому, что когда-то было Мартой.
   Фрида даже отвернулась, но заставила себя посмотреть еще раз. Вангеру пришлось сглотнуть. Во рту у Марты торчал обрубок языка. О боже!
   – Это намек кому-то на что-то. Вероятно, она что-то выдала.
   – Те, кто вырезал язык, были уверены, что послание получат, иначе зачем это делать?
   Даг кивнул в ответ на замечание Агнесс, просто так языки не режут, тем более они с Фридой уже поняли, что убийство, возможно, было спонтанным.
   – Фрида, повешение Юханссона и его подружки тоже было не просто актом наказания, скорее демонстрацией, устрашением. Нужно еще раз поговорить с этой парой, может, узнаем что-то новое. Пусть подробней расскажут об Анне Свенссон.
   Они старательно гнали от себя мысли о том страшном ролике, который Бергман обещал скопировать. Один день ничего уже не изменит, девушка из ролика мертва, и никто не знает даже ее имени…
   * * *
   Этот противный Вангер словно ждал, когда Ларс улетит, чтобы вызвать меня к себе снова. Нет, он вежливо сказал «пригласить». Я с трудом сдержалась, чтобы так же вежливо не послать его к черту: «А не пошли бы вы?.. Вас там давно заждались». Но пришлось идти. Бритт порывалась составить мне компанию, объясняя, что тоже знакома с Анной, Улофом и Мартой, но в конце концов смирилась и осталась дома.
   Она очень благоразумно поступила, потому что мне с трудом удалось вынести эти пустые расспросы, а уж Бритт не выдержала бы и трех минут. Кажется, я поняла, почему полиция распутывает дела годами (Вангер сказал, что полиция и следователи не одно и то же, но мне все равно, лишь бы работали), с такой скоростью они не найдут Анну-Паулу до ее старости. Снова тот же разговор: «Где? Когда? Как? Зачем?..» С памятью плохо? Записывать надо, я уже все это рассказывала подробнейшим образом.
   Я не выдержала:
   – Давайте, я все запишу, хотите письменно, хотите на диктофон, и подарю вам? Захочется – еще раз прочитаете или послушаете.
   – Спасибо, я все и так запомнил.
   – Со второго раза?
   – Ошибаетесь, с первого.
   Я попыталась приподнять бровь как Ларс. Ей-богу, получилось! Интересно, как при этом выглядела моя физиономия?
   – Тогда зачем я повторяла? Вы проверяете мою память или мою совесть?
   Вместо ответа он задал новый вопрос:
   – Анна ничего не упоминала об убийстве Марты? Я понимаю, не та ситуация, но все же…
   – Почему, упоминала. Сказала, что они нашли ее задушенной, а идея изуродовать и выдать за труп Анны принадлежала Улофу.
   Ага! Шокировать можно и этого сонного индюка! Он буквально впился взглядом в мое лицо:
   – В связи с чем она об этом говорила?!
   И тут я сообразила, что сама себя загнала в ловушку, теперь придется говорить о флешке Марты, о которой мы с Ларсом договорились молчать. Марта принесла мне на хранение материалы, не сказав, что там, я до сих пор ничего не знаю, потому что тогда просто забыла, куда сунула эту флешку, а потом не захотела смотреть, когда содержимое изучал Ларс. Может, и хорошо, меньше знаешь – дольше живешь?
   Если честно, то даже проснувшемуся Вангеру мне не хотелось рассказывать об этом, Ларс прав, снова где-нибудь похоронят все сведения. Я против того, чтобы расследованием занимался Ларс, не желаю подвергать его опасности, но и вот этому «кто? где? когда? как?» тоже отдавать ничего не хочу! Ларс прав, пусть лучше занимается Оскар, тем более у него зуб на мафию.
   Я горжусь собой – удалось не только приподнять бровь, как Ларсу, но и выдержать взгляд Вангера, не покраснев. Усмехнулась вполне естественно:
   – Сказала, что Марта поплатилась за попытку сидеть на двух стульях.
   – Что за два стула?
   – Не знаю!
   – Не спросили?
   – У кого, у Анны? Было не до того, знаете ли.
   – Вы с Мартой дружили, она бывала у вас дома, неужели никаких намеков?
   – Мы никогда не дружили, просто оказались в одной рабочей группе, в подруги Марта набивалась, наверное, ради похода в квартиру на Эстермальмсгатан, ни о чем таком разговоров никогда не было, а в моем доме она была лишь однажды, причем когда приходила смотреть пирсинг груди.
   А вот фиг я тебе расскажу о флешке! Не было такой, и все тут. А пирсинг – дело совершенно законное. Только бы Ларс не сказал лишнего.
   – Что за квартира на Эстермальмсгатан?
   – Я же говорю, что у вас плохо с памятью. Я рассказывала, что в квартире, принадлежащей Ларсу Юханссону, были схемы связок. Он разрешил посмотреть эти схемы мне, а со мной увязалась Марта. Но рисунки из квартиры пропали, а на следующий день появились.
   – У нее был ключ? – Этот Вангер непробиваем. Вот зануда!
   – У нее была возможность их взять, а потом подложить.
   – Как это?
   – Пока я варила кофе.
   – Зачем ей?
   – Кофе?
   Теперь Вангер смотрел на меня, как на идиотку:
   – Нет, схемы связывания.
   – На следующий день с применением этой схемы была повешена Бригитта.
   – Почему вы сразу не рассказали это полиции?
   Я хотела огрызнуться, что меня никто не спрашивал, но сказала другое:
   – Я решила, что опасность грозит третьей девушке со снимка, который я видела в фотоальбоме у Ларса, – Пауле. Об этом уже говорилось. На снимке были Кайса, Бригитта и Анна, вернее, Паула, тогда ее звали так, а еще Ларс и Оскар.
   – Я помню. И что?
   – Принялась искать Паулу, чтобы предупредить. Я не подозревала, что это Анна.
   Взгляд Вангера стал подозрительным:
   – Но ведь вы видели ее на снимке.
   – Она стояла почти спиной, лица не видно, а рослых и стройных женщин в Швеции немало.
   – Да, конечно. Попробуйте вспомнить, с кем общалась Марта.
   – Я уже сказала: с Оскаром, который сейчас где-то в Италии, я видела его всего раз в кафе, и то мельком. С Улофом, Куртом, Анной и Оле. Больше никого не знаю. Проще расспросить о ней в университете. Я с ней на занятиях не общалась, она старше, и они занимались в Кисте.
   – Почему Марта порекомендовала вас?
   – Она рекомендовала Курта и Улофа, а уже Курт привел меня.
   – Почему?
   – Просто так. Не лучше ли спросить об этом Курта?
   – Хорошо, спросим.
   Тягуче, нудно, вязко… Просидела у них меньше часа, а показалось, все пять! Теперь я была согласна с Ларсом по поводу флешки: отдать ее вот этому Вангеру, значило просто выбросить в контейнер для мусора. Он и просмотреть-то соберется через пару месяцев.
   Интересно, что же все-таки Ларс там увидел? Зря я не посмотрела. Видно, Марта знала много опасного, если поплатилась за это знание жизнью. Тогда зачем знать это мне?
   Вдруг основательно засосало под ложечкой, но не потому что была голодна, а от чувства опасности. Анна знала, что флешка у меня. Знал и Улоф. Они на свободе и в потерю флешки не поверили. Ларс в Оксфорде, но я-то здесь. И если Белый Медведь до меня доберется, спасать будет некому.
   Мелькнула мысль вернуться и все рассказать Вангеру, но я постаралась задушить эту идею на корню. Чем больше буду бояться, тем уязвимей стану.
   От Управления до нашего дома два шага в буквальном смысле слова – два квартала. Потому основательно обдумать ситуацию я не успела. Бритт встретила, тревожно вглядываясь в лицо:
   – Ну что?
   Посоветовала позвонить Ларсу. Конечно, я бы позвонила и без ее совета.
   Ларсу мое настроение не понравилось:
   – Линн, постарайся выбросить из головы любые мысли о флешке. Все подвешивание – это откровенная глупость Паулы, больше такого не будет. Кроме того, они понимают, что мы могли передать материалы Вангеру. Я очень жалею, что вообще сказал тебе о флешке и ее содержании.
   – Ничего ты мне не сказал. Я же не знаю, что там.
   – Вот и не нужно. Крепче спать будешь. Не было никакой флешки и никакой информации.
   – Ларс, мне пришлось сказать о квартире на Эстермальмсгатан.
   – Это не секрет и не противозаконно. Успокойся. Хочешь, я заберу тебя в Оксфорд?
   – Нет, у меня тоже скоро занятия. Я вынуждена догонять из-за смены программы.
   – Хорошо, учись, ты же у меня умная девочка. И перестань трусить. Ты ни Пауле, ни этому Белому Медведю не нужна.
   Конечно, Ларс пытался меня успокоить, но удалось плохо. Пока говорила с ним, все казалось легким и радужным, ну кроме одного – того, что он в Оксфорде, а я в Стокгольме, а стоило положить трубку, сомнения и опасения нахлынули снова. Чертова Анна-Паула, чтоб ей сдохнуть!
   Бритт мои сомнения почти поддержала. Выход нам обеим виделся один: поймать эту дрянь и… ладно уж, отдать Вангеру. Только где ловить, совершенно непонятно.
   – Давай съездим в Бюле? У тебя есть ключ?
   – Ключ есть, но там эти эксперты все обползали с лупами.
   Съездили бесполезно, разве что почистили снег перед домом да пообщались с соседкой, той самой, что вызвала полицию. Она все порывалась обсудить факт немыслимо возросшей преступности в Швеции обстоятельно, особенно напирая на то, что виноваты «эти иммигранты». Отделаться удалось с трудом…

Сумерки при ясном свете

   – Фрида, давай, попробуем все разложить по полочкам еще раз, – Вангер явно испытывал облечение после ухода Линн Линдберг. Почему? Просто чувствовал: девушка считает, что они теряют время впустую.
   – Сходить за кофе?
   – Нет, не стоит.
   – Тебя раздражает эта девушка?
   – Скорее я ее.
   Глаза помощницы загорелись лукавым огнем:
   – Разве это впервые, когда пострадавшие или свидетели считают, что мы тут ничего не делаем? Ты словно чувствуешь себя перед ней виноватым.
   – Да плевать мне на нее! Давай работать.
   Вангер взял лист бумаги и написал на нем «Анна», отвел в стороны пять линий: «Марта», «Улоф», «Курт», «Линн», «Оле». Несколько мгновений сосредоточенно смотрел на свое произведение, а потом вдруг поинтересовался:
   – Какого черта она вообще собирала эту компанию? Смотри, Оле она знала и без этого журналистского бардака. Марту тоже. Улоф работает на нее. Не ради же этой Линн?
   – Я тоже об этом думала.
   – Снимать офис, платить студентам, регистрировать интернет-издание, платить налоги… и все ради того, чтобы подвесить Ларса Юханссона с его подружкой? Причем Свенссон на подружку была зла, хотя сама ее Ларсу и подсунула.
   – Ревность?
   – Глупости! Фрида, из ревности она взяла с собой в Бюле пистолет…
   – Нет, и повесила этих двоих тоже из ревности. Вспомни, что ты сказал сам: петля Юханссона не затягивалась, но, чтобы выпутаться, он должен быть задушить свою подружку.
   Вангер поморщился, он очень не любил все эти ревнивые бредни, считая, что если человек тебе изменил, то ревность не поможет, нужно иметь гордость, чтобы отпустить его с миром. Ревность унижает, и гордый человек сделает все, чтобы ее не испытывать. К сожалению, в их работе так часто приходилось иметь дело с теми, у кого гордость просто отсутствовала…
   Он упрямо мотнул головой:
   – Не из ревности же она собрала журналистов для расследования убийства своей подручной?
   Круг снова замыкался на Кайсе. Кайса Стринберг работала на Анну, и убили ее, судя по словам Линдберг и Юханссона, именно за это. Одна из убийц Марта. С Бригиттой так же.
   Фрида с интересом наблюдала, как Вангер рассуждал. Когда Даг начинал размышлять, не отвлекаясь, его словно подменяли, у ворчливого Вангера появлялся блеск в глазах, они то сощуривались, то внезапно распахивались при озарении.
   – Юханссон и Линдберг в один голос говорят о том, что Анна Свенссон подозревала в убийстве Кайсы и Бригитты самого Юханссона, она так и сказала. Тогда понятна попытка пристроить к нему Линдберг, чтобы был под контролем круглосуточно, как и то, зачем Анне понадобилось сдавать полиции сведения о БДСМ-увлечениях Ларса Юханссона. Когда-то он сдал Свенссон за торговлю наркотиками, теперь она вознамерилась посадить бывшего любовника за убийство или участие в убийстве своей подручной. Но у Юханссона стопроцентное алиби, он есть даже на кинопленке, не подкопаешься, как и во время второго убийства – был на глазах у женевской полиции.
   – Странная какая-то у этой Анны подобралась компания.
   – Ты права, позвони-ка Малунгену, пусть придет, поговорим о том, как осуществлялся набор в группу. Почему вперемешку оказались те, с кем Анна связана была и не была.

   Курт Малунген пришел почти сразу, они едва успели попить кофе.
   – Появились кое-какие вопросы. Давайте начнем все сначала.
   Малунген почти обреченно кивнул:
   – Давайте начнем.
   Вангер договорился с Фридой, что начнет спрашивать сам, а девушка будет внимательно следить за реакцией Курта, чтобы понять, когда тот врет. Если понадобится вмешаться, Вангер кашлянет, тогда разговор превратится почти в перекрестный допрос. Поэтому Фрида просто сидела чуть в стороне, не спуская с Малунгена глаз.
   – Кто пригласил вас работать на Анну Свенссон?
   Оказалось, что это произошло почти случайно, Курт просто шел по коридору, увидел Марту, беседующую с Улофом, Улоф оглянулся и позвал его:
   – Вот Курт подойдет. Курт, иди сюда.
   – А Улофа почему Марта пригласила?
   – Им был нужен компьютерщик, а лучше Улофа не найти, он все может. Это он с виду такой… медведь, а вообще сообразительный.
   – А Марта с Анной давно знакомы?
   Малунген отвел глаза вниз, мгновение подумал, потом помотал головой:
   – Я не знаю, не помню, чтобы об этом шла речь. Мне было все равно.
   – Что привлекло вас в этой работе, деньги?
   – Нет, не столько, просто возможность заниматься расследованием. – Курт словно испугался, что его заподозрят в меркантильности, активно замотал головой.
   – А Линн Линдберг?
   – Линн и оглянуться не успела, ее сразу отправили к Ларсу, а там…
   Вангер хмыкнул:
   – Любовь?
   На мгновение глаза Курта Малунгена вспыхнули протестом:
   – Да, любовь! У них настоящая.
   Ого, еще один мальчик, который верит в любовь и волшебную туфельку феи. Вангер вдруг подумал, что для Линдберг Анна Свенссон сначала оказалась такой феей, а потом превратилась в ведьму. К сожалению, в жизни так часто бывает…
   – Хорошо, хорошо, я ничего не имею против. Просто хочу понять: Анна не знала Линн, как же она могла планировать ее знакомство с Ларсом?
   – Из разговоров я понял, что его знакомство планировалось с Мартой, но когда появилась Линн, они пришли с Бритт, Анна решила, что они… ну…
   – Лесби, – с усмешкой подсказал Даг.
   – Но это не так! Они нормальные!
   – А лесбиянки разве нет?
   – Я хотел сказать, что они обычной ориентации.
   – Какое отношение это имеет к Ларсу и Анне?
   – Анна решила, что лесбиянка рядом с Ларсом лучше, чем Марта.
   – И пристроила ту к приятелю Юханссона Оскару?
   – Да.
   Вангер кашлянул, совершенно забыв о своей договоренности с Фридой, девушка приняла покашливание как сигнал и вмешалась:
   – А Улоф, Анна или Оле были с ним знакомы?
   Даг тихонько рассмеялся и в результате закашлялся окончательно. Это сбило Курта с мысли, он несколько мгновений с изумлением смотрел на смеющегося инспектора, не в силах понять, что случилось.
   – Ну, так был Улоф Микаэльссон раньше знаком с Анной Свенссон?
   – Думаю, нет.
   – Думаете или нет?
   – Я не могу быть уверен, но Анна разговаривала с Улофом, как со мной.
   – А с Мартой и Линн иначе?
   – Нет, с Линн тоже как со мной. А с Мартой как со знакомой. Она не скрывала, что знает Марту, – Малунген начал успокаиваться, даже позу сменил, сев на стуле свободней.
   Вангер подумал, что это хорошо, если будет врать, легче заметить.
   – Когда же Улоф стал подручным Анны? Почему он, а не вы?
   – Я… я не знаю…
   Теперь кашлянула Фрида, это означало, что Малунген врет.
   – Чем занимался Улоф для Анны?
   – Компьютерами…
   И снова Фрида кашлянула.
   – Сколько компьютеров было в офисе?
   – Не помню.
   – Десять, двадцать, сотня, сколько?
   – Нет, что вы! Пять в конференц-зале и два… нет, три в первой комнате.
   Вангер с Фридой переглянулись. Восемь ковриков в столе… не врет.
   – Старые?
   – Что?
   – Ноутбуки старые?
   – Нет, все новое.
   – Для восьми новых ноутбуков отдельный компьютерщик… Не слишком ли шикарно?
   – Улоф, он… он добывал информацию из Сети.
   Вангер рассмеялся уже безо всякого кашля:
   – И хакерствовал?
   – Я не знаю! – Курт вскинул на него почти умоляющие глаза. – Я правда не знаю. Знаю, что добывал много разной информации, иногда очень личной…
   Фрида не кашляла, из чего следовало, что Курт не врет.
   Когда Малунгена отпустили и тот был уже у двери, Даг решил добить бедолагу:
   – А почему вы так нервничаете, если не чувствуете за собой вины?
   Парень обернулся и почти выпалил:
   – Знаете, неприятно сознавать, что ты к этому причастен да еще и кого-то в это втянул!
   – Ну, думаю, Линдберг к вам претензий не имеет. А с остальными Анна была знакома и без вас.
   На мгновение Малунгер замер, изучая низ дверного косяка, потом кивнул:
   – Да. Но все равно неприятно.
   – Просто в следующий раз не лезьте не в свое дело и друзьям посоветуйте, чтобы не пришлось чувствовать угрызения совести из-за других.
   Когда Курт Малунгер все же исчез из поля зрения, Вангер повернулся к Фриде, та открыла рот, чтобы объяснить, в какой момент парень лгал, но Даг сделал останавливающий жест.
   – Теперь понятно, откуда деньги у Анны Свенссон и почему они так старательно уничтожили все, связанное с компьютерами.
   – Хакерство?
   – Конечно. Нужно поинтересоваться, у кого сколько пропало, и попросить вычислить компьютер Белого Медведя.
   – А если он прекратил этим заниматься?
   – Фрида, те, кто хоть раз получил тысячу евро одним щелчком мыши, не смогут остановиться никогда! Чтобы завязать наркоману, грабителю или хакеру, нужно выйти на свет и стать легальным. Здесь наоборот, у Белого Медведя теперь нет других источников дохода, он вынужден прятаться, не имея надежды скрыть свою внешность, а значит, зависит от своих работодателей…
   – Полон ненависти и очень опасен, – закончила Фрида.
   – Да, из-за своей приметной внешности, которую не изменишь, как цвет глаз линзами или волосы париком, он не может появиться в банке и просто снять большую сумму со счета, чтобы исчезнуть на просторах Южной Америки или Азии, он вынужден сидеть и ждать.
   – Думаешь, его будут держать, чтобы хакерствовал дальше?
   – Нет, долго не будут, как только переведет очень крупную сумму, пойдет на корм рыбам. Его слишком опасно держать, много знает и приметен, такого в багажнике не перевезешь и в женское платье не переоденешь. Думаю, он это понимает. – Вангер снова барабанил пальцами по стеклу. Фрида мысленно усмехнулась: вот откуда на стекле пятна.
   – Может, дать Линн Линдберг охрану?
   – Охрану? Нет, Улоф ее не тронет, не рискнет появляться открыто, да и не позволят, но ждать новых неприятностей долго не придется. И все-таки, чем занималась Анна Свенссон в действительности, кроме того, что мстила бывшему любовнику? Хакерские деньги, конечно, хорошо, но Улоф у нее появился потом, ради чего-то же она вернулась в Стокгольм. Что за работу выполняли для нее Кайса и Бригитта?
   – Даг, помнишь, речь шла о траффикинге?
   – Думаешь, поставляли жертв таким образом? Тогда к Адаму с его трупами.

   Но дойти до Адама не успели, вызвал Бергман:
   – Быстро и тихо!
   Даг и Фрида переглянулись, что он имел в виду, когда говорил «тихо»? Не на цыпочках же им по Управлению красться? А болтать они и без того ни с кем не болтают, сведения о снафф-видео остались тайной.
   Микаэль кивнул Вангеру, чтобы тот плотней закрыл дверь, и достал из сейфа диск. Без слов понятно, что это.
   – Специалисты говорят, что не подделка, все настоящее. Снято с одной точки, не меняется центровка изображения, одинаковая перспектива, нет никаких эффектов… Этот ролик стоил кому-то жизни.
   – Мы даже знаем кому… Черт! Так надеялся, что скажут, мол, очередная страшилка с клюквенным соком вместо крови. Будто повешенных идиоток мало… – заскрипел зубами Даг.
   – Боюсь, что все это связано. И повешения не зря, и ваш красавчик с подружкой как-то к этому причастны.
   – Тогда я не понимаю. Если они и впрямь снимали пытки и убийства, то почему не запытали этих самых Кайсу или Бригитту, а просто повесили? – не удержалась Фрида.
   – Выходит, не просто. За что-то наказали.
   – У них что, вот такого человеческого материала полно, ведь человек погибает лишь однажды?
   – Это вам и предстоит выяснить. Только подбирайтесь осторожно, чтобы не спугнуть и…
   Бергман не договорил, но Фрида все поняла сама:
   – Не стать следующими звездами снафф-видео?
   – Тьфу на тебя! – в сердцах ругнулся Вангер. – Пойдем, надо разобраться…
   – Диск дома посмотрите, не стоит в кабинете, – посоветовал Бергман.
   Они действительно отправились домой, но теперь уже к Вангеру.

   Холостяцкая квартира Вангера имела совсем не холостяцкий вид. Патологический одиночка Даг патологически любил чистоту и порядок, все в его доме стояло и лежало на своих местах, все было вымыто и выстирано, ни грязной посуды в раковине, ни носков под кроватью.
   Единственное, что не любил делать дома Вангер – готовить, потому честно признался, что холодильник пуст. По пути они купили поесть и по бутылке пива, дома устроились на диване перед телевизором с коробками в руках.
   После первых же кадров Фрида отставила свою коробку в сторону:
   – Не могу.
   Даг кивнул:
   – Давай сначала поедим, потом посмотрим.
   – Нет, я потом совсем не смогу. Ты ешь…
   Вангер тоже отставил свое:
   – Не умру. Фрида, может, не будешь смотреть? Я расскажу.
   Девушка вздохнула:
   – Придется, Даг, мало ли что там.
   «Там» был кошмар. И дело не только в потоках крови или жестокости пыток, сильней всего Фриду ужаснула безысходность в глазах девушки, в них не было страха, даже мольбы не было. Но и проблеска надежды тоже. Она все знала: и что будут долго мучить, и что убьют…
   Что творится с людьми, им уже скучно смотреть горячее порно, даже детское порно, подавай реальное насилие?!
   Снафф-видео считается легендой, потому что ни одного ролика без спецэффектов пока не обнаружено. Фильмы, которые распространялись через Интернет, специалистами неизменно признавались подделкой, но у тех же специалистов и у полицейских была твердая уверенность, что настоящие ролики существуют, только имеют хождение среди очень богатых клиентов. Логика проста: если есть те, кто готов выложить большие деньги за просмотр ужасов, значит, есть и те, кто будет такие создавать, если есть спрос на снафф-видео, значит, есть и само видео.
   Впервые сведения о таком ролике появились в 1969 году, когда в Лос-Анджелесе Текс Уотсон и Сьюзен Аткинс из банды Чарли Мэнсона сняли на пленку убийство восьмерых родственников знаменитого режиссера ужастиков Романа Полански, супруга которого, Шэрон Тейт, была к тому же беременна. Это видео так и не нашли, но сведения о нем вызвали шквал новых роликов подобного типа. Все обнаруженные до сих пор были более или менее правдоподобными подделками.
   Неужели перед ними настоящее?!
   Даг и Фрида сидели оглушенные, не в силах верить собственным глазам. Теперь они точно знали, как умерла та самая девушка, которую сбросили с моста в воду, она была зверски замучена, а мучения сняты на видео. Сорок минут пыток и смерть в конце – Бергман сказал, что такой ролик стоит пятьдесят тысяч евро.
   Фрида уже не раз видела, насколько обесценилась человеческая жизнь, но чтобы так… Кто-то это делал, кто-то спокойно снимал, но снимали не просто так, а чтобы продать, значит, есть те, кто готов выложить полсотни тысяч евро, чтобы полюбоваться, как убивают девушку.
   – Сгрести бы их всех – и в один мешок с большущим камнем!
   У Дага к шоку от увиденного примешивалось понимание, что все сделано в Швеции, мало того, в его родном Стокгольме! Не везли же труп девушки из Японии или с островов Карибского моря.
   О том же думала и Фрида:
   – Даг, эти звери ходят по улицам, они рядом – вот что страшно. И их жертвы тоже, любая красивая девушка может стать следующей!
   Вангер внимательно вглядывался в черные силуэты, в задник съемок, пытаясь понять, где это.
   – Подвал… У меня такое ощущение, что вот этого парня я видел, – Вангер ткнул в одного из трех мучителей. – Не знаю, где и как, но видел…
   – Юханссон? – осторожно поинтересовалась Фрида.
   – Нет, тот выше и стройней. Но этого я видел не так давно… Черт, теперь заснуть не смогу.
   Вангер остановил видео, отобрал несколько кадров, на которых заинтересовавший его человек получился отчетливей, и распечатал их. Конечно, те, кто снимался, постарались скрыть свою внешность, они все в глухих масках, скрывающих не только лицо, но и всю голову, в черных костюмах, перчатках… И в кадр тоже попасть не стремились.
   Антураж при съемке словно для сеансов БДСМ.
   – Значит, все-таки бэдээсэмщики…
   – Ничего не значит! – горячо возразила Фрида. – Заниматься БДСМ вовсе не означает пытать людей.
   – А ты откуда знаешь?
   – Знаю. Даг, в БДСМ три правила: безопасность, безопасность и безопасность. А эти уроды о таком и не слышали.
   Они несколько раз просмотрели ролик, изучили каждое движение и жест мерзавцев, каждый крик и стон их жертвы, но ничего, кроме общей картинки, так и не увидели.
   Настроение было испорчено надолго, никакой кофе не помогал.
   А у Вангера засела еще одна мысль: почему Фрида защищает БДСМ и так много о нем знает?
   – Черт! Ну и где теперь искать этот подвал?
   – Даг, он может быть в любом доме.
   – Нет, не в любом. Под Управлением подвал выглядит иначе, я точно знаю.
   – Ты уверен?
   Вангер ворчал:
   – После обнаружения съемок снафф-видео в Стокгольме я уже ни в чем не уверен.

   Шведы обследуют родившихся щенков, отбирая только неагрессивных, теперь можно погладить любую собаку, не боясь, что цапнет за руку, в Швеции просто не осталось агрессивных собак. А люди? Как отбирать их, чтобы потом не творили вот такое?!
   И как с этим бороться, никто же не знает, что именно происходит в подвалах или просто за закрытыми дверями домов и квартир. Каждый подвал не проверишь. Шведы очень доброжелательны, они поздороваются утром, пожелают доброй ночи, если знакомы получше, поинтересуются состоянием здоровья и дел, но не станут влезать в ваши дела по-настоящему, если вы открыто не нарушаете закон и не мешаете остальным. А что творится в вашем подвале?.. Это ваше личное дело.
   Плохо это или хорошо? С одной стороны, хорошо, потому что больше нет давления на личность, если эта личность ведет себя адекватно. Но адекватное поведение в обществе еще не означает такого же за закрытой дверью. Вот результат.
   Стало понятно, что расследовать предстоит не просто тройное убийство Кайсы, Бригитты и Марты, а деятельность целой банды, к которой те явно были причастны. Теперь повешения выглядели несколько иначе, Вангеру и Фриде стало казаться, что это наказание за что-то. За что, за попытку выйти из банды?
   – Если видео сбывали нуворишам-извращенцам, то Ларс Юханссон вполне может оказаться при чем, возможно, это он заказывал видео для своих приятелей.
   Фрида в ответ на замечание Дага передернула плечами:
   – Не верится, этот Юханссон выглядит таким мужественным и порядочным.
   – Внешность обманчива, чаще всего виновными бывают те, кого подозреваешь меньше всего. Нужно присмотреться к Юханссону внимательней. Подними все его счета, проверь движение средств за последние полгода, и его собственные передвижения тоже. Зачем он улетел в Оксфорд?
   – Вообще-то, читать лекции в университете.
   – Профессор выискался.
   Вангер уже звонил Бергману, чтобы получить разрешение на проверку счетов Ларса Юханссона. Красавец снова попал под подозрение, Юханссон мог не иметь никакого отношения к повешению Кайсы Стринберг или Бригитты Ларсен, мог не пачкать руки в крови Марты, но вполне мог способствовать сбыту кошмарной продукции банды.
   – Даг, нужно серьезно поинтересоваться и его приятелем Оскаром… не помню фамилию. Линдберг что-то говорила об этом человеке, помнишь?
   – Приятель Оскар, между прочим, был тесно связан с Мартой Бергер, они занимались чем-то там незаконным.
   – Если ты снова о БДСМ, то напоминаю, что в нем ничего незаконного нет. Ну порол красавец девушку, и что? Умерла-то она не от флоггера, а от удушения.
   – А кто ее задушил? И язык отрезал тоже?
   Фрида даже ахнула:
   – Нужно узнать, где был этот Оскар в день убийства Марты!
   – И остальных, потому что рядом с Бергер у дома убитых всегда видели рослого, крепкого мужчину. Может, Марта проболталась и за это пострадала?
   – Ого! У нас новый подозреваемый?
   Но следов Оскара найти не удалось, он словно растворился, как только покинул пределы Стокгольма. Спрашивать Юханссона опасно, можно спугнуть, объявлять в розыск нет повода, вопрос об этом подозреваемом повис в воздухе. Даг ворчал:
   – Шенген им подавай… Евросоюз… Европа без границ… А потом годами человека по всей Европе искать приходится. Сделал себе паспорта во всех странах, и гуляй неузнанным…
   – Как можно сделать себе паспорта во всех странах?
   – Фрида, с деньгами можно сделать все.
   – А страховой полис, счета в банках?
   – Также. Скажи Кевину, чтобы поискал последнее место жительства этого Оскара в Стокгольме, может, там удастся что-то узнать.
   – Ты что-то подозреваешь?
   Вангер поморщился:
   – Не люблю шведов, которые не живут в Швеции. Что его в Италию потянуло? бэдээсэмщик несчастный.
   – Почему несчастный?
   – Потому что не дома. Нормальный человек должен жить там, где родился, а не бегать по всему миру.
   – А ты где родился?
   – Во Франции! – вдруг фыркнул Вангер.
   Секунду Фрида смотрела на него с изумлением, а потом расхохоталась:
   – Когда уезжаешь?
   – Куда?
   – Во Францию. Жить там, где родился.
   – Это случайно, мать была во Франции, попала в аварию и родила раньше времени. Я швед и своим домом считаю Стокгольм.
   * * *
   Бритт проводила обследование острова. Лично мне он понравился не меньше СоФо, подруге тоже. Потягивая мартини с минералкой и льдом (любимое сочетание), она разглагольствовала:
   – Это даже хорошо, что туристы здесь не шатаются толпами. Не представляю, как можно жить в Гамла Стане, когда под окнами постоянно кто-то что-то фотографирует.
   Она права, Кунгсхольмен, хотя и немногим моложе того же Эстермальма или Седра, но значительно тише. У каждого района Стокгольма не просто свое лицо, но и свой стиль и ритм жизни. Это неудивительно, они разные при всей похожести. Я не говорю о южных районах, которые, как новые районы многих европейских городов, похожи друг на друга, речь идет о старых, застраивавшихся несколько веков назад.
   Жить в них здорово и непросто одновременно, я знаю, детство провела в Норрмальме и Эстермальме. В районе Сергель или Стуреплан не бывает тихо ни в какое время суток и время года. Днем толпы покупателей, туристов и просто праздношатающихся, ночью тех, кому мало развлечений в клубах или просто на таковые нет денег. Людское море выплескивается на улицы и площади, движется, пересекается, завихряется, растекается по магазинам, ресторанам, кафе, клубам, чтобы тут же снова появиться, слиться, пересечься, растечься…
   Норрмальм и Эстермальм – это человеческая круговерть круглосуточно и круглогодично, какая бы погода ни стояла, людской поток не сбивают ни дождь, ни метель.
   За ними усиленно тянется Васастан, хотя, конечно, ему далеко, недаром некоторые его дальние микрорайоны даже называют Сибирью. Конечно, туда возят туристов в дом на Далагатан, где жила Астрид Линдгрен, показывают Васапаркен, где она и ее Пеппи обожали прогуливаться с друзьями, но особым наплывом гостей Васастан все равно не отличается, разве только кто-то решится, выйдя из аэропортовского экспресса, пройтись к центру пешком. Но таких немного. И все равно Васа делает вид, что он тоже крутой городской район, разве только немного, ну совсем чуть-чуть уступающий Норрмальму.
   Жить в Гамла Стане все равно что в витрине сувенирной лавки, там нескончаем поток туристов, один плюс – основная масса появляется после завтрака и разбредается к вечеру. Жить в витрине трудно, но никто не жалуется и покидать свое место на виду у туристов не намерен.
   Щелк, щелк – стена вашего дома снова привлекла внимание туристов с другого конца планеты, потому что на ней видны расплющенные металлические скобы… Щелк, щелк – очередная группа восторгается тем, что велосипед можно просто прислонить к стене дома, оставив на ночь… Щелк, щелк – кто-то пытается сняться в обнимку с памятником Эверту Таубе… Едва ли кто-то из любопытных слышал хоть одну из песен Таубе, просто очкарик в берете показался забавным.
   И у «Одинокого мальчика» снова склад монет, конфет и кусочков булки – так его благодарят за то, что молча позволяет полировать свою головку. Одиночество под прицелами фотоаппаратов и с галдящими вокруг туристами – это своеобразное одиночество, хотя, надо отдать должное, галдят несильно, видно, все же проникаются…
   На этой крыше жил Карлсон… Или до сих пор живет? Неважно, тысячи объективов направлены на красную крышу. Туристы народ особенный, верят всему, что ни скажут.
   Седермальм тоже район особый. Живущие на Седре, снобы в не меньшей степени, чем жители Норрмальма, Эстермальма или Гамла Стана. Только там снобизм особый, декадентский. О СоФо и говорить нечего, что может сравниться с СоФо? Ничто, даже в Стокгольме!
   А теперь вот мы будем осваивать Кунгсхольмен. Королевский остров – Кунгсхольмен – словно в стороне и от остального города, и от споров по поводу престижности. Нет Сергель или Стурегатан? И не надо! Даже Стадхюсет – Ратуша – у Кунгсхольмена несколько в стороне, словно, согласившись ее принять, остров выделил местечко на краю, чтобы любопытные не совали носы дальше.
   Изначально это остров-ремесленник, здесь издревле селились те, у кого не хватило денег вступить в соответствующую гильдию в Гамла Стане. Конечно, никаких вредных производств на острове давно нет, все вынесено за город и на улице Гарваргатен никто никакие кожи не дубит, но память осталась, стокгольмцы до сих пор временами называют Кунгсхольмен Голодным островом.
   Но сейчас умереть с голода на Кунгсхольмене можно разве что по собственному желанию – кафе, ресторанов и клубов хватает и здесь.
   Лилит жила во дворе дома, где кафе «La Dame Noire» и «Mamas & Tapas», в которых мы бывали часто. Если сказать об этом Бритт, как и о близком соседстве маленького уютного кафе «Kungsholmens Glassfabrik», славящегося своим мороженым, то не помогут никакие последующие диеты и пробежки в парках. К тому же вокруг немало суши-баров, а еще индийский ресторан, греческий на набережной и так далее.
   Лилит уехала из Стокгольма в Лондон и меня забыла, лишь изредка поздравляет с праздниками, но Кунгсхольмен я все равно помню.

   Расследование на время отложено, следовало сначала разобраться с учебой.
   У нас до начала весенней сессии оставалось несколько дней. Бритт решила, что их нужно использовать с толком, и первым делом принялась наполнять свою комнату всякой всячиной преимущественно розового цвета. Не удержавшись, я ехидно поинтересовалась, как все это согласуется с ее эстетическими воззрениями прошлого семестра и как на такое буйство сумасшедшего розового посмотрят в колледже. Бритт дернула плечиком:
   – Я имею право на собственный вкус.
   – Уж очень смахивает на «Блондинку в законе».
   – Ну и что? Ты забыла, что она оказалась победительницей, доказав, что светлые волосы и розовый цвет не помеха уму.
   Оставалось только махнуть рукой. Я знала одно: этот семестр последний в учебе Бритт в колледже дизайна, с нее достаточно. По-настоящему Бритт хотела стать только скрипачкой, но судьба распорядилась так, что после аварии ей пришлось оставить обучение на факультете искусств, с тех пор моя подруга маялась, не находя точку приложения сил. Беспокойная натура швыряла ее из одной крайности в другую, за полгода Бритт явно надоело создавать минималистичные наряды и выражать свое видение мира, кромсая ткани и соединяя их в нечто новое. Что дальше? Может, посоветовать писать картины? У Бритт получилось бы, она безумно талантливая, только очень непостоянная. Нет, не стоит, тогда под ногами будут хрустеть тюбики с краской, а стены квартиры окажутся расписаны так, что Ларс, вернувшись из Оксфорда, не узнает собственное жилище.
   Энергии у Бритт на десятерых, если ее толком использовать, можно отапливать половину Стокгольма, к сожалению, до этого пока никто не додумался, и все пропадало даром…

   Я составляла расписание своих занятий, стараясь утрясти их так, чтобы посетить как можно больше лекций и семинаров и набрать как можно больше кредитов. Смена факультета означала, что придется попотеть, чтобы догнать тех, кто начал в прошлом семестре. Ничего, справлюсь…
   Бритт сидела, уставившись в телевизор. На экране очередная женская благотворительная организация привечала женщин из разных уголков планеты, решивших, что в Швеции живется лучше всего. Нет, я вовсе не против, если им в своих странах жить невозможно, то почему бы не помочь, предоставив такую возможность у нас?
   В небольшом зале напротив друг друга сидели две группы женщин – те, кому нужна помощь, и те, кто эту помощь готов предоставить. По два десятка с обеих сторон. Лица у кого-то настороженные, у кого-то доброжелательные, у кого-то почти равнодушные. Последнее у тех, кто в помощи нуждался, но либо не верил в возможность получить эту поддержку, либо просто не хотел ее.
   Я покосилась на экран.
   Речь шла о помощи в освоении шведского языка и поиске работы. Ведущая полна энтузиазма и, кажется, готова обучить шведскому десяток подопечных лично и немедленно. По мнению устроителей, это блестящая идея: прикрепить эмигранток по две-три к различным семьям или просто шведкам, готовым помочь, чтобы в постоянном общении, хорошо бы ежедневном и прямо у них дома, подопечные скорей освоили язык на бытовом уровне.
   Вообще-то, правильно, пожив несколько месяцев в семье, человек и язык выучит, и с правилами поведения познакомится быстрей, но оставался вопрос, не страшно ли вводить в дом, особенно с детьми, совершенно чужих людей, неизвестно с кем связанных и что замышляющих.
   Но если шведки что-то задумали, их не остановить!
   Бритт тоже полна энтузиазма, я подозревала, что, не будь мы сами в несколько странном положении, она обязательно привела бы в дом пяток страдалиц и принялась устраивать их жизнь.
   Благотворительность и помощь тем, кто в ней нуждается, это замечательно, однако сейчас меня заинтересовало другое. Чтобы доказать, что в акции участвуют обыкновенные шведки, оператор периодически показывал вдохновленный зал, пробегая камерой по рядам. Я и сама не могла бы объяснить, что именно заставило прильнуть к экрану, а потом нажать кнопку записи.
   – Ты чего?
   – Не знаю, Бритт, что-то там есть. Ну-ка, смотри внимательно.
   Ничего особенного не происходило, вдохновив всех идеей такой помощи, ведущая предложила желающим дать свои координаты приглянувшимся кандидаткам на роль подопечных.
   Сидящие женщины встали и отправились выбирать тех, кому намерены помочь. Не все, устроители явно просчитались, посадив тех и других поровну. К тому же сразу стал заметен явный перекос. Как бы ни старались шведки быть доброжелательными, они невольно избегали самых молодых и симпатичных иммигранток. Я мысленно усмехнулась: верно, благотворительность благотворительностью, но приводить в дом красотку, рискуя потерять внимание собственного мужа…
   Но меня не интересовали все, я с трудом дождалась, когда камера снова выхватит беременную женщину, и, когда это произошло, буквально впилась взглядом в экран.
   – Бритт, смотри, это она!
   – Кто?
   – Анна.
   Подруга тоже приникла к телевизору. На экране беременная женщина обменивалась знаками и отдельными словами с красивой смуглой девушкой, которая, видно, уже и не надеялась, что будет кем-то приглашена в семью.
   – Ты рехнулась, это же беременная, ей вот-вот рожать.
   – Держу пари, что живот просто муляж. Она все делает левой рукой, хотя не левша, просто оберегает правую. Смотри, что она показывает…
   Женщина действительно жестом показала смуглянке, чтобы та привела еще двоих, мол, она может пригласить троих. Девушка обрадовано кивала. Вручив записку с адресом, беременная женщина поспешила удалиться. Она вообще старалась не бросаться в глаза, держалась позади, двигалась почти незаметно, если бы не желание оператора продемонстрировать, что даже в таком положении шведки способны думать о других, мы ее из толпы не выделили.
   Ведущая с экрана снова и снова призывала шведок помочь тем, кто надеется найти здесь новую родину, но мы уже потеряли интерес к самой передаче. Помощь иммигрантам – это хорошо, но сейчас меня интересовала Анна.
   – Ну и с чего ты взяла, что это она, потому что руку волочит? Может, тоже сломала?
   – Смотри, – я перекрутила кадры обратно, хваля себя за способность быстро отреагировать и включить запись. – Видишь мизинец?
   На экране на заднем плане беременная женщина вручала своей подопечной листок с адресом. Оператор показывал вовсе не ее, женщина просто попала в кадр. Пришлось сильно увеличить изображение, чтобы разглядеть руку. Да, у красивой кисти был один-единственный дефект – изуродованный ноготь мизинца.
   – Линн, я не понимаю, если это она, то как можно решиться вот так выйти под камеры?
   – Ну, перед камерой она не позировала, скорее наоборот, скрывалась. Парик, накладки на зубы, меняющие прикус и, следовательно, выражение лица, линзы в глазах… Но главное – муляж живота. Кто станет приглядываться к беременной женщине? У нее все время согнута в локте правая рука, это из-за не восстановившегося сустава, но такое впечатление, что она просто оберегает живот. Удобно…
   – Хорошо, объясни, зачем ей это нужно?
   Я уже набирала номер Дага Вангера.
   – У меня есть кое-что об Анне-Пауле. Мы можем срочно встретиться?
   – Да, конечно, приходите сейчас. Или вы предпочитаете не в наших стенах?
   – Лучше в кафе.
   Положив трубку, попросила:
   – Бритт, ты можешь срочно скинуть эту запись на мой ноутбук?
   – Конечно. Так ты объяснишь, чего ради Паула рискует, появляясь на этом благотворительном мероприятии?
   Переодеваясь, я развивала свою идею:
   – Обрати внимание на то, кого она выбрала. Красотку, к тому же предложив добавить еще двоих. Кто будет проверять, куда делась иммигрантка, даже если она зарегистрирована во всех службах? Устроилась на работу, потом уехала по Евросоюзу дальше и затерялась…
   – Их же учитывают, и довольно строго.
   – Это пока получают пособие, а если нет? Пойдем к этому Вангеру, все равно другого выхода нет. По пути объясню.
   * * *
   С утра начальство проявило особое рвение, вознамерившись проконтролировать работу инспекторов. В этом был свой резон – начинать январь с горы трупов безо всякой надежды раскрыть преступления, значило испортить весь год. «Куда смотрит полиция?!» – возглас столь же пустой, сколь и привычный.
   Микаэль Бергман мог защитить своих людей от ненужного любопытства прессы, от слухов и сплетен (хотя и ненадолго), но он не мог защитить от начальства. Перед вышестоящими положено отчитываться, а отчитываться в том, что группа Вангера уже неделю топчется на месте, не хотелось.
   Сам Вангер подозревал, что рвение вызвано вовсе не трупами, вернее, не столько ими, сколько возмущением прессы и налогоплательщиков по поводу ограбления в один день сразу двух банков. В четверг в 08.52 в Тебю обнаглевшие грабители въехали в помещение банка прямо на автомобиле. Сотрудники «Хандельсбанка» успели нажать тревожную кнопку, но преступники скрылись на другом автомобиле. Поймать грабителей и вернуть деньги по свежим следам не удалось, брошенную вторую машину нашли в лесистой местности в Бро только к концу дня, конечно, ни преступников, ни денег в ней не было. Меркантильный народ эти грабители, удирая, деньги не оставляют, прихватывают с собой.
   Даг с сочувствием наблюдал, как пресс-секретарь стокгольмской полиции объясняет, как удалось уйти одному из двух преступников, и обнадеживает, что деньги непременно найдут. Поганая работа у этих пресс-секретарей – оправдываться за других.
   А у кого она не поганая? У него самого не лучше.
   Но ровно через час было совершено нападение на инкассаторов банка «Норде». Преступники в масках, с пистолетом и топором сумели завладеть пятью сумками с деньгами, ранив одного из инкассаторов. Трое преступников скрылись на бордовом «Вольво», потом разбежались в разные стороны… Репортеры «Афтонбладет» захлебывались эмоциями, рассказывая о залитой кровью голове инкассатора.
   И снова поймать по свежим следам не удалось, а другому пресс-секретарю пришлось объяснять, обещать и обнадеживать.
   Начальство не любит подобных шуток, а потому «проверка расторопности», как это называл Бергман, грозила всем. А уж столько трупов и пока никакого толка у группы Вангера тянуло на серьезное недовольство вышестоящих, спасти от которого Бергман Дага не мог. Зато подарил идею, вскользь бросив:
   – Я сказал, что ты сегодня целый день на осмотре мест преступлений. Будешь только завтра.
   Вангера мучила совесть из-за того, что оставлял все на Фриду, но та махнула рукой:
   – Иди, на меня орать не будут.
   Хотелось возразить, что и на него не будут, но Вангер понимал, что девушка говорит не о повышении голоса, а просто о недовольстве. Дагу нельзя вызывать на себя недовольство, он работал шесть лет и уже должен получить за эту выслугу все полагающиеся надбавки и привилегии.
   Как раз в это время позвонила подружка Ларса Юханссона с диким известием, что они нашли Анну Свенссон, которая якобы была участницей какого-то телевизионного реалити-шоу. Бред, потому что женщина, сбежавшая от полиции, обвиняемая в убийствах, объявленная в розыск Интерполом, причем в «Красном уголке», то есть как особо опасная преступница, да еще и со сломанной рукой, появиться перед камерами никак не могла, если только она не сумасшедшая.
   Первой мыслью Дага было пригласить беспокойных подруг в кабинет, но он подумал, что разговор может получиться недостаточно длинным, а начальство припозднится, и решил не рисковать, назначив встречу в «Лимоне». Линдберг в ответ рассмеялась:
   – Вы давно там были?
   – Не бывал.
   – Заметно, этот бар открывается в пять вечера.
   – Хорошо, тогда говорите сами.
   – Напротив вашего Управления на Бергсгатан есть азиатское кафе «Мункейк», его хоть знаете? Оно открыто с одиннадцати, то есть через час.
   Это кафе Вангер, конечно, знал, они частенько забегали туда перекусить, но сидеть со свидетелями на глазах у возможных коллег (мало ли кому еще придет в голову смыться на время проверки?) не хотелось, потому Даг проворчал:
   – Где-нибудь подальше…
   – От родного заведения? Тогда приходите в кафе «Уго» на Шлеегатан, почти на углу с вашей Бергсгатан, кстати, рядом с «Лимоном». Там хороший эспрессо, и оно точно открыто с половины восьмого утра.
   – Хорошо, через полчаса буду.
   Из двух зол – общения с недовольным начальством или с ненужными помощницами – Вангер выбрал меньшее, в данном случае это были помощницы.
   Даг подозревал, что девушки были на низком старте, потому что, когда он вошел в небольшой итальянский эспрессо-бар, подружки уже сидели там.
   Место неплохое, и посетителей в этот час негусто, те, кто решил позавтракать, уже сделали это, а для ланча еще рановато. Конечно, летом получше, столики стоят снаружи, но зимой выбирать не приходится. Внутри запах кофе и свежей выпечки.
   Линдберг посоветовала взять именно эспрессо и итальянские круассаны:
   – Кофе привозят прямо из Сан-Ремо, и булочная хорошая.
   Вангер не понял, почему на его чашке было имя Елена, но и кофе, и круассан понравились. Он честно пытался изобразить заинтересованность в том, что преподнесли ему беспокойные подружки, прекрасно понимая, что пальцем о палец не стукнет, чтобы проверять их идеи, и Фриду к этому привлекать не станет, в крайнем случае, поручит Кевину. Никто из сыщиков не любит, когда вмешиваются дилетанты, но говорить об этом самим дилетантам не рекомендуется, во-первых, обидятся, во-вторых, начнут действовать на свой страх и риск, и тогда вместо расследования придется вытаскивать горе-помощниц из разных неприятностей. А одного взгляда на подружек хватало, чтобы понять, что этих вытаскивать понадобится обязательно.
   Даг вспомнил разумного и спокойного Ларса Юханссона и решил обязательно позвонить ему и попросить урезонить подругу во избежание будущих проблем. Это тем более удобно, если Юханссон как-то связан с бандой, такая просьба должна бы успокоить его и его подельников.
   * * *
   Даг Вангер с нашими доводами согласился, но сомневался, что это Паула. И все же обещал проверить.
   – Нет, если это сделает полиция, станет ясно, что мы их раскусили. Давайте лучше я как журналист?
   Даг Вангер откинулся на спинку стула и рассмеялся:
   – Вы у Анны собираетесь брать интервью?
   – Нет, поговорим с ведущей.
   – А если они заодно?
   Черт возьми, кто дал ему право приподнимать бровь точно как Ларс? Наступила моя очередь ерничать:
   – Вы полагаете, что Анна размножила мою фотографию и раздала всем, кто с ней связан? Я просто поговорю с организаторами этой встречи, не больше, задам несколько вопросов об их работе.
   – Каким образом?
   – Сделаю репортаж с целью пропаганды их начинания. Мне нужно удостоверение какого-нибудь женского журнала.
   – А я?!
   – А ты, Бритт, мой фотограф. Ну, так вы поддерживаете мою идею? – Я была так довольна сама собой, что просто сияла. И получила ведро холодной воды на голову:
   – Поддержать вашу аферу? Да ни за что! Не смейте приближаться к этой Анне или кто там она, ближе, чем есть в данную минуту! А этого разговора просто не было.
   Глядя вслед уходящему Дагу, Бритт чуть не плакала:
   – А сначала казалось, что он согласен…
   – Он согласен, но боится за нас и просто не имеет права впутывать. Ладно, справимся сами. Трудно сделать фальшивое удостоверение?
   – Нетрудно, только не нужно.
   – Это почему?
   – Я буду журналисткой, а ты моим фотографом, тем более у тебя снимки получаются куда лучше, чем у меня.
   – Думаешь, ты больше похожа на журналистку?
   – Нет, но у меня есть настоящее удостоверение внештатного сотрудника Калифорнийской студенческой газеты, я писала туда статьи о дизайне, помнишь?
   – Да, помню. Это не будет выглядеть странно: американская студентка интересуется проблемами миграционной политики Швеции?
   – Это как раз не будет! Пошли за удостоверением и фотоаппаратом! Как там называется благотворительная организация? Кстати, я могу действительно написать статью о такой проблеме и начинании, не одна же Паула там была. Если это вообще она.

   По сравнению с энергией моей подруги «Катрина» или «Сэнди» не больше чем легкое волнение в стакане воды, в порыве энтузиазма Бритт способна стереть с лица земли пару штатов, даже не заметив этого, и остановить ее не сможет ничто. Через час я щелкала фотоаппаратом, а Бритт уверенно расспрашивала Эрику Торсен об их благом начинании. Однако… моя подруга держалась столь свободно, что я даже позавидовала. Может, она выбрала не ту профессию?
   – Я обязательно расскажу американским читателям о вашем почине, уверена, он вызовет большой интерес и множество откликов. Возможно, миграционные службы Америки, заинтересовавшись идеей, пригласят вас для обмена опытом. Вы не против?
   Слетать за океан по приглашению, да еще и получив столь широкую известность… кто же откажется? И все-таки мне показалось, что Эрика заинтересована делом по-настоящему, она знала все реальные проблемы женщин-беженцев и рассказала многое, о чем мы даже не задумывались.
   Бритт слушала с настоящим вниманием. Так… у меня в доме определенно появилась воинствующая феминистка. То, что Бритт феминистка, я знала всегда, но теперь она увлечется проблемами иммигранток и просто забудет, зачем мы пришли.
   Нет, не забыла.
   – Скажите, а как вы отслеживаете судьбы своих подопечных? Вы как-то с ними потом связываетесь?
   – Не со всеми, конечно, это слишком трудно для общественной организации, но о большинстве знаем много.
   – Ну вот во вчерашней передаче женщины вручали свои адреса, а можно нам посмотреть, как устроились иммигрантки, поговорить с участницами проекта? Вы не могли бы нас сопроводить? Или эти адреса неизвестны?
   Сейчас Эрика даст нам координаты нескольких своих активисток, которые не имеют к Анне-Пауле никакого отношения, и на этом все закончится.
   И снова я ошиблась, Эрика открыла журнал регистрации. Как у них все серьезно!
   – Все адреса имеются. Вот, например, вчерашняя страница.
   Страниц две, на них действительно записаны имена и фамилии желающих пригласить в свой дом иммигранток, а также адреса.
   – Эрика, пожалуйста, продемонстрируйте этот журнал Бритт. Теперь с этой стороны… еще вот так… и так… Спасибо, одна из фотографий обязательно попадет в большую статью Бритт, чтобы все видели, насколько это серьезно.
   – Эрика, а бывали случаи, когда семьи отказывались от тех, кого приглашали?
   – Конечно, ведь даже от приемных детей отказываются, а тут взрослые люди.
   – А сами подопечные отказывались?
   – И такое бывало. Иногда им не нравились условия, иногда отношения, иногда казалось, что придираются…
   – Если отказываются те или другие, они обязаны прийти и вас известить?
   – Вообще-то, да.
   – И вы подыскиваете новую семью?
   Черт возьми, Бритт со своей уверенностью и напором могла дать фору любому студенту-журналисту! Я даже позавидовала, лишний раз убедившись в правильности смены собственной профессии. Эрика не сомневалась в том, что перед ней журналистка, пусть даже будущая.
   – Стараемся это сделать.
   – А когда заканчивается процесс обучения, куда деваются подопечные, вы устраиваете их на работу, подбираете жилье?
   – Здесь неоценимую помощь оказывают сами участницы проекта. Они не просто обучают, но и стараются подыскать работу подопечным, помочь им снять комнату…
   – Всем удается?!
   – Нет, конечно. Но чаще всего – да. – Эрика гордилась результатами деятельности своей организации и, честно говоря, имела на это право. Если все действительно так здорово, оставалось порадоваться за женщин, которые оказались в поле зрения Торсен и ее подруг.
   – А вообще, все иммигрантки так же строго учитываются, как у вас?
   – Что вы имеете в виду? Мы общественная организация и отчитываемся перед миграционной службой постоянно, потому и журнал ведем, – все же насторожилась женщина.
   – В Америке нелегальная иммиграция стала настоящей проблемой уже давно, и решить ее никак не удается. Полиция борется, но пока не победила. А как в Швеции?
   – Об этом лучше спросить у службы иммиграции. У нас только законные иммигрантки.
   – В этом мы не сомневаемся. Скажите…
   Бритт принялась расспрашивать, как помогают тем, кому язык упорно не дается, многие ли семьи, обучив одну, приходят за другой, следят ли сами за судьбами тех, кто жил в их доме, помогают ли те иммигрантки, которые уже преуспели, новым подругам…
   Постепенно ей удалось заболтать Эрику настолько, что та забыла о неприятном вопросе.
   Уходя, мы договорились через пару недель снова встретиться и вместе с Эрикой посетить несколько семей, которые только что обзавелись подопечными. Бритт обещала ей принести все материалы для статьи, прежде чем отправлять в свою редакцию.
   – Вы делаете нужное дело, думаю, не только эти женщины, но и дети, которые у них родятся, будут вам благодарны.

   Мы ехали домой после этого «репортажа», когда позвонил Ларс:
   – Чем ты занята? Я завтра не приеду, потому что до конца недели буду читать лекции. Зато потом проведу в Стокгольме целых три дня. Как ты?
   – Помогала Бритт делать репортаж об одной благотворительной организации.
   – Кому помогала? Ты ей или это Бритт тебе?
   – Нет, дорогой, Бритт тоже репортер, только внештатный, она доканывала феминистскую организацию, чтобы поместить репортаж в газете в Америке. А я только фотографировала.
   – Почему мне кажется, что ты врешь?
   – Клянусь! Покажу тебе все снимки и текст Бритт.
   – Все равно врешь. Что за организация?
   – Женская организация помогает иммигранткам освоиться в обществе, помещая их в семьи.
   – Так… вы, случайно, не привели в дом десяток нуждающихся?
   – Почему ирония, разве мы не можем заняться благотворительностью?
   – Вы можете все, потому я и боюсь. Я совсем не против любой помощи тем, кто в ней нуждается, но очень боюсь вашей активности.
   Мысленно я усмехнулась: знал бы Ларс, насколько прав.
   Когда я закончила разговор, Бритт поморщилась:
   – У нас четыре дня?
   – Боюсь, что да.
   – Линн, она врала, когда говорила о легальных иммигрантках.
   – С чего ты взяла, Эрика мне показалась вполне искренней.
   – Помнишь сериал «Обмани меня»?
   Я не могла не помнить, потому что это один из любимых сериалов Бритт, его, а еще «Касла», «Следствие по телу», «Менталиста» и парочку других детективных шедевров подруга периодически пересматривала на большом экране телевизора, потому пусть не с сюжетами, но хотя бы с названиями я знакома.
   – Ну и что?
   – Там все прекрасно расписано: когда человек отводит глаза, когда задумывается и так далее…
   – Но она смотрела тебе прямо в лицо и ничего никуда не отводила, это я заметила.
   – Правильно! – Бритт была воодушевлена, словно нашла золотую жилу вместо Эльдорадо прямо посреди Кунгсхольмена. – И ни на мгновение не задумалась, как над остальными ответами.
   – Из этого следует, что Эрика соврала? Как-то нелогично.
   – Вот! Видно, что ты не смотрела сериал. Когда человек проговаривает заготовленную ложь, он не тормозит, припоминая, и смотрит прямо в глаза, чтобы проверить, вверят ли ему.
   – Я думала наоборот.
   – Я же говорю, зря не смотрела. Звони своему Вангеру, если хочешь найти адрес Паулы.

   Вангер со вздохом согласился встретиться второй раз за день, только теперь попросил подойти в азиатский ресторанчик.
   Он, видно, не привык к фике с булочками, но и в дорогие рестораны не ходил тоже. Логично, полицейские Стокгольма получают не столько, чтобы обедать в «Операкеларен», но мы с Бритт тоже предпочитали маленькие ресторанчики. «Мункейк» так «Мункейк». Обстановка там самая что ни на есть демократичная, за длинным столом сидят все подряд.
   К тому времени, когда мы побывали у Эрики Торсен и снова встретились с Вангером, завсегдатаи ресторанчика отобедали, и нам нашлось место с краю, что лично меня радовало, не очень люблю вести серьезные беседы, когда слева и справа кто-то веселится.
   Я не предупредила, что мы уже побывали в офисе общества, потому Даг решил, что пытаемся получить его согласие и сразу начал возражать:
   – Нет, нет и нет, вы не пойдете в это общество. Я найду, кого туда отправить. Завтра возвращается из поездки моя помощница, она сходит!
   Бритт картинно пожала плечами:
   – Все уже сделано.
   – То есть?
   – Мы там побывали, у Эрики Торсен, которая вела передачу, интервью взяли, адреса тоже заполучили…
   Вангер почти схватился за голову:
   – Что вы ей сказали?!
   – Что мы ради интервью. Кстати, все без обмана, – Бритт протянула Вангеру свое удостоверение. – И статья обязательно будет, я не выдумываю.
   – А адреса?
   – Это к Линн, у нее фото.
   Вангер разглядывал снимки внимательно…
   – Ну и какой из этих двадцати адресов тот, что нам нужен?
   – Вот этот! – уверенно ткнула в какую-то строчку Бритт.
   – Почему?
   – Во-первых, нечто похожее слегка просматривалось в кадре из передачи, когда Паула протягивала листок своей подопечной, там тоже буква V. Во-вторых, – подруга не обращала ни малейшего внимания на скептическую усмешку Вангера, – посмотрите, адрес на этой строчке написан неуверенным почерком. При этом каждая буква выведена отдельно.
   Я не выдержала:
   – Ну и что?
   Даг смотрел на Бритт по-прежнему скептически. Та пожала плечами, словно удивляясь, почему мы такие тупицы.
   – Не соединяя между собой буквы, пишут только очень уверенные в себе люди.
   – Но здесь буквы печатные, как их можно соединять?
   – Да, и написаны каждая со своим наклоном. Пусть совсем чуть-чуть, но разным. Можно предположить, что человек просто крайне редко держит в руках ручку и пишет вообще что-то. Но у нас не тот случай: когда из двадцати строчек только одна принадлежит той, у которой повреждена рука, то выбрать несложно.
   – Ты права, это тот самый адрес. Район не из лучших, я бы сказал, наоборот. Вам обеим там появляться нельзя, я не шучу. Если это действительно Паула, я дам вам знать. И очень прошу дальше без самодеятельности, вы ее спугнете, будет обидно. Ясно?
   – Если это тот самый адрес, так действуйте! Мы вам преподнесли все на блюдечке, осталось только арестовать Анну-Паулу, – Бритт плевать на любые предупреждения об опасности. Она явно рассчитывала, что Вангер немедленно вызовет группу захвата, на улице взвоют сирены полицейских машин, а сам инспектор выскочит из кафе, на ходу расстегивая кобуру и снимая пистолет с предохранителя.
   Ничего этого не произошло, мало того, Вангер взялся за принесенное улыбчивым официантом блюдо, демонстрируя не только спокойствие, но и наплевательское отношение к проделанной нами работе.
   Мы с подругой переглянулись. Однако… Много раз слышала слова о бездеятельности полиции, не раз произносила их сама, но не до такой же степени бездействовать! Бритт не выдержала:
   – И это вот все? – она изобразила рукой сложный пируэт.
   – А чего вы ожидали, что я немедленно помчусь арестовывать человека, который, возможно, занимается благородным делом помощи иммигранткам и к тому же на последнем месяце беременности?
   – Но она же снова исчезнет!
   – Если она столь уверена в себе, что рискует появиться вот так, – Вангер кивнул на ноутбук, – то никуда не денется, а если эта квартира снята на день или час и это действительно Анна, то ее там уже нет. Или никогда не было.
   – Как это? Она же дала адрес девушке!
   – Сидит старушка и каждой появившейся девушке дает новый адрес. Кроме того, брать можно только с поличным, то есть будучи совершенно уверенным, что там что-то криминальное. Пока я вижу только женщину, похожую на Анну, но беременную и поступающую весьма гуманно.
   – То есть вы не поверили тому, что увидели?!
   – Поверил, и даже отдам, чтобы проверили, но арестовывать человека не побегу, хотя бы потому что у меня нет на это права, а чтобы его получить, нужно объяснить все начальству, предоставив не только видео, но и сведения, добытые группой наружного наблюдения.
   – Вы можете задержать на несколько часов, – почти застонала Бритт.
   – А что потом? Извиняться перед беременной женщиной и объясняться с толпой журналистов? Слушайте, вы бы проявляли такую активность, когда на нее работали. Пришли бы в полицию и рассказали о своих подозрениях.
   – Я не подозревала Анну Свенссон.
   – Но Ларса Юханссона-то подозревали?
   – Нет.
   – Да ну? И когда была убита Бригитта, тоже не подозревали? И когда искали Паулу сами? Пришли бы в полицию, а не занимались самодеятельностью, Марта осталась бы жива. И двое полицейских, дети которых, между прочим, теперь сироты.
   Я молчала, потому что он прав, полностью прав. И то, что я сама пострадала от Анны, меня не оправдывает.
   Вангер закончил свой обед, положил за него деньги, наклонился ко мне:
   – Теперь не вмешивайтесь не в свое дело, пусть им займутся те, кто должен заниматься, и так быстро, как требуется. Пожалуйста.
   Я только мрачно кивнула. Бритт промолчала.
   Словесная выволочка, устроенная нам Вангером, произвела впечатление, мы оставили свои расследовательские поползновения, правда, только на время. Но в том не наша вина.
   * * *
   Даг Вангер явно был раздражен. У подруги Ларса Юханссона появилась еще более беспокойная подруга-американка, твердо уверенная, что без ее помощи (читай: вмешательства) полиция Стокгольма ни за что не справится. Инспектор терпеть не мог вот таких самоуверенных, конечно, иногда они могут разузнать куда больше, чем профессиональные детективы, это как в картах, новичкам везет, но чаще непрофессионалы сильно осложняли жизнь, вместо дела приходилось выручать их из разных передряг. К тому же Вангер предпочитал получать сведения сам, тогда он мог этим сведениям доверять.
   Подружки Юханссона в участнице какой-то передачи, идущей онлайн, узнали Анну-Паулу. Да, в том материале, что они принесли Вангеру, что-то было, и рассуждения о записанном левой рукой адресе логичны, этого отрицать нельзя, но женщина беременна, на большом сроке… Адрес он взял, обещал проверить и позвонить, но ничего этого делать не собирался. Вернее, намеревался только позвонить домовладельцу, но не больше. А подругам сказал, что передал дело группе по траффикингу просто потому, что это первым пришло в голову. Если проверять все подозрительные адреса в Стокгольме, не то что работать, умереть некогда будет.
   А еще Анна Свенссон явно связана со снафф-видео, как может быть к этому причастна беременная женщина? Но говорить неугомонным подругам об этом нельзя, не то придется их самих сажать под замок, чтобы во что-нибудь не влипли.
   – Ты где был? Бергман просил заглянуть к нему, когда придешь, – сообщил дежурный на входе.
   – Ладно, загляну.
   Обращать внимание на прилипчивых энтузиасток Даг не собирался. Встретиться с ними согласился, только чтобы угомонились, а второй раз потому, что не хотелось возвращаться на работу.
   – Ну, как прошла проверка? – Вангер протянул Микаэлю газету, купленную в автомате у входа. – Привет, Фрида, – кивнул он девушке, что-то показывавшей Бергману.
   – Не было, начальство решило не создавать нам и себе лишних проблем. Даг, подожди минутку, мы уже завершаем. Начальство требует сводки по раскрытию преступлений. Ничто так не действует на нервы, как начальственный пыл по понедельникам и в начале года.
   Даг присел к столу и некоторое время наблюдал за Фридой, ловко подсовывающей один за другим листы Бергману. Вдруг его взгляд упал на страничку, лежавшую на столе. Адрес, написанный на ней, показался знакомым. Даг открыл свой блокнот, сверил с записью. Так и есть!
   – Фрида, что это за адрес?
   – А? Это по жалобе соседей на то, что в квартире постоянно меняются жильцы и водят необычных гостей, по привычке дали мне. Я сейчас передам в отдел…
   – Подожди. Что вообще говорят о жильцах?
   – Уверяют, что живут только женщины, а потому боятся, что дело пахнет притоном. Хотя мужчины там не появляются совсем.
   – Верно подозревают. Знаете, что это за адрес? Его же мне дали подружки Ларса Юханссона с уверениями, что по этому адресу проживает Анна Свенссон, то бишь Паула Якобс, и заманивает туда красивых иммигранток, то есть занимается траффикингом.
   – Ничего себе! А у них откуда сведения? – Бергман развернулся к Вангеру всем корпусом. Неужели тот самый господин Случай, когда вместе сходятся совершенно разные обрывки информации, чтобы пролить свет на ситуацию?
   Следующие полчаса Даг демонстрировал записи, полученные от дилетанток, и приводил их доводы.
   – Черт! А ведь они правы, Даг. Что-то не так в поведении этой будущей мамаши. Надо установить наблюдение, только осторожно.
   – Но нельзя не отреагировать на жалобу соседей, – усомнилась Фрида. – Если не отдавать в отдел, то нужно идти самой.
   – Хорошо, сходи к бдительным соседям, поговори, попытайся понять, что именно происходит и что они видели. Только не спугните. – Бергман открыл карту, сокрушенно покачал головой: – Хороший адрес нашли, не понаблюдаешь, все на виду. Узнай-ка у дорожной службы, они ничего не планируют ремонтировать?
   – Только бы эти две любительницы сыска не сунули свои носы, не то все испортят.
   – Позвони и скажи, чтобы не лезли. Если им сказать, чтобы не проболтались Юханссону, можно вызвать подозрения. Вот навязались на нашу голову! Фрида, ты тоже попытайся обойтись успокоительным звонком. Наше появление там может помешать.

