-------
| Библиотека iknigi.net
|-------
| Людмила Л. Стрельникова
|
| Мальчик из саркофага
-------
Людмила Леоновна Стрельникова
Мальчик из саркофага
Глава 1

Спортивные соревнования были в самом разгаре. После легкоатлетов выступали любимцы местной публики силачи-тяжеловесы. Площадка для состязаний находилась под открытым небом и представляла собой круг диаметром в пятнадцать метров, покрытый песком и огороженный простым канатом, натянутым между деревянными колышками. Общую панораму дополняли Кавказские горы, со всех сторон закрывающие горизонт от взгляда и сосредотачивающие внимание на той кучке людей, которые столпились в долине.
Силачи-тяжеловесы выходили на середину площадки и с упорством килограмм за килограммом наращивали вес штанги. Огромнейшая металлическая махина то и дело, падая вниз, оставляла в песке глубокие впадины.
У самого барьера стоял молодой человек, которого местные жители ввиду незначительности возраста называли просто Эрик, и орал:
– Давай, давай! Иди на рекорд! Поднатужься.
В порыве азарта ярый болельщик не заметил, как рядом с ним встал мужчина лет сорока двух, крепкий, жилистый, с волевым лицом и цепким взглядом. Он смотрел на соревнующихся, но думал о чем-то своем, казалось, соревнования не развлекали его и не вызывали ни малейших чувств. В противовес ему из молодого человека эмоции так и выплёскивались, и когда один из спортсменов взял вес в двести десять килограммов, он не вы держал и в порыве восхищения обратился к незнакомцу:
– Вот это силища! Вот дает! Есть же богатыри.
Незнакомец остановил на нем холодные спокойные глаза и неожиданно спросил:
– Хочешь, через месяц будешь поднимать больше?
Эрик сразу не понял вопроса, настолько тот выглядел нереальным в применении к нему, и поэтому засмеялся:
– Да вы что, я и двадцати килограммов не подниму.
– Тебе сколько лет?
– Двадцать.
– В каждом человеке есть скрытые потенциальные возможности. Кроме того, разум – сильнее любой физической силы. Даю слово: через месяц ты побьешь его рекорд. Согласен?
– Согласен. Но в это также трудно поверить, как в то, что моя коза повезет воз сена.
– Хорошо, и твоя коза повезет воз сена, – согласился незнакомец. – Я могу у тебя поселиться?
– Конечно. Мы живем вдвоем с дедом, если не считать козу Элеонору и двух дворняжек. Будем очень рады, если и вы присоединитесь к нам.
По дороге незнакомец представился, как старший научный сотрудник Иван Васильевич Штрабер, приехавший в эти края с определенной научной целью, какой именно, он распространяться не стал. На следующий день гость привез на попутной машине личные вещи; чемодан и пару странных ящиков, после чего разместился в одной из предоставленных ему хозяевами комнат.
Спустя два дня он вызвал к себе Эрика и предложил начать подготовку, объяснив:
– Метод мой состоит в следующем. Я наращиваю тебе массу химическим путем, у меня есть особый препарат, влияющий на рост клеток, точнее – на мышечную ткань. Тебе будет достаточно нескольких уколов, месяца тренировок – и рекорд твой. Но ты должен помочь мне в одном деле…
– Каком?
– Говорят, у вас есть где-то пещера смерти. Не мог бы ты показать ее?
– Могу. Это пещера Гонг. Но проникнуть внутрь ее невозможно, и не мечтайте. Все, кто там побывает – умирают. Пещера проклята.
Штрабер усмехнулся.
– Молодым верить в сказки смешно. Проклятий не бывает, запомни – есть необъясненные, неразгаданные тайны природы, и человеческий разум рано или поздно их разгадает. Но об этом потом. А сейчас – два укола в обе руки. Не боишься? Некоторые от одного вида шприца падают в обморок.
– Нет. Что там – комариный укус.
Штрабер подготовил препарат, иглу, шприц, затем ввел инъекцию сначала в мышцы одной руки, потом – другой. То же самое он проделал с козой, правда, ей оказалось достаточным одного укола.
На следующее утро Эрик почувствовал зверский аппетит, он съел все, что было приготовлено на завтрак и на обед, и не испытал полного удовлетворения.
– Что это тебя сегодня как прорвало? – удивился дед Артем. Внук ответил веселой улыбкой:
– Я теперь всегда по столько съедать буду.
Последнее старика не особенно обрадовало, он уловил только одно, что на внука не наготовишься, и поэтому сразу же предложил:
– Раз так, то вари сам. Нужна тебе выварка – готовь выварку, а мне нынче не под силу.
Старик пошутил относительно объема, но попал, как говорится, «в точку». Эрику и в самом деле пришлось готовить каждый день по выварке. Его аппетит чрезмерно возрос. Чтобы нарастить необходимую массу, требовался соответствующий материал, поэтому он ел за четверых, и при постоянных упражнениях с гирями на глазах набирал мощь. У него расширились плечи, бицепсы выросли втрое, мускулатура на ногах тоже соответственно увеличилась в объеме. Таким же образом поправилась и коза.
Уже через две недели дед заметил внуку:
– Что-то вы с Элеонорой раздобрели. Не пойму, с чего это?
– Тренируемся, дед. Я каждый день штангу выжимаю, она – воз. Идем на рекорд. Спорт – великая сила.
– Сила-то сила, но Элеонора перестала давать молоко.
– Была молочная порода, будет мясная. Представляешь – мяса, как от трех коз, – утешил внук.
Старику перспективы понравились.
– Это ничего, пойдет тогда.
Спустя месяц от хилого парня ничего не осталось. Он превратился в богатыря, мускулы его налились и увеличились в объеме, приобретя одновременно с массой и силу.
Если же говорить о козе, то она напоминала хорошо откормленного полугодовалого бычка. Правда, многие сельчане утверждали, что это телка, в сомнение вводила только борода, но каких казусов не бывает в природе. Некоторые в связи с этим уверяли, что случается, и коровы бывают с бородой, а не только с рогами.
В ближайшее же воскресенье Эрик вызвал на соревнование силача Каношвили из соседнего селения, именно он установил последний местный рекорд в двести десять килограмм. Тот согласился принять вызов.
Ровно в одиннадцать утра спортивная площадка была, как положено, огорожена канатом, в центре лежала штанга. Вокруг расположились жители двух селений, представляющих, болельщиков с обеих сторон.
Силач Каношвили взял вес первым – двести десять килограмм, подтвердив прежний рекорд. Эрик надбавил один килограмм и легко поднял штангу. Каношвили добавил два килограмма и с огромной натугой побил свой предыдущий рекорд. Но сильный противник прибавляет силы и нам. Эрик держался с достоинством, Штрабер, наблюдавший за поединком, усмехался; казалось, ему заранее был известен итог соревнований. Зрители шумели, спорили.
Новый претендент на победу взял двести четырнадцать килограмм, Каношвили поднял двести пятнадцать, и при этом штанга так тряслась в его руках, что на нее было страшно смотреть. Пот градом катился и по лицу, и по телу выступавшего. Чувствовалось, что больше он из себя ничего не выжмет. И тогда молодой человек надбавил под удивленными взглядами болельщиков четыре диска и взял вес в двести шестьдесят килограмм.
Зрители ахнули, потом взревели от восторга.
– Ура новому чемпиону!
Эрик победоносно поднял обе руки, раскланялся и после этого сообщил:
– Это, товарищи, не все. Моя коза Элеонора установит на глазах у вас мировой рекорд среди коз, она повезет телегу с сеном, вес которого составляет три тонны.
Зрители загалдели недоверчиво.
Эрик вывел из сарая козу, подвел к телеге, нагруженной сеном, и стал впрягать.
Пока он подготавливал «спортсменку» к взятию рекорда, зрители спорили – коза это или телка.
– Борода приклеена, – убеждал один, – а хвост оторван.
– Брось ты, – сопротивлялся другой, – это новая порода коз – коза ездовая.
– Это не коза и не телка, – заверял третий, – а буйвол.
– Буйвол? Разуй глаза, – орал четвертый, – хвост-то у него козлиный.
Неизвестно – до каких пределов раскалился бы спор, но зычный голос Эрика заставил всех умолкнуть.
– Товарищи, сейчас коза на ваших глазах протащит этот воз вон до того дерева.
– А она не лопнет? – бросил из толпы кто-то с насмешкой.
– Увидите, – он потянул козу за поводок, и она легко сдвинула с места гору сена, протащив воз без малейшего напряжения до намеченной вехи. Таким образом, за один день было установлено два мировых рекорда, к сожалению, не зафиксированных прессой.
Эрик возвращался домой счастливый. Одной рукой он вел на поводке Элеонору, в другой держал кубок, отвоеванный у Каношвили.
– Никогда не думал, что буду чемпионом, – говорил он шагавшему рядом Штраберу. – Поистине – вы чародей.
– Не чародей, а служитель науки. А наука, молодой человек, и не на такие чудеса способна.
Дома внук торжествующе преподнес деду Артему приз и с восторгом рассказал, как они с козой Элеонорой устанавливали рекорды.
Пока молодой человек упивался собственной победой, Штрабер, завоевав в его глазах полнейший авторитет, включил телевизор. Передача сразу же привлекла его внимание. Говорили о пещере Гонг, выступал некий Костров:
– … Конечно, о ней ходит множество дурных слухов, но не следует принимать их всерьез, местные жители боятся переступать ее порог, но хочу рассеять их страх: лично мне месяц тому назад довелось побывать под ее сводами и, как видите, я остался жив.
Глава 2
Прошла неделя. Все это время Штрабер бродил по горам в сопровождении Эрика, который после проделанного с ним чуда проникся к науке глубоким уважением, а к гостю так привязался, что их везде и всюду видели только вместе. В наступившее воскресенье Штрабер снова включил передачу «Клуб путешественников». Выступал обычный ведущий – Осипов. Лицо его выглядело унылым.
– … К сожалению, пещера Гонг вновь подтвердила свою дурную славу, – проговорил он с горечью. – Участвовавший в предыдущей передаче Костров три дня тому назад скончался по непонятным причинам.
По лицу Штрабера, до этого спокойному, как по сухим веткам, пробежал лихорадочный огонь живой заинтересованности. Странное чувство овладело им – он ощутил, что его, как магнитом, влечет к опасному месту. После последнего сообщения, между его сознанием и пещерой установилась невидимая, но неразрывная связь. Он должен был разгадать ее тайну, чего бы это ему не стоило. Жажда поиска овладела неуёмной душой ученого; стоило ему узнать о загадке природы, как он уже ни о чем другом не мог думать, мозг концентрировал мысленную энергию исключительно на этом факте.
В этот же вечер он послал запрос в студию телевиденья с просьбой дать ответ, делалось ли вскрытие и установлена ли причина смерти. Ответ пришел спустя две недели:
«Костров Ю.Н. скончался скоропостижно. Вскрытие ничего не показало. Все органы в норме».
Штрабер недовольно отбросил письмо.
– Знают же, что смерть связана с необычным явлением природы и не исследовали микроструктуру ткани, – зло проговорил он и обратился к новоиспеченному чемпиону, читавшему у него в комнате учебник по биологии. – Послушай, Эрик, не пожертвуете ли вы мне одну собаку? У вас две.
Молодой человек задумался.
– Не знаю, как дед. Он к ним привык.
– Очень нужно. Для науки.
– Хорошо, попробую уговорить.
На рассвете, захватив с собой Рекса и положив в сумку кусок сырого мяса, Штрабер и Эрик, который заделался фактическим помощником ученого, отправились к пещере Гонг. Они остановились в тридцати метрах от провала, и Эрик, вытянув руки по направлению ее зияющей пасти, проговорил:
– Вот она – исчадие ада. Ближе подходить не рекомендую. Говорят, даже из тех, кто проходит мимо, не каждый выживает.
Штрабер достал кусок мяса, дал понюхать собаке и, размахнувшись, бросил в чрево пещеры. Рекс помчался за ним. Ученый засек по часам время: собака расправилась с пищей за четыре минуты и, облизываясь с явным удовольствием, вышла из-под темных сводов на свет. Весело помахивая хвостом, она подбежала к людям, готовая следовать дальше.
С этого дня Штрабер непрерывно наблюдал за псом. Ночью брал его к себе в комнату, спал чутко, от каждого шороха просыпался. Свет горел в помещении до утра, чтобы в любую минуту было видно, что происходит с животным. Рекс умер через два дня перед рассветом. Штрабер проснулся от тишины, которая показалась ему подозрительной: он не слышал дыхания собаки.
– Рекс, – окликнул он.
Собака не шелохнулась. Ученый подошел к ней, потрогал. Пес был мертв. Не дожидаясь утра, он сделал вскрытие и начал исследовать кровь и ткани различных органов под микроскопом, привезенным в одном из ящиков.
Кровь дала нормальные характеристики, то есть радиация в пещере отсутствовала. В первом варианте он предполагал, что близко к поверхности подходят урановые руды, которые, излучая смертоносные лучи, делают пещеру неприступной. Но эта гипотеза не подтвердилась. Анализ же тканей показал, что в клетках находятся примеси какого-то отравляющего вещества, особенно большая концентрация его наблюдалась в легких.
– Что ж, от этого предохраниться проще, – сказал он вслух сам себе.
Когда причина, вызывающая смерть, была установлена, ученый, взвалив один из привезенных ящиков на козу, вместе с Эриком вновь отправился к пещере.
Недалеко от входа он извлек из ящика скафандр, облачился в него и, обвязавшись веревкой за пояс, предупредил попутчика:
– Каждые десять минут будешь дергать за веревку. Если не почувствуешь ответного сигнала или сигнал будет несвоевременным, вытаскивай меня.
– Вы думаете, в пещере есть водоем? – Эрик указал глазами на скафандр.
– Думаю, в пещере есть яды. Скафандр изолирует мою кожу и легкие от опасной атмосферы.
– Откуда же она там? – изумился молодой человек.
– Попробую узнать.
Ничего интересного на первый взгляд под таинственными сводами Штрабер не заметил. Пещера оказалась неглубокой. Он обратил только внимание, что никаких камней, обломков горных пород на полу нет и вокруг так чисто, как будто кто-то ее вымел. Присмотревшись к стенам, он понял, что они скорее искусственны, чем естественны, это заставляло предполагать, что изнутри своды обмазаны каким-то раствором, вроде бетонного. Он наклонился, попробовал отковырять или отбить осколок, и в этот момент что-то огромное и тяжелое навалилось на него, сдавило со всех сторон и стало душить. Ученый успел только дернуть веревку, как руки и грудь сжало с такой силой, что он задохнулся от боли и потерял сознание.
Эрик, получив несвоевременный сигнал из пещеры, отреагировал молниеносно и, не раздумывая долго, с такой силой дернул за конец верёвки, что тотчас же из темной пасти провала вылетел и покатился на него огромный буро-серый шар. Впрочем, вскоре по бокам этой массы он заметил ноги и голову в скафандре и шлеме. Шар остановился, и Эрик увидел зрелище, заставившее его действовать незамедлительно. Тело ученого обвил огромный удав, и если бы не своевременное вмешательство, он задушил бы свою жертву насмерть. Силач бросился к живому шару и, ухватив удава за голову и гладкую кожу, с такой силой рванул кольца, что разорвал змею пополам. Мертвое тело упало на траву, продолжая некоторое время биться в конвульсиях.
Освободив голову пострадавшего от шлема, он пошлепал его по щекам. Ученый пришел в себя и открыл глаза:
– Кто это? – спросил он, имея в виду того, кто напал на него.
– Обычный удав, – пренебрежительно махнул рукой спаситель. – Треснул, как гнилая веревка.
– Очевидно, он прятался где-то вверху, в нише, потому что я его сразу не заметил. Удивительно, что он приспособился к такой среде.
– Ядовитое к ядовитому не пристает, – пошутил молодой человек.
Штрабер приподнялся, осмотрел скафандр.
– Кажется, не повредил. Можно продолжить работу.
– Давайте я пойду, – предложил Эрик. – Если на меня кто нападет – у меня же вон какая силища.
– Глаз ученого видит зорче любого другого глаза. Мне необходимо самому исследовать эту аномалию. У меня к тебе просьба – сбегай в селение, принеси лом.
Эрик не стал расспрашивать, зачем и для чего, а помчался назад к деду.
Спустя час, получив лом, ученый вернулся в пещеру. Сигнализацией между ним и помощником продолжала служить веревка.
Ударив несколько раз по боковой стене, Штрабер убедился, что она настолько прочна, что на ней можно оставить только царапины. От противоположной стены тоже не удалось отбить ни кусочка. Тогда он перешел к торцевой и несколько раз со злостью ударил по гладкой поверхности, потеряв надежду на получение материала для исследования.
Лом неожиданно провалился в пустоту. Он попробовал расширить отверстие. Когда диаметр стал достаточным, чтобы в него пролезть, ученый прощупал темноту карманным фонариком. Луч света выхватил из мрака небольшое помещение, гладкие серые стены которого подтверждали, что оно по своему происхождению искусственное. Посреди на каменном постаменте стоял крошечный саркофаг, длина его не превышала метра.
Видение озадачило ученого, оказалось – он с таким упорством рвался в чью-то усыпальницу. Проникнув сквозь образовавшееся отверстие внутрь могилы, он попробовал отодвинуть крышку саркофага. Но, хотя она по размерам и выглядела малой, вес её был довольно значительным, и она не сдвинулась ни на сантиметр. Тогда Штрабер поддел её ломом, крышка со скрежетом поехала в сторону, и перед глазами ученого предстала мумия крошечного ребенка, скорей всего не достигшего возраста одного года. Он был спеленат светлой, хорошо сохранившейся тканью. По типу саркофага и рельефу на постаменте Штрабер определил, что захоронению около двух тысяч лет, по крайней мере – не меньше. Но тело ребенка поражало своей естественностью, казалось, он умер дня три назад, не более, и смерть не успела изуродовать его черты. Очевидно, в далеком прошлом жили искуснейшие знатоки бальзамирования, сумевшие с таким поразительным мастерством обработать органические ткани, что они не только не почернели, но и не усохли, как это случилось с большинством известных мумий.
Штрабер отрезал ножом пластину ткани вместе с кусочком мышечных волокон и, положив в двойную шкатулку, напоминавшую микробарокамеру, вернулся к своему спутнику, обрадовав его, что скоро тайна пещеры Гонг будет раскрыта, и он изложит миру в научной статье причины гибели людей.
Помня, что скафандр в ядовитой среде пропитался снаружи ядами, в целях предосторожности с помощью Эрика он уложил защитную одежду в ящик и зарыл под одним из деревьев на пути к пещере. Микробарокамеру тоже не стал заносить в дом, а оставил в сарае, куда временно решил перенести лабораторию. Для исследования ему понадобилось немного: стол и освещение, которые помог организовать Эрик. Для работы потребовалось достать только второй скафандр, но по первому требованию ученого его привезли на вертолете спустя несколько часов. Штрабер облачился в скафандр и, строго наказав никому не входить, заперся в сарае.
Через три часа после начала исследования на стол к ученому упала мертвая летучая мышь, из чего он заключил, что воздух в сарае приобрел угрожающую для жизни концентрацию. Хорошо, что сарай находился далеко от жилья и был каменным, как большинство построек в горной местности. Камень в данном случае послужил хорошим изолятором.
Путем серии опытов он установил, что труп забальзамирован настолько сильным ядом, что воздух в пещере и ее стены сами превратились в источник смерти. Состав смеси определить, за древностью лет было невозможно, но что поразило ученого больше всего, так это то, что клетки органической ткани сохранили свою жизнеспособность. Ребенок, очевидно, был забальзамирован сразу же после смерти, когда процессы распада еще не охватили весь организм. Мозг погибает в первую очередь, клетки кожи – в последнюю, поэтому они получились как бы законсервированы. Состав смеси, изготовленной для бальзамирования оказался таковым, что сразу же предотвратил доступ бактериям гниения, остановив реакции распада, и много позднее превратившись в сильнейшее отравляющее вещество. Пораженный открытием, ученый срочно засобирался к себе в город.
В то время, пока Штрабер занимался исследовательской работой, Эрик, чисто по молодому любопытству, решил вслед за ученым проникнуть в пещеру и собственными глазами увидеть то, что там скрывается. Так как он присутствовал при захоронении ящика со скафандром, то ему не стоило труда отыскать его, выкопать и облачиться в защитную форму. Скафандр был сделан из эластичной ткани, поэтому пришелся ему в обтяжку.
Проникнув в пещеру, он высветил карманным фонариком отверстие в торцовой стене и сразу же устремился к нему. Слегка расширив дыру до своих габаритов, он тоже пролез внутрь и обнаружил саркофаг. Естественно, любопытства его хватило, чтобы снять крышку и увидеть ребенка. Несколько минут молодой человек созерцал маленькую мумию с лицом спокойным и по-детски беззащитным, думая, что этот младенец прожил удивительно короткую жизнь, но зато смерть его растянулась на века, храня крошечное тело и не давая ему рассыпаться в прах.