   Фрида, набирая номер жаловавшейся женщины, хмыкнула:
   – Как всем дилетантам, им обязательно повезет.
   – Только бы это везение не вышло боком нам, – вздохнул Вангер.
   Трубку на том конце провода сняли быстро, видно, дама ожидала звонка.
   – Мария Олайсон? Здравствуйте, я инспектор Фрида Волер. Вы жаловались на поведение соседей, насколько это серьезно и нужна ли вам помощь?
   – Да, конечно! То, что мы живем не в Эстермальме, вовсе не значит, что у нас не должно быть порядка! Надоела бесконечная смена соседей, они, видите ли, помогают иммигранткам! Но кто поможет нам?
   Фрида включила громкую связь, при последних словах Вангер сокрушенно развел руками: похоже, по этому адресу действительно живут общественницы. Но разговор следовало закончить.
   – Соседи шумные, они нарушают тишину или создают какие-то другие проблемы? Кстати, вы живете рядом?
   – Я живу в квартире напротив. Проблемы? Входишь в дом и никогда не знаешь, кто эта очередная красотка – соседка или чужая. И что это за помощь, если иммигрантки дольше месяца в квартире не живут? То и дело новенькие. Разве можно за месяц выучить шведский и найти работу? Что-то тут не так.
   Инспекторы переглянулись, а ведь она права, что-то не так.
   – Настолько часто меняются?
   – Да, поживут месяц, потом новые, и все красотки. Мне они не мешают, я просто не хочу, чтобы в нашем доме жили чужие.
   – Постоянно?
   – Что – постоянно? – ворчливо переспросила бдительная пенсионерка.
   – Постоянно эти гости?
   – Нет, иногда подолгу вообще никого, даже хозяев квартиры. – Фриде показалось, что при этом дама на том конце провода обиженно поджала губы.
   – А вы пробовали поговорить с соседями, которые приглашают таких гостей?
   – Пробовала. Послали подальше, сказали, что это их право, если я хочу, то тоже могу приглашать к себе иммигрантов.
   – А в самой квартире одни и те же жильцы или тоже разные?
   – Разные. Раньше была одна молодая женщина, теперь вот другая, беременная, как с ней ругаться? Но мне уже надоело, я поругаюсь и с беременной.
   – Не стоит. Я сегодня к вам зайду, и мы решим, как поступить. Если вы, конечно, не против.
   – А вы кто? – в голосе Марии Олайсон уже появились нотки тревоги.
   Фрида снова представилась и назвала полностью свою должность.
   – Я проверю.
   – Конечно. Вы чего-то боитесь?
   – Знаете, в последнее время стало опасно доверять даже полицейским.
   – Может быть, вы смогли бы подойти в наш отдел, а уже потом мы пройдем к вам в дом?
   Этот вариант Олайсон понравился куда больше. Она записала адрес и номер кабинета Фриды и обещала прибыть немедленно.

   Мария Олайсон оказалась пожилой дамой из тех, кто от нечего делать обожает присматривать за соседями. Она вошла в кабинет уверенным шагом с явным намерением рассказать подноготную всего района за последние четверть века. Но сделать этого не успела, потому что застыла, уставившись на фотографию Бригитты, которую Фрида намеренно оставила на видном месте. Хитрость сработала.
   – Кто это? – палец фру Олайсон ткнул в изображение.
   – Вам знакомо это лицо? – вопросом на вопрос ответила Фрида.
   – Да, это бывшая соседка, теперь она в той квартире не живет.
   – А раньше жила?
   – Да.
   – Одна?
   – Нет, вдвоем еще с одной.
   – С этой?
   Мария Олайсон вытаращила глаза на фотографию Кайсы, которую ей подала Фрида:
   – Да. На них уже жаловались?
   – Было такое, за вождение в нетрезвом состоянии. Скажите, а они жили там давно и постоянно?
   – Нет, не очень. И не постоянно, вечно отсутствовали, никогда не сдавали деньги вовремя, если нужно что-то отремонтировать. Приведут этих беженок, немного подержат, потом исчезнут сами и девиц с собой уведут. Я не против, но надо же и совесть иметь!
   – Вы правы. А чем они вообще занимались? Они что-то говорили о своей работе?
   – Нет, – поджала губы женщина. – Никогда. Даже не здоровались, словно они одни живут в доме. Сколько раз приходила, чтобы обсудить, какого цвета должны быть стены в подъезде… Знаете, мы все решаем сообща, а эти никогда не участвовали, все время делали вид, что им некогда.
   – Больше с ними никто не был знаком в вашем доме?
   И снова пенсионерка поджала губы:
   – Были, как не быть. Сосед со второго этажа, что над ними, все время болтал по-дружески, советы какие-то давал.
   – Он может подтвердить ваши слова?
   – Какие слова? Что он подтвердит, если сам иммигрант, из Турции приехал, по-шведски говорит с трудом.
   – А с ними как разговаривал?
   – По-английски.
   – Кто там сейчас живет?
   – Эта беременная и две какие-то арабки. Я в глазок видела.
   – Давно?
   – Нет, вчера привела. По-шведски ни гугу. Ей рожать уже скоро, а она иммигрантов водит!
   – Вы не любите иммигрантов?
   – А вы любите? Я родилась в Стокгольме, но теперь он на себя не похож! Раньше все было намного лучше.
   Фриде хотелось спросить, неужели в изменении облика города вина только иммигрантов, но она понимала, что вести политкорректную беседу с воинствующей коренной шведкой не получится, да и желания не было. Выручил вошедший в кабинет Даг:
   – Фрида, пора на совещание. Это срочно.
   – Мария, мы можем договориться с вами о встрече у вас дома? Завтра удобно?
   – Удобно.
   – Я позвоню.
   – Я буду весь день дома.
   – Спасибо за бдительность. Мы поговорим с соседкой, чтобы вам не мешали.
   – Уж пожалуйста.
   Глядя на поджатые губы активистки, Вангер не сомневался, что Олайсон не успокоится, пока не выживет соседей из дома. Черт, помощь населения, конечно, хорошо, но было бы лучше, если бы это самое население, вовремя сообщив нужную информацию, больше не совалось. Ему хватало двух суперактивных подруг, теперь бдительная гражданка – и дело испорчено окончательно.
   Хотя, приходилось признать, что без этих активисток они вообще ничего не знали бы о подозрительном адресе.
   Вангер вдруг сообразил, что троица может объединиться, то есть активные подружки могут запросто найти общий язык с Олайсон, тогда на поимке Анны Свенссон, если это она, можно сразу ставить крест.
   Даг немедленно набрал номер Линн Линдберг:
   – Ваша информация частично подтвердилась. Теперь слушайте меня внимательно и усвойте: к дому не соваться ни под каким предлогом! Анна Свенссон знает вас в лицо, слишком хорошо знает, чтобы ошибиться, потому, только показавшись на другом конце улицы или вообще в том районе, вы можете ее спугнуть. Вы меня поняли?
   – Да.
   Вангер не очень надеялся, что у подружек хватит ума последовать его требованию, но рассчитывал дозвониться Юханссону и попросить его вразумить Линдберг, правда, преподнеся несколько иную версию событий.
   На всякий случай он повторил:
   – Линн, я вас очень прошу хотя бы пару дней там не появляться, когда будут новости, я обязательно позвоню. Не сорвите нам наблюдение.
   Чтобы придать вес требованию, пришлось добавить, что адресом занимается группа по борьбе с траффикингом, хотя пока никто не занимался. Бергман обещал содействовать в организации наружного наблюдения, но было решено, что сначала туда под видом работника муниципалитета сходит Фрида, чтобы было понятно, стоит ли заваривать кашу в такое время, когда все и без того заняты по горло. Обидно было бы зря распылять силы, и без подозрительного адреса много работы.

   Убедившись, что Олайсон отправилась восвояси, инспекторы снова собрались на совещание.
   – Нужно очень осторожно посетить этот дом. Угомони эту Олайсон, а Анне-Пауле, если это она, скажи, что из муниципалитета по поводу неучастия в общественных делах и тому подобное… Поболтай и посоветуй не конфликтовать с соседями.
   – Думаю, затягивать не стоит, сходи уже сегодня вечером. Если это Анна-Паула, то чем скорее мы ее возьмем, тем лучше. Она исключительно изворотлива, сумела прикинуться беременной, как бы ни ушла снова.
   * * *
   Позже мы с Бритт, основательно обсудив положение дел, пришли к выводу, что он прав. Анна знает в лицо нас обеих, потому, заметив, может просто скрыться. Оставалось надеяться на Дага Вангера и его парней.
   Прошел день, но Вангер не позвонил. Мы честно боролись с искушением отправиться по указанному адресу. Хватило нас на два дня. Может, мы и смогли бы вытерпеть дольше, но из Оксфорда вот-вот прилетит Ларс, уж он-то не позволит нам ни во что вмешиваться!
   Вангер моей настойчивости явно рад не был, он хмуро ответил, что и без нас дел невпроворот, а Анной и указанным адресом уже занимаются.
   – Кто?
   – Линн, я же сказал, что сообщу, когда будет что-то новое. И очень прошу не соваться туда, чтобы не спугнуть Свенссон. Даже не прошу, а приказываю.
   – Но мы могли бы помочь…
   – Слушайте, мне говорили, что вы беспокойны, но не настолько же!
   Я разозлилась:
   – То, что вы слышали обо мне, – неправда. – И добавила, прежде чем Вангер успел усомниться в моих словах: – Действительность во много раз хуже!
   – Спасибо, вы меня успокоили. Мне казалось, в кафе я вам все объяснил, а вы поняли. Повторить?
   – Не стоит.
   – Извините, меня зовут, не могу продолжать разговор.
   Мне хотелось выругаться, причем крепко. Может, я действительно чего-то не понимаю?
   – Бритт, давай еще раз про траффикинг.
   – Сейчас глянем, – пожала плечами подруга. – Это торговля людьми, чаще всего ради предоставления сексуальных услуг. Обычно женщинами, иногда несовершеннолетними и вообще детьми. Самое то…
   – Неужели Анна ко всему занималась еще и этим?
   – А чего же ради она выбрала эту смугляночку, не в подруги же себе? Думаю, они таким образом добывают живой товар. А что, вполне удобно: пришла, поулыбалась, пригласила домой, чтобы помочь, помнишь, она показала, что может взять еще троих…
   – Но при чем тогда Ларс?
   Бритт плюхнулась в кресло и на минуту задумалась.
   – Конечно, можно спросить его самого, но, думаю, ничего хорошего не получится. Попробуем методом дедукции и индукции.
   – Я помню, что такое логика, но не думала, что ты обожаешь ею заниматься.
   – Это не я, папа обожает, – отмахнулась подруга. – Он потому и играет в покер и бильярд, что в обоих случаях есть возможность применить логику.
   – В бильярде?
   – Ага. От точности удара зависит движение шара и, следовательно, попадание в лузу…
   Я пожала плечами, тоже мне, специалист по логическим размышлениям:
   – Ну, этот принцип можно подвести подо что угодно.
   – А он везде и работает, кроме исключений, конечно, которые бывают часто.
   – Ладно, что там говорит твоя логика о Пауле и траффикинге?
   – Оставим пока Ларса в покое. Вспомни, что он говорил о приезде Паулы?
   – Ты же собиралась оставить его в покое?
   Не обращая ни малейшего внимания на мое ехидное замечание, Бритт продолжила:
   – Что она приехала в Стокгольм налаживать отношения с местными, прежде всего с Леннартом. Леннарт занимается чем? БДСМ.
   – При чем здесь траффикинг?
   – Откуда в подвале были девушки, не из Оперного же театра? Явно снятые где-то. А муж Паулы занимался поставкой секс-рабынь. Вот тебе один из способов их получать.
   Я покачала головой: святая американская простота.
   – Бритт, я понимаю, что ты не в курсе, но в Швеции с 1999 года запрещена проституция, то есть торговля секс-услугами.
   – Ты думаешь, если запрещена, то не существует? Боюсь, ты смотришь на жизнь сквозь розовые очки.
   – Конечно, существует, но это сводничество, то есть уголовно наказуемое преступление.
   Подругу такими мелочами, как упоминание о шведском законодательстве, с мысли не собьешь.
   – Да ты что, я а думала, они в куклы играют! Итак, Паула приехала о чем-то договариваться. Сама или по заданию мужа, неизвестно, но, – Бритт назидательно подняла вверх указательный палец, – не смогла удержаться, чтобы не отомстить за старые обиды.
   – Глупости! Ларс сказал, что и Кайса, и Бригитта, и даже Марта были ее подручными.
   – А еще он сказал, что тебя подвесили из ревности, а его в назидание. Ладно, сейчас не о том. То, что Паула попалась, это, конечно, глупость. Устроила представление с повешением… Не думаю, чтобы ее боссы такое простили. Слушай, а может, ее понизили из-за провала?
   – По служебной лестнице? О чем ты говоришь?
   – Вполне может быть. Руководила группой, группа из Кайсы, Бригитты и Марты провалилась, да, еще Оле, думаю, он там же. Теперь просто заманивает красивых девушек… Это понижение. Вот к чему приводит попытка отомстить старой любви.
   – Очень поучительно. Насмотрелась сериалов.
   Бритт забралась в кресло с ногами, усевшись по-турецки.
   – Можешь не верить, можешь даже не обращать внимания, но это так, и это лично меня радует!
   – Почему?
   – Она стала более уязвимой, понимаешь? До кого добраться легче – до директора ЦРУ или до простого агента?
   – Бритт, имеется минус: директор ЦРУ один, и он известен, а агентов тысячи, и им затеряться куда проще.
   – Но мы-то ее нашли! Теперь главное – не упустить, не потерять след.
   Наши теоретические измышления прервал звонок Ларса. Он нутром чувствует, когда я начинаю заниматься тем, чем заниматься запретил?
   – Как у тебя дела?
   – Хорошо.
   Бритт отчаянно жестикулировала, показывая, что я безбожно фальшивлю. Это я поняла уже и сама, потому прокашлялась:
   – Прости, что-то попало в горло.
   – Прошло? – тон почти менторский.
   У меня засосало под ложечкой, такой тон означал, что Ларс либо догадался, либо вообще знал, что произошло. Но от кого?! Ясно, нажаловался этот мерзкий Вангер, чтоб он сдох!
   – Да, бывает, хотела одновременно сказать и проглотить.
   – Что ты ешь?
   Неужели пронесло?
   – Булочку. Хочешь?
   – Нет, оставь себе. Чем вы сегодня занимались?
   Пожалуй, я рано обрадовалась, не пронесло.
   – Да так… ходили по магазинам…
   – И?
   – Что – и? Неужели ты подозреваешь меня в способности крутить с кем-то роман? У меня все мысли о тебе. Ларс, я соскучилась…
   – Я тоже. Только зубы не заговаривай. С Вангером встречались?
   Я набрала полные легкие воздуха и ринулась, словно в холодную воду:
   – Ларс, я знаю, что не должна вмешиваться не в свои дела. Этот противный Вангер сегодня все очень доходчиво объяснил, и мы не стали ничего предпринимать. Но ведь мы же раздобыли ему информацию, он должен быть благодарен!
   Лучшая защита – это нападение. Выпалив все, я замерла. В ответ усмешка:
   – Так… а теперь все медленно и толково. Какую информацию? О ком? За что Вангер должен быть благодарен и что он вам объяснял?
   Вот черт! Надо же так сглупить?! Неужели Вангер не жаловался на нас?
   – Он тебе ничего не говорил?..
   Ларс не смог не рассмеяться:
   – Линн, ты бы сейчас себя слышала. Провинившийся ребенок, который полез в лужу, несмотря на то что родители запретили. Вангер просто попросил, чтобы я вас урезонил и вы не мешали ему работать. Я решил, что вы пристаете с вопросами и советами, но, оказывается, все гораздо серьезней. Там чем вы его допекли?
   Проклиная свой язык, я принялась объяснять, с удивлением обнаружив, что ничего особенного мы не сделали. Ну, увидели в передаче женщину, похожую на Анну, сообщили об этом Вангеру, он, как обычно, в спячке, мы сами взяли интервью у представительницы благотворительной организации и все материалы этого интервью скопировали для Вангера. Никакого криминала – ни погони, ни перестрелки, ни даже долгого лежания в болоте с целью наблюдения. Ни-ни!
   Все это я изложила Ларсу, стараясь, чтобы рассказ получился как можно более скромным.
   – Статья и правда будет в журнале, с которым сотрудничает Бритт. Все честно. В тот дом мы не совались, все ограничилось офисом организации и невинными вопросами о благотворительной деятельности.
   С каждой фразой моя уверенность и жизнерадостность словно сдувались, потому что Ларс слушал в мрачном молчании.
   – Ну что? Это криминал или очень опасно? Больше мы ничего не делали и делать не собираемся!
   – Знаешь, что мне совсем не нравится в этой истории?
   Я знала, но на всякий случай спросила:
   – Что?
   – То, что ты не выбросила Анну из головы. Я просил, чтобы ты это сделала, теперь требую. Линн, я понимаю, что ты пострадала из-за Анны, но я требую, чтобы ты наконец угомонилась и ни во что не вмешивалась! Почему вы с Бритт не хотите понять, что это опасно? Слышишь, я не прошу, а требую! У тебя есть другие дела. Я прилечу, и мы поговорим. Очень прошу сегодня не заниматься больше ни чьим розыском.
   – Ты прилетишь на выходные?
   – Да, постарайся до этого времени не найти еще кого-нибудь, в рекламе пива например.

   Я должна бы радоваться, но на сердце скребли кошки. Тон Ларса был непривычным и, честно говоря, неприятным. Он мог бы просто сказать, что расстроен тем, что я нарушила обещание, но Ларс почти накричал. Он беспокоится обо мне, но все равно плохо, очень плохо.
   * * *
   Линн и Бритт зря возмущались, Вангер и Фрида вовсе не сидели сложа руки. Фрида отправилась по указанному адресу уже в тот же вечер.
   У шведов не приняты занавески на окнах, они живут открыто, если видишь зашторенные оконные проемы, можно быть уверенным, что там иностранцы.
   Окна квартиры беспокойных соседок Марии Олайсон были зашторены, но в комнате горел свет. Фрида на мгновение задержалась, вздохнула и решительно шагнула к двери в подъезд. Дверь без домофона, открыта, расписана граффити…
   Краска на лестнице свежая, но стены тоже расписаны. Мария Олайсон права, в этом доме трудно ожидать респектабельности от жильцов. Сам дом старый, но мало ли старых домов в Стокгольме?
   Фрида решила не заходить сначала к Олайсон, чтобы не застрять там на час, выслушивая словоохотливую даму. За дверью напротив играла музыка, вероятно работал телевизор. На звонок ответили не сразу.
   – Ке?
   Инспектор представилась по-шведски и следом по-английски, сказав, что она из муниципалитета по поводу будущего ремонта дома. После ухода Марии Олайсон она позвонила в муниципалитет и выяснила, что ремонт в этом доме действительно предстоит, но жильцов еще никто не опрашивал. Вполне логично, что начать пришлось с первой квартиры. Прикрытие у Фриды было серьезное, не подкопаешься. Она старалась не думать, что придется обходить с вопросами и остальных соседей, чтобы не вызвать подозрений.
   Открыла дверь красивая мулатка, стройная, как фарфоровая статуэтка, с правильными чертами лица, большими глазами и белозубой улыбкой.
   – Вы квартиросъемщица?
   – What?
   Пришлось перейти на английский.
   – Вы здесь живете? Кто здесь живет? Я из муниципалитета.
   – Хозяйки нет дома. Что от нее нужно?
   – Подпись под согласием на ремонт подъезда. Как зовут хозяйку?
   – Моника… Моника Полссон…
   – Вы не знаете, квартира у нее в собственности?
   – Не знаю.
   – Извините. Придется зайти в другой раз. В какое время она бывает дома?
   Девушка снова пожала плечами:
   – Не знаю.
   Взгляд напряженный, опасливый, но это объяснимо, боится любых представителей власти, наверное, есть почему пугаться, однако расспрашивать не стоит, можно просто спугнуть. А может, и пугать нечем, у девушки просто не все в порядке с документами?
   Фрида подумала, что стоит передать этот адрес миграционной службе, пусть проверят.
   Она поднялась на второй этаж и попросила подписать согласие на ремонт в одной из квартир, во второй никого не было дома. Потом на всякий случай разыграла звонок на мобильный:
   – Да, милый? Собираю подписи по поводу будущего ремонта. Я всего три квартиры в этом подъезде посетила. В одной послали к черту, в двух подписи дали, еще в одной не открывают. Просто я думала, что ты задержишься, и решила поработать здесь. Хорошо, перенесу на завтра. Ну, не сердись, уже бегу.
   Дольше оставаться в подъезде не стоило, могла выглянуть Олайсон и все испортить окончательно.

   Вангер ждал Фриду за три квартала от дома, ближе подъезжать не рискнули, улица действительно просматривалась.
   – Ну? – он с трудом скрывал свою тревогу, которая одолела, пока Фрида посещала беспокойный дом.
   – Я, конечно, никогда не встречалась с Анной Свенссон, но, по-моему, подруги правы, это она. И фру Олайсон тоже права.
   – Ты ей этого, надеюсь, не сказала?
   – Я даже заходить не стала, иначе до утра бы не выбралась.
   – Была только в квартире у Анны?
   – В квартиру не пустили, разговаривали снаружи, обмануть, кажется, удалось. А вот выяснить – ничего.
   Пришлось идти на поклон к Бергману с просьбой установить наружное наблюдение исходя из одних подозрений. Несмотря на нехватку людей, Бергман сумел этого добиться, правда, оговорив, что ненадолго.
   – Ничего, даже если наружка просто сумеет сфотографировать подозрительную женщину, мы поймем, Анна это или нет.
   Наружка сумела, но ясности и это не прибавило. Да, похоже на Анну Свенссон, но беременность… Женщина носила живот с достоинством. На снимке у нее темные волосы и немного выступающая нижняя челюсть. Конечно, мог быть парик и накладка на зубы.
   Вангер ворчал:
   – Так можно начать подозревать всех, у кого поврежден ноготь мизинца левой руки…
   * * *
   Мы не виделись неделю. Много это или мало? Для меня вопрос так не стоял, это не просто много, это невыносимо, безумно много!
   Когда Ларс позвонил из Хитроу и сказал, что вылетает ближайшим рейсом, я просто взвизгнула:
   – Когда тебя встречать? Ты прилетишь в Арландо? Каким рейсом?!
   Он рассмеялся, смех довольный:
   – Тысяча и один вопрос сразу. Хочешь сказать, что соскучилась и будешь рада меня видеть?
   – Как ты можешь?! Когда?.. – я почти стонала от вожделения.
   – Я опять всего на ночь, утром первым самолетом обратно, очень хочу тебя видеть. Приедешь? Жди меня на Эстермальмсгатан, договорились? Там есть душ… спальня… рояль…
   Я ахнула, услышав про рояль, и тут же получила:
   – На рояле вообще-то играют. А ты о чем подумала?
   Голос вкрадчивый, заставивший меня снова застонать:
   – Ла-арс…
   – Соскучилась, слышу… Езжай туда, я около десяти буду. Линн, я завтра же обратно, у нас опять будет только ночь.
   Мой восторженный визг заставил Бритт выскочить из ванной с ногой в одной штанине джинсов:
   – Что случилось?!
   – Ларс прилетает!
   – Когда?
   Я уже носилась по квартире, собираясь.
   – Сегодня. Через три часа!
   – Куда ты так торопишься?
   – Он будет на Эстермальмсгатан через три часа!
   Вместо того чтобы надеть джинсы полностью, Бритт вылезла из них и теперь стояла, сложив руки на груди и привалившись к двери ванной. На лице сарказм:
   – За три часа до «Квартала жаворонков» можно дойти пешком и не торопясь.
   – Я хочу еще принять душ и высушить волосы.
   Подруга посторонилась:
   – Принимай.
   – Я там.
   – А вдруг там не будет воды?
   – Чего не будет?!
   Бритт кивнула на нашу ванную:
   – Иди мойся и суши свои волосы здесь, мало ли что творится там? Отключили свет, воду или еще что-то…
   Она права, все следовало предусмотреть…
   – Бритт, – я вдруг почувствовала настоящие угрызения совести оттого, что оставляла подругу в одиночестве, сама отправляясь в объятия Ларса, – я только на ночь. Он утром улетит обратно.
   – Иди уж, не теряй время.
   Торопливо моя голову и натирая тело, я размышляла о том, как мне повезло в жизни. Самый красивый в мире мужчина прилетает на одну ночь при первой же появившейся возможности, потому что страстно меня желает. М-м-м!..
   Критически оглядев меня, Бритт сокрушенно помотала головой.
   – Что не так? – на всякий случай я заглянула в зеркало.
   – Ты на руки свои посмотри. Маникюру неделя.
   – Ну… я…
   – Садись и обрабатывай ногти, волосы я тебе высушу сама.
   Пока я подрезала и подтачивала свои и без того недлинные ногти, Бритт колдовала над моей головой. Обозрев полученную в результате ее стараний шевелюру пуделя, я молча заплела косу. Подруга почти обиделась:
   – Ну и пожалуйста!
   – Бритт, не сердись, но Ларсу больше всего нравится коса.
   Бритт не отозвалась, уйдя к себе в комнату. Я заглянула туда же и заговорщически сообщила:
   – К тому же ему нравится сначала принимать душ вместе со мной, так что укладка бесполезна.
   – Правда?!
   Бритт долго сердиться не способна, во всяком случае на меня, через четверть часа, провожая меня на рандеву, подруга подала на ладони таблетку.
   – Зачем?
   – Это противозачаточная.
   – Я поняла, но мне не нужно.
   Бровь у подруги приподнялась точь-в-точь как у Ларса. И как они умудряются так двигать бровями, у меня не получалось.
   – Вы пользуетесь резинками? – В поддержании презрительного тона оставалось только добавить: «Фи!», но Бритт тактично промолчала.
   – Нет, не пользуемся, но таблеток тоже не надо.
   Теперь подруга смотрела уже подозрительно:
   – Но ты же можешь забеременеть?
   – Могу. Ларс очень этого хочет.
   – Ларс… ты… ну вы даете! Тогда сегодня точно забеременеешь!
   Я невольно расхохоталась, ухватила голову подруги за уши и, притянув к себе, звонко чмокнула в нос:
   – Бритт, ты прелесть! Все, до завтра.
   Она умудрилась высунуть голову на площадку и театральным шепотом на весь дом потребовать:
   – Завтра подробно расскажешь, как все пройдет ночью.
   Хорошо, что на лестнице никого не было…

   Я торопилась в квартиру на Эстермальмсгатан еще и потому, что понимала: Ларс прилетит голодный, однажды он сказал, что не может есть в самолетах, а потому дальние перелеты для него убийственны. Не идти же в ресторан, я должна накормить его дома. Я не помнила, какие магазины есть в той части Эстермальма, а потому решила запастись продуктами рядом с нашим домом и лучше привезти их туда.
   Не очень-то помнила и набор посуды, а также продуктов в холодильнике и на полках. Рассчитывать на что-то опасно, потому в магазине хватала практически все, что попадало под руку, надеясь там разобраться. Прихватила даже форму для выпечки маффинов. В моем распоряжении не так много времени, потому еще в метро пришлось прикидывать, что успела набрать в два здоровенных пакета и что именно успею приготовить.
   Раз есть форма и все для кексов, значит, к кофе будут именно они. А еще хорошая телятина для отбивных… картошечка… я купила сыр, разные приправы, яйца, зелень…
   Открывая дверь в дом, я уже представляла себе будущую трапезу. Свен будет если не посрамлен, то основательно подвинут на пьедестале.
   Кухня оборудована основательно, я зря боялась, что чего-то не найдется (хотя форма для маффинов пришлась, кстати), нашлись и всевозможные приправы, а вот в холодильнике действительно пусто. Все верно, в этой квартире не живут постоянно, а для временных набегов, какие совершали мы с Ларсом, продукты не нужны, мы ужинали где-нибудь и дома только пили кофе.
   Нет уж, сегодня я готова превзойти саму себя, я же внучка Осе Линдберг, для которой неудавшиеся тефтели или плохо поднявшийся бисквит куда страшней конца света.

   Когда Ларс открыл дверь в квартиру, его облаком накрыли умопомрачительные запахи. Если честно, то ради этого я даже выключила вытяжку, пусть с порога почувствует, как я ему рада.
   Почувствовал. Действительно замер, разглядывая меня в фартуке:
   – Ты… это чем пахнет?
   – Ужином! – Я торжествовала, радуясь еще и тому, что успела сменить фартук, который был в муке, на чистый.
   – Линн…
   Сняв куртку, Ларс сгреб меня в охапку, приник губами к губам.
   Я порадовалась, что плита уже выключена, за то время, пока мы целовались, на ней непременно что-то сгорело бы.
   – Господи, как я по тебе соскучился!
   Я чуть не разревелась и, чтобы скрыть выступившие слезы, скомандовала:
   – Мыть руки, и за стол! Ужин остынет.
   По пути он успел поцеловать меня еще раз. Это могло продолжаться долго, потому пришлось выскользнуть и кивнуть на ванную:
   – Туда.
   Я действительно постаралась, сделав две изумительные закуски (бабушкин секрет), телятину в шубке и к кофе нежнейшие маффины с горячим шоколадом внутри… Накрытый стол смотрелся не хуже ресторанного. Ларс замер:
   – Сама?
   – Угу, – я старательно делала вид, что это мелочи, недостойные особого внимания такого мастера, как тот, что стоит перед ним. – Вино выбирай сам, я в этом не смыслю.
   – Что у нас?
   – Телятина в шубке.
   – Когда я позвонил, ты была здесь? – он откупоривал бутылку, с любопытством косясь на меня.
   – Нет.
   – А когда все успела?
   – Я старалась…
   Ужин удался, я с удовольствием наблюдала за тем, с каким аппетитом мой любимый поглощал все мной приготовленное.
   – Я, конечно, не забыл блинчики, которые были в замке, но они не могут сравниться… Ты еще что-то можешь?
   – Хочешь убедиться?
   – Очень хочу. Но в следующий раз, а сегодня я хочу совсем другого. Ты пойдешь со мной в душ?
   Он еще спрашивает! Я хорошо помнила, что бывает в душе и после него.

   Из душа доносится:
   – Эй, я жду!
   Я появляюсь в ванной в халате.
   – Издеваешься? А ну снимай!
   Под халатом на мне трусики. Ларс манит пальцем к себе в душ:
   – Иди сюда, я тебе что-то покажу.
   – Что?
   – Иди ко мне и перестань стесняться! Сколько я буду отучать тебя от этого? – глаза смеются.
   Господи, как я люблю вот эту его насмешку!
   – Скажи, чего ты хочешь?
   Я глубоко вдыхаю и решаюсь:
   – Я хочу тебя.
   – Очень?
   – Очень. Сильно. Ларс, безумно!
   – Всегда рад помочь…
   Мои губы во власти его губ, да и я вся в его власти.
   Даже ванильный секс может быть волшебным, если им заниматься с Ларсом Юханссоном. Хотя я вообще отвыкла от ванильного секса, все с изысками вроде флоггера.
   – Моя маленькая развратница… Моя ненасытная девочка…
   – Кто это развратница, я?! Да я вообще могу спать в пижаме с длинным рукавом.
   – Спать спи, но со мной рядом чтобы в таком монстре не появлялась. Помнится, у тебя была какая-то с кошечками. Это вместо скафандра?
   – А ты откуда знаешь?!
   – Однажды пытался уложить спать пьяную красотку, но переодеть не смог, как увидел пижаму с котятами, так и оставил в рубашке.
   – Ларс!
   – Угу. Ты вообще лучше всего смотришься без ничего. Запомни это, но никогда не применяй ни с кем, кроме меня.
   Снова дразнилки, приводящие в возбуждение, снова провокации, заставляющие меня считать себя раскрепощенной и способной на все. Есть мужчины, рядом с которыми любая дурнушка может чувствовать себя богиней. Это редкое умение – заставить женщину не стесняться своих желаний.
   Например, мне очень нравится его тело, я бы тоже хотела его изучить, исследовать, погладить, поцеловать, полизать, наконец, каждый сантиметр, но чтобы я на это решилась, должно случиться нечто. Я не ханжа и не пуританка, не люблю миссионерскую позицию, но и танцевать нагишом тоже не могу, а уж священнодействовать над мужским телом – это только при выключенном свете. Глупо? Конечно, потому что удовольствие можем получить оба.
   Я знаю, что должен сделать Ларс, чтобы это произошло, – попросту вынудить меня сделать это, как вынудил в первые же дни знакомства проявить свои потаенные желания. Мне очень хочется вкусить запретный плод минета. Почему запретный? Потому что одна мысль о таком, например, с Йеном, вызывала у меня желудочные спазмы, а вот о возможности минета у Ларса я думаю спокойно. Но для этого он должен просто взять мою голову и наклонить до нужного места. Однако Ларс бережет мою неиспорченность, одновременно попросту развращая, из чего следует, что и оральный секс не за горами.
   Интересно, а для него существуют какие-то границы наших отношений? Есть то, что он не приемлет категорически? Как об этом спросить?
   И все-таки чувствовалось, что он устал.
   – Тебе трудно в Оксфорде?
   – Без тебя? Очень. Не знаю, как дотерпеть до выходных.
   – А вообще?
   – И вообще тоже. Линн, я же неопытный преподаватель, наработок нет. Поговорю с тобой по телефону и сажусь на всю ночь за компьютер. Учусь не меньше студентов. Мне опозориться никак нельзя.
   Ого, Ларс Юханссон открывает мне свои секреты, жалуется на трудности, причем без насмешки, по-настоящему. Это дорогого стоит.

   Ночь была великолепна, но… на порядок спокойней прошлой. Нет, я ни о чем не пожалела, однако осталось ощущение, что самые сумасшедшие ожидания как-то… не сбылись, что ли. Может я просто слишком многого ожидала? Или ванильный секс уже не для меня? Ларс прав: испорченная девчонка! Но кто меня испортил? Я была почти синим чулком, не признающим никаких отклонений, кроме замены миссионерской позиции какой-то чуть более вольной, а что теперь? Крутой секс подавай?

   Утром звонок Бритт:
   – Ты жива?
   – Да, все нормально.
   – Что я слышу, ты не визжишь от восторга, не стонешь при одном упоминании… – до нее вдруг доходит: – Ты одна или Ларс рядом?
   – Одна.
   – Тогда я не понимаю. Сейчас буду!
   Ее «сейчас» оказывается «немедленно». Откуда она звонила, от входа в дом? Нет, скорее, прежде чем нажать на кнопку звонка в дверь проверяла, нет ли в постели Ларса.
   В квартире она пристально вглядывается мне в лицо:
   – И где бурный восторг от прошедшей ночи? Где потрепанное состояние, по-моему, ты даже ходить в состоянии. Тебя что, не мучили?
   Я попыталась отбиться, понимая, что это бесполезно:
   – А почему я должна быть не в состоянии? Ларс не маньяк.
   – Угу, я уже вижу. – Бритт вдруг подозрительно принюхалась. – Чем это пахнет?
   Я принюхалась тоже. Чего она? Пахло вкусно, кексом.
   Объяснять не пришлось, подруга все поняла сама, она прошлась, постояла, глядя на фартук, брошенный на стул в кухне, вернулась в комнату:
   – Ты чем занималась, пока его тут ждала, ужин готовила?
   – Готовила.
   Зеленые глаза подруги сузились:
   – Небось и пекла что-то?
   – Маффины, кстати, удались.
   – Та-ак… и требовала скорей за стол, потому что ужин стынет?
   Я немного растерялась:
   – Да, правда, остывал…
   – Ты знаешь притчу о глупой женщине?
   – Которую из тысяч?
   Подруга уселась на белый диван и принялась меня воспитывать:
   – Двое мужчин возвращались из далекой поездки, давно не были дома, но друзья пригласили посидеть в баре, попить пиво, и оба мучились вопросом, как сказать женам, что в первый вечер после долгого отсутствия уйдут из дома одни.
   Я склонила голову набок, изображая внимание. Что за дурь, о чем это она?
   – Одна жена, зная о возвращении супруга, приняла ванну, сделала прическу, принарядилась, а вот времени на уборку квартиры и приготовление праздничного ужина не хватило. Но он и не понадобился, потому что, войдя в дом и увидев красавицу-жену, муж воскликнул: «Какая женщина!» – и повел ее ужинать в ресторан, забыв о приглашении друзей. Вторая поступила иначе, она сделала уборку, все вымыла, выстирала, приготовила праздничный ужин, только на себя времени не осталось. Муж, войдя в надраенный дом, оглядел всклоченную, замученную жену, в сердцах плюнул на чистый пол: «Что за женщина!» – и ушел пить пиво с друзьями.
   – Ну и кто я?
   – Раньше была первой, теперь вторая.
   – И чем же я похожа на вторую? Кажется, ты лично сушила мне волосы? – В моем голосе против воли прорезались нотки обиды. У нас с Ларсом все нормально, конечно, не как прошлый раз, но все равно прекрасно. Разве обязательно каждый раз распинать или пороть? Я не фанатка БДСМ, да и он тоже.
   – Какого черта устраивать семейный ужин?! Разве я тебя не учила, что запирать мужчину в клетке нельзя?
   – В какой клетке, ты себя слышишь? Ларс улетел в Оксфорд, какая клетка?!
   Но Бритт ничуть не смутило мое возмущение, она принялась философствовать:
   – Семейный ужин – это обязанность, понимаешь? Быть дома вовремя, бегом мыть руки, восторгаться стряпней жены и т. п. Мужчины терпеть не могут обязанностей по отношению к женщинам. Сколько раз тебе это повторять?!
   – Бритт, – в конце концов, меня задел ее менторский тон, тоже мне знаток мужской психологии, – Ларсу действительно понравилось то, что я приготовила. И очень понравилось то, что я его ждала.
   – Да я же не говорю, что ужин не нужен или что ты готовишь плохо. Ты прекрасно готовишь, но сначала должен быть секс, понимаешь, секс! Умопомрачительный, такой, чтобы крышу снесло, а уже потом остывший ужин, который, даже если все подгорит или останется полусырым, покажется самым вкусным в жизни.
   Я обомлела: а ведь она права!
   – Можно встречать любимого мужчину из командировки в фартуке, но только если он на голое тело. – Бритт бурлила от собственных сентенций.
   Представив фартук на своем голом теле, я невольно расхохоталась. Подруга, несколько мгновений понаблюдав за мной, присоединилась.
   Отсмеявшись, я почти всхлипнула:
   – Ты права, я так и поступила, в смысле, как вторая женщина, даже если была вымыта и причесана. Он меня целовал, а я командовала: «В ванную мыть руки!»
   – Я и говорю дура! – согласилась Бритт.
   Можно бы и обидеться, но я признала ее правоту.
   – Что делать-то?
   – Он звонил?
   – Из Хитроу еще нет.
   – Позвонит, расскажи, чего тебе не хватило этой ночью.
   – Что?!
   – Да-да, я не шучу, расскажи Ларсу, что он забыл вставить шарики и тому подобное. И не красней, я тебя слушать не буду. Только не вздумай вспоминать, что обычно маффины или твоя телятина под шубкой получаются лучше и что в следующий раз ты продемонстрируешь еще шедевры. Поняла?! А еще лучше для создания нужной атмосферы быстренько разденься.
   – Что?
   – Ты не профессиональная проститутка, чтобы сыграть только голосом.
   Я невольно хмыкнула:
   – Да уж…
   – Вот и я говорю, что нужно прочувствовать.
   – Откуда у тебя такие познания в мужской психологии?
   Бритт фыркнула:
   – Голову иметь надо, – и тут же указала мне на комнату боли: – Иди!
   Она права, потому что звонил телефон, Ларс уже в Лондоне.
   Я выполнила совет подруги и, плотно закрыв дверь, привела Ларса в состояние прострации, начав подробно рассказывать, где я, что вижу и что хотела бы испытать, будь он рядом. Конечно, все почти целомудренно, больше намеками, чем прямыми словами, но это заводило еще сильней.
   Он буквально взвыл:
   – Линн, прекрати! Вокруг меня люди.
   – Хорошо, – со вздохом согласилась я, – больше не буду.
   – Нет, подожди, я сейчас сяду в такси, и ты продолжишь.
   – А стоит ли, если ты занят?
   – Черт, ты хочешь, чтобы я немедленно вернулся?
   – Вообще-то, я не против… – я даже облизала губы, по-моему, Ларс это уловил, почти застонав.
   – Гадкая девчонка! Я же говорил: развратница. Но тема мне нравится. Одну минутку, я сейчас перезвоню, не уходи из комнаты!
   Он перезвонил минут через пять, за это время Бритт успела сунуть любопытный нос в комнату:
   – Что?
   Я тихонько рассмеялась:
   – Жду, когда Ларс сядет в такси.
   – И?..
   – Чтобы продолжить свое повествование об эротических фантазиях, навеваемых видом распятия и этого кожаного монстра.
   – Это он попросил?
   – Да… – я уже мурлыкала.
   – Вот это другое дело! Я пошла пить кофе с маффином. Ты не против?
   Я хотела сказать, что за такой дельный совет готова испечь для нее еще десяток самых изысканных, но телефон зазвонил снова.
   – И что ты видишь? Рассказывай.
   Я растянулась на подиуме и принялась фантазировать… Глядя Ларсу в лицо, никогда бы не решилась на такое буйство, но по телефону это оказалось возможно.
   – Я вижу тебя в джинсах и рубашке.
   Он только хмыкнул, но я быстро продолжила:
   – Придется тебя раздеть, ты не против?
   – Не против. – В голосе ожидание и недоверие. Конечно, разве Ларс может представить меня в роли девушки из секса по телефону? Сейчас ты у меня увидишь, вернее, услышишь!
   – Сначала рубашку – пуговица за пуговицей. Какой торс! Ммм… Не смей трогать меня руками, стой смирно, я все сама.
   По ту сторону трубки смех – тихий и довольный.
   – Пожалуй, чтобы проделать с тобой кое-что покруче, придется приковать…
   – Угу, кольца позади подиума.
   – Ну нет! Вставай к стене, руки и ноги в стороны, я тебя распну.
   – Увлеклась.
   – Не спорь! Представил себе, как стоишь у распятия?
   – А ты сама во что одета?
   – Пока в скафандр, до меня очередь еще дойдет.
   Я подробно расписываю, как закрепляю его руки, как медленно, очень медленно снимаю джинсы…
   – И нижнее белье тебе тоже ни к чему. Теперь ноги… Кляп?
   – Нет!
   – Ну-ну… Какой красавец!
   – Тебе видней, – голос чуть смущенный и хрипловатый.
   – Конечно. Хочешь опишу?
   Я рассказываю Ларсу, как он выглядит со стороны, изумляя не только его, но и себя, потому что оказывается, что я помню каждый мускул, каждую клеточку его восхитительного тела.
   – Черт, когда ты успела меня разглядеть? Или это выдумка?
   – Нет, у тебя родинка слева ниже пупка. Маленькая такая… Не отвлекайся.
   Когда я заявляю, что сейчас сделаю ему минет, Ларс скрипит зубами. Я никогда и никому не делала минет, но, конечно, не единожды читала описания этого священнодействия. Отринув все свои теоретические знания, я вспоминаю самое запретное место на теле Ларса и принимаюсь рассказывать, как довожу его до оргазма, не прикасаясь руками.
   – Я с тобой солидарна, мои руки тоже сзади, тебе нельзя ничего трогать, и я не буду. – Он не успевает недоверчиво хмыкнуть, как получает: – Обойдемся губами. Ты не против? И язычком, он у меня длинный…
   – Господи, где ты этого начиталась или насмотрелась?!
   – Нигде… – Я даже испугалась, не перестаралась ли со своими фантазиями. – Сама придумала…
   – Хм, я тебя явно недооценивал… Придется прилетать чаще.
   Я мурлыкала, как кошечка, сладко потягиваясь:
   – Угу…
   – Линн, прекрати, я уже приехал. Чертова девчонка. Развратница!
   – Угу… – Я действительно чувствовала себя кошечкой. Бритт права, если фартук, то только на голое тело!
   С трудом взяв себя в руки, Ларс постарался распрощаться, видно, действительно приехал в отель. Ничего, захочет услышать еще, позвонит.

   Бритт пила кофе, устроившись на барном табурете в кухне. Остатки кекса были сметены.
   – Ну?
   – Ты права! – Я поцеловала подругу в щеку.
   Та горделиво приосанилась:
   – Слушай умную женщину, и все мужики будут наши.
   – Мне все не нужны.
   – Договорились, тебе Ларс, а мне… еще кто-нибудь.
   – Этот кто-нибудь уже есть?
   – Юханссоны на дороге не валяются. Помнишь, я тебе в самый первый день говорила, что он в тебя влюбился? Ты не верила.
   – Помню.
   – Интуиция! – назидательно подняла указательный палец Бритт.
   Пришлось согласиться…
   – И что она подсказывает тебе сейчас?
   Подруга вздохнула:
   – Что неприятностей будет еще куча.
   Вот тебе на! При ясном небе и полном безветрии поток дерьма на голову. Умеет Бритт вернуть с небес на землю…
   * * *
   Шеф был простужен, сильно простужен – глаза и нос красные, голос как из подземелья, но он держался. То и дело приподнимал гигиеническую маску, чтобы вытереть нос, в конце концов, это надоело, Бергман ругнулся и снял маску совсем, кивнул Вангеру и Фриде:
   – Садитесь, только держитесь подальше. Не могу даже больничный взять.
   У него получилось «де багу».
   Выслушав Вангера, Микаэль некоторое время сидел мрачно задумавшись, даже не чихал и носом не хлюпал, потом словно очнулся:
   – Немедленно проверить все подозрительные адреса. Подвалы, клубы этих идиотов, которые вешаются и порют друг друга…
   – Может, стоит взять эту Анну Свенссон, которая прикидывается беременной?
   – Стоит. Я завтра получу разрешение… А сегодня удастся только наружное наблюдение, да и то надо постараться, чтобы кого-то найти. И нужно добавлять к тебе в группу кого-то из сексуальщиков.
   – Кого?!
   – Ну тех, кто работает над преступлениями на сексуальной почве.
   – Убийцы и наркоманы у нас уже есть, только сексуальщиков не хватает.
   Это был сленг Управления, тех, кто работал в убойном отделе, между собой называли убийцами, тех, кто боролся с распространением наркотиков, – наркоманами, а этих сексуальщиками. Так проще быстро сказать, в каком отделе работает человек, Эклунд-убийца означал Юнатана Эклунда из убойного отдела, а Перссон-наркоман, соответственно, числился среди борцов с наркоторговлей.
   Самая большая неприятность – ролик, который Вангер и Фрида смотрели тайно, выложен в Сеть! Он появился на двух сайтах и сразу вызвал всплеск обсуждения, конечно, говорили, что очередная подделка, но следователи-то знали правду. Конечно, компьютерщики сразу принялись отслеживать, через какой север выложено видео, хотя надежды что-то узнать было мало. Обычно это был сервер в забытом богом уголке какой-нибудь страны, объятой пламенем междоусобиц, к тому времени, когда выясняли что и где, все компрометирующее бывало уничтожено, а пакость разливалась по Сети, как грязное пятно на белом.
   Это беда Интернета, очень трудно отследить точку отправления, даже если она оказывалась не в подвалах Восточной Европы, это могло быть кафе с беспроводным доступом к Сети, таких оставалось еще немало. Конечно, большинство провайдеров переключили доступ в Интернет на пароль, но возможность войти в Сеть на несколько минут, просто находясь в машине на заправке, имеющей WiFi, имелась.
   Даже появление вооруженной группы захвата в масках на такой заправке ничего не давало, хозяин только пожимал плечами: любой мог воспользоваться входом в Сеть. Тогда следовало изучение всех IP-протоколов, чтобы вычислить сам адрес, но это долгая песня, преступник наверняка уже избавился от самого компа или вообще пользовался чужим.
   Вангер мало надеялся на оперативность компьютерщиков, но не потому, что не доверял, а потому, что у тех не было технической возможности справиться с тысячами идиотов, распространяющих в Сети запрещенные материалы.

   В тот же вечер Вангеру позвонил Бергман:
   – Можешь вычеркнуть свою лже-Анну из списка подозреваемых, просто похожая женщина.
   – Что-то новое?
   – Да, наружное наблюдение доложило, что ночью вызвали «Скорую» и из этой квартиры на носилках вынесли женщину, явно рожать. Насколько я помню, та Анна Свенссон, которая убила двух полицейских, большого живота не имела?
   Вангер вздохнул:
   – Машину проверяли, действительно отвезла роженицу?
   – Да.
   – Ну и ладно… Одной головной болью меньше.
   – Я распорядился наружное наблюдение снять, и без того людей не хватает. Позвони завтра своим сыщицам, чтобы не вздумали людей дергать, не то неприятностей не оберешься.
   – Хорошо.
   Обещать обещал, но закрутился с делами и забыл, вспомнил через несколько дней…
   Действительно, пришлось проверять все подозрительные адреса, клубы, подвалы, компьютерщики занялись подозрительными сайтами… Как всегда, тотальная проверка дала неплохой улов, но нужного не обнаружили.
   Приходили и в тот подвал, где Хильда показывала Линн порку «по-настоящему». Вангер только головой качал: ну что за придурки? Некуда людям энергию тратить, лучше бы крутили педали велосипедов, вырабатывая электроэнергию, польза была бы.
   Понятно, что простыми облавами и беседами с населением в целях выявления подозрительных личностей можно, во-первых, искать до конца года, преступники явно неплохо осведомлены о действиях полиции, во-вторых, легко посеять панику среди населения. Если бы орудовал просто маньяк, предупреждать население стоило, но у банды была отработанная схема подбора жертв, их использования и уничтожения. Жертвы из той среды, где и искать не будут. Миграционная служба просто не в состоянии отследить всех прибывших на территорию Евросоюза, оставалось надеяться на то, что иммигранткам нужны пособия, а еще на их собственное желание стать законопослушными гражданами. Надежда была слабой, потому что немало девушек привозили в страну из Восточной Европы и из Африки с определенными целями. Обманывали ли девушек? Не всегда, часто они знали, на что идут, рассчитывали на занятие проституцией, но, конечно, не на страшную гибель в угоду зверям с людском обличье.

   Специалисты сработали быстро и на славу, но весть, которую они принесли, была равносильна обрушению крыши над головой. Компьютерщик Туве выглядел так, словно обнаружил в собственной ванне двухметрового аллигатора.
   – Даг, – Туве бледен, чего со здоровяком не бывало в принципе, он славился здоровым румянцем на щеках, – этот кошмар выложен в Сеть через НАШ сервер!
   – Что?!
   – Будь я проклят, но это так. Он взломал нашу защиту и через нас влез в Сеть.
   – Как можно попасть на наш сервер?
   – Наверное, взломали, только мы не можем понять как.
   Даг просто взорвался:
   – Какого черта?! Целый отдел, столько умников, и так легко взломать вашу систему?! Как же тогда все собранные отпечатки пальцев, их тоже легко удалить, заменить, исказить?
   – Даг, прекрати. – Бергман понимал, что в запале Вангер может наговорить такого, что больше не позволит работать в Управлении. – Это произошло всего один раз и с определенной целью.
   – Тот, кто размещал, прекрасно знал, что мы будем искать источник ролика в собственных стенах в последнюю очередь. За это время ролик перекочевал на несколько других сайтов.
   – Объясните, – вмешалась Фрида, – снимать вот это все стоит денег, так? К тому же рискованно. Так?
   – Да.
   – И кто-то этим занимается ради того, чтобы выложить все в Сеть бесплатно? У нас садисты-альтруисты, готовые ради забавы своей и чьей-то пытать, убивать, выложить немалые деньги и серьезно рисковать?
   – Фрида права, – вздохнул Бергман. – Над этим стоит подумать. Наверняка есть экономический след. Им стоило бы заняться.
   – Я не о том. Делать фильмы и торговать ими в Сети – это одно, это выгодно, а вот просто так выложить то, за что другие платят пятьдесят тысяч евро… У организатора всего этого кошмара есть средства, и немалые. Понимаете, ролик выложен для отвода глаз, не ради заработка.
   Даг нахмурился:
   – Юханссон?
   – Нет, он в Оксфорде и все время на виду, это вопросов не вызывает. К тому же, – девушка передернула плечами, – не могу себе представить Юханссона в роли убийцы или садиста.
   Даг не удержался:
   – Как часто внешность бывает обманчивой! Тебе ли этого не знать!
   Жестокое замечание, Фрида даже губу закусила. Ее отец погиб от руки девушки, похожей на голубоглазого ангелочка, которой он бросился оказывать помощь. Оказалось, что этот ангелочек, не дрогнув, убил четверых.
   Бергман покачал головой:
   – Не у одного Юханссона есть деньги. А еще нужно срочно разобраться, как могли взломать нашу систему извне, иначе ей действительно цена эре в базарный день. Туве, займитесь этим. Если плоха внешняя защита, нужно вызвать специалистов, если недоработка вашего отдела, срочно исправляйте. Два дня на поиски, хоть ночуйте за компьютером, но чтоб через двое суток мы знали, как взломали, и были уверены, что это не повторится.
   – Микаэль, а что, если ролик выложен для демонстрации силы?
   Бергман хмыкнул в ответ на замечание Фриды:
   – Хочешь сказать, показывает нам, что может проникнуть в любую систему? Что ж, демонстрация удалась.

   Когда они остались вдвоем с Вангером, Бергман вдруг взъерошил волосы, взволнованно прошелся по кабинету, сел, встал и вдруг предложил:
   – Пойдем поедим? С утра голоден.
   Не дожидаясь согласия Дага, Бергман взял куртку и шагнул к двери. Вангер понял, что вовсе не ради похода в азиатскую закусочную шеф вдруг объявил о том, что голоден. Значит, есть разговор, который не должны услышать даже в Управлении.
   Бергман жестом показал Вангеру, что садиться в машину не стоит:
   – Пройдем пешком, сегодня неплохая погода. Пойдем куда-нибудь, где молодежи побольше, надоели старики.
   – Тогда в «Уго» на Шлеегатан, там неплохо. Ты же не хочешь есть?
   Микаэль помотал головой:
   – Нужен разговор без чужих ушей.
   – В Управлении их развелось слишком много?
   – Даг, думаю, компьютерщики не виноваты, нашу систему никто не взламывал, в нее зашли изнутри. И слушают нас постоянно, в отделе завелся крот, и это серьезно.
   – Я тоже думал об этом, нас опережают на шаг, словно зная, что мы задумали. Нужно сообщить парням из собственной безопасности.
   – Нет. Я не так давно сообщал, получился конфуз. Тот, кто у нас работает против нас же, хорошо осведомлен о таких вещах. Даг, нужно разобраться своими силами. Проанализировать, когда и как утекала информация, чтобы понять, кто сливал. Подумай, как это сделать. Только ты и я.
   – Можно еще Фриду, она не подведет. Можно озвучить информацию в разных вариантах для разных людей и посмотреть, какой сработает.
   – Для этого нужно, чтобы у меня постоянно стояла запись. Придется подключить еще мою Урсулу, иначе не получится.
   Даг вспомнил пожилую секретаршу Бергмана, служившую у него уже десяток лет. Да, Урсуле можно доверять, за столько лет верной службы она заслужила это.
   – Придется привлечь и кого-то из компьютерной группы, чтобы тайно поискали крота.
   Бергман кивнул:
   – Я сам думал, наверное, Туве, парень молодой, но серьезно переживает за результат. А за ним пусть приглядит Фрида.
   Вангеру не слишком понравилась идея приставить Фриду к Туве, но он вынужден признать, что выбора просто нет.
   – Противно работать, зная, что предает кто-то из своих. Всех подозревать, осторожничать, чего-то бояться…
   – Что поделаешь, но я боюсь озвучивать подозрения службе внутренней безопасности, не хочется, чтобы легла тень на отдел или на твою группу.
   Вангер хотел возразить, что ему плевать на косые взгляды со стороны начальства, но почему-то не стал.
   Бергман всегда прикрывал и выручал тех, кто у него работал, а если и устраивал выволочки, то только за закрытой дверью, после нелицеприятного разговора провожая провинившегося так, словно договаривался о встрече вечером за ужином. В действительности он практически ни с кем не был в близких отношениях, Даг исключение. В отделе шефа любили, потому что знали: выговорит за дело, но и прикроет от гнева начальства даже в ущерб себе самому. Это знало и начальство, потому заступничество Бергмана за подчиненных терпело.
   Такое поведение всем на пользу…
   Внутреннее расследование не такое уж редкое или страшное дело, Даг понял, что Бергмана что-то беспокоит серьезно, если отказался от помощи других и решил обойтись своими силами. Неужели все так ненадежно?
   – Фриде скажешь ты, а Туве я.
   – Добро, – кивнул Вангер.

Темнее…

   Еще месяц назад я была совершенно уверена в своем будущем, но теперь начала несколько… сомневаться, что ли? Рядом с Ларсом я откровенно забывала о занятиях, мысли крутились вокруг него и еще вокруг поисков Паулы. С такими мыслями в голове на учебу остается не так много и времени и сил. Как бы мне не сбавить обороты….
   Но, чуть поразмыслив, я решила, что все не так плохо, ведь Ларс занят лекциями в Оксфорде всю неделю, значит, я тоже должна всю неделю учиться, причем успешно, чтобы не пасть в его глазах. Ларс умница, в таком возрасте читать лекции в одном из лучших университетов мира значит действительно быть специалистом в своей области. И пусть не отговаривается чьей-то болезнью, пригласили-то его, а не другого.
   Я заглянула в список предстоящих курсов, подумала, что не мешало бы позаниматься, чтобы догнать тех, кто начал курс с осени, распечатала себе перечень требуемой литературы и с сознанием собственного благородства (как же – учусь, а не отдыхаю последние дни!) отправилась в Городскую публичную библиотеку в Васастане.
   Это тоже своеобразная смена декораций, раньше я пользовалась только Королевской библиотекой, потому что, учась в Кисте, ездить неудобно даже в университетскую.
   Уже в метро вдруг вспомнила, что по субботам и воскресеньям она работает с 12 часов дня, оставался почти час, который вполне можно провести, устроив себе фику. Потому, пересев на «Фридхемсплан» с синей линии на зеленую, не стала ехать до Обсерватории, вышла на «Уденплан». Чашечка кофе в кофе-хаусе «Георг» вполне годилась для поддержки духа.
   От пирожного я мужественно отказалась, взяв только булочку с корицей, от полноценного завтрака тем более. Уселась со своим кофе так, чтобы видеть площадь Уденплан и Дом медицины на другой стороне. Глядя сквозь стеклянные витрины на людей, куда-то спешивших субботним утром, я тихонько радовалась теплу, вкусному кофе и тому, что у меня все хорошо.
   И вдруг… Ларс?! Я не могла поверить своим глазам, совсем рядом с кафе остановился… нет, это просто не мог быть он! Ларс в Оксфорде, я точно знаю! Или это как Амстердам и Женева? Я даже приподнялась, чтобы проследить, куда же пойдет мужчина, но, на мое счастье, он остановился, поднеся к уху телефон. Человек стоял спиной к витрине совсем рядом с ней, разговаривал, видно, смеясь, потом кивнул и… повернулся, чтобы тоже войти в «Георг».
   Я с облегчением опустилась на свое место, конечно, это был не Ларс, совсем не похож, разве только фигурой и со спины… Как хорошо, что он вошел в кафе, иначе я просто извелась бы от недоверия.
   Зазвонил телефон, я почти не сомневалась, что звонит Ларс, так и есть, он словно чувствовал мое состояние.
   – Привет, соня, пора вставать… Привыкай к новому распорядку дня.
   – Я давно не сплю…
   – Так я тебе и поверил.
   – Ларс, я на Уденплан в кафе.
   – Что это ты там делаешь в такое время?
   – Пришла в библиотеку, но вспомнила, что она сегодня работает с двенадцати.
   – Ты хочешь сказать, что ты не только выбралась из постели, но и доехала до «Уденплан», а теперь пытаешься проснуться за чашкой кофе? – Тон подозрительный, но что-то мне подсказывало, что подозрительность наигранная.
   – До этого я уже устроила пробежку по набережной до самой Ратуши.
   – Ого! Какая хорошая девочка…
   – Мне не понравилось. Слишком много машин. Может, попробовать бегать в сторону Роламбсховспаркен?
   – Это далеко. К тебе там никто не приставал по пути?
   – Не рискнули. А ты чем занимался?
   – Я тоже побегал, принял холодный душ и уже два часа готовлюсь к предстоящим занятиям. У меня сегодня встреча с профессором, которого заменяю.
   – Я буду за тебя переживать. – Не говорить же ему, как я завидую этому старому зануде-англичанину? Он сегодня будет долго беседовать с Ларсом, а я тут одна…
   – Не надо, просто думай обо мне хорошо.
   – Ларс, я сейчас видела за окном мужчину, очень похожего на тебя… Во всяком случае, со спины.
   – Надеюсь, ты не стала приставать к нему?
   – Нет, он повернулся лицом, и стало ясно, что не то…
   – Это хорошо или плохо? – Голос вкрадчивый.
   – Не знаю. Я соскучилась.
   – Не трави душу, я тоже. Могла бы и прилететь.
   – Нет, тебе нужно работать, а мне учиться, иначе мы оба провалим дела.
   – Ты права, учись. Но я все равно хочу… ты знаешь чего…
   Кажется, я покраснела и осторожно оглянулась, словно проверяя, не слышит ли кто-то вокруг его слов.
   – Ли-инн… – совсем как Бритт протянул Ларс, – я хочу… Ты меня слушаешь?
   Я только вздохнула, потому что понимала, что именно он скажет, и от одного этого понимания дыхание стало прерывистым.
   – Представь себе, как я расстегиваю твою рубашку… Ты в рубашке или в свитере?
   – В свитере, – голос поневоле хриплый.
   – Тогда залезаю руками под свитер… Ты чувствуешь мои руки?
   – Ларс, перестань, ты-то дома, а я в кафе.
   – Это еще интересней. Моя рука проводит по позвоночнику… Очень хочется поцеловать грудь, но вокруг люди, так и быть, не буду стаскивать с тебя свитер, но до самой груди доберусь. Уже добрался, чувствуешь?
   Я уже просто взмолилась:
   – Ларс, давай поговорим, когда я буду дома?
   – Хорошо, иди в библиотеку, она через пять минут откроется. Я вечером позвоню и помучаю тебя.
   Я не пошла в библиотеку тут же, а некоторое время сидела, прислушиваясь к ощущениям на позвоночнике. Там словно до сих пор ласково скользили пальцы Ларса. Он способен довести меня до оргазма одними телефонными разговорами!
   Немного отдышавшись, все-таки встала и отправилась по Уденгатан. От метро до библиотеки совсем недалеко, но я не спешила, хотелось, чтобы холодный ветер остудил мою горячую голову. К тому времени, когда подошла к круглому зданию входа, действительно успокоилась. Поднимаясь по плоским ступеням библиотеки, почему-то подумала, что добавить немного снега, и они превратятся в отличную катальную горку. Это же мнение оказалось у малышки, которую мама вела к входу, она восторженно заявила:
   – Смотри, как здесь было бы здорово кататься!
   Мама так не считала. Я подмигнула малышке.
   – Я тоже умею! – Она попыталась ответить тем же, но закрывались упорно оба глаза вместе. Это вызвало звонкий смех.

   Бесконечные ряды книг в библиотеке всегда действовали на меня умиротворяющее, вызывая безнадежно невыполнимое желание все это прочесть, а если уж не прочесть, то хотя бы полистать каждую. Обожаю рыться в книгах! Сейчас к этому добавился Интернет, но я не заглядываю на сайты, на которых нет толковой информации.
   У Интернета много преимуществ перед библиотеками, но есть один недостаток, который сводит все эти преимущества на нет. Открыв ноутбук, я могу мгновенно получить миллионы страниц ответов на любой запрос, все это не выходя из дома, удобно расположившись в кресле или за столом, с чашкой кофе в руках в любое время суток. Не нужно ждать, когда откроется библиотека, ехать туда, не нужно перебирать тома на полках, рыться в самих книгах, все за тебя сделает соответствующая программа.
   Но в этом же и опасность – получить кем-то пережеванную информацию, которую обязательно нужно проверить, потому что в Интернет выплескивает кто хочет и что хочет. Иногда нелепая ошибка усилиями сонма подражателей множится и множится, становясь фатальной.
   И вообще, посидеть, листая книгу, куда приятней, чем уткнувшись носом в экран. Вот такая я несовременная! В то же время не могу и шага сделать без ноутбука, ругая при этом Интернет на чем свет стоит. Боюсь, что я не одинока. Нет, надеюсь, что я не одинока.
   * * *
   – Это она? – кивнул на вышедшую из библиотеки девушку водитель «Сааба» пассажиру.
   – Да. Ищет Паулу. Беда с этими дилетантками… Придется за ней приглядывать. Там еще и подруга рядом беспокойная.
   – Что ж, присмотрим…
   Собеседник тихо рассмеялся:
   – Только осторожно, девушка хрупкая, к тому же ее возлюбленный весьма суров.
   – Понятно, мы осторожно…
   – Конечно…
   * * *
   Когда я вернулась домой, Бритт была уже там, но снова куда-то собиралась.
   – И где это ты гуляла? – подруга явно поинтересовалась просто так, чтобы начать разговор.
   – Была в библиотеке.
   – О… стараешься дотянуться до Ларса? Одобряю.
   – Почему такой скептицизм? Ты считаешь, что это невозможно? – Я попыталась поднять бровь, как это делает Ларс. Кажется, не очень получилось, хорошо что Бритт, прыгая на одной ноге из-за попытки надеть джинсы одновременно с носками, на меня не смотрела, не то насмешек не избежать.
   – А стоит ли? Ты хороша сама по себе, стоит научиться себя ценить такой, какая есть.
   – А если я просто хочу быть лучше?
   – Будь, – милостиво разрешила подруга. – Только не перестарайся.
   Глядя, как поспешно Бритт натягивает куртку, я подозрительно поинтересовалась:
   – А ты куда? Или секрет?
   Бритт пожала плечами, жест был демонстративным, но подозрительно смущенным. Так… значит, парень? Это хорошо, подруге давно пора с кем-нибудь встречаться. Мне было как-то совестно уединяться с Ларсом, зная, что Бритт одна. Она, правда, мужественно заявляла, что наконец-то отдохнет в одиночестве, но я не верила.
   – И с кем же мы?
   – Знаешь, я сегодня видела Курта.
   – Кого?! – мои глаза едва не покинули орбиты, переселившись на лоб. – Откуда ты его взяла?
   – Мы сидели в «Кринглан», там пекарня хорошая. Забежали с девчонками на фику. И вдруг он! – Подруга как-то преувеличенно активно жестикулировала, что родило подозрение, что она несколько привирает. – Он меня узнал, но сбегать не стал, наоборот, подошел, спрашивает, не видела ли я тебя, мол, твой телефон не отвечает.
   – Вот врун, он же не звонил! Что ты ему сказала?
   – Что ты живешь у Ларса, а потому ни с кем из прежних знакомых не общаешься. Знаешь, я не стала говорить, что Ларс в Оксфорде, Курта это не касается.
   – Правильно. А дальше что?
   – Он покрутился еще, чувствовалось, что хочет расспросить.
   – Ну ты и рассказала…
   – Нет, о тебе и Ларсе молчала как рыба. Но подумала, что с ним связь терять нельзя, может, он что-то знает о Пауле и Оле.
   Я честно старалась сдержать улыбку, потому что вся хитрость Бритт была шита белыми нитками: еще в самом начале нашей эпопеи, во время первого визита к Анне, я обратила внимание на то, как они с Куртом переглядываются. Курт неплохой парень, но совершенно не подходит Бритт, у него скандинавский темперамент, по-моему, у Курта в предках даже есть финны, а Бритт живая, как шарик ртути. Вернее, это тысяча ртутных шариков сразу, к тому же уверенных, что все остальное крутится исключительно вокруг них.
   Пока я размышляла о несоответствии Курта и Бритт, подруга продолжала развивать свою идею братания с противником:
   – Нужно все хорошенько разузнать. Вдруг ему что-то известно о том, где сейчас Белый Медведь?
   Я не стала интересоваться у Бритт, в каком кафе она намерена задавать свои провокационные вопросы, только кивала, старательно скрывая улыбку.
   – Бритт, ты только сама ему не выболтай чего-нибудь.
   – Я?! – прозвучало это так, словно Бритт от природы была немой, а я обвиняла ее в беспрестанной болтовне.
   – Хорошо-хорошо, иди к своему Курту.
   – Никакой он не мой! Я же не для себя стараюсь.
   – Понимаю, исключительно для Вангера.
   – Кого?
   – Инспектора Вангера, – я очень постаралась, чтобы прозвучало серьезно.
   – Нужен он мне!
   – Не нужен. Иди уж, опоздаешь.
   Закрыв за подругой дверь, я просто повалилась на диван, прижав подушку к лицу, чтобы мой хохот не разносился по всему дому. Она же не для себя старается! А для кого? Лично мне Курт никогда нужен не был.
   В таком состоянии тихой истерики меня застал звонок Ларса. Он сразу учуял что-то странное.
   – Что с тобой?
   Я долго пыталась объяснить нелепость ситуации, но Ларс так и не понял. Всегда говорила, что мужчины, особенно умные, полнейшие тупицы в вопросах женской логики. Божественный Ларс Юханссон не исключение.
   Может, он не понял, потому что голова занята совсем иным – завтра первая лекция, от которой в немалой степени зависит, будут ли студенты его слушать и воспринимать. Можно быть блестящим специалистом, но никудышным преподавателем, это не одно и то же. Я, как могла, подбодрила любимого, посоветовав забыть о том, что он преподаватель, просто рассказывать от души, у него получится.
   Ларс посмеялся над моими наивными советами, но долго беседовать не стал, ему еще нужно настроиться на завтрашний лад. Это я понимала, потому никаких сексуально-эротических фантазий в тот вечер не было.

   Роман Бритт и Курта уж слишком быстро дошел до стадии отсутствия моей подруги дома! Курт оказался вовсе не нищим студентом, каким я его считала, он снимал приличную квартиру и был рад пригласить на ночевку Бритт. А та рада принять приглашение. Естественно, только в целях конспирации, чтобы Курт не догадался, что мы от него чего-то хотим. Я делала вид, что верю таким заявлениям подруги, это ее право иметь парня.
   Курт не знал, где Анна и Оле, его самого пытал на этот счет Вангер, я заметила, что парень вообще предпочел бы забыть эту историю как страшный сон.
   Меня интересовало другое: Бритт не сравнивала Курта с Ларсом ни в чем? Понятно, что обаяния такого нет, внешности тоже, но и сексуальность, на мой взгляд, не на высоте. Как же тогда с заявлениями, сделанными в квартире на Эстермальмсгатан? Или она надеется, что Курт сам сообразит по поводу плагов, шариков и порки? Может, посоветовать мальчику заняться с Бритт БДСМ?
   А может, Курт только прикидывается паинькой, его, как и меня, нужно просто разбудить? А может, и будить не нужно? Вдруг у них с Бритт и правда что-нибудь получится? Чего не бывает в нашей жизни…
   Но присутствие моей подруги в квартире Курта автоматически означало ее отсутствие в нашей. Нет, Бритт не переехала, во всяком случае, пока не переехала, но ее не было по вечерам, и я оставалась совсем одна. Бабушка в замке занималась со Свеном кулинарией с таким рвением, словно собралась посрамить всех шеф-поваров лучших мишленовских ресторанов, мама, как обычно, порхала по курортам или была занята деловыми встречами, папа в далекой России создавал новую семью, Бритт теперь с Куртом, а Ларс – в Оксфорде.
   Ты хотела самостоятельности? Получи!
   В первый же вечер вынужденного одиночества я достала из футляра скрипку… Интересно, Ларс взял свою в Оксфорд? Вряд ли, потому что играть в номере отеля, даже если умеешь делать это великолепно, едва ли возможно, вдруг у соседа идиосинкразия к скрипичной музыке?
   В таком случае мне легче, у моих соседей таковой явно не наблюдалось, ударов в стены или возмущенных криков не последовало.
   Играла и пыталась понять, стоит ли теперь практически в одиночку разыскивать Анну-Паулу. Может, и правда послушать умных людей и доверить все профессионалам? Это дело Вангера – ловить преступников. И преступниц. И даже подозреваемых. Мне на них наплевать, у меня Ларс уехал в Оксфорд.
   Мысли перекинулись на Ларса, он прав, одна ночь в неделю – это так мало!..
   Тут же мелькнула мысль, с кем он проводит остальные. Я постаралась эту противную мысль вернуть и долго и старательно топтала ногами, но, как все мерзости, сдаваться она не собиралась, стоило остановиться, как подлая мыслишка поднимала голову, ехиднейше давая понять, что жива и выкорчевываться не собирается.
   Один человек на свете мог бы избавить меня от всех сомнений, просто поцеловав. Но как раз его рядом и не было. Хотелось выть: Ларс, где ты?!
   * * *
   Притоны ничего нового не дали, там словно были готовы к визиту полиции – все чисто, даже благостно. Не везде, конечно, но в большинстве не скажешь, что притон, нарушений никаких. Ни проституток, ни наркоты, не считая ничейного кокса или качелей (смеси кокаина с героином) и даже нескольких чеков (доз героина), которые сбросили явно для отвода глаз. Если и попались, то те, кого либо уже надоело сажать за наркоту, либо те, кого и трогать бесполезно.
   Работа по этому направлению снова пошла ни шатко ни валко. Но у Вангера осталось какое-то недоброе ощущение, что все, кто должен бояться таких мероприятий, оказались просто предупреждены. Значит, все-таки крот?
   Но все их с Бергманом попытки выявить предателя ничего не дали. Они попытались подбросить ложную информацию разным группам, чтобы понять, из какой идет утечка, и уже потом разбираться внутри группы. Никто не отреагировал, словно и об этом тоже знали.
   – Получается, что крот кто-то из нас двоих, – посмеялся Вангер.
   Бергман кивнул:
   – Угу, или жучок подсадили прямо мне в голову.
   – А может, эта информация просто не касается нужной темы, потому и интерес к ней не проявлен.
   – Нужно выманить крота чем-то серьезным, связанным именно с бандой.
   – На живца?
   – Придется… подумай над этим.
   Конечно, Вангеру совсем не хотелось заниматься еще и этими проблемами, он не понимал Бергмана, почему бы ни поручить все службе внутренней безопасности?

   Вангер отправил Фриду с Кевином на место работы Кайсы и Бригитты. Если это траффикинг, то корни нужно искать там. К тому же он надеялся, что в миграционной службе могут что-то знать о старшей сестре Кайсы, которую никак не удавалось найти в Стокгольме.
   В миграционной службе дали справку, что родители Кайсы живут в Бодене (в чем Вангер давно убедился сам), а у Бригитты – где-то в Норвегии, но адрес неизвестен, потому что указанный устарел. Повода проверять девушек не было, потому верили тому, что сказано. Их социальные карточки и страховки в порядке, работали хорошо, если отпрашивались, то с лихвой потом отрабатывали пропущенные часы. Ни с кем не конфликтовали, к подопечным относились спокойно и сдержанно.
   Сотрудницы миграционной службы были приветливы, но не слишком любопытны, даже о трагедии своих коллег расспрашивали сдержанно, то ли привыкли к человеческим трагедиям, то ли приучены не говорить лишнего.
   Чем конкретно занимались Стринберг и Ларсен? Бригитта Ларсен больше сидела на статистике и обработке данных с мест, а Кайса Стринберг частенько отвозила подопечных на места их расселения.
   – Знаете в чем главная проблема иммигрантов? – Пожилая сотрудница подняла на Фриду усталые глаза. Девушке стало даже немного совестно, словно она отрывала серьезного человека от дела из простого любопытства.
   – В незнании языка?
   – Нет, в желании жить только в крупных городах – Стокгольме, Гетеборге, Мальме… Никто не хочет ехать на север, а если и едут, то очень скоро сбегают оттуда, даже не получая пособия.
   – И куда они деваются?
   – Вместо Шелефтео или Стурумана отправляются в Данию, а там по всему Евросоюзу. Лови их потом…
   – На что же они там живут?
   – Многие проституцией, – вздохнула сотрудница. – Мы их для того и стараемся определить в маленькие города, чтобы следить было проще, но не сидеть же с каждой по году, устраиваем на работу, помогаем снять жилье, а проходит месяц – ни девушки, ни ее следов. От работодателей ответ: уехала, комната закрыта…
   Фрида усомнилась:
   – Неужели в Стурумане так много незанятых рабочих мест, что туда нужно возить девушек, не знающих языка и не имеющих никакой профессии?
   – Не в сам Стуруман, или Лулео, или куда-то еще, а в коммуны в их окрестностях, где нужна рабочая сила. Но наши красавицы явно предпочитают зарабатывать своим телом. Оставлять таких в Стокгольме и вовсе нельзя.
   – Много у вас исчезнувших девушек?
   – Да нет, что вы! Редко бывает.
   Фрида пыталась понять, что именно беспокоит ее в услышанном. Это не секрет, что иммигранты, особенно из Африки или Азии, привыкшие к теплу, вовсе не желают трудиться в северных районах, парламентарии даже предложили не выплачивать тем, кто не едет по направлению миграционной службы, подъемные. Это справедливо, потому что Стокгольм не резиновый, с другой стороны, как заставить человека, привыкшего видеть солнце над головой круглый год, поселиться там, где такового не бывает по полгода?
   Но Фриду беспокоили не проблемы миграционной службы или трудоустройства мигрантов, она нутром чувствовала, что в этой информации скрыта разгадка многих странностей в делах о повешении.
   – Мы могли бы получить перечень дел, которыми в последние полгода занимались Кайса и Бригитта?
   – Да, конечно, – снова устало вздохнула инспектор.
   Договорились, что список пришлют сегодня же на адрес Фриды. Ей не хотелось стоять над душой у человека, которому явно некогда, да и просто просмотреть этот список может оказаться мало, в него нужно вчитаться, чтобы понять, что именно сходится в работе Кайсы и Бригитты.
   Неужели все-таки траффикинг? Речь все время шла о девушках, сотрудница не говорила «семьи», «женщины» и даже «мужчины», только «девушки». Девушки, которых увозили куда-то на север работать, но которые из-за холодов и отсутствия солнечного света все бросали и исчезали в неизвестном направлении, отказываясь даже от социального пособия. Прозвучало даже «предпочитают зарабатывать своим телом». Предпочитают или их заставляют?
   Что могут сотрудники миграционной службы? Только создать человеку условия, нормальные, даже хорошие, но такие, при которых нужно жить не в Стокгольме и работать не проституткой. Следить пожизненно за каждой красивой девушкой, которая пересекла границу Швеции и даже получила першуннуммер невозможно, тогда половину граждан страны нужно бы переводить на работу с иммигрантами, приходится полагаться на их сознательность и желание жить сознательно, как сами шведы.
   Но надежда не слишком крепка, потому что к красивой девушке тут же подкатывают те, для кого закон о запрете покупки сексуальных услуг и сводничестве не страшен. Посулами, подарками и обманом наверняка можно заполучить такую девушку в свои сети. А если она еще и пробовала подобное у себя в стране?..
   Фрида вдруг поняла, в чем фишка. В миграционной службе работают честные и отзывчивые люди, но кто сказал, что туда, как и в полицию, и в любую другую службу, не могли затесаться оборотни? В миграционной службе ценная информация: молодые девушки, которых нужно устроить работать и жить. Есть те, кто за такую информацию хорошо заплатит.
   Теперь становилось ясно, почему при в общем-то равной зарплате Бригитта жила куда лучше, чем Кайса. Бригитта владела информацией, а Кайса, видно, была только на подхвате.
   Вангер, выслушав соображения Фриды, кивнул:
   – Молодец, думаю, ты права.
   Итак, Бригитта торговала информацией, следовательно, были те, кто за нее платил. А отпечатки ее пальцев на стекле машины, привезшей замученных девушек на берег, доходчиво объясняли, какого рода покупатели этой информации.
   Дело принимало очень серьезный оборот. Это уже не один маньяк, а налаженный траффикинг. Удивительно, но люди куда больше боятся маньяков-одиночек, чем вот такие преступные группы. А зря, потому что маньяк рано или поздно попадается, и число его жертв не столь велико, а организованная преступность словно гидра со многими головами, отрубишь одну, взамен вырастают несколько новых. И преступления их, совершенные в куда большем количестве, лучше скрыты.
   Группу никогда не удается выловить всю, оставшаяся мелочь, словно корни живучего сорняка, обязательно даст всходы, иногда более жестокие и ловкие.
   Это не значило, что не нужно ловить и уничтожать, но значило, что бороться с каждым днем все трудней, даже усовершенствование технических средств и программ у тех, кто боролся, помогало мало. Можно собрать и заложить в память компьютера тысячи отпечатков пальцев, но если не знаешь, с чем их сравнивать, любая информация бесполезна.
   Снять отпечатки пальцев у всех граждан и неграждан страны? Для полиции это был бы подарок, но попахивало тюремным режимом…
   Вангер усмехнулся таким своим мыслям, он, как следователь старой закалки (смешно говорить о старой закалке в тридцать пять, но это факт), предпочитал работу со свидетелями и человеческий фактор, признавая, однако, что именно этот фактор чаще всего и подводит. Все равно, наитие техническим новинкам не помеха, даже если идет вразрез с их данными. Мозг более совершенная машина, чем компьютер, именно потому, что, кроме способности соображать, может еще и чувствовать. Никто не понимал вот этого убеждения – мозг способен чувствовать. Никто, кроме Фриды, потому Вангер и выбрал ее в помощницы.
   Он старательно убеждал себя, что именно поэтому, за деловые качества. А ни за что другое. Но чем больше убеждал, тем лучше понимал, что врет сам себе.
   Ну и пусть, это же не мешает им с Фридой работать толково?
   Мысль о том, что будет, если Фрида выйдет замуж, Даг старательно от себя гнал. О том, чтобы самому предложить Фриде хотя бы жить вместе, не думал вообще, какой из него супруг, нет, он старый холостяк!

   От судмедэкспертов подарок – удалось идентифицировать отпечатки пальцев утопленницы. Имя девушки ни о чем не говорило, в полиции она не бывала, но состояла в картотеке миграционной службы, как те, кто просил в Швеции убежища.
   Фрида усмехнулась, читая присланный отчет:
   – Даг, все, как по нотам. Девушкой занималась Кайса.
   Мозаика складывалась, было ясно, что Кайса сначала привлекла девушку к работе на какую-то структуру, а потом ее убрали, причем участвовала в этом Бригитта. Получалось, что обеих убили из-за какого-то прокола. Возможно, Бригитту из-за того, что некачественно избавилась от несчастной?
   Было ясно и другое: Анна-Паула с этой структурой тоже связана, если вообще не возглавляла группу. Марту убили то ли из-за излишней осведомленности, то ли из-за намерения раскрыть секрет. А может, за то и другое вместе. Но это означало, что жизнь Линн Линдберг может быть в опасности.
   Оставалась «мелочь» – найти преступную группировку, не просто торгующую женщинами, а применяющую пытки, достойные «Освенцима», и продающие видео об этом в Сети.
   Не верилось, что в замечательном городе, где жители не боятся ходить по ночным улицам, где спокойствие, кажется, разлито в воздухе, за плотно задернутыми шторами, закрытыми дверями творится такое. Верно говорят, что достойный фасад слишком часто скрывает недостойное нутро. Не будь страшной находки замученной девушки, никто и не подумал бы об изнанке спокойной жизни.
   Для того ли тысячи шведов честно трудятся, помогая мигрантам освоиться в стране, чтобы десяток вот таких тварей пользовался нуждой приехавших?
   Фрида задала вопрос:
   – Какой нуждой они пользуются?
   Вангер вздохнул, она права. Те, кому в Швеции разрешили жить, обеспечены достаточно хорошо, чтобы не идти в проститутки или криминал, просто сказывается их готовность делать это. Конечно, проще оказывать секс-услуги одну ночь в неделю, чем месяц работать помощницей воспитательницы в детском саду. А что касается достоинства, то его невозможно воспитать за короткий период обучения языку. И подозревать всех шведов, кто хочет помочь мигрантам освоиться в стране, тоже глупо. Вон беременную женщину заподозрили… Хорошо, хоть задерживать не стали.

   Итак, у них было несколько трупов, сбежавшая преступница и уверенность в том, что небольшая льдина оказалась верхушкой огромного айсберга.
   Пока группы прочесывали район за районом (такие мероприятия тоже полезны, неожиданно выявляется столько нового…), компьютерная группа искала, откуда в Сеть выкладывали ролики с пытками. Никто не сомневался, что в конце концов найдется уже уничтоженный сервер, который существовал пару месяцев в заброшенном подвале какой-нибудь страны с не самой благополучной криминальной ситуацией. С подобными вещами бороться очень трудно, пока найдут, преступники переместятся на новое место, а ролик расползется по всей Сети, как зараза.
   Но не бороться тоже нельзя. От простой порнографии преступники перешли на детскую, а теперь вот на пытки перед камерой. Им уже неинтересно просто насиловать, нужно мучить и убивать без киношных эффектов, вживую.
   И обличать этих нелюдей, сжимая кулаки, бесполезно, деньги не пахнут даже кровью, а если и пахнут, то в мире существует немыслимое количество структур, готовых за свой кусок их отмыть.
   * * *
   Без Ларса, с увлечением работающего в Оксфорде, и Бритт, практически променявшей меня на Курта, было слишком тяжело и тоскливо, если бы в первый же день весеннего семестра не состоялось весьма примечательное знакомство.
   Пару месяцев назад я была просто серой мышкой, на которую крайне редко оборачивались университетские мачо, а если и делали это, то только чтобы узнать, нельзя ли чем-то поживиться в плане помощи в написании рефератов. Видно, Ларс и впрямь разбудил во мне что-то такое, отчего моя ничуть не изменившаяся фигура (не считать же таковым сброс двух сантиметров в объеме?) вдруг стала чертовски привлекательной, теперь парней интересовали явно не рефераты.
   Бритт по этому поводу изрекла:
   – Девушка, которую искренне любят, особенно если влюбленный мужчина немыслимо хорош собой, превращается в объект вожделения и для остальных самцов тоже.
   – Ты думаешь, это потому что меня видели в университете с Ларсом?
   – Неважно, видели или нет. Посмотри, на тебя глазеют и те, кто слова «университет» не слышал в принципе. На тебе печать «Моя», а это мужиков заводит.
   – Это из какого сериала?
   – Не из сериала, не помню откуда, но есть такое утверждение. Как ты полагаешь, какая женщина самая желанная для мужчин?
   – Не знаю, – рассмеялась я.
   – Хорошо, поставим вопрос иначе. Три стадии привлекательности: холодно, тепло и горячо. И три типа женского поведения: первое, когда женщина ищет мужчин, старается встретиться взглядом, всячески привлекает, завлекает, словно говорит: «Смотри же, я готова к знакомству. Подойди!» Вторая посматривает с интересом, но спокойна. И третья, если у нее на лице и в каждом движении написано: «Вы, ребята, конечно, ничего, но у меня есть мой единственный». Как ты думаешь, что чему соответствует?
   – Ну, первое – горячо, второе тепло, а третье холодно.
   – На-о-бо-рот! Парням интересна та девушка, которой никто не нужен. Но не нужен не потому, что она синий чулок, а потому, что уже занята. Мужчины охотники, они не станут западать на добычу, которая сама лезет в когти, им нужна недоступная. Вот ты сейчас такая, поэтому готовься.
   – К чему?
   – К атакам.
   Я посмеялась с удовольствием, хотя отражение в зеркале при неизменных фигуре, лице и даже косе чем-то разительно отличалось от того, что было до встречи с Ларсом. Бритт права, это печать взаимной влюбленности. И хотя мне было абсолютно наплевать, будут ли на меня глазеть раньше недоступные мачо и секс-символы, я благодарна Ларсу за то, что разбудил во мне меня. Сердце захлестнула новая волна обожания и любви.

   В первый же день я оказалась вынуждена искать себе место в новой аудитории, ведь, перейдя на новую программу, поменяла и группу, с которой занималась.
   Войдя в аудиторию, постаралась быстро оценить ситуацию. Скользнув взглядом, выхватила свободные места подальше от преподавательского стола, но уверенности, что мне не откажут в возможности там сидеть, не было. Впереди расположилась интересная компания – две очень уверенные в себе университетские красавицы, видно рассчитывавшие произвести впечатление на преподавателя еще до экзамена своими томными вздохами, во втором ряду с краю стопроцентная «ботаничка», этакий синий чулок в очках-окулярах, и ближе всех к выходу на первом красавчик из серии «супермачо». Ближе к двери свободные места оставались рядом с девушкой в очках и с красавцем.
   Приготовившись присоединиться к девушке за крайним столом второго ряда (наверняка будет даже рада), я шагнула к ней. Девушка уже поняла мое намерение и начала двигаться, чтобы освободить место, как вдруг меня остановила рука красавца с первого стола:
   – Стой! Садись сюда, – он убрал рюкзак с сиденья рядом со своим и поднялся, чтобы пропустить меня на свободное место.
   Мгновение я колебалась между желанием фыркнуть и отправиться к девушке в очках и куда более сильным желанием победно окинуть аудиторию почти надменным взглядом, потому что красотки явно притихли, и не они одни. Победил здравый смысл, демонстрировать свою уверенность я не стала, а парень уже тянул меня за руку:
   – Садись, сейчас начнется.
   Он прав, я нарочно не стала входить в аудиторию в числе первых, чтобы потом не пришлось вставать после возгласа: «Эй, ты уселась на мое место!» Это логично, лучше прийти одной из последних, когда сразу видно, где есть возможность сесть.
   Следом за мной в аудиторию вошла преподаватель. Пришлось спешно присаживаться рядом с красавцем. По рядам пробежал шепоток.
   – В чем дело, вас что-то смутило? – преподаватель улыбалась вполне доброжелательно.
   – У нас новенькая?
   – Да, я знаю. Линн Линдберг, встань, пожалуйста.
   Я поднялась, держась довольно уверенно, даже не покраснела, как вареный рак. Надо же!.. С чего бы представлять меня всем, я могу и сама познакомиться.
   – Линн решила сменить факультет, переведясь на литературу и историю идей, а потому присоединилась к нам. Это замечательно, но ей нужно помочь догнать курс.
   Она кивнула, я оглянулась на сокурсников, тоже кивнула тем, кто мне улыбался, и села. Улыбались не все, большинство смотрело с любопытством, а девушки оценивающе.
   Парень рядом приподнял брови:
   – О!.. Я Лукас Хернер. Твое имя уже слышал. Ты молодец.
   До конца лекции он больше не разговаривал со мной, внимательно слушая и набирая текст на клавиатуре своего ноутбука. Бросив украдкой взгляд на его экран, убедилась, что там не сайт знакомств и не компьютерная игра с выключенным звуком, он действительно конспектировал лекцию, печатая вслепую. Я в такое учебное рвение просто не поверила, но подозрение, что Лукас выделывается в надежде произвести на меня впечатление, было приятным.
   Когда лекция подошла к концу, он улыбнулся мне, закрывая свой ноутбук:
   – Следующая лекция у тебя через час?
   – Откуда ты знаешь?
   Лукас ткнул пальцем в мой ноутбук:
   – Ты же только что смотрела расписание. Взяла курс из истории идей? Я тоже. Ты же в группе Д?
   – Все ты обо мне знаешь! Откуда?
   – Линн, ничего особенного, просто я тоже выбрал этот курс и эту группу, так удобней. И список группы видел. Пойдем попьем кофе?
   Пришлось подчиниться. Но раньше, чем мы вышли из аудитории, Лукас попытался представить мне всю группу:
   – Это Дорис, она вредина, потому что никому не дает списать.
   Девушка в очках скорчила презрительную гримасу и прошла мимо.
   – Это Карл, от него держись подальше, бабник…
   Рядом с нами останавливались, здоровались, принимали шутки Лукаса или нет, но как-то реагировали, особенно девушки. Деланое смущение некоторых слишком бросалось в глаза. К чести Лукаса, ни о ком из девушек гадости он не сказал, правда, насмешничал от души.
   – Ну а о себе что скажешь?
   На мгновение Лукас задумался:
   – Нахал… самоуверенный нахал…
   – А еще чертов отличник! – рассмеялся с любопытством слушающий характеристики Лукаса Карл. – Вы идете?
   Оказалось, что везде Лукас сидит один за первым столом и никого к себе не пускает. Но меня он и не спрашивал, просто положил сумку, перехватив у входа в аудиторию, на стул рядом со своим.
   – Ты действительно отличник?
   – А что, не похоже?
   Если честно, то нет. Лукас больше смахивал на Леннарта, чем на «ботаника». Встрепанные волосы (интересно, он расчесывается по утрам или обходится пятерней?), джинсы, футболка, свитер накинут на спину и его рукава завязаны на груди. Как и у Ларса, футболка не столько скрывает, сколько подчеркивает рельеф бицепсов.
   Как и у Ларса… Одно воспоминание о Ларсе вызвало у меня вздох.
   – Что вздыхаешь, не любишь историю, кофе или уже меня?
   – Нет, просто вспомнила кое-кого…
   – Мне знать не положено? Ладно, потерплю.
   – Я подумала о своем парне. Скучаю.
   Лучше честно признаться сразу, ни к чему морочить голову Лукасу, он хороший. Хотя кто сказал, что он ко мне клеится?
   Я поняла, что лукавлю сама с собой, конечно, клеится, это всем видно. Из-за внимания Лукаса я уже заработала неприязнь большинства девушек группы, но решила не избегать парня. Если только он теперь не отвалит от меня сам.
   Стало смешно, как он это сделает, не станет же демонстративно убирать второй стул, чтобы мне некуда было садиться?
   – У тебя есть парень?
   – Не просто парень, Лукас, а жених. У меня и кольцо есть.
   – Почему не носишь? – Тон деловитый, как и движения, которыми он уже раскладывал все на столе.
   – Слишком дорогое для нормальной студентки.
   – У парня состоятельные родители? – У Лукаса тоже красиво приподнялась бровь.
   – Нет, он сам состоятельный.
   – Ого! Ему случайно не восемьдесят?
   – На что надеешься, что я скоро стану богатой вдовой? Нет, Ларс молод, красив и… и в данный момент читает лекцию в Оксфордском университете.
   – Вау! Он там, а ты здесь? Почему?
   – Его пригласили неожиданно. – Я так гордилась Ларсом, что буквально раздулась от этой гордости, как Карлсон.
   – Вы давно вместе?
   – Нет, совсем нет. Второй месяц.
   – И уже кольцо?
   Это бред, я рассказывала Лукасу о себе и Ларсе, словно близкой подружке. Не хватало поведать о колечках в груди и порке в качестве поощрения! Мы проболтали весь перерыв. Хорошо, что началась история и стало не до беседы.
   Уже через пять минут я поняла, что Карл не соврал, говоря об отличнике Лукасе, этот парень и впрямь учился не за страх, а за совесть. Причем работал во время занятия так, чтобы дома оставалось как можно меньше. Большую часть задания он успел сделать прямо по ходу объяснений преподавателя. Я постаралась не отставать.
   После занятия чувствовалась легкая приятная усталость, так бывает после хорошо выполненной работы. Я тоже сделала большую часть заданного и гордилась собой. Пожалуй, мне повезло, что встретила Лукаса. Дорис смотрела на меня почти презрительно, я перед ней провинилась дважды – выбрала Лукаса и явно обскакала в первый же день. Я поняла, что Дорис отличница принципиальная, она должна быть лучшей в учебе, если не получается в другом. Мне на ее недовольство наплевать, но я все-таки порадовалась, что ее не будет с нами на истории идей.

   – Ну, на обед?
   – Да, конечно, – кивнула я, представляя, как на меня будут глазеть в кафе. Словно почувствовав мое сомнение, Лукас предложил:
   – Пойдем в «Лантис»? Следующая пара не скоро, успеем даже забежать в книжный, там есть что посмотреть. Или вообще сразу в «Альхусет»?
   – Мне нужно не забыть посмотреть завтрашнее расписание.
   – Я могу продиктовать.
   – Не забывай, что у меня могут быть другие курсы.
   – Нет, у тебя такие же, я заметил.
   – Слушай, я не понимаю, ты видел мое расписание секунд десять, я сама не запомнила, неужели ты помнишь?
   – Продиктовать? У меня фотографическая память, если тебе интересно. Так что не пытайся от меня что-то скрыть, увидев однажды, я запоминаю навсегда.
   – Ты супермен?
   – О да! Неужели этого не видно сразу? Я так надеялся, что видно…
   – Почему ты выбрал литературу?
   – Еще историю идей, заметь. Я демагог, заниматься какими-то опытами или вычислениями для меня смерти подобно, хотя разобраться в принципе действия какого-то механизма не проблема. Знаешь, те, кто придумывал курс истории идей, правы, вся история человечества, его успехов и ошибок – это история идей. Будешь понимать закономерности, сможешь даже предсказать будущее.
   – Ты футуролог?
   – Я идиот.
   – Что? Это почему?
   – Потому что нужно было зайти в книжный в Фрескати, там обещали сегодня выставить в продажу сборник текстов.
   – Какие тексты тебе нужны?
   – Да много какие, ты программу смотрела?
   – У меня все есть.
   – Откуда?
   – У дедушки с бабушкой хорошая библиотека.
   – О нет! Лучше свои, потому что я обожаю изрисовывать тексты собственными замечаниями и загибать уголки страниц. Проще скачать и распечатать, а потом сложить в папку и иметь под рукой.
   – Да, я тоже так делала.
   – Свой человек! – Лукас вдруг протянул в мою сторону сжатый кулак, словно намереваясь толкнуть костяшками. Я поняла этот жест, наши кулаки столкнулись, ладони разжались, и теперь уже соприкоснулись пятерни.
   Стало смешно и легко. С Лукасом действительно было легко. Мне показалось, что на факультете его знали все, со всеми он был в прекрасных отношениях, с некоторыми здоровался именно так – сначала кулаком, потом ладонью. Интересно, этот жест мне показала сначала Бритт, поведав, что это приветствие студентов Гарварда, потом подтвердил Ларс. Откуда этот жест знает Лукас?
   Он улыбнулся на вопрос:
   – Я многое знаю…
   Так началась наша дружба с Лукасом, дружба, позже спасшая мне (и не только мне) жизнь.

   Ларс звонил дважды в день – утром, чтобы пожелать доброго утра, вечером, чтобы предаться фантазиям и сказать последнее за день «люблю».
   Расстояние не преграда, закончив разговор, я еще полночи не могла уснуть, чувствуя его руки на своей груди, его губы на своих губах, слышала произнесенные слова, вдыхала запах Ларса, которого просто не могло быть в этой новой квартире.
   Не могло, но он был благодаря одной хитрости. Я купила такой же парфюм, каким пользовался Ларс, чтобы украдкой в ночи вдыхать запах любимого. Даже Бритт об этом не сказала, но та учуяла сама:
   – Ларс оставил свою туалетную воду?
   – Да, я взяла себе. Приятно пахнет, правда?
   Наши с ним отношения словно разделились на две части. Сначала он подчинял меня, при этом заставляя слушать свое тело, разбудил неведомые силы, доказал, что внутри я иная. При этом заставил (я не сопротивлялась!) сделать пирсинг сосков, трижды выпорол, разрисовал тело в стиле боди-арт, и даже спровоцировал анальный секс, чего я до смерти боялась.
   А теперь мы в разлуке, правда только физически, но и это тяжело. Я чувствовала себя словно на вулкане, понимая, что еще немного – и попросту сама отправлюсь в Оксфорд с флоггером в руках и фартуке на голое тело. Он однажды сказал, что выпустил джинна из бутылки. Да уж, еще какого!..

   Джинн оказался зловредным и многопрофильным, ему ничего не стоило сбить с пути праведного обычную стокгольмскую студентку (джинны, они такие – всемогущие и коварные). Мало того что он буйствовал физиологически, внушая самые немыслимые желания и фантазии, так еще и принялся подсовывать мне всякие сомнительные увлечения.
   Уже на третий день занятий состоялось еще одно знакомство, новый знакомый появился благодаря Лукасу. В перерыве к нам подошел парень, которого Лукас назвал Томом. Голубоглазый бог. Такими изображали белокурых бестий на нацистских плакатах в качестве образца нордической расы. Если бы у меня не было Ларса, я могла бы и влюбиться…
   Сначала Том не выказал особого интереса к моей особе, спокойно кивнул:
   – Привет, Линн. Лукас, ты идешь на тренировку или решил больше не заниматься?
   – Пойду.
   Тут влезла уже я:
   – Лукас, ты занимаешься спортом?
   – Если это можно назвать спортом, – усмехнулся новый знакомый, – я затащил его на крав-мага.
   – Это еще что такое?
   – Нечто среднее между самозащитой и боями без правил, практически бои без правил по правилам. – Лукас так косился на Тома, что и без объяснений понятно, что это его наставник.
   – Очень логичное определение. Ты дерешься?
   – Не дерется, а занимается крав-мага, – снова вмешался Том. Он оценивающе оглядел меня с головы до ног. – Тебе тоже не мешало бы поучиться приемам самообороны.
   – Это еще зачем?
   Даже красивый нахал мне совсем ни к чему, я нахалов не переношу никаких.
   – Линн, никогда не знаешь, что ждет тебя в жизни.
   – И чтобы убедить меня в этом, ты организуешь нападение с перестрелкой уже при выходе из столовой?
   Том с изумлением изучал мое лицо, потом выражение его собственного стало чуть задумчивым:
   – Черт… в этом что-то есть! Надо было подсказать раньше, теперь уже не успею. В следующий раз… Тройки трупов будет достаточно?
   – Включая твой собственный? Сойдет.
   – Нет, мой труп в мои планы не входит, он мне еще понадобится. Знаешь что, приходи на тренировку, а еще на бои без правил. Лукас, приведи ее, пусть посмотрит.
   Он махнул рукой в знак прощания и исчез. И правда нахал!
   – Лукас, объясни по-человечески, что такое крав-мага?
   – Особый вид самообороны. Считается, что придуман для израильской армии и полиции, но скорее они просто собрали воедино самые эффективные приемы разных техник так, чтобы биться без оружия против любого противника. Приемы действительно стоящие, и освоить их не так сложно, нужно всего лишь обладать хорошей физической подготовкой.
   – Тогда это не для меня.
   – Почему? Мне показалось, что ты физически подготовлена. Если интересно, можешь сходить и посмотреть хотя бы один бой.
   – Вообще-то, интересно, но не из-за этого самоуверенного гуся, а просто потому что… потому что интересно!
   – Очень логичное объяснение, – кивнул Лукас, повторив мои слова, причем я не поняла, получилось ли у него случайно или передразнивал. – А вот наша Дорис ни за что бы не пошла!
   Он почти презрительно кивнул на Дорис, раскладывавшую ноутбук и тетради на своем столе. Хотелось спросить, при чем здесь Дорис, но девушка успела огрызнуться сама:
   – Туда, где можешь быть ты? Ни за что, я не люблю слизняков.
   Лукас рассмеялся:
   – Но ты же сидишь на занятиях почти рядом?
   И был буквально облит потоком желчи:
   – Ты прав, я подумываю, не сменить ли университет, чтобы не пересекаться с тобой.
   – Тогда уж и город…
   – Обязательно!
   – И страну…
   – Да ты мне так надоел, что готова и галактику сменить тоже!
   Это была уже не первая их стычка за последние дни. Я не понимала, что происходит, вроде нормальный Лукас откровенно гнобил Дорис. Впрочем, девушка не сдавалась, отвечая ему тем же. Сначала их бесконечные пикировки показались забавными, потом стали меня откровенно раздражать.
   – Лукас, в чем дело?
   – Что такое?
   – Какого черта ты не даешь покоя Дорис?
   – Терпеть не могу зануд!
   Началась лекция, потому я не могла больше отвлекаться на Лукаса, но что-то не позволяло сосредоточиться. Он терпеть не может зануд? Но при этом спокойно общается с Теодором, который зануда в тысячу раз больший. Что-то здесь не так…
   Краем глаза я заметила, как Лукас косит в сторону Дорис… Неужели?.. Не может быть! Машинально записывая за преподавателем, вспоминала стычки между Лукасом и Дорис. Конечно… как же я сразу не догадалась – эти двое нравятся друг другу, но признаться в этом не хотят не только всем вокруг, но и себе тоже.
   Во мне взыграла женская солидарность. Ну, приятель, я тебе устрою!
   Я принялась разрушать скорлупу Дорис с таким же упорством, с каким Ларс разрушал мою собственную. Для начала поймала ее в туалете и, уперев руки в бока, поинтересовалась:
   – Ну и долго ты будешь это терпеть?
   – Что – это? – чуть растерялась Дорис.
   – Издевательства Лукаса.
   – Вот и подскажи своему приятелю, чтобы был повежливей.
   – Он мой приятель всего пару дней, а тебя гнобит, похоже, давно.
   – Какое тебе дело? – не сдавалась девушка.
   – Прямое. Ты сегодня вечером свободна?
   Все-таки она растерялась, вопроса о вечере Дорис никак не ожидала.
   – Да…
   – Приходи ко мне, кое с кем познакомлю.
   – С кем это?
   – С подругой.
   Недоверчивость сменилась почти презрением:
   – Я не лесби.
   – Я тоже. И Бритт не лесби. Но мы обе терпеть не можем, когда обижают наших.
   – Кого это ваших?
   – Наших – это девушек. Я не воинствующая феминистка, но парням предпочитаю спуска не давать, как и ты. Держи, – я протянула Дорис визитку с дописанным адресом. – И не бойся, мы не кусаемся и кровь не пьем.

   В тот же день состоялся спа-сеанс в нашей квартире, мы поочередно друг дружку массажировали, красили ногти и делали эпиляцию. Ради такого Бритт даже оставила Курта на весь вечер без своего общества. Мне показалось, что они оба не очень страдали из-за этого. Роман подходит к логическому завершению? Я всегда говорила, что они слишком разные, чтобы долго быть вместе, Курт по сравнению с Бритт сонная клуша, нечего было с ним связываться, подозреваю, что только самолюбие не позволяет Бритт признать свою ошибку. Неделю назад она убеждала меня (или себя?), что их с Куртом любовь вечна, необъятна и останется столь же горячей даже через тридцать… нет, пятьдесят… решив, что дольше просто не проживет, подруга остановилась на этом сроке: пятьдесят лет! Потом чуть подумала и все же уточнила:
   – А может, и дольше.
   Дорис нам понравилась, ее внешность синего чулка оказалась настоящей скорлупой, разрушить которую не составило большого труда. Под мешковатыми джинсами и бесформенным свитером обнаружилась стройная спортивная фигура, выщипанные брови получились просто загляденье, а смена прически вдруг открыла миру новое лицо.
   Я предвкушала реакцию Лукаса, когда он увидит новую Дорис, но того, что произошло, не ожидала. Во-первых, эта чучундра явилась на занятия с хвостом, завязанным низко, на самой шее, во-вторых, на ней снова оказался старый свитер и потрепанные джинсы, в-третьих, вместо линз на носу сидели привычные окуляры.
   Дорис метнулась со своей полуторатонной сумкой на место так, словно предупреждала меня: не тронь! Но я не испугалась. Подошла:
   – Привет, Дорис.
   – Привет, – буркнула новая подруга.
   – Ты не могла бы сходить со мной на крав-мага?
   – Куда?
   Я наклонилась к ней поближе, зашептала:
   – Слушай, приятель Лукаса зовет попробовать крав-мага, это такая самозащита. Мне хочется сходить, но одной как-то…
   – Иди с Лукасом.
   – Лукас пойдет, но, знаешь, девушка против парней… Обидно быть постоянно битой. Давай с тобой вдвоем сходим хотя бы разочек?
   – У тебя подруга есть.
   – Бритт? За ней Курт ходит на привязи. Сходи со мной, только посмотрим, что это такое. Интересно же.

   Лукас, обнаружив на тренировке не только меня, но и Дорис, взбеленился, но я резко осадила парня:
   – Цыц! Она не к тебе пришла и не с тобой! Нас Том пригласил.
   Дорис неожиданно понравилось, она оказалась крепкой и спортивной, и приемы получались у девушки хорошо. Мы прекрасно поладили, решив ходить на тренировки вместе. Бритт с нами не ходила и делала вид, что это все ерунда:
   – Вот если бы восточные единоборства…
   Я знала причину: просто подруге нельзя нагружать пострадавшую в аварии руку, еще долго будет запрещено.
   На тренировках Лукас увидел настоящую Дорис, а та раскрепостилась. Мы прекрасно работали в паре, Лукас млел от поручения Тома отработать с нами несколько приемов. Одно прикосновение к Дорис уничтожило у Лукаса все его заморочки против девушки. Лукас растаял и уже после второй тренировки был готов таскать за Дорис ее сундук на ремне, если бы она позволила. Я отошла на второй план, но была этому даже рада.
   Так начались мои занятия крав-мага. Ларсу я ничего говорить не стала, хотя прекрасно понимала, что не заметить синяки и ссадины невозможно, особенно на обнаженном теле.
   Впрочем, мне заниматься долго не пришлось, но повод прекратить тренировки был таким, что отчаиваться я не собиралась, напротив. Млела и таяла…
   Но это все позже.

   Тренировки у Тома были жесткими, за два занятия я заработала столько синяков, сколько не имела за всю предыдущую сознательную и несознательную жизнь. Дорис тоже. Но отступать ни я, ни она не собирались.
   Мало того, мы с интересом приняли приглашение Тома посетить бои без правил с применением техники крав-мага. К тому же Том должен биться сам.
   Дорис не удержалась, чтобы не ерничать:
   – Будут выяснять, чье кунг-фу круче? Или это сражение на палочках для еды?
   Конечно, без Бритт не обошлось. Заниматься крав-мага она пока не рисковала – нельзя нагружать пострадавшую из-за аварии руку, но не поддержать «наших» хотя бы криком она не могла. Сопровождал нас Лукас.
   Только войдя в зал, я порадовалась, что Ларс не видит, чем я занимаюсь. Все кричало о том, что приличным девушкам (даже занимающимся крав-мага) здесь не место. А что такое «приличные»? Если бабушкины внучки, так моя бабушка была бы в восторге от эмоций толпы, выражающихся ревом. Если мамины дочки, так моей маме все равно, где я. А вот Ларс наверняка уже тащил бы меня прочь за шиворот. Хотя почему, разве у него самого не такие же тугие бицепсы и трицепсы? Да, но он накачал мускулатуру вовсе не в таких боях, а на тренажерах.
   Конечно, я видела бои без правил в Интернете, понимала, что это круто, когда здоровенные мордовороты дубасят друг друга безо всякой жалости.
   Я готова отрабатывать навыки самообороны сама, готова получать синяки и шишки, но смотреть на то, как это делают другие, если бой не учебный, а настоящий, не могу. Бросать соперника на пол, понимая, что ему больно? О боже!.. Как же меня надо разозлить, чтобы я это сделала по-настоящему? Это невозможно.
   Дорис так не считала, она и на тренировках с удовольствием наблюдала за эффектными бросками с «хеканьем», и здесь тоже, а потому мы скоро оказались далеко друг от дружки.
   Только я подумала, что Дорис надо бы разыскать, как перед нами возник Том. Наш наставник свой бой уже выиграл, припечатав соперника к полу так, что того унесли.
   – Привет, детка.
   Том бесспорно хорош, даже слишком, но кто давал ему право называть меня деткой?! Я демонстративно оглянулась.
   – Что? Ты кого-то ищешь?
   – Смотрю, кого это ты зовешь деткой.
   – Тебя, дорогая.
   – Том, давай сразу договоримся: детка я только для своей бабушки, а дорогая только для своего жениха.
   Бровь Тома изумленно приподнялась:
   – Неужели сейчас существуют такие глупости, как жених и невеста? Вот уж не думал.
   От его чертова самодовольства меня просто бесило. Еще чуть – и я бы наговорила гадостей, о которых потом пожалела, выручил Лукас:
   – Том, она помолвлена.
   – Вот как? И кто же сей счастливец? Хотя, Лукас, мне безразлично, ты меня знаешь, эта детка будет моей.
   Я с трудом сдержалась, чтобы не ругнуться вслух, но сумела придать своему вопросу насмешливый тон:
   – Эй, а ничего, что я здесь стою, не мешаю?
   Белокурый бог обернулся ко мне:
   – Даже полезно. Теперь ты знаешь свое будущее.
   – Меня спрашивать необязательно? Можно просто затащить за волосы в постель? Вот уж не думала, что сейчас существуют подобные глупости.
   Том весело рассмеялся, запрокинув голову:
   – А ты колючка. Ничего, такие особенно горячи в постели.
   – Я вижу, у тебя немалый опыт? Вот им и ограничься. Привет! Лукас, ты идешь или останешься?
   – Мне надо найти Дорис.
   – Она у самого ринга. Ваша Дорис обожает кровавые брызги на своем лице, – усмехнулся Том, все так же разглядывая мое лицо.
   Мне оставалось только попытаться сглотнуть. Неужели мы умудрились разрушить скорлупу Дорис так же, как Ларс разрушил мою? Ой-ой… я не завидую Лукасу, поскольку по себе знаю, как трудно теперь будет с ней справиться.
   Совет парням: осторожней с раскрепощением подруг, не то потом придется разыскивать вчерашних скромниц, орущих ругательства у ринга на боях без правил.
   Только бы Ларс не узнал, чем я тут занимаюсь… Пара синяков явно не рассосется даже к выходным. Ой, что будет, когда Ларс прилетит!..
   Но я твердо решила отстаивать свое право на крав-мага. Могу я иметь собственные заскоки?
   Оказалось, что не одна Дорис у самого ринга, Бритт тоже там. Докричаться до них невозможно, пришлось просить Тома:
   – Том, мне нужно привести девушку, которая рядом с Дорис. Лукас один не справится.
   Том усмехнулся:
   – Сейчас я ее принесу, принцесса.
   М-да… Парень и впрямь принес брыкающуюся Бритт под мышкой. Перед ними расступались и те, кто узнавал Тома, и те, кто не желал получить в нос ногой Бритт.
   – Эта? – спокойно поинтересовался Том, поставив на ноги мою подругу.
   Прежде чем Бритт набросилась на него с кулаками, я успела произнести, тщетно пытаясь перекричать рев толпы, приветствующей очередной бросок о пол на ринге:
   – Бритт, это Том. Нам пора идти.
   – Дикая кошка, – покачал головой Том. Бритт в ответ огрызнулась:
   – А ты дурак!
   Наш наставник с интересом присмотрелся к подруге:
   – Эй, хочешь научиться защищать себя, приходи на тренировки, но ругаться не смей. Я жесткий, но вежливый, – с этими словами Том спокойно одернул футболку Бритт, которая основательно задралась, пока он тащил девушку от ринга.
   – Нужен ты мне!
   – Взаимно, – спокойно кивнул парень, – просто жаль энергию, которая тратится даром.
   Голубоглазый красавец махнул нам рукой на прощание и исчез. Бритт, которой не удалось оставить за собой последнее слово, фыркнула:
   – Вот нахал!
   Но что-то подсказывало мне, что на тренировку она придет, Том явно задел какие-то струны в душе моей беспокойной подруги. Это не Курт…
   Сам Том в тот же вечер позвонил мне:
   – Линн, передай мои извинения своей подруге, я был груб. Но она тоже хороша, царапалась, как кошка.
   – Хочешь познакомиться?
   Парень рассмеялся:
   – Я не против.
   Бритт вопреки обыкновению никаких комментариев по поводу невежливого Тома не изрекла. Это однозначно свидетельствовало о ее глубоком интересе. Я ожидала, что Бритт, увидев Тома, снова начнет пререкаться, а хорошо владеющий собой парень просто посмеется над ней, но ничего подобного не произошло. Похоже, Тома основательно зацепила строптивая американка.
   И все-таки он блестяще владел собой, узнав, что у Бритт есть парень, спокойно кивнул:
   – Приводи, я научу его отбиваться от тебя.
   – Что?!
   – Или тебя от него.
   Я поняла, что дни бурного романа Бритт с Куртом сочтены, Малунген просто не выдержит конкуренции с самоуверенным голубоглазым красавцем. Бедный Курт… но сам виноват, посягнул на ту, которая ему не по зубам.
   * * *
   Вангер и Фрида почти забыли о двух подругах, с маниакальным упорством разыскивавших Анну Свенссон, в то время как той наверняка давно нет в Швеции. Не самоубийца же она, чтобы оставаться в Стокгольме, прекрасно понимая, что ее ищут.
   – Даг, вряд ли Свенссон остается в Стокгольме. Значит, можно пустить слух, что она поймана и лежит в палате какого-нибудь госпиталя, и посмотреть, кто отреагирует.
   – Фрида, ты хочешь, чтобы на госпиталь был совершен налет с целью ее освобождения?
   – Не думаю, что они попробуют брать штурмом тот же Южный госпиталь, а вот в палату постараются проникнуть. Значит, нужно поставить у палаты охрану.
   – У пустой?
   – Нет, там буду я.
   Вангер отрицательно помотал головой:
   – Тебя там не будет.
   Фрида добилась своего, но, чтобы не подвергать опасности жизнь и здоровье пациентов и персонала госпиталя, устраивать ее в палате Южного не стали, выбрали небольшой частный госпиталь и дальний коридор всего с одной палатой. Во избежание утечки, Даг все сделал сам: договаривался, оплачивал, вез туда Фриду…
   Девушка была недовольна:
   – Посмотри, здесь каждый человек на виду, кто сюда сунется?
   Но Вангер настаивал:
   – Отдохни хоть пару дней…
   – Разве только это…

   Вангер быстро осознал, каково без Фриды, никто не угощал вкусностями, не с кем посоветоваться, не на кого поворчать.
   Урсула смеялась над Дагом:
   – Что ты ходишь словно потерянный? Где твоя Фрида?
   – На задании.
   – Привыкай, не всю же жизнь она будет тебя опекать, старый холостяк!
   Вангер действительно выглядел без своей помощницы беспомощным.

   Фриде не спалось, во-первых, спать не дома она вообще не могла, во-вторых, двухдневное ничегонеделанье оказалось сущим наказанием, в-третьих, из головы не шла работа, а даже просто позвонить и поговорить с Вангером нельзя, это могло привлечь ненужное внимание. Приходилось вариться в собственном соку, вернее, мучиться собственными размышлениями.
   Сон не шел, после нескольких попыток заснуть, девушка достала книгу и уже потянулась, чтобы включить ночник, как вдруг замерла привлеченная шумом в коридоре. Шум был едва слышным, наверняка молодой охранник куда-то выходил и вернулся.
   Но что-то не позволило Фриде заняться чтением, рука ночник так и не включила… Непонятное беспокойство заставило девушку подняться с постели и осторожно подойти к двери.
   Нет, все тихо… Она постояла и уже решила вернуться в постель и все же попытаться заснуть, как вдруг почувствовала неприятный запах, это явно бензин. Откуда бензин в больнице?
   И все же он был, струйка вытекала из-под двери, быстро превращаясь в ручеек… Фрида соображала считаные мгновения, потому что запах бензина быстро заполнял палату. Даже не стоило задумываться над тем, что будет дальше.
   Она метнулась к окну, рванула на себя створку, но окно просто так не открывалось, только для проветривания, они с Вангером сами заблокировали замок, чтобы внутрь нельзя было попасть иначе, кроме как по коридору.
   А струйка уже полыхнула, превращаясь по ту сторону двери в адское пламя. Раздался вопль охранника, но разбираться что с ним, не было времени. Девушка схватила стул и метнула его в окно, разбить-то разбила, но это лишь вызвало приток свежего воздуха и как следствие усиление пламени. Где-то кричали:
   – Пожар!
   Сработала сигнализация…
   Дверь горела уже полностью, и весь небольшой коридор тоже, выбраться можно только в окно. Прошли всего секунды, которые показались Фриде часами. Спасти ее сейчас не мог никто, в палате горел разлившийся по полу бензин, еще чуть – и полыхнет все.
   Второй удар стулом все же вышиб окно, но прыгать с высокого второго этажа опасно…
   Фрида тоже умела вязать узлы, пусть не такие, как у Юханссона, но достаточно прочные, кровать горела, когда она умудрилась стащить с нее простыню и привязать к спинке. Времени оставалось совсем немного, она должна успеть спуститься, пока не загорится сама простыня.
   Наверное, на тренировке пожарных расчетов Фрида получила бы оценку «отлично» с двумя плюсами, потому что опасность для жизни порождает у людей какие-то суперспособности. И все же спуститься до земли не успела, простыня загорелась быстро. Упала, сильно ударившись, но синяки и ушибы по сравнению с бушующим в окне палаты пламенем ничто.

   Девушка сидела прямо в снегу и пыталась справиться с дрожью. Что там с охранником, где он находился во время начала пожара, вернее поджога?
   Как хорошо, что палата отдельная в отдельном крыле, потому что могли пострадать и другие больные.
   Когда в больницу примчался Даг, пожар был потушен, а Фрида в чьей-то накинутой прямо на пижаму куртке пыталась выяснить у охраны, как чужой смог проникнуть внутрь.
   – Он сказал, что меняет вашего охранника на ночь, показал удостоверение.
   – Вы удостоверение прочитали?
   – Да, конечно, я даже имя помню.
   – Какое?!
   – Ларс Юханссон.
   Даг едва успел подхватить Фриду, которую не держали ноги. Врач в это время обрабатывал порезы на ее руке.
   – Фрида, как тебе удалось выбраться?
   – Окно разбила. Загорелось из коридора, разлили бензин и подожгли.
   – А охранник где был?!
   – Отлучился в туалет, когда вернулся, все уже горело. Видел, как кто-то выскочил по запасной лестнице.
   – У вас есть записи камер? – повернулся Вангер к охране на входе.
   – Конечно. Пожалуйста.
   Пока эти записи изымали, Фрида сообразила поинтересоваться:
   – В какое время пришел этот Ларс Юханссон?
   – Часа два назад, у нас тоже должна быть пересменка, но напарник попросил меня задержаться, он ездил к теще…
   – Как выглядел сменщик?
   – Мой?
   – Нет, тот, что назвался Юханссоном?
   – Нормально. Крепкий, рослый…
   – Красивый?
   – Обычный.
   Фрида выразительно посмотрела на Вангера. Тот фыркнул:
   – Что? У мужчин свои критерии красоты, к тому же он не приглядывался. Давай посмотрим запись.
   На записи входящего Юханссона не видно, но вот рослый мужчина, явно прятавший лицо, нашелся. Ткнули пальцем:
   – Он?
   Охранник кивнул:
   – Да. Юханссон. Он показал документ. Ваш документ. Сказал, что сменщик, и вошел.
   – А вас не удивило, что предыдущий охранник долго не выходит?
   – Такое бывает, заболтались, и я сам через некоторое время сдавал смену.
   – А почему задержались?
   – За мной обещала заехать жена. Ждал ее машину…
   – Кто вызвал пожарных?
   – Я. К тому же сработала сигнализация. Они быстро приехали, всего одна палата успела выгореть. И коридор перед ней.

   То, что это поджог, подтвердили и следователи-пожарные, вопрос оставался только один: кто? Остальное ясно.
   Но Даг въедливо расспрашивал персонал.
   – Как мог попасть в коридор чужой? Неужели никто не заметил? Где был в это время сам охранник?
   Оказалось, что нарушений не было, выйдя в туалет, охранник оставил вместо себя у двери в коридор медсестру с наказом пять минут никого не пускать и в случае чего кричать погромче.
   – Как мог войти в коридор преступник и как вышел обратно из больницы?
   Камеры наблюдения выходившего рослого мужчину не зафиксировали. Неужели в суматохе сумел выбраться, когда уже приехали пожарные расчеты?
   – У вас есть еще камеры?
   – Да, у запасного входа.
   Запасной вход оказался… открытым! Из него можно проникнуть на запасную лестницу и дальше в коридор второго этажа. Удалиться так же.
   – Не понимаю…
   – Что ты не понимаешь?
   – Фрида, почему поджигатель вошел открыто, если мог проникнуть через этот вход? Даже показал удостоверение… Что-то не так. Юханссон не стал бы демонстрировать себя. Кому-то было нужно, чтобы мы приняли преступника за Юханссона.
   – А где он сам, кстати?
   – В Оксфорде, я уже проверил.
   Снова Юханссон и его проблемы…

   На совещании с Бергманом было решено ничего никому не говорить. А Фриде пришлось еще пару дней посидеть дома, пока не зажили порезы стеклом.
   Бергман ворчал: вместо раскрытия прежних преступлений прибавляются новые. Но в том, что рядом крот, теперь не сомневались. Бергман все же вызвал техническую службу в свой кабинет, подслушивающих «жучков» специалисты не нашли, как ни искали.
   – Может, мою голову сдать на проверку? – вздыхал Микаэль. – Не иначе, грипп из-за подсаженного жучка.
   Урсула носила ему литрами горячее питье и горстями аспирин, смеялась и советовала надеть скафандр, чтобы своим чихом не свалить весь отдел. Но сама при этом заразиться почему-то не боялась.
   – Еще не родился вирус, которому удастся со мной справиться.
   Вангер подумал, что действительно не помнит, чтобы Урсула болела.
   В болезни Бергмана был один большой плюс: начальство, помня о его гриппе, обходило их отдел стороной.
   * * *
   Ларс действительно был в Оксфорде и о пожаре, едва не погубившем Фриду, не подозревал.
   – Линн…
   Голос явно чуть смущенный. Что у него случилось?
   – Да, дорогой?
   – В Оксфордском университете есть винный клуб…
   – Та-ак… И тебя избрали его президентом?
   – Ну нет! Для этого нужно быть многолетним членом клуба. Но его членами оказались несколько моих однокурсников и знакомых.
   Я уже поняла, почему такой смущенный тон.
   – Ты не прилетишь в выходной? Даже на ночь?
   – Линн… это бывает не каждый месяц… встреча клуба, представление новых членов…
   Мне хотелось горестно вздохнуть:
   – Начинается…
   Но я взяла себя в руки, Бритт права, мужчину нельзя запирать в клетку, он обязательно постарается из нее вырваться. Да и женщину тоже. Если уж в клетке, то дверцу обязательно держать открытой, чтобы видел, что может улететь в любую минуту. Я открыла дверцу:
   – Да, дорогой, я все понимаю. Ларс, ты не один пойдешь туда?
   В ответ смех тоже чуть натянутый…
   Я подсказала сама:
   – С профессором Дж. Уолтер?
   – Да!
   – Тогда я спокойна. Пусть проследит за твоим поведением. Не напейся, как я в первый вечер.
   Смех явно с чувством облегчения:
   – Там не напиваются. Я буду вести себя прилично.
   Мы еще поворковали на другие темы, в том числе те, о которых нельзя говорить, когда кто-то не один в комнате…
   Я понимала, что поступила правильно, хотя могла бы сделать две глупости: во-первых, надуть губки, потребовав, чтобы он прилетел, во-вторых, отправиться в Оксфорд сама. Ларс прилетел бы, но в глубине души обязательно остался неприятный осадок. И мне там появиться, значило бы продемонстрировать ему свое недоверие. В конце концов, у нас должны быть и собственные интересы, я могу пойти куда-то с Бритт или даже вон Лукасом, а он со своими однокурсниками и приятелями из винного клуба.
   Представляю, какая там чопорная скукотища, если компанию Ларсу составляет профессор Дж. Уолтер! Собираются профессора и студенты, обсуждают достоинства разных вин, дегустируют их… Но это совсем не та обстановка, какая была у нас в замке, во-вторых, ни преподавателям, ни студентам нет воли, все время нужно помнить о присутствии друг друга.
   Я посмеялась, решив, что такие развлечения мне не грозят ничем. К тому же Ларс позвонил заранее, а не после дегустации. Он словно спрашивал у меня разрешения. Хорошо, что я показала себя понимающей и вовсе не ревнивой. Я не дура и не пытаюсь держать его на поводке, хотя держать Ларса на поводке вообще вряд ли удастся.

   Я все понимала, но тосковала от этого не меньше. Он там, а я здесь… Конечно, Ларс звонил каждый вечер, но я чувствовала, что ему некогда, и не злоупотребляла временем.
   Если честно, у меня самой была гора работы по подготовке к занятиям, требовалось прочитать или перечитать заново немало произведений, чтобы свободно владеть материалом и учиться делать литературный анализ. Правильно, как можно анализировать то, чего не знаешь назубок?
   Бритт выпорхнула из душа с полотенцем, тюрбаном, намотанным на голову, уселась на диван с ногами и, присмотревшись к книге у меня на коленях, хмыкнула:
   – Ты хоть не вверх ногами держишь?
   Я со вздохом перевела взгляд с окна на страницу и попыталась прочесть хоть строчку из Мопассана, мгновенно убедившись, что прочесть-то могу, а вот понять, что именно прочла, нет.
   – Послушай, Линн, нельзя так сильно зависеть даже от того, в кого по уши влюблена.
   Она была совершенно права, я это знала, но все равно тоскливо ответила:
   – Я и не завишу…
   – Ну конечно! Ты все время сравниваешь себя с Ларсом. Ларс умней… Ларс все знает и все умеет… Ларс всего достиг… Скажи еще, что он безумно красив и столь же богат…
   – Разве это не так? Он действительно умен, много знает и умеет, о его достижениях говорит приглашение в Оксфорд, а о красоте и богатстве и вспоминать смешно. – В моем голосе слышались не восхищение и не гордость, а слезы.
   – Хорошо, разберем по порядку. Богат… Это не его заслуга, а предков, кстати, красота тоже. Много знает и умеет, но разве ты мало? Умен и многого достиг. Что-то я не помню, чтобы тебя кто-то называл дурочкой. А достижения?.. Сколько лет тебе и сколько ему. Тебе двадцать, ему практически тридцать. Через десять лет и ты сможешь стать профессором, если, конечно, не будешь сидеть и ныть, а примешься за учебу.
   Я понимала, насколько она права, но понимал разум, а душе хотелось запустить в Бритт хотя бы подушкой, что я и сделала.
   Подруга спокойно подушку поймала и швырнула обратно:
   – Не имея других аргументов, применяешь этот? Очнись, ты перестала быть собой. Линн, хватит уже ныть и страдать.
   – Что я, по-твоему, должна делать? Улететь в Оксфорд или защитить диссертацию?
   Бритт уперла руки в бока:
   – Ты оставила попытки найти Анну-Паулу? Передала все сведения полиции и успокоилась?
   – Бритт, кажется, Ларс прав, если уж не мне, то тебе совсем не следует лезть в то дело. Это опасно.
   – Так, во-первых, – подруга уселась прямо на край стола – привычка, от которой я так и не смогла избавить Бритт, – для меня не более опасно, чем для тебя, во-вторых…
   – Ну? – Я смотрела, ожидая, что еще она придумает в качестве второго аргумента.
   – Во-вторых, какого черта мы теряем время, пока Ларса нет в Стокгольме?! Надо срочно найти эту Анну-Паулу! Звони инспектору.
   – Бритт, я не знаю, как в твоих любимых сериалах, но, думаю, полиция Стокгольма вовсе не будет в восторге от моих ценных указаний. Даг Вангер просто не станет со мной разговаривать.
   – Скажи, что если они не сделают этого, то мы найдем Анну сами.
   – И на следующий день здесь будет Ларс, который просто утащит меня в Оксфорд под мышкой.
   – Ну и что же делать, сидеть и ждать неизвестно чего?
   Она соскочила со стола, направилась к холодильнику, открыв дверцу, вдруг обернулась ко мне:
   – Ведь ты же хочешь ее найти, очень хочешь, я вижу. – Закрыла холодильник, так ничего и не взяв, и вернулась ко мне. – Линн, я понимаю, чего ты боишься. Не того, что можешь пострадать. Ты боишься, что Ларс может оказаться к этому причастен, что как-то завязан на все дела Анны до сих пор. Знаешь, подруга, я вижу, что вы с Ларсом влюблены друг в друга по уши, что это настоящее, мне кажется, он сам настоящий. И тебе нужно разобраться.
   – Как?
   – Сначала уясни для себя: прошлое есть прошлое, ревновать к их с этой Паулой давним отношениям глупо. Паула она или Анна – все равно, Ларс любит тебя и только тебя.
   – Да я не ревную, но он не пускает в это прошлое совсем. И я не понимаю, держит оно его или нет.
   – Нужно разобраться. Если Ларс не преступник, а я в это верю, то закрыть это прошлое ты можешь только одним способом – найдя Анну-Паулу. И черт с ним, с инспектором Вангером. Сами справимся.
   – Ларс мне голову свернет, прежде всего из-за недоверия.
   – Но просто сидеть и чего-то ждать, ты тоже не сможешь, я тебя знаю.
   Хотелось сказать, что скорее спокойно сидеть не даст мне она сама, но я подумала, что Бритт права – пока где-то на белом свете будет спокойно расхаживать Анна-Паула, я буду мысленно связывать ее с Ларсом, не смогу не вспоминать об этом. Даже обвенчайся мы, этот ненавистный призрак будет стоять пусть не между нами, но рядом за спиной.
   Что ж, может, Бритт права – нужно найти этот призрак и уничтожить?
   Найти одного-единственного человека в миллионном городе, к тому же того, кто вовсе не желает, чтобы его нашли, и всячески скрывается… Да, забыла, весьма вероятно, что человека и вовсе нет в городе. Ларс прав, всего один шанс из ста, что Анна-Паула не уехала в ту же Данию, куда не нужно брать билет на самолет или паром, а, следовательно, предъявлять документы.
   Значит, шанс найти один к ста, а вероятность получить пулю в лоб или снова быть повешенной безо всяких страховочных узлов и душевных разговоров перед этим, наоборот, сто к одному.
   Но даже если бы шанс поймать был один из тысячи, я все равно бросилась бы в погоню. Почему? Потому что не желала, чтобы мое такое яркое счастье зависело от какой-то Анны, не желала жить в страхе за себя и, главное, Ларса. Если у меня есть возможность разрушить эту связь с его ненужным прошлым, я должна это сделать. Анна-Паула не имела права на существование, потому что, словно посланец из проклятого прошлого Ларса, попыталась разрушить прекрасное настоящее и еще лучшее будущее! Она сама это прошлое, к которому Ларс не желал возвращаться, значит, должна исчезнуть без следа.
   Бритт права, я обязана ее изловить и отправить в тюрьму, Анна-Паула это заслужила. Но для меня важней, что с ее исчезновением будет закрыто все, что было у Ларса плохого до нашей встречи. Я ощущала себя почти спасительницей, мессией, которой надлежало спасти любимого от страшных фантомов его юности.
   Весь вечер играла боевые мелодии, которые сумела вспомнить. Бедные соседи… Это ведь не СоФо, где каждый крутой индивидуал и творит что пожелает. Но возмущенных ударов в стену или звонков в дверь не было. Может, им понравилось?