Выйдя из пещеры, Эрик уложил скафандр в тот же ящик, но, закапывая, не удержался от шутки и вложил внутрь бумагу с надписью:
«Прошу не находить раньше, чем через тысячу лет».
Домой он возвращался несколько разочарованный, размышляя:
«Подумаешь – тайна. Обычная древняя могила. И из-за нее столько болтовни и шума. Действительно, пока не известно, кажется невесть что, а докопаешься до истины, а истина – проста и прозаична».
Однако, несмотря на разочарование, он по серьезному задумался о силе науки, которая упорно разгадывает шаг за шагом все загадки, поставленные природой и предками перед современностью. Поэтому когда Штрабер объявил, что уезжает, Эрик попросил:
– Возьмите меня с собой. Хочу служить науке. Пристройте куда-нибудь у себя в лаборатории, можно лаборантом.
– Хорошо, парень, будешь учиться. Я из тебя сделаю ученого.
Оставив деду Артему щенка вместо погибшего Рекса и молочную козу Светланку, которая дополнила мясную породу в лице Элеоноры, они отбыли на родину Штрабера в один из крупных городов юга России.
Сразу же после приезда Иван Васильевич с головой окунулся в исследовательскую работу. У него дома была своя лаборатория, кабинет и это позволяло ему трудиться все свободное время.
Эрик поселился у него на правах ученика и помощника. Штрабер помог ему устроиться в вечерний институт, решив подготовить себе серьезную замену. Масса тела молодого человека значительно уменьшилась, он почти вернулся к первоначальным размерам. Оставаться богатырем показалось невыгодным с материальной точки зрения: он обладал чрезмерным аппетитом, и на пищу требовалось много средств, которых он пока не зарабатывал, и много времени, излишков которого в городе он не имел. Время уходило на работу и учебу. Действие препарата, влияющего на рост мышечной ткани, через два месяца закончилось, весь он выделился из организма, так что Эрик поддерживал спортивную форму только за счет постоянных тренировок с гантелями.
Штрабер охотно показывал ему простейшие опыты, учил, как обращаться с микроскопом, как подготавливать материал для исследования и был откровенен со своим учеником во всем, кроме одного: он никогда не пускал его в комнату с металлической дверью, которая находилась рядом с его спальней и которую он как бы стерег даже во время сна. Но поначалу молодого человека она совершенно не интересовала, мало ли какие кладовые могут находиться в доме, да и вообще – что интересного можно найти у ученого, страстно влюбленного в науку, кроме каких-нибудь изобретенных им препаратов да кучи химических веществ, запасенных для опытов. Штрабер чаще всего пропадал в тайной комнате по вечерам, когда Эрик уходил на занятия в вечерний институт. Но шло время, и ученик стал замечать за своим учителем странные вещи.
Однажды они сидели над микроскопом и Штрабер, с торжеством указывая на стеклышко, расположенное под объективом, сказал:
– Я подобрал реактив, нейтрализующий яд пещеры Гонг. Стоит взбрызнуть пульверизатором с этим реактивом её стены и воздух – и она будет открыта для ученых и туристов. Смотри.
Эрик приложился к окуляру.
Иван Васильевич с осторожностью капнул на стекло зеленоватую ядовитую жидкость и тут же нанес другую – желтоватую. Молодой человек увидел, как желтоватая плазма устремилась к зеленой и стала её активно пожирать. Через минуту на стекле осталась только желтая.
Штрабер довольно улыбался, потом взглянул на ручные часы, чего-то испугался и, ни слова не говоря, бросился к выходу на улицу. Спустя полчаса он вернулся с сумкой, полной бутылок молока, но уже веселый и жизнерадостный. Эрик не придал этому особого значения: учитель перешел на молочную пищу, вполне нормально для его возраста. Он бы и дальше ничего не заподозрил, но однажды, проходя мимо железной двери, услышал звуки, удивительно напоминавшие плач ребенка. Он попытался приложить ухо к обшивке и послушать, но из-за стены забубнил голос Штрабера, как будто он с кем-то разговаривал.
– Может, показалось? Кто-то смеялся, а я решил, что плакал, – засомневался Эрик.
За дверью раздались шаги, и ему пришлось спрятаться в коридоре под вешалку, зарывшись среди висевших пальто. Мимо прошел Штрабер. Спустя минуту он вернулся с бутылкой молока, и за металлической обшивкой опять послышался его мягкий уговаривающий голос.
«Со мной он так нежно не разговаривает, – подумал Эрик. – Гости у него, или может, завел щенка? Нет, что-то здесь не то».
С этого дня он стал следить за учителем, но ничего интересного для себя не заметил. Молоко Штрабер приносил и ставил в холодильник, а в обед демонстративно выпивал по бутылке, так что Эрик решил, что его разыгравшаяся фантазия нелепо скооперировала реальные факты. Он пробовал вслушиваться в звуки за дверью, но там надолго все стихло, и он успокоился.
Однако спустя недели две Штрабера вызвали на заседание ученого совета, а у Эрика начались летние каникулы, и вечер он провел дома.
На улице было тепло, в распахнутое окно врывался легкий ветерок. И вдруг за окном раздался протяжный детский вопль. От неожиданности молодой человек вздрогнул, прислушался: за окном снова послышался тоненький обидчивый вскрик. Он бросился к окну и, перегнувшись через подоконник, всмотрелся в темноту.
Увиденное разочаровало его. Под окном сидели два кота и по очереди подавали голос. Распевшись, они завели такие рулады и каждую выводили с такой истошностью, что, не выдержав, он запустил в них старой тапочкой. Коты разбежались, и наступила тишина.
«За учебой совсем забыл, как кричат домашние животные, – укоризненно отметил Эрик. – И в прошлый раз, очевидно, я слышал голос кота. Да и зачем ему от меня что-то скрывать? – Он взглянул на часы, стрелки показывали двадцать два часа. – Однако, что-то Иван Васильевич задерживается. Не пойти ли пораньше спать?» – задал он резонный вопрос и, посчитав его уместным, направился к себе в комнату.
Но, выйдя в коридор, опять явственно услышал в ночной тишине тоненький плач, и конечно, он доносился не из-за окна, а из-за металлической двери.
«Неужели коты? – мелькнуло у него в голове. – Походит – это те самые, которых я разогнал. Возможно, Иван Васильевич сделал им отдельный ход на улицу, и теперь они вернулись в комнату и продолжили свое пение? А зачем они ему? – спросил он себя и сам же ответил. – Для опытов», – но внутри в противовес всем убеждениям и трезвым рассуждениям так и точил червячок любопытства, упорно нашептывающий совсем другое. «Какое там коты! Штрабера нет, самый подходящий момент заглянуть за железную дверь. В конце-концов, что же там? Ты же собираешься посвятить себя науке, а наука не терпит загадок».
Он подошел к двери.
Тоненький голосок заливался взахлеб, так что ему даже сделалось не по себе.
«Кто-то там мучается. Я обязан ему помочь», – сделал он вывод и постарался напрячь память: куда ученый положил ключ.
Обычно он всегда клал его во внутренний карман домашнего халата и носил при себе, а когда уходил из дома, перекладывал в пиджак. Сегодня, когда его вызвали на заседание, он торопился и, как показалось ученику, забыл проделать последнюю операцию.
Эрик бросился к халату, висевшему в кабинете на крючке, и точно, обнаружил ключ во внутреннем кармане. В душе у него что-то вспыхнуло и, забыв обо всем на свете, он устремился к таинственной двери. Замок щелкнул, полотно легко распахнулось… В меленькой уютной комнатке царил полумрак, в углу горел зеленый матовый светильник, а под ним стояла обычная детская кроватка, и в ней плакал обычный младенец. Все до наивности выглядело прозаичным. Только у противоположной стены стояло несколько барокамер, заглянуть в которые не позволило ему даже любопытство, потому что он твердо усвоил от своего учителя простую истину: нарушение влажностно-температурного режима и давления способно уничтожить за доли секунды десятилетний труд.
Рядом с кроваткой стоял стол, и на нем лежала соска-пустышка и бутылка из-под молока.
Эрик подошел поближе и взглянул на ребенка. Лицо показалось ему удивительно знакомым, казалось, он видел его уже где-то.
Младенец плакал, и чтобы утешить дитя, он сунул в крошечный рот пустышку; ребенок выплюнул её и заорал с прежней силой. Молодой человек попробовал покачать кроватку, но это не успокоило малыша. Тогда он сунул руку под него – простыня была мокрой.
На стуле висели сухие пеленки. Эрик взял одну из них и попытался переложить младенца. Ребенок оказался мальчиком. Он лежал на белой пеленке, размахивал ручонками и ножонками и орал. Эрик смотрел на голенькое розовое тельце и упорно мысленно искал – на кого же тот похож. Чтобы ребенок успокоился, пришлось взять его на руки. Мальчик упорно продолжал выражать криком недовольство.
– Что ты такой горластый? – обратился Эрик к нему, не зная, что еще предпринять, чтобы успокоить его. – Нельзя ли потише? Ты меня совершенно оглушил. Послушай, а может, ты голоден? – осенило его.
Он положил малыша в кровать и помчался за молоком. На этот раз желание младенца было угадано, и он крепко ухватился за соску.
Поглядывая, как исчезает белая жидкость в крошечном рту, Эрик завел с малышом односторонний разговор:
– Откуда ты, друг, взялся? Неужели какая-нибудь красотка подбросила? А мне всегда казалось, что твой папа так далек от женщин. За все время пребывания здесь, я не видел у него ни одной – и вот на тебе. Это довольно странно. Или пока я по вечерам учился, он встречался с кем-нибудь? Но зачем это скрывать от меня? Я бы его вполне понял. Как-никак «мальчику» за сорок. Не пойму только, на кого ты похож – на маму или на папу?
Ребенок высосал молоко и уснул.
Глядя на спокойное сонное личико, он вдруг похолодел: нет, малыш не походил ни на папу, ни на маму, черты его с удивительной точностью повторяли другие черты, увиденные им в полумраке под мрачными сводами пещеры.
– Черт побери, так это же младенец из пещеры Гонг! – хлопнул он себя по лбу. – Ожившая мумия. Он вытащил его из гроба и притащил сюда.
С улицы донесся шум машины. У дома остановилось такси.
Эрик поспешил оставить комнату, замкнул железную дверь, положил ключ на прежнее место и укрылся у себя в спальне.
Щелкнул замок. Шаги торопливо пробежали к детской. Штрабер, видимо, опасался, что ребенок плачет, но в комнате было все тихо. Он успокоился и на цыпочках прошел к себе в кабинет, переоделся. Дальше Эрик не прислушивался, а улегся в кровать и задумался.
«Неужели Иван Васильевич сумел оживить мумию? Ведь ребенок – точная копия того, которого я видел в саркофаге. А почему бы и нет? Если он сумел найти противоядие, то почему бы не сумел изобрести „живую“ воду?.. Да, неувязка только в возрасте. Тому год и этому около года, хотя должно быть уже более двух лет. Странно».
На этом парадоксе в возрасте он уснул.
На следующее утро за завтраком Штрабер то и дело бросал на него анализирующие взгляды и, не выдержав, Эрик признался:
– Ну что вы смотрите на меня, как на подопытного кролика? Был я за металлической дверью и видел мальчика, А что делать, если он орал? Вы же ушли на восемь часов, а ребенок голодный. Ну, я не выдержал крика и накормил его.
Штрабер неожиданно широко и приветливо улыбнулся.
– Ладно, не оправдывайся. Ты поступил правильно. Я только зашел в комнату, сразу понял, что в ней кто-то побывал: на спинке кровати висела мокрая пеленка.
– Раз уж мне, Иван Васильевич, известно, что вы скрываете ребенка, то позвольте полюбопытствовать – откуда он? Мне показалось, что мальчик удивительно похож на того, что лежал в саркофаге.
– А ты и там побывал? – усмехнулся Штрабер, но по его лицу чувствовалось, что он доволен своим учеником.
– Да. Увы, я, любопытен.
– Что ж, любопытство помогает в двух случаях: или отправляться на тот свет, или делать открытия. Если же говорить о мумии, то хочу заверить тебя, что мумия и мой мальчик – не одно и то же. К сожалению, наука еще не дошла до того могущества, чтобы оживлять людей через две тысячи лет. Дело здесь в другом. При исследовании кусочка органической ткани забальзамированного тела я обнаружил живые клетки. Из них мне удалось выделить ДНК, которые оказались способны функционировать, И как видишь, генетический материал принес плоды, которых не ожидал даже я. Но мальчик живет и, следовательно, наука торжествует, А чудес на свете без вмешательства человека не бывает. Мне этот ребенок очень дорог. Я его создал своим умом, и я его отец.
– Вы думаете, он будет жить?
– Безусловно.
– А каков смысл всего этого?
– Во-первых, приятно почувствовать себя сильнее природы. Во-вторых, умение воссоздавать по единичным живым клеткам погибшие несколько тысяч лет назад организмы поможет воскресить отдельные вымершие на Земле виды животных и растений. В-третьих, это даст возможность проследить и понять эволюцию видов.
– Но вы не говорите о самом главном: можно ли будет таким точно способом воскрешать умершего человека? Бывает, не всегда удается вовремя оказать помощь, и человек погибает; например, альпинист проваливается в неприступных горах в расщелину, или в тайге замёрзнет путешественник, в безлюдье потерпит катастрофу автомобиль с людьми. Пока их найдут, извлекут и доставят к родственникам, проходят недели. Можно ли будет их воскресить или из их клеток создать те же самые личности, что погибли?
– Ты задаешь два разных вопроса. Отвечу на первый. Пока на воскрешение после месяца гибели надеяться не приходится, многое будет зависеть, как пойдет развитие науки дальше. Кстати, ты можешь посвятить себя работам именно в этом плане. Если говорить о втором, то есть: удастся ли по живым клеткам, а именно – по их ДНК, восстанавливать человека заново, то тоже скажу – нет.
– Но разве ваш опыт – не подтверждение этому? – удивился Эрик.
– Что касается внешности, то – да, но души – никогда. На основании ДНК можно воссоздать полную копию умершего и даже сделать множество копий, но каждый из них будет мыслить и чувствовать по-своему, каждый будет совершенно другой личностью. К сожалению, в душе человека мы пока бродим, как в дремучем лесу. Как два близнеца представляют собой совершенно два различных индивидуума, так и в нашем случае. Перед нами с тобой стоят интересные задачи. И если мы их не сможем решить сами, то хотя бы начнем, чтобы продолжили другие.
– Да-а, – задумчиво протянул Эрик, – в мире много занимательного. Значит, мальчика мы будем воспитывать вместе?
– Я надеюсь, что ты мне в этом поможешь. Любопытно пронаблюдать за развитием его психики, будет ли она отличаться от психики современных детей, и прочее. Тайна пещеры Гонг раскрыта, но наука продолжает свой поиск.
С этого дня перед домом Штрабера часто встречали двух мужчин, гуляющих попеременно с одной и той же коляской, что разжигаюло любопытство среди жителей соседних домов, никак не способных разрешить простую загадку: почему у младенца два папы и ни одной мамы. Правда, кто-то выдвинул довольно смелую гипотезу, что тот, который постарше – дед, а помоложе – отец, а мать сбежала с другим. Гипотеза вполне удовлетворила любопытных жителей, и Штрабер со своим учеником могли вполне спокойно приобщать двухтысячелетнего младенца к воздуху двадцать первого века. Эксперимент продолжался.
Глава 3
Прошло двенадцать лет. За это время утекло не только много воды, но и химических реактивов в руках Ивана Васильевича Штрабера. В институте биологии он получил в личное распоряжение лабораторию с новейшим оборудованием и собственным штатом сотрудников.
Эрик, закончив институт, работал под непосредственным руководством своего учителя и делал значительные успехи в постижении генной инженерии. В последнее время он занимался тем, что встраивал в бактерии, вырезанные из генетического аппарата человека нужные гены, заставляя таким образом бактерии производить необходимые гормоны, недостающие для некоторых организмов больных. Одновременно с этим вместе с учителем он изолировал клетки отдельных органов человека, создавая необходимые для их жизни условия, и выращивал из отдельных молекул целые клеточные колонии, функционирующие самостоятельно вне организма со всеми вытекающими отсюда последствиями, то есть вырабатывающими тот гормон, который требовался для нормальной жизнедеятельности целого организма, не вызывая при этом у последнего никаких побочных явлений типа широко распространившейся в последнее время аллергии. Клеточные колонии должны были превратиться в настоящие фабрики по производству необходимых для людей гормонов. Кстати, таким образом молодой аспирант мечтал получить гормон молодости, введение которого в организм пожилым людям обновляло бы их и омолаживало, мобилизовывало внутренние силы, а следовательно, и продляло их жизнь.
//-- * * * --//
Очередной трудовой день в институте биологии подходил к концу. Лаборатория биосинтеза проводила обычные исследования.
Делая какие-то записи в журнале наблюдений, Штрабер оторвался от исписанного листа и задумчиво проговорил, обращаясь к своему ученику:
– Пожалуй, нам пора переходить к клеточному реактору, если мы вообще собираемся освоить промышленное производство продуктов, секретируемых нашими клетками. Малые дозы не дают развернуться в полную силу, замедляют исследование. Пока вырастишь, пока проверишь и убедишься, что получено не то, сколько времени уходит. Потом опять выращиваешь, получаешь мизерные доли…
Зазвенела пробирка, упавшая на пол и рассыпавшаяся на крошечные осколки.
Лаборантка и она же уборщица помещения, тетя Маша, испуганно всплеснула руками и забормотала:
– Ой, надо ж случиться! Разбилась. Хорошо, что пустая.
Штрабер взглянул в её сторону и продолжил прерванную мысль:
– …или тетя Маша разольет ценный продукт по неловкости, а нам его растить несколько недель. Совсем другое дело, когда материала для работы много. Да, пожалуй, я завтра же сделаю заказ на клеточный реактор.
Лаборантка, видя, что ее обвиняют в уничтожении целых научных трудов, заворчала в свое оправдание, не прекращая мыть пробирки:
– Ничего я не разлила, пустая она. Да и бью я редко. Чего зря на меня наговаривать.
Тетя Маша работала в лаборатории около года, днем заботилась о чистоте посуды, а после окончания рабочего дня мыла полы в лаборатории, и на этом ее миссия заканчивалась. На вид ей можно было дать около пятидесяти. На работе она появлялась всегда в рабочем синем халате, волосы покрывала косынкой, выглядела угловатой, сутулой, ходила несколько неказисто, как многие женщины ее возраста, обремененные повседневным физическим трудом, и привлекала к себе внимание, только когда разбивала очередную стекляшку, все прочее время она предпочитала помалкивать.
– Не беспокойтесь, это я так, к примеру вас привел, – пояснил Иван Васильевич.
– И к примеру не надо. Я – человек мнительный, ночь спать не буду, – отстаивала свои позиции тетя Маша.
– Хорошо, учту, – согласился Штрабер и продолжил излагать своему ученику прежнюю идею: – Необходимо усовершенствовать и ускорить передачу в производство ряда анализаторов. К тому же, получение популяции клеток того или иного органа в массовом масштабе позволит использовать их для пересадок в больные места. А в будущем мы сможем выращивать целиком и сами органы. Таким образом, дефектные органы можно будет удалять и заменять на целые и здоровые, не отторгаемые тканью каждого конкретного индивидуума, потому что они будут выращены из его же собственных клеток. Человек получит целый магазин запчастей. Превосходно.
– Но при некоторых заболеваниях разрушение организма происходит слишком быстро. Человек может не успеть дождаться, пока специально для него вырастят запчасти, – возразил Эрик.
– Да, конечно, здесь много нюансов, и над каждым стоит поработать. Но попробуем привлечь на помощь космос. Постараемся использовать его специфические условия. В космосе нет тепловой конвекции – перемешивания жидкостей, а значит, в космосе можно получать сверхчистые эталонные препараты. Космос будет способствовать быстрому выделению биологически активных веществ, а это немаловажно для нас. Во всяком случае, в этом направлении стоит поработать.
В стекло окна ударил крошечный камушек, затем второй. Штрабер распахнул створки и, выглянув на улицу, крикнул кому-то:
– Сейчас выхожу, – и, обратившись к Эрику, приказал: – Перед тем, как уходить, добавь в шестую ёмкость смесь аминокислот и витаминов. Старайся, чтобы питательный раствор выдерживался в строгих пропорциях. Кстати, не забудь присовокупить к ним антибиотики: наша питательная среда притягивает к себе и вредные микроорганизмы, а заражение клеток грозит гибелью результатов. А мы с Артуром съездим в магазин.
После его ухода Эрик свесился через подоконник и помахал рукой, стоявшему внизу смуглолицему мальчику, худенькому, стройному, с живыми черными глазами и аккуратно подстриженными темными волосами.