   На следующий день боевой запал у Бритт не исчез, наоборот, только появившись дома, она с порога объявила:
   – Я пришла! Мне нужно пятнадцать минут.
   Я, занимаясь рефератом по политической истории, машинально отозвалась:
   – Угу…
   Через четверть часа, заглянув в мою комнату, Бритт вытаращила глаза:
   – Ты еще не готова?!
   – К чему?
   – Мы же собрались искать Анну-Паулу сами.
   – Я не думала, что мы отправимся патрулировать улицы Стокгольма прямо сейчас, вечером в пятницу. Тебе не кажется, что сегодня слишком много людей?
   – Не ерничай. Мы просто поедем посмотреть этот дом.
   – Бритт, Стокгольм, конечно, очень спокойный город, но это не тот район, где мне хотелось бы гулять поздно вечером.
   – Мы не будем гулять, я позвонила и заказала машину напрокат. Посидим в машине.
   – Вангер нам головы отвернет за самодеятельность.
   – Плевать я хотела на твоего Вангера, если они ничего не делают, то почему и мы должны сидеть сложа руки. Тем более, зная, что Паула жива и где именно живет.
   – А если мы и правда ее спугнем? Ведь прошло всего несколько дней, мы же не знаем, чем занимается Вангер.
   – Поехали хотя бы посмотрим? Ну, просто проедем по той улице…
   Сопротивляться Бритт все равно что пытаться противостоять урагану, держась за воздушный шарик. Я вздохнула:
   – Поехали, но вмешиваться ни во что не будем, только проедем по улице.
   – Естественно!
   Фальши в голосе подруги было столько, что сомневаться в предстоящем штурме указанного адреса мог только человек, совершенно с Бритт незнакомый. Я к числу таковых не относилась.
   Уже в машине попыталась вразумить Бритт:
   – А если это не Анна? Вдруг там действительно беременная женщина, от души помогающая иммигранткам?
   – Примем роды. Я однажды видела, как это делается.
   – Ты с ума сошла? Это грозит неприятностями.
   – Это грозит штрафом. Я заплачу. Но это она, нутром чувствую, что это она.
   По подсказке навигатора мы довольно быстро нашли нужную улицу. Но там нас ждал сюрприз…
   У дома стоял фургончик, в который садились какие-то девушки. Пока мы подъезжали, рослый мужчина уже закрыл заднюю дверь.
   Бритт припарковалась за два дома до фургона. Я не успела сказать, что это опасно, потому что испытала двойной шок. Во-первых, из дома, явно спеша, вышла Анна и направилась к фургону, во-вторых, Бритт вдруг обняла меня, словно желая поцеловать.
   – Номер фургона смотри!
   Наверное, это выглядело как жаркий поцелуй двух лесбиянок, зато из-за плеча подруги мне действительно были видны и Анна, садившая в фургон, и его номер, и то, куда фургон уехал.
   – Ну что, свернули?
   – Нет, едут прямо.
   Мы «целовались» довольно долго, пока их машина не отъехала на достаточное расстояние.
   – Черт, удрали!
   – Ехать следом нельзя, все поймут.
   – Звони своему Дангеру.
   – Вангеру.
   – Плевать, звони скорей!
   Могла бы и не кричать, я уже сама набирала номер.
   Вангер был раздосадован, но ответил.
   – Линн, работа ведется.
   – Да? Тогда вы в курсе, что они удрали?
   – Что?! Вы там? Кто вам позволил там появляться?! – у инспектора от возмущения, похоже, горло перехватило. Слабый этот Вангер, ей-богу! Его бы к Бритт под бок на недельку, живо перевоспитался бы.
   – Перестаньте орать и запишите номер машины. Это фургон.
   Вангер почти бушевал:
   – Немедленно уезжайте оттуда, хватит самодеятельности! Кто просил вас совать нос в эти дела?! Я же запретил!
   – Так, – Бритт вырвала у меня из рук трубку, – начнем с того, что если бы не мы, вы вообще не знали бы, что они живут по этому адресу и тем более что они уехали.
   – К вашему сведению, ту, которую вы считали Анной Свенссон, «скорая» увезла рожать в тот же вечер.
   Бритт огрызнулась:
   – Если и родила, то ребенка уже куда-то пристроила, потому что сегодня живота у нее не было!
   Она отключила телефон и теперь сидела, опустив руку с ним на колени.
   – Линн, они говорят, что Анну увезли рожать в тот же вечер. А ведь сейчас она правда была без живота…
   – Без живота…
   – Но ведь «скорую» не обманешь? Черт, неужели мы так ошиблись?
   Проезжая мимо дома, мы заметили в окне женщину, внимательно наблюдавшую за улицей. Бритт не удержалась:
   – Если это их агент, то неудивительно, что Анна его испугалась. И дурак поймет, что следят!
   * * *
   После сообщения Бергмана о том, что женщину, которую выслеживали подруги, «скорая» увезла рожать, Вангер с ужасом вспомнил, что так и не позвонил беспокойным подругам, как просил Бергман. Черт! Эти энтузиастки розыска доведут до беды. Женщина может просто пожаловаться на преследование, а у подруг хватит ума сказать, что это Вангер их приставил. Объясняйся потом…
   Но этим наплевать.
   Он и сам не смог бы объяснить, что заставило его позвонить в службу спасения и поинтересоваться, куда отвезли женщину из такого-то дома. Потом позвонил в Южный госпиталь на Рингваген, который назвала диспетчер, и поинтересовался, кого родила и как здоровье Моники Полссон, которую привезли тогда-то на такой-то машине.
   Диспетчер, внимательно проверив данные, подтвердила: да, привозили женщину, но беременность не подтвердилась, она выписана на следующее утро.
   Вангер почувствовал головокружение…
   Его соединили с дежурным врачом, принимавшим пациентку, Дагу было совестно мучить обладателя усталого голоса, но он не отставал:
   – Вы уверены, что это та женщина?
   – Приезжайте, проверьте, у нас все документы в порядке и все внесено в компьютер. В тот вечер вообще не было рожениц, так сложилось. Помню, потому что это редкость. Нет, у нее были просто слишком обильные месячные, женщина испугалась, что это выкидыш на раннем сроке, вызвала «скорую». Но мы быстро справились. Все в порядке, к утру она была в норме. Знаете, женщины бывают паникершами. Не представляю, что будет, когда действительно забеременеет.
   Положив трубку, Вангер растер лицо руками и некоторое время сидел молча, покусывая губу. Почему-то в ту минуту он вдруг поверил, что беспокойство подруг было не пустым, что это действительно Анна Свенссон, которая сначала разыграла вызов «скорой», а потом просто сбежала, как только поняла, что наружку сняли. Так бывает, у преступников обостренное чувство опасности, в академии им приводили десятки примеров, как преступники уходили только из-за чувства безотчетной тревоги буквально за секунды до возможного ареста при полной безопасности перед тем.
   Что здесь – просто тревога или… Почему масштабная проверка ничего нужного им не выявила, порадовали все отделы, кроме их группы. Это могло быть совпадением, простым совпадением, какие бывают вопреки любой логике. Но нутро подсказывало Вангеру, что все не так просто. А Даг привык доверять своему нутру, иногда оно подсказывало то, что в рамки здравого смысла не укладывалось, но потом оказывалось правдой.
   Позвонил Фриде, девушка сообщила, что сейчас приедет.
   Чуть подумал и позвонил Линдберг:
   – Вы далеко от дома?
   – Мы уже едем по мосту на Кунгсхольмен.
   – Тогда быстро ко мне.

   Услышав такое требование, Бритт произнесла свое знаменитое «Ха!» таким тоном, словно через минуту Вангер и все Управление вслед за ним должны валяться у нас в ногах, вымаливая прощение за недоверие.
   Собственно, так и должно быть, но, конечно, никто извинений приносить не стал. Жаль, потому что в оставшиеся несколько минут подруга успела отрепетировать несколько вариантов снисходительного презрения к следователям. Такая репетиция пропала!
   Вангер не только не стал извиняться, он продолжил наступление:
   – Как вы там оказались? И что это за фургон?
   – Мы просто проезжали неподалеку и решили сократить путь. А ваши наблюдатели не объяснили, что это за фургон?
   – Прекратите ерничать, своей самодеятельностью вы действительно ставите под удар все. Вы спугнули Анну, если это вообще она.
   – Мы? Когда мы вывернули из-за поворота, в фургон садилась последняя девушка. Как-то слишком быстро они отреагировали на наше появление, вам не кажется?
   – Если Анна заметила вас, то…
   – Не просто заметила, а увидела.
   – Что?!
   – Да, но не испугалась.
   – Почему?
   – Потому что мы целовались.
   – Что делали?
   Вангер с сомнением выслушал повествование Бритт об устроенной сцене прощания двух лесбиянок.
   – Да, зато это дало возможность запомнить номер фургона. А что это за женщина у окна в том доме? Это ваш агент?

   Да уж, этим энтузиасткам не то что палец в рот не клади, но даже не указывай в их сторону, оторвут всю руку и скажут, что так и было.
   Выручило Вангера только появление Фриды.
   – Ты послушай новости.
   О том, что «скорая» увезла не ту женщину, Фрида уже знала.
   Молча выслушав рассказ о фургоне и женщине у окна, она набрала какой-то номер:
   – Фру Мария? Это Фрида, инспектор, с которой вы встречались.
   Фрида включила громкую связь, потому все услышали ответ:
   – Да, я вас узнала.
   – Ваши соседи уехали? Их номер не отвечает.
   – Уехали? Не то слово, они просто удрали! Вообще-то, вы могли бы зайти не только к ним, но и ко мне, но я вас прощаю. После вашего визита я пообещала им, что если уж полиция взялась, то их борделю конец!
   Вангер схватился за голову, а Фрида просто рухнула в кресло.
   – Вы ходили к соседям?! Зачем?
   – Я им сказала, что пожаловалась в полицию и им придется отвечать, потому что такая дама, как вы, серьезно относится к своей работе!
   Она говорила бы и дальше, но Фрида простонала:
   – Фру Олайсон, я вас прошу больше ничего не предпринимать. Завтра я позвоню.
   – Да, и этот турок тоже уехал. Я же говорю, что они связаны.
   – М-м-м… – застонали Фрида и Даг в один голос.
   Некоторое время сидели молча, потом Вангер вздохнул:
   – Вот к чему приводит самодеятельность. Их спугнули, теперь они знают о внимании полиции и будут прятаться.
   – Но это не наша самодеятельность их спугнула, подкачал ваш агент, – Бритт не удержалась, чтобы не подколоть и без того угнетенного Вангера. Хотя, она была права.
   – Она не наш агент, просто соседка.
   – Вы были у них в квартире?
   – Соседка пожаловалась на постоянную смену гостей в этой квартире, я пришла туда под видом представителя муниципалитета, все было бы хорошо, если бы эта любительница порядка не полезла со своими выговорами. Теперь все нужно начинать сначала.
   – А фургон, у нас же есть его номер?
   Вместо ответа Вангер прищурил глаза:
   – Вы были на своей машине?
   – У нас нет машины, это арендованная.
   – Почему вы решили, что у них нет?
   – Водитель вел себя по-хозяйски, словно не впервые возит таких пассажирок.
   Переглянувшись с Дагом, Фрида снова взяла телефон.
   – Фру Олайсон, вы раньше видели машину, на которой уехали ваши соседи?
   – Да, конечно, я же говорила: поживут, а потом уезжают. Всегда на этой. Номер не помню, у меня плохая память на цифры. А турок ездит на такси. Малоимущий, а на такси. Подозрительно.
   – Спасибо, вы нам очень помогли. Только не рассказывайте о случившемся никому, пожалуйста.
   – Я буду молчать!
   – Еще раз спасибо.
   Скрепя сердце Вангер выдавил из себя скупые слова благодарности подругам.
   Реакция Бритт была предсказуемой:
   – Ну вот, если бы не мы…
   И все равно подруг попросили больше не вмешиваться. Бритт кивала, соглашаясь, но было понятно, что им от нас не отделаться. Фрида смеясь подала визитку:
   – Позвоните завтра, встретимся, поговорим подробней.

   – Даг, ты хоть не рассказал им о госпитале и пожаре?
   – Нет, конечно. Но они не интересовались тобой совсем, думаю, ничего об этом не знают.
   – Это хорошо. Скорее всего, ни Юханссон, ни его подружки о покушении на меня или Анну ничего не знают. И все же тот, кто поджигал, рассчитывал, что подозрение падет на Юханссона.
   – Мы вчера с Бергманом говорили об этом. Поняв, что мы не намерены немедленно арестовывать Юханссона и даже допрашивать его, тот, кто это все сделал, попытку обязательно повторит. Знаешь, специально не стоит, но когда этот красавчик прилетит в Стокгольм на побывку, нужно поговорить с ним, может, он сам кого-то назовет?
   – Так он тебе и назвал!
   – Фрида, это ведь его подставляют, в его интересах назвать, если подозревает.
   – Юханссон не их тех, кто доверяет проблемы полиции, скорее, попробует разобраться сам.
   – Ох уж мне эти самостоятельные! Хуже всего, если он все-таки связан с бандой, а мы ему выложим проблемы на тарелочке…
   – Не связан! – упрямо мотнула головой Фрида.
   – Почему ты так уверена?
   – Чувствую. Он строптив и не всегда в ладах с законом, но не мразь. Глаза не такие.
   Даг почувствовал ревнивый укол в сердце.
   – Когда это ты успела разглядеть его глаза?
   – Одного взгляда достаточно.
   – Самые честные глаза бывают у самых больших подлецов.
   В ответ девушка только упрямо дернула плечом, а Вангер подумал, что надо изучить жизнь Юханссона в деталях, не любил Даг вот таких суперуспешных богатых красавцев, от глаз которых млеет даже Фрида. Ишь ты, супермен нашелся! Рыльце с молодости в пушку.
   Ничего не говоря Фриде, он отправился в архив за сведениями о Ларсе Юханссоне. Компьютер компьютером, а на бумаге оно надежней…

   – Что ты тут делаешь?!
   – Я? – заметно смутилась Фрида, рывшаяся в архивных папках.
   Вангер скользнул взглядом по той, которую девушка держала в руках, усмехнулся:
   – Юханссоном интересуешься?
   Фрида фыркнула, как кошка:
   – Ты же сам сказал, что его надо разглядеть под микроскопом. А ты за чем пришел?
   Теперь пришла очередь смущаться Вангеру:
   – За этим же микроскопом. Давай посмотрим внимательно, что было у него в юности и чем славен сейчас, кроме лекций в Оксфорде.
   Через четверть часа, когда следователи повторно изучили юношеские прегрешения Ларса Юханссона в подробностях и убедились, что с прошлым он надежно завязал, Вангер вдруг присвистнул, открыв какую-то очередную бумагу:
   – Вот это да!
   – Что?! – даже приподнялась со своего места Фрида.
   Даг молча протянул ей лист.
   Теперь произнести «вот это да!» пришлось Фриде.
   – Черт, кто бы мог подумать?
   – Ну почему же, я тебя предупреждал, что внешность обманчива, а у таких красавцев нередко бывает уйма тайн, иногда весьма опасных…
   – Даг, как ты думаешь, его подружка знает?
   – Думаю, нет. И нам тоже стоит делать вид, что не подозреваем. Даже в группе говорить не нужно. Ай да Юханссон! Темная лошадка…
   – Линдберг рядом с ним опасно.
   – Если не будет лезть не в свои дела, то останется цела.
   – Ты так спокойно об этом говоришь?
   – Приставить к ней охрану?
   * * *
   – Прилетит Ларс, ничего не рассказывай! – потребовала подруга, стоило нам переступить порог Управления. – Я тебя знаю, выложишь все как на духу, он снова будет ругаться.
   Я со вздохом согласилась, хотя не представляла, как буду врать любимым стальным глазам.
   Но врать не пришлось, Ларс снова не прилетел, теперь винное общество ни при чем, задержали дела… К тому же их уик-энды не совпадали с нашими. Я понимала, что он очень занят, что нужно основательно подготовиться к предстоящим занятиям, не только студенты, преподаватели тоже готовятся, иногда даже больше. Если бы он читал лекции постоянно, то смог использовать предыдущие разработки, а так все нужно делать с нуля. Это требовало времени и усилий. Очень трудно точно рассчитать объем и скорость подачи информации, чтобы все успеть и не заставлять студентов тарахтеть по клавиатуре как безумных. Разрешено ли там вообще пользоваться компьютерами или они по старинке скрипят перьями, обмакивая их в чернильницы?

   Оставалось утешаться собственной занятостью и тренировками. Том посоветовал средство собственного изобретения, чтобы синяки на теле исчезали, не успев проявиться. Вредина Бритт не удержалась, чтобы не заметить с ехидцей:
   – А я и не думала, что ты ровесник фараонов, ведь это средство было известно еще в их времена.
   Том не смутился:
   – Это фараоны мои ровесники. Тутанхамон мальчишка по сравнению со мной, ты не знала?
   Глаза подруги заинтересованно заблестели, ей явно нравилось пререкаться с Томом, он куда интересней Курта и за словом в карман не лезет. Это грозило развалить незрелый роман моей подруги с будущим журналистом, я подозревала, что за неделю занудный и нерешительный Курт ей порядком надоел. Надеюсь, она не дала Малунгену никаких обещаний?
   На такой вопрос Бритт только фыркнула:
   – Я что, полная дура?! Нет, я обещала ему подумать, но верной быть не клялась.
   – О чем подумать?
   – Линн, он не любит бои без правил.
   – Это страшный недостаток?
   Что-то в голосе подруги подсказывало, что не в боях дело, идейные расхождения куда глубже. Она больше не блестела глазами при упоминании имени Курта и не доказывала мне, что он вовсе не такой уж занудный.
   Бритт почти горестно вздохнула:
   – Не в том дело. Он не любит скрипку, говорит, что пиликанье действует ему на нервы.
   А вот это полное фиаско Курта, для Бритт скрипка – любовь номер один, без Курта подруга обойдется, а вот без смычка в руках нет. Но Том может любить скрипичную музыку еще меньше. Как же уберечь ранимую душу моей самоуверенной подруги от таких ран, разве что в первый же день знакомства устраивать новому претенденту на ее сердце концерт? Боюсь, даже наручники из комнаты боли не помогут удержать парней подле нас. Ларс такой один…
   Я решила показать Бритт, что найти любителя скрипичных концертов среди современных молодых людей вообще проблематично. Том для Бритт уже серьезный авторитет во многих вопросах, на его примере подруга поймет, что любовь к скрипичной музыке не входит в круг интересов большинства парней.
   На следующую тренировку я словно случайно принесла скрипку и демонстративно положила ее в футляре на видное место, хотя вполне могла оставить в шкафчике вместе с одеждой. Сейчас Том ехидно поинтересуется, что за новое оружие самообороны я принесла с собой, в ответ я пошучу, что противника можно легко свести с ума, просто начав водить смычком по струнам, вместо размахивания руками и ногами. Бритт поймет, что Курт в своем презрении к классической скрипичной музыке не одинок, и его рейтинг несколько поднимется. Или подруга впадет в очередную депрессию, теперь уже настоящую.
   Ничего такого не произошло. Том подсел ко мне на скамейку, кивнул на футляр:
   – Принцесса, ты играешь?
   – Да, и Бритт тоже! – Мои глаза смотрели с вызовом, почему-то я была готова устроить настоящий концерт, если он произнесет хоть одну насмешливую фразу.
   Но голубоглазый бог сказал то, чего я меньше всего от него ожидала:
   – Всегда завидовал. Слуха нет, но скрипку обожаю. Поиграете как-нибудь?
   Бритт стояла рядом, разевая рот, как рыба, вытащенная из воды. Я с трудом сдержалась, чтобы не заорать:
   – Да хоть сейчас!
   В тот же вечер мы с Бритт устроили голубоглазому красавцу настоящий концерт, а играя, поняли, чего нам так не хватало все эти дни: музыки! Концерт состоялся в квартире на Кунгсхольмене, насмешник Том слушал не просто внимательно, а восторженно, по тому, как они с Бритт смотрели друг на друга, я поняла, что роман с Куртом закончен.
   Вот как вредно не любить скрипичную музыку, имея девушку-скрипачку. На следующий день Бритт вернула свои вещи в нашу квартиру и принялась убеждать меня, что крав-мага самая нужная вещь на свете (конечно, после скрипки). Бритт снова стала той Бритт, которую я обожаю, ее депрессии как не бывало, несмотря на мерзкую февральскую непогоду. При чем здесь мокрый снег, когда есть насмешливые голубые глаза самоуверенного Тома?
   Пришлось поинтересоваться у Лукаса:
   – У Тома есть девушка?
   – Есть.
   Опля! Только разбитого сердца нам и не хватало.
   – Красивая? Они давно вместе?
   Может, у Бритт есть шанс?
   – Линн, ты что? Она же твоя подруга, тебе лучше знать.
   – Ты Бритт имеешь в виду?
   – А кого же?
   У меня свалилась в души очередная гора.
   – Лукас, чем Том занимается, когда не разбивает носы в кровь?
   – Он банкир.
   – Кто?! Шутишь?
   – Нет, будущий банкир, пока учится. И отец у него тоже банкир.
   Та-ак… а вот как к этому отнесется Бритт, я не представляла.
   Осторожный разговор с подругой все быстро расставил по местам, она знала о Томе куда больше, чем я.
   – А что, банкирам запрещено заниматься крав-мага?
   – Ты знала, что он будущий финансист?
   – Да.
   – А мне почему не сказала?
   – Зачем тебе? Я не знала, как ты к этому отнесешься.
   Теперь Бритт все чаще пропадала где-то с Томом, а в свободное время протягивала мне скрипку:
   – Нельзя забывать.
   Я не против, если честно, нытик Курт никогда мне не нравился. А Том… он чем-то похож на Ларса. Может, Бритт нашла своего Юханссона?
   Оказалось – да, потому что уже через неделю подруга гордо объявила, что завтра ей предстоит порка! Я схватилась за голову, Том явно не представлял, какого джинна выпускает из бутылки.

Не верьте яркому солнцу

   Сказки в жизни бывают, хотя действия в них не всегда происходят по сказочным законам и сами сказки в действительности заканчиваются иначе, чем в книгах.
   – Линн, у меня три свободных дня.
   – Вау! Ты прилетишь?
   – Нет.
   У меня мгновенно испортилось настроение. Он свободен и не жаждет меня видеть? Это может означать только одно… Но зачем тогда говорить о свободных днях, мог бы и промолчать…
   Ни пустить слезу, ни сказать глупость не успела, Ларс продолжил сам:
   – Ты можешь освободить себе три дня, начиная с завтрашнего?
   – Могу…
   – Посмотри, я прислал тебе электронный билет, он оплачен на рейс из Арландо в Дубай на завтра на 15.20. Это Норвежские авиалинии, в Дубае будешь в час ночи, я тебя встречу. Верну обратно через пару дней.
   – Где буду?!
   – В Дубае. Ты бывала там?
   – Нет…
   В ответ ласковый, тихий смех:
   – Ну вот и прекрасно. Кстати, там лето, погреешься и вернешься с настоящим загаром, на зависть всем.
   Он еще объяснил, что это единственный прямой рейс, остальные с пересадкой в Копенгагене, а это очень долго, что отель заказан, мне остается только собрать косметичку и не забыть телефон.
   – Все остальное купим здесь. Ничего с собой не вези.
   Мы проведем вместе целых два дня! Я не сомневалась, что это будет праздник души и тела… Впрочем, после встречи с Ларсом для меня душа и тело неразделимы.

   Бритт не просто визжала, услышав такую умопомрачительную новость, она долго не могла поверить:
   – Линн, как же я тебе завидую! Но по-хорошему.
   Никаких занятий на следующий день не получилось, я посетила все салоны, какие смогла, сделала эпиляцию, «почистила перышки», маникюр, педикюр, срочно провела антицеллюлитный комплекс. Хотя косметолог долго пыталась этот самый целлюлит найти…
   Красивый купальник, даже два, шортики, маечки, очки… Оказывается, собираться посреди заснеженного Стокгольма в двухдневную поездку в Эмираты нелегко. Бритт возмутилась:
   – Когда это мы боялись трудностей?!
   Чемодан, хотя и небольшой, у меня все же набрался.
   Подруга, конечно, в этот день на занятия не пошла, она с раннего утра моталась со мной по Стокгольму, за компанию приводя в порядок и собственную внешность, хотя этого не требовалось, у Бритт маникюр всегда в идеальном состоянии, а потом поехала меня провожать.
   – Знаешь, позвони, когда прилетишь, и перед тем, как вылетать обратно, чтобы я могла встретить. Оттуда не звони.
   – Это почему?
   – Чтобы я не исходила черной завистью. Все, привет Ларсу!

   Дубай умопомрачительный город, это даже не город, а мираж в пустыне. Я никогда раньше там не бывала, а потому была по-настоящему очарована. Хотя мне кажется, что к этому чуду человеческого умения невозможно привыкнуть. Действительно гимн техническому прогрессу. Отвоевать у пустыни берег и построить на нем такое…
   Пересказывать бессмысленно, нужно прилететь и посмотреть.
   Дубай с высоты птичьего полета такая россыпь огней, что оторвать взгляд невозможно.
   Но меня куда больше волновала встреча с Ларсом. Дубай никуда не денется, а вот мой любимый… Нет, он тоже никуда! Только Ларс мог придумать такие мини-каникулы посреди затянувшейся в этом году зимы. В Стокгольме -6, в Дубае +25, разница весьма ощутимая. Зима в этом году безобразно задержалась во всей Европе, снегом засыпано и то, что никогда засыпано не бывало, сугробы по пояс, как в далекой России, Васастан Сибирью можно звать не только в шутку…

   Попав в объятия Ларса в аэропорту, я едва не расплакалась от счастья. Он заметил выступившие на глазах слезы:
   – Эй, ты чего?
   – Спасибо… Я тебя люблю.
   – Прогресс! Раньше такие слова выжать было нелегко.
   Но я заметила, что и он шутит, чтобы скрыть собственное волнение. Поцелуй был долгим, правда, целоваться пришлось в такси, Дубай хоть и международный центр, но все же исламский, здесь страстные объятия у всех на виду едва ли приветствуются.
   Ларс над такими рассуждениями позже посмеялся:
   – Линн, здесь на солнце, море и обнаженных телах делают деньги, успокойся. То, что арабы выглядят несколько иначе, вовсе не обязывает тебя надевать что-то черное и длинное.
   – Знаешь, еще недели я бы не выдержала.
   – Какой недели?
   – Мы не виделись так долго…
   – Могла бы и сама прилететь, у тебя же есть выходные.
   – А можно?
   – Что можно, летать самолетом?
   – К тебе можно?
   Он рассмеялся:
   – Как маленький ребенок! Словно если я не разрешу, то ты не сможешь прилететь в Хитроу и приехать в Оксфорд.
   – Я прилечу… – я шептала это на ухо, – я обязательно прилечу… И посмотрю на хорошеньких студенток, которым ты читаешь лекции.
   – Моя ревнивая красотка… которая соскучилась… и готова на все… Да?
   – Да!
   – Докажи.
   Если б он только знал, как недалеко от истины его слова. Но тогда они были просто дразнилкой.
   – Кто-то обещал изнасиловать меня еще раз.
   – Я такого не обещала.
   – Так пообещай, в чем дело? – в глазах смешинки и снова пляшут чертики.
   Вызов? Мне? Получи!
   Мы настолько соскучились друг по другу, что вопрос, чем заняться, не поднимался вообще. Заниматься любовью в душе потрясающе, но придумать определение такому же занятию в большущей ванне, больше похожей на добрую половину бассейна, я не способна. Удивительно, как мы не утонули.
   В воде я не стеснялась своего обнаженного тела, и его тоже. Сильное, тренированное, оно восхитительно. Я осознала, как соскучилась по этому телу, этим рукам, губам, по всему Ларсу от макушки до пяток. Нет, «соскучилась» неправильное слово, истосковалась, причем до смерти.
   Плескаться нагишом в бассейне или водоеме совсем не то, что в самом открытом купальнике. Нагое тело в воде раскрепощено куда сильней, чем даже в постели. Оно восхитительно бесстыдно, причем переступить через собственное смущение в воде куда легче, чем на суше. Вода защищает и заставляет раскрыться одновременно, только обнажиться нужно полностью, чтобы телу ничего не мешало.
   Легкие прикосновения, обещающие куда более страстные, игра, дразнилки, пока я сама не сделала первый шаг. Может, Ларс этого и добивался? Не просто ответной страсти, не только моей готовности раскрепоститься, когда он создает для этого условия, а именно первого шага с моей стороны. Не нужно ждать, когда Ларс даст знак, что желает меня, больше того, не нужно вообще думать об этом знаке. Я хочу его, значит, могу действовать, как и он – поцеловать, ласкать, взять, наконец!
   Понимание этого было настоящим открытием, пуританское воспитание где-то внутри меня сдаваться не желало. Противный джинн вопил на ухо, что девушка должна идти на поводу у мужчины, следовать его желаниям, а не диктовать свои. Я в очередной раз пригрозила отсталому джинну страшной карой, если не заткнется, и буквально впилась в Ларса. Какого черта?! Я его люблю, хочу и вовсе не должна этого скрывать! Дверь в спальню закрыта? Закрыта. Значит, здесь властвует распутница.
   Ларс вовсе не был против, он выдал излюбленное Бритт «Вау!».
   – Вот это другое дело, а то изображает скромницу…
   – Ларс!
   – Да, дорогая.
   В глазах снова чертики выплясывали джигу. Со мной мой Ларс, прежний, любимый и любящий. Я счастлива. Но почему же где-то внутри упорно росло предчувствие неприятностей? Я обещала джинну, снова вмешивающемуся в мою жизнь, в следующий раз оставить дома одного или вообще отдать на растерзание Бритт, но дурное предчувствие от этого никуда не делось. Видно, джинн тут ни при чем.
   Ларс пару раз не позволил мне нырнуть с головой и нахлебаться воды.
   – Эй, заниматься сексом на дне мы не договаривались! Я не способен задержать дыхание на час. Линн, решено, в следующий раз наденем акваланги.
   Только акваланга нам и не хватало, все остальное уже пробовали!
   Оказалось, не все, главное испытание в Дубае я еще не прошла…
   Это не секс, это любовь. Разница такая же, как между облаками, отраженными в луже и плывущими в небе. Мы были в небе.
   Потом, когда мы, обессилев, лежали на большом ковре на полу в спальне, его губы прошлись по всему моему телу, не оставив ни сантиметра, даже когда я слабо пыталась сопротивляться.
   – Молчи! Я хочу запомнить каждую твою клеточку. Ты моя вся от косы до пяток. Убью любого, кто посмеет глянуть лишний раз.
   – Зачем запоминать, я же с тобой?
   Его губы касались моего тела после каждого слова. Я млела… И вдруг:
   – Что это?!
   Так… Ларс наткнулся на синяк. Я пожала плечами как можно спокойней:
   – Синяк.
   Мол, чему тут удивляться, разве девушки не могут иметь в качестве украшения на бедре синяки трехдневной давности?
   – Я вижу, что это синяк. Ты не желаешь объяснить, где он заработан?
   – В спортклубе.
   – Где?!
   Я вздохнула, лучше уж объясниться, все равно же теперь докопается.
   – На занятиях крав-мага.
   – Чего?
   – Крав-мага – это такая система единоборств, вернее, самообороны. Мы с Дорис этим занимаемся.
   Передать выражение лица Ларса я не способна, даже не поняла, что именно было в его глазах.
   – Против кого ты собираешься применять приемы этой самообороны?
   – На всякий случай.
   – Бритт тоже занимается?
   – Нет, ей хватило пары ссадин.
   – А тебе, значит, нет? Где еще синяки?
   – У меня немного, Том меня хвалит. У нас с Дорис получается.
   – Так, пора разбираться основательно! – Ларс даже уселся. – Кто такой Том, какого черта тебя занесло на крав-мага и почему я не видел синяков в прошлый раз?
   – Объясняю доходчиво. С Дорис и Лукасом я вместе учусь, Лукас познакомил меня со своим тренером по крав-мага Томом. А синяки? Просто я талантливая. Продемонстрировать?
   – Обойдусь. Пожалуй, я просчитался, оставив тебя одну, нужно было забрать с собой в Оксфорд. Теперь уже нет смысла, осталось немного. Куда Бритт смотрела, я же просил ее не спускать с тебя глаз.
   – Ты просил Бритт? Она, случайно, не докладывала тебе обо мне ежедневно?
   – Ежедневно нет, но иногда докладывала. Ты против? – красивая бровь снова красиво приподнялась. – Ладно, объясни, зачем нужно учиться самообороне? В университете стало опасно или к тебе слишком часто пристают с неприличными предложениями?
   – Просто так.
   – Где еще синяки?
   – Не знаю, какая разница?
   – Тебе, может, и нет разницы, ты же себя не видишь, а мне есть. Ну-ка, дай посмотрю!
   Следующие четверть часа я крутилась ужом, потому что Ларс разглядывал меня, мало заботясь о моем смущении.
   Синяков больше не нашел, а вот заниматься крав-мага запретил.
   Мы сбились со счета, да и кому бы пришло в голову в нашем случае считать, сколько раз тела переплетались…
   Я хихикнула.
   – Что?
   – Японцы называют секс переплетеньем рук и ног…
   – Не секс, а любовь. Правильно называют, можно добавить: тел.

   – Линн, чтоб вот так никогда и ни с кем!.. Даже если тебе это привычно.
   – Я никогда и ни с кем вот так. А вот тебе явно привычно, – поддела я Ларса.
   Он рассмеялся и чуть натянутый смех мне не слишком понравился.
   – Когда ты прилетел?
   – Вчера.
   – Чем занимался?
   – Организацией нашего отдыха. Обедать пойдем в «Атмосферу», а вечером отправимся в «VIP ROOM», там сегодня будет Памела Андерсон.
   – Она дает концерты?
   – Нет, это ночной клуб, просто потанцуем, пообщаемся. Ты бывала в таких клубах?
   Я честно попыталась вспомнить подобный клуб в Стокгольме, но не удалось. Ларс рассмеялся:
   – Он есть в Париже, Сен-Тропе и Каннах. Недавно открыли в Дубае.
   – А ты бывал?
   – Здесь? Нет, но они одинаковы, думаю, тебе понравится. К тому же у меня есть кое-что для тебя именно на вечер. Линн, я хочу, чтобы ты показала себя во всей красе. У нас встреча одноклассников, я хочу, чтобы все завидовали тому, что у меня есть ты.
   Что и говорить, заявление приятное…
   Убеждал Ларс меня уже в ресторане.
   «Атмосфера» самый высокий ресторан в мире, он на 122-м этаже «Бурджа», весь город у ног, вид восхитительный, если ты не боишься высоты. Был бы над облаками, будь здесь облака.
   Дубай вообще сплошной вызов силе земного тяготения, каким-то запретам и самой логике. Дома не просто высоки (здесь очень мало земли, отвоеванной у пустыни), они еще и вид имеют непривычный – извиваются, наклоняются, словно угрожая упасть, несут на своем фасаде огромные «пироги-наплывы», стоят на искусственных островах в форме пальмового листа… Город настоящая экспериментальная площадка для архитекторов и строителей, причем все эксперименты удачные. Смотришь на Дубай и понимаешь, что выражение «замок на песке» теперь не актуально, можно построить не только замок, но и целый город.
   «Бурдж» неимоверно высок, это самое высокое здание в мире. Ларс, смеясь, предложил мне проверить, действительно ли от подножия до верха 3000 ступенек. Я благоразумно отказалась. Но он умудрился спровоцировать меня на еще одно пари, объявив ценой послушание в течение дня. Проиграв, я должна выполнять все его желания, если выиграю – он мой. Думаю, это одно и то же. От мысли о возможных желаниях я слегка покраснела и храбро заключила это пари.
   Заключалось оно в том, смогу ли я в течение пары часов удерживать внутри шарики, двигаясь при этом у всех на виду. Дурацкое пари? Наверное, но я была уверена, что выиграю, Ларс же не знал о наших с Бритт тренировках. Подруга, как и ожидалось, быстро остыла, забросив упражнения Кегеля, а вот я продолжила и теперь была готова продемонстрировать успехи. Оставалось придумать, что бы такое потребовать от Ларса, потому что просто секс (и даже изощренный) не требовал никакого пари.
   – Ну и как это будет выглядеть?
   Он спокойно пожал плечами:
   – Очень просто. Мы идем в ночной клуб, на тебе под платьем ничего, а внутри те самые шарики. Остальное обсудим в номере. Ну что, выдержишь?
   Хотелось сказать «да запросто!», но я благоразумно промолчала, лишь пожав плечами. В чем идти в этот клуб?
   Но оказалось, он предусмотрел и это. Хотя как можно было сомневаться, у Ларса все всегда происходит так, как желает он, все предусмотрено и продумано.

   – Пора, дорогая. Нас ждут.
   Я не хожу по таким клубам не потому, что не могу себе этого позволить, просто это не мое. Бритт пыталась тусоваться в Стокгольме, пару раз мы с ней ходили в самые злачные места, но особого восторга не испытали.
   – Кто ждет, Памела Андерсон?
   Ларс смеется:
   – Нет, мои одноклассники, у нас сегодня вечером встреча, я очень хочу тебя представить.
   Я даже трясу головой:
   – Ты хочешь, чтобы я пошла с шариками туда?!
   – Конечно.
   Мне уже не до веселых чертиков в его глазах, я в ужасе, но тут же нахожу выход:
   – Я проиграла пари, просто проиграла. Признаю свое поражение.
   Вот теперь он смеется откровенно:
   – Прекрасно, тогда ты выполняешь мое желание.
   – О, нет!
   На ладони Ларса те самые два шарика. Нашла выход, называется. Остается уповать на результат занятий вумбилдингом.
   В пари шарики предлагалось держать внутри два часа?
   – Я передумала, принимаю вызов!
   – Я рад.
   – А ты не боишься, что я их потеряю или попросту кончу посреди зала?
   – Линн, уверяю, это мало кого удивит. Пора одеваться.

   Если то, что мне было предложено в качестве вечернего наряда, называется платьем, то в «Силветто» мы покупали просто скафандр. Передо мной нечто из потрясающе красивой серебристой ткани. Но я растерянно кручу большой носовой платок в руках, не очень представляя, что он может прикрыть на моем теле. Ларс смеется:
   – Помочь?
   Действительно пришлось помогать, сразу и не сообразишь. Там, где так называемое платье прилегало к телу, оно, словно серебристая кожа, повторяло все изгибы, только вот прилегало лишь на груди, животе и бедрах. Спереди красивое декольте с наплывом наполовину открывало грудь, на плечах сзади держалось тонкой бриллиантовой цепочкой, а декольте на спине тоже с наплывом открывало ее почти всю до самой поясницы.
   – Да… и совершенно голенькая под платьем, – он левой рукой обнял меня, привлекая к себе и одновременно запуская правую руку в декольте на спине. Пальцы нежно погладили то, что пониже копчика.
   Я заерзала:
   – Ларс, я так долго не выдержу.
   – Чего я и добиваюсь. Очень хочу, чтобы кончила в людном месте. И не один раз. Просто от моих прикосновений. Представляешь, каково мне? – он покусал меня за мочку уха.
   Я взвилась:
   – Как ты себе это представляешь?!
   – Посмотрим, – он снова смеется. – Ты забыла, что я искуситель? Не бойся, там, куда мы идем, будет шумно, даже если ты начнешь стонать или кричать от восторга, мало кто заметит.
   Я помрачнела, представляя, каково будет с такими «вставками».
   – Расслабься. Если шарики вывалятся, я сумею затолкать их обратно.
   – Посреди клуба?
   – Мы будем на балконе, предпочитаю смотреть на всеобщее безумие сверху, но это неважно. Поверь, даже если бы я принялся делать это на сцене, никто не стал бы возражать. Труднее придется, когда я тебя в таком же виде выведу в Стокгольме.
   – Садист!
   Он уже отпустил меня, одернул платье и приказал:
   – Заплети косу.
   Конечно, коса при полуголом теле будет смотреться особенно сексуально.
   Потом следуют украшения, они не слишком броские, но очень дорогие.
   Наконец я готова. Ларс, похоже, не может отвести глаз от меня, а я от него. Он очень здорово выглядит в серой рубашке, так идущей к его глазам цвета стали.
   Ларс первым справляется с собой:
   – Машина уже внизу, поехали.
   – Как я пойду?!
   Он смеется:
   – Пойдем…

   Мы идем через холл отеля, и все взгляды устремлены на нас: женские – на Ларса, мужские – на меня. Впрочем, женские быстро перемещаются на меня в попытке понять, чем же я взяла такого красавца. Могу точно сказать, что это же делают мужчины, то есть пытаются взглядами отмести Ларса в сторону, но у них ничего не получается и не может получиться. Я и мысленн и душой, и физически принадлежу только Ларсу.
   Но заботят меня не мужские взгляды и даже не женские, вернее, они, но совсем по иному поводу. Я всеми силами стараюсь удержать шарики внутри себя и не кончить посреди холла у всех на виду.
   Удивительно, но удается, хотя мне кажется, что отсутствие на мне малейших признаков белья и присутствие внутри сексуальных игрушек бросается в глаза даже тем, кто о существовании таких игрушек не подозревает.
   – Ларс, – тихонько шепчу я, – как ты думаешь, ничего не видно?
   Он лукаво улыбается и, наклонившись к моему уху, сообщает:
   – Из-за стараний держать ноги крестиком ты так аппетитно виляешь бедрами, что не привлечь внимание просто не можешь.
   Боже, в таком случае я похожа на шлюху!
   – Ларс, это ужасно!
   – Нет, дорогая, это очень красиво, как раз настолько, чтобы не выглядеть шлюхой.
   – Успокоил…
   Он, тихонько смеясь, помогает мне сесть в машину, устраивается с другой стороны, снова наклоняется к моему уху:
   – Этот чертов Дубай так тесен, что заняться сексом по пути будет просто некогда. Ты занималась сексом в машине?
   – Ларс!
   – Понятно, не занималась. Нужно научить.
   От отеля до клуба две минуты езды, возмутиться я не успеваю, мы уже приехали.

   В Стокгольме +4, в Дубае + 25, хотя по вечерам просто прохладно, пустыня рядом, там день и ночь – это действительно день и ночь. Что-то заставило меня захватить с сиденья машины тонкую красивую шаль, которую Ларс накинул мне на плечи перед выходом из отеля. Теперь шаль висела на руке и ничуть не мешала, напротив, мне казалось, что так окружающие обращают меньше внимания на мой вид и нелепую походку. Пусть Ларс сколько угодно твердит, что она потрясающе сексуальна, я-то чувствовала себя не слишком уютно…
   Эти клубы охотно посещают богатые и знаменитые, а в Дубае особенно в разгар зимы, когда возможность погреться на жарком солнце привлекает сюда европейцев и североамериканцев как мед мух. А там, где есть богатые и знаменитые, непременно толпятся журналисты. Сегодня ожидалась Памела Андерсон, конечно, ее лучшие времена уже прошли, но еще не забылись, потому желающих запечатлеть жгучую красотку в вечернем наряде нашлось немало, места были заняты заранее, и строй репортеров перед входов довольно внушительный.
   Репортеры народ запасливый, фотоаппараты сейчас не требуют смены пленки под одеялом, как бывало раньше (отец рассказывал, что раньше каждый репортер был буквально увешан несколькими камерами, чтобы не менять пленку на бегу), и на вспышки не скупились.
   Я усмехнулась, подумав, что лучше не рассказывать Бритт об упущенных возможностях. Подруга наверняка уже позировала бы перед репортерами, милостиво позволяя себя фотографировать. О ее «Вау!» и говорить нечего. Но Бритт в зимнем Стокгольме, а я посреди лета в Дубае под руку с самым красивым мужчиной в мире, а на мне платье, вернее, почти его отсутствие, способное продемонстрировать все достижения моих усилий по части заботы о фигуре. Сейчас я понимаю маниакальное пристрастие звезд к диетам и фитнесу, одного воспоминания о фотовспышках по обе стороны дорожки достаточно, чтобы отказаться от пирожного. Вот он, стимул к поддержанию фигуры в надлежащем виде – не желание снова влезть в платье с выпускного, а угроза быть запечатленной с лишними двумя килограммами на теле.
   Умопомрачительного Ларса фотографировали особенно рьяно, репортеры нюхом чуют тех, кто чего-то стоит. Ну и мне рядом с ним перепало, обычно это называется «такой-то со своей спутницей»… Ларс считал иначе:
   – Линн, ты звезда. Сегодняшний наряд удался.
   – Да? А я надеялась, что это я удалась…
   Его рука покрепче подхватила меня под локоть.
   – Ты не можешь удаться или не удаться, ты у меня вне конкуренции. Им бы посторониться, – Ларс кивает на репортеров.
   – Почему, тебе тесно?
   – Не о себе забочусь. Через пару минут из клуба будут выносить упавших в обморок и сломавших челюсти от завистливого скрежета. Как бы не помешали.
   Я шутку поддерживаю:
   – Ты полагаешь, что мне будут завидовать так сильно?
   Конечно, я хотела сказать, что из-за него самого, но Ларс сумел все повернуть иначе:
   – Тебе из-за внешности, и мне, потому что со мной такая красотка.
   Дольше упражняться в остроумии не пришлось, нас уже встречали его знакомые, мои здесь не предвиделись. Ларс представлял меня как свою девушку, причем так, что слово «моя» возводило вокруг меня непроницаемый для других барьер выше «Бурджа».

   Это было восхитительно, конечно в обморок не падали, но внимания более чем достаточно. Я забыла о нехватке ткани в своем наряде, хотя чувствовать себя свободно все равно не могла, ночные тусовки в скромных бриллиантах не для меня. Это действительно интересно: демократичные с виду наряды и камешки… Благодаря маме я знала, что вот этот скромный клатчик в руках у девушки стоит как хорошая машина, а те туфли, несмотря на свой довольно заурядный вид, изготовлены в единственном экземпляре и их каблук набирался вручную.
   Об украшениях и говорить не стоит, неопытная публика считает, что богатство демонстрируют роскошные колье в декольте дам, однако для прохода по красной ковровой дорожке мало кто надевает собственные драгоценности, их хранить в сейфе номера отеля небезопасно, чаще всего звезды берут эту роскошь напрокат. Мало того, вспышки фотокамер частенько запечатлевают сверкание подделок, нет смысла вставлять в украшения натуральные камни, если их никто не будет разглядывать под лупой.
   А настоящие – вот они, в застежках клатчей, в скромных на вид сережках, в оправах «Ролексов»… Это не подделка, к тому же собственное, а не взятое напрокат, а потому куда более дорогое.

   Одноклассники, вернее преимущественно одноклассницы, встретили Ларса с восторгом. Меня тоже. Я мысленно усмехнулась: восторг тоже двоякий, по поводу Ларса сродни бриллиантам в застежках клатчей, а по моему поводу блестящим искусственным камням роскошных колье. Ладно, не буду портить себе вечер такими сравнениями, я тоже не восхищена знакомством с его приятельницами, хотя старательно демонстрировала обратное.
   Что Ларс персона крайне популярная, я знала с первого дня знакомства, прекрасно помнила, как глазели на него все еще тогда, но теперь он мой, и пялиться на него даже бывшим подружкам непозволительно! Если еще четверть часа назад главной задачей для меня было удержать чертовы шарики, то теперь я о них почти забыла, потому что среди школьных подружек моего Ларса нашлась особа весьма неприятная лично для меня.
   Женщина протянула руку и окинула таким взглядом… Я даже не сразу сообразила, раздевает она меня мысленно или оценивает, как сидит на мне этот серебристый кусочек ткани. Лесби? Нет, сомнения в ее «правильной» ориентации отпали быстро, потому что на Ларса Марианна смотрела с еще большим вожделением. Может, извращенка, прикидывающая, как бы затащить в постель обоих?
   Я бы предпочла даже такой вариант, чем тот, который увидела в следующие часы. Это была прежняя любовь, причем куда круче Анны-Паулы. Все в ее взгляде кричало: вспомни меня, вспомни наши лучшие дни, Ларс!
   Марианна откровенно интересовалась Ларсом, даже липла к нему, и, должна честно признать, очень ему подходила. Я это видела, а также видела, что она видит, что я вижу. И от такого понимания становилось еще тошнее.
   Мне она явно давала понять, что у них с Ларсом что-то было. Я пыталась себя успокоить. Одноклассница? Значит, в школе, а это давно. Ерунда, бывают вещи, не имеющие срока давности, подобное увлечение из них. К тому же видно, что Марианне Ларс по-прежнему нравится, очень нравится, но он сам любезен, весел и приветлив со всеми…
   Но это, конечно, не все… Марианна постаралась, чтобы Ларс как можно больше внимания уделял им и ей особенно, они принялись вспоминать минувшие проделки, болтать о тех, чьи имена мне ничего не говорили. Я понимала, что это хитрость, но не представляла, как себя вести.
   Ларс крепко держал меня за руку, но разговаривал-то с ней! Глядя на него, я видела только затылок. Ощущение своей ненужности и несоответствия ситуации просто захлестывало, а злость вообще начинала перехлестывать через край. Не будь я в таком вызывающем виде, давно вырвала бы руку и ушла осматривать клуб или вообще танцевать, но мне с трудом давалось каждое движение, даже просто стоять было трудно, шарики-то никуда не делись. Я могла не бояться оргазма на людях, возбуждения не было, его заглушало растущее раздражение.
   В более нелепой ситуации я не оказывалась никогда. И попала в нее не по своей воле, а благодаря Ларсу.
   – Ты говорил, что наш столик на балконе?
   Он, как всегда, заботлив:
   – Хочешь присесть? Пойдем, я отведу тебя…
   – Да, хочу, ты знаешь почему.
   Лестницу на балкон я одолела с трудом, не потому что она крутая или слишком длинная, а из-за своего состояния. Ларс усадил меня на стул, принес выпить.
   – Линн, тебе не интересно с моими друзьями? Потерпи немного, еще не все пришли, когда соберутся, я поговорю, и мы уедем.
   Я не выдержала:
   – Ларс, кто такая Марианна?
   Он чуть смущенно усмехнулся:
   – Между прочим, твое платье ее выбор, как и босоножки.
   В клубе определенно вдруг закончился воздух. Может, для других он и оставался, но лично для меня куда-то делся, даже дыхание перехватило. Марианна выбрала для меня вот этот кусочек серебристой ткани?!
   – По какому праву она выбирала мой наряд?
   – Марианна моя давняя приятельница, женщина с прекрасным вкусом, чего ты отрицать не можешь. Я не понимаю твоего возмущения. Линн, почему тебя так раздражают мои давние знакомства?
   Как же они могли меня не раздражать, если даже наряд мне выбран этой якобы давней знакомой?! Между прочим, для того чтобы его выбрать, требовалось сначала встретиться и походить по магазинам. Я не знала, что ответить, правда, не знала и, чтобы не разреветься, просто отвернулась. Зачем он привез меня в Дубай, показать той же Марианне или еще кому-то?
   Убедившись, что я не в состоянии вразумительно ответить, Ларс ушел вниз, его звали друзья, ну и подруги, конечно. А я осталась, пытаясь справиться со слезами, готовыми просто залить серебристую тряпку, так удачно выбранную соперницей.
   Я сидела и невесело размышляла. Наверное, будь я настоящей стервой, уже давно воспользовалась бы ситуацией и все остальные мужчины, кроме Ларса, облепленного одноклассницами, оказались бы у моих ног, это вполне возможно, потому что во всем зале пока не нашлось мужчины, не пробежавшего по моему телу восхищенным взглядом. Но беда в том, что все остальные, кроме сероглазого красавца, мне не нужны, а этот красавец занят другими. Нет, Ларс ни с кем не флиртовал, если и обнимался, то по-дружески, на поцелуи отвечал так же, но он был там, внизу со всеми, а я, одетая, вернее раздетая, вынуждена сидеть за столиком на балконе, боясь даже сменить позу, чтобы окружающим не открылось то, чего демонстрировать совсем нельзя. Я не Эммануэль и не порнозвезда, мне плохо, но Ларс этого почему-то не замечает. Может, стоило настоять на своем и вернуться в отель или вообще никуда не выезжать в таком виде?
   Но сделанного не вернешь.
   Умопомрачительное платье, восхищавшее всех, в том числе и меня саму еще полчаса назад, превратилось в нечто покрытое изнутри колючками и шипами и раскалившееся до температуры песка в пустыне, как только я узнала, кем оно выбрано. Черт, даже если бы Ларс просто промолчал об участии Марианны в подборе моего наряда, было бы куда легче! Я ненавидела то, во что одета, только потому, что на платье остановила свой выбор Марианна. И саму Марианну ненавидела из-за этого во сто крат сильней.
   Кто дал ей право так удачно одеть меня?! Кто дал ей право претендовать на моего Ларса?! В результате я прикована к столику, не могу и шага сделать, не то что спуститься в зал, а Ларс там среди своих подруг, и Марианна с ним. Если это ее выбор, то стоит поаплодировать, хитрость удалась…
   Это был худший вечер в моей жизни, не только с того времени, как мы познакомились с Ларсом, но и вообще во всей.
   Разъедающее чувство обиды затапливало, сознание собственной неполноценности, ущербности расползалось во все стороны, словно безобразное грязное пятно, превращая радужную расцветку клуба в нечто коричневое. Как я ни старалась дышать глубже, ноздри от возмущения и обиды все равно трепетали.
   Ко мне подошел какой-то красавец:
   – Такая девушка, и одна… Пойдем потанцуем?
   Взгляд, раздевший меня окончательно, не оставлял сомнений, чем он предпочел бы заняться после танца, а то и вместо него. Вот только этого мне не хватало – сочувствующих кобелей! Хуже могло быть только сочувствие Марианны.
   – Отвали! – сказала тихонько по-шведски, но он понял по самому тону.
   – Вай! – И действительно отвалил.

   Ларс приветственно помахал снизу, но я сделала вид, что смотрю в другую сторону. Нужно что-то делать, просто сидеть невозможно, да и глупо.
   Я тихонько выскользнула из-за столика и отправилась в туалет.
   В Дубае все и везде роскошно, туалеты тоже. Шведам такого не понять, у нас просто чисто и функционально, позолота в туалетах ни к чему. В арабском мире на подобные вещи смотрят иначе, если есть возможность позолотить, почему бы этого не сделать?
   Но мне наплевать на все дизайнерские изыски, вместе взятые, я пришла ради другого.
   Огромное зеркало отразило роскошную блондинку. Высокие каблуки зрительно удлиняли и без того приличные ноги, платье вовсе не оголяло, а скорее подчеркивало изгибы моего тела, высокую грудь, тонкую талию. М-да… будь я мужчиной, тоже глазела бы на такую красотку.
   Неужели это я? Красотка в зеркале покорно повторяла мои движения, у нее такая же коса и на ней то самое серебристое платье, выбранное в магазине проклятой Марианной. Это определенно я.
   Тогда что не так? Во-первых, внутри шарики, выронить которые я до смерти боюсь, потому что это будет настоящим позором. А потому скованна и улыбаюсь вымученно. Во-вторых, на мне платье, выбранное соперницей.
   С первым справиться нетрудно, в кабинке я осторожно избавилась от шариков. Старательно вытерла тело, игрушки сунула в корзину как можно глубже. Конечно, они дорогие, но не носить же в сумочке.
   А вот со вторым проблема, никакого другого наряда у меня в данный момент просто не имелось, и как быть дальше, я действительно не знала. Вернуться за столик и молча наблюдать, как к Ларсу липнут красавицы, а он общается с приятельницами вполне по-приятельски? Улыбаться Марианне, которой хочется вцепиться в горло или в волосы? Спуститься вниз и тоже пытаться танцевать, ловя на себе ее насмешливые взгляды из-за невозможности нормально двигаться?
   Попытаться улизнуть из клуба без Ларса? Это означало бы признать ее победу. С трудом справляясь с желанием сорвать чертов кусок серебристой ткани с себя, я стояла перед зеркалом, со смешанным чувством изучая собственное отражение. Удивительно, но обиду постепенно сменяло желание принять вызов. Нет уж, я не сдамся. Что мешает мне свободно двигаться, кроме шариков, которые уже вынула? Попробовала сделать несколько движений, резко повернуться и наклониться. Несмотря на высокие каблуки, получилось. Обувь доставляла куда больше проблем, чем одежда, платье при всем его минимализме не разваливалось, не сползало и не обнажало ничего больше, чем уже было обнажено. Напротив, выгодно подчеркивало все, что нужно подчеркнуть.
   Хм… пожалуй, если забыть о том, кто его подобрал, вполне можно двигаться, а, поскольку выбора у меня все равно нет, я так и поступлю. Ларс общается с одноклассницами? Да пусть общается, у меня тоже найдутся в клубе… одноклассники! Чуть поправив косу и еще раз убедившись, что платье покидать мою фигуру не собирается, я несколько раз глубоко вздохнула и решительно направилась к выходу.
   Что ж, Ларс Юханссон, ты еще не знаешь, на что я способна!

   Отсутствие шариков словно отпустило какую-то пружину, я почувствовала себя не просто свободней, у меня выросли крылья, если таковые нужны в клубе. Изменившееся внутреннее состояние немедленно отразилось на походке. Неудивительно, теперь мне не приходилось держать ноги крестиком и постоянно думать о том, чтобы не опозориться, потеряв игрушки у всех на виду.
   Стоило появиться на балконе, как ко мне подошел Даниэль, один из одноклассников Ларса:
   – Линн, почему вы одна? Ларс внизу.
   Я как можно беззаботней махнула рукой:
   – Пусть болтает. Обсуждать события пятнадцатилетней давности, о которых я ничего не знаю, не слишком интересно.
   – Не хотите потанцевать?
   Спросил, явно только чтобы что-то сказать, ведь час назад я танцевать благоразумно отказывалась.
   – Да, хочу.
   Даниэль, определенно, обучался танцам. Я тоже, но бальным и в детстве, однако не раз танцевала с папой, который делает это почти профессионально. Они с мамой даже познакомились в танцевальном клубе, сначала она не хотела вставать в пару к Линдбергу, а потом оказалась вынуждена отбивать его у других партнерш. Папа с мамой давно в разводе и не танцуют, но он с удовольствием занимался этим со мной. Возможно, я не знаю многие па, но чувство ритма имею.
   Танцевать так танцевать!
   Никаких замысловатых па здесь не требовалось, достаточно просто двигаться в ритме, хотя и двигаться-то негде, свободный пятачок на танцполе размером чуть больше моего платья вряд ли способствовал танцевальным изыскам, но мы отличились. У меня была единственная возможность справиться с ситуацией, в которой оказалась, – забыть о том, что на мне платье, выбранное соперницей, и получить удовольствие от пребывания в клубе. За неимением другого выхода, пришлось так и поступить.
   Платье не подвело, оно не упало, не порвалось, не сползло. А уж я сама!.. Танец закончился аплодисментами.
   – В бар?
   Я кивнула, почему бы нет? Ларс улыбается Марианне и другим одноклассницам, почему я не могу посидеть за барной стойкой с его одноклассником? Даниэль был приятен в общении, держался свободно и вежливо одновременно. Его знали в клубе если не все, то очень многие, через четверть часа и я перезнакомилась с половиной присутствующих. Сумочку наполнили визитки и салфетки с записанными телефонами: чтобы позвонить всем, кто попросил об этом, мне пришлось бы висеть на телефоне до летних каникул.
   В ночном клубе может быть весело и интересно, конечно, если не сидеть в одиночестве за столиком на балконе, боясь сделать лишнее движение, а общаться с самыми разными людьми. Через час меня уже пригласили отдохнуть на Гавайях, побывать на родео в Испании, обещали выделить одно из лучших мест на балконе с видом на трассу «Формулы-1» в Монако, научить управлять легким самолетом, предложили стать моделью у художника и фотомоделью, пригласили в летний круиз на частной яхте и еще много чего.
   При этом ничья нескромная рука не легла на мою обнаженную спину, ничей наглый взгляд не оскорбил моих чувств. Оказывается, и в таком наряде в ночном клубе можно быть недотрогой. Но единственный мужчина, которого я желала бы видеть рядом с собой, болтал с другими женщинами и улыбался им же.
   Украдкой я косила глазом в зеркальную поверхность стойки, пытаясь найти Ларса. Находила и каждый раз видела одно и то же: вокруг него девушки, а рядом Марианна. Правда, он следил за мной не отрываясь, но не подходил же. Каждый отдыхает сам по себе? Что ж, так тому и быть. Мне ничего не оставалось, как «оторваться по полной». Глупо, но не сидеть же на балконе, сдерживая злые слезы?

   К нам подсел симпатичный молодой человек, которого Даниэль представил как художника и фотографа Стивена. Узнав, что я из Стокгольма, Стивен принялся рассуждать о Таубе. Нечасто встретишь иностранца, который вообще знает это имя, а уж в ночном клубе Дубая тем более.
   – Линн, я видел, как вы танцевали. Не хотите повторить?
   – Пожалуй, хочу.
   – Тогда вперед!
   Скосив глаза в сторону, я поняла, что Ларс по-прежнему следит за мной. Ну и что? Мы танцевали, Стивен двигался еще лучше Даниэля, но сначала меня сбивало то, что Ларс подошел ближе и стоял, наблюдая за мной.
   – Вы не одна? – вопрос между делом, Стивен подвижен и ловок, танцевать с ним легко.
   – Не одна.
   – И ваш молодой человек недоволен?
   – Недоволен.
   – Но мы продолжаем?
   – Продолжаем.
   Мне в голову пришла ужасная мысль: Ларс ждет, когда я потеряю шарики? Ах так? Ну смотри! Остальные пары танцевать перестали, освободив место нам. Конечно, это не танго и не фокстрот, но мы все равно показали класс. Я старательно не смотрела в сторону Ларса, чтобы не встретиться с ним глазами.
   Но не думать о том, что будет дальше, все равно не могла. Закончится танец, закончится вечер, что потом?
   Внутри зрело желание сбежать из клуба куда угодно. Только как это сделать, мой наряд слишком заметен, в таком виде не станешь разгуливать по Дубаю, наверное, есть магазины, которые работают круглосуточно, но до них еще нужно добраться. Попросить помощь у Стивена? Нельзя, я должна справиться сама.
   – А со мной потанцуешь?
   Скажи Ларс это на час раньше, все выглядело бы иначе. Я спокойно пожала плечами:
   – Да.
   Он вел меня, не касаясь обнаженной спины. Конечно, я предпочла бы другое, но сейчас была этому рада.
   – Ты со многими познакомилась?
   – Не сидеть же на балконе, скучая.
   – Не хочешь познакомиться с моими школьными друзьями?
   – Вернее, с подругами? Нет, мне достаточно одной Марианны.
   – Ты хотела уйти?
   Ах, вот как? Ну уж нет!
   – Больше не хочу.
   Я очень хотела уйти, безумно хотела оказаться с Ларсом наедине в нашем номере отеля, мне наплевать на клуб и всех новых знакомых. Они прекрасные и интересные люди (не все, но большинство), но я предпочла бы всей толпе Ларса. Но ему не следовало оставлять меня одну и вести вот такой разговор, а просто похитить прямо сейчас.
   Я поняла, что, если он не сделает этого немедленно, ухитрюсь сбежать сама. Проберусь в отель, забьюсь в угол ванной и буду лить горькие слезы.

   На небольшую сцену вышли новые музыканты, видно, готовились к приходу главной гостьи вечера. Танцы прекратились, музыка зазвучала другая, а собравшиеся как-то сразу придвинулись к сцене.
   Ларс не успел взять меня за руку, я скользнула за спины зрителей и исчезла из его поля зрения. Видела, как он оглядывается, ища меня взглядом, стояла, кусая губы и не зная, как быть дальше. Хотелось плакать. Почему? Не знаю, наверное, потому что рядом с ним немедленно оказалась Марианна. Подходить к Ларсу при ней неприятно, я тоже закрутила головой, ища выход.
   И вдруг на глаза попалась вывеска магазинчика. Футболки в ночном клубе?
   Но это так, в «VIP ROOM» имелись разные мелочи с логотипом клуба. Джинсов, конечно, не нашлось, но девушка-консультант, вежливо улыбаясь и старательно скрывая свой интерес к моему платью, быстро помогла подобрать симпатичную рубашку-поло, короткие розовые шортики и бейсболку в тон. Ноги открыты, но это не страшно, в платье они открыты не меньше.
   Я затолкала косу под бейсболку, расплатилась, радуясь, что кредитка и документы всегда со мной, взяла пакет с платьем и шалью и выпорхнула из магазинчика. Оставалась одна проблема – высоченные босоножки.
   Нет, еще одна: как выбраться из зала незамеченной.
   Мне помогла… Памела Андерсон. Я спокойно отношусь к звездности такого типа, но сейчас была рада, ажиотаж вокруг появления этой блондинки позволил мне ускользнуть. Уже у выхода обернулась к нашему столику на балконе. Возле него стоял Ларс, держа в руках телефон.
   Тут же зазвонил мой. Сбросив вызов, я быстро написала эсэмэску: «Отдыхай. Я не буду мешать».
   Ларс закрутил головой, видно понимая, что я где-то недалеко. Вот когда я порадовалась, что сменила наряд, в футболке-поло и розовых шортиках он меня не заметит. Не сразу заметит, но я не намерена больше танцевать, лучше покинуть клуб, чтобы не нарываться на разговор прямо здесь. Не хватает, чтобы Ларс выговорил мне что-то при Марианне.
   Стоило подумать, она тут как тут, совсем рядом. Мелькнула ехидная мысль: одна! Что подтолкнуло сунуть ей в руки пакет с платьем, не знаю. Марианна не узнала меня в футболке и бейсболке, во всяком случае, узнала не сразу. Ее растерянности хватило на то, чтобы я успела выйти из клуба.
   Я проиграла пари и должна до конца дня выполнять приказы Ларса? Но день уже закончился, я свободна.
   Пришла эсэмэска: «Где ты?»
   Так я тебе и сказала!
   «Дома. Отдыхай».
   «Где дома?! Линн, не шути».
   А я, садясь в такси, вдруг поняла, что должна сделать. Никакого отеля!
   – В аэропорт, пожалуйста.
   Водитель смотрел на меня изумленно. Девушка в футболке и шортах намерена куда-то лететь? Он прав, к тому же в Стокгольме не +25.
   – Я смогу купить одежду в аэропорту?
   Черт, мне нужно узнать, сколько денег на счету, не то может не хватить на билет до дома.
   Водитель покачал головой:
   – Вам нужно сначала в магазин, если хотите в Европу.
   – Да.
   Банкомат показал на счету какую-то большую сумму. Откуда, неужели Ларс и тут постарался? Неприятно, это только подлило масла в огонь. Ладно, добравшись до дома, возьму в долг у Бритт и ему верну, а сейчас главное – успеть улететь.
   Конечно, никаких теплых курток в магазине не было, но кое-что нашлось. Купив хотя бы джинсы, пуловер, плащ, а главное, белье, колготки и обувь, я отправилась в аэропорт. Рейса в Арландо, конечно, в тот день не было, мне предложили лететь через Вену. Однажды, еще девочкой, я была с отцом в аэропорте Швехат. Но сейчас меня не интересовала Вена, какой бы красивой она ни была. Главная задача – немедленно покинуть Дубай.
   Вылет в половине третьего ночи устраивал. А дальше из Вены в Стокгольм в восемь сорок пять утра, и дома буду в одиннадцать. Ларс либо будет всю ночь гулять, плюнув на мое отсутствие, либо вернется в номер и будет ждать там, время до утра у меня было. Шесть с половиной часов и еще два от Вены все равно лучше, я не смогла бы высидеть в Дубае лишний час.

   На табло появилась строчка рейса на Вену. Прекрасно, можно идти регистрировать свой билет и отправляться на посадку. Мобильник у меня выключен, потому с этой стороны подвоха я не ожидала. Где-то в глубине души теплилась надежда, что Ларс меня найдет и вернет, но я с грустью понимала, что это только надежда.
   Багажа у меня нет, только сумочка… еще несколько шагов, и я по ту сторону паспортного контроля.
   Когда передо мной вдруг возник Ларс, на мгновение я испытала огромнейшее облегчение (он все-таки меня нашел!), но тут же страшное разочарование, потому что чуть в стороне стояла все та же Марианна, в руках у которой пакет с платьем и шалью.
   – Линн, что ты делаешь?
   Как объяснить, что я не желаю быть просто красивой игрушкой, не желаю, чтобы меня одевали и обували его приятельницы, чтобы даже сюда за мной приезжали?
   – Я улетаю домой. Продолжай развлекаться.
   – На что ты обиделась, что не так?
   И я вдруг осознала, что он никогда этого не поймет, никогда. Красивый, безумно обаятельный, притягивающий взгляды всех женщин вокруг, Ларс просто не знал, что такое ревность, ему стоило повести взглядом, и любая падала к его ногам, к чему ревновать? И меня он тоже завоевал за пару дней. Даже не дней, а часов, минут, мгновений.
   – Ты считаешь, что это нормально, когда твоя бывшая одевает и обувает меня как куклу, а ты этому потакаешь?
   – Ты выглядела неотразимо!
   Хотелось сказать, что еще неотразимей было бы, сними я платье вовсе, но я только пожала плечами:
   – Ларс, когда ты поймешь, почему я ушла, тогда и поговорим. Если вообще поймешь. Мне пора.
   Он застыл, потому что таким тоном я не разговаривала никогда. Не только с ним, вообще. Я не способна говорить жестко, предпочитаю уступить, даже в ущерб себе, не умею настоять на своем. Новый тон был неожиданным не только для Ларса, но и для меня самой. У плюшевого мишки обнаружились зубки…
   – Я прилечу завтра, поговорим.
   Я отрицательно помотала головой, уходила к стойке регистрации не оглядываясь, хотя прекрасно понимала, что он смотрит. Каким-то чудом удалось не разреветься, хотя вид и поведение больше смахивали на сомнамбулу, чем на нормального человека. Но именно присутствие Ларса, а главное ненавистной Марианны помогло, только покосившись на красавца за моей спиной, клерк все понял и лишних вопросов задавать не стал.
   Я так и ушла, гордо вскинув голову и почти печатая шаг, но в действительности поникшая, уничтоженная… Дубай – мираж в пустыне, в нем все мираж, и наша любовь тоже. Нужно найти в себе силы, вернуться из миража, из сказки в реальную жизнь.
   Уже в самолете вспомнила, что не спросила про деньги, но, наверное, хорошо, что не сделала этого. Вернусь домой, проверю счета и возвращу все, что Ларс мне перевел. Каникулы в Эмиратах, лето зимой… это хорошо, но я не хочу, чтобы их оплачивал Ларс.
   В самолете постаралась хоть немного поспать, но не потому что так уж хотелось, просто чтобы не думать о случившемся. Не думать не удавалось, я не могла не вспоминать этот вечер.
   На вопрос о Марианне можно было попросить поговорить позже или вообще завтра или сказать, что он не готов к такому разговору, но Ларс предпочел сделать внушение о том, что его знакомые и его дела меня не касаются! Это и было самым обидным – для меня не просто не существовало его прошлого, даже сталкиваясь с этим прошлым, я должна была, как идиотка, делать вид, что ничегошеньки не понимаю, а еще лучше – не вижу и не слышу. Этакая куколка, которую можно вывести в люди, натолкав внутрь сексуальных игрушек, чтобы посмотреть, как будет кончать в людном месте. И это любовь?!
   Эскорт-девушки хотя бы точно знают свои функции, да, их используют, но не прикрываются якобы романтическими отношениями. Было бы куда честней просто сказать мне о моем месте, а не твердить о любви.
   У меня смешались невыносимая боль, бессильная ярость и желание забиться в укромный уголок и выть, пока не закончатся все слезы.
   Сосед по салону попытался заговорить со мной, но я сделала вид, что не понимаю ни английского, ни немецкого… Поулыбался и отстал.

   Общаться ни с кем не хотелось, общение мне еще предстояло, и не самое легкое. Я понимала, что Бритт, увидев меня раньше времени, заставит подробно рассказать, что произошло, спросит и Лукас, и бабушка… Рассказов и объяснений не избежать, но не сейчас, я должна все пережить и переварить сама.
   Понимала и другое: Ларс прилетит утром, как и обещал, а, значит, придется объясняться и с ним тоже. К этому я не готова, проще сбежать из клуба, но так трудно от мыслей о стальных глазах.

   В Вену прибыли вовремя, переход от лета к зиме оказался чувствительным, в Вене заморозки, а я в тонком плаще. Но это даже хорошо, меня сильно взбодрило, сродни той самой первой пробежке на острове, тогда я тоже старалась замерзнуть и вымотаться. Следовало одеться теплей, наверняка в Стокгольме мороз покрепче. Но купить ничего не удалось, в аэропорту если и были магазины, то ночью закрыты, а когда откроются, я уже улечу. Ладно, в Арландо возьму такси прямо до дома…
   При мысли о доме даже желудок свело, дом – это Кунгсхольмен и квартира Ларса. Он прилетит и явится именно туда. О, нет! Я очень хотела видеть Ларса, но сомневалась, что сумею вести себя правильно. Мне была нужна чья-то поддержка, совет, но попросить его у Бритт категорически не могла, у бабушки тоже…
   Я сидела в кафе аэропорта Швехат и размышляла за чашкой кофе. Ситуация дурацкая. Как объяснить Ларсу, что это не каприз, что я испытала унижение, какого не испытывала никогда в жизни, что, как бы я его ни любила, так нельзя?..
   А еще деньги. Прежде чем встретиться с Ларсом, я должна раздобыть ту сумму, которую потратила в Дубае на свой билет и одежду. Значит, нужно просить в долг у Бритт, она даст, но для этого придется признаваться, что я вообще делаю в Стокгольме, когда должна греться на солнышке в Дубае.
   Я вздохнула: объяснять придется, другого не дано.

   Звонок от папы в семь утра был неожиданным. Вот кого я бы очень хотела видеть и слышать!
   – Линн, девочка моя! Прости, что я так рано, просто подумал, что это важно, а ты можешь уехать на занятия. Я звонил вчера вечером, но у тебя был выключен телефон.
   – Я не сплю, пап, а что важно?
   – Вчера перевел на твой счет некую сумму, загляни в баланс. Подумал, что ты должна знать. Конечно, надо бы сначала тебе сказать, а потом переводить, но как-то так получилось…
   – Это ты?! Па, ты меня вчера просто спас. Деньги очень пригодились.
   – Что случилось? Почему тебе понадобились деньги?
   – Потом расскажу. Я была в Дубае, и пришлось срочно улетать домой. Сейчас вот в Вене, через полтора часа самолет на Стокгольм.
   – Где ты?
   – В Швехате, лечу из Дубая в Стокгольм через Вену.
   – Я в двух шагах в Братиславе. Ты можешь задержаться в Вене? Иначе мы с тобой еще год не увидимся. К тому же у меня для тебя две хорошие новости.
   Я подумала, что это как раз то, чего мне не хватает в жизни, – беседы с отцом. Он не завязан, как сейчас бабушка, на замок Ларса и его Свена, с папой можно поговорить о прежней жизни, попросить совет со стороны…
   – Задержусь. Сейчас сдам билет, меня в Стокгольме никто не ждет.
   – А бабушка?
   – Пап, у нее роман. Настоящий, бабушке не до меня.
   – Ух ты! Сдавай билет, я через час позвоню, договоримся, где встретиться. Если освободишься раньше, приезжай в центр, к зданию оперы, там рядом есть отель «Захер», где меня знают. Ты еще не получала багаж?
   – Я без багажа.
   – Удрала, что ли?
   – Есть такое…

   Еще через пару часов мы уже беседовали с папой. Хорошими новостями оказалось известие, что скоро его семья пополнится сыном, то есть у меня появится маленький братик.
   Отец покосился на мой тонкий плащ:
   – Ты действительно удрала? Расскажешь, в чем дело, или пока лучше не спрашивать?
   – Я все расскажу, только это не быстро. Откуда деньги?
   – Я наконец вступил в наследство своей бабушки. Помнишь, той, что в Италии, завещание признали неоспоримым.
   Я вспомнила, там была длинная история, мама моего дедушки умерла еще два года назад, оставив единственным наследником внука, то есть моего отца, но имелись родственники, которые возражали.
   – Я за тебя рада.
   – Можешь порадоваться и за себя, я поделюсь.
   – Ты уже поделился и очень щедро.
   Папа улыбнулся:
   – Линн, мы очень плохо знали Оливию Линдберг, бабуля оказалась весьма состоятельной. Я поделюсь, там на всех хватит.
   Моя рука легла на папину:
   – У тебя семья, а я одна. Мне вполне достаточно того, что ты прислал.
   Он усмехнулся:
   – Семья еще в проекте, но из-за нее делюсь не поровну. Твоя доля – одна третья. Это восемь миллионов евро.
   Я вытаращила глаза.
   – Сколько?!
   – Да, там было куда больше, но я уплатил налоги… Остальное на три части, две мне, одну тебе. Деньги на счету в швейцарском банке, проценты будут идти прямо тебе на счет. Но нужно твое согласие.
   Я рассмеялась:
   – Недавно Тереза сообщила мне, что отчим сумел заработать нам с ней по кругленькой сумме, которая на счету в Бельгии. Правда, я этой суммы не видела и от мамы ничего не слышала. Богатею на глазах. Папа, мне ничего не нужно, спасибо за то, что дал.
   – Не глупи. Деньги пока на моем счету, так меньше налогов, не буду тебе морочить голову, мне просто нужно от тебя согласие на получение вот таких дивидендов ежемесячно. Основная сумма даже после уплаты налогов останется нетронутой. Тебе хватит таких денег на жизнь?
   – Двадцати тысяч евро в месяц?
   Отец кивнул:
   – Да.
   – Издеваешься? Конечно, хватит.
   – Ну и славно. И мне еще остается еще домик в Сан-Ремо недурной. Помнишь, ты в детстве там была?
   – Это вилла.
   – Угу. Когда будет время – приезжай. Мы с Татьяной решили обосноваться в ней, во всяком случае пока.
   – Тебе хорошо с Татьяной?
   – Да, она меня понимает и доверяет.
   Наверное, это главное, если так, то отцу здорово повезло…
   Тайком глянула на телефон. Звонков от Ларса не было, как не было эсэмэсок и электронных писем. Ничего не было…
   Ну вот и все. Как хорошо, что со мной рядом папа, одна я бы не пережила. И при поддержке Бритт тоже.
   Папа заметил мои уловки, присел в кресло рядом с кроватью:
   – Расскажешь?
   Я кивнула:
   – Только сначала в душ.
   Конечно, я не стала рассказывать все, к чему это папе, просто показала фотографию Ларса в телефоне:
   – Красив, как бог, богат, как Крез, умен… – мысленно добавила: «Дурак!», но вслух сказала иное: – У нас с ним просто все слишком быстро началось.
   – Сразу переспали?
   – Нет, сразу влюбились. Я влюбилась. По уши, по самую макушку. И пока мы были рядом, мне казалось, что взаимно.
   – А сейчас не кажется?
   – Он в Оксфорде, пригласили читать лекции, я в Стокгольме. Освободились четыре дня, позвал в Дубай погреться и развлечься. День все было прекрасно, а потом…
   – Что – потом?
   Если честно, я сама не могла объяснить, что именно… Вздохнула:
   – Ты видишь, как он красив?
   – Вижу. Но и ты не хуже.
   – Грешно шутить над убогими…
   – Глупости, ты просто не знаешь себе цену.
   – Эре в базарный день, и то если нет никого другого завалящего. Знал бы ты, как к нему липнут…
   – Ревнуешь? Линн, попробуй сама себе объяснить, на что именно ты обиделась. Ведь из-за обиды сбежала? Ты его любишь, по-настоящему любишь, я же вижу. Так на что ты обиделась?
   Я задумалась. Приревновала к Марианне? Нет, это не просто ревность, это оскорбленное чувство собственного достоинства, Ларс позволил выбирать наряд для меня Марианне. Не повел саму, не поинтересовался, чего я хочу, не попытался купить втайне от меня (у Ларса ведь прекрасный вкус, я помню платья из «Силветто»), а поручил это своей давней приятельнице, чтобы потом представить меня на обозрение ей и ее подругам.
   Отец, выслушав мои сбивчивые объяснения, поинтересовался:
   – А почему удрала? Разве не лучше сказать обо всем откровенно?
   – А где сказать? Там, сидя полуголой? – Я скромно умолчала о шариках. – Он даже в аэропорт притащил свою Марианну.
   Я вдруг поняла, что, если бы Ларс приехал один, я действительно не улетела бы. В клубе нормально разговаривать он не пожелал, в аэропорт привез ту, из-за которой все и случилось… Что это, он просто не понимает, насколько для меня вмешательство Марианны оскорбительно, или все специально, чтобы показать мое место? Если второе, то я вообще предпочту удалиться, никакая любовь не удержит рядом при таком отношении.
   Отец снова кивнул:
   – Молодец, разобралась. Почти разобралась. Теперь, когда будешь с ним беседовать, все это и изложи, только без лишних эмоций.
   Я усомнилась:
   – Буду ли? Он даже не позвонил.
   – А вот теперь момент истины, правда, растянутый, как я полагаю, во времени. Если ты нужна, то твой Ларс должен хотя бы задуматься над причинами бегства. Если поймет, то позвонит и попросит поговорить, а если не поймет и не позвонит, то завязывай себя в любые узлы, но сама не винись. Если, конечно, все так, как рассказала ты.
   Я буркнула:
   – Еще хуже…
   Отец только метнул в меня недовольный взгляд и сделал вид, что не расслышал.
   Но телефон молчал…

   В полдень позвонила Бритт:
   – Линн, ты где?! Ларс тут тебя по всему городу ищет. Вы что, поссорились?!
   – Я в Вене с папой.
   – Где? С кем?! – У Бритт вопросы всегда по нарастающей, каждый следующий неизменно на тон выше предыдущего.
   – Успокойся, папа в Вене, мы решили встретиться.
   – А… Ларс почему не знает?
   – Не заслужил.
   – Вау!
   – Вот тебе и вау. Вернусь, объясню.
   Отец, услышав такую беседу, поморщился:
   – Не стоит все выкладывать подруге, тем более если она знакома с твоим Ларсом.
   Я чертыхнулась:
   – Ты прав, она непременно сообщит ему, где я.
   – Боишься?
   – Нет, совсем нет. Просто не готова разговаривать.
   – Подготовься, если ищет в Стокгольме, значит, может прилететь и сюда.
   – Нет, ему завтра на занятия.

   А потом мы бродили по красавице Вене, сидели в кафе, я слушала рассказы отца о его житье-бытье в далекой страшной России, о Татьяне и планах на будущее, он смеялся над моими занятиями крав-мага, было очень весело и душевно. Давно мы с папой вот так не общались…
   – Линн, пойдем, посидим в ресторане, там танцпол неплохой…
   С удовольствием. Отец не заставит меня выряжаться в серебристые носовые платки или знакомиться с кем попало.
   – Пап, я давно не танцевала по-настоящему. К тому же в джинсах в рестораны Вены не ходят и танго не танцуют.
   – Ничего, я тебя не уроню, а оттоптанные ноги прощу, так и быть. И платье сейчас купим.
   Мы немного посидели в ресторане, а потом и впрямь пошли танцевать.
   Когда-то мои родители познакомились на танцах, вернее, пытаясь им научиться. Маме очень не хотелось вставать в пару с Линдбергом, она сначала даже отказалась, но у папы так здорово получалось, помогало безупречное чувство ритма музыканта, что мама не смогла остаться равнодушной. Однако теперь ей пришлось добиваться возможности танцевать с тем, кого она сначала отвергла.
   Из меня мама попыталась сделать балерину, я даже занималась этим серьезно, но преподавательница обозвала меня обыкновенной, мгновенно обрушив мою самооценку, и взлет балетной карьеры не состоялся. А танцевать бальные танцы меня научил папа, иногда мы с ним забавлялись, если позволяло место и время.
   – Пойдем, пойдем.
   Выведя меня на середину танцпола, отец тихонько попросил:
   – Линн, просто расслабься и слушай музыку, я поведу.
   Отец умеет вести, это я помнила, к тому же вальс есть вальс… И все-таки у меня получилось не с первых тактов, папе пришлось отвлечь меня воспоминаниями о том, как мы танцевали в бабушкином домике в Бюле, где и повернуться лишний раз невозможно. Наконец я расслабилась. Это действительно удовольствие, когда ты знаешь, как двигаться, умеешь это делать, а ведет тебя опытный партнер.
   Танец удался, остальные с танцпола ушли, освободив нам пространство, и теперь стояли вокруг, наблюдая. Когда мы закончили, раздались аплодисменты. Отец просто поклонился, а я сочла нужным присесть в легком реверансе. Вена есть Вена, здесь на всем отпечаток Венского вальса, хотя, думаю, на дискотеках вряд ли вальсируют…
   Довольно смеясь, я подхватила папу под руку, чтобы вернуться на место, сделала шаг за пределы танцпола и… буквально уткнулась в грудь Ларса!
   – А теперь со мной?
   – Ларс… ты…
   Но он уже подхватил меня за талию и решительно потянул обратно на танцпол. Мне оставалось только перебирать ногами. В его руках танцевать так же легко, как в папиных, меня сбивала скорее близость самого Ларса, но он сбиться не позволил.
   – Ларс, откуда ты здесь?
   – Тсс… танцуй. Потом…
   Черт побери! У него чувство ритма не хуже папиного, я довольно быстро подстроилась, и мы показали класс. Чтобы не думать, как он оказался в ресторане отеля, где Марианна и вообще что происходит, я предпочла отдаться на волю музыке.
   Снова танцпол был свободен, и я второй раз за вечер получила порцию аплодисментов.
   Уводя меня с танцпола, Ларс спокойно поинтересовался:
   – Куда?
   Я кивнула на столик чуть в стороне, где сидел папа.
   – Папа, это Ларс.
   – Я уже понял. Присаживайтесь.
   Они пожали друг другу руки, папа сделал знак официанту, и на столе мгновенно появился третий прибор.
   Чуть отдышавшись, я все же нашла в себе силы пробормотать:
   – Откуда ты здесь?
   – Я не сообразил, что ты могла остановиться в Вене, Бритт сказала.
   Моей подружке серьезно икнулось в тот момент. Ну предательница, погоди!
   Ларс повернулся к отцу:
   – У вас была договоренность? Линн мне ничего не говорила.
   – Нет, договоренности не было. Просто я оказался рядом в Братиславе и перехватил Линн звонком как раз, когда она готовилась сесть в самолет на Стокгольм.
   – Неужели ты думала, что я тебя не найду?
   – При чем здесь это… – тихонько пробурчала я. Как-то само собой получалось, что капризная девчонка заставляет серьезного человека гоняться за ней по всей Европе.
   К нашему столику подошел официант с роскошной бутылкой шампанского:
   – Для очаровательной леди от заведения в благодарность за танец.
   – О…
   Не успели мы пригубить «Вдову Клико», как появился еще один жаждущий потанцевать со мной, видимо папин знакомый.
   – Представишь меня своей дочери?
   Папа рассмеялся:
   – Линн, ты определенно пользуешься успехом. Это Марк.
   – Вы потанцуете со мной? – попросил Марк, целуя руку.
   Отец подтолкнул меня:
   – Иди, иди, Марк прекрасно танцует. А мы пока поговорим.
   Это была хорошая мысль. Мы танцевали, а они беседовали. Я постаралась выбросить из головы все мысли о теме и направлении беседы, сосредоточившись на движении. Хорошо, что я рассказала папе о Ларсе.
   – Ваши мысли далеко от меня, там, подле отца и красивого молодого человека? Это ничего, мне нравится ваша пластика, этого достаточно.
   – Извините, я действительно задумалась.
   – Ничего страшного, правда ничего. Просто танцуйте, не обязательно присутствовать рядом со мной мысленно, – улыбнулся Марк.
   Но я уже стряхнула задумчивость. Даже смотреть в ту сторону не стала, если Ларс все поймет правильно, хорошо, а если нет… его просто не будет за столиком, когда я вернусь.
   Я редко, очень редко танцую танго, это слишком чувственный танец, но тут почему-то кивнула. Просто я страшилась даже обернуться в сторону нашего столика, опасаясь увидеть место Ларса пустым.
   Танго чувственный танец, очень чувственный, а мое состояние придавало особый настрой движениям, я выложилась так, как редко выкладывалась в столь эротичных танцах.
   Но все в мире не бесконечно, музыка тоже, к тому же, когда танго закончилось, я едва держалась на ногах. Хочешь не хочешь, а возвращаться придется.
   Мы получили очередную порцию аплодисментов, Марк поцеловал мою руку и… Смотреть в сторону нашего столика придется.
   Нет, не пришлось, потому что Ларс перехватил меня у танцпола, поблагодарил Марка и решительно обнял за талию:
   – Хватит танцев на сегодня.
   – Ларс, я…
   Если честно, то, начиная фразу, я не представляла, что скажу дальше. Но говорить не понадобилось, он просто уткнулся мне в волосы:
   – Прости, я идиот…
   Очень хотелось съязвить в ответ, что сомневаться в этом не приходится.
   – Какая самокритичность! Кстати, а где Марианна? Она не сидит в холле в ожидании?
   На лице Ларса заходили желваки:
   – Марианны нет и никогда не было! Прекрати ревновать.
   Вот так, он ни черта не понял. Мы уже вернулись к столу, по моему виду папа понял, что я не слишком довольна разговором с Ларсом, и поспешил ретироваться:
   – Вы поболтайте, а я посмотрю, что у них в баре.
   Когда мы сели за стол, Ларс взял мою руку в свою:
   – Я улечу позже, Линн, давай все же поговорим. Я люблю тебя, готов повторять и повторять это снова, готов кричать на площади. Но ты должна мне объяснить, что тебя обидело в Дубае. Помолчи, – он остановил мои готовые слететь с губ слова возмущения. – Что я решил представить тебя своим одноклассникам, не предупредив? Что во все вмешалась Марианна? Ты приревновала?
   – Дурак! – не выдержала я, прерывая поток его вопросов.
   – Так объясни же!
   – Ты обращался со мной, как с вещью, как с игрушкой, выведя куклу, одетую, вернее раздетую, всем на показ, продемонстрировать фигуру и послушание, так?
   Глаза Ларса просто потемнели.
   – Нет, не так. Твой выход был обставлен как появление королевы бала. Так и случилось, просто ты со своей уверенностью, что слишком раздета, этого не заметила. Ты была самой-самой, даже появление Памелы Андерсон тебя не затмило бы. Линн, ну почему явиться в подвал в латексе вместе с Хильдой не проблема, а со мной да?
   – Куда я пришла с Хильдой и куда с тобой? Есть разница? В подвале латекс вполне нормально, а голышом в клубе Дубая, думаю, не слишком.
   Он буквально вскочил, принес ноутбук, открыл:
   – Смотри.
   Ну да, если честно, я не была более раздетой, чем многие другие, а выглядела куда лучше, никто на меня не пялился, как казалось тогда, не окидывал оценивающим взглядом, только восхищенными (мужчины) и завистливыми (некоторые женщины). Даже Марианна смотрела с улыбкой.
   – Линн, у Марианны двое детей и прекрасный муж, кстати, вот он, – палец ткнул в красавца, увлеченно беседующего с какой-то женщиной. – Мы дружили впятером, знаешь, песенка о пяти друзьях – это про нас. Разбежались кто куда, у всех, кроме меня, семьи, а девочки мне как сестры. Тем более семья Марианны жила у меня в замке, пока ей делали операцию, удаляя раковую опухоль.
   Я молчала, не зная, что ответить.
   Ларс захлопнул ноутбук:
   – Давай договоримся так: мое прошлое для тебя не существует. Я, Ларс Юханссон, родился уже сразу тридцатилетним в день нашей с тобой встречи. Не было Марианны и моих одноклассниц, ты больше с ними не встретишься и о них не услышишь, не было Паулы и всего связанного с БДСМ, если хочешь, то и замка тоже не было.
   – Ларс, я вовсе не хочу перечеркивать твое прошлое. И забывать тебя не заставляю. Да, я приревновала к Марианне, но только потому, что ты некрасиво вел себя со мной.
   Он вздохнул:
   – Хорошо, клянусь, в твоем присутствии не посмотрю даже на английскую королеву, будучи у нее на приеме.
   Я обиделась:
   – Не нужно клятв, просто считай меня себе равной, пусть даже я не равна.
   – Равной? Не-ет! Я возвел тебя на пьедестал, а ты хочешь спуститься? Мое прошлое забыто, закрыто и для тебя не существует. А ты моя: королева, любимая, игрушка – все сразу. И не спорь, что захочу, то и сделаю. И ты мне не равна, я пожил много больше лет и много больше в жизни видел. Не равняйся, не стоит. У тебя свое место, в том числе и в моей жизни тоже. Можно быть королевой и рабыней одновременно, поверь.
   Ларс заглянул мне в глаза:
   – Линн, ты должна доверять мне. Во всем, слышишь. Я не обману, не бойся.
   Почему-то у меня сжалось сердце от этих слов, а еще от его прощального поцелуя и взмаха руки. Господи, да что же это?! Тревога просто сжимала сердце, я предчувствовала грядущие неприятности, тут и интуиция Бритт не нужна. Что-то должно случиться… Что-то не слишком хорошее.

   Отец отреагировал просто:
   – Разобраться можешь только ты сама. Он очень хороший парень и тебя любит.
   – И такой же эгоист.
   – Боюсь, что тебе придется это учитывать. Только реши для себя: либо ты миришься с этим, либо не мучай себя и его. Не надейся перевоспитать или что он сам изменится.
   Я ужаснулась:
   – Ты хочешь сказать, что так будет всегда?!
   – Линн, определи сама для себя, какое место ты занимаешь в его жизни и какое хотела бы занять. И попробуй понять, реальны ли твои надежды. А еще, какое место он занимает в твоей и чего ты ждешь от отношений с Ларсом. Он умный, красивый, порядочный, но, боюсь, все не так просто. Ларс действительно эгоист, его таким воспитали и потакают сейчас. Как он о тебе заботится – как о любимой или все же как об игрушке? Мой тебе совет: попробуй честно понять, зачем вы нужны друг другу, тогда поймешь, на что надеяться и чего ждать. Если осознаешь, что без него никак, независимо ни от чего, тогда смирись с положением игрушки, но, думаю, ты не сможешь, ты другая. Разберись сама в себе, прежде чем либо продлевать отношения, либо разрывать их.
   – Спасибо, папа. Это самый дельный совет из всех, какие я слышала в своей жизни.
   – Ладно, девочка, все, что нас не убивает, делает нас крепче. Мне пора обратно в Братиславу, отпросился на день. Теперь ты знаешь положение дел, я тоже. Ты умная и справишься, только не наломай дров. Ближайшие месяцы мы с Татьяной будем очень далеко, на востоке России, увидимся с тобой не скоро. Но ты звони, я тоже буду звонить, хотя там связь с Европой никудышная. Тебе тоже пора. И постарайся не рассказывать о своем позоре даже близкой подруге, пусть это будет вашей с ним тайной. Я даже намеком не дал понять Ларсу, что что-то знаю.

   – Спасибо.
   Ларс позвонил из Швехата:
   – Линн, я об одном тебя прошу: не разрывай наших отношений. Я постараюсь все понять. Ты права, я страшный эгоист, но я тебя люблю. Клянусь никогда больше не настаивать на том, во что и как тебе одеваться и обуваться, ты все будешь выбирать и решать сама. Я так надеялся, что отдых в Дубае получится незабываемым, жаль, что все испортил. Кстати, я отправил тебе фотографии из клуба, сделал это, еще когда искал тебя в Стокгольме. Можешь удалить письмо, не открывая.
   Нет, я открыла и посмотрела. Вау! Удалять не буду, потому что смотрится и впрямь классно. Со стороны не подумаешь, что мне не по себе. Отец, заглянув через плечо, усмехнулся:
   – Я бы тоже не сказал, что ты страдаешь. А ты у меня класс! Ларсу еще за тобой побегать.

   Немного подумав, я отделила пару самых эффектных снимков, чтобы показать в Стокгольме. Должен же быть какой-то отчет о внезапных каникулах.
   Бритт заявила, что только Ларс мог выбрать такое сексуальное платье для меня:
   – У него такой вкус!.. Учись, Том.
   Том более практичен:
   – Куда в таком можно пойти?
   – Только в клуб, – рассмеялась я.
   Ларс снова звонил, никак не напоминая о произошедшем, не задавая вопросов, словно чего-то выжидая. Теперь собственное поведение в Дубае виделось мне как каприз глупой девчонки, даже вспоминать не хотелось. Бритт молча выслушала сбивчивые объяснения, но расспрашивать почему-то не стала. Неужели Ларс ей рассказал? Тогда это предательство с его стороны.
   Что-то основательно разладилось, как исправить, непонятно, потому что я не понимала, что именно не так. И зловредный джинн куда-то девался… Видно, чувствовал, что может пострадать из-за своего характера.
   И не отпускало предчувствие грядущих неприятностей.

   Деньги, которые папа выделил мне из наследства, включая проценты, которые он присылал, я решила не трогать. Мне достаточно того, что поступает в качестве процентов от дедушкиного наследства, я же не пью вино за две тысячи евро и не летаю в Дубай среди зимы погреться. Я скромная шведская студентка и тем горжусь!

   Во всей этой кутерьме был один плюс: я напрочь забыла об Анне-Пауле и всем с ней связанном. Вангер и Фрида не звонили, словно тоже забыв о нашем с Бритт существовании. Ну и слава богу! Нет худа без добра, произошло то, чего так добивался Ларс: я выбросила из головы проблемы с его БДСМ-прошлым.
   Но оно вдруг само напомнило о себе.
   Бритт с Томом, я одна, но это не значит, что нужно есть пиццу и пить пиво или перекусывать в кафе. Бабушкина закваска: даже на необитаемом острове пищу нужно вкушать, а не заглатывать, как удав, что попало.
   Пришлось идти в супермаркет. Бабушка их не выносит, считая, что отовариваться можно только на рынке. Но я считаю, что иногда можно себе позволить оттянуться и в китайском ресторане, и полуфабрикатами тоже. Не всегда, но под настроение.
   Не беру тележек, чтобы не покупать все подряд. Это закон – если есть куда положить, тележка окажется наполненной доверху, так, чтобы не унести и в зубах; в корзину помещается меньше, значит, груз будет поменьше…
   Я уже расплатилась и стояла, складывая покупки в пакет.
   Умудрилась-таки набрать на неделю, причем на двоих, если не троих. Идея, может, пригласить на ужин Бритт с Томом? Сидеть одной скучно, даже при том, что много задано.
   Что-то заставило меня оглянуться, вернее, не что-то, а кто-то. Я воробей стреляный, а потому отошла в сторону и принялась осторожно наблюдать.
   Высокая крепкая фигура… нет, теперь я уже не видела в каждом рослом мужчине Ларса, но этот человек явно был знаком. Это не Белый Медведь… Лица почти не видно, вот сейчас он выйдет на свет… сейчас я пойму, где я его видела и что заставило остановиться и выглядывать…
   Наконец женщина перед ним расплатилась и чуть посторонилась, укладывая свои покупки. Я замерла, пытаясь осознать то, что вижу. Это был Оскар! Без своей аккуратной бородки, но это Оскар. Я отвернулась от касс, уставившись в зеркальную витрину, на фоне которой выложены всякие парфюмерно-косметические изыски. Заставила себя несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы успокоиться.
   Какого черта, я совершенно спокойна, даже слишком спокойна! А позади меня выкладывал вещи из тележки в пакеты Оскар. И никакие попытки убедить себя, что бывают похожие люди, даже очень похожие, словно они близнецы, никакие напоминания, что у Оскара бородка и он не из тех, кто легко расстается с подобным украшением, не помогали.
   Все очень просто, я видела друга Ларса всего один раз и слышала его голос только тогда в кафе, но не узнать его не смогла бы. У Оскара крупная, крепкая фигура, и голос такой же – низкий и сильный. Потому, когда зазвонил телефон и интересующий меня мужчина ответил, я уже не сомневалась – Оскар ни в какой не Италии, он в Стокгольме, только сбрил бороду.
   Оскар (теперь я уже не сомневалась, что это он) вышел, направился к машине, а я стояла, наблюдая за ним сквозь стекло, оглушенная и потерянная. Какая-то сердобольная женщина рядом заглянула в лицо:
   – Вам плохо?
   – А? Нет, извините.
   Я шла по улице, не обращая внимания на пронизывающий ветер, пытаясь осознать увиденное. Кто кого обманывал – Оскар Ларса или Ларс меня? Но зачем Ларсу меня обманывать? Почему просто не сказать, что Оскар в Стокгольме? Я ни за что не стала бы с ним встречаться, это ни к чему.

   Честно терпела до вечера, а потом…
   – Ларс, я сегодня видела Оскара.
   – Кого?
   – Оскара.
   – Линн, что тебе приснилось? Оскара не может быть в Стокгольме. – Его голос мягок, но уже напряжен.
   – Ларс, это был он. Без бороды и усов, но это он.
   В голосе появилось откровенное раздражение:
   – Где ты его видела?
   – В супермаркете… в магазине…
   – Ну и что он делал?
   – Покупал продукты, – если честно, моя уверенность быстро разжижалась и утекала куда-то. – Почему Оскар не может покупать продукты? Что в этом удивительного, кроме того, что он в Стокгольме?
   В ответ Ларс усмехнулся, и эта усмешка не обещала ничего хорошего.
   – Теоретически Оскар вполне может покупать продукты, но никогда этого не делает, он из тех мужчин, кто не подозревает, что хлеб и рыба продаются в разных отделах. А покупать что-либо продуктовое в Стокгольме Оскар не может просто потому, что сейчас находится в Лондоне. Открой, пожалуйста, почту и посмотри, я прислал тебе снимок.
   Тон, которым он произносил эти слова, мне не понравился совсем. Маленькой девочке объясняли, что совать свой нос в дела взрослых не стоит, что ее место в углу с игрушками, что подавать голос можно только тогда, когда разрешат, отвечать – если спросят, и вообще быть паинькой, чтобы не досаждать дядям. Это не одевание куклы для парадного выхода, но нечто похожее. Снова он там – с друзьями и подругами, а я здесь в спальне, всегда готовая и жаждущая его ласк. Черт, что же с этим делать?!
   На снимке действительно Оскар вместе с Ларсом, действительно в Оксфорде.
   – Как видишь, Оскар с бородой и усами.
   – Прости, я обозналась…
   Мне было тошно, очень тошно, но оказалось, что это не все.
   – Линн, я очень хочу забыть все негативное, что связано с моей юностью, и просил бы тебя тоже забыть об этом. Я не преступник, если тебя беспокоит это, у полиции нет ко мне никаких претензий, ни у шведской, ни у швейцарской, ни у Интерпола. Пожалуйста, оставь в покое всю мою жизнь до нашей встречи. Если ты не в состоянии этого сделать, то я помочь ничем не могу. Очень сожалею, что вообще что-то рассказывал тебе.
   Я едва не разрыдалась от его тона – ледяного, чужого… неужели это последствия Дубая? Ужасно.
   – Пожалуйста, не говори со мной так, Ларс.
   – Линн, пойми, вы мешаете работать Вангеру, вы лезете в опасные передряги, но главное, ты никак не желаешь отпустить мое прошлое. Это опасно, поверь.
   – Прости, я больше не буду совать нос не в свои дела. Ты прав.
   Он заметно смягчился:
   – Перестань терзать себя и меня. Паулу поймают и без нас, если она вообще жива. Оскар в Италии, а я скоро приеду.
   – Ты же сказал, что он в Лондоне?
   И зачем спросила? Ларс застонал, как от зубной боли:
   – Линн…
   – Все, я молчу. Когда ты прилетишь?
   – Уже скоро.
   – Тебе там интересно?
   – О да. Наверное, если бы я преподавал в Стокгольме, было бы интересно и там, но… Все, извини, дольше говорить не могу, мне уже пора.
   – Сейчас вечер…
   – Вот именно, у меня завтра два семинара, а я готов только к одному. Если бы я работал не первый год, было бы легче. – Он чуть натянуто рассмеялся. – Студентам нелегко, но и мне не легче.

   В первые недели наши ночные разговоры длились по часу, у Ларса было время на эротические фантазии. Может, это было просто начало, а теперь ему действительно некогда?
   Я подумала, что мне тоже, потому что работа по политической истории к завтрашнему семинару тоже в зачаточном состоянии. А тема семинара-то: «Сексуальность в истории»! Нарочно не придумаешь.
   Читала Лену Леннерхед и думала о том, как действительно провести границу между эротикой и порно, между добровольным подчинением женщины мужскому эго и принуждением к этому, между выдумками о шведах и их истинном характере. Конечно, шведы разные, очень разные, но в мире уже сложился устойчивый миф о нашей распущенности и вседозволенности. То есть вседозволенность, может, и присутствует, но она же означает и огромную ответственность. Прежде чем научиться спокойно относиться к чьему-то обнаженному телу, шведы научились не обнажаться где попало и как попало.
   Прайд-парады тому показатель. Иностранцев больше впечатляет возможность и готовность шведов раздеться и пройтись обнаженными или почти обнаженными по улицам, подчеркивая при этом свою сексуальную ориентацию, а самих шведов – возможность побыть раскрепощенными в общих рядах. И вовсе не свою гендерную принадлежность демонстрируют участники, а призыв к тем, кто еще не решился: вы тоже можете быть раскрепощенными, только попробуйте!
   Человечество вообще неимоверно поражено ханжеством. Весь мир с придыханием любуется обнаженной Венерой Милосской, кстати, не блещущей идеальной, по нынешним меркам, фигурой, восхищается Давидом Микеланджело (тут я согласна), но стоило бы кому-то из нынешних атлетов появиться обнаженным, чтобы продемонстрировать идеальное тело (плод многих усилий), на него так зашипели бы гусаки – защитники морали и нравственности, что хоть беги за скафандром.
   Прочитав написанное, я ахнула. В прошлом году, наблюдая прайд-парад, я мыслила несколько иначе. Нет, я никогда не была ханжой, но до встречи с Ларсом для меня во время прайд-парада главным было недовольство далеко не идеальными фигурами участников. Теперь я такое готова простить, сделав акцент на их раскрепощенности. Они умеют слушать не только свои мозги, но и свои тела тоже.
   Когда человечество найдет ту золотую грань, на которой нет перекоса ни в одну сторону? Скандинавия к этому ближе всего, у нас научились не делать из гендерных проблем фетиша… Только бы не получился перекос в другую сторону, такая опасность с отменой слова «мама» и «папа» существует.
   Ночью мне приснился Ларс, выговаривающий за то, что мне не нравится прайд-парад. Самого Ларса я не увидела (очень хотелось бы), но его обличающий голос слышала. Я пыталась оправдаться, жалобно пища, что мне нравится, только не все… Удивительно, казалось, он должен укорять меня за нежелание разгуливать голышом по Дубаю.
   Проснувшись, подумала, что надо бы Ларса спросить, нравится ли парад ему самому.
   Снова открыла почту посмотреть на Ларса с Оскаром. Оскар мне сто лет не нужен, хотелось увидеть Ларса в Оксфорде. На снимке два красавца, на которых обернулись две симпатичные девушки, проходившие мимо. Вот оно, Бритт права… Пялятся и пялятся, чтоб им сдохнуть!
   Ладно, пусть живут, но не глазеют на моего Ларса.
   Пару минут я любовалась Ларсом, а потом… Взгляд наткнулся на цифры внизу кадра, из которых следовало, что снимок сделан две недели назад. Две недели назад Оскар был в Оксфорде, наверняка это с ним, а не с профессором Дж. Уолтером Ларс ходил на заседание винного клуба. И две недели назад у Оскара были усы и бородка.
   Зловредный джинн буквально подтолкнул мои руки к клавиатуре, и я послушно сообщила Ларсу свои соображения насчет двух недель, винного общества и Оскара.
   Уже кликнув на отправление, обругала себя последними словами. Говорят: слово не воробей, но и электронное письмо тоже.
   Ответ получила вечером:
   «Линн, я просил оставить все это в покое. Еще раз ОЧЕНЬ ПРОШУ».
   Ларс разозлился, видно, серьезно, потому что не перезвонил, ограничившись этими двумя холодными фразами. А во мне почему-то крепла уверенность, что я действительно видела Оскара. Не иначе снова влиял этот зловредный джинн. Ох он у меня дождется!
   * * *
   Расследование топталось на месте, выйти на банду не удавалось ни с какой стороны. Они затихли, новых исчезновений не было, новых роликов в Сети тоже. Фургон, который подруги видели у дома Анны-Паулы, тоже словно в воду канул.
   Пробитый по базе номер вывел совсем на другую машину. Стало ясно, что либо номер у фургона поддельный, либо подруги ошиблись. Кевин Эк два дня изучал данные на все машины с хоть чем-то похожими номерами или машины такой же марки и внешнего вида. Ничего не находилось.
   Отрабатывали всех подопечных Кайсы и Бригитты, всех девушек, что прошли через организацию Эрики, подробно расспросили соседей по дому. Именно тогда Кевину удалось обнаружить на записи камеры видеонаблюдения тот самый фургон, о котором говорили Линн и Бритт. Не у этого дома, но на соседнем перекрестке камера зафиксировала светлый фургон с нужным номером! Все совпало, это означало, что девушки ничего не выдумали.

   – Знаешь, Даг, мне кажется, они везучие. Может, привлечем хоть в чем-то?
   – Чтобы потом их самих выручать из беды? Увольте меня от их авантюр.
   Но Бергман поддержал идею Фриды, потому что шли дни, а результатов расследования не было.
   – Покажи им фотографии, какие есть. Дай с собой копии, пусть покажут среди этих бэдээсэмщиков.
   – Мы уже показывали, все только пожимают плечами.
   – Если показывал ты, то неудивительно. Даг, не обижайся, но когда ты предлагаешь присесть в кафе, кажется, будто сообщаешь о пожизненном.
   Вангер посмотрел на Фриду, словно призывая ее защитить от несправедливых обвинений шефа, но девушка сокрушенно развела руками:
   – Что есть, то есть.
   – Пусть Фрида покажет, – буркнул оскорбленный в лучших чувствах Даг. Ему всегда казалось, что это просто деловая строгость…
   Фрида решила чуть иначе, она скопировала фотографии и попросила Линн Линдберг о встрече. Линдберг не так давно искала Паулу, значит, встречалась со многими бэдээсэмщиками, может, сумеет с кем-то поговорить еще раз? Даг твердил, что это опасно, но выхода все равно не было. Других зацепок, кроме этих фотографий и фургона с фальшивыми номерами, не имелось.

   Фрида скопировала мне несколько фотографий Кайсы и Бригитты, взятых из их альбомов. Скопировала на всякий случай, вдруг сумею показать кому-то и что-то узнать новое?
   На снимке Кайса вместе с похожей на нее девушкой. Скорее машинально, чем осознанно, я поинтересовалась:
   – А это кто?
   – Это сестра Кайсы Маргит. Но сейчас она выглядит несколько иначе, если, конечно, не притворяется.
   – Кто?! – кажется, даже голос от волнения подсел, иначе получился бы вместо тоненького писка настоящий вопль.
   – Маргит. Это снимок восьмилетней давности.
   Мне было не по себе, если Фрида и Вангер знают, что рядом с Кайсой Маргит, они легко смогут узнать, что Маргит погибла по вине Ларса. Как бы все разузнать об их родных, не привлекая внимания к самому Ларсу? Он говорил, что, если бы удалось найти родных Маргит, ему было бы легче, но тогда никто из его приятелей не знал о родных Маргит.
   Стоп! Как мог Ларс не знать, что Кайса и Маргит сестры?! Неужели он лжет, как с Оскаром?
   И вдруг все заслонило понимание: Фрида сказала «сейчас она выглядит»?!
   – Фрида, вы сказали, что она выглядит сейчас?
   – Да.
   – Она… жива?
   – Да, Маргит приходила опознавать тело Кайсы, а потом Даг ездил в Боден к их родителям.
   – Где она сейчас?
   – Вот это мы и хотели бы знать. Может, кто-то из бэдээсэмщиков знает? Поспрашивай, тебе они скорей ответят, чем нам. Вангер показывал снимок Леннарту Викстрёму, тот сказал, что не видел такую давно.
   – Я покажу Хильде. А Маргит точно жива?
   – А что, она должна была быть повешена, как сестра?
   – Нет, просто я слышала это имя раньше, но слышала, что она погибла давно.
   Фрида вздохнула:
   – Тогда кто-то выдал себя за Маргит, когда приходил по поводу Кайсы.
   Все неимоверно запутывалось. Смог бы объяснить Ларс, но его лучше не спрашивать. Однако мысль о том, что Маргит, возможно, жива, не давала мне покоя. Во всяком случае, Фрида и Вангер знают адрес родителей Маргит, можно будет разузнать.
   Я решила пока ничего не говорить Ларсу. Вот разузнаю все подробней, тогда и скажу. Может, даже съезжу к ее родителям в Боден.
   Пыталась вспомнить, что именно он сам рассказывал о Маргит. Это было еще в замке… Ларс сказал, что убил человека…
   – Линн, только, пожалуйста, будьте осторожны, никаких встреч наедине, вы ввязываетесь в опасное мероприятие. Лучше бы вообще не вмешиваться, ни Вангер, ни ваш Ларс наши поступки не одобрят.
   Я усмехнулась:
   – Ларс не только не одобрит, но и будет взбешен.
   Знать бы мне тогда насколько!
   Договорились, что я просто встречусь с Хильдой и покажу ей снимки, посмотрим, что она скажет. Девушка уже слышала от меня о снимке из альбома Ларса, может, сейчас скажет что-то новое о Маргит? Теперь, кажется, и Фрида не была уверена, что к ним приходила Маргит. Вспоминая тот визит, Вангер неизменно твердил, что женщина показалась ему слишком старой для своего возраста и какой-то потухшей. Может, это не Маргит, а кто-то просто пытался направить их по ложному следу?

   Если честно, у меня, кроме Маргит и прошлого Ларса, было куда более важное для него сообщение. И повод зайти в аптеку…
   Нужно купить электронный тестер на беременность, который определяет даже срок… Зачем? А вот так я всем и рассказала! Эта тайна наша с Ларсом. Нет, пока только моя, вторым, кто узнает или догадается, станет Ларс.
   Вторым стал не Ларс, а подруга Магнуса Софи. Я крайне редко бываю в аптеках, вернее совсем там не бываю. Ну почему единственный раз, когда мне понадобилось зайти в аптеку, там должна была оказаться Софи? Это из законов Мерфи: случается именно то, что могло бы произойти с наименьшей вероятностью.
   Конечно, Софи сделала вид, что поверила, что я покупаю тестер для подруги, не заметила, как у меня полыхнуло все лицо, и не стала терзать глупыми расспросами: что, да как, да когда. Она не болтлива, да и кому Софи может сказать, Магнусу? Пусть говорит.
   Второй тестер повторил данные первого, но я решила пока молчать как рыба. Решено – первый Ларс! Боже, что это будет для него за новость!
   Но он уже пропустил два уик-энда, что, если не прилетит и на третий? Я не переживу. Нет, он не поступит так жестоко, я просто скажу, что у меня есть очень важная новость, Ларс не вытерпит и примчится. Я твердо решила ничего не говорить по телефону и не писать в письмах, только лично, только, глядя в глаза. Вот буду молчать, даже если в следующий раз мы встретимся, когда мой живот заставит меня ходить вразвалочку!
   Я его помучаю за то, что он оставил меня на две недели одну.

   А пока я решила встретиться с Хильдой и действительно расспросить ее о сестрах подробней. Хильда знает много больше, чем говорит. Боится? Вспомнился отрезанный язык Марты, и стало не по себе.
   Хильда даже обрадовалась моему звонку:
   – Линн, привет. С тобой опасно встречаться, Ларс опять разозлится.
   – А мы ему не скажем. Он же тогда не от меня узнал, а из-за фотографий.
   – Да, мы здорово сглупили…
   – Давай встретимся где-нибудь в кафе, где нас никто не станет фотографировать с плетками в руках и в лайкре.
   Мы решили посидеть в «Лимоне», там легко одновременно и затеряться среди других, и побыть наедине.
   Сначала разговор шел ни о чем, как обычно бывает с малознакомыми людьми, которым, однако, друг от друга что-то нужно. Позже я не раз задумывалась, нужно ли было от меня что-то Хильде. Кажется, да. Но тогда Хильда этого не выдала, может, просто не успела.
   Увидев фотографии, она усмехнулась:
   – Ты до сих пор гоняешься за бывшими Ларса?
   Я ткнула пальцем в Маргит:
   – Кто это?
   Девушка усмехнулась:
   – Дурочку не разыгрывай, знаешь же, что Маргит.
   – Она жива?
   Ей-богу, Хильда вытаращила на меня глаза:
   – Что, и ее?!
   – Нет, надеюсь, что нет. Это старый снимок.
   – Уж конечно. Тогда Маргит еще была красоткой.
   – Хильда, где может быть сейчас эта женщина?
   – Ну а я откуда знаю? – Хильда уже явно пожалела, что согласилась со мной поболтать.
   – Ты точно не знаешь или не рискуешь говорить?
   – Не знаю, сто лет не видела.
   – Как ее найти?
   – Э нет, подруга, тут я тебе не помощница. Хватит уже рисковать жизнью. Линн, я занимаюсь сеансами БДСМ ради заработка, да, я госпожа, унижаю, порю, капаю воском, мучаю самцов, которые этого желают. Иногда наблюдаю за чужой работой, но не больше. Я не лезу в темные дела Леннарта и остальных, потому они не трогают меня. Если хочешь что-то узнать о Маргит, спроси Ларса.
   – Хильда, Ларс считает, что она погибла.
   – Кто считает?
   – Ларс. Если это та Маргит, то он подвесил ее и оставил, чтобы развязала Паула, а Паула опоздала. Ларс думает, что Маргит погибла.
   – Ах вот в чем дело! А мы-то гадали, с чего вдруг наш красавчик бросил Тему? Как отрезало…
   – Что ты знаешь об этом?
   – Маргит на него, конечно, злая была как черт, но она не погибла. Паула вытащила из петель.
   – Как ее найти сейчас?
   – Не знаю. Правда, не знаю. И Ларсу не советую ничего говорить.
   – Нет, Ларсу о том, что Маргит жива, сказать нужно. Это же на нем висит столько лет. Представляешь, как должен чувствовать себя человек, зная, что из-за его небрежности погибла девушка?
   – Я тебе советовала не искать Паулу? Советовала. Ты меня послушала? Не послушала. Ты вообще кого-нибудь слушаешь?
   Мне хотелось ответить: «Бритт», но я сказала другое:
   – Хильда, о Маргит и о том, что оставил ее связанной, Ларс рассказал мне сам. А вот что она жива, я знала без тебя, только не знала, что это Маргит.
   – Ой, Линн, чего тебя все время несет куда не нужно? Жила бы себе и жила.
   – Хильда, расскажи мне о Маргит все, что знаешь. Если что-то нельзя говорить вслух другим, я не скажу. Просто должна поставить точки над «и».
   Вместо ответа она задала свой вопрос, явно чтобы отвлечь меня от темы:
   – Как у вас с Ларсом?
   – Нормально.
   – Нормально, да не очень? Что не так?
   – Нет, все так, просто он в Англии, а я здесь.
   – А ты сама навести. Иногда помогает. – Она протянула мне коктейль, но я помотала головой:
   – Не хочу. – Не говорить же, что мне нельзя. – Чему помогает?
   – Либо отбросить все сомнения, либо убедиться в худшем. Это все равно лучше, чем надеяться и получить под дых.
   – Утешила.
   – А сама что чувствуешь?
   – Не знаю, но что-то неладно. Слишком занят, слишком много работы, все на бегу… Стоило ли ради одного семестра так стараться?
   Хильда постаралась отвлечь меня от дурных мыслей, но это ей плохо удалось. Я понимала, что если на сей раз Ларс найдет повод не прилететь, то дело действительно дрянь.
   Кажется, я поняла, почему так ныло сердце в последние дни. Вот оно, то самое дурное предчувствие. Но почему, почему?! Ведь неделю назад все было так хорошо! Что у него там случилось, вдруг Ларс встретил другую Линн?! Я старалась об этом не думать, но не получалось.

   Сердце не переставало ныть, и я решилась. Если гора не идет к Магомеду…
   Может, Хильда права, и лучше убедиться в худшем, увидев все своими глазами, чем надеяться на лучшее, а потом получить под дых?
   И все равно я не отправилась бы в Оксфорд, если бы не…
   Тест показывал плюс и три недели, я верила и не верила своим глазам. Беременность… То, чего так ждал Ларс, что так хотел! А я разве не хотела? Безумно. Но вот держала электронный определитель и не могла понять, как к этому относиться. Я была счастлива, во мне зародилась новая жизнь, от Ларса, от моего любимого. Что надо делать: завизжать, броситься к телефону? Наверное.
   Ларс вызов сбросил, давая понять, что занят и не может ответить. Хорошо, я подожду, а пока подумаю, какими словами нужно сообщить эту потрясающую новость.
   Не меньше часа я пыталась репетировать, подбирая и подбирая самые главные слова, предугадывая его реакцию, его ответ. Да, а завтра он прилетит и посмотрит в мои глаза… Так! Завтра вечером он прилетит, зачем же тогда что-то говорить по телефону? Разве такие вещи говорят по телефону? Нет, только уткнувшись носом ему в плечо, шепотом, чтобы переспросил, и я еще раз счастливым голосом повторила. А потом…
   Вот дурочка, чуть не испортила самый важный момент в нашей жизни. Признание в любви – это одно, а в том, что нас связало крошечное существо, рожденное этой любовью, – совсем другое.
   Как хорошо, что он занят. В последние дни он все время занят со своим профессором Дж. Уолтером. Воображение рисовало мне пожилого чопорного англичанина, для которого «овсянка, сэр!» звучит как песня. Да, одобрение этого Дж. Уолтера завоевать явно нелегко, если даже Ларсу приходится столько работать. Но это ничего, их семестр скоро заканчивается, Ларс вернется, зарекомендовав себя в университете с лучшей стороны. Эта репутация дорогого стоит, не грех и потрудиться.
   Я даже тихонько рассмеялась, представляя, как в случае чего буду грозить ему отправить к профессору Дж. Уолтеру на перевоспитание. Как там зовут этого Уолтера? Джон? Джек? Нет, у англичан все серьезней, он какой-нибудь Джордж или Джереми. Все равно старый зануда, если не отпускает Ларса ко мне!
   Ларс перезвонил, но, судя по всему, торопился.
   – Линн, что-то срочное?
   – Нет, как у тебя дела?
   – Все в порядке, просто занят. Прости, вокруг меня много людей…
   – Ты прилетишь на уик-энд?
   – Нет, Линн, много работы.
   – Опять профессор Дж. Уолтер?
   – Да. Нужно сдать отчет обо всей проделанной работе. Потом расскажу для чего. Извини, я завтра позвоню.
   Меня задело то, что он не сказал «дорогая», только «Линн», что не нашел десяти лишних секунд, чтобы нормально попрощаться. И не прилетит… А как же тогда моя потрясающая новость?
   Я уже забыла о том, что узнала от Хильды. Плевать на эту Маргит, куда важней известие о будущем ребенке. Стало до слез обидно, что не получится сообщить Ларсу это как хотелось. Действительно обидно. Я пыталась урезонить себя тем, что начинаю истерить, как многие беременные. Этого только не хватало, я видела немало капризных, несносных будущих мамаш, и для себя решила, что такой ни за что не стану.
   Так, пора прекратить! Ларс работает, он же не развлекаться уехал в этот Оксфорд. У них научные совещания, консультации с этим чертовым профессором, я же подолгу готовлюсь с Лукасом к занятиям, Ларсу приходится еще больше.
   Уговаривала себя долго и старательно, даже применила испытанный метод – отправилась под душ, правда, стараясь не делать очень горячий, мне нельзя, теперь я буду себя беречь. Конечно, три недели – это не двадцать, но ведь есть же! А может, и хорошо, что Ларс сейчас не услышит новость, через неделю я буду уверена на сто процентов, потому что три недели – это не очень много, стоило бы подождать, прежде чем делать тест.
   Немного подумав, я повторила тест, результат был тот же – плюс и три недели.
   И поделиться не с кем, Бритт у Тома, не станешь же ей сообщать по телефону о столь малом сроке? Она не удержится и заорет благим матом на весь Стокгольм. Нет, надо подождать.
   Ах, если бы не этот Дж. Уолтер со своими лекциями!..
   Я уже почти ненавидела профессора, одновременно пытаясь представить, как потом буду смеяться над этой своей нелюбовью. Интересно, как он выглядит, действительно ли занудный старый джентльмен? Наверняка любой другой сообразил бы, что у его подопечного могут быть личные интересы в Стокгольме, сказал же ему Ларс обо мне?
   Я нашла список преподавателей университета. Да, вот, профессор Дж. Уолтер.
   Следующие пару минут я просто хватала ртом воздух, не в состоянии поверить собственным глазам. Нет, глаза меня не обманывали, профессор Дж. Уолтер оказался не Джоном, не Джеком и даже не Джорджем или Джереми, это была Джейн Уолтер! Рослая, почти красивая, уверенная в себе женщина, чем-то похожая на Паулу. Да, тот же тип женщин – хозяйка жизни своей и тех, кто попал под влияние.
   Почему-то сразу подумалось, что она стопроцентный топ, такую не выпорешь. Ровня Ларсу, а по положению даже выше, она наставница. Передо мной словно снова стояла Паула, только в ином качестве.
   Сколько сидела, уставившись на экран, даже не знаю. Если Ларс третий раз не прилетает на выходные, ссылаясь на занятость с профессором, что это значит? Я гнала от себя дурные мысли, пытаясь убедить, что это ничего не значит, я все придумываю, накручиваю… В конце концов, эта Джейн наверняка замужем, у нее дети, возможно, даже подросткового возраста. И Ларс для нее только подопечный… А то, что ему некогда, тоже нормально. Подумаешь, не прилетит еще раз!.. Между прочим, когда он сообщал о приглашении, напоминал о том, что придется расставаться, и надолго, я же согласилась, а теперь вот психую.
   За несколько минут придумалась тысяча доводов, чтобы прекратить истерику. Разум находил все новые и новые, и сам же их отметал. Первые две недели Ларс звонил каждый вечер и рассказывал, чего он от меня хочет, как ждет встречи. Если не получалось днем или вечером, звонил посреди ночи, и мы по часу предавались фантазиям. Эротическим фантазиям, между прочим. А на прошлой неделе он звонил только наспех и с короткими сообщениями, что все в порядке, что он занят и перезвонит.
   А может… может, он не один в номере? Такое бывает, очень нужно было кого-то подселить, попросили… Глупости! В пятизвездочных отелях не бывает подселения. А может, рядом с ним давний приятель, например со студенческих лет!
   Я понимала, что это глупости, но поделать с собой ничего не могла.
   К утру играть в поддавки просто надоело, и я не придумала ничего лучше, как позвонить в аэропорт и узнать ближайший подходящий рейс. Рейсов много, и в 10.45 вполне подходящий – из Арландо в Хитроу. Чуть больше двух с половиной часов – и я на расстоянии часа езды от Оксфорда! Почему не летала раньше? Зачем, чтобы убедиться, что, помимо Марианны, есть еще и Джейн Уолтер? А еще кто? Ларс красив и умен, богат и успешен, вокруг него всегда было и будет полно таких же красивых и успешных женщин. А Линн Линдберг про запас в Стокгольме.
   К моменту посадки в самолет в Арландо я накрутила себя настолько, что решила даже не звонить Ларсу с сообщением о своем прибытии, пусть будет сюрприз…

   Я не боюсь летать, но, ей-богу, испытываю облегчение, когда ноги ступают на твердую землю, вернее асфальт. Или бетон. Или просто пол в аэропорту.
   В Лондоне вопреки всеобщему убеждению в обратном, не так часто бывает пасмурно. И в тот день ярко светило солнышко.
   Такси до Окфсорда удалось взять легко, обошлось оно мне в кругленькую сумму, но я не беру в Англии машины, просто не в состоянии ездить по противоположной стороне улицы, так и тянет сменить полосу движения. Большинство европейцев предпочитает в Англии машины не водить, во избежание ДТП.
   Недавно приехавшего европейца или американца вообще легко определить по тому, в какую сторону он смотрит при переходе улицы и по какой стороне тротуара норовит идти. В Лондоне к этому относятся с пониманием и внимания не обращают, в других городах тоже понимают, но могут внимательно посмотреть вслед.
   У меня на всякий случай заказан билет обратно на тот же вечер, я девушка предусмотрительная… Последний самолет в девять вечера, но, откровенно говоря, я надеялась, что лететь не придется, и была совсем не прочь переночевать у Ларса в объятиях.
   Доехали быстро, аэропорт Хитроу хорошо расположен относительно трассы на Оксфорд. Но на этом все хорошее в Оксфорде для меня закончилось…

   Девушка на ресепшене, мило улыбаясь, подтвердила, что Ларс Юханссон живет в таком-то номере, но его сейчас нет. В ответ я тоже мило улыбнулась:
   – Я подожду…
   – У нас хороший кофе.
   – Благодарю…
   Что буду делать и говорить, просто не знала, мне бы только увидеть Ларса, а дальше как получится. Чтобы не мозолить глаза, перебралась попить кофе, но села так, чтобы видеть вход в отель и при этом не быть на виду самой.
   Улыбчивую девушку на ресепшене сменил не менее улыбчивый молодой человек. Время шло…
   Ларсу интересней общаться с профессором истории, чем со студенткой-недоучкой? Неудивительно, но ведь, кроме профессиональных интересов, есть наши личные отношения.
   И вдруг…
   Это определенно был Оскар и именно такой, каким я видела его в Стокгольме – без бородки и усов. Он подошел к стойке ресепшена и назвал номер Ларса. Я замерла.
   Сейчас ему скажут, что Ларса в номере нет, он развернется и увидит меня. Вряд ли Оскар меня помнит, но все может быть… Я схватила какой-то буклет и принялась его изучать, даже не заметив, что текст на арабском. В этот момент в холл вошла шумная семейка, женщины которой пытались угомонить свое многочисленное галдящее потомство, а важные мужчины принялись не менее шумно выяснять у администратора, почему отсутствуют свободные номера.
   Оглянувшись, я Оскара не увидела. Ушел? Наверное. Присутствие чисто выбритого Оскара не просто в Оксфорде, но и в отеле Ларса свидетельствовало, что Ларс меня обманывает, во всяком случае по поводу своего приятеля. Что это? И главное, в чем еще обманывает?
   Вот они неприятности, которые предчувствовало сердце! Здравый смысл советовал немедленно уезжать, не пытаясь что-то распутать дальше. Может, я бы так и поступила, но снова вмешался зловредный джинн сомнений, я осталась. Если уж прилетела, то должна хотя бы увидеть Ларса и сказать ему новости, одна из которых касалась Маргит, а вторая, главная, нас с ним.
   В холле то появлялись люди, то снова исчезали. Я сидела уже третий час…
   Я резко поднялась и отправилась еще за одной чашкой кофе, потому что в холл вошел Ларс в сопровождении Дж. Уолтер! Молодой человек на ресепшене что-то сказал ему, Ларс окинул взглядом холл, никого не увидел, кивнул, смеясь, и жестом пригласил свою спутницу к лифту.
   Бармен третий раз переспрашивал у меня, чего я хочу.
   – Вам плохо?
   Едва не крикнула на весь отель:
   – Мне очень плохо! Хуже не бывает.
   Попросила воды, сделав вид, что запиваю таблетку, поблагодарила и на ватных ногах отправилась к номеру Ларса. Зачем? Что я ему скажу?

   Шла как сомнамбула, удивительно, почему меня не остановила охрана? Вот его номер…
   – Линн?!
   Он не впустил меня в номер, напротив, шагнул навстречу в коридор.
   А из номера раздался… голос Оскара:
   – Ларс, кто там?
   – Это ко мне.
   Вот теперь он даже прикрыл дверь. Но на лице не растерянность, не смущение, а почти ярость.
   – Ты следишь за мной?!
   Невольно я сделала пару шагов назад. Мысли метались в голове словно мыши, застигнутые котом в кухне. Ларс… Оскар, о котором он говорил, что тот в Италии… Джейн Уолтер…
   – Ларс, я… Ты зря боишься, Маргит не погибла…
   Конечно, это выглядело лепетом, а голос, голос!.. Провинившаяся девчонка, которую стоит отшлепать за непослушание.
   – Линн, это становится паранойей, хватит думать о Пауле и остальном. Оставь все это в покое! Я сам справлюсь.
   Испугавшись, что просто разревусь, как дура, я пробормотала:
   – Я только хотела помочь…
   Была еще крохотная надежда, что остановит до того, как я дойду до лифта. Но лифт неподалеку, мало того, как раз подъехал. У Ларса не было времени меня остановить и вернуть? Нет, боюсь, у него не было желания делать это, он не бросился следом, как тогда из квартиры. Может, в пятизвездочных отелях Оксфорда это не принято, но есть случаи, когда через правила приличия следует переступить. И телефон молчал, как я ни пялилась на его темный экран.
   Молчал следующие две минуты. Дольше я не выдержала, просто выключив. Лучше отключить, чем ежесекундно убеждаться, что Ларс не звонит.
   Основные силы потратила на то, чтобы не разреветься прямо в самолете. Мои слова о Маргит Ларс просто не услышал, а главную новость я не сообщила. Но как я могла это сделать, если в его номере Джейн Уолтер, как бы это выглядело? Может, я дура и стоило не размышлять о том, как это выглядит, а просто сказать?
   Нет, такое сообщение было бы шантажом, тем более быть совершенно уверенной на третьей неделе беременности невозможно. Никогда не понимала женщин, шантажирующих мужчин беременностью. Если я не нужна без живота, то где гарантия, что с животом будет лучше?
   Он сам справится с прошлым? А я с будущим. Если беременность подтвердится, то я справлюсь сама.
   Возмущенный разум кипел, а душа обливалась кровью, ведь мы только что расстались с Ларсом. Из закоулков выползла мысль, что вовсе не расстались, просто он не пожелал слушать очередные измышления о его прошлом. Правильно, кому бы понравилось?
   Глупости! Он не захотел меня видеть, а в его номере была другая. Я просто слишком рано пришла, потому рубашка у Ларса не расстегнута, а волосы не взъерошены. Следовало подождать.
   И что тогда? Меня просто не пустили бы в номер.
   Но и так не пустили.
   Постепенно сквозь весь хаос пробилась мысль об Оскаре. Ларс твердил мне, что Оскар в Италии, что я не могла его видеть и просто брежу, принимая за его приятеля каждого второго парня в Стокгольме. Но Оскар с ним в Оксфорде! Зачем эта ложь?! Что такое скрывает от меня Ларс, что не смог даже впустить в номер? Почему я недостойна знать его тайны?
   Но все заслоняло понимание, что мы расстались. Мы только что расстались с Ларсом Юханссоном, обладателем самых красивых стальных глаз в мире, Ларсом, без которого я не смогу жить. Я не смогу делить его ни с кем и ложь простить тоже не смогу.
   Господи, ну зачем я поехала в Оксфорд?! Нет, так лучше, куда хуже было бы, поведай я ему о будущем ребенке.

   Так плохо мне не бывало никогда в жизни.
   Как добралась до дома, не помню, но если не остановили, не проводили в полицию или психиатрическую клинику, значит, поступки совершала адекватные. Кажется, ехала экспрессом от Арландо до Центрального вокзала, потом шла на Кунгсхольмен пешком…
   Окружающие бросали на меня сочувственные взгляды. О, это так по-шведски – сочувствовать со стороны, не вмешиваясь. В данном случае даже хорошо, потому что любое слово, обращенное ко мне, могло вызвать истерику. Не объяснять же всем, что меня только что, как надоевшего щенка, вышвырнул из своей жизни самый красивый мужчина на свете.
   Этого следовало ожидать, почему я решила, что самый красивый мужчина обязательно должен быть со мной, что должен любить меня, а не другую, более красивую, успешную, уверенную в себе? Но ведь он любил… Или это все игра, как с плагами и вагинальными шариками?
   Хотелось одного: умереть! Наверное, если бы Ларс честно сказал, что у него другая, перенести расставание было бы легче, я всегда признавала, что он даже не на ступеньку, а на целую лестницу выше, что мне до него тянуться и тянуться, что есть другие женщины, куда более красивые и достойные внимания божества. Сказал бы об этом, к чему прикрываться своим прошлым, даже при том, что оно уже вышло мне боком.
   Я как-то добралась до дома, даже сварила и выпила кофе…
   Ледяной душ взбодриться не помог, я продолжала двигаться словно сомнамбула и радоваться, что Бритт живет у Тома, объясняться с подругой вовсе не хотелось. Утешить меня ей нечем, любые слова были бы фальшивыми и только добавили бы горечи в мое состояние. Нет, существуют проблемы и беды, с которыми справиться можно только в одиночку, только самой.
   Ларса в квартире не было, это означало, что он не примчался ни следующим, ни десятком других рейсов. Конечно, у него лекции сегодня и завтра, и эти лекции куда важней наших отношений, важней меня самой.
   Включенный мобильник показал восемь пропущенных звонков от Ларса. Он начал звонить сразу, как только я отключила телефон. Отвечать не стала, если бы я была нужна, не позволил бы уйти еще в отеле, а если очень нужна, прилетел бы следом. Ведь примчался же когда-то после пирсинга в квартиру в шесть утра. Тогда я была нужна, тогда он обо мне беспокоился. А сейчас отделывается звонками.
   Открыла ноутбук с твердым намерением сотворить что-нибудь такое…
   На экране значок нового письма. От Ларса…
   «Линн, ничего объяснять не буду, пока не могу. Ты замечательная девушка, а на мне висит такой груз, перекладывать который на твои плечи я не считаю возможным.
   Я люблю тебя, и это неизменно, но связывать тебя по рукам и ногам своими проблемами просто не могу. Джейн Уолтер здесь ни при чем. Ты лучшая и любимая. У меня нет и не было никого другого, но я со своими проблемами тебе не гожусь.
   Придет время, я смогу все тебе рассказать, ты поймешь, обязательно поймешь, а пока просто поверь и потерпи. Есть то, что я не имею права рассказывать, это не мои секреты. Если не можешь просто не задавать вопросы, то…
   Прости, если сможешь…»
   Я даже не успела сообразить, а мои руки уже написали ответ:
   «А меня ты спросил?!»
   Наверное, он ждал у компьютера, его ответ тоже пришел мгновенно.
   «Есть секреты, посвящать в которые я не могу даже тебя. Прости».
   «Все ложь, Ларс. Все это ложь».