– Артур, посмотри для меня пятицветную авторучку, – крикнул он сверху.
Мальчик ответил приветственным жестом и прокричал:
– Хорошо. Только долго не задерживайся, мы без тебя не начнем.
К нему подошел Штрабер, обнял за плечи, и они вместе направились к темно-синей «Волге», стоявшей неподалеку от центрального входа института.
Сзади Эрика остановилась тетя Маша и, заглянув через плечо, полюбопытствовала:
– Это что – сынок нашего заведующего?
– Да.
– Хороший мальчик. Весь в папу.
Темно-синяя «Волга» скрылась за густой зеленью деревьев, и молодой аспирант вернулся к шестой емкости, чтобы выполнить полученные указания.
Лаборантка продолжила мыть пробирки и колбы у раковины, но спустя минуту поинтересовалась:
– Говорят, матери у них нет?
– Да.
– А куда ж она девалась? Померла, что ли?
– Не знаю. Я в чужую жизнь не лезу.
Эрик притворился, что никакого отношения к семье Штрабера не имеет.
Из сотрудников лаборатории никто не знал, что он живет вместе с Иваном Васильевичем. Скрывали это по той простой причине, чтобы их не обвиняли в несуществующем родстве или какой-то особой предрасположенности учителя к своему ученику.
Но после окончания рабочего дня Эрик поспешил в дом Штрабера. Сегодня вечером здесь состоялось торжество: отмечали день рождения Артура. За столом сидели трое: Иван Васильевич, Эрик и сам именинник.
– Сегодня тебе исполнилось тринадцать лет, – торжественно начал приветственную речь отец. – Поздравляем. Это уже очень много. Я не успел оглянуться, как ты из крошечного мальчика превратился в подростка, способного вполне анализировать собственные действия и чужие поступки. Нет, я не хочу читать никаких нравоучений, для этого найдется много других дней в году. Сегодня же хочу только пожелать тебе счастья, здоровья и чтобы ты никогда не забывал о таком простом человеческом качестве, как совесть и соизмерял с ней всю свою дальнейшую жизнь. А теперь позволь мне подарить тебе наручные часы собственного производства. Они особенные: показывают время и одновременно являются микрорацией. У меня будут такие же, и мы с тобой сможем переговариваться, где бы ты ни находился. Никто не снимет их с твоей руки, пока сам не нажмешь вот на это звено в браслете. Я научу тебя, как ими пользоваться. Так что – принимай подарок.
– Спасибо, – черные агатовые глаза именинника сверкнули радостью. – А я смогу переговариваться с Витькой?
– Нет. О том, что они включают в себя рацию, лучше никому не говорить.
– Но почему?
– Объясню позднее, – уклонился от ответа отец.
– А я дарю тебе магнитофон, – подключился к поздравлению и Эрик. – А к нему десять кассет для записей.
Он принес из другой комнаты подарок и вручил мальчику.
– Здорово. Точно такой, как у Витьки, – возликовал Артур. – Будем делать теперь записи вместе. А вас научим отличать «тяжелый рок» от «рок-н-рола», а то в отношении эстрады вы отстали на полвека.
– Ну, не все же знать, – улыбнулся Эрик. – Для твоего папочки нет лучшей музыки, чем таинственные связи клеток. Кстати, если все, что движется, звучит, то надо подозревать, что клетки при своем развитии испускают тоже музыкальные волны, и если их научиться улавливать и записывать, то можно услышать целые симфонии.
– Когда я вырасту, сделаю музыку клеток слышимой, – заверил Артур с чисто детской самоуверенностью и переспросил: – А это точно, что все, что движется – звучит?
– Да. Любое движение, а следовательно, и развитие живого, сопровождается последовательностью гармоничных звуков, – подтвердил Эрик: – Если записывать те звуки, которые сопровождают развитие человека, то наверно, получится очень выразительная симфония.
– Только для этого нужна сверхчувствительная техника, – подчеркнул Иван Васильевич.
– Я изобрету такую аппаратуру, – уверенно заявил Артур, как все дети, верящий в идею как в неизбежную реальность, – и вы услышите, как звучит человек, вырастая от крошечного ребенка до взрослого.
– Одновременно с этим можно будет познакомиться и с музыкой отдельных органов, – улыбнулся Эрик, возбуждая фантазию мальчика. – Они будут играть роль отдельных инструментов в общей симфонии организма, и тогда мы сможем услышать соло печени, арию сердца, какофонию желудка. А между прочим, по тому, будут ли допускать они фальшивые ноты или не будут – станет возможным определять их состояние здоровья.
– Здорово! – восхищенно выдохнул Артур. – Я обязательно постараюсь изобрести такой магнитофон, который сможет делать музыкальную запись человеческих органов.
– Дерзай, сынок, дерзай, – подбодрил его отец. – Нет такой фантазии, которую не в силах был бы осуществить человек. Дело всего лишь времени.
Зазвонил телефон.
Артур выбежал в коридор, с кем-то оживленно поговорил, после чего сообщил:
– Витька звонил. Говорит, что закончил мастерить подводную лодку. Работает на той жидкости, в которой плавает. Правда – это здорово: топлива – целое море или даже океан? – Отец одобрительно кивнул в ответ. – Он приглашает на испытания. Я, пожалуй, пойду?
– Конечно, иди. Только где она будет маневрировать, в ванной что ли? – поинтересовался Иван Васильевич.
– Нет. Пойдем в бассейн.
– Что ж, тогда счастливо.
Когда учитель и ученик остались вдвоем, Штрабер сообщил:
– Из пещеры Гонг исчезла мумия, а пещера снова стала ядовита. Погибло восемь человек. Мне предлагают опять изготовить противоядие. Придется покопаться в старых записях. Думал, что обезвредил пещеру навсегда, а оказывается, раз изготовленные рецепты нельзя забывать и тем более терять, когда-нибудь понадобятся опять. Придется с недельку мне похимичить.
Найдя рецепт, на следующий же день Штрабер приступил к изготовлению требуемого препарата, в то же время не прекращая своей основной работы.
Рассматривая под микроскопом монослой клеток, образовавшихся в питательной среде, он отдал Эрику несколько распоряжений.
– Слей культурную жидкость, а оставшиеся на дне клетки смой в стерильную посуду. Полученную суспензию разлей на пять пробирок и постарайся поточней. У тебя это получается лучше, чем у меня. Все пять пробирок поместим в центрифугу, а после образования осадка уложим клетки в свежую питательную среду.
– Вы не забыли – у нас в три часа заседание, – напомнил Эрик.
– Ах, да! Конечно, забыл, – признался Иван Васильевич. – А мне сегодня отчитываться. Куда я положил свой доклад? – Он порылся у себя в письменном столе. – Да, вот он. Все в порядке.
За десять минут до начала заседания, оба они сидели в огромном актовом зале. Народ уже стал понемногу собираться, Штрабер перелистывал отчет, проверял, всё ли на месте.
– Ох, последней страницы нет, оставил или на столе, или во внутреннем ящике, – спохватился он и попросил Эрика: – Будь любезен, сбегай. Я буду выступать вторым, успеешь принести.
Когда молодой аспирант открыл дверь в лабораторию, его внимание сразу же привлекли торопливые убегающие шаги, затем раздался звон разбитого стекла и громкий хлопок второй, запасной двери.
Помещение лаборатории делилось тонкой перегородкой из матового оргстекла на две комнаты. В одной работали они с Иваном Васильевичем, в другой – младшие научные сотрудники Прохоров и Анечка Борзова. Из второй комнаты дверь вела в длинный общий коридор, а непосредственно их выходила прямо на лестничную клетку. Уходя на заседание, они заперли лабораторию, так как Борзова и Прохоров еще раньше отправились на семинар, а тетя Маша была послана к кладовщику в подвал за новой партией пробирок. Они часто разбивались, поэтому их запасы приходилось регулярно пополнять.
Почувствовав в торопливом беге что-то подозрительное, Эрик бросился следом в соседнюю комнату. Там было пусто. На полу валялась разбитая колба с реактивом; стул, где сидела обычно Борзова, стоял посреди прохода.
Эрик вернулся на свою половину, внимательно осмотрел комнату и обнаружил, что ящик стола заведующего выдвинут, и в нем все перерыто. Не успел он что-либо сообразить, как распахнулась дверь и вбежали двое охранников.
– От вашего сейфа сработала сигнализация. Вы делаете проверку или забыли отключить сигнал? – обратился один из них к аспиранту.
– Я к сейфу не прикасался, но когда вошел сюда, слышал – кто-то убегал. И в столе все перерыто.
– Проверьте сейф, – попросил охранник. – Сообщите, что пропало.
Эрик внимательно осмотрел содержимое секретного ящика и стола. Все оказалось цело лишь потому, что сейф не смогли открыть, а в столе из предосторожности Штрабер, уходя, ничего не оставлял.
Вернулись Борзова и Прохоров. Семинар закончился. Узнав, что кто-то в их отсутствие посягал на содержимое сейфа, они заверили, что в течение часа, пока проводились занятия, сидели на первом ряду, никуда не отлучаясь, и что пропагандист может это подтвердить.
Вслед за ними пришла тетя Маша с пробирками в руках и, обнаружив на полу осколки стекла и лужу, принялась недовольно ворчать:
– Опять намусорили. Ни одного дня, чтоб чего-то не били. Люди вроде бы интеллигентные, а неаккуратные.
– Мария Николаевна, вы уходили последней? – обратился к лаборантке охранник.
– Почему? Прохоров и Анечка еще работали, – возразила она. – Я ушла при них и пришла при вас.
– А вы никого в коридоре не встречали, бегущего или спешащего? – снова задал вопрос охранник.
– Я шла не коридором, а по лестнице, – поправила тетя Маша. – А что случилось?
– Да нет, ничего. Продолжайте работать.
//-- * * * --//
Вернувшись в зал заседаний, Эрик увидел, что Иван Васильевич стоит на сцене за трибуной и читает свой отчет. Осторожно пробравшись за кулисы, он схватил горшок с цветами, стоявший на окне, и, выйдя к трибуне, поставил его на краешек, как бы с целью эстетики, и заодно сунул докладчику недостающий лист.
Выступление прошло вполне успешно и, вернувшись в зал, Штрабер первым делом поинтересовался, почему задержался посланец. Эрик рассказал о случившемся. Не дождавшись окончания заседания, Иван Васильевич помчался в лабораторию и самолично проверил, всё ли на месте. Убедившись, что ничего не пропало, он с облегчением вздохнул и сказал:
– Как хорошо, что я не отключаю сигнализацию днем. Вот здесь злоумышленники просчитались. Моя предосторожность помогла. Никогда не стоит забывать о бдительности.
Вечером их ждала еще одна неприятность – не вернулся Артур.
По четвергам вместе с другом он посещал секцию бокса, но в семь вечера, к ужину, всегда был дома. Отец приучил его точности. А здесь часовая стрелка достигла восьми часов, пробежалась по кругу и пересекла цифру девять, потом десять. Штрабер несколько раз звонил Витьке, но и тот довольно долго не являлся домой. Наконец, трубку подняли, и послышался детский голос:
– Да, я слушаю.
– Витя, это папа Артура. Он не у тебя?
– Нет. Мы разошлись в шесть часов. Как только занятия закончились, он сразу же отправился домой.
– Вы вместе шли?
– Нет. Я встретил знакомых ребят и решил поиграть с ними в футбол.
– А где вы расстались?
– У магазина «Радиотовары».
– И его никто не сопровождал?
– Нет. Он один пошел домой, а я с ребятами – на стадион. Но когда я оглянулся – Колька мне на пятку наступил, я хотел дать ему затрещину – то увидел, что к Артуру подошла какая-то женщина, и они о чем-то разговаривали.
– А дальше что было? – забеспокоился Иван Васильевич.
– Дальше не знаю. Я дал Кольке затрещину и больше не оглядывался.
Волнение Штрабера достигло максимума, он позвонил в милицию и сообщил, что пропал сын и пересказал последний разговор с его другом. Дежурный пообещал позвонить, как только что-нибудь прояснится. Ждать пришлось всю ночь, но звонка так и не последовало: мальчик исчез бесследно.
Иван Васильевич метался по комнате, то ругаясь, то сетуя, что не доглядел, а последнее следовало предвидеть. Эрик сидел в кресле, сосредоточенно размышляя, кому понадобился Артур, для каких целей и есть ли связь между покушением на сейф и исчезновением мальчика, которого он привык считать своим младшим братом и любил, как родного. Их всех троих связывала прочная мужская дружба, и каждый не пожалел бы жизни ради другого, поэтому исчезновение самого младшего и самого беззащитного выбило обоих старших из обычной колеи, заставив жить в томительном ожидании.
– Я этого всегда опасался, – рассуждал горестно Штрабер, – знал, что мне не дадут спокойно жить. Раз исчезла мумия, значит кто-то начал охоту. Хорошо, что я успел надеть ему на руку часы. Рано или поздно он просигналит.
– Просигналит-то просигналит, но ваши собственные часы не закончены, – напомнил Эрик.
– Ах, да! Как же это я забыл! – Иван Васильевич ударил себя по лбу, – Немедленно за работу. Остался пустяк. Иди в институт без меня, возьму сегодня творческий день. К вечеру во что бы то ни стало должен закончить монтаж рации.
Глава 4
Весь день Эрику не работалось, мысли вертелись вокруг происшедшего. Штрабер напомнил о давно забытой мумии. Действительно, целая цепь странных событий, последовавших друг за другом: сначала пропажа мумии и появление ядов в пещере Гонг, потом покушение на сейф и исчезновение Артура. Кто-то заинтересовался прошлой тайной пещеры. Как же быть? Где искать мальчика? Вся надежда только на рацию, успеет ли сделать свою Иван Васильевич к вечеру? Но Штрабер успел.
Когда Эрик распахнул дверь в его кабинет, он уже во всю посылал позывные сигналы во все концы земного шара. Ответа не следовало, лампа вызова молчала. Милиция тоже не торопилась радовать или огорчать.
Второй и третий день пролетели в томительном ожидании и лишь на четвертый крошечная микролампа в часах-рации засветилась зеленым огнем, свидетельствуя, что сигнал принят и к переговорам готовы. Лампа вызова совпадала с точкой на циферблате над цифрой двенадцать, так что даже когда она загоралась, то не привлекала к себе особого внимания.
Иван Васильевич заволновался, глаза его лихорадочно заблестели, на лице появилось нетерпение.
– Жив, – возликовал он и поспешно переключил рацию на прием.
Откуда-то издалека, сквозь тысячекилометровую толщу воздушного океана донесся тихий, несколько искаженный детский голос.
– Я Артур. Нахожусь в Западной Германии. Город Шпицбург. Адреса не знаю, но из окна видна башня с часами. На них оторвана цифра три…
Зеленая лампа погасла, сигнал пропал. Штрабер попробовал вызвать на переговоры вторично, но рация молчала.
– Наверно, что-то мешает, – предположил Эрик. – Адрес приблизительный, но искать можно.
– Вылетаем и немедленно, – Иван Васильевич вскочил со стула, намереваясь приняться за сборы, затем что-то вспомнил и повернулся к ученику: – Но предварительно хорошо бы сделать по паре уколов. Физическая сила не помешает… хотя бы, чтобы носить чемоданы.
– Вы и себе собираетесь вводить?
– Конечно. А вдруг на меня кто-нибудь нападет, и правоту придется доказывать кулаками.
– У вас больная печень. А при нездоровых печени и почках введение препарата вредно, – напомнил Эрик. – Я вам запрещаю.
– Ишь ты – он мне запрещает. Да я и слушаться не стану.
– Препарат пригоден только для абсолютно здоровых людей, – настаивал молодой аспирант. – А если начнется приступ? Вас заберут в больницу, и мы на несколько дней выйдем из строя.
– Да, ты пожалуй прав, – согласился Иван Васильевич с последними доводами. – Мне лучше рассчитывать на собственные силы, точнее – на голову. Но тебе пара уколов не помешает.
Он подготовил препарат и шприц.
– Вспомним дни юности чудесной, – патетически проговорил Эрик, засучивая рукав сорочки.
Сделав инъекцию, ученый принес из кабинета две зажигалки и одну протянул ученику.
– Думаю, кулаков нам будет недостаточно, и оружие не помешает.
– Неужели вы собираетесь убивать людей? – удивился Эрик.
– Не убивать, а временно парализовать. Когда щелкнешь выключателем, сбоку вырвется не пламя, а невидимые Х-лучи, которые при попадании на живой организм парализуют его часов на восемь. А время проходят, человек встает как ни в чем не бывало и продолжает прежнюю работу. Главное – научиться правильно направлять луч, не видя его. Ну-ка попробуй, вон на потолке муха.
Эрик поднял зажигалку, щелкнул – муха продолжала спокойно ползти прежним курсом.
– Луч вылетает в доли секунды, мы посылаем его как бы импульсами и, если цель, не достигнута, щелкай зажигалкой вторично, координируй направление луча. Сколько раз щелкнешь, столько и «пуль-невидимок» вылетит из твоего «револьвера», – учил Иван Васильевич.
Эрик щелкнул второй раз, третий и только после шестого муха свалилась на пол.
– Ничего, в дороге потренируемся, – утешил его Штрабер. – А теперь пора собирать чемоданы.
//-- * * * --//
Артур очнулся в просторной голубоватой комнате. Стены, потолок, шторы на окнах – все было голубым. Он лежал на узкой деревянной кровати, голова казалась тяжелой, и когда он попытался оторвать ее от подушки, то создалось впечатление, что кто-то прицепил к ней пудовую гирю, и она не дает ему приподняться. В глазах тоже плыл какой-то туман. Последнее, что он помнил – к нему подошла сухощавая женщина, назвалась сотрудницей отца и сказала, что он просил передать, что ждет его у кинотеатра «Маяк». До начала сеанса оставалось пятнадцать минут, и она милостиво предложила подвезти его. Он сел. Впереди шофер, они – сзади. Женщина, назвавшаяся сотрудницей отца, спросила его о чем-то и тут же набросила ему на лицо большой носовой платок с сильным запахом. Что произошло дальше, он никак не мог вспомнить.
Артур попытался встать. Пошатывало. Огляделся, выглянул в окно и первое, что бросилось в глаза – высокая четырехгранная башня с круглыми часами, на циферблате которых не хватало римской цифры «три».
Сзади хлопнула дверь, и он оглянулся. В комнате стояло трое: впереди солидный лощеный толстяк в клетчатом костюме и чуть сзади – двое молодых людей в строгих одеяниях и с лицами, готовыми в любую минуту броситься выполнять его приказ.
– Я вижу – наш гость проснулся. Очень приятно. Будем знакомиться. Фриц Крафт, – представился он с любезной улыбкой. – А ты, насколько мне известно, Артур Штрабер? – Мальчик кивнул. – Давай присядем к столу, – предложил толстяк, указывая на круглый стол, стоящий посреди комнаты, и стулья в белых чехлах.
Мальчик послушно сел на один из них. Крафт устроился напротив. Молодые люди встали сзади.
– У меня к тебе несколько вопросов, мой юный друг, – он откинулся на спинку стула, как будто круглый живот мешал ему наклоняться вперед.
Один из молодых людей тотчас же раскрыл чемоданчик, который держал в руках, и включил магнитофон, оказавшийся внутри.
– Назови мне своих родителей, имя, отчество, – потребовал Крафт, закуривая толстую сигару.
– Отец – Штрабер Иван Васильевич, а мать у меня умерла, когда я только родился. Отец никогда ничего о ней не рассказывал, поэтому ее имени я не знаю.
– Странно, – Крафт неопределенно повел бровями. Круглые голубые глаза выразили не то недоверие, не то недовольство. – Обычно о матерях, даже об умерших, стараются сохранить память. Видимо, она этого не заслужила. А ты можешь сказать, чем занимался твой отец? Он ведь работал дома. Тебя он не подключал к своей работе? Может быть, знакомил со своими лабораторными исследованиями? Отцы обычно любят хвалиться перед детьми собственными достижениями.
– Нет. Он мне ничего не рассказывал.
– А он к тебе не подключал никаких приборов?
– Зачем?
– Мало ли зачем, хотя бы для того, чтобы измерить давление.
– Я никогда не болел.
– А чем ты занимался обычно?
– Как чем? Учился, как все дети.
– И что, все понимал? Какие оценки ставили тебе учителя?
– Четверки и пятерки.
– И в современной технике разбираешься свободно?
– Да.
– А вот скажи-ка, за счет чего работает этот магнитофон? – через плечо он указал сигарой на крутящийся сзади аппарат.
– Он работает на батарейках, вырабатывающих электрический ток, – бойко ответил мальчик.
– А что такое электрический ток ты знаешь?
– Электрический ток – это направленное движение зарядов.
– Да, хоть удивительно, но верно, – согласился толстяк. – соображаешь ты вполне по-современному. А что, если я скажу тебе, что твои родители умерли две тысячи лет назад. Ты поверишь?