   Я сидела, уставившись в окно. Мир не рухнул, конца света не случилось. За окном по-прежнему горела реклама, доносился женский смех, люди куда-то торопились или, наоборот, шли не спеша…
   Мир жил, как жила и я. Я столько раз думала о том, что умру, если Ларс меня бросит… Но вот это случилось, а я жива. Сколько и что человек способен вынести? Наверное, все, кроме самой смерти, а та приходит не по расчету, не по зову, а по своей воле.
   Удивительное состояние: не было отупения, не было желания сунуть голову в петлю или в духовку с открытым газом, наглотаться таблеток или выброситься из окна. Нет, я знала, что буду жить. Без Ларса буду жить, как жила когда-то до встречи с ним. Не так, совсем не так, он изменил меня, научив жить вообще, а теперь я должна научиться делать это самостоятельно.
   Наверное, глубоко внутри я была готова к расставанию, с самой первой минуты признавая наше несоответствие. Я всегда его признавала, это чертово несоответствие! Понимала и даже принимала его. Наверное, именно в таком согласии и принятии и есть причина моего поражения. Неприятности имеют свойства притягиваться к тем, кто о них думает, беда чаще приходит к тем, кто ее ждет.
   Я не ждала и не притягивала, но я была готова, вот и получила сполна…

   Долго стояла, глядя на огни на другой стороне улицы. Бритт снова осталась у Тома, это хорошо, потому что разговоров мне не хотелось ни с кем. Бывает беда, с которой можно справиться только в одиночку, только самой, без чужой помощи, сочувствия и даже советов. Бывает…
   Я справлюсь. И дело не в том, что я сильная, что гордая и независимая, просто иначе нельзя. Я не могу ни ныть, ни даже вида подать, как черно и тошно на душе, а уж повиснуть на шее у Ларса не могу тем более. Сама, только сама. Пережить эту черную, чернейшую полосу, встать на ноги, снова увидеть свет в окне…
   Зазвонил телефон, не глядя, нажала на отбой. Наверняка это Бритт, что я ей скажу? А если бабушка? Ничего, решит, что я где-нибудь на концерте, или в клубе, или вообще в библиотеке. Чуть подумав, я выключила телефон совсем.
   Заварила себе кофе, села с чашкой в руках в кресло и долго сидела, пытаясь осознать, что теперь делать. Собственно, это то, чего следовало ожидать, Ларс от меня отказался, он так и не признал меня равной, он всегда топ и хозяин, а я просто рабыня. Проблема в том, что хозяева могли выбирать рабов, а вот рабы хозяев нет. В БДСМ могут, но наша жизнь нечто большее, чем БДСМ-сеансы.
   Я вдруг осознала, что больше всего меня угнетает то, как Ларс это сделал.
   Лучше бы он дал мне пощечину, лучше бы пригласил на свою свадьбу с этой Джейн или с кем-то другим, по крайней мере, я бы знала, что меня не вышвыривают, как щенка на коврик у двери, потому что не оправдал надежд, оказался не таким резвым, не таким забавным… Нет, не так, потому что никогда не вырастет в большую сильную собаку щенок не той породы.
   У Ларса свои проблемы, пусть даже застарелые, и ему больше не хочется дергать за ниточку, на которой привязан бумажный бантик. Но почему он не поверил мне, когда я сказала, что Маргит жива? Вот в этом все его отношение ко мне: на бестолковый лай забавного щенка можно не обращать внимания, даже если тот лает, предупреждая о чем-то важном. Вот главное.
   Он сам… все сам… А я всего лишь левретка, которой нельзя поручать охрану хозяйского спокойствия. Я прогнала мысли о том, что больше не будет сумасшедших ночей, что ни к чему ни пирсинг, ни флоггеры, ни веревки, что отныне Ларс сам по себе, а я сама. Если бы Ларс написал, что увлекся Джейн, что мы больше не будем встречаться, потому что я недостаточно хороша, что я толстуха, глупая, не так умна, как надо бы, не так успешна и образованна… я бы все это поняла и приняла. Бритт права, я все время старалась дотянуться до Ларса, хоть в чем-то ему соответствовать и хорошо понимала, как мне далеко и как это трудно.
   Но сказал иначе. Ларс воздвиг между собой и мной прозрачную, но совершенно глухую стену, которую пробить я не могу. А стоит ли?
   Что я вообще могу? Доказывать, что я уже давно не та глупышка, снова попытавшись объяснить о Маргит? Но Ларс даже слушать не стал. Возможно, из-за нелепости ситуации он даже не осознал, что именно я говорю, но если бы Ларс воспринимал меня не только как забавную игрушку, он прислушался бы.
   А что же мне делать с тем секретом, который я пока не выдала даже Бритт? Так хотелось обнять Ларса и сказать ему первому, что тест на беременность показал две полоски! Не пришлось. Сказать сейчас?
   Я вдруг испугалась, нет, ни за что! Это будет выглядеть попыткой вернуть его, привязать к себе. Нет, я вообще никому не скажу, пока будет возможность скрывать это, стану скрывать. Если я не нужна Ларсу сама по себе, то моя беременность не сможет вернуть былых отношений, я ни за что не буду пытаться их вернуть.
   Он сбежал от меня в Оксфорд? Ну зачем же было сбегать, достаточно сказать просто и прямо: «Линн, все кончено», я бы поняла, и никакая Маргит и прошлые грехи здесь ни при чем. А уж после моего сообщения, что Маргит жива, и вовсе нелепо мотивировать наше расставание этой тайной. Значит, тайна только повод, причем довольно шаткий.
   Ладно, об этом можно будет подумать потом, но что мне самой делать с главной тайной?

   Додумать не успела, раздался стук в дверь. На мгновение я замерла от сладкой мысли: Ларс?! Но тут же осадила себя: у него есть ключи. Небось Бритт забыла свои. Если это подруга с Томом, сделаю вид, что страшно болит голова, и уйду спать. А если Ларс? Тогда…
   За дверью стоял Лукас:
   – Линн, извини, но у тебя что-то с телефоном. Я испугался, не случилось ли чего?
   – А? Наверное, разряжен. Заходи, я сейчас поставлю на зарядку.
   Он вошел, внимательно глядя на меня.
   – У тебя все в порядке?
   – Не совсем, но это не важно. Проходи. Кофе хочешь?
   – Нет, Линн, я на минутку, только узнать.
   Красивый, умный, сильный, порядочный… Не Ларс, конечно, но Лукасу, как и мне, двадцать первый, все впереди. Ларс в его годы был таким же… Интересно, Лукас вот так же выкинет из своей жизни Дорис, когда та надоест?
   – Ты написал работу по Андерсону? – Я пыталась отвлечь его внимание от собственной почти траурной физиономии.
   – Да, а ты?
   – А я нет. К тому же у меня долг по политической истории.
   – Помочь?
   – Сколько можно тебя эксплуатировать? – Мне удалось выдавить слабое подобие улыбки.
   – Столько, сколько нужно. Ладно, в четыре в библиотеке. Я позвоню, только телефон не выключай.
   Я согласно кивнула, необходимо чем-то заняться, причем именно так: не одной и серьезно.
   Закрыв дверь за Лукасом, я вдруг подумала, что сказала бы, появись Ларс на пороге в это время? А ничего, впустила и была бы рада. Мне скрывать нечего.

   Но Ларс не появлялся. Зато появилась Бритт.
   Она не поверила бодренькому тону отправленного мной на всякий случай сообщения и примчалась:
   – Ты была в Оксфорде?!
   – Да.
   – И… что?
   Мой рассказ поверг подругу в настоящий шок. Некоторое время она вообще молчала, что для Бритт равносильно потрясению первой степени, потом выдавила:
   – Может, ты извинишься сама? – в голосе подруги не было прежней уверенности, я понимала, что Бритт сказала просто, чтобы что-то сказать.
   Но я все равно взъярилась:
   – Извиняться? За что, Бритт?! За то, что прилетела без предупреждения? А не ты ли мне твердила, что нельзя быть послушной овечкой? Не ты ли говорила, что, если я буду только заглядывать Ларсу в глаза и вести себя как марионетка, он меня бросит? Я всего лишь прилетела на уик-энд.
   Слава богу, она не знает правды о Дубае…
   – Линн, – в зеленых глазах Бритт стояли слезы, – я чувствую себя такой виноватой из-за этого совета!.. Может, если бы ты была послушной, Ларс не разозлился бы?
   Все мое возмущение как рукой сняло.
   – Успокойся. Не во мне дело, вернее во мне, но не в том. Просто у него есть другая – красивая, успешная женщина-валькирия. Это тип Анны, который так нравится Ларсу. Я не такая и в себе не уверена. Конечно, я уже не та серая курица, что была недавно, но не женщина-вамп. И никогда ею не стану. Все остальное лишь фантазии и надежды.
   Я много об этом думала и вот теперь впервые озвучила свои мысли. Да, пора поставить точки над «и», снять розовые очки и осознать наконец, что я просто минутный каприз самого красивого мужчины в мире. Если от Ларса без ума все женщины вокруг, то он мог для разнообразия позволить себе увлечься обыкновенной девушкой вместо женщин-валькирий, к которым привык.
   Услышав такие сентенции, Бритт просто взвилась:
   – Как ты можешь так говорить?! Он был влюблен в тебя по-настоящему.
   Я расхохоталась:
   – Вот ты и ответила. Был влюблен. Но ему все равно нужна женщина, похожая на Паулу, – уверенная в себе и преуспевающая.
   – Кто тебе мешает стать такой? Хватит уже сомневаться в своих силах и способностях.
   – Я-то стану, но не за один день…
   – Он должен об этом знать. – В голосе Бритт впервые за весь разговор появилась нотка надежды. Интересно, на что? На то, что Ларс будет сидеть и ждать, пока я стану уверенной в себе и преуспевающей?
   У подруги даже глаза заблестели, но я быстро погасила этот блеск:
   – О чем, о том, что я спешно перевоспитываюсь и обретаю уверенность? Бритт, это смешно.
   – Я не знаю, что делать, Линн, правда, не знаю. Шерри Ардов…
   – Плевать на твою стерву. Я знаю что.
   – Ну?
   – Я найду Маргит и приведу ее Ларсу.
   – Зачем? Ты уверена, что ему это нужно?
   – Это нужно мне. Для уверенности в себе, Бритт. Для того чтобы почувствовать себя женщиной-вамп, которая поступает только по собственной воле. Паулу и Маргит в одной связке, связанными и с кляпами.
   – Мне не нравится твое настроение.
   Я горько усмехнулась:
   – Мне тоже, но другого на данный момент не имеется. А еще нужно наконец взяться за учебу. И… – я огляделась вокруг, – ты не поможешь мне переехать к бабушке?
   – Срочно?
   – Угу. Сейчас.
   – Помогу… Том внизу в машине, мы поможем.

   С тех пор, как у бабушки появился Свен, наша квартира на Библеотексгатан перестала быть гостиницей для нуждающихся родственников. Но я тоже не собиралась жить там долго, нужно найти себе жилье. Наверное, не стоило перетаскивать коробки с книгами и всякой всячиной из квартиры Ларса к бабушке, чтобы почти сразу перевозить их еще куда-то, но я спешила. Все просто, если Ларс все же прилетит, я не смогу устоять и… что будет, не знала, но точно знала, что к разговору с ним не готова. Нужно съезжать немедленно.
   Вещи перевезли за один прием, просто большая часть еще из квартиры в СоФо так и осталась не распакованной в коробках, все руки не доходили. Все-таки в жизни на коробках есть свое преимущество, целых два. Во-первых, переезжать удобно, во-вторых, подержав разную ерунду упакованной с полгода, начинаешь понимать, что она тебе и не была нужна, а потому вполне может переселиться в контейнер для мусора.
   В той квартире осталась только мелочь из ванной, о которой мы просто забыли, и следовало отдать ключи управляющему. Я решила не откладывать на потом.
   – А если…
   Я пресекла все домыслы Бритт:
   – Если Ларс прилетел, то просто ничего забирать не буду. Но если бы он пожелал прилететь, то давно сделал бы это.

   Все равно в квартиру ехала с тревожно бьющимся сердцем, но консьержка ответила, что там никого нет.
   – Вы кого-то ждете?
   – Да, возможно… – не объяснять же ей все перипетии наших отношений.
   Собрала мелочь в сумку, вынесла ее в прихожую, оставалось только надеть куртку и отправиться восвояси… Не в силах уйти сразу, побродила по пустой квартире, вспоминая, как совсем недавно Ларс демонстрировал ее, а я плакала от счастья. Это было всего месяц назад. Как круто меняется моя жизнь от месяца к месяцу!
   В ноябре я понятия не имела о существовании Ларса Юханссона. В декабре он меня порол и перевоспитывал, в январе улетел в Оксфорд, а вот к февралю наши отношения закончились. Сработал принцип «с глаз долой – из сердца вон»? Наверное, я не первая и не последняя, пережившая такое. Красивая, уверенная в себе, успешная женщина перешла дорогу и легко увела у меня любимого. Значит, не так уж он и любил?
   Бритт пыталась внушить мысль, что за счастье надо бороться, но как это делать на моем месте, объяснить не смогла. Я не знала, как бороться за Ларса, потому что он никогда не пускал меня в свою жизнь, держал в коконе и за стеклянной стенкой. Кокон я разбила, а вот стена оказалась непробиваемой.
   За последний день Ларс не раз пытался позвонить и написать, но письма я не открывала, а звонки блокировала. Что бы он теперь ни сказал, все не важно, рабыней я не стану, знаю цену послушанию… Собственно, удивляться нечему, Бритт давно меня предупреждала о последствиях.

   Стук в дверь. Черт возьми, зачем консьерж, если любой может дойти до самой двери?! Сердобольные соседи впускают в дом вместе с собой всех подряд. Или это кто-то из соседей? Я вроде не шумела… Сердце екнуло: а если это прилетел первым рейсом Ларс и перед тем как открыть дверь своим ключом проверяет, дома ли я?
   Но выхода не было, не удирать же через окно по связанным простыням? Я потопала открывать дверь, стараясь дышать как можно ровней и глубже.
   На пороге стояла… профессор Джейн Уолтер собственной персоной! Я даже тревожно глянула ей за спину, вдруг там Ларс? Нет, она была одна…
   – Линн, здравствуйте. Нам нужно поговорить.
   Я чуть не ответила, что лично мне это совершенно не нужно!
   – Я могу войти?
   С трудом справившись со страстным желанием захлопнуть перед ее носом дверь, а еще лучше с треском спустить с лестницы (да здравствует четвертый этаж!), я отступила в прихожую:
   – Здравствуйте. Входите.
   Вдруг профессор явилась сообщить, что они с Ларсом просят нас выселиться? Я внесла его имя в черный список адресов, чтобы не поддаться искушению и не открывать полученные письма, а номер телефона в список тех, для кого у меня всегда занято. И письма после того были, и звонки, я выдержала, не ответила.
   А теперь вот эта явилась. Очень кстати, потому что мне осталось забрать сумку и отключить телефон, а потом сдать ключи управляющему.
   – Проходите, правда, я уже ухожу, но готова отдать вам ключ от квартиры.
   Профессор Джейн Уолтер стояла напротив меня – красивая и уверенная в себе женщина, а я вдруг почувствовала такую злость на нее, на Ларса, приславшего ко мне любовницу, на себя, допустившую такую ситуацию. Все-таки нужно было забрать сумку вчера или сегодня спустить ее с лестницы, пусть бы это выглядело глупо, зато душу отвела бы!
   Но она уже в квартире, отправлять профессора пересчитывать ступеньки поздно. Я вдруг представила, как пытаюсь вытащить Уолтер за дверь, а она упирается. Стало почти смешно, зато это подняло настроение. Правильно говорят: если хочешь победить какую-то ситуацию, мысленно доведи ее до абсурда.
   – Извините, кофе предложить не могу, потому что собралась уходить, но при желании вы сможете сварить его сами, кофеварка работает.
   Все равно осторожно косила глазом, пытаясь понять, чем отличается от меня женщина, которую предпочел Ларс. Рост такой же, даже фигура похожа, но в ней было то, чего так не хватало мне – спокойной уверенности. Топ, хозяйка жизни своей и тех, кто вокруг. Я мысленно усмехнулась: вот только не моей, я сейчас уйду и не вспомню о такой хозяйке!
   Дж. Уолтер оглядела полупустую комнату:
   – Что у вас тут творится?
   – Ничего страшного. Можете передать Ларсу, что квартира в полном порядке, вещи вывезены, счета вовремя оплачены, деньги перечислены, жалоб соседей не было…
   – Это то, чего он боялся… – пробормотала профессор, но у меня хороший слух, я уловила.
   – Ларс зря боялся. Квартира в порядке.
   – Я не о квартире. Линн, нам нужно поговорить.
   – Слушаю, – я жестом предложила ей сесть, сама оставшись стоять. Помню этот совет: если хочешь быть выше переговорщика, постарайся усадить его перед собой, чтобы смотрел снизу вверх.
   Но Уолтер не поддалась, хотя, думаю, не обратила на мою хитрость внимания.
   – Давайте, поставим точки над «и».
   Если она будет продолжать в том же духе, то я за себя не ручаюсь. Не получится по лестнице, выброшу в окно!
   – Мы с Ларсом родственники, кузены, его отец…
   – Какое это имеет значение?
   – Вы ведь в отеле подумали совсем другое…
   Она все-таки села, но не в кресло, а на диван, причем профессор Дж. Уолтер и здесь оказалась на высоте. Профессор так изящно откинулась на спинку дивана и закинула ногу на ногу, что я невольно представила реакцию Бритт: «Вау!»
   Что ж, ситуация определенно требовала адекватного ответа. Я усмехнулась, подтащила от барной стойки высокий табурет и оседлала его. Все равно получалось, что я выше! Маленькая победа, но победа. Да, я не профессор с прекрасной родословной, всего лишь внучка профессора, студентка, у меня нет длиннющих ног, но у меня все впереди! Конечно, ноги я при всем желании не отращу, а вот в остальном еще посмотрим.
   – Профессор, мне все равно, в каких вы отношениях с Ларсом Юханссоном. Вы хотите поставить точки над «и»? Пожалуй. Ларс отказался от меня, о чем сообщил письмом. И мне все равно, кто тому причиной – вы или какая-нибудь бойкая студенточка.
   – Линн, в вас говорит обида.
   – Конечно, кто бы не обиделся, если бы от него отказались? – в конце концов, почему я должна скрывать очевидное? Глупо хохриться.
   – Ларс был прав, сказав, что вы никогда его не простите…
   – Это он вас прислал?
   Уолтер вскинула на меня глаза почти испуганно:
   – Нет! Он не подозревает, что я здесь. Если узнает, ссоры не миновать.
   Мне с трудом удалось сдержать довольный вопль и всего лишь усмехнуться:
   – Ну, думаю, ваша прическа не пострадает…
   Я не стала говорить, что, чувствуя себя виноватым, следовало бы прилететь самому. Профессор нахмурилась:
   – У Ларса ученый совет и лекция, отказаться от которой он не может, прилетит только после нее, потому я решила опередить. Подождите его, по крайней мере.
   – Зачем приехали вы?
   – Я хочу вам помочь.
   – Для помощи у меня есть друзья, если понадобится, обращусь к ним, профессор.
   – Меня зовут Джейн.
   Хотелось ответить: «Да хоть горгона Медуза!», но я промолчала. Это тоже хитрость, почерпнутая на факультете журналистики: внимательным молчанием собеседника можно вынудить сказать то, чего он не хотел бы говорить. Только нужно уметь вовремя замолчать и держать взятую паузу. Я сумела, сидела и смотрела на нее, без злости, без вызова, без трепета, просто смотрела, как на манекен в витрине магазина.
   – Линн, вы же любите Ларса, а он любит вас, – Дж. Уолтер выпрямилась, она больше не следила за изяществом движений, но все равно оставалась леди, это не внешнее, это внутреннее.
   Словно для контраста с ней я соскочила с табурета и встала, опершись о барную стойку и засунув руки в карманы джинсов, чего обычно не делаю.
   – О Ларсе не знаю, думаю, вы ошибаетесь, а в отношении меня правы: я люблю Ларса, как бы он ко мне ни относился. Это будет всегда. – Ей-богу, при этих моих словах ее лицо даже посветлело, но ненадолго, потому что я продолжила: – Но это ничего не изменит в наших нынешних отношениях. Я сделаю все, чтобы никогда больше не пересекаться с ним и не мешать его жизни. Кстати, повторите Ларсу то, чего он не пожелал услышать от меня: женщина, которую он считал погибшей, жива, его обманули. И это не мое маниакальное воображение, а факт.
   – Он в отчаянье.
   – Угу, потому здесь вы, а не он, правда? Но теперь все равно.
   Уолтер поморщилась:
   – Он не мог не быть сегодня на ответственной встрече, понимаете? Если бы мог, был бы здесь.
   Получалось, что глупенькая капризная девочка требовала от серьезных людей поиграть с ней в то время, когда они заняты серьезными делами. Я не стала говорить, что Ларс прилетал на ночь, и не раз. Усмехнулась:
   – Я вовсе не жду, что он бросит свои важные дела. И ничего не требую, профессор. Но в Оксфорде со мной можно было поговорить иначе.
   – Вы же не сможете жить без него.
   – Уже живу, – я посмотрела на часы на стене, – вторые сутки. Это мои проблемы, профессор, вас они не касаются. И вовсе не потому, что именно вас я застала в его номере. Просто не касаются, как не касаются теперь и Ларса тоже. Квартиру уже освободила, как видите, осталось захлопнуть за собой вот эту дверь и постараться начать жизнь сначала. Надеюсь, удастся.
   – Вы допускаете самую большую ошибку в жизни.
   Я все-таки взорвалась:
   – Не вам судить! Кто дал вам право вмешиваться в мою жизнь?! Я как-нибудь разберусь с ней сама, без вас и без Ларса тоже!
   Она даже не успела ответить, я вдруг бросила ей ключи с барной стойки:
   – Передайте Ларсу, пожалуйста.
   У Уолтер прекрасная реакция, поймала, почти не глядя.
   – Прошу вас, дождитесь его приезда, не рвите все так сразу, не объяснившись.
   Да что за черт! Как ей объяснить, что я уже второй раз оказываюсь в положении, когда его важные прошлые знакомства ставят в дурацкое положение? Нет, лучше просто промолчать, объяснение и без того слишком затянулось. Я только пожала плечами:
   – Не вижу необходимости.
   – Вы куда-то переехали?
   – В Королевский дворец. По приглашению. Мне там выделили каморку под лестницей.
   Подхватив стоявшую наготове сумку и сорвав куртку с вешалки, я выскочила на площадку.
   Четвертый этаж – это плохо, особенно когда нужно уйти быстро. Я все-таки успела услышать вслед в лестничный проем:
   – Линн! Вы нужны ему! Очень нужны.
   Мне удалось рассмеяться в ответ:
   – Вы ошибаетесь, профессор.

   На улице сыпал легкий снежок, было пасмурно, но не холодно. В этом году будет весна или такое время года отменили?! Европа засыпана снегом и замерзла, больше досталось, конечно, южным районам, у них непривычно холодно и снежно, но Швеции тоже перепало.
   Как хорошо, что я отправилась на квартиру сейчас… Теперь я понимала, что разговора с Ларсом не выдержала бы, разревелась у него на груди и выложила главную новость о своей беременности. Вот этого не хотелось совсем, иначе на всю жизнь осталось бы сознание, что я его шантажировала будущим ребенком. Уолтер сказала, что он любит меня и переживает. Если бы любил, сегодняшний разговор состоялся бы с ним, а не с ней.
   Теперь задача – скрыться как можно быстрей и тщательней, чтобы Ларс Юханссон, которого заела совесть из-за слишком резкого разрыва между нами, не нашел меня и не растянул этот разрыв надолго. Я помнила притчу о жалостливом хозяине, отрубавшем своей собаке хвост по частям. Я не желала, чтоб меня так же жалели. Сразу и под корень!

   Я позвонила Бритт с бодрым сообщением, что уже дома и все в порядке, сбросила бабушке СМС с подобным же заявлением и окунулась в повседневные дела.
   Прежде всего следовало найти жилье, о котором Ларс не знал бы. Глупо бегать от него, проще поговорить, если прилетит, но пока я не готова к разговору, созрею, тогда и поговорим. А до того времени я должна найти норку, в которой Ларс меня не откопал бы.
   Прикинув свои возможности, я решила на недельку снять номер в недорогом отеле, а там как получится. Если честно, то в глубине души теплилась надежда, что, несмотря на все мои ухищрения, Ларс сумеет меня разыскать, и я увижу его перед собой на коленях. Сказала же Дж. Уолтер, что он меня любит.
   Оказалось, что и в центре можно найти недорогой отель, в результате я перевезла две сумки самых необходимых вещей на Сергель, купила вторую симку для телефона, благо у меня дуос, решив пока никому не сообщать номер. И бабушка, и Бритт могут запросто выдать его Ларсу. К встрече с ним я еще не готова…
   Устроившись, сама позвонила Лукасу:
   – Привет, идти в библиотеку не передумал?
   – Линн? Почему ты с чужого телефона?
   Лукасу можно знать некоторые из моих секретов.
   – У меня теперь новый.
   – А я беспокоился, что прежний не отвечает. У тебя в квартире…
   – Ларс?
   – Да, но он сказал, что не знает, где ты и почему телефон молчит.
   Ого! Быстро успел, не зря Дж. Уолтер торопилась, чтобы его опередить. Я мысленно похвалила сама себя за то, что нашла новое пристанище взамен бабушкиной квартиры.
   – И хорошо, что не знает. Не вздумай сообщить, не то мне придется скрываться и от тебя тоже.
   – Ты уверена, что хочешь скрыться от него?
   Еще один сочувствующий!
   – Лукас, вообще-то, это только мое дело, но тебе скажу. Мы расстались, причем по его инициативе. Это чтобы не возникало вопросов почему да отчего. И я не желаю возвращаться к разговору с Ларсом, по крайней мере сейчас не желаю.
   – Я понял, хотя он выглядел очень… удрученным, что ли.
   – Это не из-за меня. Ты обещал помочь с работой по Андерсену.
   – Хорошо, где встретимся?
   – В библиотеке в Хумлегордене.
   Мы написали работу по сказкам Андерсена, Лукас, как настоящий друг, честно не задавал вопросов, но не удержался, чтобы поинтересоваться, где я теперь живу.
   – Пока в отеле. Нужно срочно найти комнату, только не слишком дорогую, у меня не очень много денег.
   – Есть у меня одна мысль, через пару дней скажу.
   – Лукас, ты моя палочка-выручалочка.
   – Линн… Ларс спрашивал о занятиях, он придет туда.
   Я нахмурилась:
   – Пусть приходит.
   Разговор, конечно, будет, и очень плохо, если будет в университете. Ехидное внимание университетских красавиц мне сейчас вовсе ни к чему. Успокаивало только то, что предстояли два выходных, за которые Ларс меня не найдет, а в воскресенье он улетит в свой Оксфорд к профессору Дж. Уолтер.

   Погода наладилась, и я решила немного прогуляться. Забросила ноутбук в отель и отправилась по Дроттнинггатан, но не в сторону Гамла Стана, а к Блу-турнет – «Голубой башне», где жил Август Стриндберг. Там от самой Апельбергсгатан на асфальте цитаты из Стриндберга, я помню последнюю: «Мне нужен ребенок, без детского крика я не могу работать». Так актуально для меня…
   Как бы ни бурлил народ, на надписи стараются не наступать, словно боясь осквернить память Августа Стриндберга. Это лишний раз подчеркивает, что оценка официальная и народная далеко не всегда совпадают. Стриндбергу не дали Нобелевскую премию, а его поклонники устраивали факельные шествия по улице и собрали деньги на свою, «антинобелевскую премию».
   Но дошла только до Улофпальмсгаттан, на старый номер пришло сообщение. Ларс? Нет, это была Хильда: «Срочно позвони». Ларс пробует найти меня с помощью бывшей приятельницы? Сначала решила не отвечать, но потом почему-то позвонила со старого номера.
   – Линн, нужно, чтобы ты приехала. Срочно.
   – Зачем?
   – Я договорилась о встрече…
   Я хотела сказать, что встречаться с Ларсом не собираюсь, но не успела.
   – …только Ларсу не говори, он меня убьет.
   – Что за встреча?
   – Ты хотела видеть Маргит.
   – Где, когда?
   – Сейчас приезжай к тому подвалу, помнишь?
   – Помню.
   – Только никому не говори, особенно Ларсу. Меня прибьют, если ты разболтаешь.
   – Хорошо.
   Ответ двусмысленный, потому что это «хорошо» могло означать и мое удовлетворение от того, что Хильду прибьют. Но она не обратила внимания.
   – Сейчас приезжай.

Мрак

   Зачем я согласилась? Не важно, даже если это встреча не с Маргит, а с Ларсом, ехать не стоило, а знай я, что за этим последует, и вовсе отправилась бы в отель, заперла двери и попросила секьюрити никого не подпускать к своей персоне на выстрел.
   Но я поступила именно так, как делать нельзя, – поехала.
   По пути все же совершила одно умное дело – позвонила Бритт и сообщила, что еду к Хильде для встречи с Маргит. Подруга, как и ожидалось, взвыла:
   – Без меня не смей!
   – А где ты?
   – Линн, мы с Томом… мы у его родителей в Упсале. Завтра вернемся, клянусь!
   Пару дней назад я бы ахнула от такого известия – Том решил познакомить свою семью с Бритт? Для шведов это просто знакомство, а для американцев представление семье значит много, это своеобразные смотрины. Конечно, подруге сейчас не до меня и Маргит. Я рассмеялась:
   – Договорились.
   – Перенеси встречу на завтра, слышишь?
   – Хорошо.
   Убеждать Бритт, что Хильда и Маргит меня до завтра ждать не станут, бесполезно. Подруга в мое послушание не поверила:
   – Перезвони мне, как договоришься. Если не сможешь, сама не ходи, подожди меня, я приеду. Слышишь, сама не ходи!
   Пришлось клятвенно обещать.
   Но телефон Хильды не отвечал. Может, она за рулем своей красной «Феррари»? Ладно, увидит, что я звонила, перезвонит сама. Оставалось решить, куда ехать – пока в отель или все же к Хильде на Седру. Немного подумав, забросила ноутбук в отель и отправилась к Хильде. Бритт паникерша, трясется невесть отчего, что со мной там может случиться, не убьют же, в худшем случае выпорют. От мысли о порке стало почему-то смешно. Впервые за последние дни. А что, не один же Ларс умеет держать в руках флоггеры?
   Я подумала о том, что все-таки дуос – это неудобно, зазвонит телефон во время беседы, я же не буду смотреть, кто именно, включу, а там… ну, Бритт, например. Или бабушка. Или тот же Лукас. Пришлось зайти и купить нечто попроще. Уже вставив симку в новый телефон, я сообразила, что это новая карта, но менять не стала, мысленно махнув рукой: хватит уже шпионских страстей, только убрала звук, оставив только свет.
   Хильда позвонила сама, явно нервничая, поинтересовалась:
   – Ну где ты? Тебя же ждут.
   – Через пять минут буду.
   Позвонить бы все-таки Бритт, но времени не оставалось, повернув за угол, я увидела красную «Феррари», Хильда ждала меня на улице.
   – Пойдем.
   – Хильда, вообще-то, мне некогда, зря я не отказалась сразу…
   – Ты что, сдурела?! Я договорилась. Сама же попросила! Пойдем.
   Парень, стоявший на охране входа, протянул ладонь:
   – Телефон.
   – Что?
   – Телефоны давайте.
   Опля! В прошлый раз у нас ничего не отбирали и не проверяли. Вот когда я порадовалась своей предусмотрительности и купленному второму мобильнику. Шпионские страсти накалялись, Бритт бы уже пищала: «Ой, как интересно…» Но лично у меня росло предчувствие тех самых неприятностей, о которых подсказывала интуиция моей подруги. Слишком мрачной была Хильда, слишком старательно она отводила глаза.
   Но отступить я уже не могла, не из вредности или самомнения, а просто потому, что двери за нами захлопнулись. Телефон остался у качка-охранника, правда, перед этим я его демонстративно выключила, вызвав у парня, чей мозг весил явно вдвое меньше любого из его же бицепсов, усмешку.

   Никто нас не ждал, большое помещение, в котором я в прошлый раз смотрела сессию и сама чуть не выпорола Леннарта, было пусто. Из-за пустоты в нем особенно гулко. Тогда играла музыка из «Реквиема по мечте», и то было гулко.
   Хильда кивком указала мне на стулья у стены, а сама отошла в сторону, практически вернувшись к входной двери. Я села, невольно огляделась. Те же боксерские груши и манекен, те же хлысты, кнуты, распятия… Изменилось мало что, разве что не было ни жертв, ни мучителей.
   По позвоночнику пополз холодок, то, что Хильда в стороне, а не рядом, как в прошлый раз, говорило, что защищать меня она не будет. Понятно, срабатывал принцип: своя задница ближе к телу. А еще означало, что распятия могут пригодиться мне лично.
   Размышлять о том, насколько глупо, не послушав Бритт, самостоятельно сунуться в этот подвал, бесполезно. Как и гадать о том, что будет. Оставалось только держать себя в руках, стараясь, чтобы мой страх не был заметен. Я открыла рот, чтобы спросить о чем-нибудь Хильду, сама еще не зная о чем, но даже обернуться к ней не успела.
   В дальнем углу загрохотала, открываясь, дверь, из которой появились три фигуры – женская и две мужские. Знакомая одна – Леннарта. Но Леннарт и его напарник явно сопровождали женщину. Да уж, Леннарт отыграется на мне по полной… Может, предложить ему в качестве подкупа сессию, он вроде жаждал этого?
   Ничего предлагать не пришлось, все давно решено за меня.
   Женщина остановилась передо мной, с интересом разглядывая. Та самая ситуация – хозяйка положения стояла, а я сидела, невольно оказавшись ниже. Но встать возможности не было, кроме того, это выглядело бы тоже глупо, словно я вскакиваю перед тем, кого боюсь. Нет, я не стала ни подниматься, ни разваливаться, осталась сидеть как раньше, спокойно и с интересом рассматривая стоящую передо мной женщину.
   Выбить меня из этого спокойствия могло совсем другое: я осознала, что Хильда попросту исчезла, оставив меня с этой троицей! Вот это совсем плохо…
   Женщина явно хорохорилась, но выглядела серовато, словно тяжело больна, но держится.
   – Ты хотела меня видеть?
   – Если ты Маргит, то да. Раньше хотела.
   – А теперь не хочешь, что вдруг? – Ее глаза насмешливо оглядели меня еще раз.
   – Не думаю, что тебе нужно объяснять, Хильда наверняка все рассказала. Ларс считал себя виновным в твоей гибели. Но теперь это уже не важно.
   – Почему?
   Я только пожала плечами, не удостоив ее ответом. Какая ей разница, если увидеться хотела я, а не Ларс?
   – Ну, пойдем поговорим…
   – О чем? – Спросила, просто чтобы спросить и протянуть время. Понятно, что ничего объяснять она мне не будет. Похоже, я влипла.
   – О жизни. Моей, потому что твоя не стоит и одного эре.
   – Ну, это смотря с чьей точки оценивать.
   – Ты сама пойдешь или сказать, чтобы потащили?
   Понятно, вести философские беседы со мной не намерены.
   – Маргит, в полиции знают, где я.
   – Чего? – Это Леннарт, но Маргит только махнула на него рукой.
   – Испугала. Пусть знают. Пойдем туда, где тебя не найдут.
   – Если я не перезвоню через некоторое время, сюда явится группа захвата.
   – Пусть захватывают, нас здесь уже не будет. Пойдешь или тебя потащат?
   Ну это мы еще посмотрим, уроки самоуверенного Тома я помню.
   Конечно, их лучше бы не демонстрировать, но пришлось. Леннарт попробовал подтолкнуть меня, потом обхватил рукой за шею, точь-в-точь как показывают на самом первом занятии по крав-мага. Я и ответила как положено: выставила ногу вперед, одной рукой врезала ему в пах, а второй вцепилась в лицо, попав пальцем в ноздрю и глаз.
   Виват крав-мага! Спина тренированно распрямилась, иначе мне здоровенного Леннарта на пол не кинуть, и…
   У крав-мага есть много преимуществ и один огромный недостаток: в реальной жизни дело приходится иметь не с каждым противником по очереди, а сразу с несколькими. Может, я просто не дошла до того уровня обучения, когда ударами налево и направо раскидывается толпа нападающих, но не успел Леннарт припечататься спиной к полу, как мои руки уже были скручены сзади, я сама повалена лицом вниз, а сверху сидел второй бугай, рискуя поломать мне позвоночник или в лучшем случае отдавить все внутренности.
   Следом меня вырубили окончательно, я только успела услышать:
   – Ничего себе! Шустрая…

   Когда очнулась, тело болело неимоверно, словно по нему проехали асфальтовым катком, голова трещала. А во рту привкус крови – то ли зуб выбит, то ли губа разбита. Осторожно обследовав зубы языком, поняла, что они целы, значит, разбита губа.
   Огляделась. Я лежала на каком-то тряпье, брошенном на старый спортивный мат. В крошечной каморке без окон с тусклой лампочкой под потолком таких матов было три, на двух других сидели девушки – две светловолосые, одна темненькая. Все три с любопытством и жалостью наблюдали за мной.
   Так… и куда же это я влипла? Видимо, туда, куда увозили девушек из квартиры Анны-Паулы. Опля! Это называется траффикингом. Ты хотела узнать, что это такое? Пожалуйста, знакомься.
   Чтобы не думать о предстоящих неприятностях, я решила познакомиться с подругами по несчастью, ткнув себя в грудь, объявила:
   – Линн.
   Светловолосая красавица кивнула:
   – Габи. – Потом показала на подругу, настороженно наблюдавшую за процессом братания (или сестрения, как правильней?). – Вилте.
   – Линн. Габи. Вилте. – Я повернулась к мулаточке. – А ты?
   Та поняла, тоже кивнула:
   – Тина.
   Больше говорить не получилось, мы просто не понимали друг дружку. Плохо, потому что договориться об общих действиях невозможно. Хотя какие действия, если мы в подвале, где единственная дверь охраняется парой мордоворотов, для которых выбить любой из нас мозги дело одного движения.

   Дверь открылась, и с каморку вошла Маргит, остановилась, не закрывая. В нашей каморке спертый воздух, потому открытая дверь даже обрадовала, оттуда повеяло не слишком свежим, но все-таки более приятным воздухом, чем у нас.
   – Ну что, бунтарка, очухалась?
   – Меня будут искать…
   Маргит кивнула:
   – Пусть ищут. Где это ты так научилась драться?
   – Какая тебе разница?
   – Никакой. Не вздумай еще демонстрировать парням свои умения, живой оставят, но внутренности отобьют. Тебе, правда, итак недолго осталось, но Хозяин приказал тебя не трогать, так что не подводи парней.
   – Пошла ты!..
   Я отвернулась к стене. Лежать на пропахших потом тряпках было противно, пришлось сидеть, обхватив колени руками, внутри все болело, меня все же хорошо приложили на пол. Разговаривать с Маргит не хотелось совсем. Похоже, они не боятся никакой полиции, никаких поисков.
   Секс-рабыня – вот кто я теперь. Голова пока еще слишком сильно болела, чтобы обдумать свое положение серьезно. Казалось – это просто дурной сон, сейчас Ларс потрясет меня за плечо, и я проснусь.
   Но Ларс не тряс, он был со своей Дж. Уолтер в Оксфорде, а я в каком-то подвале на грязном тряпье в руках черт-те кого, и впереди меня не ждало ничего хорошего. Что бы не подождать Бритт? Но я тут же отмела эту мысль, нет уж, она бы не помогла, а в беду вместе со мной попала бы.
   Вдруг вспомнились слова Маргит, что Хозяин приказал меня не трогать. Что это еще за Хозяин? Она произнесла это так, словно надо писать большими буквами и при одном упоминании кланяться. А вот хрен им я буду соблюдать эти требования!
   Я старательно гнала от себя одну мысль: о том, что внутри меня живет крошечное существо. Если сказать, то можно получить удар вниз живота целенаправленно. Нет, я буду молчать о своей беременности… Интересно, как долго придется терпеть весь этот кошмар? Думать о том, что долго, не хотелось. Нельзя сдаваться, хотя пока я большой угрозы не видела. Ну побили, ну держат в каморке в подвале в ужасных условиях, но Хозяин сказал же, что меня нельзя трогать. Надо же, какой заботливый… А остальных, значит, можно?
   В этом можно не сомневаться, если посмотреть на девушек. Синяки и ссадины, какие-то ожоги, а у Вилте и вовсе настолько затравленный вид, что становится жутко. Видно, ей доставалось больше других. Что тут с девушками делают, неужели те, кто покупает проституток, могут их так избивать? Это же не рентабельно?
   Внутри росло неприятное чувство, что не одним только сексом баловались с этими девушками… О господи!
   * * *
   Бритт напрасно ждала Линн больше часа, попробовала позвонить сама – телефон подруги оказался выключенным. Он не отвечал ни на десятый, ни на двадцатый звонок.
   Девушка страшно переживала из-за Линн, эта активистка вполне могла отправиться на встречу с Маргит, наплевав на все советы. Наконец Бритт решилась, в конце концов, существует не один Ларс, самое разумное сообщить в полицию. Но просто в полицию заявлять нелепо, тогда Бритт решила позвонить инспектору Вангеру. Его телефон не находился, зато в сумке обнаружилась визитка Фриды.
   Просто на исчезновение Линн Фрида не отреагировала бы, но, услышав имя Маргит, забеспокоилась, попросила повторить все еще раз, обещала перезвонить, если что-то выяснится, и попросила телефон Лукаса.

   Некоторое время Фрида пыталась сама дозвониться до Линн, но, как и Бритт, ей не удалось. Тогда девушка позвонила Вангеру, сидевшему дома из-за простуды, и рассказала о произошедшем. Даг выругался:
   – Вот черт! Она ведь пошла туда! Почему ты не спросила, где назначена встреча?
   – Бритт не знает. Может, Юханссон знает?
   – Сейчас приеду. Жди меня в Управлении.
   Вангер практически примчался, несмотря на красный нос и жуткий кашель. Укрыться за повязкой не удавалось из-за постоянного чиха.
   – Юханссон не только не знает, он пришел в ужас от такого известия! Сейчас тоже приедет.
   Ларс Юханссон появился тут же, он действительно был в ужасе.
   – Фрида, куда она отправилась, с кем на встречу?
   – Бритт сказала, что звонила Хильда и назначила встречу с Маргит.
   Ларс уже искал чей-то номер в телефоне…
   – Хильда, это Ларс. Где Линн? Только не лги, что ты не знаешь!
   Ответ слушал напряженно, фыркнул:
   – Я тебе голову оторву, если с ней что-то случится! Куда ты ее отвела?! – Снова слушал, потом скомандовал: – Не смей отключать телефон. Ты меня знаешь – из-под земли достану.
   Закончив разговор, хмуро объяснил инспекторам:
   – Хильду, конечно, только использовали. Она вызвала Линн туда, где та уже бывала, где проходила сессия БДСМ. Дальше Хильда ничего не знает, ее саму просто выставили вон. Думаю, Линн там уже нет.
   – Все равно поехали. Вы знаете, где это?
   – Да, Хильда назвала адрес. Им нужен я, а поплатилась за это Линн. Господи, ну что бы ни забрать ее в Оксфорд?!
   Фрида осторожно покосилась на Юханссона:
   – Она ведь была у вас вчера?
   – Да, твердила о том, что Маргит жива, но я даже слушать не стал. Столько раз просил не лезть в эти дела, требовал забыть Анну и все, что с ней связано!
   Вангер обратил внимание, что в голосе Юханссона преобладает раздражение. Это плохо, лучше бы слышалось беспокойство, даже отчаяние. Даг по опыту знал, что раздражение плохой признак, во всяком случае, для их с Линдберг отношений плохой. А ведь казалось, что там любовь на всю жизнь… Неужели не выдержала проверку разлукой?
   Стало немного грустно.
   Юханссон вышел первым, сказав, что подождет их в машине, пока Вангер и Фрида сдавали ключи дежурному, девушка успела шепнуть Дагу то, о чем думал и он сам. Тот кивнул головой:
   – Да, похоже.

   Выйдя из Управления, Ларс снова позвонил Хильде:
   – Дай мне телефон Маргит.
   – Ларс, у меня нет…
   – Как же ты с ней договаривалась о встрече?
   – Через Леннарта.
   – Дай телефон Леннарта. Хильда, не шути, ты прекрасно понимаешь, что подставила Линн, и знаешь, что я с тобой сделаю, если с ней что-то случится.
   Он заставил Хильду продиктовать номер, позвонил.
   – Леннарт, это Ларс Юханссон. Думаю, объяснять не нужно, кто это? Дай мне телефон Маргит.
   – Воспитанные люди сначала здороваются.
   – Я невоспитанный. Телефон!
   – Во-первых, почему ты решил, что у меня есть телефон Маргит, во-вторых, почему я вообще должен что-то для тебя делать или говорить?
   – Леннарт!
   – Ларс, – голос у Викстрёма насмешливый, – ты не самый страшный зверь на земле.
   Ответить Ларс не успел, потому что в трубке раздался другой – женский – голос:
   – Ларс, неужели ты обо мне вспомнил? Не прошло и десяти лет!
   – Маргит, где Линн?
   – И рада тебя слышать. Помнится, лет пять назад ты был вежливей.
   – Мне не до вежливости. Где Линн?
   В голосе Маргит зазвенел металл:
   – Я не слежу за твоими шлюхами, у меня есть занятия поинтересней.
   – Если за нее нужен выкуп, я заплачу любые деньги.
   – Ух ты! Жаль, что у меня в шкафу не прячется твоя красотка, можно бы получить пару миллионов и больше не работать…
   – Передай тем, от кого это зависит. А Линн передай, что я ее люблю.
   – Боже, как романтично!.. Но я действительно не слежу за твоими девками.
   – Зачем она встречалась с тобой?
   – Пыталась убедить, что я должна показаться тебе, и я была права, отказавшись, потому что от тебя, кроме грубости, сейчас ничего не услышишь. Где наш вежливый даже с плеткой в руках Ларс?
   Ларс нажал на сброс. Он сказал все и не сомневался, что Маргит информацию усвоила, как не сомневался, что она знает, где Линн.

   У Юханссона хорошая машина, не то что у Вангера, но это неудивительно. Правда, просто хорошая, могла быть и лучше.
   Добрались быстро, подвал нашли тоже. Охранник на входе долго кочевряжился, даже увидев удостоверение, но потом пустил. Ответил коротко: была какая-то, но с кем ушла, он не знает, потому что стережет только эту дверь, а выходят чаще всего из другой.
   Ничего криминального внутри не обнаружилось, Вангер искоса наблюдал, как реагирует Ларс на все эти бэдээсэмские прибамбасы. Но, похоже, того не интересовали распятия и боксерские груши, как и кнуты или сваленные в кучу кляпы.
   Они вышли через вторую дверь в коридор, конечно, пусто… Осмотрели все помещения, никого не обнаружили. Позвали охранника:
   – Где вторая дверь?
   – Вот, – ткнул тот в запертую металлическую конструкцию.
   – Она же закрыта?
   – Те, кто выходит, имеют ключ.
   – Кто выходит?
   – Э, всех перечислять дня не хватит.
   – Ничего, перечислишь.
   Пока Фрида записывала показания охранника, Ларс прошелся по коридору еще раз и вдруг позвал Дага:
   – Смотрите.
   В куче тряпья лежал телефон, причем не просто лежал, а мигал, сигнализируя, что идет вызов.
   Вангер осторожно двумя пальцами поднял телефон. Увидев, что на дисплее высветилось имя «Лукас», Юханссон просто отнял аппарат у инспектора:
   – Лукас, а где Линн?
   – А?.. А разве это не ее телефон? Вы кто?
   – Я Ларс. Телефон ее, но аппарат валяется в… странном месте. Где сама Линн?
   – Не знаю.
   – Когда ты в последний раз ее видел?
   – Днем.
   – Где?
   – В библиотеке, мы писали работу, потом она пошла к себе, а я домой…
   – Куда к себе, где она сейчас живет?
   – В отеле на Сергель… Точно не знаю. А откуда у вас ее телефон?
   Вангер уже взял телефон у Ларса и потребовал:
   – Приезжайте в Управление, это срочно.
   Закончив разговор с Лукасом, он распорядился:
   – Фрида, ты в Управление, пусть расскажет все, что знает, а мы искать отель. Вдруг она там?
   – А телефон?
   – Телефон могла просто потерять.

   Отель, в котором сняла номер Линн Линдберг, нашли быстро, но девушки в номере не было. Ларс открыл лежавший на кровати ноутбук.
   – Она действительно занималась в библиотеке, последняя работа четыре часа назад. Где же ты, Линн…
   Вангер обратил внимание, что Юханссон почти застонал. Почему? Мучает совесть или действительно в отчаянии?
   Ларс явно ждал звонка на свой номер.
   Приехавший в Управление Лукас ничего нового не сказал. Линн сменила номер телефона, вернувшись из Оксфорда.
   У Юханссона снова ходуном ходили желваки. Фрида мысленно усмехнулась: вот тебе!
   Ничего нового, Лукас временами косился на Юханссона, словно пытаясь что-то понять, но тому явно было наплевать.
   – Чем занималась Линн в последнее время, что она вам говорила?
   Ни Вангер, ни Фрида не собирались посвящать Юханссона во все дела, не посвящает же он их в свои.

   Итак, Линн Линдберг все же во что-то влипла, и, судя по беспокойству Ларса Юханссона, это что-то было очень серьезным.
   Неужели сунулась в банду? Фрида гнала от себя мысль, что Линн запросто может стать следующей героиней ролика снафф-видео.

   Банду накрыть не удавалось, ее члены словно заранее знали, где и когда появится полиция, нагрянувшие полицейские обнаруживали только следы уборки и былой деятельности.
   И вдруг ночью сообщение от Эка:
   – Есть фургон! Припаркован рядом с Уденгатан. Именно такой, какой видели с фальшивыми номерами.
   Несмотря на поздний час, и сам фургон, и его номера камерой слежения просматривались четко. Туда немедленно выслана группа захвата. Вангер снова нарезал круги по кабинету, то и дело натыкаясь на столы. Бергман некоторое время молча смотрел на него, потом прикрикнул:
   – Даг, сядь!
   Вангер нервничал не зря, он словно чувствовал, что фургон упустят.
   Так и случилось. Группа захвата не успела, а полицейская машина, попытавшаяся задержать удиравший фургон, была обстреляна, тяжело ранен водитель-полицейский. Полицейские стреляли в ответ, судя по следам крови, кого-то ранили. Однако фургону удалось уйти, потом его бросили у самой Ванадисплан, пересев там на другую машину, какую – неизвестно.
   В самом фургоне полно отпечатков, эксперты принялись исследовать. Служебная собака взяла след только от фургона до места, где, видно, стояла вторая машина.
   Немного погодя сообщили, что машина угнана, владельца просто выбросили из нее, он был доставлен в больницу и не сразу пришел в себя из-за травм.
   Вангер и Фрида бросились в больницу. В палате лежал худой и бледный пожилой человек, губы которого дрожали в такт рукам. Сначала Вангер подумал о том, как ему позволяют водить машину, но потом понял: человек просто шокирован произошедшим.
   – П-понимаете, – у бедолаги до сих пор дрожали не только руки, но и голос, – я никого не трогал, я укладывал в машину сумку, они подбежали, выхватили, избили, угнали…
   – Вы можете описать нападавших? Сколько их было?
   – Я в-видел только двоих. Оба такие большие, сильные… Один совсем как…
   – Белый Медведь?! – не сговариваясь, почти выкрикнули Даг и Фрида.
   – Да? Откуда вы знаете?
   – Мы уже не первый день за ними гоняемся. Вы не могли справиться с такими уродами.
   Теперь было ясно, что Линн и Бритт не ошиблись, Анна-Паула и Белый Медведь в банде.
   На машину объявлен перехват, ее довольно быстро нашли, но снова ничего, снова была пересадка, только теперь никто ничего не видел и не слышал, ничего не угоняли, видно, третья машина их ждала.
   У следователей только обрывки, которые хотя и складывались в жуткую картину, зацепок для розыска не давали.

   Вангер сидел и злился. На всех – бандитов, столь хитрых, что их не поймать; начальство, требовавшее немедленных результатов; зиму, которая в этом году, кажется, не собиралась уступать место весне; ненужных помощниц, только создающих дополнительные проблемы; но больше всего на эту самую Линдберг, которая просто в очередной раз сбежала от своего загулявшего красавца, и нужно тратить время, силы и нервы, чтобы ее разыскать.
   Он не верил в то, что Линн Линдберг сунулась в банду, вернее, понимал, что сунулась, но не думал, что она может там быть в качестве пленницы, слишком она заметна, чтобы бандиты так рисковали. Линдберг, конечно, красотка, но ее никак не используешь в качестве модели для жутких съемок. Даг старался гнать от себя понимание, что могло случиться худшее – девушку просто убили, когда она добралась до банды. Говорить это Юханссону просто нельзя, он и без того как натянутая тетива.
   – Вот навязались на мою голову, – недовольно буркнул Вангер.
   Фрида услышала.
   – Кто, Линдберг?
   – Все они, вместе взятые.
   – Ну уж всех-то ни к чему…
   – Знаешь, а ведь это такие вот виноваты, что индустрия жутких съемок существует. Не было бы спроса, не было бы и предложения. Им мало просто секса или порнографии, мало, как они там называют, ванильного секса, им подавай извращения – лесби, геи, БДСМ, пытки, повешение… Вот и нарвалась.
   Фрида помрачнела окончательно:
   – Знаешь, у меня ощущение, что она в настоящей беде. Я с Линн, по крайней мере, по телефону общалась больше чем ты, она нормальная…
   – Нормальная бы всей этой дрянью не увлекалась! Чего не хватает девушке, у которой есть все? Почему еще нужно это БДСМ?
   Вопрос был риторическим, и без объяснений понятно, но Фрида ответила, причем голос прозвучал так, что Вангер вздрогнул – глухо и с мрачной решимостью:
   – Я не понаслышке знаю, что такое БДСМ, Даг. И то, что делает банда, не имеет с ним ничего общего, кроме разве инструментов. Но если обвинять в убийстве каждого, кто взял в руки кухонный нож, то повара просто рецидивисты со стажем.
   Шутка тоже прозвучала мрачно, но Вангера поразила первая фраза:
   – Откуда ты знаешь о БДСМ?
   Девушка покачала головой:
   – Не поверишь, но пробовала на себе.
   – Ты?! А почему раньше не говорила?
   – В Управлении или на площади? Почему об этом нужно говорить или кричать?
   – Фрида мне не говорила. Если ты знаешь этих бэдээсэмщиков, могла бы давно помочь.
   Будь Даг повнимательней, заметил бы взгляд помощницы, откровенно говоривший, что он дурак, но для Вангера на первом месте работа, на втором она же, на третьем тоже, а уж потом… Даже Фрида, в которую он был явно по-своему влюблен, оказывалась на четвертом только потому, что с работой связана.
   – Я не вращалась в этих кругах, никого там не знаю, я просто кое-что пробовала на себе и читала соответствующую литературу. Написать рапорт?
   До Дага наконец дошло:
   – Ты что? Фрида, прости, я сморозил глупость. Где ты умудрилась это попробовать?
   – Даг, давай не будем обсуждать мою порочную юность? Понимаю, что серьезно разочаровала тебя, но поделать ничего не могу, сказанного не вернешь. Могу добавить только одно: главный принцип настоящего БДСМ – добровольность. Там никто никого не принуждает и в любой момент все можно прекратить, а еще верхний отвечает не только за безопасность нижнего, но и за его моральное состояние. Думаю, понятно, что в банде такого нет?
   – Как ты думаешь, эта Линдберг в банде? – Спросил скорее, чтобы перевести разговор на другую тему.
   Фрида помрачнела окончательно:
   – Если ты имеешь в виду, что она участница вольная или невольная, значит, совершенно не умеешь разбираться в людях. Эта девушка по природе госпожа, топ, хотя рядом со своим красавцем предпочитает быть сабой, но она не способна причинить боль ради боли.
   – Откуда ты знаешь, кто она?
   Вангер просто потерял над собой контроль, Фрида говорила такие вещи… Откуда она все знает?
   – Есть поговорка: рыбак рыбака видит издалека. Мне не нужно объяснять взаимоотношения между ними и то, чем они занимаются за закрытой дверью. Это только ты не представляешь, что могло быть в комнате боли.
   Девушка поднялась и направилась к двери, видимо просто не желая продолжать ставший неприятным разговор, когда Вангер вдруг тихо спросил:
   – А ты топ или саба?
   – Госпожа, Вангер.
   Несколько мгновений Даг тупо смотрел на закрывшуюся за Фридой дверь, тщетно пытаясь вернуть съехавшие набекрень мозги. Фрида госпожа?!
   Против собственной воли он вдруг представил себе ее в каком-нибудь черном облегающем кожаном костюме с плетью в руках и распущенными волосами. Черт возьми, картинка получалась потрясающая! На мгновение Вангеру страшно захотелось, чтобы каблучок этой госпожи уперся в его плечо, а бровь приподнялась с вопросом не врезать ли плетью.
   Совсем прогнать от себя эти мысли не удалось, они настырно лезли при одном воспоминании о Фриде. И что теперь будет? Увидев помощницу, он невольно представит ее в латексе и с плеткой. Фрида правильно делала, что никогда не рассказывала о таком своем опыте.
   Но другую сторону Вангера возмущало понимание, что Фрида могла с кем-то вот так… Он просто ревновал девушку к ее прошлому. Этого только не хватало!
   Еще через минуту Даг понял, что это ревность не из рабочих побуждений, он ревновал не Фриду-помощницу, а Фриду-девушку, явно не желал знать, что у нее был кто-то и желал сам попасть… под ее плеть!
   Даже лицо растер руками:
   – Господи, какая дурость!
   Произнеся это, Вангер замер, потому что прямо перед его столом давно стоял Кевин Эк, что-то объясняя.
   – Что? Кевин, это я не тебе.
   – Я понял. С Фридой поссорились?
   – Почему ты так решил?
   – Она сама не своя, влетела, забрала материалы, которые просила, и умчалась. Даг, она, кажется, ушла домой.
   Вангер подумал, что даже всегда сдержанная и чуть холодная Фрида может вести себя как капризный ребенок. Неужели все женщины таковы? Тогда он ни за что не женится. И усмехнулся: конечно, кто же за тебя пойдет, старого дурака?
   «Старому дураку» тридцать пять, и если бы не сумасшедшая увлеченность работой и вечно мрачный взгляд, успех у женщин был бы обеспечен.
   На душе раздрай, причем такой, что даже работой не вылечить.
   – Что там у тебя?
   Кевин обрадовался вниманию обожаемого им Вангера:
   – Я нашел!
   – Что нашел?
   – Просматривал съемки прайд-парада прошлого года из Сети и кое-что нашел.
   – Ты этим тоже увлекаешься, что ли?
   – Чем?
   – Ну, БДСМ всякими?
   Эк почесал затылок:
   – Да нет. А почему тоже?
   – Я про банду! – строго произнес Вангер.
   – А…
   – Показывай, что там у тебя.
   – Вот, смотрите.
   Он сообразил вырезать нужные куски и соединить в один, чтобы не пришлось просматривать весь парад.
   – Вон, видите, Леннарт. Вы его видели вживую, я – только на фотографии. Это он?
   Вангер пригляделся. Да, Викстрём. Рядом пара таких же качков, затянутых в кожу. Даг вдруг с ужасом поймал себя на том, что ищет на экране… Фриду!
   – А этой… Линдберг на записи нет случайно?
   – Есть, – почему-то обрадовался Кевин.
   Ой-ой… сейчас он найдет еще и Фриду и…
   – Смотрите, она наблюдает парад среди зрителей. Но явно видно, что ей не по себе, не нравится, это плохо скрываемое презрение…
   – Все, хватит! Есть еще кто-то рядом с Леннартом Викстрёмом?
   – Есть, но мы же их не знаем.
   – Распечатай отдельными снимками лица всех, кто оказывается рядом.

   Бергман по поводу идеи Вангера особого энтузиазма не выказал:
   – Даже если их лица есть, это нам ничего не даст, Даг. Во-первых, участие в прайд-параде никак не преступление, во-вторых, взять их нужно только с поличным, потому что отговорятся просто тем, что глазели, не подозревая, что жертвам больно. В-третьих, они не такие дураки, чтобы после сеансов сразу бежать домой, думаю, сейчас банда где-то устроилась на лежбище. Наша задача понять где и взять их теплыми, причем как можно быстрей, пока они не завалили залив новыми жертвами. Зачем я тебе это говорю, ты все прекрасно понимаешь сам.
   Это было правдой, но Даг просто не знал, что делать. Оставалась надежда на то, что след с машиной все же куда-то приведет, хотя пока он завел в тупик, или что эта Линдберг даст о себе знать.
   Настроение было хуже не по-весеннему холодной и хмурой погоды.
   У Бергмана, видно, тоже:
   – В этом году весна будет?
   Даг в ответ буркнул:
   – А в прошлом она была?
   Да, это так, Европа просто потеряла одно время года, после холодов и промозглого конца зимы, который растягивался до самого цветения сакуры в парках Стокгольма, вдруг сразу наступало лето. И нормальной осени тоже не было. Год стал делиться на холодный и теплый сезоны.
   Найдя объект для ворчания, Вангер вдруг почувствовал, что несколько успокоился. Просто он не мог думать о Фриде-госпоже, это выбило из колеи, а тут виновата погода…
   Но смена объекта для недовольства большого облегчения не принесла и новостей не добавила, не считать же таковой идущий в марте снег. Погодное безобразие новостью быть перестало.
   Вангера не оставляло ощущение, что на видео прайд-парада он что-то упустил. И Фриды нет…
   Даг не пошел за кофе, понимая, что может не сдержаться, если автомат снова откажется работать. Отправился в кабинет и уселся перед компом, снова и снова просматривая кадры шествия. Ничего особенного, но, когда появилось изображение Леннарта, остановил видео.
   Размышления прервал звонок Фриды:
   – Даг, я смотрю видео гей-парада. Знаешь, там есть один, чья фигура смутно знакома…
   – Это Леннарт, только где еще ты могла его видеть, ты ведь не встречалась с Викстрёмом?
   – Включи-ка запись камер у входа в дом Арки Боффиля.
   – Анна Свенссон?!
   – Нет, там после девочки с собакой входит рослый парень, лица не видно, но манера чуть дергать головой…
   Вангер не выдержал, закричав на все Управление:
   – Фрида, ты умница! Вот почему он тогда показался мне знакомым. Это Викстрём убил Марту! Немедленно приезжай.
   – Еду.

   Бергман раздобыл разрешение на задержание Викстрёма быстро, выехали к нему на квартиру.
   Но Леннарта дома не оказалось, соседка сказала, что и вчера его не видела. Почувствовал, что опасно и поспешил скрыться?
   – Даг, а вдруг Линн в фургоне?
   Обыск в квартире Викстрёма тоже ничего не дал, никаких зацепок, вернее все уничтожено, как и у Анны Свенссон. Удалось только снять отпечатки, принадлежавшие явно хозяину квартиры. Соседи ничего подозрительного не видели и не слышали, Леннарт вел себя как обычный добропорядочный швед.
   Немного погодя Кевин радостно сообщил, что отпечатки из квартиры Викстрёма совпадают с теми, что найдены у Кайсы и Бригитты.
   – А еще там, где убили Марту.
   – Значит, человек с записи действительно Леннарт Викстрём! Черт, он же столько времени был рядом, но нам в голову не пришло его проверить!
   – Даг, может, Юханссон знает телефон Викстрёма, они же знакомы.
   – И я знаю, я же звонил ему!
   – Тебе нельзя, – остановила Вангера Фрида, он сразу поймет, что разыскивают.
   – Попрошу консультацию по БДСМ.
   Викстрём ответил не сразу, удивился:
   – В такую рань? Какая еще консультация?
   – Вы знакомы с Юханссоном? – Если честно, то Дагу просто не пришло в голову ничего другого.
   – Знаком, я же вам столько рассказывал, – в голосе Леннарта уже слышалось беспокойство.
   – Я просто напоминаю. Мне нужно задать вам несколько вопросов о нем.
   – Для этого вы перевернули всю мою квартиру? Могли бы спросить.
   Телефон отключился, после чего Викстрём явно снял аккумулятор, потому что местоположение не определялось вообще. Вангер ругал себя за то, что не позвонил сразу, пока не было обыска. Теперь Викстрём точно знает, что его ищут, и будет в тысячу раз осторожней. Но как он узнал об обыске, который только что прошел?
   – Фрида, он где-то рядом и все видел своими глазами.
   Ситуация ухудшалась с каждой минутой, новый шаг приводил к новым проблемам. И никаких зацепок.
   – Даг, соседка! Это она сообщила Викстрёму об обыске. И солгала, что его два дня не было дома.
   – Почему ты так решила?
   – Чашка в сушилке еще мокрая, значит, ее поставили не так давно.
   – Ты права. Назад!
   Завизжали тормоза, следовавший за машиной Фриды водитель нажал на клаксон, выражая свое возмущение по поводу методов вождения девушки. Но ей было безразлично, машина развернулась почти на месте и рванула в обратную сторону. Даг почувствовал, как по лбу поползла предательская капелька пота.
   – Ты где научилась так водить?!
   – На курсах по экстремальному вождению. Не переживай, я в ралли участвовала.
   Вангер в очередной раз констатировал, что ничегошеньки не знает о своей напарнице. Нужно изучить ее личное дело. Фрида словно подслушала его мысли:
   – Даг, в личном деле рыться бесполезно, там далеко не все, лучше я сама расскажу. Потом.
   Соседка пыталась изобразить изумление:
   – Я могла просто не увидеть Леннарта, он не слишком шумит, когда бывает дома.
   – Вы лжете, потому что не просто видели его несколько часов назад, но и общались.
   Даг сумел не выдать изумления. С чего это Фрида сделала такой вывод? Ладно, потом спросит.
   Женщина смутилась:
   – Он забегал на минутку.
   – Когда?
   – Утром, перед работой.
   – Где работает Леннарт?
   – Не знаю.
   – Но знаете, что ушел на работу?
   Вот теперь женщина юлила, но говорить откровенно не желала все равно. Боялась Викстрёма?
   – Почему вы не поинтересовались у парня, который заглянул к вам рано утром, что у него за работа? Дело в том, что мы знаем, где он работает.
   – Он ночевал у меня.
   – И снова лжете. Он действительно забегал совсем недавно. Что просил сделать Викстрём?
   – Ничего, сказал, что уезжает надолго, попросил присмотреть за квартирой.
   – Оставил ключ?
   – Нет.
   – А как присматривать?
   Соседка молчала.
   – А еще попросил сказать, что ночевал у вас?
   Молчание.
   – Так или нет?
   – Да.
   – Почему, где он был ночью, что это нужно скрывать?
   – Я… не знаю… он убьет меня…
   – Есть за что? Рассказывайте, что знаете. Как давно ушел Викстрём и куда?
   – Перед вашим приходом, а куда ушел, правда не знаю.
   – Он что-то оставил?
   – Нет, только просил передать вот это, если будут спрашивать, – растерянная женщина протянула Фриде сложенный листок.
   – Кто будет спрашивать? – строго поинтересовался Даг, пока Фрида раскрывала листок. – Кто?!
   Вангер был готов уничтожить глупую клушку в застиранном халате, потому что в записки было несколько слов, повергнувших их с Фридой в шок: «Твою красотку вернем тебе по частям».
   – Сказал, что придет молодой красивый парень…
   – Почему вы сразу не сказали?!
   – Я… я… боюсь…
   Фрида уже вызывала машину, чтобы забрать женщину в участок.
   – Вы задержаны за препятствие следствию. Переоденьтесь.
   Полицейские приехали быстро, забрали соседку Викстрёма в участок. Даг с Фридой снова уселись в ее авто.
   – Только не гони, некуда.
   Фрида в ответ усмехнулась. Неужели Вангера, который не боится пуль, пугает экстремальная езда?
   – Я бывал в аварии…

   Кого извещал Викстрём, Юханссона?
   – Нужно ему позвонить, он должен знать.
   Но тут раздался другой звонок. Вангер слушал с мрачным видом, потом кивнул Фриде:
   – Поехали на Седру, есть плохие новости.
   * * *
   Текли минуты, наверное, часы, может, даже дни. Понять, сколько их прошло, невозможно. Время остановилось. Если где-то там, за пределами этого подвала, и существовала жизнь, то нас она никак не касалась. Вилте и Габи увели, а обратно притащили едва живых, особенно досталось Вилте.
   Что это? За что?!
   Сильные, здоровые мужики резвились, отрабатывая умение владеть плетью на живых людях, а не на боксерских грушах. То, что плети снимали кожу, их мало волновало.
   Я находилась в состоянии, мало похожем на вменяемое. Ум просто отказывался верить, что такое может быть в моем любимом городе Стокгольме! Где-то там наверху спокойно ходили и ездили люди, они спускались в метро или садились на велосипеды, шли пешком, прогуливались, торопились на работу, спешили на свидания или просто в клуб отдохнуть после рабочего дня, не подозревая о кошмаре, творившемся где-то рядом.
   Я пыталась понять, в Стокгольме ли мы или где-то вне его. Габи ответила, что в Стокгольме и даже не на окраине, а недалеко от центра, хотя откуда она могла знать? Я понимала, что либо перестану думать о той нормальной жизни, либо просто сойду с ума. Кажется, второе было бы легче и даже предпочтительней. А ведь меня не мучили, не пытали, я даже не видела, как это делают с моими подругами по несчастью, я всего лишь видела их едва живых после сеанса.
   Был еще один выход: я села, привалившись спиной к стене, потому что лежать на окровавленном тряпье неприятно, и принялась вспоминать нашу с Ларсом жизнь. Вспоминала с самой первой встречи в баре, организованной Йозефом Лесснером, вспоминала самого растрепанного, вечно счастливого Йозефа, его привычку называть людей чужими именами… Вспоминала, как Ларс проводил меня, как поцеловал запястье… потом замок… комнату Мартина и свой ужас от трансвеститских тряпок… то, как Ларс напоил меня отменным вином, как я подвернула ногу на камнях на берегу, как он нес меня домой на руках… вспоминала сидение на ковре перед камином, беседы о берсерках… флоггеры, пирсинг, даже повешение… даже чертов клуб в Дубае и Марианну…
   Это была прошлая жизнь, теперь мало верилось, что она повторится хотя бы в какой-то степени. Я слишком много знаю теперь, чтобы оставлять в живых. Но что бы ни случилось, эти уроды не должны понять, что я беременна, иначе будут особенно жестоки.
   Вилте и Габи мучили, а нас с Тиной не трогали. Почему, хотят выкуп? Но тогда бы держали отдельно и с завязанными глазами. Нет, убьют обязательно, только сначала поиздеваются. Хильда сволочь, она ведь понимала, куда меня вызывает. Убью! – решила я и хмыкнула, потому что добраться до предательницы Хильды мне явно не светило. Надо же так влипнуть!

   За дверью шум, видно, что-то случилось. Мы потеряли счет времени, что сейчас – день, ночь, сколько дней вообще прошло? Сначала я пыталась считать, но быстро поняла, что это невозможно, не будешь же заниматься этим без остановки. Да и зачем?
   Снаружи нашей темницы что-то творилось, по голосам понятно, что кого-то привезли, но новость не слишком приятная для наших охранников, во всяком случае, ругань стояла отборная.
   Перепугавшись, мы сбились в кучу, словно могли защитить друг дружку.
   Вдруг дверь открылась, вошел один из наших охранников, на лице которого откровенно читалось полное отсутствие IQ как такового. Коэффициент бывает высокий, средний, низкий, а бывает вот такой, то есть никакого. Просто машина по переработке продуктов на г… а еще по причинению боли другим.
   Он оглядел нас и ткнул в меня пальцем:
   – Эй, с тобой кое-кто хочет поговорить. Иди за мной.
   Не подчиниться невозможно, пришлось идти. Неужели и меня намерены насиловать? Я так легко не сдамся, прежде чем со мной что-то сделают, успею покусать всех и впрыснуть в раны яд. Откуда яд? За эти дни выработала достаточно.
   Но недоумок привел меня в какую-то каморку, где на кровати лежала, вернее, полулежала женщина. Втолкнул и закрыл дверь. Я пригляделась. Больная попыталась приподняться, было видно, что она умирает.
   Я не поверила своим глазам.
   – Анна?!
   – Что, так плохо выгляжу, что не сразу узнала?
   На моем лице настоящий ужас. Эта серая развалина действительно оказалась Анной.
   – Что с тобой?!
   – Твоими молитвами.
   – При чем здесь я?
   Она прилегла, дышала тяжело, чувствовалось, что каждый вдох дается с трудом. Я присела рядом.
   – Что с тобой случилось?
   – Пуля… задела что-то внутри… мне до утра недотянуть… потому дали поговорить с тобой…
   – Тебе надо в больницу!
   Она попыталась рассмеяться, не получилось совсем, из груди вырвалось только хриплое бульканье, а в уголке рта показалась кровь.
   – У меня нет времени, чтобы слушать твои глупости. Лучше слушай ты меня.
   Каждое слово после паузы, казалось, следующего просто не будет. Бледность мертвенная, из живых цветов только кровь на пальцах и у рта. Я попыталась вытереть, она показала, что не нужно.
   – Ты опять полезла не в свое дело и заплатишь за это жизнью. Хозяин приказал… пока тебя не трогать.
   Она замолчала, собираясь с силами. Голос настолько тихий, что слова трудно разобрать. Я наклонилась ближе, хотя приятного мало.
   – Анна, кто такой этот Хозяин? Я уже второй раз слышу, что он приказал меня не трогать. Почему?
   Она чуть усмехнулась, насколько позволяла слабость:
   – Думаю, ты узнаешь…
   Меня вдруг обожгло страшное понимание, даже в глазах потемнело:
   – Ларс?!
   Теперь она фыркнула, несмотря на слабость:
   – Совсем сдурела?! Твой Ларс на такое не способен… Он может только… – силы покидали Анну, но она боролась, цеплялась за жизнь, ей еще нужно что-то сказать, – связывать… Не о том…
   Некоторое время она молчала, я полила из чашки на край полотенца, лежавшего у подушки, вытерла лицо в предсмертной испарине, кровавые губы. Анна благодарно улыбнулась, чуть-чуть, на большее сил не оставалось.
   – Не перебивай… не успею… Тебя будут мучить… страшно… И снимать видео… чтобы показать Ларсу… Он тебя ищет по всему Сток… – Она снова закашлялась, пуская кровавые пузыри.
   – Нужно хоть какого-то врача!
   – Нет, уже поздно, раньше бы… Отсюда не сбежишь, лучшее, что ты можешь сделать для себя, – разозлить кого-то из этих… сильно разозлить, чтобы тебя убили со злости… так легче… Поняла? Лучше Улофа, ему терять нечего.
   – Анна, они мучают девушек и снимают это?
   – Сообразила? – Она чуть пришла в себя. Я с ужасом вспомнила, что так бывает прямо перед смертью. Но может, не только? – Ларс… Ты поняла? Не давай им себя мучить, это будет страшно…
   Следом хрип… и все…
   Моя давнишняя врагиня, та, которую я ненавидела и мечтала придушить собственными руками, умерла практически у меня на руках. Глаза закрывать не пришлось, от слабости они закрылись сами.
   Я сидела оглушенная. Анне даже не вызвали врача, не отвезли в больницу, позволив умереть. Что же здесь за люди?! Нет, это не люди, это звери.
   В комнату вошел тот самый качок, что привел меня.
   – Ну чё, поговорили?
   – Она умерла.
   – Черт с ней. Пошли обратно, не то с меня шкуру спустят за тебя.
   Я не выдержала, набросившись на него с кулаками, заорала:
   – Ублюдки! Звери! Ее нужно было в больницу!
   В первое мгновение бандит замер от неожиданности, потом сгреб меня буквально за шиворот, притащил к нашей комнате и швырнул внутрь на пол:
   – Сучка! Если б не запрет тебя трогать, ты бы у меня сейчас огребла по полной!
   Может, он говорил еще что-то, но на третьем слове последовавшего ругательства я потеряла сознание, потому что стукнулась головой об пол.
   Очухалась не скоро, видно получив сотрясение мозга. Во рту привкус крови, губа разбита, голова трещала так, что я с трудом сдержала желание сжать ее руками и попросту раздавить череп.
   Вокруг суетились три подруги по несчастью. Увидев, что я открыла глаза, одна из них что-то залепетала. Я уже знала, что Вилте и Габи откуда-то из Восточной Европы, Габи кое-что понимала по-английски, но дальше самых простых фраз и «да» и «нет» не шло. Ее подруга не понимала ничего вообще, только плакала и во сне звала маму. Третья девушка, красивая мулаточка Тина, знала французский, но разговаривала с таким диким акцентом, что уже я понимала с трудом. К тому же нам нечасто позволяли говорить.
   Сейчас слова не нужны, мне помогли перебраться на матрас и лечь. Голова сильно кружилась, однако, ощупав себя и попытавшись двигать руками и ногами, я поняла, что переломов нет, только сотрясение.
   Да, Анна права, лучше вызвать взрыв бешенства у этих, чтобы прибили сразу.
   Я вспомнила то, на что не обратила внимания сразу, Анна сказала: «Лучше Улофа». Значит, Белый Медведь здесь? Мелькнула робкая надежда. Улоф, конечно, сволочь еще та, но мы же с ним знакомы, может, хоть подскажет, как выбраться, или передаст весточку на волю? Ларс ищет меня по всему Стокгольму? Но как найти, если мы черт знает где?
   Голова трещала, сосредоточиться никак не удавалось. Габи посоветовала:
   – Sleep… sleep…
   Она права, нужно попытаться заснуть. Я не знала, как лучше вести себя при сотрясении, но интуитивно чувствовала, что если не посплю, то вообще сойду с ума или начну биться головой о стену, и никто меня не остановит, никакие качки или Улофы.
   Устроившись удобней, провалилась в забытье…

   Не знаю, как долго пролежала, потому что в нашей конуре не было ни окон, ни часов, чтобы вообще понять, какое время суток и который час. Кажется, приносили поесть, но меня тошнило, есть не хотелось совсем, только немного попила теплой, противной на вкус воды. Вода даже не из крана, в какой посудине она стояла, если воняла затхлостью?
   Нужна еще вода, нормальная, но крана в нашей каморке не имелось.
   И вдруг я сообразила: меня приказано не трогать, хотя бы пока я могу что-то требовать. Поднялась, несмотря на головокружение, добралась до двери, забарабанила в нее кулаками.
   – Чего тебе?
   Ну и рожа!.. Очень хотелось ответить: «Чтоб ты сдох!» – но я понимала, что после этого вообще не откроют, потребовала:
   – Воды.
   – У вас есть.
   – Еще нужно! Принеси воды, слышишь?!
   Что-то было в моем голосе такое, что урод фыркнул:
   – Щас…
   – Побольше принеси!
   – Ага, бассейн наполню.
   Но принес почти ведро, причем из-под крана. Мы были несказанно рады, потому что эта вода не воняла невесть чем.
   Мы вдоволь напились, даже умылись, зачерпнув по горсти. Много ли человеку для счастья нужно? Неполное ведро воды на четверых… Поистине, все познается в сравнении.
   Я снова задолбила в дверь ногой. Девушки, не понимая, смотрели, как я отбиваю пятку.
   – Чего тебе еще?! – Голос у парня злой, даже если бы я вдруг сообщила о чьей-то гибели, дверь не открыли.
   – Хочу поблагодарить тебя за воду. И от девушек спасибо.
   Вот так, вежливость никогда не помешает, даже в отношении этих моральных уродов. Впрочем, не уверена, что они не уроды и физические тоже, никогда не любила такие пропорции – бицепсы, словно баскетбольные мячи, а голова с кулак, причем детский.
   – Чего?
   – Спасибо, говорю, что воды принес.
   – А-а…
   С трудом сдержалась, чтобы не фыркнуть:
   – Ага! Соображай дальше.
   Нет, все-таки человек, который занимается истязанием любых живых существ, особенно себе подобных, основательно теряет в интеллекте. Когда-то читала статью о каннибалах, у них действительно тяжелые взгляды, однажды посмотрит, всю оставшуюся жизнь будешь просыпаться в холодном поту. Вот и эти смотрят, словно прикидывая, как тебя помучить эффектней. Черт побери! У них мама в детстве была или они инкубаторские? Причем из инкубатора по выведению крокодилов, потому и инстинкты такие же – чисто хватательные и глотательные.
   Вместе с Анной в нашей компании, нет, не в нашей, а в компании наших мучителей появился и Улоф.
   Увидев меня, он обрадовался:
   – А… рад видеть. Вот кого я помучаю!..
   Его рука буквально сгребла меня за шею, я почувствовала, что еще чуть, и мои ноги оторвутся от пола, а дальше не будет никаких мучений, потому что хрустнут позвонки. Но на пол я, задыхаясь, рухнула все же живой, потому что Улофа остановил голос старшего, которого эти ублюдки звали Йораном. Тот приказывал меня не трогать, потому что мной займется сам Хозяин. Нечего сказать, веселенькая перспектива, если даже наши мучители смотрели на меня с сочувствием (они вообще на такое способны?).

   В каморке вдруг появилась Маргит, кивнула мне:
   – Пойдем поговорим…
   Я заметила, как на глазах меняется Маргит, она словно оживала. Наркотики….
   Разговаривать с женщиной под кайфом вовсе не хотелось, но и сидеть в крохотной каморке, где нечем дышать, уже невыносимо. Я поднялась и отправилась за Маргит.
   Голые бетонные стены, запах плесени и старой кожи, духота… Может, я зря согласилась на эту прогулку?
   Нас сопровождал очередной качок, но этот был жилистым с парой шрамов на лице, какие обычно получают от ударов кулаком, с носом, несколько съехавшим набок, и полным отсутствием эмоций на лице. От такого не убежишь и такого не разжалобишь.
   Поднялись по лестнице и, к моему изумлению, через весьма неприметную дверь вышли в зал, где я когда-то училась у Хильды владеть плетью. Черт, оказывается, мы никуда не уезжали, находясь все это время в каком-то подвале еще ниже этого! Дверь была не та, через которую мы уходили, когда Маргит превратила меня в пленницу, но зал тот же.
   Маргит плюхнулась на стул у стены, тот самый, на котором сидела Хильда, и похлопала по стулу рядом. Сопровождающий остался у двери, привалившись к стене. Мне стоило труда не смотреть на дверь с другой стороны, я же прекрасно помнила, что за ней коридор, раздевалка и выход на улицу! До свободы всего три двери и десяток шагов. Мелькнула сумасшедшая мысль, что Маргит решила помочь мне бежать!
   Но надежда, конечно, оказалась только надеждой. У Маргит просто после дозы было хорошее настроение и, как водится, желание излить кому-то душу. Парень с побитым лицом для этого не подходил.
   Заранее решив, что просто не буду слушать, что бы она ни несла, я устало опустилась на стул, вытянула ноги. Пусть говорит, я подремлю пока. Нет, я не устала, не от чего, кроме разве замкнутого душного пространства, вида крови, мучений и неизвестности в отношении самой себя.

   – Придется переезжать, полиция и твой Ларс развили слишком бурную деятельность, опасно оставаться в Стокгольме.
   Я невольно вскинула голову, услышав эти слова Маргит. Та рассмеялась:
   – Ишь как ожила, услышав имя любовника! Да, Ларс развил бешеную деятельность, даже меня разыскал. Предложил практически любые деньги за твое освобождение. Жаль, что ты у нас не ради денег, могли бы неплохо заработать…
   – А ради чего?
   – О, детка, по твоему поводу есть особая программа. Хозяину не нужны деньги Ларса, хотя, думаю, можно будет согласиться на пару миллионов и продать ему твой изуродованный трупик. Но сначала Хозяин желает получить роскошное видео твоих мучений. Снафф-видео по полной программе, изнасилование – это глупо, будет куда шикарнее – несколько часов пыток, так, чтобы ты не сдохла сразу, а помучилась. А потом убийство на камеру и готовый фильм Ларсу за пару миллионов. Как тебе такое?
   – Маргит, что я тебе лично сделала плохого? Почему ты с таким удовольствием говоришь о моих пытках?
   – Ни-че-го! Просто люблю чужие мучения, особенно тех, кто незаслуженно обласкан красивыми мужчинами.
   – Мы с Ларсом расстались, вернее, он меня бросил, если для тебя это важно, так что…
   – Это я уже слышала в первый день, только вот незадача: он поставил на уши всю полицию Стокгольма и всех парней, того и гляди, кроме копов, начнут искать свои. И еще: он велел передать тебе, что любит.
   – Ты видела Ларса?
   – Нет, не видела, он звонил. Попыталась его убедить, что понятия не имею, с каким любовником и куда ты сбежала, но, кажется, он не поверил. Потому и говорю, что придется переезжать. Из-за одной серой курицы столько хлопот!..
   У меня мелькнула мысль, что за самой Маргит следят, может, у этого Вангера хватило ума установить наблюдение? Хотя их расторопность и эффективность я уже знала. Говорить об этом Маргит, конечно, не стала. Кроме того, переезд – это всегда неплохо, потому что появлялась призрачная надежда хоть как-то подать знак о своем существовании.
   – Почему ты откровенничаешь со мной? Почему вообще разговариваешь?
   Может, она не такая плохая, как старается казаться? Может, удастся за что-то зацепиться и выбраться отсюда?
   – А с кем еще? С этими идиотами и поговорить не о чем, они знают только одно: трах и пытки. А ты материал отработанный, то есть за тебя еще и не брались, но все уже знают, что ты умрешь под пытками, потому можно говорить откровенно.
   – Обнадежила…
   – Ты ни на что не рассчитывай, тебе хорошее не светит.
   – Слушай, как ты попала к ним?
   Она приняла или вколола дозу, сейчас в состоянии эйфории, мы вдвоем, можно попробовать подружиться с ней, хотя меня от такой подруги может незапланировано вывернуть. Но выбирать не приходилось.
   – Расскажи о себе, ты ведь северянка?
   – Какого черта?! – весело изумилась Маргит. – Надеешься завязать со мной дружбу?
   – Нужна ты мне! – огрызнулась я вполне искренне. – Просто надо же о чем-то говорить, чтобы не думать о том, что ждет.
   – Тогда рассказывай сама.
   – Мне показалось, что ты хочешь поговорить, потому что тебе не с кем и словом обмолвиться. Ты ведь знала Ларса давным-давно?
   – А ты была его рабыней?
   – Просто девушкой, но ты права: именно была. Он меня бросил ради красотки-профессора в Оксфорде. Вот так. Поэтому о Ларсе говорить не хочется. Лучше расскажи ты.
   – Он тебя разыскивает по всему Стокгольму, предложил любой выкуп. Не думаю, что так делают ради той, которую бросили.
   – Совесть мучает, я ведь разыскивала тебя ради него.
   – Да, Ларс у нас совестливый, этого не отнимешь.
   Мы сидели, прислонясь к стенке и вытянув ноги, словно две приятельницы, отдыхающие после занятий фитнесом, например. Только чашек с травяным чаем в руках не хватало и полотенец на шее. Я уже поняла, что Маргит мне не поможет, плевать ей на меня, на Ларса и на всех, кто за пределами этого зала. Но лучше уж пусть рассказывает о себе, чем о том, что предстоит мне самой.
   – Бог с ним, расскажи о себе.
   – Зачем тебе?
   – Сказала же: чтобы не говорить о моем положении.
   – Ты права, я с севера, мы с Кайсой приехали из Бодена.
   – Там плохо?
   – Там нет жизни. Не вообще в Бодене, а в нашей семье. Отец с матерью остались в прошлом веке, причем в его начале.
   – Где ты училась, у тебя правильная речь.
   Она усмехнулась:
   – Это книги. Правильные, такие, которые учат добру, учат, как надо жить… в придуманном этими же авторами мире. И которые совсем не рассказывают о настоящем мире за пределами своих обложек.
   – Ну и что, мы тоже читали такие книги.
   Маргит покосилась на меня.
   – Тебя небось с детства облизывали мамочка, папочка…
   – Нет, маме всегда было не до меня, папа ездил и ездит по свету, так что я сама по себе.
   – Но у тебя были деньги хотя бы для начала.
   – Деньги у меня, Маргит, были, но не в том дело, похоже, я просто знала, куда ходить не стоит, а ты не знала.
   – Я вырвалась из этого правильного, но отставшего от жизни родительского мира совсем девчонкой, только окончив школу. Ни родных, ни знакомых, зато много внимания взрослых парней, немедленная беременность и наркотики. Знаешь, что это такое? Не-ет… ты не знаешь, ты у нас правильная…
   Я поморщилась, разве мало девушек приезжает в Стокгольм, вырываясь из родительского дома, но они не начинают колоться и не беременеют. К тому же есть много организаций, помогающих попавшим в беду женщинам. Маргит поняла мою реакцию, хрипло рассмеялась:
   – Знаешь, чем виноват Ларс и Паула? Тем, что подсадили меня на наркоту.
   – Ларс? Он кололся?
   – Нет, твой красавчик чист как стеклышко, хотя тебе должно быть все равно, если он тебя бросил, а?
   – Нет, мне не все равно. Неприятно сознавать, что любишь наркомана, хотя я за ним такого не замечала.
   – Он не кололся, только кокаин нюхал, Паула научила.
   – Ты-то как на тяжелые подсела?
   – Как все: сначала кокаин, потом его стало уже не хватать, в тяжелую минуту предложили кое-что покрепче. Сначала казалось, что смогу перебороть, только вот разочек уколюсь и все… Паула у тебя на руках сдохла?
   Я вздрогнула от вопроса, но скрыть не смогла.
   – Да. Я видела, когда ее привезли.
   – Это Ларс ее.
   – Откуда ты знаешь?
   И вдруг ее «повело»:
   – Какое тебе дело? Какое тебе до меня дело?! Дрянь! Знаешь, какая между нами разница? Я хоть и гребаная наркоманка, только свободна, а ты сдохнешь тут!
   Она вскочила на ноги, лицо перекосило от злости. Мне пришлось тоже встать, сидя в свободной позе, я рисковала получить удар в живот, а там… Только бы эти уроды не догадались.
   – Дела мне до тебя никакого, ты права. И разница между нами есть, только знаешь в чем? Я сюда попала не по своей воле и выйти не могу, ты попала по собственной, но выйти тоже не можешь! И также сдохнешь тут или куда там мы еще переедем.
   Мы буквально впились друг дружке в глаза, я понимала, что если она только посмеет ударить меня, то отвечу так, что даже тот деревянный, что стоит у двери, моих зубов от ее горла не оторвет.
   Я была готова ее убить.
   Растерзать в ответ на простое прикосновение.
   Даже если бы она просто погладила меня по руке.
   Даже если бы попробовала поправить выбившуюся прядку волос.
   Маргит явно это поняла, ненависти и злобы в ее взгляде не убавилось, зато появилась легкая тревога. Это меня даже порадовало, хотя и было опасно, ничего, пусть боится.
   Она круто развернулась, с трудом удержавшись на ногах, и удалилась в другую дверь, бросив охраннику: «Уведи». Тот равнодушно кивнул мне на дверь:
   – Пошли.
   Возвращаться в душную каморку не хотелось, я тихонько попросила:
   – Давай побудем здесь. Я сяду и не сделаю движения без твоего разрешения, просто хочется подышать.
   Ничего не изменилось в лице охранника, он не произнес ни звука, просто подхватил меня за шиворот и выбросил в коридор. Грохнула дверь в зал.
   Я больно ударилась коленкой, но даже не сразу заметила это, потому что, ослепленная яростью, набросилась на своего обидчика с кулаками. Конечно, колотить его в грудь было совершенно бесполезно, зато он отвлекся и раскрылся снизу. Удар пострадавшей коленкой в пах заставил мужчину на мгновение замереть с вытаращенными глазами, но только на мгновение. В следующее я уже лежала лицом на бетонном полу со скрученными руками, а он шипел мне в ухо:
   – Все получишь сполна… все…
   После прогулки сначала в спортивный зал, а потом лицом по бетонному полу я отлеживалась на своей постели, если эту гору грязного тряпья можно так назвать, довольно долго. Жаль, что не удалось врезать ему правой ногой, левая у меня слабей, к тому же пострадала при падении. Пожалуй, правая могла бы выбить урода на дольше…
   И все же теперь я знала главное: во-первых, меня нельзя убивать, даже бить сильно не полагается, потому есть время и хоть какая-то возможность оказывать сопротивление; во-вторых, нас перевозят, значит, появилась призрачная надежда попытаться если не сбежать, то хотя бы подать знак; в-третьих, Ларс меня ищет, поставив на уши весь Стокгольм. Это «в-третьих» было самым важным, но я старалась о нем не думать.
   На то, что Ларс нас найдет, надеяться не стоило совсем, нас перевозят, значит, в живых меня не оставят, напротив, уничтожат при первой же серьезной опасности. Я сбежать не смогу, болит нога, но вдруг получится у кого-то из девушек? Может, нам удастся отвлечь бандитов, чтобы, например, Габи ускользнула? Она самая сообразительная.
   Я попыталась тихонько объяснить девушке в чем дело, она кивнула, потом вздохнула:
   – Вас будут сильно бить, если я сбегу.
   – Нас все равно будут бить, так хоть этих сволочей возьмут.
   Слово «сволочей» Габи явно не поняла. Но по моему тону догадалась.

   Надежда оказалась настолько призрачной, что растаяла, не успев оформиться.
   Нас перевозили ночью, вывели из подвала, рядом с выходом стоял фургон. Рты у всех заклеены скотчем, руки сцеплены, причем попарно – моя левая к левой же Габи, к моей правой правая Тины, из-за чего мы вынуждены идти боком, не очень-то сбежишь. Оказавшись прицепленной к Тине, то есть на расстоянии от Габи, Вилте запаниковала, почти забилась в истерике. Улоф врезал ей по лицу, разбив нос, отчего и ее, и Тину тут же забрызгало кровью. Вилте замолчала, а вот я не выдержала и со всей силы врезала Белому Медведю по коленке. Жаль, повыше не дотянулась, неудобно.
   Белый Медведь тут же получил добавку от Йорана, потому что заорал благим матом, нарушая тишину.
   Следующую фразу он уже шипел:
   – Ну погоди, сучка…
   Конечно, это мне.
   Тина пожала мне руку в знак благодарности. Вилте не реагировала никак, она хлюпала носом, пуская кровавые пузыри. Ей, видно, во время мучений доставалось особо, потому что девушка была уже практически невменяема, она двигалась как кукла. Я воочию увидела, как физическая боль может просто уничтожить остатки разума.
   Тина и Габи пока еще могли соображать. Что же будет дальше?
   К нам в фургон втолкнули еще одну бедолагу, которая тут же забилась в угол, словно затравленный зверек. Дверцы захлопнули.
   Приехали на маленький пирс, даже не пирс, а деревянный вынос, к которому пристал катер. Совсем недалеко дома, в которых живут люди, слышны даже музыка и голоса. Закричать? Но рты заклеены, руки связаны. И вдруг… На набережной машина! Наши сопровождающие явно напряглись, значит, машина чужая. И… она встала на светофоре на красный.
   В «Саабе» двое – хорошо одетые мужчина и женщина. Плохо одетые в таких машинах не ездят. Женщина обернулась, мы встретились взглядом. Конечно, темно, конечно, плохо видно, но она не могла не заметить всей ненормальности нашего положения, наши заклеенные серебристым скотчем рты! Конечно, видела и все поняла, пусть не все, но кое-что, потому что повернулась к своему спутнику, и… машина резко рванулась вперед, пренебрегая красным светом светофора… Вот так, добропорядочные жители Стокгольма никогда не связываются с криминалом!
   Нас погнали на катер. Он не настолько велик, чтобы комфортно могли разместиться четыре женщины и трое дюжих мужиков. Любая волна покруче отправит нас на корм рыбам. Кроме того, внизу явно какие-то запасы, потому нас оставили на палубе. Холодно, темно, страшно. Один плюс – рты освободили и руки тоже. Мы сидели, сбившись в кучу, потому что так теплей, даже Вилте прижалась к моему боку.
   Куда нас везут? Позвонить бы, может, смогут перехватить по пути? Но мой телефон остался валяться в коридоре того зала… Если бы я только знала, что меня ни разу даже не обыщут!.. Но за столько времени телефон уже сто раз сел, а там, где нас держали, сигнала явно не было.
   * * *
   И снова та же картина: когда утром полиция явилась по очередному адресу, там остались только следы пребывания многих людей.
   А еще страшные свидетельства того, что творилось в подвалах: окровавленные тряпки, распятия, масса приспособлений самого садистского толка, настоящая пыточная.
   Группу Дага вызвали туда рано утром, только увидев, что творится внутри, они поняли, что снова опоздали на несколько часов.
   – Они опережают нас на шаг, знают все, если способны убить и уйти перед самым нашим приходом.
   Это, несомненно, была база той самой банды, некоторые приспособления для пыток точно такие, как мелькали в ролике. Фрида схватилась за горло:
   – Даг, если Линдберг попала в этот кошмар, я никогда себе не прощу.
   – Почему?
   – Да потому что не нужно было давать ей фотографии.
   – Это не твоя вина, на встречу с Маргит, не предупредив ни тебя ни меня, она пошла самостоятельно, этого ты ей не поручала.
   Справедливо, но мучений Фриды не облегчило.
   Но это оказались не все сюрпризы и находки. В одной из дальних каморок лежал труп женщины – страшно бледной, измученной, умершей явно от внутреннего кровотечения. Труп забрали эксперты…
   У Фриды отлегло от сердца, когда она поняла, что это не Линн.

   Эксперты провели вскрытие, сняли отпечатки пальцев и предоставили результаты быстро. Результаты, которые заставили Бергмана срочно собрать группу Вангера.
   Даг озвучивал страшные находки и выводы экспертизы, с трудом разжимая зубы:
   – Это база банды. Здание частично используется под склад, а в подвале проходили пытки и съемки роликов. Улик больше чем достаточно, как и отпечатков пальцев наших старых знакомых. Эксперты проверили, нашли массу совпадений отпечатков и Улофа Микаэльссона, и Анны Свенссон, и Леннарта Викстрёма, и Маргит Стринберг, и Ханса Лейна, который тоже давно в розыске… Труп тоже опознан, это Анна Свенссон, она же Паула Якобс, умерла от внутреннего кровотечения, вызванного ранением легкого. Агнесс сказала, что, окажи ей помощь сразу, могла бы выжить.
   Фриду почему-то задело то, что Вангер назвал патологоанатома по имени.
   – Одна есть, – усмехнулся Бергман. – Перестреляли бы они, к черту, друг друга!
   Даг сокрушенно покачал головой:
   – Судя по всему, это ее ранили, когда пытались остановить фургон. Группа крови совпадает с кровью на асфальте и в машине, которую преступники угнали. Хуже всего, что там держали несколько девушек, их увезли незадолго до нашего появления, куда – неизвестно. Их долго держать живыми не будут – опасно, а мы не представляем, ни куда увезли, ни сколько у нас времени.
   Снова и снова проверять, опрашивать, осматривать, прекрасно понимая, что каждая минута для кого-то может стать последней.
   Бергман поинтересовался у Эка:
   – А про отпечатки откуда известно?
   – Каждый из них хоть раз как-то побывал в полиции, отсюда отпечатки. Программа хорошая, удобно пользоваться, эксперты не нахвалят.

   Фрида зябко поежилась:
   – Немало насмотрелась за время практики, да и потом, но такого… Даже я не могла представить, что в Стокгольме такое возможно. Стоит дом, пусть даже склад, а в подвале пытают, кромсают, жгут, клеймят живых людей! Неужели никто никогда не замечал странностей?
   – А каких? К складу приезжает фургон?
   После совещания Фрида с Вангером решили пройтись пешком. Вышли на набережную и молча топали почти до самой Ратуши. Только там Фриду все же прорвало:
   – Смотри, вокруг кипит жизнь. Стокгольм красивый город, столько прекрасных людей… Как рядом с такими могут жить эти монстры? Ведь они не сидят в своих подвалах, выходят в те же магазины, кафе, даже погулять, как мы. Как отличить одних от других, невозможно же подозревать всех? Но и забыть о существовании этих уродов тоже нельзя.
   Даг долго стоял, глядя на Седермальм на другой стороне, потом вздохнул:
   – Когда-то я много размышлял над природой человеческой жестокости, над тем, почему одни становятся преступниками, а другие святыми. Мне кажется, у людей плохого и хорошего изначально поровну, но одни позволяют брать верх черному, другие – белому. На счастье человечества, ни то ни другое окончательно верх не берет.
   – Даг, что ты радуешься невозможности превосходства черного, я понимаю, но почему белое нет?
   – Земля не рай, если бы подавляющее большинство было святыми, всего несколько монстров могли бы просто загнать этих святых в резервации и взять власть над миром в свои руки.
   – Святые не обязательно беспомощные.
   – Нет, но белые и пушистые обычно верят в исключительную порядочность и незлобивость всех остальных, а это ошибка. Нет, это хорошо, что люди разные… А для борьбы с монстрами есть мы, не белые и не пушистые, очень даже грешные, потому у меня рука не дрогнет пристрелить мерзавца, который выжигал тавро на человеческом теле.
   – Все равно как-то не верится, что за вот этими мирными фасадами кроется такое…
   – Во-первых, не за всеми, а только за некоторыми, и их немного. Во-вторых, такое зло, прикрытое благополучной, мирной жизнью, самое страшное именно из-за фасада. Но мы справимся.
   – Даг, ты только не думай, что все, кто занимается БДСМ, монстры. Даже не так, те, кто им занимается, как раз не монстры, потому что в Теме все сугубо добровольно и безопасность на первом месте. Все, что за этими пределами, одновременно за пределами самой Темы. Топ никогда не исполосует свою сабу так, чтобы у нее полосами слезла кожа на спине. Все зверства вне Темы.
   – Ты так заступаешься за бэдээсэмщиков, что завидно становится.
   – Просто не хочу, чтобы нормальных людей из Темы смешивали с этими уродами.
   – Но выросли-то они из БДСМ?
   – Нет, нельзя же любого, кто взял в руки плеть, считать причастным к Теме.
   – Все равно это извращение, Фрида. Любое причинение боли, даже с согласия жертвы, есть извращение.
   – Это потому, что ты никогда не был в Теме… Пока на себе не испытаешь, не поймешь, что иногда боль становится просто искуплением, освобождением чего-то внутри.
   Даг сокрушенно помотал головой:
   – Нет, Фрида, все эти рассуждения не по мне.
   Между ними словно пробежал холодок, обоим было неприятно, потому что из непонимания ничего хорошего никогда не рождалось.
   Вангер честно пытался представить себе боль как искупление, но если понять мучения Христа ради всего человечества еще как-то получалось, то мучиться людям, у которых жизнь, «в общем-то», нормальная и человечество подвига от них не ждет, осознать не удавалось. Может, не припекло?
   А по поводу мирных фасадов, за которыми скрывается нечто страшное, Фрида права, именно так и бывает, декорации райских кущей частенько маскируют вход в ад.
   – Знаешь, о чем я думаю? Что эти монстры сами живут в аду. Кайсу, Бригитту, Марту убили довольно жестоко, этой Анне Свенссон не вызвали «скорую», позволив истечь кровью… Они же живут, прекрасно зная, что собственный конец будет страшным. Может, потому и жестокость особенная?
   – Это их не оправдывает! – резко бросил в ответ Вангер.
   – А кто пытается оправдать?
   Еще не хватает, чтобы они с Дагом поссорились из-за каких-то уродов!
   – Знаешь, чего я категорически не могу представить? Что Юханссон с ними. Не потому что он красив или обаятелен, просто не верится, что и этот фасад может скрывать душевного урода.
   Вангер задумчиво покусал губу, прежде чем ответить.
   – Может, он потому и сбежал в Оксфорд? Чтобы не впутываться? А Линдберг захватили, чтобы вытребовать что-то с него?
   – Но он предлагал любой выкуп.
   – Выкупа не требуют, им нужно что-то иное, и это что-то у Юханссона.
   – Ты думаешь?
   – Фрида, девушек повесили, используя его узлы, не зря. Разве не проще было придушить или пристрелить, не разыгрывая спектакль? Это ему послание. Только какое и почему? Он знает, но молчит… А ведь от этого может зависеть жизнь его собственной девушки. Или он уже списал Линдберг?
   – Нет, Даг, нет!
   – Заступаешься?
   – Просто он по-настоящему переживает, я же вижу. И за освобождение Линдберг готов заплатить любые деньги, только не просят ведь.
   – Значит, нужны не деньги. Тогда что? Информация? Какая-то тайна?
   – Даг, ты же знаешь, кто он!
   Вангер вздохнул так глубоко, как только смог:
   – Фрида… бывают двойные игроки… Это самый худший и страшный вариант, особенно если человек умен.
   – Ты думаешь он?..
   – Мы не имеем права это исключать.
   – И все-таки, он должен знать о записке Викстрёма.

   Ларсу было не до Вангера и Фриды с их сомнениями и подозрениями. Он позвонил Бритт:
   – Ну-ка, рассказывай подробно все, что знаешь!
   Бритт, страшно хлюпая носом и ежеминутно чихая, выложила все, что знала, а знала она совсем немного: Линн встретилась с Хильдой, а та устроила ей встречу с Маргит.
   – Какого черта вы лезли не в свои дела?! Просил же. Где ты сейчас, тебе тоже опасно оставаться на виду.
   – Нет, я у Тома.
   Ларс вспомнил, что говорила Линн о занятиях крав-мага.
   – Он рядом? Дай ему трубку.
   Уже через час они беседовали с Томом, а потом тот звонил своим парням из клуба, объявляя сбор.
   Хильда клялась, что Линн из подвала, где занимались БДСМ ушла, а куда, она не знает.
   – Она виделась с Маргит? О чем говорили?
   – Маргит просто посмеялась над ней и над тобой. И все, Ларс, правда, все.
   – Почему ее телефон оказался в коридоре?
   Хильда заметно смутилась:
   – Какой телефон? Я не знаю… может, выронила?
   Ничего больше вытянуть из нее не удалось.

   Ларс отправился на прежнюю квартиру Линн и Бритт, что-то подсказывало, что там может быть зацепка. Зацепка нашлась, только какая!
   В квартире шел ремонт, видно, хозяин дома решил перед новой сдачей в аренду немного привести в порядок. Ларс поднялся на следующий этаж.
   Линн рассказывала, что компьютерщик Магнус живет этажом выше, но не над ней, а напротив. Значит, эта квартира…
   – Магнус, здравствуй, я…
   – Вы Ларс, я знаю. Видел вашу фотографию у Линн. Как она?
   – Линн пропала, судя по всему, вообще попала в беду. Мы можем поговорить?
   – Да, проходите.
   – Наедине.
   – У меня от Софи секретов нет, к тому же они с Линн знакомы.
   Софи ахнула:
   – Линн исчезла?! Господи, они с Бритт вечно лезли куда-нибудь!
   Девушка тут же предложила кофе, но Ларс отказался:
   – У меня нет времени, Магнус. Я знаю от Линн, что ты блестящий компьютерщик, помоги, если можешь. Счет пошел на часы, возможно, ее жизнь в опасности.
   Парень только кивнул.
   И все-таки Софи принесла кофе, который оказался на удивление вкусным, Ларс вдруг сообразил, что ничего не ел и не пил уже сутки, не до того. Они уселись на простенькие диваны из ИКЕА с кружками из ИКЕА, которые ставили на столик из ИКЕА… В квартире Магнуса все было явно новым, но простым и недорогим. И только компьютер… вернее, их несколько – огромный моноблок, пара больших ноутбуков и один маленький… Сапожник явно с сапогами.
   Выслушав Ларса, Магнус некоторое время задумчиво молчал, потом мотнул головой:
   – Линн была знакома не с самыми лучшими людьми Стокгольма, но не по своей воле. Как бы и правда не попала в беду.
   Софи со своей кружкой подсела ближе:
   – Вы сказали, что она прилетала в Оксфорд?
   – Да. Сказать, что одна из моих давних ошибок вовсе не ошибка.
   – И все?
   – То есть? – Ларс явно насторожился.
   – Она больше ничего не говорила? Прилетела только за тем, чтобы сказать…
   – Чтобы сказать, что Маргит, которую я считал погибшей по моей вине, в действительности жива.
   – А… она долго пробыла у вас? – Глаза Софи подозрительно сузились.
   Ларс снова поморщился:
   – Нет, только сказала о Маргит и умчалась.
   – Странно…
   – Что – странно?
   – Мне кажется, она вовсе не за тем прилетала в Оксфорд.
   – А зачем, следить за мной?
   – Нет, не следить. Думаю, Линн прилетала, чтобы сказать вам о… своей беременности.
   – Что?!
   Оба парня впились взглядами в лицо Софи, Магнус замотал головой:
   – Софи, это она тебе сказала?
   – Нет, Линн ничего не говорила, но если ты видишь, как девушка покупает в аптеке тест на беременность, а потом страшно смущается, мол, это для подруги…
   Ларс даже застонал:
   – Вы правы, Софи… Она хотела сказать это, но увидела Джейн, навыдумывала черт-те чего, а я еще и… Какая сейчас разница? Линн нужно немедленно найти, даже если она просто прячется от меня. Она вполне способна сделать глупость.

   Но что делать посреди ночи, не имея никаких зацепок, не знал никто. Сколько ни думали, не придумали, решили отложить до утра.
   – Ларс, может, вы останетесь ночевать у нас, поздно уже…
   Софи не стала говорить, что Ларсу будет слишком тошно одному. Он благодарно кивнул, но от ужина (какой ужин, первый час ночи!) отказался. Заснуть тоже не удалось, они просто сидели и молчали.
   * * *
   О да! Этот маленький пирс я прекрасно знала, однажды уже приставала к нему. Казалось, сейчас раздастся лай Боя, и он сам выскочит из леса навстречу. Но собаки не было слышно, зато вместо нее показалась фигура Торстейна.
   И снова внутри всколыхнулась надежда. Торстейн не может не узнать меня даже избитой. Это спасение. Но надежда тут же уступила место отчаянию: сейчас Торстейн увидит, что к острову приближается чужой катер и… Что он сделает тогда? Даст понять, что причал чужой? Или, увидев избитых девушек, ввяжется в драку и…
   Я не успела додумать, потому что Торстейн приветственно помахал рукой! Озарение было мгновенным, я едва не застонала от понимания, все, что прежде не связывалось, мгновенно сложилось в сложный пазл. У Торстейна нет катера, но есть причал, о котором даже Ларс не знал. Или знал? Думать об этом не хотелось. Торстейн никогда не заказывал Петеру или Свену продукты, ему привозил кто-то другой. Кто? Не эти ли вот? Когда я приезжала на катере Томаса, тропинка к дому была вытоптана словно многими парами ног, а на снегу следы чьего-то падения.
   Я вдруг с горечью поняла, что мы далеко не первые, кого катер привозил в сказочный домик на поляне посреди леса.
   Понимание всего пришло мгновенно, не знаю, что я бы сделала, не будь мы связаны между собой, наверняка просто кинулась в ледяную воду и упорно пошла ко дну, не позволив себя вытащить. Но в это мгновение меня осторожно тронула Тина, глазами показывая на карман Улофа, из которого виднелся уголок мобильного телефона.
   Что она хочет этим сказать? А она тихонько прошептала:
   – Отвлеки его…
   У Тины не французский, а одно название, но все понятно без слов. Терять, в общем-то, нечего, и я вдруг заорала:
   – Эй!
   – Чего тебе? – обернулся Улоф.
   Он прав, не время разговаривать, катер уже подходил к пирсу, остальные стояли наготове, чтобы подтянуть его ближе, когда причалит окончательно.
   – Куда нас привезли?
   – Тебе-то что, не все равно?
   – Мне здесь не нравится.
   – Да что ты говоришь?! – захохотал Улоф. – Извини, забыли спросить.
   Он отвернулся вместе с теми двумя, а в мою руку лег мобильник. Тине удалось его стащить! Я судорожно пыталась сообразить, кому же звонить, и поняла, что НЕ ПОМНЮ ни одного номера! Все они вбиты в память мобильного, достаточно просто коснуться нужной картинки, и телефон сам соединял с абонентом.
   Тина с отчаянием смотрела на меня. Я пыталась вспомнить номер Ларса, но бесполезно… Фрида… нет, не помню… Даг Вангер… тоже не помню… у Бритт новый номер… Лукас! Номер Лукаса отложился в памяти просто потому, что недавно вводила его в новый телефон.
   Казалось, он не возьмет трубку никогда. Ну что же ты?! Гудок от гудка определенно отделяли по полчаса, никогда не думала, что три гудка вызова могут длиться так долго. К тому же я сомневалась, верно ли набрала номер. Я вспомнила, что сейчас ночь, значит, Лукас просто спит, может не услышать.
   – Слушаю…
   Да, это он!
   – Лукас, это Линн. Нас привезли на остров, я тебе рассказывала. Меня Томас возил в тот домик…
   Договорить не успела, потому что мы причалили, и Улоф с бандитами потребовали быстро спускаться на берег.
   Я сбросила вызов и лихорадочно соображала, что теперь делать с телефоном. Лукас может перезвонить, или самому Улофу могут позвонить его же приятели. Он не дурак и легко сообразит, что я набирала номер, Лукаса вычислят… К тому же Улоф наверняка скоро обнаружит пропажу телефона, и тогда нам всем несдобровать.
   Но мулатка оказалась сообразительней, она взяла у меня мобильник и… Она всего лишь задела Улофа своим телом, проходя мимо него на наспех брошенные сходни, нога девушки подвернулась, и они вдвоем с Улофом едва не свалились в воду. Он заржал, словно жеребец, а потом грязно выругался, потому что поймать выпавший мобильник не успел, только брызги полетели во все стороны. Вместе с мобильником утонула надежда позвонить еще раз, но я понимала, что это нам вряд ли удалось бы…
   Надеяться оставалось только на себя или на чудо. А еще вернее, надеяться просто не на что и не на кого. Мы не надеялись, мы просто хотели жить, несмотря ни на что! И выбраться из этого кошмара тоже хотели.

   Да, это оборотная сторона сказочного домика, вот сарай, мимо я проходила в прошлый раз, вот второй вход… Мелькнула мысль, что здесь кто-то был и тогда, но потом я сообразила, что причал был пуст, значит, мне просто повезло, не то могла бы угодить в объятия мучителей много раньше.
   Нас тычками и пинками загнали по узкой крутой лестнице на второй этаж в маленькую комнатку, которая показалась райским местом: там имелось окно и даже кровати!
   Конечно, после подвала и рванья на матах это королевские условия – в углу умывальник и биотуалет. Надо же, какие заботливые сволочи!
   Маргит была довольна:
   – Ну вот, здесь вас никто не найдет. Снимем по-быстрому все видео, что запланировали, и все…
   – Что – все?
   – Все-все. Неужели вы надеетесь остаться живыми после того, что видели и слышали? Особенно ты. Ладно, отдыхайте пока, сегодня у нас большой съемочный день.
   Она ушла, а девушки с надеждой заглядывали мне в глаза, словно я могла сообщить о скором освобождении. Могла, но только каком!
   Оставалась одна надежда – на сообразительность Лукаса. Если он вспомнит мой рассказ, то сообразит хотя бы найти Томаса, а тот знает, где остров и дом. Если поверит, если вспомнит, если найдет… Я даже застонала от понимания, столько этих самых «если», а времени совсем нет.
   Наши охранники вышли через вторую дверь, заперев первую на ключ. Вторая, видно, вела во внутренние комнаты, где я бывала. Я вспомнила, что видела лестницу, ведущую наверх, но мне и в голову не пришло, что там может кто-то быть! А может, никого и не было? Маргит же сказала, что им пришлось срочно перебираться.
   Итак, нас четверо – измученных, избитых, ждущих смерти от пыток и еще больших мучений. Против нас здоровенные мужики с оружием и эта сволочь Маргит, которую Ларс все же зря когда-то не удушил в веревках.
   На время нас оставили в покое, видно готовили инструменты для пыток. Чтобы не думать о том, что нас ждет, я улеглась на кровать и притворилась, что сплю. Если это последний день, то позволительно думать о чем угодно, даже вспоминать Ларса и его ласки. Я понимала, что надежды их снова испытать никакой, я у бандитов с перспективой быть сегодня замученной перед камерой, а он… где он? Даже если в Стокгольме, как твердит Маргит, то…
   От пришедшей в голову мысли я просто подскочила на кровати. Тина с Габи с испугом смотрели на меня, а Вилте забилась в угол, она пугалась каждого звука, каждого резкого движения.
   – Что?!
   – Ничего…
   Ларс может быть на острове! В двух шагах! И бабушка там! Мысли метались, как мыши, застигнутые котом на кухне.
   Нет, бабушка в Бюле, наводит порядок перед продажей дома. Свен с ней? Не знаю. А Ларс?
   – Габи, когда мы плыли мимо большого пирса, ты не видела яхту?
   Она просто не поняла, чего я хочу. Спросить бы Тину, но тут я пас сама, мой французский не позволял поинтересоваться пейзажем у пирса.
   И все-таки я попыталась. Рисовала, чертила то на запотевшем от дыхания оконном стекле, то на полу… пока в комнату не заявилась Маргит. Увлеченные своим занятием, мы не заметили ее и даже вздрогнули, услышав насмешливый голос:
   – Пытаешься понять, стояла ли у пирса яхта Ларса? Спросила бы меня. Нет, не стояла, твой Ларс в Стокгольме. Мы все рассчитали, пока он ищет тебя там, мы будем здесь.
   – А потом?
   – А потом тебе уже будет все равно.
   – Маргит, можно один вопрос?
   – Только не о том, не мучает ли меня совесть. Могу ответить без вопроса: не мучает.
   – Нет, я хочу спросить о Торстейне и Инге. Они знают, что вы здесь? Или вы их уже…
   – Нет, мы их не уже. Торстейн с нами, и давно, а Инга… когда ей предложили на выбор зрение или болтовню, она выбрала зрение.
   – То есть? – не поняла я.
   – Не так давно Инга была слепа, и, когда появилась возможность сделать операцию в обмен на молчание о том, что происходит в этом доме время от времени, она решила молчать.
   – Ты хочешь сказать, что она видит?!
   – Линн, Паула говорила, что ты дура, но я не верила. А зря. Ты когда-нибудь видела, чтобы Бой водил Ингу?
   – Я видела ее лишь дважды.
   – Дважды? Торстейн сказал, что вы приходили с Ларсом один раз. – Глаза Маргит подозрительно прищурились.
   – Я приходила еще раз сама. – Мне хотелось сказать, что Торстейн не знал, но я вдруг решила отомстить мерзавцу хотя бы так. Мелкая месть тоже месть, если не можешь мстить крупно. – Не знаю, почему он вам не сказал. Я приплывала на этот же пирс на нанятом для прогулок катере. Но давай об Инге.
   Маргит явно намотала на ус сказанное мной. Это хорошо, Торстейну не поздоровится.
   – Зачем нужен пес-поводырь, если им не пользуются? Вернее, кому не нужен пес-поводырь?
   – Я уже поняла, что Торстейн сволочь, но об Инге так думать не хочется.
   – А на помощь Ларса можешь не надеяться. Он в Стокгольме, в замке никого.
   – Не-ет…
   – Что?!
   Я чуть не ляпнула о Жаклин, вовремя успела прикусить язык, не то красавица Жаклин непременно составила бы нам компанию.
   – Там привидения. Без мотора, конечно, но цепями гремят, за плечи хватают и орут как ненормальные.
   Несколько мгновений Маргит смотрела на меня молча, потом вздохнула:
   – Ты и правда дура. Или так умело прикидываешься?
   Мне надоело разговаривать с ней. О чем?
   Маргит, видно, тоже, она хлопнула дверью.
   Габи тихонько поинтересовалась:
   – Что она сказала?
   Что я могла ответить? Вздохнула:
   – Ничего хорошего, помочь нам некому.
   * * *
   Бывают люди, с которыми хорошо помолчать, Магнус и Софи оказались из таких.
   И вдруг звонок от Бритт:
   – Ларс, Линн позвонила Лукасу и сказала, что она на каком-то острове, где сказочный домик! Ларс, это же твой остров, Линн называла сказочным домик Инги, я помню!
   Бритт кричала, не в силах сдержать возбуждение.
   – Как она туда попала? С какого телефона звонила?
   – Не знаю.
   – У тебя есть телефон Лукаса?
   Лукас сказал немногое:
   – Сказала, что их отвезли на остров… она рассказывала, там есть сказочный домик на поляне… хозяйка слепа.
   – Лукас, это чей-то гадкий розыгрыш. На этом острове мой дом…
   – Это не твой дом, там есть другой, Линн когда-то рассказывала о сказочном домике на лесной поляне. А сейчас сказала, что их привезли туда.
   – Бред. Это дом моих друзей…
   – Да! И это был голос Линн, я не мог спутать. У Вангера телефон не отвечает, я не могу дозвониться. Надо сообщить.
   – Что сообщить, Лукас? Кого «их»? Куда привезли? Ко мне домой?
   Но Вангеру все же позвонил. Тот наконец взял трубку, сообщение выслушал молча, а потом огорошил своим: найден подвал, в котором содержали девушек, там труп Анны, но больше никого. Пленниц действительно увезли, куда – неизвестно. Но есть еще одна зацепка, семейная пара сообщила о странном катере, пришвартовавшемся к крошечному причалу, и о девушках-пленницах. Супруги вмешиваться не стали, чтобы и самим не попасть в беду, но в полицию позвонили тут же. Возможно, Линн среди них. Тогда это действительно остров.
   – Я сейчас договорюсь о патрульном катере, пусть проверят ваш остров и тот дом.

   Вангер по-прежнему не желал вмешивать в расследование Ларса, но тому уже наплевать, тем более теребил Магнус:
   – С какого телефона звонила Линн?
   Пришлось выяснять у Лукаса.
   Магнус затарахтел по клавиатуре.
   – Вот. Зарегистрирован на Кэтти Густафссон. Хм… Знаете, кто был в прошлом году приятелем Кэтти? Недолго, пару недель, но был? – Говоря это, Магнус уже снова тарахтел по клавиатуре. – Сейчас проверим, когда телефон куплен, и все станет понятно… Так и есть!
   – Что, черт возьми, есть?
   – Приятелем Кэтти Густафссон как раз тогда был Улоф Микаэльссон по прозвищу Белый Медведь. Никого не напоминает?
   – Их с Паулой спугнули, ее труп нашли в подвале, а вот Белый Медведь пропал.
   – Где же ему быть, как не в банде? С его внешностью не скроешься.
   – У меня яхта у причала, я на остров.
   – Стоп, я с вами!
   – Магнус, опасно.
   – Линн мне не чужая, столько пива вместе выпито. Жаль, я не успел нормально познакомить их с Бритт и Софи. Они хорошие девчонки.
   Пока ехали, вторая хорошая девчонка позвонила еще раз:
   – Ларс, Том собрал своих парней, они будут ждать тебя у яхты. Их пятеро.
   – Хорошо, я позвоню, когда будут результаты.
   Почему-то он не стал говорить о смерти Паулы.
   – Магнус, тебе ехать не стоит, лучше оставайся у компьютера, больше пользы принесешь. Попробуй найти компьютер этого Белого Медведя.
   Магнус мрачно объявил:
   – Я уже знаю – там.
   – Тем более надо торопиться.
   Позвонил Лукас, услышав новости, объявил:
   – Я с вами! Тем более я сейчас у Дорис совсем рядом со Слюссеном.
   Садясь в машину, Ларс горько усмехнулся: если Линн действительно в плену, то столько времени находилась совсем рядом со своими друзьями, но никто не догадывался. Они же с Вангером и Фридой были в том подвале, но, кроме телефона Линн, ничего не нашли! От понимания, что в то время девушка была в том же здании, стало совсем не по себе.

   У причала действительно стояли крепкие ребята, один из них протянул руку:
   – Я Том, это с моей подачи Линн поставила себе столько синяков. Не бойтесь, если она там, мы ее вытащим.

   Не успели поздороваться, у Ларса зазвонил телефон. Номер незнакомый, сделав знак остальным молчать, Ларс нажал соединение. Голос из динамика заставил вздрогнуть. Его изменили специальным фильтром, превратив в металлический, совершенно неузнаваемый.
   – Ларс… твоя крошка у меня…
   – Чего вы хотите, я заплачу любой выкуп.
   – Выкуп? Деньги, конечно, хорошо, но я хочу другого.
   – Чего?
   – Я хочу посмотреть, как она будет корчиться от боли, кричать, умолять остановиться…
   – Сколько и куда привезти?
   Голос усмехнулся:
   – Ты меня не понял? Я не хочу от тебя денег, я хочу, чтобы и ты мучился, представляя, как мучается она… Обещаю вернуть тебе ее… через двое суток. Извини, верну по частям. Да, и видео ее мучений тоже обязательно пришлю.
   – Ты хочешь, чтобы мучился я, тогда при чем здесь она? Замени ее мною.
   – Э, нет… Всему свое время, твое еще придет. Сначала она, потом ты. Но ты будешь терзаться, вспоминая, какие муки она вынесла перед смертью.
   – Кто ты?
   – Хозяин…
   Голос жуткий не только из-за металлического тембра, но и из-за интонаций.
   – Если ты ее хоть пальцем тронешь, я убью тебя. Найду и убью, запомни! И смерть будет страшней, чем та, что ты придумал для нее.
   В ответ смех металлический, безжалостный.
   – Испугал. Не трону, пальцем не трону, посмотрю, как будут мучить другие… Сегодня в полночь и начнем, а потом я пришлю тебе ее тело, вернее то, что от него останется.

   Бледности Ларса могли позавидовать снега Антарктиды.
   – У нас считаные часы. Поехали.
   Не успели добраться до острова, позвонил Вангер:
   – Юханссон, где вы?
   – Мы плывем на остров выручать Линн. Думаю, Лукас прав, это мой остров и дом тот самый – сказочный на лесной полянке.
   – Кто «мы»?
   – Нас девять здоровых мужиков. Кстати, женщина из машины не сказала, сколько там человек?
   – Нет, она не считала, но какая разница, там может быть много больше. Это банда. Осторожней, у них наверняка оружие. Высылаем полицейский катер.
   – Минутку, нельзя, чтобы они спугнули бандитов, пострадают те, кто в плену. Я понял, что там не одна Линн?
   – Не одна. Нужен полицейский вертолет.
   – У меня на острове свой. Со мной Лукас, еще держите связь с Магнусом, это сосед Линн. Он классный компьютерщик, запишите телефон. Он определил, что ноутбук Белого Медведя на острове. Так что, все там. А приставать лучше к моему причалу, там будет стоять яхта, увидите.
   * * *
   Маргит принесла большой ноутбук, установила, включила. Это еще что?
   – Советую посмотреть, будете знать, что вас ждет сегодня вечером.
   На экране порно, я отвернулась, но тут же повернула голову обратно. Нет, это не порно, это пытки, настоящие пытки!
   Глаза вылезли на лоб, а дыхание перехватило, потому что двух девушек – одну светлую, славянского типа, вторую темнокожую – мучили, кнут, оставляющий кровавые полосы на теле, был легкой разминкой. Я отвернулась. Маргит усмехнулась:
   – Нет, ты посмотри.
   – Я не фанатка БДСМ.
   – А это не БДСМ, дорогая, это пытки.
   Нет, не думать об этом.
   Лес… снег в лесу тает поздно… Асфальт на дорогах давно сухой, а под деревьями еще лежат сугробы… С самих деревьев уже свалились снежные шапки, а внизу пока есть… Только снег весной совсем другой, он посерел, стал ноздреватым и тяжелым…
   У северных народов сотни оттенков снега и льда, наверное, они правы, снег и лед каждый день при разной погоде разные… Первый выпавший снежок не сравнить с последним, пушистые хлопья со злыми колючками в метель, скрипящий под ногами в мороз с тем, что внизу уже подтаял и готов вообще поплыть грязными лужами…
   Но в сознание все равно проникал голос Маргит, смакующей кошмар на экране.
   Я читала о пытках в концлагерях, понимала, что на такое способны озверевшие мужчины или вот такие уроды, как те, что охраняли нас, но женщина!.. У ноутбука сидела женщина, которая могла бы считаться красивой, успешной, настоящей шведкой. Что должно произойти с мозгами, чтобы та, миссия которой давать жизнь, могла получать удовольствие от таких мучений себе подобных?
   Не выдержав, остановила излияния Маргит:
   – Зачем все это? Ведь они же не выживут?
   – Конечно, не выживут. Им дорога в воду, рыб кормить. А зачем? Заметила, что снимают видео?
   – Неужели такое кто-то будет смотреть?!
   – Еще как. Просто изнасилование, даже детей, уже неинтересно. Кого сейчас удивишь тем, что трахают малолеток? А здесь полный комплект, в котором изнасилование только капля в море. «Снафф-видео» называется, очень дорогие ролики.
   – И тебе это нравится?
   – Это приносит сумасшедшие бабки. – Она сладко потянулась. – Вот вас отработаем, и можно на пару годиков уехать отдохнуть. Так что вы дорогой материал. Эта вон только дура, – Маргит кивнула на Вилте, которая лежала, свернувшись калачиком, – слабая оказалась. Но, думаю, ты не подведешь, ты же у нас сильная? Долго будешь цепляться за жизнь, вырываться… так?
   – Ты сама надеешься выжить после такого? Маргит, неужели тебя отпустят отдохнуть на пару лет при том, что тебе так много известно?
   Видно, попала в точку, она зашипела, буквально брызгая слюной:
   – Заткнись! Заткнись, слышишь?!
   – Сдается, что на корм рыбам следом за нами пойдете и вы все, слишком много знаете.
   Она дернула головой, словно отмахиваясь от самых черных мыслей:
   – Нет, Хозяин обещал дать мне отдых…
   Убеждала сама себя? Но мне на нее наплевать, меня интересовало другое:
   – Кто такой Хозяин?
   – Какая тебе разница?
   – Зачем ему нужно мучить именно меня?
   – Да не тебя, а Ларса! Запись с тем, что удастся с тобой сделать, отправят Ларсу, чтоб порадовался.
   – Маргит, ты сама слышишь, что говоришь? Черт возьми, есть же высший суд! Что у тебя в голове, о душе я не спрашиваю, ее нет.
   – О, как мы заговорили… Что ты обо мне знаешь? К тому же либо я, либо меня – закон прост.
   – Кайсу кто убил?
   – Надеешься отвлечься? Ладно, пусть эти смотрят, а мы поговорим. Кайсу? Нет, не я – Марта.
   – Но не одна же Марта, одной не справиться.
   – Даже если бы тебя уже отправляли в море с камнем на шее, я все равно не стала бы говорить. Знаешь, что Марте язык отрезали?
   – Знаю.
   – Я свой берегу. Бригитту наказали за то, что вот эту, – она кивнула в сторону работавшего ноутбука, – поленились вывезти в море, бросили где поближе. Полиция села на хвост. Опыт Кайсы ее ничему не научил. Если сказано избавиться, надо выполнять четко.
   Маргит все это время внимательно наблюдала за мной. Не знаю, что отразилось на моем лице, но она, видно, заметила размышления, усмехнулась:
   – О чем думаешь?
   – Чего не хватает человеку, чтобы он стремился получить удовольствие от мучений других, смертельных мучений?
   – Ну ты ненормальная! Ей показывают, как будут убивать, а она философствует! Адреналина не хватает.
   – Адреналин можно получать, взбираясь на Эверест или спасая людей из огня. Шли бы в службу спасения…
   – Э нет… Карабкаться на Эверест – это трудно, нужно прикладывать усилия, а здесь все проще – сиди в кресле и смотри. А если адреналин зашкаливает, то можно и самому плетку или что похуже в руки взять.
   Я даже вздрогнула от ужаса.
   – Но ведь вас потом могут узнать?
   – Нет, все в масках, в костюмах…
   Я скосила глаза на экран, мужчины там действительно были обезличены, но на одной руке все же видна татуировка. Я узнала эту руку – ту самую, по которой, тянувшейся ко мне, когда-то врезала стеком.
   – Почему же, вон Леннарт.
   – Татуировку увидела? Надо сказать, чтобы свел, опасно.
   – Маргит, в тебе хоть что-то человеческое осталось? Ведь Кайса же твоя сестра?
   – Человеческое, говоришь? Я через все прошла… И выжила. У меня ничего не осталось. И выбор у меня невелик – либо вы, либо я. Повторения не хочу, потому будете вы.
   Она встала и уже у двери обернулась, добавив:
   – Но у тебя даже такого выбора не будет, ты умрешь.
   Осчастливила…
   Я захлопнула ноутбук:
   – Незачем смотреть эту гадость!
   Габи прошептала:
   – Страшнее не придумаешь, лучше бы сразу убили…
   – Не убьют, мы дорогой товар.

   Снаружи быстро стемнело, зимой темнеет рано, а в лесу и того раньше. Лес стоял уже черный, как мое состояние. На остров скоро опустится тьма, такая же будет и у меня на душе. Поистине, Анна сделала мне последний подарок, перед смертью посоветовав разозлить кого-нибудь, чтоб убили одним ударом.
   Я смотрела на темную массу деревьев под окном и думала о том, что ничего не знала о жизни. Как подавляющее большинство не только шведов, но вообще жителей благополучных стран, я видела только фасад спокойной, устроенной жизни, в которой от рождения до смерти о человеке заботятся, ведут по жизни почти за ручку. Продумано все: как лечиться, учиться, работать, даже о депрессии подумали. Это хорошо, очень хорошо, человеку много легче, когда он чувствует себя защищенным.
   Но красивый фасад слишком часто скрывает безобразное наполнение. Я не подозревала, что у нашей хорошей жизни есть страшная изнанка? Догадывалась. Понимала, что если есть свет, то есть и тень, даже мрак. Но как часто, не соприкасаясь с этим мраком, мы предпочитаем о нем не знать, отгонять сами мысли о его существовании.
   Мы готовы предоставить убежище многим женщинам из многих стран. Это замечательно, потому что в их собственных жить зачастую невозможно. Но сколько и в Швеции попадают в беду? Неизвестно, потому что невозможно отследить всех, кто пересек границы Евросоюза.
   Что же, не помогать? Нельзя, ведь тысячи, если не сотни тысяч устраиваются нормально и за помощь благодарны. Почти четверть населения иммигранты, это настоящая помощь нуждающимся в ней. Как же сделать так, чтобы не было вот таких – тех, кто погибает под пытками?
   В Швеции запрещена не проституция, а покупка сексуальных услуг. Но добродушные шведы стараются не замечать, что, кроме законопослушных граждан, есть и такие как Маргит, Леннарт, этот Хозяин, чтоб он сдох! Те, для кого бабки куда важней человеческих жизней и даже суда Божьего. Их нельзя перевоспитать, даже изолировать нельзя, они как сорная трава, все равно пробьются даже сквозь бетон. Их можно только выжечь каленым железом.
   Но откуда они берутся, почему у нормальных внешне людей вдруг проявляется такое?
   Бессмысленные вопросы, потому что ответов на них нет, а меня саму ждет кошмар.

   Немного погодя вошел Улоф, приказал:
   – Пошли, все пятеро, быстро!
   Ну вот и все, меня тащат тоже.
   Габи и Тина шли сами, а вот Вилте Белому Медведю пришлось тащить, идти она была не в состоянии.
   В подвале все готово для пыток. Вот она изнанка сказочного домика на лесной поляне… Я вспомнила выражение, прочитанное в каком-то детективе, что, даже увидев свет в окне уютного скандинавского дома, не стоит стучать в его дверь, потому что можно с равной вероятностью как получить радушный прием, так и нарваться на криминал. Сказочный домик Торстейна и Инги яркий тому пример.
   Меня усадили на стул, заведя руки назад и склеив скотчем, щиколотки тоже сцепили. Ясно, я пока наблюдательница…

   Нет, они не заставят меня смотреть, как мучаются мои подруги по несчастью. Я просто закрою глаза и буду думать о чем-то хорошем. Или о ком-то.
   Не получилось, Леннарт объяснил просто:
   – Если ты не будешь смотреть, им будет больней.
   Сначала я усмехнулась: как бы страшно это ни звучало, чем больней девчонкам будет, тем лучше. Лучше пусть сразу потеряют сознание, а то и умрут, чем будут в полном сознании мучиться до завтра.
   Но Леннарт понял и это, снова усмехнулся:
   – Ты зря думаешь, что им дадут сдохнуть от разрыва сердца или от болевого шока. Мы умеем останавливаться на грани. Смотри!

   Я нашла другой выход: смотреть не видя. Просто отключить центр в мозгу, который отвечал за понимание того, что происходит перед глазами. Но полностью не видеть и не слышать не удалось, сквозь затуманенное сознание пробивались крики девушек и команды их мучителей.
   Первой взялись за Вилте, но она долго не выдержала, девушка уже была на грани, видно, раньше ее терзали больше других. Вилте просто сошла с ума, и ее добили.
   Я понимала, что виденное с Вилте лишь начало. Не выдержав, отвела взгляд, на меня не обращали внимания. На столе рядом кувшин с водой, из которого обливали Вилте… под столом разветвитель удлинителя для множества ламп и съемочной аппаратуры…
   Я осторожно поменяла положение… никто не заметил, мучители были заняты. Четверо здоровенных парней пересмеивались, предвкушая удовольствие от мучений двух красивых девушек. Руки связаны, ноги тоже, но оставались колени и столик на шатких ножках с кувшином на нем.
   Только бы получилось толкнуть стол так, чтобы кувшин опрокинулся! Раньше чем мучители обернулись и тем более сообразили, что произошло, во все стороны посыпались искры и… в подвале стало совершенно темно. Короткое замыкание! Я устроила короткое замыкание!
   Кто-то из ублюдков метнулся в сторону, налетел на жаровню, видно, здорово обжегся… Поднялся гвалт, мат стоял такой, что, взорвись наверху пара полутонных бомб, мы бы не услышали.
   В этот момент открылась дверь наверх, и к мату наших мучителей добавилась ругань Маргит:
   – Что, черт возьми, у вас творится?!
   У Маргит в руках большой фонарь. Он помог разобраться, что именно. Я сумела вместе со стулом отодвинуться подальше, потому на меня подозрение не пало, да и не разбирались. Маргит только приказала:
   – Уберите отсюда эту сучку, чтобы не зашибить ненароком.
   Скотч на моих руках и ногах разрезали, меня саму потащили наверх, хотя там было также темно.

   Через довольно продолжительное время в комнату притащили и Габи с Тиной. Габи шепотом поинтересовалась:
   – Это ты сделала?
   – Да, воду опрокинула.
   Тихий смешок:
   – Они так злились, так ругались! Нас побили, Тине вон даже челюсть свернули, но мы все равно рады.
   Тина согласно кивала, придерживая рукой пострадавшую челюсть.
   Оказалось, что от замыкания сгорела аппаратура, не вся, конечно, но что-то серьезное. Еще больше меня обрадовало, что на жаровню налетел Леннарт, обжегся сильно, даже ходить не может. Вау! Первый пошел!