– Такого не может быть. Мой отец жив и он меня любит.
– Ганс, покажи фотографии, – обратился Крафт ко второму молодому человеку, державшему в руках коричневую папку.
Тот вынул из нее две фотографии и положил перед мальчиком.
– Узнаешь себя в младенчестве? – он ткнул толстым пальцем в одну из старых карточек.
– Да, отец говорил, что это я. Такие фотографии лежали у нас в альбоме, и одна была у него на работе в столе.
– А теперь вглядись в лицо этой мумии, – он пододвинул к мальчику кончиком сигары второе фото, где был изображен спеленатый ребенок, как казалось на первый взгляд, спящий.
– Это твой родной брат. Вглядись в его лицо – вы похожи, как две капли воды.
– Все маленькие дети походят, – упрямо заявил Артур. Крафт поднял руку и требовательно щелкнул пальцами. Ганс достал из папки третью фотографию с младенцем.
– Это я, – сообщил Крафт. – Похож на этих двух?
– Нет.
– Вот тебе и доказательство. Штрабер притворяется любящим отцом. Он любит не тебя, а результат своих трудов в тебе. На тебе он собирается сделать карьеру, стать ученым с мировым именем. Так что не стоит быть так уж преданным ему и хранить его секреты. Подумай, уверен – тебе есть что рассказать нам. – Он встал. – А пока отдыхай. Ганс, принеси мальчику поесть.
Ел Артур плохо. Услышанное о своем происхождении внесло в мысли непонятную путаницу, в душе было странно, и он все время чего-то не мог понять.
«Правда это или ложь? Хотят выпытать о работе отца? Он предупреждал, что я не должен разговаривать ни с кем о его делах. Лучше прикинуться дурачком – ничего не знаю, ничего не понимаю. Главное – молчать… А если все-таки он говорил правду? Почему отец никогда не рассказывал о матери? Кто она и была ли на самом деле? Может у меня действительно нет родителей?… Нет ли, есть ли – разве имеет это значение, если я люблю своего отца, и он любит меня. Я не представляю жизни без него…».
Он опустил глаза на тарелку, в которой задумчиво помешивал ложкой суп. В поле зрения попались часы и зеленая лампа вызова – точка светилась, кроме того, он ощутил легкое покалывание в руку – вторичный физический сигнал на случай, если световой не будет замечен. Сердце его забилось радостно: отец искал с ним встречи.
– Ганс, я хочу еще супу, – потребовал он.
– Ты же не доел этот.
– Доем. Мне его мало. Я съем две тарелки первого, а второе отнеси.
Ганс подхватил ненужное блюдо и отправился на кухню. Оставшись один, Артур включил рацию и услышал знакомый и родной голос.
– Постарайся узнать точный адрес и фамилию того, у кого ты находишься. Мы вылетаем. Жди.
После обеда маленького пленника навестил личный секретарь Крафта – Курт – и заявил, что всех их очень интересует здоровье русского ребенка, и поэтому он обязан проехать вместе с ним в амбулаторию. Артура усадили в машину и под присмотром двух доверенных лиц куда-то повезли.
К зданию, в котором проводилось обследование, подъехали с черного хода и Артур, надеявшийся по вывеске определить свое местонахождение не смог узнать, что это за заведение: институт, больница или поликлиника. Но внутри здания было очень чисто, светло, кругом ходили люди в белых халатах и шапочках. Им, всем троим, тоже выдали белоснежные халаты и колпаки, а на ноги надели белые чехлы. Артура провели в помещение, сплошь заставленное наисложнейшей медицинской техникой. Здесь его тщательно обследовали и доложили неизвестно откуда появившемуся Крафту, что мальчик вполне здоров и способен выдержать дальнейшие исследования.
Услышав об исследовании, Артур запротестовал:
– Вы не имеете права. Я не хочу. Отпустите меня.
Крафт, как и все здесь в белом халате и белом колпаке, делавшими его похожим на повара, по-отечески погладил ребенка по темным волосам и мягко проговорил:
– Разве мы причинили тебе боль? И не собираемся. Ты ничего не почувствуешь. К сожалению, у людей плохая память. Сами они с трудом вспоминают то, что требуется. Но все, что человек видел, все, что чувствовал, находится в резервах его памяти. Кроме того, существует еще генетическая память, мы называем её – память предков, она фиксирует и передает по наследству в генетическом коде опыт и жизненную практику предыдущих поколений. Мы бы хотели узнать, о чем она рассказывает у тебя. Это совсем не страшно и не больно. К твоей голове подключат несколько датчиков – только и всего.
К Артуру подошли два рослых лаборанта, усадили в металлическое кресло с бессчетным количеством проводов, надели на глаза темные очки, а к рукам, ногам и голове подключили крошечные датчики. Мальчик почувствовал успокоение, ему стало безразлично все происходящее вокруг, веки сами собой сомкнулись, и он не заметил, как уснул.
– Пациент готов, – раздался металлический голос робота.
– Начнем с момента рождения, – приказал Крафт.
Свет в комнате погас и на стене вспыхнул небольшой желтоватый экран. На нем возникло расплывчатое серое изображение и голос робота объявил:
– Триста двадцатый год до нашей эры.
Картины на экране прояснились, расплывчатое изображение сформировалось в образ молодой женщины в длинном просторном хитоне, она плавно покачивала ребенка в люльке, искусно выдолбленной из ствола дерева. Потом женщина куда-то отошла, и дальше кадры поплыли более стремительно. Двое людей в расшитых плащах выкрали младенца и на конях доставили другим, в более бедных одеяниях. Ребенка везли на верблюдах, быках, плыли с ним на старинном судне. Менялись средства передвижения, менялись его попечители.
Затем крошечного пленника повезли на лошадях в горы, и он стал жить в каменном жилище под присмотром какой-то старухи. Но вслед за этим появились люди в масках, попытались вновь украсть младенца, на них набросились воины с мечами, произошла резня, в результате которой победили, видимо, те, кто хранили ребенка в каменном жилище, потому что он остался на прежнем месте. Несколько дней, а может и месяцев, его никто не тревожил, и за ним ухаживала та же старуха. Но спустя некоторое время в жилище проникла женщина в чадре и подсыпала в глиняный сосуд, где хранили молоко, нечто подозрительное, очевидно яд, потому что на этом короткая память младенца оборвалась, и экран засветился пустотой.
– Перенесите память в наши годы, – приказал Крафт.
Но надежды его узнать что-нибудь интересное о работе Штрабера не оправдались. Кадры памяти воспроизводили что угодно, но только не то, что было ему нужно. Мелькали на экране смеющиеся мальчишки, формулы из школьной программы по математике, физике, муляжи и плакаты по зоологии, детская подводная лодка с дистанционным управлением, но отсутствовали работы ученого. Память ребенка зафиксировала только то, что было ему интересно, и совершенно не обращала внимания на то, что пока не имело для него никакого значения и было просто-напросто непонятно.
– Хорошо. На сегодня достаточно, – объявил Крафт. – Отвезите мальчика в его комнату, лучше спящего. Мы подумаем, как извлечь пользу и из старых кадров, и из новых. Возможно, схему воспроизводства картин прошлого придется подработать. А с мальчишки – не спускать глаз.
Глава 5
С этого дня в комнате Артура появилась сиделка. Она ничего не делала, ни о чем не говорила, на вопросы не отвечала, а чинно восседала на стуле и не спускала с него холодных пристальных глаз. Артур пробовал расшевелить её или перевести взгляд с себя на что-нибудь другое, но это ему не удавалось. Когда он бросал на пол книгу, она смотрела не на упавший предмет, а на него; когда он незаметно сшибал под столом ногой стул, она не обращала внимания на лежащий предмет, а как пиявка, впивалась взглядом в лицо своего подопечного; и даже тогда, когда он поставил на спинку кресла торшер с фарфоровым светильником, привязав к его ножке нитку, и незаметно дернул, так что он с оглушительным грохотом разлетелся вдребезги за спиной сиделки, она только моргнула, а взгляда от мальчика не отвела.
Уловив на руке легкое покалывание, Артур осторожно покосился на часы – зеленая точка призывно светилась, отец собирался ему что-то сообщить, а взгляд сиделки, как примагниченный, неотступно следовал за ним по всей комнате. И приходилось терпеть и притворяться равнодушным, хотя было невыносимо, когда на руке беззвучный голос отца звал:
– Артур, ты меня слышишь? Артур, отзовись.
А он, чтобы не выдать себя, должен был молчать. И он выдержал перед искушением, а ночью случилось непредвиденное.
Проснулся Артур от стука: что-то глухо ударилось об пол. В комнате горел ночник. Он спал лицом к стене и, чтобы узнать, кто шумит, повернулся на кровати и тут же в страхе вскочил. На полу лицом вниз лежала мертвая сиделка. Это ее тело, свалившись со стула, издало глухой звук. Еще ничего, не поняв, он бросился к двери, она была заперта. Испуганный ребенок принялся кричать и бить кулаком по полотну, но никто не отзывался и не приходил на помощь. Более того, дом словно вымер. Какая-то непонятная тишина окутала его каменные стены. Ему было жутко оставаться один на один с мертвым телом, тем более, что смерть казалась непонятной и странной. Почему она умерла и почему никто в доме не отзывается на его крики? Он метался, не зная, что делать и вдруг вспомнил о часах – самый подходящий момент, чтобы связаться со своими. Рация заработала, но отец молчал. Артур сигналил вновь и вновь, но эфир отвечал тишиной. Ночь казалась мрачной, жуткой, бесконечной, как в грозу, когда непрерывно друг за другом сверкают молнии и нескончаемо грохочет гром.
Так, постоянно вызывая отца на связь, он провел остаток кошмарной ночи, находясь рядом с мертвым телом и не имея возможности выбраться из своей камеры заточения. А утром, чуть рассвело, за дверью послышались голоса, шум, топот ног.
Он снова стал колотить что было сил по двери. Его услышали, дверь распахнулась – на пороге стояли незнакомые люди в защитных комбинезонах и противогазах. Увидев его, они удивились:
– Живой мальчик? Надо же. Как это тебе удалось? Ты надевал противогаз?
Артур не понял, о чем его спрашивали и почему удивились, найдя его живым. Он поспешил указать на сиделку и сказать:
– Она умерла.
– Вполне естественно, – спокойно согласился один из мужчин. – В доме случайно произошла авария: повредился газовый баллон, и газ вышел наружу. Все люди в доме, весь обслуживающий персонал погиб, кроме тебя. Ты, кажется, родился в рубашке. Выжить в такой атмосфере – больше, чем чудо.
Мальчика повели к выходу. Повсюду в доме суетились люди в противогазах, на носилках выносили пострадавших. У подъезда стояло несколько машин «скорой помощи» и полицейских машин. Артура посадили в «скорую» и куда-то повезли. Потом он долго ждал в приемной приезда какого-то высокопоставленного лица, как ему сказали, Гера Шульца. От суеты, от волнений и бессонной ночи он чувствовал себя усталым и разбитым. Наступившая тишина и внутреннее успокоение начали действовать, как снотворное, и голова то и дело падала ему на грудь. Наконец, он не выдержал и, пристроив голову к спинке дивана, задремал.
Разбудил его густой сочный голос, докладывающий кому-то:
– Когда мы взяли пробу воздуха, концентрация газа составляла семьдесят процентов. Мальчик был жив и чувствовал себя вполне нормально.
Артур открыл глаза. Перед ним стоял высокий жилистый старик с неприятным взглядом, хищным носом и запавшими щеками. Он удивительно напоминал муляж по анатомии, по которому студенты изучают мышцы, и только сверкающие живым блеском глаза, в которых сквозил интерес ко всему окружающему, свидетельствовали, что этот мешок с костями способен еще на очень многое.
За стариком столпилось несколько человек, и один из них рассказывал историю найденыша.
– Мы прямо оторопели – открываем двери, а он живехонек, как ни в чем не бывало, и говорит нам – «эта тетя умерла…».
– Еще кто-нибудь выжил? – перебил его Шульц.
– Нет.
– Мальчик, как ты себя чувствуешь? – старик слегка изогнулся в его сторону, и хищный нос при этом стал напоминать клюв ястреба, готового вонзиться в первую попавшую жертву. – У тебя болит что-нибудь? Или, возможно поташнивает? Ты можешь стоять на ногах? Голова не кружится?
– Нет. Все в порядке.
Артур встал, так как из чувства вежливости ему показалось неудобным сидеть, когда взрослые стоят.
– Пройдись, – попросил старик.
Мальчик прошелся.
– Вполне нормально, – с удовлетворением отметил Шульц. – А ты что-нибудь ощущал, когда находился в доме, к примеру, неприятный запах или какое-нибудь удушье. Почему ты проснулся и стал звать на помощь?
– Я услышал стук. Это упала на пол сиделка. От шума я и проснулся, – пояснил найденыш.
– А что ты делал потом?
– Стучал в дверь, но ко мне никто не подходил.
На столе зазвонил телефон. Один из свиты старика поднял трубку, выслушал и сообщил:
– Гер Щулъц, в дом, где произошла авария, приехал хозяин, ищут пропажу, – глазами он указал на мальчика.
– Что ж, пусть ищут, – невозмутимо ответил Шульц.
//-- * * * --//
Большой незнакомый город, раскинувшийся на невысоких холмах, напоминал колонии кораллов на дне океана. Белые и серые здания издали, казалось, приросли друг к другу и только при приближении как бы раздвигались, открывая улицы и переулки, площади и парки.
Штрабер и Эрик, поднявшись на одну из смотровых башен, предназначенную для туристов, рассматривали город, пытаясь определить, в какой стороне искать Артура. Однако невооруженному глазу было трудно выделить среди множества построек ту единственную, ради которой они взобрались сюда, на стометровую высоту. Старинные здания с остроконечными шпилями, в основном готического стиля, чередовались с современными, высотными сооружениями, испещряя горизонт темными бесчисленными силуэтами. Взгляд терялся в них, тонул, ни за что не зацепившись, и тогда обозреватели, видя, что простой осмотр панорамы города ничего существенного не даст, спустились вниз и купили в первом попавшемся книжном киоске туристическую карту и по ней определили все башни с часами. Их оказалось три, поэтому, поездив полдня по улицам на такси, они отыскали именно ту, с недостающей римской цифрой «три», о которой говорил Артур.
Напротив башни разместился трехэтажный особняк, отгороженный от улицы резной металлической решеткой. Ворота дома были распахнуты и во дворе суетились люди.
Штрабер, оглядев окна дома, задумчиво произнес: – За какими-то из них наш мальчик.
Он попробовал просигналить по рации, чтобы Артур дал условный знак в окно. Но ответа не последовало.
Между тем люди во дворе продолжали суетиться: то входили, то выходили из дома, подъезжали и отъезжали машины. У самых ворот стоял черный «Мерседес» с дымчатыми стеклами.
– Подозрительна вся эта суета. Мне кажется, в доме что-то случилось, – заметил Эрик.
Из центрального входа особняка вышел солидный толстяк в клетчатом костюме, шляпе и с тростью. За ним следовали два молодых человека. Все трое уселись в «Мерседес», причем, перед толстяком учтиво распахнули дверцы салона, что говорило о том, что он представляет собой главную персону среди всех, бегающих и снующих вокруг людей. «Мерседес» отъехал.
– Надо бы узнать, почему такой ажиотаж вокруг дома, – проговорил Штрабер и, оглядевшись, обратил внимание на фигуру старика на углу высотного здания. Он тоже с интересом наблюдал за происходящим.
Они остановились возле него, и Иван Васильевич спросил по-немецки:
– Вы не подскажете, что случилось в этом доме?
И Штрабер, и Эрик владели в совершенстве немецким, французским и английским языками, поэтому контакт с местным населением не был затруднителен. Немецкому и английскому Иван Васильевич самолично обучал и Артура, поэтому и для него переводчик не требовался.
Старик ответил охотно:
– Два дня назад в доме произошла утечка газа. Все, кто был в комнатах, погибли. Сейчас ведется расследование.
– Кто владелец дома? – спросил Эрик.
Известие о гибели жильцов сразу настолько покоробило Штрабера, что он потерял нить беседы, и лицо его выразило мрак и отчужденность, поэтому Эрик посчитал необходимым взять дальнейшие переговоры на себя.
– Особняк принадлежит доктору Крафту, – с готовностью ответил старик.
– Он тоже погиб?
– Нет, он находился в загородной вилле. – Обычно летом Крафт здесь не ночует. Да вы его, наверно, видели. Он только что отъехал на черном «мерседесе».
Мрачные и задумчивые, Штрабер и Эрик вернулись в гостиницу и, забыв об ужине, улеглись каждый на свое ложе. Оба молчали, думая об одном. Даже мысленно они не хотели признаться себе, что их Артур мог погибнуть. Теплилась надежда, что хозяин дома еще раньше мог перевезти его к себе на виллу или в какое-нибудь другое место.
Иван Васильевич лежал, закинув руки за голову, уставившись в потолок с такой сосредоточенностью, словно там были написаны невесть какие истины, и вдруг кожа его запястья уловила тонкое покалывание – физический сигнал вызова. Не веря себе, он взглянул на часы – зеленая точка светилась, как ему показалось, по-особому радостно и оптимистично.
– Жив! – он вскочил и торопливо переключил рацию на прием.
Эрик тоже соскочил с кровати, замерев в томительном ожидании дальнейших сообщений.
– Меня перевезли в другой дом. В старом произошла авария. Где нахожусь сейчас, пока неизвестно, постараюсь узнать и сообщить. Ждите, не волнуйтесь.
Сигнал погас.
– Мальчик цел и невредим, – ликовал отец. – Мы найдем его.
Глава 6
Поиском Артура занимались не только Иван Васильевич со своим преданным учеником и помощником, но и доктор Крафт. Когда ему доложили об аварии, он приказал в первую очередь разыскать тело ребенка, чтобы скрыть его от любопытных корреспондентов, атаковавших дом с целью выуживания подробностей трагедии. О его намерениях в отношении мальчика не должен был догадываться ни один человек, поэтому он приказал найти труп и через черный ход вывезти за пределы города.
В самом скверном расположении духа он ждал у себя на вилле в кабинете доклада об исполнении приказа, но явившийся Ганс испортил ему настроение еще больше.
– Гер Крафт, осмелюсь доложить, что тело мальчика исчезло бесследно. Обыскали все помещения в доме. Обслуживающий персонал, согласно принятому штату, весь погиб. Смерть каждого подтверждена доктором Краузом.
– Ребенок не мог исчезнуть бесследно. Газ – не пожар. Кто-нибудь заходил в дом после аварии?
Глаза Крафта источали мрак и недовольство. Он не знал, какими последствиями грозит исчезновение его подопечного, а они могли быть самыми разными.
– Только аварийная команда.
– Допросить каждого. Все сведения – немедленно мне.
Спустя несколько часов все тот же помощник Крафта, исполнительный и оперативный Ганс доложил:
– Двое из аварийной службы утверждают, что видели, как трое в противогазах фирмы «Duden» выводили подростка из парадных дверей. Но они решили, что это один из любопытных мальчишек, пытавшихся прорваться в дом, которого вовремя поймали и выпроводили за пределы опасной зоны.
– Очень хорошо, что они так решили, – мрачно процедил Крафт и задумчиво забарабанил толстыми пальцами по полированному столу. – Будем искать мальчишку. Я его никому не отдам, – последнее он проговорил зловеще и Ганс, хорошо знающий своего шефа, не сомневался, что он выполнит обещанное, даже если это будет стоить десятка других жизней. – А что сообщает нам Элизабетта? Удалось получить фотографии документов?
– Агент номер пять просил дать отсрочку. Первая попытка заполучить снимки окончилась провалом. Сейф находится под усиленной сигнализацией.
– Неужели сигнализация может послужить в наше время препятствием? – саркастически заявил Крафт. – Передай агенту номер пять все необходимые средства. Требуйте ускорить получение материала.
//-- * * * --//
Тетя Маша, или агент номер пять, известный в кругах Крафта под кличкой «Элизабетта», а в коллективе Штрабера, как Мария Николаевна Бровкина, подметала полы в лаборатории биосинтеза. Рабочий день закончился, и работники основных служб разошлись по домам. Остались наиболее увлеченные и те, которые обязаны были следить за непрерывными процессами в течение суток.
После отъезда ученого и аспиранта в лаборатории ничего не изменилось, работы продолжались. Исполняющим временно обязанности заведующего был назначен Прохоров, который строго выполнял оставленные ему предписания и опасался только одного – как бы чего не испортить. Уходя домой, он тщательно проверял, все ли закрыто, работает ли сигнализация, и тете Маше, иногда убирающейся после пяти часов вечера, каждый раз наказывал не забывать закрывать на ключ двери.
В этот день Прохоров вместе с Анечкой Борзовой ушли как обычно, проверив все, что должно быть закрыто и заперто. Спустя полчаса после них в лабораторию наведалась тетя Маша с ведром воды и шваброй. Махнув по полу несколько раз веником, она выглянула в коридор и, убедившись, что тот пуст, метнулась к электрическому шкафу на стене. Сунув между контактами металлический предмет и устроив короткое замыкание, она бросилась назад в лабораторию.
На этаже поднялась суматоха, выбегали, спрашивали – что случилось, требовали сбегать за дежурным электриком. А тетя Маша, убедившись с помощью специального прибора, переданного Крафтом, что сигнализация вышла из строя и прочие заняты общей суматохой, надела на руки перчатки и, достав из нагрудного кармана особую отмычку, всунула её в замок сейфа. Через пару секунд дверца распахнулась. Она достала бумаги и выложила на стол, надела очки, позволяющие видеть и читать в темноте, подготовила фотоаппарат, вмонтированный в тюбик с губной помадой, но когда стала выискивать нужные бумаги, то не нашла ни одной из них. Перед ней лежали самые обычные журналы наблюдений, отчеты, накладные на получение всевозможных химикатов и прочая ерунда, не представляющая интереса не только для агента западногерманской фирмы, но и для самого ученого, потому что все бумаги были пятнадцатилетней датировки.
Загорелся свет, в коридоре послышались быстрые шаги, в двери начали стучать.
Тетя Маша метнулась к окну, вытащила из шкафа с химреактивами припрятанную на всякий случай веревку с крючком и, зацепив ею за подоконник, спустилась с четвертого этажа на землю. После чего ловко крутанула тонкий канат в сторону, крючок сорвался и упал к ее ногам.
Когда работники института, сломав замок, ворвались в лабораторию, там никого не оказалось, однако сейш зиял пустотой, а на столе валялись разбросанные бумаги. Возле двери скромно приютилось ведро со шваброй. В распахнутое окно тянуло свежим воздухом. Бросились к нему, но внизу не было ни души. Кто-то с сомнением сказал:
– Не мог же он спрыгнуть с такой высоты. Как-никак четвертый этаж.
Сзади в дверях появилась тетя Маша и сразу начала возмущаться;
– Вы что это все полы истоптали. Кто вам разрешил входить? Что за безобразие, совсем не ценят чужой труд.
– Извините, вы где сейчас были? – обратился к ней один из сотрудников.
– Как где? Убиралась, а свет погас. Я заперла дверь и пошла искать дежурного электрика. А тут люди повыскакивали отовсюду. Я со всеми ждала, когда отремонтируют. На втором этаже с Мариной Тихоновной поговорила, можете у нее спросить, если не верите. Вернулась сюда, а здесь – вы.
Вызвали милицию, начались опросы, допросы, но точно установить, кто находился в помещении, когда погас свет, не удалось. Марина Тихоновна, уборщица со второго этажа, подтвердила, что разговаривала с тетей Машей во время суматохи, правда, не сказала, что говорили всего несколько секунд, точнее, обменялись парой фраз о состоянии здоровья – и не более. Но таким образом у тети Маши появилось алиби.
Возвращалась она домой злая и мысленно ругала Штрабера.
«Обхитрил все-таки, успел перепрятать секретные документы. Обвел меня вокруг пальца, как девчонку. Где же они у него могут быть? Шеф требует немедленных действий. Придется проверить квартиру».
Скромно одетая, как обычно, тетя Маша появилась у дома ученого после полуночи. Достав из кармана специальный аппарат, она поднесла его к двери и проверила, есть ли сигнализация. Аппарат молчал, что свидетельствовало об отсутствии электропроводов и тока в них. Натренированным движением с помощью отмычки непрошенная гостья открыла два замка и проскользнула внутрь. Здесь снова надела очки, позволяющие видеть в полном мраке, и оглядевшись, постаралась проанализировать, куда можно спрятать ценный научный материал. Гостиная ее не заинтересовала, и она направилась прямо в кабинет ученого. Но не успела войти, как зажегся свет, и чей-то повелительный голос скомандовал:
– Руки вверх!
Поднимая руки, она неожиданно бросила в рот желтоватую капсулу и тут же, у порога упала замертво. К ней подбежал молодой лейтенант и, прослушав пульс, с досадой сказал:
– Кто бы мог предположить, что она так легко расстанется с жизнью.
Из своих укрытий вышли еще несколько сотрудников уголовного розыска и один из них средних лет с пышными усами – майор Орлов – проговорил:
– А я, честно говоря, подозревал Прохорова. Есть в нем какая-то сомнительная неуверенность, но никак не лаборантку.
– Что будем делать? – спросил молодой лейтенант.
– Труп отвезти в морг, а с дома, в котором она жила, не спускать глаз, – приказал майор. – Кто-то должен искать с нею связь. Коллег Штрабера продолжать держать под наблюдением.
На следующее утро, не успел майор Орлов приступить к работе, в кабинет влетел взволнованный лейтенант и, забыв обратиться, как положено по уставу, выпалил:
– Товарищ майор, труп сбежал из морга. Что будем делать?
– Какой труп?
– Марии Бровкиной, лаборантки.
– Сбежал или похитили? Прошу доложить по порядку. Да вы садитесь.
– Извините, взволнован. – Молодой лейтенант присел на стул перед столом и начал по порядку. – Труп Марии Бровкиной привезли в морг в половине второго ночи. Вскрытие отложили до утра, сами понимаете – люди спят, не хотелось беспокоить. Тем более, думали, куда спешить? Спешат к живому. Ночью ровно в два часа сторож, перед тем как идти спать, заглянул в морг. Все было в порядке: мертвые, их в этот день оказалось четверо, включая Бровкину, лежали на кушетках, как их и положили. Сторож был выпивши, двери не запирал под тем предлогом, что кому захочется шастать по таким местам ночью. Проверив своих клиентов, он зашел в помещение напротив, со стеклянной дверью, так называемую – дежурку. Там он спирт хранил для дезинфекции, но в основном дезинфицировался изнутри. Так вот, зашел он в дежурку, чтобы взбодрить себя, свет не зажигал, действовал по привычке, выпил, а когда оглянулся, то чуть не упал. Он увидел, как дверь покойницкой открылась, в коридор вышла Бровкина, поправила волосы и направилась мимо него к выходу. После того, как дверь хлопнула и наступила тишина, он решил, что это ему померещилось спьяну, пошел проверить: четвертая кушетка была пуста. Он выглянул на улицу, но ее, конечно, уже и след простыл.
– Значит, она приняла не яд, а средство, замедляющее жизненные процессы. Через пару часов средство перестало действовать, и Бровкина пришла в себя. Ай да тетя Маша, – он покачал головой. – Почему сторож сразу не доложил о случившемся?
– Боялся, что не поверите, потому что плохо владел языком.
– Объявить срочно всем постам – задержать гражданку Бровкину Марию Николаевну. Сообщите её приметы. У дома Штрабера усилить посты, – отдал майор распоряжения по телефону и, повернувшись к лейтенанту, коротко бросил: – Опергруппу – на выезд.
Глава 7
Директор фирмы химического концерна Иоганн Шульц сидел в своем обычном кабинете, сверхкомфортабельном и сверхдорогом, и изучал деловые бумаги. Его хищный нос изогнулся над столом так, как будто собирался продолбить в полированной поверхности хорошее отверстие. На худых запавших щеках поигрывали желваки: он был чем-то недоволен.
Молодой голос секретарши прозвучавший по селектору, прервал его мысли:
– К вам Густав Вайс.
– Пусть зайдет через час, – раздраженно ответил Шульц.
– Он говорит, что пришел по делу, о котором вы просили.
– Ладно, пусть зайдет.
Он сложил бумаги в папку и закрыл.
Густав Вайс относился к числу особо доверенных лиц директора фирмы, точнее – являлся его тайным агентом. Войдя, он кивнул в знак приветствия и сразу же доложил:
– Я по делу Артура Штрабера.
– Читайте, – разрешил Шульц.
Густав Вайс раскрыл папку и зачитал:
– Артур Штрабер – по происхождению русский – в доме доктора Крафта появился десять дней назад. Ребенок был выкраден и вывезен из России тайно. Кто его родители, пока установить не удалось. У Крафта с ним связаны какие-то секретные планы.
– То, что мальчик выдержал смертельную концентрацию газа, уже интересно. Крафт посредственностями не интересуется. В его характере – сенсации. Нас же интересуют более серьезные вещи. Самого мальчика вы допрашивали?
– Да. Но он ничего о себе не рассказывает.
– Подготовьте его к опыту. Пусть ребенок ни о чем не догадывается.
Артура привели в огромный зал, заставленный сложными механизмами и аппаратурой. Вокруг ходили люди в белых халатах и масках, и он решил, что опять начнутся исследования, как и у первого его попечителя, поэтому отнесся к предстоящему спокойно.
– Сейчас мы возьмем у тебя из пальца кровь, – предупредил его мужчина с широкими бровями; кроме них и глаз, все прочее пряталось за маской. – Эта операция обычна для детей. А потом ты посидишь в изоляторе, – он указал на круглый шар с иллюминаторами, очень напоминавший подводный батискаф. – Не бойся. Мы исследуем тебя на стерильность и заодно проверим твое давление.
Мальчика запустили внутрь. Дверь глухо и мрачно задвинулась, но иллюминаторы, аккуратно расположенные по периметру батискафа, позволяли видеть, что происходит снаружи. Артур не знал, с какой целью производятся над ним опыты, но решил терпеть и молчать. Самое главное – он боялся проговориться, что отец у него ученый. Ему казалось, что через него хотят выведать какие-то отцовские тайны, и настроился не выдавать их даже под угрозой собственной смерти.
Снаружи в иллюминатор заглянул Шульц и, улыбнувшись впалыми щеками, помахал приветливо рукой, но улыбка, как и его приветливость, выглядели фальшивыми.
К другим иллюминаторам тоже прильнули люди в белых халатах и масках. По их сосредоточенным взглядам Артур догадался, что опыт начался. Десятки глаз с интересом и холодным вниманием наблюдали за ним, как за подопытным кроликом. Собственно говоря, он абсолютно ничего не ощущал и, сидя на крутящемся стуле, поглядывал на лица и думал, какие злые, неприятные люди, и что у него на родине совсем другие. Даже у женщин глаза казались такими жесткими и ледяными, что в них не хотелось смотреть.
– Концентрация газа – сто процентов, – объявил оператор, не снимая руки с рычага, над которым горела красная лампа опасности. – Дальше наращивать?
Шульц снова фальшиво улыбнулся Артуру и помахал рукой. Мальчик догадался, что от него ждут ответного жеста и, желая держаться с достоинством, поднял руку в знак приветствия.
– По-моему, он чувствует себя превосходно. Как вы считаете, доктор Штраус? – Шульц повернулся к мужчине с широкими бровями.
– Приборы показывают норму, – ответил он.
– Увеличивайте концентрацию, – приказал Шульц оператору.
– Сто двадцать… Сто пятьдесят… Сто восемьдесят… – начал отсчитывать тот содержание газа в атмосфере батискафа.
– У мальчика появилось сердцебиение, – сообщал доктор Штраус.
– Еще немного, – приказал директор фирмы, и острый нос, заглядывая сквозь иллюминатор, изогнулся по-особенному хищно.
– Двести… – досчитал оператор.
– На лице у мальчика выступили капли пота, давление поднимается, – сообщил Штраус.
– Прекратить опыт, – скомандовал Шульц.
Подачу ядовитого газа в батискаф прекратили, началась постепенная разгерметизация объема.
Артур вышел из своего временного обиталища красный, мокрый от пота, но живой.
– Как самочувствие, мой дорогой? – поинтересовался Шульц.
– Нормально, – спокойно ответил мальчик, как будто не стоял на грани жизни и смерти несколько минут назад, не чувствовал непонятного удушья и необычную головную боль. У него повторно взяли анализ крови и отправили отдыхать.
– Отчего появилось сердцебиение и повысилось давление? – обратился Шульц к доктору Штраусу.
– Думаю, не от ядовитой атмосферы, а от недостатка кислорода. Ему стало нечем дышать. Любой из нас от недостатка кислорода чувствовал бы себя так же.
Шульц подошел к лаборанту и поинтересовался:
– Как анализ крови?
– Нормальный. Кровь, какая была до опыта, такая же осталась и после опыта. Но в ней есть вещества, которые создают устойчивую к ядам иммунную систему.
– Редкий экземпляр, – заметил доктор Штраус. – По-моему, единственный в мировой практике.
– Да, любопытный мальчик, – согласился Шульц и, задумчивый, отправился к себе в кабинет, но не успел расположиться за столом, как задребезжал телефон.
– На заводе в восьмом блоке авария – утечка цианистого водорода. Погибло двенадцать человек. Блок законсервирован, – сообщил взволнованный голос.
– Идиоты, я вас всех под суд отдам, – заорал в трубку директор фирмы, посинев от ярости. – Вы что, хотите весь завод вывести из строя. Прессе об этом известно? Корреспонденты уже были?
– Пока нет.
– Задержите. А если приедут, сообщите, что ничего серьезного, авария будет ликвидирована через два часа. Жертв нет. Запомните – все умерли своей смертью, каждый в свое время, причины подберете индивидуально. Надеюсь, на это у вас фантазии хватит? Ждите меня, скоро прибуду.
Захватив Артура, директор фирмы срочно выехал на место происшествия. У ворот завода его ждал заместитель.
– Удалось что-нибудь предпринять? – сухо спросил Шульц, быстро шагая к огромному железобетонному зданию.
Заместитель, приниженно семеня рядом, виновато ответил:
– Пока нет. Ситуация, сами понимаете, такая, что сразу не решишь, как ликвидировать пробой. Единственное пока, что мы смогли сделать – это изолировать блок от других служб. – Говоря это, он бросал на Артура недоумевающие взгляды, не понимая, зачем шефу в такой опасной ситуации понадобилось притащить на завод ребенка, и желая напомнить, что время для экскурсии выбрано самое неподходящее, сообщил: – Таким образом мы выиграли три часа, но по истечении их неминуемо произойдет взрыв. Надо срочно эвакуировать людей.
– Во сколько обойдется эвакуация и простой?
– Сто тысяч.
– Тогда об этом не может быть и речи. Через час, думаю, авария будет ликвидирована.
Заместитель провел приехавших в кабинет.
– Покажите фотографию блока, – приказал директор. Заместитель открыл шкаф, достал цветной снимок и положил перед шефом.
– Ты хочешь помочь людям? – обратился Шульц к мальчику, с интересом уставившемуся на цветную картинку. – Если ты откажешься, сотни людей взлетят в воздух. Многие дети лишатся своих родителей. Ты ведь понимаешь, что значит лишиться дорогих тебе людей?
Да, Артур это прекрасно понимал и, еще не зная, в чем заключается его помощь, согласно кивнул.
Шульц ткнул пальцем в фотографию:
– Это пульт управления аварийного блока. Видишь, здесь несколько экранов и клавиш. Найди вот этот, красный экран, под ним нажми красную аварийную клавишу. Она прекратит выход из котла нежелательных продуктов, то есть ты ликвидируешь утечку газа в сосуде. После этого на стенде слева нажми синюю клавишу, – костлявый палец остановился в нужном месте, – и вот здесь, видишь дверь, нажми на ее рычаг, она закроется. Таким образом, ты изолируешь опасную зону от пульта управления. Ничего сложного… Да, ты мертвых не боишься?
– Нет.
– Там встретится несколько погибших людей. К сожалению, это жертвы аварии. Но ты помни о живых, о том, что спасаешь чьих-то родителей. – Он надел на плечо Артура темный прибор и пояснил: – Это микрофон. Будем переговариваться. Если в чем начнешь сомневаться, говори сюда, – костлявым палец указал на желтый кружок на коробке. – Я буду следить за твоими действиями, в случае чего – подскажу, что делать дальше. А теперь вперед.
Артура провели в закрытый шлюз, задние двери закрылись, и он какое-то мгновенье оставался один в крошечной камере, затем передние двери открылись, мальчик шагнул в следующий шлюз. Когда задние двери за ним опять плотно закрылись, распахнулись следующие, и на этот раз он попал в зал.
Возле приборов и у нескольких механизмов лежали люди в комбинезонах. Мальчик старался не смотреть на них, неприятное жуткое чувство охватило его, тревожно и часто забилось сердце, но в мозгу упорно пульсировала одна единственная мысль: «спасти живых, спасти живых». И он дошел до пульта управления. На нем, головой на красном экране, лежал человек. По всей вероятности, он бросился отключить котел, чтобы прекратить утечку газа, но не успел. Из микрофона донеслось:
– Почему остановился?
– На экране лежит человек.
– Крепись, малыш, отодвинь его в сторону и нажми на клавишу, – раздался подбадривающий голос Шульца.
Артур собрался с духом и, хотя испытывал нечто жуткое, приподнял лежащего за плечи и отодвинул от экрана. Выполнив первую манипуляцию с клавишами, он остановился у двери с рычагом и попробовал нажать на него, но механизм не сработал.
– Как дела? – поинтересовался директор фирмы.
– Дверь не двигается.
– Постарайся. Остался совсем пустяк.
Артур навалился на рычаг всем телом, надавил, затем с силой несколько раз дернул. Результата не последовало. Тогда он подпрыгнул и с размаха повис на длинной ручке. Рывок и вес его тела дали результат: заскрежетав, словно застонав, металлическое полотно поехало к противоположному косяку, закрывая проем и изолируя отсек от опасной зоны.
– Ну что? – поинтересовался голос из коробки.
– Закрыл.
– Проверь, не осталось ли щелей.
Мальчик осмотрел края полотна, после чего сообщил: – Все плотно.
– Хорошо, можешь возвращаться.
Когда Артур вышел из опасного блока, Шульц похлопал его по плечу и похвалил:
– Хороший мальчик. Из тебя выйдет ценный работник. Сейчас врач осмотрит тебя, и будешь отдыхать.
Глава 8
Ученый вместе со своим верным учеником шагали по серым улицам города, по каменистым мостовым, рассматривая встречные здания и сооружения. Дома то сбегались им навстречу, словно желая из любопытства посмотреть на русских гостей, то разбегались в разные стороны как бы для того, чтобы утаить от них чужие тайны.
Молчание Артура затянулось, и они начали опасаться, что с ним что-то случилось. Странным казалось, что он где-то здесь, близко, за каменными стенами серых зданий и, возможно, смотрит на них, но по каким-то причинам не может подать знак, и они проходят мимо него, как слепцы, с каждым шагом все дальше и дальше удаляясь от цели.
– За что бы зацепиться? Где бы найти нить Ариадны? – задумчиво произнес Иван Васильевич, скользя взглядом по бесчисленным окнам домов. – Они могли распилить браслет и снять с его руки, тогда мы остались без связи и ожидание – это пустая трата времени.
– Мне кажется, надо поискать в прессе, – Эрик остановился у газетного киоска и, наклонившись к продавщице, попросил: – Пожалуйста – по одному экземпляру все местные газеты.
– Ты думаешь, о нем напишут? – в лице ученого появилось недоверие. – Мне кажется, о нем постараются молчать и как можно дольше.
– У меня идея! – серые глаза Эрика сверкнули загадочным огнем. Кажется, я нашел нить Ариадны. Но обсудим это в гостинице, на улице не место.
– Тогда скорее в номер, – Штрабер поднял руку и остановил такси.
Через полчаса они уединились у себя в комнате, и здесь Эрик поведал о своей идее.
– Хочу обратить ваше внимание, Иван Васильевич, вот на какую сторону дела. Как нам удалось выяснить – у Крафта произошла авария, все погибли, кроме нашего Артура. Счастливая ли это случайность или закономерность? Я долго думал, над этим и не хотел сразу говорить, но теперь стоит познакомить вас со своей гипотезой. Мне кажется, у нашего Артура – иммунитет к ядам. Он выращен из молекулы, которая тысячелетия находилась в оккупации сильнейших ядов, сохранив свою жизнеспособность и выработав защитные вещества. Молекулы за тысячелетия «научились» противостоять различным отравляющим веществам, выработав определенный иммунитет. Я думаю, тем, что мальчик выжил в среде, в которой не способен выжить ни один нормальный человек, заинтересуются либо врачи, либо химики. Следовательно, искать необходимо у них.
– Смотри-ка, а ведь верно, – обрадовано согласился Штрабер. – Как я об этом не подумал. Тогда стоит познакомиться с тем, о чем пишут газеты: может быть, по этому поводу что-нибудь и проскользнет.
Они разделили газеты на две части и стали внимательно изучать содержание, но черные строчки сообщали о чем угодно, только не о том, что могло заинтересовать их обоих. На следующий день сообщения газет показались еще менее интересными, и Иван Васильевич предложил вести параллельно с изучением прессы другую работу, а именно – узнать через справочник имена всех местных врачей и химиков, чтобы с помощью прислуги или соседней выведать – не появился ли в их кругу русский мальчик. Предложение было принято, и в этот же день они отправились по первым адресам.