   Не одна Габи оказалась догадливой, мозги Белого Медведя еще не усохли до размеров его бицепсов, он сообразил и сказал Маргит, а та мне:
   – Если ты, сучка, выкинешь еще какой-нибудь фокус, то я не посмотрю на запрет, оболью тебя кипящим маслом и скажу, что перевернула сама.
   – Да вашему Хозяину наплевать, сама или с твоей помощью, виноваты все равно останетесь вы – не углядели.
   – Ничего, недолго осталось, совсем недолго. Вечереет.
   Я понимала, что недолго, но это же означало другое: мне терять нечего. Ни Лукаса, ни Вангера с полицией на горизонте не видно, надеяться на них не стоит. Даже если Лукас поверил, что это я, даже если сообразил, в чем дело, даже если решил действовать, пока Вангер решит тоже поднять свой зад со стула и почешет за ухом, нас успеют убить и разделать на части. Поэтому я могу позволить себе все, но просто злить эту мразь бессмысленно, а вот высказать ей все у меня чесался язык.
   – Маргит, ты дура и шестерка. Была таковой у Паулы и ее мужа, потом просто сменила хозяина. – И вдруг меня просто осенило! – Хозяину нужен Ларс? Да, а еще ваши трупы вместе с моим. И это будет выглядеть так, словно это не вы, а он пытал меня, а потом перестрелял вас. Нет? Подумай. Почему мы на острове Ларса, у него под боком? А в замке никого, кроме владельца?
   – Заткнись!
   – Нет, тебя пытать не будут, потому что ты не имеешь товарного вида, на тебя даже пулю тратить не станут, тебя просто оставят подыхать без дозы. Надеяться, что дозы будут доставлять прямо в виллу на Лазурном Берегу… какой для этого нужно быть дурой!
   Я наступала на нее, оттесняя от двери. Видно, угадала потаенные опасения, потому что к землистому обычно цвету на лице наркоманки добавилась смертельная бледность человека, который заглянул в бездну, зная, что в ней, и красные пятна ярости.
   – Ты… ты…
   Она даже не шипела, а сипела сквозь зубы. Я поняла, что сейчас она убьет меня, наплевав на все запреты. Мелькнула мысль: ну и пусть, зато отмучаюсь.
   Но Маргит не успела не только убить меня, она даже фразу не договорила, потому что… Тина грохнула ее по шее сомкнутыми руками с такой силой, что, икнув, Маргит стала падать. Я едва успела подхватить ее, чтобы не было шума.
   Бедная Тина придерживала руками свою свернутую во время разборок в подвале челюсть.
   Никто из нас, кажется, не задумывался над последствиями. Вторая пошла! Мы понимали, что умрем, понимали, что в мучениях, а потому сами были готовы рвать зубами, жечь каленым железом этих гадов.
   Беда в том, что их больше и они сильней, а девчонки рядом со мной уже основательно покалечены. Пока почти не пострадала только я, мои синяки и ушибы от побоев не шли ни в какое сравнение с увечьями девушек, мою тушку берегут для измывательств самого Хозяина. Вот такая мне, грешной, оказана честь.
   А противостоят нам мордовороты, каждый из которых способен справиться с любой из нас одной рукой, особенно не утруждая себя. То, что я однажды свалила приемом крав-мага Леннарта, ни о чем не говорит, он не отреагировал из-за неожиданности. Зато обещал вернуть все сполна. Леннарт постарается. Белый Медведь, Леннарт и сам Хозяин… Кто из них хуже? Мне все равно, я смертница, которой не просто нечего терять, наоборот, чем больше я натворю сейчас, тем вероятней, что меня убьют, не показав весь свой арсенал, а значит, избавят от худшего.
   А если нечего терять, то можно не одно короткое замыкание устроить, но и пожар, например. Мне кажется, испытав первые муки и поняв, что нас ждет, девчонки были готовы сгореть заживо, только бы вместе с этой мразью.
   Я попыталась объяснить, что задумала, на мгновение, но всего лишь на мгновение на лицах Габи и Тины, когда они поняли, отразился ужас, но девушки тут же закивали в знак согласия. Я не ошиблась, они предпочли гибель вместе с мучителями гибели от мучений.
   Почему-то от принятого страшного решения стало легче. Страшнее всего неизвестность, она хуже любого мучения, а еще ужасно ожидание мучений. Маргит была права, принеся ноутбук со съемками, видеть, как кожа жертвы покрывается страшными ранами из-за кипящего масла, не менее страшно, чем испытать это.
   Мы твердо решили поджечь дом. Оставалось придумать, как это сделать. Причем придумать нужно быстро, скоро Маргит хватятся, значит, кто-то войдет в комнату.
   Я продумывала варианты. Улоф курит, значит, у него есть зажигалка, которой можно воспользоваться…
   * * *
   Конечно, долго скрывать связанную Маргит мы не могли, но куда-то ее спрятать тоже. Дверь на узкую лестницу всегда заперта, а за дверью в основную часть дома находилось слишком много мордоворотов, чтобы с ними справиться. Оставался пожар, однако никаких средств, чтобы его устроить, в нашей комнате не нашлось.
   Белый Медведь явился неожиданно. Видно, что-то там внизу наладилось, он смог выбраться к нам, чтобы поговорить со мной, понятно, что не слишком ласково.
   В комнате уже горел свет, но мы затолкали Маргит в угол кровати и накрыли всем, что только попало под руку. Но Маргит не Улоф, что с этим-то делать, он добровольно свою зажигалку не отдаст и тихо сидеть в ожидании поджога тоже не будет.
   Улоф огляделся в поисках подруги (или начальницы?). Связанная, но пришедшая в себя Маргит лежать спокойно не желала, Белый Медведь понял все сразу:
   – Ах вы, сучки! За одну ногу возьму, вторую растяну!
   Последовали такие ругательства, какие я в жизни не слышала.
   Бритт ни разу не удался этот прием, я вообще сомневалась, что он возможен, разве только в боевиках с участием Джеки Чана или его клонов, когда дюжие мужики почти в прыжке били друг дружку в ухо ногой. Я сама даже пробовать не отважилась, но сейчас выбора просто не было. Наверняка состояние «или-или» открывает у человека сверхспособности.
   В общем, я подскочила и… врезала ботинком по голове Улофа. Разница между мной и Бритт была в том, что я не выставляла руки ребром ладоней, не орала боевой клич камикадзе и почему-то удержалась на ногах. А между мной и Джеки Чаном в том, что без тренировки и его прыгучести дотянуться до уха не удалось, удар пришелся в скулу.
   В следующее мгновение я с изумлением наблюдала валявшегося на полу, похоже без сознания, огромного Белого Медведя. Хорошо, что только мгновение, хватило ума броситься к нему и затолкать в рот первую же подвернувшуюся тряпку. Девчонки, умницы, уже ухватили громилу за ноги и принялись связывать.
   Запихивая в его рот ткань, я поняла, что случилось: видно, в тот момент, когда Улоф собрался сказать что-то гадкое, в его челюсть и угодила моя нога. В результате челюсть оказалась просто свернута, а он сам рухнул на пол, кажется, еще и сломав нос. На полу под его лицом растекалась лужа крови, но сам он пытался мычать, еще не придя в себя. Хорошо бы сотрясение мозга, чтобы вырубился надолго, но бить его головой об пол я не рискнула, могли услышать снизу.
   Мы быстро связали паразиту ноги и руки, вывернув за спину, чуть посоображав, я показала, чтобы притянули ноги к рукам, а потом перекинула веревку и через шею. Если попытается освободиться, то, прежде чем порвет веревки, задушит себя сам. Хоть какая-то радость.
   Поднять этого бугая, чтобы положить рядом с Маргит, мы не смогли, просто оттащили подальше от входа и накрыли одеялом с кровати.
   Когда прятали, насколько возможно, Белого Медведя в угол, я вдруг почувствовала, что по ногам сильно тянет холодным воздухом. Причем от второго выхода. Видно, это же сообразила и Тина, она показывала мне в ту сторону. Так и есть, дверь на узкую лестницу оказалась незапертой! Видно, в попытках что-то найти бандиты выходили туда и не закрыли. Вряд ли ее не охраняют, они не настолько глупы, но сердце трепыхнулось.
   В крайнем случае, туда можно попытаться вытащить наших пленников.
   Я осторожно толкнула дверь, та поддалась. Даже если за ней еще один мордоворот, глоток свежего воздуха нам не помешает. За дверью никого не было.
   Зато… до моих ушей вдруг донеслось повизгивание. Бой?! Конечно, это он!
   Я метнулась на лестницу, большая собака – это защита. Конечно, у наших охранников оружие, но все же… Если мы впустим Боя, он нам поможет, задержит хотя бы на время преследователей, пока мы успеем убежать…
   Куда убежать? Пока доберемся до замка Ларса, нас десять раз догонят и схватят. Но теперь было все равно. Говорят, надежда умирает последней. Это не так, надежда давно умерла, а вот мы жили. Жили и действовали. Ни на что не рассчитывая, ни на что не надеясь, просто действовали. Двое бандитов лежали связанными, а нам оставалось только добраться до двери, через которую нас привели. Снаружи эту дверь охранял Бой, а он мой помощник и наш защитник.
   И хотя бежать просто некуда, мы на острове, а вокруг лес, надежда появилась. Она, как птица Феникс, родилась из собственного пепла.
   Я метнулась вниз и ко второй двери… О, нет! Ее закрывала решетка, по ту сторону которой топтался, повизгивая, Бой. Решетка, закрытая на здоровенный висячий замок. Они могли не бояться нашего побега, пройти через холл внизу невозможно, а здесь выхода не было.
   Я наклонилась к Бою:
   – Бой, беги к Ларсу, беги в замок. – Пес в ответ чуть взвизгнул. – Только тихо беги, чтобы тебя не поймали, слышишь? Приведи сюда помощь.
   Бой крутнулся на месте и исчез. Я восхищалась умом этой собаки. Если Бой успеет привести помощь…
   Кого? Свена и Жана, с которыми бандиты легко справятся? Есть еще Петер…
   Нет, Петера наверняка нет на острове, яхты не было, когда мы проплывали, он в Стокгольме, потому что если Ларс там, то и яхта тоже. И Жана тоже нет, они с Мари уехали к дочери… Один Свен не просто не справится с несколькими вооруженными бандитами, но и сам попадет в беду. Я вдруг подумала, имела ли вообще право просить о помощи, почти наверняка зная, что кого-то этим погублю. Теперь уже почти жалела, что отправила Боя.
   И снова приходилось рассчитывать только на себя. Только бы никому не пришло в голову явиться за Улофом или Маргит. Сколько их там осталось? Трое и Торстейн. Торстейн враг, из тех, что внизу, он сейчас мой главный враг. Торстейну никак нельзя оставлять меня в живых, я его знаю и обязательно выдам…
   Я отчаянно пыталась сообразить, что теперь делать. Выбраться в окно, но окна закрыты наглухо, придется бить стекла и высаживать рамы, это шум. Пытаться сломать решетку тоже бесполезно…
   А эти двое связанных скоро очухаются и найдут способ пошуметь.
   Девушки смотрели на меня с ужасом.
   Что же придумать? Не может быть, чтобы не было выхода! Решетка крепкая, закрыта на здоровенный замок… Стоп! Она закрыта изнутри, значит, ключ у кого-то в доме! У кого? Я метнулась к связанному Улофу, ощупала его, как бы ни было противно. Он мычал, но это помогло. Кто-то из идиотов сунулся наверх, но, услышав мычание Улофа, захохотал:
   – Улоф, Йоран с тебя шкуру спустит, если узнает, что ты пользовался девчонками.
   Я зажала рот и сквозь пальцы грязно выругалась, повторив ругательство Улофа:
   – …! Пошел к черту!..
   На лестнице снова раздался хохот, но пьяный бандит, видно, не удержался на ногах и покатился по ступеням. Грохот падающего тела слышался вперемежку с отборным матом.
   Мы прислушались, по ругани было понятно, что любопытный пострадал серьезно. Он что-то объяснял про ногу, на которую не наступить. Это хорошо, потому что означало еще одного потерявшего хоть часть своей боеспособности.
   Но ключа у Улофа не нашлось, у связанной Маргит тоже.
   Я оглядывалась, пытаясь сообразить, где же он. Не спускаться же вниз с вопросом, где ключ от нашей темницы? Они не могли утащить его далеко, даже вниз не понесли, это бессмысленно, можно потерять. Причем у ключа должно быть постоянное место, потому что жертвы сюда доставляют довольно часто.
   Куда обычно кладут ключ, если о нем должны знать несколько человек? Под коврик, но ковриков в этой части дома не видно. А еще? Вешают на гвоздик!
   Я снова метнулась вниз, показав девушкам, чтобы пока следили за входной дверью.
   Есть! На гвозде рядом с дверью висел ключ.
   Показала девушкам, чтобы взяли все теплое, что смогут унести, и тихонько спускались. Пока я трясущимися руками открывала замок, они действительно притащили вниз все одеяла, плотно закрыли за собой дверь на лестницу, Тина сообразила даже подпереть ее чем-то, и стояли, дрожа не столько от холода, хотя снаружи было морозно, сколько от страха.
   Выбравшись из дома, снова закрыли решетку на замок, но теперь ключ был у меня! Мы были настолько заняты своим побегом и своими страхами, что даже не сразу услышали шум вертолетных винтов и какой-то шум со стороны поляны. Оставалось понять, куда бежать. Скоро нас начнут искать.
   Вот тут-то Габи и обратила внимание на крики и даже выстрелы.
   – Там… там…
   Помощь, причем серьезная! Лукас сообразил то, что нужно!
   Но нам-то куда деваться?
   – В сарай быстро и тихо!
   Только бы он не был закрыт на какой-нибудь замок.
   Сарай закрыт на щеколду. Хорошо, что вчера не шел снег, а позавчера, когда нас привезли сюда, задняя часть двора Торстейна была вытоптана, как скотный двор. Наши следы едва ли заметят.
   Еще только свалив Улофа, мы подперли дверь в комнату двумя кроватями, одна из которых уперлась в дверь, а вторая в нее и в стену напротив. Дверь нельзя открыть, но ее не так трудно сломать. В комнате Улоф и Маргит, вторая дверь тоже подперта, но главная надежда на закрытую решетку.
   И все-таки это ерунда, потому что дом можно просто обогнуть, если бандиты сообразят, что мы в сарае, то из пленниц мы просто превратимся в заложниц.
   Дверь в сарае открывалась наружу, ее ничем не подопрешь, оставалось только прятаться и молить бога, чтобы штурм дома закончился раньше, чем наши мучители сообразят, где мы. Три перепуганные, замерзшие девушки прятались за сложенными дровами, дрожа от холода и страха.
   – Эти сучки сбежали!
   Кто-то добрался до комнаты или просто сообразил, что там что-то не так?
   В сарае сложены поленницы дров и еще куча всякой всячины. Но нас всего двое – Габи и я, у Тины сломана челюсть, приходится поддерживать руками. Я сделала знак Габи, чтобы присоединялась, и принялась перекидывать поленья к двери. Габи пыталась складывать ровно, я покачала головой, так их легко свалят, а кучу дров даже прострелить не смогут. Мелькнула мысль, что можно поджечь, но я ее прогнала.
   К нам присоединилась и Тина, работая одной рукой. Вмиг перед дверью образовалась гора поленьев. Вовремя, потому что кто-то из мордоворотов тоже решил спрятаться в сарае. Услышав, как чертыхается наш мучитель, я с трудом удержалась, чтобы не завопить:
   – Занято!
   Нет, он не должен догадаться, что мы здесь, иначе одного щелчка зажигалки будет достаточно, чтобы организовать тот самый пожар, который мы задумывали недавно. Только теперь нам сгорать вовсе не хотелось.

   Мы не знали, что творилось снаружи, там шел настоящий штурм.
   Оставалось только сидеть тихо, чтобы не попасть под огонь собственных освободителей. В какой-то момент мне пришла страшная мысль, что это никакие не освободители, а просто конкуренты. Тогда еще хуже, из огня да в полымя…
   Не знаю, сколько времени продолжался кошмар, в последние дни я вообще потеряла ощущение времени, оно стало безразмерным.
   Наконец все стихло. И тогда…
   – Линн! Линн!
   Ларс?! Нет, это бред, уж его-то здесь быть никак не должно. Я невесело усмехнулась: если он не тот самый конкурент.
   Но к голосу Ларса добавился и голос Лукаса:
   – Линн, вы где?!
   – Эй, Лукас, мы здесь!
   Ларс, продолжая кричать, удалялся в сторону пирса, а по ту сторону нашего завала раздался лай Боя.
   – Ларс, они здесь! Нашлись!
   Мы очень быстро закидали дверь поленьями, а вот раскидать так же быстро не получилось, хотя нам уже помогали снаружи.

   На истоптанной многими ногами и заваленной поленьями дров площадке перед сараем стояли все мои друзья: Лукас, Том с парнями из группы крав-мага, Петер, даже Вангер и подошедший по тропинке от пирса Ларс. Вокруг поляны еще зачищали территорию (кажется, это так называется?) полицейские.
   Когда мы появились на пороге сарая одна за другой и встали в ряд, установилась полная тишина. Представляю, как выглядела наша тройка – грязные, истерзанные, в синяках и в крови, руки содраны, ногти обломаны…
   Тина без сил привалилась к плечу Габи и разрыдалась. Габи гладила ее по голове, уговаривая:
   – Поплачь, поплачь…
   Говорила на своем языке, но перевод был не нужен. Все понимали, что чувствовала девушка, вырвавшаяся из такого кошмара.

   – Лукас! – я бросилась к парню, обхватила за шею. – Ты догадался…
   – Да, Линн.
   Он смущенно скосил глаза в сторону стоявшего столбом Ларса. Я отпустила шею Лукаса и повернулась к Ларсу.
   – Ларс, наверху лежит связанная Маргит. Это она руководила содержанием девушек здесь. Давно руководила. Если бы ты раньше поверил тому, что я сказала, ни я, ни все эти девушки сюда не попали бы. Вот это твой настоящий грех.
   – А если бы вы вовремя рассказали обо всем мне, было еще лучше! – фыркнул услышавший мои слова Даг Вангер.
   – Говорить тем, кто тебе не верит… Зачем? Вы считали меня взбалмошной пустышкой. Приходилось рассчитывать только на себя и своих друзей. К счастью, они не подвели.
   – Вам нужна врачебная помощь. Там медицинский вертолет, мы вызвали.
   – Мне нет, а вот девушкам нужна. Они плохо говорят по-шведски, только Габи сможет что-то объяснить по-английски. – Я уже снова распоряжалась, забыв о себе и о Ларсе. Моим подругам по несчастью действительно нужна помощь.
   Вертолет уже сел, я пояснила врачу, что у Тины сломана челюсть, попросила не отпускать и Габи, потому что у нее много ран и ожогов, обещала завтра же показаться врачу сама.
   – Позвольте мне сначала просто вымыться. Все эти дни мы были в грязи и без воды. Вангер, в подвале мертвая девушка, ее звали Вилте, Габи знает, откуда она. Ее запытали, а когда сошла с ума, просто убили.
   Мимоходом я скользнула взглядом по Ларсу, если честно, мне совсем не хотелось, чтобы он видел меня в таком безобразном виде. Но сейчас не до того.
   – На втором этаже связанные Маргит и Улоф, ну, Белый Медведь.
   – Линн, их уже нашли. Ладно Маргит, как вам удалось справиться с Улофом? – изумился Вангер.
   Я вспомнила и повернулась к Тому:
   – Эй, тренер, ты можешь гордиться своей ученицей! Кое-что применить удалось. Правда, побили потом, но это не в счет, их много, а я одна. А Улофу просто врезала ногой в челюсть. Нечаянно вышло, слишком разозлил.
   Том рассмеялся в свою очередь, поведя рукой вокруг:
   – Принцесса, я обещал тройку трупов, но вышло немного больше, настырные мерзавцы попались.
   – Только не говори, что ты их всех при помощи всего лишь пары приемов!
   – Ладно, врать не стану, полиция помогла.
   – Ах ты, наглец! – я ткнула его кулаком в грудь, он, шутя ответил, попытавшись заломить руку, но тут же получил, хотя и не по-настоящему, но по всем правилам.
   Я заметила, как напряглись Вангер и… Ларс. Отпуская меня, Том довольно хохотнул:
   – Не забыла.
   – Как вы из дома-то выбрались? – поинтересовался Вангер.
   – Через второй вход, но сначала отправили Боя к… к вам. Потом открыли решетку изнутри и снова закрыли. – Я вдруг всхлипнула. – Но если бы вы не прибыли вовремя, сегодня нас всех запытали бы.
   Подошел кто-то из полицейских:
   – Там в подвале много съемочной аппаратуры и следы короткого замыкания. У вас был пожар?
   Я на вопрос хитро улыбнулась, насколько позволяла разбитая губа:
   – У нас нет, просто удалось опрокинуть на разветвитель кувшин с водой. Зато они, восстанавливая, потеряли несколько часов.
   Постепенно эйфория после освобождения проходила и наваливалась страшная усталость.
   – Можно, остальное завтра? Сегодня просто вымыться и поспать по-человечески.
   Врач вздохнула:
   – Думаю, вы еще долго будете вскрикивать во сне.
   – Переживу…
   – Нет, беседа с психологом нужна обязательно.
   – Только не сегодня! Сейчас домой и под душ. Сопроводите меня в отель, пожалуйста, боюсь, в таком виде не пустят.
   Смех сквозь слезы, в таком виде дальше первого полицейского точно не уйти. Вангер приказал:
   – Эмиль, проводи девушку.
   Полицейский кивнул:
   – Такую? С удовольствием.
   – Эй, только не приставай, она драться умеет, – откликнулся Том.

   – Я отвезу, ребята, – отозвался Петер, – но придется идти к большому причалу. – Ты как, идти сможешь?
   – Да.
   Я старательно не смотрела на Ларса, просто не могла представить, что ему говорить. Он окликнул сам:
   – Линн…
   Понадобилось глотнуть, чтобы суметь произнести хоть звук.
   – Ларс, спасибо, что принял участие в освобождении.
   Он нахмурился:
   – Не то.
   А я вспомнила еще одно:
   – Анна-Паула умерла у меня на руках, ее ранили, истекла кровью, а врача никто не вызвал.
   – Знаю, ее труп нашли.
   – Я не могла ей помочь, Ларс.
   – Я не об этом.
   – Да, а Инга вовсе не слепа, ей восстановили зрение в обмен на молчание…
   – Линн, я о тебе.
   – Прости, устала… очень…
   Я взяла Лукаса под руку:
   – Пойдем отсюда.
   Я уходила с Лукасом, даже не оглянувшись на Ларса.
   Конечно, можно бы помыться в замке, отдохнуть, набраться сил, но мне не хотелось сейчас принимать помощь от Ларса. Как сказала Маргит? «Ларс ничей, был, есть и будет»? Пусть будет.
   Я тихонько прикоснулась к животу, впервые за последнее время разрешив себе вспомнить, что внутри меня. Ничего, малыш, мы с тобой пережили такой кошмар, какой и не снился никому другому, мы сильные, со всем справимся, даже с необходимостью жить без Ларса. Мне не нужна его жалость, если нет любви.
   Я доказала все, что хотела доказать, нашла Маргит и даже с помощью подруг связала ее, отомстила Белому Медведю, убедилась, что Анны-Паулы больше не существует…
   Вранье, ничего этого я доказывать не хотела, просто так получилось. Доказала я только одно и самой себе: что я могу многое и многого стою. Я не героиня, но и голыми руками меня тоже не возьмешь, одни навыки крав-мага чего стоят!
   Обязательно нужно продолжить тренировки. Вот рожу, и снова займусь.

   Габи и Тина, конечно, попали в больницу. Тине сделали операцию, собрав челюсть, а Габи предстояло лечить отбитую почку, поврежденный желудок и множество ран на теле.
   Бергман разрешил Вангеру и Фриде меня пока не опрашивать, дать время прийти в себя. Все и без того было ясно, а до суда еще далеко.
   Я рассказала Вангеру и Фриде все, что услышала от Маргит. Вот пример того, что молчать нужно до последнего, Маргит никак не могло прийти в голову, что та, которой оставалось жить считаные часы, выберется из этого кошмара и поведает обо всем. В общем-то, они уже все понимали и так, но точки над «и» поставить никогда не лишне.
   По поводу Хозяина Вангер обнадежил:
   – Ничего, эти расскажут все, когда прижмем. И не таких раскалывали.
   Вангер ошибся, потому что у Хозяина были свои люди и в полиции тоже, урода, оставшегося после штурма дома живым, через неделю нашли в камере мертвым. Никто ничего не видел и не слышал, умер от воздушной эмболии, потому что в его сонную артерию каким-то образом попал воздух. Только профессионал смог бы ввести воздух точно в сонную артерию и достаточно быстро. Несколько кубиков просто в вену могут не стать смертельными, а вот в сонную артерию… Тот, кто уколол, хорошо знал, что сделать и как.
   Улоф лежал в реанимации, но это не результат моего броска ногой, когда Белого Медведя пытались развязать и надеть наручники, очухавшийся бандит показал свою силу и в результате перебрал головой ступеньки лестницы. Помимо свернутой челюсти и сломанного носа, у него теперь имелось сильное сотрясение мозга и несколько швов на голове. Он ничего не мог поведать о своих подвигах.
   Но это не все, больше не было и Маргит. В тюрьме она молчала, категорически не желая произносить ни слова. А потом ее нашли в камере без признаков жизни – сильный яд, смертельная доза. Откуда, ведь она сидела в одиночке и была под наблюдением двадцать четыре часа в сутки?
   Хозяин сумел замести за собой следы.
   Но это произошло позже, а до того случилась трагедия у меня самой…

Рассвет

   Я не желала общаться ни с каким психотерапевтом! Не желала вспоминать вообще ничего из того, что было. С трудом сдерживаясь, чтобы не заорать: «Да оставьте меня в покое!» – вежливо улыбалась, демонстрируя неимоверно фальшивый оптимизм.
   Но врач все поняла сама:
   – Вы беременны, а потому не желаете думать ни о чем, кроме своего малыша?
   – Вот теперь вы меня поняли правильно! Не хочу…
   В голосе такая мольба, что она рассмеялась:
   – Хорошо, я напишу заключение, что вам требуется только отдых. Езжайте куда-нибудь: море, теплый песок, пальмы, солнце…
   От этих слов у меня все перевернулось. Знала бы, что советует! Море, солнце и песок Дубая у меня уже были, хватит. Я в Швеции жить хочу, со снегом, ранними сумерками и пасмурной погодой, но только безо всяких Анн, Паул, Маргит и всех остальных, вместе взятых. А без Ларса просто придется.
   – Ничего подобного, доктор! Лекции, семинары, сидение за компьютером допоздна. Только так можно излечиться от ужасов пережитого. Я отстала и жажду наверстать упущенное. Можно?
   Врач вздохнула:
   – Ну, если вам так легче…
   – Конечно, легче. Я не хочу ничего обсуждать или вспоминать. Хочу одного: вернуться в нормальную жизнь, осознать, что она вообще возможна. Разве я прошу столь многого? Вымыться, выспаться в человеческой постели, а не на куче тряпья, не чувствовать тошнотворного запаха крови и не бояться, что сейчас потащат на дыбу. Хочу поверить, что люди вокруг не убийцы и не насильники, что в подвале нет пыточной, что, закрыв глаза, я не открою их снова в том кошмаре. Это трудней всего, не мешайте мне. Все, что могла, уже сказала.

   Но теперь за меня взялась Бритт. Она еще не пришла в себя после сильнейшего гриппа, ходила в маске, глаза слезились, а щеки горели. Ей бы отлежаться, но подруга и без того пропустила столько событий!.. Подозреваю, что она не могла себе простить отсутствия на острове во время штурма дома, такие страсти и без Бритт?!
   – Чего ты хочешь, чтобы я на коленях благодарила Ларса за спасение? Хорошо, когда буду в состоянии, обязательно поблагодарю перед всеми на площади.
   – Господи, как подумаю, что ты пережила! Как ты вообще выдержала?
   – Человек может вынести многое, Бритт, особенно, если он не один. Но не нужно об этом напоминать, я так хочу скорей забыть этот кошмар. Иначе малыш вырастет нервным.
   – Кто?!
   Я засомневалась, не придется ли Бритт ложиться на соседнюю с Тиной кровать, так отвалилась ее челюсть.
   – А в чем дело, не ты ли предупреждала меня об опасности отказа от противозачаточных?
   – Ларс будет в восторге!
   Теперь челюсть пришлось придерживать мне, но из-за возмущения.
   – Что?! Не вздумай проболтаться! Убью, у меня теперь большая практика по части крутых приемов.
   Шутка не помогла, подруга закрутила головой:
   – Ты должна была сказать ему!
   – Нет.
   – Ларс имеет право знать. – В голосе Бритт почти обида, она переживает за Ларса. За меня бы переживала хоть чуть!
   – Я очень жалею, что открыла секрет тебе, и если ты хоть слово скажешь Ларсу, то перестанешь быть моей подругой, слышишь?
   – Но если бы он узнал, ваши отношения снова изменились бы.
   – Вот именно, сейчас они таковы, какими должны быть, и я вовсе не желаю привязывать Ларса к себе известием о беременности. Если его не устраиваю я сама, то добиваться этого рождением ребенка было бы совсем гадко. Я справлюсь и без Ларса.
   – Хочешь заменить Ларса Лукасом? Он, конечно, хорош, но не то. Не прогадай, подруга.
   – Бритт, это худшее, что ты могла сказать. И повторяю: не вздумай даже намекнуть Ларсу ни о чем, иначе я вычеркну тебя из своей жизни!
   Я шла от Бритт по набережной, и мокрый снег, последний в этом году, а потому особенно противный, закрывавший все серой пеленой, в такую же укутывал и мою собственную жизнь. Впереди не было почти ничего видно.
   Бритт обязательно расскажет Ларсу о моей беременности, но я действительно вовсе не хотела, чтобы Ларс вернулся ко мне из-за этого. Нет, того, что разбилось, не склеить, даже не стоит пытаться. К тому же после пережитого мне хотелось спрятаться в скорлупку и никого не видеть…
   Никого?
   Я вдруг осознала, что и впрямь могу остаться совсем одна. Маме я не нужна, папа далеко… Бритт, бабушка, Свен, Курт… все за Ларса. Это нечестно, потому что моей вины в нашем разрыве нет, это он посчитал, что я недостойна. А теперь почему-то все вокруг делают вид, что ничего не случилось и я по первому зову просто обязана прибежать к его ноге. Но я не щенок, и хотя Ларса не разлюбила и не забыла, стоять на задних лапах, поскуливая от ожидания, не буду.
   Я усмехнулась: рядом оставался только Лукас. Словно услышав мои мысли, он позвонил сам:
   – Линн, ты где? Идешь завтра на литературу?
   – Да, конечно.
   – Ты как, может, встретимся? – Лукас старался не выдавать тревоги, но это плохо получалось.
   – Давай.
   – Тогда говори где.
   – На Эстермальмском рынке, пойдет? – мне вдруг захотелось вспомнить детство и посидеть в кафе, лакомясь вкусненьким.
   – За тобой заехать?
   – Нет, я не очень далеко, доберусь.
   – У входа в рыбный ресторан, знаешь?
   – Договорились.
   Рыбы мне не хотелось совсем, но можно там договориться.
   * * *
   Как выяснилось, Лукасу рыбы тоже не хотелось, и мы отправились на фику. Горячий шоколад вместо кофе – вот то, что мне нужно! И, конечно, семла, пока еще не наступил пост.
   – Лукас, ты соблюдаешь пост?
   – Что? А, нет, не получается. – Он почти весело рассмеялся. – Если честно, то просто не могу. Люблю вкусное, не удержусь, чтобы не поесть.
   Разговор как-то сам собой пошел о всякой всячине, я немного отогрелась душой, хоть с одним человеком можно не говорить о Ларсе и наших с ним нынешних отношениях.
   Но Лукас тоже намерен говорить почти на эту тему, правда, обо мне.
   – Где ты теперь будешь жить?
   – Не знаю. Нужно снять жилье, причем поскорей, у меня не так много денег, чтобы платить за отель.
   – Линн…. Только не пойми меня неправильно… У меня сосед по квартире съехал несколько дней назад. Для меня одного квартира велика.
   – Жить с тобой?
   – Не со мной в комнате, а в квартире. У нас чисто, и я сосед спокойный, поверь.
   – Я не знаю, Лукас, это и неожиданно, и как-то не слишком красиво…
   – Клянусь, я не буду приставать к тебе и склонять к сожительству! – Он торжественно приложил руку к сердцу и постарался произнести все шутливым тоном, чтобы разрядить обстановку, я слегка улыбнулась, но неловкость осталась.
   Да что же все умудряются пользоваться моим трудным положением!
   – Давай договоримся так: ты подумаешь до конца месяца. Если не решишься, я найду кого-то. Не считай, что тебя это к чему-то обязывает, в конце концов, можешь пожить просто, пока не подберешь чего-то получше.
   – А где квартира?
   Спросила только, чтобы что-то сказать, но Лукас оживился:
   – На Валхаллаваген…
   Я чуть не заорала:
   – О нет, только не «Квартал жаворонков»!
   Но он опередил:
   – Это, конечно, не «Квартал жаворонков», но все же Эстермальм. Рядом со станцией «Карлаплан», до «Университета» приходится пересаживаться, но все равно не так плохо, красная линия, до центра близко пешком.
   – Можно я подумаю?
   – Конечно, я же сказал, что до конца месяца оплачено, так что думай. Хочешь еще семлу?
   – Стараешься, чтобы я растолстела?
   Мы хорошо посидели и даже после предложения Лукаса смогли неплохо поболтать, договориться, как я буду наверстывать пропущенное, обсудить, какие задания мне стоит выполнить первыми, а какие могут недельку подождать, а также какие конспекты Лукас перешлет мне уже сегодня.
   Я оживала после перенесенного, хотя прекрасно понимала, что еще не все закончено, еще будут вызовы в полицию, непременно будет тяжелый разговор с Ларсом, потому что Бритт обязательно меня выдаст, надо что-то решать с бабушкой, из родных рядом только она, да еще много что нужно… О том, что существует Хозяин, о котором мы так ничего и не узнали, я старалась вообще не думать.
   Но теперь у меня снова было крепкое плечо, на которое можно опереться. Я поверила Лукасу, когда он обещал не приставать ко мне, верила в его братскую помощь. У меня просто никого не было, кроме Лукаса, не принимать его помощь означало остаться вообще одной.
   – Ты не хочешь посмотреть квартиру, чтобы составить мнение и уже потом решать?
   – Надеешься, что я не смогу устоять?
   – Наоборот, боюсь, что ты придешь в ужас и сбежишь сразу.

   Снег прекратился, и мы решили пройтись пешком, ведь от Эстермальмстор до Карлаплан недалеко.
   Дом мне понравился. От квартиры я не пришла в ужас и не сбежала, наоборот, все устроило: чисто, скромно, даже аскетично, хотя явно чувствовалось отсутствие женской руки. Три спальни, довольно большая гостиная с кухонным уголком, просторный санузел.
   – В той комнате есть свой маленький санузел. Она моя, но я тебе ее уступлю. Смотри, и окна почти на юг.
   Все было и впрямь слишком хорошо, у меня закралось подозрение:
   – Лукас, сколько вы платили за эту квартиру?
   – Не бойся, немного, это квартира моего дяди, он в Стокгольме бывает не больше месяца в год, работает в Америке, Южной Америке. Да и когда приезжает, только наведывается сюда. Он сдает не ради денег, просто чтобы иметь положенные платежи за саму квартиру и налоги за нее и чтобы квартира не пустовала, говорит, иначе в ней дух нежилой. Если тебе не нравятся те комнаты, в которых жили мы, то есть еще одна, правда, она маленькая… Та, что рядом с моей. Открыть?
   Не знаю, собралась бы я переехать или нет, все решил звонок.
   Увидев, что это Ларс, я даже побледнела. Неужели Бритт уже успела разболтать? Конечно, это она, кто еще мог дать Ларсу мой новый номер телефона.
   Но все равно так лучше, нужно сразу поставить все точки над «и», только не хотелось бы делать это в присутствии Лукаса. Парень молодец, он кивнул на телефон:
   – Ты поговори, а я пока вынесу мусор…
   Мне пришлось глубоко вздохнуть, чтобы собраться с силами и ответить.
   – Да, Ларс…
   – Линн, нам нужно поговорить.
   – О чем?
   – Ты считаешь, что не о чем?
   Понятно, язык у Бритт длинней ее памяти. Но я другого и не ожидала.
   – Ларс, скажу сразу: к тому, что тебе сообщила Бритт, ты отношения не имеешь.
   Мгновение он молчал, я уже начала подозревать, что Бритт ничего не говорила, и пожалела о своих словах. Теперь Ларс вытянет из моей подруги все… Но я зря радовалась, промолчать Бритт не смогла.
   – Неправда.
   – Ты волен думать все, что хочешь. О чем еще мы можем поговорить?
   – Линн, я хочу, чтобы ты вернулась.
   Как хорошо, что у Лукаса хватило такта уйти, я бы не смогла разговаривать при нем и обязательно себя выдала бы.
   – Вернулась? Но я не уходила, ушел ты.
   – Вернулась в квартиру на Кунгсхольмене.
   Вот черт! Я решила, что он просит, вернее сообщает, о своем желании видеть меня рядом с собой, а он всего-навсего желает держать мать своего ребенка под контролем. Фигушки!
   – Нет.
   – Квартира стоит пустая. Там тебе будет удобно. Мне не нужна за нее никакая плата.
   – А мне не нужна квартира, Ларс. Как раз сейчас я смотрю свою будущую комнату. Вполне удобно, близко от метро, окна на юг, зелено, вернее, будет зелено весной…
   – Где?
   – Лучше спросить с кем.
   – Что?!
   – А в чем проблема? У меня в мейле сохранено письмо, в котором ты сообщил о нашем разрыве, я приняла к сведению. У тебя Джейн, у меня… Впрочем, какая разница?
   – Ты же понимаешь, что я все равно тебя найду?
   – И что? Притащишь за волосы в замок и запрешь там? Не выйдет, Ларс, я не рабыня. Да, я не госпожа, не топ, но я не рабыня, запомни это.
   – Линн, я виноват перед тобой, по-настоящему виноват. Но я не хочу говорить об этом по телефону, а писем ты, похоже, не читаешь, давай встретимся?
   – Я прилагаю огромные усилия, чтобы забыть о кошмаре последних месяцев, забыть веревки, петли, издевательства, угрозу гибели…
   – И меня тоже?
   – Приходится и тебя. Но ты сам так захотел. Я не Бой, которого можно отогнать, а потом позвать снова и наблюдать, как он прыгает от радости. И не кукла, которую за ненадобностью забрасывают в угол и достают, чтобы повертеть в руках. Нет.
   – Что – нет?
   – Мы не будем ни встречаться, ни разговаривать, и уж тем более я не буду возвращаться в твою квартиру. Ты отказался от меня, даже услышав о том, что твои страхи только страхи. Но потом у тебя разладилось с Джейн, и ты решил вернуть меня? Зачем? Не стоит, у меня уже своя жизнь.
   – У меня не могло ничего разладиться с Джейн, потому что ничего не было. Две встречи – это не роман, тем более вторую ты сорвала.
   Он пытался свести все к шутке? Но я не намерена обсуждать его романы и его проблемы, все, что могла, я для Ларса сделала. Дальше он сам по себе, а я сама по себе.
   – Ларс, за последнюю неделю я повзрослела больше чем за половину всей предыдущей благополучной жизни. Увидела изнанку существования, изнанку благополучного Стокгольма, узнала, что такое не просто быть подвешенной, но и ежеминутно ждать изнасилования и смерти. Я многое узнала, о чем предпочла бы не знать. Я другая, Ларс, не та Линн, что ужасалась, попав в комнату Мартина, и вздрагивала от каждого твоего прикосновения. Не думаю, что нынешняя лучше, но другая, и тебе придется с этим считаться. Ты отшвырнул меня в сторону, как несмышленого щенка. Став матерым псом, я не вернусь. У меня своя жизнь. А ребенок… он мой и только мой, кто бы ни был отцом.
   – Ты действительно изменилась…
   – Учителя хорошие попались и обстановка подходящая.
   – Все твои слова справедливы, я не буду сейчас ничего говорить в оправдание, это тебе не нужно. Время все рассудит и поставит на свои места. Я только хочу знать, что у тебя все в порядке и что ты живешь в хороших условиях.
   Неожиданно даже для себя я расхохоталась.
   – Ларс, после того, что я пережила, любые условия покажутся раем. Спасибо за заботу, но теперь обо мне заботится другой человек. И я буду жить весьма достойно, не замок, конечно, зато безопасно. Все, больше не могу разговаривать, извини.
   – Линн, бабушка хочет тебя видеть…
   Он решил использовать последнюю возможность? Нет, конечно, не последнюю, но сильный козырь, отказаться от встреч с бабушкой я не смогу, даже с Бритт проще.
   – Я ей позвоню.
   Лукас уже входил в дверь.
   – Извини, я не помешаю, сейчас только возьму кое-что и выйду. Схожу за кофе, он закончился.
   На столе стояли две пачки кофе, но Лукасу просто ничего другого не пришло в голову.
   – Не стоит, я закончила разговор. Спасибо, Лукас, ты настоящий. И… я переезжаю к тебе.
   – Это назло?
   Мои губы дрогнули в улыбке:
   – Я неправильно выразилась. Я переезжаю сюда. Мне нравится район, дом, квартира, но особенно сосед. Говорят, классный парень. Завтра с утра. Поможешь?
   – Придется сегодня или завтра после обеда, потому что с утра у нас с тобой литература. Тебе Ева Спенс, может, и простит прогулы, но мне нет.
   – Тогда сегодня, потому что во второй половине дня у меня история идей…
   – Просто оставайся. Пижаму купим в соседнем супермаркете, а новая зубная щетка найдется.
   – Да нет, нужно многое забрать.
   – У тебя очень много вещей в отеле?
   – Нет, пара сумок.
   – Тогда в чем вопрос? Завтра до занятий и перевезем. Я просто хочу освободить тебе комнату с душем. И не спорь, я тут старожил, а потому пока главный.
   – Ладно, главный старожил.
   – Тогда завтра в восемь… Нет, в половине восьмого! Я буду ждать тебя в холле отеля. Нужно успеть забросить твои сумки в квартиру и позавтракать. Занятия в десять.
   – Тогда мне пора домой. Нужно еще прочитать что-то к занятию. Что там задано?
   – Стриндберг, дорогая. И не отвертишься, потому что это предпоследняя неделя, скоро сдавать.
   – Хорошо-хорошо! – я подняла руки в знак того, что сдаюсь. – Но я читала «Жюли» и читала немало разборов этого произведения. В чем там особенности Евы?
   «Фрекен Жюли» с размышлениями Стриндберга во вступлении именно то, что мне сейчас нужно. Душевное харакири… я его сотворила и пытаюсь после этого выжить. Удивительно, но иногда можно выжить после самоубийства.
   Всю дорогу до моего отеля мы обсуждали особенности «Жюли» Стриндберга и подход к анализу нашего преподавателя. Интересно, что о правоте или неправоте Жюли и Жана речь не заходила.
   Договорившись встретиться в половине восьмого, разбежались.
   Я вернулась к себе в номер другим человеком. Очень хотелось стереть из памяти все, что произошло в последние два месяца. Ларс прав, придется стереть и его тоже. Я понимала, что это не удастся, и вовсе не потому что у меня пирсинг или излишняя осведомленность в некоторых вопросах, просто я любила и люблю его, но теперь эта любовь не мешает мне быть собой.
   Стояла перед окном в отеле, смотрела на оживленную Сергельсторг и думала о том, что начинаю новую жизнь. Ничего я не стану выбрасывать из памяти, просто больше не буду думать об Анне-Пауле, Маргит и БДСМ, без них есть о чем. Мне предстоит много заниматься, чтобы догнать пропущенное. И даже рождение ребенка не помешает получить образование, я сильная, справлюсь. Справилась же с Паулой и Маргит, а уж с бытовыми трудностями справлюсь и подавно.
   Позвонила бабушке.
   – Линн, где ты?! Твой телефон весь день не отвечал.
   – Три дня, ба. Я в порядке. А как ты?
   – Ларс сказал, что ты будешь жить с кем-то?..
   – Да, мне сдают комнату во вполне симпатичной квартире.
   – Оставайся на Библиотексгатан, там же пустая квартира.
   – Нет, мне удобней так, как есть.
   – Линн, ты…
   – Да, ба, я беременна, но это тоже ничего ни для кого не меняет, это важно только для меня. Все будет в порядке, после того, что я пережила, я способна вынести любые трудности. У меня правда все в порядке, не беспокойся. Я позвоню…
   Я не хотела, чтобы она начала убеждать меня, что с Ларсом нельзя расставаться. Все вокруг только это и делают, даже у Лукаса периодически проскальзывает такая мысль. Не кричать же всем, что это он меня бросил. Даже бабушке я не стану объяснять, кто такая профессор Джейн Уолтер и почему я с ней знакома. И с Ларсом это обсуждать тоже не буду.
   Когда-то Бритт внушала мне, что я забыла гордость, стала послушной овечкой, левреткой, теперь она убеждает, что я должна все забыть и простить Ларса. Но там, в сказочном домике с ужасной начинкой, родилась новая Линн, а может, просто выбралась из кокона настоящая? Я не озлобленная брошенная мать-одиночка, но я и не послушная овечка, не левретка. Я – это я, и теперь мне решать, как жить, с кем жить и зачем жить.
   Когда гусеница выбирается из кокона, она превращается в прекрасную бабочку. Почему-то это считается победой. Наверное, разрушить кокон – победа, но если вспомнить трепетность крыльев бабочки, то становится страшно за нее. Любое прикосновение, дуновение ветерка, капли дождя смертельно опасны.
   Я разрушила кокон, но у меня стальные крылья, они не боятся не только ветерка, но и бури, я бабочка, готовая постоять за себя! И если Ларс этого не понял… тем хуже для Ларса. Этого не объяснишь, он должен осознать сам.
   Я не разлюблю Ларса никогда, настоящая любовь бывает далеко не у каждого, а если и бывает, то раз в жизни. Нельзя разлюбить того, кого полюбил по-настоящему, несмотря ни на что, нельзя. Не всякая любовь бывает счастливой и взаимной, но даже с этим можно научиться жить. Я не буду добиваться или пытаться заслужить Ларса, чтобы не перестать уважать себя, пусть будет как будет. И будущему ребенку скажу правду, просто я сейчас не могу ее сказать, не могу, я должна это пережить. И если переживу, мои крылья станут даже крепче дамасской стали.
   Инга когда-то сказала, что мы с Ларсом будем вместе. Она лживая, если лгала о своей полной слепоте, значит, она лжет и в остальном. Но это неважно. Ларс со мной навсегда, в моем сердце, в нашем ребенке. Мне этого достаточно, я научусь жить только с этим, я сильная, в тысячу раз сильней, чем сто дней назад, когда впервые увидела умопомрачительного красавца со стальным глазами.

   Половину ночи стояла у окна или лежала без сна, твердя и твердя себе одни и те же слова как заклинание, а утром, спустившись в четверть восьмого на ресепшен, обнаружила в холле Лукаса.
   – Привет, как ты?
   – Привет. Вот сумки.
   Их было всего две. Лукас слегка приподнял бровь:
   – И все? Я думал, ты отправишь меня в номер за багажом.
   – Здесь только самое необходимое, остальное в квартире на Библиотексгатан.
   – У Ларса?
   – Нет, у бабушки. Я потом заберу оттуда.
   – Я помогу.
   Мы действительно успели отвезти вещи в квартиру, причем я поняла, что Лукас половину ночи организовывал свой переезд из комнаты в комнату. Он и слышать не желал о том, чтобы я заняла меньшую.
   – Не бойся, я все вымыл и проветрил. Если хочешь, купим новую кровать для тебя.
   – Нет, все в порядке. Пойдем, иначе не успеем позавтракать, а я действительно хочу есть.

   Дорис моему появлению обрадовалась:
   – Линн, я для тебя все записи лекций дублирую, у меня подробно…
   Лукас не замедлил отозваться:
   – А то без тебя не сообразили!
   Ну вот, стоило оставить их на неделю, как снова начали грызться! Никакая крав-мага не помогла. Вот глупые, если бы они только знали, как легко все испортить и как невозможно восстановить. Но кого это убеждал чужой пример? Это только считается, что люди учатся на них, мне кажется, что все и всегда набивают шишки собственным лбом. Хорошо, если после этого на грабли не наступают.

   Преподавательница улыбнулась как доброй знакомой, хотя имела полное право быть недовольной моими прогулами.
   – Мне звонил полицейский… Даг Вангер, кажется.
   – Да, а что?
   – Он объяснил причину твоего отсутствия. Я приняла это к сведению. Думаю, ты сумеешь догнать.
   – Лукас и Дорис помогут.
   – Подойдите после лекции, поговорим, что нужно сделать.
   Вау! Даг позаботился о том, чтобы меня не отчислили? Надо позвонить ему и поблагодарить.
   Но это потом.
   Начиналась лекция, а вместе с ней и новая жизнь, в которой не было Ларса, зато была новая я. Я не желала быть госпожой, но я больше не рабыня. Только равенство!
   Лукас с легкой тревогой покосился в мою сторону. Я чуть улыбнулась в ответ:
   – Все в порядке.
   Определенно начиналась белая полоса в моей жизни. Это хорошо, слишком долго задерживаться в черной вредно…

   Когда мы вышли из аудитории, Лукасу пришлось даже подтолкнуть меня в спину, потому что я застыла столбом – у окна стоял Ларс! Он сделал ко мне шаг:
   – Линн, нам нужно поговорить…
   – Лукас, я догоню. – И Ларсу: – Рада тебя видеть. О чем, что-то не так с квартирой?
   Он поморщился:
   – При чем здесь квартира? Ты не отвечаешь на мои письма и звонки…
   – Мне хватило одного-единственного. А по телефону мы вчера поговорили.
   – Я понимаю, что совершил самую большую ошибку в своей жизни, что ее не исправить. Но я люблю тебя. Не вычеркивай меня из своей жизни совсем, дай второй шанс.
   – Ларс, я…
   Договорить не успела, сильная боль вдруг скрутила низ живота, заставив буквально хватать ртом воздух. Случилось неизбежное, беременной женщине нельзя переносить то, что за последние дни испытала я, это не могло хорошо закончиться. Еще утром я чувствовала неприятную тянущую боль, но теперь она стала настолько сильной и резкой, что думать ни о чем другом просто невозможно. Я согнулась, схватившись за живот.
   – Что, Линн?!
   Последнее, что почувствовала, – Ларс подхватил на руки, не давая упасть, и крикнул:
   – Врача! Быстрей!

   Очнулась в больнице под капельницей. Медсестра, колдовавшая над аппаратурой, чуть улыбнулась:
   – Вы пришли в себя? Это хорошо, я сейчас отключу капельницу, пока достаточно.
   – Я…
   Она нахмурилась, вздохнула:
   – Вы потеряли ребенка. Сожалею.
   Вот и все, я потеряла то маленькое чудо, которое зародилось во мне, которое помогало выдержать весь кошмар последних дней, не давало сдаться, опустить руки. И которое связывало нас с Ларсом. Может, это и есть подсказка? Если судьба решила, что у нас не будет общего ребенка, значит, так и должно быть? Что еще у нас общего? Не воспоминания же о Пауле и БДСМ?
   Вот и все…
   Медсестра тревожно заглянула мне в лицо:
   – Как вы?
   – Ничего, я вынесу, я все вынесу…
   – И правильно. Жизнь не кончена, все еще наладится.
   Она ловко освободила меня от всех трубок и проводов, укрыла, предложила воды. Я отказалась, меня интересовало совсем другое. Сквозь стеклянные двери палаты в коридоре у окна видна высокая фигура.
   – Что он здесь делает?
   – Он не уходил с того времени, как привез вас. К тому же он…
   Я нахмурилась:
   – Давно?
   Она скосила глаза на часы на стене:
   – Часов восемь… К вам много посетителей, но мы не пускали, пока вы были без сознания. Сейчас я сообщу, что уже можно…
   Стоило медсестре выйти, как я спустила ноги на пол, осторожно поднялась, борясь с головокружением, и потопала к выходу.
   Хорошо, что в этой части больницы коридоры узкие, широкий мне бы не пересечь.
   Ларс услышал мое шаркание, обернулся, бросился навстречу. Сильные руки подхватили за плечи, не давая упасть, прижали к себе. Я уткнулась носом ему в грудь и разревелась. Все эти кошмарные дни не плакала, не позволяла даже слезинке выступить, а теперь уже не могла сдерживаться. Ларс прижался щекой к моему виску, гладил волосы:
   – У нас еще будут дети, Линн, еще будут…
   Сзади раздался возмущенный вопль медсестры:
   – Зачем вы встали?! Немедленно ложитесь!
   Я чувствовала, что ноги не держат совсем. Ларс снова подхватил меня на руки, отнес на кровать, уложил, бережно укрыл. Но поговорить не удалось, потому что долго сдерживаемая толпа родственников и друзей прорвалась в палату. Пришли все: Бритт и Том, бабушка и Свен, Лукас и Дорис… Ларс отступил к окну и молча смотрел на эту вакханалию желающих убедить меня, что все прекрасно. Терпеть не могу, когда мне сочувствуют!
   Я подняла руки и максимально громко, насколько получилось, закричала:
   – Так, успокойтесь все! Я не при смерти, сказали: жить буду. Что жизнь не закончена, поняла еще несколько дней назад, когда сцепилась с бандитами, а потому жалеть меня нечего.
   Если я надеялась урезонить своих сочувствующих близких, то ошиблась, потому что загалдели сильней прежнего.
   Каждый умудрился сказать мне нечто по секрету от остальных. Но стоит заметить, что они позволяли это друг другу, буквально выстроившись в очередь.
   – Линн, знаешь, мы с Томом решили… пожениться.
   – Шутишь?
   Том кивнул:
   – Так надежней, Бритт у нас с тобой непостоянная.
   Прижавшаяся к плечу Тома Бритт вовсе не выглядела ветреницей, скорее сама скромность и верность. Не знай я, что внутри вулкан, который просто затих на время, могла бы и поверить.
   Свен смущенно молчал, не зная, что сказать, я пришла на выручку сама:
   – Свен, вы еще раз угостите меня фазаньей грудкой? Она получается у вас прекрасно.
   – И не только ею, Линн.
   Бабушка возмутилась:
   – У меня многое получается куда лучше!
   – Тогда устроим соревнование. На Библиотексгатан прекрасная кухня.
   – Не в замке? – глаза у обоих полны тревоги. Они рассчитывали, что я немедленно перееду к Ларсу? Просчитались, теперь я сама себе хозяйка.
   – Нет, и вообще мне нужно учиться, ба. Но в выходные милости прошу в гости, вы должны научить меня готовить не только блинчики.
   – С удовольствием, дорогая!
   Лукас смущенно сообщил:
   – Линн, твоя комната в порядке.
   Он держал Дорис за руку, словно та могла сбежать. Я все поняла, новые нападки на «синий чулок» действительно были жестом отчаяния. Может, моя беда заставила их понять то, что они друг другу нужны?
   – Лукас, может, ты сменишь соседку?
   – Как это?
   Ей-богу, даже самые умные парни непроходимые тупицы во всем, что касается чувств! Больше того, самые умные обычно самые большие тупицы. Это я усвоила благодаря Ларсу.
   – Комната идеально подошла бы Дорис. Она любит яркое солнце целый день и утром, а я предпочитаю на закате.
   То, как Дорис залилась краской, подтвердило, что я попала в точку.
   – А ты куда, к Ларсу?
   – На Библиотексгатан. Меня выпустят через пару дней, поможешь переехать?
   – А… может, останешься? Просто Дорис переедет ко мне?
   Я ахнула, потом, спохватившись, рассмеялась:
   – Тогда меняемся комнатами.
   – Нет!
   – Да, иначе уеду на Библиотексгатан!
   Лукас вздохнул:
   – С тобой теперь не поспоришь…
   – Вот и не спорь.
   Лукас стрельнул глазами на Ларса, стоявшего у окна, вздохнул:
   – Как скажешь.

   Разошлись все, остался один Ларс, все это время молча стоявший у окна. Я почувствовала, насколько устала, неимоверно хотелось спать. В палату вошла медсестра:
   – Вам нужно еще одно переливание, я подключу аппаратуру. Вы потеряли много крови, приходится добавлять.
   Она все сделала быстро, но выпроваживать Ларса не стала.
   Когда ушла и она, я посмотрела на капельницу с кровью, потом на Ларса, присевшего возле моей кровати, внутри словно что-то щелкнуло. Переливание? Но мамина кровь не совпадает с моей, у Бритт тоже…
   – Ларс, чья кровь?
   В стальных глазах появился блеск:
   – Моя. Только не требуй, чтобы откачали обратно!
   – Теперь мы брат и сестра?
   Взгляд стал настороженным:
   – Что ты этим хочешь сказать?
   – Будем дружить семьями.
   – То есть?
   – Станешь рассказывать своим внукам, как ты спас…
   – Их бабушку!
   Я демонстративно сделала вид, что не заметила его вставки:
   – …одну препротивнейшую, маниакальную особу.
   Ларс наклонился ко мне:
   – Не надейся, что я кому-нибудь тебя отдам. Понимаю, завоевать тебя снова, после того, что натворил, будет очень трудно, но я постараюсь.
   Я устало прикрыла глаза. Пусть старается. Все-таки Ларс самый красивый мужчина на свете, и я его люблю. А что до совершенных ошибок, то кто их не совершает…
   Нет, я вовсе не намеревалась заставлять его кровью искупать свои ошибки (хотя именно так он и сделал), но уже точно знала, что сама чего-то стою. Дороговато поплатилась за такое знание, но что поделать?..

   Ларс все-таки ушел на ночь, врачи потребовали дать мне отдохнуть.
   Мое состояние уже не вызывало у них опасений, кровь мне перелили, оставалось бороться со слабостью. Не люблю больницы, потому поинтересовалась:
   – Когда меня отпустят домой? Лежать я могу и там.
   – Кто будет за вами ухаживать? – врач молод и очень похож на Джорджа Клуни, не сомневаюсь, что мой вопрос по-своему уникален, потому что остальные пациентки норовили полежать подольше. Но я такого насмотрелась, что меня еще очень долго никто не будет интересовать, даже копии Клуни.
   – У меня много помощников…
   – Молодой человек, который вас привез и дал кровь?
   – Нет, и без него хватает. Бабушка, друзья, сестра, мама…
   Бровь эрзац-Клуни чуть приподнялась, вот еще один умелец выражать удивление столь эффектно.
   – Почему мама в последнюю очередь?
   – Могу назвать первой.
   – Хорошо, завтра я вас отпущу, но при условии, что будете лежать дома еще неделю и беречься.
   – А можно сегодня?
   Он с недоумением уставился на меня:
   – Вообще-то, почти ночь.
   – За мной приедут.
   – Нет-нет!
   – Мне еще будут делать какие-то процедуры?
   – Не мешало бы поставить капельницы… – Доктор перебирал бумаги на столике, явно не зная, на что решиться. Я поняла, что нужно просто надавить посильней.
   – Общеукрепляющие?
   – Да, конечно.
   – Их поставят дома.
   – Мне позвонить молодому человеку, чтобы он за вами приехал?
   – Ни в коем случае!
   Теперь глаза эрзац-Клуни внимательно изучали мое лицо. Хотелось крикнуть: что, не подхожу Ларсу? Да, я бледно-зеленая поганка, но с учетом моих мучений за последние дни это неудивительно.
   – Это его ребенка вы потеряли?
   Мои глаза никогда не были стальными, они просто серые, но я обрела сталь и во взоре, и в голосе:
   – Своего, доктор, только своего!
   Он отвел взгляд первым, чуть смутился:
   – Хорошо. Звоните маме, чтобы приехала.
   – Лучше друзьям, они наверняка не заняты на каком-нибудь благотворительном приеме.
   Мы посмотрели друг на дружку и с облегчением рассмеялись. Эрзац-Клуни достал из кармана визитку, протянул мне:
   – Только при условии, что вы позвоните, когда доедете, а еще завтра и вообще каждый день.
   – До пенсии?
   – По крайней мере, моей.
   – Идет!
   – А дети у вас еще будут…

   Лукас, услышав новость, ахнул:
   – Линн! Конечно, немедленно приеду!
   – Приедешь или приедете с Дорис?
   – А ты не против…
   – Не против! Давайте скорей, домой очень хочется.
   Еще через час я проваливалась в сон на своей постели в квартире дяди Лукаса. Лукас и Дорис категорически отказались снова меняться комнатами, заявив, что если им вдруг покажется мало, то займут еще одну, стоявшую закрытой.
   Думать ни о чем не хотелось, мысли даже о Ларсе я старательно гнала от себя. Нужно по-настоящему начать новую жизнь, а для этого я должна постараться забыть или почти забыть все, что пережила. Нет, я понимала, что снова пойду в больницу к Вере и Тине, но просто как к больным подругам, а не к подругам по несчастью. Психолог прав – иного не дано.
   Оставались одна беда – потеря ребенка и одна проблема – Ларс. Он сказал, что у нас еще будут дети… Какие дети?! Засыпая, я думала все-таки об этом.

   С утра яркое солнце, окна на юго-восток, а потому даже сквозь опущенные жалюзи пробивались солнечные лучи, образовывая узенькие полоски на полу и моем одеяле.
   Но теперь я солнцу не просто рада, для меня оно означает конец кошмара, наверное, потому что все дни мучений мы солнечного света не видели. Думать ни о чем не хочется, голова пустая и от этого почему-то легко и хорошо…
   Звонок Ларса вполне ожидаем:
   – Линн, что случилось?
   Однако… на часах только восьмой час, а он уже в больнице и выяснил, что меня нет?
   – Здравствуй.
   – Я тебя разбудил?
   – Нет, я уже не спала.
   – Почему ты уехала?
   – Потому что мне разрешили.
   – Но почему даже не позвонила, я бы отвез. Ты… не хочешь меня видеть?
   Опуская второй вопрос, отвечаю на первый:
   – Потому что все в своей жизни я теперь буду решать сама.
   – Без… меня?..
   Мне не удается сдержать улыбку:
   – Посмотрим…
   Я просто вижу, как загораются улыбкой стальные глаза.
   – Хорошо, спи…

   Кажется, я готова принимать душ раз по десять в день, но мне это запретили делать. Все равно я быстро моюсь и выползаю из комнаты с мокрыми волосами.
   Позвонили все подряд: Бритт, визжа от радости, что меня отпустили, бабушка, Фрида, мама, Тереза, даже моя подруга по несчастью Габи, передав привет от Тины, которая все еще не могла разговаривать. Я всем сообщила, что аудиенции пока не даю, пусть подождут. Сообщение встречено с пониманием.
   Все-таки во всем есть своя прелесть (кроме той жути, которую я пережила), в болезни тоже. Можно встать в полдень, нахально изображать из себя немощь и ничего не делать, даже не учиться. Лукас уже сообщил, что, если я не успею до конца семестра, то мне позволено сдать все позже. Еще бы!
   Но для себя я решила полениться только сегодня, нельзя заниматься сидя, но лежа-то можно, буду читать и печатать, как стопроцентная блондинка в законе – на диване, болтая согнутыми ножками в воздухе.
   К вечеру я занималась политической историей именно так – на диване в гостиной. Когда в дверь позвонили, открывать вышел Лукас, вернулся чуть смущенным:
   – Линн, у нас новый сосед… Он будет жить в третьей комнате…
   Я икнула, потому что в комнату вошел Ларс, бросил сумку у входа и присел рядом с диваном на корточки:
   – Если ты не против…
   Стальные глаза смотрели не отрываясь. Я мысленно чертыхнулась. Присутствие Ларса в нашем доме означало, что никакие решения я сама принимать не буду, он снова начнет командовать и создавать кокон. Но и оттолкнуть тоже не могла, несмотря ни на что, я любила эти стальные глаза, я не могла без них жить, и бороться с таким безумием вовсе не хотелось.
   – При одном условии.
   – Согласен заранее.
   – Даже нескольких.
   – Согласен на любые.
   – Ты не будешь ничего мне диктовать. В крайнем случае, предлагать, и то через раз.
   Красивая бровь полезла вверх. О, как хорошо я знала это выражение лица!..
   – Что, так доставал?
   – Было такое. Я хочу самостоятельности.
   – Договорились. – Его пальцы коснулись моих волос.
   Я вдруг поняла, что если это будет продолжаться, то любые договоренности полетят к черту, я просто растаю в его руках, чего делать не должна. Почему – не знала, но знала, что не должна! Представляю, что сказала бы по этому поводу настоящая стерва: «Правильно, женщина должны быть непокобелима!» Именно так – непокобелима, а не непоколебима. Это выражение я однажды услышала от Бритт, почему-то оно запомнилось.
   «Непокобелимая» Линн объявила:
   – И второе: ты не будешь ко мне прикасаться!
   В стальных глазах растерянность. Это так редко бывает… Ага-а… и мы что-то можем! Глупость? Наверное, но обратного пути нет, слово сказано, теперь оставалось держаться.
   Ларс убрал руку:
   – Хорошо, я ведь сказал, что согласен на любые условия.
   – Помоги подняться, мне нельзя сидеть.
   И тут же получила. Ларс подставил локоть, чтобы оперлась, в серых глазах чертики:
   – Извини, иначе не могу, я не имею права тебя касаться.
   Я рассмеялась:
   – Молодец, соблюдаешь договоренности.
   – Садистка!
   В гостиную заглянул Лукас:
   – Так ты не против?
   Я демонстративно пожала плечами:
   – Квартира не моя. А когда переедет Дорис?
   – Сейчас.
   Нашего полку прибыло…

   Ларс отправился за остальными вещами, а еще помогать переезжать Дорис. А я в свою комнату.
   Что-то заставило открыть электронную почту и даже корзину. 28 непрочитанных писем, из которых 22 за те двое суток между моей поездкой в Оксфорд и встречей с Маргит. Я поставила флажки, чтобы удалить, уже навела курсор и вдруг остановилась, стала открывать одно за другим.
   Во всех письмах буквально крик: Линн, не вычеркивай меня из своей жизни, я исправлю все, что натворил, только позволь сделать это, у меня никого, кроме тебя, и я без тебя не смогу!
   Что было бы, прочитай я эти письма раньше? А ничего, просто не поверила бы. А сейчас верю? Не знаю, но что-то изменилось, не могло не измениться.

   Не выдержав, позвонила Бритт с заявлением, что они с Томом завтра приедут, хочу я этого или нет! Я рассмеялась:
   – Приезжайте, познакомлю с новым соседом.
   – Вау! Кто это у вас?
   – Лукас привел жильца в третью комнату. Красив, как бог, умен и богат…
   Тон у подруги явно изменился, в голосе сомнения:
   – Линн, а, может, не стоит?
   – Ты думаешь?
   – Ну… Ларс…
   – А что – Ларс? – мне удалось скрыть свою улыбку или Бритт просто не слишком внимательна?
   – Знаешь, он все это время так переживал… он просто с ума сходил…
   – При чем здесь это?
   – Ну-у… зачем тебе новый сосед? – звучало так, словно она уговаривала не отказываться от потрепанной любимой игрушки ради яркой новой.
   – Ты о ком сейчас заботишься, обо мне или о Ларсе?
   Подруга буквально взвилась:
   – Об обоих! Два дурака! Вы же любите друг друга! Вы должны быть вместе!
   – Пока достаточно того, что просто рядом.
   Я помолчала, давая возможность Бритт переварить услышанное. Подруга справилась, соображала она всегда хорошо.
   Шепотом недоверчиво:
   – Ларс с тобой?
   – Я же сказала, в нашей квартире новый сосед. Лукас сдал третью комнату Ларсу.
   Крик «Вау!» просто оглушил, кажется, его услышали даже соседи по дому, а у меня заложило ухо.
   – Лукас умней тебя! Я его обожаю.
   – А как к этому обожанию относится Том?
   – Нормально, – Бритт облегченно рассмеялась. – Завтра приедем.
   – Только не рано, я теперь нахально валяюсь в постели почти до обеда.
   – Ха, когда это я вставала на рассвете?!
   – Когда тебя поднимала я.

   Вещи Ларса и Дорис перевезены, по этому поводу предлагается выпить.
   Выйдя в коридор, я испытываю первый шок, потому что буквально тут же оказываюсь припертой к стенке. Нет, Ларс не касается меня, просто его руки каким-то непостижимым образом замыкают меня в кольцо, опираясь о стену слева и справа. Стальные глаза совсем рядом, в них такой знакомый блеск…
   – Касаться тебя запрещено, но говорить-то можно? Я люблю тебя… Я…
   Я понимаю, в какой сладкий ад попала, и закрываю глаза, чтобы их блеск не выдал моих мыслей…