Штрабер представлялся как кинорежиссер, которому для съемок требуется мальчик, свободно владеющий русским языком. Таким способом они обошли шесть домов. Отходя от седьмого, где также получили отрицательный ответ, новоиспеченный кинорежиссер и его помощник свернули на центральную улицу с огромными стеклянными витринами магазинов. Иван Васильевич рассеянно скользил взглядом по лицам прохожих, не переставая ни на минуту думать об Артуре. Возглас спутника однако прервал его мысли.
– Посмотрите, какая замечательная вещица, – Эрик схватил его за локоть и настоятельно потащил за собой к витрине, за которой безмолвно красовался манекен в сером костюме. – Какой современный покрой, как тонко угадано новое направление в моде. Обратите внимание на лацканы и карманы – бесподобны.
Штрабер смотрел на манекен недоумевающе, никак не понимая, что же так могло поразить воображение его спутника в самом заурядном покрое.
Эрик между тем, указывая на костюм, зашептал:
– Взгляните на отражение вон того мужчины с газетой в руках. Он идет за нами уже полчаса. Сейчас проверим еще раз.
Они двинулись дальше неспешной походкой гуляющих, но когда через несколько кварталов остановились у очередной витрины, в стекле отразился опять тот же человек. Сомнений не могло быть – за ними следили, но кто и зачем?
Они вернулись в гостиницу. Щтрабер задумчиво походил по номеру, то и дело поглядывая на свои новые часы, затем снял их и протянул Эрику.
– Возьми. Носи их пока, и зажигалку при себе постоянно держи. Мне не нравится слежка. От них всего можно ожидать…
На тумбочке хрипловато зазвонил телефон. Иван Васильевич поднял трубку.
Голос администратора гостиницы сообщил:
– На ваше имя получено письмо. Подойдите для получения.
– Будь любезен, спустись вниз, – попросил ученый Эрика. – Возможно, нам что-нибудь предлагают.
Молодой человек, подстегиваемый любопытством, помчался на первый этаж. Лифт был занят, поэтому, не дожидаясь, когда кабина освободится, перепрыгивая через три-четыре ступени, он скатился по лестнице вниз за считанные секунды. Получив письмо и расписавшись, он также стремительно взвился вверх на пятый этаж, но когда влетел в комнату, то замер в недоумении – она была пуста. В широко распахнутое окно врывался свежий ветер и раздувал занавески. Конечно, в этом не таилось ничего необычного и сверхъестественного. Штрабер мог открыть окно, чтобы проветрить комнату, и выйти куда-нибудь по делам. Все вещи оставались на прежних местах, ничего не валялось и ничего не было сдвинуто с места, что свидетельствовало бы о насилии и сопротивлении, и все-таки интуитивно Эрик сразу же почувствовал, что что-то произошло, и его учитель не вернется сюда ни через час, ни через день. Он подошел к окну, заподозрив, что ученого сбросили с пятого этажа, окно было распахнуто не зря, но внизу не оказалось ни тела, ни толпы, слетающейся на сенсации, как мухи на мед. Все выражало обычный сонный покой.
«Странно, куда же он пропал? Я отсутствовал не более пяти минут. Не растворился же он в воздухе? А может все-таки вышел? Мне уж мерещится неизвестно что в самом обычном».
Эрик вышел в коридор. В конце рекреации сидела за столиком дежурная. Подойдя к ней, он спросил, не выходил ли кто из номера триста пятнадцать. Женщина ответила, что кроме него – никого.
Вспомнив о письме, которое не переставал держать в руках, Эрик распечатал его, надеясь найти в конверте ответ на случившееся, но внутри лежал чистый белый лист без единого орфографического знака. Поняв, что его провели, как мальчишку, он выскочил на улицу, решив обследовать на всяким случай поверхность земли перед окнами гостиницы, но бетонное покрытие не хранило на себе никаких следов. Однако он сделал несколько кругов в радиусе десяти метров от здания, пристально всматриваясь в твердую серую массу под ногами, и судьба наградила его за настойчивость – примерно метрах в пяти от стены он обнаружил знакомую зажигалку, точно такую же, какая лежала у него в кармане. Не успел он упрятать находку туда же, где лежала и первая, как послышался топот бегущих ног. Прямо на него выскочил кудрявый парень и, чуть не сбив его с ног, бросился к соседнему проулку, но вслед за ним из-за угла вывалила толпа человек в десять, и не успел беглец скрыться, как его настигли, повалили и принялись избивать. Удары сыпались со всех сторон, били кулаками, ногами, а он, уткнувшись лицом в землю, пытался руками прикрыть от ударов кудрявую голову.
Эрик не был так дурно воспитан, чтобы воспринимать избиение человека как развлечение или чтобы хотя бы из чувства самосохранения оставаться простым зрителем, как это сделали трое прохожих, остановившихся неподалеку и с любопытством созерцающих драку. Он знал одно – помогать надо тому, кого бьют, кто слабее, тем более, что один – против десятерых – пропорция, присущая только несправедливости, поэтому он сразу же ринулся в самую гущу и с такой силой принялся раскидывать нападающих, что они отлетали метра на три-четыре. Молодой Геркулес с необычайной легкостью хватал противника за торс, поднимал над толпой дерущихся и отбрасывал, как мешки с опилками, в сторону.
На лицах прохожих отразилось неподдельное удивление, и кто-то восхищенно воскликнул:
– Вот э то сила!
Когда из нападавших осталось только трое, заметив, что их ряды значительно поредели, они остановились сами. Впрочем, Эрик, желая довести победу до полного конца, одарил каждого на память такими сокрушительными ударами, что и последние трое отлетели к своим дружкам, дополнив компанию поверженных. Оставшись наедине с лежащим, он помог ему подняться и прочно встать на ноги. Парни между тем сгрудились, о чем-то посовещались и угрюмой толпой вторично двинулись на них. Теперь все их силы были сосредоточены на незнакомце, но Геркулес и вторично прожонглировал их телами с такой легкостью, что нападать в третий раз компания не отважилась, а трусливой рысцой разбежалась, кто куда.
Кудрявый парень протянул своему спасителю руку и представился:
– Генрих, военный летчик. Работал в авиакомпании герра Мобера. Три дня назад уволен за отказ везти партию наркотиков во Францию. А это сотрудники моего бывшего шефа, – он сделал жест в сторону убегающих фигур. – Решили проучить меня физически. Морально показалось мало. А ты кто?
– Русский. Зовут Эрик. У меня в вашем городе пропало два лучших друга. Хочу найти их, но трудно ориентироваться в чужой местности.
– Я потерял работу, но у меня остались друзья. Услуга за услугу: ты помог мне, я – тебе. Тем более, что у меня свободного времени сейчас предостаточно. А каким образом они исчезли и откуда?
– Мальчик тринадцати лет, пропал две недели назад из России, а мой учитель – сегодня, буквально полчаса назад вот из этой гостиницы. Я думал – он вывалился из окна, спустился поискать на земле следы, а тут ты как раз подвернулся с компанией.
– Подожди, подожди. Вы на каком этаже? Когда я бежал от своих преследователей и находился на мосту, оттуда как раз виден фасад гостиницы, я обратил внимание на пожарную машину у центрального фасада, они подняли лестницу к одному из окон, и у меня еще мелькнуло – или пожар тушат, или грабят. У нас это случается.
Эрик задумался.
– Так значит, моего учителя похитили через окно?
– Вероятнее всего. Ты в какой комнате остановился?
– Триста пятнадцать.
– Жди. Я постараюсь выяснить кое-что насчет пожарной машины.
Глава 9
Спустя два дня, когда Эрик знакомился в номере с очередными сообщениями прессы, на наручных часах засигналила лампочка вызова. Он быстро переключил рацию на связь. Сообщение было очень коротким: «Нахожусь у Иоганна Шульца», но как бы то ни было, а именно оно давало полный адрес, потому что кто в городе не знал директора фирмы крупнейшего химического концерна? Имя его постоянно мелькало и в широкой печати, и на устах местных жителей. Предположение, что мальчиком заинтересуются люди, связанные с химией, оказалось верным.
Не успел Эрик принять план дальнейших действий, как в дверь позвонили – пришел Генрих, веселый и жизнерадостный, несмотря на то, что на лице еще оставались следы побоев.
– Твой учитель находится на вилле у Крафта, в двадцати километрах от города. Вилла окружена четырехметровым железобетонным забором и охраняется внутри пятнадцатью охранниками. Проникнуть с земли в этот оазис невозможно…
Он сделал многозначительную паузу, и Эрик продолжил его мысль:
– … А с воздуха?
– Я летчик-спортсмен. Преодолевать преграды по воздуху – мое призвание. Тебя тоже могу научить. Достаточно нескольких уроков – и ты первоклассный спортсмен.
– Что ж, перед штурмом виллы это не помешает. Возьмем их не количеством, а умением, – заключил Эрик. – Наши враги уверены, что ввиду своей малочисленности, мы не представляем серьезной опасности. Но в этом они глубоко ошибаются, и последнее мы докажем.
//-- * * * --//
Письменный стол Крафта был завален бумагами, папками, книгами. Перебирая их, он вспотел от усердия, толстое лицо лоснилось, крупный нос и лоб покрылись мелкими бисеринками пота. В кабинете виллы пахло не то какими-то лекарствами, не то каким-то специфическим зельем.
– Куда же я задевал рецепт? – вслух спросил, он сам себя и с сомнением добавил: – Я его куда-то засунул или его выкрали?
Он еще усерднее принялся копаться среди многочисленных листков и капельки пота, собравшись на носу в одну большую, которая, не выдержав собственной тяжести, сорвалась с кончика и упала на бумагу, как бы ставя точку его поискам. Не зря же говорят: «капля море переполнит», в данном случае она переполнила не море, а терпение Крафта и, чертыхнувшись, он пришел к твердому решению.
– Черт с ним, с рецептом. Кроме меня, в нем не разберется никто. Сейчас весь вопрос упирается в Штрабера и его мальчишку. Жаль, конечно, что его украли, но сам по себе ребенок не способен создать что-либо новое и представляет всего лишь результат опытов ученого. А таких результатов может быть множество, если путь исследований верный…
Последняя мысль особенно взволновала Крафта, от беспокойства он вскочил с кресла и забегал по кабинету, но жара мешала сосредоточиться. Вспомнив о вентиляторе, он нажал кнопку – и вверху под потолком бесшумно заработал пропеллер. Сразу же повеяло прохладой, и мысли вновь потекли по нужному руслу.
«Сенсационная идея – можно вырастить несколько десятков, сотен людей, обладающих иммунитетом к газам. В конце-концов удастся вывести целую нацию, способную противостоять любой агрессивном среде. Сейчас, когда атмосфера городов засорена отходами производства и цивилизации, когда становится все труднее дышать на улицах, такой „сорт“ людей становится просто необходим… С другой стороны – станет возможным выведение целого войска, не реагирующего на отравляющие вещества. Такое войско выживет в любой химической войне без противогазов и специальных приспособлений. И во всем этом поможет русский ученый. Он вывел из клетки искусственного человека, значит, его можно заставить вывести множество таких же людей». Он, Крафт, рассчитал правильно: украл мальчишку, не имея возможности выкрасть и увезти из чужой страны ученого. Но разве мог Штрабер оставить в беде свое детище? Естественно, он последовал на поиски ребенка и попал к нему в лапы. Остается пустяк – заставить пленника работать на себя. Мальчишка, конечно, тоже представляет некоторый интерес как готовый результат многолетних поисков, но он не должен работать на другую фирму. Авария с газом в доме нарушила несколько его личные планы, однако он не намерен делиться своим открытием с кем-нибудь другим, поэтому мальчишку лучше всего уничтожить. Потеря его подтолкнет Штрабера к созданию другого ребенка, а следовательно, и серии людей с определенным генофондом.
Он поднял трубку телефона и, набрав номер, пригласил:
– Элизабетта, зайдите ко мне.
Через несколько минут в его кабинете стояла бывшая тетя Маша, а точнее – сотрудница тайной службы доктора Крафта, агент номер пять – Элизабетта Золтер. Правда, сейчас она выглядела более цивилизованно и напоминала хорошо выдрессированную немецкую овчарку. От былой согбенности и отягощенности заботами домашнего быта пятидесятилетней женщины ничего не осталось. Каждое движение было полно энергии и четкой координации, что говорило об ее внутренних физических потенциальных возможностях и относительной молодости.
– У меня к вам поручение, – обратился Крафт к вытянувшейся в струнку Элизабетте Золтер. – Вы должны проникнуть в дом Шульца под видом хотя бы страхового агента и без лишнего шума убрать Артура. Шульц намерен, как это мне стало известно, использовать его в своих корыстных целях, а я не терплю конкурентов. Открытие хорошо, когда оно принадлежит одному и когда на нем можно делать бизнес. И мы его будем делать. Вам ясна задача?
– Да, герр Крафт, – тетя Маша, или агент номер пять, по-военному развернулась и, чеканя шаг, отбыла за пределы кабинета.
В прошлом офицер военной службы, спортсменка, она была прекрасной исполнительницей многих замыслов доктора Крафта, спасшего когда-то ее от смертельной болезни.
//-- * * * --//
Элизабетта предстала перед директором фирмы химического концерна около двенадцати часов дня. Иоганн Шульц всегда обедал дома и, зная эту привычку, она воспользовалась ею, чтобы проникнуть внутрь его апартаментов. Шульц, как всякий немец, очень пунктуальный во всем, уделил ей ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы перепасовать ее своему секретарю. До начала обеда оставалось всего две минуты, поэтому, когда она сообщила, что является страховым агентом и пришла с целью продлить соглашение о страховании личного имущества, он повернулся к следовавшему за ним секретарю и коротко бросил:
– Займись этой дамой.
Элизабетта старательно оформила фальшивые документы и, распрощавшись, направилась к выходу, но не дошла до него, а приблизительно на полпути растворилась в окружающем богатом интерьере, как снежинка в горячем дыхании костра. Конечно, последнее следует понимать в переносном смысле, но она с таким поразительным искусством умела внезапно исчезать и внезапно появляться, что так и казалось, что эта женщина синтезировалась из воздуха. На этот раз она «материализовалась» у комнаты, в которой обычно держали Артура. Мальчик находился на очередном медицинском обследовании, дверь была заперта, поэтому Элизабетта воспользовалась отмычкой. Проникнув внутрь, она высыпала из сумки румяные яблоки и, уложив аккуратно на блюдо, незаметно выскользнула из дома.
Спустя полчаса явился Артур в сопровождении Шульца и двух служителей. Лицо мальчика выглядело усталым и бледным, зато глаза старика сверкали радостным блеском маньяка, находящегося в апогее своей идеи. Склонив над ребенком хищный острый нос и источая слащавую улыбку, он рассыпался в комплиментах:
– Смотрите, какой золотой мальчик! Кто бы мог подумать. Сама судьба послала тебя ко мне в руки. Ты обладаешь феноменальными способностями, которыми не владеет ни один человек на земле. И если бы не я, они так бы и зачахли нераскрытыми, а с моей помощью ты прогремишь на весь мир. Я сделаю из тебя самую знаменитую личность, научу зарабатывать большие деньги. На первых порах пройдешь спецшколу, станешь специалистом по ремонту и налаживанию оборудования в опасной среде. Аварий бывает много, и такие люди как ты, будут оцениваться в миллионы. Ты начнешь приносить мне колоссальные доходы. Сегодня, малыш, ты сэкономил мне сто тысяч! Хочешь, я куплю тебе в подарок за это машину или какую-нибудь электронную игрушку? Ты достоин поощрения.
– Мне ничего не надо, – хмуро ответил новооткрытый феномен.
– Этого не может быть. Все дети чего-нибудь хотят, – настаивал старик в порыве благодушия перед будущими миллионными доходами.
Видя, что от него не отстать, если продолжать и дальше отказываться, Артур заявил:
– Хочу почитать русские книги.
Принесли обед. Артур только чуть притронулся к пище, есть не хотелось. Однако, заметив на тумбочке блюдо с яблоками, он предпочел фрукты мясному обеду и, взяв одно, съел.
Спустя некоторое время в комнату доставили затребованные книги, и маленький пленник уселся перебирать их, выискивая наиболее интересные.
Служитель, приставленный к нему для охраны, расположился в свободном кресле. Полистав журнал и не найдя для себя ничего интересного, он тоже обратил внимание на блюдо с румяными яблоками и, подойдя, выбрал самое большое, но не успев откусить и проглотить кусок, тут же рухнул замертво на пол.
Очередная смерть охранника не вызвала у мальчика растерянности или страха. За последние дни он видел столько трупов, что научился управлять собственными мыслями и чувствами, поэтому прежде чем позвонить и сообщить о случившемся своему новому опекуну, он включил рацию и просигналил:
– Я, Артур, узнал точный адрес – улица Шварца, двенадцать. Моя комната на четвертом этаже. Напротив окна – балкон с кариатидой. На плече у нее – гнездо. Обычно со мной один охранник. С утра бываю в лаборатории, после обеда отдыхаю.
Закончив сообщение, он нажал кнопку вызова и начался переполох.
Через полчаса Густав Вайс докладывал Шульцу:
– Вольфган скончался от яда. В комнате русского откуда-то появилась тарелка с яблоками, пропитанными мышьяком.
– Ребенка собирались отравить? – удивился старик, как будто сам был гуманнейшим человеком, и подобное зверство никак не укладывалось в его голове. – А сам мальчик пробовал яблоки, вы у него спрашивали?
– Да, съел одно полностью.
– И как самочувствие?
– Нормальное.
Старик победоносно сверкнул глазами и расхохотался.
– Вот молодец! Каков мальчонка! Его травят, а ему хоть бы что. – Отсмеявшись и сделавшись сухим и мрачным, он приказал: – Выставить возле дверей двух часовых. Кроме меня, к нему никого не пускать. Комнату охранять и в его отсутствие.
Глава 10
Возле роскошной виллы в двадцати километрах от города остановился черный «мерседес» с дымчатыми стеклами. Дверцы салона легко распахнулись, и из машины выкатился доктор Крафт. В широких белых брюках и рубахе навыпуск, он выглядел еще толще и напоминал большой шар.
Следом за ним высыпали трое его приближенных. Один из них, опережая шефа, учтиво подскочил к воротам и позвонил. На уровне его головы приподнялось металлическое веко и в смотровой глазок кто-то выглянул, после чего ворота открылись, впустив приезжих.
Пройдя через чистый аккуратный двор с зелеными газонами в дом, Крафт поинтересовался у содержателя виллы, полного коротышки с писклявым голосом.
– Как ведет себя наш подопечный?
– Вполне сносно. Правда, пачкает стены.
Все пятеро направились по коридору к лестнице, ступени которой уходили вниз, в цокольный этаж. Они долго шли по узкому коридору, значительная длина которого заставляла предполагать, что в определенном месте он переходит в тоннель, и остальные помещения, двери которых выходили в него с двух сторон, находились под землей, а не под первым этажом. Возле одной из дверей стояло двое часовых.
Содержатель виллы вытащил связку ключей и отпер замок именно этой комнаты. Маленькое, плохо освещаемое помещение напоминало тюремную камеру, за тем исключением, что в нем было ни одного окна. Деревянная койка, стол, табурет – вот та скудная мебель, которая украшала ее интерьер.
Иван Васильевич Штрабер сидел лицом к стене и писал на серой штукатурке замысловатые формулы. Его мужественное лицо с прямым носом, упрямым подбородком и спокойными синими глазами выражало сосредоточенную работу мозга. На скрип двери он не повернулся.
– Я вижу – вы здесь не скучаете? – снисходительно заметил Крафт, скрестив толстые руки за спиной и выпятив шароподобный живот.
Услышат звуки незнакомого голоса, ученый оглянулся и, поняв, что перед ним главное действующее лицо, которому он обязан своим заточением, встал с табурета и, в упор уставившись в голубые глазки толстяка, с достоинством ответил:
– Зачем же скучать? Везде можно найти себе занятие. Бумаги вот только, жаль, не хватает.
– Будет бумага и все, что вы пожелаете… – Толстяк посмотрел на ученого многозначительно и после короткой паузы, решив больше не играть в прятки, заговорил более откровенно: – Предоставим в ваше распоряжение целый институт… при условии, что вы согласитесь с нами сотрудничать. Осведомлен о вашем открытии и последних работах. Но хочу заверить, что вы не до конца раскрыли тайну пещеры Гонг. Вместе мы бы могли сделать блистательную сенсацию. Ваше противоядие – наш ключ к разгадке. Как вы знаете – пещера вновь стала ядовита, а рецепт противоядия знаете только вы. Но разгадка тайны пещеры Гонг послужит лишь началом нашего сотрудничества. Вы получите огромный дом, деньги, которых хватит на всю жизнь, целый штат слуг, институт, которым будете руководить. От вас потребуется направить свои силы, ум и знания в русло, угодное нам. Мы поставим перед вами цель, а вы ее осуществите, но о главной цели мы поговорим позднее и не в таких условиях.
– Куда вы дели моего мальчика? Я требую его вернуть, – мрачно заявил Иван Васильевич.
– К сожалению, его у нас украли. Конкурирующая фирма, – он безнадежно развел толстыми руками.
– Я требую вернуть мне мальчика. Остальное потом, – настойчиво повторил ученый.
– Вы хотите сказать, что это ваше условие?
– Да.
– Хорошо, постараемся выполнить его. А пока подумайте над моим предложением. Мы вполне могли бы сотрудничать, заверяю вас. Мне известно, что ваш дед по происхождению немец. Во время первой мировой войны, попав в плен, он остался в России и прижился там. Так что для вас это будет не бегство из России, а возвращение на родину.
– Я родился на русской земле, а немецкую вижу впервые, – уточнил ученый. – Не знаю, чем именно определяете национальность вы, а я – воспитанием и теми моральными принципами, которые человек усвоил.
Крафт грузно развернулся и, не прощаясь, покинул камеру заточения, после чего замок в двери заскрежетал отвратительно и угрожающе, говоря о том, что ее так просто не откроешь, и узнику лучше не тратить на это пустое занятие силы и время.
Хозяин виллы поднялся в просторную светлую гостиную, богато обставленную и располагающую к отдыху, и какое-то мгновение постоял перед двумя фотографиями, висевшими на стене. Перед ним на инкрустированной тумбочке в изящной вазочке стояли цветы. Фотографии принадлежали жене и теще доктора Крафта, по слухам, погибшим в автомобильной катастрофе.
– Цветы не свежие. Смените, – приказал он содержателю виллы и, пройдя к креслу, попросил принести охладительные напитки.
Не успел слуга выполнить его просьбу, как заявилась Элизабетта и раздраженно объявила:
– Герр Крафт, мне не удалось выполнить ваше задание.
Голубые глазки Крафта округлились в изумлении.
– Я вас не узнаю. Вы заваливаете одно задание за другим.
– Мы имеем дело не с обычными людьми, а с деятелями науки, – напомнила Элизабетта. – Я попробовала отравить мальчишку; охранник – намертво, а ему – хоть бы что.
– Вы в своем амплуа, – он недовольно покривился. – Ваши методы устарели, пора их менять.
Возле Крафта остановился слуга с подносом и предложил:
– Охладительные напитки, герр.
Взяв стакан и сделав несколько глотков, доктор вновь поднял глаза на агента номер пять.
– Да, я забыл вас предупредить, что на мальчика яды не действуют, но впервые ваш холостой заряд оказался очень удачным. Выношу вам благодарность за неудавшуюся операцию.
На лице Элизабетты отразилось недоверие.
– Вы шутите?
– Нет, ничуть, – он сделал еще несколько глотков и, отставив стакан на стол, пояснил: – Дело в том, что ситуация изменилась. Мне нужен живой мальчик. Его требуется выкрасть.
Через час черный «Мерседес» отъехал от виллы, увозя своего хозяина и его попутчиков.
Не успел автомобиль скрыться за ветвями деревьев, как возле высокого забора замаячили две таинственные фигуры в темных масках.
– Да, заборчик что надо, – протянул один из них, задрав голову кверху, – но мне приходилось брать гораздо выше. Стража из двух человек – у ворот и двое – у противоположного торца дома. Начнем с ворот.
Человек с кудрями, в котором без труда угадывался Генрих, отошел к лесу и вытащил из кустов два складных металлических шеста. Приведя их в боевую готовность, разбежавшись, молодые люди оттолкнулись от земли и крепко сжимая в руках шесты, взвились в небесную голубизну, перелетев через четырехметровый забор, как легкокрылые птицы.
Падая, Генрих успел выставить зажигалку и парализовать одного из охранников, находясь еще в воздухе. Второй охранник, когда его напарник растянулся на земле с открытыми глазами без признаков жизни, бросился к нему на помощь, решив, что у того тепловой удар. Но в этот момент с неба прямо ему на спину рухнул широкоплечий Геркулес, оседлав его как лошадь, и не успев понять, что случилось, он тоже отключился от всего земного часов на восемь. А двое в масках бросились через двор к другим охранникам, и вскоре те тоже мирно «отдыхали» в тени забора.
Генрих и Эрик, а это были именно они, устремилась в дом. Там уже заметили у ворот безжизненные тела охранников, поэтому, когда нападающие ворвались в холл, загремели выстрелы, но, к счастью, пули никого не задели. Трое служителей виллы, прячась за мебель, пытались с помощью пистолетов остановить непрошенных гостей. Но они мелкими перебежками упорно продвигались вперед. Один из троих, державших оборону, сраженный Х-лучами, упал, двое других бросились в соседнюю комнату. Молодые люди поспешили за ними. Когда они ворвались в гостиную, выбив ногами хрупкую дверь, сверху на них навалились сразу четверо. Пятый бегал вокруг и пищал:
– Вяжите их! Возьмем живыми. Курт, садись ему на голову, на голову садись.
Но Курт, поднятый в воздух непонятной силой, отлетел метра на четыре, проехал спиной по столу и рухнул на пол. Второй улетел еще дальше и, если бы не стена, удалось бы зафиксировать рекордный полет метров в пятнадцать. Через несколько секунд и двое остальных, прижимавших кудрявого человека в маске к полу, ощутили всю прелесть полета, после чего Х-лучи заставили забыть их о впечатлениях дня и на несколько часов замереть на тех местах, куда они были уложены.
Пятый коротышка с тонким голосом, оставшись один, запищал еще истошнее:
– Меня нельзя. Я ключник. Без меня вы не узнаете, где деньги.
– В доме есть еще кто-нибудь? – спросил Эрик, окинув гостиную беглым взглядом и задержавшись на несколько секунд на фотографиях.
– В подвале четверо стражников.
Эрик протянул руку и потребовал:
– Ключи.
– Без меня вы запутаетесь. Я сам открою все, что захотите, – заискивающе предложил свои услуги содержатель виллы, боясь, что как только отдаст связку, его постигнет та же участь, что и остальных.
– Давай ключи, – голос незнакомца с широкими плечами прозвучал угрожающе.
– Нет, нет, – завопил ключник истерически и отшатнулся к стене.
Широкоплечий молодой человек схватил упрямца за талию, поднял над собой, перевернул вниз головой и как следует потряс. Мелодично зазвенев, на пол вывалилась желанная связка, после чего Эрик отнес содержателя виллы на диван, уложил и со словами – Тебе будет удобнее всех, – выпустил в него невидимый пучок лучей.
Избавившись от лишних свидетелей, молодые люди направились к лестнице, ведущей в цокольный этаж.
Кто-то из стражников наверху успел просигналить тревогу, поэтому все четверо охранников ждали налетчиков у входа в подвал и набросились на них, как только они переступили порог. Завязалась драка. Широкоплечий Геркулес сгрёб в охапку сразу троих, так сжал их в железных тисках, что они завопили дружным трио. В это время Генрих, усмирив из зажигалки четвертого стражника, быстро успокоил и тех, которые возмущались крепким объятиям его друга. Всех четверых уложили в один ряд, и Эрик успокаивающе проговорил:
– Вместе вам будет теплее. Не дай бог, простудитесь. В подвале что-то прохладно.
Парализовав всю охрану виллы на восемь часов, молодые люди двинулись вдоль длинного коридора, заглядывая во все попадающиеся на пути помещения. Многие были не заперты, к некоторым приходилось подбирать ключи. Одна дверь показалась особенно подозрительной, привлекала внимание металлическая обшивка.
Осмотрев внимательно полотно и постучав по нему несколько раз костяшками пальцев, Эрик заключил:
– Герметическая дверь. Здесь что-то есть.
Он долго подбирал ключи, наконец, замок щелкнул, но за первой дверью оказалась точно такая же вторая, только замок был другим, и пришлось опять долго подбирать ключ. За вторым полотном находилось третье.
– Ого! Нет, здесь что-то есть, это уж точно, – воскликнул Эрик и с усердием закрутил ключом в очередной замочной скважине.
Когда они ворвались в третью, темную и мрачную комнату, на них пахнуло специфическим и смрадным запахом.
– Зажги свет, – бросил Эрик своему спутнику.
Под потолком вспыхнула крошечная лампочка, озарив помещение тусклым желтоватым светом. Увиденное поразило обоих. В комнате в металлических ящиках под стеклянными колпаками лежали три мумии: две взрослых, принадлежавших женщинам, одна – молодой, другая – старой, и третья, крошечная, напоминала годовалого ребенка. От мрачных стен помещения веяло могильным холодом, и посетители склепа явно ощутили мерзкий холодок тленья. Спокойствие и сонный покой, царящие в подвале, показались мертвыми и жуткими, словно они шагнули в само царство Аида. Но любопытство взяло верх, и Эрик, подойдя к каждой из мумий, внимательно всмотрелся в застывшие восковые лица. Дольше всего он задержался у мумии младенца, на ноге его явно виднелся след пореза.
– Что за семейный склеп? – спросил Генрих с неприязнью в голосе. – Причуда местных богачей?
– Да, по всей вероятности, – согласился Эрик. – Но мертвые пока нас не интересуют, они могут ждать дольше, чем живые.
Они вышли, закрыв замки, и на наружной двери перочинным ножиком Эрик нацарапал крест, пояснив:
– В свое время пригодится.
Молодые люди продолжили путешествие по длинному коридору, проверяя комнаты, и уже начав беспокоиться, что тот, кого ищут, находится в другом месте. Но, наконец, очередная дверь, со скрипом распахнувшись, обнаружила живого узника. Правда, он встретил своих освободителей настороженно.
– Иван Васильевич, живой? – бросился к нему с распростертыми объятиями Геркулес, но ученый не узнал его и отшатнулся.
Тогда молодой человек сорвал с лица маску и засмеялся:
– Это я, Эрик.
Иван Васильевич просиял, глаза его вспыхнули радостью.
– Ты? А я не понял. Прорвался? – Они обнялись, и учитель похвалил ученика. – Молодец, действуешь по обстоятельствам, не ждешь указки. А это кто? – Он устремил взгляд на летчика.
– Это наш немецкий товарищ – Генрих Фракер.
– Очень приятно, – Штрабер протянул ему руку со словами: – Я всегда говорил: плохих наций не бывает, бывают плохие люди в любой нации. Но хороших, верю, больше.
Через несколько минут все трое мчались на «Форде» к городу. Эрик сидел за рулем, рядом с ним Штрабер, сзади Генрих с металлическим складным шестом, выдвигающимся по типу телескопической антенны.
– Ваш сын сообщил точный адрес. Едем к нему, не будем терять зря время, – говорил Эрик учителю. – Дом выходит окнами на улицу, это благоприятствует нашему плану, – он оглянулся и хитро подмигнул Генриху, тот в подтверждении его слов кивнул.
– Может лучше дождаться темноты? – усомнился Иван Васильевич.
– Вечером усиливают охрану, – пояснил Эрик, – часовых выставляют даже у наружных дверей. А днем стараются не привлекать внимания. Вся охрана сосредоточена внутри здания. Вы, Иван Васильевич, будете прикрывать нас из машины. Следите за центральным входом. Возвращаю вашу зажигалку, она нам очень пригодилась. Генрих освоил ее в один момент. – Он протянул ученому его изобретение и вслед за тем, указав в направлении белого особняка, замаячившего впереди, продолжил вводить его в курс дела: – Обратите внимание на белое здание. Видите на нем балкон с кариатидой, а у кариатиды на плече – гнездо. В доме напротив – наш Артур.
Автомобиль остановился метрах в ста от шестиэтажного кирпичного здания. Прохожих на улице не было видно, и безлюдность вполне благоприятствовала течению операции.
Из салона «Форда» вышли двое молодых людей, один из них нес толстую металлическую трубу. Не спеша, они направились вдоль улицы к белому особняку, но, не дойдя метров двадцать, остановились. Один из них в доли секунд превратил короткую трубу в длинный гибкий шест.
– Может, все-таки мне лучше? – спросил Генрих.
– Не беспокойся, справлюсь. Пододвинь только трубу поближе к окну.
Эрик взял шест, разбежался вдоль улицы и, поравнявшись с кариатидой, взвился в воздух. Металлическая труба изогнулась под ним, но он сориентировал направление своего тела и, выбив ногами стекло в окне на четвертом этаже напротив балкона, влетел а комнату, где сидел Артур. Не успев прочно встать на ноги, он сразил X-лучами стражника, находившегося в помещении. и приказал мальчику:
– Спускайся по шесту вниз.
Артур, словно с минуты на минуту ожидая этот приказ, бросился к подоконнику, понимая, что на расспросы нет времени, и ухватившись за шест, стремительно полетел вниз, обжигая ладони и щиколотки.
Услышав звон разбитого стекла, в комнату ворвались двое других стражников, карауливших у дверей со стороны коридора, но Эрик уложил их прямо у порога, затем вынул из нагрудного кармана белый пакет и, положив на стол, выглянул в окно. Артур удачно спустился на землю и вместе с Генрихом помчался к машине. В комнату ворвались еще трое из числа внутренней охраны, но не успели достичь и середины детской, как парализованные рухнули на пол. Из центральных дверей на улицу тоже выскочило несколько человек, но Штрабер, не спускающий глаз с вверенного ему объекта, тут же уложил их на тротуаре.
Не ожидая, когда в комнату ворвутся следующие стражи порядка, ухватившись за шест, Эрик оттолкнулся ногами от подоконника и, пролетев метров десять, приземлился на мостовую почти у самой машины. Как только дверца за беглецами захлопнулась, «Форд» сорвался с места и стремительно понесся по булыжной мостовой.
Из дома выскочили двое мужчин с пистолетами и начали стрелять по шинам, но пули пролетали мимо цели. Делая крутые повороты и отчаянно взвизгивая тормозами, «Форд» мчался по узким улочкам, петляя между кварталами и путая следы.
– Сейчас сойдешь, – предупредил Эрик летчика. – Здесь тебя никто не заметит, а мы махнем в аэропорт. Больше нам здесь задерживаться нечего. Спасибо тебе за все.
Автомобиль притормозил. Генрих выскочил на ходу, чтобы не задерживать беглецов. Какое-то время он смотрел вслед уносящемуся прочь «Форду», затем повернулся и медленно побрел в противоположную сторону. Резким скрежет тормозов сзади заставил его вновь оглянуться и метнуться к стене ближайшего здания, чтобы остаться незамеченным.
Автомобиль с беглецами чуть не врезался в синий «Фольксваген», вставший поперек дороги. Сзади из-за поворота выскочила вторая машина – черный «Мерседес», загородивший путь к отступлению. «Форд» оказался зажатым с двух концов. Из «Фольксвагена» выскочили трое и бросились к «Форду», но, не добежав, упали на мостовую, сраженные невидимыми и беззвучными лучами. Остальные, сидящие в обеих машинах, надели противогазы, после чего по воздуху поплыла странная сизая дымка. Она окутала «Форд» и через пару минут его пассажиры поникли головами, потеряв над собой всякий контроль. Обезвредив противника, люди в противогазах вынесли их бесчувственные тела из автомобиля, погрузили в «Мерседес» и увезли в неизвестном направлении.
Наблюдая за происходящим, Генрих догадался, что на беглецов пустили струю усыпляющего газа. По черному «Мерседесу» с дымчатыми стеклами он определил, что похитителем был Крафт.
Глава 11
Пленники очнулись в знакомой вилле, в гостиной.
Артур лежал на диване, Штрабер и Эрик сидели в креслах. У дверей стояли двое дюжих молодцов с автоматами в руках. Сам Крафт сидел напротив беглецов и, беспокойно постукивая кончиками пальцев одной руки о кончики пальцев другой, ждал, когда они прядут в себя и их разум прояснится настолько, чтобы понимать чужую речь. Увидев, наконец, осмысленные взгляды, устремленные на него, он с чувством собственной значимости проговорил:
– От меня убегать бесполезно. Убежал один, поймал троих. Очень хорошо. Но самое главное – вы вместе и никому не надо беспокоиться за судьбу другого. Я не собираюсь обижать кого-либо из вас, а предлагаю вам дружественное сотрудничество. Будем работать все вместе на благо науки и в интересах всей цивилизации…
– Если бы цивилизации, – саркастически усмехнувшись, перебил Эрик. – Хотите выжимать из нас миллионы?
Крафт рассмеялся наигранно благодушно.
– Ого, как дорого вы себя цените. Миллионы. Тут хотя бы несколько тысяч выжать… опять же на благо развития общества. Вы мне не верите, а я, между прочим, человек гуманный, я вам даже руки не связал, хотя мог бы, чтобы показать свою власть. Но зачем? Думаю, двести вольт напряжения, которые пущены по проволоке вдоль забора, будут вполне достаточны, чтобы отбить у вас желание к романтическим побегам. Даже если вы перебьете всех нас, вам отсюда не выбраться. Поэтому предлагаю начать мирные переговоры.
При последних словах за дверями послышался невероятный шум, крики и через несколько секунд в гостиную ворвались полицейские с пистолетами в руках и защитных касках на головах.
– Всем сидеть на местах, – приказал один из них, наставив оружие на Крафта.
Вслед за полицейскими в гостиную важно и неторопливо вплыл Иоганн Шульц.
– Не ждали? – злорадно и самодовольно усмехнулся старик, обращаясь к доктору.
Крафт поглядывал на непрошенного гостя исподлобья и молча ждал, что последует дальше, предполагая, что к нему явились с целью отобрать пленников, в частности Артура.
– Да, доктор, вы действуете оперативно, но и мы не дремлем. Я пришел сюда с целью покончить с вами как с конкурирующей фирмой. Вы постоянно воруете у меня не только идеи, но и людей.
– Чепуха. Идеи сами по себе ничего не стоят. Если вы пришли с этим обвинением, то зря так далеко ехали, – злобно ответил толстяк.
– Почему же? Это пустяки. Такого зверя, как вы простым капканом не возьмешь, поэтому я предъявляю вам более крупное обвинение, – глаза Шульца блеснули злорадным светом, а острый нос хищнически изогнулся в предчувствии скорой добычи. – Я бы хотел задать вам один вопрос… Можете записывать.
Он повернулся к одному из полицейских с чемоданчиком в руках. Тот открыл крышку и извлек изнутри магнитофон.
– Каждое ваше слово будет фиксироваться записью, так что прошу отвечать по существу, – предупредил Шульц. – Мой вопрос касается вашей личной жизни. Я хочу узнать, где ваши жена и теща? Живыми я их не встречаю, а на похоронах не присутствовал.
– Если вы читаете газеты, то вам из них должно быть известно, что четыре года тому назад они выехали во Францию и по дороге бесследно исчезли, – с наигранной любезностью ответил Крафт и от себя добавил: – Предполагаю, что обе погибли в автомобильной катастрофе: машина моей жены была найдена разбитой в горах.
– А я утверждаю, что ни ваша жена, ни ваша теща не выезжали за пределы нашей страны. Катастрофа с пустым автомобилем была подстроена. Настоящий убийца этих двух женщин – вы.
– Какое дикое обвинение! – Крафт побагровел и вскочил с кресла. – Как вы смеете оскорблять мое человеческое достоинство? Не забывайте, что я доктор. Я всю свою сознательную жизнь посвятил благу человечества.
Эрик, воспользовавшись тем, что пленники оказались вне поля внимания двух боссов, осторожно прощупал свои карманы в надежде найти спасительную зажигалку. Штрабер, бросивший на него взгляд, проделал то же самое с личной одеждой, но и его карманы зияли пустотой. Видимо, их обыскали, пока они спали, и все лишние предмета изъяли. Артур также сосредоточил внимание на Эрике, уловив, что данная ситуация – самая подходящая, чтобы что-то предпринять для их освобождения, и весь напрягся, готовый по первому же сигналу сорваться с места.
Шульц между тем продолжал обвинять своего противника. Оба сверлим друг друга ненавидящими взглядами. Один, толстый и круглый, похожий на шар, другой длинный и худой, напоминающий жердь, стояли друг против друга, готовые стереть своего противника в порошок. Но у Шульца в данный момент для этого оказалось больше шансов и, надменно сверкнув глазами, он с вызовом заявил:
– Да, я повторяю: вы – убийца жены и тещи. Четыре года назад, прежде чем отправиться во Францию, они заехали сюда, на виллу. Здесь вы их убили и тела забальзамировали. Кто не знает о вашем пристрастии к египетским мумиям. Вы пытались раскрыть миру древний рецепт бальзамирования, но вам этого до сих пор не удалось сделать. Не помогло и убийство близких людей, на которых вы испытали собственный препарат. Я утверждаю, что мумии жены и тещи находятся здесь, на вилле. В знак доказательства прошу двух полицейских взглянуть на эти карточки. – Он вынул из нагрудного кармана две фотографам и показал сержанту и капитану полиции. – А теперь пройдите в подвал: за герметической дверью с выцарапанным крестом вы обнаружите мумии двух женщин, удивительно похожих на эти оригиналы на фотографиях…
Прогремел выстрел, но Шульц успел рухнуть на пол живым, его предупредительная реакция была поразительна.
Крафт, бросившись за кресло, принялся обстреливать полицейских, потеряв над собой всякий контроль. Началась суматоха, пальба.
Эрик схватил мальчика за руку и выскочил в соседнюю комнату. Штрабер бросился за ними. Схватив стул, Эрик всунул его ножку в ручку двери, затем опрокинул ближайший шкаф и загородил им проход. В соседней комнате продолжалась перестрелка. Сама по себе изоляция в отдельной комнате ничего не давала, пленники могли продержаться не более часа, но за это время они надеялись принять решение или попробовать бежать через окно, а затем ворота. У них не было никакого оружия, но оставалась надежда на недюжинную силу молодого Геркулеса.
Неожиданно где-то в небе зарокотал мотор, с каждой минутой голос двигателя становился отчетливей и отчетливей и, наконец, источник шума завис над самой виллой.
Эрик насторожился, прислушался к ровному рокоту.
– Вертолет. Это Генрих. Надо дать ему знак.
Он сдернул с карниза штору, поджег, высунув в окно, и стал размахивать огнем.
Вертолет оглушительно загрохотал над самой крышей. В двери начали сначала стучать, потом бить чем-то твердым, пытаясь открыть или выломать полотно. В этот миг у окна замаячила веревочная лестница, спущенная с вертолета.
– Скорей лезьте вверх, – приказал Эрик.
Артур, Иван Васильевич, а вслед за ними и аспирант повисли на лестнице. Мягкая основа под ногами и сильный ветер от винта затрудняли подъем. К тому же Генрих, опасаясь обстрела снизу, начал набирать высоту, поднимая вместе с лестницей и троих беглецов. В голубом небе отчетливо прорисовалась необычная картина: серебристый вертолет, похожий на веселую стрекозу, жужжал полупрозрачным пропеллером, а снизу под ним на веревочной лестнице болтались три темные фигуры. Все очень напоминало выступление акробатов под куполом цирка, но настоящий номер был гораздо рискованнее, так как высота над уровнем поверхности земли достигала двухсот метров, а у самих акробатов отсутствовали страховочные пояса. Артуру вскоре удалось достичь открытой дверцы, из проема высунулись чьи-то руки и втянули его в кабину, затем помогли подняться ученому и его ученику. Оказавшись в безопасности, спасенные с чувством благодарности пожали руки летчику, сидевшему у штурвала, и его товарищу, пришедшему им на помощь.
– Спасибо, небесные асы. Выручили нас.
– Дружба – великая сила, – улыбнулся Генрих. – Я отвезу вас прямо в аэропорт, чтобы моих друзей вновь не похитили по дороге.
Спустя полтора часа трое беглецов, распрощавшись с немецкими друзьями, вылетели на родину.
Глава 12
Артур, довольный, что все закончилось так благополучно, ел шоколад и любовался из иллюминатора облаками, которые напоминала сверху снежные равнины Антарктиды. Штрабер, сидя рядом с ним, читал газету. Эрик, занявший место впереди, о чем-то размышлял, потом повернулся к ученому и, хитровато улыбнувшись, спросил:
– Знаете, почему Шулъц оказался у Крафта?
Иван Васильевич взглянул пристально ему в глаза и неуверенно ответил:
– Наверно, по чистой случайности, оказавшейся счастливой для нас.
– Встречу подстроил я.
На лице Штрабера появились одновременно удивление и недоверие. Тогда Эрик пояснил:
– Когда я искал вас в подвале, то случайно наткнулся на помещение, в котором лежали три мумии – две из них принадлежали женщинам. Кстати, мальчик, украденный из пещеры Гонг – там же. Так вот, до этого в гостиной я обратил внимание на фотографии двух женщин, которые висели на стене, якобы как воспоминание о любимых людях. Крафт строил из себя почтенного вдовца, свято чтящего память родных. Рассматривая мумии в подвале, я сразу же обнаружил поразительное сходство между фотографиями и лицами покойных. Здесь надо отдать должное доктору Крафту, забальзамировал он их превосходно, так что можно узнать и спустя четыре года. Тут как раз меня и осенило, в чем здесь дело, поэтому на обратном пути я прихватил карточки с собой. Решение созрело у меня молниеносно. Я предполагал, что от Крафта так просто не вырваться, поэтому на случай, если он нас схватит, решил использовать его конкурента. Попав с помощью шеста в комнату Артура, я оставил Шульцу пакет с фотографиями и записку, в которой сообщил, что Крафт убил свою жену и тещу, забальзамировал и держит их тела в подвале виллы за дверью с выцарапанным крестом. И как видите – расчет был точен. Желая уничтожить своего конкурента, Шульц явился незамедлительно к нему и в самый подходящий для нас момент.
– А если бы он опоздал? – задал вопрос Штрабер.
– В любом случае он оказал бы нам неоценимую услугу, – спокойно ответил Эрик. – Если бы он предъявил обвинение Крафту до того, как мы успели скрыться, он помешал бы ему схватить нас. А если бы доктору удалось упрятать нас в подвал, при обыске, разыскивая мумии, обязательно наткнулись бы и на нас. В то же время в присутствии полиции Шульц уже не смог бы посягать на Артура.
– Да, поражаюсь твоей проницательности. Но меня сейчас мучает другой вопрос. Крафт заверил меня, что я не до конца разгадал тайну пещеры Гонг. Придется вернуться под ее свода. Почему она вновь стала ядовитой?
– Иван Васильевич, мы не успели прилететь домой, а вы уже решаете новую задачу, – усмехнулся Эрик. – Дайте отдохнуть мозгу.
Он с наигранным равнодушием отвернулся к иллюминатору, но замаячившая в тумане воображения загадка засверлила его мозг с поразительной назойливостью. Он пробовал отгонять ее, но она, как муха, жужжала одним и тем же вопросом: «А действительно – почему? Почему?» Жажда познания истины одолела и его мозг. Он, как и учитель, не терпел неразгаданных тайн, поэтому к родному городу они подлетали в одинаковой степени поглощенные одной и той же задачей, и, вернувшись домой и даже не отдохнув, не восстановив силы, принялись готовиться к новому путешествию, на этот раз – на родину Эрика в небольшое кавказское селение.
Через две недели все трое сидела в гостях у деда Артема, который принадлежал к числу кавказских долгожителей и, прекрасно прожив после отъезда внука тринадцать лет, чувствовал себя ничуть не хуже, чем раньше, был также бодр, жизнерадостен, обладал чудесным аппетитом и жил, не скучая, с двумя псами и двумя козами – Светланой и Элеонорой. Обе, конечно постарели и не давали молока, но дед Артем держал их уже только ради «общества», как он сам говорил. Внук не забывал своего единственного родственника и регулярно высылал ему деньги и письма.
– Рад, что заехали, – говорил дед Артем, выставляя на стол брынзу, вареный картофель, масло и сметану, которые покупал обычно у соседки. – Я, конечно, не скучаю. Завсегда с Элеонорой и Светланкой разговариваю, да и соседи заходят часто, но родню свою тоже ведь хочется повидать. А повидаешь – как обновишься, прилив жизненных сил. Я теперь еще лет двадцать смело проживу, потому что вы мне большую радость доставили. Мой дед дожил до ста десяти лет, а я собираюсь побить его рекорд. А вы никак опять с делом? Я смотрю – ящики притащили.
– Да, собираемся проведать вашу знаменитую пещеру, – кивнул Штрабер, макая картофелем в сметану. – Ничего интересного про нее не слышно?
– Пока ничего. Как стала ядовитой снова, люди ее за сто метров обходят. А вас что там приманивает? Бросили бы вы эту затею. Что в ней интересного? Раз посмотрели и ладно.
– Нет, дедуля, не отговаривай. Ядовитых мест в природе не должно быть, – мягко возразил внук. – Вдруг кто-нибудь из чужих мест забредет сюда, а предупредить никто не успеет, зайдет в пещеру – и конец.
– Да-а, – протянул дед Артем задумчиво, – такое, конечно, может быть. Человек в каждую дыру любит соваться. А вы что, опять средство какое против ее яду привезли?
– Привезли, – кивнул внук.
Через два дня после приезда, навьючив на осла тяжелое снаряжение, трое неукротимых путешественников направились к пещере Гонг.
Солнце светило ярко, природа, пронизанная золотыми лучами, выглядела по-особому прекрасной. Яркие, четкие краски делали окружающий ландшафт живописным и привлекательным. Чистый горный воздух вдыхался легко, с удовольствием, наполняя грудь живительной силой, взбадривая и поднимая настроение.
Путешественники остановились метрах в тридцати от пещеры, Эрик облачился в скафандр и, захватив баллон с нейтрализующей смесью, двинулся к смертоносному проему. К дезактивации он приступил у самого входа; распыляя постепенно вокруг себя нейтрализатор, он все дальше и дальше уходил вглубь, постепенно растворяясь во мраке.
– А мне можно с вами? – Артур уставился на отца вопросительно.
– Нет, и не думай, – Штрабер не спускал напряженного взгляда с черного отверстия.
Он тоже облачился в скафандр, повесив сверху через плечо сумку с необходимым снаряжением, оставалось надеть только шлем.
– Но почему? Эрик же обезвредит пещеру, – настаивал сын.
– Мало ли что может случиться. Когда будет можно, я сообщу.
Во мраке провала замигал желтый свет фонарика, свидетельствуя, что путь безопасен.
– Если воздух очищен, зачем тебе скафандр? – поинтересовался мальчик.
– На всякий случай. Если яды появились вторично, они могут появиться и в третий раз. Именно поэтому не смей заходить в пещеру.
Штрабер надел шлем и, тяжело ступая огромными ботинками по зеленой траве, направился на зов фонаря внутрь чрева скалы.
Здесь все на первый взгляд оставалось по-прежнему с момента его последнего пребывания: гладкие, словно оштукатуренные стены, чистая, без камней и мусора, поверхность пола. Круглое отверстие, пробитое в стене склепа тринадцать лет назад, достигало тех же размеров. Эрик ждал его уже по ту сторону отверстия и только там, внутри усыпальницы, были обнаружены варварские следы деятельности человеческой жадности и корысти. В склепе на постаменте стоял пустой, раскрытый саркофаг, крышка его лежала на полу. Иван Васильевич внимательно осмотрел стены, надеясь обнаружить и в структуре материала какие-нибудь изменения, но ничего нового не заметил. Так же тщательно они осмотрели саркофаг и постамент.
– Кажется, его поднимали, – Штрабер указал на угол саркофага, сдвинутый с постамента. – Попробуем снять?
– Давайте, – с готовностью отозвался Эрик. – Вы не беритесь, я один справлюсь.
Он легко поднял каменное ложе и опустил на землю, после чего обследовал каждый сантиметр верхней части постамента, до этого скрытой под днищем саркофага. Поверхность была сложена из квадратных плиток, отделяющихся друг от друга тонкими бороздками. Эрик проверил их прочность и нажал на каждую обеими руками. Когда он прикоснулся к центральной, ему показалось, что плита дрогнула, и послышался тоненький свистящий звук, как будто откуда-то вырывался воздух.
Штрабер достал из сумки, висевшей у него на плече, кусочек белой бумаги, пропитанной специальным веществом, реагирующим на наличие в воздухе ядовитых примесей, и поднес к плите. Индикатор тотчас же почернел.
– Вот откуда выходят яды, – заключил ученый. – Придется сдвинуть плитку и залить внутрь нейтрализатор. Я нажму, а ты подготовь аппарат.
Он со всей силы надавил на каменную поверхность. Раздался взрыв. Потеряв сознание, оба отлетели в сторону. Когда они очнулись, первым, кого увидели, был Артур. В пещере горели три фонарика, мальчик присоединил к их светильникам и свой собственный.
– Живы! – воскликнул он радостно, увидев, что глаза обоих приоткрылись. – А я уж испугался за вас.
– Ты почему здесь? Я же приказал тебе ни под каким предлогом не заходить сюда, – закричал Штрабер, поднимаясь с иола.
Он поспешно извлек из сумки второй индикатор – белый листок за доли секунд почернел, а сам ученый, наоборот, сделался белым, как бумага, и еле вымолвил:
– Уходи немедленно.
Но мальчик и не думал повиноваться.
– Не беспокойся, папочка, мой организм на яды не реагирует. Щульц опробовал на мне многие отравляющие вещества. Другие люди умирали, а я нет.
Сын смотрел на отца с гордостью.
– Что? На тебе ставили опыты? – Иван Васильевич задохнулся от возмущения и, указав пальцем на выход, приказал: – Вон отсюда.
– Со мной ничего не случится, – уверял Артур, не желая покидать своды таинственной пещеры.
Он бы и дальше упирался, но Эрик подхватил его на руки и вынес на свежий воздух.
– Жди здесь, а то осла украдут. На чем назад поедем, – схитрил он.
Когда аспирант вернулся к саркофагу, ученый проводил дезактивацию постамента сам. Внутри него зияла дыра, развороченная взрывом.
– Яды исходят отсюда, – сообщал он, указывая на отверстие. – Как только мы ликвидируем сам источник и обезвредим еще раз воздух пещеры, засорение среды больше не повторится.
После того, как все было обработано заново, Эрик сунул руку в дыру постамента, пошарил и вытащил сгусток спекшихся и затвердевших смол.
– Вот это и есть источник постоянно испаряющихся ядов, – проговорил он, рассматривая черный комок. – Ядовитые газы высокой концентрации скопились в пустоте внутри постамента, и когда вы нажали на плиту, воздух проник внутрь, образовалась взрывоопасная смесь, и последовал взрыв. Хорошо, что мы легко отделались. Но мне кажется, здесь еще что-то есть. Яды – это только для отпугивания. Посветите сюда.
Штрабер направил луч фонаря в отверстие. Приблизительно на половине высоты постамента было выложено второе днище, точно из таких же плит, как вверху. Они не пострадали от взрыва, что говорило об их сверхпрочности, но когда Эрик надавил на центральную, плита неожиданно отъехала вбок, обнажив пустоту. Свет фонаря выхватил из мрака желтоватый ящик. Он осторожно поднял его и осмотрел со всех сторон.
Ларец из слоновой кости принадлежал работе древних мастеров конца третьего века до нашей эры. Барельефы на стенках изображали картины бытовой жизни: на одной из них женщина держала на руках крошечного ребенка, на другой следовала сцена беседы двух мужчин, на третьей женщина держала пиалу для возлияний, правой нежно касалась головы мальчика, играющего на свирели. Четвертая сцена изображала женщину, стоящую на коленях, с мольбою простирающую руки кверху, как бы молящую о чем-то. Рядом с поникшей головой, в скорби стоял мужчина. Но наиболее четко прорисовался рельеф на крышке ларца: здесь была изображена, очевидно, все та же женщина, что и на боковых гранях, только в более крупном масштабе. Поза ее выражала достоинство, независимость и властность. В правой руке, опущенной вдоль туловища, она держала древнеегипетский знак жизни «рах». Голову ее украшал парик, надо лбом в качестве украшения были помещены три кобры.
– Смотри-ка – три кобры, – в волнении воскликнул ученый, рассмотрев последнюю деталь туалета. Он выхватил ларец и, приблизив крышку почти к самым глазам, чтобы лучше рассмотреть поразившую его диадему, с жаром заговорил: – Это головное украшение египетских фараонов, начиная с эпохи Нового царства. В триста тридцать втором году до нашей эры, как ты помнишь из истории, Александр Македонский, завоевал Египет, в котором после его смерти установилась власть македонской династии Птолемеев. Да, женщина, изображенная здесь – одна из цариц династии Птолемеев и мать нашего Артура.
– Мать Артура? – теперь уже поразился Эрик.
– Да. Я, припоминаю такую историю. У одной из цариц Египта родился сын, которого вскоре украли, желая лишить престол наследника и уничтожить ненавистную династию. Мальчика куда-то увезли, предполагают, что его продали римским легионерам, а те в свою очередь перепродали его византийцам. Именно этим можно объяснить тот факт, что мумия и шкатулка с изображением египетской царицы попала на Кавказ.
– Так значит, наш Артур – наследник Египетских фараонов?
– Не забывай, что он получен путем опытов. Но в его крови – кровь египетских царей, этого я не отрицаю. Настоящий наследник остался в подвале Крафта, крошечная мумия, с которой связана двухтысячелетняя история.
Эрик перевел взгляд на изображение царицы и, движимый любопытством, проговорил:
– Посмотрим, что она завещала своему сыну. – Он открыл крышку и ахнул: – Вот это да!
Ларец был доверху наполнен золотыми украшениями: серьгами, кольцами, ожерельями, браслетами, гребнями. Общий вес золота достигал порядка трех килограммов.
– Вот что хранила под собой тысячи лет крошечная мумия наследника – драгоценности его матери, – проговорил Штрабер без тени удивления, как будто ничего другого он и не ожидал увидеть в ларце. – Они были украдены и вывезены вместе с ребенком, а после его смерти по каким-то соображениям, а скорее – поверьям, захоронены вместе с ним.
– Так, следовательно, это наследство нашего Артура, раз волей-неволей он стал родным братом забальзамированного младенца? – Эрик остановил на ученом вопросительный взгляд.
– Да, фактически так, – согласился Иван Васильевич и перешел к обсуждению более близких событий. – Именно об этих сокровищах говорил Крафт, предлагая мне сотрудничество. Вынеся из пещеры мумию, люди Крафта сунулись, конечно, и в постамент, тут-то и произошло вторичное насыщение атмосферы ядами. Те, кто остался в пещере, погибли сразу, слишком высока была концентрация ядов. Смерть их сильно напугала остальных, поэтому повторно лезть в склеп никто не отважился. Заманив нас к себе, Крафт намеревался получить от меня рецепт нейтрализации ядов, чтобы завладеть богатством самому. Дальнейшие планы его ясны – заставить нас работать на себя.
– Но разве он не мог догадаться вести расследование в скафандре?
– Возможно, и догадался, но кто им позволит провезти скафандры через границу? Они сразу же бы вызвали подозрение, а налегке могли гулять свободно, где хотели, под видом иностранных туристов. – Штрабер поднял золотое ожерелье, окинул его равнодушным взглядом и с некоторой задумчивостью проговорил: – Обычные дорогие безделушки, из-за которых многие готовы потерять головы. Но лично для меня важнее и ценнее вот этот сгусток отравы. Попробую разложить его на элементы и извлечь полезные свойства. Дело настоящего ученого – оборачивать зло в добро. Я превращу его в лекарство.
Нейтрализовав окончательно среду и сделав пещеру безвредной, они вышли на свежий воздух.
Артур, веселый и радостный, бросился им навстречу.
– Что это вы достали? Клад, что ли?
– Да, – сухо ответил Иван Васильевич. – А тебя придется наказать за непослушание – на месяц отправлю в больницу.
– Мне больница не нужна, я проверенный, – отмахнулся Артур, – покажите лучше, что в ящике.
Штрабер открыл крышку, и содержимое ларца вспыхнуло десятком веселых огней, словно обрадовавшись солнцу, которого оно не видело тысячи лет.
– У-у, золото, – разочарованно протянул мальчик. – Я думал, здесь что-нибудь поинтереснее.
– Я рад, что ты равнодушен к этому жалкому металлу. Чем беднее душа, тем неукротимее ее страсть к золоту, – отец положил руку на плечо сына. – Нет ничего ценнее знаний, а все прочее и даже весь мир – это производное от них.
– Мы их сдадим в милицию? – поинтересовался Артур.
– В музей, – ответил Эрик. – Пусть люди смотрят на произведения искусства далеких мастеров.
//-- * * * --//
По прибытии домой Штрабер сразу отправил мальчика в больницу на обследование, опасаясь за его здоровье, и когда врачи сообщили, что организм в норме и никаких отклонений, представляющих угрозу жизни, не замечено, мало сказать, что он обрадовался – он почувствовал себя счастливым, как никогда.
Ровно через месяц вместе с Эриком они пришли в приемный покой забрать Артура.
Мальчик выбежал к ним улыбающийся, жизнерадостный и, обняв сразу обоих за шеи, проговорил:
– Я же говорил, что со мной ничего не случится. Зря только время потерял здесь.
Через несколько минут они покинули пределы лечебного учреждения и медленно побрели по оживленному городу.
– Так что – никакой тайны в пещере Гонг и не было, кроме ядов? – вдруг спросил Артур, повернувшись к отцу.
Штрабер многозначительно переглянулся с Эриком и, погладив сына по голове, как бы пошутил:
– Ты – моя маленькая тайна и, возможно, я когда-нибудь раскрою ее миру, если посчитаю нужным.
